Сергей   Воронин

 

 

Три повести о самом главном

 

 

 

Метаморфоза

               

               «Проснувшись однажды утром после

                        беспокойного   сна,  коммивояжер Грегор

                      Замза обнаружил, что он у себя в постели   

                 превратился в страшное насекомое...»

                                                              Франц Кафка «Превращение»

                                                                                              

                                                                       

В апреле 2008 года я, наконец-то, принял это мучительное, по-настоящему, выстраданное  и  такое трудное для себя решение в который уже раз покинуть родительский дом и переехать на ПМЖ в Москву. Грустные глаза отца, со слабой надеждой призывающего меня, все-таки, передумать, еще раз сходить к начальнику института МВД и написать рапорт на отзыв моего личного дела из Москвы;  тревога пугающей неизвестности  на внезапно потемневшем от забот лице матери – казалось, уже ничто не могло меня остановить в этом стремительном, еще до конца неосознанном  бегстве в  совершенно новую для меня и потому просто жуткую московскую реальность. Словно какая-то неведомая Сила с тупым упорством  подталкивала меня в спину, заставляя бросить здесь, в Хабаровске, все самое ценное, этаким бездушным катком проехавшись по самым светлым чувствам и переживаниям  близких  и столь дорогих мне людей. Река Жизни вновь совершала свой  отчаянный, стремительный разворот, а я, вечный бродяга и искатель «веселых» приключений на свою не раз уже ушибленную голову, был,  в очередной раз,  просто физически не в состоянии  сопротивляться Ее капризной Воле.

Моя эвакуация из Хабаровска, как говаривал мною  любимый и очень уважаемый  актер Анатолий Папанов, прошла согласно «заранее утвержденному плану» - что называется, «без шума и пыли». С самого раннего утра  ко мне в гостиницу пришли сослуживцы с кафедры оперативно-розыскной деятельности  ОВД.  Мы «раздавили» на троих бутылку коньяка и с чувством исполненного долга, оставив  персоналу офицерской гостиницы на память о себе горы мусора и объедков, отправились на вокзал, где возле поезда меня уже ждали заметно погрустневшие и в один миг  постаревшие родители. Душещипательная сцена прощания, крепкие рукопожатия и скупые мужские поцелуи, и вот мое бренное, не совсем трезвое тело вместе с немногочисленными вещами походного офицера  уже загружено в фирменный поезд «Хабаровск-Москва».

Сказав, что офицерского багажа было мало, я, как обычно, слукавил, мой проницательный читатель. Дело в том, что со мной был мой постоянный спутник и лучший друг по моей вечно бродячей жизни - японский синтезатор «Roland-88». Цифра «88» означает, что это - профессиональный инструмент, имеющий полную рояльную клавиатуру (всего 88 клавиш). Это жизненно необходимо для музыканта-пианиста, волею капризной Судьбы играющего на непривычном во всех смыслах синтезаторе, чтобы чувствовать себя вполне комфортно после классической деревянной клавиатуры фортепиано. Зачем переть столь тяжелый и достаточно громоздкий инструмент в Москву - наверное, спросишь ты, читатель? И, конечно же, будешь прав – сей  «удивительный» и более чем странный  факт, безусловно, заслуживает, моих подробных объяснений.

Я  раскрою вам «страшную» тайну - одним из побудительных мотивов столь поспешного бегства в Москву стало приглашение  моего друга детства Сережи Старикова, который на тот момент уже стал директором продюсерского центра «Амальгама» при киностудии «Мосфильм» - да и вообще, слыл в Москве достаточно богатым человеком, весьма склонным, что сегодня встречается крайне редко, к филантропии и меценатству. Сережа, на мой взгляд, несколько необдуманно и поспешно, при нашей последней встрече в столице летом 2007 года, очень так пафосно, пообещал мне спродюсировать всю мою музыку, написанную за долгие годы скитаний по городам и весям нашей необъятной Родины - в том числе, используя его многочисленные связи в «киношном» мире. Господа, я был бы вовсе не авантюрным Близнецом, если бы вдруг, по какому-то неведомому  доселе душевному капризу, проигнорировал столь заманчивое предложение! И я, конечно же, клюнул с большой радостью на эту Сережкину удочку,  «аки голодный  карась»!

Путешествие до Москвы на этот раз прошло в необычно спокойном и потому совершенно непривычном для меня  формате, в теплой компании с молодой супружеской четой из Рязани. Даже  уже здесь, в этом видавшем виды вагоне-купе, я, таки, успел распушить свой «павлиний хвост» - громко похвастать перед этими славными ребятами своим музыкальным дарованием, с безграничной гордостью подлинного мэтра дав послушать  им на плеере наш последний альбом с Жекой Лобановым «Мелодикус». Музыка, как и следовало ожидать, вызвала у них самый настоящий восторг и шквал эмоций, а  уж как мне приятно было – тут и говорить нечего!

Мы прибыли  на Казанский вокзал примерно около 7 часов утра. В Москве тогда стояло замечательное апрельское утро; ласково светило солнышко, деревья уже вовсю распустились той удивительно нежной и  трогательной зеленью, которая бывает только ранней весной, и это было особенно отрадно для меня – ведь я уезжал еще из заснеженного Хабаровска, «по уши» утопающего в грязных весенних сугробах. Меня радостно встречали на платформе два моих адъюнкта из Хабаровского пограничного института  ФСБ России Денис и Алексей, находящиеся в это время в научной командировке в Москве и потому ожидающие меня с особенным ученическим нетерпением; а вскоре к вагону подтянулся, очевидно, невыспавшийся, а потому с  явно недовольной миной и сам Сережа Стариков. Это уже потом я только узнаю, что Сережа, имея замашки самого настоящего московского олигарха,  обычно встает не раньше 12 часов пополудни.

