Глава I

 

Леа стояла у края комнаты с видом на мёртвую застывшую вселенную и курила. Сигаретный дым высасывало из комнаты; закручиваясь в немыслимые фигуры, он утекал вглубь мёртвого мира.

Мира, который она с удовольствием уничтожила.

 

Разномастное тиканье часов прерывалось короткими мгновениями тишины, которая по утру не была разбавлена ничем. Тяжёлые шторы сдались под натиском ярких утренних лучей и сдали свою тяжеловесную оборону, пропустив в мрак комнаты светлые полоски золота и пыли, плавно летающей в пространстве.

Один из лучей добрался до глаз спящей на уютной кровати девушки, злостно нарушив её мирный сон. Как бы она не пыталась оттянуть момент, биологические часы было не победить, по крайней мере, этим утром.

Прозвенел звонок.

 

Вероятно, стоит рассказать небольшую предысторию этой девочки, ведь именно о ней Вам, мой читатель, предстоит прочесть так много страниц впереди.

 

Девочку зовут Леа, двадцать один год назад она родилась в порту рыбацкого города Делаид. Городок был мелок, беден, скуден буквально на всё необходимое для жизни. Там было несколько хилых построек, рынок, рыбаки и их семьи, да пара бродячих псов. В один не столь прекрасный день Леа оказалась без родителей. Когда ей было тринадцать лет, она проснулась утром в своей кровати в гробовой тишине. В этом доме её родители больше не появлялись.

Лею удочерил рыбак, который, в своё время, был очень дружен с её родителями и всё время удивлялся, как же это такие замечательные люди могли бросить свою единственную дочурку. В городке решили, что с ними произошло несчастье, ведь не было других очевидных причин для того, чтобы бросать собственную дочь.

Так Леа жила до двадцати лет, помогая отчиму по хозяйству, выполняя почти всю домашнюю работу, ведь её приемный отец не был женат, а сам пропадал на работе. Кто знает по каким причинам, но Леа предполагала, что он не женился только потому, что так и не смог вернуть любовь, которая покинула его в молодости, хоть и время от времени пытался.

Итак, когда шел двадцать первый год жизни героини этой книги, приёмный отец погиб от заражения крови, оставив девушке только бедно обставленную избушку. После смерти единственного близкого ей, на тот момент, человека, Леа находиться там не могла. Давящая тишина выгнала её из теплого убежища, о котором у неё сохранилось немало приятных воспоминаний.

 

Девушка собрала небольшую сумку вещей (практически всё, что было в этой лачуге) и отправилась на север, подальше от проклятого моря, унесшего всё её счастье. Путь её пролегал в Гребмел. Это был крупный развитый город, где перед каждым человеком светилась тысяча путей и миллионы возможностей. По крайней мере, так гласил рекламный буклет, который был приклеен к одной из машин, доставлявшей в другие города улов.

По приезду в город, Леа в тот же день смогла устроиться на работу. Это было первым из миллиарда чудес, которые преподнес ей Гребмел. Она устроилась помощницей в лавку по ремонту и продаже часов. Сердобольная жена хозяина лавки, Элиз, приютила её, даже отвела ей каморку, которая одновременно служила жилым помещением и мастерской, где девочка училась чинить часы.

Прошел год, Леа по-настоящему обрела свою новую семью, новое счастье – совсем другое, отличное от счастья в её прошлой жизни.

 

Но ведь не всем интересно читать про абсолютно счастливые истории без капли дёгтя в ней? Так или иначе, все понимают, что сейчас автор начнёт измываться над судьбой главной героини, качая сюжет, как лодку на волнах. Но помните – у меня нет другого выхода, я лишь заложник образа.

 

Девушка проснулась буквально за секунду до раздражающего звонка антикварного и громоздкого телефона, стоявшего на старом, потёртом от вековой истории, столе. Она лениво подошла к нему, нехотя сняла трубку и приложила остывший пластик к своему, ещё не остывшему ото сна, уху.

– Мастерская «Стрелка», слушаю Вас, – заученной интонацией отчеканила Леа.

На том конце был слышен какой-то шум, треск, словно телефон пропихивали через целлофановый пакет. В конце концов, с той линии заговорили:

– Не теряй времени, – прозвучал запыхавшийся мужской голос, и сразу раздались короткие гудки.

Леа, опешив, какое-то время держала трубку около уха, не зная, как отреагировать. Она вспомнила о том, как пару лет назад один молодой рыбак подарил ей книгу Харуки Мураками: это был сборник рассказов, в одном из них, который назывался «Рвота», главному герою поступал звонок, после которого мужчину безудержно рвало.

То ли впечатления взяли верх над девушкой, то ли Мураками заглянул в будущее, но Леа побежала в уборную воплощать в жизнь именно этот момент рассказа.

Спустя минут пятнадцать девушку отпустила эта внезапная хандра, оставив только мандраж, и она решила рассказать об этом приемной матери, Элиз.

Та была женщиной работящей, примерной женой, которая взвалила на себя абсолютно всю домашнюю работу. В том числе, иногда помогала по работе своему мужу, Эрану, который не все успевал порой. При всей её занятости, она чудесным образом оставалась очень нежным и отзывчивым человеком, хотя и весьма консервативных взглядов.

– Ты что-то сегодня раньше обычного, – проговорила женщина, настолько увлеченная готовкой завтрака для семейства, что не сразу заметила состояние вошедшей в кухню Леи, дрожащей от только что произошедшего с ней инцидента.

 

Леа пыталась сказать ей о том, что произошло, но её знобило настолько сильно, что девушка попросту побоялась откусить себе язык.

– Эй, ты чего? – встревожилась Элиз, увидев свое приёмное дитя, тщетно пытающееся облокотиться об откос двери.

Леа смотрела на женщину глазами, полными ужаса и слёз, а затем кинулась к ней и обняла со всех сил. От переполнявших эмоций, Леа начала судорожно рыдать, от чего ввела в ступор свою приёмную мать.

– Эй, малышка, ну ты чего? Что произошло у тебя? Болит что-то?

Леа, чей голос уже был практически неконтролируем, всё же попыталась рассказать что произошло этим утром, и к концу рассказа даже стала понемногу успокаиваться, осознавая, что, в целом, ситуация не так и плоха.

– О, господи! Было бы из-за чего рыдать! Это всего лишь чей-то розыгрыш, не обращай своего внимания на подобную ерунду.

– Мама! Но меня же стошнило! Может это те странные колдуны с улицы Вагер, которых мы видели тогда вечером? – Лею не покидало чувство того, что этот звонок был чем-то из ряда вон выходящим, она готова была приплести к этой истории даже напыщенных шарлатанов, которые изображали колдунов на одной из центральных туристических улиц.

– Ты просто накрутила сама себя, перенервничала – вот желудок и не выдержал. Сейчас тебе надо успокоиться и выпить сладкого чаю. Завтрак я тебе, пожалуй, предлагать пока не буду.

Леа молча кивнула и села за стол. Элиз укрыла её теплым пледом, чтобы её не так трясло, и принялась заваривать душистый травяной чай.

В этот момент на кухню вошел отец семейства – Эран. Увидев Лею, он замер на месте около двери и только и мог, что переводить взгляд с Леи на Элиз и обратно.

– О, доброе утро! – с некоторым упрёком воскликнула Элиз. – Подойди в телефонную компанию сегодня и узнай, кто это затеял баловаться по телефону!

– А кто затеял баловаться по телефону? – растерянно вопрошал Эран.

– Да если бы мы знали, кто! Наверное, дети, но всё равно – подобное баловство надо пресекать на корню, а то совсем распоясались! Если бы я в детстве позволила себе подобную шалость... Уф, боюсь даже представить, что бы сделала бы моя маман с...

– Элиз! Объясни, что произошло, немедленно! – не выдержал Эран. Его жутко бесили подобные ситуации, когда количество информации явно уступало количеству претензий в его адрес.

Женщина дернулась от громкого, басистого голоса мужа, который в одно мгновение заполнил всё пространство светлой просторной кухни. И через минуты две Эрану было объяснено в детальных подробностях всего инцидента кратким и сухим повествованием.

Леа всё так же сидела, молча рассматривая прожилки деревянного стола. Она была опустошена, никаких мыслей не приходило в голову. Всё дело в том, что каждый раз, когда ей приходилось переживать какой-то стресс, её организм всегда реагировал одинаково – она просто впадала в ступор, как обморочная коза. Не самый лучший защитный механизм, но сделать с ним она, ровным счетом, ничего не могла.

– Девочки, успокойтесь. Это явно чья-то шутка, не стоит обращать на это внимания. Однако, я всё равно схожу в телефонную компанию и выясню, кто же этот шутник, а вы выпейте сладкого чаю и приступайте за работу. А вечером сходим в кино!

– О, нет! Только не на «Милашку», – хором воскликнули девушки.

Атмосфера разрядилась, семья дружно посмеялась с того, что сейчас в кино только и крутили этот новый модный фильм про отношения простушки из провинции и столичного миллионера.

Выбраться погулять по волшебным улицам Гребмела однозначно было замечательной идеей.

С этой мыслью Леа принялась за теплый, разбавленный прохладной водой, сладкий чай. Хоть её и, частично, покинула тревожность, особенно когда родные окружили её заботой, но внутри таилась тьма, которая с каждой секундой увеличивалась в размерах. Имя этой тьме – Страх.

Вскоре дамы занялись своей работой: Элиз принялась за генеральную уборку, а Леа взялась за крупный заказ: ей надо было изготовить семьдесят шесть одинаковых пар часов, выполненных по примеру тех, которые носила Роуз – главная героиня того самого популярного в последнее время фильма. Все жительницы Гребмела помешались на этом фильме, обрушивая ежедневно на лавку около дюжины однотипных заказов.

Приблизительно шесть часов Леа непрерывно работала. Сначала она подготовила корпусы для партии часов, затем приступила за сборку механизмов. Эта работа давалась ей легче, когда рядом не было никого. Она любила работать с Эраном, но всю свою жизнь дела у неё шли лучше и быстрее, если она занималась ими в одиночестве. Чувство тревоги и страх несоответствия овладевали ею, когда кто-то мог наблюдать за процессом её работы. Самым главным для неё всегда было угодить родителям: сначала родным, потом приёмным.

Мысли о своей настоящей семье часто посещали её голову.  Она вспоминала, как было здорово чистить кальмаров с мамой; как она учила готовить их так, чтобы они не стали резиновыми башмаками на вкус; как папа учил её разбираться в различных механизмах. Он был искусным механиком, часто ремонтировал суда, что швартовались в порту. Отец много рассказывал о своей работе, о том, какая жуть там, порой, происходила. Например, однажды он ходил на другой континент, и их судно попало в жуткий шторм. На отца тогда что-то упало и сняло ему кожу с головы. Частично, конечно, но зашивать рану пришлось второму помощнику капитана прямо на судне, ведь никаких врачебных бригад на посудине не было. Леа даже представлять это боялась и всегда думала, что таких, как папа один на миллиард.

Она всегда восторгалась матерью, которая никогда ни на что не жаловалась. Как бы ей не было плохо – она успевала переделать и тонну домашней работы, и решить множество проблем: с домом, с финансами, с вечно болеющей всем подряд Леей. Мама была образцом понимания, спокойствия и хитрости, при всех вышеперечисленных достоинствах. Для Леи она осталась загадкой. Родители стали для неё личными идолами, навечно.

Так или иначе, сейчас Леа находилась в Гребмеле – самом волшебном городе на земле. Каждый переулок скрывал в себе тайну, которая открывалась только самым внимательным к деталям. Можно было часами ходить по городу и, внезапно опустив голову вниз, увидеть старинный люк с гербом таинственного рода. Или, например, встретить человека, который делает невероятные поделки из шестеренок и, при этом, знает историю города лучше, чем любой историк.

Посередине этого пропахшего тайнами и кофе с корицей города возвышалась центральная площадь, которая объединяла в себе самый большой рынок в городе. Город жил среди многообразия ресторанов, кофеен и забегаловок, которые любили как туристы, так местные.

От центра города растекались реки-улицы так, что вид сверху напоминал раскинувшего свои длинные лапки паука, который силится обнять нечто очень большое. Широкие улицы выводили на более узкие, узкие улочки, в свою очередь, выводили на непроходимые переулки, где едва могли разминуться два человека.

От центра по улице Паляль можно было добраться до оранжевого дома, в котором проживал мэр города – Сэр Дениваль (заядлый игрок в карты и знаток всех бородатых анекдотов столетия), затем свернуть налево и пройти шесть кварталов по бульвару Шершня.  Упереться в высокие чугунные ворота чёрного цвета, на которых красовалась вывеска «Стрелка», выполненная под старину, и выдолбленный в небольшом куске камня номер дома "37".

Пройдя грозные, словно намекающие на то, что они хранят постыдные тайны не одного поколения, ворота, посетители попадали в уютный дворик семьи Опал, где по тропинке, ведущей в домик, гулял вальяжной походкой черный кот Грациас. А в окне виднелась макушка молодой девушки, которая собирала уже остатки большой партии часов.

История семьи Опал была известна в городе, бывали и громкие скандалы, связанные с ней. Это была семья со своими чемоданами забавных историй, мешками бытовых ссор и полными карманами неудач. И зажиточность этой семьи едва ли могла хоть как-то исправить их положение.

Мать семейства, Элиз Опал, единственный ребенок и любимая дочь адмирала Люка Лэдопи Опал. Элиз росла без матери, для отца любимое чадо было единственной отдушиной, так что до тринадцати лет она росла невероятно избалованным ребёнком. Но затем случилось первое горе на её жизненном пути – в возрасте сорока шести лет адмирал Люк Лэдопи Опал был зарезан ранним утром в собственном саду одним из своих солдат, которого контузило на войне.

Солдата после расстреляли, а Элиз попала в когтистые руки своей тёти, которая, приняв племянницу за служанку, растрачивала деньги адмирала на наряды и забеги по кабакам. От безрадостной жизни Элиз спас брак с Эраном Ондру, сыном премьер-министра одной из главенствующих, в то время, консервативных партий страны.

Познакомились они в одном из кабаков, когда пьяную тётку, неспособную встать со стула, забирала Элиз. Эран, будучи пьяным до состояния жидкой зелёной сопли, вызвался помочь дотащить практически бесчувственное тело до дома. В итоге это привело к тому, что бедной Элиз пришлось тащить на себе двух пьяниц.

Таким образом из невероятно пахнущей алкоголем грязи взросло чистое чувство любви между Элиз и Эраном. К сожалению, привести детей в этот мир у них не получалось. Часто по вечерам, сидя за чашкой душистого травяного чая, они предавались мечтам о ребёнке. О светловолосой девчушке, которая будет самой умной, красивой и невероятной дочкой. Их мечтам суждено было сбыться в один прекрасный день, когда в их лавку забежало встрепанное лохматое чудо двадцати лет, которое искало работу.

Её волосы были донельзя растрепаны, на плече болталась сумка, которая казалась больше, чем сама девушка, испачканное местами лицо излучало отчаяние и некую отрешенность.

В этот момент оба супруга поняли, что это знак от вселенной, которая никогда не ошибается, а, следовательно, они были обязаны ей помочь.

 

Когда мы упорно ищем что-то происходит зацикленность на одном объекте. И, кажется, эта зацикленность влияет на всё вокруг нас. Она меняет нашу реальность, придавая ей именно ту форму, к которой нас так манит, форму того, что мы ищем. А значит не всегда то, что так похоже на предмет поисков является истинно ним.

 

Эран Ондру, при всём нынешнем антураже примерного папы, в юношеские годы слишком полагался на деньги отца и был крайне безответственным: кутил, курил и пил в различного рода кабаках, порой появлялся на публике в совсем непристойном виде, чем и зарекомендовал себя как «персона нон-грата» в Научной Академии, куда, в свое время, он попал по совету своего отца.

Но отец Эрана не был всемогущ, так что Академия, пронюхав о похождениях юного дарования, в миг выставила его за порог своих могучих стен на произвол судьбы. Благо, приемный дедушка Леи не был так строг к нему и устроил сыну личное дело по производству запчастей для автомобилей и некоторой военной техники. К тому же, на тридцатый день рождения Эрана он подарил ему небольшой литейный завод, чтобы он впредь не так зависел от поставок сырья.

С появлением в его жизни Элиз, Эран стал работать усерднее и, вскоре, его заметили как изобретателя. Жизнь била ключом, но в один из дней полным напором промахнулась.

Как любой изобретатель, Эран превращал своё жилище в мастерскую. И как-то вечером он поднимал довольно тяжелую коробку с металлическими деталями к себе в кабинет и, волею случая, поскользнулся, выронив всё содержимое коробки на себя, к тому же, с грохотом прокатившись по лестнице, сильно ушиб спину.

К сожалению, падение не было столь удачным, как это часто происходит в фильмах Чарли Чаплина, и Эрану пришлось использовать костыль, чтобы частично снять нагрузку со спины. Но самое страшное для него случилось немного позже – ввиду его частичной недееспособности он лишился возможности работать инженером-конструктором на военных. Им нужен был крепкий ум, а в то время считалось что инвалиды с физическими отклонениями – инвалиды и психологически.

Но система не всегда избавляется от слабых, порой под общую гребёнку попадают и достойные умы. Эрану пришлось продать свой завод и открыть бизнес. Почему инженер с таким опытом решил открыть лавку по ремонту и сборке часов для многих остается вопросом. Но мало кто знал, что Эран открыл подобный бизнес только для прикрытия. Лишённый всех привилегий, лишенный нормальной жизни, он решил мстить. Он тайно сотрудничал со страной-оппозиционером, точнее, с её военными и учёными – продавал им некоторые свои наработки и даже иногда собирал детали военной техники, модернизировал их и сбывал.

Если страна предала героя – герой имел полное право больше не носить её герб.

 

 

Глава II

 

Прошло около года после того дня, омраченного странным звонком, который даже не числился по данным телефонной компании, так что Эран решил, что это всё происки его дружков из правительства, которые специально, по его мнению, отравляли его жизнь.

Будни семейства немного изменились. Лею отправили в институт, чтобы она могла получить образование. Школьное образование у неё было, пусть некоторые периоды учёбы она пропустила ввиду семейных причин. Но для того, чтобы хорошо устроиться в жизни, ей необходимо было получить высшее образование. По крайней мере, так считала Элиз, а спорить с ней по этому поводу было совершенно бессмысленно. Леа безумно хотела попасть в Академию Наук, но просто так туда не брали. Даже несмотря на то, что её удочерили в семью, чья фамилия была более чем на слуху. Разумеется, роль сыграла и половая дискриминация: во всей Научной Академии, численность студентов которой близилась к пяти тысячам, училось только две девушки. И те –  дочери одного из влиятельных преподавателей.

Институт, в который пришлось поступить Лее, несмотря на своё «святое» назначение, пристанищем святош отнюдь не был. Учителя школы святого Бурбена плели интриги, пытались скрывать свои проступки, но безуспешно – если закрыть в одном пространстве около сотни учениц и восемнадцати преподавателей, то даже самая серая в мире мышь не сможет бесследно проползти по коридорам этой клоаки.

Так, например, спор преподавательницы философии и преподавательницы математики о статусе «царицы наук» превратился в настоящее побоище в кабинете истории. В ход пошел практически весь инвентарь – от глобуса, размером с тыкву-переростка, который, к слову, служительница уравнений Декарта надела прямо на голову последовательнице теории познания Канта, до указки. Не хочется даже говорить о том, какая судьба стерегла ни в чём не повинную указку, которой престарелая учительница истории Жюли Де Тропп, в свое время, показывала расположение древних захоронений на карте, привезенной из Анорики.

Впрочем, Лею эти слухи не более чем просто забавляли. К счастью её приемных родителей, девочку действительно интересовали науки, особенно труды, ведь там ей предоставлялась практически полная свобода воли – пока многие её сверстницы занимались кройкой и шитьем, Леа собрала свою первую миниатюрную модель подводной лодки из иголок, резинок для волос и шпилек.

Но даже страсть к наукам не сделала из неё ангела – она умудрялась попадать в пикантные ситуации чаще, чем было позволительно юной даме. К примеру, история о том, как Леа застряла в уборной на паре природоведения, когда у них в самом разгаре был сложный тест про космические тела. Всё бы ничего, казалось бы, Леа могла позвать на помощь и кто-нибудь из дежурных преподавателей оказался бы рядом  чтобы помочь ей... Если бы не маленькое «но»: девушка застряла там с сигаретой в зубах, а в самой уборной клубами стелился дым. В какой-то момент её перекура защелка больше не захотела служить этому месту. Её принцем-освободителем стала уборщица Тоня Вишар, которая, кстати, также пришла в эту уборную на перекур (разумеется, и для уборки, в первую очередь).

Выкурив сигаретку, Антонина начала открывать дверцы кабинок для того, чтобы убраться, как тут одна из дверей не поддалась напористому толчку. Но Тоня была из тех женщин, которые никогда не сдавались просто так. Уборщица, со всего возможного в небольшом помещении туалета разгона, навалилась на дверь, тем самым испытывая на прочность защелку. И всё сработало так, как и предполагалось: одним мощным движением бедра уборщица Антонина отправила на пенсию и защелку, и дверь, и часть стены кабинки. И немного помяла Лею, которой на тот момент оставалось только очень быстро удирать с места происшествия.

У Леи была масса вредных привычек, по крайней мере, она сама так считала, и одной из самых пагубных – курение. Хотя, когда девушка находилась дома, то ей и в голову не приходило ни об одной из её вредных привычек вспоминать – дом для неё был по-настоящему святым местом, родители – святыми людьми, даже кот Грациас – и тот не без нимба над головой. Всё, что было в домике на бульваре Шершня 37 любило Лею. И любовь эта была более чем взаимна.

Если в институте Леа могла позволить вести себя неподобающе юной леди, то дома это был ангел воплоти. До одного случая. Приемная матушка Леи, Элиз, была женщиной весьма консервативных взглядов. И хоть сама она замуж вышла по своему желанию, отчетливо понимая с кем связывает свою жизнь, то такой судьбы для Леи она не хотела. Элиз, с тех самых пор, как поняла что теперь в ответе за девочку, начала подыскивать ей жениха, руководствуясь только своими эгоистическими намерениями, сильно напоминающими синдром гиперопеки. И, вскоре, нашла подходящего кандидата – им был Фирс Шеро – двадцатипятилетний мужчина, практически средних лет, со средних размеров животом и средних размеров состоянием. У него даже дом был средних размеров, что тут говорить. Но Элиз он нравился своей стандартностью, стабильностью. Знаете ли, у людей не выделяющихся ничем, с позволения сказать, людей среднестатистических, как правило, всё в жизни довольно стабильно.

 

Наступил канун рождества, все девочки Института Благородных Девиц святого Бурбена отправились по своим домам, и Леа была уже на подъезде к дому. Матушка и отец встречали свою любимую дочь у ворот. Леа вылетела из машины со скоростью пули и принялась обнимать обоих. Это было, своего рода, затишье перед бурей, так как на следующий день Элиз стала выпроваживать её на центральную площадь Дэру, чтобы встретиться там с Фирсом Шеро. Как ни старалась Леа узнать у матери кто это и зачем ей с ним встречаться в такой спешке, мать лишь отнекивалась фразами, вроде «Это очень важный клиент, не задавай лишних вопросов», и кокетливо хихикала.

Когда Элиз принялась выбирать одежду Лее, девушка внезапно всё поняла. Она знала об этой традиции, но никогда бы не подумала, что её приемные родители позволят себе так бездушно обойтись с ней. Но вслух девушка ничего не сказала. Она позволила матери себя одеть, сделать прическу и даже нанести лёгкий макияж, и затем обворожительная и сверкающая вышла из дома, поцеловав мать в щёчку перед уходом, твёрдой поступью отправилась в приют для животных, располагавшийся на соседней улице. У неё не было много времени, но ей оно и не понадобилось в больших объемах – пятнадцать минут игры с собаками и кошками превратили её прекрасный зимний наряд в одежду бездомного, который уже долгое время ёл, спал и ходил в туалет в одно и то же место, где-нибудь под мостом.

В таком экстравагантном виде Леа и отправилась на первую встречу с Фирсом Шеро, который должен был ждать её с красной розой в руке. Это раздражало девушку ещё больше – как пошло и тривиально, та самая банальность, которой не боялся Чехов, но боялась Леа.

С опозданием на полчаса девушка появилась на площади и сразу же заметила толстоватого мужчину с розой в пухлых руках с пухлыми пальцами. Она подлетела к нему и кинулась на ничего подобного не ожидающего мужчину с объятиями. Фирс, будучи тщательно подготовленным к классическому варианту первого свидания маменькиным сынком, такого поворота событий явно не ожидал и отпрянул назад, прямо к фонтану, к счастью, замерзшему, и грохнулся прямо в него. Вся его одежда была испачкана, ведь Мсье одели во всё белое, роза скоропостижно скончалась от перелома шеи, как и надежды на нормальное свидание. Леа, испугавшись, что перестаралась и покалечила беднягу, ринулась поднимать Фирса, который тщетно старался встать, комично дергая руками, из-за чего стал похож на перевёрнутого жука.

Молодые люди приняли вертикальное положение и Леа поняла, что все её старания над “усовершенствованием” собственной одежды прошли практически зря – Фирс имел зрение как у крота, выражаясь аллегорически. Он носил очки в круглой оправе с невероятно толстыми стеклами, а его глаза напоминали маленькие чёрные точки.  Леа понимала, что он едва различает черты её лица, если не весь силуэт девушки сливался для него с улицей.

Пара глядела друг на друга с нескрываемым удивлением: ожидание обоих не совпадало с реальностью. Но Фирс помнил слова матушки о том, что Леа – очень выгодная партия и упускать её ни в коем случае нельзя, иначе матушка выест ему мозги ещё до того, как он переступит порог собственного дома. Под страхом казни Фирс заговорил, всеми силами пытаясь сделать вид, что всё идет по плану:

- Мисс Опал, не соизволите ли Вы пройти со мной в софейню Кофицких... Простите, в кофейню Стар-лиц-ких, для нас там забронирован столик. К слову, это одно из самых спокойных мест на Дэру, там всегда тихо и играет замечательный струнный квартет, которому в этом году исполнится сорок лет, подумать только! Я обожаю их музыку, она так умиротворяет. А ещё там столы сделаны из...

– Фирс, прекратите. Вы не понимаете что происходит? – перебила его Леа, осознавая, что он начал нести бред, дабы прикрыть глаза на происходящее.

– Мисс Опал, я право не совсем...

– Фирс! – одернула его девушка, после чего мужчина принял стойку суриката в ожидании удара о твёрдый предмет, - Матушка решила, что мне во что бы то ни стало пора выйти замуж, завести кучу детишек и принять её судьбу, стоя на кухне и выпекая пироги. Но она не учла одну важную деталь – её планы совсем не сходятся с моими, так что нельзя ли просто отложить все условности и вежливый трёп, обсудив более насущные проблемы, а точнее решить что делать дальше. Замужество не было моим планом на ближайшие годы. По крайней мере, такое скоропостижное.

– Мисс Опал...

– Леа! - строго поправила его девушка.

– Хорошо, простите. Леа, если Вам так больше нравится. Дело в том, что всё не так просто, – выдохнул Фирс, пытаясь набрать в лёгкие как можно больше воздуха, словно он смог бы придать большего веса его аргументам, – Если Вы не против, мы всё же пройдем в кофейню и детально обсудим проблему.  Все же, так будет удобнее и намного уютнее.

Девушка оценила их внешний вид, вспомнила числа на среднем чеке кофейни, куда так настойчиво звал её Фирс, и решила: выходке быть!

Согласившись на заманчивое предложение, Леа схватила парня за руку и они отправились в кофейню, сохраняя полнейшее молчание по дороге.

Когда они расположились на креслах друг напротив друга, Фирс начал вещать.

– Леа, я пришел на сегодняшнее свидание исключительно потому, что меня сюда отправила моя матушка, прошу простить мне мою прямоту. Она считает, что Вы – как раз то, что мне надо и упускать такой шанс нельзя. Если я вернусь сегодня домой с новостью отличной от той, что у нас скоро свадьба – она меня со свету сживет, понимаете? – на этом моменте голос парня слегка дрогнул.

– Понимаю. Но я не хочу выходить замуж, простите. Я не влюблялась ни в кого до сих пор и очень этому рада. – Взглянув на Фирса, ей от чего-то стало его очень жаль, и девушка слегка облегчила напор, – Не то, чтобы Вы мне были совершенно антипатичны, поймите меня правильно, но я хочу посвятить свою жизнь совсем другому.

– О, я отнюдь не обижаюсь, – с легкой, хоть и нервной, улыбкой проговорил Фирс, – к тому же, моё сердце уже занято кое-кем. Я даже представить боюсь, – посерьезнел он, – как я буду дальше жить, если свяжу свою судьбу не с моей половиной, понимаете?

– Догадываюсь. – неуверенно пробормотала Леа, но разговор определенно тёк в нужном направлении, поэтому она решила не менять русло, – Нам надо как-то выпутываться из всего этого.

Наступило молчание. Конечно же не было никаких идей. И избежать этой глупой свадьбы было равносильно очень серьезному скандалу в двух семьях.

Пара пила свои горячие напитки в угрюмом молчании, пока посетители и весь состав обслуживающего персонала кофейни, не стесняясь, разглядывали их, словно диких зверей. Леа, как и Фирс, была из знатной семьи, их знали многие и то, что они позволили себе нанести визит в кофейню в подобном виде вызывало жуткий социальный диссонанс и повод для смачных сплетен.

Через некоторое время Фирс выдвинул идею, начав разговор настолько громко, что вздрогнула вся кофейня. Суть мысли заключалась в том, что по возвращению домой Фирс сообщит матушке что прямо на его глазах юная Леа начала заигрывать с парнем за соседним столиком, да так, что это было практически непристойно. Фирс, естественно, жениться на подобного поведения даме не хочет. В свою очередь Леа, когда вернется домой, скажет родителям что кандидат в женихи сделал то же самое – заигрывал с барышней, предположим, с официанткой, вёл себя не по-джентельменски и мерзко, из-за чего свидание можно считать провальным.

– Ведь это неплохая мысль, Фирс! Наши родители, благо, не имеют никаких общих деловых связей. Поднимется скандал, наши репутации будут подмочены. Но если для меня это и хорошо – в ближайшее время едва ли матушка решится повторить подобный маневр, то что же будет с Вами? Если о Вас услышат подобное – наверняка будут проблемы.

– Отнюдь! – хохотнул Фирс, но продолжил повествование с ноткой грусти, – Моя любовь слишком далеко отсюда и едва ли эти слухи так расползутся.

– Интригующе Вы говорите о своей половинке, при других обстоятельствах я бы послушала Вашу историю, – протараторила Леа, ей и правда импонировал Фирс – под маской серости он носил невероятный спектр интересов и способностей, однако время поджимало и девушке пришлось торопить события:

– Но сейчас нам надо детально проработать план.

Следующий час пара придумывала, дополняла, украшала свои истории, несколько раз даже успели отрепетировать речь по дороге домой из кофейни.

