Как мужик в рай ходил

(сказка)

 

В некотором царстве, в некотором государстве, в Олонецкой губернии Петрозаводского уезда Толвуйской волости раз случилось такое дело. Пришёл летний Никола, а травы нет, не выросла!

- Как же быть? – закричали мужики-крестьяне. – Никола должен был с травой прийти, а тут наковось!

Вот собрались мужики на сход, судили, рядили и решили идти к богу жаловаться на Николу. Написали крестьяне прошение и направили церковного старосту к самому богу Саваофу.

Шёл, шёл староста, думает: «Как подняться на небо?» Видит – журавли летят. Сел он на журавля и полетел на небо. Приходит староста в канцелярию бога, видит – апостол Пётр швейцаром у ворот стоит. Распросил апостол Пётр старосту, открыл двери и пропустил в канцелярию. Зашёл староста, смотрит – сам Саваоф сидит за большим столом, такой угрюмый, вроде как сердитый… Кирилл да Мефодий писарями служат, Мария Магдалина – машинисткой работает, Архангел Михаил – курьером при канцелярии.

Перекрестился староста, поклонился низко и не успел сказать «Здравствуйте!», как Мефодий к нему подбежал и спрашивает:

- В чём дело, мужичок, что хорошего на земле есть?

- Да вот, говорит староста, - послали меня толвуйские мужики к богу с жалобой: Никола травы не дал, скот кормить нечем…

Взял Мефодий жалобу, повертел, повертел в руках да и подал богу.

- Вот, - говорит Мефодий, - тут толвуйские мужики на Николу жалуются…

- А чего мне суёшь, говорит бог. – Ведь ты знаешь, что я не грамотный. Ты азбуку придумал, ты и читай…

Прочитал Мефодий прошение до точки. Как стукнет бог кулаком по столу, ажно Мария Магдалина со стула упала.

- Позвать, - кричит бог, - Николу-чудотворца!

Архангел Михаил побежал искать. Вот приходит Никола и спрашивает:

- В чём дело?

- Как в чём дело, - горячится бог, - вот толвуйские мужики жалуются, что ты травы не дал… Ведь ты должен с травой быть, а ты их подвёл… Мужики и совсем нам верить не будут.

- А мне что, - говорит Никола, - разве я виноват? Откуда я траву возьму, когда ручьёв не было? – Повернулся и пошёл.

- Позвать мне Георгия-победоносца, - снова закричал бог.

Вот прискакал Георгий-победоносец на белом коне да прямо в канцелярию и заехал!

- Что случилось, святой боже? – спрашивает Георгий.

А бог ему и говорит:

- Как же это случилось? Почему ты ручьёв не пропустил? Из-за тебя Никола не мог травы дать…

- А мне что, - говорит Георгий. – Ведь ключами заведует Алексей, человек божий. Он не отомкнул, воды не дал, откуда же я ручейки возьму?

Ещё пуще вскипел бог. Обеими кулаками по столу стучит. Мария Магдалина взамен «Приказ по раю» напечатала «Проказы по сараю».

- Подать сюда Алексея! Трам-тарарам! – закричал бог.

Вот приходит Алексей, человек божий, к богу. Бог своему человеку строго не сказал, а просто спросил:

- Почему это ты воды не отомкнул?

- Я, - отвечает Алексей, - открывал воду, да неоткуда ей течь было. Василий-капельник ни одной капли не капнул…

Разгневался бог и потребовал Василия-капельника, даже подпрыгнул. Приходит Василий-капельник, а сам на ногах еле стоит. Заметил бог, что пьян он, да и говорит:

- Так ты что же это? Сам нализался, а людям даже воды не капнул?

- А я разве что? – еле выговорил Василий. – Ты сам виноват, к самому главному делу бабу допустил… Авдотья-плющиха всему виновата, надо было ей плющить сильней.

Совсем осерчал бог и потребовал Авдотью-плющиху. Является Бог ногами на неё затопал, кулаками застучал:

- Это что же ты, такая-сякая, делаешь? Вам бы только с Варварой-великомученицей сплетничать. Все апостолы и пророки дело забыли, пьянствуют у вас. Это ты всё дело испортила!

А Авдотья баба бойкая.

- Да ты что, - говорит, - на меня голосишь?! – Да как пошла писать – богу жарко стало. – Сам, - говорит, - порядков не знаешь, хоть и установил их. Дождём да снегом заведует Илья-пророк. Его и спрашивай. А насчёт пьянства, - и сам кажен день дорожку не забываешь! А без дела никогда меня не тревожь, у меня дети малые!

Посидел бог, подумал и послал за Ильёй-пророком. Слышит староста – гром загремел. Приходит Илья.

- Сами вы виноваты, отче наш, - начал он с порога. – Ведь лето по вашему распоряжению дождливым было, где же мне на осеннего Егорья снегу взять?

- А почему ты в сенокос дождь лил? – спросил бог.

- Да как же? Ведь ты сам сказал мне, что дождь лить надо, когда косят…

- Дурак, - сказал бог. – Я говорил – когда просят…

- Э-э-э-, брат, - отвечает Илья. – Я, видишь ли, стар и глуховат стал, вот и перепутал…

Видит бог, что больше винить некого, а с Ильи что возьмёшь, как он давно на пенсии?.. Взял прошение в руки, повертел, повертел да и говорит Мефодию:

- Пиши: оставить без последствия из-за непредвиденных обстоятельств.

Написал Мефодий, бог на бумагу крест положил и возвернул прошение старосте обратно.

- Ступай, мил человек, с богом…

 

 

Пётр Первый из села Хреново

(сказка)

 

Их царское величество восседало на троне и сияло как отшлифованный алтын. По субботам, перед тем, как предаться омовению чресел, царь-батюшка заслушивал доклад своих холуёв о том, что подданные стали жить ещё лучше и потому всякие там немцы и французы стоят в очереди, в надежде получить, хотя бы, вид на сожительство, что держава стала ещё крепче, потому как тырить в войске больше нечего, а царь-пушку так и не смогли сдвинуть с места, что коррупции больше нет, потому как вся челядь теперь сама несёт мзду мздюкам, что с питиём сивухи покончено, потому как один грамм этого пойла сравнялся с унцией золота, что балет наш, по-прежнему, впереди планеты всей, а спорт на подъёме, потому как никто теперь не знает как его оттуда снять. По их царским жилам растекалось блаженное тепло и царь-батюшка, повесив медальку какому-нибудь Тришке, шествовал в баню, чтобы окрепнуть духом перед трудовой неделей.

Так продолжалось не год и не два, а целые десятилетия. Царь млел от счастья, народ млел от несчастья и жил сам по себе, а холуи растаскивали всё по оффшорным норам, дороги латали, шуты потешали, иноземные умельцы мяч гоняли.

Было у царя-батюшки и чадо малое неразумное, осемнадцати годков отроду по прозванию Петрушка Второй, потому как сам царь-государь по историческому обычаю прозывался Петром Первым.

И вот, когда холуйские доклады по перечислению всех заслуг царя-батюшки и повышению благосостояния жизни подданных стали затягиваться, влияя тем самым на сокращение помывочного процесса с дворовыми девками, решил царь-государь, что пора ужо отдать энтую самую царскую власть преемнику Петрушке Второму. А пуще всего оченно возжелало их царское величество обозреть просторы бескрайние и поглядеть на плоды своего многолетнего радения, ожидая всеобщего лобызания и ликования челяди.

Холуёв это известие не опечалило, ибо давно они заприметили в Петрушке Втором наследственные черты своего батюшки и продолжали с усиленной энергией рассказывать их новому царскому величеству о семимильном подъёме жизни подданных и десятимильном развитии нанохозяйства. Петрушка Второй, как и их батюшка, принимали все сказки с гордо задранной головой и продолжали играть в солдатики.

Вот как сдал Пётр Первый царство-государство по описи царевичу Петрушке Второму, сел в карету самоходную и поехал по полям-лесам с обозрением. Вот приехал Пётр Первый в село Хреново, пособрал народ малочисленный, да давай пытать-спрашивать про житьё-бытьё их счастливое.

- Покажите-ка, мне, хреновцы, где поля у вас колосятся золотым колосом, да где животина жареная да пареная на лугах пасётся, да где реки текут молочные, да карась в прудах так и плещется?

Усмехнулись тут все хреновцы, выступил на круг Стёпка-синий нос, да так ответствовал царю-батюшке.

- Это вы чё, ваше царское величество, прикалываетесь али как? Да у нас ужо годков сколь не ведомо, как не сеялось, реки молочные все повысохли, а Любка, председательша наша давешная, животину всю как повывела, так до Парижу подалась со своим полюбовником.

Услыхал царь-батюшка речи странные, решил, что не в тот край, где его счастливые подданные живут, занесла нелёгкая. Покрутил башкой во все стороны, увидал трубы фабричные и подался к пролетариату гутарить про житьё-бытьё. Да заприметил царь-батюшка ещё на подступах, что не гудят гудки заводские, что не дымят трубы фабричные, не снуёт пролетариат, а токо жужжит как пчёлы в улье, того и гляди – революцию учинит.

Поехал Пётр Первый куда глаза глядят, много разных сторонушек попроведал, а счастливых подданных так и не приметил. Токо путаны вдоль тракта за мантию хватают, да урядники, как столбы верстовые кругом стоят да мзду с проезжего люда собирают.

Помрачнел царь-батюшка, как туча чёрная, повернул карету самоходную да подался в столичный град разнос учинять. Да токо – кто ж ему такое буйство чинить дозволит? Постучал он в ворота крепостные, выглянул оттуда боярин и спрашивает:

- Ты пошто стучишь, ты пошто шумишь, коли молодой царь думу думает, как ещё больше осчастливить подданных, как облагодетельствовать люд свой? Не велено никого пущать! Ступай себе восвояси.

Хлопнул засовом да и был таков.

День Пётр Первый сидит у ворот, второй стучит в калиточку, третий домагается. Токо ветер гуляет по полю да доносит из-за стен высоких дифирамбы да оды хвалебные. Спасибо, мол, Петрушка Второй, народ в счастье-радости тонет ужо, избыток да изобилие ужо и девать некуда, богатство из земли-матушки так и прёт, так и прёт. Сел Пётр Первый у стены высокой, думу думает – как же так? Вечером гастарбайтеры да сельчане из села Хреново выпорхнут из калиточки, потолкуют с ним о том о сём, да бегом в хаты хреновские. Сидел, сидел царь-государь, даже с лица спал без кормёжки-то. Вот однажды и говорит ему Спиридоновна – кухарка боярская.

- Что жа тута, милай, фигуру-то теряешь? Пойдём в избу – пирогами да картошечкой попотчую.

Пришёл царь Пётр к Спиридоновне, глянул на её хозяйство некудышнее, а назавтра встал чуть свет и давай всё ладить да возделывать. Повеселела Спиридоновна, сельчанам сказывает про житьё-бытьё своё счастливое. И животину завели, и поле засеяли, и хату подравняли. А сельчане, глядя на него, и себе давай хозяйство поднимать. И потекла жизнь в Хренове в согласии и счастии. А царь Пётр ходит да народ похваливает.

 

 

Семь Семёнов

( сказка )

 

В некотором царстве, в некотором государстве жил один Мужик и было у него семь сыновей, прозывавшихся Семёнами. Выросли сыновья, впору Мужику возрадоваться – эка, сколько помощников! Ан, нет. Одно не радует Мужика: чада его были бездельниками и пустобрёхами. Уж он и так с ними, и эдак, а дело ни с места. Думал он думал и порешил отдать их на государеву службу. Чего зря дармоедов охаживать? Пущай, может, польза кака будет отечеству.

Вот собрал Мужик всех сыновей своих, да и повёл на царское подворье. Царь подивился токо – вроде, и надобности никакой не объявлялось, а тут – нате.

- Чаво табе, Мужик, - вопрошает их царское величество, - чаво припёрлись в палаты царские?

- Так, ить, царь-батюшка, - отвечает Мужик, - дети ужо великовозрастные, так пущай послужат, чай, отечеству пользу какую принесут делами своими.

- А каку таку пользу они принесут? Эй вы, отроки неразумные, - молвит царь-батюшка, - а подите-ка сюда ответ держать – чему научены, како тако ремесло знаете? Вот, к примеру, ты, большой Семён, к чему будешь гож на службе государевой?

Выступил тут большой Семён, поклонился в ножки царю-батюшке и такое молвит слово своё:

- Я, ваше величие, врать могу.

- Это про что ж ты врать-то обучен, - спрашивает государь.

- А про то, как изобильно отечество наше, ваше царское величие, - отвечает большой Семён.

- Ладно, - кумекает царь-государь, - такой человек мне нужен. Так и быть, оставайся на службу царскую. Ну, а ты, - спрашивает царь-батюшка второго Семёна, - ты какому ремеслу обучен?

- Врать могу, - отвечает второй Семён.

- Погоди, - почесал за ухом царь, - такой специалист ужо имеется… Пошто ещё один?..

- Так, ить, я, ваше величество, про другое врать могу, - отвечает второй Семён. – Я, ить, про водную, значит, пространству врать умею…

- Про водную, говоришь, - покрутил носом государь, - про водную – оно тоже в надобность… А то у нас энтих морей-окиянов – как гороху, а проку от их… Так, може… Ну, так и быть, оставайся и ты на государеву службу… Ну, - повернулся государь к третьему Семёну, - ты какие науки постиг, что положишь на алтарь отечества?..

- Я, ваше премного царское, значит, обучен врать, - отвечает третий Семён.

- Так это как же? Есть ужо у нас два таких специалиста, - удивляется царь-батюшка. – А пошто ты будешь?..

- Так, ить, про знахарство обучен, по медицинской, значит, части, - отвечает третий Семён. – Вот, к примеру, занедужил, значит, народ, а я ему – раз, словом всю здоровью и поправил…

- Ишь ты, - аж подпрыгнул царь-батюшка, - это толковое дело, а то у нас, бывает, всяких прыщиков понавыскакивает, а чего сказать – толком никто и не знает… Оставайся и ты. Так, а энтот какие премудрости делать умеет, - спрашивает он четвёртого Семёна.

- Врать умею про корабли да промышленную развитию отечества нашего в области всякого кораблестроения и газодобывания, - отчеканил четвёртый Семён.

- Берём, - обрадовался царь-батюшка, - а то я и сам не знаю – чего там в той земле зарыто и на скоко энтого добра мне хватит? Ты чего умеешь, - подошёл он к пятому Семёну. – Ответствуй нам, как на духу.

- Врать могу про то, чего нет, ваше царское величество, - отвечает пятый Семён. – Вот его нет, а я говорю, что оно есть.

- Это хорошо. Это дельно. А то я сам ужо устал энтим заниматься, - обрадовался царь-государь. – Беру тебя на энто самое дело! Кто ишо? А вот ты чего делать умеешь, - подошёл он к шестому Семёну.

- А я, царь-батюшка, как мои братья единородные наврут с три короба, так я, значит, вру – какой дорогой нам, значит, ехать по колдобинам, да плыть по ветрам туда – не знаю куда, - растолковал государю шестой Семён.

- Ишь ты… Значит, и така наука есть, - удивился царь-батюшка. – Это нам за надобностью, а то плывём-плывём невесть куда… - Подошёл он к седьмому Семёну и говорит. – Тоже, чай, врать умеешь? Сказывай, про что врать-то будешь?

- Не буду я врать, царь-государь, - отвечает седьмой Семён, - а буду я правду сказывать.

- Это чой та? Что за диво такое? А, - махнул рукой царь-батюшка, - оставайся и ты, раз пришёл. Токо шибко не мешай мне тут.

Обрадовался Мужик, что пристроил всех своих бездельников, поклонился царю-батьке в ножки, повернулся и пошёл домой делом заниматься.

А тут задумал царь жениться, да и купцы сказывают, что живёт в царстве заморском царевна-краса. Соорудили корабль, погрузили подарки да провиянты разные и встали под паруса. Думал царь думал – кого же взять за сватов в это мероприятие важное, да порешил взять с собой семерых Семёнов, пущай там сказки сказывают про то, како житьё-бытьё тута наблюдается. И помахамши ручкою мамкам-нянькам да всякому люду, царь-батюшка да семь Семёнов отплыли в края заморские, где обитала краса ненаглядная.

Вот пристали оне к острову иноземному, да как увидели их царское величество царевну-красу, так сразу и возжелали быть яе суженым. Да вот только царевна не шибко на царя-батюшку заглядыват: то ли рожей не вышел, то ли седина в бороде сумнения вызвала. И пошёл тут царь-государь хитростью крепость брать. Напослал он семь Семёнов на их царский двор и велел сказывать чудеса всякие. Те разом и заходилися. Народ местный чё понял – чё не понял, а шуму ихнему подивился. А коли царь-батюшка про экскурсию чего-то ляпнул, согласился народ отпустить царевну-красу в круизу заморскую без всякой тур-путёвки.

Вышел, значит, корабль туристический да назад к мамкам-нянькам поплыл. Плывут они плывут, а тут вот какая оказия вышла. Отослал царь-государь седьмого Семёна наутро кофию царевне отнести. Всё равно, дескать, к вранью не приспособлен, так пусть, хотя бы, и официянтом послужит. Вот пришёл седьмой Семён в каюту ненаглядной царевны, сам поднос держит, а глаза так в неё и влюбляются. Да и царевне, правду сказать, глянулся младший Семён. Так оне ворковали-ворковали, а седьмой Семён возьми да и всю правду и скажи, что, дескать, своровали их царь-батюшка да на венчание в свою сторону везут. С тем и ушёл младший Семён в тоске да печали.

Как услыхала это царевна-краса, как вышла она на палубу, где их царское величество млели от счастья, да как крикнет она «Не бывать этому никогда!», да и в море-окиян – бултых! Царь-батюшка испужались, давай криком кричать да назад красу-ненаглядную звать, а оне – ни в какую! Зовёт царь-батюшка первого Семёна да наказывает: сигай, мол, за борт, да ври невесте с три короба про изобилие наше, может, возвернётся, чай.

Первый Семён спужался сигать в пучину морскую, так его матросы закинули за борт, сидят все и ждут. А первый Семён помахал руками, покричал про то, что в царстве-государстве всякие марципаны токо едят, да и пошёл ко дну.

Опечалило это царя-батюшку, а делать нечего: не взяли изобилием, будем брать водными просторами. Кличет царь-батюшка второго Семёна, давай, дескать, ступай к царевне и описуй ей всё в голубом цвете. А второй Семён, как услыхал приказание, так и завопил, что есть мочи: «Не вели, царь-государь, в море-окиян бросать, я, ить, плавать не умею!» Как же это так, - подивился царь-государь, - про водную гладь брехать, значит, умеешь, а плавать, значит, не обучен?! Ничего, мол, не знаю, за борт его! Тут матросы, не мешкая, приподняли второго Семёна и в пучину морскую! Тот и пикнуть не успел, камнем ко дну пошёл.

А тут, надо сказать, море-окиян взбунтовался, кораблик заколыхало и у царя-батюшки морская болесть взыгралася. Вспомнил ён про третьего Семёна. Призывает его к себе и наказывает: «Царевна, поди, там тоже занедужила… Вот и ступай к ей да расскажи кака у нас медицина в царстве-государстве имеется. Глядишь, и возвернётся она к разумности и здравомыслию».

Делать нечего, перекрестился третий Семён да прыг в пену морскую. Царь-государь токо обрывки какие-то услышал: «…самая лучшая в мире», «…старики до 150 лет живут», «…детей в заморские страны на их воспитание не отдаём», «…даже анализ мочи сами делаем». И всё. И больше никто его не слышал.

Настал черёд четвёртого Семёна возвертать царевну назад. А поскольку он ничего про промышленность в царстве-государстве не знал, не ведал, по причине яе отсутствия, так он сам влез на рею, и со всей промышленностью, камнем пошёл ко дну!

Кличет царь пятого Семёна. Мол, давай, Сеня, вся надежда токо на тебя. Рисуй, дескать, миражи. Мол, земля уже на обозрении, потому хватит купаться, пора обсыхать. Пятый Семён задачу понял, сиганул за борт, руками размахивает и вопит, как оглашенный: «В каждом колодце, дескать, заместо воды нефть будет фонтаном выпрыгивать. Околоточные будут колотить токо в околотках. В школах вообще более никаких ЕГЭ сдавать не будут. Физкультура и спорт придут в каждую хату, потому как все будут с факелами бегать. Партиев разных будет одна на кажный хутор.» Царь-государь аж заслушался: эка скоко всякой невидали в отечестве имеется. И когда пятый Семён перестал ручками размахивать, царь-батюшка аж подскочил и тоже завопил: «Э-э-э

А дальше-то чего? Ты погоди тонуть-то, доскажи сказку, а тады и тони себе!» Да поздно было – царь-государь конец так и не узнал.

Вдохновлённый речью предыдущего оратора, кличет их царское величество шестого Семёна. Слыхивал, мол, скоко всего в царстве-государстве делается? Ступай и расскажи царевне, что энто царский курс на ближайшую и длительную перспективу. Ты, ить, у нас по курсам мастак будешь?

Ничего не оставалось шестому Семёну, как взять курс за борт и курсировать там, пока его курс акулы не откусят. Так оно и вышло: не успел он долететь до воды, как акула раскрыла пасть раньше оратора и его курс был предрешён, а вместе с ним и последняя надежда.

Горькими слезами проводил царь-батюшка последнего Семёна – надежду на перемену холостяцкой жизни. Сидят они вместе с младшим Семёном, слёзы льют да пузыри носом раздувают.

