Меры пресечения в уголовном процессе

Сергей Воронин

0 67

Бесплатно

Скачать

Отложить Читать отрывок

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

СИБИРСКИЙ ЮРИДИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ МВД РОССИИ

На правах рукописи

ГРИГОРЬЕВА Ачена Егоровна

ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ИЗБРАНИЯ СЛЕДОВАТЕЛЯМИ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ОТДЕЛЬНЫХ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ: ЗАЛОГА И ДОМАШНЕГО АРЕСТА

Специальность 12.00.09 – уголовный процесс, криминалистика и

судебная экспертиза; оперативно-розыскная деятельность

Диссертация на соискание ученой степени

кандидата юридических наук

Научный руководитель – Воронин

Красноярск 2007

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………..…………………….	3
ГЛАВА 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ…………	13
1.1. Понятие и правовая природа мер пресечения…………………………	13
1.2. Классификация мер пресечения и их место в системе уголовно-процессуального принуждения ……………………………………………..	29
ГЛАВА 2. УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОТДЕЛЬНЫХ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ………………………………………...	39
2.1. Уголовно-процессуальная характеристика залога…………………….	39
2.2. Уголовно-процессуальная характеристика домашнего ареста……….	61
ГЛАВА 3. ВОПРОСЫ УСМОТРЕНИЯ СЛЕДОВАТЕЛЯ ПРИ ИЗБРАНИИ ОТДЕЛЬНЫХ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ………………………………….	88
3.1. Понятие и пределы усмотрения следователя в теории уголовного процесса……………………………………………………………………….	88
3.2. Пределы усмотрения следователя при избрании залога……………...	108
3.3. Пределы усмотрения следователя при избрании домашнего ареста...	136
ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………	163
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ………….……………...	168
ПРИЛОЖЕНИЯ………………………………………………………………	188

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Человек, его права и свободы провозглашены Конституцией Российской Федерации высшей ценностью государства. Реализация этого положения потребовала изменения уголовной политики государства, привела к радикальным преобразованиям в сфере уголовного судопроизводства. Процесс реформирования уголовно-процессуального законодательства, в свою очередь, не мог оставить без внимания институт уголовно-процессуального принуждения – важнейший инструмент государства, непосредственно затрагивающий права и свободы человека и гражданина.

Развитие гуманистических и демократических начал в уголовном судопроизводстве требует обращения к тем мерам и средствам принуждения, которые, с одной стороны, преследуя достижение назначения уголовного судопроизводства, с другой - в наименьшей степени ограничивали бы права и свободы личности. Такой подход наиболее актуален по отношению к мерам пресечения, так как именно они являются самыми жесткими правовыми средствами в системе процессуального принуждения.

С этой целью в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации 2001 года был введен судебный контроль за применением самых строгих мер пресечения, восстановлен домашний арест, претерпел значительные изменения в правовой регламентации залог. Эти преобразования, по замыслу законодателя, должны были расширить сферу применения мер пресечения, альтернативных заключению под стражу. В качестве таковых большинством процессуалистов рассматриваются именно залог и домашний арест.

Однако применение в практической деятельности названных мер пресечения крайне затруднено. Причинами такого положения применительно к залогу является, по-прежнему, неудовлетворительная, изобилующая пробелами и неясностями законодательная регламентация оснований и условий избрания данной меры пресечения, определения предмета и размера залога, порядка его процессуального оформления и непосредственного применения. Вместе с тем, залог является эффективным средством воздействия на поведение участников уголовного процесса. Применение этой меры пресечения в качестве альтернативы заключению под стражу отвечает и конституционным, и международно-правовым требованиям, так как значительно в меньшей степени ограничивает права и свободы обвиняемого (подозреваемого) и, как показывают исследования, экономически более выгодно правосудию, государству и обществу. Угроза же утраты материальных ценностей в современных социально-экономических условиях способна скорректировать поведение обвиняемого куда лучше, чем заключение под стражу.

Не менее веские доводы можно привести в пользу домашнего ареста, возрождение которого в уголовно-процессуальном законе было продиктовано, прежде всего, стремлением законодателя разрешить проблему излишней распространенности досудебного заключения под стражу. Так, среди положительных моментов применения данной меры пресечения выделяют значительную экономию бюджетных средств как на содержание и поддержание нормальных условий для заключенных, так и на строительство новых либо реконструкцию старых обветшавших следственных изоляторов. Немаловажную роль играет также психологический (моральный) фактор, когда обвиняемый (подозреваемый) не попадает в криминальную среду с ее законами и жизненными устоями. И, конечно, ничем не соизмерить более гуманное и гораздо меньшее ограничение прав и свобод личности при применении домашнего ареста в сравнении с заключением под стражу.

Вместе с тем, закрепление домашнего ареста в ст. 107 УПК РФ поставило большое количество проблем, которые до сих пор не находят своего разрешения.

Так, в уголовно-процессуальной науке не содержится четко сформулированных понятия и целей домашнего ареста, не определены основания и условия избрания данной меры пресечения, сущность и содержание налагаемых при его применении ограничений. В действующем УПК РФ не устанавливаются надлежащие единообразные правила, регулирующие порядок применения домашнего ареста, не определены конкретные органы, на которые возлагается осуществление надзора за соблюдением установленных ограничений.

Именно по этим причинам сложившаяся правоприменительная практика по-прежнему игнорирует залог и домашний арест как правовые реалии, отдавая предпочтение двум крайне различающимся по объему правовых ограничений мерам пресечения - подписке о невыезде и заключению под стражу.

Так, по данным нашего исследования, доля залога в общем количестве всех применявшихся мер пресечения в среднем составляет лишь 0,2 %, в то время как заключение под стражу применяется в 20 % случаях, подписка о невыезде – примерно в 79 %. Случаи применения домашнего ареста настолько единичны, что даже не могут быть отражены в процентном отношении в общем количестве применявшихся мер пресечения.

Учитывая, что основная масса всех расследуемых уголовных дел сосредоточена в производстве следователей органов внутренних дел, немаловажную роль в изменении сложившейся негативной ситуации играют вопросы усмотрения следователя при избрании и применении залога и домашнего ареста в качестве мер пресечения. Несмотря на то, что домашний арест и залог вправе избирать только суд, в отношении указанных мер пресечения определен тот же порядок их избрания, что действует в отношении заключения под стражу. Поэтому на досудебном производстве основным инициатором избрания как залога, так и домашнего ареста остается следователь, именно он возбуждает перед судом соответствующее ходатайство.

В этой связи назрела насущная потребность в определении достаточно четких границ, в рамках которых действует следователь при избрании названных мер пресечения, в исследовании вопросов, вызывающих наибольшее затруднение при их применении, в установлении факторов объективного и субъективного характера, препятствующих выбору следователем залога и домашнего ареста, а также в поиске путей разрешения проблемных вопросов, возникающих в практике их применения.

Указанные обстоятельства определили выбор темы диссертационного исследования, а также в полной мере обусловливают ее актуальность с научной и практической точек зрения.

Степень научной разработанности темы. Вопросы уголовно-процессуального принуждения и такой их составной части, как меры пресечения, всегда находились в сфере интересов российских процессуалистов. Среди них следует назвать таких ученых как: А.Е. Белоусов, Л. Брусницын, Б.Б. Булатов, А.Д. Буряков, В.Н. Ветрова, С.Э. Воронин, Э.И. Воронин, Н.Н. Гапанович, И.М. Гуткин, П.М. Давыдов, Л.И. Даньшина, М.П. Евтеев, З.Д. Еникеев, С.П. Ефимичев, З.З. Зинатуллин, Н.И. Капинус, З.Ф. Коврига, В.М. Корнуков, Ф.М. Кудин, Ю.Д. Лившиц, В.А. Макиенко, В.А. Михайлов, В.В. Николюк, В.Т. Очередин, И.Л. Петрухин, В.М. Савицкий, В.В. Смирнов, Л.К. Трунова, О.И. Цоколова, М.А. Чельцов, В.С. Чистякова, А.А. Чувилев и др.

Проблемам избрания и применения залога в качестве меры пресечения специально посвящены диссертационные исследования А.В. Величко, С.И. Вершининой, С.В. Зуева, О.В. Медведевой, Т.И. Шаповаловой.

К отдельным проблемным вопросам избрания и применения домашнего ареста в разное время обращались такие авторы как Ф.Н. Багаутдинов, В.М. Быков, Е.Г. Васильева, С.И. Викторовский, Е.В. Гусельникова, М.В. Духовский, А.Ф. Кистяковский, В.Д. Кузьмин-Караваев, Е.А. Малина, Г.С. Русман, М.С. Строгович, Н.В. Ткачева, И.Л. Трунов.

Специально исследованию вопросов применения домашнего ареста свои диссертационные исследования посвятили в 2006 г. Ю.Г. Овчинников, в 2007 г. Е.В. Салтыков. Указанные работы, бесспорно, заслуживают внимания исследователя данной проблематики.

Учитывая значительное сходство уголовно-процессуального законодательства, определенный научно-практический интерес представляет также диссертационное исследование проблематики домашнего ареста, проводившееся в 2001 г. в Республике Казахстан К.Т. Балтабаевым.

Вместе с тем, следует отметить, что самостоятельного комплексного исследования вопросов усмотрения следователя органов внутренних дел при выборе меры пресечения, теории и практики избрания и применения им залога, а тем более - домашнего ареста, до настоящего времени не проводилось. Поэтому вряд ли можно считать, что все акценты в проблеме мер пресечения расставлены до конца. Это и актуализирует тему настоящего научного исследования.

Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является комплексный анализ теории и практики избрания и применения следователями органов внутренних дел залога и домашнего ареста в качестве мер пресечения, а также разработка и обоснование рекомендаций по повышению их эффективности.

Достижение указанной цели обусловило необходимость постановки следующих задач:

- изучить содержащиеся в теории уголовного процесса подходы к определению понятия, классификации мер пресечения, их правовой природы и места в системе уголовно-процессуального принуждения;

- исследовать сущность и правовую природу залога в уголовном процессе;

- определить понятие и сущность домашнего ареста в уголовном процессе;

- исследовать вопросы, связанные с избранием залога в качестве меры пресечения по инициативе следователя;

- исследовать процессуальный порядок избрания домашнего ареста в качестве меры пресечения;

- обобщить и проанализировать практику применения залога и домашнего ареста по инициативе следователей органов внутренних дел;

- разработать и обосновать предложения по совершенствованию норм уголовно-процессуального законодательства, регулирующих избрание и применение залога и домашнего ареста в качестве мер пресечения;

- сформулировать рекомендации по совершенствованию практики избрания и применения мер пресечения в виде залога и домашнего ареста.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования выступают уголовно-процессуальные отношения, возникающие в процессе избрания по инициативе следователя органа внутренних дел меры пресечения в виде залога и домашнего ареста.

В качестве предмета исследования рассматриваются нормы международного законодательства, Конституции Российской Федерации, УПК РФ, иных законов и нормативно-правовых актов, регулирующих отношения, связанные с порядком избрания мер пресечения в виде залога и домашнего ареста, а также практические аспекты их применения следователями органов внутренних дел.

Методологические и теоретические основы исследования. Диссертационное исследование базируется на общенаучном диалектическом методе познания объективной действительности. Обоснованность выводов и рекомендаций, содержащихся в диссертации, достигается за счет комплексного применения общего и частнонаучных методов: исторического, логико-юридического, сравнительно-правового, формально-логического, а также методов моделирования и конкретно-социологических исследований.

Теоретической основой диссертационного исследования послужили научные разработки в области теории права и государства, уголовного, уголовно-процессуального и административного права, а также работы философов и социологов. Многие выводы и предложения базируются на анализе законодательства зарубежных государств, решений Конституционного Суда РФ, постановлений и определений Пленума Верховного суда РФ, ведомственных нормативных актов.

Эмпирическая база исследования. Сбор эмпирического материала проводился в 2002-2006 гг. по специально разработанной методике, обеспечившей достоверность и обоснованность выводов. Автором лично, а также под его руководством опрошены 124 следователя органов внутренних дел в Республике Саха (Якутия), Красноярском и Хабаровских краях, изучены 23 уголовных дела, по которым избиралась следователем мера пресечения в виде залога, 10 постановлений об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста.

При подготовке работы широко использовались результаты эмпирических исследований, полученных другими авторами по проблемам, имеющим отношение к теме диссертации, а также личный опыт практической деятельности диссертанта в следственном аппарате органов внутренних дел.

Научная новизна проведенного исследования заключается, прежде всего, в том, что впервые предпринята попытка комплексного исследования теоретических и практических вопросов избрания по инициативе следователя органов внутренних дел залога и домашнего ареста в качестве мер пресечения.

Диссертация содержит выработанные и сформулированные автором предложения и рекомендации, направленные на восполнение имеющихся в уголовно-процессуальном законодательстве пробелов и дальнейшее совершенствование правового регулирования института мер пресечения в целом, а также вопросов применения залога и домашнего ареста, в частности.

Результаты проведенного исследования, содержащие научную новизну, теоретическую и практическую значимость, приведены в заключении диссертации, а также в основных положениях, выносимых на защиту.

Научную новизну диссертационного исследования определяют следующие основные положения, выносимые на защиту:

1. Залог должен рассматриваться не только как средство обеспечения явки обвиняемого, подозреваемого по вызову и предупреждения совершения им новых преступлений, но и как способ предупреждения иных видов его ненадлежащего поведения. Представляется необходимым расширить установленные в ч. 1 ст. 106 УПК РФ цели залога путем внесения соответствующего дополнения.

2. Предлагается разработать методические рекомендации по определению нижнего предела залоговой суммы в зависимости от обстоятельств, указанных в ч. 1 ст. 106 УПК РФ, и закрепить их на уровне подзаконного акта. Представляется, что нижний предел залоговой суммы должен быть кратен размеру прожиточного минимума, устанавливаемого в субъектах Российской Федерации.

3. Авторское определение: домашний арест есть мера пресечения, избираемая по решению суда при наличии оснований и в порядке, предусмотренном ст. 108 УПК РФ, заключающаяся в относительно нестрогой изоляции по месту временного или постоянного проживания и наложении ряда правоограничений (связанных со свободой передвижения, запретом общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи) на обвиняемого (в исключительных случаях, подозреваемого) с учетом возраста, состояния здоровья, семейного положения и других обстоятельств.

4. Условия избрания меры пресечения предлагается подразделять на общие и специальные. В качестве специальных условий домашнего ареста должны рассматриваться: наличие у обвиняемого (подозреваемого) жилища; возможность установления ограничений прав субъекта, предусмотренных ч. 1 ст. 107 УПК РФ; возможность установления надзора за его поведением (в т.ч. с помощью технических средств) и (или) охраны места проживания арестованного.

5. Ограничения и запреты, налагаемые при домашнем аресте, могут быть реализованы путем установления уровней строгости отбывания данной меры пресечения. Для этого требуется дополнить ч. 2 ст. 107 УПК РФ предложением: «Суд вправе в зависимости от указанных обстоятельств, а также тяжести предъявленного обвинения и иных данных о личности обвиняемого, подозреваемого установить в отношении него один из уровней строгости отбывания домашнего ареста». Сами уровни необходимо закрепить в подзаконном нормативном акте (например, в межведомственной инструкции по применению домашнего ареста) и раскрыть их содержание в бланке процессуального документа – подписке.

6. Процессуальное оформление домашнего ареста должно включать отобрание подписки о соблюдении ограничений и запретов, налагаемых при домашнем аресте. В ней разъяснялось бы содержание ограничений и запретов; обязанностей обвиняемого (подозреваемого) по их соблюдению; содержалось бы предупреждение об ответственности в случае их нарушения, а также конкретизировались бы уровни строгости отбывания домашнего ареста. Примерный бланк такой подписки разработан и приведен в приложении.

7. Формулировка ч. 7-1 ст. 108 УПК РФ о том, что при отказе в удовлетворении ходатайства об избрании заключения под стражу, судья по собственной инициативе вправе избрать в отношении подозреваемого или обвиняемого меру пресечения в виде залога или домашнего ареста, вызывает сомнение в востребованности в практической деятельности. В этой связи предлагается ее исключить и ввести ч. 6-1 ст. 108 УПК РФ следующего содержания: «Во всех случаях рассмотрения ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу в отношении обвиняемого, подозреваемого, к которому применение условий строгой изоляции в силу возраста, состояния здоровья, семейного положения и иных обстоятельств будет невозможным или нецелесообразным, судья должен рассмотреть вопрос об избрании к нему в виде меры пресечения домашнего ареста или залога».

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что его результаты и выводы могут найти широкое применение в деятельности по совершенствованию уголовно-процессуального законодательства, следственной и судебной практики в части применения норм закона об избрании в качестве меры пресечения залога и домашнего ареста. Сформулированные положения и рекомендации могут быть использованы в преподавании дисциплин «Уголовный процесс», «Предварительное следствие в ОВД» курсантам, слушателям и студентам юридических вузов; при повышении квалификации следователей, подготовке научных и учебно-методических изданий. По результатам исследования предложены изменения и дополнения действующего уголовно-процессуального законодательства.

Апробация результатов исследования. Результаты проведенного исследования, сформулированные на их основе выводы, предложения и рекомендации прошли обсуждение на кафедре уголовного процесса Сибирского юридического института МВД России.

Теоретические и прикладные положения диссертации нашли отражение в 7 научных публикациях общим объемом 2 п.л., в том числе в рецензируемом издании, рекомендованном ВАК. Отдельные положения исследования докладывались на международных научно-практических конференциях, состоявшихся в Дальневосточном юридическом институте МВД России (18-19 мая 2006 г.), в Сибирском юридическом институте МВД России (15-16 февраля 2007 г.); научно-практических конференциях в Уссурийском филиале Дальневосточного юридического института МВД России (май 2004 г., май 2006 г), на республиканской научно-практической конференции в Республике Саха (Якутия) (март 2006 г.).

Результаты исследования внедрены в учебный процесс Якутского филиала Дальневосточного юридического института МВД России, Сибирского юридического института МВД России, а также используются в практической деятельности следственных аппаратов органов внутренних дел Республики Саха (Якутия).

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, объединяющих семь параграфов, заключения, списка использованной литературы и приложений.

ГЛАВА 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ

1. Понятие и правовая природа мер пресечения

Исследование проблем мер пресечения неразрывно связано с анализом их сущности, для чего необходимо обратиться к понятию мер пресечения.

Парадоксально, но, несмотря на детальную регламентацию системы мер уголовно-процессуального принуждения и порядка их применения, ни уголовно-процессуальный закон, ни Конституция России, при наличии целого ряда решений Конституционного Суда РФ, имеющих прямое отношение к обоснованию условий допустимости ограничения прав и свобод личности при осуществлении уголовно-процессуальной деятельности, не содержат определения понятия «мера пресечения». Впрочем, не содержат они также определения и мер процессуального принуждения, хотя обоими терминами законодатель свободно оперирует в разделе IV УПК РФ.

Однако от правильного употребления термина часто зависит «узнаваемость» всей директивы, заключенной в правовой норме. Напротив, присутствие в действующих законах множества различных терминологических единиц, совпадающих по своему значению, вносит путаницу в процесс правоприменения, порождает разночтения в толковании нормы. Кроме того, непоследовательность законодателя в юридических дефинициях негативно сказывается и на научных исследованиях, рождая схоластические споры, «… проникает и в среду практиков, укореняясь в их лексиконе весьма прочно и надолго, несмотря на последующие уточнения отдельных норм»^¹.

Если обратиться к толковому словарю С.И. Ожегова, то «мера – это средство для осуществления чего-нибудь», а «пресечь – прекратить сразу, остановить резким вмешательством». Объединив эти два термина, мы получим «мера пресечения – средство для прекращения чего-либо». В словаре С.И. Ожегова дано, кроме того, специальное толкование: «Меры пресечения – меры, принимаемые по отношению к обвиняемому (реже – подозреваемому) лицу для пресечения его возможных противозаконных действий^²».

По мнению Л.В. Головко, термин «меры пресечения», непереводимый на французский или английский языки, уходит корнями в Свод законов 1832 года (в полном издании 1857 г.), будучи историческим сокращением длинной «сводной» конструкции (по объему эти понятия полностью совпадают)^³.

В уголовно-процессуальной литературе существует большое количество определений мер пресечения и имеющееся различие в их формулировках вызвано стремлением того или иного автора оттенить в их дефиниции значимость отдельных признаков.

И.Л. Петрухин так определяет меры пресечения: «… это способы принудительного воздействия на обвиняемого, а в исключительных случаях на подозреваемого, с тем, чтобы не допустить такого их поведения, которое бы препятствовало достижению задач уголовного судопроизводства (установлению истинных обстоятельств дела, правильному применению закона, наказанию виновных и недопущению привлечения к уголовной ответственности и осуждения невиновных). Применение мер пресечения связано с наиболее интенсивным ограничением личной свободы граждан, в частности права на неприкосновенность личности, беспрепятственное перемещение и выбор места жительства»^⁴.

Н.В. Ткачева рассматривает меры пресечения как «процессуальные действия по принудительному ограничению или лишению прав и свобод личности обвиняемого (подозреваемого), в том числе и с помощью морально-психологического воздействия, применяемые уполномоченными законом лицами на основаниях, указанных в уголовно-процессуальном кодексе, для обеспечения выполнения обвиняемым (подозреваемым) процессуальных обязанностей и превенции его нежелательного поведения, требующие строжайшего соблюдения законности, которая способна гарантировать применение принуждения в пределах, вызванных потребностями общества»^⁵. Не совсем удачным в изложенной дефиниции представляется определение мер пресечения «процессуальными действиями». Скорее меры пресечения – средства (способы) воздействия на обвиняемого (подозреваемого), а процессуальными действиями будут их избрание, применение, изменение или отмена.

Более подробное определение мерам пресечения дал В.А. Михайлов, который давно и плодотворно исследует данную проблему. Меры пресечения, по его мнению, это «установленные законом меры государственного (процессуального) принуждения, с помощью которых путем ограничения личных прав и личной свободы обвиняемого, получения имущественных потерь, личного и общественного поручительства, а также наблюдения (надзора, присмотра) за обвиняемым устраняется для последнего возможность скрыться от дознания, предварительного следствия, суда, отлучаться без соответствующего разрешения с места жительства или временного нахождения, предупреждается, пресекается, нейтрализуется и устраняется неправомерное противодействие со стороны обвиняемого установлению по делу истины, обеспечиваются его надлежащее поведение, исключающее совершение новых преступлений, своевременная явка по вызовам органов расследования, прокурора, суда, а также исполнение приговора»^⁶.

Проанализируем основные свойства (признаки) мер пресечения.

Общепризнанным суждением в теории уголовного процесса является то, что меры пресечения – это разновидность мер уголовно-процессуального принуждения. Это меры насильственные, принудительные, они применяются вопреки воле и желанию обвиняемых (подозреваемых), направлены на подавление воли, действий обвиняемых, «принуждают их воздерживаться, не совершать строго установленных законом действий, либо, напротив, заставляют, принуждают совершать предусмотренные уголовно-процессуальным законом действия^⁷».

Меры пресечения вправе применять только уполномоченные на то государственные органы и должностные лица в ходе осуществления уголовно-процессуальной деятельности. Субъектами, уполномоченными по закону применять меры пресечения, являются дознаватель, следователь, суд (судья). Начальник следственного отдела по смыслу ст. 39 УПК РФ вправе применять меру пресечения лишь в случае принятия уголовного дела к своему производству. Прокурор, в связи с изменениями, внесенными Федеральным законом от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации», утратил правомочие по избранию и применению меры пресечения.

Следующим признаком мер пресечения является то, что их виды, основания, условия и порядок избрания, применения, изменения или отмены установлены уголовно-процессуальным законодательством. Используя процессуальное принуждение, органы, осуществляющие уголовно-процессуальную деятельность, тем самым в той или иной мере выполняют ряд действий, направленных на ущемление конституционных прав человека и гражданина. Для исключения произвола этих органов все действия, отнесенные к мерам процессуального принуждения, должны быть строго и детально регламентированы уголовно-процессуальным законом.

Меры пресечения применяются в отношении обвиняемого, подсудимого, осужденного. В исключительных случаях меры пресечения допустимо применять к подозреваемому (ст. 100 УПК РФ). В этом случае обвинение должно быть предъявлено подозреваемому не позднее десяти суток с момента применения меры пресечения, а если подозреваемый был задержан, а затем заключен под стражу – в тот же срок с момента задержания. Если в этот срок обвинение не будет предъявлено, то мера пресечения немедленно отменяется. Законодатель не поясняет, что такое «исключительный случай». Данный термин используется также применительно к заключению под стражу в ч.1 ст. 108 УПК РФ. К сожалению, в УПК РФ очень много оценочных категорий, порождающих лингвистическую неопределенность. Разброс мнений в оценке таких понятий на практике нередко приводит к следственным ошибкам. Это же открывает широкий простор для усмотрения субъекта расследования, о чем пойдет речь в следующих главах, и что имеет не всегда позитивный вектор. Исключительность применения меры пресечения к подозреваемому, по нашему мнению, предполагает случаи отсутствия достаточных доказательств для предъявления ему обвинения на момент избрания меры пресечения или ситуации, когда обвинение невозможно своевременно предъявить в результате, например, стихийного бедствия, вследствие начала военных действий и т.п.

Меры пресечения характеризуются особой целенаправленностью, их применение ограничено пределами – достижением целей, указанных в ст. 97 УПК РФ, именуемой «Основания для избрания меры пресечения». Следует заметить, что в формулировке ст. 97 УПК РФ (как и в ст. 89 УПК РСФСР) произошло смешение оснований и целей применения мер пресечения, что, на наш взгляд, методологически неверно. Однако ряд авторов, в частности Н.И. Капинус считает, что это вполне естественно и правомерно, поскольку именно целью определяются средства их достижения, а также способы их применения^⁸.

Не все разделяют эту точку зрения. Так, О.И. Цоколова предлагает считать обстоятельства, представленные в ст. 89 УПК РСФСР (ст. 97 УПК РФ) целями применения мер пресечения, а основания их применения разработать и сформулировать иные, указав их более конкретно, чтобы не создавать почвы для нарушений законности и разной трактовки правовой нормы^⁹. Следует заметить, что это предложение было бы более убедительным и рациональным, если бы О.И. Цоколова предложила новую редакцию ст. 89 УПК РСФСР (ст. 97 УПК РФ), указав в ней как цели, так и сформулированные ею конкретные основания применения мер пресечения.

В.А. Михайлов предлагает рассматривать в качестве целей мер пресечения также обеспечение личного участия обвиняемого в уголовном процессе, его неуклонения от уголовного преследования, применения к нему мер уголовного наказания и взыскания с него материального ущерба за причиненный преступлением имущественный вред^¹⁰. Следует отметить, что данные цели вытекают из целей применения мер пресечения, содержащихся в ст. 97 УПК РФ, и охватываются ими.

В научной литературе выделяют также общую цель применения мер пресечения, состоящую в содействии успешному выполнению задач уголовного судопроизводства и осуществлению правосудия^¹¹. Однако она в значительной степени является единой для всех мер процессуального принуждения и полностью не отражает специфики мер пресечения.

Полагаем, меры пресечения избираются в целях обеспечения надлежащего поведения обвиняемого (подозреваемого), а именно: предотвращения уклонения от органа дознания, предварительного следствия или суда; предупреждения преступной деятельности; предотвращения учинения любых препятствий производству по делу, в т.ч. путем воздействия на свидетелей, иных участников уголовного судопроизводства, уничтожения доказательств; для обеспечения исполнения приговора.

Почти все авторы подчеркивают превентивный характер мер пресечения. Действительно, с их помощью обеспечивается достижение целей, связанных с превенцией, пресечением и предупреждением ненадлежащего поведения обвиняемого (подозреваемого) в уголовном процессе. Причем, как отмечает ряд авторов, меры пресечения «оказывают превентивное воздействие не только на обвиняемых (подозреваемых), но и на других участников уголовного процесса и в целом на граждан»^¹².

Следует, на наш взгляд, отметить, что в научной литературе основной акцент делается на превентивном характере мер пресечения, но забывается о том, что они направлены также на обеспечение эффективности досудебного производства, т.е. носят обеспечительный характер. Посредством мер пресечения обеспечивается надлежащее поведение обвиняемого, подозреваемого в ходе производства по делу, а также исполнение приговора. Поэтому можно согласиться с суждением М.А. Чельцова о том, что термин «меры обеспечения» является более удачным, нежели термин «меры пресечения», так как из всех предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством мер, фактически пресекать возможность уклонения от следствия и суда, а также занятия преступной деятельностью наиболее способно лишь заключение под стражу^¹³. В свете современного УПК РФ сюда можно отнести также домашний арест. Однако термин «меры пресечения» прочно укоренился в уголовно-процессуальном законодательстве и в практической деятельности, поэтому вряд ли есть смысл его менять, важнее правильно понимать существо и назначение мер пресечения, своевременно и к месту применять ту из них, которая наиболее полно отвечает назначению уголовного судопроизводства.

Сущность мер пресечения заключается в ограничении личных прав и свобод обвиняемого (подозреваемого), в угрозе имущественных потерь или установлении за ним наблюдения (присмотра).

Под ограничением свободы в содержании принуждения при применении мер пресечения, следует понимать сами запреты, направленные на достижение надлежащего поведения обвиняемого или подозреваемого (не скрываться, не препятствовать производству по делу, не заниматься преступной деятельностью), под угрозой применения более строгой меры пресечения либо имущественной ответственностью обвиняемого, осуществления за ним присмотра родителей, опекунов, попечителей, должностными лицами специализированного детского учреждения, контроля со стороны следователя, поручителей, а также имущественной ответственностью залогодателя, родителей, опекунов, попечителей.

Помимо указанных выше, в литературе выделяют другие признаки, присущие мерам пресечения. В частности, указывается, что применение мер пресечения оказывает на обвиняемого, подозреваемого моральное воздействие^¹⁴, меры пресечения ограждают общество от опасных лиц^¹⁵.

Анализ уголовно-процессуальных норм, регламентирующих институт мер пресечения, а также рассмотренных выше признаков мер пресечения позволяет нам сформулировать следующее определение: меры пресечения – это применяемые дознавателем, следователем и судом в строго установленном уголовно-процессуальным законом порядке меры государственного принуждения, состоящие в ограничении личных прав и свобод обвиняемого (в исключительных случаях – подозреваемого), в угрозе имущественных потерь или установлении за ним наблюдения (присмотра) в целях обеспечения надлежащего поведения обвиняемого (подозреваемого) и предотвращения учинения им препятствий производству по делу.

Правовая природа мер пресечения характеризуется учеными по-разному. Особо острую дискуссию вызывает вопрос: являются ли они мерами процессуальной ответственности как ответственности юридической либо относятся только к превентивно-обеспечительным мерам, не имеющим в своей основе уголовно-процессуального нарушения.

В теории права ответственность как юридическая категория традиционно была связана с материальным правом.

Так, И.С. Самощенко и М.Х. Фарукшин писали: «Материальный признак… отражает содержание видов ответственности …, а форма выражает отдельные процессуальные особенности тех или иных видов ответственности, дополняющие их характеристику … Процессуальной ответственности как самостоятельного вида юридической ответственности не существует»^¹⁶.

В уголовно-процессуальной литературе впервые с обоснованием процессуальной ответственности выступила П.С. Элькинд. Исходя из признания уголовно-процессуального права самостоятельной отраслью, обладающей специфическим предметом и методом правового регулирования, П.С. Элькинд и Н.А. Чечина пришли к выводу, что ответственность, выражая своеобразие правового регулирования, «образует один из необходимых компонентов такого метода. Наряду с другими компонентами она составляет юридический признак соответствующей отрасли права»^¹⁷. В связи с этим П.С. Элькинд отмечала, что «существование отрасли права, вовсе не имеющей своих собственных средств обеспечения правовых требований и дозволений, представляется немыслимым, невозможным»^¹⁸.

Это суждение о самостоятельности уголовно-процессуальной ответственности, в основе которой лежит правонарушение, поддержаны и развиты другими учеными^¹⁹. При исследовании процессуальной ответственности П.С. Элькинд обосновала, в частности, вывод о том, что когда обвиняемый или подозреваемый нарушает обязанности, связанные с подпиской о невыезде, наступает уголовно-процессуальная ответственность в виде изменения подписки о невыезде на более строгую меру пресечения. Наступление ответственности обусловлено, как считает этот автор, именно противоправным поведением участников процесса^²⁰. З.Ф. Коврига, В.М. Корнуков, Г.Н. Ветрова тоже весьма обоснованно считают, что в таких случаях наступает уголовно-процессуальная ответственность^²¹.

В процессуальной литературе существует также взгляд о том, что меры пресечения – это процессуальные санкции. Этой позиции в той или иной мере придерживаются Р.Д. Рахунов, А.М. Ларин, В.П. Божьев, П.А. Лупинская, С.А. Шейфер^²². По их мнению, меры пресечения используются когда совершено процессуальное правонарушение, ибо санкция как элемент процессуальной нормы применяется за нарушение правил поведения, содержащихся в диспозиции, и служит средством устранения нарушений. Принудительное осуществление процессуальных действий в отношении лиц, уклоняющихся от добровольного исполнения своих обязанностей, проявляется, в частности, в избрании более строгой меры пресечения. В таких случаях, указал А.И. Столмаков, реализуется правовосстановительная санкция^²³.

Есть и иной взгляд на правовую природу мер пресечения. Так, З.Д. Еникеев считает, что меры пресечения являются исключительно предупредительными, ни одна из них не может быть отнесена ни к процессуальной, ни к любой другой разновидности ответственности. Не относятся меры пресечения и к процессуальным санкциям, поскольку санкций за невыполнение обязанностей лицом, в отношении которого избрана мера пресечения, нет, как нет и самого правонарушения, следовательно, нет и процессуальной ответственности^²⁴. К аналогичному выводу пришли Т.В. Свистунова, Е.М. Клюков, И.Л. Петрухин^²⁵.

Таковы суждения ученых о сущности и юридической природе мер пресечения. Разумеется, анализ целей их применения (ст. 97 УПК РФ) позволяет говорить о превентивно-обеспечительном характере данных процессуальных мер. Однако нецелесообразно ограничиваться констатацией только этого положения, отрицать наличие процессуальной санкции, реализуемой, в частности, при нарушении избранной меры пресечения. Полагаем, что меры пресечения приобретают также характер уголовно-процессуальной ответственности в случае, когда они применяются для пресечения неправомерных действий подозреваемого, обвиняемого, направленных на воспрепятствование производству по уголовному делу.

Попытаемся обосновать данное утверждение, проанализировав правовую природу мер пресечения.

Фактическим основанием уголовно-процессуальной ответственности выступает факт совершения уголовно-процессуального нарушения, т.е. сознательное неисполнение участником уголовного судопроизводства предусмотренных законом обязанностей. Состав правонарушения образуется из единства четырех элементов: объективной, субъективной сторон, объекта и субъекта деяния.

Объектом правонарушения выступают общественные отношения, охраняемые нормами института мер пресечения. Правовая норма, как известно, должна содержать гипотезу, диспозицию и санкцию, т.е. указания относительно того, кто, при каких обстоятельствах, что обязан сделать (или от чего воздержаться), какие меры последуют, если субъект поступит иным, чем предусмотрено в норме, образом. Следовательно, необходимо определить, неисполнение каких конкретно правовых обязанностей надо рассматривать как процессуальное нарушение.

Во-первых, обязанность вести себя надлежащим образом возложена законом на обвиняемого, по нашему мнению, еще до момента избрания в отношении него меры пресечения, т.е. с момента привлечения лица в качестве обвиняемого. Обратимся к ст. 97 УПК РФ. Являясь по своей сути специализированной управомачивающей, данная норма определяет правила возможного поведения дознавателя, следователя и суда (диспозиция) при наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый воспрепятствует нормальному производству по делу (гипотеза). На первый взгляд, она не содержит конкретных обязанностей обвиняемого, а также санкции. Этим, видимо, объясняется утверждение И.Л. Петрухина об отсутствии в уголовно-процессуальном законе нормы, обязывающей обвиняемого не скрываться от следствия и суда, не заниматься преступной деятельностью, не препятствовать производству по делу^²⁶.

Однако, как представляется, в уголовно-процессуальном законе содержатся перечисленные обязанности обвиняемого. Все дело в том, что основу механизма уголовно-процессуального регулирования составляет принцип построения норм как управомачивающих, обязывающих или запрещающих. В зависимости от их вида активной стороной правоотношений выступает конкретный субъект, который наделен правами или несет обязанности. В анализируемой норме акцент сделан именно на праве следователя и других должностных лиц избрать в необходимых случаях меру пресечения^²⁷. Однако данную норму можно сформулировать по-иному, сделав акцент на обязанности обвиняемого вести себя надлежащим образом.

Во-вторых, в случае нарушения меры пресечения, не связанной с лишением свободы, возможна санкция в виде применения более строгой меры пресечения (ч. 1 ст. 110 УПК РФ).

Общая теория права выделяет характерные признаки объективной стороны правонарушения: деяние (действие или бездействие); наличие противоправного вреда; причинную связь между ними.

Действия, как активные проявления поведения лица, нарушающего процесс нормального производства по уголовному делу, прямо запрещены законом (ст. 97, 102 УПК РФ). Совершение правонарушения путем бездействия заключается в том, что лицо не является по вызовам дознавателя, следователя или суда. Уклонение от явки – нарушение правовой обязанности (ч. 2 ст. 102 УПК РФ).

При совершении перечисленных действий процессуальные отношения, регулируемые институтом мер пресечения, оказываются нарушенными, т.е. им причиняется вред. Противодействие обвиняемого, безусловно, замедляет расследование, мешает раскрытию преступления, выполнению назначения уголовного судопроизводства, вызывает необходимость в привлечении дополнительных сил и средств для ликвидации такого вреда^²⁸.

Специфика причинно-следственных связей состоит в том, что в качестве причины всегда должно рассматриваться противоправное деяние, а в качестве следствия – причиненный вред. Например, в результате неявки обвиняемого по вызову (причина) было сорвано производство следственного действия (следствие).

Что касается субъекта рассматриваемых правонарушений, то это обвиняемый (ст. 97 УПК РФ), в исключительных случаях – подозреваемый (ст. 100 УПК РФ), подсудимый ( ст. 228, 255, 299 УПК РФ), а до вступления приговора в законную силу – осужденный (ст. 308 УПК РФ).

Необходимый признак субъективной стороны правонарушения – наличие вины. Представляется, юридическое значение может иметь лишь умышленное совершение противоправного деяния: обвиняемый не явился по вызову, скрылся от следствия или суда, не сообщил о перемене места жительства, воспрепятствовал производству по делу, совершил преступление.

Следовательно, анализ элементов состава уголовно-процессуального правонарушения позволяет констатировать, что в ряде случаев он может служить основой для избрания меры пресечения или ее изменения на более строгую. При таких обстоятельствах правомерно говорить о наступлении уголовно-процессуальной ответственности, под которой понимается реализация процессуальной санкции в виде избрания меры пресечения или ее изменения на более строгую, обеспечивающую требуемое законом поведение, за виновное неисполнение субъектом правовых обязанностей, повлекшее наступление общественно вредных последствий.

В связи с этим заслуживает, на наш взгляд, поддержки предложение З.Д. Еникеева о том, что в уголовно-процессуальном законодательстве следует предусмотреть предупреждение лица при предъявлении ему постановления (определения) об избрании в отношении него меры пресечения о возможности применения к нему более строгой из них в случае несоответствия его поведения установленным ограничениям^²⁹. В настоящее время такое предупреждение содержится только в процессуальном бланке подписки о невыезде и надлежащем поведении, в самом постановлении об избрании меры пресечения его нет, что является, по нашему мнению, упущением в законодательной регламентации мер пресечения.

Изложенным выше, однако, не исчерпывается характеристика юридической природы мер пресечения. Определенные действия, например попытка скрыться от следствия, воздействие на свидетелей, могут быть совершены лицом до привлечения его в качестве обвиняемого, т.е. когда оно не было обязано в соответствии с законом вести себя надлежащим образом как участник процесса. Значит, поскольку правоотношений в указанном аспекте не существовало, постольку избрание в отношении такого лица меры пресечения предполагает исключение действий, препятствующих нормальному ходу расследования. В данном случае согласно ст. 46, 100 УПК РФ лицо становится подозреваемым, наделяется определенными правами и несет конкретные обязанности.

Сложность рассматриваемых уголовно-процессуальных явлений исключает, на наш взгляд, возможность однозначного ответа на вопрос о юридической природе мер пресечения. Являясь по своей юридической сущности превентивно-обеспечительными, они в отдельных случаях приобретают форму уголовно-процессуальной ответственности, так как реализуется санкция за невыполнение субъектом правовых обязанностей. Однако следует подчеркнуть – в отдельных случаях, т.е. когда они применяются для пресечения (а не предупреждения) неправомерных действий обвиняемого (подозреваемого). Дело в том, что применение более строгой меры пресечения в случае нарушения обязательств, связанных с применением, например, подписки о невыезде, связано с более широким кругом обстоятельств, которые необходимо учитывать. Кроме того, несмотря на то, что избрание меры пресечения в отношении обвиняемого является правом, а не обязанностью лица, осуществляющего производство по делу, следует учитывать, что на практике сложилась ситуация, когда вопрос об избрании меры пресечения обычно решается при привлечении лица в качестве обвиняемого. Это стало, можно сказать, непреложным правилом, выполнения которого требуют начальники следственных подразделений от подчиненных следователей. В таких условиях меры пресечения являются, прежде всего, превентивными по характеру и не выступают в качестве процессуальной санкции.

По общему мнению ученых-правоведов, все виды юридической ответственности носят ретроспективный характер, так как наступают за содеянное в прошлом, а не за намерение совершить противоправный поступок. Что касается позитивной (перспективной) ответственности (В.А. Елеонский), то ее многие авторы не относят к юридической, признают по существу моральной категорией, характеризующейся ответственным поведением^³⁰. Тем не менее, полагаем, что в уголовном процессе вектор позитивной ответственности просматривается, вытекает из диспозитивности процессуальных норм, которая заключается в возможности выбора правомерного поведения участниками уголовного судопроизводства. Выделение позитивной уголовно-процессуальной ответственности применительно к предварительному следствию представляет несомненный научно-практический интерес, т.к. позволяет раскрыть и понять функции следователя и задачи, решаемые им как участником со стороны обвинения. Он часто принимает решения, существенно затрагивающие права и интересы лиц, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства. Осознание следователем своей высокой ответственности, добросовестное отношение к выполнению им своих профессиональных обязанностей служит залогом того, что принимаемые решения и совершенные на их основе действия будут действительно справедливыми, способствовать успеху в достижении истины по делу.

Подводя итог изложенному, можно сделать следующие выводы:

1. Меры пресечения – это применяемые дознавателем, следователем и судом в строго установленном уголовно-процессуальным законом порядке меры государственного принуждения, состоящие в ограничении личных прав и свобод обвиняемого (в исключительных случаях – подозреваемого), угрозе имущественных потерь или установлении за ним наблюдения (присмотра) в целях обеспечения надлежащего поведения обвиняемого (подозреваемого) и предотвращения учинения им препятствий производству по делу.

2. Правовая природа мер пресечения неоднозначна. Являясь по сущности превентивно-обеспечительными мерами и создавая условия для эффективного досудебного производства, они в отдельных случаях могут приобретать форму уголовно-процессуальной ответственности.

1.2. Классификация мер пресечения и их место в системе уголовно-процессуального принуждения

По мнению Б.Б. Булатова, процедура уголовного судопроизводства объективно носит карательный характер и ему присуще принуждение^³¹. Полагаем, указанное утверждение весьма спорно, так как до определенного момента в уголовном судопроизводстве еще нет преступника, поэтому нельзя говорить о каре, карательном характере принуждения, меры которого, в основном, применяются еще до признания лица в законном порядке виновным. Тем не менее, государственное принуждение связано с существенными ограничениями установленных Конституцией Российской Федерации прав и свобод человека и гражданина. Поэтому в уголовном процессе оно допустимо лишь в строго установленных законом случаях, при соблюдении процессуальных гарантий законности и обоснованности его применения.