Сообща мы погрузили музыкальный инструмент, а также мою скромную офицерскую поклажу в Сережин джип; ребята - пограничники  сердечно попрощались со мной, предварительно взяв адрес моей будущей съемной квартиры в Москве, а мы с Сережей отправились в Арбатбизнесцентр,  где у него находилась и, по сей день, находится студия звукозаписи,  а также офис принадлежащей ему компании. Дальше же нам предстояло самое трудное - тяжелые, изнурительные переговоры (наподобие нынешних переговоров Газпрома России и Нафтогаза Украины) с хозяйкой съемной квартиры  Фаиной Георгиевной (кстати, полная тезка известной актрисы Раневской и очень-очень  на нее похожая) Кацнельбоген.

Молодой, подающий надежды риэлтор  Паша, 27-летний паренек из Тулы, которого мы  прихватили с Сережей по дороге к Фаине Георгиевне, сидя в машине, без конца нахваливал предлагаемую мне съемную квартиру и, полушутя - полусерьезно,  жаловался мне, что, дескать, благодаря хитрости и изворотливости ума великого московского бизнесмена Старикова, он практически остался без причитающейся ему «маржи». Я молча, с досадой, слушал его, ровным счетом ничего не понимая в его риэлторских изысках – в моей  душе   вдруг возникло и с неимоверной силой разрасталось смутное сомнение – да нет, читатель, скорее даже физиологическое ощущение полной абсурдности этого моего приезда в Москву! «Я же  здесь совершенно никому не нужен!» - настойчиво стучала в голове пугающая своей откровенностью мысль, которую я пытался старательно отгонять во время почти всей дороги в Москву.- И зачем я не послушался  папу?»

Фаина Георгиевна Кацнельбоген была и, надеюсь, до сих пор все также остается очень своеобразной и весьма харизматичной личностью, достойной нашего внимания и пера. По образованию педагог, она долгое время преподавала математику в одной из ничем не примечательных московских школ и не помышляла бы о большем, но.... однажды Судьба явно оказалась к ней благосклонной, когда в один из счастливых дней  на молодежной вечеринке великодушно позволила ей познакомиться, а после и успешно выйти замуж за некоего Олега  Рудольфовича Кацнельбогена - блестящего офицера-вычислителя ракетных войск, а в будущем член - корреспондента Российской Академии  наук, щедро положившего свою  бесценную  еврейскую жизнь  на алтарь военной науки и  военно-промышленного комплекса СССР. В 65 лет наша прекрасная Фаина, вдруг совершенно неожиданно, как это всегда бывает в жизни, осталась вдовой, унаследовав от своего титулованного муженька две квартиры практически в самом центре Москвы. А вот эти самые квартирки, безусловно, заслуживают нашего отдельного и весьма деликатного  разговора.

Дом, в котором находились квартиры Фаины Георгиевны, представлял собой поистине монументальное, хотя и достаточно типовое для того времени, сооружение сталинской эпохи (так называемую «сталинку»), выполненное в тяжелом романском стиле, в форме опрокинутой навзничь буквы «г», протянувшееся вдоль Смоленской набережной, одной своей желто - кирпичной стороной выходя на Москву-реку,  другой – на известную во всем мире высотку Министерства иностранных дел России; третьей - на ту самую знаменитую Плющиху, где, как – раз, и снимался знаменитый советский фильм режиссера Татьяны Лиозновой про три злополучных тополя, неожиданно для них самих  перевернувших всю жизнь главным киногероям Олега Ефремова и Татьяны Дорониной.

Две квартиры под номерами 45 и 46, принадлежащие госпоже Кацнельбоген – этой, прямо скажем,  не очень «маленькой хозяйке большого дома», находились на третьем этаже  описанной выше «сталинки». Сама же эта будущая моя  «немаленькая квартирная хозяйка» Фаина Георгиевна жила в двухкомнатной клетушке типа «хрущевки» под номером 46, которая по самым примерным оценкам Сережи Старикова и риэлтора Павла, с учетом ее местонахождения в столице, даже тогда, а тем более сегодня, стоит около 2 миллионов «зеленых». Мне же, согласно стратегическому плану Старикова, в этой нехитрой риэлторской схеме отводились куда более скромные, впрочем, на мой взгляд, вполне достойные бродячего полковника МВД из Сибири, апартаменты всего в одну комнату; и, по словам риэлтора Паши, даже эта более чем скромная квартирка в 33 квадратных метра уже в то время стоила на рынке недвижимости  Москвы что-то около 900 тысяч «гринов».