- Вот так, Сенечка, - всхлипывает царь-батюшка, - пропали наши шесть специалистов вместе с программами, а царевну теперь не воротишь…

- Знаешь что, - отвечает седьмой Семён, - хочешь я тебе правду скажу?

- А чего это такое, - утирает царь слёзы?

- Ну, вот слушай: ну какой ты на фиг жених, - спрашивает Семён. – С тебя вон песок сыпется, а ты женихаться… Хочешь я возверну царевну?

- Хочу, - проскулил царь.

- Ну, тады слухай условие, - уверенно сказал Семён. – Царевну ты мне в жёны отдаёшь, с трону, значит, слазишь, а через девять месяцев будешь дедом и с внуками будешь цацкаться. Согласен?

- Согласен, утёр царь нос. – Ты токо царевну возверни, жалко, ить, таку красу губить…

А через год всё так и вышло: царь-батюшка рассказывал внукам-двойняшкам всю правду про то, что из вранья ничего путного не будет.

Сказка – ложь, да в ней намёк…

 

Ухтырка

( сказка )

 

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь по прозванию Ухтырка. Прозвание своё он получил ещё в младенчестве, когда и царём ещё не был. Бывало, выйдет из терема, глянет вокруг, да и скажет: «Ух ты!» И куда не повернётся, всё «Ух ты!» да «Ух ты!» Так и прилипло к нему это некудышное имя. А уж как взошёл на престол, так, бывало, выйдет на балкон, глянет свысока, да и скажет: «Ух ты! Ещё лучше, чем вчера!» С тех пор берёт начало и ещё один древний обычай: будя кто повстречается, да спросит другого: «Ну, как живёшь?», а тот ему в ответ: «Лучше, чем вчера!»

А опосля Ухтырка и вовсе перестал восклицать – не царское, мол, это дело, пущай другие восклицают. Теперь инда выйдет на простор, глянет по окружности, да и скажет: «Ну, как, холопы, живёте?» А все ему хором – и бояре, и челядь – «Лучше, чем вчера!» Так он тады и вовсе башкой ворочать перестал да по сторонам зыркать. Всё одно: куды бы не ступил, токо и слышно: «Лучше, чем вчера!» Задрал Ухтырка нос к верху и далее пошёл. Поприметили бояре да челядь, что Ухтырка боле по сторонам не зыркает, да и перестали усердствовать в делах своих, стали проказы всякие вытворять, а то и грабежи учинять. Поприбьёт, бывало, жандарм половину народу в царстве-государстве, а все, знай, глаголят: «Лучше, чем вчера!» Стырють бояре живность да провизию с анбару, а Ухтырка одно слышит – «Лучше, чем вчера!»

Скоро сказки сказываются, а дела-то ещё быстрее сотворяются. Ухтырка с годами совсем некудышний стал, вот бояре и стали всякие пакости вытворять: там, глядишь, поля не обсеяны да бурьяном поросли, там, глядишь, терема покосились, там, глядишь, веселие с возлиянием медовухи учинили… А тады и на святое замахнулись: Ухтырка, бывало, выйдет на променад, нос к верху задерёт, а людишки ему разноголосо так: «Лучше, чем вчера!» А опосля и того не стало! Как так? Царь башку с балкона высунет, а вокруг – тишина! Ухтырка на просторы двинется, а никто ему и ни слова…

День прошёл, другой прошёл – молчат, как в рот воды набрали! И порешил Ухтырка глянуть: чевой-та немость така случилась? Очи-то свои царские опустил, головой-то вправо-влево покрутил, да и упал тут же. Не выдержали царские извилины, как увидел он запустение царства-государства, распрямились они да в голове дырку сделали!.. Теперь, куда ён не покажется, мальцы всё кругом бегают да кричит: «Ухтырка, Ухтырка – в голове дырка!»

И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало…

 

 

Божественная комедия

(сказка)

 

Давным-давно, когда в подземном царстве-государстве все насельники обитали в неге и покое, когда в тамошнем аду, а тем паче – в раю все пробывали согласно поговорке «тишь да гладь, да божья благодать», случилось однажды вот чего. Собственно, когда и как это сталось, никто из обитателей ада и, тем более, рая указать пальцем на это событие так и не смог. То ли грешник какой, явившись сверху, поведал об этом, то ли сами черти, разжигая огонь под котлом, что-то прочитали в газетах, но зараза эта, которую антихристы нарекли «перестройкою», расползалась под землёй, наделав в тамошних местах много всякого лиха и бедствий.

И дёрнул же чёрт уродиться в ту окаянную пору чертёнку Ваське. Вообще-то, пока Васька был от горшка два вершка, никакой заразы он и видом не видывал. Как и все чертенята, он носился, как угорелый, от котла к сковороде, подбрасывал в огонь дрова и хохотал, как танцевали на сковороде грешники, да варились в котле прохиндеи! Это было основной забавой всех чертенят. Насмеявшись до колик в животе, они гурьбой убегали к пыточным камерам слушать разные матерные слова и вопли грешников, вздёрнутых на дыбу.

Вот так и проходило Васькино детство, пока… Пока в аду всё чаще и чаще не стали поминать эту «перестройку» нехорошими словами. Васька ничего об этом не ведал, но не заметить перемены он не мог. Первое, что нарушило «тишь да гладь», это каждодневное пьянство и мордобитие. Грешники теперь поступали в ад с водкой, охраной и девицами лёгкого поведения. От этого в аду случались массовые попойки, массовые беспорядки и массовая… любовь. Такого разврата ад ещё не видел. Но, самое главное, дров почему-то стало не хватать, а газ ещё не подвели, и огонь под котлом и сковородой скоро угас… Грешники поступали в ад, как на курорт. Весь воспитательный процесс перешёл в практическую плоскость: кому и сколько дать? Единственной надеждой в деле перевоспитания грешников оставались пыточные камеры, но скоро и там воцарилась «торричеллиева пустота». Щёлканье хлыстов и вопли грешников сменились на автоматные очереди да взрывы гранат!

Васька уже и не чаял найти хоть какую-нибудь работу и средства к существованию, а обе его попытки устроиться в прачечную к путанам, закончились изнасилованием и попранием светлых чувств любви.

Когда стало окончательно понятно, что ад стал настоящим адом без всяких надежд на светлое будущее, а тем более – коммунизм, Васька, воспитанный на чёрти-каких примерах, решил изменить своим идеологическим взглядам на объективную действительность и подался искать работу в Рай.

Эту дорогу Васька знал, как свои копыта. Не раз и не два лазил он в детстве с чертями в рай за яблоками. Бывало, ухватятся за солнечные лучики и карабкаются на небо, а там – через забор и в сад. Но сейчас он решил идти через ворота, дабы не попасть в разряд гастарбайтеров. Ещё за километр, заслышав весёлый голос гармошки, Васька радостно запрыгал в предвкушении перемен в его чёртовой жизни. Васька хорошо помнил, что такое рай. Минуты и часы, которые он провёл в раю, были похожи на сказку: беленькие ангелочки, идеальный порядок, весёлые лица – всё это укладывалось в смысловую часть поговорки, обозначенную, как «божья благодать». Васька летел навстречу своему счастью.

Прилетел Васька к воротам рая, смотрит – апостол Пётр у ворот, заместо швейцара.

- Здравствуйте, дядя Петя, - выпалил Васька одним духом. – Это я, Васька, может, помните?

- Да как же вас упомнить, - отвечает апостол Пётр, - здеся, ить, много вас, всяких чертей бегает. Чего пожаловал? Чай, за яблоками?

- Да нет, дядя Петя, какие там яблоки, - заулыбался Васька, - я по делу к вам: на работу хочу вот устроиться. Надоела мне эта чёртова жизнь в аду, хочется райской жизни.

- На работу, - протянул апостол Пётр, - это кем же ты работать у нас будешь? Кочегарок у нас тут отродясь не было, пытать мы никого не пытаем…

- Да я бы, затараторил Васька, - консультантом, может, сгодился бы… При вашей-то райской жизни, может, подучить кого надо – как вести разгульную жизнь. Я в аду много там разных историй наслушался, так что опыт имеется. Вот, коли хочешь, могу по пропаганде пьянства поработать…

- Пьянства, говоришь, - засмеялся апостол Пётр, - так у нас тут этого пьянства и без всякой рекламы – хоть залейся! Тут такие мастера теперь есть, что и не просыхают…

- Могу и лени обучить, - приуныл Васька.

- А чего их учить, - вздохнул апостол Пётр, - тут отродясь никто палец о палец не ударил. Бездельников – пруд пруди. Опоздал ты с этим делом…

- А воровать там или взятки, - неуверенно протянул Васька.

- И этому, милок, тут уже обучены, - махнул рукой апостол Пётр. - Всё, ить, кругом – божеское. Хозяина-то как такового, значит, и нет. Вот и тащут по своим виллам кто чего где ухватит. Вона, намедни трубу в сад затащили, да из саду яблоки по трубе и катают. А куды она тая труба идёт – одному Богу известно…

Васька почувствовал, что земля под ним словно зашаталась. Все его надежды, одна за другой, тоже улетали, как в трубу. Он никак не ожидал, что в раю уже проросли буйным цветом все пороки за которые в аду бросали в котёл да жарили на сковороде. И цепляясь, как за соломинку, Васька с мольбой в голосе произнёс:

- Ну, может, хотя бы разврат какой… Я в аду это сам на себе познал…

- А вот это, милок, нам вообче без надобности, - ответил апостол Пётр. – У нас ведь тут испокон без исподнего все ходють. Рай – одним словом! Так что разврат энтот у нас по конституции, значит, прописан. Ты бы вот лучше что: ступай-ка лучше в чистилище, там, может, по своей специальности чего и найдёшь.

Васька покрутил головой и, действительно, как ему показалось, увидел знакомые ж… в смысле – лица. А может быть, они теперь стали все на одно лицо?.. Он не стал расспрашивать апостола Петра где находится это самое чистилище. Он знал и так: не раз приходилось бегать туда за огоньком, когда в аду были перебои со спичками. Эту дорогу он хорошо запомнил по придорожному камню на котором было написано: «Направо пойдёшь, ни фига не найдёшь. Налево пойдёшь и совсем пропадёшь.» Васька снова спустился по тонким лучикам в ад, дошёл до придорожного камня и, не раздумывая, взял курс прямо, тем более, отступать было некуда.

Покрутившись у проходной, Васька понял, что дело – дрянь! Вакансий – тю-тю и других тютей нет. Пока Васька гутарил с такими же, как и он, прошёл слушок, что места всё-таки будут! Дело в том, что перед выборами Главный Чистильщик сдуру, выступая перед избирателями, пообещал создать ещё чёрти сколько рабочих мест. И по этому указу Ваське выдали метлу и показали в какую сторону надо мести. Но Васька не роптал, Васька был рад и этой возможности строить новое чистилище. Тем более, что ему здесь было всё знакомо, да и всех клиентов чистилища он уже хорошо знал. Здесь находились на прочищении и грешники из ада, и алкоголики из рая, о которых рассказывал апостол Пётр. Одного только Васька не мог никак понять: как это связано всё между собою и кто этим управляет? Васька догадывался, что это, наверное, Бог. Но кто он, как выглядит и где сидит – Васька не знал. Да это ему было без надобности, потому что он крепко держал в своих копытах метлу и знал куда ему надо мести.

Вот и сказке конец, а кто слушал – молодец.

 

Как Илья Муромец СССР строил

( сказка )

 

Приближался очередной день выборов 2091 года. На Красной площади красовались вырезанные из фанеры и окрашенные красной гуашевой краской четыре цифры, которые символизировали 100-летний юбилей Великих Демократических преобразований. Динамики заливали площадь торжественными звуками марша Мендельсона.

Да и сами выборы главы царствующей фамилии проходили в публичной и совершенно демократичной обстановке. По традиции на площадь выкатывались две коляски. В одной из них сидел действующий глава, а в другой – его преемник. Хор казаков исполнял ораторию «Слава нашему атаману», завершавшуюся общим ликованием и возгласами «Люба! Люба!» После чего выходила Люба, проводила с кандидатами игру «Ладушки-ладушки». Тот из кандидатов, кто ни разу не сбивался с ритма, тот и становился новым главой на десять лет. Люба оглашала декларацию о доходах победителя, в которой главной ценностью была машина самоходная марки «Москвич». Коляски укатывали в кремлёвские покои до следующих выборов.

Так проходили выборы последние 50 лет. После торжественной церемонии на площадь выносили Пугачёву, которая, лёжа, издавала какие-то звуки и рассказывала всем о своём последнем гастрольном выступлении. Но на этот раз Пугачёву почему-то не вынесли. То ли у неё опять был медовый месяц, то ли она делала уроки со своими маленькими чадами, но по толпе собравшихся прошёл возмущённый ропот (историки потом назовут это событие – Пугачёвский бунт): «Как это так, - шептал возмущённый народ, - что жа это мы таперь и без песен жить должны?» Атмосфера накалялась и, наконец, из толпы вырвался одинокий голос какого-то удальца: «Мы – не рабы! Айда Илюшу Муромца будить!». Тут же были выбраны ходоки и отправились они во древний город Муром, где уже вот как 833 года спал себе на печи былинный русский герой.

- Что же это ты, Илюшенька, на печи дрыхнешь? – выступил вперёд главный ходок, как токо вся делегация переступила через порог покосившейся хаты. – А в Расеи-матушке вон чего творится…

- Совсем обнаглел энтот олигарх, - подхватил второй ходок, - даже концерту нам не показал!.. Всё токо по корпоративам, да по корпоративам…

- Никакого праздника нет у нас таперя, - поддержал товарищей третий ходок. – Более и отымать нечего… Вот так мы живём, Илюшенька!..

- Вставай-ка, делай давай ужо хоть что-нибудь, - подытожил главный ходок, - а то нам таперь не житьё…

Выслушал ходоков Илья Муромец, потянулся на печке и молвил:

- Больно вы не вовремя, товарищи ходоки… Ныне, ить, каникулы зимние, никого до весны в палатах да хоромах не сыщешь…

- Ничего не знаем, - загундосили ходоки, - а ужо пора…

Попробовал Илья встать, а ноги-то не слушаются, шутка ли – 833 года балду на печке гонять.

- Ну, и чё мне таперь делать, товарищи ходоки? – спросил Илья Муромец, глядя на пришедших. – Может, ну его на фиг?..

- Не, не, не, Илюша, мы по первах табе поможем, - запротестовал главный ходок, - а далее ты ужо покажи свою богатырскую силушку. Вот тебе, родной, водица оживляюча, - плеснул он в ковшик из бутылки самогону вонючего, - выпей, силушки тебе на пару дней и прибавится. А пока во хмелю будешь, ступай, Илюшенька, в тридевятое царство, где Соловей-разбойник усех грабить да убиваеть. Як одолеешь ты того супостата, так сыми с его шапку. Та шапка, Илюша, не простая, она тебе опосля добрую службу сослужит. Токо оденешь ты её на головушку богатырскую, да как скажешь «Ну, веди меня, шапка, к чиновникам-взяточникам!», так сразу сделаешься невидимым. А там ужо поступай по уму-розуму…

- Много тебе, Илюша, исходить придётся, так как попасть на приём к ентим бюрократам, не одни сапоги сотрёшь, - молвил второй ходок. – Но мы табе и в ентом поможем. Опосля, як одолеешь Соловья-разбойника, ступай, Илюша, в тридесятое государство, да отыщи там Идолище поганое. Как побьёшь Идолище, так сыми с него сапоги. А сапоги, Илюша, не простые будут, скороходы оне прозываются. Какой у тебя размер? - глянул он на ноги богатырские. – Ну, да ничего, разносишь…

- А ещё, Илюша, как оденешь ты сапоги-скороходы, так поспешай сразу на остров в море-окияне где проживает Кощей Бессмертный. Там на дубе увидишь ты, Илюша, - висит ларец волшебный. В ём всё будущее СССР сидит. Токо скажешь ты, Илюша, «Двое из ларца!», так выскочат оттудова добрые молодцы, и шо ты им прикажешь, то они и построят. Любой наказ исполнят тую же минуту!..

- Я не понял, старики, так я чё теперь без выходных, что ли, подвиги совершать буду? – почесал за ухом Илья Муромец. – А отпуск когда?.. Давайте договоримся: после кажного подвига я с девчонками в Куршавель на две недели…

- Эдак мы, Илюша, никогда перестройку не закончим, а нам ещё СССР строить надо, - выдохнул главный ходок.

- Не понял, - аж подпрыгнул Илья на печке, - я ещё и строить что-то буду?! Да вы чё?!

- Чё, чё – да ни чё! Ничего ты строить не будешь, - успокоил Илью главный ходок, - ты токо скажешь «Двое из ларца», так они сами всё и построят. Но о Тайландах да о Гоа рано нам ещё, Илюша, мечтать… Не время нынче… Мы, ить, не олигархи да думские бояре какие… Вот как построим СССР, так в Артек с тобой и поедем…

Взял Илья ковшик с самогоном, глянул в него.

- Э-э-э… А чего так мало?.. Мне ведь три подвига совершать надо!.. А тут и на один-то не хватит, - возмутился богатырь. – Плесни ещё…

Главный ходок долил ковшик до краёв и подал Илье Муромцу.

- Ну, будем, - крякнул Илья. – За СССР! - Он махом опрокинул ковшик и аж присел. – Во! Вот теперь можно и на подвиги! Так что вы там говорите – Соловей-разбойник? Да я ему мигом хвост выщипаю. Он у меня ещё и гимн петь будет. Всё, отцы, бывайте, мне некогда. Пока хмель не вышел, побегу, чтобы успеть. Всё. До встречи.

Схватил Илья шапку да биту бейсбольную и вылетел за порог. Главный ходок разлил оставшийся самогон по кружкам и подал своим спутникам.

- Ну, вот, как говорил один специалист по перестройке: «процесс пошёл».

И подался Илья Муромец в тридевятое царство. Смотрит, у речки Смородины дуб растёт высокий, а на нём Соловей-разбойник сидит. Кричит, злодей, по-звериному, а свищет по-соловьиному. От его покрика, от его посвиста цветы и травы осыпаются, деревья к земле клонятся, люди замертво падают.

- Эй ты, ворона не общипанная, а ну, хватит свистеть – денег не будет! Отдавай шапку по- добру-поздорову!

Ещё пуще засвистел Соловей-разбойник, Илья еле на ногах удержался.

- Эй, слышь, солист недосоленный, я ить сейчас милицию вызову и, потому как ты бусурман есть, отвезут тебя в какое-нибудь казанское отделение… А там – знаешь, чего и куды тебе вставят?

Как услыхал Соловей-разбойник про отделение милиции казанское, так и рухнул на землю замертво. Подхватил Илья шапку-невидимку и помчался в славный Киев-град, где хозяйничало Идолище поганое. Подъезжает Илья к Киеву, а навстречу ему нищий идёт. Просит его Илья:

- Дай мне твоё платье нищее, а себе моё возьми.

Удивился бедняк, согласился с радостью. А Илья переоделся да в Киев-град к Идолищу идёт.

- Пришёл я поглядеть на тебя, царь Идолище, - начал Илья, - каков ты есть?

Усмехается Идолище.

- Что ж, гляди. Я тебя не гоню.

- Нерадостную весть принёс я тебе, царь Идолище, - говорит Илья, - ведь жив Илья Муромец, здоров, завтра хочет с визитом к тебе пожаловать.

- А велик ли ростом ваш Илья? Много ли ест, пьёт? – спрашивает Идолище. – Вот я, к примеру, быка могу зараз проглотить.

Рассмеялся Илья Муромец:

- Что ж! У моего батюшки была корова прожорливая. Тоже много ела. Да под конец у неё пузо треснуло… Я те вот чего скажу, Идолище поганое: будешь кочевряжиться, сейчас кликну младореформаторов нашенских, быстро у тебя тут всё приватизируют. И за все твои сундуки с золотом два ваучера тебе в одно место всунут. Испугалось Идолище поганое, а сапоги не отдаёт. Одел Илья шапку-невидимку, подошёл к Идолищу сзади, да как огреет того прямо по маковке, тут и упало Идолище поганое замертво. А Илья сапоги с него снял да вместо своих и обул. Словно крылья выросли у Ильи Муромца и помчался он к Кощею Бессмертному за ларцом волшебным.

Быстро донесли сапоги-скороходы Илью Муромца к острову в море-окияне. Разогнался Илья Муромец, перепрыгнул на остров, глядит – дуб растёт, а на нём ларец висит. Только Илья полез на дерево, глядь – бежит старик и руками размахивает.

- Ну-ка, слазь, хулиган! Ты чего полез? Там у меня яйцо лежит! Не трожь мои яйца!

Илья Муромец одел шапку-невидимку, Кощей так с катушек и свалился.

- Ты где? Эй… Ты куда девался? Я ведь чую – русским духом пахнет… Где же он? Наверное, в лес сиганул. – И помчался Кощей в чащу лесную.

А Илья Муромец отвязал ларец, слез с дерева, разбежался да на другой берег моря-окияна и прыгнул.

Вот сидит Илья Муромец на берегу моря-окияна и думу думает: «Эх, похмелиться бы… Где эти ходоки?.. Постой! А чего это я торможу?.. Сейчас проверим. Нут-ка, «двое из ларца!» Смотрит Илья и глазам своим не верит: выскочили из ларца два здоровенных детины да как рявкнут: «Что, хозяин, прикажешь?» Илья от испуга аж подпрыгнул.

- Э-э-э… Вы потише… А то ведь с бодуна и крыша поедет… Ну-ка, принесите мне вискаря бутылочку, - осторожно промолвил богатырь.