– Вот и развилка. На этом наше свидание можно завершить, – довольно произнес Фирс, когда они приблизились к перекрестку, разделяющему их улицы.

– Да, определенно. Спасибо за вечер. Вопреки моим ожиданиям, всё было не так плохо. Только не говорите об этой фразе своей половине, объектом ревности я быть совсем не хочу! – пошутила Леа.

Фирс неожиданно громко рассмеялся, но ничего не сказал. Каждый продолжил свой путь своей дорогой.

Дома девушку встречали родители, Элиз помогла ей снять теплое пальто, бережно повесив его на крючок, даже не заметив грязь и оторванные куски одежды, а Эран, тем временем, расспрашивал её о свидании.

– Как тебе Фирс Шеро? Он был вежлив? Надеюсь и ты ему не грубила, ведь он такой перспективный молодой человек!

Леа молча прошла в столовую, села за стол и театрально спрятала лицо в ладонях, изображая крайне жалобный плач. Родители растерянно переглянулись и бросились к своему “страдающему” чаду.  Эран, несмотря на то, что был с костылем, добрался до неё чуть быстрее.

– Что случилось, солнышко? Он обидел тебя? Если это так – я оторву ему голову! – вскричала Элиз, топчась на месте, хватая то кухонное полотенце, то керамический заграничный заварник.

– Мама, – прохрипела девушка, – папа... Ах, если бы Вы знали, что за мерзавец этот Фирс Шеро!

Леа вскочила со стула, демонстративно смахнув несуществующую слезу с левой щеки и принялась разыгрывать хорошо отрепетированное представление. Родители стояли и слушали её, раскрыв рты. Леа настолько похоже изобразила неуклюжую походку Фирса, что Элиз начала инстинктивно кивать головой.

Отец был вне себя от гнева, который накатывал на него волнами. Когда повествование было завершено, Леа обессиленно, но чертовски элегантно сползла на стул и принялась рыдать.

Разумеется, на следующий же день Элиз отослала грозное письмо в дом Шеро, в котором написала: что общаться они более не будут и ей жаль, что дражайшей Лее пришлось пройти через этот кошмар.

К вечеру она получила подобное грозное письмо от матери Фирса и, сославшись на то, что эта старуха попросту выжила из ума, выбросила письмо в мусор.

Леа больше никогда не встречалась с Фирсом, но до неё доходили слухи о том, что он покинул свою мать и умчался в другую страну.

В течении следующих двух недель рождества вся семья чувствовала себя великолепно – Элиз не посылала больше дочь на свидания и они всей семьей проводили время вместе – наряжали ёлку, ездили с отцом за подарками, посетили оперу и побывали на центральной площади Дэру, где царило буйство красок и веселья.

Но всё имеет свойство заканчиваться, так же как и рождественские каникулы. Вскоре наступило то утро, когда Лее пришлось возвращаться в институт. Родители посадили дочку в машину и долго махали вслед, прежде чем кабина скрылась за поворотом на улицу Брит.

Добравшись до школы только к вечеру, девушка наконец встретилась со своими школьными друзьями. Они прошли в свою комнату и почти всю ночь делились впечатлениями о каникулах.

На следующее утро у них начались занятия и вся троица девиц, к слову, постоянно зевающая, начала сонно и медленно собираться. Первый день в институте после каникул напоминал Лее какой-то фантасмагорический сон – вроде вчера нежилась дома на лавочке с Грациасом, почёсывая ему пушистую мягкую мордочку, а сегодня ей необходимо вставать ранним утром, когда даже солнце не приступило к своей работе, делать что-то по указке и, что самое главное, абсолютно не иметь никакой свободы действий, кроме, как известно, её любимых уроков труда.

Леа решила пропустить занятия сегодня, и, сразу же после звонка на пару, тихонько улизнула из своей комнаты. Через несколько минут она стояла возле черного входа с прикуренной сигаретой.

Институт святого Бурбена отличался хорошей охраной и высоким забором, поэтому выйти за его территорию было довольно сложно, особенно если не знать куда идти. Но ещё в первые месяцы учебы Леа обнаружила способ выбраться института незамеченной. В левом крыле располагались подсобные помещения и комнаты преподавателей, которых, как правило, в дневное время там не было; из этого крыла был выход из здания. Пройдя по нему, она спокойно вышла на задний двор, в который выходили окна только жилых помещений. На заднем дворе школы располагался сарай с неким инвентарём, старый и накрытый серой плёнкой бассейн, пара лавочек и огромная урна. По всему периметру территории школы был выстроен серый забор из ракушняка, около которого протяжно раскинулась растительность в виде кустов, деревьев, сорняка и каких-то цветов. За одним из особенно выдающихся ростом кустов была дырка, словно дверь наружу. Никто, толком, не знал откуда эта дыра там взялась: возможно кто-то из нескольких десятков предыдущих поколений проделал её. Хотя Лее казалось, что эта дырка была создана специально для неё. Быть может и так, а быть может так казалось каждой ученице, пролазившей через эту дырку.

Пробравшись сквозь неё, Леа вышла на безымянную улочку, пролегающую сквозь тенистую аллею высоких стройных деревьев, ведущую в поселок Икду.

Поселение было древним, населено и частично застроено ещё до того, как начали отстраивать древнейший город Гребмел. Изначально тут жили белокожие светловолосые люди в деревянных постройках, у них была своя культура и религия, основанная на вере в магию и в силы природы. Вокруг этого поселения ходили неоднозначные слухи, особенно по причине того, что старейшины поселения испокон веков назначали себе в советников именно знахарей, которые, в свою очередь, не лечили общими известными текущему научному обществу методами, прибегая к магии, травничеству и различного рода духовным практикам. Жители были мирными, многие из них отстраивали Гребмел. Единственной их просьбой на века была полная неприкосновенность их идолов, стоящих вокруг их поселения, и озера у самого поселка. Идолы выглядели как стеклянные посудины – полупрозрачное мутное стекло разных оттенков в форме бутылей с кривыми донышками, в некоторых из них встречались вкрапления чего-то темно-синего. Этих идолов не было много, но каждый из них поражал уникальностью цвета и формы.

В поселке было несколько торговцев на дому и небольшой рынок по центру. Всё остальное – жилые дома, которых тут было не особо много, даже для деревни. Но Леа любила Икду не только за уют и атмосферность – за последним домом деревни, в котором жил знахарь Вит, был спуск, засаженный деревьями. Он вёл на небольшое озеро, которое ночью служило зеркалом неба. Озеро обладало какой-то необычайной плотностью воды: ночью его гладь превращалась в чистое серебро, отражающее каждую деталь звёздного неба так, что красота небосвода меркла на фоне него.

Не минуя по дороге лавочку с выпечкой и наливками, Леа отправилась к спуску. Пройдя по хорошо знакомой тропе, девушка подстелила тёплый плед, улеглась поудобнее, достала выпивку и закуски в виде сдобных сырных булочек, и принялась читать.

Книга – это портал, через который мы путешествуем во времени и пространстве, прыгая через сотни других таких же. Проходя через порталы, мы несём за собой их след, словно хвостатая комета. Всегда, даже если книга эта низкопробное дешёвое чтиво, купленное у торгашей на вокзале, только от них след тусклее.

 

 

Первые звезды начали обнаруживать себя на светло-синем полотне неба, месяц освещал ночную живописную сцену, а живность леса погрузилась в глубокий сон, оставляя в сознании только ночных обитателей.

Наступила ночь.

 

“При свете звёзд все заботы и горести земной жизни показались мне ничтожными. Я подумал о том, как они бесконечно далеки, как медленно движутся из неведомого прошлого в неведомое будущее. – прочла наизусть вслух строки из книги Герберта Уэллса «Машина времени» Леа, посмотрев на небо.

Как только читать стало совсем тяжело, до рези в глазах, Леа отложила книгу и подошла к озеру, глядя в отражение на водной глади. Она любила рассматривать каждую звёздочку в отдельности, каждой уделять время, ведь звезда – это целый мир, живущий по своим законам.

Например, на той желтоватой звезде, замыкающей круг из четырёх таких же звёзд, быть может, живёт человек. Он сидит на крыше и пишет стихи о планете,  на которой живёт девушка, разглядывающая озеро. Пишет о том, как он хотел бы путешествовать по вселенным и играть на звёздах, как на пианино. Как музыка бы лилась по космосу, нарушая физические законы, достигая самых дальних уголков вселенной. Дарила бы им неповторимое наслаждение от басовых партий старых звёзд, переплетающихся с ударами космических тел разной величины друг о друга, а верхний регистр отражался бы от звездной пыли, образуя тонкий переплёт звенящей мелодии. Музыка бы летала по вселенной, подобно птице, размахивая своими исполинскими крыльями в такт, размазывая свою звёздную музыку по всем виткам вселенной. Достигнув кульминации, птица, сотканная из миллиардов разных звуков, разорвалась бы, породив новую реальность. Она осветила бы всё и, на какой-то миг, а может быть на целую вечность, всё ослепло бы. Всё было бы чистым и белым, и не было бы во всей вселенной и уголка хоть со сколько-нибудь тёмным кусочком материи.

Встретив рассвет и изрядно замерзнув, Леа отправилась отогреваться в общежитие. Изредка, она сбегала и ночи напролет сидела у этого озера, размышляя о других реальностях. Но в одну из таких ночей, после того, как Лее особенно долго не удавалось вырваться к нему, девушка спустилась по хорошо знакомой тропе и обнаружила, что озера больше нет. Вместо него там сушилась тысяча серых безжизненных камней.

Ее охватил ужас: сердце стало биться с невероятной силой, словно разрывало грудную клетку, конечности дрожали, а в голове болезненными ударами проносились слова: «Нет, нет. НЕТ!»

Не было больше её личного мира, который она создавала с такой кропотливостью, с такой любовью к каждой его детали.

Погибла целая вселенная на её глазах.

Простояв у засыпанного озера какое-то время, она медленно побрела прочь, пробираясь сквозь тёмный спящий лес. Когда она проходила хижину знахаря, позади неё раздался хриплый женский голос.

– Вы убили и его.

От неожиданности Леа дёрнулась и, неудачно споткнувшись, упала на землю.

Глядя на старуху, которая уже стояла над ней, словно за мгновение переместившись в пространстве, она замерла.

– Ваши люди убили моё озеро. Ни один Икду не смог бы этого сделать, это дело рук вашего народа, – с этими словами женщина упала на землю перед Леей. Её била крупная дрожь, истерика накатывала на неё сильными долгими приступами, казалось, её хриплые стоны слышал весь мир. Леа принялась поднимать её, но старушка словно состояла не из мяса и костей, а из теста – она просто вытекала из её рук, плавилась и клонилась к земле.

Все попытки хоть как-то ей помочь были тщетны – старуха рыдала, стоны всё чаще переходили в крики, на которые прибежала женщина из соседнего домика. Вместе с Леей они подняли её и оттащили в дом на кровать. Та продолжала рыдать, кричать, корчась от душевных терзаний и, казалось, от какой-то физической боли.

Женщина, какое-то время не обращавшая внимания на Лею, резко развернулась к ней и выгнала девушку из дома, сказав, что весь её род теперь враг для Икду.

Леа бежала из хижины по дороге в институт, разгоняя бегом и свою истерию. Сердце словно вырывалось из груди, не давая возможности глотнуть прохладного воздуха, пустота переполняла тело девушки до краёв, вытесняя её сознание и, казалось, само естество.

Усевшись в своей комнате над открытой тетрадью, которая так и не дождётся выполненного домашнего задания, Леа думала над тем, что значило озеро для Икду. Не может же быть так, чтобы весь поселок, так же как и она, ходил и смотрел на звёзды в этом озере. Она всегда была там одна. А если нет, то должен быть в этой деревне кто-то, кто поведал бы ей о нём больше.

За несколько дней до выпускного, Леа сбежала из института. Добежав на одном дыхании до хижины знахаря, она постучала в дверь. Открывать ей никто не спешил и она постучала ещё раз, но уже более настойчиво и громко. Никто не открывал. Она стала тарабанить по двери с такой силой, что эхо от ударов разносилось по всей деревне и из соседнего дома вышла та самая соседка, что помогала ей отвести измученную старуху домой.

– Чего тебе? – удивленно произнесла уставшая, сильно постаревшая за этот промежуток времени, женщина.

– Мне надо поговорить со знахарем, – проговорила запыхавшаяся Леа.

– Его тут нет. Иди домой, – отмахнулась соседка.

– Мне очень надо! – с явным отчаянием крикнула девушка.

– Да что же вы не успокоитесь никак? Все ходите сюда, бродите тут, засыпаете наше озеро, срезаете наши деревья...

– Я не засыпала озеро, не срезала никаких деревьев. Я что, похожа на разнорабочего? Я любила сидеть около этого озера, быть может больше Вашего и тот факт, что его засыпали и меня уничтожил. Для меня озеро было чем-то большим, чем просто красивая достопримечательность. Оно было для меня моей второй реальностью, которой теперь не стало.

Женщина прищурилась, словно пытаясь разглядеть в Лее что-то, чего не заметила сразу и спустя пару минут напряженного молчания, сказала:

– Пошли, – и повела её по спуску, прямо к бывшему озеру, где теперь покоилась груда камней.

Они сели неподалёку и женщина начала говорить.

– Икду построили эту деревню именно в этом месте потому, что здесь было это озеро, мы называем его Щёэн. Наши предки когда-то пользовались этим местом, тут можно было отправить душу в иные миры, чтобы почерпнуть энергии. Эта энергия могла быть разной: смертоносной, чтобы сражать врагов одним взглядом, или жизненаполняющей, чтобы придать ещё не родившемуся плоду сил. Конечно, наше поколение утратило большинство знаний и способностей, но до сих пор это озеро давало каждому нуждающемуся то, что ему было нужно больше всего. Когда ваши люди завалили его, то в нашей деревне умерло семеро человек, три беременные женщины потеряли своих недоношенных детей, а живность вся, поголовно, начала болеть. Вскоре и знахарь Вит умер.

Женщина замолчала и в загробной тишине они просидели очень долго. Нечего было продолжать. Любой разговор был бы пуст и бессмысленен.

Обе ждали утра, наверное для того, чтобы убедиться, что озеро больше не будет отражать небесную гладь.

Вскоре после рассвета Леа ушла.

Наступил выпускной, на который была приглашена знать и родители всех учениц.

Когда началась церемония награждения, Леа увидела лица родителей и словно проснулась от глубокого сна. После того, как ей торжественно вручили диплом об окончании первого курса, девушка понеслась, расталкивая толпу, прямиком к своим родителям и, только когда между ними оставалась пара метров, остановилась.

Перед ней предстала картина, к краскам которой она была не готова: её отец сидел в инвалидной коляске.

Его лицо было всё таким же, всё те же руки в мелких царапинах, всё те же густые брови, взъерошенные волосы. Только двух важных деталей в его образе не хватало – у него не было ног ниже колен. Штанины были подтянуты и заправлены под колени, точнее под то, что от них осталось. Несколько вечных секунд она простояла как вкопанная, а затем кинулась обнимать отца.

В гробовом молчании семья Опал отправилась домой, не досмотрев церемонию выпуска. Добравшись только по утру, из-за частых остановок, Леа с Элиз вышли из машины, чтобы помочь Эрану сесть на коляску. После этого Элиз и шофёр подняли его по лестнице в комнату. Леа, помедлив несколько минут, всё же решилась подняться к отцу и поговорить. Она решила не стучать в дверь и зашла очень тихо.

Эран сидел за своим рабочим столом, положив голову себе на руки.

– Папа, – тихонько произнесла девушка, но запнулась.

Инициативу разговора на себя взял Эран.

– Леа, прости. Я подвёл всех. Но я старался, я пытался придумать хоть что-то, но так и не смог. Врачи сказали что из-за больной спины я даже на костыли встать не смогу. Я ничего больше не смогу.

– Папа, ты никого не подводил, это могло произойти с каждым, ты не виноват, – выпаливала Леа сквозь слёзы и одновременно с этим понимала, насколько избитыми фразами она пытается успокоить своего отца.

Как же тяжело утешить человека, избегая при этом жутких банальностей.

– Я придумал конструкцию, которая должна была поддерживать тело, быть для него опорой. С ним я мог бы передвигаться практически так же, как и раньше, но когда я сел за его разработку – мои ноги начали постепенно гнить. Врачи сказали что это сосудистое... И их пришлось ампутировать по колено, а после ампутации я уже ничего не смог. Просто не стало сил, для меня поездка в институт – это мой предел, я вынужден целыми днями лежать и это убивает, – с этими словами Эран подъехал к кровати и с трудом перебрался на неё, жестами пресекая попытки Леи помочь.

– Я сделаю это за тебя, папа, – сказала девушка и, не в силах больше выносить гнетущую атмосферу, вылетела пулей из комнаты, запершись в своей спальне.

Никогда ранее она не видела отца в таком состоянии. Даже после того, как он начал ходить с костылем – он сохранил былую бодрость и позитивность мышления, а сейчас же Эран изменился до неузнаваемости. Из сильного и уверенного в себе мужчины он превратился в глубоко несчастного старика.

Депрессия девушки растворялась в ненависти к судьбе, что и позволяло ей работать над конструкцией для поддержки позвоночника с особым рвением. Каждый день она проводила в мастерской отца большую часть времени. Они обсудили все его наработки, затем Леа начала заниматься скупкой необходимых деталей и доработкой чертежей, используя старые контакты отца.

Многие откликнулись и согласились помочь. Леа занималась самим каркасом, некоторые схемы отца были доработаны и улучшены. Сталь сменилась на более легкие сплавы металлов, функции каркаса расширялись – постоянное общение с другими учёными помогало усовершенствовать изобретение.

Принцип работы поддерживающего скелета заключался в том, чтобы организовать поддержку позвоночнику и дать возможность двигать ногами, используя при этом гидравлические рычаги ручного управления.

Торс должен был быть в корсете с жёсткими косточками, с бороздками для сгиба в необходимых местах. По всей длине позвоночника должна была располагаться сложносоставная модель хребта из дамасской стали, которую рекомендовал господин Хасанаки.

Этот хребет выполнял бы две основные функции: он должен был обеспечивать поддержку позвоночника, при этом не нагружая, но ограничивая его движения. Он должен был иметь ограничители, которые Леа решила поставить туда, руководствуясь советами лечащего врача. Это было сделано для того, чтобы устройство не позволяло телу Эрана повернуться слишком сильно, либо дернуться слишком резко. Грубо говоря, эта конструкция учитывала биомеханику именно Эрана и разрешала только предусмотренные при его комплекте заболеваний движения.

От хребта должны были отходить два отростка до колен, которые привязывались к ногам эластичными широкими поясами, а ниже колен должны были быть протезы: над их усовершенствованием трудился целый штат бывших подчиненных Эрана с литейного завода.

Сердце конструкции было основано на полуактивной гидравлической системе: при любом движении должны были задействоваться плунжеры, которые заставляли бы масло двигаться по гидросистеме. А для того, чтобы масло бегало по трубкам не только в движении, была продумана система накопления давления, проще говоря – резервуар с клапаном. В одной его части предполагалось быть маслу, в другой же газу. При переходе из состояния покоя открывалась заслонка, которая подавала сжатый газ в пневмосистему конструкции.

Газ был необходим для того, чтобы гидравлическая часть обладала меньшим временем отклика. Поршень пневмопривода должен был передавать усилие гидравлической системе, которая нужна для перемещения масла по всей высоте конструкции, особенно при сложном подъеме ноги: только давление сжатого газа могло помочь жидкости преодолеть гравитационное воздействие.

Комбинированная схема пневмо- и гидросистемы обеспечивала бы экономию места и использование баллонов большей ёмкости.

Таким образом, там предполагалась система небольших резервуаров, которая позволила бы иметь некоторый запас работы с активным усилением без движения.

Разработка конструкции заняла гораздо больше ожидаемого времени, но отступать было некуда. Состояние Эрана ухудшалось – он практически не вставал с кровати, целыми днями глядя в бледный потолок комнаты.

Создание поддерживающей конструкции заняло около трёх лет. Мать поседела и превратилась в робота, который готовил, убирал и стирал, а вечером в угрюмом молчании шёл в свою спальню и засыпал, приняв тяжелые снотворные таблетки.

В одну зимнюю ночь, когда часы пробили два, Леа писала гневное письмо господину Хасанаки, который должен был довести механическую опору Эрана до конца и, ещё на прошлой неделе, выслать его готовым в Гребмел, но по какой-то причине этого не сделал.

– Написала, папа. Я думаю, что на днях мы получим его и ты снова будешь как новенький.

В ответ было только молчание. Леа повернулась к нему и увидела, что отец спит. Она подошла к кровати, чтобы подоткнуть одеяло и поцеловать Эрана в лоб, но, как только её рука коснулась плеча мужчины, Леа одёрнула её. Он был холоден как лёд.

 

Похороны проходили в церкви, близ площади, собралось немало народа. В центре церемонии были Леа и Элиз, молча стоявшие у гроба.

По-настоящему скорбящих людей никогда не слышно, ведь горе безмолвно.

Основная толпа перешёптывалась, некоторые довольно громко переговаривались, были и такие, которые смеялись. Поодаль стояло несколько мамочек, отчитывающих детей за непозволительное на похоронах веселье, к церемонии даже присоединилось несколько мимо проходящих зевак.

После похорон Леа и Элиз отправились домой пешком в полном молчании.

Когда они вошли в дом, Элиз сразу же пошла на кухню, а Леа так и осталась стоять в проходе, не зная куда ей идти. Всё в этом доме пахло ним, везде были его следы, его одежда, его любимая чашка, его ботинки, его кабинет. Дом был его.

Постояв некоторое время, Леа вышла за ворота и отправилась в парк Циов, который находился недалеко. Она села на лавочке под ивой и горько заплакала.

Спустя какое-то время к ней пришел её любимый кот Грациас. Изрядно похудевший за последнюю неделю, он прижался к ногам хозяйки, потёрся о них и, запрыгнув к ней на колени, начал слизывать слёзы с лица девушки.

– Прости, солнце, я совсем забываю про тебя в последнее время.

Грациас уселся на коленях и пристально посмотрел Лее в глаза.

– Ты, наверное, хочешь поплакать вместе со мной?

Кот всё так же сидел и смотрел на девушку.

– Плачь, если тебе надо, – шмыгнула носом девушка, – тут нас никто не увидит, так что тебе даже не будет стыдно перед твоими друзьями.

Грациас облизнулся и уткнулся мордой в собственные лапки. Тихонько заурчав, кот заснул. И пусть это уединение не избавило от боли, но так ей никто не напоминал своими соболезнованиями и кислыми минами об утрате.

Пара просидела на лавочке несколько безмолвных часов и, только когда наступила глубокая ночь, они отправились домой.

Стараясь не смотреть по сторонам, Леа прошла в свою комнату, а за ней тихонько семенил кот. Не включая света и не раздеваясь она легла спать и, казалось, проспала вечность, крепко обнимая улегшегося рядом кота.

Наступил новый день, к тому времени, когда парочка проснулась, солнце было уже в зените.

Элиз не будила приемную дочь, она не принесла ей чай в постель, как делала раньше, когда Леа болела. С кухни не пахло оладушками, а в доме царила мёртвая тишина.

Девушка встала с кровати и снова сбежала из дома в парк Циов. Села на ту же лавочку и просто смотрела вдаль вместе со своим котом.

Для неё не было больше завтра. Не было вчера. Не было сегодня. Была только та ночь, когда её приемный отец стал бездыханным трупом. Это стало её настоящим, стало её единственной всепоглощающей мыслью. Всё существование стало болью и страхом.

Так проходил день за днём, неделя за неделей. Она просыпалась, шла в парк и сидела там целыми днями, изредка отходя в уборную и раз в день за едой в ближайшую тележку с булочками. Вечером она возвращалась домой и ложилась спать, иногда купаясь.

Прошёл почти месяц. Время лечило Лею и калечило её тело. За короткий промежуток времени она превратилась из девушки в уставшую женщину с заплаканными глазами и синеватыми мешками под ними, сутулой спиной и опущенными донельзя вниз плечами, и в один особенно дождливый день она поняла, что всё это время Элиз была одна. Леа просто забыла о ней.

Проклиная себя, она неслась по мокрому скользкому городу, неся на руках Грациаса, спотыкаясь и падая на холодный асфальт и, когда наконец добежала до дома, распахнула входные двери, вбежала на кухню – никого не увидела. Поставила кота на пол и забежала в спальню родителей – никого, в отцовский кабинет – никого, только пустая застеленная кровать. Отмахнув мысли о собственной вине в смерти отца, она выбежала в беседку около дома – и та оказалась пустой.

Леа бегала по дому и рядом с ним ища Элиз так, словно собиралась сказать что-то, способное избавить её от терзаний, что-то невероятно хорошее, но слова застряли у неё в горле в тот момент, когда она наконец увидела свою мать.

Женщина была одета в чёрное платье из чистого шелка, волосы развевались, подобно змеям на голове Медузы Горгоны, глаза были покрыты голубоватой пеленой, а кожа была практически прозрачной, оголяя почерневшие вены.

Элиз Опал утопилась в своем бассейне в день похорон собственного мужа.

 

Вы когда-нибудь кричали так, чтобы голос улетал далеко от Вашего тела, настолько далеко, что Вы попросту переставали его слышать?

Леа кричала именно так. Последняя надежда на жизнь была оборвана.

Хотелось бы сказать, что на крик прибежал хоть кто-то чтобы спасти её, но нет. Только две живые души стояли в тот момент у бассейна.

Когда сил не оставалось чтобы кричать, Леа молча смотрела на труп приёмной матери. В её голове роились разные мысли, перебивая друг друга они, словно сама вселенная, стремились к хаосу и к тому, чтобы разнести голову на мелкие и острые щепки.

Одной мысли удалось опередить всех и прокричать громче в этом торжестве безумия. Ехидно, громко, нагло:

– Прыгай.

Леа, дрожащими от холода руками, снимала с себя промокшую одежду, которая не хотела отпускать её ещё тёплое тело в неизведанный мир. Раздевшись, схватила Грациаса и подошла вплотную к бассейну.

Встав к воде спиной, стиснув покрепче кота, она оттолкнулась ногой от бортика и упала в воду. Им не понадобилось много времени для того, чтобы в лёгкие попала вода и тела прекратили свою жизнедеятельность.

 

 

 

 

 

Глава III

 

Всепоглощающий холод обдавал острыми порывами ветра два силуэта, которые виднелись высоко на горе, обнесённой снегом. За ними тянулась долгая дорожка следов – ноги молодой девушки и лапки кота.

Пара упрямо рвалась к вершине, несмотря на порывистый ветер, заледеневший под ногами снег и крутой склон горы. Молча, они поднимались к пику, который был скрыт за плотным молоком облаков.

Кожа девушки сливалась по цвету с окружающим её снегом, чёрный некогда кот стал абсолютно белым от налипших снежинок.

 

В потере личности есть обесцвечивание: когда мы умираем – мы оставляем за собой след разноцветных воспоминаний и превращаемся, со временем, в чистый белый холст.

 

С каждым шагом по этой неприступной горе наверх личность обоих, некогда живых существ, покидала их, навечно оставаясь в следах на снегу. Теряя себя, свои мысли, прошлое и настоящее для них наступала тотальная тишина и спокойствие, в которых больше не было ни физической, ни душевной боли. Не было никаких мыслей, тревожащих сердце и ум. Оставалось только само Существование, которое открывало им дверцу в само естество. Передавало им своё значение, которое никогда не показывалось живым.

 

Умершие имеют сравнительно большие привилегии – они могут прикоснуться к настоящему, к самой субстанции смысла.

 

Но не дойдя до вершины нельзя было отпустить себя полностью. Только пик этой горы способен был стереть остатки живого человека в мертвецах.

И иногда, приблизительно на каждый двенадцатый шаг, всплывали воспоминания. Отрезками прошлого в голове девушки отображались картины её воспоминаний.

Вот они сидят за обеденным квадратным столом из камня. В тот вечер не было света дома и интерьер освещался только свечами. Семья играла в карты, смеялась, шутила. В тот вечер Леа призналась родителям, что хочет стать инженером. В четыре года это было её первое серьёзное заявление.

Еще двенадцать шагов.

Падение с Фирсом Шеро на площади Дэру.

Еще двенадцать шагов.

Солнечный день и рождество с новой семьей.

Еще двенадцать шагов.

И больше ничего. Они достигли вершины. Облака, которые всю дорогу служили белёсым потолком, теперь образовывали пол. Они стояли на самой вершине: обнажённая девушка и мокрый от снега кот. Вокруг них проплывала вселенная, звёздная и холодная.

Для них оставался только один прыжок. Леа вгляделась вдаль, в звёзды, и, на короткое мгновение, почувствовала наполняющую её вспышку ярости, словно единственное что она хотела – уничтожить весь небосвод, но секундная ярость сменилась опустошением.

Кот и девушка хорошенько оттолкнулись от вершины и прыгнули, затягиваемые в пучину мироздания самим Существованием.

Вспыхнул свет и какое-то время Леа думала, что это только короткое яркое мгновение и вскоре свет начнёт меркнуть, предоставляя возможность предметам приобрести их собственные очертания, но вспышка не собиралась сбавлять обороты. Пара приземлилась в абсолютно белое пространство, о котором было известно только то, что там был пол. Хотя увидеть его не было никакой возможности – всё было тотально белым.

Отсутствие возможности восприятия пространства давило – Лее безумно хотелось облокотиться обо что-нибудь, хоть бы о стену.

Стоило девушке подумать об этом, как в пространстве образовалась белоснежная стена, отбрасывающая лёгкую, едва видимую, тень. Леа подошла к ней и стала трогать её руками, пытаясь убедиться в том, что она действительно твёрдая и реальная. Удостоверившись в её существовании, Леа всё же облокотилась и сползла по ней на пол.

Кот же, всё это время бегающий вокруг девушки, когда перед ним возникла стена с опаской подошёл и понюхал её на предмет скрытой угрозы, а затем попытался найти какое-то подобие укрытия. И уже через секунду, словно по мановению волшебной палочки, в стене возникла дыра. Грациас мигом прошмыгнул туда и стал потихоньку успокаиваться, вылизывая свои лапки.

Увидев кота, спрятавшегося в укрытии, Леа также захотела оказаться в какой-то закрытой коробке.

– Может, пусть это будут сте-ны? Только не белого цвета, я бы хотела кирпичные...

Вокруг них выросли кирпичные стены, образовывающие небольшую комнату. С потолка и пола всё так же светило белое пространство, а в стенах не было ни окон, ни дверей, только одна дырка, в которой по прежнему прятался кот.

– Пусть будет деревянный чёрный пол и обычный бежевый потолок, деревянная дверь с красивой ручкой, – громко сказала Леа, словно приказывая пространству.

Загаданное девушкой тут же материализовалось, она встала и начала осматривать комнату.

