Последняя неделя лета пролетела словно ветер, будто её совсем не было. Казалось, ещё недавно по улицам пробегали толпы разодетых подростков, собирающихся на пляж с мороженными рожками в руках, как в минуту вся эта живопись превратилась в недовольные лица, торчащие из-под крупных плащей. Эти бегающие глазки и постоянно маячущие фигуры, перебегающие со здания международного издательства до одинокого шестиэтажного домишки, находящегося на другом конце города. Этот жгучий воздух на улице, пробирающий холод до самых костей. Эти одинокие серые лужи, появившиеся на старом потрескавшемся асфальте совсем недавно, но уже успевшие выслушать сотни проклятий людей, чья одежда была украшена их волшебной краской.
Возможно, другим моя жизнь покажется полной мёда, ведь в данное совсем непривлекательное время года я сижу дома за стопкой тетрадей, которыми меня обеспечила мама на время учёбы. Родители обо мне очень заботятся. На данный год близкие снабдили меня всем необходимым и даже сами расстелили красный коврик в «открытую взрослую жизнь». Каждый каприз в семейном обществе ценится как необходимость для жизни, поэтому рабочие домохозяйки точно не заскучают в пределах дома семьи Гилсберг.
Для семнадцатилетней девочки я имею совершенно обычное, ничем не привлекательное имя Саманта, которое любезно мне досталось по наследству от моей тёти. Вообще моя мать зациклена на именах и их значениях, наверное поэтому имя расшифровывает меня как очень активную и целеустремлённую личность, которая является одновременно и романтичной, обаятельной натурой и загадкой. На самом деле я точно не могу сказать, какое из вышеперечисленных качеств мне больше подходит. Скорее я опишу себя как раздражительную, скрытую натуру, которой безразлично происходящее и которая не видела ничего дальше собственного носа. Да, и на самом деле это правда.
Знаете, есть такой контингент как «домашние» люди, и в этом нет ничего плохого. Человек, который предпочитает квартирное отопление, травяной чай из заварницы и пушистые коврики в ванной. Личность, которая любит ходить по дому в вязаном бабкином столетнем свитере и дырявых шортах, при этом совершенно не волнующаяся о своём внешнем виде — вот это про меня. Личность, которую не интересует вся эта внешняя суета, политика, новые законы или недавно открытая супер вкусная кондитерская на соседней улице. Человек, который лучше пойдет в школу пешком, чем поедет на другой конец города в автомастерскую полировать капот машины. Но к сожалению, как бы мне не нравилось оставаться дома, я предпочитаю проводить свободное время с другими людьми, до конца дня быть на улице, чтобы оттянуть время до погружения в семейную суету. Дом — это клетка, но также единственное место, где мне комфортно.
Когда-то раньше, до времён школы я очень стремилась общаться с людьми. Вот прямо видела своего сверстника и не важно кто это был — мальчик на остановке, вертящий в руках игрушку от киндера, в то время как его бабуля сидит и читает газету. Девочка в розовом платье с принцессой, активно ковыряющая на осеннем утреннике в носу или просто группа бегающих ребят на площадке, которые пытаются играть в «прячься и ищи», одновременно следуя наставлениям своих матерей. Матери в свою очередь нервно сидят на скамейках, вскакивая при любой возможности, когда их чадо забирается дальше двух ступенек по лестнице.
Нет, я конечно ничего не имею против родительской опеки или осторожности. Но преувеличивать же не стоит.
В общем, я просто смело шагала к ним навстречу и начинала банально заводить диалог на темы погоды или увлечений. Постепенно он переходил к смыслу в этой бесполезной и скучной жизни, рассуждениям о вопросах: для чего нам нужно каждый день убирать за собой игрушки, почему мама обещает каждый раз подарить конфету за правильно решенное задание по школе, но конфету я в итоге не получаю.