Илья и глазом не успел моргнуть, глядь, а уж перед ним на салфетке бутылочка виски стоит, закусочка порезана…

- Ух ты, вот это да…

Выпил Илья стаканчик, закусил и так ему захорошело…

- Ну-ка, где вы там, двое из ларца? – А те уж тут как тут. – А нут-ка, постройте мне хоромину, как у олигарха энтого и чтобы команда, значит, ну… в футбол гоняла, а то скучно мне без футболу…

И минуты не прошло, а на берегу моря-окияна ужо замок аглицкий стоит, а рядом на поле футбольный мяч гоняют.

- Ну, вот… Энто другое дело…

Вдруг слышит Илья голос: «Може, табе бабу ещё?»

- Да не, бабу не надо… Посплю я чуток, а то притомился я с энтими подвигами. – Зевнул Илья, подложил шапку-невидимку под голову и захрапел.

А в это время ходоки мимо проходили. Заслышали они крик «Шайбу! Шайбу!» С чего бы это? Да так на крик и подались. Долго ли, коротко ли шли, а к вечеру вышли к стадиону. Смотрят, аглицкие команды играют, а рядом с полем Илья Муромец спит богатырским сном.

- Э-э-э… Ты чаво это, Илюша? Нут-ка, вставай! Дел непочатый край, а ён тут як олигарх какой, - запричитал главный ходок.

Открыл Илья глаза, глядь – ходоки!

- О, старики! – совсем проснулся Илья. – Вот и хорошо… А то я тут один, как алкоголик…

Налил Илья ходокам по стаканчику, выпили они, покряхтели, закусили. Илья им рассказал, как подвиги совершал.

- Ну, вот и славненько, - подытожил главный ходок. – А теперь, Илюша, за работу. Впервое, что нужно сделать – вырвать с корнем всю коррупцию поганую, что всю землю-матушку испоганила. Одевай, Илья, сапоги-скороходы, бери шапку-невидимку и айда во все палаты да хоромины царские. Как соберёшь всю погань в один мешок, так и повертайся на Дон-батюшку, мы тебя там дожидаться будем.

Одел Илья сапоги-скороходы, взял с собой шапку-невидимку и отправился во столичный град в палаты царские, где сидели кровососы народные. Перед столичным градом нахлобучил на голову шапку-невидимку и давай всех блох да клопов, присосавшихся к казне, в мешок складывать. Много он всякой погани подсобрал – полный мешок. Те в мешке пищат, дерутся – не поймут, кто кому должен взятку или откат дать, чтобы из мешка выбраться? Завязал Илья мешочек, взвалил на плечо и подался по городам и весям тамошних кровососов собирать.

Сладил Илья это дело и на Дон-батюшку, где его ходоки поджидали, отправился. Еле дошёл – сапоги совсем прохудились. А уж в древнем граде прослышали, что Илья возвращается, вышли встречать с хлебом-солью богатыря русского. Несёт Илья два мешка со всякими кровопийцами. А оне ужо и не дрыгаются – видать, от жадности так и покусали друг друга. Вытряхнул Илья в чистом поле всю энту погань из мешков, так вороны налетели и тут же всё и склевали.

- Ну, - говорит главный ходок, - с первым делом ты справился, а таперя ещё главнее задание будет: СССР построить надо бы. Чтобы поля колосились, чтобы заводы гудели и трубы дымились, чтобы в народе веселье наблюдалось и чтобы всякие вороги наши по углам разбежались.

Призадумался Илья Муромец – никогда, ить, СССРов не строил, а тут – на тебе… С чего начинать – никто не знает, не ведает…

- Так это, старики, може, программа кака есть? – спрашивает он ходоков. – Партии, ить, чай написали?.. Партии-то есть у вас аль нет?..

- Да партии у нас есть, их числом один миллион пятьсот тридцать три тысячи восемьсот пятнадцать будет…

- Так чего же энто они свои программы в жисть не претворяют?

- Так некому, Илюшенька, - вздохнул главный ходок, - старики подустали ужо, а молодёжь нынче из угла в угол скитается да ищет вот – чем бы заняться… Ты ужо подсоби нам, родненький, а то нам без СССРа никак дале нельзя…

- Ну, ладно, - отвечает Илья Муромец, - постою за землю русскую. Эй, двое из ларца! Ну-ка, подь сюды…

Выскочили два детины из ящика:

- Что, хозяин, прикажешь?

- Ну-ка, давайте, постройте-ка СССР обратно, чтобы в радости всем жилось. Чтобы ракеты там и балет… ну, чтобы обязательно мы – впереди планеты всей!..

Пустились детины вперегонки: тот землю пашет, тот заводы строит, тот ворогов пугает да по углам разгоняет. Целый месяц без выходных работали. Как закончили всё, еле до ларца дошли и без сил в ларец повалились, токо прошептали: «Всё, хозяин, готово…»

- Эй, старики, - зовёт Илья Муромец, - идите глядеть: СССР – не СССР? Да пойду я в свой Муром, на печку русскую…

- Погоди, милок, отвечает главный ходок, - ты сперва нам акт приёмки предоставь, чтобы в ём все подписи стояли…

Делать нечего: поплёлся Илья по министерствам да ведомствам акт подписывать. И куда не придёт, все его посылают: кто – справку принести, кто – ещё каку бумажку… Дескать, кто его знает: кто, когда, зачем, на каком основании? Финансовый отчёт требуют да выговором по партийной линии пугают. Ходил, ходил Илья, да так ни одной бумажки и не подписал… Воротился он к ходокам и поведал им своё горе-кручину.

- Не могу я, старики, справиться с этим трудным заданием, все меня посылают – справки требуют, взысканием пугают… А как я докажу: СССР это или не СССР?..

- Не кручинься, добрый молодец, - заулыбался главный ходок, - тут и доказывать не надобно: раз ни одной бумажки за месяц не подписал, значит, мы ужо в СССРе!.. Ступай сабе в Муром, ты таперь законный пенсионер. А старикам у нас – почёт!.. Вот тебе, Илюша, грамота от крестьянской партии «За освоение потерянных земель русских».

Просветлело лицо богатыря русского. Взял он грамоту благодарственную и пошёл в СССР, в город Муром на печь русскую.

И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало…

 

Маша и Медведь

( сказка )

 

Жили-были старик со старухой и была у них внучка – Машенька. Ну такая егоза, такая выдумщица. И пять минут спокойно не посидит. Одним словом – заводила. То она деда в Сивку-Бурку оборотит и гарцует на нём по полям да лугам. То бабку в Бабу-Ягу вырядит да велит целый день в ступе катать. И так каждый день – с утра до вечера. Так умаялись старики, так притомились, потому, когда Машенька за калитку сиганёт с подружками побегать, и слова супротив ей не говорили.

Как-то тёплым летним утром смотрит Маша, а подруги с корзинками да туесками стайкой идут.

- Куда это?

- По землянику-ягоду. Пойдём с нами.

- Бабушка-дедушка, пустите меня с подружками землянику-ягоду в лесу собирать.

- Ступай, милая, ступай. Вот тебе туесочек берестяной. И с богом.

И покатилось это озорное облако в лес тёмный. Полдня ходили они по полянкам складывая в туесочки ягодку к ягодке. Вот уже и корзиночки почти полнёхоньки, а Машеньке всё неймётся. Бегала она бегала от полянки к полянке, глядь – а подружек и не видать! Слышит – аукают где-то, а где и не разберёт… Солнце уже вниз поворотило, а куда идти – незнамо. Так и вышла Машенька на полянку лесную, где стояла избушка резная. Толкнула двери - открылись… Вошла в избу, а хозяев и нет. Осмотрелась она кругом: столы да лавки добротные, в спаленку заглянула – кровать дубовая… Кругом прибрано, порядок и уют. Кто же здесь проживает? Вышла во двор – всё цветочками обсажено, дорожки песочком обсыпаны… И тут, как ей показалось, недалеко опять зааукали голоса. Побежала Маша в избушку, схватила клубок ниток, привязала конец у калиточки и айда на голоса.

Только скрылась Маша в лесной чаще, как с противоположной стороны показался Медведь с вязанкой дров. Кинул он вязанку на землю, присел на скамейку и вздохнул:

- Эх, плохо одному, даже кваску подать некому… Придётся самому…

Вошёл Медведь в избушку, глядь, а на столе туесочек с земляникой стоит.

- Это кто же меня угощает? И где же этот добрый человек?

Вышел Медведь и давай все закоулки осматривать. В сад заглянул, у ручья побывал и подался вниз к озеру голубоглазому.

А в это время в калитку ввалилась стайка подружек с Машкою впереди.

- Вот, - гордо сказала она, - это я нашла! Хозяина нет, значит, избушка теперь наша!

Походили подружки, осмотрели всё кругом и договорились, что отныне будут приходить сюда чаще.

- А мы вот что сделаем, - сказала Маша, - вы ступайте домой, бабушке с дедушкой скажите, что я заблудилась, а завтра, чуть свет, вместе с парнями приходите сюда, дескать – искать пошли. А я здесь переночую да посмотрю – есть ли тут хозяева.

Так и сделали: подружки отправились домой, а Маша вошла в избушку, прилегла на кровать да и задремала с устатку. Не успела она и один сон досмотреть, как слышит:

- А, так вот кто – гость незваный-непрошеный…

Открыла Маша глаза, смотрит, а перед ней Медведь стоит.

- Да ты не бойся, не бойся, я тебя не обижу, - сказал он. – Как тебя звать?

- Маша, - еле слышно сказала она.

- А я – Миша… Как же ты здесь оказалась?

- А я заблудилась… Вот, ягоды собирала и заблудилась…

- Ну, ты ложись, отдыхай… Я вот тебе на полатях постелю. Всё равно уж темно… А завтра что-нибудь придумаем.

Легли они, ночь уж окна занавешивает, а им не спится.

- А ты оставайся у меня, - прозвучал в темноте голос Медведя. – Я тебя не обижу. Буду ухаживать за тобой. Мне тут одному скучно… Ну, ты спи и думай, а завтра мне ответ дашь… Я утром засветло уйду, на целый день… Завтрак тебе на столе оставлю, а обед в печке стоит… Будь здесь хозяйкой. Места здесь глухие, никто сюда и не заглядывает… Ну, спи.

Разбудили Машу голоса и смех ребят. Солнышко уже поднималось вверх. Мишки дома не было, он ушёл из избушки ни свет – ни заря. А во дворе подружки уже водили хороводы, а парни играли в Жгуты.

- Машка, Машка, - влетела в избушку конопатая Алёнка, - ты что спишь-то, как королева? Мы уж и поляну накрыли, а ты всё дрыхнешь и дрыхнешь!

День прошёл весело: пили за Машкину избушку, гуляли, танцевали, играли в разные игры. Договорились встречаться и проводить время только здесь – у Машки. Маша проводила друзей и осталась дожидаться Мишку.

Медведь вернулся поздно, когда уже смеркалось. Но и в сумерках он разглядел, что в его владениях произошли перемены: на лужайках валялся мусор, цветы на клумбах кое-где были сломаны, а калитка валялась в кустах. Он не стал будить Машеньку, пожалел. Сам навёл порядок и улёгся спать.

На следующее утро Маша проснулась рано, но Мишки уже не было, а на столе, как и прошлым утром, стоял её завтрак. Пока она завтракала, ей в голову пришла мысль – как извлечь выгоду из этих новых в её жизни обстоятельств и она решила, как только все придут, объявить, что отныне вход в избушку будет носить платный характер, а в качестве платы все парни должны приносить ей что-нибудь из провиантов. Так и Мишке будет помощь в вопросах обеспечения, да и запасы на зиму будут незаметно пополняться. Тут же, не раздумывая, Машка нашла какую-то холстину, выдавила из клюквы красный сок и написала большими буквами «Дом утех «Машенька». Холстину она привязала между двумя деревьями и стала поджидать гостей.

Не успело солнце забраться на крышу, как во дворе снова стало оживлённее. Парни и девчонки приходили парами и также парами расходились кто в кусты, кто к озеру купаться, а кто и в избушку. Маша объявила всем собравшимся новые условия и стала думать о программе предоставления услуг в своём «Доме утех». День прошёл спокойнее, чем накануне, но никто не скучал.

Так прошло ещё несколько дней. Медведь ворчал, но Машу не выгонял. А тут и, вообще, объявил ей, что уходит на неделю к родственникам в соседний лес, так как заболела бабушка. Маше он наказал присматривать за избушкой и не бедокурить. А утром, прихватив с собой гостинцы, подался в дальнюю дорогу.

Парни с подружками всё также приходили в «Дом утех», а Маша уже подумывала как легализовать своё нынешнее предприятие и избавиться от дикого компаньона? Она заприметила, что среди её гостей стал появляться барский писарчук Митрофан и однажды, разговорившись, они обсудили все тонкости проекта.

Во-первых, решено было подделать документы на право собственности избушкой и прилегающей территорией, которые она нашла в сундуке. Митрофан аккуратно исправил имя собственника, переделав «Медведь» на «Медведева».

Во-вторых, на основании вышеизложенного, была написана грамота и установлен юридический правообладатель всего недвижимого – ООО «Машенька».

И, в-третьих, было решено нанять охрану на тот случай, если Мишка вздумает бунтовать и мешать работе «Дома утех».

Пока парни с девчонками развлекались, Машка занималась кадровыми вопросами. На должность начальника охраны она пригласила Серого, а тот пообещал, что со своими крепкими молодыми волками очистит территорию от всяких нежелательных элементов. Косой взялся поставлять в «Дом утех» всякие наркотические смеси, для пущего возбуждения клиентов, а Рыжая – создать сеть разных брачных и небрачных агентств.

Когда Мишка вернулся от бабушки, в округе царила совершенно другая атмосфера. Серый с волками привёл косолапого к Машке, где Митрофан ознакомил его с документами на право собственности избушкой и прилегающей территорией.

Решив основной вопрос по устранению компаньона, Машка стала думать о расширении услуг и привлечении VIP-персон. Скоро на избушке появилась ещё одна вывеска – «Игровой дом «Медведъ», а рядом выросла лёгкая постройка на которой красовалась вывеска «Трактир «Будем!» Ансамбль певчих птиц, перестав выводить разные рулады и трели, целый день свистел что-то невообразимое. Молва о том, что в лесу произошла перестройка разлетелась по округе за считанные дни. И вот уже к Машке потянулись VIP-персоны: дьячок Прокоп, урядник Мордобойкин, староста Плутов… Желающих посмотреть своими глазами на новую жизнь становилось всё больше и больше. Там, где раньше находилось небольшое озерцо, появился комплекс водных процедур «Аква-ква-ква». Здесь же отгородили большую лужу и назвали её «Лечебные грязи». Это было самое доходное место, ибо сюда приходили не только те, кто хотел в одночасье стать здоровым, но и те, кто выходил нетвёрдой походкой из трактира «Будем!»

Машкины аппетиты и инициативы росли с такой же скоростью, как и клиентура. Однажды в её владения заглянул некий думский боярин и предложил Машке взять его в долю, пообещав направить к ней финансовые потоки для создания инфраструктуры и строительства дорог. И, как деловые люди, тут же, не откладывая всё в долгий ящик, приступили к вырубке леса. Казна у Машки не то, что пухла, она раздувалась как воздушный шар и Машка уже стала подумывать как бы ей на этом воздушном шаре взлететь и приземлиться где-нибудь на острове, где никого не будет: ни компаньонов, ни кредиторов, ни надзирателей, ни «крышевателей» – вообще, никого! Случайно или нет, но судьба как-то забросила к ней какого-то француза-учителя, который обучал премудростям французского языка тамошних барчуков. Звали его то ли Жак, то ли Жук… От него Машка узнала, что есть за бугром и заморские страны, и другая жизнь. И от этого её желание «приземлиться» на каком-нибудь тамошнем острове стало ещё острее и невыносимее. Да и её культурно-развлекательный комплекс, без существенных вложений грозил превратиться в кучу хлама. А поскольку Машка уже видела себя на заморском острове, то вкладывать умопомрачительные суммы в то, что уже отживало, ей, конечно, не хотелось. Это обстоятельство и подтолкнуло её к более решительным действиям. План по перемещению злата-серебра был таким же простым, как и все её решения по созданию культурно-развлекательного комплекса «Машенька». Жак (или Жук) должен был вернуться к себе на родину (точнее, к её границе) и ждать её там с экипажем для перевозки груза. А оттуда – на заморский остров.

Инвесторы требовали от Машки великих преобразований, освоения капитальных вложений, а Машка складывала все ассигнации, золото и серебро в короба и каждый месяц отправлялась в командировку на 5-6 дней.

А куда же девался Мишка? А Мишка никуда не девался. После того, как его изгнали с насиженного места, он соорудил себе берлогу, да и стал жить-поживать. Когда нагрянула вторая беда с вырубкой леса и Мишку снова потревожили, Машка из жалости взяла его на постой, назначив ночным сторожем.

И вот, когда настало время приступать к транспортировке нажитого непосильным трудом, Машка позвала косолапого к себе, рассказала ему, что напекла пирожков для бабушки и дедушки и хотела бы, чтобы он отнёс короб куда ему скажут. Обсудив все детали, Машка доставала из подвала короб с ассигнациями, незаметно залазила в него, а утром Мишка, взвалив его на себя, отправлялся в путь. Заглянуть, что за пирожки он несёт у Мишки не получалось, потому что всегда раздавался Машкин голос: «Высоко сижу, далеко гляжу. Не садись на пенёк, не ешь пирожок. Неси к дедушке с бабушкой». В назначенном месте Машка незаметно выпрыгивала из короба и, переодетая в бабушку, принимала груз и пока Мишка лакомился в лесу ягодами, прятала груз в схрон. Затем снова пряталась в короб, а Мишка нёс его назад.

Так Мишка пять раз сходил к «бабушке с дедушкой». Он не ворчал, напротив, ему даже нравилось гулять по лесам. Только одного он не мог никак понять: сколько же бабушка с дедушкой едят пирогов, если каждый раз груз становился всё тяжелее и тяжелее? И когда в ООО «Машенька» нагрянули судебные приставы, он в последний раз взвалил короб на свои плечи да и был таков. В указанном месте на этот раз его ждала сама Машка. Она поблагодарила косолапого за работу, вручила ему баночку мёда и сказала, что он может возвращаться в свои владения и отныне может быть полновластным хозяином своей избушки и всех пристроек на прилегаемой территории, так как Машка больше туда – ни ногой!

Эта новость так обрадовала Мишку, что он, забыв толком попрощаться, кубарем полетел с горы в сторону своей избушки. А в это время судебные приставы описывали всё движимое и недвижимое на территории культурно-развлекательного комплекса. Мишка, прибежав и назвавшись хозяином, тут же получил от приставов документы на погашение финансовой задолженности из-за расхищения казны и нецелевого использования средств. Таким образом, избушка и вся недвижимость были выставлены на торги, а Мишку закрыли в клетке и увезли в неизвестном направлении. Сказывают, что видели его где-то в глухом лесу, где он валил деревья…

Вот и сказочке конец, а кто валит – молодец.

 

Василиса Прекрасная из четвёртого барака

( сказка )

 

Как одолел Иван-царевич всех супротивников своих, приподнял он на руки Василису Прекрасную, усадил свою суженую в машину быстроходную и отправился в путь-дорогу в тридесятое царство, где заждались уж батюшка с матушкой да братья-сёстры единородные.

Вот несёт вперёд машина быстроходная, деревеньки малые да сады цветущие мелькают за окошечками, рощи берёзовые да чащи лесные проносятся, расступаясь. Красно солнышко по небу катится, разливая ковшичком свои лучики. И поёт соловушкой сердце девицы, и горят глаза счастьем-радостью.

Вот ведёт Иван-царевич машину быстроходную да по сторонам поглядывает, как кивают головками цветочки алые. Захотелось тут добру молодцу подарить букет своей суженой. Остановил Иван-царевич машину быстроходную, да подался в лес за васильками-лютиками, лишь сказав своей Василисушке:

- Не грусти, я в миг, недалече тут.

Долгими показались Василисе Прекрасной минуточки без любимого. Вот уж час прошёл, а его всё нет. Забилось сердце девичье тревогой. Глазки забегали по тёмному лесу, спотыкаясь о каждый кустик. Не видать нигде Ивана-царевича. Вот и ещё один час показался ей тёмной пропастью. Истомилась вся, исстрадалась. Чует сердце беду горькую. Не сдержалась Василиса Прекрасная, выпорхнула из машины быстроходной да стрелою в лес полетела, все тропиночки истоптала. Не видать нигде друга верного, как сквозь землю он провалился. И кричала Василиса Прекрасная криком нечеловеческим, только эхо всё возвращало ей, словно горюшку насмехаясь.

Вот уж день прошёл и солнышко, словно чувствуя вину, спряталось за деревьями. Темнота закралась в каждый лесной уголочек. Только тут поняла Василиса Прекрасная, что не знает она пути обратного, а куда идти – ей неведомо. Прислонилась она к подружкам белоствольным, полились из глаз слёзы горькие да безудержные. Так до зорюшки всё и всхлипывала девица, оплакивая свою долюшку. А чуть свет пробился в её лесную спаленку, побрела она куда глаза глядят, без разбору, да без милого.

Скоро сказка сказывается, да только к вечеру привела тропинка Василису Прекрасную в селеньице неприметное с покошенными избами. Подошла она к колодцу водицы испить да так и присела на брёвнышко на остатке сил. Вся одежда на ней изорвалась, ножки белые все изранились, сила-силушка улетучилась, горе-горькое сердце камнем жмёт.

Сколько она так сидела – никто не знает, не ведает. Да случилось тут добру молодцу пожаловать к журавлику за водицей. Увидал добрый молодец Василису Прекрасную, сердце жалостью переполнилось и повёл он её в избу крайнюю, где жена была с малым дитятком. Расспросили хозяева про историю, рассказала им Василисушка про беду свою.

