Хромая лошадь

(роман Алекса Вайта)

 

 

Предисловие

 

   Когда ещё, будучи школьником, я открывал учебники истории, или, уже молодым человеком читал исторические романы, написанные разными авторами в разных странах, приходилось только удивляться масштабности описываемых событий, дальновидности монархов, мудрости политических лидеров прошлого, твёрдости их характеров, обострённому чувству долга и чести.  Именно благодаря этим качествам (так я думал) на карте мира появились страны, ставшие могущественными мировыми державами. Я не уставал восхищаться древней Грецией (Афинами, Спартой, империей Александра Македонского), могущественными Египтом, Персией, древним Римом, Византией. Потом я разыскал и прочёл книги, где авторы очень хорошо объясняли, почему эти империи пришли к закату своего существования...

   "Так, так, - размышлял я. - Значит, сила характера, чувство долга, способность к самопожертвованию, твёрдость духа, предприимчивость, упорство у древних эллинов и римлян мало-помалу испарились, уступив место изнеженности и слабости? Почему они позволили другим народам, принадлежавшим к более молодым, "голодным" нациям (готы, вандалы и пр.) взять над собой верх? Значит, есть другие весомые причины, не позволяющие странам, империям, республикам, когда они достигают вершин своего развития, существовать в качестве мощных государств. Неужели старые нации были не способны выдвинуть на авансцену истории новых Периклов, Юлиев Цезарей, Александров и Константинов Великих?"

   "Не верю!", - мысленно восклицал я.

   А, затем, роясь в архивах, выискивая крупицы сохранившейся исторической правды, я понял, что историю пишет победитель, и, что с течением времени меняются не только моральные и нравственные ценности, но и мельчают души людей. Чувство долга трансформировалось в продажную преданность вассалов своему сюзерену, оплаченную золотом, земельными наделами, замками. Честь вышла из моды. Данное под клятвой слово перестало быть гарантией исполнения обещанного. Хитрость, жестокость и звериное упорство начали иметь особенную стоимость. Наёмники составляли ядро армий. Обретение власти вождями всегда сопровождалось насилием по отношению к слабым и влекло за собой изменение характеров сильных. Склонность ко лжи, коварству, нечистоплотным политическим играм, постепенно стало нормой. Высокий нравственный потенциал человечности и гражданственности античного мира, созданный Аристотелем, Сократом, Плинием и прочими древними философами перестал что-нибудь стоить. Этот потенциал под влиянием, как это ни странно, христианской католической церкви, изжил себя, уступив натиску нечеловеческих инстинктов, пробудившихся у людей в "тёмные века" (начиная с эпохи Каролингов).  За примером ходить недалеко. Крестовые походы - самый показательный выплеск жестокой звериной энергии за пределы переполненной злой силой Европы.

   "Цель оправдывает средства". Крылатая фраза, приписываемая Николо Макиавелли (1469 - 1527) - историку, философу, политику, жившему в беспокойную эпоху, когда Римский папа мог обладать целой армией. (Что для наместника бога на земле христианская заповедь "Не убий"?) Это был период временных союзов, измен наёмников, переходивших на сторону противника без предупреждения, когда власть многочисленных баронов Европы, просуществовав несколько лет, рушилась и сменялась новой - деспотичной и коварной властью средневековых королей. По другим источникам эта цитата могла принадлежать Игнатию де Лойоле (1491 - 1556) - основателю ордена иезуитов, католическому святому. Она вошла в "Книгу нравственного богословия" иезуитского казуистика Эскобар-и-Мендоза (1644 г.) Эта же цитата встречается у немецкого богослова Германа Бузенбаума в книге "Основы морального богословия" (1642 г.) "Кому дозволена цель, тому дозволены и средства". Другими словами англосаксонский мир устами своих святых и богословов оправдывал любые средства для достижения цели, включая Неправду.

    "Неправда! Неправда! С ногами, осквернёнными грязью дороги, недостойно войти в чистый храм", - в своё время писал И.С. Тургенев.

   Но когда зло думает, что оно победило, происходит нечто... рождается сила, которая противостоит злу и возвращает мир в равновесие и, наверное, в состояние справедливости.

    Поэтому, давайте вернёмся к реальной истории и исторической правде.

 

Глава 1

 

   - Давай, давай! Пошёл, мать твою! - орали люди из толпы, подпрыгивая на месте, подхлёстывая криками своё возбуждение, а вместе с ним, цепочку из десяти наездников, нёсшихся во весь опор по беговой дорожке Московского ипподрома.

   Заезд, в котором решалась судьба главного приза дня - кубка Ратомского*1 набирал скорость, рождая на трибунах бешеную вспышку эмоций, запредельное волнение, столкновение энергий и выброс в спокойную атмосферу столичного выходного дня вполне осязаемую, особенно птицами, волну азарта. Разноцветные камзолы жокеев мелькали на противоположной стороне бегового круга. Тройка лидеров вылетела из дуги поворота и, встав на стременах, подхлёстывая стеками лоснящихся от пота животных, пошла к финишному створу. Вопль на трибунах взметнулся к небу и внезапно оборвался громким стоном разочарования. Лидировавший скакун, которому оставалось до финиша метров сто пятьдесят, вдруг, споткнулся. Его голова опустилась, едва избежав удара о собственное правое колено, потом запрокинулась, словно наездник резко осадил лошадь, ноги животного подломились, и оно рухнуло на беговую дорожку. Всадник вылетел из седла и упал в сухую землю за барьером, обозначающим границы круга. Но взгляды любителей скачек были прикованы не к наезднику. Им было абсолютно безразлично, что произошло с человеком. Толпа жадно смотрела, как чёрное блестящее огромное тело лошади, содрогаясь всё ещё напряжёнными мускулами, несколько раз перевернулось, мелькая сверкающими подковами, оставляя на мокром песке кривую глубокую борозду, и неподвижно застыло в двадцати метрах от финиша. Остальные участника заезда, огибая опасное место, резко взяли в сторону, и первым пересёк створ финиша никому не известный аутсайдер. Люди снова заорали, размахивая руками. В небо полетели клочки кассовых квитанций тотализатора. Под крышей паддока стоял "трёхэтажный" мат.

   Сергей Лисицын опустил бинокль и разочаровано вздохнул. Сегодня он потерял десять тысяч рублей.

   - Вот, гады! - услышал он чей-то голос у себя за спиной. - Что делают, что делают?

   Сергей обернулся.

   В нескольких шагах от себя на трибуне, среди редеющей, матерящейся толпы, он увидел старика. Тот не сводил глаз с места падения лошади.

   - Словно падаль волокут! - кривой палец указывал вниз.

  

*1 Ратомский. Знаменитая фамилия в мире бегов. Упоминалась ещё писателем Гиляровским. Принадлежит целому поколению наездников.

 

 

   - А это и есть падаль, - не удержался кто-то из мужиков, стоящих рядом. - Фаворит хренов.

   Сергей снова поднял бинокль. Неизвестно откуда появившийся трактор подъехал к чёрной неподвижной груде, служитель зацепил тело животного огромным крюком, и машина поволокла павшую лошадь в дальний конец ипподрома.

   - А что с конём приключилось-то? - маленький толстый человечек в белой шляпе вертел головой по сторонам, будто ждал, что кто-то объяснит ему, почему у него на руках не банкноты, а ненужные уже корешки квитанций.

   - Конём! Тьфу ты, Господи! Игроки! Откуда, только, берутся такие… Сердце у лошади не выдержало. Паразиты! - зло сказал старик.

   - Да, ладно, - Сергей недоверчиво улыбнулся.

   - Вот тебе и ладно, - старик сплюнул под ноги и растёр слюну подошвой. - Загнали лошадку. Почитай, семь раз была в призах за последние две недели. Наверняка пичкали животину стимуляторами.

   - Разве есть такие средства? - спросил толстяк.

   - Э, милый. Ещё какие. Из аутсайдера сделают скоростной экспресс, а из фаворита – ломовую клячу. Мафия - одно слово.

   - Куда смотрят власти, администрация? - возмутилась "белая шляпа".

   Старик посмотрел на новичка, словно перед ним стоял малый ребёнок.

   - Ты чего сюда пришёл?

   - Ну, - замялся толстяк, - на лошадок хотел посмотреть...

   - А играл зачем? Эх, жёлудь ты пустой. Дилетанты, вроде тебя, за морковкой халявной сюда шастают. Словно мыши в конюшенный амбар.

   - Причём здесь морковь? - обиделась "шляпа".

   - А притом. Поманят вас, ослов, призраком выигрыша, а вы и слетаетесь на ипподром, словно мухи на дерьмо.

   - Вы на самом деле думаете, что лошадь пала от передозировки стимулирующими препаратами? - заинтересовано спросил Сергей.

   - От чего же ещё, мил человек? Деньги, братец, сейчас решают всё. Ставки на фаворита были сто - к одному. Кто-то положил в карман круглую сумму. А выиграла бы та лошадь, - каждому по чуть-чуть, да ещё ипподром - в убытке. Нет, милок, не первый день здесь околачиваюсь. Знаю всю их подноготную. При советской власти - тоже всякое было... Тайны мадридского двора, одним словом. Но, чтоб такое! Эх, весь день испортили придурки, всю красоту...

   Старик снова сплюнул и, махнув рукой, двинулся к выходу из паддока.

   Сергей бросил в урну свои квитанции и с тяжёлым чувством на душе пошёл к стоянке машин.

                                                               ***

   - Пожалуйста, папа, пойдём в зоопарк. Ну, пойдём.

   Аккуратно постриженная голова сына, украшенная на затылке короткой косичкой в стиле бойцов Муа-тай, легла на плечо молодого мужчины мощного телосложения.

   - Катя! Займись пацаном! - крикнул Вадим Дементьев, неохотно отрываясь от бумаг.

   - Пап! Ты же обещал.

   - Какой зоопарк вечером, да ещё в воскресенье? - Вадим поставил сына между ног. - И потом, что это за жалобный тон? Я тебя чему учил? Никогда не канючь...

   В дверях кабинета возникла стройная фигура женщины.

   - Катя! – многозначительно, с нажимом произнёс Вадим.

   - Что Катя? Не надо было обещать парню.

   - Ты же видишь. Я занят.

   - Мог бы, хотя бы один раз в месяц воскресный день посвятить семье.

   - Я и так всё делаю для того, чтобы вы ни в чём не нуждались. Отвези сына в этот говёный зоопарк сама. Я зачем тебе машину купил и права?

   - Игорьку было бы приятнее с тобой поехать.

   - Что значит со мной? Мне придётся вызывать охрану. А потом, у меня завтра - куча неотложных дел.

   - Знаю я твои дела. Будешь спать до десяти, потом в офис, потом - обед в ресторане до пяти, а вечером - баня...

   - Что ты понимаешь в делах? Не лезь со своими комментариями. У нас - слияние на носу.

   - С кем? С таможней в тесных объятиях? Или со шлюхами в сауне?

   - Катерина! Займись сыном! - в голосе Вадима появились стальные ноты.

   Цвет серых глаз Дементьева потемнел от гнева.

   - Ладно, ладно, - женщина тяжело вздохнула, подошла к сыну и обняла мальчика за плечи. - Пойдём Игорёк. Мама отвезёт тебя в зоопарк.

   - Подожди! - Чувство осторожности проснулось с небольшим запозданием. - Сейчас вызову парней. Поедут с тобой.

   - Обойдусь. Будет достаточно твоего верного пса - Коли Крика.

   - Как хочешь, - сказал Вадим и взял со стола портативную рацию.

   - Крик! Хорош в саду на скамейке штаны просиживать. Поедешь с Екатериной Ивановной. Выводи машину. Скажем, Мерс.

   - А, как же вы, Вадим Григорьевич?

   - Вратарь останется. А потом - ещё не ночь. Обойдусь. Вы там - недолго. Постарайтесь до темноты управиться.

   Через пятнадцать минут ворота, преграждающие въезд во двор просторного особняка открылись. "Мерседес Е-350" на минуту остановился возле человека в чёрном костюме.

   - Привет, Вратарь! – Коля Крик нагнулся, копаясь в бардачке.

   - Кому вратарь, а кому - Иван Петрович. Куда тебя несёт под конец дня?

   - Игорьку в зоопарк захотелось.

   Заднее стекло автомобиля приоткрылось, мелькнуло лицо Екатерины, её заслонила голова Игоря, мальчишеская рука высунулась наружу.

   Привратник осторожно и почтительно пожал маленькую ладонь.

   - Передавай привет львам, - улыбнувшись, сказал Иван Петрович.

   - Передам, - ответил мальчик.

   Машина тронулась и вскоре исчезла за поворотом аллеи, ведущей к Рублёвскому шоссе. 

 

                                                          ***

   В семистах километрах от Москвы и в пятидесяти верстах от федеральной трассы "Кавказ" почти рядом с границей между Россией и Украиной вечер благоухал запахами цветов боярышника и свежескошенного сена. Ветви живой изгороди по периметру внушительного забора были  усеяны густыми белыми и сине-фиолетовыми кистями сирени. Уже довольно низкое солнце служило задним планом шикарного вида на близлежащие холмы. Окна деревянного, добротного выстроенного дома были открыты, давая возможность человеку средних лет, лицо которого заросло рыжеватой бородой, наблюдать за полётом стрижей над недалёкой речкой, за овцами, бродившими на поляне возле леса и молодой женщиной, развешивающей выстиранное бельё на верёвке во дворе. Рядом, за столом, сделанным из грубо сколоченных толстых берёзовых досок, подросток лет двенадцати деловито чистил охотничий карабин.

   - Не забудь смазать пружину в обойме и все детали возвратного механизма. Затвор должен скользить, как по маслу.

   - Хорошо, пап.

   - Валер! - женщина обернулась к окну. - Пора за коровами идти. Доить скоро.

   - Знаю, - отозвался мужчина.

   Он глубоко вздохнул и на секунду зажмурил глаза.

   - Господи! Хорошо-то как! - прошептал он, крестясь.

   Обернув вокруг ступней тонкие портянки из полотна в красный горох, он надел сапоги, вышел во двор и открыл ворота.

   - Готовь вёдра и воду. Скоро вернусь.

   Валерий Липатов, бывший кооператор, бывший владелец коммерческого банка, бывший основатель биржи, бывший хозяин золотых приисков, человек, ставший после ударов судьбы и по злой воле недобросовестных партнёров почти нищим фермером, взял из рук сына карабин, перекинул оружие через плечо, подобрал с земли длинный прут и направился к зарослям ивы на звук бегущей воды.

   Выйдя к реке, он пошёл вдоль берега, пока не наткнулся на два десятка коров и нескольких телят, привязанных к колышкам. Вытащив колышки из земли, Валерий смотал обрывки верёвок в кольцо, закинул ношу за спину и, подгоняя коров прутом, не торопясь, отправился обратно. По пути мужчина внимательно смотрел на тропу. Увидев тонкую леску, спрятанную в траве и, после того, как животные прошли это место, он присоединил леску к взрывателям шумовых гранат. Липатов по поводу растяжек уже имел ряд судебных процессов в Воронеже после жалоб жителей ближайшей деревни, но адвокат, которого он нанял, за пятьдесят тысяч рублей сумел доказать судье, что фермер действует в пределах необходимой самообороны. Земля - сорок гектаров, где выращивались корма – сортовые травы и гречка, принадлежала Липатову. Тем более, что дом и урожай несколько раз поджигали, в самого фермера неоднократно стреляли, поэтому, так апеллировал к судье адвокат, человек вправе оградить свою семью от местных идиотов и шпаны, недовольных присутствием столичного жителя в округе, где все поголовно пьют.

   Загнав коров во двор, а потом в коровник, Валерий вернулся к реке, вытащил сеть, перегораживающую протоку, собрал её в узел, оставил в ячейках десяток крупных рыбин, предварительно выбросив мелочь обратно в воду, и со смешанным чувством досады и радости вернулся домой, где уселся чистить улов. Через полчаса Липатов снова вышел за ворота и спустя пять минут оказался на поляне возле леса. Он привязал верёвку к ошейнику на шее найденного в кустах козла и потащил его за собой. Овцы, блея, направились за вожаком отары.

   Тем временем жена фермера подоила коров, разделила молоко на несколько частей, перелив его в большие глиняные кувшины. Добавив в одну из ёмкостей закваску, женщина поставила кувшин рядом с печью, потом спустилась в подпол, достала самодельный творог, банку земляничного варенья, наложила в эмалированную миску квашеной капусты и накрыла стол, не забыв положить на чистую льняную скатерть каравай только что испечённого хлеба.

   Липатов вместе с сыном вывез на задний двор несколько тележек навоза, лежавшего перед овчарней и коровником, закрыл на замки вспомогательные постройки, постоял возле низкого сарая, откуда доносилось тихое хрюканье свиньи.

   - Владимир! Ступай, принеси кастрюлю. Стоит в сенях, - повернулся Валерий к своему наследнику.

   Тот, молча, кивнул, направился к дому, через минуту вернулся. Они вместе, стараясь не испачкаться, вычистили свинарник, вылили в корыто содержимое кастрюли, посмотрели, как свинья с чавканьем принялась за пищу, а потом присели на лавочку у закрытых ворот.

   - Завтра нужно поехать в город, - сказал Владимир. - Мать сказала, что своя мука заканчивается. Хлеб испечь не из чего. Соли мало. Оливкового масла бы прикупить.

   - Зачем? Есть подсолнечное. Зря подсолнухов сажаем половину гектара?

   - Прогоркло. А новый урожай ещё не скоро.

   - Хорошо, - тихо откликнулся Валерий. - Ты мотоцикл давно заводил?

   - Два дня назад. Бензина - полбака. Надо бы болты поменять.

   - Какие?

   - А те, которыми крепится коляска. От ржавчины ослабли. И вид ненадёжный. На ходу могут лопнуть.

   - Ладно. Зайду в "Хозяйственный", куплю болты. Самому неохота руки ломать за наковальней.

   - Ага, - поддержал отца Владимир, - Потом ещё резьбу делать...

   Они помолчали, изредка поглядывая на солнце, которое быстро, буквально в течение пары минут скрылось за лесом.

   - Мальчики! Идите ужинать.

   Галина – молодая привлекательная женщина с печатью усталости на лице высунулась в окно, облокотившись о подоконник. Русые волосы выбились из-под платка, повязанного на деревенский манер. Густые ресницы, которым вовсе не нужна была тушь, распахнулись, открывая большие иконописные, карие глаза. Красивой формы губы приоткрылись в улыбке.

   Липатов покосился на полную грудь, видневшуюся в вырезе блузки и резко выделяющуюся белизной на фоне загорелой кожи. 

   - Проверь капканы вокруг коровника и сараев. А я пойду руки мыть, - велел сыну Валерий, поднимаясь и сдержанно улыбаясь жене.

   В доме уже горела керосиновая лампа, бросая на стены призрачные тени.

   - Господи! Когда свет дадут? - бросила в воздух женщина.

   - Галина! Не начинай. Они специально нас от линии отрезали.

   - Дал бы энергетикам денег. Что же, целый век в полумраке маяться. Вон, Ивановы твои. Зиму в Таиланде, лето - на Кипре...

   - Галина! - повысил голос фермер. - Ни слова о моих бывших грёбаных компаньонах. И нечего звонить общим знакомым. Камера тюремная по ним плачет. Рано или поздно сядут. Или в кризис попадут на дефолт. А нас земля прокормит.

   - Так, ведь со светом веселее жить.

   - Купим дизельный генератор.

   - До ближайшей автозаправки - двадцать пять километров. Конец - неблизкий. А генератор жрёт топливо, словно слон.

   - Тогда поставим ветряк. Съезжу в Москву. Переговорю кое с кем. По старой памяти уступят дешевле.

   - Ты говорил: "У нас денег в обрез".

   - Мало ли, что я говорил. Считай, ветряк - производственная необходимость.

   В сенях грохнуло ведро, послышались шаги, и в дом вошёл Владимир.

   - Пару ворон бросил собаке. Попались… Дурные птицы. Снова взвёл пружины.

   - То-то смотрю, пса не слышно, - сказала Галина. - Садись, пока молоко тёплое, - женщина нарезала куски вкусно пахнущего хлеба и подвинула миску на середину стола.

   - Давайте помолимся, - фермер опустил голову и положил руки на столешницу. Жена и сын вложили свои ладони в ладони хозяина дома.

   Через час, оставив окна открытыми, но сведя вместе и закрыв на замки решётчатые ставни, установленные изнутри, Валерий лёг на постель рядом с женой.

   - Тишина-то, какая, - вздохнула Галина.

   - Слышишь? Сверчки, - откликнулся Валерий, вдыхая всей грудью воздух, проникающий в дом со свежим южным ветром.

   - Пора им. Начало июня.

   Глаза обитателей дома стали сами собой закрываться. Мышцы приятно ныли от обычной повседневной работы.

   "Ну, вот. Ещё один день прошёл", - подумал Валерий и провалился в сон.

                                                    ***

   Поезд "Москва-Куляб", замедляя ход, в последний раз огласил тонкой жалобной сиреной подъездные пути вокзала, потом заскрипел тормозами и остановился. Не успели проводники открыть двери, как на перрон из вагонов, провонявших запахами пота, мочи, грязного железа, гнилых овощей и сырого мяса, стали вываливаться люди с баулами, полосатыми джутовыми сумками и мешками. Но одуревшую от долгой дороги узкоглазую, смуглолицую толпу остановило полицейское оцепление.

   - Приготовить документы и вещи для досмотра!

   Громкие начальственные голоса офицеров Управления по незаконному обороту наркотиков заставили вздрогнуть невысокого таджика, облачённого в засаленные спортивные рейтузы, кроссовки, бывшие когда-то белого цвета, футболку с длинными рукавами, украшенную надписью "Адидас". Он растерянно оглядывался вокруг, словно искал поддержки у своих попутчиков. Приподнятое и немного тревожное настроение, которое у будущего гастарбайтера появилось при виде подмосковных пейзажей, мгновенно улетучилось. Предрассветные сумерки делали вокзал, освещённый тусклыми фонарями, грязнее, чем он был на самом деле.

   - Чего рот разинул? - толкнул его в спину соотечественник-проводник. - Показывай начальникам своё барахло, маракло.

   Анвар, так звали приезжего таджика, суетливо сбросил с плеча на заплёванный перрон выцветшую на жарком южном солнце спортивную сумку и расстегнул молнию.

   - Наркотики, оружие, товары, запрещённые к ввозу на территорию Российской Федерации, есть?

   Прямо перед Анваром остановился полицейский с собакой. Пёс воткнул морду в вещи таджика, потом обнюхал кривые короткие ноги грязного, вонючего человека. Пёс коротко тявкнул и сел рядом.

   - Ты что, русский язык не понимаешь?

   - Моя понимает.

   - Наркотики, спрашиваю, есть?

   - Нет, начальник. Как можно? Мы порядки знаем.

   - А, чего глаза бегают, испарина на лбу? Вон и собака стойку сделала.

   - Ничего нету. Наркотика не занимаюсь.

   Таджик опустил глаза, наблюдая за полицейским, который присел рядом с сумкой и руками, облачёнными в тонкие хирургические перчатки, с брезгливым выражением на сытом лице, стал обыскивать вещи Анвара.

   - Моя работать приехала, - почтительно сказал таджик, внутренне дрожа.

   Два килограмма героина, которые сунул ему проводник после отправления поезда из Куляба, давно были сброшены в условленном месте на территории Казахстана. Но беспокойство, не отпускавшее Анвара всю дорогу, заставляло его зубы выбивать лёгкую, едва слышную дробь.

   - Ну, что тут у вас, лейтенант?

   Человек в штатском заглядывал через плечо полицейского в сумку таджика.

   - Вроде нет ничего, да вот, собака что-то чует.

   - Может этот урод, что на себе везёт? Обыскать бы его.

   - К парню прикасаться противно, не то, что обыскивать, - сказал полицейский и, внезапно рассвирепев, коротко приказал Анвару:

   - А ну, раздевайся, выворачивай все карманы!

   - Начальник, зачем так говоришь? Зачем раздевайся? Чистый я.

   - Хочешь обратно в свой аул?

   - Нет, начальник. Там дети голодные, мне здесь работать нужно, - тихо говорил таджик, торопливо сбрасывая на свою сумку одежду под грозным взглядом полицейского.

   - А это что? - рука в перчатке нащупала под рваными трусами Анвара тонкий пакет, привязанный платком к бёдрам.

   На асфальт выпала пачка сторублёвых банкнот, стянутых резинкой.

   - Мои деньги, начальник. На первый время. Здесь без денег никак нельзя, - жалобным голосом запричитал таджик. - За хлеб дай, за койку дай, чтобы работать - дай...

   Полицейский, молча, подобрал деньги и бросил их в коробку, которую, вдоль ряда бывших граждан СССР, нёс человек, одетый в малиновый жилет с надписью "Иммиграционная служба".

   - Свободен! - сказал человек в штатском.

   - А моя денга?

   - Свободен! – повысил голос человек и отвернулся к полицейскому.

   - Тут весь поезд пропах героином. И от каждого воняет, не поймёшь чем. Смотри следующего и не забудь напоминать этим грязным козлам, что срок временного пребывания в городе - три рабочих дня. Если поймают хоть одного на улице без регистрации, отправят обратно.

   Анвар, испуганно оглядываясь, вышел на привокзальную площадь. Улицы в этот ранний час ещё были пустынными, но рядом с вокзалом стояли кучки людей, подъезжали и отъезжали машины, нарушая тишину звуками сигналов. К нему тотчас, не торопясь, подошли три человека.

   - Привет, земляк, - сказал на таджикском языке плотный, небольшого роста мужчина, приоткрыв в скупой улыбке ряд крупных золотых зубов. - Ты, я смотрю, первый раз в Москве?

   Анвар кивнул. Он ещё не отошёл от наглости полицейских и унизительного обыска.

   - Тебя встречают? - этот вопрос был задан уже по-русски.

   - Не знаю, - совсем растерялся Анвар. - Моя на работу приехал...

   - Тут из Таджикистана - все на работу. Но это - для начала, - загадочно сказал человек с золотыми зубами. - Что тебе велели сказать, от кого ты?

   - Ах, да, - вспомнил Анвар. - Искандер послал. Говорил: "Скажешь - от меня".

   - С этого надо было начинать. Денег, сколько у тебя?

   - Деньга нет. Забрали.

   - Все?

   - Да, - голова таджика виновато опустилась на грудь.

   - Ладно. Иди вон в тот автобус. После разберёмся.

   Анвару показали на старый помятый автобус, к которому уже выстроилась очередь.

 

                                             ***

   Не зря понедельник называют днём тяжёлым. Утром Сергей Лисицын вышел из квартиры, спустился во двор и завёл свой автомобиль. Ему предстояло ехать по пробкам через всю Москву в банк.

   "Господи! Как я не люблю понедельники, а этот ненавижу вдвойне", - думал Сергей, встраиваясь в поток машин, медленно ползущих по Третьему транспортному кольцу.

   На душе остался неприятный осадок после вчерашнего проигрыша на ипподроме. Сегодня нужно было оплатить аренду за свой павильон в торговом центре. Он едва наскрёб требуемую сумму. Торговля шла из рук вон плохо. Ведя машину, Сергей вспоминал благословенные девяностые, когда у многих первых кооператоров бизнес шёл на славу. В то время из газетных статей Лисицын знал, что в Москве, да и по стране в целом, практически не было товаров. Все телевизионные новости начинались с темы дефицита. Система, основанная на «справедливом» распределении материальных благ, уже не работала. Бизнесмены, к сословию которых он себя относил после того, как положил в дальний угол ящика письменного стола, ставший ненужным, комсомольский билет, раскручивали каждый своё дело. Пользуясь старыми связями в регионах, Сергей, тогда ещё зелёный юнец и комсомольский функционер средней руки из центрального аппарата, сумел наладить поставки в Москву сахара, тушёнки, цемента, строительных материалов и прочих вещей, необходимых людям. Деньги текли рекой и тут же обесценивались. Но для Лисицына это ровным счётом ничего не значило. Вместе с компаньонами, такими же бывшими комсомольцами, имевшими связи по всей России, он создал систему добычи и реализации разнообразных товаров. Новоиспечённые бизнесмены зарабатывали и тратили огромные суммы, меняя дорогие машины, женщин, заводя новые нужные знакомства и оставляя щедрые чаевые в ресторанах.

   "Я изменял всем своим юношеским принципам, - размышляя о тех временах, думал Лисицын. - Первый раз это произошло, когда бросил заниматься живописью и поэзией, нацепив на грудь комсомольский значок, отдав предпочтение мерзкому занятию - запудриванию мозгов школьникам и студентам, а второй - когда узнал, что такое большие деньги".

   "Чувствительному человеку, душа которого подвержена уколам совести, не стоит участвовать в коммерческих сделках. Ранимую совесть можно сравнить с шёлковым фартуком на кузнеце".

   Эту фразу Лисицын прочитал то ли у Баука Уайта, то ли у Адама Смита*1. Но в отличие от немногих людей, сделавших во времена Ельцина большие деньги, у Сергея не было настоящей цели истинного делового человека. Он не знал, что делать с тугими пачками банкнот, заполнявшими коробки из-под обуви, которые он хранил в платяном шкафу. Новые машины уже не приносили радости. Большую моторную лодку, которую он держал на одном из водохранилищ под Москвой, угнали прямо от причала,  но её, почему-то, совсем не было жаль. В дорогих ресторанах среди таких же, как он сам, нуворишей, Лисицын выглядел потерянной, забытой вещью. Иногда, глядя по утрам на себя в зеркало, он не видел своего лица, а замечал только пустые зрачки, похожие на глаза рыбы выброшенной на берег. Спиртное давно вызывало отвращение. Сергей чувствовал, что деньги не принесли ему свободы, а наоборот, он постепенно становился рабом денежных знаков, подчиняясь правилам игры, которая во все времена называлась спекуляцией. Всё чаще внутренний голос говорил ему: "Оно тебе нужно? Такая жизнь - самообман, иллюзия. Настоящее, радостное - не здесь, а где-то далеко, и дорога в это будущее исчезает под пылью бессмысленной суеты".

   Внутренний мир Лисицына сжался, словно шагреневая кожа, до размеров бумажника. Он ощущал, что теряет в своей душе нечто такое, чего не купишь за деньги: способность радоваться каждому рассвету, жадно вдыхая запахи снега или цветущей сирени, ожидания вечера, когда знаешь, что он будет особенным и принесёт желанную встречу или удивительное открытие. Сергей уже не получал удовольствия от прочтения хорошей книги, от возможности творить и приносить людям радость своей способностью к творчеству. Краски, сваленные в гараже, давно засохли в своих мятых тюбиках, старые холсты, сломанный мольберт и блокноты со стихами пылились там же - на полках среди банок с гвоздями, ветоши, коробок с ненужными болтами  и прочим хламом.

   А потом произошли события, которые круто изменили жизнь Лисицына. Денег почему-то стало не хватать. Его коллеги по бизнесу спорили до хрипоты, чем заниматься дальше. Одни говорили, что нужно скупать ваучеры, что начинается приватизация и, что нужно успеть отхватить от государственной собственности свой кусок пирога. Другие твердили, что торговля - самое прибыльное дело. Кто-то организовал свой банк, кто-то создал отвёрточное производство компьютеров, кто-то основал риэлтерскую контору. Сергей метался между видами деятельности и не мог остановиться на чём-то конкретном. Время шло. Прежняя дружба между коллегами по бизнесу остывала, связи рвались, зависть разъедала души и характеры. Регионы сами почувствовали вкус больших денег и наладили собственный сбыт.

   "Появился новый вид людей, - думал Сергей. - Где вы "малиновые пиджаки"? Подались в политики, в депутаты, надели чёрные костюмы? Золотые цепи в палец толщиной спрятали под широкие синие галстуки и белые рубашки? Вот только дорогие швейцарские часы несколько портят имидж "избранников народа". Да и народ ли выбирал эту сволочь?".

   - Часы! Я когда-то думал, что век буду торговать ими, - бормотал Сергей, вращая рулевое колесо. - Ан, нет. Облом. Рынок насытился. Конкуренция! За что боролись, на то и напоролись!

   Он с неприязнью думал о московских властях, выдававших направо и налево разрешения на строительства всё новых торговых центров. У каждой станции метро теперь стояли трёх-четырёх этажные коробки с кричащими вывесками типа: "Времена года", "Панорама", "Ереван-плаза", "Метрополис", "Атриум". Названия, бросающиеся в глаза помпезностью, пафосом и благозвучием, вызывали отвращение.

   "Что чиновники понимают в торговле? " – в сердцах мысленно воскликнул Сергей, нажимая на педаль тормоза, чтобы избежать столкновения с роскошным чёрным "Бентли".

   "Откуда этот придурок столько бабок взял, чтобы ездить на таком шикарном авто? А тут последнее из кубышки выгребаешь, чтобы свести концы с концами. Да ещё - потеря десяти тысяч на ипподроме. И угораздило же меня!"

   Сергей ощутил неприятный привкус во рту.

   "Пора прекращать керосинить, - упрекнул он сам себя. - Сопьюсь к чёртовой матери", - подумал он и тут же представил себе ненавистный и в то же время такой дразнящий запах водки.

   В последнее время он, презирая себя, всё чаще выпивал по вечерам, стараясь расслабиться и забыть о торговле, о нехватке денег, о налоговых органах и пенсионном фонде, которые регулярно присылали ему напоминания о каких-то задолженностях с требованием заплатить нужные суммы в указанные сроки. Всё чаще ему снилось, что он меняет свой бизнес на другое дело. То он был успешным ресторатором, то владельцем строительной компании, то собственником сети интернет магазинов. Просыпаясь по утрам, Сергей впадал в уныние. На эти проекты у него не было денег.

   Лисицын тяжело вздохнул, вспоминая былые, благополучные, полные хмельной отваги и наполеоновских планов дни.

   Оставив машину на стоянке перед торговым центром, Сергей с тяжёлым сердцем поднялся на второй этаж.  Павильон со светящейся, броской, красивой вывеской "Часы" оказался закрыт, хотя циферблат, вывешенный на кронштейнах над входом в магазин, показывал одиннадцать утра.

   "Где носят черти Алину?" - подумал Сергей, оглядываясь по сторонам в поисках своего продавца и мысленно отмечая уже привычную пустоту в проходах.

   "Болтает где-нибудь или курит в туалете, - он своим ключом открыл павильон и даже не удивился, увидев, что кассовой аппарат выключен. - Господи! Ну, где мне найти нормального работника? Вчера даже не позвонила, что задержится. Не сочла нужным. Или торговли не было?"

   Сергей открыл тетрадь, в которой фиксировались продажи. Страница, где стояла вчерашняя дата, выведенная красивым почерком, оказалась пустой.

   Сергей вздохнул, включил кассовый аппарат, достал свой ноутбук и принялся за сверку товара. Через полчаса он обнаружил, что двух дорогих мужских хронометров - "Ориент" и "Кольбер" нет на витрине. Обнаружив пропажу, первое, что он сделал - открыл своим ключом сейф. На полке денег не было тоже.

   Лёгкая испарина выступила на лбу. Он закрыл железный ящик, запер дверь павильона и зашёл в соседний магазин.

   - Привет! Ира! Ты мою Алину не видела?

   - Привет Серёжа! - молодая длинноногая девица улыбнулась ярко подведёнными губами. Глаза оставались холодными.

   - Твой павильон с утра закрыт. Может, твоя Алина заболела?

   - Должна была позвонить.

   - Наверное, не могла. Температура или... Мало ли, что?

   Сергей рассеянно кивал, набирая на смартфоне телефонный номер своего продавца. Слушая приятный женский голос, говорящий: - "Абонент находится вне зоны действия сети...", Сергей отметил про себя громкие вопли менеджера по работе с предпринимателями, который где-то на кого-то в эту минуту громко кричал:

   - Если завтра не заплатите аренду, павильон не открою. Так и знайте. Мне надоело за каждым бегать. Тут половину вас выгнать нужно поганой метлой. Только и делаете, что жалуетесь: - "Торговли нет, покупателей нет...

   - Абрам Семёнович! Но ведь их действительно нет. Откуда я вам деньги на аренду возьму?

   - Другие находят...

   - Какие другие? Тут каждый второй - в убытках. Кризис.

   - Берите кредит в банке. Меня не интересует, где вы деньги возьмёте.

   - А с чего кредит отдавать?

   "Господи! Как мне всё это надоело, - думал Сергей. - Каждый день одно и то же".

   Возвращаясь в свой павильон, он заметил у дверей мужчину, державшего в руках маленький знакомый сувенирный пакет. Такие же пакеты лежали в ящике стола, на котором стояла касса.

   "Возврат…" - с неприязнью к покупателю подумал Сергей.

   Он остановился чуть в стороне, надеясь, что мужчина уйдёт, но тот не двигался с места.

   "Упорный, гад".

   - А ты, чего тут стоишь? - тяжёлая рука легла Сергею на плечо.

   Он обернулся и увидел перед собой чёрные глаза, кривой нос и блестящую лысину менеджера.

   - Павильон твой с утра закрыт. Я скоро вас штрафовать буду. Где твой продавец?

   - Сам не знаю, - ответил Сергей, замечая, что покупатель с пакетом двинулся в их сторону. - Что у вас? – Лисицын сделал шаг к покупателю.

   - Ваши часы - дерьмо!

   - Вот, значит, как? А что с ними? Встали?

   - Вчера покупал. Ваша девочка уверяла, что часы - настоящий швейцарский хронометр, а это - китайская подделка.

   - Так они остановились или идут?

   - Да мне без разницы. Заберите часы обратно и верните деньги.

   - Вы хотя бы знаете, сколько стоит настоящая Швейцария?

   - А мне по барабану. Я не бедный. А за базар ответите. Я на вас в налоговую пожалуюсь.

   Сергей знал происхождение своего товара и почти с ненавистью смотрел на потрёпанные ботинки покупателя, на слишком короткие, севшие от стирок, джинсы, на дешёвую, наверняка тоже китайского производства, рубашку. Линялый воротник охватывал побагровевшую от злости шею. Человек ничем не отличался от наглых, самоуверенных, искушённых в знании своих прав посетителей торгового центра, которые нахватавшись блатного сленга, слонялись по павильонам, не имея в кошельках и пяти тысяч "деревянных".

   "Наверняка этот козёл нашёл в интернете точно такой же хронометр, но на пятьсот рублей дешевле".

   - Не нужно так нервничать. Чек вы сохранили?

   - Вот он.

   Сергей взглянул на клочок бумаги. Там рукой Алины была написана сумма. Шестнадцать тысяч. Испарина на лбу сменилась крупными каплями пота. Лисицыну стало жарко.

   "На пять тысяч больше, чем в действительности стоят у меня эти часы, - подумал Сергей. - Вот сучка! Придётся этому гадёнышу доплачивать из собственного кошелька".

   - Знаете… Приходите завтра.

   - Почему завтра? Мне нужны деньги сейчас, - не сдавался покупатель.

   Сдерживая свою злость, Сергей принялся объяснять мужчине, что сейчас утро, покупателей ещё не было, денег в кассе тоже нет и, что только к вечеру нужную сумму, возможно, удастся набрать. После пятнадцати минут препирательств удалось уговорить человека подождать до завтра.

   - Если завтра денег не будет, нам придётся разбираться в другом месте, - на прощанье сказал мужчина и ушёл, вызывающе насвистывая какую-то мелодию.

   - Вот стерва, эта Алина, - повторял Сергей, продолжая насиловать свой сотовый гаджет.

   - Серёжа! - в дверях стояла девица из соседнего павильона, - Можешь Алине не звонить. Думаю, она слиняла с концами. Вчера покупала новую сим-карту к своей "Нокии" и говорила, что нашла другую работу, - было заметно, что девушке стало жаль Сергея.

   "Прощайте "Ориент", "Кольбер" и ещё двадцать пять тысяч, - подумал Сергей. - Встречу на улице эту сучку, убью", - подумал он и, рассеянно кивнув Ирине в знак благодарности за информацию, стал рыться в своей записной книжке, разыскивая телефоны молодых девушек, которые когда-то приходили в павильон и искали работу.

                                                            ***

  Чёрный "Бентли", в который чуть не врезался "Фольксваген-пассат" Сергея Лисицына, свернул на Кутузовский проспект, потом на Рублёвское шоссе и через пятнадцать минут въехал в ворота особняка, принадлежащего Вадиму Дементьеву. На брусчатке перед домом уже стоял чёрный джип. Это был Мерседес сопровождения с тонированными стёклами.

   - Игорёк! Остаёшься за старшего, - весело сказал Вадим, появляясь на крыльце дома в сопровождении сына и Коли Крика.

   - Пап! Вчера… Ну, в зоопарке. Я тебе ещё не рассказал про жирафа. Представляешь, он взял печенье прямо у меня из рук...

   - Потом, потом. Вечером, всё вечером, - перебил мальчика Вадим, торопливо сбегая по лестнице к машинам. - Слушайся маму и преподавателя английского. Хорошо?

   - Хорошо, - поникшим голосом ответил сын.

   - Ты тут приглядывай за порядком, - Дементьев оглянулся на Крика.

   - Да, хорош волноваться. Мы с Петровичем на пару - два цепных пса. Порвём любого.

   - Не забудь позвонить во вневедомственную охрану. Катерина говорила, какие-то сбои в системе контроля доступа.

   - Замётано, - сказал Коля Крик и махнул рукой привратнику. - Открывай, Петрович!

   Две машины одна за другой медленно выехали на узкую дорогу, и, набирая скорость, вскоре исчезли за поворотом.

   Крик поднял к глазам запястье.

   "Полдень, - подумал он. - Скоро Игорька нужно будет везти на теннис, потом в секцию каратэ. Бедный пацан. Ему бы по лесу бегать, в индейцев играть... Нет, моё детство было лучше".

   Крик вспомнил захолустный город, где родился, крыши сараев возле старого кирпичного барака, в котором он когда-то жил с матерью и, где играл, с такими же, как сам, пацанами в мушкетёров. Перед его внутренним взором возник подвал, который парни постарше переделали в спортзал и оснастили его самодельными штангами, гантелями, макиварами и тренажёрами. Там качали мышцы и осваивали технику рукопашного боя кандидаты в пехоту преступных группировок.

   "По большому счёту - мне повезло. Если бы не заказ на пару "мокрых дел" в Москве, меня бы не откомандировали в столицу. Я бы не познакомился с Вадимом. Многие из друганов там, в родном городе давно покоятся на кладбищах, получив в головы или грудь пули из автоматов при разборках. Здесь, в Москве, всё устаканилось гораздо быстрее. Вадим - в большом авторитете и рулит многими делами. У него из рук кормятся многие депутаты и люди в чинах".

   Размышляя, Коля оглядел пространство, занимаемое особняком и пристройками, потом перевёл взгляд на дом. В окне спальни на втором этаже он увидел Екатерину. Она стояла в одной тонкой ночной сорочке и потягивалась всем телом, вытянув руки над головой. Пышные длинные волосы разметались по плечам. Под тканью угадывались высокие полные груди и набухшие соски.

   "Хороша сучка, - подумал Крик, вызывающе глядя на молодую женщину. - Я бы не отказался покувыркаться с ней ночку, другую.

   Екатерина опустила взгляд и наткнулась на жадные глаза Крика. Молодая женщина открыла окно и наклонилась вниз.

   - Николай! Вадим Григорьевич просил вызвать техника из вневедомственной охраны?

   - Да, Катерина Иванна. Я им звонил, через полчаса обещали кого-нибудь прислать.

   - Хорошо! Когда приедут, я сама покажу, что там не работает. Проводите людей ко мне.

   - Как скажете, Катерина Иванна. Я понял. Приедут, сразу к вам.

   "Как он на меня пялился, этот Крик. Если бы глаза могли раздевать..., подумала женщина, отходя в глубину спальни. - Вадим на меня так давно не смотрит. Наверняка у него в офисе появилась новая, молоденькая шлюшка, готовая снять стринги по первому требованию босса".

   Немного расстроившись от этой мысли, Екатерина приняла душ, сделала лёгкий макияж и оделась. Снизу из комнаты сына доносились звуки рояля. Монотонное повторение одной и той же несложной мелодии заставило женщину недовольно поморщиться.

   "Не понимаю, зачем Вадим ломает характер Игоря? Для чего парню эти уроки музыки? Он всё больше к животным тянется, с собаками возится, вон жуки у него в банке живут, черепаха - в аквариуме, рыбки. К спорту совершенно равнодушен, но чтобы угодить отцу, ездит на занятия каратэ. А я после тренировок синяки рассматриваю у него на спине и руках. Мальчик очень умный и способный, вот только отцу - дуралею достался".

   Звуки рояля внизу стихли, а через некоторое время послышался голос сына, старательно и громко повторявшего фразы на английском языке.

   "Преподаватель приехала. Кстати, не дурна собой. Сколько, интересно, лет этой девице? Тридцати не будет. И здесь Вадим верен себе. Ни одной юбки не пропустит, от которой пахнет голодной одинокой бабой".

   В это время у ворот послышался звук автомобильного клаксона. Екатерина мельком взглянула на себя в зеркало и, не торопясь, спустилась на первый этаж в гостиную.

   В холле стоял Коля Крик и смотрел на её ноги.

   "Пусть смотрит, не жалко. Они у меня что надо", - подумала женщина, намеренно двигаясь плавно и грациозно, чуть покачивая бёдрами.

   - Вот, спец крутой по системам приехал, - хрипло сказал Коля, делая при этом глотательное движение кадыком.

   - Хорошо. Ты свободен пока. Я позову, если что. Молодой человек, подойдите сюда, - обратилась Екатерина к юноше с сумкой через плечо, откуда торчали отвёртки, мотки проводов и прочие инструменты. Парень, переступив порог дома, равнодушно разглядывал богатую обстановку.

   Крик проводил взглядом стройную фигуру хозяйки, облизнул сухие губы, круто повернулся и вышел.

   - Так, в чём у вас тут дело? - спросил молодой человек.

   - Два датчика движения не работают. Иногда сразу не удаётся поставить дом на сигнализацию. Есть и ещё кое-что...

   - Давайте по порядку смотреть, - сказал парень и стал проверять датчики движения.

   Он снял кроссовки, пододвинул к стене стул, встал на него и по очереди поменял элементы питания в белых коробочках, висящих по углам. Екатерина, молча, смотрела на дырки в серых носках человека, на острый ноготь большого пальца ноги, вылезший наружу.

   - Теперь нам нужно - наверх, - тихим голосом сказала Катя и стала подниматься по лестнице на второй этаж.

   - Окажите мне услугу, молодой человек.

   - Какую? - рассеянно спросил парень, всё также равнодушно разглядывая роскошную обстановку спальни.

   - Видите ли, мой муж... У него особенный характер. Он кое-где установил скрытые видеокамеры, и время от времени просматривает записи. Меня это страшно напрягает. Я по натуре стеснительна и мне неприятно, что ещё кто-то, кроме мужа случайно может увидеть записи. Особенно те, которые сделаны в моей спальне.

   - Понимаю. А у кого ещё есть доступ к компьютеру? - усмехаясь, спросил парень, думая о том, какие извращенцы живут в этих хоромах.

   - Вообще-то ни у кого. Там стоит личный пароль мужа, но у меня ребёнок скоро станет подростком. А это - опасный возраст. Мальчику ничего не стоит взломать код доступа...

   - Короче. Что вы хотите от меня?

   - Нельзя ли сделать так, чтобы на компьютере оставались только записи, скажем так, невинного характера?

   - Можно сделать постоянно повторяющуюся картинку, где ничего такого "страшного" не происходит.

   - Так давайте сделаем.

   - Вообще-то это будет стоить денег, - нагло заявил техник.

   - Не вопрос.

   - Муж дома?

   - Он будет только вечером.

   - Тогда с вас пятьдесят штук и покажите компьютер.

   - Он в кабинете мужа.

   "Можно было и больше попросить. Даже не поморщилась, - подумал парень. - Рублёвка! Пятьдесят тысяч для них - копейки.

   - Готовьте деньги, а я пойду в машину, захвачу кое-что из оборудования...

   - Очень хорошо. Жду вас здесь.

   Техник торопливо сбежал вниз по лестнице.

   - Ну, что там, уважаемый? - встретил его вопросом Крик.

   - Работы - на полчаса, - ответил парень. - Нужно прозвонить цепи. Возможно где-то обрыв.

   - А-а. Ну, давай, звони звонарь, - недобро улыбнулся Крик, обнажая золотую коронку на левом клыке. - Чтоб к обеду сделал. И убери свою тачку с проезда. Не дай бог, хозяин вернётся.

   - Вот пусть сам тогда и делает, - неожиданно огрызнулся парень.

   - Ты у меня поговори ещё. В асфальт закатаю. Ты видел борзых, Вратарь? - обернулся Коля к охраннику у ворот. - Никакого уважения к старшим. Может, зарыть его в саду?

   - Оставь парня в покое. Пусть работает. Раньше сядет...

   - Раньше выйдет, - засмеялся Крик, наблюдая за техником, который с маленьким чемоданчик снова исчез в доме.

   - Значит, у вас есть сын? - поинтересовался молодой человек у Екатерины. - Ваш муж, наверное, любит его.

   - Думаю, да.

   - Скажите мне дату рождения сына или его имя.

   - Зачем они вам?

   - Очень часто пароли на компьютерах являются датами. Зачем нам время тратить на взлом кода?

   Екатерина изумлённо уставилась на техника, потом понимающе кивнула и назвала дату рождения Игоря.

   - Ну вот. Всё - просто, - бормотал техник, подсоединяя к компьютеру Вадима маленький ноутбук.

   - Теперь выбираем невинные сцены, - парень покосился на женщину, но та даже глазом не моргнула.

   Муж почти год не обращал на неё внимания.

   - Думаю, двадцати минут хватит. Никто не заметит повторов. Домашняя рутина, одним словом. Теперь делаем новую запись и размещаем вот здесь. А видеокамеры будут сливать новые кадры вот в этот отдельный файл, который мы спрячем на задворках виртуального разума этой машины… Никто не догадается. Теперь я введу пароль для этого хранилища тайн, и дело в шляпе. Ну вот, если кто-то захочет просмотреть что-нибудь за последний месяц, ему откроются вот такие обычные бытовые картинки...

   Екатерина заглядывала через плечо техника, рассматривая кадры со спящим Вадимом. Она видела сына, входящего в свою спальню, себя, сидящую перед зеркалом, пустую гардеробную. Со странным чувством смущения и недовольства собой, Дементьева наблюдала за клубами пара в ванной, за ширмой, скрывающей небольшой бассейн, за просторным  кабинетом мужа, где никого не было, за диваном в биллиардной, где нежился под лучами солнца, падающими из окна, её любимец - тойтерьер.

   - Грешите на здоровье с кем хотите, - сказал техник, выключая компьютер.

   - Придержи язык, - холодно сказала Екатерина, кладя возле локтя парня тонкую стопку банкнот. - Людей у ворот видел?

   - Трудно не заметить, - помрачнел техник.

   - Откроешь где-нибудь рот, вывезут тебя голубчика в лес и зароют живым. Понял?

   - Понял, - тихо ответил компьютерщик, пряча в задний карман джинсов деньги. - Только должен предупредить. Если смотреть смонтированную нами запись очень, очень  внимательно, то можно заметить несоответствия и накладки.

   - Во-первых, смонтированы не нами, а тобой. Помни это. А во-вторых, я тебя больше не задерживаю.

   Парень собрал инструменты, захлопнул свой чемоданчик, набитый оборудованием и покорно вышел.

   Екатерина спустилась следом и постояла на крыльце, пока не услышала затихающий звук автомобильного мотора. Потом она перевела взгляд на Колю Крика и смерила с ног до головы его ладную фигуру. Женщина хорошо знала, что муж смотрит записи редко и скорей по привычке.

                                                                    ***

   Анвара вместе с полусотней таких же, как он, таджиков выстроили возле бытовок на какой-то стройке. Перед шеренгой прохаживался высокий молодой мужчина в строительной каске и задавал вопросы. Почти час простояла шеренга, пока человек записывал ответы в свой блокнот.

   - Откуда?- остановился он перед Анваром.

   - Точикистон.

   - Специальность?

   - Могу работать, - ответил тот.

   - Тут все это могут. Ты русский язык понимаешь? Специальность? Что умеешь делать?

   - Земля копать, хлопок собирать.

   - Понятно, - сказал человек, делая пометку в блокноте. - Давай сюда свой паспорт.

   - Зачем?

   - Регистрация нужна, чудак - человек. Иначе, менты заметут. Порядок такой.

   - Туриев! - обернулся прораб к маленькому мужичку, одетому, не смотря на лето, в дырявый ватник. - Этот чурка - дитя гор будет в твоей бригаде. Используй на котловане, пусть ворочает лопатой и таскает носилки. Покажи ему жильё.

   - Пошли, брат, - поманил Туриев нового разнорабочего пальцем.

   Вместе с десятком новых работников, Анвар направился вслед за бригадиром к облезлым бытовкам.

   - Вот в этой есть свободное место. Устраивайся, - обернулся Туриев к новичку. - Под нарами найдёшь сапоги. Через десять минут буду ждать тебя вон у того самосвала.

   Не дожидаясь ответа, бригадир повёл остальных рабочих дальше. Анвар толкнул ветхую тонкую дверь и оказался в полумраке тесного помещения. Внутри пахло плесенью и застарелым смрадом давно немытых тел.

   - Чего тебе? - спросил его кто-то по-таджикски.

   Анвар рассмотрел сидящего на широкой лавке возле узкого стола пожилого, загорелого до черноты человека, завязывающего одной рукой окровавленный палец.

   - Вот, работать приехал. Мне сказали - тут есть свободное место.

   - Занимай, - сказал человек, пересаживаясь. - Тут Искандер спал.

   - Где он сейчас? Разве можно спать вдвоём?

   - Не переживай. Теперь эти нары твои. Искандер вчера отправился к праотцам.

   - Аллах! - воскликнул Анвар, поднимая вверх руки. - Почему?

   - Что почему, тупой маленький ишак? - неожиданно разозлился человек. - Помоги лучше палец завязать.

   - Зачем такой обидный слов говоришь? Тебе к доктору надо, - покачал головой и поцокал языком Анвар, рассматривая начисто сорванный ноготь и кусочек видневшейся кости.

   - Где его взять, доктора? - остывая под сочувствующим взглядом новичка, пробормотал человек. - Хорошо - пальца не лишился. Ноготь и мясо нарастёт. На мне всё, как на собаке... А вот Искандеру не повезло.

   - Как это?

   - Очень просто. Резал сваркой трубу, да залез под неё, вот и ударило по голове куском железа. А в железе - килограммов двести было. Череп - надвое, - почему-то засмеялся рабочий. - Можешь такое представить?

   - Могу, - помрачнел Анвар. - Всё равно - он счастливее нас.

   - Чего? - не понял таджик.

   - Теперь домой отправят, родственники оплакивать будут, Аллах примет...

   - Ага, примет, отправят, - раненый опустил взгляд на собственную руку. - Здесь же и зарыли в котловане. "Меньше хлопот", - сказали урусы.

   - Вай, вай! - Анвар скрипнул зубами, и всё внимание сосредоточил на изувеченном пальце соотечественника.

   - Так - нормально?

   - Сойдёт, - кивнул головой таджик. - Меня Ягинбай зовут, а тебя?

   Анвар назвал своё имя.

   - Тут, где-то сапоги должны быть, - оглянулся он.

   - Вон под нарами стоят. Одевай. Были Искандера, стали твои.

   Ягинбай наблюдал за Анваром, который, положив внутрь сапог несколько старых газет, взятых с пола, натягивал обувь на ноги.

   - У тебя деньги есть?

   - Нет. На вокзале всё отобрали.

   - Это плохо. Пока тут дождёшься аванса, ноги протянешь, сапоги не нужны будут.

   - Что же делать? Я давно есть хочу, - совсем по-детски протянул новичок.

   - Там посмотрим. Пошли, а то бригадир ругаться будет, и нормочасы твои другому работяге запишет.

   Анвар вышел на солнечный свет и нашёл взглядом самосвал, который в эту минуту вываливал в огромную железную ржавую ёмкость серый густой поток бетона.

   - Ты где пропал? - встретил вопросом нового рабочего Туриев, и, не дожидаясь ответа, сунул ему в руки огромную лопату. – Становись к корыту. Будешь бетон мешать, чтобы не застыл. Начнут подходить ребята с носилками, накладывай. Но не с верхом. Расплескают, пока заберутся вон туда, - бригадир показал рукой на стену.

   Анвар поднял голову и увидел горстку людей, которые суетились наверху, укладывая кирпичи, принимая от башенного крана плиты перекрытий и железные трубы. Внутрь строящегося здания вела деревянная, грубо сколоченная лестница с шаткими перилами...

   В конце дня Анвар проглотил кусок хлеба, который протянул ему в бытовке Ягинбай, запил хлеб водой из уличного крана и упал на нары, не чувствуя ни ног, ни рук. Его разбудило прикосновение чьих-то пальцев. Грубые мозолистые ладони стягивали с него штаны и переворачивали на живот. Анвар попытался вскочить, но его силой уложили вниз лицом на грязный клочковатый, пропахший гнилью матрас. Кто-то, невидимый в темноте, пытался раздвинуть ему ноги своими коленями, потом навалился сверху. Твёрдый, горячий дёргающийся предмет оказался у Анвара между ягодицами, пытаясь пробраться глубже.

   - А-а! - дико закричал таджик, изворачиваясь словно уж. Он понял, что его пытаются изнасиловать. Широкая ладонь зажала перекошенный в крике рот, кто-то ещё, невидимый, задышал над ухом, приговаривая:

   - Не дёргайся, лежи, а иначе прирежу. Сейчас тебе будет хорошо. Тише, тише...

   Анвар замычал, потом разжал зубы и укусил человека за большой палец.

   - Ах, шайтан! - голос за спиной стал злым.

   Кто-то засмеялся, потом рядом засопели, прижимая лицо Анвара к  матрасу.

   - Потерпи, земляк. Эй, где-то у нас оставалась водка. Лейте парню в горло. Пусть расслабится.

   Анвара снова перевернули на спину, прижали к нарам, ножом раздвинули зубы, запрокинули голову, зажали нос и стали лить в горло тёплую, вонючую, обжигающую жидкость. Обессилев от борьбы и захмелев, Анвар обмяк, и его, кто-то быстро, кто-то долго по очереди изнасиловали. Он потерял счёт попыткам и просто терпел, ощущая острое лезвие ножа у своего уха и стараясь расслабить ягодичные мышцы, чтобы не было слишком больно.

   Рассвет он встретил, лёжа животом вниз на бетонных плитах, сложенных у высокого металлического забора. Когда солнце начало пригревать спину, он с трудом поднялся и, неуклюже ступая, пошёл к водопроводному крану. Раздевшись догола, Анвар смыл с себя пот, грязь, сперму, а с лица – грязные следы собственных слёз. Потом оделся и пошёл к воротам. Острое чувство голода заставило его остановиться.

   - Куда идти в этом злом городе? Почему они со мной так поступили? Что мне теперь делать? - бормотал он, представляя, как будут издевательски ухмыляться ему в лицо мучители.

   "А куда здесь пойдёшь? Паспорта нет, денег нет, - размышлял он, медленно шагая обратно к стройке. – Почему Аллах, который всё видит, не помешал этим шайтанам..."

   - Ладно, - тихо прошептал он, неловко пристраиваясь боком на обрубок дерева рядом со своей бытовкой. - Сделаю себе нож, пусть только сунутся. Всех зарежу, - обида и злость, переполнявшие душу Анвара, постепенно проходили.

   Он вспомнил о своём посёлке, о матери, у которой остались на руках четыре его малолетних брата и две сестрёнки. Собрав старшего сына в дорогу, мать, вытирая слёзы с морщинистых, сильно постаревших за несколько лет щёк, приговаривала:

   - На тебя вся надежда, мой мальчик. Не ленись там, работай. Будет трудно - терпи. Здесь - голодно, народу слишком много. Всё рожают и рожают женщины. А, куда столько? Езжай, езжай. Россия большая и богатая. Там люди ленивые, ничего не хотят делать...

   Тем временем стройплощадка оживала. Люди потянулись к грязно-голубым вонючим кабинкам туалетов, а потом к вентилям с водой.  Кто-то совершал в сторонке намаз, кто-то чистил зубы, кто-то мылся до пояса, потом натягивал дырявые брезентовые, выцветшие на солнце куртки и садился в тени, доставая из пакетов еду. В основном это были хлеб, молоко или массивные бутерброды, где основу составляли опять же толстые куски хлеба, а колбаса светло-розового цвета выглядела тонкими крохотными листиками бумаги.

   Анвар проглотил слюну. Ему страшно захотелось чаю с домашней свежеиспечённой лепёшкой. Пережитый стресс и почти бессонная ночь сделали его рот сухим с неприятным привкусом кислой горечи на языке.

   На пороге бытовки появился Ягинбай. Он косо посмотрел на Анвара и, обойдя угол, справил малую нужду.

   - Ничего, - сказал он, подходя и садясь рядом. - Парней можно понять. Многие давно не видели женщин, а ты со своей нежной кожей - словно мед, специально оставленный на блюдце. Молод ты, жизни ещё не видел...

   - Вот и пусть бы дрочили в темноте, - непримиримо выдавил из себя Анвар.

   - Плохо помогает, - усмехнулся Ягинбай.

   - И ты тоже меня... там? - Анвар взглянул на нового приятеля исподлобья.

   Ягинбай, криво улыбнулся, похлопал Анвара по спине и сказал:

   - Давай помолимся, брат. Аллах всё видит и знает. Может, это тебе испытание. Всё в этом мире даётся не просто так, всё познаётся через боль.

   Ягинбай встал на колени лицом на восток и поднял в молитве руки. Анвар вздохнул и последовал его примеру.

                                                      ***

   Вадим Дементьев в это утро выехал из дома раньше обычного. Время от времени оглядываясь, он с удовольствием наблюдал за действиями водителя джипа охраны, который отсекал наглые малолитражки, не давая быдлу вклиниваться между двумя машинами. Кортеж рёвом моторов и сигналами клаксонов сгонял автомобильный поток с крайней левой полосы дороги ближе к обочине. Сегодня у Вадима должна была состояться важная деловая встреча в одном из столичных банков, и он мысленно переключился на возможные варианты предстоящего торга за солидный транш бюджетных денег, выделенных правительством на одну из многочисленных дорогостоящих, и по большому счёту никому не нужных программ.

   "Развитие, инновации, чёрт бы их взял, - лениво размышлял Вадим. - Сильную Россию им подавай. Кому она на хрен нужна и, кто вам даст её сделать такой? Разбежались. Хотя, если не вешать лапшу на уши народу, это стадо пошлёт на три буквы работу и пойдёт с волынами на большую дорогу. Ну, да. Запад столько сил и денег потратил, чтобы развалить Советский Союз, столько умных мозгов работали над этой темой, а сейчас они возьмут и скажут: "Давайте, вперёд, пацаны. Вас ждёт великое будущее".

   - Ага, - тихо проворчал он, наблюдая через тонированное стекло за симпатичной блондинкой, сидящей в "Опеле", которая болтала по сотовому телефону, вращая баранку одной рукой. - Они там, за океаном давно всё решили за нас.

   - Что вы сказали, Вадим Григорьевич? - охранник, сидящий впереди, обернулся.

   Вадим махнул рукой.

   - Ничего, быстрее надо ехать, говорю.

   "Быть нашей России сырьевым придатком, как и задумано, - думал он. - В Западной Европе, да и в Китае особенно, не скрывают своих планов взять нас голыми  руками. Я бы на их месте делал то же самое. Сто двадцать миллионов быдла на такую огромную территорию, да с такими природными ресурсами - слишком жирно для нищебродов".

   Вадим вспомнил разговор со старым приятелем отца - соседом по даче на Рублёвке, который в прошлом дослужился до полковника КГБ.

   - Пойми, Вадик. Ещё при Горбачёве ЦРУ повсюду внедрило своих агентов влияния. Это доказано и запротоколировано. Документы лежат в наших архивах. Мой отдел разрабатывал таких в окружении Шеварднадзе среди партийной номенклатуры в Грузии, потом - у прочих  неблагодарных сволочей - перевёртышей на Украине и в Прибалтике. Сам Яковлев, дружок Горбачёва - правая рука, хренов идеолог перестройки тоже был агентом. Его ловко насадили на крючок, чёрт его знает, кто, где и когда. Многие птицы помельче даже не подозревали, что их вербуют и, сами того не ведая, в свою очередь становились агентами, впитывая куриными мозгами подброшенные им идейки. Так случилось со Старовойтовой, Собчаком, Шахраем и прочими, а потом уже при Ельцине - с Гайдаром, Чубайсом, Бурбулисом. Могу целый список составить. Да, что тут говорить? В аппарате ближайших советников этого алкаша - Борис Николаича было полно цереушников - спецов по всяким разным разрушительным экономическим моделям. Теперь они сидят в Киеве. Консультируют идиота Порошенко...

   Вадим поморщился, словно проглотил кусочек лимона, а потом улыбнулся, вспоминая прошлые "золотые" дни российской вседозволенности.

   "С Порошенко пусть сами хохлы разбираются. Но если бы не Ельцин, не реформы Гайдара и не приватизация, я - Вадим Дементьев, никогда бы не поднялся и не стал тем, кем являюсь сегодня. Пришлось, правда, пройти через девяностые с кровью, стрельбой и прочими прелестями дикого капитализма, зато теперь я - авторитетный человек, забывший о страхе, о нужде, о скромной зарплате мастера спорта. Моя маленькая империя крепнет. Этакий спрутик, который внедряется повсюду, где пахнет деньгами. Со мной давно считаются влиятельные люди, принимают банкиры, политики, ведущие журналисты и редакторы газет. Сам прикупил пару издательств. Пусть занимаются моим имиджем. Сейчас главное – с умом вкладывать деньги. Маленький замок в Шотландии, пара домов на Лазурном берегу Франции и один - в Лондоне, всё это - на чёрный день. Пригодится. Дорогие машины - не в счёт. Есть ещё кое-какие сбережения и счета в банках, о которых никому знать не нужно. К активам отношу и связи, которыми я оброс за пятнадцать лет, и компромат, который собрали по моему поручению на некоторых крупных чиновников и функционеров от власти. Пусть эти парни думают, что о квартирах за границей, купленных ими на украденные деньги, про отпрысков, раскатывающих на "Феррари" в Ницце и Монте-Карло, о миллионных банковских счетах в оффшорах никто не знает. И, слава Богу! На Лубянку, благодаря соседу, выходы есть. Информация в наше время - те же деньги".

   "Бентли" Вадима миновал Садовое кольцо и теперь двигался в лабиринте узких переулков по центру города. Повсюду, преграждая проезды в арки и маленькие дворы старинных особняков, стояли шлагбаумы, на стенах и особых мачтах висели видеокамеры. Москвичи, ещё лет пять назад населявшие дома в этом районе, давно были выселены на окраины столицы, поближе к кольцевой автодороге или за её пределы в типовые новостройки, довольствуясь статусом собственников жилья на свежем воздухе сомнительной чистоты. Машина на несколько мгновений остановилась возле одного из особняков, дождалась подъема шлагбаума и нырнула во двор, сопровождаемая джипом охраны. Вадим, не торопясь, открыл дверцу и ступил на красную, красиво выложенную замысловатым узором, тротуарную плитку. На крыльце дома его уже ждал молодой человек в чёрном костюме с любезной улыбкой на губах.

   - Здравствуйте! Я - помощник Алексея Алексеевича. Следуйте за мной, Вадим Григорьевич, - приторным голосом сказал он, открывая массивную дубовую дверь, сверкающую лаком и латунной, начищенной до блеска ручкой. Пропустив Вадима, молодой человек попытался закрыть дверь перед носом охраны, но сразу был грубо отстранён людьми Вадима.

   - Подождите в машинах, - бросил парням через плечо Дементьев и жестом показал помощнику президента банка, чтобы тот шёл вперёд.

   - Привет, Вадим! - из-за огромного стола красного дерева на середину просторного кабинета навстречу гостю вышел плотный человек с серыми глазами, намечающейся лысиной и трёхдневной щетиной на лице. Он был одет в тёмно-серый костюм из дорогой ткани. Алого цвета галстук выглядел несколько вызывающе на фоне белой рубашки и дорогого брючного ремня из крокодиловой кожи.

   - Здорово, Севрюгов, - сказал Вадим, протягивая руку своему старому знакомому. - Сколько лет тебя знаю  и не могу понять, кто выбирает тебе галстуки.

   Севрюгова Вадим знал ещё тогда, когда тот был одним из начальников отдела  ЦК ВЛКСМ и отвечал за физкультуру и спорт.

   - Отцепись, - скупо улыбнулся банкир. - Твои шутки тоже не отличаются новизной.

   - Зачем звонил? Ведь, всё уже решено. Тендер выиграла моя компания, через твой банк деньги должны поступить мне на счета, список тебе передали. С суммой отката тоже определились. Или у кого-то там, наверху разыгрался аппетит?

   - Пока нет. Но есть одно условие.

   - Вот зараза. Не дают спокойно дела делать. Ну, что ещё за условия?

   - Спокойно дела будем делать на пенсии. Сидя на унитазах. Тем более есть места, где можно с комфортом встретить старость. Правда, некоторым недавним баловням судьбы не повезло.

   - Это ты на Ходорковского намекаешь?

   - В сообразительности тебе не откажешь. Вот именно, дорогой. Если ты не заметил, сейчас времена несколько другие. Новые веянья, так сказать.

   - Не тяни резину, Лёша. Колись - в чём вопрос.

   - Ладно. Рассказываю. Видишь ли. На самом верху решили, что в стране стало скучно. Политические процессы замедлились. Старая оппозиция: либералы Жириновского, коммунисты Зюганова, клоны единороссов во главе с Мироновым изрядно надоели нашему народу. Остальные… Те, кто мельче калибром: правые, радикально-левые, лимоновцы и прочая политическая тусовка, видимо, немного устали. Наверное, им тоже наскучило напрасно сотрясать воздух. Нужно влить свежую кровь в протестное движение. Запад всё больше критикует Кремль за "штатных" оппозиционеров, прикормленных думскими привилегиями, за отсутствие диалога с "яблочниками", за ситуацию в стране, которая всё больше напоминает, по их мнению, эпоху застоя...

   - А я здесь причём? - остановил словоизвержение Севрюгова Вадим. - Я далёк от политики и безумно рад этому.

   - Напрасно, - тихо сказал банкир и нажал кнопку связи со своей секретаршей. – Милена! Принеси нам чаю.

   - Мне лучше кофе, - повысив голос и наклонившись к столу, сказал Вадим. - С молоком.

   - Ты слышишь, солнце моё?

   - Да, Алексей Алексеевич.

   - То, что ты далёк от политики, может и хорошо, - тут же воскликнул банкир, отпустив кнопку переговорного устройства. - Но, как справедливо заметил кто-то из философов: "Если ты не занимаешься политикой, политика займётся тобой".

   - Ладно, хватить без толку шуршать. К чему ты клонишь? - подозрительно спросил Дементьев.

   - А к тому, что некоторые люди в администрации президента, отвечающие за политические процессы, возлагают на тебя определенные надежды. Пора, мой друг, отрабатывать преференции твоему бизнесу, которые сыпались на тебя последнее время. Покровительство сильных мира сего стоит нынче дорого.

   - Так я готов… В конвертах...

   - Этого мало.

   Вадим с удивлением уставился на Севрюгова.

   - А, чего же им ещё от меня надо?

   - Понимания, Вадик. Понимания! Слушай меня внимательно. Наверху считают, что небольшая, в рамках разумного, активность реальной оппозиции заставит Запад более лояльно воспринимать внутреннюю и внешнюю политику России и снизит остроту критики, сарказм иронии в голосе Европы, сотрёт с губ заокеанских коллег снисходительные лукавые улыбки в адрес Кремля. Но поскольку людишки из старой оппозиции выдохлись и обленились, власть решила создать новых, в должной мере дерзких, чуть нахальных оппонентов, которым в кайф критиковать существующие порядки, предлагая новые идеи и программы. В рамках приличия, разумеется. Тебе поручено подобрать и профинансировать новых функционеров протестного движения. Стать для них тайным "крёстным отцом". На это конечно нужны деньги. Вот и поделишься...

   - Господи! - картинно всплеснул руками Вадим, - За что? За что ты посылаешь на мою голову такие напасти? Где я тебе возьму новую оппозицию? Где возьму свободные средства? Я и так спонсирую некоторые виды спорта. На моей шее – федерация бадминтона, футбольный клуб какого-то Мухосранска и детская спортивная школа в Подмосковье

   - Напасти - это неправильное слово. Тебе оказано высокое доверие.

   - Кончай прикалываться. Не зли меня высокопарными киношными дурацкими фразами. Я не настолько богат и глуп, чтобы лезть в политику. Да и опыта нужного нет.

   Вадим, сопротивляясь натиску Севрюгова, уже реально понимал, что попал в ловушку.  Если он откажется, на него сразу найдётся компромат и Следственный комитет займётся принадлежащими ему компаниями, вытаскивая на свет грязное, в пятнах "откатов" бельё коррупции.

   - Поддержка спорта - это хорошо, но сегодня от тебя нужно большее. Так что, давай поговорим о финансовой стороне вопроса. Если ты согласен, но стеснён в средствах, деньги найдутся. Пристегнём к твоим активам ещё пару доходных фирм, обеспечим победу в тендерах и участие твоих компаний в новых бюджетных программах. Что скажешь?

   - Я так понимаю, что за меня уже всё решили?

   - Почему? Есть выбор. Или соглашаешься и тогда будешь, словно сыр в масле, или... - Севрюгов не закончил фразу, но Вадим понял, что скрыто за коротким словом "или".

   Дементьев попытался ухватиться за последний довод, который позволил бы ему выбраться из капкана.

   - А где прикажешь взять этих самых лидеров твоей новой оппозиции?

   - Во-первых, она не моя, а уже - твоя, во-вторых, мне поручено познакомить тебя с нужными людьми.

   - Сводник! - зло бросил в пространство роскошно обставленного кабинета Дементьев.

   - Посредник, - поправил старого приятеля банкир.

   - Когда? - коротко спросил Вадим.

   - А чего откладывать в долгий ящик? Время - деньги. Милена! - Севрюгов наклонился к микрофону. - Пусть господин Молодцов заходит...

   Дверь почти сразу же отворилась, и в кабинет вошёл высокий молодой человек в кожаной куртке. Дементьев бросил быстрый взгляд на гостя. Парень выглядел лет на двадцать пять, двадцать семь. Коротко остриженная голова была слегка наклонена вперёд, но сидела крепко на мускулистой шее. Стального цвета глаза смотрели на Вадима настороженно, но твёрдо. Квадратный подбородок, украшенный лёгкой щетиной, нависал над выпуклым кадыком. Плотно сжав губы, человек остановился возле ряда кресел, составленных полукругом рядом с овальным журнальным столиком, выбрал место, сел и уставился в окно.

   - Вот такие мы. Даже не здороваемся, - сказал банкир.

   - Давайте не терять время, - повернулся к нему всем корпусом Молодцов. - Вы для меня - просто денежный мешок, ничего более. Я вам зачем-то нужен. Говорите, зачем, и я пойду.

   - Ты слышал, Дементьев? Этот парень действительно далеко пойдёт.

   - Если не споткнётся, - тихо, но внушительно проронил Вадим.

   - За меня не волнуйтесь. Ближе к делу, - раздражённо сказал Молодцов, покосившись на Дементьева.

   - Ладненько, - оживился Севрюгов. - Карты на стол. Насколько я знаю, Василий Петрович, вы имеете определённые связи и репутацию в кругах,  недолюбливающих существующую власть...

   - Можете просто звать меня - Молодцов.

   - Хорошо, Молодцов. Пусть будет так.

   - А, за что её любить? За то, что пудрят народу мозги? Все потуги Кремля, как можно дольше держаться у власти, давно обречены. Терпению масс есть предел. Невозможно бесконечно врать и выдавать желаемое за действительное. Экономика держится только на доходах от продажи за бугор нефти и газа. Коррупция достигла чудовищных масштабов. Среднего класса нет, и неизвестно, когда он будет. Предпринимателей душат бюрократы, менты и чиновники - взяточники разных уровней. Все знают, что любые социально значимые программы, предлагаемые правительством и президентом, создаются только для того, чтобы сначала пропиарить власть, потом наворовать побольше и спрятать подальше. Выборы - фикция, сплошные надувательство и подтасовки. "Единая Россия" - клон КПСС. У меня такое впечатление, что мы живём в далёком единогласном и единодушном прошлом. И всех, даже этих старпёров - коммунистов, ржавых от крови, пролитой ещё при Сталине, устраивают места у кормушки. Некому сказать правду. Интеллигенция также продажна, как и при социализме. Она готова задницу лизать власти, лишь бы не оказаться в накладе при дележе части бюджета, предназначенной для развития культуры. Они любят получать ордена, привилегии, театры, роли, рады без памяти издавать свои перлы и быть на виду... Взять, хотя бы Михалкова...

   - Хорошо, хорошо, - остановил словоизвержение Молодцова банкир. - Мы - не на митинге. Сбавьте обороты и не пылите здесь речами. Мне с коллегой тоже не нравится многое. Правда, дружище? - Севрюгов с тонкой усмешкой посмотрел на Вадима.

   - Да, - последовал лаконичный ответ.

   Дементьев пока не знал, как вести себя в данной ситуации и, чего было больше в иронии, сквозившей в голосе банкира - насмешки над горячностью Молодцова, или лукавого сарказма от чувства сопричастности к игре, которую затеяли кремлёвские кукловоды.

   - Поэтому, мы решили оказывать вашему движению некоторую поддержку. Наши с вами голоса должны быть услышаны наверху, - продолжал Севрюгов. - Но мы хотели бы знать, какими рычагами давления на власть вы можете похвастаться, кроме критики деятельности правительства и споров между разными оппозиционными группировками о будущем России. Не вижу, чтобы вы предлагали обоснованные и трезвые рекомендации по выходу страны из тупика.

   - Главное сейчас - не рекомендации, а расшатывание прогнившего фундамента, на котором держится эта власть. Свалим её, тогда будут любые рекомендации, найдутся люди, за которыми пойдут миллионы...

   - Стойте, стойте. Нам не нужны любые, - спохватился Севрюгов. - Нам нужна программа действий, которая предусматривает отказ от однопартийной системы, снова откроет двери в реальную политику представителям крупного бизнеса. Мы должны иметь возможности влиять на решения, которые принимает власть и не допускать распыления огромных средств на популистские инициативы в социальной сфере. Оставим заботу о народе коммунистам. Если мы хотим иметь у себя в стране нормальный капитализм, значит нужно сделать так, чтобы в Кремль пришли сильные, креативные личности, способные зарабатывать, а не разворовывать деньги, способные рисковать и делать инвестиции в новые предприятия, приносящие хороший доход. От этого выиграют все...

   Вадим заметил, что Севрюгов  увлёкся. Старый приятель рисовал перед воображаемыми сторонниками свои представления об идеальном устройстве власти.

   - И мы также понимаем, что, не создав нормальной конструктивной оппозиции, мы ничего этого не добьёмся. Поэтому, мы готовы инвестировать некоторые суммы в вас и ваших единомышленников, господин Молодцов.

   Оппозиционер усмехнулся.

   - К чёрту программы. Я человек откровенный и считаю, что нужно говорить правду в любое время, в любом месте. Тогда никто не будет обманут, и общество достигнет состояния равновесия и стабильности. Ведь всем, в том числе и вам, деловым людям, важно знать, чего от меня можно ждать в будущем. Поэтому скажу, каким я вижу наше дальнейшее сотрудничество. Вы, господа, для нас - попутчики. Пока наши цели совпадают, мы будем стоять в одном ряду по эту сторону баррикады, а что будет завтра - посмотрим. Главное – объединить большие массы людей вокруг идеи свержения существующего режима. Избавимся от этой раковой опухоли, сядем вместе за круглый стол и выработаем общую стратегию развития. Так сделал Адольф Гитлер, и ему удалось подчинить своей воле народ Германии. Он создал сильную нацию, он сделал её единой, учитывая интересы промышленников, армии и простого народа ради основной цели – появления в Европе великой мощной страны. - Молодцов тыльной стороной ладони вытер выступившую на губах пену, а потом произнёс обычным голосом без патетических ноток:

   - О каких суммах может идти речь?

   Севрюгов, немного шокированный речью молодого человека, оглянулся на Вадима и протянул в его сторону руку.

   - Вот этот человек будет для вас тем, чем был для Гитлера Круп, - банкир улыбнулся.

   - Пошли вы со своими сравнениями, - угрожающе, сквозь зубы проворчал Молодцов.

   Но Севрюгов абсолютно не смутился.

   -  Детали финансирования нового протестного движения обговорите вместе несколько позже. Но вы, господин оппозиционер, обязаны в самое ближайшее время показать, на что способны. Страна должна узнать новых героев. Вадим! Дай ему свою визитную карточку. Теперь вы будете связываться напрямую. А здесь, увы... Больше ни слова о ваших делах. Деньги, как говорят, банкиры, любят тишину.

   Дементьев, подчиняясь требовательному взгляду Севрюгова, неохотно протянул Молодцову картонный прямоугольник.

   Тот сунул визитку в задний карман дорогих джинсов и встал.

   - Увидимся, - сказал он, направляясь к двери.

   - Ну, что скажешь? - спросил Вадима банкир, когда молодой человек исчез.

   - Твою мать! - вскочил с места Дементьев. - Во что я ввязываюсь с твоей подачи? Этот чудак на букву М - больной на голову.

   - Во-первых, подача - не моя. Во-вторых. На твою особу авторитетные люди возлагают определённые надежды. Если вы вместе оживите политическое болото, лично тебя не забудут. Ты же знаешь, любые услуги, так или иначе, оплачиваются. Если не деньгами, так связями и отношением. Жириновский в свои лучшие годы казался ещё более ненормальным, а как высоко взлетел...

   - Клоун твой Жириновский.

   - Но талантливый, согласись. Без него Кремлю было бы скучно.

   - Не знаю. Но этот твой Молодцов договорится до неприятностей с законом.

   - Конечно. Какой же он тогда оппозиционер? По Сеньке и шапка. Но пока он будет делать то, что от него ждут, ничего страшного с парнем не произойдёт. Его задор и горячность принесёт пользу всем.

   - Ты серьёзно?

   - Вполне. Он может сплотить вокруг себя некоторое, а по оценкам аналитиков - довольно значительное количество недовольных наших сограждан, которых всё труднее держать под контролем. Скажем, от национал большевиков и прочих радикалов, до ура патриотов и агрессивных пенсионеров. Все соберутся в одной куче. Да и шум поднимется вокруг такой оппозиции в прессе немалый. А самое главное - на Западе будут довольны до соплей. Америкосы припишут себе заслугу реанимации активной политической жизни в России.

   - Думаю, доволен будет и кое-кто ещё, - остывая от гнева, сказал Вадим.

   - Что и требовалось доказать, - засмеялся банкир.

   - Только не говори, что ты это сам придумал?

   - И не собираюсь. Ты ведь знаешь, я ещё с комсомольских времён - хороший исполнитель. Инициатива - это не моё. А вот ты, давай, поработай с этим парнем. Или поручи какому-нибудь умнику, если у тебя нет времени. Вот, держи, - Севрюгов вынул из ящика и положил на стол пластиковый файл с тонкой пачкой бумаг. - Почитай инструкции.

   - Я, что теперь - должен стать личным поводырём этого дешёвого фраера? - снова разозлился Дементьев. - Мне делать больше нечего?

   - Вот здесь всё и написано, чего тебе можно делать и, чего нельзя. Да успокойся ты. В окружении парня уже есть люди, которые будут контролировать ход процесса. Твоё дело - просто быть в курсе. Может, сам войдёшь во вкус и действительно займёшься политикой? Выберем тебя в Думу, а там и до... - Палец Севрюгова указал на потолок. - Понимаешь, о чём я? Не забудь тогда своего старого друга.

   - Пошёл к чёрту, - выругался Вадим, забирая со стола папку и направляясь к выходу. - Смотри, чтобы деньги во время поступали.

   - И тебе, дорогой – до свиданья, - помахал ему вслед банкир.

   Несколько минут спустя, видеозапись состоявшегося разговора уже просматривали нужные люди в нужном месте расположенном недалеко от банка, который уже покидал Дементьев.

   Вадим садился в свою машину в некоторой растерянности и злости на Севрюгова. Он дал загнать себя в угол, хотя обычно, ему удавалось избегать разных хитрых ловушек, которые расставляла на его пути жизнь. Девяностые годы выработали у него инстинкты хищника. Вадим ещё в детстве мог часами стоять в зоопарке у клеток со львами и с ужасом чувствовать исходящие от этих зверей уверенное спокойствие и силу. Со временем в подвалах, где ему с приятелями приходилось заниматься восточными единоборствами, и при уличных драках Дементьев приобрёл нужную уверенность. Он стал замечать, что люди в его присутствии чувствуют себя не уютно. Вадим внезапно осознал, что от него исходит невидимая угроза, и окружающие ощущают её на подсознательном уровне. Теперь он мог морально давить на своих противников, добиваясь от них внутреннего осознания неизбежности поражения ещё до схватки  Позднее, он поступал также со своими конкурентами, потенциальными врагами в борьбе за сферы влияния. Он очень хорошо чувствовал - есть ли в человеке стержень, способен ли противник к сопротивлению, исходит от врага ответная угроза, и до какого предела можно давить на человека, чтобы заставить его отступить.

   "Отступления тоже бывают разные, - подумал он однажды, внимательно наблюдая за вожаком львиной стаи, когда смотрел по телевизору серию передач про Африку. - Если для стаи нет непосредственной угрозы, и львы сыты, можно спокойно, с достоинством и чувством собственного превосходства отступить, но давая понять всем своим поведением, что за любым неосторожным, угрожающим жестом или шагом последует нападение". 

   Если только Вадим чувствовал, что его противник на ринге, а потом и на деловом поле испытывает неуверенность и страх, он, уже не сомневаясь в успехе, нападал на врага и подчинял его своей воле, добиваясь победы. Но если в сопернике было нечто настораживающее, и давление не оказывало нужного действия, Дементьев старался не выпускать такого человека из поля зрения. Физическое устранение такого врага, представляющего угрозу, становилось делом времени и планировалось очень тщательно. Такая стратегия срабатывала безукоризненно в отношении всех, включая представителей следственных органов, криминального мира и чиновников.

   "Менты - такие же люди. У них тоже имеются слабые стороны. Им есть что терять", - любил Вадим повторять мысленно.

   Много раз его подозревали в организации заказных убийств, но ничего не смогли доказать.

   - А этот парень - Молодцов... От него пахнет опасностью, - тихо сказал он сам себе. - Придётся быть с ним и его покровителями настороже. Возможна подстава.

   Дементьев слегка наклонился вперёд и бросил водителю:

   - Давай-ка, дружище, сначала в ресторан.

   - Какой?

   - Пекин. Пообедаем, а потом уже займёмся делами.

   "Бентли" замедлил ход. Джип сопровождения прикрыл его справа, и обе машины, круто развернувшись через две сплошные линии дорожной разметки, понеслись по Тверской в сторону от центра города.

 

                                                        ***

 

   Этот районный городишко был, по мнению Липатова, не хуже и не лучше, не грязнее и не чище разных прочих российских. Совершенно "убитая" дорога в Окопинск начиналась сразу от шоссе, проходила через частный сектор, застроенный лет двести назад, и упиралась в центральную площадь, на которой ещё красовался потемневшей, засиженный птицами гранитный памятник Ленину. Валерий оставил свой мотоцикл возле рынка, привязал его толстым стальным тросом к фонарному столбу, повесил замок и пошёл по направлению к убогим торговым павильонам. Переступая через лужи, рытвины, полные жидкой грязи, через ямы, напоминающие воронки, Липатов добрался до разбитой скамейки. Там он сел и стал отмывать с кожи сапог тёмно-серый налёт, состоящий из пыли и мелких кусочков битума, налипших на кирзу, когда его мотоцикл проезжал по свежим асфальтовым заплаткам дороги.

   "Господи, - думал он. - Такое чувство, что шоссе в этот богом забытый город не ремонтировали со времён Великой Отечественной. Могу поспорить, что многие колдобины остались тут после попадания немецких авиабомб. Вот куда надо бы приехать нашему вездесущему президенту. Да, не предупреждать, а свалиться, словно снег на голову".

   Валерий выпрямился, вздохнул, встал и зашёл в ближайший павильон. Тяжёлый запах гнили ударил в ноздри. Липатов слегка поморщился и обратился к продавщице, появившейся из-за занавески, отделяющей прилавки от подсобных помещений.

   - Чем тут у вас воняет?

   - Ничем не воняет. А вам чего надо-то?

   - Как же не воняет. Это вы принюхались. Пахнет гнилым мясом.

   - Морозильная камера испортилась. Не холодит нормально. Вот продукты и задохнулись немного.

   - Так отремонтировать бы надо. Через пару дней придётся выбросить всё мясо, а заодно и колбасу на свалку.

   - Ишь, шустрый какой? Отремонтируй, выбрось. Морда треснет. Я, что - сама буду в холодильнике ковыряться. Пускай у хозяина голова болит, у меня своих проблем хватает. Понаехали тут азеры, да армяне разные, понаоткрывали магазины, понимаешь...

   Полная, краснощёкая продавщица едва не задохнулась от гнева. Было непонятно, на кого она злилась больше - на посетителя, который суёт нос не в свои дела или на хозяина лавки.

   - Чего надо?

   - Мне - муки мешок, спичек ящик, соли пачек десять и... - Валерий подумал секунду, а потом махнул рукой... - И конфет шоколадных килограмма два из самых дорогих.

   "Побалую Галину. Пусть будет сладкое к чаю", - решил он.

   Женщина за прилавком сразу сменила злобное выражение лица на кривую улыбку.

   - Люблю оптовых клиентов. Так бы сразу и сказали. А то ходят тут нищие бездельники, замечания делают. А насчёт мяса... Может, возьмёте пару килограммов колбасы варёной. У нас сегодня акция. Отдаём дешевле, чем у конкурентов.

   Липатов отрицательно покачал головой.

   "Акция, - подумал он с тоской. - Сроки прошли, колбаса начала портиться, вот и вся акция".

   Наблюдая за суетой продавщицы, которая тащила из подсобки мешок муки, предварительно положив на него сверху ящик со спичками, он размышлял о том, что правильно сделал, когда не стал возить в этот город своё мясо. Коров голландской породы он выбирал сам и ездил за ними в Нидерланды тоже сам. Потом заплатил таможенникам и санитарным врачам по полной программе, хотя все документы на животных были в абсолютном порядке. Мраморное мясо здесь, в городе не оценили бы, хотя Валерий готов был продавать его по той же цене, что и местные жители свою обычную говядину, но вот перекупщики - те же самые азербайджанцы, которых вспомнила недобрым словом женщина-продавец, брали мясо только на реализацию, а это Липатова не устраивало. Поэтому сейчас он возил почти всю свою продукцию, включая сметану, в Москву, договорившись со знакомыми рестораторами, которых он знал ещё в свою бытность успешным коммерсантом.

   Расплатившись за покупки, Валерий договорился, что заберёт товар через час, вернулся к мотоциклу и вскоре оказался у ворот единственного, успешно действующего в городе, небольшого завода металлоизделий.

   - Давно не был у нас, Николаич! – воскликнул охранник, прогуливающийся у проходной.

   - А, чего тут у вас в городе делать?

   - Как, чего? Вон в кино сходить, с мужиками выпить, поговорить за жизнь.

   - Некогда. А потом, ты же знаешь, я не пью.

   - Вот это зря, - хитро заулыбался охранник. – Если не уважаешь водочку, значит, людей не уважаешь. Отрываешься от народа - надо полагать.

   - А, за что его уважать? - остановился Валерий.

   - Как это за что? Народ - он всё видит, всё понимает. Народ это - сила. Плюнешь на народ, он, конечно, утрётся, а если народ на тебя плюнет, утонешь, однако.

   - Вот и утирайтесь. Есть от кого. Сейчас бюрократов, да разных чиновников больше чем народа. То-то смотрю, в городе грязь непролазная, а дороги, как после бомбёжки. Нет, чтоб взять вашего мэра за грудки, да тряхнуть, как следует, и мордой в грязь...

   - Э, милай! - помрачнел охранник.- Мэр наш - бандюган из Воронежу. Не больно-то такого тряхнёшь.

   - Ну, тогда утирайтесь дальше, - сказал Липатов. - Василий на работе?

   - В кузнице.

   - Тогда присматривай тут за мотоциклом, я - скоро.

   Валерий через двор, заставленный старыми контейнерами, ржавыми стеллажами, где лежали трубы, уголки, профильное железо, обходя выбитый асфальт и ямы, полные металлической стружки и прочих отходов, прошёл вдоль приземистых небольших цехов, потом - мимо котельной и оказался перед кузницей, откуда доносились удары парового молота.

   В тускло освещённом цеху трудилось несколько человек. У стены стояли: ряд кованых каминных решёток, узорные дверцы печей, внушительная связка совков с длинными витыми ручками и роскошные высокие ворота, окрашенные в чёрный цвет с позолотой.

   Заметив Липатова, высокий мужчина в грязной спецовке, местами прожжённой и рваной, снял ногу с педали привода молота, поднял щипцами с наковальни заготовку и положил её в пылающий рядом горн.

   - Привет, Василий! - громко сказал Липатов, подходя ближе.

   - Здорово. Давно тебя не видел.

   - Ты же знаешь, я в город приезжаю только по острой надобности. Сделал, что я просил? - Липатов, не привыкший терять время зря, пожал мозолистую широкую ладонь кузнеца и вопросительно посмотрел ему в глаза.

   - Давно тебя дожидается. Вот, - Кузнец подошёл к верстаку, вытащил из-под него ящик и достал оттуда объёмистый свёрток.

   - Держи. Как договаривались.

   - Валерий развернул обрывки старого чёрного промасленного халата, потом газету и взял в руки широкий нож с костяной ручкой.

   - Хорош? - спросил, улыбаясь, Василий.

   - Знатный нож. Хороший подарок будет для сына.

   - Таким, что хошь отрежешь, двойной закалки, да и сталь знатная. Руку перерубить может на раз.

   Липатов потрогал большим пальцем левой руки остриё ножа, потом провёл ладонью по сверкающему широкому лезвию, вытащил из кучи тряпья обрывок толстого каната и протянул Василию.

   - Держи!

   Тот усмехнулся, взялся двумя руками концы каната и поднял его горизонтально перед собой. Липатов отступил на шаг, размахнулся и резко ударил ножом по канату. Лезвие, словно тонкую нить рассекло многожильный канат, оставив в руках кузнеца два коротких куска. Валерий поднёс к глазам один из них.

   - Чисто! - воскликнул он.

   - А то, - рассмеялся кузнец. - Гвоздей не делаем.

   - Уважаю тебя, Василий. Мастерство не пропьёшь.

   Кузнец, не торопясь, основательно высморкался на пол и вытер нос концом грязного фартука.

   - Для хорошего человека - всегда, пожалуйста.

   Липатов спрятал нож в кожаные, хорошо сшитые ножны и развернул бумажный свёрток поменьше из числа пяти, лежащих на газете. По верстаку, блеснув латунными полосками оснований, раскатились охотничьи патроны.

   - Картечь? - спросил Валерий.

   - Она, родимая. Обрезки гвоздей. Медведя свалит. Пришлось повозиться. Хорошо ещё, что дед мой помнит, как запрессовывать капсюли, сколько пороху надо. Триста штук, как ты просил.

   - А спецзаказ мой?

   - Пойдём, покажу.

   Кузнец вымыл руки в железном корыте для охлаждения заготовок и направился в дальний конец цеха. Зайдя за угол и оглянувшись по сторонам, он открыл железный шкафчик, стоявший в ряду многих похожих, и достал длинный тряпичный свёрток, обмотанный верёвкой. На свет появились: новый, сверкающий свежим лаком приклад, потом ствол, казённая часть винтовки и, наконец, выкрашенный зелёной нитрокраской оптический прицел.

   - Вот, - гордо сказал Василий, похлопав ладонью по прикладу. - Из дерьма сделал тебе конфетку. Помнишь, какую рухлядь ты мне притащил? А теперь, смотри.

   Липатов три месяца назад нашёл в глухом лесу остатки винтовки и оптический прицел. Чисто случайно, заблудившись в поисках первых белых грибов, фермер наткнулся на засыпанную, заросшую высокой травой и кустами, землянку. Пришлось целых полчаса разбирать покрытые мхом, полусгнившие брёвна, отбрасывать в сторону куски земли, прежде чем удалось пробраться внутрь. Там Валерий увидел гнилые доски нар, разбитый вдребезги патефон, два скелета, прикрытые истлевшей одеждой, на которой сохранились знаки различия Вермахта, изъеденные ржавчиной части немецкого автомата, коробку патронов в хорошем состоянии и, валявшуюся в углу, завёрнутую в промасленное тряпьё винтовку с оптическим прицелом. Приклад был весь выщерблен и посечён осколками, ствол погнут. Целыми оказались казённая часть с лёгким налётом ржавчины и оптика, почти утратившая защитную зелёную краску корпуса. Немного поколебавшись, Липатов аккуратно и осторожно разобрал винтовку, сломав при этом ржавую пружину и пару винтов. Не осознав до конца, зачем ему это, спустя неделю, он отвёз все детали кузнецу и попросил починить оружие. Теперь Липатов держал в руках новый, воронёный ствол, безупречно работающую казённую часть и заново сделанный приклад.

   - Стрелял из неё? - спросил Липатов Василия.

   - Не удержался. Испытали с дедом в лесу. С пятисот метров кладёт кучно в яблочко.

   - Что, и те патроны подошли?

   - Риск был, конечно. Порох мог отсыреть и всё такое, но ничего, обошлось. К тому же мы выбросили подозрительные. Остальные высушили на горячем железном листе.

   - Сколько получилось?

   - Штук пятьдесят. Вот, - кузнец отвернул край тряпья, и Липатов увидел картонную коробку с патронами, смазанными и уложенными ровными рядами.

   Ни слова не говоря, Валерий полез в карман, достал пачку тысячерублёвых банкнот, туго скатанных в рулон, и отсчитал кузнецу заранее оговоренную сумму.

   - Вынесешь винтарь через проходную?

   - Не вопрос. Подожди пять минут за воротами, - сказал Василий, заново упаковывая оружие в тряпки.

   Через полчаса, Липатов, забрав муку, спички, остальные покупки, уже катил по дороге, ведущей прочь от города.

 

                                                          ***

 

   После трёх недель работы на стройке Анвар сильно похудел. Постоянное чувство голода мешало думать о чём-то другом, кроме еды. Рано утром в понедельник третьей недели он заставил себя взять в руки лезвие старой тупой бритвы. Из куска зеркала, прикреплённого к дощатой стене бытовки, на него смотрело смуглое лицо с ввалившимися щеками. Он был похож на басмача из старых, снятых ещё в советское время фильмов, которые до сих пор показывали в горных кишлаках на его Родине. Анвар стянул с головы завязанный особым образом грязный платок, который он надевал под строительный защитный шлем, и намылил скулы. Выщербленное лезвие бритвы сделало его физиономию менее разбойничьей. Но в глазах остался гореть огонёк злости.

   - Они собираются нам платить? - спросил он у Ягинбая.

   - Тут деньги дают единицам. И то – от случая к случаю.

   - Кому?

   - А тем, которые давно здесь. Их считают квалифицированными. Набрались ума-опыта за полгода, поэтому таких ценят больше.

   - А тебе? Ведь ты здесь - три месяца.

   Ягинбай опустил глаза.

   - Получил недавно три тысячи.

   - Значит, ты - при деньгах. А мне, когда дадут? Я больше не могу один хлеб жрать, запивая пустым чаем.

   - Скажи спасибо мне, неблагодарный ишак, - почему-то рассердился приятель. - Последнее от себя отрываю, лишь бы ты ноги не протянул раньше времени. А ведь ещё домой что-то нужно отослать.

   - Ладно. Спасибо. Не злись. Знаю, что без тебя пропал бы здесь.

   - То, то.

   - Одного не понимаю, как другие перебиваются?

   - Кто, как. Приворовывают. Там полмешка цемента, здесь - пару банок краски. Потом продают.

   - Где продают?

   - Не знаю. Думаю, что за городом, дачникам...

   - Короче. Освобождай зеркало. Хватит языками трепать. В Москве этот номер с торговлей не проходит, - вмешался в разговор парень, ждавший своей очереди бриться.

   Анвар отвёл взгляд в сторону, не понимая, что имел в виду маленький узбек, непонятно как затесавшийся в бытовку таджиков.

   - Почему не проходит?

   - Ну, куда ты понесёшь этот мешок и как? Хребет сломаешь. На строительный рынок? Тебя сразу повяжут на улице, да ещё посидишь за решёткой, пока следствие будет.

   - Какой решётка?

   - Какой решётка, - передразнил Анвара узбек. - А такой. Тюрьмой называется.

   - Там кормят? - поинтересовался Анвар.

   - Ага, добавляют. По спине или по рёбрам. Там русские зеки покажут тебе ихнюю Кузькину мать.

   - Зачем ругаешься? - Анвар уступил узбеку место возле зеркала. - Не подыхать же здесь с голоду?

   - Если ждать наши деньги, то и копыта откинуть недолго. Но не вздумай права качать. Мигом окажешься за воротами, а на твоё место в тот же день такого же недоумка найдут.

   - Слушай, зачем опять ругаешься? Что я тебе сделал? - Анвар сунул в руки узбеку лезвие и стал натягивать свои, давно потерявшие белый цвет, кроссовки.

   - Иди, иди. Абдували тебя научит жизни, - похлопал своего приятеля по спине Ягинбай. - Он парень тёртый. Даром что ли у него дыры на штанах?

   - Давай, выйдем, - кивнул в сторону двери узбек, не обращая внимания на хохот таджиков, собравшихся за столом, чтобы позавтракать остатками хлеба и зажаренной на костре курицей, неизвестно кем и где пойманной накануне. Узбек Абдували уже передумал бриться и открыл дверь, впуская свежий утренний воздух в затхлое и тесное пространство бытовки. Анвар покосился на хлеб и кусок курицы в руках Ягинбая, проглотил слюну и вышел вслед за узбеком.

   - Если и дотянешь здесь до зимы, то в морозы или заболеешь, или вообще загнёшься, - сказал Абдували, лениво наблюдая за немногими таджиками, совершающими утреннюю молитву у забора.

   Анвар хотел присоединиться к молящимся, но, вспомнив о холодах, передумал.

  - А разве тёплой одежды нам не дадут?

  - Покупать придётся самому, дорогой. И то - продадут тебе рваньё. Если повезёт и не опередят другие, купишь валенки, но они тоже будут в дырах. К ним калоши нужны, портянки или шерстяные носки. Москва - не Ташкент и не Бухара, - узбек мечтательно закатил глаза под веки. - Один Аллах знает, как я хочу домой.

   - Что же делать? - потянул парня за рукав Анвар.

   - Зарплаты раньше чем через два месяца не жди. Знай - распишешься за одну сумму, а получишь вдвое меньше. Твои кровные рубли, и деньги ещё десятка таких же ребят, как ты, уже давно в общаке у прорабов. Часть раздербанили, а часть отложили на бакшиш ментам, технадзору и прочим ишакам в красных куртках.

   - Кому? - не понял Анвар.

   - Иммиграционной службе, вот кому.

   - Так ведь мне обещали разрешение на работу сделать.

   - Ты или дурак, или наивный до глупости. Когда у тебя паспорт забрали?

   - Три недели назад.

   - И где он?

   - Не знаю, - Анвар пожал плечами.

   - Вот именно. И не узнаешь. Никто тебе ничего делать не собирался. Все паспорта - в сейфе у прораба, и просто так тебе документ не отдадут. Заставят отработать нужный им срок, а потом выставят за ворота, если поднимешь шум.

   - И что же теперь делать? - снова спросил Анвар, опускаясь на землю.

   - Хочешь жить, умей вертеться.

   - Хватит говорить загадками. Говори дело.

   - Так я и говорю. Есть способы заработать, чтобы пережить время, пока к тебе присматриваются.

   - Какие способы?

   - Разные. Например, сейчас лето. Можно ночью пошарить по кладбищам, выкопать свежие или собрать искусственные цветы, а потом продать по дешёвке тут же у ворот. Ещё можно...

   - Я согласен, - перебил узбека Анвар. - Когда пойдём и, куда?

   - А чего откладывать, давай сегодня ночью и махнём. А то, смотрю, ты совсем отощал. Здесь, совсем рядом, километрах в трёх есть Митинское кладбище. Как стемнеет, так и отправимся. Смотри не засни. А сейчас - двигай ногами. Вон прораб идёт. По роже видно - злой, словно шайтан.

   Весь день Анвар работал с мыслями о еде, о предстоящем деле, о том, как он на следующий день купит себе колбасы и белого мягкого хлеба, а потом насытит едой пустой желудок. За две смены, которые ему пришлось провести под палящим солнцем, таская мешки со шпаклёвкой, доски, вёдра с раствором, удерживая в мозолистых руках прыгающий отбойный молоток, а после него - тяжёлое устройство с фрезой, которая делала каналы для электропроводки в бетонных плитах, Анвар съел только половину бутерброда с плесневелым вонючим сыром. Еду он получил после обеда всё от тот же Ягинбая.

   Когда Анвар, вымывшись холодной водой, вяло текущей из шланга, с помощью которого мыли колёса грузовиков, прилёг на нары в бытовке, его глаза, не смотря на резь в желудке, закрылись сами собой.

   - Эй, вставай.

   Кто-то тряс Анвара за плечо.

   - А? Что?

   - Вставай, говорю, - над ним склонился Абдували. - Ты идёшь со мной или нет?

   - Да, да, иду, - Анвар опустил руку к полу, нащупывая кроссовки.

   - Поторапливайся. Луна - на небе. Это нам на руку.

   - Почему? - тихо спросил Анвар, выпрямляясь и рефлекторно натягивая на голову строительную каску.

   - Подумай сам, - тихо рассмеялся узбек, снимая с приятеля каску и возвращая её на гвоздь. - Пошли скорее. Время - два часа ночи.

   - Ох, ты! - вздохнул Анвар и выскользнул вслед за Абдували из бытовки.

   Полтора часа ходьбы тёмными улицами в тени домов прогнали сон. Свежий ночной ветер приятно холодил вспотевшие спины. Вскоре они оказались у ворот кладбища, и свернули влево, на тропинку, огибающую ограду. Перелезть через забор не составило большого труда. Было видно, что узбек хорошо знал дорогу и укромные уголки кладбища. Откуда-то из кустов он достал четыре сложенных картонных ящика. Два из них он протянул Анвару.

   - Увидишь свежие цветы, выкапывай вместе с землёй и корнями. Старайся не повредить стебли. Ступай вдоль этого ряда, а я пойду следующим. В конце аллеи встретимся.

   Приятели разошлись, и вскоре в лунном свете Анвар увидел могилу, густо усеянную небольшими, показавшимися ему багровыми, цветами. Придав ящикам нужную форму, он стал аккуратно выкапывать растения и укладывать их в ящик. За три часа блуждания между могил приятелям удалось наполнить все четыре ящика. Когда они принялись за сортировку и очистку цветов от лишней земли и мусора, где-то вдали послышался лай.

   - Шайтан! - прохрипел Абдували, выпрямляясь.

   - Что? - вскинул голову Анвар.

   - Собаки. Если почувствуют наш запах, придётся всё бросить и бежать к ограде.

   - Ни за что. Я цветы не оставлю.

   - Дурак! Тут такие овчарки... Разорвут в клочья. Сторожа их специально натаскивают на воров и отпускают на ночь голодными.

   Шёпот Абдували становился всё тревожнее, а лай собак всё ближе.

   - Бежим! - неожиданно воскликнул узбек и сорвался с места.

   Анвар посмотрел ему вслед, потом перевёл взгляд на ящики.

   - Аллах! Помоги мне. Сделай так, чтобы ветер подул в другую сторону, - прошептал таджик, потом с дрожью в ногах нагнулся, торопливо поставил ящики один на другой и, поднатужившись, оторвал их от земли.

   Собаки настигли его почти у самой ограды. Вожак стаи - помесь овчарки и чёрного терьера, опередив остальных псов, вцепился Анвару в ногу. Тот, скрипя зубами от боли, бросил ящики на землю и только потом упал, закрывая руками горло и лицо. Несколько укусов в локти и запястья были скорее игрой. Особого желания прокусить плоть до крови у стаи не было. И только вожак, оставив в покое ногу жертвы, через несколько секунд воткнул клыки человеку в плечо. Стиснув зубы, стараясь не закричать, Анвар подтянул колени к животу и замер, позволив псу несколько раз сжать челюсти. Через минуту стая потеряла интерес к неподвижно лежащему комку плоти, расселась вокруг, нюхая воздух, а потом разбрелась по кустам. Вожак, постояв над Анваром и порычав, отошёл в сторону. Ещё через пять минут звуки возни животных, шорохи кустов, дыхание собак и редкий заливистый лай стихли. Анвар осторожно поднял голову и, морщась от боли, повертел шеей в разные стороны. Собак рядом не было. Все ящики стояли неподалёку в целости и сохранности. Таджик, постанывая, поднялся, поставил цветы на верхнюю кромку ограды, потом с трудом перелез забор и снял ящики. Откуда ни возьмись, появился Абдували.

   - Живой?

   - Живой пока, - Анвар едва разлепил сухие губы.

   - Я думал - всё. Загрызли тебя до смерти.

   - Ногу прокусили и плечо.

   - Дай посмотрю. Кровь везде. Слушай, а если собаки бешеные?

   - Мозоль тебе на язык, - простонал Анвар. - Найди воду. Нужно промыть раны.

   - А ты - молодец. Цветы не бросил, - узбек хлопнул приятеля по спине. - Потерпи, сейчас воду найду. Где-то у ворот кран есть.

   Через десять минут Абдували краем собственной футболки очистил раны от грязи, положил сверху какую-то траву и прикрутил её к телу Анвара обрывками тонкой проволоки, которой связывали искусственные цветы.

   - Вон там у обочины дороги - деревья. Пошли туда. Нужно дождаться рассвета. А часов в восемь тут уже народу будет полно. Продадим цветы, и домой потопаем.

   Анвар отметил про себя, что стройку его приятель называет домом. Он сам был не прочь сейчас оказаться в бытовке на своих нарах.

   Абдували исчез, но почти сразу вернулся, принеся воду в грязной пластиковой бутылке. Он стащил с себя майку, которую зачем-то надевал под футболку, разорвал её на полосы, потом заново промыл раны товарища и кое-как перевязал их.

   Анвар, сидя на земле, прислонился к дереву и закрыл глаза. Ему с детства ничего не давалось легко. Большая семья требовала от него - старшего сына помощи, и он работал, помогая по хозяйству, присматривая за младшими детьми, моя посуду, полы, занимаясь множеством мелких дел, которые неизбежны в деревенской глуши. В школе сверстники дразнили его маменькиным сынком, и он не раз бывал битым просто так из спортивного интереса или за дерзкие слова, сказанные в адрес лидеров школьной шпаны. Мать на лето записывала его в сельсовете на уборку хлопка, персиков, дынь, арбузов, и Анвар пять месяцев работал на полях под палящим солнцем, снова и снова срывая мозоли на руках.

   Бессонная ночь и усталость сделали своё дело, и, не смотря на боль в ранах, таджик задремал. Его разбудил птичий гомон и шелест шин. На площадке перед кладбищем, чуть в стороне от стоянки автомобилей какие-то люди раскладывали на самодельных стеллажах ящики с рассадой. Яркий солнечный свет падал на цветы, которые резко выделялись причудливыми красками на фоне зелёных листьев. Чуть в стороне стоял Абдували возле четырёх картонных коробок. Несколько старушек и двое мужчин нагнулись над цветами узбека. Продавцы, торгующие рассадой, недовольно посматривали в сторону чужака. Анвар, чувствуя слабость в ногах и лёгкий озноб, поднялся и увидел рядом с собой лужу. Отражение в воде ему не понравилось. Рубашка не первой свежести чернела пятнами крови, штаны - тоже. Анвар, чувствуя головокружение, нагнулся ниже и внимательно осмотрел отражённые в водяном зеркале глубокие царапины на шее, ссадины и кровоподтёки на лице. Появляться в таком виде рядом с товарищем было не с руки.

   "Распугаю всех покупателей", - подумал Анвар, вновь опускаясь на землю.

   Он посмотрел в сторону торговой площадки. Большой рейсовый автобус остановился возле ворот кладбища, из дверей высыпала толпа народа. Большая их часть поспешила к цветам и через минуту окружила Абдували. Анвар заметил свирепые взгляды двух мужчин, переставших раскладывать собственный товар. Один из них достал сотовый телефон и начал набирать номер. А у приятеля Анвара торговля шла бойко. Через полчаса три перевёрнутые пустые коробки лежали у него за спиной, и он время от времени наклонялся к четвёртой, доставая новым клиентам свой дешёвый товар. И в этот момент появился легковой автомобиль с синими полосами по бортам кузова. Из машины, не торопясь, вышли три стража порядка с автоматами и направились в сторону Абдували. Они обступили парня и стали что-то лениво говорить, показывая на коробки. Потом взяли узбека за руки и повели к машине. До Анвара донеслись громкие, злые и торжествующие голоса торговцев:

   - Правильно. Понаехали тут. Проходу от них нет. Мы работаем, налоги платим, а они... У него там, в лесу ещё, наверное, цветы есть. Наворовал, небось, на кладбище...

   Абдували рванулся из рук полицейских, но щель в людской стене оказалась слишком узкой. Его схватили, повалили на землю и один из стражей порядка стал избивать лежащего узбека. Второй отстранил первого, наступил коленом на спину жертвы, достал наручники и защелкнул их на запястьях узбека. Анвар в оцепенении наблюдал за этой сценой, пока один из стражей порядка не направился в его сторону. Анвар сначала застыл на месте, а потом круто развернулся и побежал в глубину леса.

   - Стой! - раздалось ему вслед, но окрик не остановил парня. Только в зарослях кустарника на расстоянии двух километров от кладбища он перешёл на ходьбу, выровнял дыхание и прислушался. Звуки погони стихли, вокруг царила тишина, прерываемая далёким и редким гулом идущих куда-то машин. Где-то впереди проходила дорога. Таджика сильно знобило, не смотря на пот, обильно выступивший на лбу, висках, шее, спине. Он потрогал лоб, потом по очереди оттянул повязки на укусах и осмотрел раны. Следы собачьих зубов воспалились и покраснели.

   "Шайтан пусть заберёт этих проклятых собак, - подумал Анвар, не зная, что делать дальше. - Идти на стройку днём не имеет смысла. - Наткнусь на полицейских, заберут. Тем более при себе нет никаких документов, да и вид разбойничий. Тогда, куда?" 

   Затянув потуже узлы повязок, Анвар медленно двинулся в сторону дороги и неожиданно наткнулся на глухой металлический забор.

   - Если есть забор, значит, в нём должна найтись дыра, - бормотал таджик, исследуя ограду.

   Отверстие в заборе было маленьким, но достаточным, чтобы посмотреть, что находится внутри закрытой территории. Там оказался десяток недостроенных коттеджей. На нескольких кучах строительного мусора проросла трава. Серой массой высились бетонные плиты, и белела свежей краской бытовка у закрытых въездных ворот. Несколько больших домов под причудливыми крышами казались обитаемыми. Ни охраны, ни собак Анвар не заметил. Не думая о последствиях, он перебрался через забор, пригибаясь, перебежал к одному из дальних коттеджей и влез в пустой оконный проём. Внутри царили полумрак и прохлада. На бетонном полу валялись доски и пыльное старое тряпьё. Анвар, стараясь не шуметь, устроил себе постель и лёг, свернувшись калачиком. Слушая монотонный шум далёкой дороги, таджик думал о своём избитом товарище, о деньгах, которые забрали полицейские, о злых собаках. У сторожа, охранявшего недостроенные коттеджи, могли быть такие же звери, а может и не такие, а добрее и дружелюбнее. Во всяком случае, лая Анвар пока не слышал. Он вспомнил о матери, о родном посёлке, о братьях и сёстрах, о молоке домашней козы, которое он  сейчас с удовольствием бы выпил, о прорабе, распределяющем в эти минуты работу между его приятелями, давно совершившими намаз, и тут же забывшими об утренней молитве.

   "Интересно, меня хватились, или никто не заметил отлучки? - размышлял таджик. - Впрочем, для русских мы все на одно лицо. Хорошо, если не заметили, тогда следующей ночью я вернусь, и всё у меня наладится. Выдадут зарплату, отошлю часть денег матери, куплю себе валенки на зиму, научусь управлять башенным краном или экскаватором, стану незаменимым. Вот тогда все поймут, какой я хороший рабочий. Аллах! Пожалуйста. Сделай так, чтобы обо мне сегодня никто не вспомнил и, чтобы Ягинбай никому не сказал, куда я пошёл".

   Убаюканный шумом листьев Анвар не заметил, как провалился в сон.

 

                                                             ***

 

   Лисыцин вернулся в свою пустую квартиру в одиннадцатом часу вечера. День получился не совсем пропащим. Ему удалось продать пару недорогих наручных часов и один будильник. Закрывая свой павильон, он подумал, что если не держать продавца, то доходы увеличатся на десять процентов.

   "Не нужно платить зарплату, плюс ещё в нулевые дни по тысяче рублей за выход останутся в моём кармане".

   Эту мысль он тут же выбросил из головы. Среди арендаторов торгового центра считалось дурным тоном и крайней степенью нищеты стоять самому за прилавком.

   "Крутизна не позволяет, - зло подумал Сергей. - У всех - пальцы веером, разговоры об отдыхе на Мальдивах, и прочая хрень. Квартир приличных не могут себе позволить, но покупают на последние деньги мерседесы,  ауди, БМВ. Правильно их прессует администрация по поводу арендной платы. Ещё бы на кадиллаках на работу приезжали или на феррари".

   Сергей бросил ключи от своей машины на тумбочку справа от входной двери. Звонкое эхо прокатилось по довольно широкому коридору. Эту квартиру он купил ещё до кризиса и теперь был рад, что при разводе с женой жилплощадь осталась ему. Он отдал бывшей супруге почти новый джип "Гранд-Чероки", всю дорогую итальянскую мебель, ковры, полмиллиона рублей в придачу, и она ушла к своей маме, громко хлопнув на прощанье дверью и сказав: "Ну и жмот ты, Лисицын".

   "Слава Богу, что хоть слово сдержала и не стала судиться и делить имущество, - подумал он. - Хотя, что тут ещё делить, кроме стен?" - Сергей обвёл глазами квартиру.

   Полупустые комнаты наводили уныние видами продавленного дивана и кресел, купленными в магазине "Икея", маленьким экраном старого телевизора, примостившегося на дешёвой тумбе чёрного цвета. Помещение производило впечатление запущенности. В углах стояли коробки с книгами, накрытыми полиэтиленом, на котором был заметен толстый слой пыли. На кухне, кроме холодильника и старого рассохшегося кухонного гарнитура, стояли стеклянный, в трещинах обеденный стол и три стула, желтеющие рваным соломенным переплётом сидений. После ухода жены за три прошедших года Сергей так и не смог наладить свою личную жизнь.

   - Что делать? Люблю красивых, высоких, стройных баб, - несколько бравируя своей показной беззаботностью, говорил он немногочисленным приятелям, скрывая от них свои неудачные романы с молодыми девицами, которым нужно было всё и сразу: отдых в Доминикане, машины не хуже, чем "Инфинити", кольца с бриллиантами, дорогая одежда и тысяч сто в месяц на колготки. Его отношения с женой когда-то вот также испортил денежный вопрос. Она часто изводила его язвительной ухмылкой и издевательской фразой: "На ком ещё можно сэкономить, как не на собственной супруге". Последней каплей, переполнившей её чашу терпения, был отдых в Арабских Эмиратах и поход по ювелирным магазинам, где она выбрала себе несколько колец, а он, после долгого торга с продавцами отвёл жену в сторону и, строго глядя ей в глаза, спросил: "Ты хорошо подумала? Может не стоит сегодня покупать? Давай ночь переспим и решим всё завтра. Подумай ещё раз - нужны тебе эти кольца? Не нужно торопиться. Найдём что-нибудь дешевле". Тот вечер закончился ссорой и злой фразой, брошенной в лицо Сергею у прилавка магазина: "Пошёл ты к чёрту, Лисицын!"

   Рождение сына на время снова сблизило Сергея с женой, но такая идиллия продолжалась недолго. По мере того, как Лисицын привязывался к ребёнку, Елена всё больше отдалялась от мужа. Однажды вечером, когда Сергея не было лома, она ушла, прихватив из сейфа, устроенного в гардеробной, все деньги и ценности. Номер телефона жена поменяла, но Лисицын через знакомых разыскал её и добился того, чтобы три раза в неделю ему  разрешили видеться с сыном. Потом был развод и делёж имущества через мировых судей. Сын подрастал, и нити, связывающие его с отцом, истончались день ото дня, несмотря на встречи и долгие разговоры, в которых Сергей исподволь пытался оправдаться, обрести душевное равновесие и снять с себя хотя бы часть вины за разрыв с Еленой. Ему казалось, что сын рано или поздно поймёт причины развода и простит Лисицына. Произошло это или нет, Сергей так и не узнал. Время и суета разрушала связи и покрепче этих. Мальчик становился взрослее, у него появились новые интересы и друзья. Последнее время они встречались, когда сыну были нужны деньги. Лисицын давал их, полагая, что отношения выйдут на новый уровень, но этого не произошло. Парень редко приезжал к нему, а ещё реже звонил. Сергей страшно переживал, что ребёнок вырос на расстоянии и без его участия, винил себя, свою мягкотелость, нерешительность в выборе будушего для сына, но не мог ничего поделать. Парень уже взял собственную судьбу в свои руки и не нуждался в опеке. Постепенно Лисицын привык к такому положению вещей, но чувство вины не отпускало душу. Время от времени, когда он оставался наедине с собой, сердце ныло, напоминая об утрате и об упущенных возможностях сблизиться с сыном...

   Сергей открыл холодильник и тут же закрыл его.

   "Надо бы съездить в магазин. Полки - пустые", - подумал он, доставая из тумбочки банку фасоли в томатном соусе.

    Он не стал греть фасоль на плите, а тут же съел её без хлеба прямо из банки холодной. Потом сделал кофе и полчаса смотрел по телевизору запись балагана, который назывался "Ответами президента Российской Федерации на вопросы граждан". Лисицын считал себя достаточно начитанным и умным человеком. Он с раздражением отмечал хорошую работу советников президента, отобравших и отсортировавших в нужной последовательности кучу злободневных тем. Спичрайтеры искусно отрежиссировали и поставили сцены общения с пенсионерами, рабочими, многодетными матерями. Все проблемы, вроде - невыплат зарплат, равнодушия мелких бюрократов, злоупотребления региональных властей, задержки выделения жилья какому-нибудь майору вооружённых сил, семья которого прозябала в полуразвалившемся бараке, решались тут же на месте. Светились улыбками довольные лица, лукаво усмехался или грозно хмурил брови, смотря по ситуации, президент. Ведущие задавали очередные вопросы, менялись сцены и люди. Гениально задуманное "ток-шоу" шло своим чередом.

   "Ни одного дельного вопроса про нашу "Силиконовую долину - "Сколково", ни одного ответа по существу о состоянии экономики, о проблемах сырьевой зависимости, положении дел в промышленности. На слуху - громкие уголовные дела по хищению бюджетных денег крупными чиновниками. Ну, хотя бы кого-то осудили по всей строгости? Я бы смертную казнь вернул. Нет. Как же? После дождичка в четверг", - Лисицын мысленно комментировал пустой, малосодержательный разговор президента с народом, тщательно отфильтрованным для телепередачи.

   "Вся, широко разрекламированная властью, борьба с коррупцией - дымовая завеса", - Сергей вспомнил о серии статей в центральных газетах. Там речь шла о российских долларовых миллиардерах, число которых за три года выросло вдвое, не смотря на продолжающийся экономический кризис. Правительство спасало банки, нефтяные компании и олигархов за счёт пресловутого фонда будущих поколений.

   "Мы и наши дети им на хрен не нужны. Такое чувство, что власть - в доле с пильщиками бюджета, которых сама и ставит на руководящие должности в регионах, - мысленно ворчал Лисицын, хмуро поглядывая на экран. - Или, что более вероятно, эти гады выполняют хорошо продуманный план - подвести Россию к точке не возврата. Не зря же засранец - Чубайс, будучи правой рукой Ельцина, таскал американских советников по оборонным предприятиям. Те, говорят, открыто и нагло изымали все секретные материалы по передовым разработкам. Эту сволочь рыжую судить бы надо за измену Родине, а его поставили рулить "Роснано". Вот, где высший пилотаж. Давайте-ка люди сюда свои изобретения и разработки. Канал утечки давно налажен. Интересно знать, сколько отстёгивают Анатолию Борисовичу американцы за массовую кражу технологий? "

   Трель дверного звонка заставил Сергея вздрогнуть. Он вылез из кресла и тихо подошёл к экрану домофона. На лестничной площадке стоял сосед с верхнего этажа и размахивал над головой бутылкой водки.

   "Чёрт его принёс, - выругался Лисицын. - И не открыть нельзя. Наверняка посмотрел - горит ли у меня свет. А, впрочем, почему бы сегодня и не выпить?"

   Сергей открыл дверь и впустил незваного гостя.

   - Чего это ты с бутылкой? Опять с женой поругался?

   - Пошли к лешему эти бабы. Одно у них на уме. Им даже секс уже не в кайф. Деньги, только деньги, остальное не колышет. Доставай стаканы, - бодрой скороговоркой сыпал сосед, вынимая из заднего кармана брюк плитку шоколада. - Рошен, мать его!

   - Давид! Ты бы лучше не на спиртное тратился, а бабки откладывал, да долг мне скорее бы вернул.

   - Серёжа! Потерпи, мой золотой. Время сейчас трудное. Отдам я тебе деньги, не переживай. Ты же сам говорил: "Отдашь, когда сможешь". Я же не дешёвка какая-нибудь. Мы с тобой коренные москвичи и должны держаться друг за друга, - говорил сосед, разливая водку.

   Лисицын усмехнулся. Давид Григорян после восьми лет проживания в Москве искренне считал себя коренным москвичом. Он приехал из Нагорного Карабаха и работал сначала продавцом в овощном магазине, а потом открыл собственный бизнес по сборке турецких люстр в собственном гараже. Правда, недолго музыка играла. На Давида "наехали". Сначала это были бандиты. Потом - сотрудники Управления по борьбе с экономическими преступлениями. Полицейские требовали огромную взятку, чтобы закрыть дело о, якобы, незаконном ввозе комплектующих. Давид заплатил и прикрыл свой бизнес, приносивший, в общем-то, неплохой доход.

   - Не хочу, - орал Григорян, изливая душу Лисицыну. - Зачем я налоги платил, работал честно, у государства ничего не просил, а они - вон как? Не хочу.

   - А на что жить будешь?

   - У меня две квартиры. Буду сдавать, пить, гулять, кушать. Слушай, одолжи "лимон". Куплю ещё одну хату, пока цены низкие. Потихоньку буду отдавать тебе долг. За два года закрою брешь.

   У Сергея тогда дела шли неплохо, и он дал Давиду денег, но получить обратно удалось не всё. У Григоряна была большая семья и трое детей. К тому же жена постоянно выпрашивала, то шубы, то кольца, то туристические поездки за границу.

   - Давай, махнём по стакану. Вот шоколад, закусывай, - сказал Давид, поднимая свою рюмку.

   - Что по ящику смотришь? - спросил он, заталкивая в широкий рот кусочек шоколада и оглядываясь на телевизор. - Нет, ты скажи мне, например, куда смотрит президент, если тарифы на коммуналку растут, будто в них дрожжей напихали? Сегодня получил "жировку", смотрю - а там уже техобслуживание стоит не пятнадцать рублей за квадратуру, а двадцать пять.

   - Какая тебе разница? Ты же всё равно не платишь.

   - И не буду, - закричал Давид. - Их услуга стоит один рубль. Я так и пишу в платёжке. И плачу тоже всего рубль.  

   - Смотри. По судам затаскают.

   - Морда треснет. Пусть таскают, я не боюсь. У меня лгота многодетная.

   Он так и говорил - "лгота" Язык армянина не мог в этом слове сделать звук Л мягким.

   - Пусть докажут. Почему они не дают расшифровку - из чего складывается такая сумма? Наливай ещё по одной.

   Давида после второй рюмки понесло. С пеной у рта он уже в десятый раз рассказывал Сергею о своих судебных процессах, о произволе приставов, снявших с его счёта в Сбербанке шестьдесят тысяч рублей, о судье, на которого он написал жалобу и которого вроде бы сняли с работы, о махинациях в автосервисе. По словам разгорячённого водкой армянина, слесари норовили залезть к нему в карман, завысив стоимость ремонта сверкающего редкой окраской Лексуса – его гордости. Через полчаса Лисицын с тоской поглядывал на часы, уже не пытаясь противоречить Давиду.

   - Несправедливо, - заплетающимся языком говорил Григорян, выдавливая из бутылки последние капли водки в рюмку Сергея. - Ты же мою натуру знаешь. Я люблю, чтобы всё было законно, честно, по справедливости.

   - Давид. Это же - рыночная экономика. Ты, когда работал, откуда цены брал на свои люстры? С потолка?

   Лисицын тут же пожалел, что удалось вставить эту фразу в бурный монолог Давида. Театр одного актёра продолжался.

   - У меня всё было по справедливости. А тут смотрю - начальник нашего жека подъезжает на крутой "Ауди". Откуда у него на такую машину деньги? Из нашего кармана. Точно. Морда у них треснет. Не платил и не буду платить...

   Соседи расстались далеко за полночь. Сергей, выжатый словно лимон, достал из шкафа подушку, бросил её на диван и лёг в чём был, подтянув к животу ноги. Заснул он почти мгновенно.

  

   - Вадим Григорьевич! К вам - начальник службы безопасности.

   Мелодичный голос секретарши Валерии заставил Дементьева закончить телефонный разговор.

   - Пусть войдёт.

   - Здравствуйте, Вадим Григорьевич.

   - Проходи. Селезнёв, садись. Что скажешь?

   - Это вы насчёт того парня, Молодцова?

   - Счёт тебе пора выставлять. Взяли его в разработку?

   - Уже неделю водим на поводке.

   - Телефон прослушиваете?

   - Всё делаем, как вы просили, Вадим Григорьевич.

   - Кстати, наш офис давно проверяли на предмет «прослушки».

   - Так ведь у нас посторонних людей не бывает, все свои. Ставить жучки некому.

   - И свои поставят, если заплатить хорошие деньги. Возьми себе за правило - с сегодняшнего дня проверять мой кабинет каждую неделю.

   - Не вопрос, - сказал Селезнёв, открывая блокнот, мгновенно вытащенный из кармана пиджака.

   - Итак, что удалось узнать о Молодцове?

   - Водят его не только наши, но и, кое-кто ещё.

   - Кто именно?

   - Мои парни узнали в лицо людей из «наружки» ФСБ.

   - Вот как?

   - Да. Но держат его под колпаком не постоянно, а от случая к случаю. Видимо, тоже прослушивают телефон, сидят на его почтовом яшике в Сети и знают о назначенных встречах. А встречи, его связи - главное.

   - Вот отсюда подробнее.

   Селезнёв, сверяясь с записями в своём блокноте, начал докладывать.

   - Дважды за это время парень встречался с лидерами Правого дела: Касьяновым, Рыжковым, Чубайсом. Один раз - с человеком Зюганова. Трижды приезжал в особняк по адресу Большая Никитская дом… Э-э.... Особняк арендует один богатый грузин из окружения Саакашвили. Дважды ужинал а ресторане "Бега" с неким литовцем по фамилии Саюлис. Чем занимается этот плюгавый прибалт пока не выяснили, но дам себе руку отсечь, он - координатор европейских некоммерческих структур, связанных с западными спецслужбами и финансирующих наших оппозиционеров.

   - А нельзя на этого парня, Молодцова имею в виду, незаметно нацепить микрофончик или миникамеру. Хотелось бы знать, о чём ведут речь все эти крысы.

   - Теоретически можно, есть такие устройства, но качество картинки и звука будет хромать. И нет гарантии, что Молодцов, например, сегодня, будет в нужной одежде. Дорогое удовольствие цеплять аппаратуру на всё подряд. Да и рискованно. Может заметить.

   - Всё равно попробуйте. Я должен быть в курсе всего, о чём говорится на этих встречах.

   - Есть способ лучше.

   - Какой?

   - Подмажем наших знакомых на Лубянке, те поделятся результатами. Я же не напрасно там проработал двадцать лет?

   Дементьев задумался. Получать информацию от официалов - тоже вариант, но есть определённый риск. Могут сливать то, что выгодно слить, а нужное и важное придержать. А ему нужна объективная информация, чтобы знать все расклады в этой игре. Сам Вадим до сих пор относился с подозрением к собственному начальнику службы безопасности. Он знал, что бывших сотрудников спецслужб не бывает.

   - Действуй по всем направлениям. Одни данные дополняй другими. Мне нужно знать всё о Молодцове. Сколько часов спит, кто любовница, сколько раз за ночь он ей засаживает, какие планы строит и с кем ещё встречается? Кто ему платит? Ты понял меня?

   - Абсолютно.

   - Теперь скажи, удалось хоть что-то подслушать из переговоров этого парня при уже проведённых встречах.

   - Кое-что есть.

   - Тогда не тяни кота за хвост.

   - О'кей! - Селезнёв достал из кармана брюк диктофон, поставил аппарат на стол и, прежде, чем включить его, сказал:

   - Две записи. Первая - с грузином. Вторая - с господином Саюлисом. Время есть?

   - Давай, - с раздражением проворчал Дементьев.

   Селезнёв щёлкнул кнопкой устройства и стал пояснять:

   - Это - голос Молодцова. А это - Вахтанга Бурдаладзе.

   Из динамика записывающего устройства доносились посторонние шумы, но расслышать, о чём шёл разговор, не составляло труда:

   - Сколько денег планирует вложить Тбилиси в моё движение?

   - Всё зависит от количества людей, которых вы способны выводить на площадь.

   - Одно связано с другим. Люди палец о палец не ударят, если им не заплатить и не налить по стакану. Кроме того нужно подогреть кое-кого из теневых лидеров коммунистов. В их «сплочённых» рядах есть люди недовольные политикой Центрального комитета и лично партайгеноссе Зюгановым. Если им заплатят, они встанут в один ряд с яблочниками и нац. болами Лимонова.

   - Хорошо. Речь может идти о десяти миллионах долларов в год. Мы обложим налогом грузинских коммерсантов в Москве.

   - Вы имеете на них влияние?

   - У каждого остались родственники в Грузии. Брат, сват, родители. Можем надавить.

   - Десять миллионов - этого мало. Нужна своя типография, печатная продукция нынче дорогая. А без плакатов, листовок не обойтись.

   - Подумаю над этим. Сам Михаил Николозович заинтересован в дестабилизации обстановки и в моральном унижении Кремля. Должен помочь. Нам ещё у вас Осетию отбирать...

   В динамике устройства раздался звон стекла, треск, и гаджет замолчал.

   - Наверное, Молодцов вставал за стаканом, а потом раздавил микрофон, прикреплённый нашим человеком к заднему карману джинсов подопечного, - сказал Селезнёв.

   - Кто такой этот Михаил Николозович?

   - Саакашвили. Кто же ещё?

   - Осетию им? Подавятся. Пусть лучше Миша свой бордовый галстук жуёт. У меня там, в Осетии - цементный завод и две строительные компании. Обойдутся. Давай теперь про Саюлиса, - скомандовал Дементьев.

   - Здесь разговор долгий. Многие фразы на английском языке.

   - Что, наш мелкий фраер знает английский?

   - Молодцов? Ещё как. Давайте, вкратце изложу суть разговора.

   - Валяй.

   - Молодцов просит поддержки у Совета Европы и гарантий, что если его самого посадят в России, суд в Страсбурге будет на стороне узника совести и потребует его освобождения. Саюлис ему пообещал. Дальше литовца интересовали важные вещи. Кто из администрации нашего президента и аппарата правительства поддерживал тесные связи с Немцовым, бывшим премьером Мишей Касьяновым, Бурбулисом, бывшим префектом Митволем и бывшим генеральным прокурором Степанковым? Кто недоволен властью, затаил обиду на президента и лишён доступа к кремлёвской кормушке? На ком висят крупные уголовные дела и кого можно шантажировать, используя информацию о наличии у таких людей тайных счетов и крупной недвижимости за границей...

   - За каким чёртом ему эти бывшие? - перебил Селезнёва Дементьев.

   - Не скажите, Вадим Григорьевич. Сегодня - бывшие, а завтра...

   - Ладно. О чём ещё говорили? - Вадим взглянул на часы.

   - О деньгах. Молодцов просил... Даже не просил, а требовал. Саюлис, судя по звуку, тут же передал ему некую сумму. Было хорошо слышно. Пачки падали на стол из какого-то пакета.

   - Во, даёт. Наш парень сосёт из нескольких сисек сразу. Ладно, посмотрим, что будет дальше. Глаз с него не спускать. Свободен.

   Селезнёв кивнул, встал, убрал в карман диктофон и покинул кабинет.

   "Ну и времена настали, - думал Дементьев, гладя в спину шефу безопасности. - Игры - те ещё. Не то, что во времена перестройки. Там рулили процессом мы.  А затем кооператоры и будущие олигархи, скупавшие ваучеры и дербанившие госсобственность, нырнули под разные крыши. А, ведь, казалось, что мы - все, кто был в авторитете - хозяева страны. Чёрта с два! Спецслужбы, которые Ельцин держал на коротком поводке, тогда ни во что не вмешивались, только наблюдали. Сейчас - другой расклад. На каждого, кто при больших деньгах, у грёбаных органов есть компромат, а значит и рычаги давления. Мы крышуем бизнес, а спецслужбы крышуют нас. Мой Селезнёв тот ещё фрукт. И отказать ему в работе я не мог. Встал бы я на дыбы, как Ходорковский, живо закрутили бы гайки и оставили меня не при делах. Выходит - долг платежом красен. Позволяют работать, но требуют определённых услуг. Ладно. Им нужна оппозиция, они её получат. Но игра здесь гораздо тоньше. Что-то вроде шахмат. Или нет, скорее ставят дымовую завесу. Хотите, мол, демократии, получите мираж, иллюзию. Но с огнём разве играют?"

   Дементьев встал из-за стола и принялся расхаживать по кабинету.

   "Впрочем, не с моими мозгами распутывать хитросплетения этого политического покера. Там, наверху знают, что делают. Лишь бы в бизнес мой не лезли и компромат на меня держали под сукном, а там видно будет. Правильно, что вкладываю "бабки" в недвижимость за бугром. Станет совсем горячо, слиняю вместе с Валерией. Вон Абрамович в Лондоне, как сыр в масле купается. Чем я хуже?"

   Воспоминание о секретарше, о её шелковистой коже персикового цвета, длинных, стройных ногах, тонкой талии и высокой упругой груди заставило Вадима улыбнуться. Его настроение улучшилось.

   "Почему бы и нет. Времени – немного, но есть", - подумал он и нажал кнопку переговорного устройства.

   - Валя! Оставь вместо себя помощницу. Пусть всем говорит, что меня нет, буду через полчаса и давай-ка, заходи ко мне.

   - Диктовать будете?

   - Что-то вроде этого.

   - Ясно. Уже иду...

   "С понятием девочка", - подумал Вадим, развязывая галстук.

 

   - Боже мой! А ведь я старею? - прошептала Екатерина Дементьева, разглядывая своё лицо в зеркале. Она провела пальцами по еле заметной сети морщин возле глаз, по намечающимся складкам у губ, потрогала мешки под глазами. Вчерашний срыв и пьянка в одном из ночных клубов оставили следы на лице. Воспоминание о пяти бокалах водки с апельсиновым соком, выпитых у стойки бара, отозвалось головной болью в затылке.

   - Пора завязывать со спиртным, - сказала себе Катя.

   "Интересно, во сколько приехал Вадим? Я даже не слышала шума машины за окном. Спал, наверное, как всё последнее время, в кабинете, - думала Екатерина, нанося после душа различные крема на лицо, руки, плечи. - Ну, почему мужики стареют не так быстро, как бабы. Мне всего тридцать, а выгляжу... Хотя..." - женщина перевела взгляд на высокую полную грудь, на плоский живот с хорошо заметным профилем проработанных на тренажёрах мышц, на упругие бёдра и ноги без признаков целлюлита. Она вспомнила, какими глазами на неё в клубе смотрели стриптизёры, которым она засовывала тысячные банкноты в трусы.

   За спиной раздался шорох. Екатерина медленно обернулась к источнику звука. В дверях спальни стоял Коля Крик и, ничуть не смущаясь, жадно поедал её обнажённую фигуру глазами.

   - Обнаглел совсем? Почему без стука входишь? - спокойно спросила женщина, медленно и лениво, с кошачьей грацией натягивая на плечи прозрачный пеньюар. Она знала, что красный цвет ткани подчёркивает её сексуальность.

   Крик промолчал, но глаз не отвёл. Екатерина, глядя в зеркало, заметила, как у парня на брюках ниже поясного ремня приподнялась ткань.

   - Вадим Григорьевич уже уехал? - спросила она, чувствуя, как мелко задрожали её собственные колени, а губы перестали слушаться.

   - А он и не приезжал. Позвонил где-то часов в одиннадцать вечера, сказал, что останется в городе, - голос Крика стал тихим, хриплым и вкрадчивым.

   "Конечно. Зачем Вадику жена? У него сейчас новая игрушка - эта сучка Валерия. А у меня секса не было с прошлого года", - подумала Катя, вставая и поворачиваясь к Крику.

   - Игорька отвезли в школу?

   - Конечно, Катерина Иванна. Вратарь и повёз.

   - Значит, Петровича тоже нет? А где горничная, где садовник?

   - Галина поехала с садовником в супермаркет. Сказала, что кончилось молоко и, что мяса хорошего нет, а то, которое привезли вчера, ей не понравилось. Да не волнуйтесь вы так. Кроме нас тут никого нет, - Крик облизнул пересохшие губы.

   Екатерина в который раз перевела взгляд со сжатых кулаков парня на его брюки, где набухшая плоть готова была прорвать плотную ткань. Она чувствовала приятную тяжесть внизу живота. Её набухшие соски отвердели и казались Крику через тонкий шёлк двумя большими чёрными вишнями.

   - Иди сюда, - тихим, срывающимся голосом произнесла Катя, сбрасывая на пол пеньюар.

  

   Мужчина и женщина оторвались друг от друга только при нетерпеливом, трёхкратном, приглушённом задёрнутыми шторами, автомобильном сигнале, звучавшем за воротами.

   - Господи! Это Вадим! - испуганно вскрикнула Екатерина, отталкивая от себя Крика.

   - Не-е, - торопливо натягивая одежду, возразил Коля. - Это сигнал "Мерса". Вратарь приехал.

   - Быстро, беги, открывай!

   - Всё будет в ажуре, Катя, - сказал Крик, улыбаясь, и выскакивая за дверь.

   Смывая под душем с гладкой кожи ног сперму, собственный и чужой пот, пытаясь прогнать приятную истому, Екатерина не могла избавиться от страха.

   "А если узнает Вадим? Он убьёт меня. Ведь он - ещё тот собственник. Сам не ам, и другому не дам. А Крик в сексе похож на Вадима. Лишь бы ему было хорошо. По большому счёту настоящего удовольствия я не испытала. Господи! И зачем я это сделала? - думала Екатерина, вытираясь насухо перед зеркалом.

   Она вспомнила, сколько времени и сил, не говоря уже о заёмных деньгах, потраченных на дорогие шмотки и косметику, она потратила, чтобы проникнуть в закрытый мир богатства и роскоши, завести знакомства с нужными людьми, знавшими всё и вся про слабости и предпочтения обитателей роскошных особняков на Рублёвке.

   Тем временем Коля Крик открыл ворота и впустил за ограду разъездной "Мерседес".

   - Ты чего так долго не открывал? - подозрительно спросил его Петрович.

   - Толик! Не надо нервничать. Что, посрать уже спокойно нельзя? Тебя бы сдёрнуть с унитаза не во время...

   - Ну, ну, - сказал Петрович, оглядывая Крика с ног до головы. - То, то, смотрю, аж светишься, словно сытый котяра. С облегчением тебя. Вытаскивай из багажника коробки.

   - Что за коробки?

   - Вадим заказывал вино в одном ресторане. Я заехал, забрал, чтобы не ждать доставки. А то, знаю этих ребят. Как разрулить проблему, так телефон у босса оборвут, а как самим вина хорошего притащить, их днём с огнём не найдёшь. Напоминать надо.

   Крик открыл багажник, а Петрович сложил ему на подставленные руки четыре картонных коробки с вином.

   - Тащи в винный погреб.

   - Блин! Тяжело.

   - Ничего. Босс тебя, словно борова откормил. Вон бугай какой. Справишься, допрёшь. Не забудь вытащить вино из коробок и положить горизонтально на нужные полки.

   Проводив взглядом широкую спину Крика, Петрович посмотрел на окна второго этажа. Ему показалось, что плотная штора в спальне Екатерины дрогнула.

   "Странно, - подумал он. – Даже, если учесть, что таксист привёз жену Вадима глубоко за полночь под сильным кайфом, не в её привычках долго валяться в кровати. Ей же на фитнес ехать. Массаж и всё такое. Помешана на своей фигуре. Странно.

   А Катя, отпрянув от окна, выскользнула из комнаты и направилась в кабинет мужа. Включив компьютер, она ввела уже известный ей пароль и проверила содержимое памяти видеонаблюдения скрытых камер, установленных в собственной спальне. Кроме обычных сцен, где главной актрисой была сама Катя, одиноко спящая, или сидящая перед зеркалом после принятия ванны во время ежедневной процедуры накладки макияжа… Вместе с прочими старыми рутинными картинками, блокирующими новые данные с камер, на компьютере больше ничего не было.

   - Слава Богу! - прошептала женщина, выключая компьютер.

   "Не зря этот парнишка программист содрал с меня деньги. Всё чисто, а значит, ни побои, ни развод мне не грозят".

   Екатерина поспешно покинула кабинет и пошла в гардеробную, чтобы одеться.

   "Чёрт! На фитнес опаздываю, - подгоняла она себя, натягивая на стройные ноги узкие джинсы, а на плечи - блузку белого цвета от "Гуччи". Кофточка подчёркивала оттенок лёгкого загара на обнажённых руках. - Хотя, какие занятия после такого отвратного секса. Этот Крик умеет ублажать только себя".

   Она вышла на крыльцо дома и сбежала вниз по широкой лестнице.

   - На фитнес? - скаля зубы, спросил Коля Крик. - Я отвезу.

   - Нет, - резко бросила ему Екатерина. - Поеду сегодня сама.

   - Вадим Григорьевич будет ругаться, - тихо сказал Петрович, удивлённый холодностью жены босса.

   - Тогда ты меня отвезёшь, - приказала Катя Вратарю.

   Тот пожал плечами и пошёл к машине.

   "Странно, - думал Петрович. - Чего она взбрыкнула? Это обязанность Крика. А мне теперь придётся париться возле клуба часа два. А я утром даже кофе не успел выпить. Странно.

   - Не забудь съездить за Игорьком, - сказала Катя уже из машины Крику, глядя на него снизу вверх.

   - Будет сделано, - шутливо козырнул тот, не в силах согнать с лица широкой улыбки.

   "Странно, - ещё раз подумал Петрович. - Лыбится... Ну, чисто котяра.

   Мерседес выехал за ворота и сразу набрал скорость.

   "Боже мой! Дожила. В любовниках - какой-то Крик из деревни. Надо будет повторить наши игры, научить мужика некоторым приёмам и позам, может, в дальнейшем выйдет из него толк. Но нужно держать парня на дистанции. А то на шею сядет", - женщина откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. На её губах непроизвольно появилась усталая, но загадочная улыбка.

   В зеркало заднего вида за женой Вадима наблюдал Петрович.

   "Интересно. Обычно у неё недовольный вид. Вечно губы поджаты, кислое выражение лица, будто сто лет не трахали, а сегодня... Странно".

 

   Анвар очнулся от забытья ближе к вечеру. Озноб, сотрясавший тело весь день, исчез. Таджик потрогал тыльной стороной ладони лоб. Температура спала, на висках засох пот, губы обметало коркой, но на ранах под повязками воспаления не было. Видимо, помогли травы, которые наложил на места укусов Абдували.

   "Как он там? - подумал Анвар, поднимаясь на ноги. - Отпустили? А может, сидит сейчас за решёткой. Тогда хорошо. Там покормят".

   При мысли о еде, он почувствовал сосущую пустоту в желудке и жажду.

   "Надо бы воду найти", - Анвар подошёл к окну недостроенного дома и выглянул наружу.

   Вечерние сумерки расползались по дачному посёлку. Недостроенных зданий он насчитал целых десять штук. Остальные тридцать показались ему обитаемыми. В окнах некоторых из них горел свет, за низкими оградами стояли машины. Метрах в ста справа перед воротами посёлка виднелся довольно просторный дом охраны. Таджику удалось рассмотреть шлагбаум и кованую решётку въезда. Откуда-то слева доносились голоса. В пустых оконных проёмах соседнего недостроенного дома мелькали силуэты людей. Анвару удалось расслышать родную речь.

   - И здесь - земляки, - обрадовано и тихо сказал он.

   В темноте ему удалось осторожно спуститься по ненадёжной деревянной лестнице на землю и по-кошачьи подобраться к соседнему коттеджу.

   - О, Аллах? Ты кто? - женский голос заставил Анвара обернуться.

   За его спиной стояла женщина в цветном платке, длинной чёрной юбке и лёгкой засаленной белой куртке, украшенной на груди надписью "Nike". В руках она держала пятилитровые пластиковые бутылки с водой. Анвар, опустив взгляд, сказал по-таджикски: "Мне бы воды. Умираю, пить хочу".

   Женщина оглядела его с ног до головы и приподняла одну из бутылей.

   - Пей.

   Анвар зажал пластик в ладонях и припал к горлышку бутыли. Женщина, молча, смотрела, как у земляка судорожно дёргался кадык, как вода выливалась из уголков рта и стекала на грязный подбородок, а потом на ссадины, черневшие на тонкой, такой же грязной шее.
   - Как тебя зовут?

   - Анвар, с трудом оторвавшись от бутыли, торопливо назвал своё имя, а потом снова припал к пластику.

   - Ну вот, почти половину выпил, - улыбнулась женщина. - Откуда ты и, как сюда попал? Хотя, подожди. Позже всем расскажешь, а сейчас, пойдём, поможешь ещё воды набрать.

   Она поставила бутыли у стены, взяла четыре новых, пустых и протянула две Анвару.

   - Иди за мной.

   Недалеко от дома оказался водопроводный кран, спрятанный в траве. Они вместе наполнили бутыли и понесли их к дому.

   - Меня зовут Люба, - сказала женщина, поднимаясь в коттедж по недостроенному каменному крыльцу.

   - Ты разве не таджичка?

   - Таджичка.

   - А почему тебя Любой зовут.

   - У меня мама была русская.

   - А, понятно, - протянул Анвар.

   Навстречу из недр дома вышел мужчина.

   - Вот, встречай земляка, - улыбнулась Люба

   - Гость в доме - большая радость, - сказал пожилой человек - хозяин тюбетейки, прикрывавшей лысую, загоревшую до черноты голову. - Правда, дом чужой, но всё равно. Если Аллах послал нам путника, да ещё такого оборванного и грязного, значит, Всемогущий желает, чтобы мы помогли человеку.

   - Его Анваром зовут, - женщина поставила бутыли на пол и пошла вглубь дома.

   - Проходи, проходи, - мужчина в тюбетейке подтолкнул гостя в спину.

   Через минуту они оказались в одной из дальних комнат коттеджа, приспособленной для жилья. Окна здесь были затянуты чёрной плёнкой, вдоль стен стояли самодельные кровати, сколоченные из обрезков досок, в углу тихо шумела старая стиральная машина с пятнами ржавчины на боках, рядом мерцал экраном маленький с разбитым корпусом телевизор, а в центре зала вокруг стола сидело ещё двое мужчин. Три тусклые лампочки, подвешенные под потолком, давали достаточно света, чтобы рассмотреть лица.

   - Садись, - женщина указала Анвару свободное место, а тот не мог отвести глаз от варёной картошки, выложенной в алюминиевую миску. Рядом на самодельной разделочной доске, поблёскивая маслянистыми боками, лежали куски селёдки. Люба перехватила голодный взгляд Анвара.

   - Прости, лишней вилки нет, но если руки чистые, ешь так, хотя... - она критически осмотрела грязные ладони гостя, растерянно поднятые на уровень груди. - Пойдём за мной.

   Женщина снова отвела Анвара во двор, где на бревне, вертикально вкопанном в землю, он увидел рукомойник. Анвар торопливо взял маленький обмылок, вымыл руки и умылся. Люба подала ему чистую тряпку.

   Они вернулись в дом и сели за стол. Анвар, ободрённый взглядом человека в тюбетейке и  не в силах больше сдерживаться, почтительно взял кусок хлеба, положил на него кусок селёдки, другой рукой аккуратно выловил из миски круглый шарик картошки и стал есть. Мужчины, подняв ладони вверх, совершили короткую молитву и последовали примеру Анвара.

   Когда на столе появились разнокалиберные кружки с чаем, все лица глаза остановились на лице гостя.

   - Меня зовут Рустам. Это - Тоджбону, а рядом с ним - Гриша, - заговорил старший из рабочих. - Теперь рассказывай, что с тобой приключилось.

   Анвар говорил долго. Помимо своей воли он торопился поделиться всей горечью и болью, которая накопилась у него на душе за последние годы.

   - Значит, дома плохо, а здесь ещё хуже, - сделал заключение Рустам.

   - Нет, нет. Здесь можно работать, если бы деньги платили. Скажем, чтобы хватало на хлеб в первое время. А там нашёл бы другую работу, вот, как вы, например. Вы же урусам, вон, дворцы строите. Значит, они платят хорошо.

   - Если бы платили, не жили бы здесь и не срали бы в яму на дворе, - сказал человек, которого Рустам назвал Гришей.

   - Ты давай без ругани, - осадила его Люба. - За столом ведь, а не на улице. Это русские ругаются без всякой причины, да так, что уши вянут.

   - Женщина! Знай своё место! - в голосе Гриши сквозила усталость.

   - А то, что? - Люба выпрямилась. Её глаза грозно сверкнули.

   - Эй, Гриша! Остынь, - хлопнул ладонью по столу Рустам и повернулся к Анвару. - Зелёный ты ещё. Мало чего знаешь.

   - Почему зелёный, зачем зелёный, где зелёный?

   - Это русские так говорят. А означает это слово – молодой, неопытный. Мы тут уже всякое повидали, а у тебя ещё всё впереди. Что делать будешь?

   - Нужно на стройку возвращаться. Может, скоро зарплату дадут.

   - Ага, разбежался, - снова не выдержал Гриша. - Я, где только не работал. И на стройке, и дворником. Везде раньше, чем через три месяца денег не давали. И то, расписываешься за одну сумму, а получаешь вдвое или втрое меньше.

   - Может, вы меня в свою бригаду возьмёте, дядя Рустам?

   Мужчина в тюбетейке вздохнул и переглянулся с женщиной.

   - Нас хозяин дома тоже не балует. Говорят - у них в Москве кризис. Мы уже три месяца сидим, считай, без дела. Стройматериалы почти не привозят, сам приезжает редко. Хорошо ещё, что из продуктов кое-что оставляет, Вон две недели назад селёдку прислал, мешок картошки. Денег, говорит, нет. Потерпите. Вот мы и ковыряемся здесь понемногу. Хорошо - крыша над головой есть.

   - Странно, - покрутил головой Анвар. - Тут у вас такие дворцы люди понастроили, будто в сказке.

   - Дворцы есть. Наш хозяин замахнулся на такой же, а сейчас сократил аппетиты и урезал бюджет, - сказала Люба.

   - Какой бюджет? - не понял Анвар.

   - Так. Не важно, - тихо засмеялась женщина. - Из какой ты деревни, парень?

   Анвар назвал свой посёлок.

   - Ой! Так это в десяти километров от того места, где у нас дом был, - воскликнула Люба, повернувшись к третьему мужчине. - Ты слышал?

   Мужчина кивнул головой.

   - Почти соседи. - Тоджбону посмотрел на Рустама. – Может, возьмём парня в бригаду?

   - Самим жрать нечего, - встрепенулся Гриша.

   - Побойся Аллаха, - сказала Люба. - А это что? - она в сердцах бросила свою вилку с гнутыми зубьями в тарелку, где маслянисто блестели остатки еды. – У нас ещё полмешка картошки осталось. А, мясо? Ты же крыс ловишь. Из них вкусный суп получается.

   - Скоро все крысы в округе переведутся, - сбавил тон Гриша. - Да если бы не я, мы все давно бы с голоду передохли. Кто вам муки достал, кто стиралку приволок, да починил? А у крыс такое же мясо, как у кролика или у барана. Вкусно-о!

   - На твой век крыс хватит, - зло сказал Рустам. – Знаешь, что, парень? - он исподлобья посмотрел на Анвара. - Ты на какой стройке работаешь?

   - Не знаю.

   - А дорогу туда найдёшь?

   - Дорогу помню.

   - Вот вечером попозже и ступай туда. А вернёшься к нам, скажем, через месяц. Если работа будет, нам лишние руки понадобятся. Отделка, она много сил и времени занимает. Хорошо?

   - Спасибо. Спасибо за еду и воду. Тогда я пойду, - сник Анвар.

   - Погоди. Ещё рано. Заберут в ментовку, - сказал Гриша.

   Было видно, что он подобрел и размяк от еды. Его радовала мысль, что гость скоро уйдёт. - Пошли во двор, покурим.

   - Я не курю.

   - Тогда посидишь просто так, расскажешь, что там нового на Родине.

   Мужчины вышли на свежий воздух и сели на доски, сваленные возле стены. В густых сумерках ярко светились окна соседнего большого дома. Из приоткрытых окон, затянутых москитными сетками, доносилась музыка.

   - Вон там богатый урус живёт, - тихо сказал Анвар. – Видишь? Автомобили стоят. Дорогие, наверное.

   - Да, брат. Тебе за всю жизнь не заработать даже на половину такого дома. Там и обстановочка стоящая. Мебель дорогая, ковры персидские. Ужины с бабами этот олигарх устраивает время от времени. Короче, живёт в своё удовольствие.

   - Ты сам видел?

   - Угу. Они однажды окно не зашторили и уехали, а я утром рано перелез через забор и заглянул внутрь. Красота! - восхитился Гриша.

   - А собак там нет? - вспомнил о своих укусах Анвар.

   - Зачем хозяину собаки? Он животных не любит. У него охрана есть, да и дворец этот - на сигнализации. Если кто залезет, менты через пять минут приедут. Возьмут всех тёпленькими.

   Рустам курил, поглядывая на Анвара.

   - Ладно, - сказал он. - Тебе идти пора. Знаешь, в какой стороне Москва?

   - Там, - Анвар неуверенно показал рукой направление.

   - Вот деревня, - фыркнул Гриша. - Нет, парень. Видишь над деревьями отсветы зарева? Она самая Москва и есть. Перелезешь через забор, лесом выйдешь к шоссе и ступай в ту сторону. Держись в кустах на обочине, да вспомни, какими улицами шёл на кладбище.

   - Найду, - помрачнел Анвар. - Я знаю, какие фонари и надписи на нашей стройке.

   - Вот и хорошо. Люба! - Гриша окликнул появившуюся женщину. - Так и быть. Заверни для парня в старую газету остатки картошки и туда же добавь кусок селёдки. Будет ему, чем позавтракать. Ну, ступай. Пусть Аллах хранит тебя.

   К четырём часам утра Анвар без приключений добрался до стройки, протиснулся в щель закрытых ворот и через минуту открывал дверь своей бытовки.

   Петли и пружины скрипнули, кто-то закашлялся в темноте. В нос ударил запах пота, немытых тел и грязных носков. Анвар осторожно, по стенке добрался до своих нар и ощупал кучу тряпья. На его постели никого не было. Он, спрятав в угол кулёк с едой, растянулся на нарах и закрыл глаза.

   - О! Кого я вижу? - громкий голос Ягинбая разбудил обитателей бытовки.

   Анвар уже сидел на постели, отрывая от подсохших ран повязки.

   - Вчера Абдували еле дотащился сюда. Отделали его менты. Сегодня наш Анвар явился. Говорят, собаки тебе чуть горло не перегрызли? Но ты, словно сказочный батыр, раскидал всех и заработал кучу денег на ворованных цветах.

   - Отстань, пожалуйста, - слабо улыбнулся Анвар.

   - Во, ребята! Слышали? Я его отмазывал перед прорабом. Типа, парень на последнем этаже кирпичи кладёт, а он мне - отстань.

   Из угла на свет вышел Абдували.

   Под глазами на его лице чернели синяки, но он радостно улыбался. Во рту не хватало одного зуба.

   - Хорош парня подкалывать, - сказал он. – Анвар! Ты, как? Я думал - тот полицейский найдёт тебя в лесу. Где пропадал? Что с укусами?

   - Всё нормально. Потом расскажу.

   - Потом, так потом. Ну, что, землячки, скоро на работу. Может, у кого жратва есть? Так вы не стесняйтесь. Один русский министр говорит: "Делиться надо".

   Таджики, не глядя в сторону стола, медленно одевались. Кто-то наматывал портянки, кто-то напяливал на голые ноги грубые, заляпанные бетонным раствором, башмаки.

   Анвар достал свой кулёк и развернул его. Над столом склонились люди.

   - Ого! Картошка и рыба какая-то солёная. Там, где ты был, есть поле картофельное, а при нём - море, или ты нашёл клад и разбогател?

   - Для молодой картошки ещё рано, - сказал Абдували. - Не с помойки? - подозрительно спросил он, нюхая селёдку.

   - Нет, давайте, ешьте, - ответил Анвар, отступая в сторону.

   - Молодец! - воскликнул Ягинбай, набивая рот едой. - Абдували, присоединяйся. Сегодня нас угощают.

   - Ладно. Чего тут есть? - улыбнулся Абдували. - Не люблю солёное. Потом обопьёшься.

   Через полтора часа, таская носилки с раствором, Анвар рассказывал Абдували, где он был и кого встретил в дачном посёлке.

 

    Час, проведённый с секретаршей в небольшой комнате, спрятанной за рабочим кабинетом, показались Вадиму слабой компенсацией за нервотрёпку этой недели, поэтому вечер закончился в загородном доме, выстроенном тайно от жены рядом с Москвой. Утром следующего дня у Вадима была назначена важная встреча с людьми, выполняющими для него кое-какую работу. Зная женщин с их страстью к макияжу, он разбудил секретаршу, а сам отправился в ванную, где тщательно побрился, принял холодный душ, сменил нижнее бельё, потом долго выбирал себе одеколон. Когда он надел новый костюм из запасных и спустился на первый этаж в небольшую гостиную, его уже ждала Валерия с двумя чашками кофе на столе. От секретарши пахло свежестью и, одновременно, пороком.

   "Чёрт возьми! Два моих любимых запаха. И кофе - очень кстати, - подумал Вадим. - Нет. Что ни говори, а с Валерией мне повезло. Она - не соня, как моя Катерина. Та спала бы до обеда, а потом бы ещё час морду мазала всякой вонючей дрянью".

   Босс и секретарша вяло разговаривали, наслаждаясь вкусом горячего напитка. Дементьев думал о предстоящих в этот день делах, а Валерия мысленно уже выстраивала разговор с шефом службы безопасности, которому нужно ещё дать отчёт о проведённом вечере.

   "И зачем ему это? - в который раз удивлялась Валерия. - Или нашу секретную службу интересуют новые позы для секса, которые придумывает Вадим?

   Через полчаса "Бентли" выехал на шоссе и помчался к Москве. Следом, почти выталкивая малолитражки с трассы, следовал джип охраны, которая хорошо выспалась в гостевой спальне.

   Ровно в десять часов утра Валерия открыла дверь кабинета Дементьева и впустила к боссу двух человек. Один из них был одет в серый, видавший виды костюм и стоптанные ботинки коричневого цвета. На кончике носа человека еле держались очки с треснувшим правым стеклом. Рядом стоял глава подразделения, контролирующего сеть ломбардов и ссудных касс, тоже входивших в конгломерат компаний, принадлежащих Дементьеву. От человека в стоптанных коричневых ботинках пахло потом. Вадим непроизвольно поморщился. Ещё со времён тренировок в душных подвалах он ненавидел этот дух, идущий от грязных тел после тяжёлой работы. Человек заметил гримасу и занервничал.

   - Простите, Вадим Григорьевич. У нас в доме воду горячую отключили. Поэтому пахну.

   - Проехали, - сказал Вадим. - Какие у вас новости для меня, Иван Матвеевич? Надеюсь, хорошие.

   - Да. Наши расчёты подтвердились. Месторождение золота, когда-то обнаруженное на Украине, довольно богатое. Пробное бурение на российской стороне подтвердило, что жила идёт ещё на сорок километров вглубь нашей территории.

   - Вот за что люблю учёных, - расплылся в улыбке Дементьев. - Отрабатывают свой хлеб по полной программе.

   - Да, да, - Иван Матвеевич поставил на колени толстый портфель и положил на стол Вадима пачку бумаг. - Вот отчёты о проделанной работе, ещё - неоплаченные счета за аренду буровой техники и результаты анализов по запасам и качеству золота.

   - Очень хорошо, - Вадим накрыл ладонью стопку бумаг. - Можете отправляться в кассу. Я уже распорядился. Вас ждёт небольшая сумма в качестве гонорара. И прошу вас, никому ни слова о вашей работе. Надеюсь, вы помните о содержании подписанной вами бумаги?

   - Помню очень хорошо. Абсолютная тайна.

   - Не дайте мне повода разочароваться в нашем сотрудничестве, Иван, свет Матвеевич.

   - Понимаю, - ответил геолог, поднимаясь. - Так я пошёл?

   - Вы свободны, - Дементьев уже повернулся к человеку, которому подчинялись крупные ломбарды и кредитные конторы.

   Тот, проводив глазами сутулую спину геолога, сосредоточил своё внимание на лице Вадима.

   - Значит так. Наши дальнейшие действия. Подбери маленькую золотодобывающую компанию с необходимыми лицензиями. Посмотри, кто её крышует. Если там рулит мелочь на понтах и понятиях, с такими разберёмся. Если, кто крупнее, даже не заикайся о лицензиях. Напряги юристов. Пусть составят с ними грамотный договор, а лучше, если купить фирму с потрохами. Займись этим немедленно.

   - Уже занимаюсь, Вадим Георгиевич. Тут всё просто. Крупные акулы в золотом бизнесе - это "Полюс Золото" с месторождениями в Красноярском, Иркутском и Магаданском краях. "Северсталь" с её дочками, потом - "Бурят золото", "Норд Голд" и рыба помельче, но тоже опасные. Есть ещё "Группа Петропавловск", ОАО "Полиметалл", "ЮжУралзолото" и пара, тройка других.

   - На хрена ты меня грузишь этой информацией. Дело говори.

   - Имеется одно предприятие в Алтайском крае. У них есть все необходимые лицензии и разрешительные документы. Владеют двумя участками с предполагаемыми запасами в 481 килограмм металла. Для промышленной добычи - это слёзы. Там у них посёлок, есть дорога - зимник, специалисты. Предлагают себя за тридцать один процент в доле.

   - То, что нужно. Давай – проглотим их целиком. Оставим в том посёлке небольшую бригаду. Пусть ковыряются. Там золота кот наплакал. А мы сами купим участок земли вот здесь, - указательный палец Вадима постучал по бумагам геолога. - Застолбим, так сказать. А потом, когда встряхнём рынок золотодобычи вот этой информацией и сдадим первое золото, у нас жилу с руками оторвут. Та же "Северсталь".  - Ты, вот что…

   Глаза Вадима заблестели.

   - Бери людей из коллекторской службы, езжай на это место, - палец Дементьева упёрся в карту. - Узнай, что к чему и, кто владеет этой землёй. Покупай, но за справедливую цену.

   - А если не захотят продавать?

   - Ты, что - маленький? Не знаешь, как делаются такие дела?

   - Геолог говорил, что оборудование ещё нужно специальное, технику.

   - Не твоя забота. Этим займутся другие.

   - Понятно, Вадим Григорьевич. Когда ехать?

   - Завтра же вали туда. И держи меня в курсе всего. Если что, подгоню тебе бригаду "слонов". Они уговорят любого. Всё, свободен.

 

   - Что? Ты семьсот километров на этом драндулете проехал? - Иван Матвеевич, тот самый геолог посмотрел в окно на мотоцикл Липатова, потом перевёл взгляд на грязное лицо Валерия.

   - В лёгкую. Кто рано встаёт, тому Бог даёт. Летом светает в четыре. Встал ещё затемно, и в путь.

   - Иди, вымой лицо, душ не предлагаю, горячую воду отключили.

   - А мне и к холодной не привыкать.

   - Тогда, ступай, мойся. Можешь вытереться полотенцем, которое справа висит, а я пока чай сделаю.

   - Обойдусь без полотенца.

   - Как хочешь.

   Когда Липатов появился в кухне, на столе стояли: бутылка дешёвого коньяка, две чашки с горячим чаем, открытая банка шпрот, нарезанные тонкими кусочками лимон, сырокопчёная колбаса, белый хлеб и шоколадные конфеты, небрежно брошенные в пыльную хрустальную вазу.

   - Шикуешь, Ваня?

   - Получил гонорар за одну работу. Могу устроить себе праздник? Да и, как не устроить, когда гость в доме.

   - С сыном видишься?

   - Где там. После развода ещё заходил к бывшей жене, играл с пацаном, а сейчас переехали они, даже телефона не знаю.

   - Захотел бы, узнал. Негоже с ребёнком так-то рвать. Может, ещё и склеилось бы у вас с Настей.

   - По слухам, она уже нашла мне замену. Пусть теперь нового мужа пилит. Если честно, надоело от неё слушать одно, и тоже. Всю плешь просверлила: "Мало денег приносишь в семью. Тоже мне - доктор наук. Зачем столько учиться, чтобы копейки зарабатывать?" А я, что, виноват? Вся наука сегодня - в полном дерьме. Был бы чуть моложе, уехал в Америку или вон в Австралию.

   - Хорошо там, где нас нет, - усмехаясь, сказал Липатов. - Но твой сын тут не причём. Найди адрес и поставь на место свою бывшую. Имеешь право на общение с сыном. Если что, подавай на неё в суд.

   - Какой к чёрту суд? Я тут навёл справки. У неё новый муж - какой-то азер. Держит сеть овощных палаток. Типа – крутой. С брюхом, будто беременный таракан. Носит барсетку толще двух томов Советской энциклопедии, сложенных вместе. С моей зарплатой судиться? Нет, уволь. Хорошо, что Настя на квартиру эту не претендует, - Иван Сергеевич обвёл взглядом скудную обстановку однокомнатной квартиры. – Ладно. Что мы всё обо мне? Как ты там, в своей глуши?

   - Всё хорошо. Работаем на свежем воздухе. Красота у нас.

   - А зачем приехал?

   - Мне ветряк нужен или солнечные батареи.

   - Это что, у тебя там и электричества нет?

   - Почему нет? Есть. Но часто бывают отключения. Да и дорого. Я помню, у тебя приятель основал фирму по выпуску ветряков. Вот и сведи с ним.

   - Основал, а что толку? Дела идут ни шатко, ни валко. Наши люди ещё не доросли до экологически чистых и экономичных технологий. Завтра утром могу ему звякнуть.

   - Звони сейчас.

   - Взгляни на часы. Вечер поздний уже. Никуда твой ветряк не денется. Костя рад будет. Рассчитает и сделает всё быстро. Доставят и соберут в течение месяца. Лучше - давай выпьем.

   Иван Матвеевич разлил по рюмкам коньяк.

   - Вот ты скажи мне, - через полчаса заплетающимся языком спрашивал геолог. - Почему у нас так? За бугром учёный - уважаемый человек. Ведутся разработки, тут же внедряются, на рынок выходит новый продукт. Современный, технологичный, нужный людям. Фундаментальную науку тоже не забывают. Там и государство, и военно-промышленный комплекс внимательно следят за прорывами в науке. Почему у нас всё через жопу? Это ж надо, свою "Силиконовую долину" по указивкам сверху пытаются строить. Сначала начали в Дубне. Оказалось - на хрен никому не нужна никакая "долина" в этом грёбаном наукограде. Половина корпусов пустые, в остальных сидят фирмы и конторы, занимаются чем угодно, только не наукой. Потом - Сколково. Тоже - ни с чем пирожок получился. Кучу денег вложили. Куда и на что пошли эти бабки? Где эти чёртовы нано-технологии, которыми хотели изменить экспортно-сырьевую суть нашей экономики?

   - Плюнь. Не переживай. У нас всегда так - телега едет впереди лошади. У них - всё наоборот.

   - Так просвети меня. Почему? Ты же в своё время изучал все эти западные модели, по заграницам мотался.

   - Всё просто. Спрос рождает предложение. Жёсткая конкуренция заставляет промышленные компании производить более совершенную продукцию с новыми характеристиками. Поэтому они и обращаются за новыми технологиями к науке. А там тоже свой жёсткий отбор. Парни за лабораторными столами не спят, как когда-то наши кандидаты с докторами в советское время, а думают, мозгами ворочают, - последнее слово Липатов произнёс чётко и раздельно. - Светлые головы получают гранты, различные преференции, освобождение от налогов, быстрое патентное сопровождение. Например, "Силиконовая долина" в Америке - это ответ учёных на запросы времени и аппетиты растущей экономики. А у нас процветает только банковская сфера, занимающаяся финансовыми спекуляциями, а ещё - нефте и газодобыча. Ну, может, ещё производство металла, да и тот голым сырьём гонят за бугор...

   - Да, да. Ты прав, - перебил Валерия Иван Матвеевич. - Был тут на одном заводе, производящим горнодобывающее оборудование. Разруха полная. Заказов нет, половина рабочих или уволилась, или в долгосрочных отпусках за свой счёт. По цехам шатается десяток человек, чего-то делают, лениво крутят гайки, двое сидели в углу, выпивали прямо из горла. Ты бы посмотрел на эти лица. Такое впечатление... - Геолог замялся.

   - Такое впечатление, что страну специально подводят к краю пропасти, - продолжил его мысль Липатов. - Американские политики уже открыто говорят, что у России - слишком большая территория, надо бы поделиться.

   - Знаешь? Я тут частенько выхожу по вечерам погулять. Дышу свежим воздухом со стариками-пенсионерами. Иногда сажусь на лавочку то с одним, то с другим. Так вот. Почти каждый с ностальгией вспоминает Советский Союз. Говорят — спокойнее тогда жилось, уютнее. Уверенность была в завтрашнем дне. Они чувствовали за плечами силу огромной страны. А сейчас — словно сидишь на пороховой бочке. Все, кому не лень, лают на Россию, куснуть побольнее норовят. Прибалты, поляки. Украина туда же. Господи! Чем это всё закончится? Неужели войной?

   - Всё может быть, - пожал плечами Валерий. - Не понимаю, откуда столько ненависти в людях, ещё недавно сливавшихся в полном единодушии друг с другом. Это я про Украину, грузин и прочих наших бывших... А, по поводу войны... По большому счёту, чем нам воевать? Где новые самолёты, истребители последнего поколения в войсках? Нету. Одни опытные образцы. Военная промышленность занимается перелицовкой старья. Танками громить врага? Старо. Вспомни Чеченскую войну. Сколько бронемашин там боевики нащёлкали. Вспомни Ирак, Ливию, Сирию. Видел по телеку, сколько иракских танков подбитых стояло в пустыне? Танку немного надо. Раздолбать его чем-то вроде "Стингера" труда не составляет. Представляешь? Танк, цена которому – миллионы, уничтожают сравнительно дешёвой игрушкой. Чем ещё воевать? Ядерными ракетами? Так в ответ сотрут с лица Земли половину России. Кому воевать? Сейчас боеспособны несколько дивизий ВДВ, ну ещё морская пехота, десяток бригад быстрого реагирования, да спецназ. Предположим — для Украины, или Европу поставить раком - хватит. Всё. Остальные части укомплектованы зелёными, сопливыми, худющими мальчишками - дистрофиками. Сколько их готовят? Год, два? А у американцев - профи, качки. Каждый прошёл по несколько локальных войн. Ближний Восток для таких ребят - тренировочная база...

   - Да ладно тебе. Армия сейчас гораздо сильнее. "Оборонку" накачивают деньгами. Появилось современное оружие, новые танки. Истребитель Т-50, например. Комплексы разные - С 300, 400... С прочими проблемами, чего делать? Со страной, что будет? Большой вопрос.

   - А ничего. Либо мир опомнится, а мы сами в чувство придём, либо... Пусть всё катится к чёртовой матери. Эти пауки в банке, там наверху, сожрут друг-друга, или лопнут от несварения желудка. Запахнет жареным - быстренько слиняют в свои шотландские замки и дома в Ницце.

   - А мы, как же мы?

   - А мы - к истокам, на землю. Земля, если ты не ленивый и не увечный, любого прокормит.

   - Это тебе хорошо. И мир повидал, и на машинах хороших поездил, да и вообще, не понимаю я тебя. Как ты мог свернуть успешный бизнес, бросить всё и уехать в деревню?

   Липатов помолчал немного, словно раздумывая над вопросом своего старого приятеля.

   - Спрашиваешь - почему уехал? Да, понимаешь, надоело гнаться за миражами, надоело пресмыкаться перед чиновниками, давать на лапу. В один прекрасный день я подумал, ради чего я всё это делаю? Ну, куплю ещё одну дорогую тачку, ещё одну верховую лошадь, чтобы жена по воскресеньям ездила, жир на телесах сгоняла, создам ещё один бизнес, который будет приносить ещё чёртову кучу денег, а дальше что? Знаешь, смешно... Люди всерьёз полагают, что их счастье зависит от обладания чем-то или кем-то... Тратят большие деньги на разные прибамбасы, чтобы выглядеть в глазах других, которых они даже не знают, пафосными и успешными… Всё это - абсолютная бессмыслица перед лицом быстротекущей жизни. Беря очередные вершины и ставя новые цели, ты никогда не достигнешь точки насыщения. Тебя начинают обуревать желания обладать ещё большим. Твой разум и душа будут постоянно находиться в тревоге потерять достигнутое. Невозможно, копаясь во временном и преходящем, получить что -то настолько ценное, чтобы сказать себе: "Я - счастлив". Горькая правда в том, что вне нас не существует ничего. Не будет тебя, значит и целого мира не будет. Не будет красот и удовольствий, не будет женщин и желаний. Не найдено ещё ничего другого, совершенного и неизвестного до сих пор никому, что могло бы обеспечить душевное равновесие, покой, который и воспринимается людьми, как счастье...

  - Э, брат! Не скажи. Это - философия богатых и сытых. А нам, грешным, к белому хлебу - икры бы чёрной. Ты вон её ложками из бочек ел, а я красной в праздники не вижу. И, вообще. Не так всё плохо. Многое меняется к лучшему.

   - Что именно?

   - Армия, например. Национальное самосознание, растущий патриотизм и... И прочее... разное, - несколько замялся Иван Матвеевич.

   - Во, во. Разное, прочее. Брось. Ты вон про икру говорил. Значит, национальным самосознанием сыт не будешь. Патриотизм? Патриотизм – это самообман, когда желаемое выдаётся за реальность. Он – прибежище для негодяев, которые спекулируют на любви к Родине. Если копнуть глубже, можно сделать вывод, что существует всего два источника патриотизма - нищета и сытое благополучие. В твоём случае - это нищета. И не обижайся, а лучше сними пропагандистскую лапшу с ушей. Хотя, каждому своё, - тихо сказал Липатов, вертя в негнущихся пальцах пустую рюмку. - Ладно, разливай остаток коньяка. Чего ему зря киснуть? Да и поздно уже, а завтра дел много.

   Мужчины, молча без тоста, выпили. Закусывая спиртное долькой лимона, Иван Матвеевич пьяно улыбнулся.

   - Валер! Ты давно себя в зеркале видел?

   - Два часа назад в твоей ванной. А что?

   - Борода у тебя рыжая, да густая, длинная. На старовера ты похож. Может, и в церковь ходишь?

   - Верующий я теперь, - строго сказал Липатов. - Жена и сын тоже.

   - Во, какие выкрутасы жизнь с людьми прокидывает. Почём нынче опиум для народа?

   - Не шути с этим. И жизнь здесь не причём. Господь путь указал. Раньше грязен был перед Богом, а ныне - чист.

   - У нас вон в институте тоже многие в религию ударились. Забыли и об историческом материализме, и о теории Дарвина.

   Липатов почесал бороду.

   - Сидишь ты в своём институте, корпишь над выкладками, расчётами, цифрами, которые по большому счёту никому не нужны, а не ведаешь, что многие знаменитые учёные давно опровергли умозаключения Дарвина и уверовали в божественное происхождение жизни.

   - Да, ладно! - возмутился Иван Матвеевич. - Назови имена.

   - Посмотришь в интернете. Удивишься - сколько появилось авторитетов от науки, неожиданно  прозревших и уверовавших в Бога. И не верь расхожей глупости, что это труд сделал из обезьяны человека. Чушь собачья. Ладно. Всё! - Липатов поднял вверх ладонь, отметая возможные возражения собеседника. - Давай спать ложиться. Второй час ночи.

   - Я тебе на диване постелю, - легко согласился хозяин дома.

   - Обойдусь без простыни. Подушку только дай.

   Через полчаса в квартире раздавался храп Липатова и тихое сопенье геолога.

 

   В первой половине следующего дня, заказав ветряк и договорившись о монтаже конструкций на осень, Валерий отвёз на своём мотоцикле Ивана Матвеевича в институт, а сам отправился на Даниловский рынок - посмотреть цены на мясо. Потом заехал в два ресторана, куда он поставлял свою продукцию, переговорил с владельцами и хотел уже ехать обратно в Воронеж, но его остановил телефонный звонок. Липатов достал из кармана старую, потёртую "Нокию", которую дома хранил за иконами, а на выездах пользовался ею крайне редко, и растерянно сказал:

   - Алё! Кто? С телевидения? Да, Липатов слушает.

   - Меня зовут Марина. С вами говорят по поручению продюсерской группы Владимира Щеглова?

   - Кого? - удивился Валерий. Прошло то время, когда им интересовалось телевидение.

   - Вы, что, не знаете Владимира Рудольфовича?

   - О Владимире Вольфовиче Жириновском слыхал, а вот о каком-то Щеглове не доводилось, - проворчал в трубку Валерий, прекрасно зная, о ком идёт речь.

   - Ну, как же вы так? - в свою очередь удивлённо спросил молодой девичий голос. - Владимир Рудольфович - известный телеведущий, автор программы "Дуэль".

   - Да, да, что-то слышал об этой передаче, - неохотно признался Липатов.

   Он прекрасно помнил Щеглова, когда тот ещё в девяностых годах преподавал экономику в университете штата Иллинойс. Они случайно познакомились, когда Валерий, оставив на попечительство компаньонов своё детище - первую в России товарно-сырьевую биржу, решил объехать весь мир. Липатов до сих пор не мог понять, как простого учителя московской школы, правда закончившего с красным дипломом Институт стали и сплавов, а потом аспирантуру, пригласили в Америку. Наведя тогда о молодом преподавателе справки, Липатов узнал, что отец Соловьёва - Рудольф Адамович Мережковский, мать - Наина Моисеевна Фингольц и, что в школе он учился элитной, с углублённым знанием английского языка. Туда же ходили дети и внуки членов КПСС. Всё встало на свои места. Редко читая газеты, Валерий тем не менее знал, что Щеглов стал известным телеведущим и членом президиума Российского еврейского конгресса. Липатов считал этого человека агентом КГБ, а заодно -  Центрального разведывательного управления США.

   - И что хочет от меня господин Щеглов?

   - Он предлагает вам поучаствовать в ток-шоу "Дуэль" в качестве секунданта или эксперта.

   - А кто у вас дуэлянты и, почему именно я?

   - У телевизионного барьера встречаются Зюганов Геннадий Андреевич и Рыжков Владимир Александрович. Если вы не знаете, кто такой Зюганов, я вам расскажу, - в голосе девицы звучало ехидство.

   - Будьте так любезны, просветите, - валял дурака Валерий.

   Марина рассмеялась.

   - Вы - серьёзно?

   - Вполне.

   - Владимир Рудольфович предупреждал меня о вашей экстравагантности, поэтому, слушайте... - девушка начала перечислять заслуги лидера коммунистов.

   Липатов отставил от себя трубку на длину ладони.

   - Алло, алло, - долетело до его слуха через минуту. - Вы куда-то пропали.

   - Здесь я, - начиная злиться, откликнулся Валерий. - За каким чёртом я понадобился Щеглову? Разнимать Зюганова и этого бывшего прилежного ученика Черномордина - господина Рыжкова, бросившего тонущий корабль "Наш дом Россия" и переметнувшегося к "Правым силам"? Зря ваша звезда экрана беспокоится. Эти двое не будут бросаться друг в друга стаканами.

   - Владимир Рудольфович надеется на вас. Он решил, что именно вы на теледебатах сможете дать оценку программам дуэлянтов по возрождению деревни, - Марина старалась говорить нравоучительным тоном.

   - Возрождению деревни? Зачем?

   - Чтобы народ знал, ну и, вообще...

   - Народ и так знает, что крестьян под корень извели коммунисты, а такие, как ваш Рыжков, в девяностые годы завершили это чёрное дело. Передайте Щеглову. Пусть сотрясает воздух дальше. Если ему нравится изощряться в пустых комментариях и домыслах, провоцируя разных недоумков, деревне это - по барабану. Она с рассветом встаёт и с закатом ложится. Усталая, полуголодная, часто пьяная. А меня увольте, - Липатов, не слушая возражений Марины, нажал кнопку отбоя.

   Настроение у него испортилось. Он взглянул на часы. Стрелки показывали одиннадцать утра. Из Москвы выезжать в такое время было гиблым делом. Улицы и автострады забиты автомобильными пробками. Подумав немного, он решил навестить лошадь жены, пристроенную три года назад на Московский ипподром за тридцать мешков моркови в год.

   Конюшня номер три находилась в двухстах метрах от бегового круга почти у самого забора - границы "оазиса" под густыми кронами огромных лип. Здесь, в центре Москвы, куда едва доносился гул огромного табуна автомобилей, было спокойно и дышалось лучше.

   - Привет, Семёныч! - поздоровался он с худощавым невысоким человеком в заляпанной грязью униформе наездника, наблюдавшего, как подковывают серого в яблоках жеребца у коновязи.

   - А, Валера? Сколько лет, сколько зим? - улыбнулся мастер, снимая клетчатое кепи с рыжеволосой головы.

   - Аккурат, в прошлую и заезжал, - Липатов пожал протянутую жёсткую, с мозолями ладонь.

   - Морковки не привёз? А то у нас кончается.

   - Пришлю по осени. Пока не уродилась ещё, мелкая.

   - Знаю. Что? Решил на лошадку свою посмотреть. Давай, проходи. Её сейчас обтирают. Даю любителям покататься. А то захиреет без движения.

   Они вошли под своды конюшни. В ноздри ударил запах сена, лошадиного навоза и конского пота. В пятом по счёту от входа деннике стояла крупная вороная внебрачная кобыла, которую Липатов в своё время выиграл в покер у одного богатого аргентинского землевладельца, имевшего ранчо вблизи Рио -Гранди-ду-Сул. Дороже вышло переправить лошадь в Россию.

   - Терра, Терра, - протягивая ладонь с куском сахара к губам животного, приговаривал Валерий.

   - Смотри! Твоя Терра запросто пальцы может оттяпать. На сладкое падкая, - предупредил его наездник.

   - Меня не тяпнет. Вот, глянь, Великанов. Помнит, - в голосе Липатов появились нотки нежности.

   Он погладил кобылу по лоснящейся спине и бросил взгляд на человека, стоявшего с тряпкой и щёткой возле денника.

   - Знакомься, - мастер-наездник глазами показал на человека. - Сергей, по фамилии Лисицын, - завсегдатай, любитель бегов. Недавно крупно проигрался, но всё равно - ходит в паддок, а заодно помогает нам, грешным.

   - Лошадками интересуетесь или деньгами? - спросил Валерий, не подавая руки. Он не любил азартных людей.

   - И тем и другим? - засмеялся Лисицын. - Когда время есть, прихожу посмотреть, помочь. Иногда играю...

   - Ладно, - перебил их Великанов. - У меня дел по горло, увидимся ещё.

   - Подожди! - остановил его Липатов. - Вот, думаю, продавать нужно лошадь. Что скажешь?

   - Понимаю. Дорогое это удовольствие, карман тянет. А к себе в деревню не хочешь забрать?

   - Ты мне предлагаешь конный завод основать?

   - А, что? Ты - способный к бизнесу, и животину разную любишь.

   - Земли не хватает. Прикупил бы ещё, да в Воронеже местные власти невзлюбили меня. Не пойму за что. Палки в колёса вставляют. Может, позже и построю конный заводишко. А такую породистую кобылу взять, да приставить к телеге - себе не прощу.

   - Езжай на юга. Там есть хорошие конные заводчики. Прикупишь лошадок. Одним заводом будет больше. Губернатор Краснодарского края это дело приветствует.

   - Подумаю. Так, что насчёт лошади?

   - Предложу кое-кому. Тут у нас и олигархи бывают. Часто на бабки попадают. Игроки, мать вашу. Сколько хочешь за Терру?

   - Не имеет значения. Если в хорошие руки, можно и так отдать.

   - С ума спятил? За такую кобылу тысяч пятьсот можно взять, если не больше. Эх! Была бы родословная...

   - Отдай за любые деньги, но в хорошие руки. Она детей любит.

   - Ладно, поговорю с людьми, - Великанов почесал затылок под кепкой и пошёл вдоль денников.

   - Было б место, где держать животное, я бы взял вашу лошадь, - сказал Лисицын.

   - Приезжай к нам в деревню, покупай брошенный дом и живи, радуйся.

   - У меня в Москве - бизнес.

   - Большой? - безразлично, чтобы поддержать разговор, спросил Липатов.

   - Часовой магазин.

   - Торговец временем? Редкая профессия, - усмехнулся Валерий.

   - Мы раньше не встречались? - Сергей в полумраке конюшни пытался разглядеть лицо Липатова.

   - Не думаю.

   - Подождите. Где-то я вас видел. На фотографии в каком-то журнале или по телевизору. Стоп! Вспомнил… Вы - Липатов, владелец биржи "Элайза".

   - Давно этим не занимаюсь. Бросил.

   - Почему?

   - Если интересуетесь экономической аналитикой, почитайте соответствующие журналы. Поймёте.

   - И всё же? - не отставал Сергей.

   "Каждый второй выпускник института сегодня не хочет открывать своё дело. Каждый третий предприниматель закрывается, а каждый четвёртый планирует закрыться, устав от поборов, косвенных налогов и наездов власти...", - процитировал Липатов отрывок статьи из журнала "Коммерсант", который он нашёл на лавочке возле дома Ивана Сергеевича. - Или у вас по-другому? Слушай, давай перейдём на «ты». Так проще разговаривать.

   - Согласен, - кивнул Лисицын. - Было непонятно, к чему относится этот кивок, то ли к цитате, то ли к предложению упростить разговор. - Интересно узнать - по какой причине это всё произошло?

   - Что всё?

   - Ну, вроде бы создавали средний класс, а, где он?

   - Власти создавали не средний класс. Они создавали олигархический, предельно коррумпированный капитализм. Остальное - красивые слова для простачков. Но ты с виду - далеко не простак, а вот, смотри – тоже попался на удочку.

   - Когда-то в комсомоле был не последним человеком, - зачем-то просветил нового знакомого Лисицын.

   - Но судя по всему и не первым, - зло прищурился Липатов. - Первые щас владеют, кто нефтью, кто газопроводами, кто цементными заводами и сетями гипермаркетов. Имевшие доступ к партийным кассам, остались при деньгах. Банки открыли. Кто-то сел по дурости, вроде Ходорковского, остальные - мелкая рыба вроде тебя. Балансируют на грани выпадения в осадок.

   - Да, наверное, это так, - опустил голову Лисицын.

   - Не наверное, а точно. Поверь мне. Я Ленина видел.

   - Когда? - не понял шутки Сергей.

   - Можешь и ты увидеть старика, пока тот лежит на Красной площади. Не ровен час, уберут.

   - Господи! Как всё хорошо начиналось в девяностые. Может и правда, уехать в деревню?

   Липатов отрицательно покачал головой.

   - У тебя не получится.

   - Почему?

   - Внутреннюю силу надо иметь. Земля, она слабых не любит. А ты родился и вырос в Москве. Долго спал, сладко ел. Куда тебе?

   - Да, ты прав. Не у всех хватит терпения сидеть с голым задом над вонючей дыркой в дощатом сортире на морозе, как ты это делаешь. Не получится у меня из-под коров говно выгребать.

   - Зря обижаешься, - понизил голос Липатов. - Кстати, в моём доме - нормальный туалет, септик есть. А навоз - хорошее удобрение. Ты белый хлеб любишь?

   - Не очень. Худею, живот растёт.

   - Всё равно. Другие любят. А на поля вывозят навоз по осени и по весне. Всё на нём, родимом, подымается. Дрожжей не надо.

   - Ну, а мы, куда поднимемся на твоём навозе? - усмехнулся Сергей.

   - А в светлое будущее и поднимемся.

   - Брось свои дурацкие шутки!

   - Я не шучу. Когда вся эта свора, там наверху, всё разграбит и свалит за бугор, когда весь пресловутый фонд будущих поколений они поделят между собой и спрячут на своих счетах в Швейцариях, когда, не на что будет закупать весь импорт: зерно, мясо, фрукты, овощи, такие, как ты побегут в деревню. Кушать-то охота будет. А простые крестьяне, вроде меня, научат вас, болезных, как правильно лопату, да грабли держать, как пахать и сеять. Вот это и будет светлое будущее России, без кровососов, без шикарных авто, без разных штучек, вроде айфонов, без вредных выбросов в атмосферу, без чадящих факелов никому ненужных в этом светлом будущем нефти и газа. Время начнёт отсчёт сначала. Вроде, как после потопа. Пойми - любая катастрофа вселенского масштаба - дело рук Господа. Бог останавливает ход времён не просто так. Вспомни Ледниковый период, гибель Атлантиды, нашествие варваров на Рим, тёмные века, тот же потоп. Гибель старых цивилизаций, погрязших в собственном дерьме и грехах - это новый шанс для человечества начать всё с чистого листа.

   - Ты считаешь, что сейчас - потоп, апокалипсис? - посмотрел в глаза Липатову Сергей.

   - А ты и не заметил? Самый настоящий. Ельцин, Горбачёв - предвестники, те самые всадники Апокалипсиса. - Валерий взглянул на часы. - Чёрт, обед уже. Жрать охота, а мне ехать до Воронежа, да потом ещё вёрст - сто.

   - Слушай, - Сергей вскинул голову. - Поедем ко мне. Я тут недалеко живу. Пообедаем вместе, чай хороший у меня есть.

   - А сушки с маком? - неожиданно принял решение Валерий.

   - Купим. Рядом с домом - магазин.

   - Погоди! - остановил Лисицына Липатов. - У меня же мотоцикл здесь.

   - Оставь возле конюшен. На машине удобнее. Вон и дождь начинается.

   Валерий взглянул на небо.

   - А, в самом деле, почему нет? - подумал он вслух. - Поехали.

   Они расстались поздним вечером друзьями, обменявшись номерами телефонов и переговорив о разных вещах: от сакраментального русского "Что делать?" до шутливого и вечного: - "Во всём виноваты евреи".

   Сергей уже в сумерках высадил Липатова из машины возле ипподрома, посмотрел, как тот завёл свой мотоцикл и скрылся за поворотом улицы, потом упрямо мотнул головой, вдыхая смесь терпких запахов цветущих лип и свежего сена. Конюшни были рядом, и Сергей, немного подумав, отправился туда. Ему открыл знакомый дежурный конюх, посмотрел в глаза, всё понял и отступил в сторону, пропуская гостя внутрь.

   - Может, выпьем? - кося глазами на карманы Сергея, спросил он.

   - В другой раз.

   - Если ты с ночёвкой, тогда завтра с рассветом сможешь вычистить денники?

   - Замётано.

   - Ложись тут в кладовой, - сказал конюх, бросая в ларь с овсом старую телогрейку.

   - А ты?

   - Мне не привыкать. На брикетах сена устроюсь в другом конце.

   - Спокойной ночи.

   - Как получится. Завтра "Дни Франции" начинаются. Скачки, бега. Французы - уже здесь в гостинице при ипподроме, лошади ихние в конюшне у Пупко, а у нас Агат захромал, да у Парадиза живот пучит.

   Лисицын, слушая тихое ворчанье конюха, закрыл глаза и провалился в сон.

 

                                                          ***

 

   В какой день этот странный человек появился на стройке, Анвар не заметил. Скорее всего, это случилось после того, как некоторым рабочим выдали зарплату. Парень ничем не отличался от остальных таджиков. Он выглядел таким же оборванцем, как и все остальные, но худым его назвать было трудно. Да и оборванность его выглядела хорошо продуманным решением с модным шиком. Дыры и потёртости не портили насыщенного цвета синих джинсов, которые придавали фигуре некоторую элегантность. Рельефные бицепсы перекатывались под футболкой защитного цвета. Глаза испытующе смотрели прямо в лица рабочим, словно выискивали какие-то отличительные черты или особые приметы. Густая чёрная борода закрывала щёки, доходя почти до нижних припухлых век. Вечерами после обязательной среди таджиков молитвы он подсаживался то к одному, то к другому и о чём-то тихо беседовал с людьми. Возле тут же собирался кружок, и каждый внимательно слушал, что им говорил чернобородый.

   Анвар держался в стороне. Он до сих пор не мог прийти в себя, получив десять тысяч рублей, вместо пятидесяти, за которые он расписался в ведомости.

   - Чего смотришь? - набросился на него здоровый охранник, сидевший рядом с кассиром. - Получил своё, проходи.

   - Но... - начал было Анвар, тупо глядя на тонкую пачку тысячерублёвых банкнот, однако охранник перебил его новым криком:

   - Что? Мало? Работать надо лучше. Понаехали тут чурки, права сразу качают. Пошёл в жопу отсюда.

   Анвар спрятал деньги и на следующий день отправил девять тысяч рублей матери. Тысячу он оставил себе на хлеб. Вместе с Абдували, починив велосипед, найденный у соседнего дома рядом с мусорными баками, Анвар несколько раз ночами ездил на поля за тридцать километров от Москвы. Там он копал молодую картошку и привозил её на стройку. Однажды поздно вечером, когда все улеглись спать, приятель предложил ему:

   - Слушай! Ведь корейцы едят собак, так?

   - Не знаю.

   - Точно едят. Я сам слышал...

   - Ну и что?

   - Давай и мы попробуем. Это такое же мясо. Бродячих псов в округе полно. Поймаем пса и зарежем.

   Анвар проглотил комок рвоты, подступивший к горлу.

   - Я не смогу.

   - Чего не сможешь? Есть или резать?

   - И то, и другое.

   - А подыхать с голоду можешь?

   - У нас картошка есть. Вон вчера я двух голубей поймал. Голуби вкуснее. Почти, как курица.

   - Там есть нечего. Нет, что ни говори, а в собаках мяса больше.

   Абдували помолчал немного, а потом стал бормотать себе под нос:

   - Вот шайтан. Нельзя на ночь говорить о еде. Живот свело. Что за жизнь у нас, не пойму. Щас вернусь, - он встал, вытащил брючный ремень, сунул ноги в стоптанные кроссовки и выскользнул из бытовки. Анвар начал засыпать, когда вдруг услышал далёкий собачий визг, потом жалобный лай. Вскоре дверь скрипнула. Над нарами склонился приятель.