Мы позвонили по домофону, нам через некоторое время ответил явно недовольный чем-то скрипучий старушечий  голос, и вот мы уже внутри - в однокомнатной квартире №45, в  будущем моем холостяцком «бунгало», хотя начало «переговорного процесса» и  не предвещало этого  моего безграничного жилищного «счастья». С нескрываемым любопытством холопа я разглядывал  госпожу Фаину, от которой зависела моя будущая жизнь в Москве на очень  даже непонятный срок, и которую, почему-то, я, про себя, сразу же окрестил  «старушкой Канцельбоген». Это была пожилая женщина 75 лет, ростом1 м85 см, на костылях после перенесенного 5 лет назад тяжелейшего инсульта, но эти костыли, надо сказать, вовсе не лишали ее удивительной в ее положении подвижности и даже некоей спортивной харизматичности – бабулька весьма резво «рассекала» на них по квартире, как будто была на горных лыжах где-нибудь в швейцарских Альпах. А вот в этих своих огромных очках – лупах, в такой неимоверно тяжелой и весьма старомодной роговой оправе, наша Фаина Георгиевна  имела безусловное и удивительное сходство  также с небезызвестной черепахой Тортиллой, когда-то щедро презентовавшей золотой ключик своему деревянному корешу Буратино.  

Мы расселись в небольшой зале на деревянных стульях «визави», и с каким-то  странным, но вполне объяснимым в данной ситуации подозрением стали рассматривать друг друга.  Над комнатой повисла гнетущая пауза, которую первым решился  нарушить риэлтор Павел.

- Фаина Георгиевна, вот это - тот самый Сергей из Хабаровска, о котором мы вам говорили. Наши условия договора, надеюсь, остаются в силе?

- Нет, не в силе! Мы ведь с вами о чем договаривались: Сергей Стариков пообещал мне за вселение своего друга Воронина ремонт моей двухкомнатной квартиры! И где же, позвольте спросить? Я уже две недели жду обещанной бригады – и ничего!

Я слушал этот их невнятный диалог и совершенно не мог понять, о чем, в сущности, идет речь. Оказалось, что еще месяц назад Сережа опрометчиво пообещал Фаине за мое эксклюзивное вселение прислать ей бригаду и бесплатно отремонтировать паркет в ее двухкомнатной, а также будущей моей однокомнатной квартире. Я бросил беглый взгляд на Старикова – он явно и при этом весьма демонстративно заскучал, принявшись, с отсутствующим видом человека, внезапно совершенно потерявшим интерес ко всему  происходящему вокруг, сосредоточенно рассматривать заусеницы на  пальцах  своих холеных ручек. «Фаина Георгиевна, - продолжал давить Павел.- Но как же так? Сергей – уважаемый человек, полковник милиции, приехал с Дальнего Востока служить в Москву под ваше обещание предоставить ему квартиру в аренду. И куда же ему теперь деваться с вещами, по - вашему?» «А вот это меня совершенно не касается! – неожиданно вспылила Фаина.- Вон, пусть идет в гостиницу и платит за сутки 5 тысяч рублей». Я обреченно опустил голову. В очередной раз получила  подтверждение эта  моя откровенная и такая назойливая мысль, что  здесь, в Москве,  я  явно никому не нужен.

Внезапно наша капризная хозяйка сменила свой хозяйский гнев на милость. «Ну ладно, пусть докажет, что он, действительно, полковник милиции и, к тому же,  доктор юридических наук!»  Тут неожиданно проснулся Сережа от напавшей на него всего полчаса назад   скучающей дремоты. «Медали, медали, Серж, свои покажи скорее, а еще дипломы профессора и доктора наук!»  И начался наш импровизированный вернисаж, выполненный в полном соответствии с жанром «театра абсурда» -  я разложил на старом, потрепанном диване все свои медали и дипломы, а Фаина слишком уж  с серьезным, а потому весьма забавным видом большого знатока принялась внимательно изучать  представленные «артефакты» моего социального происхождения.

«Полагаю, такие дипломы можно купить сегодня практически в любом московском метро, - неожиданно безапелляционным тоном судьи изрекла старушка Кацнельбоген, с явным удовольствием  наблюдая мою вполне ожидаемую реакцию на столь тяжелое обвинение. «Ну, положим, такой же диплом доктора, правда, физико - математических наук, я видела у своего покойного мужа Олега Рудольфовича, а вот аттестат профессора я вижу впервые в своей жизни! Муж  то мой никогда не занимался преподавательским трудом, а потому и профессором  не стал, всю жизнь  оставаясь военным физиком - теоретиком!»

По всему виду старушки Кацнельбоген было видно, что она осталась весьма довольна результатами произведенного ею «шмона». «Ну, ладно, а теперь пусть покажет свои вещевой и денежный аттестаты!» - сказала Фаина Георгиевна, обнаружив при этом явную и очень поразительную осведомленность бывшей жены  и вдовы военнослужащего. «Боже ж мой! – неожиданно воскликнула она, перебирая своими длинными паучьими пальцами мои офицерские бумажки. – Это вы так мало сейчас в МВД получаете?! Да у меня муж в 2 раза больше получал в армии! И позвольте спросить, как же вы собираетесь жить в Москве, имея зарплату в 25 тысяч рублей, отдавая за квартиру 30 тысяч рублей?» «Фаина Георгиевна, за это вы даже  не беспокойтесь, - очень даже вовремя на этот раз пришел мне на помощь Сережа, - я Сергею помогу, как и обещал. За 2 месяца его проживания я вам сейчас же проплачу, а дальше... дальше по ситуации!»

Сережа, и впрямь, на этот раз совсем даже не обманул никого, в том числе эту «бедную», несчастную старушку – отчего-то дрожащими руками он тут же отсчитал алчной квартирной хозяйке 60 тысяч рублей за два месяца моего проживания в ее квартире, после чего нам, наконец-то, с высочайшего разрешения госпожи Кацнельбоген позволили занести мой скромный офицерский скарб из машины Старикова в дом. Сережа, сославшись на срочные дела в столице, тут же уехал на своем джипе, а я отправился к зданию МИД России, где у меня была назначена встреча с моими адъюнктами из Хабаровского пограничного института Алексеем и Денисом.