- Поживи у нас, красна девица, - говорит жена добра молодца. – Может, сердце здесь успокоится, может, суженый сам объявится.

А Васька, так звали добра молодца, уже и баню истопил.

- Ступай, Василисушка, омойся с дороги да исцели тело и душу свою духом русским, - говорит он ей.

Пошла Василиса в баньку русскую, омыла водой тело белое и вышла оттуда ещё краше. Хозяева и приодели её, и за стол усадили, а как стемнело, спать на перину пуховую уложили.

Утром вышла Василиса с солнышком поздороваться, смотрит, а Васька глаза на неё пялит.

- Ты чего это, Вась? – спрашивает Василиса.

- Красивая ты, Василисушка, - отвечает Васька, - до того красивая, что и глаз не отвести. Так бы и глядел всё время на красоту неземную.

- Да полно тебе, пустомеля, - махнула рукой Василиса Прекрасная. – Ступай. Вон и скотинка уж кличет. А смотреть будешь, глаза испортишь, - улыбнулась красна девица и неспешно пошла к ручью.

Так и день прошёл и другой минул. Васька уже сам не свой: куда Василиса, туда и он. Глаз своих не отводит от Василисы Прекрасной, из рук вся работа валится. Заприметила жена, что неладное с парнем творится и решила это дело не откладывать в долгий ящик. На четвёртый день, как повёл Васька скотинку в поле пасти, говорит она Василисе:

- Вижу я всё, Василиса Прекрасная, да и ты, чай, не слепая – неладное творится с парнем. А у него двое деток малых. Пошто сиротить кровинушек да разлад в семью вносить? Отдохнула ты, оклемалася, пора и в путь-дорогу. Тут от нас вёрст за семьдесят город есть с палатами каменными. Может, там тебя Иван-царевич дожидается… Ступай себе с богом, а на меня не держи сердце. Не мне тебе рассказывать – какого терять мил-суженого… Прощай. Вот, возьми на дорогу немного денег и ступай с богом.

Взяла Василиса деньги да котомку с едой и говорит:

- Не гневись на меня, хозяюшка. Не моя вина в том, что вышло так. А за хлеб да соль – вот поклон тебе.

Поклонилась Василиса, вышла за калиточку и пошла тропинкой узкою в поле широкое. К полудню вышла она на дорогу пыльную, где машины поспешали в город каменный, махнула рукой, остановился грузовик.

- Да куда же такая раскрасавица путь держит? – спросил кудрявый молодец, высунув своё улыбающееся лицо из кабины грузовика.

- Мне бы до города добраться, - отвечает Василиса, - а там бы я уж как-нибудь…

- Ну, залазь в карету, краса-девица, коль красоту свою не боишься запачкать, - улыбнулся водитель и нажал на газ.

По дороге молодые люди разговорились. Пашка – так звали водителя – тоже жил в городе и работал в каком-то СМУ. Не стала Василиса рассказывать ему о своём горе-горюшке, лишь расспросила молодца о городе белокаменном.

Пашка всю дорогу без устали рассказывал и о городе, и о людях, и о работе. И чувствовала Василиса, хоть иногда в его рассказах сквозили и боль и обида, сердце у него было большое и открытое. Василиса тоже глянулась Пашке: кроткая, очаровательная девушка с обожженной душой, а больше всего ему понравилась застенчивая улыбка с ямочками на щеках.

Скоро сказка сказывается, а через два часа въехала машина в город белокаменный. Остановил Пашка машину да и спрашивает:

- Ну, куда тебе, Василиса Прекрасная?

Не сказала девица, что не знает, не ведает она куда дальше идти. Что и город ей незнаком совсем. Что стоят стеной дома стройные, а спросить да горе своё поведать ей и некому…

- Спасибо тебе, Паша, дальше я сама, - выдохнула Василиса Прекрасная. – Тут недалеко, я и пешком дойду…

- Ну, а я вон там живу, - показал Пашка рукой, - вон, видишь общежития. Да вон – одноэтажные домики. А ты чего вечером делать будешь? А то приходи к нам – в клубе у нас дискотека каждый день…

- Спасибо, Паша, если тётушка отпустит, то приду, - ответила Василиса и открыла дверку.- До свидания, Паша, может свидимся…

Василиса выпорхнула из машины и застыла в нерешительности – что же дальше? Пашка долго ещё смотрел в зеркало и тревогой наполнялось сердце юноши, глядя на одинокую удаляющуюся фигуру.

Василиса подошла к автобусной остановке и присела на скамейку. Ей стало страшно от этих машин, от этих домов-великанов, от этого грохота и шума, от этих снующих туда-сюда людей и она заплакала. Она не заметила, как к остановке подошла старушка с палочкой в руке. Василисе казалось, что она уже где-то встречалась с ней, но никак не могла вспомнить. Память была затянута пеленой страданий.

- Что это ты, милая, - прошамкала старушка, - чай, обидел кто? – Она, ещё подходя к остановке, заприметила, что девица была хорошо сложена и лицом – ну, писаная красавица из русской сказки. – Что с тобой? – повторила старушка и подсела рядом.

- Я не знаю куда идти, - всхлипывая прошептала девушка.

- А ты, чай, не местная, чай, приезжая будешь? – спросила старушка.

- Приезжая, бабушка, - кивнула Василиса головой.

- А родители где проживают? – снова спросила старушка и погладила сморщенной рукой девичью головку.

- Нет у меня, бабушка, никого, - снова всхлипнула девушка, - одна я…

- А пойдём со мной, милая, встала старушка, - я тебя чайком напою, да там и поговорим. Я рядом тут, за тем домиком.

Когда они завернули за угол дома, Василиса увидела кирпичный двухэтажный коттедж в глубине тенистых деревьев.

- Вот здесь я и живу. Так что места всем хватит, - сказала старушка и отворила калитку.

Ни внешний вид этого сказочного дома, ни интерьер и убранство комнат никак не сочетались с образом старушки. Василиса не стала ни о чём спрашивать хозяйку, полагая, что она опять возвращается в какую-то сказку. И дабы не вспугнуть это сладкое чувство, она молча выполняла все указания.

Как выяснилось, старушка проживала не одна. То и дело в зал, где они расположились в мягких креслах, заходили молодые девушки и, получив какие-то указания от хозяйки, быстро убегали за перегородки. Ковры, картины, потрескивающий камин, журчащие фонтаны – всё говорило о роскоши, в которой обитала эта сказочная старушка. Вскоре служанки отвели Василису в белоснежную комнату, где стояла большая ванна, наполненная доверху голубой водой. После ванны Василису облачили в мягкий махровый халат и проводили в комнату с занавешенными окнами. Служанка принесла поднос с ароматным чаем и аппетитными бубликами с маком. В хрустальной вазе лежал виноград и ещё какие-то неизвестные фрукты. Другая протянула Василисе поднос с бокалом ароматного напитка.

- Выпейте, - мягко сказала она, - и вам станет лучше.

Василиса осушила бокал, съела несколько виноградинок и провалилась в сладкий сон. И снилось ей – как наехали братья Ивана-царевича и вздумали брата своего младшего погубить. Изрубили они брата своего на мелкие части, взяли жар-птицу да коня златогривого и поскакали в тридевятое царство. Тридцать дней лежал мёртв Иван-царевич. Набежал на него Серый Волк и узнал по духу тело загубленное. Поспешил Серый Волк за живой водой да на третий день воротился с ней. Спрыснул Серый Волк живою водою тело Ивана-царевича и срослось оно. Говорит ему Серый Волк: «Поспешай скорей в своё отечество, злые братья твои над Василисой Прекрасной потешаются. Вызволяй скорей свою суженую, от беды спасай, от невольников!»

Очнулась она, когда служанки внесли её вечерний наряд – удивительный по красоте и изящный по стилю. Он походил на тунику из тончайшей шёлковой ткани с причудливыми шарфами и накидками. Когда служанки ушли, вскоре в комнату заглянула другая девушка с набором всевозможных расчёсок, заколок и шпилек.

- Добрый вечер, - сказала она, - вставайте, чтобы не опоздать. Нам ещё нужно сделать причёску.

Куда она могла опоздать – Василиса не знала. Но чувствуя к себе такое внимание, ей представлялось, что она принцесса, которая собирается на бал. И снова сладко, как продолжение сна, защемило сердце. Всё это было похоже на бесконечный сон. Она выпрыгнула из-под лёгкого одеяла и опустилась в мягкое кресло, которое ей услужливо пододвинула эта милая девушка.

В доме чувствовалось оживление, доносились звуки лёгкой музыки, иногда звучал смех. Она боялась спросить – куда они собираются, но переполнявшее её чувство оказалось сильнее девичьего страха и она тихо прошептала:

- Мы пойдём на бал?..

- Почти, - улыбнувшись, ответила девушка, - это будет ваш бал, то есть, я хотела сказать – бал в вашу честь, где вы будете представлены сообществу, поэтому вы должны выглядеть ярко и эффектно.

Закончив через несколько минут работу по созданию стиля и закрепив на голове диадему с множеством мельчайших драгоценных камней, девушка помогла Василисе облачиться в её бальный наряд и выпорхнула за двери, успев сказать:

- Ждите. За вами скоро придут.

Фантастические картинки наплывали одна на другую и какой-то невидимый художник рисовал чудные образы новой сказки, в которую она уже начала верить, ощущая волнение и лёгкий трепет. Так прошло ещё десять минут. Наконец дверь распахнулась, в комнату вошла статная дама в строгом элегантном костюме. Она молча взяла Василису под руку, сказав:

- Пойдёмте. Ваш выход. Улыбайтесь, у вас красивая улыбка и не надо её прятать.

Дама повела Василису в распахнутую дверь и, пройдя какими-то незамысловатыми переходами, ввела её в большой зал с мягким светом. Десятка два мужчин разных возрастов и комплекций – от худощавых слащавых молодых людей до упитанных облысевших старичков - вальяжно развалились на диванах. Она не сразу заметила сидящую в углу старушку – ту самую старушку, которая привела её сюда в эту сказку. Правда, одета она была сейчас совсем по-другому.

- Господа, - раздался голос статной дамы, - сегодня у нас для вас есть сюрприз: наш тихий уголок украсила красавица из русской сказки. Прошу любить и жаловать – это наша Василиса Прекрасная.

На какое-то мгновение вспыхнул яркий свет, раздались аплодисменты и зал наполнился звуками волшебной музыки. Девушки в купальниках и с подносами быстро заполнили пространство между мужчинами. Статная дама, взяв с подноса бокал с каким-то напитком, поднесла его онемевшей Василисе и снова завораживающим голосом обратилась к собравшимся.

- Господа, я предлагаю выпить за наше очарование, которое, я надеюсь, доставит нам удовольствие восторгаться её неземной красотой. – она повернулась к Василисе. – Выпей и ты с нами. Надеюсь, что тебе здесь понравится.

Василиса плохо запомнила этот вечер. Все события мелькали с калейдоскопической быстротой, завораживали и опьяняли девичье сердце. Она не помнит – с кем она танцевала, сколько продолжался этот бал, куда потом подевались все гости…

Очнулась она на широкой кровати, у её ног храпел какой-то лысый и толстый мужчина, её вечернее платье валялось на полу. Стараясь не разбудить этого старика, она сползла с кровати, быстро облачилась в тунику и просочилась в полуоткрытую дверь. Внизу несколько девушек наводили порядок, убирая следы ночной пирушки. Она узнала одну из них, которая приносила ей платье, и подбежала к ней, прошептав:

- Я хочу спать, вы не могли бы проводить меня в мою горницу.

- А, это вы, - ответила девушка, - вы уже освободились?

Василиса, не понимая о чём её спрашивают, молча кивнула головой.

- Пойдёмте, - продолжила девушка и повела Василису тёмными коридорами.

Несмотря на позднее время, в тёмных комнатах продолжалась какая-то жизнь. Василиса слышала доносившиеся вздохи, иногда – негромкий смех и обрывки фраз.

Через несколько минут девушка повернула в дверях ключ и открыла дверь. Это была маленькая комнатка, в которой еле помещались узкая кровать, тумбочка, зеркало и узкий шкаф.

- Вот, - сказала девушка, - теперь это ваша – как вы сказали – горница. Вы найдёте здесь всё, что нужно. А вот здесь – душ, - она приоткрыла белую дверь. – Можете умыться. Спокойной ночи. Вот ваш ключ, - девушка положила ключ на тумбочку и вышла, закрыв за собою дверь.

Василиса тут же закрыла ключом дверь, сняла с себя платье и упала на кровать. Хотелось спать и через мгновение она погрузилась в мягкий, обволакивающий сон.

Проснулась она от стука в дверь. Какой-то голос всё время повторял: «Девочки, вставайте! Пора!» Через несколько минут этот же голос приглашал на обед. Есть ей совсем не хотелось, но желание больше узнать – где же она находится - привело её в необходимое состояние. Через десять минут, она, приняв душ, примеряла, достав из шкафчика, повседневный костюм из мягкой ворсистой ткани. Закрыв дверь на ключ, Василиса шла на долетавшие откуда-то снизу девичьи голоса. Пройдя лабиринтами коридоров, она оказалась в небольшом зале, где уже сидели за столиками девушки, которых она успела запомнить во время вчерашнего бала. Тут же к ней подошла девушка в белоснежном костюме и проводила её к столику, стоявшему в углу зала. Через несколько минут к ней подсели ещё девушки в таких же костюмах, какой она нашла у себя в комнатке.

- Жанна, - представилась жгучая брюнетка, - а тебя, кажется, Василиса зовут? Красивое имя. Вот мы и познакомились. А это Юля, - указала она на свою спутницу.

Как только блюда на столах были расставлены, в зал вошла та самая статная дама, которая вчера представляла Василису гостям бала.

- Девочки, - обратилась она к сидящим, - приятного аппетита. Сегодня у вас будет нелёгкий вечер: мы ожидаем иностранных туристов, поэтому вспоминайте всякие «ай лав ю» и прошу не опаздывать.

Затем она подошла к Василисе, погладила её по головке и сказала:

- Ты умница. Ты произвела вчера очень хорошее впечатление на наших гостей. Я думаю, что у тебя очень хорошее будущее. Как ты себя чувствуешь? Тебе здесь понравится.

Василиса не успела ничего ответить, так как статная дама ушла так же быстро, как и появилась. Василиса посидела ещё несколько минут, выпила стакан сока и вышла из зала, так и не поняв – кто они и зачем они все здесь собрались?

Вспоминая все закоулки, Василиса добралась до дверей своей комнатки и, войдя в неё, закрылась на ключ. Какая-то тревога вползала змеёй в её сердце и неведомый страх обволакивал её хрупкое тельце.

Вторую и третью ночь Василиса помнила также смутно, что и первую. Лишь одно она поняла абсолютно точно: сознание начинало покидать её после того, как она выпивала бокал напитка, поднесённый ей статной дамой. А потом… Какие-то мужчины, липкие руки, объятия, кровать, непродолжительные минуты сна… Восторженные слова о её красоте… А утром – наставления, медицинский осмотр, процедуры…

На четвёртый день, сидя за обеденным столом, Василиса слышала, как шептались Юля и Жанна и от этого шёпота ей становилось ещё страшнее. Юля рассказывала, что Баба Яга… Вот! Наконец-то! Василиса вспомнила на кого была похожа та старушка, гладившая её по головке там, на автобусной остановке. Ну, конечно, это она! «Так вот, - продолжала шептать Юля, - Баба Яга сказала, что со следующей недели у нас не будет выходных, что никого больше не выпустят в город до конца января, что клиентов будет в два раза больше и что все должны забыть о недомоганиях!» Василиса не всё понимала о чём говорила Юля, но от этого шёпота сквозило холодом. Она снова почувствовала себя, как там – в лесу, в тот трагический день. И эти воспоминания привели её к мысли, что надо снова искать какой-нибудь выход. С этого дня Василиса стала изучать лабиринты своего сказочного заточения, повседневный уклад этого заведения.

Однажды, проходя мимо каких-то кладовок, она наткнулась на пожирающий взгляд молодого человека. Один раз она уже видела его – он носил какие-то коробки и мешки с продуктами. Он стоял и смотрел на неё, не в силах оторвать взгляд от её сказочной красоты. Что-то внутри сжалось, она посмотрела по сторонам – никого больше не было.

- Здравствуй, - прошептала она.

Молодой человек, не отрывая от неё глаз, молчаливо кивнул головой.

- Ты здесь работаешь, - опять прошептала Василиса.

Он опять кивнул головой и улыбнулся.

- А что ты здесь делаешь, - продолжала спрашивать Василиса.

- Вот, - он указал на коробки, - продукты вам вожу.

Василиса ещё раз посмотрела по сторонам и подойдя к нему ближе быстро выпалила:

- А возьми меня с собой!

На мгновение оба оцепенели от такой возможности. У него перехватило дыхание. От мысли, что они могут уехать отсюда вместе, лицо его покрылось мелкими капельками пота и он торопливо прошептал:

- Приходи сюда через десять минут. Мне осталось совсем чуть-чуть. А потом я подпишу накладные и мы поедем.

- Ага. Я сейчас. Я сейчас, - повторила Василиса и побежала по коридору. Затем остановилась, вернулась назад и спросила:

- А как тебя звать?

- Миша, - снова заулыбался молодой человек.

- Мишенька, - ласково протянула Василиса и погладила его по небритой щеке. – Я сейчас. Я сейчас, - опять заспешила она. – Не уезжай без меня! Я сейчас!

И она побежала по тёмному коридору не останавливаясь. От одной мысли, что она навсегда покидает этот дворец пыток, у неё словно выросли крылья. Она влетела в свою комнатку, зачем-то вымыла в душевой лицо и стала считать секунды, всё время повторяя:

- Всё. Всё. Всё. Всё. Всё.

Эти десять минут показались ей как десять дней.

- Всё. Пора, - она встала, высунула голову в коридор. Никого не было. Выскользнула из дверей, даже не прикрыв их, оглядываясь по сторонам, заспешила вниз. Миша уже поджидал её, поглядывая на часы.

- Сейчас пойдёшь прямо по этому коридору, - спешно инструктировал он, - там крыльцо, спустишься вниз, у дверей стоит моя машина. Дверки открыты. Залазь в фургон, там есть ящики. Проедем проходную, а потом пересядешь в кабину. А я сейчас.

Василиса стрелой полетела в указанном направлении. Миша, прихватив с собой бидон из-под молока, направился к выходу. Сердце продолжало стучать, как колокол. Он поставил бидон в фургон, глянул на Василису и захлопнул дверку. В фургоне стало темно, но Василиса не замечала этого, ей казалось, что на горизонте встаёт солнышко, что поют птицы. Даже звук мотора показался ей ласковым журчанием ручья. Василиса блаженно закрыла глаза и прижалась спиной к стенке фургона.

Машина двигалась, петляя по дорожкам. У шлагбаума Миша притормозил и крикнул в окно:

- Открывай! Заснул, что ли?

- А, Мишка,- подскочил в будке охранник, - забери ящики, а то стоят тут третий день.

Мишка не успел опомниться, как Колобок – так звали охранника – вскочил и вылетел из будки, держа в руках два пластмассовых ящика. Он подбежал к задней дверке фургона и дёрнул за ручку. Сердце у Мишки на мгновение остановилось и похолодело.

- О! – воскликнул Колобок, - а это что за экскурсантка? Далече ли, барышня, собрались?

Василиса смотрела на охранника немигающими глазами и, не зная что ответить, только кивнула головой.

- Мишка, - кричал охранник, - иди сюда! Ты что не видишь, что у тебя тут мыши завелись? – он достал из кармана портативную рацию и, глядя на Василису, быстро затараторил. – Семёныч! Проходная! Давай сюда, здесь мышка красивая в город на экскурсию собралась! Вон, у Мишки в фургоне сидит и не моргает. – Колобок отключил связь. – Нехорошо, барышня, на экскурсию пропуск нужен…

Мишка медленно выполз из кабины. В его сознании уже мелькали картинки – как его выгоняют с работы, как старая и больная мать опять плачет и называет его тунеядцем и неудачником…

- Ты что, не видишь какие коробки возишь, - опять затараторил Колобок, - или дома собственный гарем решил открыть?

Мишка молчал. Через минуту к проходной подбежал запыхавшийся Семёныч. Василиса переводила взгляд с одного на другого и, непонятно зачем, выпалила:

- Я сама! Сама я!.. Я думала…

- А чего тут думать? Вылазь, - пробасил Семёныч, - поздно теперь думать. Пойдём.

Василиса встала с ящика, вылезла из фургона, ещё раз глянула на Мишку и спросила Семёныча:

- Куда?

- Куда, куда? Туда! К хозяйке, - буркнул Семёныч.

Он взял Василису за руку и повёл в дальний угол двора. Василиса слышала как захлопнулась дверка фургона, как Миша рассказывал что-то Колобку, как заурчал мотор машины, удалявшийся вместе с недавней мечтой.

Баба Яга была на месте. Стол был завален какими-то бумагами, в которых она пыталась что-то отыскать. Дверь была приоткрыта, но начальник охраны постучал в неё.

- Можно, - пробасил он.

- Заходи, - не отрываясь от бумаг, ответила Баба Яга. – Чего тебе?

