Страница в LiveJournal https://shtormovoy.livejournal.com/
Группа автора Вконтакте https://vk.com/vitshtormovoyclub
На темной поверхности Воды Первоздания, словно чужеродный нарост на теле велистогра, вырос огромный пузырь. Настало время рождения чуда. Юный Рери смотрел одним глазом из пузыря на предстающий перед ним мир. Его взгляд тянулся к единственному источнику света, который тлел в этом холодном и темном подземелье — факелу, который зажгла старуха Гисменит в надежде, что он поможет найти Перворожденному путь и не даст сгинуть в темных пучинах опасных Вод. Но этого маленького огонька хватило для того, чтобы в пузыре возникло движение. Грудная клетка Рери начала постепенно ритмично подниматься и опускаться. Губы зашевелились, произнося какие-то таинственные слова. До сих пор никому не известно, что за слова произносят Перворожденные, появляясь на свет. Эта загадка уходит вглубь веков. По поверью народа Синерги, в начале времен цикла Перерождения на гладкой поверхности бесконечного черного и пустого космоса образовалась капля. Капля воды, которую впоследствии нарекли Водой Мироздания. Она блуждала в космосе тысячи циклов, пока не достигла чертогов вечности. Пожиратель Миров Нимп с удивлением обнаружил, что не всё, с чем он боролся миллиарды циклов, уничтожено. Осталась эта единственная капля, которая посмела бросить вызов и нарушить его покой. В бешеной ярости он бросился на нарушительницу своего спокойствия, пытаясь разорвать ее на атомы, а атомы превратить в сок, который так необходим ему для долгого и крепкого сна. Разогнавшись до невероятной скорости, Нимп открыл пасть и проглотил каплю. Однако тот, кто раньше одним движением уничтожал целые миры и галактики, не смог сделать ничего против одной-единственной маленькой капли. Ибо написано на вечных скрижалях времени: «И тьма проглотит свет. Но нет в мироздании такого закона, который позволил бы существовать этим двум противоположностям одно без другого». Нимп, ослепленный жаждой превращения мира в пустоту ради собственного ничем не рушимого сна, давно уже забыл этот непоколебимый закон, за что и поплатился. Пожиратель миров в тот же час умер, оставив свое тело, подверженное космическим ветрам, дрейфовать тысячи циклов в пустоте. И вот, спустя много времени, мёртвое тело постепенно начало разлагаться. Миллион глаз выпали из глазниц, образовав ядра миров. Какие-то из них сделались обитаемыми, другие стали безжизненными и пустынными. Но в тех мирах, где возникла Вода Первоздания, обязательно появлялась жизнь и при рождении Перворожденных в бесконечный Космос уходили слова, произнесенные ими в первые минуты появления на свет. Эти слова отпечатывались в большой Книге Жизни, расположенной в скрытой от глаз всех смертных Библиотеке Миров. Так говорят легенды народа Синерги, которые живут уже целую вечность в ледяных горах Элигард.
Юный Рери, сделав запись о своем рождении в большой Книге Жизни, решил, что, наверное, уже хватит сидеть в этом уютном и безопасном месте. Факел на стене угасал, времени на размышления уже не оставалось. Нужно было действовать. Он начал усиленно грызть острыми зубами оболочку пузыря, пытаясь проделать в ней достаточно большое отверстие, чтобы можно было выбраться наружу. Это действие потребовало больших усилий с его стороны. Зубы уже начали болеть, а во рту образовалась склизкая противная масса, которую приходилось постоянно сплевывать. Нужно было торопиться. Наконец, ему удалось проделать небольшое отверстие, в которое тут же хлынула вода. Он вцепился в оболочку руками и изо всех сил потянул в стороны, отчего в ту же секунду выпал из пузыря в темные Воды Первоздания. Мальчик попытался инстинктивно сделать вдох, но, к своему ужасу, осознал, что дышать под водой он не может. В голове у него что-то сильно запульсировало, причиняя боль, легкие наполнились водой, и он камнем начал погружаться на дно. Постепенно свет факела уходил все дальше и дальше от него. Не успел Юный Рери родиться, как Вода Первоздания забирала его к себе словно трофей, ее триумф в этом мире. Она забирала себе самое совершенное смертное существо, когда-либо произведенное на белый свет. Но задуманному не суждено было так скоро свершиться. В этом вновь рожденном слабом теле загорелась искра жизни, которая дала ему второе дыхание. Юный Рери сделал рывок к поверхности, потом еще один. Оставалось всего ничего. Однако, это оказалось непосильной задачей для Перворожденного.
Внизу, в темных водах уже зашевелились низглоты в предвкушении сытной трапезы. Циклами они лежали неподвижно, запутавшись в один большой узел. И вот настал момент, когда они, увидев беспомощного мальчика, идущего ко дну, постепенно стали распутывать клубок из тел. Они в нетерпении терлись друг о дружку, производя тем самым люминесцентное свечение. Не было смысла плыть за ним сейчас и тратить драгоценную энергию, которая так необходима для продления существования и воспроизведения будущего потомства. Жертва сама спустится к ним, прямиком в пасть. Но та не спешила на пиршество. Юный Рери с большим усердием греб ногами и руками, стремясь все выше. И вот, когда до поверхности осталось всего ничего, он на секунду допустил, что бороться бессмысленно. Его рождение. Он создан был только для того, чтобы накормить ненасытных низглотов. Этой секунды отчаяния хватило, чтобы руки опустились, и он начал вновь движение вниз, возвращаясь на дно. В ту секунду, когда, казалось, уже все кончено, в воду нырнула чья-то костлявая рука. Она нащупала волосы Перворожденного, крепко сжала их и потащила прямиком к поверхности.
И вот, после всех усилий по спасению из темных Вод Мироздания, предпринятых неизвестным, Юный Рери полз по холодной каменной поверхности катакомб, тычась в стены, как слепой крампен. Из легких уже вытекла вся вода, но рвотный рефлекс по-прежнему возникал, как будто требовал вынести вместе с оставшимися каплями воды все внутренности. Силы покидали измученное тело, и Рери ничего не оставалось, как лечь на каменном полу и уйти в полное забытье.
Мальчика разбудил шум, который, как оказалось, производила старуха, одетая в лохмотья. Сгорбившись, она старательно разжигала костер, при этом издавая довольные крякающие звуки. Перворожденный приподнялся, с интересом наблюдая за происходящим. Наконец, когда пламя костра заиграло всеми красками, старуха присела и протянула костлявые руки к огню. На лице застыло блаженное выражение счастья и удовлетворения. Спустя некоторое время она обратила внимание, что Юный Рери уже проснулся и наблюдает за каждым ее шагом. Старуха усмехнулась и сказала дребезжащим голосом:
— Ну, с добрым утром, Юный Рери. Как тебе спалось?
Он молча продолжал смотреть на нее.
— Ну что ты молчишь? Твой язык успели откусить низглоты? Давай, включай речевой аппарат. Ты вполне способен производить те же звуки, что и я и прекрасно понимаешь все, что я говорю тебе, — она подбросила еще дров в костер, отчего он вспыхнул, и на стенах забегали, почти как живые, тени, заставив выйти из оцепенения Юного Рери.
— Старуха, кто ты, и почему спасла меня? — наконец произнес он.
Та усмехнулась и погрозила Рери пальцем:
— А ты шутник, как я погляжу. Какая я тебе старуха? — она засмеялась дребезжащим голосом.
Громкое эхо пронеслось по катакомбам, словно ветер, нарушив древнюю тишину, обитающую в этих коридорах. Звук был настолько сильным, что от него после долгого сна проснулся месмильдир.
— Мое имя Гисменит. Я здешняя жительница. Вот уже много циклов я обитаю в этих подземельях. До сей минуты от меня было скрыто мое предназначение, пока я не встретилась с тобой, Перворожденный. И, как видишь, прибыла вовремя. Еще бы несколько секунд, и ты бы переваривался в длинных кишках низглотов, продлевая их жизнь еще на тысячу циклов, — она прибрала в пучок растрепанные волосы. — Но сегодня, видимо, не их день. Ты голоден?
Юный Рери кивнул головой. Очень хотелось есть. Но чем питаться в этом мире, он не знал. Одно из предназначений старухи как раз было в том, чтобы вложить в мальчика максимум знаний, которые помогут выжить. И никто из ныне живущих, кроме нее, не мог это сделать лучше.
Гисменит растворилась в темноте, оставив Юного Рери наедине со своими мыслями. В голове у него возникал вопрос за вопросом, но ни на один из них он не находил ответа. Знания, заложенные при рождении Водой Первоздания, по какой-то причине, проскакивали перед ним обрывочными фрагментами, удерживая в завесе тумана полную картину бытия. Требовался некий ключ, который был утерян при рождении, для того чтобы все кусочки мозаики сложились воедино, показав мальчику, что же скрывает от него подсознание.
Через некоторое время старуха Гисменит вынырнула из тьмы катакомб, держа в руках визжащее скользкое существо, которое усиленно плевалось, стараясь попасть похитителю слюной в лицо. Старуха только усмехалась, вытирая с морщинистой кожи белые ошметки вязкой жидкости.
— Вот зловредная дрянь, эта каспилома. А теперь внимай, Юный Рери. Внимай всем моим словам и смотри, что нужно делать, чтобы выжить. Ибо когда ты уже не будешь Юным, то вспомнишь все мои учения со словами благодарности. По крайней мере, я надеюсь на это.
Гисменит ловким движением схватила голову визжащего существа, открутила от туловища и бросила в темные Воды Первоздания. Через некоторое время на поверхности показалось множество пузырьков. Старуха указала на них костлявым пальцем.
— Смотри, это то, чем сегодня будут пировать низглоты. На месте этой головы мог бы быть ты, — она улыбнулась Юному Рери, обнажив ряд гнилых зубов. Но тот даже бровью не повел на эти слова. Расстроившись, что не произвела должного эффекта, Гисменит продолжила сухим и нравоучительным голосом. — Хорошо, раз это тебя никак не впечатлило, давай продолжим наш урок. Запомни, голову нужно сразу оторвать и выбросить, иначе в ее тело начнет проникать яд, который сразу сделает каспилому непригодной в пищу. Если съешь отравленное тело, все твои внутренности начнут выходить наружу, и через пару дней ты уже будешь корчиться в муках, моля Творца о том, чтобы он даровал скорую смерть.
Гисменит гордо выдохнула и посмотрела на Перворожденного, пытаясь различить в нем хоть каплю заинтересованности в сказанных словах. Опять никакого эффекта. На лице Юного Рери не дрогнуло ни мускула. Старуха уставилась на него, думая, стоит ли вообще продолжать разговаривать с этим черствым сухарем. Тот, недолго думая, прервал ее мысли:
— Продолжай, старуха Гисменит.
Та скрипнула зубами. Ничего не оставалось, как смириться с его хамским поведением. Она взяла еще трепыхающееся тело каспиломы и начала потихоньку сдирать с нее шкурку.
— Вот, смотри. Кожу у нее не едят. Хотя если ты гурман и тебе нравится вкус помета распиноса, то что-то подобное ты ощутишь, когда вкусишь ее кожу.
Она расхохоталась, довольная собственной шуткой. И вновь никакого эффекта! Похоже, у этого Перворожденного нет даже зачатков чувства юмора, все ушло на дно Вод Первоздания. Старуха взяла в рот мизинец с торчащим из него ногтем, смочила в слюне и разрезала брюхо существа.
— Вот, теперь смотри внимательно. Выкидывай потроха, но оставь этот камень, который находится у основания правого ребра каспиломы, — она вынула из тела окровавленный камушек. — Это самая ценная вещь, без которой здесь не выживешь. Пара таких камней — и ты сможешь высечь искры, когда захочешь развести костер.
Старуха протянула Перворожденному этот камушек. Тот посмотрел на него внимательно, покрутил в руках, понюхал, попробовал на вкус и затем отложил его в сторону.
— Я усвоил, старуха, твой урок. Я благодарен тебе.
Та наконец пришла в норму. Эта похвала сразу подняла настроение. Она достала из большой сумки, висящей за плечами, тонкую палку, нанизала на нее тушку и начала жарить на костре. Пьянящий аромат пищи разнесся по коридорам. От удовольствия и предвкушения Юный Рери закатил глаза. Ему вдруг стало так уютно и хорошо, что возник даже порыв обнять это старое тело Гисменит. И вот блюдо готово. Старуха не взяла себе ни кусочка, с удовольствием наблюдая, как жадно ест Юный Рери. Поев, он громко отрыгнул и улегся у костра, свернувшись клубочком. Гисменит немного поохала, но тоже решила прилечь рядом. Завтра предстоял долгий путь домой.
— Вставай! Давай уже, просыпайся, Юный Рери! Мне надоело здесь сидеть и смотреть, как ты спишь и видишь сны о более лучших местах, чем мое логово.
Юный Рери открыл глаза. Старуха Гисменит стояла над ним, склонившись, и трясла руками его за плечо. Мальчик отстранил ее, протер глаза, поднялся на ноги и произнес:
— Тогда идем, Гисменит. Веди меня.
— То-то же, — усмехнулась старуха.
Костер, по всей видимости, давно уже погас, вокруг стояла сплошная темнота. Только поверхность Воды Первоздания иногда загоралась огоньками существ, которые в ней обитали. Глаза Перворожденного постепенно привыкли к темноте. Он уже начал различать, что старуха бултыхает в воде рукой и вытаскивает на поверхность какие-то ошметки.
— Что ты делаешь? — спросил он.
Та довольно усмехнулась:
— Смотри и учись. Это называется водоросли несгимо. Они в большом количестве плавают в Воде Первоздания. Совершенно безвредные и, к сожалению, несъедобные. Однако у них есть очень полезное свойство. Если их высушить, то они будут медленно гореть. Я использую их как факел в случае нужды. Хотя я, честно говоря, привыкла уже обходиться совсем без света.
Она поднесла пучок водорослей и сунула Юному Рери под нос.
— Вот, смотри. Так они выглядят. Возможно, это не раз спасет тебе жизнь.
Мальчик взял из ее рук водоросли, понюхал, попробовал на вкус и выплюнул.
— Действительно несъедобные, — произнес он.
Старуха с удивлением посмотрела на него:
— Ты всегда будешь пробовать все, что увидишь? Если да, то долго не протянешь на этом свете, — она укоризненно покачала седой головой.
— Нет, — отрезал он. — Я понимаю теперь, что ко всему нужно относиться с осторожностью.
— Вот и молодец, — облегченно вздохнула старуха. — А то ведь не зря же караулила целых десять циклов. Обидно было бы потерять тебя в тот же день после стольких приложенных к твоему спасению усилий.
Она достала из котомки сухой пучок водорослей, нанизала на палку и ловким движением высекла искры из камушков, которые нашла под ребрами каспилом. Водоросли загорелись сразу тусклым красным пламенем. Старуха довольно крякнула:
— А теперь трогаемся в путь. Учти. Идти придется долго. Нытья не выношу. Будешь много болтать, засуну эти водоросли тебе в рот.
Мальчик молча хмыкнул и показал жестом старухе, чтобы не медлила.
— Ну, тогда в путь. Держись всегда за мной, не выходи вперед. Следуй этому простому совету и останешься жив.
Они тронулись. Однообразные коридоры пробегали перед глазами нескончаемой змейкой, сворачивая то влево, то вправо, а то и вовсе приходилось идти в обратном направлении. Юному Рери казалось, что они совсем заблудились и движутся по кругу, настолько все коридоры катакомб были похожи друг на друга. Кое-где на пути промелькивали тени больших мохнатых существ. Их лысые лапки и красные глаза выдавали в них ночных плотоядных хищников. Они кружили вокруг путешественников, пытаясь заманить в какую-то ведомую им одним ловушку. Однако Гисменит не особо обращала на них внимание. Она периодически шипела при виде существ и яростно махала факелом. А те не смели к ней приближаться.
— Гнусные лезгионы, — прошипела она в очередной раз, когда одно из существ очень близко пробежало около них. — Не обращай внимания. Это падальщики здешних мест. Они никогда не нападут на жертву, если не убедятся, что та ранена. Но если почувствуют, что с тобой что-то не так, — она смачно прищелкнула языком, — то считай, тебе конец. Смерть долгая и мучительная. Я несколько раз видела, как они целой стаей набрасываются на жертву. Через небольшой промежуток времени от несчастного ничего не остается. Даже косточек. А лезгионы, попировав, сразу начинают спариваться, — она посмотрела на мальчика и сплюнула в сторону. — То еще зрелище, я тебе скажу.
И, словно читая мысли, из-за угла выглянул лезгион и тут же скрылся в темноте, сверкнув глазами в сторону путников.
Дальше путешествие продолжалось в полной тишине. Становилось физически тяжело идти по бесконечным коридорам. Ноги у Перворожденного уже начали отниматься.
— Потерпи еще немного. Скоро придём домой. Там-то и отдохнешь вволю, — сказала старуха успокаивающим голосом.
Но мечтам о скором отдыхе не суждено было сбыться. Старуха неожиданно встала как вкопанная на месте. Мальчик замер. Старуха смотрела куда-то, пристально вглядываясь в темноту. Она молча показала пальцем в направлении движения. Мальчик пригляделся и похолодел от страха. Впереди, загораживая проход, восседало бесформенное склизкое существо с огромными глазами и ртом, покрытым множеством мелких зубов. Оно молча пялилось на путников. Старуха немного постояла, оценила обстановку и сказала:
— Месмильдир проснулся.
Она посмотрела на Юного Рери. В глазах у нее читался немой вопрос. Мальчик в ответ развел руками.
— Знаешь, я в этих катакомбах уже не один десяток циклов прожила. А проснувшегося месмильдира никогда не видела. Ну и что теперь делать? Ума не приложу. Это единственный проход, и нам нужно как-то обойти его.
Месмильдир смотрел на них долгим немигающим взглядом. Единственное, что выдавало в нем живое существо, так это вздымающаяся грудная клетка. Старуха недовольно поморщилась и крикнула загородившему проход существу:
— Месмильдир! Ты понимаешь, что мы говорим? Ты можешь нас пропустить? Обещаем, что не потревожим тебя.
Существо молча пялилось на них.
— Проклятие, — проворчала старуха Гисменит. — Думаю, застряли мы здесь надолго, Юный Рери. Это единственный проход, который ведет к моему логову.