В теории уголовного процесса разработаны различные перечни мер процессуального принуждения, которые разделяются и объединяются по разным критериям: целевому назначению, степени выраженности принуждения, способам охраны, длительности воздействия и др. В настоящее время насчитывается более десятка существенно или незначительно отличающихся друг от друга классификаций мер процессуального принуждения.

Так, Ю.И. Лившиц делит их на четыре группы: меры пресечения, направленные на обнаружение и изъятие и закрепление доказательств; меры, обеспечивающие порядок судебного разбирательства; другие меры, которые не относятся ни к какой из названных групп^³². Сходную по содержанию классификацию приводит М.А. Чельцов^³³.

Две группы мер принуждения предусматривает З.Ф. Коврига: средства пресечения и средства обеспечения. К группе средств пресечения, помимо мер пресечения, она относила отобрание обязательства о явке; задержание; привод; розыск и этапирование; отстранение обвиняемого от должности; меры, принимаемые к нарушителям порядка в судебном заседании^³⁴.

Используя целевой критерий классификации, все меры процессуального принуждения В.М. Корнуков разделил на две группы мер, обеспечивающих: а) участие и надлежащее поведение обвиняемого и других лиц в уголовном процессе, отнеся к ним меры пресечения, обязательство о явке, привод, задержание, отстранение от должности; б) обнаружение, изъятие и исследование доказательств (обыск, выемка, освидетельствование, получение образцов для сравнительного исследования, помещение в медицинское учреждение), гражданский иск или возможную конфискацию имущества^³⁵.

Классификация, предложенная З.З. Зинатуллиным^³⁶, на сегодня выглядит так: меры пресечения; задержание; отстранение обвиняемого от должности; наложение ареста на имущество; обыск, выемка; освидетельствование; получение образцов для сравнительного исследования; помещение лица в медицинское учреждение; привод.

Однако, на наш взгляд, рассмотренные классификации дают слишком расширительное толкование мер процессуального принуждения, что не позволяет выделить их из уголовного процесса по специфическим признакам, отграничить от следственных действий, имеющих своей целью обнаружение, собирание, исследование и оценку доказательств. При таком подходе теряют смысл многие понятия и институты уголовно-процессуального права и направления урегулированной им уголовно-процессуальной деятельности. Все сводится только к уголовно-процессуальному принуждению.

Трудно не согласиться с позицией С.П. Ефимичева, утверждающего, что «весь уголовный процесс в широком понимании, по своей сути, является системой принуждения…»^³⁷. Признавая бесспорным вывод С.А. Шейфера о том, что любое следственное действие опирается на принуждение^³⁸, отождествление их с мерами процессуального принуждения, как это делают В.М. Корнуков, З.З.Зинатуллин и др., все же методологически неверно.

В последнее время общепризнанной считается позиция, выраженная Б.Т. Безлепкиным, который заметил, что уголовно-процессуальное принуждение проявляется и при производстве следственных действий, однако здесь оно может выступать лишь составной частью и способом осуществления определенного следственного действия по собиранию доказательств^³⁹.

Неверным также, полагаем, будет отнесение отдельных видов мер пресечения к различным группам мер процессуального принуждения.

Так, В.А. Михайлов относит к группе мер процессуального принуждения, способствующих собиранию, проверке и оценке доказательств, заключение под стражу, объясняя это тем, что «цели, достигаемые с помощью уголовно-процессуального принуждения, многообразны»^⁴⁰. Соглашаясь в целом с последним утверждением, полагаем, что применение той или иной меры пресечения, прежде всего, должно быть вызвано не необходимостью собирания, проверки и оценки доказательств, а обеспечением надлежащего поведения обвиняемого. В противном случае получается, что для эффективного сбора доказательств оптимальной мерой пресечения будет только заключение под стражу.

В УПК РФ принудительные средства, образующие основной объем процессуального принуждения, объединены в самостоятельном разделе с названием «Меры процессуального принуждения» и разбиты на три группы: задержание (глава 12), меры пресечения (глава 13) и иные меры процессуального принуждения (глава 14).

Таким образом, являясь разновидностью мер процессуального принуждения, меры пресечения выделены в их системе в отдельную обособленную группу. Проанализируем, какие свойства (признаки) мер пресечения обусловливают такое положение, сопоставив их с признаками других мер процессуального принуждения.

Меры пресечения, как и все меры процессуального принуждения, применяются в сфере уголовного судопроизводства и, соответственно, носят уголовно-процессуальный характер.

Един также круг субъектов, правомочных применять любые меры процессуального принуждения, в том числе меры пресечения. Это, как правило, государственные органы и должностные лица, ведущие производство по уголовному делу. Здесь субъект, правомочный избирать и применять меру процессуального принуждения (пресечения), определяется в зависимости от их конкретного вида, от того, насколько затрагиваются важнейшие конституционные права и свободы человека. Для отдельных видов мер процессуального принуждения предусмотрены дополнительные гарантии законности и обоснованности их применения.

Так, заключение под стражу, домашний арест и залог применяются по судебному решению. Решение об отстранении обвиняемого от должности, наложении ареста на имущество, денежном взыскании также принимается судом.

Основания, условия, пределы и порядок применения любых мер процессуального принуждения точно регламентированы уголовно-процессуальным законом. Следует только отметить, что в законе более детально прописаны вышеуказанные положения относительно мер пресечения, так как они составляют ту группу мер процессуального принуждения, которые в наибольшей степени ограничивают личную свободу человека и гражданина, т.е. носят выраженный принудительный характер.

Кроме того, как мы уже отмечали, меры пресечения носят превентивный характер, что является одним из их основных специфических признаков, позволяющих отграничивать названные меры от задержания и иных мер процессуального принуждения.

Круг участников уголовного судопроизводства, к которым могут применяться те или иные меры процессуального принуждения, достаточно широк и зависит от их вида. Это могут быть подозреваемый, обвиняемый, потерпевший, свидетель, гражданский истец, гражданский ответчик, эксперт, специалист, переводчик, понятой, т.е. лица, представляющие как сторону защиты и обвинения, так и вообще не заинтересованные в исходе уголовного дела. Мера пресечения же избирается только в отношении лица, подвергшегося уголовному преследованию – обвиняемого или, в исключительных случаях, подозреваемого.

Кроме того, цели, для достижения которых применяются меры процессуального принуждения, шире целей мер пресечения. Помимо последних, меры процессуального принуждения могут преследовать такие цели, как: обеспечение порядка уголовного судопроизводства; надлежащее исполнение приговора; обеспечение явки к лицу, осуществляющему производство по делу; обеспечение исполнения участниками процесса своих обязанностей и т.п.

Таким образом, особое место мер пресечения в системе уголовно-процессуального принуждения обусловлено их самостоятельной непосредственной целью, острым принудительным и превентивным характером, а также кругом лиц, к которым они могут быть применены.

Меры пресечения, как и меры процессуального принуждения, могут быть классифицированы в зависимости от различных критериев. Дореволюционный процессуалист Л.И. Фенин закладывал в основу своей классификации способ обеспечения мер пресечения, и подразделял их на две категории: меры, имеющие своим содержанием личное обеспечение (домашний арест, подследственное задержание), и меры, имеющие своим содержанием имущественное обеспечение (залог, имущественное поручительство)^⁴¹. Такое деление соответствовало существу и видам мер пресечения в дореволюционной России. По мнению В.А. Михайлова, данная классификация с учетом ряда не охватываемых ею мер пресечения применима к современным ее видам. Он предлагает, в частности, руководствуясь вышеуказанным подходом, дополнить категории (группы) и представить ее в таком виде: меры пресечения, имеющие своим содержанием личное обеспечение (подписка о невыезде, личное поручительство); меры пресечения, имеющие своим содержанием имущественное обеспечение (залог); меры пресечения, имеющие своим содержанием морально-нравственное обеспечение (общественное поручительство, отдача несовершеннолетнего под присмотр родителей, опекунов, попечителей); меры пресечения, имеющие своим содержанием административно-властное обеспечение (заключение под стражу, отдача несовершеннолетнего под надзор администрации детских учреждений, наблюдение командования воинской части)^⁴². С учетом современной системы мер пресечения к последней группе мер пресечения, на наш взгляд, можно отнести и домашний арест.

Следует отметить, что данная классификация по своей методологии представляется весьма удачной. Однако каждая мера пресечения обеспечивается не одним, а рядом способов, синтетична, поэтому всякая классификация в определенной мере условна.

Так, например, залог обеспечивается не только имущественной ответственностью залогодателя, но и морально-нравственными обязательствами обвиняемого, которые он имеет по отношению к залогодателю и органам уголовного судопроизводства. Тем не менее, представленная классификация несет определенную пользу, так как с ее помощью мы можем более точно выяснить сущность конкретной меры пресечения, выбрать наиболее оптимальный ее вид с учетом особенностей личности обвиняемого и возможностей поручителей, залогодателей, родителей и т.п.

Большой теоретический и практический интерес представляет классификация, предложенная профессором М.А. Чельцовым. В качестве основания классификации мер пресечения им избран метод государственного принуждения. Так, все меры пресечения, предусмотренные УПК РСФСР 1923 г., он делит на две категории: меры пресечения физически-принудительного характера, лишающие обвиняемого (подозреваемого) свободы (заключение под стражу, домашний арест) и меры пресечения психологически-принудительного характера (подписка о невыезде, личное и имущественное поручительство, залог, ближайшее наблюдение командира части, поручительство общественной организации). Последние, в свою очередь, с учетом направленности их действия на обвиняемого подразделяются М.А. Чельцовым на две подгруппы: действующие непосредственно на обвиняемого; действующие на обвиняемого опосредованно, путем воздействия на третьих лиц. Кроме того, меры психологически-принудительного характера действуют, по мнению М.А. Чельцова, при эгоистическом мотиве (залог, вносимый обвиняемым; подписка о невыезде) либо при социальном мотиве. К мерам психологически-принудительного характера, действующим на обвиняемого путем воздействия на третьих лиц по действующему российскому уголовно-процессуальному законодательству, относятся при социальном мотиве: залог, вносимый третьим лицом; личное поручительство; наблюдение командования воинской части; присмотр за несовершеннолетним обвиняемым^⁴³.

Значение указанной классификации состоит в том, что она, характеризуя специфические признаки каждой из групп и каждую меру пресечения, способствует тем самым уяснению их существа, помогает практическим работникам в правильном выборе оптимальной меры пресечения с учетом социально-психологических характеристик личности обвиняемого (подозреваемого).

В.Т. Очередин подразделяет все меры пресечения на меры пресечения, не связанные с лишением свободы, и меры пресечения, временно ограничивающие или лишающие свободы^⁴⁴. К последней группе относятся домашний арест и заключение под стражу, к первой - все остальные меры пресечения. Рассмотренная классификация, по существу, близка к классификации М.А. Чельцова, хотя имеет, на первый взгляд, иное основание (критерий) разграничения. Причина кроется в том, что метод принуждения, являющийся основанием деления по классификации М.А. Чельцова, во многом определяется степенью лишения, ограничения прав и свобод личности.

Приведенными вариантами классификация мер пресечения не исчерпывается, она может быть продолжена. В зависимости от субъекта, к которому применяются меры пресечения, все они могут быть подразделены на две группы: общие меры пресечения, которые могут быть применены к обвиняемым без учета того, наделены или не наделены они уголовно-процессуальным законом специфическим уголовно-процессуальным статусом; специальные меры пресечения, которые могут быть применены к строго определенному в законе кругу обвиняемых, обладающих специальным уголовно-процессуальным статусом. Ко второй группе относятся: наблюдение командования воинской части, применяемое только к военнослужащим и гражданам, проходящим военные сборы, а также присмотр за несовершеннолетним обвиняемым (подозреваемым). Остальные меры пресечения являются общими, могут применяться к любому обвиняемому (подозреваемому). Таким образом, применительно к избранию вида меры пресечения имеется, как минимум, два специальных субъекта уголовного процесса – военнослужащий и несовершеннолетний.

По утверждению Н.В. Ткачевой, перечень мер пресечения, закрепленный в УПК РФ, не говорит о нем как о признаке системы, так как с учетом действующего положения о том, что при нарушении меры пресечения может быть избрана более строгая мера, особое значение имеет вопрос об иерархии мер пресечения, то есть о расположении их по категориям в зависимости от степени тяжести, ограничения или лишения прав и свобод личности. Взяв за основу критерий сравнительной строгости, она предлагает нормативно закрепить следующую систему мер пресечения: личное поручительство; присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым родителей, усыновителей, опекунов, попечителей или иных лиц заслуживающих доверия; подписка о невыезде; наблюдение командования воинской части; залог; домашний арест; присмотр за несовершеннолетним обвиняемым или подозреваемым должностного лица специализированного детского учреждения, в котором он находится; заключение под стражу^⁴⁵.

По нашему мнению, предложенная система мер пресечения также не отражает их иерархии в современной системе уголовно-процессуального принуждения. Помимо критерия степени тяжести, при избрании меры пресечения учитываются обстоятельства, характеризующие личность, иные обстоятельства, имеющие значение для правильного решения вопроса об адекватной мере пресечения. Представленный в УПК перечень достаточно широк и позволяет в каждом конкретном случае избрать оптимальную меру пресечения, а наиболее строгие меры пресечения (залог, домашний арест, заключение под стражу) и так расположены в порядке возрастания их строгости в конце указанного перечня.

Резюмируя вышеизложенное, сформулируем выводы по данному параграфу:

1. Любое процессуальное действие, применяемое в отношении лиц, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства, содержит элемент принуждения. Поэтому законодатель правильно не пошел по пути подробной их регламентации, ограничившись исчерпывающим перечнем мер пресечения.

2. Меры пресечения отвечают всем признакам, присущим уголовно-процессуальному принуждению, но одновременно обладают существенными отличиями от других мер процессуального принуждения, позволяющими рассматривать их в качестве специальной обособленной группы.

3. Особое место мер пресечения в системе мер процессуального принуждения обусловлено их самостоятельной непосредственной целью, острым принудительным и превентивным характером, а также кругом лиц, к которым они могут быть применены.

4. В юридической литературе существует множество классификаций мер пресечения, в основу которых закладываются различные критерии. Наиболее методологически удачными, на наш взгляд, являются классификации, разработанные В.А. Михайловым и М.А. Чельцовым, которые, благодаря полной характеристике признаков каждой группы, позволяют наиболее точно выяснить сущность отдельной меры пресечения и выбрать оптимальный ее вид в сложившейся на практике ситуации.

ГЛАВА 2. УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОТДЕЛЬНЫХ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ

2.1. Уголовно-процессуальная характеристика залога

Уголовному процессу издавна известны имущественные гарантии, обеспечивавшие неуклонение обвиняемого от органов расследования и правосудия. В качестве таковых в уголовном судопроизводстве России, как, впрочем, и в зарубежном, рассматривались имущественное поручительство и залог.

Залог как мера пресечения впервые появился в Уставе уголовного судопроизводства 1864 года. Под залогом было принято понимать публично-имущественное обязательство, заключавшееся в принимаемой на себя известным лицом конфискации внесенного им залога в случае уклонения обвиняемого от следствия и суда^⁴⁶. Он мог состоять в деньгах, движимом имуществе, государственных ценных бумагах и вносился как самим обвиняемым, так и любым другим лицом.

Вопрос о сумме залога определялся следователем, сообразно со строгостью наказания за данный вид преступления, а также с учетом материального положения залогодателя. Уже здесь присутствовало усмотрение следователя в решении важнейшего вопроса применения данной меры пресечения. Согласно статье 425 Устава в основу определения суммы залога также брался факт причиненного материального ущерба потерпевшему, который должен был быть меньше, чем назначенная сумма залога. Тем самым потерпевшему гарантировалось возмещение понесенных им утрат независимо от поведения обвиняемого за счет части залога. Остальная же сумма залога имела строго целевое назначение - обращалась на нужды и устройство мест заключения (ст. 427 Устава).

Залог рассматривался в качестве вторичной меры пресечения, так как согласно статье 428 Устава «до предоставления поручительства или залога, обвиняемый подвергается домашнему аресту или содержанию под стражей».

На залогодателя возлагалась обязанность принимать все зависящие от него меры для предупреждения возможности уклонения обвиняемого от явки в суд до своего отказа от принятых обязательств или до принятия судом новой меры пресечения. Право государства на конфискацию залога (за исключением суммы, присуждаемой потерпевшему), возникало с момента уклонения обвиняемого от следствия или суда независимо от того, принимались ли залогодателем какие-либо меры по воспрепятствованию этому уклонению. Смерть залогодателя не освобождала от конфискации залога, если побег произошел до смерти залогодателя.

Принятый в 1922 г. первый Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР сохранил залог как меру пресечения. Воспроизведена она была и в УПК РСФСР 1923 года без существенных изменений. Залог определялся в названных кодексах как «деньги или иное имущество, вносимое в суд самим обвиняемым или другим лицом или организацией, в обеспечение явки обвиняемого к следователю и суду» (ст. 153). Давая такое определение законодатель не расшифровывал термин «иное имущество». Процессуальный порядок применения залога не претерпел значительных изменений в сравнении с Уставом 1864 года, разве что в случае уклонения обвиняемого от следствия и суда, внесенный залог обращался в доход государства, а не на содержание мест заключения.

По мнению ряда процессуалистов^⁴⁷, именно в этот период (с 1922 г. по 1927 г.) за всю историю российского уголовного судопроизводства залог применялся наиболее активно, что было связано с благоприятными экономическими и социальными условиями, сложившимися во времена расцвета нэпа. В дальнейшем, с внедрением во все сферы экономической и общественной жизни административно-бюрократического режима произошло резкое сокращение применения залога и имущественного поручительства «под предлогом исчезновения той социальной группы, к представителям которой применялись эти меры уголовно-процессуального принуждения»^⁴⁸.

Уголовно-процессуальный кодекс 1960 года не внес существенных изменений в правовую регламентацию залога. В статье 99 УПК РСФСР залог был определен как деньги, ценности, вносимые на депозит суда обвиняемым, подозреваемым либо другим лицом или организацией в обеспечение явки обвиняемого, подозреваемого по вызовам лица, производящего дознание, следователя, прокурора и судьи. Сумма залога определялась органом, избравшим данную меру пресечения, в соответствии с обстоятельствами дела. В случае уклонения обвиняемого, подозреваемого от явки по вызовам лица, производящего дознание, следователя, прокурора и суда внесенный залог обращался в доход государства.

Таким образом, основные условия и правила применения залога были сохранены за исключением необходимости санкционирования применения данной меры пресечения прокурором. Залог применялся за совершение менее тяжких преступлений, за которые нельзя было применить заключение под стражу.

В этот период залог применялся крайне редко, в среде ученых-правоведов высказывались мнения о нецелесообразности его использования^⁴⁹, его низкой эффективности^⁵⁰, вплоть до предложений отказаться от данной меры пресечения, так как она является «мертвой нормой» и не соответствует условиям общества^⁵¹.

В 1978 году В.М. Корнуков отмечал, что «среди опрошенных им следователей, среди которых было немало с двадцатилетним следственным стажем, никто не указал примера применения залога»^⁵².

В 1992 году В.А. Михайлов также отмечал, что 185 руководителей следственных аппаратов республик, краев, областей РФ, следственных аппаратов органов внутренних дел на транспорте указали, что «следователи органов внутренних дел лишь в единичных случаях использовали залог в числе мер пресечения (такие суждения высказали 32 % опрошенных; по свидетельству 68 % опрошенных руководителей, подчиненные им следователи вообще не применяли залог в своей практике)»^⁵³.

По мнению С.В. Зуева^⁵⁴, с середины 80-х годов, с началом перестройки произошла фактическая реанимация залога и следователи, а также суды стали достаточно широко применять его для обеспечения явки обвиняемых.

Однако и в тот период, и с 90-х годов до настоящего времени, залог избирался чаще, но применялся все же недостаточно широко. Особенно ничтожны показатели применения залога при сравнении с общим количеством избранных мер пресечения.

Так, проведенное Т.И. Шаповаловой исследование показало, что в 1995 году в Красноярском крае из общего количества избираемых в отношении 4093 обвиняемых мер пресечения залог был избран 12 раз, что составило 0,29 % от общего числа; в 1996 году из 4659 – 11 раз (0,24 %); в 1997 году из 9393 – 12 раз (0,13 %); в 1998 году из 10746 – в 6 случаях (0,06 %); в 1999 году из 10235 – 21 раз; в 2000 году из 35733 – в 444 случаях (1,24 %)^⁵⁵. Данные исследования С.В. Зуева^⁵⁶ также отражают незначительный количественный рост случаев избрания залога в тот период. Вместе с тем, анализ обоих исследований свидетельствует о спаде случаев избрания залога в процентном отношении к общему числу случаев избрания мер пресечения.

В связи с принятием УПК РФ 2001 года законодательная регламентация избрания залога в качестве меры пресечения претерпела существенные изменения.

Так, расширены цели, для достижения которых может быть избрана данная мера пресечения – не только для обеспечения явки подозреваемого, обвиняемого к следователю и в суд, но и для предупреждения совершения им новых преступлений. Залог вносится на депозитный счет органа, избравшего меру пресечения. Предметом залога могут быть не только деньги и ценности (как в УПК РСФСР), но и ценные бумаги. Определение вида и размера залога – прерогатива органа или лица, избравшего меру пресечения с учетом характера совершенного преступления, данных о личности подозреваемого, обвиняемого, а также имущественного положения залогодателя. Существенным дополнением в законодательную регламентацию порядка применения данной меры пресечения является положение, что если внесение залога применяется вместо ранее избранных мер пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста, то подозреваемый, обвиняемый остается под стражей или домашним арестом до внесения на депозитный счет суда залога. Более подробно в УПК РФ по сравнению с УПК РСФСР прописаны нормативные положения, связанные с возвращением залога залогодателю.

Все эти изменения призваны «превратить залог из одной из самых редко используемых мер пресечения в практике уголовного судопроизводства в наиболее востребованную меру процессуального принуждения»^⁵⁷.

Однако такой картины не наблюдалось. Мы изучили случаи избрания залога в период с 2002 года по 2006 г. в Красноярском крае и в Республике Саха (Якутия).

В Красноярском крае данная мера пресечения избиралась: в 2002 г. – 47 раз, в 2003 г. - 16 раз, в 2004 г. – было 10 случаев, в 2005 г. – 8 раз.

В Республике Саха (Якутия) залог избирался: в 2002 г. – 10 раз, что составило 0,41 % от общего количества случаев избрания меры пресечения; в 2003 г. – 3 случая (0,14 %); в 2004 г. – 7 раз (0,25 %); в 2005 г. – 5 раз (0,16 %), в 2006 г. – не было ни одного случая избрания залога в качестве меры пресечения.

Таким образом, несмотря на внесенные УПК РФ существенные преобразования в законодательную регламентацию залога, по-прежнему наблюдается количественный спад случаев избрания названной меры пресечения.

Вместе с тем, в пользу применения залога в качестве меры пресечения можно привести достаточно веские доводы.

Видный русский процессуалист Н.Н. Розин утверждал в свое время, что в сравнении с другими мерами пресечения залог является наиболее целесообразным способом обеспечения неуклонения обвиняемых от явки к следствию и в суд, особенно в среде менее обеспеченных кругов населения, для которых всякая утрата имущества всегда ощутима^⁵⁸. С этим утверждением трудно не согласиться.

Во-первых, при залоге не нарушается самое дорогое и ценное, чем располагает человек, - его личная свобода, неприкосновенность личности.

Во-вторых, залог имеет преимущества экономического и социального характера. Общество не лишается рабочей силы; не тратит на содержание задержанных и арестованных огромные средства; семьи не лишаются кормильцев.

В-третьих, оставаясь на свободе, обвиняемые не испытывают влияния закоренелых преступников, деформация их личности приостанавливается^⁵⁹. Кроме того, ограничиваются возможности физического и морального воздействия на обвиняемого, подозреваемого со стороны недобросовестных работников правоохранительных органов с целью склонения их к даче признательных, в том числе необъективных, показаний и т.д^⁶⁰. В известных случаях при применении залога вместо задержания и заключения под стражу, конечно, страдают интересы уголовного судопроизводства, особенно когда на свободе остаются матерые преступники. Вопрос стоит не в том, чтобы всех подряд освобождать под залог. Речь идет о лицах, лишение свободы которых по обстоятельствам дела не обязательно.

По поводу эффективности залога в целях пресечения уклонения обвиняемых от следствия и суда можно привести также следующий довод: по данным Н.А. Колоколова число скрывшихся при избрании залога лиц составляет всего лишь 2 %^⁶¹. Аналогичные сведения приводятся исследователями по применению залога в других государствах^⁶².

По действующему законодательству залог состоит во внесении подозреваемым или обвиняемым либо другим физическим или юридическим лицом на депозитный счет органа, избравшего данную меру пресечения, денег, ценных бумаг или ценностей в целях обеспечения явки к следователю, дознавателю или в суд подозреваемого, обвиняемого и предупреждения совершения им новых преступлений (ч. 1 ст. 106 УПК РФ).

Федеральным законом от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и федеральный закон «О прокуратуре» внесены принципиальные изменения в порядок избрания залога. Так, прокурор выведен из числа субъектов, правомочных как избирать данную меру пресечения, так и давать согласие следователю на ее избрание. За ним оставлено право давать согласие дознавателю на возбуждение перед судом ходатайства об избрании залога. Согласно последней редакции ч. 2 ст. 106 УПК РФ залог в качестве меры пресечения избирается по решению суда в порядке, установленном ст. 108 УПК РФ для заключения под стражу.

Таким образом, только суд правомочен выносить решение об избрании залога, а следователь вправе с согласия руководителя следственного органа лишь возбудить перед судом соответствующее ходатайство.

Вызывает сомнение, что указанное нововведение будет способствовать востребованности залога в правоприменительной практике, так как в большинстве изученных нами случаев избрания залога не было ни одного, когда бы залог избирался непосредственно судом.

Анализируя уголовно-процессуальную характеристику рассматриваемой меры пресечения, необходимо, на наш взгляд, определиться, в первую очередь, с сущностью и правовой природой залога.

По мнению С.И. Вершининой, трудности и неясности при применении данной меры пресечения, в определении предмета залога «заложены в правовой природе залога как формы договора, правового обязательства, истоки которого надо искать в гражданском праве»^⁶³.

Отмечая договорной характер залога, В.А. Михайлов полагает, что «… применение залога – комплексный уголовно-процессуальный и гражданско-правовой акт. Поэтому в процессе избрания и применения залога следует руководствоваться не только … статьями УПК, регулирующими основания, условия и порядок применения мер пресечения, но и целым рядом норм обязательственного права, включая нормы, регламентирующие гражданско-правовой институт залога. Избрание и применение меры пресечения в виде залога сопровождается, по существу, заключением двустороннего, а в ряде случаев и трехстороннего акта, своеобразного соглашения (договора) между органом, в производстве которого находится уголовное дело, с одной стороны, обвиняемым и залогодателем – с другой стороны»^⁶⁴.

То, что залог в уголовном процессе есть договор, не вызывает сомнения, так как в случае несогласия одной из сторон на такую меру пресечения избрание залога невозможно. Однако возможно ли рассматривать уголовно-процессуальный залог через призму гражданско-правового залога и, соответственно, использовать в публично-правовых отношениях нормы гражданского права по аналогии? Для ответа на эти вопросы необходимо провести сравнительный анализ гражданско-правового залога с уголовно-процессуальным, выявить общие черты и различия.

Между залогом в уголовном процессе и гражданско-правовым залогом много общего. Прежде всего, следует отметить, что исторически он возник в результате перенесения из гражданского права и приспособления его к нуждам уголовного судопроизводства в Уставах 1864 года.

Гражданско-правовой залог, в соответствии с Гражданским кодексом и Законом РФ «О залоге» от 29 мая 1992 года, является способом обеспечения обязательства, при котором кредитор-залогодержатель приобретает право в случае неисполнения основного обязательства получить удовлетворение за счет заложенного имущества. То есть по своей юридической природе гражданско-правовой залог является вторичным обязательством, возникающим в силу договора между кредитором и должником с целью обеспечения основного (первичного) обязательства.

Уголовно-процессуальный залог также выступает вторичным, дополнительным обязательством. Возникает оно в силу соглашения между обвиняемым и государством в лице правоохранительного органа с целью обеспечения основного (первичного) обязательства обвиняемого вести себя надлежащим образом.

Уже здесь мы видим существенные отличия уголовно-процессуального залога от одноименного гражданско-правового института. Во-первых, различны цели, которые преследуют оба залога. Цель залога в гражданском праве – обеспечение основного обязательства между кредитором (залогодержателем) и должником (залогодателем), она не носит публичного характера, направлена на защиту частных интересов. В уголовном процессе залог преследует иную цель – обеспечение надлежащего поведения обвиняемого в общегосударственных, публичных интересах.

Основные субъекты правовых отношений уголовно-процессуального залога – государство и обвиняемый, причем параллельно с этими отношениями возникают и другие отношения – между обвиняемым и залогодателем, залогодателем и правоохранительным органом (следователем). Данные правоотношения, таким образом, носят полиметричный, множественный характер. Следует отметить, что правоотношения между залогодателем и обвиняемым не урегулированы уголовно-процессуальным законодательством, и споры, возникающие здесь, подлежат разрешению по нормам гражданского права. Вместе с тем, предъявление требования залогодателя в гражданском порядке к обвиняемому о возмещении суммы залога (в случае нарушения последним меры пресечения и обращения залога в доход государства) весьма затруднительно. Оно возможно только при наличии соглашения между залогодателем и обвиняемым об обязанности правомерного поведения последнего.

Различны также основания применения залога. В уголовном судопроизводстве залог – мера пресечения, поэтому основания для его избрания напрямую вытекают из оснований для избрания меры пресечения. Основанием для гражданско-правового залога служит, прежде всего, первичное обязательство, договор.

В гражданско-правовом залоге основное обязательство носит ярко выраженный имущественный характер, все убытки в случае его неисполнения будут на стороне залогодателя. В уголовно-процессуальном залоге, напротив, начисто отсутствует имущественный характер основного обязательства, так как не преследуются имущественные интересы государства и потерпевших.

Таким образом, имея много общего с гражданско-правовым залогом, мера пресечения - залог существенно отличается от одноименного института характером, целями, основаниями применения, а также последствиями неисполнения основного обязательства. Все эти различия, безусловно, влияют также на вопросы определения предмета и размера уголовно-процессуального залога, которые мы рассмотрим ниже.

Несмотря на то, что сущность залога как меры пресечения определяется гражданско-правовой природой залога, специфика уголовного процесса видоизменила и преобразовала его в самостоятельный институт уголовно-процессуального права. Поэтому отождествлять эти два вида залога недопустимо, и прямой аналогии гражданско-правовых норм при применении уголовно-процессуального залога, как предлагают некоторые ученые^⁶⁵, быть не должно. В то же время, нельзя не признавать значения гражданско-правового залога в возникновении и развитии залога в уголовном процессе. Только на основе этого, а также с учетом специфики уголовного процесса, его задач и правового положения обвиняемого или подозреваемого, можно с наибольшей точностью и эффективностью построить уголовно-процессуальную модель залога как меры пресечения, определить предмет залога, лиц, являющихся залогодателями в уголовном процессе, основания залога, цели применения, предусмотреть момент возникновения данного института и другие его существенные черты.

Так, не применяя прямой аналогии гражданско-правовых норм, а лишь учитывая договорную природу залога можно разрешить некоторые вопросы, возникающие в процессе применения названной меры пресечения. Как известно, в гражданском праве действует презумпция вины, когда бремя доказывания лежит на активной стороне – истце и ответчике. Однако в уголовном процессе получается наоборот. Презумпция невиновности, как основной принцип уголовного судопроизводства, объективно приводит к тому, что сторона обвинения доказывает состоятельность гражданского иска, обоснованность залога. Вместе с тем, учитывая договорной характер залога – меры пресечения, полагаем возможным возложение отдельной обязанности по доказыванию на залогодателя, а именно – по собиранию и предоставлению документов, характеризующих его имущественное положение, обосновывающих ценность залога, подтверждающих право собственности на предмет залога. В то же время оценка этих документов в соответствии с требованиями, предъявляемыми к доказательствам, безусловно, должна осуществляться следователем (судом). Закрепление такого положения в уголовно-процессуальном законодательстве уменьшило бы временные, материальные и трудовые затраты, связанные с оформлением залога.

Сущность залога состоит в том, что обвиняемый (подозреваемый) либо третье лицо, заинтересованное в судьбе обвиняемого, вносит на депозитный счет органа, ведущего уголовный процесс, определенную сумму имущественных ценностей, изымая ее из собственного обращения и временно лишаясь права распоряжения данными ценностями. Одновременно у залогодателя появляется опасность потери данных ценностей в случае уклонения обвиняемого от следствия и суда или совершения им новых преступлений. Интерес в сохранении указанной суммы имущественных прав побуждает залогодателя наблюдать за соответствующим исполнением обвиняемым своих обязанностей перед органами уголовного судопроизводства, так как при доказанности нарушения обвиняемым обязательств, залоговая сумма по решению суда беспрепятственно переходит в доход государства.

По сравнению с другими мерами пресечения, которые применяются для достижения любых целей, предусмотренных ст. 97 УПК РФ, применение залога в соответствии со ст. 106 УПК РФ, ограничено следующими целями: во-первых, обеспечением явки обвиняемого (подозреваемого) к следователю, дознавателю и в суд, во-вторых, предупреждением совершения им новых преступлений. Причем, последняя цель впервые появилась в УПК РФ 2001 года, в УПК РСФСР вообще говорилось только о первой из названных целей.

По мнению О.В. Медведевой, залог призван предотвратить лишь один из видов ненадлежащего поведения – уклонение от органов, осуществляющих уголовное судопроизводство^⁶⁶.

Между тем, о многоцелевом назначении залога высказывались в разное время многие известные процессуалисты. За расширение целей применения залога выступали И.Л. Петрухин, В.А. Михайлов, по мнению которых путем внесения залога можно не только гарантировать неуклонение обвиняемого от явки по вызовам, но и пресечь под угрозой утраты заложенных денег (ценностей) возможность обвиняемому скрываться от дознания, предварительного следствия, суда, заниматься преступной деятельностью, препятствовать уголовному судопроизводству, в том числе установлению истины, обеспечению исполнения приговора^⁶⁷.

Сходную точку зрения в вопросе о целях залога как меры пресечения высказали С.А. Шейфер и С.И. Вершинина: «Разве в отношении обвиняемого, за которого внесен залог и который, являясь по вызовам, допускает нарушение других условий меры пресечения, например, мешает установлению истины по уголовному делу или продолжает заниматься преступной деятельностью, нельзя применить более строгую меру пресечения? Положительный ответ очевиден. А это значит, что залог, при правильном его применении, несмотря на узкое нормативное определение его целей, преследует фактически значительно более широкие цели»^⁶⁸.

Таким образом, в вопросе о целях залога в процессуальной литературе так и не удалось достигнуть единства.

Мы солидарны с позицией, изложенной И.Л. Петрухиным, В.А. Михайловым, С.А. Шейфером, С.И. Вершининой и др. о том, что цели применения залога должны быть расширены.

Залог имеет многоцелевое назначение, его цели не ограничиваются теми двумя, что определены в УПК РФ, поэтому они должны быть расширены. Для этого первое предложение статьи 106 УПК РФ предлагаем изложить в следующей редакции: «1. Залог состоит во внесении подозреваемым или обвиняемым либо другим физическим или юридическим лицом на депозитный счет органа, избравшего данную меру пресечения, денег, ценных бумаг или ценностей в целях обеспечения явки к следователю, дознавателю или в суд подозреваемого, обвиняемого, предупреждения совершения им новых преступлений и продолжения преступной деятельности, а также совершения иных действий, препятствующих каким-либо путем производству по уголовному делу или исполнению приговора».

Данное предложение имеет, на наш взгляд принципиальное значение, так как если обвиняемый каким-либо способом препятствует производству по делу или, не совершая нового преступления, продолжает совершаемое, но не скрывается и является по вызову следователя, залог не может быть обращен в доход государства.

Отдельными учеными рассматривается еще в качестве целей залога обеспечение гражданского иска, если он заявлен в уголовном деле^⁶⁹, а ряд авторов идет дальше, предлагая возможность обеспечения посредством залога отбытия осужденным назначенного наказания, взыскания штрафа, назначенного судом в качестве уголовного наказания, взыскание судебных издержек^⁷⁰.

Точка зрения о возможности обеспечения гражданского иска посредством применения залога подробно проанализирована С.А. Шейфером и С.И. Вершининой, которые привели следующие убедительные аргументы о ее противоречивости: во-первых, при таком подходе залог из меры пресечения фактически превращается в меру имущественного обеспечения возмещения ущерба, применение которой в этих целях станет затруднительным; во-вторых, обращение залога в погашение гражданского иска приведет к различиям в правах потерпевших в уголовном процессе в зависимости от избираемой меры пресечения, предоставит привилегию на возмещение ущерба одним и лишит ее других; в-третьих, с погашением имущественного ущерба из суммы залога для обвиняемого фактически исчезает стимул вести себя надлежащим образом, залог становится своеобразным средством платежа за свободу обвиняемого и утрачивает свойства имущественного обеспечения его надлежащего поведения^⁷¹.

Следует еще добавить к вышеизложенной аргументации, что в указанных случаях происходит подмена целей и методов уголовного процесса и уголовного права. Авторы, предлагающие возможность обеспечения посредством залога гражданского иска, штрафа и судебных издержек забывают о правовой природе и назначении меры пресечения.

В ст. 106 УПК РФ предметом залога законодатель определил деньги, ценные бумаги или ценности. Денежный залог может быть внесен в валюте Российской Федерации в виде банковских билетов и монет, а также в иностранной валюте в виде банкнот, казначейских билетов и монет, находящихся в обращении (например, доллары, евро и т.п.). Что касается ценных бумаг, то в этом качестве могут быть использованы денежные облигации, векселя, чеки, аккредитивы, депозитные сберегательные книжки, акции и т.п. (ст. 143 ГК РФ).

Понятия включенных в предмет залога «ценностей» не содержалось ни в ч. 1 ст. 99 УПК РСФСР, нет их исчерпывающего или хотя бы примерного перечня в действующем УПК РФ. Правоприменитель оказался вынужденным «расшифровывать» этот термин по собственному усмотрению, исходя из собственных личных представлений о нем, а в теории уголовного процесса названный термин получил различную, порой весьма своеобразную интерпретацию.

Понятие термина «ценности» не дается в финансовом, гражданском или иных отраслях законодательства. В широком смысле под ними понимаются предметы материального мира, обладающие определенной стоимостью, в правовом аспекте понятием «ценности» охватываются имущество, ценные бумаги, валютные ценности и деньги^⁷².

В контексте статьи о залоге под ценностями понимались различное движимое имущество^⁷³, не изъятое из гражданского оборота имущество, в том числе ценные бумаги^⁷⁴, иностранная валюта, государственные процентные бумаги, изделия из драгоценных камней и металлов, предметы искусства и антиквариата^⁷⁵.

По-разному определяется предмет залога в зарубежном уголовно-процессуальном законодательстве, однако не сводится лишь к деньгам и ценным бумагам, а включает движимое и недвижимое имущество^⁷⁶.

Сопоставив предмет залога в гражданском и уголовно-процессуальном праве и принимая во внимание положения Закона РФ «О залоге» от 29 мая 1992 г., А.В. Величко пришел к выводу, что предмет залога в уголовном судопроизводстве значительно сужен по сравнению с аналогичным институтом гражданского права. «Фактически при избрании меры пресечения, - пишет А.В. Величко, - залог используется как заклад имущества, то есть залог с обязательной передачей заложенного имущества залогодержателю. Другие виды залога уголовно-процессуальное законодательство не допускает. Это объясняется тем, что процедура отчуждения заложенного имущества при нарушении условий меры пресечения, когда предмет залога хранится у залогодателя, достаточно сложна». Он же предлагает расшифровать в законе понятие «ценности», установив полный перечень имущества, подлежащего принятию в качестве залогового^⁷⁷.

С.И. Вершинина напротив, считает нецелесообразным закрепление различных материальных объектов в качестве предмета залога, резонно отмечая, что это «потребует чрезмерно сложной дополнительной правовой регламентации порядка их принятия, оформления, хранения, а также последующего возвращения залогодателю. Проще для этих целей использовать уже существующие институты в гражданском и финансовом праве. Например, при предоставлении вещей или ценностей направлять залогодателей в ломбарды, а залог принимать только в виде денег»^⁷⁸.

На страницах юридической печати обсуждался, кроме того, вопрос о возможности использования в рассматриваемых случаях гражданско-правового института ипотеки, т.е. залога недвижимого имущества. Так, по мнению В.А. Михайлова, предмет залога надлежало расширить, включив в него вещи и ипотеку^⁷⁹.

Категорически против использования ипотеки в качестве предмета залога выступает С.И. Вершинина, указывая на сложность, большие организационные и временные затраты, которые потребуются при установлении точной оценки недвижимости, определении ее собственника, невозможности отчуждения квартиры у собственника, имеющего малолетних детей. Поэтому она резонно считает, что предмет залога должен быть закреплен в виде денег и ценных бумаг, обеспеченных государством^⁸⁰.

Вопросы оптимального определения предмета и суммы (размера) залога следователем, а также возможные правовые и организационные пути их решений мы рассмотрим в следующей главе. То же касается вопросов, связанных с основаниями, условиями, обстоятельствами, учитываемыми следователем при избрании залога, а также процессуального порядка избрания и применения названной меры пресечения. Указанные вопросы целесообразно, на наш взгляд, рассмотреть в аспекте усмотрения следователя при избрании и применении залога.

Одним из элементов, определяющих процессуальную характеристику отдельного вида меры пресечения, является ее роль и место, занимаемое в системе названных мер, а также соотношение данного вида с другими мерами пресечения^⁸¹.

Классификации мер пресечения по различным основаниям были рассмотрены нами в предыдущей главе. За основу анализа положения залога в системе мер пресечения возьмем следующие основания классификации: 1) по методу государственного принуждения; 2) по степени ограничения прав и свобод; 3) по реализации целей мер пресечения.

1. По методу государственного принуждения меры пресечения подразделяются на меры физического принуждения, меры материального (имущественного) принуждения и меры, оказывающие психологическое (личное) воздействие. Залог входит в группу мер материального (имущественного) принуждения. Кроме залога в эту группу можно отнести неизвестное действующему законодательству, но предлагавшееся в проектах УПК имущественное поручительство.

2. По степени ограничения личных прав и свобод меры пресечения разделяются на три группы: с минимальной степенью ограничения, со средней степенью ограничения и максимально ограничивающие личные права и свободы меры пресечения. Полагаем, по данному основанию залог также в единственном числе занимает второю группу. По степени ограничения прав и свобод личности залог можно рассматривать после заключения под стражу и домашнего ареста, так как он является относительно строгой мерой уголовно-процессуального принуждения, применение которой в большинстве случаев вполне может гарантировать надлежащее поведение обвиняемого (подозреваемого).

3. По реализации целей мер пресечения. Модификации основной цели мер пресечения целесообразны, так как позволяют выявить различия между их видами и объяснить их применение в каждом конкретном случае. Например, если существует угроза, что обвиняемый (подозреваемый) скроется, целесообразно применение мер физического принуждения, так как меры других групп не в состоянии достичь указанную цель. Залог, как мера имущественного принуждения, занимает промежуточное звено между «мягкими» и «жесткими» мерами пресечения. Цели, которые достигаются при его применении, значительно шире, чем у мер психологического принуждения (например, в сравнении с подпиской о невыезде и личным поручительством) за счет ограничения имущественных прав обвиняемого, подозреваемого. В определенных отношениях залог может выступать как альтернатива мерам физического принуждения.

Таким образом, являясь, по сути, единственной мерой пресечения, использующей метод имущественного принуждения и ограничения прав и свобод личности для обеспечения надлежащего поведения обвиняемого, подозреваемого, залог занимает особое место в системе названных мер. В то же время залог использует также метод психологического воздействия на обвиняемого, подозреваемого, связанный с угрозой утраты залоговой суммы в случае нарушения обязательств, данных при его избрании.

