© Шамиль Мусин

 

 

 

 

 

 

Голограф

 

 

Глава 1
Крик

Женский крик разорвал вечернюю тишину подмосковного поселка Заречный. В это время я шел к станции электрички после встречи с Геной, старым, еще с армейских времен, другом, вспоминая, как мы с ним спина к спине бились со «стариками», пришедшими ночью проучить «молодых». Я остановился прислушиваясь. Крик повторился, на этот раз полный боли. «Так, вечер пропал», подумал я и, вздохнув, пошел туда, где кричала женщина.

Вдали за редкими деревьями безлюдного парка двое мужчин прижали к дереву какую-то женщину. Та, размахивая руками, старалась вырваться, но, похоже, шансов у нее было не много. «Черт, ведь хотел же уйти час назад», подумал я, направляясь к ним, по дороге присматривая что-нибудь покрепче, но, кроме бутылки возле урны, ничего не заметил.

— Отпустите ее, — сказал я, подойдя ближе.

— Иди, куда шел, — бросил один из них, обернувшись.

— Так я за ней и шел, я муж ее, — ляпнул я, не подумав, что могут спросить ее имя.

— Муж, значит, — недоверчиво ухмыльнулся он и, подойдя, молча ударил в челюсть. Отбив руку, я ударил в разрез – и попал: мужчина рухнул, раскинув руки.

— Нокаут. — решил я, наклоняясь над ним. — Везет же, с первого удара попал.

— Сзади, — крикнула женщина, и, уходя в сторону, я стал разворачиваться корпусом. Быстро не получилось, и, почувствовав острую боль над ухом, я отскочил. В руках второго был нож. Метнувшись к урне, я схватил бутылку за горлышко и ударом об угол бордюра сделал из нее «розочку»:

— Возможно, ты порежешь меня, но гарантирую, что и я тебя достану. Попробуем? Или заберешь своего кореша и разойдемся? — Я блефовал, конечно, против ножа не выстою, но в ближнем бою риск погибнуть или остаться уродом у него был. Я напряженно ждал.

— Расходимся, — буркнул тот наконец, и, злобно посмотрев на меня, стал поднимать своего напарника. Через несколько минут они скрылись за деревьями.

— Спасибо, — сказала женщина, собрав разбросанные документы в сумочку, — меня зовут Надя, можешь не представляться, я тебя знаю. Вблизи я рассмотрел ее получше. Передо мной стояла девушка, немного ниже меня ростом, дорогое платье, подчеркивающее ее стройную фигуру, открывало ноги сантиметров на десять выше колен. Рассмотреть подробнее не мог – быстро темнело.

— У тебя кровь, пойдем, перевяжу тебя, я здесь живу, — показала она на дом, из которого я вышел. Пока шли, напряжение боя стало отпускать, и я спросил:

— Что они хотели от вас? Ограбить?

— Сумочку я отдала им сразу, там и денег-то почти не было, только карточки.

— Твари, — прошептал я, но она услышала и посмотрела на меня:

— Ты чуть-чуть не опоздал.

Поднимаясь за девушкой на второй этаж, я смог по достоинству оценить ее ноги, тонкую талию и изгиб бедер. «Шикарный набор ей достался от природы», подумал я, «если она так же хороша спереди, я бы не отказался провести с ней остаток вечера, может, хоть чаем угостит».

— Снимай рубашку – она вся в крови, — бросила она, направляясь в ванную и включая воду. Пока Надя обрабатывала рану на голове, я смог, наконец, рассмотреть ее. Я был поражен! Она была красива именно той красотой, которую я рисовал в своем воображении, которую искал в женщинах. Я был уверен, что именно ее я видел в своих снах последние несколько дней. Там я видел ее на яхте, видел у рулетки и у карточного стола, видел на улицах какого-то города – везде ее сопровождал импозантный мужчина. Застыв, я удивленно смотрел на нее, не в силах отвести глаз.

Перевязав голову, Надя, улыбаясь, встала передо мной. Огромными голубыми глазами она смотрела мне в лицо, ее взгляд, полный нежности, ласкал меня и окутывал мягкой негой, я тонул в ее глазах. В ее лице и глазах было что-то родное, мне казалось, что я знаю ее всю свою жизнь. Почувствовав сильное влечение, я взял ее за плечи и потянул к себе, но она положила руку мне на грудь, отодвинулась и тихо сказала:

— Не спеши, все у нас с тобой будет, только не сейчас. Тебе еще рано, а я подожду тебя столько, сколько будет нужно. — Потом коснулась губами моих губ, и, сунув в руки чью-то мужскую рубашку, слегка толкнула к двери:

— Теперь тебе нужно уйти.

Я смотрел на нее, не веря своим глазам. Самое прекрасное создание на земле, источник моих снов, обещало мне то, о чем я мог только мечтать: возможность быть рядом с ней, любить ее, пусть даже не сейчас, хоть когда-нибудь. Я не заслуживал такого подарка судьбы.

Всю обратную дорогу, пока брел до станции, пока ехал последней электричкой, я ощущал на своих губах касание ее губ, ее слова продолжали звучать у меня в голове. Ночью я не мог уснуть, пытаясь найти ответы на терзавшие меня вопросы. Откуда она меня знает? Как я мог видеть ее в своих снах? И лишь под утро забылся беспокойным сном, в котором опять увидел Надю, теперь уже в каком-то офисе, окруженную толпой журналистов.

Проснулся почти в полдень и снял повязку: рана больше не кровоточила. День прошел как в дурмане: я ничем не мог заняться, в моей голове видения сна переплетались с воспоминаниями вчерашних событий. К вечеру, поняв, что я взял прямой курс в дурдом, сел в машину и поехал разбираться в поселок. После звонка дверь квартиры открыла женщина в застиранном халате.

— Надю можно позвать? — спросил я, стараясь заглянуть за ее спину.

— Вы ошиблись, — ответила женщина и захлопнула дверь. Немного постояв, я еще раз нажал на звонок.

— Я милицию вызову, — донеслось из-за двери, — нет здесь никакой Нади.

Решив не испытывать судьбу, я пошел к Гене в соседний подъезд: он-то наверняка знает всех в доме, давно здесь живет.

— Привет, давно не виделись, — улыбнулся он, впуская меня, — забыл что-нибудь?

— Ты знаешь какую-нибудь Надю в вашем доме?

— Ну, есть тут одна, но она вряд ли тебя заинтересует: ей далеко за восемьдесят. А ты чего спрашиваешь? Вчера успел соблазнить кого-то, что ли? Ну, ты силен! Тебя без охраны выпускать нельзя – ты нам тут всех девок перепортишь! А сколько ей лет и как она выглядит?

— Лет двадцать – двадцать пять, не больше. — Я описал ее.

— Такой Нади точно нет, я бы знал.

Обратную дорогу я не мог прийти в себя, пытаясь понять, кого же, я вчера спасал, и спасал ли кого-нибудь вообще. Но рана на голове и чужая рубашка говорили, что это не было галлюцинацией.

Ночью я опять не мог уснуть, и, чтобы совсем не рехнуться, включил телевизор. В новостях показывали порт Монте-Карло и скромную стометровую яхту нашего олигарха. Камера мазнула по соседней белой яхте, и я успел заметить на ней Надю, стоящую рядом с мужчиной, виденным во сне. Этого не могло быть! Ведь всего сутки назад я видел ее в поселке. Дождавшись повторения новостей, я записал их и медленно прокрутил запись до вида белой яхты. На огромном экране телевизора была Надя! В красном бикини и каплях воды, блестевших на коже, она, стояла, улыбаясь тому мужчине. Ее взгляд, обращенный к нему, вызвал у меня укол ревности, но я не хотел об этом думать.

Бросившись к компьютеру, я открыл расписание вылетов в Ниццу и наличие билетов. Мне опять повезло: было одно место в бизнес классе, но на этот рейс уже была начата регистрация. Я купил этот билет, и, в чем был, бросился к машине – собираться в дорогу уже не было времени.

В кресле самолета я спокойно обдумал свое состояние и обозвал себя дураком. Куда я лечу, на что рассчитываю? Рядом с Надей человек, который, судя по яхте, сказочно богат. И я, идиот, собрался ее у него отбивать? Даже заревновал! На основании нескольких ничего не значащих слов и мимолетного поцелуя! Ну, хорошо, увижу ее – и что скажу? Чудом было бы даже найти ее в Монте-Карло. Я знал, что чудес не бывает, но, не смотря ни на что, продолжал верить в чудеса.

Я впервые летел в Монако через Ниццу, до этого ездил туда из Италии. На этот раз был налегке, ждать багаж не было нужды, и я направился через паспортный контроль к выходу. По пути заметил несколько необычных для нас пар: белый муж – черная жена. И, что уж совсем невиданно, муж, невысокий молодой парень, явно, француз, нес на руках грудного ребенка, а его жена, высокая стройная африканка, несла в руках легкую сумочку.

— Какое мне дело, — прошептал я, но, представив ее в поселке вместо Нади, нервно вздрогнул и сбился с шага. До Монако можно было добраться на небольшом самолете прямо из аэропорта Ниццы или поездом с центрального вокзала. У меня с собой не было даже зубной щетки, и я решил купить все в городе.

Увидев очередь на такси, плюнул и пошел к автобусам. Девяносто девятый экспресс, уже стоявший на остановке, довез до вокзала за пятнадцать минут. А там, убедившись, что поезда через Монте-Карло идут один за одним, купил билет и пошел на проспект Жана Медсена отовариваться. Эту пешеходную улицу, полную магазинов, я помнил еще по прошлой поездке в Ниццу. Тогда меня чуть не задавил трамвай: они тут ходят абсолютно бесшумно.

Проспект полон людей. Толпы туристов, ошалевшие от жары, носятся по магазинам, в которых не протолкнуться. Кстати, и здесь довольно много негритянок, ходят парами и поодиночке, на мужчин не смотрят. Высокие, стройные, ярко и дорого одеты, не думаю, что они заработали деньги, горбясь на прованских плантациях, кто-то же их содержит.

Нашел магазин, где народа поменьше, и купил легкий летний костюм, к нему подобрал рубашку и галстук. Драные джинсы и майку выбросил. Пора обедать. Идти в ресторан и ждать заказанные блюда не хотел, поэтому поел в открытом кафе на маленькой площади по улице Англетер.

Подошел прямо к поезду. Попался местный, вроде нашего Сапсана, но тут ходят и дальние, в нем едешь, утонув в кресле, как в космическом корабле, в полной тишине. Через полчаса я вышел из вокзала Монте-Карло и пошел в порт искать яхту. С берега ее не видно, поэтому полез наверх в старый город. Поднявшись по лестнице, сразу увидел, но она была пуста – ни одного человека на палубе. Простояв полчаса, решил подняться в старый город, может, за это время там кто-нибудь появится.

Поднялся. Побродил по узким улицам, выпил кофе, посмотрел смену караула у княжеского дворца – ничего особенного, у нас в Москве у Могилы Неизвестного Солдата лучше. Посмотрел через подзорную трубу на смотровой площадке – на яхте все так же, никого нет, наверное, все ушли в город.

Во сне я видел ее за рулеткой, значит, в казино. Вообще-то их тут много, но центральный – «Монте-Карло», скорее всего, там ее и видел. Сейчас два часа, как раз открываются игровые залы для игроков. До двух там бродят туристы, разинув рты, когда бесплатно, когда за евро, в зависимости от настроения хозяев. Местным жителям играть вообще запрещено. Хорошо, что прикупил костюм: в некоторые залы, по засиженной мухами традиции, без него не пускают. Пора идти, путь не близкий.

Чтобы добраться до казино, надо пройти длинный полутемный тоннель, в сущности, состоящий из нескольких тоннелей. Ближе к его концу – высокий потолок и двери, возможно, вход в лифт. Туда две женщины подводили хрупкую девушку, прикрытую какой-то тканью. Неожиданно с их стороны разнеслось по тоннелю великолепное сопрано, отрывок из «Каста дива» Беллини. Голос резонировал под потолком, и это создавало объемное, глубокое звучание. Видимо, ее готовили к выступлению в оперном театре, и этот эффект в тоннеле ей нравился самой. Я решил, что это хороший знак.

Старинное здание казино поражает красотой, особенно, если смотреть на него от фонтана. Сюда съезжаются люди со всего мира не столько играть, сколько полюбоваться великолепием и роскошью знаменитого заведения. Вокруг – толпа туристов. Пробираясь ко входу, я внимательно всматривался в лица сновавших вокруг людей, и тут увидел того, кто был возле Нади в моих снах: он выходил из здания в компании двух крепких мужчин. Спустившись по лестнице, они сели в поджидавшую машину и уехали.

Войдя в атриум, сразу увидел Надю – в длинном белом облегающем платье она стояла возле статуи Ники и кому-то звонила, а я, не веря в свою удачу, просто стоял и смотрел на нее. Говоря по телефону, она тревожно смотрела по сторонам, и вдруг увидела меня. Ее глаза широко раскрылись, и она изумленно уставилась на меня.

— Как ты здесь оказался? — спросила она, быстро подойдя.

— Тебя показали в новостях на яхте.

— Господи, ты опять успел вовремя, — радостно воскликнула Надя, беря меня под руку и ведя к выходу. — Андрея задержали, я не знала, что делать. Выйдя к стоянке машин, она отдала мне ключи и кивнула на двухместный спортивный Ниссан:

— Садись за руль, надо уезжать из Франции. — Открыв дверь, я помог ей сесть и, усаживаясь сам, оглянулся – со ступеней лестницы прямо на меня смотрел мужчина в сером костюме. До шоссе А8 Надя подсказывала дорогу, на трассе я расслабился и стал посматривать на нее – она молча смотрела вперед, откинувшись в кресле. «Захочет – сама расскажет», решил я, следя за дорогой.

Мы ехали в Италию, ближайшую к нам страну, до Испании было намного дальше. В основном, все ехали не спеша, не больше девяноста. Машина легко набирала скорость и, увидев на указателе ограничение сто десять, я нажал на газ.

— Не разгоняйся, — услышал я, — не надо привлекать внимание. В молчании проехали итальянскую границу, подъезжали к Сан-Ремо:

— Остановись у какого-нибудь неброского отеля и займи два номера.

— Может, один?

— Ты опять слишком торопишься, — усмехнулась она взглянув на меня.

Отель Европа недалеко от набережной как раз подходил нам. Припарковав машину возле отеля, я оплатил два номера и вернулся за Надей. Оба номера на втором этаже выходили окнами на здание казино. Судьба такая, что ли?

Это красивое здание построили в начале прошлого века, и с тех пор там отметились знаменитости, короли и прочие разные члены. Кроме казино, там театр, в котором проводили песенные фестивали до переноса в Аристон.

Я открыл окно. Из окон напротив доносилась музыка и женские голоса: пели какую-то итальянскую песню. Сходив в свою комнату, я открыл окно и вернулся. Надя стояла у окна и, о чем-то задумавшись, смотрела на Храм Христа Спасителя левее казино. Я подошел и встал сзади, вдыхая запах ее волос.

— Ты второй раз меня спасаешь, в самый последний момент.

— Мне страшно подумать, что было бы в тот вечер, если бы я ушел от Гены на час раньше.

— Ты и ушел, — то ли услышал, то ли послышалось мне. Повернувшись, она посмотрела на меня.

— Филип сказал, что вытащит Андрея за несколько дней. Подождем его здесь.

— Ты расскажешь мне?

— Не теперь. Позже. Тебе еще рано, ты не поймешь, только все испортишь. Она смотрела мне в лицо, ища в нем что-то, словно, там было подтверждение ее словам.

— Теперь иди. Зайди за мной часа через два.

У себя в номере я принял душ и, поставив таймер смартфона, прилег на кровать, собираясь вздремнуть, но, несмотря на прошлую бессонную ночь, уснул не сразу: я не понимал, в какую игру я влез, сам того не желая. Слепо идя за Надей, я мог попасть в грязную историю, ведь, я ничего о ней не знаю.

Через два часа я вернулся к Наде. Она была в том же платье, что и в поселке, и так же неотразима. Пытаясь досушить феном распущенные волосы, она спросила:

— Где мы будем ужинать?

— Здесь есть несколько ресторанов с хорошей кухней, но там сейчас душно. Из тех, что на улице и близко – рядом пиццерия «Везувий» и ресторан «Синее море» через два квартала. У тебя с собой из одежды только это платье?

— Есть еще джинсы. Вся одежда осталась на яхте.

— Везувий – семейная пиццерия: хозяйка – словоохотливая женщина лет сорока пяти, почти не говорит по-английски, две девушки ей помогают, судя по всему, ее дочери. Я терпеть не могу пиццу, но то, что они готовят – единственное исключение. «Синее море» – обычный ресторан, правда, у них самый вкусный тирамису, единственная особенность – очень веселый и приветливый официант.

— Хорошо, пойдем в «Синее море». — За ужином Надя задумчиво посматривала на меня, видимо, решая, что со мной делать, я же, как щенок на поводке, радостно вилял хвостом и был готов следовать за ней куда угодно. Выпитую за ужином бутылку Кьянти после кофе заполировали лимончелло и отправились в Аристон с призрачной надеждой попасть на концерт заезжей итальянской звезды. Некоторые основания для этого были: до фестиваля оставалось полгода, и они временами наведывались сюда примерять новый репертуар. Не повезло: на афишах были только итальянские фильмы, и если Надя немного знала язык, то я был в нем «ни в зуб ногой».

Вообще-то не найти в Сан-Ремо развлечение – надо очень постараться: здесь на каждом шагу прямо на улице устраивают концерты. Вспомнив, что в парке под Набережной Императрицы до поздней ночи открыта концертная площадка, я повел Надю туда. Прошли мимо нашего отеля, и вышли на великолепный променад, засаженный императрицей бразильскими пальмами. Той самой императрицей, Марией Александровной, мужу которой поборники либеральных ценностей впарили бакшиш в виде бутылочки динамита.

Слева внизу утопал в зелени парк, среди которого и разместилась в блеске разноцветных прожекторов небольшая сцена с дансингом. Единственным условием входа было требование купить в баре коктейль, хотя называть это требованием было неправильно: кто бы добровольно от этого отказался. На сцене парень романтической наружности пел итальянские песни. Бар только открылся, и очереди еще не было. Взяв по Мохите, подошли ближе. Парень пел искренне, немного хрипловатым голосом, и, привлеченные его песнями, с набережной стали подходить новые зрители.

Постепенно публики прибавилось, и некоторые пары стали танцевать. Я отнес пустые стаканы и, взяв Надю за талию, медленно потянул к себе, она положила руки мне на плечи и посмотрела в глаза, потом обняла за шею и прижалась сама. Словно электрический разряд пробежал по мне, настолько неожиданным и долгожданным было ее движение. Я обнял и всем телом почувствовал ее, всю, с ног до головы. Большего счастья я не испытывал никогда. Мы медленно кружили, не замечая никого вокруг, под всполохи разноцветных прожекторов, под песню Buona notte. Мне хотелось, чтобы эта песня не кончалась никогда.

Певец закончил петь, и колдовское очарование музыки кончилось. Его сменила группа из двух девушек и парня. Отстояв в очереди, я принес еще два стакана Мохиты, и мы решили посмотреть, что будет дальше. И не пожалели. Эта троица завела публику до предела. Они танцевали и пели самые известные хиты, меняя одежды каждые три-четыре песни. Публика повалила валом, и танцевать стало невозможно. Я просто стоял за Надей и, обняв, прижимал ее к себе, оберегая от толчков разгоряченной публики. Устав, мы стали выбираться из толпы, не дожидаясь окончания концерта. По безлюдной набережной дошли до отеля, и у двери комнаты она, поцеловав меня, отправила к себе:

— Хоть этой ночью выспись.

Наутро заглянул к Наде. Она уже встала и, одетая в джинсы и майку, лукаво улыбаясь, смотрела на меня:

— Выспался?

— Ты же прогнала меня, — обиженно буркнул я.

— Бедняжка. — и, погладив по щеке: — Куда мы пойдем?

— Здесь есть несколько маленьких пляжей, но мне нужно кое-что купить.

— Мне тоже. Можем идти, я готова.

Позавтракав в отеле, мы устроили шопинг, и в пределах ста метров купили себе все, что недоставало, в том числе плавки. Над ближайшим пляжем висел украинский флаг, но нас это не смутило, и, заняв два лежака, мы разделись. Спорившие по соседству русские и украинцы на извечную тему «Кто виноват, и что делать», внезапно замолчали и восхищенно уставились на Надю.

В том самом красном бикини она стояла передо мной и улыбалась, словно спрашивая: «Что скажешь?». Что я мог сказать? Более совершенной фигуры я не видел никогда. С усилием отведя глаза, я бросился в воду и плавал там, пока в холодной воде не пришел в норму. Здесь даже в июле прохладная вода, да еще ветерок. На пляж выходили вместе с Надей, и капли воды, блестевшие на теле, словно одевали ее в призрачную одежду, подчеркивая красоту.

Провалявшись на пляже два часа, вернулись в отель и, приняв душ, пошли обедать.

— Ты так расхваливал ту пиццерию, что я решила проверить твои слова, — сказала Надя, когда мы вышли на улицу. Вроде бы, нет никакой сложности в рецепте самого простого итальянского блюда, пиццы, но в Москве я ни разу не получил удовольствия от ее поедания, ни в пиццерии, ни дома. Та пицца, которую доставляют домой, пока ее довезут, принимает состояние резины, и есть ее можно только от отчаянья за свою загубленную судьбу, если совсем уж нечего есть.

Меню Везувия предлагало с десяток разного вида пиццы. Я водил по названиям пальцем и вопросительно смотрел на хозяйку, подошедшую к нашему столу на открытой веранде. Я ни слова не понимал, но смотреть, как она эмоционально, помогая себе жестами и мимикой, описывает и рекомендует или отклоняет каждое блюдо, было забавно, и, в то же время, приятно. Было такое ощущение, словно мы – члены ее семьи, и пришли к ней в гости. Надя переводила, поглядывая на меня.

Наконец, сделав выбор и дождавшись заказа, мы приступили к еде. Это были огромные блюда из теста, в которых в очень густом бульоне плавало великое множество всего, у меня мясного, у Нади – рыбного. В процессе еды бульон густел, и к ее окончанию отдаленно напоминал обычную пиццу. Эти блюда не имели ничего общего с московской пиццей ни по вкусу, ни по консистенции.

— Пойдем просто погуляем, — предложила Надя после обеда.

— Может, в Ла Пинья? Это старый город в центре Сан-Ремо, стоит на горе с одиннадцатого века.

— Пойдем, если ты хочешь, — сказала Надя, взяв меня под руку.

Через полчаса мы медленно поднимались по ступеням старого города. С двух сторон лабиринтов узких улиц нависали давно не знавшие ремонта стены домов. Говорили, что здесь обитают, в основном, бомжи и гастарбайтеры. Но, ни тех, ни других нигде не было. Здесь вообще никого не было. Только древние стены навевали пустоту и одиночество. Как здесь вообще можно жить? Но, видно, все же, здесь жили: на крошечной площади был даже вход в библиотеку, правда, закрытый.

Проходя через узкий переулок, мы услышали над собой пение какой-то незнакомой итальянской песни. Голос певца был красивый и сильный, и мы, заслушавшись, остановились. Песня закончилась, и Надя крикнула:

— Bravissimo! — Из окна над нами высунулся парень и с любопытством посмотрел на нас.

— Grazie, bella signorina. — Они, смеясь, перекинулись парой фраз, и мы поднялись в парк. Остановились у ограды, и я, повернувшись к Наде, спросил:

— Два дня назад в поселке ты сказала, что знаешь меня. Откуда?

— Из снов. Ты почти неделю снишься мне: здесь, в Сан-Ремо, в Монте-Карло, еще где-то, возле моря. Во сне мне кажется, что ты ищешь меня, и там такое чувство, словно, мы связаны с тобой на всю жизнь. С тех пор я несколько раз замечала, что кто-то следит за мной. В последний раз мне приснилось, что ты ушел перед тем, как на меня напали, и проснулась от ужаса в холодном поту.

— Я искал тебя. Женщина в твоей квартире сказала, что не знает тебя.

— Странно. Это сестра моей матери. Я иногда навещаю ее, заезжая к ним на пару дней.

— А чью рубашку ты мне дала?

— Тебя это очень интересует? — спросила она улыбаясь.

— Ты не представляешь, насколько.

— Это рубашка ее мужа. Я жутко испугалась тогда, да еще эта непонятная слежка, в общем, с утра я улетела к Андрею – рядом с ним я чувствую себя в безопасности.

— Кто такой Андрей?

— Друг моего отца. Он помог мне получить образование и везде возит с собой.

Мы медленно спустились в город и поужинали там же, в «Синем море». По дороге в отель купили бутылку Асти Мондоро, и я надеялся, не без оснований, провести с Надей романтический вечер. Но в отеле нас ждал Андрей!

— Надя! Слава богу, ты жива и здорова, и даже успела обзавестись поклонником. Молодой человек, не обижайтесь, я не имел в виду ничего плохого, и даже благодарен вам за то, что позаботились о Наде. Надеюсь, она рассказала вам обо мне. О машине не беспокойтесь, ее заберут – на ней установлен датчик GPS. Надя, собирайся, моя яхта стоит здесь в порту, мы сейчас же уплываем в Испанию. — Он хотел добавить что-то еще, но, посмотрев на меня, понял, что предлагать деньги не стоит, чтобы не получить по морде.

Надя растерянно смотрела то на меня, то на него, собираясь что-то сказать, но никак не могла решиться. Наконец, собравшись, подошла ко мне и сказала:

— Не нужно тебе вешать на себя мои проблемы. Я буду звонить тебе.

Через час я стоял на берегу, провожая отплывающую яхту, и чувствовал, что от меня уплывает самая важная часть моей жизни, часть меня самого.

Оставаться одному в Сан-Ремо было невыносимо, и последним поездом я уехал в Ниццу. Ожидая в аэропорту утренний вылет в Москву, попытался осмыслить все, что произошло с нами. И чем больше я думал об этом, тем больше во мне крепла уверенность, что жить без Нади я не смогу, просто, жизнь потеряет смысл. Только ее отношение ко мне было неясно – похоже, она сама еще не разобралась в своих чувствах.

Сколько случайностей связывает людей на пути друг к другу. Сколько случайностей подстерегает человечество, направляя его по тому или иному пути. Наполеон, Гитлер, Сталин могли не родиться, если бы их матери и отцы не встретились или встретились в другое время. Горбачев мог погибнуть в ДТП, и сейчас мы имели бы нерушимый блок социалистических стран, а я бы сидел в Снежинске и делал самую большую «кузькину мать». Или Ельцин, выпив лишку на банкете с Клинтоном, откинул копыта, разгорелась борьба за власть, и теперь я жил бы в республике Москва, осваивая великий и могучий китайский язык. Карибский кризис мог кончиться атомной войной, и думать об этом было бы и вовсе некому.

Дома посмотрел почту, попытался работать – ничего в голову не лезло. Проект на заводе Хруничева был практически закончен, новых предложений пока не было, и я просто болтался по квартире, не зная, куда себя деть.

Я задумался о своей судьбе. После школы поступил в МИФИ, но, отучившись два года, нахватал хвостов и ушел по собственному желанию декана. Я до сих пор благодарен судьбе за это: я мог закончить его и сидеть где-нибудь в Челябинске-70 без возможности выехать за границу.

После армии восстановился в МИРЭА и, закончив его, открыл свою маленькую фирму Спектрон. Вначале занимался ремонтом спектрометров, потом стал их понемногу модернизировать. Вузовских знаний категорически не хватало. А где их взять, если все новые знания – на английском языке?

До сих пор с ужасом вспоминаю тот каторжный год, когда ложился спать в наушниках с включенным Оксфордским курсом английского, с утра садился за 800-страничное описание FPGA Cyclone, а вечером пытался уравнения многомерной регрессии расписать в ортогональных полиномах Чебышева. Через год стали появляться первые плоды: стал свободно вести переписку с коллегами из разных стран, но языковой устной практики не хватало.

Как ни странно, благодаря этому курсу я полюбил английский. В записи носители языка вели бытовые разговоры, артисты выражали яркие эмоции в спектаклях, дикторы тараторили новости.

Наконец, почувствовав уверенность, я засел за проект измерительной системы для спектрометров, не бросая при этом наушники. 64-канальная система на небольшой плате подходила для любого спектрометра, а софт, благодаря моей математике, обеспечивал точность анализа в несколько раз выше существующих спектрометров.

Спектрометры нужны для измерения химического состава веществ, чаще всего, металлов. Небольшая ошибка в составе – и одному богу известно, куда улетит или где развалится агрегат из такого металла, поэтому всем позарез нужна точность анализа. Основной источник ошибки – Матричный эффект, когда одни элементы влияют на результат анализа других. Вот с ним все и бьются, кто как умеет. За полгода написал математику, учитывающую этот эффект, и еще полгода ушло на разработку электроники.

Стал осторожно предлагать модернизацию швейцарских, немецких и американских спектрометров. Сначала, оборонным и ракетно-космическим заводам, потом институтам и другим заводам. Потихоньку стали брать. Не брезговал и перепродажей: покупал подержанные спектрометры, и, заменив систему, продавал их с новыми характеристиками. Ушло немного и за кордон, правда, таец половину так и не доплатил, хотя, деньги были не его, а малазийца, может, тот зажал.

В общем, на жизнь хватало, но никаких богатств не было и быть не могло: не туда я запряг математику. Надо было заняться анализом рентабельности и прогнозом курса криптовалюты – сейчас бы на своей яхте плавал.

В конце недели я заканчивал калибровку системы на BAIRD в ЦНИИЧермете, когда позвонил Андрей: Надя пропала. Здесь же, не отходя от компьютера, я купил билет на утренний рейс Аэрофлота, и через двенадцать часов уже проходил регистрацию в Шереметьево.

Ночью долго не мог уснуть, а в самолете заснул, и опять приснилась Надя. Она стояла в комнате у окна. Вид из окна был на какой-то магазин с высоты второго – третьего этажа. Если это в реальности, значит, слава богу, жива.

Андрей встречал меня в аэропорту Барселоны в панике:

— Вчера днем я зашел в Тройку купить черного хлеба.

— Это тот русский магазин на Рамбла?

— Да. Надя зашла в соседнюю аптеку. Я пробыл там минут пять – десять, не больше. Выхожу – на улице ее нет, иду в аптеку – и там нет. Спрашиваю у аптекаря – говорит, да, была такая, купила крем и вышла, куда пошла – не знаю. Я постоял там еще минут пять, и решил, что она пошла домой. У меня квартира на другой стороне Рамблы, живу там, когда бываю в Барселоне. Прихожу – там ее тоже нет. Набираю ее номер – недоступна. Ну, думаю, может, зашла в магазин или кафе, подожду. Еще через два часа заволновался, прошел обратно к магазину, походил вокруг – тщетно. До сих пор от нее ни слуху, ни духу. В полицию и к частным сыщикам пока обращаться не хочу, вот позвонил тебе. После гибели ее отца Надя мне, как дочь, и я готов заплатить за нее выкуп, но телефон молчит, никто ничего не требует. Я думаю, еще в Монте-Карло меня задержали в полиции, чтобы выкрасть ее, но ты им помешал тогда.

Сев в ожидавшую машину, мы поехали к Андрею. В это время пробок почти не было, только на самой Рамбле, как всегда. В переулке возле Тройки водитель высадил нас и уехал, и мы, осмотревшись вокруг, зашли в магазин. Здесь торгуют Российской едой и выпивкой, которой нет в Испанских магазинах, но к которой привыкли выходцы из России. На доске висят объявления на русском языке о подработке, сдаче жилья и бог знает, о чем еще. Просмотрели всю доску – ничего о Наде. В магазине и аптеке расспросили о ней – ничего нового!

Выйдя на улицу, пошли вглубь переулка. У меня была маленькая надежда, на то, что увижу фасад того магазина. Конечно, это было бы чудом, но ведь и наши с Надей сны – чудо. На стенах и дверях некоторых домов – надписи и рисунки краской. Их смывают, но они регулярно появляются вновь. Эта сторона Рамблы, район Раваль, пристанище воров и проституток. Здесь полно выходцев из Азии, Африки и бывшего Советского Союза.

Неприглядный вид узких улочек и переулков вызывает желание поскорее выбраться отсюда, но мы идем, внимательно смотря по сторонам. И вот, прошли-то недалеко, с правой стороны – тот самый магазин. Напротив него, с нашей стороны улицы – дверь. Справа от нее – кнопочный пульт, на одной из кнопок надпись: Conserje. Нажимаю на нее – из пульта слышно: «Войдите».

За дверью мужчина в сером костюме говорит, что ждал нас, и предлагает пройти за ним в кабинет. Говорит на русском с легким акцентом. Андрея он оставляет там, а меня ведет за собой на третий этаж. Открывает дверь, за ней – люксовый гостиничный номер, посреди комнаты стоит удивленная Надя:

— Ты? Что ты здесь делаешь?

— Пришел за тобой. — Надя смотрит на хозяина:

— Я могу уйти?

— Конечно, только прошу уделить мне полчаса для беседы. — и, садясь в кресло: — Располагайтесь удобней. — Мы сели в оставшиеся два кресла, и приготовились слушать.

— Мы вышли на вас, наблюдая за Надей, — сказал он, обращаясь ко мне.

— Кто вы?

— Международная организация, цель которой – развитие цивилизации по пути прогресса. Мы в гуманных целях стараемся уберечь ее от ошибок. — «Гуманисты хреновы», подумал я, но вслух сказал:

— Благородная цель, если вы имеете в виду то же, что и я. Но причем здесь мы?

— Вы имеете важное значение в этом процессе. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, я расскажу подробнее.

— Зачем нам это?

— Деньги, много денег. И не надо улыбаться, это другое «много».

— То есть, вы хотите, чтобы мы согласились работать на вас, ничего не зная ни о работе, ни о вас? Надя, я не хочу в это влезать.

— Я тоже. Мы можем идти?

— Да, никто вас не держит – принуждать вас бессмысленно. Надеюсь, вы передумаете, вот моя визитка.

Внизу мы забрали Андрея, и пошли к нему домой, по дороге зашли поесть.

— Как ты там оказалась? — спросил я в ресторане.

— Вчера у выхода из аптеки подошел тот, с которым ты разговаривал, показал полицейский жетон и, сказав, что я задержана, привел меня туда. А сегодня пришел ты. Как ты меня нашел?

— Я опять увидел тебя во сне. Мои сны становятся все более реальными. Они даже на сон не похожи теперь: яркие, четкие.

— У меня то же. Ты в третий раз меня спасаешь.

Дома у Андрея взяли по бокалу вина.

— Хорошая у тебя квартира, только жить здесь, в центре, должно быть, неудобно.

— А я и не живу здесь, это просто вложение денег. Чего они хотели? Что за балаган с задержанием?

— Хотят подписать нас на что-то грязное за кучу бабла, а Надю задержали, чтобы что-то для себя проверить.

Вечером вышли погулять на Рамблу. Надя очаровательна. На бульваре – толпы туристов, бродят, удивленно разглядывая живые статуи. Позже они вернутся на Площадь Каталонии и на электричках разъедутся по своим отелям вдоль берега моря. Здесь живут только те, кто здесь работает. Барселона – прекрасный город, здесь есть, что посмотреть, но условия для отдыха в этом месте не лучше, чем на Садовом Кольце.

В свою первую поездку в Барселону я воспользовался экскурсией по местам Сальвадора Дали. В программе – его музей и средневековый замок, который он сторговал где-то по случаю для своей жены. По завершении – посещение винного хранилища, длинной вереницы огромных бочек, из которых можно пить чудесные вина в неограниченном количестве, но за их вынос надо платить.

Народ, умудренный опытом, понимал, что даже если пить только по глоточку, дойти до конца хранилища суждено не всем, поэтому все были предельно собранны и молчаливы. По мере продвижения люди утомлялись, но держались, наиболее крепкие держали путь, поддерживая ослабевших. К концу пути, после задушевных бесед, все твердо знали точные координаты рая: рай – здесь.

За прилавком охреневший испанец отбивался от леса рук, сующих деньги и бутылки, в отчаянии пытаясь узнать, какое вино в бутылках. Это ставило наших людей в тупик, и все мучительно пытались вспомнить, что они туда поналивали. Испанец безнадежно махал рукой и просто собирал деньги, которые ему давали.

За красную линию нельзя было выходить с неоплаченным вином, но я, возмущенный тем, что у меня не берут деньги, несколько раз выходил за нее покурить с охапкой бутылок и возвращался опять на приступ прилавка в надежде, что на этот раз добьюсь своего и отдам свои деньги.

— Ты думала о нас? — спросил я, отойдя от воспоминаний.

— Думала. С нами что-то происходит. Это волнует и пугает меня. Во сне мне кажется, что люблю тебя давно и безнадежно, там ты несвободен. Ты женат?

— Нет, не женат. А наяву?

— Просыпаясь, я помню эту любовь, и некоторое время чувствую ее. Иногда она всплывает, когда ты рядом. Тем вечером у тети мне на минуту показалось, что я в том сне. И еще в Сан-Ремо, когда мы танцевали. Наверное, я схожу с ума. — Мы шли по бульвару к площади Каталонии. Я чувствовал, что она рядом со мной и одновременно бесконечно далеко.

— Может, съездим на поющие фонтаны? — предложил я.

— Я устала, давай, в следующий раз. — Поужинали в молчании в ресторане напротив театра и вернулись в квартиру Андрея. Дома никого не было. Возле спальни я обнял ее.

— Не торопи меня, — тихо сказала Надя и ушла к себе.

Следующий день мы провели вместе, гуляя по городу. Я хотел больше узнать о ней, о ее жизни здесь, в Барселоне, но она была погружена в себя, и на мои вопросы отвечала невпопад. Мне показалось, что я мешаю ей принять какое-то решение, скорее всего, не в мою пользу. Я не стал дожидаться горьких для себя слов, и, не прощаясь, улетел в Москву.

Весь путь домой я пытался ее понять. То зажигаясь, то резко остывая, она ставила меня в тупик. Быть может, ей просто нужно время, чтобы разобраться в себе, и позже она позовет меня. Дома долго не мог уснуть, поэтому, встав, выпил таблетку снотворного. Через час, засыпая, я увидел в полусне поселок и тот парк, в котором впервые встретил Надю.

Глава 2

Утром сел в машину и поехал в Заречный. В поселке переулок был перекрыт из-за аварии водопровода, и я спросил у местного, есть ли здесь объезд. По его словам, объезд был по заброшенной дороге, но там можно было оставить подвеску или утонуть в болоте. Я решил рискнуть, и быстро пожалел об этом: дорога, вся в колдобинах, заросла бурьяном – тут много лет никто не ездил. Проезжая мимо здания с почерневшей стеной, видимо, здесь был взрыв или пожар, совсем застрял. Вокруг валялись обломки какого-то устройства, выброшенные взрывом из окна. Я подобрал какую-то блестящую хреновину, собираясь потом изучить ее, и, проверив дозиметром, бросил в багажник. Проклиная все на свете, с трудом выбрался оттуда по уши в грязи и добрался-таки до дома Надиной тети.

После звонка дверь открыла та же женщина в халате.

— Опять вы?

— Простите ради бога, но, по моим сведениям, здесь должна проживать другая семья.

— Послушайте, мы обменялись квартирами два года назад. Кажется, у меня остался их телефон. Сейчас посмотрю. — Через пару минут женщина вынесла клочок бумаги с телефоном, и я поехал обратно домой.

Возле дома поздоровался с соседом и, поднявшись на второй этаж, стал открывать дверь. Замок заело, и, пока я, чертыхаясь, ковырял его, дверь открылась сама. Передо мной стояла женщина лет тридцати. Изумленно глядя на меня, она пыталась что-то сказать, но, всхлипнув, стала медленно оседать на пол. Я успел подхватить ее и отнес на кровать. Удивленно осмотрелся по сторонам. Это была не моя квартира. Вернее, квартира была как моя, но мебель в ней была чужая. Решив, что ошибся квартирой, я хотел тихо уйти, но в это время женщина пришла в себя и, привстав, прошептала мое имя.

— Простите, не уверен, что знаком с вами.

Она внимательно осмотрела меня с ног до головы.

— Кто вы?

— Аваргин Алексей. До сегодняшнего дня мне казалось, что я живу здесь.

— Этого не может быть! Мой муж, Алексей Аваргин, сейчас лежит в коме в Боткинской больнице.

— Сочувствую. А что с ним случилось?

— Взрыв в лаборатории неделю назад. — Я вспомнил, что примерно в это время у меня и Нади начались странные сновидения.

— Чем занимался ваш муж?

— Что-то связанное с квантовой физикой. Но об этом вам лучше рассказал бы его коллега и друг. Если вы не против, я приглашу его.

Пока ждали коллегу, меня напоили чаем, и в разговоре я заметил, что по дороге в обменнике видел курс шестьдесят четыре копейки за доллар, вот разгильдяи. Женщина непонимающе смотрела на меня:

— Что не так?

В это время раздался звонок, и хозяйка ввела в квартиру мужчину лет сорока пяти.

— Георгий, — представился он. — Татьяна сказала, что встретила двойника Алексея, теперь вижу своими глазами. Какими судьбами к нам?

Я рассказал ему, что живу в этой самой квартире, и что днем съездил в поселок Заречный, а вернувшись, попал неведомо куда.

— Тот Заречный, что возле Протвино? В километре оттуда филиал ИФВЭ. Неделю назад там произошел взрыв. Алексея и его ассистентку, Надежду, увезли в больницу, но ее быстро отпустили – ничего серьезного, просто, шок. Перед экспериментом он выгнал всех из корпуса, поэтому больше никто не пострадал. А что вас удивило в курсе доллара?

— Утром он был в сто раз дороже. И Путин с утра был президентом, — указал я на портрет в газете, брошенной на стол.

— А что еще вас удивило? — озабоченно спросил Георгий.

— Телевизор Рубин, восемьдесят дюймов по диагонали. Даже у японцев таких нет.

— Возьмите газету и почитайте ее, а я пока отойду позвонить.

Раскрываю «Российскую газету». Газета, как газета, если не читать подпись под фотографией: «Премьер министр Российской Федерации В. В. Путин». Дальше новости экономики: виды на урожай, выпуск нового комбайна, все как обычно.

По ходу чтения я узнал, что ВВП США упал на семь процентов, и Президент Хилари Клинтон требует напечатать еще полтриллиона долларов. Были и другие новости, никак не входящие в мое понятие реальности.

Вернулся Георгий, и мы стали последовательно, шаг за шагом, вспоминать историю России в его и моем представлении. До тысяча девятьсот девяносто первого года они совпали полностью, но вот дальше были различия.

В декабре 1991 года президента застрелил снайпер, и были назначены новые выборы, в которых победил Примаков. Ему досталась страна, стоящая на краю пропасти. В магазинах были пустые прилавки. На рынках было все, но отовариваться там на обычную зарплату было нереально. Постепенно стали отпускать цены, параллельно увеличивая зарплату, стараясь не допускать гиперинфляции. Приватизировали небольшие предприятия и магазины. Мелкие предприниматели стали заполнять рынок, низкий курс рубля помогал держать конкуренцию с импортными товарами.

Страна не могла позволить себе огромные военные расходы, и половину оборонных предприятий переориентировали на бытовые товары. К началу века цена на нефть пошла вверх, и постепенно стали приватизировать средние предприятия. Россия не могла конкурировать во всех областях, поэтому предпринимателей направляли льготными кредитами в высокотехнологичные области.

За Китаем оставался рынок дешевых тряпок. Россия, обладая самым образованным населением, постепенно осваивала рынок высоких технологий, конкурентных по ценам с европейскими и американскими фирмами. Высокие технологии – удел мелких венчурных предприятий. Редкие из них разрастаются до больших корпораций. Например, всего десяток фирм, персонал которых от нескольких до нескольких десятков человек, обеспечивают весь мир спектрометрами сотен модификаций и назначений.

Не забывали и промышленность – восстановили и модернизировали самые важные заводы. Стали главными экспортерами пшеницы. В начале века сделали обмен денег один к ста, и с тех пор курс рубля медленно растет, что тоже не здорово – снижается конкурентоспособность Российских товаров. Зарплата здесь была, в основном, от трех до тридцати тысяч, правда, и расходы на жизнь были очень высокими.

Структура налоговой системы была совсем другой: налог с денег, направляемых на производство, составлял десять процентов, а вот налог с доходов менялся от тринадцати до семидесяти процентов в зависимости от суммы доходов. Слова Офшор здесь не знали совсем.

В США увлеклись повышением капитализации своих компаний дутыми бумагами, выпуская деривативы на деривативы. Заниматься реальным производством стало не выгодно, и оно постепенно перекочевывало в Юго-Восточную Азию. Экономика стала испытывать напряжение, но, обладая печатным станком, Америка пока как-то выкручивалась.

Судьба Алексея тоже сложилась иначе: он дурака не валял, закончил МИФИ, женился и по результатам дипломной работы получил направление в ИФВЭ в Протвино. Там защитил кандидатскую, через пять лет – докторскую и получил лабораторию в Заречном филиале.

— Скажите, Алексей, а вы могли бы продолжить его работу?

— Да что вы, откуда? Не тот уровень. В МИРЭА был курс квантовой механики, но там упор делался на другое.

— А вы не отказывайтесь сразу. Таня, у тебя ведь были его записи?

Таня принесла толстую пачку исписанной бумаги и флэшку.

— Алексей последнее время жил в Заречном. Завтра я заеду за вами, поедем в лабораторию, и увидите все на месте. Только у меня просьба. Давайте, не будем всем рассказывать вашу историю, а скажем, что вас выписали из больницы.

Георгий ушел, а я, включив компьютер, засел за записи. Разумеется, в теоретических выкладках я мало, что понял, но в конечных результатах, схеме установки и процессе эксперимента разобрался.

За ужином Таня урывками разглядывала меня, и я ее понимал: каково это, потерять любимого человека, и сидеть перед его копией, которая своими разговорами только усиливает горечь страшной утраты. Утром Георгий зашел за мной и повез в Протвино. По дороге описал всех сотрудников лаборатории, их имена, внешность и кто чем занимался. Надя числилась младшим научным сотрудником. Прошли сразу в кабинет директора института.

— Удивили вы меня, Алексей Владимирович, безмерно. Впервые сталкиваюсь с пробоем вероятностной линии. Хотя, в некоторых работах встречались высказывания о допустимости такой абстрактной возможности, но столкнуться с этим в вашем проекте никак не ожидал. Боюсь, вашу тему придется прикрывать ФСБ. Вы, я так понял, согласны продолжить работы по проекту?

— Я не уверен, что справлюсь. Я занимался чисто практическим приложением квантовой механики: спектральным анализом.

— А вы попробуйте, все равно, кроме вас, мы никого из посторонних привлекать не можем. Ведь тема намечается интереснейшая. Неужели, вам не интересно? Ни за что не поверю. Все необходимое вы получите, только прошу вас, никто, кроме нас троих, об этом знать пока не должен. Об остальном я позабочусь сам.

Получив карт-бланш, мы поехали в Заречный. За дверью лаборатории встретили ошеломленный взгляд шести пар глаз. Надя стояла у окна и изумленно смотрела на меня, но, спустя мгновение, ее лицо расцвело радостной улыбкой. А я, застыв, просто любовался ею. Придя в себя, я окинул взглядом свою будущую команду.

— Должен вам сообщить, после взрыва у меня провалы в памяти, поэтому не удивляйтесь, если услышите нелепые вопросы. Возможно, вас удивят еще какие-то изменения во мне. Сожалею, что так закончился эксперимент. Но отрицательный результат – тоже результат. Работу будем продолжать, на этот раз осторожней. Через два часа зайдите все ко мне, обсудим план работ.

В кабинете включил компьютер и стал загружать проект. Вошла Надя и, встав передо мной, смотрела, словно чего-то ожидая. Какие отношения были между ними? Что мне сказать? Признаться во всем и потерять ее или продолжать эту дурацкую игру?

— Леша! — Она открыла этим возгласом все – какие-то отношения были. Но насколько близкие?

— Надя, давай сразу все решим. Я не помню, в каких отношениях мы с тобой, — Надя вздрогнула словно от удара, глаза заблестели, — но сразу скажу тебе: я люблю тебя, и хотел бы, чтобы так было всегда. Расскажи мне все, что между нами было.

— Хорошо, надеюсь, ты помнишь, где я живу, — ответила она, немного придя в себя, — на всякий случай: Садовая восемь, квартира одиннадцать.

Надя ушла, а я уперся в экран, пытаясь собрать себя и осмыслить то, что сейчас произошло. Наконец, заставил себя взяться за проект и открыл рабочие файлы. Через полтора часа я вышел и прошел по лаборатории. Все бездельничали или делали вид, что работают. В зале с установкой обломки уже вынесли, вставили окна и заканчивали ремонт стен и пола. Я вернулся в кабинет, через пятнадцать минут все собрались у меня.

— Нам предстоит собрать установку заново. Володя, возьми чертежи и съезди в Протвино – пусть изготовят криостат и диффузионник. Приказ директора привезу позже. Сергей, бери файлы разводки и езжай в Зеленоград заказывать платы. По дороге купи или закажи микросхемы. Витя, ты – в ту шаражку заказывать корпуса приборов. Лена, загляни в институтский склад, может, найдутся бесхозные форвакуумные насосы, если нет, заказывай через отдел снабжения. Петя, за тобой высоковольтное оборудование, не тяни, как раз подоспеешь к концу ремонта полов.

Просидел за проектом до восьми, и, почувствовав, что больше ничего не высижу, пошел на выход. За проходной стоял какой-то тип, разглядывая всех выходящих из института. Увидев меня, он подошел и, отведя в сторону, заявил:

— Вам не следует заниматься этим проектом. Вы же не хотите повторить судьбу вашего предшественника?

— Уберите руку.

— Напрасно вы так, Алексей. Или вы с нами или ни с кем.

Я оттолкнул его и, взяв в гараже ключи от институтской «Газели», поехал в поселок. Меня взбесила бесцеремонность этих гуманистов, чувствуют себя как дома, ничего не боятся, сволочи. Узкая дорога связывала поселок с лабораторией. Стемнело, и я включил фары.

За поворотом стоял полицейский и жезлом показывал остановиться. Дальше стояли две машины, развернутые поперек дороги, словно только что произошло ДТП. Я вспомнил угрозу, и почувствовал опасность. Между машинами оставался небольшой промежуток, который можно было рискнуть проскочить. Я нажал на газ, и поехал прямо на них, в последний момент повернув руль, отбросил правую машину в кювет и, набирая скорость, помчался в город. Сбоку, а потом сзади послышались выстрелы. Пули разбили стекло, и меня осыпало осколками, но я был уже далеко.

Подъехав к Надиному дому, позвонил Георгию и сказал, что попал в засаду. Поднялся на третий этаж и нажал на звонок, за дверью послышался быстрый стук каблуков. Дверь распахнулась, за ней – родное испуганное лицо.

— Ты ранен? Ты весь в крови, что случилось?

— Попал в аварию. Ничего страшного.

Так же, как в прошлый раз, она отвела меня в ванную, и, промыв порезы, залепила пластырем.

— Леша, какое счастье, что ты жив. Нам тут такое наговорили…. Будто ты при смерти, и уже не выживешь. Приезжала какая-то комиссия, все осмотрели, но причину взрыва так и не нашли. Говорили, что закроют тему. Ты, правда, все забыл?

— Да, осталось только чувство к тебе. Расскажи мне все.

— Пойдем, я накрыла на стол.

За ужином и бутылкой вина Надя рассказала историю их отношений. Выходило, что она влюбилась в Алексея еще будучи студенткой, но, зная, что он женат, не решалась подойти к нему. Закончив ВУЗ, она добилась направления в его лабораторию и старалась как можно чаще попадаться ему на глаза. Безусловно, красивая девушка замечала на себе взгляды мужской половины персонала института, но только тот, кто ей действительно был нужен, не обращал на нее никакого внимания, говоря с ней только по делу.

Эта ее безответная любовь длилась уже три года, не доставляя ей ничего, кроме страданий. И лишь за месяц до взрыва она решилась, и, заманив его в гости на свой день рождения, призналась во всем. Тогда она узнала, что и он испытывает к ней давно скрываемое чувство, но, будучи женатым, не может предать свою жену.

Санта-Барбара прямо. Вот уж не думал, что так бывает. У нас мужчина, сославшись на любовь, может запросто бросить жену с тремя детьми, да и женщина не станет цепляться за какого-то женатого ученого – не банкир, чай. Мне стало стыдно, что я влез в чужую красивую любовь, воспользовавшись случаем. Меня извиняло только то, что я действительно любил Надю, правда, теперь уже не знаю, которую.

С женой Алексея мы все выяснили, и, думаю, компетентные люди попросят ее хранить молчание. Перед Надей открыться не могу, но моральных оков на мне уже нет.

— Что теперь с нами будет? — спросила Надя, с надеждой глядя на меня.