- Тут вот какая штука: эта… Как тебя, - повернулся он к Василисе, которая молчала, опустив голову, - бежать хотела… с машины и сняли…

- Это кто же, - прошамкала Баба Яга и, наконец, повернулась. – А-а-а… Вот оно значит как. Ты, оказывается, не Василиса Прекрасная, а Василиса Премудрая… Иди, Семёныч, я с ней сама разберусь, - бросила она начальнику охраны, который тут же скрылся за дверью. – Ну, так, значит, говоришь – плохо у нас живётся, - приподняв за подбородок голову, Баба Яга посмотрела в глаза беглянке. – И кто же тебя надоумил?

- Никто, я сама, - наконец заговорила Василиса. – Я увидела машину и… сама…

- Покататься захотелось, - протянула Баба Яга. – Ну, что же… Покатаешься… Послезавтра будут у нас одни «путешественники», вот с ними и покатаешься. Не хотела жить в избушке на курьих ножках, будешь путешествовать с Кощеем Бессмертным. – Баба Яга нажала на кнопку и через минуту вошла девушка довольно крупного телосложения. – Отведи в изолятор. Никуда не выпускать до моего указания.

- Иди за мной, - бросила девушка и повернулась к выходу.

Помещение, которое Баба Яга назвала «изолятором» и в котором Василисе Прекрасной предстояло дожидаться Кощея Бессмертного, была маленькая комнатка, где помещались только кровать да маленький столик. Ещё одна дверь вела в тесную комнату, служившую и умывальником и туалетом.

Время потеряло счёт. Если посчитать – сколько раз ей приносили еду, прошло четыре дня. На пятый день в комнату вошла та же девушка богатырского сложения и повела Василису в баню. Всё дальнейшее напоминало ей те первые дни пребывания в этой «избушке на курьих ножках». Когда парикмахер уложила последний локон на её прелестной головке, статная дама повела Василису в пещеру – так именовалось полутёмное помещение с камином и медвежьими шкурами на полу. У камина за столиком сидели Баба Яга и Кощей Бессмертный. Он был совсем не таким, каким рисовала его себе Василиса: старым, худым и лысым. Напротив, это был крепко сложенный мужчина лет тридцати со шрамами на лице. Единственным сходством со сказочным персонажем – была лысина. Уже потом, где-то через месяц, Василиса узнала – почему так называли этого лысого со шрамами. Всё оказалось очень просто: Кощеем его прозвали потому что он «крышевал» полгорода и собирал дань со всяких купцов да предпринимателей. А прозвище «бессмертный» он получил, избежав четырежды покушение на него конкурентов по криминальному бизнесу.

- Вот, Кощеюшка, - заулыбалась Баба Яга, когда Василиса вошла в пещеру. – Для тебя берегла Василису Прекрасную. Много не возьму, мне наша дружба дороже всякого золота. Но и ты не обижай бабушку, чай, не последний день с тобой сустричаемся.

- Садись, чего ты стоишь, - повернулся Кощей к Василисе и указал на пустующее кресло. – Дорого ты стоишь, Василисушка. Ну, да чёрт с ним: за такую красоту никаких денег не жалко. По рукам, старуха. Готовь Василису в путь-дорогу, я и так уж засиделся тут с тобой.

Баба Яга позвонила в колокольчик, вошла статная дама.

- Собери её, - приказала Баба Яга, - уезжает наша красавица в тридевятое царство.

С этого дня жизнь у Василисы потекла совсем по другому руслу: переезды, ночлежки, рестораны, «стрелки», пьяные приставания, разборки – это далеко не полный перечень её будней. Вскоре она пристрастилась к выпивке. «Братки» научили её курить «соломку». Здесь же она подсела и на наркотики… Кощея не очень интересовал её быт, да и язык их коротких общений тоже состоял из набора слов, которые не отнесёшь к изысканной лексике. Она была – вещь, которую возили, охраняли, да иногда ею пользовались.

Так прошли зима и весна. Наступило лето. Жизнь кощеевцев стала более активной, хотя Василису, по-прежнему, никто не посвящал в ближайшие планы. Она узнавала обо всём либо самой последней, либо догадываясь по отдельным словам своего окружения. Василиса поняла, что в конце июня они переедут на дачу, где будут загорать целый месяц, разрабатывая план какой-то операции. Вопрос, видимо, был очень сложный, потому что на дачу приезжали разные специалисты и обсуждали каждую деталь плана по несколько часов.

Наконец, когда всё было готово, все разъехались и на даче остались двое мальчиков на побегушках да Василиса. Когда Василиса проснулась, эти двое сидели на веранде и пили виски.

- О! Доброе утро, сударыня, - заулыбался рыжий, - просим к столу…

- Я, наверное, пойду часик подремлю, - приподнялся второй, - ты тут сам… Разбудишь… - он направился по лестнице наверх, шатаясь и держась за стенку.

Василиса спустилась с крыльца, прошла по дорожкам, обратила внимание, что ворота были раскрыты и в ещё не проснувшемся сознании стал пробуждаться какой-то план. Сердце стало биться чаще, в висках стучало только одно слово: «Пора!» Но как? С этой мыслью она поднялась снова на веранду. Рыжий сидел у окна и курил.

- Садись, похмелю, - прогнусавил он и швырнул окурок на дорожку. – Голова не болит?

Голова у Василисы болела сейчас от другого – надо было найти какое-то решение, не затягивая время.

- Наливай, - весело растянула она. – Кутить, так кутить – ещё две барбариски!

Они засмеялись и Василиса, будто случайно, прижалась к рыжему всем телом. Должно быть этот порыв вдохновил его на подвиги и он взял в руку бутылку.

- А что? Давай? По маленькой и… - он многозначительно посмотрел на Василису и обнял её за плечи.

- А сможешь?.. Не боишься?.. – лукаво произнесла Василиса.

- Кто? Я? – захарахорился рыжий. – Ты меня ещё просто не знаешь!

- Ну, давай, - подогревала рыжего Василиса, - только, чур, потом не плакать…

Они опять засмеялись и рыжий разлил в стаканы виски.

- Как они – надолго уехали, - спросила Василиса.

- К вечеру вернутся, - выдохнул рыжий и залпом выпил из стакана. – Ну, ты чего? Давай…

Василиса медленно выпила виски и выдавила, глядя на рыжего:

- Ты иди, я сейчас. Умоюсь и приду. Иди в мою комнату.

Рыжий расцвёл в улыбке, прижал к себе Василису, затем повернулся и, шатаясь, пошёл по коридору. Василиса постояла ещё какое-то время, прислушиваясь. Когда шаги затихли, она оглянулась по сторонам, схватила тут же стоявшую швабру, прикрыла двери и засунула швабру в ручку. Не теряя ни секунды, накинула на себя висевшую на стуле куртку, и быстро сбежала с крыльца. Куда бежать – она не знала, вся надежда была на лес. Она верила, что он её укроет и куда-нибудь обязательно выведет. Она бежала, пока были силы. Бежать было тяжело, виски не предавали сил, но теперь поздно было что-то менять. Надо было бежать и бежать, как можно дальше от этого гнезда. Она хорошо понимала, что с ней будет, если Кощей с братками поймают её. Да и рыжий через пятнадцать минут бросится на её поиски. Ветки хлестали по лицу, но боли она не чувствовала. К полудню, когда солнце повисло над головой, она вышла на какие-то столбы с проводами. Чтобы не заблудиться, решила идти вдоль столбов. Скоро столбы вывели её на грунтовую дорогу и Василиса, прячась за кустами, пошла по обочине вдоль этой спасительной грунтовки. Наверное через час она уже отчётливо слышала звук моторов. Значит, где-то рядом была трасса и Василиса, прислушиваясь, двигалась вперёд, в надежде найти спасение.

Наконец, в лесных зарослях наметился явный просвет, а гул моторов пролетающих машин, подсказывали беглянке, что первая часть этого спонтанного плана уже позади. Она так устала, что тело перестало её слушаться. Прижавшись спиной к берёзе, она сползла по стволу вниз и присела на траву, откинув голову наверх. Надо было отдышаться и набраться сил. Машины пролетали по трассе, скрываясь за поворотом.

И вдруг, в этом потоке появился грузовик гружёный песком. Он двигался тяжело, пропуская легковушки. Вот он вскарабкался на пригорок и, выехав на равнину, стал набирать скорость. Как и все, он проехал мимо сидящей на бугорке девушки, проехал ещё пятьдесят метров и остановился. Торопливо замигали задние подфарники и грузовик резко пополз назад. Поравнявшись с девушкой, он остановился. Из кабины вылетел кучерявый парень и, перепрыгнув через канаву, пополз на бугорок.

- Вася! Васенька! Это ты! Я нашёл тебя! Василисушка! Я нашёл тебя! – повторял он снова и снова, поднимаясь к беглянке. – Что с тобой? – он тряс её за плечи и гладил по голове.

Василиса чуть приоткрыла глаза и, уронив голову в его руки, выдохнула:

- Пашенька…

- Эх ты, - продолжал он гладить её по голове, - да ты, никак, пьяненькая… Где же это ты так?.. Откуда ты?.. Как ты здесь?..

Василиса не отвечала, она крепко вцепилась в это сильное тело, слёзы катились из глаз прямо ему в ладони.

- Да что ты? Ну, перестань! – успокаивал её Пашка. – Я же нашёл тебя… Пойдём, пойдём.

Он приподнял Василису и, поддерживая её, повёл медленно к машине. В кабине Василиса пришла в сознание и прошептала:

- Дай закурить…

- Васенька, - ответил Пашка, - я же не курю… Да ты потерпи, я сейчас, быстро. Я тебя теперь никуда не отпущу. А я искал тебя, искал… Я целый год ходил по городу, а тебя нигде не было… Я уж думал, что ты назад уехала, в деревню… А ты вот где. Ну, теперь всё… Теперь никуда. А чего ты пьяненькая такая – на день рождения, что ли, к кому ездила?.. Ну, ладно… Сейчас приедем. У меня комната отдельная в четвёртом бараке. Скоро мы сдаём новый дом, мне должны дать там квартиру… А теперь мы вдвоём, значит, двухкомнатную дадут… Васенька, ты слышишь – скоро нам дадут… Ещё годик и у нас будет свой дом…

Пашка весело болтал, не переставая, а Василиса, опустив голову ему на плечо, тоже чему-то улыбалась во сне.

Через три-четыре недели Василиса успокоилась, подружилась со всеми соседями. В общежитии было весело. Невзирая на мелкие неудобства, люди жили с верой в хорошее. Она опять расцвела и её все называли «Наша Василиса Прекрасная из четвёртого барака». Они ходили с Пашкой в театр, в филармонию, в цирк. Пашка устроил её на работу в трест. В тесном кругу друзей они отметили день своего бракосочетания. А через год у них родился мальчик, назвали его Иван. В это же время им выделили квартиру в новом микрорайоне.

Казалось, у Пашки выросли крылья: он летал, он каждый день возвращался домой с букетом полевых цветов. Василиса тоже чувствовала себя спокойно и уверенно.

В конце августа Пашка подогнал к бараку машину, погрузил на неё их небогатый скарб и пошёл прощаться с друзьями. Василиса, уложив Ванечку в коляску, ходила вдоль тенистой аллеи. И вдруг ей показалось…

- Юлька! – крикнула она, увидев впереди себя щуплую фигурку девушки. Девушка остановилась, оглянулась и пошла навстречу. – Юленька, это ты, - снова протянула Василиса, когда девушка подошла ближе. – Узнала?

- Как же я тебя не узнаю, - ответила Юля.

- А ты как здесь, - опять спросила Василиса.

- К брату приходила, он тут рядом, - ответила Юля.

- А мы переезжаем… Вон и мой Пашенька идёт, - улыбалась Василиса. – А это наш Ванечка, - кивнула она на коляску.

- А меня Баба Яга выгнала, - улыбнулась Юля. – Фигура у меня, видите ли, не 90-60-90. Так что я теперь не модель.

Подошёл Пашка с пакетом всякой кухонной утвари.

- Вот, соседи подарили, - заулыбался он. – Ну, пойдём. Давай коляску и прощайся. В гости приглашай.

Пашка пошёл к машине.

- Счастливая ты, - негромко произнесла Юля.

- Ага, - кивнула в ответ Василиса, отступая от Юли. – Ну, пока. Я пойду, а то там Ванечка и Паша…

Она повернулась и побежала не оглядываясь к машине.

 

 

Колобок

(сказка)

 

Жили-были старик со старухою. Как-то раз старик и говорит:

- Испеки, старуха, колобок.

- Из чего же я его испеку? Муки-то нету…

- Э-эх, старуха! А ты по коробу поскреби, да по сусеку помети, авось муки и наберётся.

Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела и набралось муки пригоршни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окно постудить.

Лежал-лежал Колобок и думал: «Эх, до чего же несладко старикам живётся… Один хлеб… Да и того уже взять негде – мука закончилась… Как дальше им жить?.. Надо им помочь. Пойду-ка я, побегаю, может, кто и поможет…»

Прыгнул он с окна на скамейку, со скамейки на траву и покатился.

Катится Колобок, а навстречу ему Заяц.

- Так… Ты кто?..

- Я-то? Колобок я…

- Вижу, что не мяч… А почему весь в пыли? Почему это хлеб валяется на тропинке? Ты знаешь кто я?

- Нет.

- Вот то-то и оно. – Заяц достал удостоверение и ткнул опешившему Колобку в лицо. – Вот, смотри: саннадзор, инспектор Зайцев. Предъявите сертификат качества…

- Какого качества? Какой сертификат? – удивлённо спросил Колобок.

- Ну, бумага такая… О том, что ты хороший… А если бумаги нет, то я тебя съем!

- Так ведь и так видно – что хороший…

- Хороший, а весь в пыли, грязный…

- Так, господин инспектор, я ведь… А хотите я вам песенку спою?..

- Ну, давай пой… Только покороче, а то мне тебя ещё в лабораторию нести надо, чтобы проверить на качество…

- А как же – старик со старухой: они ведь есть хотят?..

- Поэтому я и должен тебя проверить: пригоден ли ты для еды? А чтобы тебя проверить, я должен тебя съесть. Ну, ты пой, пой, не отвлекайся… У нас тут артистов отродясь не было…

И Колобок запел.

Чтобы дедушке помочь,

Чтобы бабушке помочь,

Вышел я в дорогу.

А тут саннадзор непрочь,

А тут саннадзор непрочь

Откусить мне ногу!

Я от дедушки ушёл,

Я от бабушки ушёл

И от тебя я, саннадзор, уйду!

Я от дедушки ушёл,

Я от бабушки ушёл

И от тебя, косой, уйду!

И Колобок покатился в кусты, выбирая заросли погуще, чтобы Заяц его не догнал. А потом так быстро покатился с горки, что косой, попросту, потерял его из виду. Колобок катился с такой скоростью, что если бы на его пути повстречалось дерево, то он рассыпался бы на мелкие кусочки. Но, к счастью, на его пути вырос стог сена. Счастье было совсем коротким, потому что из сена выглянуло другое несчастье: Это Волк отдыхал в стогу после ночной смены.

- О! Ты кто такой? – захлопал он большими глазами.

- Я? Колобок…

- В смысле… А чего ты здесь делаешь?..

- Я-то? В службу социальной поддержки шёл…

- Так я и есть – служба, - заулыбался серый. – Ты слышал когда-нибудь – кто главный санитар леса? Так это я… Видишь, только вот со смены… с ночной… А сейчас вот на дневную заступаю… Так что это ко мне… Так ты чего прибежал?..

- Да у меня там бабушка с дедушкой… Они совсем слабые…

- Слабые, говоришь? Это хорошо… Это по моей части… Я всегда ко всем слабым прихожу… Давай, веди меня быстренько к ним… Если не поведёшь, то мне придётся тебя съесть… Потому что я после ночной смены и голодный…

- А вы правда поможете бабушке с дедушкой? – засомневался Колобок.

- А как же, - лязгнул зубами Волк. – Это мой долг – избавить стариков от всякой работы. Ну, например, если у них там козочка или курочки есть… Стариков надо лишить необходимости заниматься всяким трудом, старики должны только отдыхать…

Колобку так хотелось поверить в слова этого «санитара», но, глядя на то, как из его пасти капали слюни, что-то ему мешало, а когда Волк рявкнул «Ну, так мы идём или я тебя съем?!», сомнения рассеялись окончательно.

- А хотите я вам песенку спою? – спросил Колобок. – Говорят, что с песней легче путь…

- Ну, давай, - прорычал Волк. – Только покороче. А то дедушка с бабушкой уже, поди, заждались…

И Колобок запел, незаметно забираясь на вершину стога.

Чтобы дедушке помочь,

Чтобы бабушке помочь,

Вышел я в дорогу.

А тут Волк, служивший в ночь,

А тут Волк, служивший в ночь,

Напугал немного.

Я от стариков ушёл

И от Зайца я ушёл,

И от тебя я, санитар, уйду.

Я от стариков ушёл

И от Зайца я ушёл,

И от тебя я, волк, уйду!

И Колобок, забравшийся на самую вершину стога, бросился вниз и покатился с такой скоростью, что Волк и глазом не успел моргнуть, как этот «бутерброд без колбасы» пропал из виду.

А Колобок катился не оглядываясь по сторонам и остановился только тогда, когда в глазах потемнело.

- Ой, что это?.. Где это я? Кажется, я ослеп…

- Ничего ты не ослеп. Но можешь… Ты зачем меня разбудил? – раздался в темноте густой бас.

- А где это я?

- А я не знаю – куда это ты так летел? – снова ответил кто-то басом.

- Я… Летел, - залепетал Колобок, - в эту… в службу помощи… пожилым людям…

- Ну, я это, - ответил бас, - я им дров, бывало, принесу… Улья проверяю… Чтобы плохие пчёлы там не водились…

- А вы кто? – выпалил Колобок.

- Медведь, - ответил бас.

- Так вы правда служба помощи старикам?

- А кто же я ещё? Вот у твоих стариков есть пасека?

- А что это такое?

- Ну, ульи…

- А что такое – ульи?..

- Ну, домики такие… маленькие…

Колобок вспомнил, что видел во дворе маленький домик, а возле него сидела собака.

- Да, есть…

- Ну и всё. Тогда пойдём, я старикам помогать буду, - радостно выпалил Медведь. – По дороге ещё и бревно какое прихватим – на дрова… Ну, в общем, я там быстро разберусь.

Ты давай веди, а то скоро обед уже…

Последние слова прозвучали как-то угрожающе и Колобок решил, что пора уже «делать ноги».

- А хотите я вам песенку спою?

- А длинная?

- Да нет, всего один куплетик…

- Ну, если один, то давай. Только пойдём выйдем из берлоги – я ещё и танцевать люблю…

Колобок так обрадовался, что пулей выскочил из берлоги и радостно запел.

Чтобы дедушке помочь,

Чтобы бабушке помочь,

Вышел я в дорогу.

Повторилось всё – точь-в-точь,

Повторилось всё – точь-в-точь:

Я попал в берлогу.

Я от стариков ушёл

И от Зайца я ушёл,

Но тут же, вдруг, попал в беду…

И от Волка я ушёл,

Ото всех зверей ушёл

И от тебя, Медведь, уйду!

Колобок пустился с горы вниз, а Медведь, падая и вставая, добежал до опушки леса, а там махнул лапой и поплёлся обратно.

- Фу! – выдохнул Колобок. – Ну и денёк… Одни хищники кругом… Где же мне министерство по делам пожилых людей искать?..

- А чего его искать, - раздался чей-то голос, - оно здесь.

Колобок покрутил головой и увидел, как из кустов на него смотрят два зелёных глаза. А ещё через мгновение нарисовалась красивая рыжая дама с пушистым хвостом.

- Что у вас случилось, - ласково спросила она, - может быть вам нужна помощь?

- Да, нужна! – выпалил Колобок. – Только не мне, а старикам… Они плохо живут… Им есть нечего… А эти все «санитары» и Медведи только всё высматривают – где им ещё чем полакомиться!..

- Ну, успокойтесь, успокойтесь… Вы так разволновались… Вот, присядьте сюда, - и Лиса, усадив Колобок на пенёк, села напротив. – Ну, кто вас обидел? То есть, кто обидел ваших старичков?.. Говорите мне всю правду, я их всех съем!..

- Съешьте их, съешьте! – вскочил Колобок.

- Да вы успокойтесь. Садитесь ко мне поближе, а то я плохо слышу. Мы очень щепетильно относимся к вопросам помощи пожилым людям. У нас разработаны документы, целые программы помощи… Мы регулярно информируем об этом всё общество… Налажена помощь об оказании помощи с помощью всех помощников… Благодаря этой помощи мы имеем возможность оказывать помощь всем без исключения, кто нуждается в нашей помощи…

Колобок слушал эту музыку и чувствовал, как по всему телу разливается тепло, глаза смыкаются и он, улыбаясь, бормочет:

- Вы такая хорошая… А хотите я вам песенку спою…

- Да вы спите, спите, - снова прозвучал ласковый голос. – Вот, садитесь ко мне на коленки, так вам будет удобнее…

Колобок мурлыкал свою песенку, а Лиса подбиралась всё ближе и ближе… И когда он дошёл до слов «…надо старикам помочь», Лиса схватила и проглотила его, даже не пережёвывая!

Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец.

 

Петушок и бобовое зёрнышко

(сказка)

 

Жили-были Петушок и Курочка. Нет, нет, не петух и курица, а два одиноких пожилых человека. Просто все уже привыкли к таким именам, так до старости и прозывали. Деда называли Петушком за его вечно топоршащийся на голове хохолок, а ещё – за петушиный характер. А бабку нарекли Курочкой за её постоянное кудахтанье.

- Ко, ко, ко, ко! Вы слыхали, теперь нас будут кормить ещё лучше! Ко, ко, ко, ко! Вы слыхали, теперь мы будем жить ещё лучше!

И так по всякому поводу и без повода.