Желая произвести на моих учеников  благоприятное впечатление очень радушного и, к тому же, креативного хозяина, по пути к МИДу я заскочил в винный погребок, что расположен недалеко от дома моей замечательной бабульки на улице Плющиха. Удивительно, но Судьбе будет угодно на целых полгода связать мою непутевую жизнь с этим злачным заведением! Я купил бутылку не дорогого, но и не дешевого  итальянского вина и попросил продавца по имени Наташа любезно открыть мне ее. Наташа изобразила очаровательную гримаску недовольства на своем премилом, курносеньком личике, и, немного пококетничав, все же открыла бутылку по моей нижайшей просьбе. Я тут же слегка прикрыл ее деревянной пробкой и, засунув  в пакет, отправился встречать ребят.

Для чего я открыл бутылку заранее – наверное, спросишь ты, читатель, и будешь, безусловно, прав! Как всегда, я и здесь не смог отказаться от своей «оригинальности» или идиотизма – это уж кому как нравится. Встретив Лешу и Дениса, я тут же предложил им распить бутылку вина прямо на крыльце здания МИДа. Ребята, потомственные фээсбэшники до «мозга костей», понятно, эту мою креативную идею совершенно не восприняли, а только отчаянно замахали на меня руками – дескать, наш визит в Москву закончится тут же, возле здания Министерства иностранных дел, можно сказать, так и не начавшись. Немного подумав, я, все-таки, не мог не согласиться с их более чем убедительными доводами, и тогда мы втроем отправились пить уже в мое новое «бунгало», гостеприимно предоставленное старушкой Кацнельбоген, которая накануне, однако, строго - настрого  предупредила меня, что вообще не потерпит никаких пьянок и разврата в ее прелестной квартирке, за исключением случаев, когда в этом безобразии участвуют офицеры ФСБ.

Мы уселись за довольно небольшим кухонным столом и с  энтузиазмом людей, изрядно соскучившихся друг по другу, предались, пожалуй, самым незатейливым в мире забавам старого весельчака Бахуса. В разгар «веселья» к нам  зашла Фаина Георгиевна, которая строгим тоном хозяйки потребовала от ребят предъявить ей удостоверения сотрудников ФСБ, после чего, явно оставшись довольной увиденным, с большой охотой и даже некоторой  приязнью ко всем присутствующим присоединилась к нашему скромному офицерскому застолью.

После пары рюмок водки бабушку неожиданно понесло на откровения. Она вдруг призналась нам, что у нее крайне напряженные отношения с ее дочерью Маргаритой, которую она прогнала 5 лет тому назад, потому что та явно хотела завладеть квартирками матери, и, похоже, даже желала ее смерти. А посему Фаина, ничтоже сумняшеся, выгнала неблагодарную дочуру  вместе с мужем взашей из этой самой квартиры, в которую сегодня  заселился я, и в настоящее время проживает в Киеве (и я думаю, что, возможно,  даже поучаствовала в известных всему миру трагических событиях на Майдане Незалежности  зимой 2014 года). 

«Одно я только не пойму, Сергей, - настойчиво продолжала талдычить свое уже изрядно захмелевшая старушка Кацнельбоген.- Ты зачем сюда приехал? Ведь Москва - это же  сплошные потери и убытки  для тебя?!» В глубине души я давно уже согласился с убийственными доводами Фаины, но как я мог это признать сейчас, перед своими учениками, которые так безгранично верили в меня и всецело одобряли этот мой выбор?  И тут Остапа понесло.

«Дело в том, друзья, - интригующим полушепотом начал я свой замечательный рассказ, - что в  июле 1999 года в Хабаровске мне попалась весьма занимательная книжка  Дмитрия и Надежды Зимы «Расшифрованный Нострадамус». В этой, в своем роде уникальной, книге содержалась их подробная расшифровка наиболее известных катренов Мишеля Нострадамуса, в которых были сокрыты данные о будущем Мессии, ожидаемом человечеством вот уже более 2 тысяч лет. Так вот, господа, в одном из этих катренов я с большим удивлением узнал  себя!» - эту последнюю фразу я произнес очень торжественно, уже стоя с фужером вина в руке и победно глядя на своих сраженных наповал собеседников. Фаина Георгиевна и ребята с нескрываемым ужасом смотрели на меня. Я остался весьма довольным произведенным эффектом. 

 «Ну, а дальше пошло-поехало! –  продолжал  добивать их я. - В 2006 году мне попалась на глаза «Потерянная книга» Мишеля Нострадамуса, также содержащая акварели пророческого содержания. Эту книгу  обнаружили случайно в 1888 году в библиотеке Ватикана и до сих пор над ее расшифровкой бьются лучшие  научно-исследовательские институты Европы и США. Так вот: на одной из акварели были изображены моя обритая наголо физиономия и наиболее драматичный за последние годы эпизод из жизни моей семьи. Все дело в том, что в 2005 году в Барнауле тяжело заболела моя теща – на фоне диабетической стопы началась гангрена. Врачи вынесли ей страшный, просто чудовищный  приговор – ампутация левой ноги до самого колена. Вся родня, естественно,  бросилась искать чудо - врачей и больницы, в которых можно было бы избежать подобной операции. Здесь, как всегда это бывает в таких  случаях, в Интернете  нарисовалась эта толстомордая, сытая  харя  московского хирурга-мошенника, который за полтора миллиона рублей был готов взяться за спасение  уже фактически некрозной ноги. Но деваться было некуда - мы с женой решили взять кредит в банке под просто умопомрачительный процент. И вот здесь внутренний голос мне сказал: «Открой акварель под номером 4».