— Теперь все будет хорошо. С Таней мы все обсудили. — с этими словами я взял ее руки в свои. Надя встала и подошла ко мне. Не вставая, я раздвинул свои ноги и, притянув к себе, прижался к ней лицом. Она со стоном запустила пальцы в мои волосы.

Наутро я обнаружил ее руку и ногу на себе, а голову где-то подмышкой. Я подозрительно оглядел комнату – кругом валялись разбросанные вещи, на часах было полдесятого – скандал обеспечен. Плевать! Надя подняла голову и с улыбкой посмотрела на меня:

— Я запятнала репутацию своего начальника.

— А я обесчестил неприступную королеву. Публичное порицание обеспечено обоим. Чтобы сохранить остатки добродетели надо срочно собираться, может, проскочим незаметно.

Незаметно не получилось. Когда мы подъехали на раздолбанной газели, пол-института высыпало на улицу.

— Она знает? — спросил Георгий, первым подойдя ко мне.

— Нет, но я хотел бы рассказать раньше, чем она догадается сама.

— Потом посмотрим. А пока за тобой закрепляется машина, ключи возьми в гараже. Завтра же езжай в Протвино – пройдешь инструктаж и получишь табельный пистолет. Всю документацию – в сейф, сегодня привезут. Надо бы тебе охрану оформить, но это решаю не я. Вот, возьми документы Алексея. Они ему уже не понадобятся: сегодня ночью он умер.

Весь день после бессонной ночи слипались глаза, и я то и дело засыпал за столом. Парни все были в разъездах, а Надя с Леной похихикивали, проходя мимо.

Вечером забрал новенький кроссовер УАЗ-3170 и привез Надю домой. Собирался продолжить ночное дело, но, кажется, бездарно уснул. Утром, открыв глаза, я встретился с лукавым взглядом Нади:

— Ты был неукротим!

— Я грязно домогался?

— Если бы! Ты грозно храпел! — И, рассмеявшись, поцеловала. — Шучу, глупый, ты не храпишь.

После завтрака я отвез Надю в лабораторию, а сам поехал в Протвино. К концу дня, доказав в тире УВД, что случайно не пристрелю прохожих или себя, получил ПМ с кобурой на ремень. Следующие два дня выходных были самыми счастливыми днями в моей жизни, мне не хватало дня, чтобы налюбоваться ею, не хватало ночи, чтобы налюбиться вдоволь. Мне казалось, что она понимает меня с полуслова, иной раз, начатую мной фразу она заканчивала за меня. С первых ее слов, с недомолвок, я понимал, что ее волнует, и что она хочет сказать. Более полного родства душ у меня не было ни с одной женщиной.

В понедельник съездил в Протвино, потом заехал за Надей, и уже затемно привез ее домой. Войдя в квартиру, Надя испуганно отпрянула: в кресле у окна сидел чужой человек. Я выхватил пистолет, опуская предохранитель, но гость поднял раскрытые ладони вверх.

— Я не вооружен. Простите за бесцеремонное вторжение, но нужно было срочно исправить допущенную ошибку. Мне нужно с вами поговорить. Вы уверены, что вашей даме следует присутствовать при этом?

Секундное сомнение мелькнуло в голове: «Может, не стоит при ней?», но, решив, что она все равно все узнает раньше или позже, сказал:

— Мне нечего скрывать от нее.

— Ну, хорошо, вам виднее. То, над чем вы сейчас работаете, в случае успешного завершения откроет путь к освобождению огромного количества энергии. Человечество еще не готово оперировать такими ресурсами. Вот представьте, если завтра начнется атомная война, будут огромные разрушения, но, не смотря на это, у человечества будет шанс восстановить цивилизацию. А теперь представьте себе оружие в миллионы раз мощнее водородной бомбы. Земля будет просто уничтожена.

— Пока мы видим только положительные стороны ядерного оружия: мировые войны, следовавшие в двадцатом веке одна за другой, прекратились, потому что они стали бессмысленны. Все понимают, к чему приведет такая война: к взаимному уничтожению воюющих стран.

— Пусть так, но ведь могут быть сбои аппаратуры, ошибки операторов, психически нездоровые исполнители, наконец.

— А что вы предлагаете? Остановить прогресс, и человечеству топтаться на месте?

— До тех пор, пока не установится единый порядок на земле и не исчезнут угрозы войн.

— И кто будет наводить этот порядок?

— Единое правительство, составленное из представителей наиболее развитых прогрессивных стран.

— То есть, США, Англии, Франции?

— России тоже. И еще. Эта ваша установка творит непотребство. Мы с огромным трудом пытаемся наблюдать за некоторыми вероятностными линиями развития, а вы разгуливаете по ним, как по бульвару. Как вы сюда попали? Вам здесь не место. И если уж попали сюда, живите тихо и наслаждайтесь жизнью. Мы обеспечим вас деньгами, или что там вам еще нужно. Только не нужно делать то, последствий чего вы сами не знаете. Подумайте хорошенько. Еще раз прошу прощения за незваный визит.

С этими словами незнакомец ушел, а я виновато посмотрел на Надю. На ней не было лица.

— Что все это значит?

— Я самозванец, воспользовавшийся образом человека, которого ты любила. Он умер в ту ночь, когда мы с тобой… — И я рассказал все, что произошло со мной за последнее время. Надя заплакала.

— Уходи, мне нужно побыть одной.

У меня были ключи от квартиры Алексея в Заречном, и я поехал туда. Из всей мебели там были только письменный стол, стул и кровать. На столе нашел его незаконченное письмо Наде. Он подозревал, чем может закончиться это испытание, и в этом письме, в сущности, прощался с ней.

На следующий день я передал ей письмо. Она при мне прочитала его и посмотрела на меня. Вместо привычного ласкового взгляда я увидел полный внутренней боли взор. С тех пор мы говорили с ней только по делу. Несколько раз я порывался заговорить с ней о нас, но, увидев ее неприступный вид, отказывался от этой мысли. Лучше бы я не встретил ее здесь, тогда потеря ее не была бы столь убийственна для меня. Жить возле нее, видеть ее каждый день, и не мочь даже заговорить с ней, было невыносимо для меня, и я, стараясь забыться, с головой ушел в работу.

Помня трагедию, случившуюся с Алексеем, я попытался разобраться в причинах взрыва, и после долгих размышлений изменил параметры установки. Через полтора месяца установка была восстановлена. Двухметровая колонна криостата, сидевшая на полуметрового диаметра диффузионнике, была пронизана высоковольтными вводами, из вымораживателей парил жидкий азот, четвертый час работали форвакуумные насосы.

В зал вошла Надя. Обошла установку, осмотрев ее со всех сторон.

— Ты же погибнешь, как он.

— Возможно.

— Тогда зачем?

— Ты не задумывалась о том, как бы сложилась твоя судьба, не встреть ты Алексея?

— Не встретила его, но встретила тебя? — Я кивнул.

— Не знаю, возможно, у нас с тобой все сложилось бы иначе. Но я встретила его. А ты – не он. Ты только внешне похож на него, я только теперь поняла это. Ты тверже, резче, у тебя другой характер. Я схожу с ума, видя тебя каждый день. Ты не даешь мне прийти в себя, путаешь всю мою жизнь. Я понимаю, что ты не виноват, но ничего не могу сделать с собой.

— Прости за то, что я натворил с тобой, я скоро уйду из твоей жизни в любом случае. А сейчас тебе нужно уйти – здесь будет опасно.

Вслед за Надей я выгнал всех из корпуса и, сев за пульт, нажал большой красный грибок «Старт».

Глава 3

Я проснулся у себя в постели, не сразу поняв, где нахожусь. Огляделся вокруг. Это была моя квартира, без каких-нибудь изменений, словно, я из нее никуда не уезжал. Посмотрел в окно – ничего нового. Став одеваться, на стуле под брюками нашел пистолет в кобуре. Полез в карман пиджака, и среди документов нашел кредитные карты, разрешение на ношение оружия, удостоверение депутата Госдумы от фракции «Мир и благоденствие» и пропуск в институт. Ну, институт понятно, но что за фракция, и какого хрена я полез в политику? Надо поесть, продуктов – полный холодильник. Позавтракал и включил телевизор. На экране – пресс конференция, какой-то Тарасов, сидя в кресле, отвечает на вопросы журналистов.

— Господин президент, согласны ли вы с предложением американской стороны о передаче новейших военных разработок под контроль международных организаций?

— Да, согласен. Сегодня военное противостояние между Россией и США достигло критического уровня, и такое решение будет первой ласточкой на пути всеобщего мира во всем мире. И, кроме того, не забывайте, что за это мы получаем долгосрочный кредит на двадцать лет, который нам жизненно необходим для удовлетворения важнейших потребностей населения в питании, лекарствах и предметах первой необходимости.

И тут среди журналистов я увидел Надю, она готовилась задать следующий вопрос:

— Господин президент, объясните вашу рекомендацию сократить научные исследования, направленные на оборону страны.

— Следующий вопрос, — крикнул ведущий, перебивая ее.

— Чем объясняется ваше предложение отдавать сирот на воспитание однополым семьям?

— Эти люди – полноправные члены нашего общества, и мы не можем ущемлять их права, доступные для других граждан.

— Ну, ни хрена себе! — сплюнув, сказал я. Как же народ голосовал за такого урода? Не иначе, подделали результаты выборов, или людей довели до состояния полного безразличия к своей судьбе, и никто не пошел на выборы. Полез в письменный стол и стал вытаскивать все бумаги. Сверху лежали два листа доклада, подготовленного мне для выступления в Думе. Прочитав, я выругался еще раз. По тексту, предлагалось сократить финансирование всех научных работ, связанных с обороной страны, а сэкономленные средства направить на исследования космоса и ближайших планет. Чем же меня, или, вернее, его, так запугали или соблазнили, что влез в такое дерьмо?

Глубже лежали чисто технические документы. По ним выходило, что я директор частного Института Физических Исследований, существующий на Американские гранты и пожертвования частных лиц, и занимаюсь тем же, чем занимался Алексей в Заречном, но только нахожусь в самом начале пути. На дне лежали несколько пачек долларов и рублей. Немного придя в себя, я набрал Надин телефон, и услышал ее милый голос:

— Алло, я слушаю.

— Привет, Надя.

— Кто вы? — Неужели, не узнала? И, замерев:

— Это я, Алексей Аваргин. — В трубке молчание, потом сухо:

— Что вам нужно? — Господи, что я натворил такого, что она голосом готова заморозить меня?

— Нам нужно увидеться, я смогу ответить на ваш вопрос, заданный на пресс конференции. — Опять молчание, потом:

— Хорошо, где и когда?

— Через полтора часа на Цветном бульваре, возле метро Трубная вас устроит?

— Хорошо.

Повесив кобуру сзади на ремень, надел пиджак, и через час, сидя на лавочке, ожидал на аллее Надю. Я увидел ее издалека – она шла легкой походкой в красивом синем платье, смотря по сторонам. Увидев меня, она быстро подошла ко мне. Прелестное лицо, которым я любовался столько раз, сегодня было мрачнее тучи. Мы пошли по бульвару.

— Надя, я обманул вас, на ваш вопрос я ответить не могу и не хочу. Час назад я нашел у себя доклад, подготовленный для меня, но эту гадость я читать не буду. Вот он, можете порвать его, — сказал я, отдавая ей бумаги.

Прочитав, она изумленно посмотрела на меня:

— Порвите сами. — И я на ее глазах порвал оба листа.

— Что с вами произошло? Вы же были приверженцем политики открытых дверей, науки, открытой для всех.

— Если я расскажу, вы не поверите. Хотите поужинать?

— Нет, спасибо.

— Тогда давайте просто прогуляемся по аллее, и я расскажу вам все. — Она заинтересованно посмотрела на меня и кивнула. Прошло полчаса. За это время я рассказал в общих чертах то, что произошло со мной за последнее время.

— Ну, хорошо, предположим, я вам верю, но куда делся тот Аваргин, чье место заняли вы?

— Понятия не имею. Физически, я и есть он, изменились только электрические заряды в некоторых областях мозга, отвечающих за память. Здесь все произошло не так, как в Заречном. Может, это неизвестные силы природы, может, какие-то высшие силы, одно могу сказать: мне все это не нравится. Представьте, каково мне сейчас: я вижу и слышу любимую женщину, на самом деле, разговаривая с незнакомкой, для которой я абсолютно чужой человек. Надя сочувственно посмотрела на меня:

— Да уж, вам не позавидуешь. И что вы теперь намерены делать?

— Мне категорически не нравится то, что здесь у вас творится. Попробую еще раз собрать установку, и попытаюсь смотаться к себе.

— А хотите сейчас пойти со мной? Я хочу познакомить вас со своими друзьями.

Девать себя вечером все равно было некуда, и я согласился. Вызвали такси, и через полчаса Надя позвонила в квартиру старого, сталинской постройки, дома. За дверью в огромном коридоре стояли два человека, удивленно глядя на меня.

— Зачем ты его сюда привела? — спросил бородатый парень, стоявший впереди.

— Сейчас все узнаешь, — ответила Надя, — Алексей, проходите. Бородатый потянулся к ней губами, но она в этот момент оглянулась на меня, и поцелуй получился в щеку. Этот поцелуй был последнее, что я хотел бы увидеть на своем веку. Похоже, она занята, и здесь опять меня ждет облом. Я понимаю, что встретил трех разных женщин, но для меня они были едины, и мне трудно было разделить их для себя.

Все прошли в комнату, и за столом Надя вкратце пересказала то, что слышала от меня, не касаясь личных отношений. Судя по недоверчивым лицам, хозяева не поверили мне, и, переглянувшись, озадаченно уставились на меня.

— Чем вы можете это доказать? — спросил бородатый.

— Доказывать мне незачем, но в Думе я выскажу все, что думаю о том балагане, который вы здесь устроили.

— Ты веришь ему? — спросил белобрысый парень, сидевший справа от бородатого. Надя кивнула:

— Я брала у него интервью, это не он. У того – потухший взгляд, есть и другие отличия.

— У вас есть оружие? — обратился ко мне белобрысый. Я выложил на стол ПМ.

— Я завтра пристрелю его на интервью, пистолет спрячу в аппаратуру.

— Даже не думайте. Вы перестреляете уйму народа, но не доберетесь до него, скорее всего, вам даже выстрелить не дадут, — отсоветовал я его, — нужен Вал или Винторез, РПГ тоже не помешает. Самый простой вариант – взрывчатка, я мог бы попытаться изготовить ее в лаборатории.

Разговорившись, мы познакомились. Бородатого звали Юрий, белобрысого – Сергей. Оба – журналисты. Вооружившись бумагой и ручками, мы сели за компьютер и сравнили истории. Здесь президент благополучно дотянул второй срок, а на следующих выборах победил Березовский. Фактически владея ОРТ и другими СМИ, он раскрутил себя перед избирателями, наобещав с три короба. Могущественная финансовая группа не возражала против «своего» президента, и поддерживала его два срока. За ним пошла чехарда «односрочных» президентов, и к лету этого года Тарасов добивал остатки оборонного комплекса страны.

С экономикой было не лучше. Большинство прибыльных предприятий принадлежало иностранным компаниям, в основном, американским. Оставшиеся нищие заводы висели тяжким грузом на бюджете страны. Безработица перевалила за тридцать процентов, процветала коррупция. В бывших союзных республиках было еще хуже. Если в России нефть и газ худо-бедно поддерживали экономику, там не было и этого.

Политическое управление страной постепенно переходило к американцам. С Украиной и Грузией здесь не воевали, а чего бодаться, если все задорно, с песнями, идут в отечески раскрытые объятия дяди Сэма. Уровень преступности зашкаливал, поэтому из-за нехватки сотрудников местами улицы патрулировали совместно российские и американские полицейские.

Здесь настолько все было запущено, что убийство одного негодяя ничего не решало – на его место пришел бы точно такой же, но мне было по душе то, что они хоть что-то пытаются делать. Решили все еще раз продумать, и Надя стала собираться домой. Юра хотел проводить ее, но она сказала, что доберется сама. Мне тоже настала пора уходить, и, договорившись держать связь, мы с Надей вышли на улицу.

Я предложил проводить ее, в ответ она пристально взглянула на меня и неожиданно согласилась. По дороге к ее дому Надя искоса посматривала на меня, видимо, складывая свое мнение обо мне.

— Я совершенно не узнаю вас: всего неделю назад я брала у вас интервью, и видела перед собой усталого человека с потухшим взором. Теперь вы совершенно другой.

— Лучше или хуже? — спросил я, затаив дыхание.

— Лучше, — улыбнувшись, успокоила Надя, — вы, кажется, предлагали поужинать? Я ужасно проголодалась, а дома у меня пустой холодильник.

Вот это да! Женщина, которую я дважды терял, и которую минуту назад считал недосягаемой, дарила неожиданную надежду найти ее вновь, но, в то же время, я уже боялся загадывать вперед, избегая нового разочарования. Я предложил выбрать место на ее усмотрение, и она привела меня в ресторан, стоявший среди деревьев на полпути к ее дому.

За ужином Надя расспрашивала о двух других своих воплощениях и надолго задумывалась, видимо, представляя себе, как бы могла сложиться ее жизнь. Она жалела Надю и Алексея в Заречном, пыталась представить себя в Италии и Испании, и, наконец, призналась, что видела меня во сне. Тогда она выпросила у редактора интервью со мной, и, побеседовав с Алексеем, поразилась разнице увиденного во сне и наяву. С ней разговаривал человек, лишенный воли, безразличный ко всему. Он был только внешне похож на того, которого она видела во сне.

У нее проснулся чисто журналистский интерес, и она подробно расспрашивала обо мне, об установке, и о том, что я теперь собираюсь делать. Я объяснил ей, что постараюсь умотать отсюда, как только запущу установку, и пусть со всем этим разбираются те, кто сделал из страны задний двор Америки.

— Ну, да, это легче всего, — усмехнулась она, а что вы говорили насчет взрывчатки?

— Завтра посмотрю, как там контролируют поступающие материалы.

Пока мы беседовали, заиграла музыка, и на маленький танцпол вышли несколько пар. За соседним столом расположилась группа кавказцев, судя по разговору, перекупщики с ближайшего рынка, и к Наде подошел один из них, приглашая к танцу. Она вопросительно посмотрела на меня – я пожал плечами. Надя усмехнулась и отказала ему. Тогда ее пригласил я.

Во время танца я осторожно притянул ее к себе, она окинула меня удивленным взглядом, но не отодвинулась. На минуту мне показалось, что я вернулся в Сан-Ремо, но того ощущения счастья не было. Если там я прижимал к себе нечаянно раскрывшуюся Надю, здесь передо мной была уверенная в себе самодостаточная женщина, осторожно изучающая меня. Мазнув взглядом по залу, я наткнулся на злое лицо кавказца, внимательно смотревшего на нас из-за стола. Похоже, он еще доставит мне забот.

И верно, не успели сесть за стол, как подошел самый упитанный из их компании:

— Дэвушка, приглашаю тэбя за наш стол.

— Пфф, – фыркнула Надя, брезгливо смерив его взглядом, и отвернулась. Толстяк зло по-своему что-то процедил, но отошел. Через полчаса их стол опустел. За ужином незаметно пролетело время, и в десять, расплатившись, я вышел с Надей на улицу. Невдалеке в тени деревьев стояли четверо кавказцев. Увидев меня, они пошли наперерез, и умело окружили нас, прижав к стене.

— Ты можешь идти, — предложил толстый, — а дэвушка пусть останется с нами.

Драться с четырьмя подонками глупо, перестрелять их к чертовой матери, и все. Я выхватил пистолет, опуская флажок, и передернул затвор.

— Нэ надо, — выдохнул толстяк и попятился, — нэ стрэляй. — Остальные резво отскочили в стороны.

— Пошли вон, — бросил я, и они, зло оглядываясь, ушли за деревья.

— Спасибо. — поблагодарила Надя, придя в себя от испуга. — Вы убили бы их?

— Не задумываясь. Понимаете, я терпеть не могу хамов, которые как шакалы, собравшись в стаи, нападают на людей. У меня половина друзей – кавказцы разных национальностей, но эти – подонки, отбросы, которых можно найти в любой нации, они позорят свои народы.

До самого дома она задумчиво посматривала на меня, не говоря ни слова, и лишь перед входом, тихо сказав: — Не пропадай, — быстро вошла в подъезд. «Не пропадай» звучало намного приятней, чем «Не пропадайте». Может, начать обживаться здесь? Ведь, неизвестно, куда меня занесет в следующий раз, может, там и жить-то будет невозможно.

Утром сел в машину и поехал в институт. Он располагался недалеко от Надиного дома на территории бывшей испытательной лаборатории отраслевого НИИ, и представлял собой два одноэтажных здания, один из которых был лабораторным, другой – административным корпусом. Я когда-то ставил там спектралку, поэтому безошибочно нашел дорогу в лабораторию. Перед дверью встретил какого-то лысого хмыря, который, поймав меня за руку, сразу запричитал:

— Что же вы творите, Алексей Владимирович, вы помните, что вытворяли вчера в пьяном виде? — Я изобразил усердную работу мозгами и, нацепив виноватую улыбку, лихорадочно думал, что же он такое натворил.

— Вы показали американкой делегации такое, что мне потом пришлось долго извиняться за вас. Как же так можно?

— Ну, это совсем другое дело, — успокоился я, этим можно и фак показать, в самый раз будет.

— Нас ждет Кроуфорд, он рвет и мечет в вашем кабинете.

— Идите первым, — подтолкнул я его, надеясь, что он приведет меня туда, куда надо.

По кабинету ходил из угла в угол тот самый «полицейский», с которым я разговаривал в Барселоне. Он подошел и, подозрительно уставившись, принюхался ко мне.

— Алексей, я не буду говорить про ваше безобразное поведение вчера, но вы совершенно забросили проект: установка стоит второй месяц без движения. Вы постоянно пьяны. Мы со своей стороны полностью выполняем условия договора: у вас неограниченный кредит без контроля расходов, мы доставляем вам все, что вы запрашиваете, не спрашивая, для чего это нужно. Взамен мы хотим одного: чтобы вы перестали пьянствовать и активно взялись за работу. В противном случае, вы знаете, чем это может закончиться для вас.

Не снимая маски раскаяния, я лихорадочно думал, чем же меня зацепили, что он так уверенно давит на меня. А впрочем, неважно, все равно не собираюсь тут оставаться. Возьмусь-ка за работу, а в документах напишу такое, что повторение проекта разнесет тут все к чертовой матери. Он еще полчаса извергал бла-бла-бла, и, наконец, смотался.

Лысый оказался моим заместителем, чем я и воспользовался, велев ему принести подробную распечатку всех сотрудников института. Изображая усердную деятельность, я с умным видом стал расхаживать по институту, прислушиваясь к разговорам, и, стараясь запомнить проскользнувшие имена. Если ко мне обращались, отделывался односложными ничего не значащими ответами.

В испытательном зале увидел наполовину разобранную установку, отдаленно напоминающую ту, что я запускал в Заречном, но уменьшенную в несколько раз. Было очевидно, что эта гора железа ни на что, кроме расхода электроэнергии и жидкого азота, не способна. Возможно, Алексей умышленно завел исследование в тупиковый путь, тогда честь ему и хвала.

Вернувшись в кабинет, включил компьютер и, загрузив проект, убедился, что я угадал: Алексей умышленно завел исследование в тупик – не мог он такую ересь написать в техзадании. Теперь передо мной встала дилемма: оставаться здесь или смотаться отсюда, сделав настоящую установку. Досидев до полшестого, пошел в тот ресторан, возле которого вчера сцепился с кавказцами. После ужина решил прогуляться, и ноги сами принесли меня к Надиному дому. Знаю, что явиться без предупреждения – дурной тон, вот и напоролся на то, за что боролся: Надя вышла из подъезда, держа под руку Юру. Резко остановившись, я отошел в тень дерева и стоял там пока они, сев в машину, не уехали.

— Место возле нее занято, — прошептал я себе, — а что ты хотел, чтобы она ждала тебя, сидя у окошка? — Стало тоскливо на душе и, в то же время, досадно, словно подсмотрел чужую интимную жизнь. Ладно, не буду беспокоить ее своей любовью, она у нее уже есть. А стану я активно восстанавливать установку, а перед уходом установлю бомбу с замедлением, чтобы все взорвалось через секунду после старта.

Всю следующую неделю я был занят с утра до позднего вечера: отдал чертежи на изготовление криостата, велел купить микросхемы и заказать печатные платы по экстренному тарифу. Скрывать схему не имело смысла: весь секрет состоял в файлах конфигурации ПЛИСов и прошивке контроллера.

В конце недели после обеда раздался звонок от Нади:

— Ты все-таки пропал.

— Я был на следующий вечер возле твоего дома, но не захотел вам мешать.

— Ах, вот, в чем дело, рассмеялась Надя, — приезжай сейчас ко мне, квартира двенадцать.

Дверь открыла Надя, и я, улыбаясь до ушей, прошел за ней в комнату, но, увидев там незнакомого мужчину, посмурнел. Надя, увидев мою реакцию, расхохоталась:

— Познакомься, это мой двоюродный брат, Виктор.

— Алексей, — облегченно улыбнулся я, пожимая ему руку.

Виктор представлял собой группу офицеров, не просто недовольных развалом армии, но и готовых действовать. Они собирались взорвать Тарасова во время его посещения открываемой на деньги спонсоров больницы. Но сами провезти бомбу за ограждение не могли, рассчитывая на меня и мой депутатский билет.

Мне предстояло припарковать свой Крузак так, чтобы задний бампер смотрел в сторону середины ковровой дорожки, по которой пойдет президент. Пол задней части машины будет приподнят и укреплен, ниша заполнится взрывчаткой для направленного взрыва. Разумеется, после взрыва придется прятаться, и, даже если сразу меня не поймают, это все равно произойдет раньше или позже.

Трудный выбор. Конечно, я не имел к этому миру никакого отношения, и сложить голову за его процветание мне совсем не улыбалось, но, в то же время, после того, что наговорил журналистам, уйти в кусты было бы не просто стыдно, а позорно. Совершенно невозможно было, глядя в глаза Наде, отказаться. И я согласился. Ее глаза засияли, и щеки покрылись румянцем, а Виктор, увидев реакцию сестры, стал собираться. Продиктовав мне адрес автомастерской, в которую назавтра следовало подогнать машину, он ушел, и я остался один на один с Надей.

То, что со мной творилось, было похоже на сумасшествие: всего за пару месяцев я умудрился влюбиться и дважды потерять ее, а сейчас опять видел перед собой ее милое лицо – кто бы это выдержал!

— В тот вечер нас пригласили на презентацию художественной выставки. — Глаза ее смеялись. — А с Юрой мы дружим с первого курса журфака.

Кажется, дома стало даже светлее, настолько мне стало хорошо. Надя поставила чайник и делала что-то еще, а я просто смотрел на нее, только от одного этого получая удовольствие. Потом мы пили чай, за которым я впервые прочел в ее глазах теплую симпатию.

— Хочешь, пойдем в театр, — предложила Надя, — я достану билеты.

Меня впервые приглашала в театр женщина, обычно, это делал я сам. Разве я мог отказаться? Конечно же, нет. Надя позвонила кому-то, и через два часа, ушедшие на переодевание, марафет, дорогу и покупку билетов, мы вошли в фойе МХАТ. В вечернем черном платье Надя выглядела великолепно, и к ней несколько раз подходили и здоровались ее друзья и знакомые. Одна из них, стрельнув на меня глазами, спросила:

— Я бы хотела его попробовать. Одолжишь мне его?

— Подавишься, — зло бросила Надя и, взяв меня под руку, повела в сторону зрительного зала, но по дороге была остановлена какой-то женщиной и заговорила с ней. В это время, повернувшись, я столкнулся с Кроуфордом, который сопровождал красивую даму, увешанную бриллиантами как новогодняя елка.

— Одобряю ваш выбор, — произнес он с довольной улыбкой, — с прессой нужно поддерживать хорошие отношения. Я заметил, что вы, наконец, активно взялись за дело и бросили пить. Эта женщина хорошо повлияла на вас.

В зрительном зале я сидел рядом с Надей и просто наслаждался ее близостью, не очень внимательно следя за сюжетом спектакля.

— Смотри не на меня, а на сцену, — улыбнувшись, попросила она, — это же премьера. — Я кивнул с довольной улыбкой, вовсе не собираясь что-нибудь менять.

После спектакля я проводил ее до двери квартиры, и, пока раздумывал, рискнуть ее поцеловать или нет, она сама чмокнула меня в щеку и зашла за дверь. Всю дорогу домой я глупо улыбался, довольный, как кот, наевшийся сметаны, но потом, лежа в постели, долго не мог уснуть, в мыслях переживая прошедшие события. Такая жизнь начинала сводить с ума. Отношения с этой женщиной проносились через меня, как виражи на крутых горках, меняясь от самых начальных до самых интимных, и теперь опять начиналось все сначала. Рехнуться можно.

На следующий день я завез Крузак в автосервис, и весь день изображал активную деятельность, в сущности, валяя дурака. Вечером забрал заряженную машину и, поставив будильник, пораньше лег спать. Утром плотно позавтракал: бог знает, когда еще придется поесть, и придется ли есть когда-нибудь вообще.

У въезда на маленькую территорию больницы тщательно проверяли машины и документы въезжающих. У меня посмотрели удостоверение депутата, поводили вокруг меня детектором и осмотрели машину, глубоко копать не стали – все-таки депутат Думы от ведущей фракции. Проехал на территорию и поставил машину там, где и собирался, видимо, бардак в стране добрался и до службы охраны президента: в моей реальности машину не дали бы поставить ближе пятидесяти метров от маршрута президента. Поболтавшись для вида по территории, вышел оттуда и пошел к стоянке, где меня ожидало такси. Кнопку дистанционного пульта взрывателя должен был нажать кто-то другой.

В такси я нацепил парик, накладные бороду и усы, и надел темные очки. Взглянув на себя в зеркало, удовлетворенно кивнул: вылитый герой дешевого американского боевика. Поездив пятнадцать минут по переулкам, строго по заветам многоопытного Юлиана Семенова, вышел из такси и прошел через парк на другую улицу, где меня ждала машина, за рулем которой сидела Надя. Она взволнованно расспросила, как все прошло, и отдала мне фальшивые документы и мой пистолет с кобурой, которую я тут же нацепил на ремень.

Взрыв должен был состояться через час, за это время мы рассчитывали выехать за МКАД и отъехать от города километров на тридцать. Но в узком переулке напоролись на длинную пробку, вызванную ДТП. Пока выезжали из пробки, потеряли полчаса, и резервного времени уже не оставалось. До МКАДа оставалось полкилометра, когда позвонил Виктор и сообщил, что все получилось, Тарасов убит. Теперь нужно было успеть выехать из города, пока не объявили план-перехват, но длинная кишка пробки перед кольцом еле ползла. Уже навстречу помчались полицейские машины с включенными мигалками, и по радио сообщили, что совершено покушение на президента России, а мы только приближались к мосту кольцевой. Следующие пять минут показались вечностью, и, наконец, уже проехав под МКАДом, увидели впереди справа разворачивающийся блокпост. Полицейский уже выходил на дорогу, когда мы проехали мимо него. Он проводил нас взглядом, и остановил следующую за нами машину.

Мы дружно выдохнули и переглянулись – самое опасное было позади. Оставалось еще больше ста километров до убежища, но мы проехали их без помех. Съехав с трассы, пропетляли по узким дорогам и остановились возле большой зимней дачи, стоявшей обособленно от других. Надя дала мне ключи, и, открыв ворота, я впустил ее в машине, потом, открыв дом, перетаскал туда из багажника еду, питье и одежду.

Нам предстояло провести здесь не меньше трех дней, пока суматоха не уляжется и не прояснится обстановка. Подозревая, что Надю будут разыскивать, она взяла отгулы за свой счет на несколько дней.

Наскоро перекусив, мы сели за телевизор, по которому каждые полчаса показывали подробности покушения. Взрывом разнесло две соседние пустые машины и смело с дорожки Тарасова. Благодаря узкой направленности взрыва больше никто не погиб, но переполох был знатный. Через полтора часа в новостях объявили, что во взрыве подозревается известный ученый Алексей Аваргин, и на экране показали мою похожую на уголовника физиономию и телефон, по которому следовало позвонить, если кому-то станет известно место нахождения преступника. Сумма вознаграждения тоже была солидной: десять миллионов долларов, я даже возгордился собственной значимостью – не каждая кинозвезда заработает столько за всю свою жизнь.

События стали нарастать, как снежный ком: Союз Офицеров России объявил, что одновременно с выборами нового президента должны быть выборы в парламент, а нынешний они считают нелегитимным. Перед Домом Правительства и зданием Думы стал собираться народ с плакатами «Долой», похожие акции были и в других районах города. Полиция действовала как-то вяло, видно, и стражей порядка допекло, и разгонять демонстрантов они не торопились.

Через несколько часов приехал Виктор и привез полмашины оружия и двоих сержантов срочников. Вкратце рассказав, что творится в городе, он быстро уехал обратно. Надя разогрела полуфабрикаты и позвала всех ужинать. За столом парни рассказали, что они из батальона Виктора, и что в армии все поголовно недовольны тем, что творится в стране.

После ужина мы разобрали оружие и развесили датчики тревожной сигнализации вокруг дома. На случай попытки захвата нашли самое безопасное место для Нади в центре дома, а сами расположились в трех комнатах на втором этаже в разных его концах. Найти убежище могли, отследив движение машины Нади или Виктора: проверить наличие подсаженных маячков не было ни времени, ни возможности. Могло быть и предательство среди своих.

Ночь прошла спокойно, но в пять утра сработали тревожные датчики, и я, схватив автомат, бросился к окну. За забором стояли три крытых грузовика, а на забор лезли несколько человек в черной форме. Я открыл окно и, выпустив по ним очередь, отошел за стену, тех, как ветром сдуло. Ответной стрельбы не было. Прошло несколько минут, раздался взрыв, и калитка влетела во двор. Прошла еще минута и из мегафона раздался возглас:

— Не стреляйте, я иду без оружия. — Тотчас из-за забора появился Кроуфорд с белой тряпкой в руке и пошел к дому. Я спустился вниз и, открыв дверь, отошел в сторону. В дверях появился обозленный американец.

— То, что вы натворили, преступно и в высшей степени безрассудно. Но я пришел не для того, чтобы учить вас морали. То, чем вы занимаетесь в институте, важнее смены правительства, и любой политики вообще. Ваша работа в случае успеха открывает новый путь развития человеческой цивилизации. Я не знаю, что вас сподвигло на эту глупость, но хочу вам напомнить: вы же ученый, мы не раз обсуждали это, вы должны быть в стороне от политики, это мелко для вас, перед вами другие, более важные цели. В общем, я уполномочен предложить вам немедленно уехать в США и работать там на любых предложенных вами условиях. Вам будут предоставлены такие возможности, каких в России у вас никогда не будет. Мы даем вам на размышления пятнадцать минут.

Кроуфорд ушел, сверху спустились ребята и подошла Надя.

— Все слышали? — спросил я, посмотрев на них.

— Что ты решил? — спросила Надя.

— Я бы послал их, но боюсь, что тебя могут убить при штурме.

— Не бойся за меня, — ответила Надя, — делай, что должен, и пусть будет, что будет.

Вероятно, при штурме в первую очередь разнесут входную дверь, поэтому я предложил всем подняться наверх, а бойцам встать возле окон, выходящих в сторону грузовиков, так как датчики с других сторон дома молчали. Мы с Надей надели бронежилеты, Надя ушла к себе, а я, сменив рожок, открыл зарешеченные окна вокруг двери и с противоположной стороны дома, чтобы часть взрывной волны ушла туда. Поднявшись наверх, отошел подальше от лестницы и стал ждать.

Ровно через пятнадцать минут раздался взрыв, и наверх поднялись клубы дыма и пыли. Я соскочил вниз и увидел сквозь пустой проем двери людей в черном, бежавших к дому. Сверху застучали выстрелы, и я в упор стал расстреливать вбегавших в дверной проем, пока не опустел рожок. У меня выбили из рук Калаш, и двое верзил, схватив меня за руки, потащили из дома. Лужайка перед домом была усеяна трупами, а сверху продолжали стрелять наши вояки.

Неожиданно сверху загремел двигатель вертолета, и пулемет стал косить оставшихся боевиков. Державший меня справа черный упал, и я, падая, подставил ногу и потащил на себя второго, надеясь закрыться им от шальной пули. И угадал: через несколько секунд тот перестал дергаться и затих. Подождав, пока прекратится стрельба, я осторожно выбрался из-под трупа и осмотрел себя. Вся моя одежда, лицо и руки были залиты кровью, я выглядел словно маньяк из фильма ужасов, но на мне самом не было даже царапины.

В это время к дому подъехали автобусы, из них стали выбегать военные с оружием наизготовку и стали поднимать и связывать оставшихся в живых нападавших. Один из них, пробегая мимо, в ужасе отшатнулся и, перекрестившись, побежал дальше, испуганно оглядываясь назад. Надя вышла из дома и, оглядевшись, бросилась ко мне.

— Господи, ты весь в крови, куда тебя ранили?

— Это не моя кровь, я в порядке.

Из автобуса подошел Виктор с тем же вопросом, и, получив тот же ответ, пошел разбираться с пленными, как потом выяснилось, членами частной военной организации США. Кроуфорда не нашли ни среди живых, ни среди мертвых. Мы с Надей пошли в дом, я отмылся от крови, и она стала подбирать для меня подходящую по размеру одежду хозяев дачи. Подавая то одну, то другую вещь, она с одобрением смотрела на меня. А что, я не Геракл, конечно, но и не хиляк, мышцами не обделен, к тому же, героизм проявил, могла бы и похвалить. Позже подошел Виктор и рассказал, что теперь происходит в городе.

Издревле в России все политические перемены решались в столице. Традиционно высокая централизация власти приводила к тому, что достаточно было противникам сконцентрировать силы в нужное время в нужном месте, чтобы насильно сменить власть. Так было и в ходе революций и в наши девяностые годы. Сегодня эта парадигма подтверждалась на наших глазах. Весь аппарат насилия прогнил настолько, что хватило хорошо подготовленных решительных действий относительно небольшой группы людей, чтобы создать в столице хаос. Следующим шагом должно было стать упорядочивание по другому, новому плану.

Ночью батальон Виктора подошел к Останкинской телестудии и без особого сопротивления занял ее. Поднятая по тревоге дивизия имени Дзержинского отказалась выходить из казарм, сославшись на то, что Верховный главнокомандующий Вооруженными силами России погиб, а на остальных они клали. Всю ночь спешно созданный временный комитет готовил текст утреннего сообщения, а пока по телевизору показывали патриотические фильмы: «Офицеры», «Они сражались за родину», «Белое солнце пустыни» и подобные им. Другие части заняли типографии и радиостанции.

Зато по интернету почти все западные СМИ в один голос кричали о том, что в Москве произошел вооруженный переворот, что попраны все демократические свободы, и что цивилизованные страны никогда не признают решения так называемого Временного Комитета. В иностранных представительствах стоял дым коромыслом – там срочно сжигали бумаги и стирали файлы накопителей.

Наконец, в десять утра по телевизору выступил генерал-лейтенант внутренних войск, объявив, что армия сохраняет нейтралитет, и будет выполнять только охрану внешних границ. Потом выступил какой-то штатский и зачитал текст, который за ночь родил Временный Комитет. В нем говорилось, что комитет берет на себя всю полноту власти до новых выборов президента и Федерального собрания.

Трупы и раненых увезли еще рано утром, а оставшихся целых американцев заперли в подвале. К двенадцати приехали люди из ФСБ и после восьми часов беседы с ними увезли и их. Все это время мы с Надей просидели за телевизором, иногда заглядывая в Интернет. Виктор, уезжая, велел не дергаться и сидеть на даче пока в Москве все не успокоится.

После вкусного ужина, приготовленного Надей, она вышла из душа в красивом коротком халате. Я заварил в найденной турке кофе, разложил чашки на журнальный столик, и, усевшись в кресло, позвал ее.

Сверкнув белизной бедер, Надя села в кресло напротив и потянулась к кофе, но, увидев, куда я смотрю, безуспешно попыталась натянуть халат. Потом, видимо, вспомнила, что я знаю каждый квадратный сантиметр ее тела, покраснела, и, махнув рукой, бросила попытки. Смутившись, я отвел глаза, но время от времени взгляд падал туда помимо моей воли. Кто бы мог понять мои чувства: зная ее всю, с ног до головы, и помня все, что между нами было, я не имел возможности даже прикоснуться к ней.

Похоже, первое смущение Нади прошло, и эта ситуация стала ее забавлять: она с ехидной улыбкой искоса посматривала на меня, словно догадываясь о том, что творится у меня в душе. Я не мог понять, ждет ли она от меня поступка или потешится надо мной, поэтому я сидел, как истукан, боясь получить пощечину, если ошибусь. Наконец, она вздохнула, возможно, не дождавшись от меня того, чего ожидала, и сказала:

— Давай ложиться спать. — И, уходя к себе, оглянулась с улыбкой:

— Ты всю смелость потратил в бою?

Какой же я идиот! Что мне теперь делать, с идиотским видом догонять ее? Момент упущен, и неизвестно, будет ли еще когда-нибудь. Уже выходя из комнаты, она еще раз оглянулась, и, увидев мое растерянное лицо, прыснула в кулачок. Нет, все-таки она дурачилась, и ничего мне этой ночью не светило изначально.

Утром Надя с видом скромной послушницы, потупив взор, бросала на меня из-под ресниц хитроватые взгляды. И как мне на них реагировать? Она забавляется мной или ждет от меня чего-то? Решив для себя, что, если не знаешь, что делать, не делай ничего, я улегся на диван и представил себе свой дальнейший путь. Самым простым было бы продолжить развивать отношения с Надей и создавать установку. А потом дело путь укажет. Можно было продвигать себя в политике, тоже не хилый кусок хлеба с маслом, и делать ничего не надо, только языком трепи. Вариант лечь под американцев я отбросил сразу.

Увидев меня, витающего в облаках, Надя предложила погулять. Я подождал, пока она переобуется, и мы вышли из дома. Лужайка перед домом была вся в потемневших пятнах крови, и мы, чтобы не видеть этого, пошли в редкий лес, начинавшийся сразу за забором. Теперь она была задумчива, и с любопытством посматривала на меня, словно пытаясь разгадать загадку, крывшуюся во мне.

— Тебя ведь могли убить сегодня. Ты не боишься смерти? — спросила Надя, пройдя немного.

— Боюсь, конечно, как и все люди, но насчет нее у меня своя философия.

— Расскажи.

— Смерть – это начало новой жизни. Ты верующая?

— В райские кущи и чертей с кочергами не верю, если ты об этом.

— Тогда попробую объяснить. Все наши ощущения вызваны движением зарядов в нервных волокнах и клетках наших организмов, это факт. Иными словами, материальная основа создает нематериальные сущности: эмоции, фантазии, мысли. Поскольку ты, вроде как бы, не верующая, понятием «Душа» мы оперировать не будем?

— Не будем.

— Давай проведем мысленный эксперимент. В абсолютно одинаковые комнаты поместим двух однояйцовых близнецов и создадим им одинаковые условия жизни: в одно и то же время будем их одинаково кормить, развлекать, предоставлять наслаждения, и так далее. Спустя какое-то время одного из них усыпим. Исчезнет ли ощущение его жизни?

— Думаю, нет, — подумав, ответила Надя, — оно останется и будет продолжаться у второго близнеца, которое, по условию, ничем не отличается от первого.

— Человека нет, а ощущение жизни осталось. Разве можно назвать это смертью? Возьмем маленький городок, в котором единственный завод кормит все население. Таких моногородов много, там и дома-то обычно однотипные. Посмотри на жизнь этих горожан. Они встают в одно и то же время, идут на работу, где выполняют одинаковую или похожую работу, возвращаются домой и смотрят телевизор или пьют водку. Других развлечений нет. Разве что, секс перед сном. Одни умирают, другие повторяют их жизненный путь. Отличаются имена, внешность, а жизнь, в сущности, одна.

— Безрадостно как-то.

— Ну, почему, обычные житейские радости, как и везде.

— Люди живут по-разному.

— Жизни большинства людей заполнены одинаковыми заботами и мало отличаются одна от другой. По-большому счету, сознание людей не отличаются кардинально. Оно формируется потоком информации из интернет, телевидения, книг, журналов. В литературе и фильмах нас наставляют на ярких примерах, как надо жить. Причем, все это расходится по всему миру, отличаясь незначительно в зависимости от культуры страны. Мы формируемся сразу всем миром, и жизнь наша становится все менее индивидуальной. Отличается последовательность радостных и печальных событий, но осознание их и реакция на них у большинства людей очень близки. Эта последовательность сливается в поток, который и называется жизнь. Возможно, в этот момент есть люди, которые думают о том же, что и ты, или о чем-то похожем.

— Это как реинкарнация в индуизме?

— Мы же договорились – не оперируем понятием «Душа».

— Но ведь, личность определяется и генетическими особенностями: на одни и те же события люди с разным темпераментом будут реагировать по-разному. К тому же, внешние данные накладывают свой отпечаток на судьбу. Вспомни строки Толстого из «Анны Карениной»: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

— Разумеется, я упрощаю. Мы рассмотрим только счастливые семьи.

— Ну, хорошо, предположим, я жила интересной, оригинальной жизнью. Что будет, когда я умру? Темнота? Ничто?

— Как ты собираешься чувствовать темноту, если все твои органы чувств будут покоиться в земле? И объясни мне, как вообще можно чувствовать ничто? Ты сможешь чувствовать что-то только тогда, когда у тебя будет хотя бы какое-то тело, и не факт, что оно тебе понравится. В промежутке между смертью твоего сознания и рождением другого, свободного от памяти, ты ничего чувствовать не можешь, следовательно, для тебя этот период будет мгновенным.

— Ты хочешь сказать, что следующим родившимся после моей смерти ребенком буду я?

— Как и любой другой умерший в это же время человек, близкий по биологическим и социальным параметрам. Родившийся в той же стране будет наиболее близок, так как традиции, культура, история, пропаганда – все это имеет значение. Два утверждения: «Умер один человек и родился другой» и «Жизнь одного человека продолжилась в теле другого человека» будут равносильны, так как неотличимы по результатам. Все зависит только от точки зрения.

— Но я же не буду знать свою предыдущую жизнь?

— Конечно, зачем копить память предыдущих поколений? Она будет только мешать или даже вредить. Важна только настоящая жизнь.

— То есть, моя личность исчезнет?

— Так же, как она уже исчезала в твоей жизни. Вспомни себя в детстве, и сейчас. Практически, разные личности. Так будет еще не раз. Вас объединяет только память. Часто ты обращаешься к памяти тех лет? Большей частью, ты уже все забыла. Ты – это то, что чувствуешь сейчас, твои мысли, надежды, тревоги, поддержанные памятью, значение которой убывает с каждым днем в прошлое. Тем не менее, живя сейчас, зная жизнь, ты имеешь возможность приблизительно представить себе, какой будет твоя другая жизнь. Мало того, ты даже можешь отправить послание самой себе, написав, например, книгу, которую обязательно прочтешь, если увидишь ее.

— Получается, я не могу чувствовать себя кем-нибудь другой только потому, что уже чувствую себя самой собой?

— Конечно, если бы ты не родилась, то чувствовала себя кем-нибудь другой, ведь чувствовать себя никем невозможно.

— А как же во сне?

— Во сне ты вообще ничего не сознаешь. После пробуждения твою личность собирает твоя память.

— Прогресс улучшает жизнь людей. Значит, каждая следующая жизнь будет лучше предыдущей?

— Не факт. Какой бы ужасной ни была сегодняшняя жизнь, следующая может оказаться еще хуже. Например, может достаться такая болезнь, что лучше бы и не рождаться.

— Да ну тебя, совсем расстроил, давай лучше говорить о чем-нибудь хорошем.

— Давай, я буду говорить о тебе, о том, какая ты красивая.

— Я внимательно слушаю.

— Твои очаровательные, слегка припухлые, губы при улыбке приоткрывают ровные белоснежные зубы. — Надя улыбнулась, словно подтверждая сказанные слова.

— Красивые голубые глаза делают твое лицо восхитительным.

— Продолжай.

— Твои груди…

— Все, хватит, дальше не надо. Я и так чувствую себя голой перед тобой, — прервала меня Надя. Мы повернули назад, и всю обратную дорогу она молчала, задумавшись о чем-то.

Дома нас ждал Виктор. Он рассказал, что порядок в Москве восстановлен, а в других городах как бы и не заметили, что власть переменилась. Многие американские советники стали персонами нон грата и уехали отдыхать от трудов праведных к себе на родину. Акции ряда компаний были арестованы, и по ним возбуждены уголовные дела. Почти все члены моей партии дружно вышли из нее, и теперь кучковались, решая, куда приткнуть свои мандаты, чтобы не промахнуться. Виктор предложил мне организовать свою партию и подобрать приблудившихся депутатов для массовки. Ну уж, дудки! Я в этот серпентарий не полезу. Только чем тогда заняться? Без американских денег институт, скорее всего, закроют, да и основатели, вероятно, уже умотали к себе в Америку. Этими мыслями я и поделился с Виктором, на что получил однозначный ответ:

— Ты работай, а деньги мы тебе найдем.

Ну, я и направился туда, куда меня послали – в институт. Там царили разброд и шатание. Люди бесцельно бродили, время от времени собираясь в кучки и делясь мнениями о том, что творится в стране и что их ждет. Нашел своего зама и, выяснив состояние заказов, сел за прошивку контроллера.

Неделя пролетела за работой. Надя не звонила, и в пятницу вечером я позвонил ей сам. Ее телефон был недоступен, наверное, села трубка. В субботу ничего не изменилось: весь день телефон оставался недоступным, а в воскресенье утром нашел у себя в почтовом ящике письмо. В нем неизвестный благожелатель предлагал мне взять тур на Крит, чтобы отдохнуть на берегу моря в компании с Надей. На прикрепленной фотографии была Надя, сидящая возле бассейна какого-то коттеджа под сенью пальмы. Тот доброхот советовал сходить на экскурсию в Кносский лабиринт и никого в это дело не посвящать, если хочу увидеть ее живой и невредимой.

Твари, знали, на чем меня подловить. Знали, что ни отказаться, ни попросить помощи не смогу. Ну, хорошо, вывезут они меня куда-нибудь, но как они заставят меня работать? В этом деле можно пудрить мозги до второго пришествия, чем я и буду заниматься. Съездил в бюро путешествий и выкупил недельный горящий тур на Крит со вторника. В понедельник не находил себе места, волнуясь за Надю, а во вторник рано утром улетел в Грецию.

В аэропорту Ираклион нашел своего туроператора, и, сидя в автобусе, подождал остальных туристов. Отель находился восточнее Ретимно, на первой линии, и путь предстоял недолгий. К двум часам, как раз ко времени подготовки комнаты, я вошел в ресепшн отеля и получил ключ от номера. Здесь же поинтересовался экскурсиями, и, найдя ближайшую, оплатил поездку в Кносский дворец на завтра. Хуже нет, чем отдыхать одному – скука неимоверная, хотя, какой это отдых, одна нервотрепка. До вечера провалялся на пляже прямо перед перилами бара, а после ужина сразу лег спать. Утром после завтрака вместе с группой туристов сел в ожидавший автобус и поехал в Кносс.

Кносский дворец – древнейший памятник европейской культуры, датированный двадцатым веком до нашей эры. Его развалины обнаружил Эванс в 1900 году и почти сразу начал его восстанавливать и достраивать, исходя из своих понятий правильности и красоты. Каким дворец был на самом деле, одному богу известно. Забравшись в развалины вместе с толпой туристов, я прибалдел. Жарко. Душно. Хочется пить. Бродим по камням и узким проходам развалин, глядя в затылок друг другу. Да еще поминутно ожидаю встречи с неизвестным доброжелателем, автором письма. Я как-то по-другому представлял себе удовольствие от слияния с древней эпохой. Отбивая ноги, дошли до конца экскурсии – никто не подошел. Всю обратную дорогу я раздумывал, пытаясь понять, для чего меня вытащили сюда.

На следующее утро подвезли новую группу англоязычных туристов, и те, пока их не заселили, оккупировали бар. После завтрака, взяв пива, пристроился там же и я. Недоумевая, почему ко мне никто не подошел, я попытался представить себе весь вчерашний путь по лабиринту. Никакой слежки не заметил, никто не обращал на меня никакого внимания. В растерянности, не зная, что дальше делать, я мусолил свой бокал, когда за столик, попросив разрешения, сел парень, мой ровесник, со своей Кока-колой.

— Джон Кармел, — представился он с голливудской улыбкой до ушей, — представляю здесь интересы частного музея.

Судя по непринужденному обращению, это не англичанин, скорее, американец или австралиец. Я представился и спросил, откуда он. Угадал, оказалось, из Нью-Йорка, и здесь его интересовали некоторые экспозиции исторического музея. Перекинувшись еще парой фраз, он допил свой бокал и ушел, а я пошел на пляж и, устроившись под зонтиком, предался своим невеселым мыслям.