Из всех мер пресечения залог ближе всего по содержанию к личному поручительству. Юридическая природа этих мер пресечения обладает определенными сходными специфическими свойствами. Особенно в случае залога, где залогодателем выступает не обвиняемый (подозреваемый), а иное, третье лицо.

Во-первых, они применяются с согласия (или по ходатайству) обвиняемого, подозреваемого, следовательно, характеризуются позитивным психологическим отношением субъекта к возложенной на него обязанности.

Во-вторых, воздействие на поведение обвиняемого (подозреваемого) осуществляется комплексно, т.е. не только органами уголовного судопроизводства, но и частными лицами. Причем эти лица не наделены какими-либо властными полномочиями и используют психологическое влияние на обвиняемого (подозреваемого) и метод убеждения.

В-третьих, по отношению к самому обвиняемому процессуальное воздействие имеет психологический характер, выражающийся в угрозе изменения вышеуказанных мер на более строгую (ст. 110 УПК РФ). И, наконец, и при поручительстве и при залоге даваемые поручителем (залогодателем) органу уголовного судопроизводства гарантии имеют характер имущественных обязательств. Основное отличие заключается в том, что непосредственно в момент вынесения решения о применении поручительства поручители не подвергаются никаким ограничениям, они дают лишь обязательство понести определенное денежное взыскание по решению суда в случае ненадлежащего поведения обвиняемого (подозреваемого). А при залоге залогодатель немедленно после вынесения соответствующего решения непосредственно изымает из своего пользования ценности, а угроза их перехода в доход государства заставляет залогодателя усилить свое влияние на обвиняемого (подозреваемого).

Резюмируя изложенное, можно сделать следующие выводы:

1. Вся история развития залога в уголовном судопроизводстве свидетельствует о том, что он, будучи перенесен из гражданского права, видоизменился и принял черты самостоятельного уголовно-процессуального института. Если в начале своей истории залог в уголовном судопроизводстве носил ярко выраженный имущественный характер (так как за счет его суммы возмещался ущерб от преступления), то впоследствии он перестал преследовать имущественные интересы как потерпевшего, так и государства.

2. С принятием УПК РФ 2001 года законодательная регламентация залога существенно изменена, в ней появилось много положительных моментов, но, по-прежнему, остались неурегулированными отдельные вопросы.

Проблемы эти связаны, прежде всего, с правовой природой залога как формы договора. Сравнительный анализ залога - меры пресечения и гражданско-правового залога позволяет сделать вывод, что у них много общего, но в то же время они отличаются друг от друга иными существенными чертами: по характеру возникающих правовых отношений, целям, основаниям применения, последствиям неисполнения основного обязательства и т.д. Поэтому прямой аналогии гражданско-правовых норм при применении рассматриваемой меры пресечения не допустим. Вместе с тем, сущность залога как меры пресечения отчасти определяется гражданско-правовой природой залога и это должно учитываться при решении отдельных вопросов, возникающих в ходе его избрания.

3. Учитывая договорной характер залога – меры пресечения, полагаем необходимым закрепление в уголовно-процессуальном законодательстве отдельной обязанности по доказыванию за залогодателем, а именно – по собиранию и предоставлению документов, характеризующих его имущественное положение, обосновывающих ценность залога, подтверждающих право собственности на предмет залога. В то же время оценка этих документов в соответствии с требованиями, предъявляемыми к доказательствам должна осуществляться следователем.

4. Цели залога не ограничиваются определенными в УПК РФ. С учетом этого, а также вышеизложенного предложения, ч. 1 ст. 106 УПК РФ предлагается изложить в следующей редакции: «1. Залог состоит во внесении подозреваемым или обвиняемым либо другим физическим или юридическим лицом на депозитный счет органа, избравшего данную меру пресечения, денег, ценных бумаг или ценностей в целях обеспечения явки к следователю, дознавателю или в суд подозреваемого, обвиняемого, предупреждения совершения им новых преступлений и продолжения преступной деятельности, а также совершения иных действий, препятствующих каким-либо путем производству по уголовному делу или исполнению приговора. Вид и размер залога определяется органом или лицом, избравшим данную меру пресечения, с учетом характера совершенного преступления, данных о личности подозреваемого, обвиняемого и имущественного положения залогодателя. Лицо, вносящее залог, обязано представить органу или лицу, избравшему данную меру пресечения, письменные документы, характеризующие его имущественное положение, а также подтверждающие право собственности на предмет залога и его стоимость, которые подлежат оценке в соответствии с требованиями, предъявляемыми к доказательствам».

5. До сих пор нет решения проблемы определения предмета залога, что связано с отсутствием в законодательстве понятия включенных в него «ценностей». В теории уголовного процесса этот термин получил различную интерпретацию, что на практике порождает много разночтений в процессе реализации правовой нормы.

6. Особое место залога в системе мер пресечения обусловлено тем, что он является единственной мерой, использующей метод имущественного принуждения и ограничения прав и свобод личности. Вместе с тем, залог использует также метод психологического воздействия на обвиняемого (подозреваемого), что сближает его с такой мерой пресечения, как личное поручительство.

2.2. Уголовно-процессуальная характеристика домашнего ареста.

Действующий Уголовно-процессуальный кодекс РФ 2001 года ввел в перечень мер пресечения новый ее вид – домашний арест. Вместе с тем, эта мера пресечения не является новой для отечественного законодательства и судопроизводства. Она содержалась еще в Своде Законов 1832 года, хотя наиболее известна со времен Устава уголовного судопроизводства 1864 года.

В Своде законов 1832 г. домашний арест предусматривался ст. 1010 в качестве «меры для пресечения обвиняемому способов уклониться от следствия и суда»^⁸².

Встречаются и более ранние упоминания применения данной меры пресечения. Так, П.И. Люблинский утверждал, что «еще в 1632 году князь Белосельский по делу Шеина был подвергнут домашнему аресту»^⁸³. А в 1869 году Комиссия по пересмотру положения следственной части отметила, что домашний арест первый раз в России применен в 1795 году к графу Бестужеву-Рюмину^⁸⁴.

В Уставе уголовного судопроизводства 1864 года домашний арест регламентировался в ст. 416. Он заключался в том, что обвиняемый оставался в своей квартире, и к нему приставлялась стража «для воспрепятствования побегу и предупреждения сношения с другими лицами». Применялся он достаточно редко ввиду сложности осуществления, в основном в отношении тяжелобольных, кормящих матерей и лиц «видного общественного положения»^⁸⁵, а также при недостатке мест в тюрьмах. При этом условия применения данной меры пресечения в законе не определялись. В ряде случаев домашний арест ограничивался взятием у обвиняемых подписки о том, что они не будут покидать жилище, в других же случаях возле дома ставили охрану^⁸⁶.

Принятый в 1923 году УПК РСФСР продолжил традиции дореволюционного уголовно-процессуального законодательства и также предусматривал домашний арест. Он содержался в ст. 157 и состоял в лишении обвиняемого свободы в виде изоляции его на дому, с назначением стражи или без таковой. Согласно утверждению ряда процессуалистов^⁸⁷, в практике расследования уголовных дел периода действия УПК 1923 г. домашний арест применялся довольно широко. Как пишет Н. Козлова: «Многие известные политики, хозяйственники и государственные деятели, которых через несколько лет уничтожит сталинский режим, «начинали» с домашних арестов»^⁸⁸. Однако конкретных данных, иллюстрирующих распространенность данной меры пресечения в уголовном судопроизводстве того времени, они не приводят. В связи с этим Б.Б. Булатов^⁸⁹ ставит под сомнение обоснованность вывода о востребованности в указанный период домашнего ареста и ссылается на данные Б.Т. Безлепкина, утверждающего, что отечественного опыта применения домашнего ареста не имеется^⁹⁰.

Представляется, что даже если в то время и имелись случаи применения домашнего ареста, то они были редкими, а с учетом начавшихся репрессий после переломного для истории Советского государства 1934 года^⁹¹, эта мера пресечения стала считаться излишне мягкой, и впоследствии практика ее применения сошла на нет. При принятии УПК РСФСР в 1960 г. законодатель отказался от названной меры пресечения.

В связи с широким распространением на практике меры пресечения в виде заключения под стражу с 60-х годов прошлого столетия на страницах юридической печати стала обсуждаться проблема сокращения числа лиц, подвергаемых досудебному аресту. Решение этой проблемы некоторые процессуалисты видели в идее конструирования и включения в перечень мер пресечения промежуточной между заключением под стражу и подпиской о невыезде меры процессуального принуждения^⁹². Она сочетала бы в себе черты жесткого ограничения свободы подозреваемого или обвиняемого, но не была бы связана с помещением их в места содержания под стражей.

Указанные предложения нашли свое отражение практически во всех проектах УПК РФ, а затем и в принятом УПК РФ 2001 г.

В соответствии со ст. 107 УПК РФ домашний арест заключается в ограничениях, связанных со свободой передвижения подозреваемого, обвиняемого, а также в запрете:

1) общаться с определенными лицами;

2) получать и отправлять корреспонденцию;

3) вести переговоры с использованием любых средств связи.

Рассматривая уголовно-процессуальную характеристику домашнего ареста, возьмем за основу ее анализа элементы, предложенные профессором В.А. Михайловым. Он отметил, что «элементами процессуальной характеристики каждой меры пресечения являются: понятие, сущность, значение, цели данной меры пресечения, соотношение с другими мерами пресечения …»^⁹³.

Полагаем, формулирование понятия отдельной меры пресечения все же целесообразно начинать с анализа ее целей и сущности, так как эти характеристики являются взаимно определяющими.

Цели применения мер пресечения сформулированы нами в предыдущей главе. Домашний арест относится к системе мер пресечения, что ставит его в прямую зависимость от общих целей данного института, вытекающих из норм, указанных в ст. 97 УПК РФ.

По утверждению ряда процессуалистов домашний арест, как и любая мера пресечения, имеет свою специфическую цель, значительным образом отличающуюся от целей других мер пресечения^⁹⁴.

Следует все же отметить, что специфическую цель домашнего ареста выделяют не все ученые. Большинство авторов считают, что общая цель (вытекающая из содержания ст. 97 УПК РФ) многогранна и включает в себя целый ряд частных целей: обеспечить нормальный ход и исход производства предварительного расследования и судебного разбирательства, предупредить противодействия обвиняемого (подозреваемого) реализации задач уголовного судопроизводства, обеспечить участие обвиняемого в производстве процессуальных действий, обеспечить нормальное производство по уголовному делу, оказать воспитательное воздействие на обвиняемого (подозреваемого)^⁹⁵.

Полностью разделяя позицию о наличии общей цели мер пресечения и дифференциации ее в ряде частных целей, полагаем, что любая мера пресечения преследует также свою специфическую цель, отличную от целей других видов мер пресечения. Домашний арест предусмотрен в системе мер пресечения как промежуточная мера, являющаяся альтернативой заключению под стражей. Соответственно, она должна быть направлена на меньшую степень ограничения прав и свобод личности, нежели самая строгая мера пресечения. Эта специальная цель и обусловливает положение домашнего ареста в системе уголовно-процессуального принуждения, выражается в характере ограничений прав и свобод личности, в содержании принуждения, способе, длительности воздействия и др.

По утверждению К.Т. Балтабаева, специальная цель домашнего ареста выражается в возможности не изоляции обвиняемого от общества с предварительным ограничением его свободы передвижения и личной неприкосновенности в соответствии с интересами органов, ведущих уголовный процесс^⁹⁶.

Проанализировав ограничения, связанные с домашним арестом, Ю.Г. Овчинников расширил вышеизложенное определение специфической цели рассматриваемой меры пресечения и сформулировал ее таким образом: «Цель домашнего ареста выражается в возможности не изоляции обвиняемого от общества с предварительным ограничением его свободы передвижения, свободой получения информации, а также имущественных прав в соответствии с интересами дознавателя, следователя, прокурора и суда»^⁹⁷.

Соглашаясь в целом с основной идеей, выраженной в указанных дефинициях, считаем не совсем удачным в смысловом отношении использование термина «не изоляция». Фактически все другие меры пресечения (исключая, конечно, заключение под стражу) преследуют ту же «не изоляцию». Домашний арест все же предполагает определенную изоляцию, только форма ее отлична от той, что применяется при заключении под стражу. Прежде всего тем, что лицо не помещается в места содержания под стражей.

На неудачность использования термина «не изоляция» указывает то, что Ю.Г. Овчинников, определив специальной целью домашнего ареста «не изоляцию», далее классифицирует цели в зависимости от формы изоляции обвиняемого. Последнюю он подразделяет еще на «полную» и «не полную» изоляции^⁹⁸.

Кроме того, некорректной представляется формулировка цели … «в интересах дознавателя, следователя и т.д.» (или «органов, ведущих уголовный процесс»)? Полагаем, следователь, дознаватель действуют (должны действовать) в интересах успешного расследования, достижения истины, уголовного преследования, наконец. А суд – в интересах судебного разбирательства, правильного разрешения дела, осуществления правосудия. И все указанные участники процесса должны стремиться к достижению назначения уголовного судопроизводства.

Вернемся к идее, в целом выраженной в определениях специальной цели домашнего ареста, данных К.Т. Балтабаевым и Ю.Г. Овчинниковым. А она, на наш взгляд, заключается в том, что применение домашнего ареста помимо достижения общей цели мер пресечения, направлено на жесткое ограничение свободы обвиняемого без помещения его в места содержания под стражей (той же возможности «не изоляции»). В этом, полагаем, и заключается специфика цели домашнего ареста. Что касается видов, характера и содержания ограничений свободы обвиняемого и налагаемых на него запретов, то они являются средствами, путями достижения цели домашнего ареста, оказывают влияние на сущность названной меры пресечения.

С учетом изложенного, предлагаем следующую формулировку: цель домашнего ареста заключается в относительно нестрогой изоляции обвиняемого (подозреваемого), не связанной с помещением его в места содержания под стражей, с применением ряда ограничений прав и свобод с тем, чтобы гарантировать его надлежащее поведение.

Полностью разделяем также лаконичную формулировку главной цели названной меры пресечения, данную Б.Б. Булатовым, – изоляция обвиняемого (подозреваемого) на дому и сведение к минимуму его контактов с внешним миром^⁹⁹.

Значение домашнего ареста, как нам представляется, заключается в обеспечении надлежащего поведения лица, обвиняемого (подозреваемого) в совершении преступлений, за которые предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух (в исключительных случаях – до двух) лет, путем наложения ряда ограничений его свободы с применением относительно нестрогой изоляции, не связанной с помещением его в места содержания под стражей, при наличии обстоятельств, связанных с его возрастом, состоянием здоровья, семейным положением и др. обстоятельств.

Сущность рассматриваемой меры пресечения в современном законодательстве заключается в ограничениях, связанных со свободой передвижения обвиняемого, подозреваемого, а также в запрете общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи.

Следует отметить, что в связи с тем, что в УПК РФ не достигнуто полноты и четкости законодательной регламентации содержания домашнего ареста, порядка ее фактической реализации, среди специалистов наблюдается разброс мнений как по кругу возможных правоограничений, так и по процедуре их реализации.

Проанализируем более подробно, в чем могут состоять ограничения для лиц, в отношении которых избран домашний арест:

1. Ограничения, связанные со свободой передвижения обвиняемого (подозреваемого).

Свобода передвижения (freedom of movement), согласно словарю по правам человека, – это право граждан свободно передвигаться внутри страны, менять место жительства или работы и выезжать за рубеж^¹⁰⁰.

По мнению Л. К. Труновой^¹⁰¹, рассматриваемое ограничение заключается в том, что обвиняемый и подозреваемый не свободен в передвижении, т.е. не вправе покидать место своего постоянного или временного проживания.

Место постоянного проживания обычно воспринимается как тождественное с понятием «место жительства», т.е. подразумевается: квартира, жилой дом, служебное жилое помещение, специализированные дома (общежитие, гостиница-приют, дом маневренного фонда, специальный дом для престарелых, дом-интернат для инвалидов и др.), а также иное жилое помещение, в котором гражданин постоянно или преимущественно проживает в качестве собственника по договору найма (поднайма), договору аренды либо на иных основаниях, предусмотренных законодательством Российской Федерации. Место временного проживания связывают с местом пребывания, т.е. это гостиница, дом отдыха, санаторий, база отдыха, пансионат, кемпинг, другое подобное учреждение, а также жилое помещение, не являющееся местом жительства гражданина, в котором он проживает временно ^¹⁰².

Учитывая, что в России значительное количество граждан не имеет постоянного места жительства, существуют предложения, касающиеся места отбывания домашнего ареста.

Так, рассматривается возможность использования специально снимаемых (оборудованных) помещений, где легче обеспечить надзор за лицом, подвергнутым домашнему аресту^¹⁰³. Представляется, что реализовать данную форму надзора в настоящее время в России будет затруднительно, главным образом из-за значительных материальных и организационных издержек. Однако ее возможность в ближайшем будущем нельзя игнорировать. В связи с этим уже сейчас необходимо разработать положения, в которых бы были разрешены вопросы, связанные с арендой жилища обвиняемым (подозреваемым) непосредственно либо органом, ведущим производство по делу; предоставлением обвиняемому жилища родственниками и иными лицами.

Считаем, заслуживает поддержки предложение К.Т. Балтабаева, что при предоставлении обвиняемому жилища родственниками и знакомыми для органа, ведущего производство по делу, необходимо нотариально заверенное письменное их согласие, а также согласие совместно проживающих с ним совершеннолетних лиц. Вопрос аренды имеет ряд специфических моментов: заключение договора с арендодателем; точно предусмотренные права и обязанности арендодателя и арендатора; сроки и правила пользования жильем; порядок оплаты коммунальных услуг; ответственность арендатора за содержание жилья в исправности; вопросы досрочного расторжения договора. Арендодатель должен быть обязательно предупрежден арендатором об основной цели аренды им жилья, и в этом случае исключается субаренда^¹⁰⁴.

Существует также вопрос: обязано ли лицо оставаться в пределах своего жилища в течение всего срока действия данной меры пресечения?

По мнению В.М. Быкова^¹⁰⁵, ограничения не должны прерывать обычных занятий подозреваемого или обвиняемого, то есть запреты не могут распространяться на посещения мест работы или учебы, магазинов и рынков для приобретения необходимых продуктов питания, а также поликлиники и аптеки. В то же время эти ограничения должны быть распространены на посещение этими лицами мест отдыха и развлечений, а также на посещение своих родных и знакомых (хотя возможны исключения, например, обвиняемый может посетить своих престарелых родителей, которые нуждаются в его помощи).

Б.Б. Булатов считает, что разрешение находящемуся под домашним арестом лицу посещать работу или учебу в принципе «дезавуирует» избранную меру пресечения. Непонятно, как и кем при домашнем аресте будет осуществляться охрана обвиняемого (подозреваемого). Кроме того, при таком подходе не совсем понятно, почему срок домашнего ареста засчитывается в срок содержания под стражей^¹⁰⁶.

Так и остаются неразрешенными вопросы: существуют ли исключительные случаи, когда можно покидать жилище? Нужно ли при возникновении острой необходимости выхода из жилища каждый раз спрашивать у следователя, дознавателя разрешения, или все хозяйственные, бытовые дела проводить под присмотром какого-нибудь надзирающего органа? Ведь лица, на которых предполагается распространять действие домашнего ареста в силу особенностей их положения (он рассчитан на применение к престарелым, больным лицам, беременным женщинам, женщинам с маленькими детьми) нуждаются в постоянных контактах с работниками различных социальных служб, медицинских, иных учреждений, причем в основном требуется личное посещение обвиняемым (подозреваемым) последних.

В США лицо, подвергшееся домашнему аресту, обязано оставаться в пределах своего жилища в течение всего срока действия названной меры. Участник программы может лишь на некоторое время покидать свое жилье. От того, насколько часто он может это делать, зависит строгость условий отбытия домашнего ареста. Причем уровней строгости три. Первый, самый мягкий уровень строгости – заключенный обязан находиться дома только в определенные периоды. Второй предполагает нахождение дома в течение суток, с заранее оговоренной возможностью выхода на работу, в учебное заведение и по вызовам адвоката, суда, в другие места для занятия необходимой деятельностью по судебному приказу. Третий уровень строгости подразумевает постоянное нахождение дома и выход только по медицинским показаниям, на судебные заседания и на мероприятия, назначенные судом. За соблюдением подозреваемыми и обвиняемыми установленных правил осуществляют контроль надзирающие офицеры. В случае нарушения и преступного поведения обвиняемого, домашний арест отменяется^¹⁰⁷.

Приведенная методика градации форм ограничения свободы передвижения представляется нам весьма удачной, т.к. позволяет гибко, с учетом обстоятельств уголовного дела и личности обвиняемого устанавливать в отношении конкретного лица определенный уровень строгости. Поэтому полагаем, имеет смысл в данном вопросе взять на вооружение зарубежный опыт и предусмотреть сходные уровни строгости домашнего ареста в отечественном законодательстве.

Для этого необходимо дополнить ч. 2 ст. 107 УПК РФ предложением следующего содержания: «Суд вправе в зависимости от указанных обстоятельств, а также тяжести предъявленного обвинения и данных о личности обвиняемого, подозреваемого установить в отношении него один из уровней строгости отбывания домашнего ареста».

Сами эти уровни, полагаем, в соответствии с правилами юридической техники закреплять в УПК РФ нет необходимости, т.к. норма ст. 107 УПК РФ станет громоздкой. Кроме того, считаем, система уровней должна оставаться гибкой, что предполагает возможность внесения в нее корректировок с учетом правоприменительной практики и других запретов, налагаемых при домашнем аресте, а порядок внесения изменений в уголовно-процессуальное законодательство весьма сложен. Поэтому их можно закрепить в подзаконном нормативном акте, например, в межведомственной инструкции по применению домашнего ареста. Кроме того, их содержание необходимо будет раскрыть в специальном документе – подписке, о котором речь пойдет позднее.

Хотя в перспективе возможно большее количество уровней строгости отбывания домашнего ареста, первоначально предлагается предусмотреть три: первый (мягкий) уровень, второй (средний) и третий (строгий). Для всех уровней первым и единым условием будет: не менять без разрешения суда (лица, производящего расследование по делу) место своего постоянного или временного проживания (жилища). А второе условие может меняться для каждого уровня: для мягкого – находиться в пределах жилища в определенное время суток; для среднего – постоянно находиться в пределах жилища за исключением заранее оговоренного периода посещения учебы или работы (вызова защитника, лиц, производящих расследование по делу); для строгого – постоянно находиться в пределах жилища, за исключением выхода по медицинским показаниям в поликлинику или иное медицинское (лечебное) заведение, в т.ч. в аптеку, а также на судебные заседания и иные мероприятия, назначаемые судом или лицом, производящим расследование по делу. Кроме того, необходимо вменить в обязанность лица, находящегося под домашним арестом, во всех случаях необходимости покинуть жилище, выходящих за пределы установленного уровня строгости, ставить об этом в известность и испрашивать разрешения у лица, осуществляющего надзор. Способ уведомления об этом (получения разрешения) должен быть заранее оговорен, т.к. помимо ограничения свободы передвижения на лицо, находящееся под домашним арестом, налагаются другие запреты, о которых пойдет речь ниже.

2. Ограничения, связанные с запретом на общение с определенными лицами.

Запрет на общение с определенными лицами означает прекращение каких-либо непосредственных или опосредованных контактов в устной или письменной форме, включая электронные послания, с конкретными лицами, указанными в постановлении о применении домашнего ареста.

В постановлении об избрании меры пресечения, по мнению В.М. Быкова^¹⁰⁸, должны содержаться конкретные указания, с какими лицами запрещается общаться подозреваемому (обвиняемому) с указанием их фамилий, имен и отчеств, места жительства и работы, а также места их обычного пребывания, чтобы исключить возможность случайной встречи подвергнутого домашнему аресту с указанными лицами.

При этом не исключаются ситуации, когда лица, на общение с которыми наложены ограничения, сами будут искать встречи с лицом, подвергнутым домашнему аресту. В этом случае, считает названный автор, лицо, отбывающее домашний арест, должно немедленно об этом сообщить дознавателю, следователю или в органы, осуществляющие надзор за домашним арестантом.

Существуют также рекомендации, что при домашнем аресте, как правило, не запрещается общаться с совместно проживающими лицами^¹⁰⁹, либо, напротив, может быть запрещено общаться с близкими лицами^¹¹⁰.

Трудно в данном вопросе не согласиться с утверждением Б.Б. Булатова, что обвиняемому (подозреваемому) не запретишь общаться с членами семьи, с которыми он совместно проживает^¹¹¹.

Тем не менее, считаем, что рассматриваемые ограничения имеют право на жизнь и в постановлении следователя, дознавателя (либо в другом специальном документе, о чем речь пойдет позднее) должны быть указаны конкретные запреты на общение с лицами с указанием их данных и с отобранием соответствующей подписки. Наложению указанных ограничений должно предшествовать тщательное исследование личности подозреваемого, обвиняемого. А что касается доводов о неэффективности и сложности реализации запрета общаться с определенными лицами, то при применении любой меры пресечения, в том числе заключения под стражу, нет полной гарантии пресечения преступного воздействия обвиняемых на других лиц. Решение данной проблемы видится нами в определении категории лиц, в отношении которых может быть избран домашний арест, в том числе в зависимости от совершенного ими преступления (не избирать в отношении общественно опасных лиц, членов ОПГ, рецидивистов, например).

В этой связи следует заметить, что за рубежом достаточно широко применяется запрет обвиняемому общаться с жертвами и свидетелями (запрещается, например, посещать район, где проживает потерпевший)^¹¹².

3. Ограничения, связанные с запретом на получение и отправление корреспонденции, а также ведение переговоров с использованием любых средств связи.

Эти ограничения могут быть распространены на любую корреспонденцию, получаемую лицом (за исключением газет), а также на получение и отправление корреспонденции определенным лицам. Также запрещается ведение переговоров с использованием любых средств связи.

Данные ограничения затрагивают гарантированные Конституцией РФ права, а именно – право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. В соответствии с ч. 2 ст. 23 Конституции РФ ограничения этих прав допускается только на основании судебного решения. То же касается вскрытия и осмотра вложений почтовых отправлений, ознакомления с информацией и документальной корреспонденцией, передаваемой по сетям электросвязи и сетям почтовой связи лицами, не являющимися уполномоченными работниками оператора связи.

В этой связи возникает вопрос: надо ли следователю (дознавателю) выносить специальное постановление и получать решение суда о наложении ареста на корреспонденцию и выемку ее в учреждениях связи, а также о контроле и записи телефонных и иных переговоров, предусмотренные п.п. 8 и 11 ч. 2 ст. 29 УПК РФ? Или это можно сделать в рамках постановления об избрании данной меры пресечения? Ответов на эти вопросы в законодательстве не имеется.

На наш взгляд, поскольку домашний арест предусматривает ограничения для подозреваемого и обвиняемого на получение и отправление корреспонденции, ведение переговоров с использованием любых средств связи (ч. 1 ст. 107 УПК РФ), а применяется он в соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 29 УПК РФ только по решению суда, в вынесении специального постановления и получении отдельного разрешения суда нет необходимости. Кроме того, круг «сопутствующих» домашнему аресту следственных действий должен, по нашему мнению, ограничиваться контролем и записью переговоров, наложением ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, их осмотром и выемкой, но не должен распространяться на осмотр, обыск и выемку в жилище. При необходимости их проведения следователь должен вынести отдельное постановление и получить соответствующее решение суда. В противном случае это может привести к постоянным и тотальным случаям немотивированных обысков и выемок, и соответственно, ущемлениям и нарушениям прав обвиняемого, подозреваемого. В статье, регламентирующей домашний арест, желательно это положение прописать.

В ст. 178 Проекта Общей части УПК РФ в качестве возможных правоограничений, наряду с другими, предусматривалось применение электронных средств контроля и возложение обязанности носить при себе эти средства и обслуживать их работу^¹¹³.

По мнению Б.Б. Булатова, данное правоограничение «явно надуманно и нежизненно, особенно если учесть, что домашний арест рассчитан на применение к престарелым, больным лицам, беременным женщинам, женщинам с малолетними детьми»^¹¹⁴.

Тем не менее, в зарубежных странах достаточно давно и успешно применяют электронные средства наблюдения за домашним арестом в качестве пробации. Особенно широко электронное наблюдение применяется в США. Программа разработана и функционирует с 1989 г., к июню 1996 г. ею было охвачено более 50 тысяч подсудимых. Вначале система электронного наблюдения состояла из: 1) радиопередатчика, закрепляемого на лодыжке арестованного резиновым ремешком; 2) наружного контролирующего устройства, размещаемого в квартире арестованного и 3) базового компьютера, находящегося в центре электронного наблюдения^¹¹⁵. В настоящее время на осужденного надевают специальный электронный браслет, периодически через обыкновенный домашний телефон передающий сигналы в полицейский участок. Такая мера применена уже в отношении около 150 тысяч американцев. В последнее время в США начали использовать более высокие технологии - специальные GPS-браслеты, которые позволяют полиции с помощью спутников следить за всеми передвижениями их носителя.

Электронный «домашний арест» достаточно активно применяют в странах Северной Европы (Великобритании, Швеции, Германии), в Израиле решение об электронной мере пресечения может быть принято судом даже в отношении подозреваемых, находящихся под следствием^¹¹⁶. Следует отметить, что электронный мониторинг является весьма затратным мероприятием. К примеру, в Швеции он обошелся в 20 млн. долларов^¹¹⁷, поэтому в России многими вопрос об осуществлении электронного наблюдения не поддерживается.

Однако технический прогресс из года в год снижает себестоимость подобных технологий и его достижения было бы целесообразно использовать в России при избрании домашнего ареста. А материальные затраты вполне сопоставимы с той значительной частью бюджетных средств, которые ежегодно тратятся на содержание заключенного в следственном изоляторе, реконструкцию старых и строительство новых учреждений тюремного типа, поддержание в них порядка, соблюдения санитарных норм. Сейчас каждый третий следственный изолятор пришел в негодность в связи с ветхостью, а скученность вместе с эпидемией туберкулеза создает тяжелые условия нахождения в них, что создает основания инспекторам Совета Европы приравнивать их к местам пыток^¹¹⁸. В США к преимуществам домашнего ареста, к примеру, относят значительную экономию бюджетных средств на содержание заключенных в тюрьмах, т.к. по подсчетам американских специалистов это втрое дешевле^¹¹⁹.

Следует отметить, что первые шаги в этом направлении уже делаются. Так, ФСИН РФ, чтобы воплотить метод электронного мониторинга, разработала законопроект, предусматривающий введение понятия «контролируемая свобода» в УК, УПК и УИК РФ. Однако при рассмотрении в правительстве России (для получения одобрения и последующего внесения в Госдуму) вновь возникла неясность с экономической составляющей.

Проект ФСИН РФ, следует отметить, не нов. В Мосгордуме уже три года идет подготовка законопроекта, предлагающего специальный прибор «КИТМ» (комплекс индивидуального технического мониторинга), выполненный в виде браслета, который будет носиться на руке или ноге, в виде серьги для ношения в ухе, а также в виде имплантанта. Он позволяет отслеживать перемещение арестованного по любому каналу сотовой связи. Возможность вмонтирования в прибор аудио- и видеоустройств позволяет вести наблюдение за всеми контактами арестованного. Один из авторов законопроекта, помощник председателя Мосгордумы Владимир Артемов заявил, что западные приборы-браслеты не подходят к российскому менталитету, легко вскрываются в отличие от «КИТМ», который при попытке его снять тут же дает сигнал на пульт диспетчера. Стоимость самого комплекса составляет тысячу долларов (эта сумма постоянно снижается из-за уменьшения стоимости комплектующих), его обслуживание в месяц – сто долларов, что, безусловно, достаточно дорого^¹²⁰. Здесь встает вопрос – кто будет платить за браслеты и их обслуживание? По предложению разработчиков, плата должна взиматься с арестованных, так как многие люди с радостью заплатили бы больше, если бы им была дана возможность остаться дома, с семьей. В ответ говорят о неэтичности данного предложения. Конечно, у больного, престарелого может и не быть такой суммы, но в таких случаях, пусть даже за государственный счет, все равно вопрос разрешим. Если учесть, например, что стоимость содержания одного заключенного в 2002 – 2005 гг. в следственном изоляторе с учетом расходов на питание, медицинское обслуживание, вещевое довольствие, коммунальные услуги, содержание персонала, капитальное строительство и ремонт, охрану и конвоирование составляет 2000 – 3000 руб. в месяц^¹²¹, то можно сказать, что государство ежегодно теряет значительную часть бюджетных средств, которые можно было бы потратить на другие нужды. Так, в 2005 году было заключено под стражу 380 тысяч человек^¹²². Даже по самым скромным подсчетам сумма затрат на их содержание в СИЗО достигает более 7 миллионов рублей в год. И, конечно, не измерить материально возможность гораздо меньшего ограничения прав человека, нежели это происходит при заключении под стражу.

Необходимо отметить, что использование технических средств при осуществлении домашнего ареста предполагает предварительное изучение правового и технологического опыта их применения, создание необходимой законодательной базы для внедрения этих средств в правоприменительную практику.

Что касается других ограничений и запретов, вытекающих из содержания ч. 1 ст. 107 УПК РФ (установление наблюдения за обвиняемым и его жилищем, охрана его жилища, возложение обязанности отвечать на контрольные звонки, запрета приема кого бы то ни было у себя и т.д.), то они хотя и входят в сущность рассматриваемой меры пресечения, однако раскрытие их содержания и изучение формы реализации ввиду значительного объема невозможно в рамках основного вопроса данного параграфа и частично будет рассмотрено в третьей главе.

На основании анализа целей и сущности рассматриваемой меры пресечения сформулируем ее понятие: домашний арест – это мера пресечения, избираемая по решению суда при наличии оснований и в порядке, предусмотренном ст. 108 УПК РФ, заключающаяся в относительно нестрогой изоляции по месту временного или постоянного проживания и наложении ряда правоограничений (связанных со свободой передвижения, запрете общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи) на обвиняемого (в исключительных случаях - подозреваемого) с учетом возраста, состояния здоровья, семейного положения и других обстоятельств.

Кроме того, на наш взгляд, требуется корректировка ч. 1 ст. 107 УПК РФ, имеющей определенную недосказанность, незавершенность. Очевидно, законодатель не стал «привязывать» в формулировке «ограничение свободы передвижения» к термину «дом», полагая, что эта связь прослеживается в названии данной меры пресечения.

Тем не менее, отдельные ограничения свободы передвижения налагаются при избрании других мер пресечения (например, при подписке о невыезде и наблюдении командования воинской части). В отличие от этих мер пресечения, при домашнем аресте свобода передвижения ограничивается именно местом временного или постоянного проживания в узком смысле. Поэтому в тексте рассматриваемой нормы все же целесообразно, на наш взгляд, сделать ссылку на место отбывания домашнего ареста.

Кроме того, полагаем, что в норме, раскрывающей сущность домашнего ареста, должна если не включаться, то определенным образом звучать специальная цель домашнего ареста, так как сущность и цель любой меры пресечения - понятия взаимосвязанные и взаимообусловливающие. Ведь именно цель домашнего ареста определяет средства ее достижения, коими и являются налагаемые ограничения и запреты.

В связи с изложенными соображениями, предлагаем следующую редакцию ч. 1 ст. 107 УПК РФ: «Домашний арест заключается в частичной (или относительно нестрогой) изоляции подозреваемого, обвиняемого по конкретному месту постоянного или временного проживания с применением ограничений, связанных со свободой передвижения, а также в запрете:

1) общаться с определенными лицами;

2) получать и отправлять корреспонденцию;

3) вести переговоры с использованием любых средств связи».

Следуя избранному нами концептуальному подходу к анализу уголовно-процессуальной характеристики отдельной меры пресечения, рассмотрим соотношение домашнего ареста с другими мерами пресечения и определим его место в системе названных мер.

В соответствии с классификацией, данной В.А. Михайловым, домашний арест может быть отнесен к группе мер пресечения, имеющих своим содержанием административно-властное обеспечение^¹²³.

Кроме того, как мы указывали выше, каждая мера пресечения по способу ее обеспечения синтетична, что в полной мере относится и к домашнему аресту. Он обеспечивается не только административно-властным воздействием, но и личной ответственностью (при ее нарушении может быть применено заключение под стражу).

Домашний арест по степени ограничения прав обвиняемого (подозреваемого) уступает только заключению под стражей. Между этими мерами пресечения много схожего.

Так, законодатель установил для этих мер пресечения одинаковые основания и порядок применения (ч. 2 ст. 107 УПК РФ). В соответствии с п. 2 ч. 9 ст. 109 УПК РФ, время нахождения под домашним арестом засчитывается в срок содержания под стражей. Сходны категории преступлений, за совершение которых избирается заключение под стражей и домашний арест. Обе меры пресечения предусматривают изоляцию обвиняемого (подозреваемого), но различна ее форма.

В отличие от полной изоляции при заключении под стражу, домашний арест означает частичную изоляцию. Обвиняемый не помещается в специальное закрытое учреждение с постоянным надзором, обязательной охраной и содержанием в запираемых помещениях, а оставляется проживать в прежнем жилище с установлением определенных ограничений в личной свободе, сформулированных в судебном решении о применении домашнего ареста.

Между указанными мерами пресечения существует различие в ограничениях, связанных со свободой обвиняемого. Поэтому домашний арест справедливо считается альтернативой самой строгой мере пресечения. Ограничения в личной свободе, которым подвергается обвиняемый, заключенный под стражу, содержатся не в постановлении судьи, как при домашнем аресте, а в федеральных законах и ведомственных нормативных актах, регулирующих содержание обвиняемых под стражей.

Различны также последствия нарушения обвиняемым своих обязанностей.

Так, санкция ч. 1 ст. 313 УК РФ предусматривает лишение свободы на срок до трех лет за побег …из-под стражи, совершенный лицом, отбывающим наказание или находящимся в предварительном заключении. В случае же нарушения домашнего ареста к обвиняемому может быть применена более строгая мера пресечения, т.е. заключение под стражу^¹²⁴.

Имеются черты сходства домашнего ареста и с другими мерами пресечения, прежде всего с подпиской о невыезде и наблюдением командования воинской части.

Так, подписка о невыезде, наблюдение командования воинской части, как и домашний арест, ограничивают свободу передвижения обвиняемого. При подписке эта свобода ограничивается населенным пунктом, однако никаких других ограничений ни по службе, работе или учебе, ни по режиму использования свободного времени не накладывается. При домашнем аресте главное ограничение свободы заключается в том, что обвиняемый не вправе покидать свое место жительства в узком содержании данного понятия – квартиру, дом, дачу^¹²⁵. При наблюдении командования воинской части ограничивается не только свобода передвижения (территорией воинской части), накладываются также ограничения, связанные с запретом ношения оружия, назначения в караул и другие ответственные наряды, направления на работу вне части в одиночном порядке, увольнения в городской отпуск и иными мерами, предусмотренными общевоинскими уставами.

Между домашним арестом и названными мерами пресечения существует ряд других принципиальных различий, связанных с основаниями, порядком избрания и применения, категорией лиц (совершенных ими преступлений), в отношении которых они могут быть избраны и др.

Домашний арест объемом ограничений свободы отличается от всех других мер пресечения. В том числе и от залога, который также рядом процессуалистов рассматривается как альтернатива заключению под стражу, ибо залог по степени выраженности, характеру принуждения и ограничения свободы все же не сопоставим с домашним арестом.

Имеет смысл, полагаем, сопоставить домашний арест со сходным по содержанию и характеру налагаемых ограничений институтом административного права – административным надзором органов внутренних дел за лицами, освобожденными из мест лишения свободы. Он призван предупредить преступления со стороны данных лиц и оказать на них необходимое воспитательное воздействие. Правовой основой рассматриваемой деятельности является до сих пор действующее «Положение об административном надзоре органов внутренних дел за лицами, освобожденными из мест лишения свободы», утвержденное Указом ПВС СССР от 26 июня 1966 г., с изменениями и дополнениями, внесенными указами от 12 июня 1970 г., от 5 марта 1981 г. и от 22 сентября 1983 г. Применяется он в отношении лиц, осужденных ранее к лишению свободы за тяжкие преступления или два и более раза – за любые умышленные преступления либо ранее освобождавшихся из мест лишения свободы условно-досрочно и вновь совершивших умышленное преступление в период неотбытой части наказания. Надзор устанавливается, если поведение данных лиц свидетельствует об упорном нежелании встать на путь исправления, на срок от шести месяцев до одного года. В необходимых случаях он может быть продлен еще на шесть месяцев, но не свыше срока судимости. Вместе с тем предусмотрена возможность прекращения надзора, если лицо положительно характеризуется по работе и в быту. Осуществление надзора возлагается на участковых уполномоченных милиции.

Интересен круг ограничений, устанавливаемых при административном надзоре: а) запрещение ухода из дома (квартиры) в определенное время; б) запрещение выезда или ограничение времени выезда по личным делам за пределы района (города); в) запрещение пребывания в определенных пунктах района (города); г) явка в милицию для регистрации от одного до четырех раз в месяц. Ограничения применяются в полном объеме или раздельно в зависимости от образа жизни, семейного положения, места работы и других обстоятельств, характеризующих личность поднадзорного.

Механизм действия указанной принудительной меры был отработан и апробирован в течение многих десятилетий и показал свою эффективность в деле профилактики преступлений, совершаемых рецидивистами. Однако в последнее время его эффективность сильно снизилась, главным образом, вследствие отмены уголовной ответственности за злостное нарушение правил административного надзора, а также большой загруженности участковых уполномоченных Поэтому предлагается заменить его иными формами социально-правового контроля.

Еще в 1977 году А.П. Гуляев выступил на страницах юридической печати с предложением ввести новую меру пресечения – административный надзор, устанавливаемый в соответствии с постановлением следователя (органа дознания, прокурора, суда). Применение данной меры пресечения он считал возможным в сочетании с личным и общественным поручительством в порядке, установленном Положением об административном надзоре^¹²⁶. Это предложение с некоторыми оговорками поддерживают Б.Б. Булатов и Е.В. Гусельникова^¹²⁷. Причем последние авторы предлагают предусмотреть меру пресечения – надзор милиции за поведением обвиняемого (подозреваемого) взамен домашнего ареста, указывая на большую его перспективность.

Идея введения в УПК РФ новой меры пресечения, в какой-то степени аналогичной административному надзору, на наш взгляд, весьма интересна. Однако она будет несоизмеримо более мягкой мерой пресечения по сравнению с домашним арестом. Прежде всего, по объему правоограничений и запретов. Соответственно, различны будут достигаемые результаты по обеспечению надлежащего поведения обвиняемого. А учитывая, что с административным надзором в последнее время участковые уполномоченные фактически не справляются, трудно говорить о предполагаемой эффективности указанной меры пресечения. Тем не менее, взяв на вооружение отработанный и апробированный механизм действия административного надзора, полагаем возможным использовать его отдельные элементы при разработке предложений по применению и исполнению домашнего ареста.

Сформулируем выводы по данному параграфу:

1. Несмотря на то, что домашний арест предусматривался в качестве меры пресечения в отечественном законодательстве дореволюционного и раннего советского периода, механизм его применения не был четко регламентирован.

2. Возрождение домашнего ареста в современной системе мер пресечения продиктовано стремлением законодателя разрешить проблему излишней распространенности досудебного заключения под стражу.

3. В связи с этим домашний арест преследует, помимо общих целей института мер пресечения, свою специальную цель, заключающуюся в относительно нестрогой изоляции обвиняемого (подозреваемого), не связанной с помещением его в места содержания под стражей с применением ряда ограничений прав и свобод.

4. В законодательстве не регламентированы формы и порядок реализации ограничений и запретов, связанных с домашним арестом. Для разрешения некоторых проблем предлагается предусмотреть уровни строгости отбывания домашнего ареста.

5. Поскольку домашний арест предусматривает ограничение подозреваемого и обвиняемого в получении и отправке корреспонденции и применяется только по решению суда, то вынесения специального постановления и получения отдельного решения суда на это не требуется. В случае необходимости проведения в отношении лица, находящегося под домашним арестом, таких следственных действий, как контроль и запись переговоров, наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, их осмотр и выемка, также не должно требоваться отдельное разрешение суда. В других случаях необходимо выносить отдельное процессуальное решение.