Казалось бы, что ещё нужно потерявшему свою личность существу, кроме простого белого пространства? Но не всё так просто – когда мы теряем память, душа остаётся на месте. А душа, проходя через жизненные трудности обретает шрамы, вмятины, приобретает форму, по которой, как по виниловой пластинке, можно прочитать прошлое. Леа и Грациас не имели ни памяти, ни личности, но душа их стремилась к устоям, привыкшим в своей предыдущей реальности. Поэтому пара начала отстраивать свою вселенную, которая, как иголка проигрывателя, считывала информацию с пластинок и произносила вслух все желания, материализуя всё, что они пожелают.

Леа занялась обустройством комнаты.

Сначала в ней появился удобный диван и тумбочка, на которой стояли её любимые ромашки. Затем появилась полка с разными книгами, которая занимала почти всю длину и высоту стены. Но если обложки у книг были разными, то внутри все они были одинаковы – каждая из многих тысяч страниц была пустой.

Грациас выполз из укрытия и подошел к новой блестящей миске, понюхал её и поскрёб лапой пустую ёмкость.

Затем появился камин, в котором горели и потрескивали поленья.  Кот, тем временем, улёгся на коврик около него. А Леа сразу же подошла к источнику света, сама не понимая зачем. Но когда девушка встала ближе к огню – она почувствовала какое-то несоответствие, когнитивный диссонанс. Пытаясь разобраться с чувствами, она только сильнее запуталась и присела на диван.

Заметив, что девушка застыла в одном положении, кот требовательно мяукнул.

– Как тебя зовут? Как мне тебя называть? – очнувшись от собственных мыслей спросила Леа.

Кот облизнулся, но ничего не ответил.

– Как зовут меня? Может у меня совсем нет имени? Да и зачем мне оно? Ты, вроде, не можешь разговаривать. Все что умеешь – это «мяу», значит я тебя так и буду называть. И ты меня будешь звать Мяу. Договорились?

Кот мяукнул, словно повторяя усвоенный материал и улегся поудобнее на коврике.

 

Каждый человек стремится к упорядоченности. И пусть каждый вкладывает в слово «порядок», казалось бы, свой смысл, всё равно у нас в голове всё строится по принципу название–применение–срок годности. И так касательно всего: будь то неодушевленный предмет или живое существо. Только сверхразум, должно быть, не подчиняется этим законам. Но, скорее всего, подчиняется каким-то другим. По крайней мере, человеку точно не дано осознать истинный смысл неупорядоченного хаоса.

 

Леа села на диван и уставилась в стену перед ней. Там явно чего-то не хватало, слишком сильным было ощущение «коробки» и она создала окно. Разумеется, за окном была только белая твердь и больше ничего.

– Надо бы навести тут порядок, по-видимому, нам надо как-то здесь жить.

С этими словами она подошла к новоиспеченной двери и вышла из своей коробки.

 

Вскоре был воссоздан мир, который являлся привычным отображением мира Леи и Грациаса – это был брат-близнец Гребмела, только бесконечный, загнанный в форму тора и безжизненный. Солнце светило, но не грело. К тому же, оно всегда было закатным, навечно нависшее над горизонтом. Нигде нельзя было найти чего-то холодного или тёплого. Это определенно напрягало обоих жителей города и наводило на мысли о том, что здесь явно не так, но понять что конкретно было невообразимо трудно.

Вскоре новый Гребмел был населён и другими жителями: дворниками, артистами, животными, насекомыми, даже Мэр города появился и сразу приступил к своим обязанностям. С каждым днём, если можно так выразиться, город приобретал всё новые детали, становился более продуманным и живым, загоняя девушку и кота только в более глубокую яму, из которой выбраться ещё труднее. Так и душевное состояние обоих усугублялось – как бы глубоко не запихивал человек свои переживания, пусть даже неосознанно, интуитивно, рано ли поздно они начнут разрывать напускное спокойствие изнутри и вырвутся наружу.

 

Однажды вечером Леа сидела с Грациасом на коленях у камина и смотрела на пламя, которое со всеми модернизациями Гребмела так и не стало тёплым.

– Почему мне кажется, что именно возле камина должно быть тепло? И почему мне так хочется почувствовать это тепло?

Грациас недовольно мяукнул в ответ, поежившись на коленях у девушки.

– Ах, мой милый Мяу, как мне не хватает ещё одной головы. Ведь если бы, например, их было бы две, то может быть я бы поняла об этом мире больше. Понимала бы зачем я тут, а так... Мое существование сводится к бесцельному поеданию булочек, хоть я не могу понять смысл этого действия. Ну и глупой болтовне с другими людьми. Интересно, почему они не задумываются над этим? Неужели я одна такая странная? А ещё подозрительно то, что я часто встречаю людей, которые жалуются, что у них в жизни чего-то не хватает. Почему они не могут сделать, например, кучу денег? Ведь все, что хочется нам с тобой сразу же воплощается в реальность, почему у них не так?

Кот смотрел прямо Лее в глаза, но не произнес ни звука.

– Я хочу чтобы ты заговорил на моем языке! – решительно потребовала девушка.

– Да пожалуйста, – не медля ни секунды, ответил кот и уселся на коленях девушки поудобнее.

– Так значительно легче. И почему ты раньше не говорил? – изумленно проговорила Леа.

– Потому что не хотел. Да и ты, почему-то, решила что я не умею и не сумею разговаривать с тобой. Назвала ещё меня по-идиотски.

– У тебя есть имя более подходящее? – хоть тон кота и зацепил девушку, она решила продолжить этот разговор.

– Да, например моё настоящее. Ты просто о нём забыла. Как и о своём.

– И как нас зовут?

– Я – Грациас, а ты Леа, – уставшим тоном, растягивая гласные, произнес кот.

Что-то ёкнуло в груди у девушки, когда она услышала знакомые ей имена, но разобраться в этих чувствах было очень сложно.

– Откуда эти имена?

– Из нашей прошлой жизни, – чуть более раздражённо произнес Грациас и напряг мышцы лап.

– Какой она была? Такой же?

– Не знаю, я её толком не помню. Помню только имена и то, как мы сюда попали.

– А как мы сюда...

Не дослушав ожидаемого вопроса девушки, кот вскочил и начал на неё неистово кричать:

– Ты нас утопила! Я вот не знаю как такое можно забыть, – Грациас, шипя, и топчась от злости на месте, перешёл на яростный вой, – Хотя, конечно, ты забыла, это же было твоим желанием. Но знаешь, что-то подсказывает мне, что я этого совсем не хотел!

– Но зачем я это сделала? – испуганно спросила Леа.

– Без понятия. Наверное, потому что ты идиотка, кто знает, – если бы кот мог раздавать пощечины – то в этот раз он обязательно зарядил бы одну по недоумевающей физиономии девушки.

– Знаешь, мне было приятней когда ты молчал!

Кот фыркнул в ответ и спрыгнул с ног девушки, устремившись к камину.

Помолчав какое-то время, дожидаясь пока кот немного успокоится, девушка продолжила:

– Так значит, у нас была другая жизнь до этой?

– Может это одна и та же жизнь, просто этап другой. Если честно, я устал от философствований, дай мне отдохнуть от болтовни, – пробурчал Грациас и поудобнее умостился около потрескивающих поленьев.

Леа вышла из комнатки и решила прогуляться по маленькому парку, располагавшемуся близ их жилища, которое на данный момент уже было похоже на несуразное кривое строение размером с костёл.

Пол парка был бережно устлан брусчаткой, которая упиралась в аккуратные бордюры, по всей территории стояли ухоженные деревья и кустарники. Вся зелень была безмолвна и мертва, хоть и пылала зелёными красками, смешанными со светом заходящего солнца. Леа подошла к одному из деревьев и оторвала листок. Наощупь он был таким, как она хотела – жилистый и мягкий. Но он не источал аромат, не имел температуры. И хоть Леа не понимала, что конкретно с ним не так, она чувствовала что может добраться до истины. Покрутив пальцами листок, она захотела поменять его поверхность.

– Хочу чтобы ты стал колючим!

Листик мгновенно оброс мелкими острыми колючками, которые впились ей в пальцы. И тут её осенило:

– Боль! Я должна испытать боль!

Но после этих слов ничего не произошло – колючки разрезали мелкими остриями кожу, не причиняя абсолютно никаких ощущений, хоть немного крови выступило сквозь порезы.

Леа бросила модифицированный листок на брусчатку и, щелкнув пальцами, оказалась в своей комнате, напугав Грациаса внезапным появлением.

– Ты что, больная? Я чуть не умер от страха! – недовольно прикрикнул на неё перепугавшийся кот.

– Тебе больно? – резко спросила девушка с маниакальным выражением лица, подбираясь ближе и ближе к коту.

– Н-н-нет, а почему должно?

Кот начал пятиться, решив, что хозяйка окончательно сошла с ума.

Леа щелкнула его по носу пальцем, чем ввела Грациаса в окончательный ступор.

– А так?

– Ты что... Ты… Да как ты смеешь?! – кот попятился, прижав ушки к голове и оттопырив пушистый хвост.

– Тут нет боли. Понимаешь, что это значит?

– Пока что я понимаю только то, что скоро ты останешься без единственного голоса разума в твоём существовании – без твоего любимого, но очень гордого кота!

– Этот мир – иллюзия. Мы не можем испытывать с тобой ни боль, ни холод, ни тепло. Только сухая информация о плотности предметов и цвете. Это похоже на зарисовку реальности, но никак не на мир, приспособленный для жизни.

Кот круглыми глазами уставился в пространство между ухом девушки и дверью и какое-то время пребывал в глубоких раздумьях. Спустя какое-то время Грациас сказал:

– Значит так, надо попробовать сломать эту иллюзию. В конце концов, мне тут уже всё надоело – это не жизнь, а пресная рыба… Сто-о-ой!

– Что? – испугалась девушка резкого вскрика кота.

– Рыба! Рыба – это же еда? Её едят… Она вкусная. Что значит вкусная? – медленно вышагивая по комнате рассуждал кот, - Вкусная – это когда в животе так приятно и тепло, а на языке так… так… Так вку-у-у-сно!  С этим пора заканчивать!

– Однозначно! Я знала, что ты поймешь меня! – радостно запрыгала Леа.

– Надо сломать систему. Только понять бы как это сделать.

Девушка осмотрелась вокруг – диван, цвет которого так нравился, на стене её любимый узор, коврик Грациаса – о лучшем кот, пожалуй, и не может мечтать.

– Мы создали с тобой этот мир, и создали его таким, каким хотели видеть. Всё, что тут есть – это мы с тобой, а значит надо выйти из самих себя. Перевернуть всё вверх ногами.

– Надо превратить этот мир в наш кошмар! – жадно облизнулся кот, чем напомнил Лее маньяка, только шерстяного и довольно пушистого.

– Сущие пустяки!

С этими словами пара стала разрушать всё, что их окружало, заполнять мир странными и неприятными, в большинстве своём, вещами. Леа разрушила город и в одно мгновение превратила его в развалины. Но люди, населявшие его, не обращали на изменения никакого внимания. Они все так же бродили по уже сломанному городу, выдумывая себе какие-то неотложные дела. Леа подбежала к женщине, которая несла стираное мокрое бельё и что-то бормотала себе под нос.

– Добрый вечер!

– Добрый вечер! – как ни в чем не бывало ответила торопящаяся куда-то женщина.

– А куда Вы направляетесь? – немного издевательски вопрошала Леа.

– Да вот бельё постирала, надо бы развесить на площадке, – в недоумении ответила ей женщина.

– А разве Вы не видите, что от площадки остались одни руины?

Женщина посмотрела на разбросанные кирпичи и покосившиеся столбы, с которых свисали на землю веревки.

– Ох уж это правительство, – запричитала она, – себе, наверное, выделили деньги на ремонт и все их прикарманили! Это всё заговор против нас, обычных людей, точно Вам говорю...

Леа оставила женщину одну со своими мыслями о заговорах и подошла к парню, который красил сломанный забор.

– Молодой человек, зачем же Вы его красите? Он же сломан.

– Указ сверху такой, а мне за это денюжку платят, – пробубнил он в ответ, не отвлекаясь от своего важного дела.

Леа прошла на место, которое прежде было копией площади Дэру. Завидев парочку, фотографирующую закат, поспешила к ним.

– Ребята, а вы не помните, как пройти к Оперному театру?

– Так вот же он тут, прямо перед вами, – быстро ответила девушка и осеклась: здания позади них не было вовсе, только обломки некогда красивейшей постройки в городе. – Ой, наверное его снесли. Надо же, ещё сегодня утром мы собирались сходить на представление туда.

– Наверное, это эффект Манделы, – резюмировал юноша.

– Точно, он самый, – рассмеялась Леа и в одно мгновение все люди, населявшие брата близнеца Гребмела, превратились в червей. Закатное солнце потускнело и вскоре превратилось в огромную чёрную воронку, засасывающую в себя облака и, казалось, сам город.

Грациас впустил в и без того измученный «ремонтом» город стаю громко лающих псов, которые рыскали между груд камней в поисках добычи.

– Грациас, тебе не кажется что пора с этим кончать?

– Пора, Леа.

Все пространство, так бережно и кропотливо заполненное ими, стёр огромный ластик, оставляя за собой разноцветные катышки, которые хотелось смахнуть рукой.

 

 

 

Глава IV

 

Снова знакомая белая вспышка, которая, на этот раз, покинула пространство быстро, предоставив взору мрачную картину: влажная тропа из глины и грязи вперемежку со старыми разбитыми булыжниками устремлялась через мрачный лес, полный сухих и кажущихся мёртвыми деревьев. Устремившись к высокому чёрному замку, который, казалось, начал разрушаться около столетия назад, тропа у подножия каменного гиганта огибала его и вела к обрыву. В исполинском строении не горело ни одного огонька, а вокруг него простирался сухой чёрный лес, словно сторожа его старой потрёскивающей армией древунов.

Перед лесом было поселение, где стояли разваленные многоэтажки, слегка склонившиеся над липкой поверхностью земли, сплевывая на пол скользкими от паутины, пыли и влаги проводами на землю.

Леа стояла посреди пропахшего гнилью города, над которым, словно коршун, возвышался старый замок и понимала, что в предыдущей реальности, похоже, было не так уж и плохо. Осмотревшись, она не нашла Грациаса и от этого ей стало действительно страшно – слишком долгое время он был неотъемлемой частью неё. Неуверенно двигаясь вперед по центральной улице мертвого городка, она цеплялась взглядом за странные и пугающие картины – повсюду в грязи лежали люди. Возможно, это зрелище было бы не таким жутким, если бы все они были мертвецами, но нет. Это были живые создания, которые не имели конечностей – они ползали по скользкой грязи, истекая кровью и крича из последних сил. Леа шла по полю полуживых существ как можно быстрее, одолеваемая чувством брезгливости и одновременно стыда – возможно, она могла бы помочь хотя бы некоторым, но их вид настолько отталкивал, что просто дышать через нос казалось невозможным.

Вскоре, она побежала по тропе изо всех сил, гонимая страхом и ураганом внутренних переживаний. Выбежав на окраину города, который примыкал к густому лесу, девушка оглянулась – спереди и сзади по тропе шли непонятные существа, похоже, что это была какая-то колонна. Насколько она могла разглядеть, они направлялись в замок, виднеющийся вдали. Леа решила проследовать за ними, так ей казалось что у неё появилась хоть какая-то цель, да и шагать в колонне было немного спокойнее.

Колонна двигалась очень медленно, но обойти впереди идущих монстров девушка боялась.

«Какая же я трусливая, я же могла помочь тем людям, хотя бы поднять их и отнести в разваленные дома, им бы было теплее. Да если так подумать, я никогда в жизни не была смелой. Все что я могла – это принимать удары от судьбы, как покорная овца.»

Подобные мысли травили душу Леи, сама того не понимая, она отравляла своё сознание сильнейшим ядом, который уродовал и превращал её в такого же монстра, медленно бредущего по тропе вглубь тёмного леса.

 

Страхи не убивают нас, но точно меняют. И эти изменения не всегда идут нам на пользу – чаще на пользу самому страху. Боязнь чего-либо уродует человека изнутри, добавляет сознанию больше голов и глаз, чтобы видеть страх издалека, миллионы рук, чтобы отталкивать кажущиеся подозрительными вещи, высокие тонкие ноги, чтобы быстрее бежать от проблем.

 

Размышляя над собственной трусостью Леа превращалась в такого же, как и все в этой колонне, уродца – её лицо вытянулось вниз и выражение стало испуганным и несчастным. Глаза, которые изо всех сил искали в темноте источники страшного шума, превратились в два огромных чёрных блюдца, мрачно поблёскивая от редко попадающего на них света. Конечности стали тонкими и хрупкими, словно пытались вовсе исчезнуть, лишь бы не издавать шума и не обнаружить себя, а по всей поверхности кожи выросли тонкие иглы с сочащимся зловонным ядом, как символ жалкой попытки защититься от окружающего мира.

Вдруг, в темноте густого леса, пробежало какое-то пушистое животное.

– Грациас! – рыкнула не своим голосом Леа, и, резко свернув с дороги, рванула на своих ножках-палочках за животным.

Лес не радовал гостей и бил Лею сухими ветками по всему телу, препятствуя её движению. Как бы не жаждала девушка найти своего кота, совсем скоро силы всё же покинули её и она больше не смогла бежать. Леа решила медленно брести, пока совсем не упадет без сил.

Бесцельное путешествие по ночному лесу ещё больше изуродовало её, добавив ещё одну пару ног. Идти стало значительно легче, хоть и чув ства были странными – стало легче спине, но появилась дикая боль в голове. Леа шла, обходя огромные стволы деревьев, до тех пор, пока не уткнулась в старую полуразваленную хижину.

Какое-то время она просто стояла и смотрела, не понимая, что теперь делать – идти дальше, надеясь на то, что рано или поздно она выйдет на основную дорогу, либо оставаться тут и продумывать план дальнейших действий.

Обойдя хижину, убедившись, что она не занята никем, Леа решила осмотреть её изнутри – и та действительно была пуста. Там не было ничего:  только голые деревянные стены и частично обрушенный на пол потолок. Даже пыли и паутины тут не было, что довольно было странным.

Усевшись на пол, раскинув во все стороны длинные конечности, она начала рыдать.

 

Слёзы страха легко отличить от каких-то других. Например, слёзы сожаления такие горькие, что плач, сопровождающий их, будто пытается убежать из тела, прерываясь и спотыкаясь о дыхание так часто, словно жаждет настичь утерянную возможность, а вот слёзы страха – тихие, приглушённые, порой, заставляют вскрикивать, но всегда возвращающиеся в тишину, подобно эмоциям – страх их пожирает, оставляя только мандраж и больно бьющееся в груди сердце.

 

На тот момент ей больше всего не хватало Грациаса. Его сарказм мог бы вмиг развеять окружающий местность ужас, да в конце концов, теплая пушистая шерсть могла бы согреть и успокоить. Но кота не было.

Истерика Леи перешла в тихие всхлипывания и, вскоре, девушка заснула тяжёлым прерывающимся сном.

 

Наступило утро, сквозь тяжелую листву начали пробиваться приглушенные лучи бледной звезды, света которой не хватало чтобы осветить как следует планету, не то, чтобы согреть. Леа проснулась и вышла из хижины. Её удивлению не было предела, когда она увидела тропу прямо напротив жилища, по которой непрестанно шли монстры, целеустремленно шаркая в сторону высокого замка. Она так долго бежала, плутала сквозь густой лес – как может эта хижина теперь оказаться около тропы? Некоторое время она смотрела на незаканчивающийся поток уродцев, медленно плывущий мимо, затем забралась обратно в хижину. Она понимала, что, судя по всему, надо было добраться до замка, но, с другой стороны, её держали в этой лачуге несколько важных причин: Грациас, который может быть вернется, хоть надежда на это таяла быстрее льда на солнце, и мысль о том, что Леа не уподобится уродцам, шаркающим по тропе, надежда на то, что она ещё не монстр.

 

Каждый день она проводила наедине с собой в мрачной холодной хижине, размышляя об упущенных возможностях и собственной ущербности. Не менялось ничего в её бытии, даже уродцы стали для неё одинаковы со временем.

Иногда Леа ходила в город и "общалась" с людьми-калеками в грязных лужах. Они кричали от боли, а она жалела и гладила их по голове. Они, в какой-то момент, даже переставали выть, переходя, порой, на тихий стон.

Но однажды, сидя у входа в своё жилище и глядя на тропу, она увидела уродца в белой рубашке, который разрывал пространство вокруг себя своим сиянием. У каждого уродца было по одной вещи.  У кого-то это была гитара, фотографии или кошелёк, но этот был особенным – его рубашка так сияла в темноте, что Леа почувствовала стук собственного сердца, который долгое время не был слышен. Казалось, этот стук слышала вся эта реальность, но откликнулся на него только один – уродец в белой рубашке остановился напротив хижины.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, боясь даже пошевелиться, а затем уродец начал медленно и вальяжно, словно кот, подбираться к ней. Когда между ними оставалось меньше нескольких сантиметров, он начал обнюхивать лицо девушки, проводя носом по носу. От приятного щекочущего чувства Леа зажмурилась. Уродец в белой рубашке тоже закрыл глаза, продолжая тереться носом.

Наконец она испытала тепло, которое искала вот уже вторую реальность. Они обнялись и вечность закружилась вокруг них – ничто не может устоять перед единением родственных душ, пусть разных, но подходящих друг другу как безошибочность подходит вселенной.

Схватившись за руки, они прошли внутрь лачуги и уселись на пол друг напротив друга.

– Aye ko jẹ aṣiṣe.

– Наверное поэтому мы сейчас здесь.

Пара смотрела друг другу в глаза и пускай то, что они были из разных миров, общались на разных языках – не мешало им. Их сознания были рядом, устраняя сложности перевода.

– Emi ko fẹ lati fi ọ silẹ, Mo fẹ lati wa nihin pẹlu rẹ ati ki o wo irawọ kanna.

– Одни звёзды на двоих, значит? Жаль, их здесь не видно.

– Nitorina a yoo seda won!

С этими словами он встал и пошёл на улицу. Леа последовала за ним, заинтригованная его действиями.

На улице он собирал ветки, когда девушка подошла к нему и прикоснулась к его спине, он обернулся и кивком указал на хворост. Леа стала помогать ему, не понимая зачем, но и стараясь не отставать.

 

Собрав приличных размеров кипу, уродец в рубашке повел Лею к хижине и сбросил ношу недалеко от входа. Затем он начал тереть веткой о ветку и, в конце концов, разжёг костер.

Это невероятное тепло, которое исходило от огня, манило к себе так сильно, что Леа не устояла и грохнулась на колени перед ним, протягивая руки ближе к источнику света и теплоты.

– O ni o dara julọ Mo ti ri lailai... Sugbon kini orukọ rẹ?

– Леа, а тебя?

– Meje.

– Приятно познакомиться, хоть мне и кажется, что я знаю тебя вечность.

– Vech-nost?

– Да, она, – улыбнулась, наконец, девушка.

– Мне нравится ayeraye re, fe lati быть в твоей vech-nos-ti, – с сильным акцентом проговорил он.

– Добро пожаловать! – этими словами Леа подсела ближе к уродцу в рубашке и обняла его.

Так, в обнимку, они встретили рассвет, разглядывая улетающие от огня маленькие искорки, так сильно похожие на звёзды.

К утру Леа замерзла и парень отдал ей свою белоснежную рубашку, на которой тонкой ниткой вдоль полотна были вышиты прямые полосы, так, что пальцы сами норовили их погладить.

Пара заснула у тлеющих угольков в объятиях друг друга безмятежным сном. Проснувшись к обеду, они поняли что видоизменились – Meje приобрел больше человеческих очертаний: на его, некогда, лысой голове появились русые волосы, а конечности стали уплотнятся и становиться приятного телесного цвета, да и Леа стала восстанавливать свой прежний вид.

– Доброе утро, – погладила девушка по щеке парня, который смотрел на неё с обволакивающим сердце теплом.

Парень проурчал в ответ и прижался к девушке сильнее.

Их чувство окружало и усовершенствовало всё вокруг. Лес стал оживать и покрываться листьями всех цветов, разваленная хижина превратилась в уютный домик, вокруг появлялись озера и парки, красивые опушки с тёплым солнечным следом на траве и птицами, напевавшими легкие свинговые мотивы. Старые дома с ожившими трупами превратились в красивую деревню с приветливыми жителями, замок стал больше походить на воздушное облако, а идущие по тропе уродцы превратились в обычных людей, зачем-то бредущих в сторону странного облака.

Вскоре и языковой барьер исчез, парень так хотел раствориться в Лее, что забыл про свой родной язык, забыл про самого себя – он был целиком поглощен ею.

– Пошли в парк? Я хочу послушать музыку птиц с тобой! – и, схватив девушку за руку, увлек её в живописное место, где золото солнца разлилось на каждый листок дерева, превратив, заодно, пол в светлое облако. Неожиданно для Леи, Meje взял девушку за руку и начал с ней танцевать: прижавшись щеками, они кружили по опавшей листве, превращаясь в ещё более прекрасных созданий. Вскоре, они сияли красотой и счастьем, заражая своим великолепием эту прогнившую реальность.

Их дни мчались подобно комете, оставляя за собой след тёплых воспоминаний.

Одним прекрасным днем Meje повел Лею на озеро. Оно было не глубоким и абсолютно прозрачным. Если бы не опавшие на поверхность воды листья, можно было не заметить воды. К озеру был проложен небольшой мостик, на котором пара и умостилась. Несколько минут они молча любовались видом золотистых листьев, плавающих на воде и исходящих от них кругов. Затем парень тяжело вздохнул и разжал ладонь – в ней тускло поблескивал старый и немного проржавевший ключ.

– Что это? – спросила Леа, недоуменно уставившись на него.

– Это символ моей прошлой любви. Я любил её так сильно, что потерял сам себя и, в конечном итоге, попал сюда. Теперь я хочу отблагодарить её и отпустить навсегда. Только так я смогу быть с тобой до конца.

– Поблагодарить за то, что она привела тебя ко мне?

– И да, и нет. Я благодарен за то, что она подарила мне опыт, который сделал меня ТАКИМ. Благодаря подобному опыту человек сможет пройти через многое во имя любви.

С этими словами он размахнулся и выбросил ключ подальше в воду, а тот, издав глухое «буль», устремился на каменистое дно озера.

На её г лазах Meje уподоблялся  богу – его красота затмевала великолепие рождения сверхновой, но душа Леи стремилась к обратному.

«Значит, он любил кого-то до меня? Значит то, что происходит сейчас – всего лишь этап в его существовании?

Мысли, терзающие Лею уродовали её и отталкивали от Meje, который не понимал, что происходит с его возлюбленной.

 

 

Глава V

 

С каждым днём Леа всё больше возвращалась к облику уродца, создавая своими руками самую неподходящую пару для идеального Meje. Если он не замечал этой разницы, то Леа понимала это отчётливо, становясь еще ужаснее. Вскоре, её внешний облик отразился и на внутреннем со всей мощью: она начала устраивать беспричинные истерики, уходить из их домика, шастая ночами напролет по вновь умирающему лесу. Разрушала жилище, при этом виня во всех бедах только Meje.

Мир вокруг них менялся, приобретая знакомые ему серые тона. Озеро высохло и превратилось в липкое зловонное болото, парки в миг постарели и обветшали: скамейки в них покосились, фонари больше не загорались, а листва вокруг превратилась в сплошную гниющую массу.

В сером тумане незаметно сменяющих друг друга дней расставание этой пары не заставило себя долго ждать. Одним дождливым днем Meje подошел к сидящей у хижины девушке.

– O nilo mi?

Но Леа не ответила. Она не понимала его речи, от того решила просто её игнорировать.

Парень встал перед ней и заглянул ей в глаза. С трудом, превозмогая страх и боль, он обнял девушку крепко, словно предоставляя ей шанс одуматься. Но объятия были безответны. Со слезами на глазах парень оттолкнулся от неё и плавно взлетел наверх, ведомый следующим, возможно, лучшим миром.

Когда Meje был уже далеко наверху, практически равняясь по высоте с облаками, он прокричал:

– Nigbati o ba sọnu, wa bọtini wa!

 

Вновь череда серых дней, ползущих мимо уродцев и осознание собственной ущербности. Вскоре Леа покинула жилище, которое каждую секунду безбожно напоминало ей о своём, некогда, величии, достигнутом благодаря Meje.

Остановившись в шаге от тропы, девушка, какое-то время, сомневалась, словно цепляясь за тлеющие угольки прошлого, стараясь хоть на секунду ещё остановиться там, но толпа, проплывающая мимо неё, была сильнее любых воспоминаний, любого счастья – она засасывала, увлекая своим нуаром и заставляя шагать вместе с остальными уродцами, вытаптывая топотом диссонирующую мелодию.

Перейдя лес, тропа повела к обрыву за замком, но Леа пошла к высоким ступеням, из которых складывалась мрачная длинная лестница, ведущая к тяжёлым дверям готической башни. Поднявшись по ней, Леа уткнулась в массив деревянной стены, в который был прибит старый ржавый гвоздь, выполняющий функцию дверной ручки.

Девушка дернула за него, немного поранившись, открыла дверь и прошла внутрь замка. Вокруг была абсолютно обычная обстановка для века, эдак, XVIII: темноватые зелёные стены, свисающая позолоченная люстра с сотней прикрепленных к ней кристалликов, шторы на темном окне с оборками и неуместными рюшками бордового цвета, несколько картин, изображающих собак на охоте, потухший столетие назад камин, над которым висело исполинское зеркало в частично облупившейся позолоте, книжный шкаф со стеклянными дверцами, покрытыми мутными отпечатками прошлых владельцев, диван, максимально неудобный, но очень пафосный в своём прошлом и несколько разномастных стульев. Леа подошла к зеркалу и стала разглядывать себя. Когда она в последний раз видела Meje, она выглядела как уродец. Но сейчас, почему-то, её облик приобрёл человечность, хоть и её волосы стали черными, а кожа от того стала выглядеть болезненно бледной. Возле зеркала стояла подставка для книг, на которой была открыта одна, с виду, старая и потрепанная книга. Леа подошла к ней и стала читать:

 

« – А дьявола тоже нет? – вдруг весело осведомился больной у Ивана Николаевича.

– И дьявола...

– Не противоречь! – одними губами шепнул Берлиоз, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.

– Нету никакого дьявола! – растерявшись от всей этой муры, вскричал Иван Николаевич не то, что нужно, – вот наказание! Перестаньте вы психовать.

 

Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей.

– Ну, уж это положительно интересно, – трясясь от хохота проговорил профессор, – что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! – он перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую крайность – раздражился и крикнул сурово: – Так, стало быть, так-таки и нету?»

 

– Здравствуй, женщина-решившая-изменить-мою-вселенную, – словно легкий вечерний ветерок прозвучало над ухом у Леи.

Она обернулась, чтобы рассмотреть источник звука и увидела перед собой невысокую красивую девушку, с темно-каштановыми волосами и чернейшими глазами во всех вселенных, что она видела. Точёная фигура была обтянута шелком, словно единым полотном. Она плавала в пространстве, рассекая его своими изящными движениями.