Через час Джон появился снова, и, махнув мне рукой, как старому знакомому, устроился на соседнем лежаке. Он не напрашивался на общение, но своим открытым обращением вызывал симпатию. Мы разговорились, он предложил показать мне красивые места в горах, куда собирался съездить сам. Я согласился, и мы договорились назавтра съездить туда вместе.

После ужина я опять собрался в бар, но увидев, что все столики заняты, развернулся обратно. В это время меня окликнули, и, увидев Джона, я подсел к нему с бокалом сухого Мартини. Перемолвились о Греции, об отеле, тихая спокойная музыка располагала к разговору, а какой может быть разговор между потенциальными противниками? Разумеется, через некоторое время в разговоре коснулись политики.

— Пойми, Алекс, — убеждал меня Джон, — Америка совсем не такая ужасная страна, как утверждают сегодня некоторые ваши политики. Там живут такие же люди, как в России, с такими же мыслями и заботами: как обустроить свою жизнь, найти интересную работу, как обеспечить семью, наконец. Только там все это сделать намного легче, чем у вас. Я читаю газеты, смотрю тиви, и вижу, что в России экономика падает с каждым годом, наука почти на нуле, перспективы самые ужасные.

— Благодаря вашим стараниям, — возмутился я.

— При чем здесь мы? Это ваша судьба, вы сами ее строите.

— Она могла бы быть другой, если бы не ваша «помощь».

— И какой же она могла бы быть? — застыл он, настороженно глядя на меня.

— Доллар мог бы стоить шестьдесят четыре копейки, высокие технологии шли бы не из Америки в Россию, а наоборот, из России в Америку.

— Это невозможно, — ответил он, внимательно глядя в глаза.

— Это не только возможно, но и существует в каком-то варианте развития мира.

— Аа, миры Эверетта! Доводы этого физика применимы к микромиру, в жизни все сложней.

— И тем не менее.

— Ты говоришь так уверенно о таком варианте, словно видел это своими глазами? — напряженно спросил он.

Тут я понял, что второй бокал Мартини сыграл со мной злую шутку: я распустил язык. Сведя все к шутке, я ушел от опасной темы и свел разговор к истории Греции. Джон оказался весьма подкован в ней и довольно интересно рассказывал о Греции и ее истории добрых полтора часа, пока нас не потянуло в сон.

Утром меня разбудил по телефону Джон, напомнив, что мы сегодня едем в горы. После завтрака он зашел за мной, и, сев в ожидавший такси, мы отправились в путь. Он не обманул, те виды, которые мы увидели, поднявшись в горы, действительно, восхищали. Крутые склоны гор, спускавшиеся в ущелье, играли разными цветами и создавали ощущение величия природы. Побродив немного по тропинкам, он предложил зайти к его друзьям, вилла которых находилась ниже и в стороне от нашего пути. Я согласился, и через час, спустившись на узкую асфальтированную дорогу, мы дошли по ней до одинокой виллы, притулившейся под сенью деревьев.

Джон нажал на звонок, и дверь в глухом заборе открыл охранник, одетый в черную униформу. Во дворе стояли две машины, подальше был бассейн, заполненный водой, за ним – красивая вилла. Этот вид напомнил мне изображение на фотографии, которую я получил в письме. Мы прошли в дом, где нас встретил еще один охранник, и Джон повел меня по коридору. Перед дверью комнаты он остановился, и, кинув на меня взгляд, открыл ее. За дверью стояла Надя и, широко открыв глаза, безмолвно смотрела на меня.

— Алекс, прости меня за то, что я разыграл перед тобой комедию, но у меня не было другого выхода. Надия, и ты прости меня за вынужденное заключение, но то, ради чего вас привели сюда, стоит выше наших и ваших судеб. То безобразие, которое творится в вашей стране, ведет к катастрофе, и оставлять вас там мы не имеем права перед будущей историей. Вилла в вашем распоряжении, но покидать ее нельзя. Завтра за вами прилетит самолет, я приеду за вами и отвезу на военную базу в Ханью. Сейчас мы с вами расстанемся, хотя, должен признаться, я рад нашему знакомству, и хотел бы продолжить общение с вами. А теперь, Алекс, отдай мне, пожалуйста, содержимое твоих карманов.

— Отпустите Надю, ведь, я уже у вас.

— Обещаю тебе отпустить ее, как только вы окажетесь на территории Соединенных Штатов. И еще… Ты действительно видел тот мир, о котором говорил?

— Не только видел, но и был там.

Джон кивнул, словно нашел подтверждение своим догадкам, и вышел, а я подошел к Наде и зашептал ей на ухо:

— Прости, ведь, ты из-за меня сюда попала.

— Не оправдывайся, ты не виноват, прошептала она в ответ.

— Как ты здесь оказалась?

— Меня отправили делать репортаж на Украину. Ложилась спать в отеле, а проснулась здесь. Ни документов, ни денег – все отобрали, только сумку с вещами оставили.

— Как здесь охраняют?

— Днем двое бодрствуют, ночью один спит в дежурной комнате, другой сидит за пультом.

Сурово. Нам нужно выбраться отсюда пока нас не увезли на военную базу. Оттуда не выбраться. Самое удобное время для побега – ночь, когда дежурит только один охранник. Но как его вырубить, если у него в открытой кобуре Глок? Стрелять на поражение он, скорее всего, не станет – мы слишком ценные пленники, а вот в ногу, чтобы обездвижить, запросто. К тому же, здесь везде натыканы камеры. Тогда что? Попробовать заманить в Надину комнату?

— У тебя есть красная помада? — продолжил я шептать.

— Есть.

— Она не вредная? Ее можно жевать?

— Знаешь, сколько мы ее съедаем за свою жизнь? Конечно, можно.

— Тогда так. Свет в комнате ночью не выключай, сделай вид, что уснула за чтением. Под утро незаметно разжуй помаду, и, выдавив ее из уголка губ, выгнись и закричи. Если повезет, он прибежит к тебе: через камеру не разглядеть, настоящая это кровь или нет. А теперь пойдем прогуляемся по территории, осмотримся.

Прошли мимо дежурной комнаты и вышли во двор. На месте только одна машина, значит, на второй уехал Джон. Забор высокий, не перелезть. Из окна дежурки видно весь двор. Под руку с Надей обошли вокруг виллы – везде одно и то же. После обеда коротали время до вечера, слоняясь по территории. Говорить о чем-то серьезном было невозможно – наверняка, везде прослушка. Договорившись начать в пять утра, поставили мобильники на вибрацию и сразу после ужина пошли спать. Перед этим я взял в баре бутылку пива и поставил ее возле кровати.

Разумеется, я не сомкнул глаз, пока не услышал из Надиной комнаты крик и топот охранника. Вскочив, я схватил бутылку и скользнул в дежурку. Второй охранник спал. Огрев бутылкой по голове, я схватил его Глок и бросился к Наде. Вбегая в комнату, я передернул затвор и крикнул: «Не двигайся». Охранник, склонившись над Надей, никак не ожидал столь безобразного поступка от пленника. Услышав щелчок, он сразу узнал его и застыл. Стрелять в него я бы не решился, боясь задеть Надю, но и он не стал бы стрелять навскидку, боясь убить меня, поэтому его реакция была ожидаемой.

Надя вытащила его пистолет и бросила мне. Я велел охраннику вытянуть руки за спину и встать лицом к стене, а Надю попросил принести из дежурки наручники. Через несколько минут охранник лежал упакованный на Надиной кровати, а я сковывал руки второму охраннику.

Теперь деньги, документы, мобильники. Вряд ли Джон взял их с собой надо поискать. В пультовой стоит сейф, скорее всего, все там. И угадал: открыв его, нашел все, что у нас отобрали. Со стола прихватил отвертку – пригодится. В это время зазвонил мобильник охранника. Все, время вышло, не услышав ответа, сейчас примчатся. Схватив ключи от машины, оружие охранников и наши сумки, мы бросились во двор. Пока Надя открывала ворота, я завел машину, и по Гуглу определил, где мы находимся. Мы вынули из мобильников аккумуляторы, чтобы нас не могли отследить, и поехали вниз в поселок, стараясь не разгоняться.

Внизу у бензоколонки заправляются несколько машин. Останавливаемся. Надя выпрашивает у какого-то грека мобильник, отдав ему деньги, и звонит Виктору. Подходит довольная:

— Нас вытащат. Позвоню через час.

— Надо сменить номера. Смотри на стоянках похожий на наш Фольксваген.

Мы выезжаем на шоссе и медленно едем, высматривая вдоль дороги стоящие там машины. Наконец, впереди видим прижатый к каменной стене склона белый Фольксваген, такой же, как наш, следом за ней через две машины пустое место. Туда мы и встаем. Вокруг ни души, только проносящиеся мимо автомобили – им не до нас. Я быстро меняю номера: на свою ставлю номера с Фольксваген, на нее – с другой, стоящей на две машины дальше. Надеваю темные очки, Надя пересаживается назад.

Опять выезжаем на шоссе, и через двадцать километров съезжаем на боковую дорогу, пропетляв по которой, упираемся во что-то вроде частного отеля. На заборе надпись: «Сдаются комнаты». Захожу во двор, навстречу выходит женщина.

— Я путешествую со своей невестой. У вас есть свободная комната?

— Как раз сегодня освободилась одна. Можете посмотреть.

Комната, как комната, только кровать одна, хотя и большая.

— Что будем делать? — С этим вопросом я подошел к Наде.

— Не спать же на улице, — ответила, пожав плечами.

Я вернулся к хозяйке и оплатил полный пансион на три дня, потом вернулся за Надей и, отнеся вещи в комнату, загнал машину на стоянку за домом. Надя позвонила Виктору от хозяйки и узнала, что завтра в порт Ираклиона подойдет Российское судно, которое и заберет нас на Родину. Позавтракав, не раздеваясь, рухнули на кровать, и после бессонной ночи проспали до обеда.

После обеда купил у хозяйки бутылку Ситии, и, надев плавки, направился к шезлонгам возле большого бассейна. Через десять минут вышла Надя.

В сумятице побега тревога и волнение не давали времени взглянуть на Надю как на женщину. Теперь все изменилось, кратковременное чувство безопасности расслабило, и я встал, раскрыв рот, как истукан. Я уже успел забыть, как она выглядит в купальнике, и ее вид в синем бикини заворожил меня. Природа не случайно наделила облик мужчин грубой силой добытчика, а женщин – пленительной красотой. Даже если она не видна на первый взгляд, красота есть в каждой женщине, надо только уметь ее увидеть. Здесь же, все было через край.

— Закрой рот, муха залетит, — рассмеялась Надя. — Я только сглотнул и молча кивнул. Вспомнив испытанный в Сан-Ремо способ прийти в себя, я прыгнул в бассейн и плавал там, пока не остыл.

— Видел бы ты себя со стороны, — веселилась Надя, когда я вылез из воды, — ты же видел меня всякой, если не соврал, что тебя так поразило?

— Во-первых, это было недолго, я даже не успел все как следует осознать, теперь я даже не уверен, что это было наяву. Во-вторых, на тебя можно смотреть сколько угодно, снова и снова, восхищаясь тобой каждый раз.

Теперь Надя посмотрела на меня по-другому, надолго задержав взгляд. В ее глазах промелькнул и тот взгляд, что был в поселке, и тот, что был в Сан-Ремо, и что-то еще, чего не было раньше.

— Ты, по-прежнему, хочешь уйти отсюда после того, как соберешь установку?

— Теперь это зависит только от тебя.

Надя кивнула и красноречиво посмотрела на бутылку. Отличное вино мы растянули почти до ужина, когда стали собираться остальные постояльцы. Среди них оказались два красивых крепких парня. Взглянув на Надю, оба сделали стойку, и, услышав русскую речь, подошли знакомиться. Сергей и Валера, оба из Москвы, путешествовали по острову на арендованной машине.

После ужина мы вернулись на наши места с еще одной бутылкой Ситии. Через полчаса появились земляки с бутылкой Метаксы, и предложили нам присоединиться. Я посмотрел на Надю – она пожала плечами, и я согласился. Мы сдвинули кресла, и на столике появились коньячные рюмки. Парни сразу оценили, какие мы жених и невеста, и с места бросились в карьер. Нахваливая друг друга и себя, живописно рассказали о своих спортивных достижениях и финансовых успехах, как я понял, основанных на успехах отцов. В общем, женихи – хоть куда. Зная себе цену, привыкшие к вниманию женщин, они уверенно набирали себе очки, не сомневаясь в успехе. Надя слушала их «песни о главном», насмешливо посматривая на меня.

Разочаровали меня смазливые мажоры. Валера, посчитав, что наговорил достаточно, придвинул кресло вплотную к креслу Нади и положил руку на подголовник ее кресла. Она с усмешкой посмотрела на меня, больше никак не отреагировав. Осмелев, Валера обнял ее за плечи, Надя все так же продолжала смотреть на меня, ожидая от меня чего-то. А мне-то что? Если ей это нравится, на здоровье. Наконец, она встряхнула плечами, в глазах появилась обида.

— Руку убери, — сказал я спокойно, посмотрев на Валеру.

— А то что? — спросил он с вызовом.

Чтож теперь, и этих пистолетом пугать или в драку лезть? Ну что мне так не везет, второй раз попадаются непуганые идиоты, это уже на комедию похоже. Я вытащил из сумки Глок, и, дослав патрон, навел на Валеру. Он все понял, осторожно убрал руку и отодвинулся.

— Идите спать, ребята, на сегодня достаточно. — Земляки молча поднялись и тихо ушли.

— Почему ты сразу не сделал это? — с обидой спросила Надя.

— Ждал твоей реакции.

— И сколько бы ты ждал?

— Пока не убедился, что тебе это неприятно.

— Дурак! Неужели ты с самого начала не видел, что они мне противны?

— Прости, я действительно дурак.

Мы прошли в свою комнату и встали в нерешительности. Уверенность Нади куда-то делась, а я и вовсе в тупике. Наконец, решился:

— Я пойду в душ после тебя.

Надя расправила постель и, взяв сумку, ушла в душевую. Через полчаса она скользнула в кровать, и следом, приняв душ, я последовал ее примеру. Мы молча лежим на спине на разных краях кровати. Вот положеньице. Никогда не был нерешительным, а тут, как мальчишка, лежу и дрожу. И, ведь второй раз уже, мог бы привыкнуть. Но нет, не решился, и стал уже засыпать, когда услышал ее голос:

— Ты чурбан бесчувственный, дурак, невежда.

Я действительно дурак! Идиот! Дожидался, пока женщина, от которой я сам без ума, первой скажет слово. Я придвинулся к ней и, осторожно обняв, поцеловал в губы. Получив ответный поцелуй, я оказался в раю. Голова закружилась. Прижав ее к себе, я почувствовал ее всю, с ног до головы. Надя, обняв меня за шею, сама прижималась ко мне всем телом, дрожа так же, как я. Она стала для меня единой, объединившись с самой собой из Заречного и из Сан-Ремо.

Мы не сомкнули глаз, пока не рассвело, а когда первые лучи солнца коснулись нас, сказала:

— Поклянись, что ты никогда не бросишь меня.

— Клянусь, — поклялся я, уверенный, что это не случится никогда.

После душа и завтрака Надя позвонила Виктору и узнала, что российское судно ожидает нас в порту Ираклиона. Мы быстро собрались и, попрощавшись с хозяйкой, выехали на шоссе. Нам предстояло проехать до Ираклиона около двадцати километров, и весь остаток пути мы боялись встретить полицию или американцев. Но вот уже пригород Ираклиона, вот едем по городу, пока все нормально. Впереди уже виден порт. Въезжаем на платную стоянку и идем за ограду через проход для пеших пассажиров. Поворачиваем направо к грузовому терминалу, проходим дальше – впереди наш сухогруз под российским флагом. Остается сто метров, пятьдесят, навстречу идут люди с судна. И тут что-то толкает меня в спину. Делаю шаг вперед, ноги подкашиваются, я падаю на спину. Нависнув надо мной в слезах, кричит Надя:

— Не смей! Ты поклялся, что никогда не бросишь меня! — В глазах темнеет.

 

Глава 4

Я просыпаюсь у себя в квартире. Острая боль с левой стороны. Ощупываю спину – там чистая кожа. Боль постепенно слабеет. Осматриваюсь. Квартира моя, только мебель и техника другие, под столом гора пустых бутылок. Как я сюда попал? Господи, меня же убили! И Надя там оплакивает мой труп. Я опять потерял ее. Ну, сколько можно? Только нахожу ее, сразу теряю. Лучше бы все закончилось там, и не появляться больше нигде. Я не вынесу это еще раз. Если встречу ее здесь, не подойду, и скроюсь где-нибудь. И установку эту к черту, пропади она пропадом!

Стук в дверь.

— Леха, вставай, — чей-то пропитый голос, — лечиться будем.

Встаю и открываю дверь, за ней – сосед, Вася Филиппов, инженер от бога из соседнего НИИ. В руках авоська с бутылками и какой-то закуской. Лицо мятое, красные глаза.

— Да ты – как огурчик! Как будто и не пил вчера, — заявляет он с порога, — похмелился уже, что ли? А я тут сгоношился с Левой из второго подъезда, и уже приняли по стакану.

— Он же не пьет.

— Кто, Лева не пьет? Забыл, что ли? Ему, как дисер запороли в прошлом году, так не просыхает.

— Запороли дисер?

— Конечно. На защите не смог объяснить, почему в его исследовании не показывается преимущество социалистической системы перед буржуазной. На все вопросы ответил, на этот не смог. — И, увидев мой ошалевший вид, поддел: — Я смотрю, ты еще не оклемался, давай, примем на грудь – сразу поправишься.

Вася прошел на кухню и выгрузил на стол бутылку водки, пиво, колбасу и консервы. Сноровисто открыв банку килек в томате, нарезал колбасы и, разлив по полстакана водки, сел за стол.

— Ну, давай, что ли? Не стой столбом.

Пожалуй, мне действительно нужно выпить, чтобы не сойти с ума.

В России испокон веков принято решать важные вопросы за рюмкой, стаканом или кружкой, неважно, водкой наполнена посуда, вином или пусть даже брагой, на худой конец. За распитием отводили душу, заливали горе или праздновали радостные события. В Советском Союзе этот процесс принял культовое значение. Задушевный разговор за бутылкой возмещал недостаток денег, развлечений, свобод, наконец. Об избытке всего этого за границей все много слышали, но, не видев этого своими глазами, восполняли этот недостаток сказочными фантазиями.

Ни в одной стране мира не принято вести за бутылкой долгие дискуссии обо всем на свете, но не имеющем никакого отношения к собственной жизни. Советские люди, самые образованные, обладали самым широким кругозором, и готовы были часами спорить о положении негров в Америке или положении женщин в Афганистане. Единственным недостатком этого было поголовное пьянство, даже, несмотря на то, что цены на водку уверенно росли, а дружинники на улицах отлавливали пьяных и заполняли ими вытрезвители.

Услышав Васины слова о социалистической системе, я предположил самое плохое: кажется, попал в Советский Союз. Это же, ни собственного бизнеса, ни выездов за границу, ни собственной иномарки. Иностранные книги и фильмы – только прошедшие жесткую цензуру. Какой интернет, какое общение с коллегами из других стран, где доступ к новейшей профессиональной информации? Если я не ошибся, ничего этого нет.

Как теперь продолжить разговор, чтобы Вася не подумал чего худого? Выпили. Закусили.

— Леха, ты, конечно, умный парень, но дурак, какого хрена ты полез ругаться с Матвеевым? Ну, вписал он себя первым в твою статью, ну и что? Все равно без него тебя не опубликовали бы ни в одном научном журнале. У него имя, хоть и дурак. Научный дурак, но не житейский – имя ему сделали такие умные, как ты. Не ты первый, не ты последний. Все так делают. Тебя ведь, он не вычеркнул, статья пойдет тебе в зачет. Давай, вздрогнем по второй.

Пить плохую водку не хотелось, но от него я узнавал важную информацию о себе и об окружающих меня людях, так что, пришлось пить.

— И вот еще что. Ты что, не замечаешь, как Надька на тебя смотрит? Красивая баба, между прочим, многие на нее заглядываются, только она всех отсылает. Что тебе еще нужно? Не теряйся.

Так, здесь есть Надя, и спрятаться от нее, видимо, не получится, раз работаем вместе. Только не хочу я опять потерять ее, так что, лучше и не начинать. Переехать, что ли, куда-нибудь?

Потихоньку за разговором приговорили бутылку и принялись за пиво. За этим делом я выведал у него, что работаю МНСом у начальника отдела Матвеева и занимаюсь разработкой полупроводниковых материалов. Несколько раз меня ловили за пьянство на рабочем месте, но Матвеев отмазывал, иначе, уволили бы по статье. Оборудование в НИИ – старье, компьютеры на уровне Пентиум, операционка – XP, но у других еще хуже.

Подспудно я выяснил, что никаких потрясений СССР не испытывал. Генсеком КПСС после Черненко стал не Горбачев, а Романов, который зажал всех диссидентов, теперь на его месте какой-то Григорьев. Все прелести, сопутствующие социализму, на месте: очереди везде, переполненный общественный транспорт, талоны на дефицит и тому подобное. Но люди, не зная другой жизни, привыкли ко всему и как-то обходились. Были и плюсы: безработицы – ноль, никаких пробок, нет бедных и богатых – все примерно на одном уровне.

В квартире – все отечественное: кухня, покрытая дешевым пластиком, стиральная машина, холодильник. Тридцатидюймовый телевизор, правда, на ЖКИ, как и монитор компьютера. С едой и питьем – то же самое: ни одного иностранного слова в названиях. За границей тоже не сильно оторвались в технике, здесь все как-то медленней развивается, может, конкуренции меньше. Китаю здесь не дали развернуться – кроме дешевых тряпок там ничего хорошего не выпускают.

Здесь существовали и Березка и чеки, так что, счастливцы, побывавшие за границей, могли похвастать импортными вещами. Но с рук это все стоило слишком дорого, и возбуждало зависть обывателей. Коснулись этой темы и в нашем разговоре:

— Живи ты за границей, стал бы богачом с твоими мозгами, — заявил Вася под вторую бутылку пива.

— С чего ты взял?

— Открыл бы свое дело, и греб деньги лопатой, а здесь ты обогащаешь родное государство.

— Чтобы грести хотя бы совочком, надо сначала вложить лопату денег и лучшие годы жизни. Можно, правда, взять деньги в банке, если есть, что поставить в залог, или играть на бирже с кредитным плечом, но тут как повезет, можешь без штанов остаться. А так, чтобы одними мозгами – фантастика.

— Откуда ты знаешь? — уперся взглядом Вася, — Ты что, был там?

— Неважно. В газете прочитал.

— Врешь, в газетах об этом не пишут.

— Я в иностранной газете прочел, в ГПНТБ.

— Ты что, языки знаешь?

— Ну, знаю немного, и хватит об этом. Давай закругляться. С утра разбуди, а то просплю. Вместе пойдем на работу.

Спровадив Васю, я приуныл. Завтра на работу, а я не знаю ни людей, ни темы НИР, как буду выкручиваться? Включил компьютер, нашел рабочие файлы. Слава богу, тема моя, дипломная, кое-что помню. Видно, Алексей после МИРЭА пошел работать по своей Вузовской специальности. Да у него и возможности-то другой не было: куда бы он дел свои спектрометры? Частный бизнес запрещен. И знаний где бы набрался? Литературы на эту тему очень мало: фирмы берегут свои секреты. Интернета нет, общаться с коллегами из заграницы невозможно, практиковаться не на чем.

Скука-то какая. Не зная другой жизни, может, и не расстроился бы так, жил, как все. Только я здесь чужой, не смогу привыкнуть к такой жизни, хоть вешайся. С другой стороны, по словам Васи, жить здесь даже легче: если добрался до работы, можешь забить на все, гонять чаи или загибать анекдоты. Только ближе к концу года, когда наступает время отчетов, придется изображать деятельность по двенадцать часов. Хотя, кому нужны эти исследования, когда за бугром это все пройденный этап. С такими грустными мыслями дотянул до вечера и лег спать.

Вася не подвел, разбудил. Позавтракав остатками колбасы, зашел к нему, и вместе пошли на работу.

— О, да вы никак не с бодуна сегодня, — удивился куривший на лестничной площадке блондин в сером свитере.

— Володя, ты бы лучше делом занялся, — подколол его Вася.

— С ума сошел? Не пугай меня такими словами.

В коридоре двое обсуждали вчерашнюю игру Спартак – ЦСКА, какая-то женщина пронесла куда-то горячий чайник, из открытой двери лаборатории раздался хохот – рабочие будни, как я понял. Вася схватил меня за рукав и, протащив до другой двери, впихнул в нее. Сидевшая за компьютером девушка обернулась, и мое сердце упало: улыбаясь, на меня смотрела Надя.

Только не подать вида, только не разомлеть. Нельзя допустить близких отношений с ней. Это не кончится добром ни для меня, ни для нее.

— Привет, — сказал я обыденным тоном, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Привет, — ответила она ласково, не отводя глаз.

— Чем занимаешься?

— Статью перевожу с английского, только плохо идет – много незнакомых слов. Поможешь?

Ну, конечно, Лингво-то здесь нет, как и надобности в нем. Надя обложилась словарями и, считывая текст с копии статьи, печатала перевод на компьютере.

— Ладно, давай. — Надя встала из-за компьютера, а я, сев на ее место, положил статью перед собой и стал печатать перевод прямо с листа. Текст был простой, не художественный, и дело спорилось. Через минут пять в тишине раздалось: «Ни хрена себе», и, обернувшись, я увидел перед глазами пять человек во главе с Надей, изумленно стоявших за моей спиной. Кажется, я опять прокололся. Здесь знать иностранный язык вредно. Если повезло с загранкомандировкой, умные люди пишут в анкете «Читаю и перевожу со словарем», иначе не выпустят. Все, путь туда мне закрыт: кто-нибудь обязательно заложит. Это еще если в первый отдел не затаскают.

— Что же вы, Алексей Владимирович, скрывали от нас свои способности, — спросил седой мужчина в сером костюме, — а мы отдавали статьи на сторону, ожидая перевода неделями.

— Простите, я не переводчик, у меня своей работы хватает, — нашелся я, угадав, что передо мной Матвеев, начальник отдела.

— Нехорошо, общественное должно быть выше личного, — продолжил он, —на выпивку ведь время находите, так что, будьте любезны помогать отделу.

— И ты молчал? — обиженно спросила Надя, когда Матвеев ушел.

— Ладно, проехали, — буркнул я и продолжил перевод.

Представьте себе, каково мне было сохранять равнодушный тон, когда тянуло к ней, как магнитом, и делать вид, что не замечаю ее, когда хотелось любоваться ею. Я не мог сдержать себя, и время от времени бросал на нее восхищенный взгляд, от которого она радостно улыбалась. Через полчаса отдал перевод и вышел в коридор, где столкнулся с Васей.

— Ты дурак, Леха, баба сохнет по тебе, а ты нос воротишь. Дождешься, уведут ее – будешь локти кусать.

— Нельзя мне с ней, может, когда-нибудь расскажу.

— Приехали! — изумился он. — Ты что, больной?

— Все, отстань, здоровый я. Лучше посмотри компьютер, что-то барахлит иногда, — схитрил я, не зная, где он есть.

Вася включил компьютер в соседней комнате, и, повозившись с ним, изрек:

— Да нормально все, позови, если что.

Так, теперь хоть могу делать вид, что работаю. Прислушиваясь к разговорам, я иногда прогуливался по отделу, стараясь запомнить имена, как уже делал раньше. У меня из головы не выходила мысль, почему судьба сводит меня с Надей во всех вариантах моей жизни, и, в то же время, не дает надолго сойтись с ней, трагически обрывая связь каждый раз, лишь только наступают близкие отношения. Это случайность, явление природы или указание высших сил не переступать порог? Может, наплевать на все, и делать то, что хочу? Только не случилось бы с ней несчастье, которое уже случилось со мной. Этого не допущу. Пока буду обходить ее стороной.

В столовой, отстояв очередь, заполнил поднос и сел в уголке. В это время в столовую вошел лощеный парень в темном костюме и сел за стол, огороженный лентой, у окна

— Сын директора института, — изрек Вася, подсев за мой стол.

Все равны, но некоторые ровней, решил я, увидев, как буфетчица несет ему полный поднос. Тут он увидел, в очереди Надю и, подойдя к ней, попытался увести к своему столу. Надя, красная от смущения, уперлась, и тот, недовольный, вернулся за свой стол.

— Что я тебе говорил? — кивнул Вася в ее сторону. — Видишь, как липнут? Первый раз вижу его здесь, обычно, он обедает в ресторане.

Завидный жених. А что, была бы обеспечена на всю жизнь за таким мужем. А что любви нет, ну так чтож, живут же люди. Для устойчивой семьи бывает достаточно одного любящего. А директорский сынок, похоже, близок к этому. Тошно и стыдно стало от такой мысли. Я, ведь, занял тело другого Алексея, возможно, у них сложилось бы все хорошо. Какое право я имею распоряжаться их судьбами? Надо срочно уматывать отсюда любым способом.

Не успел после обеда сесть за компьютер, кто-то крикнул:

— Алексей, тебя. — Подойдя к телефону, услышал женский голос:

— Леша, ты почему не позвонил, мы же договаривались! — Ну, вот и выяснилась причина его холодности к Наде.

— Не смог.

— Приходи к семи к памятнику Пушкину.

У памятника я стоял, озираясь, пока сзади кто-то не закрыл мне глаза ладонями. Обернувшись, я увидел перед собой красивую женщину, одетую явно не из советского магазина. Возможно, на чей-то взгляд, она показалась бы красивее Нади, но только не на мой. Бог знает, как формируется чувство красоты у человека. Возможно, что-то формируется генами, что-то остается от первой юношеской любви, что-то и вовсе образуется случайно, исходя из правильности пропорций. Для меня же, в первую очередь была важна форма рта и глаз, потом нос и все остальное. У этой женщины было все красиво, но не мое.

Взяв под руку, она привела меня к парню, стоявшему возле «России».

— Познакомься, это Сева.

— Ляля, ну, сколько можно тебя ждать, — с укором посмотрел на нее Сева, и, пожав руку, представился: — Всеволод, артист ТЮЗ.

Одежда Севы тоже не соответствовала духу соцреализма: на фирменную майку с логотипом теннисного клуба был накинут замшевый светло-коричневый пиджак, на заднице – Ливайс в обтяжку – все из валютного магазина. Манерность Севы вызвала у меня неприятные ассоциации: было в нем что-то неестественное, движения были какими-то женственными, что ли. Иногда, поглядывая на меня, он изящным жестом поправлял волосы. «Гей, что ли?» — подумал я, стараясь держаться от него подальше.

Пройдя через Петровку, пропетляли по переулкам, и зашли в квартиру на третьем этаже, где нас встретила компания молодых людей, одетых не хуже, чем Ляля и Сева. Все, галдя, бросились встречать Лялю. Надув губки и хлопая длинными ресницами, она отвечала на комплименты, изображая невинную девочку. С такой инфантильной манерой я уже встречался, иногда девушки используют ее для привлечения мужчин, и некоторым это идет.

Стол ля фуршет заполнен дорогими закусками: икра, красная и черная, осетринка, несколько бутылок вина, коньяк. Не хило живут хозяева. Ляля представила меня присутствующим. Здесь явно собралась «золотая молодежь», хозяин, Серж, и вовсе сын мидовского работника.

Компания разбилась на группы с темами разговоров от стоимости шмоток до новой премьеры на Таганке. Ляля подходила со мной то к одним, то к другим, легко включаясь в разговор. Мне это было неинтересно, но надо было как-то встраиваться в жизнь, и я просто слушал, стараясь запомнить, если услышу что-то важное. Но вот один из гостей заявил:

— Хватит кормить нахлебников, и пусть «братья» в республиках сами живут как умеют. А Россия должна стать самостоятельным демократическим государством.

Тут уж я не выдержал и встрял:

— Их тут же приберут к рукам самые демократические соседи, и братья быстро станут врагами.

— Если Россия войдет в демократическое содружество, она станет равноправным членом, и никаких врагов не будет.

— Почему вы решили, что нас там ждут? Там ждут наше сырье, возможно, некоторые технологии, готовы забрать умные головы, а наше население им не нужно – у них своего хватает.

— Коммунист, что ли? — спросил парень в темно-синем костюме.

— Упаси бог, — ответил я, — только и в сказки о сладкой жизни для всех в либеральной России не верю.

Похоже, здесь наступает Горбачевское время, когда элите стал надоедать коммунизм, и мечты о красивой жизни и несметных богатствах стали застилать разум. Ляля, наблюдавшая за словесной перепалкой, удивленно спросила:

— Леша, что на тебя нашло? Ты что, против красивой жизни? Здесь платье от-кутюр стоит дороже зарплаты профессора. Да и то, набегаешься, пока привезут оттуда.

— Платье от-кутюр и там носят не все. Почему ты думаешь, что в западной Европе нам с тобой приготовлено теплое место?

— Ты сегодня какой-то резкий, — обиженно отвернулась Ляля.

Пустышка за красивым фасадом, только о тряпках и думает, решил я, выпив рюмку коньяка. Ничего хорошего здесь не услышу. Закололо в затылке. Оглянувшись, заметил чем-то знакомого седого мужчину, напряженно смотревшего на меня из угла комнаты.

— Sorry Alex, did we meet in Barcelona? — спросил он подойдя через минуту.

— No, you're wrong, — ответил я, вспомнив, где его видел.

Присмотревшись, я понял, что это не тот полицейский, а только похож на него: тот был черноволос, а этот, мало, что седой, еще и обтрепан жизнью, весь в крупных морщинах. В это время, услышав наш разговор, подошел Серж:

— Вы уже познакомились?

— Мне кажется, мы уже знакомы, — заявил седой, в упор глядя на меня.

— Впервые вижу.

— Тогда познакомьтесь, корреспондент Нью-Йорк Таймс, Фрэнк Митчелл, здесь пишет репортаж о российских ученых. Алексей Аваргин, один из ученых, о которых вы пишете, Фрэнк.

Кивнув, я отошел к Ляле, стараясь побороть растерянность.

— Откуда ты знаешь Митчелла? Ты был в Барселоне? — сразу спросила Ляля.

— Ты же слышала, он ошибся.

— Ничего он не ошибся, я по твоему виду это поняла.

— Ну, иди, доложи в КГБ.

— Дурак! Мне-то мог бы сказать. Значит, был там, а мне лапшу на уши вешал. Видел, как там красиво живут? Ты что, против?

— Пойми ты, я не против красивой жизни, только эти ценители либеральных свобод тянут нас не в красивую жизнь, а в гнилое болото.

Слова Фрэнка вывели меня из себя. Я не мог понять, как «гуманист» из Барселоны попал сюда. Или это не он, но тогда как он узнал о Барселоне? Или он один из тех, что наставляли меня на путь истинный в Заречном и в Греции? Твари, и здесь меня достали! Пока я мрачно слонялся по огромной квартире, Фрэнк посматривал на меня, но больше не подходил. Проторчав там еще час, я собрался уходить, и Ляля попросила проводить ее. В такси она несколько раз заводила разговор об Испании, и о том, как нам с ней было бы хорошо там, но я тупо отнекивался, сделав лицо кирпичом.

— Зайдешь? — спросила она, выйдя из такси. Сославшись на головную боль, я отказался и, попрощавшись, уехал домой на той же машине. На следующий день, проходя мимо приоткрытой двери в соседнюю комнату, услышал голос какой-то женщины:

— Да не нужна ты ему, вчера его видели на Пушкинской площади с красивой женщиной. Лучше бы обратила внимание на Антона – он с тебя глаз не сводит.

Ответа Нади не разобрал, и быстро прошел к себе, не дай бог, подумают, что подслушиваю. Она зашла с видом побитой собаки через полчаса, держа в руках копию из американского журнала. Если бы она знала, что Ляля не стоит ее мизинца. Мне хотелось прижать ее к себе, погладить волосы и сказать, что дороже ее у меня никого нет, но я только забрал бумаги и велел зайти за переводом через час.

После обеда проторчал у Матвеева, обсуждая план работ, и, выходя из проходной, встретил Надю. Оказалось, что нам по пути, и, не удержавшись, я проводил ее до дома, дорогой налюбовавшись ею вдоволь. На следующий день после работы, выйдя из проходной, увидел на аллее Надю, мило беседующую с Фрэнком. Стоя в сторонке, я дождался, пока он не уехал, и подошел к ней.

— Что от тебя хотел Митчелл?

— Ты его знаешь? Он готовит репортаж о российских ученых, и хотел бы написать о тебе. Расспрашивал, чем ты занимаешься, часы вот подарил. Дешевая штамповка, наверное, но все равно, красивые. — Я, взяв ее за запястье, осмотрел часы:

— Это не штамповка. ORIS, Швейцария. Сапфировое стекло, механика с автозаводом, 300 метров водозащита. Две штуки баксов, не меньше.

Надя удивленно посмотрела на часы, потом на меня:

— Зачем он это сделал? Как мне их вернуть?

— Зачем возвращать? Носи на здоровье. Может, он запал на тебя. — Надя покраснела.

— Я верну, где мне его найти?

— Прости, я пошутил. Он сам найдет тебя. Часы не возьмет. Если будет спрашивать обо мне, говори, как есть. Если увидит, что между нами ничего нет, он отстанет.

— Он шпион?

— Если бы! Все намного хуже. Держись от него подальше, и от меня тоже – это опасно для тебя.

— А для тебя? Ты сам в опасности?

— Нет. Я ему не по зубам. Но он может шантажировать тобой, если почувствует, что ты дорога мне.

— А я …?

— Все, хватит об этом. Прости, я больше не смогу провожать тебя. — сказал я и быстро зашагал домой.

По дороге зашел в магазин: по утрам стало холодать, надо бы что-то купить на осень. То, что я там увидел, можно было надевать только темной ночью, спрятавшись под одеялом. Лучше уж куплю у спекулянтов, немного денег есть. В девять вечера раздался звонок, и, открыв дверь, я увидел перед собой мужчину лет сорока, который показал удостоверение КГБ. Предложил ему сесть и спросил, что ему нужно.

— Вы знакомы с журналистом из США Фрэнком Митчеллом?

— Видел его в гостях один раз.

— Расскажите содержание вашей беседы.

— Беседы не было, он просто перепутал меня с кем-то из Барселоны.

— Вы бывали за границей?

— Нет.

— Два часа назад на него было совершено покушение, при обыске у него были обнаружены фотографии вас и вашей ассистентки. Вы знаете, что он является сотрудником Центрального Разведывательного Управления США?

— Впервые слышу.

— Вы владеете иностранными языками?

— Да, английским, постоянно перевожу научную литературу.

— Как вы думаете, почему он интересовался вами?

— Этого я не знаю, но сегодня он подарил ей дорогие часы.

— Вот как? Хорошо, я оставлю вас, но попрошу пока из города никуда не уезжать.

Оставив визитку с надписью Жуков Владимир Иванович, он ушел. Я приуныл. Выходит, я зря избегал Нади – они знают о нас, и Надя уже в опасности. Зачем Фрэнк носил наши фотографии, если мы давно знакомы? Выходит, он не тот полицейский из Барселоны? Полночи я не мог уснуть, беспокоясь за Надю. Если в Заречном у меня было оружие, то здесь голыми руками я не смогу защитить не то, что ее, даже себя.

С утра Нади не было – появилась только к обеду.

— У меня отобрали часы.

— И, слава богу, скорее всего, туда встроена прослушка. Плохо другое – Фрэнка ранили, и у него нашли твою фотографию. Теперь они от тебя не отстанут, и я не знаю, как тебя защитить.

— Зачем меня защищать?

— Потому что тебя могут выкрасть и взять в заложники. Прости меня, я должен был сразу уехать отсюда. Теперь мне нет смысла сторониться – я постараюсь уберечь тебя, если смогу, только будь возле меня. Потом все объясню.

— Ты сторонился меня, чтобы уберечь?

— Да.

Надя вспыхнула, заглянув мне в глаза. Радость и нежность сменились на ее лице за какую-то секунду, и теперь, застыв, она взволнованно смотрела мне в лицо, словно не верила тому, что слышала. Наконец, найдя в нем то, что ждала, расслабилась и улыбнулась той самой улыбкой, которая всегда сводила меня с ума.

В столовой Вася пристроился ко мне в очередь, и за обедом спросил:

— Надька сегодня светится изнутри, с чего бы?

— В лотерею выиграла. — Внимательно изучив меня, Вася изрек:

— Наконец-то. Я уж думал, ты совсем лопух. Что за женщина, с которой тебя видели вчера?

— Да так, знакомая одна.

— Слушай, Леш, я тебя предупреждаю: если ты обидишь ее, не посмотрю, что ты мне друг … В общем, не обижай ее.

— Обещаю.

Вечером я проводил Надю до дома и велел никому чужому дверь не открывать, а утром пообещал ее встретить. Битый час я ломал голову, как защитить Надю, но ничего придумывать не пришлось – в семь заявился Жуков.

— Алексей Владимирович, давайте начистоту. Мы следим за вами с тех пор, как полгода назад к вам проснулся интерес иностранных спецслужб. Все это время ничего необычного за вами замечено не было. Ну, разве что, вчера вдруг выяснилось, что вы свободно владеете иностранным языком. Кроме того, по словам ваших коллег, вчера же обнаружилась ваша необычная эрудиция в различных областях, не связанных с вашей профессией. Причем, настолько необычная, что к некоторым темам иностранные корпорации только приступают. Я уже не говорю о наших научных школах.

— Ну, что же, может, так даже лучше. Я расскажу вам все, только вы не поверите.

— Рассказывайте, а мы посмотрим, верить или нет.

Он вытащил диктофон и, включив запись, стал слушать. Я рассказал ему все, что произошло со мной, начиная с парка в Заречном. Только умолчал, что могу самостоятельно создать установку, а то как бы не затеяли осчастливить трудовое население земли в добровольно-принудительном порядке. Надо признать, Жуков держался безупречно – ни удивления, ни недоверия не выразил, только по напряженному взгляду можно было догадаться о его возбужденном состоянии.

— Собирайтесь, возьмите все необходимое, сюда вы вернетесь не скоро, заявил он, когда я закончил.

Сев в ожидавшую «Волгу», подъехали к дому Нади, и, велев ждать, он зашел в подъезд. В молчании просидели с водителем, ожидая Жукова, пока он не вернулся с объемистой сумкой в руке, рядом шла взволнованная Надя. Она села рядом и встревоженно посмотрела на меня.

— Ничего не бойся, все будет хорошо, — сказал я, и, обняв, притянул ее к себе.

Она посмотрела на меня лучистыми глазами и доверчиво прильнула, прижав мою ладонь к себе. «Господи, только бы уберечь ее», думал я всю дорогу, прижимая к себе свое сокровище, «должно же человеку хоть немного счастья достаться». Так мало времени прошло после Крита, что я продолжал чувствовать Надю, как будто и не терял ее, ведь лицо, тело, запах – все было ее, неважно, где, неважно, когда. Водитель через зеркало одобрительно посматривал на нас, и Жуков, почувствовав момент, деликатно молчал.

На Лубянке Жуков привел нас в комнату, обшитую деревянными панелями и, забрав диктофон, ушел. Надя ни о чем не спрашивала, полностью доверясь мне, только заинтересованно осматривалась по сторонам, впервые попав в грозное учреждение. Через час Жуков вернулся с седым мужчиной лет пятидесяти, который сразу спросил:

— Кто-нибудь, кроме вас, знает о том, что здесь записано?

— Нет, но я все расскажу ей, — кивнул я на Надю.

— Не возражаю. Вы сможете вспомнить фамилии политических деятелей или выдающихся людей там, где вы побывали?

— Только тех, что на слуху – политикой не интересовался, да и времени на это не было.

— Сейчас вас отвезут в другое место, там составьте, список этих людей с вашими оценками с точки зрения их вреда или полезности для страны в будущем. Не беспокойтесь, никто их арестовывать не будет. Опишите их личностные и деловые качества. Не торопитесь, взвесьте все как следует: возможно, ваши слова в корне изменят их судьбу. Ни с кем, кроме Владимира Ивановича, об этом не говорите, ему вы можете доверять полностью. Возможно, к вам появятся новые вопросы, все, что вы напишете, передавайте ему лично в руки.

Не понимаю, почему мне поверили, я ведь ничем не мог подтвердить сказанное, в то же время, КГБ – не та организация, которая легко верит словам. Может, Фрэнк раскололся? Я бы и сам хотел узнать то, что знает он. Надо будет спросить у Жукова.

Нас вывезли в Красково и поселили на ведомственной даче с огромной территорией. Кроме нас там постоянно были два охранника в штатском, мужчина, следивший за домом и две женщины, ведшие хозяйство. Дача большая: холл, столовая, санузлы с импортной техникой, много пустых комнат. Нам достались две соседние спальни на втором этаже.

Добрались поздно, в первом часу ночи. Наверняка во всех комнатах установлена прослушка, поэтому разговор с Надей я отложил до утра. Приняли душ и легли спать, но я долго не мог уснуть, в мыслях переживая завтрашний разговор. Меня терзал страх, что Надя отвергнет меня, узнав, что я не тот Алексей, которого она любит.

Утром после завтрака я вывел Надю в парк и все рассказал. Там, где речь шла о ней, я говорил «ты», а не «она», подчеркивая, что в каждой ее новой ипостаси открывал ее с новой стороны, и всегда любил ее, стоящую сейчас передо мной. Надя изумленно слушала меня, то хмурясь, то улыбаясь. Наконец, виновато взглянув на нее, я закончил рассказ:

— Теперь ты можешь возненавидеть меня – я не тот Алексей, которого ты знаешь.

Затаив дыхание, я ждал ответа, готовый к самому плохому исходу для себя, даже такому кошмарному, как в Заречном. Надя улыбнулась:

— Я уже сама догадалась. Ты третий месяц снишься мне. Во сне мы любим друг друга, но в жизни я вижу тебя совсем другим: сухим, черствым, постоянно пьяным. Только в последние дни я узнала в тебе того, другого, которого видела во сне.

Невозможно передать словами то ликование, что испытал я, услышав ее слова. Я поднял ее на руки и закружил, пьянея от восторга. Обняв за шею, Надя прижимала меня к себе и смеялась звонким колокольчиком. Осторожно опустив ее на землю, я впервые поцеловал ее в мягкие нежные губы. До обеда я ни на минуту не отпускал ее от себя, гуляя по парку или целуясь, сидя на лавочке в беседке.

После обеда я сел за список, вспоминая наиболее примечательные личности в тех реальностях, в которых побывал. Сзади подошла Надя и, прижавшись к спине, обняла меня, заглянув через плечо в то, что я пишу.

— Леша, ты не думал, что сейчас решаешь чью-то судьбу? Ведь здесь эти люди не совершили ничего. Ни хорошего, ни плохого. Может быть, в других обстоятельствах их судьба сложилась бы совершенно по-другому. А ты росчерком пера меняешь их судьбу за то, чего они никогда не совершали.

— Надя, я же не под расстрел их подвожу, здесь есть правосудие, никто сажать невиновного не будет. Но если у человека гнилое нутро, оно проявит себя обязательно раньше или позже. И вот еще что: сколько организаторских талантов было зарыто, потому что обстоятельства не дали им проявить себя. Пусть попробуют. Не получится – уволят, не беда.

Перед ужином пришел Жуков, и, прочитав листки, завел разговор.

— Алексей Владимирович, я сейчас опишу вам то, что сейчас происходит в нашем обществе, а вы ответьте мне, что бы вы сделали теперь на нашем месте. Настало время, когда все, снизу до верху, стали понимать, что все резервы социалистической системы исчерпаны. На каждый вложенный в экономику рубль мы получаем одну копейку отдачи. Еще немного, и вкладывать в экономику станет убыточно.

— Это тупик. — кивнул я.

— Крайне низкая производительность труда, — продолжил он, — ведет к столь же низкому уровню жизни. Отсталые технологии в промышленности и сельском хозяйстве. Постоянно низкие урожаи вынуждают нас закупать зерно за границей, и дешевеющая нефть перестала покрывать эти расходы. Новые технологии нам никто не продает даже за золото – предлагают одно старье. В социалистических странах и союзных республиках идет брожение. В Российской Федерации мы пока удерживаем положение, но и это на пределе.

Жуков описывал нашу страну в конце восьмидесятых годов прошлого века, только в еще более запущенном состоянии. Лечить такую болезнь нужно радикальной операцией, только как бы от такого лечения больной не отошел в мир иной или не остался инвалидом. Соседи от доброты душевной тоже полечили бы всласть, чтобы в итоге даже хоронить ничего не осталось.

— Сейчас общество разделилось на две группы: сталинистов и демократов. — добавил Жуков. — Первые требуют усилить дисциплину, ввести обязательные нормы выработки, полностью зажать оппозицию, но их меньшинство. Другие стремятся в капитализм в чистом виде, чтобы сделать рубль свободно конвертируемым, все нерентабельные предприятия закрыть, оборонную промышленность урезать до минимума, армию сократить, медицину сделать платной. Есть еще третья группа, социал-демократов, ставящая в пример Шведское государственное устройство с геометрической налоговой шкалой потребления.

— Я бы предложил постепенно переходить к третьему варианту, — посоветовал я, — первый вариант уже привел в тупик, второй вариант приведет к разрушению государства, третий, если все сделать правильно, может постепенно привести к процветанию. Возьмите в пример реальность, в которой была создана установка, с которой и начались мои злоключения.

— А ваш родной мир?

— Получше того, в котором меня убили. Разница в том, что Тарасов с национальной элитой легли под американцев, а у нас толстосумы объединились, чтобы защитить свои капиталы. У нас бесплатная медицина и минимальные социальные гарантии. Но много и общего: несоизмеримые доходы обычных людей и узкой группы лиц, высокий уровень преступности. Возможно, Тарасов выбрал правильное направление, движение к Европе с их законами и порядками, но неверную реализацию.

— Не понял?

— По официальной статистике, в моем мире Россия занимает высокое место по количеству убийств на 100000 населения. Эта цифра характеризует общий уровень преступности в стране. Причина в том, что у нас, в отличии от развитых цивилизованных стран, не прецедентная система правосудия. Это означает, что за одно и то же преступление можно получить наказание от нуля до пожизненно. В Английской, прецедентной системе правосудия наказание за преступление назначается такое же, какое было назначено в прошлом за такое преступление. Отсутствие страха перед неминуемой карой тянет за собой все остальное. Итог – сырьевая экономика, доходы от которой, в основном, у узкой группы лиц.

Пораженный услышанным Жуков забрал исписанные бумаги и, уезжая, напутствовал:

— Охрана приставлена не к вам, а к объекту, но я бы не рекомендовал удаляться далеко от дома, сами знаете почему.

После ужина решили прогуляться за территорией – неприятно постоянно ощущать себя под колпаком. Метрах в пятидесяти от ворот к нам подошел мужчина лет сорока пяти и обратился ко мне.

— Рад видеть вас живым и здоровым в этом мире, но боюсь, что это не надолго. Вы опрометчиво отдали список Жукову. Через пару дней на вас объявят охоту как сталинисты, так и демократы, это вдобавок к американцам, которые давно смотрят на вас голодными глазами. Если хотите посмотреть множество других миров, поедем со мной. Нет, так нет – решайтесь.

Почему-то я сразу поверил ему, но, в то же время, я не хотел рисковать Надей, поэтому с сомнением посмотрел на нее, ожидая ее решения.

— Что бы ты ни делал, куда бы ни шел, я пойду за тобой. — тихо ответила она, доверчиво посмотрев в глаза.

Поодаль на дороге стояла машина, сев в которую, мы, петляя меду дачами, выбрались на шоссе, и потом еще долго ехали в неизвестном направлении. Я перестал следить за дорогой, так как не узнавал эти места. Прижимая к себе Надю, я пытался успокоить ее, но меня самого не покидали сомнения, правильно ли я сделал, так легко согласившись на предложение незнакомца.

 

Глава 5

Уже ночью въехали во двор большого дома, огороженного высоким забором. Навстречу вышла женщина лет тридцати и, проводив в дом, поселила нас в двух соседних комнатах правого крыла. Предупредив, что завтрак в восемь, показала санузлы и ушла. За этот суматошный день мы устали настолько, что сил хватило только принять душ и добраться до постели. Ночью сквозь сон я услышал крик: «Держи его, удерет», и какую-то возню.

Проснувшись утром, я сразу заглянул к Наде. Она уже проснулась и, улыбаясь, смотрела на меня из-под одеяла.

— Ты слышал ночью шум?

— Да, слышал, похоже, мы здесь не соскучимся.

Умывшись, пошли искать столовую, и вышли в большой прямоугольный зал с множеством дверей. Открыв первую попавшуюся, я сразу захлопнул ее – за дверью была пустыня, покрытая раскаленным песком.

— Ты видела? — спросил я обернувшись. Надя кивнула, не в силах вымолвить слова.

— Пошли искать людей!

Столовую нашли в левом крыле. За столом сидели вчерашние мужчина и женщина, напротив них – парень лет двадцати пяти с перевязанной рукой.