   - Пойдём, поможешь мне.

   Анвар последовал во двор за Абдували. Возле бытовки он увидел лохматого упитанного молодого пса - Пирата, жившего на стройке. Пирата подкармливала охрана, и он прижился, охраняя территорию ночью и отсыпаясь днём где-нибудь в тени. Сейчас собака была привязана ремнём Абдували к железной скобе, вбитой в столб, служившим фонарём. Лампочку давно вывернули, но света Луны хватало, чтобы рассмотреть вислоухую голову пса.

   - Держи его между коленями, - сказал Абдували, доставая нож.

   - Нет, нет. Зачем? Я не могу, - отпрянул от собаки Анвар.

   - Держи, тебе говорят. Меньше шуму будет. С тобой или без тебя я его всё равно зарежу и скажу, что это ты сделал. Ты мне друг или кто?

   Анвар стиснув зубы, взял пса за ошейник и зажал упитанное тело между ногами. Абдували, бормоча успокаивающие слова и поглаживая собаку, завёл псу под горло нож и полоснул лезвием по собачьему горлу. Пёс глухо взвизгнул и забился в руках Анвара.

   - Вали его  на землю! - Абдували, не дожидаясь действий приятеля, опрокинул собаку на бок и прижал к земле.

   Анвар увидел, как густая чёрная кровь била из горла пса маленьким фонтаном и тут же впитывалась сухим песком.

   - Держи задние лапы, - прохрипел Абдували, но Анвар на трясущихся ногах отошёл в сторону.

   Его вырвало прямо на стену бытовки. Он сел на рулон рубероида и закрыл руками лицо. Так просидел он всё время, пока Абдували свежевал собаку. Когда он поднял глаза, рядом с Абдували стоял чернобородый новичок и тихо подсказывал, какие части собачьей туши следует отрезать для жарки, какие годятся для супа, а что закопать в землю.

   - Сделаем шашлык. Вкуснее баранины будет, - говорил он, хлопая Анвара по плечу. - А ты, брат, привыкай. Жизнь - это борьба, в которой слабые не выживают. Аллах, подаривший тебе жизнь, любит сильных.

   - Соль есть? - он обернулся к Абдували.

   - Найдём.

   - Густо посоли мясо, заверни в полиэтилен, закопай в землю. Завтра на ужин пожарим.

   Парень проводил взглядом спину Абдували, исчезнувшую в темноте, и присел на корточки рядом с Анваром.

   - Давно здесь?

   - Два месяца уже.

   - По сравнению с вечностью и возрастом Земли, созданной Аллахом, срок небольшой, но достаточный.

   - Для чего достаточный? - раздражённо спросил Анвар.

   Он до сих пор не мог опомниться от той быстроты, с которой Абдували расправился с собакой.

   - Для чего? - задумчиво переспросил чернобородый. - Тебя, я слышал, русские чуркой кличут?

   - Анвар меня зовут.

   - Это имя - для своих, правоверных, для меня, а для русских ты - чурка. А срок, он  достаточен для того, чтобы ты мог своим детям открыть глаза на то, как живётся таджикам в России, или возьми и напиши книжку с названием "Приключения мусульманина в Москве". Да ты и писать, наверное, не умеешь.

   - Умею, - прошептал Анвар.

   - Не слышу!

   - Умею.

   - Тогда на, почитай завтра при свете дня, - чернобородый сунул в руки таджика клочок газеты.

   - Зачем это?

   - Заметка в "Аргументах и Фактах".

   - А, что в ней? Неужели тебе трудно пересказать своими словами?

   - Цифры, дорогой мой, цифры. Статистика. Численность русских, численность мусульман, проживающих в России.

   - Ну и зачем мне это знать?

   - А затем, что русские вымирают. Каждый год их число уменьшается приблизительно на четыре миллиона человек, а количество людей, исповедующих ислам, растёт. Нас уже девяносто восемь процентов в Ингушетии, девяносто шесть в Чечне, в Кабардино-Балкарии - семьдесят процентов, в Татарстане - пятьдесят четыре. Вас, таджиков живущих среди русских, уже полтора миллиона. А теперь скажи: "Какое право русские смеют называть нас чурками?"

   - Какое? - машинально переспросил Анвар.

   - А никакого. Откуда взялась Россия, знаешь?

   Анвар отрицательно покачал головой.

   - А я скажу тебе. Пошла она от Киевской Руси, и земли у русов было - малая горсть. И православие Русь приняла только в девятьсот восемьдесят восьмом году. А на Востоке, на реке Волга, которая в то время называлась Итиль и впадала в Каспийское… Хазарское, по -нашему, море, уже процветало Великое Булгарское исламское ханство. А ты знаешь, что мы, мусульмане в тысяча восемьдесят восьмом году дошли на севере до Мурома, Суздаля, Устюга и отняли эти земли у русских? Если бы не монголы, которые в то время были сильнее нас, мы давно владели бы Москвой. А при царе Иване Грозном "Кровавом" урус Ермак захватил Казань и почти всю мусульманскую Сибирь. Потом большевики забрали себе и твой Таджикистан. Русские должны вернуть то, что по праву принадлежит нам.

   - Попробуй теперь верни, - махнул рукой Анвар.

   Усталость и сонливость после тяжёлого рабочего дня пропали, уступая место интересу к рассказу чернобородого парня. Рядом, вынырнув из темноты, появился Абдували.   Чернобородый покосился на него и продолжал:

   - Всё зависит от нас. От тебя и от таких парней, как Абдували, Ягинбай. От унижаемых, оскорблённых, работающих на русских хуже рабов. Слушай свой внутренний голос. Это Аллах говорит с тобой. Он призывает тебя встать в ряды солдат джихада для борьбы с неверными. И тогда не звёзды будут гореть на башнях Кремля, а гордо реять зелёные знамёна ислама. Не далёк тот день, когда мы и такие же обездоленные, как ты, Анвар, создадим Великий Халифат от моря Хазарского до северных границ Скандинавии.

    Слова чернобородого падали на сердце Анвара, словно вода в пересохшее от жажды горло.

   "Он всё правильно говорит, - думал Анвар. - Кто развалил Советский союз, в котором мы все: узбеки, туркмены, таджики, грузины были братьями и жили припеваючи? Урусы – коммунисты. Раньше и заводы работали, и фабрики. Мама говорила: "При советской власти в колхозах и совхозах жили хорошо, в достатке". Но местные баи, которых вырастили русские, захотели сами править в республиках. А Ельцин им это позволил. Русские бросили нас на произвол судьбы, сделав в одночасье нищими, а теперь мы у них - вроде рабов, которых можно посылать в те места, которые и произнести без стыда невозможно. Почему нас можно унижать, называя тупыми ишаками?".

   Словно читая мысли таджика, чернобородый сказал:

   - Ты послушай русских прорабов здесь, на стройке. Их речь состоит из одних ругательств, мата и сквернословия. Ругаются все, даже большие начальники и женщины. Рано или поздно Аллах накажет их всех за грехи и за грязный язык тоже. Ты мне нравишься, Анвар. Тебе не место здесь. Умрёшь. Либо зимой от холода, либо упадёт на голову какой-нибудь кирпич, и зароют тебя, словно собаку, в котловане, а сверху зальют бетоном. Так уже было с другими.

   - А куда идти без денег? Где-то жить надо. Домой что-нибудь отсылать надо. У меня братьев и сестёр куча. Сёстры вырастут, мужей придётся искать, калым отдавать.

   - Ты мне нравишься, - ещё раз повторил чернобородый. - Ты, да ещё Абдували. Как вы пса прирезали, я видел. Не каждый так сможет. Только настоящие мужчины. Остальные твои земляки здесь - овцы. Слушают, кивают, соглашаются и дрожат, словно листья от сильного ветра. Боятся. Вы - другое дело. Поэтому предлагаю. Уйдёте вместе со мной, дам вам жильё, специально сниму для вас квартиру. Научу вас, как бороться с русскими, чтобы поставить их на колени. Не вы урусов, они вас скоро будут бояться. Аллах не оставит тебя без  покровительства. У вас будут деньги, женщины и еда. Ваши семьи тоже будут получать небольшие, но достаточные для достойной жизни суммы. Что скажете?

   Анвар даже в темноте видел горящие глаза Абдували. Тот, подойдя ближе, внимательно слушал. Было заметно, что предложение ему нравилось. Сам Анвар немного растерялся. В речах чернобородого звучала уверенность, во всём облике чувствовалась сила.

   Заметив колебания таджика, парень встал.

   - Понимаю. Слишком неожиданно, да? Не тороплю. Подумайте и решайтесь. Или останетесь овцами, или я сделаю вас волками, достойными иной жизни, полной уважения и достатка. Приду завтра к вечеру. Тогда и дадите ответ.

   Парень встал и через секунду растаял в темноте.

   Анвар долго не мог заснуть, размышляя о словах странного ночного собеседника, и всю первую половину наступившего дня ползал по стройке, словно сонная муха. Но после обеда в его сознании произошла перемена. То ли усталость сделала своё дело, то ли жара, подобно горячей игле, проникла в разум, раздражая нервы, но он стал болезненно реагировать на реплики, которые совсем недавно пропускал мимо ушей.

   - Эй, чурка ты долбаный! Неужели твоя тупая башка не соображает, что делают кривые руки? Кто тебя учил так кирпичи класть? - доносились до Анвара голоса прорабов. - Ишак ты, а не разнорабочий... Твою мать. Вам бы только овец у себя в горах трахать, а не дома строить. Ни на что больше не способны. Чего глаза вылупил, словно баран?

   Обычно Анвар передвигался по стройплощадке, не поднимая глаз, но теперь его взгляд, будто магнит, притягивали сцены, заставляющие сердце наполняться ненавистью к русским. В обеденный перерыв у забора, в тени берёз бульдозерист и крановщик разливали водку в гранёные стаканы и тут же, не смотря на зной, пили, грязно ругаясь. Один из охранников, всё утро разыскивающий Пирата, со злостью ударил носком тяжёлого ботинка зазевавшегося таджика. На пятом этаже, куда Анвар носил мешки со штукатурной смесью, две русские женщины в перепачканных белой краской робах издевались над его земляком, тыча парню под нос бутерброды с толстыми кусками свиного сала.

   - Ешь, дурачок, пока твой Аллах не видит.

   Ещё утром Анвар думал, что готов терпеть изнуряющий тяжёлый труд, кровавые мозоли на руках, неустроенность, тесноту и грязь в бытовке, запахи немытых тел, давно не стираных носков и голод ради нескольких тысяч рублей, которые он мог бы отправлять семье. К вечеру он уже решил для себя, что составит компанию Абдували и примет предложение Асланбека. Так чернобородый парень представлялся всем на стройке. Этот день с руганью прорабов, с пинками, подзатыльниками, обидными прозвищами оказался последней каплей, переполнившей неизвестно откуда появившуюся в душе Анвара чашу злости на весь мир.

   "Почему всё устроено так несправедливо? Почему, работая в поте лица, я получаю гроши? Почему должны страдать мать и мои сёстры там, в родном посёлке? Разве Аллах не создал людей одинаковыми и равными?" - думал таджик.

   В сумерках возле ворот остановился автомобиль. Абдували, ёрзающий на досках так, словно ему в задницу впивались гвозди, первым увидел лицо Асланбека в окне машины.

   - Ну что, идёшь? - Анвар увидел в глазах приятеля решимость и надежду.

   Он перевёл взгляд со сверкающего чёрным лаком старого, но ещё крепкого "БМВ" на грязные, облезлые стены бытовки.

   "А, шайтан их всех возьми! - мысленно воскликнул таджик. - Хуже не будет".

   - Иду, - тихо сказал он, поднимаясь на ноги.

 

   Это был один из редких вечеров, когда Вадим остался дома. Лёжа в постели, он просматривал бумаги, испещрённые графиками и цифрами. Губы  шептали: " Пятьдесят грамм на тонну породы, это получается..." - Дементьев морщил лоб и мысленно сетовал на то, что абсолютно ничего не понимает в тонкостях анализа экономической составляющей золотодобычи. Екатерина сидела перед зеркалом и наносила ночной крем на лицо. Заметив, что муж оторвался от бумаг, она торопливо сказала:

   - Игорёк хочет, чтобы ты купил ему лошадь.

   - Какую лошадь? Он давно вышел из детского возраста. На хрена ему игрушка? Он уже здоровый мужик.

   - Ему не игрушечную нужно, а настоящую.

   - Что за блажь? Пусть выбросит из головы. Это всё ты ему потакаешь. Придумали тоже. Барские замашки.

   - Господи! А ты сам, кто? Из грязи - в князи...

   - Катерина! - грозно повысил голос Вадим.

   - Что, Катерина? Я уже тридцать лет Катерина. В кои веки сын попросил тебя съездить с ним в зоопарк. Он тебя неделями дома не видит. А потом, даже английские аристократы владеют лошадьми. Чем мы хуже? - Катя знала уязвимые места мужа. - Ну, скажи, когда ты последний раз общался с Игорьком?

   - Сегодня за ужином.

   - Разве это можно назвать общением? Твои односложные "отстань", "нет времени", "потом", "если будет время" опускают парня ниже плинтуса. Почему я должна просить Колю Крика отвезти Игорька в зоопарк? Ты о чём-нибудь, кроме денег, можешь думать?

   - Могу, - пробормотал Вадим, снова погружаясь в расчёты.

   - Можешь? Ах, да. Забыла. Об этой проститутке, своей секретарше.

   - Перестань, - отмахнулся Вадим, откладывая в сторону бумаги. - Между прочим, на эти деньги, которые ты так презираешь, ваша светлость живёт, ни в чём себе не отказывая. Скажи, сколько у тебя норковых шуб, сколько колец с бриллиантами? Кто отдыхал три месяца назад в Доминикане? И, знаешь... Почему ты сама не могла поехать с сыном в зоопарк?

   - Да, потому, - ещё больше обиделась Екатерина. - Ты даже забыл, что купил мне бизнес - салон красоты. Это, чтобы я не клянчила у тебя денег на мелкие расходы. Так и знала, что ты о кольцах вспомнишь. Между прочим, некоторые из наших знакомых ездят отдыхать каждые две недели. Подумаешь, в Доминикану один раз отправил.

   - Прекрати, - повысил голос Вадим и упрямо вскинул подбородок. – Лучше скажи. Это Крик сажал Игорька на лошадь в зоопарке? С каких пор в зоопарке катают на лошадях?

   - Боже! - воскликнула Екатерина, отворачиваясь от зеркала. - Ты сам-то, когда там был?

   - Не помню, в детстве...

   - Игорьку надоело без толку махать ногами в секции каратэ. Я в этом зале была всего один раз. Мерзко воняет потом и мокрыми тряпками. Духота страшная. А парню нужен свежий воздух. Ты посмотри на его тело. Синяк на синяке. Сам бледный, взгляд дикий.

   - Ничего, зато вырастет мужиком.

   - Ну да, если мозги прежде не вышибут. А здесь, в лесу наш сын ездил бы верхом, дышал бы кислородом, загорел бы немного.

   - А-а! - вскочил на ноги Вадим. - Достали меня своей лошадью! Покоя от вас нет. - Он собрал бумаги и пошёл прочь из комнаты, бросив на ходу, - Ложись. Я постелю себе в кабинете.

   Екатерина открыла рот, собираясь бросить в спину мужа очередную колкость, но было поздно. Шаги Вадима гулко прозвучали в тишине дома, потом хлопнула дверь.

   "Ну и чёрт с тобой! - подумала молодая женщина. - Видно, что накувыркался досыта со своей секретуткой на работе. Рожа, так и лоснится. Кобель!"

   Екатерина посмотрела на окна, плотно закрытые шторами, сбросила халат, выключила свет, обнажённой подошла к гардинам и отдёрнула их в сторону. Ночной ветер принёс с собой волну свежести и запах соснового леса. Женщина посмотрела на далёкие ворота, потом на два гостевых дома, в одном из которых жили привратник и Коля Крик. Там светилось единственное окно. Она облокотилась плечом о стену, жадно вдыхая ароматы ночи. Где-то далеко вскрикнула птица, потом в кронах сосен заворчала ворона. У ворот вспыхнул огонёк сигареты.

   "Наверное, Крик, - с волнением и страхом подумала Катя, словно уже ощущала на коже собственной груди тёплые, пропахшие табаком твёрдые и нетерпеливые ладони Крика, его мокрые жадные губы.

   Секс с этим парнем был предсказуем и груб. Он брал её сверху, наваливаясь тяжёлым мускулистым телом, не заботясь о том, хорошо ли ей было, удобно, успела ли она достичь оргазма. Он не спрашивал её ни о чём и, насытясь, курил в постели, улыбался, щурил глаза, будто кот. Часто, не получив того, чего ожидала, она пинками прогоняла Крика с постели, приговаривая зло и раздражённо: "Пошёл вон!"

   "Господи! На третий раз только и можно добиться от него удовольствия. Что такое нежность и ласковые любовные игры, он не знает. Разве это любовник? - Екатерина тяжело вздохнула. - "Хотя, на безрыбье и рак рыба, - тихо сказала она себе. - Чёрт! Ради чего я хожу по лезвию ножа? Если Крик распустит где-нибудь язык, нам обоим конец".

   Она слишком хорошо знала Вадима

   "Что его - то его. Даже, если это ненужная старая вещь или тысячная банкнота, забытая в кармане пиджака"

   Однажды Екатерина, не проверив карманы мужа, велела Вратарю выбросить на помойку давно валявшиеся в гардеробной старые брюки Вадима. Но Дементьев, спустя две недели, вспомнил и про брюки, и про деньги, которые он забыл в кармане, устроив скандал и накричав на неё.

   - Не смей брать мои вещи. Никогда ничего не выбрасывай. Что моё - то моё.

   "Почему другим бабам везёт? - думала Екатерина. - У кого-то муж хороший, добрый, щедрый, а не свирепый и холодный, как мой. У многих - любовники из артистической богемы. Некоторые заполучили стриптизёров и содержат их, наслаждаясь классным сексом". - В памяти всплыли рассказы подруг, с которыми она посещала свой же салон красоты.

   "Вот тебе дело, и не приставай больше ко мне с просьбой о деньгах, - мысленно передразнила мужа Екатерина. - Тоже мне деньги. Слёзы одни. Только время у меня отнимает этот проклятый салон. Даю голову на отсечение -  администратор, такой сладенький и женоподобный армянчик, безбожно ворует".

   Она вспомнила, что на её банковской карточке осталось пятьдесят тысяч рублей, и настроение упало ещё больше.

   "Опять нужно просить денег у Вадима и выслушивать целую лекцию о расточительности и режиме экономии. Олигарх хренов! - выругалась Екатерина и отступила вглубь спальни. Ей показалось, что у ворот блеснуло стекло.

   "Крик или...? Подсматривают. В бинокль, наверное. С них станется, - она вспомнила о приборе ночного виденья, который видела однажды в руках Петровича. - Боже мой! Живу, будто в тюрьме. Решёток на окнах только не хватает. Встретила бы мужика нормального, пусть он даже звёзд с неба не хватает, не задумываясь, послала бы Вадима с его деньгами, куда подальше. Правильно говорят: "Не в деньгах счастье. Господи! Тогда, в чём? Может, как сказала моя заклятая подруга Вика: "Счастье не в деньгах, а в их количестве", - женщина улыбнулась темноте.

   Вика считалась приятельницей всем дурочкам, страдающим от одиночества и невнимания мужей, живущим неподалёку на Рублёвке.

   Екатерина, оставив щель между шторами для доступа свежего воздуха и легко ориентируясь в темноте спальни, преодолела расстояние до кровати и легла. Она по-детски свернулась калачиком, подложила ладонь правой руки под щёку, тяжело вздохнула, вытерла краем одеяла, выступившие на глазах, слёзы и вскоре заснула.

   Тем временем Вадим, закончив с бумагами, минут двадцать смотрел последние записи с домашних камер видеонаблюдения, потом вынул из шкафа подушку и плед, устроил себе постель на огромном кожаном, тёмно зелёном - благородного английского цвета диване. Не ложась, а, только откинувшись на спинку этого монстра, Дементьев прокрутил в памяти события дня. Он делал это всегда, анализируя, не допустил ли где-нибудь ошибок, не затронул ли интересов своих могущественных деловых партнёров или врагов, что могло привести к непредсказуемым последствиям разборок. Раскладывая на полочках памяти то недавнее, о чём не следовало  забывать, он вспомнил и дела прошлые. Это помогало Дементьеву быть в тонусе и не терять психологической равновесия.

   "Какое время было!" - С ностальгией вспоминал он девяностые годы.

   Именно тогда он усвоил основные неписаные законы свалившихся на Россию реалий:

   "Если хочешь быть уважаемым человеком, не останавливайся ни перед чем, будь сильным и безжалостным. Не допускай и тени сомнения в своём праве уничтожить любого, кто встанет на пути к богатству или угрожает ему или семье".

   А семьёй Вадим считал не только близких друзей и Екатерину, но и тех пацанов, для которых он - обладатель чёрного пояса по каратэ являлся кумиром. Именно из них он формировал первые отряды своей небольшой, но сплочённой и безжалостной армии. Вадим мысленно аплодировал основному постулату российской власти, ставшей неожиданно слишком слабой: "Разрешено всё, что не запрещено законом". Законом не запрещалось наносить визиты первым кооператорам, чтобы намекнуть им, что без его, Дементьева, поддержки и защиты невозможно будет спокойно работать. Лавочникам, торговцам, "челнокам" на рынках давали понять, что лучше отдать определённую дань высоким, спортивного вида парням и потерять малое, чем утратить всё. Несколько показательных акций устрашения поставили на место строптивых и гордых. Вадим вёл переговоры с первыми банкирами, со следователями уголовного розыска, семьи которых тоже хотели спокойно жить и вкушать блага нарождающегося капитализма. Он приложил руку к разрушению старой, ржавеющей на глазах, карательной системы государства и к созданию коррумпированной прослойки среди среднего звена милицейских начальников, которые быстро шли в гору, занимая всё более высокие посты. В "кармане" у Дементьева оказались нужные ему районные и городские чиновники исполнительной власти, некоторые депутаты законодательных собраний, которые отстаивали интересы прибыльных предприятий Вадима. Он подчинил своей воле людей, которые искали сильных покровителей. Первые залоговые аукционы принесли активы, о которых он раньше не мог даже мечтать. Дементьев благоразумно не лез в нефтяной и газовые сектора, понимая, что там действуют крупные акулы, близкие к правящей верхушке власти. Он начал скупать лесопилки, деревообрабатывающие и цементные заводы, фабрики по производству пластмасс и стройматериалов. Он стоял у истоков появления первых автосалонов по продаже иномарок и цехов по отвёрточной сборке компьютеров. Потом присоединил к своей небольшой империи ряд гипермаркетов электроники и несколько небольших торговых центров. Именно в то время он понял, что силой оружия можно решить многие проблемы. Плохо приходилось его конкурентам, у которых не оказывалось огневой мощи в нужном месте и в нужное время. Насилие Дементьев ставил во главу угла деловых отношений. Конечно, он верил в бога и старался по мере необходимости публично соблюдать евангельские заповеди, не одобряя на словах  крайних методов убеждения по отношению к кому бы то ни было. Оружие применялось его людьми довольно редко, когда последние доводы и мирные компромиссные предложения уже не приносили результатов. "Если говорят пушки, музы дипломатии должны молчать", - переиначил он на свой лад случайно прочитанный афоризм. Этой фразой, сказанной на ухо нужным людям, он давал зелёный свет силовым акциям. В такой момент его уже не интересовал статус приговорённого.

   "Ну и что, если парень крут и высокого полёта, - любил повторять он мысленно. - Перед лицом смерти все равны. Бесхребетность и мягкотелость вредны для здоровья", - говорил Вадим своему ближайшему окружению и бизнесменам - интеллектуалам, которые обращались к нему за помощью. "Вы не должны быть прямолинейными, твердолобыми баранами. Воспитывайте в себе качества стальной закалённой пружины".

   - Это значит - отступать, отдавая кровно заработанное? - не понял его один из деловых партнёров.

   - Это значит - иметь силу распрямиться в нужный момент, чтобы захлопнуть капкан", - усмехнулся Дементьев.

   В гостиной на первом этаже пробили напольные антикварные часы.

   - Час ночи, - тихо сказал Вадим и хотел выключить настольную лампу, но воспоминание о капкане не позволило это сделать.

   В ушах неожиданно зазвучал доклад шефа его собственной безопасности о делах Молодцова - того самого парня, выпестованного неизвестно кем и подкинутого на содержание Дементьеву в качестве лидера уличной оппозиции.

   "Не по статусу наглый и вороватый, - подумал о Молодцове Вадим. - Действует так, словно кто-то написал для него сценарий дешёвого спектакля. Слишком самоуверен, любит лозунги. Ответы на вопросы журналистов сопровождает обвинениями в воровстве целого ряда известных чиновников правительства и администрации президента. Парень устраивает пикеты и сборища по поводу и без оного. Плакаты, написанные аккуратной, твёрдой профессиональной рукой, бросаются в глаза и, наверное, не дёшевы. Такое впечатление, что этот гад присвоил себе право говорить от имени толпы. Этакий глас народа, громко критикующий Кремль за широко рекламируемую, но малоэффективную борьбу с коррупцией. Если раньше этот Молодцов избегал резких слов и нападок в адрес президента, то сейчас клеймит ВВП по полной программе. Что это? Провокация, цель которой пролить свет божий на тайных недоброжелателей Путина и завести дела на всех недовольных политикой Кремля? Или - это тонкая игра властей? Типа, мы готовы вести диалог с оппозицией, но вы, господа там, на Западе… Вы видите, что это за публика. Этим оппозиционерам всё не так. С ними невозможно вести себя цивилизованно и достичь компромисса".

   Дементьев озадаченно потёр переносицу. Он вовремя уловил те значительные перемены, произошедшие во власти после ухода Ельцина. Эпоха вседозволенности и анархии закончилась. Началось закручивание гаек по всем направлениям. Силовики набрали вес, накопили опыт работы в новых условиях, подготовили молодых, честолюбивых, жадных до денег, быстро продвигающихся по служебным лестницам сотрудников и стали наносить удары по беспредельщикам, пытавшимся работать по схемам девяностых годов, используя грубый рэкет. Многих тогда прижали к ногтю, а тех, кто не сумел перестроиться, уложили в могилы. Вадим для себя и своих бизнес структур придумал правила, соответствующие реалиям  нового времени. Он установил новые границы, за которые переходить не позволялось. Власть наконец-то заставила себя, если не уважать, то опасаться. Власть принудила деловых авторитетных людей считаться с её аппетитами, со своими интересами и планами на жизнь. И сейчас Дементьев не понимал, почему именно его выбрали кошельком для Молодцова. А любое недопонимание заставляло Вадима нервничать, осторожничать и ещё более тщательно продумывать свои дела.

   "Радует, что я не единственный "лопатник1" для оппозиционера. Есть и другие, - размышлял он. - И непосредственной опасности для меня может и не быть. Но с другой стороны, кто знает? Перья скрипят, досье пополняется. Мой пирог слишком велик, чтобы кто-то из властных структур не попытался отхватить лакомый кусок. Если Молодцов перейдёт границы дозволенного, пришьют мне дело о незаконном финансировании оппозиции. Потом будут держать меня на коротком повадке, заставляя отдавать часть… Это вполне в духе хозяев здания на Лубянке".

 

1 Лопатник (воровской слэнг) - кошелёк, портмоне.

 

   Вадим вспомнил о деле Юкоса и Ходорковском.

   - Постой паровоз, не стучите колёса. Кондуктор нажми на тормоза. Я к мамочке родной с последним приветом спешу показаться на глаза, - тихо, себе под нос пропел Вадим, пытаясь освободить душу от неожиданно хлынувшей туда тоски.

   Он покосился на свой живописный портрет кисти Никоса Сафронова. Там, в стене за картиной скрывался объёмистый сейф.

   "Надо бы проверить свои активы за рубежом, переложить ценные бумаги в другие тайники и подумать, чтобы ещё приобрести за бугром на чёрный день, - внезапно решил он. - Чёрт! Вот только хорошо бы перепрятать кое-какие документы? Нужно надёжное место, но где его взять?"

   Перед внутренним взором всплыли интерьеры квартир, о которых мало кто знал, особняк недалеко от Зеленограда, вилла на Лазурном берегу, приобретённая через подставных лиц.

   "Надо раскидать антиквариат и камушки по схронам. Правильно говорят: Все яйца не кладут в одну корзину".

   Дементьев поёжился, словно от озноба, встал, вытащил из книжного шкафа бутылку коньяка "Курвуазье", налил себе полный хрустальный бокал и уселся в мягкое, украшенное  резной спинкой и массивными поручнями, английское антикварное кресло..

   - А то не засну, - проворчал он, опрокидывая в рот ароматный напиток.

   Он подождал, пока коньяк прокатится по языку, обожжёт глотку, проникнет в пищевод, согревая желудок и обещая скорое освобождение от тревожных мыслей. Но что-то продолжало бередить душу. Слегка отяжелевшие веки не хотели закрываться.

   "Ах да, лошадь для Игорька, - вспомнил он. - Чёрт дернул Крика посадить парнишку на пони в зоопарке. Однако, - холодные серые глаза Вадима потеплели, - может, и правда купить сыну лошадь. Пусть катается здесь на участке. Слава Богу - земли хватает. Да и в окрестном лесу вроде спокойно. Все свои, а чужие здесь не ходят. А то Игорёк в самом деле стал бледным, худым и двигается, словно робот. Мы сами виноваты, ограничили его жёсткими рамками: школа, каратэ,  гувернёр - этот хренов тощий молокосос со знанием пяти языков. А с другой стороны, мой пацан потом спасибо скажет за языки. А лошадь... Что лошадь? Блажь эта минует со временем, но, наверное, должна пойти сыну на пользу. Действительно, свежий воздух никогда ещё не вредил здоровью", - Дементьев вспомнил румяные щёки сына, когда мальчику было три года, а Вратарь катал его на снегоходе вокруг посёлка.

   - Надо будет позвонить знающим людям. Не дряхлую же клячу, в каком-нибудь Богом забытом уцелевшем совхозе покупать, - решил Вадим и с лёгким сердцем перебрался на диван.

 

   Директор московского ипподрома положил на место телефонную трубку и вызвал в кабинет секретаршу.

   - Людочка. Принеси мне из финансового отдела реестры на лошадей.

   - Что, на всех, Ефим Адамыч?

   Директор задумался. Последнее время его беспокоили мелкие неприятности. То лошадь отбросит копыта прямо на беговой дорожке, то целую кипу кляуз перешлют сверху для рассмотрения и ответов по существу. Вот и сегодня на ипподроме во второй раз за последние шесть месяцев работала городская прокуратура. Ефим Адамович давно не строил в отношении жизни иллюзий, но чувствовал себя довольно хорошо защищённым. Он отвалил немалую сумму денег нужным чиновникам в Министерстве сельского хозяйства, чтобы заполучить свою теперешнюю должность и уже четыре года практически владел маленьким оазисом азарта в центре Москвы. Не важно, что он ни черта не понимал в коневодстве и в спортивной составляющей скачек. Он начинал своё дело аккуратно, осторожно и вскоре достиг определённых финансовых успехов на нелёгком поприще. Довольно сносно зная английский язык, он выписывал массу специальной литературы из Англии, Америки и знал почти всё о возможных махинациях в мире скачек. Букмекерские конторы, созданные доверенными людьми и "привязанные" новым директором к ипподрому, процветали, чего нельзя было сказать об ипподромном тотализаторе. Но азарт, который испытывали многочисленные любители бегов и скачек, делающие ставки на фаворитов и подающих большие надежды лошадей, приносил Ефиму Адамовичу большие деньги. Часть он относил в конвертах министерским чиновникам, которые закрывали глаза на удручающую финансовую отчётность предприятия. Если до министра и доходили кое-какие сплетни о махинациях на бегах, тот отмахивался, потому что банкноты, присланные через посредников от директора ипподрома, грели и его карман.

   - Оставьте человека в покое. Дайте ему  работать. Административное здание и трибуны отремонтировал? Да. Конюшни строит новые? Строит. Племенная и спортивная работа идут? Безусловно, идут. Дотаций из бюджета не просит? Нет. Что вы ещё от него хотите? - говорил министр, пресекая любые поползновения направить на ипподром комиссию для проверки жалоб.

   Мастера-наездники были у Ефима Адамовича в кулаке. Некоторые из них и раньше занимались тёмными делами: ставили через посредников на результаты скачек, придерживали фаворитов, давали лошадям транквилизаторы, "сливали" забеги, договаривались между собой, кто должен победить, а кто проиграть, но всё это нельзя было проделывать часто. Опытные взгляды завсегдатаев ипподрома и профессиональных игроков замечали всё. И тогда наступало время драк и кровавых разборок, горели двери квартир, где жили наездники, разбивались стёкла, прокалывались шины автомобилей, а то и угонялись сами машины, принадлежавшие мастерам. Всё изменилось с приходом нового директора. Только он знал, какую "химию" (всего несколько капель) добавить в питьё фавориту, чтобы тот на финишной прямой, опережая соперников на пять корпусов, начал сбоить. Либо, не смотря на безжалостную работу хлыста наездника, заканчивал забег почти шагом в числе аутсайдеров. Только он знал, какую таблетку сунуть в яблоко, чтобы скормить лакомство не хватавшему звёзд с неба рысаку перед скачкой и тот, словно ветер, под яростный, недоумевающий вопль толпы завершал свой стремительный бег первым. Директор держал в своём книжном шкафу стимулирующие и расслабляющие добавки, применение которых не смогли бы обнаружить самые сложные и дорогостоящие анализы крови, если бы кто-то вдруг захотел подвергнуть лошадей антидопинговому контролю. Все эти средства поставлял директору нужный, знающий дело человек - фармацевт, доморощенный специалист, который обходился недёшево, но игра стоила свеч. Даже ветеринар ипподрома ни о чём не догадывался. Деньги многочисленных посетителей ипподрома, азартных, безумных любителей скачек текли рекой в кассы легальных и нелегальных букмекерских контор, а оттуда - в особый секретный сейф директора, из которого он подкармливал наездников и прочих нужных людей. О местонахождении стального тайника не знал никто. Надёжные запоры и замки на денежный ящик, замурованный в стену, делал доверенный кузнец, который, кстати, знал, каким образом подковать лошадь, чтобы она перед самой финишной чертой захромала.

   В таком деле без жалоб людей, проигравшихся в пух и прах, не бывает. Поэтому прокуратура и занималась проверкой. Но директор надеялся, что две молоденькие девочки, которые сейчас роются в документах ипподрома, ничего особенного не найдут. Ну, укажут на мелкие нарушения финансовой дисциплины, ну, напишут туманное заключение, но чтобы открыть на него уголовное дело - это вряд ли. Тут нужны зубры сыскного дела, специалисты - химики, люди, разбирающиеся в механизмах и движущих силах азартной игры, связанной с особым искусством скачек. Но на этот случай приготовлено несколько пухлых конвертов с деньгами. Есть люди, которым можно поручить дать взятку. Вот и вчера позвонил авторитетный человек, от которого зависела слаженная и бесперебойная работа букмекерских контор. Эта персона предупредила, что на ипподром заедет один очень уважаемый человек, и директору нужно постараться не огорчить посетителя.

   - А какое у него ел мне дело?» - спросил Ефим Адамович, подавив чувство тревоги.

   Единственное, чего он боялся, так это обидчивых, проигравшихся игроков со связями и определённым положением. Такие люди воспринимали удары судьбы, как личное оскорбление.

   - Жди мужика после полудня. Он сам всё расскажет, - буркнула телефонная трубка, в которой тут же прозвучали гудки отбоя.

   "Может, таинственный посетитель - тот самый "важняк" из прокуратуры, сотрудники которого всё же нарыли на меня компромат? Видно придётся снова открывать сейф", - подумал директор.

   И, когда секретарша что-то пискнула по линии внутренней связи ровно в двенадцать часов дня, а дверь широко распахнулась, в кабинет вломились сначала два "шкафа" в чёрных костюмах, а следом вошли: хорошо одетый мужчина и красивая женщина лет двадцати пяти-тридцати. Сердце у Ефима Адамовича ёкнуло, но, тем не менее, он постарался согнать с лица лёгкую тень волнения. Гости ничем не походили на сотрудников правоохранительных органов.

   Директор первым вежливо поздоровался и преувеличенно бодро пошёл посетителям навстречу, по пути выдвигая на центр комнаты два удобных кресла. Пока визитёры рассаживались, Ефим Адамович пытался догадаться, кем они являются. Мужчина, которого сопровождала дама и два телохранителя, был не похож на азартного человека. Серые умные глаза смотрели прямо перед собой холодно и жёстко. Перебитый нос, старый шрам на левой брови говорили либо о последствиях автокатастрофы, либо о занятиях боксом в недалёком прошлом. Внушительная фигура, широкие плечи, сильные руки, которые непроизвольно время от времени сжимались в два огромных кулака, твёрдый подбородок, плотно сжатые губы с лёгкой тенью пренебрежительной усмешки производили сильное впечатление и наполняли сердце директора лёгкой внутренней дрожью. Женщина выглядела слегка раздражённой. Её красота не ослепляла, но заставляла взгляд Ефима Адамовича снова и снова возвращаться к слегка удлинённому лицу, тёмно-синим глазам с длинными ресницами, полным губам изящной формы, умело и в меру наложенному макияжу, пышным волосам, будто минуту назад с ними работал стилист, округлым коленям, тонким лодыжкам длинных и стройных ног.

   "Шикарная девочка, - подумал директор. - Умна, и чувствуется, что умеет манипулировать мужиками. Но этот тип, - директор скосил глаза на важную персону, - крепкий орех. Таким не повертишь. Сам, кого хочешь, в бараний рог скрутит. Зачем их сюда принесло?

   Но вслух Ефим Адамович произнёс:

   - Добро пожаловать. Меня предупредили, что вы заедете. Чем могу?

   Гость повернулся к своей спутнице и повёл ладонью, будто отдавал своей спутнице инициативу начать разговор. Но потом, очевидно, передумал, кашлянул, прочищая горло, и заговорил:

   - Нам нужна лошадь.

   - В каком смысле? - опешил директор.

   - В прямом. Катя, объясни ему.

   Женщина взглянула через окно на далёкие липы, кроны которых маскировали низкие здания конюшен, на скаковой круг, где несколько жокеев проезжали лёгким галопом поджарых, с тонкими ногами скакунов, а потом перевела взгляд на хозяина кабинета.

   Звучным, красивого грудного тембра, голосом Дементьева буднично и просто начала разговор.

   - Послушайте. Нам сказали, что вы можете подобрать лошадь для нашего сына. Спокойное, уравновешенное, здоровое, не старое животное. Мальчику нужен свежий воздух и живое существо, о котором он мог бы заботиться.

   - А сколько лет вашему сыну? Что его вообще интересует в жизни? - склонив голову набок и сделав внимательным и понимающим свой взгляд, спросил Ефим Адамович.

   - Он ещё мальчик, - ответила женщина, чуть помедлив, словно не хотела посвящать постороннего в жизнь своей семьи.

   - Может, лучше ему купить щенка? Собака в доме - радость и вам, и ребёнку, - легкомысленно выдал тираду директор и тут же пожалел об этом.

   Глаза женщины потемнели. Под густыми ресницами вспыхнули сапфировые искры. 

   Мужчина тем же спокойным голосом произнёс:

   - Послушай, дятел. Не бейся зря головой о воздух, побереги мозги. Тебе русским языком объяснили, что нужно сделать. Оставь комментарии при себе. У тебя есть выбор - найти для ребёнка лошадь и сделать это быстро. Или... Хотя, другого варианта здесь нет. И не отнимай у меня время. Иначе я заставлю тебя, уважаемый, заплатить за каждую минуту, потраченную в этом колхозе.

   Дементьев редко прибегал к угрозам и использовал жаргон, но сегодня Вадим был не в настроении.

   У Ефима Адамовича появилось неприятное ощущение чуть ниже живота. Не то, чтобы он испугался, но чувство опасности заставило его попытаться исправить положение.

   - Простите, не хотел вас обидеть. Но лошадь стоит дорого и потом, у нас не каждый день продаются животные. Нужно смотреть, каких в скором времени, забракуют, каких отправят на племенные заводы, а каких, извините, на колбасу, - директор засмеялся, прикрывая ладонью рот, где сверкнула золотая фикса. Он заметил, что при слове колбаса, женщина устало поморщилась и свела брови к переносице.

   - Я же у тебя не чемпиона хочу купить, - потеряв терпение, мужчина начал вставать. Телохранители придвинулись ближе, почти нависая над столом директора ипподрома. - Или тебе по-другому объяснить?

   - Сейчас, сейчас! - засуетился Ефим Адамович. - Людочка! - он уже держал палец на кнопке селекторной связи. - Зайди немедленно.

   Опасный гость, не садясь, отвернулся, подошёл к окну и уставился на скаковой круг. Его каменный затылок сулил директору дополнительные неприятности.

    - Люда! Знаешь, что? - жизнерадостно и многообещающе сказал Ефим Адамович. - Немедленно обзвони все конюшни, найди мастеров и спроси: есть ли у них богатенькие "Буратино", чьи лошади находятся у нас на содержании.

   - А если есть, то что?

   - У кого есть, пусть зайдут ко мне со списками. Имена владельцев, как и, сколько платят за аренду денников, возраст животных? Давай действуй. И пусть парни поторопятся. Кто отмахнётся, ссылаясь на занятость, будет иметь бледный вид. Давай, давай, - директор демонстративно, давая понять, что владеет ситуацией, поглаживал ладонью фактурные, округлые бёдра Людочки, обтянутые узкой юбкой, а затем подтолкнул девушку к двери.

   - Ну, что вы, право, Ефим Адамыч, словно кобылу, меня трогаете? - взбрыкнула секретарша.

   "А ты и есть..." - хотел сказать директор, но вместо этого махнул рукой на дверь.

   - Быстро, быстро, тротом1, - прикрикнул он, краем глаза заметив, что спутница авторитетного гостя брезгливо отвела взгляд от толстого зада Людочки.

    Десять минут напряжённого молчания, заполнившего кабинет, прервал тихий стук в дверь. Голова секретарши пролезла в щель.

   - Ефим Адамыч. К вам Великанов со списком.

   - С каким списком? Ах, да, - очнулся от невесёлых размышлений директор. - Пусть заходит.

   В кабинет вошёл мастер-наездник с листом бумаги в руке. Директор, не вставая, протянул ему руку.

   - Так виделись уже, - сказал наездник, вытирая о кожаные галифе свою ладонь.

   - Когда это? 

   - За утренним обходом. Рука у меня - в навозе, - мастер, подержав ладонь на весу, всё же протянул её вперёд и повертел перед носом своего начальника.

   - Неважно. Пусть интеллигенты разные навозом брезгуют, - сказал директор, взглянув в сторону гостей.

   Он пожал протянутую руку и понюхал свою ладонь. - Что сказать? Благородный и приятный запах. Графья Орловы не гнушались. Ты подожди за дверью.

   Мастер-наездник положил на стол лист бумаги, но не вышел, а почтительно застыл у стола. Глаза директора забегали по списку.

   - Ну вот, - бодро сказал он, хлопнув рукой по листу. – Например, у Великанова есть несколько подходящих лошадей. Две принадлежат на паях разным людям, а третья - только одному человеку. И кобылка находится у нас давно. Кстати, - хлопнул себя по лбу директор, - Мне говорили, что хозяину лошадь стала в тягость. Может, пойдём,  посмотрим на лошадку?

   Мужчина, стоящий у окна, круто развернулся.

   - Катя! У меня абсолютно нет времени. Ты же знаешь. Пойди, посмотри на лошадей. Выбери ту, которая тебе больше понравится. Пусть пришлют счёт в главный офис и обеспечат перевозку. Дай лошадиному директору визитку с реквизитами, - приказал он одному из своих телохранителей и снова повернулся к жене. - Освободишься, позвони. Пришлю за тобой машину.

 

1 Трот. Разновидность аллюра лошади. Короткая рысь.

 

   Не обращая больше внимание на присутствующих в кабинете, мужчина пошёл к дверям, прикрываемый сзади спинами "шкафов". В "предбаннике" мелькнули: улыбающееся лицо Людочки, и чёрные очки ещё одного амбала, склонившегося над её кудрявым затылком. Он что-то говорил девушке на ухо, погрузив взгляд в глубокий вырез блузки, где колыхалась от смеха пышная грудь секретарши. При виде босса парень согнал с губ улыбку и, поправив предмет, закреплённый под мышкой и приподнимающий тонкую ткань пиджака, двинулся к выходу из приёмной.

   Директор поспешил заполнить паузу и неловкость потоком слов и жестов.

   - Пожалуйста, Екатерина, не знаю вашего отчества...

   Не дождавшись от женщины ответа, Ефим Адамович ещё больше заторопился. Ему хотелось поскорее избавиться от непрошеной гостьи. - Вот сюда, уважаемая. Теперь вниз по лестнице. Здесь осторожно, беговой круг, не отставайте. Лошадки тренируются...

   - Скаковые летом занимают поле с шести утра, пока не жарко, а мы - ближе к полудню, - туманно, словно извиняясь, объяснил непонятно кому Великанов.

   Екатерина, утопая высокими каблуками в мокром песке беговой дорожки, с опаской поглядывала на проносившихся мимо скакунов. Тем не менее, не торопясь, она следовала за директором. Сзади, подняв ладонь в предупреждающем жесте и заставляя наездников слегка осаживать лошадей, шёл Великанов. Следом двигался телохранитель Дементьевых. Тесной группой все пересекли беговой круг, а затем под тенью лип добрались до приземистых длинных зданий конюшен. Из торцевых ворот одной из них выехала "качалка" запряжённая рослым, серым в яблоках рысаком.

   - Доброго здоровья вам, Ефим Адамыч, - молодой парень, устраиваясь удобнее в седле лёгкой коляски, дотронулся до защитного шлема кончиками пальцев, затянутыми в старые, потёртые кожаные перчатки. 

   Большие велосипедные шины прошелестели мимо, рысак скосил глаза на людей и чуть прянул в сторону.

   - Ну, ты, сволочь, не балуй, - ласково сказал наездник, взяв на себя вожжи.

   Он окинул взглядом стройную фигуру женщины и озорно подмигнул Екатерине.

   - Аккуратнее там, на круге. Скаковые ещё не сошли, да и шлагбаум закрыт, бросил вслед парню Великанов.

   - Не первый день за рулём, заеду с дальнего конца, а пока разогрею "парня".

   - Ну, ну, - проворчал мастер-наездник.

   Он опередил своих спутников и открыл низкую дверь в воротах, расположенных по центру конюшни.

   Переступив порог, Екатерина торопливо сняла тёмные очки. После яркого солнечного дня в конюшне оказалось неожиданно темно. Терпкий запах сена и лошадиного навоза ударил ей в ноздри. Запах оказался не таким отвратительным, каким она его себе представляла, но очень чувствительным. Катя открыла сумочку, висевшую у неё на плече, и достала надушенный носовой платок, но заметив людей, с любопытством и усмешками смотрящих на неожиданную гостью, спрятала платок обратно.

   - Чего глаза вылупили? - гаркнул на конюхов Великанов. – Дел у вас мало? Я найду.

   Глаза Екатерины уже привыкли к темноте, и она увидела, что в помещении закипела работа. Девушка в резиновых сапогах разносила по денникам охапки сена. Кузнец в проходе подковывал рослого вороного коня. Головы лошадей, высовываясь из денников, тянулись ноздрями навстречу людям и провожали гостей взглядами больших, блестящих сливовидных глаз. Два человека в дальнем конце конюшни привязывали к стальному кольцу за ременную уздечку высокого белого жеребца. Рядом стояла качалка с опущенными оглоблями и хомутом, брошенным на сиденье. Ещё один человек расположился в сторонке на седле для верховой езды, укорачивая поводья...

   - Нам - налево, - показал рукой направление Великанов и пошёл вперёд, оглядываясь на директора.

   - Вот она, красавица, - с неожиданной лаской в голосе сказал мастер-наездник, останавливаясь почти в самом конце конюшни у одного из денников.

   Голова вороной лошади с белой полосой между глазами высунулась наружу поверх закрытой калитки при звуке знакомого голоса. Сбоку на решётке Екатерина увидела табличку с надписью "Терра".

   - Вывести? - спросил Великанов, обращаясь не то к директору, не то к гостье.

   Женщина кивнула, поражённая гордой посадкой головы, раздувающимися ноздрями и своим отражением в глазах Терры.

   - Давай, - разрешил директор и с опаской отступил в сторону.

   Великанов усмехнулся и, повысив голос, приказал кому-то - невидимому в глубине денника:

   - Хватит чесать лошадке хвост, Лисицын, надевай уздечку и выводи.

   Широкая дверь денника отъехала в сторону. В проёме появился молодой мужчина, ноги которого обтягивало военное галифе. Он снял с крюка возле кормушки уздечку, положил руку на шею лошади, заставил её отступить, ловко надел животному на голову упряжь, пропустив ремни за ушами и застегнув пряжку на шее. Потом открыл калитку и, придерживая лошадь за повод и упираясь в животное плечом, вывел Терру в проход.

   Екатерина, окинув взглядом лошадь, ещё раз удивилась блеску лоснящейся чёрной шкуры, расчёсанной гриве, волнами ниспадающей на шею, огромным мускулам, которые перекатывались под кожей, стройным длинным ногам с блестящими копытами, будто смазанными маслом. Лилово-фиалковый лошадиный глаз, открывая белоснежный белок, с любопытством косился в сторону незнакомой женщины. Ноздри раздувались, Терра тянулась к сумочке, висящей на руке гостьи.

   - Нравится? - прервал молчание директор, оставаясь за спиной Великанова.

   - Очень! - вынуждена была признаться Катя.

   - Дайте ей вот это, - из кулака мастера-наездника в подставленную ладонь женщины скользнули два кусочка сахара. - Не бойтесь. Терра не кусается. Ласковая, зараза...

   Екатерина нерешительно подняла руку и раскрыла ладонь. Лошадь потянулась к ней, мягкие губы нашли сахар и осторожно, бережно сняли его с руки. Из ноздрей Терры пахнуло теплом. Она с гордым наслаждением стала хрустеть лакомством, потом благодарно кивнула головой и шумно вздохнула.

   - Почему продают такую красавицу? - спросила Катя.

   - Великанов, почему? - Директор решил не выпускать инициативу из рук.

   - Это - Липатова кобыла, - пояснил наездник, будто директор должен был знать фамилию владельца.

   - Ну и что?

   - Так ведь он давно в деревне живёт где-то под Воронежем. Ему, зачем там скакун? Это он в Москве жену баловал. А сейчас, в деревне – такую лошадку только портить. Ломовая лошадь - другое дело, телеги таскать, а эту - жалко.

   - А с Террой всё в порядке? - спросила Екатерина, не замечая, что уже думает о лошади, как о собственной.

   - В смысле здоровья? - уточнил Великанов. - Не сомневайтесь. Терре - шесть лет. В самом соку кобыла. Спокойная, трудолюбивая. Для выездки и прогулок верхом в самый раз.

   Директор, пока женщина любовалась лошадью, наклонился к уху наездника и что-то спросил. Тот так же, на ухо ему ответил.

   - Я беру Терру, - решила Катя. - Пришлите счёт по адресу. Он - на визитке, которую вам дал мой муж.

   - Пятьсот тысяч для вас не будет слишком много? - Директор сделал строгий взгляд и отвернулся, чтобы не видеть удивленного лица Великанова. Озвученная цена была в три раза больше, чем надеялся выручить за лошадь сам Липатов.

   - Долларов или евро? - равнодушно, холодным тоном спросила женщина.

   - Рублей, - несколько растерялся директор и тут же пожалел о своей глупости. Было похоже, что гостье - абсолютно всё равно, какой валютой придётся заплатить за Терру.

   Екатерина повернулась к выходу, доставая из сумочки сотовый телефон.

   - Дорогой, пришли машину за мной. Хорошо... У центрального входа, через двадцать минут - негромко произнесла она.

   Потом, словно вспомнив важную вещь, обернулась.

   - Вот ещё что. Мне нужен человек, который бы присматривал за лошадью и давал уроки верховой езды моему сыну и, - Екатерина замялась, - может быть, мне тоже. Хотя бы первое время.

   - Э-э, - замялся Ефим Адамович, взглянув на Великанова.

   - У меня все люди на счету, - пожал плечами наездник. - Работать некому.

   - Мы что-нибудь придумаем, - забеспокоился директор, оглядывая помещение конюшни, будто ждал, что из какого-нибудь тёмного угла появится нужный человек.

   - Я могу, - эти слова произнёс парень, держащий Терру за повод.

   Глаза Екатерины впервые с интересом остановились на Лисицыне. Перед ней топтался с ноги на ногу довольно высокий мужчина лет тридцати - тридцати пяти с приятным интеллигентным лицом, подтянутый и, вопреки моде на трёхдневную щетину, гладко выбритый. Сильные руки, тонкой талия, широкие плечи, обтянутые белой футболкой, немного лишнего веса, внимательные, грустные глаза, несколько удивлённый взгляд. Лёгкая улыбка приподняла линию губ. Горькая складка в уголке рта делала улыбку немного грустной.

   Сергей ещё не успел понять причину, которая заставила слететь с языка эти два легкомысленных слова. Для него самого это было неожиданное и странное решение. Он тут же мысленно стал оправдываться неизвестно перед кем:

   "Ну и что? Продавца в торговый центр я нашёл. Пусть таджичка, но пока не ворует. Торговля - ни к чёрту. Да и к Терре я привык. Подумаешь, раза три-четыре в неделю по паре часов буду занят. Зато окажусь на свежем воздухе и рядом с этой женщиной", - за всё время переговоров он исподволь рассматривал гостью.

   Таких удивительных и совершенных творений Господа он ещё не встречал. Синие с глубоким сапфировым оттенком глаза произвели на него очень сильное впечатление. Звучный голос, напоминающий голоса оперных певиц, заставлял прислушиваться и наслаждаться перепадами тембра. Тонкий приятный запах, исходивший от одежды женщины, её волос и губ он чувствовал даже на расстоянии.

   "Это не духи. Так пахнет её кожа", - подумал Сергей, неожиданно краснея и отводя взгляд от точёной фигуры, немного полных, но красивых бёдер, обтянутых модным платьем.

   Ефим Адамович и Великанов с изумлением таращились на Лисицына.

   - Кто это? - шепнул на ухо наезднику директор.

   - Любитель. Приходит по утрам, помогает и торчит здесь почти до вечера, - ответил тот. - Таких на ипподроме много. Фанаты. Помешались на лошадях.

   - Вот видите. Всё решено, - прервала шептунов Катя. - Назовите ваше имя? - она в упор смотрела на парня, который, похоже, уже жалел о своём предложении.

   - Лисицын, - голос мужчины сорвался, он смущённо кашлянул в кулак, - Сергей...

   - Вот и славно. Держите карточку. На ней - номер телефона. Через два дня лошадь должна быть готова к отправке. Накануне позвоните, вам объяснят, каким образом добраться до нашего особняка, - женщина не просила. Она просто отдавала приказы, и ей никто не решился возразить.

   Директор едва не выхватил маленький прямоугольный кусочек плотной бумаги из руки Сергея. Тот отдёрнул руку и положил визитную карточку себе в карман.

   После минутной паузы, Екатерина взглянула на часы, потом снова на Лисыцина и добавила:

   - У нас есть свободный гостевой дом. Сейчас к нему пристраивают помещение для лошади... - В ладонь Сергею легла ещё одна визитная карточка. – На случай, если потеряете. Там - мой личный телефон.

   Лисицын неожиданно вынул из кармана огрызок карандаша, подобрал с земли кусочек газеты и быстро стал писать.

   - Вот самое необходимое, что нужно сделать там, у вас.

   Женщина спрятала клочок бумаги в сумочку.  Не прощаясь, она отвернулась и направилась к выходу, надевая солнечные очки. Директор трусцой рванулся за ней.

   После нескольких звонков по указанному номеру телефона, Ефим Адамович, заискивая с человеком, который вёл переговоры от имени Дементьева, добился того, чтобы деньги за лошадь привезли наличными в полиэтиленовом пакете. Вытащив из него сумму, причитавшуюся бывшему владельцу Терры, он вызвал к себе в кабинет Великанова.

   - Готовь лошадку к отправке. Вот твоя доля. Комиссионные, так сказать. Эту пачку отдашь, как его, ну этому...

   - Липатову, - напомнил директору мастер.

   - Да, да. И ещё. Они требуют, чтобы лошадь сопровождал кто-нибудь из работников ипподрома. Пусть, дескать, проверит, всё ли учли при строительстве конюшни. Поедешь ты.

   - Почему я? У меня на носу - бега в воскресенье. От нас едут Енисей, Полярная звезда и Сатурн.

   - Всего делов – смотаться туда и обратно. Чего там смотреть? Всё равно им эта игрушка скоро надоест. Потом нас же будут просить забрать лошадь. Не спорь со мной. А этот любитель, фанат, как его? - Ефим Адамович щёлкнул пальцами.

   - Лисицын?

   - Да, Лисицын. Справится с конём?

   - Да он, считай, лет пять у нас отирается. Лошади его любят. Справится. Тем более, что он и ухаживал за Террой, и ездил на ней.

   - Вот и ладно. Готовь трейлер.

   Через два дня, ровно в полдень у особняка Дементьевых на Рублёвке появился белый пикап "Додж-Рам" с прицепом - высоким денником на колёсах. В кабине находились трое: Великанов, Лисицын и водитель.

   Вратарь и Коля Крик открыли калитку, проверили и забрали сопроводительные бумаги, а потом распахнули ворота. Коля Крик шёл впереди "Доджа", указывая дорогу. Машина остановилась возле гостевого дома на дальнем конце земельного участка. У небольшого двухэтажного бунгало сверкала светлым лаком пристройка, собранная из пропитанных специальным составом брёвен. Три узких окна на высоте человеческого роста дополняла широкая внушительной высоты дверь. Вблизи конюшни пахло стружками и смолой. От особняка, держа за руку возбуждённого Игоря, уже подходила Екатерина.

   Великанов, кивнув Сергею, открыл дверцу джипа.

   - Привезли, привезли! - звонко кричал Игорь, наконец-то вырвавшись из рук матери и подбегая к прицепу.

   - Вы бы отошли немного в сторону, - сказал Великанов. - Лошадь нервничает. А тут столько незнакомых людей.

   Коля Крик фыркнул и посмотрел на Екатерину.

   - Вот зараза. Столько шума из ничего. Подумаешь, цаца какая... Кобыла...

   - Придержи язык, - бросила ему через плечо женщина.

   Её взгляд остановился на Лисицыне. Неожиданно она улыбнулась ему. В её глазах зажглись искры цвета индиго. Сергей вздрогнул от неожиданности и ещё раз поразился яркой красоте женщины. Он не отводил взгляда, любуясь стройной фигурой, на которую падал, рассеянный кронами сосен сосен, солнечный свет. Его ответная улыбка, раздвинув уголки рта, приоткрыла белые ровные зубы.

   - Сходни приготовили? - услышал он голос Великанова.

   - Вон, сзади пристройки помост лежит, - бросил ему Коля Крик, даже не делая попытки принести трап для выгрузки животного.

   Ему не нравилась вся эта затея с лошадью, ему не нравился высокий парень с пухлыми губами и глупой улыбкой на лице, стоявший рядом с маленьким мастером-наездником. Он разделял мнение Дементьева - "Блажь".

   - Ступай внутрь, огладь Терру, она тебе больше доверяет, потом будем выводить, - бурчал Великанов, пристраивая трап к борту прицепа и оглядываясь на Лисицына.

   Сергей тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, отодвинул запор, открыл дверь прицепа и осторожно вошёл внутрь передвижного денника.

   - Терра, девочка моя. Всё хорошо. Спокойно. Опа, опа, - голос Лисицына звучал спокойно и ровно.

   Внутри прицепа послышался стук копыт, потом ржание. Великанов, отступив за открытую заднюю дверь джипа, наблюдал за действиями Сергея. А тот уже развязывал узлы широкого кожаного ремня надетого на шею Терры и закреплённого в кольцах на стенках денника. Затем Лисицын осторожно надел на голову лошади недоуздок, висевший тут же, развернул встревоженное животное в узком пространстве, обитом поролоном, мордой к выходу и, упёршись плечом в грудь этого лоснящегося графитового, косящего выпуклыми глазами на солнечный свет, сгустка энергии, тихонько потянул лошадь за собой. Терра, аккуратно переступая копытами по шаткому помосту, нервно сошла на землю. Через минуту Лисицын уже водил лошадь, раздувающую ноздри и подрагивающую блестящей кожей, по двору, снимая напряжение мышц животного после довольно долгой поездки в передвижном деннике.

   - Мама, какая она красивая. Смотри, - прошептал Игорь, прижавшись к Екатерине. - Она моя?

   - Чья же ещё?

   - А, когда можно на ней покататься? - уже громче спросил мальчик, оглядываясь на взрослых.

   Екатерина вопросительно взглянула на Сергея. Великанов в это время возился в пристройке, проверяя всё ли там в порядке.

   - Думаю, дня через два можно, - сказал Лисицын, заканчивая третий круг проводки.

   Терра заметно успокоилась и потряхивала головой на ходу, заставляя расчёсанную перед поездкой гриву ниспадать волнами на шею и переливаться всеми оттенками чёрного цвета.

   - Почему через два? - расстроился Игорь.

   - Потому, что лошадка должна привыкнуть к новому месту. Мы её сейчас напоим, накормим, ты угостишь ей морковкой, потом кусочком яблока. Терре нужно познакомиться с тобой, - говорил Лисицын, продолжая двигаться вместе с животным по кругу.

   Появившийся во дворе Великанов залез в фургон, раздвинул продольную перегородку, из-за которой вытащил на свет божий несколько тюков сена, два мешка с овсом, полмешка яблок и ведро чищеной моркови.

   - На первое время. Потом будете покупать фураж вот здесь, - он достал из кармана галифе карточку с реквизитами поставщика кормов для лошадей, потом ещё одну с телефоном ветеринара.

   - На всякий случай. Мало ли что, - сказал он и полез в "Додж".

   - Ну, всё. Я поехал. Времени в обрез. Если будут трудности, обращайтесь.

   В это время Терра подняла хвост и оставила на земле несколько дымящихся и резко пахнувших шаров.

   Коля Крик с изумлением уставился на них, потом посмотрел вслед исчезающему прицепу.

   - А это, кто будет убирать? - завопил он, растерянно оглядываясь вокруг.

   Игорь весело рассмеялся, Екатерина сдержанно улыбнулась, а Лисицын, ведя лошадь к открытой двери конюшни, бросил:

   - Не проблема. Уберём. Правда, Игорёк?

   - Конечно, - заторопился мальчик, озираясь, и не зная, что делать, но с намерением сорваться с места.

   Лисицын вместе с лошадью исчез внутри пристройки и вышел оттуда через пару минут, держа в руках метлу и широкий совок на длинной ручке.

   - Кто же тут постарался, чтобы и совок, и метла, и вилы были на месте? Неужели ты? - Сергей, разговаривая с мальчиком, быстро собрал навоз, отнёс его за пристройку и высыпал в большой ящик, сбитый из толстых досок.

   - Нет, это не я. Это всё мама, - честно признался Игорь, следуя за конюхом по пятам

   - Вы даром времени не теряли? - Лисицын остановился перед Екатериной.

   - Вы же сами дали мне список необходимых вещей. Но если бы я знала, что всё - так сложно, никогда бы не завела лошадь.

   - Ма! Что ты такое говоришь? - Игорь встал между матерью и Сергеем, готовый защищать свою внезапно сбывшуюся мечту.

   - Это первые десять лет трудно, потом привыкните, - улыбнулся Лисицын, получив взамен шутки внимательный взгляд женщины, несколько искр берлинской лазури и ответную улыбку.

   - Ни хрена себе юмор? - хрипло засмеялся Крик.

   - Ты ещё здесь? - повернулась к нему женщина. - Иди, займись своими делами.

   Крик сжал кулаки, но сказать ничего не посмел. Он злобно посмотрел на Сергея, сплюнул через зубы себе под ноги, круто развернулся и пошёл к воротам небрежной, полной пренебрежения к миру походкой.

   - Ну что, готовы угостить Терру яблоками? - преувеличенно весело воскликнул Сергей, не выпуская из поля зрения женщину.

   - Не проблема, - подпрыгнул вверх Игорь, исполнив что-то вроде хай-кика1, а затем осторожно взял Лисицына за руку.

   Они вместе направились к дверям конюшни, разговаривая о гастрономических вкусах лошади, о седле, которое сыну где-то заказала Катя, о галифе и сапогах, сшитых вчера и которые, после примерки сегодня утром, должны были прислать к вечеру.

   "Боже мой! Уже лучшие друзья", - подумала Екатерина, глядя Лисицыну вслед. - И это Игорёк, всегда замкнутый и застенчивый, - женщине внезапно стало грустно, и в то же время светлое и острое чувство любви к сыну захлестнуло её сердце.

   Словно почувствовав её состояние, Сергей обернулся:

   - Не волнуйтесь. Всё будет хорошо. А вы сами не хотите познакомиться с Террой?

   Екатерина вздохнула, поправила волосы, будто колеблясь и прислушиваясь к чему-то внутри себя, потом решительно кивнула головой.

   - А, почему нет? 

 

1 Хай-кик. В кик-боксинге - высокий удар ногой в область головы противника.

 

                                                     ***

  

   Звук в лугах разносится далеко, если только на пути нет холмов, поросших лесом, поэтому Липатов услышал натужное рычание нескольких автомобильных двигателей за несколько километров.

   "Кто-то едет по просёлку в нашу сторону", - подумал он, торопливо вбивая колышек в верёвочную петлю верёвки, прикреплённую к ловушке для раков.

   Фермер быстро надел плотные носки, потом натянул на ноги резиновые сапоги и подхватил ведро, полное бугристых панцирей и шевелящихся клешней, и почти бегом, оставив за спиной реку, поспешил к дому.

   Ворота во двор оказались открыты. Возле забора в тени липы пристроились два чёрных джипа, а во дворе стояли плотной группой шесть человек. Двое из них выглядели довольно прилично. Светлых тонов костюмы, цветные рубашки, модные ботинки на тонких подошвах, очки с затемнёнными стёклами. Остальные смотрелись не так презентабельно: высокие молодые парни с мощными плечами, облачённые в чёрные одинаковые штаны с накладными боковыми карманами. Такого же цвета футболки с короткими рукавами, подчёркивающими рельефную мускулатуру на предплечьях, выглядели на хорошо прокаченных мышцах вещами с чужого плеча. Чёрные высокие ботинки со шнуровкой на толстой подошве дополняли картину. Эти четверо расположились полукругом, положив ладони одна на другую и держа их на животах. Человек в костюме приятного кремового оттенка, видимо, наступил на коровью лепёшку и теперь брезгливо и сосредоточенно вытирал каблук о траву. Второй смотрел на крыльцо дома, где стоял сын Липатова, державший перед собой карабин.

   - Уважаемый! Ты осторожнее с этой игрушкой. Не дай бог выстрелит, и мы испугаемся, - сказал мужчина в кремовом костюме, приведя в порядок свою обувь.

   Парни в футболках сдержанно засмеялись.

   - Володя! Опусти ружьё, - приказал сыну Липатов, ища глазами жену.

   Галина стояла в дверях коровника, держа в руках белый халат. Её лицо было бледным и испуганным.

   На резкий окрик приезжие быстро обернулись.

   - А вот и хозяин! - жизнерадостным голосом воскликнул любитель кремовых оттенков.

   - Что вам нужно? - Липатов пошёл прямо на него, осторожно покачивая тяжёлым ведром.

   - Вот это да! - удивился человек, удерживая жестом руки на месте своих спутников и наклоняясь над ведром. - Неужели раки? А я думал, раки водятся только в супермаркетах. В такую жару хорошо бы их сварить, да с холодненьким пивком. Может, угостите?

   - Пива не держу, - хмуро бросил на ходу Липатов, ставя ведро на нижнюю ступеньку крыльца.

   - Ах да. Вы - вроде бы старовер. Зря, - расстроился гость. - Пиво к разговору - то, что надо.

   - Эта ферма - частная собственность, - неуступчиво сказал Липатов, удивляясь осведомлённости незваного гостя. - И я вас к себе не приглашал. Тем более - не вижу темы для беседы с незнакомыми людьми.

   - Ваша собственность, говорите? - удивился любитель раков. - Уже нет.

   - Как это? - ахнула подошедшая ближе Галина.

   - Галя. Иди в дом! - приказал Валерий. - И ты тоже, - подтолкнул он в спину сына.

   - Повесь карабин и займись делом, - последнее слово Валерий выделил суровым тоном.

   - С каких пор я чужой на этой земле? - Он снова повернулся к незнакомцам. - И кто вы?

   - С каких пор вы здесь не хозяин?  - уточнил вопрос второй человек, одетый в светло синий костюм. - Точно сказать не берусь. Придётся вам поехать с нами в Воронеж. Там в земельном комитете администрации вам всё объяснят.

   - У меня есть свидетельство, подписанное вице-губернатором области, который несёт ответственность за аграрную политику в регионе. Бумага даёт право на долгосрочную, пятьдесят лет, аренду этих угодий, - тихо, наливаясь злобой и ощущая дрожь в руках, - сказал Липатов.

   - Правильно! - легко согласился человек в голубом костюме. - А у нас теперь есть купчая на эти луга и леса, которая аннулирует ваше право аренды, - гость развёл руки в стороны. - Бумага завизирована самим губернатором. Так что, давайте обсудим сроки, когда вы освободите нашу землю.

   - Не имеете права. Я платил аренду, налоги, сдавал сельхозпродукцию, работал здесь, как вол, пять лет. Или это ничего не стоит? - Валерий сжал кулаки.

   - Как думаешь, чего-нибудь стоит эта ферма? - повернулся голубой гость к кремовому.

   - Резонный вопрос, - согласился тот. - Поэтому, давайте-ка присядем, остынем и поговорим о сумме компенсации, - мужчина, не торопясь, направился к столу, за которым в жаркие летние дни обедали Липатовы. Остановившись у лавки, человек поверх чёрных очков осмотрел добротные дубовые доски.

   - Сколько грязи, - проворчал он, беря в руки белый халат Галины, в котором она доила коров, затем вытер чистой тканью лавочку.

   Липатову удалось увидеть глаза незнакомца. Они были разного цвета. Один карий, а второй зелёный.

   "Может, это игра теней?", - мысленно предположил Валерий, не трогаясь с места. Он слышал за закрытой дверью осторожные шаги сына и знал, что тот наблюдает за пришельцами.

   Критически осмотрев доски, человек всё же не решился сесть, а просто опёрся ладонями о стол.

   - А сумма, приготовленная для вас в качестве компенсации, составляет двести тысяч рублей, и это - очень щедро с нашей стороны. При условии, - указательный палец незнакомца упёрся в небо, - что вы освободите землю, ну скажем, в течение недели.

   - Вы издеваетесь? - тихо спросил Липатов.

   Его начинала бить нервная дрожь. Такое всегда случалось с ним в минуты гнева и ощущения близкой опасности.

   - Ничуть, - спокойно сказал человек с разноцветными глазами.

   - Мне нужно увидеть вашу купчую, - внезапно успокоившись, попросил Валерий.

   - Вот - копия, - человек достал из внутреннего кармана пиджака бумагу и протянул её Липатову.

   Тот подошёл ближе, взял, внимательно просмотрел купчую, свернул и засунул за голенище сапога.

   - Пошли вон, - тихо сказал Валерий, отступая к крыльцу. - Увидимся в суде.

   - Что он сказал? - переспросил человек – обладатель зрачков разного цвета. - В суде? - Он засмеялся, хлопая в ладоши. Ему вторили парни в чёрном. Смех постепенно стих, человек вытирал слёзы в уголках глаз.

   - Мужики! Выпишите этому быдлу повестку в суд, - сказал он негромко, будто раздача судебных повесток было для него будничным делом. - Он не понимает гуманных, цивилизованных методов убеждения.

   Люди с бритыми затылками, встряхивая мышцами рук и сжимая кулаки, двинулись на Валерия.

   - Володя! - крикнул Липатов, пятясь вверх по ступенькам.

   На пороге дома показалась фигура сына. В одной руке он держал помповое ружьё, во второй, которую протягивал отцу, был автомат Калашникова.

   Тихий лязг передёргиваемых затворов заставил парней остановиться.

   - Видит Бог - я не хочу неприятностей. Никогда не стрелял в людей, но, если придётся... - Липатов поднял автомат.

   Короткая очередь в воздух заставила незваных гостей испуганно присесть. Они будто наткнулись на невидимую стену. Один из громил, видимо старший, оглянулся. Остальные, непроизвольно пригибаясь, начали отступать к автомобилям.

   - Уходим! - крикнул своим людям человек в голубом костюме. Он встал на подножку джипа, прикрываясь открытой дверью. - Ты ещё пожалеешь об этом, сволочь! - завопил он, ныряя в машину.

   Липатов, проводив взглядом пыль, поднятую на просёлке колёсами тяжёлых машин и, вернув автомат сыну, пошёл в дом.

   Пошарив за иконами, он вытащил карманное издание Евангелия, потом свой старый сотовый телефон… На экране высветился список последних вызовов. Липатов нашёл номер телефона продюсерской группы Щеглова и через пять минут, когда назвал свою фамилию, бывшего владельца биржи соединили с известным телеведущим.

   - Липатов? Валерий? Я уже думал - мне придётся кого-то другого на передачу приглашать.

   - Приеду. Завтра? Хорошо. Эфир в десять вечера? Понял. Есть тема для тебя.

   - Насколько горячая?

   - Обожжёшься.

   - Верю на слово. Хотя, знаешь, меня уже ничем не удивишь, - рассмеялся Щеглов.

   - Одно условие, - сказал Валерий.

   - Ну, вот, я так и знал, - в голосе тележурналиста слышалось разочарование.

   - Хозяин - барин. Не хочешь - обращусь к Караулову...

   - Стой, стой. Не нужно меня шантажировать.

   - Сам не хочу. Зацени. Тебе первому позвонил. К тому же у тебя эфирное время лучше.

   - То-то, - торжествующе сказал Щеглов. - Ладно. Куда же сегодня без условий? Излагай.

   - Узнай завтра к полудню, кто рулит вот этой компании. Чем занимаются. Круг деловых интересов... - Валерий продиктовал Щеглову название фирмы, которой была продана его земля.

   - А в чём дело-то? - спросил журналист, после того, как отдал поручение своему менеджеру.

   - Приеду, расскажу. Не пожалеешь.

   - Лады. Жду. В пятнадцать ноль-ноль. Будь возле проходной Останкино. Пропуск я закажу...

   Липатов сбросил на пол сапоги, переоделся в чистое, подправил ножницами бороду, взял из шкатулки, лежащей в старом дубовом комоде, пачку банкнот, аккуратно свернул купчую, спрятал бумагу в карман и пошёл к дверям.

   - Ты куда? - тревожно спросила Галина.

   - В Москву.

   - Опять?

   - Да, опять. Ты же видишь, какие дела завариваются.

   - А с нами, что здесь будет?

   - Пока эти парни не получат дальнейших инструкций, нам ничего не грозит. Им нужно время, чтобы согласовать дальнейшие шаги, подтянуть новые силы, приготовиться. Запирайте ворота, закрывайтесь в доме. Я замаскирую в траве шумовые гранаты, расставлю капканы. Так, на всякий случай. Суток трое, а может и больше, у нас есть. Володя отвезёт меня в Воронеж. Там возьму такси до Москвы, - Липатов обернулся к сыну. - По дороге из города заедешь в деревню, договоришься с мужиками. Они нас не любят, но пообещай им заплатить. Попросят водки – в погребе найдёшь самогон. Скажешь, работы по горло, пусть, дескать, подсобят. Побудут здесь, пока я не приеду, в долгу не останусь. Станут просить ещё водки, не давай. Если будет много людей на подворье, те гады не сунутся. Вот, держи, - он отсчитал десяток тысячных купюр и передал сыну. - Через полчаса отправляемся.

 

   Владимир Щеглов нажал на телефоне кнопку отбоя и откинулся в кресле. По старой, приобретённой ещё в Америке, привычке он хотел закинуть ноги на стол, но передумал и потёр ладони.

   "Отлично. Липатов - тот ещё фрукт. Заполучить на передачу такую колоритную личность - большая удача. Мужик будет ругать власть, не выбирая выражений. Это мне на руку. Мои замечания будут язвительными, но вполне безобидными", - телеведущий нахмурился и вздохнул.

   Некоторое время назад руководство телеканала намекнуло ему о падении  рейтинга "Дуэли" и недопустимости критики власти журналистами. Если раньше Щеглов делал это с удовольствием и довольно зло, то сейчас приходилось использовать несдержанных на язык простаков вроде Липатова.

   "Это значит, кто-то из администрации президента или премьера смотрит мои шоу. Рейтинг, что? Поднимем. Жизнь сама подкидывает темы, - продолжал размышлять Щеглов. - Война на Донбассе, Сирия, европейские санкции. Хотя по другим каналам только ленивый не разрабатывает эту жилу. А вот недовольство власть имущих лично мной - это более серьёзно. Так недолго последнего куска хлеба с маслом и чёрной икрой лишиться", - журналист вспомнил о своём недостроенном особняке на Рублёвке, о бунгало на Каймановых островах, которое требовало обязательных денежных вливаний на поддержание местной инфраструктуры, и забарабанил пальцами по столу.

   "Делать бабки на популярности авторских шоу не сложно, пока я в фаворе, а если попаду в немилость? – Телеведущий передёрнул плечами, обтянутыми модным, тёмно-фиолетовым, винтажным френчем, сшитым специально для него известным кутерье.

   - Темы, темы, - тихо сказал Щеглов, сжимая в правой руке "Паркер" с золотым пером. - Наплыв эмигрантов с Ближнего Востока в Германию и, вообще, в Европу? Не ново, но если взрывно, необычно преподнести… А, если, сославшись на мнение профессионалов – военных, сдержанно похвалить эффективность ударов российской авиации по террористам в Сирии?

   "Хорошая мысль! - похвалил журналист сам себя. – Кстати, об эмиграции в Европу. Что-то такое я читал на эту тему в западной прессе, какую-то критику. Или это была книга. Стоп!", - Щеглов начал рыться в ящиках стола, но не найдя то, что искал, схватил чистый лист бумаги и с энтузиазмом стал набрасывать строки собственного вступительного слова, сценарий и диалоги будущего ток шоу. Увлёкшись, он всё же заметил, что текст, благодаря его феноменальной памяти, которой он небезосновательно гордился, превращается в журнальную статью, а её можно будет продать любому еженедельнику, либо использовать в радиопередаче.

   - Европа рискует пасть, подобно Византийской империи. Она уже живёт на пространстве, где "диммитюд" стал преобладать во внутренней и внешней политике... - бормотал телеведущий, нетерпеливо бросая ручку и набирая текст на клавиатуре компьютера... - Господа! Вы не знаете, что такое диммитюд? Объясняю, как говорит наш незабвенный Жириновский. "Диммитюд" - термин, введенный швейцарской журналисткой по имени Бат Йе’ор. Это означает - подчинение граждан немусульманского вероисповедания требованиям ислама ради самозащиты и терпимости, а также с целью заискивания перед исламистами.

   Панель клавиатуры сухо звенела, прогибаясь под пальцами Щеглова. Он легко вспоминал отрывки из прочитанной не так давно книги.

   "Именно Франция в шестидесятых годах первой встала на путь антихристианства и антисемитизма, за ней последовала Германия, хотя и старалась не привлекать  внимания общественности к такому повороту в своей политике. Смысл её состоял в том, чтобы заключить союз с арабским миром на любых условиях, а это - рискованная игра, которой раньше управляли те, кто когда-то сотрудничал с нацизмом и поэтому ненавидел евреев и Израиль. Почитайте архивы, господа! Там найдутся заявления, сделанные в своё время некоторыми лидерами Западной Европы во время встреч и конференций в арабских странах".

   - Так, так. Великолепно! - воскликнул телеведущий. - Наверняка мне зададут вопрос - Что за архивы? Думаю, заявлений тех лет уже не найти в старых подшивках европейских газет, а вот покопаться в библиотеке Лиги арабских государств очень даже стоит, - Щеглов довольно засмеялся. – Ох, и задам я работёнки экспертам… Так, хватить ржать. Что ещё? - его руки застыли над клавиатурой, а потом, словно птицы, увидевшие зёрна хлеба, опустились к столу.

   "Европейцы старались примириться с арабским миром после завершения эпохи колонизации. Кроме того, им была необходима стабильность и безопасность на Ближнем Востоке, чтобы получить доступ к энергетическим ресурсам. Таким образом, политики и интеллигенция оказали влияние на весь европейский политический курс того времени, приняв условия, поставленные Лигой арабских государств, а именно: признание Организации освобождения Палестины (ООП), а следовательно, легитимности палестинского терроризма и мусульманского джихада против Израиля".

   - Антисемитизм, господа! - бормотал журналист. - Антисемитизм, замаскированный под критику в адрес Израиля, сегодня востребован. Он - в порядке вещей. Многие евреи недавно покинули Францию не только из-за терактов в Париже, но и в связи с атмосферой нетерпимости со стороны приезжих арабов и самих французов. Эта нетерпимость царит сегодня во многих городах. Превозносимая Евросоюзом политика интеграции и толерантности потерпела крах.

   "Кстати, сегодняшняя русофобия, культивируемая коллективным Западом, своего рода тот же антисемитизм, но в самых идиотских его проявлениях. Этот, набирающий обороты политический процесс, сопровождаемый информационными атаками, похож на отношение к евреям в России перед революцией, затеянной большевиками, а потом — на ситуацию с иудеями в Германии накануне прихода к власти Гитлера, - подумал Щеглов на секунду оторвавшись от набираемого текста. - Нужно будет запомнить эту мысль".

   Глаза журналиста снова забегали по экрану, а пальцы, машинально и безошибочно находя нужные буквы, колотили по клавишам.

   "Интегрировать миллионы людей, для которых европейские ценности являются чуждыми, практически невозможно. Кроме того, мигранты-мусульмане всегда хотели сохранить в неприкосновенности свои корни и традиции, отвергая культуру стран, которые их приютили. Кто хотел интегрироваться, тот это сделал, но таких людей - незначительное меньшинство. Коран недвусмысленно запрещает всякую интеграцию в другую культуру. Современными толкователями Ислама проповедуется вражда и неприятие в отношении к другим религиям, чего нет в буддизме, христианстве, индуизме, иудаизме... На Западе институты и законы создаются человеком, а для мусульман источником права является шариат, так как он продиктован самим Аллахом пророку Мухаммеду. Странно, что правительства европейских стран сделали выбор в пользу мультикультурализма. Европейцы сделали ошибку, позволив эмигрантам жить в странах Евросоюза, не потребовав от них полной интеграции. Запад прошёл путь от признания Организации освобождения Палестины к попустительству Аль-Каиде, отдав в итоге Ближний Восток "Исламскому государству". Сорок лет мусульманского терроризма не изменили отношения к эмигрантам с Востока. Европа предпочитала не замечать угрозы или делала вид, что не замечает. Однако, европейские правительства всё понимали, они видели угрозу лучше своих граждан, именно поэтому высший политический класс старой Европы выбрал политику диммитюда - сотрудничества с радикальными исламскими движениями вместо союза с их умеренными представителями. Европа решила поддержать политику открытых дверей, начиная с облизывания палестинских террористов и заканчивая всеми остальными радикалами, рассчитывая получить взамен защиту от агрессии. Именно поэтому западные политики не помогали мусульманским умеренным реформаторам, совершив серьезный промах, если не сказать - преступление".

   Журналист, перечитав последнюю строку, сложил руки на животе.

   "Но мне возразят, что помимо радикалов есть умеренные исламисты, что исламский мир неоднороден. Например, саудовские принцы и пакистанцы принадлежат к разным этническим группам и национальностям".

   - Вот, что скажу вам, уважаемые, - Щеглов вскочил и стал выхаживать по кабинету, обращаясь к воображаемым оппонентам.

   - Чепуха! О каких нациях вы говорите? Да. Шииты и сунниты всегда воевали и убивали друг друга. Это война между ветвями ислама и она до сих пор продолжается. Но кроме этого, существуют войны между мусульманскими радикальными группировками за место под солнцем, за власть в регионе. Ближневосточные народы никогда не создавали наций в нашем понимании. Они все происходят из племен Аравии и Йемена, с которыми у них сохранились родовые связи. Это после Второй мировой войны Европа разделила регион и создала искусственные нации, чтобы заменить религиозное сознание исламских общин, а с ними – всё мировоззрение мусульманского мира на светскую и национал-этническую идеологию. Но это не сработало, потому что противоречило духу ислама, который различает только два лагеря: свой и лагерь неверных. Национальность здесь не играет никакой роли. Поддержка Западом "Арабской весны" только способствовала нынешней дестабилизации во всём Средиземноморье. Безумная идея экспорта демократии вернулась в Европу бумерангом?

Соединённые Штаты были уверены, что приведя в Египте и Ливии к власти "братьев-мусульман", смогут контролировать ситуацию с террором и избежать джихадизма. Обама рассчитывал обзавестись новыми друзьями, но промахнулся, получив помимо проблем с Аль-Каидой, войну с "Исламским государством". Радикалы влияют на молодых европейских мусульман через интернет, заставляют их чувствовать вину за то, что они ведут себя не как правоверные мусульмане, к тому же, живут в странах, воюющих с мусульманами, - Щеглов остановился и снова довольно потёр ладони.

   - Всё верно, логично и даже сногсшибательно. К середине двадцать первого века Западная Европа станет практически мусульманской. Достаточно приехать в Лондон, Париж, Марсель и подсчитать количество мечетей. Коренные европейцы будут по стеночкам ходить, избегая попадаться на глаза исламистам… Теперь о роли России. Значит так, - журналист наклонился к столу и добавил в напечатанный текст следующие тезисы:

   "Россия отбросила все колебания и выступила против "Исламского государства"... Почему Вашингтон не хочет сотрудничать с Москвой в борьбе против Халифата и продолжает полагаться на таких сомнительных союзников, как Саудовская Аравия и Турция? Штаты покровительствуют этим ребятам, потому что одобряют политику "Братьев-мусульман". К тому же американские президенты окружены советниками, которые эту политику и формируют. Взять Барака Обаму. Он обучался в исламских школах, и обладает восприятием не христианина, а скорее мусульманина. Кстати, исламский мир, мне кажется, стремится к тому, чтобы натравить Запад на Россию. Наверняка есть документы, в которых отражается эта идея. Холодная война была золотой эпохой для развития радикального исламизма. Запад поощрял исламистов, оправдываясь себя тем, что борьба против коммунистического атеизма – цель номер один всего цивилизованного мира. Европейские лидеры поддерживали исламистские движения в противовес коммунистической идеологии СССР. После падения Берлинской стены исламский мир способствовал и продолжает способствовать противостоянию двух супердержав. Кроме того, на мой взгляд, в Европе соткана настоящая мусульманская пропагандистская паутина, предназначенная для влияния на политику, информационное пространство, культуру и все институты власти. Многие лидеры Евросоюза... Стоп. Я что-то такое читал о Европейско-Средиземноморском фонде диалога культур имени Анны Линд..."

   - Ну, конечно, вспомнил, - облегчённо воскликнул Щеглов после недолгий раздумий, - Этот фонд контролирует значительную часть средств массовой информации через своеобразное давление. Журналисты и политики, все, кто говорят об угрозе джихада, оказываются в изоляции, они рискуют потерять должности, подвергаются угрозам и пребывают в страхе. Ничего себе фондик! Вот тебе и европейская культура с демократией. Мать вашу! Чтобы развиваться, культуре необходима свобода, а части этой свободы - думать и говорить правду в Европе не существует давно.

   Щеглов снова сорвался с кресла, будто собака с привязи.

   - То же самое происходило с Византийской империей. Она была исламизирована изнутри и снаружи. С одной стороны, постоянные атаки на христианские земли с грабежами и убийствами - это подобие терроризма, который породил у византийцев общее чувство небезопасности и заставил Константинополь платить высокую дань сельджукским султанам, чтобы избежать джихада. В итоге византийцы исчерпали денежные запасы и лишили себя ресурсов для поддержания боеспособной армии. С другой стороны, коррумпированность византийской элиты, за баснословные взятки закрывавшей глаза на проникновение ислама в империю, и вражда между византийскими правителями провинций, которые просили у турок поддержки  в борьбе со своими врагами в окружении императора, привели к развалу империи.

   Дверь кабинета скрипнула, образовалась щель, и ухо секретарши, которая тайно была влюблена в теле звезду, прильнуло к створке. Девушка, сгорая от любопытства, привлечённая звуками голоса своего кумира, впитывала горячую речь, восхищаясь умом и красноречием Щеглова. Журналист услышал звук, и, зная о причине его происхождения, повернулся к дверям, чтобы секретарша не пропустила ни одной фразы, произнесённой им.

   - Вы спросите - какой смысл европейцам подстраиваться или даже капитулировать перед мусульманами? Отвечу. Европейские обыватели и политики согласились на диммитюд потому, что сами стали людьми второго сорта в собственных странах, подобно разным прочим не мусульманам, живущим в исламских государствах и подчиняющимся законам шариата. Европейцы не хотят сталкиваться с джихадизмом. Они знают, чем опасен исламский радикализм, и не желают бороться с ним, надеясь любой ценой достичь примирения с исламским миром. Именно поэтому они не включили в конституцию Евросоюза основополагающие иудейско-христианские ценности, предвидя возможное негативное развитие событий, имея в виду духовный терроризм и доминирование исламистов. Ширак говорил когда-то, что Европа - в одинаковой степени христианская и мусульманская. Но я считаю, что политика диммитюда -  признак упадка, угроза выживанию европейской цивилизации. Вспомните Византию, господа!

   Щеглов замолчал, тихо подошёл к двери и широко распахнул её. Секретарша едва не упала на руки журналисту.

   - Ой, простите Владимир Рудольфович! - Щёки девушки покрылись густым румянцем, - я, я… Нечаянно. Хотела спросить. Может, нужно что-то застенографировать?

   Телеведущий покровительственно обнял секретаршу за плечи.

   - Садись за мой стол. Там лежит диктофон. Поработай с уже частично готовым текстом, сделай файл, скопируй и отдай нашим режиссёрам. Это материал для нового шоу. Пусть сделают сценарий. Потом подумаем, кого пригласить из наших политиков. Успеешь? - Щеглов взглянул на циферблат своих наручных часов.

   До конца рабочего дня оставался час.

   - Конечно, успею, - торопливо сказала секретарша, замерев под ладонью босса.

   - Тогда - за работу. Кстати. А, что ты, моя правая рука, делаешь вечером?

   - Ровным счётом ничего, - ресницы девушки затрепетали от сомнительного комплимента в предвкушении удовольствия – провести ночь с кумиром. Она глубоко вздохнула, неловко выскользнула из дружеского объятия и направилась к столу.

   - Поужинаем где-нибудь? - предложил журналист.

   - Конечно. Как скажете.

   - А, что ты скажешь?

   - Я - за, - секретарша победно вздохнула.

   Высокая грудь приподняла тонкую ткань трикотажной блузки, пальцы чуть согнулись, готовясь дать бой клавиатуре.

   Щеглов задержал взгляд на двух соблазнительных выпуклостях и облизал губы, словно кот при виде сметаны.

   - Договорились, - сказал он. - Я покину тебя, бесценный мой кадр, ненадолго. Кофе попью с мужиками из НТВ. Вернусь минут через сорок. Лады?

   - Угу - отрешённо кивнула девушка, щёлкая кнопками диктофона, - она хотела угодить шефу, хорошо зная, что на её место есть куча претенденток из разных редакций. К тому же, Щеглов был щедр, и, кстати, мог дать хорошие рекомендации для подъёма на телевизионный Олимп, где обитали боги.  

   - Вот и ладненько, - пробормотал журналист, выходя из комнаты и размышляя, не перегнул ли он палку в материале, упоминая европейский антисемитизм и косвенно оправдывая Израиль в противостоянии с палестинской автономией.

   - По лезвию бритвы, - тихо сказал он. - Хотя, мне не привыкать, а материал - в струю.

   С чувством хорошо сделанной работы, Щеглов шёл по коридору к лифту, пожимая руки знакомым журналистам и покровительственным кивком головы отвечая на приветствия "телевизионного планктона".

 

   - Опаздываете, уважаемый, - не глядя в глаза начальнику службы собственной безопасности, мрачно, едва сдерживая гнев, сказал Дементьев.

   - Если вы злитесь по поводу земли с жилой, то моей вины здесь нет. Подключив нужных людей в Воронеже, я обеспечил вам купчую на землю. Другое дело, что наши парни недооценили этого слишком шустрого Липатова. Они даже предположить не могли, что фермер и его сынок схватятся за автоматы.

   - Тогда за каким хреном я плачу всем вам такие деньги? Ну, ладно эти чмыри - прикормленные мной юристы наделали в штаны от страха. Куда смотрели ваши "механики", которые должны убедить Липатова по-тихому свалить с моей земли вместе со своим барахлом и коровами. Где вы набрали этих ребят? В ОМОНе? Гоните их в шею к чёртовой матери. Они хороши только палаточников трясти за кошельки, но наша фирма давно этим не занимается.

   - Потеряли сноровку. Немного обленились. Бывает. Коммерсанты сами знают, когда и сколько нужно переводить ежемесячно на наши счета. Кто думал, что к этому бородатому опустившемуся мужику нужно было присылать спецназ?

   - Вот вы и должны были знать. Не делать же мне за вас работу. Этот парень когда-то владел единственной в России товарно-сырьевой биржей. Он не сермяжный мужик и никогда не был простым лохом, - Дементьев сломал в пальцах ручку "Паркер". - А теперь к нему и на танке не подъедешь. Особенно после телешоу этого пустобрёха - Щеглова. Когда только они успели сделать передачу? Теперь закрутится карусель. Пресса, запросы Генеральной прокуратуры. Начнут трясти администрацию Воронежа...

   Начальник службы безопасности пожал плечами.

   - Всё устаканится через три-четыре недели. Есть у нас свои люди там, на местах и здесь, в Москве. Пустим дымовую завесу, поговорим кое с кем, объясним ситуацию, замнём это дело. Не всё ещё потеряно. Нанесём Липатову визит, когда тот успокоится, и возьмём его ежовыми рукавицами...

   Дементьев ударил кулаком по столу, оттолкнул от себя кресло, встал и с бешенством посмотрел на бывшего "силовика". Но увидев ответный спокойный, ясный и немного насмешливый взгляд, взял себя в руки.

   "Сволочь! Или не понимает, или делает вид, что не понимает. Огласка - вот что опасно. Щеглов и Липатов озвучили название фирмы, которой переданы земли. Проследят связи этой конторы со мной. Конкуренты узнают о скандале, пронюхают о золотой жиле, сразу подключат своих людей в нужных структурах, раздуют это дело. Начнутся разные сволочные аукционы и конкурсы, оценки экспертов и прочая фигня. Тогда - не видать мне этого золота. Приберут к рукам акулы, близкие к Кремлю. А нам останется дырка от бублика".

   - Ладно. Забудем. Чёрт с ним, Липатовым, - сказал Вадим вслух. - Посмотрим, что будет дальше. Вы свободны.

   Дементьев подождал, пока за спиной начальника безопасности закроется дверь, сел за клавиатуру своего ноутбука и отправил короткое электронное письмо по, известному только Вадиму, адресу. Сообщение содержало название небольшого ресторана в одном из переулков старой Москвы, дату и время. Затем по сотовому телефону он переговорил с Колей Криком. Ровно в девять часов вечера Дементьев покинул здание офиса через чёрный ход, ведущий в проходной двор, кивнул охраннику и прошёл на соседнюю улицу, где нашёл свой "Мерседес" с Колей Криком за рулём.

   - Куда? - коротко спросил Коля. Он любил редкие ночные поездки с Дементьевым, скучая от безделья в загородном особняке.

   Вадим назвал адрес, и машина плавно тронулась с места.

   - Лошадь привезли?

   - А, куда она денется. Доставили, - Крик нахмурил брови и покрутил головой.

   - Ну и, как она?

   - А чего, как, Вадим Григорьевич? Четыре ноги, два уха и хвост.

   - Конь или кобыла?

   Крик собрал морщины на лбу.

   - Честно говоря, не присматривался, - он подумал немного, а потом неуверенно добавил. - Вроде кобыла. Но красивая, зараза. Терра зовут.

   "Терра. По-моему, это - земля на латыни. Господи! И тут эта чёртова земля", - подумал Вадим

   - Красивая - это хорошо, - проворчал он. - Игорь уже катался?

   - Нет. Этот дебил конюх знакомит нас с лошадью. Говорит: "Надо дать ей привыкнуть к новому месту, обжиться". Кстати, Екатерина Иванна просила вас купить для лошади ещё сена, овса, соломы и прочей хрени. Вот - телефон поставщика, - Крик достал из нагрудного кармана пиджака карточку и протянул её через плечо.

   - Я, что вам - мальчик на побегушках, - разозлился Дементьев. - Вот и займитесь этим вопросом вдвоём с Вратарём. Всё равно вам делать нечего, - Вадим нервно стал шарить в карманах, машинально ища сигареты, потом вспомнил, что давно бросил курить и раздражённо спросил у Крика:

   - Дай сигарету!

   - Так вы же не курите.

   - Мне, что - два раза просить о пустяке? Может, тебя отправить обратно в твой Мухосранск?

   Коля обиделся и, молча, через плечо протянул Вадиму сигарету, потом передал на заднее сиденье зажигалку.

   - Кстати, а солома лошади зачем? - примирительно спросил Дементьев, остыв через минуту.

   - Чтоб лошадь туда, извиняюсь, какала, - тихо с ехидной, наглой улыбочкой сказал Крик. - А ещё понадобится грузовик, чтобы говно после неё вывозить два раза в неделю.

   Вадим, заметив в зеркале заднего вида улыбку Коли, с усмешкой приказал:

   - Вот ты об этом и позаботишься.

   - Почему я? Всё я. А Вратарю, чего делать? Пусть, вон, садовник с навозом колупается. Это как раз по его части. Или говновозы сами пускай гребут эту вонь. Вчера лошадь насрала прямо возле конюшни...

   - Я сказал - позаботишься! - повысил голос Вадим, прекращая спор.

   В полном молчании они доехали до нужного места и свернули на небольшую стоянку возле дверей маленького ресторана.

   - Жди здесь! - приказал Дементьев Крику и скрылся внутри заведения.

   В дальнем углу полупустого в будний день зала лицом к дверям сидел нужный человек. Вадим познакомился с ним давным-давно, ещё совсем молодым и подающим надежды спортсменом. Это было время, когда спорт во времена Ельцина стал абсолютно никому не нужен, а молодые ребята, особенно занимавшиеся боксом, борьбой и восточными единоборствами, сидели в буквальном смысле на голодных пайках. На тот момент Дементьев собрал вокруг себя десяток парней, озлобленных, дерзких, амбициозных и начал "крышевать" палаточников, мелких кооператоров, владельцев первых автосалонов и вышедших из тени цеховиков. В своей первой машине, ещё крепком, не старом "Мерседесе", полученном от одного из горе-бизнесменов в счёт уплаты долга, он возил пистолет Макарова, резонно полагая, что приёмы рукопашного боя, которыми владел Вадим, бесполезны при частых в те времена разборках. В один прекрасный день его остановило ГАИ, и мент нашёл под сиденьем машины пистолет. Дементьева отвезли в следственный изолятор "Бутырки", где в камере он и познакомился с человеком, неспешно поднимающимся сейчас из-за стола и протягивающим узкую ладонь для рукопожатия. Тогда, в тюрьме, услышав причину ареста Вадима, Кардинал - такую кличку имел в уголовном мире сокамерник, покачал головой.

   - Дурила. Надо было пистолетик завернуть в маляву отказную.

   - В какую маляву? - не понял тогда Дементьев.

   - Заявление в ментовку, - пояснил Кардинал. - Типа: "Нашёл "волыну" на улице, везу вам, уважаемые, сдавать".

   Подумав немного, он добавил:

   - Светит тебе, фраер, пятёрик. Но если хочешь, возьму вину на себя.

   - Как это? – вскинул, поникшую было, голову Вадим.

   - А, вот так. На меня у них пока ничего нет. Только подозревают в разной мелочёвке. Но если начнут копать глубоко, оставят париться на нарах лет пятнадцать. А я твой пятёрик возьму на себя. Признаюсь. Мусора запишут явку с повинной. В туалете, дескать, на вокзале в мусорном бачке нашёл волыну, да тебя тормознул - доехать до места. Заговорились по дороге, я вышел, а "Макар" вывалился из кармана и остался между сиденьями. Отсижу пару лет, а потом откинусь за примерное поведение.

   - Ты думаешь, менты - такие идиоты?

   - Не думаю. Наоборот. Среди них иногда умные попадаются, но у таких настоящих дел выше крыши. Лихое нынче время. Рады будут мелочовку быстро закрыть. А, если ещё денег дать...

   - Тебе-то какая выгода? - перебил парня Вадим.

   - Я же сказал. Не хочу, чтобы рыли глубоко. А тут – моё им чистосердечное признание. Вроде ты меня опознал и подозреваешь. Разыграем всё, как по нотам. Выйду - за тобой небольшой должок будет. Впрочем, если хочешь на нарах париться, вшей на зоне кормить, жопу уркам подставлять, да баланду жрать, дело твоё. Только вижу по тебе - фраерок ты гладкий, непривычный к такому.

   Дементьев, недолго думая, согласился, и всё получилось, как предсказывал Кардинал. Вадима выпустили из Бутырки через два дня, а спустя три года они вновь встретились, и тогда Дементьев узнал, что Кардиналу - двадцать пять лет от роду и, что парень - потомственный вор в третьем поколении, живущий по особым законам и не одобряющий того беспредела, который творится в России.

   - Вадик. Ты роман "Крёстный отец" читал? - спросил он, когда Дементьев привёз только "откинувшегося" зека в хороший загородный ресторан.

   - Нет, - несколько удивился Вадим эрудиции Кардинала.

   - Зря. Найди и прочти со всей возможной быстротой и вниманием. Потом поговорим о наших делах. Я денька три отсыпаться, да отмываться буду. Сними мне номер в гостинице, и пусть твои парни найдут хороших, понимающих девочек. Соскучился я по бабам. В конце недели приезжай, перетрём между собой кое-какие дела.

   Когда через пару дней Кардинала привезли к Дементьеву в офис, бывший зек скромно сел на стул у стены, но так, чтобы видеть входную дверь, и спросил:

   - Прочёл книжку?

   - Прочёл.

   - Ну и, какие выводы?

   - Понравилось.

   - И всё?

   - Этот Майкл Корлеоне - крутой мужик.

   Кардинал кивнул, разглядывая возмужавшего Вадима.

   - А, что ещё?

   - Ты мне экзамен по литературе устраиваешь? Ты-то откуда про Крёстного отца узнал? Я еле выцарапал у одного интеллигента эту книжонку - самиздатовский перевод. Не пудри мне мозги. Помню - за мной должок. Говори, чего тебе нужно.

   Кардинал щёлкнул языком.

   - Бери меня в долю, не пожалеешь.

   - Мне не нужны компаньоны. Назови сумму. В разумных пределах, конечно.

   - Ты плохо читал роман.

   - Вот, чёрт! - выругался Дементьев.

   Его глаза потемнели, ладони, лежавшие на столе, сжались в кулаки. - Я ведь с тобой могу и по-другому. Скажу своим парням два слова, и они мигом вышибут тебя на улицу. Может, там, кто милостыню подаст.

   Кардинал спокойно положил ногу на ногу, облокотился на спинку стула и медленно обвёл взглядом интерьер кабинета.

   - Вижу, ты поднимаешься. И особнячок в центре Москвы у тебя есть, иномарки стоят во дворе. Но знаешь, тебе всё-таки нужно ещё раз перечитать роман.

   Что-то в голосе гостя заставило Вадима насторожиться, но он опять не сдержался:

   - Да пошёл ты...

   - Ошибка первая. Никогда не посылай авторитетного человека. Это для него большая обида. Запросто налетишь на пулю или перо. Ошибка вторая. Никогда не угрожай и зря не сотрясай воздух. Если не научишься держать себя в руках, долго не проживёшь. Злость несовместима с большими делами. Желание быстро отомстить врагам ведёт к промахам и беспределу, а беспредел - всё равно, что русская рулетка. Повезёт тебе - ты царь горы, не повезёт - ехать тебе "жмуриком" на катафалке в деревянном бушлате...

   Вкрадчивые тихие интонации в голосе Кардинала заставляли Вадима внимательно слушать...

   "Он был прав тогда", - думал Дементьев, сидя за столом и наблюдая, как заматеревший Кардинал, молча, ест блины с красной икрой.

   На скатерти рядом с тарелкой стоял маленький графин, наполненный водкой, но судя по всему, в единственную рюмку, перевёрнутую зачем-то вверх дном, из графина ещё не наливали.

   Уже через месяц после назидательного разговора про ошибки, Дементьев понял, что молодой уголовник обладает бесценным талантом убеждать. Он улаживал дела, ездил на "стрелки", наносил визиты должникам и людям, которые не хотели делиться. Именно Кардинал предложил создать тайную группу "бойцов" в качестве последнего довода и чрезвычайной меры при переговорах, которые иногда заходили в тупик неразрешимости.

   - Знай, я не одобряю мокрых дел. Всегда и везде можно решить вопрос силой убеждения, дипломатией, компромиссом, устраивающим обе договаривающиеся стороны. Но, мы же - русские. Иногда встречаются упёртые фраера, которым хоть кол на голове теши. Они воображают себя круче штопора придуманного Архимедом и умнее самого Аристотеля. К таким нужен особый подход. Война - последний инструмент дипломатии. Ты меня понимаешь?

   Дементьев кивал, соглашаясь. Он быстро учился у этого правнука известного во времена НЭПа налётчика, единственного внука вора, отсидевшего в сорок первом году несколько месяцев в сталинском лагере, а потом прошедшего почти всю войну рядовым в штрафном батальоне. В сорок пятом году дед Кардинала вернулся к мирной жизни с осколком в бедре и без руки, но это не помешало ему остаться удачливым медвежатником. Он брал сейфы в квартирах ответственных советских и партийных работников по всей стране, сидел ещё два раза и был застрелен в тайге при попытке к бегству.

   - Мой отец, пока ещё был жив, наставлял меня на путь истинный. "Учись, сынок, - говорил. - Образование - классная штука. Оттачивай не финку, а интеллект. Включай чаще мозги, чем злость свою. Кулаками или "пёрышком" поработать всегда успеешь", - говорил Кардинал.

   - Поэтому ты такой умный? - улыбался Вадим.

   - И поэтому тоже. Ещё читал много.

   Дементьев быстро оценил способности Кардинала и сделал его владельцем небольшого ликёро-водочного завода в Подмосковье, а заодно правой рукой в некоторых щепетильных делах. Только Вадим знал о тайных заданиях своему компаньону и поручал ему разрешение ситуаций, когда переговоры не приносили результата. Этот парень имел холодную голову и тщательно, учитывая любую мелочь, планировал силовые акции. Кардинал не боялся крови и всегда решал проблемы с большой пользой для Дементьева.

   - Вадим. Ты чего такой смурной? Может, закажешь себе что-нибудь? - спросил Кардинал, покончив с блинами.

   - Пожалуй, выпью кофе.

   - На ночь вредно.

   - Жить вообще вредно, - Дементьев покосился на пустую рюмку.

   - Это точно. Тогда, говори, зачем стрелку забил?

   - Возникла одна проблема.

   - Значит, старый друг нужен тебе снова. Последний раз мы с тобой улаживали одно дельце год назад. Что? Появился фраерок, который пасть на тебя раззявил?

   Дементьев оглядел пустой зал, потом подозвал официанта и заказал чашку кофе.

   - Не люблю разговаривать о делах в таких местах.

   - Стены имеют уши? - усмехаясь, спросил Кардинал.

   - Вот именно.

   - Не потей зря. Мы с хозяином этого кабака - старые приятели. Тут нет ни ментовских прослушек, ни прочих "жучков". Нейтральная, так сказать, территория. А на свежем воздухе могут запросто запротоколировать наш разговорчик. Направленные антенны и прочая фигня.

   - Хорошо. Слушай... - Дементьев, понизив голос почти до шёпота, посвятил Кардинала в суть проблемы, возникшей на землях недалеко от границы между Россией и Украиной.

   Обратно Вадим ехал с чувством хорошо сделанной работы. Такое настроение посещало его всё реже, но он хорошо помнил, когда оно появилось впервые. Оно пришло после первой победы на чемпионате Москвы по каратэ среди юношей до восемнадцати лет. Радость и эйфория после выброса огромной дозы адреналина сменились сначала дрожью перевозбуждения во всём теле, а потом приятной усталостью и опустошением, когда хотелось только спать.

   Дементьев нащупал затылком подголовник заднего сиденья и закрыл глаза. Вспышки рекламных огней и сияние прожекторов, подсвечивающих стены зданий, проникали сквозь опущенные веки, создавая иллюзию мозаики калейдоскопа. Шум улиц, ещё полных движения, скорее убаюкивал, чем раздражал. Крик вёл машину быстро, но аккуратно, плавно притормаживая у светофоров и на поворотах. Выскочив на Рублёвку, он прибавил скорость и был остановлен на посту ДПС при выезде из города.

   - В чём дело, командир?

   Вадим открыл глаза и первое, что он увидел в открытом окне водительской двери, были дорогие швейцарские часы на запястье у гаишника. Что это не подделка, Дементьев был уверен. За всю свою жизнь он поменял немало дорогих часов и знал в них толк, разбираясь в особенностях и признаках, указывающих на фальшивки. Вадим чуть наклонился вперёд и разглядел плотную фигуру, облачённую в белую форменную рубашку, объёмистый живот, чёрный галстук с заколкой в виде двуглавого орла, заметил жетон, а потом сытое, с лёгкой довольной улыбкой лицо и плутовские глаза.

   - Нарушаем, господа хорошие.

   - Да, ну? - Крик сплюнул через открытое окно, намеренно целясь в ботинки сотрудника дорожной полиции. - И чего же такого смертельного для жизни мы нарушили?

   - Документы, пожалуйста.

   - А представиться - западло? - улыбнулся Коля.

   - Лейтенант Елисеев. Бейджик видите?

   - Я близорукий.

   - Тогда вы обязаны водить машину в очках. А, вы ещё спрашиваете: "Что нарушили?" Это первое нарушение. Второе - какая разрешённая скорость в черте города?

   - Коля! - подал голос Дементьев. - Не морочь лейтенанту голову. Дай ему документы и всё, что положено.

   Крик понимающе кивнул, подал в окно права и страховку, предварительно положив в документы банкноту достоинством в пять тысяч рублей.

   - Нас двое, - тихо сказал гаишник.

   Коля свернул ещё одну банкноту в трубочку и сунул её в ладонь полицейскому.

   - Бригадный подряд, да?

   - В следующий раз будьте аккуратней, - делая вид, что не слышал последних слов Крика, сказал лейтенант. - Соблюдайте скоростной режим, - тихо добавил полицейский, протягивая в окно документы и отдавая честь. - Счастливого пути.

   - Сука ментовская, - процедил сквозь зубы Коля, закрывая тонированное стекло.

   Мимо проносились машины. Кто-то снижал скорость, а владельцы дорогих иномарок, даже при виде поста ДПС, продолжали давить на гашетку газа. Гаишник, чуть ли не бросившись под колёса, уже поднял светящийся жест, вылавливая из потока очередную жертву.

   - Поехали, - тихо сказал Дементьев.

   - Последний кусок хлеба доедал бы, а на такую работу не пошёл, - сказал Коля Крик, глядя в зеркало заднего вида.

   - Пошёл бы. Куда б ты делся? Золотое дно, - широко зевнул Дементьев.

   "Когда-нибудь руки коррумпированных чиновников с дорогими часами на запястьях задушат эту страну", - подумал Вадим, устало опуская веки.

 

                                                           ***

                                   

    Немногочисленные пикеты оппозиции с плакатами протеста оставались незамеченными народом. Страну почему-то интересовали совсем другие вещи. Курс доллара по отношению к рублю, результаты матчей ЦСКА - Спартак и Динамо - Зенит, новое музыкальное телешоу "Голос" и многое другое, согласующееся с древнеримским принципом общественной жизни - "Хлеба и зрелищ". Если бы не объективы немногочисленных телекамер, половина из которых принадлежала западным телевизионщикам, если бы не редкие приглашения представителей правых сил для участия в аналитических программах, на улицах в Москве никто бы не узнавал Сергея Молодцова. Такое положение дел страшно злило и нервировало доморощенного оппозиционера. Его публичная риторика становилась всё более агрессивной. Раньше в беседах с западными журналистами он старался тщательно подбирать слова, но теперь Молодцов уже не стеснялся в выражениях, клеймя пропрезидентские партии, самого президента, в резких тонах обвиняя губернаторов и чиновников в коррупции и воровстве. Оппозиционер прекрасно понимал, что деньги, которые он получал в качестве финансовой поддержки своей деятельности, нужно отрабатывать в поте лица, иначе – прости, прощай ужины в дорогих ресторанах, хорошие модные шмотки зелёного цвета а-ля Рембо, объективы телекамер, приглашения на различные "ток-шоу". Короткие, энергичные фразы в злой, почти грубой манере, неоднократные задержания полицией на несанкционированных митингах значительно поднимали его популярность среди "бомжей" и радикалов, но всё это было достаточно мелко. Нужна была масштабная акция, чтобы денежные ручейки продолжали стекаться в его личный тайный сейф. Молодцов был вынужден подкармливать своих сторонников из "Авангарда красной молодёжи", союзников - национал-большевиков, активистов "Российского левого фронта" и нищих либералов "Правого дела".

   Молодцов вздохнул и повернулся на бок, пристраивая под голову тощую подушку на верхней полке вагона поезда Москва-Варшава. Сергею не спалось. Он слушал тихий храп Разбегаева - шустрого помощника одного из депутатов Госдумы, с которым пришлось отправиться в Минск, поддавшись на уговоры посредников, представлявших интересы партии Народной свободы.

   "Чёртов Миша, - тяжело вздыхая, зло думал Сергей о председателе партии, - Не мог встретиться с грузинами лично. Считает меня мелкой сошкой, мальчиком на побегушках. Всё делает чужими руками. Бюджет пилил тоже чужими руками. Сам Путин называет его "Миша-два процента". Даже Греф пытался ставить любимому ВВП ультиматумы по поводу вороватого премьера. Что он там говорил Вове? "Мы с этим жуликом - Касьяновым работать вместе не будем. Или он или я". Ага. Одни хапуги жаловались на других".

   Молодцов перевернулся на спину и уткнулся невидящим взглядом в тёмный потолок вагона, где отражались вспышки света фонарей редких полустанков.

   "Было время - облизывали друг друга, - продолжал размышлять Сергей. - Путин и Миша. А, когда "Два процента" проворовался, и примерному мальчику дали под зад коленкой, стал офигенным демократ-либералом. Тогда зачем он с Лимоновым этим идиотом, ностальгируюшим по большевизму, обнимается? На митинги начал ходить, с коммунистами фотографироваться. Вот, кто спит и видит - стать президентом. Любую либеральную пропагандистскую чушь проглотит, оппозиционер хренов. Нет, что ни говори, а у меня на политической арене конкурентов нет. Взять, к примеру, Рыжкова или Явлинского. "Яблоко" - в полном дерьме. Там - раздрай полный. Гриша спрятался в тени, типа – лечится, а его соратники - тупят, дальше некуда. Что за окружение у Гриши? Ничего не понимают в политике. Но пока мне со всеми этими интеллигентами - по пути. Они дадут нужное количество протестующих для масштабной акции, которую просто необходимо провести в Москве. То, чего добилась "Солидарность" и Лех Валенса в Польше, могу добиться и я".

   Поезд сбавил ход, в дверь купе постучали.

   - Проше бардзо, панове. Миньск бендже за десять минут.

   - Добже! - энергично выкрикнул Молодцов , поднимаясь. - Разбегаев! Вставай!

   Они вышли из вагона на практически пустой, слабо освещённый перрон Минска, и огляделись. Из тени какого-то щита появился человек.

   - Вы - из Москвы?

   - А, что? Не видно? - огрызнулся сонный Разбегаев.

   - Если вы - Леонид и Сергей, то мне поручено отвезти вас в одно место, где вас уже ждут.

   - Гостиница? - спросил Молодцов.

   - Нет, это квартира в тихом районе.

   "Почему квартира? Зачем квартира? - насторожился Сергей, но вслух поторопил встречающего гостей человека.

   - У вас - машина? Тогда поехали.

   Старенькая Ауди развернулась на привокзальной площади. Замелькали светящиеся вывески магазинов и огни уличных фонарей.

   - Стоп! - неожиданно воскликнул Молодцов, заметив на фасаде одного из зданий вывеску отеля. Заскрипели тормоза.

   - Отель Губернский, - прочитал название гостиницы Сергей. - Хороший отель? - спросил он водителя.

   - Вроде ничего.

   - Тогда остановимся здесь.

   - Но вас ждут в другом месте.

   - Ничего. Вот отоспимся и ровно в полдень здесь, в отеле встретимся, - весело сказал Молодцов. - Пошли, - он толкнул в бок Разбегаева и положил руку на плечо водителя. – Уважаемый! Открой багажник, мы заберём свои сумки.

   Парень хотел что-то сказать, но Молодцов уже шёл по направлению к дверям гостиницы. Через десять минут чистые простыни кроватей номера с двумя спальнями приняли тела путешественников.

   Сергей проснулся в десятом часу утра. Он встал, довольно потянулся, вышел в гостиную, приоткрыл дверь спальни Разбегаева, громко крикнул: - Подьём! и направился в ванную.

   Через сорок минут соратники уже завтракали в ресторане, тихо переговариваясь.

   - А, чего ты от квартиры отказался? - спросил Молодцова Разбегаев. - Люди готовились, сняли уютное гнёздышко. Туда можно и баб было привезти...

   - Вот именно, готовились. А я люблю импровизацию. Помнишь, с кем у нас встреча? С человеком Саакашвили. Кто даст гарантию, что в той квартире нет подслушивающих устройств, скрытых видеокамер. Ты, что думаешь, у Мишико нет разведки? Или Лукашенковские органы не сотрудничают с Лубянкой? И здесь, и там наверняка уже завели на нас досье. Зачем пополнять папку материалами прослушки?

   - Думаешь - в гостинице безопасней?

   - Каждый номер не напичкаешь "жучками". К тому же моё решение было для водилы неожиданным. Он даже растерялся.

   - Это верно, - задумчиво пробормотал Разбегаев.

   Мужчины замолчали, наслаждаясь хорошо сваренным горячим кофе, который официант принёс им в фарфоровом кофейнике.

   В двенадцать часов дня в дверь номера постучали.

   В гостиную вошли двое. Вчерашний водитель поставил небольшой портфель под журнальный столик и тут же покинул комнату, а тучный человек с полным лицом, которое украшали небольшие усики, остановился у кресла.

   - Ну, что же? Приступим? Время - деньги.

   - Ага, - согласился Молодцов. - Когда видишь деньги, не теряй времени, - тихо засмеялся он, цитируя фразу из кинофильма "Бриллиантовая рука". - Вы...

   - Не будем называть имён, лучше давайте присядем.

   В облике мужчины с чёрными усами легко угадывался выходец с Кавказа. Разбегаев задёрнул шторы, и мужчины расположились в креслах вокруг стола.

   - Вы привезли то, что обещали? - нетерпеливо спросил Молодцов, бросив взгляд на портфель гостя.

   - Конечно... И вижу, что вы тоже не теряете времени, - владелец потёртого портфеля щёлкнул замком и показал Молодцову содержимое. - Но прежде я хотел бы получить от вас некую информацию.

   - Спрашивайте, - лицо Сергея слегка побледнело.

   - Тбилиси интересует - сколько человек вы можете вывести на площадь в день, который мы вам укажем?

   - Тысяч сто, даже больше.

   - Вах! Хорошая цифра. А методы убеждения, чтобы люди собрались?

   - Ну, во-первых, деньги, а дальше мои блогеры постараются. Сарафанное радио ещё есть.

   - Что, не понял?

   - Из уст в уста. От уха к уху.

   - Ах, это... Слухи – ненадёжная вещь.

   - Не слухи, но агитация и призывы.

   - Плакаты будут?

   - Всё будет, дарагой, - басом пропел Молодцов с грузинским акцентом.

   Гость поморщился.

   - Ну, а вы, сами. Хотелось бы услышать тезисы. С какими призывами вы пойдёте в народ? Ваши цели, ваша политическая платформа.

   Сергей помрачнел.

   - Я уже обнародовал свой меморандум в сети, - недовольно сказал он.

   - И, всё же? - не уступал гость. - Хотел бы услышать лично.

   Молодцов на пару секунд задумался, а потом, выпрямившись в кресле, заговорил:

   - Что ж, извольте.  Ваш Мишико в отличие от меня - не самостоятельная политическая фигура...

   - Да, да, - насмешливо перебил его владелец портфеля. - Марионетка американцев и всё такое...

   - Не американцев, а евреев с англосаксонскими корнями, - зло уточнил Молодцов. - В Америке именно они обладают реальной властью. Ещё Ницше писал: " Один из спектаклей, на который нас пригласит 20-й век в качестве очевидцев, есть решение судьбы евреев. Очевидно, что они перешли Рубикон и единственное, что остается им сделать - это или стать хозяевами Европы, или потерять ее".

   - Удивлён вашей эрудицией. Но всё это старо, - усмехнулся гость. - Теория заговора, тайная третья сила и прочая чушь.

   - Смеётесь? А зря. Сегодня мы имеем именно то, что сделано англосаксонскими евреями. Прибирая к рукам Европу, они всегда были слишком нетерпеливы. Давайте заглянем в прошлое. Сначала была англо-бурская война, в результате которой главный мировой источник золота оказался в руках иудеев. Следующим этапом стала первая мировая война. Затем последовала большевизация России, советизация Венгрии с Бела Куном во главе. Советская Венгрия продержалась всего сто тридцать дней, но затем появилась советская республика в Баварии, правда, просуществовавшая только три недели…

   - Браво! – нетерпеливо похлопал в ладоши грузин. - Но какое отношение к настоящему времени имеют дела дней давно минувших.

   - Очень, даже, прямое, - непримиримо сказал Молодцов. - Вы никогда не задумывались, почему Франция и Россия начали войну в 1812 году, хотя между странами до этого были очень доверительные отношения? Или почему произошла Великая французская революция, о которой французы в провинциях говорили, что узнали о ней только по почте из Парижа?

   - Представьте себе, нет.

   - Очень жаль… Во всех бедах Франции, да и России тоже, виноваты евреи, которые оккупировали масонские ложи и создали внутри самого масонства тайный комитет для управления всем миром.

   - Бред! - воскликнул гость. - Не подтверждённые доказательствами выдумки любителей теории заговора.

   - Неужели? О ком же тогда говорил Альфонс де Ламартин - французский поэт и политик времён Робеспьера и Наполеоновских войн? О ком упоминал железный канцлер Германии Бисмарк в мемуарах?

   - И, что же они говорили? - уже с интересом спросил посыльный Тбилиси.

   - Ламартин писал... Не ручаюсь за точность цитаты, но вот она: "Мы хотим покончить с любым игом, однако существует сила, незримая, но причиняющая нам беспокойство. Откуда исходит эта сила? Где она? Никто не знает или, по крайней мере, никто не говорит о ней. Даже для нас, ветеранов тайных обществ, это загадка". А, ведь, этот парень был масоном и знал многое из того, что было тайной за семью печатями.

   - Всё это - в прошлом.

   - Не скажите. Джон Кеннеди незадолго до своего убийства тоже упоминал некую скрытую силу. В послании президента к Американской ассоциации издателей американский президент прямо заявил: "Правительству, народу, каждому бизнесмену или лидеру рабочих, и каждой газете необходимы изменение мировоззрения, перемена тактики, смена задач. Ибо повсюду в мире нам противостоит монолитный и безжалостный тайный заговор... Высокий пост президента США используется для активации заговора по разрушению американских свобод, и прежде чем уйти с этой должности, я должен проинформировать наших граждан об этой ситуации". Вот, что говорил глава клана Кеннеди. А клан этот верхушка масонов извела под корень, - Молодцов стукнул кулаком по стеклянной поверхности стола.

   - А подкупленные евреями недоумки по сей день высмеивают конспирологов, представляя сторонников теории заговора городскими сумасшедшими. Или вы верите, что это одиночка сумасшедший стрелял в американского президента?

   - Там были совсем иные мотивы для убийства, - пыл полемики охватил и гостя.

   - Например?

   - Их много, - несколько растерялся грузин.

   - Хотите, назову один из главных? - в голосе Молодцова слышалось торжество.

   - Попробуйте.

   - Указ о выпуске серебряного доллара, то есть, доллара обеспеченного серебром. Он назывался серебряным сертификатом и сразу лишал Федеральную Резервную Систему права неограниченно печатать американские деньги, передавая эту привилегию государству. Евреи-банкиры не могли этого допустить и выиграли, убив Кеннеди.

   - А разве ФРС не американская государственная структура? - влез в разговор Разбегаев.

   Молодцов даже не посмотрел на своего приятеля.

   - Резервную систему создали евреи, а у истоков её возникновения стояли Ротшильды. ФРС на заре образования Соединённых Штатов, да и сейчас - частная лавочка, сколоченная банками, контролируемыми евреями. Сегодня - это спрут, охвативший своими щупальцами мировую финансовую систему, - веско сказал Сергей. – Вы, хотя бы, знаете, на какую сумму в данный момент они выпустили этих самых долларов?

   - Нет, - тихо признался Разбегаев, словно вопрос был адресован ему.

   - По оценкам экспертов - от одного до полутора квадраллиона, в то время, как общая ценность всего на Земле - меньше 350 триллионов.

   Разбегаев перевёл взгляд на гостя и заметил, что тот начал уставать от чрезмерного напора и осведомлённости Молодцова.

   - В чём вы пытаетесь нас убедить? - заметив этот взгляд, воскликнул грузин.

   - В том, что я - не ваш Мишико и не буду плясать под дудку Ротшильдов и опекаемых ими масонов. Пока нас объединяет одна цель - свержение существующей в России власти. До этого момента мы - попутчики, как говорил Ленин, а потом наши дороги разойдутся.

   - Причём здесь Ротшильды? Ну, ты и хватил, - заволновался Разбегаев, заметив кислую мину на лице гостя, и тут же подумал:

   "Этих денег там, в портфеле мы не увидим".

   - А, мне плевать, - будто читая мысли приятеля, воскликнул Молодцов, - хватил я лишнего  или нет. С тех пор, как старик Ротшильд, в прошлом торговец старьём и ворованным антиквариатом, в восемнадцатом веке поделил мир между сыновьями, послав кого в Лондон, кого в Париж, кого в Вену, а младшего - в Вашингтон, множество последующих событий - войны, революции и прочая хрень оказались почему-то совершенно "неожиданными" для аналитиков и дипломатов. В этом и признавался Бисмарк. С конца XVIII века революции и войны для западной цивилизации превратились в своеобразный вид захватывающего спорта в среде правящих классов. Поэты, философы, государственные деятели, журналисты и политические партии возвеличивали войны и революции, а иногда то, и другое вместе. Внук Ротшильда - Амчел спланировал революцию в России и нанял за хорошие деньги этих ублюдков - Милюковых, Керенских, Лениных и прочих жидо большевиков...

   - К чему вы клоните? - раздражённо спросил грузин.

   - К тому, что существует адский план уничтожить одним ударом православие, католицизм, а заодно и иудейство, затем свести положение вещей к такому финалу, где не будет ни христиан, ни евреев, а останутся только люди, лишенные рода, племени, моральных устоев и веры. Гей парады, однополые браки – это пока цветочки. У них есть план, где граница между добром и злом размыта, а понятия: целесообразность, интерес преобладают над справедливостью и правдой. Хорошо, что пока ещё большинство людей считают справедливость и правду - высшей человеческой ценностью, но плохо то, что собственное сытое благополучие становится дороже, и тогда вместо истины, сознание легко усваивает ложь. Целесообразностью оправдываются любые действия, вплоть до убийства, принимается на веру лживая пропаганда, направленная на то, чтобы сделать людей послушным, аморфным стадом. У англосаксов – в крови решать проблемы, если не подлым коварством и хитростью, то силой. Вспомните историю...

   - Историю сегодня делаем мы с вами, - с пафосом сказал посыльный Тбилиси.

   - Я знаю одно. История ничему не учит дураков, - парировал Молодцов. - Ваш Мишико, потеряв Грузию, старается теперь во всю для америкосов в Украине...

   - Которую потеряли вы, - криво улыбнулся грузин.

   - Я и говорю — дуракам, хоть кол на голове теши, - откликнулся Молодцов. - На Украине мы сделали три стратегические ошибки. Первую — при большевиках, которые подарили Киеву исконно русские земли. Вторая... Там уже постарался Хрущёв. Не нужно было отдавать хохлам Крым. И третья — когда позволили американцам сделать из Украины Антироссию, и, когда мы признали легитимность киевской власти после государственного переворота в четырнадцатом году.

   - Что-то я не пойму, уважаемый, - гость ногой придвинул портфель ближе к себе, - вы здесь читаете мне лекцию о моральных ценностях, о справедливости, а сами мечтаете о свержении существующей системы власти в России. Но такая высокая цель, по-моему, должна оправдывать любые средства. В том числе, радикальные. Украинская оппозиция сумела силой выбить стул из-под задницы Януковича.

   - Новой кровавой революции в России я не допущу - Молодцов постепенно остывал, понимая, что в пылу разговора его занесло в дебри антисемитизма и русофилии, которые многие политики сегодня считают дурным тоном. - Исключительно парламентские методы борьбы, акции неповиновения и протесты. Такова моя позиция.

   - Мы надеемся на поддержку Запада и европейских организаций, борющихся за торжество либеральной демократии, - поспешил вставить свои "пять копеек", Разбегаев.

   - Значит, я могу надеяться, что мы и впредь будем сотрудничать на благо становления гражданского общества в России, – было, похоже, что человек, прибывший из Тбилиси, устал от напора Молодцова и торопился завершить свою миссию.

   - Можете, - холодно и отстранённо сказал Сергей.

   Гость облегчённо вздохнул, нагнулся и начал выкладывать на стол из портфеля тугие пачки долларов. Разбегаев тут же стал размещать деньги в большом полиэтиленовом пакете, потом поднялся и ушёл в спальню Молодцова. Вернулся он уже без свёртка, но с довольной улыбкой на лице.

   - Может, нам спуститься в ресторан и отметить это дело? - предложил он.

   - Нет, нет, - грузин встал, подхватил пустой портфель, и, пятясь, двинулся к выходу. Он, словно побаивался, что из глаз Сергея в спину полетят пули. - В другой раз, а сейчас, простите, дела...

   Дверь закрылась, щёлкнул замок.

   - Ты его напугал. Нельзя же так.

   - Пусть катится к чёртовой матери, - злобно проворчал Молодцов. - Слушай, ты сам сходи в ресторан, принеси чего-нибудь выпить.

   - У нас поезд в Москву через три часа, - весело воскликнул Разбегаев. – Давай, закажем обед в номер. Деньги есть.

   - Давай, - согласился Сергей, устало откидываясь на спинку кресла.

   Ему хотелось снять напряжение и забыть о мерзкой ухмылке и чёрных усиках приезжего из Грузии. Молодцов не подозревал, что в портфеле эмиссара Тбилиси находилась скрытая мини видеокамера и, что в изящной вентиляционной решётке над входной дверью комнаты была спрятана вторая, сигнал от которой принимали в одном из гостиничных номеров, навечно забронированном органами госбезопасности Республики Беларусь.

 

   Почти неделю Анвар и Абдували жили в съёмной квартире вместе с двумя такими же, как они, парнями, у которых на ладонях постепенно разглаживались мозоли, заработанные на стройках города. Они не выходили на улицу, сидели дома, словно мыши, и вели себя тихо. По утрам, после утреннего намаза, приезжал чернобородый Асланбек, привозил продукты. Потом они полчаса, сидя на полу, всей группой вслух заучивали выдержки из Корана. После сытного завтрака, Асланбек доставал из обычного, потёртого полиэтиленового пакета потрёпанные книжицы с арабской вязью на засаленных страницах и объяснял парням, чего от правоверных ждёт Аллах и какими способами можно вести священную войну против гяуров. Ближе к вечеру чернобородый наставник учил их приемам самообороны и методам освобождения из захватов, показывал, как выбивать пистолет из кулака условного противника, приёмы выворачивания сустава большого пальца руки. С помощью этой хитрой науки можно было самому легко избавиться от наручников. На третий день такой жизни Асланбек уже в сумерках посадил Анвара вместе с Абдували в свой, потрёпанный жизнью и дорогами, БМВ. Наставник привёз  своих подопечных на окраину города. Автомобиль остановился в ста метрах от выхода из метро.

   - Зачем мы здесь? - спросил Анвар.

   - Сейчас узнаешь, - Асланбек внимательно рассматривал прохожих.

   - Вон видишь девицу с круглым задом и с сумочкой через плечо?

   - Вижу. Идёт в сторону домов.

   - Пойдёте за ней. В удобном, без фонарей, месте сорвёте сумочку и бегом через тот сквер - на соседнюю улицу. Я буду там. Прыгаете в машину, и мы уезжаем.

   - Зачем?

   - Что, зачем? - в чёрных глаза Асланбека зажглись огоньки.

   "Или это отражение света встречных машин?" успел подумать Анвар.

   - А, затем. Ты думаешь, из каких денег я делаю переводы твоей семье в Таджикистан? Вперёд без разговоров.

   Абдували толкнул Анвара в бок, потом взял его за руку и выдернул из машины. Через минуту они настигли девушку и двинулись за ней на расстоянии тридцати шагов. Высокие каблучки утопали в ещё не остывшем от дневного зноя асфальте. В ушах девицы белели миниатюрные наушники, в руках она держала плоский, большой сотовый телефон. Свернув на тропинку, проложенную через газон и ведущую к недалёкому жилому массиву, девушка оказалась под кронами тополей.

   - Давай! - тихо сказал Абдували приятелю на ухо.

   Они ускорили шаг, почти перейдя на бег. Абдували протянул руку, сорвал с плеча девушки сумку, перебросил её Анвару, потом толкнул жертву в спину. Девушка упала сначала на колени, а потом растянулась во весь рост в пыли. Абдували быстро нагнулся, подобрал с земли выпавший из рук жертвы смартфон, потом сел верхом на девушку, стукнул её по шее ребром ладони и уже с бесчувственной сорвал золотую цепочку, после чего вырвал из ушей серьги.

   - Уходим, - толкнул он в плечо Анвара, и они побежали через сквер. 

   - Молодцы! - похвалил друзей Асланбек, принимая в ладонь золото.

   Такие выезды в различные части города стали для них нормой. Анвар постепенно черствел душой, ожесточался сердцем и мрачнел. Глаза стали двумя огромными чёрными колодцами, почти такими же, как у Асланбека в тот вечер, когда они ограбили свою первую жертву. По вечерам он истово шептал молитвы, выбирая подходящие аяты из тех самых, потрёпанных книжек, которые им читал чернобородый наставник. Абдували наоборот - посвежел лицом, веселье из его глаз било через край. Он даже во сне улыбался. Ему нравилась такая жизнь. Два других парня, которые жили вместе с ними, то исчезали, то появлялись вновь, привозимые обратно в квартиру чернобородым учителем.

   - Вот, смотрите, - Асланбек вынул из портфеля блокнот. - Моя книга учёта. Вот здесь, на странице – счёт Анвара. На нём уже пятьдесят тысяч рублей. И это, не считая тех денег, которые я отправляю твоей матери. Будет ещё больше, если займёмся более серьёзными делами.

   - Серьёзные дела - это если торговать наркотой, - пренебрежительно махнул рукой Абдували.

   - Найду при вас травку, водку, опиум или героин, убью, - тихо пригрозил ему Асланбек. - Воины Аллаха не занимаются всякой дрянью.

   - Разве? - дерзко спросил Абдували. - Я вчера нашёл старую газету, так в ней написано, что у афганских талибов есть целые фабрики по производству героина. Об этом каждый таджик знает. А, уж правовернее талибов разве, что саудовцы.

   - Повторять не буду. Узнаю, что приторговываете наркотой - убью, - в голосе наставника звучало показное равнодушие, но угроза, словно яд, сочилась из каждого слова. Смотрите сюда, - из того же невзрачного пакета он достал тетрадку и открыл её ровно посередине.

   На захватанных грязными пальцами страницах Анвар увидел какие-то неряшливо выполненные примитивные чертежи и схемы.

   - Что это?

   - Научу вас собирать взрывные устройства.

   Абдували тихо свистнул.

   - Можно спросить, зачем это нам?

   Асланбек с минуту спокойно смотрел на противоположную стену, а потом взорвался. Он ударил Абдували по лицу, потом стал избивать упавшего парня ногами. Устав и вспотев, учитель завис, словно хищная птица, над своей жертвой и заорал, путая таджикские, чеченские и русские слова:

   - Мне надоели ваши бесконечные "Зачем?". Вы - воины Аллаха. Я отдаю приказы - вы их выполняете. Если, кому-то это не нравится, таких закопаю в лесу. Сбежите - ваши семьи вырежут в тот же день. Останетесь со мной - будете богатыми и уважаемыми людьми, достойными гражданами создаваемого нами Халифата, зелёный флаг которого скоро будет развеваться на Северном Кавказе и на Памире. Вы, что - ничего не слышали о Государстве Ирака и Леванта? Почти весь Ближний Восток присягнул нам на верность. Ваши матери  будут гордиться вами, ваши братья и сёстры обретут новую родину и новую счастливую жизнь. Таджикистан будет составной частью вашей новой родины Халифата... - В уголках рта Асланбека выступила пена.

   Он брызгал слюной и рубил воздух ребром ладони. Также неожиданно и внезапно он успокоился, сел и скрестил ноги.

   - С этого дня из вопросов к вам у меня останется только один: "Понятно?". Ваш ответ тоже будет только один: "Да". Понятно?

   - Да, учитель.

   - Хорошо. Садитесь ближе. - Асланбек подобрал с пола тетрадку и начал объяснять им устройство фугаса и виды взрывателей.

   Весь следующий день наставника не было.

   - Выходной нам устроил, - тихо ворчал Абдували, кося подбитым глазом в окно. - Да, брат. Вот она, жизнь. Что-то его земляки – чеченцы особо не рвутся в воины Аллаха.

   - По их лицам за километр видно, что они - чеченцы. А на таджиков в Москве давно уже внимания не обращают. Ты, что, ещё не понял этого? Свалить бы отсюда, - вспомнил Анвар русское словечко, услышанное им на стройке.

   - Тебе же сказали: "Всю семью вырежут". У чеченов слова с делами не расходятся. Мне земляк рассказывал, что в Сирии режут тех, кто не подчиняется законам шариата. Словно баранов для плова. По горлу. Чик, и всё. А, потом, куда ты денешься без денег и документов? Паспорта наши - у Асланбека.

   Анвар задумался. Потом, что-то вспомнив, наклонился к уху Абдували:

   - Знаю один дом за городом. Думаю, там добра - вагон. Имея деньги, найдём нужных людей, сделаем документы. Я через окно видел хрусталь, ковры, аппаратуру разную. Залезть - пара пустяков.

   - Там, наверное, охрана есть?

   - В самом доме точно нету. У ворот посёлка…  Там - наверняка. Но дом от главного въезда - довольно далеко. В заборе есть лаз.

   - Когда пойдём? - у Абдували загорелись глаза.

   - У тебя хоть какие-то деньги есть?

   - Пятьсот рублей спрятал, когда вчера студента ограбили.

   - Молодец, - Анвар позавидовал предприимчивости приятеля. - Сегодня и пойдём. Поймаем такси. Тут должно быть недалеко. Асланбек нас со стройки вёз сюда минут двадцать...

   Ближе к полуночи, когда квартиру накрыла сонная тишина, они выскользнули за дверь и оказались на тёмной улице. Первая старенькая "Лада", которую они остановили, доставила друзей до последних домов района Митино. Дальше, какими-то собачьими тропами они выбрались к обочине Пятницкого шоссе и быстро пошли в сторону кладбища. Через полтора часа Анвару удалось найти нужный коттеджный посёлок. Дом - крайний к лесу так и стоял недостроенным. В проёмах окон, затянутых плёнкой, было темно. Приятели пролезли через дыру в заборе и, пригибаясь, стараясь держаться в тени деревьев, двинулись в нужном направлении.

 

                                             ***

 

   Это случилось на третьи сутки после возвращения Липатова из Москвы. Не смотря на пятый час дня, быстро темнело. Липатов посмотрел в открытое окно. Со стороны Воронежа надвигалась огромная фиолетово-чёрная туча, постепенно закрывающая горизонт, а на границе между густой лилово-сиреневой тенью и зеленью лесов виднелись всполохи зарниц.

   - Галя! - позвал жену Липатов. - Где Володя?

   - Стадо пригнал и пошёл на реку - проверить ловушки для раков.

   - Позвать бы надо. Гроза скоро будет.

   - Не маленький. Сам скоро вернётся.

   Липатов ещё раз взглянул на небо. В душе шевельнулась тревога. Он ещё не понял, почему она проснулась, но решил поискать сына.

   - Ты коров успела подоить?

   - Уже. Четыре сорокалитровых бидона. Что с молоком делать будем?

   - Ты же знаешь - в город везти не хочу, - Липатов почесал бороду и добавил: - Пока всё не образуется.

   - Значит, сыр делать?

   - Значит, сыр. Не пропадать же молоку.

   Где-то далеко послышалось ворчание грома. Беспокойство Липатова усилилось.

   - Нет, пожалуй, схожу за Володей.

   В чём был - в старой выцветшей на солнце футболке, в сандалиях на

босу ногу, он вышел во двор, прикрыл за собой ворота, накинул на обе створки верёвочные петли и направился к реке. Спустившись с пологого холма и оставив в стороне заросшие высокой травой обочину дороги, ведущей к дому, через пять минут он оказался на берегу реки и пошёл вниз по течению, высматривая клетчатую рубаху сына. Размышляя о причинах своего беспокойства, он едва не пропустил место, где с утра в воду были опущены самодельные корзины с приманкой для раков. Сын стоял по пояс в воде и, перебирая в руках верёвку, вытаскивал ближайшую ловушку. Услышав шелест травы под ногами Липатова, он повернул голову на звук.

   - Одна пустая. Во второй ещё не знаю, что.

   - Брось!

   - Почему, пап?

   - Чёрт с ними, раками. Что-то витает в воздухе. Нехорошее предчувствие у меня.

   - Так перед грозой всегда так. Давит на психику.

   - В прошлый раз тоже всё с раков началось. Брось. Пусть ловушки останутся здесь на ночь. Больше пользы будет.

   Липатов внимательно оглядел окрестные пологие холмы, близкий лес и тропу, идущую от реки вверх и пропадающую среди деревьев.

   Сын проследил за взглядом отца.

   - Думаешь - вернутся те гады?

   - Не знаю, - Липатов подумал и добавил:

   - Сейчас им это вряд ли пользу принесёт. Риск велик.

   - Тогда не о чем беспокоиться, - Владимир снова взялся за верёвку.

   - Брось, кому сказал, - повысил голос Валерий. - До грозы нужно кое-что сделать.

   Володя, уловив в голосе отца беспокойство, выбрался на берег, намотал конец верёвки на колышек, вбитый в склон обрыва, вытер о штаны руки и натянул на мокрые ноги сапоги.

   - Пошли, - бросил ему отец.

   Липатов круто развернулся на месте и направился обратно к усадьбе.

   Снова выйдя на дорогу, он присмотрелся к кустам, нашёл тайные знаки, вытащил из тайника четыре шумовые гранаты, достал из кармана шорт тонкую бечеву, привязал шнур к кольцам запалов, установил две гранаты по обе стороны дороги, остальные закрепил в развилках деревьев у самых корней, натянул верёвки и замаскировал их травой.

   В абсолютном молчании Липатов и Володя вернулись на своё подворье.

   - Скажи матери, пусть положит в рюкзаки документы: паспорта, свидетельство на землю, сберегательные книжки, банковские карты, деньги, какие есть, мой ноутбук и вещи на первое время, а я проверю оружие.

   Тревога отца передалась сыну. Он сбросил на траву мокрые сапоги, которые успели натереть ему пятки, вытащил из кармана носки, одел их, сунул ноги в кроссовки, которые сушились на солнце, и побежал выполнять приказ.

   Тем временем туча закрыла почти всё небо над лесом. Молния ослепительным, изломанным клинком разрезала призрачные тени над лугами, и тут же, с разрывом в секунду, последовал орудийный залп грома.

   Липатов закрыл ворота на засов и под первыми тяжёлыми и редкими каплями дождя бросился в дом. Тревога не отпускала его. Предчувствие близкой катастрофы заставило Валерия остановиться посередине комнаты и растерянно оглядеться по сторонам. Его взгляд зацепился за блеск стали, которая отразила новую вспышку молнии. Он снял со стены помповое ружьё, достал с полки коробку патронов с картечью и, торопясь, зарядил оружие. Поставив ружьё у окна, Липатов поднялся на табурет и стал ощупывать поперечную балку, которая служила опорным стержнем для купольной конструкции крыши, сделанной в виде шатра. Вскоре в его руках оказался автомат. На той же балке он нашёл два рожка с патронами. И только теперь вспомнил о восстановленной снайперской винтовке, привезённой из города две недели назад и спрятанной на сеновале.

   "Зараза! - выругался Липатов. - Нет времени собирать её. Если что, заберу с собой. Пригодится.

   Два далёких разрыва шумовых гранат прозвучали между ударами грома. По оконному стеклу забарабанил ливень.

   "Вот оно", - подумал Валерий и бросился во двор.

   В дверях он столкнулся с женой и сыном.

   - Скорее! В дом! - закричал Липатов. - Галя, ты - в подпол, Володя - к окну. Держи на прицеле ворота.

   - А ты, куда? Что происходит? - бледное лицо жены выглядело меловой маской в сумраке комнаты.

   - Я - на чердак. К нам - опять гости.

   - Да откуда ты знаешь, что это - те самые парни?

   - Быстро вниз! - рявкнул на жену Липатов. - И не высовываться, пока я не скажу.

   Володя испуганно смотрел, как Галина сбросила в подпол рюкзаки и быстро сошла вниз по ступенькам лестницы.

   - Думаю, в лоб через ворота они не полезут, но будь начеку, - зачем-то шёпотом сказал Липатов сыну и, засунув за пояс запасные рожки, взяв в руки автомат, выскользнул в сени. Приставная лестница привела его на чердак. В заднем скате крыши имелось слуховое окно, выходящее на лес. Пригнувшись, Валерий приник к узкому проёму. Потоки дождя размывали картинку, но через пару минут он увидел, как из кустов появилось трое парней в чёрном камуфляже. У каждого в руках были пистолеты. Они, почти не прячась, пересекли узкое открытое пространство и исчезли из поля зрения, скрытые забором. В следующее мгновение одна из фигур появилась снова. Сначала показалась голова в маске с прорезями для глаз, носа и рта. Человек подтянулся на руках, оседлал забор и застыл, осматриваясь. Потом отвернулся, очевидно, разговаривая с остальными. Вскоре все трое перепрыгнули ограду и прислонились спинами к доскам.

   - Прости Господи! - Липатов вставил рожок в автомат, передёрнул затвор и прямо через окно дал три короткие очереди.

   Людей в чёрной одежде отбросило к деревянной стене сарая и они, дёргаясь, словно марионетки на ниточках, застыли в разных позах на земле.

   Снова сверкнула молния, и ударил гром. Потом послышался треск дерева, а затем - два выстрела из помпового ружья.

   Липатов бросился вниз и оказался в комнате в то мгновение, когда в разные стороны брызнули оконные стёкла, из стен полетела щепа, под потолком взвилась белая пыль и труха, а с полок посыпались осколки посуды. Пороховой дым начал застилать комнату, не давая рассмотреть детали погрома. Валерий упал на пол и ползком добрался до разбитой рамы окна.

   - Володя? - крикнул он, перекрывая треск выстрелов.

   - Я здесь, - голос сына звучал из угла.

   - Что, там? - Липатов отстегнул рожок и вставил в автомат новый.

   - На большом джипе протаранили ворота. По моему, это - "Хаммер".

   - Сколько их?

   - Машин? Ещё две. Шагов пятьдесят от усадьбы в кустах стоят.

   - Людей сколько?

   Внезапно наступила тишина.

   - Не знаю, - хриплый возглас сына прозвучал неестественно громко.

   Липатов поднялся на ноги, прикрываясь выступом стены, и выглянул во двор. Прямо по центру усадьбы стоял огромный чёрный "Хаммер". За ним маячили головы и дула автоматов. За колодцем кто-то лежал. Ещё двое стрелков выглядывали из-за угла сарая. За открытой пассажирской дверью джипа стоял человек и смотрел в бинокль на дом. Потом он махнул рукой. Двое парей, лежавшие за колодцем, встали на колени. В руках они держали бутылки тёмного стекла. Вспыхнули огоньки зажигалок, и в сторону дома полетели самодельные гранаты. С горящих, пропитанных бензином фитилей, на землю сыпались искры. Бутылки разбились о стены дома, в стороны брызнули осколки. Сильный порыв ветра вдавил пламя внутрь через разбитые окна. Липатов передёрнул затвор и выпустил во двор, не целясь, длинную очередь. Затем бросил автомат, подбежал к сыну, вырвал у него из рук ружьё и толкнул в сторону люка, ведущего в подпол. За спиной раздались крики, и пули вновь стали вырывать из стен деревянную щепу.

   Липатов, толкая в спину Владимира, скатился вниз. В подземелье уже горела керосиновая лампа, в углу, среди банок с консервацией, сидела Галина, прижимая к груди рюкзаки.

   - Скорее! - крикнул Валерий.

   Он взял лампу, взял жену за плечо, поднимая на ноги, кинул один рюкзак в руки сыну и, стукаясь лбом о перекрытия, спотыкаясь о ящики и коробки, пошёл в дальний угол подпола. При свете лампы блеснул засов и шляпки гвоздей низкой узкой двери. В лицо остро дохнуло сырой землёй.

   - Осторожно. Не заденьте опоры, - тихо сказал он, хотя необходимости в шёпоте не было. Сверху нарастал рёв огня, который по мере продвижения беглецов вперёд по узкому лазу, постепенно стихал. Этот подземный ход Липатов рыл два года.

   Жена шутила:

   - Ты у нас - граф Монте-Кристо. К побегу от меня готовишься?

   - Эдмонд Дантес, если быть точным, - улыбался по вечерам Липатов, смывая во дворе холодной колодезной водой пот и грязь.

   - Зачем нам эта нора? - спрашивал Володя.

   - А, на всякий случай, - отвечал Валерий. - Мы же с тобой охотились на лис, помнишь?

   - Ну и что?

   - Так вот, у старого мудрого лиса есть несколько выходов из логова. Да, ещё он делает тупики, чтобы сбить с толку собак. Я знал хороших фокстерьеров, которые не выбирались из нор, а пропадали под землёй.

   - А мы - фокстерьеры или лисы?

   - Фокстерьеры - это шавки, которых могут на нас, осторожных и мудрых лис, натравить люди, не умеющие и не желающие работать на земле. Запомни, Володя, Россией правят кнут, пряник и зависть. Пока так будет, всегда нужно оставаться настороже.

   Липатов мало кому рассказывал, почему он, имея в лихие девяностые успешный бизнес и будучи не бедным человеком, бросил всё и отправился скитаться по белу свету. Его биржа в то время была лакомым куском для многих "деловых" людей, "поднимающихся" вместе с пеной на волне предпринимательства и расцвета криминала. К нему не раз и не два приходили и предлагали крышу "переговорщики" из разных бандитских группировок. Бывшие высокопоставленные работники ЦК ВЛКСМ уговаривали Липатова взять их в долю, обещая доступ к ресурсам регионов: лесу, пиломатериалам, бумаге, бензину, цементу, металлопрокату и прочему народному добру, которое с руками отрывали посредники. В один прекрасный день Валерия избили неизвестные, застав врасплох возле собственного подъезда. Но, только после того, как его "Мерседес" взорвали рядом с офисом, он закрыл своё дело, уволил сотрудников, взял с собой все наличные деньги, спрятал кое-какие ценные бумаги и исчез. Сначала им двигало желание просто отдохнуть от всего этого бардака, который кто-то считал зарождением российского капитализма. Он уехал на Кипр и две недели провалялся на пляже, лениво поглядывая на выжженные солнцем лысые горы, внимательно наблюдая за кораблями, исчезающими за горизонтом, за яхтами, плавно скользящими по золотисто-бирюзовой воде, за облаками, иногда принимающими формы каравелл, галеонов и фрегатов с клубящимися на призрачных мачтах парусами. Потом он, наконец-то (благо теперь у него была масса свободного времени), дочитал взятую с собой книгу о Пунических войнах, о Древнем Риме, о Ганнибале и ему захотелось посмотреть развалины Карфагена. Липатов собрался за час, рассчитался в гостинице и улетел в Тунис первым же рейсом, на который удалось купить билет. Он думал, что найдёт на африканском побережье давно заброшенные стоянки финикийских и берберских пиратов с обломками галер и шебек1, бухты со следами кострищ на песке, где клефты2 и французские корсары когда-то смолили днища  быстроходных парусно-вёсельных галиотов и делили добычу взятых на абордаж турецких неповоротливых купеческих судов с грузами шёлка, парчи и пряностей. Он представлял себе, как он, разомлевший от жары, бредёт по дорогам сказочной страны, совсем недавно называвшейся Магрибом, и выходит в образе скучающего праздного путешественника на рыночную площадь восточного города, который с трёх сторон охватывает лагуна с ласковым морем. Липатов думал, что увидит пыльные, с цветочными узорами, ковры. На коврах будут лежать расхваливаемые на разные голоса диковинные товары: кривые сабли с ножнами, отделанными драгоценными камнями, цветные халаты с узорами, старые рукописные фолианты, где на сафьяновых обложках струится арабская вязь. Что-то вроде "Канона врачебной науки", написанного  Авиценной3, или "Рубаи" Омара Хайяма. А, рядом красуются: остроносые туфли, кремниевые ружья с прикладами, инкрустированными серебром, ятаганы, высокие медные, отражающие солнце, кувшины и резные блюда. Его воображение рисовало прилавки с вяленой рыбой, китайским фарфором, амфорами, где плещется оливковое масло. Лютни должны были лежать рядом с камышовыми дудками, ржавыми обломками мечей крестоносцев, тюками цветной парчи, хафтанами и прочими диковинными вещами. Но, насмотревшись на рощи финиковых пальм и жалкие остатки колонн, якобы найденных в ближайших песчаных холмах упорными археологами, Липатов понял, что колонны отлиты недавно из бетона в качестве приманки для легковерных туристов. Он не стал искать гостиницу, а снял маленькую квартирку в городке, где вся жизнь крутилась возле бухты и якорной стоянки, куда заходило довольно много морских судёнышек разного размера и класса. На свежем ветру полоскались звёздно-полосатые флаги, "юнион джеки"4, трёхцветные испанские, итальянские и французские вымпелы. На второй день ленивого созерцания фланирующей при свете вечерних фонарей по набережной разноязыкой толпы, в одном из многочисленных рыбных ресторанов Валерий познакомился с двумя англичанами. Его знания языка хватило, чтобы поддержать весёлый разговор с хмельными, расслабленными пивом гражданами Туманного Альбиона. Он слушал о потрясающих видах побережья Крита, о смуглых красотках Сицилии, о зелёных склонах и чёрных вулканических пляжах Канарских островов, о белых сахарных, а на закате солнца, золотистых песчаных бухтах Доминиканы и, вдруг почувствовал, что хочет увидеть все чудеса огромного мира собственными глазами.

   - Вам юнга не нужен, случайно? - спросил он у полупьяных парней просто так для поддержания беседы.

   - Тебе надоело гнить в этой помойке? - спросил его Джон.

   - Смертельно, - ответил Липатов, почему-то имея в виду Москву.

   - Деньги есть?

   Валерий, молча, кивнул.

   - Если достанешь здесь ящик виски, возьмём тебя на борт.

 

 

1 Шебека. Парусное трёхмачтовое с косыми парусами вооружённое судно. Применялось в Средние века и в Новое время на Средиземном море для военных и транспортных целей, а также для пиратства. Узкий длинный корпус с развалом бортов и сильно выдвинутым форштевнем обеспечивал шебеке хорошую мореходность. Шебека по конструкции корпуса была близка к каравеллам и галерам, но превосходила их по скорости, мореходности и вооружению.

2 Клефты или морские хайдуты  - греческие пираты в эпоху Османской империи, нападавшие в основном на турецкие корабли.

3 Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина, или Авиценна (16 августа 980 года - 18 июня 1037) - средневековый персидский учёный, философ и врач, представитель восточного аристотелизма. Был придворным врачом саманидских эмиров и дайлемитских султанов. Всего написал более 450 трудов в 29 областях науки, из которых до нас дошли только 274.

4 Юнион-джек. Флаг. Один из государственных символов Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Представляет собой синее прямоугольное полотнище с изображением красного прямого креста  в белой окантовке (шотландский флаг Святого Андрея), наложенным на белый и красный косые кресты (английский флаг Святого Георгия). С 5 мая 1634 года флаг использовался только на море военными кораблями в качестве гюйса - носового флага (отсюда и его обиходное наименование «Union Jack», по-английски - "союзный гюйс".

 

   - Где его взять? Тут же у мусульман - что-то вроде сухого закона. В магазинах - одна "Кока-Кола".

   - Это точно, - грустно сказал Джим, приятель Джона - высокий белобрысый увалень с веснушками на лице и руках.

   - Хотя, подождите. Есть идея.

   - За что я люблю русских, так это за то, что у них всегда есть идеи, - сказал Джон, высасывая из креветки икру и запивая её пивом. - Но имей в виду, мы ужинаем и сразу сваливаем отсюда. У тебя есть час. А потом ищи нас в Гибралтаре, - он махнул рукой в сторону моря.

   - Куда виски принести?

   - Вон видишь большой катамаран с "Весёлым Роджером" на штаге1?

   Липатов не знал, что такое штаг, но посмотрел в окно и увидел неподалёку у причальной стенки судно с двойным корпусом, британским флагом на высокой голой мачте и небольшим пиратским флагом, болтающимся на каком-то тросе. Он расплатился за себя и англичан, а затем выскочил на улицу.

   Продолжением набережной была узкая улица с несколькими отелями, спрятанными за высокими олеандрами и шеренгами пальм.

   "Carfagen palace hotel" гласила медная, надраенная до блеска табличка у ворот, раскрытых настежь. Охранник равнодушно скользнул по Валерию взглядом и отдал честь. Липатов пошёл на звук музыки. Аллея привела его к главному корпусу отеля, откуда через раскрытые витражные окна первого этажа в гостиничный ухоженный сад вплывали медленные и обволакивающие волны блюза. В холле за многочисленными столиками сидели люди и пили, кто кофе, кто коктейли, кто вино. Звучала английская, французская и русская речь.

   Липатов протиснулся к бару и постучал по стойке, привлекая внимание вспотевшего от суеты бармена.

   - Сэр?

   - Мне нужен виски, - сказал Липатов, понижая голос.

   Бармен откуда-то снизу ловко достал наполовину пустую бутылку "Шивас Регал"  и наполнил небольшой стакан на четверть.

   - Лёд?

   - Нет, нет, - ладонь Валерия накрыла стакан. - Мне нужен ящик виски.

   - Понимаю, - не удивился бармен, оглядываясь и наклоняясь ниже, - День рождения, встреча старых друзей? Вы откуда, сэр? - зашептал он.

   - Россия, Москва, - сказал Липатов по-русски.

   - Наличные у вас есть? - так же, на довольно сносном русском языке, понимающе улыбаясь, спросил бармен, закрывая спиной видеокамеру, укреплённую позади стойки.

   - Найду.

   - О'кей. Обойдёте здание справа. Там есть маленькая дверь. Возле неё по обе стороны - пустые коробки. Только тихо. Если что - я вас не видел, вы меня не знаете.

   - Откуда русский знаешь? - не удержался от вопроса Валерий.

   - Учился в Москве, - улыбнулся бармен.

   Валерий благодарно кивнул, а затем отправился, куда было сказано.

   Ждать пришлось минут пять. Неожиданно дверь открылась, из темноты сначала показался ящик, потом смуглые руки, держащие картон, а затем - вспотевшее лицо с блестящими белками глаз.

   - Четыре тысячи, сэр.

   - Чего четыре тысячи?

   - Долларов, сэр.

   - Три, - быстро сказал Липатов, доставая из заднего кармана шорт тугую пачку банкнот.

   Бармен сделал глотательное движение горлом, воровато оглянулся в темноту за дверью и хриплым голосом сказал:

   - О'кей.

   Деньги перешли в руки араба, а ящик перекочевал на плечо Валерия.

   - Через ворота не ходите. Вон там, слева в ограде есть дыра.

   Дверь захлопнулась, и Липатов быстро направился в нужном направлении.

   Сняв футболку, закрывая тканью надписи на ящике, избегая света фонарей, он добрался до набережной и отыскал катамаран.

   - Эй, Джон! - позвал он человека, сидящего на корточках и отвязывающего причальный канат.

   - Я - Джим, - в скупом потоке света, льющегося из иллюминаторов соседней яхты, Валерий узнал белобрысую голову и веснушки.

   - Вот ваше виски.

   - Отлично. Заходи, - сказал Джим.

   Он, бросив канат, встал на ноги и протянул вперёд руки. Липатов опустил на ладони парня ящик и перепрыгнул узкую полоску воды, отделяющую прошлое от будущего.

   Затем был Гибралтар, Канарские острова, Доминикана, Куба, Панама. Он пил ром и дрался с американскими матросами, прикрывая спины своих новых британских друзей в одном из баров Порт-о-Пренса, а неделей позже - с экипажем небольшого сухогруза в Гаване, стоявшего в порту под парами с грузом сахара и состоящего из украинцев и египтян. Он играл в карты с японскими китобоями, проходившими в Атлантику через канал в Панама -Сити и опять дрался. С японцами схлестнулись Джон и Джим, вступившись за несчастных, ещё неубитых китов. Он научился управлять катамараном и узнал, что такое "гик", "шрюйт", "генакер" и "стаксель"1. В конце концов, он сошёл на берег в одной из гаваней Коста-Рики, где самодельные, со следами многочисленных починок, сети сушились на солнце, распространяя вокруг запахи соли, йода и рыбы. Денег, которых у него осталось после хмельных загулов своих британских приятелей во всех портах, куда заходил катамаран, хватило лишь на то, чтобы голосовать на дорогах и переезжать из страны в страну Латинской Америки, питаясь в дешёвых забегаловках и покупая у пограничников штампы в свой, уже порядком потрёпанный, измятый, паспорт. Так он добрался до Аргентины, где на одном из небольших ранчо под руководством, скучающего на почве безлюдья, хозяина познакомился с секретами разведения крупного рогатого скота. В Буэнос-Айресе судьба свела его с Галиной, эмигранткой в четвёртом поколении, студенткой университета, которая поехала с ним на другой край света - в Россию, когда Липатов решил вернуться на родину и быть ближе к земле.

   Подземный тоннель он вырыл, подчиняясь некоему предчувствию, почти сразу после постройки дома на взятой в аренду земле.

   И вот теперь тайный ход  пригодился и спасал им жизнь. Через сто шагов он вывел беглецов за ограду в заросшую бурьяном канаву. Приподняв люк, сплетённый из прутьев ивы, замаскированный дёрном, на котором успела подняться высокая  трава, Липатов

 

*1 Гик - горизонтальное рангоутное дерево, прикреплённое к мачте на небольшой высоте над палубой и обращённое свободным концом к корме судна. Генакер -  передний косой треугольный парус, разновидность генуэзского стакселя. Стаксель - косой парус треугольной формы, обычно ставятся впереди мачты. Шрюйт - простая снасть, служащая для отведения на ветер наветренной шкаторины (кромки паруса) грота (основного паруса) на острых курсах.

огляделся.

 

   - Эти сволочи - во дворе. Здесь - никого.

   Они выбрались наружу и, прячась в кустах, прошли метров двести до реки. Ливень кончался. Однако, дождь не мог погасить зарево пожара, разгорающегося за их спинами. В зарослях камыша Валерий нашёл лодку. Она была накрыта ветвями ивы, специально согнутыми в виде навеса. Посторонний человек никогда бы не отыскал её. На дне лодки лежали вёсла, мотор и канистра с бензином.

   - Когда ты успел спрятать лодку? - удивилась Галина. - Ты знал, что они вернутся?

   Липатов, оглядываясь, мрачно усмехнулся и прошептал:

   - Надежда была, что всё обойдётся, но предчувствие не обмануло. Рано или поздно они бы пришли.

   - Зачем тогда нужна была затея с телевиденьем?

   - Время, Галя, время, - проворчал Липатов. – Мне предстояло собрать долги, опустошить банковского сейфа с остатками ценных бумаг… Короче - приготовиться. Вот только я не думал, что всё произойдёт так быстро. Эти парни времени не теряют. Наша земля, словно мёдом намазана. Что в ней? Может, здесь нефти полно?

   - Я знаю только одно, что мы - опять бомжи, - Галину начала бить нервная дрожь. Губы не слушались, искажая слова.

   - Не всё ещё потеряно. Впрочем, начинать заново мне не впервой. Володя! Давай толкай лодку, только тихо.

   - Господи! - вздохнула жена Липатова. - За что мне такая участь?

   - Какая? - нахмурился Валерий.

   - Жены декабриста...

   - Брось. Ты же - моя "Звезда пленительного счастья". Помнишь песню "Гори, гори, моя звезда"?

   - Не начинай, пожалуйста. Пока горит ясным пламенем наш дом.

   - Да, уж, - оглянулся на близкое зарево Липатов.

   Двигаясь по колено в воде, они с сыном вывели лодку на чистую воду, подсадили Галину, побросали на доски рюкзаки и вёслами оттолкнули судёнышко от песчаной косы.

   - Пусть метров триста, поворота три, четыре плывёт по течению, потом пойдём на вёслах, а за лесом поставим мотор.

   К вечеру они уже были в Воронеже на железнодорожном вокзале и взяли билеты на ночной поезд до Москвы.

 

                                                     ***

 

   Коля Крик, приехавший на недавно выстроенную дачу Дементьева часа два назад, лежал одетым в шикарно обставленной спальне второго этажа на широкой кровати хозяина. Он снял ботинки, давая расслабиться мышцам ног, и почти задремал. Половину дня он убил на рынке, где покупал свежие овощи и фрукты, потом заехал в винный бутик, чтобы пополнить дачные запасы вина и шампанского, дальше его путь лежал в продуктовый супермаркет и ресторан, где Крик дождался приготовления блюд по списку Вадима. Пришлось помучиться с холодильником, отыскивая в нём свободные места для еды. Различные нарезки, рыбные деликатесы, чёрная икра, салаты и прочая снедь заполняли полки. Жареное на углях седло барашка, котлеты по-киевски, люля-кебаб ждали минуты, когда их разогреют в СВЧ и подадут на стол. Раньше Крик не любил этих поручений, предваряющих приезд Дементьева на отдых вместе с секретаршей или с девочками модельного агентства, которому покровительствовал босс. Оттянуться по полной программе хозяин любил.

   - Что я им, шестёрка? - ворчал Крик, уезжая с Рублёвки. - Тоже, нашёл пацана. Будто у него людей больше нет.

   Но после того, как Екатерина стала любовницей Коли, ворчание Крика напоминало мурлыканье сытого кота. Кроме того, он был хранителем тайны Вадима, который хотел, чтобы о гнёздышке на Пятницком шоссе знало, как можно меньше людей. Дементьев даже отсылал охрану, чтобы не чувствовать запаха чужого дешёвого одеколона в доме. Босса и девочек привозили сюда либо сам Крик, либо Вратарь.

   "Завтра здесь будет "сейшн", - сонно думал Коля, слушая песни радио "Шансон" из наушников, соединённых с сотовым телефоном. Словечко "сейшн" Крик случайно услышал в одном из ночных клубов, где у Дементьева была деловая встреча.

   "Значит, завтра нужно поставить все точки над "и" с этой сучкой Катей. Слишком широко варежку разевает. Кстати, конюху тоже нужно будет указать его место. Не нравится мне, как он смотрит на жену Вадима, - Крик подобрал с пола подушку и подоткнул её себе под голову. - Баб вообще нужно держать в ежовых рукавицах. Наездница хренова", - Коля был зол на Екатерину.

   После появления лошади, отношения с Дементьевой стали прохладными. Она не подпускала к себе Крика и не позволяла разговаривать с собой фамильярным, игривым тоном.

   "Можно подумать, что она с лошадью трахается, - раздражённо думал Коля. - А может уже и с конюхом снюхалась? Хотя, этот вонючий фраер у меня или у Петровича всё время на виду. Но на место его все же поставить нужно. Пара зуботычин ему не повредит".

   Слова и музыку песни Михаила Круга "Жиган-лимон" испортил посторонний звук. Коля поморщился, медленно снял с головы наушники и прислушался. В доме было тихо.

   "Наверное, сквозняк. Внизу окно открыто", - решил он, водружая наушники на место.

   Через минуту на втором куплете песни "Мадам" посторонний звук повторился.

   - Зараза! - вслух выругался Крик и, натянув ботинки, поднялся с кровати. Он стал спускаться по широкой, с полированными деревянными перилами лестнице на первый этаж. В темноте он зацепил стул, и тот упал с оглушительным грохотом.

   - Вот сука! - рука Коли шарила по стене в поисках выключателя.

   Свет залил просторную гостиную. Крик в изумлении уставился на странную фигуру, застывшую у резного, с открытыми ящиками, инкрустированного комода. В следующий момент удар по затылку бросил Колю на пол. Последнее, что он увидел, был плывущий ему в лицо цветочный узор персидского шёлкового ковра.

   Сознание вернулось вместе с болью в затылке. Чуть меньше, но тоже ощутимо саднили запястья и лодыжки. Дышать было почему-то трудно. На губах он ощущал слабый вкус какой-то липкой гадости.

   "Чёрт! - подумал он. - Почему эти грёбаные часы бьют так долго и громко? Откуда здесь часы?"

   Крик открыл глаза. Мягкий свет, льющийся откуда-то сверху, сориентировал его в пространстве. Он сидел связанным у стены возле газового котла. Никаких часов рядом не было. Пахло паутиной и пылью. Его рот оказался заклеен липкой лентой. Ноги и руки стянуты ею же. Звук боя часов в ушах был его собственным пульсом, громко, со звоном, стучавшим в черепную коробку. Гул пытался вырваться вместе с болью наружу через ушные раковины, но никак не мог этого сделать. Коля оторвал взгляд от своих связанных запястий и попытался понять, с какой стороны льётся свет. Очевидно, источником его была настольная лампа, стоящая возле телевизора в гостиной. Собственно гостиную Крик не видел. До неё ещё нужно было добраться по узкой лестнице из цокольного этажа, где размещалась котельная, домашняя прачечная и гараж на две машины. Но идти Коля не мог. Он прислушался. Сверху доносились шаги, стук выдвигаемых ящиков и тихие голоса. Крик перевернулся на бок и попытался встать на колени. Не в силах удержать равновесие, он вновь грохнулся на пол. Падение отозвалось новой резкой болью в затылке, к тому же он ударился лбом о стенку котла. Глухой, но довольно громкий звук удара заставил шум наверху стихнуть. После минутной тишины послышались шаги, и на лестнице появились два человека с обрезками колготок на головах. Через четыре дырки на Крика смотрели четыре чёрных глаза.

   "Валины колготки нашли в шкафу. Вот дура - секретарша, разбрасывает своё шмотье, где попало, - догадался Коля, презрительно глядя на незнакомцев и размышляя о том, как он отметелит этих парней, когда освободится.

   Грабитель, чуть выше ростом, чем его напарник, держал в руках старый школьный рюкзак Игорька, который давно пылился в кладовке на чердаке. Из рюкзака выглядывала резная стеклянная крышка какого-то флакона.

   "Одеколон Дементьева, - рассмотрел этикетку на матовом стекле Коля. – Это, что же получается? Среди бела дня нас грабят? Ни фига себе. Ах, суки! Отморозки чёртовы!"

   Он попытался заорать: "Уроды! На кого наехали?", но изо рта, заклеенного тремя слоями плёнки, вылетел только сдавленный хрип. Колю бросило в жар от злости на себя, на этих парней, на собственную беспечность и бессилие. Он представил глаза Дементьева, когда тот узнает о грабеже.

   - Падлы! Застрелю, - прохрипел Крик сквозь плёнку, с ненавистью глядя на грабителей.

   Но те по-прежнему отрешённо и задумчиво смотрели на пленника, неуклюже пытающегося встать. Через минуту бандиты занялись обыском гаража, время от времени поглядывая на Колю.

   В тишине, наступившей после бесполезных попыток подняться, Крик внезапно понял, что ему чего-то не хватает. Нет, не воздуха, не воды, хотя он умирал от жажды. Чего-то большего, привычного, родного.

   "Волыны! - внезапно догадался он. - Они забрали у меня револьвер", - Коля не чувствовал под рубашкой стали, нагретой собственным телом.

   Жаркая волна догадки, заставившая его вспотеть, сменилась холодом в области позвоночника. Опираясь на связанные руки и подтягивая под себя ноги, Крику всё-таки удалось сесть. Он, не отрываясь, смотрел на бандитов, стараясь лучше запечатлеть в памяти две низкорослые фигуры и головы с чёрными дырами для глаз, резко выделяющимися на колготках телесного цвета.

   "Из-под земли этих черномазых достану, - подумал Крик, с ненавистью глядя на приближающуюся к нему тёмную фигуру.

   Пот, капая с бровей, не позволял хорошенько рассмотреть человека. - Что у него в руке?"

   Удар в висок рукояткой старого, его же собственного револьвера системы "Наган" опрокинул Крика на холодные плиты пола. Свет снова погас.

   Абдували разрезал плёнку, связывающие запястья своей жертвы, завёл руки русского парня за спину, заново обмотал их клейкой лентой, выпрямился, сдёрнул с головы нейлон и повернулся к лестнице.

   - Здоровый гяур, - сказал он удивлённо. - Как я его вырубил, видел?

   - Ладно, ладно. Уходим, - поторопил его Анвар.

   - Подожди. Там, на втором этаже в чулане я видел железный ящик. Может, это сейф?

   - Сейфы такими не бывают.

   - Я бы проверил, что в нём.

   Абдували нашёл среди инструментов мощную отвёртку и направился к двери ведущей наверх.

   - Постереги уруса. Он мужик здоровый. Очнётся, нам с тобой плохо будет.

   - Я с ним не останусь.

   - Боишься? Ладно. Вот, - Абдували протянул приятелю отвёртку. - Посмотри, что там, в ящике.

   Анвар осторожно и тихо, словно опасался разбудить спящих людей, пошёл вверх по лестнице. Через пару минут он вернулся с ружьём и коробкой патронов.

   Абдували восхищённо зацокал языком. Выхватив из рук Анвара двустволку с вертикально расположенными стволами, он, при слабом свете, падающим из гостиной, стал рассматривать инкрустированные серебром приклад и ложе оружия.

   "Вадиму в день рождения от братвы города Тулы", - прочитал он надпись, выгравированную на жёлтой блестящей пластинке, прибитой к прикладу серебряными гвоздиками.

   - Вот это - вещь. Красота, - восторженно воскликнул Абдували. - Ты думаешь - это золото? - спросил он, ковыряя грязным ногтем надпись.

   - Золото и серебро.

   - Забираем?

   - Оставь ружьё здесь, - сказал Анвар. – Зачем оно нам? Куда мы его денем?

   - Продадим.

   - Кому?

   Абдували задумался, а потом махнул рукой.

   - Нет, не оставлю.

   Он прошёлся по гаражу, нашёл ящик с ветошью, обернул тряпками ложе ружья и зажал его в тисках. Потом взял с верстака пилу-ножовку. Через пять минут парень держал в руках обрез. Куски приклада и ствола бросил в угол, оружие и патроны засунул в рюкзак.

   - Вот теперь уходим.

   Анвар неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Они выбрались наружу через то же, беспечно открытое Криком на ночь, окно, прошли мимо недостроенного дома и нырнули в пролом забора, заросшего высокой, давно не кошеной травой.

   Коля Крик очнулся после полуночи от головной боли. Он застонал, перевернулся на бок и подтянул под себя ноги. Дождавшись, пока болезненные толчки крови в затылке стали реже, Крик с трудом сел. Несколько минут ему понадобилось, чтобы найти положение, при котором голова перестала кружиться. Потом он медленно стал опускать связанные руки вниз, пока ему не удалось подсунуть их себе под ягодицы. Тренированное гибкое тело не подвело. Опустившись на спину и подтянув к груди колени, он перетащил руки вперёд. Теперь они лежали у него на животе. Коля отдышался, вытер плечами пот со щёк и начал подниматься. Он встал сначала на колени, а потом на ноги. Слабый свет из гостиной показывал, куда идти. Крик нашёл дверной проём, добрался туда, потянулся и упёрся лбом в клавишу выключателя. Свет ламп упал на верстак и лежащую рядом ножовку. Зажав пилу между колен, стальным полотном он быстро разорвал плёнку на запястьях, потом освободил лодыжки. Прислонившись спиной к тискам, Крик немного отдохнул, осторожно трогая запёкшуюся кровь на виске и затылке, потом, превозмогая тошноту и головокружение, поплёлся в гостиную. На ковре лежали выпотрошенные ящики комода, какие-то вещи, старый лопатник*1 Дементьева, полиэтиленовые пакеты, пачки лекарств, разбитая шкатулка, пустой стакан, из которого пахло виски. С баром было всё в порядке. Если грабители и взяли что-то из спиртного, то на общем содержимом бара это отразилось слабо. Крик пнул носком ботинка грязный стакан и взял чистый. Плеснув туда водки из начатой бутылки, он отправил напиток в глотку, потом налил ещё, с трудом нагнулся, нашёл на полу пачку анальгина, высыпал в рот четыре таблетки и проглотил их, медленно цедя сквозь зубы спиртное. Потом рухнул в кресло и подождал, пока водка проникнет в желудок, а боль утихнет. Через двадцать минут он почувствовал, что может продолжать осмотр дома. Коля тяжело вздохнул и отправился на второй этаж, по пути отыскав ручку и клочок бумаги. Через полчаса он закончил ревизию, спрятал бумагу в задний карман брюк, лёг на кровать и проспал до шести часов утра.

   В семь тридцать коротким гудком у ворот особняка на Рублёвке Крик дал понять только что проснувшемуся  Петровичу, что нужно впустить во двор автомобиль.

 

*1 Лопатник (блатной слэнг) - кошелёк или портмоне.

 

   - Ни хрена себе, - присвистнул Вратарь, разглядывая рану на виске у Крика. - А на затылке, что?

   Коля не ответил, наблюдая за Лисицыным, который выводил из конюшни уже вычищенную лошадь, осёдланную для утренней пробежки.

   - Так и знал, что ты к блядям поедешь. Тебе вчера, видно, шустрая попалась. Хорошо подкидывала? Ты, наверное, тыквой своей дурной в люстру и въехал.

   - Чего зубы скалишь? - зло вскинул голову Коля. - Весело, да? - Вадим здесь?

   - Не вставал ещё.

   - А, Екатерина?

   - Игорька одевает. Парнишка будет на Терре кататься

   - Он, что, уже пробовал ездить?

   - Вчера посадили на лошадь. Пацан у Вадима толковый растёт. Шагом, а потом медленной рысью минут тридцать продержался. Правда, Сергей Терру за повод водил. А потом и Катерина попробовала.

   Крика злила словоохотливость обычно неразговорчивого Вратаря.

   - И, что - получалось у неё?

   - Сергей говорит: "У неё сильные ноги и способности есть к верховой езде".

   - Сергей то, да Сергей сё, - издевательским голосом пропел Коля. – Это ж надо. Конюх ноги хозяйки заценил. Отдыхаете, значит, веселитесь тут?

   - Да, чего случилось-то? Может начистил тебе кто-то из крутых пацанов паяльник вчера? Скажи где, поедем, разберёмся.

   - Буди Вадима.

   - Не велел раньше половины девятого. Вчера поздно приехал.

   "Отдыхает, зараза. Силы копит. Снится ему, что с секретаршей этой ночью будет кувыркаться. Испорчу ему настроение… Так, ведь, может и в асфальт закатать, зараза. Может, зря я приехал? Надо было рвать когти на малую родину. А с другой стороны, что там делать? Опять с ножичком баловаться, у школьников мобилы отбирать, у дамочек сумочки резать?

   Крик подумал немного и, махнув рукой, пошёл в гостевой дом, который они делили на двоих с Вратарём.

   - Может, всё же пошуршим? Колись, в чём дело? - бросил ему вслед Вратарь.

   - Вадим проснётся, узнаешь.

   Коля хотел подремать ещё немного и лёг, не раздеваясь, на свою кровать, но сон не шёл. Он прокручивал в памяти картины ограбления и пестовал в своём разуме злость на себя, на грабителей, лиц которых он не видел, сожалел об утрате револьвера, который стал для него неотъемлемой частью тела. Крик без тёплой тяжести оружия, всегда спрятанного в особой петле за поясом брюк, чувствовал себя голым. Он мысленно подбирал слова, которыми придётся оправдываться перед Дементьевым, и не знал, как рассказать боссу о пропаже дорогого охотничьего ружья, подарка, из которого Вадим ни разу не стрелял. Эту "Тулку" с вертикальными стволами, босс регулярно доставал и чистил, нежно поглаживая приклад красного дерева с серебряными узорами.

   Нет, сон определённо не хотел давать передышку сознанию Крика. К тому же, во дворе послышался тонкий весёлый голос Игоря. Коля встал и подошёл к открытому окну. Парнишка, одетый в специально сшитые для него галифе, высокие сапоги, клетчатую рубашку, размахивая тонким хлыстом, бежал к конюшне, возле которой под седлом стояла Терра. За мальчиком, красиво покачивая бёдрами, обтянутыми белыми брюками, шла Екатерина. Гладкая, тонкая кожа сапог блестела на солнце. Она повернула голову в сторону ворот и поздоровалась с Вратарём. Даже издалека было видно, что Дементьева улыбалась. Рядом с Террой, держа лошадь за повод, стоял Лисицын. Он тоже улыбался безмятежной улыбкой человека, который хорошо спал ночь и встретил утро с чистым сердцем. Намотав повод на локоть, одной рукой конюх легко подсадил Игоря в седло и укоротил стремена.

   - Мама, мама! Ты фотик не забыла?

   - Ой, прости. Оставила в твоей комнате.

   - Я же просил.

   - Завтра обязательно сфоткаемся. Или вечером...

   Катя подошла к Лисицыну, поздоровалась с ним за руку, сняв тонкую кожаную перчатку, похлопала Терру по лоснящейся шее, потом протянула животному кусочек сахара. Мужчина и женщина, ведя лошадь с двух сторон в поводу, пошли вдоль ограды, постепенно скрываясь за кустами жасмина.

   Сергей, оглядываясь на Игоря, подсказывая ему, как правильно сидеть, не горбясь. Он требовал от мальчика упираться серединой подошв о стремена, приподнимая носки сапог, и просил его правильно держать ремень поводьев между пальцев. Но в основном Лисицын смотрел на Екатерину. Солнце освещало правую сторону её лица, обращенное к Сергею. При таком ракурсе поворота головы цвет глаз женщины казался ультрамариновым. В них время от времени пробегали искры индиго. Это случалось тогда, когда она улыбалась, слушая рассказы Лисицына о бегах, скачках, об уходе за лошадьми, о трёхлетних жеребцах, быстрых, словно ветер, о призах и знаменитых жокеях, о том мире, который ещё недавно был для Екатерины таким далёким. Оказавшись за тесным рядом молодых сосен, она отпустила повод, села на камень – элемент ландшафта огромного, больше гектара участка, и стала наблюдать за Лисицыным. А тот на бегу заставил Терру двигаться лёгкой, медленной рысью, чтобы научить Игоря пружинить ногами, приподнимаясь над седлом в так хода лошади.

   - Ну, всё. На сегодня с тебя хватит, - Сергей, спустя две четверти часа остановил Терру возле Екатерины.

   - Нет. Ещё, ещё.

   - Ноги побереги, к вечеру не сможешь ходить, а завтра ездить.

   - Да, Игорёк. Пожалуй, хватит, - Катя, сдерживая улыбку, пыталась казаться строгой.

   Она встала, взяла за руку Сергея и взглянула на его часы. - Сына моя, иди в душ, переоденься. Папа уже проснулся, и скоро приедет учительница. Кто вместо тебя будет язык учить?

   - Мама права. Слезай. Время. Ноги заболят. Не сможешь держаться в седле неделю.

   - Ладно, - Игорь, нехотя, сполз с лошади.

   Катя хотела поддержать сына, но Сергей взглядом остановил её.

   - Он уже парень взрослый, самостоятельный...

   - Вот именно, - стараясь говорить басом, мальчик засунул хлыст за голенище сапога. - А они думают, что я ещё ребёнок.

   - Иди уже, жеребёнок, - Лисицын снял с головы мальчика защитный шлем и взъерошил Игорю волосы.

   - А Терра может родить жеребёнка?

   Взрослые переглянулись.

   - В принципе может. Но ей нужно время, - чуть замешкавшись, сказал Сергей, похлопав Терру по груди.

   - Классно! - закричал Игорь и вприпрыжку помчался к дому.

   - Ну, что, теперь вы? - сказал Лисицын, поворачиваясь к Екатерине.

   Та, молча, кивнула и подошла вплотную к лошади. Сергей, всем телом ощущая волнующую близость молодой женщины, жадно вдыхал запах, исходящий от её волос.

   "Восточные пряности с лёгкой горечью табака. Что ещё? Мускус, зелёное яблоко и роза", - подумал он о духах Кати и заботливо сделал ремни стремян длиннее.

   Сергей согнул руку в локте и слегка присел.

   - Опирайтесь коленом, я подсажу вас в седло, а потом кончики сапог засунете в стремена. Так будет лучше. На вас слишком узкие брюки, - будто оправдывая свою услугу, тихо сказал Лисицын, непроизвольно опустив взгляд и краснея от вида стройных бёдер, обтянутых белой эластичной тканью.

   Екатерина улыбнулась, поправила прядь волос, выбившихся из-под щегольского кепи, взялась ладонями за луку седла и опустила правое колено на руку Сергея.

   - Нет, нет, - поправил он её. - На лошадь садятся с левой стороны, значит, правая нога должна идти вверх, а левым коленом обопритесь о мою руку.

   - Может, лучше со скамеечки взобраться на Терру, как вчера, - спросила она Сергея, с лёгким чувством превосходства рассматривая его пылающие щёки.

   - Тогда вы никогда не научитесь самостоятельно запрыгивать в седло. Вы же хотите стать настоящим ковбоем? Давайте, давайте сюда вашу ногу.

   Екатерина пожала плечами и поставила левое колено на сгиб руки Лисицына. Рука конюха оказалась крепче, чем она думала. На миг мужчина и женщина соприкоснулись бёдрами. Мягкий, медленный, но сильный толчок вверх, позволил Кате легко занести правый сапог над седлом.

   - Ой! - вскрикнула она, очутившись на лошади.

   Терра чуть подала назад, но Сергей заставил животное остановиться. Он вложил поводья в руки Екатерины и помог ей разобрать ремни, а затем сам вдел носки женских сапог в стремена.

   - Ну, вперёд! - Лисицын слегка хлопнул Терру по шее и лошадь, кося глазом на левое колено Екатерины, пошла вдоль ограды по периметру участка.

   - Сделаете круг шагом, потом перейдём на лёгкую рысь, - крикнул Сергей вслед всаднице.

   Катя ехала, полагаясь на спокойный ход Терры, которую Лисицын раз десять уже водил по этой тропе, давая лошади привыкнуть к незнакомому месту. Сергей сделал ладонь козырьком и наблюдал, как красиво вышагивала Терра, сгибая шею, как грациозно покачивалась Катя в такт хода лошади, как вспыхивали пятна солнечного света на крупе мощного животного и на тёмно-синем жакете Кати.

   "Господи! Как же мне нравится эта женщина, - думал Лисицын. – Вроде, ничего особенного, разве что высокая, стройная, хорошая фигура. Но лицо… Лицо – одухотворённое, с лёгким налётом печали. И глаза... Синие, но каждую минуту они - разного оттенка. От сапфира*1 утром и азура*2 днём - до берлинской лазури вечером. Да ещё у Кати в запасе несколько пограничных цветов с искрами индиго*3, кобальта*4 и тенаровой сини*5. Глаза - из тех редких, в которые затягивает, будто плывёшь в воде и, вдруг, раз - омут", - Сергей не был уверен, смог бы он передать холсту такой постоянно меняющийся цвет глаз.

 

*1 Сапфир - васильково-синий, бархатистый цвет.

*2 Азур (лазурь) - название некоторых оттенков синего цвета от небесно-голубого до насыщенного тёмно-синего

*3 Индиго - цвет между тёмно-синим и фиолетовым

*4 Кобальт - яркий, сильный синий цвет "без дна"

*5 Тенарова синь - интенсивный ярко-синий цвет.

 

   "Странный парень, - в свою очередь размышляла Екатерина. – Ему - за тридцать, а краснеет, словно мальчишка. Речь очень правильная, чувствуется – москвич и хорошо образован, но какой-то он слишком мягкий, на лице - едва заметная тень грусти, в уголках губ - улыбка, словно он готов извиниться непонятно за что. Но руки сильные… Интересно. Он заметил, что я к его бедру прислонилась намеренно. Уж, очень хотелось... Мышцы ног прокаченные. Неужели от верховой езды. Мне бы такие... Ах, да, - вспомнила она. - Директор ипподрома говорил, что Лисицын любитель. Надо будет вызвать на откровенность этого симпатичного любителя. Вот какого я инструктора приобрела. Будет о чём потрепаться с подругами. Конюх? Нет. Это по-деревенски звучит. Но, ведь, хорош парень. Румянец на щеках, приятный тембр голоса. С таким мужиком показаться на людях не стыдно. Здесь на Рублёвке большинство местных папиков с животами и тройными подбородками, да и сволочи они порядочные. Вот только нос у инструктора чуть вздёрнут, но у Коли Крика переносица вообще сломана. Однако, Сергея этот дефект не портит. Есть в мужике какой-то шарм. Чёрт, что я за дура? Ещё влюблюсь в этого Лисицына, не дай Бог".

   Катя рассердилась на себя, крепче сжала коленями бока Терры и шевельнула поводьями. Спокойно идущая до той поры лошадь фыркнула и, присев на задние ноги, резво взяла в галоп. Екатерина от неожиданности едва не упала. Она выпустила из рук поводья и вцепилась в гриву Терры. Кепи слетело с головы Кати, пушистая копна волос рассыпалась по плечам. Она хотела крикнуть, но сразу выбросила эту мысль из головы. Её вопль мог услышать Вадим, а испуг увидеть Лисицын. А это значило - потерять лицо и, возможно, лошадь.

   - Её продадут, её продадут... Или пристрелит бешеный Дементьев, - шептала она, стараясь удержаться в седле.

   - Опа, опа... - голос Сергея заставил её оторвать глаза от земли, несущейся с огромной скоростью под копыта Терры.

   Лисицын, расставив руки, уверенно и без паники быстро шёл наперерез лошади.

   - Спокойно, девочка моя, спокойно... Опа, опа.

   Лошадь перешла сначала на рысь, а потом на шаг и дала Сергею возможность схватить уздечку.

   - Ничего, ничего, - идя рядом с Террой, Лисицын поднял взгляд на Катю. - Испугались?

   - Немного. Это я виновата, - поспешно сказала женщина, поправляя волосы и слегка улыбаясь. - Думала чёрт знает о чём, - в её глазах вспыхнули искры ультрамарина.

   "Ну вот, ещё один оттенок", - подумал Сергей, снова заливаясь румянцем.

   - Это бывает. Я сам много раз падал.

   - Правда? – почему-то обрадовалась Катя.

   - Ей, Богу не вру. Если расслабишься или думаешь о посторонних вещах, лошадь это чувствует и начинает своевольничать. Это она так играет. Что-то вроде экзамена вам устраивает. Это знаете, словно ловить кого-нибудь на слове. Понимаете, о чём я?

   - Кажется, понимаю. Но разве можно всё время быть сосредоточенным на управлении лошадью?

   - Вам нужно научиться, думая о посторонних вещах, продолжать краешком сознания, а лучше на автомате, контролировать свои действия и настроение Терры. Вот тогда вы получите удовольствие от езды верхом. Всё это придёт с опытом.

   - Очень хорошо, - откликнулась Катя, открыв в улыбке безупречную белизну зубов.

   Лисицына будто ударило током. Он отвернулся и, ведя Терру за повод, направился к конюшне, где привязал животное к крюку, вбитому в стену пристройки, затем подал Екатерине руку. Но она сама спрыгнула на землю и едва не упала. Сергей подхватил её за талию. Несколько мгновений они стояли очень близко, глядя друг на друга. В глазах женщины загорелись огоньки берлинской лазури. Лицо Лисицына побледнело, и он опустил руки. Катя отступила на шаг и сказала:

   - До вечера?

   - Да, да. Если захотите ещё покататься... Хотя... - его пальцы теребили пряжку подпруги.

   - Что?

   - Мне нужно съездить в Москву.

   - Конечно, - искры в глазах Кати погасли.

   - Но к вечеру я обязательно вернусь, - сказал он поспешно.

   - Ведь, вы же обещали Игорю. Я забыла. Значит, до вечера?

   "Любой каприз за ваши деньги", - хотел пошутить Сергей, но только кивнул головой.

   - Тогда - пока, - тихо сказала Катя, и круто повернувшись на каблуках, пошла к дому.

   Терра повернула голову вслед женщине и фыркнула, раздув ноздри.

   - И тебе она нравится? - повернулся к лошади Лисицын. - Ещё бы. Странные у нас с тобой дела.

   Он снял седло, повесил его на перекладину у конюшни, сверху бросил лёгкую попону и посмотрел на небо - не будет ли дождя. Потом принёс половину ведра воды, напоил лошадь, ощупал ей ноги, потом, взяв мягкую тряпку, вытер Терру насухо, завёл в денник, кинул на доски охапку сена, насыпал в ясли овса и пошёл в свой домик - принять душ и переодеться...

   А в это время Коля Крик стоял перед Дементьевым с виноватым видом, а тот внимательно рассматривал повреждения на его голове. За спиной Крика с каменным лицом и скучающим взглядом подпирал дверной проём Вратарь.

   Вадим проснулся в прекрасном настроении и, когда Вратарь сказал ему, что Коля появился только утром, да ещё с синяком под глазом, раной на виске и, что у Крика есть разговор, только улыбнулся.

   - Этот дурак, наверное, ввязался вчера где-нибудь в драку. Хоть не посылай его с поручениями, - ворчал Вадим, натягивая лёгкий шёлковый халат на мускулистое, но слегка заплывшее лишним жирком тело. - А с другой стороны - сидите тут безвылазно, а вам бабы нужны время от времени. Я прав, Вратарь?

   - Да они всё время нужны. Куда ж без них?

   - Вот и я говорю. А Крика я знаю. Ему одной путаны на ночь мало...

   - Это точно. Он за один раз по две шалавы в койку укладывает. Одну сверху, вторую с боку.

   - Где Катя, где Игорь?

   - Ездят верхом.

   - Что скажешь о конюхе?

   - Нормальный фраерок. Просится сегодня в Москву до вечера. "Дела", - говорит.

   - Отвезёшь его до метро, - Вадим нашёл своё отражение в зеркале резного, инкрустированного цветным шпоном шкафа и потёр щёки, где, подчёркивая намечающийся второй подбородок, чернела щетина.

   - Надо бы побриться сначала.

   - Господи! Крик весь извёлся. Копытом за дверью бьёт.

   - Машина с рындами*1 пришла? - Дементьев не любил блатного слэнга, но при разговоре с Вратарём, имевшим криминальное прошлое, положение обязывало.

   - Пять минут назад. Парятся пацаны в тенёчке.

   - Позови через окно старшего. А, сейчас послушаем Крика, может, придётся подъехать куда, разобраться, что к чему.

   - Ну, выкладывай, чего с тобой приключилось? - сказал Вадим, когда, рассеянно улыбаясь, осмотрел синяки и подсохшие корки ран на голове вошедшего в комнату Крика.

   Тот достал из заднего кармана джинсов клочок бумаги и передал его Дементьеву.

   Вадим посмотрел на список, и настроение у него сразу пропало.

   - Подождите за дверью. Позову, если надо, - повернулся он к Вратарю и старшему группы сопровождения, входящему в комнату.

   - Это что? - он сунул бумагу обратно Крику.

   - Так, это, - Коля на секунду замялся, - Залезли в вашу дачку, Вадим Григорьевич. - А на бумаге списочек, что взяли. Но я не виноват. Оказал героическое сопротивление...

   Гнев захлестнул Дементьева. В висках застучало. Он сжал кулаки.

   - Читай, - хрипло выдохнул он, глядя на Крика в упор.

Коля развернул записку и стал перечислять пропавшие вещи.

   - Значит, и ружьё тоже? - тихо спросил Дементьев.

   - И ружьё, Вадим Григорьевич, но сначала они отпилили дуло и приклад. Судя по всему - сделали обрез.

   - А, что же сигнализация? Зачем я за свои деньги поставил охране посёлка новейшую систему контроля доступа? А? Хотя, при тебе всё это и случилось, - догадался Дементьев.

   - Собирался уже уезжать, - опрометчиво сказал Крик и тут же пожалел о своей неосторожности.

   - Героическое? А банковская карта твоя, с какого боку в списке? - взорвался Вадим.

   - Так ведь там лаве*2 на сто двадцать тысяч было, - Крик с опаской покосился на перекошенное гневом лицо босса.

   - Сколько раз тебе говорить - не ботай по фене. Выбрось к чёртовой матери свои блатные привычки. И мне насрать на твою карту. Ты скажи, на хрена я вам всем плачу? Ты же при волыне всегда и должен был зарыть этих уродов в лесу.

   "Значит, ему самому можно по фене, а мне - рот на замок", подумал Крик, прежде чем сказать:

   - Они меня по голове сзади долбанули, - кривя губы, почти по-детски, пожаловался Коля. - И связали вдобавок.

   Вадима подмывало ударить Крика по лицу, свалить его на пол и отдубасить ногами, но он этого не сделал. Мысль о том, что его, Дементьева, ограбили, словно простого фраера, и, что об этом станет известно всей Москве... Что эту новость, если поднять на ноги нужных людей на поиск грабителей, будут пережёвывать за его спиной. Последнее соображение заставило его успокоиться.

   - Ты мне лапшу на уши про карту не вешай. Она им на фиг не нужна. Пин-код надо знать.

   - В моём лопатнике и бумажка была с пин-кодом.

   - Тогда ты полный придурок, - Дементьев подозрительно взглянул на Колю. – Что, позвонить в банк не догадался?

   - Я же почти всю ночь в отключке был. Вот, посмотрите, какая рана на затылке. А утром сюда спешил, из головы всё повылетало.

   - Ещё бы. Она у тебя и до этого дырявая была. А сейчас вообще сквозняк в ней, что хочет, то и делает.

   Вадим помолчал, обдумывая ситуацию.

   - Ты, вот что. Скажешь, кому про налёт, убью, - тихо сказал он Крику. - Ты запомнил лица?

 

*1 Рында - блатной жаргон - телохранитель.

*2 Лаве - блатной жаргон - деньги.

 

   Коля отрицательно покачал головой. Дрожь в коленках, появившаяся двадцать минут назад, прошла. Он понял, что гроза миновала.

   - У них на тыквах чулки были. Такие, знаете, киношные.

   - Киношные? Да, ты спал, словно сурок, со своей волыной в обнимку. Зуб даю, - эта догадка окончательно испортила Вадиму настроение.