6. Заслуживает поддержки предложение о возможности включения, наряду с указанными в статье 107 УПК РФ, правоограничений, связанных с применением технических (электронных) средств контроля и возложения обязанности носить при себе эти средства и обслуживать их работу. Для этого необходимо предварительное изучение правового и технологического опыта их применения, создание законодательной базы для внедрения этих средств в правоприменительную практику.

7. Анализ целей и сущности рассматриваемой меры пресечения позволил нам сформулировать ее понятие: домашний арест – это мера пресечения, избираемая по решению суда при наличии оснований и в порядке, предусмотренном ст. 108 УПК РФ, заключающаяся в относительно нестрогой изоляции по месту временного или постоянного проживания и наложении ряда правоограничений (связанных со свободой передвижения, запрете общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи) на обвиняемого (в исключительных случаях - подозреваемого) с учетом возраста, состояния здоровья, семейного положения и других обстоятельств. Кроме того, нами предложена корректировка редакции ч. 1 ст. 107 УПК РФ.

8. Домашний арест имеет черты сходства с различными мерами пресечения, однако в силу порядка его избрания и налагаемых ограничений (фактически - частичной изоляции обвиняемого (подозреваемого)) является второй по строгости мерой пресечения, сходной с заключением под стражу.

9. Отдельные элементы механизма действия такой превентивной меры, как административный надзор органов внутренних дел за лицами, освободившимися из мест лишения свободы, могут быть использованы при применении домашнего ареста.

В рамках данной параграфа нами не затрагивался ряд вопросов, связанных с особенностями избрания и применения домашнего ареста: оснований, условий, порядка избрания, а также обстоятельств, учитываемых при ее избрании. Указанные вопросы мы рассмотрим в следующей главе в аспекте усмотрения следователя при избрании и применении домашнего ареста.

ГЛАВА 3. ВОПРОСЫ УСМОТРЕНИЯ СЛЕДОВАТЕЛЯ

ПРИ ИЗБРАНИИ ОТДЕЛЬНЫХ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ

3.1. Понятие и пределы усмотрения следователя в теории

уголовного процесса

Вопросы усмотрения правоприменяющего субъекта в последнее время являются объектом пристального внимания в теории права.

Интерес к этому явлению, следует отметить, наблюдался не всегда. Отношение к усмотрению даже в настоящее время в среде ученых-процессуалистов неоднозначное, подчас настороженное, иногда негативное. Эти опасения в какой-то мере оправданны и связаны со свойствами усмотрения, опасностью произвола, которую оно в себе таит.

Такое отношение обусловлено исторически. В условиях существования полицейского государства термины «произвол» и «усмотрение» воспринимались как синонимы. И только в период становления правового государства эти явления стали противопоставляться друг другу, а затем проблема усмотрения была обозначена в иной плоскости^¹²⁸.

Стремление провести грань между усмотрением правоприменителя и произволом подвигнул ряд ученых к исследованию этого сложного явления.

В уголовном судопроизводстве впервые вопросы сущности и функций судейского усмотрения были основательно проанализированы в начале XX века П.И. Люблинским, сформулировавшим положения, представляющие большую теоретическую ценность и сегодня.

Исследования данного явления в теории уголовного процесса, в основном, посвящены таким аспектам усмотрения, как процесс формирования внутреннего убеждения и усмотрения судьи, прокурора, следователя при оценке доказательств, реализации их в процессуальных решениях, а также при осуществлении процессуальных функций.

Вопросы, касающиеся усмотрения следователя как правоприменяющего субъекта рассматриваются в работах Ю.Н. Белозерова, А.А. Чувилева, В.А. Дубривного^¹²⁹, стали объектом диссертационного исследования А.Б. Ярославского^¹³⁰. И, наконец, комплексному освещению уголовно-процессуального аспекта усмотрения следователя на монографическом уровне посвящена работа П.Г. Марфицина^¹³¹.

Термин «усмотрение» имеет несколько значений, по-разному понимается учеными-юристами и практиками, вследствие чего неоднозначно оценивается как в теоретической, так и в прикладной плоскостях. Поэтому, представляется, вначале необходимо определиться с понятием усмотрения.

По мнению С.И. Ожегова, «усмотреть» - значит установить, обнаружить, признать^¹³². В.И. Даль трактует усмотрение как «что-либо увидеть, узреть очами, открыть и распознать, заметить»^¹³³.

С точки зрения В.Н. Дубовицкого, следует различать широкую и узкую трактовку анализируемого понятия. Широкое, общесоциальное понимание усмотрения – это решение, мнение, заключение вообще. При таком подходе, по мнению автора, получается, что право «связано» усмотрением. Напротив, узкая трактовка усмотрения – это усмотрение, которое «связано» правом^¹³⁴.

По-иному понимал усмотрение Б.М. Лазарев, рассматривая его как волевую сторону соотношения целесообразности и законности^¹³⁵.

А.П. Коренев рассматривает усмотрение как «известную степень свободы органа, определенную рамками закона, в правовом разрешении индивидуального конкретного дела, предоставляемую в целях принятия оптимального решения по делу»^¹³⁶.

А.Б. Ярославским усмотрение следователя представляется как отношение следователя (мнения, суждения, взгляды, оценки) к характеру разрешения неурегулированной или недостаточно урегулированной законом следственной ситуации, обусловленное имеющимся у него жизненным и профессиональным опытом, общими и профессиональными знаниями, навыками, умениями, физическим и психическими особенностями и выражающееся в форме права волевого выбора решения (действия) или времени принятия решения (совершения действия) наиболее целесообразного, с точки зрения накопленного уголовно-процессуальной практикой опыта правоприменения, для достижения задач уголовного судопроизводства в той или иной конкретной следственной ситуации^¹³⁷. Данное определение, по нашему мнению, слишком субъективно, поэтому не может рассматриваться как правовое явление.

П.Г. Марфицин сформулировал понятие усмотрения следователя как «выбранный следователем в пределах своих полномочий из ряда альтернатив (каждая из которых законна) вариант поведения (решения), отвечающий конкретным условиям дела»^¹³⁸.

При формулировании того или иного понятия автор, как правило, стремится оттенить в дефиниции значимость его отдельных признаков и особенностей. Попытаемся выделить наиболее значимые, на наш взгляд, свойства усмотрения следователя.

Во-первых, возможность выбора предоставлена следователю законодателем. В одних случаях закон прямо предусматривает эту возможность (например, в ч. 1 ст. 191 УПК РФ), в других – усмотрение может основываться на умышленном уклонении законодателя от категоричных предписаний, жесткой регламентации отдельных вопросов, указании на возможные решения и т.п. В текстах правовых норм это достигается путем использования относительно определенных и альтернативных гипотез и диспозиций, выражений типа «может», «вправе», «по усмотрению», «в необходимых случаях».

Во-вторых, предоставляя следователю возможность выбора варианта поведения, закон в то же время его ограничивает. Усмотрение следователя всегда должно осуществляться на основе и в рамках закона или его принципов. К примеру, ч. 3 ст. 161 УПК РФ предусматривает возможность предания гласности данных предварительного следствия с разрешения следователя (т.е. по его усмотрению), но только в том объеме, в каком им будет признано допустимым и только в случае, если разглашение не противоречит интересам расследования, не связано с нарушением прав и законных интересов участников процесса и возможно только с их согласия.

Бесспорным, полагаем, является утверждение П.Г. Марфицина о том, что усмотрение следователя применительно к уголовно-процессуальному его аспекту, является правовой категорией. Он же приводит следующие неоспоримые аргументы в обоснование своего утверждения: 1) в отличие от обыденного выбора своего поведения индивидом, следователь осуществляет деятельность в рамках правоотношений, т.е. выбор поведения предопределяется правом. 2) Усмотрение возможно только в пределах полномочий следователя, установленных законом^¹³⁹. Кроме того, ни о каком усмотрении не может быть речи, когда выбор должен осуществляться между законным актом и незаконным.

Полномочия следователя, как правоприменяющего субъекта, в уголовном процессе отличны от полномочий других лиц, ведущих производство по делу: дознавателя, прокурора, судьи. Соответственно, усмотрение следователя, ограничиваемое его полномочиями, также отлично от усмотрения других правоприменяющих субъектов.

Следующим выделяемым нами признаком усмотрения следователя, полагаем, является целесообразность выбираемого варианта поведения. П.И. Люблинский рассматривал целесообразность выбора, т.е. знание о полезности для общественного развития и обеспечении правопорядка, как основание усмотрения, включающее в себя всю его внутреннюю сторону. Без этого условия, по его мнению, «получится произвол, т.е. отсутствие определенной мотивации, возможность для власти руководствоваться случайными и общественно вредными мотивами, а порою слепое применение полномочий»^¹⁴⁰. Тут следует заметить, что целесообразность правоприменения предполагает свободу и независимость его субъектов. Закон должен предоставлять правоприменителю известные возможности тогда, когда решение поставленных задач зависит от конкретных обстоятельств, которые невозможно заранее предусмотреть и квалифицировать в законе без ущерба для его правильного применения. Необходимо учитывать, что специфичность такого должностного лица, как следователь, определяется, во-первых, принадлежностью к органам юстиции, а во-вторых, наличием условий, достаточно надежно гарантирующих ему процессуальную самостоятельность, независимость и подчинение только закону, и, в-третьих, обязанностью осуществлять объективное, полное и всестороннее исследование обстоятельств уголовного дела в ходе предварительного следствия^¹⁴¹. К сожалению, следует констатировать, что УПК РФ настолько сильно сместил акценты в подходе к процессуальной форме и процессуальной самостоятельности участников уголовного судопроизводства, что последние два условия в настоящее время порой полностью игнорируются. Тем не менее, без них, а следовательно, и целесообразности в правоприменении, невозможно полноценное и объективное расследование по делу. Целесообразность в данном случае нами рассматривается в интересах общественной полезности, успешного расследования, установления истины по делу, решения задач уголовного судопроизводства.

Кроме того, выбор следователя должен быть обоснованным, т.е. логично вытекать из фактических обстоятельств дела, соответствовать им. Он может быть обоснован тактическими соображениями, исходящими из тех же обстоятельств и характера дела. Часто (но не всегда) выбор следователя должен быть основан на совокупности доказательств, достаточных для вывода о необходимости выбора именно этого, а не другого варианта поведения (действия). Как правило, это характерно для тех случаев, когда выбор в той или иной мере затрагивает или ограничивает права и законные интересы участвующих в судопроизводстве лиц.

Например, когда следователь осуществляет выбор определенного вида меры пресечения. Несмотря на то, что основания его избрания носят прогностический характер, выбор самых строгих из них допустим только в случае наличия достаточных данных (доказательств) о том, что со стороны подозреваемого, обвиняемого вероятно ненадлежащее поведение, могущее стать препятствием для производства по делу. Следует отметить, что законность выбора и его обоснованность взаимосвязаны и взаимообусловлены. Это не означает, однако, что обоснованный выбор поведения следователя всегда будет законным. Поэтому это требование, предъявляемое к выбору следователя, по отношению к законности вторично.

Следователь с учетом фактических обстоятельств и характера дела выбирает из возможных законных и обоснованных вариантов один, наиболее целесообразный для оптимального решения по делу.

Резюмируя изложенное, сформулируем рассматриваемое нами понятие: «усмотрение следователя» - это предоставленный и ограниченный законом и процессуальными полномочиями выбор следователем наиболее целесообразного и обоснованного варианта поведения для принятия оптимального решения по делу.

Механизм формирования любого усмотрения в деятельности правоприменителя – сложный процесс, на который влияют множество объективных и субъективных, внешних и внутренних факторов. Некоторые, наиболее значимые из них, рассматриваются некоторыми авторами, изучавшими вопросы усмотрения отдельных субъектов правоприменения, как элементы (компоненты) этого явления. Понятие усмотрения дается ими через эти элементы^¹⁴².

Полагаем, для уяснения сущности и содержания усмотрения следователя, необходимо проанализировать взгляды ученых о месте и роли усмотрения в правоприменительной деятельности следователя, механизме его формирования, а также уточнить элементный состав данной категории.

Деятельность следователя является видом юридической деятельности, осуществляется в определенном порядке, так как регламентируется соответствующими нормативными предписаниями. В теории права принято считать, что нормативно установленные формы упорядочивания юридической деятельности образуют юридический процесс^¹⁴³. Составной частью, ячейкой юридического процесса, осуществляемой в рамках конкретных правовых отношений, является правоприменительный процесс.

В науке нет единства мнений о количестве стадий правоприменения, что закономерно, т.к. деление правоприменительной деятельности на основные стадии в силу единства фактической и юридической сторон правоприменительной деятельности в известной степени условно. Наиболее распространенной является точка зрения о существовании трех основных стадий правоприменительного процесса: а) установление фактической основы дела; б) установление юридической основы дела; в) принятие решения по делу^¹⁴⁴.

По существу эти стадии, по мнению С.Э. Воронина, охватывают два основных момента (или акта): 1) собирание и оценку информации, которая приводит к выводам о наличии или отсутствии определенных фактических обстоятельств, и 2) собственно принятие решения о действии на основе обработанной информации с учетом сложившейся уголовно-процессуальной ситуации по делу^¹⁴⁵. Это мнение мы и возьмем за основу уяснения места усмотрения в правоприменительной деятельности следователя.

На первой стадии принятия решения производятся собирание, проверка и оценка информации, которая приводит к выводам о наличии (или отсутствии) определенных фактических обстоятельств, т.е. действия по осуществлению процесса доказывания, идет процесс юридического познания. Процесс установления следователем фактических обстоятельств дела также является применением уголовно-процессуального права (а не только само решение), поскольку процесс доказывания строго регламентирован законом, протекает по установленным им правилам. Особое значение приобретает оценка информации (доказательств), осуществляемая по внутреннему убеждению, ведущая к признанию наличия или отсутствия тех или иных обстоятельств и наличия в них признаков, указанных в нормах права. На этой стадии усмотрение следователя выражается в самостоятельности направления и поиска доказательств, очередности производства процессуальных действий, использовании тех или иных тактических приемов.

Вторая стадия принятия решения (решение о действии) связана с «проявлением такого свойства всех решений, как наличие выбора способа действия»^¹⁴⁶. Он включает выбор нормы, подлежащей применению в данной уголовно-процессуальной ситуации, который зависит от того, носит ли она абсолютно определенный (императивный) или относительно определенный характер. Под уголовно-процессуальной ситуацией мы понимаем «вид следственной ситуации, возникающей по уголовному делу, в процессе принятия уголовно-процессуального решения субъектом, производящим расследование»^¹⁴⁷. Большинство норм уголовно-процессуального права в силу особенностей правового регулирования носит характер абсолютно определенных, категоричных предписаний. В этих нормах права и обязанности выражены определенно и не предусматривают возможность избрать иное, не предписанное нормой решение. На первый взгляд, такого рода решения не предусматривают возможность выбора. С другой стороны, наличие выбора является характерным признаком любого решения. Вопрос о том, включают ли решения, основанные на применении абсолютно определенных норм, наличие выбора, является дискуссионным в теории уголовного процесса. По мнению С.Э. Воронина, которого мы придерживаемся, «даже в тех случаях, когда законодатель не представляет альтернативы в выборе вариантов поведения в конкретной уголовно-процессуальной ситуации, акт принятия решения в целом не утрачивает свойство выбора, поскольку оно имманентно ему и по своей природе неотделимо от механизма принятия решения по существу дела»^¹⁴⁸. Таким образом, и в таких случаях, только в ограниченном объеме, происходит реализация усмотрения следователя, связанная с возможностью выбора.

Уголовно-процессуальный закон, помимо абсолютно определенных предписаний, содержит нормы с относительно определенными гипотезами и диспозициями, а также сочетающие последние. При принятии решений, основанных на таких нормах, имеется определенный простор для усмотрения следователя, т.к. они дают возможность учесть конкретные обстоятельства данного случая и выбрать один из возможных вариантов поведения, решения, перечисленных в законе или вытекающих из него. Примером относительно определенной гипотезы может служить гипотеза нормы права, выраженная в ст. 97 УПК РФ. Для правильного и одновременно эффективного применения данной нормы правоприменитель должен в каждом конкретном случае решить, имеются ли «достаточные основания» для избрания соответствующей меры пресечения, т.е. наличествуют ли условия, указанные в норме права. Решение этого вопроса невозможно без использования данных о том, есть ли у обвиняемого место жительства, постоянное место работы, преступные связи, о его моральных качествах и др.

Таким образом, в правоприменительном процессе всегда присутствует возможность выбора, а значит, усмотрения следователя, оно сопровождает все производство по делу.

По утверждению П.Г. Марфицина, познать в полном объеме процесс формирования усмотрения следователя не представляется возможным, можно лишь обозначить некоторые из факторов объективного и субъективного характера, влияющих на процесс выбора варианта поведения^¹⁴⁹.

Среди таких факторов можно выделить следующие: мотивы, убеждение, индивидуальное прогнозирование, целесообразность, степень выясненности обстоятельств дела, наличие в законе относительно определенных предписаний, правосознание следователя, полнота правового регулирования, сложившаяся правоприменительная практика, ценностная ориентация следователя, социально-бытовые условия, в которых находится следователь и др. Причем, объективный и субъективный фактор не может быть в большинстве случаев разграничен разделительной чертой, т.к. невозможно создать устойчивые критерии такого разделения и они очень тесно взаимопереплетаются.

К примеру, такой, в общем-то, субъективный фактор, как внутреннее убеждение, является фактически отражением объективного в субъективном.

Поэтому, полагаем, невозможно представить все компоненты (элементы) в структуре усмотрения следователя, можно лишь уточнить наиболее существенные, значимые из них.

Анализ соотношения усмотрения следователя с элементами субъективного фактора позволил П.Г. Марфицину высказать следующие суждения: 1) в основе формирования усмотрения следователя лежит его внутреннее убеждение, сложившееся под влиянием правосознания; 2) побудительные начала при выборе следователем своего поведения определяются его мотивацией; 3) вектором в применении усмотрения является позиция следователя; 4) осуществляя выбор своего поведения следователь должен предвидеть (прогнозировать) его результаты^¹⁵⁰.

Является ли внутреннее убеждение составляющим элементом в структуре усмотрения следователя? Полагаем, ответ на данный вопрос можно получить, проанализировав данную категорию. Убеждение, согласно толкованию С.И. Ожегова, это «твердый взгляд на что-нибудь, основанный на какой-либо идее, мировоззрении»^¹⁵¹. В теории уголовного процесса и в законодательстве термин «внутреннее убеждение» рассматривается применительно к оценке доказательств (ч. 1 ст. 17 УПК РФ). Следователь при производстве расследования оценивает не только доказательства, но и иные данные, связанные с обстоятельствами преступления, которые могут быть не обличены в форму доказательств. Например, оперативно-розыскную информацию о стойкой противоправной установке и связях обвиняемого с организованной преступной группировкой при решении вопроса об избрании в его отношении меры пресечения. Кроме того, в некоторых случаях принятию решения способствует оценка каких-либо жизненных обстоятельств, а не фактических данных, указывающих на совершенное преступление.

Поэтому «внутреннее убеждение» как категория оценки, применяемая в теории доказательственного права, не может, по нашему мнению, рассматриваться как непременный компонент (элемент) усмотрения следователя. В то же время оно, несомненно, является составной частью усмотрения судьи или прокурора, т.к. решения указанных должностных лиц, особенно на завершающем этапе производства по делу, должны быть максимально точными и, соответственно, основаны на доказательствах. Это отмечает и законодатель, не устанавливая определенную силу мнения следователя для суда и прокурора, предопределяя обязательность прокурорского надзора и судебного контроля за производством по делу, а также используя иные способы и приемы. Кроме того, в ходе своей деятельности следователь не всегда обладает сведениями, позволяющими сформировать такое убеждение, вынужден действовать на уровне вероятностного знания, предположения. Категория «внутреннее убеждение» трудно применима к определению тактики производства следственных действий, методики расследования преступлений.

С другой стороны, если рассматривать содержание понятия «внутреннее убеждение» в его общеупотребительном значении, т.е. как твердый взгляд, чувство уверенности в правильности, законности своих действий и использовать его не только применительно к доказательствам, то оно является крайне необходимой оценочной категорией для формирования усмотрения следователя. Например, следователь убежден в необходимости применения в отношении обвиняемого залога, но в силу несогласия руководителя следственного отдела (суда) вынужден применить иную меру пресечения. Даже в этом случае у следователя сохраняется убежденность в необходимости применения к обвиняемому меры пресечения. У него есть выбор.

В уголовном судопроизводстве внутреннее убеждение следователя должно формироваться на основе правосознания, т.е. системе его правовых взглядов, убеждений, представлений, оценок об основополагающих принципах права, выработанных в результате усвоения правовых норм и рекомендаций правовой науки при рассмотрении конкретных уголовных дел, а также психологическом отношении к действующей правовой системе, к своим правам и обязанностям, проявляющимся в системе правовых чувств, настрое, привычках, и ориентированном на соблюдении требований законности^¹⁵². Именно правосознание следователя обеспечивает верное уяснение им смысла закона и справедливое применение нормы права к обстоятельствам каждого отдельного случая^¹⁵³. Правосознание оказывает как всеобщее, так и опосредованное воздействие на усмотрение следователя, проявляется через внутреннее убеждение следователя, его мотивацию, позицию и иные элементы субъективного фактора.

Любое сознательное действие человека является результатом взаимосвязи и взаимодействия целого ряда побуждений. «Мотив – это осознанное побуждение к достижению конкретной цели, это необходимый элемент сознательного, волевого, преднамеренного действия»^¹⁵⁴. В структуре системы мотивов (мотивации) психологи выделяют несколько состояний: установки, интересы, желания, стремления, влечения. Мотивация следователя относится к элементам субъективного фактора, однако в механизме принятия решения не может рассматриваться как сугубо личностное явление. Небезразлична она и законодателю: в одних случаях он указывает на необходимость указать в уголовно-процессуальном акте мотивы поведения (например, в протоколе задержания подозреваемого), в других – выдвигает требование выносить мотивированные решения.

Несомненно, в механизме формирования усмотрения следователя играют немаловажную роль и такие элементы субъективного фактора, как позиция следователя и прогнозирование. Причем, как нам представляется, они не могут быть выделены непосредственно как элементы в составе усмотрения следователя, а скорее должны рассматриваться как элементы в структуре факторов, его формирующих. С этой точки зрения, считаем, заслуживает поддержки позиция П.Г. Марфицина о необходимости различать понятия «усмотрение» и «процесс формирования усмотрения»^¹⁵⁵.

В связи с вышесказанным, считаем не совсем верной классификацию усмотрения в зависимости от обусловленности ее субъективными факторами, данную А.Б. Ярославским. Он выделял на основе указанных критериев такие разновидности усмотрения следователя, как оптимальное, непосредственное, интуитивное и произвольное. Причем интуитивное усмотрение у него обусловлено интуицией, а произвольное – «настроением, расположением, эмоциями и чувствами»^¹⁵⁶. Такое определение видов усмотрения игнорирует объективные факторы, влияющие на усмотрение следователя, не позволяет отделить их от произвола.

Степень свободы выбора следователем варианта поведения определяется пределами усмотрения следователя. О том, что усмотрение не может быть беспредельным, сомнений не возникает ни у одного исследователя, занимавшегося данной проблемой. Безграничное усмотрение фактически означает произвол. О том, что оно ограничено законом, тоже бесспорно, ибо как мы уже отмечали, не может быть усмотрения там, где выбор осуществляется между законной и незаконной возможностью.

Возникает вопрос: как определить критерий законности выбора следователя? Здесь, как справедливо отмечает П.Г. Марфицин, «недостаточно, чтобы правоприменитель субъективно верил в то, что соответствующая альтернатива законна»^¹⁵⁷.

Согласно толкованию «законности» в юридическом энциклопедическом словаре, которое следует отметить, является наиболее распространенным, ею является «неуклонное исполнение законов и соответствующих им иных правовых актов органами государства, должностными лицами, гражданами и общественными организациями»^¹⁵⁸. Такая формулировка весьма обобщенна и не позволяет правоприменителю определить законность решения в конкретных жизненных ситуациях.

Ю.Н. Белозеров и В.В. Рябоконь предложили критерии законности следственного, прокурорского и судебного акта. Они считают, что процессуальный акт может быть признан законным, если отвечает следующим требованиям: а) вынесение такого акта предусмотрено уголовно-процессуальным законодательством; б) он вынесен компетентным органом либо лицом; в) он постановлен при наличии к тому условий, предусмотренных законом; г) его вынесению предшествовало производство необходимых процессуальных действий; д) он обличен в установленную законом процессуальную форму – постановление; ж) он содержит необходимые реквизиты^¹⁵⁹. Однако и данные критерии подвергаются вполне обоснованной критике, т.к. они могут быть уместны при формальной оценке законности решения следователя. В практике расследования нередки случаи, когда следователь выносит постановление (или выполняет какое-либо процессуальное действие), которое не предполагается в УПК, а значит, не предусмотрены условия, не устанавливается его форма и необходимые реквизиты (например, вынесение постановления о производстве следственного эксперимента для обеспечения его организационного обеспечения). Согласно вышеуказанным критериям законности такой акт не может быть признан допустимым.

П.Г. Марфициным предложено определять не критерии, а «зону законности» - область, в которой управомоченное лицо могло бы свободно выбирать между разными вариантами решений. Размеры зоны законности (он ее еще называет «зоной законных возможностей» или «зоной усмотрения») варьируются и она очерчивается «пограничными столбами» - пределами усмотрения^¹⁶⁰. Следует отметить, что определение «зоны законных возможностей» также является оценочной категорией. Однако уголовно-процессуальный закон, в принципе, не должен описывать все возможные уголовно-процессуальные ситуации. В противном случае он превратился бы в свод прецедентов. Но то, что «пределы усмотрения» вносят в уголовный процесс субъективный фактор, очевидно. Очень многое в расследовании зависит от субъективных качеств следователя и уровня его профессиональной подготовки. В том числе от владения и знания изменяющегося постоянно уголовно-процессуального закона.

Любое решение, находящееся вне зоны, не может быть использовано и должно расцениваться как произвол. Несмотря на то, что зона законности не может быть очерчена четкой границей, в ней действуют несколько ограничений, определяющих границы (пределы) усмотрения, через которые может быть проведена разделительная черта. В качестве таких ограничений (границ дозволенного) могут выступать: 1) соотнесение действий и решений с обеспечением прав и законных интересов субъектов, вовлеченных в уголовное судопроизводство; 2) соответствие процессуальной форме, под которой понимается процессуальная форма всего уголовного судопроизводства, каждой его стадии, отдельных следственных действий, форма принятия решений; 3) целесообразность, нацеленная на достижение целей и задач судопроизводства, практическую полезность; 4) нравственные нормы; 5) другие правовые предписания (т.е. содержащиеся не только в УПК, но и в других нормативных актах); 6) соотношение с относительной определенностью в праве и уголовно-процессуальной практикой и т.д.^¹⁶¹ Перечень ограничений не является исчерпывающим, так как в определении границ дозволенного, разумного поведения участвует большинство процессуальных институтов, они тесно связаны, переплетаются и составляют своего рода систему. При этом вопрос о приоритете тех или иных границ не уместен, поскольку ни одно положение, определяющее круг возможностей в выборе поведения следователем, не может быть проигнорировано.

Анализ большинства ограничений пределов усмотрения следователя ввиду их множественности и необходимости комплексного подхода в рамках данной работы нереален, подчеркнем лишь значение и влияние норм нравственности и уголовно-процессуальной практики на усмотрение следователя и определение его пределов.

Трудно переоценить значение норм, принципов, установок нравственности в уголовно-процессуальной деятельности, и в особенности, деятельности, связанной с процессом доказывания во время расследования. Ни в одном законе невозможно «прописать» все средства и методы тактики проведения следственных действий, осуществления процессуальных действий, принятия решений, применения мер процессуального принуждения, поведения должностного лица. Вместе с тем культура процесса расследования, которая выражается в соблюдении определенных нравственно выдержанных правил поведения, имеет не менее важное значение, чем чисто правовая сторона усмотрения следователя.

В.Б. Гончаров и В.В. Кожевников отмечают, что нравственные принципы правоприменения в сфере уголовного судопроизводства имеют свою специфику: 1) выступают как средство социальной ориентации при расследовании преступлений, помогают субъекту правоприменения правильно оценивать закон и применять его; 2) стимулируют принятие субъектом правоприменения решений, наиболее благоприятных в складывающихся уголовно-процессуальных отношениях для установления объективной истины; 3) являются нравственным критерием допустимости тех или иных средств в сложных следственных, оперативно-розыскных ситуациях; 4) содействуют формированию профессионально-правовой и нравственной культуры субъектов правоприменения в сфере уголовного судопроизводства^¹⁶².

С точки зрения нравственности каждое действие следователя должно осознаваться как общественно значимое, выражать его личную позицию, а уголовный процесс является нравственным процессом, отражающим реальное самоопределение должностного лица (следователя), обусловленного его воспитанием.

Немаловажное значение для усмотрения следователя играет правоприменительная практика. С точки зрения ее непосредственного влияния на деятельность и усмотрение следователя можно выделить несколько общих значений: а) в ряде случаев следственная практика восполняет пробелы уголовно-процессуального законодательства, а опыт, накопленный в следственной деятельности, получает нормативное закрепление; б) в некоторых случаях практика вырабатывает толкование закона, разрешает противоречия, содержащиеся в нем, устраняет конкуренцию правовых норм; в) обращение следователя к опыту уголовно-процессуальной деятельности позволяет проверить правильность следственного выбора, т.е. служит критерием оценки его действий^¹⁶³. Опыт, коллективная практика используются следователем. Его личный, житейский и профессиональный опыт в определенной мере концентрирует знания, накопленные и апробированные обществом. Однако, следует отметить, что правоприменительная практика оказывает как положительное, так и отрицательное воздействие на определение границ усмотрения следователя. Последнее, в основном, формируется в связи с некорректным воздействием на деятельность следователя ведомственных показателей работы, а также проявлением правового нигилизма. Повседневно, как дамоклов меч над следователями «висит» оценка их деятельности с позиции ведомственных показателей. И нередко погоня за ними приводит часть следователей к фальсификациям статистических данных, принятию необоснованных решений и другим нарушениям законности. Бесспорно также, что атмосфера, пронизанная неуважительным отношением к праву, неверием в него (правовой нигилизм), оказывает в определенной степени влияние на принятие следователем незаконных решений, т.е. является фактором, формирующим негативные стороны его усмотрения.

В конкретных ситуациях при расследовании достаточно сложно выделить, что же конкретно сдерживало, ограничивало поведение следователя, выбор его решения. Это вполне объяснимо тем, что в качестве пределов усмотрения всегда выступает совокупность положений закона, обстоятельств дела, иных факторов. Некоторые из них в отдельных случаях будут доминировать или «лежать на поверхности», другие проявляться менее ярко, но это не означает, что они отсутствуют.

Резюмируя изложенное, сформулируем выводы по данному параграфу:

1. Анализ наиболее значимых, на наш взгляд, свойств усмотрения следователя позволил нам сформулировать понятие данного явления: «усмотрение следователя» - это предоставленный и ограниченный законом и процессуальными полномочиями выбор следователем наиболее целесообразного и обоснованного варианта поведения для принятия оптимального решения по делу (в конкретной уголовно-процессуальной ситуации).

2. В правоприменительном процессе всегда присутствует возможность выбора, а значит, усмотрения следователя.

3. Усмотрение следователя формируется под воздействием объективных и субъективных факторов, которые тесно взаимопереплетаются и подчас не могут быть четко разграничены. Поэтому можно выделить лишь наиболее существенные и значимые из них. Это, прежде всего: внутреннее убеждение следователя (понимаемое в общеупотребительном значении), мотивация, позиция следователя, прогнозирование, нравственные принципы правоприменения, правоприменительная практика.

4. В качестве пределов усмотрения (границ дозволенного) могут выступать различные факторы как объективного, так и субъективного характера. При этом вопрос о каком-либо приоритете одних над другими не уместен. Мы можем лишь подчеркнуть важность и значимость норм (принципов, установок) нравственности и правоприменительной практики.

В следующих параграфах мы попытаемся уточнить пределы усмотрения следователя при избрании отдельных мер пресечения: залога и домашнего ареста.

Прежде всего, следует отметить, что законодатель разграничивает деятельность по избранию и применению меры пресечения. Так, избрание меры пресечения – принятие дознавателем, следователем, а также судом решения о мере пресечения в отношении обвиняемого и подозреваемого (п. 13 ст. 5 УПК РФ), а применение – процессуальные действия, осуществляемые с момента принятия решения об избрании меры пресечения до ее отмены или изменения (п. 29 ст. 5 УПК РФ). Вместе с тем, следователь, принимая решение об избрании меры пресечения, бесспорно, оценивает возможность ее применения. Поэтому вся совокупность норм, регламентирующих институт мер пресечения, оказывает влияние на усмотрение следователя и принятие им решения об избрании отдельной меры пресечения. Соответственно, исследуя пределы усмотрения следователя при избрании залога (или домашнего ареста), невозможно абстрагироваться от вопросов, связанных с применением данной меры пресечения.

Как уже отмечалось, залог и домашний арест в качестве мер пресечения избираются судом. Однако именно следователь в ходе досудебного производства возбуждает с согласия руководителя следственного органа ходатайство об избрании названных мер. Соответственно, им обосновывается необходимость их избрания, он же должен разрешить все связанные с избираемой мерой пресечения вопросы, предшествующие вынесению соответствующего постановления судьи.

Представляется, что процесс принятия решения об избрании меры пресечения включает в себя следующие этапы: 1) выбор надлежащих правовых норм о мере пресечения; 2) установление оснований, условий избрания конкретной меры пресечения, сферы ее применения; 3) собственно принятие решения и его процессуальное оформление (возбуждение соответствующего ходатайства перед судом).

На этих этапах принятия решения мы и будем исследовать возможности выбора (усмотрения) следователя и его пределы при избрании залога и домашнего ареста в качестве мер пресечения.

3.2. Пределы усмотрения следователя при избрании залога

Выбор надлежащих правовых норм о залоге нередко затруднен, что обусловлено целым рядом причин. Прежде всего, сложности заложены в самой природе данной меры пресечения, имеющей, как уже отмечалось, черты гражданско-правового договора, и встречаются предложения руководствоваться при ее избрании и применении помимо положений УПК РФ целым рядом норм обязательственного права^¹⁶⁴. Кроме того, затруднения в уяснении содержания правовых норм о залоге вызваны многочисленными пробелами в законодательстве. Действующее уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает специальных оснований применения залога, его минимальный и максимальный размеры или порядок исчисления суммы, перечень преступлений, при обвинении в совершении которых возможно применение этой меры пресечения, гарантии прав залогодателя, ответственность за незаконное удержание залога и т.д. В процессе выбора необходимых норм следователю явно недостаточно положений ст. 106 УПК РФ. Он вынужден, к примеру, только для определения содержания предмета залога (понятий «деньги», «ценные бумаги»), обратиться к нормам ст.ст. 130, 143, 334-358 ГК РФ, к нормам финансового права, а понятия термина «ценности» не содержится ни в уголовно-процессуальном, ни в иных отраслях законодательства. Кроме того, необходимо учитывать, что следователь должен уточнить правила о действии соответствующей нормы во времени, в пространстве, по кругу лиц; совершить действия по применению правил УПК по аналогии, по восполнению пробелов. Во многом успешность процесса уяснения содержания нормы зависит от профессионализма следователя, его умений, знаний и навыков по осуществлению действий с юридическими нормами.

Таким образом, зона усмотрения следователя при выборе норм о залоге ограничена не только положениями уголовно-процессуального законодательства, но и целым рядом норм других отраслей права. А на пределы усмотрения при избрании соответствующей нормы влияют, в первую очередь, такие субъективные факторы, как правовая грамотность следователя, уровень его профессионализма, правосознание и опыт.

Не меньшую сложность у следователя вызывает установление оснований применения залога. Общие основания, указанные в ст. 97 УПК РФ, как мы уже отмечали, носят прогностический характер, предполагают возможное ненадлежащее поведение обвиняемого, подозреваемого в будущем. Об этом свидетельствует используемая законодателем формулировка «при наличии достаточных оснований полагать…», где категория «полагать», безусловно, носит субъективный, предположительный характер. Это, однако, не говорит о том, что суждения лица, принимающего решение о мере пресечения, должны основываться на интуиции, на субъективном мнении. Какой бы высокой ни была степень вероятности того или иного факта, ее нельзя абсолютизировать, она не исключает возможности ошибки. Поэтому к моменту принятия решения об избрании меры пресечения должна быть установлена совокупность обстоятельств, свидетельствующих о ненадлежащем поведении в процессе расследования. Как подчеркивает В.В. Смирнов, «если в основу решения об избрании меры пресечения будут положены достоверные фактические данные ненадлежащего поведения обвиняемого, а не субъективное мнение о его вероятном поведении, то и само решение будет достоверным»^¹⁶⁵. Значит, общими основаниями применения меры пресечения должны являться сведения, отраженные, прежде всего, в доказательствах, о том, что обвиняемый (подозреваемый) совершил одно из предусмотренных в ст. 97 УПК РФ действий либо готовится их совершить.

Для практического применения залога немаловажен вопрос о том, что является специальным основанием для его избрания. Учитывая правовую природу залога как правового обязательства, можно заключить, что его применение всегда сопровождается возникновением своеобразного соглашения между правоохранительным органом с одной стороны и залогодателем – с другой стороны. Залог не может быть применен при отсутствии согласия хотя бы одной из указанных сторон. Возможность заключения этого своеобразного договора (соглашения) зависит от согласия обеих сторон с условиями и обязательствами, возникающими в связи с применением залога. Следует также отметить, что если залогодателем выступает не обвиняемый, а третье лицо, то для вышеуказанного соглашения необходимо также согласие обвиняемого. Помимо согласия сторон, у обвиняемого (третьего лица) должна иметься возможность внесения суммы залога на депозит органа, принявшего решение об его избрании.

Таким образом, специальным основанием для избрания залога является заключение соглашения между правоохранительным органом и обвиняемым (третьим лицом) об условиях и правовых обязательствах сторон.

Возникновение данного основания требует наличия определенных условий. Эти условия зависят от субъекта внесения залога, общественной опасности совершенного преступления и лица, его совершившего, других обстоятельств, учитываемых при избрании меры пресечения: данных о личности обвиняемого, его возрасте, состоянии здоровья, роде занятий, семейном положении, наличии иждивенцев и др. Учитываться должны, кроме того, такие обстоятельства, как личность залогодателя, а также отношения последнего с обвиняемым. Поэтому в обязанности органа, применяющего залог с участием третьего лица, должна входить проверка возможности залогодателя обеспечить правомерное поведение обвиняемого на свободе. Кроме того, «выбор залогодателя не может всецело зависеть от обвиняемого»^¹⁶⁶.

Основания и условия применения залога связаны с определением сферы применения залога. По мнению ряда процессуалистов, учитывая достаточно суровый характер принуждения при залоге, он должен применяться при совершении правонарушений, представляющих значительную общественную опасность, т.е. когда речь идет о тяжких преступлениях и преступлениях средней тяжести^¹⁶⁷. Существует и противоположный взгляд по данному вопросу. Отдельные исследователи предлагают законодательно запретить применение залога к лицам, обвиняемым в тяжких и особо тяжких преступлениях^¹⁶⁸.

Как же должен осуществляться выбор следователя в данном вопросе? Полагаем, не может быть жесткого ограничения сферы применения залога только преступлениями тяжкими и средней тяжести. В любом случае, помимо оценки тяжести обвинения, следователь руководствуется всей совокупностью обстоятельств дела. Кроме того, следует учитывать, что следователь избирал залог, как правило, в качестве первичной меры пресечения. К примеру, из всех изученных автором случаев применения следователями ОВД залога, не было ни одного, когда бы эта мера пресечения применялась следователем в результате изменения ее с заключения под стражу. Это было вызвано, на наш взгляд, особенностями усмотрения следователя. Здесь решающую роль играл такой мотив, как нежелание следователя брать на себя ответственность в принятии решения по данному вопросу, возложение ее на вышестоящий орган: суд или прокуратуру. В таких условиях получается, что залог должен был редко избираться по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях. И это было бы в какой-то мере оправданно. Действительно, если обвиняемый совершал преступление с особой настойчивостью и решительностью, то вполне возможно, что так же он будет стараться избежать ответственности и наказания, учинять препятствия производству по делу всеми возможными способами. И все же наиболее оптимальным нам представляется положение, что залог должен применяться в качестве основной меры пресечения к лицам, обвиняемым в совершении преступлений средней тяжести, а по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях – при отсутствии необходимости заключения их под стражу.

В вопросе определения категории и видов преступлений, Т.И. Шаповалова рекомендует не применять залог в качестве меры пресечения по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях против личности, т.к. «опасения обвиняемого, подозреваемого, связанные с назначением сурового уголовного наказания могут превысит страх утраты залоговой суммы, вследствие чего он может нарушить возложенные на него посредством применения залога обязанности»^¹⁶⁹. О.В. Медведева предлагает применять залог по делам об имущественных преступлениях, преступлениях в сфере коммерческой деятельности и налогообложения, а также иных, в результате которых был причинен имущественный, а не физический ущерб и личность обвиняемого не имеет стойкой преступной ориентации^¹⁷⁰.

Как относятся к проблеме применения залога работники современного следственного аппарата? В ходе проведенного нами анкетирования было опрошено 124 следователя следственных подразделений ГУВД по Красноярскому краю, ГУВД по Хабаровскому краю и МВД по Республике Саха (Якутия).

На вопрос, допустимо ли применение залога следователем ОВД по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях, большинство респондентов, правда, с небольшим перевесом, ответили отрицательно: 71 (57,3%) против 53 (42,7%). Из числа ответивших утвердительно на вопрос о возможности применения залога по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях, 21 (39,6%) следователей считают, что это, в первую очередь, имущественные преступления, 11 (20,8%) – преступления против личности, 8 (15,1%) – другие преступления, а 13 (24,5%) ответили, что это не имеет значения.

В реальной правоприменительной практике органов предварительного следствия по данным Информационного центра ГУВД по Красноярскому краю ситуация складывается следующим образом^¹⁷¹ (см. табл. 1):

Таблица 1 – Распределение случаев избрания залога по категориям преступлений в Красноярском крае за 2002-2005 г.г.

	Годы	Всего за период с 2002-2005 г.г.
2002	2003	2004	2005
Всего случаев избрания залога Из них:	47	16	10	8	81 (100 %)
по делам об особо тяжких преступлениях	10	6	3	1	20 (24,4%)
по делам о тяжких преступлениях	18	9	4	5	36 (44,4%)
по делам о преступлениях средней тяжести	8	1	3	2	14 (17,3%)
по делам о преступлениях небольшой тяжести	11	0	0	0	11 (13,6%)

Таким образом, следователи избирают залог, в основном, по делам о тяжких преступлениях, немного меньше - об особо тяжких. Случаи избрания данной меры пресечения по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести занимают незначительный удельный вес в общем количестве.

Что касается видов преступлений, по делам о которых избирался залог в качестве меры пресечения в период с 2002-2005 гг., то в 25 (31%) случаях – это преступления против собственности, еще в 25 (31%) – преступления против общественной безопасности и общественного порядка (среди которых превалируют хулиганство и незаконный оборот наркотических средств), в 21 (26%) – против личности, в 10 (12%) – иные преступления (в основном, это взяточничество, изготовление, сбыт поддельных денег, повреждение документов и др.). Вопреки существующим рекомендациям не применять залог по делам о тяжких преступлениях против личности либо корыстно-насильственной направленности, около трети случаев избрания данной меры пресечения приходится именно на указанные категории дел.

Выбор самого оптимального вида меры пресечения в каждом конкретном случае предваряет выявление и изучение данных о личности обвиняемого. При определении пределов изучения личности нельзя совершенно абстрагироваться от совершенного им преступления, но нельзя также исходить лишь из тяжести и характера совершенного им деяния^¹⁷².