— Опаздываете, засони. — заявил мужчина вставая. — Давайте знакомиться. Ольга, — показал он на женщину, — Олег, — кивнул на парня, — и я, Сергей Петрович, не обижусь и на Сергея.

— За дверью – пустыня, — сказал я растерянно.

— Аа, уже побывали. Садитесь завтракать. Все потом.

На столе лежали разные блюда с едой, из которых я узнал только сыр и колбасу, кофейник, графины с разного цвета напитками и горка чистых тарелок. Мы заняли два пустых стула, и я выжидающе посмотрел на Сергея.

— Приступайте, — кивнул он, на пустые тарелки, — только сначала пробуйте понемногу, вы такого еще не ели.

Я взял большую тарелку и стал по чуть-чуть накладывать себе из разных блюд, Надя тоже что-то положила. Обитатели дома с интересом поглядывали на нас, скрывая улыбки. Первое же блюдо, которое я попробовал, обожгло язык горечью, но, спустя мгновение, расплылось по рту чудесным, ни на что не похожим вкусом. Следом пошло желе фиолетового цвета, вкусом напоминающее клубнику со сливками, только вкуснее. Олег прыснул в кулак, глазами проводив Надю, которая бросилась к мойке выплевывать розовое блюдо, и сунул ей в руки какой-то сок. Попробовав, она почмокала губами, и, допив, попросила еще. Ни одно из тех блюд и напитков, которые я попробовал, не было похоже на то, что я ел или пил до сих пор, поэтому я постарался запомнить самые вкусные из них.

— Спрашивай, — предложил Сергей, — увидев, что мы наелись.

— Где мы, и что все это значит? — спросил я, сгорая от нетерпения.

Вот, что он рассказал, повергнув нас в шок. Все миры, вероятность существования которых больше нуля, существуют на самом деле, образуя единую картину мира. Наиболее близким сравнением этого является голограмма. Если осветить фотопластинку с голограммой какого-нибудь предмета обычным светом, мы увидим на ней беспорядочное сочетание точек и линий. Но если осветить ее когерентным источником света, лазером, мы увидим полное объемное изображение этого предмета.

Если говорить о единой мировой голограмме, одному богу известно, что за картина откроется там, если вообще есть, кому на нее смотреть. Особенность голограммы в том, что в каждом кусочке голограммы содержится вся картина предмета, только под конкретным ракурсом. И даже если мы сотрем большую часть изображения на пластинке, общий вид предмета сохранится. Но если на стертой части дорисовать что-то другое, объемная картина изменится или исчезнет совсем.

— Мы заметили, — продолжил Сергей, — что в некоторых мирах есть организованные попытки отслеживать соседние миры, возможно, существуют даже попытки подправить их. Вот взять, к примеру, вас, Алексей, вы уже подправили три мира: в Заречном, восстановив установку, потом возле больницы, подготовив убийство президента, и, наконец, здесь, рассказав о своих мытарствах и написав тот список фамилий. Есть люди, которые способны перемещаться между мирами и править их, мы назвали их голографами. Разными путями приобретают они эту способность. Вот вы, например, впервые совершили переход, попав в зону взрыва той злосчастной установки. Вторично перешли, и уже навсегда получили эту способность, вторично запустив установку. К стати, мы проверяли, она опять взорвалась сразу после вашего перехода.

— Как вы об этом узнали? — спросила Надя.

— Здесь есть возможность просматривать миры, потом покажу.

— Что это за место?

— А бог его знает, — ответил Олег, мы такие же голографы, как вы, и сами попали сюда случайно. Этот дом проходит через множество миров. Изнутри он много больше, чем снаружи, но здесь есть двери, через которые мы не можем пройти. Впервые получив такую способность, каждый из нас сгоряча бросился править все, до чего дотянулся, исходя из собственных соображений правильности и справедливости. Сергей Петрович, первым попавший сюда, нашел и привел нас в это место, и теперь мы уже не так уверены, что поступали правильно.

— А почему нельзя править мир по-своему? — спросил я.

— Если все возьмутся за это с размахом, голограмма может просто исчезнуть, как на фотопластинке.

— А что за шум был ночью?

— Да это Олег притащил сюда какую-то зверюшку, — рассмеялась Ольга, — сюда из внешнего мира может попасть только то, что принесешь с собой.

— Кто-нибудь еще здесь появлялся?

— За те полтора года, что мы здесь, никого не было.

— Откуда еда и напитки на столе?

— Покупаем в одном из миров.

— А деньги?

— Продаем купленное в других мирах.

— Пустыня за той дверью, там есть жизнь?

— А кто его знает, мы туда не ходили.

— Что за другими дверьми?

— Пойдем покажу, — поднялся Олег из-за стола.

За первой открытой дверью шел снег, и все вокруг, насколько хватало глаз, было покрыто белым покрывалом. Не то, что выходить туда, даже смотреть на это было зябко. Следующую дверь мы уже открывали, поэтому сразу прошли к третьей. За ней была ледяная пустыня, и вдали на горизонте садилось маленькое красное солнце. Мертвый, давно замерзший мир вызывал чувство пустоты и одиночества. Очевидно, здесь очень давно произошел гигантский катаклизм, уничтоживший жизнь на земле. Вид первых трех миров поверг меня в уныние. Что же там произошло, что земля в средней полосе приобрела такой удручающий вид? Зябко поведя плечами, я попросил открыть следующую дверь.

Вот здесь природа окупила себя за пустоту в тех мирах, и вспыхнула яркой радугой красок. Вокруг раскинулся огромный сад, полный цветов, аккуратно рассаженных на клумбах. Вдали за резной решеткой забора виднелись красивые дома, не похожие на наши однотипные дачи и многоэтажки. Ни один дом не походил на другой, но гамма цветов и форма их составляли единую композицию, от которой не хотелось отрывать глаз.

В небе над нами проплыл открытый экипаж, других слов не подберу, в котором сидели парень и девушка. Ветер трепал их волосы, на губах – улыбки, выражение спокойного счастья на обоих лицах подчеркивало идиллическую картину. «Прямо рай на земле», мелькнула мысль, «я бы не прочь остаться здесь с Надей».

— Молодые, не старше ста, — подсказала сзади Ольга.

— Что вы сказали? — изумленно спросил я обернувшись.

— А то и сказала, — подтвердила она, — они тут живут по несколько сот лет, сохраняя молодость почти до самой смерти. И цветы перед домом не вянут, только полив не отключай – здесь лето круглый год.

Я был поражен. Неужели это возможно? Мечта рода людского, почти вечная молодость, о которой написано столько книг, как же они достигли этого? Не заметив моего возбуждения, Ольга добавила:

— Здесь мы купили все для нашего стола.

— А что они покупают у вас?

— В основном, произведения искусства: картины, фильмы, беллетристику. Платят очень щедро, не жадничают. Все платежи – перечислением на карту, золото здесь котируется как обычный металл, необходимый в электронике, и только. Драгоценные камни больше карата ценятся дороже, но не настолько высоко, как у нас. До одного карата здесь выращивают искусственно, основная стоимость бриллиантов – в огранке. Вероятно, очень давно изменилась система ценностей, и огромные запасы золота и камней были выброшены на рынок.

Закрывать дверь отчаянно не хотелось, но, в то же время, мне нетерпелось посмотреть и другие миры. Заметив мой взгляд на следующую дверь, Олег открыл ее. В пяти метрах от двери начиналась бирюзовая вода мелководья, в воде сверкали рыбки разноцветной чешуей, белый прибрежный песок отдавал жарой. Мне показалось, что я попал на Мальдивы. Справа в багровых отсветах заката заходило солнце, создавая сказочное ощущение покоя. Присмотревшись, вдали рассмотрел очертания каких-то ажурных сооружений, усиливающих это впечатление. Я оглянулся и увидел возле своего плеча сверкающие восторгом глаза Нади.

— Будем еще смотреть или на сегодня хватит? — спросил Олег, заметив, какое впечатление оказали на нас виды двух последних миров.

— Давай дальше, — попросил я, не в силах удержать себя от жадного любопытства.

За следующей дверью был лес, дремучий и непроходимый. Кроны деревьев смыкались где-то в вышине, между ними рос кустарник, среди которого в нескольких местах просматривались узкие тропинки. Здесь и там виднелись следы зверей. Ощущение отстраненности от живого мира настигло меня, и я попросил перейти к следующей двери. За этой дверью был тамбур, напоминающий кессонную камеру, за стеклом которого была мутная вода.

— Дальше, — попросил я Олега, не найдя здесь ничего интересного.

Мир за новой дверью словно всплыл из позапрошлого века. Дома вдоль улицы были не выше трех этажей, хотя и вызывали симпатию. За оградой проехала пара карет, всадник проскакал рысью, пешеходы, одетые по-старинке, чинно следовали по своим делам. Как интересно, надо будет выйти посмотреть. Я устал от впечатлений и, посмотрев на Надю, попросил Олега остановиться на этом, и рассказать об увиденных мирах то, что они успели узнать.

— Двери выводят в наиболее вероятные миры, маловероятные миры даже отследить невозможно. — начал он, вернувшись к столу. — Начнем с последнего. Этот мир соответствует нашему девятнадцатому веку, мы здесь покупаем только мясо и овощи, иногда подворачиваются неплохие картины, ими торгуют напротив парка в полкилометре слева от нас. Здесь все развивалось медленней, чем у нас, но мы не интересовались этим – есть миры гораздо интереснее этого. В лес дальше километра не ходили: там все одно и то же. Нас же было всего трое – все миры не исходишь. В пустыню и замерзшие миры даже не выходили. Зато в Цветочный мир и на Мальдивы, как мы их назвали, выходим часто, на Мальдивах купаемся и загораем, в Цветочном ведем бизнес и развлекаемся. Есть еще несколько миров, которые мы любим. Язык везде русский с небольшими отличиями.

— Здесь безопасно?

— Попасть сюда может только тот, кого мы сами приведем, теперь и вы, Алексей, это сможете.

— Есть какой-нибудь смысл вашего существования здесь? — задал я провокационный и, наверное, обидный вопрос.

— А какой смысл в жизни вообще? — спросила Ольга, — Мы просто живем, заняв пустующий дом. Первые полгода мы пытались исследовать миры, носились везде, совались, куда надо и не надо, потом стало неинтересно, потому что это не имеет ни цели, ни смысла.

— Что это за устройство, по которому можно наблюдать за мирами?

— Кресло и виртуальный пульт с меню, ничего необычного для вас, Алексей. Когда вы запустили установку в Заречном, система ввела вас в базу данных, и мы смогли отследить вас.

Поблагодарив, я привел Надю в свою комнату и, усадив на кровать возле себя, обнял:

— Ну, как ты? Затащил я тебя бог знает, куда, даже не спросив твоего желания.

— Я даже мечтать не могла когда-нибудь увидеть такое. — воскликнула она, сверкая глазами.

Я не мог оторваться от нее, любуясь ею, наслаждаясь тем, что она рядом, уверяя себя, что никто никогда не сможет ее у меня отнять. Почти до обеда мы обсуждали то, что сегодня увидели, воображая, как могли образоваться такие миры, и, наконец, почувствовав голод, пошли в столовую. Там собралась вся наша компания.

— В какие миры есть еще двери? — спросил я, садясь за стол.

— Есть выход в «Коммунизм», — огорошила меня Ольга, — но там ничего интересного. У них действительно все бесплатно, но в строго ограниченном количестве на каждого человека. Все на строгом учете, как потребление, так и обязательный труд. Строгие нормы ежедневной выработки, невыполнение строго карается, учет по трудодням. Там все очень бедно. Голода нет, но все так уныло, хоть в петлю лезь, вы бы там и дня не вытерпели. Есть еще пара миров, куда мы заглядываем через главный вход для ведения бизнеса, но там довольно опасно.

— Плохо, что здесь совсем нет оружия, — добавил Сергей, — полгода назад в одну из дверей к нам обманом пытались пролезть аборигены – еле отбились. Я боюсь даже представить, что будет с нами, если сюда заявятся хозяева. Если хотите, походите, посмотрите сами, почти все двери открываются, кроме самой дальней, черной, и еще нескольких, они заблокированы, попасть туда невозможно.

— С дверьми в зале все понятно, — подытожил я, — а куда выводит главный вход здания?

— Главный вход можно настроить на любой доступный мир. Но из тех миров здание не видно, оно немного смещено с мировой линии и как бы не существует. Выезжая с территории, вы попадаете на мировую линию и становитесь видимы. Наверное, это сделано с умыслом, чтобы избежать контактов с опасными аборигенами.

Если завтрак был чудесным, то обед – просто роскошь. Уха из стерляди с какими-то травами, мясо какого-то животного, тающее во рту, прекрасное вино, вкус которого никогда не пробовал – все восхитительно. После кофе, разомлев, я попросил Сергея рассказать об общественном устройстве в Цветочном, и об удивительном долголетии жителей.

Суть его рассказа была в следующем. В этом мире не было губительных войн. Может, гены их так сложились, может, еще, что, но народ здесь жил исключительно миролюбивый. Все их усилия были направлены не на истребление себе подобных, а на собственное развитие. Уровень цивилизации был настолько высок, что здесь можно было не работать, получая субсидии, достаточные для нормальной жизни. Но, как ни удивительно, таковых бездельников почти не было. Опять же, то ли гены, то ли воспитание было тому причиной.

Страны сохранились скорее как культурные ареалы, чем зоны конкуренции. Уровень развития отличался, но не критически. Например, здесь, в России работали приезжие из других стран, но они даже отдаленно не напоминали наших гастарбайтеров, имея почти те же права, что и у коренных жителей.

Благодаря последней генной революции, которую они совершили лет двести назад, они стали не только долгожителями, но и немного изменились внешне, во всяком случае, не стало откровенно некрасивых людей. Здесь было совершенно безопасно – никто уже не помнил, когда было совершено последнее умышленное убийство. Климат в этом мире изначально был теплее, чем в нашем мире, да и сами они что-то сделали, так что, зимы в нашем понимании этого слова здесь не было.

— Окунемся в наше прошлое? — предложил я Наде после бокала вина.

— Подождите, — остановил Сергей, — вот возьмите для начала. — и сунул мне в руки пачку денег.

Надя взяла меня за руку, и, открыв дверь, мы вышли в девятнадцатый век. За воротами – красивые двух-трехэтажные дома, мостовая и тротуары из брусчатки, мужчины, раскланиваясь и снимая шляпы друг перед другом, чинно проходят мимо. Дамы в длинных платьях, не скрывая интереса, посматривают на нас. Цокот копыт, крики возниц, запах конского пота – все словно всплыло из старины.

Мы свернули налево, и через пятнадцать минут неспешной прогулки вышли к парку, возле которого увидели несколько картин на подставках. Человек, стоявший возле них, с надеждой посмотрел на нас. На его картинах были изображены цветы, пейзажи, какие-то портреты, но ничего из увиденного не вызвало внутреннего отклика. Надя потянула дальше, туда, где стоял еще один картинный ряд, и подвела к пейзажу, написанному в стиле импрессионизма, напоминая картины Ван Гога. Картина, написанная тонкими мазками, действительно была чудесна. Не торгуясь, мы отдали за нее длинноволосому художнику почти четверть наших денег. Я осмотрелся вокруг, чуть дальше, на другой стороне улицы, за чугунным забором располагалось большое красивое здание с колоннами, и, если верить афишам, сегодня вечером там, в здании Дворянского собрания, будет благотворительный бал.

— Давай сходим? — предложил я, кивнув на афишу.

— Вот в этом? — спросила она, осмотрев себя и меня.

— Придумаем что-нибудь. — буркнул я, надеясь удачно сбыть картину, и, войдя в ворота, купил в отдельно стоящем домике два билета. От пачки денег осталась половина.

Дома я попросил Олега помочь продать картину. Взглянув на нашу покупку, он поцокал языком и, перейдя в Цветочный, повел в салон, стоявший в двух кварталах от нас. Внимательно осмотрев картину, хозяин салона оценил ее в десять тысяч рублей, и, получив согласие, вручил за нее обычную кредитную карточку. Много это или мало, я не знал, но Олег сказал, что нам повезло с первой же покупки.

На обратном пути зашли в огромный магазин и накупили себе повседневной одежды и обуви, потому что тот дерибас, который мы носили в Советской Москве, здесь в сравнении с местной одеждой совсем уж невыносим. Для бала я выбрал себе смокинг, белую рубашку, галстук бабочку и подобрал туфли. Надя по совету продавца выбрала длинное белое платье с вырезом до бедра, с декольте и глубокой выемкой на спине, к нему – туфли на высоком каблуке. Осмотрев нас после примерки, он предложил пройти в соседний отдел и выбрать украшения.

Ювелирный отдел поражал блеском драгоценных камней и украшений из золота, причем, цены были высокие, но не заоблачные, и зависели не столько от размеров, сколько от тонкости работы. Я купил себе запонки и симпатичный перстень с камнями, хотя ни то, ни другое носить не люблю, и к ним часы. Положившись на мнение продавца, я уговорил Надю на колье, диадему браслет, перстень и часы. Надев на себя украшения, она подошла к зеркалу и пораженно застыла: в сверканье камней на нее смотрела невероятной красоты светская дама.

Это был культурный шок. Роскошь и блеск она могла видеть только по телевизору, но там впечатление было такое же, как от северного сияния в описании дальтоника. Продавец, изумленный неожиданным эффектом, подсказал, где ей сделают модельную прическу и маникюр. Через полтора часа она вышла из салона. Я думал, поразить меня больше уже невозможно – оказалось, можно, еще как можно. Божественное создание, вставшее передо мной, победило бы в любом конкурсе красоты. Прохожие, особенно мужчины, едва не сворачивали шеи проходя мимо.

Глядя на Надю, я понял, что меня заставило, не взирая на расходы, намылиться на этот бал. Ну, да, начитался Толстого, насмотрелся фильмов, хотел посмотреть фантазии вживую, но не это было главное – я подсознательно хотел увидеть Надю в максимальном блеске, в окружении блистающего, достойного ее, роскошного окружения. На такси добрались домой. Увидев Надю, Сергей прибалдел:

— Поразительно, до чего вы красивы, Надежда! Повезло тебе, Алексей. — Я дал ему карту, и тот снял с нее за одолженные деньги и в общий котел на пропитание. На карте осталось пятьсот рублей.

— Через полчаса ужин, — сообщил он, возвращая карту, — ее подвозят из соседнего ресторана, не опаздывайте.

— Поужинаем на балу, — ответил я, — но как туда добраться, не стоять же на улице, махая рукой.

— Слева от ворот – выключатель. Нажмете – над воротами зажжется фонарь, первый же ямщик, увидев, примчится. Вот, возьмите мелочь – у вас там одни крупные.

Последовав его совету, мы зажгли фонарь, и через несколько минут уже ехали в пролетке, направляясь к дому с колоннами. Возле ворот – столпотворение от подъезжающих карет. Расфуфыренная знать и состоятельные граждане чинно поднимаются по лестнице, где их приветствуют слуги и уводят внутрь. Мужские костюмы отличаются от моего, но не кардинально, на женщинах – пышные платья или платья в стиле модерн, значит, это время соответствует концу нашего девятнадцатого века.

Из открытых дверей слышатся звуки вальса. Взяв меня под руку, придерживая платье, Надя поднимается рядом со мной на высоченных каблуках, и сразу привлекает всеобщее внимание. Столь смелый фасон платья вызывает разрыв шаблона у окружающих. Женщины с любопытством, мужчины с одобрением смотрят на нее, когда мы проходим мимо. Перед самой дверью слуга проверяет наши билеты и проводит в огромный зал, ярко освещенный электрическими лампами.

Бал – в самом разгаре. Оркестр на балконе играет «Голубой Дунай», в вихре танца кружатся пары, взлетают кружева платьев и фалды фраков. Справа, возле колонн, сверкая драгоценностями, стоят дамы и кавалеры, ведя между собой светскую беседу. Мы словно окунулись в прекрасный мир фантазий, созданных трудами великих писателей, много раз читанных и пережитых вместе с героями этих произведений.

Надя, восторженно блестя глазами, следит за танцующими парами и время от времени осматривается по сторонам. Танцевать вальс я не умею, и сразу предупреждаю об этом, отвечая на ее вопрошающий взгляд. Она разочарованно вздыхает, но в это время подходит статный молодой парень во фраке и приглашает ее на танец. Надя смотрит на меня, я киваю, и она устремляется в вихрь вальса, выделяясь из общей массы танцующих только красотой. Кажется, будто она вошла в мир своих кумиров, Наташи Ростовой и Андрея Болконского.

Партнер вернул мне ее после танца, и, поклонившись, представился графом Юсуповым. Уж не тот ли Юсупов, которому предстоит придушить Распутина, если он здесь существует? А то я бы с усердием помог ему. Но нет, тот, кажется, Феликс, а этот – Николай. Надя, раскрасневшись от танцев, лучится счастьем, и благодарно смотрит на меня, доставляя этим еще большее удовольствие.

В это время подходит какой-то хлыщ и приглашает Надю. Тонкие усики, водянистые глаза, брезгливый взгляд – неприятный, в общем, тип. Я вижу по ее лицу, что он ей противен, и огорчаю его:

— Дама больше не танцует.

— А вы, выходит, пастух, охраняющий свою священную корову? – процедил он, оттопырив губу.

Я коротко, без замаха, впечатываю ему под дых, и он скрючивается от боли. Отдышавшись, зло смотрит на меня и бросает:

— Ждите моих секундантов!

Ну, вот, на пустом месте нарвался на дуэль. Да пошел он в жопу со своей дуэлью.

— Это известный бретер, барон Генсдорф, — сообщает мне Юсупов, на его счету десятки сатисфакций. Он нарочно спровоцировал вас на дуэль.

Надя испуганно смотрит на меня:

— Не пущу!

— Все будет хорошо, — успокаиваю я ее, хотя сам не уверен в этом.

Мы еще немного походили по дворцу, посмотрели на карточных игроков за ломберными столами, и вскоре всех пригласили на ужин. Закончив осмотр, мы направились в столовый зал, в котором установлены круглые столы, полные закусок. Вокруг них сидят гости, увлеченно уничтожающие содержимое блюд. Я раскланиваюсь с соседями и, отодвинув стул, помогаю сесть Наде, потом усаживаюсь сам.

Черт знает, как представиться – не слишком я знаком с этикетом на рубеже веков, но, махнув на это рукой, представился просто, как у нас:

— Алексей.

— Надежда, — представилась Надя.

Соседи немного прифигели, но, кивнув, представились сами с полными именами и социальным положением.

— Смею ли я предположить, что вы – из того таинственного дома напротив особняка купца Калашникова? — обратился ко мне бородатый купчина, сидевший напротив нас.

— Вы угадали, — ответил я, вспомнив, что о том купеческом доме как-то упоминал Олег.

— Как интересно, — воскликнула худенькая девушка, судя по всему, его дочь, — о вас ходят самые невероятные слухи.

Я хмыкнул, и она продолжила:

— Говорят, что вы, подобно героям романа господина Герберта Уэллса, прибыли к нам из будущего.

Я чуть не поперхнулся: ничего себе, как тут все начитаны и проницательны.

— Откуда такие слухи?

— Вот, например, ваши часы – таких нет нигде. Ваши одежды, речь, манеры поведения сразу выделяются, словно из другого мира. Прошу вас, расскажите, что нас ждет, ну, пожалуйста.

— Ну, хорошо, давайте пофантазируем, как будто мы действительно из будущего. Если история повторится, следующие полвека Россию ждут великие потрясения. Две мировые войны, революция, голод и гражданская война унесут десятки миллионов человеческих жизней.

Соседи по столу ошеломленно уставились на меня, словно на Пифию, принесшую смертельную весть. Звон разбитой посуды за спиной заставил меня обернуться – на меня, побледнев, смотрел Николай Юсупов.

— Когда же эти ужасные испытания настигнут нас? — спросил купец.

— Лет через пятнадцать – первая мировая война и революция, через сорок – вторая.

— Как же нам спастись от сих казней египетских?

— От первой мировой – легко: не вступать ни в какие военные союзы. Когда все в Европе передерутся, им понадобится много оружия, стали, зерна. На огромных военных заказах Россия получит баснословные прибыли. Не будет голода, революции и гражданской войны. Ни в коем случае нельзя клюнуть на приманку с турецкими проливами – Англия и Франция не отдадут их при любом исходе войны.

— А кто с кем будет воевать?

— Антанта в составе Английской империи, Франции и Российской империи против Центральных держав: Германии, Австро-Венгрии, Османской империи и Болгарского царства.

Ужин завершился в тяжелом молчании. Встав, мы направились на выход, собираясь нанять извозчика, но Юсупов предложил подвезти нас в своей карете. По пути я посоветовал ему избегать любовных связей с замужними женщинами, если не хочет погибнуть в двадцать пять лет.

— Опять ты подправил мировую линию, надеюсь, в лучшую сторону, — заметила Надя, улыбнувшись, перед тем, как уйти в свою комнату.

Утром встал в превосходном настроении, и после завтрака предложил Наде искупаться в Мальдивах. Получив ее восторженное согласие, пошел одевать плавки. Зайдя через десять минут за Надей, я застыл, восхищенно глядя на нее – она стояла в новом купальнике, собираясь одевать халат. Казалось бы, ведь два раза уже видел ее в таком виде, и должен бы привыкнуть, но нет, опять взыграли гормоны от открывшейся красоты. Надя, смутившись, быстро накинула халат и, улыбаясь, сказала: — Я готова. Пойдем?

За дверью сияет солнце, отражаясь в глазури воды. Свежий морской воздух слегка кружит голову. Мы скидываем одежду и, осторожно ступая по горячему песку, входим в прохладную воду. Осматриваюсь. Рядом со мной – красивая желанная женщина, вокруг – изумительная красота моря. Так, наверное, должно быть в раю, если он существует. Надя, прыгнув в воду, плывет от берега. Я догоняю ее, и встаем на песчаное дно. Глаза Нади блестят от восторга. Она подходит и, обняв за шею, целует меня, я прижимаю ее к себе, и так мы стоим, желая только одного: чтобы все оставалось так, как есть, ни лучше, ни хуже

— Гм, — доносится с берега, и, увидев Олега, мы разлипаемся.

— Завидую вам, — говорит он подплыв, — у меня с Ольгой не складывается.

Надя смеется:

— Плохо ухаживаешь.

— Да нет, дело не в этом, она на Сергея глаз положила.

— Что за сооружение там вдали? — спрашиваю я, показав пальцем.

— Да хрен его знает – вплавь туда не добраться, да и желания такого нет.

Мы с Надей возвращаемся, оставив расстроенного Олега в одиночестве и, одевшись, подходим к дому. Надя открывает дверь и заходит, а я удивленно хлопаю глазами – она что, в базе? Не подав вида, я догоняю ее и провожаю до комнаты, а сам направляюсь в душ, по пути стараясь понять, как она попала в дом, не будучи в его базе данных.

После обеда я предложил Наде посмотреть мир победившего коммунизма – может быть, несмотря на убогость жизни, люди живут там счастливо: не хлебом единым жив человек. За дверью в «Коммунизм» ничего хорошего не наблюдалось: одинаковые серые блочные пятиэтажки, стоящие в один ряд, мужчины и женщины, одетые в почти одинаковую темно-серую одежду – все создавало ощущение убогости. Пройдя через переулок, вышли на широкий проспект. На горизонте ни одной машины, одни пешеходы и велосипеды. У всех худые серые уставшие лица. Я подошел было к одному поговорить, но тот отскочил от меня, как черт от ладана.

— Иностранцы, — услышал я за спиной слово, сказанное то ли с осуждением, то ли с завистью.

Вот появился древний автобус, битком набитый людьми, проехал грузовик, полный людей в кузове. Тоска. Ольга была права. Здесь действительно делать нечего, и, пройдя до конца квартала, мы вернулись обратно в зал.

В дальнем его конце мы увидели черную дверь, на которую не обратили внимания в прошлый раз. Подойдя поближе, я убедился, что эта дверь больше остальных, и поворот ручки никак на ней не сказывается. Плюнув, я пошел обратно, но, услышав Надин возглас, оглянулся – потянув за ручку, она медленно открывала тяжелую дверь. Надя растерянно посмотрела на меня, и, вернувшись, я осторожно заглянул в щель.

Длинный коридор уходил вдаль, по обеим сторонам его в шахматном порядке чернели двери, подобные той, которую мы открыли. Потолок коридора матово светился, равномерно освещая его по всей длине. Открыв дверь, я сделал несколько шагов, подойдя к первой двери слева.

Внезапно на ней появилось изображение. Прямоугольный зал с единственной дверью в дальнем конце. Сидящее за столом рогатое существо с темно-красным лицом ковыряется в чем-то, не обращая на нас никакого внимания. Но вот он поднял на меня глаза и удивленно открыл рот. Я вздрогнул. Выступающий рот, за тонкими черными губами которого открываются клыкастые острые зубы, черные глаза с желтой каймой под нависающим лбом, костлявые пальцы с когтями вместо ногтей – все вызывало чувство опасности.

Существо привстало из-за стола и, наклонившись, уставилось мне в лицо. Я отшатнулся и оглянулся на Надю – она, белая, как мел, стояла в двух шагах от меня, в ужасе глядя на дверь. Существо перевело взгляд на нее и плотоядно оскалилось, вызвав во мне чувство злости и отвращения.

Опасаясь, что тварь выберется оттуда, взял Надю за руку, и, выйдя из коридора, закрыл за собой дверь. Мы еще несколько минут постояли, напряженно ожидая, что сейчас оттуда вырвутся полчища монстров, но, к счастью, ничего похожего не произошло, видимо, проход сюда был накрепко заперт.

Это существо подходило по описаниям мифическому образу дьявола. Возможно, отдельные их особи уже бывали в нашем мире в средние века и настолько потрясли наших предков, что оставили свой след в литературе и живописи. Конечно, никаким дьяволом он не был, но для себя, чтобы хоть как-то назвать, я условно назвал эти существа дьяволами.

— Давай посмотрим другие двери, — предложил я, придя в себя, и перешел к следующей, но, несмотря на мои попытки, она не открылась.

— Попробуй, — кивнул я на дверь, — только осторожно.

И в этот раз Надина попытка завершилась успехом: дверь приоткрылась, и сквозь щель стал виден освещенный коридор с рядом дверей по левую сторону. Я вошел в коридор и открыл первую дверь. За ней ровными рядами стояли стеллажи с разнообразным оружием. В первых рядах располагалось ручное стрелковое оружие, большая часть которого была знакома. Содержимое следующего ряда вызвало недоумение: какие-то цилиндры, похожие на ручной фонарик, шары размером с кулак, сложной формы устройства сюрреалистического вида. Если это оружие, то непонятно, для каких целей и как им пользоваться. Но, учитывая соседей за черной дверью, оружие нужно, и, желательно, мощное.

За следующей дверью был тир. Длинный широкий коридор завершался разнообразными мишенями, начиная со стандартных для пулевой стрельбы, и заканчивая массивными предметами, напоминающими человеческие фигуры. Мне нетерпелось опробовать новое оружие, и, вернувшись в оружейку, я прихватил цилиндр. Оружие имело предохранительный флажок и кнопку для активации, назначения которых были понятны.

Цилиндр оказался мощным лазером, и мгновенно прожег насквозь первую слева фигуру. Вот то, что нам нужно. Опять вернулся в оружейку и в дальнем конце нашел футляры и сменные «батарейки» к ним. Нацепив себе на ремень лазер, я почувствовал себя уверенней. Остальное оружие я даже смотреть не стал – и того, что есть, хватит.

Еще час мы оставались там, тренируясь на мишенях, после чего я нацепил Наде на пояс лазер, и мы вернулись в столовую. Вся наша компания ужинала. Стол был полон новых блюд, издававших незнакомые, но аппетитные запахи. Оглянувшись, все трое вскинули глаза на новые атрибуты нашей одежды и вопросительно посмотрели на нас. Осторожно пробуя новые блюда, я рассказал обо всем, что произошло с нами за последние часы. Все ошеломленно замолчали, переваривая услышанную новость.

— Надо бы и нам вооружиться, — заявил Сергей после ужина, и, встав направился в зал. За следующие два часа такую же процедуру вооружения прошли все остальные члены нашего маленького общества. Сергей примерился было к здоровенному агрегату, похожему на шарманку с толстым коротким стволом, но, приподняв его, махнул рукой и бросил эту затею. Я подержал в руке шар, и, решив, что это граната, отложил в сторону.

— Теперь показывай того урода, — заявил он, подойдя к черной двери.

Надя открыла ее, и мы вошли в коридор. Так же, как в прошлый раз, на двери вспыхнуло изображение, только теперь там был не один дьявол, а трое. Увидев нас, они подошли вплотую к двери и стали в упор смотреть на нас. Ольга вскрикнула и отошла за Сергея, Надя отошла за меня.

— Ну и уроды, — выдохнул Сергей, с трудом отводя взгляд, — кажется, они пытались гипнотизировать. — Олег поддакнул: — Меня тоже.

— Не дай бог, они прорвутся в наш мир, — воскликнула Ольга.

— Судя по всему, этот дом – станция, проходящая через вероятностные миры, по ту сторону коридора – человеческие, по эту – все остальные. Это значит, что станцию строили люди. Но какого же могущества они достигли, если смогли учинить такое? И куда они делись сами? Ты ничего не хочешь нам сказать? — обратился к Наде Сергей.

Она молча покачала головой, и мы, не сговариваясь, потянулись из коридора – стоять здесь перед пристальными взглядами дьяволов было не по себе.

— Если за первой же дверью мы увидели такое, что же тогда за остальными? — воскликнул Олег.

— Вот завтра и увидем, — отрубил Сергей, — на сегодня достаточно, от увиденного уснуть бы ночью, да так, чтобы кошмары во сне не достали.

Я проводил Надю до ее комнаты и внимательно посмотрел на нее, ожидая ответа на вопрос Сергея.

— Не спрашивай меня ни о чем, — попросила она, — в этом доме со мной что-то происходит, дай мне разобраться в себе самой.

Сергей оказался прав, мне всю ночь снились кошмары: я видел окружавших нас дьяволов, видел рухнувшее фиолетовое небо и Надю, которую я уносил на руках из наступающего ужаса. Наутро, невыспавшись, я ощущал себя словно с жестокого похмелья, и только душ привел меня в нормальное состояние. Состояние Нади было еще хуже: темные круги под глазами и неуверенный блуждающий взгляд говорили о том, что ей досталось ночью больше моего.

В столовой все уже были в сборе и вяло завтракали. Похоже, им спалось не лучше, чем мне. После завтрака, как договаривались, отправились в зал, и, подождав, пока Надя откроет черную дверь, вошли в коридор. Не обращая внимания на первую дверь, подошли сразу ко второй. Вспыхнуло изображение. В зале, имевшем кроме нашей только одну дверь, толпились двуногие пушистые существа, похожие на каланов. Ростом около метра, жестикулируя верхними конечностями, они оживленно обсуждали что-то между собой. Но вот один из них увидел нас, все в один миг повернулись в нашу сторону, и, бухнувшись на колени, уткнулись головой в пол.

Простояв несколько минут, и, не дождавшись ничего нового, мы перешли к следующей двери. Здесь изображение появилось не сразу, а спустя полминуты. Перед нами был полуразрушенный зал, задней стены не было совсем, и только почерневшие остатки напоминали правую стену. Два дьявола, накинув петли, тащили куда-то остроухое человекоподобное существо. Большие миндалевидные глаза и лицо с легким зеленоватым отливом наводили ассоциацию на многократно описанных в мифической литературе эльфов, фэйри и друидов.

Судя по всему, это существо прорывалось к двери, когда дьяволы перехватили его: оно, упираясь, тащило своих пленителей к двери. Поодаль валялись еще несколько его соплеменников, возле которых стояли два дьявола.

— Попробуй открыть дверь, — предложил я Наде, вытаскивая лазер, — и приготовьте оружие, — Сергею и Олегу.

Надя потянула за ручку, и дверь открылась. Мы выскочили в зал, и сгоряча искромсали четверых дьяволов. Эльф бросился в ноги Наде, и, встав на колени, стал возбужденно что-то лопотать с выражением мольбы и отчаяния на лице. Надя удивленно смотрела на него, потом вдруг, словно что-то вспомнив, стала прислушиваться к его речи. Ничего не понимая, я огляделся вокруг и с изумлением увидел фреску над дверью. На ней была изображена Надя в полный рост, только черты лица, более острые, выражали жесткость и решимость. Посмотрев на Надю, я впал в ступор: Надя понимала речь эльфа, и по ходу рассказа все больше мрачнела.

— Это жрец, хранитель двери, — сказала Надя, растерянно глядя на меня, — дьяволы напали на их мир, и он просит защиты, почему-то называя меня вершителем, а тебя моим хранителем.

Я глазами показал на фреску, и она, обернувшись, узнала на ней себя. Несколько мгновений она потрясенно смотрела на фреску, ничего не понимая, и перевела взгляд на меня.

— Кто твои родители? — спросил я, уже не сомневаясь в ответе.

— Я сирота, и ничего не знаю о них. Меня воспитали приемные родители.

— Ни хрена себе, — выразил общую точку зрения Сергей, — это что же, все вокруг – твое наследство, что ли? И мы, как бы, у тебя в гостях?

— А мне кажется, — изрек Олег, — не надо нам вмешиваться в их дела, как бы самим не досталось.

Ольга со священным ужасом смотрела на Надю, и, кажется, готова была вслед за эльфом бухнуться перед ней на колени. Я предложил забрать эльфа и уйти к себе – там разберемся. Надя что-то сказала эльфу, и тот, вскочив, подбежал к соплеменникам. Осмотрев их, вернулся и, видимо, сообщил, ей, что те мертвы.

— Уходим, — ответила Надя и повела всех за собой.

Закрыв за собой двери, мы вернулись в столовую и предложили эльфу на выбор содержимое холодильника, надеясь, что наша еда не погубит его. Видимо, сильно изголодав, он выбрал что-то, и стал жадно есть, потом попытался снова бухнуться на колени, но Надя удержала его и спросила о чем-то. Он ответил, и битый час они беседовали, временами поглядывая на меня.

Через час Надя пересказала рассказ эльфа. Дьяволы захватили уже два мира, их мир – третий. Три стены и потолок здания, в которые выходят черные двери, построены из бетона, и легко разрушаются их оружием. Эльф, что сидит перед нами, был жрецом, хранителем двери. В обязанности хранителей входило передавать из поколения в поколение историю о том, как в древности боги возвели двери между мирами, отведя каждому народу возможность жить по своему усмотрению.

Выглядели они так, как выглядим мы: круглоглазые, короткоухие и белолицые. Могущество их было столь велико, что они могли гасить солнца. Среди них выделялась богиня, портрет которой изображен на фреске. Боги называли ее вершителем, и подчинялись ей беспрекословно. Боги ушли, но обещали вернуться, если его народу будет угрожать гибель. С того дня, как напали крохты, жрецы наблюдали за черной дверью в надежде, что боги придут им на помощь, и дождались – они считают нас богами.

— Как же мы им поможем, — вырвалось у Олега, — как бы самим не накостыляли, из нас боги, как из глины пулемет.

— И крепость наша, выходит, не так уж и крепка — добавил Сергей. Лишь Ольга с надеждой смотрела на Надю.

— Есть еще двери, которые не открывались? — спросила Надя.

— Пойдем, покажу, — откликнулся Сергей, вставая, и мы всей толпой двинули в зал.

— Вот, — показал он на маленькую дверь в углу, — пробуй.

Надя открыла ее и вошла, но наши попытки попасть туда не увенчались успехом: на нашем пути стояло невидимое препятствие, которое не пускало внутрь. Через два часа Надя вышла оттуда с каменным лицом и молча ушла к себе. Я понял ее состояние и решил не беспокоить, пока сама не позовет.

Я зашел к себе в комнату и лежа предался грустным размышлениям. Это что же, выходит, я целовал богиню, и не только целовал, если вспомнить ее воплощения в других мирах. Не дай бог, иметь такую жену: в жизни ведь всякое бывает, что-нибудь не так скажешь – и прихлопнет, как муху, с ее-то могуществом. Не зря я старался держаться от нее подальше – как чувствовал. И все-таки, что же делать? Если эти дьяволы добрались до эльфов, они и до нас могут добраться. Единственная надежда на Надежду, каламбур, мать его, но она и сама ничего не знает, если только в той комнате ее не научили.

Голод – не тетка, и, провалявшись в раздумьях минут сорок, отправился в столовую. Там уже все собрались, кроме Нади. Обеспокоенный, я бросился к ней и, постучав, вошел. Она сидела на кровати и, прижав ладони к лицу, плакала. Забыв свои опасения, я сел рядом и обнял ее.

— За что мне это? — уткнулась Надя мне в плечо, не переставая плакать.

— Что произошло?

— Там, за дверью, я все узнала. В недрах этого здания стоит установка вроде той, что ты запустил в Заречном, только несоизмеримо мощней. Кто-то создал ее, чтобы уберечь голограмму от бесконтрольной правки миров, отсекая такие попытки. Теперь я знаю, как гасить целые миры. Зачем мне это? Неважно, хорошие они или плохие, тупиковые или нет – там же миллиарды жизней. Кто имеет право решать, кому жить, а кому исчезнуть? Даже сама эта возможность сводит меня с ума.

— Да никто не заставляет тебя делать это! Забудь!

— Ты можешь забыть, как есть или пить?

— Ну, хорошо, а вдруг, кто-то задумает гасить нас? Пригодится твое знание. А теперь пойдем-ка, выпьем чего-нибудь покрепче, чтобы снять стресс, знаю по себе, помогает.

Наснимали стресс так, что принес ее в дупель пьяную и уложил в постель. Следом и сам отправился на боковую. Наутро с больной головой еле встал, но твердо зная, что подобное лечат подобным, взял в столовой бутылку коньяка и зашел к Наде. Она уже проснулась и лежала с компрессом из мокрой тряпки на голове. Я налил ей граммов сто и заставил выпить, потом отправил в душ и похмелился сам. Не будь она богиней, может, и сам зашел бы туда, да стремно теперь уж. Смотрю, вышла посвежевшей. Я занял ее место, и после контрастного душа тоже пришел в норму.

Позавтракали вдвоем: то ли все уже поели, то ли еще не завтракали, то ли все упились, как мы. К концу завтрака выполз сначала Олег, потом Ольга под руку с Сергеем. Спали, что ли вместе? Почему нет? Тоже способ снимать стресс, не хуже водки. А вот и эльф – все в сборе. Надя ушла к себе. В это время раздался сигнал гонга.

— Пойду посмотрю, — сказал Сергей вставая, — кого там принесло в гости.

— Я с тобой, — поддержал его я.

В зале над дверью в девятнадцатый век горит лампа. Вышли в сад – перед воротами топчутся двое.

— Что вам угодно? — спросил я подойдя к ним. Один из них подал мне конверт.

— Я секундант барона Генсдорфа. Он ожидает от вас сатисфакции сегодня в одиннадцать часов утра возле старого кладбища. Честь имею. — и клюнул головой.

Черт, в пылу событий, я уже забыл про него с его идиотской дуэлью. Глупо-то как. И не отвертишься, потеря чести, презрение общества гарантировано. Тогда здесь лучше и не появляться больше. Да и не в моих правилах дрейфить перед сволочью, убьют, так убьют. Опять занесет куда-нибудь, а как не хочется оставлять Надю в такой момент.

В конверте – описание места, времени и условий дуэли. Дикость накая-то. Я включил лампу у ворот, и, заплатив подъехавшему извозчику, поручил передать Юсупову, что срочно жду его по важному делу.

— Что случилось? — спросил Сергей возле дома.

— Да ерунда, не стоит внимания, — бросил я, проходя мимо.

Через полчаса появился Николай. Прочитав письмо, он прошипел:

— Подонок! — И сразу: — Заедем ко мне, я возьму комплект дуэльных пистолетов.

По дороге я разобрался с дуэльным гладкостволом, но заряжать эту древность сам бы не стал: никогда не занимался этим. На поляне за кладбищем нас ожидали секундант барона, распорядитель дуэли и сам барон. По жребию выпало стреляться пистолетами из комплекта барона. Николай зарядил мой пистолет и отдал мне. Мы с бароном встали напротив друг друга на расстоянии тридцати шагов и, взведя курки, подняли оружие стволами вверх.

Перед глазами промелькнула вся моя жизнь, с детства до этого самого злополучного дня. Вот же черт, попал в передрягу. А если это моя последняя встреча с Надей? И какой будет следующая жизнь, неизвестно – вдруг, буду уродливым инвалидом, прикованным к креслу. Ни эту жизнь, ни Надю помнить не буду. А жаль.

Распорядитель развел руки для хлопка и стал сводить их. Барон, не дожидаясь хлопка, выстрелил и попал мне в бок, кажется, в печень – все, не жилец. Уже падая, я все-таки всадил ему пулю в лоб, и барон стал заваливаться на спину. Теряя сознание, я успел подумать: «Какой, на хрен, из меня хранитель – я себя-то не смог сохранить».

Очнулся голым, лежа под прозрачным колпаком. Огляделся – рядом сидит Надя с заплаканным лицом и смотрит мне в лицо. Увидев, что я очнулся, она вскрикнула и, подняв крышку, бросилась ко мне.

— Живой, живой, — шептала она, ощупывая и целуя мое лицо.

— Где я?

— Тебя привезли почти мертвого, всего в крови, и поднесли к двери, в которую никто, кроме меня, войти не мог. Я втащила тебя в капсулу, раздела и включила регенерацию. Думала, уже все, потеряла тебя. Не знаю, что с тобой делала капсула – крышка сразу помутнела, и только сейчас стала прозрачной. Почти двадцать часов она держала тебя.

Посмотрел по сторонам. Ни хрена себе, я, вроде, и видеть стал лучше – вижу даже мелкие детали в дальнем конце зала. Да, это зал, в нем, кроме моей, стоит еще несколько капсул. Вокруг множество приборов перемигиваются огоньками, какие-то агрегаты, несколько кресел с колпаками, как в женской парикмахерской, да много, чего, что и не опишешь. Я чувствую себя так, словно заново родился, будто налился новой силой.

Надя перевела взгляд ниже и покраснела. Черт, я и сам не заметил, как у меня встал без всякой причины. Этого мне только не хватало, еще больше стал, что ли. На хрена мне это? Женщин и прежний вполне устраивал, лучше бы могущества какого добавилось, хоть самого завалящегося, хоть отстойного, уцененного, от которого все отказались. Чем я буду Надю защищать? Я вскочил, вернее, вылетел из капсулы, и, прикрывшись рукой, стал искать свою одежду. Нашел, вот она, вся в крови валяется, а подальше и новая, купленная здесь. Схватил и стал натягивать на себя. Слава богу, вроде, отпустило. Может, еще что-нибудь во мне изменилось? Может, пули лбом отбивать буду? Пригодилось бы.

— Тебе тоже надо туда, — кивнул я на капсулу.

— Я уже побывала в соседней, пока тебя лечили. Во мне тоже что-то изменилось, но не так, как у тебя, я сама еще толком не разобралась в этом.

— Ладно, я есть хочу, как волк.

Надя улыбнулась, и, взяв меня за руку, повела из зала. В столовой наша компания завтракала в полном составе, и, увидев меня, все радостно вскочили.

— Какого черта понесло тебя стреляться с подонком? Острых ощущений захотелось? – набросился на меня Сергей после того, как все успокоились.

Я махнул рукой и сел за стол. Никогда не думал, что смогу столько съесть за один раз. После завтрака мы вышли в Цветочный погулять. Утренняя прохлада освежила, запахи цветов после дождя, слегка вскружили голову.

Мы уже собрались выйти за ограду, как вдруг ясное солнечное небо мигнуло. Я остановил Надю и стал тревожно смотреть по сторонам. В дальнем конце сада появился дьявол с какой-то хреновиной в руках. Он еще осматривался вокруг, когда я, схватив Надю за руку, рванул к дому. Внес Надю за дверь и, закрыв ее, бросился в столовую.

— Сергей, хватай ту шарманку, к которой примеривался, и бегом в коридор – атака дьяволов. Надя уже стояла у оружейки и открывала дверь. Влетев туда, я прихватил гранату, и, пока помогал Сергею натягивать лямки, Надя уже открывала черную дверь. Мы с Сергеем подбегали к ней, когда все здание вздрогнуло. Подбегавшие Олег с Ольгой на ходу вытаскивали лазеры.

— Надя, ты приоткрываешь дверь, я бросаю гранату, а ты, Сергей, включаешь свою шарманку – там должно все снести к чертовой матери.

Подходим к двери, она уже светится – на той стороне стоит взвод дьяволов, направив стволы на дверь. Надя приоткрывает дверь, я бросаю гранату и сразу отхожу. Тихий хлопок – и уроды молча падают. Я открываю дверь полностью, и Сергей, выставив ствол, включает свой агрегат. Дальняя стена зала с грохотом разваливается. В это время наше здание вздрагивает еще раз, намного сильней.

— Теперь вся надежда на тебя, — говорю я Наде, и, взяв ее за руку, вывожу на улицу.

Яркий солнечный день, в небе редкие белые облака, вокруг – ни души. Вдали – высокие здания, между ними растут раскидистые деревья. Тихое мирное утро.

— Спасай, родная, — говорю я, и, обняв, целую ее.

Она постояла несколько минут, собираясь, потом подняла взор к небу – черты ее лица обострились, глаза налились голубым сиянием, и, постепенно нарастая яркостью, вспыхнули изнутри синевой. Надя что-то выкрикнула, и, подняв руки, сжала кулачки. Голубое небо подернулось рябью, и по нему пронеслась темная волна. Облака, плывшие по небу, стали розоветь, резко подул ветер, поднимая опавшую листву, запахло грозой.

Надя снова крикнула, и цвет неба стал меняться в красноту, постепенно переходя в фиолетовый. Ветер усилился, вдали раздались раскаты грома, в высоте засверкали молнии. Небо стало темнеть, приобретая объемность, казалось, что ярко-розовые облака вдавлены в фиолетовое густое небо словно в тесто. Земля задрожала. Вдали раздался крик, подхваченный множеством голосов. Постепенно нарастая, крики сливались в единый, полный ужаса, вой.

Очертания деревьев и окружающих домов стали расплываться, теряя контуры, и оплываться словно разогретый воск. Раздался оглушительный грохот. Небо, обретя плотность, стало медленно опускаться на землю. Солнце исчезло, и теперь земля освещалась только розовыми облаками на фоне темно-фиолетового неба.

Небо мигнуло черным, и все дома и деревья, словно в негативе, на мгновение вспыхнули белым светом. Потом мигнуло опять и, наконец, почернело совсем, облака исчезли. На фоне черного неба высветились яркие звезды, осветившие ровную землю вокруг. Ветер стих, заметно похолодало, стало трудно дышать. Еще через минуту звезды стали меркнуть, наступала темнота. Этот мир прекращал свое существование. Надя без сил упала на мои руки, и я унес ее через черную дверь в наш мир. Мои спутники последовали за мной и закрыли дверь, отсекая исчезающий мир.

Я отнес Надю в ее комнату и уложил на постель. Она ровно дышала, видимо, спала, или отключилась, потеряв все силы. Что же мне делать с моим сокровищем? Ведь жить с ней – все равно, что жить с атомной бомбой, даже еще опасней. Что ей стоит нечаянно погасить меня, если она легко гасит целые миры? Почему эльф назвал меня ее хранителем? Неужели, обладая таким могуществом, она не может защитить себя? Человек ли она? Или существо, заточенное только на атаку, и совершенно беззащитное в обороне? Если так, то как же она выживет, когда целые миры начнут на нее охоту? А начнут наверняка, стоит им только узнать о ней. Я встал и вышел в Цветочный мир. Клумбы были изрыты, на стенах дома кое-где вмятины, но дьяволы исчезли, словно растворились в воздухе, словно никогда и не существовали в природе.

 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

 

Глава 6

Через два часа, в течение которых я, сам не свой, сидел возле Нади, она проснулась. Осунувшееся лицо и круги под глазами больше слов сказали, о том, как тяжело ей далась победа над миром дьяволов. Она одна спасла все человечество, которое даже не подозревало о нависшей опасности.

— Что я натворила! — воскликнула Надя и отвернула лицо к стене. — Я погубила миллиарды ни в чем не повинных существ, которые даже не знали, почему они гибнут.

— За ошибки лидеров отвечает все общество. Они поступили бы с нами так же, как собирались поступить фашисты в Отечественную. Немцы тогда всей нацией радостно готовились принимать рабов из России и осваивать ее земли во благо великой Германии.

— Умом я это понимаю, но пережить не могу. Леша, загляни в свой мир. Там что-то происходит, у меня на сердце неспокойно.

Кивнув, я пошел к Сергею и спросил, как отслеживать миры. Выслушав, он подвел меня к креслу и включил единственный выключатель на подлокотнике.

— Садишься, надеваешь перчатки, шлем, и движением пальцев выбираешь пункты из меню, — подсказал он, и встал, ожидая, пока все проделаю сам.