Я вслух размышляю о том, для чего ходить на работу за деньгами, ведь они в конечном итоге и так тратятся, и напоследок сообщаю малышу, что рано или поздно наша жизнь закончится, и он просто как и остальные люди исчезнет.
Как правило, нового ничего я не узнавала, потому что в большинстве случаев ребята либо молчали, либо рядом находящиеся их заботливые мамочки проходили во время нашего разговора три стадии.
Первая — это просто любопытство и наблюдательность. Когда например какая-то тётя Даниэль отвлекалась от увлекательной переписки со своей подругой о том, на что жить, прислушиваясь к нашему разговору. Такие тёти постепенно убирали свои телефоны в сумки и усаживались поудобнее на деревянных лавочках, вслушиваясь в каждое слово. Вторая стадия подразумевала некое смущение и лёгкое недовольство, потому что юная мамочка замечала, что её драгоценное чадо не способно должным образом поддержать разговор со сверстником, и что всю беседу вела я, а ребёнок как-то жался и искал повода убежать. И третья, последняя стадия описывалась так: наблюдательница, видя мучения своего ребёнка, поднималась с места и, взяв своего Чарли за ручку, спрашивала меня о том, где находится моя мама и почему она за мной не следит. А потом уводила своего детищу на соседнюю площадку, оправдываясь передо мной, что малышу прямо сейчас надо поспешить на приём к врачу.
Конечно, я была уверена, что не все дети были такие, но растущая внутри пустота давала осознать, что подобных опытов мне получать не хотелось, поэтому я чаще всего находилась на площадках одна. Вы спросите, а что с моими родителями, почему они за мной не следят?
Ну, что вы. Конечно, у меня была собственная няня, которая с самого детства опекала заботой единственную хрупкую девочку в семье на тот момент. Мой старший брат Каллен все эти годы обращался со мной также очень настороженно, ведь в малом возрасте я очень любила пользоваться своим положением. Я уверена, что мой любимый братик до сих пор крестится по ночам, когда вспоминает те кошмары, которые я устраивала вечерами и каждое утро.
В юности, в глубокой молодости я была очень активным и целеустремлённым ребёнком. Я всегда добивалась того, что хочу, используя всё своё прекрасное обаяние, но к сожалению, с появлением ещё одного члена нашей семьи пришлось утратить этот статус. Маленькая Белла смогла быстро переплюнуть и оттеснить меня. Миленькая очаровашка быстро заняла всеобщее внимание, а я осталась в стороне, выслушивая насмешки брата. Так прошла вся начальная школа, и к тому времени, как я начала переходить в среднюю школу, Белла также покинула свой детский рай и испытала мир простых смертных. Сестра начала учиться и меньше зазнаваться.
У нас никогда не было в семье, чтобы кто-то что-то недополучал или имел то, чего не было у других. К счастью, вся наша троица детей имеет разные возрастные категории, следовательно и разные интересы. В то время, как Белла фанатела от пушистых зайчиков, я даже смотреть не могла в их сторону, потому что мне очень нравилась яркая косметика. Ну, и Каллен не воспринимал мои увлечения, потому что всерьёз начинал интересоваться новыми марками машин. Пожалуй, это огромный плюс во всех многодетных семьях. Представьте, если бы мы были все тройняшки и вместе до смерти полюбили кубики лего? Родители бы обанкротились и застрелились в тот же день.
К счастью, тяжёлая детская пора проползла как медленная улитка и запомнилась в вечном альбоме жизненных воспоминаний как попытки выучить чёртов диктант по английскому под громкие серенады Беллы и рок Каллена. Правой рукой тем временем домывая посуду с обеда, потому что мама, «уходила бы через пятнадцать минут на конференцию», левой рукой держа тетрадки по алгебре, в новой теме в которой я совершенно ничего не понимала. Правой ногой подтирая полы в прихожей, потому что Белла нечайно разлила свой суп, когда увлеклась просмотром своего мультика на планшете, и левой ногой пытаясь нарисовать Каллену работу по ИЗО, которое на тот момент шло последний год. Вы не подумайте, в далёком прошлом Каллен очень ловко мной манипулировал, и если бы я не рисовала ему каждую неделю пейзажи на темы времён года, то мне бы пришлось как-нибудь носом печатать на клавиатуре презентации по географии, потому что дорога к сердцу Оливии Вольтербаум и, следовательно, к пятёрке лежала именно через неё.