   - Значит, так. Меня не волнует, как ты это сделаешь, но найди этих сволочей и принеси мне моё ружьё, - Дементьев подчеркнул интонацией слово "моё".

   - И ни одного звука против ветра, - Вадим поднял ладонь, предупреждая возражения Крика. - Будешь ездить в Москву, как на работу. Не дай Бог - узнаю, что ты прохлаждаешься со шлюхами. Это будет самый чёрный день в твоей никчёмной жизни. Из-под земли этих фраеров мне достань.

   - А, деньги, Вадим Сергеевич? Карта, ведь, тю-тю.

   Дементьев, молча, достал из ящика письменного стола пачку банкнот и опустил её в подставленную ладонь Крика.

   - Отчитаешься за каждый рубль. И даю тебе хороший совет. Где будешь платить, чеки не выбрасывай.

   - Да, что я, шестёрка - отчёты писать? - попытался сохранить лицо Коля.

   - Я сказал, и точка. Всё, свободен. Да, ещё. Начинай прямо сейчас и захвати с собой конюха. Он, вроде, в Москву собирается. Довезёшь его до метро.

   Крик, скрывая досаду и злость, вышел, пропустив вперёд Вратаря. Потом спустился во двор, залез в свою машину и стал ждать Лисицына.

   - Садись, подвезу, - сказал он, окинув мрачным взглядом Сергея, шедшего к калитке.

   - Так ворота надо открыть.

   - Для этого Вратарь есть, - Коля в кривой улыбке показал золотую фиксу. Они, молча, сидели добрых две минуты, пока не показался Вратарь и не открыл ворота.

   Крик запустил двигатель и выехал на дорогу. Через пару километров машина вклинилась в поток машин, идущих к Москве.

   - Где ты меня высадишь? - спросил Лисицын.

   - У метро. Устраивает?

   - А, дальше ты куда?

   - Много будешь знать, меньше проживёшь. Твоё дело молчать в тряпочку, раз везут. Была б моя воля -  ты на своей Терре скакал бы сам в эту грёбаную Москву, аж спотыкался.

   - Ты, сам-то, откуда будешь?

   - От верблюда.

   - Оно и видно.

   Крик ударил по тормозам, сзади завизжали шины, и послышались гудки клаксонов.

   - Ты чё, борзый? На кого тявкаешь? Думаешь, если Катерина себя за талию позволила лапать, то тебе уже всё можно? Фраер дешёвый.

   Лисицын понял, что сегодня утром за прогулкой верхом наблюдали. Он с удивлением и некоторой опаской уставился на Колю.

   - Мы едем или устраиваем "пробку"? - спросил Сергей, оборачиваясь на звуки сигналов.

   Из машины, почти уткнувшейся в задний бампер "Мерседеса" Коли Крика, выскочил парень и, торопливо подойдя, постучал в стекло.

   - А тебе, чего? - свирепо уставился на него Коля, опуская окно.

   - Давай, езжай. Тут, что - дорога для одного тебя? Встань на обочине, если трепать языком приспичило.

   - А, пошёл ты... - Крик включил аварийные сигналы и, закрыв окно, снова повернулся к Лисицыну.

   Парень раздражённо ударил по крыше "Мерседеса".

   - Крутой, да?

   Крик рванул на себя запор двери и толкнул её плечом, вылезая.

   - Может, померяемся, кто круче? - Коля быстро шагнул вперёд и нанёс парню два удара: один в солнечное сплетение, второй в челюсть.

   Парень сначала согнулся пополам, а потом его отбросило на капот медленно проезжающей мимо машины.

   Крик, не глядя по сторонам, забрался в "Мерседес", включил передачу и поехал дальше. Лисицын оглянулся. Водители аккуратно объезжали лежащую на асфальте фигуру человека, будто это был ящик, упавший с грузовика. Коля, выпустив пар, молчал, пока не остановил автомобиль возле метро.

   - Запомни. Держись от Екатерины подальше. Рога обломаю.

   Сергей, ни слова не говоря, вышел из Мерседеса и аккуратно прикрыл дверцу.

   "Странно, - подумал он. - Или он, просто, сторожевой пёс Дементьева, которому поручили присматривать за женой или между Катей и этим гадом что-то есть, а, возможно, было", - Лисицын почувствовал лёгкий укол ревности.

 

    Дементьев, побрившись и приведя себя в порядок, переоделся к завтраку. Снизу, из гостиной вкусно пахло приготовленным минуту назад кофе и оладьями. Вадим вышел из гардеробной и наклонился через перила лестницы, рассматривая уже накрытый стол. Горничная - молодая смазливая девица приходила каждый день в восемь утра. Сейчас она протирала полотенцем кофейные чашки от нового сервиза. Спина повара, который работал у них неполный день, мелькнула в дверях, ведущих в кухню. Он только что поставил на стол красивый, в тон чашкам кофейник, а рядом - блюдо с дымящимися оладьями. Скатерть уже украшали: фарфоровый молочник, ваза с мёдом, корзинка с поджаренными тостами, масло и красная икра, лежащие в специальных глубоких блюдцах, расписанных в едином стиле с сервизом.

   "Катерина распорядилась, - догадался Вадим. - Не любит долго пользоваться старой посудой".

   Он не поощрял желаний Кати время от времени что-то менять в доме, но и не запрещал ей покупать дорогие английские и итальянские сервизы.

   "Что ещё делать женщине, томящейся от безделья? На фитнес вроде бы ходит. Энергией заряжается, чтобы с подругами в разных кабаках на Рублёвке о пустяках трепаться… Посуда действительно красивая… Сын растёт. Пусть привыкает… И, вот ещё лошадь – игрушка им новая", - Дементьев уже хотел спускаться вниз, но потом вспомнил, что давно не проверял на своём домашнем ноутбуке записи с камер видеонаблюдения.

   Он вернулся в кабинет и пробудил к жизни дорогой девайс. После несложных манипуляций с клавиатурой, экран оказался разделённым на шестнадцать маленьких квадратиков. Вадим понаблюдал за горничной, отыскал на кухне жену, о чём-то беседующей с поваром, потом взглянул на комнату, которая служила залом ожидания для телохранителей. Люди в чёрном пили чай и грызли печенье. Дементьев вошёл в меню системы и вызвал файлы, которые должны быть записаны три дня назад. Но картинки на экране оставались безлюдными.

   "Странно. Не может быть. В доме постоянно кто-то есть, и вряд ли камеры не заметили перемещений, - Вадим пощёлкал мышью, пытаясь запустить воспроизведение по событиям, но из этого ничего не вышло. - Может, датчики движения вышли из строя? Но не все же сразу". - Дементьев вывел на экран изображение спальни и захотел просмотреть, что делала жена вчера поздно вечером. Но на картинке через распахнутое окно в комнату заглядывало солнце, а Катя сидела перед зеркалом и расчёсывала свои длинные, блестящие волосы.

   - Вот зараза! - выругался Вадим. – С компьютером какой-то глюк, - настроение у Дементьева снова испортилось.

   "Надо сказать Крику, чтобы вызвал спецов, - подумал он, но сразу, же вспомнил, что отослал Колю искать бандитов, ограбивших дачу. - Ладно, поручу это дело Вратарю. У него должен быть телефон нужного человека", - решил Дементьев и пошёл вниз.

   За столом уже сидела Катя и Игорёк.

   - Привет, пап, - озорно сверкая глазами, сын облизывал ложку, с которой прямо в чашку с горячим молоком капал мёд. - А я уже классно езжу на Терре. Правда, мам? - сказал Игорь, болтая под столом ногами. Стол мелко подрагивал, чашки, и блюдца слегка звенели.

   - Хорошо, - равнодушно сказал Вадим, придвигая к себе оладьи. - Лучше скажи, как языки поживают? Английский и французский? - Дементьев посмотрел на жену и удивился, что она не делает замечания сыну за вольное поведение у накрытого стола.

   Обычно Екатерина не допускала поблажек и приучала Игоря к порядку и сдержанности. Сейчас она сидела, с улыбкой глядя поверх головы Вадима в окно.

   - А-а… Нормально, - откликнулся Игорь. - Представляешь, сегодня вечером дядя Серёжа обещал, что мы с ним попробуем проехаться быстрой рысью. Тротт, называется...

   - Кто этот, дядя Серёжа? - Вадим дождался, пока горничная нальёт ему кофе, отослал её взмахом руки, ещё раз отметив про себя крутизну бёдер и полноту бюста девицы.

   - Пап, дядя Серёжа присматривает за Террой. Ты, что, забыл?

   - Ах, да. И, что скажешь о конюхе? - Дементьев перевёл взгляд на жену.

   - Зачем ты называешь его конюхом? Он - классный, - ответил Игорь, посчитав, что вопрос обращён к нему. - Терра такая чистая и вся блестит. Если бы ты видел, как лошадь берёт у меня из ладони сахар? Я сначала боялся её зубов, но она очень вежливая и не опасная, - тараторил сын.

   Катя молчала и продолжала улыбаться.

   - А ты, что скажешь? - Дементьев повысил голос.

   - Нормальный парень, - слегка вздрогнув, сказала Екатерина.

   - Мама уже знаешь, как ездит? Но дядя Серёжа говорит, что я - лучше. Дядя Серёжа показывал мне свой хлыст. А ещё у него есть настоящие шпоры. Он сказал, что закажет для меня на ипподроме точно такие, только поменьше. Дядя Серёжа...

   Дементьев раздражённо хлопнул ладонью по столу.

   - Хватит чирикать. Я смотрю, этот ваш дядя Серёжа - гвоздь программы, душа общества. Игорь! Ты должен помнить, что он, всего лишь - быдло, наёмный работник. У него в нашем доме статус ниже, чем у повара, садовника или горничной. Он получает за свою работу деньги, и относиться к нему следует, как к слуге. Ты понял меня?

   - Но... - попытался возразить Игорь.

   - Всё, закрыли тему. Тебе на карате ехать, во сколько?

   - К двенадцати, - губы сына слегка дрожали.

   - Вот и заканчивай с завтраком. Я отвезу тебя, а мама заберёт.

   - Я не хочу заниматься карате, - тихо пробормотал сын, вертя в тонких пальцах серебряную ложку.

   Вадим перегнулся через стол и схватил мальчика за узкое запястье.

   - Тебя не спрашивают, что ты хочешь. В нашей семье есть такое слово - "надо". Ты понял меня?

   Сын не отвечал, пытаясь освободить руку. Его губы кривились, из глаз потекли слёзы.

   - Ты понял меня?

   - Вадим! Отпусти мальчика. Ему больно.

   - Пусть скажет, что он всё понял.

   - Игорёк! Скажи папе, что ты понял.

   Но сын молчал. Он стиснул зубы и не сводил глаз с отца.

   - Ещё раз взбрыкнёшь подобным образом, твою Терру отправлю на мясокомбинат, - разозлился Дементьев.

   Он вырвал у мальчика ложку и бросил её на стол.

   - Вадим! - строго и твёрдо произнесла Катя.

   В её голосе появилось нечто, заставившее Дементьева круто развернуться и наброситься на жену.

   - Это всё твоё воспитание. Вся эта мягкотелость, увлечение чёрт знает чем, только не важными и полезными вещами.

   - Для тебя они важные, а для Игоря нет. Что плохого, если у парня есть своё мнение, свои принципы?

   - Во, во. Принципы. Ты опять ему потакаешь. Я в его годы...

   - Что, ты? - перебила мужа Катя. - Каждый проживает свою жизнь по-своему. Мальчику нравится то, что тебе чуждо. Представь - если бы все люди были скроены по одному шаблону и мыслили одинаково?

   - Очень хорошо. Лучше быть сильным и жестоким, чем яйцеголовым интеллигентом и неудачником.

   - Ну, да. Представляю себе стаю сильных и жестоких баловней судьбы. Они бы давно вцепились друг другу в глотки... Хотя… Без них мир стал бы лучше…

   Игорь тихо встал из-за стола и, тревожно поглядывая на родителей, попытался уйти.

   - Ты, куда? Я ещё не закончил с тобой? - задержал мальчика отец.

   - Оставь сына в покое, - понизив голос, попросила мужа Екатерина. - Парню ещё нужно собрать свои вещи. Ты же сам сказал, что отвезёшь его.

   - Ладно, иди, - гнев Вадима пошёл на убыль. - Но больше мне не перечьте. Оставлю вас без наследства, - добавил он и хрипло засмеялся. Ему понравилась эта мысль.

   - Обещай мне, что не тронешь Терру, - Игорь всё ещё стоял в дверях, исподлобья, упрямо глядя на отца.

   - Игорёк! Папа пошутил, - Катя встала и, подойдя к мальчику, обняла его за плечи.

   - Он не шутил. Я видел его глаза.

   - Ладно, ладно, обещаю, но если будешь, не прекословя, слушать отца, - буркнул Вадим.

   Игорёк вырвался из рук матери, круто развернулся на месте и рванулся вверх по лестнице.

   - Ох, портишь ты мне парня, - проворчал Дементьев, наливая себе вторую чашку кофе. – Может, нанять кого-нибудь, кто бы занялся воспитанием ребёнка?

   - Тебе, что - мало гувернёра, каратистов твоих, этого Крика, который учит мальчика колотить боксёрскую грушу в саду?

   - Можно женщину нанять, специалиста по хорошим манерам.

   - Желательно, моложе и без комплесов, - едко бросила Вадиму Катя.

   Дементьев, не заметив или не сочтя нужным обратить внимание на сарказм жены, согласно кивнул головой.

   - Вот именно.

   - А что, горничная тебе уже надоела? Ты уже с ней натрахался досыта?

   - Катя! Прекрати. Причём здесь горничная?

   - Ты что думаешь - я слепая? Ты же от задницы её и от сисек, похожих на тыквы, глаз не сводишь.

   - Катя!

   - Что Катя? Мне плевать на твои похождения вне дома. Только прошу тебя - сюда не носи грязи. Сын - почти взрослый. Подумай о нём.

   - Всё это - твои фантазии, - отмахнулся Вадим, вставая из-за стола.

   "Может, сама Екатерина залезла в мой ноутбук и обнаружила в нём кое-какие снимки или видеозаписи? - Дементьев стал вспоминать, когда и где в этом доме он развлекался с горничной, - Хотя, куда Кате с её куриными мозгами взломать пароль? Это не по её части", - подумал Вадим и попытался обнять жену.

   - Хватит тебе чушь всякую пороть.

   Но Катя медленно, но настойчиво освободилась.

   - Не разыгрывай из себя любящего мужа. Мне хватает твоего кошелька.

   "Сука, - мысленно воскликнул Дементьев. - Про кошелёк - хороший ход. Позлить меня захотела. С чего бы такие выкрутасы? - Вадим с удивлением рассматривал жену, пытливо заглядывая ей в глаза, где вспыхивали и тут же гасли ультрамариновые искры. - Ничего, милая. Ты у меня развинтилась немного, пора и гайки закрутить. Вот завтра и займусь этим".

   - Ну, всё, всё. Проехали. Потом поговорим. Мне пора, - сказал Вадим, вспомнив, что у него назначена деловая встреча в Москве. - Не забудь забрать Игоря.

   Дементьев пошёл наверх, чтобы переодеться. Во дворе телохранители уже рассаживались по машинам. Вратарь и старший из охранников, молча, курили, наблюдая, как водитель служебного "Мерседеса" протирал тряпкой лобовое стекло.

   - Позвони Крику. У него есть телефон компьютерщика. Помнишь, парень к нам приезжал? - сказал Вадим Вратарю.

   - Который сигнализацию чинил?

   - Который, который, - проворчал Дементьев, наблюдая за сыном, устраивающимся на заднем сиденье машины. - Скажешь ему - пусть приедет и посмотрит, что с моим ноутбуком.

   - Сделаю, - кивнул Вратарь и пошёл открывать ворота.

   Игорёк, обычно разговорчивый и просвещающий Вадима о достоинствах и недостатках проносящихся мимо автомобилей, обо всех этих Фольксвагенах, Порше, Ауди, американских джипах, всю дорогу молчал, уткнувшись в какую-то электронную игру, пристроенную им на коленях. Он делал вид, что занят своей игрушкой, но на самом деле напряжённо думал:

   "Почему папа с мамой так часто и ужасно ругаются? Почему отец по утрам такой злой? Почему он почти не бывает дома? Почему учит меня презирать прислугу? Зачем он сказал, что лишит меня какого-то наследства? А... Это, наверное, деньги, - догадался Игорь, и тут же у него в ушах зазвучали слова Крика, часто произносимые с кривой усмешкой: "Когда видишь деньги, не теряй времени".

   Мальчик тут же вспомнил те случаи, когда Катя вздыхала и говорила тихо, словно сама с собой: "Не в деньгах счастье".

   - А в чём, мама? - однажды спросил её Игорь, гладя по руке.

   - Ты ещё маленький. Вот подрастёшь немного, узнаешь, - отвечала Екатерина, обнимая мальчика. (Обычно, такие разговоры "по душам" случались по вечерам перед сном).

   - Нет, скажи мне сейчас, скажи, - настаивал Игорь, вскакивая на колени и обхватывая мать за шею. - Что может быть дороже денег?

   - Ну, любовь, например, - ласково шептала Катя. - Давали бы мне сто миллионов за то, чтобы я отказалась от тебя, я бы не согласилась.

   В тот вечер Игорь уткнулся в мамино плечо, пряча слёзы радости.

   "Вот оно - счастье", - думал он, украдкой вытирая глаза тыльной стороной ладони.

   - Ты, чего надулся? - спросил Вадим сына. - Того гляди расплачешься. Обиделся, что ли?

   - Нет, - тихо ответил Игорь.

   Дементьев взял сына за подбородок и повернул его голову к себе.

   - Даже если обиделся, умей скрывать свои чувства. Враги не должны видеть твои слабости.

   - У тебя все люди - враги, - буркнул Игорь.

   - Мир жесток, и каждая тварь в нём норовит подкрасться к тебе сзади и укусить. Учись не показывать своих обид, но и не забывай о них. Будь сильным и никого не подпускай к себе слишком близко...

   Последних слов Игорь не понял, но переспрашивать, что они означают, не стал. Автомобиль остановился перед одним из тренировочных корпусов спортивного клуба ЦСКА. Телохранитель выпрыгнул из машины сопровождения , осмотрелся и открыл Игорю дверцу.

   - Ступай, - сказал Вадим. - Дядя Вова проводит... Увидимся вечером. И знай, папа любит тебя.

   Игорь, как он это делал с мамой, по привычке потянулся поцеловать отца, но тот отстранился.

   - Брось свои телячьи нежности. Иди, иди. Вечером покажешь мне, чему тебя научили за последний месяц.

 

   Лисицын вышел из метро на станции Беговая, влез в переполненный троллейбус и доехал до ипподрома. Обогнув забор с правой стороны, он, стараясь держаться в тени, а солнце в двенадцатом часу дня стояло уже высоко, добрался до восточных ворот, где на поваленном грозой и не распиленном до сих пор работниками коммунальных служб, старом тополе увидел сидящего Липатова. Чуть в стороне прямо на траве расположились женщина и мальчик лет пятнадцати. Рядом валялись рюкзаки.

   - Привет! Что случилось, Валера? - спросил Сергей.

   - Прости, что побеспокоил, - вставая, сказал Липатов. - Звонил всем своим друзьям. Большинство - в отпусках, остальные, кто в командировке, кто на даче. А мне в Москве очень нужно быть. Галя, Володя, идите сюда! - обернулся он к женщине. - Вот знакомьтесь. Это - Сергей, а это - моя семья.

   - Очень приятно, - Лисицын по очереди протянул руку Галине и Владимиру.

   В глазах женщины он заметил тревогу и страх. Сын Липатова выглядел бледным и подавленным.

   - Да, что стряслось у вас?

   - Можно у тебя пожить несколько дней, пока я не разберусь с делами? - Валерий испытующе смотрел в лицо приятелю.

   - Не вопрос. Всё равно квартира пустует. Я сейчас живу на Рублёвке, ухаживаю, кстати, за твоей Террой. Её продали. Тебе директор ипподрома не звонил?

   - Директор - нет. Но я уже знаю. Был на конюшне.

   - Так ведь они должны тебе деньги отдать.

   - Должны. Я звонил в бухгалтерию. Там сказали, что не было распоряжения. Мол, начальство уехало в Казань на скачки, и придётся ждать, пока не оформят купчую на лошадь.

   - Ладно, - сказал Лисицын. - Поехали ко мне. Чего здесь маячим на солнцепёке?

   - Хорошо. Спасибо. Давай, выйдем на Ленинградский проспект, поймаем такси. Я плачу.

   - Обижаешь, - отмахнулся Лисицын и попытался подхватить оба рюкзака.

   Но сын Липатова перехватил лямки одного из них, а Галя быстро взвалила на плечи другой и сказала, словно извиняясь:

   - Он не тяжёлый.

   - Дай сюда, - строго сказал ей Липатов, отбирая поклажу.

   Они вышли дворами на проспект, и Лисицын тут же поймал частника. Минут через тридцать он уже открывал перед гостями двери квартиры. В машине Сергей украдкой рассматривал лица и одежду своих новых знакомых. Он заметил следы сажи на щеках, остатки пепла в волосах Гали и ожоги на руках у Липатова.

   - И всё же, что произошло? - спросил Лисицын Валерия, когда тот после сына и жены в последнюю очередь принял душ и вышел из ванны посвежевшим и не таким усталым.

   - Сожгли вчера мой хутор.

   - Не  может быть. Кто?

   - Очень просто. Приехали парни на джипах, сначала обстреляли, а потом бросили в дом "коктейль Молотова".

   - Две бутылки, - мрачно уточнил Владимир.

   - Господи! Что вы этим ублюдкам сделали?

   - Жили не в том месте, - тихо сказал Липатов и, увидев непонимающий взгляд Лисицына, попросил его:

   - Знаешь, если тебе не трудно, сделай чай. Умираю - пить хочу. А пока ты собираешь на стол, я тебе по порядку всю ситуацию обрисую, - Липатов, опуская подробности, рассказал Сергею о предложении неизвестных ему людей продать землю, потом об угрозах и налёте на хутор.

   - Кошмар какой-то в стиле "девяностых". Ты в милицию обращался?

   - Да они палец о палец не ударили, когда мой коровник два раза поджигали местные, а здесь действовали профи. Тому, кто их нанял, зачем-то нужна моя земля. Кто этот гад, попытался выяснить один парень с телевиденья, Щеглов...

   - Это, который "Дуэль" ведёт? Ты с ним знаком?

   - Встречались несколько раз, - неопределённо махнул рукой Липатов.

   - И, что он узнал?

   - Ничего конкретного. Этот пустобрёх сделал очередное ток-шоу со мной в главной роли, где я рассказал на своём примере о нелёгкой доле фермеров, которых, в дополнение ко многим трудностям, ещё и норовят согнать с земли. Я думал, что эта передача остановит этих парней, но ничуть не бывало. События развивались слишком быстро.

   - Что ты намерен теперь делать?

   - Попытаюсь через Щеглова раскопать кое-какую информацию. Пройду, так сказать, по цепочке, по ниточке. Кончик ведь должен быть у кого-то в руках. Заодно, нужно узнать, зачем им моя земля.

   - Нефть там, - перебил отца Владимир. - Руку дам отсечь.

   - Какая разница. Может и газ. Вон о сланцевой нефти сколько говорят. Знаю одно - в моей земле что-то важное и ценное должно быть. Смотри - в Донбассе война продолжается. А это – рядом. От меня – рукой подать. Мне позарез нужна информация. Начну с людей, которые в курсе тонкостей пользования недрами. Если в земле нефть, значит, кому-то уже выдана лицензия на разведку или добычу. Кстати, есть у меня знакомый геолог. Сейчас мужик в экспедиции, но я найду его по сотовому телефону и поговорю с ним. Он недавно хвастался мне, что выполнял для какого-то заказчика левую работу по разведке ископаемых...

   - Может, там клад зарыт? - неожиданно предположила Галина.

   - Может и клад. Только, как эти парни будут искать иголку в стоге сена?

   - Наверняка, у них карта есть, - развивал тему Владимир. – Миноискатели. Сегодня прибор достать – раз плюнуть.

   - Ага. Карта тайника с сокровищами. Морган вместе с Флинтом пару сундуков зарыли в Воронежской области. Не говори чепухи.

   - Не исключено, что Володя прав. А, что если на твоей земле зарыт тайник с золотом царских времён? - внёс свою лепту в череду версий Лисицын.

   - Сомневаюсь, но пообщаюсь с археологами. Чем чёрт не шутит, вдруг там курган был, а под ним - пещера со скифским или половецким золотом?

   - Или Степан Разин спрятал приданое персидской княжны, - глаза Владимира загорелись.

   - При любом раскладе нужно выяснить, кто способен пойти на убийство простого фермера и ради чего? - Липатов обхватил ладонью чашку с чаем и откинулся на спинку стула. - Ладно, хватит о моих проблемах. Сам с ними разберусь...

   - Ничего себе проблемы. Вам теперь жить негде. Повезло ещё, что не убили, и вы сами не сгорели, - сокрушённо покачал головой Лисицын.

   - Но эти парни об этом пока не знают. Уверен, что они смылись оттуда ещё во время пожара. Зарево было видно издалека. Местные наверняка вызвали полицию. Пока расследование, разбор пепелища, то, да сё. У меня есть время. - Липатов залпом допил остывший чай и подставил чашку под носик заварного чайника.

   - Что мы всё о нас, - спохватился Валерий. - С какой стати ты заделался сторожем при Терре?

   - Я не сторож, а инструктор. Тот, кто купил твою лошадь, изъявил желание обучать навыкам верховой езды своего сынишку. Кстати - хороший парень растёт. Храбрый. В Терру влюбился с первого взгляда. А торговля от меня никуда не уйдёт. Я продавца своего нового - таджичку держу под контролем. Звоню ей по вечерам. Там процесс, пусть вяло, но идёт. А здесь - Рублёвка, богатый дом, свежий воздух, жена хозяина тоже пытается ездить на лошади, - сказал Лисицын и неожиданно покраснел.

   Липатов внимательно посмотрел на Сергея.

   - Ну, ну. Дело твоё.

   - Нет. Я - серьёзно. И деньги хорошие платят. Да и к Терре твоей я привязался. Пусть при мне пообвыкнет на новом месте.

   - Дело твоё, - ещё раз сказал Липатов. - Где у тебя телефон? Пойду обзванивать нужных людей.

   - Позвонишь, когда я уйду, - остановил его Лисицын. - Вы располагайтесь. Вот ключи от входной двери. Спать можете, где, кому удобно. Холодильник, правда, пустой...

   - Заполним, - сказал Валерий. - Спасибо тебе.

   - Чего уж там? Если, кто обидит… Скажем, соседи сверху или снизу, звони. А мне пора. К вечеру обещал своим нанимателям, что вернусь. Лошадь надолго без присмотра оставлять не хочу. Нервничает. На ипподроме привыкла к большой компании, а здесь – в одиночку.

   Лисицын постоял немного в коридоре, почесал затылок.

   - Ты - аккуратней в городе с рискованными вопросами. Эти люди, которые сожгли твой хутор, опасны.

   - Сам знаю, - Липатов проводил Сергея до двери и вернулся в комнату.

   Сын в это время вытряхивал содержимое своего рюкзака на подушки дивана. Среди футболок и нескольких книг блеснули линзы оптического прицела и глухо звякнули о дерево приклада стальные части винтовки.

   Галина с изумлением смотрела на оружие, а Липатов открыл от удивления рот.

   - Когда ты успел? Ты знал, что винтарь - в сарае?

   - Я клювом, в отличие от других, не щёлкал, обо всём позаботился, - солидно, ломающимся басом, сказал Володя, поглаживая ствол ладонью.

 

                                                           ***

 

   Такие, совместные с сыном ужины на даче были для генерала Иванова последнее время не редкостью. Жизнь диктовала новые, иногда неожиданные правила игры, не позволяя противоречивым событиям взять верх над ходом времени, поэтому корректировать планы приходилось чаще. Это было и хорошо, и плохо. С одной стороны нужно было учитывать интересы других игроков, с другой - позволяло держать себя в тонусе, проверяя и оттачивая собственный ум и закаляя характер сына.

   - Костя! Что среди ваших говорят о Молодцове? - спросил он у своего отпрыска - одного из первых заместителей президента крупной государственной компании.

   Иванов младший, худой, высокий молодой человек в дорогом светло-голубом костюме и галстуке апельсинового цвета. Если бы не дресс код, его можно было бы принять, переодев в дорогие джинсы, за одного из представителей золотой молодёжи - завсегдатая ночных клубов. Однако, умный проницательный взгляд, волевой подбородок не давали повода думать, что он - любитель низкопробных развлечений.

   Константин Иванов отставил в сторону рюмку, где остался нетронутым коньяк, тщательно жуя, проглотил кусок сочного мяса, только что снятого с гриля и внимательно посмотрел на отца.

   - Так называемая несистемная оппозиция держится с ним настороже. Слишком радикальны его взгляды и высок, даже агрессивен накал критики власти. Тем более, что парень выражает свою агрессию, не стесняясь в выражениях. "Правое дело" и "Яблоко" пока остаются в стороне от проводимых Молодцовым публичных акций. На митингах много молодёжи из спальных районов, всегда готовых подраться с полицией. Много шума, пылких речей, наполненных разоблачениями коррумпированных чиновников. Много откровенного популизма. Правда с этим нашим доморощенным радикалом сблизились бывшие рядовые соратники Явлинского и люди, недовольные влиянием Чубайса на пресловутое углубление демократизации, объявленное президентом...

   - Брось говорить газетными фразами, - прервал сына Иванов старший. - Меня абсолютно не волнуют призывы идиотов к свержению режима.

   - Тогда, я чего-то не понимаю. С высоких трибун звучат тирады о социальной справедливости, защищённости, о единстве общества, патриотизме, нравственности, сплочённости всех заинтересованных сил ради возрождения России, - голос Иванова младшего еле уловимо дрогнул от ноток иронии и сарказма. - А тут - эти игры в либеральную демократию, заигрывания с оппозицией. Эти действия властей со стороны выглядят мелким шулерством. Нельзя безнравственными способами добиваться нравственного оздоровления общества.

   - Слушай! Брось здесь агитацию оппозиционную разводить. "На всякого мудреца - довольно простоты". Так говорил кто-то из классиков. Думаешь, я не вижу, что ты меня подкалываешь?

   - Хорошо. Иезуиты когда-то говорили: "Цель оправдывает средства". Получается, что наши средства это - "ручная оппозиция", "управляемая демократия". Но, ради чего? Хотелось бы знать о конечных целях? Какие они?

   - Ты сам ответил. Меньшинство, умное, рационально мыслящее, способное к неординарным, решительным поступкам, подчиняющее свои интересы интересам власти, должно управлять большинством, быдлом, стадом, если тебе так угодно. Поэтому, оставь неуместную иронию и сомнения в нравственности существующей системы управления. В конце концов, всё идёт на пользу государству, нашей России. Я могу тебе напомнить - в какую бездну нас загнал Ельцин. А сейчас - почувствуй разницу. Или ты хочешь такого же развития событий, которые произошли на Украине после свержения режима Януковича?

   - Во-первых, интересы народа превыше всего. Это не мои слова, а нашего президента. А, во-вторых, у нас этот сценарий не пройдёт, - улыбнулся Иванов младший.

   - Это ты про свержение Януковича? Уверен? Интересно - почему?

   - У наших доморощенных нациков нет достойных, решительных лидеров, готовых выйти на "майдан" и проливать кровь.

   - Не согласен. Наши национал-баламуты сделали бы это с превеликим удовольствием, - отмахнулся от сына генерал. – Однако, есть одно но... - убелённый сединами человек поднял вверх указательный палец. - Мы держим этих парней на коротком поводке. Под колпаком, так сказать. А, ещё… Потягивая за вымя олигархов, заставляя компании вроде твоей, время от времени открывать кассу, мы даём людям зрелища: проводим олимпийские игры, поднимаем градус патриотизма, создаём на периферии рабочие места и бойцовые клубы, где можно выпустить пар. Мы финансируем телеканалы, которые вбивают в головы молодёжи всякую хрень, начиная от гламура и заканчивая сериалами, дурацкими фильмами, передачами типа "Давай оденемся" или "Давай поженимся". Мы не позволяем американцам создать у нас "Пятую колонну" и пресекаем любые попытки влиять на общество через социальные сети. Кстати, нацисты на Украине стали влиятельной силой задолго до всех этих майданов.

   - Мы-то куда смотрели?

   - Хороший вопрос. Я бы на него ответил так. Преступная близорукость и пофигизм, замешанные на общих бизнес интересах украинских и наших олигархов. Плюс – некомпетентность российских дипломатов, занимавшихся Украиной. Кто такой Зурабов? Или возьми Черномордина. Хороший посол – это не чудак на букву М, не отличный парень, склонный к сочинению афоризмов, а разведчик, аналитик, и только в последнюю очередь – дипломат. Мы в то время допустили стратегическую ошибку, закрыв глаза на активность американских спецслужб в Киеве. Уже при Кучме там было полно агентов влияния, приехавших в основном из Канады, где очень сильна украинская диаспора. Она сформировалась после войны из эмигрантов - недобитых бандеровцев. Дети и внуки этих людей с молоком матерей впитали ненависть к России. А после развала СССР им представился случай взять реванш и они его не упустили.

   - Неужели вы, генералы, элита КГБ со своими связями в Киеве ничего не знали? У тебя самого на Украине было полно старых друзей среди местной элиты.

   - Вот именно. Было. Ты пойми, чудак – человек. Там коррупция, особенно среди военных, достигла небывалых масштабов. Помнишь фильм "Бриллиантовая рука"? Когда видишь деньги – не теряй времени. Вот они и не теряли. А на остальное уже не хватало этого времени. А, потом, эмиссары и последователи местечкового украинского нацизма для начала полезли не на Донбасс или в Одессу, которые после революции вместе с частью Малороссии стали называть Украинской ССР. Они поехали в Западную Украину – Карпаты, Галицию, Буковину и часть Бессарабии, которые уже после Второй мировой войны Сталин прирезал к Украине. А это, если ты не знаешь, бывшие территории Австро-Венгрии, потерпевшей поражение в Первой мировой войне.  А ещё есть земли, отнятые у  Речи Посполитой – Польши. Именно там, в позапрошлом веке в сознание южных славян начали бросать первые семена ненависти к русским. И делали это опять же руками русских. Я мог бы тебе перечислить три десятка фамилий писателей, поэтов, доморощенных русско-украинских философов тех далёких времён, которые измарали чернилами кучу бумаги, обосновывая исключительность украинской нации и, воспитывая в своих последователях ненависть к русским. Вот, только, тебя жалко. Вон, вижу, глаза слипаются.

   - Нет, нет. Даже интересно, - возразил отцу Константин, скорее из уважения, чем из вежливости. - Продолжай.

   Иванов младший хитро улыбнулся.

   - Давай, давай. Проверим твою осведомлённость. Как говорит наш президент: "Где имена, пароли, явки?"

   - А, чего тут продолжать? – с раздражением сказал генерал. - Ты хочешь испытать на прочность мою память? Изволь. К примеру, Макс Ронге – бывший руководитель разведки Австро-Венгерской империи в  мемуарах писал: "Предложение украинским националистам об их участии в борьбе против России получило горячий отклик у Кость-Левицкого, Василенко, Зализняка, Малиновского и других лидеров Союза за освобождение Украины, созданного нами в Галиции". Вот тебе и фамилии. Достаточно залезть в архивы и почитать, кто стоял у истоков украинского нацизма. А вот, послушай, что говорил сам польский гетман Скоропадский о своих украинских друзьях. "Культура галичан из-за исторических причин слишком разнится с нашей. Среди них много узких фанатиков, в особенности в смысле исповедания ненависти к России. Для них не важно, что Украина без Великороссии задохнётся, что её промышленность никогда не разовьётся, что она будет всецело в руках иностранцев, что роль их (галицийской) Украины – быть каким-то прозябающим селянством…" Как тебе? Неплохо? – генерал вопросительно посмотрел на сына.

   - Лучше и не скажешь, - ответил Константин.

   - Вот именно, - согласился Иванов старший. – Но эти узколобые, местечковые, селянские идеологи не нашли ничего лучшего, чем культивировать ненависть к кацапам и москалям, следуя теории, придуманной позднее немецкими фашистами. Оцени слова Грушевского: "Познание – вредно. Оно формирует в мозгах народа неустойчивую платформу, рождает сомнения и колебания. Нет чувства стабильнее, чем ненависть". Я бы не удивился, если бы узнал, что Гитлер читал хохла Грушевского.

   - Кто он, этот Грушевский? – спросил Константин.

   - Темнота! Учись, пока я жив. Это – самая колоритная фигура среди идеологов украинского нацизма позапрошлого века. Его перу принадлежит куча русофобских книг. Но содержание этих опусов – сплошная фальсификация истории. Современным хохлам – нацикам – теоретикам есть с кого пример брать. Цитирую: "Украинцы одарённее других наций, поэтому им принадлежит мессианская роль". Это слова всё того же Грушевского. Бред сивой кобылы. Представь себе - вся эта дурь вколачивалась в мозги простым людям на протяжении длительного времени. То же самое происходит на Украине и сейчас. Ненависть и пренебрежение к русским, как к людям второго сорта вырабатывалось все двадцать пять лет незалежности.

   - Ну и чёрт с ними! – воскликнул Иванов младший. – Зато, теперь, Крым – наш. Красная армия всех сильней – пропел он.

   - Точно. Жаль, что хохлы забыли одну истину: "Если ты не способен прокормить свою армию, то скоро будешь кормить чужую". Яйценюки и Парашенки мечтали о Евросоюзе, а получили после Майдана, хаос и мутный поток анархии. Тьфу, ты Господи! Ну и фамилии у парней. Один Тягнибог чего стоит… Наверное, предки этих парней с Бога ухитрялись мзду тянуть. С них станется. Не съем, так надкушу…

   - Но в этом мутном потоке мы тоже поймали хорошую жирную рыбу, - перебил отца Иванов - младший.

   - Ты - снова о Крыме?

   - О нём, родимом. Ты знаешь, меня иногда посещает мысль...

   - Какая?

   - А не мы ли спровоцировали последний Майдан? Уж больно всё быстро и гладко получилось с Крымом. Надо было под шумок сразу и всю Восточную Украину забрать. А там и до Киева недалеко. Потом, вспомни наш Су-24 сбитый турками над Сирией. Какой нам классный подарок сделал Эрдоган. Уже через два дня на нашей базе в Латакии стоял комплекс С-400, взявший под колпак всё Южное Средиземноморье. Или ты думаешь, что турки совсем дураки?

   Генерал покровительственно и немного загадочно улыбнулся.

   - Может и дураки. Вот только наш ВВП очень тонко разыграл всю партию со сбитым бомбардировщиком. Мы же не зря несколько раз якобы случайно нарушали воздушные границы Турции. Путин - мастер многоходовых комбинаций. А сейчас средиземноморские проливы фактически под нашим контролем. Но нельзя откусить больше, чем сможешь проглотить. Бардак на Украине и война на Донбассе - это мутная вода, в которой каждая заинтересованная сторона ловит свою рыбу. Американцам нужно реанимировать НАТО, сплотить собственную обленившуюся нацию перед лицом привычного, старого врага - России, закачать ещё денег в кровеносную систему Военно-промышленного комплекса, встряхнуть старушку Европу, вывести её, так сказать, из пенсионного релакса. Германия тихо ностальгирует по фашизму и тоже тайно мечтает о реванше, закрывая глаза на марши укро нацистов по улицам Киева и на массовые убийства непокорных в Донбассе. Путину нужно... Впрочем, что желает "его мудрейшество" знает только он сам. Хищникам помельче, вроде Абрамовича или евро хохла Коломойского нужно нечто приземлённое. Виллы в Испании, дома в Англии, яхты… Но нам с тобой нужно ставить более массштабные цели. Например - собственность Незалежной, её запасы сланцевой нефти и газа, обнаруженные в земле Донецкой. Впрочем, хватит на сегодня об Украине. Давай-ка вернёмся к нашим баранам.

   - К Молодцову?

   - И к нему тоже. Справляется он со своей ролью сотрясателя воздуха и громоотвода?

   - Вполне.

   - Вот и хорошо. С помощью этого парня мы убьём двух зайцев. Возле него должны появиться люди из правозащитных центров и прочая шваль, работающая под крылом ЦРУ. Мне докладывают, что с ним на связь уже вышли грузины и прибалты, что разные блогеры... Этот Завалов, например. Вся гоп компания снабжает нашего молодца интересной инфой и откровенной дезой. Мы теперь знаем своих врагов в лицо. Тараканы вылезают из щелей. Легче потом разом всех и прихлопнуть. Нашего Молодцова уже готовы финансировать соответствующие фонды Евросоюза. Вот и славненько. Придёт время, мы этим толерантным педикам всё припомним.

   - Плевать на них. Пусть финансируют. Нам же лучше. Сэкономим, - сказал Константин Иванов.

   - Вот тут ты ошибаешься. На говне сметану не собирают. Тем более, что мы сделали спонсорами Молодцова некоторые банки и крупные частные компании. Разве зря мы внедряли к олигархам наших людей? Они и компромат нам подбрасывают, разными секретными деловыми новостями делятся. По большому счёту я благодарен президенту, - генерал понизил голос и бросил взгляд на высокий забор, отделяющий дачу от остального мира. - Он создал условия, которые позволяют мне и таким, как я, кадровым работникам спецслужб, не только держать под контролем настроения и частоту пульса крупного бизнеса, но и запускать руки в их глубокие карманы. Ха-ха-ха, - Иванов старший тихо рассмеялся.

   - Раньше заслуженные люди говорили: "Партия нас похоронит" и ни о чём не волновались. А сегодня стало делом чести самому заботиться о своём благополучии и старости, - генерал постучал пальцем по столу. – Но, знаешь, я с тоской и благодарностью вспоминаю наше советское прошлое. Какое время было!

   - Верю. Однако, прошлое формирует будущее, создавая сегодняшнюю реальность. А реальность такова… Судя по цифрам в твоём ноутбуке, которые ты мне показывал перед ужином, наши активы постоянно растут, - улыбнулся Иванов младший.

   - Ты всё меряешь деньгами, а я говорю об атмосфере. Впрочем, заработанных денег и твоим детям хватит, - кивнул генерал. - Это только дурачьё и узколобые чиновники, не успев забраться в служебные кресла, начинают пилить бюджетные деньги, а мы с тобой не можем опуститься до подобной низости - грабить пенсионеров, малоимущих, многодетных матерей, воровать и брать взятки. Считай себя Робин Гудом, грабящим грабителей.

   - Грабители, - проворчал Константин. - Эти парни не такие уж примитивные и узколобые. Знают, что если даже их посадят, а это случается крайне редко, то выпустят через пару лет за хорошее поведение. Главное - спрятать деньги, чтобы не нашли.

   - На то и щука в воде... Найдём любого, если нужно будет. Но сам я даже на минуту не хочу садиться в СИЗО и тебе не советую. Нельзя давать повода следакам и позволить пятнать репутацию. Когда-нибудь выйдет боком в самый неподходящий момент. Или тебе чего-то не хватает? - генерал выпрямился и с некоторой суровостью взглянул на сына.

   - Зарплаты всегда не хватает, даже самой высокой.

   - Надеюсь, в своей корпорации ты держишься в стороне от разных грязных схем.

   - С трудом, - Иванов младший улыбнулся ещё шире, давая понять, что эти слова - шутка.

   - Вот и хорошо. Если ты сыт, давай перейдём к самовару и поговорим о наших дальнейших планах и грядущих делах, - генерал встал из-за стола, прихватив с собой бутылку коньяка, пару чистых рюмок и двинулся по саду к беседке, где прислуга уже приготовила чай.

   Иванов старший удобно устроился в плетёном кресле, налил себе, потом сыну.

   - Значит, так, - медленно, словно раздумывая, сказал генерал. - Поскольку большие лакомые куски нам не по чину... Кстати и, слава Богу. Меньше света, меньше зависти и больше пространства для манёвра. Оставим пока за кадром те активы, о которых ты уже знаешь. Там есть люди, которым мы помогли, все сидят на своих местах. Кто взбрыкнёт - в бараний рог скручу. Предприятия работают. Наша доля везде составляет двадцать процентов. Давай-ка пораскинем мозгами, на что ещё в созданной нами ситуации мы можем разинуть рот, не рискуя подавиться, - Иванов старший плеснул коньяк из рюмки в чашку с чаем, кинул туда кусочек лимона.

   - Игра с Дементьевым, как ты думаешь, стоит свеч?

   - Если ты о Молодцове...?

   - Причём здесь Молодцов? Шевели мозгами чуть быстрее, сынок, - недовольно сморщил нос генерал. - Молодцов - это политика, не имеющая пока отношения к нашим общим планам. Что сверху мне прикажут, то с ним и будет. Меня интересует другое.

   - Ты же знаешь. Банки, где у Дементьева рублёвые счета, под нашим крылом. Я - на короткой ноге с банкирами. Они - вполне надёжные парни. К тому же мы не даём этим ребятам совершать опрометчивые поступки и влезать в откровенные аферы с бюджетными деньгами. Что у самого Дементьева на уме, тебе лучше знать. В его окружении - твой человек, папа.

   - Вот именно. Поэтому делюсь с тобой информацией. Один ум хорошо, а два лучше. Дементьев сумел заполучить большой кусок земли в Воронежской области. Спросишь: "Зачем?" Хороший вопрос. Недавно он вёл переговоры о покупке компании по добыче золота и о поставках специального горного оборудования.

   - Может он планирует заняться добычей золота на севере или в Сибири? Пополняет портфель инвестиций? Только там всё давно схвачено другими...

   - А ещё он заказал и получил от специалиста-геолога кое-какие сведения о составе и качестве геологических пластов на некоторых территориях Украины, - нетерпеливо перебил сына генерал.

   - Зачем? - удивился Иванов-младший. - Всем известно, что кроме угля, сланцевой нефти и небольших запасов того же сланцевого газа в "Самостийной" больше ничего нет.

   - Ошибаешься, - веско сказал генерал.

   - Неужели? - вскинул подбородок Константин.

   - Неужели, что? – Иванов старший сделал глоток из своей чашки. - Сомневаешься в информации или это - простой возглас удивления?

   - Второй вариант.

   - Вот и я сначала удивился странным поступкам Дементьева, а потом, благодаря некоторым болтливым языкам и сведениям из Воронежа, узнал, что кто-то из крутых парней наехал на фермера, который владел интересующей меня землёй. Потом эти крутые парни сожгли к чёртовой матери весь хутор вместе с коровами и хозяевами, но перед этим предъявили права на землю. А сейчас менеджеры Дементьева готовят заявочку в Министерство природных ресурсов.

   - Очень интересно, - Иванов младший наклонился в кресле. - Неужели он собрался сланцевым газом заниматься? Но люди из правительства, которых ещё при Чубайсе подбирали и назначали америкосы, ему не дадут.

   - Сейчас будет ещё интереснее, - генерал провёл указательным пальцем по краю рюмки. - Я приказал найти нужного нам геолога и пообщался с ним на Лубянке.

   - И что?

   - Хохлы уже давно знают о некой золотой жиле на своей территории. Они рассматривают вопрос о продаже прав на разработку иностранным компаниям. Но пока мы держим "укропов" за задницу в Донбассе, они ничего не могут сделать. И главное в этом деле то, что порядочный кусок жилы залез на нашу территорию. Именно здесь и находилась та ферма.

   - Классная работа! - восхитился Иванов младший.

   - Ты – о людях Дементьева?

   - О тебе, о твоём чутье.

   - Учись, пока я жив. Теперь нам нужно подумать, как сделать наше совместное с Дементьевым предприятие выгодным, и убрать с дороги возможные препятствия?

   - Совместное? А Дементьев знает, что оно уже совместное, - улыбнулся Константин. - И говоря о препятствиях, что ты имеешь в виду?

   - Дементьев в своё время узнает то, что мы ему позволим узнать, и примет все наши условия. Вот тут и пригодится компромат на тему его связей с Молодцовым. А препятствия? Куда же без них, если мы имеем на руках убийство семьи фермера? Это для нас и для Дементьева палка о двух концах. А в том, что он замешан в убийстве, я не сомневаюсь. Есть с  чем работать.

   Генерал взял в руку бутылку и понюхал горлышко.

   - Давай-ка - на посошок. Поздно уже. Тебе пора ехать. Или останешься с ночёвкой?

   - Нет. Поеду. Завтра у меня с утра - совещание, - Константин пригубил коньяк и снова отставил рюмку в сторону. - Как ты можешь пить эту армянскую бурду? У тебя, что - денег на "Курвуазье" или "Хенеси" нет?

   - Насчёт армянского - это ты зря. Сам Сталин с Черчиллем не брезговали. Ни фига ты не понимаешь в коньяках. Да... И последнее. Держи ухо востро. Через своих банкиров контролируй финансовые дела Дементьева. Будь внимательным, иначе... - Генерал не договорил, а только назидательно поднял к потолку указательный палец...

   Сын понимающе кивнул.

 

   Если и думал Анвар, что его жизнь после грабежа богатого дома в Подмосковье изменится, то он глубоко заблуждался. Исчезновение из съёмной квартиры двух приятелей в ту ночь не осталось незамеченным. У Абдували были предположения, что их предал кто-то из временных квартирантов, но он предпочитал эти догадки держать при себе, тем более, что утром приехал чернобородый Асланбек, обыскал комнату друзей и забрал всё, что они принесли после ограбления. Он по очереди бил то Анвара, то Абдували и приговаривал:

   - Предупреждал, чтобы без моего разрешения - ни шагу? Предупреждал...

   - Говорил, что вы должны делать только то, что прикажу я? Говорил…

   - Вы знали, что за самовольные действия последует наказание? Знали...

   - Ради чего я вожусь с вами, даю крышу над головой? Зачем кормлю вас досыта и посылаю деньги вашим семьям? Вы думали об этом? Если бы вас замели на той даче, что стало бы с вашими родными? Тупые ишаки.

   Получать пощёчины было не очень больно, но Асланбек бил парней до тех пор, пока не погасли огоньки оскорблённого самолюбия и обиды в глазах друзей.

   - Аллах милостив. Буду милостив и я. Но ещё одна такая самоволка, и придётся вас зарезать, словно баранов, и бросить на корм собакам, - буднично и просто сказал чернобородый.

   Он сидел по-восточному на пятках и разглядывал добычу приятелей.

   - Это можно выбросить, - Асланбек отложил в сторону банковскую карту Крика. - Наверняка уже заблокирована. Эти ложки и вилки из мельхиора почти ничего не стоят. Одеколон оставлю вам. Револьвер кое-кому пригодится. А вот, что делать с обрезом? Классное ружьё, но заметное, именное. То, что вам, дуракам, посчастливилось не попасться ментам по дороге домой – не ваша заслуга. Это – воля Аллаха, - он с нежностью погладил обрез по свежему срезу на прикладе-рукояти, завернул оружие в тряпки и сунул в свой рюкзак.

   Следующие три дня все "рабы" Асланбека провели в двухстах километрах от Москвы возле покинутой деревни, где ещё стояли стены коровников и разорённого маслозавода. Им показывали, как собирать взрывные устройства, делать фугасы, каким образом прятать мины на обочинах дорог и под опорами мостов. По вечерам, садясь в кружок, вся группа повторяла снова и снова суры из Корана, а затем даваты*1 неизвестного проповедника.

   "Почему в этих призывах так много злобы, гнева и непримиримости? - размышлял Анвар в коротких паузах. - Разве Всевышний не ценит в людях превыше всего доброту, искренность, терпение, мягкость, спокойствие и мудрость? Разве Исса, которого так почитают русские, не был для правоверных уважаемым и мудрым пророком? Разве ислам проповедуют ради славы и почёта учителей, ради того, чтобы сделать неверных рабами, ради насилия надо мной и Абдували? - спрашивал он сам себя.

   Но стальные нотки в голосе Асланбека, усталость и бездумное, тупое повторение призывов к священной войне делали своё дело.

   "Наверное, Аллах посылает мне испытание - быть отверженным и мстить за постоянные унижения. Он оставил мне право умереть ради веры, чтобы потом испытать блаженство в джаннат ан-на’им*2, - думал Анвар, лёжа в грязном коровнике на старом спальном мешке. - Земная жизнь - полное дерьмо. А в раю меня и других парней ждут тенистые сады с многочисленными реками, каналами и чистыми озёрами, черноокие гурии, стройные, вечно молодые белокурые девы, похожие на русских девушек. Из полноводных рек они будут брать для меня сладкую воду, от чистых коров - молоко, подносить райское вино, которое не пьянит. Они соберут для меня чистый, с терпким вкусом мёд. Красивые жёны с благоухающими ладонями станут класть мне в рот виноград, бордовые зёрнышки граната, финики и кусочки апельсинов".

   Такие картины вызывал в своём воображении Анвар, перед тем, как забыться

тяжёлым сном.

   Прошла без малого неделя, прежде чем Асланбек с компанией вернулся в Москву, в ту самую съёмную квартиру, где все соседи считали, что здесь живёт тихий чернобородый, вежливый и почтительный парень, уезжающий рано утром и возвращающийся поздно вечером, в поте лица добывающий хлеб свой насущный. Теперь Асланбек уже не брал "солдат Аллаха" на ночные разбои. Он заставлял Анвара и Абдували до беспамятства заучивать суры и даваты. Чернобородый учитель мог поднять парней среди ночи, открыть потрёпанную книгу в зелёной обложке и назвать номер страницы, после чего Анвар или Абдували шёпотом по памяти цитировали слова пророка Мухамеда, а затем повторяли воинственные призывы, которым научил парней Асланбек. Эти призывы уже «кипели» у них в крови. Абдували даже поймал себя на мысли, что повторяет во сне строки из Корана. Ещё через неделю двух, вновь прибывших новичков, уже муштровал сам Анвар. Асланбек каким-то образом сделал ему водительское удостоверение, и теперь Анвар отвозил узбеков и таджиков на заброшенный маслозавод и, подражая чернобородому учителю, заставлял их собирать и прятать фугасы, делать пояса шахидов, закладывать мины и запоминать электрические схемы взрывателей...

 

*1Да’ват (араб. - призыв, приглашение) - проповедь ислама.

*2 Джаннат ан-на’им. Дословно - сады благодати. В исламе - определение рая.

 

 

   Всё это время Коля Крик колесил по Москве, посещая рестораны и кафе, где, как он знал, любили проводить время люди с недавним небезупречным прошлым и криминальным настоящим. Все они непостижимым образом узнавали в крепком парне с наглым лицом своего собрата и близкого по криминальному духу товарища. Большую пользу приносило Крику умение к месту вставлять в разговор особые слова из воровского жаргона. Это называлось - "ботать по фене". Он осторожно задавал наводящие вопросы и выслушивал туманные ответы. Однако, то ли уголовный мир вырос в размерах, то ли Крику не везло, но дело с розыском ружья застопорилось. Поздними ночами он возвращался на Рублёвку и говорил Вратарю только одно слово "ничего", которое уже утром Петрович передавал Дементьеву. А тот сознательно не отвечал на телефонные звонки Крика, не желая с ним разговаривать.

   "Воспитывает, - неприязненно думал Коля, принимая с первыми лучами солнца душ, чтобы сразу после чашки кофе снова отправиться в Москву.

   Его свели с криминальными авторитетами таджикской диаспоры, но там или не захотели, или не могли ничем помочь. Наконец, в один из дней, повинуясь скорее предчувствию, чем логике, он в одном из узких переулков старой Москвы наткнулся на ресторан, хозяином которого был чеченец. По крайней мере, так сказал Крику словоохотливый старичок - гардеробщик, скучающий от безделья в летнее время. Когда он увидел в руках Коли "пять красных"*1 одной банкнотой и услышал вопрос: "А, правда ли, что чеченцы, подражая русским, пьют водку?" старик начал, поглядывая на двери зала, выливать на неожиданного слушателя бурный поток информации. Коля внимательно слушал и фильтровал байки старика, пока не услышал фразу, от которой его пробила дрожь нетерпения.

   - И-и, мил человек. Тут к нам ходит один парень - худой с чёрной бородёнкой. Всё сидит в углу и перешёптывается с хозяином заведения, а иногда - с братом босса. А вчера что-то они отмечали. Были все свои - целая чернобородая кодла. Так этот чечен так нажрался, что стал куролесить, да танцы свои отплясывать с закидонами, да покрикивать, а потом выхватил из-под пиджака обрез, да хотел пальнуть в потолок. Еле удержали ретивого. Хотели у него это ружьё отобрать, да он не отдал. Так и просидел с ним в обнимку, пока не стал чуточку трезвее, - швейцар осуждающе покачал головой. - Нет, что ни говори, не умеют они пить. Я вот, бывалоча, когда моложе был, пару пузырей, да под хорошую закусь, как два пальца, гм... уговорить мог. И ничего. На своих ногах домой уходил. А этот чечен - слабак.

   - Заливаешь про обрез? - равнодушно отворачиваясь и зевая, тихо сказал Коля. - Чечены предпочитают "Калашникова".

   - Это раньше - лет шесть или семь назад они стрелять в общественных местах не боялись. У каждого в машине автомат имелся. А теперь, когда им хвосты прижали, опасаются. А насчёт обреза не вру. Красивый, зараза. По дереву рукоятки серебро идёт, да ещё табличка какая-то на нём блестела. Золотая или нет, сказать не берусь. Видел издалека, когда переполох начался.

   - Значит, чернобородый и худой? - спросил Крик.

   - Ага. Худой, а глаза у него… Ох, недобрые. Такие чёрные глазищи, и нос кривой.

   - Слушай, а этого чечена не Шамилём зовут? - это имя пришло в голову Коли совершенно случайно.

   Но по глазам швейцара - наглым и лукавым, Крик понял, что не угадал.

   - Точно, - подтвердил старик. - Никак, знакомец ваш?

   "Вот - хитрожопый фраерок, гардеробщик чёртов, - подумал Крик. - На имена не колется".

   - Виделись пару раз. У него машина - чёрного цвета.

   - Правильно. БМВ.

   - Точно? Не врёшь? - выдал свой интерес Коля.

   - Крест на мне, - швейцар полез за пазуху и вытащил серебряный крестик, висящий на тонкой цепочке.

   - Слушай, - Крик, оглянувшись, аккуратно сгрёб старика за отвороты рубашки. - Парня чернобородого не Шамиль зовут, так? Не шути со мной, а то сегодня на своих ногах домой не уйдёшь. Да и в трампункт вряд ли попадёшь, потому, как отвезут тебя под синими мигалками прямо в морг для опознания родственниками, если они у тебя имеются..

   - Асланбеком его кличут, а машина у него - БМВ. Точно БМВ, пятой серии, - глаза швейцара забегали по сторонам.

   Коля удивился автомобильной грамотности старика и вложил ему в ладонь банкноту.

   - О нашем разговоре не болтай. Очень меня рассердишь, - сказал Крик внушительно и веско, отпуская воротник тужурки гардеробщика.

   - А вы - не из ментовских будете? - швейцар, нерешительно держа в одной руке деньги, другой торопливо, но аккуратно заправлял рубашку в брюки, украшенные жёлтыми лампасами.

   - Сам от них бегаю, - показал свою золотую фиксу Коля.

   - Тогда Бог в помощь.

   - И тебе не хворать. Ты меня не видел, я тебя не знаю, - закончил разговор Крик, покидая ресторан.

   Он залез в свой "Мерседес" и завёл двигатель, раздумывая, что делать дальше. Часы на запястье показывали полдень. Сидеть по вечерам в ресторане - значило тратить деньги и мозолить глаза чеченцам. Запарковать машину неподалёку и ждать у моря погоды тоже не имело смысла. Кто знает, когда появится чернобородый? А потом, Крику очень не нравился чересчур разговорчивый гардеробщик. Тот вполне мог сообщить Асланбеку, что им интересовался некий подозрительный незнакомец. Коля был уверен, что старик "срисовал" номера его "Мерседеса" и в знак преданности ресторанному делу выложит эти сведения чеченцу на блюдечке. А это значило, что маячить поблизости - плохая затея.

   Коля включил передачу и выехал на Садовое кольцо в районе Курского вокзала. В глаза бросилась вывеска торгового центра "Атриум" и табличка, указывающая на то, что под торговым центром есть подземная автостоянка. Через минуту Крик на лифте поднимался к торговым павильонам. В спортивном магазине в отделе "Товары для отдыха и рыбалки" он купил складное кресло, большую сумку с надписью "Адидас" и термос. В магазине фото и видеотехники ему понравился бинокль с функцией ночного виденья. Потом Коля поднялся на этаж выше и потратил двадцать минут и две тысячи рублей на плотный обед в ресторане "Фрайдис", не забыв попросить официанта наполнить термос крепким кофе и сделать две пиццы на вынос. Уже в супермаркете на первом этаже он добавил к покупкам четыре двухлитровые бутылки воды, несколько готовых сэндвичей, компактную дрель, работающую на аккумуляторах и уложил всё добро в сумку.

   Снова забравшись в автомобиль, Крик покружил по кварталу, нашёл тихую улочку, поставил свою машину возле тротуара, взвалил на плечо сумку и, не спеша, двинулся в нужном направлении. Он задержался во дворе дома, фасад которого смотрел на нужный ресторан, оценил конструкцию домофона в дверях подъезда и через минуту после несложных манипуляций с кодовым замком проник внутрь, оказавшись у основания лестницы, ведущей на верхние этажи. Пятая лестничная площадка была последней. Вход на чердак преграждала железная дверь с висячим замком. Коля прислушался, оценивая тишину, царившую вокруг, и дрелью рассверлил личинку замка. Зарядки аккумулятора как раз хватило на эту работу. Он смахнул металлическую стружку с кафеля лестничной клетки в межэтажный проём, проводил взглядом исчезающую в воздухе пыль, снял замок, продел дужку в петлю на дверной коробке так, чтобы казалось, будто дверь заперта. Чердак принял Крика в свои жаркие и душные объятия, в которых он едва не задохнулся. Если бы кто-то из жильцов последнего этажа обнаружил, что замок болтается на одной петле, вряд ли этот человек насторожился бы и попытался выяснить, с какой стати дверь не заперта. Но более внимательный и дотошный пенсионер обязательно поднялся бы по отвесной, короткой лестнице и посмотрел бы, в чём дело. Он увидел бы незнакомого молодого мужчину подозрительной внешности, удобно устроившегося на раскладном кресле возле слухового окна и время от времени внимательно рассматривающего парковку машин перед рестораном через улицу напротив. Рядом с креслом стояли две бутылки воды. Третья, содержимое которой давно перекочевало в Колин желудок, на треть была наполнена жидкостью, похожей на раствор ржавчины. То, что это моча, можно было догадаться, если открыть плотно завинченную пробку. За спиной Коли валялась коробка от пиццы, из спортивной сумки, аккуратно поставленной между ног, выглядывал термос...

   На следующее утро Крик почти пожалел, что загнал себя на этот чердак. Остаток предыдущего дня он провёл, борясь с дремотой, а в перерывах пытался справиться с болью в затёкших от неудобного положения нижних конечностях. Жара на улице здесь, под крышей дома растекалась между стропил влажной духотой и запахом пыли. Рубашка промокла от пота. Коля время от времени подолом вытирал лоб, щёки и глаза. Ему пришлось снять рубашку и повесить её сушиться на спинку кресла. Каждые десять минут Крик направлял бинокль в сторону автостоянки у дверей ресторана и проверял номера машин. Поздно ночью Коля покинул наблюдательный пункт, спустился по лестнице и, вставив припасённую щепку между дверью подъезда и порогом, вышел на улицу. Подставляя свежему ветру вспотевшее лицо, он пошёл по направлению к замеченной ранее торговой палатке. Там он купил ещё три бутылки воды и пакет молока. Вернувшись на чердак и решив, что ничего уже не может случиться, Коля расстелил на грязном полу спальный мешок и лёг. Он заснул, словно провалился в бездну, не обращая внимания на близкое ленивое хлопанье крыльев голубей, мягкий, частый стук крысиных лапок по пыльному полу и писк. Пережить следующий день оказалось ещё труднее. Солнце накалило крышу так, что казалось, будто даже из глаз Крика сочится солёный пот. Коля всё той же рубашкой промокал брови и веки и едва ли не каждые пятнадцать минут пил воду. Тяжёлый запах мочи висел в воздухе, потому что бутылки быстро наполнялись, и пришлось выливать их содержимое прямо на груду хлама в дальнем углу помещения.

   "Сука! - злился Крик, часто моргая и протирая стёкла бинокля. - Когда эта падла приедет? Где он? Наверное, сидит в какой-нибудь забегаловке под "кондеем" и попивает холодную воду или чай. За каким хреном я сюда припёрся? Может, этот Асланбек и не появится больше в кабаке, а я парюсь здесь, как последний невезучий фраер на киче".

   Он уже не так часто прикладывал бинокль к глазам, твёрдо решив, что в час ночи бросит это занятие.

   "А, пошло оно всё... Поеду на Рублёвку, приму душ, - думал Крик. - Или лучше завалюсь к знакомым шалавам? Там и ванна есть, какава с чаем и всё остальное. Пусть бывший сыскарь из офиса Вадика сам ищет ему ружьё. А я - не шестёрка".

   Ближе к одиннадцати вечера, когда сумерки захватили в плен улицы, заставляя пусковые автоматы электрического освещения зажигать фонари на столбах, Коля, в который раз обвёл взглядом стоянку. Среди ряда машин он увидел потрёпанный жизнью и выбоинами дорог чёрный "БМВ". Номерного знака разглядеть не удалось, зато Крик увидел открывающуюся дверцу и близкое, зеленовато-красное в инфракрасных лучах лицо человека с густой короткой, чёрной бородой.

   - Да, это же мой чечен, - с нарастающим раздражением тихо сказал Крик.

   Он бросил на пол бинокль, пнул в сторону кресло, натянул на потное тело рубашку, скатился по лестнице вниз, нашёл свой автомобиль, изрядно припорошенный уличной пылью, достал из багажника бейсбольную биту, залез в машину и первым делом включил кондиционер. Через пару минут он уже был на противоположной от ресторана стороне улицы и наблюдал за входом в кабак. Примерно через час чернобородый Асланбек показался в дверях, сопровождаемый гардеробщиком, который тащил за ним картонный ящик, наполненный доверху батонами хлеба, разной зеленью, варёной колбасой и какими-то промасленными кульками. Чеченец открыл багажник, давая возможность поставить туда ящик, потом сел за руль. Отпустив чернобородого Асланбека метров на пятьдесят, Крик завёл свой "мерседес" и поехал следом, стараясь не выпускать из поля зрения нужные ему номерные знаки. Движение, не смотря на поздний час, оказалось довольно плотным, но Коля не терял "БМВ" из вида.

   Асланбек остановился неподалёку от ряда кирпичных пятиэтажек на севере Москвы. Найдя место в шеренге припаркованных на ночь машин, он втиснул туда свой авто, достал из багажника ящик и направился через широкий газон к одному из домов. Коля, не теряя времени, вышел из машины, прижимая локтем к телу бейсбольную биту и засовывая в карман джинсов кусок верёвки.

   Судя по всему, ящик чечена был тяжёлым. Асланбек шёл достаточно медленно, часто останавливаясь, опуская поклажу на поднимаемое колено, чтобы дать отдохнуть рукам. Крик, ступая подошвами кроссовок по траве мягко и быстро, настиг свою жертву точно посередине газона. Размахнувшись, он с силой ударил парня битой под колени. Коробка полетела на землю, батоны и колбаса покатились в разные стороны, чернобородый рухнул на траву, но быстро откатился подальше от нападающего. Встав на одно колено, парень правой рукой шарил под пиджаком. Коля ударил ещё раз, целя в голову. Асланбек увернулся. Следующий удар пришёлся ему в висок. Чеченец дёрнулся, упал навзничь и затих, распластавшись на траве. Коля подошёл ближе, нагнулся, завёл руки Асланбека назад, связал их верёвкой, и только потом пощупал пульс у поверженного врага. Сокрушённо вздохнув, Крик бегом вернулся к своей машине, заставил авто перевалить через бордюр, прямо по траве подъехал к телу и погрузил труп в багажник. Оглянувшись, Крик заметил на земле тусклый блеск. Он нагнулся. В руках у него оказался обрез. Ложе блестело знакомой серебряной инкрустацией.

   - Вот, сука. Испортил хорошую вещь, - проворчал Коля, усаживаясь в машину и включая передачу.

   Он медленно ехал по улицам города, раздумывая, что делать с телом, лежащим в багажнике.

   "Отвезти на Рублёвку? Дементьев скажет, что я умом тронулся. А, куда теперь этот груз двести девать? Надо было ударить чуть тише, да по затылку. А теперь у меня дохлый фраерок тухнет в машине. Вот зараза.

   Решение созрело не сразу.

   - Какого чёрта? Ружьё, считай, я вернул. Надо ехать в Икшу. Тридцать вёрст по Дмитровке. Там полигон отходов. Выброшу труп, и дело с концом. Если наткнусь на бомжей, дам мужикам денег, чтобы держали языки на привязи. Эти парни к таким делам привычные. В "девяностые" братва "грела" их так часто, что удивить лишним жмуриком не получится. Трактора к рассвету завалят чечена грунтом. Никто следов не найдёт.

   Крик, соблюдая скоростной режим и держась впритык за каким-то грузовиком, кузов которого под брезентом был полон мусора, пересёк кольцевую дорогу и уже через полчаса оказался на краю огромного, приподнятого над землёй пустыря, больше похожего на гигантский плоский холм. Он остановил машину, посидел немного, размышляя о похищенной у него банковской карте, потом вышел, открыл багажник, вытянул наружу труп Асланбека и оттащил его подальше в кучи бытовых отходов. Потом постоял, принюхиваясь к запахам гниения и гари, которые ветер приносил с плоского холма, и проворчал:

   - Ничего. И так сойдёт. Собаки быстро его почуют и оприходуют.

   Сжимая в кулаке пятитысячную купюру, приготовленную для бомжей - нищих принцев свалки, Крик вспомнил фразу, которую когда-то слышал в детстве:

   "Экономика должна быть экономной".

   Он сунул деньги в задний карман брюк и со спокойной душой поехал в сторону Москвы.

 

   Визит компьютерного гения, которому позвонил Вратарь, совпал с отъездом Екатерины. Катя вместе с сыном отправилась к логопеду. Игорь стал беспричинно заикаться, и это обеспокоило Дементьевых. Сейчас Вадим прогуливался в саду, дышал свежим воздухом и ждал, пока вызванный специалист разберётся с проблемами ноутбука. Наконец Вратарь окликнул босса из окна кабинета и тот, сдерживая нетерпение, поднялся наверх.

   - Как и велели, не выпускал фраера из вида, - сообщил на ухо Вадиму Вратарь.

   - Хорошо, - тихо сказал Дементьев. - Он какие-нибудь файлы открывал?

   - Я ему не разрешил.

   - Правильно. Ступай, подожди за дверью, - Вадим отпустил своего привратника одобрительным кивком головы, затем обратился к компьютерщику:

   - Что тут было с ноутбуком?

   - Кто-то запустил в него червя, который блокировал доступ ко многим файлам, пробормотал парень, краснея.

   - И кто это мог сделать?

   - Трудно сказать. Скорей всего, виновата хакерская атака из Сети, если вы, или кто-то другой просматривал недавно электронную почту.

   Дементьев стал анализировать, когда он последний раз пользовался Интернетом. Но так и не вспомнил.

   - И что теперь?

   - Я почистил софт и поставил вам новую антивирусную программу. Теперь садитесь за клавиатуру. Вот в это окно вбейте новый пароль, запомните его и нажмите клавишу "Enter", - гений демонстративно отвернулся к окну.

   Указательный палец Дементьева на несколько секунд завис в воздухе, а потом опустился на клавиши.

   - Готово!

   - Вот теперь пользуйтесь на здоровье.

   - Да уж, - проворчал Вадим, жестом руки показывая, что мастер свободен.

   В ответ раздалось многозначительное покашливание.

   - Чёрт! - спохватился Дементьев. - Ты иди, иди. Там за дверью - человек. Он тебя проводит до ворот и расплатится.

   Вадим дождался, пока за дверью затихнут удаляющиеся шаги, и открыл в компьютере папку, где в автоматическом режиме архивировались данные с камер видеонаблюдения. Он начал с событий двухмесячной давности и вскоре нашёл запись, которая была сделана в его собственной спальне. На кровати, совершенно обнажёнными, лежали Крик и Екатерина. Дементьев беззвучно открыл рот, не веря глазам, потом испустил тихий долгий звук, похожий на рычанье. Торопливо работая "мышью", он нашёл ещё три записи, сделанные в разные дни.

   Минут пятнадцать он неподвижно сидел, внимательно глядя на экран.

   - Сука! Убью, - прохрипел он. - Обоих. На куски порежу...

   Дементьев с размаху опустил кулак на клавиатуру ноутбука, потом сбросил покорёженный девайс со стола, вскочил и начал топтать устройство ногами. Нагнувшись, он схватил в руки то, что осталось от продукции "Apple" и выбросил в окно.

   Аппарат приземлился в двух шагах от Вратаря и разлетелся на мелкие осколки. Компьютерный гений, стоявший с протянутой рукой, ожидая результата издевательского торга насчёт стоимости ремонта гаджета, испуганно отскочил в сторону.

   - Чего это? - только и смог выговорить парень. - Я не виноват, - взвизгнул он, схваченный за шиворот мощной рукой Вратаря. - Всё работало...

   - Пошли, пошли, - сопел Вратарь, таща гения по двору, а затем вверх по лестнице в дом.

   Постучав в дверь и, не дождавшись ответа, Петрович сунул голову в щель.

   - Вадим Григорич, можно? - спросил он, переступая порог и втаскивая за собой бледного парня.

   Дементьев стоял у письменного стола спиной к двери, опираясь сжатыми кулаками на ореховую столешницу. Большой квадрат зелёного сукна, заменяющий стекло, был собран в гармошку. На звук голоса Вадим обернулся и мрачно уставился на вошедших.

   - Чего тебе?

   - Вот, привёл этого гадёныша. Чего он тут наворотил?

   - Пошли вон! - заорал Вадим, багровея.

   - Понял, понял, - отступая, тихо бормотал Вратарь. - А с этим, чего теперь делать? - он поставил перед собой испуганного гения. - Фраерок просит денег. Может, дать ему пинка и выбросить за ворота?

   Вадим отвернулся.

   - Заплати.

   - Сколько дать?

   - Сколько скажет.

   - Понял, - ещё раз повторил Петрович, открывая спиной дверь и держа перед собой живой щит.

   Качая головой и тяжело вздыхая, он довёл своего пленника до калитки, затем полез в карман и вытащил пятьсот рублей.

   - Вот держи и вали отсюда.

   Парень, брезгливо держа за уголок банкноту, решился на отчаянный поступок.

   - Эт-того мало, - сказал он заикаясь. - Мои услуги стоят дороже.

   - Насколько, хотел бы я знать? - издевательски спросил Вратарь.

   - Две тысячи, - храбро выпалил парень.

   Вратарь развернул гения лицом к воротам, открыл калитку и сильным толчком между лопаток отправил парня наружу.

   Тем временем разъярённый Дементьев придумывал способы расправы с собственной женой. Минут десять он стоял, опираясь на кресло, обдумывая, что скажет Екатерине, какие оправдания она начнёт лепетать в ответ и, как он будет бить её по лицу, держа одной рукой за горло.

   "Нет, нет", - внезапно мысли Вадима стали путаться.

   Волна бешенства росла с невероятной быстротой. Он начал метаться по комнате, натыкаясь на мебель, круша кулаками стёкла книжных шкафов и сбрасывая книги на пол. Боль в порезанных руках заставила остановиться и тупо уставиться на раны.

   - А, что ты хотел? - спросил он, подходя к зеркальной витрине, где хранились его спортивные награды.

   Вадим даже не заметил, что обращается к своему отражению. - Ты не спал с ней почти полгода, а может и больше. А она, всё же - живая баба.

   "Но это не оправдывает её паскудства. Должна терпеть. Я дал ей всё, о чём может мечтать любая похотливая сучка", - мысли Дементьева приняли иное направление, заставив опустить взгляд к узорам персидского антикварного ковра засыпанного осколками стёкла и ворохом книг.

   Вадим вспомнил упрёки жены в неверности и о своих изменах с секретаршей, гувернанткой и с другими женщинами, о которых она знала или догадывалась.

   "Но я тут абсолютно не виноват. Это всё проклятые бабы. Ну, не могу удержаться и не завалить в койку смазливую шлюшку, готовую на всё ради ужина в дорогом ресторане или недельного отдыха со мной в тёплых краях", - пытался оправдать себя Дементьев, но гнев не выпускал его из своих объятий.

   "Это - Крик, сучонок. Нарезал круги вокруг этой, этой... - Вадим задохнулся и закашлялся, не сумев подобрать подходящего слова.

   В висках и затылке гулко пульсировала кровь. Он посмотрел на витрину с кубками. Стекло показало ему отражение побагровевшего лица, узкую щель рта с закушенными губами, расширенные зрачки и крепко сжатые кулаки, будто он собрался выйти на ринг.

   - Спокойно, спокойно, - прошептал Дементьев стеклу. - Месть - это блюдо, которое нужно есть холодным.

   Он подошёл к дивану, тяжело опустился на подушку и закрыл глаза, стараясь обрести душевное равновесие.

   "Никто не смеет брать вещи принадлежащие мне. Никто не должен знать, что я - рогоносец. Моя власть останется непоколебимой, и ни одна сволочь не посмеет бросить мне вызов или упрёк, что я не могу держать в кулаке собственную семью. Как там говорили римляне? "Жена Цезаря должна быть вне подозрений". Пусть так и будет пока".

   Он, не поднимая век, на ощупь схватил со стола рацию.

   - Вратарь! Зайди.

   Через две минуты в дверь постучали, дверное полотно приоткрылось, и в щели показалось лицо Петровича. 

   - Вот он я.

   - Я сказал: "Зайди". И затвори дверь.

   Вратарь переступил порог и потянул на себя дверное полотно. Потом проверил, насколько хорошо защёлка замка вошла в щель ответной части.

   - Толя! Садись рядом, - Дементьев ногой подвинул Вратарю стул.

   "Ого! Толя! Значит боссу от меня что-то важное нужно. Я своего имени от него года два не слышал", - подумал Вратарь и сделал взгляд вопросительно-внимательным .

   - Крик приехал?

   - Час назад.

   - Где он?

   - Дрыхнет в своей комнате.

   - Ничего не говорил?

   - Перекинулись парой слов. При нём свёрток был.

   - Что за свёрток?

   - Не знаю. Но Крик сказал, что Вадим Григорьевич будет доволен.

   - Посмотрим, - мрачно откликнулся Дементьев. - Ты пока не буди его. Пусть спит. А проснётся - ко мне не пускай. Пускай из усадьбы – ни ногой. Понял?

   Вратарь, молча, кивнул.

   - Вот ещё что. Конюх где?

   - С утра катал Игорька, потом прибирал в конюшне, сейчас отъехал. Сказал: "Опять дела у него в Москве".

   - Отъехал? На чём?

   - Так вчера он на своей машине прикатил. Фольксваген у него. Всю ночь простоял за конюшней.

   - Не заметил. Когда обещал вернуться? - Вадим взглянул на дорогой хронометр, сверкающий золотым корпусом на запястье.

   - После обеда будет. Но поздно вечером снова уедет. Ваша Катя велела ему часам к пятнадцати готовить лошадь.

   - Какая она тебе Катя? – снова сжал кулаки Вадим. – Ездить, где собирается?

   - Извиняюсь. Да, вроде, в лесу договаривались. Они говорят - на нашей территории им давно тесно. Мастерство не позволяет. Катерина Иванна уже скачет быстро, а этот конюх приглядывает за ней. Боится, видать, что упадёт, да зашибётся. Но она уже показывает класс.

   - Лучше бы в другом деле класс показывала. Салон красоты свой забросила. Одни жеребцы на уме, - проворчал Дементьев.

   "Какая муха его укусила? - подумал Вратарь. - С утра уже не в духе. Ноутбук свой расколошматил, щас бухтит и скрипит, будто телега несмазанная. Наверно баба какая ему от ворот поворот сделала".

   Анатолий Петрович почти угадал, но развивать свои умозаключения дальше не стал, слушая последние указания босса.

   - Екатерина должна вернуться через полчаса. Я пока пойду в баньку попарюсь, да в бассейне поплаваю. На работу сегодня не поеду. Крик пусть сидит на месте. Вечером Катю с Игорем отвези к моей матери. Скажи, мол, с ночёвкой. Пусть пообщаются. Уедет конюх, позовёшь ко мне Крика. Я буду в кабинете.

   - Сделаем, - Вратарь поднялся. - Это всё?

   - Включи мне сауну и скажи горничной, чтобы отнесла туда халат и полотенца. Пусть не уходит, сделает мне массаж. Теперь, иди.

   Вратарь встал, развернулся, понимающе улыбнулся и вышел.

 

   Сначала закончилась еда. Анвар пожалел, что не утаил от Асланбека и не отложил на такой случай чуть больше денег. В заднем кармане джинсов лежали жалкие сто рублей. Все, кто жил с ним в съёмной квартире, целиком зависели от чернобородого вожака. Тот привозил по вечерам продукты, которых хватало дня на три… Пошёл уже пятый день, но Асланбек не приезжал. Абдували бродил из угла в угол, словно голодный тигр. Два новичка - узбека, плохо говорящих на русском языке, больше молчали, лёжа на своих матрасах и безучастно глядя в потолок. Анвар вертел в руках новенькое водительское удостоверение на собственное имя, которое недавно ему вручил Асланбек. Где и как чеченец достал документы и почему из всей группы он выделил Анвара, оставалось загадкой.

   На улице стемнело. Абдували отодвинул плотную штору и стал смотреть на близкий сквер, на улицу, где мелькали фары проезжающих машин.

   - Слушай, может, угоним какую-нибудь тачку, ты поработаешь один вечер таксёром, и купим пожрать? - спросил приятель, поворачиваясь к Анвару.

   - Ты забыл, что Асланбек уже дубасил нас за самоволку? Сейчас, думаю, он правильно это сделал. Нельзя. Риск быть пойманным слишком велик.

   - Так, что же теперь, подыхать с голоду. Вон посмотри на узбеков. Уже от воды пухнут. Хорошо ещё она течёт из крана. Я слышу - жидкость у них в желудках давно булькает, словно в котле с кипящим пловом. Эти парни похожи на верблюдов. Раз нет жратвы, а вода - на халяву, значит надо пить вволю. А я так не могу.

   - Что ты предлагаешь?

   - Дождёмся двенадцати ночи, пойдём на улицу, посмотрим, может, кто ценные вещи в машинах оставил. Стукнем молотком по стеклу..

   - И что дальше? Куда ты вещи денешь ночью.

   - Утром продадим у метро.

   - Там нас и будут ждать менты. Посидишь недельку за решёткой, а потом тебя отправят домой вместе с другими такими же глупыми ишаками.

   - Тогда, что нам делать?

   - У меня сто рублей есть, - сказал Анвар, доставая мятую бумажку. - Ты оставайся с узбеками, а я дворами дойду до палатки. Хоть хлеба куплю.

   - Бери батонов, сколько денег хватит, - глаза Абдували загорелись. - Один я сам целиком слопаю...

   Анвар посмотрел в окно, подумал и пошёл к двери.

   - Закрой за мной. Я постучу вот так, - он ударил в наличник два раза, а потом, ещё один через более длинный временной промежуток.

   На улице было прохладно. У Анвара от свежего воздуха закружилась голова. Он постоял в тени деревьев, настороженно оглядываясь, потом дворами вышел к скверу и сразу же наткнулся на машину Асланбека. Она успела покрыться толстым слоем пыли. Внутри никого не было. Анвар обошёл автомобиль и дёрнул водительскую дверь. Машина оказалась открытой. Он сунул голову внутрь и увидел, что бардачок открыт и пуст, прикуривателя нет, радиоприёмник вырван. Остатки проводов небрежно свёрнуты и засунуты в монтажный проём. Человек, который это сделал, явно торопился.

   - Вот шайтан! - выругался Анвар, выбираясь из машины и отходя в сторону.

   "Судя по слою пыли, машина стоит здесь день, может два. Тогда, где Асланбек? Забрали в полицию? Но, за что? А потом, зная его возможности, не думаю, чтобы он просидел долго. Нет, тут дело другое..."

   Решение пришло почти мгновенно. Он водил машину у себя в посёлке. Правда, там движение было не такое сумасшедшее, как в Москве. Но Анвар хорошо помнил дорогу до чойханы - ресторана, в который они заезжали с чернобородым наставником раза три. И сейчас, ночью, машин с каждой минутой становилось всё меньше. А ещё он помнил лицо человека, с которым разговаривал Асланбек.

   Анвар снова залез в автомобиль, вытащил провода из замка зажигания и соединил их, как его учил наставник. Машина завелась с четвёртого раза. Через минуту, стараясь подражать осторожным водителям в части соблюдения правил, Анвар довольно медленно катил по улице, аккуратно крутя рулём. Ещё через пять минут он уже освоился с вождением и прибавил скорость. До нужного места таджик добрался к часу ночи. В ресторане ещё кипела жизнь. Анвар аккуратно поставил машину на стоянку, вылез и пошёл к дверям.

   - Мне нужен хозяин, - сказал он какому-то человеку в красном пиджаке с пластиковой табличкой на лацкане.

   Тот подозрительно оглядел с ног до головы незнакомого парня, остановил взгляд на потрёпанных старых джинсах и рваных кроссовках, показал ему рукой на стул в углу и поспешно удалился. Через несколько минут вышел молодой человек в кожаной куртке с такой же чёрной бородой, как у Асланбека,  и поманил незваного гостя пальцем. Вместе они проскользнули в какую-то узкую дверь, потом парень прижал Анвара к стенке и обыскал.

   - Иди за мной, - сказал он, спускаясь по короткой лестнице.

   Он остановился перед стальной дверью и постучал. Им открыли ровно настолько, чтобы позволить войти. За столом сидел человек, лицо которого оставалось в тени. Настольная лампа освещала только руки, сложенные вместе.

   - Мне сказали - ты приехал на машине моего племянника? - спросил человек. - Где он сам?

   - Не знаю. Мы не видели его уже три дня.

   - Кто это мы?

   - Воины Аллаха, - неожиданно для самого себя ответил Анвар.

   - Так, так. Это тебя зовут Анвар?

   - Разве вам рассказывали обо мне?

   - Асланбек говорил, что ты самый способный из учеников.

   - Спасибо. Приятно это слышать. А ещё я был бы очень рад и безмерно благодарен, если бы получил от вас немного денег. Мои люди голодают второй день.

   - Твои люди? - удивился хозяин кабинета. – Ладно… Если Асланбек не приезжал к тебе, откуда у тебя его машина?

   - Она стояла неподалёку от дома, где мы живём. Кто-то вскрыл автомобиль, отключил сигнализацию, выдрал приёмник и обчистил бардачок.

   - А ты не врёшь? Может, это ты и твои парни убили Асланбека. Обычно у него было много денег с собой.

   - Можете пытать меня до смерти, но клянусь жизнью своей матери и сестёр, мы все не выходили из дома несколько последних дней. Спросите парней, кто живёт вместе со мной. Они подтвердят.

   - Предположим, ты говоришь правду. Мы проверим твои слова, и найдём Асланбека, где бы он ни был. А пока, тебя отвезут обратно. Сидите дома, словно мыши. За дверь - ни ногой. 

   - А что с деньгами? Я не могу вернуться к своим людям без хлеба.

   Человек задумался.

   - Вот ты говоришь: "Мои люди". Такие слова - или пустая самонадеянность, или...

   Свет лампы высветил заросший щетиной подбородок и шевелящиеся губы.

   - Может ты и способный ученик, но готов ли сам взяться за работу, которую для Аллаха выполнял мой племянник?

   Анвар внезапно почувствовал, что не может больше жить, будто животное, ходить по улицам, опустив глаза, терпеть нужду, выслушивать бранные слова от русских и осознавать себя человеком даже не второго, а третьего сорта. В нём проснулось желание самому отдавать приказы, заставлять других испытывать страх и унижение.

   - Проверьте меня. Нас ведь готовили для дела, угодного Аллаху. Вам не придётся жалеть. Я выполню любой приказ.

   - Ты готов даже убивать?

   - Во имя Аллаха, да! - воскликнул Анвар.

   - Что думаешь? - обернулся хозяин ресторана к парню, который обыскивал Анвара.

   - Пока не выясним, что произошло с Асланбеком, можно дать этому таджику пару заданий. Справится, значит - так тому и быть. Не справится - ответит за всё.

   - Хорошо, - принял решение человек, сидящий в тени, и поднял руку вверх. Из темноты кто-то положил в его ладонь пачку банкнот. Человек отсчитал двадцать купюр и протянул Анвару.

   - Двадцати тысяч хватит на пару недель, но не шикуй. Машина Асланбека теперь твоя. Прямо сейчас тебе сделают на неё страховку. Ступай. Посидишь полчаса. Подождёшь. Позже получишь новый паспорт с регистрацией. И давай-ка побрейся. Твоё лицо на фотографии должно внушать доверие.

   Из ресторана Анвар вышел через час, но уже совершенно другим человеком. Он чувствовал себя волком, членом свирепой стаи.

  

   Екатерина вышла во двор точно в пятнадцать ноль, ноль. Лисицын стоял рядом с конюшней, держа за повод осёдланную лошадь. Женщина, заправляя волосы под бейсболку, наклонила голову и взглянула тренеру в лицо. От мягкой улыбки и лазури женских глаз Лисицына бросило в жар. Он смутился и покраснел.

   - Вам идёт румянец, - тихо сказала Екатерина, берясь одной рукой за луку седла.

   - Разве? - ещё больше смутился Сергей.

   - Лёгкий загар и этот мальчишеский румянец делают вас моложе. Поможете мне? Или так и будем стоять?

   - Да, да, простите, - Лисицын нагнулся, обхватил ладонью ногу женщины ниже колена и хриплым голосом сказал, - Раз, два...

   На счёт три Екатерина оттолкнулась от земли и взлетела в седло, опираясь на сильную руку конюха. Сергей почувствовал, насколько напряглись мышцы женщины под тонкой кожей сапога. Его обдало лёгким тёплым ветром с дурманящим сознание запахом, ставшим в последнее время родным и желанным. Отвернувшись и злясь на свой румянец, который, он чувствовал это, охватил пожаром всё лицо, Лисицын поправил уздечку, разобрал поводья на шее Терры, вложил их в руки Екатерины и подтолкнул лошадь к задней калитке, выводящей на давно наезженную тропу через лес. Спустя минуту они оказались на большой поляне, где по воскресеньям мальчишки гоняли мяч. Вокруг вытоптанной травы вилась узкая гаревая дорожка. Лисицын снял руку с уздечки и, пропустив вперёд лошадь, чуть хлопнул Терру по лоснящемуся крупу. Екатерина, в свою очередь, легко толкнула бока Терры каблуками сапог. Животное охотно перешло на рысь. На половине круга Терра прибавила ход, перейдя на медленный, ленивый галоп. Сергей, примостившийся на пне, поднялся на ноги, прикрыл глаза ладонью и принялся наблюдать за наездницей, одобрительно шепча:

   - Так, хорошо, хорошо. Сиди прямо, держи локти. И не давай воли Терре.

   Но Лисицын напрасно беспокоился. Очевидно, что уроки, данные Екатерине, не пропали даром. Лошадь слушалась хозяйку, подчиняясь движению поводьев и давлению икроножных мышц Екатерины. Терра убыстряла галоп на прямых участках и замедляла ход в поворотах. Лисицын вновь пристроился на обрубке дерева и опустил глаза, чтобы дать зрению отдохнуть. Когда он поднял взгляд, гаревая дорожка была пуста. Сергей вскочил и стал растерянно озираться. Ему показалось, что среди сосен и кустов на противоположном конце поляны мелькнули белые галифе Екатерины. Ветви высоких кустов колыхнулись и закрыли обзор.

   - Сумасшедшая! - прошептал Лисицын. - Куда? Там оврагов полно, да рытвин. Куда?

   Он бросился в лес, пытаясь на слух определить, в каком направлении движется лошадь. Наклоняя голову, чтобы не наткнуться на ветки, перепрыгивая через корни деревьев, Сергей мчался, словно вихрь, пока на краю оврага не увидел Терру. Лошадь стояла спокойно. Встряхивая гривой, она легко доставала губами до сочной травы. Рядом в нескольких шагах на спине лежала Екатерина. Лисицын бросился к ней, на бегу отмечая, что лицо её было бледным, а глаза закрыты.

   - Катя? Что? Где больно? Ты - цела? - Он встал на колени, наклонился, ощупывая руки и ноги женщины. Когда Лисицын поднял глаза, его взгляд натолкнулся на ответный. Ультрамариновый свет струился навстречу. Призывные искры тенаровой сини плясали между широко распахнутыми ресницами.

   - Возьми меня на руки! - этот взгляд и тихий, с глубокими грудными нотками голос, словно притягивали Сергея.

   Он наклонился и легко оторвал женщину от земли.

   - Ушиблась? Тебе больно?

   - Нет. Я просто отдыхала.

   - Господи! Катя! Я так волновался, бессовестная, - тихо выдохнул Лисицын.

   - Это ты бессовестный.

   - Почему?

   - Мог бы раньше сказать это.

   - Что это? - Сергей не мог оторвать глаза от лица Екатерины.

   - Вот так произнести моё имя. Катя. Вот, что это. Такой нежности в мужском голосе я давно не слышала, - женщина опустила ресницы.

   Лисицын непроизвольно прижал Екатерину к себе. Даже через ткань одежды он чувствовал, как сильно бьётся Катино сердце. Руки женщины, до этого безвольно висевшие, поднялись и обхватили мужскую шею. Алые губы приблизились вплотную к губам Сергея, подарив ему тепло, влажную упругость и вкус земляники.

   - Ты пахнешь лесной земляникой, - прошептал Лисицын через минуту, позволяя женским губам немного отдалиться.

   - Знаю, - тихо засмеялась Катя. - Пока ты бежал, я сорвала несколько ягод. Они у нас - прямо под ногами. Может, уже отпустишь меня?

   - Да, да, конечно, - растерялся Сергей, бережно ставя женщину на землю.

   - Ведь, я тебе нравлюсь, правда?

   Лисицын, впитывая глазами колдовской свет кобальта, струившийся из зрачков Екатерины, молча, кивнул.

   - И что ты с этим думаешь делать?

   - Сам не знаю. Но без тебя мне уже не жить. Уволюсь к чёртовой матери!

   - Узнаю железную мужскую логику, - Катя, пряча улыбку в уголках губ, легко провела ладонью по щеке Лисицына.

   Он снова почувствовал запах земляники и судорожно вздохнул.

   - Я хочу тебя.

   - Прямо здесь? - женщина сделала движение рукой и тут же прижалась к Сергею.

   Она ощутила крупную дрожь, которая начала сотрясать мускулистое мужское тело.

   - Тише, Серёжа. Ну, что ты право, словно мальчик. Возьми себя в руки, - голос Кати прерывался.

   Она была готова уступить и сбросить с себя одежду, но нахлынувшее острое чувство опасности остановило её.

   - Потерпи, Серёжа.

   - Ну, да. Кто ты, а кто я? - невпопад прошептал Лисицын.

   - Перед Богом все равны. Потерпи, глупый ты мой. Я что-нибудь придумаю.

   - Послушай. Бросай своего Дементьева. Выходи за меня замуж.

   - Ого? Ты это сейчас придумал? - Катя, выравнивая дыхание, отстранилась от Сергея и подняла руки, поправляя волосы.

   Лисицын не сводил глаз с женской груди, приподнявшей ткань лёгкого пиджака.

   - Нет, давно уже, - Сергей сделал шаг назад и опустил взгляд.

   - Не всё так просто. Я сама давно мечтаю уйти от мужа, но не всё так легко, - задумчиво и тихо повторила Катя.

   - Ты, наверное, думаешь, что у какого-то конюха нет денег?

   - Причём здесь деньги? Меня они совершенно не волнуют, - загадочно сказала женщина. - Доверься мне и потерпи. Ладно?

   - Хорошо, - мрачно согласился Сергей и медленно, словно разрывая невидимые путы, отступил к Терре. - Но обещай, что я увижу тебя вне стен усадьбы, - он кивнул головой в сторону дома Дементьевых.

   - Даю слово. Хочешь - перекрещусь?

   - Не нужно. Садись.

   Лисицын помог Екатерине забраться в седло и взялся за повод. В полном молчании они пересекли лес, потом поляну и вскоре въехали во двор особняка.

   Катя легко спрыгнула на землю, чуть коснувшись бедром груди Сергея, бросила ему поводья и, не оглядываясь, пошла к ступеням крыльца. Навстречу уже бежал сын и, небрежно позволив матери поцеловать себя в щёку, вприпрыжку рванулся к лошади.

   Лисицын поднял голову и заметил в окне злое лицо Дементьева, который с ненавистью смотрел на Терру.

 

   Поздно ночью Сергей Лисицын вернулся к себе домой. Тихо и аккуратно, стараясь не звякать ключами, он открыл дверь собственной квартиры, думая, что его гости спят, но ошибся. На кухне горел свет, а за столом сидел Липатов и читал какие-то бумаги.

   - Привет! Как дела? - тихо спросил у него Сергей, сбросив кроссовки и придвигая к столу свободный табурет.

   - Смотря, с какой стороны смотреть, - Липатов потёр кулаками глаза.

   - Давай рассказывай, если есть, о чём. Устал я. Твои уже спят?

   - Полчаса назад легли. Тоже устали. Москва - шебутной город. Мы ещё обедню в церкви отстояли, молились, да свечи поставили за упокой.

   - За упокой?

   Валерий мрачно кивнул.

   - Всё некогда было, а вот сегодня поставили.

   - У тебя кто-то умер?

   - У меня никто, а вот на хуторе... Я же тебе рассказывал.

   - Так ты, что? Убил нападавших бандитов? - догадался Лисицын.

   Липатов трижды перекрестился и уронил руку на стол.

   - Пришлось.

   - Ни фига себе. А впрочем, они же - преступники. Туда им и дорога, - Сергей с некоторым испугом и уважением смотрел на приятеля.

   - Бандиты - тоже люди, рабы божьи, - неуступчиво и тихо сказал Липатов.

   - Ладно тебе. А если бы они вас перестреляли? Что тогда? - преувеличенно бодро, но с лёгким оттенком презрения в голосе, спросил Лисицын, не разделяя покаянных настроений своего гостя. - Тоже мне, толстовец выискался. Непротивление злу насилием, да? Подставь левую щёку, если ударили по правой, так, что ли?

   Липатов молчал, глядя в чёрное ночное окно.

   Лисицын осуждающе покачал головой, потом взглянул на электронный будильник, стоящий на столе. Стрелки циферблата показывали час ночи.

   - А ты сам, чего не спишь?

   - Да так. Обдумываю планы.

   - Планы - это хорошо, - Сергей поднялся и достал из холодильника банку пива.

   - Есть хочешь? - спросил Липатов. - Жена вон котлеты сделала. Может, ещё тёплые.

   - И холодные сойдут, - Лисицын взял со сковороды котлету и стал жевать, запивая еду пивом. - Ты рассказывай. Узнал что-нибудь про свою землю?

   - Только то, что она уже не моя, а принадлежит какой-то московской фирме с ничего не говорящим мне названием. Но самое главное не в этом. Под моими полями, оказывается, проходит золотая жила.

   - Что? - чуть не подавился Сергей.

   - Что слышал.

   - А с чего ты это взял? Впрочем, - спохватился Лисицын и кивнул на бумаги, - глупый, наверное, вопрос.

   - Вот именно. Я полдня сегодня бегал по разным кабинетам, начиная от Министерства природных ресурсов и кончая... - Не договорив, Липатов махнул рукой.

   - Так забери землю обратно, - рубанул воздух ребром ладони Сергей.

   - У тебя есть личный батальон морской пехоты?

   - Нет, - растерянно признался Лисицын. - Но что-то делать надо.

   - Ты забыл - в какой стране живёшь. Землю уже не вернуть, да и чёрт с ней. Слава Богу - землицы на Руси ещё много. Меня давно уже губернатор Псковской области звал к себе. Бери, говорит, сколько сумеешь обработать.

   - А ты, что?

   - Завтра уедем. Начнём всё с начала.

   - А покушение на убийство, а поджёг твоей фермы? Неужели этим гадам всё сойдёт с рук?

   Гость рассеяно посмотрел в глаза хозяину дома.

   - Сколь верёвочке не виться... - туманно ответил Валерий.

   Лисицын поднял плечи и поёжился. Он вспомнил про оптический прицел в вещах Липатовых и уловил металлические нотки в голосе приятеля.

   - А то - поживи ещё, если хочешь. Отдохни от трудов.

   - Хватит. Зажились уже. Да и время не ждёт. Лучше скажи, как там Терра? Новые владельцы не обижают лошадку?

   - Хозяину лошадь - до фонаря, а вот хозяйка... - Лисицын не договорил и густо покраснел.

   - Да ты не влюбился ли часом, брат? - скупо улыбнулся Липатов.

   - Вроде бы...

   - Вроде - это не разговор. Или да, или нет.

   - Понимаешь, такого со мной никогда не было. Она - особенная женщина. В ней много всего намешано. Немного тщеславия, страх перед бедностью, желание любить и быть любимой, гордость, некоторая надменность богатой женщины и беззащитность перед миром, в котором она обитает. А ещё у неё ироничное отношение к роскоши и образу жизни мужа... Но всё это – этакий налёт, тонкий слой гламурного лака, который не может скрыть ранимое сердце, - голос Лисицына прервался. - Она - необыкновенная...

   - Ну и, слава Богу, - тихо одобрил Липатов. - Хотя, стой. Ведь она - замужем.

   - Да, - потерянно и безнадёжно подтвердил Сергей.

   - Так, ведь - грех это.

   - Между нами пока ничего не было.

   - Но будет, обязательно будет, - начал нервничать Липатов.

   - Она - не такая.

   - Может и не такая, но зову плоти сопротивляться бесполезно. Если вас тянет друг к другу, неизбежное всё равно случится. А не венчанным - нельзя. Грех.

   - Слушай, Липатов. Твои взгляды устарели.

   - Это не мои взгляды, это заповеди божьи.

   - Катя сказала, чтобы я ждал.

   - И ты готов ждать?

   - Хоть сто лет. Не знаю, что со мной случилось, но о таком чувстве я читал, когда ещё в школе учился. У классиков литературы. Знаю, звучит смешно?

   - Нет. Почему? Так и должно быть. Сегодня время делает нас паскудными и грешными, а настоящая любовь поднимает человека над гнусной реальностью, делает его чище и целомудреннее. Значит, "жди", - говорит?

   - Да, - кивнул Лисицын.

   - Это заставляет задуматься. Женщины - они по жизни мудрые, аки змеи. Уверен, хочет предстать перед тобою чистой. Она в церковь ходит? Исповедуется?

   - Не знаю.

   - Господи! Самое главное и не знаешь. Спроси, чудак-человек. Постой, ты говорил - у Дементьевых сын есть? - Липатов озабочено и сердито нахмурился.

   - Есть. Хороший парень, между прочим.

   - Эх! - тяжело вздохнул приятель. - Час от часу не легче.

   - Знаю, - согласился Сергей.

   - Да, брат, дела-а, - осуждающе протянул Липатов. - Даже не знаю, как вы это всё разрулите... Впрочем, жизнь - она такая. Чаще всего сама и разбирается со всеми своими проблемами.

   - Я тоже так думаю, - с надеждой воскликнул Лисицын.

   - Тише, - зашипел Липатов.

   - Прости, совсем забыл, что твои спят давно.

   - Нам с тобой тоже пора. Мотоцикл мой ещё стоит перед домом? Не угнали?

   - Стоит, вроде. Кому такая рухлядь нужна. Сейчас всем байки подавай или чопперы. Кавасаки разные, Харлеи.

   - Вот и хорошо. Мы уйдём часов в шесть утра. Ключи оставлю на тумбочке в прихожей, а дверь захлопну. Ты не вставай.

   - А кофе?

   - Обойдёмся. Всё. Давай - по койкам.

   - Ты звони, если что-нибудь у тебя не сложится.

   - Ладно. Хотя, что может пойти не так у простого упёртого фермера? - улыбнулся Липатов. - Дождь и снег, разве? Но и они - Божья благодать. Ну, всё. Давай сейчас обнимемся. Не стану тебя будить перед рассветом. Спасибо за кров.

   - Чего там? - смутился Лисицын, обнимая приятеля и чувствуя медвежью силу и литую энергию большого тела. - Увидимся ещё.

   - Обязательно. Гора с горой не сходится, а человек с человеком - сам знаешь.

   - Знаю.

   - Вот и ладно. И вот ещё, что. Выполнишь одну просьбу?

   - Любую. Говори.

   - Ты ещё не знаешь какую, а уже обещаешь?

   - Тебе деньги нужны? - спросил Лисицын.

   - Хуже, - ответил Липатов.

   Он, стараясь ступать тихо, вышел в коридор и достал из рюкзака, стоящего в углу, свёрток.

   - Спрячь. Мне везти эту штуку за тридевять земель опасно.

   - Что это?

   - Можешь посмотреть.

   Тяжёлый свёрток лёг на колени Сергея. Тот развернул тряпки. Поблёскивая воронёной сталью, среди промасленной ветоши лежали части разобранной винтовки и оптический прицел.

   - Ничего себе! - воскликнул Лисицын. - Ты вот этим отбивался там, на хуторе?

   Липатов отрицательно покачал головой.

   - Засунь эту штуку подальше. Шум утихнет – приеду, заберу.

   - Посмотри сам, куда спрячу, - Сергей аккуратно завернул оружие и поднялся.

   Стараясь не шуметь, мужчины прошли в ванную комнату. Там Лисицын встал на колени, взялся за хромированные ручки, вкрученные в экран из керамических плиток, и снял его. Под чугунной ванной открылся проём.

   - Пусть здесь и лежит, - Лисицын спрятал оружие у самой стены в дальнем углу, нагнулся, проверяя, заметен ли взгляду свёрток и облегчённо вздохнул.

   - Ни черта не видно. Если не знать, то не найдёшь. 

   Приятели вернулись к столу. Молча, выпили по чашке чая.

   - Ты всё-таки, возьми ключи от моей квартиры на всякий случай. Запомни код сигнализации. Мало ли, чего случится, - предложил Сергей, протягивая Липатову связку и клочок бумаги.

   - Спасибо. Заценил, - ответил Валерий и тяжело вздохнул.

   - Да, ладно тебе. Не грусти. Всё будет хорошо, - шёпот Сергея прозвучал в тишине особенно проникновенно.

   Мужчины пожали друг другу руки. Лисицын остался на кухне и, погасив свет, не раздеваясь, лёг на узкий, маленький диван. Липатов, мягко, по-кошачьи ступая, просочился через дверную щель в комнату, где спали жена и сын.

 

   - Чёрт! - Дементьев вздохнул, мысленно считая, дождался, пока часы в гостиной на первом этаже дома отбили время, и встал с дивана, в ярости сбросив на пол подушку, а за ней и плед.

   - Чёрт! - повторил он вполголоса. - Четыре ночи, а сна - ни в одном глазу. Сволочи! - в ярости прошептал Вадим, толком не осознавая, кому предназначалось ругательство.

   Он сжал ладони в кулаки до хруста пальцев и попытался проанализировать, что его так раздражает и почему он не может заснуть, хотя до этого дня не испытывал абсолютно никаких трудностей со сном.

   "Диван здесь абсолютно не причём, - размышлял Дементьев, стоя у окна и глядя сквозь щель в шторе на залитый прожекторами двор. - Это не первая моя ночь в кабинете. Зато эта сука там, в спальне пускай помучается в догадках, пусть испытает страх. Чем дольше я буду видеть недоумение в её глазах, тем приятнее будет наблюдать сцену, когда эту шлюху будут закапывать живой где-нибудь в лесу. Дай срок, Катя. Дай срок. Сначала нужно разобраться с Криком. Завтра будет последним днём в его жизни. Этот гадёныш, найденный мной на захолустной помойке, станет валяться у меня в ногах, умоляя о пощаде. Старался. Бегал тут по всей Москве. Разыскивал моё ружьё. Да я эту "волыну" с обрезанным прикладом в руки теперь не возьму".

   Мысли о неизбежной расправе над женой и Колей Криком не принесли Вадиму успокоения. Дементьев заходил из угла в угол, отбрасывая в сторону, постоянно попадавшую под ноги, упавшую на ковёр подушку. Что-то было ещё, что мешало лечь на диван и заснуть. Внезапно перед его мысленным взором появилась лоснящаяся шкура Терры, а на её фоне - лицо Лисицына. Вадим видел его руку, на которую опиралась ладонь жены, когда конюх помогал Екатерине сойти на землю. Дементьев только сейчас вспомнил жгучий румянец на щеках тренера. Днём он не придал этому значения, а сейчас вспомнил.

   "Может, эта сучка и его уложила к себе в постель?" - Вадим грязно выругался.

   - Во всём виновата моя мягкотелость. Лошадь ей подавай, зараза! - Дементьев уже забыл, что Терру он покупал для собственного сына. - Чем больше идёшь у баб на поводу, тем паскуднее они становятся, - прошептал он.

   "Завтра нужно сказать Вратарю, чтоб пристрелил вонючую животину. А потом я изметелю этого фраера - конюха. Даже если он не виноват. Пусть не краснеет рядом с моей стервой и нагло не пялится на мою собственность. Я его сам натяну на свой член. А Катю, клянусь честью, продам в какую-нибудь Албанию или Косово, чтобы там из неё сделали шлюху. Пусть там раздвигает ноги. Ей мало не покажется.

   От этой мысли Дементьев повеселел. Принятые решения вернули ему относительное душевное равновесие. Он подобрал с пола подушку, положил её на диван и лёг. Через полчаса его мозг, уставший от мысленных картин избиения Лисицына и способов казни Коли Крика, отключился и Вадим заснул.

   Его разбудили громкие голоса, доносящиеся со двора.

   - Господи. Не дадут поспать, - прошептал Вадим, приподнимая голову и вращая ею из стороны в сторону.

   Скрипнули хрящи, мышцы задней части шеи пронзило болью.

   - Чёрт! Забыл ночью окно закрыть. Да ещё от кондиционера надуло, - проворчал Дементьев.

   Он поднялся на ноги, подошёл к окну и раздвинул плотные шторы. Утреннее солнце заливало двор, оставляя на земле тонкие тени от сосен. Деревья едва заметно покачивались, а капельки росы на траве пускали солнечные зайчики прямо в глаза Вадиму. Свежий ветер бросил в приоткрытое окно запах хвои. Дементьев вдохнул полной грудью и, чуть прищурившись, стал наблюдать, как его сын Игорь гоняет вместе с Колей Криком футбольный мяч, а Вратарь, делая неуклюжие движения, старается защитить от ударов въездные ворота. Возле конюшни Лисицын чистил Терру, привязанную поводом к железной скобе.

   - Старается, - зло прошептал Вадим. - С утра уже нелёгкая его принесла. А сколько времени сейчас? - Дементьев взглянул на своё запястье.

   Стрелки золотого "Ролекса" показывали пятнадцать минут одиннадцатого.

   - Эй! - грозно крикнул Вадим, открывая настежь окно. - Игорь! Ты почему не в школе?

   Сын, испугавшись окрика, споткнулся. Он взял в руки мяч и обернулся.

   - У нас сегодня экскурсия в Третьяковскую галерею. В двенадцать дня. Весь класс идёт.

   - А вам, что - делать нечего? - Этот вопрос был адресован Крику и Вратарю.

   Коля Крик, выбив мяч из рук Игоря, сделал финт, развернулся на месте и ударил по воротам. Гулкий звон на мгновение повис в воздухе.

   - Мы свою работу знаем, - прокричал Вратарь, поймав отскочивший от толстых досок мяч.

   "Я вам сейчас найду работу", - хотел ответить ему Дементьев, но в этот момент увидел жену.

   Она стояла внутри беседки, стоявшей слева от ворот, и разговаривала с кем-то по сотовому телефону. Её лицо выглядело белым пятном на тёмно зелёном фоне листвы дикого винограда.

   Вадим с раздражением задёрнул штору, нашёл на столе рацию и вызвал к себе Вратаря.

   - Зайди.

   А Катя в этот момент слушала, что ей говорит молодой, прерывающийся от спешки и обилия информации, голос. Это был компьютерщик, которого накануне пинком выставил за ворота Петрович. Звонок раздался неожиданно, когда Катя шла к конюшне, чтобы понаблюдать за тем, как чистят Терру.

   - Кто, кто? - вначале не разобрала она.

   - Это - я, Володя, - молодой мужской голос казался знакомым, - Я - компьютерщик, помните меня?

   - Помню, - нерешительно произнесла Катя, прижимая плотнее к уху трубку. - Что вам нужно, Володя?

   - Я тут подумал и решил - вам нужно кое-что знать. Но не за просто так.

   - Хватит говорить загадками, - Катя побледнела. - Рассказывайте, а я решу - стоят ваши слова хоть чего-нибудь, - она старалась, чтобы её голос звучал тихо и бесстрастно.

   - Надеюсь на вашу порядочность в денежных вопросах.

   - Ну же, чёрт тебя возьми, говори скорее, в чём дело, - рассердилась женщина. Нехорошее предчувствие тисками сжало сердце.

   - Ваш муж знает обо всём.

   - О чём обо всём.

   - Вы сами понимаете, о чём идёт речь. Вчера ваш супруг меня вызывал, просил разобраться с компьютером, потому что тот стал вроде бы барахлить. Что мне оставалось делать? Я сказал, что в "железе" завёлся "червь", потом почистил желудок компу...

   - Какой червь? Причём здесь желудок? - перебила парня Катя.

   - Вирус так называется. Я сказал вашему мужу, что этот "червь" виноват в сбоях операционки, я его поймал и устранил. Но, когда я уже уходил, из окна на втором этаже вылетел "Apple" и разлетелся на мелкие кусочки. Я вот думаю, с чего бы это?

   - Обрадуйте меня своей догадкой? - ещё больше побледнела Катя.

   - Радоваться нечему. Я совсем забыл про файлы с камер видеонаблюдения... Я вроде сделал всё правильно… Чтобы новые записи… Вы понимаете?… Должны были самоуничтожаться, но, похоже, мне это не удалось. С программой что-то не так. Я торопился, где-то допустил ошибку. Так бывает в спешке. Кино стало засовываться в тайные недра гаджета. Вы уж простите.

   - И?

   - Очевидно, что на те файлы… Вы понимаете, о чём я? На них, каким-то образом, наткнулся ваш муж, поэтому комп и пострадал. Так сказать, фейсом об асфальт. Вы уж извините. Но если не я, то другой спец починил бы систему, а вы бы оставались в неведении. Я подумал, что должен предупредить вас. Ещё раз простите. Но так получилось. Это со всяким может произойти.

   - Чёрт тебя возьми. Сколько?

   - Чего сколько? - не понял Володя.

   - Сколько денег вам нужно за эту информацию? Говорите скорее.

   - Ну, - протянул голос, - Тысяч пять вас устроит.

   - Способ передачи?

   - Я скину вам СМС. Там будет номер моей карты. Только переведите бабки сегодня, ладно...

   - Хорошо, - почти прошептала Катя, наблюдая, как к дому, не торопясь, направился Вратарь.

   В глазах Екатерины промелькнула тень страха. Она слишком хорошо знала характер Вадима, чтобы медлить. Женщина неторопливой походкой пошла по направлению к конюшне и остановилась рядом с Террой, которую чистил Лисицын.

   - Серёжа! Уходи немедленно. Бросай всё и уходи.

   - Что случилось?

   - Потом, потом. Поверь. Так будет лучше. Вот, возьми мой телефон и забей ему в память номер своего мобильника. Я тебе позвоню.

   - Когда?

   - Не знаю, вечером или завтра.

   - Да, Господи! Что стряслось?

   - Не спрашивай. Некогда объяснять. Уходи.

   Лисицын повернулся в сторону дома, потом посмотрел на лошадь. Он привык доводить начатое дело до конца и теперь не знал, что ему делать.

   - Вчера сено привезли в брикетах и овёс. Сено надо бы разворошить, да раскидать на лужайке. Оно влажное, сопреет.

   - Уходи, немедленно.

   Екатерина вырвала свой гаджет из рук Лисицына и побежала к дому. Она застала сына в его комнате.

   - Игорь! Скажи. Ты любишь меня?

   - Мам, что за вопрос? Конечно, люблю... - мальчик нерешительно подошёл к матери и поднял лицо.

   Катя поцеловала сына в обе щёки, потом прижала его к себе и тяжело вздохнула.

   - Иди. Кто тебя сегодня везёт в школу? Оттуда вы - на автобусе в галерею, да?

   - Угу. А кто отвезёт, ещё не знаю. Коля, наверное.

   - Хорошо. Я тебе позвоню. Впрочем, подожди меня на свежем воздухе.

   - Звони, конечно, звони, - Игорь, удивлённый странными интонациями в голосе Кати, взволнованно посмотрел на мать и, высвободившись из объятий, нерешительно, оглядываясь, направился к выходу из дома.

   Катя быстро прошла в свою спальню, схватила сумочку, проверила содержимое, написала короткую записку, положила её на туалетный столик и спустилась по лестнице вслед за сыном. Она вывела собственный кроссовер из гаража и крикнула Игорю, стоящему рядом с Колей Криком.

   - Я сама отвезу тебя в школу.

   Коля пожал плечами, с некоторой опаской посмотрел в сторону окон особняка, потом принял решение и стал открывать ворота.

   - Игорь, садись! - приказала Катя сыну.

   Тот с видимой охотой уселся рядом.

   Стараясь резко не давить на акселератор мощного "паркетника", Дементьева аккуратно и тихо вывела машину на узкую дорогу перед домом и с облегчением утопила педаль газа в пол.

   Через два часа Екатерина сидела в маленьком кафе недалеко от метро "Охотный ряд" и разговаривала с компьютерщиком, которому назначила свидание по телефону. Пятитысячная купюра давно перекочевала из кошелька Кати в задний карман джинсов Володи, а тот, время от времени посматривая на клочок бумаги, разглаженный на столе ладонью женщины, внимательно слушал.

   - Здесь, - Катя коснулась кончиком длинного ногтя мятой бумаги, - личные счета моего мужа и пароли доступа к ним в разных банках Европы. Мне нужны эти деньги. Мы сможем украсть их?

   Компьютерщик, помедлив, с видом удивлённого, испуганного заговорщика зачем-то посмотрел по сторонам и сказал:

   - Как вам удалось узнать номера счетов?

   - Не твоё дело. Так, сможешь или нет?

   - В принципе - ничего невозможного нет. В этом деле нужна определённая квалификация и профессиональный навык. А ещё необходимы помощники и чёртова куча "железа".

   - Это значит - ты согласен?

   - Мне нужно подумать. Слишком опасно. А потом, любая работа должна быть оплачена.

   - Тебе - десять процентов, остальное - моё.

   - Пятьдесят на пятьдесят, - быстро ответил парень.

   Катя отрицательно покачала головой.

   - Нет, - тихо сказала она, забирая бумажку из рук Володи. - Найду другого профи.

   - Ага. Дадите объявление в Сети, - улыбнулся парень. - А я вас сдам вашему мужу. Он заплатит за ценную информацию, а потом поменяет номера счетов.

   - Вали отсюда, - нарочито грубо сказала Катя. - Самое большее, что ты сможешь получить от обитателя Рублёвки - это подачка, тысяч десять, или в лучшем случае получишь пинок под зад.

   - Да уж, - нахмурился Володя, вспомнив болезненный удар ниже собственной спины, которым наградил его Вратарь. - Но вы поймите, за ваши десять процентов мне нужно будет получить от нужных людей определённую информацию о системах взлома, нанять парней, чтобы написать кое-какой софт с червями, запустить их в ваши чёртовы банки. Снятие больших сумм всегда подозрительно, вызывает вопросы, отслеживается и требует определённых подтверждений, а вирусы заметут следы переводов, и потом нам ещё нужно ухитриться спрятать деньги. Всё это стоит кучу бабок и времени.

   - Но, всё же, это можно сделать? - на щеках Екатерины выступил лихорадочный румянец.

   - Сорок на шестьдесят, - быстро ответил Володя.

   - Пятнадцать!

   - Я даже не знаю, о какой сумме идёт речь.

   - Ты будешь долларовым миллионером, - в глазах Кати запрыгали искры.

   - А если я вас кину? - спросил предусмотрительный Володя.

   - Тогда уже я сама сдам тебя мужу. Меня он простит, потому что любит, а вот с тобой разберутся по полной программе. Достанут из-под земли, а потом проедут по тебе асфальтовым катком. Ты станешь таким плоским, что тебя просунут под дверь квартиры твоей мамы, - Екатерина блефовала, надев на лицо маску надменности и высокомерного презрения.

   - Хотел бы я знать, куда вы отправитесь с такими деньгами? - всё ещё сомневаясь, поинтересовался компьютерщик.

   - Ты поедешь в другую сторону.

   - Ладно, - неожиданно согласился Володя. - Для начала нам нужно открыть кучу корпоративных заграничных он-лайн счетов в определённых банках на подставных лиц. Потом заказать дебетовые карты. Это займёт неделю или больше.

   - Почему так долго?

   - Потому, что нужно выбрать страны и банки, куда можно безопасно на пробу перевести несколько небольших сумм, потом купить сотню почтовых ящиков на Mail и в Яндексе, привязать к ним счета, организовать денежные потоки, величина которых не должна слишком бросаться в глаза. Скажем - транши по сто тысяч долларов и, только затем, виляя пушистым хвостом и заметая следы, спрятать украденное нами в другие банки, которые мало интересуются происхождением "манны небесной" и где свято соблюдают тайны вкладов. Правда, таких стран осталось немного, но они есть. Впрочем, что я вам всё это рассказываю? Вы всё равно не поймёте всех нюансов. Тут главное – дело техники.

   - Что ещё?

   - Для начала на пару месяцев - несколько квартир с точками доступа в сеть, кое-что из "железа". Я дам список.

   - Хорошо, - облегчённо вздохнула Катя. - Чтобы у тебя был стимул – делим добычу двадцать  на восемьдесят! И время - три недели. По рукам?

   - Вот чёрт! Вы умеете вести переговоры.

 

   Миновал полдень. Лес вокруг особняка Дементьевых давно накрыл зной. Деревья с каждой минутой удлиняли свои тени, смещая их к востоку. Небольшой ветер почти стих, высокие сосны перестали раскачиваться и наполнять лёгким скрипом неподвижный воздух. Даже птицы замолчали, только где-то, неподалёку слышался дробный стук. Дятлу жара совершенно не мешала.

   Вратарь, после разговора с Дементьевым, развалился на лавочке возле ворот и, будто, чего-то ждал. Он, то косился в сторону сидящего рядом Коли Крика, то посматривал на Лисицына, который, закончив чистку Терры, торопливо перетряхивал граблями сено на лужайке у конюшни.

   - Охота ему в такую жару пахать, как папе Карло? - лениво бросил в пространство Коля. – Аж, вспотел весь.

   - На себя посмотри. Который день нужно мыться, воняет от тебя, - проворчал Вратарь.

   Коля принюхался, потом поднял руки и поочерёдно сунул нос под мышки.

   - Терпимо.

   - Какой, на хрен, терпимо? Вадик хочет поговорить с тобой в три часа, а он не выносит запаха пота. Да ещё пивом от тебя несёт.

   - Что, уже и пива не могу выпить? - обиделся Коля.

   - Делу время, потехе час, - загадочно пробормотал Вратарь.

   - Успею ещё с водными процедурами, - тихо сказал Крик.

   Он, прищурив глаза, наблюдал за Лисицыным. А тот, закончив работу и раздевшись до трусов, окатил себя холодной водой из ведра, потом вытерся полотенцем не первой свежести, снятым с гвоздя над коновязью. Через пару минут, уже одетым, Сергей стоял возле ворот, поигрывая ключами от своего автомобиля.

   - Может, откроете уже? - спросил он, торопливо взглянув на часы, которые в этот момент надевал на запястье.

   - Завтра можешь не приходить, - сказал Вратарь, поднимаясь.

   - Так, ведь, лошадь... - Сергей вопросительно посмотрел в сторону окон особняка.

   - Не твоя забота. Ты уволен.

   - Вот, значит, как? Ладно, - медленно, с расстановкой пробормотал Лисицын.

   Перед его глазами стояло встревоженное лицо Кати.

   Петрович вынул из кармана пульт от привода ворот и нажал кнопку. Сергей забрался в машину, завёл двигатель и выехал на дорогу. Ворота медленно закрылись.

   - Чего вылупился? Вали в душ! - свирепо прикрикнул на Колю Вратарь.

   Крик тихо выругался, но подчинился и скрылся в домике для охраны. Петрович, чуть помедлив, пошёл следом. Он прислушался к звуку льющейся воды, тихо поставил стул возле двери, встал на него, приподнял нужную пластиковую панель на потолке и достал из тайника пистолет с надетым на дуло глушителем. Бесшумно спрыгнув со стула, Вратарь подошёл к ванной, тихо без скрипа открыл дверь и выстрелил в затылок Коле Крику, стоящему в душевой кабине под струёй воды. Голое тело парня сначала отбросило к противоположной стене на кафельную плитку, потом ноги его подогнулись, и он медленно сполз на мокрый, уже забрызганный кровью и мозгами пол. Лейка душа глухо стукнулась о кафель, развернувшись в сторону прозрачной дверцы кабины. Петрович отодвинул запотевшую дверцу, увернулся от струи, стараясь не испачкаться в крови, перекрыл воду, поднял за волосы мёртвую голову Коли, повернул к себе и заглянул в неподвижные глаза.

   - Всё, отбегался. Кранты пацану.

   Вратарь прислушался, сплюнул, отвернулся, вышел из ванной, положил пистолет на место и двинулся в сторону кладовки, находящейся в конце коридора. Там он нашёл старый ковёр и рулон полиэтиленовой плёнки. Через двадцать минут тело Коли Крика оказалось внутри своеобразного кокона, а ещё через пять минут тщательно упакованный труп лежал в багажнике подержанного Мерседеса, на котором совсем недавно ездил убитый. Захлопнув крышку багажника, Петрович машинально обернулся в сторону конюшни и неожиданно для себя увидел Лисицына. Лицо бывшего конюха было бледно, глаза бегали по сторонам.

   - Вот, сигареты забыл, - хриплым голосом сказал Сергей, отступая к открытой калитке в задней части ограды, отделяющий усадьбу от леса.

   "Вот, зараза!" - выругался про себя Вратарь, делая два осторожных, крадущихся шага в сторону возможного свидетеля.

   Но Лисицын круто развернулся и бросился бежать. Петрович рванулся за ним, выскочил наружу и завертел головой. Клетчатая рубаха Сергея пару раз мелькнула между сосен и пропала.

   - Паскуда, фраер! - задыхаясь от бега, прохрипел Вратарь, переходя на шаг.

   Он постоял, прислушиваясь к звукам леса, потом плюнул на ягоды земляники под ногами и двинулся обратно. Закрыв на засов, а потом - на висячий замок калитку,  Петрович торопливо пошёл к дому. Через минуту он стоял перед Дементьевым,  лицо которого выглядело свирепой маской.

   - Калитка оказалась открытой? Не догнал? Куда тебе? Обленились тут, словно на курорте в пятизвёздочном отеле. Зажрались. Потеряли бдительность. За что я тебе плачу? За вот эти складки на животе? - Вадим больно зажал пальцами слой жира на боку Вратаря.

   - Да этот сучонок, будто гончая. Только пятки мелькали. Наверняка из "фитнеса" не вылезает.

   - А тебе кто мешает? Вон - целый тренажёрный зал в пристройке. Даже бассейн есть. Плавай, сколько влезет. Держи форму.

   - Так вы сами не разрешали бассейн пачкать. И Катерина Иванна была против. Лучше скажите, с фраерком, чего теперь делать?

   - Ты или тупой, или прикидываешься, - багровея, выкрикнул Дементьев. - Если он рванул отсюда, словно заяц, значит, видел что-то. Так?

   - Выходит, так, - почесал щетину на щеке Вратарь. - Может, он видел, как я Крика в багажник укладывал?

   - Так, почему ты ещё здесь? Звони в ментовку местную. Скажи - неизвестный бомж пытался ограбить дом. Опиши приметы. Пусть вышлют пару нарядов, сообщат гаишникам. Помнишь номер его машины? Знаешь, во что он одет?

   Вратарь кивнул головой.

   - Пусть возьмут гадёныша при въезде в Москву. Но боюсь - успеет настучать. Начнётся, что, да как? Чёрт тебя возьми.

   - И, чего делать тогда? Из ментовки потом фраерка нужно вытаскивать. Себе дороже…

   - А потом - суп с котом. Я позвоню кому надо. Отдадут нам парня на блюдечке. Давай, давай, шевелись.

   Петрович, доставая из кармана сотовый телефон, торопливо пошёл к двери.

   - Да, - остановил его Вадим. - Про Крика не забудь?

   - Вечером лично вывезу его и закопаю.

   После ухода Вратаря, Дементьев сделал несколько телефонных звонков. Ему нужен был человек на замену Коле Крику. Потом он попросил об услуге нужных людей в органах полиции, курирующих Рублёвку, а затем набрал номер жены.

   Вежливый, хорошо поставленный женский голос сказал:

   - Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети.

   Телефон сына тоже не отвечал.

   - Где они, чёрт бы их побрал?

   Вадим торопливо листал телефонную книгу смартфона, набирая номера знакомых Кати и прочих известных ему друзей и подруг.

   - Куда делась эта сучка? - бормотал он, тыча пальцами в экран гаджета.

   - А всё началось с лошади, зараза! – злобно прошептал Дементьев, мысленно выстраивая цепочку недавних событий и неосознанно, без всяких причин делая из Терры виновницу всех напастей.

   Мыслей, что все последние неприятности в его жизни могут перерасти в непосредственную угрозу бизнесу или беду, он пока не допускал, хотя в глубине души вызревал нарыв тревоги. В сердце появился осадок ненависти к Терре. Вадим швырнул смартфон на стол и стал анализировать ситуацию, пытаясь привести свой разум в боевую готовность. Время от времени он подходил к окну и наблюдал за Вратарём, который, то сидел в кресле-качалке возле ворот, то медленно нарезал круги вокруг "Мерседеса", зачем-то наклоняясь и заглядывая под машину.

   Телефонный звонок заставил Вадима вздрогнуть. Он внезапно ощутил боль в области сердца и глубоко вздохнул, а через несколько секунд с короткими паузами выдохнул.

   - Дементьев, - сказал Вадим в трубку.

   - От Кардинала весточка, - низкий мужской голос звучал, словно из-под земли.

   - Слушаю.

   - Двух человек хватит?

   - Пока хватит. Парни надёжные?

   - Без базара. Кардинал отвечает.

   - Когда будут?

   - Диктуй адрес.

   Дементьев, делая паузы и давая неизвестному возможность записать, выполнил требование.

   - Ждите через два часа. Постучат.

   - Хорошо, - буркнул Вадим, нажимая кнопку отбоя.

 

   Такого приступа страха Лисицын ещё не испытывал. Он считал себя человеком отнюдь не робким, но неподвижные зрачки Вратаря, которые показались Сергею двумя чёрными отверстиями, похожими на дула пистолетов, заставили вспомнить предостережение Кати и помчаться в панике через лес, не обращая внимания на ветки, хлеставшие по лицу. Лисицын остановился только тогда, когда, чуть не задохнувшись от быстрого бега, оказался вблизи какой-то асфальтовой дороги. И тут он вспомнил о своей машине, оставленной возле тропинки, ведущей к калитке кирпичной ограды особняка Дементьевых.

   - Чёрт! - с досадой вполголоса воскликнул Сергей, оборачиваясь. - Куда меня несёт?

   Он вытер со лба и шеи пот, передёрнул плечами, ощущая под рубашкой влагу.

   "Нет, возвращаться нельзя".

   Эта мысль привела его в отчаянье. Ему стало жалко автомобиль, а ещё больше себя.

   "Если Вратарь не дурак, он сейчас сидит в кустах возле машины и ждёт меня, - продолжал размышлять Лисицын. - Угораздило же меня вляпаться в это дерьмо", - подумал он, вспомнив об огромном свёртке, который он видел на плече Вратаря. Перед глазами стояло кровавое пятно и мужская рука, свисающая из дыры в цилиндре ковра. На тыльной стороне ладони была заметна татуировка. Именно такую Лисицын видел на руке у Крика.

   - Вот тебе бабушка и Юрьев день, - пробормотал Сергей. - Они уже сами себя убивают. С чего бы это? - растерянно прошептал он.

   Внезапно Лисицын ощутил тошноту и слабость в ногах. Ему пришлось ухватиться за ствол сосны, а потом прислониться к дереву спиной.

   "Это то, о чём предупреждала Катя, - догадался он. - Но с какого боку тут прилепился Коля Крик? Почему его убили? Что происходит? И что теперь будет с Катей?

   Воспоминание о Кате помогло ему привести мысли в относительный порядок.

   "Нужно дождаться звонка от неё. Может, она объяснит, что случилось в доме Облонских? Неужели Дементьев приревновал жену к Коле Крику? Разве из ревности сейчас убивают? Или Вратарь по личной инициативе расправился со своим приятелем? Может, не поделили что? Карточный долг, или ещё что-нибудь? Вот чёрт. При любом раскладе я - в полном дерьме. Свидетели им не нужны".

   Сергей поднял голову и насторожился. Где-то впереди послышался гул мотора. Лисицын бросился на звук и успел проводить взглядом синие полосы и надпись "Полиция" на борту белого автомобиля. Машина остановилась на шоссе метрах в ста от него рядом с автобусной остановкой. Полицейский лениво вылез наружу и подошёл к группе мужчин. Через минуту он проверил у одного из них документы, бросил несколько фраз остальным, потом вальяжно, не торопясь, вернулся в свой автомобиль, который тут же медленно отъехал. Мужчина, у которого проверяли документы, был одет в клетчатую рубашку и лёгкую ветровку синего цвета. Такая же рубашка в белую и красную полоску обтягивала плечи Лисицына.

   - Так, так, - прошептал Сергей, отступая за деревья. - Дела ещё хуже, чем в Греции. Значит, меня уже разыскивают. Чёрт, чёрт, чёрт!", - воскликнул он, медленно снимая рубашку, сворачивая её в жгут и пряча под деревом.

   Оставшись в белой футболке, Лисицын выставил голову поверх кустов. Слева из-за поворота дороги показалось маршрутное такси. Сергей вышел на асфальт и поднял руку. Машина остановилась, дверь плавно отошла в сторону.

   - Вы, куда? - спросил он.

   - До станции, куда же ещё, - водитель равнодушно посмотрел на Лисицына. - Или садитесь, или... - поторопил он Сергея.

   "До какой станции?" - хотел спросить Лисицын, но во время спохватился и полез внутрь микроавтобуса.

   Станцией оказалась платформа Нахабино, где Сергей на площади рядом с автовокзалом смешался с толпой...

   Через три часа он уже стоял в собственной душевой кабине, опираясь руками о кафель, и пытался заставить свой разум трезво оценить ситуацию.

   "Возвращаться за машиной нельзя. Если даже Вратарь устанет её караулить, забирать фольксваген опасно. Могут задержать на посту ДПС при въезде в Москву. Или возле особняка уже прячется засада. Кто знает, что наговорил полиции Дементьев...", - Сергею стало жарко. Он сделал воду немного холоднее, подставляя искусственному дождю разгорячённое лицо.

   "Если всё так плохо, то... – Лисицын прекратил подачу воды, открыл запотевшую дверку душевой кабины, снял с крючка полотенце и стал медленно вытираться.

   "Кто мешает Петровичу положить труп Крика в багажник моей тачки? Никто. Классическая подстава, а потом никому ничего не докажешь. Уже сейчас сидит какой-нибудь "опер" в особняке Дементьева и строчит протокол, записывая свидетельские показания Вратаря. Дескать, у конюха крыша поехала, поссорился с другом Колей и пришил парня в горячке. Эх, нужно было послушать Катерину и линять в ту же секунду оттуда. Стоп, стоп!"

   Руки Сергея скомкали мокрое полотенце и отбросили влажную ткань в угол ванной.

   "Если они так сделали, то определить по номеру фольксвагена мой домашний адрес - плёвое дело. Чёрт! Права и свидетельство о регистрации автомобиля остались в бардачке. А это значит..."

   Лисицын торопливо оделся, сунул в карман джинсов сотовый телефон, документы, банковскую карту, затем подошёл к окну и отдёрнул штору. Во дворе всё было спокойно. В песочнице играли дети. На старых скрипучих качелях восседал подросток и старался взлететь к небу. Старушка - "божий одуванчик" кормила стаю сытых ленивых голубей мелкими кусками хлеба. Две молодые мамы, поставив коляски с младенцами в ряд, сидели на лавочке и о чём-то разговаривали между собой, время от времени заглядывая внутрь детских экипажей, проверяя - спят ли их "сокровища".

   Сергей схватил спортивную сумку, кинул туда пару футболок, смену белья, зубную щётку, последний кусок колбасы, оставшийся в холодильнике, зарядное устройство для телефона, все деньги, которые были в доме, старое водительское удостоверение, которое ему вернули за солидное вознаграждение мошенники после кражи. Правда, он к тому времени получил новый документ, но не стал сдавать в дорожную полицию старый, рассудив, что два удостоверения лучше, чем одно. Последняя вещь, которую он бросил в сумку, был ноутбук. Через пару минут, поставив квартиру на сигнализацию, Лисицын уже шёл по улице, лихорадочно соображая - к кому из друзей отправиться и, где найти крышу над головой.

   "Господи! Ну, и влип я в историю, - размышлял он, не забывая поглядывать по сторонам, ожидая услышать вой сирен и крики "Стой!". Это даже не история, а полный отстой. Почему убили Крика? Почему Катя внезапно уехала, забрав сына? Почему её голос был полон тревоги, а глаза потемнели от страха? Что теперь делать? Она сказала - позвонит. Когда, и сколько ждать? Судя по всему, у Дементьева везде - большие связи. Если такой человек что-то решил, он своего добьётся. Если поставит перед собой цель найти меня, а это - стопроцентная вероятность, тогда поиски - вопрос времени".

   - Чёрт! – выругался вслух Сергей, заставив встречного прохожего шарахнуться в сторону.

   Лисицын проводил человека взглядом и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.

   "Что за время сволочное? Бандиты стали, кто депутатами, кто бизнесменами. Словно сыр в масле катаются, да ещё людей убивают. А тот, кто ни сном, ни духом, теперь скрывается, опасаясь ареста и пугая добрых людей", - Сергею стало жалко себя.

   Он перешёл улицу, перепрыгнул через ограду сквера и сел на лавочку в тени густого клёна.

   - Зараза, - прошептал он, чувствуя испарину на спине и у корней волос.

   "Вон у Липатова всё отобрали. Мужик тоже скрывается. Даже, похоже, смирился со своей судьбой. А куда денешься? Разве, что в церковь пойти, попросить защиты у Бога?" - Лисицын криво усмехнулся.

   "Да разве Бог защитит? У него дел других с незапамятных времён полно. То потопы нужно устроить, то заповеди резать на скрижалях, то иудеев выводить из пустыни...", - напряжение дня давало о себе знать.

   Сергей чувствовал, что злость начала заполнять тайные уголки души. Претензии к миру и Богу стали строиться шеренгами, грозя вывести Лисицына на грань паники.

   "Чего далеко ходить" Где был Бог, когда убивали женщин и детей в Луганске и Донецке после переворота на Украине? Куда он смотрел, когда на жилые дома падали мины и снаряды? Почему он не надавал по загривкам Обаме и Меркель, не обращавших внимание на зверства сволочей - нациков? Многое можно припомнить Господу. Одни крестовые походы чего стоят. А бомбардировка Хиросимы? А раздел Югославии и война на Балканах, вторжение в Ирак, убийство Каддафи. Где был в то время Бог? - раздражённо думал Сергей, краем сознания отдавая себе отчёт о мальчишеской наивности вопосов. - Почему Господь не сделал так, чтобы мы с Катей встретились раньше? Тогда всё могло быть по другому".

   Резкая критика дел господних сменилась размышлением об отношениях с Катей, о будущем, которое всё больше выглядело туманным и неопределённым. Сергей на всякий случай достал свой сотовый телефон и проверил список входящих звонков. Вызова от Кати он не нашёл. В итоге Лисицын тяжело вздохнул и подумал, что страх – мерзкая штука. Он понял, что боится Дементьева, боится пропустить звонок самой желанной женщины, боится никогда не увидеть снова её глаза, которые с поразительной лёгкостью меняли оттенки синего цвета. Он боится больше не услышать её голоса. И тут же подумал, что страх перед возможной встречей с полицией или Вратарём странным образом отступал в моменты, когда он думал о Кате.

   "Как же так? Чем я заслужил её… - Лисицын едва не прошептал слово "любовь"... - такую дружбу? "

   В погасшем экране своего смартфона он рассмотрел отражение собственного лица.

   - Я - урод! Право слово, - тихо сказал он. - Её Дементьев - почти двойник Сильвестра Сталлоне. А я? Что я для Кати? Зачем? Почему мы, ещё вчера не знакомые друг с другом люди, почувствовали... Нет, нет. Почувствовал я. Что испытывает ко мне Катя – большой вопрос. Неужели она любит меня? Каким образом мне узнать это наверняка? Господи, хоть бы кто прибор придумал какой. По флюидам, биотокам, по запахам, по излучениям что ли, по теплоте взглядов, по тембру голоса...

   Не найдя в своём смартфоне ответа на вопросы, Сергей сунул телефон в карман и поднялся со скамьи. Решение - где переждать опасное время и дождаться звонка от Екатерины наконец-то созрело в его голове. Заброшенная старая дача с дырявой крышей, повалившимся забором, доставшаяся ему после развода с женой, казалась теперь самым безопасным местом.

 

   Люди Кардинала выглядели неразговорчивыми крепышами. Они приехали уже в сумерках на старой, ничем не выделяющейся среди многих бегающих по Москве, машине "Ауди А-4". Вещи, которые парни достали из машины, оказались двумя небольшими рюкзаками и спортивной сумкой. Сумка при случайном ударе о край багажника автомобиля издала глухой звон. Вратарь, после переговоров по рации с Дементьевым, проводил новых людей на второй этаж дома, который раньше делил с Колей Криком. Дементьев, проведя день в нетерпении и гневе, выждал пятнадцать минут, чтобы дать крепышам освоиться на новом месте, а потом, без стука вошёл в отведённую им комнату.

   - Меня зовут Вадим Григорьевич. Его, - Дементьев показал пальцем на Вратаря, - можете называть Петрович или Вратарь. Надеюсь, что все вопросы о денежном вознаграждении с вами уже обсудил наш общий друг. Так?

   - Точно, - подтвердил старший из людей Кардинала. - Лаве' - четыре раза в месяц. Если нужные результаты будут достигаться в кратчайшие сроки - премия. Цифры вы знаете. Особые поручения оплачиваются отдельно. Период найма - на ваше усмотрение.

   - Если я останусь доволен, нужда вам не грозит. Только не разочаруйте меня, - усмехнулся Дементьев. - А насчёт срока - посмотрим. Пожизненный вас устроит?

   - Если только на Багамах, - поддержал шутку второй парень, чуть моложе своего товарища.

   - Разберёмся с делами, отправлю вас туда на пару недель в тёплом море поплавать.

   Парни улыбнулись, но промолчали.

   "Ни хрена себе. Мне он такого за всю жизнь не предлагал", - подумал Петрович и нервно кашлянул в кулак.

   - Ты ещё здесь? - Дементьев резко повернулся к Вратарю.

   - А чё мне делать?

   - Крик где?

   - Уже в машине Лисицына. Дать наводку ментам?

   - Никакой наводки. Сами разберутся. Езжай на свалку. Оставишь там труп вместе с машиной на самом виду при въезде. Как раз стемнело. Катю нашёл?

   - У Катерины Иванны "сотовый" недоступен.

   - А телефон Игорька?

   - А то сами не знаете? Уже, думаю, вы сто раз ему звонили.

   - А ты не думай! - взорвался Дементьев. - Сократ нашёлся. Тебе не за думы платят. Думский сиделец, мать твою. Отвечай, когда спрашивают.

   - Молчит его смартфон. Они где-то развлекаются, а из меня виноватого делают.

   - Они, - Дементьев голосом подчеркнул слово, - в это время должны быть дома, - лицо Вадима стало бледным, на щеках вновь загорелись пятна гневного румянца. - Ты должен был забить тревогу ещё два часа назад.

   - Мне, что - разорваться? Вратарь - туда, Петрович - сюда. Крика нет. Телохранителей отпустили. А на мне ещё ворота...

   - Пошёл вон, - прохрипел Дементьев. - Два часа тебе даю на свалку, туда и обратно смотаться. Вернёшься - поедешь по всем злачным местам Катерину с Игорем искать.

   - Вы бы её матери позвонили. Наверняка они там.

   - Уйди с глаз долой, - крикнул Дементьев, делая шаг в сторону Вратаря.

   Тот отступил, быстро развернулся и исчез за дверью.

   - Ты, - Вадим вяло, неопределённо взмахнул рукой и посмотрел на младшего из парней.

   - Василий меня зовут.

   - Пойди, проводи Петровича и проследи, чтобы ворота закрылись.

   Парень, переглянувшись со своим товарищем, тут же вышел.

   В комнате повисло тяжёлое молчание.

   - Да, дисциплина тут хромает, - прервал паузу второй крепыш. - Вижу - с этим у вас проблемы.

   - Э-э, - протянул Вадим.

   - Можете называть меня Русланом.

   Дементьев кивнул и положил руки на спинку стула, стоящего по центру комнаты.

   - Хорошо, - сказал он, стараясь погасить вспышку гнева. - С этим я разберусь. От сытой жизни Петрович нюх потерял.

   "Если бы только нюх, - подумал Руслан, - А вот как быть с уважением?"

   - Вы бы, действительно, позвонили насчёт сына. Время позднее, а Москва - опасный город.

   - Уже несколько раз звонил, - признался Вадим. - Эта старая сука-тёща ничего не знает.

   - Странно, - покачал головой Руслан. - И жена ваша ей не звонила?

   - Да мне плевать на жену, - руки Дементьева сжали спинку стула. Костяшки пальцев побелели. Дерево затрещало. - Куда она сына дела в такое время? Завтра - школа и всё такое...

   Руслан вытащил из кармана сотовый телефон и проверил время.

   - Десять тридцать уже. Думаю, вот-вот должны вернуться.

   - Нет, - после недолгого молчания, медленно, словно осознавая неизбежное, сказал Вадим. - Она что-то почувствовала.

   - Что почувствовала? - Крепыш с интересом рассматривал лицо Вадима.

   - Иди за мной, - ответил тот, разворачиваясь к порогу. - В кабинете поговорим.

   Дементьев после словесной перепалки с Петровичем ощутил уже хорошо знакомое чувство опасности. В такие периоды своей жизни он не доверял чужим стенам. Только в своём кабинете, защищённом от "прослушек" особой, постоянно проверяемой аппаратурой, он мог разговаривать свободно. Кабинет являлся для Вадима своеобразной крепостью, где хорошо думалось и принималось немало нужных решений.

   - Значит так, - сказал Дементьев, когда тяжёлая дверь комнаты закрылась за мужчинами. - Я нарисую тебе задачу. Ты, не задавая лишних вопросов, выполняешь всё, что я скажу. Договорились?

   - Кто платит деньги, тот...

   - Всё правильно. Тот заказывает музыку, - нетерпеливо прервал Руслана Вадим, подходя к столу и записывая на клочке бумаги несколько слов.

   - Вот имя и адрес. Сегодня же найдёшь этого человека, скажешь - от меня. Я его предупрежу. Он - мастер широкого профиля. Может отследить любой звонок с незащищённого телефона и определить его местоположение. Здесь же, - указательный палец Дементьева постучал по бумаге, - номера моей жены и сына. Пусть найдёт, где они. Оставь парню свои координаты и поужинай где-нибудь поблизости. Как только этот профи позвонит и даст наводку, поедешь и привезёшь эту сучку сюда. Вопросы?

   - Что делать Василию?

   - Твой парень пусть отправляется в это место, - Дементьев протянул Руслану свидетельство о регистрации автомобиля Лисицына и подчеркнул ногтем адрес. - Кстати, узнай у Вратаря номер трубы конюха.

   - И что делать с этим фраером?

   - Догадайся с двух раз! - жёстко сказал Вадим. - Ещё вопросы есть?

   - Всё понятно.

   - Тогда отправляйся.

   События следующей недели стали для Дементьева причинами ещё большего раздражения, а ночи измучили бессонницей. Люди Кардинала прочёсывали все возможные места, где могла появиться Катя. В школе, в которой учился Игорь, классный руководитель забила тревогу и почти каждый день названивала Дементьеву. Квартира Лисицына пустовала, да ещё стояла на сигнализации. Расспросы соседей по лестничной площадке оказались бесполезными. Используя свои связи, Вадим подключил полицию, но визит участкового в берлогу Лисицына ничего не дал. Шло время, а результатов не было. Жена и сын, словно сквозь землю провалились. Наконец, в воскресенье утром, когда Вадима, после мучительной, проведённой без сна ночи, одолела дремота, дверь кабинета тихо скрипнула.

   - А? Кто здесь? - вскинул голову Дементьев.

   - Извиняюсь. Это я - Руслан, - в голосе крепыша звучало торжество.

   - Стучать, прежде чем войти, тебя не учили?

   Вместо ответа Руслан протянул Вадиму свой смартфон.

   - Ну, чего тут у тебя? - Дементьев поднёс гаджет к глазам.

   - Адресок.

   - Что за адрес?

   - Там пять минут назад засекли исходящий звонок с телефона Игорька.

   - Кому?

   - Пацану - малолетке какому-то.

   - Вот зараза! - Вадим вскочил на ноги.

    На экране смартфона, где был виден текст СМС, присланный нужным человеком, значился адрес тёщи.

   - Паскуда! Старая карга. Ничего не знала? В асфальт закатаю. Поехали!

   - Может, и жена ваша тоже там? - Руслан помогал Дементьеву одеваться, аккуратно складывая домашний халат хозяина, подавая джинсы и рубашку, до этого висевшие на стуле.

   - Если она там, убью, - прорычал Дементьев и выскочил из кабинета.

   Две машины вылетели из ворот особняка и помчались в Москву. Ещё через три часа, устроив в доме тёщи скандал и напугав угрозами мать Кати до обморока, Вадим привёз сына домой.

   - Просейте Москву сквозь сито, но жену мне из-под земли достаньте, - не поворачивая головы, тихо говорил Дементьев крепышам, держа в поле зрения испуганного Игоря.

   - Он думает - это легко, - ворчал Вратарь, спускаясь по лестнице вместе с Русланом. Загонял совсем. Делай то, делай это. Сам бы попробовал.

   - Легко или нет - дело десятое. Надо, значит, надо.

   - А всё из-за этой лошади началось, - громко воскликнул Петрович, промахнувшись ногой мимо последней ступеньки.

   Вадим, краем уха услышав последнюю фразу Вратаря, помрачнел.

   - Игорь! Скажи мне, где твоя мама?

   - Не знаю, - мальчик, напуганный и жалкий, старался не смотреть на отца.

   - Не знаешь? Не ври мне. Каким образом вы держите связь? - Дементьев положил тяжёлую ладонь на плечо сына. - Посмотри на меня.

   Игорь поднял ресницы. На Дементьева уставились Катины глаза, и от синего оттенка растерянного взгляда Вадима охватила злость.

   - Ну? Я жду. Говори, - сильные пальцы сжали худое плечо паренька.

   - Отпусти. Мне больно.

   - А мне не больно? - Вадим схватил сына за подбородок, не давая вырваться. - Мне не больно? Вы с мамой исчезли. Я здесь схожу с ума, но никто из вас даже не соизволил позвонить. Что за фокусы? У тебя разве нет дома? Где мама?

   На глазах сына выступили слёзы.

   - Не реви. Настоящий мужчина должен отвечать за свои поступки.

   - Типа - "фильтруй базар"? - в вопросе мальчика прозвучал вызов.

   - Вот именно, - тихо сказал Дементьев, едва сдерживая гнев.

   "Это Петрович, падло, учит парня блатным выражениям, - подумал Вадим. - Дождётся - язык отрежу".

   - Итак, где мама? Когда она тебе последний раз звонила? – Дементьев понизил голос, надеясь успокоить Игоря.

   - Не знаю. Два дня назад она привезла меня к бабушке. Бабушка договорилась насчёт школы. Мама сказала: "Поживи здесь". И ещё одно...

   - Что, говори? - торопил сына Вадим.

   - Что ты опасен.

   - Это чем же?

   - Она не объяснила.

   - А ты не спросил?

   - Нет.

   - И когда она обещала приехать?

   - Сказала: "Даст мне знать", и, чтобы я сам никому из своих друзей не звонил.

   "Сука, сука!" - мысленно выругался Дементьев, отпуская мальчика.

   - Терра… Как она тут поживает без меня? - неожиданно спросил Игорь.

   - А чего ей сделается? Стоит в конюшне, - тихо, размышляя о своём, сказал Вадим.

   - В конюшне? А кто её чистит, кормит, выгуливает, ездит на ней? Я что-то не вижу дядю Серёжу.

   - Выгуливает, ездит? - переспросил Дементьев, бледнея. - Всё, довольно. Иди в свою комнату. Оттуда - ни ногой. И собирайся, ты поедешь учиться в Англию.

   - Не хочу. Мне и здесь хорошо.

   Было заметно, что Игорь приободрился. Страх отпустил его.

   - Тебя никто не спрашивает. Иди, собирай вещи.

   Мальчик наклонил голову к плечу, морщась, потёр больное место, встал и пошёл к выходу. Дверь скрипнула, закрываясь.

   "Терра! Чёртов Петрович прав. Всё неприятности из-за этой кобылы", - решил для себя Вадим, всё больше нервничая и озлобляясь.

   Обогнув стол, он достал из ящика обрез своей изувеченной винтовки, оставленной ему Колей Криком, зарядил оружие патронами с крупной картечью и отправился на конюшню.

   Терра стояла, опустив голову. Животное губами жадно собирало остатки овса со дна кормушки, кося блестящим чёрным глазом на вошедшего человека. Её шкура, давно не чищенная, с налипшими сверху сухими травинками сена, тускло блестела при слабом свете единственной лампочки, установленной над денником. Тихо заржав, гулко переступая копытами по резко пахнущей подстилке, лошадь повернулась к Вадиму и потянулась к его пальцам, обхватившим решётку двери. Дементьев отдёрнул руку, брезгливо поморщился, потом просунул сквозь прутья решётки ствол обреза. Терра дёрнула головой, отпрянула, постояла, глядя человеку в глаза, потом снова доверчиво подошла ближе.

   - А ещё, говорят, что животные чувствуют близкую смерть, - тихо сказал Дементьев. - Ни хрена ты не чувствуешь. Ну, где твоя хозяйка? Не знаешь? И правильно, что не знаешь, - Вадим стволом обреза попытался погладить шею лошади. Терра вскинула голову и опять отошла в сторону.

   - Я тебе расскажу, почему ты не знаешь. Потому, что хозяин твой я. И вот этой твоей сраной конюшни тоже, и всего, что есть на этой земле, - Дементьев топнул ногой по дощатому полу и повысил голос, подогревая свой гнев. - Я могу делать со всеми вами всё, что захочу. И никто мне не указ. Все, кто работает на меня, должны идти у меня на поводу. В том числе и ты. Тр-р! Стоять, я сказал.

   Терра, нервничая от хриплого угрожающего голоса и блеска стали в руках человека, начала кружить по тесному деннику. Вадим опустил обрез, прицелился и выстрелил животному в левую переднюю ногу ниже колена. Крупная картечь перебила кость. Терра, звонко заржав, стала медленно заваливаться на бок. Стена конюшни не позволила ей рухнуть в грязные опилки. Ржание сменилось тяжёлым хрипом. Дементьев зарычал, целя в круп лошади, и снова нажал на спуск. Гром выстрела, ужас, прозвучавший в коротком стоне Терры, глухой удар о дверь денника огромного, падающего тела резанули по расстроенным нервам человека.

   - А? Нравится? Что, езда закончилась?

   Лошадь пыталась встать, но человек выстрелил снова, но уже в другую ногу.

   - А, как тебе это?

   Терра дико косила глазом на Вадима. Она била задними копытами в деревянные доски перегородки. Хриплое прерывистое дыхание чередовалось натужными стонами. В стороны и вверх летели щепки и сено. От передних ног остались обрубки с торчащими наружу костями. Кровь заливала опилки и пучки соломы.

   Вадим злорадно наблюдал за попытками лошади подняться.

   - Что? Отбегалась? То-то, - Дементьев внезапно почувствовал приступ тошноты.

   Его стало мутить от запаха крови, лошадиного пота и навоза. Он, торопясь, судорожно передёрнул затвор, открыл дверь денника и стал стрелять раз за разом в Терру, быстро перезаряжая и наслаждаясь предсмертными хрипами лошади, судорожным стуком копыт о доски перегородок денника и своими собственными дикими бессмысленными действиями.

   - На, на, - опустошая магазин обреза, Вадим чувствовал, что с каждым использованным патроном освобождается от всех старых, мелких обид, связанных с недавним присутствием рядом с ним Екатерины. Он освобождался от привязанности к жене, от ревности, от привычек контролировать каждый шаг Кати, от обязанностей, забот и ответственности, от необходимости поддерживать статус женатого, респектабельного, заботливого супруга, каким он старался казаться в глазах деловых партнёров.

   Грохот выстрелов внезапно стих, но Дементьев впустую всё продолжал передёргивать затвор и нажимать на спусковой крючок, с ненавистью глядя на неподвижную чёрную тушу лошади посередине денника со следами потоков крови на грязной шкуре. Сзади раздался скрип дверных петель и кашель. Тяжело дыша, Вадим повернулся на звук шагов. За его спиной стоял Вратарь и удивлённо таращил глаза на обрез в руках Дементьева.

   - Всё, всё. Хорош. Хватит, босс. Шуму только наделали. Руслан вон еле сдерживает Игорька. Если парнишка увидит это, - Петрович кивнул в сторону Терры, - у него падучая будет. Дайте-ка сюда ружьишко.

   Он с трудом вырвал из судорожно сжатых пальцев Вадима обрез и зачем-то спрятал оружие за спину.

   - Прибери тут, - тихо сказал Дементьев.

   Он уже взял себя в руки, ощущая внутреннюю свободу, странную лёгкость и успокоение в душе.

   - Ничего себе - прибери. Да я только этим и занимаюсь. Мастером стал на все руки. Механик и чистильщик в одном лице, - проворчал Вратарь.

   Он сунул обрез под рубашку за пояс брюк и растерянно развёл руки в стороны. - Куда я эту дохлую лошадь дену?

   - Куда хочешь. Хоть на колбасу, - Вадим хрипло рассмеялся. - Вызови, кого надо и реши вопрос.

   Петрович осторожно улыбнулся в ответ.

   - А что? Придётся снова в Дмитров на свалку звонить. Пусть присылают мусоровоз, а там таджики из неё чего-нибудь придумают... - Вратарь, не договорив, сделал непристойный жест руками.

   - Вот именно, - сквозь зубы бросил ему Дементьев и пошёл к выходу из конюшни. - Да, - обернулся он к Петровичу. - Совсем забыл. Ты Руслану дал телефон нашего конюха?

   - А я его и не знал. Это Крик был с ним в тесном контакте, да Катя ваша.

   Упоминание имён Коли Крика и жены вызвало у Вадима новый приступ бешенства.

   - Делай, что хочешь, но номер Лисицына узнай. Если память плохая - запиши. Бумажку отдашь Руслану. Он знает, что делать.

   - Да, где я этот грёбаный номер найду?

   - Найдёшь - зловеще процедил сквозь зубы Дементьев, покидая конюшню.

   На пороге он обернулся.

   - Сына на днях отправлю в Англию - вызови рабочих. Пусть разберут этот сарай к чёртовой матери.

   Первое, что увидел Вадим, оказавшись посередине двора в кругу света прожекторов, был Руслан. Рядом, удерживаемый за плечо стоял Игорь. Глаза на бледном лице сына показались Дементьеву чёрными и бездонными отверстиями. Губы мальчика ходили ходуном, а тонкое маленькое тело била дрожь. До Вадима донеслась тихая барабанная дробь. Это был лязг зубов.

   - Папа! Ты убил Терру? - сын едва смог выговорить простую фразу.

   - Глупости, - Дементьев, взяв себя в руки, попытался улыбнуться. 

   - В конюшню забрались воры. Пришлось выстрелить пару раз в воздух.

   - И где твои воры? - мальчик попытался вырваться из рук Руслана, но тот ещё крепче прижал Игоря к себе.

   - Убежали. Если бы ты видел, - Вадим врал весело и вдохновенно. - Спринтеры, да и только. Так рванули через забор, что я думал - подошвы на земле оставят.

   - А Терра цела?

   - Что ей сделается? Правда, одна пуля рикошетом задела бедняжку, но Петрович уже вызвал ветеринаров. Заберут её, подлечат, будет, как новая. Правда, Петрович?

   - Это точно, - преувеличенно бодро подтвердил Вратарь.

   - С чего бы воры к нам полезли? - Игорь постепенно успокаивался.

   Он повёл плечом, пытаясь сбросить руку Руслана.

   - Никогда не лезли, а тут...

   Мальчик не договорив, упёрся взглядом в дверь конюшни. Там царила абсолютная тишина.

   - Ты меня не обманываешь? Это правда? Я хочу посмотреть на Терру.

   Игорь вывернулся из-под руки Руслана и рванулся к конюшне. Вадим едва успел перехватить худенькое тело сына.

   - Нельзя туда. Зачем зря беспокоить бедное животное. А, потом, там - кровь. Испачкаешь одежду. Петрович перевязал Терру. Ей ничего не угрожает. Через полчаса, максимум через сорок минут приедут ветеринары, заберут лошадь в больницу. Через неделю будешь кататься на ней снова.

   Положив руку сыну на плечи, Дементьев вёл его к особняку.

   - А, что же Англия?

   - А, что Англия?

   - Ты же сам сказал, что отправишь меня в Англию. Что здесь будет с лошадью?

   - Ничего с ней не случиться. Ты начнёшь учиться, потом приедешь на каникулы. Твой Лисицын позаботится о Терре. Мама одумается, выкинет из головы свои фантазии, перебесится и вернётся домой. Иди, иди к себе. Поздно уже. Двенадцатый час ночи, - Вадим, подталкивая сына вверх по лестнице, взглянул на свой хронометр.

   - Мать честная! Пятнадцать минут двенадцатого. Всё, без разговоров. В кровать!

   Вадим завёл Игоря в комнату, посидел с ним несколько минут, дожидаясь, пока сын разденется и ляжет в постель, потом погладив мальчика по голове, вышел, не забыв запереть дверь на ключ.

   В своём кабинете Дементьев сделал несколько звонков. Плюнув на приличия, он сумел в такой поздний час добиться от собеседников твёрдых обещаний сделать для сына британскую визу, договориться насчёт места в частной школе в одном из престижных районов Лондона, заказать авиабилеты для Игоря и найти человека для сопровождения и охраны мальчика.

   - Сколько это займёт времени? - спрашивал он у каждого. - Хорошо. Даю вам трое суток.

   Покончив с делами, Вадим подошёл к окну. В это время во двор въезжал огромный "Камаз" со съёмным кузовом, накрытым брезентом. Кто-то выключил прожектора, и почти в абсолютной темноте возле конюшни зашевелились тени.

   Дементьев подумал, что Игорь, находясь в своей спальне, окна которой смотрели на лес, мог слышать урчание мощного дизельного мотора. Но сын не мог видеть конюшню. Из неё волоком за верёвки, которыми стянули ноги Терры, вытащили труп лошади и с трудом через открытый борт машины погрузили в кузов.

   - Вот и всё? - тихо сказал Дементьев, почувствовав облегчение.

   Он стукнул костяшками пальцев по подоконнику, потом ребром ладони провёл воображаемую черту по мрамору столешницы, словно подводил некий итог.

   "Осталось разобраться с женой и найти Лисицына", - подумал Вадим, возвращаясь от окна к дивану.

   Взбив небольшую подушку, Дементьев прямо в одежде лёг, повернулся на правый бок, поджал к животу ноги, словно в детстве, и сразу провалился в сон.

 

   Звонок телефона застал Лисицына за чисткой картошки. Он бросил нож в раковину, торопливо вытер руки о собственные джинсы и схватил смартфон. На экране светилась надпись - "Неизвестный вызов".

   - Аллё. Аллё. Кто это?

   Женский голос Лисицын узнал сразу.

   - Не спрашивай ни о чём. Не задавай вопросов. Слушай меня очень внимательно.

   - Постой, постой. С тобой - всё в порядке?

   Катя, стараясь скрыть тревогу и унять нервную дрожь, повторила:

   - Все вопросы потом. Ты успел? Надеюсь, ты не дома?

   - Успел - это слишком мягко сказано. Но всё обошлось. Нет, я - не дома.

   - Слава Богу. Постой. Ты сказал – "Обошлось"? Это значит, что-то случилось?

   - Да, случилось.

   - Что? Впрочем, догадаюсь сама. Коля Крик?

   - В принципе - не плохой был человек. Надо бы в полицию позвонить. Не пойму, за что его так?

   - Не вздумай никому звонить. И все вопросы - потом. Ответы тебе могут не понравиться. Завтра поедешь на Тверскую. Центральный телеграф знаешь где?

   - Знаю. И, что там?

   - В главном зале на одной из скамеек ровно в двенадцать часов дня тебя будет ждать парень. Рядом он положит синий рюкзак с надписью "Adidas".

   - Таких рюкзаков в Москве полно.

   - Ты слушай. У нас мало времени, - в голосе Кати сквозило нетерпение.

   - У посыльного будет коробка в руках. В коробке находится новый смартфон. С этой минуты со своего старого - ни одного звонка. Лучше всего сегодня же, сейчас же разбей и выброси. На новом смартфоне, в телефонной книге - все нужные тебе контакты, в том числе мой новый номер. Там же, в коробке - дебетовая карта сбербанка России на твоё имя. Свою тоже выброси.

   - Но там у меня - тысяч пятьдесят.

   - Забудь о них и не вздумай снимать эти деньги.

   - Почему?

   - Глупый вопрос

   - Почему глупый? - упрямился Сергей

   - На новой карте - двести тысяч. Пока тебе хватит.

   - Ты пытаешься сделать из меня Альфонса? - обиделся Лисицын.

   - Нет. Просто пытаюсь убедить тебя не делать ошибок.

   - Да, да. Прости, - Сергей вспомнил о Вратаре, о багажнике машины, о крови, капавшей из ковра, о полицейских на автобусной остановке.

   Он обвёл глазами скудную обстановку старой дачи.

   - Когда мы увидимся?

   - Я ожидала, что ты спросишь о другом: "Как долго нам скрываться?"

   - И это тоже.

   - Не знаю. Есть кое-какие дела, которые нужно уладить.

   - Ты от Дементьева совсем ушла?

   Катя пропустила вопрос мимо ушей.

   - Это уже не важно. У тебя загранпаспорт есть?

   Лисицын торопливо подбежал к своей спортивной сумке и стал рыться в её недрах.

   - Есть - торжествующе сказал он, вытаскивая красную книжицу.

   - Отдашь моему парню. Всё. Пока. До связи.

   Лисицын хотел ещё о многом расспросить Катю, но сигнал отбоя заставил его бросить сотовый на стол.

   - Ну и дела, - проворчал он, возвращаясь к раковине.

   Сергей дочистил картошку, аккуратно собрал мусор в полиэтиленовый пакет, поставил кастрюлю на газовую плиту, бросил в воду несколько старых, засохших листиков лавра, найденных в ящике кухонного стола, и сел рядом.

   "Чёрт! Если бы не сосед- пенсионер, остался бы я голодным. Картошка у него классная, - подумал он. - Наличных денег у меня нет, о карте придётся забыть. Слава богу, колбасу захватил из дома".

   Перебирая в памяти события минувшего дня, Лисицын неподвижно сидел и смотрел на огонь. Минут через двадцать Сергей потыкал гнутой старой вилкой картошку, кивнул головой, потом выключил газ, слил воду и поставил кастрюлю на стол. Сняв крышку, Лисицын вдохнул острый запах лаврового листа.

   - Да, брат. Огурец бы солёный к такой вкуснятине. И рюмка водки бы не помешала.

   Он постоял, подумал, потом схватил с помощью грязных тряпок кастрюлю за ручки и вышел из дома.

   На улице уже царили сумерки. Пахло свежескошенной травой, розами и клубникой. Дачный посёлок утопал в густой листве старых плодовых деревьев. Каждый третий дом светился окнами. Лисицын, словно лошадь, потянул ноздрями воздух, поднял голову к небу и с мрачной улыбкой посмотрел на звёзды. Луна приоткрыла в ответной улыбке свой рот - узкую полоску молодого месяца.

   Через пару минут Сергей уже стучал ногой в дверь соседа - одинокого пенсионера - бывшего военного.

   Тот даже не удивился, увидев гостя.

   - Картошкой варёной поделиться решил? Правильно. Когда твои окна засветились - знал, что зайдёшь. Мы с тобой за всю нашу соседскую жизнь и бутылки коньяка не выпили.

   - Мой промах. Признаю, - засмеялся Лисицын. - Но я сейчас - на мели. Так, что – прошу прощения, Пётр Иваныч!

   - А каким крутым ты был лет пять назад? На драной козе не подъедешь. Предприниматель, мать твою! Спекулянт ты, и больше никто.

   - Хватит вам ругаться, - не обиделся Лисицын. - Смотрите, у меня колбаса есть.

   Сергей сунул кастрюлю в руки соседа и достал из кармана свёрток.

   - Мы, что колбасы не видали? А вот это, как тебе? - ветеран вооружённых сил брякнул тарелками о стол, подошёл к холодильнику и стал по очереди доставать, раскладывая на столе: большой кусок сала, завёрнутый в прозрачную пищевую плёнку, солёные огурцы в трёхлитровой стеклянной банке, пластиковый контейнер с нарезанным лимоном, банку красной икры. Последней из морозильной камеры появилась бутылка виски, горлышко которой была запечатана сургучом цвета спелой вишни.

   - Односолодовый? - удивился Лисицын. - Дорогой, однако.

   - Знаешь толк?

   - Покупал когда-то в Дьюти фри.

   - А мне, вот, ученики сами приносят.

   - Какие ещё ученики?

   - Такие. Которым права нужны.

   - Постойте, Пётр Иваныч. Вы разве работаете?

   - Кто не работает, тот не ест, - засмеялся сосед.

   - Куда же берут таких?

   - Каких, таких? - обиделся пенсионер.

   - Ну... Пожилых, - Лисицын попытался исправить допущенную оплошность.

   - Мне, между прочим, пятьдесят пять. На пенсию не проживёшь, а вот на зарплату - пятнадцать тысяч в автошколе, где разные идиоты – переростки и девки - скороспелки пытаются получить права, не всякий, уважающий себя человек пойдёт. А я вот пошёл. И, знаешь почему?

   - Почему?

   - Да потому, что с гаишниками умею договариваться, и нервы у меня крепкие, чтобы рядом с придурками сидеть, которые едва научились рулём крутить, а на тормоз давить забывают. Понятно?

   - Вполне, сэнсей?

   - Чего? - не расслышал Иваныч.

   - Учитель по-японски.

   - Тогда, открывай! - сосед протянул Сергею бутылку.

   Через полчаса, словно виделись чуть ли не каждый день, они сидели друг против друга и вели странный разговор.

   - Нет, вот ты мне скажи, - допытывался сосед у Лисицына. - На хрена в Москве на каждом шагу торговые центры строят, да офисы, а жилые районы уже за Кольцевую дорогу шагнули? Скоро у нас здесь снесут все дачи, да сделают ещё один спальный микрорайон.

   - Не знаю, - хмельно удивлялся Сергей. - Градостроительная политика. Деловая жизнь должна кипеть в центре, а люди обязаны быть ближе к природе.

   - Обязаны? Чёрта с два. Какая такая политика? Вон, во внешней и во внутренней политике всё уже просрали. Москва - не резиновая.

   - Вот потому за городом и строят. Людям жить негде.

   - Каким людям? Спекулянтам? Или стаду менеджеров, мать их? Многие простые работяги до сих пор не имеют квартир. Ютятся большими семьями в "хрущовках", а купить достойное жильё не могут. Не на что. Зато, такие, как ты, коммерсанты, имеют по три, а то и по четыре хаты. И сдают их по бешеным ценам.

   - Это - бизнес, - глубокомысленно изрёк Лисицын.

   - Какой там бизнес? Бизнес - когда строят электростанции, создают тяжёлую промышленность, новые технологии, современные заводы и станки.

   - И мы создаём.

   - Не смеши. По сравнению с Западом, мы - в глубокой жопе со своей экономикой. Всё, что мы можем - качать нефть и газ за кордон. Все заводы построены ещё в советские времена, станки и поточные линии на ладан дышат.

   - Ну, почему? Вон Тойота и Ниссан построили заводы под Питером. В Калининграде делают БМВ, Шевроле и Кадиллаки, в Калуге - Мицубиси, Ситроены, Пежо...

   - Ага! На чужих дядей горбатимся. Империалистические экономики укрепляем.

   - А рабочие места, а налоги? Это разве - не плюсы? Да, одно то, что в правительстве много молодых...

   - Зелёных, напыщенных придурков и ворюг, - Иваныч брызгал в щёку Лисицына слюной. - Нет, ты ответь мне. Почему цены на автомобили, собранные в России почти такие же, как и на привезённые из-за рубежа?

   - Ниже, - миролюбиво отвечал Сергей.

   - Какой ниже? - не сдавался сосед. - Смотрел специально в Интернете. Возьмём, к примеру, Кадиллак. Его, ведь, и в Америке производят, верно?

   - Да, - кивал Лисицын.

   - Тогда почему новый Кадиллак CTS с движком 3,6 литра в Америке стоит пятьдесят тысяч долларов или миллион семьсот тысяч деревянных, а у нас цена зашкаливает за два с половиной "лимона". Или на хрена нам роскошный кадиллак? Ладно. Бери Джип Гранд Чероки. Классная машина для дачи. В Америке за неё просят сорок, сорок пять тысяч баксов, а у нас - опять же два миллиона с длинным хвостиком. И что это такое?

   - Это – старые цены. Курс доллара вырос вдвое.

   - Там более.

   - Политика Центробанка, поэтому и цены такие.

   - Вот и я говорю - грабёж среди белого дня.

   - Защита отечественного производителя.

   - Да, понятно, что защита, но разных там "Лад" и прочего дерьма народ давно не желает иметь под задницами, а хорошие машины мы ещё долго не научимся делать.

   - Почему? - вяло поинтересовался Лисицын.

   - Да потому, что в странах содружества: Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан полно нищих, мечтающих обзавестись собственными колёсами. Вот мы и клепаем эти "консервные банки".

   - Согласен, - Сергей подцепил вилкой кусочек сала и с удовольствием положил его в рот.

   - Ещё бы ты не согласился, - с уверенностью в собственной правоте, сказал сосед, наливая себе и собеседнику ещё по рюмке виски.

   - Или возьми налоги, - выпив, не чокаясь, продолжал Иваныч.

   Он, не закусывая, вытер рукавом рубашки рот.

   - Раньше, вон, инвалидам первой и второй группы льготы полагались по транспортному налогу. Вернее, если у них была одна машина, то этот чёртов налог они не платили вовсе. А теперь - у кого движок меньше двухсот лошадиных сил, то - Бог с вами. А у кого больше - будьте любезны - по новым высоким ставкам. Представляешь? Инвалидов приравняли к таким, как ты - спекулянтам и олигархам. Что? Им теперь, как в совковые времена на "запорожцах ездить?

   - Да, дела, - удивился Лисицын, с нежностью вспоминая о своём брошенном в лесу Фольксвагене.

   - Э, милый! А, знаешь - зачем они это сделали?

   - Чтобы такие ушлые, как я, не покупали мощные, хорошие машины на имя несчастного инвалида и не ездили спокойненько по доверенностям, - догадался Сергей.

   - Знаешь - за что русских не любят за границей? - неожиданно спросил сосед.

   - Нет.

   - За то, что жрём водку, словно это простая вода, а ещё - за наглость, бескультурье и хитрожопость, - Иваныч постучал указательным пальцем по клеенчатой скатерти. - Ты почти угадал с налогом. Наверное, многие вроде тебя, прокидывали такие штучки. Вот только государство взяло, да подумало: "Ну, сколько таких ушлых? " Предположим, половина инвалидов соблазнились вашими "откатами". Теперь - считай. Если в России - десять миллионов инвалидов, пять миллионов получают от вас – хитромудрых спекулянтов за регистрацию авто на своё имя по десять тысяч. И то, вряд ли. Хотя, предположим – десять тысяч. Значит, эти пять миллионов хапуг не будут платить налог. Державе обидно. Получается, государство недосчитывается в год - пятидесяти миллиардов рублей. Если не больше. Так?

   - Ну, так, - согласился Сергей.

   - Вот именно. Будьте любезны! Денежки тащите теперь в кассу. Хватит с вас халявы. Так?

   - Предположим.

   - А остальные?

   - Что остальные?

   - Инвалиды?

   - А, что остальные?

   - А то. Значит, пускай ездят на дерьме с маленьким объёмом движка? А те, у кого уже есть машины лучше и мощнее, что? Должны продать их?

   - Получается, так, - Лисицын почесал переносицу.

   - Значит, инвалиды - не люди и им не хочется порулить классной тачкой?

   - Дискриминация! - Сергей бросил вилку на стол и сокрушённо покачал головой.

   Ему, вдруг, стало жалко инвалидов.

   - Постойте, - спохватился Лисицын. – Причём здесь инвалиды? Разве можно переделать, скажем, кадиллак на ручное управление?

   - Да, причём здесь это? - рассердился сосед. - Если инвалид, то значит - без рук, без ног? Инвалиды разные бывают. Вон у меня сослуживец - офицер морской пехоты получил осколок в Чечне под сердце. Скажи, он разве не человек?

   - Человек.

   - Правильно. А из него хотят сделать нищего инвалида. При мизерных пенсиях - отдай налог, заплати за квартиру, свет, воду, телефон, бензин... И что ему останется на жизнь? Кстати, о бензине, - Иваныч взял в руки бутылку и посмотрел её на свет.

   - Аккурат, на пару рюмок осталось. Давай - допьём, что ли?

   - А, кому оставлять? Выдохнется, - пьяно согласился Сергей. - Так, что там с бензином? - Лисицына уже клонило ко сну.

   - Вот объясни мне. Почему у нас - в нефтедобывающей стране цена бензина почти такая же, как в Европе, где нефти нет? Почему в Арабских Эмиратах, Бахрейне, Саудовской Аравии, Венесуэле бензин стоит копейки, а у нас, к примеру - литр девяносто пятого недавно стоил доллар? Это сейчас, когда рубль упал, горючка стоит немного меньше, но и у нас пенсии упали в долларовом эквиваленте. По уровню зарплат мы сравнялись с какой-нибудь африканской Нигерией.

   - И, почему? - Лисицын, не в силах справиться с новым зевком, прикрыл рот ладонью.

   - Сволочи! Вот, почему, - сосед с трудом, неловко выловил пальцами из банки последний солёный огурец и с хрустом раскусил его. - Нет. Я, конечно, понимаю, что все эти санкции, падение цен на нефть - дело рук америкосов и наша плата за Крым, но вот возьми Европу...

   Сергей мотнул головой, хмельно удивившись.

   - А, что Европа?

   - Как это, что? У них дела творятся почище наших. Одни эммигранты с Ближнего Востока чего стоят. Их ведь поить, кормить нужно. Вот беженцы Евросоюзу на голову и сели. Однако власти на местных инвалидах не отыгрываются.

   - Хорошо там, где нас нет, - примирительно сказал Лисицын и, чтобы поменять тему разговора, спросил:

   - Иваныч! Говорят, вы в Афгане воевали?

   - Не было такого. Сплетни.

   - А, кто-нибудь из ваших знакомых с душманами лицом к лицу в бою сталкивался?

   - А то. Один мой товарищ рассказывал, - пенсионер прищурился, словно вспоминая, - Колонна российская - несколько грузовиков и пара БэТеЭров заночевала в какой-то деревне. Вроде договорились с афганцами, что разойдутся утром тихо, мирно. А тут ночью - выстрел, другой. Этот парень выскочил из дома, а на окраине уже бой идёт. Слышит, один из наших пулемётов замолчал. Он бегом туда. Вижу, говорит, пулемётик установили на какой-то каменной ограде, а вокруг - никого. То ли убили солдатиков, то ли в плен взяли, а на меня, говорит, в темноте толпа душманов прёт. "Алла Акбар!", - кричат, -"Алла!", - сосед вскинул руки, изображая панику.

   - Мужик - за пулемёт. Давай отстреливаться. Вдруг ему на спину кто-то упал. И ну - руки назад крутить. Он голову повернул. Душманы! Двое. Хрипят, ругаются. Просыпаюсь, говорит, а это рука в щель между кроватью и стеной попала... - Сосед начал хитро улыбаться, а потом, видя недоумевающее лицо собутыльника, раскатисто засмеялся.

   - Так это сон был? - догадался Сергей. – Вы разыграли меня?

   - Ага. Только не твой покорный слуга сон этот видел, а мужик мне эту историю рассказывал. С юмором у него - всё в порядке, - ветеран указательным пальцем вытирал слёзы в уголках глаз. - Сам я окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания в Питере. Сейчас оно называется - Военно-морской институт. - А то, что ты слышал, за рюмкой водки мне лапшу вешал на уши приятель - офицер сороковой армии. В Афгане он занимался картами, секретной документацией и прочей мелочёвкой. Духов видел только пленных. За всю службу он ни разу не выстрелил из автомата.

   - Послушайте, Пётр Иваныч! - Лисицына одолела зевота. - Раз пошла такая пьянка, вы меня завтра на своей тачке до станции не подбросите? К обеду мне в Москву надо. У вас с бензином, как?

   - Нормально. В автошколе талоны дают.

   Из соседа словно выпустили воздух. Голова его клонилась на согнутые в локтях руки. Плечи поникли. Под глазами образовались мешки.

   - Нет, завтра не получится. У меня - ученик на шесть тридцать утра. Значит, из дома мне надо слинять не позже шести. Вот такие дела. Извини, дружище. Сам, как-нибудь доберёшься. А мне спать уже пора.

   - Не вопрос, - Сергей встал из-за стола.

   "Хотя бы, чаю предложил. Тоже мне - сосед", - подумал Лисицын, чувствуя сухость во рту.

   - Ладно. Я пошёл. Спасибо за виски.

   - Не за что. Кастрюлю не забудь.

   - Какую кастрюлю? Ах, да, - Лисицын взял со стола посудину, в которой он принёс картошку, и внимательно осмотрел дно. Несколько горошин перца плавали в небольшой луже воды. Там же лежали несколько корок чёрного хлеба и столовая ложка.

   Сергей вытряхнул мусор на пустую тарелку, подцепил одним пальцем кастрюлю за ручку и посмотрел на соседа.

   - Увидимся ещё.

   - Если, что - заходи. Дорогу знаешь.

   - Обязательно, - сказал Лисицын и направился к двери.

   После яркого света внутри дома ночь обняла Сергея запахом сена, прохладой и, почти, абсолютной тишиной. Ленивый лай собак, и слабый шум далёкой электрички были не в счёт. Лисицын зачем-то присел и провёл ладонью по траве. Роса смочила пальцы. Когда глаза привыкли к темноте, Сергей увидел кривую линию тропы, ведущую к калитке. Лисицын встал и поднял голову. Луну абсолютно не смущала ретушь лёгких облаков. Удивительно, но она казалась даже ярче на фоне чёрного неба с густыми вкраплениями звёзд. Они были настолько близко, что Сергею подумалось: "Если протянуть к звёздам ладонь, пальцы почувствуют тепло или нет? "

   "Давно ли вот так я смотрел на небо? - спросил сам себя Лисицын. - Всё дела, да случаи. И некогда остановиться, оглядеться вокруг. Суета сует. Если бы не эта пьянка, я не увидел бы  звёзд. Небо так красиво ночью и так бесстрастно. Подумать только - вот таким же оно было и две, три и пять тысяч лет назад. Им любовались фараоны Древнего Египта, жители Атлантиды и жрецы Майя. Давным-давно Сократ, Платон, Аристотель сидели вот под этой Луной и размышляли над вопросами: "Что является первопричиной всего мироздания?", "Вращается Солнце вокруг Земли или Земля - вокруг Солнца?". "Что было до сотворения мира, и зачем он создан? Что такое жизнь и что такое смерть? Интересно, верили древние в переселение душ, в бессмертие или принимали смерть, как страшное и неизбежное зло?"

   Лисицын перевернул кастрюлю, поставил её на тропинку и сел на днище посудины.

   Когда-то впервые мысль, что сам он смертен, пришла ему в голову лет в семь или восемь. Он точно не мог сказать, когда это случилось, но хорошо помнил, какой ужас охватил его и, что он сразу загнал чувство безысходности в самый дальний уголок разума, решив разобраться с этой проблемой позже.

   "Такого не может быть, - размышлял он, когда думы о неизбежном конце, время от времени, возвращалась. - Впереди - целая жизнь. Нет. Я не умру. К чёрту. Учёные придумают что-нибудь. Они сами смертны и должны что-нибудь сделать. Человечество просто обязано жить вечно", - убеждал он сам себя, в глубине души понимая иллюзорность своих надежд и постепенно приучая свой разум не ужасаться при мысли о смерти и быстрее освобождаться от приступа паники. Сергей не думал о том, насколько остро воспринимают размышления о неизбежном конце жизни другие люди и, что они при этом чувствуют, но ему было довольно собственных переживаний на этот счёт. И ещё он часто задавался вопросом: Неужели всем настолько безразлично, что с ними будет после смерти, и будет ли там, за порогом бытия, что-нибудь ещё, кроме абсолютного ужаса, не имеющего света, звука, запаха, ощущений, переживаний и чувств. Неужели люди не испытывают животной паники перед неизбежным абсолютным злом, каковым, по сути, является смерть? Иногда Сергея охватывало непреодолимое желание спросить об этом отца,  мать, школьных товарищей, но он не спрашивал, боясь насмешек и обвинений в малодушии. Со временем смирение, к которому он себя принуждал, сделало своё дело. Он постепенно научился жить с мыслью о неизбежности смерти и стал думать о ней, как о предмете, не имеющим к нему никакого отношения. Вера в Бога - Спасителя до недавних пор была для Сергея совершенно отвлечённым понятием. Но только не сегодня.

    "Неужели вся красота Вселенной, - Лисицын поднял руки, словно пытаясь обнять небо, - результат Большого взрыва? Или всё же - это дело рук Бога? Липатов говорит, что Бог - вездесущ и вечен, что он первопричина всего. Значит, Бог - создатель и вечности тоже? Не странное ли это противоречие? Чёрт возьми! Ну, почему Бог сделал жизнь такой короткой?"

   Хмель понемногу выветривался на свежем воздухе, но Лисицын продолжал чувствовать лёгкое головокружение, не испытывая абсолютно никакого желания встать с кастрюли и отправиться спать.

   "Хотя бы лет триста. Ну, что ему стоило? Ведь столько всего можно успеть за это время. Вот и со мной Бог поступает так же, как с остальными. Только он подарил мне немного везения, и я встретил самую лучшую на свете женщину и... На тебе... Она - не свободна. Муж, похоже, большая сволочь, и неизвестно, сколько понадобится времени, чтобы найти выход из ловушки, в которой мы с Катей оказались. А ситуация, прямо скажем, не очень".

   Сергею захотелось лечь прямо вот здесь в высокую траву и лежать в ней всю жизнь, забыв обо всём.

   "Получается - если ты родился на свет, то рано или поздно всё равно умрёшь. Днём раньше, днём позже - по меркам вечности разница небольшая. Если примириться с этой мыслью, то умирать не так и страшно".

   Лисицын почувствовал такую тоску, такую пустоту внутри, что едва не задохнулся. Приступ боли, осознание неизбежности конца жизни и тщеты обыденных дел сжали его сердце огненной ладонью. Он, опираясь руками о колени, тяжело встал, выпрямился и пнул кастрюлю ногой. Та, глухо звякнув о подвернувшийся камень и, сверкнув алюминиевым боком, исчезла в темноте.

   "Тогда, зачем жить вообще? В чём смысл жизни? Бегать по замкнутому кругу, словно белка в колесе, зарабатывая на эту грёбаную жизнь, на новые авто, квартиры, шмотки? Или,.. Оставим в покое бизнес. Предположим - человек становится учёным, делает новые открытия... Ради чего? Опять продавать людям, похожим в своей суете на жалких муравьёв, новые чудеса науки и техники? Разные гаджеты и девайсы, отнимающие драгоценное время, а значит, убивающие жизнь? Или чтобы создавать новые образцы оружия, несущие всё ту же смерть? Изобретать чудеса технологий в сфере энергетики? Зачем? Производить вновь и вновь ненужные по большому счёту вещи? Или вот Космос. Зачем он человечеству? Искать там Бога? Заселять суетными, жадными, агрессивными людишками новые планеты? Разве для этого создана Вселенная? Человек, если дать ему время, и Космос превратит в свалку. Разве мы - творцы? Это Господь творец, а мы — потребители его творений".

   Лисицын не заметил, что рассуждает о человечестве, используя местоимения в третьем лице или прибегая к метафорам.

   - Боже! - В отчаянии прошептал он. - С какой целью мы созданы тобой? В чём наше  предназначение? Продолжение рода человекообразных муравьёв? Зачем? К чему? Зачем это тебе?

   Не смотря на прохладную ночь и восходящие от земли потоки свежего воздуха с терпким запахом мёда, душу Лисицына переполняла печаль. Неожиданно память подбросила разуму стихотворение, которое Сергей читал когда-то в книге с давно забытым названием:

 

...Зачем Ты бесконечен для людей,

когда границы есть

всем смертным и героям, похожим на богов?

Зачем звонят благую весть

над миром языки колоколов?

Зачем вдохнул в межрёберную щель

божественную жизнь через воронку?

Зачем юдоль - земная нам постель

такая хрупкая, такая тонкая -

зажата обречённостью границ?

...Молчишь, тая в глазах свой смех

под щебет птиц

за чёрной тенью век...

В конвульсиях "Сверхновых" и контузиях

загадочно-таинственен и нем...

Мне кажется, ты сам, мой Бог, иллюзия

для вечного - "Зачем?" 

 

   "Стоп, стоп! А любовь? - Лисицын вспомнил свои беседы с Липатовым, а потом подумал о Кате. - Вот именно. Всё просто. Ради любви стоит жить. Ради любви к женщине, к хорошему другу. Ради любви вот к этому небу, загадочному и таинственному. Ради любви к земле и воде, птицам, цветам, запахам. Возьми Липатова. Бросил всё. Москву, бизнес, приносивший немалые деньги, все блага цивилизации, и уехал к чёрту на рога, обосновался на хуторе. Ему ничего не нужно другого. Рядом с ним - любящая жена, сын, живая природа. Согнали с одного места - перебрался на другое. Каждый из нас - создатель собственного ада на земле. Все за редким исключением, кроме Липатова и ещё немногих, осознавших истинный смысл жизни. Они знают, в каких местах можно построить рай. Всё остальное - суета и блажь".

   - Господи! - тихо сказал Лисицын. - Сделай так, чтобы Катя и я были вместе. Большего не прошу.

   Странно, но тоска незаметно и постепенно уходила из сердца, освобождая место для надежды. Внезапно он почувствовал себя так, будто, только что принял душ. Предвкушение чего-то нового, радостного и счастливого заставило Сергея улыбнуться темноте. Он глубоко вздохнул, вышел на дорогу между заборами и вскоре оказался в собственном доме. Не зажигая света, Лисицын долго стоял у открытого окна, с удивлением и радостью наблюдая, никогда не виданное им прежде, падение звёзд.

   "Как я мог раньше не замечать такой красоты? Наверное, это любовь к Кате так действует. Не понимаю, что во мне может ей нравиться. События развивались так быстро и неожиданно, что, что.... Конечно, Бог или случай свёл нас, но мир вокруг неожиданно изменился. Будто во мне существовал какой-то выключатель, о котором я не знал. Бог щёлкнул им, и вот он, свет. Он пролился, и произошло нечто волшебное, магическое. Это оно заставляет меня смотреть на всё другими глазами", - хмельно и восторженно думал Лисицын.

   "А, может, это спиртное туманит рассудок? Нет. Причём здесь виски?"

   Звёзды стали расплываться, исчезать, словно свежий ночной ветер принёс со стороны реки туман. Сергей почувствовал влагу на ресницах.

   "Чёрт! Неужели слёзы?", - ладонь непроизвольно поднялась к глазам.

   - Этого только не хватало. Вот лягу спать, проснусь, и всё вернётся на круги своя? - сказал Лисицын небу, но, сопротивляясь этой мысли, упрямо тряхнул головой. - Нет, нет. Не хочу прежней жизни. Только от меня зависит, смогу ли я изменить её. Впрочем, скорее бы наступило завтра. Утро вечера мудренее.

   Сергей, не раздеваясь, нашёл в темноте кровать и лёг на спину. Веки сами собой сомкнулись, и он мгновенно уснул.

 

   Наверное, так и должен был выглядеть операционный зал Центрального телеграфа в будний день. Ряд старых телефонных автоматов, закреплённых на одной из стен. Высокие потолки с лепниной, пустующие будки междугородной телефонной связи, новые современные стеклянные перегородки, украшенные искусственными панелями под дерево. Человек десять персонала, сидящих за компьютерами под табло с надписями: "Приём телеграмм", "Выдача почтовых отправлений", "Услуги связи", "Платежи населения". Несколько длинных мраморных массивных скамеек периода "Застоя".

   Небольшие группы людей пересекали зал во всех направлениях. Многие фотографировали интерьер славного телеграфного советского прошлого.

   Лисицын нашёл укромный уголок и облокотился о стойку, на которой лежали в относительном порядке стопки бланков для телеграмм. Отсюда открывался неплохой обзор. В отличие от Сергея, посетители явно не желали прохлаждаться на лавочках. Все были заняты делами. Лисицын  посмотрел на часы, взял один из бланков и, от нечего делать, стал изучать его. Когда он поднял глаза, то увидел худую высокую фигуру паренька в голубых, мешковатых джинсах и клетчатой рубашке явно с чужого плеча. Бейсболка с огромным козырьком не позволяла рассмотреть лицо. Рюкзак из чёрной ткани с белой надписью "Adidas" уютно пристроился между колен молодого человека. Парень сидел на скамейке, нетерпеливо озираясь по сторонам.

   Лисицын вздохнул и пошёл к посыльному. Знакомая синева сапфировых глаз заставила Сергея остановиться.

   - Катя? - воскликнул он.

   - Тише!

   Строгий голос показался Лисицыну нежным и, в тоже время, испуганным. Отсутствие макияжа не портило женщину, а лёгкий загар только подчёркивал шелковистость щёк. - Садись, пожалуйста, - Катя старалась выглядеть этаким деловым тинейджером.

   - Зачем ты остригла свои роскошные волосы?

   - Что, так ужасно?

   - Нет, наоборот. Тебе очень идёт. Если бы не глаза, не узнал бы. Откуда эти ужасные рубашка и джинсы?

   - Потом расскажу, - пообещала Катя и стала оглядываться по сторонам.

   - Нет, это - плохая идея - встретиться здесь. Чувствую себя не в своей тарелке. Пойдём.

   - Куда?

   - Нам нужно поговорить. Здесь, неподалёку есть небольшой ресторан. В это время наверняка там пусто.

   - Ты чего-то боишься?

   - А ты разве нет? - Дементьева быстро взглянула на Сергея, встала и потянула его за рукав футболки.

   Они вышли на Тверскую и двинулись вверх по улице, потом Катя свернула в один из переулков.

   - По-моему, это здесь я видела вывеску. У меня машина припаркована в соседнем дворе. Заходим.

   Зал ресторана действительно оказался почти пустым. Возле стойки бара скучала официантка. В дальнем углу помещения рядом с окном, задёрнутым плотной шторой, сидели двое мужчин. Один из них посмотрел на новых посетителей и равнодушно отвернулся. Из полумрака материализовался бармен - высокий парень с короткой стрижкой и галстуком бабочкой на белоснежной рубашке.

   - Хотите покушать? - к ним подошла официантка.

   - Ещё рано, - сказала Катя низким голосом, - А вот кофе бы выпили.

   - Какой желаете?

   - Мне - чёрный, - поторопился сказать Лисицын, всё ещё ощущая сухость во рту после вчерашнего застолья с соседом.

   Катя, молча, подняла два пальца.

   - Два чёрных "американо"? - уточнила девушка. - С молоком, со сливками?

   - С молоком, - решил за Катю Сергей.

   - Итак? - сказал он, дождавшись исчезновения официантки.

   - Держи, - на стол перед Лисицыным лёг большой конверт, который Катя достала из рюкзака.

   - Что здесь? - пальцы Сергея легли на плотную бумагу.

   - Карта Сбербанка на твоё имя, новый телефон, авиабилет, немного наличных, подтверждение брони гостиницы и небольшая инструкция.

   - Билет? Куда?

   - В Таиланд.

   - Куда, куда?

   - В Бангкок. Там возьмёшь такси и отправишься в Паттайю.

   - А ты? То есть, это значит - меня посылают куда подальше? А карта и наличные - в порядке компенсации? - Лисицын покраснел и бессильно опустил руки вдоль туловища, - Мол, отдыхай, забудь, прости...

   - Боже мой! Ну, какие же вы, мужики? Чуть, что, сразу становитесь в позу.

   Катя быстро провела рукой по щеке Сергея.

   - Мне с тобой уехать пока нельзя. Я же говорила, что есть дела, которые нужно закончить, - в голосе женщины проскользнули то ли след досады, то ли нотка отчаянья.

   - Что-то случилось? Что? Дементьев тебе угрожает?

   - Тише. Не произноси имён. Он даже не знает, где я, что со мной. И я постараюсь, чтобы так всё и оставалось. Вадим страшный человек. Поверь мне. Но есть одна проблема гораздо страшнее и ужаснее.

   - Что? Какая?

   - Дементьев похитил у меня сына.

   - Вот, чёрт! - Сергей сжал ладони в кулаки. - И ты не знаешь, где Игорь?

   - Ещё вчера не знала, но странным образом... Думаю, Господь надоумил... Догадалась позвонить подруге. Она работает в "Аэрофлоте" и перелопатила чёртову кучу файлов. На имя Игорька куплен билет в Лондон с вылетом через два дня.

   - Он летит один? - удивился Лисицын.

   - С сопровождающим, я думаю. Место рядом уже занято. Знаю даже фамилию. 

   - Значит, ты летишь в Лондон? - озарило Лисицына.

   - Не сразу. На следующий день.

   - Понятно.

   - Не пойму, чего больше в твоём голосе? Обиды, разочарования или сочувствия?

   - Перестань. Ты же знаешь - я люблю тебя, а Игорёк для меня, - Лисицын сделал паузу, подбирая слова. - Он мне не чужой, я считаю его своим сыном.

   - Только считаешь?

   - Катя! Ну, зачем ты так?

   - Что?

   - Недоверие, сарказм, насмешка. Давай так. Никуда я не поеду. Ни в какой Таиланд. Я лечу с тобой. Вместе мы найдём и вернём Игоря.

   - Нет, со мной нельзя, - в цвете глаз женщины - густом, в полумраке почти чернильном, стало больше лазурита. - Если что-то пойдёт не так, у меня есть оправдание. Я - мать, а тебе могут дать срок за похищение ребёнка. У Дементьева денег куры не клюют, а британское правосудие... Да, что я тебе объясняю? Дело решённое. Будешь ждать меня в Таиланде.

   - Поеду с тобой, - упрямо сказал Лисицын и нежно взял женщину за руку.