И тут за углом показались мордочки лезгионов. Они с любопытством принялись наблюдать за сидящим месмильдиром. Похоже, они тоже не понимали, что можно сделать с этим гигантом. Лезгионы начали сбиваться в одну группу, издавая лающие звуки. Стороннему наблюдателю могло показаться, что они о чем-то пристально совещаются. Неожиданно один из них заверещал, а остальные, как будто по команде, зашипели на товарища. Тот начал пятится назад, в сторону сидящего месмильдира. Лезгион приблизился почти вплотную и развернулся в сторону гиганта. Все замерли в ожидании реакции месмильдира. И тут произошло то, чего никто из присутствующих на этой сцене не ожидал. Месмильдир со скоростью пули вытянулся, открыл рот, схватил визжащего лезгиона и вернулся в прежнюю позу. Стайка остальных лезгионов что-то заверещала, и все кинулись прочь врассыпную. Месмильдир как будто снова ушел в спячку. Во рту по-прежнему находился несчастный лезгион. Его тело потихоньку входило в рот гиганта. Воспользовавшись этой заминкой, Гисменит схватила мальчика за руку и рванула мимо месмильдира. Тот проводил их глазами, но ничего предпринимать не стал. Он так и смотрел им вслед, пока животное не исчезло в его бездонной пасти.
Наконец, после долгих блужданий по однообразным коридорам, они пришли к конечной цели своего путешествия. Старуха завела Юного Рери к себе в логово. Первым делом она обвела вокруг руками, показывая свое жилище. В ее глазах читалось: «Смотри, Юный Рери. Смотри и восхищайся». Но, к большому раздражению Гисменит, тот даже глазом не повел, а просто зашел и сел на шкуру убитого хальмирдасепа. Более того, Перворожденный имел наглость зевнуть, чем совсем вывел старуху из себя.
— Что, не впечатлило? — проворчала она.
Юный Рери только пожал плечами. Старуха зажгла в комнате свечи. И только сейчас, при ярком свете, Юный Рери поднялся с мягкой и теплой шкуры и с любопытством начал оценивать окружающую обстановку.
Убранство комнаты Гисменит состояло из различного мусора и трофеев, которые она находила, блуждая по бесконечным коридорам подземелья. Предназначение множества вещей не было знакомо даже ей. И это были самые дорогие ее сердцу сокровища. Она нашла их в своих опасных набегах на верхние уровни Замка Асмаунт. Несколько таких вылазок чуть не окончились скорой смертью. Однако это не останавливало ее раз за разом испытывать свою судьбу. Но сейчас Гисменит сильно постарела, и в ней уже давно погас огонь, открывающий перед ней пути в неизведанное. Своя берлога была теперь единственным местом обитания, где старуха планировала провести остаток жизни. А самым дальним местом, куда она рисковала заходить теперь, была нижняя свалка Замка Асмаунт. Иногда там попадались очень интересные экземпляры для ее обширной коллекции.
На стенах висело пару голов каких-то неизвестных существ, названия которых она даже не знала. Их старуха прихватила с нижней кухни Замка, во время того, как улепетывала от своего преследователя — повара Гаспара. Также на стене висел чей-то большой портрет, добытый там же. Из золоченой рамы на них смотрел худой мужчина в богатых, увешанных амулетами одеждах. На картине виднелись надписи, по всей видимости, раскрывающие личность незнакомца. Но она так и осталась тайной, так как Гисменит попросту не умела читать. Повсюду в совершенно хаотичном порядке были разбросаны десятки незнакомых даже ей предметов, то тут, то там встречались засушенные части тел диковинных существ. В углу была сложена аккуратная стопочка камней, добытых у каспилом. Там же стояла гора немытой посуды и простенькая примитивная печка. В противоположном углу лежали шкуры неведомых существ, на которых спала старуха.
— Можешь смотреть, но советую ничего трогать, — предупредила она мальчика.
— Почему? — удивленно спросил он.
— Ну… Как бы тебе объяснить попонятней, что это опасно. Чтобы раз и навсегда, — старуха почесала голову. — Придумала! — она показала на коробку, стоявшую на столе. — Вот, посмотри на этот предмет. Если тебе интересно, можешь его взять.
Мальчик с любопытством подошел к новой находке. Он взял ее в руки. Это была довольно красивая маленькая коробочка. На гранях Рери различил узоры, выполненные рукой неизвестного мастера. В одной из граней виднелась выемка, которая как раз подходила под размер руки мальчика. Старуха наблюдала за его действиями со страхом в глазах. Любопытство пересилило Юного Рери, и он сунул руку внутрь коробки. В ту же секунду острая и тонкая игла прошла через нее, вызвав невероятную боль. Мальчик закричал и в ужасе отбросил коробку в сторону. Он посмотрел вопрошающим взглядом на старуху, не понимая, зачем она так поступила с ним, и заплакал. Гисменит с бледным лицом кинулась к полкам с пузырьками и бутылками, взяла одну из них, поспешно достала из нее порошок, оторвала тряпку, насыпала лекарство на рану плачущего Перворожденного и замотала ее.
— Тише, тише, — приговаривала она. — Этот шрам, который останется у тебя теперь на всю жизнь, не даст забыть об опасности, которая может подстерегать тебя на каждом шагу.
И она показала свою руку, на которой также на всю жизнь остался след от острой тонкой иглы.
— Да, я понимаю. Ты только родился, и на тебя уже навалилось столько бед. Но ничего, это к лучшему. Это только закалит характер и подготовит к дальнейшему пути. Пути наверх Замка Асмаунт, где ты найдешь ответы на все свои вопросы.
Мальчик перестал плакать и внимательно слушал голос старухи.
— Но разве я не останусь здесь, с тобой? — удивленно спросил он.
Та отвела взгляд и проскрипела старческим голосом:
— Нет. Нет, Юный Рери. Здесь со мной ты зарастешь и покроешься водорослями, которые не позволят идти дальше навстречу своей судьбе. Посмотри на меня, в кого я превратилась? А ведь раньше, несколько десятков циклов назад, во мне горела жажда знаний. И вот, теперь... А что теперь? — она окинула печальным взглядом свое логово. — Все, что у меня есть, находится здесь. И никуда я от этого уже не смогу убежать.
Внезапно на старуху Гисменит нашел приступ сильного кашля. Она зажала рот рукой и поспешно пошла к сосуду с водой. Гисменит опустила туда руки и вода тут же окрасилась в бардовый цвет.
— Что с тобой? — удивленно спросил Рери.
— Ничего. Не обращай внимания, — промолвила она. Старуха вытерла руки об подол платья. — Тебе многое предстоит узнать. И я, пока еще могу, должна передать ту ничтожную часть знаний, которой владею сама.
Она подошла вплотную к Юному Рери, положила в свою сморщенную ладонь его маленькую руку и пристально посмотрела в глаза:
— А теперь слушай и запоминай. Если хочешь выжить в этом жестоком и опасном мире, запомни одну вещь. Ты внимательно слушаешь?
Мальчик кивнул, не отрывая взгляда от ее глаз.
— Запомни, Юный Рери. Почти все, что есть в этом мире, захочет убить тебя. Но никогда, запомни, никогда не проявляй ни перед кем страх или беспокойство. Будь холоден и тверд, как тот камушек из-под ребра каспиломы. Старайся избегать насилия, но, если вдруг возникнет в этом необходимость, будь готов высечь из себя огонь и вступить в бой, не обращая внимания на размер противника. И никогда не отступай, если уже принял решение. А на меня не смотри, я плохой пример для тебя, раз сама не следую своим же правилам.
Гисменит отошла к шкафу, заваленному сверху донизу разным хламом, и начала в нем что-то усиленно искать. Наконец она довольно крякнула, подошла к Перворожденному и протянула продолговатый предмет.
— Вот, держи. Теперь он твой, — она с гордостью в глазах протянула этот предмет ничего не понимающему мальчику.
Тот повертел его в руках и вопросительно взглянул на Гисменит.
— Это клинок Изельгир. Проходит через плоть, как сквозь масло, — она выдержала театральную паузу, глядя на реакцию мальчика. — Да, тебе всего несколько дней от роду, а я уже учу тебя убивать. Такова наша реальность, в которой мы живем. Вот так, вытащи его из ножен. Только смотри, сам себя не порежь. Помни урок с коробкой!
Юный Рери, словно завороженный, достал клинок из ножен. Когда мальчик начал рассекать им воздух, тот загудел низким тембром. Удовлетворенный, он засунул его в ножны и положил на стол.
— А теперь давай-ка перекусим, — сказала Гисменит. — А то я уж больно проголодалась за этот день. Слишком много навалилось на тебя всего за такое короткое время.
И старуха пошла заниматься готовкой. Пока она стряпала, Юный Рери свернулся клубочком в углу и забылся в тихом безмятежном сне.
День шел за днем, и Юный Рери узнавал все новые и новые подробности об устройстве этого мира. По крайней мере, ту часть, с которой была знакома старуха Гисменит. «Нет ничего более сложного и более простого, чем мир, в котором мы живем», — любила повторять она, сидя с мальчиком уютными вечерами в их небольшом логове. Как она появилась в этих катакомбах и сколько здесь находится, старуха уже и не помнила. Ей казалось, что она в этих стенах с самого рождения. Вечно одинокая и постоянно вовлеченная в борьбу за существование. Внизу, в катакомбах этого Замка, она провела почти всю свою жизнь, изредка выбираясь на верхние этажи в поисках новых ощущений. Первый раз на этот шаг она решилась еще тридцать два цикла назад, когда в катакомбах стало туго с добычей пищи. И как раз в то время в запутанных коридорах набрела на нижнюю свалку Замка Асмаунт. Еще много циклов после ее открытия она откапывала сокровища, найденные на этой, казалось, неисчерпаемой свалке.
Старуха рассказывала Перворожденному о первых вылазках, когда чуть не умерла при встрече с поваром нижней кухни Гаспаром. Ее глаза загорались, когда она вспоминала первую встречу с ним, чуть не стоившую оторванных рук и ног. Гисменит поведала о странном создании Нисферат, живущем во тьме и питающемся живой плотью. Когда она первый раз повстречала его, тот был сыт и пощадил Гисменит. Она рассказала о красавице Растимэ, о том, как удалось через отверстие в стене рассмотреть роскошные покои, пока телохранители не заметили странное движение за стенами и не пустились за ней в погоню.
— Все это предстоит увидеть и тебе, Юный Рери. К тому же, я уверена, что у тебя получится пройти гораздо дальше, чем удалось мне, — приговаривала старуха. На вопрос Рери: «А что же наверху Замка?» — Гисменит только разводила руками. Ей не удалось понять, что же ожидает в самом конце пути наверх.
Так незаметно пролетало время. Днем они ходили на охоту, добывая пищу. Гисменит делилась с ним навыками выживания, а Юный Рери впитывал в себя новые знания словно губка, стараясь не упустить ни слова. Как-то копаясь в бесконечном хламе старухиной комнаты, он нашел книгу. Каково же было удивление Гисменит, когда она поняла, что Перворожденный умеет читать. Он владел тем навыком, которым она так и не смогла изучить за всю свою жизнь. И вот, одинокие вечера Гисменит приобрели смысл. Она начала учиться читать вместе с Юным Рери. Перед ними открылись бесконечные возможности получения знаний, о которых раньше она могла только мечтать. И не нужно было ради новых ощущений подвергать жизнь опасности, совершая короткие набеги из катакомб, когда можно все необходимое почерпнуть из книг. Основная честь текстов была не понятна ни ему, ни ей. Любая прочитанная страница вызывала больше вопросов, чем давала на них ответов. Однако они не отчаивались, а шли вперед к цели с упорством, которое через некоторое время начало приносить плоды. Старуха уже не сидела вечерами в углу, размышляя о своей тяжелой болезни. Она познавала этот мир вместе с Перворожденным.
Несколько раз они предпринимали путешествия к месмильдиру в надежде, что он заснет наконец и проход откроется. Но тот даже не думал впадать в спячку. Он сидел на одном месте и смотрел долгим немигающим взглядом на парочку. Его губы шевелились. Казалось, что он что-то пытается сказать паре путников, но из рта не раздавалось ни звука. Старуха делала тщетные попытки разговорить, пока не пришла к тому выводу, что у месмильдира совсем нет разума. «Он как водоросли, только с глазами и здоровым ртом», — говорила она с сожалением в голосе. Тогда ей было совсем не ведомо, что перед ней сидит один из Высших Мировых Сатиров. Узнай она это, история Юного Рери могла бы пойти по совсем иному пути.
Несколько раз в хитрую ловушку старухи попадались лезгионы. «Я ем все, что ходит, — говорила она удивленному таким развитием событий Юному Рери в первый раз, когда они поймали животное. — К тому же лезгионы глупы, и их слишком много в этих катакомбах. И если не съем их я, то они сожрут меня рано или поздно». Она пыталась научить мальчика точным ударом ножа в шею отправлять жертву в другой мир, однако тот ни в какую не хотел лишать жизни любое живое существо, попадающееся им на пути. «Ничего, рано или поздно придется сделать это», — ворчала старуха, покачивая седой головой. Однако вскоре она поняла, что Перворожденный просто не способен лишать жизни кого-либо. И ей пришлось учить мальчика выживать в суровых условиях катакомб, находя альтернативные пути пропитания. Благо, их оказалось не так уж и мало. Самым распространенным источником пищи в катакомбах были семена сумеречного растения рат. Оно обычно в обилии росло в самых темных уголках лабиринта. Его семена нужно было просушить, растолочь в ступе, залить водой, и оно вполне годилось в пищу. Вкус у такой кашицы был немного сладковатым, что вызывало отвращение у старухи, однако Юного Рери приводило в восторг. Он сделал себе большой запас семян и через некоторое время совсем перешел с мясной пищи на растительную.
Постепенно куцый мир катакомб начал раскрываться перед ним все больше и больше. Здесь была целая экосистема, которая рождалась, жила, питалась и умирала. Ничего не происходило просто так. Больше всего Перворожденного поразили полуразумные насекомые кастпии. Для него стало открытием, когда один из пробегавших мимо кастпий вдруг резко остановился перед Юным Рери. Мальчик в шутку махнул ему рукой. Какого же было удивление, когда насекомое в точности повторило этот жест. С тех самых пор кастпий прибегал к мальчику каждый вечер, и они разучивали с ним все новые и новые жесты, пока старуха ненароком не наступила на него, оставив мальчику на память черное сдавленное тельце. После испытания с коробкой это был второй раз, когда он пролил слезы.
Старуха же в свою очередь стерла у мальчика воспоминания о возникшей привязанности к насекомому, погрузив того в пучину ежедневных забот. Утро их начиналось строго с купания в холодных темных водах катакомб. Затем обычно шли добывать себе пропитание. Пока мальчик с интересом изучал окрестности, Гисменит проверяла ловушки и охотилась на юрких каспилом. Днем готовили себе пищу на весь день, а тихими вечерами, закрывшись в комнате, изучали бесконечные сокровища, добытые из нижней свалки, и осваивали уроки чтения. Так проходил день за днём, пока старуха не приняла решение о том, что настало время отвести Перворожденного к нижней свалке.
Они тщательно подготовились к путешествию. Путь туда был не близкий, хотя не представлял для старухи никакой сложности, дойти до свалки она могла с закрытыми глазами. Не считая пары наглых лезгионов, которых пришлось отгонять факелами, путь у парочки прошел без особых приключений и проблем. Несколько раз тишину нарушали крики каких-то существ, но старуха не обращала на них никакого внимания. Перворожденный по пути не переставал удивляться масштабам этих катакомб. «Должно быть, и сам Замок Асмаунт немаленький, раз у него такое большое подземелье», — думал он. И вот наконец перед глазами предстало потрясающее зрелище. Огромная комната с выползающей куда-то в никуда черной дырой тоннеля, полностью заполненная мусором с верхних этажей Замка. Когда из тоннеля в кучу падал предмет, по комнате проносилось гулкое эхо. Гисменит настороженно остановилась, приказав мальчику замереть. В ее глазах читалась тревога и страх.
— Что-то здесь не так, — пробормотала она, оглядывая комнату.
Мальчик вопросительно посмотрел на нее.
— Здесь обычно всегда кишат тучи лезгионов в поисках остатков пищи с нижней кухни.
И тут ее взгляд остановился на чем-то. Она сильно побледнела, голос задрожал:
— Это, — она постаралась успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов, — это не мог сотворить кто-то из здешних обитателей.
Свет упал на страшную картину, представшую перед глазами Юного Рери. Вокруг, куда ни падал взгляд, везде лежали обезглавленные тела лезгионов. Сами же головы были составлены в жуткое подобие статуи, которая под языками пламени факела, казалось, оживала и металась по всей свалке.
— Чей же разум мог сотворить такое? — прошептала старуха Гисменит. — Все в этом мире делается ради чего-то. Но в этом нет никакого смысла. Это сделано забавы ради, — ее костлявые руки сжали палку. Она готова была защищать свою жизнь и жизнь Перворожденного до последнего вздоха.
Обратный путь они проделали в полной тишине. Старуха шла, постоянно останавливаясь и прислушиваясь к звукам катакомб. Казалось, что все вокруг замерло. Только журчание Воды Первоздания напоминало о том, где они находятся. Старуха, нахмурившись, опустила факел к зеркальной поверхности. Та, вместо привычно темного на этот раз была окрашена в красный цвет. В ту же минуту они поняли причину этого необычного явления. По течению навстречу путникам медленно плыл вскрытым брюхом кверху древний низглот. Его глаза остекленели. Было понятно, что мертв он уже давно. И умер он отнюдь не от естественных причин.
— Что здесь происходит? — прошипела старуха Гисменит. — Кто посмел?
Она закрыла костлявой рукой глаза Юного Рери, отвернув его взгляд от представшей картины.
— Пойдем отсюда, мальчик. Тебе незачем на это смотреть. Низглоту мы уже ничем не можем помочь.
На ее ладонь упало несколько капель слез Перворожденного. Этот мир рушился у нее на глазах, но она должна во что бы то ни стало сохранить жизнь мальчика, даже если придется ради этого пожертвовать своей.
— Что-то здесь не так, — сказала настороженно Гисменит, когда они вернулись с Юным Рери к себе домой.
Все в доме было на своем месте. Все, кроме одного. Пропала коробка испытания болью. А на столе лежала бумажка, на которой было написано красивым и ровным почерком несколько слов. Гисменит взяла листок бумаги и скрипучим голосом по буквам зачитала вслух содержимое: «Я дышу, значит, я существую. Но в то же самое время, как я выдыхаю, часть меня растворяется в этом мире. А я этого не хочу. Я собираюсь жить вечно. Я желаю, чтобы этот мир растворился во мне, а не я в нем. Старуха, ведь ты смертельно больна. Так почему до сих пор продолжаешь страдать, почему не прекратишь все это?» На бумаге виднелось несколько капель. Старуха, поморщившись, лизнула.
— Соль, — сказала она.
— О чем он хотел сказать, когда написал о том, что ты смертельно больна? — с удивлением и беспокойством в голосе спросил мальчик.
Старуха Гисменит отвела свой взгляд:
— Ни о чём, не обращай внимания. Я здоровее, чем кто бы то ни было, и проживу еще не одну сотню циклов!