Объясню: дело в том, что я  уже давно все акварели из «Потерянной книги» скачал на свой компьютер, тщательно их пронумеровал и выложил на «рабочий стол». Открываю указанный рисунок и с удивлением вижу – мужик с лицом человека, «похожего на Генерального прокурора», с серпом в правой руке, а внизу акварели - протез левой ноги, причем слепленный один – в - один с моей ноги. Суду, как говорится, все было ясно:  Судьба моей несчастной тещи уже давно фатально предрешена на Небесах! Я  показал эту акварель родным, она повергла их в шок, и на семейном совете мы единогласно  решили отказаться от абсолютно авантюрной в подобной ситуации поездки в Москву. Тем более, вскоре нам стало известно, что этого московского врача-мошенника арестовали за какую-то очередную  медицинскую аферу.

Кстати, спустя некоторое время моей теще в Барнауле изготовили именно такой протез, какой  и был изображен  на акварели Мишеля! Так что, ребятки, сами делайте вывод: кто я такой и зачем приехал в Москву! Похоже, в моей жизни есть весьма и весьма  высокий  Покровитель на Небесах!»

После моего столь откровенного и шокирующего  признания  беседа у нас как-то уже совсем  не заладилась. Наша только что веселая и  внешне даже дружная компания рассыпалась буквально на глазах. Мне же это   очень напомнило известную сцену из «Золотого теленка», когда Остап Бендер шокировал своих новых друзей – студентов в поезде откровенным признанием, что он, дескать, и является самым настоящим миллионером. В общем, я, как всегда, все испортил своим идиотизмом! Леша и Денис  вдруг резко засобирались домой - в гостиницу Академии ФСБ. Старушка Кацнельбоген, как мне показалось,  очень  обиженная моим «поведением, недостойным российского офицера», как черепаха Тортилла, тихо  уползла в свою нору, сердито бормоча себе что-то под нос. Пограничники тоже  вскоре довольно сухо попрощались со мной и ушли, и вот я уже совсем один - в этой  новой, но пока еще совершенно чуждой для меня  обители.

Проснулся я рано утром от настойчивого звонка в дверь. Я открыл дверь - на пороге стояла Фаина Георгиевна. «Сергей, я пришла, чтобы заняться вместе с тобой благоустройством твоего жилья! Чтобы тебе было комфортно и уютно здесь жить!» - пафосно заявила она, и я понял, что старушку Кацнельбоген с раннего утра охватил трудовой энтузиазм. Заниматься с похмелья  любым видом трудовой деятельности мне совсем не хотелось, поэтому, сославшись на деловую встречу в городе, я поспешно ретировался из дома. Понятно, что никакой встречи не было и в помине, поэтому, не долго думая, я направился в винный погребок на Плющихе.

В магазине я вновь увидел симпатичную девушку Наташу (во всяком случае, так было написано на бирке, красующейся  на ее груди), которая при моем появлении как-то смешалась и явно занервничала. Я не придал этому факту значения и обстоятельно, с чувством, с толком, с расстановкой занялся выбором спиртного. После вчерашнего сабантуя водки мне, понятно, совсем не хотелось, и я решил ограничиться   «легкой полевой артиллерией». Взгляд упал на бутылку красного вина «Лидия». «Наташа, я беру «Лидию» только потому, что так зовут мою маму!» - объяснил я ей свой «сакральный» выбор, но девушку, видимо, эти мои пространные объяснения не особо впечатлили, так как она посмотрела на меня, как на полного идиота.

Я вошел в сквер многоэтажного дома, что находится прямо напротив погребка, по-хозяйски уселся на детской площадке и принялся осушать бутылку «в одного». Стояло изумительное апрельское утро – было тепло и солнечно, так что даже в легкой осенней курточке мне вскоре стало жарко. Я снял ее и повесил на стоящем рядом скрюченном, очевидно, от непомерно тяжелой жизни в мегаполисе, с уродливым горбом на «спине» клене – знаменитых тополей, читатель, на Плющихе уже давно нет и в помине; одни только клены и пахучие липы. А, впрочем, лгу - есть еще и платаны (к моему большому удивлению, ведь каштаны – это очень привередливое южное растение). Торопиться было абсолютно некуда, идти домой к  беспокойной старушке тоже  не было никакого желания, поэтому я очень быстро расправился с первой бутылкой и отправился в погребок к Наташе за второй.