   Катя оглянулась на звук шагов и тут же высвободила ладонь. Официантка принесла кофе, расставила чашки, водрузила по центру стола кофейник, нашла место маленькому фарфоровому молочнику и блюдцу, в котором лежали кусочки сахара и десяток конфет.

   Пауза длилась ровно столько, сколько понадобилось официантке, чтобы исчезнуть.

   - Ты, насколько я понимаю, свидетель убийства и, этим опасен для Дементьева, а значит - летишь в Таиланд, - тихо, но твёрдо произнесла Катя.

   - Никакой я не свидетель, - заупрямился Сергей. - Что я видел?

   - Только не рассказывай мне всё в красках и подробностях, - Катя передёрнула плечами. - Я точно знаю, что Крика убили, а ты оказался в ненужное время в ненужном месте.

   - Нет, правда. Ну, что я, к примеру, скажу следователю? Что заметил окровавленный ковёр на плече Вратаря, а из рулона высовывалась мужская рука с перстнем. Я даже сомневаюсь, что этот перстень принадлежал Крику. Расстояние было слишком велико, чтобы с точностью узнать кольцо.

   - Тем хуже для тебя, и забудь о следователе. У Дементьева достаточно влияния, денег и связей, чтобы именно тебя обвинили в убийстве. А потом, ты уверен, что Вратарь будет ждать приезда каких-то следователей. В особняке ничего не найдут.

   - Вот видишь. А раз не найдут, то зачем мне лететь куда-то к чёрту на рога? Я хочу быть с тобой, если ты… - Сергей запнулся на середине фразы. - Конечно, не против.

   Катя покачала головой.

   - Не давай мне повода думать, что ты глупый. Не разочаровывай меня. Если бы твоя судьба мне была безразлична, я бы плюнула и сказала: "Делай, что хочешь..."

   Лисицын снова завладел ладонью Кати.

   - Прости. Ты права. Я поеду в этот чёртов Таиланд. Вот только, что я буду там делать?

   - Никакой он не чёртов. Страна - почти рай. Купайся, загорай, жди и думай обо мне.

   - Тогда - это ад, а не рай. Ты же знаешь. Ждать и догонять - хуже нет.

   - Вот это "хуже" и поделим пополам. Мне - нужно догнать и вернуть сына, а тебе - ждать. Только - смотри, не дай себя соблазнить местным красоткам. Говорят - там проститутки - класс.

   - Катя! - возмутился Лисицын.

   - Тише, умоляю тебя, не так громко, - Екатерина заметила, что один из мужчин, сидящих у окна, повернул голову, прислушиваясь.

   - Хорошо, хорошо, - спохватился Сергей, перехватывая взгляд Кати. - Когда мне вылетать?

   - Господи! Я такая неорганизованная. Забыла дату посмотреть. В билете всё должно быть указано.

   - Ты неорганизованная? - Лисицын улыбнулся. - Мне бы - часть твоих способностей. Ты - самая умная, целеустремлённая и предусмотрительная женщина из всех, кого я знаю.

   - Это - не обо мне. Я только учусь быть такой, - Дементьева едва улыбнулась в ответ.

   Лисицын заглянул в конверт, достал квитанцию электронного билета и нашёл дату вылета.

   - Через три дня, - тихо сказал Сергей. - А что мы с тобой будем делать эти три дня?

   - Ты - что хочешь, но в Москву до вылета больше - ни ногой. А у меня завтра самолёт до Лондона, и дел ещё полно. Впрочем, - в глазах Кати вспыхнули огоньки.

   Она наклонилась к уху Лисицына и тихо сказала:

   - Я хочу, чтобы ты запомнил этот день.

   - Я и так буду его помнить, - внезапно охрипшим голосом прошептал в ответ Сергей.

   - Боже мой! Какой ты ещё маленький. Ты что - не понимаешь?

   Сапфировые глаза Кати были слишком близко.

   - Нет, - выдохнул Лисицын.

   - Я сделаю так, что ты на пушечный выстрел не подойдёшь к тайкам. Поехали?

   - Куда? - глупо и растерянно спросил Сергей.

   - Господи! К тебе. Куда же ещё? Где ты сейчас живёшь?

   - На даче.

   - Тогда, почему мы ещё здесь?

   Лисицын почувствовал, что краснеет. Кровь гулко пульсировала в висках. Он схватил конверт, вынул оттуда тысячерублёвую банкноту, бросил на стол, сунул конверт в карман джинсов, встал и протянул Кате руку, помогая ей подняться. Дверь ресторана тихо закрылась за ними, придерживаемая хорошо отрегулированным доводчиком.

   Один из парней, сидящих у окна, проводил странную пару взглядом и обернулся к своему приятелю.

   - Ты срисовал их?

   - Кардинал! Обижаешь. Тут же сфоткал на всякий случай.

   Парни склонились над экраном смартфона.

   - Зуб даю, они - из ментовки.

   - Может и так, - Кардинал задумчиво трогал чисто выбритый подбородок. – Толик! Сдаётся мне… Фраерок в бейсболке - на бабу похож.

   - Менты в разном прикиде сейчас выступают. Могут и педиками нарядиться, - бормотал Толик, перелистывая файлы с фотографиями. - Может, что-то у ментовских на нас появилось? Вынюхивали, а сейчас протоколы пошли строчить.

   - Сомневаюсь. Где-то видел я этого пацана. Дай-ка мне телефончик. Пусть у меня в шиме1 шкер2 полежит.

   - А я, чё - без мобилы останусь?

   - Не коси под Бельмондо3, закрой варежку, не шевели воздух, - Кардинал спрятал телефон в карман. - Нутром чую, лички эти нам ещё пригодятся. А себе новый гаджет купишь.

   - Чего?

   - Мобилу, говорю, новую купи.

   - Ага, а лавэ4 где взять?

   - Ты, что, барыга? Ты мне ещё Володей5 прикинься. Мало той капусты, что я тебе скармливаю?

   - Да, ладно. Это я так. Извиняюсь за базар.

   - Вот именно. Позови официантку. Пусть хавчик какой-нибудь принесёт. Время уже заграничное.

   - Точно. Мать моя женщина. Почти два часа, - Толик нажал кнопку звонка, прикреплённого к стене. - Коньяк будешь?

   - Ты ещё Балтийский чай6 закажи. Не серди меня.

   - Это я так, из уважения.

   - Смотри, Толик, рассержусь, - Кардинал снова вытащил из кармана телефон и стал внимательно рассматривать фотографии Лисицына и Кати.

   "Нет. Не могу вспомнить. Но где-то я лицо это видел. Ладно, потом само всплывёт", - решил для себя Кардинал и спрятал гаджет.

 

   - Поведёшь? - Катя протягивала Сергею ключи от своей машины.

   - Конечно, - Лисицын немного пришёл в себя. - Только, знаешь. Дача у меня - так себе, старая, ванную лет десять назад выкинули. Пожелтела вся.

   - Что - воды вообще нет? Не верю. Ты пахнешь свежестью.

   - Ну, почему же? В доме водопровод, газовый котёл, даже туалет с душевой кабиной есть.

   - Я не о том. Река, пруд или озеро?

   - Двести метров по тропинке - река.

   - Вот и хорошо. Чего же мы ждём?

   Лисицын через арку большого сталинского дома выехал на Тверскую в сторону центра, потом развернулся и, лавируя в потоке машин, повёл автомобиль к Третьему транспортному кольцу. Всё время, которое отняла у них дорога, Катя болтала. Сначала о пустяках, потом рассказывала Сергею о сыне, вспоминала смешные истории из своего детства и детства мальчика, хвалила Терру, расспрашивала Лисицына о даче, о реке, о часовом бизнесе, о причинах любви Сергея к лошадям.

   - Так ты фанат верховой езды? - улыбнулась Катя.

   - Не совсем так. Я больше люблю рысаков, - уточнил Сергей.

-       И давно?

-       Однажды, почти случайно, попал на ипподром, а затем прочитал у Куприна "Рассказ старого наездника".

-       - Боже! - воскликнула Катя. - С кем свела меня судьба? Человек читал не Дарью Донцову, не Дэна Брауна, а Куприна.

1 Шима (блатной жаргон) - карман.

2 Шкеры - брюки.

3 Косить под Бельмондо (блат.)- прикидываться сумасшедшим.

4 Лавэ - деньги.

5 Володя - жертва преступления.

6 Балтийский чай - водка с кокаином.

 

   - И, что тут особенного?

   - Не понимаешь?

   - Нет.

   - Ну и ладно. Прости, что перебиваю. Рассказывай дальше.

   - Вот с этого и пошло. Скачки, бега - это целый мир, интересный, полный тайн, загадок, профессиональных секретов и кропотливого труда. Лошадь требует постоянной работы с нею, терпения, настойчивости и любви. Все усилия этого прекрасного животного на кругу ипподрома должны быть сконцентрированы, выверены и направлены к достижению трёх практических целей. Быстрота, выносливость и правильное движение. При сочетании этих качеств рождается красота бега... - Лисицын замолчал, не находя слов, чтобы донести до Кати все нюансы сложного ремесла подготовки лошади к скачкам и бегам.

   - Да, да, я видела. У рысака - шея согнута дугой. Бег красивый, ноги выбрасывает круто вверх.

   - Ты, наверное, видела наездника - любителя, который без году неделя - в качалке. На самом деле - всё это неправильно. Шея дугой мешает воздуху свободно проходить в лёгкие, высоко выбрасываемые ноги заставляют лошадь тратить много энергии впустую. Победители так не бегают.

   - А как бегают победители?

   - Это стоит посмотреть. Спина - прямая, шея и голова должны быть вытянуты почти горизонтально. Кажется, что лошадь копытами слегка касается беговой дорожки. Плавность и стремительность хода достигаются долгой тренировкой.

   - Значит, от породы и красоты мало что зависит?

   - Порода, конечно, играет свою роль, но есть много факторов, которые влияют на выносливость и скорость лошади. Например, мастерство тренера-наездника. Это, вообще, особая каста людей, живущая по своим правилам и законам. Они даже разговаривают на своём языке.

   - Это, что-то типа блатного жаргона? - спросила Катя, вспомнив словечки, изредка вылетавшие из уст Вратаря и Коли Крика.

   - Нет. Это - другое. У наездников — особая речь. Например, они говорят: "врать ходом" вместо - "плохой бег".

   - Ну, скажи ещё что-нибудь.

   - Слышала такое словечко "шлапачник"?

   - Нет.

   - Это рысак, который часто сбивается на галоп, шлап, шлап по дорожке.

   - Ещё! - потребовала Катя.

   - Я лучше передам тебе то, что говорил мне мой тренер. У наездника лошади, претендующей зайти в призы, должен быть абсолютный слух настройщика роялей. Мало слышать еле заметную неправильную рысь, несовпадение тактов. Нужно уметь, найдя причину недуга, помочь лошади обрести свободные, экономные движения. Такие, что дадут ей возможность до конца раскрыть заложенные в ней природой и унаследованные от славных предков проявление силы, при которой достигается максимальная резвость. Самые отменные родословные лошадей, что ни на есть благородных кровей, не стоят и ломаного гроша, если подковы вашего рысака либо "жмут", либо, что еще хуже, "болтаются", словно плохо подогнанные по ноге сапоги.

   - Что значит жмут?

   - Скверно подобраны по недогляду. Подковать лошадь для бегов - целое искусство. Довески, крючки к подковам, подковы с "весом в лоб", "весом - в пятку", "весом - в поле копыта". Всего не перечислишь. Но задача – одна. Помочь рысаку правильно сбалансировать бег, сделать так, чтобы не навредить  мускулатуре животного, заставить весь мышечный аппарат и связки работать с наибольшей пользой. "Плохо подкованный рысак - это потенциальный инвалид и заведомый "тихоход". Но это - уже не мои слова.

   - Догадалась. Как интересно. Слушай, а ты, оказывается, ведёшь двойную жизнь, - Екатерина взлохматила Лисицыну волосы на затылке.

   - Так и есть, - легкомысленно согласился Сергей.

   За разговором время пролетело быстро и незаметно. Лисицын едва не пропустил поворот с автотрассы на просёлочную дорогу.

   - Вон и наша деревня, - Сергей показал на три десятка домов, разделённых пыльной широкой тропой.

   Несколько старушек, копавшихся в огородах, распрямили спины и стали смотреть на незнакомый автомобиль, который почти упёрся в ворота дачи Лисицына.

   - Всё, приехали. Посиди, сейчас машину загоню на участок.

   - Не стоит. Всё равно к вечеру уеду.

   - Уже, к вечеру? - тихо спросил Сергей с таким мрачным видом, что Катя рассмеялась.

   - Не грусти, комиссар. Тихий Дон наш. Да и Крым тоже, - смех женщины рассыпался в воздухе мелодичными звуками и спрятался в траве.

   - Знаю, - улыбнулся Лисицын.

   - Ой! - неожиданно воскликнула Катя.

   - Что?

   - У меня купальника нет.

   - Ну и чёрт с ним. Тут народу мало. Днём никто не купается. Дам тебе рубашку.

   - Тогда быстро посмотрим твой дом и идём на реку.

   - Дом может подождать.

   - Не может. Он обидится, если гость его не похвалит. Веди. Тем более, что рубашку ещё нужно найти.

   Они обошли три комнаты, из которых одна была спальней, а две другие - гостиной и кабинетом. Катя, бродя по дому, медленно переводила взгляд с одной стены на другую. Все они были увешаны картинами, которые когда-то написал дед Сергея.

   - Прекрасное наивное искусство с некоторым налётом романтизма. Ах, как мне нравится, - восторженно произнесла Катя.

   - Дед был самоучкой. Он всё видел по-другому. Так и писал, - проворчал Лисицын.

   - Нет, нет. Без обиды. Всё прекрасно. Это стиль такой, обдуманное упрощение живописи, вроде творчества ребёнка или первобытного человека. Восхитительно! Похоже на Анри Руссо1 или Нико Пиросмани2.

   - Дед стеснялся картины посторонним показывать, - Лисицын, мысленно удивляясь познаниям Кати, рылся в шкафу, отыскиваю чистую рубашку.

   - С коротким рукавом сойдёт?

   - Если выставить эти полотна на аукционе в Париже или Лондоне, картины твоего дедушки уйдут за бешеные деньги, - Екатерина приложила рубашку к груди и повернулась к зеркалу.

   - Буду иметь в виду, - сказал Лисицын, наблюдая за совершенно другой картиной.

   Екатерина, совершенно не стесняясь, сбрасывала с себя джинсы, клетчатый балахон и всю остальную одежду.

  

1 Анри Руссо (1844-1910) - французский живописец-самоучка, один из самых известных представителей наивного искусства, или примитивизма.

2 Нико Пиросмани (1862 -1918) - известный грузинский художник XX века, самоучка, яркий представитель "наивного искусства".

  

   Сергея, словно током ударило. Он на мгновение ослеп, словно яркий свет резанул по глазам. Женское тело совершенной формы и плавных красивых линий стало почему-то расплываться, будто звёзды прошлой ночью. Лисицын застыл, представляя собой бессловесного истукана, потом поднял руки и закрыл ими лицо. Через секунду он почувствовал на своих руках тёплые ладони, а на губах - дыхание. Женщина прильнула к мужчине так тесно, что Лисицын даже через свою футболку ощутил биение чужого сердца. Озноб, а вслед за ним, крупная дрожь стала сотрясать плоть Сергея.

   - Смотри мне в глаза, - прошептала Катя.

   Она с силой отвела руки Лисицына в стороны, а потом положила их себе на талию.

   - Ты боишься меня?

   - Нет, - зубы Сергея выбивали мелкую дробь.

   - Тогда, что?

   - Я люблю тебя.

   - Скажи это ещё раз.

   - Я люблю тебя.

   Катя зажала ладонью губы Лисицына, вопросительно посмотрела ему прямо в глаза и откинула голову назад. Тело Сергея пронизала долгая судорога. Он поднял Катю на руки и, натыкаясь на мебель, впитывая глазами синеву взгляда любимой женщины, понёс её в спальню... 

  

   Солнце, медленно перемещаясь с востока на запад, нашло лазейку между яблонь и нарушило хрупкое равновесие между прохладными потоками воздуха, приподнимающего занавески во всём доме, и зноем, господствующим снаружи.

   Нежность и благодарность, переполнявшие душу Лисицына, заставили его вспомнить отрывок из рассказа, который попался Сергею на глаза в каком-то литературном журнале.

   "Утро, в которое мы умрём, будет невероятно тихим. Солнце, струящееся через жалюзи, лениво поползёт по твоей щеке. Скользящей струйкой света оно осторожно коснётся твоих ключиц, а потом, опустившись ниже, нежно поцелует в живот. Легким шлейфом по комнате проплывут запахи бергамота, жасмина и мяты. Ты повернёшься ко мне лицом, и солнце поцелует твои глаза сквозь закрытые веки. Зажмурившись, ты улыбнешься нежнее обычного, прикоснешься ко мне, и мы перестанем существовать"...

   - Как же было хорошо, - тихо сказала Катя и отодвинулась на край постели.

   Сергей приподнялся на локте, посмотрел на капельки пота, выступившие над верхней губой женщины, потом встал и через минуту принёс из кухни в стеклянном кувшине холодный яблочный сок.

   - Боже! Вкусно. Будто в детстве. Моя бабушка сама давила. Знаешь, такой ручной, допотопной соковыжималкой, - Катя облизала губы и передала кувшин Сергею.

   - Это тоже самодельный. Яблоки - белый налив уже поспели. Я, наверное, чувствовал, что ты будешь у меня в гостях. С самого утра давил таким же аппаратом. Думаю, он сделан из алюминия. Не ржавеет и легко мыть.

   Катя задёргала ногами, сбрасывая на пол тонкую простыню.

   - Жарко.

   Сергей не мог отвести взгляда от нагой прекрасной фигуры. Он снова почувствовал возбуждение, но даже не допускал мысли провести ладонью по атласной коже женщины, полагая, что будет сущим кощунством осквернить прикосновением божественное произведение искусства, подсвеченное мягким солнечным светом.

   - Мы, вроде, купаться собирались два часа назад... - Его голос снова сел и звучал довольно хрипло.

   - Серёжа, мне пора.

   - Ещё рано. Поедешь через час. Жара к тому времени спадёт.

   - Ах, да, вспомнила. Ты говорил, что здесь нет ванны, - Катя легко поднялась с постели, накинула на голое тело мужскую рубашку и, не застёгивая пуговицы, прижала к своему животу голову мужчины. Потом поцеловала его в макушку и оттолкнула.

   - Тогда пошли. Показывай дорогу.

   Она, дурачась, показала Сергею язык, грациозно, на цыпочках подбежала к дверному проёму и исчезла.

   Лисицын поймал Катю на пороге дома, помог застегнуть пуговицы на рубашке, и они, взявшись за руки, босиком зашлёпали по сухой пыльной траве вниз вдоль тропы. Всё те же старухи сидели теперь небольшими группами на лавочках в тени домов и, молча, наблюдали за мужчиной и женщиной.

   - Вон там все деревенские купаются, - Лисицын показал направление. - А мы свернём вот здесь. Место классное, и, если не занято, можно поплавать и поваляться на травке в тенёчке.

   - Давно я не ходила босиком. Ой! - Катя запрыгала на одной ноге, пытаясь поймать другую и посмотреть - что могло уколоть её розовую, но уже слегка покрытую пылью, пятку.

   Лисицын придержал женщину за талию, а потом подхватил Катю на руки.

   - Перестань, я  тяжёлая. А-а-а! - запищала она.

   - Легче пуха.

   Сергей одетым зашёл в воду, не отпуская Катю. Он медленно и осторожно погрузил женщину в реку и оттолкнул от себя.

   - Какая чистая. Боже мой, хорошо-то как! Сто лет в речке не купалась. Тут глубоко?

   - Можешь встать на середине.

   Катя послушалась, но её голова неожиданно исчезла под водой. Тревога больно кольнула сердце Лисицына. Резко оттолкнувшись ногами от песчаного дна на мелководье, он прыгнул в реку и под водой открыл глаза. Прямо перед ним на фоне серого песка мелькнула белая тень и пропала. Сергей закрутил головой и, чувствуя, что в лёгких кончается воздух, вынырнул. Катя стояла возле берега, положив руки на тонкую талию, и смеялась.

   - Испугался? Зря. Там действительно мелко.

   Сергей опустил ноги и почувствовал пятками дно. Он встал. Вода едва доставала ему до шеи. Лисицын, молча, стал трясти головой, пытаясь выгнать воду из ушей.

   - Ты испугался? Правда? Скажи. Правда? 

Пытаясь поймать взгляд Сергея, Катя снова бросилась в воду, прижалась к Лисицыну и крепко обняла его.

   - Знаешь, насколько приятно, когда кто-то беспокоится о тебе, - шептала женщина мужчине на ухо, время от времени целуя его, то в шею, то в подбородок. - Мне так хорошо сегодня, и никуда не хочется от тебя уезжать. Этот день - чудо чудное. И ты тоже удивительный и... И нежный. Я буду вспоминать этот день.

   - И я тоже. Не уезжай. Оставайся, - Лисицын чувствовал теплоту тела Екатерины, упругие сферы её груди, твёрдые соски.

   - Не могу. Вечером - деловая встреча. Очень, очень важная. А завтра, мне нужно ещё собраться, связаться по "скайпу" с адвокатами в Лондоне, получить нужные документы, сделать перевод этих бумаг на английский язык и заверить у нотариуса копии. И ещё предстоит чёртова куча дел...

   - Может, я в Шереметьево приеду, провожу тебя? - предложил Сергей, хмуря брови.

   - Нет, не вздумай. Это опасно. Я там буду в гриме. Надену парик. Большие очки от Солнца. Не хочу, чтобы меня случайно увидели. Кто-то из знакомых. Тем более с тобой. Дементьев, я уверена, уже с ног сбился. Ищет меня.

   Сергей помрачнел и попытался улыбнуться.

   Катя неожиданно отпустила Лисицына, отпрянула, повернулась и медленно пошла к берегу. Мокрая рубашка облепила её фигуру, подчёркивая красивую линию бёдер, высоту и стройность ног, выпуклость ягодиц.

   Через минуту, держась за руки, мужчина и женщина двигались вверх по тропе к деревне. Солнце уже превратилось в красно бордовый диск, готовый утонуть за близким лесом. Тени стали длинными, небольшой силы горячий ветер, шевеливший кроны деревьев днём, стих, давая возможность уставшей от зноя траве выпрямиться и приготовиться к падению росы. Пахло земляникой и пылью. Старухи всё также сидели на лавочках и, поворачиваясь друг к другу, строили предположения, заплетая косы сплетен, поглядывая на Катю и Сергея с улыбочками, прикрываемыми сухими ладошками. Кое-где у домов стояли машины с московскими номерами. Возле заборов играли дети.

   - Деревня ваша ожила к вечеру, - сказала Екатерина.

   - До Лондона ей далеко, - улыбнулся Лисицын. - Нет, тут тихо. Народу мало. Дачники предпочитают жить в коттеджных посёлках, где есть коммуникации, хорошие дороги, охрана.

   - А мне здесь понравилось, - Катя торопливо надевала свой наряд тинейджера. - Серёжа, ключи? - Она протянула вперёд ладонь.

   - Я отвезу тебя.

   - Пустое. Сама доеду. А тебе потом будет сложно вернуться на перекладных. Ты же - без машины. Кстати, где твой фольксваген?

   - Лучше не спрашивай.

   - Ладно, - легко согласилась Екатерина. - Купишь себе в Таиланде байк. Умеешь с ним обращаться?

   - Если с лошадьми справляюсь, с мотоциклом уж, как-нибудь.

   - Вот и славно. Я приеду с сыном, покатаешь нас.

   - Только возвращайся скорее. Я буду беспокоиться о тебе.

   - Я тоже. Иди ко мне.

   Катя поцеловала Сергея в губы, потом приложила ухо к груди мужчины, слушая биение сердца.

   - Запомню этот звук. Мне будет легче, там... - она, отстраняясь, неопределённо взмахнула рукой.

   Неожиданно для Сергея женщина резко повернулась и пошла к двери.

   - Не провожай, а то разрыдаюсь.

   Катя обернулась на пороге.

   - Терру жалко. Дементьев или продаст её, или замучает. У него – садистские наклонности. Придумает способ.

   - Тут уж ничего не поделаешь, - сказал Лисицын, тяжело вздыхая.

   - Совсем забыла. У тебя, я видела, был ноутбук?

   - Он и сейчас есть.

   - Там "Скайп" стоит?

   - Обижаешь.

   - Скинешь мне на телефон координаты?

   - Могу сейчас записать.

   - Сейчас не надо. Потеряю эту бумажку в суете. Лучше - прилетишь в Таиланд, СМС с адресом электронной почты отправь на мой телефон.

   Лисицын моча кивнул.

   Катя хотела ещё что-то сказать, но передумала, покачала головой и сделала шаг назад в полумрак прихожей. Глухо стукнула входная дверь, взвыл двигатель машины и всё стихло. Сергей нашёл за спиной стул и тяжело опустился на жёсткое сиденье.

 

   - Смотрите, вот, - компьютерный гений с гордостью разложил перед Екатериной небольшой веер банковских карт. - Пришлось попотеть.

   - И что? Какая сумма на всех этих картах вместе взятых?

   - Пока немного, но... Мои мозговые извилины последние два дня заплелись в косички. Однако, мои нечеловеческие усилия уже дают результаты. Среди всех счетов вашего мужа, включая корпоративные, мне удалось найти один, довольно редко используемый. Он - мультивалютный. На нём - чёртова куча денег. Где-то порядка пятисот миллионов долларов. Не знаю, для каких целей служит этот счёт, открытый на Каймановых островах, но он оказался наименее защищённый и редко контролируемый аудиторами господина Дементьева. Чтобы опустошить счёт незаметно, потребуется не одна неделя. Но это - вопрос времени и хорошей подготовки. В сухом остатке оставим там пару миллионов, чтобы не вызывать особых подозрений у сотрудников банка. Уже в эту минуту денежки со скоростью шестьдесят мегабит в секунду перетекают маленькими суммами с одного нашего счёта на другой, чтобы тут же затеряться среди прочих мелких и осесть на этих картах, - Володя перебирал в пальцах прямоугольные кусочки пластика.

  - А программа, которую мне сделали за немалую сумму, тут же заметает все следы переводов. Сейчас на эти карты, где вы видите разные имена, каждый час поступает примерно по сто восемьдесят тысяч долларов. Снимать их можно только в банкоматах, или оплачивать покупки.

   - Почему каждый час и, почему именно такая сумма?

   - Мною задан некий алгоритм действий. Опять же для того, чтобы банкиры не могли всполошиться. Всего за сутки проходит двадцать четыре трансакции. Все денежки, то есть, ваша доля, а она, как мы договаривались, составит четыреста миллионов, упадёт на карты в течение, примерно, тридцати дней.

   - Понятно, - Катя с уважением смотрела на компьютерного гения.

   - Теперь, вот вам листок бумаги. Здесь указаны пин коды для всех ваших карт. Их - четыре. У вас память хорошая?

   - Не жалуюсь.

   - Тогда – пин коды запомните при мне, бумажку придётся сжечь.

   Катя, глядя на клочок бумаги и перебирая банковские карты, зашевелила губами.

   - Готово.

   - Уверены?

   - Да.

   - Прекрасно. Зажигаем?

   - Давай, Володя! - преувеличенно бодро воскликнула Катя. - Превратим память о прошлом в дым.

   - Очень пафосно, - улыбнулся компьютерщик, доставая из кармана зажигалку.

   Через минуту маленький клочок бумаги превратился в невесомый чёрный комочек. Володя, дав пеплу остыть, превратил его в пыль. Он вытер пальцы о джинсы и встал.

   - Я вас никогда не видел. Прощайте.

   - Прощай. Спасибо тебе.

   - Не за что. Наслаждайтесь жизнью.

   - И ты тоже. Знаю – ты себя не забыл.

   Володя, вместо ответа, жестом фокусника вытащил из кармана ещё одну банковскую карту.

   - Как договаривались. Ни цента больше.

   - Не сори деньгами и будь осторожен.

   - Постараюсь.

   Дверь съёмной квартиры, откуда Володей уже было вывезено всё "железо", тихо закрылась за непризнанным "гением".

   Екатерина взяла в руки свой смартфон и ввела пин коды в телефонную книгу, зашифровав их в виде номеров вымышленных абонентов в определённом порядке. Потом откинула крышку небольшого чемодана, снабжённого колёсиками, бросила взгляд на лежащие там вещи, закрыла чемодан маленьким кодовым замком, проверила содержимое свой сумочки, положила в отдельный потайной карман банковские карты и вызвала такси.

   Она вышла из подъезда дома. Недорогие джинсы, блузка, парик каштанового цвета,  огромные чёрные очки на переносице делали Катю неузнаваемой.

   - Шереметьево. Терминал Е, - сказала Катя водителю, устраиваясь на заднем сиденье и прижимая к себе с одной стороны чемодан, с другой - сумочку.  

   Утром следующего дня аэропорт Хитроу встретил госпожу Дементьеву дождём.

 

                                                             ***

 

   - Аллах разделил мир на правоверных и всех остальных, - Абдували в ранге имама, (это звание присвоил ему Анвар) сидел в центре кружка из пяти человек и читал тонкую брошюру на русском языке, время от времени поднимая глаза на слушателей

   - Пока крестоносцы не пришли на наши земли, мы - дети Всевышнего, недостойные мудрости пророка Мухаммада жили дружно со всеми: евреями, христианами, даже с индусами и неграми. Но гяуры из Европы, полные зависти и алчности, переправились через море и стали убивать правоверных, проливая кровь наших женщин, стариков и детей. Именно тогда величайший воин восточного мира Саладдин поднял зелёное знамя Джихада и прогнал гяуров с земель, принадлежавших нашим предкам по праву. Мы с вами - наследники славы Саладдина, мы с вами - воины Аллаха, шахиды, мученики за веру, которым в нужное время Всевышний откроет сады Джанната и подарит каждому по десятку прекрасных гурий. Смерть для нас - священный долг, способ служения Всевышнему, повелевающему мстить гяурам за насилие, которое они до сих пор творят над нашими правоверными братьями и сёстрами в Палестине, Дагестане, Сирии, Ираке...

   Абдували вытер слюну, скопившуюся в уголках губ и тайком взглянул на Анвара, ожидая от него помощи и подсказки. Но тот с безучастным видом лежал на диване и смотрел в потолок. Вновь испечённый имам слишком хорошо знал своего приятеля. Было заметно, что того сейчас заботили совершенно другие проблемы и он пропускает слова Абдували мимо ушей.

    Мысли, которые целиком заполнили голову Анвара, были далеки от содержимого брошюры, недавно полученной от одного из чеченцев в том самом ресторане, где таджику время от времени давали инструкции: как жить дальше и, что делать.

   "Теперь для Абдували и этих сосунков я сам являюсь чем-то вроде пророка Мухаммеда. Жизнь - странная штука. Ещё совсем недавно я ворочал кирпичи на стройке, а теперь - сыт, одет, да и в кошельке завелись деньжата. Счастливый случай или воля Аллаха? Мне всё равно. Главное - уметь шевелить мозгами. Чеченцы - не очень щедры. Они считают себя людьми первого сорта. Как я могу прокормить нахлебников, которых они мне присылают ежемесячно, на жалкие пятьдесят тысяч?" - Анвар покосился на кружок слушателей, сидящих на полу, и усмехнулся.

    - "Нет. Я - не дурак. Возврата к прошлому, к жалким грошам за тяжёлую работу, к унижению и нищете не будет. Я должен стать человеком, которому могут приказывать немногие".

   Анвар даже от своего друга Абдували скрывал, что за последние пять месяцев сумел сколотить небольшую банду из таджиков, которых он, следуя примеру пропавшего Асланбека, завербовал на стройке. Банда занималась грабежами коттеджных посёлков. Анвар чувствовал, что его сознанием будто кто-то руководил свыше. Он сам не мог до конца понять, почему он выбирал тот или иной особняк, то или иное направление по многочисленным шоссе, разбегающимся во все стороны от Москвы. Над схемами каждой из своих операций приходилось долго думать, учитывая все мелочи. Налёты совершались редко, чтобы банду не могли вычислить, но приносили большие деньги. Анвар брал только банкноты и золотые украшения, найденные в сейфах и потайных местах, оставляя вещи, банковские карты и многое другое на своих местах. В его маленьком отряде царила жесточайшая дисциплина, граничащая с божественным преклонением перед командиром. В своих мечтах Анвар надеялся стать могущественным и влиятельным человеком, которого будут уважать в криминальном мире.

   - Вот тогда пошлю всех подальше, - прошептал он, вспомнив холодные, зелёного оттенка глаза Асланбека.

   "Никому не позволю возвыситься надо мной и унижать меня. Ни чеченцам, ни русским, ни прочим разным", - Анвар поднялся на ноги.

   - Абдували! Давай, заканчивай с этим делом. И, сколько раз тебе говорить? Выучи наизусть всё, что написано в этой книжке. Ты читаешь, спотыкаясь на каждой фразе. Будешь сидеть всю ночь. Завтра проверю. Если твоя голова останется пустой - пеняй на себя.

   Стальные нотки в голосе Анвара заставили "имама" недовольно передёрнуть плечами. Но вслух он не посмел возразить.

   - Пойми, ишачья твоя башка. Хранить эту книжицу в нашей квартире… - Брошюра от лёгкого удара по руке Абдували полетела на пол.

   - Слишком опасно. Тут всё должно быть чисто. Всем жрать, а потом ложитесь. Меня не будет всю ночь. Послезавтра едем за город.

   Абдували не решился спросить, куда его приятель отправляется, на ночь глядя. Все уже привыкли к частым ночным отлучкам своего старшего товарища. Никто не стал задавать лишних вопросов, в том числе о близкой поездке за город. Каждый знал, что общение с природой заканчивается практическими занятиями по взрывному делу на заброшенной ферме покинутого людьми колхоза.

   Анвар, опустив глаза, вышел из дома, постоял, оглядываясь, потом нашёл припаркованный в ряду многих свой автомобиль и выехал на улицу. Его ждала встреча с хозяином небольшого, частного ломбарда. Покрутившись по переулкам центра Москвы, Анвар оставил машину на свободном месте, а потом нырнул в арку старого кирпичного дома. Он вытащил из кармана сотовый телефон. Найдя в записной книжке номер, Анвар нажал "иконку" вызова.

   - Это я.

   - Так заходи в квартиру.

   - Давай под аркой встретимся.

   - Что так? - в голосе барыги слышалось подозрение.

   - Кто платит деньги, тот заказывает музыку.

   - В том-то и дело. Деньги тебе плачу я, чёртов ты чурка.

   - Но на сделках со мной ты имеешь раза в три больше, - не обижаясь, тихо засмеялся Анвар. - Хватит осторожничать. Выходи. Я принёс то, о чём мы договаривались.

   - Хорошо, жди, сейчас выйду.

   - Деньги захвати.

   - О, кей.

   Анвар "вышел" на этого человека, сорвав на автобусной остановке объявление - "Куплю золото дорого". Несколько успешных грабежей, где среди добычи оказались золотые вещи, принесли новым партнёрам неплохую прибыль. Причём, Анвар никогда не торговался и отдавал золото по цене, которую предлагал хозяин ломбарда. Деловые отношения продолжались уже три месяца к обоюдному удовольствию. В этот раз предметом сделки был золотой килограммовый слиток, найденный в сейфе одного загородного дома. Анвар вернулся к машине, открыл багажник и вынул слиток из тайника под запасным колесом. Завернув золото в тряпку, таджик вернулся на место встречи. Там уже, тихо покашливая в ладонь, маячила тень.

   - Давай, показывай. Дождь того гляди пойдёт. Темно здесь и холодно, шайтан тебя возьми, - скупщик – здоровяк с объёмистым животом смотрел на руки Анвара.

   Тот развернул тряпицу. Человек достал из сумки на боку обруч с закреплённым на нём фонариком и надел себе на голову, потом на свет появились лупа, маленький напильник и пузырёк с кислотой.

   - Господи! В каких условиях приходится работать. Того гляди застукают, - проворчал скупщик краденого, принимая в левую ладонь золото.

   Не спеша, подсвечивая фонариком, он начал колдовать над слитком. Через минуту здоровяк затаил дыхание, потом облегчённо вздохнул и тут же шумно выдохнул.

   - Ну, что? Игра стоит свеч? - спросил Анвар.

   - Всё нормально, - ответил хозяин ломбарда и тихо свистнул.

   Из сумрака подворотни появились два дюжих парня.

   - Вали отсюда, чурка, - с угрозой в голосе сказал один из них, поигрывая бейсбольной битой и заслоняя собой фигуру барыги.

   - Извини, брат. Ничего личного, - здоровяк с фонариком на лбу спрятал за спину слиток.

   Анвар быстрым движением выхватил из-за спины пистолет с глушителем.

   Два выстрела вошли в грудь парню - владельцу биты. Третья пуля попала второму в голову. Хозяин ломбарда замер на месте, не в состоянии двинуться. Его ноги, словно, приросли к асфальту, а руки пытались стащить с головы обруч. Три тихих хлопка прозвучали с одинаковым коротким интервалом. Луч света вздрогнул, потом опустился на землю одновременно с хозяином фонаря. Анвар разжал пальцы убитого, забрал слиток и сунул его за брючный ремень. Потом быстро обыскал одежду скупщика. Карманы оказались пусты, зато в одном из них нашлись ключи. Анвар хладнокровно оттащил трупы к мусорным бакам и двинулся к дому. Найдя нужный подъезд, таджик через секунду оказался внутри, бегом поднялся на третий этаж и вставил один из ключей в замочную скважину массивной стальной двери. На обыск квартиры ушло пять минут. Он знал, что в квартире проживает только хозяин ломбарда, поскольку несколько раз был здесь, видел обстановку и догадывался, где скупщик хранит деньги. Вынуть тяжёлый электрический камин из мраморной облицовки оказалось пустячным делом. Глазам Анвара открылось отверстие. Он запустил руку внутрь и нащупал объёмистый свёрток. Выйдя из подъезда, первое, что увидел таджик, были сверкающие глаза кошки, сидящей на крышке мусорного бака. Рядом растерянно стоял мужик с ведром. Он смотрел на три трупа и причитал:

   - Да, что же это делается? Средь бела дня.

   Анвар автоматически взглянул на своё запястье. Часы показывали двенадцать ночи.

   "Шайтан его толкнул - мусор выносить", - с раздражением подумал таджик.

   Он, не спеша, проследовал мимо, направляясь к тёмной улице, мокрой от дождя. Мягкие резиновые подошвы чёрных кроссовок заглушали шаги.

   Мужчина поставил ведро на землю и стал шарить в карманах брюк мёртвого скупщика.

   "Телефон ищет, - догадался Анвар. - А, может, деньги. Тьфу, шакал. Ищи, ищи. Поезд ушёл, - таджик беззвучно проскользнул под аркой на улицу и неспешной походкой, низко натянув бейсболку на глаза, направился к своей машине.

   Угол дома скрыл его, и от глаз кошки, и от любителя ночных прогулок с мусорным ведром.

 

   Таиланд принял Лисицына в свои жаркие объятия и едва не задушил сладкой смесью запахов цветов и гниющих фруктов. Дорога на такси до морских пляжей Паттайи заняла два часа, и уже в полдень Сергей стоял возле стойки портье небольшой гостиницы, которая оказалась (так гласила вывеска на фронтоне здания) гестхаусом. Само заведение было небольшим, утопающим в тени пальм и зелени цветущих магнолий. Оно располагалось на окраине города, а дальше, где набережная делала поворот и выводила на довольно широкую автостраду, насколько хватало глаз, высились строящиеся каркасы многоэтажных отелей, разбросанных на значительном расстоянии друг от друга. Из окна своей комнаты на третьем этаже Лисицын видел ржавые крыши каких-то построек, усеянные сухими пальмовыми ветками, несколько маленьких баров с пластиковой мебелью и пыльными зонтиками от Солнца. Чуть дальше по улице под квадратным навесом Сергей заметил какое-то сооружение без стен, но с маленькими коморками по периметру всего земельного участка.

   Лисицын разложил вещи по ящикам комода, который когда-то знал лучшие времена. Чёрный лак на дереве потускнел и во многих местах осыпался. Но постельное бельё на широкой кровати оказалось чистым и приятно пахло. Сергей разделся, напялил на себя плавки, шорты и футболку с коротким рукавом, потом сунул ноги в лёгкие сандалии без пятки.

   - Проверим, какое здесь море, - сказал он вслух, рассовывая по глубоким карманам деньги, телефон и портмоне с банковской картой и документами.

   Линия берега оказалось метрах в пятистах от гестхауса. Лисицын, не спеша, стал пересекать дорогу, отделяющую полоску песка и воду от нескольких небольших вилл, окна которых скрывали высокие ограды, и едва не попал под машину.

   Мысленно чертыхаясь и проклиная левостороннее движение, Сергей отскочил назад и тут же услышал пугающий басовитый рокот мотора мощного байка. Мимо, едва посмотрев в сторону невнимательного белокожего туриста, пронеслась девушка в коротеньких шортах, облегающих маленький круглый зад. На голове лихой байкерши сидел большой шлем, сверкая серебряной краской и сине-зелёным искусно нарисованным драконом.

   - Хэлло! - у подножия короткой лестницы, ведущей к песку пляжа, Лисицыну улыбалась симпатичная тайка, облачённая в чёрные джинсы и клетчатую рубашку с длинными рукавами. Поверх рубашки на женщине была надета ещё и спортивная куртка.

   - Добро пожаловать в Тай, - сказала она на ломаном русском языке, потом повторила ту же фразу по-английски. Голос женщины был тонок и певуч.

   - Привет! - откликнулся Сергей, невольно улыбаясь в ответ на белозубую улыбку. - Как дела?

   - Как дела, - повторила тайка и, сделав жест рукой в сторону моря, сказала:

   - Зонтик - сорок бат.

   Только сейчас Лисицын обратил внимание на тень от густых крон платанов и магнолий, на тесно составленные зонтики, под которыми выстроились на песке расставленные в строгом порядке деревянные шезлонги и столы.

   - А, шезлонг - хау мач? - спросил Сергей.

   - Всё вместе - сорок бат, - ответила женщина по-английски и повторила: "Как дела?"

   - Хорошо. О, кей! - сказал Лисицын, направляясь к понравившемуся месту на пляже. - А, где народ? - Сергей обвёл рукой полупустой пляж.

   Заметив напряжённое выражение лица тайки, он повторил свой вопрос:

   - Where people?

   - О! - снова заулыбалась женщина. - Low season.

   - Понятно, - Лисицын стащил с себя футболку, положил её на спинку шезлонга и сел.

   - Water, beer?

   - Потом, - махнул рукой Сергей.

   - Потом, - жизнерадостно повторила женщина по-русски и, в который раз улыбнувшись, отошла.

   Лисицын окинул взглядом длинную линию пляжа, а потом море. Мёртвый сезон давал о себе знать густой синевой облаков над горизонтом, пустыми лежаками, редкими вкраплениями тел туристов, довольно сильным, но тёплым и влажным ветром, обилием пустых пластиковых бутылок и пакетов, вынесенных на песок прибоем. Неизвестно откуда возле Сергея появились узкоглазые, смуглые мужчины и женщины. Они окружили его, предлагая по очереди очки от солнца, бейсболки, резных деревянных слонов разных размеров, мороженое, пончики, плавки, женские купальники и даже длинные разноцветные платья.

   Лисицын опешил, растерянно повторяя:

   - Потом, позже, потом.

   - Потом – не холосо, давай сейчас, - тайка в конусообразном колпаке, украшенном блестящими металлическими бляхами и бисером, совала ему в руки перламутровое ожерелье.

   - Смотли, смотли. Жемчуг, - повторяла она, раскладывая на столе перед Сергеем свой товар.

   - Пошли их всех подальше, - громкий голос и фраза, прозвучавшая на чистом русском языке, заставили Лисицына повернуть голову вправо.

   В трёх метрах от Сергея на одном из шезлонгов расположился человек средних лет. Внушительный живот нависал над приспущенными шортами. Густой шоколадный цвет загара говорил о том, что любитель пляжного отдыха охотно позволял тропическому солнцу пытаться сделать из своей особы толстое бревно чёрного дерева.

   - Неплохой загарчик, - лениво сказал Лисицын. - Если бы не ваше лицо, можно подумать, что вы - абориген.

   - Попаришься здесь с моё, станешь таким же.

   - "С моё" - это сколько?

   - Я тут уже три месяца.

   - Круто, - удивился Сергей.

   - Пошли они на хрен эти турфирмы и гостиницы. Мы с женой недвижимость купили на Джомтьене.

   - Это остров такой? - спросил Лисицын, закрывая глаза.

   - Район, - поучительно сказал человек, вставая и подходя ближе. - А вы, я смотрю, свежачок.

   - Что? - Сергей из чистой вежливости приподнял веки.

   - Только прилетели из матушки Расеи. Бледный и усталый вид имеете, сэр.

   - А, это? Ну да. Первый день наслаждаюсь местной экзотикой. Одно плохо - спать хочу.

   - Четыре часа разницы. И перелёт - девять часов, не считая толкотни в аэропортах. Что вы хотите? - оживился соотечественник. - Но ложиться не советую. Лучше перетерпеть до вечера. Слушай! Давай на ты. Меня Михаилом зовут.

   - Сергей.

   - Может, посидим у голландца в баре через дорогу. Пива выпьем.

   - Воды бы простой, - откликнулся Лисицын.

   Несмотря на пасмурную погоду, было жарко, и хотелось пить.

   - Пошли. Всё равно солнца сегодня не будет, - Михаил нетерпеливо, но вежливо потряс спинку шезлонга, на котором сидел Сергей.

   Через пять минут они устраивались в кресла под вентилятором у столика маленького ресторанчика.

   - Хэлло, Майк! - из угла помещения поднялась сначала рука, а потом, долговязая фигура в грязной жёлтой футболке и застиранных шортах цвета хаки.

   - Привет, Питер! - спутник Лисицына приподнялся и пожал руку тощему гиганту.

   - Тебе пива, конечно? - улыбаясь, спросил по-английски голландец. - А что пьёт твой друг?

   - Воды... А лучше - крепкого чёрного кофе, - решил Сергей.

   - У вас - хороший английский. Обедать будете?

   Михаил вопросительно перевёл взгляд на своего нового знакомого.

   - Не хочется. Подташнивает, - сказал Лисицын.

   - Это всё - перелёт, - Михаил развернулся к голландцу. - Обедать - потом.

   - Ненавижу это ваше "потом", - засмеялся Питер и отошёл в свой угол, сделав знак официанту молоденькому тайцу - обслужить клиентов.

   - Ты насколько приехал?

   - Сам ещё не знаю, - уклончиво пробормотал Сергей.

   - Учти. Въезд в Тай - безвизовый, но разрешение на пребывание действует ровно тридцать дней.

   - А потом?

   - А потом, либо идёшь в иммиграционную полицию и продлеваешь визу за 600 бат, либо едешь в Камбоджу на один день и въезжаешь обратно со свежей отметкой о пересечении границы.

   - Она далеко?

   - Камбоджа? Часов шесть - восемь езды на машине туда и столько же - обратно.

   - А кто отвезёт?

   - Когда тебе будет нужно, я договорюсь с Питером. Он всё устроит.

   - Было бы здорово.

   - Без проблем. А пока расслабься, - Михаил покровительственно похлопал Лисицына по плечу.

   Прикосновение чужой руки было неприятным. Ладонь оказалась горячей и влажной.

   - Не представляю, что здесь можно делать три месяца, - сказал Сергей, тоскливо глядя на пышную зелень вдоль моря, полоску песка, уставленную зонтиками, на стариков - европейцев, развалившихся в шезлонгах. - Душно.

   - Погоди. Завтра подует ветер с моря, разгонит тучи, выглянет солнышко, и жизнь пойдёт гораздо веселей. А ещё через неделю Таиланд будет казаться тебе раем. Не зря сюда съезжаются пенсионеры - старикашки со всей Европы.

   - Что, им Ниццы или Канар мало?

   - Там особо не разгуляешься. Вон, посмотри на эту парочку, - кивком головы Михаил показал на седовласого хромого старика, сопровождаемого молоденькой тайкой, облачённой в короткие шорты, почти открывающие смуглые ягодицы.

   - И что? Смешанный брак. Должно быть - это его дочь.

   - Ха! - засмеялся Михаил. - Щас, разбежался. Дедуля снял шлюху и чувствует себя моложе лет этак на тридцать.

   - Проститутку?

   - Чудак-человек. Таиланд - столица секс-туризма. Здесь каждый престарелый фаранг находит себе тёлку или трансвестита. А те согревают ему постель и ублажают дедуль всякими мыслимыми и немыслимыми способами.

   - Будь я на месте девчонки, ни за какие деньги не пошёл бы с этой развалиной, - презрительно проворчал Лисицын, окинув взглядом сначала упругую задницу проститутки, а потом шаркающую, медленную походку и высохшую фигуру старика с морщинистым лицом.

   - В Тае, этой маленькой стране - населения восемьдесят миллионов. Семьи многодетные. Особенно на севере в сельских районах. Попробуй прокормить целую ораву детей. Вот и отправляют девочек на панели Бангкока или Паттайи, а пацанов - под ножи пластических хирургов для смены пола. Это называется - решение демографической проблемы по-азиатски, - продолжал просвещать Сергея новый знакомый. - А ты не пробовал переспать с трансвеститом или транссексуалом?

   - Нет, не приходилось, - раздражённо ответил Лисицын, едва не пролив на свои шорты кофе.

   - Представь, - сладко улыбаясь, Михаил наклонился к столу. - Сверху - бюст, как и положено у бабы, а внизу - член между ног. Или наоборот. Ха-ха.

   - Какие здесь ещё есть развлечения, кроме разглядывания экзотических прохожих? - раздражённо спросил Сергей, меняя тему разговора.

   - Днём - экскурсии для организованных туристов, или вон, море. Вся «сладкая» жизнь начинается вечером. Слушай! У нас - два мини байка. Жена сегодня едет в город. У неё - массаж морды лица, а я могу показать тебе ночную Паттайю. Такого ты ещё не видел.

   - Нет, спасибо, - отказался Лисицын.

   Навязчивость нового приятеля превращалась в тягость.

   - Да, брось. Чего тебе делать в номере гостиницы?

   - Лягу спать.

   - Успеешь ещё выспаться. Поехали. Однообразная жизнь быстро сведёт тебя с ума. А потом, нужна акклиматизация. Точно тебе говорю. Собьются биологические часы, мало не покажется. Бессонница замучает. Ты, где остановился?

   Сергей неохотно озвучил название гестхауса.

   - Всё! Решено. В восемь вечера заеду за тобой.

   - Может, в другой раз, - вяло сопротивлялся Лисицын.

   - Ты - мужик или нет? - наседал Михаил. - Это, как в холодную воду. Раз, и всё. Паттайя - город контрастов. Разные шопинги и торговые центры - это для баб, вроде моей жены. Настоящий мужик должен пуститься во все тяжкие, чтобы оценить прелести местной экзотики  и решить - нужна ему такая жизнь или нет.

   Лисицын понял, что Михаил испытывает дефицит общения и, к тому же, не прочь "оторваться" воспользовавшись занятостью собственной жены в этот вечер.

   "Вот пристал, словно банный лист, - устало подумал Сергей. - Ведь не отвяжется. Наверное, покровительство новичкам для него, тоже, своего рода - развлечение.

   Лисицын добрых пять минут слушал уговоры и доводы приятеля, отрицательно мотая головой.

   - Ну, кто тебе тут всё покажет, если не земляк? - Михаил допивал вторую бутылку пива, продолжая уговаривать Сергея. - Когда ещё такой случай представится?

   - Ладно. Чёрт с тобой! - решил Лисицын, которого новый знакомый уже почти силой удерживал на месте.

   - Всё! Лады. Жди меня в восемь, - обрадовался земляк, довольно улыбаясь.

   Лисицын, наконец, поднялся и направился к морю в надежде искупаться. Футболка неприятно липла к телу. Он оглянулся. Михаил помахал рукой и исчез в переулке.

    Сергей прямо в футболке поплавал под мелким скупым дождём, посидел в шезлонге, потом снова окунулся и в пять часов по полудню побрёл в свою гостиницу. Он всё-таки вздремнул, но без пяти восемь в его комнате раздался звонок гостиничного телефона. Из скороговорки на ломаном английском языке Лисицын понял, что его ждут внизу.

   Перед входом в гестхаус на маленьком байке восседал новый приятель. Свет уличных фонарей освещал загорелые колени, белые шорты, объёмистый живот, обтянутый синей рубашкой, курносое лицо и отражался тусклыми бликами на красном шлеме с поднятым чёрным забралом.

   - Ну, что, едем? - весело воскликнул Михаил, снимая с локтя и подавая Сергею ещё один шлем.

   - А это далеко? - Лисицын вертел шлем в руках, всё ещё придумывая причину отказаться.

   Ему хотелось спать. К тому же в душе теплилась надежда, что Катя может позвонить именно сегодня, а ему не хотелось в присутствии незнакомых людей вести личные разговоры.

   "Не поговоришь нормально", - думал Сергей, нащупывая в кармане бумажник и свой смартфон.

   - В Паттайе всё недалеко, - сказал Михаил, похлопав рукой по сиденью за спиной.

   Лисицын огляделся по сторонам, продолжая колебаться, но насмешливый взгляд Михаила заставил его принять решение.

   - Ладно, поехали.

   Попав на узких улицах в вечерний трафик, они вскоре свернули в переулок и через десять минут езды вдоль неказистых домов, приоткрытых жалюзи, лавок, стоек баров, где скучали девушки, оказались возле узкой открытой двери ресторана. Внутри звучала музыка, раздавались голоса и смех.

   Припарковав байк вплотную к узкому тротуару в ряду многих других, Михаил пристегнул шлемы к рулевой колонке, положил горячую влажную руку на плечо Лисицына и прокричал прямо в ухо Сергею:

   - Здесь ты увидишь настоящую ночную жизнь Паттайи.

   - Я в путеводителях читал, что все злачные места находятся на Walking street, - Лисицын неопределённо махнул рукой.

   - Ха. Враньё. Там всё теперь заточено под китайцев. Их туда гиды строем водят. Понаехали. На китайский Новый год центр города забит туристическими автобусами. Жители Поднебесной ходят с открытыми ртами и фоткают друг друга на фоне рыбных ресторанов. А вся старая добрая Европа здесь, на этой улице.

   - Не понял. Какая Европа?

   - Местная. Кто тусуется здесь по полгода, любители дешёвого пива и зрелищ погорячее. Извращенцы, короче. У тебя деньги есть?

   - Карта.

   - Вон, видишь банкомат на углу. Сними с карты пару сотен баксов. В таких местах любят наличные.

   "Двести долларов? - мысленно удивился Лисицын. - Тут, что - Париж? Хотя, наличные пригодятся. За шезлонги на пляже платить, воду покупать".

   Он кивнул, соглашаясь, затем снял с карты пятьсот долларов, и вскоре две девушки, одетые в белые купальники, уже вели мужчин к свободному столику. Музыка гремела, ударяя по перепонкам густыми басами электрогитары и ударных инструментов. Прямо в центре зала возвышалась узкая сцена, на которой, пританцовывая и держась за шесты, извивались ещё семь или восемь девиц одетых в точно таких же белые купальники - "бикини". Высокие каблуки-шпильки, густо накрашенные ресницы, макияж, колготки со стрелками…

   Официантки, переговорив с Михаилом, поставили на стол четыре бутылки пива, ведёрко со льдом и два стакана, наполненных на четверть виски.

   "В таких забегаловках я ещё не был", - Сергей оглядел зал и посетителей, в основном европейцев. Среди них он заметил и молодых, и людей довольно солидного возраста. Многие сидели в компании таек, как две капли воды похожих на тех, которые не отходили от него и  Михаила.

   - Белые купальники - это у них униформа такая? - спросил Лисицын, наклоняясь к уху приятеля.

   - Вроде того. Но не вздумай девчонок грубо лапать. Легонько погладить по заднице можно, но не более.

   - И не собирался, - отвернулся в сторону сцены Лисицын.

   - Если, кто понравится, можно договориться. Но не на ночь, а недели на три, или на месяц. Чем больше, тем лучше. Ты же видел сегодня на пляже таек со старичками. Сексуальная политика у них такая. Будет лелеять твою персону и ублажать всеми возможными и невозможными способами, - продолжал просвещать Сергея Михаил.

   - Не понял, чем отличается проститутка на ночь от проститутки на месяц? - нахмурился Лисицын.

   - Проститутка на ночь - низшая каста. На Бич-роуд, прямо вдоль набережной, они шеренгами стоят. А девицы при барах и ресторанах разрядом выше. Вроде, как при деле, помогают раскручивать посетителей на спиртное, процент им идёт от хозяина, но обожают завязывать длительные отношения особенно с иностранцами. Это - более престижно, чем стоять на панели. То ли снимут, то ли нет.

   - Не вижу разницы.

   - Разница есть. Тех баб, которые ошиваются при кабаках, местные уважают. Мол, у неё есть шанс окрутить фаранга. Значит, она стоит на социальной лестнице ступенькой выше. Часто такие короткие романы заканчиваются браком. Даже детей рожают немцам, голландцам, французам.

   - Что? И такие браки здесь регистрируют?

   - Кто говорит о регистрации? Думаю, как-то договариваются без лишних формальностей, а может, контракты какие подписывают. Ещё увидишь. Белые парни нежно возюкаются со своими косоглазыми отпрысками. Даже странно. Хотя, всё это - толерантность западная, мать их. Европейцев клинит на ней.

   Очевидно, что пиво вызывало у Михаила ещё большую жажду. Он щёлкал в воздухе пальцами, и тайки приносили новые, покрытые холодной росой, бутылки.

   - А ты, чего не пьёшь? - знаток тайских реалий опрокинул в рот свой виски и покосился на стакан Сергея.

   - Жарко. Мне бы воды простой.

   - Сейчас нарисуем, - Михаил прошептал что-то на ухо девушке в белом купальнике и подтолкнул её к бару.

   Через минуту на столе появились три открытые бутылки воды в пенопластовых чехлах.

   Лисицын схватил бутылку и залпом выпил больше половины. Минеральная вода имела странный привкус, но Сергей решил, что, что это из-за переизбытка газа.

   - Давай пересядем ближе к эстраде. Пока там места есть. Сейчас начнётся, - Михаил взял Лисицына за плечо и потащил за собой.

   - Что начнётся?

   - Шоу. Чудак человек. Ты, что думаешь, пива больше негде попить?

   - А это разве не шоу? - Сергей кивнул на девиц, танцующих возле шестов.

   - Это цветочки. Сам увидишь.

   Они расположились за стойкой бара в метре от сцены. Перед ними вновь поставили пиво и виски.

   Голова Лисицына кружилась. Он с тоской оглянулся на стол, где стояла его вода.

   "Господи! Наверное, духота так действует, а может, шум от музыки", - решил он.

   Одна из девушек, ранее сидевшая с ними за одним столом, перехватив взгляд Лисицына, принесла бутылки и поставила на стойку.

   - Drink, drink... One more...

   В зале остро пахло потом, сигаретным дымом и дешёвым парфюмом.

   Лисицын допивал вторую бутылку воды, когда музыка стихла, свет в зале на мгновение погас, застучал барабан, и опустевшие подмостки озарились рассеянными лучами прожекторов. Вниманием публики завладела неизвестно откуда возникшая девушка, облачённая в национальный наряд. Блузка, расшитая золотыми нитями открывала смуглый живот, шаровары подчёркивали округлость бёдер, босые ноги медленно переступали в такт ударам барабана и тонкому заунывному голосу флейты. Высокую причёску танцовщицы венчал головной убор, похожий на конический шлем, инкрустированный блестящими камешками. Белое припудренное лицо, густо накрашенные ресницы, маленький, чуть приплюснутый нос, красивая линия умело подведённых губ. Девушка двигалась плавно и грациозно, давая возможность насладиться зрителям своими странным танцем и всеми деталями костюма. Публика выражала своё одобрение свистом и аплодисментами.

   - Смотри, смотри, - острый локоть Михаила вонзился Лисицыну в бок. - Сейчас начнётся.

   Сергею было по-прежнему жарко. Немного кружилась голова. Он то и дело прикладывался к горлышку очередной бутылки с водой, изредка поглядывая на сцену.

   Флейта зазвучала громче, заглушая ритм, отбиваемый барабаном, и внезапно произошло то, чего Лисицын совсем не ожидал. Танцовщица начала сбрасывать с себя одежду. Сначала на пол полетел головной убор, потом блузка, за ней, подчиняясь движению бёдер, медленно сползли шаровары. На девушке остались только узкие белые трусики. Тёмно-вишнёвые соски казались набухшими и бросались в глаза, выделяясь на смуглой, небольшой, но полной груди. К девушке потянулись руки с зажатыми между пальцев банкнотами. Она ловко подставляла бёдра, позволяя банкнотам найти место под резинкой трусов. Барабан смолк, но флейта продолжала звучать. Танцовщица медленно опустила руки вдоль туловища, и через минуту трусики, задержавшись на указательном пальце, полетели в зал. Непостижимым образом все деньги остались лежать на сцене. Кто-то из темноты протянул танцовщице зажжённую сигарету. Она взяла её, зажав между большим и указательным пальцами, и присела прямо перед Лисицыным, расставив колени и глядя мужчине в глаза. Рука девушки двинулась вдоль туловища, повторяя линии тела и поднесла сигарету к... Зал засвистел, потом затих. Сигарета оказалась вставлена между ног в щель половых органов. Сергею хорошо была видна гладкая, тщательно выбритая кожа на лобке, большие и малые половые губы. Мышцы ног напряглись, большие и малые половые губы сжались, кончик сигареты засветился, выпустив струйку дыма. Зал разом выдохнул, будто все посетители зачем-то долго держали воздух в лёгких.

   - Ты это видел? - наклонился к Лисицыну Михаил, хватая приятеля за локоть. - Класс, да?

   Сцена перед глазами Сергея поплыла, его бросило в жар, рука схватила бутылку. Но воды там больше не было. Пульс стучал в висках, но Лисицыну казалось, что это барабан снова отбивает ритм. Всё происходящее выглядело нереальным. Тошнота подкатывала к горлу. Он отрешённо наблюдал, как девушка вынула сигарету и начала доставать из глубины своих половых органов связку лезвий для безопасной бритвы. Сталь была связана толстой нитью, и зал громко считал, по мере того, как девушка всё выше и выше поднимала это странное колье. Вскоре, оно легло на шею танцовщицы. Девушка выпрямилась, а сознание Лисицына отключилось. Что происходило дальше, он не помнил.

   Страшная головная боль вернула Лисицына к жизни. Он открыл глаза. Над ним, лежащим на голом матрасе, вращались лопасти вентилятора. Потоки тёплого воздуха обтекали прикрытое до пояса простынёй тело и приносили некое облегчение. В комнате было темно, только через одно единственное окно пробивались слабые лучи света. Лисицын развёл руки. Пальцы нащупали солому циновки, квадраты кафельной плитки и наткнулись на чашку. Чашка со звоном откатилась в сторону. Дверь, которой он раньше не заметил, скрипнула и приоткрылась. Проём заслонила чья-то невысокая фигура. Потом щёлкнул выключатель, и под потолком загорелся один единственный светильник. Лисицын зажмурился, затем осторожно раздвинул веки. Рядом с ним стояла женщина, одетая в длинную до колен рубашку.

   - Are you o'key? - тихим певучим голосом спросила она.

   - Голова болит, - ответил Сергей по-английски, садясь и осматриваясь вокруг.

   В комнате почти отсутствовала мебель. К стене, выкрашенной серой краской, прислонились стол и два стула. В дальнем углу лежала ещё одна циновка с матрасом, представляя собой постель. Узкая подушка, чистая простынь, свёрнутое одеяло. Рядом сверкала металлическим блеском стойка на колёсах. Такую можно увидеть в любом магазине одежды. На перекладине висели: несколько блузок, пара коротких джинсовых женских шорт разного цвета, платье и три футболки, в одной из которых Лисицын узнал свою с характерной надписью. И тут он заметил, что сидит на циновке почти голый в одних плавках.

   - Где я?

   - Это - мой дом, - ответила женщина с ужасающим акцентом и подошла ближе.

   Она присела на корточки перед мужчиной, протягивая ему пластиковую бутылку.

   - Вот, твоя нужно пей, - на женской маленькой и узкой ладони лежала таблетка.

   Сергей взял таблетку, сунул её в рот, запил водой, потом подозрительно посмотрел на этикетку бутылки.

   - Как я сюда попал и... Где мой бумажник? - Он покосился на круглые женские коленки и перевёл взгляд на лицо хозяйки комнаты.

   У неё оказалось миловидное лицо с довольно большими печальными глазами. Сергей не смог определить возраст, но женщине было не больше двадцати пяти. Высокая грудь приподнимала ткань рубашки, когда хозяйка дома наклонялась, опускаясь на пятки.

   - Это моя притащила сюда.

   - Ничего не помню, - пробормотал Лисицын, смущённо отводя глаза в сторону. - А, почему?

   - Что, почему?

   - Я не в отеле?

   - Ты сидел, прислонившись к стене дома, и спал, а две шлюхи из бара шарили по твоим карманам. Ты не мог даже стоять, тем более объяснить, где живёшь.

   - Да, да, - начал припоминать Сергей.

   Он уже привык к своеобразному упрощённому английскому языку тайки, где звук "р", звучал, как "л".

   - Помню… Я был в баре, потом – это шоу. Михаил! Чёрт его возьми, - Лисицын упёрся руками о циновку и попытался подняться, но передумал и сел на пятки.

   - Так, что там с моим бумажником?

   - Сейчас плинесу, - женщина легко поднялась, выскользнула за дверь, и через минуту Сергей раскладывал содержимое бумажника перед собой.

   Всё было на месте: банковская карта, несколько визиток, водительское удостоверение, десяток бумажек - чеков за спиртное, выпитое в баре. Наличные деньги испарились.

   - Вот, возьми, - на ладони женщины лежал смартфон Сергея.

   - Спасибо, - Лисицын только сейчас понял, что самой ценной вещью, пропажа которой явилась бы катастрофой, был его собственный сотовый телефон.

   Его не волновало, кто забрал деньги. Девицы из бара, Михаил или женщина, дотащившая его бесчувственное тело сюда, в это убогое жилище? Главное - телефон не пропал и был цел.

   Хозяйка комнаты, ничуть не смущаясь, дотронулась до плавок мужчины в том месте, где пенис приподнимал тонкую ткань.

   - Хочешь в туалет? - просто спросила она.

   Лисицын, почувствовав, что румянец заливает щёки, кивнул.

   - Иди за мной.

   Крошечная ванная комната оказалась за дверью, которой Сергей не заметил раньше. Там, каким-то непостижимым образом поместились небольшая раковина, вся - в паутине трещин, маленький унитаз и самодельная душевая кабина.

   - Пойду, сделаю нам кофе, - сказала женщина, отступая в глубину комнаты и закрывая за собой дверь, - Полотенце можешь взять на крючке слева от душа.

   - Как твоё имя и, кто ты? - негромко крикнул Лисицын.

   - Май Ли. Я танцовщица из того самого бара, возле которого ты валялся на асфальте.

   - С ума сойти, - растерянно пробормотал Сергей, вспоминая все детали и подробности шоу.

   "Может, между нами что-то было ночью? - подумал он, заранее стыдясь и чувствуя ужасную вину в первую очередь перед Катей. - Чёрт! Ничего не помню. Неужели я так напился?"

   Лисицын встал на кафель под лейку душа, задёрнул полупрозрачную плёнку, пустил сначала горячую, а потом холодную воду и стал ожесточённо растирать кожу ладонями, словно стараясь отмыться от потной грязной плёнки событий прошлого вечера.

    Ему стало немного легче, боль в голове утихла, к тому же за дверью ванны он нашёл стул, на котором лежали его шорты и футболка. Они пахли свежестью, были чистыми, но немного влажными.

   "Она, что - постирала мои вещи? Странная... Но, не знаю... Буду ей обязан. Может, денег ей дать? Ах, да, - вспомнил Сергей. - Придётся искать банкомат. Интересно, который час?

   Он включил смартфон.

   - Шесть утра, - пробормотал Лисицын, оглядываясь на узкую бойницу окна возле душевой кабины.

   Он оделся и пошёл на запах кофе. За ещё одной дверью он нашёл маленькую кухню, где на узкой кушетке спал ребёнок лет пяти. Май Ли разливала кофе по чашкам, двигаясь легко и бесшумно.

   - Садись, - она аккуратно пододвинула Сергею крошечный табурет.

   - Это твой бэби? - прошептал Лисицын, показывая на ребёнка.

   - Девочка, - ответила женщина, садясь рядом. - Можешь говорить нормально. У неё крепкий сон. Пей, а потом я отвезу тебя в отель.

   - Это не обязательно. Сам как-нибудь доберусь.

   - Вряд ли. Ты не знаешь города. Визитка отеля есть?

   - Где-то была, - Лисицын стал шарить по карманам шорт.

   Они оказались пусты.

   - Ладно. Спасибо тебе за всё. Слушай, - Сергей замялся, отводя взгляд от голых круглых женских коленок. - Между нами ночью ничего не было?

   - А сам не помнишь? Что, что? Стой, догадаюсь. Ты женат, жена в отеле, а тебя совесть уже мучит? Или болезнь боишься подхватить?

   - Ничего я не боюсь, - мрачно сказал Лисицын. - Просто хочу знать.

   - Можешь успокоиться. Мы не трахались. Ты был не в состоянии. Тебя напичкали в нашем баре кое-какими таблетками. Обычная практика с глупыми, беспечными фарангами. А потом эти любители экзотики удивляются, почему в их карманах пусто. Что ты пил?

   - Воду.

   - Бутылки были открыты?

   - Да, - Сергей вспомнил странный привкус воды.

   - Тогда не задавай мне больше глупых вопросов.

   - Всего один можно?

   - Уже поздно, - вздохнула женщина.

   - Ты имеешь в виду время?

   - Да. Шесть утра. Через полчаса будет светло. Скоро придёт моя сестра. Мы вместе снимаем это жильё.

   - Это на её постели я спал? - догадался Лисицын. - А где она сейчас?

   - У неё ночная работа, - помедлив ответила Май Ли. – Надеюсь, твои вопросы закончились?

   - Нет ещё. Я был в вашем баре с приятелем. Куда он делся?

   - Я, что, обязана следить за каждым фарангом? Я видела только одно. Какой-то парень расплачивался за спиртное из твоего кошелька.

   - Вот, сволочь! - выругался по-русски Сергей.

   - What?

   - Так, ничего. Я обязан тебе.

   - Пустяки. Если ты допил свой кофе, собирайся. Я отвезу тебя, - Май Ли поправила тонкое одеяло, заботливо прикрывая спящую девочку.

   - А где твой муж? - спросил Лисицын, поднимаясь.

   - Ну, почему фаранги всё время болтают без умолку?

   По интонации, где звучала досада, Сергей понял, что Май Ли неприятен вопрос.

   - Поехали, - сказала женщина.

   Она вышла из кухни и поманила за собой Лисицына. Ничуть не стесняясь, Май Ли скинула рубашку, сняла с вешалки шорты и натянула их прямо на голое тело. Сергей торопливо отвернулся. Май Ли, не смотря на маленький рост, была хорошо и пропорционально сложена. Он это заметил ещё в баре, когда танцовщица появилась в свете прожекторов.

   Тихий звон ключей и скрип двери заставил Лисицына обернуться. На маленькой танцовщице поверх блузки уже красовалась синяя куртка, на ногах белели кроссовки. За плечами пристроился маленький рюкзак. Не побывав на шоу, Сергей никогда не подумал бы, что эта женщина работает в ресторане, показывая на подмостках трюки, от которых тошнит. Женщина поманила Лисицына пальцем, и они вышли на лестничную клетку. Стены длинного, выкрашенного зелёной краской коридора,  выглядели так, будто их каждый день драли сотни кошек. Пол, когда-то белый, давно утратил первоначальный цвет. Полосы от каблуков дополняли грязные следы прилипшей намертво жевательной резинки. Лифта не было, потому что дом оказался четырёх этажным. Лестница смотрелась не лучше коридора. Те же обшарпанные стены, выщербленные бетонные серые ступени. Дверь из железных прутьев, где выделялись коричневым цветом пятна ржавчины, щёлкнула, подчиняясь усилию пальца Май Ли, прикоснувшейся к кнопке электронного замка. Танцовщица пропустила Лисицына вперёд, затем вышла сама.

   - Садись! - она похлопала по кожаному сиденью старого мотороллера, припаркованного в ряду других разнокалиберных и разноцветных. - Мне ещё вернуться нужно, дочь скоро проснётся. Помнишь название отеля?

   - Нет, - произнёс виновато Лисицын.

   - Ах, да, подожди, - она порылась в рюкзаке и достала мятый, больше похожий на тряпку, кусочек бумаги.

   - Прости. Постирала вместе с твоими шортами. Но буквы разобрать можно. Это - на Джомтьене, - воскликнула она через несколько секунд. - Поехали.

   Мотороллер рванул с места и запетлял по узким пыльным переулкам, где один за другим  начали гаснуть фонари. Рассвет глазами солнца, ещё невидимого за домами, привычно исследовал кучи мусора, закрытые жалюзи лавок, тележки, снабжённые полками и погасшими очагами, редких прохожих, мопеды, "тук-туки", припаркованные машины, пластиковые столики и стулья убогих уличных кафешек, где уже двигались одинокие фигуры людей, которые готовились к новому рабочему трудному дню, в череде многих привычных, будничных, суматошных. Город уже не спал, а кто-то наверняка ещё не ложился. Вскоре Май Ли свернула на широкую улицу, застроенную более современными домами. Потом пошли отели, справа между деревьев замелькало изумрудно серое море, а ещё через какое-то время мотороллер затормозил. Было немного прохладно, но взошедшее солнце обещало жару.

   - Где-то здесь, - сказала женщина, снимая шлем и взлохматив ладонью волосы.

   Она снова достала визитную карточку отеля и поднесла её к глазам.

   - Ещё пара кварталов, и мы на месте.

   - Хорошо, - кивнул Лисицын. - Увидишь банкомат, останови.

   - Зачем?

   - Хочу заплатить тебе за всё.

   - Пустое, - прощебетала Май Ли, отпуская сцепление.

   - Нет, - заупрямился Сергей. - Ты была добра ко мне. Я - твой должник, - кричал он в ухо женщине.

   - Ты же не трахал меня. Если бы это случилось, я взяла бы деньги. Это - святое, - обернувшись, ответила Май Ли.

   В голосе женщины звучала насмешка.

   - Лучше приходи в ресторан. Тебе понравилось моё шоу?

   - Немного не в моём вкусе, - пробормотал Лисицын.

   - Ты - странный фаранг, - Май Ли уже остановила мотороллер возле знакомых дверей маленького отеля. - Всё равно приходи. Специально для тебя исполню что-нибудь менее эротичное. А ты засунешь мне в трусы пару баксов. Кстати, тебе не нужна женщина на месяц?

   - Зачем? - уже думая о Кате, с отрешённым видом спросил Сергей.

   - Спасать тебя от неприятностей.

   Пока Сергей соображал - шутит танцовщица или нет, та повернула ручку газа и через минуту исчезла за поворотом улицы.

   - Чёрт! - пробормотал Лисицын, мотая головой. - Ну и дела.

   Непроизвольно вспоминая подробности шоу, он поднялся в свой номер, открыл ноутбук, проверил электронную почту, немного расстроился, что от Кати нет письма, и решил немного поспать. Но сон не шёл. Под закрытыми веками мелькали лезвия бритв, свет прожекторов, стаканы с недопитым пивом, высокие каблуки и стройные ноги танцовщиц. Тем не мнее? головная боль после таблетки Май Ли несколько утихла, но продолжала давать о себе знать в затылке при неловких поворотах шеи.

   "Почему нет вестей от Кати? Столько дней прошло, - думал Сергей, вызывая в памяти красивое лицо и синие глаза. - А, впрочем, миновало всего два дня. Не сегодня, завтра должна позвонить".

   Лисицын начал копаться в событиях последней недели, пытаясь понять, что произошло между ним и Катей.

   "Почему мне выпало счастье полюбить эту женщину? Мне - почти сорок. Не красавец, - Сергей только сейчас осознал, что никогда не любил ни одну женщину по-настоящему. - Но я люблю Катю, словно школьник. До боли в сердце, до смятения в душе, до желания отдать за неё жизнь, до бессонницы, до головной боли, до муки ожидания телефонного звонка, до счастья слышать её голос, чувствовать биение её сердца  и видеть близко синие с многочисленными оттенками глаза".

   "Но ты же был женат, - внутренний голос заставил его поморщиться. - Был. Ну и, что? Только сейчас понимаю — в том чувстве не было любви. Молодая симпатичная, сексопильная девчонка, на которую я тратил сумасшедшие деньги. С ней было приятно проводить время, хвастаться перед друзьями. Вот и решил - почему бы не жениться. Все приятели уже детей давно имели. Господи! Как я ошибался, принимая за любовь простое поверхностное увлечение".

   После развода у Сергея в доме время от времени появлялись другие женщины, но эти связи оказались ещё более хрупкими и не долговечными. Любовь к Кате перевернула всю его жизнь.

   - Ещё как перевернула, - пробормотал Лисицын/

   Он приподнялся на локте и застонал. Внутри, где-то под рёбрами в области сердца, будто кошки скребли.

   "Пойду, окунусь в море. Может, полегчает", - решил Сергей, пряча под матрас бумажник.

   Пляж был ещё пуст, но тайцы уже расставляли зонтики. Прибой доставал до первого ряда шезлонгов, и Лисицын, подняв руку и приветствуя знакомую хозяйку кусочка берега, уселся во втором ряду.

   - Пливет! - проворковала тайка. - Bear, water?

   - Потом, - отмахнулся Сергей.

   - Потом, - легко опять согласилась женщина.

   Лисицын не стал снимать шорты и футболку, а просто устроился поудобней в шезлонге, закрыл глаза, и через минуту дремота одолела его.

   Сергей проснулся от прикосновения к щеке чего-то горячего и гула голосов.

   Луч солнца, найдя щель между зонтами, пыталось прожечь дырку на его лице. Вокруг собрались пляжные торговцы. Они сидели кружком и не отводили взглядов от фаранга. Тихо переговариваясь, они ждали его пробуждения.

   - Go out! - Звук грубого мужского голоса мгновенно прекратил всю болтовню.

   Тайцы поднялись и отступили, давая возможность Лисицыну осмотреться. Рядом с его шезлонгом стоял загорелый крепыш в длинных, почти до щиколоток шортах и футболке с мокрыми пятнами на груди и под мышками. Бугры мышц перекатывались под кожей, заставляя её лосниться. От парня остро пахло потом.

   - Слетелись, словно мухи на мёд, - по-русски сказал крепыш, разглядывая Сергея. - Видят, что у тебя кожа ещё белая, значит, решили - новичок, вот и строят планы на счёт тебя. Откуда приехал?

   - Из России.

   - Понятно, что не из Африки, - скупо улыбнулся парень. - Пошли, пошли отсюда, - он снова остановил взгляд на притихших тайцах.

   - Россия? Ладно. Пусть будет только Россия. Не говори, если не хочешь. Ко мне можешь  обращаться "на ты". Меня Влад зовут.

   - Очень приятно, - Алекс, - соврал Лисицын.

   - Считай - познакомились, - кивнул головой крепыш. - Купаться будешь?

   - Можно, - Сергей скинул футболку, потом шорты и остался в одних плавках.

   Парень прямо в одежде с разбегу бросился в море, а Лисицын, поглядывая на густеющие тучи, надвигающиеся с Востока, долго стоял по колено в воде, брезгливо отводя ладонями в стороны всякий мусор и странную рыжеватого цвета пену.

   - Давай, здесь вода чище, - закричал парень, плывя на спине лицом к берегу.

   Сергей зачем-то вытер ладони о плавки, потом обречённо вздохнул и нырнул. Море было на удивление тёплым. Оно пахло странной смесью запахов. Немного сырой рыбой, чуть-чуть ананасами и йодом. Лисицын догнал крепыша, тот перевернулся на живот, и они, не торопясь, поплыли рядом.

   - Откуда здесь такая пена? Я думал - море в Тае чище.

   - Это не грязь. Просто вечером вода отступает метров на сто от берега, а после полуночи, начинается прилив. Море почти доходит вон до той лестницы, - парень показал на бетонные ступени, возле которых сидела тайка, предлагавшая Сергею воду и пиво.

   - А потом вода отступает, смывая всякий пластиковый мусор и увлекая за собой лёгкий ракушечный песок. Отсюда и пена. Привыкнешь. Это не грязь.

   - А ты давно здесь? - спросил Лисицын, поглядывая на мокрую кожу цвета бронзы своего нового знакомого.

   - Месяца три. А ты, где остановился?

   - Гестхауз. Отсюда метров пятьсот вон по той улице, - Сергей показал рукой направление.

   - Так это совсем рядом с нашей школой, - луч солнца, пробившийся через разрыв в облаках, блеснул на белоснежной зубной эмали крепыша.

   - Какой школой? Ты, что, учитель?

   - Нет. С чего ты взял? Школа Муай-Тай. Слышал что-нибудь о тайском боксе?

   Лисицын утвердительно кивнул, набрав в рот солёной воды.

   - Я - боец Муай-Тай, - продолжал улыбаться парень. - Нас, русских, тут человек пять. Раза три в году приезжаем сюда оттачивать технику. Тайские сенсеи - профи. В это время - здесь не так жарко. Дожди идут.  А заодно бьёмся в городе на разных мелких турнирах. Практика с местными файтерами - потрясающий опыт. А ты, чего тут забыл в мёртвый сезон?

   - Да, так, отдыхаю, - помрачнел Лисицын.

   - Ну, ну. Каждому своё, - сказал крепыш, разворачиваясь к берегу.

   - А, чем тут народ занимается вечерами? - спросил Сергей, не давая возможности парню обидеться.

   - Европейцы, кто по гостиницам развлекается с проститутками, кто пиво в барах дует. Русские, как правило, от нечего делать шатаются по магазинам. Выбирай.

   - Можно мне посмотреть твою школу? - спросил Лисицын, пытаясь завоевать расположение крепыша.

   Сергея не устраивал ни один из предложенных вариантов траты своего времени. Опыт знакомства с Михаилом заставлял быть более осторожным.

   - А, чего? Давай, приходи. Вечерняя тренировка начинается в пять часов P.M.

   - После полудня?

   - Точно. Post мeridiem, - последние слова крепыш уже прокричал, перекрывая шум прибоя. Через минуту его спина, облачённая в выцветшую футболку, исчезла из виду.

   Лисицын вылез из воды, постоял на тёплом ветру, обсыхая, потом уселся в шезлонг и впервые пожалел, что давно бросил курить.

   "Милое дело - лежать тут на песке, лениво дымя сигарой, да читать, что-нибудь, этакое. Достоевского, например", - подумал он, оглядывая пустынную полосу пляжа.

   Сергей повернулся и нашёл глазами хозяйку лежаков. Перехватив его взгляд, тайка что-то сказала на своём птичьем языке парню лет пятнадцати, который просеивал в большом самодельном сите песок от окурков и сухих листьев. Тот отбросил в сторону грабли с длинными зубцами, подбежал к Лисицыну и протянул ему захватанную тонкую книжицу размером А 4.

   - Beer?

   - No. Кофе с молоком, - сказал Сергей, беря в руки тонкую книжку.

   "Меню", - прочитал Лисицын надпись на русском и английском языках.

   Пластик страниц был сальным на ощупь. Под подушечками пальцев ощущался тонкий слой соли.

   - Cofe with milk? - уточнил парень, улыбаясь.

   - Yes, - кивнул Сергей и открыл меню.

   Таец, переминаясь с ноги на ногу, продолжал стоять.

   Лисицын пожал плечами, потом услышал ворчание своего пустого желудка и, вздохнув, принялся изучать фотографии блюд. Он выбрал суп из морепродуктов с красивым названием Том Ям, сваренном, если верить описанию, на кокосовом молоке. Потом подумал секунду и остановил свой взгляд на фотографии креветок, жареных на гриле. Отметив ногтем выбранные блюда, Сергей откинулся на спинку шезлонга и закрыл глаза. Разница во времени, долгий девяти часовой перелёт давали о себе знать. Опять клонило в сон, рот кривился судорогой зевоты.

   Но, буквально через две минуты, о пластиковый  стол звякнуло стекло, и Лисицын почувствовал запах кофе. Перед ним красовались блюдце и огромная чашка, над которой поднимался пар. Сергей втянул ноздрями воздух и сел прямо. Он приложился к чашке и немного отхлебнул горячей жидкости. Кофе оказался растворимым, но был не плох. Наслаждаясь напитком, Сергей услышал за спиной шорох шагов и голос:

   - Солли!

   - Что? - повернул голову Лисицын.

   - Солли, - повторил парнишка таец и поставил перед Сергеем глубокую посудину из белой керамики с мутной жидкостью и плавающей в ней смесью небольших полосок белого мяса, маленьких красных креветок, всевозможных трав и чёрных кусочков то ли рыбы, то ли плоти каких-то ракушек.

   - Том Ям, - сказал таец, указывая подбородком на суп и, снимая с подноса дымящиеся крупные креветки, политые чесночным соусом.

   Обед имел такой острый соблазнительный запах, что Лисицын едва не уронил слюну в миску. Он взял в руки предложенную ложку и запустил её сначала в суп, а потом, подув, отправил полной в рот. Полоски мяса оказались кальмарами, чёрные кусочки - мидиями, белая жидкость - горячим кокосовым молоком. Вкус супа был восхитительным, сладко-кислым на вкус, ароматным от трав и очень острым. Съев третью часть миски, Лисицыну дальше пришлось запивать Том Ям остывающим кофе. Пять жареных креветок помогли немного погасить пожар в горле и, Сергей, подозвав тайца, заказал простой воды.  Немедленно принесли небольшую пластиковую бутылку 0,33 литра, вставленную в термочехол. Отхлёбывая из бутылки и переваривая обед, Лисицын лениво наблюдал за небольшой стайкой треугольных разноцветных парусов на горизонте.

   "Виндсёрфинг, - подумал он. - Надо бы попробовать... Интересно. Михаил появится здесь. Убью гада. Хотя, вряд ли, - Лисицын улыбнулся, - Вряд ли убью, или вряд ли появится? Ну и чёрт с ним".

   Незаметно для себя Сергей снова заснул, склонив голову на собственное плечо.

   Шум льющейся воды заставил его приоткрыть глаза. Небо потемнело, обретя свинцовый оттенок, который по цвету был почти неотличим от морской воды на горизонте. Сильный тропический ливень барабанил по листве огромных магнолий. Рядом суетился парнишка, устанавливая дополнительные зонты вокруг Сергея. Слабый, но, влажный и, довольно прохладный ветер заставил Лисицына приподняться, выдернуть из-под себя футболку и натянуть её на тело.

   - Low season, - улыбаясь во весь рот, прокричал ему таец, воткнув справа от клиента ещё один зонт в песок.

   - Да уж, - проворчал Лисицын. - Sorry! Tomorrow there will be a rain?

   - No. What you? Tomorrow everything will be fine.

   - Fine? Прекрасно? Ладно. Значит, завтра дождя не будет. Посмотрим, - Сергей с интересом наблюдал за тем, как песок жадно впитывает дождевую воду. - Кофе принеси ещё, плиз.

   - Cofe one more?

   - One more, ещё кружку.

   Таец запахнул куртку из плотной ткани на тощей груди, и пропал из поля зрения.

   Дождь кончился также внезапно, как и начался. Лисицын вытащил из кармана шорт телефон и вызвал на экран показания времени. Ливень длился ровно двадцать минут, но успел залить мостовую, где воды стало по колено. Опавшие листья и мусор забили решётки водостоков, превратив проезжую часть в реку.

   Сергей, легко договорившись, что за обед и шезлонг заплатит завтра, держа в руках пляжные тапки, возвращался в гестхауз, шлёпая босыми ногами по лужам. Низкое, послеобеденное солнце прорвало облака и принялось расширять границы своего светлого царства. Просветы становились всё шире и шире. Воздух стал ещё больше насыщен запахами цветов. Ощутимо парило, и пока Лисицын добрался до гостиницы, его футболка промокла от пота. Он залез под душ и смыл с себя морскую соль, а с ног - разводы грязи.

   До пяти часов вечера оставалось двадцать минут. Сергей спустился к стойке портье, снял с карты немного денег, воспользовавшись услугами потрёпанного жизнью банкомата, договорился о стирке в прачечной гестхауса потной футболки и ещё нескольких вещей, передал улыбчивой девушке пакет и вышел на улицу. Спустя минуту он уже подходил к открытым воротам, сбитым из сухих стволов бамбука, рядом с которыми на ограде красовалась вывеска. На ней тайской буквенной вязью, продублированной большими английскими буквами на фоне красных боксёрских перчаток, было выведено два слова - MUAI-TAI . Никто не пытался задержать постороннего человека, и Сергей пошёл по дорожке,  выложенной красной плиткой, к огромному квадратному навесу из серого профнастила, который опирался на сложную конструкцию из металлических труб. В саду по периметру ограды стояли маленькие белые домики, а под навесом на помосте виднелись квадраты нескольких рингов. На крюках, прикреплённых к балкам перекрытий, висели боксёрские груши, по которым неистово молотили кулаками и ногами смуглые, жилистые, лоснящиеся от пота тайцы. Несколько бойцов с европейскими лицами составляли компанию аборигенам. В одном из рингов плавно двигался по настилу маленький лысый таец с морщинистым лицом, подставляя руки, защищённые "лапами", раздетому до пояса крепышу - Владу.

   Лисицын, стараясь быть незаметнее, сел в углу, наблюдая за тренировкой. Она оказалась продолжительнее, чем хотелось, и Сергей, устав следить за прыжками и ударами бойцов, весь ушёл в свои мысли.

   Реальность вернула его в настоящее хлопком по плечу чьей-то тяжёлой ладони.

   - Ты пришёл? Молодец! - Влад, от которого опять остро пахло смесью различных острых запахов, сел рядом со своим новым знакомым и бросил на циновку мокрое полотенце. - А я думал - ты пустишься во все тяжкие на Бич-роуд.

   - Бич-роуд - это та самая? - Лисицын щёлкнул пальцами.

   - Угу. Там находятся все злачные места города: бары, стриптиз-шоу, заведения для "голубых", а набережная заполнена проститутками. Ещё там есть ночные рестораны и так далее по списку.

   - Понятно, - рассеянно откликнулся Сергей, прислушиваясь.

   Под сводами школы заиграла протяжная, плавная мелодия, состоящая в основном, из звуков какой-то дудочки и ударов о металл, задающих ритм. На помост ринга справа от Дементьева через канаты перепрыгнули два мальчика со странными венками на головах и стали исполнять диковинный танец.

   - Чего это они? - удивился Сергей.

   - Посвящение в профессионалы, - сказал Влад. - За плечами этих пацанов уже по тридцать-сорок поединков на рингах Паттайи. В основном они дрались для публики в барах, представляя нашу школу. А сегодня один из них станет настоящим файтером, которого промоутеры возьмут на контракт. Да, вон они сидят, - Влад поворотом головы указал на группу из трёх человек, для которых принесли стулья и стол, а также поставили воду в бутылках, чашки и большой фарфоровый чайник.

   - А с кем из парней подпишут контракт?

   Влад жёстко усмехнулся.

   - Глупый вопрос. С победителем, конечно.

   Все, молча, смотрели, как бойцы исполняли ритуальный танец, плавно размахивая руками, поднимая ноги, и опускаясь на колени. Все движения мальчишек напоминали брачные игры журавлей.

   - А, что у них на головах? - тихо спросил Лисицын.

   - Я смотрю, ты совсем тёмный в наших делах, - улыбнулся Влад. - Это - монгкон - верёвка, сплетённая из ста восьми нитей, а потом изогнутая в кольцо. Она надевается во время ритуального танца "Рам муай" и молитвы "Уай кру". А ещё, видишь, у них на руках повязаны амулеты? Считается, что магические знаки и заклинания на этих повязках уберегут бойца от ранений или увечья.

   - Какие они бойцы? Это - малолетки. Звонкие и тонкие. Их соплёй перешибёшь, - удивился Лисицын.

   - Не скажи. Я бы не рискнул выставить тебя против такого паренька. Вон тот, в синих трусах - на ринге с пяти лет. Эти ребята готовы драться, как дрались их предки в давние времена. До смерти.

   Музыка прекратилась внезапно, словно кто-то повернул выключатель.

   - Ладно, давай смотреть. Потом, если интересно, я тебе ещё кое-что расскажу.

   Но Лисицын не удержался от последнего вопроса.

   - А, зачем они на ринг лезли сверху канатов? С их ростом проще пролезть снизу между ними, как делают боксёры.

   - Да, потому, что голова у тайцев считается самой почитаемой частью тела, поскольку занимает самое высокое положение. Ничто не должно быть выше головы. И ещё. Самым большим унижением в ходе боя считается удар противника стопой в темя. Это невероятное унижение и воспринимается, как плевок. Типа, что-то вроде фразы: "Твоя голова ниже моих ног, то есть - ниже грязи. Ты не вздумай на улице погладить тайского ребёнка по голове. Ну, всё. Давай смотреть.

   Снова зазвучала музыка, но уже в несколько ином ритме. Она становилась всё неистовей с увеличением темпа боя. Бойцы, двигаясь по рингу, осыпали друг друга ударами колен, локтей и кулаков. Время от времени они сходились вплотную, и тогда следовали броски на настил.

   "Похоже - эти парни сделаны из железа, - думал Лисицын, вглядываясь в бесстрастные лица бойцов, которые, казалось, не знали, что такое боль. - Ни тени смятения, ни гримас злости, никаких эмоций, выдающих страх, боль или неуверенность в себе", - Сергей начинал восхищаться бойцами.

   Блестящие тела, будто отлитые из бронзы, раунд за раундом сходились в центре ринга, продолжая бой. Музыка, то затихала, то взмывала под своды зала, задавая ритмичный и быстрый пульс схватке.

   - Вот это - работа! - тихо восхищался Влад, непроизвольно повторяя руками и верхней половиной мускулистого тела движения бойцов.

   - И сколько времени они будут драться? - спросил у него Лисицын.

   - Шесть раундов. Или пока один из бойцов не сможет больше подняться.

   - Так они раза три падали после бросков.

   - Это - не в счёт.

   - А, кто из них выигрывает, как ты думаешь?- спросил Сергей в конце пятого раунда.

   - А ты, что скажешь? - не отводя взгляда от ринга, сказал Влад.

   - Мне кажется, вон тот парнишка в красных трусах бьёт сильнее.

   - Бьёт, но больше по защите. А, потом, ещё не вечер.

   Шестой раунд поставил всё на свои места. Боец ниже ростом, облачённый в синие трусы, удвоил натиск, выбрасывая град ударов по голове своего противника. Тот, отступая, опёрся спиной о канаты, защищаясь перчатками. Сильный удар коленом по печени заставил парня согнуться и опустить руку, прикрывая локтем корпус. Последовал молниеносный удар через руку в челюсть, а потом - ещё один уже в висок, и парнишка выше ростом стал валиться на своего удачливого оппонента, пытаясь в полубессознательном состоянии задержать собственное падение неуклюжими объятиями противника за талию. Но боец в синих трусах отступил на два шага и завершил схватку ударом острого колена в живот противнику. Тот рухнул на настил ринга, а победитель вскинул руки в победном жесте. Причём, как показалось Лисицыну, лицо тайца осталось таким же бесстрастным, как и в начале боя. Судья, который до этого момента был просто тенью и старался казаться незаметным, встал над лежащим бойцом  и развёл в стороны руки, давая понять, что поединок закончен.

   - Что и требовалось доказать, - сказал Влад, вскакивая на ноги.

   Европейцы, находящиеся в зале, сдержанно захлопали в ладоши, а парнишку - победителя встретил у канатов секундант. Он поднял худое тело вверх, схватив бойца под коленями.

   - Всё, пора заканчивать. Подождёшь, пока я душ приму? - Влад развернулся всем корпусом к Сергею.

   - Конечно, - согласился Лисицын.

   - Впрочем, стой. Идём. Я тебя познакомлю с хозяином школы. Он в прошлом был классным бойцом. Шутка ли - 318 побед и всего двадцать поражений. Идём, идём, - Влад схватил Сергея за руку ниже локтя и повёл за собой.

   Лисицын почувствовал стальную хватку мозолистой ладони своего нового приятеля. Они приблизились к рингу и оказались возле того самого маленького лысого тайца, который внимательно наблюдал, как уводили с ринга побеждённого бойца. Хозяин школы что-то крикнул мальчику вслед, и тот, обернувшись, скупо улыбнулся, потом поклонился в пояс, сложив перед собой руки.

    Влад, почтительно дождался, пока на них обратят внимание, и заговорил со стариком на тайском языке. Закончив свою короткую речь, Влад поклонился и подтолкнул вперёд Лисицына. Тот, прочувствовав важность момента, наклонил вперёд свой корпус, сложил вместе ладони, подражая Владу и тайским бойцам.

   - Очень приятно вас видеть, - поклонился в ответ хозяин и заулыбался. - Селгей? Я плавилна сказал твой имя? - таец неожиданно перешёл на русский язык.

   - Почти, - Лисицын в широкой улыбке блеснул золотой коронкой в глубине рта.

   - Что значит "почти"?

   - Всё о, кей, - Влад воткнул свой указательный "железный" палец в бок Лисицыну. - Мой друг рад познакомиться с таким человеком, как вы, сэр.

   - Пустое, благодалю, - отмахнулся хозяин школы, переходя на английский, но по прежнему не выговаривая букву "Р". - Селгей желает тлениловаться здесь?

   - Он - новичок, только приехал, - Влад взял инициативу разговора в свои руки.

   - Если твой длуг нужна комната, то у меня есть пара свободных, - таец показал рукой на ряд маленьких одно дверных домиков.

   - Я живу в гестхаузе неподалёку, - сказал Лисицын.

   - Но, ведь, там - дорого, - старик потёр между пальцев воображаемую банкноту.

   - Нет, что вы? - Сергей попытался отмахнуться от мухи, пытавшейся сесть ему на нос, и снова получил предупреждающий тычок в бок от Влада. - Хотя, вы правы. Я подумаю над вашим предложением.

   - Холосо, - таец кивнул. - У меня комната стоит 100 бат в день, плюс завтрак за эти деньги. Тренировки оплачиваются отдельно. Я сделаю из вас бойца. Увидимся.

   Старик поклонился приятелям и переключил своё внимание на двух мальчишек с вёдрами и тряпками, отмывавших в этот момент настил ринга от пота и крови.

   - Никогда не говори тайцам, что какие-то вещи у них дёшевы. Всегда торгуйся с ними, - Влад подставил Лисицыну пластиковый табурет. Посиди здесь.

   - Почему не говорить?

   - Потому, что ты - фаранг, а надуть фаранга для тайцев - признак хорошего тона. Они так устроены. Подожди, я сейчас.

   Влад, не торопясь, направился в сторону ряда кабинок, сколоченных из тонких стволов бамбука, над которыми возвышались душевые лейки.

   Через пару минут он вернулся, даже не удосужившись вытереться полотенцем, натянул на мокрое тело футболку и шорты.

   - Ты ел сегодня?

   - На пляже мне приносили суп и креветки.

   - Шикуем?

   - Что значит "шикуем"?

   - То и значит. Ты - настоящий фаранг.

   - Хватит, а… Объясни, в чём дело?

   - Сколько ты платишь за номер в гестхаузе?

   - Тысячу бат в сутки.

   - Сколько заплатил за обед на пляже?

   - Семьсот бат, включая шезлонг и пиво.

   - А теперь смотри, - Влад вёл Лисицына в сторону маленьких домиков. - В мёртвый сезон номер в гестхаузе стоит не больше восьмисот бат. Суп и креветки с пивом в ресторане на набережной – четыреста, пятьсот. В магазине пиво стоит двадцать восемь - тридцать бат в зависимости от сорта. Разве ты не заметил, что креветки носят по пляжу? За сто пятьдесят бат тебе прямо с решётки гриля наложат в тарелку десять штук, дадут к ним листья салата, половину лимона и огурец. Вот, смотри, - Влад открыл дверь белого домика, похожего на жилище тыквы из сказки "Чиполлино".

   Лисицын окинул взглядом крошечное помещение. В комнатке, освещённой исчезающим прямо на глазах дневным светом из окна, и размером три на полтора метра помещалась узкая деревянная кровать, заправленная чистым белым бельём, стул и низкий шкаф-пенал. За ещё одной раздвижной дверью виднелся унитаз и миниатюрная раковина для мытья рук.

   - Сто бат в сутки, - сказал Влад, протискиваясь к шкафу.

   - Спартанская обстановка, - Сергей потрогал жёсткий матрас под простынёй. - А кондиционера нет?

   - Нет, - отрезал Влад и потянул за шнурок, свисающий с потолка.

   Раздалось гудение и повеяло ветерком. Под единственной лампочкой медленно вращались лопасти вентилятора.

   - А это, что за мерзкая живность? - Лисицын поднял руку и показал на стену.

   Там неподвижно застыли две маленькие ящерки.

   - Смертельное оружие от москитов, - Влад засмеялся, увидев брезгливое выражение лица приятеля.

   - Извини, дружище, - Лисицын смотрел, как ящерки, перемещаясь по стене, одна за другой исчезли за шкафом. - По мне - пусть лучше будет номер в гестхаузе за полторы тысячи.

   - Что ж, у богатых свои причуды. Только не въезжаю, почему ты не снял номер в Центара Гранд Мираж или Роял Клиф? Это самые клёвые отели для таких фарангов, как ты.

   - На всё есть свои причины, - туманно ответил Лисицын. - Не лезь в бутылку и не злись. Давай уважать друг-друга.

   - Вот такие, как ты и портят тайцев. Чаевые кидают направо и налево, не считая, цацки золотые таскают на шеях, а потом удивляются, что эти побрякушки местные байкеры срывают с таких дураков в тёмных переулках.

   - Что, и такое бывает? - Сергей непроизвольно потрогал свой нательный крестик и золотую цепочку, спрятанные под футболкой.

   - Поживёшь, увидишь. Ладно. Пошли. Надо поужинать. Жрать охота. Покажу тебе харчевню трёх пескарей. Узнаешь, что такое настоящая тайская еда.

   Приятели уже в густых сумерках покинули школу и вскоре оказались возле маленького ресторанчика на близлежащей улице.

   Сергей кинул взгляд на чистые пластиковые столы и стулья, расставленные  под навесом из пальмовых листьев, на несколько жаровен, над которыми поднимался пар от жареной рыбы, риса и тонкой, словно сделанной из стекла, лапши. Внимание Лисицына привлекли огромные креветки, краснеющие на гриле, под которым тлели угли, на румяных жуков, тараканов и прочих насекомых, насыпанных горкой на деревянных подносах.

   - Не боись. Тараканов сегодня заказывать не будем. "Том Ям" ел уже?

   - Сегодня на пляже.

   - Это - туфта. Попробуй здесь.

   Хозяйка заведения бросила на тряпку длинный плоский половник в дырочках, которым она помешивала "километровую" лапшу и подошла к потенциальным клиентам, улыбаясь и кланяясь.

   Влад быстрой скороговоркой на тайском языке сделал заказ, и они уселись за стол, на который тут же поставили две запотевшие пластиковые бутылки с водой. В бумажных салфетках принесли ложки, вилки и деревянные палочки.

   Белые миски с дымящимся супом и три большие тарелки, одна с варёным рисом, две - с остро пахнущей лапшой появились через десять минут.

   - Жаль, хлеба нет, - проворчал Лисицын, дуя на ложку, наполненную горячим супом.

   - У тайцев рис заменяет хлеб. Они его подают к любому блюду, - откликнулся Влад, вылавливая из миски креветку за креветкой. - Но ты после супа попробуй лапшу. Пальчики оближешь.

   Лисицын, испытывая чувство голода от дурманящих запахов, с удовольствием, причмокивая, съел свой "Том Ям" до последней мидии, потом взял палочки, сложил их, подражая Владу, и подцепил ими лапшу.

   - Ничего не ел вкуснее, - сказал он, заталкивая палочками длинные концы лапши в рот.

   - Это соус из разных трав даёт такой вкус, - пояснил Влад, заканчивая с едой и прикладываясь к пластиковой бутылке. - Ты наелся?

   - Угу, - сквозь зубы подтвердил Сергей, запивая водой острую пищу.

   - Какие планы на вечер?

   - Не знаю. Хотя, хотел бы всё же город посмотреть.

   - Тут особо нечего смотреть. Две основные улицы вдоль моря, а дальше - помойка. Все интересные места: храмы, плантации орхидей, слоновьи деревни, крокодиловая ферма далеко от города.

   - В гестхаусе видел буклет какого-то "Альказар-Шоу". Смотрится, как реклама "Мулен-руж".

   - Ты, что - был в Париже?

   - Где я только не был. В Италии не был, во Франции не был, в Америке - тем более, - отшутился Лисицын.

   - "Альказар" заточен под фарангов. Полный отстой. Там трансвеститы танцуют.

   - А я думал девушки?

   - Разбежался. Трансвеститы или транссексуалы. Впрочем, не вижу между ними особой разницы, - улыбнулся Влад.

   - Я бы посмотрел от нечего делать.

   - Ты, разве, голубой?

   - Нет, - рассердился Сергей.

   Он вздёрнул подбородок и отвернулся, заметив в десяти метрах от себя маленького слонёнка, ведомого мальчиком.

   - Ну и не хрен там делать! - воскликнул Влад. - Лучше купи бананов у этого пацана и накорми животное.

   Лисицын полез в карман, и маленький таец, таща за ухо слонёнка, тут же подошёл к столу. Мальчик вытащил из огромной сумки, надетой через плечо, связку бананов и протянул Сергею. Лисицын взял угощение, сунул в ладонь тайца двести бат и скормил всю связку слонёнку. Тот, отправив хоботом в рот один за другим пять бананов, стал толкать массивным боком ногу фаранга и шарить кончиком хобота по карманам Сергея.

   Влад от души смеялся, наблюдая за стараниями Лисицына отпихнуть слона.

   - Дай тайцу пятьдесят бат, и я скажу, чтобы он исчез.

   Через пять минут взрывы смеха немногочисленных гостей ресторанчика стихли.

   - Ладно, - решил Влад, вставая со стула. - Время - детское. Завтра - воскресение. Поедем в город. Покажу тем, чем живёт Паттайя.

   Он исчез в темноте улицы и появился через минуту, ведя рядом с собой лёгкий мотобайк.

   - Садись.

   Лисицын взгромоздился на сиденье позади приятеля, двигатель чихнул, потом взревел и рванул двухколёсное чудо техники вперёд.

   - Твой?

   - Наш, - ответил Влад, выбираясь из переулков на оживлённую дорогу, ведущую в город. - Ребята скинулись и купили. Ездим по очереди. Сегодня - моя.

   Вскоре они оказались на улице, стеснённой лавками, магазинами, небольшими гостиницами, ресторанчиками, светящиеся окна которых чередовались мерцающими рекламными щитами и всевозможными указателями. Лисицына оглушил шум моторов, звуки клаксонов, голоса и звучащая отовсюду музыка. Горло сжимал спазм от выхлопных газов и запахов пищи. Мотобайк приятеля лавировал в потоке машин, едва не задевая боковые зеркала и подножки огромных джипов.

   - Мини Вавилон! - прокричал Сергей в ухо Владу.

   - Что? - не расслышал тот.

   - Ничего. Проехали. Долго ещё?

   - Бросим байк здесь. Дальше - пешеходная зона.

   Они поставили мотоцикл в шеренгу целого стада разнокалиберных средств передвижения, и вышли на улицу, где в обе стороны, не торопясь, двигались люди. Лисицын почти оглох от криков и говора толпы, мощных басов ритмичной музыки, льющихся из спрятанных неизвестно где звуковых колонок, от разноязычной речи и голосов зазывал. Лотки со льдом, в которых ровными рядами лежали лобстеры, омары, туши свежей рыбы привлекали взгляд. Открытые двери баров манили полумраком, телами полуголых пританцовывающих девиц и всё той же музыкой.

   - Ничего себе "Мёртвый сезон", - удивился Лисицын.

   - Здесь всегда вечерами многолюдно. А сегодня особенно.

   - Почему?

   - Вон видишь толпу с плакатами?

   - Вижу.

   - Демонстрация протеста.

   - Забастовка?

   - Где ты здесь видел бастующих бездельников?

   Лисицын пытался рассмотреть надписи на плакатах, которые держали люди, по виду - европейцы, одетые в шорты и разноцветные футболки.

   - Некоторые бары со вчерашнего дня подняли цены на пиво. Эти парни, в основном немцы, договорились и устроили весь этот балаган ради развлечения.

   - И намного цену подняли?

   - На один бат или три копейки в американской валюте.

   - Из-за трёх центов такой спектакль? А, куда смотрит полиция?

   - Ей до фонаря, каким образом развлекаются туристы. Лишь бы стёкла не били. Нам - сюда.

   Влад подтолкнул приятеля в спину к узкому проходу между двумя домами. Здесь было немного тише, темнее и не так жарко. Они прошли ещё метров пятьдесят по переулку, и, сначала услышали выкрики и гул голосов, а потом Лисицын увидел несколько барных стоек,  окружающих ярко освещённый ринг. На помосте в разных углах стояли два бойца Муай-Тай, в одном из которых Сергей узнал паренька - победителя поединка в школе.

   - Помнишь его? - Влад тронул Лисицына за плечо.

   - Конечно. Он дрался два часа назад.

   - Знаю. Ну и, что? Сегодня он получит свои первые деньги на профессиональном ринге. Для этого боя ему и устроили ту проверку.

   - А разве он не устал?

   - Шутишь? Это парень способен выдержать ещё раундов двенадцать. Ладно, давай смотреть.

   Они нашли свободное место у стойки бара. Перед ними тут же появились две бутылки пива, а с боков приклеились две девицы.

   Влад что-то резко сказал им на тайском языке, и жрицы любви растворились в толпе, окружающей барные стойки.

   Заиграла музыка и бойцы сошлись в центре ринга. После нескольких секунд схватки Лисицыну стало ясно, что этот поединок разительно отличается от боя, виденного в школе. Жестокость и быстрота действий, чередующихся плавными скользящими шагами, выглядели ужасающе повторяющимися и монотонными, но мощные удары ногами, коленями и кулаками без перчаток, обмотанными полотняными лентами были настолько сильными и резкими, что даже в шуме, царящем под навесом, слышалось, как трещат рёбра бойцов и прогибается плоть.

   В толпе суетились какие-то люди с пачками денег в руках. Лисицын понял, что это местные букмекеры, принимающие ставки на победителя. Сергей обвёл взглядом орущих людей. Среди них ростом, различными татуировками, цветом кожи выделялся десяток европейцев. Кто-то стучал бутылкой пива по стойке бара, кто-то постоянно вскакивал, пытаясь разглядеть все нюансы схватки. Почти рядом с рингом за отдельным столиком сидела длинноногая загорелая женщина с русыми волосами и морщинистым лицом. За её спиной стояли два молодых тайца, один из которых массировал женщине спину.

   - Кто это? - Лисицын дёрнул Влада за футболку, показывая взглядом направление, в котором нужно было смотреть.

   - Шведка. Часто вижу её в местах, где есть ринги. Этой старой карге нравятся молодые мальчики вроде местных альфонсов стоящих рядом. Где ещё найдёшь острые ощущения и секс в извращённой форме, как не в Тае?

   - На вид, ей лет пятьдесят, а парням нет и двадцати, - определил возраст женщины Лисицын.

   - Увидишь эту бабу поближе - изменишь своё мнение. Ей далеко за шестьдесят.

   Всё время, пока длился бой, Лисицын поглядывал в сторону шведки. Та, в отличие от остальных европейцев, пила не пиво, а красное вино. Ей постоянно меняли пустой бокал на полный. Однако, в конце концов, повинуясь жесту, поставили на стол полную бутылку. Женщина то и дело поднимала голову, что-то говорила тайцам, позволяя им пробовать своё вино и целовать себя в губы.

   - Тут, что - хорошие вина? - снова спросил Лисицын у Влада.

   Тот посмотрел на приятеля рассеянным взглядом, но ответил:

   - В ресторанах есть даже французские вина, но и местные сорта - не плохие.

   Поединок закончился победой выпускника школы, где тренировался Влад. Бойцам разбинтовали руки, и победитель спустился с помоста, обходя стойки бара, кланяясь первым почитателям своего таланта. Парнишка протягивал ладони, куда посетители одну за другой вкладывали банкноты.

   - Это - типа чаевых? - спросил у Влада Сергей.

   - Гонорар. Сегодня он принесёт в семью первые, заработанные в бою деньги.

   Боец подошёл к шведке, и та, похлопав тайца по плечу, протянула ему банкноту, отличавшуюся по цвету от остальных.

   - Тысяча бат. Круто, - хмыкнул Влад.

   Посмотрев ещё два боя и отшив очередную пару проституток, приятели расплатились каждый за себя, хотя Лисицын настаивал, что сам разберётся со счётом.

   - Поехали отсюда. На первый день тебе хватит, - сказал Влад, пряча в задний карман шорт тощий кошелёк.

   Лисицын вытащил телефон. Пропущенных вызовов не было, СМС - тоже. Часы показывали полночь местного времени.

   Тем временем трафик на центральных улицах Паттайи стал меньше, и они добрались до своего переулка довольно быстро.

   - Вот он, твой гестхаус, - сказал Влад, останавливая мотобайк возле временного жилища Лисицына. - Ну, что? Увидимся завтра на пляже?

   - Слушай, - Сергей не торопился прощаться. - У тебя завтра есть тренировка?

   - Да, в шесть утра.

   - Так рано? С ума сойти.

   - Я привык.

   - А, можно мне?

   - Что - можно?

   - Ну, в общем, так. Посмотреть. Может, гантели потаскать. Что-то я последнее время - не в тонусе.

   - А, чего смотреть? Ты, я вижу - богатый фаранг. Поговорю с хозяином школы. Он даст тебе персонального тренера. Подтянешь мышцы, освоишь технику Муай-Тай. В жизни всё пригодится.

   Лисицын хотел обидеться на "фаранга", но передумал.

   "Кто знает, сколько времени я здесь пробуду. А валяться на песке без дела - не по мне". 

   - Согласен, - сказал он.

   - Тогда, держи краба, - Влад подал приятелю руку.

   Сергей протянул свою и почувствовал медвежью хватку. Ладонь Влада была мозолистая и твёрдая, как деревянная лопата.

   Взревел двигатель байка, и красный стоп сигнал пропал за поворотом.

   Сергей поднялся к себе в номер, принял душ, потом достал ноутбук и включил его. Электронная почта была забита обычным спамом. Скайп проявил к Лисицыну полное равнодушие. Достав телефон, он лишний раз убедился, что от Кати ровным счётом ничего нет. Сергей тяжело вздохнул, включил кондиционер и упал на постель, в чём мать родила.

 

     Для Кати со времени приезда в Англию день стал делиться на две странные половины. Большую часть его она проводила в квартире, окна которой выходили на ограду частного пансиона "Beechwood School", расположенного к югу от Лондона в часе езды от аэропорта Хитроу. Жильё для Дементьевой нашли менеджеры  самой крупной риэлтерской конторы графства Кент. Она обратилась к ним сразу после того, как двое суток провела в одной из гостиниц города. За этот период ей удалось навести справки о пансионате, куда Дементьев поместил сына. Русскоязычный гид - его она заполучила через интернет, съездил в участок полиции, отвечающей за безопасность аэропорта, и за пятьсот фунтов бывшему гражданину Литвы удалось выяснить, что мальчика по фамилии Дементьев встречал сотрудник секьюрити школы Beechwood. На пару с риэлтером гид также помог Кате с договором аренды квартиры через улицу от пансиона и распечатал ей справку на русском языке, что представляет собой эта школа.  Заведение принадлежало сети престижных частных пансионов с филиалами в Кембридже, Оксфорде, Эдинбурге и ряде других городов Англии, включая Лондон. Территория школы хорошо охранялась, и увидеть сына, а тем более поговорить с ним, Кате не удавалось. Зато в дополнение к мощному биноклю, она купила телескоп и теперь могла наблюдать за детьми, проживающими в пансионе, когда те в определённые часы высыпали во двор школы. Стайка подростков бегала по дорожкам парка, окружающего старинное здание. Кто-то играл в баскетбол, другие под руководством тренера осваивали азы тенниса. Сколь долго будет продолжаться курс обучения детей языку, Катя не знала, но в листе бумаги, который передал ей гид, был указан срок действия визы для Игоря - один год. На сайте пансиона Дементьева нашла информацию, что период обучения составлял две, либо четыре  недели. Где дальше будет учиться Игорь, Дементьевой выяснить не удалось. Ей оставалось наблюдать за сыном издалека, но не подходить слишком близко. В одном из мужчин, постоянно находящимся рядом с Игорем, она узнала телохранителя, который когда-то работал на её мужа. Но Катя не теряла надежды и ждала удобного случая.

   В субботу утром к воротам школы подъехали два автобуса, и дети стали собираться у ограды, выстраиваясь парами. Катя, надев парик и огромные очки от солнца, выскочила на улицу и быстро уселась в автомобиль, взятый напрокат сразу после приезда в Англию. Ей повезло - не выпустить из виду автобусы на протяжении всей дороги по оживлённому шоссе до Лондона. Букингемский дворец, куда школьников привезли на экскурсию, показался Дементьевой идеальным местом, чтобы попробовать перекинуться с мальчиком парой слов. Однако, телохранитель следовал почти вплотную за Игорем, не выпуская парнишку из вида. Даже в толпе, наблюдавшей за сменой караула Придворного королевского дивизиона гвардейцев, у Кати не получилось приблизиться к сыну. Зато в Лондонском зоопарке, куда позже отправились автобусы, телохранитель отошёл за мороженым. Седовласый джентльмен похожий на певца Тома Джонса - сотрудник пансиона отвлёкся на объяснения у вольеров со львами, и Екатерина, раздвинув стаю детей, увлечённых зрелищем, подошла ближе, сняла очки и тронула сына за плечо.

   - Мама?

   - Тише, сердце моё.

   - Мама, мамочка. Пожалуйста, забери меня отсюда, - Игорь попытался прижаться к матери, но Катя отступила на полшага и присела перед сыном на корточки.

   - Тихо, моё сокровище, тихо. Заберу, обязательно заберу. Нужно только обмануть секьюрити, приставленного папой.

   - Отец убил Терру, - тихо сказал Игорь.

   Голос мальчика прервался, лицо сморщилось, и казалось, он вот-вот заплачет.

   - Не сейчас, сынок, не сейчас. Успокойся. Слушай меня внимательно и запоминай, - Катя, не вставая в полный рост, оглянулась.

   Телохранитель в ста метрах от них, расплатившись с продавцом, одной рукой держал два цилиндра в золотистой обёртке, а другой надевал на нос очки от солнца, собираясь возвращаться.

   - Десятый столб забора пансиона, если считать справа от ворот. За ним в траве я буду оставлять тебе записки.

   - Мама, дай мне номер твоего сотового. Старый не отвечает, - Игорь вытер рукой мокрые глаза.

   - Нельзя, дорогой. Потом всё объясню. Всё. Мне - пора. Помни - десятый столб. В том же месте ты можешь оставлять мне ответы. Только - смотри, чтобы твой цепной пёс ничего не заметил.

   - Он к одной преподавательнице клеится.

   - Фу, Игорь, - Катя ещё раз оглянулась и быстро поднялась, опустив на глаза очки. - Всё, пока. Не скучай, - женщина, не торопясь, пошла вдоль клеток и исчезла за высокими, искусно постриженными, кустами.

   - Айгор! Кто с тобой разговаривал? - перед мальчиком возникла фигура служителя пансиона.

   - Я - не Айгор, а Игорь.

   - Отвечай на вопрос!

   - Да, пошёл ты! - прошептал мальчик и отвернулся.

   Преподаватель схватил его за плечо и развернул к себе лицом.

   - Нельзя на улицах разговаривать с посторонними, нельзя принимать от них сладости, нельзя... - рука мужчины сжималась всё сильнее на запястье Игоря.

   - Эй, полегче! - высокая фигура человека в чёрном костюме нависла над служителем.

   Охранник отодвинул преподавателя в сторону, вывернув ему руку.

   - Он сделал мне больно, - высоким голосом выкрикнул Игорь. - Надавай ему по заднице.

   - Ваш мальчик разговаривал...

   Но телохранитель перебил англичанина, который начал путаться в русских и английских словах.

   - Что, у вас уже и поговорить на улицах нельзя? Занимайтесь своим делом. Вон, приглядывайте за остальными, а я буду делать свою работу.

   - Но...

   - Всё. Тема закрыта. Мороженное хочешь? На!

   Преподаватель растерянно сжал в руке предложенный ему брикет в золотистой обёртке.

   - Я доложу о случае насилия надо мной           своему начальству.

   - Хоть, наследнику английского престола. У меня есть свой шеф. Вот перед ним я и отвечу. Иди, Игорь, посмотри на жирафов.

   Телохранитель демонстративно повернулся спиной к англичанину, заслоняя внушительной фигурой своего подопечного.

   Весь вечер Катя строчила записки, пытаясь на бумаге объяснить причины своего ухода от Дементьева. Гора скомканных белых шариков валялась в углу, но написать письмо сыну так и не удавалось.

   "Господи, как ему объяснить, что произошло? Стоп. Он что-то сказал о Терре. Ах, да, лошадь убили. Боже мой! Неужели на глазах у мальчика?"

   - Дементьев! Ты - сволочь, - вслух сказала Катя и закусила верхнюю губу.

   "Не думай о Терре, сынок. Бог нас всех рассудит и поставит всё на свои места. Терру жалко, но главное, что ты - жив и здоров, - шариковая ручка быстро заскользила по бумаге. -  Твоя мама - рядом и думает, как нам выйти из тупика, в котором мы с тобой оказались. Не грусти. Хорошо учи английский. В жизни всё пригодится. Я найму тебе лучших преподавателей Англии", - последнюю фразу, подумав, Катя густо зачеркнула.

   "Знай одно. Мы скоро увидимся и уедем отсюда. Заживём с тобой новой жизнью, где не будет Коли Крика, Петровича, папиных друзей и знакомых, всех этих людей - самоуверенных, напыщенных и считающих, что им всё позволено. Я куплю тебе..." - Екатерина снова зачеркнула три последних слова и написала: "У нас будет другая лошадь. Хочешь — назовём её Террой? Рядом с нами снова будет наш тренер - дядя Серёжа. Главное - не грусти и будь начеку. Папа не должен знать, что я - рядом с тобой. Напиши мне о колене, которое ты ушиб о стену конюшни, когда Терра испугалась стаи воробьёв. Это было давно, но я боюсь, что твоя нога ещё болит. Синяки долго проходят. Я люблю тебя и думаю о тебе постоянно. Не знаю, что ещё сказать. Сердце болит..." - Катя заплакала навзрыд, потом всё тише и тише, поскуливая, словно щенок.

   Всю последующую неделю, чередуя наблюдения за школой чтением записок, уже полученных от сына, Катя разрабатывала и оттачивала планы побега. Она перебрала все варианты, включая судебный процесс против Дементьева (процесс показался ей самым долгим и нереальным предприятием). Затем она подумала о подкупе руководства пансиона, о похищении Игоря с переездом в другую страну, но в результате страх перед полицией и высокая вероятность оказаться, либо в тюрьме, либо в руках мужа, заставляло Дементьеву отодвигать от себя бумагу, где она рисовала различные схемы. В воскресенье она снова поехала за автобусами на очередные экскурсии, чтобы издалека обменяться несколькими  взглядами с сыном. Катя не обращала внимания на картины Лондонской национальной галереи и даже на самолёты, стоящие возле музея Королевских военно-воздушных сил. Она не отводила взгляда от фигурки Игоря. Телохранитель маячил за спиной мальчика, словно чувствовал угрозу, и Екатерина так и не смогла подойти ближе. Она продолжала писать записки и читать коротенькие ответы.

   Наступил ещё один из целой череды тоскливых вечеров. За окном начался дождь. Капли воды нудно выбивали тихую дробь по подоконнику. В комнате сделалось темно. Снаружи, на улице сгущались сумерки. Где-то торопливо ударил колокол церкви, а потом, задавая нужный ритм, зазвучал солидно, мерно и глухо, будто звук просачивался через толстый слой ваты. Катя, тяжело вздохнув, поднялась на ноги, посмотрела сквозь стекло на заполняющий улицу густой туман, задёрнула шторы и включила свет. Настольная лампа отодвинула тени в углы и проявила серебристое пятно ноутбука, лежащего на столе.

   Пальцы забегали по клавишам, набивая в поле "Скайпа" письмо для Лисицына.

   "Я - в отчаянье... Разрываюсь от любви к сыну и растущей привязанности к тебе. Боли в сердце постоянно тревожат меня. Мои планы, похоже - неосуществимы. Игорь скоро закончит курс английского языка, и его отправят в Queens College. Он указал название этой школы в своей записке. Да, да. Нам удаётся переписываться, и, разворачивая маленький кусочек бумаги, пропитанной родным запахом сына, я - счастлива, но через полчаса снова несчастна. Эти частные английские пансионы напоминают мне тюрьмы. Я посмотрела в  интернете. Многие из подобных закрытых школ выглядят, словно средневековые замки. Решётки, ворота, камеры видео наблюдения, секьюрити. Да, ещё к Игорю приставлен личный телохранитель. Мой муж делает всё, чтобы оторвать меня от сына. Скулю, да? Конечно, скулю. Мне не хватает поддержки. Мне не хватает умных советов... Мне не хватает твоих ладоней и глаз... Адвокатам Лондона я не могу открыться. Если начнётся какая-то судебная бумажная суета, Дементьев сразу узнает об этом и тогда... Даже страшно представить, что произойдёт. Он считает себя небожителем, этаким избранным, исключительным и самым умным. Представляешь? Приставил к сыну охранника. Сволочь!

   Прости! Это - не тебе. Я думала, что главное в жизни для женщины - это удачно выйти замуж. Чтобы муж был богат, занимал одну из самых высоких ступеней социальной лестницы, а, если особенно повезёт, то и любил бы свою жену. Я думала - особняк на Рублёвке, несколько квартир в разных странах, отдых в Майями, или на Бали - это круто. Случайные связи в тайне от мужа это тоже - круто. Пощекотать нервы себе и подразнить подруг... Но я ошибалась. Деньги и положение в обществе - ничто, химера, иллюзия исключительности. Главное для меня - это ребёнок. Для людей с харизмой подонка таких, как мой муж, сын, всего лишь - продолжатель рода, бизнеса, наследник. Обитатели Рублёвки, сильные мира сего не позволяют себе сердечных привязанностей, страстей, сильных чувств. Это - удел простых смертных. Значит, я - простая смертная. От этой мысли мне становится немного легче. Но в моей душе, кроме веры в справедливость, живёт и боль. Её даже слишком много, но, наверное, это значит, что я способна на чувства и могу любить сильно, сильно. Эти слова пишутся для тебя. Время сейчас тянется страшно долго. Тайные, мимолётные свидания с сыном вселяют надежду и одновременно терзают сердце. Мне не хватает Игоря, мне не хватает тебя. Может, я строю воздушные замки? Может, я - твоё мимолётное увлечение, вроде случайной прохожей, в след которой ты оглянулся? Если так, то я стою на краю пропасти... Но, нет. Я не верю. Ты любишь меня, ведь, правда? Скажи, что это правда. Мне нужна твоя любовь. Мне необходимо поделиться с кем-то своим одиночеством. Не отталкивай меня и не забывай обо мне. Посоветуй, хоть, что-нибудь. Покажи мне выход из тупика. Впрочем, забудь. Справлюсь. Не вздумай приезжать. Будет только хуже. Обнимаю, твоя..."

   Катя раздражённо закрыла крышку ноутбука, словно считала, что во всех её бедах виноват гаджет. Тыльной стороной ладони она вытерла слёзы, потом сбросила на пол домашний халат и, совершенно обнажённой, пошла в ванную. Там она долго стояла под холодным душем, пока безжалостные пальцы воды не разжали кулака боли, которая наконец отпустила сердце. Постель показалась Кате уютной безопасной норой. Выпростав руку из-под одеяла, она дотянулась до бутылки, стоящей на прикроватной тумбочке и сделала большой глоток. Коньяк обжёг ей горло, спазм перехватил дыхание. Женщина, морщась, протолкнула внутрь себя спиртное и закрыла глаза.

   Дождь за окном, чередуясь с порывами ветра, набирал силу, напоминая своим шумом звук морского прибоя.

  

   Лисицын так и не смог заставить себя подниматься с первыми лучами солнца. Прошло то время, когда он с лёгкостью вставал в пять утра и первым троллейбусом отправлялся на Московский ипподром, чтобы успеть проехать лошадь или помочь на конюшне. Конюхи и наездники - профессионалы обожали таких любителей, взваливающих на свои плечи многие обязанности и тяготы рутинной работы на беговой дорожке. Затем, пахнущий конским потом, сеном и острой смесью "ароматов", присущих ипподрому, Лисицын спешил на работу, где он, не смотря на молодость, подавал большие надежды, а вечером бежал в институт. Вечернее отделение его полностью устраивало, давая возможность насыщать делами свой день. Но, то время прошло, привычки изменились, и теперь его новый знакомый - боец Муай-Тай Влад имел полное право посмеиваться над Сергеем, называя приятеля - лемуром.

   "Ну и пусть", - думал Лисицын, отыскивая сонным взглядом электронный будильник, стоящий на тумбочке.

   Обижаться на Влада не имело смысла. В глубине души Сергей признавался самому себе, что комплексует в окружении бойцов, от которых утром в школе было не протолкнуться. Он стеснялся своего небольшого живота, наплывающего на шорты, складок лишнего жира на боках, неуклюжих передвижений по рингу и слабых ударов по мешкам. Всему этому его уже неделю учил Влад. Именно его владелец школы определил в наставники для Лисицына.

   - Влад! Ты же просил, чтобы было дешевле, вот и занимайся сам со своим другом, который любит поспать до обеда. Вечером он никому мешать не будет, - хитро улыбался старик, не сводя глаз со своего бойца, отрабатывавшего удары локтем.

   Эти слова слышал сам Сергей и даже обрадовался, потому что в начале дня, пока чашка кофе не приводила его в состояние бодрости, он чувствовал себя не в своей тарелке. Вечерние тренировки его вполне устраивали.

   Лисицын широко зевнул, потом встал, принял душ, переоделся, захватил с собой рюкзак, в котором лежали: полотенце, запасные плавки, бутылка воды и отправился на пляж. Пешие прогулки до моря с заходом в один из ресторанчиков, которые открывались рано, предлагая редким утренним посетителям "американский" завтрак, стали своеобразным ритуалом.

   Сергей съел сэндвич, выпил две чашки кофе, перешёл дорогу и занял своё привычное, ранее облюбованное, место на песке под высоким платаном. Тайка, заведовавшая кусочком таиландского рая, помахала Сергею рукой, крикнула традиционное "Hello! How are you", получила в ответ: "Fine! And you?", принесла мусорную корзину, смахнула песок с шезлонга и оставила фаранга в покое.

   - Боже мой! Что я тут делаю? - проворчал Лисицын, растягиваясь в неудобном кресле и наблюдая, как двое мальчишек - аборигенов возились в полосе прибоя, даже не потрудившись снять с себя одежду.

   День тянулся медленно. Жара и высокая влажность создавали дрожащее марево на горизонте, полностью закрывая недалёкие маленькие острова, где угадывались крыши домов.

   "Неужели и там люди поселились? - лениво подумал Лисицын. - Интересно, откуда они воду питьевую берут?"

    Пляж постепенно наполнялся народом. Вовсю трудились пляжные торговцы, обступая бледных, белокожих новичков - туристов, но к часу дня, когда пошёл дождь, туристы стали расходиться. Лисицын искупался, дал телу обсохнуть и пошёл обедать к уличному разносчику креветок. Тот сидел под огромным зонтом, раздувая под решёткой гриля в самодельной жаровне угли. Он приветствовал Сергея, словно старого знакомого.

   - О-о, - тянул таец, выпячивая губы. - Холосо. Клеветка. Бели пятнадцать штук.

   - Хватит десяти. Огурец не забудь.

   - О, кей! - парень надел на руки тонкие одноразовые перчатки, достал из корзины, стоящей у ног, бумажную тарелку, положил туда листья салата, отобрал десять креветок, на которые указал пальцем Лисицын, и разрезал вдоль небольшой огурец.

   - Соус? Давай?

   - Давай, - согласился Сергей, протягивая тайцу сто пятьдесят бат. - Мы - в расчёте?

   - В ласчёте, в ласчёте, - скороговоркой повторял таец, пряча деньги в огромный кошелёк, висящий на талии.

   Лисицын устроился прямо на ступеньках набережной и за пять минут опустошил тарелку.

   - What time? - спросил он торговца, стуча пальцем, испачканным соком креветок, по своему запястью.

   - Два часа, - ответил таец, доставая из "напузника" сотовый телефон. - See you tomorrow? - привычно спросил таец.

   - А, куда я денусь? - Сергей поднялся со ступенек, сунул тарелку с остатками креветочных панцирей в урну и пошёл к морю - мыть руки.

   Возвращаясь в гестхаус, Лисицын поймал себя на мысли, что уже ждёт вечерней тренировки. Он смыл с себя под душем соль, потом долго стоял перед зеркалом.

   - Ни фига себе! Живот пропал, жира на боках, как не бывало, - сказал он. - Спасибо Владу. Гоняет меня в хвост и гриву.

   Сергей улыбнулся своему отражению, поиграл мышцами, натянул свежую футболку, захватил рюкзак и отправился в школу.

   С каждым занятием Влад давал Лисицыну всё большие нагрузки. Вот и сегодня после трёх часов изнурительной тренировки, Сергей, чувствуя приятную усталость во всём теле, вымылся под самодельным душем водой из бочки, переоделся и сел на пластиковый табурет рядом с подвешенным к потолку мешком. Суровая, искажённая яростью, гримаса на лице Влада, обрабатывающего руками и ногами "грушу", заставила Лисицына улыбнуться.

   - Чего лыбишься? - спросил приятель, останавливая мешок ладонями и оборачиваясь к Сергею.

   - Извини. Так просто. Ты с такой злостью колотишь этот бедный мешок, что он того гляди лопнет по швам. А, как ты увидел, что я улыбаюсь. Ты же боком ко мне стоял.

   - Периферийное зрение. Тебя этому учу, учу, а толку - ноль.

   - Стараюсь.

   - Плохо стараешься. Первое дело для бойца - видеть то, что делается за спиной.

   - Может, со временем, этот навык появится?

   - Поздно пить Боржоми, когда почки отвалятся. Сам вырабатывай эту привычку, - Влад отпустил мешок, сел на землю, заставил сесть рядом Сергея и принялся, в который раз, объяснять приятелю смысл и технику медитаций, приёмы погружения в боевой транс и теорию "третьего глаза".

   - Ты должен не только затылком чувствовать передвижения противника, но уметь слышать и распознавать каждый звук за спиной. Всё это даст тебе возможность предугадать действия врага, а то и нескольких, чтобы отразить атаку с любого направления.

   - Слушай, - Лисицын положил ладонь на мускулистое и потное плечо друга. - Пойдём ужинать. Я - голодный, словно тигр.

   - Не делай из еды культа, - назидательно сказал Влад. - А, впрочем, пора заканчивать. Я тоже жрать хочу.

   Он побежал под душ, и через пять минут приятели уже сидели на пластиковых табуретках возле тележки на колёсах, уставленной кастрюлями, которые источали умопомрачительные запахи. Лапша с курицей, приправленная сложным соусом и мелко истолчёнными орехами, исчезала в желудках друзей с ужасающей быстротой.

   - Знаешь, - сказал Лисицын, когда с ужином было покончено. - Хочу пива.

   - Это потому, что теряешь много жидкости. Вся влага из организма выходит через пот. Нормальный процесс. Но не увлекайся пивом. В результате теряешь ещё больше жидкости.Тебе чуть ли не каждый день пиво подавай.

   - Не каждый. Не ворчи, составь лучше кампанию?

   - Тогда, чур, ты платишь.

   - Идёт. Куда отправимся?

   - Поедем. Тут недалеко есть ирландский бар. Там подают классный "Гиннес".

   - Тогда, вперёд!

   Уже поздно вечером Влад привёз Лисицына обратно в гестхаус и укатил, обдав друга выхлопом из трубы мотобайка.

   Сергей обманывал приятеля. Ему вовсе не хотелось пива. Чтобы утолить жажду, он мог бы вполне обойтись водой, но тоска и одиночество по вечерам с некоторых пор приносили с собой панику. Становилось невыносимо ждать минуты, когда нужно будет открыть ноутбук и увидеть свой почтовый ящик пустым. Вернее, там, кроме "спама" не было ничего интересного. Отсутствие вестей от Кати действовало на Лисицына угнетающе, и он старался глушить беспокойство алкоголем. Больше двух недель он уже не видел женщину и не слышал её голоса.

   На ногах, неожиданно ставших ватными, он подошёл к столу и включил ноутбук. На значке Скайпа стояла галочка. Сергей реанимировал всплывающее окно программы и увидел точку на логине, принадлежащем Кате.

   "Наконец-то", - обрадовался Лисицын, торопливо открывая письмо.

   Он внимательно, с растущим чувством тревоги, прочитал сообщение. Потом ещё раз и ещё.

    - Я говорил, говорил... Почему она меня не послушала? Нужно было ехать вместе, - шептал он, выхватывая взглядом отдельные строки письма. - Одна голова хорошо, а две - лучше. Мы что-нибудь, да придумали бы. Бедный Игорь, бедная моя Катя.

   Сергей впервые назвал женщину своей. Он сначала испугался такой смелости, но, потом, мысль, что Катя принадлежит теперь ему и, что он должен заботиться о ней, о её сыне, привела его разум в восторженное и, одновременно, в беспокойное состояние.

   - Ехать, немедленно ехать, - повторял Лисицын, водя курсором по названиям авиакомпаний.

   Аэрофлот прямых рейсов из Бангока в Лондон не выполнял. На сайте "Thai-airways" удалось найти самолёт, отправляющийся в аэропорт Хитроу с посадкой во Франкфурте. Один за другим всплывали окошки подсказок, куда следовало ввести персональные данные. Когда осталось вбить номер банковской карты и пин-код, пальцы Сергея зависли над клавиатурой. Он вернулся на страничку "Скайпа" и перечитал следующие слова Кати: "Хотя, забудь. Справлюсь. Не вздумай приезжать. Будет только хуже..."

   "Что может быть хуже? - Сергей пытался справиться с некоторой растерянностью и путаницей в голове. - Может, её чувства ко мне остыли? Нет. По письму этого не скажешь. Тогда, что? Страх перед Дементьевым? Неужели он так всемогущ, что способен вычислить двух человек в многомиллионном Лондоне или найти меня здесь? - Лисицын оторвал взгляд от экрана и стал смотреть в окно, стёкла которого слегка запотели от вновь начавшегося дождя.

   - Запросто, - прошептал Сергей. - Ему ничего не стоит отправить в Лондон частных сыщиков. Вот и Катя пишет о телохранителе. А, ведь, верно. Одиночке затеряться легче, чем двоим, - Лисицын вытер пот со лба.

   В комнате было душно. Лисицын включил кондиционер и, сорвав с себя футболку, бросил её на кровать. Стало немного легче дышать.

   "Страх! Катей движет страх за меня и тревога за сына. Но она умница и права.

Так у неё свободны руки, а со мной прибавится хлопот. Она не зря отправила меня на край Земли. В голове у неё наверняка зреет план. Катя найдёт выход. Ей, просто, нужно время и слова поддержки. Вот, чего она ждёт от меня. Не знаю... Может, я не прав? Но..."

   Лисицын ещё раз перечитал письмо. Потом придвинул к себе ноутбук и стал набивать текст.

   "Катя! Здравствуй, моя милая Катя. Ожидание твоего письма оказалось мучительно долгим. Но, что стоит моя тоска по сравнению с теми ужасными обстоятельствами и страхом, которые испытываешь ты? Я люблю тебя, я тоскую по тебе и готов бросить всё, чтобы встретиться и больше никуда тебя не отпускать, но знаю, что ты умная и смелая, что ты найдёшь выход из тупика и способ вернуть нам Игоря. Ты очень мужественная женщина. И, поверь, храбрость состоит не в том, чтобы броситься на амбразуру, а в том, чтобы ясно видеть опасность, уметь рисковать, а в итоге - добиться победы. Не смей думать о поражении. Определи первоочередные цели, ищи способы, шлифуй свой план и, если ты поймёшь, что нужна моя помощь, дай знать, и я немедленно прилечу. Осторожность, продуманность  и непредсказуемость действий должны быть твоим оружием. Ситуация сама подскажет, когда наступит нужный момент... Две недели без тебя показались мне вечностью, хотя совсем недавно думалось, что время проносится мимо, словно скорый поезд. А это значит, что время мы воспринимаем слишком субъективно. Оно не движется с постоянной скоростью из точки А в точку Б. Оно существует в нескольких измерениях и может замедляться или ускоряться. Вспомни! Пока мы ждём любимого человека, минуты превращаются в часы, но стоит появиться избраннику или избраннице, ощущение времени исчезает полностью. Терпение помогает остановить течение времени, давая возможность разложить по полочкам разума любую проблему. Именно так поступают шахматисты, приводя свой мозг в состояние концентрации", - Лисицын подумал о приёмах медитации, которым его учил Влад, потом нахмурил брови, вспоминая, и продолжал терзать клавиатуру.

   "Заполни время поисками решений и шлифовкой плана, мыслью о невозможности поражения, раздвинь границы времени желанием победы и тогда хаос событий превратится в систему, а в ней ты найдёшь недостающие связи и элементы для предстоящих действий. Знаю, всё это звучит туманно, но думаю, ты поймёшь, что я хочу сказать. Если будет совсем плохо, и ты окажешься в безвыходной ситуации, тут же позвони. Не думаю, что твой муж настолько всесилен и в состоянии отследить короткий звонок. Я тут же прилечу. Мы составим новый план и сумеем вернуть нам Игоря. Не сдавайся. Люблю тебя..."

   Лисицын намеренно поставил в конце фразы многоточие, давая понять Кате, что разговор не окончен, и она может в любое время связаться с ним. Он просто не выдержал бы нового длительного периода молчания.

   Сергей какое-то время сидел возле включённого ноутбука, надеясь, что Катя напишет что-нибудь в ответ. После часа томительного ожидания, он вспомнил о громадной разнице во времени между Бангкоком и Лондоном. Там уже было утро, и наверняка Катя занималась своими делами. Лисицын тяжело вздохнул, захлопнул крышку гаджета и лёг на кровать. Усталость заставила его закрыть глаза. Незаметно для себя он уснул, уже не чувствуя, что из уголков глаз появились две слезы. Одна из них поползла по небритой щеке, постепенно высыхая. Вторая скатилась к складке у рта и попала на губы. Сергей, словно маленький ребёнок, всхлипнул во сне, облизал губы, потом тяжело, со стоном вздохнул. Ему снился сон.

   Он был на даче. Яркий солнечный свет пробивал листву деревьев, превращая яблоки в золотые монеты, а вишни — в капли крови. Потом монеты превратились в кусочки янтаря, упали на землю и покатились под горку через ветхий забор к реке. Тихий звон рассыпался в воздухе, вызвал многократно усиленное эхо и пропал в лесу. На заросшем участке дед Лисицына, молодой и сильный косил траву. На веранде у открытого окна сидела бабушка и вязала нечто бесформенное. Её руки держали длинные чёрные спицы, которые были похожи на стрелки часов. Сергей, ощущая себя маленьким мальчиком, зачарованный быстрым мельканием спиц, подошёл и встал рядом.

   - Что ты вяжешь, бабуля?

   Бабушка отложила в сторону свою работу и посмотрела Сергею прямо в глаза.

   - А ты, как думаешь?

   - Свитер, варежки?

   - Разве это похоже на варежки? - бабушка подняла вверх белый вязаный круг, где были  разбросаны разноцветные узелки.

   - Я догадался. Это - коврик на пол у моей кровати.

   - Это - время, если ты не возражаешь.

   - Время?

   - Да, я связала тебе время. Оно - твоё, и больше ничьё. Смотри, циферблат.

   Лисицын видел, что узелки один за другим превращаются в цифры.

   - У часов не бывает разноцветных цифр, - Сергей чувствовал себя разочарованным и обиженным.

   Такое с ним бывало каждый раз, когда взрослые, как он считал, обманывали его.

   - Это не просто часы, - улыбнулась бабушка. - Вот, взгляни.

  Лисицын взял в руки мягкий диск. Тот провис, словно горячий, свежеиспечённый оладышек, и обжёг пальцы.

   - Бабушка, возьми это время себе, - воскликнул Сергей, пытаясь выплеснуть из ладоней странный жёлтый круг, растекающийся в стороны.

   - Я не могу этого сделать. Это время - твоё и ты не можешь передавать его другому. Держи его в руках и терпи, терпи. По-другому нельзя.

   Лисицын перебрасывал циферблат с ладони на ладонь, не давая времени просочиться сквозь пальцы.

   - Почему здесь цифра ноль рядом с цифрой двенадцать? Почему между нолём и восьмёркой - такое большое расстояние? Почему после восьмёрки цифрам так тесно, и между ними такие короткие интервалы?

   Сергей наконец-то справился с часами. Ему стало легче держать остывающий овал.

   - Глупый ты, глупый. Начало и конец твоего времени по меркам вечности рядом. Разве не я тебя учила, что восемь на циферблатах соответствует двадцати? Вспомни, как медленно тянулось время в детстве и юности. Поэтому здесь - такой большой интервал между твоим появлением на свет и двадцатью годами, - бабушка указала нужное место концом чёрной спицы.

   - Да, ты права, - согласился Лисицын. - Мне раньше думалось, что детство и юность никогда не кончатся. Но, объясни, почему всё так устроено?

   - Всё просто. В детстве и юности твой разум был похож на губку. Он впитывал информацию, объёмы которой стремятся к бесконечности. Ты ходил в школу, потом заканчивал институт. Долгие дни ты проводил за партой, а нудные, длинные вечера - за скучными учебниками. Время тянулось медленно и тебе казалось, что у тебя его бесконечно много. Время - это иллюзия, созданная человеческим разумом. И, когда ты к двадцати годам осознал себя личностью в этой иллюзии, ты заполнил её своим смыслом существования и содержанием разума. Повзрослев, ты с ужасом понял, что в году всего 365 дней, а в сутках - 24 часа, и сколько бы мы не заполняли наше время собственными мыслями и делами, оно становится мимолётным. Оно убегает от нас так быстро, что его уже не догнать.

   Лисицын с ужасом смотрел на свои руки, где странный циферблат сначала треснул, а потом рассыпался и превратился в песок, проходящий сквозь пальцы.

   - Теперь ты догадался, почему цифрам после восьмёрки так тесно? - спросила бабушка.

   - Это годы. Они мимолётны, сколько бы их не было. Бабушка, помоги. Я не могу остановить своё время, оно исчезает, - закричал Сергей.

   - И я не могу, и никто этого не может.

   - Что же мне с этим делать? - Лисицын чувствовал на щеках слёзы.

   Он хотел стереть их со щёк ладонями, но не мог разжать рук, пытаясь удержать исчезающий по крохам песок.

   - Не думай о будущем, сокращая продолжительность настоящего. И помни, что время - всего лишь иллюзия. За его прозрачной завесой скрыта вечность, откуда к нам приходят страшные химеры ненависти и добрые ангелы любви. Ты должен выбрать, что тебе дороже и ближе. Но я бы советовала подумать о любви.

   А-а! - закричал Сергей, глядя на свои, казавшиеся чужими, старческие сухие ладони, где вместо песка появилось маленькое зеркало, а в нём - лицо Дементьева, изрезанное морщинами.

   В ту же секунду Лисицын проснулся. Где-то в одной из комнат отеля еле слышно прозвенел будильник. Сергей дотянулся до смартфона и включил его. На экране высветилось время - три часа. За тёмным окном тихо шёл дождь. Сверху доносились неясные звуки, шарканье шагов, кашель. Потом этот шум переместился куда-то дальше. Послышалось дребезжание колёсиков чемодана.

   "Кто-то уезжает", - подумал Дементьев и перевернулся на бок, пытаясь освободиться от неприятного осадка на душе после увиденного сна.

   Но ему до самого рассвета так и не удалось сомкнуть глаз.

  

    Катя тоже почти не спала этой ночью и поднялась с постели очень рано. Солнце только встало, давая возможность птицам, населявшим окрестные скверы и парки, оглядеться, тихо поделиться с миром последними ночными страхами, привести в порядок оперение, немного посплетничать, потом занять нужные воздушные эшелоны и заняться повседневными делами, громко приветствуя тёплое утро.

   Ноутбук, переведённый в режим сна, едва мерцал маленьким зелёным глазом. Катя кончиком ногтя дотронулась до клавиши "Enter", заставляя экран пробудиться к жизни. Чёрная галочка на иконке "Скайпа" сигнализировала о чьём-то письме.

   Это был ответ Лисицына. Катя впилась глазами в строки сообщения и зашевелила губами. Потом отодвинула от себя гаджет и задумалась.

   "Не сдаваться? Легко сказать. А если все обстоятельства против тебя?" - Дементьева потёрла виски, поправила волосы и направилась в ванну.

   Из зеркала на неё смотрело усталое, измученное лицо.

   - Боже! Какая уродина! - прошептала она зеркалу, потом разделась и встала под душ.

   Микс из горячей и холодной воды принёс ощущение свежести и заставил разум сбросить паутину вялости. Катя мысленно повторяла целые фразы из письма Лисицына. Внезапное озарение побудило её выключить воду и наспех вытереться полотенцем.

   "... И тогда хаос событий превратится в систему", - вспомнила она строки из письма Сергея.

   - Ну, конечно. Господи! Почему я раньше не подумала об этом? - воскликнула Катя.

   Она бросилась к своей сумочке и достала сотовый телефон. Номер компьютерного гения хранился в недрах записной книжки, и Катя нашла его быстро.

   - Владимир! Прости, если разбудила. Это очень срочно, - забросала она словами своего собеседника, едва услышав сонный, немного хриплый голос.

   - Что-то случилось?  

   - Если ты о деньгах, то - всё в порядке.

   - Я же говорил, чтобы вы без крайней нужды не звонили. Это опасно. Завтра же поменяю сим-карту? А лучше - мобильник.

   - Мне снова требуется  твоя помощь.

   - Чего ради? Мы же договорились - разбежаться.

   - Не всё так просто. Сегодня же вылетай в Лондон. Я тебя встречу в Хитроу. На месте всё расскажу.

   - Господи! Вот угораздило связаться с вами.

   - Но не за просто так, верно? Наше сотрудничество было для тебя очень выгодным. Не так ли?

   - Верно, - скучным голосом подтвердил Володя.

   - Тогда кончай дурака валять. Жду тебя сегодня вечером в Лондоне. Позвонишь, я запишу номер рейса и приеду за тобой в аэропорт.

   - Сегодня вряд ли получится. Визу ещё надо сделать.

   - Чёрт! Придумай, что-нибудь. Ты же можешь.

   - Ладно. Есть у меня пара знакомых в турагентствах. Постараюсь попасть в список группы для посольства. Ещё анкету нужно сделать, деньги заплатить.

   - Избавь меня от подробностей. Сделай всё, что нужно. Кстати, как у тебя с английским языком?

   - Всё ништяк. Но сегодня точно не получится. Крайняк - завтра, послезавтра.

   - Постарайся, займись визой и билетом сейчас же, потом позвони. Хорошо?

   - А что я с этого буду иметь?

   - Будешь, будешь, обговорим всё в Лондоне. Ты стал таким деловым, аж противно.

   - О, кей, - недовольно проворчал Володя и дал отбой.

   Следующие два дня тянулись медленнее, чем обычно. Дементьева наблюдала в бинокль за школой, шептала ласковые слова, словно сын мог её слышать. Иногда она старалась чем-то себя занять, потом вспомнила о жилье для Володи и поехала в риэлтерскую контору. Остаток дня она провела в осмотрах маленьких квартир. Кате понравилась одна из них в доме, расположенном в трёх кварталах от собственного жилья. Все необходимые бумаги, она подписала, не глядя.

   Вечер тянулся медленно и наводил тоску, но Катя уже обрела присутствие духа и не поддавалась паническим настроениям. Она хотела пообщаться по "Скайпу" с Лисицыным, поблагодарить его за советы , но передумала, ограничившись просмотром сообщений "мобильного банка", где можно было контролировать счёт карты Сергея.

   "Да, он там впроголодь живёт, - решила она, найдя несколько сообщений о небольших суммах. - Это - почти за две недели. Скряга, - подумала Катя о Лисицыне со смешанным чувством заботы и нежности.

   Следующий день был днём экскурсий, и Екатерина целый день моталась на своей малолитражке за школьным автобусом. Но подойти к Игорю у неё не получилось. Охранник всегда оставался рядом. Он, словно чувствовал опасность, постоянно вертел головой и не отвлекался по пустякам.

   Вечером Катя, совершенно измотанная, голодная и раздражённая, вернулась домой, налила себе рюмку коньяка, выпила, съела яблоко и легла в кровать, свернувшись калачиком. Ей снова стало ужасно одиноко и печально. Слёзы непроизвольно текли из глаз, оставляя следы на подушке. От дрёмы её разбудил телефонный звонок.

   - Алло!

   - Это - Володя.

   - Наконец-то, - Дементьева села на постели, одной рукой поправляя волосы, а другой прижимая трубку к уху. - Ну, что?

   - Завтра встречайте. Запишите номер рейса. Время прибытия...

   - Подожди, подожди, ручку найду, - Катя опрокинула над кроватью сумочку, нашла ручку и клочок бумаги.

   - Диктуй!

   Володя скороговоркой выдал всю необходимую информацию.

   - Записали?

   - Уже. Буду ждать тебя возле терминала номер три на прилёте у правых крайних дверей аэровокзала, если стоять к нему спиной. Хорошо?

   - Замётано. Пока!

   - До встречи, - Дементьева облегчённо вздохнула, спрятала записку и взглянула на часы. Стрелки показывали десять часов вечера.

   "Так, самолёт прибывает в шесть утра. Поеду сейчас. Всё равно уже не засну. Кто знает, какие утром будут пробки на подъезде к Лондону. Лучше быть в порту заранее", - решила Екатерина.

   Нетерпение уже подстёгивало её. Она быстро собралась, оглядела квартиру, вспомнила о своём парике, солнечных очках и ключах от квартиры для Володи, бросила всё в сумочку и спустилась на улицу.

   В окрестностях аэропорта Катя оказалась около двенадцати часов ночи. Дороги были пустынны и она, не спеша, благополучно добралась до окраины Большого Лондона. Припарковав автомобиль возле ярко освещённого небольшого ресторанчика на одной из улиц Харлингтона, она решила вздремнуть, откинувшись на сиденье, но заметив на двери заведения табличку "Открыто 24 часа", передумала, вышла из машины и толкнула стеклянную дверь.

   - Да, мэм? - перед Катей появился человек в белом пиджаке.

   - Вы - официант?

   - Да, мэм. Позвольте предложить вам столик?

   Дементьева оглядела зал. Возле стойки бара сидели четверо мужчин. За некоторыми столами, в строгом порядке расставленными по периметру ресторана, расположилось несколько пар. У одной из них, очевидно, в самом разгаре был романтический ужин. В высокой тонкой вазе стояла красная роза, рядом в двух керамических подсвечниках горели свечи, между мужчиной и женщиной разместилась огромная тарелка, откуда они, улыбаясь друг другу, выбирали кусочки рыбы. Бутылка вина, накрытая салфеткой, почти утонула в ведре со льдом.

   - Да, пожалуйста, - сказала Катя. - Можно я сяду вон там, в углу? - она показала на столик в глубине зала, наполовину скрытый колонной.

   - Конечно, мэм, - кивнул официант и поправил ровный пробор на своей красиво подстриженной голове.

   - Меню? - рядом, у левого локтя Екатерины появилась длинная книжица в обложке из винила, стилизованного под кожу.

   - Нет, не нужно, - Катя предостерегающе подняла руку. - Принесите мне вон, то блюдо. Видите пару за столиком, где ведёрко со льдом?

   - Отличный выбор, мэм. Вы не пожалеете. Что ещё. Вино, виски?

   - Не хочу, - женщина помахала перед носом официанта ключами от машины.

   - Понимаю, мэм. Чай, кофе?

   - Одну чашку "Латте" прямо сейчас, вторую - "Капуччино", чуть позже. И принесите сок. Лучше апельсиновый.

   Официант кивнул и испарился.

   Катя придвинула к себе пустую тарелку, накрытую салфеткой, и стала выстукивать длинными ногтями по фарфору барабанную дробь. Через минуту она поймала на себе взгляд мужчины, который повернулся спиной к стойке бара и внимательно её разглядывал.

     "Чего он так уставился? " - подумала Катя, отдёрнув руку от тарелки, опуская глаза и стараясь сосредоточиться на своём плане, который предстояло объяснить компьютерному гению.

   Осторожное покашливание за спиной застало женщину врасплох.

   - Позволите?

   Екатерина подняла голову и увидела перед собой человека в форменном кителе тёмно-синего цвета. На рукавах пиджака блестели золотые нашивки, на груди виднелся значок, напоминающий птицу с распростёртыми крыльями, увенчанную короной. Это был тот самый мужчина, который недавно разглядывал её. Катя хотела сказать что-нибудь резкое, дающее понять, что ей ни к чему случайные знакомства, но вспомнив о предстоящем долгом ожидании, тут же передумала.

   - Вы хотите составить мне компанию?

   - Простите, но мне нужно как-то скоротать ночь, а судя по тому, что вы заказали себе два кофе, видимо — у вас свидание или скорее всего вам тоже предстоит скучное и долгое убийство времени в этой забегаловке. Давайте вместе ждать у моря погоды.

   - Вы разве моряк?

   - Нет. Про погоду - это метафора. Я - капитан-командор воздушного судна. Моё имя - Арьен.

   Катя всегда завидовала той лёгкости, с которой европейцы завязывают разговор в любое время в любом месте.

   - И, что же случилось с вашим воздушным кораблём?

   - С судном, моя прекрасная незнакомка. Пилоты называют свои самолёты судами.

   - И что же с ним произошло? Сломался?

   - Ничуть не бывало. Просто в порту назначения - нелётная погода. Дождь и густой туман. Простите, но вы не сказали мне своего имени. Вы - не англичанка. Вас выдаёт акцент.

   - Зато ваш английский, на мой взгляд, безупречен.

   - Это одно из условий профессии. Итак, вас зовут?

   - Пожалуй, обойдёмся без моего имени.

   - Официант обращался к вам - "мэм". Это значит, что вы - замужем?

   Кате почему-то стало смешно. В этом утверждении, больше похожем на вопрос, звучали легкомысленные нотки. Пилот явно был не прочь познакомиться ближе.

   - Зовите меня "мэм", - улыбнулась Дементьева.

   - Значит, замужем, - кивнул пилот. - А я думал - мы сможем...

   - Арьен! Давайте оставим всё, как есть. Я голодна и рано утром встречаю приятеля. Предлагаю провести время за приятной беседой. Пейте своё пиво и расскажите о себе. В какой авиакомпании вы служите? Почему сидите здесь, а не поехали в гостиницу?

   - К сожалению, пиво - безалкогольное, - указательный палец пилота постучал по стеклу бокала. - О компании KLM слышали?

   - Так, в общих чертах. Вы - швед?

   - Это голландская компания и, следовательно, я - голландец, - слегка напыщенно произнёс лётчик.

   - Страна ветряных мельниц, тюльпанов, Рубенса, Рембранда, Тенирса, Босха, Ван-Гога.

   - О! - удивлённо воскликнул пилот. - Теперь ясно, что передо мной сидит художник.

   - Отнюдь, - засмеялась Катя, откидываясь на спинку стула и давая возможность официанту поставить тарелку с едой и чашку с кофе. - К живописи не имею никакого отношения.

   - Тогда, такая эрудиция, довольно редкая для женщин, делает вам честь. К сожалению, многие европейцы, с которыми сводила меня судьба в разных частях света, знают о моей прекрасной стране лишь то, что у нас есть футбольный клуб Феенорд, а самый знаменитый голландец - Робер ван Перси.

   - Это ваш президент?

   - Бог миловал. Этот парень - футболист. Нет, нет, нет, - лётчик улыбнулся, испытующе глядя в глаза Кати. - Стойте, стойте. Я догадался. Это - шутка? Вы действительно не знали, кто такой ван Перси?

   - Знала, конечно, - женщина улыбнулась в ответ, а, потом, склонилась над тарелкой, разворачивая вилкой фольгу, где находилась запечённая рыба.

   - С вами нужно быть настороже, - пилот не отводил взгляда от лица женщины.

   - Держите ухо востро, - сказала Катя по-русски.

   - Ну, да, конечно, - голландец откинулся на спинку стула. - Вы - русская!

   - В точку, - Дементьева двумя пальцами левой руки пыталась сдвинуть на край тарелки фольгу.

   - Ну, кто так делает? Позвольте мне, - голландец неожиданно потянул блюдо к себе и взялся за столовые приборы.

   Ловко орудуя ими, он освободил рыбу от фольги, а затем и от костей.

   - Наслаждайтесь.

   - Где вы так научились?

   - Поживите с моё.

   - Можно подумать - вы - дряхлый старик.

   - Скорее — пилот умудрённый опытом.

   - И что подсказывает ваш опыт? Из Москвы утром рейс прилетит во время?  

   - Ваши пилоты – профессионалы. Если ваш муж летит самолётом Аэрофлота...

   - Это значит?

   - Вам не нужно волноваться. Всё будет в порядке, - голландец взглянул на часы, потом достал свой сотовый телефон и поводил пальцем по экрану. - Чего не скажешь обо мне. Сидеть мне здесь часов до одиннадцати утра.

   - А, почему бы вам всё же не отправиться в гостиницу и не поспать? - спросила Катя, с удовольствием расправляясь с рыбой.

   - Ненавижу отели. Есть в них что-то ненадёжное и временное. А ещё - ко мне неравнодушна одна стюардесса и она не в состоянии поверить, что между нами всё кончено.

   - Самолёты тоже не очень надёжный вид транспорта, - сказала Катя, предпочитая не выслушивать подробности личной жизни командора.

   - Особенно мой старичок, - в голосе пилота сквозила тоска.

   - Кто?

   - Боинг - 747. У него скверный характер.

   - Неужели?

   - Будь я проклят, если вру, - горячо воскликнул лётчик. - Два раза это чудо американской технической мысли не хотело выпускать шасси. Один раз я сел на брюхо, второй - на три пожарные машины, едва не разбив самолёт. И это ещё не всё.

   - Не пугайте меня, а то я вообще больше не захочу никуда летать.

   - Хорошо, - послушно согласился пилот. - Поговорим о более приятных вещах. Кто ваш муж? Бизнесмен?

   - Вроде того.

   - Обманываете. Вы не похожи на жену русского делового человека. Я достаточно повидал эту публику в салонах первого класса, летая на Мальдивы, Сейшелы или на Бали. Самолюбивы, капризны, напыщенны, требовательны и не умеют пить в меру.

   - Скромный список наших недостатков.

   - Я легко могу его дополнить, - пилот продолжал изучать лицо Кати. - Но вы - не такая.

   - А, какая?

   - Что-то в вас есть этакое...

   - Частица чёрта?

   - Внутренняя, душевная боль. Вам живётся не очень сладко. Я угадал?

   - Допустим, - Катя  отодвинула в сторону тарелку и стала ложечкой помешивать кофе.

   - Там нет сахара, - сказал пилот.

   - Я знаю. И, что ещё вы можете сказать обо мне?

   - Дайте вашу ладонь!

   Катя, поколебавшись секунду, протянула голландцу руку.

   Тот стал внимательно изучать линии и бугорки мягкой женской ладошки.

   - У вас - очень нежная кожа и тонкие пальцы. Вы не знали тяжёлой работы. В вашей жизни было трое мужчин. Один из них стал вашим мужем... Другой...

   "Сочиняет на ходу. Если этот лётчик умеет гадать по руке, тогда он должен увидеть Лисицына", - подумала Катя.

   - Вторая связь была мимолётной. Третий парень любит вас, но вы не уверены в своём ответном чувстве. Хотя, - пилот взглянул Кате в глаза, -  скорее всего, интрига сохраняется и финал может быть очень трагическим.

   Женщина еле удержалась, чтобы не выдернуть руку из твёрдых пальцев пилота. А тот продолжал рассматривать линии на ладони.

   - Теперь, вы далеки от мужа. Вы ведёте скрытный образ жизни… И прилетает в Лондон кто-то другой. Но только не ваш муж. Скорее, это ваш компаньон...

   Пауза длилась долгие двадцать секунд.

   - Теперь вот этот - еле заметный бугорок. Знак того, что вас любит мужчина, за жизнь которого вы боитесь...

   - У меня есть дети? - хриплым голосом спросила Катя, пытаясь проверить голландца.

   - У вас есть сын, и он живёт где-то рядом. Судя вот по этой линии, именно сын является одной из причин вашей душевной боли.

   - Довольно! - Катя спрятала руку под стол. - Кто вас этому научил?

   - Моя бабушка. Она - цыганка.

   - Разве в Голландии есть цыгане?

   - Они есть везде. Их не любят, но они живут рядом с нами.

   - А вам она предсказывала судьбу?

   Пилот кивнул.

   - Я умру в небе.

   - Господь с вами. Это - шутка такая, чтобы произвести впечатление?

   - Это - моя судьба. Бабушка перед смертью открыла мне много тайн. Например, какой красавицей будет моя жена и, чем закончится наш брак.

   - И?

   - Моя жена была стюардессой.

   - Только не говорите мне, что она умерла.

   - Так и есть. Её самолёт пропал в море. Слышали о малазийском боинге?

   Катя изумлённо смотрела на пилота.

   - Простите... Мне очень жаль.

   - Ничего. Русские говорят: - "Проехали".

   - Это называется — с пользой провели время, - тихо сказала Катя.

   - Это я должен просить прощения, а не вы. Не понимаю, что на меня нашло. Наверное, захотелось поделиться с кем-то своей печалью. Время идёт, а прошлое остаётся вот здесь, - рука пилота дотронулась до кителя, где блеснули золотом крылья птицы. - Разве со своей печалью пойдёшь к психологу компании? Сразу лишат полётов.

   - На такой случай пригодился бы хороший друг.

   - Друзей мало интересует моя личная жизнь. Европейцы - эгоцентричны.

   - Вы, должно быть, очень любили свою жену.

   - Очень - слишком слабое слово на английском языке. Вы верите в Бога? - неожиданно спросил голландец.

   - Да, - просто сказала Катя, зачем-то вытягивая за цепочку из выреза блузки золотой нательный крестик.

   - Моя жена говорила, что верить в Бога - этого слишком мало. Его нужно любить всем сердцем. Если ты не любишь Бога и не поступаешь согласно его заповедям, то ты не любишь себя, ибо ты - есть творение Бога, плоть от плоти Господа. А если ты не любишь себя, значит, не способен любить других.

   - Она была мудрой, ваша жена.

   - Наверное. Я не знаю. Вот я, верю только небу и люблю его. Наверное, за это Господь и карает меня.

   - Арьен! Вы уверены, что ваше пиво - безалкогольное? - Катя попыталась свести откровения голландца к шутке.

   - Да, чёрт с ним, пивом, - пилот со звоном опустил бокал на стол. - Любой из нас на этой земле принадлежит не Богу, а узкой группе лиц, владеющих всеми деньгами мира. На каждом из нас, как во времена работорговли, есть клейма в виде номера кредитной карты, страховки, водительского удостоверения, паспорта. Взяв кредит или открыв счёт, ты начинаешь принадлежать банку, а значит, его акционерам. Ты - собственность полицейского, остановившего твой автомобиль на дороге, частью тебя владеет страховая компания, а целиком и полностью ты находишься в рабстве у государства или кучки людей, называемых властью, которая сама продаётся тем, кто больше предложит. В этом и состоит суровая правда жизни. А, любовь к Богу - просто стадное чувство рабов, уповающих на райское будущее.

   - Вы рассуждаете, как коммунист, - Дементьева взглянула на официанта, поставившего на стол второй "Капучино".

   - Уж в этой, ещё одной иллюзии или химере, придуманной для пролетариев, вам меня не упрекнуть, - обиделся Арьен. - Я, скорее, фаталист. От судьбы не уйдёшь.

   - Значит, вы вообще не любили свою жену, - жёстко сказала Катя. - Ради любви горы можно свернуть.

   - Ты думаешь, мы можем что-то в этой жизни изменить? - пилот перешёл на "ты". - Если бы это было возможно, я изменил бы себя. Но, ни один человек в мире не может этого сделать. Он остаётся тем, кем его воспитали, кем он есть в душе, покрытой лаком толерантности и показного мягкосердечия. Вспомни о подвижниках и монахах в монастырях. Там всё та же суета, столкновение характеров, интриги, борьба самолюбий, обид и мелочной зависти. И это люди, стремящиеся к святости. Но никто из них во все времена не смог стать вторым Иисусом. Что уж тут говорить о нас - грешных?

   - Арьен! Тебе нужно, в первую очередь, всё же попытаться измениться самому. И тогда мир вокруг тоже изменится. Иначе не получится. Люди превращаются в животных, когда они забывают, что могут и должны творить добро, когда они умеют только жрать, воровать и гадить. Именно тогда проливаются реки крови, и наступает конец света. И не будет никакой любви. Только секс.

   - Секса для меня было достаточно, - сказал голландец.

   Его улыбка скорее напоминала гримасу боли.

   "Он лжёт, сукин сын. Он был без ума от своей жены и до сих пор переживает трагедию, обвиняя в её смерти всех и вся", - подумала Катя и высказала свою мысль прямо в лицо Арьену.

   - А, я думал, что русские женщины милосердны и чувствительны, что они способны на сострадание.

   - Может, тебя прижать к груди, или по головке погладить? Довольно, Арьен. Ты даже свой бокал с пивом утомил жалобами. Знаешь, что я думаю? Больше всего ты винишь себя за смерть жены. Наверное, тебя терзает мысль: "Почему я не дал ей возможность быть простой домохозяйкой, бросить работу, растить и воспитывать детей?" Разве я не права?

   - У нас не было детей. Вместо них мы делали самые ужасные вещи на свете. Совершенствовались каждый в своей профессии и занимались карьерным ростом. А ещё я пробовал заниматься однополой любовью.

   - Понравилось? - зло усмехнулась Екатерина.

   - Не очень. Я просто следовал моде. Даже не скрывал этого перед сослуживцами и начальством. Все считали, что я крутой парень. И, теперь, я имею то, что имею. Разве это не печально?

   - Хорошего мало, - Катя вздохнула, подумав о Дементьеве.

   Тот не уставал повторять: "Подождём со вторым ребёнком. Мне нужно встать на ноги. Бизнес не терпит подгузников и памперсов. Дети отнимают слишком много времени".

    - Послушай, Арьен! Ты - нормальный, полный сил мужик. Выбрось из головы свои комплексы, забудь о предсказаниях. Если этого не сделать, ты или подсядешь на спиртное, и тогда твоей любви к небу придёт конец, или, когда-нибудь в приступе депрессии угробишь свой самолёт вместе с пассажирами. Пойди к независимому психологу, обратись в частную клинику. Оставь прошлое в прошлом. А сейчас, поезжай в отель, выспись, и утро покажется тебе светлым и радостным.

   Пилот кивнул, подумал немного, потом взглянул на часы.

   - Пожалуй, так и сделаю. Спасибо, что составили мне компанию. У вас - неплохой английский. Впрочем, я это уже говорил. Простите, мэм, - почтительно и тихо сказал Арьен. Он поднялся и опрокинул в горло остатки пива. - Ещё увидимся.

   "Лучше не надо", подумала Екатерина.

   Голландец пошёл между столиками к двери и растворился в темноте улицы.

   Катя облегчённо вздохнула, подняла руку, и к ней тут же подскочил официант.

   - Пиво, которое пил тот джентльмен, было безалкогольным?

   - Ох, уж эти голландские пилоты! Вы не представляете, мэм, какие они жадные. Чаевых никогда не оставляют. Что касается пива, то он выпил четыре бокала настоящего крепкого Heineken.

   - Спасибо, - сказала Катя. - Счёт, пожалуйста!

   Заплатив и оставив официанту щедрые чаевые, Дементьева вышла из ресторана. Она взглянула в сторону далёких огней аэропорта, постояла минуту рядом со своим автомобилем, вдыхая полной грудью свежий ночной воздух без примесей запахов кухни и застарелого табачного дыма, пропитавшего деревянные балки потолка и стены ресторана, а потом забралась в машину. До прилёта Володи оставался час. Катя завела двигатель и медленно поехала по дороге, прилегающей к комплексу зданий аэровокзала, ориентируясь на указатели. Минут через двадцать она оказалась на стоянке возле нужного терминала. Автоматические двери пропустили женщину внутрь, где она смешалась с толпой, глазеющей на информационные табло. Катя проверила, не опаздывает ли интересующий её самолёт. Настроение, несколько испорченное исповедью голландского пилота, значительно улучшилось. Где-то в глубине души росли радостное предчувствие и уверенность, что у неё должно всё получиться, и план, который Володя наверняка откорректирует и дополнит деталями, начнёт исполняться. Она вышла на улицу и стала, не торопясь, прохаживаться возле дверей, то давая им закрываться, то заставляя датчик движения раздвигать створки вновь.

   "Ребячество какое-то. Подумают, что я дура" - опомнилась Дементьева, отходя в сторону. Она стала наблюдать за пассажирами. Те с багажными тележками и чемоданами покидали здание аэропорта, направляясь к стоянкам машин и такси. Кто-то шёл в сопровождении близких, встречавших путешествующих. Такие группы людей выделялись радостными лицами и оживлёнными репликами. Мужчины в спортивных куртках и свитерах, держа на плечах чехлы, в которых угадывались костюмы, лавируя среди людей, разговаривали по сотовым телефонам, напуская на себя деловитый и серьёзный вид. Стайка женщин с огромными цветными чемоданами на колёсах, к ручкам которых были прикреплены бирки с изображением Эйфелевой башни, никак не могли расстаться. Они смеялись и, перебивая друг друга, продолжали делиться впечатлениями. До Кати доносились слова: "Louis Vuitton", "Chanel", "Kenzo", "Isabel Marant".

   "Наверное, дамочки - первый раз были в Париже, - подумала Катя. - Шопинг - святое дело".

   Она едва не пропустила появление компьютерного гения. Растерянный и оглушённый, с объёмистым рюкзаком за плечами, он крутился на месте, мешая проходу возбуждённых и торопящихся людей.

   - Володя! – крикнула Дементьева. - Я здесь.

   Поднятая рука помогла парню сориентироваться. Усевшись в машину, он с облегчением выдохнул:

   - Фу! Дурдом, а не порт. 

   - Ещё бы. Самый крупный в Европе.

   - Англия - не Европа, - устало сказал Володя. - Нет, что ни говори, наш Шереметьево гораздо уютнее.

   - Согласна, - весело подтвердила Катя, ведя машину в потоке, растекавшемся по дорогам, ведущим в разные районы Большого Лондона.

   - Первый раз за границей?

   - Первый.

   - Ничего. Это сначала лет десять трудно, потом привыкнешь.

   - Не собираюсь я тут десять лет сидеть. Чего ради? Я уже обратно, в Москву хочу. Зачем я вам понадобился?

   - Дома объясню. Сначала, отвезу тебя на твою квартиру, оставишь там рюкзак, потом поедем ко мне. Там всё узнаешь.

   - У меня есть собственная квартира в Лондоне? - Володя открыл рот.

   - Размечтался. Съёмная. Тебе, ведь, где-то жить надо.

   - У меня в Москве своя теперь есть. А здесь, мог бы и у вас пару дней перекантоваться. Я - не капризный.

   - Зато я не выношу запаха грязных мужских носков.

   Володя наклонил голову и сморщил нос, принюхиваясь.

   - Никакие они не грязные. Я их неделю назад стирал.

   Катя расхохоталась.

   - Похоже, они у тебя - единственные.

   - Нет, есть ещё одна пара. Правда, разного цвета. Дались вам мои носки. Я, вообще, не заморачиваюсь в плане одежды.

   - Вижу, - Катя мельком взглянула на Володю. - Тебя в Лондоне примут за своего. Здесь многие так одеваются.

   Володя критически осмотрел свои вытертые, засаленные джинсы, свитер с длинными рукавами, где снизу болталась бахрома, кроссовки, бывшие когда-то белыми и зачем то - короткие обкусанные ногти на руках.

   - Пусть встречают по одежке, зато провожают по уму.

   - Вот смотрю я на тебя, Володя и думаю. Ты сейчас - богатый человек, а выглядишь, как нищий студент.

   - Подумаешь, - независимо и гордо сказал Володя. - Зато я себе два байка купил. Один - вроде линкольна среди мотоциклов. Настоящий Харлей. Второй - кроссовый. По грязи и ухабам можно гонять. Девчонки сами на шею вешаются.

   - А ты, что?

   - Посылаю. Все они - дуры. Поговорить не о чем. Одни тусовки, да дискотеки ночные на уме.

   - Не суди их строго. Это они по молодости лет.

   - Ага. Выйдут замуж за лузера, растолстеют, обабятся, да начнут телек беспрерывно смотреть. Не оторвёшь их от сериалов типа "Дом-3" или "Интерны-10".

   - Кстати, о квартире в Москве. Байки - ладно, но квартира. Не опасно - вот так, взять и купить? А, вдруг, спросят, откуда деньги?

   - А, чего бояться? Налоговой? Или ментов? Мы - не в Америке. Это они там бегают, декларации пишут, а нас - простых чуваков пока Бог миловал. Один чел знакомый рассказывал. У него брат в налоговой работает. Так они там едва справляются с отчётностью. Успевают только крупные фирмы проверять, да на чиновников компроматы ищут, а на обычных смертных им плевать с Останкинской башни. Обратились бы ко мне, я бы им такую программу написал и систему отладил, что все неплательщики от страха бы описались.

   - Ладно. Мы приехали. Вот здесь ты будешь жить. - Катя остановила машину возле трёхэтажного дома с двумя подъездами. - Слушай и запоминай. Для владельца дома и консьержки ты - студент по обмену. Изучаешь Викторианскую эпоху Британии. Приехал на три месяца порыться в библиотеках. Веди себя тихо. К себе никого не води. На остальное они закрывают глаза. Отдашь паспорт консъержке, она сходит в полицию и зарегистрирует тебя. Потребуют справку из колледжа или университета, придумай, что-нибудь. Хотя, тебя учить, только портить. Всё, иди. Жду тебя через десять минут.

   - А, зачем нам ехать к вам? Давайте сразу обсудим наши планы. Чего время зря терять? У меня в Москве дела.

   - Обожаю рационально мыслящих мужчин, - улыбнулась Катя. - Пошли.

   Консъержка, не смотря на ранний час, уже не спала. Она узнала Дементьеву и помахала ей рукой поверх занавески стеклянной двери.

   - Две комнаты. Одна из них спальня, здесь - ванная, кухня маленькая, в ней есть всё необходимое, - Дементьева водила компьютерного гения по квартире.

   - Сойдёт. Давайте ближе к делу, - Володя водрузил на стол рюкзак и достал из него блокнот. – Случайно - не банк снова будем грабить?

   - Нет, - успокоила его Катя, и подробно, в деталях рассказала Володе о своих проблемах, а потом изложила план действий.

   - Понятненько, - в голосе парня прозвучало облегчение. - Документы, справки и прочая хрень - плёвое дело. Смотрите, что мне нужно. - Парень быстро набросал на бумаге список необходимого оборудования.

   - В трёх кварталах отсюда - гипермаркет электроники. Возьми такси и купи всё сам. А то я напутаю, что-нибудь. Надеюсь, ты свою карту банковскую не забыл?

   - У меня - мультивалютная.

   - Тем более. Представишь мне счёт, компенсирую твои затраты.

   - Женщины, - проворчал Володя. - О, кей. Сделаю.

   - Хотя, подожди. Вот тебе деньги, - Катя достала из сумочки толстую пачку банкнот. - Здесь - двадцать тысяч евро.

   - Это много, - Володя подумал немного. - Денег я с вас не возьму. У меня своих - чёрт за ночь не перетаскает, - парень достал из-под свитера нагрудный бумажник, вытащил банковскую карту и помахал ею в воздухе.

   - Но, - попыталась возразить Катя.

   - Никаких но. За такое я денег не беру. По большому счёту, я и так вам обязан. А вернуть сына и подложить свинью вашему мужу - святое дело. Но есть одна неувязочка. Без помощи туземцев нам не обойтись.

   - Каких туземцев?

   - Господи! Нам нужен местный мужик. Нас, русских, всегда выдаёт акцент.

   - Я не подумала об этом.

   - То-то. Соображать надо, - Володя замер, шевеля губами и постукивая пальцами по воздуху, словно там висела клавиатура компьютера.

   Театр мимики и жестов  продолжался минут пять. - М-м, - протянул Володя внезапно. - Есть одна идея. Должно получиться...

   - Что, что?

   - Продумаю всё до конца, свяжусь кое с кем в Москве на счёт местных парней, тогда просвещу вас. Главное… Мне нужен компьютер с английской клавой, и прочая хрень: принтер, факс, пара смартфонов с местными "симками". Значит, путь мой лежит в гипермаркет.

   - Ладно, - легко, но с оттенком нетерпения согласилась Катя. - И всё же, когда начнём?

   - Вы езжайте домой. Я сбегаю в магазин, куплю чего-нибудь пожрать, а потом - в гипермаркет. Настрою "комп", всё остальное, посмотрю, как и что лучше сделать. Здесь выход в сеть есть?

   Катя показала на роутер, закреплённый на стене, затем, молча подошла к холодильнику и открыла дверцу.

   - Понятно, - сказал Володя. - Со жратвой проблем нет. Это экономит время. Тогда я беру такси, а вы, если не трудно, сделайте яичницу. Я буду минут через двадцать.

   Парень скрылся за дверью, не забыв прихватить свой комплект ключей.

   Катя распахнула окно настежь, принюхалась к запаху пота, оставленного Володей, потом осуждающе подняла брови и пошла на кухню.

 

                                                          ***

 

   "Никогда не понимал, как можно быть без ума от баб. И, вообще, что такое любовь? Эти сучки недостойны даже привязанности. Любовь им подавай, - мысленно ворчал Дементьев, сидя за своим столом в кабинете. - Я ещё могу понять и объяснить себе любовь к картинам, антиквариату, дорогим и быстрым машинам, но к бабам - нет. Они стареют, глупеют, изменяют, наконец, - в груди Вадима вспыхнул огонь ненависти.

   Эти приступы за последнее время случалось с ним всё чаще при воспоминаниях о жене.

   - Бабы на то и созданы, чтобы иметь их во все дырки", - думал он, нетерпеливо постукивая карандашом по чистому листу бумаги.

   "Пусть кто-нибудь попробует сказать, что я заблуждаюсь. Любой, уважающий себя мужик, подтвердит эту простую истину".

   Дементьеву был уверен в своей правоте. Он уже давно покончил с любовью к дорогим суперкарам, которых когда-то стояло штук шесть у него в гараже. Он коллекционировал редкие вещицы, принадлежавшие когда-то российской родовой знати: золотые портсигары, пасхальные яйца, украшенные драгоценными камнями, запонки, булавки для галстуков, коллекционные часы с дарственными факсимиле Трубецких, Орловых, Нарышкиных. Привязанность к машинам пропала, когда в самом центре Москвы в воскресный день у него угнали Ламборгини Авентадор1.

   Вадим распродал автомобильную коллекцию, решив не привлекать к себе лишнего внимания. Бентли был не в счёт. Престиж требовал соответствовать общепринятым на Рублёвке законам. Он довольно легко избавил себя от "вредной" привычки - самому кататься с ветерком в одной из своих шикарных машин. А весь антиквариат Дементьев держал на полках сейфа, установленного в подвале здании его собственного офиса.

   "Меньше зависти и слухов будет гулять по Москве", - решил Вадим.

   Звук вызова переговорного устройства заставил Дементьева вздрогнуть.

   - Да?

   - К вам начальник службы безопасности, - голос секретарши был деловит, но в нём сквозил оттенок кокетства.

   - Пусть заходит.

   Высокая фигура Селезнёва возникла в проёме открывшейся двери.

   - Что за срочность? - недовольно спросил Дементьев.

   - Накопились дела, требующие вашего внимания, Вадим Григорьевич. Как говорят: "Есть новости плохие и хорошие". С каких начинать?

   - Давай с плохих.

   - Можно сесть?

   - Без церемоний.

   - Спасибо. Итак. Первая новость и самая свежая. В вашей папке на столе, где лежат документы для подписи, есть одна бумага, содержимое которой вы должны изучить. Я смотрю - на папочке - недельная пыль. Я бы за это уволил секретаршу.

   - Что за бумага? - Дементьев стал торопливо рыться в ворохе документов.

   - Распечатка электронного письма из Лондона. Да, вот же она, - палец Селезнёва упёрся в лист нужной бумаги.

   Дементьев поднёс бумагу к глазам.

   Это оказался короткий отчёт его личного аудитора в Лондоне, курирующего банковский счёт Вадима, открытый лет семь назад на Каймановых островах. Текст был автоматически переведён сервисом электронной почты и гласил:

   "Дорогой мистер Дементьев! Последняя плановая проверка вашего счёта в банке, название которого вы просили не упоминать в открытой переписке, показала, что депозит в течение месяца был практически опустошён переводами и платежами на незначительные суммы. Остаток составляет - сто тысяч долларов. Вполне естественно, что не дело аудитора и банка запрашивать вас о подробностях и целях переводов, учитывая законы местной банковской системы, но мне показалось несколько странной поспешность снятия средств с вашего счёта. В конечном итоге это - ваше право, и если вы решили закрыть счёт по политическим или иным соображениям, не откажите в любезности подтвердить мне и банку ваши намерения. С неизменным уважением, Джереми Джонсон".

   Пока Дементьев читал текст, начальник службы безопасности следил за крупными каплями пота, выступившими у Вадима на лбу и висках. Пальцы, держащие бумагу, дрожали, сминая края листа.

   "Значит, секретный счётик имеете за бугорком. Интересно, очень интересно", - думал главный хранитель тайн Дементьева.

   Селезнёв с подчёркнутым безразличием отвернулся к окну.

 

   1 Ламборгини Авентадор - суперкар, выпускаемый под эгидой Ауди. Тип кузова - купе и родстер. Начало продаж - 2011 г. Разгон до ста километров составляет 2,9 сек. Максимальная скорость - 350 км. в час.

   - Кто тебе дал право заглядывать в эту папку? - хриплый рык босса, заставил бывшего сотрудника спецслужб оторваться от созерцания внутреннего двора здания.

   - Прошу прощения, конечно, но бумажка выпала из рук вашей секретарши, а я поднял и положил письмо в папку. Кто виноват, что я мгновенно схватываю весь текст, и у меня профессиональная память? Посмотрел, словно сфотографировал. Если там, - бывший чекист показал глазами на бумагу, - сверхсекретная информация, прошу прощения. Но насколько я понял, это - большая для вас неприятность. Деньги кто-то украл, и чувствую, что этой проблемой нужно будет заниматься мне.

   В кабинете повисла тишина, прерываемая шумным, возбуждённым дыханием Вадима. Он долго испытующе смотрел на Селезнёва, раздумывая, что можно и, чего нельзя ему говорить.

   - Эти деньги, сам понимаешь, поплавок на чёрный день, если таковой когда-нибудь наступит. Прошу тебя, поговори со своими бывшими коллегами из управления "К"1. Пусть посоветуют - что делать, с чего начать розыск. У тебя, ведь, связи остались.

   Голос Вадима на секунду прервался. Он проглотил комок, подкативший к горлу, мысленно проанализировал высказанную фразу и в следующей постарался избавиться от просительных ноток:

   - Найди человека - специалиста. Командируем его на место. Я хорошо заплачу. Если всё дело в халатности или ошибке банка, по судам затаскаю. Компенсируют мои потери, никуда не денутся. Мне нужна информация - куда ушли деньги и можно ли их вернуть. Твоя доля -  половина процент от найденных сумм. Поверь — это даже для тебя много. Вопросы есть?

   - Пока нет. Завтра дам фамилию, и все данные на нужного специалиста. Узнаю, есть ли у него заграничный паспорт. Хотя, у кого их сейчас нет? Пусть приготовят для него необходимые бумаги, письма к аудитору и руководству банка. 

   - Ты уверен, что ему можно доверять?

   - Парень давно не при делах и в отставке. Он - опытный "опер" с высшим математическим образованием. Работал в СЭБ2.    

   - Хорошо. Свободен, - тихо сказал Дементьев, разглаживая на столе смятый лист бумаги.

   Вадим лукавил по поводу назначения счёта. Это были деньги, так называемый "Общак", одной из крупных мафиозных группировок Москвы, контролирующей целые сферы бизнеса в столице и регионах России. Сам Дементьев являлся "смотрящим" за этими огромными средствами. В последнее время в криминальных кругах царила идиллия. Никого не арестовывали, не судили и никто из крупных мафиозо не сидел. А счёт пополнялся ежемесячно. Деньги приходили на счета подставных фирм, контролируемых Дементьевым, а потом, согласно липовым контрактам, исчезали на других счетах за границей и уже оттуда попадали на Каймановы острова. Нервозность Дементьева была обоснованной. Уже долгое время никто не требовал отчёта по этим финансам, но Вадим считал, что всё и всегда в этой жизни происходит "вдруг". Кому-нибудь из "авторитетных" людей могло прийти в голову проверить "Общак".

   "Или, не дай Бог, конечно, примут за границей кого-нибудь на нары. И что делать? - размышлял Дементьев. - Тот же Кардинал, живущий по воровским законам, объявит "сходняк" и поставит дело на счётчик. Конечно, не бывает безвыходных положений, я найду деньги, но тогда в моих финансовых делах появятся "чёрные" дыры, а такое чревато неприятными последствиями. Может, это была кибер атака? Найду гадов, зарою живыми в землю!" - решил Вадим.

 

 1 Управление К - Управление по контрразведывательному обеспечению кредитно-финансовой системы в структуре ФСБ России.

   2 СЭБ - Служба экономической безопасности ФСБ, куда входит Управление К.

  

 

   Смутное беспокойство уже месяц не давало ему спать спокойно. Люди Кардинала до сих пор не смогли напасть на след Кати. Словно сквозь землю провалился бывший конюх - Лисицын. Очень медленно продвигалось дело по регистрации золотоносного участка и строительству рудника на территории бывшей усадьбы Липатова. Везде требовались взятки. Чиновники на местах "тянули резину", не смотря на звонки влиятельных людей из Москвы. Довольно большие деньги время от времени переводились на счета фирм, контролируемых Молодцовым и другими лидерами оппозиции.

   Дементьев набрал в грудь воздух и резко выдохнул. Он постепенно успокоился, загнал в глубину души тревогу, потом потянулся, хрустнул пальцами, медленно и внимательно читая, подписал все бумаги, находившиеся в папке, сложил и спрятал во внутренний карман пиджака письмо аудитора.

   - Домой! - громко сказал он, наклоняясь к микрофону переговорного устройства.

   - Вызываю охрану и скажу сейчас водителям, - голос секретарши был слишком игрив и таинственно сексуален.

   "А... Какого чёрта?" - подумал Дементьев.

   - Ты тоже заканчивай!

   - Хорошо, Вадим Григорьевич.

   - Забери у меня папку, завтра раздашь бумаги исполнителям. Есть хочешь?

   - Да, Вадим Григорьевич, - тихим голосом, в котором проскользнуло напряжение, сказала Валерия.

   Дементьев понял, что в приёмную зашёл кто-то посторонний.

   - К вам Руслан просится.

   Вадим тяжело вздохнул.

   - Пусть войдёт.

   Переведя взгляд на экран монитора, принимающего изображения с камер видеонаблюдения установленных в приёмной, Дементьев с возрастающим раздражением наблюдал, как человек Кардинала вынул из кармана брюк плитку шоколада, положил её в открытый вырез блузки секретарши и что-то зашептал ей на ухо.

   - Плебейские, местечковые манеры, - с неожиданным чувством гневной ревности прошептал Дементьев.

   Через минуту приземистая фигура Руслана появилась в проёме двери.

   - Я же говорил тебе, что все дела решаем дома, - недовольно сказал Вадим.

   - Ехал мимо. Решил, чего время зря терять. Я и мои парни с ног валимся.

   - Оно и видно. Ты, смотри, не порть мне девку.

   - Секретутку? Да я так, забавы ради. Вот не думал, что бабы до сих пор ведутся на шоколад.

   - Ладно. Что нового?

   - Жена ваша пропала с концами. Мы всю Москву перевернули. Может, вы ещё каких знакомых вашей Кати знаете в Москве?

   - Всё, что знал, уже выдал тебе. И где, ты думаешь, она может теперь быть?

   - Всё зависит от страха, который она испытывает перед вами. Если боится не так, чтобы очень, сидит, где-нибудь за городом. Сейчас снять дачу, как два пальца... Если испытывает ужас, то могла загаситься где-нибудь за границей. Мир большой. 

   - Мне нужны результаты.

   - Понимаю. Я тоже не люблю даром чужой хлеб есть. Завтра начнём шерстить ближайшее Подмосковье. Но у меня есть для вас хорошая новость, - Руслан вытащил из кармана сотовый телефон, включил его и развернул экраном к Дементьеву.

   На фотографиях, меняющихся в режиме слайдов, Вадим рассмотрел лица жены и Лисицына. Они сидели за столиком в каком-то ресторане, обстановка которого показалась Вадиму знакомой.

   - Это вам Кардинал велел передать.

   - Когда это снято?

   - Месяц уже будет.

   - Какого чёрта мне раньше не показали?

   - Кардинал извиняется. До него только сегодня дошло, что он видел однажды вашу жену вместе с вами, да и то - мельком. А вот, два часа назад, вспомнил, что был ещё один случай. Эти два голубка перекусывали в кабаке, где Кардинал "забивает стрелки". Вот, в тот день парочку и сфоткали. Подозревали сначала, что это "опера" из ментовки.

   - Значит, она спелась с этим фраером, - тихо сказал Вадим, забрав из рук Руслана смартфон.

   "Сука, проститутка. И с этим - тоже. Убью", - мысленно шептал Дементьев, сжимая до хруста прочного пластика сотовый телефон.

   Руслан осторожно двумя пальцами потянул гаджет на себя.

   - Я уже, считайте, нашёл дачу этого... Лисицына. Архивы обл. администрации открываются вот этим ключиком, - в руке парня, будто по волшебству, появилась пятитысячная купюра. - Сегодня получу информацию, пошлю туда ночью пару своих пацанов. Если птички там, возьмут их тёплыми.

   - А, если не возьмут?

   - Будем искать дальше. Подключим кое-кого в Домодедово и Шереметьево. Короче, проедем по всем аэропортам, подмажем кого надо, прокрутим видеосъёмку, заставим перелопатить списки пассажиров. Никуда они не денутся.

   - Смотри. За базар ответишь, - с угрозой в голосе, сказал Дементьев.

   Но Руслан даже не отвёл глаз.

   - Без вопросов. Доставлю к вам живыми или мёртвыми.

   - Мне они нужны целыми и невредимыми.

   - Как скажете. Вы - босс.

   - Вот и ладно, - Вадим поднялся с места и выжидающе посмотрел на Руслана.

   - Я бы с удовольствием отвёз вашу секретаршу домой, - сказал тот, весело и нагло глядя в глаза Дементьеву.

   - Займись делом, - ответил Вадим. - А, впрочем, она тебе нравится?

   - Бюстище у неё, словно перчатки боксёрские.

   - Если между ног зачесалось, забирай, - поколебавшись, принял решение Дементьев.

   - Мы - не долго. В машине и перепихнёмся.

   - Валяй.

   "Завтра же уволю эту суку похотливую", - Вадим запер кабинет своими ключами и, подтолкнув в спину Руслана, вышел в приёмную.

   - Всё! Я уехал.

   - А как же ужин? - растерянно и тихо спросила Валерия.

   - Вон - Руслан. Он тебя и отужинает, - бросил на ходу Дементьев и направился через анфиладу комнат, сопровождаемый охранниками.

   Вечер Вадим провёл в одном из ресторанов на Рублёвке, где в отдельные кабинеты доставляли девочек, начинающих свою карьеру в качестве фото моделей или в агентствах по сопровождению вип-клиентов.

 

   Катя вернулась в снимаемую квартиру поздно вечером. План, который она придумала, и, который в глубине души казался ей авантюрой, начинал осуществляться. Дополненная и насыщенная деталями, благодаря стараниям Володи, схема сначала обрёла форму шести листов бумаги с множеством пунктов, параграфов, стрелками, датами и временем исполнения. Потом появились черновики нужных писем, документов, удостоверений, образцы которых были добыты из Интернета.

   - Что там Игорь упоминал в своей последней записке? - неожиданно спросил Володя. - Что-то об экскурсии?

   - Да, да, - спохватилась Катя. - В следующую субботу они поедут в Сомерсет-хаус.

   - Что это такое?

   - Я смотрела в путеводителе по Лондону. Это - один из крупнейших художественных музеев мира.

   - Сейчас, сейчас, - пальцы Володи запрыгали по клавиатуре ноутбука. - Ага, вот. Здание, занимающее целый квартал между Темзой и Стрэндом восточнее моста Ватерлоо. Центр города. Там есть ещё галлерея Института искусства Курто, собрание ювелирных изделий... Очень хорошо...

   - Что "хорошо".

   - Удобное место для первой фазы нашего плана.

   - Объясни же, наконец.

   - Меньше знаете, вам же лучше. Давайте договоримся вот о чём. Пусть многие вещи останутся для вас за кадром. Делайте то, что я вам скажу и не более. Лишняя "инфа" любой голове, а тем более женской, ни к чему. Чем меньше подробностей, тем более ясным и ответственным будет ваше сознание. Вам прийдётся сосредоточиться на своей задаче. Поймите правильно. Ради вашей же безопасности...

    К девяти часам вечера Володя переговорил по "Скайпу" с несколькими своими московскими приятелями, используя жаргон хакеров.

   - Вот парень, который нам нужен", - широкая ладонь хлопнула по листу бумаги с адресом и телефоном.

   - Ты думаешь - он нам поможет? - с сомнением в голосе спросила Катя.

   - Посмотрим. Сейчас позвоню, договорюсь о встрече. Думаю, поможет. У него с одним моим хорошим знакомым были некоторые общие дела. Таких ребят хлебом не корми, но дай насолить властям. Идейный, зараза.

   - Дела, с англичанином?

   - И что тут странного? Мир хакеров тесен и не имеет, ни границ, ни национальных предрассудков.

   - А вдруг пойдёт в полицию?

   - Ни за что. Он уже отсидел три года, а на десять его лишили "клавы".

   - Чего лишили?

   - Отлучили от компа. Парень жаждет мести. Вы не сомневайтесь. Я его прощупаю для начала. Он даже все детали плана не будет знать. Сыграет свою роль, и только. Подождите.

   Володя взял со стола один из купленных смартфонов и набрал номер.

   - Майк? Тебе привет из Омска от Роберта. Нужно встретиться... Завтра, в десять утра на первом этаже гипермаркета Вестфилд1... Где именно? Выбери сам... Marks&Spencer2? На мне будет клетчатая рубаха, - Не прощаясь, Володя повесил трубку.

   - А если за ним следят? Он же в тюрьме сидел.

   - Парень завязал с явным хакерством. Думаю, теперь всё делает чужими руками. А, потом, вы не знаете английскую полицию. Сейчас они озабочены нелегальными эмигрантами и террористами. Следить за Майком - с чего бы? В английском бюджете на него денег нет. Да и что такого? Подумаешь - встречается с каким-то парнем в торговом центре.

   - Будь осторожен, - сказала Катя.