По его совету я выбрал из появившегося перед глазами меню пункт Миры/Посещенные, из трех страниц выбрал первую, и обмер, увидев открывшуюся картину. Привязанная к стулу, сидит испуганная Надя, напротив, с пистолетом в руке расхаживает полицейский из Барселоны.

— Еще раз повторяю, — доносится его голос, — вызовите вашего кавалера, у вас должна быть связь с ним. Иначе мы применим к вам такие меры, после которых вы не захотите жить.

— У меня нет никакой связи с ним, — в отчаянии крикнула Надя, — я же уже сказала вам.

Я нажал на изображение, и высветились координаты, рядом адрес.

— Можно отсюда попасть в нужную реальность? — спросил я Сергея.

— Нажми кнопку «Зафиксировать выход» в правом нижнем углу. Что случилось? На тебе лица нет.

— Мне нужно срочно в Москву, — заявил я, снимая шлем и перчатки, — Как отсюда выбраться?

— Вот, возьми мобильник, специально тебе приготовил, там навигатор и другие функции. Забей туда адрес, наши телефоны и координаты уже там. Пойдем, выберешь машину.

Я подошел к Наде и рассказал о том, что увидел.

— Что случится, если приведу ее сюда? — спросил я, надеясь, что она знает ответ.

— Не знаю. Возможно, одна из нас исчезнет. Все мои возможности основаны на том сооружении, что находится под этим домом. Такие дома есть еще в Америке, Египте и где-то в Азии. Если они смогут доставить ее туда, будет катастрофа. Попробуй сначала освободить ее. За меня не бойся, здесь я в безопасности.

Я поцеловал ее и, попрощавшись, пошел к Сергею. Мы вышли через главный вход во двор и прошли к гаражу за домом.

— Возьми Опель, меньше внимания будешь привлекать, везде пролезешь, только капот никому не открывай – там пусто. Мы его в Цветочный возили для переделки, там поставили электродвигатель и аккумулятор, тебе надолго хватит. Больше двухсот не разгоняйся, все-таки машина легкая, не удержишь. По дороге выедешь к поселку, с него выезд на трассу А105. Сейчас принесу документы на тебя и машину. Лазер не забудь.

Выехав на трассу, сразу нажал на газ и за несколько секунд догнал Порше, идущий на сто десять по левой полосе. Помигал, попросив пропустить, но тот, обалдев от такой наглости, наоборот сбавил скорость до девяносто. Так ехать я не мог, и, подрезав Форд, ушел вправо. Извини, браток, там жизнь решается. Обиженный Порше нарочно стал набирать скорость, не давая перестроиться. Я нажал педаль до упора и, чиркнув, проскочил между задним бампером Мерина и передним Порше. Озверев от такой наглости, Порше ускорился, пытаясь догнать, но на скорости двести сдрейфил и притормозил. Слава богу, левая полоса была пуста, и через пять минут, сбросив скорость, я въехал на МКАД.

Здесь уже хуже, приходится лавировать между рядами, но, в среднем, иду на ста пятидесяти. За мной прицепилась машина ДПС, и в матюгальник требует остановиться. Подрезав трейлер, съезжаю на Волгоградку и провожаю взглядом пролетевшую мимо съезда патрульную машину. На Ферганском проезде перед девятиэтажкой бросаю машину и взлетаю на третий этаж. Снимаю лазер с предохранителя и нажимаю на звонок.

Дверь открывается, за ней – громила с наведенным на меня пистолетом. Я прожигаю его, стрелок падает, и тут со мной происходит что-то невообразимое. Все вокруг мелко дергается, вокруг меня свистят пули, из коридора, кривляясь и дергаясь, стреляет в меня с двух рук полицейский из Барселоны, но ни один выстрел в меня не попадает. Нажав кнопку лазера, я провожу им несколько раз от стены к стене коридора, и полицейский, надрезанный на несколько частей, падает. По квартире разносится тошнотворная вонь горелой плоти. Выше этажами хлопнула дверь, послышался чей-то возглас.

Вбегаю в комнату – привязанная к стулу, Надя изумленно смотрит на меня. Разрезав веревку, поднимаю ее на руки и выбегаю из подъезда. На улице ставлю на ноги и, обняв, веду на улицу. Надя в шоке, идет молча, еле переставляя ноги. А я, прокручивая в памяти свистопляску в квартире, пытаюсь понять, что это было. Возле Опеля стоит патрульная ГИБДД, дэпээсник крутится вокруг моей машины. В это время из-за угла выехали три полицейские машины с включенными сиренами и заехали во двор. Все, время вышло, надо сматываться. Попробую запудрить мозги. Я внаглую подхожу к машине и спрашиваю:

— В чем дело?

— Ваша машина? — спрашивает дэпээсник.

— Моя, но она без двигателя стоит тут уже второй месяц.

— Откройте капот.

— Пожалуйста, — говорю, и открываю капот.

Дэпээсник удивленно уставился в пустое пространство, и даже голову туда засунул, видимо, пытаясь разыскать там двигатель.

— Распродаю на запчасти, вчера забрали двигатель. А что случилось? — Дэпээсник обиженно посмотрел на меня, потом под капот, потом опять на меня, но в это время его окликнул напарник, и он молча сел в свою машину. Вижу, разговаривает по рации. Надя пришла в себя от шока.

— Кто ты? — спросила она в упор.

— В отличие от тебя, человек, вернее, был им, пока не встретил тебя.

— А кто же, по-твоему, я?

— Ты потомок великой цивилизации. В двух социумах тебя считают богиней. Если бы гуманисты знали, плотно занялись бы тобой, не тратя время на меня. Скоро все узнаешь, потерпи.

Ошеломленная Надя недоверчиво смотрит на меня. Я жду еще несколько минут в надежде, что дэпээсники уедут, но, потеряв терпение, прогулочным шагом подвожу Надю к Опелю, помогаю сесть и усаживаюсь сам. В это время со двора с визгом вылетает полицейская машина и, резко затормозив, блокирует нам выезд. Вынимая на ходу пистолет, подбегает полицейский и, наведя на меня ствол, кричит:

— Выйти из машины! Руки на капот!

Стрелять в своих не приучен, и, вынужденный подчиниться, выполняю приказ. Меня обыскивают и достают из кармана лазер.

— Что это? — спрашивает полицейский.

— Фонарик.

— Этим фонариком ты нарезал бастурму из двух человек? — спросил он, застегивая наручники. — Если бы не видел запись с камеры, ни за что бы не поверил.

Шокированную Надю усадили в одну машину, меня – в другую, и, включив крякалку, выехали на Волгоградку. Через полчаса нас ввели в здание на Лубянке и привели в ту же комнату, что и в прошлом мире. Через пятнадцать минут зашел Жуков.

— Узнали? — кивнул он мне, как старому знакомому, и, увидев мое удивленное лицо, добавил: — Вижу, что узнали. Хотите посмотреть на свои кривляния?

С этими словами он вставил флешку в стоявший на столе компьютер и повернул монитор лицом ко мне. Пошло воспроизведение записи. К моему удивлению, стены на экране, как им и положено, стоят неподвижно, а дергаюсь только я.

— А теперь замедленно, — сказал он и прокрутил запись с начала.

Теперь я отчетливо увидел то, что считал дерганьем: на самом деле, я просто на мгновенье исчезал и появлялся вновь чуть-чуть в стороне от летящей пули. Надя, ничего не понимая, смотрела то на меня, то на экран. Теперь я все понял. Непроизвольно, сам того не замечая, я на мгновенье уходил в параллельный, очень близко отстоящий мир, в котором стрелок стрелял под немного другим углом. Выходит, теперь я могу перемещаться между мирами сам, без всякой техники? Только знать бы, как это делать.

— Наконец-то довелось увидеть настоящего голографа и потомка великой цивилизации, — с ноткой торжества заявил Жуков.

— Где вы слышали такие слова? — спросил я Жукова.

— Подслушали специальной аппаратурой из машины. В прошлом году ваших друзей, а сегодня вас. Прошу прощения, это специфика нашей работы. Если мы перейдем к доверительным отношениям, к вам это применяться не будет, даю слово офицера.

Доверительные отношения с ФСБ? Как-то стремно на это переходить. Хотя, что-то я могу, и даже нужно ему сказать.

— Мы стали отслеживать отдельные фрагменты вероятностных миров после американцев, — продолжил он. Десять лет назад они вышли на своего первого голографа, но в попытке взять его убили в перестрелке. После того случая они вложили огромные деньги в исследования этого явления, но без реального субъекта продвинулись недалеко. Честно сказать, наши успехи еще меньше: мы занялись этим только после того, как получили информацию об их проекте. Но теперь, я надеюсь, вы поможете своей стране в изучении этого феномена?

— Зачем вам это? ­— спросил я Жукова, — Чтобы вторгаться в чужие миры? Занимаясь такими делами, вы подвергнете опасности всю реальность.

— Нам и в голову это не приходило, но, видя развитие разных миров, мы могли бы уберечься от ошибок. Сегодня схлопнулся какой-то мир, волна прошла по всем мирам, это ваша работа?

— Нет.

— У меня личная просьба к вам: не могли бы вы показать ваш Дом?

— Какой дом?

— Сейчас известны два Дома: один в США, другой у нас. С помощью специальной аппаратуры мы видим его, но в реальности там лес. Мы давно установили там круглосуточное наблюдение. Сегодня вы выскочили прямо из глухого леса на дорогу и устроили там гонки. Мы не стали вам мешать, только вели наблюдение. К вашей истории с полицией мы не имеем никакого отношения. Зря вы искромсали американцев. Неужели, нельзя было оставить их в живых? Мы бы многое узнали об их Доме. И заметьте, мы отобрали у вас только «фонарик». Остальное содержимое ваших карманов осталось у вас, вы можете позвонить вашим друзьям прямо сейчас.

— Спасибо и на этом. В каком качестве мы находимся у вас?

— В качестве гостей. Я чувствую, что принуждать вас бесполезно, вероятно, вы в любой момент можете покинуть нас, но ваша дама этого не сможет. Не пройдет и дня, как на нее устроят новую охоту. С вами она в безопасности.

Я задумался. Что будет, если я приведу Надю в Дом, когда там будет еще одна Надя? Не погибнет ли одна из них? Пробовать на них я не могу. Придется некоторое время побыть здесь, пока не решу, что делать.

— Что вы хотите знать?

— Что сегодня потрясло мироздание?

— Существа из одного мира вторглись в другой. Расплатой стала гибель этого мира. Это сделал не я.

— Вы видели это?

— Да. И не дай бог увидеть еще раз.

— Дама, сидящая возле вас, причастна к этому?

— Нет.

— Хорошо, мы еще побеседуем с вами об этом, а пока, если вы не возражаете, вас отвезут в другое место.

— Даже знаю, куда.

— Не сомневаюсь.

— Машину вернете?

— Не могу, ее уже разобрали.

Я взглянул на Надю – она потрясенно смотрит на меня во все глаза. Даже не знаю, что она обо мне думает. Я позвонил Сергею и, рассказав о том, что сегодня случилось, спросил его:

— Тебе что-нибудь известно о других таких же домах, как наш?

— Есть еще в Египте, Америке и Тайланде. — Жуков внимательно слушает.

— Береги Надю, пока меня не будет, — закончил я разговор с Сергеем.

— Ну, ладно, везите, — сказал я Жукову, вставая.

А что мне оставалось делать? Наверное, на самом деле, там самое безопасное место. По дороге мне не давала покоя мысль, что хорошо бы «прописать» в один из Домов Надю, сидящую возле меня. Попасть в американский Дом из нашего мира не получится – наверняка там крутая охрана вокруг. А если попробовать из другого мира? Но что она там будет делать одна? Это же будет хуже тюрьмы.

Взглянул на Надю. Сидит нахохлившись – все еще не может прийти в себя. Ее можно понять: я исчез, когда у нее только-только стало проявляться робкое чувство симпатии ко мне. Я за несколько месяцев даже не позвонил ни разу. И вдруг появляюсь и спасаю ее от гибели, но таким страшным способом, что и неясно теперь, кто ужасней, я или американцы. Да еще наговорил такого, что даже в кошмарном сне не может присниться.

Привезли, как я и ожидал, туда, где уже был в прошлом мире, и поселили в те же комнаты, правда, люди были другие. Черт, в до чего же дикое положение я попал, двух Надь для меня многовато. Тут впору самому пойти в дурдом и попросить отдельную палату. Поужинали молча. Дальше так продолжаться не могло, и после ужина я попросил Надю выйти погулять. На улице я рассказал ей все, что произошло со мной после расставания с ней в Барселоне, не вдаваясь в интимные подробности. Надя слушала не перебивая, только смотрела на меня то с упреком, то с недоверием.

— Ты, ведь, улетел тогда, даже не попрощавшись. Первую неделю я ждала от тебя звонка, даже думала, что с тобой что-то случилось. Звонила тебе сама – ты был недоступен. Потом ждать перестала, решив, что сама оттолкнула тебя в последний вечер, и сама во всем виновата. Ты знаешь, наверное, это нелепо ревновать тебя к себе самой, но по-другому назвать это чувство я не могу. Дура я была. Хотела разобраться в себе – вот и разобралась.

Черт, и куда нас заведет этот разговор. Если в постель, то как я посмотрю в глаза той Наде, что осталась в Доме? Но, с другой стороны, с этой Надей у меня началось раньше, она же не виновата, что все так получилось. Теперь в постели хоть с той, хоть с другой я буду чувствовать себя изменщиком. Только нельзя мне, наверное, ни с той, ни с другой – два раза я не удержался, и оба раза кончилось плохо для меня. И, главное, я не могу надолго оставить ни ту, ни другую – обе в реальном мире будут в опасности.

Утром, ни свет ни заря, явился Жуков с новостями и «гениальной» идеей. По его словам, американцы заключили с арабами договор на археологические раскопки в районе Долины царей. Вот только приехавшие туда люди похожи на ученых не больше, чем Шварцнегер на Марию Терезу. Бойкие, с военной выправкой, понавезли всякого оборудования и ископали весь песок вокруг, но, похоже, делали это только для видимости. Трое задохликов, видимо, настоящих ученых, на раскопки не обращают внимания, а ездят на машине, напичканной разными приборами и чего-то снимают и измеряют.

— Не в Дом ли они пытаются попасть? — спросил Жуков обеспокоенно. — Если им это удастся, пиши пропало. По вашим словам, там такое оружие, что они смогут поставить весь мир на колени. Как бы им помешать? Я не прошу вас ввести наших людей в Дом, хотя это было бы идеальным вариантом. Вы хоть закройте путь туда американцам. Китайцы тоже что-то пронюхали, просят у арабов лицензию на археологические работы в том же районе. Что скажете?

— И как мы туда попадем? Нас на версту туда не подпустят, а если узнают, сразу возьмут в оборот.

— Вас загримируют. Поедете туда туристами, вас будет сопровождать оперативная группа, которая будет полностью в вашем подчинении. Посмотрите вокруг, может, найдете раньше них.

«Ага, в моем подчинении», подумал я, «пока не попадут в Дом». Но Жуков прав, американцев туда пускать нельзя – это будет катастрофа. Тогда уж лучше пусть наши. Посмотрим еще, кого нам дадут в охрану, может, сразу пошлем все на хрен.

— Так я заказываю туристическую группу? — с надеждой спросил Жуков.

— Хорошо, — согласился я

Я позвонил Наде и описал все, что произошло, и что собираюсь делать.

— Ты все правильно сделал. — подтвердила Надя. — Береги себя.

За три дня, отведенных нам на подготовку, нас перекрасили: меня сделали блондином, Надю – наоборот, брюнеткой, больше трогать ничего не стали. Если специально рассматривать, нас легко узнать, но американцы сами в чужой стране, и вряд ли опознают в суете мелькнувшие лица. Лазер отдать не рискнули: вдруг, попробуют «посветить» на таможне, так что, поедем без оружия. Говорят, на месте группе что-то передадут.

Нас познакомили с группой сопровождения. Пять человек, крепкие ребята. Командир, Олег, лет тридцати пяти, произвел хорошее впечатление, спокойный, уверенный в себе человек. Полетим от компании Библио Глобус групповым туром до Хургады, там два дня отдыха в пятизвездочном Хилтон Хургада Резорт, оттуда туристическим автобусным маршрутом до Долины Царей. Нам с Надей выдали документы на супругов Аваргиных, соответственно, и номер будет один на двоих.

К вечеру привезли два чемодана наших вещей, а рано утром нас отвезли в Шереметьево. Сопровождавшие нас парни были уже там и изображали из себя веселую компанию друзей, собирающихся провести отпуск на берегу моря. В самолете они сели в один ряд прямо за нами, и развлекали друг друга, а заодно и нас, анекдотами и смешными историями.

В Хургаде мы сели в ожидавший автобус от Библио Глобус, и к двум часам шумной компанией ввалились в отель. Мы сделали вид, что познакомились с ними только что, и собираемся вместе проводить время. Нас заселили на втором этаже главного корпуса прямо напротив бассейна, а парней – в соседних номерах.

На кроватях нас ожидали два сердца, свернутые из полотенец и покрытые лепестками цветов. И в остальные дни стафф отеля радовал нас то лебедями, то еще какими фигурками, оставляя приятное впечатление о себе.

После обеда собрались купаться в море, и Надя надела тот самый красный купальник, в котором поразила меня в Сан-ремо. И в этот раз я встал, как вкопанный, увидев ее, выходящей из душевой, и выглядевшей так же свежо и красиво, как тогда. Улыбаясь, она смотрела мне в лицо, прекрасно понимая, какой эффект производит на меня. С усилием отведя глаза, я принял душ и надел плавки и шорты. Выйдя в комнату, я увидел Надю в легком платье, подчеркивающим ее фигуру и открывающим ноги ровно настолько, чтобы вызвать восхищение у мужской половины отдыхающих. Что и подтвердилось, когда, постучав, вошла наша компания, и все, как один, в восторге уставились на нее.

Купаясь и загорая, мы вместе провели время почти до ужина. Наша веселая компания привлекла внимание отдыхающих, и к нам потянулись соседи по пляжу. Парни не ударили в грязь лицом, и развлекали всех шутками и приколами, вызывая заинтересованные взгляды одиноких дам. Все это можно было бы назвать прекрасным отдыхом, если бы не тревожные мысли, посещавшие меня время от времени о цели нашего путешествия. Накупавшись, приняли душ, и пошли есть.

После ужина сели с Надей возле бассейна с бутылкой вина, и я расспросил ее о детстве и юности. По ее словам, она сирота, и кто были ее мать и отец, она не знает, так как приемные родители умалчивали об этом. Заканчивая школу, она раздумывала, куда поступать учиться, когда к ним приехал Андрей, и, сказав, что он друг ее отца, взял ее образование в свои руки.

Вероятно, с этого времени и наступила развилка в судьбе Нади. В других мирах Андрея не было, и там ее судьба сложилась иначе. Выходит, все ее сущности до семнадцати лет идентичны или очень похожи. Это возраст, в котором закладываются основы личности и о котором остаются наиболее яркие воспоминания. Из этого следует, что все Нади, с которыми меня столкнула судьба, в основном, одна и та же личность. А это значит, что занимаясь любовью с любой из них, я занимаюсь любовью с одной и той же женщиной, и никакая это не измена.

Перед сном я зашел к оперативникам и узнал, что экскурсия в Долину царей назначена на послезавтра. Обсудив с ними план защиты на случай нападения американцев, я пошел спать. Надя уже легла и спит. Как же она безумно красива! Раздевшись, выключаю свет и ложусь подальше от нее. В молчании проходит минута-другая, слышу шорох – Надя придвигается вплотную и, обняв, кладет голову мне на плечо. Ее бедро касается моей ноги, и я понимаю, что на ней ничего нет. Надина рука скользнула по мне, и, видимо, узнав то, что хотела узнать, Надя прошептала мне в ухо:

— Теперь ты не сбежишь от меня.

А куда мне бежать от своего счастья? Будь, что будет. Я обнял ее и, притянув к себе, поцеловал в мягкие, такие желанные губы. Этими губами я восхищаюсь еще со дня нашего знакомства в парке. Сколько раз я терял и находил ее с тех пор, и вот, наконец, нашел, надеюсь, навсегда. Раздевшись совсем, я стал осторожно ласкать ее, постепенно приближаясь к особым зонам, пока не услышал сначала тихий всхлип, потом легкий, еле слышный стон, и, наконец, дождался, когда, застонав в полный голос, она потянула меня на себя. До утра я не отпускал ее от себя, только несколько раз вставали, чтобы изъять содержимое комнатного бара.

Утром за завтраком Олег, пряча улыбку, посоветовал спать хотя бы четыре часа в сутки. После завтрака хотел вздремнуть, но Надя утянула на пляж. Прохладная морская вода освежила, и мы купались и загорали под зонтиком до самого обеда. Нечаянные два дня отдыха, доставшиеся нам, принесли с собой райское наслаждение, ощущению полного счастья мешали только мысли о Наде, оставшейся в Доме. Рассказать ей все или промолчать? Как она теперь посмотрит на меня, как я буду смотреть ей в глаза?

После обеда я прихватил еще пару часов сна, и к ужину был как огурчик. За ужином выпили бутылку вина, и до одиннадцати гуляли по территории. Надя рассказывала о себе, я – о себе. В постели хотел повторить ночное дело, но Надя отказалась, сказав, что завтра понадобятся все силы.

 

Глава 7

Утром проснулся, как назначил себе, в шесть часов, я редко пользуюсь будильником. Надя спала, прижавшись ко мне спиной. Пока я принимал душ, она проснулась и встретила меня улыбкой:

— Так и пойдешь?

Но увидев, что я собираюсь делать, закричала:

— Стой, стой, я пошутила!

Вставание растянулось еще на час. А нечего было шутить. После завтрака всей компанией сели в ожидавший автобус и поехали в Долину царей. Надо сказать, дорога туда отличается от обычных дорог: через каждые несколько километров стоят пулеметные вышки, а во главе нашей колонны автобусов идет бронетранспортер. Но туристам все по барабану – многие уже приняли с утра, другие везут с собой. Пулеметные вышки и бронетранспортер воспринимаются, как элементы оплаченного приключения.

Точных координат Египетского Дома нет, поэтому на всякий случай мы с Надей внимательно смотрим по сторонам. Первым по маршруту – дворец царицы Хатсепшут. От автобуса до дворца всего несколько сот метров, но пройти их по сорокоградусной жаре равносильно подвигу. В самом дворце, как ни странно, не жарко, ветерок, продувающий через колонны, создает ощущение прохлады. Там и сям шныряют местные и предлагают туристам себя в компанию на групповое фото.

На всех статуях царица изображена с бородой. Экскурсовод объяснил это тем, что борода была атрибутом фараона, и царям, даже женского пола, без бороды было невместно. Что из этого следует, я не понял, ведь, борода – не главный атрибут мужчины. Назначение мужчины – добывать и защищать. Правда, теперь многие женщины зарабатывают больше мужчин, и единственной привилегией мужчин осталась прерогатива защищать. Я не приемлю, когда женщин в некоторых странах заставляют служить в армии, это противоречит естеству женщины.

Представив себе, что для пользы дела Наде пришлось бы обзавестись бородой, я в панике вздрогнул, и стал держаться подальше от статуй, стараясь на них вовсе не смотреть. Вход в Дом мог располагаться где угодно, поэтому мы обошли все закоулки дворца, ища хоть какое-нибудь несоответствие архитектурному комплексу. Все тщетно, здесь ничего нет.

Дальше наш путь лежит к гробницам фараонов. Вырытые в земле, они должны были хранить их мумии, драгоценности и скарб, необходимые в загробной жизни. Удивительно, как надежда на вечную жизнь и самообман сформировались в догму, не требующую доказательств. Если глупость повторять много раз, через некоторое время она становится бесспорной истиной. Судя по всему, расхитители гробниц не заморачивались высокими материями и очистили захоронения от полезных вещей. Ученые разобрали по музеям оставшиеся на их долю мумии, и на сегодня гробницы были практически пусты.

Душно и жарко. Чертыхаясь, ходим по подземельям, глядя в затылок друг другу, но ничего подозрительного нет. И не удивительно: не дураки же были строители Дома, чтобы делать выход под землю. Главную надежду мы возложили на Карнакский храм, который был следующим в нашей программе, и который соответствовал нашим представлениям о правильном расположении Дома.

Нас опять загрузили в автобусы и подвезли к величественному сооружению, основанному четыре тысячи лет назад древними зодчими и выдержавшим смены нескольких цивилизаций. Дух захватывает от того, сколько поколений прошло по этим каменным плитам с тех пор, как была создана первая человеческая цивилизация. По аллее сфинксов в толпе туристов направляемся вглубь храмового комплекса, внимательно смотря по сторонам. Мы решили сначала бегло осмотреть все вокруг, и лишь потом пройти по закоулкам.

Вокруг потока туристов вьются подозрительные типы и вглядываются в лица проходящих мимо людей. На нас с Надей темные очки на пол-лица, хотя я не уверен, что они помогут нам остаться неопознанными. Наша охрана прикрывает нас собой от чересчур любопытных, но долго так продолжаться не может. Только прошли первый пилон, я сразу увидел Дом. Он мерцал посреди огромного двора, и совершенно не был похож на дом в России. Общая архитектура соответствовала духу окружающего храмового комплекса, но, видимо, располагался в реальности с несколько другим расположением строений.

Здесь сомнительных типов еще больше, на туристов они не похожи: разглядывают не окружающую древность, а нас, туристов. Пока мы в толпе, нас не выделяют, но нам нужно искать вход, и волей-неволей придется отойти от общей группы. Вход должен быть где-то здесь, возле дома, ведь, сами обитатели Дома как-то туда заходили. С какой стороны обходить, слева или справа? Слева – часовня Сети Второго, и, кивнув Олегу, тяну Надю туда. Как только мы отделяемся от толпы, несколько человек, до этого изображавших из себя туристов, устремляют на нас взгляд. Если я ошибся с направлением, нам несдобровать.

Крутя головами, изображаем любопытство и медленно идем к часовне. Пока никаких действий против нас нет, только наблюдение – мало ли, группа друзей решила отколоться, узрев что-то любопытное. Однако, по мере приближения к часовне, двое туристов, до этого, смотревшие на пилон, вдруг тоже решили посмотреть часовню и направились в нашу сторону. Я толкнул Олега, но он уже и сам увидел, и, расстегивая сумку, бросил своим: «Слева». Те, продолжая движение, развернулись вполоборота спиной к нам с Надей.

Уже с двадцати метров от входа в часовню я увидел в ее глубине дверь, которой никак не могло там быть.

— Видишь? — спросил я Надю, кивнув на вход.

— Да.

— Открывай.

Надя бросилась туда и, распахнув дверь, вошла в нее. В тот же миг туристы, до этого смотревшие на нас, рванули в нашу сторону.

— За мной, — крикнул я, и, подбежав к двери, остановился, ожидая остальных. В это время со стороны туристов послышались выстрелы, которые постепенно переросли в пальбу. Наши, поочередно перебегая и прикрывая друг друга, стали отстреливаться от нападавших. Я стал впихивать подбегавших ребят в дверь, где Надя встречала и втаскивала их за руки внутрь. Последним прихромал Олег, и, втащив его в Дом, я закрыл дверь. Он был весь в крови, и, похоже, серьезно ранен, остальных тоже зацепило. Я подошел к испуганной Наде, и, прижав к себе, стал успокаивать:

— Все хорошо. Ты молодец. Теперь надо найти твою комнату с саркофагами.

Изнутри дом был похож на Российский. В центре – квадратный зал с множеством дверей, но, зная, куда они ведут, мы даже не стали их открывать, а сразу прошли к нужной. Я попробовал войти в нее сам, и, к своему удивлению, вошел. За дверью был зал, похожий на тот, в котором меня лечили. Стояли такие же саркофаги и устройства, разобраться с которыми я так и не удосужился. Вернувшись за нашей командой, я одного за другим стал вводить в зал. Потом, объяснив суть лечения, велел им раздеться и лечь в саркофаги. Подождав, пока парни улягутся, я закрыл крышки и включил саркофаги.

— Теперь твоя очередь, — сказал я Наде, любуясь ею и помогая лечь.

Включив последний саркофаг, я пошел в оружейку. Оружейное хранилище было на месте и заполнено такими же стеллажами с оружием, как и в России. Я прихватил лазер и, вернувшись к главному входу, набрал Надин номер.

— Как ты, родная?

— Все хорошо.

— Понимаешь…

— Лешенька, ничего не говори, — прервала меня Надя, — я все знаю. Ночью я видела тебя ее глазами, и даже чуть-чуть почувствовала. Не оправдывайся, ведь, она и есть я. Не оставляй ее одну. Я здесь в безопасности, и подожду тебя столько, сколько будет нужно.

— Хорошо, любимая, я буду здесь до тех пор, пока не разберусь во всем.

Пока Надя в саркофаге, я решил посмотреть, куда ведут двери главного зала. За первой дверью до горизонта простиралась раскаленная пустыня. Очевидно, климат здесь изменился, и ни о какой цивилизации не могло быть и речи.

Открыв следующую дверь, я застыл в изумлении. Вокруг – цветущий сад, окруженный пальмами. Невысоко в небе медленно проплывает открытый экипаж, полный людей. Двое, наклонив голову, с любопытством разглядывают меня. По очертаниям экипаж напоминает тот, что мы видели в Цветочном мире, возможно, это Цветочный и есть. Решив позднее заняться этим миром, я решил открыть следующую дверь.

За третьей дверью открылась картина, напоминающая храмовый комплекс, через который мы прошли в Дом. Прямо перед дверью – площадь, покрытая каменными плитами. Левее в круглом водоеме сверкает на солнце вода, по его берегам высажены пальмы и разные цветы. Правее – красиво отделанная узорами часовня, похожая на ту, через которую мы вошли. Слева и справа от двери – каменные возвышения, на которых уложены какие-то вещи. Все это окружают каменные стены, замыкающиеся двумя пилонами. И, в завершение картины, через пространство между пилонами ко мне направляется какая-то процессия.

Впереди процессии – мужчины в длинных белых одеждах, несущие что-то в больших подносах. В центре группы – люди в богатых одеждах. Их головы покрыты полосатыми клафтами, на груди широкие ожерелья. По краям идут голые по пояс молодые мужчины, ниже пояса – что-то вроде юбки из белой ткани, в руках – длинные копья. Увидев меня, вся процессия, кроме тех, что с подносами, бухнулась на колени и уперлась лбами в каменные плиты. Первые, немного постояв, продолжили движение, и, уложив принесенное на возвышения, последовали примеру остальных. К уже лежавшим там предметам одежды и украшениям из золота и камней прибавились новые. Но, самое главное, нам принесли еду и вино, ведь, в Доме ничего, кроме воды, не было.

И что мне теперь делать? Разразиться благодарственной речью? Но на каком языке? Я, кроме русского, английского и матерного, никакого другого не знаю. Или молча унести все домой? Судя по всему, в этом мире прогресс здорово тормознулся, и здесь процветает древнеегипетская цивилизация. А меня, судя по всему, принимают за бога. Знать бы, как положено богам поступать в таких случаях. Вспомнив, что они поклоняются солнцу, я показал пальцем на светило, потом на себя, и, изобразив довольную физиономию, попытался отправить всех обратно.

Но не тут-то было. Ходоки наотрез отказались вставать на ноги, видимо, ожидая, пока я не приму все подарки. Пришлось все, что было на каменном возвышении перетаскивать в Дом. Только после этого делегация поднялась, и, пятясь задом, покинула площадь перед домом. Перетащив еду в холодильник, я отправился в зал, и, сев в кресло перед саркофагами, стал ждать.

Первым зазвенел саркофаг Нади. Открыв его, я поразился изменившемуся выражению ее прекрасного лица. Куда делся ее веселый взгляд? На меня смотрели ее полные грусти и вселенской печали глаза, казалось, бремя всех забот мира легли на ее хрупкие плечи. Я помог ей подняться и, прижав к себе, спросил:

— Ну, как ты?

— Зачем мне это? — спросила она, подняв на меня глаза.

— Прости, кроме тебя, некому.

Меня прервал сигнал саркофага Жени, самого молодого члена нашей команды. Я открыл саркофаг и подал его одежду. Несколько секунд он очумело смотрел на меня, потом стал быстро одеваться. Следом прозвенели три саркофага подряд, и я повторил с ними ту же процедуру. Наконец, зазвенел саркофаг Олега. Одевшись, он подошел к Наде и встал перед ней на колени, рядом пристроились его коллеги.

— Прими нашу клятву верности, Великая, — произнес он, подняв на нее глаза.

— Принимаю вашу клятву, — ответила Надя и прошла перед ними, коснувшись рукой их голов. Удивительно, но она делала это так, будто, это был само собой разумеющийся ритуал, и она проводила его много раз.

Разрешив им подняться, она повела их в столовую кормить, а я остался в раздумьях, какой же теперь у меня статус. У нее теперь столько преданных защитников, что я уже, как бы, и не при деле. Еще как бы не досталось за недостаточную почтительность обращения к ней.

В столовой накрыт роскошный стол, полный фруктов, мяса и всяких деликатесов, а наши защитники уплетают все это за обе щеки.

— Я теперь мухе в глаз попаду со ста метров, — похвастал Женя, хлебнув вина, и, подумав, добавил: — если только есть такое точное оружие.

— Такое оружие есть, — сказал я, входя в столовую, но, проходя мимо Нади, был сопровожден настороженными взглядами пяти пар глаз.

— Это невозможно, — авторитетно заявил Олег.

— Придет время – получите, — огорошил я его, похлопав по лазеру на ремне. У Олега загорелись глаза:

— Попробовать можно?

— Можно, — ответил я, ухватывая кусок индюшатины, — после обеда и попробуете.

Взглянув на Надю, я встретил ее ласковую улыбку. Ну, слава богу, значит, между нами все, осталось, как прежде. Пока ел, я вкратце рассказал, откуда у нас появилась еда и вещи, сложенные в углу главного зала. Олег, сверкая глазами, предложил прямо сейчас пойти и открыть остальные двери. Доев, я выпил вина, и пошел в главный зал.

Открыв четвертую дверь, я застыл, пораженный открывшейся передо мной картиной. Прямо перед дверью метрах в двадцати стоял грузовик, в кузове которого находился какой-то агрегат с параболической антенной, направленной на дверь. Правее стоял автобус с изображением фашистского знака и надписью «Аненербе». Перед грузовиком стоял взвод эсэсовцев в черной форме с наведенными на меня автоматами.

Мало того, что увернуться от потока пуль было бы невозможно, я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. «Все, кранты мне», подумал я, холодея от ужаса. И, вдруг, меня отпустило.

— Гиперборейиикааа! — раздался отчаянный, доходящий до визга, чей-то вопль, и в тот же миг агрегат вместе с машиной вспыхнули ярким голубым пламенем. Я в первый раз видел, как яростно, сжимаясь и теряя форму, горит металл. Оборачиваюсь. Слева за моей спиной стоит Надя, глаза которой постепенно наливаются изнутри яркой синевой. Оставшиеся в живых фашисты упали плашмя на землю и завыли полным ужаса предсмертным воем. Запахло грозой. Подул ветер, цвет неба стал меняться, приобретая розовый оттенок. Вдали послышались раскаты грома.

Я обнял Надю и, прижав к себе, зашептал:

— Все, все, все. Успокойся, родная. Не надо гасить этот мир. Здесь миллионы ни в чем не повинных людей. Это мир людей, а не дьяволов.

Надя затряслась от плача. Олег, Женя и остальные члены нашей команды, боготворя, смотрят на Надю, готовые снова бухнуться перед ней на колени. Она подняла на меня глаза:

— Я чуть-чуть не погубила этот мир? — Я кивнул.

— О, боже! — прошептала она и встала, выпрямив спину.

Олег первым пришел в себя и пошел осматривать лежащих на земле фашистов.

— Все трупы, — крикнул он спустя минут десять.

Из-за поворота показался микроавтобус Мерседес, полный людей. Сидящий возле водителя человек в штатском размахивает в окно белой тряпкой. Машина подъехала ближе, из нее вышел человек с тряпкой и направился к нам.

— Николай Владимирович Замятин, — представился он, — наблюдатель от Советского Союза. Мы с самого начала были против эксперимента немцев, но они настояли на своем. Меня направили к вам парламентером, увидев надписи на русском языке на ваших майках. Могу ли я пригласить сюда остальных членов контактной группы?

— Можете, но если хоть у одного из вас окажется оружие, вы все погибнете, — ответил я за всех.

Замятин кивнул и вернулся к машине. Пару минут спустя вся делегация выбралась из автобуса и направилась к нам. Встав перед нами, делегаты выстроились в шеренгу, и Замятин по очереди представил эмиссаров из Германии, Италии, Испании, Турции и Японии. Я молча кивал в ответ.

— Разрешите мне от лица присутствующих здесь членов делегации принести вам глубочайшее извинение за произошедший здесь инцидент. Стоявшие в охранении солдаты получили приказ быть в боевой готовности, так как никто не знал, кто и как появится из здания. Мы с глубоким почтением встречаем представителей великой цивилизации, но хотели бы вам предложить встречу в более торжественной обстановке во дворце Луксора.

Я взглянул на Надю – она молча кивнула. Оглянувшись, увидел в горящих жадным любопытством глазах наших ребят желание увидеть все своими глазами.

— Хорошо. Ожидайте. — обратился я к делегации и, закрыв дверь, повел всех в оружейную комнату. Там, раздав всем по лазеру, привел в тир, и показал, как пользоваться оружием. Смотреть, как они без единого промаха дырявили и резали мишени, было одно удовольствие. Конечно, если на нас навалятся всей массой, лазеры не очень помогут, но я надеялся на разум людей, пригласивших нас. Думаю, вид трупов, валяющихся во дворе, должен надолго отбить охоту испытывать нас на прочность.

За дверью во дворе появился еще один микроавтобус, и мы вместе с Замятиным уселись в него. По дороге он рассказал нам историю этого мира.

До тысяча девятьсот сорок первого года здесь все развивалось так же, как в нашем мире. Но перед самым началом войны с Советским Союзом генеральный секретарь «Аненербе» Зиверс разубедил Гитлера нападать на нашу страну, сославшись на последние научные исследования его лаборатории. Его работа была первой робкой попыткой заглядывать в вероятностные миры.

Германская экономика стояла на военных рельсах, на нее работала вся промышленность Европы. Гитлер направил всю мощь своей армии на Англию, и за два следующих года полностью завоевал ее. В течение нескольких лет большую часть британских колоний поделили меду собой Германия и Италия, Египет полностью достался Германии. Америка войну Германии не объявляла, а отобрала у Японии все колонии, которые та успела завоевать за время второй мировой войны.

Отношения между Советским Союзом и Германией нельзя было назвать дружественными, но и до откровенной вражды не доходило. Зачем немцы пригласили наших наблюдателями на проведение эксперимента, остается загадкой. Суть эксперимента состояла в том, чтобы попасть в Дом, изображение которого было видно на экранах приборов, но в реальности там было пустое место. Чем закончится эксперимент, никто не знал, поэтому немцы пригласили наблюдателей из дружественных и нейтральных стран, чтобы разделить ответственность.

Во дворце нам организовали помпезный официальный прием и фуршет, в течение которых принимающая сторона прославляла великих гиперборейцев. Нашей единственной целью здесь было разобраться с тем, что творится в этом мире, поэтому мы помалкивали, и изредка отделывались короткими репликами. После фуршета Итальянцы организовали концерт, в ходе которого солисты исполняли незнакомые для нас, но популярные в этом мире итальянские песни.

Небольшой танцпол перед сценой постепенно стал заполняться танцующими парами, и я пригласил Надю на танец.

— Помнишь Сан-Ремо? — спросил я, и, взяв за талию, медленно потянул ее к себе. — И тот танец в парке на набережной? Тогда ты сделала меня самым счастливым человеком на земле. Я сходил с ума по тебе после того, как ты уплыла на яхте.

Надя так же, как тогда, положила руки мне на плечи и посмотрела в глаза, потом обняла за шею и прижалась сама. Я как будто снова оказался там, в парке, под набережной императрицы, и так же, как тогда, мы медленно закружили, не замечая никого вокруг.

— Тогда мне казалось, что мои чувства к тебе навеяны снами, и, чтобы потом не разочароваться, я решила проверить себя, а ты, вместо того, чтобы подождать, удрал. Знаешь, как я жалела потом, что сразу не ответила тебе? — прошептала Надя. — Взгляни на них, — кивнула она на наших парней, разобранных местными красавицами, — небось, половина из них Мата Хари местного разлива.

— Я до сих пор прихожу в ужас, представив себе на минуту, что ушел от Гены на час раньше. Ведь, ты могла погибнуть, и этот мир опустел бы без тебя.

— Встретил бы меня в другом мире.

— Я не хочу терять тебя ни одном из миров. Ты не ревнуешь?

— Как можно ревновать к самой себе, улыбнулась она, подняв на меня глаза.

Танец кончился, и Замятин, поджидавший меня, предложил прогуляться. Я оставил Надю на попечение ее апологетов и вышел с ним на улицу.

— Не скажу насчет вашей дамы, но вы-то точно никакие не гиперборейцы, — разоблачил меня Замятин, — вы – наши, Советские, я вижу по поведению, по вашей речи, правда, есть в вас и что-то необычное. Из какого вы мира? Была ли у вас война с немцами? Мы ее пока оттягиваем, но, видимо, она неизбежна – у нас слишком разные идеологии. Многие европейцы уже свыклись с фашистской идеологией, и считают ее своей. Американцам на все наплевать – они отделены океаном.

— Вы угадали, — подтвердил я его догадку, — мы из другого мира, только не из Советского Союза, а из Российской Федерации.

И я рассказал ему все, что произошло у нас после 22 июня 1941 года по сей день. Замятин воспринял мой рассказ спокойно, видимо он уже был знаком с разными вариантами развития России в каких-то мирах.

— А вы могли бы помочь нам в предстоящей войне с фашистами? — задал он самый трепещущий для него вопрос.

— Придет время – видно будет. Вам нужно будет договариваться с правительствами стран в дружественных мирах. У нас в оружейке есть кое-что, но его очень мало. Что касается Нади, видимо, она последняя из гипербореев на земле, во всяком случае, Дом считает ее хозяйкой. Только она плохо контролирует свою силу: сегодня она едва не погасила ваш мир. Недавно я видел, как она гасила один из миров. До сих пор не могу прийти в себя от того, что увидел.

Замятин побледнел:

— Розовое небо – ее работа?

— Да, это самое начало.

— Господи, да что же это такое? Разве допустимо, чтобы один человек мог решать судьбу целого мира? Разве это справедливо? Я невольно начинаю верить в существование древних богов.

— У них другие понятия о справедливости. Они считают допустимым уничтожение одного мира во имя спасения вселенной.

Немного помолчав, он спросил:

— Я заметил ваши отношения. Вы не боитесь?

— Боюсь, честно, боюсь, хотя и люблю ее.

— С ума сойти! Вам не позавидуешь.

Я не врал Зарубину. Я, действительно, теперь, после ее инициации, боюсь ложиться с ней в постель. Что она будет творить в экстазе, одному богу известно. Может, цунами обрушит, может, меня размажет по мирам, да что хочет может. Не буду-ка я пока спешить с этим, а там видно будет.

Вечером на том же микроавтобусе нас отвезли обратно. Дома над главным входом мигал сигнал вызова. Я подошел к двери и услышал звонок мобильника от Сергея из Российского Дома.

— Алексей, срочно приезжай, Надя – без сознания — услышал я его встревоженный голос.

— Что случилось?

— Она нашла нарушение в голограмме и попыталась разобраться. Я нашел ее в контрольном кресле без сознания. Мы перенесли ее в вашу комнату, и вот уже час она не приходит в себя.

— Выйди в Цветочный и перезвони мне. Если звонок пройдет, значит, у нас есть выход в него.

Я вышел в предполагаемый Цветочный мир и через несколько минут услышал звонок от Сергея.

— Все в порядке, — ответил я на звонок, — теперь узнай, как отсюда быстро добраться до вас и оплати перелет, потом рассчитаемся.

— Все сделаю. Жди звонка, — заверил Сергей.

Я пересказал Наде то, что услышал от Сергея и посмотрел на нее, ожидая ответа.

— Леша, спаси ее. Она в беде, я чувствую это.

Облегченно вздохнув, я прижал к себе Надю и поцеловал

— Береги себя, родная. Теперь весь мир на тебе одной.

Положив в сумку часть даров египтян, я вышел в Цветочный и услышал звонок от Сергея:

— Сейчас возле вас опустится флаер. Он доставит тебя прямо к нам. Перелет оплачен.

Через несколько минут в вечернем небе, мигая огнями, появилось небольшое воздушное судно и село на площадке перед домом. Еще через минуту дверь открылась, и оттуда выглянул пилот, приглашая меня в салон.

 

Глава 8

Перелет оставил неизгладимое впечатление. С первой же минуты набирая скорость, флаер поднялся в стратосферу, и я полтора часа летел в темно-синем небе почти до самого Дома. Салон был рассчитан на шестерых пассажиров, и уши совсем не закладывало, но при снижении было легкое чувство зависания, это единственное, что мне не понравилось.

Сергей ждал перед домом:

— Все так же, лежит без сознания.

Я отдал ему сумку с дарами и бросился к Наде. Она лежала в нашей комнате и ровно дышала, словно, спала. Я наклонился и прошептал ей в ухо:

— Родная моя, ты слышишь меня?

Ее лицо слегка вздрогнуло, но другой реакции не было. Я сел в контрольное кресло и открыл то, что она смотрела в последний раз. Среди множества точек и линий выделялась толстая линия. По пути к ней притягивались более тонкие линии и перетягивали ее как канат.

— Такой канат хрен погасишь, — прошептал я про себя, — он сам кого хочешь погасит.

В нашей локальной зоне было четыре узла, очевидно, обозначающие четыре Дома, они связывали наиболее заметные линии. Общее направление линий было сверху вниз, но некоторые линии ответвлялись куда-то в стороны, в том числе и к канату. Я не знал, как менять масштаб, поэтому узнать, откуда появился канат, не смог.

Что же пыталась сделать Надя, что так ударило по ней? Я отнес Надю в комнату с саркофагами и, раздев, уложил в один из них. Постоял несколько минут, любуясь ею: я, ведь, ни разу не видел ее обнаженной, она стеснялась даже переодеваться при мне. Потом включил ее саркофаг и лег в соседний в ожидании сигнала готовности. Через шесть часов, уже к утру, меня разбудил зуммер. Подняв крышку, я с облегчением увидел улыбающееся Надино лицо.

— Ты здесь? — обрадовалась Надя, но, вспомнив, что обнажена, попыталась прикрыться руками. — Отвернись.

Я передал ей одежду и отвернулся.

— Но почему я в саркофаге? — спросила она одеваясь.

— Сергей нашел тебя без сознания в контрольном кресле и вызвал меня. Ты помнишь, как это произошло?

— Уменьшив масштаб голограммы, я заметила огромную мировую линию и потянулась к ней. Очнулась здесь.

— На меня они никак не реагируют. А другие линии ты трогала?

— Да. Тонкие линии только шевелятся, толстые покалывают.

— Ты хоть представляешь, какие катаклизмы ты вызывала в этих мирах?

— О, боже, — воскликнула Надя.

— Ты самой себе? — пошутил я. Она усмехнулась:

— Теперь я уже и не знаю, в кого и во что верить.

— Верь себе, — посоветовал я, — ты управляешь огромной силой, заключенной в Доме. Этот Дом создали твои предки. Ничего божественного в этом нет, голая физика, вот только понять ее на нашем уровне знаний не получится. Пожалуйста, будь осторожна с этой силой, пока толком не освоишь ее.

В столовой все уже собрались за завтраком и встретили ее встревоженными взглядами. Надя рассказала, что с ней случилось, и все облегченно вздохнули, но спустя минуту вспомнили о новой беде.

— Давайте посмотрим, что за дверьми в нечеловеческой секции, — предложил я после завтрака.

За дверью дьяволов было темно, и дверь туда не открывалась, а дверь каланов мы прошли не заглядывая. У эльфов кипела работа: возводились новые стены, и мы, не привлекая внимания, прошли к следующей двери.

— За четвертой дверью светила луна и мерцали яркие звезды, но больше ничего видно не было. Приглядевшись, я заметил, что какое-то тело, медленно перемещаясь, заслоняет часть звезд. Я попросил всех подождать, и, поправив лазер, вышел за дверь.

— Приветствую тебя, человек, — раздалось у меня в голове, — не пытайся увидеть меня, тебе это не доставит удовольствия, а мне яркий свет повредит. Называй меня темным, если хочешь как-то обозначить мой вид. Ты вовремя пришел: нам всем грозит большая беда, и твоя женщина уже столкнулась с ней.

— Говори конкретней, — крикнул я в темноту, — что за беда?

— Эмпатический мир быстро набирает вероятность и захватывает соседние миры. В этом мире благодаря гиперэмпатии создается коллективный субъект. Цель этого субъекта – неограниченный рост. Свобода личности там ограничена простейшими физиологическими потребностями, и полностью подчинена общей цели. Питание, быт, сон – все организовано в огромных общественных зданиях. У них нет собственности, все общественное. Обобществлены даже существа женского пола. Половые акты имеют единственную цель – бесперебойное размножение. Рождающиеся дети – коллективная собственность, нет даже родительской привязанности. Индивидуумы беспрекословно выполняют волю общества, даже не задумываясь о морали или целесообразности. Разрастаясь, как раковая опухоль, этот мир захватывает не только человеческие, но и миры других существ, способных к эмпатии.

— И как нам с этим миром бороться?

— Надежда на твою женщину. Если она не сможет справиться, мы обречены.

— Она чуть не погибла, только коснувшись его, как же ей бороться с ним?

— Помоги ей, пусть познает себя.

— Ты чего там увидел, и с кем говорил? — спросил Сергей, когда я закрыл за собой дверь.

Я пересказал всем суть беседы, и, вернувшись за стол, мы погрузились в молчание, пытаясь представить, что станет с нашими мирами. Наконец, я решил, что мир эмпатов далеко, а мне пора заняться финансами и расплатиться с Сергеем за перелет. Я взял сумку с Египетскими дарами и направился в тот салон в Цветочном, куда уже сдавал картину.

Хозяин салона пришел в смятение, когда я стал выкладывать на прилавок ожерелья, браслеты и другие украшения из золота и камней. Наметанным глазом он сразу распознал, что это подлинники, но в таком количестве и в таком состоянии музейные ценности никогда ему не приносили. Заподозрив неладное, он попросил подождать и, взяв толстый каталог, стал его листать, посматривая на дары. Наконец, он удовлетворенно кивнул и, взяв лупу, стал изучать их.

Через полчаса он поднял на меня глаза:

— Это невозможно, но все вещи – подлинные артефакты из древнего Египта, только я не пойму, какого царства. Их нет ни в одном каталоге, ни среди утерянных, ни среди похищенных. Я не могу их принять – вам нужно обратиться в музей, да у меня и денег-то таких нет.

— Не могли бы вы стать моим представителем для предложения их музеям? Понимая сложность задачи, я согласен на высокое вознаграждение вашего труда. Законность происхождения этих предметов я гарантирую. Вот мои документы. Какую сумму вы могли бы выдать мне в качестве залога?

— Да нет у меня таких денег. Если только мы с вами подойдем в банк, и там я дам свою профессиональную оценку артефактам.

Служитель банка выслушал сначала хозяина салона, который, кстати, оказался известным экспертом египтологом, потом меня, и задумался. Затем позвал директора банка, и все повторилось сначала.

— Скажите честно, откуда у вас эти артефакты? — спросил директор. — Я знаю, что вы из того таинственного дома, но всему же есть предел. Не могли же вы доставить их прямо из древнего Египта?

Надо же, попал в самую точку! И что ему ответить?

— Это подарки. Больше ничего добавить не могу.

— Ну, хорошо, я согласен сопровождать вашу сделку за пятнадцать процентов от реализованной суммы. Какова минимальная сумма, за которую возможно реализовать эти предметы? — обратился он к эксперту.

— Не меньше десяти миллионов рублей по самым скромным оценкам.

— Хорошо, я выделяю вам кредитную линию на пять миллионов рублей. Какую сумму положить вам сейчас на карту? — спросил у меня директор.

Я позвонил Сергею и попросил его сбросить мне на телефон сумму, и на какой счет перевести деньги за перелет. Через пару минут я показал директору полученное сообщение. Перелет обошелся в тридцать тысяч рублей, поэтому я попросил на карту полмиллиона: неизвестно, сколько раз придется летать туда – сюда. Через полчаса я подписал бумаги и получил кредитную карту на пол-лимона и чек на тридцать тысяч, перечисленных Сергею. Не знаю, что мне делать с этой уймой денег, их и тратить-то не на что.

Всю обратную дорогу я думал об эмпатии и эмпатическом мире. Чувство сопереживания, восприятие боли и восторга другого человека, как своей – в основе любви и дружбы между людьми. Это и есть эмпатия. Но избыток эмпатии несет вред личности. Очевидно, при зарождении того мира основу составили эмпаты, и они каким-то образом смогли поднять общий уровень эмпатии общества.