Вот так и жили. Что я, что Каллен, что Белла — все мы заканчиваем школу с отличием, чтобы обеспечить себе безоблачное будущее. Всем нам с детства вдалбливали единственную мечту и единственную цель «получай только отличные оценки, учись хорошо. После школы поступай в Гарвард, а дальше начинаются золотые времена». Пока я ещё не успела убедиться в этом наставлении, но уже начала сомневаться, ведь к этому списку заданий наверняка прибавится ещё парочка пунктов, которые уже точно не обойдутся без внимания.
Вернёмся к настоящему. Сейчас день.
Я около пятнадцати минут провожу, сидя за столом перед плоской широкой тарелкой, измазанной соусом. По всей обеденной до сих пор витает запах недавней ароматной хрустящей курочки и жареной картошки, но в данный момент мой организм требует только воды. Так как я отлично знаю свою мать, и то, что меньше чем через полчаса после приёма пищи она меня даже на метр не подпустит к куллеру с прозрачной свежей, недавно привезённой жидкостью, я угрюмо отодвигаю скрипящий стул от большой столешницы, покрытой белой скатертью, и выхожу из помещения, одновременно сворачивая направо, чтобы по извилистой деревянной, но такой скользкой лестнице подняться в свою обитель.
Совершенно необычно то, что на втором этаже стоит тишина, даже не слышны всхлипывания Беллы, которая в очередной раз нечайно отломила лапку своему «Бонни» или мама, заходя к ней в комнату, повалила кукольный четырёхэтажный коттедж. Меня немного настораживает резкая смена привычной обстановки, но не смотря на это, я спокойно прохожу в свою комнату. И лишь около двери наступаю на какую-то детскую вещицу.
После резкого укола мгновенно подпрыгиваю и приземляюсь на десяток таких же. Да здесь минное поле!
Недовольно осмотрев поверхность под собой, я замечаю внизу небольшие гвоздики, похожие на те, которые служат для игры в шпионы или просто цветная мозаика. Пытаюсь сдержать все плохие слова внутри себя, но всё равно изо рта вылетают проклятия на сестру, перед которой я сегодня вечером буду должна извиниться. К сожалению это не единственный сюрприз за этот день, потому что когда я вхожу в комнату, мне открывается картина разобранных шкафов из-под которых торчат переломанные пластинки моих любимых групп. Где-то в конце комнаты валяется открытый чёрный фотоаппарат с мигающими кнопками, а посередине сидит Белла с улыбкой до ушей, одновременно продолжая копаться в открытых шкафах, совершенно не замечая меня.
Забудьте, извиняться я даже не подумаю.
Не успеваю я начать возмущаться, как осознаю, что Каллен сейчас занимается отклеиванием моих ярких драгоценных постеров со стены и поиском какой-то вещи почему-то тоже в моей половине комнаты. Вот знаете, пожалуй это самый большой минус того, что в твоей семье живут брат и сестра. Минус заключается в том, что если ты уходишь из дома на время учёбы или раз в полгода выбираешься присмотреть в магазине новые кроссовки или кофту, то Каллен и Белла обязательно воспользуются возможностью порыться в твоих личных вещах.