А однажды, когда ни «кормить лучше», ни «жить лучше» ещё не наступило из-за нехватки денежных средств в казне от продажи яиц, так как молодые курицы перестали нестись совсем, Петушок, ковыряясь у себя в огороде, нашёл бобовое зёрнышко и, оттого, что с утра ничего ещё не ел, взял да и проглотил его. Проходит день, второй, разболелся у старика живот: никак до ветру сходить не может!

- Курочка, спасай, - закукарекал старик, - запор у меня! Вызывай дохтуров, а не то отойду я и энтого самого – «лучше и лучше» - так и не увижу!

Курочка как услыхала какая болесть напала на Петушка, раскудахталась на весь курятник. Вызывает она «скорую». Через день приехала «скорая», пощупала старика и написала: «Нужен слабительный порошок». Курочка опять давай кудахтать:

- Как же так: вы, ить, «скорая»? Да и порошок – не ахти какая заморская пилюля?!

- Ничего не знаем, - отвечает «скорая», - у нас уже энтого лекарства нет. И денег на ваши запоры не дают… Ступай в аптеку, попроси порошок, а тогда мы энтот порошок дадим твоему деду выпить. Вот и всё.

Помчалась Курочка в аптеку.

- Аптека, Аптека, дай мне слабительный порошок, я отдам его «скорой», а «скорая» даст его Петушку, потому что у Петушка запор случился!

Отвечает аптека Курочке:

- Да я бы и рада тебе помочь, да только вот порошок нам никак не могут привезти. Беги к машине. Привезёт она порошок, я тебе и дам…

Курочка, не долго думая, понеслась к машине.

- Машина, Машина, отвези ты в аптеку порошок слабительный, а аптека выдаст его «скорой», а «скорая» даст его Петушку, потому что у Петушка запор!

- Да как же я отвезу порошок, - отвечает машина, - когда вчера залили последний литр бензина и тут же его проездили? А он, проклятый, всё дорожает и дорожает, никаких денег на него не хватает! Ты ступай к главному финансисту, если он даст денег на бензин, тогда я отвезу этот порошок…

Побежала Курочка к главному финансисту просить денег на бензин.

- Господин Главный Финансист, спасай Петушка, - закудахтала она с порога. – Мы всю жизнь с ним производили яйца, все планы выполняли. У нас и грамота по яйценоскости есть. Дай денег машине. Машина отвезёт порошок аптеке. Аптека выдаст его «скорой», а «скорая» даст порошок Петушку, потому как у Петушка запор. Не дай пропасть основному яйцепроизводителю!

- Да как же я, милая Курочка, дам тебе денег? – отвечает главный финансист. – Этот вопрос решает Главная Дума. Вот надумает она добавить денег на расходы, внесёт изменения в главный бюджет, тогда я и дам денег машине. А без Главной Думы я никак не могу…

Пулей полетела Курочка в Главную Думу. Прибежала, а тут другая напасть: вся дума в отпуске! Кто на пляже, кто с горки катается, кто «бабки» в оффшорах закапывает… Через месяц, дескать, будут… Делать нечего, села Курочка на насест и ждёт, когда это все накупаются, накатаются и всё стыренное зароют.

Прошёл месяц. Приходит Главный по бюджету, Курочка к нему.

- Спаси, милый! Дай разрешение финансисту внести изменения в бюджет! Финансист тогда добавит денег машине. Машина отвезёт порошок аптеке. Аптека выдаст его «скорой», а «скорая» даст его выпить Петушку, который вот уже месяц мучается с животом и погибает совершенно незаслуженно!

А главный по бюджету и отвечает Курочке:

- Ступай себе, милая, в свой курятник и порадуй своего Петушка, что мы, перед самым отпуском, приняли новый закон об улучшении, что теперь ему ничего не угрожает. Постой, я вот тебе сейчас и копию этой бумаги дам. Покажешь её старику и всё как рукой снимет.

Схватила Курочка думскую бумагу и бегом назад. Прибежала. А Петушок уж посинел от борьбы с обстоятельствами.

- Вот, - кудахчет Курочка, - погоди, не умирай! Мне бумагу выдали, на вот, читай!

Прочитал Петушок тот закон, вдохнул глубоко, а от счастья никак воздух выпустить не может – в зобу дыханье спёрло. Так он, раздутый от радости и гордости, больше ничего и не прокукарекал…

 

Теремок

( сказка )

 

Бежала как-то Мышка-тихушка по полю, видит, а на красном месте теремок стоит. Обошла она вокруг теремка несколько раз, чтобы понять – нет ли слежки, да и поползла тихонько в его чертоги. Да так удачно, как будто кто подтолкнул её наверх. Мышка даже испугалась и запищала:

- Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?

Никто не ответил Мышке-тихушке, только эхо донесло из угла чей-то храп. Огляделась Мышка в теремке и поняла – будто кто перестройку делал… Посидела она, подумала, да и осталась в теремке жить-поживать, в надежде, что авось как-нибудь всё само собой решится, авось как-нибудь перестройка закончится, авось можно будет из этого что-нибудь извлечь… Живёт она, живёт, лазит по всем щелям да углам, а кругом пусто – разруха, одним словом.

- Ну, ничего, - подумала Мышка-тихушка, - пусть пока лет двадцать всё так и будет, найду сожителей, что-нибудь придумаем.

А тут и думать нечего: на ловца, как говорится, и зверь бежит. И не то, что бежит, а прыгает. Допрыгал этот зверь до калиточки и спрашивает:

- Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?

- Я – Мышка-тихушка. А ты кто?

- А я Лягушка-подсидушка. Подсиживаю в болоте и квакаю.

Вот и хорошо, подумала Мышка-тихушка, может, и меня подсидеть когда придётся на какой срок… И впустила Лягушку-подсидушку в теремок.

- Ты сиди здесь где-нибудь, щёки надувай и чего-нибудь квакай.

Живут они вдвоём, ничего не делая и ждут – когда ещё кто-нибудь придёт и перестройку закончит.

Как-то утром разбудил их громкий крик.

- Ку-ка-ре-ку! Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?

- Я – Мышка-тихушка.

- Я – Лягушка-подсидушка. А ты кто?

- А я Петушок-золотой загребушок. Пустите меня жить.

- А что ты умеешь делать, - пропищала Мышка-тихушка.

- Ну, как – чего?.. Ну, вы же слышали: горланить могу… А ещё я загребаю хорошо…

Вот здорово, обрадовались Мышка и Лягушка, ведь это же то, что нам и надо: будет горланить – значит, все будут знать, что здесь уже есть хозяин и что он здесь что-то делает. А будет загребать, так, может, и нам чего нагребёт… И пустили Петушка в теремок.

Живут они втроём. Мышка-тихушка всё по норкам чего-то разносит. Лягушка-подсидушка всё щёки раздувает и чего-то квакает. А Петушок-золотой загребушок с утра прокукарекает и целый день загребает.

А тут прибежал как-то Ёжик без ножек и сопит у калитки:

- Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?

- Я – Мышка-тихушка.

- Я – Лягушка-подсидушка.

- Я – Петушок-золотой загребушок. А ты кто?

- А я Ёжик без ножек. Нет, то есть, ножки-то у меня есть. Только я все следы иголочками заметаю, вот меня и прозвали Ёжик без ножек.

Как здорово, обрадовались постояльцы, пусть с нами живёт и всё здесь заметает. А то вон Петушок уже столько загрёб, а заметать некому. И пустили Ёжика в теремок.

Так они и жили: один загребает, другой заметает, один куда-то по норам бегает, другой подсиживает…

И вот однажды утром, когда Ёжик во дворе всё заметал, видит, а вокруг теремка кто-то, как пуля, носится.

- Эй, - закричал Ёжик, - стой! Ты чего это?

Остановилась «пуля» и спрашивает:

- А? Что? Вы меня? Мне ведь некогда… Мне ведь ещё по рядам надо пробежать, а потом за бугор ещё махнуть, отнести кое-чего… Лето короткое, а запасов надо на всю зиму запасти, вот я и бегаю… А вы, вообще, кто?..

- Я – Мышка-тихушка.

- Я – Лягушка-подсидушка.

- А я – Петушок-золотой загребушок.

- А я – Ёжик без ножек. А ты кто?

- А я Зайка-потягайка. Где чего найду, так и тяну за бугор.

Посовещались постояльцы теремка и решили, что надо Зайку-потягайку в теремок позвать. Да пусть он тягает, зато как быстро бегает… Будет создавать видимость какой-то активности и работы.

- Слушай, - пропищала Мышка-тихушка, - а иди к нам жить. Бегай тут сколько хочешь…

- А у вас есть тут чего тягать, - призадумался Зайка.

- Ой, у нас столько тут всего – тягать не перетягать, - пропищала Мышка-тихушка.

И стало их в теремке пятеро.

Потом пришли Лисичка-генералова сестричка. Та сразу тринадцать комнат в теремке заняла и стала рисовать да стихи писать, поджидая генерала. Потом пришёл Волк-целый полк. Этот с утра – в засаду, а к вечеру, глядишь, что-то тянет в теремок.

Так и жили они: в тесноте, да не в обиде. Никто никого в теремке не обижал, а если и поссорятся, бывало, Мышка-тихушка выползет из норки, пропищит чего-нибудь и опять – тихо, все чего-то таскают.

Жили так до тех пор, пока не нагрянул в теремок Медведь-единый для всех впредь. Он, вроде бы, и один, а посмотришь на него – такой огромный, как будто целая партия…

Вот пришёл он к теремку и стучит в калиточку.

- Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?

Ну, тут все выбежали, представились, значит, и спрашивают:

- А ты кто будешь?

- А я Медведь-единый для всех впредь, - отвечает Мишка.

- А ты чего делать-то будешь?

- А ничего. Буду сидеть и думать. Вы только мёд мне приносите… Буду охранять вас… по закону… Вы тут чего-то делайте, а я вас охраняю по закону… А вы мне мёд по-тихому откатываете… Согласны?..

- Согласны, - закричали все хором, - только куда же тебя посадить? Ты такой большой, что в теремке тебе никак не поместиться… А знаешь что, а садись-ка ты прямо сверху!

Сел Медведь-единый для всех впредь на теремок, затрещали все досточки, посыпались все камешки и теремок стал рассыпаться. Испугались постояльцы да и давай дёру! Кто куда: кто в болото, кто за бугор, кто за тридевять земель… Да все чего-то прут-волокут. А кто уже, как Зайка-потягайка, только пятками сверкнул, потому как, оказывается, он давно уже за этот бугор всего натягал.

Пригорюнилась Мышка-тихушка, что теремок развалили, да делать нечего – подалась она в свои норки.

Вот и сказке конец, все построили дворец.

 

Как микробы цены вылечили

( сказка )

 

В одном большом-большом магазине, куда так любили ходить бабушки и дедушки, жили-были маленькие, невидимые глазу микробы. Нет, нет – это были не какие-нибудь паразиты, это были хорошие микробы, которые очень нужны нашему организму, потому что именно они формировали микрофлору в каждом из нас. Жили они дружно и весело, но однажды утром в одном холодильном шкафу случилось вот что…

- Ва, ва, ва, ва!.. Бу-бу-бу-бу!.. Ды-ды-ды-ды!.. Я бо-бо-больше так не-не-не могу… Когда же это за-за-за-кончится?..

Микроб дядя Вася прижимался всей своей клеточкой к лампе освещения холодильного шкафа и стучал зубами, как молотком.

- Ты чего? – выпрыгнул откуда-то микробчик Вовочка. – Ты чего шумишь?

- Чего, чего?.. – застучал зубами дядя Вася. – Тебе хорошо: тебя только вчера привезли… А я сижу в этой морозильной камере уже седьмой день!..

Стук дяди Васиных зубов разбудил всех микробов и они, лениво потягиваясь и зевая, выползли из своих мест обитания.

- Что случилось? – поёживаясь от холода спросила Милочка, совсем ещё юная микробочка, на которую сразу, как только её привезли в молочный отдел, обратили внимание все микробы-мужчины. И даже дядя Вася вздохнул и сказал Милочке что-то про свой возраст. Но сейчас ему было совсем не до флирта, он стонал и выл, точно Барбос, который иногда приходил в отдел вместе со своей старушкой. – Дядя Вася, что с тобой?

- Я за-за-мерзаю… Мне холодно, - дрожал голос дяди Васи. – Я сижу здесь уже седьмой день… Продукты не должны так долго лежать в холодильном шкафу… У меня истекают все мыслимые сроки, а меня никто не покупает… Значит, я никому не нужен…

- Миленький дядя Вася, - погладила его по плечу Милочка, - ты нужен, ты всем нужен… Просто сейчас время такое… Просто все цены скакнули вверх и люди стали ограничивать себя в чём-то… Но это пройдёт…

Микробчик Вовочка, который продолжал прыгать по продуктам, подбежал к Милочке.

- Скакнули? Ты сказала – скакнули, - теребил он Милочку за рукав. – А как это – скакнули? А как цены скачут: как лошади?..

Из пакета, где лежал творог трёхдневной давности, выглянула тётя Валя.

- О-хо-хо… - вздохнула тётя Валя. – Ты прав, мой мальчик: они действительно скачут, как лошади… Вчера нас продавали по одной цене, а сегодня… И смотреть страшно. Вот потому-то нас никто и не берёт…

- Дядя Вася прав, - закашлял в своём пакете микроб Гриша. Он подошёл к Милочке и укрыл её замерзающее тельце своей кофтой. – Мы ведь живые и не можем лежать в этой камере вечно…

- Тише, тише!... – зашептала Милочка. – Это он!

- Кто - «он»? – не поняла тётя Валя.

- Ну, он!.. Он Сам! – продолжала шептать Милочка. – Самый Главный! Я сама вчера слышала, как он давал указания продавщице тёте Дусе…

- Ну да, - влез в разговор Вовочка. – Я тоже вчера слышал, когда меня разгружали, он всем говорил, чтобы подняли цены наполовину. Я долго смотрел, где они валяются, но их никто не поднимал. А тётя Дуся просто переписывала какие-то бумажки… И ставила на них какие-то другие циферки…

- О-хо-хо, - опять вздохнула тётя Валя. – Теперь нас никто за такие цены не купит…

- Тише! – опять зашептала Милочка. – Он сам идёт сюда!

К прилавку, где стояла продавщица тётя Дуся, подошёл Сам.

- Ну, как торговля? – спросил он.

- Да никак, - ответила тётя Дуся. – Кто же за такие цены будет у нас брать? Никто не будет…

- Будут, - крякнул Сам, - привыкнут и будут. А ты положи-ка мне там чего… Только свеженького.

Тётя Дуся ловкими движениями стала загружать пакет свежими молочными продуктами, которые стояли тут же в коробках и ящиках.

- Послушайте, - зашептала Милочка, - а давайте мы все к нему переползём!..

- А и правда, - поддержал Милочку Гриша, - сколько мы будем здесь лежать и мёрзнуть?! Мы же полезные микробы. Ну, правда, немного просроченные… Айда к нему в пакет, пока они нас не видят…

Тётя Валя и Милочка помогли дяде Васе подняться с лампы и все дружно поползли в пакет.

- Творожка, творожка не забудь, - крякнул Сам.

Тётя Дуся сложила молочные продукты, сыр, масло и протянула пакет Самому.

- Меня два дня не будет, - сказал напоследок он, - цены не снижай. Пусть привыкают. – И направился к выходу.

В этот же вечер Сам сидел на кухне, пил чай с творогом и беседовал с домохозяйкой бабой Клавой, потому как его разлюбезная Матильда была далеко-далеко на Мальдивских островах, где она пролёживала на пляже по шесть месяцев в году.

Ночью, когда Сам посмотрел уже первый сон, ему, вдруг, стало плохо и он застонал:

- Баба Клава, баба Клава, ты где?..

Он позвонил в колокольчик и по коридору зашлёпали тапки бабы Клавы.

- Баба Клава, дай мне воды. Мне плохо. И поищи там градусник…

- Да что с тобой, милый? – засуетилась баба Клава. – Может, ты чего съел? Может, не свежее чего было?..

А микробы, благополучно проскользнув во время ужина вовнутрь Самого, уже обустраивались в новой среде и весело болтали о перипетиях своего путешествия. Все восхищались не только красотой, но и мудростью Милочки, благодаря которой все остались живы и здоровы.

Тётя Валя помогала дяде Васе устроиться на ночлег, а Милочка и Гриша продолжали шептаться и весело смеяться. Микробчик Вовочка заснул сразу же, как только они попали в комфортную среду обитания.

- Ну что, - спросила тётя Валя, взбивая подушку дяде Васе, - ты уже согрелся?

- Ох, Валюшка, спасибо Всевышнему, что он уберёг нас от обморожения, - ответил дядя Вася. – Если бы не Милочка, лежать бы нам с тобой ледышками… А здесь так тепло и даже, как мне кажется, температура всё время поднимается… Ты чувствуешь?..

- Да, да, - сказала тётя Валя, - мне тоже показалось, что стало теплее…

Откуда-то сверху кубарем скатились Милочка и Гриша. Вместо счастливых глаз на их лицах была приклеена маска тревоги и беспокойства.

- Что с вами? – спросила тётя Валя.

- Там, - затараторила Милочка, - там упало что-то белое и круглое!..

- Наверное, это таблетка, - предположил дядя Вася. – Значит, ему плохо. Значит, температура поднимается и это нам не показалось…

- А что же делать, - захныкала Милочка.

- Может, это мы во всём виноваты? – обвёл всех глазами Гриша.

- Возможно, ты и прав, - вздохнул дядя Вася. – Когда продукты просрочены, они могут вызывать и отравление, и температуру…

- Значит, он заболел, – вздохнула тётя Валя.

- А как же… Ведь это неправильно… Его надо спасать, - взволнованно бормотал Гриша.

- Дядя Вася, тётя Валя, - хлюпала Милочка, - что же делать?

- Успокойся, успокойся, моя деточка. – Тётя Валя прижимала к себе зарёванную Милочку. – Мы что-нибудь придумаем…

- Я слышал от своей прабабушки, - произнёс дядя Вася, что болезнь выходит из организма с капелькой влаги через поры… Если причиной заболевания стали мы, давайте попробуем выйти наружу.

- Да-да, - поддержал Гриша, - давайте попробуем.

- Ищите поры, ищите выход, - продолжал дядя Вася.

- Стойте, - вскрикнула Милочка, - а Вовочка? Мы совсем забыли про Вовочку.

- Я возьму его на руки, - бросился к спящему Вовочке Гриша.

- Не надо, - остановила его тётя Валя, - он не виноват, ведь он был совсем свеженький. Пусть спит. Здесь ему будет хорошо.

- Ну что, друзья, вперёд, - скомандовал дядя Вася, - ищите выход!

Когда микробы появились на поверхности кожи вместе с капелькой пота, какой-то человек в белом халате писал какие-то рецепты и наставлял бабе Клаве:

- Вот это пить ежедневно шесть раз в день, а вот это – утром натощак. Вот это, правда – оно дорогое, но что сделаешь, надо принимать курсом, два месяца… Ещё возьмите вот эту настойку и принимайте на ночь перед сном. Потом я выпишу вам ещё два рецепта…

- Да что ты, что ты, миленький! Хватит! – прервала доктора баба Клава. – Ты и так уж навыписывал на тыщу, небось…

- Да, - покачал головой доктор, - лекарства сейчас дорогие, но микрофлору надо лечить и восстанавливать…

Когда доктор ушёл, баба Клава прошлёпала в комнату, где лежал Сам – бледный и мокрый.

- Вот оно как, вздохнула баба Клава, - такие деньжищи, а лечить надо… У тебя, ить, тоже в твоёму магАзине цены космические. Вот и живи, как знаешь…

- Ну, ладно, не бурчи, - сказал Сам, - вот встану и вернём все цены назад… Может, и аптекарям полегче будет… Может, и они чего передумают…

Микробы, счастливые и весёлые прыгали радуясь и ликуя на плече больного. Правда, никто их не видел, потому что они были невидимыми, но радость от того, что они вылечили Самого и цены, была искренней и безудержной.

 

Репка

(сказка)

 

Посадил Дед репку. Выросла репка большая пребольшая. Пора бы уж её убирать и куда-нибудь прятать, да только видит Дед, что одному ему не справиться. Нет, может быть, он её бы и вытащил, да только боялся: спрашивать начнут – куда, мол, тебе одному столько?

Думал дед, думал и придумал. А позову-ка я Бабку. Пусть она сидит и думает – как и куда всё прятать. Бабки они такие: целый день будут сидеть и языком лясы точить. А там, глядишь, договоримся и поделим репку. И создал он Бабью думу.

Ну вот: Бабка за Дедку, Дедка за репку, тянут потянут, а вытянуть не могут! Нет, вытянуть они, вроде бы, и могут, только не знают – как посчитать: кому и какой кусок от этой репки достанется? Как её распилить? И решили они позвать Внучку и открыть Центральное хранилище, где репка потом будет лежать, а её будут потихоньку распиливать. А заодно и Счётную палату создать, чтобы все видели, что всё по-честному, что каждый кусочек под контролем.

Вот Дедка за репку, Бабка за Дедку, Внучка за Бабку – тянут потянут, а вытянуть не могут. Да нет, не в этом дело: они почти уже её вытянули и почти уже всё распилили, да только, чувствуют, - чего-то не хватает: не поверят, что всем поровну… Думали они думали и придумали вот чего: надо позвать ещё либерально-демократическую Жучку! Чтобы она лаяла и всех недовольных отпугивала!