Представляется совершенно очевидным то, что залог не приемлем в отношении неоднократно судимых лиц, ведущих асоциальный образ жизни, к алкоголикам, наркоманам.

Семейное положение обвиняемого (подозреваемого) также является обстоятельством, учитываемым при решении вопроса о мере пресечения. Наличие у него семьи, особенно если обвиняемый - женщина, большое число детей, других иждивенцев снижают вероятность его уклонения от следствия и суда. Поэтому в таких случаях применение залога может обеспечить надлежащее воздействие на поведение обвиняемого даже при обвинении его в совершении тяжкого преступления.

Кроме того, необходимо учитывать психофизические особенности личности. Сведения о них можно почерпнуть из анкетных данных. Это, прежде всего, относится к такому фактору, как возраст. К лицам пожилого, старческого возраста, к несовершеннолетним из соображений гуманности адекватной заменой заключения под стражу даже по делам о тяжких преступлениях может стать именно залог.

Так, по сведениям С.И. Вершининой, из 256 случаев применения залога в 69 - данная мера пресечения избиралась в отношении несовершеннолетних; в 18 – учитывалось наличие иждивенцев. Во всех указанных случаях залог оказался эффективным средством воздействия^¹⁷³.

Абсолютное большинство опрошенных нами следователей (119 из 124) считает, что залог не может применяться в качестве меры пресечения к лицам, не имеющим постоянного места жительства, а также к лицам, подлежащим регистрации. Такая позиция вполне разумна и поддерживается законодателем.

Автор данного исследования, работая следователем УВД г. Якутска, в 1997 году избирал меру пресечения – залог в отношении лица, обвиняемого в совершении тяжкого преступления (причинение тяжкого вреда здоровью). Обвиняемый Р., являвшийся студентом одного из вузов, в ходе ссоры выстрелил с близкого расстояния из имевшегося у него газового пистолета в лицо потерпевшему, в результате чего у того был поврежден один глаз. В процессе предварительного следствия по делу Р. искренне раскаивался в содеянном, активно предпринимал меры по возмещению ущерба, причиненного здоровью потерпевшего (оплатил дорогостоящую операцию в г. Москве). Он имел постоянное место жительства (проживал с родителями), ранее не привлекался к уголовной ответственности, собирался вступить в брак. С учетом указанных обстоятельств, а также положительных данных о личности, полученных с места учебы, и был применен залог. Залогодателем выступил отец обвиняемого. Впоследствии обвиняемым не была нарушена избранная мера пресечения. Судом он был осужден к условной мере наказания. Приведенный случай применения залога, полагаем, свидетельствует о том, что данная мера пресечения может быть вполне эффективна даже при обвинении лица в тяжком преступлении, и в каждом конкретном случае следователь должен принимать решение самостоятельно, с учетом всех факторов, влияющих на выбор меры пресечения.

Следователям различных подразделений следственного управления при МВД РС (Я) и аналогичных структур ГУВД по Красноярскому краю и ГУВД по Хабаровскому краю было предложено выбрать пять наиболее значимых, по их мнению, обстоятельств, которые должны учитываться при принятии положительного решения о применении залога в качестве меры пресечения. Выбор следователей распределился следующим образом: на такое обстоятельство, как активное способствование раскрытию и расследованию преступления либо полное или частичное возмещение ущерба, причиненного преступлением, указало наибольшее число респондентов – 103 человека (83% из числа опрошенных). Отсутствие в прошлом фактов привлечения к уголовной ответственности и судимостей выделили 99 следователей (79,8%); наличие у обвиняемого (подозреваемого) постоянного места жительства либо постоянного места работы – 94 респондента (75,8%); совершенное обвиняемым (подозреваемым) преступление не представляет значительной общественной опасности и относится к категории небольшой и средней тяжести – 89 (71,8%); наличие семьи и (или) иждивенцев – 70 (56,5%).

Интересно, что только 23 респондента (18,5% от общего числа) выделили значимость такого обстоятельства, как возможность внесения залоговой суммы без значительного материального ущерба для обвиняемого, его семьи. В то же время при ответе на вопрос о причинах неприменения залога, 42 (34%) опрошенных указали на неплатежеспособность, несостоятельность и отсутствие денежных средств у обвиняемых.

Полагаем, причина такого расхождения кроется в том, что при определении значимости того или иного обстоятельства следователи, в основном, выделяют те из них, которые общепринято учитывать при избрании любой меры пресечения, не берут при этом во внимание обстоятельства, специальные непосредственно для залога.

При избрании залога помимо общих в отношении всех мер пресечения обстоятельств, перечисленных в ст. 99 УПК РФ, должны учитываться специальные для залога. Это обстоятельства, характеризующие отношения обвиняемого с залогодателем (если залог вносится не обвиняемым, а третьим лицом); возможность залогодателя обеспечить правомерное поведение обвиняемого на свободе; имущественное положение залогодателя или возможность внесения обвиняемым залоговой суммы без значительного материального ущерба для него и его семьи.

Поскольку нормы о залоге включают в себя оценочные признаки, они предоставляют правоприменителю (следователю) возможность учесть конкретные обстоятельства уголовного дела при выборе решения, что бесспорно, имеет положительное значение. В то же время имеется возможность для «крена» к субъективизму. Одни и те же обстоятельства могут оцениваться разными следователями неодинаково и, соответственно, привести к диаметрально противоположным решениям.

В начале стадии принятия решения, кроме уточнения вышеуказанных обстоятельств, следователю необходимо определиться с предметом и размером залога. Проблемные вопросы, касающиеся предмета залога, а также предлагаемые процессуалистами пути его определения мы рассмотрели в предыдущей главе. Как наши данные, так и исследования других авторов свидетельствуют, что в качестве предмета залога выступают только деньги, как правило, в российских рублях^¹⁷⁴. Хотя весьма показательны результаты ответов опрошенных нами следователей на вопрос анкеты: «Что Вы могли бы использовать в качестве предмета залога при избрании этой меры пресечения?». Из 124 респондентов 107 (86,3%) указали денежные средства, причем 18 (14,5%) из них допускают принятие денежных средств в долларах США, евро и иной свободно конвертируемой валюте, тогда как остальные 89 (71,8%) предпочитают деньги в рублях. 7 следователей (5,6%) считают, что в качестве предмета залога можно использовать автотранспорт. 8 (6,5%) следователей допускают использование в качестве предмета залога драгоценные металлы, камни, а также изделия из них. Картины, антиквариат, коллекции и другие вещи и произведения, имеющие высокую стоимость в денежном выражении или значимость для истории, науки, культуры, считают возможным рассматривать в качестве предмета залога только 2 (1,6%) следователя. И, наконец, ни один из опрошенных респондентов не желает рассматривать ценные бумаги и объекты недвижимости в качестве предмета залога.

Полагаем, предпочтение в выборе предмета залога следователи органов внутренних дел отдают наиболее несложным и понятным (знакомым) в документальном оформлении и хранении видам.

Действительно, процедура оформления, хранения и оценки отдельных предметов залога имеет сложную правовую регламентацию.

Так, если в качестве предмета залога выступают ювелирные изделия, драгоценные металлы, камни, произведения искусства, антиквариат и тому подобное, то первоначально необходимо установить их стоимость. Лицо, оценивающее предмет залога, учитывая важность процедуры, должно подлежать определенной ответственности за точность оценки. Далее необходимо предусмотреть порядок их хранения, а отдельные предметы нуждаются в особом режиме хранения. К примеру, автотранспорт должен храниться на охраняемых стоянках, что, учитывая современное регулирование данного вопроса, вызывает дополнительные сложности, а использование в качестве предмета залога недвижимости (в том числе ипотеки) порождает порой непреодолимые трудности. Поэтому залог должен выступать в виде определенных, удобных в обращении и учете предметов, достаточно ценных для обвиняемого (подозреваемого) и исключающих принадлежность другим лицам, что могло бы воспрепятствовать обращению залога в доход государства^¹⁷⁵. Этим качествам в полной мере отвечают только деньги, являющиеся всеобщим эквивалентом в имущественных отношениях.

Поэтому можно сделать вывод, что на выбор предмета залога, в первую очередь, влияют такие субъективные и объективные факторы, как: нежелание использовать более сложные процедуры оформления, вызывающие значительные временные и трудовые затраты; нельзя умалять и общую загруженность следователей; слабую осведомленность в порядке оформления и хранения; действительно сложную дополнительную правовую регламентацию порядка принятия, оформления, хранения, последующего возвращения залогодателю отдельных предметов залога.

Решением данной проблемы могла бы стать разработка межведомственной инструкции, в которой бы не только подробно разъяснялось содержание ценностей, входящих в предмет залога, но также подробно бы регламентировалась процедура принятия, оформления, хранения отдельных его видов. В настоящее время, считаем, следователи оправданно делают выбор в пользу такого предмета залога, как деньги.

Кроме того, немаловажную роль в упрощении процедуры оформления залога, на наш взгляд, сыграло бы предложение, изложенное в предыдущей главе, касающееся возможности возложения на залогодателя обязанности по собиранию и предоставлению документов, характеризующих его имущественное положение, обосновывающих ценность залога, подтверждающих право собственности на предмет залога.

Один из самых сложных вопросов, возникающих на практике, – определение суммы (размера) залога. Конкретной методики определения размера залога законодатель не дает, поэтому решение этого вопроса отнесено на усмотрение лица, избирающего залог в качестве меры пресечения, а в правовой литературе встречаются разные предложения по данному вопросу.

Так, М. Гранкин считает, что размер залога должен быть адекватен сумме штрафа, назначаемого в порядке уголовного наказания^¹⁷⁶. А.Е. Белоусов предлагает ввести понятие «посанкционального» определения суммы залога. Взяв за отправную точку минимальный размер оплаты труда, предлагается умножить его на максимальное количество лет лишения свободы в соответствии с санкцией статьи УК РФ, на основании которой выдвинуто обвинение лицу^¹⁷⁷. Например, если лицо обвиняется в совершении преступления средней тяжести, максимальное наказание за которое не превышает 5 лет лишения свободы, то сумма залога составляет 5 лет х 12 месяцев х 100 рублей = 6 000 рублей. Предложение об установлении фиксированных ставок или формальных параметров залога не представляется нам необходимым и даже возможным в силу широты спектра обстоятельств, которые необходимо учитывать для принятия верного решения о назначаемом размере денежного обеспечения. Как свидетельствует практика, разным обвиняемым при схожих по основным параметрам преступлениях устанавливается различный размер залога. И все же считаем, что сложность рассматриваемого вопроса, заставляющая следователей сделать выбор не в пользу данной меры пресечения, требует закрепления на уровне подзаконного акта (межведомственной инструкции) определенных ориентирующих положений. Если объективно закрепить верхний предел в современном обществе невозможно в силу его значительного расслоения, то нижняя граница вполне может быть установлена. Причем градуироваться она должна в зависимости от категории преступления с обязательным учетом обстоятельств конкретного уголовного дела и личности обвиняемого (подозреваемого).

Если обратиться вопросу правового регулирования суммы залога в зарубежных странах, то можно отметить, что минимальные границы суммы залога определены в законодательстве Франции, в ряде государств СНГ. В УПК Азербайджанской Республики, Армении, Казахстана предусмотрены минимальные пределы по категориям преступлений, в УПК Украины установлена нижняя граница залоговой суммы и дан минимальный предел размера залога для тяжких преступлений.

В отношении гр. К., обвиняемого по ч. 2 ст. 111 УК РФ и ч. 1 ст. 213 УК РФ, был избран залог в качестве меры пресечения. К. имел постоянное место жительства, положительно характеризовался, ранее не привлекался к уголовной ответственности. Характер его работы (водитель большегрузного автотранспорта) был связан с частыми поездками. Размер залога, определенный следователем, составил 70 000 рублей. Указанная сумма залога оказалась оптимальной, а расчет следователя верным. К. скрываться от правосудия не стал, вел себя надлежаще и в соответствии с приговором суда был осужден на 3 года условно^¹⁷⁸.

В.В. Коряковцев полагает, что по делам о преступлениях небольшой тяжести сумма залога не может быть менее 3 МРОТ, средней тяжести – не менее 10 МРОТ, по тяжким преступлениям – не менее 30 МРОТ. По особо тяжким преступлениям залог может избираться в исключительных случаях и его размер не может быть менее 50 МРОТ. Максимальный размер залога не может превышать размера заявленного гражданского иска или суммы причиненного преступлением ущерба^¹⁷⁹.

С.А. Шейфер и С.И. Вершинина считают, что размер залога во всех случаях не должен быть меньше: при обвинении в совершении преступлений небольшой тяжести – 30 МРОТ; средней тяжести – 50 МРОТ; при обвинении в совершении тяжких и особо тяжких преступлений – 100 МРОТ^¹⁸⁰.

Следует отметить, что минимальный размер оплаты труда (МРОТ) является тем параметром, по отношению к которому устанавливаются денежные взыскания в случаях неисполнения участниками уголовного судопроизводства процессуальных обязанностей (ч. 4 ст. 103, ч. 3 ст. 105, ст. 117 УПК РФ). Исчисление налогов, сборов, штрафов и иных платежей, осуществляемых в соответствии с законодательством РФ в зависимости от МРОТ (в т.ч. денежного взыскания по УПК РФ), согласно ст. 5 Федерального закона от 19.06.2000 г. № 82-ФЗ «О минимальном размере оплаты труда» до внесения соответствующих изменений в упомянутый закон производится исходя из базовой суммы, равной 100 рублям. Именно эта ставка МРОТ может браться за основу обеспечения залога. В указанном законе в ст. 1 содержится иная, более высокая ставка МРОТ, устанавливаемая исключительно для регулирования оплаты труда, определения размеров пособий по временной нетрудоспособности, для использования в иных целях она не допускается. Упомянутая ставка почти ежегодно меняется в результате внесения соответствующих изменений в редакцию ст. 1 названного закона^¹⁸¹.

Поэтому получается, что в соответствии с предложением С.А. Шейфера и С.И. Вершининой, минимальная сумма залога по преступлению небольшой тяжести, учитывая неизменную с 2001 г. ставку МРОТ, должна составлять 300 рублей, а по тяжкому и особо тяжкому – 1 000 рублей. Полагаем, здесь комментарии излишни.

Представляется, что параметр для исчисления нижнего предела залоговой суммы должен отвечать следующим критериям: во-первых, должен быть достаточно гибким, изменяемым в соответствии с экономической ситуацией в стране; во-вторых, в нем должно учитываться социальное (материальное) состояние населения в отдельном регионе. Ведь известно, что благосостояние населения в разных регионах весьма различается.

Указанным критериям не отвечает ставка МРОТ. Но вполне приемлема другая величина – прожиточный минимум, нижний (минимальный) предел которого устанавливается Правительством РФ. В каждом субъекте РФ законодательными органами устанавливаются свои прожиточные минимумы с учетом цен, продовольственной корзины: на душу населения и по основным социально-демографическим группам (для трудоспособного населения; для пенсионеров; для детей). В любом случае величина этого минимума должна быть не ниже федерального.

Считаем, минимальный предел залоговой суммы должен быть кратен именно величине прожиточного минимума, устанавливаемого в субъектах РФ, так как в этом параметре учитываются сложившиеся цены в конкретном регионе, социальное положение основной массы населения по конкретным группам.

Предложить величину кратности для минимального предела залоговой суммы не представляется нам возможным, т.к. для этого необходимо отдельное исследование: нужно в результате анализа практики применения залога выявить его размеры, эффективные для обеспечения надлежащего поведения обвиняемых (подозреваемых) в зависимости от категории совершенных ими преступлений и других обстоятельств, указанных в законе (ч. 1 ст. 106 УПК РФ). Возможно, потребуется даже проведение своеобразного эксперимента на протяжении определенного времени с целью выявления оптимального размера залоговой суммы. Только на основе такого исследования можно разработать методические рекомендации по определению нижнего предела залоговой суммы, которые можно закрепить в подзаконном акте.

Полагаем, нет необходимости устанавливать минимальные параметры залоговой суммы непосредственно в УПК РФ, т.к. они должны с определенной периодичностью пересматриваться, что не реально, учитывая порядок внесения изменений в уголовно-процессуальное законодательство. Их можно включить в инструкцию по применению залога, утвержденную ведомственным актом (приказом МВД РФ, например) и согласованную с Генеральной прокуратурой РФ, либо предусмотреть в межведомственной инструкции.

Устанавливать сумму залога в каждом конкретном случае следователю необходимо, как мы уже указывали выше, руководствуясь всей совокупностью обстоятельств, подлежащих учету. Так, нижние пределы размера залога, приемлемые для преступлений общеуголовной направленности, могут быть неприменимы, скажем, к случаям обвинения по делам о налоговых и экономических преступлениях со значительным материальным ущербом. Обвиняемый может внести минимальную сумму (из части похищенного или укрытого от налогообложения имущества) и находиться до суда на свободе, при этом активно противодействовать расследованию, одновременно, учитывая ограниченную формулировку цели залога (ч. 1 ст. 106 УПК РФ), выполняя обязательства по неуклонению и явке по вызовам, не совершая новых преступлений. В таких случаях, считаем, определять размер залога можно в зависимости от причиненного материального ущерба.

В стадии принятия решения о залоге следователю необходимо определиться с кругом лиц, являющихся субъектами внесения залога.

В соответствии с ч. 1 ст. 107 УПК РФ залог может быть внесен подозреваемым, обвиняемым либо другим физическим или юридическим лицом. Такое положение позволяет говорить о двух формах залога: 1) залог, вносимый самим обвиняемым (подозреваемым); 2) залог, вносимый другим (третьим) лицом.

Особенность последней формы залога заключается в том, что он вносится за счет средств другого лица, добровольно возлагающего на себя обязанность внести залоговую сумму с тем, чтобы обеспечить надлежащее поведение обвиняемого, что также становится его обязанностью. Поэтому в соответствии с ч. 3 ст. 106 УПК РФ ему разъясняется существо подозрения, обвинения, в связи с которым избирается данная мера пресечения, а также связанные с ней обязательства и последствия их невыполнения или нарушения.

Залогодателем может выступать как физическое, так и юридическое лицо. Никаких дополнительных требований к нему закон не предъявляет.

Возникает вопрос, допускается ли внесение залога несколькими лицами? Полагаем, что использование залогодателем термина «физическое лицо» в единственном числе исключает возможность его внесения несколькими лицами, что совершенно справедливо. Это, во-первых, снизило бы эффективность данной меры, поскольку имущественная ответственность «размывалась» бы участием нескольких залогодателей. Во-вторых, усложнило бы и без того непростую в процессуальном отношении процедуру внесения залога. В-третьих, могло бы породить между залогодателями нежелательные споры гражданско-правового характера.

Поддерживаем мнение В.В. Коряковцева^¹⁸², что в действующем законодательстве необходимо указать в общей форме то, что залогодатель – третье лицо должен отвечать определенным требованиям: отсутствие судимости, наличие постоянного места жительства и работы, положительных характеристик, известного источника дохода и т.д. Выдвижение такого требования к залогодателю, не являющемуся обвиняемым, может пресечь попытки внесения залога членами преступных групп, внесение в качестве залога преступно или незаконно добытого имущества и т.п. Представляется целесообразным также исключить из круга залогодателей лиц, полностью или частично недееспособных.

В законодательстве не решен вопрос о возможности юридических лиц выступать залогодателем. Безусловно, в качестве юридического лица – залогодателя не могут выступать бюджетные предприятия, учреждения, организации, поскольку они не вправе расходовать деньги на эти цели.

Возможна ситуация, когда у юридического лица, выступающего залогодателем, несколько учредителей. Полагаем, что в данном случае от каждого соучредителя должно быть получено письменное согласие на внесение залога.

То же касается случаев, когда имущество, являющееся предметом залога, находится в совместной собственности. Следователю необходимо истребовать помимо документа, подтверждающего собственность на имущество, еще и письменное согласие лиц-совладельцев данного имущества на внесение залога или письменный отказ от своей доли в пользу залогодателя.

В практике применения залога может возникнуть вопрос о возможности ограничения имущественной ответственности залогодателя и обращении залога в доход государства, если залогодатель докажет, что сделал все возможное для обеспечения правомерного поведения обвиняемого. П.И. Люблинским еще в 1923 г. предлагалось освобождать залогодателя от имущественной ответственности, если последний укажет место нахождения обвиняемого после побега, даст возможность его задержать, подвергнуть приводу^¹⁸³. Нам представляется бесспорным, что залогодатель должен иметь право на подобные действия. Однако полагаем, что дача осмысленного согласия на внесение залога вместо обвиняемого охватывает возможные последствия этого действия, естественно, при официальном разъяснении этих последствий и обязанности контролировать поведение обвиняемого. В любом случае, решение по данному вопросу возложено законодателем не на следователя, а на суд (ч. 4 ст. 106 УПК РФ).

Считаем, что залогодателю должна быть предоставлена возможность отказаться от принятых на себя обязательств до избрания судебным или следственным органом новой меры пресечения или замены залогодателя. Тут может возникнуть вопрос о виде меры пресечения, заменяющей залог. Обязательно ли это должна быть более строгая мера пресечения? Логичнее предложить альтернативу: либо более строгая мера пресечения (заключение под стражу, домашний арест), либо замена залогодателя. Подобный порядок установлен, к примеру, в нормативном акте, регулирующем применение залога в Республике Казахстан^¹⁸⁴. По нашему мнению, закрепление в уголовно-процессуальном законодательстве такого положения будет нецелесообразным, так как в конкретной уголовно-процессуальной ситуации в зависимости от обстоятельств обеспечить правомерное поведение обвиняемого может и другая, менее строгая мера пресечения. Кроме того, закрепление подобного положения неизбежно сведет процедуру изменения меры пресечения - залога к своеобразному торгу, который не допустим.

54% (67 из 124) опрошенных нами следователей заявили, что при решении вопроса о мере пресечения предпочтение отдадут подписке о невыезде или заключению под стражу, нежели залогу.

Среди причин неприменения залога называют следующие: 39,5% следователей (49) указывают на отсутствие практики применения залога; 13,7% (17) – на сложность процессуального оформления; 12% (15) – на неэффективность залога; 9% (11) следователей объясняют это техническими сложностями, связанными с определением предмета залога, денежного эквивалента ценностей, вносимых в качестве залога, отсутствием мест хранения ценностей и другими аналогичными проблемами. Среди иных мотивов неприменения залога в качестве меры пресечения указывают, как мы уже отмечали выше, неплатежеспособность, несостоятельность, невозможность внесения залоговой суммы обвиняемым – 32% (25,8).

Думаем, недостаточно частое применение залога или отказ от его применения в качестве меры пресечения обусловлены всей совокупностью проблем, возникающих при применении названной меры пресечения. Однако необходимо проанализировать основные причины неприменения залога.

Ссылка на неэффективность залога, на наш взгляд, не выдерживает критики. В подтверждение эффективности данной меры пресечения мы уже приводили доводы. На наш взгляд, здесь причина кроется в определенной косности, консерватизме, обычной лени и даже в деформации правосознания отдельных следователей и других правоприменяющих субъектов. Так, один из старших следователей контрольно-методического отдела следственного управления МВД по РС(Я) на вопрос «Применяете ли Вы залог в качестве меры пресечения?» заявил дословно следующее: «А зачем? Столько лишних бумаг, суеты! Легче арестовать. Тем более, что проблем с заключением под стражу, как правило, у нас с судьями не возникает».

Достаточно большое количество респондентов указали на отсутствие практики применения залога как на основную причину отказа от данной меры пресечения.

Действительно, залог применяется крайне редко. Данные, свидетельствующие об этом, мы уже приводили в предыдущем параграфе. В условиях отсутствия практического опыта применения залога следователи, безусловно, испытывают определенный страх перед ее избранием, у них формируется неуверенность в правильности действий и решений. Здесь необходима разъяснительная работа со стороны более опытных сотрудников, которая, учитывая всеобщую загруженность следователей, не всегда проводится. В какой-то степени решить эту проблему может принятие нормативного акта, разъясняющего сложные моменты, возникающие при применении залога. Таким актом, как мы уже отмечали, может стать инструкция по применению залога.

Если проанализировать практику применения залога в качестве меры пресечения за последние два десятилетия, то выявится интересная картина. Оказывается, наибольшее количество случаев избрания данной меры пресечения приходится на 1997-2001 годы. Затем наблюдается спад количества случаев избрания залога^¹⁸⁵.

Опрошенные нами сотрудники из числа руководящих работников следственного аппарата за многолетнюю практическую деятельность по расследованию преступлений вспоминают, в целом, не более двух-трех случаев избрания ими залога в качестве меры пресечения. И избирали они его, как правило, в 1997-2001 г.г. В эти годы шло становление рыночных отношений в стране. Поэтому обращение в практике расследования к мере пресечения, использующей помимо административных, более гуманный экономический метод воздействия, вполне объясним.

Однако осмелимся предположить и иные причины активизации случаев применения залога в указанный период времени, лежащие глубже, не на поверхности.

Так, в указанный период ощущалась острая нехватка следователей; из-за систематической несвоевременной выплаты заработной платы наблюдался активный отток из следственных органов опытных следователей; даже появилась своеобразная должность младшего следователя, на которую принимались лица, не имеющие соответствующего юридического образования. В то же время залоговые суммы сдавались на хранение в финансовую часть УВД по приходному кассовому ордеру, а не на депозит суда (куда они должны были сдаваться в соответствии с нормами УПК РСФСР). Там денежные средства находились вплоть до направления уголовного дела в суд. Это давало возможность для финансовых нарушений, незаконных операций с этими суммами на определенный период времени. Например, в 1997 году целое следственное подразделение городского отдела милиции Якутска получило своевременно заработную плату за счет суммы залога. И этот факт явного нарушения особенно не скрывался, даже приводился в качестве аргумента в пользу активного использования залога. Были также случаи своевременного получения аванса, заработной платы следователем за счет сданной им в кассу УВД залоговой суммы.

Можно, конечно, опровергнуть изложенную причину мотивации следователя, указав, что на примере одного региона Российской Федерации нельзя судить о практике применения залога в целом по стране. Тем не менее, на случаи нарушений, внесения залоговой суммы не на депозит суда, а в финансовую часть УВД, РУВД и даже хранения их в рабочих сейфах следователей в те годы указывают и другие авторы.

Так, С.И. Вершинина приводит примеры массового нарушения правил хранения и сдачи денежных средств следователями УВД г. Тольятти^¹⁸⁶.

В настоящее время залог вносится на депозит органа, избравшего данную меру пресечения. Однако случаев получения за счет залоговой суммы каких-либо выплат не наблюдается. Справедливости ради следует заметить, что и заработная плата у следователя в настоящее время на порядок выше, и получают они ее своевременно, а не с задержкой в несколько месяцев, как в конце 90-х годов прошлого столетия.

Вместе с тем, нельзя полностью умалять возможность создания системы стимулирования применения рассматриваемой меры пресечения. Так, Т.А. Ханов считает, что этому может способствовать внесение дополнения в уголовно-процессуальное законодательство, предусматривающее при возврате залога залогодателю или обращении его в доход государства оставление определенной его части на счету органа предварительного расследования, применявшего данную меру пресечения^¹⁸⁷. Аналогичный порядок предусмотрен в Республике Кыргызстан, где при возврате залоговых средств, 5 % внесенного залога обращается в доход государства.

Сложность процессуального оформления залога также является одной из причин, предопределяющих выбор следователем другой меры пресечения. По общему правилу, определяющему процессуальную форму применения любой меры пресечения, о применении залога должно выноситься мотивированное постановление (ч. 2 ст. 106 УПК РФ). В случае, если инициатором избрания названной меры пресечения выступает следователь, его постановление о возбуждении перед судом соответствующего ходатайства должно быть согласовано с руководителем следственного органа (ст. 106, ч. 3 ст. 108 УПК РФ). В следственных подразделениях органов внутренних дел постановление следователя и раньше нередко согласовывалось с начальником следственного подразделения или с его заместителем, хотя решения последних лиц до недавнего времени никакой юридической силы не имели, так как не были предусмотрены уголовно-процессуальным законодательством. Однако, бесспорно, они играли решающую роль в формировании решения о залоге у подчиненного следователя.

В постановлении должны содержаться основания и обстоятельства, учитываемые при избрании этой меры пресечения, сведения о преступлении, в котором подозревается или обвиняется лицо, должна быть указана сумма залога, фамилия и другие данные о личности залогодателя.

До внесения изменений в уголовно-процессуальное законодательство, связанных с отнесением правомочия по избранию залога суду, следователь выносил постановление об избрании залога в двух экземплярах и объявлял об этом лицу, в отношении которого оно было вынесено. Им же вручалась копия постановления лицу, в отношении которого оно было вынесено, а также его защитнику или законному представителю по их просьбе. Представляется, что в настоящее время обязанность объявления, вручения копии постановления об избрании залога возлагается на орган, принявший решение, т.е. на суд. Судьей также должен быть составлен протокол принятия залога, копия которого должна быть вручена залогодателю.

Таким образом, следователь должен представить суду документы, обосновывающие залог и оформить постановление о возбуждении ходатайства об избрании залога в виде меры пресечения. Оформление последующих документов в случае принятия решения об его избрании лежит уже на судье.

Согласно ч. 2 ст. 106 УПК РФ, если внесение залога применяется вместо ранее избранных мер пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста, то подозреваемый, обвиняемый остается под стражей или домашним арестом до внесения на депозитный счет суда залога, который был определен судом, избравшим эту меру пресечения.

Лицо должно освобождаться из-под стражи начальником места содержания под стражей в соответствии со ст. 49 Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» от 15 июля 1995 г. на основании поступившего к нему постановления об изменении меры пресечения. Однако с формально-юридической точки зрения, момент замены одной меры пресечения (заключения под стражу) на другую (залог) должен связываться не столько с моментом составления постановления об этом или внесения на депозитный счет денег, сколько с моментом составления протокола о принятии залога. С этого момента он и должен освобождаться из-под стражи.

В связи с изложенными соображениями предлагаем следующую редакцию ч. 2 ст. 106 УПК РФ: «Залог в качестве меры пресечения избирается в отношении подозреваемого или обвиняемого по решению суда в порядке, установленном статьей 108 настоящего Кодекса. Залог может быть избран в любой момент производства по делу. О принятии залога составляется протокол, копия которого вручается залогодателю. Если внесение залога применяется вместо ранее избранной меры пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста, то подозреваемый, обвиняемый освобождается из-под стражи и домашнего ареста только при поступлении постановления или определения суда об изменении меры пресечения, а также протокола о принятии залога».

Соответствующее дополнение необходимо внести также в ст. 49 Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений».

Здесь может возникнуть вопрос: а вправе ли следователь изменить меру пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста на залог самостоятельно, без решения суда, ведь ч. 4 ст. 110 УПК РФ о том, что мера пресечения, избранная судом, может быть отменена или изменена только судом, утратила силу? Здесь полагаем можно ответить однозначно: в соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 29 УПК РФ только суд правомочен принимать решение об избрании меры пресечения в виде залога, соответственно, изменение заключения под стражу на залог допускается только по решению суда.

В случае невыполнения или нарушения подозреваемым, обвиняемым обязательств, связанных с внесенным за него залогом, залог обращается в доход государства по судебному решению, выносимому в соответствии со статьей 118 УПК РФ (ч. 4 ст. 106 УПК РФ). В такой ситуации следователю необходимо задействовать процедуру обращения залога в доход государства, включающую в себя составление протокола, в котором излагаются обстоятельства, свидетельствующие об уклонении от явки по вызову обвиняемого (подозреваемого) либо о совершении им нового преступления. К протоколу прилагаются документы, подтверждающие невыполнение и нарушение обязательств: корешки повесток, протоколы допросов свидетелей, постановление о привлечении в качестве обвиняемого, постановление об избрании меры пресечения в виде залога и др. Протокол с указанными документами направляется в суд, где должен быть рассмотрен в течение 5 суток с момента поступления.

Кроме того, в данном случае возникают основания для изменения меры пресечения на более строгую. Таким образом, речь идет о двух разных решениях: изменении меры пресечения и взыскании залога. Соответственно, они оформляются разными процессуальными документами. Так как избрать меру пресечения в виде заключения под стражу (домашнего ареста) вправе только суд, то следователь в указанной ситуации должен вынести постановление о возбуждении перед судом соответствующего ходатайства. Оно должно быть направлено в суд вместе с протоколом о нарушении и невыполнении обязательств, связанных с залогом, со всеми прилагающимися документами в обоснование такого решения.

Согласно ч. 5 ст. 106 УПК РФ в случае принятия следователем решения о прекращении уголовного дела или уголовного преследования в отношении лица, к которому применен залог в качестве меры пресечения, он возвращает залог залогодателю, о чем указывается в постановлении о прекращении уголовного дела (уголовного преследования). Однако в данной ситуации неясна процедура возвращения следователем залога. Ведь залоговая сумма будет храниться на депозите суда – органа, избравшего данную меру пресечения. Какие необходимы и достаточны в данном случае документы, чтобы залогодатель беспрепятственно смог получить обратно залоговую сумму в суде? В законодательстве нет разъяснений по данному случаю.

Залог должен возвращаться под роспись залогодателя. О возвращении залога должен составляться протокол с подробным указанием возвращенных ценностей, подлежащий приобщению к материалам уголовного дела.

Резюмируя изложенное, сформулируем выводы по настоящему параграфу:

1. При применении залога следователь испытывает большие затруднения на всех стадиях процесса применения залога, что является основной причиной слабой востребованности данной меры пресечения в практической деятельности органов расследования. Такое положение сложилось в результате сложности правовой регламентации данной меры пресечения, имеющей черты гражданско-правового договора, а также непродуманности и неурегулированности отдельных норм о залоге, изобилия законодательных пробелов.

2. Помимо общих оснований применения меры пресечения, при избрании залога необходимо специальное его основание, заключающееся в достижении соглашения между правоохранительным органом и обвиняемым (третьим лицом) об условиях и правовых обязательствах сторон.

3. Как свидетельствует практика, сфера применения залога достаточно широка. В этом вопросе следователь не должен ограничивать свой выбор избранием данной меры пресечения только в отношении лиц, обвиняемых в совершении преступлений тяжких и средней тяжести. Залог вполне может быть эффективен как при обвинении в тяжком, так и в особо тяжком преступлении, но только после тщательного изучения и оценки следователем всех обстоятельств уголовного дела.

4. Круг этих обстоятельств невозможно очертить полностью, однако обязательному учету подлежат помимо общих обстоятельств ст. 99 УПК РФ следующие специальные для залога обстоятельства: данные, характеризующие отношения обвиняемого с залогодателем (если залог вносится не обвиняемым, а третьим лицом); возможность залогодателя обеспечить правомерное поведение обвиняемого на свободе; имущественное положение залогодателя или возможность внесения обвиняемым залоговой суммы без значительного материального ущерба для него и его семьи.

5. Учитывая сложность вопроса правового регулирования предмета залога, представляется, что он должен выступать в виде определенных, удобных в обращении и учете предметов, достаточно ценных для обвиняемого и исключающих принадлежность другим лицам. Поэтому следователь оправданно избирает в качестве предмета залога, как правило, деньги, являющиеся всеобщим эквивалентом в имущественных отношениях.

6. Необходимо разработать методические рекомендации по определению нижнего предела залоговой суммы, который должен быть кратен размеру прожиточного минимума, устанавливаемого в субъектах Российской Федерации.

7. Отдельные вопросы залога, имеющие важное значение для его практического применения, не получили отражения в современном уголовно- процессуальном законодательстве, в связи с чем последнее нуждается в изменениях и дополнениях. Так, необходимо дополнить ч. 2 ст. 106 УПК РФ положениями, регулирующими вопросы изменения заключения под стражу и домашнего ареста на залог и, соответственно, освобождения обвиняемого.

8. Считаем, что множество вопросов, возникающих в практике применения данной меры пресечения, можно разрешить путем дачи развернутого толкования норм УПК о залоге и рекомендаций по его применению в «Инструкции по применению залога» на межведомственном уровне, согласованной с Генеральным прокурором РФ (после соответствующей правовой экспертизы в Министерстве юстиции РФ).

3.3. Пределы усмотрения следователя при избрании домашнего ареста

Домашний арест, призванный, по замыслу законодателя, стать реальной альтернативой заключению под стражу, в настоящее время применяется крайне редко. Немаловажную роль в этом сыграло своего рода вето, наложенное на применение домашнего ареста приказом Генеральной прокуратуры РФ № 39 от 5 июля 2002 г. «Об организации прокурорского надзора за законностью уголовного преследования в стадии досудебного производства». Последнее вполне оправданно, так как на сегодняшний день в действующем УПК РФ не устанавливаются надлежащие единообразные механизмы, регулирующие порядок применения домашнего ареста, не определены конкретные органы, на которые возлагается осуществление надзора за соблюдением установленных ограничений. Кроме того, не определены способы и методы контроля, права и обязанности его участников, не урегулированы вопросы, касающиеся жизнедеятельности обвиняемых (подозреваемых) в условиях строгого контроля. Отсутствие нормативной, организационной и материально-технической базы для исполнения домашнего ареста практически исключает использование данной меры пресечения на практике.

В то же время нельзя утверждать, что данная мера пресечения не применяется вообще.

Так, по данным Н. Козловой^¹⁸⁸, за 6 месяцев 2004 г. было удовлетворено 357 ходатайств об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста. Эти данные расходятся с результатами исследования, проведенного Ю.Г. Овчинниковым. По его данным, домашний арест избирался лишь в 29 субъектах Российской Федерации, общее количество составило 403 случая. Из них в 2002 г. (июль-декабрь) – 17 случаев, в 2003 г. – 129, в 2004 г. – 133, в 2005 г. (январь-июнь) – 124 случая^¹⁸⁹.

Следует отметить, что статистические данные по домашнему аресту не отражены в отчетах судов и прокуратуры, также сбор этой информации не осуществляется и в Главном информационно-аналитическом центре МВД России (ГИАЦ). Поэтому судить о количестве случаев избрания домашнего ареста можно только на уровне субъектов Российской Федерации путем направления соответствующих запросов. В этой связи, полагаем, данные разных исследователей по домашнему аресту не совпадают.

По данным ИЦ ГУВД по Красноярскому краю, полученным по-нашему запросу, в период с 2002 г. по 2006 г. в указанном регионе домашний арест избирался 13 раз: в 2002 г. – 2 случая; в 2003 г. – 4 случая; в 2004 г. – 7 случаев; в 2005-2006 г.г. не было ни одного случая избрания названной меры пресечения. В 12 случаях домашний арест избирался судом по инициативе следователей органов внутренних дел и лишь в одном случае – по инициативе следователя прокуратуры.

Мы уже отмечали, что усмотрение следователя формируется на основе множества как объективных, так и субъективных факторов, одним из которых является правоприменительная практика. В условиях такого незначительного количества случаев избрания домашнего ареста судить о возможностях выбора (усмотрения) следователя можно, в основном, опираясь на нормы, регламентирующие названную меру пресечения, которые выступают пределами такого усмотрения. Поэтому, основываясь на уголовно-процессуальном законе, попытаемся выявить и определить эти пределы.

Сфера выбора надлежащих правовых норм о домашнем аресте ограничена только нормами уголовно-процессуального законодательства, прежде всего ст. 107 УПК РФ, нормами, регламентирующими общий порядок избрания и применения меры пресечения, и отчасти – ст. 108, 109 УПК РФ. Учитывая недосказанность, неурегурованность множества вопросов в правовой регламентации рассматриваемой меры пресечения, а также достаточно сложный порядок ее применения, правоприменитель, бесспорно, испытывает трудности в выборе и уяснении норм о домашнем аресте, что не способствует востребованности его в практической деятельности.

Для избрания конкретной меры пресечения следователю необходимо установить основания ее применения.

Вопрос об общих основаниях применения меры пресечения мы частично рассмотрели в предыдущей главе. Вместе с тем, следует, на наш взгляд, остановиться на тех проблемных вопросах, которые наиболее актуальны именно для самых строгих мер пресечения (заключения под стражу и домашнего ареста) и неоднозначность в их решении негативно сказывается на практике. В научной литературе продолжаются дискуссии о характере и требованиях к сведениям, которые должны выступать основаниями для избрания меры пресечения. Эти сведения условно можно разделить на две группы: сведения, содержащие информацию о причастности лица к совершению преступления и сведения, свидетельствующие о возможном противоправном поведении обвиняемого (подозреваемого).

Так, существует вопрос о соотношении фактических данных для избрания мер пресечения с наличием доказанности причастности лица к совершению преступления.

Одни авторы считают, что меры пресечения, избираемые по судебному решению, связаны с наличием у суда достоверных данных, подтверждающих факт обоснованности обвинения в совершении уголовно наказуемого деяния^¹⁹⁰. Поэтому наличие в уголовном деле доказательств, подтверждающих причастность лица к совершению преступления, относится к числу обязательных условий заключения под стражу и домашнего ареста,^¹⁹¹ и, соответственно, эти сведения должны быть предметом судебной проверки при принятии решения об их избрании.

«Когда обвинение сформулировано преждевременно или с какими-то дефектами, искажающими полную картину преступления, - как справедливо отмечает З.Д. Еникеев, это прямо пропорционально влияет на правомерность применения мер пресечения»^¹⁹². Незаконное и необоснованное привлечение лица в качестве обвиняемого напрямую влечет за собой и незаконное применение меры пресечения.

Согласно второй позиции, суду следует ограничиваться только выяснением наличия предусмотренных УПК РФ оснований для избрания данных мер пресечения, не касаясь оценки доказательств, положенных в основу обвинения^¹⁹³.

В таком случае, по их мнению, «создается опасность того, что сам факт предъявления обвинения может быть расценен как достаточное основание для применения меры пресечения» А также «если признать обвинение (подозрение) основанием меры пресечения, произойдет смешение оснований производства различных процессуальных действий, сотрется четкая грань между привлечением лица в качестве обвиняемого и применением меры пресечения, которые, по общему правилу, хотя и следуют одно за другим, однако по своему характеру и назначению в системе уголовного судопроизводства далеко не равнозначны»^¹⁹⁴.

Мы позволим себе не согласиться с последними утверждениями, т.к. считаем, смешения оснований в данном случае не происходит, а обоснованное основание для привлечения лица в качестве обвиняемого выступает необходимым условием для любой меры пресечения, в том числе для домашнего ареста.

Согласно разъяснению Пленума Верховного суда РФ от 5 марта 2004 г. № 1 к ходатайству об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а равно и домашнего ареста, органам, ведущим уголовное досудебное производство, следует прилагать материалы, подтверждающие причастность лица к совершению преступлений, и материалы, дающие основания полагать, что лицо возведено в статус обвиняемого или подозреваемого. К таким документам относятся: копии постановлений о возбуждении уголовного дела (особенно в случае возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица, что автоматически возводит человека в статус подозреваемого по п.1 ч.1 ст.46 УПК РФ) и привлечении лица в качестве обвиняемого, копии протоколов задержания, допросов подозреваемого, обвиняемого^¹⁹⁵.

Таким образом, основаниями для избрания меры пресечения будут являться сведения, свидетельствующие о возможности противоправного поведения лица, в отношении которого решается вопрос о мере пресечения, а сведения о причастности лица к совершению преступления будут скорее не основаниями, а обязательным условием для ее избрания.

В процессуальной литературе принято выделять помимо общих для всех мер пресечения, особенные (специальные) основания избрания и применения конкретного вида меры пресечения. Установление специальных оснований применения домашнего ареста играет огромную роль для формирования усмотрения следователя и практического применения данной меры пресечения.

Определяя основания применения домашнего ареста, необходимо раскрыть те обстоятельства, которые предопределяют выбор данной меры пресечения в системе и возникают на первоначальном этапе принятия следователем решения об ее избрании.

Во-первых, применение домашнего ареста допускается только по делам о преступлениях, за которые законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет, в исключительных случаях до двух лет (ч. 2 ст. 107, ч. 1 ст. 108 УПК РФ).