Зачарованная нуарной красотой, Леа не смогла вымолвить и слова.

– Ну же, не разочаровывай меня, прошу. – голос незнакомки увлекал и дразнил, вовсе не хотелось отвечать ей хотя бы только потому, что не хотелось прерывать этого волшебного звучания, – Что ж, я бы никогда не подумала что ты можешь быть такой стеснительной.

С этими словами дама аккуратно присела на диван и перелистнула страницу книги.

– Это моё любимое произведение. Хотя я сущий атеист, но… Чёрт, как он сладко описал Воланда. Мне бы такого мужчину сюда и множество моих проблем решилось бы во мгновение ока.

– И я… И моё тоже, мне тоже нравится! – запинаясь, произнесла Леа.

«Твою мать, Леа, ты разговаривать разучилась? Не будь идиоткой» – поду мала девушка, решив, что отвечать ей действительно не стоило.

Но дама не обратила на её литера турный кульбит особого внимания или намеренно проигнорировала, чтобы не смущать собеседницу.

– Мне понравилось, как вы сделали ремонт в одном из моих районов. Кто выступал дизайнером? Вы или Ваш парень?

– Я не знаю, оно как-то само, – Леа хотела убить себя за подобную речь, которая на фоне благородных речей темноволосой нимфы звучала как слова только научившейся разговаривать туповатой обезьяны.

Дама расхохоталась и, надо заметить,  даже смех у неё получился изящным, насыщенным по звучанию умеренным количеством низких и высоких нот.

– Замечательно, – тоном типичного лечащего врача ответила дама, – что же, тогда, я полагаю, мне стоит представиться, чтобы немного ослабить стену непонимания между нами. Хотя, точнее будет сказать «стену между Вами и мной», свою-то я уже начала разрушать давно, как только приметила Вас. Но не суть, меня зовут Кифо, Вас – Леа. Видите, мы уже почти подружились.

Леа только завороженно смотрела и слушала речи девушки в чёрном.

– Скажите мне, как Вам обстановка в этой комнате?

– Ну… Тут довольно приятно.

– Я хотела выйти за рамки моих любимых цветов и всё думала, как же оформить комнату к Вашему приходу. И не так давно я наткнулась в одной книге на иллюстрацию, мне так понравилась та обстановка, что я просто скопировала её. Получилось, правда, слегка неаккуратно, но не судите строго, мне впервые пришлось экспериментировать с цветами отличными от чёрного.

– Всё отлично, Вы действительно создали уютную комнату под старину.

– Под старину? Я думала, что попала в современное течение, но… Если бы Вы знали, как со Временем трудно справиться и решить какие-то проблемы, не прибегая к высшей математике или к убийству. К тому же, она такая вредная, что порой уговорить её на простой разговор стоит крайне больших затрат . Для м еня эта мадам не так интересна, чтобы тратить свое бесценное время.

– Я, если честно, не до конца понимаю...

– Это не актуально сейчас, забудь, – перебила её Кифо, – Будем на ты. Хочешь вина?

– Я, в общем-то, не пью.

– Ну разве один бокал может навредить? Уверяю Вас, вино в этом замке не подвластно обычному течению времени, если Вам будет интересно, я как-нибудь покажу процесс изготовления вина здесь.

Кифо щелкнула пальцами и в руках девушек появилось по бокалу бордового эликсира.

Пока Кифо с наслаждением вкушала по маленькому глотку сладковатый аперитив, Леа выпила весь бокал залпом и уже через пару минут ею овладело состояние опьянения.

– Теперь я понимаю отчего ты не пьешь, – рассмеявшись, проговорила Кифо, - давай я покажу тебе то, что сможет отвлечь от мыслей об Meje.

– Почему это я должна о нём думать? – огрызнулась девушка, которая и вправду размышляла о своем возлюбленном.

Кифо встала с диванчика и приблизилась вплотную к Лее.

– Я знаю о тебе даже то, что ты сама от себя скрываешь, не то что сопливые мысли неуверенной в себе девчонки.

Губы Кифо, налитые кровью, были очень близки к губам Леи. Не сдержав отчаяный порыв, Леа поцеловала стоящую рядом девушку. Та на мгновение позволив этому поцелую быть, больно прикусила губу Леи и она, словно резко отрезвев, отпрянула.

– Это крайне интересное продолжение нашего разговора, но, боюсь, его придётся на какое-то время отложить.

 

Кифо взяла девушку за руку и увлекла за собой. Выйдя за дверь комнаты, они попали в большое квадратное помещение с гигантской лестницей посредине, ведущей наверх. Вся мебель, находившаяся в этой комнате, была чёрной и матовой, так что заметить её можно было только при хорошем освещении, либо как следует приглядевшись. Мерцающая кожа Кифо, словно сам закат, подчеркивала всё пространство вокруг, контрастируя с ним и придавая чёткие очертания миру туманов и размытых линий.

Дама в чёрном поднималась по высоким ступеням лестницы наверх, в помещение ещё более тёмное, где не представлялось возможным разглядеть ничего. Леа, шатаясь и спотыкаясь, побрела за своей новой знакомой наверх. Каждая ступенька давалась ей довольно тяжело, даже не смотря на то, что она крепко держалась за перила.

Когда Кифо добралась до самого верха, она остановилась и обернулась на свою спутницу, которая с трудом преодолевала середину своего пути. Девушка вздохнула и щелкнула пальцами: в ту же секунду Леа превратилась в дымку, которая стремительно подплыла к своей создательнице и вновь собралась в Лею.

Не заметив ничего особого, кроме того, что головокружение усилилось в несколько раз, Леа продолжила следовать за Кифо, которая, к тому м оменту, уже была по середине тёмного помещения.

– Как ты знаешь, я не дружу со Временем, хотя, точнее будет сказать – она со мной не дружит. Условно говоря – не поделили пасочку. Так что рассказ, который ты сейчас услышишь, будет переплетён сотнями временных линий, ни одну из которых чётко обозначить для тебя я не смогу, так что позволь себе сосредоточиться только на фактах, а о деталях не думай. Договорились?

– Конечно! – уверенно ответила Леа, не понимая ни слова из сказанного ей.

– Икду – мудрый народец, особенно по человеческим меркам, с насыщенной историей и, как полагается любому древнему человеческому роду, с трагическим концом.

Что-то кольнуло в сердце у Леи в тот момент, когда она услышала знакомое название и она захотела спросить что Кифо знает о них, но то, что произошло дальше поразило девушку до потери дара речи.

В абсолютно тёмной комнате из белого плотного дыма стали формироваться силуэты людей, в одном из которых Леа узнала знахаря Вита, который умер после того, как засыпали озеро. Он выглядел немного моложе, стоял напротив толпы людей и что-то им втолковывал.

– Поселение надо было построить около озера потому, что это был взаимовыгодный союз – для озера люди, обжившие его, были пищей, точнее сказать их энергия жизни, а для людей – это была энергия смерти. Конечно, я выразилась сейчас очень утрировано, но моя задача просветить тебя, а не запутать.

Силуэты в комнате стали складываться в огромное чудовище, своим образом напоминавшее православного дьявола, коим его рисуют в фильмах, книгах и прочих средствах массовой информации.

– Люди, слыша словосочетания подобные “энергии смерти” непременно ассоциируют их с чем-то дьявольским и однозначно негативным. Но это не совсем так. Энергии смерти бывают разных видов, подвидов, классов и подклассов, я не буду вдаваться в подробности сейчас, но ты должна уяснить одно – озеру была нужна от людей энергия, которая теплится в них когда те счастливы, а людям нужна была энергия для рождения детей, для хорошего урожая и здорового скота, которая формируется из энергии тысяч смертей других форм существования. Ведь тут можно утверждать, что из ничего невозможно создать что-то, поэтому при технике создания энергий иногда используется замещение, или, как я это называю, одалживание. Дешёвый трюк, но, как правило, безошибочно работающий.

 

Силуэты стали складываться в озеро, в котором было видно звёздное небо. Эту водную гладь Леа не спутала бы ни с чем – это точно было озеро Икду, которое она одномоментно вспомнила столь отчётливо, словно и не было этих прыжков по реальностям.

– Итак, мотивы понятны. Теперь перейдем к функциям озера. Для трансфера энергий нужна субстанция, которая бы обеспечивала открытый доступ и поддерживала поток передач этой энергии и именно такая субстанция была “влита” в озеро Икду. Говоря проще – это озеро ни что иное как портал, который передаёт определенные вещи со всех уголков вселенной, с каждой реальности в каждую реальность. Кажется, без исключений. Чудесно, правда?, – гордо озвучила свои мысли Кифо.

Последняя фраза прозвучала так, словно мамочка хвастается своим ребёнком перед другими нерадивыми мамашами.

– Ты его создала? – серьёзно спросила Леа.

– Моя догадливая девочка, да. Но не стоит сейчас меня боготворить, придержи страстные речи на потом, поверь мне, это самое малое из того, что я делала и сделаю ещё. И ничего в сравнении с тем, что могу сделать.

– Богиня, – воскликнула Леа, влюблённо пялясь на Кифо, – Иначе как объяснить красоту этого озера и его универсальность? Оно действительно созданное богами.

На какую-то долю мгновения уголки губ Кифо дернулись вверх, но она быстро взяла свои эмоции под контроль.

– Merci, но позволь мне продолжить моё повествование.

Леа молча кивнула и силуэты продолжили рисовать историю озера.

– Некоторое время назад произошел катаклизм. Не скрою, что он принёс очень много неудобств: разломы реальностей, искривления пространств и временных потоков, и много других неприятных вещей; из-за чего озеро больше не выполняло свою функцию так, как следовало. Разумеется, мне пришлось прекратить его функционирование в твоей реальности.

Услышав последние слова, Леа, глазевшая на Кифо во все глаза, попятилась от неё. Блаженное выражение лица сменилось ужасом, затем гневной гримасой.

– Ты… Ты убила моё озеро?

Кифо рассмеялась в ответ.

– Твоё озеро? Ну, пусть будет так.

– Ты же знала, что без него умрёт чуть ли не всё поселение!

– Если бы я оставила его работать – умерло бы несколько реальностей. В данной ситуации риски оправдывают мои действия.

– Ты создала шедевр, от которого сама в итоге отказалась, потому что он не справлялся с задачей. Разве это озеро не стоило того, чтобы… чтобы…

– Чтобы подкосить всю вселенную ради него? Нет. Леа, ты разочаровываешь меня.

Ошеломлённая девушка смотрела на Кифо не понимающе. Озеро Икду было самой красивой вещью во всём окружении девушки, это было невероятным волшебством, и ей было непонятно, как можно было сотворить этот шедевр, а потом убить его. Мотивы были не важны, ведь речь шла об истинно уникальном шедевре.

С таким же выражением лица смотрела на неё и Кифо.

– Я была о тебе лучшего мнения. Но в любом случае, пока что ты мне ещё интересна.

 С этими словами Кифо покинула комнату, оставив Лею наедине со своими мыслями.

 

 

Глава VI

 

 

Впереди неё стояли застывшие дымчатые силуэты, изображавшие клубок змей, переплетающихся друг с другом, они сменились на змей сразу же после того, как Кифо покинула комнату. Леа смотрела на них, как завороженная – красота поражала её сознание настолько, что память отказывалась от неприятных воспоминаний, только бы отдать всё внимание этой красоте, впитать в себя её. Обессиленная от пережитых эмоций, Леа решилась подойти к растворяющемуся в воздухе великолепию и прикоснуться к нему, но, как только её пальцы разорвали плотную субстанцию дыма, змеи разлетелись в разные стороны комнаты, удобно расположившись по углам. Силуэты змей распадались на более мелких, их количество росло в экспоненциально, тогда же как их размер уменьшался соответственно, и вскоре из миллиарда маленьких шустрых змеек образовалась точная копия озера Икду. Леа, загипнотизированная этим процессом, стояла, раскрыв рот. Озеро отражало невероятно звёздное небо, которого в помещении не было – потолок зиял чёрной пустотой. Она легла около кромки воды и рассматривала каждую звёздочку, радовалась каждому миллиметру озера и, проведя с ним несколько часов, заснула.

Безмятежность сна прервал подло подкравшийся к уголку глаза лучик света. Он был тусклым, но в абсолютной темноте даже едва заметный блик кажется просветлением.

Открыв глаза, девушка обнаружила себя на большой кровати, устланной чёрными матовыми простынями. Мягкость матраса не хотела её отпускать и Леа решила поваляться ещё.

 

В её голове всплывали воспоминания о вчерашнем диалоге с Кифо, и она осознавала, что погорячилась в том разговоре.

Как по волшебству, как только имя женщины в чёрном промелькнуло у неё в голове – в комнату вошла его носительница.

– Доброе утро. Надеюсь, тебе хорошо спалось здесь. Я решила не оставлять тебя одну наедине с моими химерами, они, в основном, безобидны, но могут, при желании, сделать некоторые пакости. Поэтому я перенесла тебя сюда.

– Ты… кхм… Меня несла сама? – покраснев, произнесла девушка.

Кифо только рассмеялась и, подойдя к кровати, присела на край.

Девушки смотрели друг другу в глаза некоторое время в молчании, затем рука Кифо приблизилась к щиколотке Леи и стала её едва ощутимо поглаживать.

– Я приготовила нам завтрак. Надеюсь, ты любишь ванильные вафли и молочный коктейль?

– Очень! – радостно, но от этих слов собеседницы чувствуя себя ещё более виноватой, произнесла девушка.

С этими словами Леа выпрыгнула с кровати и обнаружила себя в красивой атласной пижаме, конечно же, чёрного цвета.

Кифо, медленно убравшая руку с того места, где секунду назад была нога девушки, встала с кровати и, взяв Лею за руку, повела её в обеденный зал.

Он не был огромным, как другие помещения в замке, но был в его стилистике – всё было абсолютно черным. Кроме пламени в камине, которое сияло красным насыщенным цветом.

Девушки присели за красиво украшенный стол и принялись за завтрак, к слову сказать, очень красиво поданный.

– Леа, мне нужно чтобы ты провела сегодняшний день со мной.

Девушка удивленно посмотрела на Кифо.

– Я, в принципе, не против, других дел у меня всё равно нет.

– Отнюдь. Дел у тебя невероятно много. Твоё расписание распланировано поминутно, но мне удалось выделить в нём время на наш с тобой день. Поверь мне, если бы это не было важно – я бы не просила.

– Я верю. Только что мы будем делать?

– Пусть это будет сюрприз, не хочу утомлять тебя скучным планом сегодняшнего дня. Так как?

– Да, конечно. Как скажешь, – ответила Леа, уплетая остатки с красивой тарелки.

Кифо улыбнулась и щелкнула пальцами. Пустые тарелки и приборы исчезли со стола, оставив на нём только старинные подсвечники и блеск отполированной поверхности.

 

– Нам надо приодеться, так как нас ждёт выход из замка, если можно так выразиться. Твой наряд висит в спальне, у тебя есть несколько минут.

Кифо встала из-за стола и вышла из обеденного зала. Недолго думая, Леа последовала её пути, только повернув в последний момент в свою спальню, на которую указала ей Кифо.

На кровати уже лежало чёрное платье в пол и такой же чёрный кардиган.

«Неужели погода испортилась? Когда я шла в замок было совершенно не холодно.»

Но на негодование времени не было, и девушка послушно облачилась в предложенный ей наряд. В кардигане было невыносимо жарко, сняв и повесив его на руку, Леа отправилась на поиски Кифо.

Выйдя на пролёт лестницы она сразу её нашла – та стояла у главного входа в замок, ожидая свою спутницу.

– Если ты готова – подойди ко мне.

Леа исполнила просьбу и через пару секунд оказалась возле неё. Кифо, на удивление, повела её в зал, в котором Леа вчера заснула.

Там их поджидало озеро Икду.

– Не отставай. Кстати, постарайся не потерять кардиган. Нас ждёт всего два места для посещения сегодня, и в одном из них будет ощущаться холод, будь к этому готова.

– То есть мы целый день проведем всего в двух местах? Мне показалось ты говорила о множестве мест.

– Я же говорила, что не дружу со Временем, – раздраженно проговорила брюнетка, жестами поторапливая Лею.

Леа понимающе кивнула, хотя на самом деле мало что понимала.

Девушки шагнули в озеро и через мгновение оказались в огромном красивом помещении, украшенном золотом и всяческими картинами на стенах. Сквозь стекла в гигантских окнах просачивался золотистый свет, ниспадающий на головы кружащихся в танце господ и дам. Кифо, по-прежнему крепко державшая за руку свою спутницу, когда их чуть не сбила с ног очередная проносящаяся мимо них танцующая пара, потянула Лею за собой сквозь толпу.

Когда они подошли к краю зала, Кифо обратилась к Лее:

– Красиво, правда?

– Да, безумно! Я читала о балах в книгах, но никогда не ожидала увидеть хоть один воочию. А какой это век?

– Это очень трудно объяснить, так как это происходит совсем не на твоей планете и даже не в твоей реальности. Пошли, я покажу тебе кое-что.

Они поднялись по красивой лестнице, устланной терракотовым ковром и подошли к тяжелой дубовой двери.

Кифо щелкнула пальцами дверь открылась. Девушки зашли в небольшое помещение, очевидно служившее хозяину библиотекой – стены представляли собой загруженные донельзя полки с книгами, а посередине стоял массивный стол из тёмного дерева.

На столе громоздилась уйма бумаг и раскрытых книг с закладками из ткани, картона и даже металла. А за столом сидел мужчина в круглых очках и что-то выискивал в огромной книге, размером с десять скреплённых вместе книг.

Странная особенность этой комнаты состояла в том, что в ней повсюду были разбросаны разного типа часы: и наручные, и карманные, и песочные, и даже часы с кукушкой.

– Это Сэнтине, часовщик. Сейчас работает над созданием забавной вещи, которая даст толчок всем вселенным и одновременно им же прибавит массу проблем.

– Здравствуйте, я Леа! – начала было проявлять дружелюбие девушка, чем вызвала у Кифо громкий острый смех.

– Он не ответит тебе. Мы с тобой существуем в другом временном потоке, мягко говоря, наше с ним фазирование совершенно не совпадает – он не видит тебя, но мы вполне можем наблюдать за ним. Не могу сказать, что это прошлое, потому что данное действие происходит до начала времён, но для упрощения происходящего – считай, что это уже было и мы с тобой просто просматриваем мои воспоминания.

Леа неуверенно кивнула и подошла к сидящему мужчине.

– Так он совсем меня не видит?

– Совсем.

Девушка провела рукой перед его лицом, но мужчина совершенно не отреагировал на это.

– С ума сойти…

– Как же тебя легко удивить.  Какие бы чудеса я не показывала – тебе вполне достаточно посмотреть кино.

– Простите меня пожалуйста, но я не так избалована чудесами, как Вы.

Кифо улыбнулась и продолжила свое повествование.

 

– Мы с тобой сейчас видим начало Времени. Его полноценное формирование, на которое у Сэнтине уйдет много сил, как внутренних, так и внешних. Пусть я не могу посвятить тебя во все подробности, но это, тем ни менее, важный пункт нашего дня.

– Подожди, так если это начало времен, то тогда откуда взялся этот бал и книги? Их же кто-то писал. И замок этот должен был кто-то построить.

– Для людей проще думать, что их кто-то создал, что если что-то есть – значит есть и творец, но на деле всё не совсем так. Да, определенно, чтобы создать что-то нужно приложить усилия, но это не значит что эти усилия должны исходить извне создаваемого объекта. Есть вещи, которые возникают по собственному желанию. Вот как, например, Сэнтине. Он просто появился в одно прекрасное мгновение сам по себе. Сам себя создал, вульгарно выражаясь. Как и этот замок для него тоже появился сам по себе. Кстати, мой замок тоже принадлежит к созданиям, которые сами себя порождают.

– А кто этот Сэнтине такой? Можно считать его богом?

– В твоем понимании он определённо бог, почти для любых религий.

– То есть он создал меня?

– Нет. И не по образу и подобию своему. Ты его видишь человекоподобным только потому, что другой образ просто не уложится в твоей голове. Представь что везде, где бы ты не находилась, есть некоторое устройство, витающее в воздухе и превращающее все незнакомые и непонятные для тебя образы в знакомые и понятные.

– Понятно. Но ты мне не рассказала о Сэнтине, кто он?

– Он создание, которое следит за всеми реальностями в Круге.

– В каком круге? – голова Леи понемногу начала пульсировать неприятной болью в висках.

– В одном из бесчисленного множества маленьких и больших Кругов. Мы находимся в одном из них. В одном Круге может помещаться до миллиарда в тринадцатой степени чистых реальностей. Но это в Круге нашего типа, есть более вместительные и менее вместительные. Наш где-то средненький, чтобы ты понимала масштабы.

Леа молча кивнула.

– Отлично, идём дальше. Сэнтине руководит тем, что происходит в реальностях. Дело в том, что существование реальностей обеспечивает энергообмен как в Круге, так и за его пределами. Но так как всё всегда будет стремиться к хаосу, нужно создание, которое будет упорядочивать все процессы, можно сказать, Антагонист хаосу. Для этого и создался Сэнтине. Мы с тобой видим, что он сходит с ума от скуки. Какие бы развлечения он не придумывал – не помогает ничего. Я понимаю его, ведь столетия не согревают, и всем существам хочется разделять себя на части. Для этого создалась любовь. Она есть везде и именно она создала, в конечном итоге, течение времени. Точнее сказать, стремление к любви создало время. И именно это желание движет мной сейчас.

– Вот сейчас я уже ничего не понимаю.

– Сейчас объясню, имей терпение. Сэнтине ищет способы создать себе любимое существо. Для этого он запросил эту библиотеку в одном из внешних Кругов.

– А кто писал эти книги?

– Да кто угодно, но в основном это подобные Сэнтине. Итак, вскоре он создаст Время, чтобы любить её и оберегать до конца своих дней. Это та ещё мадам, с таким характером, что только Сэнтине и может её выдержать. Но это не важно. Смотри, ты увидишь сейчас своими глазами как создается сущность, из-за которой ты попала сюда.

 

В этот момент мужчина вскрикнул и вскочил со своего места. Затем он вышел из-за стола и встал посреди комнаты.

– Мне нужно то, что превратит сгусток энергии в поток, в линию, которая будет следовать определенным пунктам, – Сэнтине стал ходить по комнате и рассуждать вслух, – то, что будет начинать акт с начала и доводить его до конца. Но для этого мне определённо надо положить начало…

Мужчина выбежал из комнаты, оставив девушек наедине. Леа поспешила за ним, но Кифо одернула её, схватив вовремя за руку.

– Стой, не спеши. Сейчас он сюда придет.

Через некоторое время Сэнтине вернулся с одним из гостей бала.

– Встань вот тут, – суетился он вокруг недоумевающего гостя, – теперь закрой глаза и стой смирно.

– Слушай, я всё самое интересное из-за тебя пропущу! – недовольно пробубнел разодетый гуляка, но глаза всё же закрыл.

Сэнтине подбежал к столу и стал рыться в ящиках, вскоре он вытащил из одного из них нож и приблизился к мужчине.

– Я назову тебя “Время”! – крикнул он и одним чётким, подозрительно отработанным движением перерезал горло оторопевшей жертве.

Мужчина схватился за рану, пытаясь остановить тёмную вырывающуюся кровь, а затем рухнул на пол, издавая противные харкающие звуки.

Сэнтине смотрел на умирающего с выражением лица сумасшедшего учёного, который проводит страшные опыты в своей лаборатории. Вскоре последние хрипы прекратились и гость умер.

Сэнтине встал над ним и достал карманные часы.

– Кифо, что он делает? – дрожащим от ужаса голосом спросила Леа.

– Видишь ли, перед тем как совершить эту манипуляцию, Сэнтине создал инструмент, который руководил бы потоками энергий. Он похож на часы, я знаю, но в этих часах невиданная для человека мощь, именно эти карманные часы заставляли всё идти по плану, по своей логичной очередности. Смотри дальше!

 

Мужчина стал поворачивать стрелки в обратном направлении, нервно поглядывая на труп. Вскоре кровь, которая растеклась вокруг лежащего на полу мертвеца, стала затекать ему обратно в горло, всё быстрее и быстрее, затем мужчина ожил, встал. Леа с облегчением выдохнула, ведь увидеть убийство своими глазами – зрелище не для слабонервных. Но дальше стало происходить куда более завораживающее действо – бывший труп стал молодеть: из зрелого мужчины он довольно быстро превращался в юнца, а затем в ребёнка, и, вскоре, стал младенцем, сидящем в кипе взрослых вещей. А затем младенец превратился в зародыша и скрылся из глаз. Он становился меньше и меньше, пока не превратился в оплодотворенную яйцеклетку, и, спустя несколько мгновений, из часов полился тяжелой струйкой золотой дым, переливающийся блёстками на свету от керосиновой лампы, до самого пола, где не так давно была лужа крови.

Часы выливали парообразное золото ровно до тех пор, пока оно не образовало женщину, светящуюся словно солнце, с длинными кудрявыми волосами и жёлтыми ядрами глаз.

– Время! – проговорил одними губами Сэнтине.

– Моя любовь! – кинулась обнимать его Время.

В этот момент Кифо резко схватила Лею за руку, щелкнула пальцами и они снова оказались в замке.

– Эй, ты чего? Мы же не досмотрели!

– Не досмотрели на что? На сопли любовные? Терпеть не могу их нежности.

– Значит, ему удалось? Всё пошло по плану?

– Да, он молодец. Создать такой аппарат управления очень сложно, я пыталась сделать что-то подобное, но не вышло.

– Кифо, я все хотела спросить, а как жили до Времени? До Её появления? Ведь, получается, ничего не рождалось, ничего не умирало. Так?

– Нет, не так. До появления Времени в том облике, в котором она предстала после действий Сэнтине, был Хаос – все рождалось и умирало, но и умирало, а потом рождалось. Время было некой субстанцией, очень запутанной и хаотичной, всё происходило так, как хотело. Сэнтине это не нравилось, он же сам Порядок, вот он и захотел упорядочить поток времён и создал упорядоченное, чётко следующее инструкциям, Время. И в бонус создал в лице неё же любовницу. Эгоистично, правда?

– Ну не знаю, если бы я могла создать себе помощника, то обязательно снабдила его и другими полезными качествами.

– Хорошо, что не можешь.

– Почему это?

– Вырастешь – поймешь.

С этими словами Кифо рассмеялась.

– Что дальше? – обижено проговорила Леа.

– Дальше снова озеро.

– Почему нам надо озеро? Ты же можешь попасть куда хочешь по щелчку пальцев?

– Нет, не могу. Я могу только вернуться домой, в свой замок. И это скорее его способность, нежели моя. А когда нужно попасть куда-то – я использую озеро.

Девушки снова прошли через главный вход и попали в комнату с водяным порталом.

– Прыгаем? – спросила Леа.

– Прыгаем.

 

На этот раз девушки оказались в открытом кос мосе около одной из туманностей золотистого цвета. Красота открывающихся видов поражала сознание Леи, та просто парила в космической галерее с открытым от удивления ртом. Тут было настолько невыносимо красиво, насколько же и холодно. Леа поторопилась закутаться в скомканный и уже изрядно помятый кардиган.

– Ты никогда не задумывалась почему звёзды так завораживают?

– Задумывалась, я вообще много думаю о звёздах. Матушка говорила мне что звезды – это отголоски далёкого прошлого, потому что иногда мы видим свет от давно погибших звезд. Но мне не нравится такой прагматичный к ним подход. То есть, я понимаю что это наука, и ни в коем разе не отрекаюсь от неё, но… Так хочется придать им иной, более совершенный смысл, что трудно сдержать себя.

– Понимаю. Даже с моими знаниями – всё равно, я смотрю на них и вижу магию. Почему они возникли именно такими? Почему всё сложилось в подобную красоту? И я не могу ответить на эти вопросы.

– Я думала, что ты – божество, и, если не создала сама этот мир, то уж точно знаешь как он устроен.

– Я только необходимый этому Кругу инструмент, мы можем общаться с другими подобными инструментами из соседних Кругов, но познать сущность самого Круга не дано никому из нас. Это абсолютно за пределами понимания. Хотя я слышала истории о существах, которым удалось выйти за рамки и осознать смысл. Но лично я таких не встречала.

– Точно как у людей, – ухмыльнулась Леа, – какова цель нашего визита сюда? Я не поверю, что ты привела меня просто полюбоваться звёздами.

– Сейчас ты увидишь, как время повлияло на содержимое Круга на примере твоей реальности. Точнее, её маленького кусочка.

Перед ними туманность начала заворачиваться в немыслимые фигуры, сжимаясь в размерах, тускнея и погибая.

– С появлением Времени космос стал движим и предопределён, хотя, изначально, он создавался совершенно в других условиях и к временным потокам не был готов. Реальности начали заворачиваться, сталкиваться друг с другом, то притягиваться к центру круга, то отталкиваться. Время не щадит никого, стараясь всё довести до логического конца любой ценой.

– Зачем ей это делать? Разве Сэнтине не должен был её контролировать?

– Они с Сэнтине единое целое, но их цель понятна – упорядочить всё процессы в Круге, то есть задать им начало и конец:  всё, что рождено – должно умереть и дать жизнь новому витку.

– То есть они просто убивают реальности?

– В том числе. Сейчас ты видишь как центр твоей реальности начинает заворачиваться, вскоре витки дойдут и до твоей планеты. Затем вся реальность начнет искажаться, возникнут временные разломы в тех местах, где пространство не будет приспособлено к движению, сместится информационное поле и начнут пропадать объекты, мелкие и большие, функции существ и субстанций начнут мутировать, и так далее.

– Мама с папой… Они исчезли из-за этого? - Леа почувствовала как её мир переворачивается с ног на голову, как эмоции ужаса вперемежку с гневом танцуют смертельное танго, которое превратиться в страшный взрыв через несколько секунд.

– На этот вопрос тебе ответит другое существо.– ответила ей Кифо, словно не замечая терзаний Леи, – Пойми, я ограничена в действиях и словах, сейчас я должна задать тебе вектор движения, и если я грубо ворвусь в твоё сознание – ты либо сойдешь с ума, либо исчезнешь для этого пространства, как какой-то поломанный плохо функционирующий элемент.

– Кто мне ответит на вопросы о моих родителях?! – Леа перешла на крик, которому не суждено было разнестись по космосу.

– Не нервничай, ты всё узнаешь совсем скоро.

Кифо вновь схватила девушку за руку и щёлкнула пальцами. Они оказались около главного входа в замок.

– Я хочу узнать что случилось с моими родителями! – Леа не могла контролировать свои эмоции, ведь если оставался хотя бы шанс всё исправить – она должна была узнать об этом как можно скорее.

Кифо только молча удалилась по лестнице наверх, в свою комнату, оставив разнервничавшуюся Лею наедине со своими мыслями. Мысли о том, что её родители не бросали её, а исчезли из-за катаклизмов не давали ей покоя. Она так много лет жила с мыслью о том, что она просто брошенный ребёнок, столько лет не могла простить себе несовершенность, собственную ущербность из-за которой, как она думала, её и бросили, что сейчас шанс быть нужной был для неё вторым дыханием, которое и сподвигло её двигаться дальше. Бежать из этого замка прочь, оставив самокопание и спокойную грусть здесь.