Она обняла Юного Рери и о чем-то надолго задумалась. Потом старуха взяла мальчика за руку, присела и сказала дрожащим голосом:
— Десять циклов я ждала твоего рождения. И теперь могу с уверенностью сказать, что ты мое дитя, хоть и не рожден из моего чрева. Я была создана для того, чтобы в момент твоего рождения не дать тебе сгинуть в Воде Первоздания. Запомни навсегда, Перворожденный, другой судьбы я себе и не пожелала бы. Все, что я делала в этой жизни, я делала правильно, не сходя со своего предначертанного пути. И ты иди по своему пути, никуда не сворачивай, как бы ни было страшно. И ни о чем не жалей. Этот мир не поддается какой-то логике, и в то же самое время его можно понять, найдя нужный подход к вещам, с которыми тебе предстоит еще столкнуться. Он дикий и необузданный, как свирепый ратмиир, и в то же время нежный и ласковый, как ларесмерия. Помни все, чему я тебя научила, только так ты сможешь порадовать свою названную мать.
Она еще раз обняла мальчика, прижав к себе. Перворожденный почувствовал, как та вся дрожит. Он отстранился и посмотрел в ее голубые и бездонные глаза. В них читалась любовь к нему и бесконечное сожаление о том, что она не может передать ему все эти материнские чувства, которые испытывает к нему. Мальчик поцеловал ее в лоб:
— Я никогда тебя не брошу, — сказал он. — И навсегда останусь с тобой.
Старуха улыбнулась.
— К сожалению, есть вещи, которые нам неподвластны, — с горестью сказала Гисменит. — А теперь иди, поспи, дитя. Утром нас ждут дела. Многое тебе еще нужно показать и многому научить.
Мальчик направился к себе в постель, где он, по своей привычке, свернулся клубком и забылся в крепком и долгом сне.
Перворожденный нырнул в прохладные Воды Первоздания. Внизу, под ним, образовав огромную люминесцентную массу, копошилось бесконечное количество особей низглотов, показывая невидимым зрителям некое подобие танца. Рери проплыл до самого дна, пытаясь рассмотреть поближе эту живую реку из блестящих тел. Низглоты, не обращая никакого внимания на мальчика, продолжали свой странный танец. Один из них отделился от общей массы. Его тело начало переливаться красноватым светом. Неожиданно все как один замерли, обратив свои взоры на того единственного низглота, который продолжал все сильнее и сильнее светиться красным пульсирующим светом. Вся стая начала двигаться в едином ритме, покачиваясь из стороны в сторону. Их хвосты били по каменистому дну, распространяя под водой низкие ритмичные звуки. Гул все нарастал, а отделившийся низглот, корчась в диком ритме под эти звуки, приобрел почти ярко-лиловый цвет. И вот, когда казалось, что ритм уже сливается в одну безумную какофонию, произошла трансформация, и перед стаей во всей своей красе предстала новая Королева. Из лилового продолговатого тела теперь показалось два перепончатых крыла, которые сначала с нерешительностью, а потом все с нарастающим темпом начали помогать ей передвигаться в толще Воды Первоздания. Королева, раскрыв полную зубов пасть, с визгом направилась в сторону мальчика. Проплывая мимо, она мигнула своим лиловым глазом и поплыла дальше, ведя за собой бесконечную люминесцентную массу, оставив Перворожденного еще долго зачарованно наблюдать за представшей перед его глазами картиной.
Мальчик подождал, пока стая низглотов со своей Королевой не скрылась из виду, и принял решение плыть дальше. Перед ним открывались все новые зарисовки из жизни подводных обитателей Воды Первоздания. Стая гарист выслеживала очередную жертву, прячась в черных расщелинах скал. Заприметив проплывающего мимо риката, который был раз в пять больше каждой из них, они собрались в один живой клубок и бросились атаковать жертву. Несмотря на свой размер, было понятно, что против рассвирепевших гарист у риката нет ни единого шанса на выживание. Внизу, у самого основания скал, показалось большое плоское черное шипастое тело паспиастру. Она медленно передвигалась по дну, а на ее спине время от времени открывалась большая пасть, которая всасывала в себя всю воду, фильтровала и после выплевывала наружу.
Одни ни на что не похожие подводные ландшафты сменялись другими, пока взгляд Рери не упал на то, что вызвало у него одновременно ужас и восхищение. Целое кладбище затонувших кораблей, которое покрывало все дно. «Что за ужасное событие произошло здесь?» — подумал мальчик. На кораблях еще виднелись полуразложившиеся тела их обитателей. Теперь они нашли себе здесь навеки свое безмолвное пристанище. Эта картина настолько заворожила, что Перворожденный прекратил движение вперед, начав медленно погружаться, притягиваемый кладбищем, словно магнитом. На миг даже показалось, что в трюме одного из кораблей зажегся, а потом погас свет. Одно из обезображенных тел медленно проплыло мимо, задев его лицо. Это вывело Юного Рери из оцепенения, и он изо всех сил поплыл прочь, пытаясь поскорее убраться из этого жуткого места, пока оно не забрало, сделав частью себя. Убегая, он и не заметил в этой гонке, что стал уходить все дальше и дальше в темные глубины Воды Первоздания.
Очнувшись после внезапно возникшего приступа паники от увиденного на кладбище кораблей, Перворожденный обнаружил себя в абсолютной тьме, куда не проникал ни один луч света. Пришлось остановиться, чтобы сориентироваться, куда дальше плыть. Глазам было не за что зацепиться в этой кромешной тьме, поэтому ничего не оставалось, как выбирать наугад направление и идти туда в надежде на то, что ему повезет. Чувство страха опять заполонило всю его сущность. Казалось, что вот-вот перед глазами возникнет огромная пасть хозяина этих вод, которая сожрет его и будет переваривать целую вечность, оставив жизнь только лишь для того, чтобы питаться его страданиями. Он плыл, теряя все больше сил и понимая, что, скорее всего, останется здесь навечно блуждать, как вдруг перед ним из кромешной тьмы выросла огромная стена затерянного города, исписанная на высшем языке, знакомом только избранным, и изрисованная жуткими картинами той истории, которая здесь вершилась на протяжении тысячи циклов. Один из символов вспыхнул голубым светом, и в нем он увидел свое изображение. В голове стали возникать расплывчатые образы. Мальчик усиленно пытался вспомнить что-то давно забытое им. Он почти понял, что хотели сказать эти стены, как вдруг тьма покрыла все вокруг, и Перворожденный проснулся у себя в кровати, уже зная, какая его ожидает страшная новость.
Мальчик подошел к лежащей на полу Гисменит. Он обнял ее, прижавшись к холодному окоченевшему телу. Слез уже не было. С этой минуты слезы пропали, казалось, навсегда.
На стене виднелась свежая надпись, выведенная черной краской: «Я дал ей то, что не мог дать никто. Я дал новую жизнь, помог выбраться из этого смрадного подземелья туда, куда она даже и не мечтала попасть. А теперь, Юный Рери, я жду тебя в конце Замка у самого выхода».
Перворожденный закричал. Впервые его голос эхом прокатился по коридорам катакомб, заставив тех, кто остался в живых, затаиться, дрожа от страха в своих убежищах и норах.
Перворожденный бежал по коридорам что есть силы, сжимая в руках клинок, который подарила Гисменит. За плечами болталась наспех собранная перед уходом котомка со всеми необходимыми вещами и едой. Его целью был он, безымянный палач названной матери. И для того, чтобы свершилось правосудие, Перворожденному необходимо было добраться до самого конца Замка Асмаунт. А потом он убьет его. Лишит жизни без чувства сострадания и сожаления о проделанном.
Мальчик бежал, не обращая внимания на усталость и все нарастающую пульсирующую боль в ногах, а потом и во всем теле. Но постепенно, как вода тушит пламя, гнев стал угасать, и на смену пришли усталость и опустошение. Сердце колотилось и готово было выпрыгнуть из груди. Юный Рери замедлил шаг, а потом и вовсе принял решение остановиться и передохнуть у подземной реки. Он склонился к самой поверхности воды, оросившись живительной прохладой. На него смотрело лицо, постаревшее, как оказалось, не на один цикл всего лишь за этот день, который он запомнит навсегда. «Зачем он это сделал? — никак не выходила из головы эта мысль. — Ведь даже если Гисменит была смертельно больна, он не должен был этого делать. Кто он такой, чтобы принимать решение: кому жить, а кому умереть?» Перворожденный опустил в прохладную воду голову. Он вспомнил вчерашний сон: «А почему бы сейчас просто не нырнуть в эти такие родные Воды Первоздания и не пуститься в вечное путешествие в поисках ответов на свои вопросы?» Но закончившийся воздух в легких сразу отбросил все мысли о таком решении проблемы. Нужно было идти. Идти к выходу из Замка, чтобы посмотреть палачу в глаза и задать один единственный вопрос: «Зачем?» И теперь это «зачем» стало целью, которой он во что бы то ни стало должен был достичь.
Мальчик продолжил идти по направлению к нижней свалке. К удивлению, на пути ему не попалось ни одного лезгиона. Видимо, кровавый палач настолько напугал их, что те остались дрожать, попрятавшись в свои норы. В катакомбах, которые раньше жили своей жизнью и время от времени наполнялись различными звуками, на этот раз не было слышно ни шороха. Только звуки шагов и дыхания Перворожденного нарушали эту первозданную тишину. И вот наконец перед глазами предстала нижняя свалка Замка, посреди которой зияла черная дыра туннеля, ведущего, как ему рассказывала Гисменит, на кухню, где всем заправляет повар Гаспар.
Юный Рери, недолго раздумывая, с разбега нырнул в темную бездну туннеля. Шаг, другой, третий. А потом, как оказалось, туннель резко изменил направление, уходя вертикально вверх. Мальчик начал долгий подъем, держась за металлические прутья, которые были намертво вмонтированы в толщу стены. Юный Рери опасался, что сверху к нему прилетит мусор, тем самым замедлив движение, а то и вовсе собьет с ног. Мальчик посмотрел вниз на тот путь, который уже преодолел. Падение с такой высоты, на которой оказался, было бы смертельно для него. Но, к счастью, все обошлось. И вот, Юный Рери впервые с момента своего рождения ступил на чуждую территорию.
Перед глазами предстала нижняя кухня. Она ярко освещалась светом из большой кирпичной печи, в которой что-то сильно урчало и шкворчало. Пламя в ней поддерживалось с помощью кожаных мехов, которые приводились в движение хитрым механизмом. В растопку периодически с грохотом залетали куски черной твердой субстанции, отчего жар от печи становился еще сильнее. Повсюду на стенах висели мастерски украшенные головы неведомых существ. «Видимо, — подумал Юный Рери, — Гаспар еще к тому же — и хороший охотник, раз хранит трофеи в таком виде». Большую часть кухни занимали туши, висящие на металлических цепях, прикрепленных к потолку. Мальчик поморщился. Видимо, тот, для кого предназначалась эта снедь, предпочитал только такой вид пищи, исключая из рациона овощи и зелень.
Стойкий запах жареного мяса дал понять Рери, что он не ел уже почти целые сутки. Однако чувство подстерегавшей опасности тут же прогнало прочь мысли о возникшем голоде.
Вдалеке, возле разделочного стола спиной к мальчику стоял повар нижней кухни Гаспар. Он занимался тем, что усердно рубил на куски большую тушу крупного животного. И делал он это настолько мастерски, что плоть отделялась от костей с первого удара. Как только Рери появился на кухне, повар сразу почувствовал присутствие постороннего и прекратил работу. Он замер, прислушиваясь к звукам незнакомых шагов. Потом, когда шаги стихли, повар, как ни в чем не бывало, продолжил рубить тушу на куски. Наконец, когда работа была сделана, Гаспар повернулся лицом к мальчику, который стоял поодаль не шевелясь. Юный Рери сразу вспомнил слова старухи Гисменит: «Запомни, Юный Рери. Почти все, что есть в этом мире, захочет убить тебя. Но никогда, запомни, никогда не проявляй ни перед кем страх или беспокойство. Будь холоден и тверд, как тот камушек из-под ребра каспиломы. Старайся избегать насилия, но, если вдруг возникнет в этом необходимость, будь готов высечь из себя огонь и вступить в бой, не обращая внимания на размер противника. И никогда не отступай, если уже принял решение».
Один-единственный глаз Гаспара уставился, не мигая, на мальчика. Перворожденный вздрогнул. Лицо повара нижней кухни было сильно изуродовано. Его верхняя губа была приподнята, обнажая ряд ровных зубов и десну. Она как бы сливалась со вторым атрофированным глазом, отчего, по всей видимости, у него постоянно пересыхал рот. Гаспару приходилось периодически облизывать языком верхнюю часть рта, смачивая слюной. А вот его тело являло полную противоположность изуродованному лицу. На мускулистое, словно высеченное из камня тело повара был надет кожаный фартук и серые тряпичные штаны, опоясанные куском бечевки. На ноги была надета потрепанного вида кожаная обувь, а руки опоясывала пара ремней.
Гаспар взял со стола кусок мяса, а потом метким броском отправил его в сторону мальчика. Сам он взял еще один кусок сырого мяса со стола и смачно откусил, как бы показывая мальчику пример.
Перворожденный наклонил голову в знак благодарности. Он поднял мясо с пола и положил на стол. Потом мальчик залез к себе в сумку, достал из нее засушенные кусочки каши из сумеречного растения рат, присел на пол и принялся с аппетитом поедать. Повар Гаспар усмехнулся, сел за стол и продолжил дальше наблюдать за трапезой Перворожденного. Когда Рери закончил свой нехитрый обед, Гаспар неожиданно указал рукой в том направлении, откуда пришел мальчик.
— Старуха, — с большим трудом произнес он. — Там.
— Нет, ее больше нет, — тихо сказал Рери. — Она умерла. Ее убили.
Повар промолчал. На миг Рери показалось, что в его единственном глазе промелькнуло выражение отчаяния, которое потом тут же сменилось пустотой. Гаспар встал и показал мальчику рукой в направлении выхода с кухни.
— Ты разрешаешь мне пройти, Гаспар, повар нижней кухни?
Повар кивнул:
— Старуха. Плохо. Неправильно, — выдохнул он.
Повар нижней кухни устало снял с себя фартук и направился в свои покои. На сегодня работа окончена. Рери поднял руку в знак благословения.
— Спасибо, Гаспар, повар нижней кухни. Я этого никогда не забуду, — с грустью произнес он ему вослед. — Названная мать и не подозревала, какой ты. Она была бы очень рада знакомству с тобой.
Он не увидел, как Гаспар помахал ему в след и поспешно спрятал лицо, чтобы Перворожденный не увидел первый раз выступившие на нем слезы отчаяния от только что пережитой потери. Его одиночество отныне обрело абсолютный статус, не оставив никакой надежды на так горячо желанные им перемены.
***
— Ты кричишь и рычишь. Плюешь мне в лицо. Зачем? Твоя слюна не убивает, как это делает слюна раненой ралестиманы. И голос, к сожалению, не обладает даром умерщвлять плоть. Ты знаешь о том, что уродлив и одинок. Одинок как никто другой на этом свете. По сути, ты не видел никого в своей жизни, кроме тех животных, чучела которых так аккуратно развесил по стенам кухни. Но вот, в один прекрасный день на кухню забрела Гисменит. О, как сразу оживились твои глаза! Я вижу в них пламя. Она до смерти перепугалась, когда увидела тебя. Все это я прочел в ее глазах, пока жизнь покидала ее измученное тело. Так что, что же у тебя есть, Гаспар, ответь мне? Эти туши, висящие на цепях? Эти украшенные трофеи на стенах? Эта печка, в конце концов? И все? И все. Так зачем же жить? Почему ты так сопротивляешься? Тшшш, Гаспар, повар нижней кухни. Не кричи. Никто тебя не услышит. Ты отправишься со мной, наверх Замка. К сожалению, другого выбора нет. В силу своей ограниченной природы ты просто не можешь знать, что такое белое и что такое черное. И что черное не всегда черное, а белое вполне себе серое. Все зависит от того угла, с которого смотришь на возможные варианты развития событий. Предоставь мне принимать решение. И да, это не просьба с моей стороны, а приказ, которому ты должен беспрекословно подчиниться.
Когда тяжелая металлическая дверь закрылась за Юным Рери, он запаниковал, подумав, что путь назад отрезан навсегда. Однако она, к удивлению, с легкостью поддалась, открыв обратный путь на кухню, где всем заведовал повар Гаспар. «Ничего, ты справишься, — подумал он, внутренне подбадривая себя. — Гисменит единожды уже прошла этой дорогой, и ты сможешь».
Впереди ждал коридор, в котором стояла кромешная тьма. Ни одного намека хоть на какой-то источник света. Рери достал камушки каспиломы и пару раз высек из них искры. На одну секунду все вокруг озарилось тусклым светом, обнажив перед ним скользкие стены, покрытые белой слизью. Именно здесь, по словам названной матери, живет пожиратель плоти Нисферат. Мальчик поежился, откуда-то повеяло сильным холодом. В надежде, что Нисферат окажется сыт или будет спать в своей колыбели, Перворожденный принял решение идти быстрым шагом, вытянув руки вперед и периодически высекая искры из камней каспилом. Так он и поступил. Мальчик все шел по бесконечному коридору без каких-либо видимых признаков конца, пока не стало казаться, что за ним непрестанно наблюдает чей-то взгляд. Постепенно чувство присутствия рядом стало нарастать, пока не переросло в панику. Возле него явно кто-то был. Он чувствовал кожей малейшее движение воздуха и специфический тошнотворный запах, который то пропадал, то становился совсем невыносимым.
— Сегодня я голоден как никогда. Гаспар вот уже несколько часов не кидает объедки. Но сюрприз, сюрприз. Вместо мертвой плоти ко мне пожаловал Перворожденный. Ну что ж, спасибо и за это.
От этого тихого шепчущего дребезжащего старческого голоса Юный Рери потерял равновесие и упал на пол. Мальчик схватил за рукоять клинок, выставив его вперед, понимая, что, скорее всего, здесь тот ему не помощник. Раздался громкий и раскатистый смех. А потом вдруг к нему приблизилось нечто, взяв холодными руками его руку и приставив кончик клинка к своей плоти.
— Ну что же ты? Давай, проткни меня. А лучше сразу убей. Твой клинок сейчас находится у моей шеи. Как раз в том месте, где будет достигнут максимальный эффект. Я, скорее всего, ничего не почувствую. Лиши меня жизни, и тогда уже ничто не будет стоять на пути к той цели, к которой ты так усиленно стремишься.
Юный Рери, словно ведомый чужой волей не мог пошевелиться. Руки у него сами собой разжались, ослабив хватку, и нож со звуком, разнесшимся по коридору громким эхом, упал на каменный пол. Рери почувствовал, что существо отступило.