Во-вторых, при применении домашнего ареста у органа, ведущего уголовный процесс, нет серьезных оснований опасаться побега обвиняемого. Обстоятельствами, исключающими такие опасения, могут быть тяжелая болезнь, беременность, преклонный возраст и т.д.

В то же время, в-третьих, учитывая жесткий характер ограничений прав обвиняемого (подозреваемого) при домашнем аресте, считаем, у органа, ведущего производство, должны быть обоснованные опасения, что иная, более мягкая мера пресечения не обеспечит в полной мере надлежащее поведение обвиняемого (подозреваемого), т.е. невозможно избрание более мягкой меры пресечения. Это может быть обусловлено сведениями о возможном учинении обвиняемым (подозреваемым) каких-либо существенных препятствий производству по делу. Например, данные о продолжении им преступной деятельности, попытках уничтожения доказательств или оказания давления, неправомерного влияния на участников уголовного судопроизводства.

Сведения, отражающие вышеуказанные обстоятельства и будут, по-нашему мнению, являться специальными основаниями избрания и применения домашнего ареста (фактические основания). Юридическим (процессуальным) основанием будет соответствующее решение суда об избрании в отношении подозреваемого, обвиняемого меры пресечения в виде домашнего ареста. Данная мера пресечения применяется органами предварительного расследования с согласия прокурора и по решению суда (п. 1 ч. 2 ст. 29, ч. 2 ст. 107, ч. 1 ст. 108 УПК РФ).

Немаловажную роль для усмотрения следователя при применении домашнего ареста играют также процессуальные факторы, без учета которых невозможно обеспечить законность и обоснованность их избрания. Эти факторы являются условиями применения данной меры пресечения.

Заслуживают поддержки, на наш взгляд, предложения, высказанные К.Т. Балтабаевым^¹⁹⁶ и Ю.Г. Овчинниковым^¹⁹⁷ о разделении условий избрания домашнего ареста на общие и особенные (специальные). Однако, мы не согласны с позицией Ю.Г. Овчинникова о том, что именно такие требования, как наличие возбужденного уголовного дела и субъекта, принявшего дело к производству будут являться общими условиями домашнего ареста^¹⁹⁸. Указанные требования применимы практически по всем решениям, принимаемым в ходе досудебного производства, а не только к мерам пресечения. К примеру, такое условие, как наличие возбужденного уголовного дела будет актуально для задержания лица по подозрению в совершении преступления в целях отграничения его от административного задержания.

Полагаем, условия избрания любой меры пресечения должны отличаться от общих условий досудебного производства по делу и должны относиться именно к данным видам мер уголовно-процессуального принуждения.

В данном вопросе мы поддерживаем позицию В.Т. Очередина, что общими условиями для избрания меры пресечения будут являться следующие требования:

1) определенное процессуальное положение лица, в отношении которого применяется мера пресечения, т.е. оно должно быть привлечено в качестве обвиняемого либо, в исключительных случаях, может быть подозреваемым;

2) должны быть выяснены и учтены обстоятельства, характеризующие его личность;

3) решение должно быть принято надлежащим органом и должностным лицом;

4) оно должно быть облечено в соответствующую процессуальную форму^¹⁹⁹.

Специальные условия избрания домашнего ареста должны быть связаны с процессуальным порядком принятия решения об его избрании и ограничениями, налагаемыми при его применении.

Определяющим условием применения домашнего ареста, полагаем, будет наличие у обвиняемого (подозреваемого) жилища. В этой связи необходимо определиться с содержанием термина «жилище».

По нашему мнению, понятие «жилище», содержащееся в п. 10 ст. 5 УПК РФ, не совсем корректно. Данное понятие фактически перенесено в УПК из примечания к статье 139 УК РФ с заменой содержавшихся там терминов «пригодное» и «предназначенное» на «используемое». Сейчас это понятие в п. 10 ст. 5 УПК РФ дается так: «жилище – индивидуальный жилой дом с входящими в него жилыми и нежилыми помещениями, жилое помещение независимо от формы собственности, входящее в жилищный фонд и используемое для постоянного или временного проживания, а равно иное помещение или строение, не входящее в жилищный фонд, но используемое для временного проживания». На наш взгляд, понятие, данное в УК РФ, хотя тоже не идеально, но более приемлемо. А как быть, например, в тех случаях, когда лицо использует технический этаж жилого дома для проживания? Это тоже будет жилищем?

Нам импонирует больше понятие жилища, данное в «Инструкции о применении домашнего ареста в качестве меры пресечения», разработанной и утвержденной в Республике Казахстан^²⁰⁰: «жилище – квартира, дом или комната, а в условиях плавания – каюта, а также речное или морское судно, где подозреваемый, обвиняемый постоянно или временно проживает единолично, с семьей или с другими лицами, а также иное, избранное органом, ведущим уголовный процесс, специальное место или помещение». Там же указывается, что «специальное место или помещение – это больница, клиника, пансионат, дача, иные места и помещения». Под «иными местами и помещениями», видимо, подразумеваются специально приспособленные для осуществления надзора за арестованным помещения или съемные квартиры. Возможно, это определение не совсем подходит к общему понятию жилища, но применительно к вопросам избрания домашнего ареста оно вполне приемлемо, т.к. содержит необходимый комплекс признаков рассматриваемой дефиниции. В любом случае понятие, содержащееся в статье 5 УПК РФ, должно быть скорректировано.

В п. 7 вышеуказанной инструкции, принятой в Республике Казахстан, указано, что допускается предоставление подозреваемому, обвиняемому жилища родственниками и иными лицами на время производства по уголовному делу. В таком случае требуется письменное согласие указанных лиц, а также совместно проживающих с ними совершеннолетних лиц.

В п. 8 рассматриваемой инструкции имеется следующее положение, вызывающее научно-практический интерес: «В случае заключения договора аренды жилища не по месту постоянного жительства подозреваемого, обвиняемого в период нахождения его под домашним арестом, в договоре предусматриваются права и обязанности арендодателя и арендатора, сроки и правила пользования жильем, оплаты коммунальных услуг, ответственность арендатора по содержанию в исправности жилья, вопросы досрочного расторжения договора. Арендодатель должен быть обязательно предупрежден арендатором об основной цели аренды жилья, при этом субаренда исключается»^²⁰¹. Думаем, что такое положение должно быть предусмотрено и в отечественном нормативном акте, регулирующем порядок применения домашнего ареста, так как в нем учтены специфические моменты, связанные с вопросом аренды.

Наряду с требованием о наличии жилища у обвиняемого, существуют иные факторы, которые могут рассматриваться как специальные условия. На наш взгляд, в качестве таковых могут выступать следующие требования:

- возможность установления ограничений прав субъекта, предусмотренных ч. 1 ст. 107 УПК РФ;

- возможность установления надзора за его поведением (в т.ч. с помощью технических средств) и (или) охраны места проживания арестованного.

Именно вопросы реализации указанных специальных условий домашнего ареста в настоящее время вызывают большие затруднения на практике. Такое условие, как возможность установления надзора за поведением предполагает наличие компетентного органа или должностного лица, осуществляющего такой надзор.

В соответствии с ч. 3 ст. 107 УПК РФ в решении об избрании домашнего ареста должен быть указан орган или должностное лицо, на которое возлагается осуществление надзора за соблюдением установленных ограничений и запретов. Очевидно, что без такого надзора теряется смысл избрания домашнего ареста в качестве меры пресечения. Однако в УПК РФ не решается вопрос о том, какой именно государственный орган должен его осуществлять.

В литературе высказываются разные точки зрения по этому вопросу. Одни считают, что в качестве указанных должностных лиц должны выступать участковые или оперативные уполномоченные милиции^²⁰², другие предлагают возложить контрольные и надзорные функции на судебных приставов-исполнителей Министерства юстиции РФ^²⁰³.

Полагаем, когда речь идет о применении домашнего ареста по инициативе органов предварительного расследования, возложение обязанностей по контролю и надзору на судебных приставов будет нецелесообразным. Кроме того, указанные должностные лица не в состоянии осуществлять надзор за запретом на ведение переговоров с использованием любых средств связи. В настоящее время подобными возможностями по контролю располагают ФСБ, МВД и ФСНП России.

Поэтому мы солидарны с позицией Ф.Н. Багаутдинова, В.М. Быкова и Д.А. Лискова, что надзор за исполнением домашнего ареста должен быть возложен на органы внутренних дел^²⁰⁴. В пользу такого положения можно привести ряд аргументов. Во-первых, как мы уже ранее отмечали, такой надзор по содержанию близок к административному надзору органов внутренних дел за определенной категорией лиц (за ранее судимыми, освободившимися из мест лишения свободы), а наработанные при его осуществлении методы, способы и средства могут быть эффективно использованы при исполнении домашнего ареста. Во-вторых, необходимо учитывать, что следователи органов внутренних дел расследуют «львиную» долю всех совершаемых преступлений, соответственно, именно по их инициативе, в основном, и будет применяться домашний арест. При таком положении более эффективно будет взаимодействие при осуществлении надзора и контроля между сотрудниками одного ведомства, нежели между сотрудниками различных правоохранительных органов. Здесь немаловажную роль сыграет психологическая составляющая сотрудничества.

Надзор за домашним арестом могут осуществлять, в первую очередь, участковые уполномоченные милиции, возможно возложение данной функции на оперуполномоченных милиции, а в отношении несовершеннолетних – на сотрудников ПДН.

Для закрепления надзорных функций за милицией требуется подготовка соответствующего ведомственного нормативного акта МВД РФ, согласованного с Генеральной прокуратурой РФ. В нем можно предусмотреть конкретные положения о порядке исполнения домашнего ареста, периодичности проверок, оформления их результатов, протоколирования нарушений и т.п.

Возложение функций надзора на указанных сотрудников ОВД не должен исключать контроль со стороны лица, ведущего производство по делу. Отдельные способы контроля вполне осуществимы следователем. Например, контроль путем проведения следственных действий, возложения обязанности звонить в органы предварительного расследования. О возможности проведения следственных действий, сопутствующих домашнему аресту, их перечне мы уже говорили в предыдущей главе.

Основания и условия применения домашнего ареста неразрывно связаны с определением сферы его применения, а также с обстоятельствами, учитываемыми при его избрании.

За совершение каких преступлений и в отношении каких лиц возможно избрание меры пресечения в виде домашнего ареста? В законе нет однозначного ответа на этот вопрос.

По данным исследования, проведенного Ю.Г. Овчинниковым, чаще всего домашний арест избирался по тяжким преступлениям (50,4 % - 129 случаев), а в 7 % (18 случаев) и по особо тяжким. 30,5 % (78 случаев) составили преступления средней тяжести, 12.1 % (31 случай) – небольшой тяжести^²⁰⁵.

В соответствии со сведениями, полученными нами по Красноярскому краю, из 13 случаев избрания домашнего ареста в 6 случаях он избирался по тяжким преступлениям, в 3 – по особо тяжким и в 4 случаях – по преступлениям средней тяжести. Данная мера пресечения избиралась по уголовным делам о преступлениях, предусмотренных ч. 1 ст. 105, ст. 134, ч. 2, 3 ст. 158, ч. 2 ст. 161, ч. 2, 3 ст. 162, ч. 1. 2 ст. 163, ч. 1 ст. 166, ч. 2 ст. 167, ч. 3 ст. 228, ч. 1 ст. 228-1, ч. 1 ст. 234 УК РФ.

По мнению Ф.Н. Багаутдинова, применение домашнего ареста возможно за совершение всех преступлений, за исключением особо тяжких, в особенности за неосторожные, должностные, экономические и другие ненасильственные преступления^²⁰⁶..

Отдельные случаи избрания домашнего ареста по таким преступлениям получили широкую известность. Так, весной 2004 г. Воронежским гарнизонным судом был избран домашний арест в отношении заместителя начальника Управления МЧС по Воронежской области Юрия Каньшина, обвиняемого в вымогательстве взятки. Среди запретов при домашнем аресте чиновнику не разрешили общаться с сослуживцами и знакомыми. Прогулки ему были разрешены в определенное время, отходить от дома позволили на определенное расстояние^²⁰⁷.

Известен также случай избрания домашнего ареста в отношении руководителя администрации главы Северной Осетии Сергея Такоева, которому Генеральной прокуратурой РФ было предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий и растрате бюджетных средств (10 эпизодов преступной деятельности, предусмотренных ч. 3 ст. 286 УК РФ). Обвинение Такоеву связано с расходованием бюджетных средств в размере около 200 млн. рублей на нужды футбольного клуба «Алания», президентом которого он являлся. Под домашним арестом этот чиновник находился в течение четырех месяцев, после чего эта мера пресечения была изменена на подписку о невыезде^²⁰⁸.

И все же, как показывают статистические данные, случаи избрания домашнего ареста по экономическим и должностным преступлениям занимают незначительный удельный вес в общем количестве.

Бесспорно, что такие факторы, как должностное и общественное положение обвиняемого, его заслуги перед обществом и государством, должны учитываться следователем. Однако их значение не должно быть превалирующим, они подлежат оценке в совокупности с другими обстоятельствами. В противном случае возможны перегибы и нарушение конституционного принципа равенства всех перед законом и судом.

Нежелательным представляется применение домашнего ареста в отношении лиц, ранее неоднократно судимых, а также к лицам, совершившим преступления в составе организованных преступных групп, т.к. они, как правило, имеют стойкую преступную ориентацию и их надлежащее поведение вряд ли сможет обеспечить домашний арест.

На практике домашний арест в основном применяется по преступлениям общеуголовной направленности.

Так, в 2004 г. домашний арест был избран Красноярским краевым судом в отношении гр. К., обвиняемого по 8 эпизодам преступной деятельности, причем каждое из совершенных им преступлений относилось к категории тяжких и носило корыстно-насильственный характер (по п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ – 5 эпизодов, по ч. 1 ст. 163 УК РФ – 1 эпизод, по п. «в» ч. 2 ст. 163 УК РФ– 2 эпизода). При избрании меры пресечения учитывалось тяжелое заболевание обвиняемого, фактически исключающее возможность скрыться от следствия и суда^²⁰⁹.

Вопрос о том, в отношении каких лиц может применяться домашний арест, является весьма актуальным. Законодатель в ч. 2 ст. 107 УПК РФ подчеркнул альтернативный характер домашнего ареста, указав, что данная мера пресечения избирается при наличии оснований и в порядке, установленном для заключения под стражу при наличии обстоятельств, связанных с возрастом, состоянием здоровья обвиняемого, подозреваемого, его семейным положением и другими обстоятельствами.

Указанные обстоятельства фактически аналогичны перечисленным в ст. 99 УПК РФ, которые должны учитываться при избрании любой меры пресечения. Поэтому содержащаяся в ст. 107 УПК РФ формулировка кажется, с одной стороны, несколько расплывчатой. С другой стороны, в уголовно-процессуальном законодательстве невозможно, да и нецелесообразно перечислять все учитываемые обстоятельств и весь круг лиц и, в отношении которых может быть избран домашний арест в качестве альтернативы заключению под стражу.

Однако обозначить круг лиц, в отношении которого может быть избрана рассматриваемая мера пресечения, мы можем. Нам представляется, что это, прежде всего: несовершеннолетние старше шестнадцати лет; престарелые, инвалиды, иные лица, чье состояние здоровья делает невозможным применение к ним условий строгой изоляции; многодетные родители; лица, имеющие на иждивении малолетних детей, а также ухаживающие за больными членами семьи, беременные женщины. Вместе с тем, мы не возьмемся утверждать, что этот перечень является исчерпывающим.

Так, в Красноярском крае домашний арест применялся в двух случаях к женщинам. Одна из них обвинялась по ч. 1 ст. 234 УК РФ (незаконный оборот ядовитых веществ в целях сбыта). При этом учитывался возраст, наличие на иждивении малолетних детей^²¹⁰. Во втором случае – женщина обвинялась в незаконном обороте наркотических средств в крупном размере (п. «в» ч. 3 ст.228 УК РФ - в старой редакции). Учитывались такие обстоятельства, как беременность и наличие на иждивении малолетнего ребенка^²¹¹.

И.Л. Петрухин предлагает не заключать под домашний арест несовершеннолетних в возрасте от 14 до 16 лет в связи с предоставлением им возможности продолжить учебу^²¹². Однако домашний арест является достаточно «гибкой» мерой пресечения. Мы уже говорили о возможности такой формы рассматриваемой меры пресечения (например, при закреплении в законе предлагаемых нами уровней строгости отбывания домашнего ареста), когда несовершеннолетний может свободно посещать учебу. Пока в законе четко не определены формы реализации ограничений при домашнем аресте, конечно, предложение И.Л. Петрухина остается справедливым.

Вместе с тем, в отношении несовершеннолетних домашний арест, особенно в случае совершения ими тяжкого или особо тяжкого преступления, более предпочтителен, нежели заключение под стражу или присмотр за несовершеннолетним в силу ряда причин: во-первых, присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым не предусматривает тот объем ограничений и запретов, который может стать в необходимым в указанных случаях. Кроме того, эта специальная мера пресечения в силу ряда объективных причин в настоящее время не находит широкого распространения.

Во-вторых, бесспорно, форма изоляции и ограничения свободы при домашнем аресте несоизмеримы с аналогичными при заключении под стражу. В кругу семьи, дома несовершеннолетний не испытывает такого тлетворного влияния криминальной среды, как в условиях строгой изоляции. В то же время домашний арест, в силу налагаемых достаточно жестких ограничений при его применении, способен необходимым образом скорректировать поведение несовершеннолетнего обвиняемого (подозреваемого).

Вместе с тем, в России по-прежнему сохраняется высоким уровень заключения под стражу женщин и несовершеннолетних.

Так, в 2006 г. в отношении женщин судами удовлетворено 16,8 тысяч ходатайств (88,4 % от общего числа рассмотренных в отношении женщин и 7% от общего числа всех рассмотренных), из них по делам небольшой и средней тяжести - 5,1 тысяч; число ходатайств об избрании заключения под стражу в отношении женщин возросло на 8,6 % по сравнению с аналогичным показателем 2005 г.

В отношении несовершеннолетних было рассмотрено 17,4 тысяч ходатайств, что составляет 6,4 % от общего числа рассмотренных.

При этом в кассационном порядке отменен всего 1% постановлений районных судов об избрании заключения под стражу от общего числа рассмотренных ходатайств^²¹³.

Полагаем, среди заключенных под стражу лиц немало таких, к которым мог быть избран в качестве альтернативы домашний арест.

В ч. 7-1 ст. 108 УПК РФ содержится положение о том, что при отказе в удовлетворении ходатайства об избрании заключения под стражу, судья по собственной инициативе вправе избрать в отношении подозреваемого или обвиняемого меру пресечения в виде залога или домашнего ареста. Однако такая формулировка вызывает сомнение в востребованности в практической деятельности вышеизложенного предписания нормы. Судьи достаточно редко выступают инициаторами избрания залога в качестве меры пресечения^²¹⁴, вряд ли по собственной инициативе будут избирать домашний арест.

Сложившуюся ситуацию по данному вопросу отметил Президиум Верховного Суда Российской Федерации в своем постановлении от 27 сентября 2006 г. «О рассмотрении результатов обобщения судебной практики об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений»: «Крайне редко суды при отказе в удовлетворении ходатайств о заключении под стражу женщин или несовершеннолетних, подозреваемых в совершении преступлений небольшой и средней тяжести, избирали при наличии к тому оснований предусмотренные законом иные меры пресечения (присмотр за несовершеннолетним, домашний арест). Были выявлены случаи грубого нарушения прав отдельных категорий граждан. Вопреки требованиям ч. 2 ст. 108 УПК РФ судами удовлетворялись ходатайства об избрании меры пресечения в отношении несовершеннолетних, подозреваемых в совершении преступлений небольшой тяжести»^²¹⁵.

Поэтому, считаем, в УПК РФ должно содержаться положение, обязывающее судью во всех случаях рассмотрения ходатайств об избрании заключения под стражу в отношении лиц, к которым в силу возраста, состояния здоровья и иных обстоятельств, указанных в ч. 2 ст. 107 УПК РФ, нецелесообразно применение условий строгой изоляции, рассматривать вопрос об альтернативной мере пресечения – домашнем аресте. Закрепление такого требования, в свою очередь, обяжет судью мотивированно обосновать невозможность по обстоятельствам дела избрать домашний арест в своем постановлении, что в недалеком будущем, смеем полагать, в связи с урегулированием в законодательстве вопросов применения и избрания названной меры пресечения, станет не так просто.

Считаем, в такое положение должна включаться и другая альтернативная заключению под стражу мера пресечения – залог. Как правило, при отказе в избрании заключения под стражу в отношении обвиняемого (подозреваемого) избирается мягкая мера пресечения (подписка о невыезде), которая ничем, кроме угрозы изменения на более строгую, не обеспечивается. В то время как при залоге явка обвиняемого (подозреваемого) обеспечивается еще и внесением материальных средств. Соответственно, при решении вопроса об иной, нежели заключение под стражу, мере пресечения, необходимо рассмотреть также вопрос о возможности избрания залога.

Для этого предлагаем исключить ч. 7-1 ст. 108 УПК РФ и ввести ч. 6-1 ст. 108 УПК РФ следующего содержания: «Во всех случаях рассмотрения ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу в отношении обвиняемого, подозреваемого, к которому применение условий строгой изоляции в силу возраста, состояния здоровья, семейного положения и иных обстоятельств будет невозможным или нецелесообразным, судья должен рассмотреть вопрос об избрании к нему в виде меры пресечения домашнего ареста или залога».

При избрании домашнего ареста, считаем, в первую очередь должны учитываться следующие обстоятельства:

- тяжесть предъявленного обвинения. Это, в первую очередь, преступления тяжкие и средней тяжести, но могут быть и особо тяжкие при наличии иных обстоятельств, свидетельствующих в пользу применения более мягкой, нежели заключение под стражу, меры пресечения;

- деяние и лицо, его совершившее, представляет меньшую общественную опасность, нежели при заключении под стражу, либо нет необходимости применения к нему условий столь строгой изоляции. Об этом могут свидетельствовать множество обстоятельств. Например, такие, как: совершенное преступление не носит насильственного характера, у обвиняемого отсутствуют судимости, имеются семья, на иждивении несовершеннолетние дети или престарелые родители, должен учитываться возраст обвиняемого (преклонный, несовершеннолетний), слабое состояние здоровья, наличие тяжелой болезни, состояние беременности, род занятий, имеющий тесные общественные связи и т.п.

Все эти обстоятельства должны подтверждаться соответствующими документами и доказательствами по делу. Их оценка и учет помогут правильно решить вопрос о наличии оснований и необходимости избрания домашнего ареста в качестве меры пресечения.

Домашний арест имеет сложный порядок применения. В то же время, он наименее урегулирован в российском уголовно-процессуальном законодательстве по сравнению с другими мерами пресечения.

Как уже отмечалось, порядок применения домашнего ареста сходен с процедурой применения заключения под стражу. Учитывая направление нашего исследования, мы сконцентрируемся в основном на вопросах, касающихся порядка возбуждения следователем ходатайства об избрании домашнего ареста.

Предположим, следователь оценил уголовно-процессуальную ситуацию, проанализировал цели, основания и условия для избрания меры пресечения (в том числе специальные для домашнего ареста), сопоставил их с обстоятельствами конкретного уголовного дела и пришел к выводу о необходимости применения к обвиняемому (подозреваемому) в качестве меры пресечения домашнего ареста. Последующим шагом будет вынесение следователем постановления о возбуждении перед судом ходатайства об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста, которое должно быть согласовано с руководителем следственного органа.

В постановлении о возбуждении ходатайства излагаются мотивы и основания, обстоятельства, в силу которых возникла необходимость избрания этой меры пресечения. К нему прилагаются также все материалы, подтверждающие обоснованность ходатайства, невозможность применения иной, более мягкой меры пресечения.

Известно, что домашний арест применяется по решению суда. Он же устанавливает конкретные ограничения на обвиняемого, подозреваемого и возлагает обязанности по осуществлению надзора на какой-либо орган или должностное лицо (ч. 3 ст. 107 УПК РФ). На первый взгляд, решение этих вопросов всецело входит в сферу усмотрения судьи. Однако в соответствии с приложением 100 к ст. 476 УПК РФ (хотя и утратившим силу в связи с недавними изменениями в законе, но все же остающимся ориентирующим образцом для правоприменителя), уже в постановлении следователя о возбуждении ходатайства должны быть определены как круг налагаемых ограничений, так и орган, или должностное лицо, обязанные осуществлять надзор. Таким образом, следователь, возбуждая ходатайство об избрании домашнего ареста, уже как бы предрешает эти вопросы.

Характер и содержание ограничений и запретов, налагаемых на обвиняемого (подозреваемого) нами подробно рассмотрены в предыдущей главе. Однако как показывает исследование, проведенное Ю.Г. Овчинниковым, круг налагаемых ограничений при домашнем аресте шире тех, что указаны в ч. 1 ст. 107 УПК РФ. По этим данным в отношении обвиняемого (подозреваемого) устанавливались, помимо предусмотренных в УПК, такие запреты, как: выезжать за пределы деревни (станции) без разрешения следователя; менять место жительства; при посещении учебного заведения уведомлять об этом следователя; появляться в общественных местах в ночное время с 22 ч. до 6 ч.; покидать жилище, за исключением посещения школы (училища, института), участия в следственных действиях; менять место работы; появляться в общественных местах в состоянии алкогольного опьянения; посещать общественные места в выходные и праздничные дни; употреблять спиртные напитки^²¹⁶.

Многие из этих запретов, следует отметить, входят в содержание ограничений, налагаемых при применении других мер пресечения (подписки о невыезде, например). Такое положение, на наш взгляд, вполне допустимо. Главное, чтобы они не противоречили содержанию тех основных ограничений, что указаны в ч. 1 ст. 107 УПК РФ. В зависимости от условий и возможностей надзора, можно расширить рассматриваемый перечень еще и следующими ограничениями: применение электронных средств контроля и возложение обязанности носить при себе эти средства и обслуживать их работу; установление наблюдения за обвиняемым и его жилищем; охрана его жилища; возложение обязанности отвечать на контрольные звонки; запрет приема кого бы то ни было у себя дома и т.п.

Считаем, что бланки постановлений по домашнему аресту, содержавшиеся в приложениях 100 к ст. 476 УПК РФ и 6 к ст. 477 УПК РФ^²¹⁷ способствовали излишне формальному подходу правоприменителя к процедуре избрания домашнего ареста. К примеру, в постановлении о возбуждении ходатайства невозможно было перечислить весь объем указаний и требований следователя, охватываемых тем или иным ограничением. Так, при установлении запрета общаться с определенными лицами, должны быть перечислены конкретные лица с указанием их полных данных, включающих не только фамилию, имя, отчество, но и место жительства и работы, места их обычного пребывания и т.п. А при установлении ограничений, связанных со свободой передвижения, должны быть оговорены вопросы, связанные с возможностью выхода из жилища в определенных случаях. И так с каждым ограничением и запретом. Кроме того, необходимо разъяснение обвиняемому содержания этих ограничений, ответственности при их нарушении, что предполагает отобрание соответствующей подписки о соблюдении условий домашнего ареста.

Аналогичный документ, к примеру, предусмотрен в законодательстве других государств. Так, в Великобритании с 28 января 1999 г. по 31 декабря 2001 г. проходил первый этап реализации «The Home Detention Curfew scheme» (“Системы ограничений, вытекающих из домашнего ареста»). Всем лицам, подпадающим под действие этой системы, выдавались специальные лицензии, в которых были перечислены ограничения, налагаемые на конкретного человека, разъяснялась их сущность^²¹⁸.

Мы уже говорили о возможности установления в зависимости от обстоятельств конкретного уголовного дела уровней строгости отбывания домашнего ареста. Раскрыть их содержание можно как раз в бланке подписки к домашнему аресту. Наличие такого процессуального документа, на наш взгляд, способствовало бы эффективности применения названной меры пресечения.

Поэтому, полагаем, процессуальное оформление домашнего ареста должно включать отобрание подписки у подозреваемого, обвиняемого о соблюдении ограничений и запретов, налагаемых при домашнем аресте. Примерный образец (бланк) такой подписки нами разработан и приведен в приложении 2.

В соответствии с законом время домашнего ареста засчитывается в срок содержания под стражей (п.2 ч.10 ст.109 УПК РФ). Между тем у данных мер различны последствия нарушений обвиняемым своих обязанностей. Например, санкция ч.1 ст. 313 Уголовного кодекса России предусматривает лишение свободы на срок до трех лет за побег из-под стражи, совершенный лицом, отбывающим наказание или находящимся в предварительном заключении. Установлением санкции в таком случае законодатель гарантирует надежность названной меры принуждения. В случае же нарушения домашнего ареста к обвиняемому может быть применена только более строгая мера пресечения – заключение под стражу.

Поэтому заслуживают поддержки, на наш взгляд, предложения отдельных авторов^²¹⁹ о том, что в законе необходимо предусмотреть ответственность за нарушение условий применения домашнего ареста и в перечне отягчающих наказание обстоятельств (ч. 1 ст. 63 УК РФ) указать такое обстоятельство, как уклонение от органов предварительного расследования и суда, а также совершение нового преступления подозреваемым, обвиняемым, если к ним применена мера пресечения, не связанная с заключением под стражу.

Не урегулирован в ст. 107 УПК РФ вопрос кассационного обжалования постановления об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста. В условиях наличия пробела в законодательстве по этому вопросу И.Л. Трунов и Л.К. Трунова считают, что применение меры пресечения в виде домашнего ареста должно обжаловаться в порядке главы 16 УПК РФ^²²⁰. Г.С. Русман предлагает дополнить ст. 107 УПК РФ частью 4, регламентирующей кассационное обжалование домашнего ареста в соответствии с нормой, установленной частью 11 ст. 108 УПК РФ^²²¹. Считаем, последнее предложение заслуживает поддержки, т.к. порядок, установленный для обжалования в ч. 11 ст.108 УПК РФ, является предпочтительным в связи с более жесткими временными рамками, положенными на рассмотрение жалобы (в течение 3 суток со дня вынесения постановления, а не 5 суток с момента поступления), а также наличия положения о немедленном исполнении в случае отмены обжалуемого постановления и возможностью последующего обжалования в порядке надзора.

Вопросы применения домашнего ареста необходимо решать на законодательном уровне. Заслуживает поддержки позиция процессуалистов о насущной потребности в разработке и принятии Федерального закона «О домашнем аресте»^²²², в котором были бы четко регламентировались порядок, условия применения домашнего ареста и одновременно гарантировались бы их права и законные интересы. Закон должен содержать четкие указания о том, кто именно – какие ведомства, их органы и должностные лица и каким образом должны осуществлять надзор за надлежащим поведением лица, подвергнутого домашнему аресту; как осуществлять надзор за корреспонденцией, переговорами, личными встречами с определенными лицами; порядок временного отсутствия лица по месту жительства и другие немаловажные вопросы. В таком законе можно определить предлагаемые нами уровни строгости отбывания домашнего ареста, а также в общих чертах определить основные условия применения специальных технических средств.

Кроме того, как мы уже отмечали, требуется подготовка совместного нормативного документа (межведомственной инструкции, указания, положения, приказа) о порядке применения и исполнения названной меры пресечения. В нем бы подробно разъяснялись проблемные вопросы избрания и применения домашнего ареста в качестве меры пресечения. Без таких нормативных актов домашний арест еще долго будет оставаться «эксклюзивной» мерой пресечения.

По нашему мнению, среди наиболее существенных причин, препятствующих успешному функционированию института домашнего ареста, можно выделить следующие: 1) отсутствие надлежащих единообразных правил (норм), регулирующих порядок избрания и применения домашнего ареста; 2) отсутствие механизма применения контроля над реализацией перечня ограничений, а также исполнения их лицами, подвергнутыми домашнему аресту; 3) отсутствие нормативного акта, регламентирующего порядок исполнения и условия содержания под домашним арестом обвиняемых; 4) нельзя исключать и психологический фактор, связанный с нежеланием органов уголовного преследования обременять себя использованием сложной процедуры применения домашнего ареста, а также функциями по контролю и надзору за соблюдением режима.

Резюмируя изложенное, сформулируем выводы по данному параграфу:

Ввиду единичности случаев избрания домашнего ареста, в настоящее время опыт и практика применения данной меры пресечения не нашли своего достаточного развития.
Специальными основаниями для избрания меры пресечения в виде домашнего ареста будут: 1) фактические основания - сведения о следующих обстоятельствах: обвиняемым (подозреваемым) совершено преступление, за которое законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет, в исключительных случаях, до двух лет; у органа, ведущего уголовный процесс, не имеется серьезных оснований опасаться побега обвиняемого (подозреваемого), в то же время, применение иной, более мягкой меры пресечения по обстоятельствам дела невозможно; 2) юридическим основанием будет решение суда об избрании в отношении подозреваемого, обвиняемого меры пресечения в виде домашнего ареста.

3. Условия избрания меры пресечения подразделяются на общие и специальные. В качестве специальных условий домашнего ареста мы рассматриваем требования, связанные с процессуальным порядком принятия решения об его избрании и ограничениями, налагаемыми при его применении. Это такие условия, как: наличие у обвиняемого (подозреваемого) жилища; возможность установления ограничений прав субъекта, предусмотренных ч. 1 ст. 107 УПК РФ; возможность установления надзора за его поведением (в т.ч., с помощью технических средств) и (или) охраны места проживания арестованного.

4. Понятие «жилище», содержащееся в п. 10 ст. 5 УПК РФ, неприемлемо для домашнего ареста, поэтому должно быть скорректировано. При разработке данного понятия можно обратиться к определению, сформулированному в «Инструкции о применении домашнего ареста», принятой в Республике Казахстан и содержащем достаточный комплекс признаков данной правовой дефиниции.

5. Надзор за исполнением домашнего ареста должен быть возложен на органы внутренних дел, а именно, на участковых уполномоченных милиции, оперативных уполномоченных. За несовершеннолетними обвиняемыми возможно осуществление надзора сотрудниками ПДН.

6. Домашний арест должен применяться, по общему правилу, по делам о преступлениях тяжких и средней тяжести. Вместе с тем, не исключается возможность его применения по делам об особо тяжких преступлениях при наличии обстоятельств, свидетельствующих в пользу применения более мягкой, чем заключение под стражу, меры пресечения.

7. Предлагается исключить ч. 7-1 ст. 108 УПК РФ и ввести ч. 6-1 ст. 108 УПК РФ следующего содержания: «Во всех случаях рассмотрения ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу в отношении обвиняемого, подозреваемого, к которому применение условий строгой изоляции в силу возраста, состояния здоровья, семейного положения и иных обстоятельств будет невозможным или нецелесообразным, судья должен рассмотреть вопрос об избрании к нему в виде меры пресечения домашнего ареста или залога».

8. Процессуальное оформление домашнего ареста должно включать отобрание подписки о соблюдении ограничений и запретов, устанавливаемых при домашнем аресте.

9. Необходима разработка и принятие Федерального закона «О домашнем аресте», а также подготовка совместного нормативного документа (межведомственной инструкции, указания, положения, приказа) о порядке применения и исполнения названной меры пресечения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итог диссертационному исследованию, можно сделать следующие выводы:

1. Меры пресечения – это применяемые дознавателем, следователем и судом в строго установленном уголовно-процессуальным законом порядке меры государственного принуждения, состоящие в ограничении личных прав и свобод обвиняемого (в исключительных случаях – подозреваемого), в угрозе имущественных потерь или установлении за ним наблюдения (присмотра) в целях обеспечения надлежащего поведения обвиняемого (подозреваемого) и предотвращения учинения им препятствий производству по делу.

2. Любое процессуальное действие, применяемое в отношении лиц, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства, содержит элемент принуждения. Поэтому законодатель правильно не пошел по пути подробной их регламентации, ограничившись исчерпывающим перечнем мер пресечения, подчеркнув тем самым их особую правовую природу.

3. Меры пресечения отвечают всем признакам, присущим мерам уголовно-процессуального принуждения, но одновременно обладают существенными отличиями, позволяющими рассматривать их в качестве специальной обособленной группы. Особое место мер пресечения в системе процессуального принуждения обусловлено их самостоятельной непосредственной целью, выраженным принудительным и превентивно-обеспечительным характером, а также кругом лиц, к которым они могут быть применены.

4. Правовая природа мер пресечения неоднозначна. Являясь, в сущности, превентивно-обеспечительными мерами, они в отдельных случаях могут приобретать форму уголовно-процессуальной ответственности.

5. Вся история развития залога в уголовном судопроизводстве свидетельствует о том, что он, будучи перенесен из гражданского права, видоизменился и принял черты самостоятельного уголовно-процессуального института. Если в начале своей истории залог в уголовном судопроизводстве носил ярко выраженный имущественный характер (так как за счет его суммы возмещался ущерб от преступления), то впоследствии он перестал преследовать имущественные интересы как потерпевшего, так и государства.

7. Сравнительный анализ залога как меры пресечения и гражданско-правового залога позволяет сделать вывод, что у них много общего, но в то же время они отличаются друг от друга существенными чертами: по характеру возникающих правовых отношений, целям, основаниям применения, последствиям неисполнения основного обязательства и т.д. Вместе с тем, сущность залога как меры пресечения отчасти определяется его гражданско-правовой природой и это должно учитываться при решении вопросов, возникающих в ходе его избрания.

8. Особое место залога в системе мер пресечения обусловлено тем, что он является единственной мерой, использующей метод имущественного принуждения и ограничения прав и свобод личности. Залог использует также метод психологического воздействия на обвиняемого (подозреваемого), что сближает его с такой мерой пресечения, как личное поручительство.

9. Предлагается разработать на уровне подзаконного акта методические рекомендации по определению нижнего предела залоговой суммы, который должен быть кратен размеру прожиточного минимума, устанавливаемого в субъектах Российской Федерации.

10. Реанимация института домашнего ареста в современной системе мер пресечения продиктована стремлением законодателя разрешить проблему излишней распространенности досудебного заключения под стражу. В связи с этим домашний арест преследует, помимо общих целей института мер пресечения, свою специальную цель, заключающуюся в относительно нестрогой изоляции обвиняемого (подозреваемого), не связанной с помещением его в места содержания под стражей с применением ряда ограничений прав и свобод.

11. Анализ целей и сущности рассматриваемой меры пресечения позволяет нам определить домашний арест как меру пресечения, избираемую по решению суда при наличии оснований и в порядке, предусмотренном ст. 108 УПК РФ, заключающуюся в относительно нестрогой изоляции по месту временного или постоянного проживания и наложении ряда правоограничений (связанных со свободой передвижения, запрете общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи) на обвиняемого (в исключительных случаях - подозреваемого) с учетом возраста, состояния здоровья, семейного положения и других обстоятельств.

12. Отдельные элементы механизма действия такой превентивной меры как административный надзор органов внутренних дел за лицами, освободившимися из мест лишения свободы, могут быть использованы при применении домашнего ареста.

13. Специальными основаниями для избрания меры пресечения в виде домашнего ареста будут: 1) фактические основания - сведения о следующих обстоятельствах: обвиняемым (подозреваемым) совершено преступление, за которое законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет, в исключительных случаях, до двух лет; у органа, ведущего уголовный процесс, не имеется серьезных оснований опасаться побега обвиняемого (подозреваемого), в то же время, применение иной, более мягкой меры пресечения по обстоятельствам дела невозможно; 2) юридическим основанием будет решение суда об избрании в отношении подозреваемого, обвиняемого меры пресечения в виде домашнего ареста.

14. В целях совершенствования уголовно-процессуального законодательства России считаем необходимым внести нижеследующие изменения и дополнения в уголовно-процессуальное законодательство:

1. В статье 106 УПК РФ:

- первое предложение части первой после слов «предупреждения совершения им новых преступления» дополнить словами «и продолжения преступной деятельности, а также совершения иных действий, препятствующих каким-либо путем производству по уголовному делу или исполнению приговора»;

- часть первую в конце дополнить предложением следующего содержания: «Лицо, вносящее залог, обязано представить органу или лицу, избравшему данную меру пресечения, письменные документы, характеризующие его имущественное положение, а также подтверждающие право собственности на предмет залога и его стоимость, которые подлежат оценке в соответствии с требованиями, предъявляемыми к доказательствам»;

- часть вторую третье и четвертое предложения заменить предложениями следующего содержания: «О принятии залога составляется протокол, копия которого вручается залогодателю. Если внесение залога применяется вместо ранее избранной меры пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста, то подозреваемый, обвиняемый освобождается из-под стражи и домашнего ареста только при поступлении постановления или определения об изменении меры пресечения, а также протокола о принятии залога»;

2. В статье 107 УПК РФ:

- в части первой после слова «заключается» до слов «а также» вставить следующие слова «в относительно нестрогой изоляции подозреваемого, обвиняемого по конкретному месту постоянного или временного проживания с применением ограничений, связанных со свободой передвижения»;

- часть вторую дополнить предложением следующего содержания: «Суд вправе в зависимости от указанных обстоятельств, а также тяжести предъявленного обвинения и данных о личности обвиняемого, подозреваемого установить в отношении него один из уровней строгости отбывания домашнего ареста»;

3. В статье 108 УПК РФ:

- исключить пункт 7-1 в части седьмой;

- ввести новый пункт 6-1 в часть шестую следующего содержания: «Во всех случаях рассмотрения ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу в отношении обвиняемого, подозреваемого, к которому применение условий строгой изоляции в силу возраста, состояния здоровья, семейного положения и иных обстоятельств будет невозможным или нецелесообразным, судья должен рассмотреть вопрос об избрании к нему в виде меры пресечения домашнего ареста или залога».

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Нормативные акты и официальные документы

Международные документы

1. Всеобщая декларация прав человека. Принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. // Российская газета. – 1998. – 10 декабря.

2. Международный пакт о гражданских и политических правах. Принят ООН 16 декабря 1966 г. Ратифицирован СССР в 1973 г. // Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. – 1976. – № 17 (1831). – Ст. 291.

3. Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Принята Советом Европы в 1950 г. Ратифицирована РФ 28 февраля 1996 г. // Собрание законодательства РФ. – 2001. – № 2. – Ст. 163.

4. Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью от 29 ноября 1985 // Международные акты о правах человека / Сборник документов. – М.: Издательство НОРМА, 2000. – С. 165-168.

5. Декларация о защите всех лиц от пыток и других жестоких видов обращения и наказания. Принята Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1975 г. // Международная защита прав и свобод человека / Сборник документов. – М., 1990. – С. 98-125.

6. Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. Принята ООН 10 декабря 1984 г. // Международная защита прав и свобод человека / Сборник документов. – М., 1990. – С. 290-319.

7. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. Для России вступила в силу 15 мая 1998 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1998. - № 20. – Ст. 2143; - № 31. – Ст. 3835.

8. Минимальные стандартные правила обращения с заключенными. Приняты на первом Конгрессе ООН 30 августа 1955 г. // Международная защита прав и свобод человека / Сборник документов. – М., 1990. – С. 328-330.

Законодательство РСФСР и СССР

1. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР. Принят 25 мая 1922 г. // СУ РСФСР. – 1922. – № 20-21. – Ст. 230.

2. Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик: Утверждены Законом СССР от 25 декабря 1958 г. // Ведомости Верховного Совета СССР. – 1959. – № 1. – Ст. 15.

3. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР. Принят 27 октября 1960 г. // Ведомости Верховного Совета РСФСР. – 1960. – № 40. – Ст. 592.

4. О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР, Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР и кодекс РСФСР об административных правонарушениях: Закон РФ от 27 августа 1993 г. № 5668-1 // Российская газета. – 1993. – 9 сент.

5. Положение о военных следователях. Утверждено приказом Реввоенсовета Республики № 1595 от 30 сентября 1919 г. // Сборник приказов РВСР. - 1919.

Законодательство Российской Федерации

1. Конституция Российской Федерации. Принята 12 декабря 1993 г. – М.: Проспект, 1999. – 48 с.

2. Уголовный кодекс РФ. Принят 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ: в ред. Федерального закона РФ от 28 декабря 2004 г. № 187-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1996. – № 25. – Ст. 2954; Собрание законодательства Российской Федерации. – 2005. – № 1 (часть 1). – Ст. 13.