На «старые дрожжи» поллитра даже этого легкого вина очень быстро ударили мне в голову, и я решил немного отдохнуть, привалившись животом на шершавый горб  стоящего рядом клена. Меня стала одолевать дремота, я прикрыл глаза и вдруг... отчетливо увидел в коре дерева лицо бородатого деда, укоризненно глядевшего на меня. «Допился до «белочки!» - с ужасом подумал я и открыл глаза. Дед в тот же миг исчез. Спать, почему-то,  сразу же расхотелось. Я постоял еще некоторое время, совершенно ошарашенный от увиденного, возле дерева, равнодушно наблюдая кипящую вокруг меня городскую жизнь, в которой мне сегодня  явно не было места. Через некоторое время человеческое любопытство все же одержало верх над мистическим страхом, и я вновь зажмурился – странный дедок с осуждающим взглядом  появился снова. Одновременно на правое мое плечо медленно опустился кленовый «парашютик» и лег на рубашку так удачно, словно это  был  заправский погон адмирала. Сказать, что я испугался неожиданного появления этого странного деда в коре дерева – значит, ничего не сказать. Гамма переживаний, где страх, очевидно, находился на последнем месте. Больше всего я испытывал в тот момент радость встречи, какая обычно бывает, когда после долгой разлуки встречаешь родного и горячо любимого человека.  Дело в том, что этого самого деда я знаю в лицо с раннего детства, примерно лет с 5. Тогда я считал его Дедом Морозом. Думал я так еще и потому, что в детском садике «Снегирек», в котором я «отбывал» свое детство, этот лик очень часто наблюдал в причудливых зимних узорах замороженного  оконного стекла.

А однажды родители оставили меня в детском саду  в ночь на 31 декабря. Нас было трое таких детей, которых родителям, очевидно, не с кем было оставить под новогоднюю ночь. Дети тихо и очень уютно посапывали в углу  просторной детской спальни; мне же, как обычно, не спалось – одолевали детские страхи... вечные спутники этой моей странной, вконец запутанной, но такой удивительной жизни. Внезапно на улице поднялся сильный ветер, который с грохотом распахнул форточку и  в комнату ворвался шлейф искрящихся при свете уличного фонаря снежинок. Я зажмурился от страха  и вдруг отчетливо увидел гигантского Деда Мороза, который стоял в белой накидке почти до пяток, ласково смотрел сверху на меня и поглаживал при этом рукой свою роскошную белую бороду, растущую до самого пояса. Почему гигантский, спросишь ты, читатель? Да потому что я, жалкий лилипут, стоял на уровне его голой лодыжки и смотрел на Деда снизу, глубоко запрокинув голову. Иначе охватить  взором всю его фигуру было просто невозможно!

С тех пор на всех детских праздниках костюмированный Дед Мороз, даже если в нем я безошибочно угадывал фигуру нашей воспитательницы Валентины Александровны, вызывал у меня  почти мистический ужас и   благоговейный религиозный трепет. В общем, Карл Густав Юнг со своей глубинной психологией коллективного бессознательного здесь просто отдыхает!

Вскоре вторая бутылка «Лидии» дала о себе знать – я медленно, но верно сполз по стволу клена и разложился на молодой весенней травке, как молодой телок, в аккурат прямо под цветущим деревом. Проснулся я (а, по-видимому, проспал что-то около 2 часов) от звонка моего мобильного телефона. Звонил Сергей Стариков. «Ты где? Лежишь на земле? Ты совсем спятил? Тебя же сейчас менты загребут и будет тебе тогда ВНИИ МВД! – неистово ругался он в трубку, стараясь избегать при этом жестких идиоматическх выражений. - Серж, ты что сюда бухать приехал, что ли? Если бухать, то я тебя в компанию  Вити Незлобина отправлю в Подмосковье. И бухай тогда, сколько влезет!» Витя Незлобин, наш общий приятель из Караганды, действительно, крепко «сидел на стакане» и порывался встретиться со мной в течение всего периода моего нахождения в Москве. Однако я, во многом благодаря Сергею, не дал ему такой «счастливой» возможности, чем, безусловно, сохранил себе очень и даже очень много здоровья.

Ругань Старикова возымела свое действие – я моментально протрезвел: поднялся с земли, надел курточку  и пошел домой отсыпаться, благо старушка Кацнельбоген уже в полной мере удовлетворила свой трудовой пыл и убралась в свою нору.

Это была лишь первая трещина, дорогой читатель, в моей и без того искаженной алкоголем реальности, через которую,  с этого самого дня, медленно, но верно,  стал просачиваться волшебный свет пока  еще  неведомого, но уже такого притягательного для меня мира. Окончательно же эта моя, столь неожиданно треснувшая сегодня, реальность расколется на две самостоятельных части ровно через полгода в «адском» поезде под названием «Москва-Братск».

Мой приезд в Москву, кроме определенного негатива, связанного с алкоголем, безусловно, имел и свои положительные стороны – вдохнул, можно сказать, свежую творческую струю в довольно однообразную московскую жизнь Сергея. Можно с уверенностью сказать, что  у семьи Стариковых с моим приездом началась Эпоха Ренессанса. Дело в том, что у Сережи младшая дочь Полина - безусловно, одаренная, очень даже неплохо поющая девочка с врожденным чувством музыкального вкуса. И что самое удивительное: в свои 16 лет, после всех неизбежных возрастных мутаций голоса, она приобрела уникальное контральто – это самый низкий женский певческий голос с широким диапазоном грудного регистра. Мы ставили записи песен Полины посторонним людям, и все они по голосу определяли ее как профессиональную певицу в возрасте далеко за 30. Исходя из этих  уникальных природных данных, мы и стали с Сергеем формировать репертуар для Полины. Но для начала надо было закупить необходимую нам музыкальную аппаратуру.

В один из апрельских дней Сережа заехал на своим джипе ко мне на работу во ВНИИ МВД России, что находится на Поварской улице (это, как – раз,  напротив  Академии  музыки имени Гнесиных), и мы отправились на закупки в очень престижный  столичный  магазин  музыкальной аппаратуры «Sony».