Она побежала вверх по лестнице, перегнав спокойно поднимающуюся Кифо, и свернула в зал, где вчера заснула у озера. Сильным толчком распахнув массивные двери, она впустила холодный воздух вестибюля в холл, где по полу плавали дымчатые волны. Сквозняк разогнал их по углам комнаты, сбив в грозных возвышающихся до полотка химер, которые секунду спустя кинулись на Лею.

Но человек лишенный страха чаще всего добивается своей цели быстрее тех, кого мучают фобии и сомнения – руки, поднятой вверх, было достаточно, чтобы остановить агрессию химер и превратить их в бестелесых послушных дымков, мирно стекающих на пол.

– Икду! – требовательно крикнула Леа.

Химеры вновь сплелись в круговороте выданного им задания и собрали точную копию портала.

Не раздумывая, она шагнула в него, вновь отдавая свою душу на волю Случайности.

 

Глава VII

 

Сухие пожухлые листья разлетались от ветра, шкрябая брусчатую улицу сухими острыми кончиками, приятно похрустывая под ногами прохожих. Флажок на пекарне Заруфанских развевался от южного ветра, который, быть может, в последний раз в этом году согревал Гребмел.

Леа стояла напротив пекарни и пыталась унюхать запах, который при жизни ей так нравилс я, но, увы, не чувствовала ничего.

Надежды на возвращение в свою реальность рухнули, но вместе с этим возродились надежды на то, что быть может в этой нетронутой катаклизмом реальности она сможет узнать что случилось с её родителями.

Конечно, было бы лучше оказаться в Делаиде, где она родилась, чтобы скорее найти родителей, но только Гребмел она помнила до мельчайших деталей и смогла восстановить его в памяти чтобы попасть в эту вселенную, в то время как Делаид остался в её памяти только серым пятном. Пройдя по знакомой улице она пришла к дому приемных родителей – там бурлила жизнь: из окна отцовской спальни доносились бряцанье и добротный мат, видимо отец работал над новым механизмом, а окно кухни было полностью покрыто конденсатом. Леа подошла к воротам чтобы хоть ненадолго увидеть своих родных, и просунула лицо между металлических прутьев.

Она рассматривала силуэт матери, суетливо бегающей по кухне, старалась прислушаться во все тонкости голоса отца. В какой-то момент она закрыла глаза и почувствовала некую отрешённость, словно весь этот бред с ней не происходил, словно она сейчас зайдет на кухню, матушка спросит у неё как погодка, угостит вкусным вишнёвым пирогом, а отец расскажет о том, как в военное время он выиграл в карты у цыгана хромую лошадь. Растворившись в воспоминаниях своих любимых дней, она не заметила как к ней подкрался хищник. Мягкой поступью он шагал по верху ворот и, присев перед решительным прыжком, прижал к голове уши.

Уже через секунду на голове Леи сидел довольный Грациас, и даже не собирался покидать уютное место.

Леа сняла его с головы и прижала к себе.

– Как же я скучала!

С этими словами она сжала кота со всей силы и расплакалась.

– Полегче, ты меня второй раз замочить хочешь? – яростно стал вырываться из её рук кот, который силился изобразить крайнюю степень недовольства.

Услышав знакомый голос, Леа разрыдалась ещё больше.

– Господи, да сколько можно, чего ты ревёшь? Я же нашелся. Давай, бери себя в руки и пошли, нам надо торопиться.

– Куда? – шмыгнула носом девушка.

– Родителей твоих искать, ты чего?

– Откуда ты знаешь?

– Я все это время был с тобой, просто не обрел физического облика в мире Кифо. Не знаю почему так, может потому что не особо хотел, но, в любом случае, нам стоит сейчас поторопиться.

– Почему ты знак мне не подал какой-нибудь? Я же искала тебя! – возмутилась девушка, растирая по раскрасневшемуся лицу слёзы.

– Леа, а каким, скажи мне на милость, образом я должен был это сделать? Щелкнуть пальцами, как Кифо? Так ты прости, у меня пальцев даже не было! К тому же я понял одну вещь – реинкарнируя, я вынужденно перенял повадки, память и характер того, во что превратился. И там я не был котом, не был твоим другом, я был бестелесной дымкой, которая наблюдала, словно, сторожила мир Кифо.

Леа обняла кота, поцеловала его пушистую мордочку, хоть он не был в восторге от этой процедуры, и, положив руку на ворота своего любимого дома, мысленно попрощалась с ним.

– Грациас, как ты думаешь, если я в этом мире захочу в миг оказаться в другом городе – это получится? Так же, как получалось в нашем искусственном Гребмеле?

– Не знаю. Это же не твоё создание, это чужой мир. Просто он для тебя не реальный, но… Кто знает, ты попробуй.

Леа напряглась, так сильно, что у неё покраснело лицо, и со всей силы щёлкнула пальцами.

Ничего не произошло.

– А давай я попробую, – заинтересованно сказал Грациас.

Шерсть всего кота встала дыбом, хвост устремился наверх, зрачки сузились до миллиметра – кот был сосредоточен донельзя.

Но вновь ничего не вышло.

– Боюсь, придётся добираться до Делаида своими ногами, – разочарованно пробормотала Леа.

– Подожди меня тут, буквально две минуты, – быстро выпалил кот, и устремился в дом Женевьев и Эрана.

Леа, не успевшая ничего ответить, так и стояла около ворот дома.

Захотелось покурить. Как нельзя удачнее, мимо как раз проходил мужчина с подожжённой сигаретой.

– Молодой человек, могу ли я попросить у Вас сигаретку?

– О, да, конечно.

Мужчина достал портсигар и угостил Лею коричневой папиросой, которую явно пропитали в ванили.

“Странно, никогда не видела в Гребмеле человека, который бы использовал портсигар, это так по-современному”.

Леа подкурила ванильную сигарету и вдохнула приторный дым.

В каких бы вселенных она не была, чем бы её не развлекали, но сигареты остались самым действенным способом расслабиться.

Пока девушка наслаждалась пагубной привычкой, сзади уже шёл кот и что-то нёс в зубах.

Леа нагнулась к нему, он положил ей свою добычу в руки – это было ни много ни мало тысяча двести ридей, на них можно было жить около недели, при этом питаясь в дорогих ресторанах, арендуя королевские апартаменты.

– Откуда ты взял такие деньги?!

– Было бы забавно ответить “Кот наплакал”, но в этот контекст фраза не подходит, так что пусть будет “плохо лежало”, устроит такой ответ?

– Пока да, но потом обязательно расскажешь.

Парочка поспешила на вокзал, около которого располагались грузовики, старые телеги без конниц и несколько новых автомобилей.

Леа решила подойти к курящему водителю груженого грузовика и попытать счастья у него.

– Хорошая погодка, не находите? – нарочито пафосно проворковала девушка.

Водитель, мирно куривший дешёвую самокрутку, облокотившись о колесо грузовика, повёл усталым взглядом в сторону девушки, выражение его лица вещало только о том, насколько он не настроен в данный момент на светскую беседу.

– Вы бы не хотели немного подзаработать и отвезти двух тихих и абсолютно не требовательных пассажиров в Делаид? Вам же всё равно по пути, что Вы туда везете – часы, мебель или древесину?

– Сколько? – сиплым голосом осведомился водитель, туша окурок ботинком об брусчатку.

– Два ридея, подойдет?

– За пять повезу, меньше не хочу.

– Хорошо, пять так пять. Только мы будем на переднем сидении.

– Кто с тобой ещё едет?

Грациас собрался было представить собственную персону, но Леа, предусмотрев желание пообщаться, быстренько закрыла ему пасть рукой так, что у кота получилось практически натуральное “мяу”.

– Я еду со своим котом!

– У богатых свои причуды, – хмыкнул водитель, – я выезжаю через пять минут, можешь пока кинуть кости. Но кота будешь держать всю дорогу на руках, мало ли что там у него на уме. Знаю я этих тварей шерстяных, мне один такой уже морду поцарапал.

С этими словами мужчина показал грубой огромной ручищей на шрам около губы.

– Что вы, Грациас очень воспитанный кот и никогда никого не царапал.

– Как бы не так, – грозно рявкнул мужчина, – либо везёшь его на руках, либо попытай счастья в другом месте!

– Как скажете, – поспешила успокоить его девушка, – подскажите, пожалуйста, сколько времени туда добираться?

– Часов шесть, если остановок не будет. Деньги вперёд!

Леа расплатилась и поспешила в салон грузовика. Переднее сидение было укрыто домашним вязанным пледом, по виду этак столетней давности, по всей кабине были разбросаны какие-то бумажки, накладные, ручки, спички и остатки еды.

Как только девушка уселась, она взяла Грациаса себе на руки поудобнее и уставилась в окно.

– Как ты смеешь затыкать мне рот? Малявка неблагодарная! Да может быть я договорился бы почти задаром добраться до Делаида, – прошипел пушистый комок ненависти.

– Ты хоть представляешь как бы он удивился, если бы увидел настоящего разговаривающего кота? Да нас бы в тот час отправили в цирк!

– А почему ты решила что в этой реальности коты не говорят?

– Не знаю. Но так грубо проверять мы это не станем. Легче объяснить человеку почему говорящий кот всю дорогу молчит, чем как обычный мяукающий, по своей природе, кот выучил человеческую речь.

– Будь по-твоему, но учти – ты затыкаешь голос разума!

– Тс-с, он идет сюда.

Мужчина грузно уселся в водительское кресло, завел машину, звук двигателя которой больше напоминал стук в литейном цеху, и с уверенным “Вперёд!” сдал назад, чтобы выехать на центральную дорогу.

 

Количество произнесённых ним за всю дорогу слов можно было сосчитать по пальцам, это была либо нецензурная лексика, в тех случаях когда на дороге его кто-то подрезал, либо объявление об остановке в целях посетить уборную, которое тоже звучало предельно грубо.

Леа решила не тревожить комфортное для водителя молчание и всю дорогу смотрела на пролетавшие мимо пейзажи.

Осенние леса, золотившиеся в лучах закатного солнца, маленькие деревушки с пасущимися коровами на лугах, пересечение дорог и птицы, кружащие по небесной глади в разных направлениях – всё это обратным отсчетом возвращало к истокам её путешествия .

Чем ближе они подъезжали к Делаиду, тем хуже становилась погода – небо затянулось серыми тучами, скрыв вставшую к тому времени луну, дорога постепенно становилась всё мокрее и корявее, на въезде в город и вовсе выглядела как глиняное месиво. Дождь лил как из ведра, когда водитель “объявил” о конечной остановке.

Леа засунула Грациаса за пазуху своей кофты и вышла из машины. Слои дождевых капель превратились в серую стену, через которую не видно было практически ничего. Единственный относительно недалекий огонёк горел в метрах ста от машины, туда девушка и решила пойти, в надежде что эта будет кабак или постоялый двор.

Дождь нещадно обливал потоками холодной воды девушку и кота, который впился когтями в плечо Леи через мокрую и холодную одежду, но через несколько минут чавканья по скользкой глине они оказались у какой-то питейной. Выхода другого, особо, не было, так что парочка решила пойти туда.

Открыв двери, они сразу же ощутили стойкий запах перегара и пота, что в данной ситуации было немного, но всё же приятнее проливного дождя.

Леа прошла к барной стойке, за которой стоял тщедушный старичок, ловко ливший алкоголь в разные по форме и по размеру стаканы.

– Малолеткам не наливаем! – грозно ответил старик и указал пальцем на дверь.

– Нам бы дождь пересидеть, – тихонько проблеяла Леа.

Старик на мгновение прекратил разливать выпивку по стаканам и всмотрелся в девушку.

– Ладно, иди посиди в углу, а Хелли сейчас принесет тебе чего-нибудь горячего. Дашь ей пять мирок, надеюсь ты хоть при деньгах.

– Да, конечно. Если можно еще какой-нибудь еды.

– Есть только бутерброды с маслом и сыр.

– Давайте два бутерброда и немного сыра.

Старик кивнул и продолжил заниматься своими делами, а Леа прошла в угол комнаты и села за деревянный столик, устланный прожжённой серой скатертью.

Никто особо не обращал на них никакого внимания и через несколько минут подошла бодрой походкой, скорее напоминавшей небольшие прыжки на короткие дистанции, бабулька.

– Приятного аппетита, –  тонким голоском пропищала она, и положила на стол тарелку с бутербродами огромных размеров и такую же тарелку с грубо нарезанным сыром.

– Спасибо! – ответила Леа и расплатилась за еду, – подскажите, быть может Вы знаете где тут живёт Рейган Аппоний, рыбак?

Старушка задумалась на минутку, а затем ответила:

– Не знаю, дорогуша, боюсь, это имя мне незнакомо, – и ускакала по своим бабулькиным делам обратно к барной стойке.

Леа приступила за свой ужин, как и Грациас, хватая с тарелки бережно нарезанные для него маленькие кусочки бутерброда цепкими когтями.

Еще через пару минут Хелли принесла огромную чашку с чаем, судя по температуре которой можно было предположить что их хотели сварить изнутри.

Отужинав, Леа решила узнать у старика о постоялом дворе и, взяв Грациаса на руки, подошла к барной стойке, около которых стояло три здоровых бугая, от которых знатно воняло рыбой. Их разговор напоминал, скорее, перечисление матерных слов в именительном падеже, чем какое-то логическое повествование, но тон их был больше шутлив, чем грозен, поэтому Леа громко окликнула бармена.

– Извините! А подскажите пожалуйста, где тут можно снять комнату для ночлега?

Старик не отрываясь от протирания стаканов подозрительно грязной тряпкой ответил:

– Как выйдешь отсюда – сверни налево, там, значит, будет дорожка из деревяшек прямиком к ночлежке местной.

Леа кивнула и выдвинулась в путь.

Двигаться под проливным непрекращающимся дождем по деревянным кускам, которые тонули в тонне мокрой глины, было довольно тяжёлым испытанием, но Леа его преодолела, заглядываясь на своё отражение в лужах – её волосы вновь стали светлыми. Вскоре они зашли в неприметный барак, в котором было только три раскладушки и один стол с газовой лампой, за которым сидела темноволосая девочка лет двенадцати.

– Привет, подскажи, а есть тут взрослые, с которыми я могу поговорить о ночлеге?

– Вы можете поговорить со мной, – вежливо ответила девчушка, аккуратно кладя закладку в книгу, которой, по-видимому, была очень увлечена.

– Хорошо, тогда не могла бы ты… Вы, – исправилась Леа, беря во внимание взрослую вежливость девочки, – сдать мне комнату на сутки на одного человека?

– Отдельных комнат у нас не осталось, все разобрали уже… Но Вы можете остановиться в комнате для двоих, у нас такой один барак остался. Недалеко отсюда.

– Хорошо, пусть так. Только никого не подселяйте ко мне, я лучше доплачу. Сколько будет стоить в таком случае?

– Один  ридей и шестьдесят мирок, – отчеканила малышка.

– Беру!

Девочка открыла один из выдвижных ящиков своего стола и достала оттуда здоровенный ключ, скорее напоминавший гаечный, нежели дверной. На нём висел кусочек свиной кожи с выдавленным номером комнаты “19”. Когда Леа потянулась за ключом, девочка сжала руку на нём и, проникновенно глядя ей в глаза, сказала:

– Никакого алкоголя, гостей и курения в комнате!

– Что вы! Я буду там только с моим котом, трезвая и абсолютно не курящая!

– Хорошо.

Девочка отдала ключ и открыла свою книгу на странице с закладкой, предварительно объяснив Лее как пройти до нужного барака.

Добираться до него было недолго, как только девушка с котом вошли в затхлое помещение, они практически сразу же улеглись спать. Леа только обтерла крайне недовольного Грациаса полотенцем и пожалела что не купила сигарет.

Утро разбудило Лею звуками оживленного городка за окном. Протерев глаза, она обнаружила что Грациаса в номере уже нет.

“Видимо, прошмыгнул в открытое окно, подлец!”, –  подумала Леа и стала собираться на улицу.

Солнце, так редко посещавшее Делаид, сегодня соизволило озарить своими лучами промокший город, чему Леа была очень рада.

Пройдя все бараки, она уперлась в небольшой продуктовый рынок, на котором стоял невыносимый гул от разговоров и звона монет. Людей было настолько много, словно вся страна сегодня приехала скупиться на этом рынке. Леа решила обойти его стороной и уже двинулась в сторону, как случайно столкнула с ног несущую в корзине ещё живую рыбу женщину.

– О боже, простите, я Вас совершенно не заметила!, – залепетала Леа, стараясь поднять рыбу из грязи и положить обратно в огромную корзину.

Кряхтя и сопя грузная женщина поднялась, и принялась собирать свой товар.

– Ой, ну и денёк сегодня, глянь ты… То рыбу везли полвека, то дочка выпендривается, теперь ты еще…

Леа помогла собрать улов, но продолжать разговор ей не виделось возможным, поэтому ещё раз извинившись, она пошла дальше. И только пройдя метров пятьдесят, её осенило: это же торговка рыбой, может она знает её приемного отца-рыбака!

Развернувшись на полном ходу, она побежала к торговке, которая всё ещё собирала рыбу с дороги, и, не рассчитав скорость, вновь врезалась в неё со всей силы.

Мало кто сможет оперировать подобными нецензурными терминами, коими покрыла торговка, уронившая только собранный улов обратно на землю, Лею.

Крик был настолько оглушающим, что в ушах появился звон, напрочь стерев из повествования некоторые отдельные слова:

– Ты, дочь, просто… Тебя что, не научили ходить? Я тебе сейчас всю эту рыбу засуну в… и отправишься на рынок этим торговать вместо меня!

– Простите, ради бога, я случайно! Я сейчас всё соберу!

Но торговка была слишком зла, и продолжать беседу с ней было смертельно опасно, точнее сказать, её состояние не позволило ей больше изъясняться человеческой речью и она решила перейти на язык жестов, точнее язык ударов и со всей силы бахнула девушку по голове корзиной из под рыбы.

Корзина отлетела на добрых метра три, а пока та видела только вспышки света перед глазами, женщины и след простыл, оставив Лею наедине с шишкой и валяющейся в грязи полуживой рыбой.

Спустя некоторое время, пока Леа сидела на корточках держась за голову, в глазах наконец-то прояснилось. Она увидела перед собой стайку котов, которые уже вовсю жевали валяющийся на полу улов.

Пытаясь увидеть в толпе грязных шерстяных клубков Грациаса, её ошеломил возглас, на который повернулось, помимо девушки, ещё несколько мимо проходящих людей.

– А ну разойдись, мошкара мелкая, царь идёт!

Поднимая за собой слой пыли от высохших участков дороги, на всех парах, огибая и перепрыгивая через немыслимые преграды, к ней мчался Грациас.

Точнее не к ней, а к рыбе.

Через секунду он был уже около неё, а коты, завидев его, разбежались в разные стороны, стараясь унести в пасти хотя бы то, что уже успели надкусить. Грациас жадно накинулся на еду, не обращая никакого внимания на попытки Леи уговорить его вести себя спокойнее и оставить эту непонятную грязную рыбу в покое.

В конце концов, девушка плюнула на уговоры и, убедившись что Грациас, поглощенный процессом приёма пищи, не привлекает внимания прохожих, пошла дальше, её путь пролегал к рыбацкий лодкам.

 

На то, чтобы узнать где находится Рейган Аппоний у неё ушло около трёх часов брожения от рыбака к рыбаку, и долгой беседе с каждым, ведь более бдительных людей чем они не сыскать –  пока они не поймут что именно и в каких целях у них что-то выведывают, будьте уверены, никто не получит ни грамма информации.

Но, в конечном итоге, Леа узнала где сейчас находится её приемный отец, купила себе сигареты, что было первым лучом счастья за весь день. А информацию об отце ей рассказал охранник –  древний миловидный дедушка, который всё время пытался чем-нибудь накормить растрёпанную и уставшую Лею.

– Рейган, говоришь… А так ты ему кем являешься, повтори-ка?, –  прокряхтел дед, попутно вытаскивая из сумки бумажный сверток с едой.

– Он мой троюродный дядя по отцовской линии, вот приехала его повидать. Лет семь не виделись!

– А… Ну так, это… Помер он. Года четыре как.

Сердце Леи остановилось, остановив попутно её кровоток, движения мышц и, казалось, движение всей вселенной.

– Ты присядь, чего ты побледнела так? Что ж ты, не знала что ли как он тут заливался? От такой жизни любой помрёт, а он ещё долго протянул.

– Заливался? –  сухими губами прохрипела девушка.

– Да, пил он. Сильно. И позаботиться о нем некому было, единственные кто с ним общались –  это моя внучка с мужем, и то… В последние годы, перед его смертью, и они прекратили с ним здороваться, кажется он их ограбить хотел, то ли что. Чего-то они так, в общем, поссорились и всё. С тех пор он совсем как с цепи сорвался и… Бутербродик будешь с рыбкой?

Леа закрыла рот руками, чтобы хоть немного приглушить плач, но дед не заметил этого, а только продолжал выкладывать на засаленную тарелку еду из своей сумки.

Выложив всю провизию которая у него была, только тогда увидел, что девушка, сидящая перед ним, покрыла практически весь его стол слезами.

– Ой, внученька, да ты чего? Господи, да что же из-за него убиваться-то так? Родственник, поди, дальний, не видела его, говоришь, семь лет. Чего ты?

Старик, разнервничавшись, стал бегать по своей каморке, хватая поочередно то свой старый китель, то какие-то грязные тряпки, но так и не смог найти подходящего лоскута ткани чтобы утереть девушке слезы.

В итоге он не придумал ничего лучшего, как просто обнять её и прижать к себе как следует –  и это сработало. Правда, успокаивалась Леа около часа, но всё же сработало.

– Слушай сюда, давай ты переночуешь сегодня у моей внучки, а завтра я тебя отправлю домой, у меня тут сын работает, может отвезти, я уж договорюсь. Все равно он в рейс скоро уходит, ну проедет на один город больше, что ему...

– Спасибо, дедушка, я и сама справлюсь. Только позвольте задать последний вопрос?

– Ой, не знаю, девчонка, ты такие вопросы задаешь, что ответы тебя в могилу заведут, –  пытался пошутить дед, но Лею это, почему-то, не насмешило. Хотя дедушка своего фиаско не осознал.

– Ты не знаешь где живет Леа Апан и её родители?, –  девушка намеренно оттягивала решение узнать о своих настоящих родителях, слишком воспалённой была рана и велик страх того, что их нет и в этой реальности.

– Так это правнучка моя, а ты её откуда знаешь?

"То есть это мой прадедушка?" – отметила про себя Леа, стараясь снова не разрыдаться.

– Да так, познакомились однажды. Так может подскажешь где она сейчас обитает?

– Да, конечно.

Рассказав как подробно пройти к своей правнучке, дед всё-таки умудрился положить в рюкзак Леи немного хлеба и перекрестить её на дорожку.

Идя по глиняным тропам Леа считала шаги. В начале путешествия сюда она ожидала видеть и слышать только хорошие новости, ведь катаклизм этой реальности не коснулся, или, по крайней мере, коснулся не так сильно, не зацепив её настоящих родителей и её саму. Но когда она формулировала запрос, она ничего не подумала о судьбе Рейгана.

Упершись в небольшой каменный домик, девушка постучала в дверь.

Послышались шаги и вскоре дверь открылась: перед ней стояла седая женщина, с идеальным лицом, без единой морщинки и спортивной фигурой, но с совершенно седыми волосами.

Эта деталь в её образе и сбивала с толку, Леа никак не могла понять сколько же лет этой даме.

– Добрый день, вы кто?

– Я –  Леа Апан.

 

 

 

Глава VIII

 

Женщина вздёрнула одну бровь и это было всё её удивление. Ни вздоха, ни ошеломленного взгляда. Леа подумала что произошла какая-то путаница, и решила уточнить номер дома у хозяйки, но не успела.

– Я ждала тебя куда раньше. Проходи.

И тут удивилась уже Леа, так как подобного ответа она услышать никак не ожидала.

Пройдя в дом, скромно обставленный тусклой от времени и сырости мебелью, хозяйка пригласила её присесть за обеденный стол, на котором стояла тарелка с грубо сорванными цветами.

Присев напротив, хозяйка дома начала своё повествование.

– Я бы предложила тебе чаю, но времени у тебя крайне мало. Поэтому моё предложение будет следующим: ты молча слушаешь меня, если возникают вопросы –  задаешь их мне в конце моего рассказа, договорились?

– Да, –  неуверенно ответила Леа и постаралась поудобнее усесться в старом, исполняющем скрипучее соло при каждом вдохе, кресле.

– Значит так… По пунктам. Во-первых, я –  Леа Апан. Такая же как и ты, только из ЭТОЙ реальности, –  девушка сделала намеренный акцент, –  Моя реальность живет потому, что я смогла её спасти. Катаклизм коснулся и нас, но значительно позже, чем твоей реальности. Настолько позже, что я смогла предпринять кое-что для её спасения. Собственно, поэтому и поседела, –  альтернативная Леа подавила нервный смешок, но скоро возобновила свое повествование, –  так… Родители, за которыми ты вернулась сюда, живы, целы и здоровы и очень любят свою дочь, то есть меня. И им совершенно не к месту встречаться с тобой, это их только введёт в ступор и всё, к тому же, они, скорее всего, даже не выглядят как родители из твоей реальности, так что я настоятельно рекомендую тебе не тратить время на сантименты и не искать с ними встречи. Твоя реальность ещё может быть спасена, но учти –  ты не сможешь спасти её, пытаясь спасти весь мир. Тебе придется выбрать что тебе дороже –  жизнь в своей реальности, с родителями и своими любимыми людьми, пусть даже ваш мир будет зациклен, либо попытаться спасти весь мир, но лишиться всего, что тебе дорого. Это дело твоё, в любом случае я должна тебя направить в место, где ты и будешь определять свою дальнейшую дорогу. Так что задавай свои вопросы, желательно побыстрее, и приступим к следующему пункту нашего разговора.

Леа впала в ступор. Так всегда с ней происходит, когда необходимо ответить на какой-то внезапный вопрос или сказать что-то очень быстро. Но вскоре девушка смогла собраться и задала свой вопрос:

– Если катаклизм коснулся твоей реальности позже, значит моя была… как это говориться, доминантной?

– Кифо постаралась в этот раз чуть лучше, я поражена. Да, ты права. Наша реальность только отголосок, по крайней мере так было до того, как я предприняла кое-какие меры для спасения своей реальности. Теперь же я затрудняюсь тебе сказать какая из реальностей доминантна, беря во внимание то, что твоя реальность сейчас подпитывается энергией из второстепенных и, возможно, уступила свое главенствующее место более крепкой и выносливой.

– Я смогу спасти своих родителей, если сделаю так, как ты скажешь?

– Ты сможешь попытаться, мне удалось. Значит у тебя есть шансы.

– Значит, время вернется вспять?

– Наверное, тут я тебе не скажу. Когда я вернулась по местным меркам прошло около года и все мои родные были живы. Только жизнь в городе немного поменялась в итоге, как и климат. Видимо, произошли какие-то искажения, но понять временные ли это или ещё какие мне сложно. Да и зачем, если результат меня вполне устраивает.

– Хорошо, но почему ты сказала, что у меня мало времени?

– Потому что в этих, как их… В кругах есть точки невозврата. Если виток преодолеет такую, то вернуть утраченное уже будет невозможно, Кифо говорила что-то про “антиэнергию”, но едва ли я что-то из этого смогу сейчас вспомнить. Уж извини, сестричка.

– А я смогу встретиться с кем-то, кто сможет рассказать мне как всё устроено? Иначе как я пойму что мне надо делать?

После этого вопроса альтернативная Леа встала и подошла к окну. Вглядываясь в птиц на дереве, уже совершенно другим тоном ответила:

– Встретить сможешь, но вот понять… не факт. Твоя задача не разбираться в проблеме, а сделать так, чтобы проблем было как можно меньше. Тебе необходимо найти Сэнтине. С ним ты сможешь договориться о своей реальности. У тебя нет времени вникать в процесс, который формировался по времени как триллион в сто двадцатой степени  твоих жизней, умноженных, приблизительно на столько же.

– Ладно, –  решительно произнесла Леа, –  говори куда мне надо идти.

– Сейчас тебе, первым делом, нужно найти портал, тут он может быть чем угодно, всё зависит от твоих предпочтений. Тебе придется решать эту проблему самостоятельно, едва ли тебе и сам Сэнтине тут поможет. Портал должен перенести тебя в Халиссею, центр нашего круга. Там ты найдешь его.

– Где же мне искать портал?

– Я же сказала –  ты сама должна это понять. У меня это была папина картина с изображением моей любимой детской игрушки, но эта реальность –  моя реальность, она вся пропитана моими воспоминаниями. Попробуй найти то, что попало сюда вместе с тобой из твоей реальности. А теперь тебе пора идти. Я не должна находиться с тобой рядом слишком долго, это опасно и для тебя, и для меня и моего мира. Уходи.

С этими словами хозяйка дома стала выпроваживать Лею, не побрезговав физическими методами избавления от нежеланного гостя. Хоть Леа и пыталась задать ещё какие-то вопросы, но ей быстро закрыли рот, как и дверь перед её носом.

Девушка стояла возле двери, сопя от злости и рассматривая отшелушивающуюся синюю краску с деревянной поверхности двери, и не могла поверить что её копия повела себя так с ней. Уходя, она все же решила уведомить хозяйку дома о том, что гостья была весьма разочарована таким приемом, нарисовав на двери глиной причинное мужское место.

– Элегантно, –  прокомментировал Грациас, вальяжно вылизывая переднюю лапку.

– Пошли.

С этими словами девушка схватила сопротивляющегося кота и направилась прочь из этого города.

Как оказалось чуть позже, в соседнем городе был железнодорожный вокзал, добравшись до которого, Леа, крепко держа в руках кота, стояла в полном отчаянии, не понимая почему она приехала именно сюда, что вело её и что ей дальше делать.

В животе у кота громко заурчало, что не прокомментировать он не мог.

– Чё встала? Видишь –  я голодный маленький беззащитный котик, идем в буфет и купишь мне какой-нибудь вкусной тёплой еды. Быстрей, быстрей, пока я не потерял сознание от голода!

Леа дернулась и понесла изможденного, но слегка пузатого кота в сторону синей вывески, на которой был нарисован значок буфета.

Стоя в очереди к прилавку, девушка тщательно рыскала руками по карманам в поисках денег, но её попытки их найти были тщетны –  их вытащила цыганка по имени Валенция около двадцати минут назад, когда растерянная девушка заходила в уборную вокзала, оставив кота около двери.

– Всмысле “я потеряла деньги”? Ты с ума сошла? Какого лешего, Леа!

Кот спрыгнул с её рук и начал орать, привлекая внимание всех людей, находящихся в помещении. Народ оторопело пялился на чудо-кота, который орет благим матом во весь рот на дрожащую девушку до тех пор, пока к паре не подошли полицейские и не пригласили их в свою комнату для серьезных разговоров.