Возможно даже, у них были благородные цели: объединение общества без войн и насилия, без богатых и бедных. Идеал коммунистического общества. Но в коммунистическом обществе отношение к женщинам может принимать уродливые формы. Я вспомнил, что в первые годы советской власти быстро набирало движение социализации женщин. Даже вспомнил декрет Саратовского Губернского Совета Народных Комиссаров, взятый из интернета:

«§1. С первого января 1918 года отменяется право постоянного владения женщинами, достигшими 17 л. И до 30 л.

§2. Действие настоящего документа не распространяется на замужних женщин, имеющих пятерых и более детей.

§3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право на неочередное пользование своей женой.

§12. Женщины забеременевшие освобождаются от своих обязанностей, прямых и государственных, в течение 4х месяцев (3 месяца до и один месяц после родов).

§13. Рождаемые младенцы по истечение месяца отдаются в приют «Народные ясли», где воспитываются и получают образование до 17-летнего возраста».

Были декреты и других ГубКомов. Слава богу, в нашей истории партийная верхушка не пожелала обобществлять своих жен, и было отступление в сторону «буржуазной морали». Но, ведь, могли победить и радикальные коммунисты.

В Доме меня ждал сюрприз: в кресле в моих трусах и майке сидел красивый голубоглазый блондин и улыбался мне во весь рот.

— Леша, посмотри, кто к нам пришел, — обрадовала меня Надя, с восторгом глядя на гостя, — он из того самого мира, от которого я потеряла сознание. Темный все наврал про них, это самый совершенный мир из всех существующих. Скажи, Коленька, — добавила она, не спуская с него глаз.

— Это действительно так, — подтвердил тот, ласково глядя на меня, — не верьте злым языкам, лучше посмотрите все своими глазами, — и показал глазами на компьютер, на экране которого была красивая заставка.

— Как он сюда попал? — спокойно спросил я Надю.

— Почему ты говоришь таким тоном, — нахмурилась она, — он стоял под дождем у главного входа нашего мира, такой жалкий, весь промокший, и я впустила его.

— А почему на нем моя одежда?

— Его одежда сохнет, не сидеть же, ему голым, — зло бросила Надя, — ты что, ревнуешь? На каком основании? Посмотри лучше фильм.

С этими словами Надя нажала на клавишу, и на экране пошел красочно оформленный, профессионально сдобренный пропагандой, ролик. Люди в нем были красивые и добрые, как ангелы, жили сообща в красивых просторных отдельных комнатах со всеми удобствами. Вкусно питались в уютных общественных ресторанах, на всем готовом, не тратя ни копейки – денег там вообще нет, не нужны они им. В разговорах идеально вежливы и предупредительны, красиво одеты, как из модного салона.

— Красивая лапша, — пробормотал я, — прямо на уши.

— Алексей, — резануло по ушам, — что ты себе позволяешь? Он к нам со всей душой, а ты?

— Коленька, извини его, он же не знает того, что ты мне рассказал, — заискивающе попросила его Надя, пытаясь поймать его взгляд.

— Да ничего, я все понимаю, — еще шире улыбнулся он.

Надя меня поразила: смотрит на него влюбленными глазами, глаз не может отвести. Быстро она переобулась. Ладно, обидно, конечно, но насильно мил не будешь. Может, и правда, темный наврал, и этот эмпат – ангел во плоти.

Ушел к себе, слышу, воркуют голубки. Единственное, что меня смущает, со мной он разговаривает обычным голосом, а с ней каким-то другим. А впрочем, все мы одинаковы: стараемся с понравившейся женщиной говорить особенно, немного другим тоном, вот и он выпендривается. Конечно, такие красавчики наотмашь бьют по женской психике. Куда мне до него. Оставлю ей денег и улечу обратно в Египет, в конце концов, она здесь хозяйка, а я – гость, пора и честь знать.

Зашел Сергей:

— Не нравится мне этот тип. Смотри, как бы не увел твою Надю.

— Что она, кобыла, что ли, чтобы ее уводить? Пусть сама решает.

— Ну-ну, смотри, потом локти кусать будешь. Я бы на твоем месте выпер его отсюда, я бы помог.

— Это ее Дом, как бы она нас с тобой не выперла.

Ладно, с утра улечу, решил я, а она пусть будет счастлива со своим красавчиком. Провалявшись до обеда на кровати, пошел в столовую, где уже сидели за столом Сергей с Ольгой и Олег.

— А где Надя? — спросил я, оглядев комнату.

— Я думал, ты знаешь, — откликнулся Сергей.

Какое мне дело, в конце концов, решил я, и сел обедать. И все-таки странно, даже обедать не пришла. Через пару часов пошел ее искать. Обошел весь Дом – ни Нади, ни ее ухажера нигде не встретил. Может, вышла куда? Провалялся на кровати еще несколько часов и забеспокоился: что-то здесь не так, из города давно бы вернулась. Стало тревожно на душе. Решил еще раз пообщаться с темным, один из них врет, или он, или эмпат.

За дверью сразу почувствовал его присутствие.

— Ты потерял свою женщину, человек, — раздалось в моей голове, — напрасно ты не поверил мне. Я эмпат, как и весь мой вид, и ощущаю твои чувства. Если не веришь мне, пойди за ней, и все увидишь своими глазами.

— Зачем мне за ней идти? Она сама выбрала свой путь.

— Она не выбирала, ей внушили. Они добились в этом деле совершенства, без этого не смогли бы удержать в подчинении миллиарды разумных.

— Как же я пойду за ней, если я даже не знаю, где она.

— Ты уже ходил между мирами, когда тебе угрожала опасность. Вспомни, как это было. Теперь иди, мне больше нечего сказать.

Вернувшись к себе, я опять встал перед той же дилеммой, врет темный или нет. Проверить можно только увидев все своими глазами, но как к ним попасть? Я попытался вспомнить свои ощущения, когда в меня стрелял полицейский из Барселоны. Ничего не вышло: все происходило автоматически в момент смертельной опасности. Что же, мне теперь под поезд ложиться? А вдруг, не сработает? А если и сработает, куда меня занесет?

Включив компьютер, я сел перед экраном и запустил рекламный ролик эмпатов. А вдруг, это реальная жизнь, и никакого внушения не было, а Надя ушла за ним добровольно? Если вдуматься, ведь, по фильму, эмпаты воплотили в жизнь вековую мечту коммунистов, коммунизм. Никаких денег, нет ни бедных, ни богатых, от каждого по способностям, каждому по труду. А с женщинами… если все на добровольных началах… в общем, решил я, со своим уставом в монастырь не лезут, пусть как хотят, так и живут.

— Посмотри, — сказал я себе, в третий раз пересматривая фильм, — какие у них счастливые лица, разве можно это подделать? Наверное, и Наде захотелось окунуться в этот мир, да еще в компании с таким красавцем. Разве можно ее в этом упрекнуть?

Да я и сам не прочь пожить в таком мире, где все тебя понимают, где не надо бороться за свою крохотную нишу на рынке, чтобы заработать на жизнь. А темный мог и наврать из каких-то своих соображений. В любом случае, надо проверять. Я еще десять раз прокрутил фильм, вникая в каждую мелочь, стараясь запомнить каждый эпизод, окружающую обстановку и лица людей.

Потом нашел Сергея и рассказал ему свой план. Я хотел, чтобы он выстрелил в меня из пистолета. Это должно выбросить меня в какой-то мир, надеюсь, к эмпатам. Я долго объяснял ему, что это единственный способ проверить, действительно ли всем нам угрожает опасность. Наконец, он согласился и пошел в оружейку. Дождавшись Сергея, я встал у стены и, глядя в дуло пистолета, представил в мельчайших подробностях увиденный в фильме мир.

Грохнул выстрел, и я оказался в комнате, где развертывалась часть сюжета фильма. Огляделся. Комната, как комната, обычная мебель, телевизор, открыта дверь в маленький санузел. Замков на дверях нет. «Да и что воровать-то, когда у всех все одинаково», подумал я. Заглянул в санузел: унитаз, душевая кабинка, раковина – вполне достаточно для одинокого человека.

— А вот и наш Алексей, — раздался женский голос за моей спиной, — мы ждали тебя.

Вздрогнув от неожиданности, оборачиваюсь. Передо мной стоит красивая женщина и мило улыбается. Короткое черное платье с глубоким декольте, оттеняя белизну кожи, открывает стройные ноги и красивый бюст. Крой платья подчеркивает тонкую талию и округлость бедер. Почувствовав произведенный эффект, женщина засмеялась и посмотрела мне в глаза. Мне показалось, что она видит меня насквозь, но неприятия это не вызвало, скорее, наоборот, вызвало желание открыться навстречу чему-то доброму и ласковому.

— А откуда вы узнали, что я здесь появлюсь? — спросил я, стараясь поддержать разговор со столь милой женщиной.

— Во-первых, здесь твоя Надя, во-вторых, Коля старался заинтриговать тебя, и, вижу, ему это удалось. Наконец, я просто надеялась увидеть тебя воочию: мне тут все уши прожужжали про тебя. Кстати, меня зовут Анна, и давай перейдем на ты, если не против.

— Давай, — согласился я. — А что обо мне жужжали?

— Да то, что в мире четырех Домов появился очаровательный зеленоглазый голограф.

— Ну, уж, очаровательный, — засмущался я.

— Не скромничай, — улыбнулась Анна, — тебе это не идет. Пойдем, покажу тебе, как мы живем.

Взяв за руку, она вывела меня на галерею, окружающую атриум. Прикинув количество этажей, я решил, что их здесь не меньше двадцати. Кажется, в Таиланде я жил в похожем отеле, но там этажей было не так много. А что, для одиноких людей чем не жизнь? Если еще и кормят на халяву, вообще сказка. Пока спускались на лифте, Анна ласково улыбалась, поглядывая на меня.

— Вот здесь мы кушаем, — обвела она рукой просторный зал ресторана, когда мы вошли в широкие двустворчатые двери на первом этаже. — В этом здании шесть таких залов.

Нормально. Как в обычном ресторане курортного отеля. Люди сидят за столами, едят, пьют. Несколько человек выбирают блюда из длинного буфета и складывают себе на подносы. Не жизнь, а курорт прямо.

— Это наш зимний бассейн, вон там кинотеатр, дальше биллиардная, — продолжила поражать меня Анна.

Это даже не курорт, а рай. Чтоб я так жил всю жизнь. А они вообще работают?

— Здесь мы живем. Работаем в других местах, кто где пожелает, — словно угадав мои мысли, продолжила Анна. — От каждого по способностям, каждому по потребностям – главный принцип коммунизма.

— Так у вас что, коммунизм?

— А ты разве не видишь?

— Какие у вас отношения между мужчинами и женщинами? — не к месту спросил я, вспомнив слова темного.

— Так и знала, что спросишь, — усмехнулась Анна, — странно, что еще так долго терпел. Отношения такие же, как у вас. Но ты, наверное, хотел спросить не это, а то, как мы создаем и сохраняем семьи? — Я кивнул.

— Мы их не создаем. Семья – пережиток буржуазной морали, и мы давно избавились от семейных уз, закрепощавших женщин. Ведь, для чего нужна семья в буржуазном обществе? Для разделения функций добытчика, мужчины, и хранительницы очага, женщины. У нас – равноправие полов, мужчины и женщины свободны в выборе партнеров, а домашний очаг отсутствует, как явление, ты сам успел в этом убедиться.

— Но семья это не только быт, и даже это не главное. Как же любить женщину, которая сегодня с тобой, а завтра с другим?

— Тебе трудно это понять, потому, что ты не эмпат, хотя задатки у тебя есть, надо только их развивать. Ведь, что означает любить у вас? Это значит, глубоко чувствовать партнера, сопереживать с ним все его беды и радости, проникать в него душой. Это и есть взаимная эмпатия. У нас все эмпаты. Мы все, как большая семья. Если ты останешься у нас, а я бы этого очень хотела, сам почувствуешь. Это гораздо сильнее, чем взаимная эмпатия двух человек.

— Этого я, никогда не пойму, — заявил я убежденно, но, стараясь загладить свою резкость, попросил ее ознакомить меня с историей этого мира.

Мы сели за стол, и за ужином Анна исполнила мою просьбу. В этом мире уровень эмпатии людей изначально был высок. До пролетарской революции их история не очень сильно отличалась от нашей. Но осенью семнадцатого года радикальные коммунисты оттеснили умеренных от власти, и во главе страны встали люди с высочайшей эмпатией, граничащей с телепатией.

Силой и убеждением они насаждали в стране новую мораль, выбирая в лидеры сильных эмпатов, обладающих задатками телепатии. Постепенно эту мораль приняли как должное и даже развили ее до уровня рационального. Дети, рождавшиеся в результате беспорядочных связей, помещались в детские дома, где им обеспечивался должный уход и образование. Первые годы родители иногда навещали своих детей, но уже с пяти лет их воспитывали в духе полной самостоятельности.

Постепенно новые идеи продвигались за границу, и вместо фашизма в тридцатых годах прошлого века в Европе наступил коммунизм, а спустя десять лет он воцарился и во всем мире. Войны исчезли, и все ресурсы населения земли были направлены на прогресс в науках и технологиях. Пятьдесят лет назад была открыта мировая голограмма, и в этот мир стали поступать технические достижения из других миров. Это стало новым толчком к развитию, и сегодня уровень жизни был столь высок, что позволял людям работать и жить в свое удовольствие.

Теперь уже не в этот мир, а из этого мира потекли технологии, а в этот мир вприпрыжку бежали за лучшей жизнью таланты из других миров. Казалось бы, не жизнь, а сказка, но интуиция говорила мне, что как-то все это неправильно.

— Я понимаю твои сомнения, — проникновенно сказала Анна, положив руку на мою, — мы сто лет шли к новому образу жизни, а я тут сразу все тебе на голову вывалила. Поживи с нами хоть немного, и ты все поймешь. Таких голографов, как ты, умеющих свободно ходить по мирам, у нас единицы, и вы ценитесь у нас на вес золота. Ты нужен нам всем, не только мне.

В это время в ресторан зашла Надя в сопровождении Николая. То, как преданно она смотрела на него, вызвало у меня чувство ревности, но, улыбаясь ей во весь рот, я постарался это скрыть. Заметив меня, она подошла к столу, и Анна тактично встала и отошла к Николаю. Сев напротив меня, Надя стала оправдываться:

— Ведь, между нами ничего серьезного не было. Возможно, мое чувство к тебе переросло бы в настоящую любовь, если бы я не встретила Колю. Но так случилось, что теперь я не представляю свою жизнь без него. Наверное, это и есть любовь с первого взгляда. Прости. У тебя, ведь, есть женщина, такая же, как я.

— Ты уверена, что это твое чувство, а не внушенное тебе сильным и опытным эмпатом?

— Даже если это и так, какая разница?

Я промолчал. Действительно, где границы настоящих чувств? Где кончается эмпатия и начинается внушение? Надеюсь, она не разочаруется в нем.

— Извини, я пойду к нему, — вставая, сказала Надя, и на свое место вернулась Анна.

— Ты огорчен?

— Да, огорчен, но это не имеет значения, лишь бы она была счастлива. Я боюсь за нее.

— Не волнуйся, она сама сильный эмпат, и быстро войдет в нашу жизнь.

«Вот я и остался с той единственной, которую впервые встретил в Заречном», подумал я, «наверное, действительно, любимая должна быть одна». Вскинул взгляд на Анну, и понял, что она, словно читая мои мысли, сочувствует и переживает за меня.

— Тебе нужно отвлечься. Ты любишь купаться ночью?

— Не знаю, не пробовал.

— Пойдем, попробуешь, — предложила Анна, и, взяв за руку, вывела меня в парк, окружавший наш дом.

Было тепло. От клумб, разбитых вдоль дорожек, пахло незнакомыми цветами, и вместе с красивыми фонарями, расставленными вокруг, они создавали романтическое настроение. Через Анину руку мне передавалось ощущение теплоты и участия. Метров через двести перед нами засверкала водная гладь водоема, пологие берега которого были покрыты песком. Несколько человек дальше по берегу купались обнаженными, нисколько не обращая на нас внимания.

Анна быстро скинула с себя одежду и выжидающе посмотрела на меня:

— Ну, что ты стоишь? Раздевайся. Стесняешься, что ли? Одежда должна украшать или ее не должно быть совсем. Здесь так принято, и никого ты своим голым задом не испугаешь.

— Может, я просто постою, подышу воздухом?

— Ну, совсем глупый, — вздохнула Анна и стала расстегивать на мне рубашку.

— Ладно, ладно, дальше я сам, — заявил я, поняв, что увильнуть не получится. В конце концов, чего я стесняюсь, как прыщавый подросток?

Раздевшись, я заметил ее одобрительный взгляд ниже пояса и бросился в воду. Проплыв метров сто, я встал на дно ожидая Анну. Подплыв, она встала напротив и, улыбнувшись, ехидно заметила:

— У вас все мужчины такие застенчивые? Надо будет попросить Колю взять с собой в ваш мир. Ты меня заинтриговал.

Приблизившись вплотную, она посмотрела мне в глаза. В свете фонарей ее зрачки расширились, и я стал проваливаться в них, меня повело. Сделав шаг назад, я потерял опору и нырнул с головой.

— Все, все, все, — засмеялась Анна, когда наглотавшись воды, я вынырнул, — не буду больше мучить, а то утонешь.

Пока одевался, я краем глаз бросал на нее взгляды и заметил, что обнаженная она еще краже, чем одетая, но, почувствовав, что твердею, отвернулся.

— Пойдем, ко мне, — предложила Анна, — тебе же спать где-то надо.

«Действительно, не спать же на улице», подумал я, и пошел вслед за ней. Мы вернулись в здание, и в холле десятого этажа я успел заметить, как Надя в сопровождении Николая и какого-то мужика зашла в соседнюю комнату. Если закричит, ворвусь туда, решил я, проследовав за Анной в ее комнату.

 

Глава 9

Анна ушла принимать душ, а я за это время осмотрелся и пришел к выводу, что женщина может даже в стандартной комнате создать уют. На полу лежит красивый ковер, на стенах пара картин, кровать, тумбочка, стол, стулья, пара кресел. Здесь есть даже маленькая кухонька, чтобы приготовить что-то на скорую руку. Заглянул в холодильник, прихватил бутылку холодного пива и, сев в кресло, включил телевизор – шел фильм из жизни эмпатов.

Какой-то мужик признавался в любви главной героине и желал, чтобы она проводила время только с ним, на что та умело убеждала его в неправильности его позиции и ссылалась на какого-то Ивана, который тоже ее любит, мол, нехорошо его обижать. Она втолковывала непонятливому любовнику, что он пытается ограничить ее свободу, что ревность – архаичное чувство, и что все это унижает ее собственное достоинство. Мужик вяло возражал, но, похоже, ему не оставили выбора.

— Галиматья какая-то, — решил я и выключил телевизор. У нас тоже встречаются такие дамы, но они, по крайней мере, не говорят об этом открыто. В комнату вошла Анна и, взглянув на телевизор, молча улыбнулась. Потом куда-то ушла, и через несколько минут вернулась с бутылкой вина.

— Судя по твоему мрачному виду, смотрел по телевизору сериал, — хмыкнула она, и, передав мне бутылку, села напротив. — Я редко его включаю.

Кивнув, я открыл бутылку и налил в стоявшие на столе стаканы янтарное вино.

— За тебя, — сказала Анна, взмахнув стаканом.

Я повторил ее жест.

— Ты займешь у нас достойное место, — продолжила она, глотнув вина. Кем ты был у себя? Инженером. Чахнул над платами, чтобы заработать на скромную жизнь. За это ты цепляешься? У нас ты станешь во главе любого дела, которое тебе по душе, но я советую тебе использовать свой талант и заняться мировой голограммой. Здесь тебе обеспечены слава первооткрывателя миров, почет и уважение общества, любовь самых красивых женщин. Не хочешь жить по нашим правилам? Хорошо, построим тебе особняк на берегу озера, живи, как хочешь и с кем хочешь.

Выпив вина, которое, кстати, оказалось превосходным, я задумался. Мне предлагают сказочную жизнь в чудесном мире взамен скучной и однообразной жизни у себя. Вон, Сергей с Ольгой и Олег, сидя в Доме, не знают, куда себя деть от скуки. Перетащить сюда Надю и жить среди любящих и уважающих нас людей. Чем не мечта?

— Вот возьмем тебя, — продолжила Анна, — ты одновременно любишь нескольких женщин. Пусть у них одинаковые имена, но это разные личности. Чем не многоженство? Как им теперь делить тебя? Им тоже нужна личная жизнь. Ведь, можно, не разрывая отношений с тобой, любить и другого человека. Не отвечай, сейчас ты не готов к ответу, просто живи, наблюдай и думай. Постепенно ты поймешь и примешь наш образ жизни.

«Ведь, она права», подумал я, посмотрев на Анну, «я же самый настоящий многоженец». Ее ласковый взгляд, красивое лицо и воркующий голос заворожили меня. Заглянув в глаза, я оторопел: ее зрачки опять стали расширяться, и, не в силах отвести взгляд, я опять поплыл. Я потерял связь с реальностью, я не знал, где я, кто я, что здесь делаю, только ее воркующий голос продолжал звучать у меня в голове. Я не пытался вникнуть в смысл ее слов, просто впитывал в себя ее речь, и все.

— Ты? — резкий вскрик Анны вывел меня из омута. В открытой двери стоял парень, мой ровесник и, наведя на Анну пистолет, усмехался.

— Не ожидала? И не строй мне глазки, у меня уже иммунитет к вашим гляделкам.

— Что тебе нужно?

— Он, — гость показал стволом на меня.

Воспользовавшись этим, Анна дернулась, пытаясь встать, но сразу осела. Из ее шеи торчало оперение иглы

— Вовремя я. Еще чуть-чуть, и ты бы бросился ее защищать, — повернулся ко мне парень. — Теперь пойдем спасать твою зазнобу.

— От кого спасать? Она со своими любовниками милуется в соседней комнате.

— Ты что, совсем дурак? — возмутился он. — Твою женщину на твоих глазах превращают в зомби, а ты тут развесил уши. Возьми хотя бы нож. Там два здоровых амбала.

— Так это что, гипноз, что ли?

— Дошло, наконец. Только это еще хуже. Опоздай я немного, и ты бы стал убежденным подонком, таким же, как они.

— Она – труп? — кивнул я на Анну.

— Проспится.

— Хорошо. Женщину нельзя убивать, какая бы ни была. Ладно, я твой должник, спасибо, — поблагодарил я и пошел искать нож.

На кухне ничего подходящего не нашел: тем, что там лежит, даже обрезаться трудно. Однако, в прикроватной тумбочке нашел финку, видно, не такая уж спокойная жизнь у Анны. Нож удобно лег в руку, придав уверенность в себе, но расслабляться не стоило: если у них хорошая подготовка, ножевой бой с профессионалом не выдержу.

—Тебя как зовут-то? Меня – Алексей.

— Владимир.

—Ладно, пошли.

Володя открывает дверь. На коленях Николая, прижатая к нему спиной, сидит Надя. Стоящий напротив мужик, запрокинув ей голову, смотрит в глаза и что-то бормочет. Увлеченные делом, нас не замечают. Владимир навскидку стреляет и промахивается, мужик рыбкой прыгает к тумбочке, но вторым выстрелом Володя достает его, и тот замирает. В это время Николай пытается скинуть с себя Надю и теряет на этом секунды. Надя отлетает в сторону, он вскакивает, но тут его настигает игла. Хорошо. Даже ножом не пришлось работать.

Надя в шоке, стоит, озираясь.

— Хватай ее и держись меня, — кричит Володя. Я хватаю ее в охапку, Володя охватывает нас, и через секунду мы оказываемся возле деревянного дома на опушке леса. Полная луна освещает озеро, подступившее к самому дому, лодку на берегу и сети, развешенные на столбах. Тишину нарушает только плеск волн. После резкой смены обстановки несколько минут приходим в себя. Отдышавшись, заходим в дом. Володя зажигает керосиновую лампу, которая едва освещает обстановку. Печка, две кровати, стол, стулья. Надя без сил падает на кровать, мы садимся за стол.

— Где мы? — спрашиваю Володю.

— Маловероятная линия с коротким сроком жизни, точка на голограмме. Дом мне достался по наследству от человека, который вытащил меня из омута, так же, как я вас. Я такой же голограф, как ты, только опыта побольше. Когда-то Анна сделала из меня то, что собиралась сделать из тебя: слепого обожателя, фанатично преданного лично ей исполнителя. Меня вытащил Степаныч. Чего это стоило ему и мне, лучше не рассказывать. Он прожил здесь со мной год. Кошмарный год, когда я готов был убить его за то, что оторвал меня от Анны и загнал сюда. Но он добился своего, и теперь я вами отдаю ему долг.

— Где он теперь, и как ты о нас узнал?

— Он где-то в мирах. Давно его не видел. О вас я случайно узнал, увидев в ресторане. Кое-что услышал. Догадаться об их намерении было несложно.

— Так ты здесь на легальном положении?

— Был на легальном, теперь уже нет. Формально предъявить мне было нечего. Возможно, надеялись повторить попытку.

— Они используют гипноз?

— Внушение, сходное с гипнозом, только много крат сильнее.

Надя, до этого безучастно слушавшая нас, повернулась ко мне:

— Зачем ты меня вытащил? Пусть под гипнозом, но с ним я чувствовала себя счастливой, теперь внутри меня пусто и мрачно.

— Надеюсь, позже меня поймешь. Прости, что не смог уберечь тебя. Защитник, называется, еще и сам в это дерьмо влез.

— Постепенно пройдет, — попытался обнадежить Володя, но, наткнувшись на мой взгляд, махнул рукой и замолчал.

— Одно существо убеждало меня, что здесь создается коллективный разум, смысл жизни которого – неограниченный рост, — вспомнил я слова темного.

— Вполне возможно. Эта система имеет определенный демографический смысл. При беспорядочной половой жизни и отсутствии забот о потомстве рождаемость в разы выше, чем в традиционных семьях.

И здесь темный оказался прав. Если бы сразу ему поверил, не сидели бы здесь по уши в дерьме.

— Ладно, давайте спать ложиться, — предложил я зевнув. — Вы на кроватях, я как-нибудь на стульях.

Спать легли одетыми. Через двадцать минут Володя уже сопел, видя второй сон, а я, кряхтя, пытался устроиться на четырех стульях, расставленных в ряд, пока вся конструкция не развалилась.

— Ложись рядом, — услышал я Надин голос, — как-нибудь разместимся.

Выбора не было, и я перебрался на кровать. Деревянная кровать и матрас, набитый сеном, были узковаты, поэтому лежать пришлось на боку – Надя у стены, а я, стараясь не задевать ее, с краю. Кончилось тем же – я опять грохнулся.

— Давай меняться, — заявила Надя, ложась с краю.

Я лег за ее спиной у стенки, и ей, чтобы не упасть, пришлось вплотную прижаться ко мне. Руку некуда было девать, и я приобнял ее, заодно придерживая от падения. Я впервые лежал с ней в одной постели, но назвать эту сцену постельной мог бы только девяностолетний девственник, решивший перед смертью проверить, действительно ли это так здорово, «спать с женщиной».

Из головы не уходила Анна. Все-таки она меня зацепила, так просто не сотрешь из памяти. Надя лежала молча, но через несколько минут затряслась от плача. Представляю, каково ей, если меня только зацепило, и то не могу прийти в себя. Я вспомнил, как задолго до Нади девушка, к которой я успел прикипеть, предпочла мне крутого бизнесмена. Позже я случайно встретил знакомую, которую бросил парень. Вот мы и лечили друг друга полгода от душевных травм. Кстати, очень эффективным оказалось лечение – я и думать о той забыл. Только, наверное, сейчас этот рецепт будет не к месту.

— Все, все, успокойся, — прошептал я ей в ухо, — пройдет немного времени, и все устаканится. Найдешь другого парня в сто раз краше Николая и забудешь его. Меня тоже зацепила Анна, но я же не плачу.

Надя обернулась и удивленно посмотрела на меня. В свете луны ее заплаканное лицо было прекрасно.

— Тебя тоже?

— Увы! У них это на потоке, и отлажено до совершенства. Они манят нас, вызывая чувство влечения, но их ответные чувства фальшивы. Вся их система порочна, она противоречит природе человека. Ладно, ничего, ведь, страшного не случилось. Будем продолжать дружить, ага?

Надя кивнула и, перевернувшись, устроила голову у меня на плече. Я гладил ее по голове, словно ребенка, до тех пор, пока она не уснула. Я не согласен с теми, кто считает, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Я сам дружил с девушками без всякой задней мысли. Правда, позже узнал, что не все из них считали это только дружбой. «Хорошо бы найти ей славного жениха вроде Володи», думал я засыпая, «а мне и одной Нади хватит».

Утром проснулся от звона посуды. В окно светит солнце, у керосинки хозяйничает Владимир, Нади нигде не видно.

— Вставай, засоня, — обернулся Володя, — завтрак готов.

Вышел на улицу. Великолепное раннее утро. Над озером встает солнце, пахнет полевыми цветами и лесом. Надя, вытирая лицо, стоит у рукомойника.

— Доброе утро, — здороваюсь я, — как ты?

— Могло быть и лучше.

Умывшись, захожу в дом. На столе горячий кофейник, кофе в глиняных кружках, открытая банка консервов, галеты. Как говорится, чем богаты, тем и рады.

— Научи ходить между мирами, — попросил я Володю, садясь за стол, — не стреляться же каждый раз ради этого.

— Ты и так умеешь, только не знаешь об этом. На вот таблетку, запей – на первый раз поможет перейти.

К концу завтрака я почувствовал легкое головокружение. На улице головокружение усилилось.

— Голова кружится? — посочувствовал Володя. — Все нормально, так и должно быть. Теперь возьми нас за руки и представь себе какое-нибудь место в другом мире, в котором ты был, и где хотел бы побывать еще раз. Попробуй совместить то место и то, что видишь вокруг, постепенно усиливая вид другого места. Страстно пожелай быть там.

Вспоминать долго не пришлось – самое красивое место, виденное мной за последний год, было «Мальдивы», в мелководье которого мы с Надей купались, впервые попав в Дом. Я стал смотреть на озеро, при этом представляя себе во всех подробностях окружающий вид в тот день на том берегу.

Голова у меня и так кружилась, а тут я едва не упал, потеряв ориентацию. Постепенно в голове прояснилось, и мы с Надей одновременно вскрикнули, обнаружив себя рядом с гигантской ажурной конструкцией, которую в тот раз видели с пляжа. Огляделся вокруг. Отделенный от нас изумрудной водой мелководья, вдалеке виднеется остров, на котором стоит наш Дом. Это мы удачно попали, ведь, могли же оказаться в воде.

Повернувшись, внимательно осмотрел конструкцию. Диаметром в несколько километров, она напоминает параболическую радиоантенну, но таких размеров антенн не бывает, она бы развалилась от собственного веса. Ладно, давай посмотрим, что там. Под ажурной конструкцией видны стены какого-то строения, прилепившегося к ней в самой узкой ее части. Немного в стороне заметна дверь, к которой мы, переглянувшись, неспешно направляемся.

— Гостей не ждали, — сообщает Володя, подергав ручку, — дома никого нет.

— Надя, попробуй, — киваю я на дверь, — тебе должна открыться.

Ее попытка оказалась не лучше Володиной, и настала моя очередь. Без всякой надежды я дергаю ручку и едва не падаю – дверь открывается неожиданно легко. Делаю осторожный шаг, и вздрагиваю от мягкого женского голоса, раздавшегося откуда-то сверху. Язык незнаком, но интонации похожи на приглашение или, в крайнем случае, вопрос, но явно не на угрозу.

— Ты поняла? — спрашиваю Надю, полагая, что это гиперборейский язык.

Она молча качает головой. Вот те раз! Выходит, это сооружение не имеет отношения к гиперборейцам, а принадлежит другой расе, возможно даже, враждебной им. Что же это за язык? Ведь, проскальзывает что-то знакомое. Я пытаюсь вспомнить, где я мог слышать такие интонации, но ничего в голову не приходит.

Между тем, женский голос продолжает что-то вещать, временами останавливаясь, видимо, ожидая ответа. Этот голос ассоциируется у меня с милой приветливой женщиной, желающей нам добра. Вот опять повторилась та же фраза, сказанная радостным и, в то же время, учтивым тоном, словно я вернулся домой после долгих странствий, и на пороге меня встречают друзья и родственники. Так было, когда я вернулся из армии… и вот же, вот – у меня в голове все сложилось – она сказала: «Добро пожаловать домой». От ее слов я, действительно, почувствовал себя дома.

Теперь я понимал все, что она говорила, мало того, я даже попытался отвечать, осторожно подбирая слова. Разумеется, я сознавал, что со мной разговаривает искусственный интеллект, никакой женщины здесь просто не может быть, но это нисколько не снижало чувства восторга от того, что я разговариваю с кем-то на своем давно забытом, но родном языке. По ходу беседы выяснилось, что в основе искусственного интеллекта матрица какой-то женщины по имени Лола, и что ей будет приятно, если я буду обращаться к ней по этому имени.

Пока я общался с ней, Надя и Володя изумленно смотрели на меня, ничего не понимая.

— Кто ты? — подозрительно спросил Володя. — И что это за язык?

— Подожди, — отмахнулся я, — дай самому разобраться.

Лола спросила, голодны ли мы и, услышав отрицательный ответ, предложила пройти в комнату отдыха. По полу широкого коридора заструилась синяя световая лента, которая привела нас в просторную комнату с множеством кресел и парой диванов, расположенных амфитеатром. Только мы сели на диван, перед нами появилось объемное изображение земли, заполнившее всю центральную часть комнаты.

Показывая в картинах, Лола рассказала, что эта станция – часть мировой сети, объединявшая те звездные системы, в которых зародилась жизнь. Разумная жизнь способна активно влиять на голограмму вселенной, поэтому для контроля над ней и была создана эта сеть. Гиперборейцы были выбраны из наиболее развитых племен первобытных людей, и за несколько поколений генетически изменены для несения контрольной службы на земле. На показанных картинах все гиперборейцы выглядели светловолосыми, с огромными голубыми глазами и правильными чертами лица. Красавцы и красавицы, одним словом. Хозяин станции промелькнул только один раз: человек, как человек, темноволосый, зеленоглазый, ничего особенного.

Хозяева создали на самых важных континентах планеты, в Азии, Африке, Европе и Америке, четыре контрольных модуля, которые мы называем Домами, и поручили гиперборейцам через них отслеживать злостные попытки перестройки мировой голограммы. Наиболее опасные из них разрешалось ликвидировать даже ценой гибели целых миров. Большинству миров досталось по одному – два модуля, моему родному миру – аж четыре. Станция имеет прямой доступ к Домам и способна полностью их контролировать. Между собой Дома связаны только через станцию.

Хозяева станции, закончив свои дела, улетели и больше не появлялись. Гиперборейцы тоже куда-то подевались, их уже несколько тысяч лет не видно. Станция законсервирована и давно бездействует, возможно, и сеть постигла та же участь. Лола считает, что мне следует, используя гиперборейку, восстановить сеть и систему контроля, иначе все, кому не лень, станут корежить мировую голограмму под себя, и кончится это хаосом или, еще хуже, гибелью вселенной.

Ничего себе, припахать меня решила, возмутился я. Всю жизнь мечтал контролером стать! Их пассажиры-то не любят, а уж во вселенной…. Нет уж, на мой век ее хватит, а с ней пусть разбираются те, кому по должности положено. Ладно, если стал владельцем недвижимости, надо хоть посмотреть, что мне досталось в наследство. Обремененное долгами и обязательствами брать не буду, лучше сразу откажусь.

— Показывай, — заявил я вставая, — раз стал новоселом, надо хоть взглянуть на свою хату, может, по хозяйству чего надо – забор там поправить или еще чего.

Хозяйство мне досталось знатное – за четыре часа и половины жилплощади не обошли. Уютные столовые, комнаты отдыха, спальни, пара баров, медицинский центр – это те просторные комнаты и залы, которым нашлись названия. Но там были и помещения, назначения которых даже невозможно было себе представить. Например, одна из комнат была заполнена колышущейся массой, в которой что-то обитало, причем, в открытую дверь эта масса выливаться не собиралась. Лола назвала это как-то, но пояснять не стала, видно, посчитав не достойным моего внимания.

Пока бродил по своему хозяйству, в голову лезли непрошеные мысли. Ну, хорошо, присмотрю я хотя бы за землей – на четыре дома у меня как раз четыре гиперборейки, есть ли они в других мирах, неизвестно. Две из них инициированы, что с оставшимися двумя, не знаю, надо бы их найти, инициировать и поселить в Домах, если согласятся. А если не согласятся? Чем я их буду увещевать? Моральным долгом перед человечеством? Я бы на их месте отказался.

Интересно, почему Лола признала меня хозяином? Может, не все они улетели, и один из них остался на земле, став моим дальним предком? Спрашивать не буду, а то, вдруг, решит проверить ДНК и, признав, что ошиблась, лишит наследства.

Женихов бы троим из гипербореек подобрать хороших, а то от недостатка личной жизни они на меня бросаться начнут. А я и с одной из них ложиться теперь боюсь. Ладно, надо посмотреть, как они там. Надя в Заречном, наверное, меня ненавидит, к ней потом подойду, а пока загляну в тот мир, в котором погиб.

— Лола, где у вас контрольная комната? — спросил я, нехотя вылезая из удобного кресла, в которое вполз из последних сил пять минут назад.

Контрольная комната – такая же, как комната отдыха, только на подлокотниках кресел есть выключатели. Шлемов и перчаток здесь нет. Сажусь, включаю, перед носом появляется меню. Потыркавшись пальцем туда-сюда, нахожу нужный мир и подтверждаю выбор. В центре комнаты разворачивается трехмерный фрагмент кладбища.

Могила с мраморным надгробием. Читаю надпись – ага, моя могилка. Букетик цветов в вазочке, рядом скамейка, на скамейке сидит грустная Надя. Черт, как же стыдно, мог бы хоть весточку подать, что жив, хотя, этим бы я только испугал ее. Смотрю вокруг. Рядом еще одна могила, перед ней спиной ко мне, сгорбившись, сидит мужчина, видно, оплакивает кого-то. В тишине проходит несколько минут, и мужчина поворачивает голову.

Да это же Николай! Вот гнида, не случайно он там – уверен, на Надю охотится. Зря я тогда не зарезал его, как барана. «Резать спящего не по-мужски», подумал было, но тут же одернул себя: «слюнтяй хренов, любуйся теперь, что он с твоей Надей будет делать». Обидно-то как. Быстро добраться до них невозможно, и сейчас на моих глазах он будет из моей женщины делать зомби, а мне останется только, стиснув зубы, выть от ярости и бессилия.

 

Глава 10

Ну, уж, нет, решил я, если не успею спасти Надю, хоть удавлю гниду.

— Лола, что случится, если здесь одновременно окажутся гиперборейки из разных миров?

— Ничего интересного не произойдет, — заверила она, — они уже бывали здесь.

— Позаботься о моих друзьях, если меня не станет, — попросил я и уставился в изображение кладбища, отчаянно желая попасть туда.

— Необоснованный риск, — услышал я затихающий голос Лолы, постепенно теряя ориентацию.

Еще не погасла улыбка Николая, когда перед ним внезапно возник я. Отшатнувшись, он попытался вскочить на ноги, но я с разворота въехал ему ногой в челюсть. Сидя на низенькой скамейке вполоборота ко мне, он, как нельзя лучше, принял удар и слетел на землю. Я прыгнул на него, рассчитывая попасть каблуком в горло, но приземлился на пустой газон. Николай исчез. Слинял, гнида.

Хорошо, что в этот раз пришел в себя сразу, если бы чухался, как в прошлый раз, он бы меня прикончил. Медленно, чтобы не испугать, поворачиваюсь к Наде. Полными ужаса глазами она смотрит на меня, готовая упасть в обморок.

— Не пугайся, это я, — как можно мягче говорю и перешагиваю оградку.

Это еще больше пугает ее, и, выставив перед собой руки, она отходит к другому ее краю. Я сажусь на корточки, и, глядя на нее снизу вверх, пытаюсь успокоить:

— Все хорошо, родная, я, ведь, клялся, что никогда не брошу тебя.

— А кто же тогда там? — спросила она, кивнув на могилу.

— Помнишь, я рассказывал тебе, как оказался в твоем мире? Я попал в тело человека, идентичного со мной физически, но противный мне и тебе духовно. Так вот, после того, как в меня попала пуля, я переместился в свое же тело, заместив личность человека, который был бы тебе еще более противен. Если не веришь, хочешь, я напомню тебе все, что между нами было?

— Не надо, я верю. Что же ты творишь со мной? Я, ведь, тебя оплакала уже. Почему ты не пришел раньше?

— Тогда я не умел это делать. Теперь умею.

— Кто был тот человек, которого ты избил, и куда он пропал?

— Этот человек родом из безобразного мира, в котором все или зомбированы или моральные уроды. Он пришел за тобой. Ты потомок великой расы гиперборейцев. В тебе скрыта огромная сила, которую он собирался разбудить и использовать для себя. Позже я расскажу тебе об этом.

— Во мне – сила? Ну, хорошо, я подожду. Где ты был все это время?

— Я был с тобой в двух вариантах твоей судьбы. Помнишь, я рассказывал про Сан-Ремо? И еще с одной тобой, но там у нас только дружба.

— Ты пришел, чтобы рассказать мне об этом?

— Нет, я пришел за тобой. Ты нужна мне. Я люблю тебя, и ты нужна мне для важной, но трудной миссии – охранять землю от моральных уродов.

Я подошел к ней и, взяв за плечи, посмотрел в глаза:

— Ничего не бойся, я разбужу в тебе великую силу, ты будешь вершить судьбы цивилизаций, миллионы людей будут бояться и боготворить тебя. Тяжелый груз ответственности за судьбу Земли ляжет на твои плечи, и временами будет горько принимать решение, но, кроме тебя, больше некому нести этот крест. Я знаю, ты справишься. Если согласна, кивни или скажи «Да», и я уведу тебя в другую жизнь.

Надя, раздумывая, посмотрела по сторонам, потом посмотрела в глаза, и, наконец, доверившись мне, сказала «Да». Я взял ее за руку и, представив себе станцию, пожелал вернуться туда. На этот раз даже напрягаться не пришлось – мы сразу оказались в контрольной комнате, там, откуда я переходил. Надя вскрикнула от неожиданности, но быстро пришла в себя и стала с любопытством осматривать комнату. Я заранее обдумал, кого в какой Дом назначить. Надя – журналистка, знает несколько языков, поэтому ее место в Америке.

— Лола, покажи, американский Дом, — попросил я, усаживая Надю рядом с собой на диван, — и пройдись по нему.

Надя еще раз ахнула, когда в центре комнаты появилось изображение главного зала, и камера пошла шарить по всем помещениям. Дом мало отличался от Российского и был совершенно пуст.

— Расконсервируй дом, — попросил я Лолу, — а пока меня не будет, расскажи Наде все, что рассказала мне.

— Я скоро вернусь, не скучай. — Подмигнув Наде, я вернулся в комнату отдыха.

Надя с Володей молча сидят в разных концах комнаты. А я-то надеялся, что он проявит инициативу.

— Володя, почему Надя скучает?

Владимир виновато улыбнулся, а Надя пригвоздила меня взглядом. Да уж, что-то не склеивается у них. Тут нужен особый подход – после пережитого она будет долго избегать новых отношений. Но дело не только в этом. После инициации гиперборейки обретают такую силу и власть, что даже короли и магнаты перестают им соответствовать. Да что там короли, когда судьба миллионов людей у них в руках. Где я им найду гиперборейцев? Не оставаться же им в старых девах с такой красотой? Подсев к ней, я приобнял ее.

— Надя, ты поняла теперь, какой груз ложится на твои плечи? Существование людей, на земле зависит от тебя. Ты обладаешь огромной силой, но применяй ее осторожно. Если понадоблюсь, позови ­­– я всегда буду рядом. Володя – твой преданный помощник, пропусти его через саркофаг. Вот тебе карточка на хозяйство, на ней почти пол-лимона Цветочных рублей.

— Лола, покажи Российский Дом.

Посреди комнаты появился вид столовой. За столом обедают Сергей, Ольга и Олег. Взяв за руки Надю с Володей и, упершись взглядом в угол столовой, остро пожелал туда попасть. Проходит мгновение, и… нас встречает звон разбитой посуды и изумленный взгляд трех пар глаз. Олег льет пиво в тарелку с борщом.

— Привет всем. Встречайте хозяйку Дома и еще одного голографа. Его зовут Владимир, надеюсь, подружитесь. Покормите их и подберите Володе комнату, а я должен идти.

С этими словами я вернулся на станцию в комнату отдыха, а оттуда – к Наде. Она как раз досматривала последние кадры фильма.

— Надя, тебе будут нужны последователи. У тебя есть друзья, которым ты доверяешь, как самой себе?

— Ты их знаешь: Юра и мой брат Витя.

— Маловато будет. Если только Виктор армейских приведет. Надо бы с ним связаться.

Я перешел на кладбище и набрал номер Виктора.

— Вить, дело есть.

— Алексей, ты? Тебя же убили!

— Слухи о моей смерти сильно преувеличены. Приезжай, если сможешь, к Домодедовскому кладбищу.

— Ладно, часа через четыре буду.

Я уже собрался назад, когда за спиной услышал довольный голос:

— Белочка. — Поворачиваюсь – передо мной, лежа на соседней могиле, ухмыляется грязный оборванный бомж.

— Где белка?

— Это у меня белочка, белая горячка, значит. Ты черт. Забрал белобрысого и теперь за мной пришел. Прошлой ночью я с твоими ругался, но те были рогатые, ты новенький, что ли? Дай на пол-литра, потом забирай, куда хочешь.

— Литр проси, — послышалось из свежевырытой могилы, откуда, опираясь на лопаты, выглянули еще две пропитые рожи.

— Ладно. К стоянке машин через четыре часа подъедет офицер, Виктор зовут. Приведете на это место – получите свой литр.

Вернувшись к Наде, я спросил у Лолы:

— Эта станция, ведь, стоит в координатах Подмосковья? Почему здесь тропический климат и кругом вода?

— В этом мире удар метеорита сместил ось вращения земли, и вода от растаявшего льда затопила большую часть поверхности.

Удачно хозяева выбрали место для станции, решил я, разместим тут базу отдыха.

— Теперь пойдем наряжать тебя, — обратился я к Наде, — у тебя же с собой ничего нет, а тебе придется присутствовать на светских раутах.

Я представил себе главный зал Российского Дома, и, взяв Надю за руку, перешел туда. Открыв дверь, вышел в Цветочный мир, и пошел в тот универмаг, в котором уже отоваривался. Продавец, узнав, приветливо встретил нас, даже не догадавшись, что перед ним другая Надя. Я попросил показать ей все лучшее из того, что у него есть, подчеркнув, что в деньгах не ограничен. Надя имела немалый опыт в раутах и охотно приступила к столь интересному занятию, я же, за это время сходил в банк и, предупредив, что старой картой будет пользоваться Надя, получил еще три карты по пол-лимона рублей.

Помогая Наде, заодно и себе прикупил кое-что из шмоток. Вскоре Надя закончила свой выбор, и у прилавка образовалась куча сумок с коробками и свертками. Следуя по знакомому маршруту, мы направились сначала в ювелирный отдел, где значительно уменьшили содержимое карты, а потом, пока Надя сидела в парикмахерском салоне, я накупил две огромные сумки еды и питья.

Наконец, на такси мы добрались до Дома, и, перетаскав туда сумки, перешли на станцию. Я попросил Лолу показать кладбище, и, сидя возле Нади, подождал, пока на кладбище появится Виктор в сопровождении бомжей. Прихватив две бутылки хорошего коньяка, перешел туда, а Виктор, увидев меня, даже не вздрогнул, видно, уже привык к моим выходкам. Поздоровавшись с ним, я отдал бутылки бомжу.

— Фу, коньяк, — скривился тот, — водки не было, что ли? Так у Нинки взял бы, у нее всегда есть, не паленая, проверено. Потом, ловко открыв, не отрываясь, выхлебал полбутылки и изрек:

— Сойдет. — Передернувшись, занюхал рукавом и бросил остаток коньяка собутыльникам. Те, ловко поймав бутылку, скрылись в яме.

— Вот счастливые люди, — проронил я, беря Витю в руку, — никаких забот о вселенной. Выпил – и счастлив.

Переход так же его не шокировал. Железный человек. Надя обрадовалась брату и, обняв, поцеловала. Посадив Виктора на диван, я попросил Лолу еще раз прокрутить то, что она показала нам. Вот здесь он немного прибалдел:

— Это что же, вы тут всей землей править решили, что ли?

— Не править, а присматривать, — поправил я.

— Смотрящие, значит. Пахнет авантюрой, но мне нравится. А что от меня требуется?

— Нужны люди для охраны. Хотя бы взвод, по отделению на Дом.

— Ладно, для такого дела найду добровольцев. Намекну им слегка, подробности расскажешь сам. Через пару дней позвони.

Мы с Надей показали ему станцию изнутри и вывели на берег моря. Виктор огляделся вокруг, присвистнул, и, покачав головой, засобирался назад, в свой мир.

— А нам с тобой пора в твою резиденцию, — обратился я к Наде после того, как отправил Виктора и вернулся в контрольную комнату.

— Лола, покажи Американский дом снаружи.

Камера прошлась вокруг дома. Со всех сторон его когда-то окружал лес, на что указывали пеньки, оставленные после валки. Но теперь там стояли машины, палатки и какое-то громоздкое оборудование, между ними суетились люди, видимо, готовясь к какому-то действу. Немного поодаль стояли танки и пара бронетранспортеров, возле них расположилась воинская часть.

— Готовят торжественную встречу, — пошутил я, подмигнув Наде, — не разочаруем их?

Надя шутку не оценила и, испуганно взглянув, спросила:

— Что они хотят сделать?

— Ничего не бойся, — успокоил ее, — это твоя будущая паства, правда, они об этом еще не знают.

Взяв сумки, перешли в Американский Дом, и, пока я заполнял холодильник, Надя развешивала вещи в гардероб. Потом разогрели полуфабрикаты и, пообедав, отправились осматривать Дом.

— Спать будем вместе? — спросил я, войдя спальню.

Ответа не потребовалось – она просто обняла и поцеловала. Я привел ее в технический зал и, раздев, уложил в саркофаг, заодно еще раз полюбовавшись ею. Потом включил аппарат и, сходив в душ, лег в соседний саркофаг, предавшись раздумьям.

Женщина может поднять мужчину до немыслимых высот, разбудив в нем таланты, о которых он и сам не подозревает или опустить до уровня тряпки, погасив даже те задатки, которыми обладал. Так же и женщина в руках мужчины может расцвести, как прекрасный цветок или увянуть, растеряв все лепестки. Все в великой силе любви.

Как у меня сложится с ней? Как сложится с Надей, оставшейся в Египте? Как мне жить с двумя женщинами, которых одинаково люблю? Я долго размышлял об этом, лежа в саркофаге, так и не придя к какому-нибудь решению. Наконец, уже засыпая под монотонный шум вентиляции, решил, что буду жить с обеими, пока одна из них не откажется или все не разрешится само собой.

Проснулся заполночь от сигнала саркофага. Подскочив, открыл крышку и наткнулся на острый взгляд Нади.

— Лучше бы я отказалась, — призналась она, — не думала, что будет так сурово. Я не вынесу эту ношу.

— Я буду рядом. Вместе сможем.

Помогая подняться, я не удержался прижать ее к себе и поцеловать, на что получил благодарный взгляд и ответный поцелуй. Надя надела халат, который я выбрал для нее в гардеробе и отправилась в душ.

Пока Надя мылась, я сварил кофе, и мы, прихватив бутылку вина, расположились за журнальным столиком. Открыв вино, я разлил его по фужерам.

— Ты нарочно выбрал мне самый короткий халат? — спросила она, безуспешно пытаясь натянуть его на себя.

— Ага, — признался я, улыбаясь до ушей.

— А, теперь уже неважно. — Улыбнувшись, она махнула рукой и бросила эту затею, а я получил возможность наслаждаться видом ее ног.

— За нас, — сказал я, и, выпив вино, еще раз наполнил фужеры.

— Помнишь, в тот раз ты спросила меня, растерял ли я всю смелость в бою? Тогда ты потешалась надо мной или ждала от меня поступка?

— Конечно, ждала, глупый.

— Теперь я могу реабилитироваться?

— Попытайся, — ответила она с чертовщинкой в глазах.

Я молча встал, поднял ее из кресла и на руках отнес в спальню. Поставив на ноги, снял с нее халат и, сбросив все с постели, положил на кровать. Потом, раздевшись, лег с ней рядом и, нашептывая разные приятные слова, приступил к предварительным ласкам.