Вот позвали они Жучку. Дедка за репку, Бабка за Дедку, Внучка за Бабку, Жучка за Внучку, тянут потянут… Жучка лает, всех либерально-демократической слюной забрызгала, а стырить так и не получается… Чего-то здесь всё-таки не хватает… Может, кроме лая, и ласка какая нужна, что, мол, всё справедливо, не огорчайтесь… И решили они позвать справедливую Кошку.

Ну, теперь уж, кажется, всё готово. Дедка за репку, Бабка за Дедку, Внучка за Бабку, Жучка за Внучку, Кошка за Жучку, тянут потянут, а что-то вытянуть мешает… Прислушались они, слышат, - какой-то писк… Посмотрели по сторонам, точно – Мышка. Позвали они и Мышку, чтобы не пищала. И стали тащить. Наконец-то вытащили репку, распилили. Каждому досталось по куску, который Дед разрешил взять. Нет, тут маленький нюанс: когда делили, Мышка опять начала пищать: а мне? Вот тут уже все не выдержали и возмутились: «Ты посмотри, сколько мы из-за этой репки всяких органов и партий разных насоздавали, чтобы её вытащить и распилить! Иди отсюда, неблагодарная Мышь!»

И прогнали её. А репку растащили кто куда.

 

Сказ про Илью Муромца

 

В граде Муроме, селе Карачарове, жил да был богатырь русский по прозванию Илья Муромец. Тридцать три года не ходил он ногами, а всё лежал на печи да думы думал: как в Карачарове жизнь сделать лучше. Иногда проснётся, выглянет из-за шторочки, спросит у домочадцев: «А что, братия, чувствуете ли вы, какой я богатырь?» И опять спать.

Вот так и жили в Карачарове тридцать три года. Нет, он не то, что совсем ничего не делал. Бывало, придут к нему дружки-подельнички, поклонятся до земли и скажут: «А дозволь нам, Илюшенька, скважину в земельке пробурить да трубу туда засунуть? А мы уж тебя не забудем» И так со всяким делом дружки всё шли да шли. Сельчане тоже ждали: вот как встанет Илья Муромец, да как призовёт всех расхитителей богатства русского, да как покажет им свою кузькину мать богатырскую, так и станет жить радостней и сытней. А в конце каждого года Илья собирал домочадцев и зачитывал им «послания». Народ так привык к этому, что даже стишок сочинил:

Вот так у нас: из года в год

Посланий ждёт всегда народ.

Вот нас опять послали на.

Сильна традицией страна!

 

А ещё в традиции сельчан Карачарова было иногда перевыборы Ильи делать, ну, чтобы потом историки не нарекли этот исторический момент «застоем». Вот придут односельчане к Илье Муромцу, скажут «одобрямс» и никакого «застоя». Тут же у калиточки частушку пропоют и по хатам:

 

Скоро будем жить как в сказке,

как Илюша на печи.

Лишь бы только заграница

слала вовремя харчи.

 

А однажды подошли к калиточке три странника.

- Эй, хозяева, есть ли кто дома? – крикнул первый.

Выглянул Илья из-за шторочки.

- А вы что – инопланетяне, не знаете, что ли, что я здесь уже тридцать три года лежу? Вот давеча меня опять на новый срок лежать избрали.

- Да знать-то мы знаем, - сказал первый.

- Мы даже знаем, - добавил второй, - что по последним данным опроса Сельского центра, уровень доверия к тебе, Илюшенька, уже составляет 99 %! Хотя никакого опроса центр ещё и не проводил.

- Мы, Илюшенька, не по поводу процентов к тебе пожаловали, - пробасил третий, - а скажи-ка ты лучше нам – как жить-то?

- Вот грош опять падает, - вздохнул второй. - Что делать-то будем?

Подумал, подумал Илья Муромец и так отвечает на то странникам:

- А давайте-ка, господа странники, мы будем делать наш грош из резины!

- Почему из резины, Илюшенька? – спросил третий.

- А вот почему, - отвечает Илья, - тогда, господа странники, грош будет падать и подскакивать, падать и подскакивать! А?!

- Илюшенька, - вступился второй, - а может лучше поднять налоги для олигархов, чем «резиновые» реформы проводить да стариков грабить?

- Я уже говорил по этому поводу с олигархами, - вздыхает Илья, – они против. Вот, если хотите, господа странники, могу подарить вам «Полное собрание обещаний»? Может, оно вам поможет…

- Илюшенька, - подошёл ближе к печке первый странник, - а ты вот скажи нам лучше: вот ты недавно с новогодним обращением к народу выступал, а в чём суть-то?

- Ну, как в чём, - отчеканил Илья, - я всё ещё с вами, так что будет трудно, придётся потерпеть… Вот, если вы все вместе, то тогда мы победим… Послушайте, господа странники, а, может, нам Деда Мороза попросить: пусть он будет у нас премьером и приносит всем подарки! Вы в Деда Мороза верите?

- Я – нет, - отвечает третий.

- Ну что вы, нельзя же быть таким недоверчивым, - улыбнулся Илья, - надо верить в Деда Мороза, в Бабу Ягу, в импортозамещение, в реформы, наконец! И вообще, знаете что, странники, ступайте-ка вы домой, подготовьте все вопросы, которые вас волнуют и приходите через год прямо на «Прямую линию».

Потоптались странники ещё одну минуту возле печки, испили водицы и отправились гуськом за калиточку. А Илья повернулся на другой бок и выдохнул: «Надо будет ещё один том обещаний написать…»

 

Солдат-сказочник

(сказка)

Отслужил солдат двадцать пять лет. Что дальше делать? Домой идти, да кто его там ждёт… И решил он зайти к царю, может, какое дело царь-батюшка даст.

Дошёл до царского дворца, царю донесли, что солдат к вам идёт. Царь и говорит:

- Пустите-ка его!

А царь-батька о той поре тоже в раздумьях был: как дальше царством-государством управлять? То ли ему царствовать надоело, то ли дело шло уже к пенсии (историки про то опосля напишут чего-нибудь), только он всё больше валял ваньку и любил сказки слушать. И кто к нему не придёт, без сказки не отпустит.

Царь сим случаем был весьма обрадован, отставные солдаты сказывать сказки превеликие мастера.

Вот пришёл солдат, поклонился царю-батюшке и говорит:

- Ваше наше светлое царское величество, двадцать пять лет я у тебя на службе состоял, пора домой вертаться, да вот не хочется, сродственники пишут, что работы в нашем крае никакой нет. Беда. Так, может, ты, ваше наше царское величество, на каку работу своего служивого примостишь?

- А каки дела ты умеешь? – обрадовался царь. – Сказки вот говорить сможешь?

- Сказки, - призадумался солдат, - сказки это можно.

- А каки ты сказки знаешь-ведаешь? – обрадовался царь. – Нут-ка, начни мне одну.

- Сказку, говоришь? – отвечает солдат. – Энто не то шо сказка, а так – присказка. Об нашем житье-бытье армейском. Вот, к примеру, много у нас в армии всего такого, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Мясо вот в кашу не докладают… Или вот: обмундирование наше – ни в тын, ни в ворота: доверили кроить какому-то модельщику, так солдаты теперь, как манекены стоят, а для военных действий така одёжа никак не годится…

- А ну погодь, солдат, - закричал царь, - погодь, я сейчас своих министров кликну, а ты энту сказку сызнова начинай! Эй, мамка, - кричит царь, - а ну-ка гони сюда всех нахлебников метлою! Чтобы весь кабинет через пять минут был тута!

Не прошло и пяти минут, как мамка пригнала метлою всех министров да прихвостней. Прилетели они, в ножки царю кланяются да с подобострастием в рот явойный заглядывают: какой такой новый доклад царь удумал или опять кака Прямая линия объявилась.

- Ну что, нахлебники, али все тут? - возопил царь.

- Все, царь-батюшка, - докладает мамка. Как по списку. Ихню породу с твоего двора и палкой не выгонишь.

- Слухайте, нахлебники мои, новые сказки, - глаголит царь, - вот служивый вам сейчас сказывать будет. Слухайте да внимайте критике евойной. Ну, солдат, давай сызнова про всё сказывай.

- Да сказывать оно и не худо, токо, ваше наше царское самое величие, просьба у меня така есть: как кто перебьёт, так пущай ён сам и сказывает далее…

- А чё? Согласен, - обрадовался царь. – Пущай все сказывают.

- Ну, так вот, - начал солдат, - иду, значит, я со службы дорогой. Гляжу, - ать-два! – а где жа дорога-то?! Одни ямы да канавы кругом, а дороги и нет… Покрутил башкой – нет нигде дороги! Телеги да кареты скачут, як жабы… Нет дороги!

- Як так нет? – вскочил дорожный министр.

- Ага! – обрадовался царь. – Перебил солдатову сказку, а ну, давай сказывай нам всё, как есть, про дороги! Ты у нас дорожный министер, тебе и лопату в руки!

- Так, а чё я-то? Мы всё, что есть в землю закатали, боле никакой грязи в царстве нашем нету, всё энто министер по лечебным грязям себе забрал. Говорит, что оно сподручнее всякое оздоровление творить. Обмазал всех грязью и хворобу, как рукой смыло… В смысле, водой… Водой все болячки лечит, оттого и народец такой у нас в гробах – беленький и чистенький…

- Чё ты сочиняешь?! Чё ты сочиняешь?! – вскочил министер по болячкам.

- Стоп! – оборвал царь. – Сказку перебил? Теперь твоя очередь про всякие прыщики нам сказывать сказку!

- Ваше наше здоровое величество, - начал министер по болячкам, - так ведь мы… мы не токо грязь, мы и сказки всякие подданным твоим сказывать умеем… Кто там с животом мается, так мы его за амбар или овин посылаем… Самое лучшее лечение… А то, что смертушка кого за самым ентим делом застала, так то не мы виноваты, а енералы твои. Они все финансы кудай-то вывозят да прячут по теремам. Им скоко не дай, всё вывезут и замаскируют по тринадцатикомнатным теремам или по хватерам каким… С их и спрос…

- Это – равняйсь-смирно – чё то я не вкумекаю, - вскочил генерал. – Это яки таки терема да хватеры? Ты чаво ето государственную тайну тута оглашаешь? Ты – равняйсь-смирно – знаешь чаво табе за энто будет? Сказано – секрет и всё тут. А ежели кажный начнёт разглашать, то все враги наши всё, что мы так маскируем, увидють, як на духу. Чё мы там замаскировали? Вон министер прихватизации всё за бумажки у народа выдурил да с дружками своими стырил…

- Як энто – стырил?! – вскочил министр прихватизации.

- Молчать, - оборвал царь. – Сказку перебил, давай свою про две «Волги» сказывай.

- Так я и говорю, - начал министр прихватизации, - як же энто – «стырил»? Всё добровольно: мы им сказку, они нам свои бумажки, в смысле, ваучеры… Вот мы всё энтими бумажками и скупили… Всё по-честному… Да и сколько мы там того и взяли? Права-то у подданных остались: право гавкать скоко хошь, право жалобитные писать хоть Богу, хоть явойной матери… А то, шо вывозить всё в оффшоры да за бугор сподобились, так то министер транспорту виноват: пошто ён транспорт выдавал кому ни попадя? Где там министер транспорту?

- А й справди: а где й то министер транспорту? – спрашивает царь.

- Так оне сами, - отвечает мамка, - давно в то забугорье отправились на ПМЖ. Шо оно такое? Мэ и Жо – знаю, а вот что такое Пэ – никак недокумекаю.

- Ну-ка, цыть, мамка, - крикнул царь, - не про то сейчас речь… Н-да… Яка то грустная сказка получается… А где энто солдат?

- Ать-два, тута я, ваше наше царское самое величие, - вышел вперёд солдат.

- Вот что, солдат, - вздохнул царь, - не получается у нас никак сказка… Давай-ка лучше ты, может, твои сказки будут лучше…

- Слушаюсь, ваше наше самое царское величие, - отчеканил солдат, - токо, как договорились, чтобы никто не перебивал, потому как я привык по двадцать пять лет служить, так вот, чтобы двадцать пять лет никто мне не указ какие сказки сказывать.

- Ну, ладно, валяй, - обрадовался царь, - всё равно я на пенсию собрался. Ты, энто, давай сейчас и начинай, сказывай свою сказку.

- Я, ваше наше самое царское величие, - начал солдат, - попервах обещаю, что до Николы-зимнего двадцать пять мульёнов крестьян да рабочих наплодю, в смысле, местов разных, где оне будут трудовые тяготы исполнять. Все будут метлой мести да разны конуры охранять. А об ентой сивухе проклятой и думать позабудут. Вот така генеральна линия нашего царства будя. А ещё, ваше наше самое высокое царское величие, мы с энтим коррупционным злом до Василия-капельника враз покончим! Есть у меня генеральный план, я про яво ещё в рекрутах замыслил. А чтобы ён был всенародным, даже частушку сочинил.

Солдат вскочил и под общее улюлюканье пустился в пляс.

Мы немедля, аты-баты,

Хвост прижмём коррупции:

Отпечатаем плакаты,

Да ещё инструкции!

Вот так вот! А заместо коррупции будут у нас откаты. Кстати о дорогах. Мы, ваше наше самое высокое величие, энто слово из присказки «дураки и дороги» вообче вычеркнем, останутся только «дураки»! А энто, наше ваше, к дорогам не относится. Вот так мы и порешим одним махом все дорожные непорядки. Теперь про баб. Как говорил великий Царь-горох: «Рожать, рожать и ещё раз рожать!» Я, ваше наше, за рождение восьмого мальца буду предоставлять место в детском саду… второму ребёнку. Вот и решена трудность с демогеографией, а про смертушку я ноне же издам указ, что до восьмидесяти никто не имеет права быть покойником. Я вам прямо скажу, господа нахлебники, что я против того, чтобы на пензию народ выходил в сто лет и потому никогда моего дозволения на энто не будет. Оптимальный возраст, ваше наше, должен быть таким, чтобы челядь могла заработать хорошую пенсию, но не успела её потратить. Рабам в Египте платили пенсию? Нет. А в Риме? Тоже нет. Вот и мы, ваше наше, будем руководствоваться в вопросах пенсионной реформы мировым опытом. А как быть с теми, кто не доживёт до пенсии? Я слышал, ваше наше, как наш владыка говорил, что всем им сполна воздастся на небесах. Мы тратим на пенсии, ваше наше, одну тысячу целковых. Это недопустимые траты. Больше у нас токо бояре воруют. И потому, ваше наше, первым делом я заменю термин «пенсионеры» на термин «недожитки». А с соседями, ваше наше, мы порешим вопрос просто: у нас не будет никаких соседей! Будем токо мы и боле никого. В смысле, дружба дружбой, а табачок врозь. Мы, ваше наше, бывало в казарме судачили на тему «Как развалить державу?» Победила моя программа моих реформ. Все согласны, что энтим реформам, главное, не мешать. Самое главное, ваше наше, энто челядь. Вы будете смеяться, но я обещаю и буду обещать ещё много раз, что в нашей державе станет лучше. Вот, к примеру, о скидках на газ мы ужо со всем забугорьем договорились, а со своейной челядью не смогли, поэтому газ для челяди подорожает на 10% сразу опосля моего инагурационного вступления в царствование. Господа нахлебники, я изложил вам программу на ближайшие двадцать пять лет, а там посмотрим, кое какие запятые мы поменяем.

Бояре закрыли рот и давай плескать в ладоши, да так громко, что разбудили царя-батюшку.

- А? Чаво? – протирая глаза, спросил царь-батюшка. – Всё закончили? Я смотрю, всем понравилось? Тады назовём наши посиделки «Единая Держава». Вот и славно. А я сразу

передаю всё в руки солдата, пущай ён вам и далее сказывает сказки.

 

 

Как шут царскую мечту воплотил

(сказка)

 

В некотором царстве-государстве жил-был царь. Звали этого царя Путятя Мечтатель. Потому что мечтал он, то о том, то об энтом день и ночь. Он даже царицу свою прогнал из терема, чтобы не мешала мечтать. Походит, полежит и опять мечтает. А то соберёт бояр да прислужников, да им всем про свои мечты и сказывает. А бояре похихикают да по своим палатам и расползутся. Намечтал он целую гору всяких изобилиев и порешил сам воочию обозреть скоко и чаво он для челяди намечтал.

Поехал он раз свои земли осматривать. Осматривал, осматривал и видит, что челядь как-то не так живёт: то ли на грани, то ли за гранью какой. И стал он снова мечтать: вот как возвернусь до терема, да как соберу бояр да прислужников, да как поведаю им про житьё-бытьё в царстве-государстве, а бояре тогда как понесут в царскую казну серебро да золото, что завалят все сундуки да анбары для малоимущих и станет челядь жить так, как он мечтает.

Вот возвернулся Путятя Мечтатель до своего терема, собрал бояр да прислужников, поведал им про мечты свои, открыл сундуки свои да анбары и наказал, чтобы все несли излишки да на энту благотворительность всё ссыпали в казну.

Поворчали бояре, а делать нечего – надо слухать Путятю Мечтателя. А чтобы энтому начинанию придать праздничное обрамление, наказал Путятя Мечтатель своему шуту, чтобы он возле короба концерт устроил, чтобы весело, значит, мероприятие проходило.

Вот пришёл энтот день, вынесли короб, шут частушки поёт, а бояре в торбах благотворительность несут да всё в одно место и ссыпают. Ссыпали они ссыпали, а в конце дня глянул Путятя Мечтатель, а короб пустой! Как же энто так? Может короб какой дырявый? Решили ещё раз попробовать.

Поставили заместо короба сундук кованый – так надёжнее. Снова праздник в царстве-государстве. Снова бояре да прислужники несут и несут, а в конце – глядь, сундук-то пустой. Тут и челядь озадачилась: як же энто так? Что за чудо такое? Все сыплют, а на дне один грош завалялся. Пригляделся как-то шут в следующий день праздничный к энтой аномалии.

- Ах ты! Вот оно, значит, диво какое! – аж частушку проглотил.

Приметил он, кака заковыка в энтом деле происходит. И стала ему хитрость боярская видна, как на ладони. Всё очень просто: боярин одной рукой сыплет да ей же пригоршню прихватит из казны да назад себе в карман и спрячет! Вот и получается, что для челяди токо грош и остаётся.

Думал шут, думал – как энту хитрость извести и придумал. Вот, как настал очередной день благотворительности и проявления гражданственности, спрятал он сундук, а заместо его поставил большой кувшин. Путятя Мечтатель и спрашивает шута:

- Пошто энто ты таку посудину приспособил? В яе мало благотворительности влезет.

- Не переживай, царь-батюшка, - отвечает шут, - ещё скока и влезет. А что влезет, так всё челяди и достанется.

На самом деле замыслил шут таку хитрость. Как боярин свою лепту в кувшин ссыпет да загребёт в свой кулак из казны пригоршню золотых, а тут – стоять! Кулак-то назад в горловину не проходит! Приходится яво разжимать да без ничего назад руку вертать. Не прошло и полдня, а кувшин полнёхонький. Челядь вся возрадовалась, да заместо полного ставит следующий.

Так царский шут и извёл нищету в царстве-государстве, да и бояр отучил, как из казны всё выгребать. А челядь подумала-подумала да и избрала шута на царствование. Дурак-дурак, а дело знает. Мало, видно, мечтать, надо и дело делать.

Как царь на небо ходил

(сказка)

Жил-был царь. Царствовал он кое-как. И такие безобразия в царстве творились, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

- Эх, скорее бы мне в рай попасть, чтобы ничего этого не видеть, - как-то подумал он.

Только он это произнёс, как тут же и преставился.

Вот приходит он радостный в рай, встречает его у ворот апостол Пётр.

- Чего явился? - спрашивает Пётр.

- Как – чего? Всё. У меня выслуга. У нас, царей, год за три идёт, - отвечает царь. – Оттрубил я своё! Где тут рай?

- С раем ты, энто, погоди, - говорит Пётр. - Начальства нет. Вот садись и жди господа бога. Куда определят, туда тебе и итить…

Видит царь скамеечку, присел на неё. А скамеечка-то не простая была. Бог, когда садится на своё место, так ставит её под ноги и все видит, что на земле делается. Вот присел царь и сидит. Присмотрелся и увидел своё царство-государство, как на ладони. И видит …

- Э-э-э! Вы куда своими руками лезете? Энто ж мои сундуки! – закричал царь. – Мамка, ну-ка гони их всех со двора! Эк, бесстыжие: стоило царю на тот свет отойти, а они тут как тут, так и зыркают где чего плохо лежит! А ну бросьте трубу! Это труба обчественная! Через яе все газы пускают куда надо. Вот безобразники… Чего творится…

А тут шум, музыка, голоса… Это Бог возвращается со свитой с прогулки, значит.

- А ты что тут делаешь? – спрашивает бог у царя.

- А я в рай пришёл.

- В рай? А кто ты будешь?

- Да я царь …

- Царь, говоришь? Ну и как там у тебя в царстве? Ну-ка подай сюда мою скамеечку, сейчас поглядим.

Поставил бог ноги на свою скамеечку и за голову схватился:

- Э, мил человек, рано ты в рай собрался. Ты глянь, что у тебя там творится.