На минуту я впадаю в ступор и одновременно встречаю недоумевающее выражение Каллена, который вытаскивает из уха белый наушник и как-то странно смотрит на меня. Про себя я медленно считаю от одного до десяти и представляю картину нашего сегодняшнего семейного собрания, на котором моя мать сокращает сумму на личные расходы в два раза на ближайшие полгода и хочет меня в очередной раз отвести к психологу. Эта картинка мгновенно влияет на принятие моего решения, поэтому я просто поджимаю губы и выхожу из помещения. Так, главное — спокойствие.
Знаете, именно сейчас я и вправду осознала до чего же я нервная. Я очень быстро на всё начинаю злиться и буквально воспламеняюсь по мелочам. Но что делать, когда твоя сестра регулярно берёт твои вещи без спроса и делает с ними, что придёт в её маленькую пустую голову? Я не хотела бы сейчас никого оскорблять, но именно в эту секунду я уже несусь по направлению к розовой двери с ярко нарисованной бабочкой посередине, уже представляя, как яростно её распахну и начну вытряхивать шкафы с куклами и всякими блёстками и заколочками, совершенно не заботясь о том, что Белла скорее всего очень расстроится и опять закатит истерику, в которой снова обвинят меня. В любом случае я лишусь всего, над чем работала последние две недели.
В эту минуту меня всё так раздражает. Как же хочется иметь какой-то личный пустой уголок, побыть в тишине и просто обдумать свои мысли. В данную секунду я готова сломать всё к чертям, поэтому я резко хватаю принтовую джинсовку, которой уже давно место на мусорке, но так как она была одной из моих самых любимых, то я спрятала её от мамы, когда Диана проводила генеральную разборку вещей к осени. Выскакиваю из дома и чуть ли бегу, сбивая на пути жестяное ведро с листьями, от звука которого мои уши просто скручиваются в трубочку. Поскорее ухожу, чтобы не выслушивать очередные недовольства нашего соседа имя которого начинается по-моему на Л. Хоть он и приехал сюда совсем недавно, но уже успел мне прочитать лекцию о том, как нехорошо опаздывать в школу и какие последствия от этого могут быть.
Я обозлённо рыщу глазами по дороге, чтобы найти какой-нибудь камень и хорошенько его пнуть, выместить всю злость, но как на зло по дороге встречаются лишь коричневые мокрые листья, при наступлении на которых я просто получаю пятна на белые новые кроссовки.
Всё равно. Мне всё равно.
Желаю просто сесть на случайный автобус и укатить далеко, желательно в другой город, подальше от этого дома, от этих людей, от этой семьи. Сейчас я чувствую небывалую мощь внутри самой себя, что готова поднять и перевернуть даже целый автомобиль. Рядом с зеброй мигает красный свет, но я назло перехожу, игнорируя все предупреждения о безопасности.
К чёрту.
С правой стороны резко раздаётся гудение, которое оглушает меня. С такими темпами я останусь без слуха. Поворачивая голову в сторону источника звука и встречаюсь с отчаянно жестикулирующим водителем какого-то такси, который уже вылезает из машины и что-то кричит.
Ах, как же сейчас хочется подойти и также наорать на него. Или ударить ладонью по лицу, по груди. Господи, это просто единственное желание в этот момент, но я игнорирую его и молча прохожу мимо, не оборачиваясь.
Поорёт — перестанет.
Я точно ещё не решила куда иду, но мои ноги направляют меня в направлении школы, поэтому волей-неволей я замираю. Как же мне всё надоело. Как достали вот эти шикарные коттеджи, стоящие с левой стороны от меня. Эти наигранные слишком широкие улыбки людей, от которых мне становится ещё хуже, и в груди возрастает неимоверное желание, чтобы с этими людьми случилось что-то плохое. Или это растет та самая пустота, что я чувствую с детства?
Хочу, чтобы у них были проблемы на работе, чтобы они поссорились, чтобы та любящая пара садовников развелась и тётя Эмма уехала бы на другой конец города. Чтобы не я одна страдала, чтобы все окружающие почувствовали, какого это, когда плохо. Чтобы им тоже было тяжело и невыносимо, чтобы они расстраивались изо всяких мелочей. Чтобы их головы так же как и мою круглосуточно посещала мысль: что же будет после смерти? Как же я этого хочу.