Кончиками пальцев, едва касаясь задней стороны шеи, повел дальше вниз, прошел через «кошачье место», позвонки, и ниже…. Когда коснулся внутренней стороны бедер, по Дому прошла легкая вибрация. Застыв, я настороженно прислушался. Вроде, все тихо. Но, стоило продолжить ласки, вибрация повторилась. И что, мне теперь на этом остановиться? Ну, уж, хрена. Возбуждая Надю, я все больше возбуждался сам, не обращая внимания на то, что вибрация, усилившись, стала перерастать в рокот. Надя не обращает на это внимания, ну, и мне плевать. Но, когда рокот перерос в грохот, а за стенами послышались удары и треск, я снова застыл.

— Не останавливайся, — простонала она, потянув меня на себя, но через несколько секунд, потеряв терпение, воскликнула: — да начинай уже, не томи.

Ну, я и начал. Мне было плевать на то, что Дом ходил ходуном, что за стенами грохотал гром и свистел ветер, кричали люди и скрежетал металл. Мне было плевать на все кроме любимой женщины подомной.

Когда мы пришли в себя, изумленно оглянулись. Вся мебель разъехались по углам, наша одежда живописно раскинулась по всей комнате, и только наша кровать стояла там, где ее поставили.

— Кажется, мы погорячились, — заметил я, взглянув на Надю.

Она растерянно кивнула. Не рискуя повторить разгром, мы завалились спать и, прижав ее к себе, я проспал до утра. Проснувшись, по очереди приняли душ, и я взялся за кофе, а Надя поджарила яичницу с беконом. За завтраком мы, еле сдерживая смех, посматривали друг на друга. Наконец, решив посмотреть, что творится за стенами Дома, подошли к двери, и я осторожно открыл ее.

Панорама ужасной катастрофы развернулась перед нами. Вырванные с корнем деревья, перевернутые машины, оборудование, танки, разбросанные поодиночке и сбитые в кучу, валяются вокруг, создавая жуткую картину разрушений. В воздухе пахнет дымом и гарью. Людей нет. Тишину нарушает только треск догорающего вертолета.

— Ой! — раздался сзади испуганный Надин возглас. — Какой ужас!

— Теперь тебе надо научиться сдерживать эмоции, — ответил я, обернувшись, — или хотя бы направлять их силу куда-нибудь в космос. А, впрочем, нечего шляться вокруг нашего Дома. Ходят тут всякие…

— Это сделала я? — ахнула она, покраснев. — Когда мы с тобой…? О, боже.

Я набрал на мобильнике CBS News и сразу выскочил на прямую трансляцию нашего Дома. На экране перед открытой дверью стоим мы с Надей. Улыбаясь на все тридцать два зуба, я приветливо помахал рукой и сделал приглашающий жест. Репортер, захлебываясь, бросился описывать то, что он видит перед собой. Судя по всему, съемка велась из остатка леса в пятидесяти метрах от нас. Увидев в моей руке мобильник, он предложил позвонить ему и назвал номер.

Повезло ему, что попал на меня, ладно, обеспечу ему интервью века. Набрав номер, я представился сам и представил Надю. Услышав русские имена, репортер поскучнел, но держа марку, попытался взять интервью. Я предложил ему прийти к нам в гости с одним оператором без оружия и посторонних предметов, на что тот с радостью согласился.

Через несколько минут в нашу сторону выехал телевизионный автобус и, петляя, подъехал почти к самому дому. Из него вышли тот самый репортер и оператор, который, держа на плече камеру, сразу начал снимать. Я попросил Лолу проверить у них наличие оружия, если это возможно, и пропустить их в Дом. Лола заверила, что проверит, и я пригласил телевизионщиков к нам.

Извинившись за ночное безобразие, я объяснил им, что являюсь куратором комплекса Домов на земле, а хозяйкой этого Дома является Надя, потом провел их по Дому и, усадив журналиста за стол, рассказал историю создания мировой сети и контрольных модулей, одним из которых является этот Дом.

Видно, придется показать станцию, решил я, заметив недоверчивый взгляд репортера. Я велел им взять нас с Надей за руки и мы перешли на станцию. Вот здесь их переклинило. С минуту они стояли, озираясь, в огромном зале, не веря своим глазам, пока я не потащил их в контрольную комнату.

Усадив в кресла, я попросил Лолу показать и рассказать историю создания мировой сети. Почти час, не отрываясь, они смотрели и снимали развернувшуюся посреди комнаты эпопею. К концу фильма я спросил Лолу, велась ли запись уничтожения мира дьяволов, и, получив утвердительный ответ, попросил показать запись. Этот показ добил их окончательно. Отложив камеру и микрофон, они молча сидели и смотрели на нас застывшим взглядом.

Через пару минут, уже решив, что у них поехала крыша, я громко хлопнул в ладоши и вывел их из ступора.

— Надеюсь, вы поняли, — сказал я на прощание, — что назначение сети и в частности этого Дома в том, чтобы защищать вселенную от хаоса и распада. Мы не потерпим массовых интервенций в вероятностные миры, поэтому настоятельно рекомендую свернуть все исследования в этой области. Не менее опасны для земли и мировые войны, поэтому страны, отказавшиеся от оружия, получат нашу защиту и технологии, уровень которых вы могли оценить, побывав у нас в гостях. Мы стремимся к тому, чтобы весь потенциал земли был направлен на революционное развитие наук, расцвет искусств и подъем уровня жизни всех людей.

Проводив гостей за дверь, я взглянул на Надю.

— Ну, как я сказал?

— Цицерон! — похвалила Надя, включая телевизор, — давай посмотрим, что о нас скажут.

По каналу CBS шло повторение записи вокруг Дома, но не было ни слова о станции и моем заявлении. Наверное, не успели подготовить, решил я. Но ни через час, ни позже ничего нового не показали. Наверное, обсуждают у президента. Сгоряча я наобещал им с три короба, но, ведь, сам ни хрена не знаю. Надя умеет гасить целые миры, но шарашить отдельные страны ей не приходилось.

— Лола, возможно ли локально воздействовать на отдельные территории?

— Это должен уметь ты, Алексей. Тебе нужно пройти здесь через восстановительную камеру, саркофаг по-твоему.

— Но я уже проходил через него, когда меня ранили на дуэли.

— Та камера для гиперборейцев, здесь другая.

Ну, это совсем другое дело. Там, небось, такие возможности…. В общем, в ближайшее же время напрошусь.

— А как насчет новых знаний?

— Здесь огромная электронная библиотека, но для того, чтобы понять основы наук, заложенных в нее, необходимо специальное образование.

— А учебники там есть?

— Есть, но по ним тоже надо долго учиться.

Вот так облом! Все можем, но ничего не можем! И на хрена мне эта библиотека, если никто в ней ничего не поймет? Ладно, блефовать, так блефовать. В это время позвонил Виктор.

— Я подобрал десяток тех, кто тебе нужен.

— Спасибо. Приводи их на кладбище.

— Через сорок минут буду, встречай. Слушай, ты что там устроил в Америке? Они на весь мир вещают, что мы им учинили теракт.

— Надя не сдержалась…. В общем, тебе знать не обязательно.

Переключил программу – действительно, репортер ABC чуть ли не матом ругает Россию во всех смертных грехах. Послушав эту муть, предупредил Надю, что пошел за ее охраной и перешел на станцию, а оттуда – на кладбище. Вскоре подошел Виктор с десятью крепкими парнями в возрасте тридцати с небольшим лет.

— Ну, ты там не зарывайся. — напутствовал он, поздоровавшись, — Передавай привет Наде. Я пошел, у меня еще дел по горло.

Попрощавшись с Виктором, я познакомился с прибывшими, велел им взяться за руки и перешел с ними на станцию. Там Лола организовала им обзорную лекцию, после которой мы перешли в Российский дом, где встретили Надю.

— Как ты тут? А где Володя? — спросил я, оглядевшись.

— Нормально. Володя в саркофаге.

— Принимай свою охрану. Выбери себе четверых, остальных уведу в Америку. Расскажи им все и пропусти через саркофаги.

Надя отобрала своих и повела в технический зал.

— А мы пойдем затариваться, — повернулся я к оставшимся.

Выйдя в Цветочный, пошли в универмаг. По дороге ребята вертят головами, тихо переговариваясь между собой.

— Так, парни, — обратился я к ним в магазине, — вот вам карта, на втором этаже отделы одежды и обуви. Выбираете себе по два комплекта, повседневной и выходной. Да, купите еще шесть больших рюкзаков. Через сорок минут жду вас в универсаме на первом этаже. А я пойду запасаться харчами.

Через сорок минут я ждал их возле кассы с шестью большими тележками, полными еды и питья. Парни появились минута в минуту с большими сумками в руках. Забрав карту, оплатил покупки и, набив рюкзаки, мы отправились домой. Из Российского Дома перешли на станцию, и оттуда ­– в Американский Дом.

Набив холодильник, я показал им их комнаты и попросил через десять минут собраться в столовой, а сам пошел искать Надю. Она лежала в спальне в наушниках и слушала музыку. Увидев меня, вскочила и, подойдя, обняла.

— Тоскливо здесь одной, не оставляй меня больше.

— Постараюсь, любимая, насколько смогу.

Через десять минут я разложил команду по саркофагам и, включив их, пристроился в кресле. Через два часа, услышав зуммеры, поднял крышки и велел всем собраться в главном зале. Через десять минут Надя приняла их клятвы верности. Собираясь, наконец, отдохнуть, я полез в холодильник за пивом, но в это время услышал вызов мобильника и взял трубку.

— Господин Аваргин? — раздалось в трубке. — Сейчас с вами будет говорить президент Соединенных Штатов Америки.

 

Глава 11

— Господин Аваргин, — произнес мужской голос, — мы приняли к сведению ваше заявление. Но у нас возникли к вам вопросы, на которые мы хотели бы получить разъяснения. Во-первых. Вы получили чудовищное наследство, не приложив к этому никаких усилий. Я не оспариваю ваше право, но, согласитесь, не может один человек решать судьбу всего мира. Это противоречит нормам морали, этики и здравому смыслу. Столь глобальные решения должны приниматься всем мировым сообществом. Я предлагаю создать международную комиссию из представителей наиболее развитых стран. Вы даже можете возглавить эту комиссию.

— Не возражаю, — ответил я, уже представляя, кого он попытается туда сунуть.

— Во-вторых, где гарантия, что все страны разоружатся и не станут втайне вести исследования в этом направлении. Вы же не можете следить за каждым человеком.

— Мне не нужно следить. Каждая страна будет отвечать за своих граждан, отвечая за это своим существованием в этом варианте мира.

— Это жестоко. Вина одного человека или небольшой группы людей не может распространяться на миллионы ни в чем неповинных людей. Это может решить только суд. Давайте создадим международный суд для осуждения такого рода преступлений.

— Не возражаю, но оставляю за собой право отменить его решение, если наказание не будет соответствовать преступлению. Риск энтропии вселенной несоизмерим с исчезновением страны в одном из вариантов своего существования – она останется в других вариантах бытия. Образно говоря, на портрете страны не хватит одного мазка кисти художника. Общая картина мало, что потеряет.

— Бог вам судья, — огорчился президент. — И вот еще, что: мы не хотим преждевременной огласки, пока в узком кругу совместными усилиями не подготовим почву для широкого обсуждения сложившейся ситуации. Такая новость может вызвать беспорядки в разных странах, потерю управления в них и привести к всеобщей анархии.

— Согласен.

— Да спасет нас бог, — закончил президент и, попрощавшись, положил трубку.

«Надо бы и с Российским президентом побеседовать», подумал я, «но даже не знаю, кто там теперь правит. Поговорю с Виктором». Мне раньше приходила в голову мысль отдать все родной стране, но, подумав, я тогда отказался от этого: неизвестно, на что решится верхушка, получив такую власть над миром. Другое дело, дать преимущества при раздаче ништяков, уж это я сделаю обязательно.

Через час позвонил какой-то хмырь и, заверив, что звонит по поручению президента Соединенных Штатов, предложил встретиться через месяц в «узком кругу», например, в нашем Доме. На вопрос, почему так долго, он ответил, что им надо предварительно все согласовать с доверенными людьми из дружественных США стран. Так же и мне, предположил он, следует обсудить все с руководством России. Ну, что ж, мне спешить некуда, это вам надо торопиться пока я не передумал.

— Лола, что ты там говорила насчет восстановительной камеры? Давай попробуем.

Я перешел на станцию и по световому лучу нашел технический зал, который здесь был в несколько раз больше, чем в Домах. По Лолиной инструкции разделся и, улегшись в саркофаг, стал ждать. Крышка плавно закрылась, и я просто уснул.

Проснулся с чувством легкости в теле и в голове. Кажется, была легкая эйфория. Цветоощущение изменилось: я стал видеть больше цветовых оттенков, чем раньше, а еще заметил, что теперь хорошо вижу даже в самых темных щелях. Я удивился появлению новых запахов – такого разнообразия не было никогда. Думать было легко, я вспомнил все уравнения, над выводом которых я долго бился когда-то, теперь они показались мне совершенно очевидными и простыми.

Теперь я знал, как управлять Домами: консервировать и расконсервировать, проводить их диагностику и настройку, блокировать и открывать двери в новые миры. Возможно, знаю что-то еще, но в голове пока не всплыло. Мне показалось, что мое тело стало более сильным и ловким. Из лихости я одним движением выскочил из камеры и быстро оделся.

Надя сидит у телевизора и смотрит рассуждения журналистов о происшествии вокруг нашего Дома. Чего они только не предлагают: от расстрела его из орудий до сброса на него тяжелой бомбы.

— Лола, — спросил я, — насколько защищен Дом?

— От существующего на земле оружия – полностью.

Чем дольше я смотрел передачу, тем больше приходил в недоумение, почему американцы тянут с обнародованием информации о нас. Ведь, собраться в узком кругу хватит нескольких дней, возможно даже, они уже собрались. Тянуть с этим не в их интересах. «Три из четырех домов я уже обустроил», подумал я, «надо посмотреть, что творится с Тайским Домом», и, заподозрив неладное, перешел в контрольную комнату.

— Лола, покажи Тайский Дом.

Передо мной возник Главный зал, через открытую дверь которого чинно входят цепочкой, взявшись за руки, какие-то мужики. Надя, взяв Николая за руку, тянет за собой всю цепочку, там их уже с десяток вошло.

— Лола, блокируй немедленно все двери, — вскакивая, крикнул я.

Дверь закрылась, вытолкнув очередного мужика из хоровода на улицу, едва не оторвав ему руку. Оставшиеся остановились и растеряно озираются, двое бросились к двери, дергая и пиная ее ногами. Еще трое, крича и матерясь, пытаются открыть другие двери зала. Надя, ничего не понимая, стоит и смотрит по сторонам.

Николай понял, что попал в мышеловку, но в истерику не впал, а стал спокойно осматривать зал, вероятно, ища камеры и микрофоны. Он догадался, что дверь закрылась неспроста, и теперь искал, с кем торговаться за свою жизнь. Видимо, прыгнуть в свой мир прямо из дома он не может, иначе, не достал бы нож.

— Бросьте, не дергайтесь – сейчас сам придет, — крикнул он своим, обняв Надю и приставив к шее нож. — Выходи, или больше не увидишь ее живой.

— Коля, что ты делаешь, — в панике закричала Надя, — опомнись.

Так, «Коля», все ясно, уже поработал над ней. Теперь, главное, осторожно появиться, а то, дернувшись, может порезать шею. Я нарочно появился в дальнем конце зала, чтобы не испугать его.

— Ну, вышел, чего ты хотел?

— Разблокируй двери и дай себя связать.

— Разблокировал. Валяй, у меня нет оружия.

— Ты сам оружие. Ложись лицом на пол и вытяни руки за спиной.

Подождав, пока я лягу, Николай немного отодвинул нож.

— Рогов, свяжи его. Антон, проверь дверь.

Я спокойно позволил связать себе руки и ноги и посмотрел, как тот, кого назвали Антоном, приоткрыл и закрыл дверь.

— Теперь дай себе сделать укол. Не бойся, это снотворное, чтобы не преследовал нас. Мы просто уйдем, оставив вас.

Ага, нашел дурака, так я и поверил. После укола он сможет делать с нами все, на что фантазии хватит, а фантазия у него богатая. Один из них достал из сумки шприц и пошел ко мне. Должна же была камера что-то сделать со мной. Лола сказала, что я должен уметь уничтожать целые страны, а здесь всего один человек. Сейчас или никогда.

Вспомнив, как Николай прижимал к себе Надю, пока второй делал из нее безвольное животное, и представив себе, что он станет творить с ней теперь, когда меня не станет, я с ненавистью посмотрел на него в упор. Откуда-то из глубины меня стала подниматься темная волна, готовая смести не только Николая, но и все вокруг. Я захотел даже не смерти его, а хуже, чтобы он ушел туда, откуда возврата нет, где всегда темно и холодно, где вечный холодный ад.

Нож со звоном упал на пол, а в том месте, где стоял Николай, мелькнуло черное окно с крошечным темно-красным солнцем вдали. Мужик, направлявшийся ко мне, обернулся на звон, увидел окно и, бросив шприц, метнулся в дверь. Остальные, толкая друг друга, кинулись следом. Надя, растерянно оглядываясь, стоит посреди зала и беззвучно плачет.

— Надя, возьми с пола нож и обрежь мне веревки, — попросил я.

Подождав, пока слетят путы, встал и, прижав к себе, стал ее успокаивать:

— Все, все, все. Теперь все будет хорошо. Не плачь, все уже позади.

Я отвел ее в столовую и, дав воды, усадил за стол.

— Куда делся Николай, и что все это значит? — спросила она, немного придя в себя.

— Я отправил его в другой мир, не такой благополучный, как этот, но там ему самое место. Вселенная намного сложней, чем кажется. Она развивается одновременно во множестве вариантов своего существования, создавая вероятностные миры, которые настолько же реальны, как и наш мир. На земле есть еще три таких дома, как этот. Через них можно переходить в другие миры, скоро ты научишься это делать. Ты потомок великого рода гиперборейцев, и тебе предстоит вершить судьбы земных цивилизаций, только для этого нужно будет пройти инициацию. Николай хотел разбудить в тебе великую силу и использовать для своих целей.

Надя изумленно смотрит на меня, не в силах поверить, что такое возможно.

— Позже ты все поймешь, — продолжил я, — а сейчас скажи мне, как тебя угораздило попасть к Николаю в лапы?

Надя, все еще не веря мне, рассказала о своей жизни после моего ухода:

— После того, как ты выгнал нас из лаборатории, сам вернулся туда, и почти сразу раздался взрыв. Прибежавший комендант запретил туда входить, пока все не проверят спасатели. Те приехали быстро, минут через пятнадцать, все осмотрели, но твоего тела не нашли. Лабораторию закрыли, посчитав тему опасной. Да и заниматься ей было некому: никто в ней ничего не понимал.

Надя глотнула воды и продолжила:

— Меня перевели в Протвино, где я и жила, пока не встретила Николая. Потеряв Алексея, я долго приходила в себя, а он помог мне, очень красиво ухаживал. Уговорил вместе отдохнуть. Сегодня прилетели в Таиланд, там нас встретили его друзья, и сразу поехали сюда. Говорил, что это его дом, но он хотел, чтобы первой в него вошла я. Вот так, а дальше ты все знаешь.

— Он пытался тебя приворожить?

— А меня и ворожить не надо было, я и так готова была бежать за ним, куда угодно.

— Значит, уже поработал над тобой, они делают это так, что и сама не заметишь, как станешь его куклой, готовой ради него на все. Я сам чуть не вляпался в это. Спасибо, Володя спас. Ладно, надо поесть, я голоден, как волк. Здесь рядом есть, где поужинать?

— Перед поворотом какой-то отель, больше ничего не заметила. По дороге проезжали городок Патонг, минут тридцать отсюда. На стоянке перед отелем видела такси.

Хорошо, решил я, поедем в Патонг. За дверью была огороженная территория. Внутри росло несколько пальм, между дорожек разбиты клумбы, подальше – гараж, в открытые ворота видно несколько машин. Терпеть не могу левостороннее движение: с непривычки того и гляди в ДТП попадешь, лучше такси возьмем. Вышли за ворота и по узкой дороге дошли до стоянки. С водителем такси договорились, что довезет нас до Патонга и подождет там часа два. На центральной улице Патога поели в ресторане и прошли пешком на Бангла роуд.

Эта маленькая улочка известна на весь мир, и шокирует людей, впервые попавших на нее. Надя впервые в Таиланде. Блестя глазами, она восхищенно смотрит на яркий свет разноцветных панорам и сполохи иллюминаций со всех сторон. Удивленно разглядывает трансвеститов, уличных артистов, полуголых девиц, висящих на шестах и, вертя головой, пытается охватить все сразу. Грохот музыки из баров и клубов сначала ошеломил ее, но потом привыкла и, услышав знакомую мелодию, потянула в один из них.

Каждый год здесь открываются новые клубы, и я уже перестал запоминать их названия, только в старый «Рэд хот» на углу захожу каждый раз, когда судьба заносит меня сюда. На сцене поют и танцуют что-то зажигательное, видимо, Наде знакомое, и она, пританцовывая, сразу включается в общий ритм танцующей толпы.

— Отошла немного от него? — спросил я, когда песня закончилась.

— Не напоминай мне больше о нем, я ненавижу его.

Поторчав там еще немного, я предложил перейти в место поспокойнее. Ближе к концу улицы нашлось такое: в баре тихо играет музыка, приглушенный свет создает интимную обстановку. Мы сели за столик и, взяв по коктейлю, предались воспоминаниям.

— Как ты жила в Протвино?

— Плохо жила. Посадили за отчеты фазотронщиков. Работала, а вечерами дома коротала одиночество. Заводить новые отношения не хотела, хотя воздыхателей хватало. Тебя не раз вспоминала, жалела, что грубо обошлась с тобой. Если бы ты не исчез, все могло сложиться по-другому. Да чего теперь говорить.

— Хорошая дружба лучше плохой любви. Останемся друзьями?

— Спасибо, что спас меня. Лучшего друга у меня не будет.

Погуляли по улице и, вернувшись к машине, поехали на ночной рынок. Там набрали фруктов, морепродуктов и разной прочей снеди, на всякий случай прихватили готовой еды, и в соседнем магазине купили вина. Таксист довез нас прямо до наших ворот и, уезжая, оставил номер телефона для срочного вызова. Уложив все в холодильник, я взял Надю за плечи и притянул к себе:

— Пора тебе принимать свое хозяйство. Сейчас я уложу тебя в камеру, и оттуда ты выйдешь другим человеком, самой могущественной женщиной на земле.

Раздев, я уложил ее в саркофаг и включил его, а сам, сев в кресло, задумался. Надо у Виктора еще людей попросить. И обслугой в домах надо обзаводиться, да где ее взять? Скоро завхозом стану, надо кому-то перепоручить всю эту канитель.

Уже под утро, услышав зуммер камеры, проснулся и открыл крышку. Надя молча смотрит на меня, в глазах – глубокая печаль. Я помог ей подняться и, подождав, пока оденется, отвел в столовую. Позавтракали тем, что купили на рынке и перешли на станцию. В контрольной комнате я оставил ее на лекции Лолы, а сам, выйдя на кладбище, узнал у Вити, что после обеда он может подвезти для меня еще пятерых парней. Вернувшись за Надей, перешел с ней в Цветочный мир, и, отдав карту, помог ей закупаться в магазинах торгового центра до самого обеда.

Мы затаскивали последние сумки в Дом, когда я столкнулся взглядом с Надей, вышедшей на шум в главный зал. Я обернулся и обомлел: две Нади внимательно смотрят друг на друга. Как я не хотел их встречи! Я боялся и до сих пор боюсь, что произойдет что-то ужасное. Несмотря на то, что общее у них только детство, но, в сущности, они – один человек. Пауза затянулась, и, чтобы разрядить обстановку, я предложил:

— Надя и Надя, вы мои самые близкие друзья, и надеюсь, подружитесь между собой, или будете считать себя сестрами, как вам будет по душе.

У них была разная судьба, наложившая свой отпечаток на личность. Отличались они и внешне: разная прическа и одежда, разный макияж, были еще какие-то отличия, сразу не различимые глазом. Пока я их различаю, но если переоденутся и сменят прически? Впрочем, чего я волнуюсь, имена-то у них одинаковые, не перепутаешь.

К счастью, мои опасения не оправдались: всматриваясь друг в друга, они сблизились, и, о чем-то шушукаясь, отошли в угол, откуда, шепчась и хихикая, стали посматривать на меня. Я облегченно вздохнул – вселенской катастрофы не случилось. Семь пар глаз удивленно уставились на нас, когда мы втроем вошли в столовую. Все, обедая, сидели за столом. Старожилы сразу догадались, кто такая еще одна Надя, а телохранители, ничего не понимая, переводили взгляд с одной на другую.

— Знакомьтесь, хозяйка Тайского Дома, прошу любить и жаловать, — сказал я, садясь рядом с Надями за стол.

Наскоро поев, я перешел на станцию, а оттуда – на кладбище. Сидя на лавочках, меня уже ждали пятеро парней, которые, поднявшись, поздоровались и представились. Виктора не было – он не стал ждать и уехал. Через станцию я привел их в столовую и усадил обедать. Оказалось, что некоторые из них уже знакомы с сидящими за столом, и, перекидываясь репликами, стали делиться новостями, стараясь понять, куда они попали.

После обеда я отвел пополнение в комнату отдыха станции, где Лола стала рассказывать им о мировой голограмме, а я предложил Надям сесть за компьютер и выбрать из биржи труда поваров и прочую обслугу себе в помощь. Оставив их за этим увлекательным занятием, забрал ребят, и с сумками и коробками перешел в Тайский Дом. Там разложил их в саркофаги и вернулся за Надей. Я оставил ее разбираться с покупками, а сам, сидя возле саркофагов, стал дожидаться сигналов готовности.

Мне не давала покоя мысль о связи между мирами. Ведь, насколько быстрей они могли бы развиваться, если бы опыт и знания одних передавались другим. Например, можно организовать обзорные туры в хорошие миры, чтобы люди видели, как замечательно живут там люди. Тогда надо валютные обменники открывать, да где столько разных денег набрать?

Значит, надо эмитировать собственную валюту, и пусть все сами несут свои деньги на обмен. А по какому курсу? Ну, что ж, откроем валютную биржу и Центральный Гиперборейский Банк. Звучит? Звучит. Жаль, я в этом ни бум-бум. Не беда, наймем знающих людей.

И вся эта морока только ради туризма? Тогда уж заодно и какое-нибудь контрольное управление нужно организовать. Для начала свяжем ближние миры, потом постепенно расширимся. Это уже похоже на союз или блок. Такой союз уже смог бы бороться с интервенцией крупных миров, таких, например, как мир эмпатов.

Пока я строил воздушные замки, саркофаги закончили работу, и Надя приняла клятву верности у своих телохранителей. Только я собрался звонить Виктору, чтобы поделиться с ним своими прожектами, раздался звонок от американцев. Тот самый хмырь, что вчера вешал мне на уши лапшу о длительных обсуждениях, вдруг заявил, что все уже обсудили, и теперь нужно встретиться лично. Уж не облом ли группы Николая поторопил их? Не удивлюсь, если он был с ними связан. Ну, что ж, пусть приезжают, хоть завтра. Хмырь ухватился за это и предложил встречу в одиннадцать утра, предупредив, что на встречу придет человек, уполномоченный принимать решения.

Вспомнив, что, оставил Надю в Египте, и в суете событий уже несколько дней не видел ее, я, перешел к ней. Она встретила меня молча и, поджав губы, ушла в спальню. Я сам понимал, что своим двойственным положением доставляю ей боль, но что я мог сделать? Порвать с одной из них? Я никогда не смог бы этого сделать по доброй воле, тем более, что одной из них я поклялся, что никогда ее не брошу. Понимая, что кругом виноват, и, в то же время, не видя своей вины, я приготовил слова извинения и догнал ее уже в комнате.

— Не надо ничего говорить, — сухо сказала Надя, взглянув в глаза, — я ни в чем не виню тебя, но так больше продолжаться не может: или ты мой без остатка, или оставь меня в покое, я так больше не могу. Я понимаю, что она и есть я, но от этого мне не легче.

— Я обеих вас люблю одинаково, но, расставшись с тобой в Испании, думая, что навсегда, я встретил ее, и однажды поклялся, что никогда ее не брошу. Своих клятв я никогда не нарушаю. Если тебе так легче, я никогда больше не побеспокою тебя своей любовью.

— Мне будет больно, но я переживу. Лучше сразу закончить наши отношения в самом начале, чем тянуть эту боль всю жизнь.

— Я понимаю тебя, прости, если можешь. Но помни, что я всегда буду рядом, что бы ни случилось, если тебе будет плохо, позови меня, и я сразу приду. Что тебе нужно сейчас?

— Ничего не нужно, Египтяне приносят сюда столько всего, что скоро некуда будет девать.

Я рассказал ей последние новости, потом, отдав карту на пол-лимона, объяснил, как ей пользоваться в Цветочном мире, и, попрощавшись, ушел на станцию. Что ж, так даже лучше, рвать себя надвое я больше не мог.

Перейдя в Американский Дом, я первым делом посмотрел обзорный вид вокруг дома. Последствия ночного бедствия убраны, к самому дому подведено шоссе, вокруг ни души. Надя уже знала о том, что произошло в Египте, и тихо радовалась, что все закончилось так хорошо. Она учла опыт прошлой ночи, и никакого грохота и шума в этот раз слышно не было. Но наутро, после завтрака включив телевизор, мы услышали в новостях, что американский спутник исчез с орбиты, зато китайский лунный спутник обнаружил его на поверхности Моря Ясности. Я вопрошающе взглянул на Надю, на что она, покраснев, пожала плечами.

В одиннадцать часов я вышел из Американского Дома и увидел перед входом сухощавого мужчину лет шестидесяти в добротном темно-синем костюме. Подойдя, он поздоровался и представился Джоном Райтом. Поприветствовав в ответ, я впустил его в дверь, где представил Надю, после чего, пройдя по Дому, мы перешли на станцию.

Надо сказать, весь путь, пока я водил его по станции, выводил на берег моря и рассказывал о мировой сети, Джон держался спокойно, и только блеск глаз выдавал степень его возбуждения. Под конец экскурсии в комнате отдыха Лола наглядно рассказала ему все о мировой голограмме, гиперборейцах, сети станций и их хозяевах. Несколько минут Райт сидел молча, уставившись в одну точку, потом заговорил:

— Господин Аваргин, вы уже установили контакт с Российским правительством?

— Еще нет.

— Я наслышан о вас, как о патриоте своей страны, и предвижу, чем закончится для моей страны ваше содружество. Очевидно, Россия, получив от вас революционные знания и технологии, сделает гигантский скачок в развитии, и оставит всем остальным странам доли побирушек, выпрашивающих себе хоть что-то из того, что она посчитает для себя ненужным.

— Возможно, — согласился кивнув.

— Я представляю интересы крупного капитала и политических кругов, считающих, что президент и правительство моей страны выбрали неправильную модель поведения по отношению к вам, и пришел с целью исправить это упущение. Ваше появление в корне меняет судьбу нашей планеты, и настало время объединить все страны под единым управлением. Я предлагаю вам занять пост бессменного президента Земли, и со своей стороны гарантирую поддержку финансовых и политических кругов Соединенных Штатов Америки.

Сказать, что я был шокирован, значит, ничего не сказать. Потеряв дар речи, я изумленно смотрел на Джона, не в силах поверить, что он говорит серьезно. Американцы, которые, сколько себя помнят, всегда норовили управлять всем миром, вдруг сами напрашиваются под чье-то управление? Это немыслимо! Надя ошарашено смотрела на него, не меньше меня удивленная его словами.

— Я верю, что вы будете мудро управлять нашей планетой, — продолжил Райт, — и справедливо распределите наследие великих цивилизаций между странами. Разумеется, локомотивами развития земной цивилизации должны стать Россия и Соединенные штаты Америки, как наиболее подготовленные для приема и применения столь революционных знаний.

Ну, теперь стало понятно, почему они так заторопились. Лучше быть вторым из первых, чем быть первым из последних. А то как бы не подсуетились Европа и Китай.

— Не уверен, что мне это нужно, — подумав, ответил я, — впрочем, если это не будет слишком обременительно, возможно, я приму ваше предложение.

Еще десять минут Джон обрисовывал радужные перспективы единого правительства и моего президентства, и, наконец, истощив красноречие, собрался домой.

— Скажите, пожалуйста, — уходя, спросил он, — чем вам помешал наш метеоспутник?

Я взглянул на Надю – она, вспыхнув, отвернулась.

— Он неудачно оказался над Домом во время проведения нами очень важного мероприятия, — объяснил я, провожая его к выходу.

Закрыв за Джоном дверь, я позвонил Виктору и рассказал ему о предложении американцев.

— Вот проныры, — усмехнулся он. — Идея хорошая. Завтра шеф идет на прием к президенту, там и доложит. Думаю, наши ухватятся, чтобы не пролететь мимо.

Довольный своей беседой с Райтом, я прихватил бутылку пива и устроился в кресле, собираясь отдохнуть от трудов праведных.

— Алексей, зайди в контрольную комнату! — резкий голос Лолы вырвал меня из дремоты.

Я поспешил туда, будучи уверен, что случилось какая-то беда, и не ошибся: в центре комнаты раскрыто изображение главного зала какого-то Дома. В открытую дверь видны красные сполохи на фоне ночного неба, и люди, столпившись, испуганно смотрят куда-то вдаль. Оттуда слышны низкий рокот и гул, на фоне которых временами раздаются резкие грохочущие удары. Несколько человек, прибегая откуда-то, подходят к женщине, стоящей в дальнем конце зала, и, поговорив с ней, убегают обратно. Похоже, что-то ужасное случилось совсем недавно, люди растеряны и не знают, как справиться с наступившим несчастьем.

— Виктория, — кричит кто-то из глубины зала, — туда невозможно добраться, проход завален взрывом.

— Покажи женщину в конце зала, — попросил я Лолу, решив, что всеми здесь командует она.

Камера сделала «наезд», и я с изумлением узнал в этой женщине Надю!

 

Глава 12

Сколько себя помнит, до сего дня Виктория никогда не боялась по-настоящему. Бывало, пугалась в жизненных обстоятельствах, но настоящего страха, до дрожи, до ужаса, никогда не испытывала.

В возрасте трех месяцев ее подобрала бездетная пара в разбитой машине. Мужчина, сидевший за рулем и женщина были мертвы, и проезжавшие мимо чужие люди, забрав ребенка, никуда сообщать не стали, а, переехав на новое место, оформили ее как собственного ребенка. В день совершеннолетия приемные родители рассказали ей правду о ее происхождении, но в жизни Вики это ничего не изменило, она по-прежнему продолжала любить их как родных отца и мать.

Будучи статной голубоглазой блондинкой, Виктория привлекала внимание окружающих мужчин, но ни один из них не заинтересовал ее настолько, чтобы завести с ним серьезные отношения. На четвертом курсе Вика встретила Бориса, рослого красивого парня из семьи потомственных ученых, и через год Боря, признавшись в любви, предложил ей руку и сердце. То чувство, которое испытывала к нему Вика, нельзя было назвать любовью, скорее, это было чувство привязанности и теплой симпатии, но, не желая огорчать его сразу, она оттягивала момент, когда, пришлось бы ему отказать.

В тот вечер на дне рождения Вика впервые встретила Алексея, приятеля Бориса, недавно приехавшего из заграницы. Ее поразили его зеленые глаза, которые очаровывали и затягивали в бездонный омут. Внезапное волнение охватило Вику: ей показалось, что именно его она видела в своих снах, где, жертвуя собой, он спасал ее от смерти. Каждый раз, увидев такой сон, она просыпалась в холодном поту, и потом долго не могла прийти в себя.

Удивившись своей реакции на этого парня, Вика отвернулась, но весь вечер незаметно посматривала на него со стороны, и каждый раз ловила на себе его внимательный взгляд. Смотря на него, Вика чувствовала, что связана с ним какой-то незримой нитью, но не могла объяснить себе причину этой связи. В этот вечер по дороге домой Вика сказала Боре «Нет».

Борис стоически перенес отказ, не звонил, не просил, не настаивал, и через полгода, случайно встретив Вику возле института, разговаривал с ней уже спокойно, как со старым другом. А Вика не могла выкинуть из головы того зеленоглазого парня, и, стыдясь своей слабости, старалась узнать о нем что-нибудь через общих знакомых.

В следующий раз судьба свела Викторию с Алексеем, когда она с подругами отмечала защиту диплома в ресторане, куда поздравить ее заехал и Борис со своей невестой. За соседним столом в это время гуляла веселая компания, состоящая, в основном, из мужчин, хорошо принявших на грудь. Естественно, в разгаре веселья соседи с двух столов стали обращать друг на друга внимание, и, наконец, мужчины стали приглашать девушек на танцы.

Танцуя с высоким плечистым парнем, Вика окинула глазами зал и столкнулась взглядом с Алексеем, печально смотревшим на нее из дальнего угла ресторана. С новой силой всплыло волнение, которое она испытала, впервые увидев его год назад. Почувствовав слабость в ногах, она хотела вернуться к столу, но разгоряченный кавалер не отпустил. Заметив это, вмешался Боря и отлетел в угол, получив увесистый удар в челюсть. Пытаясь встать, Боря трясет головой, подбежавший официант повторяет его траекторию полета, и визг Викиных подруг, наконец, привлекает всеобщее внимание. Друзья бугая с ухмылками наблюдают, предвкушая бесплатное развлечение.

Вика, побледнев, стоит, ища глазами Алексея, но, не находит его за столом, и вздрагивает от грохота за спиной: бугай валяется на полу, рядом стоит Алексей, к нему, отодвигая стулья, спешат друзья страдальца. Отскочив к стене, Алексей несколько минут отмахивается от них, смещаясь так, чтобы они оказывались на одной линии от него. Те здорово поддаты и, мешая друг другу, безуспешно пытаются его достать.

Завидев возможность почесать кулаки, в драку вмешиваются мужчины из соседних столов, и вот уже завязалась свалка, в которой увлеченно дерутся почти все посетители ресторана. В это время в зал влетает наряд полиции и начинает вязать всех без разбора, правых и виноватых.

У Алексея кровоподтек на затылке, но тут у всех следы эпической битвы, от фингалов до выбитых зубов. Под причитания женщин всех участников драки усаживают в подъехавший фургон и увозят в ближайшее отделение. Вика с подругами поспешила туда, чтобы вызволить Алексея, и, к своему удивлению, обнаружила, что бывшие противники в обезьяннике уже помирились, и со смехом показывают друг другу свои боевые ранения.

С Вики и подруг сняли показания и, припаяв Алексею штраф, отпустили под поручительство девушек на все четыре стороны. Столь замечательную победу над противником решили отметить у Вики, и, договорившись с водителем того самого фургона, под кряк сирены отправились к ней домой.

Девушки, предвидя такой исход торжественной церемонии, еще раньше собрали в ресторане все со своего стола, и ввалились в квартиру не с пустыми руками. Пока Вика перевязывала голову Алексею, стол был накрыт, и обмывание диплома продолжилось до поздней ночи.

Отправив подруг по домам, Вика нерешительно встала перед Алексеем, раздумывая, отправить его домой или оставить у себя. Одна половина ее души хотела оставить, уговаривая, что, глядя на ночь, выгонять раненого заступника нехорошо и стыдно, другая половина убеждала, что как раз стыдно оставлять у себя на ночь едва знакомого мужчину. Проблема была в том, что в ее однокомнатной квартире была единственная, хоть и широкая, кровать, и класть его кроме, как рядом с собой, было просто некуда.

Похоже, Алексей видел ее насквозь, и, вместо того, чтобы, как порядочному мужчине, уйти самому, хитро улыбаясь, смотрел на нее, приводя этим в еще большее смущение. Наконец, когда она уже решила оставить его, он, словно угадав ее выбор, сказал, что ему пора, и, пожелав спокойной ночи, ушел. Это было обидно, как будто, он отказался от чего-то волнительного, что могло произойти этой ночью, и на что она уже почти дала согласие.

Утром, просматривая новости, Вика прочла заметку, о том, что в Домодедовском районе рядом с поселком за одну ночь вырос большой дом. Местные жители безуспешно пытались войти туда и заглядывали в окна, но там было темно и ничего не видно. Усмехнувшись, Вика хотела уже закрыть страницу, как пустой треп или дурацкую шутку, но наткнулась на еще одну заметку журналиста, на этот раз, уже с фотографией. Увеличив изображение, она изумленно узнала на ней дом, в котором разворачивались события ее снов.

Вика загорелась увидеть его своими глазами, и уже прикидывала, как туда добраться, когда позвонил Алексей и спросил, не хочет ли она совершить автомобильную прогулку на лоне природы. Заподозрив, что Алексей читает ее мысли, Вика спросила, где находится то лоно, и, поразившись своей догадке, услышала название поселка, возле которого появился удивительный дом.

Спустя два часа за ней заехал Алексей.

— Ты пригласил меня на пикник? — спросила она, заметив сумку с едой и бутылками на заднем сиденье машины.

— Ага, — улыбаясь, подтвердил он, — красивая женщина на фоне красивой природы – мечта любого холостяка.

Вика ждала продолжения, но Алексей промолчал до самого поселка, и только выехав на грунтовку, продолжил:

— Но сегодня у нас есть еще одна цель.

— Даже знаю, какая. Увидеть дом, который вырос за ночь.

— Ты видела его во сне?

— Ты тоже?

— Да, тоже. На всякий случай, вот ключи от моей квартиры, дарственная в бардачке, ключи от машины заберешь, когда доедем.

— Разворачивайся, я никуда не еду, и квартира твоя, и машина мне не нужны, мне нужен ты, живой.

— Я не собираюсь умирать, это на всякий случай.

— Разворачивайся или я выпрыгну из машины.

Алексей остановил машину и посмотрел на нее.

— Выходит, мы видим одинаковые сны. Я полюбил тебя сразу, как только увидел у Бори, даже еще раньше, в нашем сне, но подойти не посмел – ты была с Борей. Теперь мы оба свободны, и я хочу прожить с тобой всю оставшуюся жизнь. Поверь, я не собираюсь умирать, это просто предосторожность. Мы видели во сне один из вариантов нашей судьбы, это как предупреждение, мы теперь знаем, что надо делать, чтобы сон остался сном. Я чувствую, что этот Дом важнее, чем твоя и моя жизнь, мы должны в него попасть, чтобы предотвратить чудовищную катастрофу.

Алексей тронул машину, и, набирая скорость, выехал в поле, на другой стороне которого величественно стоял Дом. Возле него крутились какие-то люди: может, зеваки, может, кто из власти приехал. Припарковав машину, Алексей прихватил сумку и подошел к широкой двери.

— Закрыто, — разочарованно проворчал местный мужичок, торчавший невдалеке, — пробовали уже, нет там никого.

— Как он появился? — спросила Вика.

— Как, как – не было, и враз появился. Я как раз мимо проезжал, думал, померещилось сначала, ан, нет, потрогал – настоящий. Тут вчера кого только не было, журналисты, начальство всякое, в общем, потоптались вокруг и уехали. Дверь ломать пробовали – какое там, ни один инструмент не берет, не взрывать же его, а вдруг хозяин объявится?

— Вика, попробуй, — предложил Алексей, кивнув на дверь.

Виктория повернула ручку, и дверь приоткрылась. У мужичка изо рта выпала сигарета, хлопая глазами, он стоял с открытым ртом и изумленно смотрел, как Алексей с Викой спокойно зашли в Дом и закрыли за собой дверь.

Дневной свет, лившийся откуда-то сверху, осветил большой зал с множеством дверей по периметру, два широких коридора в дальнем его конце уводили куда-то вглубь дома. Алексей с Викой обошли все двери зала, но ни одна из них не открылась. Тогда, заметив в левом коридоре красный отблеск, направились туда.

С правой стороны над приоткрытой дверью мигала красная лампа, дальше по коридору было еще несколько закрытых дверей, и замыкал коридор небольшой зал, видимо, являвший собой столовую и кухню. Заглянув в открытую дверь, Алексей увидел зал, уставленный приборами и оборудованием, подальше стояли саркофаги с открытыми прозрачными крышками, еще дальше была дверь, над которой также мигала красная лампа.

Заходить не стал, проверил следующую дверь – за ней несколько широких кресел, больше ничего нет, остальные двери закрыты. Прошел в столовую и проверил краны – вода есть, и горячая, и холодная. Проверил плиту – работает – жить можно. Прошли в правый коридор. Слева санузлы, справа спальни – здесь жилая зона. Вернулись в левый коридор, и зашли в комнату с креслами. Кресла, как кресла, на правых подлокотниках выключатели, на левых лежат очки.

Алексей сел в кресло, одел очки и щелкнул выключателем. Перед ним появилось объемное изображение, состоящее из множества разноцветных точек и линий, направленных по вертикали, две из них, красного цвета, перекрещивались и мигали.

— Попробуй, — предложил Алексей, и, встав, отдал Вике очки.

— Что это? — спросила она через пару минут, снимая очки.

— Пока не знаю, но те две мигающие линии меня тревожат. Самим нам не разобраться, надо позвонить Боре, пусть приходит с отцом, а пока пойдем перекусим.

Нарезав бутербродов, сварили кофе и сели за стол.

— Судя по тревожно мигающей лампе, с этим домом что-то неладно, — заключил Алексей, доедая бутерброд, — пойду позвоню Боре, может, он чего подскажет.

За дверью его встретила представительная делегация во главе с пузатым мужчиной, рядом стояли полицейский и молодой парень с фотоаппаратом.

— Что вы хотели? — спросил Алексей строгим тоном, на ходу соображая линию поведения.

— Кто вы, и что это за дом, — спросил пузатый.

— Это секретный объект.

— А документики можно? — спросил полицейский.

— Сержант, если я покажу документы, ты будешь дослуживать за полярным кругом. Тебе это надо?

Гости поскучнели, и мялись, не зная, что сказать. Алексей позвонил Боре и попросил срочно приехать, прихватив, если сможет, отца. Вернувшись к Вике, предложил на себе испытать саркофаг. Предупредив ее, чтобы немедленно уезжала, если с ним что-нибудь случится, попросил нажать выключатель после того, как он ляжет.

Алексей, раздевшись, лег, и последнее, что увидел перед тем, как уснуть, тревожный взгляд Вики. Проснулся через час с таким чувством, словно заново родился, в теле – легкость, зрение и слух обострились, но, самое главное, теперь он все знал. Он знал о голограмме, о сети Домов, поставленных охранять границы миров, и о гиперборейцах, наделенных великой силой.

Беда случилась накануне, когда Дом вышел из строя и, отколовшись от своих воплощений в остальных мирах, встал в этом мире. Отключилась система маскировки, и Дом стал видимым и доступным. Но, самое главное, начался перехлест двух проходящих через этот дом миров, грозивший уничтожением обоих.

Алексей оделся, и в это время в зал вошла Вика. Теперь он знал, кто она на самом деле, и смотрел на нее другими глазами.

— Вика, ты сейчас ляжешь в саркофаг, и все узнаешь о себе, о Доме, и много, чего еще. Раздевайся и ложись, я отвернусь.

— Можешь не отворачиваться, я тебя уже видела голым, будем в расчете.

Алексей, любуясь божественным созданием, вставшим перед ним, уложил ее в саркофаг, и впервые поцеловал, зная уже, что этот поцелуй последний в его жизни. Потом закрыл крышку и, включив Саркофаг, пошел встречать Борю. Борис с отцом стояли метрах в десяти от двери, но перед ними торчал мужчина в сером костюме.

— Ваши документы, — попросил он, махнув корочкой, едва завидев Алексея.

Бодаться с органами было бессмысленно, и Алексей предъявил паспорт. Отодвинув его, мужчина попытался войти, но наткнулся на невидимую преграду.

— Что это значит? — спросил он, удивленно глядя на Алексея.

— У вас нет допуска.

— Что значит, нет допуска? У меня первая форма.

— Этого недостаточно. Обращайтесь к первому заместителю ФСБ непосредственно.

Мужчина с уважением посмотрел и отошел, пропуская Бориса с отцом. Алексей, взяв за руки, завел их в Дом, и, вкратце рассказав все, что узнал, лежа в саркофаге, спросил, их мнение об этом.

— Это не совсем моя область, — сказал Борин отец, — если ты не против, я приглашу своих коллег из института, но мне кажется, быстро здесь не разобраться.

Пока он звонил, Алексей прошел мимо саркофагов в дверь, над которой мигала красная лампа. За дверью, видимо, был энергораспределительный зал. Вдоль дальней стены стояли шкафы, похожие на промышленные холодильники. На одном из них мигал красный индикатор, рычаг на передней панели опущен вниз.

Из полученных в саркофаге знаний Алексей знал, что это модуль, подключающий главный источник энергии к Дому. Рычаг, скорее всего, отскочил в результате перегрузки, но поднять его не рискнул, зная из опыта, что в таких случаях перед подключением нужно найти причину перегрузки. Как это делать здесь, он не знал, и разочарованно вернулся к Борису.

Через час из института приехали трое мужчин и женщина, которых сразу ввели в курс дела. Оставив их обсуждать проблему, Алексей вернулся в зал, и, сев в кресло, стал ждать, когда прозвучит сигнал Викиного саркофага.

Открыв крышку, он наткнулся взглядом на мокрые глаза Вики, обращенные к нему. Алексей сразу понял, что случилось что-то страшное и непоправимое.

— Мы опоздали, — прошептала Вика, — скоро наш мир погибнет, и мы вместе с ним. Начался перехлест нашего мира с другим. Дом должен был уберечь от этого, но с ним что-то не ладно.

В это время Дом вздрогнул, как при землетрясении, и откуда-то издалека послышался гул. Алексей помог Вике подняться, и бросился в главный зал. Там все сбились в кучу и растерянно смотрят на него, надеясь, что он что-то знает, и сейчас всех успокоит.

Открыв дверь, Алексей увидел несколько человек, удивленно смотревших куда-то вдаль. Проследив за их взглядом, увидел, что вдалеке за полем вздыбилась земля, и клубы дыма или пыли поднимаются к небу. Спустя минуту длинная молния прочертила все небо, и следом громыхнул гром, потом еще одна, еще и еще. Небо стало темнеть, белые облака на его фоне стали розоветь. Молнии продолжали рвать небо, к грому стал примешиваться гул, шедший откуда-то из-под земли.

Сзади подошла Вика и прижалась к нему. Алексей знал, что будет дальше – все это он видел во сне.

— Прощай, родная, — сказал он, в последний раз прижав к себе, и бросился в энергораспределительный зал. Единственным доступным инструментом у него был рычаг, подключающий энергию к Дому, терять было нечего, и он собрался врубить его без проверки нагрузки. Алексей взялся за ручку, постоял минуту, вспоминая мелькнувшую перед глазами жизнь, и дернул ее вверх. Рычаг сразу попытался отскочить вниз, но он держал ее до тех пор, пока из шкафа не полыхнуло огнем, и следом не раздался взрыв.

Услышав взрыв, Вика окаменела от ужаса, и, затаив дыхание, ждала, что вот-вот Алексей вернется. Мужчины бросились к месту взрыва в надежде найти его в живых, но время шло, а долгожданного известия оттуда не было. Виктория выглянула на улицу – вдалеке разгоралось зарево пожара, но облака перестали розоветь, и, постепенно бледнея, стали приобретать свой естественный цвет.

Вика вернулась в зал, и услышала крик Бориса: «Виктория, туда невозможно добраться, проход завален взрывом». Это был конец надеждам. Сбылось предсказание снов, Алексея не стало. Мир опустел для нее, и жизнь потеряла смысл. У Вики закружилась голова, чтобы не упасть, она прислонилась к стене, но, обернувшись на шум, заметила какое-то движение в дальнем конце зала. Там, осматриваясь по сторонам, стоял какой-то мужчина.

Сердце забилось в робкой надежде, и, уверяя себя, что это Алексей, Виктория бросилась к нему. Мужчина пошел навстречу, и, чем ближе становился, тем больше в ней крепла уверенность, что это он. Но, подбежав к мужчине, Вика отшатнулась.

— Алексей? — неуверенно спросила она.

Перед ней стоял Алексей, но в совсем другой одежде, и прическа была другая, и лицо выражало уверенность, а не то отчаянье, с которым она видела его несколько минут назад. Это не он, решила она, наконец, вглядевшись в лицо, но кто же тогда?

 

Глава 13

Я вздрогнул от неожиданности, узнав в испуганной женщине Надю. Она не могла оказаться в этом зале, значит, я видел перед собой еще один вариант ее жизни. Видимо, здесь Надя взяла управление Домом в свои руки, но что-то пошло не так. Я перешел в зал и осмотрелся. Все двери, кроме одной, закрыты, в воздухе пахнет гарью, но никаких разрушений не видно. Заметив меня, Надя побежала ко мне, и я пошел навстречу.

— Алексей? — неуверенно спросила она, внезапно остановившись в трех шагах.

— Здравствуй, Надя, — ответил я улыбнувшись.

— Меня зовут Виктория. Кто вы?

Видимо, Вика уже встречала мое воплощение в этом мире, и я не соответствовал его образу.