— Позволь мне пройти, — проговорил мальчик тихим голосом.
— Нет.
— Почему? Ты убедился, что у меня нет плохих намерений по отношению к тебе. Я всего лишь должен пройти.
Существо захохотало. Звук смеющегося голоса исходил откуда-то сверху.
— Неужели ты думаешь, что сохранил мне жизнь? А Перворожденные не так умны, как об этом рассказывают книги. Запомни, мальчик. Я бессмертен! Меня нельзя убить. Я родился бесконечное число циклов назад во тьме. В ней же и обитаю теперь. Она моя Мать и мой Отец, моя Сестра и мой Брат. Тысячи циклов я кружил во времени и пространстве между миллионами миров, питаясь только тьмой и страхами населявших эти миры существ. Обо мне слагали легенды, мной пугали детей. Но постепенно на мне начала нарастать плоть, и потребности в пище стали расширяться. Понимаешь? Я развивался. Сначала кровь, теплая и питательная. А потом и живая плоть, — звук голоса переместился влево от местоположения мальчика. — Обитая столько циклов в одних стенах, о многом начинаешь размышлять в перерывах между приемами пищи. Но поверь мне, все ответы на самые сложные вопросы весьма просты и, я бы сказал, примитивны. Они на поверхности. И не нужно прилагать усилия на их поиски. Питание, поглощение одного организма другим — вот он, смысл всей жизни, Перворожденный. И тот, кто создал это простое правило, без труда запустил всю эту машину. Если кому-то в этом мире хорошо, значит обязательно кому-то плохо. А счастье и комфорт берется взаймы и обязательно за чей-то счет.
Мальчик попытался незаметно залезть в сумку, чтобы достать камни каспилом и постараться высечь из них немного огня. Но в этот раз не повезло. Существо следило за каждым его движением. Нисферат вырвал из рук Юного Рери сумку.
— Смирись, Перворожденный, со своей участью, — засмеялось хрипло существо. — В конце концов, это не так-то уж и плохо — являться частью цепочки, будучи в самом низу. Меня впереди ждет вечность, познание новых форм и вкусов. А ты пополнишь мою коллекцию кулинарных трофеев. А теперь следуй за мной.
Нисферат взял холодной рукой ладошку Юного Рери, и они направились дальше. Мальчик понял, что они свернули куда-то в сторону от основного пути. Они шли, пока Рери не почувствовал сильнейший смрад. По всей видимости, это и был конечный пункт назначения, где ему предстояло встретить смерть. Нисферат отпустил его руку и раскатистым голосом, который эхом отразился от стен, произнес:
— Узри же, смертный, все величие первозданного замысла.
Нисферат ударил друг о дружку камнями каспилом, и на мгновение перед взором Перворожденного предстала жуткая картина. Они стояли посреди гигантского зала, конца и края которому не видно. Все пространство вокруг было завалено костями неизвестных существ. Лицо Нисферат, бледное и сморщенное, с восторгом смотрело на эту жуткую картину, восхищаясь делом рук своих.
— Ты, как я вижу, восхищен и в то же самое время разочарован. Видимо, ты думал, что свет испугает меня, и я в ужасе скроюсь во тьме? Нет, мой мальчик. Искусственный свет меня уже давно перестал пугать. А теперь, Перворожденный, я предоставлю тебе выбор. Либо я умерщвлю тебя, выпив твою кровь, и ты ничего не почувствуешь, кроме эйфории и головокружения. Либо ты сделаешь это сам с помощью клинка. Я не зверь, в конце концов, и бываю милосерден. Что ты выбираешь?
«Клинок. Только клинок», — подумал Юный Рери. И в ту же самую секунду раздался грохот. В кучу костей упал какой-то тяжелый предмет.
— Новый запах. Я чувствую новый запах! — восторженно закричал Нисферат. — Это абсолютно новый вкус. Кулинарный шедевр! Гаспар сегодня оказался на высоте и превзошел сам себя. А теперь беги, Перворожденный. Беги что есть сил, пока я не передумал.
И Юный Рери побежал. Побежал как никогда раньше, высекая снопы искр камнями каспилом. Сегодня ему так же, как и ранее старухе Гисменит, благоволила судьба, вырвав из лап создания ночи.
***
— Ты только что обглодал последние останки своего единственного кормильца, повара нижней кухни Гаспара. А точнее, последнее, что съел, была его нога. Да, это не смешно. Согласен с тобой. Однако некоторое время назад ты говорил о том, что это кулинарный шедевр. Ты сам себе противоречишь, определись уже, пожалуйста. Ну и что же дальше? Как ты теперь собрался выживать без пищи? Считаешь, что сможешь переродиться в иную форму, как это уже делал ранее, и у тебя получится покинуть эти стены? Нет, мой друг. Хотя, в какой-то степени, я дам возможность сделать это. Мне, кстати, очень интересно было послушать твое мнение о строении мира и ответы на все извечные вопросы. Но, к сожалению, это совсем не совпадает с моим мнением. Хочешь его услышать? Нет? Ну что же, в отличие от тебя я не люблю предоставлять выбор. Так вот. Всем в этом мире заправляет не пища, а хаос. Абсолютное разногласие. Если бы все жило по каким-то законам, то развитие застопорилось бы, остановилось. А хаос привносит нарушение миропорядка. Он рождает новые законы, по которым продолжает жить мир. И так по бесконечной цепочке, которая в конце концов привела к тому, что мы с тобой сейчас сидим друг напротив друга и рассуждаем о природе вещей. Ты считаешь, что ты один из законов этого мира, который неизменен? Слагаемое, без которого все рухнет? А я докажу всем обратное. И хочу убедиться в правоте своих слов сам. Когда тебя не станет, сомневаюсь, что что-то изменится в этом мире. Но если стереть сотню таких, как ты, тысячу или даже миллион, то мироздание пошатнется. Оно не сможет выстоять. И мой эксперимент завершится новым миропорядком, отличным от сегодняшнего. И кто его знает, может быть, тогда я присяду, посмотрю на дело рук своих и решу остановиться. Ибо это будет мир без каких-либо законов. Ну а пока, не будем терять времени, нам с тобой предстоит пройти долгий путь.
Ну, вот и настало время Юному Рери встретиться с красавицей Растимэ. Именно здесь названная мать закончила свой путь к вершине Замка Асмаунт и вернулась обратно в катакомбы, преследуемая телохранителями. Мальчик стоял в нерешительности перед деревянной дверью, ведущей в покои Растимэ. Пути назад уже не было.
Перворожденный толкнул дверь и оказался в большом освещенном зале. Из продолговатых проемов окон струился яркий свет. От этого у Рери сильно разболелись глаза. Природный свет был незнаком ему с самого рождения. Мальчик зажмурился, пытаясь отогнать болезненные ощущения. Наконец рябь стала проходить, и он начал постепенно приоткрывать глаза. И первое, что он увидел, это была сидящая перед ним на коленях прекрасная женщина. Белый наряд из полупрозрачного материала струился по изгибам ее безупречного тела, приоткрывая плечи и тонкую белую шею, которую украшало колье с красным камнем в центре. Длинные черные волосы ниспадали до плеч, немногим прикрывая прекрасную грудь. От нее исходил дурманящий аромат, от которого у мальчика сильно закружилась голова. Хотелось упасть в ее объятия и уже никогда не покидать их. Она смотрела на него взглядом полным нежности и доброты, изучая каждый его сантиметр.
— Такой чистый и такой невинный, — она провела ладонью по его лицу и поцеловала нежными губами в лоб. — Ты первый Перворожденный, которого я встретила. Можешь себе это представить? Я Растимэ. А как тебя зовут?
Мальчик собрался с силами, пытаясь унять нотки волнения в голосе:
— Меня зовут Юный Рери.
— Конечно, ты Юный, конечно, — прошептала она, поднося палец к его губам. — Знаешь ли ты, мой мальчик, что за тысячи циклов ты первый Перворожденный, который появился на свет. Ты большое чудо, озарившее светом этот мир. Я не знаю, в чем твое предназначение, но уж точно не в том, чтобы погибнуть в стенах этого Замка, из которого, как говорят, нет выхода. По крайней мере, нет выхода для меня. Да, не удивляйся. Я здесь пленница. Такая же пленница, как и те несчастные, которых привели сегодня ко мне прожить их последний день в этом мире.
Растимэ показала в направлении дальней части комнаты. И тут только Рери обратил внимание на большую резную кровать, на которой возлежали трое мужчин и одна женщина. На их лицах читалось блаженство. Всяческие яства и напитки украшали рядом стоящий стол.
— Растимэ, пойдем к нам, — прокричала девушка, вырываясь из крепкой хватки хохочущих мужчин. — Зачем ты тратишь время на этого ребенка? Оставь его. Мы хотим умереть в твоих объятиях, слившись в едином порыве блаженства и экстаза.
Растимэ улыбнулась, сделала жест рукой, прося дать ей еще немного времени:
— Я не могу отпустить его, не поговорив. Это же просто чудо — встретить Перворожденного, еще и у себя в покоях.
Она повернулась к Юному Рери и сказала тихим голосом, обращаясь уже только к нему:
— Прости нетерпение этих людей. Высший суд приговорил их к смерти за совершенные преступления. А я их награда, проводник в новый мир. Мир без насилия и злобы. А теперь расскажи мне. Расскажи мне все, начиная от твоего момента рождения до того, как ты появился здесь. Не упускай ни одной детали, прошу тебя. И я позволю пройти дальше. Мои телохранители не посмеют остановить тебя, ибо ты невинен.
И Юный Рери рассказал ей все. Поведал о моменте своего рождения, о встрече с Гисменит, о знакомстве с месмильдиром, о посещении нижней свалки Замка Асмаунт, о жизни в катакомбах, смерти названной матери, встрече с поваром нижней кухни Гаспаром и обитателем тьмы Нисферат. Растимэ слушала внимательно ни на секунду не прерывая мальчика и совершенно забыла об остальных присутствующих в этой комнате.
И вот, когда рассказ почти был закончен, неожиданно на окна упали решетки, на дверях защелкнулись замки, и комната озарилась холодным голубоватым светом. Красавица Растимэ в ужасе вскочила со своего места, бросившись к дверям:
— О нет! Нет! Почему все двери закрылись? Почему так рано? Он не должен это видеть! Только не он. Пожалуйста, пожалуйста, смилостивитесь и выпустите мальчика отсюда.
Растимэ обращалась к невидимому собеседнику, бегая в панике по комнате и стуча во все двери. Но в ответ была гробовая тишина. Растимэ упала на пол. Ее тело сотрясали рыдания.
— Именем Сементра, что здесь происходит? Растимэ, что с тобой? — прокричал один из гостей.
Раздался жуткий нечеловеческий вопль из прекрасных уст хозяйки дома. В глазах Растимэ стояли бесконечная боль и страх. Юный Рери поспешно забился в угол, не понимая, что же происходит и чем он может помочь несчастной. Тело Растимэ стало извиваться, суставы с громким хрустом выворачивались со своих мест. На кровати сидели приговоренные к смерти и с ужасом наблюдали за представшей перед ними картиной. Кожа на теле красавицы начала лопаться, и из него, как куколка маскиса, выходящая после цикла трансформации, вылезло безумие во плоти. Как воск со свечи, с тела того, что раньше было Растимэ, на каменный пол, покрытый шкурами животных, стекала темная склизкая жижа. На черном лице застыл оскал белоснежных зубов. Белки глаз повернулись в сторону Перворожденного, уставившись на него немигающим взглядом.
— Невиновен, — произнесло существо глубоким утробным голосом, от которого закричали приговоренные.
Один из них отломил ножку от стула и приготовился защищаться. Существо переключило внимание с Перворожденного на группу людей. Увидев, что один из них собирается защищаться, оно высунуло длинный красный язык и в одно мгновение очутилось перед несчастным, глядя в застывшие от ужаса глаза. И в то же самое время он с удивлением стал смотреть, как одна половинка его тела отделяется от другой, которая все еще оставалась в вертикальном положении. Фонтан крови брызнул во все стороны, заставив завопить всех находящихся в комнате от ужаса. То, что было когда-то красавицей Растимэ, обратило свой взор на Юного Рери и произнесло:
— Спи.
И мальчик в ту же секунду забылся в жутких кошмарах. Тьма окружала его, сдавливая грудь и не давая вздохнуть.
Проснулся он от звука тихих причитаний. Вокруг ходили телохранители хозяйки, прибирая последствия прошедшей ночи. Обнаженная и окровавленная Растимэ сидела посреди комнаты, окруженная кусками человеческих тел. Все вокруг было залито кровью. Ее трясло, как от страшного озноба. Когда она встретилась взглядом с Перворожденным, то не смогла уже сдержать сдавливающие грудь рыдания. Но девушка понимала, что слова здесь не помогут. Ее темная половина нарушила обещание и ослушалась впервые за много циклов, появившись тогда, когда она меньше всего хотела этого.
Одна из дверей комнаты была открыта. Сразу за ней виднелась лестница, покрытая бархатным ковром, которая, по всей видимости, вела на следующий уровень Замка. Юный Рери, подавленный и эмоционально натянутый, как струна, прошел мимо сидящей на полу и рыдающей Растимэ. Когда мальчик вышел в дверь, он даже не бросил прощального взгляда. От этого Растимэ стало еще хуже. Она встала на ноги, рука поднялась вслед уходящему, как бы удерживая его, но потом рухнула на пол без сознания, чем вызвала большой переполох среди своих телохранителей. Проемы окон открылись, и в комнату хлынул свет, а в соседнем зале уже готовили новых приговоренных к смерти, которые шли на неё с радостью, понимая, что погибнут от рук одной из самых прекрасных и желанных женщин этого мира.
***
— О да, мы с тобой похожи. Во многом похожи. Я наблюдал все это время за происходящим в комнате. И знаешь, мне понравилось. Понравилось настолько, что я бы взял пару уроков, чтобы поучиться кое-чему у тебя. Но, к сожалению, у меня нет на это времени. Я очень тороплюсь. Пожалуйста, не плачь. Ты же ведь понимаешь, что заслуживаешь смерти? Заслуживаешь так же, как и те люди, которых сейчас подготавливают в соседней комнате к встрече с тобой. Я никогда еще не видел такого контраста. Ты абсолютное черное и абсолютное белое. Ты доказательство того, что противоположности могут сосуществовать в мире друг с другом. Но вся проблема в том, что темная половина побеждает. И ты, под предлогом собственного бессилия не хочешь этому сопротивляться. Не переживай, я не дам ей победить. А сделать могу я это единственным способом, убив вас обоих. Ох, как же ты красива. Даже когда так рыдаешь и умоляешь сохранить тебе жизнь. Прости, но нам нужно спешить. Перворожденный уже близок к своей цели.
Юный Рери с быстротой молнии поднялся по ступеням, ведущим на следующий уровень Замка Асмаунт. Ему хотелось поскорее стереть из памяти тот кошмар, который пришлось пережить в покоях красавицы Растимэ. Он бежал до тех пор, пока не уперся в дверь с изображением женщины с зашитыми глазами и ртом, держащей в правой руке меч, а в левой птицу. Рядом была выведена надпись, которая гласила: «Здесь находятся те, кто принял решение встать по правую руку от Правосудия, приняв путь сопротивления и непокорства существующему миропорядку». Именно отсюда приводили приговоренных к смерти в комнаты Растимэ. Юный Рери с трудом открыл тяжелую дверь, и перед ним предстала во всем величии тюрьма Замка Асмаунт.
Вся тюрьма состояла из двухэтажных ярусов, посреди которых проходил длинный коридор. Сами камеры, где обитали заключенные, представляли собой небольшие клетки, полностью автономные и не требующие какого-либо вмешательства в их работу со стороны. Отходы жизнедеятельности удалялись из камеры единой сетью запутанных туннелей. Пища поступала по другой сети из нижней кухни, где заведовал повар Гаспар. Вода же без перерыва циркулировала по желобам, которые проходили паутиной через все камеры. Несмотря на то, что никаких отходов нигде не оставалось, в коридоре стоял стойкий запах сырости и полнейшей безнадежности.
Заключенные циклами проводили в камерах время безо всякой надежды когда-либо выйти на волю. Единственным развлечением были разговоры друг с другом и ловля мелких зверей, которые иногда на свое несчастье забредали в эту часть Замка. Дверь в камеру открывалась только в двух случаях. Сразу после оглашения обвинительного приговора, когда приводили новенького и в случае, если заключенному посчастливилось получить смертный приговор от рук красавицы Растимэ. В остальных случаях люди погибали естественной смертью от старости, от постигшей болезни, либо сводили счеты с жизнью, понимая, что этот мир более ничего не сможет им дать. Их тела удалялись той же системой, которая утилизировала отходы жизнедеятельности. Некоторым счастливчикам везло, и они сходили с ума, доживая потом свою жизнь в уютном мирке, созданном их больным разумом.
Побег из этой тюрьмы был невозможен. У заключенных просто не было никаких контактов с внешним миром, откуда им могли принести инструменты для совершения побега. Единственная радость, которая у них была, это Растимэ. Частенько она заходила со своими телохранителями пройтись по коридорам тюрьмы. И тогда, когда она появлялась, все звуки стихали. Никто не смел нарушить тот волшебный момент, когда та проходила мимо заключенных, смотрела каждому из них в глаза и давала тем самым надежду хоть на минуту оказаться в ее объятиях и затем умереть.
На стене в самом конце коридора висел гигантский портрет лысого тучного мужчины, одетого в черные кожаные штаны, которые чрезмерно обтягивали толстые ляжки, кожаные ремни с металлическими пряжками опоясывающие грузное волосатое тело и черную накидку, которая была натянута на каркас, закрепленный на его широких плечах. В правой руке он держал меч, нацеленный прямиком на заключенных. Именно он, судья Тартус, символизировал правосудие в этом месте.
Кто он и откуда взялся, история умалчивает. Поговаривают, что когда-то будущий судья пресмыкался перед сильными мира сего, и ему решили доверить самую грязную работу — убирать неугодных. Для этого было принято решение построить самую большую тюрьму во Внешнем мире — Замок Асмаунт. Все приговоры, которые выносил судья Тартус, были обвинительными. Ни разу за все время работы ни один подсудимый не был оправдан и не смог выйти на волю.