Но Грациас был явно котом вне закона, и при виде людей в форме подозрительно ловко испарился в воздухе, оставив Лею наедине с проблемами и полицейскими.

В комнате полиции у девушки потребовали документы, коих у неё не было, затем уведомили, что ей выписывают штраф за нарушение общественного порядка, и сказали как можно быстрее восстановить документы. Предварительно записав её данные и адрес (который она мило продиктовала, описав даже рисунок, по которому можно определить её дверь) отпустили, сказав что вышлют уведомление о штрафе по почте.

Леа стояла между проходом на перроны и ларьком с сувенирами и пыталась понять где же ей искать Грациаса. Побродив какое-то время по зданию, она отправилась на перрон, затем в прилегающий к територии парк с названием, никак не соответствующим развалинам в этом самом парке –  парк имени Антона Красивого, но обойдя, казалось бы, практически всё не нашла даже следа своего кота, который, очевидно, попросту её предал и бросил на произвол судьбы.

Голодная, замёрзшая, брошенная и без единой монеты в кармане, Леа устало села на скамейку возле первого перрона.

От отчаяния она заплакала. Слезы лились градом, а мысли сворачивались в большое чёрное нечто, увеличивающееся в размерах и в весе каждую минуту. Что она могла в этой ситуации? Как же она найдет портал, если она даже денег себе на проживание не в состоянии сейчас найти? Даже просто встать с этой лавочки оказалось для неё непосильным трудом, ноги отказывались двигаться даже тогда, когда рванул сильнейший ветер и принес проливной дождь.

Время –  это субстанция, которую сложно измерить и для всех она разной вязкости. Для кого-то она просидела на лавочке два часа, для кого-то около пятнадцати минут или трех дней. Для Леи же сейчас время казалось абсолютно холодной безжизненной тварью, которая только мучила её, не давая ходу нужным событиям, да что там, не давая ей даже вздохнуть без ощущения боли в груди, там, где хранится в тёплом месте душа человека.

Мимо неё проходили люди, спешащие будущие и прошедшие пассажиры синих поездов. Солнце стремилось к закату, превращая тени в вытянутые синеватые фигуры, скользящие по грязному полу вокзала.

Жизнь кипела, огибая фигуру девушки настолько упрямо, насколько это может делать только ферромагнитная жидкость с положительно заряженными частицами по отношению к положительно заряженному кусочку магнита.

Спустя вечность на вокзале Саденруф появилась белая рубашка. Ветер загнал её в форму перекати-поле, в которой она степенно проследовала ко входу на вокзал. Достигнув главных дверей, она успешно миновала их, просачиваясь сквозь ноги мимо проходящих людей, словно жидкость, повернула налево чтобы сократить путь до выхода к перронам, пару раз на неё кто-то наступил, но гонимая ветром рубашка не сдавалась и тем ни менее двигалась вперед, пока не налетела на заплаканное лицо Леи.

На мгновение девушка решила что она просто теряет сознание и ей не хватает воздуха, но все же начала сдирать нечто, облепившие её лицо так плотно, что ей не сразу удалось схватиться за ткань рубашки.

Сняв её с себя, она долго держала её в руках, не понимая что она тут делает. У Леи не возникало ни единого сомнения по поводу того, чья эта рубашка. Ткань нежно обнимала кисти Леи и лежала бездыханно, не шелохнувшись ни от ветра, ни от дождя, равно как и Леа, которая, кажется, забыла как дышать, только бы не спугнуть этот момент тонкого прикосновения к воспоминаниям.

Через какое-то время рубашка всё же пошевелилась, обвила одним рукавом руку Леи и начала рваться в сторону перронов. Леа схватила сумку и помчалась, ведомая белым куском ткани.

Рубашка прив ела её к последнему перрону, который был обнесен старой выцветшей лентой и в некоторых местах завален шифером и его обломками. Поодаль стоял покосившийся вагон-ресторан, словно оторванный от какого-то поезда. Облупившаяся краска выглядела как колючки на кактусе, а выцветшие и, местами, оборванные занавески создавали ощущение, что внутри всё покрыто крупной паутиной и где-то там, куда не падает солнечный свет, затаился огромный паук, ожидающий очередную жертву.

Леа, вдоволь наглядевшись на брошенный всеми, но не временем, вагон, повернулась к рубашке.

Та помахала ей приветливо и, гладя потоки воздуха краями не плотной ткани, упала безжизненно на пол.

– Очевидно, это мой портал, –  констатировала Леа, –  Ну почему у всех нормальных людей порталы –  это что-то символичное, а у меня обычный вагон?

Эта мысль повеселила её, и, в последний раз взглянув на уже мирно лежавшую на земле белую рубашку, словно прощаясь с ней навсегда, Леа подошла ко входу в вагон.

Решив, что времени искать Грациаса попросту нет, она шагнула в вагон-ресторан, прощаясь со всем, что у неё было и всем, что у неё могло бы быть.

 

 

 

 

 

Глава IX

 

Затхлый запах ударил в нос как только она прошла ближе к центру вагона-ресторана. Сквозь огромные окна практически не проникал свет, поэтому разглядеть что-либо в деталях было сложно, особенно с учетом того, что  всё вокруг было покрыто невероятным слоем пыли, который с легкостью можно было принять за снег.

Леа пробиралась в центр, понемножку переставляя ноги, потому что пол был завален какими-то тряпками, сумками, детскими пелёнками и кружевными платками, сигарами и ещё бог знает чем. Все эти вещи были настолько хаотично разбросаны по вагону, словно не так давно это место кишело людьми, занимающимися своими делами, и в какое-то одно мгновение они все испарились, оставив за собой только свою одежду и вещи, которые они держали в руках.

Леа следовала к центру вагона потому, что увидела там единственное свободное место, куда бы она могла присесть. Подойдя к нему поближе, она удивилась тому, что на нём не было пыли: сиденье было обито тканью с узором из каких-то белых пышных цветов. Судя по всему, этому вагону не менее ста лет, а эти белые цветы на темно-бордовом фоне ни капли не выцвели.

Поколебавшись какое-то время, Леа всё же присела на это место. Из окна около её сиденья не было видно улицы, потому что занавески были зашторены плотно, а окна были довольно грязными. На столе лежала бутылка из под вина – судя по оттенку стекла и этикетке; тарелка с чем-то непонятной консистенции, вероятно когда-то тут была еда; портмоне, разложенное словно для того, чтобы положить туда деньги или наоборот –  забрать; и две женские перчатки, аккуратно сложенные одна на другую. Из-под портмоне выглядывало три карты: тройка червей и два туза –  бубновый и пиковый. Леа внимательно разглядывала стол, пытаясь представить себе чем занимались пассажиры поезда за этим столиком в тот вечер (почему-то ей казалось что это был именно вечер, когда они все исчезли), как вдруг девушку оглушило многообразием звуков. Леа вскочила с места и сильно ударилась обо что-то твёрдое, от резкой боли ей сразу же захотелось сесть, и кто-то, бережно удерживая её за локоть и талию, помог это сделать.

Как только боль немного отступила, Леа смогла открыть глаза. Перед ней предстала удивительная картина –  вагон-ресторан взорвался жизнью: прекрасные дамы в вечерних нарядах смеялись и кокетливо прикрывали лица элегантными веерами, мужчины, одетые ни капли не хуже дам, курили сигары и источали приятный аромат дорогих духов и табака вперемежку, официанты приносили красивую и очень вкусно пахнущую еду, вежливо общаясь с людьми, дети бегали по вагону, радостно крича и размахивая игрушками, кто тряпичной куклой, кто обыкновенной веточкой, кто деревянным брусочком, лишь слегка напоминавшим поезд или на машинку.

– Доченька, с тобой всё хорошо? –  около Леи стоял низенький старичок

с невероятных размеров усами, придерживая её за локоть.

– А… Да, да, извините. Я просто боялась пропустить остановку, –  промямлила девушка, пытаясь как можно натуральнее изобразить волнение, всматриваясь в картины пролетающей вселенной за окном.

– Тогда прошу меня простить, мне необходимо бежать!

С этими словами старичок продолжил свой путь по вагону, попутно улыбаясь разыгравшимся деткам.

Леа смотрела бы ему вслед ещё долго, но её фрустрацию прервал голос справа от неё:

– Как насчет “Петуха”?

На неё вопросительно смотрел мужчина лет сорока в смолянисто черной шляпе с торчащими из под неё соломенными волосами, так ярко контрастирующими со смуглой кожей. Затянувшись сигарой, источающей приторный аромат ванили и, как показалось Лее, сандала, он уставился на неё.

– П-п-петуха, простите?

– Да, именно его. Мало кто знает эту игру, но это не страшно, правила примитивны и в неё можно играть даже малышам, –  задорно протараторил мужчина, тасуя карты в руках, попутно подмахивая одной, как бы приглашая девушку присоединиться.

– Малышам с крепкими костями, разве что, –  подметила дама, сидящая напротив Леи.

– Либо очень гибкими костями, –  отозвалась рядом сидящая дама, один в один как женщина рядом с ней.

– Знакомьтесь, это близняшки Лоппи –  Лиза и Мона, –  представил их всё ещё тасующий карты мужчина.

– Очень приятно, –  протянула руку девушка, –  Леа Опал.

– А Ваш гид по хорошему настроению и этому прекрасному вечеру –  Любир Аввантуй, очень приятно.

Мужчина взял руку Леи и галантно поцеловал.

– Итак, правила просты, как две копейки: колода делится на количество игроков, каждому раздается его часть. Затем в центр стола мы по-очереди будем выкладывать по одной карте, подряд из своей колоды. Если масти двух последних карт совпадут –  надо будет как можно быстрее накрыть их своей рукой и крикнуть “Петух”. Тот, чья рука будет сверху –  забирает все выложенные на стол карты. Главная задача – как можно быстрее избавиться от всех карт на руке.

Мужчина протороторил правила настолько быстро и четко, что не оставалось сомнений в том, что он объясняет правила игры далеко не в первый раз.

– Ну так как, сыграете? –  спросила одна из близняшек.

– Да, почему нет. Только скажите пожалуйста, едет ли этот поезд в Халлисею?

– А вам именно туда надо? –  деловито осведомилась вторая близняшка.

– Да, как можно скорее…

– Значит едем в Халлисею! –  хором проговорили соседи по столику Леи.

Леа не знала как ей реагировать на подобное, и решила уточнить пункт прибытия у проводника.

– Давайте начнем игру, только мне нужно кое-что уточнить у проводника, а после я быстренько вернусь к вам, ладно?

– Конечно, я пока карты поделю, –  сказал мужчина, и сразу же начал раскладывать карты на стол.

Встав, Леа не обнаружила в вагоне никого похожего на проводника и решила пройти к закрытой двери в конце, на которой неаккуратно красной краской было написано “Стучите”.

Леа, подойдя к ней, постучала. Из глубины послышалось “Войдите”, и она нажала на ручку двери. Дверь поддавалась очень туго, так, словно весила целую тонну, но всё же девушке удалось открыть её, несколько раз толкнув упрямый кусок металла бедром, ровно настолько, чтобы самой поместиться в проёме.

Кое-как пробравшись внутрь, она оказалась в тёмном помещении с деревянным столом, одной свисающей почти до самой поверхности стола лампой, картой, разложенной почти на всю эту каморку и деревянным стулом, на котором сидел тот самый старичок с огромными усами, которые было видно даже со спины.

– Проходи, проходи, садись прямо на стол, другого стульчика тут всё одно нет.

– Извините что отвлекаю от дел, но мне очень нужен проводник или начальник поезда.

– Это я, –  старик развернулся на стуле и посмотрел на Лею с улыбкой.

– Так… кхм… Вы проводник или всё же начальник поезда?

– Я –  всё из перечисленного. Я и пассажир, и проводник, и начальник поезда и даже сам поезд, если Вам так будет угодно.

– Ладно, –  Леа потеряла связывающую её нить с логикой происходящего уже очень давно, так что единственная верная для неё стратегия не соприкасалась с удивлением вовсе, –  мне нужно узнать куда едет поезд.

– Я не знаю, но мы определенно куда-то едем.

– А может мне кто-то тут ответить на этот вопрос?

– Может, сейчас я Вас отведу к ней.

– О, спасибо, это было бы очень... –  но на слове “любезно” Леа запнулась, так как старичок резко вскочил со стула и подтолкнул девушку к зеркалу.

– Вот, она знает куда мы едем.

– Но… Но, простите, это же, как бы, я, –  Леа ненадолго запнулась, увидев что её лицо изрядно постарело, появились морщинки в уголках глаз, а волосы стали тусклее. На вид она была словно сорокалетняя уставшая женщина, но, не сводя какое-то время глаз со своего отражения, она продолжила, –  А я сюда пришла как раз узнать куда мы едем.

– Так, а вы куда направляетесь? –  с лица старика не сходила издевательская улыбка. В глазах плясали огоньки так, словно ему не за семьдесят, а еще и семи не исполнилось.

– Мне надо попасть в Халлисею, –  с отчаянием в голосе проговорила Леа.

Значит в Халлисею, – улыбка покинула старика и его тон стал взрослым, тяжёлым, словно ему только преподнесли грустную весть. Его взгляд стал грустным, а на лице появилась добрая сотня непонятно откуда взявшихся морщин, –  я ведь не помню когда был там. Жуткое место теперь, прекрасное когда-то. И ведь знаете, я же помню этот путь как свои пять пальцев, но вот сейчас, проехав по нему уже почти сутки, не узнал. Странно, но туда уже, кажется, вечность никто не ездил.

– Подскажите, пожалуйста, когда мы туда доедем? Где я сейчас нахожусь, я в отчаянии, –  Лее едва удавалось сдержать слёзы.

Старик обнял её и дал ей выплакаться. Затем усадил её на свой стул и начал рассказывать.

– Когда я еще был человеком, я помню как мне было пять лет, я обожал кататься на поездах с мамой и папой. Они работали всегда в разных местах и катались мы много, и я обожал свою жизнь. Потом вселенная превратила меня в энергию, но моё желание кататься на поезде, видимо, было неистово гигантским и я стал проводником. Я стал поездом, который мчит от мира к миру, от круга к кругу; со временем я пересекал любые границы и мною стали пользоваться, наверное, практически везде. Понимаете?

– Пока не очень, –  всхлипнула девушка, вытирая мокрое от слёз лицо.

– Я нужен для того, чтобы существа, которые не могут создать себе портал для перемещения, могли добраться туда, куда им нужно добраться. Я, своего рода, такси. Развожу всех по своим местам. Так, вероятно, и Вы сюда попали. Сейчас посмотрю...

Старик склонился над картой и какое-то время что-то искал глазами.

– Нашел, Вы не смогли найти портал потому, что не хватило энергии.

– Как это?

– Ну, такое бывает, знаете ли, чаще всего. Либо состояние существа крайне нестабильное, либо подавленное состояние психики, либо не сформированная привязанность или вообще отсутствие оной. Ладно, дорогуша, я чувствую, что эта информация Вам не нужна сейчас, поэтому я вынужден Вас попросить покинуть меня.

– Но, погодите. Только один вопрос, пожалуйста!

– Ну ла-а-адно, знаете вы, юные особы, как давить на жалость беззащитного старика!

– Я потеряла своего друга, он мне очень нужен сейчас, быть может мы сможем его забрать, ну, знаете, как-нибудь заехать за ним, раз уж Вы сказали что преодолели все границы…

– Для этого он должен сам нуждаться во мне. Иначе я не смогу его найти, прости, доченька. А теперь иди, садись на своё место и скоро мы будем в Халлисее.

С этими словами старичок уверенным жестом выпроводил Лею из своей каморки и захлопнул за ней дверь, словно та не весила целую тонну, а была легка, как пушинка.

Расстроенная невозможностью забрать по пути Грациаса, Леа проковыляла до своего места, где уже шли громкие карточные баталии.

– Я первый сказал, так что забирай, Лиза!

– Нет, так не честно! Твой палец просто пролез под мою ладонь, а крикнул ты первым потому, что всегда кричишь ещё до того, как карта выложена на стол! Сам забирай!

– О, у нас потерявшийся игрок вернулся, –  ткнул червовым тузом в Лею Любир, –  так что всё с начала!

С этими словами мужчина забрал карты у близняшек и начал делить их заново.

Игра складывалась весело и шла так стремительно, что Леа не заметила того, как проплывающая за окном вселенная сменила виды.

– А вы, случайно, не знаете как долго ещё нам осталось ехать?

– Ну, нам-то долго, а вот до твоей остановки осталось ещё максимум партии две, –  тасуя карты заявила Мона.

Леа, услышав что скоро ей выходить, немного начала нервничать.

– А куда вы едете?

Близняшки переглянулись и рассмеялись.

– Мы –  как органы этого поезда, будем ехать вместе с ним столько, сколько будет ехать сам поезд.

– Понимаю, –  ответила Леа, осознав что устала от деталей и объяснений, и знать почему и как тут всё устроено ей просто не хочется.

Вскоре, поезд остановился. Это произошло неестественно быстро, не так как это делают нормальные поезда –  плавно, начиная тормозить за километр от остановки.

Все вещи полетели в сторону, обратную движению поезда, дети попадали на пол, весело хохоча, а напитки с едой на столах подпрыгнули вверх, на секунду образовав феерию текстур и цвета.

– Халлисея, о следующей остановке вы узнаете на следующей остановке! –  проговорил голос из динамика, шипя и потрескивая.

– Ну, кажется мне пора. Приятно было провести с вами этот вечер, надеюсь, когда-то мы ещё увидимся с вами!

– Пока, Леа! –  хором крикнули ребята, и продолжили тасовать карты как ни в чем не бывало.

 

 

Глава X

 

– Стоять! –  скомандовал чей-то голос.

Леа тот час же замерла на месте как вкопанная, глядя только вперед: густой туман ограничивал видимость так, что и на расстоянии вытянутой руки было сложно что либо разглядеть, видно было лишь то, что к девушке приближался высокий темный силуэт. Его шаг был неспешным и практически беззвучным.

Когда он подошел поближе, стало понятно что это какой-то военный – форма, автомат в руках, каска на голове и взгляд выдавали в нём солдата.

– Документы, –  уже тише рявкнул мужчина, тыча оружием практически в лицо Лее.

– У меня их нет, –  заикаясь, проговорила Леа.

– Руки вверх, тупица, –  мужчина сказал это настолько монотонно, что девушке стало понятно, насколько часто ему приходилось повторять эту фразу.

Леа послушно вытянула руки наверх, после чего её начали обыскивать, не церемонясь выкидывая попутно из её карманов всё содержимое на пол. Осмотрев тщательно девушку, солдат принялся за её сумочку, в которой была пара монет и разные бумажки, в том числе фантики от конфет и кусочек хлеба, бережно сложенный её альтернативным прадедушкой. Выпотрошив из неё все содержимое, солдат приказал ей идти вперед, периодически больно тыча дулом оружия в спину.

Леа шла, повинуясь каждой команде военного, он вел её явно хорошо знакомой для него дорогой, периодически приказывая девушке повернуть то налево, то направо, и вскоре они добрались до пункта назначения. Это была землянка, в которой к дыре, гордо именуемой входом, была приколочена деревянная дверь с шпингалетом.

Солдат открыл её перед Леей, а затем втолкнул её туда, да так, что девушка упала на колени и проехалась немного про промерзшей влажной земле. Затем дверь захлопнулась и она осталась одна в всепоглощающей темноте.

Какое-то время она сидела недвижно, пытаясь понять что в этом мире происходит, и как ей отсюда выбраться. И надо ли вообще отсюда выбираться, может уже всё кончено. Когда её начал одолевать голод, девушка решила попытаться заснуть чтобы не думать о еде и прилегла на пол, скрутившись калачиком.

Не успев погрузиться в царство Морфея, Леа почувствовала на ноге чье-то холодное прикосновение. Она тут же вскочила и закричала от испуга, но буквально через мгновение чья-то заледеневшая рука закрыла ей плотно рот и потащила куда-то.

Девушка что было сил старалась вырваться, но её неумолимо тащили куда-то. Это продолжалось недолго, вероятно её протащили всего метра три, хоть и казалось что нечто ужасное утаскивает её под землю.

– Не верещи, а то сейчас без разбора всех порешают.

Леа кивнула. Рука ослабила хватку, словно проверяя не станет ли она тот час же кричать, и, убедившись в том, что девушка не врет, отпустила вовсе.

Вокруг царила густая темнота, и всё, что смогла понять Леа, опираясь только на свой слух, что тот, кто её волок был позади неё. Он дышал еле слышно, громче билось её собственное сердце.

– С какого ты района? –  шепотом спросил мужской голос.

– Я не с этого города.

– Да мы все не с этого города, я спрашиваю где вы засели?

– Я не успела нигде осесть, я только недавно вышла с поезда и меня сразу поймал какой-то человек в военной форме.

Голос затих и послышались тихие шаги. Где теперь стоял мужчина было непонятно. Стоя в полной тишине и темноте, зная что она тут не одна и при этом знать не знает где потенциально опасная для неё личность, Леа почувствовала себя крайне уязвимой. Стук сердца эхом разносился уже в висках и единственное чего ей сейчас хотелось –  кричать.

– Ты –  дезертир? –  наконец прошипел голос, скорее уже не спрашивая, а утверждая.

– Что? Я же говорю, я только сошла с поезда, я даже не знала что тут война, я бы может не попалась бы тогда так глупо.

– Не ври, мать твою! –  последовал тупой удар в спину и девушка упала на колени, сильно вскрикнув.

На этот раз мужчина засунул ей какую-то тряпку в рот и связал ей руки.

– Ты –  дезертир. Таких, как ты, даже людоеды обойдут десятой стороной, потому что тухлое мясо никому не придется по вкусу.

С этими словами мужчина пнул её ногой в поясницу и исчез. Буквально. В землянке снова стало глухо.

Леа лежала на земле и плакала от досады и от боли в спине. Руки начали затекать, а от намокшего кляпа жутко воняло, что периодически вызывало рвотные позывы, которые Леа ещё кое-как могла контролировать.

Через какое-то время послышались голоса снаружи, несмотря на то, что они были приглушенными, был отчётливо слышен разговор.

– Так ты думаешь что она – сумасшедшая? –  проговорил низкий властный голос.

– А как иначе, начальник? Стояла как дура на перроне и рассматривала небо. Чокнутая,   –  этот голос Леа узнала, он принадлежал тому военному, который её поймал.

– А если это шпион? Почему ты об этом не подумал?

– Да какой там шпион. Худосочная, мелкая рыбешка. Может из “брошенок”, где-то контузило. Может отвести её к Нине, та её либо раскусит, либо завербует, так может на кухню отправим её, или к медикам, пусть хоть клизмы делает. Людей везде не хватает, а баб особенно.

– Давай не сегодня, я уже спать хочу. А с ней волокита начнется на всю ночь.

– Начальник, вы бы видели её, она же ночь эту не перенесет, говорю же, кости одни.

– Ай, черт с тобой. Сам тогда её веди к Нине. А я пошел сдавать смену, задолбался уже.

Затем послышался грохот от замка, скрип шпингалета и лунный свет проник в землянку. Так Леа узнала, что даже ночной свет может быть невероятно ярким, желанным, словно глоток свежего воздуха.

Солдат спустился в землянку, и, завидев связанную лежащую на полу девушку, подбежал к ней и поспешил её развязать. Вытащив у неё изо рта кляп, он выпрямился и обошел Лею.

Девушка, опершись на трясущиеся руки, села и увидела, наконец, своего обидчика.

Высокий и невероятно худой старикашка. Увидь она такого на улице, никогда бы не подумала что он способен так жестоко с кем-то обойтись.

Солдат ударил его в живот и начал связывать его.

– Не надо, он же умрёт так, –  взмолилась Леа.

– А тебе какое дело? Он же тебя так чуть не убил, вот дура, –  огрызнулся солдат и продолжил связывать старика.

– Он просто подумал, что я дезертир, не надо, пожалуйста, –  Леа подползла к солдату и схватилась из последних сил за его штанину.

Тот посмотрел на неё, застыл на несколько секунд, а затем махнул рукой, и оставил старика лежать на земле.

– Пошли, сердобольная ты моя.

С этими словами он помог девушке встать, пусть грубовато, но всё же помог, и повел её к выходу.

Закрыв землянку, парень повернулся к Лее.

– Пойдем, покормлю тебя, потом отведу к Нине. Она там спросит у тебя кой-чего, ты главное не нервничай. Если ответишь правильно –  останешься с нами, будешь работать может на кухне, или с медиками нашими. А если ты шпионка какая –  то тебя расстреляют. Поняла?

– Я не шпионка, –  испуганными глазами посмотрела на него Леа и попятилась назад.

– Да я знаю, главное чтобы Нине так не показалось. Пойдем, не бойся.

Леа послушно последовала за ним. В конце концов она понимала, что этому парню она приглянулась, значит хоть какой-то, пусть и небольшой, но козырь у неё есть в рукаве. Главное понять кого они хотят видеть в ней, кем ей надо прикинуться чтобы её не убили.

Солдат отвел её в один из б араков. Внутри был склад из вещей, связанных в большие узлы и упорядоченно расставленных по углам. На весь этот склад висела одна лампочка, проку от которой было крайне мало – она едва освещала свой собственный металлический ободок . Парень сделал из нескольких узлов сидения, усадил на одно Лею, а сам сел напротив и достал из своей сумки бумажный свёрток. Положил себе на колени, развернул. Там был неаккуратно отрезанный кусок хлеба и что-то напоминавшее филе курицы, только странного синеватого цвета. Он разорвал кусок хлеба пополам, затем стал разделывать филе на мелкие рваные кусочки руками. Когда подготовка к трапезе была окончена, он встал, положил сверток с едой на своё импровизированное сиденье и сказал:

– Пойдем, руки сполоснешь хоть.

Леа послушно прошла за ним на улицу, он полил ей на руки из фляги что-то спиртное.

Еда, несмотря на её странный вид, была невероятно вкусной. Черствый хлеб всё равно пах и имел вкус домашней выпечки, хоть и лежалой, а синяя курица всё равно была курицей на вкус. Пара молча поглощала еду, хотя Леа всё время чувствовала на себе взгляд парня.

Она боялась в этой ситуации только одного и надеялась, что парень не принадлежит к касте насильников или убийц.

Но, вопреки её страхам, после приема пищи парень предложил ей отдохнуть какое-то время, чтобы с утра пойти к Нине.

– Ты ложись, поспи. Ну или просто полежи хоть, тут есть одежда, я тебя ей накрою, так хоть согреешься немного. Я точно засну, мне хоть пару часов, но поспать надо. Только не думай что сбежишь отсюда –  двери заперты, а сон у меня чуткий. Если попытаешься –  сразу на расстрел отведу, усекла?

Леа кивнула и солдат достал ей из одного из узлов утепленную куртку, шапку и комбинезон. Завернувшись во всю предложенную ей одежду, Леа улеглась на двух лежащих рядом вещевых узлах. Ей действительно стало теплее, но спать, разумеется, она и не собиралась. Через каких-то пять минут послышался храп от солдата, лежавшего на соседних узлах.

“Да уж, сквозь такой чуткий сон и танки проедут”, –  подумала Леа.

Сон её все же сморил через какое-то время –  еда и тепло могут успокоить практически в любой ситуации.

Проснулась девушка от того, что кто-то её расталкивал.

– Просыпайся уже, ты чего там? Околела что ли? –  возмущался солдат, отчаявшийся её разбудить после тщетных двадцати минут попыток.

– Встаю, встаю. Пригрелась просто.

– Одежду придется на место сложить, ты уж извини, а то у меня проблемы будут.

Леа послушно сняла с себя всю выданную ей одежду и съежилась от холода.

Когда солдат сложил всё по своим местам, он подошел к девушке. Посмотрел на неё, словно оценивая её состояние и произнес:

– Пойдем быстрее, там у неё тепло. Потерпи немного.

Он потер ладонью плечи девушке и они отправились к Нине.

В любой другой ситуации Леа бы никогда не позволила чужому человеку прикасаться к ней, но сейчас она понимала, что этот недалёкий парень просто пытается ей помочь из жалости или симпатии.

Путь к Нине был недолог и практически безлюден –  они встретили только один патруль и троих солдат в увольнении, видимо по причине травм, которые пели песни под гитару. Подойдя к ним поближе, Леа смогла их рассмотреть более детально: два парня и девушка, все были перебинтованы в разных местах, вероятно, пострадали во время боевых действий. Худой парень посередине держал гитару, задумчиво вглядываясь сквозь пространство и тихонько перебирал струны. Когда Леа и её спаситель поравнялись с ними, худой парень заметил их, и начал петь. Пара остановилась послушать:

 

“Ты помнишь о том, что тебе говорили,

Что жизнь –  это сказка или же  Ад?

Знай, у тебя всегда будет выбор

Возможность вернуть и вернуться назад

Думаешь, кто-то что-либо теряет,

Что выбор всегда как единственный шанс?

Подумай о солнце, свет чего отражает,

Как во тьму его свет отражает луна?

Всё, что ты видишь вокруг –  отражение

Твоего собственного фонаря

Узнай его свет при приближении

Ведь этот фонарь – и есть твоё "Я"”

 

– Красиво, Шут, спасибо тебе!

Леа улыбнулась парню, который и не заметил их реакции, и последовала за солдатом вперёд.

Ей надо было узнать побольше об этом мире, иначе Нина могла принять её за шпионку и единственным выходом из ситуации было раскрыть карты этому недалекому солдату.

– Кто такие “брошенки”? Я слышала как ночью проходящий мимо патруль говорил о них.

– Да беспризорники. Многие сейчас детей бросают, а на старом заводе там их может и выходят. Там все такие. Выживает мало, конечно, но всё равно их там как крыс –  больше сотни людей. А ты не оттуда? –  солдат остановился и уставился на Лею.

– Слушай, я вообще не из этого города. Когда ты меня увидел на вокзале – я только приехала на поезде. Но не на обычном, а на поезде, который, вроде как, портал, понимаешь?

– Не очень. В этот мир невозможно попасть извне, только Сэнтине может. Ты мне врешь, да? Ты шпионка? –  голос у парня немного превращался в истеричный.

– Нет, нет. Я благодарна тебе за то, что ты увёл меня из землянки, накормил и дал поспать в тепле, ты правда мой спаситель, я ни за что не стала бы тебя обманывать. Поверь мне, пожалуйста! –  Леа пустила театральную слезу, хоть внутри у неё все переворачивалось от страха, –  и ещё, я ведь даже не знаю как тебя зовут, –  жалостливо пробормотала она, вытирая слёзы.

Парень растерялся от подобной реакции и стал успокаивать девушку.

– Тихо, не плачь только. Германом меня зовут, и я верю тебе, но Нине лучше так не говори. Скажи что из “брошенок” бежала, а там как раз бомбежка недалеко, вот и контузило. Но если я узнаю что ты мне врешь –  сразу расстреляю!

– Я не вру, спасибо тебе, Герман, –  с этими словами Леа обняла парня.