- Так, а что же там, боженька? – испугался царь. – Я ить всё, как говорится, всё по твоему писанию. Всё вместе со святыми, не прикладая рук… Вот, как Кондрат да Ипат земледелию научали, так мы и делали. Как Анна Летняя да Сергей Капустник сказывали. Я и в храм кажен раз ходил тебе поклоны бить. Всё по вере твоей и научению. Вот придёт Феофанов день, так мы все идём весну сустричать. Встретим, как говорится, по-нашему и опять на печку. А уж в день Ольги Страдницы мы все, как один, в поле. В смысле, один в поле, а мы все, ну, это… А уж как мы святого Наума завсегда просили навести на ум. И ни-ни. А на Параскеву так все давали обеты какую-нибудь работу делать. А как же? А иначе это что же? А сколько мы Ипатия Чудотворца просили об изгнании бесов и защите от домовых. Это они, господи, всё куражатся и бесчинствуют. Особливо, господи, мы Николу Вешнего чтили, потому как сказано же в писании: «До Николы крепись, а с Николы живи, не тужи!» Вот мы и не тужили. Может, чё не так делали или святые не тому учили, это уж тебе решать, господи. Может, пора какие курсы с ними провести, а мы – чего? Мы всё, как они учили. Так что, странно мне слышать, господи, про критику…

- Ну-ка, царь-батюшка, поди сюда, - выдохнул господь, - присядь-ка вот на скамеечку.

Царь нехотя присел на скамеечку и, не сдержавшись, как закричит:

- Это что же ты делаешь?! Да как у тебя руки-то не отсохнут?! Нет, ну ты погляди, господи…

- Энто ты, царь-батюшка, ступай да погляди, а о рае пока и не мечтай. А чтобы ты лучше видел, дарю тебе мою скамеечку. Возвертайся ты на землю да не взывай к святым, чтобы они за тебя работу работали. А коль не исправишь там, так ступай опосля в ад, там черти и проведут с тобой курсы.

- Так, а как же?.. – взмолился царь. – А я уже вот с вещами…

- Эй, Петро, крикнул господь, - проведи-ка гостя до ворот. А скамеечку пущай берёт, сгодится.

- Так, я, ить, господи, на пенсии уже, - смотрит царь с мольбой на бога.

- Ничего, - отвечает бог, - опыт у тебя уже есть, продлишь ещё на десять лет трудовой стаж. Прощай.

 

Как Бог мир обнулял

(сказка)

Собрал как-то Бог святых да апостолов обсудить текущие не в ту сторону события.

- Это что же получается: я Бог, вообще, или как? – загремело в небе слово Божие. – Кто у нас за всё, что течёт, отвечает? Как же это так: народишко наш совсем испоганился: никуда течь не хочет! Давеча на голосование по изменению мирового порядка скока притекло? Докладай, Пётр, ты у нас с ключами на воротах стоишь!

Испугался Пётр, встал, а у самого коленки так и дрожат. Видать, что-то случилось, раз Бог так разгневался.

- Так, а я – чё? – дрожащим голосом начал Пётр. – Я, ить, токо открываю да закрываю… А чтобы там – течение какое, так то не я, а ветры отвечают. Они куда дуют, туда оно всё и течёт. С их спрос…

- Так, крайнего, как я понимаю, нам, как всегда, не найти? – нахмурившись, говорит Бог. – Тогда начнём с другого края, от истока, так сказать. Чтобы понять, мать-перемать, почему я создавал мир, а получился цирк? Где там писарчуки наши? Ну-ка, несите сюда амбарную книгу по сотворению мира и читайте-ка всё с самого начала, что энто я не так сделал и почему мир совсем растлился и наполнился злодеяниями? Мы сейчас, без всякого референдума, всё там обнулим, как положено.

Кирилл с Мефодием принесли амбарную книгу о сотворении мира и стали читать.

- И создал Бог свет, - начал Мефодий.

- Стоп! – говорит Бог. – Вот с этого и начнём. Ну что, господа святые и апостолы, каково ваше мнение по энтому, значит, событию?

Переглянулись все святые да апостолы, поняли, что вопрос сурьёзный и отмолчаться никак не получится и начали извилинами шевелить.

- Я так думаю, - встал Алексей, человек божий, - вопрос с реформами сотворения мира назрел давно, потому как ты и сам, Боже, сделал всё второпях. Оттого оно и идёт у нас куда ни попадя. А ещё, милый боженька, тут у меня вопрос возник: а ты точно, когда вступал в должность, клал на это… ну, на главный документ свою руку, а не что-то другое? А насчёт обнуления мы все «за». Пришла пора исправить все недочёты. Токо свет, боженька, я бы предложил оставить, как есть. Во-первых, создавался он при участии святого Чубайса, а во-вторых, мы за него такие бабки дерём с людишек. Так что, свет, боженька, я предлагаю не трогать, а оставить, как есть. И ещё я предлагаю внести в амбарную книгу упоминание о Боге, как о верховном и вечном правителе мира.

По небу прошелестел одобрительный шёпот святых и апостолов.

- Ну что, дельно Алексей, человек божий, говорит, - одобрительно заключил Бог. – Ставлю вопрос на голосование: кто за то, чтобы «свет» не обнулять, прошу поднять руки.

Святые да апостолы одобрительно вскинули по привычке руки и первый вопрос был принят единогласно.

- Ну, что же, переходим ко второму дню – что я там ещё сделал? – спросил Бог. – Читай, Мефодий, дальше.

- И создал Бог твердь. И назвал Бог твердью небо, - прочитал Мефодий. – И увидел Бог, что это хорошо.

- Конечно, хорошо, - встал Георгий Победоносец. – Небо нам обнулять никак нельзя. Мы здесь живём, народ зовёт нас «небожителями». А если небо обнулить, то кто мы тогда будем - земляки? Нет, пусть уж останется, как есть.

- Все согласны с Георгием Победоносцем, - спросил Бог, - или у кого ещё есть мнение?

- Мнение есть, - проскрипел Илья-пророк. – Мы, боженька, одну важную деталь не учитываем, что для проведения реформ по изменению сотворения мира, нам никак не обойтись без контор по реформированию сотворения мира. Надо бы, боженька, чтобы по каждому пункту были отделы и подотделы, которые внесут все изменения и решения в амбарную книгу. А по сему, боженька, предлагаю занести это на бумагу и прописать, что по каждому дню по изменению сотворения мира, создать специальные конторы и назначить туда ангелов, которые продумают всё до запятой и поставят точку.

- Молодец, старик, - похвалил Бог, - а я и впрямь не подумал об энтой важности. Кто, господа святые и апостолы, за предложение Ильи-пророка о создании нужных контор и отделов?

Все дружно вскинули руки вверх.

- Ну, вот и хорошо. Пойдём дальше, - говорит Бог. – Давай, Мефодий, оглашай нам, что я там наделал в третий день?

- И создал Бог сушу. И назвал Бог сушу землёю, - прочитал Мефодий.

- Сушу, боженька, надо оставить, - встал Василий-капельник, - а иначе на что же я капать буду?

- Согласен, - покачал головой Бог, - капать мы все на мозги людям капаем. Так что предложение Василия-капельника принимается без обсуждения. Переходим к четвёртому дню. Читай, Мефодий, дальше.

- И создал Бог солнце и луну, чтобы отделять день от тьмы, - прочитал Мефодий, - и увидел Бог, что хорошо.

- Так, остановимся на этом поподробнее, - говорит Бог. – У кого какие есть мнения?

- Тут, боженька, - встал архангел Михаил, - надо хорошо разобраться, что такое день и что такое тьма. Я по энтому вопросу так себе кумекаю: день нам обнулять никак нельзя, потому как народишко должен видеть, что мы днём все работаем. Так что день нам во как нужон. И тьму, боженька, нам тоже обнулять никак нельзя. Когда тьма, народишко наш не видит, какие мы дела разные вытворяем, какие бабки мы в оффшоры вывозим… Нет, никак нам не обойтись без дня и без тьмы… Пусть уж они останутся. Правильно я говорю, господа святые и апостолы?

- Правильно архангел Михаил говорит, - прокатилось по небу.

- Ну и хорошо, - подытожил Бог, - раз все согласны, переходим к пятому дню сотворения мира. Что я там ещё натворил, читай, Мефодий, всё, как есть.

- И создал Бог пресмыкающихся, птиц да зверей всяких, - прочитал Мефодий. – И увидел Бог, что хорошо.

- Ну, на рыбалку я и сам иногда хожу и птичек там посидеть, послушать тоже радостно на душе, - заулыбался Бог, - так что, мне кажется, энто нам обнулять никак нельзя. Как вы думаете, господа святые да апостолы? Главное, не забыть конторы создать да ангелов там рассадить.

Святые да апостолы радостно захлопали и заметно оживились при одном упоминании рыбалки.

- Ну, тогда переходим к следующему дню сотворения мира, - весело подхватил Бог. – Что ещё я там натворил в шестой день?

- И создал Бог человека, - прочитал Мефодий.

- Так, вот тут надо всем хорошо подумать, - нахмурился Бог. – Много всяких пакостей и злодеяний творит народишко. От энтого и непослушность такая во всём и текучесть на референдум такая плохая. Так, глядишь, и меня на вечное небожительство не изберут. С энтим нам надо что-то делать и незамедлительно вносить изменения в амбарную книгу по сотворению мира. Как вы думаете, господа святые да апостолы?

- А чё, боженька, мы, как ты, - встала Авдотья-плющиха. – Как ты скажешь, так и будет. Так я мыслю, господа, - обратилась она к сидящим. – Бог у нас один вот уж скоко веков и тысячелетиев правит и нам без него никак нельзя. И ежели народишко энтого никак не понимает, так надобно, стало быть, энтот народишко обнулить… Кто «за»?

- Единогласно, - подвёл черту Бог. – Ну, что у нас дальше, - спросил Бог Мефодия.

- А всё, боженька, - радостно доложил Мефодий. – Седьмой день мы отдыхаем.

- Ну и хорошо. Отдыхаем, значит, отдыхаем, - согласился Бог.

- Хорошо бы этот день сделать праздничным, чтобы он навсегда остался в памяти наших ангелов, - сказал Георгий Победоносец.

- А какое сегодня число, - спросил Бог.

- Первое апреля, - спохватился Мефодий.

- Так и запиши, что первого апреля были внесены в амбарную книгу сотворения мира важные всенародные изменения, - завершил Бог.

Проснулись все на другой день – тишина. Народишко не гомонит – нет его, птички поют, ангелы в своих конторах все как будто работают. Ну, просто, не жизнь, а рай какой-то.

Молодильные яблоки

(сказка)

В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него… Народ ужо и не знает: было или не было… Потому как к старости он всех пристроил куда мог:

Царицу отдал… Кому-то отдал… Царевен тоже кому-то отдал: то ли бизнесу, то ли ещё куда… Никто про то не знает, не ведает, потому как ён с отрочества привык следы заметать. И остался он один на один со своим царством, потому как питал к нему агромадную любовь. Точнее, любовь он питал… Ну, ладно, об этом потом…

Так вот, жить бы ему до старости, поживать, ан не тут-то было. Откуда ни возьмись, объявился у него какой-то дальний родственник (а, может, и не родственник), который тоже хочет посидеть на царском троне 20 лет и, того гляди, подвинет его и задвинет куда-нибудь. Раньше хоть шут был. Тот завсегда, как царь-батюшка по нужности вставал с трона, тут же занимал его место и сидел на ём до нового царёва прихода. А тут, такое дело, ён и шута тоже куда-то послал и остался один на один с новыми обстоятельствами.

А слыхал ён как-то от мамки-няньки, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съест старик это яблоко, то тут же помолодеет, а если умыться живой водой, то увидит всё-всё, что в царстве-государстве творится. Окромя энтого царя пугал ещё и такой факт. Сам ён про энто не читал, но слыхом слыхивал от бабы Фанги, что срок его царствования уже истекает и, глядишь, спровадят его на пенсию. Ён уже и трудовой стаж своим указом подвинул, а проку от энтого токо пшик.

Вот собирает царь бояр да советников и глаголит:

- Слухайте мене хором, як на Прямой линии, потому как ситуация у нас, как говорили классики, в смысле - кто виноват и что делать. Мы с вами добились невиданных успехов в деле масштабного невидения в разных областях, особливо в стольном граде и его окрестностях. И вот, откуда ни возьмись, как татаро-монгольское иго, на нас норовит напасть неведомая оппозиция и забрать все наши трудовые завоевания из кубышек и оффшоров. А иные приемники вносят смуту относительно моих сроков, намекая на Главный свод правил нашего царства-государства. А потому, господа ветераны сидячего труда, мы должны сегодня решить, куда меня девать: или в мавзолей или на бессмертие. Можно, конечно, ещё устроить театр, чтобы он начинался с вешалки, но вешалок может не хватить. Поэтому, думайте и вносите свои предложения.

Приумолкли бояре да советники и стали думать, как Чернышевский: что делать? Тут вскочил штатный боярин Жуликовский и, размахивая кулаками, изложил такую мысль:

- Я, ваше царское величие, предлагаю внести такие демографические изменения в Главный свод правил: отныне и во веки веков всем бабам делать искусственное оплодотворение, чтобы никакие наследники и приемники больше на свет не появлялись, а все мальцы, опосля энтого процессу считались искусственными и ни на какой бы трон не претендовали.

- Вы, боярин Жуликовский, - отвечает царь, - хорошую думу придумали, токо не сказали, когда у нас появятся искусственные мальцы, а срок моего сидения на троне приближается к трудовому стажу на царской службе, как записано в Главном своде правил.

Тут встал боярин Юганов и прямо, по-сосиськи отчеканил:

- Предлагаю сделать рекламную паузу, потому как говорить и думать одновременно нас не учили. А пока идёт реклама, мы будем учиться, учиться и учиться, как говорил великий Генин.

- Это вы правильно подметили, боярин Юганов, - говорит царь, - реклама нам нужна, как мать родная: она нас и кормит, и поит, и мозги кое-кому запудривает. Эй, рекламный министер, подать сюда рекламу про прокладки и колготки, от их более всего навару получается. А вас, господа бояре, попрошу подумать, как нам оттуда выйти, куда мы попали. А где энто у нас министер провизии? Прошу срочно разыскать молодильные яблоки и доставить их во дворец. Без их ни мне, ни вам далее нельзя.

Бояре да советники потянулись к кормушке, где их с частушками поджидал дежурный шут. И пока все бояре да советники, присосавшись к кормушке, чавкали по полной программе, в тереме разливалась весёлая реклама. Это дежурный шут, выкомаривая и заливаясь соловьём, выкачивал мзду с рекламодателей.

 

Ты не лезь ко мне, Емеля,

У меня теперь «О.би».

Приходи через неделю,

Сколько хочешь и… люби.

 

Не пойду я, мамка, в школу,

ни к чему мне «буки, веди»,

когда есть такие ноги

и колготки «Голден леди».

 

Ой, подружки, вы слыхали,

скоро красные придут!

А они колготки «Омса»

и в Находке разорвут!

 

Ой, ребята, что я видел:

мне приснился нынче сон —

у моей заместо бюста

вымя с надписью «Данон»!

 

«Мулинекс» решил учить нас,

как нам жить играя, всласть.

Мы и так живём играя —

кто в бирюльки, кто во власть.

 

Вкусив первое, второе, третье, пятое и седьмое, бояре сытые и добрые неспешно рассаживались по лавкам. Последним влетел главный боярин Колодин и сразу царю-батюшке в ноги упал.

- Ваше царское величество, дозвольте позвать сюда вашу кухарку Гребешкову. Уж больно складное умозаключение посетило её дурью голову. Як из космоса упала.

- Ну, кухарку так кухарку, - отвечает царь. – Кухарки, как говорил один классик революции, тоже могут. Чего она может? Позвать сюда Гребешкову!

Вскочил боярин Колодин и, ну, за кухаркой Гребешковой. Приволок её в палату и к царю-батюшке в ноги так и упали.

- Ну, Варька, давай сказывай про свои помои, - затараторил боярин Колодин. – Як ты мне про энто сказывала?

- А шо я, царь-батюшка, - загундосила Варька, - так у нас энто завсегда так было… Мы, як день прошёл, так все недоедки с кастрюль свиньям сливаем… А потом кастрюлю помыл и она опять, как новенькая. А боле я ничего не знаю, не ведаю…

- Вот, - опять заверещал боярин Колодин, - вот оно, царь-батюшка, ключевое чудо: из кастрюлек всё выплеснули и они опять, как новенькие! Так оно и в жизни нашей нужно всё обустроить: всё обнулить и, как будто, ничего и не было! Начнём с тебя, а потом и себе какой механизм для вечного сидения придумаем.

- Это вы, главный боярин Колодин, хотите смуту устроить, как декабристы какие, - нахмурился царь. – Для того, чтобы прорубить окно, надо, чтобы челядь в ентом деле антирес какой поимела… В список Форбса мы всех дописать не сможем, там и так мы уже все места позанимали, а какой с овцы клок всем раздать, это надо кумекать…

Тут вскочил боярин Херонов, который всё ратовал за справедливость в царстве-государстве и давай, как из рога изобилия поливать направо и налево:

- Во-первых, чтобы челядь поняла, что всё по справедливости, мы должны записать в поправки в Главный свод правил, что царь-батюшка может производить не более двух обнулений подряд. Второе, нам надо решить как проводить опрос: собирать ли вече или по смс-слухам?

- По смскам нельзя, - вскочил главный боярин Колодин, - по смскам может победить дщерь боярыни Алсу!

- А вы, боярин Колодин, не перебивайте, - взвился боярин Херонов, - тут всё по справедливости предлагается, як в Библии. Кстати, пора уже возвернуть в Главный свод правил Всевышнего, чтобы челядь недокумекала про обнуление. Дескать, на всё воля Божья.

- А ещё, ваше царское величество, - снова замахал руками боярин Жуликовский, - предлагаю записать, что семья – это союз бабы и мужика! А то у нас, куда ни глянь, то тёщи, то свекрухи права качают.

- А чтобы Патриарх замолил все наши грехи, - глубокореволюционно промолвил боярин Юганов, - предлагаю разрешить нашему Патриарху тоже внести поправки в Библию начиная от сотворения мира.

- Мы, господа бояре, как-то однобоко подходим к поправкам, - справедливо заметил боярин Херонов, - надо расширить список предложений, а для этого предлагаю добавить в перечень поправок такие жизненно важные вопросы: мясной шашлык, специальный соус, сыр, солёные огурцы, лук и булочки с кунжутом, чтобы челядь чувствовала важность и необходимость принятия поправок.

- Я бы, господа бояре, - подвёл черту главный боярин Колодин, - дополнил бы наши поправки в Главный свод правил открыто и откровенно революционной поправкой, ну, например, такой: Главный свод правил не может быть Главным законом более двух царских сроков подряд.

- Сюда, - откашливаясь и размахивая руками, сказал боярин Жуликовский, - необходимо добавить и новый гимн, который отвергает любые сомнения нашей лояльности. Предлагаю обнулить все ранее написанные боярином Михалковым гимны и вернуть навечно гимн «Боже, Царя храни!»

- Ваше царское величество, - встал боярин Колодин, - работа эта серьёзная и требует от нас большой ответственности, поэтому нам необходимо избрать комиссию для организации работы по внесению поправок в Главный свод правил нашего царства. Я тут набросал списочек и прошу его утвердить. Разрешите зачитать? «Состав царской комиссии по внесению поправок в Главный свод правил царства-государства. Председатель – боярин Галустян, члены – весь состав Уральских пельменей». Прошу проголосовать.

Все присутствующие дружно вскинули вверх руки.

- И ещё, дорогой наш царь-батюшка, - продолжил главный боярин Колодин, - предлагаю принять новую присягу царя-батюшки. Позвольте огласить?

Главный боярин Колодин достал из кармана грамоту и громко прочитал: "Клянусь, при осуществлении своих полномочий, уважать и охранять права тигриц и леопардов, кого надо - мочить, погружаться в батискафе, работать рабом на галерах, поднимать со дна морского античные сокровища, играть ночью в хоккей, целоваться с осетрами, осуществлять посадки - кого надо, водить по небу журавлиные стаи, а также честно и добросовестно исполнять иные обязанности, возложенные Главным сводом правил царства-государства."

- Погодите, погодите, - вскочил царь, - а где министер провизии? Я же его за молодильными яблоками посылал. Эй, кто-нибудь, приведите сюда министра провизии. Без молодильных яблок нам, господа бояре, никак нельзя. Если не съесть молодильные яблоки, челядь сразу заметит и морщины, и седину. Нельзя без яблок. Где хотите, а достаньте мне молодильных яблок. Вот тогда будет настоящее обнуление и челядь нам поверит.

Пока бояре обсуждали текущий момент, в палату втащили министра провизии.

- Ну что, кормилец наш, - подбежал к нему царь, - есть в нашем царстве яблоки молодильные?

- Ваше царское величество, не велите казнить, но у нас яблоки не растут, - упал в ноги царю министр провизии. – Земля у нас не та. Из яе токо газ и нефть выходють, а провизия никака не растёт.

- Так шо, ты не раздобыл мне молодильных яблок, - нахмурив лоб, загремел царь. – А як же челядь, нам шо опять ей лапшу на уши вешать?

- Есть, царь батюшка, раздобыл, - вытаскивая из кармана три яблока, заулыбался министр провизии. – Есть, импортные, но только китайские…

- Китайские, - задумался царь, - а, пускай и китайские. У нас всё сейчас китайское. Ну-ка дай. Мытые?

Взял царь-батюшка яблоки, съел одно и тут же превратился в капитана КГБ, съел второе и стал царевичем из пятого класса, съел третье и взору бояр предстал мальчик, сидящий на горшке…

- Это что же такое получается, - еле вымолвил главный боярин Колодин, - вся наша работа теперь насмарку? Кто же его такого на царство изберёт? А как же мы?.. А как же всё то, что нажито непосильным трудом?.. А его куда: в садиках мест нет… Теперь опять думу думай…

А царь-батюшка встал с горшка, вытер рукавом сопли и пропищал:

- Приглашаю вас, господа бояре, завтра на Прямую линию. Буду рассказывать вам каких высот достигли наши новые технологии по омоложению организма.

 

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/