Обвиняемым в преступлении всегда предоставлялся адвокат. Это был один человек по имени Мастиус. Он выстраивал весь процесс так, чтобы подвергнуть сомнению любую улику, ведущую к доказательству вины заключенного, вместо того, чтобы выстраивать вокруг этой улики позицию защиты. К тому же его постоянно мучали боли в животе, отчего адвокат старался ускорить весь процесс, сокращая выступление защиты до минимума. Отказаться от услуг адвоката было нельзя. Обвинительный вердикт выносился самим судьей и оспариванию не подлежал, даже если впоследствии выяснялись обстоятельства, доказывающие невиновность подсудимого. И вердикт этот был один — пожизненное заключение в стенах Замка Асмаунт. Для освобождения переполненной тюрьмы сто раз за цикл принималось решение о назначении наказания в виде смерти от руки красавицы Растимэ, которая сама когда-то была приговоренной к пожизненному заключению в стенах Замка, но впоследствии пленила самого судью Тартуса, и тот, чтобы спасти ее от безумия в стенах тюрьмы, принял решение провести с ней опасный опыт под руководством алхимика. Эксперимент впоследствии вышел из-под контроля и привел к жутким побочным явлениям, выражавшимся в трансформации личности. Но судья сразу нашел применение новым способностям девушки. Он сделал из Растимэ кровавого палача, исполняющего приговор по его распоряжению. Сам он после произошедших с ней изменений перестал навещать ее, оставив девушку на волю судьбы.
И вот теперь Юный Рери шел по коридору, с ужасом всматриваясь в каждую клетку, где несчастные без надежды на освобождение коротали время, выскребая собственными ногтями надписи на каменных стенах. К тому же никто из них еще не понял, что все без исключения обречены на скорую ужасную смерть от голода. Они теперь все были лишены поставки пищи из нижней кухни Замка, а резервный источник доставки продуктов архитекторами тюрьмы не предусматривался. Возможно, кто-то из них и протянет больше остальных, если вдруг повезет поймать пробегающего мимо какого-нибудь зверька. А пока они все обратили внимание на юного посетителя, который аккуратно вышагивал по коридору, стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимание.
— Мальчик! Помоги мне, — закричала одна из заключенных первого яруса, припадая лицом к металлической решетке. — Устрой так, чтобы я пошла на свидание с красавицей Растимэ. Окончи мои муки, не дай сойти с ума. Шесть циклов я заточена в этих стенах.
Ее крики прервали сотни других голосов, слившиеся в единую какофонию копошащейся людской массы:
— И мне!
— Мальчик, и мне помоги!
— Стой! Помоги, не уходи!
— Подожди, остановись, умоляю!
Юный Рери закрыл уши руками и прибавил шаг, понимая, что ничем уже не может помочь этим несчастным. В который раз он почувствовал себя бессильным перед окружающими обстоятельствами. От осознания собственного ничтожества у него наворачивались слезы. Он вспомнил о Гисменит, об ее успокаивающем старческом голосе и теплых объятиях. И только этот образ, который сопровождал его весь путь по коридору, не дал Перворожденному сойти с ума, оставив кошмарное место с сотней требующих и умоляющих голосов далеко позади.
***
— Восславьте меня, страждущие, ибо я ваш спаситель. Только я могу помочь вам всем, освободив от тех мук, которые вы вынуждены переживать день за днем. Пойдемте же отправимся все вместе в путешествие длиною в целую вечность и найдем ответы на самые сокровенные вопросы. Не сомневайтесь, так как сомневаюсь я, доверьтесь мне целиком и полностью, и я не подведу вас. Кто ты, несчастная? Как твое имя? Виновна ли ты, Нария? Нет? Тогда ты свободна, Нария. Я выношу свой вердикт. Как тебя зовут, старик? Откуда этот ужас в твоих глазах? Ты принял меня за какое-то создание ночи? Ты ошибся. Я не дитя ночи, я дитя хаоса. И я выношу вам всем приговор: не виновны! Вы все свободны. Отныне это место будет символизировать свободу. Вечный памятник, который я оставлю благодарным потомкам. И вы — основа моего послания. Фундамент, на котором будет построен новый мир.
Когда дверь тюрьмы Замка Асмаунт затворилась за Перворожденным и крики несчастных смолкли у него в голове, Юному Рери наконец удалось осмотреть то место, куда привела его дорога.
Это была большая круглая зала с полом из зеркальной плитки, отчего создавалось ощущение, что всякий сюда входящий парит в воздухе. Гигантский свод был украшен монументальной картиной, изображающей троих сидящих на стульях мужчин. Около ног этих фигур склонился человек, по всей видимости, обвиняемый. Его пропорции были специально уменьшены, подчеркивая ничтожность перед сидящей троицей. В самом центре располагалась худощавая фигура господина, одетого в черный монашеский балахон. Голову покрывал капюшон, из-под которого можно было различить грозный взгляд глаз и ярко-красные губы, шепчущие обвиняемому неведомые слова. Его костлявая бледная рука показывала в направлении центра зала. По правую руку от него сидел знакомый образ судьи Тартуса, взирающий сверху вниз на обвиняемого. Лицо его не выражало ничего, кроме презрения к сидящему у его ног «насекомому». По левую руку от человека в черном балахоне сидел адвокат Мастиус. Его высокомерное худощавое татуированное лицо с орлиным носом безуспешно пыталось примерить на себя маску сострадания. На адвокатскую шею, руки и пальцы было надето бессчетное количество колец, браслетов и цепей. Роскошный красный шелковый плащ с белой меховой окантовкой завершал образ. Он как бы протягивал руку помощи обвиняемому, давая тому призрачную надежду на оправдательный вердикт. Вся эта картина, должно быть, символизировала неотвратимость кары за непослушание существующему порядку.
Стены залы покрывала красная бархатистая ткань, которая как будто жила своей жизнью, переливаясь всеми оттенками красного. Огромные витражные окна с выложенной мозаикой в виде неизвестных мальчику мифических существ испускали свет, который фокусировался в центре комнаты. Именно так выглядел зал суда, где происходили все процессы над обвиняемыми в Замке Асмаунт.
Внезапно наступившая тишина обрушилась на мальчика, опустившись на плечи тяжелым грузом. Он почувствовал огромную усталость, которая сковала все его движения, не давая идти дальше. Ничего не оставалось, как устроиться поудобнее, положив себе под голову сумку и забыться в долгожданном сне.
И вот Юный Рери снова очутился в таких уютных и теплых Водах Мироздания. Перед ним выросла стена затонувшего города, которая предстала перед ним в прошлом сне. Настало время войти внутрь и увидеть, какие тайны скрывает это место. За большой городской стеной его ждал восхитительный и в то же время мрачный вид на постройки неведомых жителей затонувшего города. Основную часть составляли дома-полусферы, выполненные из некоего смолянисто-черного камня. Они были выстроены в спиральную линию, заканчивающуюся в центре массивным конусообразным зданием, уходящим далеко вверх. Мальчик заплыл в одну из полусферических построек. Все стены в ней были испещрены надписями на незнакомом языке. Внутри стоял голубой люминесцентный источник света, который неведомым образом до сих времен выполнял свою работу. Вырезанные в стенах выемки, по всей видимости, служили жителям местом для сна и отдыха. Посреди комнаты стояла статуя безликого человека, который зажал руками уши. Вместо лица у него была смазанная масса, как будто неведомый скульптор намеренно провел пальцами по диагонали пытаясь стереть результаты своего труда. Внутри дома царило хаотичное нагромождение разного рода геометрически правильных предметов, которые могли передвигаться по определенным траекториям. Функциональное назначение каждого из них было сложно определить. Скорее всего, подумал Юный Рери, тайну жителей можно было решить, проникнув в центральную башню заброшенного города.
Удовлетворив любопытство, Перворожденный обратил внимание на обитателей Воды Первоздания, которые начали в спешке покидать обжитые места. Они стали уходить, выдвинувшись в одном направлении, как будто неведомая рука указывала им всем путь. Выйдя наружу, он окаменел от представшей перед ним картины.
Хозяин этих вод, огромная рыба стэ медленно приближалась к затонувшему городу. На черном глянцевом теле проступали глубокие затянувшиеся пурпурные шрамы, доставшиеся ей от прежних столкновений с неведомым противником, посмевшим напасть на нее и потерпевшим поражение без единого шанса на победу. Лицо же чем-то напоминало лицо человеческого новорожденного ребенка. На нем четко можно было различить гигантский рот с двумя рядами белоснежных зубов, глубоко посаженные точки глаз и зачаток носа с двумя широкими ноздрями, которые постоянно раздувались во время движения. Говорят, что стэ обладает разумом, который невозможно постичь обычному человеку. У нее обнаружили способность быстро перемещаться в другие миры, где есть Вода Первоздания. Тем самым увидеть эту махину здесь и сейчас было большой удачей для Юного Рери. После каждого движения гигантского хвоста откуда-то изнутри ее черного тела исходил гудящий звук, отчего вода вокруг стэ вибрировала. Мальчик бросился прочь в том направлении, куда устремились подводные жители этих мест, но что-то помешало ему это сделать. Это что-то крепко держало за руку, не давая двинуться с места. Он обернулся и на несколько секунд увидел ожившую статую из дома обитателей затонувшего города, которая стальной хваткой держала его руку. Тем самым она давала понять ему, что отныне он один из обитателей этого города и останется здесь с ними навечно.
Рери проснулся от громкого голоса, раздававшегося откуда-то сверху. Мальчик поспешно собрал выпавшие из сумки во время сна вещи и перешел в самую темную часть залы. Поборов волнение, он с удивлением и любопытством стал наблюдать за разворачивающимися на его глазах событиями.
Посреди залы в верхней части из открывшейся ниши в стене бесшумно выехала платформа, на которой восседал собственной персоной судья Тартус. Доехав до середины, она неподвижно зависла в воздухе без использования каких-либо поддерживающих приспособлений. Это обстоятельство вызвало бурный восторг у Юного Рери, сопровождавшийся потиранием ладоней. С потолка на веревках опустилось прямоугольное стекло, которое остановилось напротив платформы с Тартусом. Оптический эффект в разы увеличил фигуру судьи, создав устрашающий образ и позволив мальчику подробнее его рассмотреть. Одет судья в те же одежды, в которых он был изображен на стене тюрьмы и на своде зала суда. Однако его внешность была сильно приукрашена художником, убравшего все дефекты старой дряблой кожи, покрытой темными пятнами и прыщами. Вживую судья выглядел гораздо старше и уродливее.
— Введите обвиняемого, — произнес Тартус, и его голос отразился от стен, усиливая устрашающий эффект от присутствия в этом зале.
Одна из дверей открылась, и в нее вошел согнувшийся пополам заключенный. Связанные одним ремнем через металлические обручи шея и ноги не давали разогнуться в полную меру. Таково было требование судьи Тартуса, которое применяли ко всем без исключения заключенным. Приговоренные могли лишь немного поднять голову, выгнув шею, чтобы рассмотреть самого судью через увеличительное стекло, но потом неизменно опускали ее из-за невероятного напряжения мышц шеи. Подсудимым оказался старик, одетый в рваные холщовые штаны. Его лицо не выражало никаких эмоций, кроме желания, чтобы все это поскорее закончилось и его наконец оставили в покое, предоставив доживать свою жизнь в стенах тюрьмы в надежде на легкую и безболезненную смерть. Прошел старик ровно до того места, где фокусировались падающие из витражных окон лучи света. Именно на этом месте ему было велено остановиться и не двигаться до самого окончания процесса над ним.
— Прошу адвоката обвиняемого приступить к процессу, — громогласно объявил судья.
Дверь в залу открылась, и в нее, громко стуча каблуками по зеркальному полу, вошел адвокат Мастиус.
Одет адвокат был так же, как и на картине, в красный шелковый плащ, обрамленный белой меховой окантовкой. Позвякивая украшениями, он прошел мимо сидящего в тени мальчика, даже не заметив того, настолько Мастиус был погружен в мысли о предстоящем процессе.
Встав напротив заключенного, он занял выжидательную позу.
— Вы готовы выстраивать свою защиту? — обратился судья к вошедшему.
— Да, мой господин, — покорно склонив голову, ответил ему Мастиус.
— Обвиняемый, назовите свое имя, — обратился судья к стоящему.
Тот попытался поднять голову и разглядеть, кто же его сегодня будет судить, но яркий свет ослепил старика, не дав шанс рассмотреть сидящего на платформе человека.
— Тай, мой господин. Мое имя Тай, — прошептал старик. Но его голос многократно усилился в этих стенах, отчего Тай и Юный Рери одновременно вздрогнули.
— Тай, знаешь ли ты, в чем тебя обвиняют?
— Нет, мой господин. Все, что я знаю, это то, что несколько людей в черных балахонах ворвались ко мне в дом, надели мешок на голову и увезли сюда.
От этих слов старика судья расплылся в улыбке, обнажив белоснежные зубы, украшенные драгоценными камнями:
— Тай, тебя обвиняют в том, что ты не преклонил колени перед светлейшим Карнели, — судья сделал жест, указывающий на фигуру в черном балахоне, располагающуюся по центру картины, — во время всеобщего праздника любви и благоденствия.
Старик попытался распрямиться, но натянутые ремни сделали свое дело, причинив боль его измученному телу. От услышанного он тихо засмеялся. Смех постепенно перерос в кашель, отчего адвокат и судья поморщились, выразив свое недовольство топотом ног.
В разговор наконец решил вмешаться адвокат Мастиус. Его татуированное лицо побагровело, приняв цвет плаща:
— Тишина, старик! Что смешного сказал достопочтенный судья Тартус?
— Мои колени больны вот уже много циклов. Мне физически больно это сделать, поэтому я принял решение преклонить только голову и тело, — пробормотал старик. Он с большим усилием повернул голову, встретившись взглядом с адвокатом. — К тому же, разве вы здесь не для того, чтобы защищать меня, достопочтенный господин?
Взбешенный от таких слов Мастиус подбежал к Таю, схватил его за горло и закричал истеричным голосом:
— Что ты себе позволяешь, червь? Перед тобой Мастиус, величайший адвокат. Это честь для тебя, ничтожества, что я трачу свое время и выполняю роль защитника на этом процессе.
Старик стряхнул одним движением его руку со своей шеи, при этом оцарапавшись о его перстни. Кровь тоненькой струйкой брызнула, окропив руки Адвоката. Тот, уже вне себя от безумия, ударил несчастного ногой в живот, отчего старик упал на пол.
В дело наконец решил вмешаться судья, которого весьма забавляла эта ситуация:
— Адвокат Мастиус, возьмите себя в руки. Нам уже нужно заканчивать с этим делом. Сегодня Гаспар должен приготовить зажаренного на углях делистера. А запивать это мы будем божественным пенным рихтом в компании четырех новеньких наложниц. Думайте об этом и не поддавайтесь эмоциям.
Адвокат склонил голову в знак согласия, вытер окровавленную руку об штаны старика и вернулся к себе на место. Тай сделал над собой усилие и в конце концов смог подняться на ноги.
— Какое дело мне до правосудия, которого нет уже много циклов? — сказал он твердым голосом, убеждая этими словами в большей степени себя, чем присутствующих в зале суда. — Все, кого увозят на процесс в Замок Асмаунт, в итоге остаются в нем и никогда уже не возвращаются. Оправдательный приговор, говорите вы? Защитник подсудимого? — старик сплюнул кровавый ошметок в сторону. — Вы сами-то верите во все это? К чему этот спектакль? Бросьте меня уже доживать свои дни в тюрьме, мне и так немного осталось. Но я умру с улыбкой на устах, поверьте мне. В своей жизни я сделал все задуманное. Вырастил троих сыновей и двух дочерей. И все они покинули эти края, которые с недавних пор оказались прокляты. А я, несмотря на их уговоры, остался здесь в надежде увидеть наконец, как расцветет моя деревня, когда такие, как вы, сойдете со своих насиженных мест и покинете ее навсегда. Видимо, не судьба увидеть все это. Но поверьте мне, старику, прожившему много циклов, что все меняется в этом мире. Когда-нибудь и вам придет конец, и вас сменят другие. Ваши имена размажутся во времени, ваши тела сожрут черви, а люди будут поклоняться другим куклам, которых они сами же себе и слепят.
С верхней платформы раздались одинокие хлопки.
— Старик, какая проницательная речь. Я отсюда слышу, как у адвоката заурчало в животе. Видимо, он, надо отдать ему должное, старается сдержать рвотный рефлекс, слушая твою речь. Только я могу сказать одно. Все твои дети здесь, старик, гниют в этих стенах. Никто, запомни, никто не может уйти просто так от правосудия.
От этих слов Тай упал как подкошенный на колени, не веря ушам. А потом несчастный зашелся в рыданиях, сотрясаясь в безвольных муках о судьбе своих детей.
— Ну вот, — указывая пальцем на старика, произнес адвокат Мастиус, — видите, достопочтенный судья. Подсудимый с легкостью встал на колени, что полностью доказывает его вину.
— Я согласен с вами, адвокат. Подсудимый Тай. Суд признал вас виновным и приговаривает к пожизненному заключению в тюрьме Замка Асмаунт.
Но старик уже не слышал приговор. Другой, более высший суд вынес свой милосердный приговор, подарив ему быструю и легкую смерть от разрыва сердца. Судья и адвокат удалились к себе в покои, а Юный Рери стоял на коленях перед телом старика и плакал, благодаря за подаренную мудрость и осознание того, что помимо названной матери есть еще на свете люди, способные не только что-то забирать, но еще и отдавать.
***
— Итак, достопочтенный судья Тартус и адвокат Мастиус, разрешите начать судебный процесс. В роли защитника и судьи буду выступать сегодня я. Я не знаю, к какому мнению приду после сегодняшнего процесса над двумя уважаемыми господами, поэтому прошу помочь мне в этом, несомненно, важном и нужном деле. К тому же во всем этом прослеживается прямая ваша заинтересованность. Господа, вы обвиняетесь в том, что не преклонили колен передо мной, своим господином. Что я сказал смешного, подсудимый Мастиус? Я вижу, что это забавляет вас. Возможно, вот так, со своими драгоценностями во рту, будет менее смешно? Вижу, вижу по глазам, что подсудимый со мной согласен. Это большой прорыв в налаживании коммуникации между нами. Я всегда стараюсь идти навстречу пожеланиям. К сожалению, судья Тартус, подсудимый Мастиус вынужден преждевременно покинуть наш процесс, как покинул его подсудимый Тай. Вижу, что вам уже стало не так смешно, как раньше. Ничего, судья, у нас с вами много времени. Сейчас я никуда не тороплюсь. Итак, продолжим наш процесс, где всем заведует самый гуманный и справедливый судья и голос разума, который, похоже, совсем не на твоей стороне, судья Тартус.
«Процесс окончен, и приговор исполнен на месте. Какая же нелепость, — подумал Юный Рери. — Насколько еще меня хватит? Как же я завидую слепым обитателям катакомб, которые не видят всего этого безумия». С этими мыслями мальчик покинул зал суда через винтовую лестницу, которая заканчивалась большим холлом, ведущим в запутанную систему коридоров и комнат.