Это всегда срабатывало –  бедная девочка, которой нужна помощь, а если к этому добавить миловидную внешность –  парень в твоих руках. Правда, Леа не знала как она выглядит сейчас, как девочка, как девушка или епе престарелая дама?

Проходя мимо очередного серого здания, Леа успела мельком посмотреть на своё отражение – она выглядела как подросток, её волосы были рыжими.

 

Кабинет Нины располагался в двухэтажном здании с приставленной охраной у двери.

– Привет, Герман. Нина ждёт уже. Правда с ночи ещё, так что готовься, влетит обоим, наверное.

– Спасибо, Лецик, –  Герман товарищески похлопал охранника по плечу и открыл дверь перед Леей. Перед ними коридор, пройдя который они уперлись в лестницу, ведущую к одной единственной двери на втором этаже.

Герман постучал в неё трясущейся рукой и незамедлительно послышался властный женский голос:

– Войдите.

Герман вошёл первым, пытаясь, видимо, не казаться трусом перед Леей. Леа вошла намерено сгорбившись и придав лицу крайне скорбное выражение.

 

Комната была небольшой –  посередине стоял небольшой стол заваленный тетрадями, лампа на нём создавала какой-то теплый уют. К столу с другой стороны были приставлены два стула, а в углу стоял небольшой диванчик видавший виды, несколько закрытых шкафов и сложенные в углу вещи вперемежку с оружием.

За столом сидела женщина бальзаковского возраста в огромных очках и сверлила взглядом Германа.

– Я ждала вас ночью, могу я узнать что вас так сильно задержало?

– У меня смена закончилась, я поспал и вот привел сейчас, –  заплетающимся языком пробормотал Герман.

– Ты бы врать научился для начала. Ладно, иди, жди внизу, с тобой потом разберемся, а ты, –  женщина посмотрела на Лею, –  садись на стул.

Герман посмотрел на Лею с грусью, словно в последний раз, и нехотя вышел из кабинета.

Девушка послушно села на стул и потупила взгляд. Ей было страшно смотреть в лицо этой женщине, подобно взгляду в лицо собственному палачу.

– Ну что, рассказывай. Как ты оказалась тут? –  с этими словами женщина достала из стола металлическую чашку и папиросы. Подкурив сигарету спичкой, небрежно кинула её в стакан и уставилась своим проницательным взглядом на Лею.

– Я бежала от бомбежки, –  девушка подумала что чем короче будут её предложения –  тем меньше шансов будет на провал.

– Молодец. А где была бомбежка? –  тон Нины скорее напоминал разговор воспитателя и ребёнка в детском саду.

– Недалеко от “бро-ше-нок”, –  последнее слово девушка произнесла практически по слогам, откровенно говоря, думая о том, как бы выпросить у Нины сигарету.

– Правильно. А кто такие бро-ше-нки? –  Нина тут же скопировала её манеру речи.

– Ну, это дети брошенные, в заводе живут, –  Леа уже понимала что весь этот разговор только для вида и эта женщина давно её раскусила.

– Тоже верно. А ты что там делала?

– Ну, как… Жила там, тоже вместе с ними всеми, –  пульс Леи ускорялся с каждым произнесённым ею звуком, затылок холодел, руки становились ледяными и трясущимися.

– Понятно. Хорошая история, как для Германа. А теперь давай ты соберёшься и расскажешь мне правду, –  с этими словами Нина потушила сигарету в чашку и спрятала всё обратно в шкафчик стола, –  И если будешь со мной откровенна –  я дам тебе то, чего ты хочешь, –  проговорила женщина, показывая на пачку сигарет.

– Вы убьете меня, если я скажу.

– Э то мне решать: убью или нет. По крайней мере, шансов выжить у тебя значительно больше говоря мне правду, чем обманывая, –  в этот момент властная женщина перешла на куда более угрожающий тон повествования. Леа словила эти изменения в голосе.

– Я приехала на поезде, который, как бы, портал. Я из другого мира. Мне надо найти Сэнтине, –  потупив взгляд, пробормотала девушка.

– И зачем тебе Сэнтине? –  будничным тоном осведомилась та.

– Только он может остановить разрушение в моём мире.

– Ну тут ты права, такое он может. Есть только одна проблема –  мы тут все его ищем. И не факт что он вообще в Халиссее, видишь ли, единственный выход и вход в этот проклятый город – это именно Сэнтине. Но об этом знают все местные. А ты либо прикидываешься дурочкой, либо действительно дурочка.

– Я правда приехала сюда на поезде.

– Тогда почему этот твой поезд никто не видел?

– Я не знаю, –  Леа практически плакала, понимая в каком положении оказалась.

– Ладно. Расстрелять я тебя всегда успею, но мне интересно –  даже если всё так, как ты говоришь, что по-твоему я должна сейчас сделать? Отпустить тебя просто?

– Если можно.

– Нельзя, –  моментально обрубила та, –  но я могу послать тебя работать в медицинское крыло, там острая нехватка людей. Но там ты не сможешь искать Сэнтине, у тебя не будет времени на это. Что тогда ты будешь делать?

– Я попытаюсь сбежать. Мне надо его найти в любом случае. Пожалуй, лучше вам меня убить, так от меня ничего не будет зависеть.

Леа сдалась. Легче было сдаться, чем бороться в этой ситуации. В любой ситуации это было легче.

– Давай сделаем так –  ты пойдешь работать пока в медицинское крыло, там Зи проследит за каждым твоим шагом и скрыться от неё не удастся никому и ничему. Если ты продержишься там месяц –  я рекомендую тебя в поисковики. Они как раз и занимаются тем, что ищут следы Сэнтине. Так мы обе будем в выигрыше. Но тебе придется физически подготовиться к этому, так что если хочешь найти его –  будешь в свободное время заниматься с ребятами спортом. Свободное время – это раннее утро с пяти до семи утра.

– Либо так, либо расстрел?

– Да.

– Тогда я согласна, –  Леа понимала, что выйти из этой комнаты живой было уже не хилой победой, и пусть она потеряет этот месяц, но даже так у неё больше шансов, чем если бы её расстреляли на месте.

– Попытаешься сбежать…

– Знаю, расстреляете. Герман говорил.

– И кстати, про Германа. Он тебе жизнь спас. Он может и дурак, но чуйка у его работает. Сколько он шпионов переловил –  никто с ним не сравнится. Так что ты ему голову не морочь, не порть пацана. Всё, иди отсюда, скажи пусть отведет тебя к Зи, –  с этими словами Нина кинула в Лею пачку сигарет и уткнулась в свои бумаги.

– Спасибо, –  поблагодарила девушка за пачку сигарет и подаренную жизнь, и поспешила выйти.

Леа передала распоряжение Герману, который обрадовался, казалось, больше чем Леа.

 

Девушку отвели к Зи: пышнотелая добродушная женщина средних лет, главная медсестра в госпитале. Хотя подобное заведение сложно было назвать госпиталем: полуразвалившиеся стены, разномастные кровати, стулья, да вся мебель с разных мест, фабрик и времен. Всё постельное белье в плохо выстиранных кровавых следах, больные лежат невероятно близко друг к другу. И в этой атмосфере Лее надо было продержаться месяц, к тому же усиленно тренируясь по утрам (а Леа и спорт вещи несовместимые. До этого момента).

 

 

Глава XI

 

Месяц пролетел незаметно: весь досуг Леи был занят выносом уток за больными, обтираниями, клизмами, уколами и капельницами, редко ассистированием на операциях, как правило с летальным исходом, утренними и вечерними обходами, осмотрами и подготовкой документов больных. Каждое утро девушки начиналось со спортивной подготовки поисковиков, которой занимался сержант Войковски – бодрый мужичок с седыми висками, ростом, в лучшем случае, метр пятьдесят и огромным шрамом на шее. Сначала отряд пробегал семь километров вокруг складов, затем их ждали силовые нагрузки с импровизированным инвентарем в виде булыжников, брёвен и другого тяжелого хлама. Изредка им выдавали оружие, чтобы они могли потренироваться в стрельбе.

Единственное что действительно расслабляло Лею в конце дня –  это недолгие прогулки с Германом. Первые дни он показывал ей базу, без деталей, конечно, но через какое-то время Леа даже перестала там теряться; потом они стали выходить в лесопосадку –  там было очень красиво по вечерам, закатное солнце придавало особого шарма этому месту, а Герман умело вёл их, огибая опасные или заминированные участки. Одним словом –  романтика, хоть его надежды на отношения Леа развеяла сразу, как и попросила её сделать Нина.

Время в этом мире мчалось с невероятной скоростью: дни будто превращались в минуты, а события насыщали каждое мгновение пребывания здесь.

С самого утра до поздней ночи Леа была постоянно чем-то занята, но мысли о том, что всё это время её мир погибал не давали ей ни секунды отдыха. Ей часто снились родители, Грациас, Meje и Гребмел, школа и деревня Икду. Всё пережитое ею за последнее время существования часто смешивалось в один скомканный сон, в котором родители превращались в знахаря Вита, Грациас взрывал Лемберг, а Meje встречал её на перроне прекрасным прохладным утром.

 

Испытательный срок подходил к концу и Лею вновь вызвали в кабинет Нины.

– З дравствуй, путешественница. Рассказывай, как твои успехи на медицинском поприще?

– Мне кажется, отлично. Я в детстве хотела стать врачом, правда я не думала тогда, что у человека существует столько выделений из тела, но, всё же, я осуществила свою мечту, в какой-то степени.

– М ожет тогда бросишь свою навязчивую идею найти Сэнтине и останешься тут медиком? Быть может, через какое-то время станешь хирургией заниматься, –  лукаво улыбнулась женщина.

Лицо Леи моментально посерьёзнело:

– Нет. Всё это время, каждую минуту я думала о том, что пока я тут выношу дерьмо за ранеными солдатами мой мир умирает, расщепляется на мелкие атомы. На чёртовы фотоны, Нина!

– Успокойся, я не обманывала тебя, когда говорила что переведу через месяц, если ты проявишь себя хорошо. Отзывы о тебе и вправду отличные. Отчасти мне положено оставить тебя на том месте, где ты зарекомендовала себя хорошо, но… Уговор есть уговор. Ближайшую неделю тебе надо будет отдохнуть и набраться сил. После к нам прибудет оружие для новобранцев. Его не особо много и даже не мечтай о том, что в первый же день ты получишь что либо огнестрельное, но со временем вы обрастёте “мхом”. Главное помни – твоя цель будет невыполнима если ты умрешь.

– Вы всех так мотивируете?, –  улыбнулась Леа с облегчением.

– Нет, только тех, кому это нужно, –  серьезно ответила Нина, и жестом показала девушке покинуть помещение.

Леа двинулась к выходу и, остановившись у двери, обернулась.

– Спасибо.

Нина подняла голову и с лёгкой улыбкой кивнула.

 

На выходе её ждал Герман.

– Ну что? –  встревоженно осведомился он.

Сказали отдыхать неделю, а потом к поисковикам. Выдадут оружие и там буду беседовать с Войковски.

После этой фразы Герман как-то странно засопел.

– Эй, ты чего? –  Леа схватила за руку парня.

– Меня не перевели в поисковики, –  голос Германа был крайне тих, а лицо он отвернул в противоположную сторону от лица Леи.

– Я даже не знала что ты хотел перевестись.

– Да прямо, не знала. Чего ты не знала-то? –  Герман резко повернулся к ней и схватил её за плечи, –  что я сохну по тебе или что? Что я боюсь того, что тебя там в первый день где-то подстрелят? Дура!

С этими словами Герман оттолкнул Лею и бросился бежать.

– Ну прям как в театре, когда меня папка водил малым еще, –  прохрипел голос солдата, невольно наблюдавшего за этой сценой, куривший дурно пахнущий самокрут.

Леа медленно побрела к себе в комнату, которая располагалась недалеко от госпиталя. Помимо неё там обитало три женщины, все медсёстры.

Она не чувствовала никаких романтических позывов к Герману, но всё же ей было его жаль. Она прекрасно понимала, что на этом чувстве жалости и держатся их взаимоотношения, и никак не решалась их прервать. Хотя бы во имя того, чтобы Герман мог идти дальше, а не тратил свои силы на то, чего по факту никогда не будет. Она надеялась на то, что когда её переведут в поисковики, она будет видеться с Германом реже, ведь тренировочная база находится в другом районе. Тут только подготавливают новичков, а дальше их отправляют на новые места.

 

Неделя, как назло, ползла настолько медленно, насколько это было возможным. Не отягощенная работой, Леа просто не знала куда себя деть. Спортивные тренировки занимали только утро, но что прикажете делать с оставшимся куском суток? Постоянные мысли о Сэнтине сводили её с ума, он стал её навязчивой идеей: сны о нём сменили все остальные сны-воспоминания, все эмоции были связаны только со страхом не найти его и упустить единственную возможность остановить гибель своей вселенной.

В одну из бессонных ночей Леа решила прогуляться, развеяться и, возможно, избавиться от постоянных мыслей о Сэнтине. Когда она открыла двери на улицу и холодный воздух начал пощипывать её кожу, она вспомнила про Германа. А ведь он не появлялся с тех пор, как устроил сцену около Нины. Леа решила поискать его в бараке, где спала его часть. Через маленькие окна можно было увидеть лица каждого солдата. Безмятежные и спокойные, словно это не они каждый день умирают толпами и такими же толпами убивают, словно это не они наивные пешки в чужой войне.

Подойдя к одному из этих окошек, Леа встала на цыпочки и стала искать Германа. Какое-то время вглядываясь в темноту она не могла различить лица, но, вскоре, предельно отчетливо обнаружила физиономию Германа в отражении стекла, которая возникла там резко, словно ниоткуда.

Испугавшись, она отпрыгнула от окна и сбила с ног тихо подкравшегося сзади парня.

Недовольно кряхтя и пытаясь как можно быстрее подняться с промерзлой земли, он сказал:

– Меня ищешь?

– Да, –  глухо пробормотала девушка.

– Ну и зачем, интересно? –  Герману удалось состроить настолько обиженную мину, что никакой мопс на планете не годился бы ему в подмётки.

– Я хотела предложить прогуляться, –  извиняющимся тоном произнесла Леа.

Она чувствовала себя невероятно виноватой перед ним, но он был единственным близким ей человеком в этой реальности, и, на самом деле, она хотела бы видеть его другом и никем другим. Пожалуй, больше всего в тот момент ей хотелось чтобы её желания были взаимны.

– О, теперь ты вспомнила обо мне. Я тебе нужен только когда тебе скучно. И то, не уверен.

– Ну хватит, Герман. Ты знал о моих чувствах с самого начала, мы, кажется, всё обговорили.

– Обговорили, –  буркнул парень, сильно пнув лежавший на земле серый камешек, –  но я не могу с этим ничего сделать. А наша, так называемая, дружба делает только больнее.

Леа молча смотрела на него. Она все понимала, но ей так хотелось чтобы он был ей другом и дальше, что она готова была и дальше причинять боль этому человеку.

– Не приходи ко мне больше и не вспоминай обо мне.

С этими словами Герман медленно развернулся и пошел в сторону двери в барак, а Леа осталась стоять одна в этой серой, поглощающей любые надежды, зиме.

Оглядевшись, она решила просто идти. Идти куда-нибудь, поворачивая туда, где местность будет выглядеть приятнее взгляду и, быть может, боль в ногах затопчет все эти эмоции, накопившиеся внутри.

Путь раздумий вёл девушку до тех пор, пока не наступил рассвет.

Только лучи солнца, пробивающиеся сквозь холодные тучи, уткнувшиеся в её лицо и тело смогли остановить девушку –  перед ней был самый настоящий край света.

Земля заканчивалась через метров двадцать от того места, где она остановилась, а небо искажалось так, словно огибало этот отломанный кусок земли. Какое-то время Леа не могла осознать увиденного, вся эта фантасмагория казалась ей дикой нелепостью, и её сознание никак не хотело в это верить. Но инстинкт самосохранения подсказывал, что надо убегать от этого места как можно быстрее.

Леа сначала попятилась назад, но невероятное любопытство взяло верх и она решилась подойти к самому краю –  посмотреть вниз.

Все, что она увидела –  это землю, которая просто переломилась под углом в девяносто градусов так, словно Леа стояла на огромном кубе. Небо огибало этот угол по окружности, а там, внизу, стояли какие-то дома.

Зрелище было невероятным, и желание пойти по новой плоскости превозмогло страх и разумные предостережения: сначала Леа просто присела, спустив ноги вниз, и сразу же почувствовала действие двух гравитаций на неё –  тело тянуло к земле в одной плоскости, а ноги, свисающие с края, к другой. Убедившись, что она не упадёт (кинув камешек, который обогнул угол и свалился на землю за сгибом) она спрыгнула с обрыва и сразу же шмякнулась на землю. Встав на ноги, стала прислушиваться к ощущениям в своём теле, но ничего странного с ней не произошло, кроме того, что ей стало жарковато. Она обратила внимание на то, что зелень в этой плоскости не в инее и кое где растут цветы. Судя по растительности, можно было сделать вывод, что тут весна.

Леа сделала несколько неуверенных шагов по траве и, убедившись что всё в порядке, двинулась вперёд, к мирно стоящим домикам неподалёку. Даже утреннее солнце дарило тепло, а запах цветущей растительности сводил с ума своей свежестью. Невольно Леа улыбнулась, просто от того, как красиво выглядела эта грань мира.

Через пару минут девушка стучала в двери первого встретившегося у неё на пути домика. Спустя мгновение кто-то подошел к двери и отворил её.

Первое, что увидела перед собой Леа –  это дуло ружья. Ещё руки, которые это ружье держали –  морщинистые хрупкие ручки с длинными пальцами, покрытыми пигментными пятнами, явно принадлежавшие какой-то старушке.

– Чего надо? –  грозно спросил кряхтящий голос, подтверждающий догадки о возрасте.

И тут Леа растерялась: она и сама не понимала почему подошла к этому домику и зачем постучала в дверь. Может быть от того, что эта грань показалась ей приветливой из-за своей погоды и видов, и ей просто захотелось оказаться в сказке, где в каждом из этих домиков живут приветливые добрые люди, готовые подружиться с ней без лишних вопросов.

– Ну чего смотришь? Говори давай! –  старушка явно нервничала, что отражалось на ружье, которое она держала –  дуло дрожало из стороны в сторону, по-видимому, ружье было довольно тяжелым и руки у женщины, в дополнение к страху, начали уставать и трястись.

– Я просто хотела познакомиться, извините, я не хотела Вас напугать, –  попятилась назад Леа, медленно поднимая руки вверх.

– Иди давай отсюда, ненормальная! –  с этими словами старушка опустила дуло и быстро захлопнула дверь.

Леа решила не испытывать судьбу и побежать обратно на свою базу. В конце концов, может там ей расскажут что это за край света, почему тут другое время года и почему их база расположена там, где нескончаемая зима.

Убегая со всех ног из этого места, она совершенно забыла про одежду, которую скинула в этой грани, и вспомнила об этом только приблизившись к собственному бараку – ей просто стало невероятно холодно. Забежав внутрь, она прыгнула под одеяло и какое-то время просто пыталась согреться, трясясь настолько сильно, что ножки кровати отбивали ритм экспериментального джаза.

Только к вечеру её перестало трясти и, одевшись потеплее, она отправилась прямиком к Нине, чтобы как следует расспросить её об этом мире. Проходя по замерзшим знакомым тропам, размышляя о мироустройстве, Леа внезапно осознала, что ничего не знает об этой войне. Она не знает с кем они воюют, почему и даже сколько времени идет это кровопролитие.

На подходе к зданию, Леа обнаружила что около входа нет конвоя, который никогда не покидал свой пост, и на втором этаже не горит свет. Это было странно, ведь впервые она увидела это здание необитаемым и, поняв, что рядом нет никого, чтобы спросить о том, что произошло, она рванула в барак к Герману.

Бесцеремонно влетев внутрь, разбудив нескольких солдат, коих было в разы меньше обычного, она пробралась к спящему парню и, не объяснив практически ничего, стала вытаскивать его из постели.

– Что ты делаешь, куда? –  не особо сопротивляясь спрашивал всё ещё сонный парень.

– Просто молча одевайся и пошли, мне надо кое-что тебе показать.

Герман что-то бубнел себе под нос, но всё же встал, нехотя оделся и Леа вытащила его за руку на улицу.

Так же молча они прошли к зданию Нины.

– Ты видишь?

– Что? –  недоуменно спросил Герман.

– Тут нет никого.

– В каком смысле? –  непонимающе ответил Герман, пытаясь рассмотреть о чём же идет речь.

– Нины тут нет, нет конвоя…

– Как это? Вот же конвой, Леа… Что за дурацкие шутки? –  ухмыльнулся Герман, подошёл к двери и поздоровался за руку с кем-то невидимым так, как если бы там стоял человек, ещё и перекинулся с ним парой словечек, точнее, с самим собой. Затем парень вернулся к Лее и уставился на неё со снисходительным выражением, –  Скучно тебе без меня, да? Ты думаешь таким образом я стану снова бегать за тобой, как собачонка? Жалостью решила взять?

– Что? Герман, что за комедия? Тут же нет никого… Что за бред, –  Леа подошла к двери и дернула ручку –  та была закрыта. Она помахала руками в том месте, где должен был стоять конвой, –  видишь, тут никого нет. Не притворяйся, зачем вообще ты это делаешь?

Герман посмотрел куда-то за ней и сказал:

– Да не выспалась просто, всё нормально, Лецик. Сейчас я отведу её в медицинское крыло, пусть там разбираются.

С этими словами он подошел к ней, взял её за руку и повел.

– Леа, хватит этого цирка. Я же сказал, что не хочу больше тебя видеть. А если тебя из-за этого накрывает шизофрения –  так это твои…

Не дав ему договорить, Леа резко развернулась, оказавшись лицом к лицу к Герману и крепко поцеловала его в губы.

В этот момент в голове у Германа произошел сбой всех систем –  от отчаяния и ненависти, к которой он пришел в следствие того, что его любимая его отвергла, он перепрыгнул в состояние ярчайшей эйфории, от которой замирали все процессы внутри, но в эту же секунду в голову Лее пришла мысль, что только так она сможет заручиться его помощью, пусть даже это будет подразумевать предательство.

Удостоверившись что поцелуй подействовал на “жертву” как надо, Леа только тогда отринула от него, уставившись на парня нарочито виновато.

– И как мне это понимать? –  немного осипшим голосом пробормотал Герман.

– Я не могу без тебя, –  лгала девушка глядя прямо в глаза влюбленному в неё человеку.

Герман ничего не ответил, только обнял девушку со всех сил что мог.

Лею мучала совесть с момента как она приняла решение совершить это мерзкое действие, но жажда разобраться в происходящем превозмогла остальные чувства. Ей нужен был друг, сейчас, как никогда, она готова была получить его любой ценой.

Стоя в объятиях, Леа шепнула на ухо:

– Герман, я тебе не врала, когда говорила что там никого нет. А ты?

Парень отстранился от неё и посмотрел ей в глаза.

– Леа, и я не врал. Ты уверена что ты в порядке?

– А может это с тобой что-то не так? –  шёпот плавно приобретал нотки истерии, становясь громче с каждым словом.

– Всё со мной нормально, там стоял Лецик и Кит, всё как обычно, –  неуверенно протараторил молодой человек, перетаптываясь с ноги на ногу.

 

Снег падал с неба и таял у них на лицах, фонари освещали улицу холодным белым светом, глубокая ночь опускалась на них, пугая их и путая факты.

– Что-то происходит, мне кажется это всё из-за меня, –  и тут ей стало по-настоящему страшно. А что если она перешагнула грань, и теперь в этом мире начнется какой-то коллапс? Или она начинает исчезать из этой реальности, только очень медленно и сходя, параллельно, с ума?

– Пошли на наше место, поговорим.

За месяц частых ночных прогулок они нашли заброшенную будку радиста в лесу: аппаратуры там, конечно, уже не было, но внутри было не так холодно. Леа с Германом притащили туда несколько баулов с тряпками и организовали стол из палок и кусков пластика. Так у них появилось “их место”, в котором, иногда, они просиживали особенно холодные вечера.

Девушке казалось что именно в ту ночь стало заметно холоднее и ветреннее, словно сама реальность хотела заморозить Лею, как лишний элемент вселенной и избавиться от неё, а заодно и от хлипкой постройки. Герман крепко держал девушку в объятиях с абсолютно идиотской улыбкой на лице. Это бесило Лею, она была готова ударить его и наорать, в надежде получить хоть какое-то объяснение происходящему, но как только она открыла рот, желая высказать всё что накопилось, он заговорил.

Голос Германа звучал тише обычного, словно он боялся тех слов, которые произносил:

– Я вспомнил, это было прошлой зимой –  что не разведка, а одного не досчитаемся, сначала думали их выследили, а потом один из них прибежал назад, –  потяжелевшим взглядом парень смотрел прямо на Лею, словно решая, продолжать или нет, –  выживший нёс полный бред о том, что мы ничего не видим, потому что как-то не так смотрим, в общем –   полный бред. Мы тогда и закрыли его в камеру-одиночку, как сумасшедшего, а я ему носил еду. Вот только не ел он её, не видел, как он говорил. Он постоянно просил есть и пить, худел на глазах. Истощался, скорее. Я долго пытался понять где он был всё это время, а он всё нёс какую-то чушь о руинах, библиотеке, крае мире.

Герман на мгновение осёкся, понимая, что продолжая своё повествование он, скорее всего, потеряет Лею. Он увидел по её реакции  что Леа знает о чём тот говорил.

Ошарашенная девушка боялась даже дышать, чтобы не спугнуть момент, ведь она была там, именно там, будь проклят этот край мира. Сглотнув тягучую слюну, Герман продолжил:

– Перед тем как… Перед тем как умереть  он мне сказал:  “Книги, тысячи и тысячи книг, они горят и тлеют, совершенно пустые, их никто не прочтёт, их никто не откроет”, я не сразу понял, но со временем до меня дошло. Он мог говорить только о библиотеке в старых руинах центральной части города. Когда я изложил свои мысли Нине, она прекратила все разведки того района и пропажи людей быстро прекратились, я не знаю с чем столкнулась ты, но мне кажется там очень опасно, хоть и, –  Герман поколебался, замер на какое-то мгновение, но вскоре продолжил, –  хоть там, скорее всего, ты и найдешь ответы.

Леа обдумывала новую информацию и пришла к выводу, что он был прав в двух вещах – в том, что  там таится смертельная опасность и в том, что там она найдет ответы. К тому же, эта реальность, кажется, исчезает для неё.  И со временем, она перестанет различать реальность или же напротив, это реальность перестанет замечать её.  

Засыпать было невыносимо страшно, этот мир, который наконец стал казаться ей проще, подкинул несколько болезненных сюрпризов, и теперь грядет новая неизвестность. Она это понимала и, возможно, поэтому позволила себе быть ближе к Герману, чтобы согреться в последний раз.

 

Сон был ничуть не меньшим кошмаром нежели реальность: она вновь увидела гибель родителей и проснулась с криком, но радиорубка была пуста. Осмотревшись, она нашла сложенный рюкзак с вещами и винтовкой, под которыми лежала карта центральной части города.

“Как Герман смог это всё достать за одну ночь, он ограбил склад? Но почему его нет?”

Мысли метались как голодные звери по клетке, подобно ей самой по этой маленькой будке, как вдруг она заметила письмо: корявый и неровный почерк быстро выдал его отправителя.

 

“Леа, если ты читаешь это письмо –  значит все вышло хуже, чем я предполагал и тебе нельзя возвращаться на базу. Я попробую выиграть достаточно времени для тебя, чтобы ты успела добраться до старой библиотеки. Молю, будь осторожна и не спеши, я положил тебе подробную карту того, как ходил последний отряд искателей –  не сворачивай с маршрута и береги патроны. На случай если мы больше никогда не увидимся –  прощай. Я люблю тебя.”

 

Дочитав, Леа смяла письмо и бросила как можно дальше от себя, выругалась сплошным потоком мата. Сжав голову руками, она словно физически пыталась удержать свои эмоции.  

Возможно Герман побоялся рассказать ей что-то, но что могло его заставить бросить её в такой момент? Проблемы на базе? Возможно его задержали там. Как бы там ни было, Лее оставалось только одно –  как можно скорее следовать инструкции Германа и надеяться что в этих руинах она получит ответы на многое, в том числе на главный вопрос –  как найти Сэнтине. Накинув теплую походную куртку с шевроном искателя, которую где-то откопал для неё Герман, она взяла в руки винтовку и, закинув рюкзак с вещами на плечи, вышла с первыми лучами солнца.  

Ночью, похоже, прошла буря, и местами хорошо намело снега –  идти было неудобно: каждый шаг оставлял глубокую борозду в снегу и Лею то и дело терзали мысли о том, что за ней охотятся, что её вот-вот выследят, но кроме потрескивания снега под ногами ничего не было слышно.

 

Тропа искателей была безопасна и проходила через все самые тёмные переулки в городе, это небольшое успокоение дало возможность Лее наконец рассмотреть мир, в котором она живет с другой стороны, обобщая факты о нём: похоже, это был огромный мегаполис, который сравняли с землей тысячами бомбардировок, от многих зданий остались лишь скелеты, взирающие к небу оконными проёмами без крыш и живых людей в них. Местами, всё ещё стояли горелые остатки военной техники, словно война здесь длится целые века, но с кем? С другой гранью этого мира?

Мысли шли быстрее ног, и Леа совсем не заметила как подобралась к месту, где оборвалась тропа, а отметка этого места на карте была красным черепом, подойдя к которому можно было найти вход в нужное здание. Осмотревшись, девушке стало ясно, что это, некогда, была городская площадь, ведущая к нескольким огромным высоткам, но там под ними виднелось ещё одно строение, и, похоже, именно о нём говорил Герман: оно было словно из другой эпохи, точно мрачный осколок готической архитектуры, случайно оказавшийся в мегаполисе.  По всей площади были разбросаны останки строений, которые сильно напоминали большие фонтаны. На миг Лее представилась чудная картина, где вся эта площадь была цела и благоухала жизнью. Красоты архитектуры поражали бы сознание даже искушенного эстета, если бы не война. И как назло, стоило ей подумать о войне, как прозвучал выстрел, но за мгновение до звука она почувствовала тупой удар в свой рюкзак и, от неожиданности, свалилась на землю. Леа могла бы поклясться что не успела ничего понять, как её тело, словно толчком, подбросило на ноги и она побежала к выступающим камням от фонтана, а в место, где она только что лежала, врезалась вторая пуля.