3. Уголовно-процессуальный кодекс РФ. Принят 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ: в ред. Федерального закона РФ от 28 декабря 2004 г. № 187-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 2001. – № 52. – Ст. 4921; Собрание законодательства Российской Федерации. – 2005. – № 1 (часть 1). – Ст. 13.

4. Гражданский кодекс РФ. Принят Государственной Думой 22 декабря 1995 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1996. – № 5. – Ст. 410.

5. О судебной системе Российской Федерации: Федеральный конституционный закон РФ от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ: в ред. Федерального закона от 15 декабря 2001 г. № 5-ФКЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1997. – № 1. – Ст. 1; Собрание законодательства Российской Федерации. – 2001. – № 51. – Ст. 4825.

6. Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации: Федеральный конституционный закон от 26 февраля 1997 г. № 1-ФКЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1997. – № 9. – Ст. 1011.

7. О милиции: Закон РФ от 18 апреля 1991 г. № 1026-1: в ред. Федерального закона РФ от 22 августа 2004 г. № 122-ФЗ // Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. – 1991. – № 16. – Ст. 503; Собрание законодательства Российской Федерации. – 2004. – № 35. – Ст. 3607.

8. О средствах массовой информации: Закон РФ от 27 декабря 1991 г. № 2124-1: в ред. Федерального закона РФ от 2 ноября 2004 г. № 127-ФЗ // Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. – 1992. – № 7. – Ст. 300; Собрание законодательства Российской Федерации. – 2004. – № 45. – Ст. 4377.

9. О прокуратуре Российской Федерации: Федеральный закон РФ от 17 января 1992 г. № 2202-1 // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1995. – № 47. – Ст. 4447.

10. О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации: Федеральный закон РФ от 8 мая 1994 г. № 3: в ред. Федерального закона РФ от 16 декабря 2004 г. № 160-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1994. – № 2. – Ст. 74; Собрание законодательства Российской Федерации. – 2004. – № 51. – Ст. 5128.

11. Об оперативно-розыскной деятельности: Федеральный закон РФ от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ: в ред. Федерального закона РФ от 22 августа 2004 г. № 122-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1995. – № 33. – Ст. 3349; Собрание законодательства Российской Федерации. – 2004. – № 35. – Ст. 3607.

12. О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РФ: Федеральный закон РФ от 29 мая 2002 г. № 58-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 2002. – № 22. – Ст. 2027.

13. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации»: Федеральный закон от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 2007. - № 24. – Ст. 2830.

14. О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РФ: Федеральный закон РФ от 4 июля 2003 г. № 92-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 2003. – № 27 (часть 1). – Ст. 2706.

15. О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства: Федеральный закон РФ от 20 августа 2004 г. № 119-ФЗ: в ред. Федерального закона РФ от 29 декабря 2004 г. № 199-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 2004. – № 34. – Ст. 3534; Собрание законодательства РФ. – 2005. – № 1 (часть 1). – Ст. 25.

Иные акты и официальные документы

1. Данные статистической отчетности за 2006 г. по рассмотрению ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу [Электронный ресурс] / Судебный департамент при Верховном суде РФ. – Судебная статистика. – Режим доступа: http://www.cdept.ru/statistics.asp?search_frm _auto=1&dept _id=8 (25.05.2007).

2. Инструкция о применении домашнего ареста в качестве меры пресечения. Утверждена совместными приказами Генерального прокурора Республики Казахстан № 56 от 18 октября 2005 г., Председателя Комитета национальной безопасности РК № 187 от 22 октября 2005 г., И.о. министра ВД РК № 590 от 6 октября 2005 г., Председателем Агентства РК по борьбе с экономической и коррупционной преступностью (финансовой полиции) № 214 от 7 октября 2005 г. [Электронный ресурс] : Союзправинформ. – Законодательство стран СНГ. - Режим доступа: http://www.base.spinform.ru/show.fwx?Regnom=9510.

3. Инструкция о применении залога в качестве меры пресечения. Утверждена совместными приказами Генерального прокурора Республики Казахстан № 56 от 18 октября 2005 г., Председателя Комитета национальной безопасности РК № 187 от 22 октября 2005 г., И.о. министра ВД РК № 590 от 6 октября 2005 г., Председателем Агенства РК по борьбе с экономической и коррупционной преступностью (финансовой полиции) № 214 от 7 октября 2005 г. [Электронный ресурс] : Союзправинформ. – Законодательство стран СНГ. - Режим доступа: http://www.base.spinform.ru/show.fwx?Regnom=9510.

4. История законодательства СССР и РСФСР по уголовному процессу и организации суда и прокуратуры : сборник документов / под ред. С.А. Голунского. – М., 1955. – 478 с.

5. Концепция судебной реформы в Российской Федерации / Сост. С. А. Пашин. — М.: Республика, 1992. – 312 с.

6. О состоянии и результатах работы органов предварительного следствия в 2006 году // Информационный бюллетень Следственного комитета при МВД России. – 2007. - № 2. – 46 с.

7. Устав Уголовного Судопроизводства от 20 ноября 1864 года // Российское законодательство Х-ХХ веков : в 9 т. / под общ. ред. О.И. Чистякова. – М., 1991. - Т.8. - С. 118-324.

Монографии, учебники, учебные пособия, комментарии

1. Багаутдинов, Ф.Н. Обеспечение имущественных прав личности при расследовании преступлений : монография / Ф.Н. Багаутдинов. – М.: Юрлитинформ, 2002. – 277 с.

2. Безлепкин, Б. Т. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) / Б. Т. Безлепкин. – М.: ООО «ВИТРЕМ», 2002. – 832 с.

3. Безлепкин, Б.Т. Уголовный процесс России / Б.Т. Безлепкин. – М.: ООО «Велби», 2003. – 480 с.

4. Белозеров, Ю.Н. Законность и обоснованность возбуждения уголовных дел органами внутренних дел / Ю.Н. Белозеров, В.В. Рябоконь. – М., 1988. – 49 с.

5. Белозеров, Ю.Н. Проблемы обеспечения законности и обоснованности возбуждения уголовного дела / Ю.Н. Белозеров, А.А. Чувилев. – М., 1983. – 126 с.

6. Булатов, Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве : монография / Б.Б. Булатов. - Омск: Омская академия МВД России, 2003. – 320 с.

7. Булатов, Б.Б. Уголовный процесс зарубежных стран: Лекция / Б.Б. Булатов, В.В. Николюк. — Омск: Юридический институт МВД России, 1999. – 27 с.

8. Буряков, А.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе / А.Д. Буряков. – М., 1967. – 324 с.

9. Ведерников, Н.Т. Изучение личности преступника в процессе расследования / Н.Т. Ведерников. – Томск, 1968. – 53 с.

10. Величко, А.В. Правовое регулирование применения залога как меры пресечения в уголовном процессе / А.В. Величко. – М., 2000. – 113 с.

11. Ветрова, Г.Н. Уголовно-процессуальная ответственность : монография / Г.Н. Ветрова. – М.: Наука, 1987. – 112 с.

12. Воронин, С.Э. Проблемно-поисковые следственные ситуации и установление истины в уголовном судопроизводстве / С.Э. Воронин. – Барнаул, 2000. – 172 с.

13. Воронин, С.Э. Пределы судейского усмотрения при постановлении оправдательного приговора: Учебное пособие / С.Э. Воронин, О.А. Александрова. – Красноярск: СибЮИ МВД России, 2003. – 90 с.

14. Грошевой, Ю.М. Проблемы формирования судейского убеждения в уголовном судопроизводстве / Ю.М. Грошевой. – Харьков, 1975. – 79 с.

15. Гуценко, К.Ф. Основы уголовного процесса США / К.Ф. Гуценко. — М., 1993. – 134 с.

16. Гуценко, К.Ф. Уголовный процесс зарубежных государств / К.Ф. Гуценко, Л.В. Головко, Б.А. Филимонов. — М.: Зерцало-М., 2001. – 68 с.

17. Даньшина, Л.И. Меры пресечения при производстве по уголовному делу / Л.И. Даньшина. – М., 1991. – 41 с.

18. Дубовицкий, В.Н. Законность и усмотрение в советском государственном управлении / В.Н. Дубовицкий. – Минск, 1984. – 141 с.

19. Дубривный, В.А. Деятельность следователя по расследованию преступлений / В.А. Дубривный. – Саратов, 1987. – 94 с.

20. Еникеев, З.Д. Проблемы эффективности мер уголовно-процессуального пресечения / З.Д. Еникеев. – Казань, 1982. – 56 с.

21. Еникеев, М.И. Основы общей и юридической психологии / М.И. Еникеев. – М., 1996. – 77 с.

22. Жогин, Н.В. Предварительное следствие в советском уголовном процессе / Н.В. Жогин, Ф.Н. Фаткуллин. - М., 1965. – 58 с.

23. Зинатуллин, З.З. Уголовно-процессуальное принуждение и его эффективность / З.З. Зинатуллин. – Казань: Казанский ун-т, 1981. – 135 с.

24. Золотарев, В.Г. Алгоритм ареста: научно-практическое пособие / В.Г. Золотарев, Н.А. Колоколов. – Курск, 2002. – 49 с.

25. Зуев, С.В. Залог в уголовном процессе : учебное пособие / С.В. Зуев ; под ред. Ю.Д. Лившица. – Челябинск, 2003. – 55 с.

26. Кистяковский, А. О пресечении обвиняемому способов уклониться от следствия и суда / А. Кистяковский. – СПб., 1868. – 85 с.

27. Клюков, Е.М. Меры процессуального принуждения / Е.М. Клюков. – Казань, 1974. – 49 с.

28. Коврига, З.Ф. Уголовно-процессуальная ответственность: монография / З.Ф. Коврига. – Воронеж: Воронежский ун-т, 1984. – 190 с.

29. Коврига, З.Ф. Уголовно-процессуальное принуждение / З.Ф. Коврига. – Воронеж, 1975. – 188 с.

30. Ковтун, Н.Н. Судебный контроль в уголовном судопроизводстве России / Н.Н. Ковтун. - Н. Новгород: НПА, 2002. – 332 с.

31. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общей ред. Ю. И. Скуратова и В. М. Лебедева. – М.: Изд-во БЕК, 1996. – 786 с.

32. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В. В. Мозякова. – М.: «Издательство «Экзамен XXI», 2002. – 864 с.

33. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. И. Л. Петрухина. – М.: ООО «ТК Велби», 2002. – 896 с.

34. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. А. В. Смирнова. – СПб.: Питер, 2003. – 1008 с.

35. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В. И. Радченко; науч. ред. В. Т. Томин, М. П. Поляков. – М.: «Юрайт-Издат», 2004. – 1365 с.

36. Коренев, А.П. Нормы административного права и их применение / А.П. Коренев. – М., 1978. – 142 с.

37. Корнуков, В.М. Меры процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве: монография / В.М. Корнуков. – Саратов: Саратовский ун-т, 1978. – 135 с.

38. Кудин, Ф.М. Принуждение в уголовном судопроизводстве: монография / Ф.М. Кудин. – Красноярск: Красноярский ун-т, 1985. – 133 с.

39. Лазарев, Б.М. Компетенция органов управления / Б.М. Лазарев.- М., 1972. – 280 с.

40. Ларин, А.М. Я – следователь / А.М. Ларин. – М.: Юридическая литература, 1991. – 192 с.

41. Лившиц, Ю.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе / Ю.Д. Лившиц. – М., 1964. – 213 с.

42. Лунев, А.Е. Социалистическая законность в советском государственном управлении / А.Е. Лунев, С.С. Студеникин, Ц.А. Ямпольская. - М.: Юридическое издательство типографии № 8, 1948. – 136 с.

43. Лупинская, П.А. Решение в уголовном судопроизводстве : (Их виды, содержание и формы) / П.А. Лупинская. – М.: Юридическая литература, 1976. – 168 с.

44. Люблинский, П.И. Меры пресечения / П.И. Люблинский. – М., 1923.

45. Люблинский, П.И. Основания судейского усмотрения в уголовных делах: Доклад для Киевского съезда Русской группы Международного союза Криминалистов. Из Журнала Министерства Юстиции / П.И. Люблинский. – СПб, 1904. – 34 с.

46. Люблинский, П.И. Свобода личности в уголовном процессе / П.И. Люблинский. – СПб., 1906. – 297 с.

47. Макалинский, П.В. Практическое руководство для судебных следователей : в 2 частях / П.В. Макалинский. – СПб., 1879. – Ч.1. – 504 с.

48. Марфицин, П.Г. Усмотрение следователя: (Уголовно-процессуальный аспект): монография / П.Г. Марфицин. – Омск: Омская академия МВД России, 2002. – 236 с.

49. Медведева, О.В. Залог и личное поручительство в уголовном процессе: Учеб. Пособие / О.В. Медведева. – Волгоград: ВА МВД России, 2002. – 72 с.

50. Михайлов, В.А. Залог – мера пресечения в уголовном судопроизводстве / В.А. Мизайлов. – М., 1993. - 146 с.

51. Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе : монография / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. – 304 с.

52. Михайлов, В.А. Применение залога в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – Омск, 1993. – 146 с.

53. Мотовиловкер, Я.О. Предмет советского уголовного процесса / Я.О. Мотовиловкер. – Ярославль, 1974. – 72 с.

54. Назаренко, Г.В. Общая теория права и государства: Учебный курс для вузов / Г.В. Назаренко. – М.: Изд-во «Ось-89», 2001. – 227 с.

55. Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ / Под общ. ред. В. М. Лебедева; научн. ред. В. П. Божьев. – М.: Спарк, 2002. – 991 с.

56. Петрухин, И.Л. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение. Общая концепция. Неприкосновенность личности / И.Л. Петрухин ; отв. ред. И.Б. Михайловская. – М., 1985. – 239 с.

57. Петрухин, И.Л. Неприкосновенность личности и принуждение в уголовном процессе / И.Л. Петрухин. – М., 1989. – 252 с.

58. Рахунов, Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности / Р.Д. Рахунов. – М., 1961. – 274 с.

59. Резник, Г.М. Внутреннее убеждение при оценке доказательств / Г.М. Резник. – М.: Юрид. лит., 1977. – 120 с.

60. Розин, Н.Н. Уголовное судопроизводство / Н.Н. Розин. – Томск, 1913. – 597 с.

61. Российское законодательство Х-ХХ веков: В 9 т. – Т.8. Судебная реформа / Под общ. ред. О. И. Чистякова. – М.: Юрид. лит., 1991. – С. 495 с.

62. Рыжаков, А.П. Меры пресечения / А.П. Рыжаков. – М.: Информационно-издательский дом «Филинъ», 1996. – 176 с.

63. Савицкий, В.М. Язык процессуального закона (Вопросы терминологии) / В.М. Савицкий. – М., 1987. – 42 с.

64. Самощенко, И.С. Ответственность по советскому законодательству / И.С. Самощенко, М.Х. Фарукшин. – М., 1971. – 249 с.

65. Серегина, В.В. Государственное принуждение по советскому праву / В.В. Серегина. - Воронеж, 1991. – 178 с.

66. Смирнов, В.В. Арест как мера пресечения, применяемая следователем органов внутренних дел / В.В. Смирнов. – Хабаровск, 1987. – 312 с.

67. Смирнов, А.В. Уголовный процесс: Учебник для вузов / А. В. Смирнов, К. Б. Калиновский / Под общ. ред. А. В. Смирнова. – СПб.: Питер, 2004. – 697 с.

68. Стратегии борьбы с насилием в семье : справочное руководство. - Нью-Йорк, 1998. – 38 с.

69. Строгович, М.С. Избранные труды : В 3 т. / М.С. Строгович. – Т. 1: Проблемы общей теории права. – М., 1990. – 320 с.

70. Строгович, М. С. Курс советского уголовного процесса: в 2-х т. / М. С. Строгович. – Т.1. – М.: Наука, 1968. – 470 с.

71. Судебная практика к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Сост. В.П. Божьев, Р.Д. Лисицын ; Под общ. ред. В.М. Лебедева. – М.: Спарк, 2005. – 1374 с.

72. Ткачева, Н.В. Меры пресечения, не связанные с заключением под стражу, в уголовном процессе России: Монография / Н.В. Ткачева ; науч. ред. А.В. Кудрявцева. – Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2004. – 192 с.;

73. Трунов И.Л. Меры пресечения в уголовном процессе / И.Л. Трунов, Л.К. Трунова. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2003. – 344 с.

74. Уголовный процесс России: Учебник / А. С. Александров, Н. Н. Ковтун, М. П. Поляков, С. П. Сереброва; науч. ред. В. Т. Томин. – М.: Юрайт-Издат, 2003. – 821 с.

75. Фенин, Л.И. Уголовный процесс / Л.И. Фенин. – Харьков, 1911. – 167 с.

76. Фойницкий, И. Я. Курс уголовного судопроизводства: в 2-х т. – Т.1 / И. Я. Фойницкий. – СПб.: Изд-во «Альфа», 1996. – 552 с.

77. Ханов, Т.А. Теория и практика применения залога в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан: Учебное пособие / Т.А. Ханов, науч. рук. А.Н. Ахпанов. – Алматы, 2000 – 37 с.

78. Чельцов, М.А. Советский уголовный процесс / М.А. Чельцов. – 4-е изд., испр. и перераб. - М., 1962. – 656 с.

79. Чистякова, В.С. Законность и обоснованность применения мер уголовно-процессуального принуждения / В.С. Чистякова. - М., 1978. – 378 с.

80. Чувилев, А.А. Заключение под стражу в качестве меры пресечения / А.А. Чувилев. - М., 1989. – 48 с.

81. Шейфер, С.А. Следственные действия / С.А. Шейфер. – М., 1981. – 127 с.

82. Щерба, С.И. Заключение под стражу и содержание под стражей на предварительном следствии / С.И. Щерба, О.И. Цоколова. - М., 1996. – 214 с.

83. Элькинд, П.С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права / П.С. Элькинд. - М., 1967. – 167 с.

84. Элькинд, П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве / П.С. Элькинд. – Л., 1976. - 143 с.

Научные статьи, тезисы докладов

1. Багаутдинов, Ф. Новая мера пресечения в УПК РФ – домашний арест / Ф. Багаутдинов // Законность. – 2002. - № 10. – С. 14-16.

2. Берсенева, А. На преступников будут надевать специальные браслеты слежения / А. Берсенева // Новые известия. - 27.04.06. – С. 4.

3. Божьев, В.П. Процессуальная самостоятельность и независимость следователя (История и современность) / В.П. Божьев, А.И. Трусов // Проблемы формирования социалистического правового государства. – М., 1991. – С. 120-123.

4. Брусницын, Л. Меры пресечения по УПК РФ: новеллы и старые ошибки / Л. Брусницын // Уголовное право. - 2002. - № 3. – С. 70-72.

5. Булатов, Б.Б. К вопросу об уголовно-процессуальном принуждении / Б.Б. Булатов // Проблемы борьбы с преступностью. – Омск, 1977. – С. 127-129.

6. Быков, В.М. Домашний арест как новая мера пресечения по УПК РФ / В.М. Быков, Д.А. Лисков // Российский следователь. – 2004. - № 4. – С. 12-14.

7. Воронин, С.Э. О природе уголовно-процессуальных решений / С.Э. Воронин // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Дальневосточном регионе: Сб. науч. тр. по матер. межд. науч.-практ. конфер., 18-19 мая 2005 г. – Хабаровск : Дальневосточный юридический институт МВД России, 2005.- С. 187-188.

8. Головко, Л.В. Том XV Свода законов и его значение в развитии отечественного уголовного судопроизводства / Л.В. Головко // Вестн. Моск. ун-та. Серия 11, Право. – 2005. - №1. – С. 57-61.

9. Гончаров, В.Б. Проблема усмотрения правоприменяющего субъекта в правоохранительной сфере / В.Б. Гончаров, В.В. Кожевников // Государство и право. – 2001. - № 3. – С. 58-60.

11. Гранкин, М. Залог как мера пресечения / М. Гранкин // Российская юстиция. – 1998. - № 2. – С. 24-27.

12. Гуляев, А.П. Нижегородский проект содействия правосудию: нужны ли следователю общественные помощники? / А.П. Гуляев, О.А. Зайцев, А.А. Мариенко // Российский следователь. – 2002. - № 11. – С. 21-24.

13. Гуляев, А.П. Обоснованность предварительного заключения под стражу / А.П. Гуляев // XXV съезд КПСС и задачи следственного аппарата. – Волгоград, 1977. – С. 157-158.

14. Гуткин, И.М. Некоторые вопросы теории и практики применения мер пресечения в советском уголовном процессе / И.М. Гуткин // Труды ВШМ МВД СССР. - 1971. - Вып. 28. – С. 23-27.

15. Ефимичев, С.П. Уголовно-процессуальное принуждение и место мер пресечения в решении задач предварительного расследования / С.П. Ефимичев // Уголовно-процессуальное принуждение и ответственность, их место в решении задач предварительного расследования. - Волгоград, 1987. – С. 22-32.

16. Зайцев, И.М. Юридический процесс / И.М. Зайцев // Теория государства и права: Курс лекций. – М., 1997. – С. 399-402.

17. Зубков, А. Кто и за что попадает в СИЗО / А. Зубков, Н. Крючкова // Преступление и наказание. – 2003. - № 9.- С. 42-47.

18. Кабилова, С.А. Домашний арест как мера пресечения в отечественном и зарубежном законодательстве / С.А. Кабилова, Ш.Х. Заман // Российский следователь. - 2004. - № 2. – С. 45-48.

19. Капинус, Н.И. Меры пресечения в уголовном процессе / Н.И. Капинус // Следователь. – 1998. № 8 (16). – С. 26-38.

20. Клепиков, М.В. Домашний арест в системе мер пресечения. Сборник научных трудов / М.В. Клепиков // Томский государственный университет. – 2003. – 54-55.

21. Козлова, Н. Мой дом – моя тюрьма / Н. Козлова // Российская газета. – 2004, 26 октября. – С. 17.

22. Колоколов, Н.А. Меры пресечения имущественного характера / Н.А. Колоколов // Российская юстиция. - 1998. - № 12. – С. 41-42.

23. Коряковцев, В.В. Залог как мера пресечения в уголовном процессе Российской Федерации / В.В. Коряковцев // Правоведение. – 2000. - № 4 (231). – С.120-131.

24. Куликов, В. Электронный браслет заменит свинцовую пулю … / В. Куликов // Российская газета. – 2002. – 28 мая. – С. 11.

25. Куликов, В. Тюрьма класса VIP / В. Куликов // Российская газета. – 2005. – 17 августа. – С.22.

26. Николюк, В.В. Залог в уголовном процессе / В.В. Николюк, Б.Б. Булатов //Актуальные проблемы теории борьбы с преступностью и правоприменительной практики: Межвузовский сб. науч. тр.. / Сибирский юридический институт МВД России ; отв. ред. В.И. Горобцов. – Вып. 7. - Красноярск: СибЮИ МВД России, 2004. – С. 153-182.

27. Овчинников, Ю.Г. Домашний арест в системе мер уголовно-процессуального пресечения / Ю.Г. Овчинников // Следователь. – 2003. - № 4.- С. 4-9.

28. Овчинников, Ю.Г. Особенности избрания и применения меры пресечения в виде домашнего ареста / Ю.Г. Овчинников // Следователь. - 2004. - № 3. – С. 27-31.

29. Овчинников, Ю.Г. Первые шаги домашнего ареста как меры пресечения / Ю.Г. Овчинников, В. Артемов // Законность. - 2005. - № 7.- С. 41-43.

30. Овчинников, Ю.Г. Понятие, цели и сущность домашнего ареста как меры пресечения в уголовном судопроизводстве России / Ю.Г. Овчинников // Следователь. – 2003. - № 5.- С. 31-37.

31. Овчинников, Ю.Г. Практика избрания и применения домашнего ареста в России / Ю.Г. Овчинников //Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Дальневосточном регионе: Сб. науч. тр. по матер. международной науч.-практ. конф., 18-19 мая 2005 г. – Хабаровск, 2005.- С. 208-211.

32. Очередин, В.Т. Юридическая природа мер пресечения в уголовном процессе / В.Т. Очередин // Уголовно-процессуальное принуждение и ответственность, их место в решении задач предварительного следствия: Сб. науч. тр. – Волгоград, 1987. – С.62-70.

33. Пешков, М.А. Мера пресечения – залог: Правовой опыт судов США / М.А. Пешков // Законность. - 1998. - № 12. – С. 48-50.

34. Программа электронного наблюдения за подсудимыми, ожидающими суда и находящимися под арестом по месту жительства // Переводы материалов о практике деятельности правоохранительных органов зарубежных стран. – М.: ГИЦ МВД России, 1997.- С. 31-33.

35. Салтыков, Е.В. Использование опыта Великобритании по применению домашнего ареста в уголовном судопроизводстве Российской Федерации / Е.В. Салтыков // Пятьдесят лет кафедре уголовного процесса УрГЮА (СЮИ): Материалы международной науч.-практ. конф., г. Екатеринбург, 27-28 января 2005 г.: в 2 ч.- Екатеринбург, 2005. - Ч.2. – С. 227-229.

36. Свистунова, Т.В. Структура норм уголовно-процессуального права / Т.В. Свистунова // Правоведение. - 1968. -№ 5. – С. 91-94.

37. Семенюк, В.И. О правовом регулировании заключения под стражу / В.И. Семенюк // Российский следователь. – 2006. - № 10. – С. 13-17.

38. Столмаков, А.И. Понятие правонарушения по советскому уголовно-процессуальному праву / А.И. Столмаков // Правоведение. – 1980. - № 1. – С. 71-76.

39. Строгович, М.С. Сущность юридической ответственности / М.С. Строгович // Сов. Государство и право. – 1979. - № 5. – С. 73-78.

40. Трунов, И.Л. Предложения по совершенствованию некоторых норм УПК РФ / И.Л. Трунов, Л.К. Трунова // Российский следователь. – 2002. - № 12. – С. 6-13.

41. Трунова, Л. Домашний арест как мера пресечения / Л. Трунова // Российская юстиция. – 2002. - № 11. – С. 49-50.

42. Трунова, Л.К. Соблюдение интересов граждан при применении мер уголовно-процессуального пресечения / Л.К. Трунова // Право и политика. - 2002. - № 8. – С. 75-79.

43. Филющенко, А.А. Об уголовно-процессуальном принуждении / А.А. Филющенко // Правоведение. - 1974. - № 3. – С. 108-110.

44. Хоммадов, О. Практика применения мер пресечения //Социалистическая законность. - 1978. - № 11. – С. 65-68.

45. Чечина Н.А. Об уголовно-процессуальной и гражданской процессуальной ответственности / Н.А. Чечина, П.С. Элькинд // Сов. Государство и право. - 1973. - № 9. – С. 34-37.

46. Шейфер С.А. Применение залога как меры пресечения / С.А. Шейфер, С.И. Вершинина // Прокурорская и следственная практика. – 1998. - № 4. – 82-88.

Диссертации, авторефераты

1. Ахпанов, А.Н. Проблемы уголовно-процессуального принуждения в стадии предварительного расследования: Дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.09 / А.Н. Ахпанов. – Караганда, 1997. – 300 с.

2. Балтабаев, К.Т. Домашний арест в уголовном судопроизводстве республики Казахстан: Автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / К.Т. Балтабаев. – Караганда, 2001. - 26 с.

3. Белоусов, А.Е. Вопросы теории и практики применения мер уголовно-процессуального пресечения по законодательству РФ: Дисс. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / А.Е. Белоусов. - Ижевск, 1995. - 145 с.

4. Богова, И.А. Проблемы совершенствования института предотвращения уклонения обвиняемого от следствия и суда: Дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / И.А. Богова. – Саратов, 1998. – 170 с.

5. Булатов, Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве: Автореф. дис. …д-ра юрид. наук: 12.00.09 / Б.Б. Булатов. – М., 2003. – 59 с.

6. Буряков, А.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе: Автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / А.Д. Буряков. – М., 1967. – 25 с.

7. Величко, А.В. Правовое регулирование применения залога как меры пресечения в уголовном процессе: Дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / А.В. Величко.- М., 2001. – 181 с.

8. Вершинина, С.И. Залог в системе мер пресечения: Дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / С.И. Вершинина. - Самара, 1998. – 177 с.

9. Ветрова, Г.Н. Уголовно-процессуальная ответственность: Автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / Г.Н. Ветрова. – М., 1981. – 27 с.

10. Гааг, И. А. Судебное решение об аресте (заключении под стражу) в уголовном процессе России: Дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / И.А. Гааг. – Кемерово, 2002. – 236 с.

11. Гречишникова, О.С. Обеспечение прав обвиняемого и подозреваемого при применении процессуального принуждения: Дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / О.С. Гречишникова. – Волгоград, 2001. – 209 с.

12. Гусельникова Е.В. Заключение под стражу в системе мер пресечения: Автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / Е.В. Гусельникова. – Томск, 2001. - 242 с.

13. Еникеев, З.Д. Проблемы мер пресечения в уголовном процессе: Автореф. дис. …д-ра .юрид. наук: 12.00.09 / З.Д. Еникеев. – Екатеринбург, 1991. – 32 с.

14. Жога, Е.Ю. Арест как мера пресечения в уголовном процессе и судебная проверка его законности: Дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / Е.Ю. Жога. – Саратов, 2001. – 205 с.

15. Капинус, Н.И. Процессуальные гарантии прав личности в уголовном процессе: Дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.09 / Н.И. Капинус. – М., 2001. - 547 с.

16. Лившиц, Ю.Д. Меры процессуального принуждения в советском уголовном процессе: Автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / Ю.Д. Лившиц. – М., 1958. – 25 с.

17. Малина, Е.А. Заключение под стражу в российском уголовном процессе: Дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / Е.А. Малина. – Краснодар, 2001. – 184 с.

18. Марфицин, П.Г. Усмотрение следователя: уголовно-процессуальный аспект: Дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.09 / П.Г. Марфицин. – Омск, 2003. – 418 с.

19. Медведева, О.В. Залог и поручительство в системе уголовно-процессуального принуждения по законодательству Российской Федерации: Автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / О.В. Медведева. - Волгоград, 1998. - 219 с.

20. Овчинников, Ю.Г. Домашний арест как мера пресечения в уголовном процессе: Автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / Ю.Г. Овчинников. – Омск, 2006. – 22 с.

21. Русман, Г.С. Судебный контроль за применением мер пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста : Автореф. дис. …канд. юрид. наук : 12.00.09 / Г.С. Русман. – Челябинск, 2006. – 24 с.

22. Салтыков, Е.В. Домашний арест в российском уголовном процессе: Автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / Е.В. Салтыков. – Екатеринбург, 2007. – 23 с.

23. Ткачева, Н.В. Теория и практика мер пресечения, не связанных с заключением под стражу: Дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / Н.В. Ткачева. – Челябинск, 2003. – 248 с.

24. Цоколова, О.И. Применение органами предварительного следствия и дознания мер процессуального принуждения под судебным контролем: Автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / О.И. Цоколова. – М., 1995. – 24 с.

26. Шаповалова, Т.И. Залог как мера пресечения в уголовном процессе и его применение следователями ОВД: Дис. ...канд. юрид. наук: 12.00.09 / Т.И. Шаповалова. - СПБ., 2001. – 165 с.

27. Ярославский, А.Б. Усмотрение следователя при расследовании уголовных дел: Дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / А.Б. Ярославский. – Волгоград, 2001. – 160 с.

Словари и энциклопедии

1. Большой юридический словарь / Под ред. А. Я. Сухарева, В. Д. Зорькина, В. Е. Крутских. – М.: Изд-во ИНФРА ×М, 1997. – 790 с.

2. Даль, В. Толковый словарь живого великорусского языка. – Т. 2 / В. Даль. – М.: Русский язык, 1982. – 683 с.

5. Краткая российская энциклопедия: в 3 т. – Т. 2 / Сост. В. М. Карев. – М.: Большая российская энциклопедия, 2002. – 1135 с.

7. Ожегов, С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов // Под ред. Н. Ю. Шведовой. – 18-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1986. – 797 с.

8. Советский энциклопедический словарь / Под ред. А. Я. Сухарева. – М.: Советская энциклопедия, 1989. – 790 с.

9. Современный словарь иностранных слов. – СПб.: Дуэт, 1994. – 752 с.

10. Тихомирова, Л. В. Юридическая энциклопедия / Л. В. Тихомирова, М. Ю. Тихомиров / Под ред. М. Ю. Тихомирова. – М.: Юринформцентр. – 1998. – 526 с.

12. Энциклопедический юридический словарь / Под общ. ред. В. Е. Крутских. – 2-е изд. – М.: ИНФРА – М, 1998. – 368 с.

13. Юридический словарь. – Т. 1 / 2-е изд. – М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1953. – 782 с.

Решения судебных органов

1. О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 марта 2004 г. № 1 // Российская газета. - 2004. – 25 марта.

2. О рассмотрении результатов обобщения судебной практики об избрании меры пресечения заключения под стражу подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений: Постановление Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 27 сентября 2006 г. [Электронный ресурс]: Управление Судебного департамента при Верховном суде Российской Федерации в Санкт-Петербурге. – Полезная информация. – Верховный суд: зря не сажать. - Режим доступа: http://www.cdept.spb.ru/showpage.php?np=16&ns=425 (30.01.2007).

3. О ходе выполнения судами постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14.04.88 г. № 1 «О практике назначения судами Российской Федерации наказания в виде лишения свободы»: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25 октября 1996 г. № 8 // Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. – М., 1997.

4. Постановление Конституционного Суда от 8 декабря 2003. № 18-П // Российская газета. — 2003. — 23 дек.

Приложение 1

Результаты социологического опроса сотрудников следственных подразделений ОВД Красноярского и Хабаровского краев, Республики Саха (Якутия)

по вопросам применения залога в качестве меры пресечения

№	Содержание вопроса и варианты ответов	Следователи (всего опрошено -124 чел.)
1	2	3
1	Ваш стаж работы в должности следователя
	а) До года	25,8% (32 чел.)
	б) От года до трех лет	18,6% (23 чел.)
	в) От трех до шести лет	26,6% (33 чел.)
	г) Более шести лет	29% (36 чел.)
2	Отметьте, какие из ниже перечисленных видов преступлений Вам приходилось расследовать^²²³
	а) Преступления против личности	55,6% (69 чел.)
	б) Имущественные преступления	69,4% (86 чел.)
	в) Преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков	16,9% (21 чел.)
	г) Иные (какие ?)	29,8% (37 чел.)
3	Как Вы относитесь к применению залога в качестве меры пресечения
	а) Положительно	59,7% (74 чел.)
	б) Отрицательно	18,5% (23 чел.)
	в) Не думал об этом	21,8% (27 чел.)
4	Избиралась ли Вами мера пресечения – залог в период с 2002 года (если да, то сколько раз?)
	а) Да, из них: - один раз - два и более раз	10,5% (13 чел.) 13 чел. -
	б) Нет	89,5% (111 чел.)
5	Если Вами применялся залог в качестве меры пресечения, то он был избран
	а) По Вашей инициативе	2 чел.
	б) По инициативе обвиняемого	3 чел.
	в) По указанию прокурора	5 чел.
	г) По указанию Вашего начальника	-
	д) В качестве изменения ранее избранной меры пресечения	3 чел.
6	Предпочтете ли Вы залогу другую меру пресечения (если да, то какую?)
	а) Да, из них указали: - заключение под стражу - подписку о невыезде - заключение под стражу и подписку о невыезде	54% (67 чел.) 36 чел. 12 чел. 19 чел.
	б) Нет	46% (57 чел.)
7	Если Вы не применяете залог, то это связано, прежде всего, с:
	а) Отсутствием практики применения залога	39,5% (49 чел.)
	б) Сложностью процессуального оформления	13,7% (17 чел.)
	в) Неэффективностью залога	12% (15 чел.)
	г) Отсутствием бланков постановления и протокола об избрании меры пресечения – залог	-
1	2	3
	д) Техническими сложностями (определение предмета залога, денежного эквивалента ценностей, вносимых в качестве залога, отсутствие мест хранения ценностей и др. схожие проблемы)	9% (11 чел.)
	е) Иными мотивами (указать какими) - неплатежеспособностью обвиняемого, невозможностью внесения им залоговой суммы	25,8% (32 чел.)
8	Что предпочтительнее использовать, с Вашей точки зрения, в качестве предмета залога при избрании данной меры пресечения
	а) Деньги в рублях	71,8% (89 чел.)
	б) Деньги в рублях, долларах США, евро и иной свободно конвертируемой валюте	14,5% (18 чел.)
	в) Ценные бумаги	-
	г) Автотранспорт	5,6% (7 чел.)
	д) Драгоценные металлы и камни, а также изделия из них	6,5% (8 чел.)
	е) Картины, антиквариат, коллекции и другие вещи и произведения, имеющие высокую стоимость в денежном выражении или значимость для истории, науки, культуры	1,6% (2 чел.)
	ж) Объекты недвижимости (в том числе ипотеку)	-
	з) Иное (указать, что именно)	-
9	Какие из представленных предложений, касающиеся суммы залога, на Ваш взгляд, должны быть отражены в законе
	а) Минимальный размер суммы залога в зависимости от категории преступления	35,5% (44 чел.)
	б) Минимальный и максимальный размер залоговой суммы	24,2% (30 чел.)
	в) Размер залога должен быть адекватен сумме штрафа, назначаемого в порядке уголовного наказания, размеру заявленного по делу гражданского иска	18,5% (23 чел.)
	г) В законе нецелесообразно и невозможно установить формальные параметры суммы залога	21,8% (27 чел.)
10	Выберите пять наиболее значимых, на Ваш взгляд, обстоятельств, которые должны учитываться при принятии положительного решения о применении залога
	1) Совершенное обвиняемым (подозреваемым) преступление не представляет значительной общественной опасности и относится к категории небольшой и средней тяжести	71.8% (89 чел.)
	2) Наличие у обвиняемого постоянного места жительства либо постоянного места работы	75,8% (94 чел.)
	3) Род занятий обвиняемого, связанный с повышенной экономической активностью или общественно-политической 194еятельностью и имеющий тесные общественные связи (отношения)	14,5% (18 чел.)
	4) Наличие семьи и (или) иждивенцев	56,5% (70 чел.)
	5) Слабое состояние здоровья, подтвержденное медицинскими документами (заключением)	34,7% (43 чел.)
	6) Возможность внесения залоговой суммы без значительного материального ущерба для обвиняемого, его семьи	18,5% (23 чел.)
	7) Положительный социальный портрет обвиняемого, основанный на положительных характеризующих данных о личности обвиняемого, в быту, на работе, наличие признанный заслуг, почетных званий, наград в предшествующий период	44,4% (55 чел.)
1	2	3
	8) Высокий социальный статус обвиняемого, основанный на высоком материальном или должностном положении	16,1% (20 чел.)
	9) Отсутствие в прошлом фактов привлечения к уголовной ответственности и судимостей	79,8% (99 чел.)
	10) Активное способствование раскрытию и расследованию преступления либо полное или частичное возмещение ущерба, причиненного преступлением	83% (103 чел.)
11	Ваше отношение к избранию залога в качестве меры пресечения к лицам, не имеющим постоянного места жительства, а также к лицам, не имеющим регистрации
	а) Отрицательное	96% (119 чел.)
	б) Положительное	-
	в) Нейтральное	4% (5 чел.)
12	Возможно ли, на Ваш взгляд, применение залога следователем ОВД по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях
	а) Да	42,7% (53 чел.)
	б) Нет	57,3% (71 чел.)
13	Если да, то это в первую очередь
	а) Имущественные преступления	39,6% (21 чел.)
	б) Преступления против личности	20,8% (11 чел.)
	в) Другие преступления	15,1% (8 чел.)
	г) Не имеет значения	24,5% (13 чел.)

Приложение 2

ПОДПИСКА

о соблюдении ограничений и запретов, налагаемых при домашнем аресте

_______________________ «____»__________________г.

(место составления)

Я, _____________________________________________________________________

(фамилия, имя, отчество обвиняем___(подозреваем___),

____________________________________________________________________________________________,

дата рождения)

проживающий по адресу:_______________________________________________________,

даю настоящую подписку судье (следователю, дознавателю)_________________________

(наименование

_____________________________________________________________________________________________

суда, органа предварительного следствия или дознания, _____________________________________________________________________________________________

звание, фамилия, инициалы судьи, (следователя, дознавателя)

в том, что до окончания ________________________________________________________

(предварительного расследования, судебного разбирательства)

уголовного дела по обвинению (подозрению) меня в совершении преступлен___, предусмотренн_______________________УК РФ, обязуюсь соблюдать нижеуказанные условия и порядок осуществления ограничений и запретов, налагаемых при избрании в отношении меня меры пресечения в виде домашнего ареста.

Содержание ограничений:

1. Ограничения, связанные со свободой передвижения, зависящие от выбранного судом (лицом, производящим предварительное расследование по уголовному делу) уровня строгости отбывания домашнего ареста (зачеркнуть другие уровни, оставив один выбранный).

Первый (мягкий) уровень: не менять без разрешения суда (должностного лица, производящего предварительное расследование по делу) место своего постоянного или временного проживания (жилища), расположенного по адресу:__________________________________________________, и находиться в его пределах в период с ____________________________________________________

(указать время суток, когда обвиняем__(подозреваем__) обязан

_______________часов ежедневно.

находиться дома)

Второй (средний) уровень: не менять без разрешения суда (должностного лица, производящего предварительное расследование по делу) место своего постоянного или временного проживания (жилища), расположенного по адресу:__________________________________________________, и постоянно находиться в его пределах, за исключением периода посещения ______________________________________________________________________

(учебы, работы, вызова защитника (адвоката), судьи, следователя, дознавателя)

Третий (строгий) уровень: не менять без разрешения суда (должностного лица, производящего предварительное расследование по делу) место своего постоянного или временного проживания (жилища), расположенного по адресу:_________________________________________________, и постоянно находиться в его пределах, за исключением выхода по медицинским показаниям в поликлинику или иное медицинское (лечебное) учреждение (в т.ч. в аптеку), а также на судебные заседания и иные мероприятия, назначаемые судом или лицом, ведущим расследование по делу.

Во всех случаях необходимости покинуть место временного или постоянного проживания (жилища), выходящих за пределы установленного уровня строгости, обязуюсь ставить в известность и получать разрешения у должностного лица, осуществляющего надзор за домашним арестом, специально оговоренным способом _____________________________________________________________________________.

(указать способ уведомления и получения разрешения)

Кроме того, мне разъяснена обязанность не посещать _________________________

(указывается конкретный район,

________________________, а также общественные места, увеселительные и развлекательные

улица населенного пункта)

заведения.

2. Запрет на общение с определенными лицами, а именно обязуюсь не вступать в контакты и не общаться со следующими лицами:

1) _____________________________________________________________________;

(указываются фамилия, имя, отчество, место жительства, работы и место обычного пребывания)

2) ___________________________________________________________________________________;

(указываются фамилия, имя, отчество, место жительства, работы и место обычного пребывания)

3) ___________________________________________________________________________________;

(указываются фамилия, имя, отчество, место жительства, работы и место обычного пребывания)

_____________________________________________________________________________________.

В случае, если вышеуказанные лица сами будут искать со мной встречи, обязуюсь незамедлительно сообщать об этом судье, лицу, производящему предварительное расследование по делу или ___________________________________________________________

(фамилия, инициалы конкретного должностного лица, осуществляющего

_______________________________.

надзор за домашним арестом)

3. Запрет на получение и отправление корреспонденции, а именно обязуюсь не получать и не отправлять посылки, бандероли, письма, телеграммы, переводы, открытки и др. почтово-телеграфную корреспонденцию, а также делать сообщения, заявления, обращения через средства массовой информации.

4. Запрет на ведение переговоров с использованием любых средств связи, а именно обязуюсь не вести переговоры с использованием любых средств связи, включая радио, видеоконференц-связь, телефон, телетайп, факс, электронную почту, Интернет, пейджинговую связь и т.п. средств коммуникаций.