Результаты нашего коммерческого вояжа превзошли все ожидания: мы купили две шикарные английские полу - акустическую и электрогитару для Сергея; клубный синтезатор «Roland - Juno G» - соответственно для меня; конги (это - те же бонги, только большие); ударную установку для будущего барабанщика нашей группы и мобильную акустическую систему, дающую нам возможность выступать практически на любых площадках города. На последнем этаже Арбатбизнесцентра Сергей с большим трудом отвоевал у соучредителей своей компании шикарный репетиционный зал, который ранее «офисный планктон» использовал для психологической разгрузки, танцуя по вечерам танго. В Москве, надо заметить, в последнее время просто повальное увлечение танго, настоящий танцевальный бум; причем, танцует все, что только шевелится!

Буквально в тот же день мы расставили и подсоединили с помощью прикупленных в магазине «Sony» фирменных кабелей всю эту нашу навороченную музыкальную аппаратуру и начали лихорадочно репетировать – занимались музыкой с таким отчаянным исступлением, словно что-то хотели   доказать кому-то  или, может быть,  отыграться за наше  с Сережей нереализованное музыкальное детство. Но, как это всегда, бывает – «недолго музыка играла!»

Дело в том, что супруга Сергея Лена вдруг начала ревновать мужа и ко мне, и к нашим репетициям. Вскоре каждый выход Старикова из дома на репетицию стал сопровождаться грандиозными семейными скандалами. В конце концов, раз за разом Сережа стал пропускать наши занятия музыкой, ну, а апофеозом  всей этой ситуации, конечно, стало то, что в один из июньских дней Сережа пришел на репетицию в крайне расстроенных чувствах и сообщил мне, что он с семьей уезжает почти на три месяца отдыхать в Италию. Лене, этой поднаторевшей в московских интригах даме, все-таки, не мытьем, так катанием удалось разрушить наш творческий тандем, на мой взгляд, совсем даже неплохо стартовавший тем  летом 2008 года в Москве. И я вновь, почти на целых три месяца, остался один на один с жаркой, пыльной и абсолютно чужой для меня столицей.[1]

Как назло, лето 2008 года в столице выдалось на редкость жаркое и удушливое. На работе во ВНИИ МВД РФ  мне можно было появляться всего один раз в неделю, и я начал просто тихо дуреть от скуки.

 

 

Каждый мой день с утра начинался примерно одинаково: я вставал около 7 часов, брился, завтракал и отправлялся гулять по Москве с таким расчетом, чтобы успеть проскочить до полуденной жары. Но, мой дорогой читатель, не подумай, что это было праздное шатание по столице. Я уже тогда в полной мере ощущал  свое «мессианское» предназначение и  привез в Москву свою главную «драгоценность» на простом диске DVD -  «легендарную» рок - оперу «Спецназ: история моего современника», которую «сваял» в результате долгих ночных бдений в офицерской гостинице города Хабаровска. Ведь я, на самом деле, мечтал  тогда осчастливить весь этот «продвинутый» в плане Искусства столичный народ своим «свежим» музыкальным материалом, поскольку на полном серьезе считал, что «...российская провинция еще не доросла до высоты моего творческого гения».

По приезду в Москву мною  сразу же было запланировано три деловых визита. Первый визит – к полномочному представителю Алтайского края в Правительстве РФ Фарисенко Николаю Борисовичу. Адрес и телефон этого представительства мне дал замечательный человек и очень талантливый профессор криминологии Аббасов, который при нашей последней встрече в Барнауле вначале как - то подозрительно  «жался –мялся», но потом, все - таки,  «разродился»: «Сережа, мне позвонили по твоей персоне  москвичи из ВНИИ МВД РФ. Спрашивали, что ты за человек: не пьяница ли ты, иль скандалист -  вот  такая информация, голубчик, по тебе поступает из различных регионов страны! Я им сказал, что ты - отличный парень, талантливый, но в тоже время очень страстный человек. Единственный способ для любого руководителя хоть как-то удержать тебя в узде - это по горло загрузить тебя научной работой!» Потом, немного подумав, Абассов  тихим, вкрадчивым голосом добавил: «Сережа, в Москве живет и работает помощником федерального судьи моя дочь Лена. Смело обращайся к ней за помощью на первых порах,  но сразу же тебя предупреждаю – не вздумай лезть к ней «под юбку». Она, как может, выстраивает свое  женское счастье в Москве, очень хочет стать федеральным судьей, и ты там явно будешь «третьим лишним!»

Мне стало, как-то,  грустно  от столь обидных и, думаю, на тот момент абсолютно незаслуженных слов. Понятно, что это – слова  безгранично  любящего отца, всерьез озабоченного счастьем своей взрослой дочери; но неужели в глазах столь  уважаемого мною профессора Аббасова я выгляжу  такой неблагодарной и вероломной скотиной, которой, лишний раз,  следует напомнить об элементарных правилах приличия?

Алтайское представительство при Правительстве России занимает в Москве очень даже не «хилое» место.  Каким-то непостижимым образом властям Алтайского края удалось в «лихие» 90-е годы выбить для себя дом – усадьбу  знаменитого уральского промышленника Демидова фактически в центре столицы - в Большом Толмачевском переулке, совсем недалеко от Третьяковской галереи. Сколько же раз, читатель, я проходил мимо Третьяковки и даже не мог себе представить, что там находится  поистине бесценное Вселенское Сокровище, которое полностью перевернет всю мою дальнейшую Жизнь. Но это еще будет не скоро, только через полгода,  а пока же... пока, сделав накануне вечером звонок Николаю Борисовичу Фарисенко, в предвкушении почти новогоднего Чуда, я шел на встречу с «человеком власти»;  к тому же,  земляку, который, по моему тогдашнему разумению,  «может и даже обязан   решить мою музыкальную Судьбу на ближайшие годы».