   - Не берите в голову. Всё будет тип-топ, - засмеялся Володя. - Шли бы вы домой. Меня уже в сон клонит. Накануне до рассвета в сети сидел. Утро вечера мудренее.

   На этой оптимистичной ноте компаньоны расстались. Дементьева устала не меньше. Её голова была полна информацией и некоторыми деталями плана, в котором Володя уже начал вычёркивать исполненные пункты. Она приняла душ и легла в постель. Но сон не торопился заглянуть на огонёк ночника. Катя упрекала себя за то, что не написала и не оставила в условленном месте записку для сына, не закончила черновик письма Лисицыну. На секунду ей стало страшно, но женщина перевернулась на бок и прижала руки к груди, воображая, что скоро она будет прижимать к себе голову сына, когда тот снова будет рядом.

   "Даже если всё задуманное сорвётся, если меня арестуют... Ничего. Буду терпеть. А выйду, снова попробую выкрасть Игоря, - думала Катя. - В английской тюрьме Вадиму меня не достать. Срок? Наплевать. Найму адвокатов, заплачу газетчикам... Лисицын? Нет. О нём пока не стоит даже думать... Главное - сын... Хватит. Спать, спать. Завтра - много дел...

   Мысли начали путаться. Свет ночника рассыпался на искры, преломляясь в слезах, вспыхнул с новой силой, затем стал отдаляться и растворился в туманной дымке забытья.

   В дождливый четверг план, который на бумаге выглядел наподобие пазла, начал складываться в некую реальность. Друзья Майка дали Володе разработанную ими программу - ключ для взлома главного сервера Скотленд-Ярда3. На вопрос Дементьевой, зачем его приятели "хакнули" сервер, Майк, хитро улыбаясь, ответил:

   - Так. На всякий случай. Кто знал, что пригодится?

   Ровно в одиннадцать часов утра на экране компьютера перед дежурным офицером управления антитеррора появился предупреждающий сигнал о поступлении срочного письма из Интерпола в Главную поисковую систему Министерства внутренних дел - HOLMES, названную так в честь знаменитого, выдуманного Конан Дойлем, сыщика. Офицер вздохнул, предчувствуя испорченный уикенд для своих коллег. Он не ошибся. Перед его глазами появились строки сообщения, украшенные фотографией высокого человека плотного телосложения с бородкой на заострённых скулах и чёрными очками, прикрывающими глаза. Текст письма гласил:

   "Весьма срочно и конфиденциально. По имеющимся в Интерполе оперативным данным в Лондон вылетел один из высокопоставленных членов террористической группировки, входящей в "Исламское государство Ирака и Леванта". Цель его появления в Англии - вербовка и подготовка в среде британских мусульман, населяющих пригороды Лондона, боевиков для пополнения террористических подпольных групп и проведения актов устрашения на территории Великобритании. Возможно - имеет российский заграничный паспорт и прикрытие в виде документов сотрудника частного детективного агентства. Бумаги выданы в Москве на имя, которое нам установить не удалось. Однако имеются достоверные сведения, что этим человеком назначены встречи с руководителями уже существующих боевых ячеек террористов, которые пройдут в ближайшую субботу. Точный час назначенных встреч не известен. Тем не менее, нам удалось выяснить место рандеву. Это здание Сомерсет-Хаус. Опасен и, возможно, вооружён. При задержании следует соблюдать особую осторожность. В субботу рейсом из Парижа к вам вылетает сотрудник штаб-квартиры - комиссар Ле Гонэ для помощи и координации действий по разоблачению преступника и участия в допросах".

   В конце текста стояла подпись руководителя департамента Международного розыска с трудно произносимой голландской фамилией.

   Дежурный офицер ещё раз вздохнул, тоскливо посмотрел на экран, переместил фотографию подозреваемого в Главную поисковую систему и нажал нужную клавишу. Замелькали лица, запрыгали строки. Через минуту офицер уже читал найденное досье с многочисленными фотографиями разрушений после террористических актов:

 

1 Westfield - торговый центр Вестфилд в Лондоне - крупный торгово-развлекательный центр.

2 Marks&Spencer - крупнейший и самый известный в Анлии магазин одежды.

 

 3 Скотленд-Ярд (официально англ. New Scotland Yard) - штаб-квартира полиции Большого Лондона (Metropolitan Police Service), исключая лондонский Сити, который имеет свою полицию. Название часто используется в СМИ для обозначения полиции Лондона.

 

 

 

   "Абу-Халид, аль-Мухаммади. Год рождения неизвестен. На вид - тридцать пять лет. Рост - 185 см. Волосы чёрные волнистые с проседью. Любит носить парики и закрашивает седину, меняя цвет волос. Выпускник университета Каира. Специальность - IT технологии, международное право. В студенческие годы - член ультра радикального крыла партии "Братья-мусульмане". Впервые (апрель 2008 года) замечен сотрудниками ЦРУ США в окружении боевиков террористической организации "Палестинский исламский джихад". 2009 по 2011 - исчез из поля зрения специальных служб. В марта 2011 появился в Пакистане. Подозревался в сотрудничестве с Джамаат уль-Ансар1. По неподтверждённым данным, убедившись в невозможности победы сепаратизма в штатах Джамму и Кашмир (Индия), был перевербован агентами Джамаат Ансар ас-Сунна2. С большой долей вероятности участвовал в качестве одного из организаторов следующих террористических актов:

   - 6 декабря 2011 года - двойной терракт в Афганистане. Взрывы рядом с шиитскими мечетями в Кабуле и Мазари Шарифе. Время акций выбрано не случайно. Период траурных церемоний по случаю "Ашуры" - очередной годовщины убийства Имама Хуссейна. Погибли - 80 человек. Ранено - 150.

   - 28 апреля 2011 года - подрыв кафе Argana на центральной площади Марракеша в Марокко. 17 человек погибли, 23 получили ранения. В числе погибших - восемь французов, три марокканца, британец, канадец, голландец, португалец и двое граждан Швейцарии.

   - 18 июля 2012 года - взрыв автобуса с израильскими туристами в Аэропорту Бургаса (Болгария). Погибло семь человек, тридцать - серьёзно ранены. Среди пострадавших - две беременные женщины;

   - 3 марта 2013 года - взрыв дистанционно-управляемых устройств в многолюдном районе Аббас Таун (Карачи. Пакистан). Погибших - 45 человек, раненных - 149.

   В настоящее время местонахождение Абу Халида неизвестно".

 

   - Боже мой! - тихо произнёс полицейский, торопливо распечатывая письмо Интерпола и выдержки из досье на подозреваемого. Затем он снял трубку внутреннего телефона и попросил срочной аудиенции у одного из заместителей директора Скотленд Ярда.

   Через несколько минут офицер уже пристраивался на краешке кресла напротив стола, над которым нависла внушительная фигура высокого начальства.

   - Хм, - задумчиво бормотал человек в строгом чёрном костюме и платком цветов флага Великобритании в нагрудном кармане пиджака. - Рандеву? Комиссар Ле Гонэ? Ох уж эти французы. Везде хотят быть первыми и сразу норовят присвоить себе лавры поимки этого, слишком образованного для араба, боевика. Но с этим надо что-то делать, - решительно сказал заслуженный ветеран специальных операций, - он постучал указательным пальцем по тонкой стопке бумаг и взялся за ручку. - Передайте немедленно в департамент анти террора. Пусть готовят операцию по захвату.

   - Может, подождать француза и запросить у Интерпола подтверждение? - нерешительно предложил офицер, собирая бумаги, небрежно брошенные на стол.

   - Потеряем время. Вы же знаете европейских бюрократов. К тому же меня беспокоит этот Ля Гонэ. Будет везде совать свой нос, и путаться под ногами. Знаете, что, любезный? Вот вы и встретите этого французского комиссара в аэропорту. Сделайте так, чтобы он до конца субботы не попадался мне на глаза. Надеюсь, вас это не затруднит?

 

 1 Джамаат уль-Ансар или Харкат уль-Ансар - боевая исламская организация, основанная на базах Харкат-уль-Джихад-аль-Исламия и Харакат уль-Муджахидин (Пакистан) в 1993. Свои вылазки террористы осуществляли на территории Индии, в основном в штате Джамму и Кашмир. В 1997 в США была занесена в список террористических организаций из-за своих связей с бин Ладеном.

 2 Джамаат Ансар аc-Сунна (араб. Общество помощников сунны) - воинственная исламская группировка в Ираке, которая борется с присутствием США в Ираке и с правительством Ирака. 

 

  - Будет исполнено, - поднимаясь, прищёлкнул каблуками офицер и отправился в нужный ему департамент.

   Как только он вручил бумаги с резолюцией заместителя директора полиции Лондона нужному адресату в комплексе зданий, расположенных в Вестминстере, двенадцать офицеров разного пола и звания приступили к разработке плана поимки опасного террориста.

   В субботу рано утром двадцать сотрудников отдела специальных операций, одетых в штатское, расположились, маскируясь под туристов, продавцов сувениров, зевак на подходах к Сомерсет-Хаус и внутри вестибюля музея. Ещё сорок бойцов спецназа при полном вооружении сидели в микроавтобусах, расставленных в близлежащих переулках с ночи.

   - Слишком много школьников, - тихо сказал в скрытый микрофон один из наблюдателей. - Автобусы подъезжают один за другим.

   - Удвоить внимание, - поступила ответная команда. - Оружие применять в крайнем случае.

   Ровно в полдень два жёлтых микроавтобуса школы Beechwood появились на парковке перед музеем. Из машин, соблюдая порядок, без толкотни, присущей юным обитателям рабочих пригородов, чинно вышли подростки и стали строиться парами. Последним вылез телохранитель Игоря. Несколько секунд он стоял, подозрительно оглядывая площадь и людей, решивших в солнечный день приобщиться к искусству, потом достал тёмные очки и, держась чуть сзади шеренги детей, направился к галерее.

   - Вижу объект, - в наушниках бойцов спецназа звучал бесстрастный голос одного из оперативников. Ориентир - основное здание Сомерсет Хаус правее, на два часа. Идёт, прикрываясь экскурсией школьников. Подростки одеты в пиджаки с эмблемой школы Beechwood.

   - Принято. Всем внимание. Группе захвата - готовность номер один. Сотрудникам в штатском - блокировать подозреваемого и задержать.

   За телохранителем Игоря увязалась продавщица цветов. Она поставила тележку на пути человека в тёмных очках и сказала:

   - Сэр! Наверняка у такого красивого мужчины сегодня назначена встреча с прекрасной дамой. Вы же не пойдёте к ней без цветов?

   Телохранитель окинул взглядом зад девицы, обтянутый джинсами, высокую грудь, выпирающую из разреза блузки, и улыбнулся.

   - Свидание? Если только с тобой. Что ты делаешь после семи вечера? - сильный акцент портил речь мужчины.

   - Бог мой! - воскликнула переодетая сотрудница полиции. - Редкая удача. Джентльмен, оказывается, не женат. Вы - не француз, случайно? - офицер протягивала телохранителю букет цветов.

   Тот машинально протянул руки, и тут же на его запястьях защёлкнулись наручники. Мужчина на секунду замер, потом зарычал, отступая, но с трёх сторон его окружили незнакомые люди и повалили на землю. Телохранителя мгновенно обыскали, а затем затолкали в подъехавший микроавтобус настолько быстро, что никто из школьных товарищей Игоря не успел оглянуться. Только два преподавателя школы Beechwood видели эту картину, но заметив полицейские значки, которые показывали любопытным два офицера, предпочли не вмешиваться.

   В двенадцать часов сорок минут в квартире директора пансиона раздался телефонный звонок.

   - У нас - чрезвычайное происшествие, - услышал он голос преподавателя, отвечающего за экскурсию в Сомерсет-хаус.

   - Что-то случилось с учениками?

   - Нет. С ними - всё в порядке. Но требуется ваше присутствие в школе.

   - Господи! Да, что случилось?

   - Полиция задержала телохранителя мистера Дементьева?

   - О, боже! Вы меня до инфаркта доведёте. Поделом этому громиле - нахалу. Наверняка - этой ночью изнасиловал одну из наших сотрудниц. Эти русские считают, что им всё позволено здесь, в Лондоне. Э-э, - тянул время директор, - оставим всё, как есть до понедельника... Выйдут газеты, появится дополнительная информация.

   - Прошу прощения, сэр. Я вынужден был прервать экскурсию и отвезти мальчиков в школу.

   - Весьма разумное решение. Значит, до понедельника?

   - Нет, сэр. В школе вас ждёт представитель Baker & McKenzie.

   - О-о! - с некоторой долей беспокойства протянул директор.

   Baker & McKenzie была самой известной юридической компанией в Англии. Она работала в сорока двух странах мира, имея штат сотрудников из четырёхсот опытных юристов только в Европе.

   - Что ему надо?

   - Он говорит, что дело безотлагательное и требует немедленного вашего присутствия.

   - Еду, - тяжело вздохнул директор.

   Его лицо пошло пятнами. Он намеревался провести день на скачках в окрестностях Лондона, но этот воскресный день, похоже, не удался.

   - Чёртовы адвокаты. Наверняка, кто-то из учеников пожаловался своим богатеньким родителям, а те попытаются отсудить у меня круглую сумму, - ворчал достопочтенный английский джентльмен, садясь в машину.

   Во дворе пансиона стоял чёрный "Ролс-Ройс", а в приёмной перед кабинетом директора нетерпеливо вышагивал невзрачный молодой человек с портфелем из крокодиловой кожи в правой руке. Левая с часами на запястье то и дело поднималась к глазам, скрытым модными линзами "хамелеон" в черепаховой оправе. Лицо юриста было ничем не примечательно, зато одежда — прекрасный, сшитый на заказ тёмно-серый твидовый костюм, испещрённый тонкой, едва заметной чёрной полоской, очень ловко сидел на тощей фигуре. На левом рукаве пиджака виднелась вышитые золотистой нитью, переплетённые между собой буквы "L" и "V".

   "Louis Vuitton" - расшифровал вышивку директор. - У этого парня привычки Шона Коннери. Тот тоже любит костюмы от Луи Виттона".

   - Чем могу помочь? - жестом руки директор указал на кресло возле собственного стола.

   Адвокат, не глядя, протянул в пространство визитную карточку. Директор не успел подставить ладонь и "визитка" словно бабочка, на мгновение зависла в воздухе, а затем, вращаясь, опустилась на зелёное сукно.

   Директор дотронулся до квадратика плотной бумаги пальцами, поворачивая его, чтобы было удобно прочитать буквы, отпечатанные методом золотого тиснения:

   "Baker & McKenzie. Младший партнёр. Лондон, Нью-Йорк, Мюнхен...".

   - Дело вот в чём, - прервал чтение посетитель. - Я представляю интересы господина Дементьева, если таковой джентльмен вам известен.

   - Конечно. Я - весь внимание, - учтиво привстал в кресле директор и тут же подумал:

   "Лишь бы не жалоба. Русские с недавних пор приобрели привычку судиться".

   - В связи со вновь открывшимися обстоятельствами, о которых, надеюсь, вам уже известно и в целях безопасности, принято решение перевести сына господина Дементьева в другую школу...

   - Но, позвольте. По контракту мы не отвечаем за преступления какого-то телохранителя, - возмутился директор школы, удивляясь, с какой быстротой в Baker & McKenzie узнали о проведённом аресте возле Сомерсет-Хаус. - И мы не можем вернуть деньги, переведённые нам господином Дементьевым. Это - одно из условий всё того же контракта. Договор, как я понимаю, разрывает противная сторона?

   - Успокойтесь, мистер Дженкингс. Никто не претендует на ваши деньги. Перевод мальчика в безопасное место - временная мера. Мальчик вернётся, как только прояснится эта неприятная история с телохранителем. Мистер Дементьев уже поручил нам найти замену этому человеку. Он считает, что в сложившихся условиях требуется английский джентльмен с безупречной репутацией. Вы готовы передать мне ребёнка?

   - Как, сейчас?

   - Немедленно, - последовал ответ.

   - У вас есть соответствующее разрешение?

   Юрист вынул из портфеля и положил на стол целую кипу бумажных листов, перевернул несколько и указательным пальцем указал места, которые нужно было прочесть.

   Пока директор шарил по карманам в поиске очков, молодой человек, по очереди тыча длинным ногтем в тексты бумаг, напыщенно произнёс:

   - Это контракт, который мы имели честь заключить с нашим русским доверителем. Согласно документу мы наделены правом контроля за движением финансовых средств на британских счетах мистера Дементьева, управлять его собственностью в Лондоне, а также принимать решения по любым вопросам, касающимся безопасности его сына на Британских островах. Вот, читайте.

   Директор углубился в изучение нужных страниц. Вскоре его сознание было переполнено казуистикой, сложными юридическими терминами и витиеватыми оборотами речи. От волнения он почти ничего не понял из прочитанного. Через минуту, с облегчением, директор позволил младшему партнёру Baker & McKenzie забрать бумаги.

   - Вещи Дементьева младшего пришлите по адресу, указанному на визитной карточке. Распишитесь вот здесь, - юрист достал ещё один лист бумаги. - И соблаговолите дать указание вашим работникам немедленно привести Игоря в ваш кабинет. Да, и паспорт, пожалуйста.

   Ошеломлённый деловитостью, невозмутимостью и деловой хваткой молодого человека, директор расписался на бумаге, которая тут же исчезла в портфеле юриста, достал из сейфа документы Игоря и повернулся к телефону.

   - Джордж, - сказал он в трубку, облегчённо откидываясь на спинку кресла. - Жду вас у себя с юным Дементьевым. Да, да. Сейчас, немедленно. И ещё... Попросите кого-нибудь приготовить вещи мальчика. В понедельник отправите с посыльным в... Позже я сообщу вам адрес.

   Паспорт Игоря уже исчез в портфеле юриста.

   "Похоже, успею на скачки в Эпсон1", - подумал директор школы, нетерпеливо постукивая пальцами по столу.

   Через минуту Игорь переступил порог кабинета, а ещё через три мальчик уже сидел рядом с матерью, которая в нетерпении и тревоге ждала сына на заднем сиденье Ролс-Ройса, прячась за тонированными стёклами лимузина.

   - Ну, что? Куда теперь? - спросил юриста Володя, сидящий за рулём.

   - Повернёшь за угол, остановись. Я сам сяду за руль, а то - не дай бог, полиция, - широко улыбаясь, громко сказал Майк.

   Парни старались не смотреть в зеркало заднего вида, смущаясь от сцен проявлений нежности и любви в салоне шикарного авто. Игорь, вырываясь из объятий матери, тараторил без умолку.

 

1 Epsom Derby (Эпсомское Дерби) - самые престижные скачки для трёхлеток в городе Эспоме, в 30 км от Лондона.  

 

   - Мэм! Едем в Лутон? – перебил мальчика Майк, пересаживаясь на место водителя.

   - Да, - оторвавшись от сына, подтвердила Катя. - Лутон Паркуэй. - Мне случайно повезло зафрахтовать небольшой самолёт испанской "Air Europa private jets". Они сказали, что у них простаивает один такой в Лондоне. Знаете? Реактивный восьмиместный аппарат ждал потенциальных клиентов. 

   - Ага. Лутон Паркуэй, сорок километров по трассе М1, - пробормотал Володя, разглядывая дорожную карту, которую он развернул у себя на коленях. - И сколько денег летуны взяли? - практично поинтересовался он.

   - Восемь тысяч евро?

   - Всего-то. А, куда отвезут, если не секрет? - Майк на секунду обернулся, разглядывая Игоря, который, успокоившись и стесняясь присутствия мужчин, постоянно сбрасывал ладонь матери с собственного плеча.

   - Майк! Мы же договорились, - Володя стукнул свёрнутой картой по колену приятеля. - Меньше знаешь, спокойнее спишь.

   - Ты прав. Простите, мэм.

   Трафик на магистрали М 1 оказался не очень плотным. Суббота продолжала делать своё доброе дело. Пассажиры на заднем диване авто тихо болтали. Майк морщился, не понимая ни слова, но старался не отвлекаться, соблюдая скоростной режим.

   Через сорок минут молодая дама в сопровождении мальчика и неряшливо одетого молодого человека входили в здание аэропорта Лутон Паркуэй. Возле информационного табло стояла девушка в строгом, голубом костюме и держала над головой табличку, где было написано: "mrs. Dementieva". 

   Катя подошла, представилась, и девушка, мельком взглянув на паспорта, сделала жест рукой, предлагая следовать за собой. Она провела своих подопечных через VIP зону к единственной стойке паспортного контроля, где сотрудник иммиграционной службы бегло перелистав документы, поставил нужные штампы и, вежливо улыбаясь, сказал:

   - Happy flight, my lords.

   Всё та же девушка провела путешественников к стеклянной двери, где пассажиров уже ждал высокий загорелый молодой человек в лётной форме. Всей группой они спустились по лестнице к микроавтобусу, а через пять минут оказались возле ангара, где стоял небольшой белый реактивный самолёт с двумя надписями на борту - маленькими буквами - "Citation Excel/XLS" и большими - "Europa private jets".

   - Я до сих пор не верю, что всё получилось, - сказала Катя, устало улыбаясь и усаживая в удобное кресло рядом с собой Игоря.

   Она обернулась к Володе.

   Тот со скучающим видом рассматривал салон самолёта, будто каждый день летал на бизнес джетах частных авиакомпаний.

   - Я всегда говорил и говорить буду, что внимание к деталям - залог успеха.

   - А мне кажется, что сегодня сам Господь Бог был на нашей стороне.

   - Не без этого, - пробормотал Володя. – Но везение и случай - великое дело.

   - Напитки, мэм? - перед креслами стоял стюард, с интересом рассматривая Катю.

   Он уже понял, кто главный в этой странной группе людей.

   - Мне немного коньяка. Игорь, ты, что будешь?

   - Сок, можно ананасовый.

   - Володя?

   - Водки с апельсиновым соком.

   - Какой коньяк, сеньора? Hennessy? Courvoisier? Carvalho? Comte Louis de Naives?

   - Давайте что-нибудь испанское.

   - Тогда, может быть Comte Louis de Naives? - английская речь стюарда была безупречной.

   - О,кей, - согласилась Катя. - Постойте. Когда мы взлетим?

   - Надеюсь, что в течение часа нам дадут разрешение.

   - Почему через час? Почему нельзя сию минуту?

   - Простите, мэм. В субботу много рейсов, и к тому же существует очередь. Мы сделаем всё возможное, чтобы ваше ожидание было не долгим и приятным.

   Стюард выпрямился, вытащил из кармана кителя пульт и нажал какую-то кнопку. Из потолка самолёта появился экран, но Катя остановила дальнейшие манипуляции рук испанца.

   - Ступайте за коньяком.

   - И за водкой, - добавил Володя.

   - Сок не забудьте, - громко сказал Игорь.

   Чувство печали от разлуки с матерью уже прошло. Мальчик горел возбуждённым нетерпением. Ему хотелось улететь из Англии, где было неуютно, тоскливо, где жили напыщенные, сдержанные в проявлениях эмоций, англичане, где он так и не завёл друзей среди прочих учеников школы Beechwood, где преподаватели выглядели бесстрастными манекенами. Где на завтрак обязательно подавали овсяную кашу, а в пять часов вечера каждый день пили чай с молоком и сухим, чуть солоноватым печеньем. Мальчику не нравился Лондон, не нравились толпы на улицах, где расхаживали полицейские, выглядевшие щеголеватыми истуканами. Где от горничных пахло пивом, где чернокожие эмигранты слонялись без дела, сплёвывая жевательную резинку прямо на тротуары, где каменные львы встречались на каждом шагу, а Темза несла грязную с потёками бензина воду, выбрасывая на лестницы набережных щепки, полиэтиленовые пакеты и окурки.

   Катя пригубила коньяк, потом, сморщила нос, опустошила бокал и, сделав отрицательный жест стюарду, закрыла глаза. Её до сих пор била внутренняя дрожь.

   "Это от страха, - решила она, обхватывая себя за плечи. - А, вдруг... Нет. Всё будет хорошо. Сейчас самолёт взлетит... Главное, Игорь со мной..."

   - Ну, давай же, заводи моторы, - шептала женщина, мысленно обращаясь к пилоту.

   Володя, сидящий напротив, поглядывая на Катю, производил какие-то расчёты на своём смартфоне.

   - Итак. Во что нам вся эта свистопляска обошлась, - сказал он громко, заметив нервную гримасу на лице женщины. - Майку - десять тысяч фунтов за всё. За вирус его парням - ещё десять. И то - это по дружбе. Плюс костюмчик, плюс очки в дорогой оправе. Дальше - аренда Ролс-Ройса, техника разная, телефоны, компы и прочее. Эх, жаль было всё оставлять. И ещё. Портфельчик для снобов из крокодила. Самолёт - восемь тысяч...

   - Господи! Володя. Брось ты свои подсчёты. Пей лучше водку, - раздражаясь, сказала Катя.

   - Как это - брось? Деньги счёт любят. А вдруг мне кто-нибудь закажет такую же историю? Хотя бы буду знать, во что она обойдётся.

   Игорь, уже привыкнув к новому повороту в своей жизни, сидел,  отвернувшись к иллюминатору и, с интересом, наблюдал за суетой на лётном поле. Мимо с интервалом в несколько минут выруливали на взлётную полосу огромные "Боинги", пузатые "Эйрбасы", плавно и медленно прокатил в дальний конец аэродрома, приземлившийся грузовой самолёт с надписью "Люфтганза Карго" на борту.

   Катя нервничала, теребя застёжку-молнию на своей сумочке. Внезапно экран телевизора засветился. Пошёл рекламный ролик авиакомпании. Зазвучал приятный женский голос на фоне негромкой музыки.

   Резкий звук заставил Катю вздрогнуть. В проходе лежали осколки хрусталя от пустого бокала.

   - Чёрт, - выругался Володя. - Я нечаянно.

   - Это моя вина, - сказал, появившийся из-за перегородки, стюард.

   Он нагнулся и стал небольшим пылесосом собирать стекло.

   Катя схватила испанца за рукав.

   - А нельзя заплатить там, кому-нибудь, чтобы ускорили вылет? - спросила она.

   - Боюсь, сеньора, это невозможно. Нам остаётся только ждать.

   - Сколько?

   - Трудно сказать. Как правило - время ожидания в крупных аэропортах Европы для таких рейсов, как наш, составляет полтора часа. Но смею заметить, что Лутон не относится к большим аэропортам. Это - не Хитроу. Поэтому, прошу потерпеть. Скоро взлетим.

   Словно в подтверждение слов стюарда, двигатели самолёта загудели, музыка смолкла, экран телевизора погас, а в динамиках под потолком раздался мужской голос, произносящий обычную в таких случаях фразу:

   - Капитан воздушного судна приветствует пассажиров авиакомпании "Europa private jets"...

 

   Через три часа Катя стояла в зоне паспортного контроля аэропорта Барселоны.

   - Вот твой билет до Москвы, и спасибо тебе за всё, - сказала она, в порыве благодарности обнимая Володю.

   - Да, чего там. Пустяки, - смутился парень, неловко отстранившись.

   От женщины, несмотря на перелёт и духоту в зале, пахло так сладко, волнующе и тревожно, что кружилась голова.

   - Ты закончил со своими подсчётами? Сколько ты своих денег потратил? Я тебе переведу на карту.

   - А, - отмахнулся Володя. - Сущие копейки. Я рад, что всё получилось. Честно сказать - червь сомнения в благополучном исходе жрал меня все эти суматошные дни. Куда вы теперь?

   - Ты же сам говорил, что, если меньше знаешь, спокойнее спишь. Поэтому, не спрашивай, - улыбнулась Катя, прижимая к себе Игоря.

   Через сорок минут компьютерный гений отправился стыковочным рейсом в Москву, а ещё через полчаса Катя с сыном уже сидела в самолёте авиакомпании AirFrance, летевшем над Пиренеями в Париж.

 

    Лисицын начал день, как обычно. Первое, что он сделал - проверил электронную почту. Нужного ему письма не было. Сергей тяжело вздохнул, раздвинул шторы, посмотрел на моросящий дождь, потом перевёл взгляд на кроны цветущих магнолий и небо. На востоке в плотных серо-лилового цвета облаках наметился разрыв, обещая "свет в конце туннеля". Кафельная плитка маленькой лоджии оказалась усеяна мокрыми лепестками цветов и сухими листьями платана.

   "Ночью гроза была, - сделал вывод Лисицын. - А я даже не слышал".

   Он направился в ванную, побрился, принял душ, вернулся в комнату и открыл дверь лоджии. В ноздри ударил запах тропиков. Первые лучи солнца кончиками горячих пальцев, словно сомневаясь в своей решимости, дотронулись до лица. Дождь кончился. Капли воды, лениво падающие с крыши в маленький палисадник перед отелем, искрились отражённым светом, слепя глаза, будто это были бриллианты, просыпанные сверху из невидимой ладони.

   Лисицын вздохнул полной грудью, отступил внутрь комнаты, оделся, надел на запястье часы, посмотрел, который час и спустился на улицу.

   "Девять часов. Пойду поем", - решил он.

   При ходьбе в шлёпанцы попадала вода из быстро подсыхающих луж. Было прохладно, но чувствовалось, что воздух густеет, нагреваясь, становясь плотным и влажным. Сергей, сторонясь ленивых облезлых собак, лежащих на сухих пятнах асфальта, добрался до небольшого ресторанчика, где готовили неплохие омлеты с грибами и ветчиной. Взгляд остановился на пожилой паре - мужчине и женщине, сидящих в глубине зала под работающим вентилятором. На столе перед европейцами стояли тарелки с крошками хлеба и остатками еды. Женщина прихлёбывала из чашки, через край которой свисала нить от пакетика чая, Мужчина, отставив в сторону кофейник, раздражённо, достаточно громко что-то говорил. Сергей прислушался и уловил русскую речь.

   "Господи. Такое утро, а они уже ссорятся. Интересно, из-за чего?", - подумал Лисицын.

   Он сел, заказал омлет, попросил сделать двойной "американо" и стал невольным свидетелем разговора.

   - Ты же православная. За каким чёртом здесь ты почти каждый день ходишь в буддийский храм и медитируешь там вместе с монахами?

   Женщина, молча, слушала, её губы влажные от чая, нервно подрагивали.

   - Вера, конечно, дело хорошее, но ты слишком увлекаешься пророчествами и фантазиями шарлатанов. Сочинения Нострадамуса - твоя настольная книга. Тебе не стыдно. А ещё преподаватель вуза? Или туманные, несбыточные предсказания о грядущих катаклизмах и конце света укрепляют твою веру во всех без исключения богов?

   - Нострадамус в своё время предсказал эпидемию чумы и затмение Солнца, - не выдержав нравоучений, сказала женщина.

   - Боже мой! - воскликнул мужчина. - Да за этим не нужно обращаться к магам и ясновидящим. Наука способна предсказывать затмения с точностью до секунды и на тысячу лет вперёд. Учёные даже укажут место, с которого удобнее любоваться зрелищем.

   - Твоя наука не может найти остатки исчезнувшей Атлантиды, хотя есть тысячи признаков существования в прошлом этой древней цивилизации.

   - Какие признаки? Где они - неоспоримые доказательства?

   - Ныряльщики видели своими глазами мраморные плиты, лежащие на дне моря. Аквалангисты считают, что это - остатки лестниц и фундаменты храмов.

   - Не смеши меня. "Доверяйте свидетелям тогда, когда не задеты их интересы, слепая вера в  чудеса, пристрастия и предрассудки. Когда замешаны эти чувства, требуйте подтверждений. Тем больше, чем сильнее противоречат реальной вероятности их утверждения". Это сказал Томас Гексли ещё в середине девятнадцатого века. Атлантида - выдумки Платона, ссылавшегося на мифы, которые рассказывал ему на ночь дедушка? Ты начиталась книг, где спекулируют на этой модной теме сотни горе историков и псевдо писателей. Ну, как же - "высокоразвитые технологии атлантов, их высочайшая культура и духовность, драма народа и целого континента, погрузившегося в океанскую пучину вместе со столь замечательной цивилизацией". Чушь собачья. Легковерными дураками снаряжаются дорогостоящие экспедиции, люди считают, что вот-вот исследователи морских глубин найдут мраморные колонны, остатки храмов, стен и башен. Средства массовой информации вовсю тиражируют миф об Атлантиде. А на самом деле подводная киносъёмка фиксирует какие-то достаточно правильной формы камни покрытые растительностью и ракушками. Нужна большая фантазия, чтобы принять их за обломки величественных зданий. Ты будешь разочарована. Нет ни океанографических, ни геофизических данных в пользу теории существования Атлантиды, которую Платон поместил на своих картах восточнее Европы в Атлантике. Этого континента никогда не было.

   - Заблуждаешься, - упорствовала женщина. - Атлантида существовала. Это был огромный остров в Средиземном море, который в результате землетрясения погрузился в Коринфский залив.

   - Ага. Ещё одна теория для дилетантов. Может, и белел когда-то скалами в пределах эллинского мира маленький островок с заштатным греческим городком-колонией, который утонул в результате извержения вулкана, но это не повод делать из мухи слона. Цивилизация атлантов - сплошная выдумка.

   - Ты не прав. Они строили огромные корабли, достигли совершенства во многих науках, которые им передали внеземные цивилизации. Они создали кристаллы, которые читали и передавали мысли на расстояние. В глубинах неизвестных минералов они хранили древнюю историю. Храмы атлантов стали прообразом египетских пирамид.

   - Чушь и ещё раз - чушь! - Мужчина хлопнул ладонью по столу.

   Зазвенела чашка, подпрыгнув на блюдце.

   - Нет, не чушь. Об этом пишет Катрина Рафаэль.

   - Кто она такая, эта Катрина?

   - Автор книги "Учение о кристаллах".

   - Очевидно - американка. Какая-нибудь чернокожая предсказательница, последовательница культа "Вуду"1

   - Ошибаешься. Она - директор центра природных препаратов и алкогольной реабилитации.

   - А-а, - радостно воскликнул мужчина. - У неё случилось просветление после очередного запоя. 

   - Не нужно оскорблять человека, ничего не зная о нём, - женщина раздражённо встала.

   - Вот сейчас мы посмотрим, кто такая, твоя Катрина, - засмеялся мужчина, доставая из пляжной сумки, лежащей на соседнем стуле, планшетный компьютер. - Здесь есть интернет? - обратился он по-английски к проходящей мимо официантке.

   - Да, сэр. Пароль - Jomtiensoi21.

   - Thank you, - мужчина быстро водил пальцем по экрану планшетника.

   - Вот, садись, читаю специально для тебя, - воскликнул он. - "Работала в Центре искусства исцелений новой эпохи. Специалист в области техник медитации, йоги, лечебного использования методов природного целительства. Применяя на практике информацию, обретенную во время личных медитаций, она через непосредственные переживания получала знания о том, как использовать силы света, наполняющие царство минералов, на пользу себе и другим. Содержащийся в ее книгах материал является частью священного знания об использовании кристаллов и камней для расширения сознания". Каково?

   Мужчина обернулся, словно пытался заручиться поддержкой пустого зала.

   - Твоя Катрина - Кашпировский в юбке. Лже наука в чистом виде.

   - Пошёл ты к чёрту! - зло сказала женщина, подхватила со стула сумку и пошла по направлению к пляжу.

   Мужчина остался сидеть, растерянно обнимая планшетник.

   "У мужика - лицо обиженного ребёнка", - подумал Лисицын и громко сказал:

   - Не расстраивайтесь. Ваша жена никуда здесь не денется. Посидит в шезлонге, остынет. Через полчаса помиритесь.

   Мужчина, оживившись, подхватил свою чашку и пересел к Сергею, ковырявшему вилкой омлет.

   - Русский? Слава богу. Нет, вы слышали?

   - Особо не обращал внимания. Какой-то научный спор?

   - Если бы. А, ведь, не глупая баба, но верит во всякую чепуху.

   - С женщинами это бывает, - утешил его Лисицын.

   - Знаете, - задумчиво сказал мужчина, - Каждое поколение людей сокрушается об упадке системы образования. Один из самых древних текстов в человеческой истории, написанный четыре тысячи лет назад, упрекает молодое поколение в вопиющем невежестве. Простите, не представился. Меня зовут Андрей Петрович. Можно, просто Андрей.

   - Иван, - соврал Лисицын, пожимая протянутую влажную ладонь. - Вы, похоже, учёный?

   - Доктор физико-математических наук.

   - Очень приятно. Не переживайте из-за жены. Это всё влияние недобросовестной журналистики. Жить в эпоху телевидения не просто, - сказал Сергей и тут же пожалел об этом.

   - Вы правы, тысячу раз правы, - схватил запястье соотечественника Андрей Петрович. - Разве мы можем отвечать на вызовы современности, если не понимаем законов природы, если не умеем даже управлять собственной жизнью, позволяя это делать за нас средствам массовой информации. Огромное количество сомнительного качества статеек и книг - пища для легковерных и плохо ообразованных людей. Опросы подтверждают "научную безграмотность" 95 % американцев. Наука взывает к человеческой любознательности, к восторженной экзальтации перед загадками мироздания. То же самое делает лженаука, только нахальнее, примитивнее и проще. Но настоящие учёные - скептики, а скептицизм сегодня плохо продаётся. Но, слава Богу, мы ещё помним о Гиппократе. И знаете, почему?

   - Клятва медиков, - отрешённо сказал Лисицын, торопливо пробуя свой остывающий кофе.

   - Не только. Мы чтим Гиппократа из-за стремлений этого выдающегося древнего учёного избавить медицину от суеверий и мрачного ореола магии. Он говорил: "Люди считают эпилепсию божественным недугом, не понимая её причин. Но если мы будем принимать за божественное всё, что не понимаем, сколько же тогда будет божественного?". Вот это слова настоящего учёного! – воскликнул Андрей Петрович.

   Он на мгновение замолчал, а потом продолжил с ещё большей горячностью:

   - Мы, люди - сложные биологические  структуры, состоящие из атомов, а не творение Бога. Самой Вселенной, якобы созданной Всевышним, не шесть тысяч, а от 8 до 12 миллиардов лет. Вот, где подлинное величие. И мы должны не тешиться сознанием своей человеческой уникальности, а понять, что наша Земля - всего лишь один из множества миров, населяющих галактику Млечного пути, а та, в свою очередь, одна из миллиардов галактик в составе Вселенной. Вот, где простор для исследований и науки. Другого пути нет, чтобы осознать, зачем мы живём, какие цели стоят перед нами. Лженауке позволяют процветать такие горе писательницы, как Джоан Роулинг. Её Гарри Поттер, летающий на метле, силой магии умеющий проникать в сознание своих друзей, размахивающий волшебной палочкой, вызывающий духов и сражающийся с тёмными силами - бред больного воображения рядовой, скучающей британской домохозяйки. А, ведь, Роулинг являлась научным сотрудником и секретарём-переводчиком уважаемой международной организации, занимающейся защитой прав человека. Зато её чтиво - ахинею про Гарри Поттера глотают миллионы подростков, считая реальностью параллельные миры. Эта женщина манипулирует нашим любопытством и страхом перед тайнами природы, подменяя научный опыт преступной самонадеянностью и превращая наших детей в потребителей красивых лженаучных сказок, в  жертв собственного легковерия. Каждый из них считает, что стоит ему оказаться в нужное время в нужном месте, и он найдёт Отдел Тайн в своём личном Министерстве Магии, отыщет волшебную палочку или лампу Аладдина.

   - Но вы  же не будете отрицать, что есть люди, обладающие экстрасенсорными способностями? - спросил Лисицын, ковыряя в зубах палочкой.

   - Ага. Поклонение духам предков, заговор воды, шаманство, люди - ретрансляторы "ци", которую они считают энергией Вселенной. Это - просто бизнес, приносящий немалый доход таким целителям и предсказателям. Стыдно, молодой человек. Лучше подумайте о носорогах. Им грозит полное уничтожение...

   - Почему?

   - Да потому, что порошок из их рога используется для лечения импотенции. Желающих приобрести волшебное снадобье - миллионы.

   - Что, в самом деле, помогает? - с улыбкой спросил Лисицын, забирая счёт и сдачу из рук официантки.

   - Шарлатанство. Возвращение к тёмным векам, накрывшим Европу в период раннего средневековья. Вы только представьте. Королева Анна, правившая в начале восемнадцатого века, за 17 лет жизни была восемнадцать раз беременна, но лишь пятеро детей увидели дневной свет, а из них всего один пережил пору младенчества, но и тот умер в детстве. А врачей могущественным европейским монархам находили лучших. Каковы же были лекари для простых смертных? Дайте срок - при повальном увлечении магическим целительством и шарлатанством нас ждёт печальное будущее.

   - Не берите в голову, - сказал Лисицын, вежливо улыбаясь.

   Ему порядком надоел случайный собеседник. - Политики не дадут этому случиться.

   - Вы - наивны, мой друг. Политики? А знаете ли вы, что Рейган обращался к астрологам за советами по разным вопросам, включая политические. Просто - Древний Рим какой-то, когда жрецы предсказывали события по внутренностям животных. Сегодня астрологи и предсказатели предлагают свои услуги президентам корпораций, банкирам, юристам, звёздам шоу-бизнеса. И те обращаются к шарлатанам. Спрос рождает предложение. Только представьте: проходимцы участвуют в выработке решений, от которых зависит будущее мира.

   - Вы нарисовали мрачную картину всеобщего невежества. Но, думаю, не всё так плохо, слава Богу, - пробормотал Лисицын, делая попытку закончить разговор.

   - Ну вот, и вы о Боге, - осуждающе покачал головой доктор наук, вставая.

   - Не забудьте, ваша жена сидит одна на пляже, - напомнил ему Сергей.

   - Ах, да. Спасибо. Уже иду.

   - И помиритесь, в самом деле, - сказал Лисицын. - У каждого из нас свои тараканы в голове.

   - Конечно. Надо помириться, - физик нашёл под столом свой шлёпанец и стал запихивать в карман шорт планшетник. - А вы не скажете, где тут... - Он обернулся, но его случайный слушатель уже скрылся из вида.

   Сергей, почти бегом, вышел на дорогу, отделяющую пляж от линии домов, и на ходу залез в кузов медленно двигающегося "тук-тука" - тайского подобия городского микроавтобуса. Ему не хотелось вновь наткнуться на словоохотливого доктора наук. Сергей решил отправиться в районы предместий, где море было почище. Он доехал до поворота шоссе, которое уходило в сторону от моря, и вылез. От этого места вдоль пляжа шли небольшие виллы, прячущиеся за решётками оград. Ровно постриженные газоны, гамаки, пластиковые кресла и лежаки. Но обитателей домов Лисицын не увидел. Создавалось впечатление, что дома пусты. Он шёл вдоль берега, поглядывая на окна. Ему понравился небольшой двухэтажный дом за высоким из деревянного штакетника забором. Аккуратно подрезанные кусты, и густая листва магнолий закрывали вид, но Сергею удалось рассмотреть красные китайские фонарики, развешанные под навесом из пальмовых листьев. Лисицын спустился к воде, нашёл тень и растянулся на песке, не снимая одежды. Он лениво наблюдал за стайкой детей, плескавшихся возле берега, за которыми приглядывала пожилая тайка, облачённая в чёрные до щиколоток брюки и куртку с длинными рукавами поверх плотной футболки.

   "И не жарко ей", - подумал Сергей, закрывая глаза.

   К одиннадцати часам утра стало припекать. Лисицын сбросил одежду, искупался и начал бродить по мелководью, наблюдая за суетой маленьких рыб, за крошечным крабом, которого выбросила на песок ленивая волна. Заметив тень от человеческой фигуры, краб, пятясь, выставил перед собой лилипутские клешни, но наткнулся на щепку. Сергей поддел его большим пальцем ноги, и членистоногое существо, ошалев от счастья, благополучно достигло полосы прибоя. К полудню небо постепенно затянуло облаками, поднялся ветер, пригнавший серую, со свинцовым отливом тучу, и пошёл дождь. Лисицын оделся и отправился по тропе к асфальту. Там он дождался "Тук-тук", и через двадцать минут,  промокший до нитки, открывал ключом дверь своего гостиничного номера. Он принял тёплый душ, надел сухую одежду и взглянул на часы. Стрелки показывали пятнадцать минут второго. До вечерней тренировки оставалось время. Есть не хотелось. Сергей открыл крышку ноутбука. Экран ожил, и Лисицын проверил электронную почту. Глаза быстро выхватили из ленты спама, письмо от Кати. Сердце заколотилось в груди. Он сделал глотательное движение, проталкивая внутрь спазм, и открыл письмо.

   "Всё получилось. Ура. Мы сделали это. От Игорька - большой привет. Спасибо тебе за дельные советы и поддержку... - Лисицын для верности водил пальцем по экрану, опасаясь пропустить главные слова. - Задержались в Париже. У нас практически нет вещей. Нужно кое-что купить Игорю: футболки, шорты, маску для ныряния. Себя тоже не обижу. Я такая глупая. Даже не успела собрать чемодан. Нервничала, боялась, до конца не верила. Дай нам неделю. Игорь мечтает подняться на самую макушку Эйфелевой башни. Перевела тебе ещё некоторую сумму денег. Сделай следующее. Сними дом в отдалённом районе города. Чтобы вышло дешевле - можно на год или больше. Я забыла - есть ли у тебя водительское удостоверение? Арендуй небольшой автомобиль. Что-нибудь вроде "Пежо" или "Ситроена".

   Лисицын нервно улыбнулся. За всё время пребывания в Таиланде он видел в городе только японские машины.

   "Думаю за неделю и ты, и я управимся. Мне ещё нужно найти здесь надёжную инвестиционную компанию. Наши деньги должны приносить доход. Я - такая транжира.  Дату вылета и номер рейса сообщу. Жди. Люблю тебя. Целую".

   Лисицын, не переставая улыбаться, быстро набросал ответ, пропуская буквы, путаясь в словах. Он не стал перечитывать и править, а на эмоциях отправил письмо Кате. Потом упал на кровать.

   "Стоп. Она сказала, что перевела мне на карту какую-то сумму", - эта мысль заставила его подняться и найти в смартфоне среди пропущеных SMS сообщение банка.

   - Сумма денежных средств на вашем счету - 300 000 евро, - удивлённо пробормотал он, проверяя количество нулей.

   - "Наши деньги", - повторил он слова из письма Кати.

   "Я не заметил, что стал Альфонсом, - подумал Лисицын и расстроился. - Наверное, угрызения совести и чувство ущербности - моя плата за любовь".  

   - Господи, да что же я сижу? - воскликнул он и посмотрел в окно.

   Ливень прошёл, но небо продолжало хмуриться.

   "Ну и чёрт с ним, - сказал про себя Сергей, совершенно не представляя, к чему относится эта фраза. - Дом! Катя говорила о доме.

   Он вспомнил про виллу с красными фонариками.

   "Поеду, посмотрю ещё раз, - решил он, будто Катя должна приехать уже завтра. Он выскочил на улицу, потом кое-что вспомнил, и поспешил к школе тайских бойцов.

   Своего приятеля Влада он нашёл в душевой кабине.

   - Хорош вламываться без стука - рассердился тот. - Кто там ещё?

   Клеёнка отошла в сторону, и показалась мокрая голова.

   - Вот, чёрт! Ну и лицо. Явление дауна народу. Тебе, что? Заехали по печени? - предположил Влад.

   - Почти. Нужна твоя помощь.

   - Щас, дай галоши зашнурить, - улыбнулся приятель, вылезая из закутка, называемого душем.

   - Вытирайся, пойдём. По дороге объясню, - топтался у порога Лисицын.

   - Учись у буддистов. Они никогда никуда не торопятся и другим не советуют.

   - Ладно, ладно. Знаю. Вытирайся быстрее.

   -  И так сойдёт, - бормотал Влад, облачая мускулистое тело в футболку и шорты.

   - Рассказывай, - потребовал он, подталкивая Сергея на подножку "Тук-тука.

   - Ты же тайский знаешь?

   - Предположим.

   - Поможешь мне снять виллу.

   - Что? Я не ослышался?

   Увидев глаза Лисицына, полные восторженного экстаза, Влад добавил:

   - Только не заплачь. От счастья не умирают. Постой, сам догадаюсь. Ты получил наследство, а твоего деда, отдавшего Будде грешную душу, зовут Ротшильд.

   - Жена приезжает, - выпалил Сергей.

   - Час от часу не легче, - засмеялся приятель. - Значит, она - правнучка Генри Форда. А я думал - ты не женат.

   - Понимаешь, так получилось.

   - Быстро получилось. Слушай. А-а. Понял, понял. Она беременная?

   - У нас уже есть сын. Почти взрослый.

   - Во, даёте! - восхитился Влад. - Бинго. Ты выиграл в лотерею!

   - Хватит дурацких шуток, - обиделся Сергей. - Бывают обстоятельства...

   - Не продолжай. Вот так теряют друзей.

   - Перестань. Будешь приходить к нам в гости.

   - Точно. Дружить семьями.

   - А, что? Катя тебе понравится.

   - Значит, её зовут Катя. Ладно, лишь бы тебе она нравилась. Из чувства деликатности, приобретённого за годы нищеты, не спрашиваю, откуда деньги, но если ты соришь последними, вас в скором времени ждёт рай в шалаше.

   - Мы ограбили банк, - пошутил Лисицын, не подозревая, насколько близок к истине он был.

   - Банк, значит банк, - согласился Влад. - Лучше скажи, что за виллу ты присмотрел?

   - Сейчас. Уже приехали.

   Приятели пошли по тропе вдоль моря и вскоре увидели дом с красными китайскими фонариками.

   - Читай, - палец Сергея упёрся в табличку с номером телефона и надписью "For rent. Owner". - Звони. Договаривайся на год.

   Лисицын положил на ладонь Владу свой смартфон.

   - Номер тайский, - бормотал приятель, двигая пальцем по экрану.

   Довольно долгое ожидание завершилось изменившимся выражением лица Влада. Он предостерегающе вытянул указательный палец перед Лисицыным и медленно заговорил на тайском языке, подбирая слова, делая паузы и выслушивая ответы.

   Через пять минут переговоров, смартфон перекочевал в руку Сергея.

   - Значит так. Через полчаса таец приедет, привезёт копии бумаг на собственность и типовой договор аренды, а пока предлагает посмотреть дом изнутри.

   - А ты говорил, что буддисты никогда не спешат. Этот парень куёт железо, не отходя от кассы.

   - Мёртвый сезон, а тут ему деньги сами в руки плывут. Ты не спросил о цене вопроса. Ах, да. Наследника Ротшильдов такая мелочь не интересует.

   - Сколько? - спохватившись, спросил Лисицын.

   - В доме - два этажа, три спальни, три ванные комнаты, гостиная, патио, навес для машины, бассейн сзади. В придачу тебе положен садовник. Через день может приходить кухарка. За всё, включая свет, воду, прислугу - триста баксов в день или девять тысяч за месяц. Если берёшь на год, тогда сто тысяч зелёных. Если наличными - девяносто. Таец даже не хотел торговаться, говорил о близости моря, чистой воде и о прочих прелестях жизни. Хотя, море в черте города примерно везде одинаково.

   - Девяносто тысяч долларов в год наличными? - обескуражено переспросил Сергей. - Наверное, выгоднее купить.

   - Кому как, - засмеялся Влад. - По мне - любая недвижимость за границей - чемодан без ручки. Нести тяжело, а бросить жалко.

   - Даже не знаю, - растерялся Лисицын. - У меня при себе наличных нет.

   - Это видно, - в который раз улыбнулся Влад. - С деньгами ты бы ходил не со мной, а в сопровождении вооружённой охраны.

   - Ладно. Пойдём, посмотрим дом, - решился Лисицын и зашагал к воротам.

   На бетонной колонне, служившей опорой ворот, висела цифровая панель электронного доступа. Влад нажал кнопку и, переговорив с кем-то, толкнул калитку. Навстречу по дорожке уже шёл маленький, сухой старик с морщинистым лицом и улыбкой на тонких губах.

   - Wellcome, - тонким голосом проворковал он, кланяясь и отступая к дому.

   Вилла оказалась больше, чем выглядела со стороны улицы. Просторная гостиная, окна которой выходили в патио, была перегорожена лестницей, ведущей на второй этаж. За лестницей размещалась зона кухни. Три небольшие спальни, обставленные мебелью в восточном стиле, выглядели довольно уютно. Лисицын осмотрел большую ванную комнату на втором этаже и две маленьких на первом с установленными в них душевыми кабинами. Во дворе он заметил навес с красными китайскими фонариками и выложенную из кирпичей печь - барбекю. Маленький бассейн прямоугольной формы был неглубоким, но мог похвалиться чистой голубой водой и прятался в тени пальм сразу за домом. Кусты оказались пострижены в виде черепах, ланей и слонов. Сергей сбросил шлёпанец и провёл пяткой по траве лужайки. Он ощутил прохладу и почувствовал лёгкий запах сена.

   За воротами послышалось глухое ворчание двигателя байка, а через минуту гости увидели на дорожке довольно высокого человека. Чёрные брюки, чёрные разделённые идеальным пробором волосы, белая рубашка с длинным рукавом. Бронзовощёкое, вполне европейское лицо немного портили глаза. Они имели удлинённую каплевидную форму, фисташковый цвет зрачков и хитрый прищур. Зато пушистые чёрные ресницы немного скрашивали картину.

   - Меня зовут мистер Чанг Оттесен, - представился собственник дома на очень чистом английском языке, переводя взгляд с Лисицына на Влада, стараясь понять, кто из этой пары главный.

   - Какого чёрта я с ним по-тайски разговаривал? - шепнул Сергею на ухо приятель, отступая и давая ему возможность начать переговоры.

   - Можете называть меня Сергеем, а это - мой друг - Влад.

   - Давайте пройдём под навес, - предложил таец. - Там будет удобнее. O'key?

      Они сели за пластиковый стол, куда мистер Оттесен положил портфель из крокодиловой кожи.

   - Вам понравился дом?

   - Скажем откровенно, - перехватил инициативу Влад. - Вилле требуется небольшой косметический ремонт. Полы немного облезли. Резным деревянным диванам не помешал бы ещё один слой лака. Потолкам тоже нужна свежая краска. Балки перекрытий выглядят неплохо. Кухонная мебель, бытовая техника - знали лучшие времена. Нет стиральной машины...

   - Зато в каждой комнате - кондиционеры. Все работают. До моря - двести метров. Бассейн - за домом, подальше от любопытных глаз, - спокойно парировал таец.

   Лисицын хотел что-то сказать, но Влад под столом дотронулся до колена приятеля.

   - До центра города очень далеко.

   - Ближе - было бы дороже, - возразил мистер Оттесен. - На порядок дороже.

   - Зато экономишь на транспорте.

   - Но здесь - свежий воздух. Почувствовали запах? - таец демонстративно потянул ноздрями воздух.

   - Зато морское дно илистое. Возможно, здесь даже есть морские ежи.

   - Понимаю, - сказал таец. - За сколько бы вы сняли дом?

   - Учитывая сезон, пятьдесят тысяч банковским переводом, - предложил Влад, ещё раз сжав колено Лисицына.

   - Нет. Ну, что вы? - мистер Оттесен, не торопясь, стал запихивать бумаги в портфель.

   Влад спокойно наблюдал за ним.

   Движения рук владельца дома замедлились.

   - Э-э, если банковский перевод... Ну, скажем, девяносто тысяч.

   - До начала туристического сезона - пять месяцев, - спокойно сказал Влад. - Мы предлагаем пятьдесят пять. Это очень выгодно. Если вы владелец дома, не нужно платить за услуги риэлтеру. Вычтем налоги, содержание дома, электроэнергию и прочее, получится тысяч сорок чистой прибыли. Это очень хорошо.

   - Хорошо бы, если наличными, - мечтательно сказал таец, вынимая обратно бумаги.

   - Прекрасно вас понимаю, но послушайте, вы можете сэкономить на налогах. Мы же не заставим вас регистрировать договор. Подпишем два экземпляра. Один вы спрячете в сейф подальше от глаз налоговых чиновников. А?

   - Ну, хотя бы - двадцать тысяч наличными, остальное можно банковским переводом, - в голосе мистера Оттесена звучала просьба.

   - Что скажешь? - Влад повернулся к изумлённому Лисицыну. - Сможем снять двадцать штук?

   - Даже не знаю. В Европе - экономический кризис. Думаю - туристов приедет меньше, чем в прошлом году. Может, поищем дом дешевле? - Сергей уже понял смысл игры приятеля.

   - Зачем дешевле? Дешевле будет хуже. - Пятнадцать тысяч наличными, остальное через банк. По рукам? - таец вынул из кармана брюк платок и вытер вспотевшие виски.

   - O'key, - Лисицын, помедлив, протянул ладонь.

   Хозяин дома протянул свою, и тут же пододвинул бумаги Сергею.

   - Встретимся здесь через полтора часа. Наш юрист должен всё это проверить, - Влад поднялся.

   - Конечно, - согласился таец, складывая в стопку копию свидетельства на собственность и договор.

   - Я жду вас здесь. Не забудьте наличные. Это будет задаток. И нужен ещё паспорт.

   Оттесен проводил приятелей до калитки.

   - Откуда нам взять юриста? - спросил Лисицын у Влада, когда они шли по тропинке к дороге.

   - Покажем бумаги нашему сенсею. Он - тот ещё крючкотвор. В курсе всех правил и законов. К тому же, знает, как выглядят настоящие печати и регистрационные штампы. Заодно посмотрит договор. Нет ли в нём подводных камней, - Влад потряс прозрачным файлом, где белела стопка бумажных листов.

   - Думаешь, Оттесен может нас в чём-то обмануть?

   - Тут такого, как правило, не бывает. Тюрьмы в Тае - полный отстой или мечта идиота. В сточной канаве - и то жить лучше. Но бережёного Бог бережёт. Заодно съездим в пару банков, снимем наличные.

   - А, чем тебя не устраивает банкомат?

   - Ты забыл? Нам нужны баксы, а не баты.

   Через два часа друзья вернулись на виллу, Сергей подписал договор, таец с помощью смартфона сделал копию паспорта Лисицына, вручил ему свой экземпляр договора, клочок бумаги с цифрами собственного счёта и названием банка, получил задаток, оставил на столе три экземпляра ключей, о чём-то переговорил с садовником и, вежливо откланявшись, исчез.

   Лисицын взглянул на часы.

   - Время - пять. Слушай, Влад. Есть ещё одно дело. Но если ты занят, можно перенести на завтра.

   Приятель подумал немного.

   - Излагай.

   - Помоги арендовать машину.

   - Ну, ты даёшь. Шикуем, да?

   - Сам посуди. Отсюда до города далековато. Пока доберёшься до центра, все ноги отдавят в "Тук-туке".

   - Поехали, - кивнул Влад.

   На закате дня приятели сидели на набережной неподалёку от гестхауса, в котором жил Лисицын, и с наслаждением пили "Кока-колу" из больших двухлитровых пластиковых бутылок. За их спинами блестел фиолетовыми боками маленький  Mitsubishi Mirage. В багажнике уже лежала сумка с вещами Сергея.

 

                                                    ***

 

   Дементьев непроизвольно хмурился. Он никогда не был сентиментальным, считал деловых партнёров потенциальными врагами и не дорожил людьми. Но сейчас, глядя из окна Мерседеса на автомобильную пробку, на поток машин, еле ползущих по Садовому кольцу, он сожалел, что за рулём нет Коли Крика. Люди Кардинала были слишком сдержанными в проявлениях эмоций, соблюдая законы вежливости, правила дорожного движения и чёрт знает ещё какие нормы человеческого общежития. Внешне парни выглядели по-разному, но Вадим заметил, что влияние Кардинала оставило на них своеобразный отпечаток.

   "Чтут Уголовный и Административный кодексы", - подумал Дементьев, глядя в затылок водителю.

   Тот почувствовал взгляд, посмотрел в зеркало заднего вида и улыбнулся.

   - Что, босс?

   - Смотри на дорогу, - буркнул Дементьев.

   "Нет. С Колей ездить было веселее", - продолжал размышлять Вадим.

   Крик, даже если Дементьев никуда не торопился, водил машину так, будто они опаздывали в аэропорт. Перестроения из ряда в ряд, высокая скорость, движение по резервным полосам являлось для него обычной историей. Если они ездили с сопровождением, то даже чёрный джип охраны часто безнадёжно отставал. Но, "подрезая" других водителей, Коля делал это расчётливо, агрессивно и на удивление лихо.

   "Хорошо, что Вратарь пока со мной, - Вадим смотрел в боковое окно, с раздражением наблюдая за малолитражкой, которая пыталась влезть между Мерседесом и такси, ползущим впереди. - На Петровича можно положиться. Слишком много нас связывает, а эти парни, - Дементьев взглянул на руки человека, обнимающие руль, - наверняка "стучат" Кардиналу. Нужно будет переговорить с Вратарём. Мало того, что я под "колпаком" своего шефа безопасности, чёрт бы его взял, но быть под микроскопом у Кардинала... Дальше некуда. Пусть Петрович перетрёт со своими "корешками". Мне нужны новые люди... Чтобы кто-то надёжный прикрывал мою задницу".

   Тихо защёлкал сигнал поворота. Мерседес плавно перестроился, свернул на боковую улицу и, вскоре застыл возле хорошо знакомого Дементьеву здания.

   Через пять минут Вадим уже заходил в кабинет банкира. Севрюгов ещё три дня назад назначил встречу, не объясняя причин. Дементьев, не подавая руки присутствующим, уселся в мягкое кожаное кресло и огляделся

   "Знакомые физиономии, - отметил он про себя, скользнув взглядом по безупречному костюму Севрюгова, по коротко стриженой голове Молодцова, державшего в руках чашку с кофе, по лицу ещё одного человека, которого он часто видел на экране телевизора за спинами оппозиционеров, - Так. А это, кто?"

   Возле окна стоял мужчина, фигура которого выглядела чёрным пятном на фоне

ярких лучей солнечного света.

   - Знакомься Вадим, - сказал Севрюгов, заметив взгляд Дементьева.

   - Иванов Константин, - человек сделал два шага от окна, протягивая руку, и Вадим наконец-то рассмотрел его.

   "На вид - лет тридцать, может, чуть больше, - подумал Дементьев, пожимая узкую ладонь. - Кто это и, зачем он здесь?"

   - Э-э, - замялся Севрюгов. - Скажем так - Костя представляет интересы некоторых структур, координирующих стремление власти к диалогу с бизнес сообществом и средствами массовой информации. Это, чтобы тебе понятно было.

   - Ни хрена мне непонятно, - настроение Дементьева вконец испортилось.

   Знакомство грозило обернуться новыми финансовыми потерями.

   - Оппозиционерам что, опять денег не хватает?

   - Видите ли, Вадим, - предупреждающе поднял руку Иванов младший, заметив попытку Молодцова подняться. - Народу любопытно знать, что собой представляет наша оппозиция.

   - Так объясните им по "ящику".

   - Телевидение - это конечно хорошо, митинги разные и прочее тоже нужны, но... - Иванов поднял указательный палец. - У оппозиции должен быть свой рупор пропаганды. Говоря проще - газета. Иначе, какая же у нас свобода слова.

   - Почему я должен лишаться своих денег ради любопытства толпы?

   - Вы мне напомнили слова Рональда Рейгана, сказанные во время его предвыборной кампании: - "А с чего нам субсидировать интеллектуальное любопытство?" Правда, это относилось к прикладным наукам, но применимо к нашему случаю. Смысл фразы тот же самый. Вы, очевидно, имели в виду, что помимо газет и журналов есть интернет, социальные сети и прочее? И, что этого довольно? Однако, нельзя недооценивать силу печатного слова, особенно для людей старшего поколения...

   - Я приведу вам слова ещё одного человека, - Молодцов выскочил из кожаного дивана, словно пробка из бутылки шампанского. - "Ничто не заслуживает нашего покровительства более, чем развитие печатного слова, науки и литературы. В любой стране знание - самая надёжная основа демократии". Не ручаюсь за точность цитаты, но примерно так. И знаете, кто это сказал? Джордж Вашингтон ещё в восемнадцатом веке. Выходит, его мышление было более прогрессивным, чем у современных политиков, пытающихся влюбить в себя, как вы выразились, "толпу" простыми и понятными идеологическими клише, вроде: "Крым - наш" или "Сирия - лакмусовая бумажка растущей мощи нашей армии и укрепления авторитета"...

   Севрюгов, слушая, потирал руки. У Иванова заблестели глаза, и Дементьев заметил в них искру насмешки. Вадим понял, что присутствует при спектакле, который называется "Развод на деньги". Роли были заранее распределены. А Молодцов, торопясь и брызгая слюной, продолжал:

   Все вы, в том числе наша непробиваемая в собственной глупости власть, мыслите шаблонно. Понятие "народ" вы воспринимаете в двух ипостасях. Первая. Люди - стадо. Если им дать хорошего пастуха, оно будет послушно жевать своё сено, пялиться в телевизор, восхищаясь храбростью и мудростью своего вождя, который режет ленточки, нажимает кнопки, запуская какой-нибудь новый завод или открывая движение по очередному построенному мосту. Стадо не задумывается, почему это происходит публично. Зато им кажется, что пастух настолько силён и храбр, что может себе позволить грозить пальчиком кровожадным хищникам, которые спят и видят, как оттяпать от России то, что плохо лежит. Одна беда. Хищники – вроде бы страшные, но ленивые и не голодные. Они могут подождать, пока естественный отбор геополитики выявит слабые звенья в стаде. А пока, всё - по пословице: "И волки сыты, и овцы целы", - Молодцов наклонился к журнальному столику и взял в руки чашку с остывшим кофе.

   - Так. С первой ипостасью понятно, - сказал банкир, переглянувшись с Ивановым. - А, вторая?

   - Вторая? Россия для вас - дойная корова, а народ - что-то вроде крепостных крестьян. Хотя, нет. Определение не точное. Давайте вспомним американский опыт. Вы сделали собственных граждан похожими на мексиканских нелегалов - мигрантов. Им можно платить мизерные зарплаты. Они обязаны трудиться в поте лица своего, добывая для вас нефть, газ, золото, уголь, производя сталь и остальные товары для собственного нищего существования...

   При слове золото Дементьев непроизвольно передёрнул плечами. Иванов заметил это, но не подал вида.

   - Слушай! Молодцов! А чем именно для тебя является русский народ? - спросил он.

   - Сила, с помощью которой можно добиться поставленных задач. Рычаг, которым я поверну Россию на правильный путь.

   - Ага, значит - не объект приложения сил, а инструмент, - сделал вывод Иванов. - А нас, бизнесменов, банкиров, предпринимателей куда денете, когда перевернёте Россию?

   - Управлять страной должны не олигархи, не банкиры и не доморощенные марионетки-императоры, а интеллектуалы, знающие дело, законы миропорядка, принципы политической конкуренции. Я знаю, как воспользоваться слабостью либеральной демократии.

   - Так, так. Что скажешь, Дементьев? - спросил Севрюгов, разворачиваясь склонным к ожирению телом к Вадиму.

   Тот поморщился, словно зубная боль мешала ему открыть рот.

   - В чём-то наша оппозиция права. С конкуренцией у нас - полный финиш. Крупный бизнес - под колпаком питерских друзей нашего всенародно избранного. В узкий круг приближённых к Телу - ни ногой. Там рулит тот, кого выбрал себе в прилипалы ВВП. Нормальных пацанов, вроде меня, держат поодаль. Иногда прессуют. Налоговики, чиновники. А мне нужно больше предпринимательской свободы... Дементьев сделал паузу, понимая, что его разводят не только на деньги, и замолчал.

   - Вот. Слышали? - Молодцов пристукнул донышком пустой чашки, ставя её на стол. Ещё Джеферсон говорил... Вы хоть знаете, кто такой Джеферсон?

   - Томас Джеферсон. Один из отцов - основателей США, - улыбаясь, сказал Иванов.

   - Браво! - воскликнул Молодцов. - Так вот, этот американец писал: "Человеческие массы не рождаются с седлом на спине, а немногие избранные - в сапогах со шпорами".

   - Причём здесь шпоры? - воскликнул Севрюгов. - Достаточно кнута и пряника. Наш народ, если не пьян, то пребывает в постпохмельном состоянии духа. Он ленив и раболепен. Достаточно посмотреть на любого работягу. На рожах - явные признаки вырождения или природной хитрости. Это быдло заботит одна проблема - как украсть и выпить. Если не украдёт, так ограбит. России нужна сильная рука и технократическое правительство.

   Иванов поднял руку и посмотрел на часы.

   - Джеферсон сказал ещё одну умную вещь: "В любом правительстве любой страны мы видим присутствие человеческих пороков, семена коррупции и элементы слабости, которые хитроумие отыщет, а испорченность постарается незаметно использовать. Вырождается всякое правление, которое полагается на самих правителей. Только сам народ - источник власти. А чтобы этот источник был поистине надёжным, необходимо совершенствовать умы". Вот так, друзья мои. Наш президент с этим утверждением полностью согласен. Господин Дементьев сказал: "Хочу большей свободы". Но среди прочих свобод самым сильным средством достижения подлинной экономической и политической демократии российского образца, приверженцем которой я считаю Владимира Владимировича, является свобода слова. Вы согласны? - Иванов обращался к Дементьеву.

   - Э... - замялся Вадим, осторожничая, но не выдержал:

   - Вообще-то, думаю, что у нас - не демократия, а её имитация. Возьмём меня. Я состою в Союзе промышленников и предпринимателей. Сколько мы писем нацарапали в Правительство, сколько предложений клали на стол президенту, а толку - ноль... - Дементьев спохватился и замолчал. Он уже пожалел о сказанном.

   - Чепуха! – Молодцов попытался перехватить инициативу разговора. - Экономическая демократия - скрытая форма диктатуры. Господин Дементьев прав. Экономическое неравенство и концентрация богатства в руках немногих ведёт к наследственному капитализму, усилению власти политиканов и олигархии.

   - Вы считаете - в России власть должна принадлежать завистливой бедноте? - воскликнул Севрюгов, багровея. - Уж тогда – лучше отдать власть совету вождей или старейшин, как в каком-нибудь африканском племени.

   - Конституционная, просвещённая  монархия! Только она! - воскликнул Молодцов. - А при монархе должен быть сильный парламент и технократическое правительство, выполняющее волю парламентариев.

   - Уж, не вы ли, уважаемый, метите в монархи? - язвительно спросил Дементьев.

   - Я бы возглавил правительство, - вскинул подбородок оппозиционер.

   - А, куда денешь остальных? Каспарова, Касьянова, Ходорковского?

   - На свалку истории.

   - И нашего президента тоже?

   - В первых рядах.

   Севрюгов внезапно побледнел и опустил глаза. Дементьев это заметил.

   "Точно. Тайно пишут разговор. Собирают на меня компромат. Зуб даю... Кто этот, чёрт его возьми, лощёный Костя Иванов?" - размышлял Вадим.  

   - Полегче, Молодцов. Не зарывайтесь. Давайте вернёмся к нашим баранам, - взял инициативу в руки Иванов-младший. - В администрации президента, в Минюсте и Минпечати считают, что зарегистрированная господином Молодцовым газета имеет право быть. Что редакции нужно оказать финансовую помощь. Этот печатный орган станет рупором не только оппозиции, но и среднего предпринимательства. Где его представители? Вот, один из них сидит перед вами, - Иванов младший вытянул руку ладонью вверх, показывая на Вадима...

   Ровно в полдень злой и доведённый до белого каления Дементьев покинул банк. Была пятница, а ему ещё предстояло и дальше заниматься не очень приятными делами.

   "Из двух зол выбирают меньшее. А лучше — сегодня покончить со всеми неприятными вещами", - решил он и позвонил по сотовому телефону одному из своих новых людей - Руслану. Дожидаясь парня в центре Москвы, Вадим зашёл в Елисеевский магазин и вскоре вручил объёмистый пакет с продуктами своему водителю.

   - Положи в багажник.

   Через пять минут Мерседес тронулся с места, а ещё через полчаса выполз на шоссе в сторону области и начал двигаться в плотном потоке других машин.

   Руслан, усевшийся рядом с водителем, обернулся.

   - Значит так. Сегодня, вот только что узнал, а тут и вы позвонили… Рассказываю. Перевернули все аэропорты. Подмазали кого надо. Катя ваша - в Лондоне. Где конкретно прячется, пока не знаю. Нужно связаться с кем-нибудь из наших в Англии.

   - А, чего тут уточнять? Она, где-нибудь поблизости от сына. Позвони телохранителю Игоря. Пусть в свободное время займётся поисками. Скажем, заявит в полицию, что она - карманная воровка. Напишет заяву. Её найдут, доставят в участок. А мы уже не выпустим её из вида.

   - Уже звонил. Телефон вашего человека не отвечает. Куда он делся, чёрт его знает.

   - Может, трубу потерял. Купит новую - сам перезвонит. Дашь ему инструкции. Конюха нашли?

   - Он думал, что загасился, да не тут-то было. Вычислили. В Таиланд улетел. Уже больше месяца там.

   - Хорошо. Подождём. Позже решу, что с ним делать. Пусть пока отдыхает, гадёныш.

   Дементьев замолчал.

   - А мы, куда едем? - поинтересовался Руслан.

   - Увидишь, буркнул Вадим.

   Ему сегодня предстояло слушать ворчание своего отца, который после развода с армией и женой жил на старой даче, приобретённой в годы, когда ещё была жива мама Дементьева.

   Вадима всегда раздражала нетерпимость отца к занятиям, которые выбирал его собственный сын. Бывший капитан первого ранга мечтал о военной карьере для Вадима, всячески уговаривая жену, чтобы мальчик пошёл учиться сначала в Нахимовское училище, потом в любой военно-морской институт. Дементьев не мог понять, что нашла мама - высокая красивая женщина в человеке со сложным непреклонным характером, да ещё с разумом солдафона.

   "Наверное - соблазнилась московской пропиской и квартирой в центре Москвы", - подумал Вадим, вспоминая рассказ матери, как бесновался отец, вернувшийся из шестимесячного плавания, когда узнал, что в свидетельстве о рождении указали фамилию ребёнка не Петров, как у отца, а Дементьев.

   "Надежда Дементьева. А, что? Мама была права, дав мне свою девичью фамилию", - Вадим не простил отцу постоянные ссоры с матерью. В раздражении она часто кричала:

   - Не хочу иметь ничего общего с человеком, которого вижу два раза в году. Не хочу встречать Новый год в одиночестве.

   - Что плохого в моей фамилии? Петров – не плохо звучит. Почему не посоветовалась? - зло спрашивал отец, узнав, какую фамилию носит его шестимесячный отпрыск, который удивлённо таращил глаза на незнакомого человека в чёрной морской форме.

   - Когда рождается маленький человечек, нормальный мужик должен приехать за женой в роддом. А ты в это время плавал на своей чёртовой подводной лодке неизвестно где.

   - Надя! Это мелко и недостойно жены морского офицера. У тебя — мещанское мышление.

   - Проваливай. Тебе море – дороже семьи.

   - У меня - служба. Ты понимаешь? Я Родине служу! - кричал отец в пылу очередного семейного конфликта. –А ты делаешь из сына тепличное растение. Вроде огурца. Кто-нибудь похитрее и надкусит его. В смысле - приберёт к рукам.

   - Что ты имеешь в виду?

   - Парень должен уметь постоять за себя. У него должны быть стержень и цель в жизни. Тогда никто не сможет на него влиять и навязывать нужные кому-то решения. Пусть - не военная карьера, хотя мне очень этого хотелось бы. Но мы должны готовить сына делать дело, а не просиживать штаны в элитной школе, а потом в офисе.

   - Что ты знаешь о Вадиме? И вообще, ты интересуешься хоть чем-нибудь, кроме своего парохода? Мальчик ходит в спортивную секцию...

   - Пароход? Ты хоть разбираешься в морской терминологии? Ты и море видела только на пляже в Сочи.

   - Ты прав. В Сочи. Где возле моих подруг всегда находятся заботливые и любящие мужья.

   - Бездельники, торгаши и чинуши! - гремел басом отец. - Изменишь с кем-нибудь из них - убью.

   Когда отец уезжал, отправляясь в очередное плавание, Дементьев с ещё большим рвением колотил по боксёрской груше в одном из спортивных залов, где его обучали приёмам каратэ и самбо.

   "Не позволю отцу тронуть маму даже пальцем", - думал он, обливаясь потом.

   Родители развелись пятнадцать лет назад, и Вадим сразу переехал в студенческое общежитие. Он не видел отца одиннадцать лет.

   - Хорошо, что вся эта бодяга кончилась разводом, - пробормотал Вадим, освобождаясь от неприятных воспоминаний.

   - Что вы сказали? - обернулся Руслан.

   - Так. Мысли вслух, - отозвался Дементьев.

   Мама умерла довольно рано, и Вадим, страшно переживая утрату, последние четыре года старался выполнять последнюю просьбу матери - присматривать за отцом, невзирая на прежние обиды, отчуждённость и неприязнь.

   - Он, в принципе - хороший человек, - шептала незадолго до смерти мама на ухо Дементьеву. - Резкий, непримиримый, но хороший. Военный. Что с него возьмёшь? Они все чокнутые. Ему покушать во время недосуг. Всё - на кусках. Но он любил меня, заботился. В деньгах не ограничивал. Он любит и тебя, но на особый манер. Обещаешь?

   - Обещаю, - согласился тогда Вадим…

   В дачном посёлке ничего не изменилось. По-прежнему на улицах пахло скошенной травой и пылью. Отец сидел на лавочке перед калиткой в кампании такого же пенсионера, как он сам. В отличие от своего приятеля, Петров выглядел слишком опрятно для дачника. Выглаженные брюки цвета морской волны, чёрные начищенные ботинки. Ворот белой рубашки открывал загорелую шею с едва заметными морщинами.

   "Старая закалка, - подумал Дементьев, вылезая из машины. - С реликтовым налётом. Динозавр из парка Юрского периода".

   - Смотри-ка, Иваныч. К тебе - гости. Знатное авто. Мерседес? Вроде нет. Хотя, звезда трёх лучевая привинчена на капоте...

   - Шёл бы ты домой, Тимофеевич, - перебил его Петров. - После договорим.

   - Ну, что ж. Пойду, коли так, - не обиделся старичок в мятых галифе и стоптанных тапочках на босу ногу.

   Он встал, потоптался, скрипя суставами, и пошёл прочь, оглядываясь на Руслана.

   - Давно не виделись, - сказал отец, тоже вставая.

   - Э-э... - замялся Вадим. - В прошлом году, вроде я приезжал. В это же время, летом.

   - Угу. Два года назад в сентябре.

   - Тетрадочку ведёшь? - усмехнулся Дементьев.

   - А то. У меня все ходы записаны, проворчал отец. - Как у Ильфа в "Двенадцати стульях". Я же - Петров. А вот тебя память подводит. Понимаю. Бизнес. Ты же - самый деловой из всех коммерсантов, выросших на почве спекуляции.

   Дементьев промолчал, кивнул водителю. Тот вынул пакет из багажника и сунул его в руки боссу.

   - Пошли в дом, однако, - предложил отец и повернулся спиной к улице.

   - Подождите здесь. Я - недолго, - сказал Вадим своим людям.

   - Зря ты это! - сердито воскликнул Петров, глядя, как Дементьев начал рассовывать продукты по полкам холодильника. - Я - не нищий. Мне гуманитарная помощь не нужна.

   - Мама просила заботиться о тебе, - примирительно выдавил из себя Вадим.

   - Мама, ох уж эта твоя мама, - ворчал Петров. - Садись, раз заехал.

   - Я не задержусь. Потерпи.

   - Ясный корень, что сегодня не задержишься. Придёт время – задержат. Тебя дела ждут, да случаи. Что? Не все ещё куски государственной собственности поделили? Кто бы мог подумать? Мой сын - нечистый на руку парень...

   - Пап, не начинай.

   - А чего тут начинать, если вы уже со многим покончили? Или, вон по ящику говорят - предстоит новый этап приватизации государства. Вернее того, что от него осталось.

   - Слухи о переделе? - уточнил Вадим, садясь на подвернувшийся табурет. - Правительство ясно дало понять, что пересмотра итогов приватизации не будет.

   Дементьев тут же пожалел о своих неосторожных словах. Отец был явно не в духе. Бывший морской офицер сразу взял нить разговора в свои руки.

   - Знаю, что не будет. Чубайс не позволит. Вы же давно всё продали америкосам по бросовым ценам. Самые лакомые куски "оборонки". Чай будешь?

   - Нет.

   - Вот и ладно. Вы бы тогда говорили Чубайсу "Не трогай народное добро", когда тот объявил всему миру... Постой, вспомню... Что-то вроде этого... Мы не могли выбирать между "честной" и "нечестной" приватизацией, потому что честная приватизация предполагает чёткие правила, установленные сильным государством. А оно, мол, сейчас слабое и не может обеспечить соблюдение законов. Знаешь, что я тебе скажу? У нас тогда и государства не было. Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом. Во как. Честных способов, видишь ли не было...

   "Чёрт! Остапа понесло" - зло усмехнулся Дементьев, вспомнив с подачи отца хорошо знакомую фразу Ильфа и Петрова.

   - Что рожи корчишь? Не любишь правды. Так послушай старика. Может, в тебе совесть заговорит. Двести шестьдесят оборонных предприятий, самые уникальные, высокотехнологичные лакомые куски оборонки отданы за бесценок. И, кому? Например... Какой-то грёбаной "Ник энд Си Корпорейшн" продали девятнадцать военных заводов. Среди прочих - Иркутское авиационное производственное объединение, где делают истребители СУ. Дальше. Корпорация Туполева, ЗАО Евромиль. Пошли с молотка. А на их мощностях проектируют и производят боевые и гражданские вертолёты. Американцы с англичанами являются теперь владельцами контрольных пакетов акций "МИГа", "Сухого", ОКБ Яковлева, авиапромышленного комплекса Ильюшина. Немцы не могли нас победить, а "Сименсу" без боя досталось более двадцати процентов акций Калужского турбинного завода, производящего оборудование для атомных подводных лодок. Это как? Молчишь? Ладно. Пойдём дальше. Крупнейший в Европе Самарский металлургический завод продали за 2,2 миллиона долларов. Уралмаш вместе с десятками тысяч рабочих - за 3,72 миллиона. Челябинский тракторный завод, где собирали танки и, где пятьдесят тысяч работяг ушёл за 2,2 миллиона. Ковровский механический завод, обеспечивавший оружием всю армию - за 2,7 миллиона. Сколько, ты думаешь, денег поступило в казну?

   - Не знаю, мрачно сказал Дементьев.

   - Тогда я тебе скажу. От продажи ведущих российских предприятий, стоивших 1 трлн. долларов, в казну упало каких-то жалких - 7,2 млрд. долларов. Но не в этом суть. Спроси меня, что в этом деле было главным?

   - Что? - послушно произнёс Вадим.

   - А то, что приватизация "по Чубайсу" способствовала установлению контроля со стороны Запада  над стратегически важными и экономически значимыми предприятиями оборонного комплекса. А была ли там наша доля? В смысле - доля России. Да была...

   - Вот видишь. Не всё так плохо, - покровительственно улыбнулся Дементьев.

   - Зря лыбишься. Наша доля - жалких 14%. Это даже не блокирующий пакет. Чубайс сделал так, что наша страна и правительство стали абсолютно беспомощными перед новыми владельцами, среди которых подавляющую часть составляют америкосы, прибравшие к рукам лакомые куски нашей экономики через подставные фирмы. Куда смотрели компетентные органы? Куда смотрел Черномырдин, а потом этот Кириенко с масленым лицом колобка, только что выскочившего из печки? И как, сволочи, хитро всё хапнули. За наши же деньги.

   - С чего ты это взял?

   - А из секретного доклада Счётной палаты. Есть ещё друзья наверху, снабжают информацией. Представь себе. Консорциум коммерческих банков выдал нашему государству кредит - 650 миллионов долларов, получив в залог крупные пакеты акций предприятий нефтегазовой промышленности. Но перед тем, как банки направили горячо любимой стране деньги, министерство финансов России разместило в этих же банках на ту же самую сумму так называемые свободные валютные средства из федерального бюджета. Банки кредитовали государство государственными средствами, а когда государство не сочло нужным или умышленно не захотело вернуть кредит, все предприятия, полученные банками в залог, обрели новых собственников. Неплохие сделки проворачивали в то время. Если ты не знаешь - по выпуску основных видов промышленной продукции Россия в "девяностых" скатилась в среднем до уровня 1931 года. В некоторых случаях, например по выпуску шерстяных тканей, мы достигли планки 1880 года. И, как прикажешь это понимать?

   - Время было такое, - сказал Вадим, взглянув на часы. Ему не хотелось ссориться с отцом и вступать в полемику.

   - Время? Ага. Дождались сволочи, когда можно было резать по-живому. Флот! Ты только подумай, флот, которому я отдал всю жизнь, командуя атомным ракетоносцем... Смотри сюда. Не смей отводить взгляд. Сторожевой корабль "Доблестный" продан за жалкие 69 тысяч долларов. Эскадренный миноносец Упорный - за 173 тысячи. Тяжёлый авиа несущий крейсер "Киев" - 1 миллион 800 тысяч. Ракетный крейсер "Зозуля" - 756 тысяч. Большой противолодочный корабль "Смышлёный" - 189 тысяч. Список этот огромен. Корабли проданы, каждый в среднем, за сумму одного автомобиля Мерседес класса люкс, меньше стоимости квартиры в Москве. И это флот, во многом определяющий обороноспособность твоей Родины. "У нас нет других союзников, кроме Армии и Флота". Так говорил Александр Третий своему сыну Николаю, будущему императору. А военные базы, которые обеспечивали нашу безопасность на дальних подступах и которые мы закрыли? Или скажешь, что руководство или эта пьянь - Ельцин не знали обо всём этом. Если Борис Николаевич не знал, то тогда его следует судить за халатность и нанесение ущерба государству в особо крупных размерах. Но "фишка" в том - он знал, что делает, сволочь. Представь. Ельцин отправил в нокдаун весь Американский конгресс, когда выступил там со словами: "С этой минуты я отдаю приказ - снять со стратегических ракет нацеленных на вас, джентльмены, боеголовки." В первые секунды Клинтон и конгрессмены не могли ртов закрыть от удивления. Это был шок. И тогда Ельцин переспросил американцев: "Вы поняли?" Через минуту, когда до всех дошло, они заулыбались и зааплодировали. А приезжий чудак на букву "М", не просыхающий от водки, в эйфории идиотского пацифизма радостно и глупо улыбался, аплодируя сам себе. Желание понравиться, угодить просто светилось на его лице. Значит, ведал, что творил. Тогда для Борис Николаича меняется состав преступления. Это статья - предательство и измена Родине. Когда-нибудь его будут судить. Типа - посмертной награды.

   - Судить? Это вряд ли, - отмахнулся Вадим.

   - Да, погоди ты. Что мы получили взамен? Продвижение НАТО на Восток и строительство американских военных баз вблизи границ России. А энергетика? Бывший помошник Путина, не помню его фамилии, написал, что за первые годы приватизации было продано активов в электроэнергетике на 30 миллиардов долларов. В российскую казну поступило ноль целых, ноль десятых. В секретном докладе Степашина - бывшего председателя Счётной палаты все эти цифры есть. Например, после продажи вооружений на 3,7 миллиарда долларов госбюджет получил - 7 тысяч "зелёных". Как пел Высоцкий? Где деньги, Зин? Засекретили информацию Степашина, но уши Чубайса и здесь торчат.

   - Но ты же не будешь отрицать, что при всех своих недостатках и тупости, Ельцин - мужик? Не каждый на партийном съезде мог положить свой партбилет на стол перед Горбачёвым.

   - Борис Николаевич уже тогда знал, что он сделает с партией, Советским Союзом и Горбачёвым. Вот вы все — молодые, да ранние Совок ругаете. Мол, то было плохо, это — через пень колоду. Господи! Откуда это у вас? Я, например, ничего плохого в Совке не видел. Я был горд, что служу своей Великой стране, которая, между прочим, играла важную роль в системе международных отношений и безопасности. Американцы плюнуть в нашу сторону не смели. А сейчас. Никто нас не боится. Какая-то вшивая Польша, не говоря уже об Украине и прибалтах чуть ли не ноги о Россию вытирает. Памятники нашим солдатам, погибшим за свободу этих засранцев, демонтируют. Грозят нам. За НАТО прячутся. Эх! Мы долго запрягаем, но быстро ездим. Им вся их мерзопакостная местечковая натура ещё аукнется. А, что касается Ельцина... Жаль, что Борю в детстве научили читать. Чубайс и Старовойтова перевели ему с английского американский сценарий развала нашей страны. И, что? А, ничего. Боря, засучив рукава, взялся разваливать. Идиот хренов. А ему памятники нынче ставят, музеи его имени открывают. Мол, отец демократии, якорь ему в глотку...

    Отец Дементьева высморкался и вытер белым, идеально чистым носовым платком нос.

   - Вот, смотри. Либералы говорят о самостоятельности Ельцина, о его независимости в принятии решений. Это - миф, дымовая завеса, запущенная командой Гайдара. Факты говорят о другом. Чубайс - глава Госкомимущества в 90-е годы назначил гражданина США - сотрудника ЦРУ Джонатана Хея начальником отдела иностранной технической помощи при правительстве России. Уже по инициативе этого американца, и по приказу Чубайса создали в Госкомимуществе экспертную комиссию. Ей было поручено в обязательном порядке рассматривать и редактировать все проекты Указов Президента России, постановлений Правительства и чиновников Госкомимущества на тему выбора способов приватизации в отдельных отраслях промышленности, создания холдинговых компаний и передачи управления пакетами акций в доверительное управление всё тем же америкосам. Заместителем Чубайса в экспертной комиссии естественно стал тот же самый Хей, членами комиссии, послушай фамилии: Аккерман, Андерсон, Де Гир, Гухуни, не помню дальше имён, но большинство - евреи. И только двое, всего двое в высочайшей комиссии, решавшей стратегические вопросы, оказались российскими гражданами... Поэтому, любое решение этот подонок Хей проводил большинством голосов своих иностранных коллег. Эта же комиссия сама и писала указы Президента Российской Федерации и Правительства, касающиеся приватизации. Может, хотя бы спросишь - в чьих интересах формировалась государственная политика России?

   Дементьев ещё раз удивился осведомлённости отца, но вспомнив, что многие сослуживцы Петрова, морские офицеры занимали большие должности во Внешней разведке, счёл уместным скрыть удивление за непроницаемой показной маской безразличия, предпочитая дать отцу выговориться.

   - А я тебе скажу в чьих, - не унимался отец. – В интересах америкосов. Чтобы им было легче собирать секретную информацию, особенно в оборонке, по всей России. В те годы Госкомимущество на американские деньги - порядка сто миллионов, взятых, конечно же, в кредит, создали Российский центр приватизации. Эта контора раскинула по стране сеть региональных филиалов от восточных до западных границ. Задача – сбор и обобщение информации о всех предприятиях, включая оборонные, секретные, закрытые, режимные. Центры занимались оценкой перспективности промышленных активов для иностранных инвесторов, и, само собой разумеется, сбор сведений для военных, промышленных и научных разведок. Иностранцы провели не только полную ревизию всего, что есть в России, но и получили, как я уже сказал, самые лакомые куски военной промышленности. Дружок Чубайса еврей Яков Макни имел за рубежом карликовую маркетинговую компанию "Стар", которую американцы давно исключили из списка серьезных фирм по причине неплатежеспособности. А рыжая сволочь превратила эту кампанию из банкрота в процветающую международную финансовую группу "Стар технолоджи системз", дав возможность разорившемуся жиду в процессе приватизации скупить 31 процент акций "Лензолота". А это - контрольный пакет, не больше, не меньше. Команда чубайсят занималась занижением государственной доли собственности на стратегических предприятиях, отгружая заводы оптом западным компаниям. Это не издержки приватизации, это осознанный, целенаправленно проводимый "доморощенным", а скорее всего, воспитанным американскими агентами, казачком план уничтожения обороноспособности нашей страны. Банкротами Чубайс в первую очередь делал те предприятия, которые гвоздями торчали в сиденьях кресел западных конкурентов. Военные заводы умышленно подводились под "самоликвидацию", и никто не вникал в причины и следствия их "самоубийства". Никто не считал, сколько заводов ликвидировали, что они выпускали, что перестали выпускать. Либералы из правительства Гайдара рвали, резали гигантские, созданные поколениями рабочих, технологические цепочки. Ревизия Счетной палаты показала, что семьдесят процентов предприятий, умышленно признанных неплатежеспособными, относились к пяти ведущим стратегическим областям промышленности, несущим основную нагрузку государственного оборонного заказа. Чубайс прекрасно знал, что делал, - он осознанно, продуманно разорял и уничтожал страну, губил население России и оставался неуязвимым. Кто мне возразит, что он не сотрудник ЦРУ, а, скажем, просто агент влияния, я плюну тому в лицо.

   Петров перевёл дух и видя покорное, терпеливое лицо сына, продолжал:

   - Зачем америкосам понадобился еврей Чубайс и, почему наша элита так крепко держатся за него? Мотай на ус, пока я жив. Сегодня остались две общемировые ценности, за которые можно перегрызть горло: территория и природные ресурсы. Россия занимает седьмую часть суши, а стоимость всех основных видов ископаемых здесь составляет двадцать восемь триллионов долларов. К примеру, в США стоимость ресурсов не превышает восьми триллионов...

   - Откуда у тебя такие данные? - спросил Дементьев, впервые проявляя интерес к словам отца.

   - Не имей сто рублей. Дальше слушай... Не перебивай, а то мысль потеряю. И забыл тебе сказать. Твоя хвалёная Америка — образец демократии — тоже миф. Там процветает институт выборщиков вместо прямых выборов президента. Это, как? Ни один президент США не является самостоятельной фигурой. Двухпартийная система? Чушь. У них одна партия — толстосумов. Разделена для видимости. И каждый вновь избранный президент действует в интересах определённой части сильных мира сего. Ротшильдов, Морганов, Лоэбов, Фордов, Локхидов. Типа — сегодня наша очередь, а завтра — ваша. Яркий пример — Обама. Откуда и с какого бодуна взялся этот черножопый — сын эмигранта из Кении? А я скажу тебе, если не знаешь, - Петров взял в руки огурец, но надкусывать не стал, понюхал и положил снова в тарелку.

   - Америка в то время находилась накануне жесточайшего экономического кризиса со всеми вытекающими последствиями и угрозами американскому образу жизненного пофигизма. Нужен был человек для проведения непопулярных реформ в социальной сфере, банковском деле, страховании, промышленности и так далее. Разве простой американец не возмутился бы, если бы кто-то залез к нему в карман? Такого президента газеты и телевидение жрали бы по кусочкам каждый день на завтрак, обед и ужин. Вот Ротшильды и нашли Обаму. А до той поры он был никому неизвестен. Сначала сделали его сенатором, а потом президентом, а в последствии — козлом отпущения. А ему, что? Как с гуся вода. Вот такая загогулина у них получилась. Да... О чём я говорил перед этим? - Петров озадаченно почесал затылок.

   - Сравнивал ресурсы. Наши и америкосов.

   Точно... Скажем, запасы нефти в России составляют сто тридцать две тонны на человека. В США – только четырнадцать тонн, газа – двести семьдесят пять тысяч кубометров на человека. В США – девятнадцать тысяч. Не случайно в Давосе ещё в девяносто четвёртом году хитроумные представители Ротшильдов и прочие евреи озвучили план глобального разделения труда: Западная Европа и США займутся наукой, конструированием и дизайном, Китай и Азиатские страны – промышленностью. Россию даже не упомянули. Сырьевая колония! - Что еще о нас говорить? Как поставщику сырья, России не нужна промышленность, ее и уничтожают. Не нужны наука, образование, вот и закрывают академические институты, реформируют образование... Да и населения при таком раскладе нужно миллионов пятьдесят. Не больше. Вот он - лимит. Именно такую квоту определил для России "Римский клуб"1 под эгидой ООН в программе "Будущее мира".

   Петров тыльной стороной ладони вытер слюну с губ.

   - Ты хотя бы знаешь, что такое "Римский клуб"?

   Дементьев утвердительно кивнул, совершенно не представляя, о чём идёт речь.

   - Молодца. Ты растёшь в моих глазах. Думаешь, Чубайс себя любимого забыл при дележе пирога российской собственности? Ошибаешься. Даже сами американцы в своё время были в шоке от уровня коррупции среди чиновников России. В США десять лет назад опубликован доклад про нашу коррупцию. Люди, работавшие над этим документом, сравнивали коррупцию в России с процедурой вскрытия трупа. Мол, тот же тяжелый гнилостный запах. С американской стороны главными виновниками расцвета коррупции в России названы: вице-президент администрации Клинтона - Альберт Гор, заместитель Госсекретаря Тэлбот и министр финансов Саммерс, с российской стороны - Анатолий Чубайс и Виктор Черномырдин, они же в том самом докладе получили статус самых крупных коррупционеров. Акулы, понимаешь? Впереди планеты всей. Чубайс в докладе прямо назван вором. Вся приватизация в России – это иностранная интервенция, прямое силовое вмешательство через американские спецслужбы и Международный валютный фонд. Деньги – та же сила, то же оружие, и лица, способствующие приближению нашего поражения – интервенты, враги России, государственные преступники. Либералы кричат на всех углах: - "Чубайс гениальный менеджер!" Ложь. Он несостоятелен ни, как экономист, ни, как управленец. Ведь, ничего не достигнуто из целей, которые он сам и определил для России. Оказалось - лапшу на уши нам вешал. Если всё, что сделала эта рыжая бестия оценивать с позиций врагов России, тогда Чубайс гениален: он разрушил промышленную базу страны, подорвал обороноспособность государства. Понятно, что не он это задумал, не он разработал план. Понятно, что за этим стоят сотни, тысячи людей, спецслужбы и страны, однако, вся правда в том, что Анатолий Борисович лично руководил и осуществлял  грандиозную подрывную операцию под кодовым названием "Приватизация". Ни в ком другом нет того цинизма, той откровенной наглости, той беспредельной ненависти к русскому народу. Все эти качества во время заметили

 американцы, если только не воспитали их в Чубайсе сами через своих агентов влияния.

 

1 Римский клуб - международная общественная организация (аналитический центр), созданная итальянским промышленником Аурелио Печчеи. Объединяет представителей мировой политической, финансовой, культурной и научной элиты Запада.   

 

   - Толя — одного поля ягода с Михо Саакашвили, Петром Порошенкой и всей остальной гоп компанией, включая бывшую комсомолку, латышскую нацистку Далю Грибаускайте. Все вы такие — бывшие комсомольцы...

   "А я, идиот, думал, что когда-нибудь "сделаю" свой первый миллиард "баксов", - с раздражением думал о своём Дементьев. - Наверное, цветом волос не вышел. Мне бы рыжим родиться. Но они ошибаются. Что моё - то моё. Ни одного куска своего не отдам. Хрен им, а не пересмотр итогов. Нужно только быть чуть хитрее и дальновиднее".

   - Ты, конечно, плохо помнишь финансовый кризис девяносто восьмого? - снова застал сына врасплох Петров.

   - Я тогда только начинал, - ответил Вадим. - Так, читал кое-что.

   - Начинал учиться воровать? Ладно, ладно, шучу. А я тогда потерял все деньги, которые удалось отложить. Это была новая афера Анатолия Борисовича - создание рынка ценных бумаг, программа государственных краткосрочных облигаций. Чем больше выпускали этих бумажек, тем меньше денег попадало в карман государства. В декабре девяносто седьмого стоимость обслуживания самого рынка ценных бумаг превысила поступления от их продажи, и организаторам несостоявшегося финансового процветания пришлось опять лезть в карман страны , чтобы вытащить оттуда 600 миллиардов рублей на покрытие убытков. Не в казну несли, а из казны! Вот такой он гениальный финансист твой Чубайс.

   - Он не мой?

   - Какая разница? - твёрдый, резко очерченный подбородок отца дрогнул от негодования. - Кто снял все ограничения на вывоз иностранной валюты от продажи ГКО? Огромные деньги потекли из России, тем самым девальвировав рубль...

   Дементьев даже не думал, что в лексиконе отца могут быть слова "девальвация", "рынок ценных бумаг" "доходность", "активы" и прочее. А Петров даже не заметил удивлённого взгляда сына.

   - В августе девяносто восьмого курс валюты подпрыгнули сразу на 400 – 500 пунктов, спрос на неё превысил предложение в семнадцать раз, доходность ГКО достигла немыслимого навара – 326 процентов. А, что было потом? Собрались пять человек - Чубайс, Кириенко, министр финансов Задорнов, Гайдар, не помню, кто ещё. Поговорили немного, поухмылялись... Слишком уж "веселым" показался им этот исторический момент. А потом объявили: "Дефолту быть!" К тому же - предстояло выплатить гигантский, в 4,8 миллиарда долларов стабилизационный кредит, выделенный тогда России Международным валютным фондом на укрепление рубля. Кстати, почти четыре миллиарда так и не дошли до казны. Тебе интересно, куда они пропали? Их растащили по счетам в оффшорах вышеназванные личности. И, вдруг, представь себе, выясняется, что ни один официальный орган власти вопрос об экономической капитуляции России не обсуждал и постыдного решения не принимал.

   Петров поднялся с табурета, полез в холодильник и достал две бутылки пива. Одну он открыл и протянул Вадиму. Тот отрицательно качнул головой.

   - Как хочешь, - сказал отец, понизив охрипший после глотка голос. - Путину, как бывшему чекисту, наверное, было приятно узнать, что приватизацией в России заправляли сотрудники ЦРУ США? Вот пишут, что наш президент - самый богатый человек в мире. Ха! Думаю, Чубайс его переплюнул ещё в "девяностых".  Толя - государственный преступник, такой же, как обожаемый им Ельцин, которого он вовсе не любил и не уважал, а теперь хитро усмехается при упоминании имени Бориски. Рыжий Толик, а с ним ближний круг Ельцина сняли все сливки с дефолта. Предупредили друг друга заранее, конфиденциально конечно, в режиме строжайшей секретности. Потом дали задание Кириенко. Затем эта гопкампания скупила валюту, пока та была дешёвой, а после падения рубля продали. Вспоминаю, как Ельцин грозился всех уволить, если рубль не вернётся к своей прежней цене. Да, вернули на короткое время, чтобы вновь по дешёвке скупить "зелёные", а потом снова пихнули "деревянный" под горку. Семьдесят процентов населения страны за неделю стали нищими.

   - Сейчас при Путине всё по-другому - сказал Дементьев.

   - Ты или наивный или прикидываешься. Думаешь - Центробанк сегодня отпустил рубль в свободное плавание просто так? Зря, что ли курсы валют прыгают то вниз, то вверх?

   - Курсы привязаны к цене на нефть.

   - Расскажи это вон, соседу моему - простаку Тимофеевичу. Нет ни одной страны в мире, которая после всех бед, свалившихся на неё при Бориске, позволила бы своей внутренней валюте уже сегодня обесцениться в два с половиной раза. Даже Украина с её рукотворным майданом и провалом в экономике не позволила гривне упасть так низко.

   - Это - наша плата за Крым, - Дементьев пожал плечами, словно сам сомневался в том, что говорил. - Больше рублей после продажи валютной выручки экспортёрами - больше налогов, больше денег в казне. Внутренние цены примерно остались на прежнем уровне. А нам ещё мост нужно достроить через Керченский пролив, плюс всю инфраструктуру обновить на полуострове, да ещё пенсионеров у нас стало больше. Донбасс — вот-вот наш будет..

   - Как же. Больше рублей. Держи карман шире. Все наследники Чубайса одним лыком шиты. Центробанк сливает кому надо информацию о том, будет он, например, сегодня, сдерживать курс или отпустит. Чубайсята - любители поживиться за чужой счёт никуда не делись. За один день состояния делают на валютных спекуляциях. И ничего им за это не грозит. Был один наивный генеральный прокурор, да его же и вышли.

   - Это ты о ком?

   - О Скуратове. О ком же ещё. По его распоряжению завели уголовное дело на Чубайса, которое тут же и тормознули, потому что на самого генерального прокурора быстро нашли компромат, устроив провокацию, а, пришедший ему на смену нынешний генеральный прокурор с крылатой фамилией Чайка, быстренько спрятал в собственном клюве, то бишь — сейфе, взрывоопасное дело. Зато люди устроившие дефолт, совершившие тягчайшие государственные преступления, сразу же заняли высочайшие посты в после ельцинском государстве: Сергей Кириенко стал министром - членом правительства, Анатолий Чубайс возглавил стратегическую энергетическую отрасль РАО "ЕЭС России". Ныне те же самые лица стоят во главе крупнейших государственных корпораций. Чубайс – генеральный директор "Роснано". Кириенко – генеральный директор "Росатома". Пустили козлов в новый огород. Чубайса числят уже не подозреваемым в свершении особо тяжких государственных преступлений, включая измену Родине, а подобострастно лижут ему зад и величают видным государственным и общественным деятелем. Ему так и в энциклопедию попасть недолго. Напомню тебе, что по заключению специальной комиссии Совета Федерации, именно Анатолий Чубайс был среди тех, кто участвовал в сговоре с зарубежными спецслужбами, предавая огласке государственные тайны. Свои корыстные коммерческие интересы, интересы своих зарубежных партнеров он всегда ставил выше национальной безопасности России. А сегодня. наверняка, уже сидя в "Роснано", торгует свежими секретами. Вот такая она наша демократия. У кого-то есть право воровать, а у кому-то не мешают лапу сосать от голода.

   - У тебя тоже есть права. Вас же много бывших военных, которые были в высоких чинах. Поговори с друзьями. Напишите коллективное письмо президенту. Вода и камень точит. Смотришь - сошьют Чубайсу новое дело.

   - Сошьют? Ну и жаргон. Ты с кем общаешься, Господи? Какие права? Какая от них польза? Например, от свободы слова? Ведь, сегодня никто не спорит с властью. Какой толк от свободы прессы, когда никто не задаёт острых вопросов. От свободы собраний? Когда все делают вид, что их всё устраивает и все единогласно хвалят Путина. Если на твои права не обращают внимания, они превращаются в пустой звук. Подожди, - Петров сделал озабоченное лицо и насторожился. - Вот, сейчас, ты что-нибудь слышишь?

   Вопрос застал Дементьева врасплох. Он непроизвольно прислушался, склонив голову на бок.

   - Самолёт где-то летит...

   Отец раскатисто засмеялся.

   - Не тот звук это, милый. Ты Россию послушай. Молчит Россия. Кстати о Путине. Ты видел того старичка - Тимофеича? Сидел со мной на лавочке.

   - Божий одуванчик, - проворчал Дементьев, украдкой взглянув на часы.

   - Этот одуванчик шарит в Интернете... Куда до него молодым? У него на даче компьютер стоит "Apple". Как тебе это?

   - Ну и что он им делает? Гвозди забивает? - Вадим улыбнулся.

   - Гвозди? Можно и так сказать. Компромат собирает на власть нашу всенародно избранную, крышку гроба забивать собирается.

   - Деревенский дурачок, - Дементьев потянулся, выгибая усталую спину.

   Ему уже не терпелось уехать, и он мысленно искал повод распрощаться с отцом.

   - Ага, дурачок. Знаешь, что он в блоге своём написал. Мол, обиженные президентом беглые олигархи, не суетитесь, сливая в прессу выдумки про Путина. Типа — это всё слухи  бездоказательные. Зачем ему сорок миллиардов долларов личного состояния? Зачем ему тридцать семь процентов акций Сургутнефтегаза или четыре с половиной процента активов Газпрома? Ну, был парень по молодости связан с какими-то питерскими бандитами, а потом с хапугой Тимченко и Ротенбергами. За каким чёртом сейчас ему рисковать своей репутацией? Вова сам сказал... Стой, сейчас вспомню. Сосед мне читал выдержку из интервью Путина. Не ручаюсь за точность. "Я самый богатый человек не только в Европе, но и в мире. Я собираю эмоции, и я богат тем, что народ России дважды доверил мне руководство такой великой страной, как Россия. Я считаю, что это – самое большое мое богатство". Понял, что это значит?

   - Не догоняю.

   - Власть. Вот главное богатство для Путина. Он создал систему, в которой глава государства не нуждается в деньгах и активах. В его распоряжении вся страна. Стоит нашему президенту щелкнуть пальцами, как любая государственная компания уступит его друзьям активы по бросовой цене. Стоит ему лишь шепнуть - и зажиточные предприниматели скинутся на роскошный ремонт резиденции президента или на любую другую прихоть. Скажем, на мундиале по футболу...

   Дементьев вспомнил, что кое-кто из его друзей во хмелю и по "страшному" секрету рассказывал о Тимченко, Миллере и Ротенберге - старых приятелях и деловых партнёрах Путина в пору, когда тот ещё был одним из чиновников в администрации мэра Санкт-Петербурга - Собчака. Сегодня эти "пацаны" владеют банками, нефтяными терминалами, Газпромом, наконец. И что американские санкции, прежде всего, направлены против ближайшего окружения Путина, против кампаний и людей, управляющих баснословными активами имеющими отношение к президенту.

   "А он плюёт на санкции и лишь хитро улыбается, - подумал Вадим. - Действительно, что нашему ВВП до санкций, когда вся Россия в его собственности?"

   - Да-а-, - протянул Дементьев. - Твой сосед - старичок - не так прост. А с виду - безобидный и пахнет нафталином.

   - Хм. Старичок? Да ему всего - пятьдесят шесть. Со странностями конечно, но кто сейчас без них. Он даже в президенты России решил выбираться.

   - Завидует? Богатым хочет быть?

   - Лично я думал — дурью он мается от безделья. Ищет применение нерастраченным силам. Дефицит общения, и всё такое прочее. Ни фига подобного. Ему за державу обидно. Ты бы его программу почитал. Он её через интернет распространяет. У тебя смартфон есть, чтобы 4-G ловил?

   Вадим со вздохом полез в карман.

   - Вот, держи.

   - Ты уж сам найди. Забей в поисковик - "Фомин - кандидат в президенты 2018".

   Вадим подчинился. Ему стало интересно.

   "Во, чем тут на природе старички забавляются. С ума сойти", - думал он, следуя указаниям отца.

   На экране большого дорогого гаджета появилась фотография пожилого опрятного человека в костюме и следующие строки.

   "Не принадлежу ни к какой партии, тем более - не собираюсь вступать в существующие или создавать некую новую, ибо считаю их никчемными, что и доказали предыдущие шесть созывов Государственной думы России... Более того, уверен, что партии привносят, если не насаждают, раскол в народ. Сама Россия должна быть обществом социальной справедливости. Управление всеми процессами (внутренними и внешними политическими, экономическими, макроэкономическими) должно идти путём референдумов, хоть ежемесячных. Только народ имеет право решать КАК ЕМУ ЖИТЬ В СВОЕЙ СТРАНЕ. Перед Законом все должны быть равны! И преступник Ельцин, расстрелявший Закон, Конституцию и беззащитных людей, и Горбачёв, разваливший СССР (не без помощи того же Ельцина в Беловежской пуще) и виновный во всех слезах, смертях на постсоветском пространстве, предавший итоги Второй Мировой Войны, кровь наших отцов, дедов и матерей, погрузивший своей недальновидной, непродуманной в деталях перестройкой русский народ в пучину хаоса, в звериное создание империализма, вытащив из людей всё чужеродное, всё злое, остервенелое, отправив собственных граждан в джунгли - постоянные переделы собственности, в Гражданскую войну, где брат пошёл против брата (Украина и Россия), российский офицер против российского офицера, заставив армию не выплатами зарплат сесть в долговую яму. Я стою за отмену первого Указа Путина об уголовном не преследовании Ельцина. Надеюсь, вышеупомянутый указ - не благодарность Всенародно избранному за назначение Преемником и не следствие некоторой договорённости... Я не планирую лично соприкасаться с какими- либо предвыборными финансами, даже от пожертвователей, если таковые найдутся, хотя не откажусь от помощи добровольцев, которые смогут заняться моей выборной компанией, а не из личной корысти... Мои предвыборные лозунги звучит так:

   - Зарплату депутату Госдумы - не больше семи МРОТ (с 1 июля 2016 года она составляла 7500 руб.). Плюс похлёбка в обед, как в любой больнице. Чтобы помнили, КОМУ служит и, КАК ЖИВЁТ сам НАРОД!"...

   - Каждый силовик примет новую присягу - НЕ СТРЕЛЯТЬ В НАРОД, если пожелает служить НАРОДУ, а не БАБЛУинам...

   - Амнистия всем партиям... Пусть расходятся по добру и по здорову...

   Перед уходом из Думы (исходом из Думы) должны очиститься - сдать все активы, присвоенные за время депутатства.

   - Никаких упоминаний о партиях. ЗАПРЕТИМ ВСЕ, если не посовеститесь и сами своими руками, хоть языком своим бескостным не вычистите СЕБЯ и ВСЕ законы от БАБЛА...

   - Закончить РАЗ И НАВСЕГДА с фетишизмом (сродни фашизму, не так ли?) Никто никогда не будет вешать ни чьи портреты в кабинетах, строить на улицах памятники бывшим у власти, изображать их на футболках и нижнем белье, даже внутри презервативов...

   - Никаких людских фамилий улицам. Не надо теребить прах, переименовывая раз за разом улицы. Чем плохо название " Берёзовая аллея" или улица "Абрикосовая"? Установленные Памятники, тем более МЕМОРИАЛЫ Победе в ВОВ, её Героям, как и Героям России, все Памятники не сносить и не позволять сносить за границей, вплоть до разрыва дипломатических отношений!!!

   Провести референдум по Ельцину. Народ - добрый, может и простить... Проголосуют, что преступник (более 50% плюс один, минус МОЙ ГОЛОС) из явившихся на участки - так тому и быть... Позорить его, как Гришку Отрепьева1 в своё время. Простят - более 50% +1 (в их числе - ВАШ ГОЛОС), значит, забудем... И про голову на рельсы, и про ГКО, и про "Дефолта не будет", - разве всё перечислишь... Про НА ТРОИХ в Беловежской пуще... Да и зачем, если НАРОД простит? В последний раз - последнего...

    Горбачёва - судить во всех странах на постсоветском пространстве, и в Нагорном Карабахе, и в Чечне, и в Приднестровье с Молдовой, и так далее.

   Дедушку Ленина в честь 100-летия задуманного им ПРЕКРАСНОГО ДАЛЁКА… Предать, наконец, земле, похоронить... А лучше - развеять прах с космической станции... Запретить или сослать в одно место двуруких бандитов – членов Единой России, пришедших на освободившееся место коммунистов. Вы нас ВСЕХ держите за дураков, устроив России питерскую БРИГАДУ - БЛОКАДУ...

    Кто Президенту дал Право на личную жизнь, на развод с женой, кладя сверху на институт семьи? Чему это учит НАРОД?"...

   - Бред сумасшедшего, - раздражённо сказал Дементьев, не дочитав до конца.

   - Не скажи. Про зарплату депутатам - не в бровь, а в глаз. Впрочем, ладно. Тебе пора. Внук мой растёт?

   - Ещё как, - Вадим начал хмуриться.

   - Ты бы привёз его, показал, каким он стал.

   - Я же тебе дарил фото.

   - Что фото? Я и жену твою только на фотографии видал. Да и то лет десять назад, когда она ещё сопливой пацанкой была. Вы там - вместе в загсе стояли. Ну и карточку ты мне дал... Господи! Качество – никакое. Лица не разглядишь. Во, дела, дожил. Даже не знаю, как внук и сноха выглядят сейчас. Шекспир не зря говорил: "О времена, о нравы!

   - Прости, батя... Игорю некогда. Секции разные, кружки. Сейчас в Англии учится. У жены тоже времени нет совсем.

   - Понимаю, - язвительно проворчал отец. - За десять лет пятнадцати минут на свёкра не нашлось. Беда с вами, деловыми. Хорошо, если на похороны явитесь.

   - Брось, отец. Не начинай, - сказал Дементьев, поднимаясь.

   - Знаю. У тебя тоже времени нет. Что за народ? Вон ещё тут есть один сосед через улицу. На него дача по наследству свалилась, так он за четыре года четыре раза всего и был. Послоняется на участке денёк и обратно - в Москву.

   - Ты про своего Тимофеевича? - рассеянно спросил Вадим, поправляя галстук и застёгивая пуговицы на пиджаке.

   - Причём здесь этот старый хрыч - кандидат? Про Лисицына тебе толкую. Сергеем его зовут.

   - Что? - Дементьев вздрогнул. - Лисицын?

   - Ты его знаешь?

   - Старые приятели, - зло прищурился Вадим. - Не знал, что у него здесь дача. Когда он приезжал последний раз?

   - В этом году выбился из графика. Два раза приезжал. Месяц, от силы, полтора назад. Где-то в середине июня.

   - Один? - спросил Дементьев внезапно охрипшим голосом.

   - Первый раз один, второй - с женщиной. Я сам не видел, соседи доложили. Говорят - красавица. Высокая, глаза синие. Побыли день, а вечером она уехала.

   - Понятно, - едва выдавил из себя Дементьев, бледнея и задыхаясь от злости. - Ладно, пора мне. Бывай. Увидимся ещё.

   Вадим, не подавая руки, быстро развернулся к двери и, почти выбежал из дома.

   - Пожар где-то. Не иначе, - тихо сказал Петров, огорчённо помотав головой.

   "Увидимся ли?" - подумал бывший капитан первого ранга.

   Тоска, на которую он до этого дня старался не обращать внимания, и не поддаваться ей, внезапно схватила за сердце и сжала так больно, что рука непроизвольно поднялась к груди. Петров стал энергично растирать грудную клетку. Он понял, что со своим характером "железного дровосека" остался совершенно один. После смерти жены, одиннадцать лет, пока сын жил собственной жизнью, лелея и пестуя в собственной душе личные обиды, возведя преграду из отчуждения, пресекая все попытки сблизиться, Петров думал, что так тому и быть.

   "Даже на свадьбу не пригласил, - злился тогда моряк. - Ни жену, ни внука не показал. Бог ему судья. Если, что... Меня партия похоронит".

   Но партии давно не стало. Всё чаще болело изношенное сердце.

   Даже, попав пятнадцать лет назад в госпиталь с инфарктом, он не стал звонить ни жене, а тем более мальчишке - сыну.

   - Обойдусь, - ворчал капитан, лёжа на больничной койке и переживая разнос, который ему устроил командующий Тихоокеанским флотом.

   Петров ещё раз перебрал в памяти свои действия, когда его подводная лодка протаранила американский авианосец "Айова".

   "Весёлая была история. Разгар холодной войны. Все следили за всеми. Я - самый молодой командир субмарины. Только что звание присвоили, дали лодку, и сразу - в поход. Говорил я им - "Не готов ещё экипаж. Мало опыта". А они - "Выполнять". И, что случилось, то случилось.

   Петров уставился на пустую бутылку из-под пива. Он заново переживал события той злополучной недели морского похода.

   Американская эскадра проводила манёвры в Японском море, зная, что где-то поблизости рыскает советский атомный ракетоносец. Пытаясь скрыть свои действия, Петров - командир субмарины приказал сохранять радио молчание и встать на якоря между островов. Ночью густой туман накрыл проливы. Акустики не снимали наушников, стараясь засечь работу чужих винтов. Но тщетно. И тогда созрело решение - всплыть на перископную глубину, чтобы осмотреться и установить визуальный контакт с кораблями ВМФ США, обнаружить их по ходовым огням, но все усилия экипажа оказались напрасными. Он связался со штабом, запросив данные космической разведки и результаты прослушки глубин более мощной аппаратурой больших противолодочных кораблей.

   - Они - рядом с вами, командир. Район не покидали. Ищите, - ответили ему.

   И в это время акустик доложил:

   - Слышу шум винтов. Пятьдесят кабельтовых прямо по курсу.

   Неопытный матрос ошибся. До "Айовы" было кабельтовых пять, шесть. Петров понял это, когда снова погружаясь, моряки ощутили сильный глухой удар в корпус субмарины, а через несколько секунд ещё один.

   - Твою мать! - воскликнул старший помощник, - Не иначе, какому-то эсминцу брюхо вспороли.

   - Баласт брать. Срочное погружение. Командирам отсеков осмотреться и доложить обстановку, - тихо сказал Петров в микрофон. - Корма?

   - Биение вала. Возможно повреждение винта.

   - Штурман?

   - Рыскаем. На Ост.

   - Задействовать все винты. Резерв по ходу?

   - Четыре узла.

   - Течение?

   - Два, три узла.

   - Значит, будет понемногу сносить, - сказал старший помощник.

   - Знаю, - огрызнулся Петров. - Корма? Возможность ремонта?

   - Вал греется командир, надо всплывать.

   - Стоп машина. Эфир?

   - Активный радио обмен. Американцы ругаются. На "Айове" - пробоина. В районе - топливных отсеков. Теряют горючее.

   - Вот зараза, - тихо, сквозь зубы выругался Петров.

   На командном посту царило молчание. Все понимали, что командиру нужно принять решение.

   - Значит так. В подводном положении дрейфуем. Пусть сносит. Полное радиомолчание. Акустик?

   - Шумы, много шумов.

   - Классификация?

   - Эсминцы, противолодочный корабль, ещё пара посудин. Не разберу.

   - Суетятся, - прошептал Петров. - Суета лодке на руку. Вот бы "Айову" на дно пустить.

   - Мы и так его три раза условно топили два дня назад. Американцы даже не торкнулись, - нервно улыбаясь, сказал старший помошник.

   - Акустик! Докладывать обстановку каждые пять минут.

   Они всплыли через пять часов, когда японские буксиры завели троса на американский авианосец и потащили гигантский корабль обратно к островам. Запросил помощь и Петров. Туман постепенно рассеивался. А ещё через два часа, уже утром к лодке подошли два советских эсминца и вспомогательный корабль. Петров притопил нос, чтобы осмотреть повреждения на корме. Винт оказался искорёженным и напоминал скорее кусок штопора. Были также повреждены, причём значительно: "лёгкий" корпус, перископ, имела вмятины ходовая рубка.

   - Тебе ещё повезло, - орал на него через несколько дней адмирал - командир базы. - Начали бы погружение минутой позже, "Айова" разрезал бы лодку пополам. Пиши рапорт.

   - А лодка?

   - Без тебя отремонтируют, - махнул рукой адмирал. - Пойдёшь третьим помошником на "Гремящий".

   "Гремящий" был эскадренным миноносцем, а это означало - опалу.

   Через три года, когда он уже командовал новой субмариной, Петров по привычке следил за дальнейшей судьбой своей старой лодки.

   "Короткая ей досталась жизнь. Пожар в реакторной рубке и два взрыва в торпедных отсеках - слишком много для одного корабля. Бывает. Невезучей моя лодка родилась, - с досадой думал отставной капитан, тяжело вздыхая и переводя взгляд на окно. - А сын? Ну, что же. Жизнь есть жизнь. Может, будет старше, ума наберётся. Не приедет больше, так тому и быть. Без его помощи обойдусь".

 

                                                      ***

 

   Начинать дело на новом месте с нуля оказалось не просто даже при поддержке губернатора. Липатов работал, не щадя живота своего, не жалея ни сына, ни жены, ни тем более нескольких старожилов, кто не разбежался по городам и у кого хватало сил и желания зарабатывать не только на водку, но и на хлеб насущный. Разорённая деревня - три десятка изб с заколоченными окнами, несколько амбаров с провалившимися крышами, четыре полу развалившихся коровника, всё, что осталось от колхоза средней руки в тридцати километрах от нового хутора, наводило тоску. Банковский счёт Валерия медленно, но верно таял, но Липатов и не думал вкладывать деньги в ремонт доставшейся ему почти даром собственности.

   "Бог с ней - деревней и коровниками. Если сделаю дело, люди потянутся сюда, отстроятся, заживут по человечески, а пока и так сойдёт, - размышлял Липатов, возводя в лесу на берегу реки свою новую усадьбу с просторным домом. Небольшое общежитие для рабочих, которое снаружи больше напоминало барак, внутри было разделено на четыре двухкомнатные квартиры, каждая из которых имела туалет и крохотную ванну. Новостройки пахли свежеоструганными брёвнами и досками, подвозимыми с лесопилки. Оборудование для неё Валерий купил в Финляндии, в короткие сроки рабочие сделали фундамент для двух цехов, и пока стояла сухая погода, лесопилка выдавала по сорок кубометров досок и бруса в день. Бревенчатый дом Липатова изнутри и снаружи поверх утеплителя обшили блок хаусом, а общежитие и хозяйственные постройки - шипованными досками, густо покрытыми лаком. Крыши сверкали новеньким коричневым профнастилом, а по периметру хутора заострённые сверху брёвна уже наметили границы ограды. Внутри её возводились баня и небольшая котельная, работающая на торфе. Дизельная мобильная электростанция, купленная у военных, наполняла посёлок тихим уверенным урчанием. Два новеньких бензовоза сверкали свежей зелёной краской и чёрными шинами, которые Валерий заставлял чистить золой. Лес для строительства Липатов брал тут же неподалёку в лесничестве, которое он взял в аренду и управление на тридцать лет.

   - Бери на век, - предлагал ему губернатор, но Валерий вежливо, учтиво, но твёрдо отказался.

   - Беспроцентную ссуду дадите?

   - Беспроцентную не могу. Областной банк - не мой собственный карман. Понимаешь?

   - Отчего же не понять. Но аренда на девяносто девять лет - денег стоит.

   - Рассрочку дадим.

   - Нет, - упорствовал Липатов. - Мне ещё коровники новые строить. Девяносто - слишком долгий срок. За это время либо шах помрёт, либо ишак сдохнет...

   - Шах, надо полагать, это я? - в голосе губернатора звучали нотки удовольствия.

   - А то, кто же. А ишак – это я. Везу поклажу, пока ноги таскают, - проворчал Валерий.

   - Сам вызвался.

   - А кто уговаривал?

   - Мне такие деловые, как ты, Валера, позарез в области нужны.

   - Вы лучше чиновников надзорных своих предупредите. Пожарников разных, налоговиков и прочую нечисть. Пускай не суются. У меня характер тяжёлый.

   - Ладно, ладно, не гунди. Работай спокойно. Если через год, скажем весной, не дашь  области молоко, сыр, сметану, спрос другой с тебя будет. У меня в столице люди жалуются, что из натуральных продуктов почти ничего уже не купишь. Одна синтетика.

   - Пусть деньги готовят. Натуральное имеет другую цену.

   - О ценах договоримся. Работай.

   "У меня в столице", - мысленно передразнил губернатора Липатов, выходя из здания областной администрации. - Можно подумать Псков - центр Вселенной".

   После очередного тяжёлого дня, полного забот и нервотрёпки, впору сразу после ужина ложиться в постель, но Валерий, провожая взглядами до дверей спален устало опущенные плечи жены и вихрастый затылок сына, начинал заниматься счетами, бухгалтерией, а затем составлял план неотложных дел на завтра. Липатову казалось, что если он коснётся, хотя бы на минуту, головой подушки, усталость перенесёт ноющее от всевозможных болей тело в ладью забытья, и он поплывёт по волнам сновидений в сказочную страну, где нет печалей и забот. Но мысль о том, что огонь сожрал старую усадьбу под Воронежем вместе со спокойной уверенностью в завтрашнем дне, мешала заснуть.

   "Где гарантия, что тот ужас не повторится? - думал Липатов. - Почему я в собственной стране должен вести себя тише воды ниже травы? Почему бандиты указывают мне, как и где жить? Почему я не могу спокойно заниматься любимым делом? Может, и здесь, под этой землёй, на этих болотах найдут, скажем серебро, или нефть с газом. Что тогда?"

   Валерий, не смотря на то, что сумел дать бандитам отпор, чувствовал себя униженным.

   "Господи! Прости меня! Гордыня и самолюбие мои взывают к мести", - молился он.

    Боясь разбудить жену, Липатов бесшумно вылезал из постели и вставал на колени перед иконами.

   "Знаю, грех это. Подставить другую щёку? Готов, Боже. Но должна быть на свете справедливость? Да, я раб твой, Господи, но не раб людям подкапывающим и крадущим. Если оставить всё без последствий, это значит - служить им. Но нельзя служить двум господам. Прошу - выбери меня своим карающим орудием возмездия по заслугам их. Вразуми, Господи, что делать..."

   Время шло, и однажды дождливым утром в начале октября, Валерий посадил перед собой сына, заставил его записать все, продуманные заранее инструкции по ведению хозяйства, потом попрощался с женой, рассовал по карманам деньги, паспорт, видавший виды сотовый телефон, дал указания рабочим, оседлал свой старый мотоцикл и уехал.

   Через три дня Липатов сидел в кафе "Шоколадница" на проспекте Мира в Москве, ел блинчик с мясом, прихлёбывал из чашки кофе и разговаривал со Щегловым Владимиром Рудольфовичем, который не оставил надежды заполучить Валерия в свою передачу.

   - Липатов. Сколько лет, сколько зим? Слушай. Сейчас делаю очередное ток-шоу своей "Дуэли". Хорошо, если бы ты...

   - Не напрягай, - буркнул Липатов. - Потом, как-нибудь. Мне делом нужно заниматься.

   - А мне не нужно? - усмехнулся журналист. - Вот скажи, какая у тебя мечта?

   - Работать на земле, и чтобы меня никто не трогал.

   - И я хочу, чтобы меня никто не трогал. Но есть ещё продюсеры, редакторы. Может, у меня тоже мечта есть. Написать, к примеру, роман.

   - А кто не даёт? Пиши.

   - Давно начал, да всё никак не закончу. Из друзей, кто отрывки читал, говорят - Достоевский с Толстым отдыхают.

   - О чём роман? - из вежливости, откладывая главное, ради чего приехал, спросил Липатов.

   - О страхе нашем... О страхе простых людей перед прошлым, перед будущим, перед власть имущими.

   - Классная тема. Прямо - на злобу дня, - зло сказал Валерий, с отвращением проглатывая кусок блинчика, разогретого в печи СВЧ.

   - Вот ты скажи, а в тебе страх этот есть? - не унимался Щеглов.

   - Есть. Перед Богом.

   - Эк, хватил. Все мы под ним ходим. А я, скажу тебе откровенно, боюсь самого себя.

   - Это, с какой стати?

   - Ты о Минотавре слышал? - Щеглов пропустил вопрос Липатова мимо ушей.

   - Читал. Греки считали его чудовищем с телом человека и головой быка.

   - Точно. Минотавр родился от неестественной любви Пасифаи - жены царя Миноса к быку, посланному к ней Посейдоном. По преданию - она прельщала быка, ложась в деревянную корову, сделанную для неё Дедалом. Минос скрывал Минотавра в Кносском лабиринте на Крите, куда быку, помимо всего прочего, бросались на пожирание присылаемые из Афин каждые девять лет семь девушек и семь юношей. Многие из несчастных умирали сами, блуждая и не находя выхода.

   - Угу, - кивнул Липатов. – По-моему, Тесей разобрался с Минотавром и вышел из лабиринта с помощью нити Ариадны.

   - Вот, что значит русский человек. Всё знает, а сам — только что от сохи, - грустно улыбнулся Щеглов.

   - Причём здесь соха и Минотавр?

   - Соха - не причём. Это я так, шучу.

   - А в чём смысл шутки? - продолжал сердиться Валерий.

   - Дело в том, что в каждом человеке живёт свой Минотавр или страх перед будущим. И я не исключение. Во мне живёт Минотавр, рождённый от моей неестественной любви к журналистике. Я пожираю своих детей - рассказы, стихи, наброски повестей, части новелл ради ритуальных жертв, приносимых мной на алтарь телевидения. Я блуждаю в бесконечном лабиринте страха, из которого нет выхода.

   - Ты - свободный человек. Что это за страх такой? Выход всегда есть. Вон даже Тесей увидел свет в конце тоннеля. Брось всё, хватайся за спасительную нить...

   - Ты спрашиваешь, что за страх? Скажу тебе по секрету. Это – тьмы боязнь. Во все времена спасительной нитью к свободе являлись деньги. Чем больше денег, тем больше степеней свободы. Если бы я стал финансово независимым, то мог бы переплюнуть Достоевского. Сидел бы где-нибудь в Баден-Бадене и писал свои "Записки сумасшедшего". И свет славы воссиял бы над моей головой, словно нимб.

   - Так, в чём же дело?

   - Денег, дорогой, всегда не хватает. Блага современной жизни дорого стоят. А потом ещё долги...

   - А тьма боязнь, с какого тут боку?

   - Тьма боязнь - это страх перед неизвестностью и забвением. Исчезну с экрана, забудут, что есть такой Щеглов Владимир Рудольфович. Не будет эфирного времени, не будет и денег. Лабиринт - одним словом. Куда не пойдёшь - одни тупики.

   - Господи! Мне бы твои заботы, - вздохнул Липатов. - Что ни говори, а в твоём занятии журналистикой есть один плюс.

   - Разве только один? - вздохнул Щеглов.

   - Для меня, по крайней мере.

   - И какой же? Постой, догадаюсь. Как говорил один из героев кинокомедии: "Он слишком много знал".

   - Вот именно. Кончай скоморошничать и плакать мне в жилетку. Каждый сам творец своей судьбы.

   - Какой ты добрый, - Щеглов ткнул вилкой в тарелку Валерия и подцепил кусочек блина, сдобренный сгущённым молоком.

   - Ты выяснил то, о чём я тебя просил? - спросил Валерий, отодвигая пустую тарелку на край стола.

   - Ага, - сказал Щеглов, медленно пережёвывая тесто. - Но это только слухи, которые тебе не понравятся.

   - Говори.

   - Есть такой богатенький Буратино по фамилии Дементьев. В определённых кругах - известная личность. На заре либеральных реформ был бандитом, сейчас - уважаемый бизнесмен с обширными сферами интересов и нужными связями. Кое-кто с Лубянки мне шепнул, что именно его люди стоят за нападением на твоё хозяйство под Воронежем.

   - Интересно, а компетентные "органы" расследует это дело?

   - Наивный ты человек. Тебя вызывали, повестки вручали? Так сказать - на собеседование для дачи свидетельских показаний?

   - Меня трудно найти.

   - Господи! Ты что - глупый, или прикидываешься таким? Был бы человек – из-под земли достанут. Тем более, что там, на твоей бывшей земле - следы крови, стреляные гильзы от разных видов оружия имеются. Некоторым было бы интересно узнать, не ты ли стрелял по в людей по пьяной лавке, и кто жертвы перестрелки? Но, если не было команды, то никто и не пальцем не захотел шевельнуть.

   - А трупы нашли?

   - Что и трупы были? - театрально удивился Щеглов. - Ну, брат, ты даёшь. На твоё фермерское счастье - нет никаких убитых или раненых, обратившихся за медицинской помощью.

   "Значит, тела подобрали и с собой унесли, - решил Валерий, а вслух спросил:

   - А что говорят о причинах нападения?

   - Теряются в догадках.

   - Значит, о золоте знают немногие, - пробормотал Липатов.

   - О каком золоте? - взгляд Щеглова стал острым. В глубинах зрачков зажглись огоньки любопытства.

   - Да, так, - спохватился Валерий. - Цепочки, браслеты, кольца с бриллиантами жены. Всё пропало.

   - Да, да, конечно, - сочувственно покачал головой Щеглов. - Хотел бы я знать - скважины со сланцевым газом Дементьев там не начал бурить?

   - Причём тут скважины? Они вложений больших требуют, технологий. Куда уж какому-то бывшему бандиту? Ох, и детектив из тебя, - Липатов начинал нервничать.

   - Не сыщик, а друг я твой ситцевый. Ещё неизвестно, кто стоит за спиной Дементьева? Вот ты ругаешься, а за информацией ко мне прибежал. Значит, тоже боишься. Страх - он разный. Кто-то боится потерять деньги, а кто-то - жизнь. Ты, когда по морям ходил, Кракена1, случайно, не видел?

   - Нет, - махнул рукой Валерий. - Чего это тебя в мифологию ударило?

   - А неспроста. Вот во мне живёт Минотавр, а в тебе спит Кракен. Сейчас, сейчас. Дай бог памяти. Есть такой сонет Теннисона:

 

"Под громоподобными волнами

Бездонного моря, на дне морском

лежит Кракен, не потревоженный нами.

И древним, как море, сном.

Тысячелетнего века и веса

Огромного водоросли глубин

Переплелись с лучами белёсыми,

Солнечными над ним.

На нем многослойную тень рассеял

Коралловых древ неземной раскид.

Спит Кракен, день ото дня жирея,

На жирных червях морских,

Покуда последний огонь небесный

Не опалит Глубин, не всколыхнёт вод, -

Тогда восстанет он с ревом из бездны

На зрелище ангелам… и умрёт".

 

1 Кракен - легендарное мифическое морское чудовище гигантских размеров, головоногий моллюск, известный по описаниям исландских моряков, из языка которых и происходит его название.

 

   - Опять ты за своё. Причём здесь Кракен?

   - Вижу его тень в твоих глазах. Неважно, что там в твоей земле, но чувствую, что здесь дело нечисто... "Покуда последний огонь небесный не опалит Глубин, не всколыхнёт вод, -

тогда восстанет он с ревом из бездны на зрелище ангелам… и умрёт".

   - Мозоль тебе на язык.

   - На пророков не обижаются. Прости, если что-то не так сказал.

   - Тоже мне, пророк нашёлся, - в крайней степени раздражения Липатов поднялся из-за стола. - Держи краба, - Валерий протянул Щеглову руку.

   - Благодарности от тебя вряд ли дождёшься. Но на безрыбье и краб - рыба, - телеведущий пожал ладонь приятеля. - Когда увидимся?

   - Я позвоню, - бросил Липатов через плечо, направляясь к выходу.

   Он добрался до метро, спустился под землю и сел на одной из лавок перрона, уткнувшись невидящим взглядом в противоположную стену, выложенную кафелем.

   "Нужно всё, что знаю, разложить по полочкам, прежде чем сделать следующий шаг, - думал бывший биржевой спекулянт, а ныне фермер, не замечая ни людей, стоявших рядом, ни приходящих и вновь ныряющих в пасть тоннеля поездов.

   "Если всё делать по закону? Если нанять юристов и обратиться в суд? Что это даст? - на лице Липатова появилась презрительная усмешка. - Во-первых, дело получит ещё большую огласку. Хорошо это или плохо, даже не знаю. Но адвокаты хуже мошенников или шулеров. Они будут тянуть из меня деньги, но  пальцем не пошевельнут, чтобы раздобыть какие-либо улики против Дементьева. А без улик с богатым не судись. Этот парень даже в зале заседания не появится. Вместо него удивлённое лицо будет делать доверенный представитель, с мерзкой ухмылкой повторяя, - Ничего не знаю, это — наговор. Господин Дементьев законопослушный гражданин и уважаемый предприниматель..."

   Липатов кашлянул в кулак, задохнувшись от пыльного ветра, поднятого проходящим поездом. 

   "Во-вторых, если в моей земле что-то действительно есть. Неважно, золото или сланцевый газ. Тогда ставки очень высоки. Там, где пахнет большими деньгами, всегда собираются акулы крупного бизнеса. Начну гнать волну, она же накроет меня с головой. Чёрт, куда ни кинь, везде клин, - фермер почесал висок. - Да, перед законом все равны, но некоторые ровнее, - вспомнил он расхожую фразу, гуляющую в народе. - Значит, молчать в тряпочку, оставить всё безнаказанным? Затаиться, стать маленьким древесным жучком, живущим за плинтусом? Господи! Почему я сравнил себя с древесным жуком?"

   - Чёрт! - раздражённо воскликнул Липатов, зная, что попал в западню.

   Он почувствовал, что кто-то сел рядом и перевёл уже осмысленный взгляд на незнакомца.

   - Чего надо? - грубо, раздражённо спросил Липатов человека небольшого роста со смуглым, чисто выбритым лицом восточного типа и чёрными, слегка вьющимися волосами. Парень был одет неброско, но выглядел очень опрятно.

   - Просто сел отдохнуть.

   Лёгкий акцент, тихий голос, тщательно выговаривающий слова ещё больше разозлили Валерия.

   - Что, лавок мало?

   - Почему, уважаемый? Лавки свободные есть, только людей, слишком громко думающих, давно не встречал. У тебя - неприятности?

   - Ну, чего ты пристал? Я, что - разговаривал сам с собой?

   - Конечно, уважаемый. Могу я тебе помочь от души? Может, обида у тебя на кого-то? Вижу, ты - не из города.

   - Это, с какого боку ты видишь?

   - Одежда на тебе - не столичная. Ботинки на толстой подошве, глина в дырках от шнурков. Все носят джинсы, а ты - брюки полосатые. Такие мой дед носил дома, там, далеко... - парень неопределённо махнул рукой.

   - В Чуркистане?

   - Зачем такое слово говоришь? Зачем обижаешь моего деда? Он был уважаемым аксакалом, ветераном войны. Стрелял хорошо. Орден Красного Знамени имел, три медали.

   - Тогда прости, - загорелые щёки Липатова покрылись румянцем смущения. Он немного помолчал, раздумывая, каким образом загладить свою грубость.

   - Дед жив ещё?

   - Нет. Давно нет. Пять лет уже гуляет в садах Джанната. Отдыхает от мотыги и работы тяжёлой. Хлопок, он знаешь, достаётся нелегко.

   - Так ты узбек?

   - Почти, но это не важно.

   - А чем занимаешься здесь?

   - Работаем мы. Живём, одним словом. Анвар меня зовут.

   - А меня Валерием, - рука Липатова дёрнулась, но он спохватился и не стал протягивать ладонь, но парень сделал вид, что не заметил и этого. - На стройке работаете или дворниками?

   - Если таджик, так сразу дворник? - Анвар улыбнулся. - Просто помогаем уважаемым людям.

   "Значит, где-то в Подмосковье за чьей-то усадьбой присматривает", - решил Липатов.

   Взгляд Валерия встретился с холодным, изучающим взглядом таджика.

   "А парень опасен", - решил Липатов.

   - Ладно, пора мне. Приятно было познакомиться. Будешь в Пскове, бог даст - увидимся...

   Фермер, проверяя карманы, поднялся с лавки. Анвар насмешливо следил за его суетливыми действиями.

   - Хорошо, когда приятно. Если у тебя нет проблем, тогда удачи тебе, уважаемый.

   "Интересный этот таджик, - подумал Липатов, торопливо направляясь к схеме Метрополитена. - Независимый вид, жилистый, с твёрдым взглядом. Такие от работы не бегают. Мне бы парочку таких парней на ферму, а то с местными одни проблемы. После зарплаты неделю "керосинят".

   Валерий постоял возле схемы, изучая переплетения веток метро.

   "Задержусь, пожалуй, в Москве на денёк. Переговорю с геологом, Иван Матвеичем, потом ещё кое с кем, а завтра вечером - домой".

   Липатов нашёл название нужной станции, потом нащупал в потайном кармане куртки, закрытом на молнию, ключи от квартиры Лисицына, которые он на всякий случай взял с собой и пошёл к лестнице перехода на другую линию.

   Анвар, прячась за спинами пассажиров, шёл за странным русским. Сразу было видно, что человек - не москвич. Одет неряшливо, но карманы полосатых брюк и мешковатой куртки сильно оттопыривались. Весь облик выдавал приезжего. А что делать в Москве приезжему? Ходить по магазинам и покупать подарки. Рассеянный взгляд говорил о неуверенности в себе. Такому человеку приставь нож к горлу, всё отдаст.

   "Лёгкая добыча, - решил Анвар. - Прослежу за ним. Тем более, что скоро стемнеет. Такого ограбить — легче лёгкого".

   Таджик давно уже не был тем забитым, пугливым, не умеющим постоять за себя "чуркой", каким он ступил на перрон московского вокзала. За внешностью вежливого и безобидного восточного парня прятался уверенный в себе человек, знающий, как можно довольно легко и без особого риска заработать на жизнь. Он не сомневался, что содержимое карманов Липатова представляет интерес. Упускать такой случай было бы глупо. Женщин грабить проще, но опаснее. Они орут и царапаются, а парни стыдятся рот открыть. При виде ножа, молча, отдают деньги и торопливо уходят прочь.

   Анвар, стараясь держаться незаметно, следовал за Липатовым от метро по улице, но несколько растерялся, когда тот неожиданно и быстро свернул к кирпичному дому с богато отделанным фасадом. Подъезд, оборудованный массивной металлической дверью, прожектором и двумя камерами видеонаблюдения, закреплёнными под массивным козырьком, заставил таджика замедлить шаг.

   Липатов на ходу достал что-то из кармана и тут же исчез в подъезде.

   - Вот шайтан! - прошептал таджик.

   "Что гяуру здесь делать? Вряд ли он сам живёт в этом доме, - размышлял Анвар, усаживаясь на лавочке, скрытой кустами боярышника. - Может, этот урус сам воришка. Но, судя по всему, он знает, что делает. Наверное, наводку имеет на богатую квартиру. Тогда подожду. Скоро выйдет. Отдаст всё, что вынесет.

   Таджик пристроился на лавке так, чтобы в любое мгновение сорваться с места. Он обвёл взглядом двор. Всё пространство территории было заставлено машинами. Яркий свет фонарей освещал импровизированный паркинг, но деревья небольшого сквера накрывали густой тенью узкие тротуары и позволяли спокойно наблюдать за обстановкой. Анвар повернул голову вправо, потом влево. Опытный взгляд остановился на белом стареньком фургоне "Форд-Транзит". Автомобиль с тонированными стёклами выглядел аккуратным и чистым, но заляпанные грязью регистрационные номера заставили Анвара насторожиться. Он поднялся и, стараясь не попасть в зону обзора зеркал заднего вида машины, подкрался ближе. На крыше фургона он заметил две видеокамеры, замаскированные под вентиляционные устройства. В салоне тихо переговаривались. Внезапно дверь щёлкнула и стала откатываться, отходя в сторону. Таджик едва успел спрятаться за кустами. Из машины торопливо вышли два плотных коренастых человека. Чёрные куртки, широкие чёрные штаны, тяжёлые ботинки на толстой подошве.

   - Наконец-то. Засекли. Городской звонок из квартиры. Попался фраерок. А то сидим здесь больше месяца впустую. Видел? Наверняка это он только что нырнул в дверь. На вид - лох лохом.

   Парни, тихо переговариваясь, торопливым шагом направились к подъезду, который так интересовал Анвара, и через мгновение исчезли внутри.

   В машине царила тишина, и таджик, подойдя к машине, аккуратно опёрся плечом об угол кузова, продолжая наблюдать и держаться настороже. Ему становилось всё интереснее.

   Прошло несколько минут, дверь подъезда отворилась рывком, в проёме нарисовались два силуэта, тащившие под локти Липатова, вяло переставляющего ноги.

   Старик, выгуливавший по тротуару собаку, шарахнулся в сторону и застыл, растерянно подтягивая к себе пса за поводок. Маленькая болонка залилась звонким лаем.

   - Чего зенки вылупил? Проваливай, пока цел! - прикрикнул на мужчину один из парней.

   Пенсионер схватил в охапку тявкающую собаку и трусцой побежал к скверу.

   - Тяжёлый, сука, - прохрипел второй парень, перехватывая удобнее локоть Липатова.

   - Ага, - подтвердил второй. - И крепкий, зараза. Пока не настучали по голове, не успокоился. Жилистый...

   Пока парни тащили свою жертву к машине, Анвар, подчиняясь внезапно принятому решению, достал спрятанный за брючным ремнём кожаный чехол с залитым туда свинцом и приготовился.

   Фигура таджика, внезапно возникшая на пути, заставила людей, тащивших Липатова, остановиться.

   - Тебе, чего, мужик?

   Вместо ответа Анвар быстро и резко размахнулся и ударил одного из парней в висок. Тот упал на колени и ткнулся лицом в землю. На руки второго парня лёг вес обмякшего тела Липатова. Таджик, не теряя времени, нанёс второй удар. Парень дёрнулся назад, отпуская жертву, хрустнула кость сломанной ключицы. Крик полный растерянности, злости и ярости прокатился по двору. Анвар шагнул вперёд. Ещё один удар пришёлся парню в затылок, когда тот обернулся, чтобы бежать. Три тела рухнули на асфальт с разницей в несколько секунд.

   Таджик нагнулся над Липатовым.

   - Ты цел?

   - Вроде того. Голова только кружится.

   Анвар рассмотрел на лице русского несколько кровоподтёков.

   - Лезь в арбу, - тихо, почти шёпотом, приказал Валерию таджик и рванул на себя боковую дверь фургона.

   Липатов, неуверенно хватаясь за створки двери, протиснулся внутрь. Анвар быстро обошёл "Форд", залез в кабину, вырвал из замка зажигания провода, и через секунду мотор заработал. Ещё через час машина остановилась на другом конце Москвы в одном из пустынных переулков. За время езды Липатов, с трудом шевеля распухшими губами и морщась от головной боли, успел рассказать Анвару про землю, потерянную под Воронежем, о новой ферме, о своём приятеле, в квартире которого он планировал переночевать.

   - Это те же люди, которые сожгли твой кишлак? - спросил Анвар, не выключая двигатель.

   - Чёрт их знает. Они называли меня Лисицыным. Перепутали, наверное. Одного не пойму, что им сделал мой приятель? Бандитов развелось в Москве, будто собак бродячих.

   Анвар усмехнулся.

   - Точно. А твоего друга они долго ждали. Вон в салоне аппаратуры разной везде понатыкано. А на крыше фургона - камеры. Интересно, зачем и почему?

   - Может, узнали, что я бывал у него. Хотят отомстить за убитых там, на хуторе.

   - А, что ты?

   - Что я? О чём ты говоришь?

   - О мести, уважаемый. Ты же мужчина.

   - Я в Бога верую.

   Неуверенность в голосе Валерия заставила таджика снова обернуться.

   - Верующий в Аллаха - на праведном пути. Только ты не похож на праведника. Глаза выдают. Ладно, куда тебя везти? - Анвар взялся за руль.

   - На вокзал. Домой поеду.

   - Посмотри на себя в зеркало. Тебя с такими синяками первый же мент заберёт.

   - И то, правда.

   Липатов, кряхтя и охая, перелез на переднее сиденье и сплюнул в кулак.

   - Кровь. Зуб шатается.

   - Золотой вставишь. Или денег нет?

   - Не в деньгах счастье.

   - А в чём?

   - В земле, летних ранних рассветах. Представь. Жаркая ночь, соловьи поют, и пахнет свеже скошенным сеном. Ты пробовал парное молоко, видел лес, где на полянах травы не видно от земляники? Господи, как она пахнет. А ещё - роса на ягодах...

   - А, что такое земляника?

   - Ты не знаешь?

   Таджик отрицательно помотал головой.

   - Будешь у меня на ферме, попробуешь. Лес рядом. Слушай, может, отвезёшь меня домой. Я хорошо заплачу.

   Анвар задумался. Этот гяур был не таким, как все русские живущие в Москве. Похоже в бога своего искренне верует, в собственный дом приглашает. Гостеприимство не свойственно злым людям. Матом не ругается. Землю любит.

   "Я бы сам жил на земле у себя дома, - размышлял таджик. - Если бы мог купить землю, посадил бы сад. Персики, черешни. Мама сидела бы в тени деревьев и смотрела, как в траве играют его младшие братья. Дождалась бы внуков. Только это - мечты. Землю сейчас не купишь. В наших краях её ещё поливать надо. Новые баи заграбастали то, что принадлежало государству. Им всё мало. Может, правда, поехать посмотреть на ферму гяура? Найти неподалёку пустующую деревню, сделать там базу для воинов Аллаха..."

   Анвар поймал себя на мысли, что ищет оправдание желанию посмотреть, как живут русские там, далеко от Москвы в своих кишлаках. Все они такие, как этот Валерий? Сейчас таджику было абсолютно плевать на грозных покровителей - чеченцев, на джихад, на своих людей, бездумно заучивающих целые страницы из Корана. Земляки тупели с каждым днём, проведённым взаперти. Старый телевизор, купленный по случаю, не снизил градус агрессии воинов Аллаха, а только осложнил ситуацию. Многие уже мечтали отправиться в Ирак или Сирию, чтобы воевать на стороне джихадистов. Сам Анвар ночами не спал от страха. Он знал, что пора кончать с уличными грабежами и затаиться. Полиция наверняка уже искала дерзких грабителей. Власти могли взять их в любую минуту. Анвару совершенно не хотелось провести несколько лет за решёткой. Кто тогда будет посылать деньги матери, братьям и сёстрам? Глупых Ягинбая и Абдували тоже не стоило бросать на произвол судьбы.

   "Может, пристрою своих парней на работу. Пусть копаются в земле. Соблазнов будет меньше", - подумал Анвар.

   - Поехали, - решился он, орудуя рычагом переключения передач.

   - Вот и хорошо, - откликнулся Липатов, со стоном откидываясь на спинку сиденья.

   Он немного поёрзал, нашёл положение, при которой боль в отбитых почках стала меньше, и закрыл глаза...

   Утром через восемь часов ночной езды они уже были возле ворот фермы Липатова.

 

   Лицо Кати появилось в толпе людей неожиданно, хотя Лисицын не сводил глаз с бесконечно длинного и широкого пространства зала прилёта... У Сергея при виде любимой женщины начали дрожать руки, и появилось ощущение тяжести внизу живота. Он бросился навстречу и охватил взглядом сначала точёную фигуру Дементьевой, потом увидел подпрыгивающего от нетерпения Игоря, помогающего везти багажную тележку с размещённым там объёмистым чемоданом. На Кате было надето лёгкое, в ярких цветах платье, оставляющее открытыми руки прекрасной формы, стройные длинные ноги, красивую шею и часть груди. Высокие каблуки туфель давали возможность всем желающим, и тайцам в том числе, с интересом разглядывать белые плечи, длинные вьющиеся волосы, большие серьги, раскачивающиеся в мочках ушей, пушистые ресницы, порхающие словно бабочки, гордую посадку головы. Катя несколько растерянно улыбалась, ощущая на себе внимание потных европейцев - мужчин и завистливые взгляды женщин, облачённых в шорты и блузки со всевозможными рисунками. На неё оглядывались молодые парни в кроссовках и шлёпанцах на босу ногу, удивлённо сдвигая на затылки бейсболки. Дементьева на фоне множества людей выглядела красивым, редким утренним цветком.

   "И это после многочасового перелёта", - подумал Лисицын, поднимая руку и размахивая ею из стороны в сторону.

   - Мама! - закричал Игорь. – Смотри! Там - дядя Серёжа!

   Мальчик толкнул в сторону багажную тележку и бросился вперёд. Лисицын оторвал взгляд от Кати, следя за пареньком. Когда мальчишеские худые, почти прозрачные руки обхватили его за талию, Сергей неожиданно для себя подхватил Игоря под мышки, поднял и прижал к себе, целуя в вихрастую макушку.

   - Ох, и тяжёлый ты стал, - смущённо прошептал Лисицын в ухо парнишке.

   - Нет, что вы. Мама говорит, что я тощий, словно спичка.

   - Так уж и спичка, - Сергей опустил мальчика на землю. - Ну-ка, покажи бицепсы.

   Игорь поднял руки над головой и согнул их в локтях.

   - О! Кое-что есть.

   - В Лондоне я в теннис играл, - объяснил мальчик, оглядываясь на подошедшую Катю.

   Глаза женщины блестели. Взгляд удивлённо перебегал с Игоря на Лисицына.

   - Здравствуй, - сказал Сергей, держа руку на плече паренька. - Наконец-то.

   - Привет. А ты загорел, даже выше стал, - Катя смущённо поторопилась опустить глаза на багажную тележку. - Игорь! А, где твой рюкзак?

   Мальчик отпустил пояс Лисицына и подбежал к матери.

   - Должен быть здесь, - он с заметным усилием подвинул чемодан, потом зачем-то провёл ладошкой по днищу. - Так и есть, - без тени огорчения воскликнул мальчик. - Забыли в самолёте.

   - Погодите. Я сейчас, - Лисицын завертел головой, отыскивая табличку "Розыск багажа".

   - Ты куда? - рука Кати остановила порыв мужчины. - Да Бог с ним - рюкзаком. Там, кроме телефона и планшета больше и нет ничего. Новые купим.

   - А, паспорта? - растерянно спросил Сергей, чувствуя всеми нервными окончаниями собственного плеча ласковое прикосновение женщины. Он мог поклясться, что чувствует биение пульса на тонком женском запястье.

   - Мы же прошли паспортный контроль. Здесь они, - красивым указательным пальцем Катя дотронулась да своей сумочки, висевшей на плече.

   Лисицын застыл, любуясь прядью волос женщины и розовой мочкой уха, на которые упал луч Солнца, пробившийся через щель в лёгких парусиновых перекрытиях, натянутых под стеклянным потолком здания аэропорта.

   - Что, так и будем стоять? Где твоя машина? – спросила Дементьева, засовывая прядь волос под красивую заколку в форме цветка.

   - Да, да, пошли.

   Сергей взялся за ручку багажной тележки и двинулся к выходу, постоянно оглядываясь на Катю и замедляя шаг.

   - Боже! Какая духота, - сказала Катя, когда они оказались на улице. - И пахнет как-то странно.

   - Запах перестаёшь замечать уже через час. Тут везде много цветов. А вдоль автострады - плантации ананасов. Душно, согласен. Но на побережье прохладнее, и не так жарко, - объяснял Лисицын, двигая тележку по бетону огромной крытой автостоянки.

   - Залезайте, - Сергей открыл двери фиолетового "Мицубиши", запустил двигатель и включил кондиционер.

   - Какая прелесть! - воскликнула Катя, оглядывая машину. - Потрясающий цвет. Орхидейный.

   - Точно, - откликнулся Лисицын, заталкивая чемодан в багажник.

   - Но она такая маленькая. Нужно было купить побольше. Мерседес - Майбах, например.

   - Прости, не догадался. Завтра вместе с рюкзаком купим Майбах.

   - Ты, что, обиделся? - Катя улыбнулась, потрепала Лисицына за отросшие волосы и дотронулась ладонью до щеки. - Какой ты колючий. Не обижайся. Я же пошутила.

   - Чур, я - рядом с дядей Серёжей, - Игорь уже уселся на переднее сиденье и пристегнул ремень безопасности.

   - А разве ему можно впереди? - забеспокоилась Катя.

   - Ничего. Здесь полиция не такая строгая. Тем более по отношению к туристам.

   - Это же надо. Мальчики пять минут назад встретились, а уже друг за друга - горой. Ладно, поехали. Мне не терпится окунуться в море.

   Лисицын вывел машину с территории аэропорта на дорогу, ведущую к автостраде, и свернул направо, повинуясь дорожному указателю.

   - Час, от силы - полтора, и море - ваше, - сказал Лисицын, затем, помедлив секунду, добавил, - Прекрасно выглядишь. Там, в порту, все мужики на тебя глазели.

   - Спасибо. Всё для тебя.

   Сергею показалось, что в голосе Кати звучала ирония, поэтому помрачнел. Душевное смятение в течение последних суток после получения СМС сообщения о приезде Дементьевых не покидало Лисицына. И, когда он, торопливо выпив холодный кофе, сел в машину, чтобы ехать в аэропорт, смятение сменилось нервным нетерпением, которое, в свою очередь, трансформировалось в неуверенность. Сергей чувствовал лёгкое головокружение. Его не отпускала внутренняя дрожь. 

   Высматривая Катю в толпе, он думал:

   "Столько воды утекло. Может, всё изменилось? Мы встретимся, и, что будет дальше? Такое случается. Расстояние и время - убийца любых привязанностей. Разочаровалась во мне? Корит себя за связь с каким-то конюхом? Из порядочности не торопится признаться в разрыве отношений?"

   И теперь, ведя автомобиль, Сергей молчал.

   Катя первой прервала затянувшуюся паузу.

   - Ты тоже смотришься классно. Волосы выгорели, брови тоже. Нос облупился. Похудел. Много здесь русских?

   - Есть.

   - Пальцы веером?

   - И таких немало.

   - С кем-нибудь познакомился?

   - С парнем одним. Вместе занимаемся тайским боксом. От нечего делать.

   - Так уж и нечего? А, женщины?

   - Катя! - возмущённый Лисицын в зеркале заднего вида нашёл красивое лицо Дементьевой.

   - Что? Неужели в Паттайе - столице сексуального туризма нет смазливых таек? Я бы на твоём месте нашла себе грелку в постель.

   - Здесь и так жарко. 

   - Тем более. Солнца - слишком много. Энергия должна бить через край. Воздержание для мужчины - это страшно вредно.

   - Катя! - повысил голос Лисицын. - Ну, зачем ты так?

   - Ого. Мы сердимся...

   - Мама! - Игорь перестал вертеть головой, провожать глазами обгоняющие машины и рассматривать рекламные щиты. - Ну, что ты привязалась к человеку? В аэропорту я не видел ни одной достойной внимания тайки. Какой уж тут секс?

   - Много ты понимаешь в красоте и сексе, - возмутилась Катя. - Кстати, слушать разговоры взрослых - дурной тон. Защитник выискался.

   - Может, мне выпрыгнуть на ходу и пойти пешком? - мальчик положил ладонь на ручку двери.

   - Не дерзи.

   - Я не держу.

   - Не дерзю, - поправила сына Катя.

   - Есть боксёр такой. Зовут – Костя, а фамилия у него - Дзю, - Игорю стало смешно. - Учите русский язык, мадам.

   - Ты видишь этого ребёнка? - Рука Кати легла на плечо Лисицына. - Ладно. Прости меня. Может, это я так ревную.

   Женщина обхватила шею Сергея, потом с усилием повернула голову обиженного, упирающегося Лисицына к себе и поцеловала в щёку.

   - Всё? Да? Всё? Прощена?

   - Простил, простил, - закричал Игорь, подпрыгнув на сиденье. - Вижу, вижу. Губы у дяди Серёжи задрожали. Сейчас улыбнётся.

   - Вон, видите на холме буддийский храм? Золотой купол и гнутые крыши? - Лисицын высвободил голову из рук Кати и наклонился к лобовому стеклу.

   - Где, где?

   - Справа. Над деревьями.

   - Боже! Какой красивый, - Катя подвинулась вперёд, положив руки на плечи Игоря и Лисицына, - Может, заедем туда, посмотрим?

   - Ещё успеем. Там, где мы будем жить, поблизости тоже есть храм с лежащим Буддой.

   - Почему он лежит?

   - Обязательно выясним причину, - Сергей уже отошёл от обиды и сдержанно улыбался. - Здесь Будды - при каждом храме. Лежащие, сидящие, стоящие на коленях. Есть даже Будда, высеченный в скале и покрытый пластинами золота.

   - Весь! - восхитился Игорь.

   - Нет. Только силуэт.

   - Жалко.

   - Почему? - спросил Лисицын.

   - Если бы кончились деньги, отковыряли бы килограмм, другой. А так - заметят.

   - Господи! - Катя откинулась на спинку сиденья. - Вот сын достался. С генами авантюриста.

   - Ошибаешься, мам. Это у меня жилка предпринимательская внутри тела.

   - Дай пощупаю, - Катя быстро наклонилась и запустила пальцы под футболку сына.

   - Ай! Щекотно. Перестань, перестань. Я уже не маленький.

   Игорь, смеясь, вырвался и уселся ближе к приборной доске, насколько позволил привязной ремень.

   - Хотите, я вам притчу расскажу? - неожиданно предложил Сергей.

   - Хотим, хотим.

   - Тогда слушайте: Одно из имён Будды - Говорящий с листьями...

   - Ничего себе, - удивился Игорь.

   - Сын! Не перебивай. Ох уж это английское воспитание. Прости Серёжа. Продолжай.

   - Так вот. Однажды торговец солью остановил своего вьючного буйвола возле моста. Старое ветхое сооружение было перекинуто через реку, которая почти высохла. Дальше дорога петляла среди полей, которые только с большой натяжкой можно было назвать посадками риса. Жалкие высохшие от зноя ростки лежали на серой земле, покрытой бесконечной сетью трещин. Торговец посмотрел вперёд. До деревни ещё оставалось три сотни дхануш... Дхануш - это древнеиндийская мера длины, равная расстоянию между концами лука. Это, из которого стреляют, - пояснил Лисицын, не оборачиваясь.

    - Так вот. Солнце находилось в зените, поэтому следовало торопиться, иначе время для удачной торговли в следующем селении будет упущено. Торговец взял себе за правило – посещать за день сразу три деревни. Он и дороги выбирал таким образом, чтобы всегда возвращаться домой с пустыми вьючными мешками. Но буйвол, когда его потянули за повод, привязанный к медному кольцу, продетому через ноздри, неожиданно упёрся и не желал двигаться с места. Он отвернул морду от хозяина и смотрел куда-то в сторону, - Сергей взглянул на Игоря, который обратился в слух.

   Лисицыну, чувствуя интерес мальчик, продолжал рассказывать притчу.

   - Знаю, знаю. Тебе хочется свежей травы, но ведь и я хочу есть, - тихо проворчал торговец. - Только - сначала нужно сделать дела. Ты же не хочешь, чтобы мы возвращались домой в  сумерках и сами попали на ужин какому-нибудь бродячему тигру?

   Торговец проследил за взглядом буйвола, надеясь, что тот почуял запах свежей чистой воды и сейчас тронется с места, но животное смотрело не на мелкий узкий поток, а немного правее. А там, на берегу реки сидел мальчик и держал на ладони пожелтевший от жары лист баньяна. Почти голый, в одной набедренной повязке, с густыми чёрными вьющимися волосами, собранными на затылке в пучок, парнишка склонился к своей руке и будто прислушивался. Он совершенно не обращал внимания ни на буйвола, неожиданно разбудившего окрестности протяжным мычанием, ни на купца, держащего в руках повод, ни на два больших мешка, привязанных к спине вьючного животного.

   “Что это он там делает? - подумал торговец, отпуская верёвку. - Сидит один, вдали от деревни. И это в то время, когда все мужчины - на полях, а женщинам нужны помощники для домашней работы. У него что, нет других дел, кроме пустого созерцания какого-то высохшего листа баньяна?"

   - Он ещё жив и говорит со мной, - голос мальчика прозвучал неожиданно.

   Путник вздрогнул и оглянулся. Он решил, что кроме него рядом есть ещё кто-то.

   - Это ты мне? - спросил купец, снова поворачиваясь лицом к мальчику.

   - В нашей округе есть только один торговец солью. Но он уже довольно стар и не путешествует в одиночку. Его всегда сопровождает слуга... - сказал мальчик.

   - Да, да. Я – сын того человека, - спохватился путник, перебивая. - Отец умер три месяца назад. Теперь его дело - в моих руках.

   Парнишка поднял веки. Таких глубоких чёрных проницательных глаз путник не видел давно. Лёгкая улыбка раздвинула пухлые губы сидящего на земле мальчика, держащего  лист баньяна на ладони.

   - Я это знаю, - тихо сказал он.

   - Позволь задать тебе вопрос? - с достоинством произнёс удивлённый торговец. - Кто этот человек, который говорит с тобой? Ведь кроме нас двоих, здесь никого нет.

   - Говорил со мной вот этот листок, - мальчик протянул вперёд руку, и порыв ветра поднял в воздух пожелтевший лист.

   Торговец удивлённо посмотрел ему вслед.

   “Похоже – парнишка не в себе. Как можно говорить с сухим листом, сорванным с дерева?”, - подумал он, но вслух насмешливо спросил:

   - И что же он поведал тебе?

   - Он успел сказать, что скоро будет дождь, который напоит поля, и они снова станут полны зелёными побегами риса; он сказал, что вот этот ручей превратится в реку, и она снова наберёт силу, а в ней будет много рыбы.

   - Надо же – сколько всего знает лист баньяна, - поддержал шутку торговец.

   - Он не знает, он чувствует, - лицо мальчика стало серьёзным.

   - Тридцать лет живу на свете и ничего подобного от листьев не слышал, - купец огляделся вокруг, сожалея, что тратит своё время впустую.

   - Ты просто не умеешь слушать, - ответил странный мальчик.

   - Может быть, - согласился путник, вытирая с висков и щёк обильный пот.

   Между тем жара усиливалась. На небе не было ни облачка. Зной опустил свою тяжёлую горячую ладонь на русло реки и поля.

   - Что-то я не вижу признаков дождя, - сказал торговец, нагибаясь и подбирая с земли повод своего буйвола.

   - То же самоё я сказал листу, но тот ответил, чтобы никто в деревне не сомневался. К вечеру дождь пойдёт обязательно и будет лить три дня.

   - Ты хочешь сказать, что умеешь разговаривать с листьями? - купец, уже решивший продолжать свой путь, замер на месте. Его начала беспокоить уверенность и невозмутимость, с которой мальчик рассказывал небылицы.

   “Он точно сумасшедший, - подумал путник. - От таких - нужно держаться подальше. Это же надо — он говорит с листьями?”

   В это мгновение тишину нарушило новое громкое мычание буйвола.

   - И не только с листьями, - мальчик, словно не замечал раздражения купца. - Твой бык только что подтвердил, что дождь будет.

   - Что ещё сказало тебе это проклятое упрямое животное? - торговец сердито засопел, пытаясь сдвинуть с места мычащего буйвола. Мысль о том, что мальчик издевается над взрослым человеком, привела путника в ярость.

   - Он говорит, что один из твоих мешков порвался, и соль, смешиваясь с потом буйвола, выела на его коже глубокую рану, которая болит, и что не мешало бы тебе поскорее промыть рану водой вот этой реки.

   Удивлённый торговец, проклиная жару, стал приподнимать поклажу на спине буйвола и на его левом боку обнаружил большую, стёртую до крови язву, а также небольшую дырку в мешке, через которую виднелся большой кусок соли, потемневшей от пота животного.

   Путник поскорее вытащил из складок одежды иглу с нитью и принялся штопать дыру, окриками заставляя буйвола стоять спокойно. Торговец уже не обращал внимания на мальчика, который повернулся к нему спиной, глядя на заросли бамбука, подступавшие вплотную к реке. Выбрав себе в качестве сиденья плоский валун, паренёк встал с земли и уселся на камень, поджав под себя ноги.

   Покончив с дырой в мешке и промыв язву на коже буйвола водой из кожаной фляги, путник только сейчас осознал то, что недавно говорил ему мальчик.

   “Нет, всё это враньё. Не может человек понимать язык буйвола и разговаривать с сухим листом баньяна. Парень - просто очень наблюдательный. Конечно. Вон - тонкая белая дорожка на сухой земле от просыпавшейся соли. Он издевался надо мной. Что-то я его здесь раньше не видел. Может, это - подручный грабителей? Заговаривает зубы прохожим, а его сообщники незаметно подкрадываются и вырезают у людей кошельки или того хуже - убивают странников”, - купец оглянулся, а потом перевёл взгляд на мальчика.

   Тот сидел на камне и будто чего-то ждал. Неожиданно мальчик поднялся на ноги и сделал жест рукой.

   - Тебе пора идти, добрый человек. И не забудь напоить быка.

   “Он ещё указывает мне, что делать”, - подумал путник, и хотел было отругать мальчишку за неуважение к взрослым.

   - Поспеши. Мне ещё нужно переговорить с тигром, - эта фраза была произнесена абсолютно спокойным тоном без тени бахвальства или насмешки.

   - С каким таким тигром? - закричал торговец. - Не морочь мне голову.

   - А вот и он, - тихо сказал мальчик, всматриваясь в заросли тростника на другом берегу реки.

   Купец повернулся в ту сторону и увидел в полусотне дхануш сначала полосатый жёлто-чёрный бок хищника, а потом огромные клыки оскаленной пасти. Путник в ужасе застыл, не в силах шевельнуться.

   - Забирай своего быка и уходи, - тихо повторил мальчик.

   Торговец едва справился со спазмом ужаса, перехватившим горло, схватил повод и стал медленно пятиться, подталкивая собственной спиной буйвола и не выпуская из поля зрения  тигра.

   Громкий рык пронёсся над ручьём и затерялся далеко за поворотом дороги. Последнее, что увидел торговец солью, прежде чем скрыться за деревьями, была далёкая, дрожащая от знойного марева, картина: мальчик обнимал за шею тигра, а тот, положив голову на плечо парню, лизал паренька в ухо.

   - Люди добрые! Спасайте! Там у реки тигр сейчас сожрёт вашего парнишку! - орал купец, блуждая между домами, пиная своего буйвола коленками и постоянно оглядываясь.

   - Что тут за шум? - в дверях одной из построек стояла женщина в красном сари.

   - Тигр! Там, у реки.

   - И что?

   - Как, что? Сейчас он уже, наверное, обгладывает косточки вашего деревенского дурачка.

   - А-а, - спокойно сказала женщина. - Опять мой сын разговаривает с тигром. Нет, чтобы с прохожим перекинуться парой слов. Неужели он вам, уважаемый, ничего не сказал?

   Торговец, продолжая нервничать, почесал вспотевший затылок.

   - Как же, мы очень даже поговорили. Он признался, будто лист баньяна и мой буйвол шепнули ему о дожде, который начнётся вечером и будет идти три дня.

   - Значит, так оно и случится, - кивнула женщина. - А то наш рис на полях совсем засох.

   Торговец перевёл дух.

   - Но ведь у реки - тигр... Какие уж там работы в поле? - нерешительно сказал он, махнув рукой в сторону пересыхающего потока.

   - Не надо так волноваться из-за пустяков. Мой сын умеет выслушать любого. Сейчас он разговаривает с тигром, но мальчик вернётся ещё до дождя.

   - Ладно, коли так. Но всё-таки странные вы здесь. Как зовут вашего сына? - спросил торговец, снимая с буйвола мешок с солью. Удачно завязать разговор – в торговом деле главное.

   - Его зовут Будда...

 

   В салоне машины царила тишина. Лисицын сначала мельком взглянул на дремавшего Игоря, потом посмотрел в зеркало. Зрачки Кати мерцали всеми оттенками сапфира. Губы были приоткрыты.

   - Красивая притча. Ты её в книге какой-то нашёл?

   - Почти.

   - Слушай. В тебе погибает классный гид.

   - Почему погибает? Если деньги кончатся, пойду подрабатывать.

   - Не думай о деньгах. Лучше что-нибудь расскажи ещё. – В эту минуту Дементьева открывала для себя Лисицына совершенно с неожиданной стороны.  

   - Могу стих прочитать, - неожиданно предложил Сергей. – Хочешь?

   - Давай.

   Лисицын откашлялся и прерывающимся голосом стал декламировать:

   - Ты - сон, ты - наваждение,

   придуманное мной...

   Моя любовь! Мгновение

   рождённое волной

   любви, где сон растает летящим пухом инея

   в зеркальных отражениях обыденных забот.

   Но, вновь, наступит ночь, где я увижу линии

   под тонким полотном, скрывающим живот,

   бедро, ключицы, ямочки парчового колена,

   ко мне протянешь руки, взволнованно вздохнёшь...

   Проявишь миражи, где затрепещут вены,

   где все грехи ночные с нас смоет тёплый дождь.

   И в храме нашем ночь привычным вечным жестом

   зажжёт светильник бронзовый Луны...

   Пусть бережно накроет наш дом - святое место

   прозрачным покрывалом тишины.

   Такой непрочной, кружевной и ломкой...

   Я снова буду знать, что ты, всего лишь, сон.

   Загадка для меня из тайн головоломки,

   как тихий шелест крон

   в том сказочном саду,

   где мы - наедине, где суждено пропасть

   в краю, раю, аду,

   в хрустальном новом сне,

   где имя твоё - Страсть,

   горящая во мне...

  Часы рассвет не впустят,

   пока я не скажу...

   Мне день - источник грусти,

   подобен миражу...

   Ты встанешь и уйдёшь, душе оставив жжение.

   Я до сих пор живу, пока струится сон.

   Ведь имя твоё - Ведьма, Колдунья, Искушение...

   Ты - множество имён...

   Я стал бы в наших снах эскизом и наброском,

   туманным отражением на полотне зеркальном,

   но понимаю, что рисунок был бы плоским,

   куда мне до вина в бокалах снов хрустальных.

   Мне кажется порой, что лучше иногда,

   вздыхая, помолчать совсем немного,

   как у воды, но ты - сама вода,

   творение легкомысленное Бога.

   Ты тянешься спросонок, ручей в песочном русле.

   Я - талый снег на солнце. Что хочешь, то сложи.

   Обрежь ножом вот эти мои припадки грусти...

   Быть опьянённым ведьмой - ведь это тоже жизнь,

   похожая на след, оставленный в стекле

   дыханием на выдохе от боли.

   Я знаю, что ты - спица, ты - боль в стальной игле

   и кошка сна, живущая на воле.

   Ты - хмель со дна сосуда божественных напитков,

   прохладный ветер с четырёх сторон.

   Ты - книга, но тобою я сам давно прочитан...

   любовь моя и самый чудный сон...

 

   Странный звук заставил Лисицына вновь обернуться. Катя сморкалась в платок. Из глаз ручьём текли слёзы.

   - Кто это написал? Блок или Фет? Может, Вознесенский?

   - Нет. Это всё я, - признался Сергей, растерянно улыбаясь. - От тоски. Так скучал… Посвящается тебе.

   - Господи! А я – то, дура. Тайками тебя попрекала. Остановись немедленно. Я тебя хочу.

   - Нет, - Лисицын приложил палец к губам. - На автострадах остановки запрещены. К тому же - с нами Игорь. Ты забыла?

   - Да он спит, как сурок.

   - Устал. Вы, сколько летели? Часов девять?

   - Восемь с половиной, - ответила Катя, вытирая уголки глаз краем платка, испачканного потёкшей тушью. - Неужели ещё есть на свете такие мужики, как ты? - спросила она, немного успокоившись.

   - Не знаю.

   - Почему наши дороги не пересеклись раньше?

   - Всему своё время.

   - Ты случайно не стал здесь буддистом? Может, ты и воздержание проповедуешь?

   - Чего нет, того нет.

   - Слава богу, - Катя со всхлипом вздохнула и обняла Лисицина за шею, прижавшись щекой к покрасневшему уху Сергея.

   Они продолжали ехать в полном молчании. Шум мотора и шелест шин по асфальту навевал дрёму, но Сергей крепко держал руль, не позволяя себе расслабиться. Дыхание Кати было тёплым. От неё исходил тонкий запах духов, и Сергею казалось, что он даже через спинку сиденья снова чувствует биение сердца женщины. Справа за высокими пальмами замелькали черепичные крыши построек, потом вдалеке возникли белые свечи высоток.

   - Там море, - сказал Лисицын. - Северная Паттайя.

   - Долго нам ехать ещё?

   - Минут пятнадцать. Свернём на объездную дорогу. Так путь короче по времени. Город потом посмотрим.

   - Хорошо, - согласилась Катя, отстраняясь. - Игорь! Просыпайся.

   Она растормошила сына, достала из сумочки косметичку, посмотрела в зеркало, потом махнула рукой и лишь слегка подкрасила губы.

   - Так сойдёт?

   - Ты ещё спрашиваешь? - Лисицын на мгновение обернулся. - А, знаешь? У тебя иконописное лицо.

   - Скажешь тоже.

   - Точно тебе говорю. Если на ресницах нет туши, то... Глаза кажутся ещё больше...

   - Не говори чепухи. С меня иконы писать? Я - грешница, Серёжа.

   - Мама! Смотри! - воскликнул Игорь. - Море, море!

   Катя повернула голову и открыла окно автомобиля.

   - Боже мой! Цвет воды - будто молоко разлили. Классный пейзаж.

   - Здесь так всегда, если между морем и солнцем - тонкая ширма облаков. Всё, приехали, - Сергей свернул на грунтовую дорогу, и через пару минут они уже въезжали в открытые садовником ворота маленькой виллы.

   Игорь выскочил из машины, опередил Лисицына и распахнул заднюю дверь машины.

   - Мама вылезай, - мальчик уже тащил из багажника чемодан. - Переодевайся скорее, пойдём купаться.

   - Может, сначала позавтракаете? Тут у нас есть горничная. Она должна приготовить яичницу с ветчиной и кофе, - Лисицын подал руку Кате и помог ей выбраться из машины.

   - Серёжа! А ты - в плавках?

   - Тут все в шортах купаются.

   - Ура! В шортах! - воскликнул Игорь. - Пошли к морю.

   - Пять минут, ладно? - Катя взялась за ручку чемодана, но садовник вежливо, с поклоном сделал предостерегающий жест рукой и покатил чемодан к дому.

   - Я сейчас, - сказала Дементьева.

   - Провожу тебя в твою спальню, - Лисицын взял Катю за руку.

   - В мою? Может, в нашу?

   - Да, конечно, - смущённо пробормотал Лисицын, поглядывая на Игоря готового бежать к морю.

   - Не нужно меня провожать. Садовник покажет дорогу. Мужчины остаются здесь. Я только переоденусь.

   Катя смешным кивком головы опустила чёрные очки на нос, сбросила туфли, оставив их на дорожке, и босой двинулась к дому.

   Лисицын подобрал туфли, бережно поставил на одно из пластиковых кресел и сел рядом.

   - Вечно приходится ждать этих женщин, - проворчал Игорь, садясь на бордюрный камень.

   - Да, брат. Но знаешь? Это привилегия мужчин.

   - Так уж и привилегия?

   - Точно тебе говорю.

   - Отца вечно бесили эти задержки с переодеванием, макияжем, - сердито сдвинул брови Игорь.

   - А тебя?

   - Меня? - мальчик задумался. - Нет. Я понимаю, что быть женщиной очень трудно.

   - Неужели?

   - Точно тебе говорю, - подражая Лисицыну, сказал Игорь. - Мама вечно старалась не раздражать отца. Да я ещё часто не слушался её. Она иногда плакала, когда оставалась одна.

   - Откуда ты знаешь?

   - Знаю. Там, на Рублёвке наши спальни были расположены на противоположных концах дома, но я чувствовал. Отец не разрешал мне жалеть маму.

   - Но ты утешал? Правда?

   - Правда. Когда отец уезжал. Ненавижу его.

   - Брось. Отец наверняка старался многое делать для тебя.

   - Да не нужны мне его старания. Он любил, чтобы всё было, как он скажет. Он и меня заставлял соответствовать м-м... Не знаю, не подберу слова.

   - Определённому имиджу?

   - Точно. Говорил, что я должен быть победителем. Что победители пишут правила, чтобы побеждённые следовали им.

   - Спорное утверждение. Я бы сказал - ущербное.

   - Вот и я так думаю. Он говорил, что противнику нужно нанести максимальный ущерб.

   Мальчик невольно съёжился.

   Вернулся садовник. Подойдя к Лисицыну, он спросил его о времени завтрака.

   - Через полчаса. Окей?

   Таец кивнул и тут же исчез.

   - Ну, где же мама? - вскочил на ноги Игорь.

   - Пойду, посмотрю. А ты можешь пока искупаться в бассейне за домом.

   - Точно, - мальчик сбросил футболку и пошёл по дорожке, наклоняясь и нюхая кусты орхидей.

   - Забыл спросить, - крикнул ему вслед Сергей. - Ты плавать умеешь?

   - Обижаете, мистер. Ещё как. Любыми стилями. Да не беспокойтесь вы. Не утону.

   Лисицын подождал, пока мальчик скроется из глаз, и двинулся к дому.

   В спальне при открытом настежь окне тихо гудел кондиционер. Катя спала, натянув до подбородка одеяло. Одежда в беспорядке валялась на полу. Чемодан был открыт, но не разобран.

   "Господи! Она же устала. Нужно было хотя бы накормить всех завтраком. Вот - дурак. О чём думаю?"

   Лисицын осторожно, стараясь не шуметь, придвинул к постели стул и сел рядом. Он смотрел на приоткрытые полные губы женщины, на пряди волос, рассыпанных волнами на подушке, на густые ресницы, которым, как он считал, не нужна тушь, на розовое маленькое ухо с алмазной серёжкой, на гладкую кожу щеки. Он мог так просидеть вечность, чувствуя себя хранителем сна любимой. Сергей так соскучился, что нежность, которую он испытывал в данный момент к Кате, заставляла его сдерживать дыхание и не шевелиться, хотя это было совсем необязательно. Дементьева крепко спала.

   "Намаялась там, в Лондоне", - нашёл, наконец, Лисицын объяснение такому крепкому сну.

   До его слуха доносились пение птиц за окном, плеск воды в бассейне, шум морского прибоя. Он боялся, что эти звуки разбудят Катю, и хотел закрыть окно, но не решился, опасаясь, что стул заскрипит, или, не дай Бог, громко щёлкнет задвижка окна. Сергей потерял чувство времени и оглянулся только тогда, когда услышал чьи-то осторожные шаги. Дверь приоткрылась, и в щель пролезла голова Игоря.

   - Я так и знал, - прошептал он. - Спит. А с морем, что будем делать?

   - Тише, - Лисицын аккуратно развернулся к мальчику. - Мама устала. Жди меня в саду. Сейчас выйду.

   Голова Игоря исчезла. Через пару минут, Сергей, разобрав чемодан Кати, нашёл Дементьева-младшего в холле первого этажа.

   - Пойдём, съедим что-нибудь, - предложил Лисицын и направился к кухне.

   Игорь поплёлся за ним. В просторной комнате с электрической плитой, огромным холодильником и длинным столом, окружённым шестью стульями, суетилась маленькая женщина в белом переднике. На лиловой кружевной скатерти стояли зелёные тарелки, чашки с блюдцами, маленький металлический кофейник с крышкой и стеклянный кувшин, наполненный соком.

   Увидев Сергея, тайка подхватила с плиты сковородку и начала раскладывать по тарелкам дымящийся омлет, вкусно пахнущий пряными травами.

   Лисицын благодарно кивнул.

   - Садись, брат. Кофе будешь?

   - Лучше сок. Апельсиновый?

   - Ананасовый. Нет, стой. По-моему - манго.

   Сергей налил в высокий стакан сок и поставил перед мальчиком.

   - Кофи, сэр? - спросила горничная, держа на весу кофейник.

   - Угу, - ответил Лисицын с набитым ртом. - Молоко, пожалуйста, - добавил он по- английски. 

   Игорь вяло ковырял вилкой в тарелке, подпирая левой рукой щёку.

   - Да, ты спишь, вроде? - улыбнулся Лисицын.

   - Что-то глаза начали слипаться.

   - Ещё бы. Девять часов перелёта. Допивай сок и пойдём. Я тоже рано поднялся сегодня. Ляжем и поспим часа полтора.

   - А море?

   - Никуда не убежит. К тому же, дождь собирается, - Сергей встал и выглянул в окно.

   - Дождь - это надолго? - забеспокоился Игорь.

   - Пара часов, не больше. Пошли, пошли...

   Уложив Игоря на удобный диван в маленьком кабинете, Лисицын пристроился в кресле рядом с комнатой, где спала Катя.

   - Всё под контролем, - улыбаясь, прошептал он, прислушиваясь к шуму начавшегося дождя.

   Веки постепенно тяжелели, ресницы закрывались...

   Лисицыну снилось, что он сидит за круглым столом напротив Кати. В руках у них были карты.

   - Всех твоих дам я бью тузами, - смеялась Катя, выбрасывая на зелёное сукно веер разномастных тузов, которых было не меньше десяти.

   Сверху лёг пиковый джокер, накрыв всю стопку карт широкой белозубой улыбкой. Улыбка постепенно таяла, превращаясь в злобную гримасу на знакомом лице. Золотая фикса Коли Крика сверкнула, ослепляя, а потом превратилась в чей-то затылок. Голова поворачивалась вокруг шеи, и Лисицын увидел злые глаза Вадима Дементьева.

   - Что, не ждал, соня? - спросил тот, протягивая вперёд руку.

   Лисицын ощутил на своём плече тяжесть и тепло.

   - Вот, как ты ждал меня? - Дементьев спросил это голосом Кати.

   - А, что? - прошептал Сергей, просыпаясь.

   Над ним наклонилась Катя. Её рука лежала на плече Лисицына. Потом ладонь переместилась на затылок и взъерошила Сергею волосы.

   - Ты - соня чистой воды.

   Женщина наклонилась и поцеловала Лисицына в губы. Он почувствовал уже знакомый запах свежести и еле уловимый вкус клубники во рту. У Сергея бешено заколотилось сердце. Он нерешительно поднял руку и коснулся бедра Кати.

   - Я уже думал, что никогда не увижу тебя больше. Мне было плохо без тебя.

   - Знаю. Ждать и догонять - хуже некуда, - Катя села на колени Лисицыну и прижалась губами к уху мужчины. - Мне повезло.

   - Это мне повезло, - прошептал Сергей.

   - Нет, нет. Не спорь. Повезло мне, - Катя выпрямилась и посмотрела прямо в глаза Лисицыну. - Такие мужчины, как ты - большая редкость.

   - Это, какие такие? - Сергей покраснел.

   - Вот такие. Краснеющие, пишущие стихи, преданные, верные. Здесь в Таиланде - море красивых доступных женщин, но судя по всему, ты не воспользовался свободой.

   - Катя! - голос Лисицына обиженно дрогнул, теперь уже покраснели даже мочки ушей и, чтобы скрыть смущение, Сергей попытался замаскировать свою растерянность шуткой, - Ты уверена в этом?

   - Абсолютно. У меня нюх на измену. Большой опыт в этом деле. Смотри в глаза!

   Катя обхватила ладонями голову Лисицына.

   - Нет. Ты не способен ударить в спину.

   - Согласен, - Сергей накрыл руки женщины своими ладонями.

   - Догадалась, почему ты стал таким сухим и поджарым, - женщина высвободила руки и провела ими по груди мужчины.

   - Почему?

   - Умерщвлял плоть в тренажёрном зале. Угадала?

   - Почти.

   - Много плавал?

   - И это тоже.

   - Господи! - воскликнула Катя, закатывая к небу глаза, - Как я хочу тебя. Думаешь, ты один высох от воздержания? Пойдём в койку немедленно.

   - Игорь вот-вот проснётся. Я обещал ему, что мы пойдём на море.

   - Сын и море подождут. Пошли скорее...

   В эту минуту на пороге кабинета появилась фигура мальчика, который напяливал на голову бейсболку. Довольно длинные купальные трусы подчёркивали белизну и худобу ног.

   - Ой! - воскликнул он. - Простите... Вы не думайте. Я не подслушивал...

   - Зато, наверное, подглядывал, - рассмеялась Катя, вставая.

   Лисицын выскочил из кресла, заправляя футболку в шорты.

   - Зачем мне подглядывать? С вами и так всё ясно. Вы же любите друг-дружку.

   - Смотрите, какой наблюдательный.

   - Причём здесь "наблюдательный"? Мам! Ты светишься вся. Я тебя такой сто лет не видел.

   - Старичок у нас в доме завёлся! - воскликнула Дементьева, оглядываясь на Сергея.

   - Дядя Серёжа. Мы на море пойдём? - спросил мальчик, пропуская слова матери мимо ушей.

   - Да, кстати, молодой человек. А, где тут море? Мне срочно нужно загореть. - Катя распахнула блузку, демонстрируя ослепительно белый купальник.

   Сергея, словно перед ним вспыхнула молния, опустил ресницы . Не смотря на белизну кожи, фигура женщины показалось ему совершенным произведением искусства. Голова почему-то закружилась. Он смущённо кашлянул.

   - Море - там! - Рука поднялась в нужную сторону и задела высокую вазу с цветами, стоявшую на полу.

   Та едва не перевернулась, но Сергей успел подхватить её.

   - Так чего мы ждём? Дождь кончился, - восторженно закричал Игорь.

   - Вот именно, - подхватила Катя, беря Лисицына под руку. - Плотными шеренгами - за мной!

   Они вышли за ограду дома, через минуту оказались на почти безлюдном пляже, и вскоре втроём уже плескались в воде, дурачась и крича. Остаток дня прошёл весело и беззаботно. Солнце медленно двигалось к закату, быстро высушивая песок и отступая к горизонту. Обнажились небольшие отмели, где Игорь начал собирать маленьких креветок. Набрав полную ладонь, он выпустил их в небольшую, им же вырытую гавань, соорудив там дворец из ракушек. Они ужинали дома, заказав из ресторана, расположенного неподалёку, несколько рыбных блюд и пили белое сладкое тайское цветочное вино. Потом Лисицын повёл Игоря в маленькую спальню, пристроенную к кабинету, где уложил и долго держал мальчика за руку, слушая сонную скороговорку, наполненную впечатлениями прошедших суток.

   - Всё, сломался парень, - тихо сказала Катя, заглядывая в комнату. - Пойдём...

   Она взяла Сергея за руку и повела за собой, время от времени останавливаясь и целуя Лисицына.

   - Не думала, что вы с Игорем станете такими друзьями, - прошептала Катя, останавливаясь перед дверями спальни. - Он сложно сходится с людьми.

   - Он мне... Очень близок, если не сказать больше... Трудно выразить словами. Обычно дети держатся со мной настороже. Не понимаю в чём причина...

   - Не нужно ничего объяснять, - шептала Катя, стягивая с Лисицына футболку. - Ты пахнешь морем.

   - Нет, постой. Ты должна знать. У меня тоже есть сын. Он уже взрослый, и мы, как бы это лучше выразиться...  Когда я развёлся с женой, он был ещё маленьким. Года четыре, четыре с половиной. Мы разные и не очень дружим.Тому много причин. Долго перечислять. В основном - это моя вина. Я пытался давить на него, выбирал вуз, где он должен, мо моему мнению, учиться, считал, что хорошая специальность - залог жизненного успеха. Наверное, я мыслил совсем другими категориями. Совковыми, что ли... Сын не стал, ни юристом, ни финансистом, ни даже простым инженером. Пытался заниматься бизнесом, но неудачно. И тогда он выбрал совершенно иной путь, у него появилось увлечение. УВЛЕЧЕНИЕ, ты понимаешь?

   - Понимаю. Отцы и дети - вечная проблема, - тихо сказала Катя, расстёгивая на себе блузку.

   - Проблемы эти мы создаём сами, пытаясь заставлять ребёнка следовать нашим советам. Но у детей совершенно иная организация ума, другое устройство души. Понимаешь?

   - Ещё бы мне не понимать. Но ты не в состоянии ничего изменить.   

   - Я осознал это слишком поздно и считал, что увлечение компьютером - пустая блажь и потеря времени. Но сын всё сделал по-своему. Он стал вебдизайнером, пишет сказки для детей, снимает клипы, на одном энтузиазме практически без бюджета, написал сценарий, нашёл актёров и поставил полноценный игровой фильм... Понимаешь? У него интересная жизнь, хотя я знаю, что он часто едва сводит концы с концами, но не хочет, чтобы я ему помогал. По большому счёту я завидую сыну, по-хорошему завидую. Он переступил через стереотипы и счастлив, по-настоящему счастлив...

   - Творческая натура твой сын. Вот Игорь - совершенно другой. Он очень ласковый, и прагматик. И слишком привязчивый. Липучка. Он обожает тебя. Я вижу.

   Руки Кати скользили по спине Лисицына, пальцы нежно гладили загорелую кожу. Зубы Сергея начали выбивать дрожь.

   - Успокойся. Не нужно так дрожать. Всё будет хорошо, - шептала Катя, сбрасывая на пол одежду и прижимаясь к Сергею. - В тебе живёт нерастраченная любовь к собственному ребёнку. Не твоя вина, что он вырос без отца. Правда?

   - Не знаю, - Лисицын поднял Катю на руки. - Я люблю тебя.

   - Тогда не теряй времени, - женщина откинула голову и позволила себя поцеловать. Дрожь Сергея передалась и ей.

   Они неожиданно оказались на полу, их тела переплелись, наслаждение от прикосновений становилось всё более острым... Прерывистое дыхание участилось…

   Негромкие стоны ещё долго тревожили тишину спальни. Ночь для мужчины и женщины закончилась с первыми лучами солнца, когда им всё же пришлось оторваться друг от друга. Усталость расслабила разгорячённые тела, а сон положил прохладные успокаивающие ладони на веки.

 

 

   Вадиму стоило больших трудов и ухищрений договориться с банкиром Севрюговым о встрече на своей территории в формате, как сейчас говорили - "без галстуков". А если проще, то Дементьев решил не навязчиво, но настойчиво напомнить Алексею о комсомольской молодости, о былых временах, общих интересах, о некоторых одолжениях и услугах в период создания Севрюговым банка. Несколько телефонных звонков со словами: - А помнишь... Да, было время... решили дело. Севрюгов почувствовал – Дементьеву что-то нужно, и согласился встретиться на Рублёвке в особняке давнего приятеля.

   И вот теперь они сидели тет-а-тет в предбаннике огромной сауны с бассейном, баром, вторым этажом, где располагались две спальни. Приятели пили пиво.

   - Хватит трепать языком и ностальгировать по старым временам, - лениво произнёс Севрюгов, делая глоток из большого бокала. - Спрашивай. Я вижу - тебе что-то нужно от меня.

   - Мне нужна ясность, - сказал Вадим, шаря пальцами в пакетике с солёным арахисом. - За каким чёртом я трачу деньги на этого придурка - Молодцова? Какая, на хрен, он оппозиция? Шизофреник с ура патриотическим уклоном. Ты всерьёз полагаешь, что там, в Европе этого парня считают реальным оппозиционером, способным составить конкуренцию нашему Вове?

   - Может, считают, а может, и нет. Всё зависит от степени глупости Гейропы?

   - Кого, кого?

   - Европу так теперь модно у нас называть. О гейпарадах слышал?

   - Ах, это. Понятно. И что мне с того? Какой смысл зря тратить деньги? Будь моя воля, я бы Молодцова отправил в психушку. Мне дела делать надо, а тут возись с этим дерьмом, да ещё давай ему бабки.

   - Смысл, он есть всегда. Психушка – это интересная мысль, но тогда мы сделаем из него узника совести. Они таких любят ещё больше. А деньги, положим, они не твои...

   - Знаю, знаю. Это денежки бюджетные на разные программы поддержки очередной хрени, придуманной премьером. Но раньше мы их дербанили только между своими, и все были довольны...

   - Времена меняются. Делиться надо.

   - Ага, помню эту крылатую фразу Березовского.

   - Лифшица, дорогой, Лифшица. Еврей еврею рознь. А тебе бы поучиться у этой братии.

   - Чему?

   - Умению примазываться к власти.

   - Прости. Никогда не был прилипалой.

   - Ага. Ты у нас крутой мужик. Скажи лучше, чтобы принесли сёмги солёной.

   Вадим не охотно встал, открыл холодильник и поставил на стол блюдо с нарезанными кусками солёной рыбы разных видов.

   - Кое-кто из моих старых знакомых давно понял сегодняшние правила игры, - сказал Севрюгов, заталкивая в рот большой кусок сёмги.

   - И какие это правила?

   - Воруй по-тихому, но не зарывайся, оставайся верен президенту и тогда будешь в шоколаде. Стань публичным человеком, отстаивай нужные интересы и тебя никогда пальцем не тронут.

   - Чьи интересы?

   - России, конечно, - криво улыбнулся Севрюгов.

   - Скажи лучше – клана. И кто же так из твоих приятелей преуспел?

   - В первую очередь питерские пацаны. Москвичи более инертны и консервативны. Да взять Серебряка к примеру. На виду парень.

   - Серебряка? Да он вроде раньше звёзд с неба не хватал. О нём почти ничего не было слышно.

   - И правильно. До недавнего времени держался в тени. В этом вся и штука. Присматривался, учился у старших товарищей. Зато сейчас - в фаворе. В Думе заседает, по "ящику" выступает. Посмотри, какую карьеру сделал. А кем был? Заместителем по политической части какой-то там занюханой воинской части на Балтике. Но на заре современного русского капитализма быстренько уволился из армии и стал начальником отдела рекламной фирмы. Другой бы на этом и остановился, ан нет. Уже через пять лет наш "замполит" возглавляет News Outwenture & Publicum Relations Russia, принадлежащий, кому бы ты думал?

   - Не знаю.

   - Самому Рупперту Мёрдоку, медиамагнату.

   - И что?

   - А то, что парень успел за это время закончить швейцарскую бизнес-школу и отбиться от претензий налоговой службы, связанных с неуплатой налогов на сумму в 1, 34 миллиарда рублей. Учись.

   - Сколько верёвочке не виться, а конец будет.

   - Может, будет, а может, и нет. А сейчас он - один из заместителей Председателя Государственной Думы, можно сказать - рупор Кремля и офигенный законодатель.

   - Патриот хренов. Слышал. Не вылезает с разных ток-шоу. Языком горазд работать, а вот что у него за душой? Я бы посмотрел.

   - За душой должны быть деньги, много денег, чтобы быть неуязвимым.

   - Неприкасаемых у нас нет. Твои друзья с Лубянки покопались бы, обязательно нашли бы на потенциального клиента компромат.