5. Обязуюсь также соблюдать следующие дополнительные ограничения и запреты: _____________________________________________________________________________

(указываются конкретные ограничения и запреты, том числе ношение на себе (при себе)

_____________________________________________________________________________________________

технических средств индивидуального контроля с указанием их вида и

_____________________________________________________________________________________________

технических характеристик)

Кроме того, обязуюсь в назначенный срок являться по вызовам судьи, лица, производящего предварительное расследование по делу, а также иным путем не препятствовать производству по делу.

Содержание вышеуказанных ограничений и запретов мне понятно.

Обвиняем___(подозреваем___) ________________________

(подпись)

Мне разъяснено, что при нарушении вышеперечисленных ограничений и запретов ко мне может быть применена мера пресечения в виде заключения под стражу.

Обвиняем___(подозреваем___) ________________________

(подпись)

Настоящую подписку взял и содержание ограничений разъяснил судья (следователь, дознаватель)______________________________________________________________

(наименование суда, органа предварительного следствия и дознания,

____________________________________________________________________________________________. специальное звание, фамилия, инициалы судьи (следователя, дознавателя)

______________________________

(подпись)

1 См.: Савицкий, В.М. Язык процессуального закона: вопросы терминологии / В.М. Савицкий. – М., 1987. - С. 9-10.

2 Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и выражений / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведов. – М.: ООО «ИТИ Технологии», 2003. – С. 350, 584.

3 См.: Головко, Л.В. Том XV Свода законов и его значение в развитии отечественного уголовного судопроизводства / Л.В. Головко // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11, Право.- 2005. - № 1. - С. 57.

4 Петрухин, И.Л. Неприкосновенность личности и принуждение в уголовном процессе / И.Л. Петрухин. – М., 1989. - С. 105.

5 Ткачева, Н.В. Теория и практика мер пресечения, не связанных с заключением под стражу : автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / Н.В. Ткачева. – Челябинск, 2003. – С. 7.

6 Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. – С. 19.

7 Михайлов, В.А. Применение залога в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – Омск, 1993. - С. 8.

8 См.: Капинус, Н.И. Меры пресечения в уголовном процессе / Н.И. Капинус // Следователь. – 1998. - № 8 (16). – С. 26.

9 См.: Цоколова, О.И. Применение органами предварительного следствия и дознания мер процессуального принуждения под судебным контролем: автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / О.И. Цоколова. – М., 1995. – С. 7-8, 14.

10 См.: Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. - С. 21.

11 См.: Еникеев, З.Д. Проблемы эффективности мер уголовно-процессуального пресечения / З.Д. Еникеев. – Казань, 1982. –С. 19.

12 Булатов, Б.Б. К вопросу об уголовно-процессуальном принуждении / Б.Б. Булатов // Проблемы борьбы с преступностью. – Омск, 1977. - С. 127; Кудин, Ф.М. Предмет уголовно-процессуального права / Ф.М. Кудин. – Свердловск, 1977. - С. 49.

13 См.: Чельцов, М.А. Советский уголовный процесс / М.А. Чельцов. – 4-е изд., испр. и перераб. – М., 1962. - С. 221.

14 См.: Буряков, А.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе: автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.09 / А.Д. Буряков. – М., 1967. – С. 12.

15 См.: Коврига, З.Ф. Уголовно-процессуальное принуждение / З.Ф. Коврига. – Воронеж, 1975. - С. 104.

16 Самощенко, И.С. Ответственность по советскому законодательству / И.С. Самощенко, М.Х. Фарукшин. – М., 1971. - С. 186-187.

17 Чечина, Н.А. Об уголовно-процессуальной и гражданской процессуальной ответственности / Н.А. Чечина, П.С. Элькинд // Сов. государство и право. - 1973. - № 9. - С. 34.

18 Элькинд, П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве / П.С. Элькинд. – Л., 1976. - С. 95.

19 См.: Мотовиловкер, Я.О. Предмет советского уголовного процесса / Я.О. Мотовиловкер. – Ярославль, 1974. - С. 28; Филющенко, А.А. Об уголовно-процессуальном принуждении / А.А. Филющенко // Правоведение. - 1974. - № 3. - С. 108-110; Строгович, М.С. Сущность юридической ответственности / М.С. Строгович // Сов. государство и право. – 1979. - № 5. – С. 73-78; Столмаков, А.И. Понятие правонарушения по советскому уголовно-процессуальному праву / А.И. Столмаков // Правоведение. – 1980. - № 1. – С. 71-76; Зинатуллин, З.З. Уголовно-процессуальное принуждение и его эффективность / З.З. Зинатуллин. – Казань, 1981. – С. 10-11; Коврига, З.Ф. Уголовно-процессуальная ответственность / З.Ф. Коврига. – Воронеж, 1984. – С. 3-113.

20 См.: Элькинд, П.С. Указ. раб. – С. 96-98.

21 См.: Коврига, З.Ф. Уголовно-процессуальное принуждение / З.Ф. Коврига. – Воронеж, 1975. – С. 35; Корнуков, В.М. Меры процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве / В.М. Корнуков. – Саратов, 1978. – С. 16-17; Ветрова, Г.Н. Уголовно-процессуальная ответственность: автореф. дис. …канд. юрид.наук: 12.00.09 / Г.Н. Ветрова. – М., 1981. – С. 5.

22 См.: Рахунов, Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности / Р.Д. Рахунов. – М., 1961. – С. 202; Ларин, А.М. Расследование по уголовному делу: планирование, организация / А.М. Ларин. – М., 1970. – С. 5; Божьев, В.П. Уголовно-процессуальные правоотношения / В.П. Божьев. – М., 1975. – С. 57; Лупинская, П.А. Решение в уголовном судопроизводстве: их виды, содержание и формы / П.А. Лупинская. – М., 1976. – С. 15; Шейфер, С.А. Следственные действия / С.А. Шейфер. – М., 1981. – С. 109.

23 См.: Столмаков, А.И. Понятие и классификация санкций норм уголовно-процессуального права / А.И. Столмаков // Правоведение. -1977. - № 3. – С. 44.

24 См.: Еникеев, З.Д. Проблемы эффективности мер уголовно-процессуального пресечения / З.Д. Еникеев. – Казань, 1982. – С. 6-7.

25 См.: Свистунова, Т.В. Структура норм уголовно-процессуального права / Т.В. Свистунова // Правоведение. - 1968. - № 5. – С. 91; Клюков, Е.М. Меры процессуального принуждения / Е.М. Клюков. – Казань, 1974. – С. 26-27; Петрухин, И.Л. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение / И.Л. Петрухин. – М., 1985. – С. 65, 86.

26 См.: Петрухин, И.Л. Указ. раб. - С. 85-86.

27 См.: Очередин, В.Т. Юридическая природа мер пресечения в уголовном процессе / В.Т. Очередин // Уголовно-процессуальное принуждение и ответственность, их место в решении задач предварительного следствия : сб. науч. тр. / отв. ред. С.П. Ефимичев. – Волгоград : ВСШ МВД СССР, 1987. – С. 66.

28 См.: Очередин, В.Т. Указ. раб. – С. 69.

29 См.: Еникеев, З.Д. Проблемы эффективности мер уголовно-процессуального пресечения / З.Д. Еникеев. – Казань, 1982. – С. 57.

30 См.: Назаренко, Г.В. Общая теория права и государства: учебный курс для вузов / Г.В. Назаренко. – М.: Изд-во «Ось-89», 2001. - С. 108.

31 См.: Булатов, Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве : монография / Б.Б. Булатов. – Омск : Омская академия МВД России, 2003. - С.10.

32 См.: Лившиц, Ю.Д. Меры процессуального принуждения в советском уголовном процессе: автореф. дис. …канд. юрид. наук : 12.00.09 / Ю.Д. Лившиц. – М., 1958. – С. 5-6.

33 См.: Чельцов, М.А. Советский уголовный процесс / М.А. Чельцов. – М., 1962. - С. 221, 228.

34 См.: Коврига, З.Ф. Уголовно-процессуальное принуждение / З.Ф. Коврига. – Воронеж, 1975. - С. 29-30.

35 См.: Корнуков, В.М. Меры процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве / В.М. Корнуков. – Саратов, 1978. – С. 24-25.

36 См.: Зинатуллин, З.З. Уголовно-процессуальное принуждение и его эффективность / З.З. Зинатуллин. – Казань, 1981. - С. 65-122.

37 Ефимичев, С.П. Уголовно-процессуальное принуждение и место мер пресечения в решении задач предварительного расследования / С.П. Ефимичев // Уголовно-процессуальное принуждение и ответственность, их место в решении задач предварительного расследования : сб. науч. тр. / отв. ред. С.П. Ефимичев. – Волгоград : ВСШ МВД СССР, 1987. - С.23.

38 См.: Шейфер, С.А. Следственные действия: система и процессуальная форма / С.А.Шейфер. - М., 1981. - С. 106.

39 См.: Безлепкин, Б.Т. Уголовный процесс России / Б.Т. Безлепкин. - М. : ООО «Велби», 2003. - С. 156.

40 Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М. : Право и Закон, 1996. - С. 9-10.

41 Фенин, Л.И. Уголовный процесс / Л.И. Фенин. – Харьков, 1911. - С. 130-131.

42 См.: Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М. : Право и Закон, 1996. - С. 56-58.

43 См.: Чельцов, М.А. Уголовный процесс / М.А. Чельцов. – М., 1948. – С. 334-335.

44 См.: Очередин, В.Т. Меры процессуального принуждения в уголовном производстве : учебное пособие / В.Т. Очередин. – Волгоград, 2004. – С. 21.

45 См.: Ткачева, Н.В. Теория и практика мер пресечения, не связанных с заключением под стражу: автореф. дис. …канд. юрид. наук : 12.00.09 / Н.В. Ткачева. – Челябинск, 2003. - С. 12-13.

46 Устав уголовного судопроизводства с позднейшими узаконениями, законодательными мотивами, разъяснениями Правительствующего Сената и циркулярами министра юстиции. - СПб., 1913.- С. 462.

47 См., например: Михайлов, В.А.. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и закон, 1996. –С. 175; Шаповалова, Т.И. Залог как мера пресечения в уголовном процессе и его применение следователями ОВД: дис. …канд. юрид. наук : 12.00.09 / Т.И. Шаповалова. - СПб., 2001. – С. 64; Зуев, С.В. Залог в уголовном процессе : учебное пособие / С.В. Зуев ; под ред. Ю.Д. Лившица. – Челябинск, 2003. - С.6.

48 Михайлов, В.А. Залог – мера пресечения в уголовном судопроизводстве / В.А. Михайлов. – М., 1993. – С. 10-11.

49 См.: Корнуков, В.М. Конституционные основы положения личности в уголовном судопроизводстве / В.М. Корнуков. – Саратов, 1989. – С. 52.

50 См.: Зинатуллин, З.З. Уголовно-процессуальное принуждение и его эффективность / З.З. Зинатуллин. – Казань, 1981. – С. 41.

51 См.: Лившиц, Ю.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе / Ю.Д. Лившиц. – М., 1964. – С. 70, 72.

52 Корнуков, В.М. Меры процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве / В.М. Корнуков. – Саратов, 1978. – С. 54.

53 Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. – С. 179.

54 См.: Зуев, С.В. Залог в уголовном процессе : учебное пособие / С.В. Зуев ; под ред. Ю.Д. Лившица. – Челябинск, 2003. – С.9.

55 См.: Шаповалова, Т.И. Залог как мера пресечения в уголовном процессе и его применение следователями ОВД: дис. … канд. юрид. наук : 12.00.09 / Т.И. Шаповалова. - СПб., 2001. – С. 113-114;

56 См.: Зуев, С.В. Залог в уголовном процессе: учебное пособие / С.В. Зуев ; под ред. Ю.Д. Лившица. – Челябинск, 2003. – С. 9.

57 Николюк, В.В. Залог в уголовном процессе / В.В. Николюк, Б.Б. Булатов //Актуальные проблемы теории борьбы с преступностью и правоприменительной практики : Межвузовский сб. науч. тр. / Сибирский юридический институт ; отв. ред. В.И. Горобцов. – Вып. 7. – Красноярск : СибЮИ МВД России, 2004. – С. 153.

58 См.: Розин, Н.Н. Уголовное судопроизводство / Н.Н. Розин. - М., 1916. - С. 366, 367.

59 См.: Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. - С. 173-174.

60 См.: Шаповалова, Т.И. Залог как мера пресечения в уголовном процессе и его применение следователями ОВД: автореф. …дис. канд. юрид. наук : 12.00.09 / Т.И. Шаповалова. - СПб, 2001. - С. 15.

61 См.: Колоколов, Н.А. Меры пресечения имущественного характера / Н.А. Колоколов // Российская юстиция. - 1998. - № 12. – С. 41-42.

4См.: Ханов, Т.А Теория и практика применения залога в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан : учебное пособие / Т.А. Ханов, А.Н. Ахпанов. [Электронный ресурс]: Режим доступа: http://law.edu.ru.

63 Вершинина, С.И. Залог в системе мер пресечения: дисс. …канд. юрид. наук : 12.00.09 / С.И. Вершинина. - Самара, 1998. – С. 68.

64 Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. - С. 177.

65 См., например: Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. - С. 177; Шаповалова, Т.И. Залог как мера пресечения в уголовном процессе и его применение следователями ОВД : автореф. ...канд. юрид. наук : 12.00.09 / Т.И. Шаповалова. – СПб., 2001. – С. 9-10.

66 Медведева, О.В. Залог и поручительство в системе уголовно-процессуального принуждения по законодательству Российской Федерации: автореф. дис. …канд. юрид. наук : 12.00.09 / О.В. Медведева. - Волгоград, 1998. – С. 15.

67 См.: Петрухин, И.Л. Неприкосновенность личности и принуждение в уголовном процессе / И.Л. Петрухин. – М., 1989. – С. 241; Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. - С. 181.

68 Шейфер С.А. Применение залога как меры пресечения / С.А. Шейфер, С.И. Вершинина // Прокурорская и следственная практика. – 1998. - № 4. – С. 82.

69 См.. например: Буряков, А.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе / А.Д. Буряков. – М., 1967. – С. 93; Коврига, З.Ф. Уголовно-процессуальное принуждение / З.Ф. Коврига. – Воронеж, 1975. – С. 122.

70 Шаповалова, Т.И. Залог как мера пресечения в уголовном процессе и его применение следователями ОВД: автореф. …дисс. канд. юрид. наук : 12.00.09 / Т.И. Шаповалова. - СПб, 2001.- С. 8, 17, 20.

71 См.: Шейфер, С.А. Применение залога как меры пресечения / С.А. Шейфер, С.И. Вершинина // Прокурорская и следственная практика. – 1998. - № 4. – С. 84-85.

72 Булатов, Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве : монография / Б.Б. Булатов. – Омск: Омская академия МВД России, 2003. – С.117.

73 См.: Михайлов, В.А. Залог – мера пресечения в уголовном судопроизводстве / В.А. Михайлов. – М., 1993. – С. 20.

74 См.: Буряков, А.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе / А.Д. Буряков. – М., 1967. – С. 85.

75 См.: Медведева, О.В. Залог и поручительство в системе мер уголовно-процессуального принуждения по законодательству Российской Федерации : дис…канд. юрид. наук : 12.00.09 / О.В. Медведева. - Волгоград, 1998. – С. 15.

76 См.: Пешков, М.А. Мера пресечения – залог: Правовой опыт судов США / М.А. Пешков // Законность. - 1998. - № 12. – С. 48-50; Булатов, Б.Б. Уголовный процесс зарубежных стран / Б.Б. Булатов, В.В. Николюк. - Омск, 1999. – С. 26-27.

77 Величко, А.В. Правовое регулирование применения залога как меры пресечения в уголовном процессе / А.В. Величко. – М., 2000. – С. 27, 31.

78 Вершинина, С.И. Залог в системе мер пресечения: дисс…канд. юрид. наук : 12.00.09 / С.И. Вершинина. - Самара, 1998. – С. 136.

79 См.: Михайлов, В.А. Мера пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. - М.: Право и Закон, 1996. – С. 182.

80 См.: Вершинина, С.И. Указ. раб. -. 137, 139.

81 За основу анализа процессуальной характеристики меры пресечения взяты элементы, предложенные В.А. Михайловым. Подробно об этом см.: Михайлов, В.А. Меры пресечения в уголовном судопроизводстве: автореф. дис…д-ра юрид. наук : 12.00.09 / В.А. Михайлов. - М., 1996. - С. 20.

82 Головко, Л.В. Том XV Свода законов и его значение в развитии отечественного уголовного судопроизводства / Л.В. Головко // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11, Право. - 2005. - № 1.- С.57.

83 Люблинский, П.И. Свобода личности в уголовном процессе / П.И. Люблинский. - СПб., 1906. - С. 228.

84 См.: Макалинский, П.В. Практическое руководство для судебных следователей / П.В. Макалинский. - СПб., 1879. - Ч. 1. - С. 425.

85 Фойницкий, И.Я. Курс уголовного судопроизводства : в 2 т. / И.Я. Фойницкий - СПб., 1996. - Т. 2. - С. 337.

86 См.: Петрухин, И.Л. Неприкосновенность личности и уголовно-процессуальное принуждение / И.Л. Петрухин. - М., 1989. - С. 134-135.

87 См., например: Трунова, Л.К. Современные проблемы применения мер пресечения в уголовном процессе России : дис…д-ра юрид. наук : 12.00.09 / Л.К. Трунова. - М., 2002. - С. 227.; Клепиков, М.В. Домашний арест в системе мер пресечения / М.В. Клепиков // 100-летие Томского государственного университета : сб. науч. тр. - Томск: Томский государственный университет, 2003. - С. 54.

88 Козлова, Н. Мой дом – моя тюрьма / Н. Козлова // Российская газета. - 2004. - 26 октября.

89 См.: Булатов, Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве : монография / Б.Б. Булатов. – Омск: Омская академия МВД России, 2003. - С. 96.

90 См.: Безлепкин, Б.Т. Уголовный процесс России / Б.Т. Безлепкин.- М.: ООО «Велби», 2003. - С. 167.

91 Года убийства М.С. Кирова, ознаменовавшего начало невиданного массового террора, когда к подавляющему большинству обвиняемых применялась строгая изоляция и пресечение способов уклониться от ответственности, критиковалось любое проявление либерализма в период «обострения классовой борьбы».

92 См., например: Хоммадов, О. Практика применения мер пресечения / О. Хоммадов // Социалистическая законность. - 1978. - № 11. – С. 66.; Петрухин, И.Л. Неприкосновенность личности и уголовно-процессуальное принуждение / И.Л. Петрухин. - М., 1989. – С. 147; Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. – С. 53, 121.

93 Михайлов, В.А.Меры пресечения в уголовном судопроизводстве: автореф. дис. … д-ра юрид. наук : 12.00.09 / В.А. Михайлов. – М., 1996. – С. 20.

94 См., например: Балтабаев, К.Т. Домашний арест в уголовном судопроизводстве республики Казахстан: автореф. дис. … канд. юрид. наук : 12.00.09 / К.Т. Балтабаев. – Караганда, 2001. – С. 14; Овчинников, Ю.Г. Понятие, цели и сущность домашнего ареста как меры пресечения в уголовном судопроизводстве России / Ю.Г. Овчинников // Следователь. – 2003. - № 5. – С. 35.

95 См., например: Капинус, Н.И. Меры пресечения в российском уголовном процессе / Н.И. Капинус // Следователь. – 1998. - № 8(16). – С. 36.

96 См.: Балтабаев, К.Т. Указ. раб. – С. 14.

97 Овчинников, Ю.Г. Понятие, цели и сущность домашнего ареста как меры пресечения в уголовном судопроизводстве России / Ю.Г. Овчинников // Следователь. – 2003. - № 5. – С. 35.

98 Овчинников Ю.Г. Указ. раб., с. 35.

99 См.: Булатов, Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве : монография / Б.Б. Булатов. – Омск: Омская академия МВД России, 2003. – С.98.

1Cм.: Словарь по правам человека [Электронный ресурс]: Режим доступа: http:www.hro.org/editions.grossary/17fmovte.htm.

101 См.: Трунова, Л. Домашний арест как мера пресечения / Л. Трунова // Российская юстиция. – 2002. - № 11. – С.49.

102 Комментарий у Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. и науч. ред. д-ра юрид. наук А.Я. Сухарева. – 2-е изд., перераб. - М.: Норма, 2004. – С.198.

103 Балтабаев, К.Т. Понятие «жилище» при применении домашнего ареста в качестве меры пресечения : процессуально-правовой аспект / К.Т. Балтабаев // Научные труды Карагандинского юридического института МВД РК. - Вып. 6. - Караганда, 2002. – С. 113.

104 См.: Балтабаев, К.Т. Домашний арест в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан: автореф. дис… канд. юрид. наук : 12.00.09 / К.Т. Балтабаев. – М., 2001. – С. 10.

105 См.: Быков, В.М. Домашний арест как новая меры пресечения по УПК РФ / В.М. Быков // Уголовный процесс. - 2004. - № 4. – С. 12.

106 См.: Булатов, Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве : монография / Б.Б. Булатов. – Омск: Омская академия МВД России, 2003. – С. 98.

107 См.: Кабилова С.А. Домашний арест как мера пресечения в отечественном и зарубежном законодательстве / С.А. Кабилова, Ш.Х. Заман // Российский следователь. - 2004. - № 2. – С. 47.

108 См.: Быков, В.М. Домашний арест как новая мера пресечения по УПК РФ / Быков В.М. // Российский следователь. - 2004. - № 4. – С. 12.

109 См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.В. Смирнова. – М., 2004. - С. 291.

110 См.: Брусницын, Л. Меры пресечения по УПК РФ: новеллы и старые ошибки / Л. Брусницын // Уголовное право. - 2002. - № 3. - С. 71.

111 См.: Булатов, Б.Б. Указ. раб. – С. 102-103.

112 См.: Стратегии борьбы с насилием в семье: справочное руководство. - Нью-Йорк, 1998; Гуценко К.Ф. Уголовный процесс западных государств / К.Ф. Гуценко, Л.В. Головко, Б.А. Филимонов. - М., 2001. – С. 238.

113 См.: Проект Общей части Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 1994. – С. 162.

114 Булатов, Б.Б. Указ. раб. – С. 99-100.

115 См.: Программа электронного наблюдения за подсудимыми, ожидающими суда и находящимися под арестом по месту жительства // Переводы материалов о практике деятельности правоохранительных органов зарубежных стран. – М.: ГИЦ МВД России, 1997.- С. 31.

116 См.: Берсенева, А. На преступников будут надевать специальные браслеты слежения / А. Берсенева [Электронный ресурс]: Режим доступа: http://www.newizv.ru/news/2006-04-27/45474

117 См.: Трунов И.Л. Меры пресечения в уголовном процессе / И.Л. Трунов, Л.К. Трунова. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2003. – С. 160.

118 См.: Зубков А. Кто и за что попадает в СИЗО / А. Зубков, Н. Крючкова // Преступление и наказание. – 2002. - № 9. – С. 42.

119 См.: Кабилова С.А. Домашний арест как мера пресечения в отечественном и зарубежном законодательстве / С.А. Кабилова, Ш.Х. Заман // Российский следователь. - 2004. – № 2. – С. 48.

120 См.: Берсенева, А. На преступников будут надевать специальные браслеты слежения / А. Берсенева [Электронный ресурс]: Режим доступа : http://www.newizv.ru/news/2006-04-27/45474

121 См.: Гуляев, А.П. Нижегородский проект содействия правосудию: нужны ли следователю общественные помощники? / А.П. Гуляев, О.А. Зайцев, А.А. Мариенко // Российский следователь. – 2002. - № 11. – С. 22; Куликов, В. Тюрьма класса VIP / В. Куликов // Российская газета – 2005. – 17 августа.

122 См.: Семенюк, В.И. О правовом регулировании заключения под стражу / В.И. Семенюк // Российский следователь. - 2006. – № 10. - С.13.

123 См.: Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. - С. 56-58.

124 См.: Овчинников, Ю.Г. Домашний арест в системе мер уголовно-процессуального пресечения / Ю.Г. Овчинников // Следователь. – 2003. - № 4. – С. 8.

125 См.: Безлепкин, Б.Т. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) / Б.Т. Безлепкин. – М.: ООО «Витрэм», 2002. – С. 135, 141.

126 См.: Гуляев, А.П. Обоснованность предварительного заключения под стражу / А.П. Гуляев // XXV съезд КПСС и задачи следственного аппарата. – Волгоград, 1977. – С. 157-158.

127 См.: Булатов, Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве : монография / Б.Б. Булатов. – Омск: Омская академия МВД России, 2003. – С.109-111; Гусельникова, Е.В. Заключение под стражу в системе мер пресечения: автореф. дис…канд. юрид. наук : 12.00.09 / Е.В. Гусельникова. – Томск, 2001. – С. 101-102.

128 См.: Дубовицкий, В.Н. Законность и усмотрение в советском государственном управлении / В.Н. Дубовицкий. – Минск, 1984. – С. 14.

129 См.: Белозеров, Ю.Н. Проблемы обеспечения законности и обоснованности возбуждения уголовного дела / Ю.Н. Белозеров, А.А. Чувилев. – М., 1983; Дубривный, В.А. Деятельность следователя по расследованию преступлений / В.А. Дубривный. – Саратов, 1987.

130 См.: Ярославский, А.Б. Усмотрение следователя при расследовании уголовных дел: дис…канд. юрид. наук : 12.00.09 / А.Б. Ярославский. – Волгоград, 2000.

131 См.: Марфицин, П.Г. Усмотрение следователя: уголовно-процессуальный аспект: Монография / П.Г. Марфицин. – Омск: Омская академия МВД России, 2002.

132 См.: Ожегов, С.И. Словарь русского языка / С.И. Ожегов. - М., 1984. – С. 826.

133 Даль, В.И. Толковый словарь живого русского языка : в 4 т. / В.И. Даль. - М., 1980. – Т. 4. - С. 513.

134 См.: Дубовицкий, В.Н. Законность и усмотрение в советском государственном управлении / В.Н. Дубовицкий. - Минск, 1984. – С. 49.

135 См.: Лазарев, Б.М. Компетенция органов управления / Б.М. Лазарев. - М., 1972. – С. 92.

136 Коренев, А.П. Нормы административного права и их применение / А.П. Коренев. – М., 1978. – С. 73-74.

137 См.: Ярославский, А.Б. Усмотрение следователя при расследовании уголовных дел: дис…канд. юрид. наук : 12.00.09 / А.Б. Ярославский. – Волгоград, 2000. – С. 26.

138 Марфицин, П.Г. Усмотрение следователя: уголовно-процессуальный аспект: Монография / П.Г. Марфицин. – Омск: Омская академия МВД России, 2002. – С. 61.

139 См.: Марфицин, П.Г. Усмотрение следователя: уголовно-процессуальный аспект: Монография / П.Г. Марфицин. – Омск: Омская академия МВД России, 2002. – С. 54.

140 Люблинский, П.И. Основания судейского усмотрения в уголовных делах: доклад для Киевского съезда Русской группы Международного союза Криминалистов / П.И. Люблинский // Из Журнала Министерства Юстиции. – СПб, 1904. - Репринт. – С.34.

141 См.: Божьев В.П. Процессуальная самостоятельность и независимость следователя : История и современность / В.П. Божьев, А.И. Трусов // Проблемы формирования социалистического правового государства. – М., 1991. – С. 120.

142 См., например: Воронин, С.Э. Пределы судейского усмотрения при постановлении оправдательного приговора: Учебное пособие / С.Э. Воронин, О. Ю. Александрова. – Красноярск: СибЮИ МВД России, 2003. – С. 32-33; Воронина, Н.Ф. Усмотрение прокурора и пределы судебного разбирательства / Н.Ф. Воронина, С.Э. Воронин // Уголовный процесс. – 2005. № 5. – С. 37.

143 См.: Зайцев, И.М. Юридический процесс / И.М. Зайцев // Теория государства и права: Курс лекций. – М., 1997. – С. 399.

144 Марфицин, П.Г. Усмотрение следователя: Уголовно-процессуальный аспект : Монография / П.Г. Марфицин. – Омск: Омская академия МВД России, 2002. – С. 80.

145 Воронин, С.Э. О природе уголовно-процессуальных решений / С.Э. Воронин // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Дальневосточном регионе: Сб. науч. тр. по матер. межд. научно-практ. конф., 18-19 мая 2005 г. – Хабаровск: Дальневосточный юрид. институт МВД России, 2005. – С. 187-188.

146 Воронин, С.Э. О природе уголовно-процессуальных решений / С.Э. Воронин // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Дальневосточном регионе: Сб. науч. тр. по матер. межд. научно-практ. конф., 18-19 мая 2005 г. – Хабаровск: Дальневосточный юрид. институт МВД России, 2005. – С. 189.

147 Воронин, С.Э. Проблемно-поисковые следственные ситуации и установление истины в уголовном судопроизводстве / С.Э. Воронин. – Барнаул, 2000. – с. 131.

148 Воронин, С.Э. О природе уголовно-процессуальных решений / С.Э. Воронин // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Дальневосточном регионе: Сб. науч. тр. по матер. межд. научно-практ. конф., 18-19 мая 2005 г. – Хабаровск: Дальневосточный юрид. институт МВД России, 2005. – С. 191.

149 Марфицин, П.Г. Указ. раб. – С. 83-86.

150 Марфицин, П.Г. Указ. раб. - С. 66-79.

151 Ожегов, С.И. Словарь русского языка / С.И. Ожегов. – М., 1984. – С. 712.

152 См.: Грошевой, Ю.М. Проблемы формирования судейского убеждения в уголовном судопроизводстве / Ю.М. Грошевой – Харьков, 1975. – С. 68.

153 См.: Строгович, М.С. Избранные труды : в 3 т. – Т. 1: Проблемы общей теории права / М.С. Строгович. – М., 1990. – С. 19.

154 Еникеев, М.И. Основы общей и юридической психологии / М.И. Еникеев. – М., 1996. – С. 71.

155 См.: Марфицин П.Г. Указ. раб. - С. 58.

156 См.: Ярославский, А.Б. Усмотрение следователя при расследовании уголовных дел: дис…канд. юрид. наук : 12.00.09 / А.Б. Ярославский. – Волгоград, 2000. – С. 26-36.

157 Марфицин, П.Г. Указ. раб. - С. 90-91.

158 Юридический энциклопедический словарь. – 2-е изд., доп. – М., 1987. – С. 129.

159 См.: Белозеров, Ю.Н. Законность и обоснованность возбуждения уголовных дел органами внутренних дел / Ю.Н. Белозеров, В.В. Рябоконь. – М., 1988. – С. 8.

160 См.: Марфицин, П.Г. Усмотрение следователя: уголовно-процессуальный аспект : Монография / П.Г. Марфицин. – Омск: Омская академия МВД России, 2002. – С. 94, 104.

161 См.: Марфицин, П.Г. Указ. раб. - С. 103-119, 219.

1Гончаров, В.Б. Проблема усмотрения правоприменяющего субъекта в правоохранительной сфере / В.Б. Гончаров, В.В. Кожевников // Государство и право. – 2001. - № 3. – С. 59.

163 См.: Марфицин П.Г. Указ. раб. – С. 188-193.

164 См.: Михайлов, В.А. Меры пресечения в российском уголовном процессе / В.А. Михайлов. – М.: Право и Закон, 1996. - С. 177.

165 Смирнов В.В. Арест как мера пресечения, применяемая следователем органов внутренних дел. – Хабаровск, 1987. – С. 24.

166 Коврига, З.Ф. Уголовно-процессуальное принуждение / З.Ф. Коврига. – Воронеж, 1975. – С. 122.

167 См., например: Вершинина, С.И. Залог в системе мер пресечения: дисс…канд. юрид. наук : 12.00.09 / С.И. Вершинина. - Самара, 1998. – С. 87; Зуев, С.В. Залог в уголовном процессе : учебное пособие / С.В. Зуев. – Челябинск, 2003. – С. 17.

168 Такая точка зрения нашла свое отражение в статье 99 Проекта УПК РФ, разработанного Министерством юстиции РФ; ее разделяют также др. авторы. См., например: Белоусов, А.Е. Вопросы теории и практики применения мер уголовно-процессуального пресечения по законодательству РФ: дисс… канд. юрид. наук : 12.00.09 / А.Е. Белоусов. - Ижевск, 1995. - С. 54.

169 Шаповалова, Т.И. Залог как мера пресечения в уголовном процессе и его применение следователями органов внутренних дел: автореф. дис… канд. юрид. наук : 12.00.09 / Т.И. Шаповалова - СПб., 2001. – С. 20.

170 См.: Медведева, О.В. Залог и личное поручительство в уголовном процессе : учебное пособие / О.В. Медведева. – Волгоград, 2002. – С. 28.

171 Если лицо обвинялось в совершении нескольких преступлений, учитывалось обвинение по наиболее тяжкому из них.

172 См.: Ведерников, Н.Т. Изучение личности преступника в процессе расследования / Н.Т. Ведерников. – Томск, 1968. – С. 27.

173 См.: Вершинина, С.И. Залог в системе мер пресечения : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.09 / С.И. Вершинина. – Самара, 1998. – С. 159.

174 См.: Вершинина, С.И. Залог в системе мер пресечения: дисс…канд. юрид. наук : 12.00.09 / С.И. Вершинина. Самара, 1998. – С. 87; Зуев, С.В. Залог в уголовном процессе : учебное пособие / С.В. Зуев. – Челябинск, 2003. – С. 138.

175 См.: Вершинина, С.И. Указ. раб. - С. 137.

176 См.: Гранкин, М. Залог как мера пресечения / М. Гранкин // Российская юстиция. – 1998. - № 2. – С. 24.

177 См.: Белоусов, А.Е. Вопросы теории и практики применения мер уголовно-процессуального пресечения по законодательству РФ: дисс… канд. юрид. наук : 12.00.09 / А.Е. Белоусов. - Ижевск, 1995. – С. 55-57.

178 Уголовное дело № 2-114/05 Якутского городского суда.

179 См.: Коряковцев, В.В. Залог как мера пресечения в уголовном процессе Российской Федерации / В.В. Коряковцев // Правоведение. – 2000. - № 4 (231). - С. 131.

180 См.: Шейфер, С.А. Применение залога как меры пресечения [Электронный ресурс] / С.А. Шейфер, С.И. Вершинина // Журнал ассоциации «Наблюдение тюрем». - Режим доступа: http://www.azpenalreform.org/cgi-bin/e-cms

181 В настоящее время названная ставка МРОТ составляет 1 100 рублей, а в соответствии с принятым 20.04.2007г. Федеральным законом «О внесении изменений в Федеральный закон «О минимальном размере оплаты труда» и другие законодательные акты Российской Федерации» с 1 сентября 2007 г. будет составлять 2 300 рублей.

182 См.: Коряковцев, В.В. Залог как мера пресечения в уголовном процессе Российской Федерации / В.В. Коряковцев // Правоведение. – 2000. - № 4 (231). - С. 130.

183 Люблинский, П.И. Меры пресечения / П.И. Люблинский. – М., 1923. - С. 42.

184 См.: ст. 20 «Инструкция о применении залога в качестве меры пресечения» утверждена совместными приказами Генерального прокурора Республики Казахстан № 56 от 18 октября 2005 г. , Председателя Комитета национальной безопасности РК № 187 от 22 октября 2005 г., И.о. министра ВД РК № 590 от 6 октября 2005 г., Председателем Агентства РК по борьбе с экономической и коррупционной преступностью (финансовой полиции) № 214 от 7 октября 2005 г. [Электронный ресурс] : Союзправоинформ. – Законодательство стран СНГ. - Режим доступа: http://www.base.spinform.ru/show.fwx?Regnom=9510.

185 См., например: Шаповалова, Т.И. Залог как мера пресечения в уголовном процессе и его применение следователями органов внутренних дел: дис…канд. юрид. наук : 12.00.09 / Т.И. Шаповалова - СПб., 2001.- С. 111-115.

186 См.: Вершинина, С.И. Залог в системе мер пресечения: дисс…канд. юрид. наук : 12.00.09 / С.И. Вершинина. - Самара, 1998. – С. 100-101.

187 См.: Ханов, ТА. Теория и практика применения залога в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан : учебное пособие /Т.А. Ханов ; науч. рук. А.Н. Ахпанов. – Алматы, 2000. – С. 14.

188 Козлова, Н. Мой дом – моя тюрьма / Н. Козлова // Российская газета. - 2004. - 26 октября. - № 236 (3613).

189 Овчинников, Ю.Г. Первые шаги домашнего ареста как меры пресечения / Ю.Г. Овчинников, В. Артемов // Законность. - 2005. - № 7. - С. 41-43.

190 См.: Золотарев. Алгоритм ареста: научно–практическое пособие / В.Г. Золотарев, Н.А. Колоколов. – Курск, 2002. – С.8.

191 См.: Соловьев, А.Б. Прокурорский надзор за исполнением законов при расследовании преступлений / А.Б. Соловьев, М.Е. Токарева, А.Г. Халиулин. – М., 2000. – С. 138; Чувилев, А.А. Заключение под стражу в качестве меры пресечения: Лекция / А.А. Чувилев. – М., 1989. – С.21.

192 Еникеев, З.Д. Принципы применения мер пресечения по уголовным делам / З.Д. Еникеев. – Уфа, 1997. – С. 45.

193 См.: Жога, Е.Ю. Арест как мера пресечения в уголовном процессе и судебная проверка его законности и обоснованности: дис… канд. юрид. наук : 12.00.09 / Е.Ю. Жога. – Саратов, 2001. – С. 171.

194 Корнуков, В.М. Меры процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве / В.М. Корнуков. – Саратов: СГУ, 1978. – С. 66;

195 См.: Постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 5 марта 2004 г. № 1 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (п. 4) // Российская газета. – 2004. – 25 марта.

196 См.: Балтабаев, К.Т. Домашний арест в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан: автореф. дис. …канд. юрид.наук : 12.00.09 / К.Т. Балтабаев.- М., 2001. – С. 13-14.

197 См.: Овчинников, Ю.Г. Домашний арест как мера пресечения в уголовном процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук : 12.00.09 / Ю.Г. Овчинников. – Омск, 2006. – С. 6-7.

198 См.: Овчинников Ю.Г. Указ. раб. - С. 6-7.

199 Очередин, В.Т. Меры процессуального принуждения в уголовном производстве : учебное пособие / В.Т. Очередин. – Волгоград : ВА МВД России, 2004. – С. 23-24.

200 См.:«Инструкция о применении домашнего ареста в качестве меры пресечения» утверждена совместными приказами Генерального прокурора Республики Казахстан № 56 от 18 октября 2005 г. , Председателя Комитета национальной безопасности РК № 187 от 22 октября 2005 г., И.о. министра ВД РК № 590 от 6 октября 2005 г., Председателем Агентства РК по борьбе с экономической и коррупционной преступностью (финансовой полиции) № 214 от 7 октября 2005 г. [Электронный ресурс] : Союзправоинформ. – Законодательство стран СНГ. - Режим доступа: http://www.base.spinform.ru/show.fwx?Regnom=9510.

201 См.:«Инструкция о применении домашнего ареста в качестве меры пресечения» утверждена совместными приказами Генерального прокурора Республики Казахстан № 56 от 18 октября 2005 г. , Председателя Комитета национальной безопасности РК № 187 от 22 октября 2005 г., И.о. министра ВД РК № 590 от 6 октября 2005 г., Председателем Агентства РК по борьбе с экономической и коррупционной преступностью (финансовой полиции) № 214 от 7 октября 2005 г. [Электронный ресурс] : Союзправоинформ. – Законодательство стран СНГ. - Режим доступа: http://www.base.spinform.ru/show.fwx?Regnom=9510.

202 См.: Багаутдинов, Ф.Н. Новая мера пресечения в УПК РФ – домашний арест / Ф.Н. Багаутдинов // Законность. - 2002. - № 10.- С. 16.

203 См.: Трунова, Л.К. Соблюдение инстересов граждан при применении мер уголовно-процессуального пресечения / Л.К. Трунова // Право и политика, 2002. - № 8. – С. 75.

204 См.: Багаутдинов, Ф.Н. Новая мера пресечения в УПК РФ – домашний арест / Ф.Н. Багаутдинов // Законность. - 2002. - № 10. - С. 16; Быков, В.М. Домашний арест как новая мера пресечения по УПК РФ / В.М. Быков, Д.А. Лисков // Российский следователь. – 2004. - № 4. - С. 13-14.

205 Овчинников, Ю.Г. Первые шаги домашнего ареста как меры пресечения / Ю.Г. Овчинников, В. Артемов // Законность. - 2005. - № 7.- С. 41.

206 См.: Багаутдинов, Ф.Н. Новая мера пресечения в УПК РФ – домашний арест / Ф.Н. Багаутдинов // Законность. - 2002. - № 10.- С. 16.

207 См.:Козлова, Н. Мой дом – моя тюрьма / Н. Козлова // Российская газета. - 2004. - 26 октября.

208 См.:сайт 15 регион [Электронный ресурс]: Режим доступа: http://extralight.region15.ru

209 Архив Кировского районного суда г. Красноярска / Уголовное дело № 1- 735- 2004 по обвинению Коноваленко С.А.

210 Архив Свердловского районного суда г. Красноярска / Уголовное дело № 1- 534-2005 по обвинению Михайловой О.Г.

211 Архив Красноярского краевого суда / Уголовное дело № 1- 2381-2004 по обвинению Русецкой О.А.

212 См.: Петрухин, И.Л. Неприкосновенность личности и принуждение в уголовном процессе / И.Л. Петрухин. – М., 1989. – С. 172.

213 См.: Данные статистической отчетности за 2006 г. по рассмотрению ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу [Электронный ресурс] / Судебный департамент при Верховном суде РФ. – Судебная статистика. – Режим доступа: http://www.cdept.ru/statistics.asp?search_frm_auto=1&dept_id=8 (25.05.2007).

214 В исследованных автором случаях не было ни одного, когда залог избирался бы непосредственно судом.

215 Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2006 г. «О рассмотрении результатов обобщения судебной практики об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений» [Электронный ресурс] / Управление судебного департамента при Верховном суде РФ в Санкт-Петербурге. – Полезная информация – Верховный суд: зря не сажать. – Режим доступа: http://www.cdept.spb.ru/showpage.php?np=16&ns=425(30.01.2007).

216 См.: Овчинников, Ю.Г. Первые шаги домашнего ареста как меры пресечения / Ю.Г. Овчинников, В. Артемов // Законность. - 2005. - № 7. - С. 42.

217 Глава 57 УПК РФ, содержавшая ст. ст. 476, 477 в настоящее время утратила силу в связи с изменениями, внесенными в уголовно-процессуальное законодательство Федеральным законом РФ от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ.

218 См.: Салтыков, Е.В. Использование опыта Великобритании по применению домашнего ареста в уголовном судопроизводстве Российской Федерации / Е.В. Салтыков // Пятьдесят лет кафедре уголовного процесса УрГЮА (СЮИ): Материалы международной науч.-практ. конф., г. Екатеринбург, 27-28 января 2005 г.: в 2 ч.- Екатеринбург, 2005. - Ч.2. – С. 228.

219 См.: Овчинников, Ю.Г. Домашний арест как мера пресечения в уголовном процессе : автореф. дис…канд. юрид. наук : 12.00.09 / Ю.Г. Овчинников. – Омск, 2006. – С.20; Русман, Г.С. Судебный контроль за применением мер пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста : автореф. дис… канд. юрид. наук : 12.00.09 / Г.С. Русман. – Челябинск, 2006. – С.10.

220 См.: Трунов, И.Л. Предложения по совершенствованию некоторых норм УПК РФ / И.Л. Трунов, Л.К. Трунова // Уголовный процесс. – 2002. – № 12. – С. 10.

221 См.: Русман, Г.С. Судебный контроль за применением мер пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста : автореф. дис… канд. юрид. наук : 12.00.09 / Г.С. Русман. – Челябинск, 2006. – С.10.

222 См.: Трунов. Меры пресечения в уголовном процессе / И.Л. Трунов, Л.К. Трунова. – СПб., 2003. – С. 160.

223 Следователи при ответе на данный вопрос нередко выделяли по 2-3 пункта.

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/