Несусь по вымощенной асфальтовой дорожке, чуть ли не придавливая голубя своей ногой, на что ещё больше начинаю злиться. Хмуро поднимаю голову и смотрю на небо: почему сейчас светит солнце? Почему небо не белого цвета и на землю не капают холодные крупные капли. Почему сейчас всем весело и хорошо, а мне очень плохо и обидно. Почему, когда я должна страдать, остальные радуются?
Волна какой-то тоски захлестывает меня с головой и я непроизвольно зажмуриваю глаза и подношу руки к глазам. В голове лишь проносится мысль: «я сильная, я сильная, я сильная», но ничего не помогает. Почему всем плевать на мои чувства, почему они не могут получше меня рассмотреть и понять, что за полуулыбкой скрывается боль, горечь и желание умереть. Почему этого никто не видит?
А я всё равно умру. Я умру им назло и отправлюсь в другой лучший мир, оставив их здесь страдать без меня. Они почувствуют, как мне было больно. Боль — как железные оковы, обвивающие твоё сердце и не дающие вздохнуть, не дающие насладиться этим миром. Эти оковы удерживают тебя словно опасную собаку на поводке, в то время как остальные ходят счастливые без ошейников.
Это нечестно!
Сама не замечаю, как подхожу к парку и останавливаюсь возле измазанной лавочки пьяниц, от которой жутко несёт алкоголем и куревом. Мгновенно отворачиваюсь и встречаюсь глазами с удивлённой девушкой — моей ровесницей.
Серые глаза прищурено смотрят на меня, не прерывая зрительного контакта. В это мгновение я словно ощущаю удар током, поэтому резко отворачиваюсь от незнакомки и иду дальше, чуть не столкнувшись с пластмассовым трехколёсным небольшим самокатом. Прямо сейчас я хочу сильно пнуть его ногой, чтобы он улетел на другой конец парка или же развалился на части, чтобы эта маленькая девочка с синих лосинах и кудрявыми хвостиками расплакалась, чтобы она также ощутила грусть, тоску, чтобы также чувствовала себя плохо. Чтобы у неё тоже чего-нибудь не хватало, чтобы она убивала себя от этой нехватки, чтобы она страдала.
Мои мысли прерывает реплика какой-то упитанной женщины в обтягивающем красном недлинном платье, которая подходит к этому самокату и, взяв его за ручки, одновременно успокаивая девочку, направляется к выходу из парка.
В гневе топаю ногой по асфальту, ощущая боль в ступне, которая переходит в покалывание. Злюсь на саму себя и продолжаю идти дальше, искренне желая, чтобы весь этот шум в парке, вся эта суета, все эти улыбки и разговоры — всё исчезло. Чтобы всё прекратилось, потому что я больше этого не выдержу. Жизнь протекает мимо меня и я ничего не могу сделать.
Наступаю ногой на бутылку и она трескается под моей ступнёй. Сразу становится легче.
Я резко оборачиваюсь назад и оглядываюсь. Сзади на меня движется велосипедист и тут же в моей голове появляется безумная идея. Я отворачиваюсь и становлюсь прямо на его пути. Собьет, так собьет. Нет — нет. Но умный гонщик объезжает меня, резко вывернув руль в сторону. Я зла на саму себя и не понимаю, зачем я вообще сюда пришла. Прохожу поперёк улицы и сажусь на скамейку. Через пару мгновений ко мне подсаживается мужчина в тёмно-синем костюме с бабочкой на груди, который что-то быстро щебечет по телефону. Я отворачиваюсь и резко поднимаюсь.
Почему меня не могут оставить в покое?