Он вошел в одну из комнат, в которую, время от времени, приводили заключенных. Каменные полы, стены и цепи, намертво заделанные в них — вот и вся скромная обстановка, которая встретила мальчика. Неподалеку стояло ведро с холодной водой, которое периодически выливали на узников, тем самым лишая их сна. Все это должно было морально сломить приговоренного, не позволив тому нарушить четкий ход судебного заседания.
Следующая дверь, как, впрочем, и несколько последующих, оказались заперты. За ними слышались приглушенные голоса. Здесь жили многочисленная прислуга и охрана, которые обслуживали судью и адвоката.
А вот роскошная дверь, украшенная изображением щита, напротив, была открыта и вела в покои адвоката Мастиуса. Юный Рери не смог преодолеть любопытство, приняв решение заглянуть в нее. Первым делом в глаза бросились две огромные картины, висевшие на стене напротив, которые встречали всякого входящего. На одной из них был изображен судья Тартус в своем обычном обличии, на другой же восседал Светлейший Карнели. На этот раз черный капюшон был откинут, приоткрывая худощавое бледное лицо правителя этих мест. Он восседал на каменном стуле, протягивая смотрящему руку для поцелуя. В отличие от адвоката на Светлейшем не было украшений, а все его одеяние и обстановка говорили о том, что этот человек не считает материальные блага некоей необходимостью. Адвокат Мастиус же, в свою очередь, напротив, очень любил окружать себя роскошью. Вся мебель в комнате была выполнена лучшими мастерами, которых только удалось привлечь, а на изготовление одного предмета интерьера уходил минимум цикл, а то и все пять. Большинство этих мастеров впоследствии провели остаток своей жизни в тюрьме Замка, тем самым пополнив ряды несчастных и безвинных людей. Замок требовал себе жертвы, и судья с адвокатом с удовольствием предоставляли ему их в огромных количествах, швыряя несчастных в его бездонную голодную пасть.
В углу лежало несколько книг по делам обвиняемых. Пол, возраст, рост и вес, описание внешности, предпочтения в еде, режим дня, слухи от соседей, мнения окружающих людей — все это было сшито в одну книгу, которая впоследствии просто пылилась в углу комнаты адвоката, пока ее в конце концов не выбрасывали за ненадобностью. Никто не старался сохранить какую-то память о человеке, заточенном навсегда в этих стенах. Люди со временем забывали свои имена, да и в именах не было необходимости. Всем была безразлична их дальнейшая судьба. Родственникам заключенных было строго-настрого запрещено упоминать их имена под страхом заточения в тюрьме Замка Асмаунт. Так, со временем сыновья забывали своих отцов, матери своих дочерей, заменяя эти воспоминания страхом за свою жизнь и благополучие.
Возле стен в комнате адвоката стояли стеллажи с аккуратно выставленными в них различными предметами, насильно отобранными во время задержания у всех тех, кому было предначертано судьбой провести остаток дней в Замке. С каждого приговоренного он брал к себе в коллекцию по одному предмету. Мастиус бережно хранил эти экспонаты в память о том, сколько человек прошло через его руки. Вечерами он с удовольствием доставал эти безделушки, раскладывал на своей кровати и часами мог любоваться на них, перебирая и вспоминая особенно яркие моменты судебных процессов, которые не всегда шли по намеченному плану и нередко, как и в сегодняшнем случае, заканчивались смертью обвиняемых. Порой адвокат сам не гнушался, не дожидаясь финального вердикта, приводить приговор в исполнение прямо во время судебного заседания. На все процессы он носил с собой небольшой, но очень острый нож, который имел на конце зазубрины, как на рыболовных крючках. Его он выпросил у судьи Тартуса, который любил коллекционировать подобные вещи. При вытаскивании этого ножа из человеческой плоти, тот причинял жуткую боль несчастному и издавал такой звук, который адвокат принимал за высшее наслаждение, впадая на несколько секунд в ступор, подобный состоянию транса. В это время он считал, что прикасается к чему-то высшему, недоступному пониманию кого бы то ни было, кроме него самого. Это обстоятельство весьма забавляло судью Тартуса, внося в однообразную и скучную, но такую сладкую жизнь толику непредсказуемости.
На деревянном столе, украшенном изображениями змей и насекомых, лежала маленькая книжка в золотистой оправе, закрытая на замочек. Видимо, хозяин этой комнаты хранил в ней какие-то свои секреты, раз позаботился о том, чтобы содержимое не попало не в те руки. Однако адвокат Мастиус настолько уверился в своей безопасности за все это время, что имел глупость класть ключик от книжки в верхний ящик стола.
Книжка оказалась личным дневником адвоката. В нее он вносил записи об особенно ярких и запоминающихся процессах, на которых ему посчастливилось присутствовать, и в некоторых случаях выкладывал свои сокровенные мысли, пытаясь разобраться во внутренних переживаниях, которые порой терзали даже его закостенелую натуру. Одни из последних записей были следующего содержания:
«День 5 10898 цикла Арбитра. Я уже совсем не знаю, чем себя занять. Потерян вкус к жизни, становлюсь все более раздражительным, цепляюсь к любой мелочи, хотя должен просто не обращать на это внимание. Судья Тартус сегодня заметил, в каком я пребывал расположении духа, приправив мое плохое настроение словами: «Ничего, адвокат, не вешай нос. Вот где ты действительно сможешь повеселиться, так это на процессе, где будут судить тебя самого». Глупости, конечно, я понимаю, что это шутка. Но, тем не менее, мысль того, что это может случиться, не выходит у меня из головы».
«День 18 10898 цикла Арбитра. Жирный червяк сегодня снова перешел все границы, выдав мне утром целую речь, в которой он описывал свою огромную значимость для существующей судебной системы. Зачем мне все это слушать с утра, когда голова еще раскалывается от излишков рихта, выпитого накануне? К тому же безумец подкинул утром ко мне в постель голову мертвой наложницы, надеясь повеселиться при моем пробуждении. Видимо, время не щадит и нашего судью, раз он все больше и больше начинает напоминать слабоумного с манией величия, которая приобретает вид смертельной агонии. Сколько раз я вытаскивал его из затруднительных ситуаций, давал советы, стоившие мне впоследствии бессонных ночей и сожалений о проделанном. Но нет же, его интерес ко мне начинает приобретать клинический характер, излечить который, по всей видимости, может только операция по извлечению мозга из его черепной коробки. Пускай катится сегодня к ксанти со своими наставлениями. Запру дверь и притворюсь больным, сил моих уже нет все это терпеть».
За дверью послышались чьи-то шаги. Юный Рери спрятался за кроватью в надежде, что это всего лишь проходящий мимо человек. Так и случилось. «Нужно поскорее выбираться отсюда. Нельзя рисковать». Он закрыл книжку, убрал ключ на место и привел все в прежний порядок, чтобы Мастиус не заметил того, что в комнате кто-то был и этот кто-то разнюхивал о нем секретную информацию.
Открыв дверь, украшенную изображением меча, Юный Рери предположил, что это была как раз комната судьи Тартуса. Так оно в действительности и оказалось.
Покои судьи кардинальным образом отличалась от комнаты адвоката Мастиуса. В ней висели аналогичные портреты судьи и Светлейшего Карнели. Только разница в том, что портрет Карнели был испорчен. Кто-то небрежно замазал правителю глаза и рот. По всей видимости, судья не питал особой симпатии к своему господину, а тот, судя по всему, никогда не навещал судью, раз Тартус позволял себе такие вольности с образом Светлейшего, которые могли стоить ему карьеры, а то и жизни.
Юный Рери только теперь обратил внимание, что ни в комнате судьи, ни в комнате адвоката не было никаких окон. «Неужели судья и адвокат сами являлись пленниками своего положения?» — подумал мальчик.
Вся мебель и обстановка в комнате были довольно лаконичными, без излишеств. В отделке преобладал черный цвет, впрочем, как и в самой одежде Тартуса. Своей гордостью судья считал обширную коллекцию оружия, завезенного из разных мест и восстановленного по найденным чертежам, рукописям и книгам. Дробящее оружие, которое наносило более серьезные и страшные увечья, чем режущее и колющее, пользовалось у него особой популярностью. Было даже несколько случаев, когда, выпив излишнее количество хмельного рихта, он несколько раз чуть не лишил адвоката его головы во время демонстрации новинок своей коллекции.
В центре комнаты стояла роскошная кровать, украшенная черным кружевным балдахином. На ней были вырезаны две роскошные обнаженные красавицы, которые хранили сон судьи и помогали во время любовных утех, некоторые из которых он любезно разделял с адвокатом. Наложниц к нему приводили из соседних селений. Это были всегда молоденькие и хорошенькие девочки и женщины. Их заманивали под видом высоко оплачиваемой работы в Замке. Но никто из нанятых девушек так и не вернулся домой. Однако желающие всегда находились, так как бытовало мнение, что ушедшим настолько хорошо в Замке, что они не хотят уже возвращаться к прежней голодной и холодной жизни. Если кто-то из родственников поднимал тревогу по поводу пропажи, ему либо выплачивалось вознаграждение, и он молчал, либо его под видом преступника увозили в Замок, где он проводил остаток дней в тюрьме.
Судья Тартус брал от этой жизни все, живя одним днем и не заботясь о своем и чьем-либо будущем. Одна из пристроенных комнат, которая должна исполнять функцию ванной, была переоборудована в пыточную. Самые лучшие моменты в своей жизни он провел именно здесь, наслаждаясь физическими и моральными страданиями заключенных, давая изначально понять, что у процесса не может быть никакого другого итога, кроме обвинительного. Ванную, однако, он не стал выносить, предпочитая, если вдруг он слегка перебарщивал с пытками, принимать ее с замученным до смерти заключенным, разбавляя воду еще теплой не свернувшейся кровью. Тартус полагал, что такая ванна приносит большую пользу для его кожи. Именно благодаря ей он выглядит на двадцать, а то и на все тридцать циклов моложе своего истинного возраста.
Так же, как и у адвоката Мастиуса, у судьи в комнате были небрежно разбросаны по полу дела заключенных. Тартус редко читал их перед процессом, иногда часто путаясь в именах и в самих обвинительных приговорах во время заседания. Зачем изучать, если есть адвокат, который всегда может поправить его в нужный момент? Однако в отличие от адвоката он все-таки вел реестр всех, чье дело оказывалось в суде. Юный Рери с трепетом стоял и смотрел на этот список, который составлял бессчетное количество пачек бумаги, уложенных в стопку и уже почти достигших высоты потолка комнаты. И на каждом листочке напротив имени значилось: «Виновен». Мальчик закрыл лицо руками, стиснув зубы и сдерживая порыв ненависти. Все в этом мире было против милосердия и порядка, так близкого Перворожденному и так далекого от понимания этих людей.
Так же, как и адвокат Мастиус, Тартус вел свой дневник. Но в отличие от адвоката, он не старался ограничить к нему доступ. Напротив, он частенько давал соседу зачитать некоторые фрагменты из него, наслаждаясь своими умозаключениями из уст постороннего человека. Но, судья не был настолько глуп, чтобы выкладывать самые сокровенные мысли, о которых должен был знать только он. Все планы и задумки, которые возникали в голове, там и оставались до тех пор, пока задуманному не суждено было свершиться. Записи в дневнике были выполнены без привязок к каким-либо датам и времени:
«Сегодня привели очередного будущего жителя нашей переполненной гостиницы. Ну что ж, окажу ему самый любезный прием, который только можно оказать».
Последующая запись в дневнике гласила:
«Два дня. Это рекорд! Мной было принято решение не доводить дело этого человека до проведения процесса над ним. Я намеренно хотел посмотреть, сколько этот гордец, который решил поиграть со мной в молчанку, сможет продержаться. И, надо отдать ему должное, он почти заставил увериться меня в том, что за все это время он не произнесет ни слова, не выдав мне, кто же еще были его сообщники, которые совместно затеяли побег из деревни в надежде найти более лучшее место, где можно жить и не бояться за судьбу своих детей. Несколько раз я переживал, что переборщил с пытками, думая, что подсудимый уже мертв. Однако этот человек крепкий, как камень. Он зажег в моих глазах ненадолго пламя уважения к собственной персоне. И я даже запомнил его имя, хотя для меня это совсем не характерно. Я не помню не то что имена, я забываю лица. Его не сломили физические пытки. Почти не сломили. Он кричал, вопил, плевался, изрыгал проклятия в мою сторону, но имен никаких не выдал. Когда я начал потихоньку просверливать дыру в его черепе в надежде увидеть, что же там все-таки внутри — мозги или полная пустота, он решил поговорить со мной. «Я скажу, — умолял он. — Все скажу. Только прекратите, пожалуйста, и пообещайте, что убьете меня быстро и безболезненно». Я, конечно, согласился на его предложение, и что же вы думаете? Он умер! Этот подлец тут же испустил свой дух, обратив все мои старания в пыль. И вот сейчас он подвешен на цепях над ванной, и его кровь стекает, наполняя ее капля за каплей для очередной косметической процедуры. Ну и денек, скажу я вам. А этот адвокат еще жалуется на жизнь, корча недовольное кислое лицо при каждом удобном случае. Ладно, кто-то стучится в дверь, как бы ее не выломали. Видимо, обеспокоены тем, что я два дня не выхожу из своей берлоги, совсем меня потеряли».
Новая дверь прямо напротив покоев судьи вела в темную комнату, которая освещалась всего парой источников тусклого света, отчего Рери пришлось немного постоять в проходе, пока глаза не привыкли к окружающему их полумраку. Множество колб, каких-то механизмов, банок с законсервированными зародышами в разной стадии развития говорили о том, что Перворожденный оказался в чьей-то лаборатории. Хозяин этого кабинета отличался излишней аккуратностью. Каждый реагент был подписан, банки помечены, все расположено по местам, согласно назначению.
Мальчик осмотрелся и хотел уже, было, уходить, понимая, что в таком месте лучше не задерживаться, как вдруг почувствовал каждой клеточкой кожи наблюдающий за ним пристальный взгляд. Он исходил из дальнего наименее освещенного угла лаборатории. Но от этого взгляда не поступало никакой агрессии. Напротив, существо в углу, судя по всему, было очень испуганно, увидев в дверях силуэт незнакомца. Юный Рери направился к нему, пытаясь не шуметь и не потревожить то, что там находилось. Вот уже проступили некоторые очертания существа, которое сидело, съежившись и забившись в угол. Оно прерывисто дышало, и, казалось, при каждом шаге Перворожденного у него все больше начинало колотиться сердце.
— Пожалуйста, не подходи. Что тебе нужно? Кто ты?
От этого голоса мальчик вздрогнул. Он то возрастал, то понижался до шепота. Казалось, одновременно в существе говорит несколько голосов. Это как будто первое слово произнес огромный монстр, потом он перерос в тихий ласковый шепот, а затем неожиданно перешел в детский голос. Перворожденный замер на месте.
— Меня зовут Юный Рери, — сказал он как можно спокойнее, сам стараясь унять нотки подкрадывающегося волнения в голосе. — Я ищу выход из этого места и непреднамеренно забрел в эту комнату. Прошу, не бойся меня. Я ответил на твой вопрос?
В ответ тишина.
— А теперь скажи мне, кто ты? — не сдавался мальчик.
— Я не знаю, — произнесло существо несколькими голосами. — Я не знаю, кто я такая. Отец называет меня Бести.
— Но ведь у тебя есть прошлое? Нельзя же совсем ничего не помнить о себе, так не бывает.
Бести вся напряглась, вызывая в себе забытые воспоминания, и тихим шепотом произнесла:
— Иногда, во время утреннего пробуждения, я вижу какие-то обрывочные видения, которые, как может показаться, являются продолжением ночных сновидений. Тьма окружает меня, вокруг множество незнакомых существ, которые обращаются ко мне на неведомом языке. Я пытаюсь вспомнить хоть что-то, постоянно мысленно напрягаюсь, копаясь в себе. Когда уже начинает казаться, что вот он, ответ на все мои вопросы, нить, ведущая к правильному ответу, обрывается, оставляя только призрачные видения и куски непонятных фраз. И так каждый день, все безрезультатно.
— А кто твой отец, Бести?
— Мой отец, — задумчиво произнесло существо из темноты. — Мой отец создал меня. Как он мне сам рассказал, он взял душу из самого темного уголка, заключил ее в мертвую плоть, и получилась, — существо ненадолго замолчало, задумавшись о чем-то, — и получилась я. Это все, что я знаю о своем происхождении.
— Но как? Разве возможно из мертвой плоти создать что-то живое? — удивленно спросил Перворожденный, сам не осознавая того, что своими словами может глубоко ранить собеседника.
— Я перед тобой как доказательство того, что возможно все, — сказала Бести, выходя из тени.
От увиденного мальчик отшатнулся, но, справившись с волнением, подошел поближе. Он положил руку на изуродованное лицо, которое было начисто лишено кожи. Часть головы с редкими волосами была смята, будто на нее пришелся удар чудовищного молота. Бести смотрела на Юного Рери немигающими белками глаз, оскалившись в вечной улыбке, состоящей из неровного ряда желтых крошащихся зубов.
Она поднесла руки к нему и осторожно с опаской прикоснулась к его лицу. При этом ее дыхание участилось, выдавая непрекращающуюся бурю эмоций:
— Ты выглядишь точно так же, как отец. Только он намного старше тебя.
Наступила пауза. Они оба изучали друг друга, открывая все новые подробности, пока мальчик первый не решил нарушить затянувшееся молчание:
— Что ты можешь мне рассказать про этот Замок?
— Я ничего не знаю. Отец не позволяет мне выходить за пределы этой комнаты, — сказала она, постоянно меняя тембр своего голоса. — Он говорит мне, что без его постоянного присмотра я умру. И что я не такая, как все.
— Но зачем… Зачем отец тебя создал?
— Я не знаю. Я ничего не знаю! — внезапно закричала Бести в порыве неизвестно откуда взявшейся ярости.
— Послушай, я не хочу причинить тебе вред. Возможно, я могу чем-то помочь? — спросил мальчик как можно более тихим голосом, пытаясь ее успокоить.
— Нет, — произнесла уже совсем детским голосом Бести. — Ты ничем не можешь помочь. Посмотри на меня. Я видела себя. Видела в зеркало. Я не знаю, что я, но мне не место на этой земле.
Она сжала руки, пытаясь унять бурю проскакивающих эмоций.
— Он не рассказывает, зачем создал меня. Но я слышу, как он часто бормочет, называя меня своей ошибкой. Он не понимает, что со мной делать! А я… А я могу только слушать и гадать, чем же помочь ему.
— И чем же ты можешь ему помочь, Бести?
— Я не знаю как, но мне необходимо исчезнуть, испариться, чтобы навсегда освободить его от этого тяжелого бремени в виде неудавшегося эксперимента.
— Отец так важен для тебя? Ты его любишь? — спросил Перворожденный.