Снайпер бил очень быстро и каждая пуля свистела у самой головы, оглушая, пугая, путая мысли –   он был явно профи, но инстинктивно Леа понимала как двигаться, в некоторые моменты, как только она хотела поднять голову чтобы осмотреться, её словно что-то силой удерживало прижатой к земле, возможно внутренний инстинкт самосохранения решил спасать свою нерадивую хозяйку, а может всему виной стрессовая ситуация, но возможности как следует разобраться ей не представилось, куда важнее было то, что она оказалась зажата на площади, прикрываемая от обстрела несколькими разрушенными скульптурами, которые были когда-то частью огромного фонтана. Двигаться вперед возможности нет, да и назад уже не уйти, а как бы она ни старалась увидеть позицию снайпера – ей это не удавалось, она не успевала сфокусировать взгляд на старых руинах, как из тьмы их окон снова вылетала пуля. Странно что первая пуля попала именно в рюкзак, хотя именно тогда она была самой лёгкой мишенью, возможно это удача и Лее очень хотелось в это верить, потому  как оставалось надеяться только на неё; она видела готические руины, но чтобы добраться до них нужно пересечь метров тридцать открытой местности, усыпанной слишком мелкими объектами, чтобы за ними прятаться. Противник оказался гораздо быстрее и не давал даже выставить винтовку в его сторону, единственное что оставалось – это уловить момент когда он будет менять магазин чтобы пробежать до руин, но для этого нужно его постоянно провоцировать на выстрел и рисковать головой.

Один.

Два.

Три.

Четыре.

Каждый раз страх становился всё больше, выстрелы становились ближе к движениям. Но внезапно прогремел ещё один выстрел, совсем рядом, с другого конца руин фонтана, и Лею охватила паника. Неужели отряд врагов уже подошёл к ней и сейчас всё закончится, все её путешествия сквозь пространства закончатся этой холодной площадью?

– Я не собираюсь умирать так бессмысленно! – прокричала она и бросилась прочь от фонтана. Она ждала выстрелов в спину, но внезапно пули перестали бить по её следам, а снайпер, похоже, начал обстрел другой точки, недалеко от неё. Возможности обернуться и что-то разглядеть не было, поэтому Леа просто с размаху бросилась в разбитую витрину одного из некогда дорогих старинных бутиков, остатки стекла разорвали на ней одежду и разрезали кожу, но страх смерти был сильнее боли и она ползла, превозмогая режущую адскую боль, по полу. Ползла через битое стекло и обломки провалившейся крыши, сквозь многолетнюю паутину и чёрт его знает что ещё –  главное было уйти как можно дальше от просвета окна, главное спрятаться. При всём этом на площади продолжалась странная перестрелка очередями из разных точек, судя по звуку, но самое главное за ней никто не гнался, по крайней мере сейчас, предоставляя ей карт-бланш. Из глубины зала Лея взглянула на площадь и не увидела там никого и ничего, куда бы мог стрелять снайпер. А вот самого снайпера она теперь отчетливо видела –  на третьем этаже обвалившегося здания напротив. К её глубокому удивлению, там, среди обломков, сидел не рослый мужик с оскалом убийцы, а вполне хрупкая небольшая фигура, очень сильно напоминавшая ребенка; Леа похолодела и, взглянув на винтовку в руках, поняла, что убивать даже покушавшегося на её собственную жизнь ребёнка она не хочет. Это было выше её сил, ниже её самой –  пальцы разжались и оружие, произнося нескончаемую песнь эха, упало на плитку.

Это не её война, не её мир.

Она не станет размениваться на мелкие цели, какими бы опасными они не были сейчас, её единственной целью сейчас был Сэнтине.

 

Продираясь через разрушенные остатки зданий на окраине площади, она всё сильнее погружалась в мысли о том, что она скажет ему если встретит. Будет его умолять сжалится над её миром или убьёт его за то, что он сделал?

В любом случае она была близка, она сама чувствовала что чем ближе она к библиотеке – тем ближе к Сэнтине. И вот, вылезая из очередного пролома в стене, она увидела широкое здание, занимавшее почти весь горизонт обозрения своим массивным фасадом с несколькими огромными арками для входа, часть из которых стала ещё больше после нескольких авиаударов. Раздробленная пополам табличка гласила " Городская публичная библиотека. .." на месте последнего слова был лишь оплавившийся метал.

Леа кашлянула –  похоже она так и не узнает название этого города ибо оно погибло вместе с ним. С этой мыслью она вступила на лестницу перед входом и зашла в это пристанище знаний, которое теперь хранило их мёртвой тишиной.

Поднимаясь по лестнице, она с интересом осматривала выглядывающие изредка цельные куски декора, некогда украшавшего это место, прежде ей ещё не доводилось бывать в столь огромных зданиях. Даже замок Кифо выглядел лишь детской пристройкой по сравнению с этим исполинским строением.

 

Ведомая интуитивным чувством скорой победы, Леа вошла в читальный зал. По крайне мере именно так гласила табличка на двери; внутри же всё было перевёрнуто, местами столы явно использовались как операционные, а пол был усыпан гильзами и книгами, вперемежку со старой запекшейся от времени кровью.  Она замерла, ощутив какая давящая атмосфера у этого места, словно её душили и каждый вдох давался с большим усилием. Из ступора её вывел стук, ритмично повторяющийся, тихий, но из-за эха огромного зала звучащий в самой голове. Звук шёл из-за высокого стола в конце помещения, на котором по сей день стояла табличка "Соблюдайте тишину".

Подойдя к нему, она увидела рядом с табличкой небольшой звонок, как при вызове официанта, и стоило ей поднять руку, как эхом отозвался резкий мужской голос:

–  Даже не думай об этом, ты что, ещё и читать не умеешь?

Леа растерянно крутила головой в поисках собеседника, и только тогда заметила его, когда он, резко пошевелившись, вынырнул из под стола.

Мятая бежевая рубашка, строгий клетчатый костюм-тройка и круглые очки со слегка треснувшим правым стеклом. Его испещренное морщинами лицо выражало крайнюю степень возмущения, словно Леа только что ворвалась к нему домой, хотя, возможно, это и было правдой. В руках незнакомец держал книгу, придерживая пальцем её середину, видимо, не желая потерять место на котором остановился.

– Похоже ты не только читать не умеешь, но ещё и говорить, а может ты ещё и слепая? Извини, но книг со шрифтом Брайля у нас нет.

Леа помотала головой, пытаясь привести себя в чувство и выпалила:

– Я была на другой грани мира и перестала видеть людей.

Незнакомец поднял руку, словно пытаясь отмахнуться от назойливо жужжащего около уха насекомого.

- Да-да, я знаю, прошу не надо повторений, я их жутко не люблю, навевает тоску, можешь сказать что нибудь новенькое?

Леа ещё раз взглянула на книгу, которую держал в руках незнакомец и узнала в ней  “Координаты чудес” Роберта Шекли.

– О н не вернётся из путешествия.

Леа пристально следила за реакцией того, кто точно не мог являться человеком. Он опустил взгляд на книгу и, слегка скривившись, отложил её на стол, с громким стоном закрыв.

– Ты омерзительна , у тебя, похоже, совсем нет совести. Кто же раскрывает финал книги? Не удивительно что этот мир обречен.

Ощутив некий укол в груди, девушка поняла что чувствовала когда шла к библиотеке, то же ощущение что было у неё когда она двигалась к замку Кифо. Чувство отчаяния и предвкушение перемен, которые в первом случае не принесли облегчений.

 

Перед ней стоял не человек, а ещё одно космическое существо, заведующее одним из аспектов мироздания, создавшее само себя когда-то.

 

– Я не хотела причинять неудобств, я лишь хотела получить ответы на свои вопросы или путь к ним, и, возможно, узнать Ваше имя, – Она попыталась улыбнуться чтобы смягчить обстановку, несмотря на усиливающуюся боль в ранах на теле.

– Зови меня Влад, я именно тот, кого ты видишь перед собой и никак иначе, –  он слегка рассмеялся с хрипотцой, –  я знаю о твоём путешествии всё и во всех гранях, а вот ты, сдаётся мне, с каждым разом всё меньше осознаешь что происходит.

– Ты прав, я уже давно практически ничего не понимаю и, честно говоря, устала во всём этом разбираться. Словно я хожу по замкнутому кругу загадок, ключ к которым мне забыли положить в карман. Я всего лишь хотела узнать правду о родителях и спасти их.

В глазах девушки выступили слезы от усталости, от обречённости, от голода, от жажды покурить, погладить своего кота. От совсем не её мира. Она бы и зарыдала взахлеб, но рука пожилого мужчины, не являющегося человеком или чем-то человекоподобным, легла ей на плечо и голос собеседника стал мягче:

– У каждого в жизни есть читательский билет, только одни им воспользуются, а другие нет. Ты уже давно воспользовалась и даже была награждена за это, но то, что происходит сейчас –  это плата, пойми это и прими, по другому быть для тебя уже не может.

Каждое сказанное слово кололо, разрывало что-то в душе Леи неровными краями стеклянного осколка.

Наверняка она на правильном пути, на пути, по которому прошла её предшественница –  альтернативная Леа Апан, и, от осознания того, что этот путь её существо проходит далеко не в первый раз, её начало тошнить. Она утерла слёзы и обратилась в Владу:

– Сколько раз я уже была тут?

Глаза старика слегка дернулись вправо и, словно подсчитав попытки Леи установить хрупкое равновесие, он без тени смущения выдал:

– Семь тысяч тридцать один раз.

Лея слегка пошатнулась, словно числом можно было толкнуть, но, вовремя опершись на стол, сохранила равновесие. Нужно было сосредоточиться и правильно задавать вопросы, от этого сейчас зависело её все:

– Вы знаете мои действия наперед?

Библиотекарь взорвался смехом и, отмахиваясь рукой, сказал:

– Что? Ты за кого меня принимаешь? Даже эта сволочь Сэнтине этого не может, только подсчитает вероятности и сделает вид что всё понял, хотя на самом деле это совершенно не так. Я всегда знаю всё, что с тобой происходит до момента этого разговора и, поверь, каждый раз я надеюсь на что-то новенькое, и как же меня веселит когда тебе удается меня удивить.

– Тогда какая Ваша роль? В чём Ваш смысл? –  с недоумением спросила Леа.

– Оглянись девочка, что ты видишь? Это место хранения знаний и воспоминаний всех кто жил в этом Круге. Я тот, кто отделил то, что было от того, что будет до Её прихода. Ох, как же я ненавижу Сэнтине за это, за его порядок и Её четкое определение дат и событий. Вся эта муть разрушила всё что у меня было, –  он поднял с пола одну книгу и, перелистнув пустые страницы, бросил назад, в пыль, –  они все пустые, я не могу их больше прочесть до тех пор, пока рядом со мной не окажется читатель, который никаким образом тут не окажется, потому что всё умирает ещё до своего появления. Всё, что мне нужно, по крайней мере.  Существам из круга и дела нет до их историй, а уж о том, чтобы дожить и пронести себя до этой библиотеки и речи не идёт, хотя до появления Времени эта библиотека была основным пунктом реинкарнации и обмена энергий. А я теперь обречен читать только простую литературу.

 

И теперь Леа окончательно осознала что её окружает –  это мир, где Время и Порядок одолевают Неопределенность и Случайность, побеждая их и, тем самым, порождая их более мощным и некотролируемым потоком. Завидев задумчивое выражение лица Леи, Влад мягко улыбнулся.

– Я вижу ты поняла. Хочу обнадежить тебя –  ты вовсе не сходишь с ума: перешагнув за грань времени ты познала как это быть не в Её власти и, к сожалению, на тебя сработал мой защитный принцип, который хранит моих последователей от адептов Порядка.

– Какой именно принцип?

Библиотекарь нахмурился, словно ему нужно было объяснить что-то неимоверно сложное трёхлетнему ребёнку, а после снял с себя очки и словно растворился в воздухе, оставляя только след из собственного голоса:

– Те, кто соприкоснулся с миром без Времени перестает видеть и слышать всех, кто всё ещё подчинятся Её воли. Изначально я придумал это для того, чтобы оградить жителей своего мира от болезни под названием Время, ибо она столь ужасно быстро распространяется, что стоит человеку увидеть или услышать о ней, как он уже оказывается подчинен Ей всеми своими внутренностями и внешностями. А с теми, кто, напротив, впервые сталкивается с миром без времени происходит обратный процесс, но иногда у этого бывают побочные эффекты, к примеру: ты не сразу потеряла из виду всех, кого знала.

Мгновение и Влад вновь стоял перед девушкой, поправляя очки средним пальцем руки. Его лицо излучало гордость за самого себя, за столь доходчивое разъяснение, но мысленно Леа не смогла этого увидеть, поскольку была далеко и не могла заметить и услышать что ей говорит собеседник. Она, как в замедленной съемке, прокручивала в голове сегодняшнее утро и мурашки прошлись по её спине и сознанию –  до неё дошло то, от чего вся её суть всеми силами старалась убежать.

– Герман меня не бросал.

С этой мыслью она вцепилась руками в пиджак старика и, тряся его за плечи, требовательно произнесла:

– Есть способ вернуть прежнее зрение? Всё дело в твоих очках?  

Не дожидаясь ответа, она сорвала их с лица Влада, не обращая внимания на его возмущения.

– Постой, ты что удумала!

Стоило Лее снять с него очки, как собеседник исчез. Надев их на себя, она крикнула необитаемому пространству:

– Они сработали или нет? Ты можешь ответить?

Откуда-то из зала донесся дрожащий голос библиотекаря.

– Да, сработали. Но для тебя это не изменит уже ничего!

Этого было достаточно, Леа услышала нужное ей “Да”.

 

Она развернулась и поторопилась проверить свою самую страшную догадку. В спину ей сыпались проклятия, но какое это могло иметь значение.

Шум метели на улице заглушил вопли Влада. Леа смотрела на площадь: поднялся буран, видимость стремительно падала, но обломки проклятого фонтана она найдет даже если ослепнет, она была в этом уверена.

Ноги несли, хоть и становились тяжелее с каждым шагом. Обведя взглядом обломки, обыскав каждый камень, каждый участок снега, она понимала что вот-вот увидит его. Когда перед девушкой наконец оказался злосчастный фонтан, у которого её застал снайпер, она замерла. Через треснутые очки было не так хорошо видно, но всё же она не могла не заметить кровавые следы. Они тянулись по всему её маршруту от фонтана, от места где был первый выстрел. Она бросилась по кровавому пути к бутику, в стекло которого не так давно влетела, спасаясь от пуль. Снайпера не было, значит он сменил место, возможно, преследуя её, но было уже плевать. Со всей силы выбив остатки дверей, она вломилась в место, где совсем недавно решила, что это не её мир, вломилась и замерла. Перед ней, всего в нескольких метрах, на полу лежал Герман. Навеки теперь замершая фигура с раскинутыми в разные стороны конечностями лежала в огромной луже багровой крови. Леа упала на колени перед ним, словно ей в миг вырвали позвоночник –  боль была невыносимой, но она подползла ближе.

Три сквозные раны в груди, а его бледное лицо всё ещё улыбается. Он всё это время был с ней, прикрывал её, а она и не догадывалась. Он понял что их ждет, понял, что она уже не сможет его увидеть, но не бросил. Вот почему первая пуля не попала в неё и вот почему она смогла уйти от снайпера. Горячие слезы текли по её замерзшим щекам, обжигая кожу и ещё больше распаляя её горе.

В приступе отчаяния она и не заметила, что колотила руками грудь мертвеца, как вдруг услышала какой-то звон. Опустив взгляд, она увидела что в руке Герман держал телефонную трубку, похоже он как-то нашел её здесь, но ещё больше шокировало Лею то, что в трубке шли гудки. Где-то на уровне подсознания всплыла сцена словно из другой жизни, и губы сами пробормотали заученную когда-то и к этому моменту забытую фразу:

– Мастерская «Стрелка», слушаю Вас.

Леа с ужасом взглянула на тело своего друга, отпрянула от него, и дрожащим голосом произнесла:

– Это был ты, Герман. Это был ты, мой Грациас. В то самое утро, это был твой голос, твой, черт подери, голос.

 

Она оглянулась, магазин постепенно наполнялся снегом, а на улице стояла сплошная белая стена бури. Леа чувствовала на себе взгляды, как рыбка в аквариуме, за которой постоянно наблюдают и отчаяние сменилось злостью.

Это был фарс, умелая игра, смысл которой Лее не надо было разгадывать. В любой игре решающей может быть даже пешка. Такая как Леа. Такой она была для Времени и Кифо, играющих в свою кровавую игру черт знает сколько времен.

 

Буря длилась невыносимо долго, снег сметал всё на своем пути, превращая целые фасады зданий в белые пятна. Взобравшись на один из поваленных шкафов она легла, сдвинула очки на лоб, больше не желая ничего видеть и если бы не неумолимая жажда мести, то с радостью замёрзла бы прямо тут.

Возвращаться к Владу не было смысла – он один из них, такой же покровитель миров, потерявший свою человечность и в тумане вечности забывший ради чего живет.

Из головы всё не выходила мысль о том, что до неё этот путь проходили тысячи других Лей и, возможно, некоторым удалось добраться до конца, как той седой грубиянке из альтернативного Делаида.

А что если только ей удалось? Что если все остальные семь тысяч только её жалкие тени, не дожившие до нужных витков?

Леа расхохоталась. Смех был надрывистым и громким, и вскоре резко оборвался, заглушаемый пустотой. Она задумалась о том месте, где встретила саму себя. Всё выглядело почти так же, но было то, что ей мешало смириться с этой версией себя, это Рейган. Этот добрый моряк, который вырастил её, вложил в неё столько заботы и любви, был просто выброшен на произвол судьбы и это сделала она.

– Так я и есть убийца.

Леа протерла рукавом куртки по лицу, вытирая катившиеся уже бесконтрольно слёзы.

 

Буря шла всю ночь. Словно зима бросила все свои силы на то, чтобы засыпать этот проклятый город, но проиграла. Первые лучи солнца развеяли метель и вся округа обратилась в сверкающий снежный замок, застывший в ледяной мерзлоте. Леа вышла на площадь и обернулась:

– Прощай, Грациас.

Возможно бутик дорогих вещей не лучший склеп, но после всей проделанной работы вьюгой он выглядел как картина “Утро после снегопада” Кацусики Хокусай. Так же мирно, спокойно, умиротворяюще.

Идя по хрустящему снегу, Леа стала тихо напевать старую как мир песенку:

 

“ Ход за мной — что делать? Надо, Сева,—

Наугад, как ночью по тайге...

Помню — всех главнее королева:

Ходит взад-вперёд и вправо-влево,

Ну, а кони, вроде, — только буквой "Г".”

 

Параллельно звуку, извлекаемому её голосовыми связками, в голове роились беспорядочные мысли: “М еня водили за нос всё это время. Вся эта война –  это развлечение Сэнтине, Времени и Кифо, они перекраивают мир под себя, а те, к кому я попала в руки, изначально были на стороне Сэнтине, знают они об этом или нет – они просто его пешки.”

 

Леа шла мимо фонтана и проклинала свою глупость, как она не замечала раньше? Ею просто играли, тратя её силы и время. Ох, как же она злилась теперь, когда ей приходилось думать об этом слове. Выстрел вернул её из размышлений в реальность.

“Неужели снова?”

Она упала, распластавшись на холодной земле, и подползла к проклятому фонтану. Девушка выглянула из-за укрытия и увидела, что к ней двигалась целая группа солдат, впереди них шла та, кто и совершил выстрел в пустоту из своего табельного пистолета –  Нина.

“Черт их подери, как же так быстро?”

Леа истерично искала путь побега, но его не было: солдаты равномерно окружали площадь, попутно проверяя обломки, а их суровая предводительница шла прямиком на беглянку, не выпуская оружия из рук. Вскоре послышался и её властный голос:

– Стой на месте и не двигайся! Я же предупреждала тебя! Неужели было сложно слушаться приказа?

Леа не отвечала, она подняла руки и, опустив голову, молчала. Тон собеседницы набирал злобы и вскоре на площади раздался крик Лецика, который нашел Германа.

– Жаль, ведь тебе все хотели помочь. Особенно Германа жаль, где же твоя человечность?

В её голосе промелькнула издёвка. Ведь это Нина могла отдать приказ снайперу. Леа раскрыла глаза и увидела собственное лицо в отражении замерзшей воды внутри фонтана. Она так сильно изменилась, что с трудом верила в реальность этого отражения: усталые впалые глаза, седые волосы и изможденное постаревшее лицо. Она потеряла себя окончательно.

“Стоп. Потеряла себя…” – она по няла что ей сказал Meje тогда последней фразой. Он сказал: когда потеряешь себя – найди наш ключ.

Она подняла взгляд на Нину и та сразу заметила перемену во взгляде Леи и вскинула оружие.

 – Огонь!  – взвыла она командным голосом, и все солдаты разом подняли оружие.

Не дожидаясь расстрела, Леа вскинула руку и со всей силы  ударила по льду, пробивая его. Прозвучал грохот выстрелов, она отдаленно чувствовала острые удары в тело, но там, в ледяной воде, она уже нащупала его металлическую головку.  Фонтан вспыхнул пламенем и Леа провалилась в воду, словно в яму.

 

На короткий миг всё исчезло: свет, звук, чувства, но лишь на короткий миг, ибо после пришла вспышка и боль. Леа вынырнула из воды с диким криком и рефлекторно стала трогать себя за те места, куда попали пули, но ран уже не было. Оглядевшись она поняла, что лежит на берегу озера в поселке Икду. Она резко, словно рывком, расслабилась. Как будто кинула свое тело на берег этого озера.

– Получилось!

 – Что получилось, деточка? – голос с сильной хрипотцой звучал слегка пугающие, но его владелец был знаком Лее – перед ней у самой воды сидел знахарь Вит. Он подошел и, протянув руку, поднял девушку с земли.

Леа устало улыбнулась, вновь смотря на звёздное небо в отражении озера. Старик медленно следил за её взглядом, а после предложил посмотреть на звёзды вместе, отказаться было выше её сил. Некоторое время они сидели молча, и лишь когда рука старика легла на плечо девушке, он произнес:

 – Хорошо вернуться домой, правда?

Леа не ответила. Она только развернулась и тихой поступью отправилась в свой дом.

 

Подходя к грозным чугунным воротам, Леа теребила лежавший в кармане ржавый и ещё холодный от ледяной воды того мира ключ. Им она отворила ворота, ведущие в некогда её дом. Леа толкнула их и вошла в тихий уютный дворик, она старалась идти максимально тихо, не привлекая внимания. Всё выглядело в точности как она помнила: мебель и картины, инструменты лежали там же, словно она только встала из-за стола в мастерской и, после недолгой прогулки, вернулась домой.

Шаг и ещё шаг.

Окно её собственной спальни, а за ним, тихо посапывая, спит симпатичная светловолосая девушка. Это была не другая реальность, нет, это была она и это её дом.

 – Пора отдавать долги.

Маниакальная улыбка исказила лицо девушки и она резко вставила ключ в замочную скважину и так же резко его провернула.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава XII

 

Леа стояла посреди холла, купол которого состоял только из витражного стекла и нескольких армированных металлических перекладин.

Холл был пуст и холоден, девушку сильно знобило, то ли от переполняющих её эмоций, то ли от холода. Не придавая внимания направлению, она побрела куда повело её тело, управляемое инстинктами.

В конце холла в красивой арке, оформленной под греческий стиль, стояла фигура в тёмном платье.

Леа безмолвно подошла к ней и уставше взглянула ей в глаза.

 – Да, Время не пощадила тебя, – издевательски усмехнулась Кифо и повела её за собой, вглубь длинного светлого коридора.

Покорно следуя за богиней смерти, Леа понимала чем всё кончится и принимала изменения, которые произошли в ней. Сколько сотен раз она умирала в попытке спасти родителей и свою вселенную? А сколько раз ей почти удалось это сделать? Сколько раз ещё она будет просыпаться счастливой светловолосой девочкой в пустом доме и засыпать замученной седовласой женщиной в неизвестной холодной реальности?

Преодолев коридор, женщины вошли в маленький зал, где теплились химеры из замка Кифо.

 – Зачем ты перенесла их сюда?  – это не был вопрос из любопытства, скорее, Леа смаковала эти моменты, жевала их, предвкушая хруст костей и вкус крови на языке.

Кифо не сразу ответила, помедлив, словно что-то причиняло ей дискомфорт, она всё же развернулась лицом к девушке и ответила:

 – Ты вышла вне рамок времени. И тогда в замке я знала что так произойдет, и потому готовила тебе ещё одно, последнее представление.

 – Зачем? Чего по-твоему я ещё не видела?  – девушка покрутила в кармане всё тот же ключ.

 – Ты хотела узнать где твои родители. На этот вопрос, возможно, я не дам тебе ответа, но я могу показать что с ними случилось.

 

Вспышка Света. Сползающие в центр зала светлые змейки асинхронно выстраивали первый дом Леи и её настоящих родителей.

Ещё одна вспышка  – родители целуют маленькую Лею на ночь, и уходят в свою комнату.

Ещё одна вспышка. Комната родителей, они просыпаются от сильных колебаний воздуха, их безмолвные крики застыли на устах в тот момент, когда их тела начали рассыпаться сначала на части, затем на мелкий песок.

 

Химеры были белыми, но Леа видела кровь и агонию терзаемых тел. Видела это отчетливо, словно находилась в тот момент в своей реальности. Мучительно долго на её глазах погибали те, ради которых она совершала невозможное несколько тысяч раз. Но вскоре всё закончилось и химеры, разорвав их до остатка, замерли в последней ужасающей картине пустой комнаты на секунду, а затем рухнули на пол мягким колеблющимся дымом. Кифо, стоявшая поодаль, наблюдала за тем, как девушка, мучаясь от боли, плакала, обхватив себя руками.

 

Всё шло по плану, Кифо едва могла сдерживать улыбку, ведь сейчас она вела игру. Леа задрожала сильнее. Весь её силуэт перестал быть чётким и, в какое-то мгновение, чёрный дымок вырвался из дрожащего плеча и тут же растворился в воздухе.

Выражение лица Кифо перестало быть ликующим.

"Нет, не может быть. Ни Сэнтине, ни время не могли дать ей возможность, это не по правилам"  – ужаснулась богиня смерти, попятившись.

Одна догадка была хуже другой, но Кифо понимала что ей надо спасать свою шкуру.

 – Леа, это был приказ Сэнтине, я лишь пыталась спасти тебя все это время! Если бы не я  – он бы убил и тебя!

Леа молчала. Её тело продолжало неистово дрожать и периодически испускать чёрный дым, который вскоре растворялся в воздухе. Её силуэт стал размытым, она походила на чёрное марево, чернее и глубже чем вантаблэк.

Кифо попятилась. Ещё мгновение и Леа, обернувшись, посмотрела на богиню Смерти чёрной смолой глаз, из которых выливались и вниз, и вверх тонкие струйки чёрного дыма.

 – Ты правда хотела мне помочь?

Её голос звучал как будто во всех измерениях сразу. Громкий и тихий, но шёпот, жуткий и пробирающий до боли в мозгу.

Кифо со стоном выдохнула и протороторила:

 – Да, я делала всё чтобы ты не страдала, я, кажется, влюбилась в тебя, Леечка, – с этими словами, Кифо щелкнула пальцами, но ничего не произошло.

Леа резко и громко расхохоталась.

 – Беги, – шёпотом прервала собственную истерию Леа.

Кифо круто развернулась на месте и побежала прочь, обратно к огромному холлу. Леа стояла на месте. Из её тела вырвалось несметное количество чёрных и более тягучих струй дыма, которые мчались за убегающей Кифо. Её замок был уничтожен. Оставалась только она. Пока что она.

Добежав до холла, Кифо обнаружила что вокруг кромешная тьма. Вглядевшись, побыстрее пытаясь найти выход, она поняла что чёрный дым обволакивал всё помещение холла.

Леа, превратившись в дым, материализовалась в паре метров от Кифо.

 – Ты нарушишь баланс во вселенной, если навредишь мне! Все умрут, подумай о тех, кто ещё остался жив, мы сможем их спасти.

Леа вновь рассмеялась.

 – Ты вела меня к Сэнтине. Ты хотела смерти для Времени, потому что она заняла твое место. Вы играли в шахматы, пока я играла в шашки и стала дамкой.

Весь дым, что покрывал стены холла, устремился к Кифо.

Подобно пираньям, бросающимся на сочное мясо, чёрный дым разорвал богиню Смерти.

Насладившись видом умирающего божества, Леа, обратившись в дым, отправилась прямиком в комнату, в которой некогда сотворилось Время.

 

Всё было перевернуто, Леа застала парочку в разгар скандала, и они не сразу заметили смертоносный хаос, который наблюдал за их ссорой из тёмного угла комнаты.

 – К чертям весь этот круг, я устала убирать за тобой и за твоей чокнутой любовницей.

Первым её заметил Сэнтине и, схватив опешившую Время, пытаясь заслонить её собой, заговорил:

 – Что ты творишь?

 – Создаю себя тем существом, которое как раз и нужно этому кругу,  – прохаживаясь медленно и вальяжно по комнате, царапая пальцем стол так,  что попадающие под руку книги сгнивали от её прикосновения, покрываясь черной липкой сажей.

Вспышка.

Комната осталась прежней, только одной стены теперь там не хватало и открылся красивый вид на недвижимый космос.

 – Ты не сможешь переместиться. Мне понравилось руководить материями, и, кажется, я немного заигралась и случайно остановила всё,  – с виноватым видом проговорила Леа, – но не переживай – после моего выступления я сразу же наведу тут порядок.

Сэнтине и Время, понимая что исправить ничего нельзя, только крепко обнялись и зажмурились, ожидая своей участи.

Леа, тем временем, создала мостик, выходящий из комнаты, ведущий в наскоро сотканную из дыма комнату.

 – Время, будь добра...

Время дернулась, чтобы посмотреть куда её приглашают, но Сэнтине крепко держал её в объятиях. Его глаза были широки, его ознобило. Божество боялось.

Леа не была терпелива и тонкие струйки дыма выхватили женщину у хозяина Круга и поволокли её, сопротивляющуюся и корчащуюся, по мосту в комнату. Затем дымовая комната захлопнулась. Время, стоявшая посредине, кричала.

 – Ах, как красиво пение тех, кто знает что оно последнее.

С этими словами Леа подвела Сэнтине к стулу и усадила его так, чтобы он мог наблюдать за комнатой.

Смерть настигла её быстро, хоть быстрой и не была. Время умирала чуть дольше, чем родители Леи, но так же. Её разрывали на куски, расщепляли на атомы, на фотоны, на что-то, возможно, ещё более мелкое.

Сэнтине смотрел, прикованный к креслу. Орал, пытался вырваться, пытался управлять разрушением, но смотрел. Период его правления закончился. И теперь он получал расплату.

           

Когда представление кончилось, Сэнтине взвыл:

 – Добей меня уже, мразь.

Леа молча приблизилась к его уху и прошептала:

 – А теперь попробуй это исправить.

И с неистовым криком, вытолкнула его в зацикленность вселенной, в космос вместе со стулом. Он не освободится и не прилетит никуда, но и не умрёт. Вечный полет, контролируемый только случаем. Леа поступила с ним так же, как и он с ней.

 

Леа стояла у края комнаты с видом на мёртвую застывшую вселенную и курила. Сигаретный дым высасывало из комнаты, закручиваясь в немыслимые фигуры, он утекал вглубь мёртвого мира.

Мира, который она с удовольствием уничтожила.