   - Уже...

   - Что уже.

   - У всякого человека есть слабые места. У некоторых - прошлое, - Севрюгов покосился на приятеля. - У некоторых настоящее.

   - Ты - о себе?

   - Мне ещё рано идти с повинной. О Серебряке говорю, конечно. Ты прав. Патриот из него хренов. Пока он тут разоряется об импортозамещении, о защите отечественного производителя, о воспитании молодёжи, три его дочери учатся за границей, в собственности депутата имеется квартира в центре Москвы — двести пятьдесят пять квадратных метров, а сам он владеет двумя дорогими иномарками при годовом доходе — три миллиона пятьсот тысяч рублей.

   - Ну и нормально, - неуверенно произнёс Дементьев, вытирая пот со лба.

   - Было бы нормально, если бы он не платил ежегодно за обучение дочерей четыре с половиной лимона.

   - Откуда деньги, Зин? - удивился Вадим, вспомнив слова из песни Высоцкого.

   - Оттуда. В руки парней с Лубянки попала справка, что Мёрдок платил Серебряку ежемесячно по сто четыре миллиона рублей в бытность пацана главой Outwenture. И это ещё не весь компромат. Я достоверно знаю, что на него есть досье, где содержится много неприятных для Серебряка фактов. В нужное время материалы послужат основанием для возбуждения уголовного дела. Но не сегодня.

   - Ага. Значит, если хочешь петь в одну дуду кое с кем из власть имущих, нужно делать так, чтобы тебя считали патриотом?

   - Вот именно.

   - Не понимаю, куда ты клонишь.

   - Всё туда же, - задумчиво сказал Севрюгов, наливая в бокал с пивом водку и накладывая на тарелку новую порцию сёмги. - Таких деятелей с подмоченной репутацией вокруг президента - пруд пруди. Так сказать - обойма на все случаи жизни. Можно отстреливать, а можно и отстреливаться ими. Все фамилии людей, которые начинали вместе с нами и, которые преуспели в лизании нужных задниц, в узких кругах на слуху.

   Только сейчас Дементьев заметил, что банкир захмелел.

   - Загибай пальцы, - Севрюгов неуверенным движением схватил Вадима за кисть руки. - Женя Зимничий - вице-губернатор, Саща Славин - глава Федеральной таможенной службы, Серёга Сайкин - директор Рособоронэкспорта... Это уже не говоря о евреях или о мужиках, чьи жёны или родственники - евреи или, что ещё хуже - саентологи. Хочешь знать, что я думаю о самом президенте? Только, тс-с, - Севрюгов смешно выпятил губы, а Дементьев пожалел, что не пишет этот разговор.

   - Сам, - палец банкира взлетел к потолку, - наверняка человек Ротшильдов. Они любят вытаскивать джокеров из рукавов. Яркий пример — Макрон. Подозреваю, что...

   - Брось, - разочарованно перебил приятеля Вадим. - Мировое правительство, теория заговора - всё это чушь.

   - Не скажи. Весь смысл политики в том, чтобы сократить население Земли до одного миллиарда. Это — план Ротшильдов, которые считают, что Земля не в состоянии прокормить всё население планеты, численность которого постоянно растёт. Я считаю, что Ротшильды правы. И мы с тобой должны войти в этот самый миллиард.

   - А, кто будет работать? Производить блага? Машины роскошные, яхты, строить особняки?

   - Роботы! Конструкторы и учёные близки к созданию искусственного интеллекта. Скоро везде будут работать роботы. А лишних людишек, куда девать? Не платить же им всем с младых ногтей пенсии.

   Банкир облизнул жирные от сёмги губы.

   - Ты это всерьёз? - усмехаясь, спросил Дементьев.

   - Не сомневайся. Евреи всё давно продумали. Земля почти везде истощена. Ей не прокормить такую ораву людей. Вот зачем им нужна Россия матушка. У нас ещё много чего есть. Для Него, - палец банкира вновь застыл над головой, - судьба России - вопрос цены.

   - А что же он тогда бодается с америкосами?

   - Политика, дорогой! Что ты смыслишь в политике? В ней у каждого - своя роль. Кстати, у Серебряка, Чубайса, у Молодцова - тоже. Если не бодаться с Америкой, народы, особенно в Африке и на Ближнем Востоке взбунтуются по полной программе. А так у них есть уверенность, что наш всенародно избранный грудью стоит за справедливость и за мир во всём мире. А полосатые америкосы будут черномазых потихоньку мочить всеми способами. Арабов уже начали. В Сирии, Ливии, Ираке. Кого рукотворными эпидемиями, а кого - ракетами. Иначе, чем ещё доказать свою мощь и богоизбранность.Так, что - заткнись и делай то, что умные люди говорят. Раз тебе деньги дают, значит надо делиться и подкармливать кого нужно, включая Молодцова...

   - Чубайс, - проворчал Дементьев, вспомнив разговор с отцом. - Вот по ком нары плачут. Он же, сволочь, предатель Родины.

   - Ха! Толя у нас – самый не прикасаемый из богатеньких Буратин. Рыжую бестию никогда не посадят.

   - Погоди. Придёт время.

   - И, кто его будет сажать? Ты, что ли?

   - Зачем я? Или Путин, или его преемник. Рано или поздно укоротят фраерка.

   - Вадик! Ты – точно с Луны свалился. Знаешь, почему Чубайса поставили рулить приватизацией?

   - Во время под руку Ельцину попался.

   - Как бы, не так. Ельцин в ту эпоху ни черта не смыслил в экономике, а тем более в приватизации. Но Бориске через старшую дочку Таню внушили, что только новый класс крупных собственников спасёт Рассею-матушку от коммунистического реванша. Парни в правительстве, кому за державу было обидно, предлагали открыть именные приватизационные банковские счета на каждого гражданина России. Всё это было заложено в новых законах, принятых Верховным Советом, но Таниным друзьям, которые получили доступ к телу Бориски, такая постановка вопроса не понравилась. Им хотелось всего и сразу. Приватизация — для избранных. А, кому поручить техническую сторону? Где взять настолько беспринципного и хитрого пацана, который бы смог быстро построить коммунизм для узкого круга нужных чуваков? Вот тут, кто-то и посоветовал… Скорее всего - Собчак. Нашли молодого, но уже бывшего члена КПСС с большевистским мышлением – Толю Чубайса, которому было плевать на десятки миллионов своих сограждан. Мишу Малея на посту Председателя Госкомимущества быстренько заменили на Толика. И дело – в шляпе. Бестия, он и есть бестия. Что придумал, сукин сын?  Он использовал право Ельцина издавать указы. Но если те противоречили закону, а Верховный Совет в течение недели не отменял такие указы, то документ вступал в силу. Теперь, представь. Чубайс подписывает у Бори указ о введении, вместо именных приватизационных счетов, обезличенных ваучеров, а его приятель - соплеменник иудей Красавченко, возглавлявший тогда Комитет Верховного Совета по экономической реформе, получив сей документик, держал его неделю в сейфе, и указ автоматически вступил в силу. Всё просто, как мычание. Ловкость рук и никакого мошенничества. Вместо миллионов собственников страна получила клан беспринципных и безнравственных хищников, продолжающих и сегодня рвать на куски и обгладывать Россию…

   - Кто бы говорил? – тихо бросил в пространство Дементьев.

   - Чё ты там шепчешь?

   - Что слышал.

   - Да я свой бизнес с нуля построил, -  возмутился Севрюгов. – Сколько денег я инвестирую в реальный сектор, знаешь? Ты меня с нашими олигархами не ровняй. Я рубля не украл у государства.

   - Ладно, ладно. Без обид, - отмахнулся от приятеля Вадим.

   - То-то. Знаешь, что я иногда думаю?

   - Что?

   - Если говорят, что души умерших людей бессмертны и витают где-то над нами, то, может душа Гитлера вселилась в Толю Чубайса.

   - Ну, ты и загнул.

   - А, что? Может, это через Толю Гитлер совершил то, что не удалось фюреру сделать во время войны с нами. Кстати, Адольф тоже был евреем.

   - А это тут причём?

   - А, притом. Смотри, кто главные соратники Толи… Макс Бойко. Фактически тень Чубайса в то время, обладатель гражданства Израиля и грин карты США. Этот Бойко до 16 лет жил в Соединенных Штатах и носил фамилию Шамберг. Его отец  до сих пор преподает в специализированном вузе Центрального разведывательного управления. А сам Максим прошел стажировку в Национальном бюро экономических исследований, которое является подразделением ЦРУ. Идём дальше. Из, так называемых наших россиян: Альфред Кох, Герман Греф, Костя Боровой. Фридман, Абрамович. Авен. Все – евреи.

   - Боровой? Да, ладно тебе. Какой он еврей?

   - Самый настоящий. Папа – Натан Ефимович. Прадед по линии матери – Иосиф Израилевич Фаликзон, кстати – бывший большевик. В годы революции был председателем ревкома в Виннице.

   - Слушай, Севрюгов! Ты случайно не из КГБ вылупился? Слишком много знаешь.

   - Брось свои шуточки, - пьяно качнулся приятель. – Я просто любознательный, и у меня пытливый ум. Поэтому и говорю тебе. Путин никогда не посадит Чубайса. Он сам это говорил. Мол, оснований нет. К тому же Толя знает, не только всё, что творится в корпорации "Российская Федерация", но и, кто это Закрытое Акционерное Общество крышует. Зря, что ли он передал управление корпорацией Путину? Мол, бери, как есть. Здесь и тебе кое-что осталось. А того, кто знаёт всё, не сажают. Пример – Сердюков, наш бывший министр обороны.

   - Ты слишком строг к Путину, - сказал Дементьев, обнимая приятеля за потное плечо.

   Хмель туманил голову Вадиму, и ему хотелось позлить банкира.

   - Строг? – норовисто дёрнул плечом Севрюгов. – Наш Вован, чтоб ты знал, личность среднего калибра. Он всегда был при ком-то. Сначала при Собчаке, потом при Чубайсе. Хитёр? Да, не спорю. Мастер вовремя сменить покровителя…

   - Но власть заполучил?

   - Ну и, что? Посмотри на его ближайшее окружение. Медведев, Дворкович, Сечин. Тот же Сердюков. Жалкие ничтожные людишки. На их фоне Вова – выдающаяся личность. Если бы не идея-фикс Розенбергов, Фридманов, Чубайсов - обеспечить защиту новой России от коммунистов может только сильный и злой класс беспринципных собственников - капиталистов - бандитов под контролем КГБ-ФСК-ФСБ, Путину никогда бы не получить эту власть. Запомни. Путин – один из команды Чубайса и не скрывал этого факта в девяностые. Он ставленник тех, кто тогда захватил власть в России, и, кто удерживает её до сих пор. В девяносто шестом году они контролировали пятьдесят один процент экономики России, заключив своеобразный пакт о ненападении с кланом Ельцина, получив гарантии неприкосновенности капиталов. Когда Бориску фактически освободили от власти по причине беспробудного пьянства и по состоянию здоровья, начался непрерывный кастинг кандидатов на роль царя-батюшки. Ельцин мечтал протащить в Кремль Немцова, которого связывали родственные отношения с Наиной. Волошин ставил на хомячка Степашина. Присматривались к Лебедю, даже Никита Михалков в кастинге поучаствовал. Потом пытались "слепить" кандидата вообще из ничего. Смешно сказать - рассматривали даже экзотические варианты типа - коронации отпрыска семьи прусских Гогенцоллернов с регентом в лице Чубайса. Он бы и сам был не прочь, но не решился в силу репутации «рыжего», или другими словами - хитрого, коварного обманщика. В девяносто восьмом году рухнул рубль, вся экономика полетела в тартарары, разорились Инкомбанк Виноградова, Мост-банк Гусинского, СБС-Агро Смоленского. На плаву удержались Березовский, Ходорковский, Абрамович, Авен, Фридман, Чубайс и Волошин. И вся вышедшая из кризиса хунта стала с удвоенной силой искать сменщика для Ельцина в Кремле. Требования были такие: кандидат должен быть слабым, управляемым, своим для дерьмократов или выходцем из их близкого окружения, приемлемым для спецслужб и военных, иметь опыт работы с крупным бизнесом, не шарахаться от бандитских "понятий". Чтобы на парнишу имелся весомый компромат, который позволил бы держать его на поводке, и он обязан быть безликим, чтобы в момент выборов «нарисовать ему лицо» в соответствии с ожиданиями избирателя. В результате этого кастинга нашелся Путин. Естественно – согласовали с америкосами…

   - А, чего теперь Путин палки им в колёса вставляет. Разве можно так с благодетелями?

   - Скорее – с режиссёрами всего этого бардака, - отмахнулся Севрюгов. – Скажу тебе одну вещь. Всё это – театр. Никто столько не делает для Запада и США, сколько Вован. Вспомни. Пять лет назад влияние Штатов в Европе было мизерным. НАТО дышал на ладан. Вся Европа являлась заложницей России с её газом, нефтью и огромным потребительским рынком. А сегодня Запад объединяется против нас, НАТО восстало из пепла, Влияние Америки растёт день ото дня. Путин нужен им не меньше, чем он Западу…

   - Ни фига себе? – от слов банкира Вадим начал потихоньку трезветь. – Тогда, чего они нас санкциями душат, если Вова для них – такой подарок.

   - Какие санкции? Я же тебе сказал, что всё это – театр. От Путина Западу сегодня больше пользы, чем когда бы то ни было.  Смотри. Он укрепляет веру либералов в Америку, делая из неё последний оплот демократии. Он своей внешней политикой консолидирует Европу, губит конкурентные возможности России. Лучшие российские мозги бегут за границу. Он обеспечивает выход Европы и США из экономического кризиса за счет "внешней угрозы". На Западе увеличивается военное производство, растут оборонные бюджеты, становятся более примитивными политические технологии на выборах. Страх перед путинской Россией делает европейского обывателя овцами послушными своим пастырям. В мире всегда нужен такой политик. Были страшные Саддам, Милошевич, Каддафи. Теперь вот - Володя. А если его убрать, то в театре возникнет дефицит актёров на главную роль злодея…

   Поздним вечером Дементьев провожал своего приятеля-банкира до машины с тяжёлым сердцем.

 

                                                        

 

   Вратарь и двое подтянутых молодых людей прилетели в Бангкок спустя две недели после приезда Кати. Парни взяли такси и отправились в Паттайю. Днём они купались, если позволяла погода, а вечером сидели в барах или клубах, знакомились с русскими,  расспрашивая о красивой женщине по имени Екатерина. Вратарь задержался в Бангкоке на три дня. Нужным адресом его снабдил Кардинал. Он же дал соответствующие инструкции и рекомендации. Поэтому Вратарь приехал в Паттайю со спутником - пожилым тайцем, лицо которого было обезображено шрамом. Этого человека, немного говорящего на русском языке, Петрович разместил в номере четырёх звёздочного отеля рядом со своими апартаментами. Ещё через день таец принёс в отель свёрток и конверт.

   Вчетвером они склонились над кроватью, где на плотном покрывале масляно блестели воронёной сталью два пистолета марки Беретта, глушители, лежала коробка с патронами и ключи от автомобиля, взятого в аренду.

   Через минуту Вратарь расплатился с тайцем, и тот исчез.

   - Значит, так, - Петрович, не прикасаясь к оружию, взял в руки конверт и достал лист бумаги. - Наш клиент живёт вот здесь, - длинный ноготь почти прорвал бумажный лист. - Это место - на окраине города. Плохо то, что все дома поблизости оборудованы видеокамерами. Даже если оставить машину где-нибудь в кустах и подобраться к вилле, нужно ещё перелезть через забор. Плана дома достать не удалось, значит, шум неизбежен. Пока разберёмся, что к чему, потеряем время и элемент внезапности.

   - Лучше мочить его где-нибудь на пляже или вечером в кабаке, - предложил один из парней.

   - Эх, Фикса! Где тебя учили мокрым делам? - Вратарь снисходительно улыбнулся. - На пляже? А свидетели? Нас примут в аэропорту, как пить дать. Бары - тоже не годятся. В них всегда полно народу.

   - Откуда здесь народ? Сейчас, вроде не сезон, - сказал второй киллер, любовно поглаживая рукоять Беретты.

   - Сезон не сезон, а в барах тоже есть камеры, - осадил парня Вратарь. - Тут нужно всё обмозговать. Бабу с пацаном, которые приехали к нему, не трогать. Их следует отправить в Москву, а вот фраерка - ясное дело - мочить нужно. Но, по-тихому. Здесь тебе не Бирюлёво, не Орехово-Борисово и даже не Ростов, а другая страна. И тюрьмы в ней - гадюшники  по сравнению с рассейскими кичами. Есть идеи?

   Киллеры отрицательно покачали головами.

   - Тогда сделаем так, - Вратарь ещё раз пробежал глазами по бумаге, сунул её в конверт, достал из кармана зажигалку, сжёг конверт в хрустальной вазе, стоящей на столе и растёр пальцами пепел.

   - Возьмём их на понт.

   - Это, как? - спросил Фикса, почесав кончик носа.

   - Очень просто, - сказал Петрович. - Слушайте сюда...

 

   - Русских за версту узнаешь! Слава тебе Господи! А то - поговорить не с кем.

   Громкий возглас заставил Катю открыть глаза, лениво снять очки и повернуться на звук юношеского баритона. Рядом с ней стоял коренастый молодой парень в длинных пёстрых купальных трусах.

   Дементьева смерила незнакомца с ног до головы и снова опустила очки на глаза.

   - Игорь! Серёжа! - женщина подняла руку. - Вылезайте.

   Лисицын стоял по грудь в воде и показывал Игорю, как правильно дышать через трубку.

   - Сейчас, мама, - крикнул мальчик, снимая со лба маску. - Тут - такие рыбы!

   - Куда они денутся? Завтра они будут на этом же месте.

   - А вот и не правда. Ты забыла - мы наняли катер и едем на остров. Там и рыба будет другая, - Сергей, схватив Игоря под мышки, потащил мальчика к берегу.

   - На остров? - парень в пёстрых трусах, иронически улыбнувшись, повернулся к Лисицыну. - Вы договорились с тайцами?

   - А с кем ещё тут договариваться? - удивился Сергей.

   - В этом всё дело. Тайцы отвезут вас вон туда, - незнакомец протянул руку к ближайшему кусочку земли в двух километрах от берега. - На этот остров возят всех туристов. Не спорю. Там вода гораздо чище, чем здесь. Но настоящей рыбы в тех водах нет. Распугали всю рыбу катерами. Меня зовут Геннадий. Можно - просто Гена, - парень вытянул ладонь.

   - Сергей, - Лисицын вынужден был представиться, но сделал вид, что не видит протянутой руки.

   - И, что же нам теперь делать? - разочарованно спросил Игорь. - Мама! Ты слышала?

   - Поедем на другой остров, - Катя выпрямилась и стала наносить крем от загара на руки и плечи.

   - Не выйдет, - сказал Гена.

   - Как это не выйдет? - Дементьева оставалась невозмутимой. - За деньги, и не выйдет?

   - Вы плохо знаете тайцев. Они на всём экономят. В вашем случае они обязательно сэкономят на горючем и доставят фарангов на тот же самый остров только с другой стороны.

   - А мы возмутимся, - Игорь переводил взгляд с Сергея на Катю. - Правда, мама?

   - Не сомневайся.

   - Вряд ли это поможет!

   Уверенный тон Геннадия заставил Лисицына поморщиться.

   - Почему?

   - Не знаю. Они будут лопотать что-то по-своему, и никакие доводы на английском не заставят их изменить решение.

   - Может, здесь действует режим пограничной зоны? - предположил Лисицын, укладывая в сумку маски и ласты.

   - Тот, кто давно живёт в Паттайе, знает, как обойти закон. Да и местная полиция на многое закрывает глаза, - Гена с уверенным видом выставил вперёд ногу.

   - И, что же нам делать? - поинтересовалась Катя.

   - Деньги многое решают, но опять же, повторяю, тайцы вас обманут. Мы же все для них - на одно лицо, и типа – без мозгов. Когда я первый раз приехал в Тай, тоже был восторженным и наивным. Вот так же однажды поехали на рыбалку, отдали деньги тайцам, а когда подошёл пограничный катер, нас взяли на буксир, да ещё штраф заставили заплатить. Хозяин лодки даже пальцем не пошевельнул, чтобы дать на лапу командиру катера. А накануне обещал с три короба. И рыбу вот такую, - парень развёл руки, - и крабов и королевских устриц. И не говорите потом, что я вас не предупреждал. Искренне, как русский русских, - Геннадий растрепал Игорю мокрые волосы на макушке.

   - Дядя Серёжа. И, что теперь? Мы, ведь, деньги уже отдали. Я так хотел поймать большую рыбу, -  уверенность на лице мальчика сменилась расстроенной улыбкой. - Вы же обещали.

   Игорь не знал к кому обращаться. То ли к Лисицыну, то ли к Кате.

   - Такая она штука, жизнь. Бывают и разочарования, - растерянно заметил Сергей. - Что-нибудь придумаем.

   - Знаете, - сказал Гена, - у меня тут приятель есть. Живёт в Паттайе шесть месяцев в году. Он недавно лодку купил. Это - скорее яхта. Три каюты. Есть снаряжение для рыбалки, баллоны со сжатым воздухом. Парень не бедный. Если попросить его - отвезёт нас на необитаемый остров. Хотите искупаться в кристально-чистой водичке, а не в этой песчаной суспензии, - новый знакомый посмотрел на пену в полосе прибоя.

   - А, что делать с пограничниками? - спросила Катя, разочарованная откровениями Геннадия.

   - Если остановят нас, мой знакомый договорится. Потом отдадите ему деньги, и все будут довольны.

   - Вы случайно не в туристической компании работаете? - спросил Сергей.

   Его раздражала навязчивость нового знакомого.

   - У вас хорошо получается окучивать новых клиентов.

   - Мы же - русские, - обиделся парень. - Не хотите, не надо.

   - Мама! - воскликнул Игорь. - Что же это, в самом деле. Нам - от чистого сердца, а мы?

   - Подождите, Гена, - Катя сделала "строгие" глаза Лисицыну. - Насколько далеко этот остров?

   - Какая разница? - Геннадий подобрал с земли свою футболку. - То, что он в территориальных водах Таиланда, обещаю. Главное - там полное Баунти, и рыба кишмя кишит.

   - Хорошо, - глядя на расстроенного сына, Катя решилась. - Когда едем?

   - Да, хоть завтра. Замечательное будет приключение, - парень надел футболку и стал оглядываться в поисках своих кроссовок.

   Затем он вытащил из кармана шорт сотовый телефон.

   - Чёрт! Не отвечает. Наверное, не слышит. Давайте, "забью" ваш номер телефона себе в смартфон. Сгоняю к нему на тук-туке. Если договорюсь, сразу перезвоню. О,кей?

   - Действуйте, - преувеличенно бодро сказала Катя.

   Парень исчез, а Лисицын собрал в сумку оставшиеся на песке вещи: бейсболку Игоря, крема от загара, купленные ранее фрукты.

   - Пошли куда-нибудь перекусим. А то манго вот уже где сидит, - Сергей провёл рукой по горлу

   - Ты чем-то расстроен?

   - Не нравится мне этот Гена. Слишком у него всё замечательно.

   - Брось, Серёжа. Ты посмотри вокруг. Вон иностранцы. Запросто знакомятся, а через полчаса уже пьют с тобой пиво и считают нас лучшими друзьями.

   - Конечно, если видят рядом такую женщину, как ты.

   - А-а, так ты ревнуешь, - Дементьева, сняв солнечные очки, посмотрела на Лисицына своими ярко-голубыми глазами, потом подошла ближе и положила руки на плечи Сергею. - Это глупо.

   - Ничего не глупо.

   - Нет, глупо, - сказала Катя тихим воркующим голосом, целуя Лисицына в губы.

   - Перестань. На нас люди смотрят.

   - К чёрту людей. Признавайся, ревнуешь?

   - Есть немного.

   - Игорь! Скажи дяде Серёже, что он глупый, - Катя разжала кольцо рук и схватила в охапку сына.

   - Он — нормальный мужик. Я бы тоже ревновал.

   - Скажите на милость, какие вы у меня ревнивые, - Дементьева, держа одной рукой сына за талию, другой ладонью взяла Лисицына за запястье. – Признавайтесь. Любите меня?

   - Само собой, - буркнул Игорь, вырываясь.

   - Ну, а ты? - Катины глаза требовательно смотрели прямо в лицо Сергею.

   - Жизни не пожалею, - тихо сказал Лисицын, чувствуя спазм в горле и влагу в уголках глаз.

   - В смысле - зуб даю? - засмеялась Дементьева.

   Она снова притянула Сергея к себе и нежно провела ладонью по щеке мужчины. - Верю, - добавила Катя еле слышно.

   - Может, пойдём обедать. Солнце уже низко. А ещё - на нас смотрят, - сказал Игорь, хватая сумку и взваливая поклажу на плечо.

   - Надорвёшься, - рванулся к мальчику Лисицын.

   - Оставь его, Серёжа. Он уже взрослый.

   - Ага, Будет искривление позвоночника, тогда что делать?

   - Господи! Наказание вы моё, - улыбнулась Катя, следуя за своими мужчинами.

  

   На следующий день ровно в семь часов утра Лисицын разбудил Игоря и Катю. Все сумки - с продуктами, водой, нужными вещами были собраны ещё вечером. Геннадий не подвёл. Он позвонил накануне и сказал, что лодка будет ждать пассажиров возле пляжа, где они познакомились.

   Игорь первый подбежал к полосе прибоя и закричал:

   - Вот она - наша яхта! Ничего себе!

   Лисицын посмотрел на море. На воде, удерживаемая на месте якорем, кормой к берегу стояла довольно большая лодка. Вдоль борта были закреплены три удочки, рядом покачивался на волнах скутер, напоминая щенка на поводке. Высокая надстройка венчала собой палубу, где стоял Геннадий. Он что-то крикнул, потом помахал рукой. На палубе появился ещё один человек. Он подтянул к лодке скутер, Гена оседлал гидроцикл, и спустя десять минут Катя, Игорь и Лисицын вместе с вещами были по очереди перевезены на яхту.

   - Знакомьтесь. Это - Алекс, - Геннадий тронул за плечо парня, привязывавшего скутер к кормовому трапу.

   Тот оглянулся, на секунду задержал взгляд на Кате и сказал:

   - Чувствуйте себя, как дома. Гена! Покажи тут всё. Сейчас отходим.

   Хозяин лодки был ровесником Геннадия или чуть старше. Лицо не тронутое загаром несколько портили веснушки. Курносый нос смотрел в сторону. На переносице темнела вмятина.

   - Боксом занимались? - спросил Игорь.

   - По молодости, по дурости. Всё - в прошлом. Да вы проходите, посмотрите, что тут, да как.

   - Да, действительно, - спохватился Гена. - Здесь, на палубе выбирайте любое место, - он указал на ряд мягких кресел, закреплённых вдоль лееров. - Пошли вниз. Покажу, где туалет, где кают-компания...

   Парень стал спускаться по трапу, показывая дорогу. Лисицын посмотрел на удочки, на несколько баллонов с кислородом, привязанных к поручням лодки, на флаг Таиланда, развевающийся на невысокой мачте, на антенну радара, покачал головой, но ничего не сказав, спустился вслед за остальными на нижнюю палубу.

   - Откуда у этого Алекса такая лодка? - шепнул он Кате. - Она стоит кучу денег.

   - Серёжа перестань. Подумаешь - лодка. Люди Феррари покупают за сотни тысяч евро, а тут, какая-то лодка. Расслабься.

   Тем временем мягко, но мощно заурчал двигатель, и плеск волн за бортом дал понять, что яхта начала двигаться, набирая ход.

   - Вот здесь - два туалета. Это - кают-компания. Можно даже посмотреть фильм какой-нибудь. Видите диски? Музон – на любой вкус.

   - А вы, какую музыку любите? - неожиданно спросил Игорь.

   - Э-э, - Гена замялся. - Разную.

   - Я - фанат джаза, - снисходительно улыбнулся мальчик.

   - Замечательно, - Геннадий снова растрепал Игорю волосы на лбу. - Вот здесь - две каюты для гостей. Видите?

   - Тесно, но уютно, - Катя через открытые двери изучала обстановку отсеков.

   Это были маленькие помещения с низкими потолками, отделанные деревянными лакированными панелями, со всем необходимым для морского путешествия. Лучи Солнца едва пробивалось сквозь плотные шторы на иллюминаторах, подсвечивая спирали пыли, поднимающиеся к балкам перекрытий.

   - А, что это за комната? - Игорь дёрнул ручку запертой двери.

   - Каюта хозяина, - торопливо сказал Геннадий, подталкивая мальчика к трапу. - А здесь у нас имеется кухня, по-морскому - камбуз. Тут можно найти стаканы. Мне кажется - следует выпить за знакомство и за хорошую рыбалку, - парень достал из шкафчика бутылку водки.

   - Может, сначала поймаем эту самую рыбу, - сказала Катя, улыбаясь.

   - Тогда, пошли наверх, и пока позагораем, - Гена щёлкнул пальцами.

   - А почему у нашего капитана такой плохой загар? - спросил Игорь.

   - Он любит тень. Какая-то болезнь у него. Типа - нельзя загорать.

   - Зачем, тогда, ему такая лодка?- Лисицын уже выбрался на палубу и стоял, широко расставив ноги, глядя в спину Алекса, который вальяжно развалился в кокпите на высоком мягком кресле у штурвала.

   - Мечта детства. Знаете - "Алый парус, луч рассвета..." - пропел Геннадий. - Ладно, вы тут загорайте. Нам идти ещё час, может, полтора. А я приготовлю бутерброды. Чуть позже перекусим.

   Катя стояла на корме, наблюдая, как тает в дымке зноя уже далёкий берег. Ветер растрепал женщине волосы, и она подняла руки, придерживая пряди. Лисицын смотрел на тонкую талию, на грациозный изгиб шеи, на высокую грудь, приподнимавшую ткань блузки, на плавный изгиб бёдер, линии которых  подчёркивали белые шорты.

   "Боже! Как она красива", - подумал Сергей, отворачиваясь.

   Он знал, что Катя чувствует его взгляд и вот-вот обернётся, осыпав его нефритовыми искрами чудесных синих глаз. Он знал, что смутится подобно мальчишке, щёки покроются жарким румянцем, и он не удержится, подойдёт и обнимет женщину, но делать это на глазах у Алекса, который оглядывался и наблюдал за ними, Лисицыну не хотелось. Он нашёл себе дело - стал осматривать удочки, потом проверил баллоны с воздухом. Два из них оказались пусты. В третьем воздух был, но судя по положению стрелки, его оставалось совсем немного.

   Катя уже сидела в шезлонге и, заметив взгляд Сергея, поманила его пальцем.

   - Принеси, пожалуйста, воды. Становится жарко.

   Лисицын кивнул, сбежал по трапу и на камбузе открыл холодильник. Целая шеренга маленьких бутылок и банок с пивом заставили Лисицына помедлить.

   "Пожалуй, возьму Кате содовой, а себе кока-колу, - решил он, наклоняясь над полками.

   Тихий звук за дверью каюты капитана был настолько неожиданным, что Сергей вздрогнул и насторожился. Звук повторился. Лисицын, стараясь ступать, как можно тише, подошёл к двери и прислушался.

   "Там кто-то есть, - подумал он. - Вот... Шаг, ещё шаг", - Лисицын дёрнул за ручку, потом ещё раз.

   Дверь была заперта.

   "Наверное, показалось?"

   Он простоял у каюты добрых пять минут.

   "А, кстати, где этот чёртов Гена? Он же спустился сюда сендвичи готовить. Странно, - Сергей почесал затылок. - Если только эти парни не везут с собой женщин. Но зачем держать их взаперти?"

   - Эй, Гена! - позвал Лисицын.

   В соседней каюте справа от запертой двери что-то упало, через минуту дверь открылась, и на пороге появился Геннадий.

   - Ты, чего здесь?

   - За водой спустился. Жарко.

   - Воды - полный холодильник.

   - Уже посмотрел. Слушай. Я думал, что ты - в каюте капитана?

   - С чего бы это? Я просто менял футболку. Вся пропотела. Действительно жарко. Пойдём наверх, там ветерок.

   - Но я слышал звук, вон там, - Сергей показал на запертую дверь.

   - Тебе показалось. Переборки скрипят. Волна.

   - Ну да, конечно, - Лисицын вернулся к холодильнику. - Слушай. Я так до конца и не врубился, ради чего хозяин лодки организовал нам рыбалку?

   - У Алекса - дефицит общения. Подожди немного. Вот присмотрится к вам, заговорит до смерти. В Тае он зависает надолго, а с местными аборигенами особо не пообщаешься, особенно с тёлками...

   Это слово не понравилось Лисицыну, и он поморщился.

   - Откуда у Алекса деньги на лодку, на дом, на безбедную жизнь в Таиланде?

   - Я не спрашивал. Господи! Ну, откуда у новых русских бабки? Или наворовал, или - бизнес налаженный. Он же не спрашивает, откуда деньги у тебя. Не бери в голову. Отдыхай. Сейчас бутеры принесу.

   - Будет кстати. Мы даже позавтракать не успели.

   - Тогда, к чёрту сухомятку? Минут через сорок будем на месте, сварганим что-нибудь стоящее, горячее. Можно яичницу с беконом или кашу. Ваш Игорь наверняка любит овсянку. В Англии овсянка на завтрак - первая вещь.

   - Откуда ты знаешь, что Игорь был в Англии? - спросил Сергей, стоя на верхней ступеньке трапа. - Я ничего не говорил на эту тему.

   Чувство тревоги шевельнулось в груди и тяжёлым комом, будто свинцовый шар, скатилось в желудок. Он обернулся и нагнул голову, пытаясь в сумраке нижней палубы найти глаза Геннадия, но наткнулся лбом на ствол пистолета. Потом увидел руку, держащую оружие и лицо. Внизу стоял и улыбался Вратарь.

   "Вот, кто был в каюте капитана", - запоздало догадался Сергей.

   Страх и чувство безысходности парализовали волю. На висках выступил пот, ноги стали ватными.

   - Откуда знаем? - переспросил Петрович. - От верблюда... Тебе привет от босса. Даже лошадь, за которой ты присматривал, ржала бы над тобой, если бы была живой, здоровой.

   - Ну и лох ты, уважаемый, - из-за спины Вратаря выступил Гена. - Развели тебя на понтах, словно малолетку. Давай, спускайся к нам, - парень дёрнул Лисицына за шорты, заставив спрыгнуть вниз.

   - Посиди пока тут, - Петрович втолкнул Сергея в каюту, в которой до этого прятался сам.

   Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ. Лисицын по инерции сделал два шага вперёд и наткнулся на стул, привинченный к полу. Боль в ушибленной коленке не шла ни в какое сравнение с предчувствием чего-то ужасного, неотвратимого, что нельзя исправить или изменить. Он схватил край футболки и вытер пот на лице. И только в этот момент до сознания Лисицына дошло, что такое же гадкое чувство было в душе, когда он узнал, что Дементьев застрелил Терру.

   - Сволочи, - пробормотал Сергей, нервно кусая губы.

   Он сел на стул, положил локти на колени и сжал голову руками. Острое чувство тоски ужалило Лисицына в самое сердце.

   "Если они убили лошадь, значит, убьют и меня, - подумал он.

   Эта мысль привела его в отчаяние, а затем реальность, словно испарилась, странным образом просочившись сквозь стекло маленького иллюминатора... Сергей сидел, тупо глядя в одну точку. Разум отключился, язык прилип к гортани, губы пересохли. Из ступпора Лисицына вывел чей-то пронзительный крик.

   "Катя! Это же Катя!"

   Лисицын вскочил, подбежал к двери и стал колотить в неё кулаками.

   - Гады! Не трогайте её. На помощь. Эй!

   "Зачем я бьюсь в эти чёртовы доски? Мне же самому ничего не слышно. Что они там делают?", - Сергей оторвался от двери и стал дуть на кулаки, прислушиваясь к звукам извне.

   Наверху отчаянный крик Кати сменился топотом ног и громкими мужскими голосами.

   - Держи его. Кусается, сволочь. Ах, падла!

   - Эй, полегче. Следи за базаром. Не выкручивай руки мальчишке. Босс нас убьёт. Где наручники?

   "Ловят Игоря, - решил Лисицын. - А, что с Катей? Где она?

   Он стал ходить по каюте, неосознанно дотрагиваясь до различных предметов. Его взгляд натыкался, то на довольно крепкие перегородки, то на стул, намертво прикреплённый к палубе, то на маленький иллюминатор, через который не мог бы пролезть даже ребёнок. Сергей в бешенстве отступил к стене и саданул в дверь плечом. Потом, не чувствуя боли ударил ещё раз. В замке что-то хрустнуло, но дверь осталась закрытой. Потом кто-то снаружи дёрнул за ручку.

   - Фраер заперся изнутри.

   Лисицын узнал голос Геннадия.

   - С какого бодуна? Ключ у меня в кармане. Эй, слышь, конюх. Ты, что, стульчиком дверку подпёр? Не надо так шалить. Открывай. Хуже будет.

   Хриплый баритон Петровича не предвещал ничего хорошего.

   Пауза длилась секунд тридцать. Лисицын молчал, сдерживая дыхание.

   Два выстрела разорвали тишину. Вверх и в стороны полетели щепки. Дверь отлетела к перегородке, едва не задев Сергея. В каюту ворвались Вратарь и хозяин лодки.

   - Ты, что, сучонок, шутки шутить вздумал? - в грудь Сергею упёрся ствол пистолета.

   - Да не трогал я ваш замок? - устало сказал Лисицын, отступая к стулу.

   - Ну-ка. Руки назад. Пошёл наверх, - деловито скомандовал хозяин лодки, хватая Лисицына за плечо.

   Сергей подчинился, чувствуя мышцами вспотевшей спины холодную сталь пистолета.

   - Что с Катей? - обернулся на ходу Лисицын.

   - Какая она тебе Катя? - насмешливо произнёс Петрович.

   - Простите! С Катериной Ивановной.

   - Ивановной? Теперь, с уважением, значит, к ней? - Вратарь остановил Лисицына у трапа и стал первым подниматься по лестнице.

   Владелец лодки Алекс снова толкнул Сергея в спину.

   - Кончилась Катерина Ивановна, - сказал он.

   - Как это кончилась? - Лисицын споткнулся на последней ступеньке. - Что вы с ней сделали?

   - А, вот так и кончилось, - Петрович, пятясь, отступал к корме лодки. - Теперь она для всех - шалава продажная.

   - Врёте, врёте, врёте! Не имеете права! - отчаянный крик Игоря резанул слух.

   За спиной Вратаря Лисицын увидел Катю, сидевшую в шезлонге, Игоря, стоявшего рядом с наручниками на запястьях и Геннадия. Зрачки Кати были расширены, лицо бледное, руки безвольно свешивались с подлокотников кресла.

   - Вы, трое - крутые парни, да? - с издёвкой, тихо спросил Сергей. - Мальчик и наручники. Значит, здоровые мужики еле справились с ребёнком?

   Лисицын медленно развернулся, оглядывая лодку и горизонт. Море слепило глаза солнечными зайчиками, плясавшими на изумрудных волнах, и было абсолютно пустым, если не считать маленького гористого острова, возле которого бросила якорь лодка.

   - Говори, говори, - сказал Петрович, поднимая пистолет и направляя оружие в грудь Сергею.

   - Палубу не испачкай, - тихо проронил Алекс, отходя в сторону. - Нам ещё за дверь придётся заплатить.

   - Так это не твоя лодка? - догадался Лисицын.

   - Какая тебе разница? Давай, иди к лееру, вон туда, - Вратарь дулом пистолета показал нужное место. Оно было в двух метрах от Игоря и Кати, рядом с кислородными баллонами и удочками.

   - Ребёнка уведите. Незачем ему это видеть, - тихо попросил Сергей.

   - Ничего. Пусть привыкает.

   - Это, что, так Дементьев приказал? - голос Кати звучал глухо и безжизненно.

   Петрович пропустил вопрос мимо ушей. Он прицелился. Лисицын смежил ресницы, посмотрел на Солнце, потом на Катю, дважды ободряюще подмигнул Игорю и опустил голову.

   - А-а-а!

   Пронзительный крик взвился к небу, заставив Сергея вздрогнуть. Раздался выстрел, потом ещё один. Лисицын вздрогнул, поднял голову и впился глазами в Игоря, который повис на руке Вратаря. Тот отшвырнул мальчика к лееру. Игорь споткнулся, перелетел ограждение и упал в воду. Алекс и Геннадий подскочили к борту. Катя сидела в шезлонге, не двигаясь, уронив голову на плечо. На блузке расплывались два кровавых пятна. Держа в поле зрения лицо Петровича и руку, сжимающую пистолет, Лисицын рванулся к баллонам, вырвал из стойки один из них и прыгнул в море. Он услышал ещё один выстрел, потом вода сомкнулась над головой. Глаза нашли идущего ко дну мальчика, потом заметили длинные следы от пуль, перечеркивающие прозрачную с изумрудным оттенком массу воды. Сергей, изо всех сил работая ногами и одной рукой, быстро поплыл к Игорю, который с ужасом смотрел вверх, медленно погружаясь. Лисицын догнал мальчика, сделал ему успокаивающий знак двумя пальцами, потом быстро открутил вентиль баллона и показал Игорю, как нужно прижаться губами к выпускному клапану и глотнуть воздуха.

   Мальчик закивал головой, обхватил губами клапан, вдохнул, выпустил воздух и снова приник к баллону. Лисицын предостерегающе поднял руку, заставил Игоря отстраниться, освободил собственные лёгкие и вдохнул из баллона сам. Потом он потянул мальчика за собой в сторону от лодки...

   - Где они? - бегал по палубе Вратарь, размахивая пистолетом. - Заводи мотор! Ах, фраер, дешёвый, падла!

   Алекс бросился к штурвалу, запустил двигатель, и лодка стала описывать круг за кругом, расширяя зону поиска. Петрович оглянулся на Катю.

   - Вот зараза! Крови-то сколько? И чё теперь боссу скажем?

 

   Лисицын, в очередной раз набрал в лёгкие воздух, потом подтолкнул к баллону Игоря, проследил, что мальчик всё сделал правильно и прислушался. Булькающий гул двигателя яхты был едва слышен. Сергей посмотрел вверх, потом себе под ноги. Дно было близко, солнечный свет тоже. Он подтянул Игоря к себе, и показал ему, что можно встать на ноги. Их головы появились на поверхности, когда лодка огибала далёкий мыс справа от них. Лисицын посмотрел на полоску песка в тридцати метрах от места, где они вынырнули.

   - Пошли.

   Он обернулся к мальчику. Тот вытирал лицо ладонью. Его рот кривился в гримасе.

   - А, мама? Что будет с ней?

   Лисицын тяжело вздохнул. Сердце щемило. Грудь болела, тело ломило от усталости. Игорь был довольно тяжёлым, и тащить его за собой под водой, не забывая о баллоне с воздухом, оказалось делом далеко не простым. Сергей вспомнил безжизненно поникшую голову Кати, кровавые пятна на блузке. Сердце заболело ещё больше. Он потёр грудь и проглотил комок, подступивший к горлу.

   - С мамой всё будет в порядке, - солгал он. - Не переживай. Они не осмелятся тронуть её.

   - Нужно пойти в полицию, - Игорь вытер лицо ладонями и облизнул солёные губы.

   - Так и сделаем, когда окажемся в Паттайе. А сейчас нам нужно где-то спрятаться.

   - Дядя Серёжа. Вы прячьтесь, а я побуду здесь. Они меня подберут, куда денутся.

   - Ты хочешь вернуться к отцу?

   - Не знаю. Он... Он... За что они хотели убить вас?

   Лисицын, подталкивая мальчика к берегу, взял паузу...

   - Думаю, за то, что твоя мама любит меня. Ты давай, смотри под ноги. Не дай бог - острая раковина попадётся или морской еж. Ты же - босой.

   Игорь остановился, растерянно оглядывая воду. На коже мальчика выступили мурашки.

   - Тебе холодно?

   - Нет. Просто стало не по себе.

   - Это нервное. Прыгай мне на спину, я понесу тебя. Нам нужно скорее найти укрытие.

   - Да, вы правы. Лучше спрятаться. Пускай уплывают.

   "Вот именно. Пусть катятся к чёртовой матери. Только, каким образом мы сами выберемся отсюда?" - подумал Лисицын.

   Он вынес мальчика на песок и поставил на ноги. Потом окинул взглядом море, прибрежную полосу, заметил следы, которые сам же и оставил. Вдали послышался знакомый рокот мотора.

   - Быстрее! Вон к тем камням, - Сергей схватил Игоря за руку, и они побежали по мелководью к скальному выступу, нависающему над полоской пляжа метрах в двухстах от места, где они выбрались на берег.

   Звук мотора нарастал. Игорь стал задыхаться, он едва переставлял ноги, не успевая за Лисицыным.

   - Ну, же. Давай. Вон, там расщелина. Поднажми, Игорёк!

   Они нырнули в узкую трещину между двумя огромными камнями в тот самый момент, когда лодка на полном ходу обогнула изгиб берега и вошла в залив. Рокот двигателя стих.

    Отдышавшись, Лисицын осторожно высунул голову из-за камня. Яхта находилась довольно близко.

   "Метров пятьсот, не больше" - оценил расстояние Сергей.

   На мостике стоял Вратарь и, медленно поворачиваясь слева направо, смотрел в бинокль. За его спиной маячил Алекс. На носу сидел Геннадий, изучая берег. Остальная часть палубы была пуста.

   "Катя... Почему её не видно? Неужели сбросили в море? - подумал Лисицын, стиснув зубы.

   Издали долетел голос Петровича.

   - И где теперь их искать?

   - А чего время зря терять? Утонули они оба, - Алекс хотел взять бинокль из рук Вратаря, но тот отстранил протянутую ладонь.

   - За каким хреном тут баллоны с воздухом стояли? Может, этот конюх сидит сейчас под водой и наблюдает за нами.

   - Какой воздух? Баллоны были пусты. Я сам проверял. Говорю тебе - утонули они.

   - Вот зараза, - выругался Петрович. - Для босса нужно придумать версию. Он нам не простит Игоря.

   - Свалим всё на этого гада, Лисицына. Мол, заслонился ребёнком, типа - пёрышко у него оказалось. Мальчишке к горлу приставил, а потом, рука у него дрогнула, он и резанул.

   - Зови Гешу. Щас будем репетировать. Смотрите у меня, чтоб все говорили одно и тоже. И про бабу, и про мальчишку, и, что фраерка пристрелили честь по чести. Типа - контрольным в затылок.

   "Давайте. Сваливайте отсюда скорее", - думал Лисицын, рукой удерживая Игоря, который порывался высунуться из-за скального выступа.

   Тем временем Вратарь отошёл к леерному ограждению лодки и встал так, чтобы Геннадий и Алекс оказались между ним и морем. Засунув руки в карманы и широко расставив ноги, Петрович начал что-то тихо говорить. Потом внезапно выхватил пистолет и выстрелил в головы сначала Алексу, а потом Геннадию. Тела перевалились через борт и с шумным всплеском исчезли под водой.

   Петрович выбросил пистолет за борт, поднялся по трапу на мостик, запустил двигатель, подвёл лодку кормой к берегу, бросил в воду якорь, опустил кормовой трап и прыгнул в море. Он вышел на песок почти в том самом месте, где и Лисицын с Игорем.

   На лбу Сергея выступила испарина. Он отпрянул вглубь расщелины, и прошептал мальчику.

   - Тихо. Ни звука. Следы. Там, наверное, остались следы наших ног.

   Лисицын повернул голову так, чтобы лучше слышать. Через минуту мерный шум волн сменился шорохом песка под ногами Петровича. Сергей взглядом стал искать на земле подходящий по размеру булыжник, но кроме мелкой гальки и ракушек рядом ничего не было.

   Шорох приближался. Потом он сменился звуком неуверенной поступи. А затем стих.

   Лисицын осторожно выглянул. Вратарь сидел на корточках спиной к пальмам, нависающим над пляжем и что-то чертил на песке, очевидно раздумывая, что делать дальше. Потом поднялся и направился в обратную сторону. Через пару минут силуэт человека уже маячил в пятистах метрах дальше по берегу.

   - Кажется, пронесло, - Сергей обернулся к Игорю.

   Мальчик сидел, сжавшись в комок.

   - Не бойся. Наверное, волны смыли наши следы. Похоже - всё обошлось.

   Спустя какое-то время, которое показалось Лисицыну слишком долгим, Петрович вернулся, ещё раз окинул взглядом всю длинную полосу пляжа, плюнул себе под ноги, вошёл в море и по пояс в воде двинулся к яхте. Глухо звякнуло железо кормового трапа. Лисицын заметил, что Вратарь задержался на верхней ступеньке, словно принимал какое-то решение. Но это был всего лишь обман зрения. Двигатель взвыл, и лодка понеслась в открытое море.

   Сергей из укрытия следил за ней, пока яхта не исчезла за горизонтом.

 

   Навязчивый сон был прерван долгим писком сотового телефона. Пробуждение получилось суматошным, с головной болью и внезапно нахлынувшей злостью.

   Молодцов нащупал под подушкой смартфон, перевернулся на спину и приложил девайс к уху.

   - Чего надо? - хрипло спросил лидер не системной оппозиции.

   Он знал, что на эту сим-карту, купленную возле станции метро "Проспект мира", могут звонить только единомышленники, да и то по важному вопросу.

   - А-а, это ты, Разбегаев? Какого хрена тебе надо в такую рань? Что, что? Сейчас отодвину, - Молодцов поднялся с дивана, на котором лежал, не раздеваясь. Шлёпая босыми ногами по холодному полу, он подошёл к окну и отдёрнул в стороны плотные шторы.

   День был пасмурный. Созерцание улицы, где в плотном потоке двигались мокрые от дождя автомобили, ещё больше испортило настроение Сергею.

   - Да, ты прав. Уже утро. Который час? Девять? Чёрт. Ну, что там у тебя? Встретиться? Срочно? Ладно. Давай - через час в "Шоколаднице" на Ленинском проспекте...

   Молодцов снял эту квартиру в центре города на подставное лицо и не хотел, чтобы сюда вообще кто-нибудь приходил. Особенно - Разбегаев.

   "У него вода в заднице не держится, - в своё время думал Сергей. - По пьяной лавочке растрезвонит по всей Москве, да ещё в гости станет набиваться. Пошёл он к чёрту".

   Пока кофейная машина готовила "Американо", Молодцов быстро принял холодный душ, оделся, съел вчерашнюю котлету, оставленную нетронутой с вечера на сковородке, запил таблетку от головной боли горячим кофе и вышел из дома.

   Ровно через час он усаживался на стул в кафе "Шоколадница" рядом с Разбегаевым.

   - И, что у тебя такого срочного? - спросил он, глядя на возбуждённое лицо приятеля.

   - Сенсация, - прошептал тот, оглядываясь по сторонам.

   - Да, не веди ты себя так, будто за тобой следят, - разозлился Василий. - Люди подумают, что мы – типа, два террориста. Излагай по порядку.

   - Ладно. Не кипятись. Значит так. Два дня назад мне позвонил один знакомый журналист...

   - Имя?

   - Я не разглашаю свои источники информации.

   - Щас, как врежу между глаз. Кончай тут конспирацией заниматься. Сейчас уйду.

   - Не уйдёшь. У меня в сумке - бомба замедленного действия.

   - Ты это на полном серьёзе? - опешил Молодцов, непроизвольно отодвигаясь от стола вместе со стулом.

   - Господи! Ну, что ты за прямолинейный человек? Всё понимаешь буквально, - победно улыбнулся Разбегаев.

   - Кончай темнить, Иваныч. Что за документы?

   - Я и говорю. Позвонил мне журналюга один. Зовут - Владимир Иванидзе. Мы с ним договорились встретиться. Между прочим, я в Питер за этим летал. Компенсируешь расходы?

   - Не испытывай моё терпение. Короче!

   - Ага. Дело - к ночи. Встретились мы у него дома. Ничего квартирка, но, такую хату содержать - деньги нужны.

   - Господи, Разбегаев! - простонал Молодцов. - Дело говори.

   - А я о чём? Выкладывает этот парень на стол копии документов и предлагает купить бумаги.

   - Что за бумаги?

   - Сенсация, - повторил шёпотом Разбегаев, наклоняясь и запуская руку в сумку, стоящую между ног.

   На стол текстом вниз легла стопка бумаги. Молодцов придвинул документы к себе и перевернул первый лист. Бросилась в глаза "шапка". Это был официальный бланк мэрии Санкт-Питербурга с датой, исходящим номером, десятком напечатанных строк, поверх которых красовались резюме "Одобряю" за подписью Анатолия Собчака, и "Согласен" с визой Тимура Гайдара. В другом углу листа можно было разобрать слово "Разрешить" с автографом Петра Авена - министра внешнеэкономический связей России в "лихие девяностые". В тексте говорилось о выделении квот на экспорт нефтепродуктов. Но самое интересное находилось в конце документа. Подписал бумагу Председатель Комитета по внешним связям мэрии Питера - В. В. Путин.

   Сергей положил лист на стол и взял следующий, а через пару минут - ещё один и ещё.

   На каждом документе были всё те же резюме, а внизу всё та же подпись.

   Речь шла о выделении квот на экспорт леса, цемента, аммиака, стали, редко земельных металлов, нефти и ещё раз нефти. Следующую стопку бумаг, появившихся из сумки Разбегаева, Молодцов листал с лихорадочным возбуждением и энтузиазмом.

   - Ага, - шептал он. - Лицензии на вывоз… Для... Фирма "Прогрессор", АО "Сансуд", МП "Локк", СП "Тамиго", "Фивекор", "Джиноп". Чёрт! Язык сломаешь. Ты, что-нибудь слышал об этих конторах? - поднял голову Молодцов.

   - Наверное, однодневки, - махнул рукой приятель. - Все - питерские.

   - Кто владельцы?

   - Не смеши меня. Эти организации создавались не для того, чтобы "светить" настоящих хозяев. Всё делалось через подставу, но кое-что мне выяснить удалось. Вернее - не мне, а этому Иванидзе.

   - Откуда у парня информация?

   - Там не только информация. Он делал видеозаписи разговоров с людьми, бывшими тогда в близком окружении Собчака.

   - И всё же. Откуда ему стало обо всём этом известно?

   - Ксавье, - Разбегаев поднял мизинец.

   - Не говори загадками. Что такое Ксавье?

   - Не что, а кто. Ксавье Марина Витольдовна - тихая маленькая старушка пенсионерка - божий одуванчик. В прошлом - председатель комитета по продовольствию мэрии Питера. Говорит, что на всякий случай копировала каждый документик. Авось пригодится. Вот и пригодилось.

   - Ты видел её?

   - Смотрел те самые видеозаписи.

   - И? В чём криминал? Никак не въеду.

   - А в том, что парни в те времена воспользовались своим служебным положением и страшным продовольственным кризисом в городе. Ксавье говорила, что продуктов на прилавках не было вообще. Припрятали. Рубль обесценивался, и никто не хотел иметь на руках конфетные фантики вместо денег. Поэтому, наш сегодняшний гарант придумал бартер. Мы за бугор - сырьё, а нам в ответ - ножки Буша.

   - И, что? - Молодцов, демонстрируя потерю интереса, отодвинул от себя стопку бумаг.

   - А, ничего. Всё с теми же фирмами однодневками были подписаны контракты на миллионы долларов, а продовольствия и лекарств город получил на суммы в десятки раз меньше. Догадайся, куда делись денежки?

   - Ладно, сдаюсь, - сказал Василий, положив руку на бумаги.

   - Не лукавь. Ты уже догадался.

   - Неужели самому всё пошло? - большим пальцем руки Молодцов показал на потолок.

   - Ты о Ельцине? - изумился Разбегаев. - Холодно. Там были другие дела и другие люди.

   - Мы с тобой, как в том американском фильме "Тупой и ещё тупее". Я говорю о ВВП.

   - Может быть это и так, но Иванидзе думает иначе.

   - Что? Неужели Володя пропустил момент накопления первоначального капитала?

   - Он же из ГБ. Вася, чудак человек. Его учили конвертировать свои услуги в другую валюту.

   - Какие умные мысли, но они явно не твои.

   - Где уж мне? Я не журналюга и не следователь по особым делам.

   - Короче!

   - Иванидзе и ещё один мужик - некто Андрейченко - бывший депутат Ленсовета нарисовали мне психологический портрет нашего гаранта и тайные пружины, с помощью которых он оказался на самом верху.

   - Не томи. Из тебя под пыткой нужно всё вытягивать.

   - А, то? самодовольно улыбнулся Разбегаев. - Ладно, слушай. Они считают, что Сам, - приятель, следуя примеру своего соратника, ткнул пальцем в небо, - Ты понимаешь, о ком я?

   - О маленьком, невзрачном человечке, выросшем в Питере, – сказал Молодцов с кислым выражением лица.

   - Вот именно. Он вырос в одном из самых криминальных городов Совка, и в тайне сначала мечтал сделаться шпаной, но побоялся. А, когда сформировался, как личность, решил, что лучше стать гебистом. Тогда он будет обладать властью даже над криминалом. Коротышки - они всегда самолюбивы, злопамятны и ради карьеры готовы на всё.

   - Дальше, дальше...

   - Сейчас будет тебе дальше... Скажи. Вот - Собчак. Был офигенным демократом. Клеймил позором коммунистов, ГКЧП и не любил чекистов.

   - Предположим.

   - Тогда за каким чёртом он взял на работу Володю? Он, что, не знал, что мальчик из органов? Знал. Тогда, зачем?

   - Ну?

   - Этот парень, журналист Андрейченко считает, что Собчак был в курсе, кого берёт под своё крыло, он сам работал на чекистов. Будучи профессором, стучал на своих коллег учёных - вольнодумцев. Собчак был на крючке у КГБ. Наверняка в архивах чекистов есть на него обширное досье. Вот и пригудили Собчака взять нужного человека в мэрию.

   - Зачем? Какой смысл?

   - Ну, во-первых, сам Вова вызвался. Наверняка он же и внушил эту идею старпёрам – своему начальству. А во-вторых, подумай, куда делись огромные деньги КПСС, в том числе – бабки питерских коммунистов, кое-что из недвижимости, валюта?

   - Ему поручили спрятать большевистскую казну?

   - Судя по всему.

   - Значит, у него в компаньонах был кто-то из Ленинградского обкома?

   - Думаю, из молодых, да ранних, а ещё сынки высокопоставленных членов партийного ареопага Питера. Но не только они.

   - Кто ещё?

   - Вспомни о квотах и лицензиях. Кто в девяностые годы повсюду контролировал кооператоров и прочих бизнесменов, банкиров, директоров заводов, которых Горбачёв отпустил в свободное плавание?

   - Мафия.

   - Правильно. Криминальные авторитеты. ВВП сидел на нужном месте, словно охотник в засаде. А на ловца и зверь бежит. Кому, если не чекисту знать, кто зверь, а кто нет. Вот они и слетались к нему, словно мухи на мёд. Тебе, дорогой - квоту? На... Лицензию желаете? Пожалуйста. Спасибо, уважаемый. А мы вам взамен откат или долю. Ну, что вы, ребята? Мне денег не нужно.

   - Тогда, что он хотел от них получить?

   - Связи, дорогой, связи. Только дурак берёт в конвертах. Любую связь впоследствии можно конвертировать... В пакеты акций, например. Или в недвижимость, которая только растёт в цене. А если вдобавок тщательно сортировать и коллекционировать компромат на зверушек, делать из тайных видеозаписей и нужных документов досье, то тогда ты получаешь капитал совсем другого качества.

   - Власть! - воскликнул Молодцов.

   Несколько посетителей оглянулись на странных клиентов кафе с недоумением.

   - Тихо ты, - попытался утихомирить приятеля Разбегаев, тоже оглядываясь. - Вот именно. Власть, - добавил он почти шёпотом. - Сначала в Питере, потом через нужных людей парня подсунули Ельцину. А дальше - дело техники.

   - Хорошо, хорошо, - заторопился Василий. - И всё же, партийные деньги... Их, что, рассовали по ящикам и спрятали на дне Невы?

   - Банк Россия знаешь?

   - Это, где Набибулина заправляет? Центробанк?

   - Тёмный ты человек, Молодцов.

   - Не силён я в финансах.

   - Это точно. Объясняю. Открытое акционерное общество банк "Россия". Головной офис в Питере. Главный и самый крупный акционер – некто Ковальчук. Около восьми процентов акций находятся в руках у Геннадия Тимченко. Теперь въехал?

   - Говорят, эти парни дружат с ВВП, - неуверенно произнёс Молодцов.

   - Не знаю, кто, что говорит, но наш журналист считает, что все трое - не разлей вода ещё с тех времён, когда Вова был скромным на вид юношей. Это – его ближний круг, понимаешь? Добавь сюда ещё Якунина - бывшего начальника всех железных дорог России. Ты, хоть представляешь, какие в РЖД крутятся деньги, и сколько возможностей для воровства? А теперь - десерт! - торжествующим голосом сказал Разбегаев, но, тут же, испуганно замолчал.

   Рядом стояла девушка - официантка.

   - Вы что-нибудь будете заказывать?

   - Да, конечно, - спохватился Молодцов. - Два кофе и... Иваныч! Ты что-нибудь есть будешь?

   - Разве - пирожное. Террамису свежее?

   - Только привезли. Вам, сколько? - спросила девушка.

   - Давайте два, - согласился Молодцов. - На десерт к кофе, - добавил он, усмехаясь.

   Официантка отошла, а Разбегаев, проводив стройную девичью фигурку жадными глазами, продолжил рассказ.

   - Так вот. Насчёт десерта, - он достал из сумки ещё несколько бумаг.

   - Это - лицензия, подписанная Вовой для Георгия Мирошника на вывоз за границу ста пятидесяти тысяч тонн нефти. Выручка от этой сделки составила тридцать два миллиона долларов. А вот ещё бумажка. Разрешение на экспорт нефтепродуктов для Владимира Смирнова...

   - И, что?

   - Повторяю, темнота ты, Вася. Объясняю, как говорит наш незабвенный Владимир Вольфович Жириновский... Георгия Мирошника в то время уже держала на крючке прокуратура. Его разрабатывали, как крупного мошенника, замешанного в масштабных распродажах военного оборудования и прочего имущества группы советских войск в Германии.

   - А разве ВВП не знал об этом?

   - Наверняка знал. Не мог не знать, поскольку сам в начале чекистского пути служил в Германии.

   - Обалдеть, - тихо сказал Молодцов. - А, кто этот... Владимир Смирнов?

   - Один из авторитетов Тамбовской ОПГ. Андрейченко говорит, что этого парня в то время весь Питер знал. Мужик, так говорит Иванидзе, был связующим звеном между нашим гарантом и тамбовскими бандюганами.

   - Вот это да, - почесал затылок Молодцов, перебирая бумаги. - Невероятно.

   - Успокойся. Это ещё не всё, - жестом фокусника Разбегаев достал ещё два листа бумаги.

   - Вот, читай.

   Молодцов взглянул на часы.

   - Время поджимает. Давай, ты. Своими словами, только коротко.

   - Эти две бумаги из множества подобных. Контракты мэрии в лице Председателя комитета по внешнеэкономическим связям с фирмами - однодневками, о которых я говорил вначале, на экспорт сырья, а взамен на поставку для города медикаментов и детского питания. Вот здесь, - палец Разбегаева показал на ксерокопию документа. - Две подписи. Одна - ВВП, вторая - президента концерна "Интеркомцентр Формула 7" – господина Мирошника. А вот тут, - палец переместился вверх. - Здесь чёрным по белому написано, что комиссионные по договору составляют пятьдесят процентов от валютной выручки. Это сегодня называется откатом или предметом тайной устной договорённости, а тогда чиновники вполне легально занимались такими делами. Причём, санкции за недопоставку продуктов питания предусматривались, но были смехотворно мизерными. Сумма комиссионных, полученных по двенадцати, лично подписанных ВВП договорам, составила тридцать четыре миллиона баксов или тридцать семь процентов от суммы контракта.

   - Подожди, - остановил приятеля Сергей. - Допускаю, что откатывали дальше наверх, например, Авену, но неужели сам Гайдар ничего не знал об этом? И потом. Где, и как могли познакомиться, договориться обо всём наш герой и эти - Мирошник со Смирновым.

   - Господи! Мы пацанами с тобой были, а в девяностых по всей стране такое творилось, мама не горюй. Подумаешь, Питер. Никто из окружения Собчака в то время не удивлялся, что лицензии выдавались мелкому чекисту Тимченко, какому-то Ковальчуку, Якунину, братьям Фурсенко. Всё, как планировали Чубайс с Гайдаром. Создавался узкий круг собственников. А вот криминалу, зачем давали заработать? Хороший вопрос... Они считали, что казна государства должна плавно перетечь в карманы тех, кто был близок к власти, к бланкам, штампам, печатям. Знал ли Гайдар? Конечно, знал. Поразительно другое. Как эта чёртова бабуся Ксавье ухитрилась сохранить вот эти копии. Узнают про бабушкин архив - убьют божьего одуванчика.

   - Возможно, - задумчиво сказал Молодцов. - И всё же. Лидеры ОПГ - по определению очень осторожны. Где обсуждались схемы, строились планы?

   - Андрейченко и это раскопал. Спорт объединяет людей.

   - Не понял.

   - Вся эта компания занималась дзю-до в одном месте, у одного тренера и в одно, и тоже время. Вот здесь - на аудиозаписи озвучен адресок, - Разбегаев сунул Василию в нагрудный карман пиджака флешку. - Потом посмотришь, послушаешь. А ещё - все они состояли в дачном кооперативе "Озеро". У каждого там был уютный домик. Ребята наверняка ходили друг к другу в гости и разговаривали о хлебе насущном.

   - Это, что получается? - плохое настроение Молодцова постепенно перерастало в злость.

   В голосе зазвучали гневные пафосные нотки.

   - Присвоив деньги, предназначенные для жителей Питера, они перешли черту, отделяющую порядочных людей и сволочей?

   - Перешли, и давно, - поддакнул Разбегаев.

   - Значит, если называть вещи своими именами, эти парни воры?

   - Тише. Конечно воры. Разве мог бы ВВП приобрести шикарную виллу на Атлантическом побережье Франции в Биаррице?

   - Это слухи или доказано?

   - Вообще-то, так мне сказал Андрейченко, этот мини-дворец был оформлен на одну из структур господина Тимченко.

   - А сейчас?

   - Вроде бы виллу теперь выкупил сын ещё одного парня из кооператива "Озеро". Некто - Шамалов Кирилл.

   - Так, он вроде – стал мужем дочери ВВП?

   - Точно. Старшей. Екатерины. Всё – в семью.

   - Подожди. Чтобы выкупить - нужны деньги и не малые.

   - Наивный ты наш борец за социальную справедливость, - Разбегаев похлопал приятеля ладонью по плечу. - Дали молодожёнам денег на обзаведение. Не переживай. Им также принадлежат активы на сумму два миллиарда долларов. Есть отчёт агентства Рейтер1. Кирилл Шамалов выкупил у того же Тимченко крупную нефтегазовую кампанию. Что ещё имеется у наших голубков - тайна за семью печатями.

   - Хорошо, давай сюда сумку. Дома всё посмотрю. Оригиналы документов у журналиста?

   - Нет, они у бабушки Маши Ксавье.

   - Ты говорил - её зовут Марина.

   - Какая разница?

   - Значит. Твои журналисты - посредники? Сколько они хотят за всё?

   Разбегаев нагнулся к уху Молодцова и шёпотом назвал цифру.

   - Многовато, - проворчал Василий. - Ты наверняка в эту сумму свои комиссионные заложил.

   - Обижаешь, - Разбегаев покраснел. - Я за дело болею.

   По лицу Разбегаева Молодцов видел, что тот лжёт.

   - Угу, болеешь. Аж, температура подскочила, - зло улыбнулся Василий. - Нужно ещё раз всё перечитать и подумать. Даже лишний раз проверить всю информацию. Правда, пока не знаю, каким образом. Может, все эти бумаги - фальшивка. Как я понимаю, нет никакой гарантии их достоверности. Запросто могут нас посадить за клевету. Ладно, я тебе позже позвоню.

   Не прощаясь, Молодцов поднялся и быстрым шагом пошёл к выходу.

   Через сорок минут, лёжа на диване, он с помощью ноутбука просматривал видеозапись журналистского расследования и ругался сквозь зубы.

 

* Агентство «Рейтер» (англ. Reuters) - одно из крупнейших в мире международных агентств новостной и  финансовой информации, существует с середины XIX века.

 

   - Вот, сволочи! Что делали? Чекисты продавали Родину вместе с уголовниками. Чёрную икру, какой-то осьмий дорогущий гнали за бугор. Ладно, икра. За каким чёртом иностранцы покупали этот осьмий?

   Копии различных документов и вырезки из старых питерских газет Молодцов читал, уже молча, делая пометки в маленьком блокноте.

   "Если только в газетных архивах найдётся похожий материал - интересная штука может получиться. Деньги от бартера тех времён – дело десятое. Важно другое. Парни начисто скомпроментировали власть Ельцина и вообще все идеи либерал-демократов, заодно освобождая поле деятельности от случайных пламенных революционеров, типа Собчака. Хитро", - думал Василий, кусая карандаш.

   Он записывал фамилии, не забывая против каждой ставить стоимость активов, названия фирм, компаний, банков, которые принадлежали малоизвестным тогда людям - будущей новой элите России.

   Столбик имён, упомянутых в расследовании журналиста Андрейченко, выглядел не очень длинным, но вызывал у Молодцова нервную дрожь.

   "Но ведь они - на крючке у неведомого и невидимого кукловода, который разработал эти и все последующие финансовые операции, проведённые в жизнь Чубайсом. Это же надо. Позволили баснословно разбогатеть Потанину, Ходорковскому, Прохорову, Дерипаске, Тимченко, Абрамовичу, Ковальчуку... Постой, постой, - Василий стукнул карандашом себя по лбу. – А, что, если, эти ребята даже не хозяева. Им просто доверили управление активами и разрешили пользоваться незначительной их частью. Если у какой-то бабушки Ксавье есть копии бумаг по бартерным сделкам в Питере, значит, существуют документы по таким же сделкам и махинациям, касающихся приватизации госсобственности по всей России. Кто хранитель компромата? Кто, если возникнет необходимость, достанет из тайника этот материал. Наверняка - каждый из элиты знает, что сегодня он - олигарх, а завтра - сетку рабицу будет вязать в лагере".

   - Так, - устало сказал Молодцов, потягиваясь и массируя пальцы рук. – Что такого мне Разбегаев говорил о банке "Россия".

   Василий начал рыться в сумке, и, почти сразу, наткнулся на тонкую пачку бумаг с текстом, отпечатанном на принтере.

   - Вот! - торжествующе воскликнул Молодцов, отбрасывая в сторону скрепку и начиная читать.

   "Банк "Россия". Основал летом девяностого года Владислав Резник - не последний человек в иерархии Тамбовской преступной группировки. В то время - Председатель правления страхового общества "Русь". Ныне - первый председатель комитета Госдумы по финансовому рынку. Среди остальных акционеров - Путин и Горбачёв. Есть основания полагать, что в банке была легализована часть денег КПСС, а конкретно - финансы Ленинградского обкома. Сегодня главным акционером является Юрий Ковальчук, в прошлом - один из соучредителей кооператива "Озеро"...

   - Этот чёртов кооператив - кузница кадров какая-то, - проворчал Молодцов, на секунду прерывая чтение.

   Он закурил сигарету и перевернул страницу.

   - В банке "Россия", кроме денег КПСС, распределённых среди специально созданных фирм, аккумулировались средства Малышевской и Тамбовской преступных группировок, поступающих на счета компаний, контролируемых мафией. Банк также является основным финансовым институтом для Единой энергетической компании России. Совладельцы банка контролируют практически все средства массовой информации страны".

   - Угу. Понятно, почему меня не пускают на телевидение. Забили телеэфир псевдо патриотическими передачами типа "Право голоса", "Время покажет" и прочей лабудой. Вот, суки! - шептал Молодцов, переворачивая страницы.

   Ба! – через пару минут воскликнул он. – Во, дела? У них в кармане - Первый канал, РЕН-тв, Пятый Питерский, даже - НТВ... Ну, ладно, этот отжали у Гусинского, а "Первую кнопку" - у Березовского... Интересная у нас получается бизнес модель. Бандиты и чекисты - в одной связке. Вы не трогаете наших, мы не трогаем ваших. Вы отжимаете бизнес у чуждых нам по духу, а мы закрываем на это глаза. Вы потом продаете нам по дешёвке отжатые активы. Все счастливы. И сегодня вся эта компания - респектабельные люди, депутаты, крутые бизнесмены с двойным гражданством и кучей недвижимости за границей.

   Он отложил в сторону бумаги и начал снова рыться в сумке, откладывая в сторону разный хлам, принадлежащий Разбегаеву.

   - Ну и помойка, - брезгливо сказал Молодцов, не осознавая, что подобрал верное определение уже прочитанным документам.

   - А это, что? - рука случайно нащупала в одном из грязных носков приятеля ещё одну флешку.

   Василий сунул её в гнездо ноутбука и уставился на экран...

Информация, которая содержалась на маленьком накопителе памяти, уже не удивляла Молодцова. Видеосъёмки - интервью с уволенными следователями, сотрудниками питерской мэрии, бывшими деловыми партнёрами многих нынешних олигархов, у которых в своё время отняли бизнес, подтверждались потёртыми, посеревшими от пыли документами. Но время для настоящих потрясений пришло, когда Молодцов увидел копии отсчётов некоторых разведывательных иностранных спецслужб. Рассказы на камеру бывших высокопоставленных полицейских княжеств Монако, Лихтенштейна и Германии были для Василия шокирующим откровением. Мелькали названия совместных предприятий, в которых советниками числились Путин, Петров, глава Газпрома Миллер и многие из тех, о которых в России давно уже ничего не слышали. Всех подозревали в отмывании средств, переводимых мэрией Питера с помощью лояльных Комитету по внешнеэкономическим связям коммерческих структур. Миллиарды евро через оффшоры оседали в Испании, Монако, Лихтенштейне, Баварии и вкладывались в безымянные (на предъявителя) акции известных банков, в строительство вилл, жилых районов, отелей, целых дворцов в России и за границей.

   - Безымянные акции? - воскликнул Молодцов. - Гениально. Зачем светиться уважаемым людям? Кстати. Откаты такими акциями давать гораздо безопасней.

   Неожиданно взгляд обнаружил на экране бланк отчёта контрразведки княжества Лихтенштейн, касающегося деятельности совместного российско-германского предприятия СПАГ. Тут же рядом всплыл текст. Это были выдержки перевода из уставных документов СПАГ, которые заслуживали того, чтобы внимательно прочесть их.

   Молодцов нагнулся к ноутбуку и начал близоруко водить пальцем по экрану.

   "Компания СПАГ... Учреждена 23 июля 1992 года. Местонахождением компании является Франкфурт-на-Майне. Предмет деятельности... Приобретение, управление, сдача в аренду, строительство и отделка, а также отчуждение земельных участков, прав на недвижимое имущество. Приобретение и отчуждение долей участия в предприятиях осуществляется в Санкт-Петербурге. Согласно уставу, наблюдательный совет состоит ... Из трех человек. В настоящее время в него входят г-н Владимир Путин, в прошлом - заместитель мэра Санкт-Петербурга и руководитель Комитета по внешнеэкономической деятельности… Заместитель председателя компании - г-н Владимир Смирнов... Санкт-Петербург, Россия и г-н Рудольф Риттер - генеральный консул. Княжество Лихтенштейн..."

   - Что? - в который раз удивился Молодцов. - Путин - заместитель председателя СПАГ? Интересно, до какого времени он там числился?

   Василий "мышкой" подвинул текст вниз и начал чтение бумаги переведённой на русский язык.

   "Штамп: Прокуратура Княжества Лихтенштейн.

        Обвинительное заключение. 

   Поступило в судебное отделение 9 декабря 2002 г. Предъявлено 12 декабря 2002. Зарегистрировано 23 декабря.

   1. Евгений фон Хоффен и Рудольф Риттер, сознательно и добровольно действуя совместно в качестве сообщников, в период с 1997 года до начала 2000 года скрывали имущество стоимостью свыше 150 000 швейцарских франков, полученное в результате преступлений других лиц. Также указанные лица управляли денежными средствами, полученными от сделок с наркотиками членов наркокортеля "Кали Картелльс" (Cali Kartells) и ее организаций-преемников, а также от выручки предприятий Хуана Карлоса Сааведры, полученной в результате операций по отмыванию денег.

   Сокрытие имущества заключается в том, что они поручили своему сотруднику Эгону Финку получить в Милане и Мадриде от Хуана Карлоса Сааведры наличные денежные средства в размере более 1 642 000 швейцарских франков и переправить их в дорожной сумке в Лихтенштейн. Сокрытие происхождения данных денежных средств заключается в том, что они удалили на кредитовом авизо, касающемся счёта компании, адрес поручителя - "Альфа Капитал Инт. Лтд. " для "Меделлин/Колумбия" и страну происхождения финансовых средств - Мексика. А также в том, что в восьми фондах и фирмах, управляемых для Хуана Карлоса Сааведры, они назначили управляющим несуществующее лицо и указали его имя в качестве клиента. А также в двух фирмах указали в качестве вице-президентов несуществующие лица..."

   - Господи, Да, в чём соль этой чёртовой казуистики? Где корень? - воскликнул Молодцов, снова двигая текст мышкой. - Ага, вот:

      2. Рудольф Риттер в конце апреля 1999 года умышленно злоупотребил полномочиями, причинив имущественный ущерб в особо крупном размере в результате приобретения им 30 000 акций у компании СПАГ по цене 15 евро за акцию, хотя акции на тот момент продавались на бирже по курсу - 9,95 евро".

   - Стоп! - Василий закрыл глаза, давая им отдых, а потом изумлённо поднял веки. 

   "Мексика, Меделлин, Колумбия, деньги в сумках. Чёрт возьми! Это, что же получается? Геноссе Риттер отмывал деньги наркобаронов? Потом, на них он покупал акции СПАГ по двойной цене, а СПАГ вкладывала бабки в питерскую недвижимость? Наверняка - в крупные бизнес-центры и офисные здания. А заместителем председателя в СПАГ был Путин. Интересно, как они отправляли в Колумбию доходы от сделок, ведь доля партнёров - это святое? Хотя, переправка - дело техники. Через того же Риттера. Хотел бы я знать, когда гарант кинул колумбийцев? Или сотрудничество продолжается? Ни фига себе - роль личности в этой истории. Возникает риторический вопрос. Знал ли Вова об этих махинациях? Не мог не знать. Тогда он - клиент для нашей прокуратуры. Ах, да. Забыл. Он теперь - личность вне критики и вне закона".

   Молодцов почувствовал такое отвращение к бумагам, лежащим рядом, что его едва не вырвало. Помедлив, он аккуратно вынул флешку из ноутбука, закрыл крышку, встал, нашёл в углу чёрный полиэтиленовый пакет, сложил туда бумаги, карты памяти, завязал пакет на узел и спрятал его в ванной, сняв одну из плит подвесного потолка...

   "На смену одной мафиозной структуре - КПСС, пришла другая, - подумал он, снова ложась на диван. - Вместо старой номенклатуры к власти пришли молодые, голодные, энергичные и умные чекисты, которые быстро нашли общий язык с бандитами... Но, думаю, спецслужбы на Западе давно разрабатывали и сейчас разрабатывают нашего гаранта. Тогда, за каким чёртом американцы позволили ему забрать Крым и влезть на Донбасс и в Сирию?"

   Действие таблетки от головной боли, которую Молодцов выпил утром, прошло. Мозг плавился от беспорядочных мыслей. Василий поднялся, сбросил одежду, прошёл в ванную и встал под холодный душ.

   "Хорошо бы выяснить, кто, всё-таки, у нас основной кукловод? - Молодцов сорвал с крючка махровое полотенце и стал вытираться. – Может, и был такой в девяностые, но сегодня ВВП сам кукловод. Это он дёргает за ниточки разных Дерипасок, Потаниных, Прохоровых, Смирновых, Тимченко, бывших бандитов. Это он тасует губернаторов, сам "разрабатывает" Меркелей, Оландов и прочих лесбиянок и голубых. Какие санкции? На хрен он всех посылает вместе с нами... А если весь этот материал шит белыми нитками? Вдруг, в бумагах — ни слова правды? Деза? Фальшивка блогеров? Вытащу документы на свет божий — неприятности гарантированы"…

 

                                                  ***

 

   Лисицын не спал всю ночь. После дневной жары земля дарила прохладу спине, однако, глаза, обожжённые солнцем, воспалились, и когда Сергей пытался закрывать веки, ему казалось, что под ними полно песка. Лисицын ворочался, поглядывая на спящего Игоря, и тяжело вздыхал. Острая тоска по Кате терзала сердце. Из-под ресниц время от времени текли слёзы. Он вытирал их ладонью, вызывая в памяти лицо любимой, её запах, красивую линию бёдер и плеч. Всё это было рядом с ним, почти осязаемо...

   Крик Лисицына - тихий, глухой, протяжный, звериный застыл на одной страшной ноте. Такой вопль издаёт женщина при родах, тужась, чтобы освободиться от невыносимой тяжести мучений... Он был подобен пронзительному крику лани, когда прайд львов, вонзая когти в шкуру настигнутого животного, валит жертву на землю, клыки хищников сжимают горло, а потом начинают отрывать от ещё живой плоти куски мяса... А, может, такой же звук был стоном начала начал. Он был криком того мгновения, когда Вселенная, переполненная растущей энергией бремени и неизбежной обречённости, разрывая оболочку абсолютной пустоты, превозмогая боль, вырвалась на свободу, выбрасывая в только что появившееся пространство атомы жизни...

   Но этот глухой, вибрирующий звук издавал Лисицын. Бессознательно Сергей водил ладонью по воздуху. Ему казалось, что он чувствует тепло женского тела здесь, рядом. И, если он сейчас поднимет веки, то увидит над собой овал лица, нежный взгляд и улыбку Кати...

   Когда боль под сердцем становилась невыносимой, Лисицын смотрел на ночное небо, пытался считать звёзды...

   Под утро он задремал, но тут же проснулся, потому что во сне увидел вспышки выстрелов и белую блузку, пропитанную кровью...

   Рассвет прорвал пелену облаков на Востоке и позолотил море на горизонте. Сергей осторожно высвободил руку из-под головы Игоря, тихо поднялся, поправил на теле мальчика охапку сухих пальмовых веток и сел на ближайший камень. Вчера на этой песчаной поляне в глубине острова он выбрал место для ночлега, не рискнув оставаться на берегу. Но Вратарь больше не появился. Тишину ни разу не потревожил гул двигателя лодки.

   Лисицын проверил содержимое своих карманов. На песок упала банковская карта, маленький складной нож, носовой платок и булавка.

   - Интересно. Сколько там денег? - прошептал Сергей, вертя в руках пластиковый прямоугольник.

   "Да, какая разница? Отсюда нужно ещё выбраться, - Лисицын взглянул на заросли, окружающие поляну. - Нужно ещё подумать, чем Игоря кормить. У парня и крошки во рту не было со вчерашнего дня. Но держался всё это время храбро. Молодец. Вот только, как ему сказать про Катю?"

   Сергей вздохнул, потом внимательно осмотрел булавку, аккуратно выпрямил её, а потом осторожно согнул в виде крючка. Затем снял футболку, разрезал ткань ножом на узкие полосы и связал их вместе. Получилась бечева длиной метра три. Оглянувшись на спящего мальчика, он привязал крючок к верёвке и пошёл к берегу. Морской прилив наполовину скрыл камни, которые вчера служили убежищем для людей. Сергей зашёл в море по пояс, пытаясь сквозь толщу воды рассмотреть дно. Увидев морских ежей, Лисицын нырнул, выбрал одного похожего на детский мяч, приблизил к нему лицо, определяя длину иголок и, к своему удивлению, заметил на коже животного только небольшие пупырышки. Воздух кончился, Сергей всплыл и снова нырнул. Очевидно, колебания воды насторожило морских обитателей. Стайка рыб метнулась в сторону, ежи зашевелили иголками, "детский мяч" шевельнулся и стал зарываться в песок. Лисицын прижал его ладонью и с силой вонзил крючок в тугую плоть. Ладонь обожгло, но Лисицын уже всплыл и пошёл к берегу, держа на весу ежа. Бросив его на плоский камень и положив сверху другой, Сергей обернулся к морю. Метрах в трёхстах слева он заметил на воде какие-то пятна.

   "Наверное, водоросли, - подумал Лисицын, сфокусировав взгляд. - Там должно быть больше рыбы. Может, попадётся крупная.

   Он двинулся в нужном направлении и вскоре увидел всплески воды вокруг двух неподвижных тел, плавающих в полосе прибоя. Знакомого цвета футболки заставили сначала оглядеться вокруг, а потом, ускорить шаг.

   Несколько острых небольших плавников изменили траекторию движения и пропали. Сергей стал бить рукой по воде, поднимая ногами волны и клубы донного песка. Подойдя вплотную, Лисицын проглотил комок в горле, осторожно по очереди перевернул трупы, помедлил немного, а затем вытащил распухшие мёртвые тела на берег.

   На песке лежало то, что осталось от Алекса и Геннадия. В пулевых отверстиях, обкусанных мелкими рыбами, шевелились десяток мелких креветок. Лица выглядели ужасно. Глаза, губы, носы исчезли. На их месте зияли огромные дыры. У Алекса не было одной ноги и обеих рук. Тело Геннадия потеряло правое плечо вместе с рукой и часть живота.

   Лисицын посмотрел на море.

   - Акулы. Значит, здесь есть акулы, - прошептал Сергей.

   Не в силах подавить отвращение, он стащил одежду с трупов. Вскоре на песке лежали: две футболки, пара шорт, наручные часы, зажигалка, кожаный ремень, большой нож в брезентовом чехле, очки от солнца с одним разбитым стеклом, смартфон, в котором был слышен плеск воды, полиэтиленовый пакет, пачка презервативов, колода карт и кроссовки.

   - Господи, Господи! - приговаривал Лисицын, затаскивая голые тела в заросли кустов.

   Догадка, которую его разум со вчерашнего дня прятал в глубине сознания, прорвалась наружу в стоне.

   "Катя? Что этот гад сделал с Катей? Неужели выбросил за борт?"

   Лисицын согнулся от острой боли в груди, потом с усилием выпрямился и медленно обвёл взглядом лагуну. Море было пустым. Сергей не заметил, ни новых пятен на воде, ни скопления птиц в воздухе, ни плавников акул.

   - Что он сделал с Катей? - голос Лисицына вибрировал на высокой ноте отчаяния.

   Этот вопрос остался без ответа. Сергей судорожно вздохнул, оглянулся на кусты, над которыми уже кружились мухи, подобрал вещи и пошёл к месту, где оставил ежа...

   Игорь сидел на корточках. Перед ним лежал высохший кусок дерева, пластинка пальмовой коры, охапка сухих колючек, перемешанная с тонкими древесными волокнами. Мальчик оглянулся на Лисицына, продолжая вертеть в ладонях толстый прут, один конец которого упирался в ложбину на сухой ветке.

   - Я видел по телеку. Так можно развести огонь.

   - Ты давно проснулся? - спросил Игоря Лисицын.

   - Не знаю. Минут десять назад.

   - А ты — классно это придумал. С тобой не пропадёшь, - Сергей шевельнул большим пальцем правой ноги пучок древесных волокон. - Ничего не заметил? - подозрение в голосе Лисицына заставило мальчика снова поднять голову. - На берег не ходил?

   - А, зачем? Вон, солныщко стало припекать. Кокосы растут над головой. Я подумал - хорошо бы кофе сварить. Вот только кофе у нас нет. И огня пока тоже. Может, здесь кофе растёт? Поищем в кустах, обжарим зёрна...

   - У нас много чего нет.

   - Что это у вас в руках?

   Лисицын бросил на песок найденные вещи.

   - Море выбросило. Сейчас - прилив.

   Игорь бросил своё занятие и подбежал к кучке вещей.

   - Ого! Смартфон. Самсунг. Вода в нём булькает. Может, работает?

   - Вряд ли, - Сергей наблюдал за мальчиком, который пытался открыть заднюю крышку гаджета.

   - Вот, получилось. Сейчас мы его просушим.

   Игорь вытряхнул несколько капель воды на песок и разложил две половинки смартфона на плоских камнях.

   - С ума сойти! Часы? Таг Хайер! Идут. Они идут, - мальчик, торжествуя, показывал Лисицыну на циферблат.

   Секундная стрелка плавно перемещалась по кругу.

   - Так, - Игорь продолжал раскладывать вещи на камнях. - Нож? Пригодится. Очки? Подумаем. Зажигалка? Ура! Карты? Поиграем. Стоп! Знакомые футболки. Вон и надписи на спине - те же. Откуда они?

   - Господи! - воскликнул Лисицын. - Почти все футболки одинаковые. Китайский ширпотреб. Море выбрасывает их пачками, - пытался шутить Сергей.  

   - Ладно, - легко согласился Игорь, натягивая на босые ноги принесённые Лисицыным кроссовки. - Почти в самый раз.

   - Шнурки потуже завяжешь - будет нормально.

   - Пусть сохнут, - мальчик по-хозяйски разложил вокруг себя вещи.

   - Презервативы? Отложим пока.

   Лисицын быстро взглянул на мальчика, тут же отвёл глаза и покраснел.

   - Ремень? Кожаный?

   - Похоже, да.

   - На что-нибудь сгодится. Пращу можно сделать. А это, что?

   - Морской ёж.

   - Съедобный?

   - Думаю – ежи съедобны. От голода не умрём. Их много на отмелях.

   - А почему у него колючек нет?

   - Сорт такой, - пробормотал Сергей, усаживаясь на песок и доставая из чехла нож.

   Живот сводило судорогой от голода.

   - Сейчас мы его вскроем и съедим, - бодро сказал Лисицын, разрезая пополам ежа.

   По пальцам потекла бесцветная жижа.

   - Вот гадость, - Игорь сплюнул и побрёл к своему приспособлению по добыче огня.

   - Сейчас, сейчас, - мальчик поднёс зажигалку к древесным волокнам.

   Он попробовал разжечь огонь, но искры не было и язычка пламени тоже.

   - Подожди, - остановил его Сергей, укладывая на пальмовые листья половинки морского ежа и забирая зажигалку.

   Он потряс ею в воздухе, поднёс к древесным волокнам и нажал на маленькую кнопку. Ничего не произошло.

   Лисицын повертел в руках устройство, поддел кончиком ножа пластик и осмотрел внутренности.

   - Пьезо, - определил он тип зажигалки. - Элемент разъело солью. Жаль.

   - Ничего страшного, - мальчик снова взялся за прут. - Ой! Мозоли!

   Сергей повернул к себе ладони Игоря.

   - Волдыри... Сотрёшь руки до крови.

   - Но нам нужен огонь, - Игорь упрямо сжал губы.

   - Не торопись, кожу содрать всегда успеешь.

   Лисицын взял очки и выдавил из оправы стекло.

   - Я в детстве выжигал на дереве разные картинки, - сказал он, беря в руки пучок сухих волокон.

   Сергей повертел в руке стекло так, чтобы сфокусировать в одной точке лучи солнца. Через несколько секунд из древесной трухи появился сизый дымок, а потом - маленький язычок пламени.

   - Дуй! Только тихо! - воскликнул Лисицын, подкладывая в огонь сухие пальмовые листья.

   Через двадцать минут возле них полыхал маленький костёр, а Игорь и Сергей торопливо поглощали кусочки запеченного мяса морского ежа.

   - Соли не хватает, - проворчал Лисицын, вытирая губы тыльной стороной ладони.

   - Выпарим. Из моря. Дело техники, - Игорь вскочил на ноги. - Вот только пить очень хочется.

   - Пойдём, - сказал Лисицын, поднимаясь.

   - Куда?

   - Во-первых, морской ёж - не еда, а закуска. Во-вторых, нам нужно найти воду. День назад был дождь. А, если шёл дождь, значит...

   - Должны быть лужи, - воскликнул Игорь.

   - Точно.

   Лисицын осторожно ступал босыми ногами по сухим листьям, Игорь в кроссовках, которые ещё хлюпали, шёл впереди, раздвигая кусты найденной палкой.

   Остров оказался небольшим. Они обошли его за два часа, время от времени углубляясь в расщелины скал, уходящих к вершине горы, венчающей собой кусок суши. Два раза они натыкались на созданные природой небольшие углубления в камнях до половины наполненные чистой водой. Она была тёплой и невкусной.

   - Пока здесь сезон дождей, не пропадём. Пошли к морю. Наловим ещё ежей. Может, рыба попадётся, - предложил мальчику Лисицын, возвращаясь к месту ночлега и вытаскивая из кармана шорт свой крючок.

   - А, мама? - неожиданно произнёс Игорь. - Как вы думаете, дядя Серёжа, что с мамой?

   - С ней будет всё нормально, - уверенно сказал Лисицын. – Не волнуйся. А тебе - отдельное спасибо. Если бы ты не бросился на Петровича...

   - Петрович - страшный, - перебил Сергея Игорь. - Он только выглядит безобидным. А, те два парня – просто хамелеоны. Прикидывались своими. Но мы им не поддались. А Петрович - страшный. Вместе с папой он убил Терру.

   Сергей не удивился словам Игоря.

   - Ничего Вратарь маме не сделает. Твой папа с него шкуру спустит. Петрович и Катя... - горло перехватило спазмом... - Они, наверное, уже сидят в аэропорту и ждут рейса до Москвы.

   - Наверное, - согласился мальчик. - Нам нужно, чтобы телефон высох. Позвоним, куда следует, за нами приедут.

   "Дай-то Бог" - подумал Лисицын.

   Они наловили ещё ежей, достали из моря три кокосовых ореха, а потом нашли в маленькой лагуне два огромных красных поплавка, занесённые песком. Такими обозначают границы пляжей. Очевидно, их сорвало штормом, а ветра и течения прибили к острову.

   - Пригодятся, - сказал Лисицын, толкая ногой пластик. - Воды внутри нет, значит и дыр в них тоже нет.

 

   Они находились на острове уже три недели. Сергей делал ножом зарубки на пальме, считая дни. Он оброс щетиной, лицо сильно обгорело, футболка порвалась. Питьевой воды не хватало. Тропические ливни шли всё реже. Хижина, которую они построили из жердей и веток пальм, не спасала от прохладного ночного ветра, особенно тогда, когда шли короткие ленивые дожди. Игорь сильно похудел. Неровный, но сильный загар покрывал его тело, волосы выгорели, но мышцы окрепли, взгляд стал твёрже.

   "Слава Богу, ежи не переводятся и кокосы с пальм падают, - думал Лисицын, сидя на высоком камне и глядя на линию горизонта. - Игорь - молодец. Хороший парень. Не жалуется. Сначала воспринимал все наши неприятности, как приключение, а сейчас приуныл. Вижу по глазам. Вон, соль выпаривает, - Сергей оглянулся на мальчика.

   Тот ходил вокруг ям, выложенных пальмовыми листьями, куда он время от времени лил морскую воду из половинки пластиковой бутылки, прибитой к берегу неделю назад.

   "Телефон так и не заработал. Чёрт!" - Лисицын поморщился, ворочая шеей, где от ночных холодов вспухли лимфатические узлы.

   Всё последнее время ночами они жгли костёр на склоне горы, но ни разу не увидели ни одной яхты или лодки вблизи острова.

   - Нужно найти способ выбраться отсюда. Не век же сидеть нам на этих камнях, - со злостью в голосе пробормотал Лисицын.

   Его взгляд упал сначала на свои босые в ссадинах ноги, а потом на два огромных пластиковых поплавка. Красная краска немного выгорела на солнце, но утренняя роса не давала пластмассе высохнуть и треснуть. По бокам поплавков торчали ушки для канатов.

   "А что, если - на них? - озарило Сергея. – Связать шары вместе. Хотя, такая конструкция вряд ли выдержат двоих… А если поплывёт один?"

   Он подозвал к себе мальчика.

   - Знаешь, что мы сделаем?

   - Что?

   Маленький плот из тех пляжных поплавков.

   - На них далеко не уплывёшь. Сомневаюсь, что плот нас выдержит, - Игорь основательно и критично смотрел на поплавки.

   - Можно держаться за них и плыть. Главное - выбрать время отлива и нужный ветер.

   - Сомневаюсь я.

   - Господи, Игорь. Ты - будто маленький старичок. Всё подвергаешь сомнению.

   - Я - прагматик. Так мама говорит.

   - Да, да, - Лисицын с трудом протолкнул в лёгкие воздух, преодолевая боль в сердце и спазм горечи, перехвативший горло . - Твоя мама - мудрая женщина. Но мы оба - тоже не лыком шиты и не позволим какому-то маленькому островку держать нас в плену.

   - А, может, дождёмся здесь кого-нибудь? - неуверенно возразил мальчик.

   - Ждать и догонять – хуже некуда. Телефон мы не починили. Костры жгли? Жгли. Всё - в пустую. Но, если гора не идёт к Магомету... - Сергей с усилием раздвинул в улыбке губы.

   - Тогда Магомет идёт к горе, - весело воскликнул Игорь.

   - В точку. А ещё я заметил, что в море есть течение.

   - И куда оно идёт?

   - Эх, ты. Следопыт. Вчера вон с той горы я целый день наблюдал за веткой на воде, где уцелела пара кокосовых орехов. Она не попала в зону действия прилива. Орехи плыли в сторону восхода Солнца. А именно там находится земля. Когда мы шли сюда на лодке, Солнце, где было?

   - Э-э... - Игорь закусил губу, вспоминая. - За кормой.

   - Правильно. Значит?

   - Наш плот туда и поплывёт.

   - Верно, - одобрительно кивнул головой Лисицын. - Пошли в заросли. Срежем кору с веток, сделаем верёвки.

   Целый день мужчина и мальчик трудились, пока у них под ногами не оказалась большая связка верёвок. К пяти часам вечера следующего дня готовый плот уже лежал на отмели.

   - Солнце садится, - сказал Лисицын, - посмотрев на небо. - Отлив давно начался. Может, попробуем сегодня смыться отсюда?

   - Прямо сейчас?

   - А чего откладывать? Где наш полиэтиленовый пакет?

   - Там, - Игорь махнул рукой в сторону места, где они устроили лагерь.

   - Собери все вещи, засунь в пакет, завяжи на шнурок. Сам не раздевайся. На воде холодно, а днём ещё быстрее сгоришь. Бегом.

   Через двадцать минут они уже плыли, толкая перед собой связанные вместе поплавки. За плотом на ремне тянулся пакет с вещами. Берег заметно отдалялся.

   - Ещё немного, - задыхаясь, сказал Лисицын, оглядываясь на жёлтую полосу мелководья. - Впрочем, хватит. Залезай, - он подсадил мальчика на пластик, схватился за верёвки, связывающую два поплавка, перевернулся на спину, немного отдохнул, потом, опираясь на плот, вылез из воды по пояс.

   Ветер дул с берега. Мокрая спина чувствовала порывистые дуновения.

   - Тебе не холодно? - спросил Лисицын у Игоря.

   - Нет. Нормально. Вы тоже залезайте.

   - Плохая идея. Плот станет тяжелее. Давай так. Мы будем плыть рядом по очереди. Хорошо?

   - О,кей, - согласился мальчик.

   Лисицын, держась за верёвку, снова перевернулся лицом к острову. Полоски песка было не видно. Его закрывали волны. Уже довольно далеко зеленели кроны пальм, а над ними нависала вершина горы, где они по ночам жгли сигнальный костёр. Стало очевидным, что земля удаляется, и течение подхватило плот. Сергей бросил работать ногами и снова перевернулся на живот.

   - Ну, как ты? - спросил он у мальчика

   - Качает сильно. Тошнит.

   - Ты ложись, не нужно сидеть.

   Игорь лёг на пластик, но через минуту поднялся и сел.

   - Лежать - холодно.

   - Да, ты прав, - Лисицын уже сам почувствовал, что вода в открытом океане гораздо холоднее, чем на мелководье.

   "Чёрт! - мысленно выругался Сергей. - Моя идея - сплошная авантюра. Надо было сделать вёсла, взять с собой запас еды. Попёрся в море, на ночь глядя. Ну, что за дурак?"

   Он снова повернулся лицом к острову. Картина его испугала. Пальм почти не было видно. Вершина горы выглядела чёрной и казалась куполом далёкого огромного храма. Течение уносило плот всё дальше и дальше.

   "Идиот! Дебил! ", - ругал сам себя Лисицын.

   Зубы начали выбивать дрожь. Он подтянулся на руках и лёг животом на пластик, оставив ноги в воде. Плот заметно накренился, через него начали перехлёстывать волны.

   - Игорь! Пожалуйста, подвинься чуть вперёд. Нужно равномерно распределить вес.

   Мальчик смотрел на близкую воду испуганными глазами, застыв на месте и обхватив руками пластмассу.

   - Игорь! Ты меня слышишь?

   - Да, да. Сейчас.

   - Давай, родной. Нет повода для беспокойства. Если шторма не будет, мы доплывём, куда надо, - сказал Лисицын, снова погружаясь в воду.

   Он заработал ногами, не столько помогая ветру и течению, сколько пытаясь согреться. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, и сумерки быстро сгущались. Что-то ударило по бедру Сергея, и он ещё сильнее заработал ногами.

   "Акулы!" - паника охватила его, и Лисицын уже готов был выбраться из воды.

   К тому же он заметил, что ремень, закреплённый на ушке поплавка, исчез. А это значило, что пропали все вещи, найденные на острове.

   - Уф-ф, - с шумом выдохнул Лисицын. - Игорь! Ты там не дремлешь?

   - Нет, - слабый голос мальчика был еле слышен. - Дядя Серёжа. Ведь, мы не выплывем, да?

   - Вот ещё новости. Что за чепуху ты придумал? - преувеличенно бодро возмутился Сергей. - Мы же с тобой мужчины. Что нам это море? Вода из-под крана холоднее. Компот, а не вода. Тёплый суп. Ты, давай, крепче держись за верёвки и не дрейфь, - Лисицын говорил и говорил, пытаясь отвлечь Игоря и себя самого от страшных мыслей, но на подсознательном уровне всё время ждал новых толчков в ноги и с ужасом представлял, что острые зубы акул уже готовы вонзиться в его плоть.

   Холод пронизывал тело. Наступившая ночь вселяла в сердце панику и ещё больший страх, но он продолжал говорить, не замечая, что стучит зубами:

   - Балтика. Вот это море. Там, даже летом вода градусов восемнадцать. А волны... Здесь - Сиамский залив? Это даже не залив, а лужа. А что темно, так это пустяк. Вон и звёзды над головой. Луна огромная. Ты, главное, держись, мой мальчик. У тебя - сердце настоящего мужчины. Правда?

   - Да, - тихий голос Игоря заглушал плеск волн о пластик.

   - Вот и хорошо. Крепче держись за верёвки и постарайся не спать. Хорошо?

   - Да.

   - Отлично. Скоро взойдёт солнце, ночи здесь короткие, будет жарко. А то, что мы в воде, так утром это будет даже хорошо. Подумаешь, жара! Ты, главное, держись. Сожми ладонями верёвки и не отпускай. Волнение вроде меньше стало. Ты чувствуешь?

   - Да.

   - Вот и отлично. Даже прекрасно.

   Постепенно усталые мышцы стало сводить судорогой, но когда Лисицын переставал работать ногами, холодная вода быстро приводила разум в состояние паники. К полуночи, задавая мальчику вопросы, он уже не понимал смысла ответов. Апатия охватила Сергея. Он повис на верёвках, судорожно сжимая размокающие древесные пряди в кулаках и снова, в который раз ощутил довольно сильные толчки в ноги. От страха перед акулами его стошнило прямо в воду, но скоро безразличие ко всему происходящему вокруг заставило сознание отключиться. Очнулся Лисицын от того, что чья-то рука шевелила ему волосы на затылке.

     Улыбка на его лице, больше похожая на гримасу, раздвинула губы, и он прошептал:

   - Катя!

   - Дядя Сережа. Очнитесь, - хриплый, слабый голос Игоря заставил Сергея разлепить склеенные морской солью, веки. Солнце ослепило его.

   - А? Что?

   - Там - корабль. Смотрите! Там!

   Мальчик изо всех сил пытался затащить тело Лисицына на плот.

   - Где? Где? - Сергей бросил верёвки и заскоблил пальцами по пластику, стараясь выбраться из воды.

   Он вертел головой, пока рука Игоря не схватила его за ухо и не развернула в нужном направлении. Метрах в трёхстах Лисицын увидел длинный корпус, коричневую обшивку борта, белую рубку, большой парусиновый навес и флаг Таиланда. Судно шло почти прямо на них, чуть заваливаясь на волнах вправо.

   - Кричи! Что есть мочи кричи, - прохрипел Сергей мальчику.

   - Эй! Спасите! Эй! - к слабому голосу Игоря Лисицын добавил свой.

   Но корабль, не сбавляя хода, приближался, отворачивая мористее.

   - Игорь! Сможешь встать на колени? Ты должен встать на колени. Давай, мальчик мой. Кричи.

   Игорь приподнялся на плоту и замахал руками, стараясь сохранять равновесие.

   - Эй! Эй!

   Лисицын видел, что судно уже поравнялось с ними. До корабля было метров двести пятьдесят, и казалось, что ещё минута и посудина пройдёт мимо, но двигатель сбавил обороты, корабль начал медленно поворачиваться, описывая полукруг.

   - Они увидели нас, дядя Серёжа! Они увидели, - мальчик опустился на пятки.

   По его щекам текли слёзы.

   - Слава Богу, - прошептал Лисицын, опираясь подбородком о выступ на пластике.

   Вскоре над ними навис борт большой лодки. Раздался плеск воды. В море полетели спасательные жилеты, верёвки, потом раздался глухой стук. Это спустили трап. Чьи-то руки протянулись к Игорю. Пятки мальчика мелькнули в воздухе и пропали. Потом кто-то обвязал Лисицына под грудью верёвкой и стал отдирать пальцы от пластмассы, за которую Сергей судорожно цеплялся. Через пару минут Лисицына подняли на борт, содрали с него мокрую одежду и набросили на плечи рваное, пропахшее маслом одеяло. Вокруг Игоря тоже суетились люди. Мелькнул край красной куртки. Мальчика тормошили, переодевая. Слышалась тайская и немецкая речь. Потом кто-то поднёс к глазам Сергея термос.

   - Coffee?

   - Нет, нет. Воды! Water! Сначала мальчику, - Лисицын, постепенно согреваясь, наблюдал, как растирали тело Игоря, как подносили к губам пластиковый стаканчик, как заставили выпить горячего кофе.

   Сергей даже разозлился, когда у него отняли бутылку с водой, к которой он приложился, а потом спохватился.

   - Да, да, понимаю, - бормотал он по-английски. - Много - нельзя. Еда у вас есть?

   Его окружили люди, среди которых он выделил лица двух человек. Один из них был загорелым до черноты тайцем. Второй оказался европейцем. Но не в шортах и футболке, а в белых брюках и рубашке с зелёным галстуком.

   - Вы говорите по-английски?

   - Да, - кивнул Сергей.

   - Что с вами случилось?

   - А вы, кто?

   - Я - гид. Этот человек - капитан судна.

   - Кто эти люди? - Лисицын высвободил из-под одеяла руку и показал на толпу, окружавшую спасённых..

   - Туристы из Германии. И всё же, что с вами произошло?

   - Это - мой сын, - сказал Сергей, показывая на Игоря. - Мы катались на скутере, потом заблудились, налетели на подводные камни. Скутер пошёл ко дну.

   - Когда это было?

   - Сутки назад.

   Гид быстро переводил содержание разговора капитану. Тот протянул руку и потрогал отросшую бороду Лисицына, потом взглянул на исхудавшее лицо и сожжённую кожу плеч мальчика.

   - Капитан спрашивает - "Вы уверены, что это произошло сутки назад?

   - Не знаю. Да, какая разница?

   - Капитан, когда мы вернёмся, должен сообщить о вас в полицию.

   - Валяйте, - безразлично сказал Сергей. - Может, у вас из одежды, что найдётся?

   - Сейчас переговорю с туристами. Мы возвращаемся с острова Самет. Это - двухдневный тур. У кого-то должны быть запасные шорты и футболки.

   Вскоре к ногам Лисицына положили: пакет с бутербродами, две бутылки воды, шорты цвета хаки, ещё одни, поменьше. Они оказались женскими, но две футболки разного размера выглядели почти новыми. Неожиданно запустили двигатель, корабль двинулся, набирая ход. Постепенно суета вокруг виновников остановки пошла на убыль. Гид выдал любопытным нужную информацию, и толпа разбрелась по судну. Кто-то фотографировался, кто-то продолжал загорать, лёжа в шезлонгах, кто-то исподтишка разглядывал неожиданный "улов" капитана, но вскоре все успокоились, а ещё через десять минут происшествие ушло в прошлое. Лисицын, заслонив Игоря одеялом, дал мальчику возможность натянуть на голое тело чужую одежду, потом переоделся сам, и они, став почти своими на борту, нашли на корме два пустых шезлонга и открыли пакеты с едой.

   - Съешь половину, остальное оставь на потом, - тихо сказал Сергей.

   - Нужно забрать и высушить нашу одежду, - ворчал Игорь, набивая рот кусками сэндвича.

   - Её следовало бы сначала постирать, потом зашить. Она солёная, колоться будет, - Лисицын откусил половину бутерброда, торопливо прожевал и запил еду водой из бутылки.

   - Да. Вам хорошо. А на мне женские штаны. Видите? На другую сторону застёгиваются, - продолжал ворчать Игорь.

   - Никто и не замечает. Терпи. А потом, наши старые шмотки — все в дырах. Выбросить не жаль.

   - Ладно, - мальчик бережно уложил остатки сэндвичей в пакет.

   После полудня в лёгкой дамке показались белые свечи высотных гостиниц Паттайи, а ближе к вечеру судно остановилось в пятистах метрах от пляжа. Небольшие лодки с подвесными моторами перевезли туристов на берег. Вопреки опасениям Лисицына, и, наверное, благодаря привычному для тайцев легкомыслию, полицейских машин на набережной не оказалось. Капитан судна или забыл сообщить властям о происшествии, либо плюнул на правила, посчитав, что лишние проблемы ему не нужны. Игорь вместе с Лисицыным спокойно выпрыгнул из лодки на песок. Через мгновение они смешались с толпой людей, которых продолжали высаживать на берег с других прогулочных посудин, подходящих одна за другой и бросающих якоря в бухте.

   - А мы сами не пойдём в полицию? - спросил мальчик.

   - Скоро стемнеет. У нас нет ни денег, ни паспортов. Давай для начала, найдём одного человека, а завтра обратимся к консулу, а потом уже можно и в полицию отправиться, - ответил Лисицын, торопливо шагая вдоль набережной.

   Они добрались до школы Муа-Тай, когда солнце нырнуло в море, а короткие сумерки сменились темнотой. Свет уличных фонарей оказался для воспалённых глаз слишком ярким.

   Ринг был пустым, но рядом с помостом двое тайских бойцов, мускулистых, смуглых, словно намазанных маслом, колотили по грушам, подвешенным к перекрытиям навеса. Влада Лисицын нашёл в каморке, где тот сидел на топчане и при свете тусклой лампочки листал толстую тетрадь с наклеенными на страницы фотографиями, сделанными во время боёв. Он поднял голову, когда силуэт Сергея возник в проёме открытой двери.

   - О! Явление Христа народу? Ты где пропадал?

   Лисицын достаточно коротко, насколько мог, опуская некоторые подробности, рассказал приятелю, что произошло.

   - Вы уже знакомы, - он подтолкнул вперёд Игоря, заставив мальчика переступить порог.

   Влад внимательно оглядел худые загорелые лица, облупившиеся носы, босые ноги и бороду Лисицына.

   - Да, пацаны. Ну и видок у вас.

   - Сами знаем, - устало буркнул Сергей, садясь на единственный стул. - У тебя из еды что-нибудь есть?

   - Сейчас, - спохватился Влад.

   Он вышел на воздух, что-то крикнул по-тайски в пустое пространство сада и вернулся.

   - Пять минут подождёте?

   - Угу, - сказал Лисицын, принимая из рук приятеля две бутылки воды, которые тот достал из ящика, стоявшего на полу.

   - Так, что брат, у нас теперь нет ни денег, ни документов, - Сергей мрачно смотрел в пространство.

   - Держи!

   Влад вытащил из-под матраса бумажник и положил на стол несколько банкнот.

   В коморку вошла худая, маленькая женщина. Она держала в руках поднос, на котором стояли дымящиеся тарелки с рисом и кусочками курицы. Поставив поднос на топчан и, поклонившись, тайка исчезла.

   - Давайте мужики. Ешьте, - Влад прислонился плечом к стене.

   - Я отдам. Ты не думай. Доберёмся до нашего бунгало. Там, в сейфе у меня есть деньги, - Лисицын заставил сесть рядом Игоря и сунул ему в руки тарелку.

   Влад задумчиво смотрел на мальчика и молчал.

   Когда с едой было покончено, Сергей поднялся на ноги.

   - Выйдем. Душно здесь

   Мужчины переступили порог, и нашли в саду два пыльных пластиковых кресла.

   - Почему ты не спрашиваешь, что с Катей?

   - Подожди. Тут такое заварилось, пока вас не было, - тихо сказал Влад. - Когда вы пропали, я решил зайти к вам на виллу, но там полным ходом шёл обыск. Полиция выносила какие-то коробки. Из одной выпала маленькая штуковина. И знаешь, что это было? Сим карта. Часа через два, когда копы уехали, я переговорил с твоим садовником. Его допрашивали. Он сказал, что тебя обвиняют в двойном убийстве и грабеже. Вроде бы исчезли документы, драгоценности и деньги. Сейчас дом опечатан. Поэтому, буду рад, если ты сам скажешь, что с Катей?

   - Это не я. Это тот подонок - Петрович её застрелил. У него кличка - Вратарь. Он - человек Дементьева - мужа Кати. Петрович хотел выстрелить мне в голову, но промахнулся и попал в Катю. Игорь, спасая меня, бросился на ствол. Наверное, всё-таки нужно идти в полицию. Вратарь и своих парней тоже застрелил. Думаю, что это он или кто-то по его наводке ограбил виллу.

   - Правильно. А перед этим избавился от свидетелей. Господи! Во что же ты там, в Москве влип, если к тебе посылают убийцу?

   - Долго рассказывать. Только не говори мальчику про Катю. Пацан уже был за бортом, когда всё произошло.

   - Ну и с чем ты пойдёшь к полицейским? Они же не просто так к тебе нагрянули. Наверняка это Петрович и написал заяву. Где этот чёртов остров, на котором вы зависли?

   - Не знаю. Я мог бы показать трупы тех парней. Их выбросило на берег приливом, но акулы оставили от них немного. Пришлось спрятать тела, чтобы Игорь не увидел.

   - Показать трупы? Да их давно крабы съели. Тем более, что ты не знаешь, где остров.

   - Там, в море, - Лисицын обречённо махнул рукой.

   - В море, - передразнил Влад. - Море большое. Ты хотя бы знаешь, сколько в Тае островов? Тысячи. Маленьких, средних, разных. Обитаемых и пустых.

   - Ну и, что теперь делать? - тихо спросил Лисицын.

   - Во всяком случае, в полицию идти нельзя. Наверняка, у них уже есть улики против тебя. Этот Петрович - опытный, сволочь. Если он - наёмный убийца, значит, имеет здесь связи среди криминала. Ты не задавался вопросом, откуда у него оружие?

   - Не подумал.

   - Вот именно. Значит, среди тайцев он уже нашёл свидетелей. Пойми, чудак человек. Тут деньги решают всё. А, потом, думаю, этот Вратарь - давно уже в Москве. А ты - здесь, под боком у полиции. Им дело нужно закрыть.

   - Тогда, может, пойти к консулу?

   - Мысль, конечно, хорошая, но имеет несколько изъянов.

   - Всего несколько? - иронично переспросил Лисицын.

   - Сам посуди. Ваши паспорта копы уже изъяли, деньги, банковские карты конфискованы. Твоё фото - на руках у полицейских. Если пойдёшь к консулу, тебя возьмут у ворот его особняка. Предположим, борода, которую ты отрастил, собьёт полицию с толку. Предположим, ты даже попадёшь к консулу. Но он обязан выдать подозреваемого полиции на время следствия.

   - И, куда нам теперь прикажешь идти?

   - Мальчику - к консулу. Тебе - в Бирму.

   - Куда?

   - В Бирму. Или Камбоджу.

   - Ха! Ни хрена себе!

   Лисицын обхватил руками бородку и стал задумчиво расчёсывать подбородок.

   - Нет. Игоря от себя не отпущу.

   - Тогда придётся вам вдвоём... - Влад не договорил.

   - И каким образом мы в твою Камбоджу попадём без паспортов?

   - Переговорю с владельцем школы, - решительно сказал Влад. - Он мужик ушлый. С криминалом тоже связи имеет. С документами должен помочь. Денег я тебе на первое время дам. Паспорта будут не ахти какого качества, но для Камбоджи сойдут. Там на фотокарточки смотрят мельком. Главное, чтобы виза была в порядке. Они привыкли к иностранным туристам. Перейдёте границу - ищите российского консула или езжайте в столицу. Найдёте посольство. Соврёшь чего-нибудь, получишь новые документы. Окажешься в Москве - решишь, что делать дальше с этим гадом Дементьевым. Иди сразу в Прокуратуру или в Следственный Комитет... Вот Катю жалко. Будь я на твоём месте, зарыл бы в землю этого подонка Дементьева.

   - Ага. Его зарыть — надорвёшься... Ладно, - минуту подумав, решил Сергей.

   Острая тоска, и лицо Кати, постоянно всплывающее перед глазами, сделали взгляд Сергея рассеянным.

   - Камбоджа, так Камбоджа. До неё ещё дожить надо.

   - Живите пока здесь, - Влад раздвинул руки. - Пару дней перекантуетесь, пока достанем вам документы. Потом договоримся с перевозчиком. Только не высовывайтесь, и в город - ни ногой. Еду вам будет приносить женщина. Ты её уже видел. Деньги я тебе добуду. Думаю - соберу среди парней небольшую сумму...

   - Спасибо тебе, - сказал Лисицын, едва улыбнувшись. - А деньги я отдам. Жаль, карту банковскую потерял.

   - Проще простого. Куплю тебе завтра сотовый телефон. У тебя банк, какой?

   - Сбербанк.

   - Номер карты помнишь?

   - Нет, - честно признался Лисицын.

   - А кодовое слово?

   - Вроде помню.

   - Отлично. Завтра получишь сотовый телефон. Позвони в банк, закажи новую карту, а старую заблокируй. Это на всякий случай. Окажешься в  России, новая карта уже будет ждать тебя. Денег там много?

   - Давно не снимал наличные. Не помню, - уклончиво ответил Сергей.

   - На первое время хватит?

   - Думаю - хватит. Ещё раз спасибо. С меня - стакан красного, - пошутил Лисицын.

   - Чего уж там. Мы же - русские, - улыбнулся Влад. - И знаешь, мне тут пришла в голову одна мысль...

   - Всего одна, - вымученно улыбнулся в ответ Сергей.

   - Зато какая!

   - Излагай.

   - Давай-ка через Wiber или WhatsAp отправим Дементьеву сообщение от тебя. Мол, жив, здоров, жди. Что скажешь?

   - Ну, во-первых, нужно знать номер, куда звонить...

   - А, во-вторых? - Влад потрогал собственное ухо указательным пальцем.

   - Какой смысл? Он человек опасный. Его люди могут опять сесть мне на хвост.

   - Боишься?

   - Есть немного, - неуверенно произнёс Сергей. – И телефонного номера этой сволочи у нас нет.

   - А вот это видел? - Влад держал на ладони сим-карту.

   - Та самая, из коробки?

   - Она. Не зря я её подобрал. Валялась на песке. Симка… Она  - из телефона Кати. Я уже проверил.

   - Отдай мне, - тихо попросил Лисицын. - Там есть Катины фотографии.

   - Получишь, когда всё кончится, - твёрдо пообещал Влад. - Даже не проси. Карту, если вставить в трубу, можно отследить. Вот тогда тебе придётся бояться по полной программе. Пусть лучше Дементьев боится. Если не оставлять следов, до тебя добраться в Камбодже практически невозможно. Или то, что произошло, ничему не научило?

   - Я бы этого гада сейчас зубами порвал, - губы Лисицына кривились от ярости.

   - Успеешь, - остудил Влад пыл Сергея. - Времени - вагон. Пока вернёшься в Москву, многое может измениться. А вот Дементьев наверняка потеряет сон, начнёт нервничать, да оглядываться. Ожидание возмездия хуже самого возмездия.

   - Надеюсь, что Бог накажет этого урода, - тихо сказал Сергей.

   - На Бога надейся, но и сам думай головой, что и как, - ответил Влад. - Так, что - посылать Дементьеву весточку?

   - Посылай, - решился Лисицын.

 

                                         ***

 

   В тот день, когда Вадим навещал отца, по дороге к центру города Дементьеву позвонил Селезнёв и предупредил:

   - По банковскому счёту, который опустошили, есть новости, но нужный нам человек пока занят. Он перенёс встречу. Поэтому, на сегодня - отбой. Парень позвонит, когда сможет.

   - Что, по телефону ему за падло сказать, чего и как? - разозлился Дементьев.

   - Вы же сами понимаете, Вадим Григорьевич. Мужик из органов. Он не доверяет телефонам...

   И вот сегодня, спустя три недели, Дементьев ехал в загородный ресторан на "стрелку" с тем самым человеком. Предчувствие подсказывало Вадиму, что потеряны не только деньги, но и время.

   Селезнёв вместе с человеком в строгом чёрном костюме уже сидели за столиком и пили минеральную воду.

   "Фраера дешёвые. Ждут, когда я им поляну накрою. Халявщики", - думал Вадим, протягивая руку бывшему сотруднику управления "К".

   - Дементьев.

   - Я знаю, кто вы, - сказал человек, не вставая и не подавая руки.

   "Ладно, - Дементьев сел. - Так, значит. Хорошо", - но вслух он еле выдавил из себя:

   - Считай, познакомились.

   - Тогда к делу. У меня - мало свободного времени. Цена нужной вам информации... - Человек полез во внутренний карман пиджака, вынул ручку "Паркер", придвинул к себе бумажную салфетку, написал нужную сумму и показал Вадиму.

   "Я думал, что будет больше, - обрадовался Дементьев. - С чего бы такая скромность?", - он вытащил бумажник.

   - Нет, нет. Переведёте на этот счёт вот в этом банке, - человек положил на стол прямоугольник плотной бумаги.

   Вадим решил, что это - визитная карточка, но ошибся. Ни имени, ни фамилии на кусочке картона не было. Судя по всему, текст набрали на компьютере, а потом распечатали. Название банка и номер счёта были обозначены разными цветами.

   - Итак, - сказал Дементьев, пряча карточку в бумажник.

   - С вашим счётом поработал профессионал. Мы связались с нашими партнёрами на Каймановых островах. И вот что удалось выяснить. Некто, назовём его Икс, знал ваш личный пароль доступа. Абсолютно никаких следов взлома. Иными словами, проникновение в систему было осуществлено не с помощью массированной хакерской атаки на серверы банка, а всего один раз. Всё сделано быстро, аккуратно, тщательно подчищены хвосты. Деньги снимались небольшими партиями. Особая программа - червь отдавала команду дробить суммы на ещё более мелкие и переводить деньги на тысячи счетов в тысячи мелких банков по всему миру. Обычная практика. Отследить перемещение денег, учитывая упущенное время, абсолютно невозможно без санкции специальных государственных служб соответствующих стран. Запрос в другие страны на такого рода услугу даётся либо Следственным комитетом, либо Прокуратурой России. Значит, вы должны написать заявление, мы - открыть дело, которое продлится, чёрт знает сколько времени. В заявлении следует указать происхождение финансовых средств и полную сумму похищенного. Кроме того, этот ваш счёт будут рассматривать под микроскопом. Проверят все прошлые трансакции.

   - То есть? - в душе Дементьева росло раздражение.

   - То есть всё, что касается движения средств. Переводы, платежи, куда, с какой целью, кому. Вам это надо?

   - Обойдусь, - мрачно сказал Дементьев.

   Он понял, что если даст "добро" на поиск денег, то ему это может дорого стоить в буквальном и переносном смысле. Вадим не собирался сажать себе на шею людей из ФСБ.

   "Хватит мне одного Молодцова", - с растущим раздражением подумал он.

   - Так, что вы решили? - вернул его в реальность человек в чёрном костюме.

   - Забыть об этом.

   - Наверное, это правильное решение.

   "Вот сволочь! - Из маленького фарфорового стаканчика Вадим вытряхнул на ладонь зубочистку и со злостью расплющил дерево зубами. - И за эту информацию нужно заплатить?"

   - Это всё?

   - В основном всё. Ищите сообщников преступника среди своих.

   - Ладно, - Дементьев тяжело поднялся. - Наслаждайтесь... Селезнёв! Закажи что-нибудь товарищу. Счёт потом отдашь мне.

   Не прощаясь, Вадим покинул зал ресторана и вышел на автомобильную стоянку, где был припаркован служебный Мерседес.

   - Надо же, какой гордый и злой, - улыбнулся человек в чёрном костюме.

   - Все они такие - олигархи хреновы, - кивнул головой в сторону выхода Селезнёв. - Давай, хотя бы пожрём, как белые люди. Официант!

   - Чёрной икры закажи и коньяку грамм пятьсот. Желательно - Курвуазье. Ты сам-то пить будешь?

   - А то, - Селезнёв потрогал себя за кончик носа и блаженно зажмурился. - Нет, что ни говори, а капиталистическая действительность - это хорошо.

   Дементьев застал в собственной приёмной, где уже заправляла делами новая секретарша, всё того же Руслана. Парень сидел на диване и, зевая, лениво листал журнал "Клаксон".

   - Что? - задал вопрос, проходя в кабинет, Вадим.

   - Разговор есть.

   - Хорошо, - Дементьев оставил дверь открытой.

   Руслан вошёл и остановился возле большого аквариума, разглядывая его обитателей.

   - Люблю бойцовых рыбок.

   Вадим взглянул на двух маленьких акул, безостановочно нарезающих круги в воде.

   - А эти, чем тебе не нравятся?

   - Эти тоже ничего, но бойцовые лучше.

   - Это, чем же?

   - Они непредсказуемы. Плавают, плавают себе тихо, мирно, а потом, раз, и атака.

   - Это всё? - Дементьева раздражала независимая самоуверенность парня.

   - Наш клиент в Таиланде оказался из породы бойцовых рыбок.

   - Вратарь звонил?

   - Да.

   - Он сделал дело?

   - Говорит - сделал, но это потребовало некоторых усилий и денег.

   - Подробности есть?

   - Какие могут быть подробности по телефону?

   - Почему сам до сих пор не вернулся?

   - Отдыхать - не работать, - усмехнулся Руслан, присаживаясь на край стола.

   - Найди себе другое место. Вон, кресел полно.

   - Ага, - согласился парень и сел на подоконник. - Почему не вернулся? Говорит - причина есть весомая.

   - Какая?

   - Чёрт его знает.

   - А, что там в Англии?

   - От нашего человека в Лондоне до сих пор - ничего. Сыну вы дозвониться не можете. Британская полиция на все запросы отвечает - "Следствие ведётся". Так?

   - Ну, так. Что за манера тянуть кота за хвост? Проще сказать нельзя?

   - Ваша Катя вместе с Игорем оказалась в Таиланде. Это - раз. Жили в одном и том же месте с нашим клиентом на окраине Паттайи. Это - два...

   - Дальше, дальше.

   - Петрович давно бы вернулся. Значит, что-то пошло не так, не по плану.

   - Так и знал, - Дементьев заходил из угла в угол огромного кабинета. - Сучка, шлюха продажная, - выругался он. - Надеюсь, Вратарь всё сделал, как надо. Игорь сейчас с ним?

   - А вот этого я не знаю.

   - Нужно было спросить.

   - Я спрашивал, но Петрович напустил тумана. Сказал, что, когда приедет, сделает полный доклад.

   - На хрена мне его доклад? Что за идиот?

   - Насчёт идиота согласен, - Руслан покрутил пальцем у виска. - Не понимаю. Мог бы купить новую трубу, быстро всё рассказать, а потом выбросить телефон.

   - Он с мозгами никогда не дружил, - Вадим остановился в центре комнаты, едва не опрокинув журнальный столик. - А проститутка эта, где?

   - Кто?

   - Жена моя. Кто же ещё?

   Руслан пожал плечами.

   - Понятия не имею. Вратарь сказал, прилетит через неделю. Тогда всё и узнаем в подробностях.

   - И всё же, как у него вышло с Лисицыным? Тело не найдут?

   - Акулы уже доели всё, что от вашего конюха осталось. Это единственное, что чётко и ясно сказал Петрович.

   - Ладно, - Дементьев начал постепенно успокаиваться.

   Он открыл дверку бара, стоящего в углу кабинета, и налил себе немного коньяка.

   - Будешь?

   Руслан отрицательно покачал головой.

   - А я выпью.

   - Воля ваша. Вы - босс. Кстати, Кардинал спрашивает, почему из общака ему на карту деньги не перевели?

   - Дам команду - завтра переведут, - Вадим налил себе в стакан ещё коньяка до половины.

   - У тебя всё?

   - Вроде бы.

   - Хорошо. Освободи подоконник.

   Руслан, молча, поднялся и пошёл к двери. А Дементьев опустился в кресло, держа в руках бутылку и пустой стакан.

   "Общак. Опустошили общак, сволочи. Чёртовы хакеры. Придётся со своих счетов частично восстановить баланс, - эта мысль заставила Вадима заново проанализировать ситуацию. - С потерей денег прийдётся смириться. Но это дело наживное, если только Кардинал не потребует проверки. Тогда беды не оберёшься. Весь мой авторитет - к чёрту. Братва поставит на счётчик, но самое главное - появятся подозрения, что я не чист на руку. Выдвинут претензии — нужно будет закрывать лавочку, гаситься где-нибудь у Бога за пазухой. Я же вон достал Лисицына в Таиланде", - Вадим посмотрел на дно стакана и поставил его на стол.

   "Спиться всегда успею. Но, деньги... Кто, когда? Если кто-то из своих, это значит - следует проверить всех, кто постоянно находится при мне и здесь, и на Рублёвке. Какая сволочь сумела получить доступ к моему ноуту и взломать пароли? Может, Петрович? Ума не хватит. Коля Крик? Этот мог. Его хитрая наглая рожа последнее время не внушала мне доверия. Не своими руками делал, но мог. Жаль, не спросил того спеца, с какого момента начал таять счёт. Значит, так. Что мы имеем? Коля - раз. Но он уже в "ящик" сыграл. Лисицын? Теоретически, да. Правда, он торчал постоянно на конюшне. Петрович не пустил бы этого фраера в дом. Но, теперь у конюха уже не спросишь. Кто ещё? Катя? Вряд ли. Красотой природа не обидела, но чтобы в компьютере шарила... Она и со смартфоном своим толком обращаться не умеет. Бабы, они и есть бабы".

   Дементьев облизнул пересохшие губы, открутил пробку на бутылке и приложился к горлышку.

    - Но, когда Вратарь привезёт её, спрошу. За всё ответит, - Вадим рванул воротник и распустил узел галстука.

   Ему стало трудно дышать. Опираясь на спинку кресла, он тяжело поднялся и быстрым шагом покинул кабинет. Не обращая внимания на секретаршу, которая испуганно смотрела на побагровевшее лицо шефа, Дементьев почти выбежал на улицу. Люди из его личной охраны выскочили из машины сопровождения, где до этого играли в карты.

   Вадим махнул рукой и, пройдя арку дома, оказался на бульваре. Охрана следовала за Дементьевым на почтительном расстоянии. Вадим нашёл взглядом скамейку и сел, глотая открытым ртом воздух.

   "Странно. Я не заметил, а на дворе - уже осень. Пройдёт неделя, и нужно одевать плащ", - Вадим смотрел в след редким прохожим, на запястьях которых уже болтались сложенные зонты. Провожая взглядом медленно падающие листья тополей, Дементьев удивлённо любовался жёлто-красным ковром листвы на траве, приподнимаемым слабым прохладным ветром. Затем он перевёл взгляд на высокое синее небо, усеянное кучевыми облаками.

   В этот момент солнце, проделав лучами дыру в небольшой туче, окрасило штукатурку домов жёлтой акварелью, добавило золотого багрянца ещё густым кронам клёнов и, отразившись в стёклах домов на противоположной стороне улицы, рассыпалось на мелкие осколки. Бульвар будто ожил. Отчаянно зачирикали воробьи. Откуда ни возьмись, на дорожки сквера опустились голуби и стали смотреть то одним, то другим глазом в лужи, словно пытаясь там найти ответ на вопрос "Что делать дальше?"

   "Чёрт! Почему я раньше не замечал этого сквера, этих клёнов, кустов боярышника? Ведь, здесь так красиво. Красные ягоды кажутся капельками крови. Янтарные глаза голубей - драгоценными камнями. Один такой камушек есть у Кати. Только - значительно больше. Он вставлен в перстень, который я ей подарил на день рождения. Вот только, когда, в каком году это было, не помню", - Вадим рассеянно оглянулся на своих охранников, стоявших на противоположных концах дорожки. Они удивлённо переглядывались.

   "Наверное, думают, что у меня сдвиг по фазе. Ну и пусть, - Дементьев отвернулся. - А у меня ещё и дача есть, - вспомнил он. - Там, наверное, тихо, спокойно. Красота. А я на всю эту красоту не обращал внимания. То бабы, то пьянки с корешами по бизнесу, или то и другое вместе. А ещё - Рублёвка. Но там - слишком всё прилизано и пропитано запахом денег... Впрочем... В лесу наверняка пахнет соснами".

   - Ладно, - прошептал он, поднимаясь. - Нужно разрулить все дела, а потом начну новую жизнь.

   Через несколько минут Вадим уже сидел в своём кабинете за письменным столом, перебирая бумаги и слушая доклад начальника отдела инвестиций. 

   - С лицензией на золотодобычу по участку под Воронежем... - Молодой человек в дорогом тёмно-сером костюме поправил линзы схваченные тонкой золотой оправой.

   - Не тяни. Что с ней?

   - Это Агентство по недропользованию тянет, а не я.

   - Говори яснее.

   - Фактически, по неизвестным причинам вставляют нам палки в колёса.

   - Ты когда-нибудь доберёшься до сути? - Дементьев, обретя душевное равновесие после прогулки в сквере, снова начал нервничать.

   - А по сути, нам необходимо лишь продление лицензии, которую мы купили вместе с активами золотодобывающего предприятия, но чиновники требуют всё новые и новые бумаги.

   - Так предоставьте им всё, что нужно.

   - Не всё так просто. В местных газетах появились статьи о подозрительной сделке. Журналисты напрямую связывают одну из наших структур с исчезновением фермера Липатова и пожаром на хуторе. Кроме того, у нас пока нет согласований от экологов, органов горного и санитарного контроля.

   - Чёрт с ними, газетами. Чего ещё у нас нет?

   - Продлить разрешение, как правило, проще, чем получить его впервые. Одна из загвоздок – геологическая информация об участке недр должна пройти государственную проверку. Эксперты оценят запасы. До вердикта специалистов бумаги не выдадут.

   - Это решаемо?

   - В принципе - да, но требует денег, времени, услуг юристов - специалистов в области золотодобычи. Кроме того на строительство рудника, инфраструктуры, нужно порядка от пятнадцати до двадцати миллионов долларов.

   - Мне докладывали, что меньше, - поморщился Вадим.

   - Меньше - это в случае россыпного месторождения. Там вложения небольшие. В зависимости от запасов - десять - пятьдесят миллионов рублей в среднем за всё.

   - Я не говорил, что мы будем вкладывать в рудник большие деньги. Ты забыл? - Дементьев нетерпеливо стучал кончиком ручки о край стола.

   - Прекрасно помню, но слухи, которые мы распускали на счёт покупки нами земли для разработки золотой жилы и возможности уступить права на добычу, обернулись против нас.

   - О, чём ты?

   - Думаю, задержка с продлением лицензии и прочие административные барьеры - дело рук либо губернатора Воронежской области, либо конкурента, о котором мы пока ничего не знаем. А скорее всего - здесь и то, и другое вместе. Губернатору что-то пообещали.

   - Тогда нужно дать денег самому губернатору, - раздражённо сказал Вадим.

   - Пробовали. Не берёт.

   - Значит, давать не умеете.

   - Обижаете Вадим Григорьевич. Нашли человека из близкого окружения.

   - И не взял? Это плохо, - проворчал Дементьев.

   - Понимаю, - посочувствовал начальник отдела.

   - Ни хрена ты не понимаешь. Пошёл ты со своим пониманием знаешь, куда?

   Молодой человек, помня о вспыльчивом характере шефа, молчал, перебирая бумаги.

   - Надеюсь, хохлы нам не предъявляют претензий? - Вадим взял себя в руки.

   - Если и предъявят, то в первую очередь - к нашему правительству. У Киева во всём виновата Россия. А во-вторых, Украине не до геологических изысканий. У них там везде орудуют американцы. Нефть сланцевую ищут и, к тому же, минские соглашения скоро заставят выполнить. Трамп - не Обама.

   - Плевал Порошенко на соглашения. Донбасс бомбят из всех калибров. И, слава Богу. Киеву не до нас, грешных. Так, ладно, с этим понятно. Давай-ка, дружок, соберись. Нужно нажать на губернатора. Найдите на мужика компромат. В связке с нашим шефом безопасности вытащите на свет личность неизвестного нам конкурента. Узнаете, кто он, сразу сообщите мне. Буду с ним лично разбираться. Всё ясно?

   - Предельно, - начальник отдела вскинул подбородок, преданно, по-собачьи глядя в глаза Дементьеву.

   А Вадим неожиданно подумал о том, что неплохо бы найти труп фермера, которого сожгли на хуторе под Воронежем.

   "А, если, этот гад жив и здоров? Он может быть потенциально опасен. Пусть жизни моих людей, положенных у забора фермы, стоят немного, но мой авторитет должен быть на высоте, - подумал Дементьев. – Если фермер жив, стоит посмотреть, есть ли у парня яйца. Да... Так будет даже лучше. Снова наехать на него, получить за символические бабки переуступку прав или дарственную на ферму, а потом по-тихому закатать в асфальт. Журналисты сразу заткнутся и перестанут требовать расследования...

   Дверь тихо скрипнула.

   - Простите Вадим Григорьевич. Вот, охрана принесла. Вы оставили в машине ваш смартфон, а он пищит, - на пороге кабинета стояла новая секретарша, держа на ладони сотовый телефон, будто ядовитую змею.

   Дементьев хлопнул себя по нагрудному карману пиджака, где должен находиться дорогой аппарат и, спохватившись, взял из рук девушки смартфон. Тот снова тихо пискнул.

   Вадим приложил большой палец к сканеру отпечатков, и экран засветился. На иконке Wiber пульсировала галочка. Дементьев открыл сообщение.

   "Я жив. Ответишь за всё. Лисицын".

 

 

                                                 ***

 

   Анвар второй месяц жил у Липатова. Дважды в день, особенно после вечерней молитвы, когда заканчивали ужин и выпивали чай, таджик размышлял о своей дальнейшей судьбе. Неделю назад он услышал от сына Липатова поговорку; "Сколько верёвочке не виться, всё равно конец будет", и сегодня позвонил в Москву Абдували.

   - Куда ты пропал? - тихо говорил в трубку приятель. - Тебя чечены ищут. Били меня, спрашивали, где ты...

   - Ты сказал, что не знаешь?

   - Конечно.

   - Ну?

   - Они снова поймали меня на улице, били по голове. Говорили, что ты не достоин быть воином Аллаха.

   - И, что дальше? Отвязались?

   - Где там? Сказали, что всех нас - Тоджбону, Ягинбая и ещё двух парней через два дня отправят через Турцию в Сирию.

   - А, что Ягинбай?

   - Он рад. Тоджбону - тоже. Нам надоело здесь. Там, в Сирии погибают наши братья, а мы улыбаемся, да кланяемся этим урусам.

   - Ты, что, тоже едешь?

   - А у меня есть выбор?

   Анвару стало жаль друга. Хотелось сообщить ему адрес Липатова.

   "Пусть бы пожил здесь, поработал в поле. Какой из Абдували воин?" - думал Анвар, держа на весу трубку сотового телефона.

   Но осторожность взяла верх, подавив чувство жалости.

   - Тебя убьют там.

   - Пусть убьют. Тогда придёт конец этой невыносимой жизни. Я останусь вечно молодым и буду пировать с прекрасными гуриями в садах Джанната.

   - Ну, что ж. Дело твоё. Прощай, - сказал Анвар и сунул телефон под колеса проходящего мимо трактора.

   "Нельзя рисковать. Здесь относятся ко мне, как к человеку. Аллах мне не простит, если сюда явятся чечены", - размышлял таджик, вычёркивая из памяти имена своих бывших приятелей.

   Он сел на лавочку у стены дома и стал смотреть на Липатова, который под навесом, построенном рядом с длинным сараем, возился возле мотоцикла.

   Быстро темнело. Был слышен голос Володи. Парень в пол голоса ругался, пытаясь запустить дизельный генератор. Через пару минут движок затарахтел, зажглись фонари, засветились окна дома.

   Таджик взглянул на лес, обрамляющий с восточной стороны усадьбу, на узкую алую полоску вечерней зари, на ворох осиновых и берёзовых жёлтых листьев, принесённых ветром, и встал.

   - Помочь? - Анвар подошёл к навесу.

   - Держи вот этот ключ. Я зайду с другой стороны. Нужно отвернуть и заменить стартер, - Липатов хлопнул таджика по плечу и обошёл вокруг мотоцикла. – Ты чего такой хмурый? Телефон зачем-то под трактор сунул.

   - Следишь за мной?

   - Если бы следил, ходил по пятам. Это у меня на уровне рефлексов после того... э... пожара на старой ферме. Просто замечаю странности. Из странностей вытекают дурные последствия.

   - Давай так, уважаемый. Ты мне расскажешь о пожаре, а я тебе о своих странностях. Идёт?

   - Пошли в дом. Ещё раз попьём чайку. Держи, - Липатов протянул подошедшему сыну стартер. - В сарае возьми новый и поставь на место.

   Валерий вытер ладони о тряпку и подтолкнул Анвара к крыльцу. Они по очереди вымыли руки под пластмассовым умывальником, прикрученным к стене возле печи и сели за стол. Гранёные стаканы в латунных подстаканниках при свете ламп сверкали чисто вымытым стеклом. Липатов, поглядывая на жену, разливающую свеже заваренный чай, брал на ощупь сахар из плотного бумажного пакета и щипцами колол его на мелкие кусочки, складывая в блюдце.

   Не торопясь, Анвар начал пить чай, не забывая о сахаре.

   - Вкусно? - спросил Валерий.

   - Дома вкуснее.

   - Не спорю, - согласился Липатов и, помолчав, рассказал таджику всю историю нападения на ферму под Воронежем.

   - Значит, тебя спасли шумовые гранаты? - спросил Анвар.

   - А ещё - оружие. Хорошо, когда в доме есть, чем отстреливаться.

   - Это точно, - таджик с сожалением вертел в руках пустой стакан.

   - Галя! Подложи угольков, - Валерий глазами показал жене на самовар. - Теперь, давай, твоя очередь рассказывать.

   Анвар сунул за щёку кусочек сахара, сделал глоток, покатал во рту сладкую жидкость и проглотил, судорожно дёрнув кадыком.

   Через полчаса Липатов знал почти всё о жизни таджика в Москве.

   - Господи! - воскликнула Галя. - Сколько зла, столько боли и ужаса.

   - Значит, ты - тоже бандит, - сказал Липатов. - Час от часу не легче. - И что мне с тобой делать? Ведь, зарежешь однажды ночью.

   - Хотел бы зарезать, давно бы сделал это, - мрачно сказал Анвар. - Надоело! - С дрожью в голосе внезапно выкрикнул он.

   - Что надоело? - удивлённо спросил Липатов.

   - Жить бездомной собакой.

   - Возвращайся на родину...

   - Возвращайся? Легко сказать. Регистрация в паспорте просрочена, денег нет. А у меня там - мать старая, братья и сёстры. И что? Явлюсь к ним вроде сбежавшего из каравана тощего верблюда без поклажи. Нет уж. Лучше обратно в Москву грабежом заниматься. Смогу деньги посылать домой.

   - Угу, - улыбнулся Липатов. - Давай. Ограбишь одного, второго... Но рано или поздно менты поймают тебя. Сядешь в тюрягу лет на пять. А дальше что?

   - Ну и пусть, - обречённо проворчал Анвар.

   - Зачем же так, - вмешалась в разговор жена Липатова. - Валера! - требовательным голосом произнесла Галя.

   - Ладно, - хлопнул по столу Липатов. - Вот что мы сделаем. Работай пока у меня. Буду в городе, постараюсь попасть на приём к губернатору. Попрошу у него ещё земли. Оформлю здесь, по соседству на своё имя, но надел будет твой, на твоей совести. Сделаю из тебя фермера. Со временем привезёшь сюда мать, братьев. Сестру выдадим замуж.

   - Много ли я сделаю на земле один? - покачал головой Анвар.

   - Было бы желание. Вон корейцы или китайцы на Дальнем Востоке. Не знаю всех тонкостей, в смысле, каким образом они получают там землю, но работают, как проклятые. Живут в сараях, трудятся в поте лица своего. Найдём здесь глухие деревни, поговорим с людьми, с теми, кто ещё способен работать на земле. До холодов есть время. Начнёшь с построек. Ближе к весне купишь скотину, подготовишься к посевной. Что сеять, я тебе подскажу...

   - Без техники ничего не выйдет.

   - Дам тебе ссуду, что-то купишь, что-то возьмёшь у меня.

   В глазах таджика появился огонёк надежды.

   - Аллах тебя благословит, - со слезами в голосе сказал он, вставая и кланяясь Липатову. - Рахмат калон, - от волнения таджик перешёл на родной язык.

   - Потом будешь спасибо говорить, а сейчас спать пора.

   - Шаби хуш, - не переставая кланяться, Анвар пожелал спокойной ночи сначала хозяину дома, потом Галине и сыну Липатова.

   - И тебе не хворать, - улыбался Валерий.

   Тёплое чувство сопричастности к добру согревало душу бывшего биржевого спекулянта, но крохотный червь сомнения в правильности поступка уже начал шевелиться в сердце.

 

   В огромном терминале аэропорта Суваранабуми мошные кондиционеры работали во всю мощь. Вратарь принял из рук таксиста свою огромную сумку, облегчённо вздохнул, вытер пот со лба и внимательно осмотрел с ног до головы Катю, стоявшую рядом. Дементьева еле держалась на ногах. Но вереницам людей, торопливо толкающим багажные тележки с вещами к стойкам регистрации, бледное лицо, туманный взгляд странной женщины из-под сонно опущенных ресниц, спутанные влажные волосы на висках ни о чём не говорили. У сотен пассажиров были свои проблемы. Одни опаздывали на рейс, другие искали информационные табло, третьи не знали - смотреть ли за чемоданами или за собственными детьми, путающимися под ногами.

   Но Петрович озабоченно нахмурил брови, крепко взял Катю под локоть и повёл в дальний конец терминала, где, как он заметил, было не так много людей и стояло несколько рекламных щитов, частично закрывающих укромный уголок с пластиковыми сиденьями. Выбрав ряд, обращённый к высоким окнам, Вратарь усадил Катю, заслонил её собственной широкой спиной и расстегнул пуговицы на блузке Дементьевой. Женщина слабо взмахнула рукой, но Петрович перехватил запястье.

   - Я только посмотрю.

   - Пожалуйста, уколов больше не надо, - тихо, заплетающимся языком сказала Катя. - Я устала.

   Вратарь оглянулся на шумную стаю китайцев, тащивших мимо огромные чемоданы, и наклонился над Дементьевой.

   - Уколов больше не будет, если не выкинете какой-нибудь фортель, Катерина Иванна. Я должен посмотреть вашу рану.

   Рука Кати безвольно упала на колени, а Петрович расстегнул ещё одну пуговицу и отвёл в сторону ткань. Небольшое пятно сукровицы на пластыре, удерживающем марлевый тампон, мужчине не понравилось. Он ещё раз оглянулся, поставил сумку на сиденье, достал оттуда пакет с надписью "King Power Duty-Free. Bangkok". Из пакета Вратарь вытащил бутылку виски "Grant's" и пачку женских прокладок. Затем осторожно снял пастырь и аккуратно оторвал тампон.

   - Ой, ну надо же! - женский голос за спиной заставил Петровича резко обернуться.

   На параллельном ряде сидений расположились две загорелые до черноты женщины пенсионного возраста. Рядом с ними стояли две тележки, гружённые коробками и сумками. Рядом сидел полный мужчина, который отдуваясь, смотрел во все глаза на Катю.

   - Это ж, где вы так поранились? - поинтересовалась одна из дам, вынимая из сумки, висевшей на плече, сэндвич.

   - Да, пустяки, - улыбнулся Петрович. - Ныряли с масками на островах, вот жена и поранилась о коралловый риф. Сейчас пластырь сменим, и порядок.

   - А что, разве у вас страховки не было? Я всегда оформляю. Куда же без страховки? А если вода в уши попадёт? Или вон в нашем отеле... Один парень взял у тайцев скутер, да врезался в такого же пьяного дурака. Так один из них ногу сломал, а второй - предплечье. Разве это отдых? Весь отпуск коту под хвост. Скажи, Вер? - дама повернулась к подруге. - Хочешь бутер?

   - Что-то живот пучит. Не хочу. Вчера манго объелась, - сообщила вторая дама, откусывая половину банана, который она держала в руке

   - И, чего мы там этого манго съели-то? Пять штук под коньяк. Ха-ха. Может, вам помочь, - поднялась с места любительница бутербродов.

   - Нет, нет, - отказался Петрович, не снимая ладони с плеча Кати и, в который раз оглядываясь вокруг.

   - Что бы вы не говорили, а страховка нужна, - назидательно сказала дама, садясь на место.

   - Маша! Хватить трескать свои бутеры. Вроде, посадку на наш рейс объявили, - заторопился мужчина, берясь за ручки тележки.

   - Пошли, если объявили, - согласилась Маша

   Вся компания, оставив на лавочках обёрточную бумага, пару полиэтиленовых пакетов и шкурку от банана, отправилась к эскалаторам, ведущим к стойкам паспортного контроля.

   Вратарь, мысленно чертыхаясь, проводил соотечественников взглядом, потом намочил чистый носовой платок в спиртном, аккуратно снял сухую корочку крови возле раны с застывшей каплей сукровицы в самом центре розового шрама, осушил рану новой порцией виски и закрыл почти зажившее пулевое отверстие сначала гигиенической прокладкой, а сверху полосой пластыря. Вторая рана заживала лучше и не требовала внимания. Удовлетворённо кивнув, Петрович отхлебнул из бутылки и, не удержавшись, провёл ладонью по высокой груди женщины, потом по упругому животу...  Взгляд Вратаря заскользил по атласной коже, но он, сделав над собой усилие, отвёл глаза, усилием воли подавив внезапно вспыхнувшее желание. Член мужчины, зажатый складками джинсов, медленно пульсировал от прилива крови. Петрович вздохнул и застегнул на Кате блузку.

   "Ничего, уважаемая. Придёт ещё время. Попробую, что ты за штучка", - думал Вратарь, укладывая вещи в сумку.

   - Всё нормально? - спросил он у Кати, беря её за локоть.

   Дементьева безучастно смотрела в пространство.

   Картонная коробочка со шприцами полетела в урну, туда же отправился грязный пластырь и окровавленный тампон.

   - Пошли, - сказал Петрович, поднимая Катю.

   Через двадцать минут, получив посадочные талоны, мужчина и женщина прошли паспортный контроль и оказались возле стоек личного досмотра. Вратарь положил сумку в пластиковый поддон, туда же бросил брючный ремень вместе с телефоном и подтолкнул вперед Катю. Та, вяло переставляя ноги, прошла арочный электромагнитный детектор и остановилась рядом с лентой транспортёра, где плыли поддоны с вещами после сканирования. Внезапно лента пошла вспять, и к Петровичу подошёл офицер.

   - It is your baggage? - таец дёргал за молнию, открывая сумку.

   - Моё, это моё, - Вратарь потянул сумку на себя.

   - Это запрещено, - говорил офицер, доставая из пакета бутылку виски.

   - Моё это, - повторял Петрович.

   - It is impossible. It is forbidden1, - сказал таец, опуская открытую бутылку в пластиковую корзину, где уже лежали разной величины ёмкости с водой, несколько флаконов одеколона и разный пластиковый мусор.

   - Посибл, посибл, - Вратарь достал из корзины своё виски и прижал бутылку к груди.

   - No, - офицер взял бутылку за горлышко, пытаясь вырвать её.

   - Это — из дьюти фри на прилёте, - Вратарь развернулся к Кате спиной и тянул бутылку на себя.

   Глаза Дементьевой ожили. Она увидела поддон, проплывающий на ленте, а в нём паспорта и телефон Петровича. Она схватила свои документы и хотела бежать, однако появившаяся в поле зрения маленькая чёрная пластиковая корзинка привлекла внимание Кати. Там лежала чужая дамская сумка, а рядом - белый прямоугольник посадочного талона. Катя схватила кусочек картона и медленно стала отступать от стойки, где Вратарь продолжал скандалить с офицером.

   Когда Петрович, с сожалением проводив глазами свою начатую бутылку виски, исчезнувшую в мусорном баке, обернулся, Кати рядом не оказалось. Он, схватив свою сумку, бросился обратно в зал, где толпы пассажиров бродили по магазинам беспошлинной торговли. Поиски не принесли результатов. Напрасно Вратарь заглядывал даже в женские туалеты. Дементьева словно растворилась в воздухе.

   - Вот, зараза, - громко орал Вратарь, пытаясь прорваться обратно через стойки проверки документов в терминал регистрации авиапассажиров. Двое офицеров паспортного контроля, взяв Петровича под руки, отвели его в комнату, где седой таец с кучей орденских колодок приколотых к мундиру сначала сфотографировал дебошира, а потом поставил в паспорт нахального русского большой штамп. Те же офицеры не отходили от беспокойного пассажира, пока не посадили его в самолёт.

   - Падла, сука! - в бешенстве шептал Вратарь.

   Он сидел в кресле лайнера, вылетающего из Бангкока в Москву, рассматривая красного цвета печать в своём паспорте и понимал, что появиться в Таиланде в обозримом будущем он не сможет.

 

   Когда в тот злополучный день на яхте прозвучал первый выстрел, Катя ясно видела вспышку, но сильный удар в грудь, а мгновением спустя ощущение ожога под правой ключицей опрокинуло мир. Синее небо двинулось навстречу, доски палубы рвануло вверх, потом в глазах потемнело, и наступила ночь. Сознание возвращалось медленно, чередуя страшные сны фантомами пробуждений. Кто-то переворачивал её тело, трогал холодными пальцами плечи, ковырялся в плоти, и боль снова дарила Кате забытьё. Потом она видела над собой лицо Вратаря. Он что-то делал с ней, приподнимая и слегка поворачивая, и боль уже не была такой жгучей. Сны больше не приносили с собой страшных картины, где искажённые яростью лица незнакомых людей заливала кровь, падали тела и медленно летали пули, беззвучно вырывая куски дерева из перегородок какой-то маленькой комнаты с низкими потолками.  

   "Перегородка, потолок. Боже, как низко он нависает. Трудно дышать", - эта мысль заставила Катю открыть глаза.

   Первое, что она увидела, был действительно низкий потолок, крашеный в белый цвет. Она повернула голову, и луч солнца, найдя щель в занавеске, заставил Дементьеву опустить ресницы. Она протянула руку в сторону света, и что-то, до чего она дотронулась пальцами, упало, с грохотом покатившись куда-то в угол. Катя приподнялась на локтях, чтобы посмотреть, что упало, и тут же поняла, что она лежит в каюте всё той же яхты. Резкая боль в плече заставила женщину застонать и опустить глаза. Широкая лента пластыря под правой ключицей выглядела куском грубой ткани.

   "Господи! Меня же ранили... - подумала Катя. - В меня стрелял этот подонок. Тогда, где Игорь? Куда они его дели? Лисицын? Что с ним?"

   А затем скрипнула дверь, и порог переступил Вратарь.

   - Лежите Катерина Иванна. Вам нельзя вставать.

   - К чёрту! Где мой сын?

   - Да не волнуйтесь вы так. Я его отправил в Москву, к любимому папе.

   Странные нотки в голосе Петровича вызывали сомнения в правдивости информации.

   - Врёшь, скотина! - Катя попыталась подняться, но Вратарь её удержал, положив шершавую ладонь на вспотевший лоб женщины.

   - Ей, богу не вру. Вот и температурки у вас уже почти нет. Значит, поправляемся...

   - Перестань со мной разговаривать, как с дурой. Где Лисицын?

   - Дружок ваш - тоже в Москве. Ответ держит перед супругом вашим. Об изменах рассказывает.

   - Скотина, сволочь! Опять врёшь. Серёжа сильный. Он из любой передряги выпутается. Тебе его просто так не взять. Немедленно принеси одежду и отпусти меня.

   - Выпутается? Ну, ну. А насчёт отпустить? Куда же вы пойдёте?

   Вопрос застал Катю врасплох.

   "Действительно, куда? В полицию? Петрович не позволит. В гостиницу? К консулу? Нет. Вратарь не для того прилетел сюда, чтобы отпустить её просто так. А если выбраться потихоньку с яхты и действительно пойти к консулу?

   - Сколько тебе платит Дементьев, - спросила она.

   - В месяц или в год? - усмехнулся Вратарь.

   - Нет. Сколько ты заработал за то время, пока работаешь на мужа?

   - Посчитал бы, да калькулятор нужен.

   - Забудь о калькуляторе. Сколько бы ты не зарабатывал, я могу обеспечить тебя деньгами на всю жизнь.

   - Я вам не фраер какой-нибудь, Катерина Иванна, и не крыса. Это пусть другие крысятничают, - искренне обиделся Вратарь. - Взять Лисицына вашего. Босс ему работу дал, деньги немалые платил, а конюх что? С женой хозяина отдыхал, да любовь крутил. Нехорошо, Катерина Иванна. Ой, нехорошо.

   Явная издёвка заставила Катю покраснеть, а страх за Лисицына сжал сердце.

   - Подумай, - тихо сказала Дементьева. - Речь идёт о миллионе баксов.

   Боль в плече стала сильнее из-за неудобного положения. Катя с усилием привстала на постели и обняла руками колени.

   Петрович покосился на голые плечи женщины, на грудь, обтянутую тонкой тканью майки, на линию бёдер скрытых простынёй и облизнул губы.

   - С мужем вашим ссориться - себе дороже. Отвезу вас в Москву. Упадёте в ноги Вадим Григоричу и, глядишь, снова заживёте с ним душа в душу.

   Катя представила себе глаза мужа полные ярости. По спине пробежали мурашки, на висках снова выступил пот.

   - Ты меня знаешь, сволочь, - зло сказала Деметьева. - Всё равно убегу. Вот окончательно поправлюсь и убегу.

   - Знаю, - кивнул Вратарь.

   Непонятно, откуда в его руках появилась плоская коробочка. Он откинул крышку, достал шприц и, больно схватив Катю за руку, быстро ввёл иглу женщине в предплечье.

   - Ты, что делаешь, скотина, гад, недоносок? - Катя попыталась вырвать руку и встать с постели, но Петрович уселся Дементьевой на ноги, дожидаясь, когда содержимое шприца  окажет своё действие.

    Все последующие дни, пока Катя находилась на яхте, а потом в гостинице, уколы делались каждый день утром и вечером.

    И вот теперь она сидела в международном аэропорту Бангкока внутри примерочной бутика женской одежды, держа на коленях первое, подвернувшееся под руку платье, и пыталась разобрать, что написано в доставшемся ей посадочном талоне. 

   - Так. Вылет - 11.40. Место - 31H. Выход - 9C. Авиакомпания - Dniproavia. Прибыте - 21.40 Kiev, Borispol.

   Катя посмотрела в щель между шторок занавески. Ничего подозрительного она не заметила. Петровича не было видно, полиции - тоже.

   Она вышла из примерочной, сунула в карман джинсов свой паспорт вместе с посадочным талоном, и отправилась искать выход № 9C.

   Возможно, именно сегодня ангел хранитель вёл плохо соображавшую Дементьеву по нужному пути, или ей просто повезло. Возле стойки у выхода 9C сотрудница аэропорта - симпатичная улыбчивая тайка, даже не взглянув на паспорт Кати, повертела в руках посадочный талон, небрежно сунула его в щель маленького аппарата, который мелодично звякнул, сунула талон обратно в руки Кати, а затем сделала приглашающий жест в сторону дверей, ведущих к рукаву соединения здания терминала с авиалайнером.

   В самолёте Дементьева, следуя указанию стюардессы, с трудом нашла своё место. Оно было у окна. Катя села и закрыла глаза, погрузившись в какое-то сумеречное, нервное, пограничное состояние между сном и явью.

   - Простите!

   Над Катей склонилось растерянная стюардесса. Ваш посадочный талон, пожалуйста?

   Дементьева недоумённо смотрела на миловидное лицо полногрудой блондинки. Фирменный голубой китель и пилотка с жёлтым кантом заставили Катю вытащить паспорт и показать кусочек картона.

   - Господи! - сказала стюардесса. - Опять пробили двойной посадочный. Что ни рейс - одни проблемы с этими тайцами.

   - Тю! Та у них, всюду таке само, - из-за спины блондинки выглядывал дородный мужик одетый в вышитую красными нитями белую рубашку и длинные шорты. - За шо ни вызмишься, всэ через одно место.

   - Шановни подорожні. Промовляе капитан надхмарнего судна. Наш літак прямувае по маршруту Бангкок - Кийов...

   Голос из громкоговорителя словно подстегнул стюардессу. Она заторопилась и снова наклонилась к Екатерине.

   - Нам нужно взлетать. Простите за недоразумение. На это место - есть второй посадочный. Давайте я вас устрою в салоне бизнес класса.

   - А чому? Може и я пиду в бизнес? - Мужик вытирал грязным платком вспотевшую шею. От него пахло спиртным.

   - Вам не стыдно, мужчина, - стюардесса обернулась. - Видите - женщина бледная, ей - не хорошо, - девушка потянула Катю за рукав блузки. - Пойдёмте, там вам будет удобнее. Где ваши вещи?

   - Ничего. Бабы - они живучие. Нехай остается. А у мене - живот велыкий. Мени тут тесно, - сказал мужик.

   - Пусть идёт, - сказала Катя, успокаивающе положив ладонь на руку стюардессы. - Мне и здесь хорошо.

   - Вот и добре, - обрадовался обладатель вышиванки, подхватывая с пола рюкзак.

   Катя пристегнула ремень и откинулась на сиденье.

   - Господи! Спасибо за то, что не оставил меня. Спаси и сохрани моего сына, и прости грехи мои, как я прощаю должникам своим... Отведи руку мужа моего от невиновных во грехах моих... А, впрочем, не как я, а как ты хочешь. Да будет воля твоя и слава твоя... - молилась Катя, засыпая под мерный гул двигателей самолёта.

 

                                    ***

 

   - Знаешь, Иваныч, что я думаю? - неожиданно спросил сосед по даче, укладывая только что сорванный кабачок в пластиковое ведро. - Ни хрена у нас нет никакой демократии.

   - Открыл Америку, - ответил отец Деменьтева.

   Он сидел рядом на низкой лавочке, покусывал сухой стебель травы и смотрел поверх старой низкорослой яблони на стаю ворон, бесстрашно устроившихся на проводе линии электропередач.

   - Нет, погоди, - выпрямил спину сосед. - В конституции записано, что каждый имеет право избирать и быть избранным?

   - Тимофеич! На заборах тоже много чего пишут.

   - Конституция - это тебе не забор. Ты скажи – записано в ней такое право или нет?

   - Ну, предположим, - вяло согласился Петров.

   - Тогда почему меня до сих пор не зарегистрировали кандидатом в депутаты Госдумы?

   - Ты же хотел в президенты?

   - Мало ли, что хотел. Передумал.

   - Ну и, почему? - вяло поинтересовался Петров, чтобы только поддержать разговор.

   - Противно.

   - Что противно?

   - Компромат перечитывать на чиновников, губернаторов и прочую нечисть, застрявших на веки вечные в чёртовой Думе.

   - Так ты же сам компромат добывал из интернета.

   - То-то и оно. Понимаешь, я кое-что понял, - Тимофеевич неожиданно высыпал кабачки на землю, перевернул ведро и сел на него сверху. – Вот ты скажи. Основанием для любой власти служит что?

   - Закон, - ответил Петров.

   - Чёрта с два, - ответил Тимофеевич, доставая из кармана старых штанов пачку сигарет. - Будешь?

   - Завязал.

   - Прости, запамятовал. Так вот. Цементирующим раствором власти служит преданность чиновников любого уровня вышестоящему начальству. В регионах бюрократы лижут задницы губернаторам и градоначальникам, а сами губернаторы стоят на задних лапках перед президентом. Почему? Отвечу. Компромат! - воскликнул Тимофеевич торжествующе. - Ты же сам меня просвещал. На каждого собирают компромат. Скажем, начал чудить мэр, своевольничать, воровать потихоньку, раз - через газеты сливают малую толику компромата. Мол, так и так. Это тебе, уважаемый - первое предупреждение. А если не внял, забыл, кто ты есть, будь любезен - готовь и смазывай санки. Спустят тебя, друга ситцевого с крутой горки. Не будь этим, как его. Коруп... Корап...

   - Скажи проще — вором. Колумб ты хренов. Ёжкин кот. Открыл Америку? Коррупция есть в каждой стране.

   - Ну, не до такой же степени. Вон на Украине. Воровали в таких количествах, что майдан случился. Покатился Янукович, словно гнилое яблоко с дерева. И наши доиграются.

   - До этого далеко.

   - Не знаю. Далеко или близко, но наша верхушка похитрее будет. Почуяли неладное, опомнились. На святое нажимают.

   - Ты про что? - начал нервничать Петров, чувствуя лёгкую боль под сердцем.

   - Последнее время даже телевизор перестал смотреть, - сокрушённо сказал Тимофеевич. - Сплошные ток-шоу показывают про Украину. Орут, спорят. Пеной изо ртов брызжут. Разные придурки- политологи из Киева понаехали. Россия им во всём виновата. И знаешь, кто больше всех пасть разевает? Сволочи с русскими фамилиями. Их деды нашу общую Родину от фашистов освобождали, а эти суки с бендеровцами теперь ручкаются. А наши их приземляют. Мол, мы братья, а у вас - хунта. Мы, типа,  русских защищаем… На патриотизм нажимают, - лицо Тимофеевича пошло красными пятнами.

   - Чёртов телевизор, - сосед высморкался в рукав рубашки. - Кому дают гавкать на Россию? Двурушникам - хохлам, предателям и дебилам. Те врут и не краснеют. А наша молодёжь слушает. И наши сексопатологи - тоже хороши. Можно подумать - тем для разговору больше нет, или у нас самих всё замечательно.

   - Политологи, - поправил соседа Петров.

   - Какая разница, - дед, нервно докурив сигарету, перебросил окурок через забор.

   - Тимофеевич, дружище! Хочешь знать, что думает об этом деле бывший морской офицер?

   - Давай.

   - Насчёт двурушников. Когда ты любишь себя больше, чем Отчизну, то рано или поздно ты предаёшь Родину, а потом продаёшь себя. Согласен?

   - В точку. - Тимофеевич встал и начал нарезать круги вокруг Петрова. - Вон - перебежчики...

   - А во-вторых, - перебил его Петров. - Существует два источника патриотизма. Это – нищета и сытое благополучие. Верхушка нашей власти, чиновники, депутаты - те ещё патриоты, но с оглядкой на счета в зарубежных банках и на собственность за границей. Они с большим удовольствием наблюдают за простым обывателем, за ростом у него примитивного патриотизма, доводя его до паранойи в национальном масштабе, считая, что патриотизм - единственный способ держать народ в кулаке, когда не хватает иных средств. На Украине это поняли раньше нас, сделав из людей параноидальных нацистов.

   - И что с этим делать?

   - Сёмин, Игорь Тимофеевич, дорогой! Сядь, не мельтеши. Ты ещё спроси, кто виноват. Не знаю. Наверное, нужно дойти до критической точки, чтобы прозреть.

   - Так, на Донбассе уже прозрели. Там и наших добровольцев полно.

   - Прозреешь, когда нацисты  перемалывают народ из больших калибров.

   - А, может, нам с тобой тоже...

   - Что - то же?

   - Поехать добровольцами на Донбасс. Неровен час - по просьбе Порошенки натовцы свои войска пришлют. Тогда совсем труба русскому народу.

   - Остынь. Из тебя песок почти сыплется, а всё туда же.

   - Дык, окружают, обступают со всех сторон. Вон уже в Прибалтике натовские танки и морпехи американские есть. В Румынии - системы ПРО.

   - НАТО? Знаю я эту Нату, - отмахнулся Петров. - Встречались. Это слабонервных пусть пугают Натой. Кстати, разговоры у нас о наглом расширении альянса - хорошее средство поднять градус патриотизма здесь в России.

   - Не понял, - Тимофеевич сделал ударение на букве Я.

   - Сам посуди. Какой интерес Западу вместе с НАТО нападать на Россию?

   - А зачем тогда окружают?

   - Подожди. Предположим, Западу нужны наши сырьё, природные богатства, нефть, газ. Так?

   - Ну, так.

   - Тогда, пусть покупают. Тем более, что Россия и так продаёт пакеты акций государственных монополий. Выйдет на круг дешевле, чем воевать или нарваться на ответный ядерный удар. Современная глобальная война требует огромных ресурсов и издержек, которые невозможно возместить в случае победы.

   - Ты офицер или кто? - закричал Тимофеевич, снова вскакивая.

   - Бывший, - Петров с удивлением смотрел на соседа снизу вверх.

   - Тогда за каким хреном в Эстонию приплыл эсминец америкосов вместе с ротой солдат? Зачем вдоль наших западных границ летают натовские самолёты.

   - Брось. Тебе вредно так волноваться. Подумаешь, эсминец. Пришёл и ушёл. Солдаты тоже. Сфоткались в обнимку с местными девками и убрались обратно. Просто наши СМИ "забыли" об этом уходе сообщить. Возьми Эстонию. Армия... Язык не поворачивается её так назвать. Всего - пять тысяч человек. Авиации у неё нет вообще. Подумаешь звено натовских истребителей прислали дуракам для поддержания духа. Поставь в Пскове дивизион С-400, и все дела. Немецкому Бундесверу не по зубам даже белорусская армия, куда уж Меркель думать о пресловутом "Драх нах Остен". Натовцы не дураки. Они понимают, что в случае чего российские "Искандеры" и ракеты "Булава" с подводных лодок в Балтике накроют всю Европу крышкой гроба. А вот, чтобы держать наш народ в патриотическом тонусе, и нужна страшилка о расширении НАТО.

   - Иваныч! Ты же сам патриот. Чёрт с ней, Натой. Украину теряем.

   - Ты мой патриотизм не трожь. Он у меня - в крови ещё с советских времён от деда и отца. А это - большая разница. Украина, даст Бог, опомнится. Не всё верёвочке виться.

   - Вот такие, как ты - самые вредные люди. Всё успокаивают - "Ничего страшного". А там, - сосед неопределённо махнул рукой, - люди одной с нами крови гибнут. Нет, поеду я, пожалуй, добровольцем на Украину.

   - Обязательно. Только, слушай. Давай, зайдём лучше по дороге сначала ко мне и выпьем, - примирительно сказал Петров.

   - Пошли, - легко согласился Тимофеевич. - Кабачки пожарим, - мечтательно бормотал он, заново наполняя ведро.

 

                                          ***

 

   Продавленное кресло самолёта не помешало Кате хорошо выспаться. Забытьё было чудодейственно глубоким, долгим и, впервые спокойным. Она не слышала, как стюардессы разносили напитки и еду. Дементьева открыла глаза в тот самый момент, когда самолёт начал снижаться. Она отстегнула ремни, встала, заняла очередь в туалет, потом привела себя в порядок, насколько это было возможно без косметики, и едва дождалась приземления. Беззаботно напевая какую-то мелодию себе под нос, Катя вышла из самолёта и последовала за цепочкой пассажиров к стойкам паспортного контроля, держа наготове паспорт. Увидев красную корочку документа, пограничник удивлённо поднял веки и внимательно посмотрел на Дементьеву через стекло.

   - Звиняйте, дама... Вы не заблудились?

   - Не понимаю, - растерянно произнесла Катя, разглядывая трезубец на погонах офицера.

   - Вы прилетели в Киев, - пальцы пограничника нервно теребили паспорт.

   - И, что?

   - Нет, ничего, - ответил офицер, оборачиваясь и делая кому-то знак рукой.

   К стойке подошёл человек в дорогом сером костюме.

   - Шо тут у вас?

   - Вот, - паспорт перекочевал из рук офицера в ладони человека в штатском.

   Тот мельком взглянул на золотого орла, украшающего обложку, и взял Катю под локоть.

   - Где ваши вещи?

   - У меня нет вещей, - виновато сказала Дементьева со слезами в голосе.

   Она почувствовала, что волна неуверенности и страха, исчезнувшая из её разума за время полёта, снова накрывает сознание.

   - Пройдёмте со мной, - потребовал человек в костюме.

   - Куда?

   - Простая формальность. Давайте. Не задерживайте очередь.

   Катя оглянулась на людей, стоящих сзади. Кто-то опустил глаза, кто-то с любопытством и самодовольством наблюдал за ней.

   Дементьеву привели в небольшой кабинет, где у простого канцелярского обшарпанного стола в мягком кресле развалился ещё один человек в штатском костюме. Галстук, подпиравший двойной подбородок и оплывшие книзу толстые щёки, был жёлтого цвета в тонкую редкую, голубую полоску.

   Человек взял в руки паспорт и перелистал его.

   - Значит, вещей у вас нет?

   - Нет, - призналась Катя.

   - Что-то вы с лица сошли. Побледнели. Волнуетесь, нервничаете?

   - Немного.

   - С какой целью прибыли в Украину?

   - Это вышло случайно, - заторопилась Катя. Понимаете, я попала в дурацкую ситуацию...

   - Случайность – это неосознанная закономерность, - просветил Дементьеву странный чиновник. - Значит, признаваться не хотите?

   - В чём? Боже мой? - Чувствуя предательскую слабость в ногах, Катя едва не упала.

   - Да, вы сидайте.

   Сзади к лодыжкам Дементьевой кто-то придвинул стул. Жёлтый галстук стал расплываться в огромное серое пятно. Катя села и тыльной стороной ладони вытерла слёзы.

   - Пишите.

   Перед женщиной уже лежал лист бумаги и шариковая ручка с обгрызенным колпачком

   - Что писать?

   - Я, такая, растакая, являюсь штатным действующим агентом ФСБ России. Под видом туристки прибыла через третью страну с целью разведывательной деятельности и враждебной пропаганды против Республики Украина...

   - Ничего я писать не буду.

   Ручка полетела в угол комнаты. За ней последовал лист мятой бумаги.

   - Мыкола! - чиновник смотрел на кого-то поверх головы Дементьевой. - Ты протокол пишешь?

   - Обовязково.

   Это был голос человека, задержавшего Катю.

   - Пиши. От дачи показаний агент российских спецслужб отказался, что усугубляет вину согласно статье... Какая там у нас статья?

   - Это какой-то кошмар, - голос Кати сорвался на высокой ноте. - Какой я вам агент? Причём здесь спецслужбы. Меня ранили...

   - Мыкола! Пиши. При выполнении разведывательного задания, задержанный агент - такая и такая был ранен, в чём и призналась на первичном допросе.

   - Допрос? Прекратите. Я буду жаловаться! - Дементьева вскочила.

   Удар по лицу опрокинул её на пол. В раненом плече начала пульсировать боль. Сознание на мгновение отключилось, а потом Катя почувствовала, что её переворачивает, заламывают руки за спину и надевают на запястья наручники. Ещё через секунду рот оказался заклеен пластырем, а на голову нахлобучен мешок из плотной ткани. Дементьева попыталась встать, но её снова повалили вниз лицом. Она, сорвав голос от крика и задыхаясь, пролежала так какое-то время. Потом её подняли и повели сначала вниз по лестнице, потом по гулкому переходу, а затем подхватили под руки и бросили на холодный пол. Пол качнулся, заурчал мотор, и Катя от резкого рывка ударилась головой о какой-то выступ.

   "Машина, - опомнилась Дементьева. - Почему меня везут? Куда меня везут? Что я им сделала? Ах, да, - приступ ужаса заставил Катю застонать, а запоздалая мысль о собственной глупости - крепко сжать зубы. - Это же Киев, Украина".

   Сколько дней её били по животу и почкам, вводили тонкий скальпель в открывшуюся рану, поворачивая так, чтобы Катя задыхалась от боли, она не знала. Дементьева кричала, когда её пытали током, вопила, словно животное, катаясь по каменному мокрому полу камеры, поливаемая холодной водой из пожарного шланга, подписывала множество бумаг, позволяла себя фотографировать и снимать на видео странным ухмыляющимся людям, увешанным множеством объективов. А потом Катю оставили в покое. Она сидела на нарах, кутаясь в рваное одеяло, прислушиваясь к страшным крикам за стеной, и вздрагивала от звука голосов за дверью, с ужасом ожидая новых мучений.

   "Нет, не может быть, - с острым чувством безысходности думала Дементьева. - Это - сон. Страшный сон. Да, да. Навязчивый, страшный, мучительный. Это не может происходить со мной. Сейчас я проснусь, и тогда всё кончится".

   - Лисицын, где ты? Тебе нужно только войти в нашу спальню и разбудить меня, - шептала Катя, поджимая колени к подбородку и глядя в одну точку на ободранной, испещрённой корявыми буквами, стене.

    Но реалии однообразной, грязной жизни в маленькой камере каждый день убеждали Катю, что всё вокруг неё: ужасные крики, шаги за железной дверью, двухярусные нары с рваным матрасом, из которого торчали клочья коричневой ваты, пахнущей мочой, всё это - страшная действительность. Дементьевой казалось, что она гниёт заживо, однако, разум уже считал камеру домом, убежищем, куда ей хотелось поскорее вернуться после редких прогулок по тюремному двору. Тем не менее, рана на плече медленно заживала, заново покрываясь коркой с капельками гноя. Катя разорвала остатки своей когда-то белой блузки на ленты и прикладывала к ране ткань, смоченную в чае, который трижды в день приносила в камеру тучная женщина в серой униформе. Чёрный хлеб, чай и гречневая каша составляли тюремный рацион.

   Дементьева потеряла счёт времени, жалея, что не догадалась наносить метки на стене отросшими, обкусанными ногтями. В один из дней, когда светлое пятно узкого окна закрытого решёткой, слилось с серой стеной, заскрежетал замок. Катя отскочила в угол, борясь с ознобом страха, но это пришли не за ней. В камеру втолкнули человека. Дверь снова закрылась, а человек долго стоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам.

   - Кто вы? - тихо спросила Катя.

   - Титушка, - в звонком женском голосе звучал вызов.

   - Это ваше имя?

   - Вы, наверное, с Луны свалились. Вы сами-то кто?

   - Я из Москвы. Вернее, летела из Таиланда... Впрочем, не важно. Длинная история.

   - Если из Москвы - должны знать, что "титушки" или москали… Так зовут у нас тех, кто говорит на русском языке. Короче. Титушки - русскоязычные украинцы, сепаратисты, террористы и прочие нелюди, генетический мусор, который нужно выгребать из Украины железной метлой, вилами или трезубцем. Так говорит малохольный Ляшко.

   - Да, да, - спохватилась Катя. - По телевизору что-то показывали. Да вы садитесь. Вот сюда. Матрас грязный, но мягкий. Правда - клопы в нём живут.

   - Ничего. Я займу второй этаж. Клопам дальше ползти, - успокоила женщина Дементьеву. - Меня Оксаной родители назвали. Работаю, то есть, работала журналисткой в одном из киевских журналов.

   - Очень приятно... Катя! - Дементьева вытянула вперёд ладонь.

   - Давно вы здесь? - спросила женщина, не обращая внимания на протянутую руку.

   - Не знаю. Неделю или две. А какой сегодня день?

   - Второе ноября. Пятница.

   - Боже мой! - воскликнула Катя, вспоминая, какую дату она видела на посадочном талоне, изъятом у неё вместе с паспортом. - Тогда, тогда, почти месяц.

   - Понятно. И в чём вас обвиняют? Подождите, угадаю с первого раза. Вы - агент Кремля, шпион, диверсантка,

   - Я ни в чём таком не виновата, - Дементьева села на свой матрас и сжала кулаки, поместив их между коленями.

   Одеяло сползло с плеч, открывая похудевшее, с пятнами грязи тело.

   - Господи! Катя! Да ты - почти голая. - Оксана перевела взгляд с грязного лифчика и кружевных трусиков Дементьевой на лицо "диверсантки". - Сволочи! Обычная практика СБУ. Хватать ни в чём не повинных русских, а потом рассказывать Европе об агрессии Москвы.

   - Что такое СБУ и почему хватают именно русских?

   - СБУ - служба безпеки или безопасности Украины. А русских наши доморощенные нацисты ненавидят по определению. Двадцать пять лет незалежности хохлам внушали, что главный враг Украины - москали, русские. Что Россия виновата во всех смертных греках и во всех бедах. Чернобыль - виновата Москва. Неурожай - виновата Москва, авария на какой-нибудь старой шахте - виновата Москва. Воруем транзитный газ - виноват Кремль. Не предлагает братских низких цен и мешает спокойно воровать тот же газ. Не отдаём полученные от России кредиты – опять Путин виноват. Условия возврата не те, хотя соглашения с ними мы сами и подписывали. Нищает народ, и богатеют украинские олигархи - опять виновата Москва. Народ восстал в Донбассе - русская агрессия.

   Оксана - довольно полная высокая женщина лет сорока раскатала матрас и неуклюже полезла на нары. Катя поднялась на ноги, кутаясь в одеяло.

   - Да, что мы сделали вам плохого? У меня бабушка  - с Украины. Лубны, Полтавская область, - воскликнула Дементьева.

   - В том-то и дело, что ничего не сделали. Это называется русофобия.

   - Не понимаю.

   - Применительно к Украине - это когда в народе сознательно воспитывают ненависть к "москалям", постоянно твердят об исключительность украинской нации, и образцом демократии считают западные страны. "Украина - це Европа" - девиз майдана во время захвата власти националистами три года назад.

   - Да, да, припоминаю. Майдан, переворот, какой-то Правый сектор, - отрешённо произнесла Катя. - Показывали по телевизору.

   - И, главное, - Оксана свесила голову, отыскивая в полумраке глаза Дементьевой. - Ярые националисты - это не жители западных областей, а люди с русскими именами и фамилиями, у которых отцы или деды ещё помнят Великую Отечественную войну, разгром фашистов и, кем являлись бендеровцы.

   - Русские? Странно, - задумчиво сказала Катя. - У нас говорили, что вашего Януковича обманули, а потом предали американцы...

   - Пушечное мясо переворота – украинцы с бараньими мозгами и русские люди, потерявшие совесть и утратившие свои корни. Вот они - самые ярые русофобы. Делать из них нацистов начали сразу после развала Советского Союза. Сами американцы не придумали ничего нового. За них ещё до начала Первой мировой войны всё придумал Бисмарк1. Он говорил, что могущество России может быть подорвано только отделением от неё Украины... Что нужно не только оторвать, но и противопоставить Украину России, стравить две части единого народа и наблюдать, как брат будет убивать брата. Для этого следует только найти и взрастить предателей из национальной элиты и с их помощью изменить самосознание части русского народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное - вопрос времени.

   Катя удивилась:

   - Откуда вы столько знаете?

   Оксана спрыгнула вниз, усадила Дементьеву и пристроилась рядом.

   - Я раньше сама удивлялась, почему украинский народ стал укропами, а потом начала копаться в этом дерьме. Щас, начну вас просвещать, если интересно.

   - Давайте. Это - счастье, что я теперь не одна. За разговором время быстрее идёт.

   - Много ли нужно человеку для счастья? – удивилась женщина. - Ладно. Смотрите. Начнём, пожалуй с Петра Первого. В его ближайшем окружении были немцы, голландцы, англичане. Все они верно служили России и были офигительными патриотами в отличие от родового российского дворянства, всегда считавшего, что Запад - центр просвещения, наук, передовых идей, прогресса и технологий. Пошли дальше. Чем сильнее и образованнее становилась Россия, чем больше в ней появлялось вольнодумцев, тем сильнее у новых молодых интеллектуалов крепло желание следовать западному образу жизни и бороться, так они считали, с тиранией, то есть с абсолютизмом власти. В азиатской, по сути, стране, русская интеллигенция мечтала замутить революцию по образу и подобию французской и получить в одночасье английский парламентаризм, к которому британцы шли веками. Господи! Вспомните Пушкина: "Оковы тяжкие падут, темницы рухнут - и свобода вас примет радостно у входа..."

   - Проходили... В школе, - Дементьева наклонила голову, чтобы лучше рассмотреть лицо Оксаны.

   - Правильно. Русская интеллигенция восемнадцатого, девятнадцатого веков, кто осознанно, а кто по легкомыслию уже тогда бросали в сознание многих неумных людей семена русофобии. Либералы литераторы, убеждая пламенными строками самих себя и читателей в любви ко всему сермяжному, исконно русскому, шикарно проводили время за границей, в глубине души презирая Россию...

   - Прощай немытая Россия - страна рабов, страна господ, - тихо продекламировала Катя.

   - Лермонтов. Браво! Вы растёте в моих глазах. А я думала, что дамочка - не в теме.

   - Это я так... Само вспомнилось, - со странным неприятным чувством вины стала  оправдываться Дементьева.

  

1 Отто фон Бисмарк - (1 апреля 1815, Шёнхаузен - 30 июля 1898, Фридрихсру) - первый канцлер Германской империи. Прозван «железным канцлером».

   - Ага. И это классики русской литературы, - Оксана повысила голос. - Когда я в десятый раз перечитывала эти строки Лермонтова, то начала прозревать, а потом почти ночевала в библиотеках, читая не романы с поэмами, а переписку и дневники светочей мысли. Вот, зацените: "Я с ужасом думаю, кого нарожает это пьяное кровавое быдло, захватившее власть в России..." - это строки Бунина о русском народе и революции.

   - Думаю, что сознание поэтов больше всего зависит от перемен настроения, - Катя встала на защиту классиков русской поэзии. – Может, у Пушкина, Лермонтова, Бунина произошёл нервный срыв на почве усталости, болезни, или у них наступил период отчаяния от жизненной неустроенности. Они же написали много других прекрасных строк.

   - Срывы, говорите? Весьма возможно. Не буду спорить. Господь с ними. Возьмём других. Салтыкова-Щедрина, к примеру. Что скажете об этих строках? "Когда в России начинают говорить о патриотизме, значит где-то, что-то украли". Или вот: "Если я усну, а проснусь через сто лет, и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу - пьют и воруют". О своём народе, о русских, между прочим, этот господин говорил. Ну, ладно бы поэты с писателями. Могу понять. Творческая интеллигенция. Люди ранимые. Перейдём к врачам, заметьте, русским врачам. Вспомним Боткина. Не ручаюсь за точность цитаты. "И знать не хочу звероподобную пародию на людей, и считаю для себя большим несчастьем, что родился в России. Ведь вся Европа смотрит на Россию, почти как на людоеда. Я не раз испытывал стыд, что принадлежу к дикой нации". Нормально, да? А у вас в Москве больница названа его именем, между прочим. Вся эта ненависть ко всему русскому, изложенная на бумаге, и есть семена русофобии. Западные политики, читая такое, довольно потирали руки, одновременно опасаясь нравственной силы, обострённого чувства справедливости, присущих истинно русским людям. И вот некие изобретатели из числа немецких евреев придумали яд, предназначенный, чтобы вытравить из душ русских людей всё православное, духовное, человеческое.

   - Вы это про кого? Причём здесь евреи? - спросила Катя.

   Её стал тяготить этот странный разговор.

   - А вот послушайте, - Оксана пересела на единственный табурет, повернувшись так, чтобы свет лампочки, висящей под потолком, не мешал ей видеть лицо Дементьевой.

   - Знаете? Читала эту гадость давно, но, что написано пером, не вырубить топором, - Оксана чуть помедлила, вспоминая, - "У Европы - только одна альтернатива: либо подчиниться игу славян, либо окончательно разрушить центр этой враждебной силы - Россию". Это - Фридрих, на минуточку - Энгельс.

   Дементьева уже не удивлялась горячности собеседницы, а, молча, слушала.

   - Теперь берём способных учеников Маркса и Энгельса. Для начала - еврея Троцкого - соратника вождя пролетарской революции Ленина - тире Ульянова: "Мы должны превратить Россию в пустыню населённую белыми рабами, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока"...

    - Эй! Прекратить разговоры. Отбой! - звук грубого мужского голоса, прозвучавшего из-за двери застал Катю врасплох.

   В тюремном коридоре глухо зазвенели ключи. Катя вздрогнула, в панике вскочила и заметалась по камере, путаясь в одеяле. Если бы не Оксана, перехватившая исхудалое тело, Дементьева упала бы, ударившись виском о край грязного унитаза.

   - Ой! Девонька моя! Да ты вся в синяках и болячках, - тихо запричитала женщина, разглядывая розовый шрам с засохшей коркой крови. - Пытали тебя?

   - Д-д-да, - Зубы Кати выбивали громкую дробь.

   - Чёртовы хохлы, нацисты проклятые! Ничего. Всё пройдёт. Терпи. Ты же - русская. Им, этим гадам вся наша боль скоро аукнется.

   Лампочка в камере погасла. Оксана уложила Дементьеву на матрас, а сама села рядом и стала шептать:

   - Ещё Толстой писал: "Русский - это тот, кто не будет спать спокойно, если знает, что где-то есть несправедливость. Русский - это тот, кто будет искать правду до конца. Русский - это человек, который оценивает происходящее по совести...". Ничего, милая. Будет и на нашей улице праздник, - Оксана гладила Катю по голове.

   - Хохлы - они в своей массе не злые. Только майданутые. Их Европой соблазнили, а Европа укропов поматросит и бросит, когда не нужны будут. Они хотят стать европейцами? И пусть. Со свиным рылом - в калашный ряд. Америке нужно нож в спину России воткнуть. Западный человек, он - примитивный. Для него, что главное? Выгода. Вот он и озабочен одной мыслью. Где и, как срубить денег. Ради выгоды они на всё готовы. Знаешь, что Аксаков1 сказал много, много лет назад?

   Катя, успокаиваясь, судорожно всхлипнула и отрицательно замотала головой.

   - Он сказал, что если поднимается шум и гам по поводу властолюбия и завоевательной похоти России, знайте, что какая-либо западно-европейская держава готовит бессовестнейший захват чужой земли. Но не дождутся. Дулю им, а не Украину...

   Под тихий, южнорусский говор Дементьева медленно засыпала. Тёплая рука Оксаны лежала на плече, Кати, щедро даря тепло и спокойствие.

   Но на следующий день Оксану увели. Женщинам даже не позволили обняться.

Катя снова осталась одна. Прошло ещё несколько дней, и, однажды, сырым, промозглым утром железная дверь со скрипом отворилась. На сжавшуюся под одеялом в комок заключённую кто-то долго смотрел, застыв в дверном проёмк.

   - Выводите, - голос принадлежал высокому мужчине, облачённому в камуфляж.

   - Поищите ей какую-нибудь одежду. Не везти же эту сволочь в тряпье.

   - Слухайте, Павло Миколаевич. Хде я визьму ей платье? - за спиной человека маячило лицо надзирательницы, приносившей Кате еду.

   - А мне - по барабану. В подвале с трупа снимите. Вчера кого-то постреляли. Верно? Или всю одежду уже на базар снесли?

   - Не успели. Сделаю. Размерчик у бабы, на мий погляд, сороко'вый, - сказала женщина, исчезая.

   Дверь закрылась, а через десять минут Дементьева дрожащими руками медленно, стараясь не бередить плохо заживающую рану, с отвращением натягивала на себя мужские джинсы и рубашку с длинными рукавами, испачканную кровью.

   - Куда меня хотят отвезти? Вы в Москву меня отправляете? - спрашивала она, отворачиваясь от взгляда мужчины, который мерзко улыбаясь, наблюдая за Катей.

   - Там узнаете, - сказал военный, делая шаг в сторону и пропуская заключённую в тюремный коридор.

   "Где там? Почему, там? Я хочу знать сейчас!" - хотелось выкрикнуть Кате, но грубая рука толкнула женщину в спину по направлению к лестнице, ведущей вниз.

   - Вы меня расстреляете? - испуганно обернулась Дементьева. - Я не хочу...

   - Очень надо пулю на тебя тратить, - ответил военный, снова толкая Катю.

   - Тогда, что?

   - Иди, иди. Автобус ждёт.

   "Почему автобус? Зачем автобус?"- Катя шла, осознавая, что за время, проведённое в тюрьме, камера, к запахам которой она уже привыкла, стала для неё домом, убежищем, где можно было спрятаться после страшных допросов. Она боялась неизвестности и неуверенно ступала по стёртым многими подошвами ступеням. Дуновение свежего воздуха заставило её поднять глаза.

   Пройдя по лестнице и длинному коридору, она неожиданно для себя оказалась во дворе. Там, почти у самых ворот, стояли два автобуса зелёного цвета с закрашенными белой краской окнами. Вокруг расположились вооружённые люди. К автобусам прикладами подталкивали плохо одетых заключённых, разделив их на две две цепочки. Человек, сопровождавший Катю, взял её за руку и толкнул к одной из машин. Внутри свободное место оказалось на сиденье позади водителя. Через несколько минут двери автобусов захлопнулись, открылись ворота, и машины покинули тюрьму. Дементьева сидела, обняв себя за плечи, и пыталась согреться. Через дыры, процарапанные в краске, она смотрела сквозь стекло на жёлтую листву деревьев, на здания, увешанные жёлто-голубыми флагами, на людей, идущих вдоль улиц и жмущихся к стенам домов, на плакаты, пестрящие чёрными буквами лозунга - "Слава Украине", на шеренги марширующих парней, одетых в камуфляж, на лица, скрытые масками, в которых чернели прорези для глаз...

   Через пять часов монотонной тряски по ужасным дорогом автобусы остановились на окраине какого-то села. Двери открылись, и солдаты начали выводить заключённых. Катя смотрела на худые шеи молодых парней, строящихся в шеренгу, на заросшие щетиной лица коренастых мужиков зрелого возраста, на кровоподтёки и фиолетовые синяки, на перевязанные руки и самодельные костыли, на грязную, окровавленную одежду и удивлялась сытым, наглым, самодовольным мордам конвоиров.

   Её поставили рядом с остальными. Военные полукругом расположились сзади. Холодный ветер заставил Дементьеву втянуть голову в плечи. Она начала дрожать. Кто-то из соседей по шеренге снял с себя ватник и накинул ей на плечи. Катя повернулась и вымученно, благодарно улыбнулась.

   - Чего мы ждём? Нас сейчас убивать будут? - тихо спросила она у юноши с перевязанной головой.

   - Нас поменяют на укропов, - сказал человек, отдавший Кате телогрейку.

   - Поменяют? Зачем?

   - Так договорились. Укропы отдадут нас, а заберут своих, кто попал в плен к донецким.

   - К донецким? Кто это? Нас потом не убьют?

   - Чёрт! Откуда вы свалились? Донецкие - это наши. Не бойтесь, скоро всё кончится, - успокоил Катю юноша.

   Шум моторов прервал все разговоры. Из-за поворота дороги показались сначала машины белого цвета, а потом десяток помятых легковых автомобилей со следами ржавчины на крыльях и дверях.

   - Вот они. Лодыри из ОБСЕ и донецкие, - сказал стоящий поодаль вооружённый солдат с жёлто-голубым шевроном на рукаве куртки.

   Из легковых машин вышло несколько автоматчиков, а через минуту впереди подъехавших автомобилей выстроилась ещё одна шеренга людей. Они были тепло одеты и выглядели совсем иначе, чем привезённые из Киева зеки.

   Двери белых джипов открылись. Возле капота передовой машины встал человек с пачкой бумаг в руках.

   - Ну, что? Приступим? - громко спросил он на ломаном русском языке, ни к кому конкретно не обращаясь.

   В свою очередь от каждой группы вооружённых людей отделились по двое военных. Добрых десять минут они что-то горячо обсуждали, показывая друг другу бумаги. Катя уловила несколько фраз.

   - Да? За каким чёртом мне нужна баба. Вы мне по списку конкретных людей отдайте. У вас шушера всякая приготовлена к обмену, а у меня - ваши солдаты. Что нет? Ну, что нет? Хватаете людей на улицах, а потом сюда привозите, - кричал военный с орденской планкой на груди.

   На чёрной ткани бронежилета Катя рассмотрела табличку с какой-то надписью.

   - Кто это? - спросила она у человека - хозяина ватника.

   - Из Донецка мужик. Думаю, отвечает там за обмен военнопленных.

   Тем временем донецкий офицер шёл прямо к Кате.

   - Кто вы? Фамилия? - спросил он, держа в руке бумагу и оглядывая Катю с головы до ног.

   - Я? Я - Дементьева.

   - Откуда?

   - Из тюрьмы.

   - Как вы попали туда?

   - Знаете, - заторопилась Катя. - Я прилетела самолётом, а меня арестовали в аэропорту. Но я ничего не сделала и, ни в чём не виновата. Возьмите меня с собой.

   Военный покрутил головой.

   - Чёрт! Вот, чёрт! Что за нелёгкая принесла вас в Украину? Господи! Какие-то бабы ненормальные пошли. Прутся, куда ни попадя. Влюбилась, что ли?

   - Да, - тихо призналась Катя. - В Лисицына.

   - Какого ещё Лисицына? Не морочьте мне голову, - офицер повернулся, чтобы уйти.

   - Постойте. Заберите меня отсюда, - взмолилась Катя.

   Военный на ходу обернулся.

   - Не могу. У меня воевать некому. Вот заберу своих, подлечим их и... - Офицер неловко взмахнул рукой. - Не могу. Приказ.

   - Подождите! У меня деньги есть, - крикнула Дементьева вслед военному, но тот уже что-то обсуждал с офицером, стоящим возле белого джипа.

   - Деньги? Много? - шёпот прямо в ухо испугал Катю.

   Она обернулась. Рядом стоял человек. На нём была каска, а на каске - две чёрных параллельных молнии.

   - Умоляю, - зашептала в ответ Дементьева. - Вы же офицер, да? Я напишу в Москву родственникам. Они богатые. Могу позвонить, если телефон дадите. Сколько вам нужно денег?

   - После поговорим, - тихо сказал военный, выводя Катю из шеренги. - Стойте здесь, пока всё не кончится.

   - Эй, куда? - окликнул Дементьеву украинский солдат, наставив на неё автомат.

   - Побалакай мне тут. Звиткиля сам? - прикрикнул на него офицер в каске.

   - С Харькова.

   - Тогда заткни хайло. Все вы там москали недобитые. Жаль, Бандера в свой час до вас не добрался. Не лизь поперек, бо всю твою родню вырежим там у Харькови.

   Дементьева уже пожалела, что вышла из шеренги, но перспектива вернуться в тюрьму теперь пугала. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и смотрела, как людей рассаживали по машинам. Солдат-харьковчанин, ворча что-то себе под нос, отступил. Взревели моторы, и вереница легковых машин исчезла за поворотом.

   - Павло! Едешь? - окликнули военного, стоящего рядом с Катей.

   - Та, ехайте, ей Богу. Я здесь с паннычкой зустанусь.

   - Ха! - засмеялись украинские военные. - Дывысь, Павло. Пидхватышь заразу якусь. Дохтур не поможе.

   - Не хвилюйтеся. То - моя справа.