Дальше иду по дорожке уже с левой стороны, где народу поменьше. Вдалеке виднеется ларёк с мороженым, возле которого столпилась огромная очередь. Это уже начинает меня злить. Почему именно сейчас я захотела мороженого? У меня даже с собой нет денег.
В отчаянье ощупываю карманы чёрных джинс и натыкаюсь только на разбитый разряженный айфон. Медленно выдыхаю и поворачиваюсь налево, чтобы уйти в деревья, где смогу уединиться. Сейчас мне важна тишина и покой. Сейчас мне нужно расслабиться, чтобы больше не совершать необдуманных поступков.
Прохожу между деревьями, волоча кроссовки по зелёной длинной траве. До моего места осталось ещё немного. Вот здесь надо повернуть и прямо за тем большим дубом открывается вид на синее озеро, где обычно никого нет. Туда никто не ходит, потому что в том месте уже всё давно поросло травой, а водоём скоро превратиться в болото. Возле воды лишь трава и нет песка, поэтому делать там особо нечего. Это самый дикий уголок этого парка, поэтому я уверена, что пару часов проведу в тишине и покое.
Но как только я подхожу к заветному месту, то буквально падаю на месте от удивления и разочарования. Как за такое короткое время здесь уже успели обустроить целый курорт? И почему не поинтересовались мнением таких, как я, которые в данном диком месте находили себе единственный уют и успокоение?
Возле воды сбриты все камыши, пострижена зелёная трава и даже срублен десяток деревьев, чтобы освободить больше места. На жёлтом песочке загорают девушки в ярких купальниках, возле входа стоит ларёк с мороженым и где-то посередине стойка с коктейлями. Не понимаю, почему все так разгулялись, ведь несмотря на то, что сейчас может и не очень холодно, на дворе стоит осень, а они тут загорают.
Уже со входа слышны детские крики и плески водой, которые заставляют меня развернуться и уйти обратно домой, отчаявшись. Я ещё раз лениво оглядываю это место и буквально взвываю от несправедливости: и куда мне теперь идти?
Слёзы скапливаются возле глаз и я бегу обратно, еле утирая их ладонями. Почему всё так несправедливо?
В голове всплывает образ нашей роскошной ванны и небольшого лезвия, которое хранится в белой коробке на полке. Обычно его используют для заменения в старой бритве, но я уже полгода назад нашла ему другое применение.
Прямо перед глазами я вижу себя. Как я аккуратно провожу железкой по руке, наслаждаясь болью, причиненной самой себе. Как я предвкушаю полёт в другой мир и плачи своих родственников и знакомых возле чёрной могилы. Мои мечтания прерывает женский плачь за кустами:
— Да, суицид это не выход. Есть и другие пути, чтобы избавиться от этой жизни. Умереть — это не единственный путь, слышишь? — голос прерывается и вновь раздаются всхлипывания, — Если бы ты нашёл то, что тебя бы вдохновляло. То, что делало бы тебя счастливым, ты бы даже не думал о смерти. — кто-то сглатывает и продолжает, — Умереть можно всегда, а вот жизнь у нас только одна, сын, — голос кажется отчаянным и на последних словах затихает, — Люди по-настоящему начинают жить только после того, когда находят то, ради чего они это делают. Ты просто ещё не нашёл, — хриплый шёпот, — Дай же жизни ещё один шанс сделать тебя счастливым. Обещаю, ты не разочаруешься.
Я замираю на месте и заглядываю в кусты. Прямо передо мной сидит в траве заплаканная женщина с большими глазами, из которых струятся слёзы. Она неловко утирает их носовым клетчатым платком и сдувает пряди со лба. Не замечаю, как задерживаю дыхание —то ли от её слов, то ли от её вида. Незнакомка бережно кладёт телефон раскладушку в квадратную сумочку клатч и дальше просто закрывает лицо обеими ладонями, уже не просто плача — воя.