— Я Алексей Аваргин, но не тот, которого вы знали. Я из другого мира, и вы должны знать, что это значит, раз вы здесь. Расскажите, что произошло.

Виктория разочарованно вздохнула и опустила глаза. Спустя минуту, собравшись, она поведала обо всем, что здесь случилось, начиная с момента неожиданного появления Дома. Извинившись, я прошел в контрольную комнату и, сев в кресло, вызвал диагностику системы. Выяснилось, что перегрузку вызвал модуль, который должен был защищать от перехлеста миров, но почему произошел сам перехлест, было неизвестно.

Сейчас Дом питался по вспомогательной цепи, главный силовой поток был отключен. Судя по всему, процесс стабилизировался, но, прежде чем подключать главный источник энергии, необходимо было разобраться в причине перехлеста. Я вышел на улицу. Небо немного посветлело, но день все еще был похож на ранний вечер. Красное зарево вдали исчезло, только столб дыма напоминал то место, где что-то горело.

— Виктория, — предложил я, вернувшись в зал, — давайте сделаем небольшой вояж.

— Что вы задумали?

— Хочу посмотреть, что творится на границе миров.

Сев в машину мы, проехали по трассе около трех километров и уперлись в пробку. Дальше пошли пешком, и метров через триста встали перед вздыбленным асфальтом, делившим дорогу на две части. На той стороне, столпившись возле машин, стояли люди и удивленно смотрели в нашу сторону.

Пройти через гору асфальта не было возможности, но та сторона скоса у дороги была ниже, чем наша, и земля, осыпавшись, образовала плавный спуск. Поэтому мы сошли с асфальта, прошли по земле и опять поднялись на дорогу с другой стороны завала.

— Что там? — спросил мужчина, помогавший нам подняться.

— То же, что и здесь, — бросил я, быстро пройдя мимо.

Я сразу заметил, что и люди, и машины на этой стороне отличаются от тех, что остались на нашей стороне. Марки машин незнакомы, а люди и вовсе вызывают удивление: все, и мужчины, и женщины красивы, словно спустились с обложек модных журналов – не могли же все красавцы и красавицы собраться в одном месте. К нам потеряли интерес, и, не найдя в нас ничего примечательного, перестали обращать внимания. Стараясь не привлекать внимания, мы быстро прошли в конец пробки.

— Алексей, Надя, — крикнул из последней машины мужчина, похожий на Кевина Костнера, — так вы здесь? Я уж думал, вы погибли под обломками. Поехали обратно, здесь сегодня никуда не уехать, завтра поеду с докладом.

Мы сели в машину, и через полчаса подъехали к комплексу зданий, окруженному забором. Из реплики охранника у ворот мы узнали, что нашего попутчика зовут Леонидом Андреевичем, и, судя по всему, он здесь директор. Пока он вел по коридору второго этажа, с нами поздоровались несколько супермоделей, видимо, считавших нас своими знакомыми.

— Как ты думаешь, в чем причина взрыва? — спросил директор, проведя нас мимо секретарши, похожей на Деми Мур, в свой кабинет.

— Пока не знаю, — ответил я, лихорадочно соображая, как дальше строить диалог.

— Не знает он. А кто будет знать? Ты все это затеял, гений гребаный. Тебя-то не тронут, а меня с дерьмом съедят. И что сегодня творилось с небом? Твоя работа?

— Дай самому разобраться, — зло бросил я, переходя в атаку. Не волнуйся, мне тоже достанется.

— Ладно, идите к себе, хотя, подожди, пойдем, заберу у вас документы по эксперименту, хоть задницу свою прикрою ими, если что.

Директор привел в большую комнату и, забрав со стола папку, ушел. Мы с Викой взглянули друг на друга и облегченно вздохнули. Судя по всему, здесь еще не знали о произошедшем катаклизме, но максимум через час по наши души придут. Пока нам везет, то ли судьба, то ли бог играют на нашей стороне, но в любом случае, злоупотреблять их расположением не стоит. На спинке стула висел пиджак, в кармане которого я нашел права, техпаспорт и ключи от машины.

— Виктория, садитесь за второй компьютер, и копируйте на мобильник самые важные файлы по генетике, а я займусь физикой и историей этого мира. В нашем распоряжении максимум час.

Операционка оказалась не Windows, конечно, но интуитивно понятной, и этот час мы провели, не отрываясь от экранов. Оказалось, что в этом мире науки развивались намного быстрей, особенно, в биологии и физике. Сто лет назад здесь сделали генную революцию, и теперь родители могли заказывать для своих будущих детей красивую внешность. К сожалению, сколько ученые ни бились, с раскрытием ума и талантов потомства так легко не получалось, хотя некоторые подвижки в этом тоже были.

Я задумался, главное ли значение в любви имеет внешняя красота, и решил, что нет, не главное. У меня были отношения с не менее красивыми женщинами, чем Надя, но никогда я не тонул в их глазах, не было к ним такого влечения, и, в то же время, встречались женщины, не столь красивые, но притягивающие чем-то, что невозможно описать словами. В любом случае, здешние генетики молодцы, по крайней мере, внешний фактор в отношениях людей они уравняли.

Теперь о той катастрофе, что разразилась здесь. Алексей хотел открыть окно из своего мира в любой соседний, но, не имея глубоких знаний в физике процесса, действуя, скорее, по наитию, получил не касание, а перехлест миров. Как я понял, работу он маскировал под тему «Эксперимент по проверке квантовой теории Хью Эверетта».

Я не знал, как теперь быть: с одной стороны, жалко гасить мир столь красивых людей, тем более, что действовали они не со зла, а из научного любопытства, но с другой стороны, оставлять миры в таком неустойчивом состоянии нельзя. В любом случае, вдалеке от Дома мы ничего сделать не можем. Мои рассуждения прервал ворвавшийся в комнату директор.

— Ты что натворил? — закричал он с порога и бросился включать телевизор. — Полюбуйся. И не вздумай отпираться, я сразу понял, что это твоя работа.

С экрана открылась ужасающая картина: вдаль, на сколько хватало глаз, шла полоса нагромождений земли, деревьев и обломков зданий. Поезд, сошедший с рельс, перевернутые автомобили и полуразрушенный мост дополняли картину бедствия. Общий вид стал сдвигаться, видимо, снимали с вертолета, и на горизонте появились сполохи огня и клубы черного дыма. Горела нефтеналивная станция. Обзор шел всего несколько минут, но и их хватило, чтобы понять: есть многочисленные жертвы с обеих сторон раздела.

— А теперь говори, что ты сделал! — в гневе закричал директор. — Связи с Москвой нет, ни один телефон не отвечает, интернета нет, по телевизору только местный канал. Это так ты квантовую теорию проверил? В общем, я вызываю охрану, отвечать за тебя не собираюсь, хотя, уже и так по уши в дерьме.

— Леонид Андреевич, там пробились к реактору, вас зовут, — крикнула в дверь секретарша.

Мы быстро спустились вниз и прошли к отдельно стоящему зданию без окон. У входа навалены обломки бетона и кирпичей, двое в спецовках сворачивают шланги автогена. Увидев нас, навстречу подбежал человек в грязном халате, как я понял, замдиректора.

— Бронированную дверь пришлось резать автогеном, — сообщил он, запыхавшись, — проход к реактору был завален, еле пробились.

Мы прошли в здание и по лестнице спустились на шесть пролетов вниз. Бункерная дверь вскрыта автогеном, за ней видны обломки бетона и куски штукатурки. Входим в коридор, едва очищенный посередине от мусора. Справа и слева – выбитые взрывной волной двери, за ними видны стойки с приборами и какое-то оборудование. Проходим дальше и входим в длинный зал.

— Что это? — вскрикивает идущий впереди директор.

В дальнем конце зала среди обломков металлических конструкций висит в воздухе ярко-белый шар полутора метров в диаметре.

— Он висит на месте взорванного реактора, — подсказал замдиректора, — радиации нет, проверили, но близко подходить боимся.

— Откуда он берет энергию? — спросил директор, повернувшись ко мне.

— Очевидно, из вакуума, — ответил я, вспомнив, что и станция черпает энергию оттуда же.

Заметив, что по поверхности шара струятся золотистые узоры, решил рассмотреть получше и подошел к нему шагов на пятьдесят. Видимо, этот шар и вызвал перехлест миров и перегрузку энергосистемы Дома. Надо как-то избавиться от него, но как? Если только, отправить в какой-нибудь короткоживущий безлюдный мир, как я это сделал с Николаем.

Вспомнив картину разрушений, показанную в новостях, я попытался вызвать в себе волну, поднявшуюся во мне, когда я отправлял Николая. И у меня получилось! Но не так, как я хотел! За шаром прорезалось огромное черное окно и, заглотив шар, стало накатываться на меня. Обернувшись, чтобы броситься назад, я наткнулся на Вику, стоявшую за спиной, и потерял на этом несколько секунд. Их хватило, чтобы накрыть нас с шаром заодно.

Вика, вскрикнув, прижалась ко мне, и было, от чего испугаться. Зал исчез, шар, оставшийся за спиной, освещает голую безжизненную равнину вокруг, только впереди справа светится овал, сквозь который виден кусок полуразрушенного зала. Слева подальше выглядывает из темноты каменная башня этажей на шестнадцать высотой, на самом верху которого слабо светятся несколько окон. Еще левее – разбитый автомобиль, через открытое окно которого видно окровавленных мужчину и женщину, откинувшихся на спинках сидений. Кому понадобилось возводить башню в пустыне? И обо что тут умудрился разбиться автомобиль? Здесь же нет ничего.

Пока я изумленно осматривался вокруг, из двери башни показался мужчина и, приветливо помахав рукой, направился в нашу сторону. Следом вышли еще несколько человек и, увидев нас, тоже поспешили за ним. Конечно, интересно, что за публика обосновалась здесь, только что-то подозрительно резво эта компания чешет к нам. В это время открываются двери машины, и оттуда пытаются выбраться незадачливые пассажиры иномарки. Вика, заметив это, начинает оседать на меня, а я, решив, что с сердечным радушием хозяев познакомлюсь в другой раз, хватаю Вику в руки и быстрым шагом двигаю к овалу.

Заподозрив, что мы манкируем традициями гостеприимства, хозяева обиделись и галопом припустили за нами. Даже пассажиры иномарки, вихляя и хромая, пытались не отстать, чтобы выразить нам искреннюю признательность за дружеский визит. Последовав их примеру, ускорился и я, но с ужасом заметил, что овал сжимается, и к финишу забега мы едва пролезем в него. Так и случилось, топот ног был слышен уже совсем близко, когда, запыхавшись, я влетел в овал, и прямо за моей спиной он закрылся.

— Где вас носит, и что тут творится? — спросил директор, когда я с Викой в руках подошел к нему.

— Еле удрали, — оправдался я, ставя очнувшуюся Вику на пол, — чертовщина какая-то.

— Ладно, пойдем к тебе, и ты мне все расскажешь, как на духу.

— Рассказывай, — заявил директор, когда мы втроем расселись в кресла в кабинете Алексея.

Я уже открыл было рот, чтобы навешать ему на уши лапшу, когда в кабинет заглянула секретарша.

— Леонид Андреевич, вас к городскому.

— Сидеть здесь, — бросил директор, выходя из кабинета.

Пока его не было, мы быстро вышли из комнаты и спустились к автомобильной стоянке. По номеру в техпаспорте мы нашли нужную машину и, сев в нее, поехали к проходной. Хоть марка машины была незнакома, управление оказалось таким же, как у наших машин. Ворота почти открылись, когда сзади раздался крик «Задержите машину, не выпускайте их». Не дожидаясь полного открытия ворот, я рванул с места и, чиркнув дверью об воротину, выехал на улицу. Оглянувшись, увидел выбегавшего из ворот директора.

Пробираясь по улицам к шоссе, я молил бога, чтобы полиция не перекрыла дорогу, и лишь выехав на трассу, расслабился. Однако, успокоился я рано: через пятнадцать минут за нами увязалась машина с проблесковым маячком и оттуда криками в матюгальник стали требовать остановиться. Одно из двух: или за нами послали погоню из института, или нас ловят за превышение скорости, в любом случае, останавливаться нельзя ни в коем случае.

Я прибавил скорость до ста шестидесяти и, лавируя между машинами, попытался оторваться, но погоня не отставала, и висела на хвосте до самой границы миров. Пробка перед ней рассосалась, и на обочинах стояли только несколько грузовиков, экскаватор и бульдозер, почти закончившие расчищать завал. Выскочив из машины, я схватил Вику за руку, и мы бросились прямо по колдобинам к полицейским на той стороне. Оглянувшись, я заметил, как из машины выскочили двое в штатском и побежали за нами.

Подбегая к полицейским, я еще издали закричал: «Помогите, за нами гонятся ряженые бандиты», и заметил, как один из них стал доставать из-за спины короткий автомат. Запыхавшись, мы добежали до них почти одновременно с преследователями.

— Документы, — потребовал лейтенант, поведя по ним дулом, и, пока те доставали удостоверения, Вика достала паспорт и отдала капитану, стоявшему в сторонке.

— А ваши документы? — потребовал он, повернувшись ко мне.

— Документы в лаборатории забыл, если хотите, проедем с нами – я покажу, это здесь рядом.

— Да, да, это мой муж, — ответила Вика на его вопрошающий взгляд.

В это время со стороны преследователей послышались крики: они на повышенных тонах что-то доказывали полицейским.

— Что там? — крикнул капитан, обернувшись на шум.

— Документы липовые, товарищ капитан, — крикнул лейтенант.

— Пакуйте и везите в отделение, а я проверю этих.

Нас посадили в полицейскую машину и повезли к Дому.

— Почему они преследовали вас? — спросил капитан по дороге.

— Не знаю, — ответил я, пожав плечами. Остановили машину и навели пистолеты. Я нажал на газ, и еле удрал от них.

— Соколов, осторожно, они вооружены, — предупредил капитан по рации.

— Да, уже разоружили, незнакомое оружие какое-то, — донеслось оттуда.

Через пятнадцать минут подъехали к Дому и вышли из машины.

— Так это тот дом, что вырос за ночь? — удивился капитан.

— Да, это секретный объект, ответил я, направляясь с Викой к дверям.

Вика вошла в Дом, я зашел следом и захлопнул дверь перед носом капитана. Ученые окружили нас и закидали вопросами. От них мы узнали, что пока нас не было, завал расчистили, и тело Алексея увезли в морг.

С удалением шара причина перехлеста исчезла, и теперь к Дому можно подключить полную энергию. Энергощиты разнесло взрывом, но я знал, что под Домом есть резервный распределительный узел. Под землю вела железная лестница, и я спустился по ней на двадцатиметровую глубину.

Внизу был зал, в котором стояли такие же шкафы, что и наверху. Я перевел управление на них, и, затаив дыхание, поднял рычаги вверх. Тихое гудение подтвердило, что энергосистема Дома вошла в нормальный рабочий режим. Облегченно вздохнув, я направился в обратный путь. Наверху встревожено ждали известия все, кого судьба занесла в этот день в этот Дом.

— Порядок, — успокоил я их и направился в контрольную комнату.

Изображения перемкнувших линий на голограмме приобрели зеленый цвет и перестали мигать. Успокоившись, я вышел в зал и открыл дверь на улицу. Полицейские, задрав головы, смотрят вверх. Небо, светлея на глазах, приобретает привычный цвет, и сквозь облака проглядывает солнце.

— Давайте повторим наш вояж, — предложил я Вике, — только возьмите документы Алексея.

Через пару минут она вернулась с документами, и, выйдя за дверь, я показал их капитану.

— Что за чертовщина сегодня с небом? — спросил капитан, проверив паспорт и права, — небось, ваша, ученых, работа.

— Нет, — открестился я, — мы тут никаким боком.

Сев в машину, мы с Викой выехали на трассу, и через десять минут подъехали к участку шоссе, за которым метров на сто простирался вздыбленный асфальт. Только в этот раз на той стороне разлома стояли такие же автомобили, как и на этой. Несколько человек перебрались с той стороны и рассказывали, как перед машинами вдруг вздыбился асфальт, небо потемнело и покрылось разрядами молний, а облака приобрели розовый цвет. Рассказчики были обычными людьми, выделить их из общей массы никому бы не пришло в голову.

Слава богу, миры разлепились. Я свою миссию выполнил, но как быть с Викой? У Российского Дома уже есть хозяйка, может, предложить ей смотреть за станцией? Там огромное хозяйство, одной не справиться. Попрошу Виктора – пусть подыщет ей людей.

Ладно, не это главное – у четырех гиперборееек из пяти туманные перспективы личной жизни. Очаровательные женщины, они легко вскружат голову любому мужчине, да вот беда, где найти такого, который был бы достоин этого? Любой мужчина возле них станет бесплатным приложением и потеряет в их глазах всякую привлекательность. Какая уж тут семья.

Хотя, женщины непознаваемы априори, и предсказывать их поступки неблагодарное занятие. Сколько прекрасных женщин живут с тупыми пьяницами, недостойными не то, что любви, даже жалости. Нет, я бы не хотел такой судьбы для гипербореек, упаси бог, это к слову просто, как пример.

Убедившись, что мир пришел в свое естественное состояние, мы вернулись в Дом, где увидели хозяйку, мило беседующую с учеными. Опять немая сцена, где Надя и Вика заинтересованно смотрят друг на друга. Наконец, Надя, как более опытная, увела Вику к себе, и продержала там, беседуя с ней, почти целый час. За это время я провел полную диагностику Дома и выпил пару бутылок пива.

Выйдя в столовую за третьей бутылкой, обнаружил, что ученые уже ушли, а Надя с Викой, уютно устроившись, пьют чай. Я хотел забрать Вику на станцию, но Надя отговорила:

— Алексей, пусть Вика побудет со мной несколько дней, пообвыкнется – потом заберешь.

Ну, что ж, так будет лучше для Вики. Тем временем я перешел на станцию, оттуда – на кладбище, и позвонил Виктору.

— Вить, нужны люди на станцию, подбрось, сколько сможешь.

— Ладно, сделаю,— пообещал он, — завтра приведу. Тут еще вот какое дело. Шеф разговаривал с президентом, и тот решил, что пора лично познакомиться с тобой. Завтра с двенадцати до часу у него есть окно, если примешь приглашение, я пришлю за тобой машину. Только ездить через кладбище несерьезно, сделай что-нибудь.

— Хорошо, лови схему, там, в поле, через два часа появится дом, проследи, чтобы близко никто не болтался. Рядом грунтовая дорога, туда и подгоняй машину.

Я давно собирался перевести одну из дверей, ведущих в пустынные миры, в его мир, даже схему для этого приготовил. Перейдя в Российский Дом, зашел в контрольную комнату и, сев в кресло, взялся за перенастройку. Через два часа я вышел через дверь, ранее ведшую в пустыню, и увидел Виктора, стоявшего возле машины на дальнем конце поля.

— К завтрашнему утру застелем дорогу асфальтом, — обнадежил он, подъехав, — к десяти будь готов.

Перейдя в Американский Дом, я обнаружил в столовой новую женщину, которая раскладывала на столе ужин.

— Леша, познакомься, — раздался за спиной Надин голос, — теперь Лида будет нас кормить. Я уже провела ее через саркофаг.

Поздоровавшись, я сел за стол, и за ужином выслушал Надин рассказ о том, что произошло за день, о том, как нашла Лиду, и о том, как с помощью Витиных парней навела в Доме порядок. В свою очередь, я рассказал то, что произошло за день, и вслух попытался разобраться с чертовщиной, от которой еле унес ноги.

Во-первых, там не было Дома. Тогда где я взял энергию для перемещения шара? Видимо, интуитивно от самого шара и взял, ничего другого в голову не приходит. Во-вторых, что это за мир, в который я отправил шар? Я грубый материалист, и не верю во всякую чепуху, но все же? Не могли же мы там столкнуться с Викиными кошмарами. Может, шар создал фантомные видения? Может. Только уж больно громко топали эти видения, хорошо, что я вовремя драпанул от них. Одно дело, драться с людьми, другое – с хрен знает, чем, особенно, если в этом нет никакого опыта.

Наутро, проснувшись, включил по телевизору новости. Слава богу, ни об упавших самолетах, ни о пропавших спутниках не сообщали, надеюсь, и в будущем избежим таких жертв. После завтрака перешел в мир Виктора, и в десять утра сел в поджидавшую машину.

 

Глава 14.

Новый президент Вячеслав Сухов, пришедший к власти на протестной волне, только начал обживаться на своем посту, но сразу ухватил преимущества выхода на вероятностные миры. Не теряя времени, он сразу предложил организовать межмировое правительство, валютную биржу и банк, гарантируя со своей стороны финансовую и любую другую поддержку.

Услышав, что американцы предложили мне стать бессменным президентом Земли, поскучнел: какой президент великой страны захочет иметь над собой еще одного президента. Я заверил его, что ни президентство, ни правительство меня не интересуют, мне и так хорошо, но, судя по кислой физиономии, такой ответ его так же не устроил.

Немного подумав, Сухов сказал, что идея американцев не так уж плоха, и выразил надежду, что в моей деятельности интересы родной страны будут превалировать.

— Ну, хорошо, — уступил я, — предположим, если это не будет слишком хлопотно, я соглашусь принять этот титул, — но родная страна даже сейчас мне известна в нескольких вариантах, не говоря уже о других государствах. Чем вы собираетесь расплачиваться с ними? У всех своя валюта, и не везде золото считается драгоценным металлом.

— Оборудование, сырье?

— Пропускная способность Домов невелика, громоздкое оборудование и вовсе не протащишь. Из сырья привлекательны только редкоземельные элементы и некоторые виды драгоценных камней, но это капля в море. Мне известна только одна универсальная валюта: талантливые люди. Они есть и в отсталых, и в передовых мирах, но, теряя их, вы теряете свое будущее. Их надо привлекать отовсюду даже ценой компенсаций за них родным мирам. Но, опять же, чем платить за них?

— Картины, ювелирные изделия, технологии?

— Произведения искусства ценятся почти везде, и расстаются с ними неохотно – это основа культуры и самосознания народа. Технологии: развитые миры могут расплатиться ими, но ваш мир в разряде середнячков, и много на этом не заработаете.

— Что же делать?

— Выделите для начала человек десять самых талантливых молодых ученых из разных областей науки – я размещу их на станции, пусть учатся по информационной базе знаний. Обеспечивать едой и всем необходимым будете сами. На монополию в доступе к знаниям не надейтесь – там будут работать ученые из разных стран и миров. Единственное, что могу пообещать для родной страны – фору во времени. Мне важно, чтобы земная цивилизация развивалась пропорционально, без войн и конфликтов, и стала единым народом. Боюсь, как бы Земле не пришлось столкнуться с внешней угрозой.

— Единение с НАТО? Да они спят и видят, как бы уничтожить нас.

— Скоро все изменится, к власти там придут другие люди. Страны, желающие получить доступ к базе, должны будут постепенно отказаться от оружия и передать его под общее Земное управление. Попытка начала войны будет наказываться, вплоть до уничтожения страны как государства.

— Вы хотите управлять всеми мирами?

— Не я, вы сами будете ими управлять. В ближайшее время организуем на станции конгресс, где от каждой крупной страны мира будут представлены по три человека. Людей подготовьте – я обеспечу им доступ. Сухов все понял правильно, и мы расстались на дружеской ноте. На обратном пути полил проливной дождь, и, подъезжая к Дому, я увидел возле двери промокшую до нитки женщину в легком светло-голубом платье.

— Ты? — изумленно спросил я, когда, подойдя ближе, узнал в продрогшей женщине Анну.

— Впустишь? — спросила она, зябко поведя плечами. — Или оставишь мерзнуть под дождем?

— Проходи, — буркнул я, проводя ее в Дом.

— Дашь, во что переодеться? На мне сухого места нет.

— Да что за мода у вас такая, являться в дождь и требовать одежду? — недовольно проворчал я, подавая свои джинсы и майку.

Наблюдая за моей реакцией, Анна медленно разделась догола, и, поведя бедрами, лукаво глянула на меня. Взглянув ниже пояса, Анна усмехнулась и, подойдя вплотную, заглянула в глаза.

— Ведьма, — отпрянув, прошептал я, боясь опять потерять контроль над собой.

— Не бойся, теперь ты мне не по зубам, — успокоила она, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. — Я ни тогда, ни теперь, не собиралась овладевать тобой. Впервые увидев тебя, я поняла, что ты не от мира сего, и хотела только влюбить в себя без всякой задней мысли. Высоко ты взлетел – президент земли. Величие не жмет?

— Мне эта обуза на хрен не нужна. Не холодно? Ты же просила одежду.

— Ладно, не буду смущать тебя. — Анна стала неохотно натягивать майку. — Я пришла к тебе за пощадой. Знаю, что собираешься погасить наш мир, но умоляю, не делай этого. Мы не будем тянуть к себе другие миры и внушать им наш образ жизни. К тому же, таких эмпатов, как я, больше нет. Если хочешь, отправь меня вслед за Николаем, но не трогай наш мир. Ты же не закостенелый ретроград. Сам говорил, что вселенная должна развиваться во всем своем многообразии.

— Не помню.

— Говорил, говорил. Увидев свободу в отношениях женщин, в тебе взыграл мужской шовинизм. Может быть, это и правильно в разумных пределах. Это лучше, чем женский шовинизм. Ты еще не видел, каких уродливых форм он достигает в матриархате.

— Чего? Матриархат?

— Не удивляйся, есть такой выверт истории в одном из миров. Вот их можешь гасить сколько угодно, я сама их терпеть не могу, — прошипела она, подворачивая штанины джинсов.

— Есть такой мир? — спросил я Лолу.

— Есть, но он тебе не понравится, можешь убедиться сам.

Я взял за руку Анну и перешел на станцию.

— Ничего себе, особнячок, — воскликнула она, оглядываясь по сторонам, — это все твое, что ли?

Посреди комнаты управления раскрыт вид кладбища. Прихватив Анну, выхожу туда, и, услышав за спиной шум, оборачиваюсь. Две слоноподобные женщины в робах копают могилу, третья, сидя верхом на мраморной плите, поторапливает их. Оглянувшись, она изумленно уставилась на нас, но быстро пришла в себя и, по-мужицки хохотнув, крикнула:

— Эй, красавчик, брось эту шмару и иди к нам – приласкаем.

— Тьфу, — сплюнул я, — разве это женщины? — и, развернувшись, потащил Анну прочь. Хохот и улюлюканье за спиной вконец испортили настроение.

На стоянке несколько женщин, видимо, бомбил, курили возле своих машин. Лениво смерив меня взглядом сверху донизу, они проводили нас глазами до начала очереди такси. Все одеты в джинсы и ветровки, на ногах кроссовки. На лицах ни капли косметики, украшений не видно, если бы не груди, принял бы их за мужчин.

— Куда едем? — спросила таксистка, когда мы с Анной уселись на заднее сиденье первой машины.

— К Кремлю и обратно, — бросил я, надеясь, что он-то должен сохраниться в любом из Российских миров, — только денег у нас нет, вот это в оплату возьмете?

Я отдал ей случайно оставшегося в кармане золотого скоробея из Египта.

— Годится, — согласилась она, пряча жука в карман после того, как внимательно его рассмотрела.

По дороге успел заметить, что за рулем, в основном, женщины, мужчин здесь совсем мало, и выглядят они субтильно, зато фигуры женщин более мужественны, чем у нас. Справа проехали плакат, на котором мужеподобная женщина в военной форме с автоматом на шее призывала исполнить гражданский долг.

У светофора обратил внимание на стоявшую справа машину. Мужчина в блузке пытался успокоить двоих детей, сидевших возле него на заднем сиденье. За рулем, видимо, сидела его жена. Приглядевшись, заметил, что губы его накрашены красной помадой, на шее – бусы, а в мочки ушей вколоты серьги. Меня передернуло от его вида, и я быстро отвел глаза.

Заметив это, Анна усмехнулась:

— А ты говорил, что наш мир неправильный. С твоим подходом надо половину миров гасить.

— Все, все, сдаюсь. — Я поднял руки. — Живите, как хотите, только к нам не лезьте.

— Спасибо, что разрешил нам жить, — съязвила Анна.

За перекрестком нас подрезал Ауди, и мы ткнулись ему в задний бампер.

— Блондин! — зло прошипела таксистка, выходя из машины.

Из Ауди вышло тщедушное существо, которое условно можно было назвать мужчиной. Светлые волосы уложены в витиеватую прическу, брови подведены. Накладные ресницы, бусы, серьги, макияж – все это сказало бы мне, что передо мной женщина, если бы не отсутствие грудей.

Картинно всплеснув руками, оно подбежало к нам, и, осмотрев бампер своей машины, стало кому-то звонить по мобильнику. Через десять минут подъехала полицейская машина, из которой вышли две женщины в форменной одежде.

Осмотрев место ДТП, одна из них пообщалась с водителями и подошла к нам.

— Вы можете подтвердить, что вашу машину подрезали? — спросила она, заглянув в окно.

— Да, — наивно подтвердил я, не подумав, что при составлении протокола обязательно попросят паспорта.

Присмотревшись, она нашла в нашей внешности что-то подозрительное и попросила показать документы. Услышав, что забыли их дома, нахмурилась и велела выйти из машины. Окинув взглядом представшие перед ней фигуры, она опешила. Моя комплекция явно не укладывались в здешние стандарты, а серьги в ушах Анны вызвали у нее неприятную усмешку.

— Посмотри, тебе никого не напоминает лицо этого дылды? — спросила она напарницу, заполнявшую протокол.

— Точно, вчера в розыскной рассылке видела похожее лицо, но у этого даже уши не проколоты.

Полицейские, заполнив протокол, усадили нас в машину и отвезли в отделение. Наше появление в обезьяннике вызвало оживление сидевшей там публики.

— Ты посмотри, кого нам подкинули, — крикнула, направляясь ко мне, женщина в наколках лет сорока.

— Отвали, — бросил я, отворачиваясь.

— Ты, я смотрю, здесь в первый раз, — ухмыльнулась она, — смотри, как бы тебе ночью чего-нибудь не отстригли лишнего.

— Клещ, отстань от них, — донеслось от дежурки, — в карцер посажу.

Дама, которую назвали клещом, подмигнув, отошла к окну и села возле донельзя накрашенного юноши лет восемнадцати.

— А ты как здесь оказался? — повернулась она к нему.

— С клиентки сняли на облаве, — возмутился парень.

— Ни хрена себе, элитных уже в обезьянник затаскивать стали — пришла в негодование Клещ, — денег, что ли, пожалел откупиться?

— Не взяли, — расстроился тот.

До какой степени надо опуститься мужчинам, подумал я, чтобы продавать свое тело, красить губы и лицо, носить бусы и серьги. Какой же катаклизм произошел в этом мире, что женщины, которым природой предназначено рожать детей, очаровывать и восхищать мужчин, вынуждены делать тяжелую работу и служить в армии?

И эта с наколками…. Чего она привязалась? Будь она мужчиной, сразу получила бы в глаз. А женщин бить не могу. Битый час, сидя на нарах, я пытался придумать правдоподобную версию нашего здесь пребывания, но ничего стоящего в голову не пришло.

— Вы двое – на выход, — велела полицейская, открывая дверь обезьянника.

Нас провели по коридору в дальнюю комнату и усадили на стулья напротив женщины в форме, сидевшей за большим канцелярским столом.

— Полковник Кольцова, — представилась она, — а ваше имя?

— Алексей Аваргин.

— Мы проверили по базам – нет такого имени в списках мужчин России, а есть Владимир Семенов, лицо которого соответствует вашему. Вы сбежали из Дома любви, уклонившись от своей мужской обязанности. Как вам не стыдно! Вам подобрали женщину, у которой от вас должен родиться мальчик. Взрослый мужчина, а бегаете, как мальчишка. Вы же знаете, что без подбора на десять девочек рождается один мальчик, и не все из них еще выживают. В общем, так: сейчас вас отвезут туда, откуда вы удрали, и только попробуйте сбежать еще раз.

— А вы, милочка, ступайте, — обратилась она к Анне, — в базе преступниц вас нет, так что, можете быть свободны. И постыдились бы отвлекать мужчину от его святого долга.

— Я выберусь, — шепнула на ухо Анна и упорхнула за дверь.

Меня подхватили с двух сторон и, усадив в машину, повезли, как животное, на случку. Стыдно-то как. Я всегда завоевывал любовь тех женщин, которых любил, сам, как положено природой, по крайней мере, так думал (правда, потом оказывалось, что был выбран ими задолго до взятия их в плен), но чувствовать себя быком-осеменителем было унизительно. Не удивительно, что мой двойник уклонился от такого «счастья». Да названье-то какое придумали: Дом любви. Какая, к черту, любовь! Назвали бы Дом случки.

Коттедж расположился на опушке леса возле большого озера. Красивое место: кроны сосен укрывают от солнца, дорожки между клумбами выложены разноцветными плитами, в укромных местах расположены удобные скамьи с изогнутым спинками. Запахи цветов и хвои наполняют воздух. Идеальное место для отдыха.

Навстречу вышла красивая девушка лет девятнадцати одетая в легкое белое платье и, представившись Леной, пригласила в дом. Чувствуя смущение, я последовал за ней и оказался в просторном светлом холле, в середине которого стоял стол и несколько стульев.

— Хотите есть? — спросила она улыбнувшись.

Я отказался – в такой обстановке кусок в горло не полез бы.

— Кофе, чай?

Я согласился на кофе, и через двадцать минут получил ароматный пенистый напиток. Лена села напротив и, улыбнувшись, спросила, как меня зовут. Я ответил, и постепенно между нами завязался разговор.

Оказалось, что причиной демографической катастрофы в этом мире стала пандемия, разразившаяся сто лет назад. В течение года от неизвестной болезни погибла большая часть мужчин, и, мало того, от оставшихся мужчин, в основном, рождались девочки. Казалось бы, используй банк спермы – и проблема решена. Но оказалось, что мальчики рождались только при прямом контакте местных мужчин с определенными женщинами.

Так вот, откуда ноги растут у матриархата. В этом несчастном мире матриархат – вынужденная форма общества, необходимая для выживания человечества. Сюда бы переправить нормальных мужчин из наших миров. Сколько их влачат у нас жалкое существование, здесь бы их приняли с распростертыми объятьями.

Я объяснил Лене, что попал сюда из другого мира, и, вкратце рассказав о голограмме, пообещал помочь в их трагедии.

— Господи, какое счастье, что сохранились нормальные миры, — обрадовалась она, выслушав мой рассказ до конца, — как должно быть прекрасно, когда каждая женщина может любить и быть любимой. Я только в книгах читала о таком.

— Ну, это так быстро не получится, — смутился я, — но часть женщин можно переселить в те миры, в которых их недостаток – я же мало, где был еще.

— Я понимаю, насколько дурно все это выглядит в ваших глазах, — грустно сказала она, но, прошу вас, не для нашего мира, а для меня лично, если я вам не очень противна….

— Давай перейдем на ты — предложил я, и, заметив кивок, добавил: —У меня есть лучшее предложение для тебя. Отсюда можно как-нибудь выбраться? Я хочу забрать тебя с собой. В моем мире ты найдешь себе парня по душе, и то же самое сделаешь по любви, а не по нужде.

Лена недоверчиво распахнула глаза.

— Это правда? Ты возьмешь меня с собой?

— Если только смогу отсюда выбраться.

— Я позвоню маме, — с этими словами она бросилась к телефону.

Через час за окном скрипнули тормоза машины, и, к моему величайшему изумлению, в холл вошла полковник Кольцова.

— Да, Лена – моя дочь, — заявила она с порога, — и я не выпущу тебя отсюда, пока ты не сделаешь мне внука.

— Мама, послушай его, — крикнула Лена, вставая между нами.

Я пересказал Кольцовой все, что сообщил Лене. Она долго не могла поверить в существование других миров – это противоречило здравому смыслу и рушило все ее представления о мироздании. Но, посмотрев на моем смартфоне сборник лучших голов, оторопела от вида орущих на трибунах десятков тысяч мужчин и отбросила сомнения.

— Тогда забирай с собой и вторую мою дочь, — заявила она, — но только после того, как покажешь свой мир вживую.

— Я бы и еще прихватил пару десятков, — заметил я, вспомнив, что в Домах с обслугой напряженка, а изнывающие от безделья лишенные женского внимания бойцы охраны скоро начнут бросаться на людей.

— Ладно, поговорю со своими, завтра привезу тебе самых лучших, но смотри, если обманул – можешь сразу заказывать себе могилу.

Кольцова уехала, а наутро пригнала целый автобус молоденьких девушек, одна другой краше. Я шел по проходу между рядами и ловил на себе полные надежды взгляды путешественниц. Только как бы не завезти к нам заразу, приведшую к пандемии, подумал я, и поделился сомнением с полковником.

— Мы с этой гадостью давно разобрались, знания о ней я передам с девочками. Вам они тоже могут пригодиться в будущем. Вирус давно истреблен, остались только последствия, отразившиеся на генах мужчин. Все девочки проверены и абсолютно здоровы.

Мы тронулись в путь, и к обеду добрались до Домодедовского кладбища. Я провел Кольцову на станцию, вывел на берег моря, потом через Российский дом вышел с ней в Цветочный мир, и, полностью ошарашенной, вернул в Матриархат.

— Я постараюсь прикинуть варианты у себя, а вы прощупайте почву у себя в верхах, — обратился я к ней прощаясь, — надо как-то спасать ваш мир.

Потом вывел девушек на кладбище и велел им взяться за руки. Спустя пять минут первая партия лучших девушек Матриархата, следуя за мной, чинно входила на станцию.

 

Глава 15

Я привел девушек в малый конференц-зал и спросил, кто знает иностранные языки. Оказалось, что английский в той или иной степени знают почти все, две из них знали даже арабский. Большинство девушек были студентками и выпускницами разных ВУЗов, но самыми ценными для меня были медики и биологи: не дай бог, эта зараза придет и в наш мир.

— Дорогие дамы, — объявил я, закончив с учетом, — вам надо пройти медицинское обследование, для этого следует полностью раздеться и лечь в стоящие перед вами саркофаги.

Шелест голосов разнесся по залу – наверное, подумали: «вот вуайерист гребаный». Я отвернулся и крикнул:

— Можете начинать.

Шорох одежд подтвердил, что дамы приступили к разоблачению, и через пять минут я прошел по рядам, закрывая крышки. Я настроил одну из дверей станции на выход в мир Виктора и по телефону спросил, когда будут обещанные люди и продукты. Тот пообещал через пару часов подогнать.

В ожидании доставки я расспросил Лолу, есть ли миры с избытком мужчин, но, к сожалению, ее ответ был отрицательным. В естественных условиях мы гибнем в войнах и драках, умираем от пьянства, и болезней, в общем, везде наш век короче, чем у женщин. Правда, она обнадежила тем, что соотношение рождаемости полов можно генетически настроить.

Через два часа подъехали два грузовика с продуктами и автобус с десятком сверхсрочников. После разгрузки машин я уложил ребят в саркофаги и в ожидании сигнала, сев в кресло, вздремнул. Проснулся от зуммеров саркофагов женщин. Открыв крышки, вызвал моих милых хозяек Домов на станцию и предложил выбрать помощниц из числа прибывших. Через час оживленных бесед они, забрав своих подопечных, разошлись по своим владениям. За это время подоспели саркофаги парней, и Вика приняла у них и у своих девушек клятвы верности.

После обеда приехала группа молодых ученых, которых я сразу отправил библиотеку, поручив их обучение Лоле. Позвонил Джон и попросил следить за новостями – с его слов, в ближайшие часы в США произойдут важные события. Я перебрался в Американский дом и, включив телевизор, стал ждать обещанных новостей.

В одиннадцать утра диктор объявил, что в связи с ухудшением здоровья президент Соединенных Штатов Америки уходит в отставку и до внеочередных выборов его функции принимает на себя вице-президент. Тот сразу объявил, что выставляет свою кандидатуру на предстоящие выборы, и главной целью его правления будет перезагрузка отношений с Россией. Весь день выступали лидеры партий, общественные деятели и руководители ведущих компаний, в едином порыве убеждая зрителей, что они всю жизнь мечтали о неразрывной дружбе двух великих стран.

К концу дня в этот хор вплелись голоса Китая и стран Европейского Союза. Видимо, что-то пронюхав, они дружно клялись в вечной любви к России и выражали желание одарить ее беспроцентными кредитами хоть на сто лет.

Простые американцы никак не могли взять в толк, что происходит: вчера все дружно ругали Россию, а сегодня клянутся в дружбе навек, но ушлые репортеры быстро объяснили им, что во всем виноват бывший президент, старый маразматик, который вопреки желаниям народов перессорил Америку с Россией.

Япония, Бразилия, Аргентина и другие страны помельче с опозданием поняли, что безнадежно отстают от общего тренда, и стали наверстывать упущенное, предлагая кто деньги, кто территории для бессрочной аренды.

Позвонил Виктор и спросил, как там ученые. Убедившись, что те засели в библиотеке, признался, что произошла утечка и о них узнали американцы. Следом позвонил Джон и, поздравив с наступлением новой эры в отношениях наших стран, спросил, когда можно получить доступ к библиотеке. Я ответил, что пока слышал только декларации и предпочел бы подождать наступления реальных дел.

Все это время Надя переживала не меньше меня, наблюдая, как прямо на глазах меняется мир. Решив, что такое событие надо отметить, мы открыли бутылку шампанского и с удовольствием выпили его.

Позвонил президент Сухов и спросил, что ответить китайцам: те прямо сейчас хотят получить доступ в библиотеку и предлагают бешеные деньги за каждый час, проведенный в ней. Я посоветовал потянуть время пока наши не выгребут оттуда самое важное.

Настала пора обратиться к России в других мирах. Я вышел в Цветочный мир и зашел к банкиру, который открыл для меня счет в своем банке. Невелика птица, конечно, но других связей у меня там нет.

— Теперь я понял, откуда у вас раритеты, — сказал он, выслушав меня, — вам надо обращаться в правительство или прямо к президенту, только у меня нет связей на таком уровне. Попробую позвонить своему другу – он сейчас на пенсии, но когда-то работал в канцелярии президента, связи должны остаться. Позвоните через пару дней.

Вернувшись, я позвонил в Заречный Георгию.

— Алексей? — удивился он, услышав мой голос.

— Да, это я. Нужно поговорить. Сможешь подъехать сегодня? Схему проезда сейчас сброшу, это недалеко от Домодедово.

— Хорошо, буду через два часа.

В назначенное время я встретил Георгия. Изумлению его не было предела. Я провел его на станцию и по дороге вкратце рассказал историю моего появления здесь. В контрольной комнате Лола, показывая вживую, рассказала о Голограмме и этим доконала его психику вконец. Несколько минут Георгий отсутствующим взглядом смотрел на меня, пока я его не окликнул.

— Если бы не видел своими глазами, ни за что бы не поверил, — пробормотал он себе под нос. — И что ты предлагаешь? — добавил уже громче.

— Пусть директор института выйдет на руководство страны и сообщит о том, что ты сейчас видел. Копию фильма я тебе передам. Если они захотят участвовать в конгрессе миров, пусть сообщат.

Проводив Георгия, я направился в свой собственный мир и позвонил Андрею. Насколько я знал, у него был широкий круг знакомств, в том числе и в правительстве.

— Алексей! — воскликнул он, узнав меня. — Надя с тобой? Я нигде не могу ее найти, боюсь, что ее опять выкрали.

— Не волнуйся, она со мной. Есть разговор, при встрече расскажу много интересного, ты удивишься. У тебя есть выход на правительство?

— Ну, есть мало-мало.

— Я сбросил тебе схему проезда. Когда тебя ждать?

— Завтра в пять подъеду.

Ночь провел с Надей и, позавтракав, пошел встречать Андрея – там уже полпятого. На станции провел с ним экскурс в голограмму миров, такой же, как с Георгием, и привел к Наде в египетский Дом – пусть убедится, что жива и здорова. Обрадовавшись встрече с близким человеком, Надя разложила на столе всякой снеди и села возле нас обсуждать предстоящий конгресс.

Андрей хотел послать всех иностранцев куда подальше, и собрать только представителей Российских миров, на что я ему заметил:

— А в случае внешней угрозы с кем ты будешь отбиваться? Межзвездный канал молчит, но исправен, и в любой день могут прибыть незваные гости.

— А если взорвать его? — предложил он.

— Те, кто его создал, вначале прибыли сюда своим ходом, они могут специально прилететь, чтобы проверить, кто там безобразничает. Да дело не только в этом. Я хочу создать на земле единый народ, который мог бы дать отпор любому желающему оттяпать у землян аппетитную планету. Наибольше время в библиотеке буду выделять своим, российским мирам. Наконец, он согласился со мной, и я отправил его к себе.

 

Шесть месяцев спустя.

Сидя с Надей в американском Доме за бутылкой вина, я вспомнил, как прошли эти полгода. Посланные мной эмиссары выполнили свои миссии, и за следующие три месяца на станции побывали руководители ведущих стран нескольких миров. Они, эти страны, должны будут составить костяк будущей конфедерации.

Моими усилиями лидирующие позиции во всех мирах заняла Россия – я выделил нашим в пять раз больше времени в библиотеке, чем остальным. К сегодняшнему дню революционные знания уже стали предметно воплощаться в нескольких научно-промышленных городках России, специально выстроенных возле крупных мегаполисов, там, где в достатке светлых голов и умелых рук.

Ученые других стран, особенно мелких, жалобно заныли о несправедливости распределения времени в библиотеке, требуя создания международной комиссии, которая будет выдавать квоты туда, на что я заявил, что недовольным урежу время вдвое – станция моя, кого хочу, того пускаю. Российские президенты воспользовались этим и толпами тащили к себе талантливых ученых со всего мира, соблазняя пропуском в библиотеку.

Еще бы, там в открытом доступе лежали тысячи готовых открытий, кто бы отказался. Выстроилась огромная очередь на получение Российского гражданства, а Нобелевский комитет с ног сбился, ежедневно пачками регистрируя заявки на эпохальные открытия. Наконец, разобравшись в происходящей вакханалии, он заявил, что так не честно, имейте совесть, господа: вы просто списываете готовые страницы из библиотеки, добавили бы хоть немного своего или хотя бы переписывали другими словами.

Но ажиотаж был такой, что на такие глупости никто не обращал внимания: время дорого. За полгода количество «гениев» и просто «великих ученых» на душу населения в России перекрыло их количество во всем мире в пять раз, о чем российские президенты с гордостью заявляли на всех международных симпозиумах.

Наконец, неделю назад в главном конференцзале состоялся долгожданный конгресс, на котором были приняты правовые основы конфедерации. Я с содроганием вспомнил, как мне и пяти моим дамам пришлось, взяв в каждую руку по двадцатиметровой цепочке людей, водить через двери всякого рода чиновников, политиков, ученых и бог знает, кого еще. Это было проще, чем объяснять Лоле, кого пускать, а кого гнать в шею.

Разумеется, уследить за ними не было никакой возможности, и я поручил это дело Лоле. Она потом жаловалась на попытки умыкнуть или отломить на память чего-нибудь таинственного из необъятных закромов халявы.

Зал был разделен на секции по мирам. Российские миры расселись в центре и быстро нашли общий язык. Среди других миров разгорелись жаркие споры за право лидерства, и кончились массовым мордобоем. Пришлось даже включать сирену, которая сразу всех успокоила: попробуй перекричать ее, когда самого себя не слышишь. Когда все затихло, я объявил, что если такое повторится, выгоню всех к чертовой матери. Это возымело действие, и рукоприкладство больше не повторялось.

Первое слово дали России, как организатору конгресса, и все ее предложения прошли без прений. А вот дальше начался бедлам: каждый мир и каждая страна пытались перетянуть одеяло на себя. Бедные требовали денег, потому что они бедные, богатые показывали шиш и требовали привилегий, потому что они богатые и всех кормят.

Всякие блоки и союзы типа НАТО и ЕС рассыпались на глазах, и каждый бился за себя, забыв о былой преданности и дружбе. В кулуарах все роились вокруг российских делегаций, напрашиваясь, на союз с ними в любой форме, вплоть до федерации.

Когда встал вопрос о единой валюте, американцы, обладая наибольшим запасом, предложили золото, но их послали далеко и надолго: тут такие ценности выплывают, что пусть из своего золота унитазы делают – богачи любят такие. Как только эта информация достигла рынков, цена на золото упала в три раза, зато на Сотбис во столько же раз взлетели цены на антиквариат и произведения искусства.

По США, Западной Европе и Китаю назревала волна банкротств. Компании, державшие резервный капитал в золоте, за пару часов обнищали и не могли расплатиться с кредитами. Следом зашатались банки – назревал мировой кризис. Чтобы остановить экономическую катастрофу, срочно приняли решение создать Центральный Банк, валютную биржу и единую валюту.

Долго спорили об ее названии и, наконец, решили назвать Талант. Выбирая в название античную денежную единицу, делегаты помнили мои слова о самой высокой ценности для человечества – талантливых людях. В шутку стали оценивать присутствующих, оценив Эйнштейна в один талант, но быстро бросили эту затею: выходили слишком удручающие цифры в милли и микроталантах.

Обсуждения продолжались до поздней ночи, а так как я отказался таскать их туда-сюда, здесь же и устроились спать. Спальни я им не открыл, чтобы быстрее закончили бесполезные споры и пришли к какому-нибудь решению. Идя по станции, я тут и там натыкался на спящие тушки. Выдержки делегатов хватило на два дня. На третьи сутки, оставшись без сил, они подписывали акты почти без обсуждений.

Под конец коснулись передачи оружия массового поражения под надзор международной комиссии. Неохотно, но обладатели его согласились и закрепили конвенцию соответствующим актом. У меня и раньше была договоренность об этом, иначе я не пустил бы их в библиотеку, но теперь все документально оформили.

На том конгрессе мне попытались втюхать должность президента всех миров, но, прикинув, чего мне это будет стоить, умело увильнул от такой сказочной щедрости – здоровье дороже.

Я живу с Надей в американском Доме. Напрягает разница во времени по сравнению с Москвой, но предложение хозяйкам других Домов поменяться не встретило восторга – они дружно ответили: ищи дур в другом месте.

Надю это не волнует: американцы вцепились в нее мертвой хваткой, и не отпускают от себя в надежде получить хоть что-нибудь полезное на халяву. Она с утра до вечера на благотворительных балах, дипломатических раутах, приеме у президента и бог знает, где еще. Самое главное, ей это нравится – она чувствует себя там, как рыба в воде. Она и меня пыталась туда затащить, но я слинял, сославшись на занятость.

Три другие Нади тоже нарасхват, ведут примерно такую же жизнь, и так же этим довольны. Регулярно собираются то у одной, то у другой, обсуждая за бутылкой вина свои женские дела. На Надю в Таиланде насели китайцы. Они скупили все вокруг Дома на сто километров, и внимательно следят за ее появлением, не давая шагу ступить без своей поддержки и внимания.

В Египте Надя периодически показывает себя для поклонения, но чаще выходит в Каир, Шарм-эль-Шейх или Хургаду продвинутых миров, где звезды мирового бизнеса и политики отлавливают ее сразу у дверей и не отпускают, пока не докажут свою преданность.

Только Вика замкнулась на станции и никак не может пережить гибель Алексея. Надежды заходят к ней в гости и иногда вытаскивают куда-нибудь развлечься, говорят, постепенно оживет – время лечит.

— Ты счастлива? — спросил я Надю, взглянув в глаза.

— Ты сам не чувствуешь? — ответила, улыбнувшись.

Конечно, я чувствовал, что она счастлива, но счастлив ли я? На этот вопрос сразу ответить не смог. Конечно, рядом со мной любимая женщина, и без дела, вроде бы, не сижу. Но все, чем я располагаю, досталось мне в подарок. Я привык всего добиваться сам. Видя, как мой труд и мои идеи воплощаются в приборы, я получал удовольствие и стимул двигаться дальше. Отзывы коллег вызывали у меня гордость и чувство собственного достоинства, я испытывал наслаждение от самого процесса творчества.

Чем мне гордиться теперь? Раньше, до встречи с Надей, я пытался ответить себе, был ли бы я счастлив, получив огромное богатство и лишившись необходимости зарабатывать на хлеб, и не нашел ответа. У Олдриджа герой романа (забыл название – давно читал) в аналогичной ситуации безуспешно пытается найти себя в путешествиях и политике. Мне такой рецепт тем более не подошел бы: через две недели отдыха уже тянет домой, а политику терпеть не могу.

Потеряв стимул к развитию, я превратился в какого-то клерка, распределяющего блага, завхоза, в общем. Такую работу мог бы выполнить любой прохожий, возможно, даже лучше меня, и я бы с удовольствием передал ему эту должность, только Лола не примет его распоряжений.

Расстроившись, я собрался в буфет за второй бутылкой, но в это время прозвучал гонг.

— Поступил запрос на открытие портала, — сообщила Лола, — открывать?

— Вот и дождались хозяев, — сказал я, вставая, — к нам едет ревизор. Открывай, чего уж там. Во всяком случае, согласно посту известного весельчака, отца народов, жить станет веселей.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/