   - Не тыкай в бабу ножиком, Павло! Чуешь? Тыкай чимсь другим. Чуешь?

   - Чую.

   - А як ты доберешься до Киева?

   - А на що мени Киев? Поиду до батальону.

   - Ну, як знаешь.

   Автобусы развернулись и уехали. Катя, кутаясь в бушлат, стояла рядом с Павло, который отойдя в сторону, стал куда-то звонить.

 

                                                ***

  

   Пока самолёт Аэрофлота набирал высоту, Вратарь вертелся в кресле, перебирая в памяти события дня. Он злился, мысленно обзывая себя дешёвым лохом.

   "Меня - матёрого волчару, какая-то сучка обвела вокруг пальца. Надо было вколоть ей лошадиную дозу дури и вывезти в инвалидной коляске. Сказал бы в порту на контроле, мол, парализованная... А тайцы - просто..." - он долго не мог подобрать подходящего слова, и сгоряча выругался вслух:

   - Падлы!

   Сосед слева - мужчина лет пятидесяти удивлённо уставился на него.

   - Ты, чего, фраер, вылупился? Больше всех надо? - зло спросил Петрович.

   Мужчина отвернулся и что-то зашептал на ухо женщине, сидящей рядом с ним.

   Вратарь презрительно хмыкнул, закрыл шторкой иллюминатор, положил голову на подголовник кресла и закрыл глаза.

   Через полчаса стюардессы начали разносить напитки, и Петрович, выпив две банки Пепси-колы, немного остыл. Вода помогла ему успокоиться.

   "Босс мне не простит. Как ни крути, везде прокол. Игорёк утонул вместе с этим гадом - Лисицыным. Катерину сам упустил. И, что теперь? Явиться на Рублёвку с повинной? Типа - простите, Вадим Григорьевич. Недоглядел. "Ни хрена себе", - скажет тот же Руслан. Наверняка стукнет Кардиналу. Пойдёт среди братвы молва: Вратарь облажался. Это я, у которого две ходки и репутация нормального вора. Дементьев мне это припомнит. Он, сволочь, мстительный. Хорошо, если сразу не пристрелит, как Колю", - думал Петрович, совершенно забыв, что это он пустил пулю в затылок Коли Крика.

   "Нет. Так не пойдёт. Надо вернуться в Тай и найти эту сучку. Никуда она не денется. Даже если уже слиняла оттуда. Из-под земли достану".

   - Ах, зараза! - прошептал Вратарь. - Мне же теперь к тайцам вход заказан.

   "Стоп! Паспорт. Мне нужен новый паспорт. А ещё бы морду подрихтовать. Парик? А, что? Приклею усы, очки надену. Хрен, кто узнает", - Петрович повеселел.

   А ещё через час, съев скудный обед Аэрофлота, он безмятежно заснул, распустив глубокие морщины на лбу.

   Через девять часов сразу после посадки, Вратарь сделал несколько телефонных звонков, потом купил новый билет до Бангкока с датой вылета через два дня, пересчитал наличность, снял все деньги с банковской карты, нашёл такси и отправился в центр Москвы. В гостинице Киевская он оплатил стандартный номер, принял душ, переоделся, достал из бара банку пива, лёг на кровать и стал ждать.

   Стук в дверь поднял его на ноги. На пороге стоял молодой парень. Через распахнутый ворот рубашки виднелась замысловатая татуировка. Объёмистый рюкзак оттягивал ему плечи.

   - Вас Петрович зовут?

   - Петрович, Петрович. Проходи.

   - Меня прислал...

   - Знаю, знаю. Постой, - Вратарь включил телевизор и прибавил звук. - Меньше слов, больше дела.

   - Хорошо, - согласился парень и снял с плеча свою поклажу.

   Он сбросил с кровати покрывало, содрал простыню, закрепил её на стене и достал из рюкзака складные штативы, два маленьких прожектора с проводами, электрический удлинитель, фотоаппарат с мощным объективом и пакет. Через пять минут номер превратился в фото студию.

   - Двигаем в ванную, - сказал юноша.

   Вратарь сел на край раковины. Парень достал из рюкзака парик и небольшой пакет, из которого вынул два пузырька и накладные усы...

    Вскоре Петрович с нескрываемым удовольствием рассматривал в зеркале своё лицо. Парик, приклеенные усы и линзы, изменившие цвет глаз, сделали Вратаря неузнаваемым.

   - Годится, - сказал он. – Пошли, сфоткаемся.

   - Значит, так, - сказал гримёр, морщась от громких звуков, изрыгаемых телевизором. - Клей на усах держится не больше двенадцати часов. Имейте в виду этот факт. Паспорт будет готов завтра. Учитывая срочность, с вас - десять штук зелёных.

   Петрович сунул в протянутую ладонь пачку заранее заготовленных банкнот.

   - Завтра, в это же время? - спросил он.

   - О,кей! Буду. Ждите.

   Закрыв дверь за гостем, Вратарь дождался, пока стихли шаги, и спустился в ресторан, где скромно поужинал.

   "Экономика должна быть экономной, - думал он, жуя кусок чёрного хлеба намазанного маслом. - Кто знает, сколько ещё понадобится бабок?"

   Через два дня Вратарь прошёл паспортный контроль в аэропорту Шереметьево, потом спустя девять часов полёта с непроницаемым выражением лица встретил строгий взгляд офицера иммиграционной службы в Бангкоке и сел на автобус, отправляющийся в Паттайю.

   А ещё через трое суток всё тот же человек из тайской мафии, который помог ему обнаружить убежище Лисицына, принёс Петровичу несколько фотографий, сделанных камерами видео наблюдения в зоне вылета аэропорта Суваранубуми. Крупным планом объектив выхватил лицо Кати и посадочный талон, где легко можно было прочесть - "Kiev. Borispol".

   Вратарь расплатился с тайцем и через два дня, прилетев обратно в Москву, купил за пятьсот долларов старенькую, но ещё резвую "Volvo".

   К вечеру, доехав до Воронежа, он остановился, изучил карту, нашёл нужную дорогу и через три часа оказался на участке российско-украинской границы, контролируемом повстанцами Донбасса. Оставив на руках офицеров с обеих сторон ещё по сто долларов, он без очереди пересёк контрольно-пропускной пункт и уже ночью направил машину просёлками к скоростной трассе на Киев. В одном из маленьких городов, куда он въехал в четвёртом часу утра, Вратарь остановился, отвинтил у древней "Ауди", припаркованной возле запущенного сквера, украинские номера, поставил их на своё авто и погнал машину дальше. Уже на рассвете Петрович спрятал "Вольво" в кустах на обочине дороги и проспал до вечерней зари. В сумерках он снова выбрался на шоссе и нажал носком ботинка почти до упора педаль акселератора. Всё это время он держал выключенным свой смартфон, но доехав до столицы Украины, включил гаджет, нашёл нужный номер и позвонил.

   - Привет, придурок.

   - Кто это, мать твою, - прозвучал в трубке хриплый голос.

   - Не узнаёшь кореша? - засмеялся Вратарь.

   - Петрович, москаль чёртов, это ты?

   - А, кто же ещё?

   - Сколько лет, сколько зим? Я слышал, ты снова на нарах парился?

   - Вспомнил про вчерашний снег. Лет пять уже, как откинулся.

   - Неужели столько времени прошло? А, помнишь "Вологодский пятак"1?

   - Кто зону забудет, тому век воли не видать. Мы же там с тобой в одной камере клопов своей кровушкой кормили, - улыбаясь, сказал Вратарь.

   - По макаронам не скучаешь?

   - Не поминай всуе это чёртово меню. Я помню банкет, который ты закатил, когда грев2 получил. Балабас3 был - ум отъешь.

   - Да-а, - в голосе на другом конце трубки звучали нотки ностальгии. - Батька мой тогда постарался.

   - Жив батька-то?

   - А чё ему сделается? Скрипит, но пока не ломается. Постой. А ты откуда звонишь?

   - От верблюда. Дело есть. Вы тут, укропы революции делаете, а мне что-то скучно стало в Москве.

   - Так, давай к нам подгребай. Тут авторитетные воры в цене. Это ведь, мы на Майдане местных мусорков три года назад пожгли.

   - Туда им и дорога. Хохол! А ты теперь в Киеве кто?

   - Депутат Рады. Смекаешь, сколько тут теперь возможностей.

   - Рады? Это – вроде нашей Думы? Гонишь!

   - Ей, богу не брешу.

   - Тогда к тебе дело есть.

   - Слушай, я теперь - в кураже4. У фраеров по честняку бизнес отжимаем. Да, где ты есть, сатана, москаль клятый?

   - А ты, блин, совсем укропом заделался. Не кипишись. Рядом я. Почти в Киеве. Встретиться надо.

   - Слушай, а ты случайно...

   - Скурвился? Опять обижаешь. Нет. Ничего такого хронического. Личное дело, понимаешь? Давай, помоги старому корешу. За мной не скиснет.

   - Личное, говоришь?

   - Зуб даю. Нужна кое-какая информация по одному человечку.

   - Из наших,  с кем шконку делили?

   - Бабу одну ищу. Слушай, хватит меня колоть. Назначай стрелку.

   - Пиши адрес... Жду после девяти вечера.

   - Раньше нельзя?

   - Говорил же тебе: депутат я. Мне ещё уши греть5 в Раде часов пять.

   - Ладно, - смирился Вратарь. - Жди вечером.

   Он, не спеша, двигался по улицам города, рассматривая огромные растяжки с лозунгами  "Слава Украине", множество жёлто-голубых флагов, развешанных почти на каждом доме, рекламные щиты на украинском языке. Потом остановился на набережной Днепра, удивлённый огромной вышитой рубашкой, которую напялили на женскую фигуру памятника основателям Киева. Картина выглядела настолько нелепой, что Петрович долго качал головой, ухмыляясь...

   Через несколько часов старые друзья встретились в шикарной пятикомнатной квартире нового дома почти в самом центре Киева.

 

1 "Вологодский пятак" - тюрьма особого режима (200 мест); Белозерский р-н, о. Огненный, пос. Новоозеро.

2 Грев (блатной жаргон) - посылка с воли.

3 Балабас (блатной жаргон) - колбаса.

4 Быть в кураже (блатн.) - умение вести себя, как честный человек.

5 Греть уши (блатн.) - слушать разговоры.

 

  

   - Кто был никем, тот стал... Да, ты, Хохол, карась1 нынче, - сказал Вратарь, обходя комнаты и разглядывая обстановку. - Я такие картины только у мохнатых фраеров видел.

   - Грех жаловаться. За что тогда боролись?

   Хохол - худой человек с желчным выражением лица, тонкими губами и причёской ёжиком был одет в дорогой серый костюм. Из-под пиджака выглядывала кобура, откуда торчала рукоять пистолета.

   - Во, чего революция с нормальными пацанами делает, - польстил хозяину квартиры Петрович. - Вы и волыны теперь открыто носите?

   - Зависть - главный враг авторитетного вора, - ушёл от прямого ответа Хохол. - Давай лучше выпьем за встречу. Проходи, садись.

   Приятели устроились за длинным столом, где жалко смотрелись несколько тарелок с гастрономическими деликатесам и литровая бутылка коньяка.

   - Кучеряво живёшь, - одобрил Вратарь, выпив и закусив. - Не боишься, что поставят на уши?

   - Меня? Ограбят? Не шути так. В хате сигнализаций разных штук на пятьдесят баксов. И заместитель министра внутренних справ - мой кореш. Мы с ним вот, как с тобой сейчас, на Майдане рядом стояли. Давай ещё по одной.

   - Нет, - отказался Петрович. - Сначала - дело.

   - Дело, так дело, - согласился Хохол.

   Вратарь полез в карман и достал несколько фотографий Дементьевой.

   - Смотри! Эта баба - прилетела в Киев пару недель назад. Вернее... Дату видно на посадочном талоне. Если у тебя корешок - волчара в чинах, отдай ему фотки. Пусть посмотрят там, в аэропорту на видео - кто встречал, может, номера машины засекли. Или она на такси уехала. Тогда мне нужен водила. Короче, всё, что по этой дамочке найдёшь, отдашь мне.

   - Ты, чего, свалехался2? Тю на тебя.

   - Любовь здесь не причём. Узнай, что можешь. Лады?

   - Не проблема. Лишних вопросов задавать не стану. Два дня, и всё порешаем, как в лучших домах Парижу.

   - Вот и хорошо. Ну, давай, за встречу, за корешей, за добрые старые времена, - поднял хрустальную рюмку Петрович.

   - А мне и в этом времени неплохо, - сказал Хохол, опрокидывая в горло коньяк. - Но за самогоном и чифирём иногда скучаю, - сказал он, закусывая кусочком лимона.

   Через двое суток Вратарь знал, что Катю задержало СБУ, что её поместили в тюрьму на окраине Киева и, что день назад отправили вместе с группой зеков в Донбасс согласно Минским соглашением об обмене военнопленными.

   - Ну, вы, укропы, даёте. Какая она военнопленная? Где мне её в Донецке искать?

   - Не спеши, - ухмыльнулся Хохол. - Вишню на торт хочешь?

   - Какая к чёрту вишня?

   - А такая. Не доехала она до Донецка.

   - Заболела, подстрелили? Говори толком.

  

1 Карась (блатн.) - богатый человек. 

2 Свалехаться (блатн.) - влюбиться.

 

 

 

   - Не лапай мне нервы. Всё – по порядку. Новобранец - из конвойных заложил одного чувака из батальона "Азов". В маляве, которую тот шкет передал СБУ, написано, что некий офицер… Вроде бы - начальник штаба второй роты по имени Павло остался вместе с твоей Дементьевой на дороге с целью изнасиловать заключённую.  

   - Я его самого отымею, - разозлился Вратарь. - Дай мне двух парней. В асфальт закатаю твоего Павло.

   - Парней я тебе не дам, и ехать туда не советую. Забудь ты про это дело.

   - Забыть? С какой стати?

   - А с такой. Во-первых. Батальон "Азов" подчиняется только Бене Коломойскому. А Беня - тот ещё овощ. Олигарх, мать его. Во-вторых. Там собраны идейные пацаны из людей Яроша. В-третьих - в батальоне полно наёмников со всей Европы...

   - Да, насрать мне на какого-то Яроша, - закричал Петрович. - На идейных, что - управы нет?

   - Ты попал в яблочко. Даже Порошенко их боится. Ярошу стоит только свистнуть, в Киев прибегут нацики со всей Украины.

   - И, чего? Неужели в этом Азове наших - блатных нету?

   - Со статьями есть, но я тебе уже полчаса толкую, что там - одни отморозки, да ещё идейные. Для них знаешь,  кто авторитет? Бендера, Шухевич, штурмовики времён фашистского рейха и всё тот же Коломойский. Кто платит бабки, тот и музыку заказывает. Им замочить кого - как два пальца...

   - Всё равно - поеду, - подумав, сказал Вратарь. - Нет пацанов, дай волыну, патронов... Ещё автомат не помешает.

   - Хозяин - барин. Хочешь неприятностей - пожалуйста. Оружия в Киеве хоть жопой ешь. Скажу нужным людям - завтра привезут. Готовь бабло.

   - В долг дашь?

   - Отчего ж не дать старому корешу? Под десять процентов...

   - Хохол! Ты, чё, сала объелся, - разозлился Петрович.

   - Ладно, ладно, шуткую... Где твоё чувство юмора? Ещё военную форму тебе подгоню, а к ней - корочки... Будешь пидручным депутата Верховной Рады по справам захопийных мисцевисть.

   - Чего, чего?

   - Запоминай. Тебя послали в командировку по делам оккупированных территорий.

   - Ну, Хохол... Ты даёшь. За мной - должок будет...

 

                                            ***

   Иссечённые осколками, помеченные пулями, разрушенные лихим временем стены коровника с немым укором и завистью смотрели на остатки кирпичной трубы и пробитую снарядами железную крышу небольшого завода в километре от забытого богом села, где остались целыми всего три дома. Из старого ангара на окраине, где раньше размещалась сельско-хозяйственная техника, почти каждый день доносились крики. Они были особенно громкими по вечерам, в сумерках, когда неподвижный воздух не мешал громким звукам свободно проникать во все уголки сарая, который разделили на две части. В одной половине держали нескольких коз, а во второй поместили Катю, поставив на грязный земляной пол железную кровать с ржавой сеткой, полосатым матрасом, подушкой и спальным мешком вместо одеяла.   

   До слуха Дементьевой, прикованной к спинке кровати наручниками, снова долетел протяжный, долгий крик. Она заткнула уши и уткнулась лицом в подушку. Катя знала, что в ангаре мучили пленных. В первый же день человек, которого звали Павло, показал ей клетки, сваренные из железных прутьев, где держали измученных, худых, плохо одетых людей со следами пыток на лицах, руках и ногах. У многих вместо ногтей была кровавая корка. У одного парня худого, будто его специально загримировали для съёмок в фильме про фашистский концлагерь, не хватало трёх пальцев на правой руке. Вместо пальцев руку венчал кусок тряпки, небрежно намотанный и завязанный на три узла.

   - Видела? Это я ему отрезал. То же будет с тобой. Звони! - Павло протянул Кате телефон. - Мне нужно... Э… Два миллиона долляров.

   - Вы с ума сошли. Это – слишком большая сумма.

   - Ладно. Иду тебе навстречу, - Павло почесал затылок. – Миллион. На меньшее не согласен.

   Дементьева взяла трубку и в этот момент поняла, что в Москве говорить ей не с кем. Звонить в полицию не имело смысла, а и Павло не даст, настоящих подруг у неё нет, все друзья были просто общими знакомыми, имевшими хорошие отношения с мужем. У мамы такой большой суммы денег нет, и к тому же, если она начнёт собирать деньги, Дементьев обязательно об этом узнает. Вопросов будет , и не на все нашлись бы ответы. От безысходности на глазах у Кати выступили слёзы. Она поняла, что попала в ловушку. Нужно выиграть время, хотя Катя совершенно не представляла, чем время может ей помочь. Но чувство близкой опасности подсказывало, что единственное правильное решение – тянуть время.

   - Знаете, Павел... Вы простите. У меня память просто девичья.  А в тюрьме стала ещё хуже. Не помню ни одного номера. Мой смартфон отобрали, а без него... Понимаете?

   - В игры играешь, сука? - зашипел Павло, приближаясь к Дементьевой.

   Его рука нащупывала рукоятку ножа, висевшего на поясном ремне.

   - Какая уж тут игра? - испуганно сказала Катя. - Давайте я напишу маме. Вы отправите письмо. Она соберёт деньги, и всё у нас получится.

   - Ладно, - после минутных раздумий согласился Павло. - Но дывысь у мени. Пишлы до хаты.

   Вместе они покинули ангар, провожаемые тоской, сочившейся из глаз пленных.

   В избе Дементьева, тщательно подбирая слова, написала письмо, потом на обороте листа - выдуманный адрес и протянула бумагу военному.

   Павло кивнул, и приказал одному из солдат надеть на Катю наручники, а затем отвести в сарай. Теперь она лежала на кровати и зажимала уши руками.

   Крики постепенно стихли, за стеной раздались шаги, запахло табачным дымом, раздались тихие голоса, и Катя поняла, что рядом стоят украинские солдаты. Один из них говорил с явным польским акцентом.

   - Слухай, Стась. Я тут у вас недавно. Цо мне поведа'ешь о нашем поручнике - пане Павло?

   - А, шо Павло? Нормальный хлопец. Свидомый. Позывной - Запорожець.

   - Позывной, то я знам. Он, цо, из Запорожья?

   - Не. Он - москаль. Есть таке мисто в Московии - Новосибирск. Слыхал, пане Марку? Так вин, наш Павло, оттудова.

   - Матка бозка! - воскликнул поляк. - Московит забивает своих же россияни'нув на Донбассе. Был бы я журналистом, зробил бы сенсацию.

   - А ты, шо не знал, что тут полно москалей. Все - правильные пацаны. Верят в наши идеалы.

   - И в Бендеру с Шухевичем?

   - На шо тоби цей Шухевич здался?

   - Ну, так. Интерес маю.

   - Интерес твой странный. Вы поляки до сих не можете забыть Волынь1? 

   - Многие старики - полаки считают Шухевича виноватым за Волынь. Он же был командиром "Нахтигаль"2.

   - Навищо ты слухаешь москальскую пропаганду? Почитай самого Шухевича. У нашего Павла есть книжка. Напечатали у Канади. Написал сам Шухевич вместе с Дмитро Донцовым. Наши деды ризалы тилько жидив и тех, хто их ховал.

   - А, кто такой цей Донцов. Москальська фамилия.

   - Сам ты москаль, - обиделся солдат. - Дмитро - теоретик украинского интерге... Интегрино... Тьфу, холера ясная... Интегрального нацизма, вот. Выдающийся хлопец, между прочим. Эх, не знаешь ты наших героев. Учись у Павла. Он тут у нас - прохфессор.

   - Странна справа. Павло - московит, а такой wykształcony człowiek.

   - Хто, хто?

   - Образованный человек, говорю. Може - он кремлёвский агент?

   - Сам ты агент. Он - дуже грамотный и командир добрый. В нашей роте под Иловайском меньше всех потерь було. Правда, другану Павла башку оторвало донецким снарядом. Но добрая половина хлопцев осталась живыми.

   - То за коллегой он такой лютый?

   - Мы все тут лютые, - солдат перешёл на русский язык. - Я сам - из Ростова. У меня дед - хохол. До девяносто лет дожил, между прочим. Во время войны партизанил на Украине против немцев… "Ты - мерзавец". Это он мне говорил. "Куда ты собрался? С кем воевать надумал? За кого? За бендеровцев? Как мне людям в глаза смотреть?" Ну, я и прирезал старика, чтоб совесть его не мучила. Нашёл дедову кубышку, забрал гроши и сюда. Здесь - воля. Гуляй, пока жив. А тех, донецких с той стороны фронта, хоть русские, а хоть хохлы они, убивал и убивать буду.

   Катя ахнула, услышав страшные по своему смыслу слова на чистом русском языке.

   - Эх! В Киев бы рвануть. Там погулеванить, - продолжал Стась. - Говорят - хлопцы из правого сектора банки российские скоро грабить начнут. Вот, где бы разжились. С большими деньгами легче новую жизнь начинать. Скоро Европа даст нам "безвиз". Вот тогда с доллярами я и слинял бы отсюда. На Канары можно или в Пуэрто-Рико. Кстати - самая люксовая страна для ПМЖ. Нулевая преступность и классный климат.

   - Латиньска Америка! - шумно вздохнул Марек. - Там и вера подходящая. А тут в одном селе зашёл в избу, думал - лоб перекрещу, пусть даже под православными иконами, а в красном углу - телевизор стоит. За окном - спутниковая тарелка замаскированная. Старый дед - быдло вшивое смотрит российский канал.

   - И чего он там смотрел? - лениво поинтересовался Стась.

   - Ток-шоу про Украину. Как наши браты блокуют рельсы на Донбасс. Шум, ор. Говорят, что это Коломойский у вашего Порошенки бизнес отжимает.

   - Подавятся оба. Сейчас всем рулит правый сектор.

   - Точно. Говорили и об этом. Там и политологи сидят из Киева, спорят до хрипоты. Спуску москалям не дают. Особенно лысый один. Ковтун фамилия. Удивляюсь, как Москва это терпит.

   - В демократию играют, - хрипло засмеялся Стась. - В плюньрализм. Типа - свободный обмен мнениями. Ничего, доиграются. Слово и камень точит. Эти хлопцы - Ковтун и другие дело своё знают. Скоро, ой скоро в Москве майдан будет. Мы с тобой ещё по Кремлю погуляем. Там в алмазном фонде знаешь, какие камешки есть? Нашими будут. Придёт время - всю Европу поставим на колени. Порвём, словно Тузик грелку. Мы навалимся отсюда, исламисты - с Юга.

  

   1 Волынская резня (в украинской историографии Волынская трагедия) - массовое уничтожение Украинской повстанческой армией - ОУН этнического польского гражданского населения и, в меньших масштабах, гражданских лиц других национальностей, включая украинцев на территории Волыни.

2 Нахтигаль - специальное подразделение (батальон), также известное как группа «Север» Дружин украинских националистов - одно из двух вооружённых подразделений преимущественно из членов и сторонников ОУН (организация украинских националистов) и обученных органами военной разведки и контрразведки нацистской Германии для действий на территории Украинской ССР в составе диверсионного подразделения "Бранденбург 800".

  

   Катя, чтобы лучше слышать, сделала шаг в сторону. Под ногой хрустнула сухая ветка.

   - Эй! Кто там, в сарае?

   Две тени придвинулись к щелям.

   - Москалька. Пленная. Что, сука? Лежишь, слушаешь?

   - Кто там, Стась?

   - Павло бабу сегодня привёз.

   - Для нас? Давно пора. Скучно здесь.

   - Ага, для тебя специально. Если скучно - вали в окопы на передовую. Там донецкие жахнут из миномёта, веселья будет - море.

   - А с панычкой хорошо бы...

   - Даже не думай. С Павлом шутки плохи.

   Солдаты ушли. Дементьева села на кровати и отрешённо стала смотреть, как постепенно угасал день, наполняя сгущающийся сумрак эхом шагов, далёкими одиночными разрывами, отнимая надежду, не обещая ничего, кроме близкой необъяснимой жестокости и безысходного ужаса.

   В ту же ночь Павло изнасиловал Катю.

 

   Машина не подвела. Шестьсот километров между Киевом и Донецкой областью старенькая "Вольво" проделала за десять часов. Вратаря никто ни разу не остановил. Двигаясь по шоссе, он вообще не увидел ни одного полицейского или военного патруля и только на границе с Донбассом его остановили на блок-посту и потребовали документы. Петрович небрежно протянул в окно удостоверение, подаренное Хохлом. Солдат, закинув за спину автомат, махнул рукой, давая понять, что можно ехать дальше.

   - Эй! - Где мне найти батальон "Азов"?

   - Не знаю.

   Солдат выглядел равнодушным и усталым в своём заляпанном грязью бушлате и рваных армейских ботинках.

   - А, кто знает?

   - Зараз офицера позову. Богдан! Покличь лейтенанта, - крикнул он в сторону строительного вагончика, обложенного со всех сторон мешками.

   К машине уже шёл офицер, надевая на ходу мятую фуражку. Это был коренастый парень лет двадцати шести с глубокими залысинами на голове.

   - Проезжайте. Вы мешаете движению, - сказал он, наклоняясь к открытому окну машины.

   - Где ты тут видишь движение? - Петрович снова достал "корочки" и показал лейтенанту.

   - Я ищу батальон "Азов".

   Офицер посмотрел на фотографию в документе, потом в лицо Вратарю.

   - Какая рота? - парень уже доставал из-за пазухи сложенную гармошкой карту.

   - Вторая, - ответил Вратарь.

   - Сейчас, - лейтенант развернул карту и, держа её одной рукой на весу, указательным пальцем второй стал водить по бумаге.

   - Это - зона АТО. Вот здесь - ополченцы. А это - село Карловка. Отсюда - километров сто пятьдесят, потом - километр по щебёнке. Свернуть нужно вот здесь, - палец офицера остановился в нужной точке. - А зачем вам "Азов"?

   - Служебная тайна, - усмехаясь, ответил Петрович.

   - Наверное, опять натворили чего-нибудь?

   Было видно, что лейтенанту скучно, и он не прочь поговорить.

   - С чего ты взял?

   - От этих хлопцев одни проблемы. То посёлок ограбят, то в рейд уйдут самовольно на ту сторону, - Офицер сделал рукой полукруг. - А если найдут самогон, тогда нас, армейских задирают. Их хлебом не корми - дай пострелять. У меня патронов к Калашам - всего ящик, а для них боезапаса не жалеют. Когда уже в Киеве найдут на них управу?

   - Правительство работает над этим, - со стальной ноткой в голосе сказал Вратарь. - Всё, спасибо. Поехал я.

   - Вы там осторожнее. "Азову" плевать на правительство. А на Раду - и подавно. Вы бы заночевали здесь. Уже темнеет. Не дай Бог, подстрелят вас с дуру.

   - Учту, - проворчал Петрович, выжимая сцепление.

   "Вольво", объезжая рытвины, завиляла на "стиральной доске" дороги, совершенно убитой гусеничными траками танков. Вратарь вёл машину уверенно и лихо. Чувство близкой опасности уже выбросило солидную дозу адреналина в кровь, обостряя инстинкты и снижая порог благоразумия. Свет фар выхватывал из темноты разрозненные силуэты стоящей на обочинах военной техники, чёрные окна опустевших сёл, рогатки с колючей проволокой вокруг новых блок-постов, брустверы из мешков с песком, накрытых маскировочной сеткой. Петровича остановили ещё два раза, прежде, чем он увидел нужный указатель и съезд на щебёнку. Пришлось выключить фары, потом двигатель и позволить машине скатиться на обочину, а затем на кочковатое поле с одинокой копной сена. Вратарь вылез и огляделся. Впереди угадывалась тени домов и силуэт какой-то длинной постройки, над которой чернела труба. Кое-где время от времени мелькал свет. Вратарь открыл багажник, достал ручной фонарик, длинную силиконовую трубку, две пластиковые канистры, слил в них из машины бензин и спрятал ёмкости в копну сена. Туда же он положил автомат. Потом сунул пистолет сзади за поясной ремень, включил фонарь и, не скрываясь, пошёл к селу.

   - Стой! Кто идёт? Руки! Лягай на землю! - громкий голос задрожал на высокой ноте, клацнул затвор автомата

   - Свои, хлопцы. Свои. - Петрович даже не думал выполнять приказ.

   - Яки тут свои? Я кажу — на землю..

   - Да пошёл ты... Вы шо тут, тени своей уже боитесь? К вам - представитель власти, а вы ему - "Руки!".  

   - А вот сейчас побачимо, яка тут до нас власть приихала.

   Свет мощного фонаря ударил в лицо Вратарю.

   - Мыкола! Ты шо сказывся. Гаси свет. Зараз мина жахнет.

   - Её ще треба засунуть в ствол, а на то время надо, - ответил тот же голос, звук которого остановил Петровича.

   Из темноты послышались шаги, фонарь погас, и рядом с Вратарём, держа автоматы перед собой, появились солдаты. Петрович насчитал троих.

   - Ну и шо ты за фрукт? - спросил военный, подошедший вплотную.

   - Удостоверение - в кармане. Можешь посмотреть.

   - Доставай сам.

   Вратарь, вынимая из кармана куртки "корочки", шумно вздохнул.

   - Уже двадцать пять раз показывал. Думаете, вы одни такие бдительные?

   - Ты поговори ещё, може и по харе схлопочешь, - солдат взял из рук Петровича документы.

   - Мыкола! А ну, посвети!

   - То свети, то не свети, то опять свети...

   - Так ты держи, як следует, я ж ни черта не бачу. Ага. Пидручный депутата... По делам территорий...

   - Фотка есть? - спросил Мыкола.

   Лицо этого солдата Вратарь сумел хорошо рассмотреть при свете фонаря. Парню было лет восемнадцать. На каске блестели чёрным лаком две молнии.

   - Даже печать есть, - с барственным оттенком превосходства сказал Вратарь, забирая из рук солдата удостоверение. - Где ваше начальство?

   - А у нас начальникив немае. Есть командир. А вы к нам навищо? Шо это вас на ночь глядя принесло?

   - В машине бензин закончился.

   - А куда поспешали?

   - Слушай, боец. А не слишком много вопросов? Кто ты такой, чтобы представителю власти вопросы задавать? Распустились тут на фронте, - набросился Петрович на солдат...

   - Так, так, - за спиной военных появилась ещё одна фигура. - Кто тут у нас?

   - Да, вот, пане офицер. Из Киева до вас, - солдаты отошли в сторону.

   - Из Киева? Интересно. Идите за мной.

   Вратарь, выхватив из рук солдат свой фонарь, двинулся вслед за офицером.

   - Вечерять там скоро? - долетело из темноты.

   - Через полчаса. Покурите пока.

   - Так обкурились уже. Жрать охота.

   Офицер, не отвечая, прошёл в пролом ограды к избе, Нащупал ручку и открыл дверь.

   Внутри горели две керосиновые лампы. На окнах белела фанера, плотно прибитая огромными гвоздями к рамам без стёкол. По центру помещения возвышался стол. Части разломанных железных кроватей подпирали фанеру, а вдоль стен на полу лежали матрасы и спальные мешки. Несколько солдат, сидящих на разномастных стульях, подняли головы и уставились на Вратаря.

   - А чего вы, как нормальные люди на постелях не спите? - спросил он.

   - От гражданские - чудики, - сказал один из парней, не поднимая головы и смазывая пистолет.

   - Железом кроватным подпираем фанеру на окнах. Ляжет рядом мина или снаряд - нам по барабану. Защита ослабит взрывную волну, - обернулся к Петровичу офицер.

   - На груди его куртки Петрович увидел нашивку - "Запорожец".

   - Эй, Павло! Откуда этот фраер взялся? - парень, протирая тряпкой пистолет, снизу вверх презрительно оглядел Вратаря.

   - Говорит - из Киева.

   - А шо там в Киеве, Порошенку ещё не скинули?

   - А, правда, что там в Киеве? Когда начнём мочить донецких? - Павло пододвинул табурет гостю и уселся сам, положив локти на стол.

   - Насчёт наступления - не в курсе. Не моё это дело. Выше меня начальство есть.

   - Ох, и доберёмся мы до вашего начальства, - парень, поигрывая пистолетом, встал и двинулся к Петровичу. - Вас - дармоедов из Рады и прочих фраеров штатских сюда бы - на фронт. Ишь, морду отъел.

   - Богдан! Остынь. Что ты, в самом деле? Кровь играет? Возьми машину, отвези миномет метров на пятьсот в поле, да пальни в "титушек".

   - А шо, можно, - согласился Богдан. - Пишлы, хлопцы.

   Хата опустела.

   - Вот, теперь поговорим, - сказал Павло. - Ну и чего вас нелёгкая к нам занесла?

   - Пристегнули меня к этим уродам из ОБСЕ. Чтоб не лезли, куда не надо.  Уже неделю с ними мотаюсь. А сегодня с утра надоело. Они водку не пьют. Самогон - тоже. Кайф ловят от пива. А меня от него воротит. Я конфисковал в одном селе машину и сделал ноги. Слушай, у вас выпить есть?

   - Во. Сразу видно - наш человек? Выпить всегда найдётся. А машина твоя, где?

   - В поле заехал на окраине села. На дороге не стал оставлять. У вас тут, наверное, и танки, случается, ездят.

   Павло взял в руки рацию, отошёл в угол и коротко с кем-то переговорил.

   - А, чего без оружия? Тут у нас обстановка - не очень. Разведывательные группы с той стороны, хоть и редко, но наведываются.

   - Почему без оружия? Вот, - на стол лёг пистолет, выхваченный из-за спины.

   - От падлы! - воскликнул Павло и засмеялся, откидываясь назад. - Ну, воины, мать их. Тебя даже не обыскали?

   - А, что - надо было? - глупое выражение на лице Петровича, ещё больше развеселило Павло.

   От близкого выстрела орудия с потолка посыпалась штукатурка.

   - Ну, Мыкола! Вернётся - убью. Сказал же, чтобы дальше отъехали. Щас оттуда в ответ прилетит, - Павло вскочил и прислонил ухо к двери.

   В тишине было слышно, как тикает на подоконнике ржавый, без стекла, с гнутыми стрелками будильник.

   Во дворе зазвучали голоса, потом - смех. В хату один за другим вваливались солдаты. Стук прикладов, хохот, звяканье касок наполнил помещение.

   "Человек пятнадцать, а ещё - Павло. Где остальные? - спросил сам себя Вратарь. - Ах, да. Тут же штаб роты. Сколько интересно до передовой. В какой стороне окопы?"

   Петрович улыбался, кивал, делая вид, что ему также весело слушать о подробностях выстрела, и о том, что через полчаса Богдан снова наладит миномёт и пустит в "титушек" мину с надписью "Спокойной ночи".

   Вскоре на столе дымилась кастрюля с варёной картошкой, на тарелках горками лежали сало, колбаса, солёные огурцы, толстые куски серого хлеба, стояли пластиковые стаканы и пятилитровая бутыль с самогоном.

   - Давай, депутат. Хоть ты и не пролетарий, но присоединяйся, - кричал Богдан. - Потом тебе Павло бабу подгонит. Может и нам перепадёт.

   - Дывысь, Богдан, одрижу колысь твий поганый язык, - пригрозил солдату Павло.

   - Слава Украине! - неожиданно закричал Богдан.

   - Героям слава! - ответили все хором.

   Прошло два часа. Пьянка затихала. Уже были спеты - "Реве, та стогне Днипр широкий", "Як помру, то поховайте...", "Ты ж мене пидманула...". За пазухой Петровича давно промокла футболка. Он опрокидывал в рот стакан, стараясь, чтобы спиртное лилось по подбородку внутрь одежды. Павло давно уже лежал в углу за белой занавеской на матрасе, накрытый тёплой курткой. Вдоль стен спали десяток солдат, сопя и похрапывая. Ещё двое играли в карты.

   За столом пока оставались Богдан и Вратарь, чувствующий лёгкое опьянение от самогона, попавшего в желудок.

   - А ты, оказывается, ничего хлопец, свой в доску, - говорил солдат, втыкая нож в стол между расставленных пальцев. - Умеешь так?

   - Дай попробую, - заплетающимся языком пробормотал Петрович.

   - Не-е, не дам. Ещё порежешься по-пьяни. Тут тренировка нужна и привычка. Впрочем, нюхом чую, ты из блатных. Угадал?

   - В точку.

   - Какая статья?

   - Сто девяносто девятая, - наобум сказал Петрович.

   - Угу. Изготовление, хранение и сбыт денежных знаков.

   Вратарь мысленно удивился. Он никогда не читал Уголовный кодекс Украины.

   - Значит, гроши рисовал. Молодец, мать твою! Слушай, давай к нам в батальон.

   - Давай, - согласился Петрович.

   - Мы - "Азов" - сила. Возьмём скоро весь Донбасс, пойдём на Киев - сбрасывать Порошенков и прочую сволочь. Но, сначала, ещё с Луганском разберёмся. Пойдёшь с нами?

   - Слушай, может, сначала пойдём на двор. Приспичило.

   - Это - кстати, - согласился в свою очередь Богдан. – Нужно отлить.

   Они вышли в ночь и направились к темнеющему поодаль сараю. Шорох струй приглушил голос солдата.

   - Знаешь, кто тут сидит, в хлеву?

   - Кто?

   - Коза одна, - расхохотался солдат. - Любишь коз?

   - Шашлык из свинины лучше.

   - Ну и дурак. Ни хрена ты в козах не соображаешь. Иди в хату.

   - А ты?

   - Проверю караулы.

   - Я тебя не брошу. Вдруг - диверсанты.

   - Молодец! Тут ты в точку попал. Пошли, друган, - одобрил решение Богдан.

   Они пролезли через дыру в заборе и наткнулись на часовых. Два солдата спали, обнимая оружие и подпирая спинами стену большого ангара. От военных несло сивушным духом.

   - От бисовы диты! - восхитился Богдан. – Ладно – мы. А они — дармоеды? Где они самогон взяли?

   - Вот именно, где? - поддакнул Вратарь.

   - Завтра накажу, - качнулся на ногах Богдан

   Он задрал голову, глядя на Луну, и в этот момент Петрович, выхватив нож, висевший на поясе солдата, полоснул парня по глотке. Тот начал оседать, хватаясь руками за стену. Не дожидаясь падения тела, Вратарь сделал два шага в сторону, одного за другим зарезал караульных, бросил нож в траву и присел перед убитыми. Взяв в руки автомат одного из солдат, он вынул рожок, взвесил его на руке, вставил обратно, запасную обойму сунул в карман, передёрнул затвор и вернулся в хату. Двое парней лениво шлёпали по матрасу картами. Короткая очередь опрокинула их навзничь. Следующая, значительно длиннее первой, разбросала поднимающихся на ноги солдат. Петрович, мельком взглянув на тела, не теряя времени, шагнул за занавеску. Павло стоял, пытаясь достать из складок куртки пистолет. Очередь впечатала офицера в стену. Он сполз на пол, хватая ртом воздух. Его глаза, полные боли и непонимания, уже помутнели, веки дёргались.

   Петрович выщелкнул обойму, вставил новую, перезарядил оружие, быстро осмотрел трупы, добил одиночными выстрелами двух раненых, нашёл фонарь и выскочил на улицу. Сбив замок с двери сарая, он переступил порог. Внутри было темно, пахло навозом, сеном и старой одеждой. Вратарь зажёг фонарик и увидел сначала козу, потом ржавую железную кровать, а затем - искажённое страхом похудевшее лицо Дементьевой. Глаза Кати казались чёрными от ужаса.

   - А-а! - закричала она, отступая в темноту.

   - Тихо, Катерина Иванна. Тихо, - Петрович зажал рот бьющейся в истерике женщине и стал шептать ей в ухо. - Всё, всё. Тише. Не нужно кричать. Не будете? Обещаете? Хорошо. Дайте мне руки. Это – я. Не узнали меня?

   Вратарь осмотрелся, подсвечивая себе фонариком, нашёл кусок проволоки и ловко расстегнул наручники.

   - Петрович, Петрович, - шептала Катя, медленно опускаясь на кровать, - Господи! Петрович! Слава Богу.

   - Что? Не сладко здесь пришлось? То-то, - Вратарь со странной смесью чувств облегчения, торжества и жалости взял Дементьеву за руку.

   - Ну и пахнете вы, Катерина Иванна. Давайте рвать отсюда когти.

   Прикрывая Катю собой и держась в тени заборов, Петрович двинулся вдоль по улице, миновал окраину села, вышел в поле и усадил Дементьеву в машину. Из копны сена вынул канистру и залил в бак бензин.

   - Никуда не уходите. Здесь опасно. Сейчас вернусь.

   Катя откинулась на спинку сиденья, обняла себя за плечи и закрыла глаза.

   Она едва понимала, что с ней происходит и только, когда Петрович вернулся, бросив ей на колени тёплую солдатскую куртку, рассудок Дементьевой начал медленно выстраивать последовательность и смысл событий последних часов.

   "Я справлюсь, справлюсь", - слёзы хлынули из глаз, обжигая щёки, оставляя солёную влагу во рту, перекошенном судорогой. Горечь и спазмы в горле мешали дышать. Кровоподтёки на груди, плохо заживающая рана на плече, ноги, покрытые синяками, болели. В памяти постоянно всплывало лицо офицера, насиловавшего её не раз и не два, запах пота, исходивший от его тела, боль от грубых рук, которыми он мял её грудь, силу костлявых мужских коленей, раздвигающих ноги Дементьевой, удары по лицу.

   Появление Петровича оказалось для неё неожиданным потрясением, словно Господь услышал её молитвы, но сейчас она уже понимала, что это "чудо" - всего лишь меньшее зло по сравнению с предыдущим. Сейчас Катя предпочитала не думать о будущем. Ей просто хотелось скорее забыть о прошлом, отдохнуть и выспаться, не вздрагивая от звука шагов, голоса и вонючего запаха изо рта Павло, блеянья коз, криков пытаемых пленных и недалёких разрывов мин.

   Вратарь, избавившись от оружия, облил остатками бензина дверь хаты, где ещё не остыли трупы, и поджёг её…

   Ведя машину в сторону далёких редких фонарей автострады, Петрович косился на Катю, но помалкивал, резонно решив, что женщине нужно дать выплакаться, прежде чем обсуждать с ней дальнейший план действий. В той стороне, где осталось село и ангар, раздался взрыв, потом другой и заполыхало высокое пламя. Что это было — мины, выпущенные донецкими или взорвался боезапас, Вратаря уже не интересовало.

   - Там остались ещё пленные, - тихо сказала Катя.

   - Хрен с ними, - хрипло ответил Петрович, не отрывая взгляда от дороги.

   На рассвете, в последний раз показав на очередном блок-посту украинской армии своё удостоверение и спокойно дав обыскать весь автомобиль, Петрович, отъехав метров на пятьдесят от заставы, на ходу порвал и выбросил документы в кусты. Он достал из тайника под "бардачком" свой российский паспорт, посмотрел на измученное лицо спящей Кати и медленно двинулся в сторону бетонных укреплений на шоссе, где развевался чёрно-красный флаг с синей полосой посередине и двуглавым белым орлом. На посту донецких ополченцев машину снова обыскали. Вратарь после долгих переговоров сунул в ладонь офицеру сто долларов и получил разрешение ехать дальше. Поднявшееся над горизонтом солнце высветило дорожный указатель - "Донецк - 10 км".

   Оказавшись в городе, Петрович, расспросив редких прохожих, разыскал отдел миграционной службы республики, дождался открытия конторы и на удивление легко, водя за собой по кабинетам притихшую Катю, обескураженную видом улиц со свежими дымящимися воронками, через полчаса получил для Дементьевой паспорт Донецкой Народной Республики. Это стоило Вратарю ещё трёхсот долларов. Уже в сумерках старенькая "Вольво" с двумя пассажирами - мужчиной и женщиной пересекла границу Российской Федерации и вскоре выскочила на трассу М-4 "Дон".

 

   Вратарь позвонил боссу при въезде в Москву. Бросив свою машину с украинскими номерами на обочине, он одной рукой держал под локоть Катю, заново накаченную огромными дозами транквилизаторов, а второй набирал номер на смартфоне.

   - Часа через два буду, - тихо сказал он в микрофон.

   - Ты, Петрович? Ну, ну. Ждём тебя.

   - На Рублёвке? - уточнил Вратарь.

   - Нет. Приезжай на Пятницкое.

   Петрович знал, что на Пятницком шоссе стояла пустой большая дача босса. Но что-то в голосе Дементьева заставило чаще забиться сердце. Тревога росла подобно снежной лавине, сошедшей с гор. Вратарь знал характер Вадима и помнил о судьбе Коли Крика. Анализируя своё беспокойство, Петрович через пару минут пришёл к неутешительному выводу, что все его труды могут быть напрасными. Не имело значения, что в каюте яхты он обнаружил аптечку. Что ножом сумел извлечь из Катиного тела пули, залил раны йодом, наложил повязки, а потом, болтаясь на якоре в бухте Паттайи, ждал, пока жена босса придёт в сознание от болевого шока и немного поправится, благо холодильник в кают-компании лодки был забит под завязку. Тот факт, что Игоря съели рыбы, крабы, или чёртовы акулы являлось явным проколом, который ничем не оправдаешь. Дементьев не простит этого промаха, и Вратарю нужно было крепко подумать прежде, чем поставить Катю перед глазами босса. 

   "Даже Лисицына помучить не удалось. Конюх умер слишком легко, а Вадим требовал для фраерка долгих мучений, - размышлял Петрович, заказывая такси через мобильное приложение. - Екатерина Иванна - карта слабая, а мне нужны козыри. Вот Игорёк был козырным тузом, но увы..."

   Катя вела себя спокойно, находясь в трансе, но усталый Вратарь, проведя за рулём в общей сложности двое суток, соображал туго. Мысли медленно ворочались у него в голове, отыскивая выход из непростой ситуации.

   Уже сидя в такси, он взглянул на спину водителя, потом покосился на Катю, дремавшую на заднем сиденье машины, и снова включил смартфон. Найдя нужную информацию на портале "Из рук в руки", он набрал номер.

   - Сдаёте? Отлично. Да, да, на длительный срок. Когда? Через полтора часа вас устроит? Окей. Нет, не риэлтер. Диктуйте адрес.

   Петрович наклонился вперёд, дотянулся до шариковой ручки, лежащей в ящичке между передними сиденьями машины, вытащил из кармана брюк корешок посадочного талона и записал всё, что было нужно. Потом протянул клочок картона водителю.

   - Знаешь, где это?

   Тот, молча, кивнул.

   - За полтора часа доберёмся?

   Таксист включил навигатор, поводил пальцем по экрану, на доли мгновения отрывая взгляд от дороги, и посмотрел на Петровича в зеркало.

   - С учётом пробок запросто.

   - Тогда, рули по этому адресу, - одобрил Вратарь и откинулся на спинку сиденья.

   Заплёванный лифт, скрипя, остановился на нужном этаже. Хозяин квартиры стальную дверь открыл сразу после трели звонка.

   - Заходите... Ботинки можно не снимать.

   Петрович, подталкивая Катю впереди себя, вошёл, бросил в прихожей на пол объёмистую спортивную сумку и сразу же вынул из заднего кармана джинсов толстую пачку денег.

   - Мне всё здесь нравится. А тебе, дорогая?

   Катя, словно засыпая, медленно опустилась на пуфик в прихожей и закрыла глаза.

   - Может, вам воды дать? - встревожился хозяин квартиры - худой человек лет сорока пяти с большими залысинами на голове.

   - Не обращайте внимания. Жена устала. Целый день колесим по Москве. Пересмотрели кучу вариантов, но ваше жильё нам подходит больше всего.

   - Вы даже не посмотрели квартиру в деталях, - фальшиво забеспокоился хозяин.

   Он оставил в покое Катю и почти не отводил взгляда от пачки банкнот в руках Вратаря, держа на весу какие-то бумаги

   - Значит так, - взял инициативу в свои руки Петрович. - Вы - приличный человек. По всему видно. Поэтому, не прошу вас показывать свидетельство о собственности, и к чёрту договор.

   - Нет, нет. Как же без договора...

   - Смотрите, - сказал Вратарь, присаживаясь на табуретку возле кухонного стола и поглядывая на Катю. - Вы же сами знаете, эти бумажки с разными условиями никого ни к чему не обязывают. Вы сдаёте квартиру на длительный срок? Так?

   - Правильно.

   - Плачу за первый месяц и за последний, - Петрович отсчитал двадцать пятитысячных купюр и подвинул их хозяину жилья. - Сколько проживём, честно скажу, не знаю. Но вот вам ещё пятьдесят тысяч, если не дай Бог, что-то здесь испортим.

   Десять красных прямоугольников бумаги легли рядом со стопкой банкнот , лежащих на столе.

   - Так вам будет спокойнее?

   - Говорите – договор вам не нужен? - растерялся хозяин квартиры, знавший на собственном опыте, что все потенциальные арендаторы не прочь поторговаться, но здесь явно был не тот случай.

   - Ещё раз объясняю, - терпеливо отозвался Вратарь. - Я - из Питера, здесь, в Москве у меня фирма, бизнес. Если вы настаиваете на договоре, хорошо. Но тогда мне прийдётся проводить деньги через свою бухгалтерию. Минусы такой схемы - ваши личные данные засветятся в нашей отчётности, деньги будут поступать на ваш расчётный счёт в банке или на карту. Значит, при любой проверке "налоговой" моей конторы, свет прольётся и на вас. Вы же не хотите делиться с государством? - Петрович в упор смотрел на хозяина жилья.

   - Э-э... - Ещё больше разволновался арендодатель.

   - А тут, лаве - наличкой, - продолжал Вратарь, постукивая кончиками пальцев по банкнотам. – Ну, что, по рукам?

   - Хорошо, - сдался хозяин. - Только пересчитаю деньги.

   - Это — ваше право и святое дело, - Петрович пододвинул пачку купюр на край стола, подождал, пока не закончился пересчёт и протянул ладонь.

   - Ключи!

   - Да, да, конечно...

   Связка ключей легла на тумбочку, стоящую в прихожей.

   - Спасибо большое, - суетился человек, не предполагавший, что так быстро сдаст квартиру, пустовавшую почти пять месяцев, - Вот здесь - ванная, плита на кухне электрическая. Сейчас покажу, как включается. Стиральная машина. Ключ от почтового ящика занесу на днях...

   - Без надобности. Это вам спасибо, - сказал Вратарь, оттесняя хозяина к дверям. - Вы не беспокойтесь, разберёмся.

   - За электричество, воду, кабельное телевидение, интернет будете платить отдельно, - вспомнил человек с залысинами, натягивая на голову бейсболку.

   - Замётано, - сказал Петрович, открывая перед ним дверь.

   - Мой телефон у вас записан?

   - Всё - здесь, - заверил Петрович, поднимая в руке свой смартфон. - Всего хорошего, удачи

   Закрытая дверь уже отрезала человека от его собственности.

   - Крохобор, - проворчал Вратарь, оборачиваясь.

   - Пойдём, Катерина Иванна.

 Петрович взял женщину под локоть и поднял её на ноги. Вместе они обошли квартиру. В спальне, где стояли кровать, шкаф, комод и кресло, Вратарь пристегнул Екатерину наручниками к батарее отопления и направился в небольшую кладовую. Такие маленькие помещения были обычными для массовых застроек прошлого века в спальных районах.

   После получаса работы, пылесос, старая швейная машинка и прочий хлам оказались на балконе, а на полу кладовки появился матрас, взятый в спальне, подушка, ветхая, но чистая простынь найденная в шкафу и одеяло.

   - Как настроение? - Петрович, держа в одной руке стакан воды, другой снимал с Кати блузку.

   - Не нужно больше уколов. Я устала, - слабый голос женщины не остановил Вратаря.

   Поставив стакан на подоконник, он вернулся в прихожую, захватил сумку, вынул две пачки каких-то лекарств, высыпал себе в горсть три таблетки и заставил Катю их проглотить, потом сунул стакан в её дрожащие руки. Внимательно наблюдая за подопечной, Петрович дождался, пока та закрыла глаза. Затем он встал на колени, осторожно снял широкую ленту пластыря с подживающей раны на плече женщины. Катя тихо застонала, откинув голову к стене. Затылок, защищённый копной волос, глухо стукнулся о толстый слой обоев.

   - Аккуратней, Катерина Иванна, - сказал Вратарь.

   "Кто знает, что на уме у босса… Впрочем, ничего... Скоро всё закончится, а там, пусть хоть режут её на куски", - подумал Петрович.

   Он осторожно одел Катю, поднялся и потрогал носком ботинка её руку, безвольно лежащую на полу.

   - Спите, Катерина Иванна?

   Не получив ответа, Петрович вышел из спальни, спрятал в карман один комплект ключей, вышел из квартиры, закрыл дверь вторыми ключами и спустился на лифте во двор. Поймав за локоть пробегавшую мимо девочку лет десяти, он спросил у ребёнка:

   - А, где тут у вас магазины?

   - Если вам универсам нужен, тогда - за угол, там есть ещё один дом. В нём - "Пятёрочка".

   - Понятно. А хозяйственный есть?

   - Это - налево по дороге. Метров двести будет. Такой маленький павильон.

   - Ты - кладезь информации.

   - Хватит одного спасиба. Не нужно лести, - девочка вырвала руку и с достоинством удалилась, гордо поджав губы.

   - Скороспелка! Во, молодёжь пошла, - проворчал Петрович, направляясь в сторону хозяйственного магазина.

   Там он купил висячий замок, ушки к нему, стамеску, молоток и отвёртку. Из универсама он вышел с огромным пакетом полным продуктов. Вернувшись в квартиру и найдя Катю в том же положении, он прикрутил к двери кладовки ушки, проверил - хорошо ли  входит в них дужка замка, потом отстегнул от батареи наручники, поднял Катю на руки и перенёс в кладовую, где и закрыл женщину на замок.

   - Вот, так, - тихо произнёс Вратарь, вытирая ладони о джинсы.

   Он с силой подёргал замок, умиротворённо улыбнулся, прошёл в спальню и завалился спать.

                                 ***

 

   - Стараешься, стараешься, а они опять недовольны, - ворчал Щеглов, сидя в пустующей студии первого канала российского телевидения.

    Он вынул пачку бумаг из папки, где держал список животрепещущих тем и наброски сценариев для будущих ток-шоу.

   "Рейтинги канала у них, видишь ли, падают, - телеведущий с раздражением порвал одну из бумаг. - Потому и падают, что не дают мне развернуться. То указивки дают, типа - "меньше критики властей", то требуют больше острых дискуссий", - Щеглов нервно запихал бумаги обратно в папку и откинулся на спинку стула.

   "Кто, с кем готов дискутировать, и на какой почве? Немцова отправили на тот свет. Его сотоварищи аж пеной брызжут, защищая европейскую толерантность, сокрушаясь об отсутствии истинной свободы и демократии, а заодно ругают единороссов, коммунистов и Жириновского. Достали даже меня. Украинская тема в печёнках у всех сидит. Киевские политологи – обыкновенное быдло, повторяющее хорошо заученный урок про агрессию России, про то, как они вернут Крым и что у них всё хорошо и пушисто. Где я им возьму дискутёров? Романтик от политики – Станкевич опять будет чушь с экрана пороть, руками размахивать, болтая о главенстве международного права, выдвигая неосуществимые идеи примирения народов".

   - Вот же, вот... – Щеглов начал волноваться, будто перед ним сидел главный редактор канала.

   - Вот, что простой народишко пишет в моём блоге, - журналист, держа перед собой планшет, включил его, сосредоточил взгляд на экране и с выражением прочёл:

   - "Почему вы замалчиваете проблемы внутри страны? Почему нет анализа состояния экономики? Почему цены растут, а реальные зарплаты нет? Почему на ваших передачах я вижу одни и те же надоевшие лица политологов, прикормленных Кремлём, экспертов из фондов изучения каких-то там мнений, и прочих странных организаций, растущих на вашей телевизионной почве, словно грибы после дождя?"

   "Сплошные - "почему", - размышлял Щеглов, водя пальцем по экрану. - А руководителям канала дискуссии подавай. Какие к чёрту дискуссии?"

   Телеведущий спрятал в портфель папку, положил туда же девайс и тяжело поднялся...

   - А что если… - пробормотал он, держа приоткрытой дверь студии и замерев на пару секунд.

   "Молодцов! Вот, кто мне нужен. Оппозиционер? Ещё какой! За словом в карман не полезет, да и Кремль пока относится к нему терпимо. Говорят, что этот парень - проект ФСБ".

   - Тем лучше, - воскликнул Щеглов, покидая студию.

   "То, что мужик в экономике не шарит, пустяки. Он нас лозунгами забросает, а мы ему - комментарий соответствующий. Мол, у вне системной оппозиции нету программы конкретных действий. Один голый популизм...", - думал телеведущий, размышляя - на какой день назначить встречу для обсуждения сценария будущего ток-шоу.

   Через несколько дней двое мужчин сидели в одной из комнат для переговоров телецентра Останкино. Щеглов по-хозяйски расположился за столом, на котором уже лежал блокнот и шариковая ручка.

   Молодцов занял стул напротив, положив ногу на ногу.

   - Вот она оппозиция! - сладко улыбаясь, сказал журналист, оглядывая гостя - Мужественное лицо, словно вырезанное из камня. Уверен в себе, твёрдый взгляд, гордо вздёрнутый подбородок.

   - И, чего? Это ты — типа издеваешься. Заканчивай со своим сарказмом. Вижу, Владимир свет Адольфович, что тебя самого уже тошнит от политических проституток. Лично меня рвёт, когда слышу рассуждения балаболов вроде Чугунова, Зюганова или Михалкова, которые готовы вылизывать задницы нашему "солнцеподобному".

   - Это ты о ком конкретно? - согнав с лица улыбку, невинно спросил Щеглов, не подавая вида, что обиделся из-за намеренной, оскорбительной путаницы со своим отчеством.

   - Ты знаешь, о ком. Лица такого не делай.

   - Ладно, проехали. Давай - о деле.

   - О деле, так о деле.

   - Тут меня редакторы ругают. Мало новых ярких личностей на экране...

   - Мало? Тогда пригласи, скажем, Свечина, - перебил ведущего Молодцов. - Пусть народ увидит и послушает тень отца Гамлета.

   - А это ты, теперь, о ком? - опешил Щеглов.

   - Сам знаешь, о ком.

   - Причём здесь "Госнефть"? Причём здесь Свечин?

   - Ты же хотел обсудить с кем-то положение дел в экономике?

   -Это не я, - сказал телеведущий, уже жалея, что пригласил несдержанного на язык гостя. - Это народишко мне пишет. Подавай людям европейские зарплаты и американские пенсии.

   - Народишко? Это ты - о миллионах работяг, студентах, стариках и старухах? У них на глазах Кремль нагло скомуниздил почти 20 % акций "Госнефти", передав их в управление третьим лицам, а разные эксперты, которых власти ни во что не ставят, с подачи твоего ТВ восторгаются: Победа! Мы прорвали санкционную блокаду и заставили Запад купить у нас нефтяную курицу, несущую золотые яйца.

   - А, что? Нормальная сделка.

   - Угу. Сделка века. Ты, правда, не видишь в этом деле подвоха? Или полный дебил?

   - Только без этого, без оскорблений... Давай? - обиделся Щеглов.

   - Объясняю умнику, - сказал Молодцов, вставая.

   Он начал ходить по комнате, время от времени  взмахивая ребром ладони, будто хотел каждую произнесённую фразу вогнать в гипсолитовые стены помещения.

   - Если ты не знаешь - пакет акций "Госнефти" был оценен примерно в семьсот сорок восемь миллиардов руб. Так?

   - Предположим, - неохотно согласился телеведущий.

   - Потом цену снизили до семьсот десяти миллиардов. Это значит - потенциальному покупателю сделали подарочек в тридцать семь миллиардов.

   - Хозяин-барин, - кивнул головой Щеглов, чувствуя внизу живота неприятный холодок.

   - Ага, хозяин. Точно. Куда же без него? А то, что "Госнефть" - государственная корпорация - это как? Ладно. Пошли дальше, - Молодцов сел на край стола и продолжал:

   - Сделка по продаже пакета акций состоялась в момент, когда нефтяные цены уверенно прыгнули вверх до пятидесяти пяти долларов за баррель, а оценка стоимости лота производилась гораздо раньше, когда бочка Brent стоила  сорок пять тире сорок восемь баксов. То есть на этой афере государство уже потеряло.

   - Почему афере? – попытка журналиста наивно удивиться не удалась.

   - Включи мозги, - грубо сказал Молодцов. - За сколько в результате продали акции?

   - Ты же сам сказал. Цена составила семьсот десять миллиардов.

   - Щас. Держи карман шире. Реальная цена оказалась меньше шестьсот девяносто двух миллиардов рублей. Казна потеряла ещё более восемнадцати миллиардов. Знаешь, почему?

   Щеглов, не отвечая, пожал плечами.

   - Потому, что правительству во главе с Медведевым это дело - по барабану. Всё равно деньги прошли мимо государственной кассы, - горячо воскликнул Молодцов. - Тут на сцене были игроки масштабом крупнее, не в обиду будь сказано бывшему питерскому юристу. Итак, какие потери от сделки мы имеем? Ни много, ни мало — пятьдесят шесть миллиардов. Но, чтобы не волновать прогрессивную экономическую общественность, Зюганова и рядовых, тупоголовых единороссов тот же Улюкаев, ныне сидящий в Лефортово, устами своих "экспертов" успокоил оппозиционную прессу. Якобы эти миллиарды доплатит в бюджет "Госнефтегаз" - "мама "Госнефти". Так сказать - из своих компанейских доходов.

   - Бог с ней - ценой. Это рынок. Ну, сошлись и сошлись на такой. Но здесь-то всё было по-честному. 

   - Какой ты на хрен телеведущий, если не понимаешь очевидных фактов. Или прикидываешься шлангом?

   Увидев кривую улыбку на губах Щеглова, Молодцов назидательным тоном начал просвещать собеседника.

   - Соль  в том, что своих доходов у "Госнефтегаза" нет, поскольку компания на 100% принадлежит государству в лице Госимущества, то есть,  все его доходы обязательно должны перечисляться в бюджет. Замечательную схему кто-то придумал: государство кому-то дарит сначала пятьдесят шесть миллиардов, а потом себе же возмещает третью часть убытка из собственных средств. Вернее - пообещало возместить. И не факт, что казна вернёт эти деньги в бюджет, который по словам Медведева испытывает значительные трудности. Вспомни дурацкий ответ Медведева пенсионерке из Крыма. "Денег нет, но вы держитесь"...

   - Почему же не вернёт. Должны вернуть, - с тоской в голосе тихо произнёс Щеглов. - Вася, дорогой! По-другому сегодня никак нельзя.

   - Давай поспорим, что больше об этих деньгах мы никогда не услышим.

   - Да с чего ты взял?

   - А с того, что "Госнефтегаз", возглавляемый Свечиным известен тем, что при покровительстве Кремля посылает на три буквы правительство и не перечисляет Госимуществу десятки миллиардов прибыли в виде дивидендов от "Госнефти". Может, поэтому Медведев имеет такой бледный вид, когда видит на совещаниях у ВВП Свечина. То-то блогеры гадают - откуда взялась у жены Свечина яхта стоимостью в годовой бюджет целого города областного масштаба?

   - Жёны - тоже люди, - попытался свести разговор в шутку Щеглов. - Но шестьсот девяносто два миллиарда  бюджет от этой сделки всё же получил, - телеведущий уже не сомневался в полной экономической грамотности своего визави.

   Молодцов вздохнул, произнёс:

   - О, Боже!

   И глазами, в которых сквозило презрение посмотрел на потолок.

   - Ну, что ещё? - тоскливо спросил Щеглов.

   - А то... - Лидер уличной оппозиции тронул тыльной частью ладони щетину на подбородке. - Для простоты картины давай переведём все расчёты на евро.

   - Давай, - вяло согласился журналист.

   - В евро сумма сделки составляет чуть больше одиннадцати миллиардов. Теперь. Пакет акций, а это - пятая часть стоимости "Госнефти", купил некий консорциум. В него вошли швейцарский мелкий трейдер нефтью Glencore и суверенный фонд Катара. Аллах с ним - Катаром. Арабы внесли свои два с половиной миллиарда евро, а вот с Glencore не всё так просто. За пакет акций, оцененный в пять и один миллиард евро, швейцарцы заплатили всего триста миллионов или пять процентов от теперь своей доли в "Госнефти". Остальные семь и четыре миллиарда будто бы дал итальянский банк Intesa Sanpaolo, организовавший так называемое безрегрессное финансирование сделки...

   - Знаешь, я давно привык ничему не удивляться, но твои знания финансовых тонкостей и терминов поражают. Колись. Это школьный учитель математики тебя просветил? Что такое безрегректекс-с... Тьфу, зараза, язык сломаешь.

   - Безрегрессный кредит – это когда компания никак не отвечает своими активами перед кредитором.

   - А, кто тогда ответит за базар?

   - Не поверю. Владимир Рудольфович" У журналюг нет своих источников информации?

   - Что делать, что делать?

   - Читай солидные иностранные газеты, а не жёлтую прессу.

   - Спасибо за совет. И всё же, кто за всё ответит?

   - Тот, кто дал вместо Glencore гарантии. Давай я скажу короче, чтобы сэкономить моё и твоё время. Согласен?

   - Не возражаю, - сказал Щеглов, поглядывая на часы.

   - Во-первых. Вот тебе заявление, сделанное банком Intesa Sanpaolo 20 декабря 2016 года. "Сделку с Роснефтью банк не финансировал".

   - Ни фига себе!

   - Вот именно. Во-вторых. Гарантии для Glencore дали... Здесь проговорились сами швейцарцы. Все гарантии дали некие другие российские банки. Правда, названия банков не упоминались.

   - И хорошо... Российские так российские.

   - Хорошо - это слабо сказано. Лучше не бывает. Но дело в том, что понятие "гарантии" и "российские банки" с точки зрения западных финансистов сочетаются примерно так же, как целомудрие и проституция. Российские банки, не кредитуя реальную экономику и занимаясь исключительно спекуляциями на валютных рынках, имеют тенденцию регулярно вылетать в "трубу". А такой вылет – это своеобразный вид русского банковского бизнеса, потому что в трубу банкиры вылетают почему-то за границу вместе с деньгами клиентов и теми миллиардами, что им даёт "добренькое" государство ради "оздоровления" банковского сектора.

   - Вообще-то, должен признать - странная картина вырисовывается, - задумчиво произнёс Щеглов...

   - А, начинаешь прозревать? - воскликнул Молодцов. - Вот именно, странная. Даже фантастическая и немысленная в нормальных странах. Всё равно, что если бы "Роснано" Чубайса купило контрольные пакеты акций Боинга или Самсунга. Только представь - российские псевдобанки, у которых Центробанк может в любую минуту отобрать лицензии, дают деньги крупному европейскому банку, чтобы тот дал денег в долг какому-то второразрядному Glencore. И эти же российские не названные банки берут ответственность за возврат кредита.

   - Хорошо, хорошо. Признаюсь. Всё это выглядит странно. Согласен. На международном уровне "гарантии" российских банков стоят не больше бумаги, на которой они написаны. - Щеглов, помимо своей воли  с возрастающим интересом и удивлением слушал собеседника. - Но, где тут зарыта собака логики? Должно же быть объяснение этой, действительно странной сделке.

   - Вывод - на поверхности. Консорциум – это пустышка. В чём здесь интерес у катарского фонда, никто не знает. Возможно, тут замешана политика. Арабы в качестве мести за анти игиловскую коалицию, сколоченную америкосами, сделали Штатам маленький, но болезненный укол. Glencore, скорее всего, согласился стать фиктивным владельцем своей доли акций. Взамен его сделали крупнейшим продавцом российской нефти в Европе. Он получает в рамках пятилетнего контракта с "Госнефтью" двести двадцать тысяч баррелей нефти в сутки. А теперь вопрос? Кто стал в результате это гениальной аферы реальным бенефициаром и вторым по величине акционером "Госнефти"? Володя, дорогой! Шевели извилинами.

   - Неужели... - озадаченно протянул телеведущий.

   - Вот именно, - кивнул головой Молодцов. - Иначе трудно объяснить, почему подставили и посадили Улюкаева... Рудольфыч! Кто-нибудь задумывался над вопросом - зачем государство пускает с молотка крупнейшую в мире нефтяную компанию за смешные деньги, да ещё на фоне взлёта цен на нефть? Ладно бы избавились от какого-нибудь забороремонтного завода или от убыточной шпалостроительной фабрики. Но "Госнефть" — курица, несущая золотые яйца, если не считать нескольких тысяч бензоколонок. Вот, нам говорят - нужно сбалансировать бюджет. Так у России денег - чёрт за ночь не перетаскает. Военные расходы зашкаливают. Банкам передают умопомрачительные суммы в качестве материальной помощи, а те объявляют себя банкротами и... "Счастливого полёта". Недавно экономисты подсчитали. Триллиона рублей, как не бывало. У государства денег нет? А стадион "Зенит" в Питере, а Ельцын- центр? На хрена нам такой музеище отцу российской демократии? Не дорого ли? А чёрные дыры регионального воровства? А долговые расписки американского казначейства на 1,2 трлн. рублей, которые купили в 2016 году? Поэтому, бюджет здесь - не при делах. Это - финальная стадия большого распила, после чего все питерские свалят на ПМЖ к педрилам в Европу. А на хозяйство поставят… Да хотя бы Навального. Всё равно воровать больше будет нечего...

   - Вот тут ты ошибаешься, - перебил оппозиционера Щеглов.

   - Насчёт воровства?

   - Насчёт Европы. Она на нас зуб имеет. Трибуналом грозит за Украину и Сирию.

   - Ну, свалят не в Европу, так в Штаты. Не в этом дело. За особые заслуги примут.

   - И то, правда, - согласился Щеглов.

   - На том и остановимся. Так будем делать ток-шоу?

   - Извини, приятель. За такие откровения меня попрут отсюда поганой метлой.

   - Тогда, прощай, дорогой. Цирк, где такие, как ты - серые мышки, прикидывающиеся грозными львами, пляшут на задних лапках перед дрессировщиком - не для меня.

   Молодцов оттолкнул стул, стоявший на пути, выпрямился и пошёл к выходу.

 

                                        ***

   Дементьев нервно постукивал своим смартфоном по толстому стеклу письменного стола. Прошло уже четыре часа, а Вратарь всё не появлялся. Люди Руслана напрасно сидели в коттедже на Пятницком шоссе. Сам Руслан трижды звонил на номер смартфона Петровича, но тщетно. В трубке звучал приятный женский голос; "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети".

   "Вратарь - стреляный воробей. Что-то почувствовал", - думал Вадим, поглядывая на своего шефа безопасности, вызванного в кабинет пять минут назад.

   - Ну и, где нам его искать? - спросил Дементьев, с неприязнью глядя на невозмутимое лицо бывшего полковника ФСБ.

   - У мужика хорошо развит инстинкт самосохранения. В чём-то он виноват перед вами, Вадим Григорьевич. Иначе давно бы появился.

   "Что может быть не так? Наверное, что-то с Игорем, - Дементьев ощутил уже знакомую в последнее время боль в левой стороне груди. - Что? Игорь простудился? Может, у сына - нервный срыв? Или парень видел, как Вратарь расправился с Лисицыным? Только этого не хватало".

   - Что вы ему поручали, Вадим Григорьевич? Вашего Петровича я не видел уже месяц, даже больше.

   - Не твоё дело, Селезнёв, - Дементьев предпочитал держать начальника службы безопасности подальше от личных дел. - Лучше подумай, как найти мужика.

   - А, чего тут думать? Как говорил Шерлок Холмс - "Элементарно, Ватсон".

   - Слушай, поклонник Конан Дойля. Шутки в сторону. Это - твоя работа.

   - Вообще-то, такая работа - дело полиции, но из уважения к вам... У вас тут доступ к Интернету есть? - Селезнёв обвёл глазами кабинет.

   "Сволочь! - подумал Дементьев. - Слишком много себе позволяет, но сейчас обойтись без него не могу".

   - Чёрт его знает? – ответил на вопрос Вадим.

   - Наверняка есть, - Селезнёв поднялся на ноги. - В приёмной висит точка доступа. Попросите секретаршу принести сюда ноутбук.

   Дементьев нажал кнопку селекторной связи.

   Через минуту Селезнёв склонился над клавиатурой.

   - Так...  Wi-Fi - нормальный. Значится, так... Мышку бы ещё. Привык. Что делать?

   - Принеси сюда мышь, - распорядился Дементьев, не глядя на секретаршу. - И можешь идти домой.

   Компьютерная мышь перекочевала из руки девушки в ладонь Селезнёва.

   - До завтра, Вадим Григорьевич, - попрощалась секретарша и выскользнула из кабинета.

   Тем временем пальцы Селезнёва забегали по клавиатуре.

   - Диктуйте телефонный номер Вратаря.

   Дементьев включил свой смартфон и вывел на экран последние вызовы.

   - Вот, - он сунул смартфон в руки Селезнёва.

   - Так, отлично. Оператор у него - БИЛАЙН. Теперь нужно подождать, когда Петрович включит свою трубу.

   - Если он прячется от меня, то просто не ответит на звонок, - недовольно проворчал Дементьев, кулаком массируя грудь.

   - А мы и не будем звонить. У него на смартфоне GPS есть?

   - Не знаю.

   - Подождём. Вратарь парень ушлый, но технически малограмотный. А это хорошо.

   - Чем хорошо? - Дементьев встал, подошёл к бару, спрятанному в широкую тумбу красного дерева, и налил себе коньяка.

   - Будешь?

   - Я на его месте давно бы выбросил трубу. Наливайте. За компанию, так сказать.

   Мужчины выпили, закусив дольками лимона из того же бара.

   Селезнёв вытер губы носовым платком и уставился на экран, водя мышкой по своему колену.

   Через десять минут лицо его оживилось, а пальцы снова забегали по клавиатуре.

   - Ага. Включил... Щас мы его сцапаем, - радостно говорил он, набирая вереницу цифр. -

Жалуемся Билайну, что телефон украден. Есть. Теперь делаем запрос по линии ФСБ, вводим нужный код, ждём, ждём. Ву-а-ля. Получаем IMEI и... Ждём, ждём, опять ждём. Вот она - карта. Есть улица и номер дома.

   - А квартира?

   - Квартира - это уже за гранью технических возможностей. Нужно делать засаду рядом с домом.

   Дементьев наклонился над столом и записал нужные данные на каком-то документе, требующим его автографа. Потом позвонил Руслану и продиктовал адрес.

   - Привезёте эту сволочь на дачу, сразу звякните, - сказал он и обернулся к Селезнёву.

   - С меня - бутылка.

   - Обязательно, Вадим Григорьевич. Можно даже щас, - Селезнёв довольно потирал ладони и щурился, словно кот.

   Дементьев подошёл к бару и достал из его глубин картонный пенал с надписью Gautier.

   - Афигеть, - восхитился Селезнёв, пытаясь ногтем большого пальца подцепить крышку пенала.

   - Потом попробуешь.

   - Да я так, посмотреть.

   - Лучше скажи, что такое IMEI?

   - Пятнадцатизначный код - идентификатор любого проданного телефона. Присваивается производителем.

   - И на моём смартфоне есть?

   - На любом. Набираете *#06#, и труба сама покажет ваш IMEI.

   - Значит, если я ношу постоянно в кармане смартфон, мои передвижения может отследить?

   - Для правоохранителей это не проблема. При каждой регистрации в сети GSM оператор сотовой связи видит местоположение абонента по IMEI телефона. Так, что - мой вам совет. Если нужна скрытность передвижений, оставляйте трубу дома. А в критических случаях выбрасывайте телефон.

   - Учту, - задумчиво обронил Дементьев. - Благодарю. Свободен пока.

   Селезнёв покинул кабинет, бережно прижимая к себе пенал с коньяком.

 

   Петрович проснулся от стука. Это Катя слабо колотила в дверь. Вратарь протёр глаза, включил смартфон, посмотрел время, встал с кровати, открыл замок и недовольно спросил:

   - Ну, что ещё?

   - Пить хочу.

   Петрович прошёл на кухню, достал из холодильника бутылку "Pepsi", открутил крышку, сделал несколько глотков прямо из горлышка и отнёс воду Кате.

   - Сладкая, - вяло пробормотала женщина, пригубив напиток. - Хочу простой воды.

   - Обойдётесь, Катерина Иванна, - сказал Вратарь, закрывая дверь на замок.

   Он опасался, что вода снизит концентрацию снотворного в крови Дементьевой.

   - Хочу воды, - донеслось из кладовки.

   - Будете буянить, снова накачаю таблетками, - пригрозил Петрович.

   Он вернулся на кухню, нашёл чистый стакан, прошёл в спальню, сел в кресло, включил телевизор, налил себе виски и, смакуя, стал пить его маленькими глотками.

   "Хорошо", - думал он, переключая каналы. - Наконец-то я дома. Чёрт! Тайские программы надоели до смерти. А тут, хоть новости можно смотреть нормально".

   Ему предстояло пораскинуть мозгами, чтобы найти для Дементьева приемлемые объяснения, почему с ним нет Игоря, и почему на Катиной груди красуется рваный шрам. Петрович знал босса, как свои пять пальцев. Его нужно было вывести из состояния самодовольного превосходства ожиданием, и тогда Вадим сам наделает глупостей или пойдёт на "попятный".

   "Заключение сделок - конёк босса, но и я в Москве кое-чему научился, - размышлял Петрович. - В конце концов, каждый из нас получит, что хочет. Вадим - Катю, а я - деньги. Но сначала - деньги, а потом - стулья, - Вратарь усмехнулся. - Меня устроит не зарплата раз в месяц, а круглая сумма. Хватит ворота открывать и быть мальчиком на побегушках. Уеду в тот же Таиланд. Там - лафа, тепло, море, тайки, и хрен, кто меня найдёт", - Петрович уже забыл, что сам он легко обнаружил Лисицына с Катей.

   Стакан постепенно пустел. Вратарь долил себе виски, нашёл спортивный канал и стал рассеянно смотреть футбол.

   "И за каким чёртом мне искать объяснения? Меньше разговоров, больше дела. Хочет получить свою жену? Простой обмен. Поступят деньги на карту, оставлю Катю в безлюдном месте. Пусть забирает. Всё равно - или замочит бабу, или... Не знаю. Ему и сын, по большому счёту, не нужен. Найдёт себе шлюху плодовитую, она ему ещё кучу детей нарожает. Или вон, говорят, можно суррогатную мать заказать на дом. Босс ей - сперму, она ему - товар, - Вратарь блаженно улыбался, щурясь от удовольствия. - Нет, что ни говори, а жизнь - хорошая штука. Начну её заново".

   Почувствовав голод, Петрович встал, открыл холодильник, достал банку шпрот и открыл её.

   - Катерина Иванна! Есть хотите?

   Молчание заставило его подойти к двери кладовки.

   "Спит, - подумал Вратарь, прислушиваясь. - Ну и ладно. Так спокойнее". 

   Он поел и снова задремал при включённом телевизоре.

   - Пожалуйста, воды...

   Тихий голос заставил его открыть глаза и взглянуть на экран смартфона.

   - Чёрт! Уже - девять вечера. Помрёт баба от жажды, - проворчал Петрович.

   Он поднялся с кровати, на кухне налил в чашку воды и отнёс Кате.

   - Фу. Одна хлорка, - вяло бормотала Дементьева, отводя чашку рукой. - Хочу чистой воды из бутылки. Хочу воды, хочу воды, - тупо повторяла Катя, качаясь из стороны в сторону.

   - Ладно, ладно, - Петрович раздражённо хлопнул дверью и закрыл её на замок. - Сейчас принесу.

   Он взял с прикроватной тумбочки портмоне, надел куртку, тщательно запер входную дверь и отправился в тот самый магазин, где делал покупки сегодня.

   Выйдя из ярко освещённого подъезда, Петрович на секунду остановился. На улице оказалось на удивление темно. Поблизости ни один фонарь не горел.

   - Вот зараза, - выругался Вратарь, оглядывая двор.

   В темноте всё казалось незнакомым, и он почти минуту соображал, в какую сторону идти.

   "По-моему - через палисадник по тропинке, и направо", - решил он, спускаясь по ступеням крыльца.

   Петрович успел сделать всего четыре десятка шагов по направлению к слабому свету лампы, висящей у следующего подъезда. Три высоких тени появились, словно из-под земли. Запястья рук обхватили крепкие ладони. Его собственные локти, подчиняясь непреодолимой силе, пошли вверх.

   - Ба! Какая встреча!- пропел знакомый голос.

   Вратарю позволили поднять голову ровно настолько, чтобы он смог рассмотреть лицо Руслана.

   - Какими судьбами вы здесь, уважаемый? - прохрипел Петрович, расслабляя мышцы рук.

   - Вот, прислали по твою грешную душу. Если гора не идёт к Магомету, то...

   - Всё шестеришь у босса? Своих пацанов хватаешь, руки заламываешь? С ментовских уродов пример берёшь. Нехорошо, - перебил Руслана Вратарь.

   - Свой - не свой, а на дороге не стой. Тебе, Вратарь, нужно поехать с нами. Вадим Григорьевич мечтает с тобой поговорить.

   - Да я и сам к нему собирался.

   - Скажи - какое совпадение? - удивился Руслан. - А босс думает, что ты заблудился. Вот мы и проводим тебя. Ты же будешь себя хорошо вести?

   - Мы - не в детском саду. К тому же, думаю, у вас и волыны имеются. Так, что -  мне дёргаться не с руки. Пешком пойдём или поедем?

   - Парни! Полегче с ним, - приказал Руслан своим людям. - Дайте ему выпрямиться. А то, какой-нибудь бдительный пенсионер, наблюдая эту картину, сдуру позвонит компетентным органам. А ты, Петрович, не делай резких движений.

   - Ладно, - буркнул Вратарь, чувствуя, что хватка ослабла.

   Дождавшись, пока запястья снова стали свободны, он медленно и скрытно сунул руку в задний карман брюк... Через пару секунд в свете фонаря блеснуло лезвие ножа.

   - У него - финка! - крикнул Руслан, но было поздно.

   Петрович полоснул одного парня по горлу, второго ткнул в живот и побежал в темноту, петляя, словно заяц. Он почувствовал, что волосы на затылке встали дыбом от страха и ожидания выстрела. Пуля догнала Вратаря, ударив под левую лопатку, когда он перепрыгивал через ограду палисадника. Вторая попала в плечо, развернув лицом к догоняющим его теням.

   - Кранты пацану, - задыхаясь, тихо сказал Руслан, наклоняясь над дёргающимся в судорогах телом и оглядываясь.

   Рядом уже стоял парень, зажимая ладонью рану на боку. Во второй руке он держал пистолет.

   - Вот сука. Гошу зарезал, будто курицу. Что боссу скажем?

   - Скажем, как было. Наделали шуму, зараза. Ты уверен, что Гоша, того? - Руслан провёл ребром руки по собственной шее.

   - Сам посмотри. Там кровища из него ещё фонтаном хлещет.

   - Тогда не на что глазеть. Поехали отсюда, пока мусора не набежали.

   Прежде, чем подняться с колен, Руслан выстрелил Петровичу в голову, обыскал карманы убитого, забрал бумажник, смартфон и связку ключей.

   Всё это через полтора часа он положил на стол перед Дементьевым после короткого доклада.

   - Вы заметили, из какого подъезда он вышел? - спросил Вадим.

   - Нет. Там темно было - глаз коли. Он сам наткнулся на нас.

   - Хорошо. Что мы имеем? - Дементьев взял в руки связку ключей. – Знаем номер дома, в котором у него было логово, и всё. А мне нужны его сумка, чемодан, корешки билетов, любые квитанции. Мне нужно всё, чтобы узнать, где он прячет Игоря, - почти кричал Вадим, раздражаясь.

   - Может, в этом доме и прячет, - сказал Руслан, проверяя бумажник Петровича. - Четыреста долларов, сотка евро, рубли ещё.

   - На хрена мне эти доллары, - взорвался Дементьев. - Найдите мне сына. Немедленно.

   - Вопрос времени, - Руслан раздражённо бросил бумажник на стол.

   - Чего? - гнев не позволял Вадиму трезво оценивать ситуацию.

   - Сегодня, завтра там мусоров будет - вагон и маленькая тележка. А, скажем, послезавтра начнём обшаривать дом.

   - Обшаривайте. Поставьте этот клоповник вверх дном, только, думаю, пустые это хлопоты. Вратарь был матёрой бестией. Вряд ли Игоря держал при себе. Найдёте квартиру, там всё переройте. Может наткнётесь на что-нибудь существенное. Мне нужен результат...

 

                                     ***

   Пересечение тайско-камбоджийской границы оказалось не таким сложным и опасным делом, каким его считал Лисицын. Следуя советам Влада, Сергей получил камбоджийские визы по электронной почте, заполнив на сайте иммиграционной службы нужные анкеты и отправив туда копии страниц новых заграничных паспортов, которые, используя свои связи,  раздобыл для него владелец школы Муай-Тай. Теперь Лисицын носил имя гражданина Швейцарии - Сомелье Шварца. Сын господина Шварца - Жан на фотографии второго паспорта выглядел измученным, худым и грустным.

   "Сомелье. Интересно, кому пришло в голову дать мне такое имя?" - думал Лисицын, протягивая на границе документы тайскому офицеру.

   Туристический автобус стоял ровно столько, сколько пограничникам с обеих сторон потребовалось времени, чтобы бегло просмотреть паспорта и проверить визы. Спрятав документы в карман, не выпуская руки Игоря из своей ладони, Сергей прошёлся вдоль информационных стендов, чтобы размять ноги. Триста километров до границы в сидячем положении давали о себе знать. Рассеянный взгляд поймал ряд фотографий, вывешенных на всеобщее обозрение. Лисицына будто ударило током. Он мгновенно вспотел и остановился. Его собственное лицо красовалось во втором ряду среди снимков разыскиваемых преступников. Плохое качество старой фотографии, взятой из российского паспорта, отнюдь не успокоило, а привело сознание в боевую готовность.

   - Дядя Серёжа, - дёрнул за руку Игорь. - Гид в автобус зовёт.

   Лисицын тронул себя за отросшую бороду, надвинул плотнее на лоб бейсболку и нагнулся.

   - Я тебе уже говорил, но хочу напомнить ещё раз. С этой минуты ты - мой сын. Твоё имя Жан Сомелье. Мы - туристы из Швейцарии. На людях, при гиде и офицерах полиции говори со мной только по-английски...

   - А если не подберу нужное слово? - спросил Игорь, оглядываясь.

   - Неважно. Мы же - швейцарцы. У них - смесь языков. Французский, немецкий, итальянский. Выражайся проще, как в американских боевиках. Понятно?

   - Yes.

   - Good, - кивнул головой Лисицын. - Let's go.

   Новоиспечённые граждане Швейцарии залезли в свой автобус.

   - Сейчас нам предстоит проехать сто пятьдесят километров, чтобы посетить знаменитый дворцовый комплекс Ангкор Ват. Это поистине одно из чудес света и шедевр древней камбоджийской архитектуры... - начала свою речь на английском языке высокая для тайки, смуглая девушка - гид.

   "Очень хорошо, - подумал Лисицын, заметив интерес в глазах Игоря. - Там будет легче отстать от группы. Повезло, что тур с ночёвкой. Двухэтажный автобус, пятьдесят пять человек. Если даже завтра утром девчонка - гид заменит исчезновение двух фарангов, шума поднимать не станет. Зачем ей это? Страх перед полицией и перед возможными неприятностями в крови у тайцев. Решено. Исчезаем в Ангкоре".

    Едва слушая девушку, Лисицын отрешённо смотрел в окно на проплывающие мимо рисовые поля, залитые водой, на ветхие постройки, маленькие городки, ровные ряды ананасовых кустов, на высокие кокосовые пальмы, под которыми рыли землю тощие свиньи. Узкое шоссе в отличие от дорог Таиланда было значительно хуже, и автобус двигался достаточно медленно. Ему понадобилось четыре часа, чтобы преодолеть сто пятьдесят километров. Сергей даже успел немного вздремнуть, но скрип тормозов заставил его вздрогнуть и открыть глаза.

   Автобус разворачивался на большой стоянке перед широким рвом заполненным водой. Через этот канал была перекинута дамба. По насыпи шла дорога, упирающаяся в огромную ветхую башню, по обе стороны которой возвышались стены с башнями меньших размеров. За стеной на фоне тропического леса подпирали небо купола храмового комплекса, похожие издали на постепенно сужающие кверху этажерки.

   Высыпавшие из автобуса туристы уже щёлкали затворами фотокамер и восхищённо галдели. Широкая дорога, утоптанная в течение многих веков тысячами ног, вела через главные ворота центральной башни во внутреннюю территорию дворца.

   - Держитесь вокруг меня и не отставайте, - девушка — гид подняла над собой зонтик. - Не забудьте надеть головные уборы во избежание солнечного удара, захватите с собой воду, у кого она есть. Если, нет, её можно купить у водителя автобуса. В Камбодже принимают баты и доллары. - Итак, - тайка, не оглядываясь, двинулась к воротам.

   - Ангкор Ват - гигантский индуистский храмовый комплекс, посвящённый богу Вишне. Построен в двенадцатом веке во время правления короля Камбоджи Сурьявармана второго и является одним из крупнейших культовых сооружений, когда-либо созданных человеком. Храм состоит из трёх концентрических прямоугольных строений, соединённых галереями. Высота комплекса увеличивается по направлении к центру дворца. Периметр окружающих храм стен составляет полтора километра. Ров с водой имеет длину почти четыре километра и ширину – сто девяносто метров. Внутреннее сооружение представляет из себя пять башен в форме лотоса. Центральная башня возвышается на сорок два метра над самим святилищем, общая её высота от уровня земли достигает шестидесяти пяти метров...

   Лисицын, поглядывая на Игоря, идущего впереди, равнодушно смотрел на гигантские лестницы, ярусы, галереи, переходы, башни, на каменные барельефы, скульптуры каких-то фантастических животных и змей. Было заметно, что комплекс постепенно разрушается ветром, дождями и временем. Но Сергея больше заботила мысль, в какой момент и где отстать от группы.

   А гид всё продолжала тараторить, иногда останавливаясь и давая возможность сфотографировать те или иные места храма.

   - Вон там под южной башней вы видите статую бога Вишну, которая, возможно, изначально располагалась в центральной части святилища. Башни соединены галереями, которые имеют сплошную стену с внутренней стороны и квадратные колонны с наружной. Галереи достаточно велики, чтобы пропустить слонов, и проходы во внутреннюю часть храма часто называют "слоновьими воротами". Свод между колонн украшен изображениями лотосов. На западном фасаде стены можно рассмотреть танцующие фигуры, а на восточном вы видите окна в виде балюстрады и каменных мужчин, оседлавших скачущих животных... А здесь вы просто обязаны сфотографировать божественных существ, которых в Европе называют дэвами. Причём, вот этот экземпляр - единственный из дэвов, показывающий нам зубы, - кончик зонта показал нужное направление. - А сейчас, мы отправимся в отель, где и переночуем. Завтра мы снова вернёмся к стенам комплекса, чтобы встретить рассвет. И вы поймёте, почему этот храм считается обителью богов. Это будет незабываемое зрелище...

   Утро следующего дня было великолепным. Башни храма выглядели огромными и чёрными на фоне поднимающегося солнца. Свет, преломляясь на каменных гранях мрачных сводов, делал барельефы и многочисленные скульптуры загадочными и немного страшными. Туристы защёлкали фотоаппаратами, а Лисицын тронул Игоря за плечо, привлекая внимание мальчика, потом взял его за руку, и они вместе медленно отступили за огромную квадратную колонну. Дождавшись момента, когда звук шагов туристов затих, а голос гида потерялся среди бесконечных галерей, Сергей повёл Игоря за собой. Они пересекли внутренний двор и оказались на парковке для машин. Несколько такси, сверкая на солнце белой краской распахнутых дверей, напоминали стаю цапель, готовых взлететь.

   - Такси, мистер, такси! - из ближайшей машины выскочил водитель.

   - How much to Pnompen? - спросил Лисицын.

   - О-о! One hundred dollars.

   - Сколько? - удивился Сергей, мысленно пересчитывая остаток денег, полученных от владельца школы Муа-Тай.

   - Сикоко? Сито доллалов, - подтвердил водитель на скверном русском языке.

   - Где он по-нашему говорить научился? - спросил Игорь.

   - Моя уцилася в Москве, - заулыбался маленький кхмер.

   - Давай так, - тихо сказал Лисицын. - У меня - всего пятьдесят долларов наличными. Хочешь - дам тебе двадцатку?

   - Пномпеня далеко. Двасати мала будет.

   - А какой большой город есть ближе?

   - Сиемриап блиска. Талисать доллалов, - улыбка водителя стала ещё шире.

   - Там есть консульство России?

   - Аэлополта есть. Озело Тонлесап есть. Сиемриап всё есть. Окей?

   - Поехали, - Лисицын кивнул Игорю, и они полезли в белый "Ниссан".

    Такси со стоянки выехало на узкое шоссе и, безбожно скрипя подвеской, помчалось мимо рощи пальм, накрывающих призрачной тенью постройки из тростника, устроенные на высоких сваях. Вскоре показалось большое озеро, потом дорога стала немного лучше, и через пятнадцать минут машина остановилась в маленьком городке, где самым заметным достижением современной цивилизации оказался небольшой аэропорт. Группа зданий, увиденная Сергеем за восемь километров от города и закрывающая собой единственную взлётно-посадочную полосу, скорее напоминала небольшой, приземистый буддийский храм. Сиемриап выглядел большой деревней для туристов. Этакое преддверие храма Ангкор, где три центральные улицы были застроены обветшалыми отелями и традиционными для Юго-Восточной Азии двух и трёх этажными домами, пестрящими вывесками маленьких ресторанчиков и магазинов сувениров.

   - Ну и где тут консульство? - спросил Лисицын водителя.

   - Тама, - кхмер махнул рукой в сторону боковой узкой улицы, где висел запрещающий въезд знак. - Близко. Ten minits. Давай денга.

   Сергей вздохнул, достал из кармана три десятки и сунул их в ладонь таксисту.

   Машина, обдав своих бывших пассажиров облаком выхлопных газов, рванула с места и скрылась из глаз.

   Ни через десять минут, ни через час Лисицын с Игорем российского консульства так и не нашли. Все вопросы ставили прохожих в тупик, а некоторых вводили в оцепенение. Люди хлопали глазами, оглядывались и пожимали плечами. Наконец, в одном из ресторанчиков они наткнулись на хозяина заведения - высокого пожилого скандинава с татуировкой на мощном голом плече. Тату в виде шлема, украшенного рогами, и свирепое лицо с густой синей бородой делало кожу предплечья ещё более загорелой.

   - Hello! It's Ragnar Lodbrok, viking? - спросил скандинава Сергей, вспоминая сериал, виденный им по телевиденью.

   - О, viking! Ja, ja. Ragnar. Yes. - заулыбался хозяин ресторана. - You, from where?

   - Из Москвы, - Лисицын встал так, чтобы поток воздуха из кондиционера дул ему в спину.

   - О! Russia? Карашо.

   - Ничего хорошего, - Сергей улыбнулся в ответ. - Вы не скажете, где здесь русское консульство? - продолжал расспросы Лисицын.

   - В городе всего сто семьдесят тысяч жителей. Какой тут консул? Знаю, что рейс Аэрофлота из Москвы - один раз в неделю, а консула здесь нет вообще. А что с вами случилось?

   - Потеряли паспорта.

   - Украли?

   - Может и украли. От этого не легче.

   - Этот мальчик - ваш сын?

   - А, что, не видно?

   - Нет. Почему? Вы похожи. Знаете? Вам нужно поехать в аэропорт. Там должен быть представитель вашей авиакомпании. Обратитесь к нему. Хотя, постойте. А, почему бы вам не пойти в полицию?

   - Что это даст? В лучшем случае мне посоветуют отправиться в Пномпень. Во-первых, у меня нет денег даже на автобус, а во-вторых...

   - Нет денег? - взгляд скандинава стал холоднее и строже. - Простите, ничем не могу вам помочь.

   - Я так и думал, - Сергей похлопал викинга по плечу. - Пошли, Игорь.

   Улица снова встретила зноем. От асфальта исходил жар. Хотелось пить.

   - Может, аэропорт - это хорошая идея? - спросил Игорь, доставая из рюкзака бутылку воды.

   Мальчик напился и протянул воду Лисицыну.

   - Это - последняя.

   - Спрячь, - сказал Сергей, отворачиваясь и оглядывая улицу. - Нет. В Аэропорт - нам нельзя. Наши фото висели на пограничном переходе. Где гарантия, что о нас не знают в местной полиции?

   - Не дай Бог, - серьёзно по-взрослому ответил мальчик.

   Они помолчали.

   - Есть хочется, - прервал паузу Игорь.

   "Да, да. Прошло больше шести часов после завтрака в отеле, - подумал Лисицын. - Ну и дурак же я. Надо было взять булок, масла или сыра со столов. Спрятать в рюкзак. Сейчас бы перекусили".

   - Ладно. Давай подумаем, что нам делать дальше. Может, посоветуешь что-нибудь путное, - сказал Лисицын, присаживаясь на парапет клумбы возле какого-то отеля, и обращаясь к Игорю.

   Мальчик устроился рядом. Его взгляд стал строже, скулы на худом лице затвердели. Он молчал, сжав губы в тонкую полоску. От этого паренёк казался старше своих лет.

   - Всё-таки нужно ехать в Пномпень, - предложил Лисицын. - Только там есть или посольство, или консульство. - Встаёт вопрос, где взять денег?

   - А сколько нам нужно? - спросил мальчик.

   - Двадцати долларов, что у нас остались, точно не хватит. Если взять самый дешёвый вид транспорта - автобус, то билеты стоят шесть - семь долларов на брата. Пусть шесть. Значит, двенадцать долларов минус. У нас остаётся восемь баксов. А ещё нужно купить еды. Возможно, за новые паспорта нужно будет заплатить, потом возвращаться обратно сюда. Здесь в аэропорту туристов много, затеряться среди них легче. Билеты на самолёт стоят около тысячи... И ещё есть опасность, что нас опознает по фотографиям полиция в аэропорту при паспортном контроле. Риск слишком велик. Нам бы отсидеться где-нибудь пару недель, пока у полицейских глаза замылятся, и наши физиономии у них из памяти выскочат...

   - А, что если пешком в Пномпень отправиться? Сэкономим много долларов. Можно на работу устроиться. Временно, - добавил Игорь, заметив ироническую улыбку на лице Лисицына.

   - Насчёт работы - сомневаюсь, а пешком - мысль хорошая. Ещё вариант... Попутки. Проголосуем и поедем с ветерком, а там видно будет, - преувеличенно бодро воскликнул Сергей, вставая и отряхивая джинсы. - Согласен?

   Игорь кивнул.

   - Тогда, поднимайся.

   Тихо разговаривая, они двинулись по тротуару вдоль улицы, обходя стойки баров, ныряя под навесы, дающие тень окнам витрин, останавливаясь на перекрёстках, чтобы пропустить снующих во всех направлениях мотоциклистов. До шоссе, охватывающего город полукольцом, нужно было ещё дойти переулками через окраины, где постройки становились всё ниже и попадались всё реже.

   Лисицын споткнулся о камень и неожиданно замер на месте перед плакатом, прилепленным на столб возле строения, напоминающего ангар без крыши. До слуха долетели знакомые звуки. Это были удары перчаток о боксёрские мешки. На плакате было написано по-английски - "Только у нас. Бои Муа-Тай. Каждый вторник, четверг, субботу и воскресенье. Фантастическое шоу и ставки".

   - Подожди, - сказал Сергей. - Посмотрим, что там за стенами.

   Пройдя через открытые резные деревянные ворота, миновав кусты и составленные пирамидами белые пластиковые столы и стулья, они оказались перед рингом. Вокруг помоста был устроен бар, который охватывал узкое пространство заведения подковой. Рядом стояли высокие стулья с мягкими сиденьями. А за бамбуковой перегородкой на штангах висели мешки, где несколько голых по пояс туземцев отрабатывали удары коленями и локтями.

   - Эй! Чего надо? - вопрос прозвучал на довольно сносном английском языке.

   Лисицын повернулся на голос. За спиной стоял лысый толстый человечек в холщовых белых брюках и рубашке с отложным воротником. Веером, зажатым в пухлом кулаке, человек обмахивал потное лицо.

   - Это - школа Муа-Тай? - спросил Сергей, не забыв почтительно поклониться в знак приветствия.

   - Это - микс. Школа, бар, ресторан, контора для ставок. Я - владелец. А тебе чего здесь надо? Если посмотреть шоу, тогда приходи после семи вечера.

   - Я сам - боец Муа-Тай, - сказал Лисицын, складывая руки перед грудью ладонями вместе и ещё раз поклонившись. - Могу дать бой любому из ваших файтеров в любое время. За деньги разумеется.

   - Ты - боец? Неужели? - удивился хозяин бара.

   Он подошёл ближе и неожиданно быстро ощупал мышцы Сергея на руках, ногах и животе.

   - Вы не пожалеете, - снова заговорил Лисицын, стараясь заполнить словами паузу размышлений, собравших морщины на лбу владельца бара.

   - Где и у кого учился?

   - Таиланд, Паттайя, мастер Воганшихатсум, - Лисицын с трудом вспомнил имя старого бойца, у которого тренировался.

   К удивлению Сергея хозяин бара уважительно воскликнул: "О-о!" и показал на стул.

   - Даже если тебя побьют, это будет интересно. Такое зрелище... Поверженный белый сахиб. Такое вряд ли ещё когда-нибудь увидят в Камбодже. Сколько ты хочешь за бой?

   Лисицын, помня о мизерных гонорарах бойцов в Паттайе, осторожно предложил:

   - Пятьдесят долларов.

   Хозяин засмеялся, гладя себя по животу.

   - У тебя хорошее чувство юмора. Ты, что - чемпион мира? Могу дать десять американских долларов.

   - Вы оскорбляете мастера Воганшихатсума, уважаемый... Думаю, он очень огорчится, когда узнает об этом.

   У хозяина ресторана забегали глаза.

   - Только из уважения к старому мастеру Вогану... Двадцать баксов.

   - По рукам, - улыбнулся Сергей.

   - Приходи в половине седьмого. Не забудь захватить шорты и перчатки.

   - О, кей. Кто-нибудь затайпирует мне руки?

   - Твой соперник сделает. Из уважения к мастеру.

   Лисицын тронул Игоря за плечо, нагнулся и прошептал .

   - Спроси, который час?

   - What time now? - спросил Игорь.

   - Семнадцать с половиной, - владелец ресторана поднял к глазам запястье. - Да, забыл спросить. Вы откуда и зачем оказались в Камбодже?

   - Швейцария, - солидно сказал Игорь. - В поисках приключений. Смотрели фильм с Клодом ван Дамом?

   - Мне телевизор некогда смотреть, - проворчал кхмер. – Хороший сын у тебя.

   - Это точно, - откликнулся Сергей. - До встречи.

   Через час Лисицын сидел за ангаром на стуле, не обращая внимания на шум вокруг ринга. Смуглый, высокий, но тощий местный боец бинтовал Сергею руки, с интересом поглядывая на обычные пляжные шорты, прикрывающие бёдра противника и купленные за три доллара двадцать минут назад в одном из маленьких магазинов. На полу лежали старые потёртые перчатки, которые владелец бара всё же нашёл в собственной кладовке. А ещё через полчаса Лисицын вышел на помост. Подвешенные на высоких стойках лампы охватывали светом всё пространство ангара, а два прожектора освещали грязную, в кровавых пятнах поверхность ринга. Редкие хлопки, улюлюканье и свист публики, как ни странно, помогли Сергею побороть волнение, которое не отпускало его с момента переговоров с хозяином заведения. До этого момента оно только усиливалось по мере приближения времени боя. Большие, полные тревоги глаза Игоря, стоявшего возле помоста, ещё больше способствовали возбуждению. Но, когда Лисицын услышал аплодисменты, громкий крик из зала и обернулся, он увидел знакомого скандинава, который, разинув рот, обрамлённый рыжей бородой, потрясал в воздухе большим пальцем. Сергей неожиданно обрёл спокойствие.

   "Чему быть, того не миновать", - подумал он, разминая руки и приседая.

   Словно чёрт из коробочки на помост выскочил человек с громкоговорителем в руке. Лисицын, вспомнив советы Влада, отключил слух, пропуская мимо сознания ритуал представления бойцов, и, когда заиграла знакомая заунывная музыка, мир для Сергея вообще перестал существовать. Он смотрел в глаза соперника, стоявшего напротив, пытаясь уловить тени сомнения и страха. Но ничего такого Лисицын не заметил.

   - Он - мой враг. Он - мой личный враг, - шептал Сергей, пританцовывая в углу.

   Ударил гонг. Навстречу метнулся силуэт. Мелькнули красные перчатки, и сильный удар ногой вошёл Лисицыну под левое ребро. Он опустил локоть, но ещё один удар прилетел в правую голень. Сильная боль пронзила всю ногу. Лисицын обхватил противника и прижал его к канатам ринга, пропуская раз за разом удары локтем в лицо. Картины тренировок Влада мелькали перед глазами, заплывая лёгкой дымкой. Он очнулся на полу от звука колокола, означавшего, что раунд подошёл к концу. Над Сергеем склонился судья.

   - You are o'key?

   - Пошёл к чёрту, - по-русски сказал Лисицын, медленно поднимаясь.

   Он посмотрел в противоположный угол. Там суетились два человека, вытирая местного бойца. Зал свистел и орал, бросая в ринг картонные круглые подставки для пивных бутылок. К Сергею никто не подошёл, и он повис на канатах в своём углу, переводя дыхание и ощущая боль во всём теле. Из сечек на лице капала кровь, оставляя на груди ржавые пятна.

   - Дядя Сережа! - долетел откуда-то слабый голос. - Может, не надо...

   Лисицын посмотрел вниз. Игорь сидел на полу, поджав ноги и прижимая к груди кулачки. Из его глаз текли слёзы.

   Сергей раздвинул в улыбке окровавленные губы и поднял вверх руку, приветственно вращая ею в воздухе.

   В зал словно бросили бомбу. Свист на секунду оглушил, и Лисицын едва распознал в лавине звуков удар гонг.

   Второй раунд показался бесконечно длинным. Сергей висел на противнике, принимая телом удары коленями, вращая головой из стороны в сторону, прижимаясь лицом к плечам неутомимого местного бойца. Ожидание гонга стало вопросом жизни и смерти. Но он прозвучал, и Лисицын, опустив уставшие руки, застыл в своём углу. Один глаз заплыл, но вторым Сергей увидел, что люди вокруг помоста делали ставки, передавая деньги в руки хозяина заведения, ходившего между столами. Потом зрение сфокусировалось на противнике, и Лисицын заметил, что тот тоже устал. Грудь парня тяжело и часто поднималась. Боец ловил воздух открытым ртом, голова была опущена. Он почти не слушал, что ему кричали секунданты.

   "Выдохся, - решил Лисицын. - Какой ты на хрен файтер? Вот тайцы - они настоящие бойцы, а ты, приятель - конфета без начинки".

   В памяти всплыли наставления Влада и советы владельца школы Муа-Тай. Не смотря на усталость, мышцы неожиданно налились силой, ноги сами собой начали пританцовывать, руки поднялись над головой, и новый дикий, многоголосый крик толпы потряс пространство вокруг помоста. Шпагат, который сделал избитый фаранг, оказался для зрителей полной неожиданностью. Зал ответил восторженным свистом, заглушившим удар гонга, означавшего начало нового раунда. Бой пошёл своим чередом. Удары снова посыпались на Сергея, но он уже нащупал нужную дистанцию, начал работать корпусом маятник, защищая подбородок перчатками, а тело локтями. Дальше всё произошло на уровне подсознания. Взгляд поймал нужную точку, мозг отдал команду, тело подчинилось, отклоняясь влево, и в голову врага на прыжке полетело колено. Кхмера повело в сторону, он опустил руки, а удар Лисицына справа отправил бойца на настил ринга. Судья склонился над неподвижным телом и начал отсчёт. При счёте "десять" люди вокруг помоста в недоумении оцепенели.

   Гробовое молчание длилось несколько мгновений. Потом чей-то восторженный вопль разрушил хрупкое равновесие тишины. Этот вопль подхватил весь зал. Казалось, что сейчас на пол попадают все светильники. Они качались на тонких тросах, будто совсем рядом произошло землетрясение. Лисицын стоял, потрясая в воздухе кулаками, а вокруг бесновались люди. Его стащили вниз. На бёдрах повис Игорь, смеясь и плача одновременно. Мокрые плечи лапали потные руки. Рядом бесновался скандинав. Он кричал прямо Сергею в ухо:

   - Викинги не сдаются. Все шведы это знают. Я ставил на тебя, приятель. Ты — настоящий викинг.

   Спустя какое-то время, когда Лисицын вымылся тёплой водой из подвешенной на ржавой раме пластиковой бочки, его позвали к хозяину бара за перегородку, отделяющую маленький офис от безумного мира азарта, пропахшего потом, пивом и сигаретами. Лисицын уселся на придвинутый ему пластиковый стул. За спиной переминался с ноги на ногу Игорь.

   - Прости. Во время боя я подумал, что давно пора вызывать скорую помощь, - сказал хозяин заведения. - Но, скажи. Это была твоя тактика?

  - Она самая, - врал Сергей, морщась от боли и прикладывая латунную пряжку от поясного ремня к синякам и кровоподтёкам.

   На лбу и бровях у него красовались крестики из пластыря, сделанные Игорем. Рассечённая губа ещё кровоточила. Левый глаз совсем заплыл, и Лисицын слегка поворачивал голову, чтобы следить за хозяином, который в эту минуту отсчитывал деньги.

   - Вот. Двадцать баксов.

   - Игорь! Возьми, - сказал Сергей, поднимаясь.

   - Может, контракт? - Кхмер предостерегающе поднял руку.

   - Что?

   - Контракт, говорю. Для начала - на месяц. Три боя в неделю. За каждый - тридцатка.

   - Давай так. Бои - каждый день. Сотня в неделю, и плюс пять процентов от ставок, - сказал Лисицын.

   В кармане его джинсов уже лежало десять долларов, полученных от скандинава в качестве чаевых от выигранной ставки.

   - Я смотрю - ты деловой человек. Хорошо. На сотню баксов согласен. А с дохода от ставок даю три процента. Согласен?

   - Договорились!

   Партнёры пожали друг другу руки.

   - Купи себе нормальные бойцовские шорты, - сказал кхмер, вставая.

   - Куплю, если дашь мне крышу над головой.

   - Ну, ты и фрукт.

   - У меня на родине говорят, что такому палец в рот не клади.

   - Почему?

   - Руки можно лишиться, - Лисицын попытался улыбнуться, но гримаса боли исказила лицо.

   Зато расхохотался хозяин. Ему начал нравиться сумасшедший швейцарец.

   - Надо запомнить твою шутку.

   - Запиши.

   - Ладно. Будете жить за ангаром. Там есть лачуга, а в ней - две свободные кровати. Не гостиница, конечно, но у меня все бойцы так живут. Сегодня вам принесут тарелку риса и немного рыбы. Это - вроде бонуса от меня. Окей?

   Лисицын молча кивнул, обнял Игоря за плечи и они отправились в свой новый временный дом.   

   Месяц - достаточный срок, чтобы жизнь втоптала человека в грязь, но в случае с Лисицыным этого не произошло. Судьба подбрасывала ему всё новые испытания, а он не ломался. Быть может чувство долга и ответственность за мальчика, забота об Игоре, или память о Кате не дала Сергею пасть духом. По утрам он тренировался, потом вместе с Игорем они шли на местный рынок и покупали продукты. Приготовление еды тоже занимало достаточно времени. Старая электрическая плита, которую они нашли на свалке за городом грелась медленно, но Лисицын терпеливо помешивал деревянной ложкой рис, рыбу, овощи или кусочки курицы в большой сковороде, подаренной сердобольной кхмеркой, работающей на кухне бойцовского клуба. Во второй половине дня Сергей спал, а Игорь шёл на озеро, прятался в кустах и ловил на самодельную удочку маленьких рыб, похожих на карасей. Вечером Лисицын дрался, а Игорь, который теперь знал, как остановить кровь из сечек, работал в углу секундантом, не обращая внимания на шутки и свист публики. А после очередного боя мальчик приводил в относительный порядок разбитое лицо Лисицына. Оно превратилось в лиловую маску, испещрённую незаживающими рубцами, кровоподтёками и свежими сечками, но холодные примочки и дешёвая пудра, купленная в парфюмерной лавке, давали возможность выглядеть более или менее прилично к следующему бою. Ушибы и синяки на теле уже были не в счёт, тем более, что от схватки к схватке мышцы наливались силой, а плоть каменела, становясь нечувствительной к боли. Лисицын провёл двадцать пять боёв, из которых в двадцати одержал победу, четыре проиграл решением судей, и один - нокаутом. В пяти последних боях Сергей нокаутировал всех своих соперников. Странный фаранг успел приобрести признательность и славу несгибаемого бойца. На него ходили смотреть, за него болели, делая ставки.

   В жестяной банке из-под кофе, которую Игорь прятал под ворохом тряпья в лачуге, уже хранилось пятьсот долларов.

   - Нам бы ещё месяц здесь продержаться, - тихо говорил Лисицын однажды вечером, наблюдая за мальчиком, запихивающим в банку десятидолларовую купюру.

   - И тогда мы поедем домой? - спросил Игорь.

   Он страшно похудел. Загар только подчёркивал заострившиеся черты лица, выделяя синие грустные глаза.

   - Конечно. Выправим паспорта, купим билеты и полетим в Москву, - Лисицын разминал тайпированные руки.

   - А, что мы там будем делать?

   Вопрос мальчика поставил Сергея в тупик.

"Действительно. Что ждёт их в Москве?"

   - Будем работать. У меня квартира есть, немного денег про запас. Не пропадём. Если здесь всё устроилось, то у нас в стране будет намного легче.

   - А мы маму найдём?

   - Конечно. Иначе, что мы за мужики?

   - Скорее папа найдёт нас.

   От нотки безысходности в голосе мальчика по спине Лисицына пробежали мурашки.

   - Это мы ещё посмотрим, - бодро сказал он. - Мы с тобой теперь стреляные воробьи.

   - Скорее - битые. Неудачники. Вот мы кто?

   - Неудачники? - возмутился Лисицын. - Не скажи. Удача сама идёт нам в руки.

Смотри. Там на лодке - остались живы. Это - раз. Уплыли с острова. Два. Обманули твоего Вратаря. Три. Здесь всё удачно складывается. Нужно только потерпеть.

   - Вратарь - не мой. И сколько можно терпеть? Посмотрите на себя. Долго вас тут будут колошматить. Я уже устал.

   - Я тоже устал, - тихо сказал Сергей, массируя болевшие плечи. - Но усталость от хорошо проделанной работы, она приятная.

   - Ага. Очень приятно, когда вас бьют. Когда приходиться спать на грязной постели в грязном сарае, есть вдвоём из одной ложки, носить одну и ту же пропахшую потом одежду. Разве это жизнь? - глаза мальчика сверкали от сдерживаемой ярости.

   - Это - обстоятельства. Временные трудности, - повысил голос Лисицын, поднимаясь на ноги. - Что ты знаешь о жизни? Ты думал - жизнь - сплошной праздник? Престижная школа, особняк на Рублёвке, подаренная тебе лошадь? Нет, мой дорогой. Жизнь часто преподносит сюрпризы. И это, - Сергей обнял пространство руками, - один из них во всей своей дикости, грязи и жестокости. Но именно это всё делает из хлюпиков настоящих мужиков. Впрочем, окажемся в Москве, могу отвезти тебя к отцу. Заживёшь, как прежде, - Лисицын радражённо рубанул воздух ребром ладони.

   - Как прежде? Прежнего, после всего, что отец сделал с нами, уже не будет, - на ресницах мальчика показались слёзы. - Я его ненавижу.

   - Ничего. Стерпится, слюбится, - Сергей, начиная жалеть о разговоре, вытер рукавом футболки вспотевшее лицо.

   - Да, пошёл он... - пробормотал мальчик, кончиками пальцев размазывая по щекам влагу.

   Он неожиданно шагнул вперёд и обнял Лисицына за бёдра.

   - У меня больше нет отца. Или вот. Теперь ты мой отец, - тихо сказал Игорь, прижимаясь носом к твёрдым пластинам мышц на животе Сергея.

   Лисицын опешил, разъединил руки мальчика и присел перед ним на корточки.

   - Ладно, ладно. Не нужно плакать. Всё образуется.

   - Ты согласен? - Игорь обхватил ладонями разбитое лицо Сергея.

   - На что согласен?

   - Что я буду считать тебя своим отцом?

   - Похоже, у меня нет выбора, - улыбнулся Лисицын и пригладил Игорю вихор на затылке. - Ну, всё. Хватит, хватит. Теперь мы - семья.

   - Мы найдём маму?

   - Конечно, - сказал Сергей, чувствуя, что сердце, только что наполненное любовью, проваливается в пустоту. Горло перехватил спазм. - Вместе мы всё можем. А сейчас мне нужно идти в ринг. Секунданты готовы?

   - Готовы, - Игорь вывернулся из-под руки Лисицына и стал укладывать в холщовый мешочек чистые кусочки тряпок, банку с вазелином, полотенца, бутылку воды.

   После боя, в котором победа досталась Лисицыну, хозяин клуба пригласил бойца в офисный закуток.

   - Садись. Вот двадцатка. Спрячь, - сказал кхмер, отводя глаза.

   - Вы должны мне полторы сотни.

   - Знаю. - отмахнулся хозяин. - Но тут такое дело. Приходил человек из полиции. Мы же платим за покровительство. Мол, бизнес твой идёт в гору. Короче, мне повысили плату. А ещё, я сам три боя подряд ставил против тебя. Думал - рано или поздно сломается фаранг. Видел бы ты себя в зеркало.

   - Это ваши проблемы. Мне нужны мои деньги.

   Сергей медленно поднялся, опираясь ладонями о стол.

   - Забирай двадцатку, а иначе проблемы начнутся у тебя, - рука хозяина заведения нырнула в ящик стола. Лицо покрылось потом и побледнело.

   - Вы - нечестный человек. Так бизнес не ведут.

   - То же мне - учитель нашёлся. Делай, что тебе говорят. Умеешь драться, и хорошо. Дерись, чёрт тебя возьми. Неблагодарный белый сахиб. Я тебе кров дал. Ты же нищим ко мне пришёл. Такие деньги у нас бойцам не платят.

   - И что это значит?

   - Будешь драться за двадцатку в неделю, как все.

   - Но у нас же контракт, - Лисицын пытался сохранять спокойствие, преодолевая растущий гнев, но зубы начали выбивать нервную дрожь, как в день первого боя.

   - Теперь будет новый.

   - Ах ты сволочь! - выругался Сергей по-русски, хватая хозяина за отвороты рубашки.

   Через мгновение Лисицын ощутил боль в левом предплечье. Он отпустил кхмера и с удивлением уставился на тонкий нож, вонзившийся в руку.

   А ещё через секунду дверь каморки отлетела в сторону, в офис ворвались четыре человека и выволокли Лисицына наружу.

   Он очнулся под фонарём на окраине города. Рядом валялась пустая банка из-под кофе. Над Сергеем склонился Игорь. Он завязывал тряпкой рану на левом предплечье Лисицына.

   - Ничего, ничего, - шептал мальчик, пробуя, надёжен ли узел. - Царапина. Лезвие было коротким.

   - Пошли отсюда, - тихо сказал Сергей, поднимаясь.

   Он ощупал свежие синяки на лице, потом тронул пальцами огромную шишку на затылке.

   - Рассечения нет. Сил у туземцев не хватило сильно ударить. Слабаки.

   - Удача опять на нашей стороне?

   - Ты такой добрый, - улыбнулся опухшими губами Лисицын. - Хотя, ирония - лучшее лекарство от неприятностей.

   - И куда мы теперь пойдём? - Мальчик положил руку Сергея на своё плечо.

   - В Пномпень, но не сразу.

   - Значит, снова будем драться?

   - Угу, - подтвердил Лисицын.

   Следующие два месяца они пешком, а если везло, то на попутных машинах пересекали несколько провинций Камбоджи, где Сергей дрался в каждом посёлке, где имелся ринг.

 

                                        ***

   Гости были незваными. Это выглядело странным, учитывая, что Липатов продолжал соблюдать осторожность. Он редко бывал в областном центре, избегал публичных мест, особенно старался не попадаться на глаза чиновникам и журналистам. В стареньком сотовом телефоне давно работала новая сим-карта, но Валерий пользовался им редко, стараясь без крайней нужды никуда не звонить. А тут, на разбитой осенними дождями дороге, перед воротами усадьбы стоял потрёпанный временем джип "Ниссан-Патрол", словно его перенесли сюда из "лихих девяностых". Рядом, дожидаясь, пока хозяин фермы сойдёт с крыльца, прохаживались два человека. Лицо одного из них показалось Липатову знакомым. Держа охотничий карабин на сгибе локтя, Валерий направился к калитке.

   - Батюшки светы! Какими судьбами? Василий Петрович Молодцов! Ты, что - заблудился?

   - Я тут проездом из Рио-да-Жанейро через Сан-Паоло, - улыбнулся "пламенный борец с режимом". - Ты зачем сюда перебрался? Чем тебе Воронеж не нравился? Открывай, давай.

   - Земля там оскудела, - соврал Липатов. - Кто это с тобой?

   - Знакомься. Разбегаев, мой приятель.

   - Типа - соратник?

   - Можно и так сказать. Так откроешь или нет? Мы тут версты четыре колесили по болотам, пока нашли твою усадьбу.

   Но Валерий не спешил отодвигать засов. Переложив карабин на плечо, он почесал затылок.

   - Легко меня нашли?

   - У нас есть свои источники информации.

   - И всё же?

   - Слухи, сплетни. Что, мол, где-то на Севере ты окопался и снова процветаешь. Обзвонили нужных людей в администрациях губернаторов. Ну, нам и дали наводку. Правда - тут дороги убийственные, пришлось поплутать немного. Но нюх не подвёл. Можно сказать - случайно свернули в нужную сторону. Открывай, не дури. Разговор есть.

   Липатов вздохнул и открыл калитку. В избе он поставил карабин в угол и обернулся к жене.

   - Галя. Поставь самовар и достань из погреба колбасы домашней. Да хлеба нарежь. А вы садитесь вон на лавку. Чай будем пить.

   - Может, выпьем чего покрепче под колбасу? - Севрюгов достал из сумки, висящей на плече, бутылку дорогой водки.

   - Не употребляем, - твёрдо сказал Липатов.

   Стоя, он перекрестился на угол, где висела большая икона.

   - Так, для беседы водка - в самый раз, - Севрюгов стукнул донышком бутылки о стол.

   - Убери, - строго сказал Молодцов.

   Он обвёл глазами горницу, посмотрел на оружие, развешанное по стенам.

   - Мой дом - моя крепость?

   - Вроде того. Так о чём речи будем вести, - спросил Валерий, глядя, как жена режет большими кусками хлеб домашней выпечки.

   - Уф, - выдыхая воздух, восхитился Молодцов. - Запах классный.

   - Тут в лесах запах - на запахе и запахом погоняет. Вы что - восторгаться сюда приехали? Щас ещё колбасу два часа будете нюхать.. Итак. Слушаю внимательно, - Липатов щипцами колол большие куски сахара и складывал их в глубокое блюдце.

   - Ладно, - согласился Молодцов. - Значит, так. Ты - насколько я помню, всегда относился критически к теперешней власти. По телевизору не раз выступал, статьи твои есть в "Коммерсанте". Так?

   - Не отрицаю.

   - Тебе не нравились реформы, проводимые правительством?

   - Реформы сами по себе - не причём. Скорее они — всего-лишь имитация реформ. Особенно в сельском хозяйстве и банковском секторе. Сплошное "ля-ля", - Валерий начинал нервничать, чувствуя, что в душе закипает раздражение.

   - Вот именно, - горячо поддержал точку зрения Липатова Молодцов. - Какое это на хрен правительство? Оно по своей сути отвечает интересам олигархов и чиновников, связанных с  первыми на коррупционной основе. Оно - антинародное.

   - Вася! А когда оно было народным? При Ленине, Сталине? При Горбачёве, Ельцине?

   - Вот именно! - хлопнул ладонью по столу Молодцов. - Смотри. Чёртовым косоглазым в Китае страшно повезло с Дэн Сяо Пином. А наша КПСС-ная верхушка настолько деградировала, что кроме местечкового косноязычного Горбачёва не нашла в рукаве ни одного туза.

   - Косноязычие - не самый большой грех, - нехотя заметил Липатов.

   - Ты прав. Сталина нам нужно. Сталина. При всех его недостатках. Кровожаден был, подозрителен, жесток. Но он был императором от политики, гроссмейстером интриги и академиком государственной стратегии. А Горбачёв - голый король, которого свита поставила перед зеркалом, восхищаясь его иллюзорной мантией величия.

   - Ага. Всё - по Шекспиру, Вильяму нашему, - Липатов почесал затылок.

   - Причём здесь Шекспир? - не понял Севрюгов.

   - А притом. Помнишь - шут говорил королю Лиру? "Кто согласился по кускам страну свою раздать, тот приобщился к дуракам, он будет мне под стать. Мы с ним пойдем рука к руке, два круглых дурака: один - в дурацком колпаке, другой - без колпака".

   - Ты зовешь меня дураком, шут? А тот ему отвечает - "Остальные титулы ты роздал. Этот — природный", - продолжал Липатов.

   - Ха-ха-ха, - хрипло засмеялся Молодцов. - Валера! Ты оказывается здесь, в медвежьем углу Шекспира читаешь?

   - А ещё хлеб сею, коров развожу и много, чего ещё делаю.

   - Про Шекспира ты - в точку. Мудрый мужик был, чего не скажешь о Михал Сергеиче. Старый хрыч тут такое начудил в интервью для Би-Би-Си, - замотал головой Молодцов, делая глоток из стакана, поставленного Галиной рядом с его локтем.

   - Давай, удиви нас, - сказал Валерий, намазывая на кусок хлеба мёд.

   - "Обеспокоены Путиным?" - спрашивает его корреспондент. - "Обеспокоен, и вообще он мне язык хотел укоротить". Журналист дальше спрашивает: - Запретительные законы плохие? "Плохие, очень плохие. Путин вновь развязывает холодную войну? Ой развязывает", - Молодцов с наслаждением откусил сладкий кусок хлеба и, разжевав его, проглотил.

   - Дальше журналюга говорит: "Чувствуется прежний дух, который мы с Рейганом душили-душили...  Вот. Вы открыли демократию, а Путин ее закрывает?" А миша ему в ответ: "Да, при мне все демократизировалось, а при Путине - наоборот, страна буксует".

   - И чего тут удивительного? Это же всё - в духе Горбача. Он всегда был косноязычным. А потом, ты сам сотрясаешь воздух на митингах почти теми же словами, - сказал Липатов.

   - Валера! Ты плохо меня слушал. И не ставь меня на одну доску с этим балаболом. При его правлении страна катилась, неслась, летела под откос, в обрыв, пропасть. Лететь в пропасть или буксовать над нею - это две большие разницы.

   - Это оправдание для нынешней власти? - без всякого энтузиазма спросил Валерий, уже пожалевший, что пригласил в дом гостей.

   "Нужно было поговорить за воротами", - подумал он.

   - Уж во всяком случае нашу нынешнюю власть не назовёшь аморфной. Сам Горбачёв, видимо, считает демократией ту неуправляемость, которая процветала при нём. Демократии, как власти народа и для народа при Горбачёве не было, а выдавать за демократию анархию, неумение и нежелание управлять - говорит о политическом ничтожестве нашего бывшего президента.

   - Все эти интервью - всего-лишь попытка оправдать себя. В глубине души Горбачёв чувствует вину за развал СССР, - неожиданно сказала Галина, подливая чай гостям.

   - Вину? - снова раздражаясь, переспросил Липатов. - Галя! О какой вине ты говоришь? Горбачёв - политический фарцовщик, который продавал всё, что у него соглашались купить.

   - Точно, - одобрил слова Валерия Молодцов. - Этот гад - архитектор всех пост советских восточно-европейских национальных государств. Он отдал Прибалтику американским латышам, литовцам и эстонцам, наплевав на пятьдесят процентов русского населения, Украину потомкам бандеровцев, махнув рукой на тех, кто не хотел быть "свидомыми" хохлами. Я уже не говорю про Азербайджан, где армян при нём стали резать и гнать взашей из страны. Именно он в девяностых годах на пике борьбы с Ельциным натравливал автономии на российский центр, именно он положил начало тому самому параду суверенитетов, последствия которого мы расхлебываем до сих пор...

   - Сомневаюсь, что Горбачёв нажился на этом, - перебил Молодцова Разбегаев.

   - Неужели? Не каждый может себе позволить отметить восьмидесятилетний юбилей в Лондоне, да ещё в Альберт-холле1. А Горбачёв-фонд с огромным зданием в центре Москвы? Мне, например, странно, что этот фонд существует вообще. И второй вопрос - на какие деньги? Не удивлюсь, если Михал Сергеевич руки потирает от удовольствия, когда Навальный2 выводит молокососов на митинги против коррупции. Вот у кого нужно налоговую декларацию потребовать. У Миши Меченого. Да, пошёл он... - выругался Молодцов.

  

1 Альберт-холл - полное наименование Лондонский королевский зал искусств и наук имени Альберта - концертный зал в Лондоне. Считается одной из наиболее престижных концертных площадок в Великобритании и во всём мире. 

2 Алексей Навальный - бывший член совета директоров компании «Аэрофлот», создатель «Фонда борьбы с коррупцией». С начала 2010-х годов проходит обвиняемым и свидетелем по ряду уголовных, административных и арбитражных дел. Наиболее резонансными из них являются «Дело Кировлеса". По делу «Ив Роше» 30 декабря 2014 года Навальный приговорён к 3,5 годам лишения свободы условно, приговор вступил в законную силу.

 

   - Что за митинги? - вяло поинтересовался Валерий.

   - Вот, что значит жить в медвежьем углу, - засмеялся Разбегаев. - И не знать про дела медвежьи.

   - Кончай ты со своими дурацкими шуточками, - раздражённо звякнул стаканом о блюдце Молодцов.

   - Что вы к Горбачёву прицепились? - снова заступилась за бывшего Генсека КПСС Галина. - Он уже старый. Пусть бы себе доживал спокойно...

   - А кто возражает? Сидел бы и молчал в тряпочку, а он лезет с интервью разными. Придурок косноязычный, - сказал Разбегаев, пододвигая к себе тарелку с домашней колбасой.

   - Что, Горбачёв хлеб у оппозиции отнимает? - спросил Липатов, переворачивая вверх дном стакан и ставя его на блюдце.

   - Да, чёрт с ним, Горбачём, - буркнул Молодцов.

   Он отвернулся к окну и стал смотреть на близкий лес, задумчиво ковыряя в зубах спичкой, которую вытащил из кармана джинсов.

   - От меня то, что вам нужно? - не выдержал Липатов.

   - Э... Объясню, если выслушаешь до конца, - Молодцов сфокусировал взгляд на лице Валерия. - Знаешь, в Москве, да и во многих городах набирает силу протестное движение. Людям надоела коррупция во власти, они устали от патриотической пропаганды, от проблем, связанных с введением санкций, мизерных зарплат, снижения уровня жизни и так далее. Тем не менее в оппозиции нет единства. Выборы в Думу показали, что народ не верит никому. Поэтому я, и мои соратники решили от слов перейти к делу.

   - Что? Опять революцию или майдан хотите устроить?

   - Ни то и ни другое. Нам необходима политическая программа - альтернатива тому курсу, который проводит правительство.

   - А я здесь с какого боку? - Липатов поднялся и пересел в самодельное кресло-качалку.

   - Ты шаришь в экономике. Всё-таки был основателем биржи. У тебя есть опыт создания рентабельного хозяйства. А ферма - то же государство, только масштабом больше...

   - Министром экономики меня хочешь сделать? - скептически улыбнулся Валерий. - Не по адресу. Поговори с Касьяновым или Явлинским.

   - Эти ребята в президенты метят.

   - А, что? Вот вам и решение вопроса коррупции. Миша берёт всего два процента. Так в бюджете страны и запишете - "Минус два процента - Касьянову".

   - Ну ты и язва.

   - Точно. Язва желудка, - согласился Липатов. - А если учесть, что у Касьянова есть хорошие приятели среди чиновников, то аккурат три четверти бюджета каждый год они будут в лёгкую "распиливать". 

   - Не позволим. Невзирая на лица, будем прилюдно расстреливать, как в Китае.

   - Понял. Диктатура пролетариата.

   - Диктатура народа! - воскликнул Молодцов, возбуждаясь всё больше. - Судебные процессы по всей стране. Расстрелы на площадях! Полная конфискация имущества. Пересмотр итогов приватизации...

   - Тогда тебе Жириновский нужен. Хотя бы в качестве Министра внутренних дел или Генерального прокурора. Он вам устроит тридцать седьмой год.

   -  Брось ёрничать. Я дело предлагаю. Иди к нам. Мы создаём теневое правительство. Назначу тебя советником. Всякие там - Явлинские, Ясины, и прочие болтуны, экономические романтики и популисты остались в прошлом. Мы - молодые, энергичные, знающие, что нужно народу, придём на смену старой элите.

   - Добавь ещё - нищие и голодные. Пересмотр итогов приватизации - это вся ваша экономическая программа? Грабь награбленное. Где-то я уже слышал этот лозунг, - не выдержал Липатов. 

   - Причём тут грабёж? - вскочил с табурета Молодцов. - Мы вернём народу отнятое Гайдаром и Чубайсами.

   - Сильно сомневаюсь. Хотя, предположим, вернёте. Это тоже уже было после Великой Октябрьской. Вот только, что наш народ будет делать, когда на него свалится манна небесная?

   - Мы найдём грамотных менеджеров в Америке. Ты думаешь - империей Ротшильдов управляют сами Ротшильды лично?

   - Так и скажи. Отдадите страну под внешнее управление. Что мы сейчас и наблюдаем на Украине.

   - Найдутся хорошие управляющие и среди наших, русских, - горячился Молодцов, расхаживая по комнате. - Дадим им достойные зарплаты, сопоставимые с зарплатами западных промышленных менеджеров.

   - Правильно, - иронично поддержал его Валерий. - Значит - ваши парни будут воровать менее изощрённо, но в больших размерах. Почитай результаты проверок Счётной палаты, проводимых в госкорпорациях. Узнаешь много интересного о масштабах воровства в Сколково, в Роснано...

   - В конце концов Россия - богатая страна, - перебил Валерия Разбегаев.

   - Считаешь - всем хватит? - поморщился, словно проглотил дольку лимона, Липатов.

   - Помолчи! - осадил Разбегаева Молодцов. - Конечно ты прав насчёт воровства. Будем выжигать калёным железом. Но мы наполним бюджет, обеспечим промышленный рост, повысим благосостояние людей.

   - У тебя кроме лозунгов и "бла, бла" есть что-нибудь дельное? Расчёты, например?

   - Значит, ты согласен?

   - Не так быстро. Мне просто интересно услышать что-то существенное. Особенно, если учесть цифры, указывающие на катастрофическое падение мировой экономики, включая и нашу. Плюс - фактор сырьевой зависимости. Не вижу, что способно обеспечить промышленный рост.

   - Развитие Военно-промышленного комплекса. Даже в США он - двигатель экономики! - патетически воскликнул Разбегаев.

   - Америка - исключение из правил, - неожиданно сказала Галина. - Там экономика держится не только на ВПК.

   - Видите. Даже моя жена понимает, что и как устроено в Америке, - Липатов улыбнулся Галине. - Америка является владельцем печатного станка и мировой резервной валюты. Америка воюет везде, где можно и нельзя. Америка может себе позволить гигантские военные расходы, и за это ей ничего не будет.

   - Мы тоже воюем в Сирии, - с обидой в голосе сказал Разбегаев.

   - Вот именно! - воскликнул Молодцов. - Россия бросает кучу денег на ветер, зря переводит ресурсы ради каких-то арабов. Но мы сократим военный бюджет и направим деньги на социальные нужды.

   - Ага. И лишимся большой доли мирового рынка вооружений. Нет, что-то у вас не сходятся концы с концами, - сказал Липатов.

   - Поэтому нам и нужны люди с опытом, знающие законы экономики, умеющие найти баланс между необходимым и достаточным. Ты же когда-то миллионами ворочал.

   - Нет, ребята. "Пулемёта я вам не дам", - ответил Валерий словами актёра Луспекаева из фильма "Белое солнце пустыни". - Правильно разложить деньги по полочкам - вот моя специальность. В семейном бизнесе - главное - жить по средствам, но моя ферма - далеко не Россия, где всё гораздо сложнее и специфичнее. Россия - не для ваших умов.

   - Ладно, - Молодцов, обиженный последними словами Валерия, сделал вид, что не заметил иронии. - А я то думал, знаменитый Липатов войдёт в команду молодых реформаторов - надежды России. Представляешь, какие перспективы открывались бы для тебя? Пойми, - признался он, помедлив. - У меня проблемы с кадрами. Оскудела страна людьми.

   - Сочувствую и понимаю. С кадрами делиться надо. Поищи единомышленников в другом месте. Впрочем, хочешь, буду контролировать твой личный бюджет? - предложил Валерий, пытаясь перевести разговор в шутку.

   Липатов уже жалел, что ввязался в дурацкую перепалку с политическим подтекстом.

   - А, что? Пусть ведёт? - почему-то обрадовался Разбегаев.

   Молодцов с сожалением посмотрел на своего приятеля.

   - Видел дураков, но не таких.

   - Причём здесь дурак? У нас с тобой запутанные финансы. Нужен человек, который со всем этим разберётся.

   Молодцов указательным пальцем постучал себя по лбу.

   - Не обращай внимания, - сказал он Липатову. - Значит, нет?

   - Весь вопрос — во власти, - туманно ответил Валерий.

   - Есть методы, - улыбнулся Молодцов.

   - Убеждение?

   - Нет ничего убедительнее массовых публичных протестов, митингов и акций неповиновения. Опыт цветных революций на постсоветском пространстве тому подтверждение.

   - Это вы о чём сейчас? - не удержалась от вопроса Галина. - Уж не о майдане ли по киевскому образу и подобию?

   - А, что? - с вызовом поднял голову Молодцов. - Получилось у хохлов, должно получиться  и у нас. Каждый народ имеет право на свою революцию.

   - Смотрю — ни черта вы не понимаете в революциях, - Галя отодвинула в сторону пустые стаканы и уселась за стол рядом с мужем. - Вспомните опыт переворота, устроенного Лениным. Чем всё закончилось? Гражданской войной, разрухой, смертями. Большевики выпустили из тюрем вместе с политическими зеками уголовников, которые, кто поумнее, примазались к власти, остальные занялись привычным делом — грабежами, разбоем и пополнили ряды всевозможных банд, шаек атаманов и прочей сволочи. То же самоё сейчас происходит на Украине, - Галя нервно поправила прядь, выбившуюся из-под платка. - Кто стоял на майдане в Киеве? Нищие студенты, которым платили Коломойский и Порошенко. Приезжие нацики, которым на Львовщине и в Закарпатье запудрили мозги бандеровской чушью инструкторы — внучата, бежавших в Канаду и Америку полицаев — прислужников фашистов. Кто раздавал печеньки и руководил вождями майдана? Кто спонсировал идеологов бунта? И кто воспользовался плодами переворота? - Галя с вызовом смотрела на Молодцова.

   - Ладно, ладно. Знаем, - недовольно произнёс тот, делая протестующий жест рукой.

   - То, то и оно, - Галина сорвала с головы платок и вытерла слёзы возмущения, выступившие на глазах. - Этим уродам — Турчинову, Тягнибог, Порошенко, Белецкому, Ярошу плевать на собственный народ так же, как их покровителям — американцам. И что получил сам народ, молчаливо и с удовольствием смотревший на это, как им казалось безобидное и занимательное шоу из своих хат и квартирных нор? Тогда они ещё не понимали, чем всё закончится. Прямо дети малые с сеном вместо мозгов. Типа — моя хата с краю... Теперь они полными ложками хлебают хаос, гражданскую войну, деградацию власти и государства, обнищание и внешнее управление... Вы этого хотите для России?

   - Слушай, Липатов, - с раздражением произнёс Разбегаев. - У тебя жена — кладезь политической мудрости. Она, что — специалист по революциям?

   - Зря ты так, уважаемый, - Липатов устало потёр лицо ладонями. - Галина, между прочим, в своё время закончила университет в Киеве по специальности международное право.

   - То, то я смотрю, шибко умная для фермерши.

   - Разбегаев! - повысил голос Молодцов. - Заткнись, - оппозиционер медленно повернулся к Липатову.

   - И всё же... Что скажешь по поводу моего предложения?

   - Извини, дорогой, - сказал Валерий, вставая и подавая Молодцову пакет, уже приготовленный женой. - Вот - пирожки. Галя вчера испекла. Перекусите в дороге.

   - Просьбы есть, пожелания? - хмуро спросил Молодцов, поворачиваясь к двери.

   - Скатертью дорога. Впрочем, вот что, - остановил его Валерий. - В Москве почти не бываю, но если мне нужна будет помощь в одном деле...

   - Не вопрос, - переглянувшись с Разбегаевым, оживился Молодцов. - Вот тебе номер телефона. Звони в любом случае. Ты - мне, я - тебе. По старой дружбе.

   - Хорошо, - сказал Липатов, пряча за икону визитную карточку.

   Он проводил гостей до ворот и запер створки на засов.

   "Странно, - думал Валерий, направляясь к новому длинному коровнику, выстроенному летом. - Если они с такой лёгкостью нашли меня, то...", - он вдруг почувствовал, что пальцы рук начали слегка дрожать.

   Нервное напряжение не отпускало Липатова всё время разговора с гостями, а сейчас только усилилось.

   - Да и чёрт с ним. От жизни не спрячешься. Делай, что должен, и будь, что будет, - пробормотал он, зевая.

   

                                       ***

 

   Катя очнулась от странного ощущения пустоты вокруг себя. Она открыла глаза. В чулане было темно, и только из-под двери пробивался слабый цвет. Ощутив боль в затылочной части головы, Дементьева попыталась вызвать в памяти название лекарства, которое ей давал Вратарь.

   "Белого цвета коробка, чёрные буквы... Очевидно транквилизатор, но какой? Гидроксизин, - вспомнила она. - Точно. Может, поэтому так пить хочется".

   - Петрович! - позвала она, медленно поднимаясь с матраса и чувствуя головокружение. - Эй, Петрович! Я пить хочу.

   За дверью было тихо. Катя прислонила ухо к дверному полотну.

   - Где ты, Петрович? Открой немедленно дверь. Мне нужно в туалет.

   Дементьева осторожно развернулась и стукнула босой пяткой в дверь.

   "Там нет никого, - поняла вдруг Катя.

   Чувствуя страшную слабость, Дементьева отступила назад, упёрлась в стену, оттолкнулась и всем телом навалилась на дверь. Та заскрипела, но не поддалась. Катя снова сделала два шага к стене, снова оттолкнулась от неё и ударила в дверное полотно плечом. В глазах потемнело, раздался треск, одна из петель замка отскочила, и Катя полетела вперёд. Она упала на живот, часто дыша, ощущая гул в ушах. Потом медленно поднялась и оглядела комнату. На кровати лежала спортивная сумка, на тумбочке стояла пустая бутылка виски. Из окна через не плотно закрытую штору пробивался свет уличных фонарей.

   В горле пересохло настолько, что стало трудно глотать. Держась за стены, Дементьева прошла на кухню, нашла чашку, наполнила её водой из крана и начала жадно пить. Ей понадобилось три чашки, чтобы утолить жажду. Через минуту, почувствовав приступ рвоты, Катя едва успела добраться до туалета. Её рвало так, будто это она выпила ту самую бутылку виски. Опустошив желудок, она долго сидела на унитазе в полной прострации. Минут через пять головокружение прошло, шум в ушах пропал. Дементьева поднялась на ноги и открыла узкий шкафчик, приткнувшийся в углу туалета. Ей был нужен дезодорант. Но в шкафу почти ничего не было за исключением большой грелки, маленькой клизмы и аппарата для измерения артериального давления. Катя повертела в руках шланг, идущий от манжеты, задумчиво посмотрела на клизму и решительно поднялась на ноги. Вскоре она внимательно рассматривала результат своей работы. На крючке для халатов висела грелка, наполненная водой. К горлышку Кате удалось прикрепить шланг, конец которого был надет на отрезанный от клизмы носик.

   Дементьева разделась до гола, встала на колени, раздвинув ноги, наклонилась вперёд, нащупала носик клизмы, морщась от боли, вставила его в собственный задний проход и распустила узел на шланге. Тёплая жидкость начала наполнять её кишечник. Катя, сжав зубы, терпела и ждала. Повернув голову, она видела, что грелка уменьшалась в размерах и, наконец стала плоским зелёным куском резины. Напрягая мышцы ягодиц, Дементьева вытащила из себя носик клизмы, медленно поднялась и замерла, прислушиваясь к собственным ощущениями. Через минуту спазмы в животе заставили её рухнуть на унитаз. Процесс очищения кишечника был долгим и болезненным.

   - Господи! Как это ужасно, - стонала Катя, чувствуя, как из неё выплёскиваются потоки слизи, а вместе с болью уходит ощущения тяжести в животе.

   После двух подходов к унитазу, она почувствовала себя значительно лучше. Головокружение прошло, ломота в затылке исчезла. Она почистила унитаз, потом приняла душ, кое как вытерлась старым вафельным полотенцем, натянула джинсы, купленные ей Вратарём на рынке в Донецке, и приготовила себе кофе.

   "Боже! - мысленно воскликнула она через минуту. - Какая я дура. Чего расселась?"

   Катя вскочила, торопливо допила кофе, нашла свой бюстгалтер, блузку, оделась, потом открыла шкаф в спальне, где нашла свой свитер и куртку, аккуратно повешенные на плечики. В спортивной сумке Вратаря она обнаружила тонкую пачку тысячерублёвых купюр, собственный заграничный паспорт и разорванный надвое паспорт, выданный в ДНР. Часы на тумбочке показывали три часа ночи.

   - Скорее, скорее, - шептала она, одевая свитер и куртку.

   Дементьева, засунув деньги вместе с документами в карман джинсов, подошла к двери и обнаружила, что та закрыта на ключ с наружной стороны.

   - Господи! - воскликнула Катя. - Чёрт, чёрт, чёрт!

   Она подбежала к окну спальни.

   "Высоко. Нет, это невозможно. Чтобы такое... Думай, думай".

   Катя открыла окно на кухне и высунулась наружу, вертя головой. Холодный ветер трепал волосы и лез за воротник куртки. В метре от себя Дементьева увидела бетонный выступ длинной лоджии. Решётка, сваренная из металлических прутьев, закрывала балкон до половины. А ещё Катя увидела узкую щель. Металл в двух местах был разрезан и загнут кверху.

   "Это же - лоджия, ведущая на чёрную лестницу. Нужно добраться туда".

   Она опустила взгляд на парапет, идущий под окном вдоль стены дома.

   - Слишком узкий, - бормотала Катя, ложась животом на подоконник.

   - Я должна это сделать, должна... Боже! Спаси и сохрани...

   Она перевернулась, застыв в неудобной позе, опустила ноги и нащупала подошвами кроссовок бетон. Потом выпрямилась, держась за раму открытого окна. Сделав маленький шажок, потом другой, вцепившись в пластик, она оценила взглядом расстояние до лоджии.

   "Слишком далеко, слишком далеко".

   Пальцы рук начали неметь. Рама окна была холодной и шершавой от грязного налёта.

   - А... Будь, что будет, - отчаянно прошептала Дементьева, с силой отталкиваясь руками от рамы, а ногами от парапета и направляя движение тела в сторону лоджии.

   Ей показалось, что полёт в пространстве был бесконечно долгим. Перед глазами плыли трещины и выбоины стены, замазанные чёрным герметиком. На самом деле прыжок длился мгновение. Катя ощутила боль в локтях от удара о край балкона, но пальцы уже вцепились в прутья решётки, закрывающей лоджию до половины. Тело повисло в пустоте. Лицо прижалось к металлу. Дементьева подтянула вверх колени, упираясь в камень носками кроссовок, подтянулась, поочерёдно перехватывая прутья решётки руками, и протиснулась через щель, проделанную в металле неизвестно кем и для чего.

   Она долго лежала в какой-то луже, переводя дыхание и всё ещё ощущая ужас. Потом поднялась, нашла дверь ведущую на чёрную лестницу и вскоре оказалась на улице.

   "Куда теперь?" - думала Катя, стоя на остановке автобуса.

   Ветер проникал под свитер, холодя вспотевшую кожу. Пережитый стресс вызывал внутреннюю дрожь.

   "К маме нельзя, к подругам - тоже. Дементьев быстро найдёт меня. Куда? Вон — остановка."

   Пустой, очевидно первый в этот ранний час, автобус затормозил и открыл двери.

 Катя нырнула внутрь, купила у водителя карту для проезда и прошла в салон. Жёсткое кресло возле ящика отопителя приютило её измученное тело.

   "Лисицын! Господи! Где ты?  - Дементьева тяжело вздохнула, прижимаясь спиной к сиденью... - Лисицын... Да... Боже! Конечно... Дача Лисицына. Какая это дорога? Станция? Название? Проклятая память, чёртов гидроксизин!

   Только возле станции метро она вспомнила, где она была с Лисицыным в то волшебное, уже далёкое лето.

   Через три часа, когда первые лучи осеннего солнца осветили крыши дачного посёлка, Дементьева, найдя дыру в заборе, пролезла во двор небольшого дома, открыла дверь сарая, нашла старый топор, поддела лезвием раму окна, выходящего в сад и проникла внутрь. Добравшись до кровати, она торопливо сложив покрывало, нырнула под одеяло. Едва уловимый запах кожи Лисицына вызвала лёгкую счастливую улыбку на её лице. Именно в это мгновение она поверила в то, что Сергей жив и, что он обязательно найдёт её. Эта мысль была для неё, словно соломинка для муравья, попавшего в бурный водоворот. Катя судорожно вздохнула, затем всхлипнула, закрыла глаза и, впервые за несколько страшных месяцев, безмятежно заснула, уткнувшись носом в подушку.

 

   Дементьев сидел за столом напротив Кардинала в том же самом ресторане, где совсем недавно, ещё летом встречались Катя и Лисицын. В углу телохранители Вадима и человек Кардинала уже резались в карты.

   - Зачем звал? - спросил Дементьев, помешивая ложечкой чёрный кофе, только что налитый официантом из медной турки с длинной деревянной обгоревшей ручкой. - Ты же знаешь правила. Чем реже видимся, тем лучше.

   - Тут особый случай, - отозвался бывший сосед по нарам. - Братве нужно было подогреть одного прокурора. И прикинь. Я посылаю человека в банк, а там говорят, что выплаты со счёта временно прекращены. Вот авторитетные люди и поручили мне узнать, что случилось с "общаком".

   Дементьев, давно знавший, что этого разговора не избежать, спокойно и обстоятельно начал объяснять:

   - Обычная процедура. Просто мой новый бухгалтер не внёс во' время изменения в учётную карточку, куда вписываются люди, имеющие право доступа к нашему фонду. Я уже устроил бухгалтеру разнос. Вопрос будет решён за три дня.

   Вадим не мог никому рассказать, что деньги "общака", которые он прятал в оффшоре, похитили неизвестные хакеры, начисление процентов на счета, контролируемые Кардиналом, прекратилось, и что пришлось мобилизовать все свободные финансовые резервы для восстановления статус-кво. Признаться в этом - означало взять вину на себя, потерять авторитет и доверие в криминальном мире.

   - Значит, с "общаком" всё в порядке?

   - Абсолютно. Я слежу, чтобы он пополнялся раз в месяц до известной тебе суммы. Всё под контролем, дорогой. Мои обязательства - это мои обязательства, а вот ты прислал мне никчёмных людей. Сына моего не нашли. Вратаря закатали в деревянный бушлат, даже не спросив с него за базар. И вообще - обстановка в бизнесе напряжённая. Кроме всего прочего, на меня оказывают давление.

   - Кто, конкуренты? Назови имена. Забьём стрелку. Найдём способ утрясти все разногласия.

   - Конкуренты не твоя забота. С ними я сам разбираюсь.

   - Тогда, кто посмел обидеть нашего пацана? - улыбаясь, спросил Кардинал.

   - Бери выше, - Дементьев поднял палец к потолку.

   - Менты?

   - Менты для меня - не тот уровень. Нагнись, - Дементьев в свою очередь сам склонился над столом.

   - Брось. Здесь нет прослушки.

   - Кто знает, - прошептал в подставленное ухо Вадим. - Там, наверху из меня пытаются сделать спонсора оппозиции, будь она не ладна.

   - Охренеть - удивился Кардинал.

   - Вот именно. Мне это - нож острый. Понимаешь...

   - Стой, - перебил Вадима Кардинал. - Дальше не хочу ничего слышать. Это твои проблемы. И не ввязывай меня в это дело. Я человек - вне политики.

   - Я только одного не пойму - почему Дементьев? - размышлял вслух Вадим, говоря о себе в третьем лице. - У них там в Кремле вся Россия в кармане. Могли бы на это дело бабки сами найти.

   - Наверняка есть касса вроде нашего "общака". Контролируется узкой группой людей. Но карман этот, судя по всему, дырявый. Бабла не хватает все прорехи заткнуть. Братва Путина и про себя не забывает, - глубокомысленно заметил Кардинал, разглядывая в чашке рисунок кофейного налёта. - А ещё - Керченский мост, Крым, та же Сирия, подарки для Турции и Ирака в виде атомных энергоблоков, курдов нужно поддерживать.

   - А я про что? - занервничал Дементьев, удивляясь осведомлённости Кардинала. - За каким хреном нам нужна Сирия? Или этот Иран с Ираком.

   - Вот и заметно, что если в бизнесе ты - корифан, то в остальном - полный фраер.

   - Почему? - обиделся Вадим.

   - Ты думаешь зря наш "Верховный" армию поднял из грязи, военно-промышленный комплекс восстановил? Нет, брат. Во-первых, чтобы авторитет свой поднять, боялись его чтобы, а во-вторых, новейшее оружие - те же бабки. Там миллиарды долларов можно поднять. Будет, что дербанить. Вот мы и сделали Сирию демонстрационной площадкой для новейших систем вооружений. Не будешь рекламировать товар, не продашь ни хрена. То же самое - с атомными электростанциями и прочей фигнёй. Однако, такие вещи требуют большого лаве. Тебе гордиться надо, что в доверие вошёл. Связи наверху нам нужны. Мало ли, что.

   - Меня от всего этого уже тошнит, - сокрушённо признался Дементьев. - Как же хорошо было в "девяностые" и "нулевые". Полный беспредел. Кайф. При Ельцине многие из авторитетных людей подняли хороший бизнес. А при этой власти, - Вадим вяло взмахнул рукой. - Не знаешь, где соломку подстелить. То бабки оппозиции отстегни, то Украина, то борьба с коррупцией. Хочешь "зарядить" какого-нибудь" губернатора, а сам думаешь, а вдруг завтра сяду с ним на одну шконку. Раньше думал: - вот пришёл конец Ельцину, нового дельного фраера рулить поставили. С большими деньгами заживём. Не одним же олигархам жировать. Да какой там? Первое, что он сделал, так это пьяни Борис Николаевичу за всё "хорошее" неприкосновенность дал. У меня родной отец от этой политики кипятком писает. А я устал.

   - Не бери в голову, - подбодрил Вадима Кардинал. - Всем трудно. И тебе, и народишку - ватничкам и сапогам. А, потом, что тебе вся Россия? Пусть сама о себе думает. Ты же только что говорил, что при Ельцине было кайфово. Не суди, и не судим будешь. Значит, были между  ними договорённости. При других условиях Володю не сделали бы преемником. Всем нужны гарантии. И Чубайсу, и Наине, и Бурбулису, и олигархам нашим. Всё - по понятиям.

   Дементьев с удивлением заметил, что Кардиналу начала нравиться тема разговора. А тот продолжал:

   - Пойми, чудак. Мы же - азиаты. Нам без самодержца никак нельзя. Ельцин попытался сделать из себя царя, султана, падишаха, но, пребывая вечно во хмелю, не заметил, что его ханство готово развалиться на части. Ты же помнишь, какое тогда время было? Эти чёртовы фраера - олигархи пытались Бориске на шею сесть. Хорошо, что ему, в момент редких просветлений, кто-то подсказал, что пора кончать с играми в демократию. Народишко наш кинули с приватизацией? Кинули. Вот, кто кипятком должен писать. Типа: За что боролись? Зюганова вместе с коммунистами уже никто в грош не ставил, но эти ребята сумели подложить Ельцину свинью в виде попытки импичмента. Думе не хватило несколько голосов, а так приняли бы Борис Николича в СИЗО Лефортово, да всех собак на Борю бы и навесили. Вот ему и посоветовали передать власть кому-то, не связанному напрямую с олигархами, но готовому дать "семье" гарантии.

   - Странно, - задумчиво сказал Дементьев. - Я бы, например, кинул Борю.

   - Поэтому ты и не президент. А Вове, я думаю, сделали предложение, от которого невозможно отказаться. Ты же читал "Крёстного отца"?

   - Ну, не навесили же ему, связанному, гранату на грудь с выдернутой чекой? - криво усмехнулся Вадим.

   - Его, наверное, повязали другим способом. Он Чубайса, люто ненавидимого народом, почему не трогает?

   - Не знаю.

   - То-то. Думаю, что Чубайс и группа неизвестных нам товарищей ещё в бытность Володи правой рукой Собчака накопала на парнишку компромат. Да и свидетели, все, кто дербанил с ним бюджет Питера, живы, здоровы. А бумаги хранятся в сейфе какого-нибудь швейцарского банка. Дескать - смотри. Шаг в сторону - считается побег. Вот и приходится ВВП играть роль офигенного патриота и государственника. Давай, на вскидку. Припомни хоть одну экономическую реформу власти, которая бы увенчалась успехом?

   - Ты же сам говорил. Военно-промышленный комплекс вытащил.

   - Дорогой! Это реформа военная. А главным было - восстановление и укрепление вертикали власти. Тут - высший пилотаж. Никаких тебе Уральских республик, никакого Балтийского или Дальневосточного края. Чтобы хищники рангом меньше знали, кто в доме хозяин.

   - Хоть ты и вожак стаи, но стая есть стая. В любой момент, если, что не так, могут все вместе и разорвать всенародно избранного.

   - Правильно. Но Вова - не дурак. Разделяй и властвуй. Вот его принцип. Система сдержек и противовесов на азиатский манер. Даёт воровать до определённого момента. Но если кто-то, будь-то олигарх или губернатор лезет не в ту степь, раз... Стучится к такому уголовка. А потом мы слышим о громкой коррупционной разборке. Встать! Суд идёт. Так было с Ходорковским, Березовским, Гусинским. Так было с Никитой Белых и прочими боярами на местах.

   - Всё равно не понимаю. Как у мелкого фраерка - чекиста получилось стать самодержцем всея Руси?

   - Не пьёт - раз. Держит слово и отвечает за базар - два. А в третьих он сохранил крепкие связи не только в ФСБ, но и среди большевиков-коммунистов. Посмотри, кто в регионах заправляет. Больше половины губернаторов - бывшие члены ЦК КПСС. То же самое творится в государственных монополиях. А над ними поставлены "смотрящие" из ФСБ - Представители президента. Ты думаешь, почему он время от времени снимает с должностей генералов, обновляет кадры, так сказать? "Короче, Склифосовский", - как говорил Никулин в "Кавказской пленнице", - Мементо мори или помни, что ничто не вечно под Луной. Если надо, кого убрать из стаи, подставят, как Скуратова в бане с голыми бабами. В России, чтобы нагнать страху на одну деревню, вовсе не обязательно пороть каждого мужика. Достаточно устроить показательную порку пары смутьянов. Эти методы также касаются средств промывания мозгов - газет и телевидения. Теперь все они в кармане у власти.

   - Ежу понятно. Этим перекрой кислород - на цырлах стоят будут.

   - Ага. Лишение царских милостей - в смысле финансовых подпиток в бюджеты СМИ быстро ставит непокорных и независимых на колени. Да у нас вообще можно любое СМИ прикрыть без всяких объяснений.

   - Слушай! До меня только сейчас дошло. А, чего это ты у нас такой осведомлённый? - с показной подозрительностью спросил Дементьев.

   - В отличие от некоторых интересуюсь, как у нас всё устроено. Учусь у старших товарищей. Не знаешь, где, и когда может пригодиться.

   - Молоток! - кивнул Вадим. - Значит, разделяй и властвуй?

   Кардинал уловил в голосе Дементьева лёгкий оттенок беспокойства.

   - Брось, Вадик. Не надо дешёвого кипиша. Тебя, как Черномордина разделять не будем. Ты, братан, на своём месте.

   - При чём здесь Черномырдин?

   - Это я так, к слову. Про Газпром вспомнил.

   - А, что там с Газпромом?

   - Ты, чё - забыл? На газовом хозяйстве тогда сидел человек Черномордина - Вяхирев. При нём Ельцин сделал свою дочку Таню хозяйкой то-ли Газэкспорта, то-ли Трансгаза. Представляешь, какие бабки текли мимо Вовы.

   - И, что с того?

   - Да, так. Ничего. Только Черномордина отправили в Киев послом, наверное за заслуги перед чеченами. Коррумпированного по самое не могу Вяхирева - в отставку, а на "кормление" в Газпром из Питера прибыл никому неизвестный Миллер. Ха! Я бы ему букву "и" в фамилии поменял бы на"ю". Стал бы он у нас - партайгеноссе Мюллером. Ха-ха...

   - Я бы всех посадил, включая этого Мырдина и Таню заодно.

   - А, гарантии? Я же тебе говорил, что Вова за базар отвечает. Главное - не поднимать пены. У него в окружении - мастера шпионских игр. Парни просчитывают шахматные партии на много ходов вперёд. Поэтому львиная доля активов, принадлежавших мятежным олигархам, тихо перешла к "питерской братве". Дела нынче так и делаются. Учись. Деньги, даже большие - не самое главное в жизни. Смое лучшее лакомство для человека, в тайне мечтающего быть Бонапартом или на худой конец императором тайги, это власть. Получишь неограниченную власть - будут и деньги. И тогда любой каприз, любая прихоть или волшебный сон станет явью.

   - Да, - протянул Дементьев, зевая. - Нам до этой братвы высоко - далеко.

   - С малой высоты легче падать, - назидательно сказал Кардинал. - Не так больно.

   - А что - есть предпосылки?

   - Если ты про нас, то не переживай. Главное - принимай правила игры. Сказали - поддерживай оппозицию, значит корми её, падлу. А если ты про Вову, тоже не вижу оснований нервничать. Основная часть госсобственности поделена, причин для конфликтов внутри стаи нет. Законодательную и правовую защиту от неприятностей они себе обеспечили. Какая у нас самая крупная партия в Думе?

   - Единая Россия.

   - Вот именно. У стаи во главе с вожаком всё схвачено. Так, что - не нервничай. Устал? Поезжай отдохни. Понимаю, что если всё время говорить - "одобрям", то это вредно для организма. Но, или ты играешь по данным тебе правилам, либо извини, либо освободи место. Тебе понятно?

   - Ладно. Не наезжай, - тихо сказал Дементьев. У меня и так полно забот.

   - Когда нет забот, значит, ты уже умер.

   - Да, чтоб тебя. Утешил.

   - Ладно. Давай прощаться. Просьбы есть?

   - Одна. Мне бы пару хороших механиков. Но не из наших - славян. Лучше с Кавказа или  Средней Азии. Приехали, сделали дело и обратно домой.

   - Подумаю. Руслан тебе сообщит. Держи хвост пистолетом.

   - Ну, давай, - Вадим поднялся.

   Мужчины обнялись. Через минуту ресторан опустел. Бармен приглушил свет в зале, официанты растворились в полумраке.

   Дементьев возвращался на Рублёвку в подавленном настроении. Он не любил это состояние, считая упадок духа непростительной слабостью. И если раньше Вадим анализировал причины и находил противоядия, развивая бурную и агрессивную деятельность в бизнесе, то теперь, когда его социальный статус был непоколебим, апатия всё чаще овладевала им, заставляя прибегать к спиртному. Безучастно поглядывая через окна машины на проплывающие мимо дома, Дементьев достал из подлокотника кресла хрустальный стакан и плоскую бутылку коньяка. Изучив стакан на свет, он положил его на место, отвинтил пробку, приложился к горлышку бутылки и сделал большой глоток. Напиток сначала обжёг нёбо, потом горло, а через минуту Вадим ощутил приятное тепло в желудке. Не смотря на лёгкое опьянение, рассудок пришёл в относительную норму. Вадим начал вспоминать недавний разговор в ресторане.

   "Всё прошло нормально, - думал Дементьев. - Хотя друзей в бизнесе не бывает, но на Кардинала пока ещё можно положиться. Он - консерватор, свято чтит воровские законы и держит слово. Пусть считает, что с "общаком" всё чисто. Сегодня в криминальном мире многое изменилось. Слишком много пацанов, не имеющих воровской чести. Но этот не сдаст, не смотря на слухи, гуляющие по Москве о моих личных проблемах. Руслан! Вот кто стучит Кардиналу. Ничего. Приедут азиаты - "механики", по-тихому уберу Руслана. Несчастные случаи ещё никто не отменял... Начну воспитывать азиатов в своём ключе. Воспитаю из них цепных собак". 

   Дементьев сделал ещё один глоток. Спиртное подняло настроение.

   "Да. Все мои неприятности последнего времени так или иначе связаны с личными делами и Катей. Лисицын - всего-лишь камешек в моём ботинке. Заноза крупнее - Липатов. Вот с ним — всё сложно. Месторождение золота - классное вложение сил и средств. Подготовка к сделке по продаже участка почти завершена. Тут главное - сохранить всё в тайне, сливая по крупицам информацию авторитетным людям в сфере золотодобычи. От этого цена участка только вырастет. Но Липатов. Этот парень - угроза. Пока он жив, значит, может доказать незаконность приобретения моими структурами земли под Воронежем. А этого допустить нельзя. Интересно, когда Селезнёв найдёт этого парня? Нужно торопиться".

   Машина повернула с Кутузовского проспекта на Рублёвку, оттесняя поток попутных автомобилей к разделительной полосе. Сев на "хвост" белому автомобилю, водитель Дементьева включил фары дальнего света и заставил "Тойоту" уступить дорогу.

   "Теперь, Петрович. Я, конечно, не злой, но пусть горит эта сволочь в аду. В игры со мной захотел играть. Тут явный прокол Руслана. Если не найдёт Игоря, разделит судьбу Вратаря. Довольно мягкотелости. Не посмотрю, что он - человек Кардинала... Катя! - вспомнил Вадим. - Где Катя? Петрович слишком хитёр, чтобы держать сына и Катю в одном месте. Вот зараза. Всё усложняется..."

   В нагрудном кармане пиджака тихо замурлыкал смартфон.

   - Да?

   - Руслан на проводе.

   - Говори.

   - Нашли квартиру и хозяина.

   - Отлично. Дальше.

   - Была беседа, потом всё там обыскали.

   - Ближе к делу.

   - Похоже - Петрович держал там только Катю. Хозяин подтвердил, что квартиру сняли мужчина и женщина без детей. "Баба, - говорит, - вроде не в себе была, или обкурена". В кладовке лежит матрас. Возле - пустой шприц и пустая пачка от какого-то лекарства. На двери вырваны петли замка. В мусорном ведре — ещё одна упаковка из-под таблеток. Тоже пустая.

   - Вратарь не страдал головной болью, - буркнул Дементьев.

   - Очевидно, он кормил таблетками вашу жену. Это было средство подавляющее психику. Но самое главное не в этом.

   - Ты можешь - короче?

   - Входная дверь была заперта на ключ, и хозяин говорит, что он оставил Петровичу всего один комплект.

   - И, что из этого следует?

   - То и следует. Мы застукали Вратаря на улице одного. При нём был тот самый единственный комплект ключей.

   - Значит, Катя оставалась в квартире, - сделал умозаключение Вадим.

   - Правильно. Выйти она не могла.

   - Так куда она делась, чёрт тебя возьми?

   - Два варианта. Либо накануне Петрович вывез Катю в другое время, либо...

   - Ещё одно либо, и я тебя... - яростно воскликнул Дементьев.

   - В квартире на расстояние метра от кухонного окна есть лоджия чёрной лестницы. Но я сам бы не рискнул туда перебраться. Высоко. Парапет под ногами - сантиметров пять, да и длины рук не хватит, чтобы зацепиться за край лоджии. Но окно было открыто.

   - Может, сорвалась вниз?

   - Весь дом бы знал.

   - Ищи, - коротко приказал Дементьев, со злостью сунув смартфон в карман.

   - Стой, - схватил он за плечо водителя. - Давай обратно в Москву.

   Телохранитель, сидящий на переднем сиденье справа, обернулся.

   - Куда, Вадим Григорьевич?

   Дементьев назвал адрес гостиницы Украина и достал визитную карточку элитного агентства по сопровождению.

   - Закажи пару девочек, - сказал он. - Невмоготу дома сидеть. Дождь пошёл. Сыро... И вообще...

   - Понимаю, - кивнул телохранитель, доставая свой сотовый телефон.

   Дементьев не кривил душой. Огромный дом на Рублёвке, ныне пустой и тихий, вызывал тоску и ещё одно, особое чувство, природа которого была Вадиму пока непонятна. Постепенно погружаясь в недра собственной души, Дементьев неожиданно для себя догадался в чём дело. Такое же чувство он испытал, когда ещё мальчишкой понял, что жизнь является величиной конечной. Это было чувство острой печали и безысходности.

   - Врёшь, - прошептал он. - Ещё не вечер. Я пока жив. Мне ещё рано думать о смерти. Нужно брать от жизни всё, что можно и чего нельзя.

   Рассвет он встретил в гостиничном номере с видом на Москву-реку. Вадим, после короткого хмельного сна лежал на постели, уставившись в потолок. Глаза лениво следовали за изгибами причудливой гипсовой лепнины. Опустив взгляд, он покосился на девицу, пристроившуюся под боком. Копна волос закрывала ей лицо, оставляя на виду мочку уха с дешёвой серьгой и длинную шею. Одеяло сползло на пол, позволяя Вадиму безучастно рассматривать часть роскошной груди, крутую линию бедра и одну ногу до колена. Дементьев приподнялся на локтях, потом с трудом сел, опустив ступни на ковёр и опираясь ладонями о край кровати. Голова была тяжёлая. В области затылка пульсировала боль.

   "Слишком много выпил вчера. Плохо соображаю. Даже не помню - было ли чего с этой шлюхой", - думал Вадим, осторожно вставая на ноги.

   Он двинулся к окну. В угол отлетела пустая бутылка. Звон прокатился по комнате, рождая глухое эхо в огромном пространстве "люкса". Дементьев поморщился и отдёрнул штору. Только что взошедшее осеннее солнце подарило Москва-реке цвет бронзы. Четыре прогулочных теплохода застыли у стенки причала. На лавочке возле кассы сидели мужчина и женщина. Они целовались, не обращая внимания на дворника, подметавшего тротуар.

   Дементьеву почему-то стало неловко смотреть на целующихся и он отступил в глубину номера. Из-за приоткрытой двери, разделяющей спальню и гостиную, доносился тихий храп. Вадим пошёл на звук и просунул голову в дверную щель. На диване абсолютно голая, раскинув ноги, лежала ещё одна девица. На загорелой коже выделялись узкие белые полосы — следы от стрингов и лифчика.

   "Когда они успевают загорать? - спросил Дементьев сам себя. - Ах, да. Солярий", - догадался он, изучая беспорядок, царящий в комнате.

   Опираясь спиной на диван, в ногах девицы, сидя на полу, спал телохранитель.

   - Во даёт, гадский папа. Только штаны успел снять, - прошептал Вадим, разглядывая чёрные носки с дырой на месте большого пальца, расстёгнутую рубашку и ручку пистолета, торчащую из кобуры под левым плечом мужчины.

   "Интересно, у него глушитель есть?" - подумал Дементьев.

   Осторожно ступая, он прошёл в комнату и стал шарить в карманах пиджака, брошенного на спинку кресла.

   "Если найду, пристрелю эту сволочь", - решил Вадим, копаясь в ворохе одежды.

   Зачем ему это нужно, он не отдавал себе отчёта. Впрочем, глушителя не оказалось ни в пиджаке, ни в складках женской одежды, ни в сумочке, где было полно разных дамских штучек, начиная от пачки презервативов до газового баллончика.

   Он пнул телохранителя ногой.

   - Ты, чего тут разлёгся?

   Мужчина открыл глаза и вскочил на ноги.

   - Виноват.

   - Что - виноват? Заблудился? Тебе, где положено быть?

   - Перед дверью номера, - оправдывался телохранитель, торопливо натягивая брюки и посматривая на проснувшуюся девицу, которая и не думала прикрыть чем-нибудь треугольник белой кожи между ног, не тронутый загаром.

   - Перед дверью? Тогда какого хрена ты тут делаешь?

   - Так вы сами разрешили, Вадим Григорьевич. Вот и Настя подтвердит. Правда, Настя?

   - Ничего такого не помню, - лениво произнесла девушка и зевнула.

   - А, мать вашу! - разозлился ещё больше Дементьев. - Пошли все на хрен отсюда! - закричал он, швыряя сумочку в девицу.

   Боль, ударившая в затылок, привела Вадима в ярость.

   - Вон! Все вон! - заорал он, пиная ногами одежду и пустые бутылки.

   Телохранитель и девица, подхватив остатки одежды, выскочили за дверь.

   Кто-то сзади обхватил Дементьева за плечи. К уху приникли губы.

   - Ну, ну. Хватит, хватит. Тихо. Разве так можно?

   Вадим почувствовал, что к его спине прижалось что-то мягкое и тёплое. Так когда-то, много лет назад Катя обнимала его, заставляя забыть всё неприятное, что происходило за день.

   Он разжал тонкие руки и повернулся.

   - И ты тоже пошла вон, - почему-то успокаиваясь, сказал Дементьев, отступая.

   - Хорошо, - легко согласилась девушка, на которую он смотрел десять минут назад в спальне.

   Обнажённая высокая полная грудь туго колыхнулась, приближаясь.

   - Я уйду, но есть одно препятствие, - спокойно сказала девица.

   Движением головы она откинула в сторону волосы. Грудь снова вздрогнула, руки взметнулись над головой, помогая спутанным прядям волос уложиться в некое подобие причёски.

   - Деньги? - брезгливо спросил Вадим.

   Он не мог оторвать взгляда от бронзовой кожи, тонкой талии, маленькой родинки внизу живота.

   - Нет, - тихо сказала девушка.

   Она прижалась к Вадиму и взяла его ладонь в свою.

   - Знаешь, почему ты злой? - неожиданно спросила девушка.

   - Почему?

   - У нас вчера не было секса. Ты напился, как сапожник, а я не привыкла брать деньги просто так. Поэтому, давай вернёмся в спальню. Вот посмотришь - всё образуется, всё пойдёт на лад. Ты сильный и умный. Удача будет на твоей стороне...

   Они пробыли в гостиничном номере до обеда. Дементьев даже успел поспать. Часа в два после полудня он поехал в свой офис, предварительно оплатив гостиницу ещё на сутки и договорившись с девушкой, что пришлёт за ней машину в агентство к семи часам вечера. Голова Вадима была ясной, как никогда. Через полчаса он уже слушал своего шефа безопасности, который принёс ему хорошие новости. 

 

                                               ***

 

    "Не к добру, - подумал Липатов, разглядывая через окно три машины, остановившиеся у ворот усадьбы. - Что-то гости зачастили. Семь утра. Во сколько же они выехали?".

   - Зараза, - бормотал он, пряча за шкафом оружие и отправляя жену наверх в спальню. - Сиди тихо. Где сын?

   - Володя - на дальнем выпасе. Там корова отелилась, - тихо сказала Галя.

   Липатов закрыл за ней дверь и сбежал по лестнице крыльца. Перед воротами , развернувшись радиаторами в сторону леса, стояли: жёлтый "Уаз-Патриот" с надписью "Полиция" на кузове и два чёрных джипа "Мицубиси-Паджеро". Перед машинами прохаживались трое полицейских, разглядывая усадьбу. Тонированные стёкла джипов не позволяли рассмотреть, сколько человек находится внутри машин.

   - Чем обязан? - спросил Липатов, подходя.

   - Открывайте, не укусим.

   - Кто вас знает? - ворчал Валерий, откидывая засов и распахивая калитку.

   В эту минуту дверцы джипов распахнулись, и на землю ступили пять человек в чёрных комбинезонах, такого же цвета бронежилетах и высоких чёрных ботинках на толстых подошвах. Удивляло количество карманов, из которых высовывались запасные обоймы и прочее снаряжение спецназа. У четверых на шеях висели короткие автоматы. У пятого на боку красовалась кобура, откуда торчала массивная рукоятка пистолета.

   Но обескураженный Липатов сосредоточил внимание на единственном штатском, одетым с иголочки. Спортивного покроя серое пальто в ёлочку. В меру длинные, тщательно отглаженные брюки такого же цвета подразумевали, что это - лишь часть дорогого костюма прекрасного покроя. В правой руке человек держал тонкий "атташе-кейс".

   - Вы - гражданин Липатов? - спросил один из полицейских, проходя во двор.

   - Он самый, - сказал Валерий, подсчитывая количество звёзд на погонах стража порядка.

   - Ставлю вас в известность, что вы проходите свидетелем по делу о пожаре на известном вам хуторе в Воронежской области.

   - Каком-таком хуторе? - Липатов тянул время, пытаясь определить, что нужно не прошенным гостям.

   - На хуторе, занимающим земли, взятые вами, гражданин Липатов, в аренду под сельскохозяйственные угодья.

   - Да, да, конечно. Припоминаю.

   - Может, зайдём в дом? - предложил капитан полиции, оглядываясь на штатского.

   - Это, если у вас есть ордер.

   - Ага! Мужик насмотрелся голивудских фильмов, - улыбнулся человек - обладатель пальто и шикарного костюма.

   - Уважаемый! В ногах правды нет, - сказал полицейский, поднимаясь на крыльцо и толкая входную дверь.

   Через минуту капитан, командир людей в чёрном и штатский расположились за столом в горнице. Остальные заняли места в углах комнаты.

   - Значит, так, - продолжал полицейский, доставая из сумки, висящей на плече, пачку бумаг. - Если вы вспомнили о хуторе, может припомните, почему там сотрудники следственных органов нашли на земле стреляные гильзы от автомата Калашникова, кровь на траве, следы, указывающие на признаки хорошей перестрелки?

   - Понятия не имею, о чём вы, - сказал Липатов, улыбаясь самой широкой из всех своих улыбок.

   - Давайте я ему объясню суть дела, - нетерпеливо остановил полицейского человек в сером пальто. - Попрошу всех выйти.

   Люди в чёрных комбинезонах и полицейские послушно покинули горницу.

   - Вы - в высоком чине, да? Интересно, в каком? - спросил Липатов.

   - Это - неважно, - предостерегающе поднял руку гость. - Смотрите. Я вам сейчас нарисую перспективу ващего будушего. Есть уголовное дело. Есть сгоревшие постройки на бывшей вашей земле. Есть несколько трупов, которые нашли неподалёку в старых заброшенных коровниках бывшего колхоза. Личности убитых идентифицированы. Теперь - самое главное. Стреляные гильзы принадлежат оружию разного типа. Пули, извлечённые из трупов, по калибру и другим характерным признакам соответствуют некоторым гильзам. Мы, конечно, можем провести здесь у вас обыск. Думаю, вы не выбросили то самое оружие, из которого были убиты те люди. Тогда вам прийдётся представить мне доказательства, что с вашей стороны это была необходимая самооборона. Процесс этот непростой и муторный. Суды не любят такие дела, и вам в любом случае грозит тюремный срок. Таким образом, вы, гражданин Липатов, переходите в разряд не потерпевшего и не свидетеля, а подозреваемого в нескольких преднамеренных убийствах с превышением пределов самообороны и применением не зарегистрированного соответствующим образом оружия. Надеюсь, вы понимаете ситуацию?

   - Вроде бы, - сдался Липатов.

   С мрачным выражением лица он спросил:

   - Вы же приехали не затем, чтобы сообщить мне о неотвратимости наказания?

   - Конечно нет, - согласился гость. - Обрадую вас. Мы даже подозреваем в рейдерском захвате ваших земель одного гражданина, но дело в том, что этот товарищ - очень известная личность, однако, его участие в этом преступлении трудно доказать.

   - От меня, что нужно? - нетерпеливо спросил Липатов.

   В его памяти всплыл тот самый страшный день с перестрелкой и пожаром, когда он и его семья чудом остались живы. Злость снова овладела сердцем.

   - Поскольку вы сами вспомнили о неотвратимости наказания, у меня есть предложение, которое устроит все заинтересованные стороны.

   - Значит, сделка?

   - Пусть будет так, - согласился незнакомец. - Как говорят, ты - мне, я - тебе.

   - Слушаю, - тихо сказал Валерий. 

   - Поскольку вы всё равно потеряли тот хутор, прошу вас подписать бумагу, мировое соглашение, согласно которому все права на вашу землю переходят одной фирме.

   - Но я - не собственник земли, а всего-лишь, был арендатором.

   - Ошибаетесь. Прочтите вот это.

   На стол перед Липатовым легло несколько листов бумаги. Валерий бегло стал читать тест. Потом внимательно изучил гербовые печати.

   - Значит, собственник до сих пор я?

   - Верно.

   - Как вам удалось провернуть такую аферу?

   - Это не афера, мой дорогой. Это купчая на ваше имя, оформленная в установленном законом порядке.

   - Угу. Задним числом.

   - Суть не в этом, - продолжал терпеливо объяснять гость. - Получив землю, мы обещаем вам, что человек, организовавший налёт на ваш хутор, будет наказан самым суровым образом. Подумайте. Разве это не достойная компенсация материального и морального ущерба?

   - Где гарантия, что вы исполните обещанное?

   - Естественно, никаких письменных гарантий я вам дать не могу. Прийдётся поверить мне на слово.

   - Это дело нужно обмозговать, - сказал Липатов.

   - У вас нет выбора. Или решайтесь сейчас, или мы вас забираем с собой, как подозреваемого в убийстве.

   Валерий молчал добрых две минуты. Потом махнул рукой.

   - Ваша взяла. Давайте бумаги.

   Через полчаса гости уехали, а Липатов, сидя в спальне и обнимая жену, с некоторой иронией рассказывал Галине, как неожиданно он стал собственником своей старой земли и, как вновь лишился хутора в обмен на слово незнакомца, которого он сегодня впервые увидел.

   - Он точно не из тех бандитов, - говорил он жене, расправляя пальцем морщинки на лбу женщины. - Судя по одежде мужика, по бойцам спецназа, полицейским, которые сопровождали его, парень - крупная шишка. Без прокуратуры или ФСБ здесь не обошлось. Других объяснений у меня нет.

   - Когда это кончится? Что это за страна такая? Господи! Далась им наша земля, - сказала Галя, отстраняясь. - Мёдом она что-ли намазана?

   - Люди гибнут за металл! - с показной бодростью воскликнул Валерий. - Ладно. Хватит сидеть, да причитать. Пошли работать.

 

                                           ***

 

   Выспавшись, Катя без малого три часа исследовала дачу Лисицына. Дом оказался больше, чем выглядел на первый взгляд. На стене в ванной комнате висел газовый котёл, на который она не обратила внимания летом. Отопление не работало, но тёплая осень ещё не выстудила помещения. Катя нашла вентили перекрывающие подачу воды и повернула их по часовой стенке. Бачок унитаза наполнился довольно быстро. Внимательно изучив простенькую инструкцию в картинках, наклеенных на белую поверхность кожуха котла, Дементьева включила прибор и спустя пару минут проверила - есть ли в нужных кранах горячая вода. Рядом с печкой, внутри которой хранились кастрюли и сковородки, в полу был сделан люк, а под ним в темноту уходила лестница. На верхней ступеньке висел длинный провод с вилкой. Дементьева вытащила провод наружу, нашла розетку, и свет озарил все закоулки подвала. Катя, осторожно ставя ноги, спустилась вниз. Она увидела полки с банками, полными разных солений, "закруток" с компотами из фруктов, соками, салатами и закусками. Там же хранился запас вин. Стекло покрывал толстый слой пыли.

   "Полсотни банок и двадцать бутылок вина. Закрома Родины. Какой он молодец, мой Лисицын. Если всё это не испортилось, то с голода не умру. Даже есть, что выпить", - решила Катя.

   Вид консервированных закусок напомнил ей, что уже сутки она  ничего не ела. Подумав немного, Катя вытащила наверх две банки огурцов, банку лечо и бутылку вина. Потом приняла душ, вымыла голову, вытерлась насухо полотенцем, висевшем на крючке, и голой прошла в спальню. Там в гардеробе было полно одежды Лисицына. Дементьева надела на себя тёплую, в синюю клетку рубашку, подвернула рукава, вытащила из кучи брюк джинсы, померила, подтянула пояс найденным тут же ремнём, потом вернулась в ванну, где она заметила стиральную машину. Через минуту её старая одежда крутилась в барабане, издавая звуки похожие на мурлыканье кошки.

   Катя открыла банку с огурцами, нашла на полках в кухне бокал, налила себе вина, медленно выпила и стала жадно поедать солёные огурцы.

   "Жаль - хлеба нет", - думала она, не забывая прихлёбывать из бокала.

   Утолив голод, Дементьева легла в спальне на кровать поверх одеяла и закрыла глаза. Чувство лёгкого опьянения прошло довольно быстро, но шум начавшегося дождя, барабанившего по стёклам окон, навевал дремоту.

   "Нет, нет, не спать. Что ночью буду делать? - Катя взбила все подушки, приподнялась и подложила их под голову, устроив некое подобие кресла. - Что же. Жить здесь можно. Вопрос - сколько?

   Она посмотрела на сумрак за окном. В доме стало значительно темнее, но зажечь свет Дементьева не решилась.

   "Обойдусь. Не дай Бог увидят соседи. Ещё полицию вызовут, - решила Катя. - Так, что мы здесь имеем? Крышу над головой - раз. По крайней мере - это убежище. Еда - не ахти, зато есть вино. Правда, без хлеба и на консервации долго не протянешь. Значит, нужно найти магазин. Сколько у меня денег?" - Катя поднялась, взяла с тумбочки пачку купюр, принадлежавших Вратарю и вытащенных из собственных джинсов перед стиркой, затем пересчитала банкноты.

   - На первое время хватит, - тихо сказала она, пряча деньги под матрас. - А, что делать дальше?

   "Действительно, что? - размышляла Дементьева, вызывая в памяти лица Игоря и Лисицина. - Где они, что с ними? Знаю, чувствую, что Игорёк и Серёжа живы, здоровы. Если Вратарь отправил Игоря в Москву, значит сейчас Дементьев держит мальчика при себе. Неужели я больше никогда не увижу своего сына? - Катя крепко прижала ладони к глазам, пытаясь сдержать слёзы. - Нет, нет. Успокойся. Нужно что-то придумать, - уговаривала себя Дементьева, размазывая влагу по щекам. - Реву, как дура... Господи, как мне не хватает Лисицына! Что с ним, где он? А если его всё же застрелили там, на катере? Боже мой! Сволочи! Какие же они сволочи!"

   Острая волна тоски перехватила дыхание, и Катя зарыдала, закрыв лицо руками. Так плачут в детстве от невыносимой обиды, или оплакивают смерть родного человека. Дементьева плакала в голос, содрогаясь и захлёбываясь слюной. Казалось, что её внутренности вот-вот вывернутся наизнанку.

   Приступ отчаяния отнимал силы. Он парализовал волю и способность рассуждать. Но свойство человеческой психики - включать защитные механизмы для противостояния саморазрушению сознания сделали своё дело. Катя постепенно начала успокаиваться. До слуха стали долетать звуки дождя. Она вдруг ощутила, что в доме стало теплее и, что она захотела пить. Дементьева встала, всхлипнула в очередной раз, глубоко и горько вздохнула, вытерла лицо рукавом рубашки и пошла на кухню. Там Катя зажгла газовую плиту, нашла чайник. Наполнив его,  она поставила кипятиться воду. Нужно было включить свет, чтобы найти заварку, но Катя ещё раньше заметила пачку чая и сахарницу на полке, висящей слева от холодильника, поэтому достала нужное на ощупь. Заварив чай прямо в чашке, она села на стул, прислушиваясь к шуму дождя...

   Посторонний звук заставил её поднять голову. Это были шаги. Потом кто-то дёрнул за ручку входной двери. Дементьеву охватила паника. Она вскочила, чуть не опрокинув на себя чашку, и на цыпочках пошла по коридору.

   - Дементьев, - шептала Катя, - Он нашёл меня. Господи, что делать?

   В углу веранды она увидела топор, которым обычно рубят мясо. Катя схватила топор за рукоятку и тихо подошла к двери. Картины недавнего прошлого сохранившиеся в подсознании: лицо Вратаря, голый торс офицера украинской армии по имени Павло, силуэты следователей СБУ, избивавших её в тюрьме, вид шприца, входящая в её вену игла, заставляли Дементьеву крепче сжимать в руке ненадёжное оружие.

   - Эй! В доме есть кто-нибудь?

   Голос был незнакомым.

   - Я знаю, что вы там. Воришки чёртовы. Выходите, а то полицию вызову.

   Катя прильнула к смотровому глазку и увидела стоящего на крыльце пожилого мужчину, одетого в чёрный военный китель без погон и полосатые штаны от пижамы. Сумрак уходящего дня не позволял рассмотреть незнакомца в деталях, но свет лампы уличного фонаря на столбе у ворот падал прямо на лицо человека. Оно было суровым, но не вызывало антипатии.

   "Где-то я видела его, - подумала Катя. - Стоп! Это, наверное, сосед Лисицына справа или через дорогу".

   - Так, что? - сказал человек, наклоняясь к глазку. - Полицию будем ждать?

   - Сейчас, сейчас, - решилась Дементьева, бросаясь к шкатулке, которую ей летом показывал Лисицын. Там хранился комплект запасных ключей.

   Потом она поставила топор в угол,  повернула вертушку нижнего замка, вставила длинный ключ с массивной бородкой в верхний, три раза повернула его, открывая, и толкнула дверь.

   Мужчина отступил и удивлённо стал рассматривать Катю.

   - Клянусь честью офицера! Я вас раньше видел. Издалека, правда. Вы ешё летом с Серёжей Лисицыным, соседом моим сюда приезжали. Я ещё подумал тогда: "Кого вы мне напоминаете? Где-то давно я вас видел." Но так и не вспомнил. Меня Григорий Иванович зовут. Петров.

   Морщинистое лицо старика разгладилось в улыбке.

   Дементьевой лицо соседа тоже показалось знакомым.

   "Наверное тоже когда-то видела издалека, мельком", - подумала Катя.

   - А меня - Светланой, - неожиданно для себя соврала Дементьева. - Да, вы проходите, - сказала она, отступая в глубину веранды.

   - Лисицын, что? Спит? - спросил старик.

   - Почему вы так решили?

   - Темно в окнах.

   - Сергей приедет позже. Я одна в доме.

   - Чего же без света сидите?

   - Да, так. Мне нравятся сумерки, - объяснила Катя. - Вот, - она повернула выключатель.

   - Похудели вы с лета, - сказал сосед, - разглядывая женщину. - На диете сидели? Сейчас вся молодёжь помешана на разных диетах. Глаза стали больше. Щёки впали. Не болеете часом?

   - А почему вы решили, что в доме кто-то есть? - краснея, спросила Дементьева, меняя тему разговора.

   - Я по жизни - наблюдательный. Из трубы дымок вьётся. Значит, кто-то котёл включил. Воздух уже холодный. Вот и видно, что отопление заработало. У нас тут - вроде спокойно насчёт воровства, но чем чёрт не шутит. Дай, думаю, проверю.

   - Сожалею, что побеспокоила вас.

   - Пустяки. Так, когда Сергей приедет?

   - Точно не знаю, но сказал, чтобы я тут без него пока хозяйничала.

   - Да, - вздохнул Григорий Иванович. - Дом всегда требует ухода, - он мазнул пальцем по подоконнику и показал Кате след. - Видите слой пыли? Откуда только она берётся здесь?

   - Загадка природы, - улыбнулась Дементьева.

   Она хотела, чтобы надоедливый сосед поскорее ретировался. Тот, очевидно, уловил тень нетерпения на лице Кати и оглянулся на открытую дверь. - Хорошо комары уже пропали. Пойду я, однако. Мне ещё с машиной кое-что сделать надо. Уровень масла проверить, в салоне прибрать, а то клиенты будут недовольны.

   - Клиенты?

   - Ага. Таксую я, когда погода хорошая. Так сказать - прибавка к пенсии.

   - Тогда, не могли бы вы, - решение пришло мгновенно. - Тут какой-нибудь крупный населённый пункт имеется поблизости?

   - Одинцово. А, что?

   - Там есть отделения банков?

   - Три офиса Сбербанка. Ещё - ВТБ и Райфайзенбанк.

   - Отлично. Отвезёте туда?

   - Отчего же не отвезти? - задумчиво почесал седой висок старик.

   - Я заплачу, - истолковала по-своему этот жест Катя.

   - Да, не в деньгах дело. Сочту за честь отвезти молодую женщину хоть на край света. Только вот клиент у меня есть на девять утра. Тут один брокер с биржи дачу имеет, а его прав недавно лишили за езду в пьяном виде...

   - Позже тоже можно. Туда и обратно. Хорошо? - торопливо перебила соседа Дементьева.

   - В двенадцать устроит?

   - Конечно. Даже лучше. Высплюсь.

   - Тогда - яволь, как говорят немцы. Ждите, буду.

   Григорий Иванович щёлкнул задниками галош, быстро кивнул, развернулся через левое плечо и пропал в темноте.

   Екатерина закрыла дверь и прошла в спальню, окна которой выходили в сад. Там она зажгла настольную лампу, резонно полагая, что теперь любопытство соседей будет удовлетворено рассказом Григория Ивановича. Она снова вскипятила воду, съела два огурца, запила их чаем, нашла в тумбочке книжку стихов Владимира Высоцкого и легла в постель.

   "Завтра заеду в банк, закажу новую банковскую карту, куплю хлеба и что-нибудь вкусного. Научусь, наконец, готовить, - строила планы Дементьева, листая страницы. - А дальше - буду ждать.

   Пометки карандашом на отдельных строках привлекли её внимание.

   "Куда мне до неё, она уже в Париже? Мы снова говорим на разных языках".

   "Когда сделаны эти пометки и кем? Конечно - Серёжей. Он у меня - поэт. Господи! Это что? "А мы живём в мертвящей пустоте. Попробуй, надави - так брызнет гноем... И страх мертвящий заглушаем воем..."

   - Боже, когда это написано? Тысяча девятьсот семьдесят девятый! А, будто, про нашу действительность, - поразилось открытию Катя.

   Она перевернула несколько страниц, отыскивая новые карандашные пометки.

   "Когда вода Всемирного потопа

    Вернулась вновь в границы берегов,

    Из пены уходящего потока

    На сушу тихо выбралась Любовь -

    И растворилась в воздухе до срока..."

   - Ах, как хорошо. Почему я раньше не читала Высоцкого? - вслух спросила себя Катя со слезами на глазах.

   "Потоп! Наше время - потоп, апокалипсис. Все эти люди там, в Москве, на Рублёвке, в Украине, эти звери, стреляющие в беззащитных людей без тени сомнения... Пена, захлёстывающая добро... Но, ведь, пена когда-нибудь спадёт, и любовь появится, поднимет голову и спросит: - Как вы жили тут без меня?" - Катя рассеянно наугад перевернула несколько страниц.

 

   "Как у вас там с мерзавцами? Бьют? Поделом!

   Ведьмы вас не пугают шабашем?

   Но... не правда ли, зло называется злом

   Даже там — в добром будущем вашем?

   Ты к знакомым мелодиям ухо готовь

   И гляди понимающим оком,

   Потому что любовь -

   это вечно любовь

   Даже в будущем вашем далёком..."

 

   Она отложила книгу в сторону.

   "Господи! Лисицын! Как мне без тебя плохо. Если ты жив... А я верю, что Бог тебя хранит, ты живой... Знай - я люблю тебя, - думала Катя, откинув голову на подушку и глотая слёзы. - Ну, невозможно, чтобы всё кончилось плохо. Будущее должно быть добрым. Зло - не вечно. Так не бывает. Я верю - ты придёшь, Лисицын, и мы снова будем вместе... Все трое. Я, ты, наш сын... Господь наш всемогущий, отец наш небесный. Да святится имя твоё... - Дементьева, всхлипывая и торопясь, стала читать молитву, слова которой в произвольном порядке всплывали в памяти.

   Повторяя: "Спаси и сохрани нас, спаси и сохрани... Я верю, верю...", - она прижала книгу к груди, а через пять минут смежила веки и заснула.

   Следующий день выдался таким солнечным и тёплым, что если бы не холодная синева осеннего неба, можно было подумать, что лето передумало, решив вернуться в северные широты. Катя с лёгкой улыбкой разглядывала сквозь полупрозрачную штору окна двух сорок, сидящих на верхних ветках яблони и наблюдающих за рыжей кошкой. Та, не обращая внимания на птиц, замерла среди высоких стеблей одичавшего укропа и выглядела этаким маленьким изваянием - сфинксом. Дементьева проследила за взглядом кошки и заметила ворону, прижимающую одной лапой упавшее яблоко. Отполированным до блеска клювом ворона вырывала кусочки яблока, разбрасывая их вокруг себя.

   "Что она делает? - подумала Катя. - Вороны, вроде, не едят фрукты. А-а, - догадалась Дементьева, - наверное, ей нужен червяк".

   Катя толкнула створки окна. Мокрая древесина издала высокий скрежещущий звук. Сороки, вереща, поторопились взлететь, кошка рыжей молнией мелькнула в траве, исчезнув за сараем. Ворона, оставив в покое яблоко, вальяжно с независимым видом прошагала к забору, подпрыгнула, расправив крылья, уселась на штакетник, с любопытством и некоторой долей презрения уставившись на человека, посмевшего испортить ей такое прекрасное, спокойное утро.