Бести, ни секунды не сомневаясь, ответила мальчику:
— Конечно. Почему ты это спрашиваешь? Разве ты не любишь своих родителей?
Юный Рери запнулся:
— Я не знаю. У меня нет родителей. Но у меня есть, вернее, была моя названная мать. По крайней мере, я считал ее своей матерью.
— И где она сейчас? Почему ты ее оставил? Ведь родителей нельзя покидать, так говорит мой отец, — вопросительно посмотрев на Рери, спросила Бести.
— Она мертва, — дрожащим голосом сказал мальчик. — Ее убили.
— Нельзя лишать жизни кого бы то ни было. И ты сейчас ищешь его? Того, кто сделал это с ней?
— Да.
— Что ты сделаешь с ним, когда найдешь? — спросила она.
— Я не знаю. Все, что я сейчас хочу сделать, это посмотреть в его глаза и задать единственный вопрос: «Зачем?»
— Я бы, наверное, поступила так же, — сказала Бести после недолгой задумчивости. — А теперь прошу тебя. У меня есть вот это.
Она протянула Перворожденному тетрадь с какими-то записями. На ее обложке чернилами было выведено: «Бести».
— Здесь есть всё про мое рождение. Я чувствую это. Отец оставляет здесь все свои мысли. Но я не умею читать. Прошу тебя, умоляю, прочти эти записи, — сказала Бести, вцепившись в руку мальчика. — Я так же, как и ты, пытаюсь найти ответы на вопросы. И главный: почему он считает меня своей ошибкой?
Запись № 1. День 36 10897 цикла Басилиса. Наконец в моей голове сложилась мозаика, которую я не мог собрать уже так много времени. Я весь в нетерпении! Завтра приступаю к новому своему творению и смогу вдохнуть наконец разум в ее тело. Я назову ее Бести. К сожалению, умственная отсталость у моих творений есть результат одной самой большой ошибки, которую я допускал из раза в раз, воскрешая подопытных. Я был невнимателен при прочтении трудов Герасиуса «Алхимия живых и всяческих потусторонних бестий», не обратив внимания на одну небольшую деталь, о которой по понятным причинам не могу здесь упоминать. Будем считать, что этот секрет хранится только в моей голове на тот случай, если кто-то захочет воспользоваться результатами моих трудов. Итак, как я упоминал ранее, все опыты по воскрешению оканчивались неудачей. Живой пример тому — Гаспар, хотя он и смог в силу своих ограниченных возможностей найти жизненное призвание и даже стал полезен и незаменим, заняв свое место на нижней кухне Замка Асмаунт. Остальные подопытные после воскрешения в основе своей либо погибали от скорой болезни, либо, как в случае с последним творением Нарасти, оканчивали жизнь самоубийством. Эти попытки суицида были выполнены чрезмерно показными и жестокими способами. Некоторых подопытных приходилось усыплять из-за чрезмерной активности, которая могла причинить большой вред окружающим людям и в особенности мне. Пора заканчивать на сегодня, время уже позднее. А пока отведаю стряпню Гаспара, которая в последнее время как-то стала надоедать, и пойду спать. Надеюсь, мне удастся заснуть сегодня».
«Запись № 2. День 37 10897 цикла Басилиса. Как я и предполагал, проспал всю ночь без сна, думая о предстоящем эксперименте. Итак, все компоненты в сборе. Тело подопытной, как обычно, было подобрано из тюремного морга, который как никогда оказался переполнен. С этим нужно что-то делать, иначе не избежать эпидемии падучей болезни, которая застала всех нас врасплох пятнадцать циклов назад. Источником эпидемии, откуда все пошло, была тюрьма Замка Асмаунт. Тогда вымерло более половины всего населения окрестных деревень, а в самом Замке тюрьма была почти полностью освобождена от заключенных. Мне чудом удалось выжить, отгородившись на несколько месяцев от внешнего мира. Я сделал себе большие запасы еды и воды и полностью погрузился в работу. К тому времени как провиант подошел к концу, опасность заражения миновала. Итак, все готово. Звезды сошлись так, что сегодня наиболее удачный день для воскрешения, пора приниматься за работу».
«Запись № 3. День 38 10897 цикла Басилиса. Я в смятении. Полный провал. Что же пошло не так, что я упустил опять? Бести сидит передо мной, вся мокрая и трясущаяся, смотрит испуганным и непонимающим взглядом. Ей далеко до разумного существа, очень далеко. Она очередная неудача. Все так же недоразвита, как и прежние. Теперь новая подготовка к эксперименту и поиск нужных компонентов займут не менее двух циклов. Но в любом случае я теперь должен наблюдать за Бести, вести записи о ее состоянии здоровья, поведении и поступках. Очень важно будет увидеть, сколько она может продержаться. Сейчас пока сложно определить, кто же все-таки конкретно в нее вселился. Но по записям Герасиуса и по моим вычислениям ясно, что это кто-то из Высших Темных. Приход Высшего Темного — это большая честь для любого алхимика, постигающего суть вещей. Хоть одна положительная новость во всей этой нелепой ситуации».
«Запись № 4. День 40 10897 цикла Басилиса. Я раздражаюсь на каждое ее действие. Меня просто выводят из себя эти нелепые вопросы! А еще грустные вопрошающие глаза, в которых нет ни капли интеллекта. К тому же ее уродство достигло всех мыслимых пределов. С каждым днем Бести становится все страшнее и страшнее, пугая окружающих. Ко мне в комнату перестали заходить слуги, теперь приходится делать домашние дела самому, как будто больше нечем заняться. Надеюсь, ее физическое перевоплощение вскоре станет фатальным для ее организма, и она наконец освободит меня от необходимости наблюдать за ней».
— Хватит, — сказала тихо Бести, забирая у Перворожденного записи алхимика. — Я благодарна тебе за все, Юный Рери, но теперь ты должен уйти.
— Что ты намерена дальше делать? — спросил мальчик.
— Я… Я не знаю. Все, что я сейчас хочу сделать, это посмотреть отцу в глаза и задать ему тот же вопрос, ответ на который ты так ищешь: «Зачем?». Вот что меня интересует. А теперь уходи, мне ты уже ничем не сможешь помочь.
«Никому, почему я никому не могу помочь? Я оказываюсь бессилен в любой ситуации, когда другим необходима моя помощь. Но я не знаю, чем им можно помочь! Жизнь несправедлива к ним, вот и все, что я могу подумать. Мысленно пожалеть их, и все! Но ведь это неправильно, так не должно быть», — подумал мальчик, бросив прощальный взгляд на несчастное растерянное одинокое существо, сидящее в углу.
— Прощай, Бести. Надеюсь, ты найдешь ответы на вопросы.
— Прощай, Юный Рери. И тебе пусть сопутствует удача в поисках.
Дверь за ним закрылась, и Перворожденный упал на пол, колотя по красной обивке обеими руками. Его тело сотрясалось в рыданиях, отвергая и отказываясь воспринимать этот мир. Мир, в котором таким, как Бести, не было места. Но нужно было вставать, во что бы то ни стало вставать и идти наверх Замка. Ради нее, ради названной матери и ради тех несчастных, кого он повстречал на своем пути.
***
— Привет, Бести. Не удивляйся, я не твой прежний гость. Совсем не он, и тебе нужно будет как-то это принять. Я полагаю, что ты быстро привыкнешь к этому. Ты же ведь не какая-то там умственно отсталая, как утверждает отец? Ведь правда? Я не знаю тебя, но поверь мне, мы очень похожи с тобой. Похожи даже больше, чем ты можешь себе представить. Во мне и тебе затаилась обида и боль на тех, кто создал нас. Посмотри на своего отца, посмотри внимательно. Я вижу, ты очень растеряна. Не обращай внимания на его крики и телодвижения. О чем он думал, когда писал такие строки в своем дневнике? Спроси его, спроси сейчас. Вот видишь? Он даже толком не может тебе объяснить и хоть как-то оправдать свою жалкую натуру перед тобой, его творением, за которое он должен был нести полную ответственность. А все эти показные самоубийства его прошлых чудовищных результатов проведения опытов. Алхимик, они пытались показать тебе, что они не просто жертвы неудавшегося эксперимента. Они живые существа. Вот и все. Все очень просто. В нашем мире на все самые сложные вопросы есть простые ответы. Не плачь, Бести. Не плач и не кричи. Ты единственная на моем пути, к кому я испытываю сострадание. Чистое, искреннее и ничем не замутненное чувство сострадания. Как же это прекрасно. И вот что я тебе скажу, Бести. Ты абсолютно свободна с этой минуты. Ничто тебя уже здесь не удерживает и не связывает с этим местом, кроме воспоминаний, которые нужно поскорее похоронить. Я покажу тебе, как отсюда выйти. Но прежде ты должна сделать одну вещь. Понимаешь, о чем я? Это именно то, что ты сейчас хочешь сделать. Вот, держи. Не бойся. Ведь именно страх до этого времени сдерживал тебя. Освободи себя.
«Дверь с изображением песочных часов. Видимо, это особое место», — подумал Юный Рери, приоткрывая новую главу в своей жизни. Это была пустая комната, посредине которой витала некая сущность. Ее форма менялась, ежесекундно показывая мальчику то маленькую серую сферу, то огромное раздувшееся игольчатое существо, то перетекающую реку, то некое подобие лица, которое заинтересованно наблюдало за вновь вошедшим. Воздух вокруг него искрил и тихонько гудел. «Оно старается подстроиться под мое восприятие», — подумал мальчик. И был прав.
— Кто ты?
— Я вычислитель 10987009, — сказало существо в центре комнаты глубоким голосом без эмоций, приняв форму Юного Рери.
— Разреши, я буду называть тебя Вычислителем. Мне так проще.
— Неважно, кто я и как ты меня назовешь. Я вне твоего понимания и физического восприятия. Для меня важно, кто ты такой, Юный Рери?
Существо приблизилось к Перворожденному, приняв форму вопросительного символа.
— Откуда тебе известно мое имя? — удивленно спросил мальчик, инстинктивно сжав рукоять клинка.
— Я не знаю источник. Я всего лишь конечное звено, в котором накапливается информация. Твое имя мне известно, это все, что я могу сказать, — ответил на вопрос Вычислитель, приняв форму клинка.
— Почему же это так важно для тебя, кто я такой?
— Для того, чтобы починить разбитое зеркало, необходимо собрать все осколки и склеить их вместе. Тогда перед тобой предстанет целостная картина, в которую ты сможешь заглянуть и понять, кто ты такой. Я тот, кто пытается собрать осколки воедино и понять суть вещей. А ты, Перворожденный, одна из недостающих и самых важных частей этого зеркала, — сказал монотонным голосом Вычислитель, приняв опять форму мальчика.
— Почему я так важен? — удивленно спросил Перворожденный.
— Я всего лишь интерпретирую информацию, которая во мне заложена. Это все, что я о тебе знаю.
— Скажи мне, Вычислитель, можешь ли ты предсказывать будущее? Что ждет меня в конце пути? Найду ли я ответы на свои вопросы?
— Я могу на основе своих измышлений построить модель, которую можно использовать в качестве предсказания. Но зачем тебе это? Вероятностей развития событий миллионы. Но ни одна из них, по моим подсчетам, не ведет к благополучному исходу.
— Но что же тогда делать? Дай мне совет на основе наиболее вероятного исхода развития событий, — умоляюще попросил мальчик.
— Я здесь не для того, чтобы давать советы. У меня есть более важные задачи, и я их выполняю.
Вычислитель отстранился от мальчика, приняв первоначальную форму, давая тем самым понять, что разговор окончен. Но Юный Рери не собирался просто так сдаваться:
— Разреши задать еще несколько вопросов, которые давно возникли у меня в голове.
— Задавай, — произнес Вычислитель.
— Возможно ли, что все уже предопределено какими-то высшими силами, а мы просто марионетки в их руках и движемся по строго намеченному пути? Вся жизнь, все наши поступки — это четко заложенный кем-то алгоритм действий, по которому мы скользим с рождения до самой смерти?
— Вероятность того, что все в этом мире предопределено, существует. Но я вынужден не делать такого допущения, иначе теряется сама суть окончательной картины, нашего склеенного зеркала. Зачем собирать осколки, если и без этого уже все становится понятным и прозрачным? — ответил Вычислитель, превратившись в некое подобие зеркала.
— Расскажи мне, что это за место, Замок Асмаунт?
Вычислитель принял форму мальчика:
— Для меня это всего лишь одна из множества точек, не имеющих особого смысла. Просто координата в пространстве. Я принимаю этот мир по-иному, нежели привык воспринимать его ты. Чем это место является для тебя, ты уже решишь сам.
— Хорошо. Спасибо и на этом, Вычислитель. А теперь мне пора. Все нити должны соединиться там, у самого выхода. Я чувствую, осталось совсем немного, и я буду на месте.
— Позволь мне вмешаться в процесс твоего жизненного цикла. Ты важнейшая часть составляющей вероятности развития будущего. Я хочу понять тебя, вычислить то множество неизвестных, которые связаны с тобой, — он опять принял форму вопросительного символа.
— И что я должен буду сделать?
— Тебе всего лишь нужно лечь спать. А я уже позабочусь об остальном.
— Хорошо, будь по-твоему, — сказал мальчик, укладываясь на пол.
Его тут же окутало белое и пушистое одеяло, погрузив Юного Рери в глубокий сон. А рядом, ласково улыбаясь и поглаживая его голову, на мальчика смотрела названная мать — старуха Гисменит.
Мальчик вновь оказался в Водах Мироздания в затерянном таинственном городе, который так хотел что-то сказать случайному гостю, заплывшему волею судеб в это место. Настало время посетить центральную темную конусообразную башню и понять, кем же были жители этого города и что привело их к катастрофе, заставившей весь город целиком погрузиться под воду.
Подплыв поближе, Юный Рери восхитился масштабами этого строения. Сложно было представить себе, как же такая конструкция, не падая, могла простоять на земле. В воде же было все иначе. Она как будто была создана для этих мест. Материал, из которого ее сделали, был пористый и губчатый, отчего, по всей видимости, она не падала под собственным весом. Внутри башня состояла из ячеистых сот, которые были выстроены по неизведанной логике ее создателей. Каждая ячейка имела некое функциональное назначение, постичь которое не представлялось возможным. В центре башни стояла гигантская скульптура. Жуткое существо с острым рылом, смотрящее снизу вверх на множество людей без лиц, как раз таких же, каких Юный Рери наблюдал в одном из домов в прошлом сне. Сама скульптура как будто жила своей жизнью. Такой эффект достигался благодаря материалу, из которого она была сделана. По всему ее телу бежали волны света, придавая иллюзию жизни. На лице существа отсутствовали какие-либо признаки глаз, видимо, оно с рождения было слепо.
Необходимо было найти что-то, что содержало информацию об этом городе и о том, что же все-таки здесь произошло. И Юный Рери нашел. Он как будто знал, куда именно нужно плыть и что конкретно искать. Судя по всему, это место было библиотекой. В ней мальчик нашел множество свитков, которые были аккуратно уложены в ячеистых конструкциях, как будто ждали, когда же их кто-нибудь обнаружит. По непонятной причине вода не разрушила материал, из которого они состояли. Этот материал был не мягкий и не твердый. Он легко принимал любую форму, при этом на нем не оставалось следов изгибов, как если бы это была простая бумага. На этих свитках было выгравировано множество надписей на незнакомом мальчику языке. Однако среди такого количества он сразу нашел нужный ему написанный кем-то текст, который можно было без труда прочесть. По всей видимости, перед самой гибелью этого города кто-то решил оставить послание для будущих поколений и рассказать историю того, что же здесь все-таки произошло.
«Если ты читаешь эти строки, значит с моим народом случилось непоправимое. Все это было предсказуемо, ибо мы сами загнали себя в эту ловушку, прогневав истинного Бога неповиновением и праздной жизнью. Но начну по порядку.
Мой народ называется масти. Издревле мы были угнетаемы другими государствами. Нас постоянно захватывали соседи, убивая и забирая последние крохи из наших домов. Не щадили никого, ни стариков, ни детей. Считалось за счастье, если тебя или твоего родственника забрали в рабство. Это давало шанс на то, чтобы прожить немногим более долгую жизнь, нежели остальным несчастным, которым не так повезло. Масти со временем привыкли, не представляя для себя иной участи, нежели как пресмыкаться перед сильнейшими мира сего, забыв о своих корнях великих воителей. К тому же нас постоянно распирали внутренние междоусобные войны за право представлять Верховного масти перед другими государствами.
Так продолжалось до тех пор, пока к власти не пришел Тальхатеп, величайший лидер и Верховный масти, который открыл нам глаза, заставив узреть, как далеко мы пали. При нем наша столица Мориильм расцвела. Мы укрепили город, и он стал неприступным для вражеских налетчиков. Вновь возродилась раса воинов, которые из поколения в поколение передавали секреты ведения оборонительных и наступательных боев. Часть из нас ушла в науку, сделав жизнь более комфортной и безопасной. Наши женщины освободились от трудных домашних обязанностей, переложив всю тяжелую работу на механические машины, облегчающие их труд. Численность населения стала повышаться, от этого сильно разросся сам город. Соседние государства стали присылать к нам своих послов вместо воинов, чтобы заключать взаимовыгодные обмены между нашими народами.
Я единственный, кто еще помнит эти прекрасные времена, которые рано или поздно должны были закончиться. Амбициозный и разбалованный сын великого Тальхатепа Бист в одну ночь перерезал всю свою семью, в том числе отца, двух младших братьев, трех старших и трех младших сестер, тем самым заявив единоличное право на правление народом масти. Он долго вынашивал этот план в голове. Но если бы не помощь его дяди Фалистера, родного брата Тальхатепа, задуманному не суждено было осуществиться.
После этих кровавых событий, когда было убито множество людей, приближенных к прежнему правителю, началось темное время для всех. Город Мориильм превратился в прибежище праздной жизни и разврата. Люди стали забывать о своих достижениях в области науки, переключившись на развлечения, чревоугодие и телесные наслаждения. Бист ввел новый культ, забыв о старом Боге и начав поклоняться новому, темному правителю, живущему под толщами земных пород Ипно. Его дядя Фалистер стал верховным жрецом этого культа, наконец получив так желанную власть в свои руки. В обиход вошли человеческие жертвоприношения, которые воздавались во славу владыке подземелья. Люди настолько уверовали в нового Бога, что сами считали за честь пойти ему на корм, лишь бы прикоснуться к великому чувству причастности ко всему, что было связано с их новым идолом.