Где-то в душе у меня зарождается сочувствие и я уже хочу подойти к этому несчастному человеку и успокоить его, забывая о своих проблемах. Делаю шаг в сторону кустов, но потом резко себя останавливаю: зачем я вообще туда иду? Что я смогу сделать и как я смогу помочь, если я сама хочу умереть? Эта женщина сходит к психологу-специалисту и её жизнь исправится. Кто-то другой такой же как я подойдёт чтобы её утешить, а меня здесь никто и не ждёт.
Может, она вообще не хочет чтобы её кто-нибудь поддерживал и именно поэтому и спряталась в кустах? Это вообще не мои проблемы и я должна жить своей жизнью.
Разворачиваюсь и чуть ли не бегом иду к выходу из парка, но в голову всё возвращается этот образ. Она несчастна и ей нужна поддержка. Когда я была также несчастна — мне её никто не оказал, но у неё есть шанс. И если у меня его не было, то ей я могу его дать. Я могу помочь исправить чужую жизнь, если уже отчаялась налаживать свою. Перед своей смертью хоть что-то надо сделать хорошее, хоть кому-нибудь помочь.
Если она меня оттолкнёт, то я больше никогда сюда не вернусь.
Разворачиваюсь возле входа и так же быстро направляюсь обратно. Глубоко вдыхаю, когда замечаю, что белые шнурки на моих кроссовках волочатся по лужам. Уже хочу остановиться, но откидываю эту идею и перехожу на бег, чтобы побыстрее добраться до кустов. Глаза уже находят нужную точку и я вижу пучок светлых волос, выглядывающих из-под листвы.
Почему всем остальным наплевать на её рыдания? Почему я оказалась единственной, кто захотел помочь или просто узнать, что случилось? Почему людей заботят только их проблемы, а на остальных им всё равно? Ведь если бы и мне когда-то была оказана поддержка, то я бы сейчас была совершенно другим человеком и, может, смогла бы оказать её другому, такому же как я.
Я вглядываюсь в сосредоточенное лицо молодой девчушки, идущей навстречу, одетой в чёрный офисный костюм. Она прижимает к груди красную папку и поправляет сумочку, свисающую с плеча до талии. Сам её образ выдаёт уверенность и целеустремлённость, большую занятость и безразличие.
Я фыркаю про себя и невольно ставлю подножку этой занятой даме, но она словно специально перешагивает её на звонких чёрных каблуках и проходит мимо, размахивая своей папкой при разговоре по телефону, прижатому к уху. Уже начинаю злиться, как до меня доносятся тихие всхлипы из кустов.
Я вернулась, чтобы её упокоить.
Неловко становлюсь рядом с листвой, оглядываясь, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает. Огибаю весь этот зелёный уголок и уже захожу с другой стороны. Как только я подхожу ближе, незнакомка резко затихает и поднимает на меня свои большие и испуганные глаза. Я вижу смущение и уже сейчас хочу отсюда испариться: я —наивная девочка. Решила, что своим советом могу кому-нибудь помочь. Зачем я сюда пришла?
Я отступаю на шаг назад и в голове звенит только одно слово: бежать. Я хочу убежать и спрятаться от всех. Чтобы никто и ничто не смогло увидеть или прочесть мои проблемы, мои мысли, мою жизнь. Эта женщина имеет своей путь и, наверное, ей надо его прожить самой. Мне не стоило влезать туда, куда не надо.
Сказать, что ошиблась местом. Сказать, что ошиблась местом. Сказать, что ошиблась местом.
Я растерянно машу головой, разворачиваясь в обратном направлении, а дыхательные пути словно перекрывает.
Мне надо отсюда бежать. Бежать, как можно быстрее.
Но вместо того, чтобы хоть шаг сделать на выход, я разворачиваюсь обратно к сидящей фигуре и поджимаю губы в нервной улыбке.
Верю, что смогу ей помочь. Нет, так нет. Уйду и она больше меня не вспомнит.
Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/