   Дементьева распахнула окно шире и вдохнула полной грудью пряный запах осеннего сада. Потом, увидев несколько яблок, висящих на дереве, удивлённо ахнула, набросила на плечи клетчатую рубашку Лисицына и вышла на свежий воздух. Ступая босиком по высокой траве, она наслаждалась действительно тёплым утром, щурясь от яркого солнца и с удовольствием чувствуя ступнями мягкость ещё влажного травяного ковра. Катя легко дотянулась до ветки и сорвала большое яблоко. Это была "антоновка". Она пахла мёдом и немного, как показалось Дементьевой, цветами липы. Потом, сидя у открытого окна, Катя пила чай с яблоком и ни о чём старалась не думать, просто наслаждаясь минутами абсолютного покоя, тихим шелестом жёлтых листьев и лёгкими постукивания клюва дятла, который пристроился где-то неподалёку на одной из сосен. Позавтракав таким образом, она выгладила собственные джинсы, блузку, и трусики, переоделась и прогулялась по саду, изучая старые грядки, где к своему изумлению нашла десяток луковиц, дикий виноград, лежащую на земле поросль со стручками фасоли и несколько кустов малины, где ещё висели крупные ягоды. Катя собрала ягоды в горсть и уселась на старый пень, торчащий из земли возле сарая.

   "Боже! Как тут тихо и хорошо, - думала она, пробуя на вкус малину. - Что ещё нужно человеку для счастья? Зачем нужны огромные особняки, где всё вычурно, аляповато и пафосно? Этакое соревнование владельцев. У кого больше этажей и башен, круче крыша, выше и красивее ограда. - Дементьева перевела взгляд на стены своего убежища. - Взять вот этот старый дом. Винтажная черепица. Высокое деревянное крыльцо со скрипучими ступенями. Всё просто и уютно... Покойно", - не сразу подобрала Катя нужное слово.

   Сейчас, когда сознание пришло в норму, Дементьева вспомнила украинские маленькие сёла, через которые она проезжала с Вратарём. Небольшие хаты с белыми стенами под соломенными крышами, уютными маленькими горницами, земляными полами, застеленными пучками пахучей, недавно срезанной странно пахнущей травы, с иконами, зачем-то укрытыми вышитыми рушниками. Однажды, проливной, словно из ведра дождь заставил Петровича остановиться на ночь в одной из таких хат, огороженной старым покосившимся плетнём. Затем Катя вспомнила старого седого человека, сидевшего на маленьком рынке какого-то украинского городка, расположенного вдоль трассы. Дед выглядел так, будто только что сошёл со страниц книг Гоголя. Соломенная шляпа прикрывала седую голову, губы прятались в густых прокуренных усах, где торчала "козья ножка" с дымящимся, терпко пахнущим самосадом. Старик перевёл ясный, всё понимающий взгляд с Кати, сидевшей в машине, на Петровича, нависшего над дедом и затараторил:

   - Бачил, шо вы молока купили, так купуйте у мене ещё и семочки гарбузови. Будь ласка. А то грошей нема на хлиб. Таке життя кляте настало. Визьму недорого.

   - Чем же тебе жизнь не нравится? - спросил Вратарь, подставляя под золотистый поток семечек карман.

   - Так, шо робиться округ? Шо робиться? Мий батько с фашистами воювал аж в ту вийну. Брата батьки бандеры вбили на Львивщине, - жаловался дед. - А за шо? Ты спытай - за шо?

   - Ну, и за что? - равнодушно задал вопрос Петрович, протягивая старику сто рублей.

   - А ни за шо, - проворчал старик, отдёргивая руку. - За то, шо дядько був комсомольцем... Слухай, хлопче! А у тебе иных грошей немае?

   - Нет, - отрезал Вратарь.

   - Тохда, не треба нияких грошей. Вы ж, я бачу - з москалей приихалы.

   - Откуда ты это взял? - оглянулся Вратарь.

   - Балакаете, як москали, - тихо сказал дед. - А для мене, шо москаль, шо жид, вси воны - люды... Ни... Мени грошей не треба, - принял окончательное решение старик. - Тильки, мае до вас просьбу. Вы скажить там вашему Путину, шоб гнали геть эту киевську владу. Нема от них проку, фашисти кляти. И тикайте видсиля швидче. Не дай Бог - набегут у село те бандюги, хто Донбасс блокуе. Ой, лышенько вам будэ. Колы вже их усих сатана визьме?

   - Не грусти, дед, - тихо сказал Петрович, наклоняясь. - Крым забрали, скоро и вас заберём к себе.

   - Дай-то Бог, - прошептал старик. - А вы тикайте. И навищо вас нечиста сила сюды занесла?

   "Хороший вопрос", - думал тогда Вратарь, возвращаясь к машине...

   Солнечное утро на даче Лисицына было точно таким, как в том украинском селе, где Дементьева с Петровичем провели ночь. Такой же пряный запах, такое же умиротворяющее тепло и тишина. Катя после встречи со стариком подумала: "Почему люди не могут просто радоваться жизни? Откуда в них столько ненависти? Зачем они берут в руки оружие и убивают друг друга?"

   За воротами заскрипели тормоза, и над калиткой замаячила голова человека.

   - Света! Это я - Григорий Иванович. Вы не передумали ехать в Одинцово?

   Дементьева сразу не сообразила, что человек обращается к ней.

   - Ой! - Катя вскочила на ноги. - Совсем забыла. Я - мигом.

   Найдя на кухне полиэтиленовый пакет, Дементьева сунула в него загранпаспорт, часть денег, закрыла дверь, потом калитку и вышла на улицу.

   - Какой вам нужен банк в Одинцово? - спросил Григорий Иванович, галантно распахивая пассажирскую дверь автомобиля перед Катей.

   - Сбербанк, конечно.

   - Тогда, выключите все мобильные устройства и пристегните ремни, - пошутил старик, захлопывая дверцу.

   В течение последующих четырёх часов Дементьевой удалось заказать новую банковскую карту взамен утраченной, зайти в супермаркет и набить продуктами две огромные сумки, украшенные надписью "Ашан".

   - Спасибо вам огромное, Григорий Иванович, - сказала Катя, вылезая из машины перед воротами дачи.

   Она посмотрела на заходящее солнце.

   - У вас вечер сегодня свободный?

   - Э... Даже не знаю. Тимофеич, сосед обещал ко мне зайти. Он там программу заканчивает.

   - Какую программу?

   - Экономическую. Старый дурак в президенты собрался.

   - В какие президенты?

   - Всея Руси.

   - Вы серьёзно?

   - Какие уж тут шутки? Совсем мужик спятил на почве политики. А, в чём дело? Может, помощь какая вам нужна?

   - Знаете, что, - улыбнулась Катя. - Вы и соседа берите с собой. Устроим праздничный ужин. С шампанским.

   - Тимофеевич больше по водке мастер, - проворчал Григорий Иванович.

   - Вы это видели? - Дементьева медленно достала из сумки бутылку французского коньяка.

   - Эх, ладно, - махнул рукой старик. - Гулять, так гулять. Тимофеич перебьётся.

   - Нет, нет, - запротестовала Катя. - Его обязательно приводите с собой. Он, наверное, забавный.

   - Не без этого, - согласился Григорий Иванович. - К тому же, наверняка старый хрыч наблюдает за нами из окон. Сгорает от любопытства. Вон его дом... Давайте, помогу донести сумки.

   - Значит, через час жду вас обоих, - твёрдо сказала Дементьева, открывая дверь.

   Через час стол на кухне был заставлен тарелками с различными нарезками и готовыми закусками. Катя тщательно вымыла старые липкие рюмки и два уцелевших хрустальных бокала, покрытых пылью. В стеклянной вазе, которую она наполнила водой, стояли белые розы, купленные в том же "Ашане".

   Вскоре послышались шаги, скрипнули доски крыльца, и в дверь постучали.

   - Открыто! - крикнула Катя.

   - Ба! - воскликнул маленький худой старичок, одетый в мятое военное галифе, домашние тапочки и потёртый клетчатый полувер с заплатками на локтях. - Какую поляну нам с тобой, Иваныч, накрыла соседка.

   - Вы уж извините, Светлана. Битых полчаса уговаривал старого дурня переодеться, но в доводах не преуспел, - смущённо оправдывался Григорий Иванович.

   - Ага. Значит, Светлана? Очень приятно. А меня Тимофеичем кличут. А насчёт имиджа, я не беспокоюсь. Избиратель должен видеть меня таким, каков я есть. Ты, вон, свои ордена не надел? - улыбался соискатель должности президента. - А мне без них тоже хорошо.

   - Ну, причём здесь ордена? Ты бы причесался для приличия. Перед тобой не баба Нюра с соседней улицы, а молодая дама.

   Тимофеевич пригладил растрёпанные ветром седые волосы.

   - Пардон-с. Не взыщи, дочка. Мы тут - люди простые. У нас — так. По одёжке встречают, а провожают по уму. Мы же - не гусары, и не олигархи.

   - Вы лучше садитесь, - пряча улыбку, сказала Дементьева. - Накладывайте себе всё, что приглянулось.

   - А по какому поводу банкет?- спросил Тимофеевич, поворачивая голову, словно птица, и разглядывая закуски.

   - У меня сегодня день рождения, - сочинила причину на ходу Катя и тут же подумала:

   "А, что? Недалеко от истины".

   - Тогда, нальём для храбрости произнести тост подобающий случаю, - потёр руки Тимофеевич.

   По голодным глазам старика было заметно, что своей бравадой он хотел скрыть некоторое смущение и неловкость. Громко стукнула в стену пробка от шампанского, забулькал коньяк, наливаемый в рюмки.

   - Ну... - сказала Катя, поднимая фужер.

   - Дай вам бог сто лет жизни! - воскликнул Тимофеевич.

   - Светлана! Здоровья вам, счастья и успехов. Ура! - поддержал соседа Григорий Иванович.

   Через полтора часа Катя подавала гостям чай в разнокалиберных чашках. По центру разорённого стола уже расположился большой торт, украшенный крупной клубникой, а Тимофеевич, привстав, с грозным видом завис над десертом с большим ножом. Ещё через пятнадцать минут старики, словно присутствие молодой женщины было для них обычным делом, продолжили между собой спор, начатый за ужином.

   - Нет. Ты объясни мне. За каким чёртом Трамп приказал бомбить Сирию? Только вчера он говорил, что вот-вот подружится с Россией, а сегодня - раз, и всё, - размахивал вилкой в воздухе Тимофеевич. - Такие дела в ООН решаются, а не с бухты барахты.

   - Ты это о чём?

   - О международном праве.

   - Дружище! Ты же без пяти минут кандидат в президенты, - снисходительно улыбнулся Григорий Иванович.

   - Ну и что?

   - А то. Должен знать, что международное право умерло, когда НАТО разбомбило Югославию. А сейчас есть только право сильного. Главное - найти повод. В смысле - подбросить кроликам из Евросоюза пробирку с зубным порошком, выдавая его за бактериологическое оружие, и вот вам - война в Ираке. Или, как в последнем случае — фальшивое видео, якобы доказывающие применение сирийцами авиабомб, начинённых газом зарином. И дело - в шляпе. Вот ты, Тимофеич. Поставь на минуту себя на место Трампа. Приходит к тебе дочка Иванка и говорит: "Папуся, дорогой. Посмотри на эти ужасные фото, на этих бедных маленьких детей отравленных зверем - Асадом. Какой ужас. У меня слёзы на глаза наворачиваются. Ты должен что-то сделать. Давай разбомбим что-нибудь в Сирии". - Давай, - соглашается Трамп и посылает пару эсминцев в Средиземное море. Американским любителям низкопробных шоу и больших бигмаков плевать, что на детях нет следов отравления, ожогов, ран. Ангелочки трогательно лежат рядышком друг с другом. Лица у них безмятежные до тошноты, но глазки закатили, как велено, а вокруг на снимках люди, похоже, ничуть не боятся зарина. На хрена им респираторы, противогазы, костюмы химзащиты? Они уверены, что америкосы схавают эту дезу даже без масла. Нонсенс?

   Катя, выпив рюмку коньяка в самом начале ужина, сидела, подперев подбородок кулачками, и с растерянным выражением лица слушала разговор двух стариков, с огорчением осознавая, что вся её прошлая жизнь состояла из забот о сыне и о себе, любимой. Круг её интересов не выходил за пределы ограды особняка на Рублёвке и уж тем более не распространялся на какую-то Украину или Сирию, где оказывается шли войны.

   - Да. Вроде того. Процессом рулят не президенты, а их чада. Ты прав. Это - нонсенс, - тем временем, соглашаясь, говорил Тимофеевич.

   - Нонсенс? А вот и нет. Это стало правилом, нормой. Понимаешь? Ложь стала нормой. Западная журналистика умерла вместе с международным правом. Источник информации сегодня - интернет, куда можно закачивать сотни фальшивых видеороликов, фотографий о зверствах Асада и прочую хрень, а репортёры, вместо того, чтобы проверять факты... Или вот, скажем, почему бы не создать независимую комиссию по расследованию этих, якобы преступлений? Так, нет. Они размещают фейки на страницах своих газет и тиражируют ложь на телеэкранах. А, чего? Удобно. Не нужно рисковать жизнью в горячих точках, собирать правдивые доказательства. Вот так сейчас дела делаются. Учись.

   - Во, блин! - воскликнул Тимофеевич. - Ну и нарисовал ты картинку.

   - Какая мерзость, - сказала Катя.

   - Уровень мерзости определяется степенью беспринципности мерзавцев. В политике давно нет порядочных людей, - огорчённо покачал головой Григорий Иванович.

   - Глянь-ка! Кто это к тебе подъехал? - нагнулся к окну Тимофеевич. - Две машины. Вон стопсигналы горят.

   Старики минуту вглядывались в темноту.

   - Ладно. Пора и честь знать, - поднялся Григорий Иванович. - Спасибо за хлеб и соль. Пошли, Тимофеич. Посмотрим, что там за гости.

   - Не за что, - откликнулась Дементьева. - Это вам спасибо. Может, ещё рюмочку? На посошок.

   - Ты, Петров, иди, - Тимофеевич, судя по всему, не собирался уходить. - А мы со Светланой ещё посидим, - сказал он, поглядывая на бутылку с остатками коньяка.

   - Ладно, - махнул рукой Григорий Иванович. - Пойду я. До завтра.

   - Заходите утром на чашку кофе, - с рассеянным видом сказала Катя, в свою очередь наклоняясь к окну.

   - Угу, - буркнул Григорий Иванович, покидая кухню.

   В свете редких уличных фонарей фигура уходящего старика казалась через оконное стекло туманной и расплывчатой. В душе Дементьевой без видимой причины появилось нехорошее предчувствие. Ей послышались осторожные шаги в саду, но темнота мешала что-либо увидеть.

   "Нужно завтра окна помыть", - решила Катя, наливая коньяк в рюмку Тимофеевича.

   Григорий Иванович подходил к своей даче, близоруко вглядываясь в номера машин, стоящих возле ворот.

   "Сын приехал, - Петров разглядел знакомые обводы Мерседеса. - С чего бы это, на ночь глядя?" - подумал старик, пытаясь определить, кто сидит внутри джипа, стоящего рядом с машиной Вадима. Но через затемнённые стёкла ничего не было видно.

   Григорий Иванович приблизился к лавочке, где сидели два человека.

   - Ты, что-ли, Вадим?

   - Спасибо, что узнал.

   - Не за что. Кто с тобой?

   - Знакомься. Это - Селезнёв. Работает у меня. Где ты шляешься по ночам?

   - Шляются шлюхи, а я в гости ходил, - обиделся Петров.

   - Вот так наши старики живут. Насыщенная жизнь у пенсионеров, оказывается, - тихо засмеялся Селезнёв

   - Похоже - вместе с Лисицыным выпивали? - хрипло спросил Дементьев.

   - Надо же? Запомнил, - удивился Петров. - Обычно ты не обращаешь внимания на то, что я тебе говорю. Но не угадал. На троих соображали.

   - Разве?

   - Ага. Тимофеич, я и Светлана - соседка.

   - Тимофеич - это тот старый хрыч в тапках на босу ногу, - вспомнил Дементьев. - А Светлана - такая синеокая, с хорошей фигурой? Так?

   - Через окошко увидел? Подглядываешь, значит. Знаешь её? - удивился Петров.

   - Не уверен. Может, познакомишь, - Вадим поднялся с лавочки.

   - Неудобно. Да и поздно уже.

   - Пошли, пошли, - сказал сын, не слушая возражений.

   Вместе с Селезнёвым он направился к даче Лисицына. Петров, ругаясь про себя, засеменил следом...

   - Вот так, так, - Дементьев стоял на пороге кухни. - Кто у нас тут? Ба! Катя! Какими судьбами?

   Петров нагнулся и пролез в комнату под рукой сына. Бледное испуганное лицо соседки заставило старика удивлённо открыть рот.

   - Вы, это... Знакомы?

   - Позволь тебе представить, папа. Моя жена - Екатерина.

   - Вот тебе бабушка и Юрьев день! - растерялся Тимофеевич.

   - А, что? Прекрасный сегодня день! - согласился Дементьев. - Семья воссоединилась. Значит, в родовом гнезде снова воцарится мир, да любовь, - в голосе Вадима явно звучала угроза.

   В груди у Кати будто лопнула какая-то струна. Ужас парализовал волю. Дементьевой казалось, что кто-то невидимый воткнул в руку шприц с наркотиком. Дыхание перехватил спазм. Грудь тяжело и часто поднималась.

   - Праздник продолжается! - воскликнул Дементьев, оборачиваясь на людей, заполнивших маленькую прихожую. Два молодых парня с каменными, ничего не выражающими лицами, стояли за спиной Селезнёва.

   - Доставай, - кивнул Вадим своему шефу безопасности.

   На столе появились две бутылки дорогой водки и коробка шоколадных конфет.

   - Давайте, садитесь рядком, - предложил Дементьев, беря за локоть отца. - Ты тоже, жёнушка, садись. - Давай, Катя, расскажи свёкру, как ты трахалась с этой сволочью  Лисицыным. Кстати, где он? Не слышу! - орал Вадим, нависая над женой. - А? Может, его крабы съели? Ха-ха! Его убила любовь. Слышишь? Твоя любовь. Хотя, объясни мне, что такое любовь? Не знаешь, а? И никогда не знала. Ни по отношению ко мне, ни по отношению к нашему сыну...

   Петров переводил взгляд с лица Вадима, искажённого гримасой ярости, на женщину, сжимавшую дрожащими руками ворот тонкого свитера.

   "Катя! Да, да, Катя. Вот почему... Ну, конечно. Там, на старой фотографии... Молодожёны... С Вадимом. Это она. Чёрт! - беспорядочные картины событий последних месяцев переполняли память старика. - Значит, Лисицын и Катя... Во - дела. Вот угораздило... Чего теперь делать?"

   - Любовь? - вскочила Катя, отталкивая мужа.

   При упоминании о сыне, чувство гнева мгновенно выдавило из сердца страх.

   - И этот человек может говорить о сыне? - Дементьева развела руки, словно считая всех, кто находился в комнате, своими союзниками. - А не ты ли подослал Петровича, чтобы убить своего сына. Не ты ли сам зверски убил Терру? Не ты ли перетрахал всех своих секретарш, меняя их каждые полгода? Давай, расскажи отцу о своей семейной и деловой жизни, полной тайн. Пусть и твои бандиты послушают.

   - Кто такая Терра? - вопрос Петрова повис в воздухе, отскочив от паузы, словно нож от каменной стены.

   - Ну, что же ты? Ответь отцу.

   Дементьев и Катя стояли лицом к лицу, тяжело дыша.

   Потом Вадим коротко, неожиданно и сильно ударил жену в живот. Катя согнулась, хватая открытым ртом воздух.

   - Эй, полегче! - крикнул сыну Петров, медленно поднимаясь на ноги.

   - Не лезь!

   Мощный толчок отбросил старика к окну. Громко стукнула рама, зазвенело стекло.

   Дементьев ещё одним ударом свалил Катю на пол и начал пинать её ногами, приговаривая: - Сука, сука!

   - А-а! - заорал Тимофеевич, бросаясь вперёд со столовым ножом в руке.

   Петров заметил в руке Селезнёва ствол пистолета, снабжённого глушителем, и рванулся наперерез соседу.

   Три тихих выстрела остановили время. Вадим, плавно, так бывает при замедленной кино сьёмке, выпрямился и отступил в сторону, давая возможность мёртвому телу отца упасть ничком на старые доски пола. Катя, приподнявшись на локтях, смотрела на затылок старика, развороченный пулей, на Тимофеевича, стоящего на коленях и щупающего рукой собственную грудь, где на свитере расплывалось кровавое пятно. Она видела дымящийся ствол пистолета, страшные глаза мужа, холодное лицо Селезнёва, его голову, слегка наклонённую к плечу, словно человека интересовало, почему третий выстрел оказался неточным и, каким образом в тарелке с конфетами оказались щепки от простреленного деревянного буфета.

   - Ты, что, сволочь, сделал? - спросил Дементьев, опускаясь на табурет.

   - А, что я должен был делать? Этот старый дебил бросился на вас с ножом, - спокойствие в голосе Селезнёва поразило Катю.

   Она с трудом поднялась и, собравшись с силами, растерянно прислонилась к стене. По щекам текли слёзы. Дементьевой было так плохо, что, если бы её вырвало, она бы не удивилась.

   - Ну, что? - сказала она, тщательно выговаривая слова. - Это - логическое завершение процесса превращения человека в зверя?

   - Заткнись, - оборвал жену Вадим. - Дай мне пистолет, - он встал и подошёл к Селезнёву вплотную.

   - Зачем он вам?

   - Дай, говорю, - Дементьев неуловимо быстрым движением вырвал оружие из руки своего шефа безопасности.

   - Сволочь! Я убью тебя, - Вадим приставил пистолет ко лбу Селезнёва.

   - Очень хорошо. Прекрасно. Приступайте. Вот только расхлёбывать всю эту кашу будете сами.

   - Да мне плевать. Ты, гад, отца моего пристрелил, словно он собака бродячая, - Вадим рукоятью пистолета ударил Селезнёва по лицу, схватив одной рукой за горло.

   - Угу, - выдавил из себя тот, выплёвывая слова вместе с кровью. - Надо было отойти в сторону. И остались бы вы лежать на полу с ножом в животе. Потом - полиция, протоколы, очные ставки, пресса, телевидение.

   Селезнёв, почувствовав, что Вадим стал разжимать пальцы, что рука, державшая его за горло, ослабла, продолжал:

   - Отца вы не любили. Так? Иначе, виделись бы чаще. Он вас тоже не жаловал. Да и жить ему сколько осталось в его восемьдесят лет? Я защищал вас. Ну, получилось так. Что делать? Рука дрогнула. Значит, нужно думать, как вырулить из этой ситуации. Вон, и тот старый пень ещё дёргается, - Селезнёв показал глазами в сторону, где над Тимофеевичем склонилось двое парней.

   - Жив? - спросил он.

   - Дышит. Пуля прошла на вылет.

   - Дайте-ка мне пистолетик, - сказал Селезнёв. - Ещё один свидетель нам в такой ситуации ни к чему.

   Он попытался взять протянутое ему оружие, но в последний момент убрал руку. Пистолет, выскользнув из кулака Вадима, упал сначала на стул, а потом на пол.

   - Забирайте Катерину Иванну и отправляйтесь домой, Вадим Григорьевич. Ребята поедут с вами. Берите джип. Там больше места. А я тут приберусь. Пожары на дачах - не редкость.

   Дементьев минуту постоял, растерянно оглядываясь вокруг. Потом наклонился к отцу, дотронулся до затылка старика, пригладил седые волосы, испуганно отдёрнул руку. Кровь испачкала пальцы и край рукава белой рубашки. Селезнёв услужливо протянул кухонное полотенце.

   - Ступайте. Время - деньги, - сказал он, бросая полотенце в угол.

   - Пошли, - Вадим взял жену за локоть.

   - Ну и сволочи вы все. Ну и сволочи, - шептала Катя, оглядываясь и вытирая слёзы.

   Через минуту на улице вспыхнули фары джипа, раздался тихий гул заведённого мотора, моргнули стоп сигналы, и всё стихло.

   Селезнёв вздохнул, поправил галстук, наклонился над Тимофеевичем, удовлетворённо хмыкнул, нашёл пустой целлофановый пакет, опустил туда оружие и спрятал свёрток в карман. Потом включил на газовой плите все краны, подождал, пока в кухне не запахло газом, закрыл окна, задёрнул шторы, откупорил бутылки с водкой, вылил спиртное на стол и поднёс к луже зажигалку. Скатерть вспыхнула синеватым пламенем. Селезнёв торопливо выбежал на улицу, закрыл за собой дверь, забрался в Мерседес и медленно поехал по тёмной безлюдной улице. На повороте дороги он остановился. Часы на приборной доске показывали второй час ночи. И в этот момент гомкий хлопок разорвал покров тишины. Потом послышался треск разлетающейся черепицы. Над деревьями взмыли языки пламени. Залаяли собаки. Селезнёв спокойно притопил носком ботинка педаль акселератора и направил автомобиль по направлению к шоссе.

 

                                   ***

 

   Лисицын сидел в приёмной российского консула в Камбодже, наблюдая, как молодой человек, расположившийся за столом напротив в десятый раз перечитывал анкету, которую Сергей десять минут назад заполнил в соседней комнате.

   - Значит, вы утверждаете, что вас избили, ограбили и украли паспорта?

   - Так и есть.

   - И других документов, подтверждающих вашу личность, нет?

   - Точно.

   - Нет ни водительских прав, ни охотничьего билета?

   - Кто на отдых берёт с собой охотничий билет?

   - И то правда, - согласился молодой человек. - Ну, хотя бы что-нибудь, где можно увидеть печать любой российской организации с вашей фотографией?

   - У вас на столе лежит копия заявления в местную полицию. Это всё, что у меня есть. Что ещё нужно?

   - Бумага из полиции - хорошо, но этого не достаточно, - трагическим голосом произнёс консул.

   Он поднял глаза от бумаги и с нескрываемым интересом стал изучать странного посетителя.

   "Можно подумать, что парень перевернулся в автомобиле, - размышлял молодой человек. - Шрамы - довольно свежие. Правая бровь рассечена трижды. На скулах - ссадины, предплечья - в синяках. Что-то есть в его лице этакое... Опасное. Сидит, словно каменный. Напоминает удава или змею, готовую к броску. С таким лучше не встречаться на пустынной улице. Не похож он на невинную жертву грабежа".

   - Видите-ли. Таковы правила. Ещё нужны два свидетеля, которые бы подтвердили вашу личность, имя, фамилию.

   - Нет проблем, - сказал Лисицын. - Скажите секретарю. Там в предбаннике ждут  люди, готовые подтвердить, что я и мой сын именно те, за кого себя выдаём.

   - Хорошо, - с мученическим видом согласился консул. - Зовите вашего сына и свидетелей.

   Сергей встал и открыл дверь. В кабинет вошёл Игорь, за ним - молодой парень и девушка.

   - Привет! - медовым голосом сказал консул. - Итак, вы утверждаете, что давно знакомы с этим человеком, - чиновник показал глазами на Лисицына.

   - Так и есть, - кивнула девушка, глядя на консула взглядом лисы.

   - Тогда назовите ваши имена, а потом полное имя вашего знакомого.

   Девушка, протягивая чиновнику паспорта, представилась за себя и своего спутника. Потом назвала имя, отчество и фамилию Сергея.

   Консул повернулся в кресле и отсканировал все документы, включая справку из полиции. Потом вытащил из ящика стола какие-то бумаги.

   - Заполняйте.

   Девушка вынула из сумочки, висящей через плечо, очки, нацепила их на нос, взяла со стола ручку и, высунув язык, стала заполнять формуляр-поручительство. Консул, поглядывая на Лисицына, подсказывал, в каких местах и что писать:

   - Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с господином Лисицыным? - неожиданно спросил он.

   - Господи! Да мы сто лет знакомы. Мой муж Вася с ним работал. Правда, Вася?

   - Точно.

   - А где, конкретно работали?

   - Ой! Вася закончил Киевский институт сельского хозяйства, - затараторила девушка. - А потом мы переехали в Москву, стали гражданами России. У нас - небольшой бизнес. Серёжа нам помогал. Мы у него деньги в долг брали. Правда, Сережа?

   Лисицын мрачно кивнул.

   - Вы не представляете, какой он порядочный человек. Торговля - дело не простое. Только благодаря ему мы встали на ноги. Правда, Вася? Мы вместе отдыхаем уже много лет. Правда, Вася? А здесь вот такое несчастье. Ворьё проклятое. Это ж надо — избить человека и забрать у него бумажник. Ну ладно бы одни документы, а то — вместе с деньгами. Представляете? Какой ужас. В тёмное время суток к морю не выйдешь. Что за страна? Даже у нас в России такого нет. Сережа попал в трудное положение. К тому же у него - ребёнок на руках. Ну, выпил человек. С кем не бывает? Но на то и отдых. А где ещё расслабляться? Странно, что полиция до сих пор не нашла негодяев...

   - Понимаю, понимаю, - торопливо прервал словоизвержение девицы консул. - Распишитесь здесь и здесь, - длинный ноготь мизинца подчеркнул нужные места на бумагах.

   - Посидите в приёмной, - сказал чиновник.

   - И долго нам сидеть? Море не ждёт. Здесь, на отдыхе каждая минута дорога. Знаете... После обеда нас ещё обещали отвезти на экскурсию. Правда, Вася?

   - Точно. Морская рыбалка.

   - Я обожаю рыбу ловить. А вы - не рыбак, случайно? - девушка склонилась над столом, открывая взгляду пышную грудь, едва не выскочившую из тесной блузки.

   - Нет, - внезапно охрипшим голосом сказал чиновник, медленно, с неохотой отводя взгляд.

   - Так я вас научу. Всё очень просто. Во-первых. Удочка - не самое главное. Важнее - наживка...

   - Я вас прошу, - едва не взмолился консул. - Посидите в приёмной десять минут. Сейчас вашему другу оформят бумаги.

   Девушка, которую Вася уже легонько подталкивал к выходу, упиралась, не сдавая позиции.

   - Лучше мяса креветки наживки не бывает. Но главное - поплевать на неё. Тогда вся рыба будет вашей. Но берегитесь скатов. Это такая жуть. Вася тут поймал одного, так этот гад... Не ты, Вася. А скат... Ужалил мужа хвостом. У него рука стала - во, - девушка обвела руками воздух, описывая приличных размеров круг.

   - Пожалуйста! Расскажите эту историю моей секретарше, - тонким голосом сказал консул, вставая и, почти выталкивая посетителей за дверь.

   Через десять минут уже на улице Лисицын держал в руках два свидетельства о праве возвращения на Родину.

   - Вася! Я - твой должник. Вот тебе мой телефон, забивай туда свой номер. Обязательно встретимся в Москве. С меня - ящик коньяка, - бормотал Сергей, отсчитывая от солидной пачки купюр обусловленную ранее сумму.

   Ему до сих пор не верилось, что эти люди, с которыми он познакомился три дня назад, помогли решить его основную проблему, связанную с возвращением в Россию.

   - Скажи Оксане спасибо. Она - классная! - сказал Игорь, улыбаясь во весь рот.

   - Да, да, - спохватился Лисицын. - Вы - неподражаемая.

   - Я же говорила, что всё получится. Главное - запудрить мужику мозги.

   - Точно, - ухмыльнулся Василий, сокрушённо мотая головой. - Вот так она и меня разводит. Особенно, когда на шоппинге зациклится.

   - Приятно было познакомиться, - вежливо сказал Игорь.

   - Жаль, что не увижу тебя в ринге, - сказал Василий, пожимая руку Сергею. - Ты здорово здесь драл задницы кхмерам. Есть в тебе что-то от гладиатора.

   - Это я вас первой увидела, - похвалилась Оксана.

   - А, кто афишу тебе показал? - возмутился Василий.

   - Ну, причём здесь афиша? Тебе бы только в гостинице водку трескать купленную в дьютике, да пиво лакать в каком-нибудь местном баре. Ничего светлого за душой, - снова затараторила Оксана.

   - Ладно, ребята. Ещё раз спасибо. До встречи, - сказал Лисицын, хлопнув Василия по плечу. - Держись, брат. Женщины - страшная сила.

   - Ага. Смертельное оружие, - подтвердила Оксана. - Вот для таких морально неустойчивых мужиков, как мой драгоценный. Вася! Ты всегда слушай меня. Я мудрая, словно черепаха Тортилла. Говорила тебе, что всё получится?

   - Говорила...

   Лисицын уже ловил такси, чтобы ехать в аэропорт за билетами, а Василий с Оксаной всё ещё стояли на улице и препирались.

   Через сутки самолёт Аэрофлота уносил Игоря и Сергея из Юго-Восточной Азии, которая оказалась щедра на кровоподтёки, шрамы, ушибы и уроки выживания.

   Через сорок восемь часов Лисицын, ёжась от холодного ветра, засунув руки в карманы шорт, стоял возле пепелища, которое когда-то было его дачей.

   - Это наш дом? - спросил Игорь, натягивая на голову капюшон спортивной тёплой куртки, купленной в одной из палаток на Белорусском вокзале - конечной станции для аэроэкспресса из Шереметьева.

   - Да, - мрачно сказал Сергей. - Вернее то, что от него осталось.

   - Батюшки светы! - голос за спиной заставил Лисицына обернуться.

   У поворота на узкую боковую улицу дачного посёлка стояла пожилая женщина, удерживая одной рукой велосипед, на руле которого висела корзинка полная грибов. Второй рукой она поправляла волосы, выбивающиеся из-под платка. Сергей узнал в ней соседку, живущую через два дома от его участка.

   - Здравствуйте, Валентина... Простите. Не помню вашего отчества.

   - Господи! Серёжа! Да, что же это делается? Васильевна - меня кличут. Тебя и не узнать. Загар на тебе - не здешний. Шрамы на лице. Давно тебя не видела. Кто это с тобой?

   - Знакомьтесь. Это - Игорь, - ответил Лисицын. - Лучше скажите мне, что здесь произошло? - Сергей показал рукой на пепелище.

   - Ой! Тут такое было. Почитай, неделю назад всё и случилось. Дача твоя среди ночи заполыхала так, что все думали - огонь пойдёт гулять по дворам. Народ высыпал на улицы. Любопытные, ведь, люди до чужого горя. Потом пожарники примчались. Вызвал кто-то. За ними - милиция. Ну... В смысле - полиция. А с утра, - женщина скорбно поджала губы, - понаехали следователи, стали в ещё горячих углях копаться и нашли два обгоревших тела. Тимофеича и твоего соседа - Петрова. Вот горе-то. Как они к тебе попали среди ночи, никому не ведомо.

   - Как Петрова? - растерялся Лисицын.

   - Не знаю. Только милиция потом по дворам ходила. Всё выясняла - кто, да что видел. А баба Настя... Она в  соседнем проулке живёт... Подслушала разговор двух следователей. Вроде они тихо так, между собой говорили, что старики уже мёртвые были ещё до пожара. Вроде напились, повздорили, да перестреляли друг-друга. Эта баба Настя, типун ей на язык, шепнула мне, что поругались старики из-за бабы.

   Лисицын, до этого отрешённо слушавший соседку, поднял голову.

   - Из-за кого?

   - Ну, вроде бы, видели, что Петров привёз откуда-то на своей машине женщину. Сама не видела, точно сказать не могу, но баба Настя говорит, что молодая женщина и очень красивая. Глазище - с блюдце, и голубые до невозможности. Аж - в синеву. На проститутку не похожа. Впрочем, кто сейчас их разберёт?

   - Это верно, - тихо сказал Лисицын, переводя взгляд, полный тревоги, на пепелище. - Вот только откуда у стариков оружие, чтобы стрелять друг в друга, да ещё одновременно? Странно. Да ещё — эта женщина... - в душе Сергея появилась робкая надежда, что женщина с голубыми глазами, которую привёз откуда-то Петров, может быть Катей.

   Сердце забилось чаще. Пятна густого румянца проступили на щеках, делая гуще загар.

   "Неужели Катя жива? Господи! Сделай так, чтобы это было правдой", - думал Лисицын.

   - А про оружие? - продолжала соседка, - Кто их знает? Хотя, Петров, он же бывший морской офицер в высоких чинах. Хотя, может и странно всё. Старики были спокойные, ни в чём таком незамеченные. Тем более в распутстве. А тут, видишь, что оказалось. Чужая душа - потёмки...

   Женщина замолчала, потуже затягивая узел платка на подбородке. Недоумение на её лице внезапно исчезло.

   - Тут видишь, Серёжа. Я только сейчас об этом подумала. Может, не зря возле дачи Петрова стояли две чёрные большие машины.

   - Какие машины?

   - Господи! Почём я знаю, какие. Одна большая. Их сейчас джипами зовут. А вторая - длинная, широкая, с какой-то бляхой на носу. Приехали, постояли. Не знаю - сколько. Мне стало неинтересно. Да ещё сериал по телевизору шёл. А в окне твоём свет горел. Я ещё подумала, что это ты приехал.

   - А машины? Когда уехали?

   - Я на часы не смотрела. Только слышала, что большая заурчала, заморгала фарами. Занавески-то у меня отдёрнуты были. И вроде показалось, что садились в машину четверо. Трое мужиков и женщина.

   - Женщина? Та самая?

   - Да разве в темноте разглядишь, какая она. Если бы это днём было. Тогда я бы точно увидела - голубые у неё глаза или нет. Расстояние здесь не причём, - добавила соседка, заметив протестующий жест Сергея.

   - Не может быть. Голубые? - Стойте! Вы сами сказали про голубые глаза? - Лисицын схватился за раму велосипеда.

   - Это не я говорила, а баба Настя. Голубые в синеву. Сапфиры, да и только.

   - Сапфиры! Дядя Серёжа! - воскликнул Игорь. - Может, это нас искала...

   Мальчик, наученный горьким опытом зажал себе рот рукой.

   - М-м, - замычал Сергей, стиснув зубы. - Вы про это полиции говорили?

   - Чего мне им говорить, если меня не спрашивают? Затаскают. Замучают вопросами. Моя хата с краю.

   - А машина, та - широкая и длинная, когда уехала?

   - Сериал уж кончился. Второй час ночи был. Тоже, фары моргнули, мотор тихо так заурчал, а потом медленно, медленно и поехала. Было это перед самым пожаром. Вдруг, как бахнуло. Думаю, это газ там взорвался, когда старики перессорились. Чего теперь с участком делать будешь, Серёжа? Может, продашь? У меня и покупатель есть.

   - Какой покупатель? - рассеянно спросил Лисицын.

   - Невестка моя. Двое внуков. Понимаешь. Тесно нам в старом доме. А у неё муж денежный.

   - Ладно, подумаю, - сказал Сергей, обнимая Игоря за плечи. - Нам нужно возвращаться в Москву. Не до этого.

   - Понимаю, понимаю. Конечно. Да и дача твоя, надо сказать, старая уже была. Тут, главное, участок. Постойте. Ты ж, почти голый. Какие сейчас шорты в такую погоду? Осень на дворе. Да и мальчонке надо одёжку потеплее найти. Пошли ко мне. Найду что-нибудь из старого.

   - Спасибо, Валентина Васильевна. Некогда нам.

   - Тогда, постойте минуту. Я сейчас вернусь. В чулане у меня сверху лежат штаны. Они почти новые. Сыну малы, а тебе, думаю, подойдут..

   - Ладно, - сдался Лисицын, чувствуя озноб от сырого ветра.

   Через пять минут соседка, окрылённая открывшейся возможностью купить участок, вынесла им два полиэтиленовых пакета с одеждой.

   - Сколько я вам должен? - спросил Лисицын.

   - Какие между нами счёты, родной ты мой, - сказала Валентина Васильевна. - Ты про дачу-то подумай.

   - Хорошо. До свидания. Ещё увидимся.

   - Очень на тебя надеюсь, - сказала соседка.

   - До встречи, - пробормотал Игорь, увлекая за собой Лисицына.

   - Слышал, дядя Серёжа? Это точно мама нас искала, - мальчик сияющим взглядом посмотрел на хмурое небо.

   - Может быть, - ответил Лисицын, ускоряя шаг и осматривая дачи, выстроившиеся вдоль узкой дороги.

   Заметив на фасаде одного из домов видеокамеру, Сергей подошёл к калитке и нажал кнопку звонка.

   - Чего надо? - прозвучал в динамике мужской голос.

   - Я - Лисицын. Живу здесь неподалёку. У вас видеокамера работает?

   - Это у вас дача сгорела?

   - У меня. Простите... Если ваша камера работает на запись, хотел бы посмотреть, кто проезжал в ту ночь по улице. Просто так дома не горят, правда?

   - Всякое случается. Ладно. Заходите.

   Через полчаса Лисицын прятал в карман джинсов свой смартфон, куда он "закачал" несколько фотографий. Это были фрагменты видеозаписи проезда по улице нескольких автомобилей в ту злополучную ночь. Хозяин дома, прежде чем отпустить гостей, напоил их горячим чаем.

   - Не знаю, чем вам эти снимки помогут, но не расстраивайтесь. Главное, что вы сами живы.

   - Да, да. Конечно, - сказал Лисицын, наблюдая за Игорем, который смотрел голодными глазами на печенье в вазе, стоявшей на столе.

   - Берите, берите. Угощайтесь, - хозяин дома заметил взгляд мальчика. - Кстати, не хотите продать мне ваш участок?

   - Нет, - отрезал Лисицын.

   - Надумаете - дам вам хорошую цену.

   - Учту... Ладно. Спасибо вам. Нам пора, - Сергей поднялся, подавая пример Игорю.

   Уже под вечер Лисицын стоял возле своей московской квартиры вместе с сотрудниками МЧС, которых он вызвал, чтобы вскрыть замки.

   - Покажите ваш паспорт с пропиской, - попросил его молодой парень в синей униформе.

   Он присел на корточки перед небольшим сундучком для инструментов.

   - Э... Дело в том, что мой паспорт внутри.

   - Это плохо, - сказал парень, выпрямляясь.

   - Вы ничем не рискуете. Откроете дверь, я покажу вам паспорт.

   - Ну, не знаю. У нас так не делается.

   - Хорошо. Вы обычно берёте пять тысяч за вскрытие замка?

   - Так точно.

   - Плачу десять.

   - Другой разговор! - воскликнул специалист по чрезвычайным ситуациям, снова наклоняясь над сундучком. - Сигнализация есть?

   - Нет, - успокоил его Сергей.

   - Это упрощает процесс, - парень заслонил собой дверь, зазвенел какими-то инструментами, и через минуту толкнул от себя дверное полотно.

   - Быстро вы справились, - одобрил работу Лисицын.

   - Пустяки. У вас один замок был высверлен и держался на честном слове, а над вторым поработали с отмычкой. - Советую вам полицию вызвать.

   - Так и сделаю. Спасибо за совет. Проходите, - Сергей пропустил впереди себя Игоря, потом сотрудника МЧС, и вошёл сам.

   - Странно, - сказал парень, обходя помещение. - Никаких следов грабежа.

   - Вот и хорошо, - улыбнулся Лисицын. - У вас замки на замену есть?

   - Конечно. Вам какой - подороже или попроще?

   - Понадёжней.

   - Тогда советую итальянские. Там металл лучше, а личинки - добротные с бронированными накладками.

   - Сколько?

   - С вас ещё пятнадцать штук.

   - Значит - всего двадцать пять тысяч? Сейчас сможете поставить?

   - Без проблем.

   Спустя двадцать минут, отдав парню последние триста пятьдесят долларов, Сергей запер дверь и повернулся к Игорю.

   - Ну, даёт мужик. Даже про паспорт забыл. Ты разбери пока сумку и свой рюкзак. Вещи положи в шкаф, и свари кофе. Найдёшь его на кухне в одной из полок. Короче, сообразишь.

   - А, когда мы начнём искать маму? - спросил мальчик.

   Лисицын не смог выдержать требовательный, тревожный взгляд Игоря и отвернулся

   - Знаешь? То, что Катя жива я не сомневаюсь. Ты не представляешь, как я люблю твою маму. Я готов за неё жизнь отдать. Но нам нужно соблюдать осторожность. Или ты забыл о Вратаре?

   - Нет.

   - Вот именно. Поэтому, держи себя в руках. Ведь мы с тобой мужчины, так?

   - Конечно, - голос мальчика дрогнул.

   - Значит, нужно быть готовым к любым неожиданностям. Это, как на ринге. Не изучив противника, не узнав все его слабости, нечего лезть на рожон. Как ты считаешь?

   - Да, нам нужно всё продумать, - неохотно согласился Игорь.

   - Вот сейчас слышу слова не мальчика, а мужа. Правильно. Тем более, что в этой квартире были посторонние. Давай. Сделай кофе, а я тут осмотрюсь.

   Мальчик тяжело вздохнул и отправился на кухню, а Лисицын стал медленно обходить квартиру, выдвигая ящики, осматривая свои тайники. Явных следов обыска не было, но маленькие мелочи указывали на то, что в квартире кто-то побывал. Книги на полках стояли не в том порядке, к которому привык Сергей. Кресло у телевизора явно двигали. На пыльной полированной крышке письменного стола остались следы чьих-то пальцев. Старый монитор, лежавший в кладовке, был повёрнут экраном к стене, а системный блок задвинут в самый угол. Лисицын взял с книжной полки карманный фонарик, прошёл в ванную комнату и запер за собой дверь. Он отодвинул в сторону люк, нагнулся и посветил фонарём под ванную. Свёрток, который ещё летом оставил Липатов, оказался на месте. Сергей вытащил его наружу и развернул. Масляно сверкнул ствол винтовки, а блики света, отражённые линзами оптического прицела, запрыгали по кафельной плитке. Лисицын положил оружие обратно в тайник, задвинул люк и сел на край ванны. Он теперь почти был уверен, что Катя каким-то странным образом осталась жива, да к тому же вернулась в Москву и нашла дачу, где была летом всего один раз.

   "Её выследил Вратарь. Наверняка они нагрянули всей бандой. Может, самого Дементьева там не было, но всё делалось по приказу этой сволочи, - думал Лисицын. - А Петров и Тимофеич пытались Катю защитить... Они помешали, и стариков застрелили. Так и было... Нужно пробить номера Мерседеса и Гелендвагена. Кому принадлежат."

   Лисицын умылся, снимая нервное напряжение холодной водой. Затем вытерся полотенцем, от которого пахло чужим одеколоном, брезгливо засунул махровую ткань в стиральную машину и открыл дверь.

   - Кофе готов? - громким голосом спросил он.

   - Разливаю по чашкам, - откликнулся Игорь.

   - Отлично. Что там у нас из еды имеется? - Лисицын открыл холодильник и достал банку консервированных маслин и половину батона засохшей сырокопчёной колбасы.

   - К сожалению, это всё. Колбасой только ковры выбивать. Высохла вся. Может, выбросить её?

   - Нет, - торопливо сказал Игорь. - Сварим вместо сосисек.

   - Верно. Ну и сын у меня. Хозяйственный. Давай, вари.

   Они сидели рядом, потягивали кофе и вдыхали аромат копчёной колбасы, поднимающийся над кастрюлей с кипящей водой.

   - Знаешь, пока колбаса варится, следовало бы посмотреть на фотографии, - предложил Лисицын.

   Он встал, притащил из кладовки системный блок вместе с монитором, поставил оборудование на стол, достал из кармана смартфон, соединил всё вместе проводами и воткнул вилку в розетку.

   - Игорь! В ящике письменного стола должна быть "мышь". Принеси, пожалуйста.

   Через пару минут они внимательно рассматривали снимки, то увеличивая, то уменьшая фото.

   - Плохо, - сказал Лисицын. - Номера грязью заляпаны. А джип на большой скорости прошёл. Снимок смазан.

   - Папа Сережа. Подожди! - воскликнул Игорь. – Лицо водителя Мерседеса! Можно приблизить?

   - Конечно.

   Лисицын увеличил снимок, а мальчик впился глазами в фотографию.

   - Я знаю, знаю. Этот мужик работает на отца. Он приезжал к нам на Рублёвку несколько раз.

   Лисицын сжал челюсти и скрипнул зубами.

   - Ты уверен?

   - Это точно он. Смотри. Я ещё тогда подумал, что у него взгляд рыбий.

   - Какой?

   - Ну, будто… - замялся мальчик. – Будто его из воды только что вытащили, а он не верит этому.

   - Ладно, - мрачно сказал Сергей.

   Он долго смотрел на фотографию Селезнёва, запоминая лицо, потом выключил компьютер.

   - Что нам теперь делать? – спросил Игорь.

   - Давай подумаем, - предложил Лисицын, кладя руку на плечо мальчика. – Твой отец посылал Вратаря в Таиланд зачем?

   - Убить тебя и вернуть нас с мамой в Москву.

   - Это раз, - кивнул Лисицын. – Второе. Я сделал глупость, отправив ему на смартфон сообщение…

   - Какое? – в голосе мальчика звучал страх.

   - Неважно. Главное – он знает, что я жив. Это моя ошибка. А если Петрович рассказал ему в деталях, что произошло на яхте, Дементьев... А твой отец – не глупый человек, рассматривает два варианта; либо я спас тебя, и мы вместе где-то скрываемся, либо ты, мой мальчик, утонул, а конюх Лисицын, поразмыслив над своей незавидной судьбой, прячется в какой-нибудь норе, словно крыса. Логично?

   - Да, - согласился Игорь.

   - Правильно. Тем более, что он не застал нас на даче.

   - Зато он забрал с собой маму, - тихо сказал Игорь.

   - Значит, у нас пока есть преимущество. Ты хорошо знаешь характер своего отца?

   - Во-первых, он мне больше не отец.  Но характер у него тяжёлый. Он очень мстительный, упорный и злопамятный, - мальчик тяжело вздохнул. – Если, что задумал – не отступится.

   - Понимаю, - Лисицын собрал морщины на лбу. - Но и мы с тобой упёртые. Правда?

   - Ещё, какие! – воскликнул Игорь с надеждой в голосе.

   - Значит, пока он наслаждается победой, обнаружив на даче маму, у нас есть шанс. Поэтому. Вот тебе несколько листов бумаги и карандаш. Нарисуй в деталях план особняка на Рублёвке. Каждый этаж, включая подвал. Где расположены двери, лестницы, кладовки, куда окна выходят. А я поищу в интернете новое жильё для нас. Здесь всё же оставаться опасно.

   - План участка рисовать? – Игорь уже склонился над бумагой.

   - Не нужно. Я там и так всё знаю. Вот только в дом меня не приглашали.

   - О, кей, - мальчик медленно и аккуратно стал набрасывать планы этажей особняка. 

   - Как ты посмотришь на то, чтобы жить за городом? – отрывая взгляд от монитора компьютера, спросил Лисицын.

   - Нормально, - мальчик старательно чертил линии, высунув от усердия язык.

   - Тогда собираем вещи и уходим отсюда, - сказал Сергей, фотографируя на смартфон страничку объявления. – Отличный вариант, учитывая, что сейчас – не сезон. Дом – в лесу. Пятьдесят километров от Москвы. Юго-Запад.

   - А, как же планы?

   - Сделаешь позже. Посмотри в кладовке. Там есть коробка, а в ней – тёплые носки, свитера. Подбери что-нибудь для себя. Ты парень крупный, а я сам вырос из старого, - Сергей повёл сильными плечами.

   Вместе они собрали два рюкзака и сумку, в которую Лисицын уложил свёрток с разобранной винтовкой.

   Через полтора часа они уже сидели в электричке, отправляющейся с Киевского вокзала, а ещё через час, выпроводив хозяина дома с деньгами, полученными пенсионером за аренду дома, Лисицын вместе с Игорем обходил помещения.

   - Ничего не скажешь. Уютно. Туалет, душевая кабина, газ, котёл, вода. Не нужно печку дровами топить.

   - Всего две комнаты, - пренебрежительно заметил мальчик.

   - Отправлю тебя обратно в Камбоджу, чтобы в чувство привести, - пошутил Сергей. – Мы там вообще в каких-то собачьих будках жили. Здесь – хоромы, братец.

   - Это я – так, к слову. Настроение – ниже плинтуса, - сказал Игорь, садясь на узкую кровать, заправленную солдатским одеялом. – И, что теперь?

   - Садись и заканчивай с планами, а я сделаю пару звонков. Нам с тобой одним с Дементьевым не справиться.

   - Пока мы тут планы рисуем, отец, наверное, над мамой издевается. Я сердцем чувствую, что плохо ей, - закричал мальчик.

   Глазами полными слёз он с надеждой смотрел на Лисицына. Сергей придвинул к кровати стул, сел и положил руки на плечи Игорю.

   - Ты думаешь - мне не больно? Ты думаешь - у меня сердце не болит? Ошибаешься. Но пойми, чудак-человек. Если бросимся очертя голову в самое пекло, пропадём, и маму нашу не выручим. Нам без помощи не обойтись. Тут нужен человек, который не побоится встать под пули.

   - Наёмный убийца?

   - Что ты такое говоришь? Нанять убийцу – значит, стать таким, как Дементьев. Наёмники – самые ненадёжные люди. Всегда могут переметнуться на сторону врага.

   - Тогда, что делать?

   - Главное – успокоиться, и всё взвесить на трезвую голову. Ты – рисуй пока, а мне нужно тщательно всё продумать. Мы же с тобой не хотим допустить ошибку. Правда?

   - Да.

   - Наш план должен быть безупречным, так?

   - Так.

   - Тогда берись за бумагу и карандаш, - сказал Лисицын, вынимая из кармана телефон.

   Игорь тяжело вздохнул и стал копаться в рюкзаке. А Сергей стал рыться в записной книжке своей старой “раскладушки“.

   “Ага! Вот. Слава Богу! Это то, что нужно, - подумал он, наткнувшись на одну из фамилий. – Великанов! Наездник. Наверняка он знает, где мне найти Липатова. Зря, что ли Валера мне винтовку оставил? Кроме Липатова мне довериться больше некому''.

   Лисицын терпеливо слушал долгие гудки вызова. На исходе второй минуты в трубке раздался хриплый недовольный голос:

   - Чего надо?

   - Алло. Великанов. Привет! Это я – Сергей.

   - Лисицын? Чёрт тебя возьми. Ты же знаешь - я рано ложусь. Мне в четыре тридцать утра на ипподром пешком топать.

   - Прости, Великанов. Без нужды не позвонил бы. Мне - нож острый – нужен Валера Липатов.

   - Так у тебя его номер должен быть, - удивился наездник. – Ты же за его Террой ухаживал.

   - Нет Терры, Великанов.

   - Как так - нет? Это же молодая лошадь. В хорошие руки её продали.

   - Убили Терру.

   - Кто, мать твою? Объясни толком.

   - Хозяин новый, кто же ещё. И не просто убил. Сначала ноги лошади перебил, а потом уже… Из ружья…

   Лисицын не договорил. Дыхание перехватил спазм. Он хорошо помнил глаза Терры, когда она видела перед собой Дементьева. Они были полны недоумения и страха, будто лошадь знала о своей грядущей судьбе.

   - Вот зараза, - тихо сказал наездник. – Он, что – недоумок, или - по пьяной лавке?

   - Сознательно и расчётливо. Он – законченный подонок. Ладно, долго рассказывать, что и почему.

   - Я так и знал. Чувствовал, - наездник шумно вздохнул. – У этих чёртовых олигархов натура – полное дерьмо. А Липатов тебе зачем? Сообщить хочешь?

   - Так есть у тебя с ним связь? – начиная злиться, спросил Лисицын.

   - Вообще-то есть. Он мне звонил пару раз. Там у него – с одной лошадью были проблемы. Не хотела ходить в упряжке. Совет у меня спрашивал – что делать. Но предупредил, чтобы никому номер телефона не давал. Сам на себя не похож. Шифруется, осторожничает. Спрашиваю: "Случилось, что?" Сам, говорит, разберусь.

   - Так ты дашь его телефон или нет? – потерял терпение Лисицын. – Пожалуйста. Очень нужно.

   - Перезвони мне через пару минут. Спрошу у него.

   Сергей повторил вызов ровно через две минуты.

   - Записывай, - сказал Великанов.

   А ещё через минуту Лисицын созвонился с Липатовым и после короткого разговора получил инструкции, как добраться до новой фермы старого приятеля.

   Через день поздним вечером они сидели лицом к лицу за длинным, широким столом и тихо беседовали.

   - Хороший паренёк твой Игорь. Эх, угораздило же вас, - Валерий перекрестился. – Не приведи Господь. Так, теперь он тебе – вроде сына?

   - Почему – вроде? Он сын мне и есть.

   - Это ты так решил?

   - Нет. Игорь сам сделал свой выбор.

   - И, слава Богу, - одобрил Липатов.

   - Ты поможешь нам?

   - Помочь? Оно, конечно, можно. Сейчас уже – глубокая осень. Работы на ферме мало. Помогу, но не во всём.

   - В каком смысле – не во всём?

   - Катю твою выручить – святое дело, а вот с Дементьевым разобраться, как ты предлагаешь – это прости. Не могу.

   - Интересно, почему? Кто перед тем, как мы уложили спать мальчишек, сказал мне, что почти уверен, будто это Дементьев организовал нападение на твой хутор под Воронежем? Не ты ли? Повезло ещё, что Галя с Володей остались живы. Лежать бы тебе сейчас самому под обломками сгоревшего дома.

   - Так-то оно так, - согласился Липатов. – Но, сам знаешь, я не приемлю насилия. Бог запрещает?

   - С каких это пор?

   - А с евангельских, - медленно и раздельно произнёс Липатов.

   - Твой Бог много чего запрещает, но большинство людей не очень-то следуют заповедям божьим. Дементьев тоже носит крест вот на такой толстенной золотой цепи, - Лисицын показал приятелю большой палец. – Однако это не помешало ему послать своих чертей по твою душу.

   - Господь ему судья, - повторил Валерий. – Снизойдёт на него благодать, зайдёт он однажды в церковь и раскается во грехах. Бог – есть любовь.

   - Тьфу, толстовец ты этакий, - разозлился Сергей. – По-твоему, отпущение грехов - это вроде компромисса с богом. Но разве Иисус, по собственной воле взойдя на крест, просил о компромиссе у Бога отца? Как может церковь, устами своих служителей прощая грехи кающимся, сама не каяться во всех преступлениях, сотворённых ею в прошлом или творимых в наши дни с её благословения властью светской? Разве в праве была церковь смириться с понятием ада, если Бог есть любовь? Что-то здесь не сходится.

   - Тебе самому бы нужно пойти в храм, - смиренно произнёс Липатов. – Церковь, в широком понимании этого общественного института, для того и создана, чтобы лечить болезни душ людских. А ещё можно в монастыре пожить. Отмякнуть сердцем, очиститься от скверны.

   - В церковь? – повысил голос Лисицын. - Посмотри на богатые одеяния священников? На золото окладов икон, на золотые кресты и цепи, на одежды патриархов, расшитые золотыми нитями. Чем служители Господа отличаются внешне от того же самого Дементьева с его цепью толщиной в палец? В монастырь? А, почему монахи живут на всём готовом в обителях, вместо того, чтобы нести нуждающимся слово божье, блуждая по миру, следуя примеру учеников Христа, или, скажем, Святого Франциска... В одном рубище, терпя нужду и голод, проводя ночи в дороге или отдыхая в пыли на обочинах?

   - Причём здесь Святой Франциск? Не путай православную церковь с католической.

   - Прости. Про Святого Франциска — это я так. Просто имя всплыло. Впрочем, какая разница? У католиков - та же самая картина. Ты видел золотые перстни на пальцах Папы Римского и кардиналов? Разве церковь обладает монополией на истину и благодатным правом на прощение? Разве сама церковь не нуждается в прощении после совращения святыми отцами монахинь, молчаливого признания однополой любви, что позволяет самим священникам, забыв о любви к богу, заниматься любовью с несовершеннолетними мальчиками? Красные перчатки кардиналов… - Лисицын всё больше волновался и выливал на приятеля наболевшее за месяцы скитания в Камбодже.

   - Красные… Ты понимаешь? Что они символизируют? Я скажу тебе, что. Это руки, испачканные кровью невинных жертв, сожжённых на кострах, замученных инквизицией или в подвалах Священного Синода. Католическая церковь благословила крестоносцев на взятие христианского Константинополя, а потом за бесценок скупала у рыцарей иконы и фрески, мраморную облицовку храмов и золотую церковную утварь. Грабь награбленное, да? Как просто английские короли создали свою собственную англиканскую церковь, когда решили не зависеть от папских благословений и вести распутную жизнь, меняя любовниц и жён, а потом казня их по надуманным обвинениям. Где тут следование заповеди – не убий?

   - Красный цвет у католиков – это символ готовности пролить кровь за веру и Церковь, - Липатов, желая прекратить неприятный для него разговор, сам неосознанно провоцировал Лисицына.

   - Чью кровь? Вспомни крестовые походы. Крестоносцы несли арабам слово господне на лезвиях мечей. Скакой стати папы считают Рим окрестностями Ватикана? На чём основано величие Святого престола и влияние папы Римского? Я скажу тебе на чём, На гибкости позвоночника, на приспособлении к деградирующему миру. Церковь слишком стара и поэтому она медленно, но верно умирает, в отличие от более молодых религий, например - Ислама. Ислам имеет больше последователей, чем католическая и православная церкви вместе взятые. Твой Бог плюнул на людей и затаился на окраинах Вселенной в полном одиночестве. Потому, что понял - ничто не может сделать людей лучше. У католических священников обет целомудрия нарушается сплошь и рядом, а православных батюшек заранее отвели от этого грехопадения, разрешив состоять в браке. Вот она – твоя Церковь.

   - Церковь – это, прежде всего, страх перед наказанием божьим! - воскликнул Липатов.

   - А я думал, Бог – это свобода выбора между преступлением и неотвратимостью наказания, - упрямился Сергей. – Нет, брат. Страх и свобода – понятия взаимоисключающие. Вместо того, чтобы идти в церковь и просить отпущения грехов, люди сегодня идут к психоаналитикам и превращают грехи в права, оправдывая зло. Я знаю одно - преодолев страх перед злом и, совершив возмездие по отношению к носителю зла, ты обретаешь свободу встать с колен. Эх! Да, что я тут перед тобой распинаюсь? Православие само возвело на пьедестал терпимость, иначе не прощало бы грехи закоренелым преступникам и проклинала бы их во веки веков.

    - Заблудшая ты душа, - посочувствовал Липатов приятелю.

   - Я потерял часть души на яхте, когда в меня стреляли, а остальное – в Камбодже, когда валялся без сознания на ринге. Так ты поможешь мне или нет?

   - Знаешь, что мы сделаем?

   - Скажи, если не секрет.

   - Я познакомлю тебя с одним человеком. Он - тёртый калач. Видел многое. Если решит, что тебе стоит помогать, поможет. Однако, есть одно "но".

   - Господи! Кто бы сомневался?

   - Парень – мусульманин из Таджикистана.

   - Ты, что? Рабов завёл?

   - К чёрту твои шутки. Я тебе – дело предлагаю.

   - Сколько он возьмёт за помощь? Ему же деньги нужны.

   - У него здесь - земля. Он родных сюда перевёз. Люди работают, не покладая рук. Анвар – хороший человек. Расскажи парню свою историю. Он расскажет тебе свою. А она у него – интересная. Похлеще твоей будет

   - В смысле?

   - Жизнь его била – мама не горюй.

   - Да, что с него взять? Это тебе он может сказки рассказывать, а со мной такой фокус не пройдёт.

   - Зря ты так. Он меня от бандитов спас. Правда, думаю, сначала ограбить хотел.

   - Вот видишь, - Лисицын в упор смотрел на Липатова. – Слушай. Что-то нам с бандитами не везёт в последнее время. А, что за история у тебя вышла с этим парнем? Извини. Я тебе всё о своём. Даже не спросил, как ты тут, на новом месте.

   - Это ты прости, что не сразу рассказал. Помнишь, ты ключи мне от своей квартиры дал? Говорил: ''Будешь в Москве – можешь переночевать''. Помнишь?

   - Ну… - насторожился Сергей.

   - Так вот. Не получилось, брат.

   - Почему?

   - Приезжаю, открываю дверь, и знаешь, кто меня встречает?

   - Говори уже. Хватит тянуть резину, - нетерпеливо попросил Лисицын.

   Липатов коротко, опуская подробности, рассказал Сергею о событиях той ночи.

   ''Так, вот, кто был в моей квартире, - мысленно сделал вывод Лисицын. – Меня ждали. Да, Дементьеву нужно отдать должное''.

   - Понятно, - сказал Сергей вслух. – Значит, надёжный, говоришь? Когда познакомишь?

   - Завтра с утра сходим к нему. Тут километров десять. – А сейчас – давай спать. У меня глаза слипаются. Твой Игорь – седьмой сон видит.

   - Где мне ложиться?

   - Вон диван свободный. Галя и постель там положила. Сам застелешь или помочь?

   - Не маленький.

   - Ну, ну… Спокойной ночи.

   - Угу, - сказал Сергей, поднимаясь со стула.

   Он дождался, пока Липатов взойдёт по лестнице на второй этаж и рухнул на диван, в чём был. Через минуту Сергей спал, подложив под голову руки.

  

   На следующий день, уже под вечер Лисицын и Анвар стояли возле высокой толстой сосны в глубине леса.

   - Не услышат? – спросил Сергей, оглядываясь по сторонам.

   - Кому тут слушать? Место глухое, - Анвар, не торопясь, ловко собирал винтовку.

   - А твоя жена?

   - Хутор в километре.

   - Звук в лесу далеко разносится, - сказал Лисицын, наблюдая за действиями своего нового знакомого.

   - Не ломай голову. Жена моя к выстрелам давно привыкла. Мы же на границе с Афганистаном жили. Лучше скажи, ты убивал человека прежде?

   - Нет, - признался Лисицын, облизнув сухие губы.

   - А, хотя бы, вообще стрелял? По мишеням или на охоте?

   - Ни разу.

   - О, Аллах! Ну и напарник мне достался, - ворчал таджик, ставя на место оптический прицел, вкладывая патрон и клацая затвором. – Вон видишь берёзу? Сколько до неё?

   - Метров триста.

   - Почти угадал. Бери винтовку, сделай поправку на ветер, плотнее прижимай приклад к плечу. Выбери цель. Нарост на стволе видишь? На, попробуй.

   - Может, ты первый? – нерешительно предложил Лисицын.

   Анвар внимательно посмотрел на лицо Сергея, вздохнул, широко расставил ноги, поднял винтовку, прицелился, а потом неожиданно опустил оружие.

   - Липатов вроде говорил, что он в каком-то блиндаже её нашёл.

   - Ну, да. После войны в лесах много всякого ржавого железа осталось. Но, вроде, это ружьё ему слесарь знакомый восстанавливал. В чём дело-то?

   Вместо ответа Анвар, держа винтовку подальше от себя и подняв дуло к небу, нажал на спусковой крючок. Выстрел оглушил Лисицына и заставил зажмуриться. Когда он открыл глаза, то увидел, что оружие валяется на земле. Из ствольной коробки был вырван изрядный кусок стали, а в сосне торчал затвор. Сухие листья ближайших осин, сметённые звуковой волной, медленно кружились в воздухе. По щеке Анвара текла кровь. Таджик поднял руку и потрогал пальцем рану на лбу.

   - Вот, шайтан. Я так и знал.

   - Сильно задело? Дай - посмотрю, - Лисицын подошёл ближе.

   - Пустяк. Царапина. Повезло. Если бы держал у плеча, затвор бы прямо в глаз попал.

   Сергей поднял с земли оружие и забросил его в кусты.

   - Погоди, - запоздало сказал Анвар. - Тут рядом болото есть.

   Таджик, вытащив из кустов винтовку, исчез. Он вернулся через несколько минут и застал Лисицына сидящим на пне.

   - Что делать будем? – спросил его Анвар.

   - Пошли домой. Надо подумать, - предложил Сергей.

   Через полтора часа таджик, Игорь и Лисицын сидели за столом и рассматривали планы этажей особняка Дементьева.

   - Это, что? – спросил Сергей, тыча пальцем в один из рисунков.

   - Я уже говорил, тут винный погреб, котельная и комната, где стирают бельё. Вот же – две стиральные машины я нарисовал, - объяснял Игорь.

   - А я думал, что это за два жука с рогами? – улыбнулся Лисицын.

   - Причём здесь рога? Машины на ножках стоят, - обиделся мальчик.

   - Ясно. А это, что за комната?

   - Кладовая и чёрная гардеробная.

   - Почему чёрная?

   - Там хранится старая одежда. Сапоги, мамины туфли…

   - Как думаешь, Игорь, здесь в подвале могут прятать твою маму? – спросил Анвар.

   - Сомневаюсь. Тут туалета нет.

   - Резонно, - одобрительно кивнул Сергей. – Поехали дальше. Это что?

   Игорь подробно и обстоятельно в течение получаса объяснял особенности планировки особняка.

   - Вот здесь идут короба с проводами сигнализации. Прямо внутри стен за обшивкой из гипсокартона, - мальчик вёл пальцем по пунктирной линии.

   - Значит, провода идут от столбов с видеокамерами – через чердак, а дальше куда? – Лисицын взял в руки карандаш.

   - Оружие в доме есть? – неожиданно спросил Анвар.

   Мальчик на мгновение задумался.

   - У Дементьева ружьё есть охотничье. Ему подарили на день рождения. Такое, знаете? С серебряными накладками на прикладе.

   - Не помнишь, что на серебре нарисовано? – Анвар хищно сузил глаза.

   - С одной стороны приклада – собака охотничья, а с другой – олень вот с такими рогами, - Игорь поднял руки над головой, расставив пальцы.

   - Клянусь Аллахом! Я видел это ружьё! – воскликнул таджик.

   - В нашем особняке? Это невозможно, - удивился мальчик.

   - Нет, нет. Видел. Точно. На одной даче за городом. На ружье ещё серебряная пластинка была с надписью. Что-то такое вроде – Дементьеву от какой-то братвы.

   - Точно? - удивление Игоря насторожило Лисицына.

   - У меня память хорошая, - таджик повернулся к мальчику, словно ища поддержки.

   - Да, была на ружье такая надпись, - обрадовано подтвердил Игорь.

   - Может, Катю в том месте и держат? – предположил Сергей. - Нужно проверить. Где эта дача?

   - Не знаю. Отец... То есть, Дементьев,  никогда не говорил о ещё одной даче.

   - Зато я знаю, - выкрикнул таджик. – Там недалеко за городом большое кладбище есть. Я в том районе на стройке работал. Сейчас, - Анвар потёр указательным пальцем висок. – Пятницкая улица. Вот.

   - Причём тут кладбище? Может, Пятницкое шоссе? – предположил Сергей.

   - Верно! – таджик импульсивно вскочил. – В том посёлке через забор знакомые мои живут. Рабочие.

   - У тебя в Москве больше знакомых, чем у меня, - нахмурился Лисицын.

   - Правду говорю. Зачем не веришь? Люди строятся. Земляки мои рабочими туда нанялись.

   Лисицын задумчиво водил пальцем по рисункам.

   - Решено. Завтра выезжаем. Сначала найдём небольшую гостиницу в спальном районе на Пятницком шоссе, чтобы быть ближе к центру событий, - Сергей переглянулся с Игорем. – Там ещё раз всё обсудим и решим, что делать. Хорошо? – он вытянул перед собой открытую ладонь.

   Две ладони – узкая, мальчика и смуглая – таджика рванулись навстречу.

 

    После долгих, мучительных  размышлений Лисицын отложил проверку дачи на Пятницком шоссе в качестве запасного варианта, решив изучить обстановку вокруг особняка Дементьевых.

   - Смотри! – говорил он Анвару, водя карандашом по плану участка. – Записывай адрес и, как туда добраться. Вот здесь – высокий холм, за ним – овраг. Перед оврагом поле, на котором мы с Игорем занимались верховой ездой. Сейчас – осень. Листвы почти не осталось. Засядешь вот здесь с биноклем. Одевайся теплей. Поройся в пакетах, подбери себе что-нибудь... Дальше. Отсюда, - кончик карандаша упёрся в бумагу, - должны хорошо просматриваться весь двор, окна особняка и дорога. Твоя задача – выяснить, сколько людей охраняют дом. Обходят ли периметр, или полагаются на видеокамеры. Может, ночью заметишь Катю. Кто-то должен выводить её - подышать свежим воздухом. Не звери же охранники.

   - А, если твою Катю уже убили? – тихо спросил таджик, прислушиваясь к звукам, идущим с  лоджии, где Игорь выбивал пыль из тёплого ватной куртки, купленной Лисицыным по случаю.

   - Может быть, - лицо Сергея окаменело. – Но вряд ли. Я знаю Дементьева. Он – мужик мстительный и злопамятный. Любит помучить слабого. Пошли, Господи, Кате мужества и стойкости. Он считает её своей вещью, а с вещами он расстаётся трудно. Но нужно действовать быстро. Терпение человека не беспредельно.

   - А дальше что? – Анвар почесал затылок. – У нас нет оружия. Чем твою женщину освобождать будем?

   - Даю тебе двое суток. Главное – узнай, сколько там людей. Остальное - моё дело.

   Два последующих дня Лисицын мотался по Москве, заходя в оружейные и комиссионные магазины, но все переговоры с продавцами закончились ничем.

   - Товарищ! Сейчас – не девяностые. Полиция взяла под контроль весь легальный оборот огнестрела, - говорил ему молодой парень, показывая подержанную двустволку. – Доставайте справки, идите к ментам, через два месяца выдадут вам разрешение. Тогда и поговорим.

   - Времени совсем нет, - пробормотал Сергей, поглаживая ладонью приклад.

   - У вас, что? Горит? Вы, случайно, не банк собрались грабить?

   - Какой, к черту, банк? – немного наиграно возмутился Лисицын. – Фермер я. Из Псковской губернии. Волки замучили. Вторую корову за три дня съели.

   - Странно, - покачал головой продавец. – Да, у вас в глубинке, считай, у каждого двустволка имеется. Одолжили бы у соседа. Чего в Москву переться?

   - Так я и говорю. Пошёл к одному мужику. А у него ружьё такое старое, что в руках разорвало. Вот я и подумал, зачем рисковать жизнью? Москва – столица, шебутной город. А, вдруг…

   - Ага. Тут ружья на улицах валяются, на кустах растут, - усмехнулся парень.

   - Да, мало ли? Вдруг, кому-то срочно нужно продать без хлопот.

   - Ладно, – сдался продавец. – Здесь ко мне один хмырь заходил. Хотел продать "Ремингтон" двенадцатого калибра. Укороченный вариант. А принять на комиссию нельзя. По длине ствола не попадает под новый закон. У мужика разрешение кончается, нового не дадут. А в ментовку бесплатно сдавать – жаба душит. Пишите телефон. Может, договоритесь.

   Лисицын запомнил телефон, тут же позвонил, условился о встрече и ретировался. Единственный вопрос, который он задал хозяину ружья, был следующим:

   - А с полицией у вас проблем не будет?

   - Это моя проблема, - ответил молодой парень, стриженый наголо. - Вы ещё до дома не доедете, а я уже заяву ментам понесу. Мол, по дороге, когда ствол сдавать в полицию нёс, ограбил меня какой-то чурка.

   - Ну, ну, - бросил Сергей парню, укладывая разобранное оружие и горсть патронов к нему, заряженных волчьей картечью, в коробку от большой куклы, найденную хозяином на антресолях.

   Вечером второго дня "Ремингтон", уложенный в чехол от теннисной ракетки, стоял в углу гостиничного номера, а Сергей слушал Анвара, который рассказывал о порядках, царящих в особняке на Рублёвке.

   - Останешься с Игорем. Если завтра не вернусь, уходите. Поезжайте на хутор к Липатову.

   - И, что дальше? – тихо спросил таджик.

   - Липатов сообразит. Игорь! Подойди ко мне.

   Мальчик выключил телевизор и приблизился, окидывая взрослых взглядом полным тревоги. Он понимал, что решающий момент близок и, что завтра он может увидеть маму.

   - Что? Уже?

   - Да, сынок. Я ухожу. Ты остаёшься с дядей Анваром.

   - Может, все вместе пойдём?

   - Нет. Нельзя. Сам понимаешь. Больше народа – больше шума.

   - Наверное, нужно было в полицию позвонить, - нерешительно сказал Игорь. – Мне страшно.

   - Ты же знаешь – полиция тут не поможет. Я должен сделать это сам. Не переживай. Всё будет хорошо.

   - Ладно, - тихим, дрожащим голосом сказал мальчик, отворачиваясь.

   Плечи Игоря поникли. Он не знал, куда деть руки. Лисицын порывисто прижал его к себе.

   - Ну, ну… Всё обойдётся. Завтра умойся, почисть зубы, надень новую одежду. Мама тебя не узнает. Ты стал таким большим.

   - Хорошо, - прошептал Игорь, обнимая Лисицына за талию.

   - Вот и славно. Ну, давайте, мужики!

   Лисицын подхватил чехол с оружием, сунул его в спортивную сумку вместе с патронами и термосом, потом посмотрел в зеркало.

   - Как я выгляжу? – спросил он у Анвара.

   - Тренер по теннису, да и только.

   - Что и требовалось доказать. Закройте за мной дверь.

   Через три часа Лисицын занял позицию в нужном месте на холме и приложил бинокль к глазам. Было не очень холодно и, не смотря на поздний час, на территориях некоторых особняков за оврагом маячили люди, дымили тлеющие угли в мангалах. Сергей достал термос и отхлебнул кофе прямо из горлышка. Взглянув на запястье, он вздохнул. Стрелки хронометра показывали полночь.

   "Подожду до трёх, - решил Лисицын. – Самый крепкий сон у человека – в три, четыре часа ночи".

   Сергей отложил бинокль, встал и, старясь не выходить на открытое пространство, начал двигать руками, разминая плечи. Потом выбрал дерево потолще, сел и прислонился к нему спиной. Помимо его воли, Лисицын стал представлять, что будет там, во дворе особняка. В сознании сложился определённый план действий, но он понимал, что всё зависит от случая, от фактора неожиданности и простой удачи. Если его и не ждали, это не значило, что охрану Дементьева составляют любители. Прокручивая в голове варианты своих действий, Сергей, опустил голову на локти и незаметно для себя задремал.

   Он проснулся от странного тычка. Будто кто-то ударил его в плечо. Часы показывали ровно три часа ночи. Лисицын поднялся, сбросил тёплую куртку и остался в плотной шерстяной рубашке с длинным рукавом. Потом он несколько раз присел, достал термос, выпил несколько глотков уже остывшего кофе и достал из сумки оружие. Рассовав по карманам джинсов патроны, он зарядил "Ремингтон".

   "Шесть – в стволе и два десятка в кармане. Хватит", - решил он и двинулся вниз по склону. Зачерпнув по пути ладонью горсть грязи, Лисицын вымазал ею лицо, надвинув плотнее на лоб бейсболку. Он перелез через забор на значительном расстоянии от камер, надеясь, что периметр особняка не оборудован датчиками движения. На месте конюшни, где когда-то содержали Терру, валялось несколько брёвен и белела куча опилок. Достав из кармана алмазную фрезу, Сергей вырезал кусок стекла в узком окне котельной и с трудом пролез внутрь, стараясь не задеть контакты реле сигнализации. Дверь в конце лестничного пролёта оказалась не заперта. Лисицын, стараясь ступать осторожно, проверил комнаты цокольного этажа и, миновав первый, начал подниматься по ещё одной широкой лестнице. Спальни оказались пустыми, кабинет Дементьева тоже. Озадаченный, Сергей остановился, растерянно разглядывая картины на стенах.

   «Может, Катю держат в доме привратника? – подумал он. – И где, чёрт возьми, охрана?

   В этот момент до его слуха долетел звук шёпота. Где-то скрипнула половица, а через секунду на лестнице появилась фигура. Лисицын бесшумно попятился. Его спина нашла нишу. Он прижал к себе ружьё и затаил дыхание.

   - Говорю тебе. Ложная тревога, - тихий голос звучал откуда-то снизу. – Кошка пробежала или ворона села на забор. Через камеры ни черта не видно. Деревья ещё не сбросили всю листву.

   - Хорошо, если так. Но проверить надо. Неделю ничего подобного не случалось, а тут датчик движения сработал. Странно.

   Лисицын осторожно выглянул и увидел человека, двигающегося к нему боком. В вытянутых руках охранник держал пистолет.

   - Врубить свет? У меня выключатель под боком, - спрашивал тот же голос снизу.

   - Давай.

   Сергей зажмурился, потом его веки ощутили поток света и он, открыв глаза, держа наготове ружьё, вышел на середину коридора. Человек с пистолетом растерянно смотрел прямо на него. Выстрел отбросил охранника к стене. Кровь брызнула на портьеру, закрывающую окно. На лестнице зазвучали торопливые шаги. Кто-то бежал наверх.

   - Какого хрена? – на уровне лестничной площадки появилась черноволосая голова молодого парня.

   Лисицын выстрелил два раза и, быстро перезарядив "Ремингтон", подошёл к краю лестницы. Внизу в неестественной позе лежал человек. Вместо лица у него было кровавое месиво. Сергей побежал вниз, выключил свет и тихо, аккуратно открыл дверь во двор. Там, на удивление, оказалось всё спокойно, но от домика привратника к особняку приближалась тёмная фигура.

   «Анвар говорил, что охранников четверо. Где ещё один? – подумал Лисицын, отступая внутрь дома.

   Сергей приник к узкому витражу, наблюдая через просветы в стеклянном литье за человеком.

   - Ты слышал? – голос за дверью заставил Лисицына снова искать укрытие.

   Оно обнаружилось совсем рядом. Это была маленькая тёмная кладовая. Сергей приоткрыл дверь и протиснулся внутрь, оставив щель.

   Через секунду два охранника уже наткнулись на труп.

   - Вот зараза! Это же Гиви. Какая-то сука проникла в дом. – тихо сказал один из них. – Звони ментам.

   - Погоди. Сами завалим. Ты двигай наверх, а я тут всё осмотрю.

   Лисицын отступил в темноту и встал за какой-то массивный шкаф. Дверь кладовой скрипнула. Раздались шаги. В поле зрения появилась рука человека, сжимающая пистолет, затем — фигура в чёрном спортивном костюме. Сергей сделал шаг вперёд и ударил охранника прикладом в затылок. У человека подкосились ноги. Лисицын подхватил тело под мышки и аккуратно опустил его на пол. Потом подобрал пистолет и вышел в холл. Мягко ступая, он начал подниматься по лестнице, пока не увидел спину, обтянутую кожаным пиджаком. Сергей поднял пистолет и выстрелил, целясь под левую лопатку.

   Лисицын ожидал, что при виде крови и трупов его будет тошнить, но ничего такого не произошло...

   Охранник, лежащий в кладовке, начал приходить в себя минут через пять. Не теряя времени, Сергей стянул ему руки брючным ремнём, сунул в рот кляп, сделанный из носового платка, и перевернул на спину. Когда человек открыл глаза, ствол "Ремингтона" касался его вспотевшего лба.

   - Знаешь, какой калибр?

   Охранник кивнул.

   - Хорошо. В патронах – волчья картечь. Если скажешь мне то, что я хочу знать, оставлю в живых. Если соврёшь, твоё лицо родная мать не узнает. А затылок будет похож на решето. Закричишь – результат будет тот же. Ты меня понял?

   Человек зло смотрел на Лисицына и молчал.

   - Не слышу? – прошипел Сергей, вжимая ствол ружья в лоб охраннику. – Если понял – кивни.

   Человек замотал головой, и Лисицын вытащил кляп.

   - Значит, так. Где Екатерина – жена босса?

   - Стой, сволочь. Дай отдышаться.

   - Считаю до двух. Раз…

   - Подожди, - охранник едва справлялся с дыханием. – На Пятницком она. В подвале.

   "Чёрт! – мысленно выругался Лисицын. – Двое суток потеряли".

   - Дементьев тоже там?

   - Вчера вечером уехал.

   - Кто ещё с ним?

   - Фраер какой-то.

   - Как выглядит?

   - Хороший прикид. К боссу обращается по имени, отчеству. Зуб даю. Бывший мент. Но на вид – опасный.

   - Адрес?

   - Ни разу там не был.

   Лисицын подумал минуту, снова заткнул охраннику рот, перевернул его лицом вниз, поднялся на второй этаж, нашёл в одной из спален ковёр, снял с постели простыню, а затем упаковал охранника, словно батон колбасы. Простыню Сергей разорвал на длинные полосы и крепко скрутил импровизированный кокон.

   - Полежи пока тут, - сказал Лисицын, закрывая за собой дверь.

   Перебравшись через ограду, он бросил в кусты ружьё, засунул пистолет сзади за пояс, поднялся на холм, нашёл свою куртку, посмотрел на хронометр и двинулся через лес к дороге.

   В шесть часов утра в гостиничном номере Сергей уже тряс за плечо Анвара.

   - Тише. Игоря не разбуди. Вставай. Быстро одевайся.

   - Что случилось?

   - Всё нормально. Катя - на Пятницком шоссе. Ты дачу ту помнишь?

   - Увижу - узнаю.

   - Тогда поспешим. На улице тачка ждёт.

   Водитель, подрабатывающий извозом частник, дремал, откинувшись на сиденье и открыв рот.

   - Поехали, - сказал Лисицын, садясь рядом с водителем.

   - Куда? – спросил частник.

   - Уважаемый! Кладбищ знаешь на Пятницкой шоссе? – таджик протянул руку, пытаясь дотянуться до навигатора.

   - Когда вы уже научитесь русскому языку, - водитель оттолкнул руку Анвара. – Пятницкая есть улица, а кладбище – на Пятницком шоссе.

   - А я чего сказал? - обиделся Анвар.

   - Не спорьте, а ты – трогай, - Сергей в упор посмотрел на частника. – За сколько времени доедем?

   - Сегодня – воскресенье. Шесть пятнадцать. За час должны управиться.

   - Тогда рули.

   Машина, старенькая Лада пятой модели, вырулила со стоянки и запетляла по улицам. Лисицын взглянул на часы.

   - Считай – потеряли два дня. Но то, что сегодня воскресенье – нам на руку.

   - Понимаю, - откликнулся Анвар, глядя на проносящиеся мимо многоэтажки.

   Ровно в семь пятнадцать Лада свернула с узкого шоссе на ещё более узкую дорогу, ведущую к кладбищу.

   - Стой! – неожиданно воскликнул таджик, хлопая водителя по плечу.

   - До центральных ворот ещё метров пятьсот.

   - Тормози.

   Анвар провожал глазами едва заметную тропинку, начинавшуюся сразу от обочины дороги.

   Машина остановилась.

   - Подождать можешь? – спросил Сергей у частника.

   - Отчего же не подождать? Любой каприз – за ваши деньги.

   - Сколько?

   - Три штуки, и до полудня – можете быть свободными. Обратный путь – по таксе. Такса – тариф отдельный.

   - Хорошо, - Лисицын сунул три купюры в мозолистую ладонь.

   - Только ищите меня у центральных ворот, - предупредил водитель. – Здесь стоянка запрещена. А вы, как вижу, к могилке – напрямик. Кто тут у вас?

   Лисицын, оставив без внимания вопрос, вылез из машины вслед за Анваром.

   Они углубились в лес, и вскоре тропа вывела их к забору из профнастила. Таджик пошёл вдоль ограды, трогая рукой железо и временами отходя к кустам, чтобы взглянуть на крыши особняков.

   - Шайтан их забери. Забор новый поставили. Ага, вот, - Анвар остановился, нашёл в железе дыру от неудачно закрученного самореза и посмотрел в неё.

   - Гляди, - таджик уступил место Лисицыну. – Видишь – дом не достроенный, а слева –особняк. Нам туда.

   - Уверен?

   - Зачем обижаешь? У меня память хороший.

   - Ладно. Где нам перелезть этот чёртов забор? Тут охрана есть? Видеокамеры стоят?

   Анвар осмотрелся.

   - Вон – дерево. По нижний сук можно переползти на ту сторона. А охран – далеко. Камер – только у гилавных ворот.

   - Отлично! – Лисицын оттолкнулся от земли, ухватился за ветку сосны, легко подтянулся, лёг на живот и протянул руку вниз.

   - Давай.

   Убедившись, что таджик надёжно оседлал толстую ветвь, Сергей выпрямился, раздвинул тонкие ветки усеянные иголками и огляделся.

   За оградой вплоть до не достроенного дома тянулись густые заросли кустов. Хотя листвы почти не осталось, но сухая высокая трава, которая всё лето не знала косы, представляла собой хорошее прикрытие. Дальше был виден проезд, и ещё одна ажурная кованая ограда. За ней стоял двухэтажный, довольно большой особняк с крутой крышей шоколадного цвета.

   - Ты уверен, что это тот самый дом? – спросил Лисицын, оборачиваясь.

   Таджик кивнул.

   - Там я нашёл ружьё.

   - Так. Значит – ствол не видел, а нашёл. Ты, что, украл его?

   - Зачем украл? Так распорядился Аллах, - туманно ответил Анвар.

   - Ну, ты даёшь. И, куда потом дел оружие?

   Таджик взмахнул рукой и едва не упал.

   - Потом расскажу. Это - другой историй. Давай дело делать, пока тихо.

     Лисицын пожал плечами и двинулся ползком вдоль по ветке. Через пару минут они, пригибаясь, шли к дому Дементьева.

   - Вроде нет никого, - прошептал Сергей, приподнимая из травы голову и оглядывая окна особняка.

   - Через два дома кто-то поливает траву, - прошептал Анвар.

   Лисицын прислушался. Где-то журчала вода, но людей не было видно.

   - Восемь утра. Автоматический полив. Все ещё спят. Воскресенье. Пошли.

   Сергей выпрямился, подпрыгнул и легко перевалил через ограду. Таджик последовал за ним. Успокоив дыхание, они перебежали через коротко постриженный, ещё зелёный газон и прислонились к стене.

   - Хозяин – пиривычка есть. Оставлять откырытым окно, - прошептал Анвар, оглядываясь на долгострой за забором.

   - Я уже заметил. На втором этаже есть щель. Давай руки, я постараюсь дотянуться до подоконника.

   Таджик сложил вместе ладони и выставил их перед собой. Лисицын сбросил кроссовки.

   - Жди меня возле входной двери. Обувь мою не забудь. Хорошо?

   - Давай уже, лезь.

   Сергей одной ногой встал на подставленные ладони, другой оттолкнулся от земли и выпрямился во весь рост. Пальцы едва касались каменного выступа возле подоконника.

   - Ещё немного, - процедил он сквозь зубы и тут же ощутил толчок снизу.

   Руки вцепились в каменную облицовку обрамления окон. Помогая себе ногами, Сергей подтянулся, коленями нашёл опору, отпустил одну руку и тихо толкнул раму окна. Щель превратилась в лаз. Лисицын головой отодвинул в сторону плотную штору и заглянул внутрь. Комната оказалась небольшой спальней с кроватью у дальней стены. На постели, прикрытая одеялом до пояса, спала девушка. Она лежала на спине, запрокинув голову. Рыжие волосы разметались по подушке. Слева от кровати виднелась узкая белая дверь. Оттуда доносился шум воды. Кто-то принимал душ.

   Лисицын бесшумно перевалил через подоконник и встал на ноги. Мягко ступая по толстому ковру, он подошёл к стулу, на котором висела мужская одежда. Под чёрным пиджаком оказалась наплечная кобура с пистолетом. Сергей вынул оружие и сунул его в карман собственных джинсов. Потом, прислушиваясь к звукам из ванны, аккуратно сел на кровать и положил руку на открытый рот девицы. Глаза, ещё затуманенные сном, открылись и уставились на лицо Сергея. Дождавшись, когда взгляд начал приобретать некоторую осмысленность, Сергей нагнулся и прошептал:

   - Закричишь, убью. Поняла?

  В глазах девушки медленно разливалось мутное озеро ужаса. Ресницы затрепетали, и она торопливо кивнула.

   - Вот и хорошо. А, теперь, - Лисицын, не убирая руки, дотянулся до женских трусиков, валявшихся возле кровати. - Извини, - не давая девице опомниться, он затолкал шелковистую ткань в накрашенный рот.

   - Я накрою тебя с головой, а ты лежи и прикидывайся мышью. Шевельнёшься – пеняй на себя.

   Уже не глядя на девушку, Лисицын накинул одеяло ей на голову, поднялся и встал возле ванной комнаты. Через минуту шум воды прекратился, что-то звякнуло, дверь открылась, и на пороге появился мужчина. Увидев направленный на него пистолет, он спокойно запахнул на груди белый махровый халат.

   - А, ведь я тебя знаю.

   - Неужели? - удивился Лисицын, с такой неискренностью в голосе, что мужчина озадаченно поднял брови.

   - Ты – Лисицын.

   - Так и есть, - подтвердил Сергей. – Оставим рукопожатия на потом. А сейчас – ложитесь  на ковёр лицом вниз.

   - Вы знаете, кто я?

   - Мне без разницы. Лёг быстро на пол! - Сергей неожиданно и сильно ударил человека стволом пистолета в презрительно улыбающийся рот.

   Мужчина охнул и, падая на колени, схватился руками за лицо. Толстый ковёр смягчил звук падения. Лисицын толкнул пяткой ноги человека в спину и тот растянулся на полу.

   - Попробуй - пикни. Забью до смерти, - зло прошипел Лисицын в ухо мужчине. – Теперь, дошло?

   Человек молчал, размазывая тыльной стороной ладони кровь по разбитым губам. Сергей подобрал с пола колготки.

   - Руки - за спину!

   Он стянул сведённые вместе запястья и, разорвав женскую блузку на полосы, часть ткани затолкал человеку в окровавленный рот, а другой частью связал лодыжки. Заметив большой шкаф, он открыл массивные дверцы, поднял мужчину на ноги и затолкал пленника внутрь. Потом откинул одеяло с головы девицы, кивком головы заставил её встать и посадил рядом с мужчиной.

   - Сколько ещё человек в доме? – спросил Лисицын, вынимая кляп изо рта девушки.

   Та с ужасом смотрела на окровавленное лицо своего соседа по шкафу.

   - Гляди на меня! Сколько?

   - Ещё двое.

   - Мужчина и женщина?

   - Нет. Двое мужиков.

   - Где?

   - Один – хозяин. У него спальня – в конце коридора. Второй – из охраны. Спит в гостевой, внизу, где лестница - в подвал.

   - Подождёте меня здесь, - тихо сказал Сергей. – Будете вести себя хорошо, отпущу.

   Убедившись, что в шкафу не повернуться, он закрыл массивную дверцу на ключ и только тогда покинул комнату. Оказавшись напротив спальни Дементьева, Лисицын осторожно и медленно сунул голову в приоткрытую дверь. Спальня была пуста.

   - Вот, чёрт, - прошептал Сергей и посмотрел в сторону входной двери.

   Рядом с массивным наличником белела коробка сигнализации, мигая чередой зелёных огоньков, говорящих о том, что особняк снят с охраны. В гостевой спальне тоже никого не оказалось. Рядом находились каменные ступени, ведущие вниз. Лисицын, прислушиваясь, стал спускаться. Снизу доносилась негромкая музыка и голоса. Дверь на первом этаже в самом углу оказалась не заперта. Лисицын опустил ладонь на массивную ручку и нажал. В образовавшуюся щель он рассмотрел лицо Дементьева, сидящего в кресле – качалке и облачённого в парчовый домашний однотонный пиджак с бархатными отворотами.

   - Давай! Глубже засади ей. Потом мы эту суку по частям на органы продадим, - вкрадчивым голосом говорил Вадим.

   Лисицын ударил плечом в дверь, и увидел обнажённую Катю, покорно лежащую на бильярдном столе. Её ноги были растянуты верёвками в стороны, руки запрокинуты за голову и привязаны к лузам. Голову зажимали тиски, закреплённые на бортике стола. Над Екатериной нависал голый парень, ритмично двигая бёдрами. Вадим повернулся на звук, и в этот момент Сергей выстрелил в голую спину парня. Потом ещё и ещё в уже падающее тело. Катя дико закричала, пытаясь освободить голову, а Дементьев рванулся в угол, опрокидывая кресло. Там, на маленьком столике, заставленном бутылками, лежал обрез. Лисицын выстрелил ещё раз. Столик упал, зазвенев осколками битого стекла, а Дементьев медленно стал разворачиваться, поднимая руки.

   - Ладно, ладно. Твоя взяла. Мы же  - цивилизованные люди. Разберёмся по-родственному.

   С болью в сердце, поглядывая на застывшую в страшной, непристойной позе Катю, Сергей сказал:

   - Медленно подними кресло и сядь.

   Дементьев с показным пренебрежением выполнил команду.

   -  И, что дальше?

   Лисицын вместо ответа подошёл почти вплотную к своему врагу и прострелил ему ногу.

   - А-а! – завопил Вадим, хватаясь руками за колено.

   Сергей быстро обошёл согнувшуюся в кресле фигуру, положил пистолет, взял со стола обрез, мельком взглянул на серебряную инкрустацию и ударил рукоятью оружия Дементьева по затылку. Голова Вадима упала на грудь. Лисицын подбежал к Кате и увидел сначала разбитые опухшие губы, а потом, глаза, полные слёз.

   - Это я, Катя, я. Не бойся, - прошептал Сергей, гладя женщину по лицу, изуродованному длинным розовым, свежим шрамом.

   Он только сейчас заметил этот страшный рубец, проходящий через всю левую щёку.

   - Ты, ты? Я знала… Я знала, что ты придёшь и заберёшь меня отсюда, - шепелявя, прерывающимся голосом тихо говорила Катя. – Я верила, я знала. Это было в моём сердце, вот здесь, - руки женщины дрогнули, пытаясь освободиться. – Боже! Как мне было плохо без тебя.

   - Сейчас, сейчас, - приговаривал Лисицын, бросая на пол обрез и зубами развязывая узлы.

   Он приподнял Катю и посадил, придерживая одной рукой за плечи. Сергей стащил с себя куртку, потом рубашку и осторожно, стараясь не дотрагиваться до рубцов на запястьях женщины, натянул рубашку на голое тело Дементьевой. Затем, он снова нежно погладил Катю по голове и поцеловал розовый шрам.

   - Идти сможешь?

   - Ты не думай. Я – крепкая, - сказала женщина, пытаясь опустить ноги на пол. – Ну вот, видишь. Это – ничего. Подумаешь, насиловали... Каждый день, раз за разом... Сволочи!

   - Давай, потихоньку. Шаг, за шагом.

   - Это ничего, - шептала Катя, едва переставляя ноги. – Ты же меня не разлюбишь?

   - Нас теперь водой не разольёшь, - одними  глазами улыбнулся Сергей. - Ты молчи. Береги силы.

   Они вышли в коридор. В доме по-прежнему было тихо. Лисицын взглянул на собственное запястье. Часы показывали восемь тридцать.

   - Дом - на сигнализации? – спросил на всякий случай Сергей, поддерживая Катю за талию.

   - Нет. Когда Дементьев здесь, она не работает, - с трудом произнося слова, ответила женщина.

   - Хорошо. Постой немного. Я – сейчас.

   - Ты же не бросишь меня?

   - Глупая. Я просто впущу в дом ещё одного человека. Хорошо?

   Катя кивнула и прислонилась к стене.

   Лисицын бросился к двери, откинул цепочку и открыл два замка. В щель протиснулся Анвар.

   - Видишь ступени вниз? Найдёшь там мужика в кресле. Свяжи его. Потом приведи его в чувство, и поднимайтесь вместе на второй этаж. В конце коридора есть лестница.

   Таджик взглянул на Катю, покачал головой и исчез. Сергей вернулся к Дементьевой и помог ей подняться в спальню.

   - Ванна в твоём распоряжении, - сказал он, ласково проводя ладонью по спине женщины.

   - Ничего, что я оставлю дверь открытой, - жалобно попросила Катя.

   - Не бойся. Я – с тобой. Но дверь лучше закрыть. У меня здесь ещё разговор один состоится.

   - С кем? – удивилась Дементьева. – Ты хочешь убить Вадима?

   Лисицын отрицательно покачал головой. Он ещё не решил, как поступить с хозяином дома. В это мгновение Сергей поймал себя на мысли, что за последние шесть часов действует словно автомат, не думая, не рассуждая. Будто кто-то за него просчитал все действия и взял на себя ответственность за совершаемое. Нажимая на спусковой крючок, он подчинялся чужой воле, которая не знала ни жалости, ни сомнения. Почему это происходило с ним, Лисицын не знал, но такое состояние было ему знакомо. Впервые оно пришло к нему в Камбодже, где он дрался против здоровенного профессионала - европейца, очевидно, такого же безумца, как и Сергей, невесть каким образом попавшего в те края. Тогда никто не хотел уступать и был готов умереть на настиле ринга.

   - Я бы убила Вадима, абсолютно не терзаясь угрызениями совести, - тихо сказала Катя.

   - Посмотрим. Ты ступай. У нас мало времени, - ответил Лисицын.

   Катя закрыла за собой дверь, а Сергей отворил шкаф.

   - Вылезайте.

   Едва переставляя затёкшие ноги, наружу выбрались сначала девица, потом вывалился мужчина в белом махровом халате.

   - Ты, - Лисицын подтолкнул девушку к постели. - Ложись. Помнишь, кто ты?

   - Серая мышка.

   - Точно. Ложись. Лучше — под кровать. А ты, - Сергей ткнул мужчину стволом пистолета в грудь, - садись в кресло. Значит, говоришь - узнал меня?

   - Узнал.

   - Хорошо. Теперь скажи мне своё имя?

   - Меньше знаешь – спокойнее спишь. Тут важно, не как меня зовут, а что я могу для тебя сделать.

   - Даже так? – Лисицын прислушался к звукам, доносившимся из ванны. – И, что ты можешь?

   - Отпустить тебя отсюда живым.

   - Отсюда? Я и так уйду.

   - Но недалеко. Я имею в виду отпустить из страны. Это в моей власти.

   - Тогда есть веская причина пристрелить тебя прямо сейчас.

   - Глупо. Я знаю – у тебя счёты с Дементьевым. Вот и разбирайся с ним. Но если убьёшь меня, тогда тебе прийдётся убить и эту шлюху, - человек кивнул в сторону кровати и потрогал шатающийся зуб. – Чёрт! Мне нужно срочно посетить стоматолога... Так что мы решим?

   Лисицын взглянул на часы.

   - А, чего тут решать? Одним трупом больше – одним меньше.

   Под кроватью раздался тихий вой.

   - Заткнись! – прикрикнул Селезнёв на девушку, которая лежала ни животе, закрыв глаза ладонями.

   - Лисицын! Ты не выберешься даже из Москвы, - продолжал Селезнёв, облизывая губы. – Скоро сюда приедет охрана Дементьева. Уйдёшь сейчас, всё равно – твоё дело табак. Отпечатки пальцев и всё такое. Где тебе прятаться? Твою дачу – это я сжёг. Тебя найдут. Минимум через три дня, максимум – через неделю.

   - Да, кто ты такой? – Лисицын поднял тяжёлый взгляд на незнакомца. – Постой. Этот белый халат… В тот вечер ты был в чёрном костюме и при галстуке. Я узнал тебя. Прости. Видеокамеры немного искажают лица.

   - Видеокамеры? Где? – Впервые тень волнения пробежала по лицу человека.

   - Неважно. Ты – шеф службы безопасности Дементьева.

   - Я тот, кто способен решать проблемы. Я тот, кто водит этого придурка – Вадика на коротком поводке. Эта сытая сволочь сейчас валяется мёртвым в подвале. Я слышал выстрелы. Может, оно и к лучшему.

   - Это почему же? – Дверь в ванную комнату открылась.

   Катя, вытирая волосы, подошла к Лисицыну, коснулась его плеча и встала у окна, чтобы спрятать в тени своё обезображенное лицо.

   - Ваш благоверный, Катерина Иванна – разменная монета в большой политической игре. Когда он станет ненужной картой, его закроют в тюрьме, а я заполучу его бизнес.

   - Ах, вот оно, что? - хриплый голос заставил Сергея резко повернуться.

   На пороге спальни стоял Анвар. За ним, чуть согнувшись, прятался  Дементьев. Ствол обреза упирался таджику в затылок. Медленно, очень медленно оружие опустилось на плечо Анвара. Лисицын рванулся к Кате, закрывая её своим телом. От быстрого, неловкого движения пистолет выпал из его руки, и сразу же прозвучал выстрел.

   Анвар упал на пол, закрывая уши. Лисицын присел, шаря одной рукой по ковру, а второй отталкивая к окну Катю. На кровати сидела девица и вопила, прижимая к себе подушку. Рядом с ней, отброшенный выстрелом, лежал человек. Картечь во многих местах разворотила Селезнёву грудь. Белый махровый халат быстро пропитывался кровью.

   - Финита ля комедия, - хрипло выкрикнул Дементьев, направляя обрез на Лисицына.

   Сергей хорошо видел побелевшие от напряжения пальцы, готовые спустить курок. Вадим, ударив ногой в бок таджика, которого оглушило выстрелом, начал медленно передвигаться к кровати.

   - Даже и не знаю, кого первого из вас замочить, - прохрипел Дементьев, переводя взгляд с Кати на Лисицына. – Надо бы конюха первым кончить, да руки чешутся супругу мою верную пристрелить.

   - А ты уверен, что в стволе есть ещё патрон? – спросил Сергей.

   - Не понял, что? – Дементьев опустил взгляд на оружие.

   - Патрон? Думаешь, твоё классное ружьё — ещё раз выстрелит? Думаю, в нём патроны кончились.

   - Оно было классным, пока кто-то не украл его у меня. А за патроны не волнуйся. Я считал выстрелы.

   - Это был я, - сказал Анвар, морщась от боли и поднимаясь с пола.

   - Что? О чём ты? - Вадим с высоты своего роста, округлившимися от бешенства глазами разглядывал маленького таджика.

   - Это я ограбил дачу и забрал твоё ружьё. - повторил Анвар.

   Катя с ужасом смотрела на Дементьева, опираясь руками на подоконник.  

   - Ты? Чурка! Вошь подзаборная. Порву!

   - Может, считать ты и умеешь, но ствол, наверняка, пустой. Если и выстрелишь, то всего один раз, - закричал таджик. – Ну, давай! Стреляй в меня!

   - Это видел? – рука Дементьева скользнула в карман пиджака.

   В ладони блеснули латунной окантовкой красные патроны.

   - А-а! Шайтан! – выкрикнул Анвар, рванувшись вперёд.

   Лисицын, словно в кино, видел искажённое злобой лицо Дементьева, его палец, нажимающий на спусковой крючок, тело Анвара, отброшенное страшным ударом и медленно летящее к стене, части мозга, окрашивающие стену жёлтыми потёками и каплями крови.

   Лисицын перевёл взгляд на ковёр, где лежал пистолет. Тем временем Дементьев торопливо перезаряжал обрез, стараясь держать в поле зрения Катю, стоящую у окна и закрывающую дрожащими руками себя до подбородка портьерой.

   - Ни хрена себе! - громкий голос, в котором звучали нотки крайней степени удивления, принадлежал человеку, возникшему в дверном проёме.

   Кардинал изумлённо смотрел на лежащего у стены мёртвого таджика, на труп человека в белом халате, испачканном кровью, на Лисицына, пожиравшего глазами своё, лежащее на ковре оружие, на клубы порохового дыма.

   Дементьев испуганно развернулся к двери и нервно дёрнув стволом, рефлекторно спустил курок, вогнав заряд картечи в живот своему старому приятелю.

   - Ни хрена себе, - тихо повторил Кардинал, отлетая к стене и медленно оседая на пол, судорожно пытаясь натянуть на развороченную плоть, перемешанную с тканью рубашки, полы модного пиджака.

   - Какого чёрта? - растерянно спросил Дементьев, наклоняясь, словно не веря собственным глазам. - Ты же должен был приехать к обеду.

   Кардинал, хватая ртом воздух, начал заваливаться на бок. Его подхватил выскочивший из сумрака коридора Руслан, которому Вадим ещё накануне поручил привезти на дачу Кардинала.

   Лисицын, отскочивший при звуке выстрела в сторону, смотрел, как Дементьев разворачивается и снова поднимает оружие.

   - Сука! Это ты во всём виновата, - закричал Вадим, отыскивая глазами жену.

   И в то же самое мгновение у окна будто взорвалось несколько хлопушек. Звуки, после громовых залпов из обреза, были на удивление тихими. Сергей сначала увидел огоньки выстрелов, и только потом Катю. Двумя руками она держала пистолет, ствол которого дёргался в её судорожно сжатых кулаках. Костяшки пальцев, обхватывающие рукоятку, побелели. Затвор прыгал назад и вперёд, досылая патроны, а затем пистолет стал опускаться вниз вслед за падением тела Дементьева. Руслан оставил в покое тело Кардинала и выпрямился, подняв руки над головой.

   - Это ваши разборки. Я здесь не причём, - парень начал медленно подниматься с колен и сделал два шага в сторону двери. - Семейные сцены — дело тонкое. Так, я пойду?

   Катя молчала, но её руки снова начали дрожать. Казалось, что оружие с каждой секундой прибавляло в весе, и для женщины было невыносимым удерживать пистолет на весу. Лисицин торопливо подошёл и аккуратно, но быстро взял оружие из рук Дементьевой. Руслан, осторожно двигаясь мелкими шажками, уже коснулся плечом дверного наличника.

   - Постой! - сказал Лисицын, поднимая пистолет.

   - Не стреляй, брат, - Руслан застыл на месте. - Я у них - простой работник. В саду ковыряюсь.

   - Простой. работник выглядит по-другому. Оружие есть?

   - Сзади, за поясом брюк.

   - Доставай, медленно, левой рукой, двумя пальцами.

   Руслан завёл руку за спину и достал оружие, держа его на весу, словно крохотного котёнка.

   - Клади на пол!

   - Брат! Ты же не станешь меня убивать?

   - А теперь повернись и ступай в ванную.

   - Меня не за что убивать, брат. Если у вас были вопросы к хозяину, это ваше личное дело. Он мне никогда не нравился.

   - Открывай дверь. Теперь заходи и запрись изнутри, - приказал Лисицын.

   Он дождался звука запираемой задвижки, подошёл к двери и подёргал ручку.

   - Катя! Окно в ванной есть? - спросил Лисицын, держа дверь под прицелом. - Катя! Ты меня слышишь?

   - В этой ванной нет окон.

   Голос Кати был таким тихим, что Сергею захотелось обернуться, но он не стал этого делать. Прежде всего Лисицын забаррикадировал дверь, открывающуюся наружу, сначала тяжёлым комодом, потом снял со стены и положил на столешницу комода зеркало, сверху поставил две прикроватных тумбочки, и для надёжности припёр получившийся бастион креслом. Только тогда он пошёл к Кате. Она бросилась к Лисицыну, обхватила руками его талию и заплакала.

   - Ну, всё, всё, - тихим спокойным голосом повторял Сергей, целуя волосы женщины, пахнущие жасмином. - Всё позади. Вот, видишь? Я пришёл за тобой. Мы же - семья. Тебя Игорь дома ждёт...

   - Игорь? Боже! Он жив? Как он, что с ним?

   Глаза, полные слёз, сверкнули нестерпимо синим, почти сапфировым светом.

   - С сыном всё в порядке. Он - совсем взрослый. Любит тебя, и вообще, - Лисицын ещё раз поцеловал Катю. - Давай выбираться отсюда.

   - А, что делать с ними? - помедлив немного, спросила Дементьева, кивая на мёртвые тела. - Меня сейчас стошнит.

   - Иди к выходу. Найди что-нибудь тёплое. На улице холодно.

   - А ты?

   - Я догоню.

   - Хорошо, - покорно сказала Катя, вытирая ладонью слёзы. - Страшная я, да? Они насиловали меня каждый день. Вот и шрам на щеке. Это Дементьев ножом охотничьим сделал.

   - Потом, всё потом. Это - пустяки. Я люблю тебя. Иди.

   Катя, обходя лужи крови и всхлипывая, исчезла в полумраке коридора. Лисицын подошёл сначала к телу Анвара. Неподвижные открытые глаза смотрели в окно. Сергей тяжело вздохнул и направился к Кардиналу. Тот ещё дышал, усилием воли заставляя зрачки двигаться вслед движениям Лисицына.

   - Ты, кто? - спросил Сергей.

   - Ага, - невпопад, хрипло выдохнул Кардинал. - Вадику - крёстный отец, - пальцы мужчины слабо шевельнулись, гримаса боли исказила лицо. - А ты, я знаю... Тот фраерок... В ресторане.

   - В каком ресторане? - не понял Лисицын.

   - Теперь... Это... Уже не важно, - с трудом произнёс Кардинал. - Кранты мне, да?

   - Я - не врач, - холодно ответил Сергей, поднимаясь.

   - Вызови... Скорую... - прошептал Кардинал.

   Его глаза, наблюдавшие за Лисицыным, стали мутнеть, взгляд повело в сторону, веки начали опускаться.

   - Вот оно, значит, как, - медленно, часто дыша, начал говорить Кардинал... Это... Происхо...

   Голос прервался на полуслове, голова упала на грудь.

   Лисицын поднялся и посмотрел на Дементьева. Через две аккуратные дырочки на неподвижной груди Вадима , обтянутой модной футболкой, слабо сочилась кровь, растекаясь по обе стороны тела.

   Сергей ещё раз вздохнул и подошёл к двери ванной.

   - Ты ещё там?

   - А, куда мне отсюда деться? - голос Руслана был на удивление спокойным.

   - Хорошо, - Лисицын порылся в шкафу, нашёл носовой платок, обернул им пистолет Руслана, разрядил всю обойму в Дементьева и, аккуратно опустив оружие в полиэтиленовый пакет, положил свёрток в карман.

   - Знаешь, что это было? - спросил он, возвращаясь к двери.

   - Уже догадался.

   - Смекалки тебе не занимать, - похвалил парня Сергей. - Значит, так. Я сейчас исчезну. Если хочешь выйти сухим из воды, найдёшь способ выбраться из ванной. У тебя будет полчаса времени. Потом я звоню ментам. Езжай к себе домой в горы, и забудь про меня. Ты ведь кавказец? По говору видно. Вот и езжай на Родину. Пистолетик с твоими отпечатками окажется в полиции завтра. А это значит, что завтра начнут искать его владельца. Дело-то громкое намечается...

   Договаривая фразу, Лисицын уже шёл к выходу, совершенно не волнуясь о судьбе девицы, глазевшей на него из-под кровати. В спальне Дементьева на тумбочке он увидел ключи от машины. Платиновое кольцо венчал золотой брелок Мерседеса. А в ящике комода нашёлся новенький заграничный паспорт на Катино имя. Сергей положил документ в карман, замер, прислушался, а затем спустился по лестнице на первый этаж. Екатерина уже ждала Сергея возле входной двери.

   - Ты снова стрелял? - спросила устало Дементьева.

   - Пожалуйста, иди за мной, - не отвечая на вопрос, попросил её Лисицын, спускаясь по лестнице в гараж.

   Там, бросив в дальнем углу оружие Руслана, он сунул в карман пакет, открыл ворота гаража, завёл автомобиль, подождал, пока усядется Катя и нажал на педаль газа. Пожилой мужчина, подрезавший ветки на фруктовых деревьях на соседнем участке, привычно проводил взглядом авто с тёмными тонированными стёклами.

   Через пятнадцать минут, двигаясь в плотном потоке машин, они добрались до Кольцевой дороги и свернули на Волоколамское шоссе. Переезжая через реку Сходня, Сергей остановил "Мерседес - 350 Е" на мосту, вышел из автомобиля и незаметно выбросил в воду собственный пистолет...

 

  Спустя сутки Лисицын уже сидел в доме Липатова и, тараща сонные глаза, пил крепкий кофе, приготовленный женой приятеля. Катя вместе с Игорем спала наверху в одной из спален. Галя - хозяйка дома ходила из угла в угол, доставая из шкафов свою старую, модную во времена её юности одежду.

   - Вот эти джинсы Кате будут в самый раз. И вот эта кофточка. Есть ещё куртка. Тебе нравится?

   - Винтаж, - сказал Сергей, бросая взгляд на вещи.

   - Я тогда худая была. Вот, как сейчас твоя Катя. Всё покупала за границей.

   - Сразу видно, - одобрил Лисицын и посмотрел в окно. - Что-то Липатов задерживается.

   - Скоро будет, - нахмурившись, пробормотала Галя, укладывая одежду на лавку, стоящую у двери.

   Словно в подтверждение её слов, раздался звук мотора, а через минуту во двор усадьбы въехал мотоцикл с коляской. Заскрипел гравий, взвизгнули тормоза, раздались шаги, стукнула входная дверь.

   Появился Липатов. Он сбросил у порога грязные сапоги и в одних носках прошёл к столу.

   - Ну, что там? - спросил Лисицын.

   - Таджики мудрые люди. Держатся. Конечно - жалко Анвара, но видно судьба ему такая. Брат его переживает, что похоронить нельзя по восточному обычаю. Я еле отговорил парня ехать в Москву. Заметут, как пить дать...

   - А ты землю за ними оставишь? - перебила мужа Галя.

   - Единожды подарив, нельзя ничего забрать назад, - изрёк Липатов. - Будем помогать на первых порах. Теперь с тобой давай разберёмся, - он повернулся к Лисицыну. - Что делать собираешься?

   - Не знаю. Пусть Катя отдохнёт пару дней, отоспится.

   - А потом? Земля - она не для вас, белоручек.

   - Ты прав. Уедем.

   - Куда? На тебя наверняка запрос тайцы в наше МВД сделали. Рано или поздно обнаружат. Что тогда?

   - За границу уезжать вам надо, - сказала Галя. - Тут рядом - Финляндия.

   - За какую границу? У него с Игорем документов нет. Нужно идти оформлять по новой паспорта. Замкнутый круг.

   Лисицын, молча, полез в карман и вынул красную книжечку с белым крестом на обложке.

   - Швейцарский паспорт? - удивился Липатов. - Откуда он у тебя?

   - Подделка, - Лисицын бросил документ на стол. - Один таец через местную мафию сделал мне по блату. У Игоря такой же.

   Липатов схватил паспорт и начал перелистывать страницы.

   - Подделка говоришь? Никогда бы не подумал. Классно всё тут изображено. Даже водяные знаки есть. Печати, подписи. Всё на месте. И, знаешь? Может прокатить. Финские пограничники лояльны к европейцам. Документы смотрят в пол глаза. Особенно на автомобильных переходах. Если ты не похож на араба, да ещё швейцарец, искоса взглянут на фото и "Welcome". А на нашей границе здесь настоящих швейцарских паспортов погранцы в глаза не видели.

   - Одна загвоздка. У Кати есть российский заграничный паспорт, но нужен "шенген".

   - Плёвое дело, - усмехнулся Липатов. - Завтра на твоём Мерсе рванём в Питер. От Пскова по трассе Р-23 часа три займёт. У меня там приятель работает в турагентстве. Он визу сделает за три-четыре дня. А потом поедете на Выборг, далее через пограничный переход Торфяновка попадёте к финам через КПП Ваалимаа. Там упрощённый порядок пересечения границы.

   - Решено, - Галя облегчённо хлопнула в ладоши.

   Липатов сердито посмотрел на неё, понимая, что для жены беспокойные гости, да ещё со шлейфом криминала - сплошная нервотрёпка.

   - Вот и ладно, - приговаривала Галя, суетливо накрывая на стол, - Завтра с утра все вместе и поедете. В Питере устроитесь в гостинице, подождёте немного, а потом будете писать нам письма.

   - Галина! - прикрикнул на жену Липатов.

   - Молчу, молчу... Только... А, как ты сам обратно вернёшься без мотоцикла?

   - Не твоя забота. Володя где?

   - На дальнем выпасе. Сейчас повезу ему обед.

   - Вот и займись своими делами. Не лезь в чужие.

   - Да, ладно, ребята. Хватит вам, - примирительно сказал Лисицын. - Я очень благодарен и тебе, Липатов, и тебе, Галя. Понимаю, что пора и честь знать. А то свалились вам на голову и ножки свесили.

   - Чего уж. Али мы не русские? - на провинциальный манер проворчал Липатов. - Может, Катю с Игорем разбудить. Обедать будем.

   - Валер! А пускай ещё поспят, - махнула рукой Галя. - Умаялись. Дорога из Москвы сюда не короткая.

   - И то - правда, - согласился Липатов. - Потом согреешь им борщ, да пирожки сделай. Они из русской печи вкуснее получаются...

 

   Через десять дней, миновав Быборг, на удивление легко пройдя пограничный и таможенный досмотр в Торфяновке и дальше, на финской стороне в Ваалимаа, Лисицын на арендованном в Питере Фольксваген-Пассате выехал на трассу, соединявшую Ваалимаа со столицей Финляндии Хельсинки. Когда в наступающих сумерках перед глазами  мелькнуло море, а потом табличка с названием "Хаминаа", Сергей притормозил на обочине и обернулся назад.

   - Вы, как там? - спросил он, посмотрев на Катю и подмигнув Игорю.

   - Я думала - умру от страха, - тихо сказала Дементьева, наклоняясь и обхватывая Лисицина за плечи.

   - Мама нервничала. Это было заметно! - воскликнул Игорь.

   - Вы оба молодцы, - Сергей левой рукой нежно провёл по лицу Кати, стараясь не задеть шрам.

   - Это я молодец, а мама - трусиха, - не сдавался Игорь.

   - Никакая я не трусиха. Тебе, счастливчику, столько вопросов не задавали, - руки Кати разжались, и она откинулась на спинку сиденья. - Тот сержант на нашей стороне такой въедливый оказался. "Куда направляетесь? С какой целью? Почему вас сопровождают иностранные граждане?", - передразнила Дементьева пограничника. - Шрам мой добрых пять минут разглядывал. Господи! Что мне с ним делать?

   - С пограничником? - хитро заулыбался Игорь.

   Катя быстро повернулась, запустила ладони под куртку сына и начала щекотать его голый живот, приговаривая:

   - Вредный, вредный. Ты такой же вредный.

   Игорь, громко смеясь, выворачивался из рук Кати и бил коленками в спинку водительского сиденья.

   - Любезный! Ведите себя прилично, - строгим голосом сказал Лисицын. - Мы же с  вами, молодой человек, солидные дальние швейцарские родственники одной интересной во всех отношениях дамы, нуждающейся в сложной пластической операции.

   - Скажи! Дядя Валера нам классную легенду придумал?

   - Игорь! Боже мой! У тебя жаргон Джеймса Бонда, - улыбнулась Катя.

   - Дядя Валера молодец, но и ты хорош, - сказал Лисицын, взъерошив мальчику волосы на затылке. - Так по-английски шпарил, рассказывая сержанту о Женеве. У парня чуть глаза на лоб не выскочили.

   - Он не знал, каким образом нашего вундеркинда остановить, - Дементьева наконец отпустила сына. - Кстати, я не помню, чтобы ты ездил когда-нибудь в Женеву.

   - А интернет, путеводители зачем? Люди! Больше читайте, и всё у вас получится, - назидательно сказал Игорь.

   - Правильно. Учение свет, а неучёных - тьма, - поддержал мальчика Лисицын. - Кстати, о свете. Темнеет. Надо бы остановиться в каком-нибудь мотеле и переночевать. У меня глаза слипаются.

   - Да, да. Ты устал, - ласково сказала Катя, ещё раз обнимая Сергея. - Ищем отель.

   Лисицын нажал на педаль акселератора, и машина медленно двинулась по главной улице небольшого городка. Проехав квартал, застроенный двух и трёх этажными домами, они оказались на небольшой площади, где увидели табличку с названием отеля и стрелкой, указывающей в переулок. Гостиница оказалась небольшой, но со стоянкой для машин. Лисицын заглушил двигатель, вылез и открыл заднюю дверь.

   - Выгружаемся, - сказал он, осматривая переулок и здание отеля. - Странно.

   - Что? - спросила Катя, помогая вылезти из машины сыну.

   - На улицах- пусто. В окнах света нет.

   - Захолустный финский городишко. Тем более - море рядом. Рыбацкий посёлок. Сзади - лес. Ничего особенного, - сказал Игорь. - Это вам не Лондон.

   - Какой умный мальчик, - с иронией сказала Катя. - Возьми лучше сумку из багажника.

   За стойкой портье никого не оказалось и Лисицыну пришлось нажать кнопку звонка. Через минуту к ним вышла девушка. Она выглядела растерянной и немного испуганной.

   - Вы говорите по-английски? - Игорь решил взять инициативу в свои руки.

   - Да, да. Конечно, - ответила девушка, - с опаской глядя на дверь, словно вслед за гостями с улицы должен был войти страшный зверь.

   - Мы хотим остановиться здесь на ночь.

   - Добро пожаловать. Вы - туристы?

   - Мы - из Швейцарии, - веско сказал Игорь, доставая из внутреннего кармана куртки паспорт. - Нам — два номера, пожалуйста.

   Девушка нерешительно взяла документ, не глядя, перевернула несколько страниц и тут же сунула паспорт в руки Игоря.

   Два ключа легли на стойку. Лисицын забрал их, внимательно посмотрел на странного портье, подхватил сумку, взял за руку Катю и двинулся к лестнице, ведущей наверх.

   - Будем жить, как в Питере? - спросил Игорь.

   - Да. Мама - в одноместном, а мы с тобой займём номер побольше. Лучше так, - сказал Сергей, отвечая на вопросительный взгляд Кати. - Пока нам следует быть осторожными.

   Лисицын открыл перед Дементьевой дверь.

   - Вы тут осмотритесь, нужные вещи распакуйте, а я спущусь в бар. Что-то есть странное в этом отеле. И вообще. После Питера всё выглядит странно.

   - Что именно? - тревожно спросила Катя.

   - На трассе до Выборга почти не было дальнобойщиков. На границе обычно - очереди, автобусы, легковушки, а тут мы прошли все процедуры за двадцать минут. Финская таможня... Будто им всё - по барабану. Здесь - тоже. Ни одной живой души на улицах. Должны быть автомобили возле домов. Но ничего подобного. Городок словно вымер. Ладно. Устраивайтесь. Скоро вернусь.

   Лисицын поставил сумку на пол у ног Кати и пошёл вниз. За стойкой портье снова никого не оказалось. Сергей двинулся дальше по широкому коридору к двери, из-за которой доносилась тихая музыка. Довольно большой зал бара показался ему пустым. Приглушённый свет выхватил из темноты десяток столиков, высокие табуреты, шеренги разноцветных бутылок на полках. Окна закрывали плотные шторы. Обведя взглядом бар, Сергей, наконец, заметил людей. Два человека сидели в дальнем углу и о чём-то тихо беседовали. Лисицын подошёл к стойке, взял пустой стакан с остатками коричневой жидкости на дне и постучал им о мраморную столешницу. Чья-то рука показалась из-за портьеры, закрывающей проход в подсобное помещение, а через секунду перед Сергеем возникла всё та же девушка.

   - Вам что-нибудь налить? - спросила она по-английски.

   - Yes? of course. Whisky from soda, please. Ice isn't necessary.

   - Какого чёрта здесь делает американец?

   Громкий голос из дальнего угла звучал угрожающе. Лисицын даже ухом не повёл, услышав русскую речь.

   - Да, сейчас они везде, эти паршивые америкосы. Военных баз понатыкали в каждом паршивом углу мира. Спокойно, отец. Не обращай внимания.

   Сергей сделал небольшой глоток из своего стакана. Потом повернулся и, не глядя на соотечественников, сел так, чтобы слышать, о чём они говорят.

   - Почему не обращать? За каким чёртом нас понесло на эту рыбалку? - спрашивал пожилой человек, одетый в толстый свитер. – Что? В России мест рыбных нету?

   Худое лицо человека выглядело усталым, большие руки нервно сжимали высокий бокал.

   - Ты же сам всегда мечтал о домике в Финляндии на берегу моря, - ответил молодой парень, очень похожий на своего соседа по столику. - Кто сюда рвался чуть ли не каждую неделю особенно летом? Кто хотел в будущем спокойной старости?

   - Ну, я. И, что? Знать бы, чем всё обернётся...

   - Ты по должности своей должен был это знать. Тоже мне, чекист, да ещё генерал.

   - Что ты понимаешь в нашей работе? Мальчишка!

   - Каждому своё. Я обеспечивал тебя и твоих начальников деловой и финансовой информацией, позволявшей вам крышевать прибыльные сектора бизнеса. Для тебя я был генератором идей. Вспомни про золотую жилу в земле Липатова.

   Упоминание фамилии приятеля заставило удивившегося Лисицына напрячь слух.

   - Ещё - Дементьев? Кто придумал использовать Вадика для финансирования твоего оппозиционера - Молодцова? В конце концов, и этот наш дом у финнов я купил через подставное лицо. Провернул сделку - комар носа не подточит. Никто не докопается, что фактическим владельцем являешься ты, батя.

   - Ладно, ладно. Признаю. Не время ссориться. Давай подумаем, что делать теперь.

   - Тут два варианта. Либо возвращаться в то дерьмо, которое заварил наш всенародно избранный, либо, используя твои связи в каком-нибудь посольстве, получить новые документы и вид на жительство в спокойной стране с мягким климатом и твёрдой валютой.

   - Сынок. Какие посольства? Где они теперь - спокойные страны? Слишком быстро всё происходит. Послы, наверное, уже чемоданы пакуют. Нет, нужно возвращаться домой. А с другой стороны всё уже там достало. И управление страной в ручном режиме, и бесконечные инновации, реновации, регулярные прямые телевизионные линии с его высочайшим всемогуществом, вся эта показуха и драматургия политтехнологов. Цирк. Ей богу - цирк.

    - Ты находишь во всём этом цирк?

    - Конечно. И знаешь, что больше всего меня бесит?

    - Говори. Чего уж там. Похоже – у нас сегодня вечер откровений.

    - Меня просто наизнанку выворачивает, что каждый прыщ на ровном месте, любой из миллионов русских, проживающих в нашей необъятной, считает себя центром мироздания, вокруг которого всё должно вертеться. Все эти журналисты, оппозиционеры, прочая мелочь пузатая, работяги, едва сводящие концы с концами. Тьфу!

    - Так устроено сознание человека, - задумчиво произнёс Иванов младший. – Эгоцентризм чистой воды. И причём здесь русские? Возьми любого, что финна, что вон того американца, - взгляд молодого человека скользнул по лицу Лисицына.

    - Не скажи. У русских – это национальная черта характера,  – устало улыбнулся генерал. – Что-то вроде болезни. Они считают, что им все что-то должны. А сами – палец о палец не хотят ударить. Пыжатся, хотят соответствовать. Воображают.

    - В каждом человеке спрятана целая Вселенная, - с ироничным пафосом воскликнул Иванов младший.

    - Всё это философия, не больше, - отмахнулся генерал. – Фантазии Сократов, Шекспиров, Достоевских и прочих писак. Ты ещё скажи, что Вселенная скрыта в братьях наших меньших. В собаках, овцах, козах. Всё, что нужно знать нашему народу, так это, что он – быдло, животное, которому нужно во время пожрать, посрать и плюхнуться на диван перед телевизором, чтобы ловить кайф от очередного патриотического шоу.    

    - Тебя напрягает паранойя патриотизма в национальном масштабе?

    - Господи! Ни в коем разе. Открою тебе тайну. Патриотизм – единственный способ держать народ в кулаке, когда не хватает иных средств. А Вова эту паранойю не устаёт подогревать. Один «Бессмертный полк» чего стоит. Да и так, по мелочи. То ребёнку собачку подарит, то старухе дом велит построить, или разнос показушный на телекамеры устроит типа - губернатор - бездельник, и ни хрена, негодяй этакий, не делает для какой-нибудь вшивой деревенской учительницы.  Теперь вот шлея мудрейшему под хвост попала. В Прибалтику танки двинул. Надоело, видишь ли, тявканье мосек на слона. А, чего он хотел после Крыма, Донбасса, Сирии? Лучше занимался бы внутренними делами. Вся ваша братия регистрирует свои фирмы в оффшорах и выводит бабки за границу. Сто миллиардов долларов в год, если верить данным нашего Центробанка. Я бы на месте Вовы обложил бы эти деньги налогом. И вообще. Давно уже пора прижать всех твоих корешей и заставить вкладываться в наше хозяйство. А то привыкли. Вот вам одна налоговая амнистия, - в голосе генерала слышался сарказм. – Через пару лет – другая, потом – третья. Ни в одной стране такого нет. Запомни. Ни что так не развращает людей, как безнаказанность. Впрочем, Володю на то и поставили, чтобы обеспечивать олигархам спокойную, сытую жизнь.

   - Пап! Перестань. Не понимаю, как в тебе уживаются твоё коммунистическое прошлое и передовые идеи капитализма. Лучше скажи. Неужели с танками всё так серьёзно?

   - Чёрт его знает. Ты же видел по местным телеканалам. Вроде бы третьего дня войска НАТО вошли на Украину. Из Донбасса им навстречу – наши. Вчера какие-то танки замечены в Риге. Говорят – колонны техники движутся к границам Финляндии. А, сегодня, - генерал обречённо махнул рукой. - Ты сам наблюдал, что творилось на улицах этого паршивого городишки.

   - Да, уж. Все, будто с цепи сорвались. Город опустел в течение двух часов. Слушай! А может это всё – туфта.

   - В каком смысле?

   - В прямом. Вон - шведы. То им подлодки русские мерещатся вблизи Стокгольма, то военные учения нашей армии считают подготовкой к захвату Прибалтики. А здесь у финнов какой-нибудь идиот-журналюга вместе с редактором запросто могли сфабриковать видео появления российских танках на улицах Риги. Или скажем, опять же хакеры постарались. Хакнули всю систему финского телевещания.

   - Стадо баранов, - стукнул по столу ладонью Иванов - старший. – С них станется. Могли и панику со страхом на порядочных людей навести. Вот обыватель и рванул, кто куда. Но власти должны были всё опровергнуть, чтобы местный народишко успокоить. Хотя паника – страшная вещь, когда никто никому не верит, полагаясь на слухи. Пошла цепная реакция. Но рядом - Норвегия. Там тоже есть натовцы. Или они - в шоке?

   - Похоже на то. А если наши ещё привели ядерные ракеты в боевую готовность, тогда…

   - Похоже? – язвительно перебил сына генерал. – Что ты понимаешь в системах предотвращения ядерных конфликтов. Вся эта история похожа на провокацию. Вот только с чьей стороны?

   - Слушай, фазер! Мы их так запугали, что эти придурки верят во всякую чушь. Это же надо? Русские напали на бедную Латвию? Сюрреализм какой-то. Наш Генеральный штаб, Министерство обороны могли бы всё опровергнуть. Чем они занимаются?

   - Говори тише. Разорался. Нужно знать нашего Верховного. Он наверняка считает, что, чем хуже тут у них обстановочка со страхами, тем лучше. Боятся, значит уважают. А, на счёт опровергнуть — можно и повременить. Пусть помучаются. Молчание — золото.

   - Фазер! Но так и до обмена ядерными ударами недалеко. Господи! Военный переворот бы кто устроил в России.

   - Сколько раз тебе говорил - не называй меня фазер. Что касается переворота... У нас этого дерьма не будет. Накачали наших солдат чёртовым патриотизмом через разные ток-шоу типа "Время покажет", "Право голоса", "Вечер со Щегловым". Отдадут приказ - завтра русские бравые десантники, глядишь, штаб квартиру НАТО в Брюсселе захватят. Не удивлюсь. Хотя, если это всё туфта, как ты выразился, то странно. Должны же быть контакты между нашими и натовцами, знаешь. Хотя, нельзя забывать об идиоте Трампе. Встав не с той ноги, мог войска ввести на Украину. Вот и понеслось.

   - Чёрт! - оглянулся Иванов - младший. - Телевизор здесь ещё утром перестал работать.

   - Смылись телевизионщики, как и все остальные. Боятся. Нас боятся! - воскликнул генерал.  - И правильно. Пусть боятся. Только, куда они думают бежать? Если, что - от «Искандеров», С-500 и гиперзвуковых ракет не убегут. Если финские власти поддержали америкосов с их вторжением на Украину, тут на севере Европы начнётся большая заваруха.

   - Девчонка - портье говорила, что жители рванули, кто в Хельсинки на паром до Германии, кто на железнодорожный вокзал. Тут до шведов рукой подать.

   - Думаю, шведы первые наложили в штаны. Ленивые финны не дёрнулись бы драпать. Ты заметил? В небе за два дня - ни одного самолёта. Что это значит?

   - Что?

   - Наше ПВО и комплексы электронного подавления вывели из строя системы аэродромного обеспечения, средства предупреждения и авиационной безопасности.

   - Значит, и пассажирские лайнеры не летают?

   - Наверное, нет. Привыкай. Мы - на пороге третьей мировой войны...

   - Тогда, зачем нам рыпаться обратно в Россию? Денег у нас навалом. Ляжем на дно в какой-нибудь классной латиноамериканской стране. Паспорта у нас испанские есть. Кучу чёртовых евро они мне стоили. Но сволочи - адвокаты знают своё дело.

   - Дурак ты, хоть и с высшим образованием. Где заляжем? Кем мы там будем?

   - Законопослушными гражданами, владельцами какой-нибудь скромной виллы с бассейном на побережье тёплого моря-океана.

   - Ты не понимаешь... Умру я там, - голова генерала поникла.

   - Да, с какой стати? Лежи в шезлонге, отдыхай, наслаждайся морским воздухом.

   - Нет. Всё же ты - придурок, сынок. Для меня жизнь – это власть. Чем большему количеству людей я могу приказывать, тем больше я себя уважаю. И ещё одно. Мы – старая гвардия – выходцы из ГБ… Это мы настроили весь механизм существующей сегодня власти в России. Заметь – не Чубайс, не его приятели, которые умеют только трепать языками и банально воровать, а такие, как я. Мы – пружины, которые вытолкнули наверх Путина, подобрали ему команду, передали им кое-какую собственность. Это мы тайно влияем на принятие решений, мы первые поняли значение политтехнологий, и если Путин перестанет нас устраивать, то найти ему замену не составит труда. Деньги – ничто. Информация – вот главное. Обладаешь информацией, значит, владеешь рычагами манипулирования властью. И тогда деньги начинают сами идти в руки, подобно рыбе, увидевшей аппетитную приманку. Искусство тайно влиять на события, оставаясь в тени, для меня что-то вроде эликсира молодости. Вот ты в таком возрасте ботекс себе колешь, стволовые клетки пересаживаешь, а мне эта хрень не нужна.

   Лисицын не стал дальше слушать, а быстро допил свой виски и покинул бар. Часы на запястье показывали одиннадцать вечера. Сергей поднялся на свой этаж и открыл ключом комнату, которую они занимали с Игорем. Мальчика не было.

   - Ладно, - тихо сказал Лисицын. – Наверное, спит вместе с Катей. И пусть себе.

   Он торопливо начал собирать разбросанные вещи, а потом бросил всё на постель.

   "Приму, пожалуй, ванну, - решил Лисицын. - Утро вечера мудренее. Спешить уже некуда. Всё, что могло произойти, уже произошло. НАТО напало на Россию или Россия вторглась в Прибалтику - для меня дело десятое. Разберутся, как-нибудь. Главное, что я - с Катей, мы живы. Нужно убираться отсюда подальше при любом раскладе".

   Тёплая вода, затем холодный душ подействовали на него благотворно. Сергей вымыл голову, вытерся, достал из спортивной сумки чистое белье, потом оделся, раздвинул на окнах портьеры и посмотрел на улицу. Там по-прежнему не было ни души. Прямо напротив гостиницы располагался небольшой банк, где в вестибюле перед внутренними закрытыми дверьми мигал зелёной полоской приёмного бокса банкомат. Лисицын набросил на плечи куртку, взял с собой бумажник и через минуту уже набирал на клавиатуре банкомата пин-код карты. Затем он выбрал из списка языков русский и попробовал снять двести евро. К его удивлению аппарат исправно выдал четыре банкноты по пятьдесят евро. Сергей повторил попытку и снимал деньги до тех пор, пока на экране не появилась надпись - "Данная операция не возможна". Рассовав по карманам пятьдесят тысяч евро, Лисицын перешёл к другому терминалу и снял ещё пятьдесят тысяч. Рассовав пачки денег по карманам, Сергей покинул здание банка.

   "Интересно, - думал он. - Где держат бабки финны? Наверное - в шерстяных носках".

   Сергей вернулся в гостиницу и обследовал журнальный столик рядом со стойкой портье. Вскоре в его руках оказался справочник, где Лисицын обнаружил расписание морских паромов и поездов, отправляющихся из Хельсинки. Он вырвал нужную страницу и спрятал её в бумажник. Снова оказавшись в своей комнате, он взял с тумбочки возле кровати электронный будильник, поставил нужное время, сбросил ботинки и лёг на постель прямо в одежде...

  

   Игорь открыл дверь сразу, как только Лисицын постучал в неё.

   - Мама спит? - спросил у мальчика Сергей.

   Игорь оглянулся и утвердительно кивнул.

   - Буди её.

   - Так, ведь, рано ещё. На улице темно.

   - Буди, - требовательно сказал Лисицын.

   - Что-то случилось?

   - Всё в порядке... Но, чем раньше попадём в Хельсинки, тем лучше. - Ступай в ванную, я сам разбужу Катю.

   Через полчаса автомобиль быстро оставил позади гостиницу, отца и сына Ивановых, тёмный городок, где холодный дождь начал полировать асфальт пустых улиц.

   - Серёжа! Что всё-таки случилось? - Катя пыталась поймать взгляд Лисицына в зеркале заднего вида.

   - Ничего особенного. Пока не о чем волноваться.

   - Не обманывай меня. Я же вижу.

   Сергей тяжело вздохнул и, не отрывая глаз от дороги, коротко пересказал Дементьевой суть беседы, которую он подслушал в баре.

   - Наши танки в Риге? С ума сойти! - воскликнула Катя.

   - Так говорят, - осторожно сказал Лисицын. – Но вся эта информация вилами на воде писана.

   - Ни фига себе! Танки? Наши? - восторженно удивился Игорь.

   - Мой невоспитанный сын. Выбирай выражения. Не понимаю, чему ты радуешься?

   Но Игорь уже теребил Лисицына за плечо.

   - Наша армия самая сильная. Правда?

   - Вроде того, - неохотно откликнулся Сергей.

   - Подожди ты со своей армией, - остановила сына Катя. - Делать, что теперь будем?

   - У финнов паника и, похоже, система местного управления близка к коллапсу. Тут же простые люди живут. Доедем до Хельсинки, посмотрим там на обстановку. Если аэропорт Вантаа работает, улетим, хоть к чёрту на рога от всего этого, - Лисицын неопределённо взмахнул рукой.

   - А, сколько ещё ехать? - спросил Игорь.

   - Километров триста. Часов в девять утра будем в городе. Можете подремать пока.

   В салоне машины стало тихо. Даже Игорь притих, глядя на проплывающие мимо леса, приморские посёлки, уютные коттеджи на берегу, где не было света ни в одном окне.

   За пятьдесят километров до Хельсинки шоссе перегораживал бронетранспортёр. Человек в военной форме спрыгнул с брони и поднял руку. Лисицыну пришлось остановить машину. Солдат подошёл, наклонился и начал что-то говорить.

   - Не понимаю, - сказал по-английски Сергей. - Мы - граждане Швейцарии. Вот мой паспорт.

   - Кто путешествует с вами? - военный перешёл на английский язык, с некоторой задумчивостью выговаривая слова.

   - Это - моя жена и сын.

   Солдат, так и не открыв паспорт, вернул его Лисицыну.

   - Если вам нужен аэропорт, не следует тратить время. Он закрыт. Сбой в системе

электроснабжения. Правительство борется со слухами, плюс, предположительно — с русскими хакерами и паникой, посеянной безответственными журналистами.

   - На то она и свобода слова, - усмехнулась Катя.

   - Но не до такой же степени, - военный нагнулся к окну автомобиля , с любопытством разглядывая красивый профиль женщины. - Если хотите знать моё мнение?

   - Конечно, - поторопился сказать Сергей.

   - Всё, что происходит сейчас в Суоми — результат информационных войн, не больше. Армия справится и с журналистами, и с паникой, и с хакерами.

   - Не сомневаюсь. Паромы ещё ходят? - спросил Лисицын.

   - Понятия не имею, - солдат пожал плечами. - Рыбаки говорят, что видели в море перископы русских подводных лодок.

   - Неужели? - удивился Сергей. - А как определили, что лодки русские? Или на перископах было написано крупными буквами по-русски — «Сделано в России».

   - Оценил ваше чувство юмора, но начальство разберётся, - ответил военный, оглядываясь на бронетранспортёр. - Попробуйте добраться до железнодорожного вокзала. Оттуда ходят поезда до Стокгольма и Норвегии. Говорят, из Осло летают самолёты в Европу...

   - Спасибо, - поблагодарил парня Лисицын, пряча паспорт в карман куртки. - Мы можем ехать?

   - Да, конечно. Не останавливайтесь в маленьких посёлках. Там были замечены мародёры.

   - Ещё раз спасибо.

   Сергей включил передачу и резво взял с места. До Хельсинки они добрались без приключений, но в самом городе движение было затруднено из-за множества припаркованных у тротуаров машин. Магазины были закрыты, рестораны - тоже. Но работали небольшие кафе, над дверями которых красовались вывески с китайскими иероглифами, арабской вязью и портретами Хо-Ши-Мина. На тротуарах толпились бородатые смуглолицые люди. Они весело смеялись, жестикулировали и подпрыгивали на месте, показывая редким, проезжающим мимо автомобилям, средние пальцы рук.

   - Похоже - эмигранты с Ближнего Востока ждут русские танки, - сказал Лисицын.

   Брошенный кем-то камень угодил в боковое зеркало с правой стороны. Зеркало сорвало с крепления, и оно повисло на электрическом проводе.

   - Господи! Это безумие какое-то! - воскликнула Катя, прижимая к своему плечу голову сына.

   Сергей краем глаза увидел дорожный указатель и свернул на улицу, ведущую к железнодорожному вокзалу. На привокзальной площади стояло несколько полицейских и военных машин. Вооружённые солдаты устанавливали металлическое ограждение, пытаясь хоть как-то упорядочить хаотическое перемещение людей, снующих по прилегающим улицам с багажными тележками, чемоданами, рюкзаками и спортивными сумками. Лисицын притормозил и, увидев у тротуара свободное место, воткнул туда свой автомобиль.

   - Оставайтесь в машине. Игорь! Ты - за старшего. Я вернусь через несколько минут.

   - Куда ты, Серёжа? - заволновалась Катя, испуганно глядя на вооружённых солдат.

   - Узнаю, что к чему. Может, получится взять билеты на поезд до Осло. Слышали? Оттуда  летают самолёты.

   - А, куда полетим? - спросил Игорь.

   - Там будет видно. Здесь — сплошная неразбериха. Если арабы - эмигранты начнут всё громить, будет только ещё хуже. Так и до стрельбы дело дойдёт. Не волнуйтесь. Сейчас вернусь.

   Лисицын захлопнул дверцу машины и влился в поток людей, двигающихся к вокзалу. Внезапно раздался гул, потом чей-то истошный крик. Сергей поднял голову и увидел в небе два истребителя. Они быстро снижались, держа курс на площадь. Люди шарахнулись в стороны. Многие попадали на землю, истошно вопя. Лисицын пригнулся, провожая взглядом ревущие двигателями и уходящие вверх и в сторону самолёты. Он успел заметить синие звёзды в обрамлении красных, узких полос.

   - Чёртовы американцы, - проворчал Сергей, выпрямляясь. – Идиоты.

   Он торопливо двинулся в сторону вокзала.

   В кассовом зале творилось столпотворение. Люди штурмовали автоматы по продаже билетов, толпились возле электронных табло. Половина касс не работала. Там, где были открыты жалюзи, в окошках стояли таблички на двух языках, один из которых был английским. Надписи извещали о технической неисправности главного компьютерного сервера вокзала. Вспотевшие и растрёпанные девушки кассиры вручную выписывали некое подобие билетов. Счастливцы, которым удалось купить эти бумажки, бросались к перрону, где стоял длинный состав, оцепленный полицией.

   Услышав английскую речь, Лисицын подошёл вплотную к парню и девушке, у которых за спинами висели рюкзаки.

   - Никто не знает, когда отправится этот чёртов поезд. Говорят, система, управляющая движением поездов, зависла. У группы шведов билеты оказались поддельными. Этих парней куда-то увели полицейские, - говорил парень, нервно оглядываясь. - Что делать, даже не представляю. Говорят, что билетов продано больше, чем мест в вагонах. Поезд уже забит до отказа, но его всё равно не отправляют.

   - Давай угоним какую-нибудь машину и доберёмся до Осло сами, - предложила девушка.

   - Ты знаешь, сколько до Норвегии добираться, если по суше?

   - Нет.

   - Карту посмотри. Шоссе идёт вдоль моря на север и делает гигантскую петлю. Ещё неизвестно, работают ли автозаправочные станции. Думаешь, мы одни такие умные? Посмотри вокруг. Эти люди наверняка уже пробовали этот вариант. По всей трассе орудуют мародёры.

   - Куда смотрит полиция?

   - Чёрт их знает. Наверное, туда же. Думают, как лучше смыться отсюда, пока русские не пришли. Хотя, армейский офицер в здании вокзала говорил, что всё это фейк, и ситуация — под контролем. В полдень по телевидению ожидается выступление одного из членов кабинета министров с опровержениями слухов.

   - Ты прав. Всё это не похоже на русских. Они всегда и всюду твердили о международном праве и миролюбии. Может, нам через границу с Россией попробовать добраться до Европы?

   - Дорогая. Ты забыла, что здесь многие ждут русских, а мы - американцы. И, потом. От Хельсинки до границы Польши - две с половиной тысячи километров.

   - Дьявол! - выругалась девушка. - Мне тут один норвежец сказал, что в порту стоит паром из Германии. Машины не берут, а людей, кто с билетами, пускают. Попробуем?

   Лисицын, не дослушав, выбрался из толпы и быстро спустился по ступенькам на площадь. Расталкивая людей, он с трудом добрался до фольксвагена, уселся за руль и обернулся назад.

   - Двигаем в порт. Здесь сесть на поезд - пустая трата времени.

   - А, что в порту? - спросила Катя.

   Сергей нежно коснулся ладонью бледной щеки и легко провёл пальцем по шраму.

   - Говорят, там стоит паром, и есть свободные каюты. Поплывём с комфортом.

   - Куда?

   - В Германию. Надеюсь, там нет такого бардака. Знаменитый немецкий порядок — это вам не шутки.

   Сергей завёл автомобиль и непрерывно сигналя, пробился через толпу, заполняющую площадь, на улицу, ведущую к морю.

   Через полчаса он, Катя и Игорь стояли у турникета, где служащие порта проверяли билеты у счастливчиков. Небольшая толпа людей с плакатами в руках, скандируя какие-то лозунги, напирала на шеренгу конных полицейских, которые с каменными лицами хмуро смотрели прямо перед собой. Лисицын продвигался вперёд, словно ледокол среди арктических торосов. Хлопнув по крупу одной из лошадей, которая прянула в сторону, он подтолкнул к турникету Катю и вытащил из толпы Игоря.

   - Ваши ваучеры? - остановила его девушка в военной форме, пропуская нескольких человек с чемоданами.

   - Понимаете. Мы - граждане Швейцарии. Билетов в кассе нет. А нам нужно попасть домой.

   - Это круизный лайнер. Посторонних на борт не берут. У вас есть ваучер?

   - Нет. Но моя жена, - Лисицын взял за локоть Катю и легонько подтолкнул её вперёд. - Она беременна. На пятом месяце.

   Девушка сочувственно посмотрела на взволнованное лицо Дементьевой.

   - Ничего не могу для вас сделать. Вход только по ваучерам для туристов из Германии.

   - Вот, держите, - Лисицын вложил в руку девице толстую пачку банкнот. - Здесь десять тысяч евро.

   - М-м, - девушка растерянно оглянулась.

   - Вот ещё пять, - торопливо сказал Сергей, тайком засовывая в карман мундира деньги. - Пожалуйста. Мы же - люди, мы же - европейцы, в конце концов. Закончится этот хаос, отправитесь в круиз на Багамы. Ну, давайте. Решайтесь.

   - Хорошо. Проходите. Только быстро.

   Лисицын помог Кате ступить на трап, взял Игоря за руку и, прикрываясь спинами пассажиров лайнера, они все вместе поднялись на борт. Холодный ветер с Балтики забирался под куртки и пальто людей, торопящихся к проходам, ведущим в каюты. Сергей последовал за ними, оглядываясь на Катю, которая перехватила у него руку сына.

   - Там - общий салон! - Сергей показал пальцем на указатель, висящий под потолком. - Двигаем туда. Снимайте куртки.

   Вскоре они сидели на мягких диванах среди галдящих немцев, заказывающих у официантов пиво и водку. Где-то под потолком играла музыка, но за громкими взволнованными фразами невозможно было разобрать - кто и на каком языке поёт.

   - Drei Kaffee. Sehr heiss, - Лисицын остановил одного из официантов.

   - Kaffee? Ein moment, - на ходу бросил молодой человек, несущий поднос, уставленный большими кружками пива.

   - Пойду переговорю с кем-нибудь из стюардов насчёт свободной каюты, - Сергей поднялся.

   - Если они есть, - устало сказала Катя. - Посмотри на это, - Дементьева показала подбородком на переполненный салон. – Думаю, именно так выглядел Ноев ковчег.

   - Зверей не хватает… Всё образуется, - Лисицын сделал знак Игорю, означающий, чтобы мальчик присмотрел за Катей. - Сейчас вернусь.

   Он накинул куртку, нащупал во внутреннем кармане пачку банкнот и решительно двинулся на палубу. Ветер бросил в лицо несколько капель дождя. Сергей натянул на голову капюшон и посмотрел на причал. Там уже убирали трап, и оцепление моряков едва сдерживало напирающую толпу, которая втянула в свой водоворот нескольких конных полицейских. Какие-то два человека отчаянно спорили с той самой девушкой, которая взяла у Лисицына деньги. Та пожимала плечами, отталкивая возбуждённых людей. До Сергея долетели обрывки фраз на русском языке:

   - Не имеете права. У меня – испанский дипломатический паспорт.

   Лисицын сфокусировал взгляд на знакомых лицах. Это были: тот самый пожилой любитель рыбалки и молодой мужчина, которых он видел в баре гостиницы маленького городка Хаминаа.

   "Значит, генерал с отпрыском решили плюнуть на Россию, - подумал Сергей. – Наверное, выехали сразу же после нас".  

   В этот момент ветеран госбезопасности оттолкнул девушку-моряка и схватился рукой за отъезжающий трап. К нему бросились три человека из оцепления.

   - А! Сволочи! - закричал Иванов-старший. - Руки прочь от российского офицера. Чухонцы поганые. Я вам покажу линию Маннергейма1.

   Генерала взяли под руки и попытались увести, но тот с неожиданной яростью и силой раскидал финнов, рванулся к одному из полицейских, выхватил у него из кобуры пистолет и выстрелил стражу порядка в грудь. Иванов-младший отскочил в сторону, позволяя телу упасть на асфальт. Его предостерегающий крик утонул в паническом вопле ужаса, который после секундной тишины воспроизвела толпа. Кто-то схватила генерала сзади, но тот вырвался и выстрелил ещё два раза. Первая пуля попала пожилой женщине в плечо, а вторая - в голову ещё одному конному полицейскому, который тут же вывалился из седла под ноги лошади. Та рванулась в сторону, разбрасывая людей и натыкаясь на железное ограждение. Короткая автоматная очередь добавила паники. Худощавая фигура генерала согнулась пополам. Схватившись за живот, он сделал несколько неуверенных шагов среди расступающихся людей и упал в щель между бортом лайнера и причальной стенкой. Чёрная вода сомкнулась над головой Иванова - старшего. Прозвучал корабельный гудок, палуба под ногами Лисицына дрогнула и берег начал медленно удаляться. Толпа торопливо отступала под напором полицейского оцепления, освобождая пространство, где продолжала метаться испуганная лошадь, прихрамывая на передние ноги. Люди медленно расходились, жестикулируя, оглядываясь и таща за собой сломанные древка плакатов.

   - Жесть, - тихо сказал Лисицын.

   Он вздохнул, отвернулся и двинулся вдоль борта, обходя притихших пассажиров, которые всё ещё не отрывали глаз от берега. Почти тут же Сергей почувствовал на собственном затылке чей-то взгляд и обернулся. Человек, издали наблюдающий за ним, показался ему знакомым, но лицо заслонила чья-то фигура, а когда Лисицын сделал несколько шагов, пытаясь рассмотреть человека, тот исчез, словно растворился в дожде, поливавшем палубу.

   -Вот чёрт! - пробормотал Сергей. - Слишком много совпадений.

   "Нет. Наверное, показалось. Тут столько людей", - подумал он, продолжая двигаться вдоль небольших иллюминаторов.

   Неожиданно Лисицын увидел дверь с табличкой "Nur für die Mannschaft"

   - Только для экипажа, - прочитал Сергей, опуская вниз тугую ручку и переступая через порог. Скудно освещённый узкий коридор закончился лестницей, ведущей вниз. Держась за поручень, Лисицын спустился на несколько ступенек и увидел ещё один ряд широких дверей.

 

1 Линия Маннергеìйма (фин. Mannerheim-linja) - комплекс оборонительных сооружений между Финским заливом и Ладогой 132-135 км. длиной, созданный в 1920-1930 годы на финской части Карельского перешейка для сдерживания возможного наступательного удара со стороны СССР.

 

  

   "Морозильные камеры, - догадался он. - Кормить эту ораву в салоне чем-то надо".

   Наверху, там, откуда он пришёл, раздался тихий звук, потом осторожные шаги.

   "Господи! Кого ещё несёт. Застукают - хлопот не оберёшься".

   Чувство опасности, которое не давало ему покоя с того времени, как хутор Липатова исчез за поворотом лесной дороги, мгновенно переросло в тревогу. Он ощущал её так, будто был связан по рукам и ногам невидимыми прочными верёвками, удерживающими его в прошлом. Не смотря на то, что Сергей постоянно гнал от себя тревожные мысли, чувство  беспокойства преследовало его даже по ночам. Иногда ему казалось, что на плечах лежит тяжёлый камень а сбросить его невозможно, поскольку, он понял это совсем недавно, этот груз был грузом ответственности за близких ему людей.

   Лисицын быстро оглядел помещение и заметил в углу поставленные один на другой деревянные поддоны. На поддонах возвышались металлические бочки с пивом, закреплённые туго-натянутой сетью. Слабое освещение делало убежище идеальным. Сергей шагнул в ту сторону и спрятался. Приближающиеся звуки шагов стихли. Наступила тишина, но Лисицыну показалось, что кто-то стоит на нижней ступеньке трапа. Он явно чувствовал присутствие ещё одного человека. Затаив дыхание, Сергей осторожно высунул голову из-за бочек и увидел силуэт. Это явно не был член экипажа. Коренастая фигура, облачённая в серый просторный плащ, почти бесшумно двигалась вдоль стены. В руке чернел какой-то длинный предмет. При свете тусклых лампочек блеснула сталь. Лисицын спрятал голову и замер. Он узнал человека, не смотря на чёрную бороду, изменившую лицо. Сердце сильнее забилось в груди, отдаваясь учащённым пульсом в висках. Все мускулы напряглись, зрение и слух обострились.

   И в этот момент щёлкнул выключатель. В помещении вспыхнул яркий свет.

   - Давай, выходи. Я знаю, что ты здесь, - голос Руслана звучал спокойно и уверенно. - Разберёмся, как мужчины без волын и поножовщины.

   Лисицын покинул своё убежище и встал в нескольких шагах от Руслана.

   - Смотрю - ты парень резвый. Выбрался всё-таки из дома Дементьева. По запаху за нами шёл, или как?

   - Случайность, - усмехнулся Руслан. - Аллах вывел на тебя.

   - Твой Аллах здесь не причём. Я тут ещё двоих знакомых встретил. Приличные, вроде люди. Но стереотип мышления сыграл с ними злую шутку. На рыбалку приехали к финнам. Ты — тоже рыбак?

   - Ага. А ты - рыба. Искал, наверное, где вода глубже и мутнее.

   - Каждому своё, - кивнул Сергей, с интересом рассматривая топор в руке Руслана. - С противопожарного щита снял? Ты же сказал - без поножовщины обойдёмся?

   - Не верь всему, что говорят. А пойти по твоему следу, было для меня делом чести. Ты меня разозлил.

   - Ты и честь? Что за бред?

   В это время Руслан сделал шаг в сторону и поднял топор, держа его наперевес. Лисицын расслабил кисти рук и чуть согнул в коленях ноги.

   Первый выпад остро заточенной стали просвистел над головой пригнувшегося Сергея. По инерции Руслан непроизвольно подался вперёд и налетел на встречный удар кулака, который задел его тело по касательной. Обратная отмашка руки с топором не встретила сопротивления плоти. Лисицын успел отскочить, и обух врезался в дверь морозильной камеры, оставив глубокую вмятину. Ребром ладони Сергей сильно ударил по кисти Руслана. Топор с глухим стуком упал и остался лежать на полу. Руслан потёр кисть, а затем принял боксёрскую стойку. По едва заметным повадкам и признакам Лисицын понял, что перед ним опытный боец, поэтому не стал торопиться, решив подождать новой атаки. Он смотрел прямо в глаза Руслану и периферийным зрением следил за левой передней рукой соперника. Удар правой ноги парня застал Сергея врасплох. Печень пронзила боль, но Лисицын успел уклониться от серии ударов кулаками. Нырнув под левую руку противника, он ткнул головой в близкий подбородок, потом мгновенно отпрянув, сделал быстрый шаг вперёд и послал свой локоть прямо в челюсть врага. Руслан упал на руки, и колено Лисицына легко вошло в незащищённый висок. Хрустнула кость. Соперник стал валиться на спину, и Сергей, сознание которого уже подчинялось отточенным навыкам и приобретённому боевому инстинкту, навалился сверху, прижал коленями предплечья Руслана и принялся добивать его ударами с обеих рук. Лисицын остановился, когда почувствовал, что тело под ним стало податливым, а голова начала безвольно мотаться из стороны в сторону. Сергей, задыхаясь, привстал, посмотрел на окровавленное лицо Руслана, нащупал на шее пульс. Сердце парня не билось. Лисицын удовлетворённо кивнул и поднялся на ноги. Подёргав ручки дверей морозильных камер, он нашёл одну открытую, затащил внутрь бездыханное тело бывшего телохранителя Дементьева и оставил труп в самом дальнем углу, заставив ящиками с апельсинами...

   Сергей возвращался в салон, чувствуя невероятную лёгкость, словно путы, связывавшие его до этой минуты, разрезало лезвие топора, который он подобрал с пола и вернул на место. Игоря и Катю Лисицын нашёл там, где оставил. Перед ними на столе остывала чашка кофе, предназначенная для Сергея, в кулаке которого был зажат ключ от каюты, найденный в кармане Руслана. Две пустых чашки стояли рядом с блюдечком, где лежал чек.

   - Что с тобой? - спросила Катя.

   - Абсолютно ничего.

   - У тебя вид счастливого человека, но взгляд людоеда. И скажи. Почему у тебя ссадины на кулаках?

   - Ох уж эта женская наблюдательность. Просто хочу есть. А кулаки заживут. Подумаешь — споткнулся на крутом трапе... Интересно. Здесь будут кормить?

   - Пойду узнаю, - поднялся Игорь.

   - Может, закажем еду в каюту? - спросил Лисицын, жестом фокусника раскрывая кулак.

   - Магия! - воскликнул Игорь. - Значит, поплывём с шиком?

   - Конечно, - подмигнул ему Сергей. - Со мной не пропадёте.

   - Кто бы сомневался, - слабо улыбнулась Катя.

   - Давайте закажем шампанского, фруктов. Можно даже икры, - Лисицын наклонился к женщине и прошептал: - Я хочу тебя.

   Дементьева ответила красноречивым взглядом и сказала:

   - Наконец-то.

   - Что "наконец", что? - схватил Лисицына за рукав Игорь.

   - Наконец-то начинается новая жизнь, - сказал Сергей, поднимаясь и краснея.

   Он ещё не знал, какой она будет эта жизнь, но уверенность, что всё образуется, крепла в его душе. Влюблённый взгляд Кати вселял в Лисицына надежду.

   Они довольно быстро нашли нужную каюту. Она оказалась небольшой, но уютной. Две кровати стояли почти вплотную к маленькому дивану, который сразу же занял Игорь.

   - Чур, я буду спать здесь, - сказал он, вытряхивая из своего рюкзака вещи.

   - Отлично! - Сергей поднял трубку внутреннего телефона, который почему-то не работал.

   - Давай так. Мы с тобой отправимся на поиски ресторана. Закажем что-нибудь в каюту, а мама приведёт себя в порядок. Хорошо? - Лисицын оглянулся на Катю, словно спрашивал у неё разрешения.

   - Идите, идите, мальчики. А я соединю кровати и переоденусь. Устроим пир, - Дементьева подтолкнула Игоря к двери.

   Ресторан оказался между верхней палубой и каютами первого класса. Двери в заведение были закрыты, но рядом работал ещё один бар. Сергей остановил стюарда, и через пару минут они уже обсуждали с метродотелем ресторана меню. На все переговоры ушло добрых пятнадцать минут. Возвращаясь в свою каюту, Лисицын шёл впереди, Игорь за ним.

   - Стой, - тихо сказал Сергей, останавливаясь в двух шагах от двери. - Знаешь...  По-моему, мы забыли про минеральную воду и сок. Пожалуйста, Игорёк, вернись и найди официанта. Пусть сделает дополнение к заказу.

   Проводив фигуру мальчика взглядом, Лисицын повернулся. Он точно помнил, что Катя закрывала за ними дверь, и сейчас при виде узкой щели, из которой в коридор просачивался свет, чувство острой тоски захлестнуло сердце. Сергей толкнул дверь ногой и переступил через порог.

   Катя лежала поперёк кровати лицом вверх Открытые тёмно-синие глаза неподвижно смотрели в потолок. Волосы рассыпались по одеялу. Две аккуратные дырочки со следами крови пятнали белую блузку с левой стороны груди. Чёрные струйки, вытекая из тела Кати, медленно пропитывали постель...  

   - У-у, - застонал Лисицын, медленно опускаясь на край кровати, и беря в ладони мёртвое лицо женщины. - У-у-у... Руслан... Сволочь... Две кровати в каюте... Господи! Какой я идиот!

   Слёзы туманили взгляд, спазм перехватил горло. Сергей сидел неподвижно, гладя лицо любимой женщины, поправляя волосы, отводя пряди назад. В голове медленно, будто спотыкаясь друг о друга, вяло текли мысли, превращая в реальность запоздалую догадку, что Руслан работал в паре ещё с кем-то, и этого человека предстояло найти...

  

   Послеобеденное время в небольшом баре городка Hout Bay в окрестностях Кейптауна недалеко от причала Bay Harbour в этот день оказалось периодом затишья. Проголодавшиеся сёрферы, обычно выходящие к морю с рассветом, чтобы оседлать большую волну под названием “Dungeons“ или “Тюрьма“, пообедав, разошлись по своим отелям, забрав с собой своих подружек. Погода была тихая, поэтому волне так и не удалось достичь нужной высоты, когда адреналин начинает будоражить кровь экстремалов, а парни с досками в обнимку бросаются к гавани, чтобы арендовать лодки и добраться до места рождения легендарной “Тюрьмы“. Поэтому затишье для бармена было вполне объяснимым явлением.

   За стойкой бара сидели два загорелых оболтуса, облачённые в шорты с огромным  накладными карманами. Цветастые гавайские рубашки на парнях выглядели яркими пятнами в сумраке помещения. Перед молодыми людьми стояли высокие бокалы с пивом, к которым сёрферы изредка прикладывались.

   - Да. День прошёл зря, - лениво сказал один из них, с тоской оглядывая помещение. - И куда все подевались?

   - По домам разошлись, - попытался завязать разговор скучающий бармен. - Волны' сегодня уже не будет. 

   - И когда она появится? - развернулся к нему парень. - Мы, что - зря ехали сюда к чёрту на рога в Южную Африку? Это же надо. Волну тюрьмой назвали... Сколько я слышал разговоров о ней и об этом местечке. А, что оказалось?

   - Это вы зря, парни, - бармен протёр тряпкой мраморную стойку, чуть сдвинув бокалы. - Наша Аллея акул — славный городок.

   - И чего в нём такого? Волна — так себе. Ни одной акулы я пока не видел. Кто мне скажет, когда будет та самая Dungeons?

   - Вы хотите, чтобы “Тюрьма“ захлопнула за вами свои двери, - усмехнулся бармен. - Я знал здесь чёртову кучу придурковатых мачо, которые пытались оседлать ту самую настоящую Тюрьму. Да вот только на берег своими ногами выходили немногие. Меня зовут Билл, если вам интересно.

   - Билл. Это — Майк, а я — Питер, - второй парень не прочь был познакомиться с местным жителем. - И всё же. Сколько нам ждать эту волну? Та, что была сегодня — для новичков.

   - Когда ждать Dungeons знает только вон тот мужик. Справа у окна — столик... Видите?

   - Он — сёрфер? - спросил Майк, оборачиваясь. - С ума сойти. Да, ему — лет семьдесят. Старик, одним словом.

   - Да, не пяльтесь вы так долго на него. Парень этого не любит. А вид у него — обманчивый. То, что на голове седина, ровным счётом ничего не значит. Если присмотреться, у него на виске - шрам от пули. Мужик его скрывает под волосами. То ли ему в голову стреляли с близкого расстояния, то ли он сам пытался застрелиться. А ещё тут одна девица подкатывала к нему. На спор пыталась соблазнить Джава... Так вот она рассказывала, что у парня на теле — след ножевого ранения и пара пулевых отметин. Наверное, потому он и зарос. Не хочет зря светиться. Бороду отпустил, усы. Сутулиться. Всё это — камуфляж. Он тут на прошлой неделе в одиночку пятерых клиентов так отделал. Двум парням пришлось ехать в больницу, - понизил голос бармен.

   - Пятерых? - удивился Питер, осторожно поворачивая голову к окну. - Он, что — мастер ай-кидо? Хотя, руки у него... Мускулистый.

   - Не знаю, какой он мастер, - продолжал бармен, разглядывая на свет только что вымытый стакан. - Но дерётся, словно он - Брюс Ли. А на самой опасной Dungeons, метров пятнадцать высотой, он раз десять катался. Я ж говорю — у него с мозгами что-то не так. Мне тут один тип на ухо нашептал, что этого малого... Чёрт. Имя у него какое-то странное... На китайский манер... Так вот. Его видели на Гавайях, в Полинезии и Австралии. Везде, где рождаются волны-убийцы. Тут один, такой же тронутый умом япошка говорил, что Джав прокатился на волне Циклоп у побережья Западной Австралии. А Циклоп — это одиннадцать баллов по десяти бальной шкале опасности...

   - Ну и дела? - восхитился Питер. - Сам легендарный Кен Бредшоу*, увидев Циклопа, развернулся и ушёл, не сделав ни одной попытки. Так, ты говоришь — этот седой мужик был на острове Мауи?

   - Точно, - кивал бармен, поглядывая в сторону человека, сидящего у окна. - Вообще-то, мы называем этого парня Джав. Он трижды оседлал восемнадцатиметровую Jaw на Мауи и остался цел. Там руки, ноги ломает каждый пятый сумасшедший, которыми вы все, по сути, являетесь...

   - Jaw? Челюсти? Он справился с той самой... - Майк развернулся вместе со стулом, который со скрежетом едва не продырявил деревянный пол.

   - Чёрт тебя возьми, парень, - зашипел бармен, - Мне не нужны неприятности...

   - Тогда этот мужик — легендарная личность, - восхищённо прошептал Питер. - На Мауи в том месте полно акул, а волна — страшнее острых челюстей. Схватывает зазевавшегося мгновенно. Впрочем, чего от большой волны ещё ждать? - парень наклонился к своему приятелю. - Там - подводный риф. Я бы не рисковал в том месте.

   - Точно, мужики, - согласился с сёрферами бармен. - Я прочитал в газете, что та волна “захлопывается“ со скоростью челюстей крокодила и так же безжалостна к любому промедлению. А то, что назвали её так, тоже неслучайно. Смотрели фильм Челюсти? Говорят - акул в тех местах действительно много. От привычных серых до леопардовых и бразильских светящихся. И вообще, не понимаю, за каким дьяволом лезть в пасть океану? Хотя, если ты склонен к самоубийству, тогда тебя ещё можно понять...

   - А про Полинезию ты не загнул? Чувак был на Таити и катался на Теаюпоо — Королеве волн?

   - Угу, - подтвердил бармен. - Два года назад Джав на мировом чемпионате взял первое место вместе с чеком на пятьсот тысяч баксов. Правда, тут же подарил эти деньги матери какого-то парня, погибшего у ног “Королевы“. А тот утонувший пацан, между прочим, встал на доску раньше, чем научился ходить. Я же вам про что здесь толкую? Такую сумму нормальный человек не выбросит на ветер. Этот Джав — по полной программе не в своём уме. Будто ищет смерти. Гоняется за гигантскими волнами, словно одержимый. А в перерывах, когда просто сильно штормит, выходит в море на катере и скрывается за горизонтом. Однажды три дня пропадал. Думали — всё. Пора заказывать отходную молитву в местной церкви. Береговая охрана уже спасательную операцию организовала, а Джав утром четвёртого дня взял и вернулся. От катера одно название осталось. Рубку снесло, повредило винт. Двигатель работал на одном цилиндре. Сам мужик еле на ногах стоял. Одним словом — у нашего Джава с мозгами большие проблемы. Кстати, если хотите нанять лодку, чтобы добраться до “Тюрьмы“, обращайтесь к нему. У парня есть отличный мощный катер, да ещё два скутера в придачу.

   - С ума можно сойти... Отличный повод познакомится с этим Лэйрдом Гамильтоном**, - тихо сказал Майк, делая большой глоток из бокала.

  

*Кен Бредшоу — входит в пятёрку лучших сёрферов современности. Встал на доску в тринадцать лет.Первым придумал транспортировать сёрферов к месту зарождения волн с помощью гидроциклов.

**Лэйрд Гамильтон (2 марта 1964 г) — Первый американский профессиональный сёрфер. В 17 лет стал опытным сёрфером. Являлся дублёром Кевина Костнера в фильме Водный мир. Считается одним из лучших сёрфингистов всех времён на большой волне. Первым покорил королеву волн волну “Теаюпоо”(Таити. Французская Полинезия).

 

   - Во, во. Если захочет, он сам вам расскажет и про Теаюпоо, и про Челюсти, и про волну Циклоп, калечащую новичков у берегов Западной Австралии, - проворчал Билл. - Ещё пива?

   - Налей-ка нам лучше виски. В три стакана — на три пальца. Лёд — отдельно, - сделал заказ Майк. - И тащи выпивку за столик к тому мужику. Пошли, Питер. Пора познакомиться с местной знаменитостью.

   Парни поднялись и двинулись за барменом, который уже шёл в нужном направлении, держа в руках бутылку, три стакана и ведёрко со льдом.

   - Джав! Привет. Ты извини. Тут с тобой хотят перекинуться парой слов, - сказал Билл, ставя на стол стаканы и наливая туда спиртное.

   Мужчина, до этого смотревший в окно с отрешённым видом, вяло повернул голову к бармену и проворчал:  

   - Отвали, Билл.

   - Я, что? Я — ничего. Просто парням нужен катер. Они к тебе со всей душой. Вот. Выпивку заказали.

   Джав сосредоточил взгляд на Майке и Питере.

   - Одеваться, как сёрферы, ещё не значит быть ими.

   - Мы уже давно профи! - упрямо выпятил подбородок Майк.

   - Оно и видно, - Джав с лёгкой усмешкой оглядел парней. - Я заметил вас ещё три дня назад. На вас были гидрокостюмы. Муха не сидела, новенькие, с иголочки. Даже бирки не удосужились срезать.

   - Это ничего не значит, - сказал Майк, толкая локтем в бок своего приятеля. - Старые поизносились. Нет, правда. Мы далеки от мысли досаждать вам, но хотели бы услышать совет по поводу Тюрьмы. В каком месте лучше забраться ей на спину?

   - Ладно, ребята, - сказал бармен. - Вы тут поговорите, а мне стаканы мыть надо.

   Билл ретировался за стойку и склонился над раковиной. Послышался звон разбитого стекла и негромкое ругательство бармена.

   - На спину говорите? - спросил Джав, отодвигая на край стола стакан с виски.

   Было заметно, что он ещё не решил — нужен ему разговор с любителями или нет.

   - Вы — американцы?

   - Да, - Питер переглянулся с Майком. - Так, мы можем присесть?

   - Валяйте, - сказал Джав. - Только это пойло пейте сами. Без обид, ладно?

   - “Гленмур“ — нормальное виски, - Питер потёр ладонью заросший подбородок. - Если не нравится, скажите, что вы будете пить, мы закажем.

   - Билл! - позвал бармена Джав. - Я знаю — у тебя есть водка. Тащи сюда бутылку. Посмотрим, чего стоят эти парни.

   - Водку пьют только русские, - сказал Питер, доставая пальцами из ведёрка лёд и бросая его в свой стакан.

   - А я и есть русский, - усмехнулся Джав, принимая из рук Билла бутылку “Смирновской“.

   - Серьёзно? - воскликнул Майк. - Где Россия, а где Южная Африка? Значит, Джав — это не настоящее ваше имя?

   - Меня зовут Лисицын.

   - Ли-си-цын? - переспросил с пренебрежительной гримасой Питер. - Знаю я одного китайца с таким именем. Он владеет школой У-Шу в Санта-Барбаре.

   - Лисицын — производная от лисы или лисицы. Точно так же, как фамилия Вулф или Волков происходит от волка, - терпеливо объяснил Сергей. - Ты что-нибудь имеешь против русских или китайцев?

   - Ровным счётом ничего, - смутился Питер.

   - Давай, давай. Вижу, что имеешь, - ладони Лисицына, спокойно лежавшие на столешнице, медленно сжались в кулаки.

   - Просто у нас в газетах и по телеку много чего пишут и говорят про русских. Но лично я к ним абсолютно толерантен, - поторопился сказать Питер.

   - То есть, надо понимать, что ты не расист? - язвительная улыбка слегка раздвинула губы Сергея.

   - Конечно. Мы не расисты, - поторопился включиться в беседу изрядно захмелевший Майк. - И вообще. Все люди, особенно сёрферы, братья.

   - Вот и ладно, - кивнул головой Лисицын, поднимая бутылку водки. - Тогда выпьем за нас, русских, - провозгласил он и, не дожидаясь реакции парней, начал пить водку прямо из горлышка.

   У Питера полезли на лоб глаза, когда уровень жидкости в бутылке стал стремительно понижаться. Майк с открытым ртом следил за кадыком Сергея, который ходил вверх и вниз.

   Лисицын оторвался от бутылки, когда в ней оставалось водки на треть. Он вытер губы тыльной стороной ладони и равнодушно взглянул на изумлённых парней, застывших со стаканами в руках.

   - Так будем пить или нет? - спросил Сергей, беря из кувшина кусочек льда и закладывая его за щеку.

   - Да, да, - спохватился Питер, заметив в глазах нового знакомого недобрый огонёк.

   Сёрферы сделали по внушительному глотку из своих стаканов.

   - Джав... Можно тебя так называть? - Майк с возрастающим уважением смотрел на Лисицына. - Так проще выговорить.

   - Валяй.

   - Научишь нас фокусу с водкой? Я такого никогда не видел.

   - Этому научить нельзя. С этим нужно родиться, - сказал Лисицын, снова берясь за бутылку.

   - Не понимаю. С чем таким - этим?

   - Слышали о загадочной русской душе?

   - Ах, ты об этом? Ага. Загадочная русская душа. Медведи на улицах Москвы, гармошки, матрёшки и всё такое прочее.

   - Вот именно.

   - Сейчас. Подожди, - захмелевший Питер попытался обнять Лисицына, но тот движением плеча сбросил руку парня. - Один чувак мне какого-то вашего Некрасова цитировал. Щас вспомню. Ага, вот. Есть женщины в русских домишках. Напьёшься, не бросит, спасёт. Коня на скаку остановит, захочешь — тебе отсосёт...

   - А вот это ты зря, - ладонь Сергея мгновенно оказалась на запястье Питера, лицо которого тут же исказилось от боли.

   Парень почувствовал железную хватку, будто его рука попала в стальные тиски.

   - Твой чувак — козёл. А ты, если хочешь почитать Некрасова, купи себе нужную книжку, а не повторяй чужой бред. Ты меня понял?

   - Да, да. Конечно. Извини.

   Лисицын отпустил руку, и Питер начал массировать собственное запястье, где пальцы Сергея оставили белые следы.

   - Ну, ты, брат, силён.

   - Я тебе не брат.

   - Я же сказал, извини. А ты не мог бы просветить нас про вашего Некрасова. Правильный вариант куплета можешь вспомнить?

   - Куплета? Эх, ты, темнота! - Лисицын, допив водку, подобрел. - Слушай:

   “Есть женщины в русских селениях

С уверенной важностью лиц,

С красивою силой в движениях,

С походкой, со взглядом цариц,—

Их разве слепой не заметит,

А зрячий о них говорит:

“Пройдет — словно солнце осветит!

Посмотрит — рублем подарит!“

Красавица — миру на диво,

Румяна, стройна, высока.

Во всякой одежде красива“...

   - Эх, что вы понимаете в русских женщинах? - после небольшой паузы с печалью в голосе пробормотал Лисицын. - Учите русский язык. придурки. На английском стих звучит по-идиотски. Ладно. Мне пора.

   - Слушай, Джав. Мы с тобой о деле так и не поговорили! - воскликнул Майк.

   - Это вы о катере, чтобы волну оседлать?

   - В точку.

   - Поищите в гавани кого-нибудь ещё. Когда “Тюрьма“ проглотит вас, я не хочу быть к этому причастным.

   - Опять ты за своё. Мы не новички. Тебе, что — деньги не нужны?

   - Да, пошли вы. Сказал — не повезу, и точка.

   - Ха! Подумаешь — Келли Слейтер* нашёлся. Видали мы таких, - пренебрежительно сказал Майк, поднимаясь и сжимая кулаки.

   - Парни. Я бы на вашем месте не нарывался, - с беспокойством сказал Билл, выходя из-за стойки бара.

   Но захмелевших сёрферов уже было не остановить. Питер, следуя примеру Майка, встал, и зашёл за спину Лисицыну.  

   - Давай, пойдём на свежий воздух, чтобы тебе не платить за битые стаканы, - выкрикнул Майк, хватая Сергея за плечо.

   В следующий момент тело парня взлетело и, преодолев по воздуху пространство до противоположной стены заведения, тяжело грохнулось о музыкальный автомат. Удар пришёлся Майку точно в челюсть. Заиграла музыка, на пол посыпались стёкла. Питер, приняв боксёрскую стойку и перемещаясь на непослушных ногах, отступал к ряду столиков, расставленных в центре зала. Сергей, не спеша, двинулся к Питеру, но тот опустил глаза и неожиданно спрятался за спину бармена.

   - Остынь, Джав, - прогудел Билл, выставляя перед собой ладони. - Мне не нужны сегодня неприятности.

   Взгляд Лисицына снова стал равнодушным и спокойным.

   - Ты прав, дружище. Эти новички не стоят даже разбитых стаканов. Пришли мне счёт за посуду и сломанный автомат.

   - Обязательно, Джав. Зайдёшь завтра, будет тебе счёт.

   - Завтра не могу. Впрочем, - Сергей сунул руку в задний карман штанов и вытащил пачку банкнот. - Десяти тысяч рэндов** хватит?

   - Вполне.

     

*Келли Слейтер — легенда мира сёрфинга. Выиграл восемьдесят девять процентов соревнований. Одиннадцатикратный чемпион мира.

**Рэнд — официальная денежная единица Южно-Африканской республики. Равно 4, 74 р

 

   - Говорил я вам. Осторожней с Джавом. У него мозги набекрень после того, что случилось с его женой, а вы — про баб, - ворчал бармен, поднимая с помощью Питера потерпевшего фиаско в драке клиента. - Ни хрена себе кровоподтёк на скуле, - посочувствовал он Майку. - Ты — в порядке, парень?

   - Голова ещё кружится, - признался тот, делая неуверенные шаги и садясь на стул.

   - Здорово он тебя саданул. Я глазом не успел моргнуть, - с восторгом воскликнул Питер. - Руки — будто молнии. До чего он быстрый, сволочь.

   - Молнии, - передразнил Питера Майк. - Нужно было стулом Джава по тупой башке двинуть. От тебя помощи — никакой. Друг называется. А ты, Билл, тоже хорош. Предупреждать надо.

   - Откуда мне было знать, что ты какого-то Некрасовского вспомнишь? - сказал бармен, подавая Майку лёд, завёрнутый в полотенце.

   - Некрасова, - проворчал Майк, прикладывая лёд к скуле. - Кстати, а что случилось с его женой?

   - Женой Некрасова?

   - Женой Джава, чёрт возьми!

   - Никто точно не знает, - пожал плечами Билл. – То ли в море погибла, то ли кто её застрелил. Слухи разные ходят. У него и сын есть. Лет восемнадцать парню. Один раз приезжал сюда. Побыл пару дней и обратно в Европу рванул. Говорят — он учится в Англии. Кембридж или Оксфорд. Не помню точно. Но отношения у него с Джавом натянутые. Пацан ведёт себя с отцом так, будто тот в чём-то виноват перед ним. Ладно, парни. Двигайте в свой хостел. Мне тут прибраться нужно, да музыкальный автомат заказать. Если позвоню сейчас, к вечеру привезут.

   Сёрферы, расплатившись, покинули заведение и пошли по улице к морю. Там они постояли в числе немногих, с надеждой глазеющих на океан в ожидании больших волн. Но погода стояла на редкость безветренная.

   Майк бросил в кусты мокрое полотенце и пощупал ссадину на скуле.

   - Скотина, - сказал он. - Проучить бы надо этого китайца Джава.

   - Никакой он не китаец. Ты же знаешь.

   - Ну и что, что он русский. Этих гадов нужно всегда и везде ставить на место. Пусть валит в свою Россию на гармошке играть.

   - Это в тебе говорят разбитые вдребезги самолюбие и гордость.

   - И, что с того. Мы, американцы, господствующая нация. Мы диктуем условия миру. Мне плевать на умение Джава махать кулаками. Давай подстережём его вечером в тёмном углу и отдубасим. Против клюшки для гольфа или бейсбольной биты приёмов нет, будь ты хоть сам Чак Норрис.

   - Мы, зачем сюда приехали? - с раздражением спросил Питер. - С русскими драться? Делать мне больше нечего.

   - Не с русскими, а с одним единственным русским китайцем. Ты мне друг или нет?

   - Предположим.

   - Предположим? К чёрту твою толерантность. Друг или нет?

   - Ладно, ладно. Друг.

   - А если друг, делай то, что тебе говорят. Достань пару бейсбольных бит. Я видел их в местном спортивном магазине, где мы покупали гидрокостюмы, а я пока узнаю, где живёт этот Джав. Встретимся через полчаса возле бара.

   Приятели разошлись. Ближе к вечеру, уже в сумерках они стояли под кроной огромного платана на окраине небольшого посёлка.

   - Это точно дом Джава? - спросил Питер, разглядывая двух этажное бунгало с пристройкой в виде гаража. Строения опоясывала живая изгородь из низкорослого кустарника, позволяющего спокойно наблюдать за тем, что делалось в усадьбе.

   - Точно, точно. Мне торговец вином сказал. Последний дом на этой улице. Смотри... Дальше пустырь до самого побережья.

   - И сколько нам тут ждать?

   - Откуда я знаю. Но Джав обязательно должен выйти. Видишь гараж?

   - Да.

   - Там наверняка хранятся доски, скутер и прочая хрень для сёрфинга. Я встретил парней в винной лавке. Они говорят, что завтра будет Волна. Чувствуешь? Ветер усиливается.

   - Да. И вроде, холоднее стало.

   - Вот и прекрасно. Джав наверняка с вечера будет в гараже проверять гидрокостюм, осматривать доски, выбирать подходящую. Смотри. Вон его пикап стоит с прицепом. По-моему, это Додж. Под брезентом на прицепе — очертания скутера.

   - Точно. Додж. Решётка радиатора похожа.

   - Значит, ждём. Появится — тихо подходим со спины и... Понял меня? - Майк повернулся к Питеру.

   - Это и есть твой план действий?

   - Да. Тут место безлюдное. Уложим Джава и — в бар. Типа — были на море, а потом нам выпить захотелось. Да и кто американцам посмеет что-то предъявить?

   Приятели нашли два валуна, вросших в землю, и сели почти рядом, не выпуская из поля зрения дом Лисицына.

   - Интересно. Сколько стоит арендовать такое бунгало на месяц? - спросил Питер.

   - Джав купил его, - ответил Майк. - Ты лучше наблюдай за домом.

   - А, чего на бунгало зря пялиться. Окна на первом этаже светятся, значит Джав сидит сейчас с банкой пива в руках и телевизор смотрит, а мы тут мёрзнем на ветру...

   Питер не договорил. Дверь бунгало распахнулась, и на террасу, обращённую в сторону моря, вышел Лисицын. Его сопровождал огромный чёрный терьер. Пёс повернулся в сторону кустов и поднял голову, принюхиваясь.

   - Чёрт! - прошептал Питер, сползая на землю. - Торговец вином не сказал тебе, что у Джава есть собака?

   - Нет, - тихо ответил Майк, вслед за товарищем ложась на землю.

   Пёс залаял, порываясь сойти с террасы.

   - Что там, Джон? Фу! - прикрикнул на собаку Лисицын. - Кого ты учуял? Остынь, парень. Это медоед* или скорей всего дикобраз. Сидеть!

   Собака повернула к хозяину морду, пару раз рыкнула и улеглась возле кресла-качалки, в которой расположился Сергей. Он смотрел в сторону моря, чей запах становился всё ощутимей, но не видел ничего вокруг. Перед глазами стояли синие глаза Кати.

   “Господи! - шептал Лисицын. - За что ты наказал меня? Что я тебе сделал? О, Боже! Море сегодня пахнет цветами Востока. Оно пахнет так, словно Катя — здесь, рядом со мной“.

   Огромная Луна зависла над побережьем, время от времени закрываемая быстро проносящимися облаками. Ветер заметно усилился, воздух становился всё холоднее. Издали доносился возрастающий с каждой минутой гул океана. Внезапно Лисицын вскочил на ноги и взял собаку за ошейник, поднимая пса.

   - Джон! Место! - Сергей открыл дверь и впустил собаку в дом.

   Рулонная дверь гаража начала медленно подниматься. Внутри зажёгся свет, позволяя увидеть два скутера, несколько досок для сёрфинга, спасательный жилет, три гидрокостюма и бухты тонких канатов на стенах. Сам Лисицын подбежал к пикапу, завёл двигатель, нырнул в гараж, схватил широкую доску и положил её в кузов. Потом сел в кабину и, оставив дверь гаража открытой, тронул машину с места, выезжая на едва заметную в сухой траве дорогу, ведущую к морю.

   - Пошли, - сказал Майк, вставая с земли. - Он собирается поймать волну. Нам это на руку. Машина едет медленно, Мы застанем его на пустынном берегу.

   Питер вскочил, отряхнул джинсы и последовал за Майком, который уже бежал лёгкой трусцой вслед удаляющимся задним габаритным фонарям.

   Парни оказались на берегу, когда скутер уже качался на пологой волне в укромной узкой бухте, защищённой от ветра высокими скалами. Лисицын, уже одетый в гидрокостюм, привязывал к скутеру доску.

   - Эй, Джав! - издали крикнул Майк, переходя на шаг и пряча за спиной биту. - Подожди!

   Сергей оглянулся, внимательно посмотрел на парней и, ничего не сказав, вошёл в воду, а потом уселся на скутер. Взревел мощный мотор. Судёнышко медленно двинулось в сторону огромных гребней, где напору моря пытался противостоять риф. Дальше, в океане при свете Луны можно было увидеть высокие волны, идущие одна за одной, закрывая тёмной стеной линию горизонта.

   - Дьявол! - выругался Майк, в сердцах швыряя биту на прибрежную гальку. - Нужно ждать, когда он вернётся.

   - Может, нам плюнуть на это дело? Зря мы его затеяли, - сказал Питер, переводя дыхание. - Смотри. Сегодня будет та самая волна, ради которой мы здесь. Вон, вон, - сёрфер поднял руку, указывая на воду. - Видел что-нибудь подобное?

   В той стороне, где ревел океан и куда двигался скутер, преодолевая границу рифа, родилась волна, закрывающая половину неба.

   - Чёрт! Это безумие.

   - Что именно? - Майк с открытым ртом следил за скутером, прибавившим скорость и силуэтом человека, который начал быстро удаляться, постепенно сливаясь с гигантской волной.

   - Джав — сумасшедший! - воскликнул Питер. - Эта волна убьёт его.

   - Хотел бы я на это посмотреть, - тихо сказал Майк.

   - Скорее, - Питер схватил приятеля за руку. - Вон с того утёса обзор - лучше не придумаешь.

   Парни бросились бежать и через пару минут оказались на вершине высокой скалы, обрывающейся отвесной стеной в море. Застыв на месте, они нашли взглядами скутер, который развернулся и маневрировал довольно далеко от границы рифов. Внезапно мотор взревел, и скутер рванулся навстречу огромной волне.

   - Ну, ну... Давай! - крикнул Майк, наблюдая за удаляющимся силуэтом. - Пора! Становись на доску.

   Питер, молча, закусив нижнюю губу, смотрел на море.

   Высокая волна, гребень которой был хорошо заметен в свете Луны, накрыла маленькое судёнышко и человека.

   - Всё, - сказал Майк, вытирая испарину со лба. - Ему — конец. Пошли отсюда. Нужно сообщить полиции.

   - Смотри. Смотри! - завопил Питер, указывая направление рукой.

   Волна, ревя и закручивая свой белёсый гребень, перевалив через рифы, неожиданно опала, будто её пригладили ладонью. Стал виден скутер, который прошил эту волну, словно игла ткань. Он выглядел маленькой щепкой во впадине, которая образовалась после прохождения огромной массы воды. Судно замедлило ход и почти остановилось, повернувшись носом к очередной, ещё более мощной волне. Сверкнула светоотражающая полоса на гидрокостюме. Человек, вернее — еле заметный силуэт по-прежнему находился в седле скутера, который приплясывал на океанской зыби, словно норовистая лошадь.

   - Следующая — метров тридцать будет, - крикнул Питер на ухо Майку, стараясь перекричать ветер и гул моря.

   - Если не больше, - ответил Майк. - Я бы на его месте этого не делал.

   - Жаль - камеры нет, - прокричал Питер. - Парень собирается повеселиться.

   В это время Лисицын, не сводя глаз от надвигающейся волны — монстра, на ощупь отвязал доску, зажал её под мышкой, потом привстал, схватил сёрф и бросился в океан.

   - Вау! - заорал Майк, заметив, что скутер, словно маленький поплавок, стал подниматься вверх, а потом перевернулся и пропал из поля зрения.

   Зато под огромной аркой, образованной гребнем волны, сверкнула белая полоса на чёрном гидрокостюме.  Тонкая призрачная тень человека, то исчезая, то появляясь вновь, стремительно, на огромной скорости скользила по поверхности моря, оставаясь на кромке между жизнью и смертью.

   Сёрферы при свете огромной Луны, будто зачарованные, наблюдали невероятную, сюрреалистическую картину, понимая, что за кажущейся лёгкостью скольжения скрывается фантастическое чувство равновесия, огромное напряжение нервов, мышц и тонкий расчёт.

   - Чёрт его возьми! - не оборачиваясь к приятелю, крикнул Майк. - Глазам своим не верю.

   - Это Господь держит его на доске, - прошептал Питер.

   - Хотел бы я знать, что стало с его скутером? Хотя, что ему думать о каком-то скутере, когда...

   Майк не закончил мысль. Гребень волны, привычно закручиваясь в гигантскую пружину и настигая безумца, уже нависал над маленькой тонкой, балансирующей на доске фигуркой. Спустя мгновение силуэт человека исчез в кипящем водовороте. Мелькнули две половинки сломанного сёрфа.

   Удар волны в барьерный риф прозвучал орудийным выстрелом и рассыпался оглушительным раскатом грома. Огромный вал легко преодолел преграду, но, потеряв величие, мощь и невероятную высоту, на удивление долго катился к утёсу, на котором стояли Майк и Питер. Каскады воды, соприкоснувшись со скалой, подняли в воздух веер из пены, мелких камней и брызг, которые едва не добрались до едва успевших отскочить парней...

  

   Через сутки около двенадцати часов дня бар возле причала был набит до отказа. Возле стойки собрались любопытные, чтобы в который раз послушать рассказ двух американцев о невероятном событии — попытки укрощения невиданной до той поры огромной волны с устрашающим названием “Тюрьма“. Однако, сейчас Майк и Питер были в центре внимания не только любителей серфинга, но и группы тележурналистов. Парни стояли, освещённые светом софитов под прицелами видеокамер с выражением лиц, соответствующим исключительности момента.

   - Ночью это было. Вернее - около полуночи. Мы случайно оказались в той бухте, - вдохновенно, словно отличник возле школьной доски, врал Майк. - Смотрим — подъехал пикап с прицепом. Из него вышел парень в гидрокостюме. Спустил на воду скутер, уселся на него, подхватил доску и...

   - Почему вы не остановили его? - перебил парня кто-то из репортёров. - Есть люди, рассказавшие нам, что погода той ночью отличалась очень сильным ветром и огромными волнами.

   - Мы кричали Джаву, чтобы он опомнился и отказался от своей безумной затеи, но куда там, - продолжал сочинять Питер. - Он и слушать не хотел. Только махнул рукой и крутанул ручку газа.

   - Что? Волна действительно была огромной?

   - Огромная — не то слово. Тюремная стена. Другого слова не подберёшь. Высотой метров двадцать — двадцать пять. Ночью трудно определить, хотя Луна была — во, - Майк развёл руки в стороны.

   - Может, этот Джав находился в состоянии алкогольного опьянения?

   - Скорее всего. Накануне мы виделись с ним здесь, в этом баре, и он выпил бутылку водки за два глотка, - Майк сокрушённо покачал головой...

   Через полчаса софиты погасли, и сёрферы начали потихоньку расходиться, в который раз обсуждая происшествие и громко споря до хрипоты о мотивах, побудивших Джава выйти в море.

   Когда бар опустел, бармен собрал стаканы, пустые бутылки из-под пива, вымыл посуду, протёр столы, затем стойку и уселся за ней, открыв местную газету, где увидел фотографии Майка и Питера. Ниже, занимая почти всю полосу, был напечатан рассказ американских парней под  заголовком - “ Смерть на гребне волны-убийцы“. Тут же курсивом красовался подзаголовок чуть меньше - “Сообщник волны-убийцы — алкоголь“.

   Билл, надев очки начал читать:

   “Вчера ночью в состоянии сильного алкогольного опьянения погиб один из любителей сёрфинга, которого жители города Hout Bay и обитатели гавани Bay Harbour называли Джавом. Точное и полное имя жертвы океана пока держится в тайне. Полиция, проводившая обыск в доме погибшего, не обнаружила там никаких документов, но судя по письмам, найденным в ящике письменного стола, Джав был выходцем из России, однако носил китайскую фамилию Ли-Си-Цин. По словам источника близкого к следствию, с большой долей вероятности можно утверждать, что погибший являлся агентом Кремля, специалистом в области гибридных войн и кибер атак, что доказывает наличие в его бунгало двух компьютеров и огромного сейфа, который полиция пока не может открыть. В настоящее время продолжается обыск с целью обнаружения ключа... Если ключ не будет найден, специалисты с привлечением соответствующих технологий попытаются вскрыть стальной ящик, который предположительно заминирован“...

   Билл выругался, потом налил себе виски и опрокинул стакан в рот.

   - Журналюги, - ворчал он, поворачиваясь к девушке - официантке, которую он нанимал в случае большого наплыва клиентов, - Алкогольное опьянение. Агент Кремля. Заминированный сейф. Чушь собачья. Полный бред. Опьянение? Парень мог выпить в один присест литр водки и остаться на ногах. Да и какой он агент? Целыми днями пропадал в море. Спросили бы меня, я бы этим придуркам открыл глаза. Джав даже не был умалишённым, каких полным-полно среди толп тронутых мозгами сёрферов. Сдаётся мне, мужик был не в ладах с собственной душой и на ножах с этим больным, хромым, безумным миром. Господи! Да, мы все живём в аду, созданном собственными руками...

   Билл взял чистый стакан, достал из-под стойки бутылку виски, потом огорчённо махнул рукой, перекрестился и приложился к горлышку.

    

  

  

 

 

  

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/