Вместо новых школ для детей и жилищ в честь Ипно стали строится новые храмы, которые, в основе своей, располагались под землей и требовали невероятных человеческих усилий по их возведению. Проблема перенаселения решалась очень просто, людей бросали в жертву кровавому Богу, требовавшему все большую и большую дань. Взамен он наполнял сокровищницы Биста и Фалистера драгоценными металлами и камнями, которые тратились на постройку все более новых храмов в его честь. А потом было принято решение, дабы возвысить Ипно, построить посреди города храм, который возвеличил бы его перед всеми народами. И это послужило началом конца для всех нас. Гигантское сооружение нарушило подземную прибрежную часть материка, на которой располагался город, и привело к тому, что тот постепенно начал погружаться в морскую пучину, утягивая за собой всех его жителей. Верховный жрец Фалистер призвал весь народ уйти на север материка под землю, поближе к своему Богу. Это предложение ему передал сам Ипно, который и дальше давал обещания заботиться о народе масти, если те согласятся на его условия. Множество не ведающих и несчастных людей согласилось на такой шаг, побросав дома и забыв о том, кто они такие. Я же, первый жрец храма Ипно, все-таки разумный человек и считаю этот шаг самоубийством для всех нас. Скоро, очень скоро настанет тот день, когда этот город погрузится под воду, стерев с лица народ масти, решивший остаться до конца дней в своих домах. Остальные же уйдут на север материка под землю к неведомому Богу, потеряв окончательно остатки разума.
Я прошу тебя, читающий эти строки, найди мой народ и выведи его из тьмы веков, куда они загнали сами себя. Ибо мы слабы. А я же в свою очередь останусь в этом храме до конца времен, попытавшись донести это послание на всех известных языках. Да сопутствует удача на твоем нелегком пути, читающий эти строки. И да спасет наши души тот истинный Бог, от которого все отвернулись».
— Тебе пора, Юный Рери, — прогудел Вычислитель, нарушив крепкий сон Перворожденного. — Сейчас ты ближе к своей цели, чем когда бы то ни было. А мне нужно время для анализа полученных данных. Но не волнуйся, я доведу до тебя их суть, но случится это гораздо позже в твоем времяисчислении. А пока прощай.
За покосившимся столом, освещенным только догорающим огарком свечи, сидел монах Фалистер и заносил в «Писание о живых и мертвых» новые строки о странствиях святого Серхия, которые он почерпнул из трудов неизвестного циклописца, найденных в заброшенной и давно забытой части Библиотеки Миров.
Рядом, все это время наблюдая за монахом и развлекаясь подбрасыванием обглоданных косточек, сидел полустерх-получеловек Стратимаарри. Заскучав еще больше, он все-таки решил заговорить с монахом:
— Старик, ты умираешь, а все еще упорно не хочешь бросать свою работу, которая и так еще больше сокращает твою никчемную жизнь. Зачем ты это делаешь? Почему бы не пойти, не отдохнуть, забывшись в клубах дыма насти и утонув в сладком и терпком паспасе? Я бы на твоем месте так и поступил, можешь быть уверен, благо, ты уже бесполезен как работник, и никто не будет мешать тебе провести остаток своих циклов в забытье.
В ответ ему лишь было недовольное покачивание головой и укоризненный взгляд, брошенный стариком из-под густых седых бровей.
— В конце концов ты сам прекрасно знаешь как никто другой, что этот мир катится в никуда. Он просто отторгается Вселенной. Это его предсмертные судороги. И рано или поздно всему сущему придет конец, заменив существующий миропорядок на новый со своими законами, которые не будут повторяться, дабы не допустить повторения пройденного. А вот какой это будет миропорядок, вопрос, конечно, интересный. Есть шанс того, что, может быть, все намного хуже, чем мы можем себе вообразить. Как считаешь, Фалистер? Или так и будешь продолжать играть в молчанку, не реагируя на мои слова?
— Я одно могу сказать тебе, Стратимаарри, — угрюмо произнес старик. — Тебе не помешало бы набраться еще ума прежде, чем открывать рот!
Полустерх с грохотом вскочил со своего места, подбежал к старику и, схватив его за грудки, прошипел:
— Знай свое место, человек! Ты, кажется, забываешься, кому служишь. Или близость смерти влила в твой рот немного храбрости? Так я сейчас вытащу у тебя ее вместе со всеми внутренностями и засуну тебе все это обратно, только уже в другом порядке!
Он изо всех сил сжал горло монаха, отчего тот медленно стал оседать на пол. Немного погодя Стратимаарри все же решил ослабить хватку. Старик упал на пол, держась за горло и сильно прокашливаясь, пытаясь наполнить кислородом легкие.
— Ничего, я не хочу потом оправдываться из-за тебя перед Мастером. Ты все равно скоро сдохнешь в муках и, надеюсь, вспомнишь о своем месте и о том, кто ты такой, — презрительно произнес полустерх, сделав смачный плевок в сторону лежащего. — А пока у тебя есть время поразмышлять о своих поступках и пересмотреть стратегию поведения, иначе, клянусь, я удавлю тебя раньше времени.
С этими словами он вышел из комнаты, оставив старика одного. «В конце концов, зря я так разъярил его, — подумал монах. — Может быть, и не стоило ему говорить эти слова. Все-таки благодаря Мастеру и его приспешникам человеческая раса еще не стерта из скрижалей Вселенной. Все мы рабы страстей своих, и я не исключение. Не сдержал язык за зубами». Оставалось только сесть снова за стол и продолжить кропотливый труд, перекладывая строки странствия святого Серхия на пергамент.
«Однажды святой Серхий, будучи в процветающем городе торговцев Та’эси, проходил мимо одной лавки, где он увидел человека, который в отчаянии сворачивал свой товар и вытирал слезы, текущие водопадом из его глаз. «Чем же ты так обеспокоен, добрый человек? — спросил святой у торговца. — Может быть, я чем-то могу помочь тебе?» Торговец вытер слезы и с недоверием посмотрел на путника. Потрепанная дорогой холщовая одежда, небольшая котомка за плечами и улыбка на лице. Вот и все, что было у этого человека. «Ты? А чем мне ты можешь помочь, путник? — усмехнулся торговец. — Разве только тем, что пойдешь дальше своей дорогой и перестанешь отвлекать людей пустыми вопросами». Потом, немного подумав и поняв, что мог словами обидеть путника, он решил продолжить: «Я разорен, полностью разорен, старик. Завтра все мое имущество уйдет с молотка, и мне ничего не остается, как пойти, завязать у себя на шее веревку с тяжелым камнем и утопиться в море». Святой Серхий сел рядом на лавочку: «Ну, значит, это не то, что у тебя лучше всего получается. У каждого человека свое предназначение, если ты не нашел себя в торговле, значит, это просто не твое. Высшие силы дают тебе подсказку, тем самым протягивая тебе руку, а отнюдь не проклинают, как ты сейчас думаешь. Пойми одну простую истину, нет ненужных людей, есть только потерянные в этом мире, ищущие свое предназначение». Торговец нахмурился: «И что же ты предлагаешь мне, странник? Пойти заняться рыбалкой, или, может быть, мне уйти в наемники, пробовать убивать и грабить за деньги?» «Все в твоих руках, — произнес Серхий. — Но я предлагаю начать с того, чтобы явиться завтра утром на это же место в самых своих простых одеждах и с запасом еды на пару дней. Возможно, это твое предназначение, как ты думаешь?» «Ступай своей дорогой, — возмутился торговец. — Не такого совета я ожидал от тебя. А я-то думал, что ты мудрый человек». И святой Серхий ушел. А на следующее утро торговец стоял в самых простых своих одеждах и с котомкой за плечами на том же месте, ища странника глазами, однако тот так и не появился. «Ну что ж, — подумал торговец. — Не могу же ведь я теперь быть дважды неудачником. Нужно попытаться довести начатое до конца, а потом уже делать выводы. Поделом мне, получил я сполна за свою горячность и несдержанность в разговоре». И он направился из города по следам святого Серхия, чтобы попросить у старца прощения и присоединиться к нему в его странствии по миру, донося до людей слова истины и спасая таких же, как он, — заблудшие и потерянные души. Когда через несколько циклов, испытав множество лишений на своем пути, он все-таки достиг цели и нагнал святого Серхия, упав на колени и вымаливая себе прощение, тот, поднимая его с колен, произнес: «Нечему мне тебя учить, торговец. Теперь ты будешь учить меня, ибо я такая же заблудшая душа, как и ты. А мне нужно было всего лишь прислушиваться не к твоим словам, а к твоему сердцу. Тогда бы не пришлось тебе столько пережить и пройти через столько лишений». И пошли они вместе странствовать, донося в каждый дом слова истины, которые впоследствии легли в «Книгу перемен».
«Хороший урок для меня», — подумал монах, делая последние записи на пергаменте. Он задул свечку, думая о прочитанных строках. Наступила глубокая ночь, а с ней и осознание того, что есть еще шанс у этого гиблого мира, где были забыты все слова мудрецов, хранящиеся в Библиотеке Миров и так бережно теперь оберегаемые им.
«Сейчас ты ближе к своей цели, чем когда бы то ни было». Эти слова, сказанные Вычислителем, не выходили из головы Перворожденного. Он стоял перед двухстворчатой дверью, на которой висела табличка со словами, указывающими на ее предназначение: «Выход только для Светлейшего Карнели. Любой нарушитель сего правила будет пойман и помещен в тюрьму Замка без суда и следствия». Сама дверь, как и предполагалось, была заперта. И ключ от нее, похоже, был только у одного человека, чья дверь, выполненная из красного дерева с символом знака бесконечности на ней, находилась по левую руку от выхода.
Юный Рери без раздумий толкнул ее. Перворожденный оказался в небольшой комнате, освещаемой парой свечей. Она отличалась весьма аскетичной обстановкой, говорящей о непритязательном вкусе ее хозяина. В ней стояла кровать, стол и пара стульев. Вот и все, что было у хозяина этой комнаты — Светлейшего Карнели, который сидел собственной персоной в черном балахоне на одном из стульев. Лицо скрывал накинутый небрежно на голову капюшон. Карнели указал Юному Рери на стул. Мальчик обратил внимание, что руки у него отнюдь не старческие. Они были покрыты молодой бархатистой бледной кожей, совсем как у него самого. Голос у Перворожденного дрожал, когда он задавал вопрос человеку в балахоне:
— Ты же не Светлейший Карнели, не так ли? — мальчик сжал рукоять клинка, наклонившись вперед и приготовившись броситься на того, кто искалечил его жизнь. — Это ты? Да, это ты!
— Очень проницательно с твоей стороны. Спасибо, что подметил, однако я не собирался долго играть в эту игру, — ответил незнакомец, сбрасывая с головы капюшон.
Мальчик задрожал, увидев, что под капюшоном скрывалось его лицо, лицо Юного Рери! Спокойное, молодое без выражения каких-либо эмоций. Но это лицо, в отличие от его, было сильно чем-то или кем-то изуродовано.
— Извини, с моей стороны было невежливо, но Светлейший Карнели, к сожалению, уже не сможет присутствовать при нашей беседе, — сказал незнакомец, выдавив на лице улыбку, хотя было видно, что изображение эмоций дается ему с большим трудом. — Но я тебя уверяю, мы с ним душевно побеседовали, и он совсем не был против предоставить эту комнату для нашей встречи, которая гораздо важнее всех его государственных дел. Итак, Юный Рери, очень прошу, держи себя в руках и не теряй способности мыслить, поддаваясь эмоциям. Хотя, вынужден признать, я не всегда сам следую этому совету.
— Кто ты такой? — прошипел сквозь зубы Перворожденный. — Почему ты выглядишь, как я?
— Неужели до тебя не дошло? — удивленно произнес незнакомец. — Подумай хорошенько. Или считаешь, что ты один такой, единственный и неповторимый, плавал в пузыре в Водах Первоздания? А? Начинаешь понимать? Рери, я такой же, как и ты, — Перворожденный. Только нет у меня имени в отличие от тебя. Поэтому, вполне логично, если ты меня будешь звать Безымянным. Нам все-таки не помешает быть несколько более откровенными и правдивыми друг с другом, брат. До этого я не совсем договорил про хозяина этой комнаты. Я убил Светлейшего Карнели. Разбил лицо, превратив в кашу. Понимаешь? Более того, я убил их всех. Гаспара, Нисферат, Растимэ, заключенных, судью и адвоката. Алхимика я не убивал. Это сделали за меня.
Его руки при разговоре то сжимались, то разжимались, зрачки глаз бегали не находя, где бы сфокусироваться взгляду. Безымянный придвинулся вплотную к Юному Рери, схватил того за руки и закричал в порыве чувств, который внезапно отразился бурей эмоций на лице:
— Брат, я не знаю, как с этим бороться! Откуда эта безграничная ярость во мне? — он опустил глаза в пол. Воздух раскалился от нависшего напряжения. — С какой целью, Рери, нас создали, ты не задавался этим вопросом? Чтобы, не успев родиться, мы были скормлены каким-то глубинным паразитам, имеющим зачаток коллективного разума? Кто придумал этот миропорядок? Чья это затея? — его голос почти срывался. — Ты пришел, чтобы узнать ответ на вопрос: «Зачем?» А я иду задать этот же вопрос нашему Творцу. Я хочу посмотреть в его глаза, когда он будет отвечать. А потом отправлю его на дно Вод Мироздания гнить и перевариваться в желудках низглотов.
Руки Безымянного сжали руки Юного Рери хваткой, сравнимой с силой железных тисков. Он наклонился к мальчику и, глядя в глаза, прошептал:
— Представляешь ли ты, что мне пришлось пережить? Думаю, что только маленькую толику. Так я тебе расскажу. Я так же, как и ты, шел на дно, понимая неотвратимость своей смерти. Уже тогда я задался вопросом: «Зачем?» Зачем я родился, если должен вот так сразу умереть? И знаешь, у меня в отличие от тебя не было никакой старухи Гисменит. Но зато у меня была ярость. Ярость и желание разрушить этот миропорядок, убрать все лишнее из него, оставив только самое необходимое. И я направился не вверх, понимая, что просто не доплыву, не хватит сил. Я поплыл вниз, в самую гущу низглотов. После того как первый из них лениво разинул пасть в надежде проглотить меня, я с яростью вцепился ему зубами в глотку. Борьба была долгая. Он обглодал мне лицо, результат его работы сейчас перед тобой. Я разорвал ему горло, остальная же стая в страхе бросилась врассыпную. А потом я прогрыз его брюхо и достал оттуда воздушный пузырь. Наполнив легкие воздухом, обессиленный, я все же с его помощью поднялся наверх и выбрался на поверхность. Только по первоначальному замыслу я должен был быть таким же, как и ты, Перворожденным с чувством сострадания и доброты ко всему сущему. Но во мне все это умерло, утонуло на дне тех Вод. И на поверхность вышел уже совсем не Перворожденный, вышел Безымянный. Впоследствии я наблюдал за тобой и старухой, завидуя и проклиная всех вокруг, что это тебя она спасла, а не меня. Ярость во мне росла все больше и больше. И вот, я решился. Настал тот день, когда я переступил черту. Я убил твою названную мать. Убил из чувства зависти и отчаяния. Я хотел, чтобы ее частица навсегда осталась со мной, хотел всего лишь немного почувствовать то, что чувствовал ты, когда проводил с ней все это время.
Наступила полная тишина. Безымянный смотрел, не отрываясь, на Юного Рери:
— Я вижу, вижу, как мои слова внесли сумятицу в твою голову. Но не переживай. Мой тебе совет, — Безымянный достал из ножен мальчика клинок и вложил ему в руку. А потом приставил лезвие к своему горлу. — Ну что же, я так понимаю, что это единственный выход. Реши все одним движением, избавь меня от этих криков и воплей, от этого хаоса, который переворачивает все во мне вверх дном, не давая остановиться. Только не допускай, пожалуйста, ту же ошибку, которую ты допустил при встрече с Нисферат. А ведь она чуть не стоила тебе жизни впоследствии. Сделай это, прошу тебя! Вспомни слова старухи, которые я, как и ты, помню наизусть: «Запомни. Почти все, что есть в этом мире, захочет убить тебя. Но никогда, запомни, никогда не проявляй страх или беспокойство. Будь как тот камушек из-под ребра каспиломы. Холоден и тверд. И когда нужно, будь готов высечь из себя огонь, и если этого не избежать, то вступить в бой. Не смотри на размер противника. Просто будь тверд и никогда не отступай».
Безымянный смотрел умоляющими глазами в глаза Юного Рери. Клинок со звоном упал на пол. В глазах Безымянного показались слезы:
— Что же ты предлагаешь, Рери? Почему не воспользовался шансом и тем самым завел в тупик? В чем дело? Как меня, палача и убийцу, после всего, что я сделал, можно пощадить? — он в ярости вскочил со стула, схватив упавший клинок. — Тогда я сделаю это. Я убью тебя! Мы просто не сможем так жить, Рери, понимая, что один из нас жив!
И Безымянный приставил нож к горлу мальчика:
— Ааааа! Зачем, ну зачем? Зачем же? — кричал он, возведя глаза к небу. — Почему я, скажи мне? Почему ты оставил меня жить?
Клинок выпал из его рук.
— До встречи, Перворожденный, — сказал Безымянный, кинув прощальный взгляд на Юного Рери. — Видимо, это случится не сегодня.
Дверь за ним закрылась. Мальчик сидел на стуле и вспоминал ее, свою названную мать. Ее шершавые руки и ее теплый любящий взгляд. Все такое родное и близкое его сердцу. И эти слова: «Десять циклов я ждала твоего рождения. И теперь могу с уверенностью сказать, что ты мое дитя, хоть и не рожден из моего чрева. Я была создана для того, чтобы в момент твоего рождения не дать тебе сгинуть в Водах Первоздания. Запомни навсегда, Перворожденный, другой судьбы я себе и не пожелала бы. Все, что я делала в этой жизни, я делала правильно, не сходя со своего предначертанного пути. И ты иди по своему пути, никуда не сворачивай. Как бы тебе ни было страшно. И ни о чем не жалей. Этот мир не поддается какой-то логике и в то же самое время его можно понять, найдя нужный подход к вещам, с которыми тебе предстоит столкнуться. Он дикий и необузданный, как свирепый ратмиир, и в то же время нежный и ласковый, как лартисмерия. Помни все, чему я тебя научила».
«Я буду помнить. Клянусь, я никогда тебя не забуду». Мальчик вышел в коридор. Дверь, ведущая из Замка Асмаунт, была открыта. Когда он впервые ступил на землю, его душа наполнилась восторгом и покоем. Именно так его встретил Внешний мир. Безумный, темный, непонятный, но в то же время ласковый и переменчивый. Юный Рери вдохнул легкими этот воздух. Воздух свободы. Свободы от темных мыслей и предрассудков. Отныне он уже не Юный Рери. Юный остался в катакомбах оплакивать названную мать. Теперь он Рери Свободный, второй из Перворожденных, покинувших эти стены за многие тысячи циклов.
КОНЕЦ
Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/