Я позвонил в звонок, прикрепленный к массивному дубовому забору, неприступным редутом окружающим усадьбу Демидова. Мне открыл какой-то заспанный хрен лет 45 в армейском камуфляже - по-видимому, охранник Алтайского представительства.  Я тут же предъявил ему удостоверение полковника милиции и меня без лишних вопросов пропустили внутрь. Я прошел в дом Демидова, который сразу же, почему-то,  мне  напомнил наш фамильный дом в Орехово – Зуево, принадлежащий, когда-то, моему прадеду Михаилу Егоровичу Воронину – главному бухгалтеру знаменитого русского промышленника и мецената Саввы Тимофеевича Морозова. Этот дом был похож скорее  по ощущениям, читатель, чем визуально – эти до боли родные запахи, эта освежающая  прохлада даже в самый жуткий летний зной и эта  удивительная  атмосфера легкой, такой приятной и такой  радостно -щемящей  ностальгии  по безвозвратно ушедшему времени.

Николай Борисович Фарисенко, когда я вошел,  сидел за широким старинным столом то ли из дуба, то ли из карельской березы (я не очень-то  в этом разбираюсь, но стол показался мне тогда очень красивым) в глубине просторного зала площадью примерно около 40 квадратных метров. И еще мне отчетливо врезалась в память одна деталь -  на этом эксклюзивном столе стояли настольные механические часы «Маяк» в хрустальном обрамлении. Точно такие же часы, читатель, подарили в 60-х годах прошлого столетия моему ныне покойному деду Василию Федоровичу Соколову на его 50-летний юбилей.

С радушной улыбкой Фарисенко встал из-за стола и пошел мне на - встречу, довольно смешно при этом заранее выставив свою сухую миниатюрную ручку для рукопожатия. Это был не высокий человек  лет 50, чем-то похожий на нашего действующего Президента России Владимира Владимировича Путина, в движениях и осанке которого, безусловно, чувствовалась военная выправка. И, действительно, как мне стало потом известно, Николай Борисович, сам родом из села Рассказиха Алтайского края, в свое время окончил довольно престижное Новосибирское училище внутренних войск, дослужился в армии аж до полковника внутренней службы, приняв при этом активное участие в боевых действиях во  многих  «горячих» точках России и СНГ.

«Сергей Эдуардович, а я вас  с утра уже жду! - с несколько деланной радостью, как мне показалось тогда, воскликнул Николай Борисович. – Вы представляете, какое странное совпадение - незадолго до моей военной отставки я работал на вашей же должности ведущего научного сотрудника и  именно во втором центре ОРД ОВД ВНИИ МВД России. Между прочим, там я и защитил свою кандидатскую диссертацию по военной психологии! Удивительно, не правда ли?» Да, это было, на самом деле, очень  странно и удивительно – надо признать, я был просто ошарашен, читатель,  подобным  совпадением! И вообще, на мой взгляд, такие  знаменательные  совпадения не так уж и часто встречаются в нашей жизни, и, вряд ли,  являются случайными!

«Вы мне сказали по телефону, что написали какую - то рок-оперу «Спецназ»? Можете мне ее показать сейчас?» - с несколько заискивающей улыбкой попросил  Фарисенко.  «Безусловно, Николай Борисович, для этого, собственно, я и пришел!» - сказал я и полез в портфель за диском. «Николай Борисович, но сразу же хочу предупредить вас о, прямо скажем, не очень высоком качестве видеоряда и звука, поскольку все записывалось мною в кустарных условиях в офицерской гостинице МВД Дальневосточного юридического института МВД РФ, причем на довольно плохоньком компьютере. Но, на мой взгляд, Николай Борисович, в этой музыкальной работе  ценна сама идея -  ведь в основу рок - оперы «Спецназ: история моего современника» положена подлинная история моего одного очень хорошего знакомого - алтайского офицера спецназа ГРУ, который в настоящее время принял буддизм и живет в монастыре на Тибете». При этих словах по лицу Фарисенко пробежала легкая тень недовольства – пробежала, надо заметить, довольно стремительно, так как он попытался усилием воли  скрыть ее от меня (ведь, все - таки, он  - военный психолог, куда ж деваться?), и, тем не менее,  все это лицедейство не прошло для меня не замеченным.

Фарисенко аккуратно вытащил диск из пластмассового футляра и вставил  в  стоящий тут же на его роскошном дубовом столе DVD-проигрыватель, вывел изображение на телевизор и принялся с нескрываемым интересом смотреть мой «шедевр»; правда,  зачем-то, в ускоренном режиме. Внезапно его внимание привлек один, на мой взгляд, самый «жесткий» по смыслу, и особенно, по визуальному ряду ролик во всей  этой представленной на столь суровый и взыскательный суд Николая Борисовича  музыкальной «бомбе» с  эпатажным названием «Спецназ».[2]

А Судьба этого  видеоклипа под названием «Моя Сибирь», который настолько шокировал тогда полпреда Алтая, надо сказать, весьма и весьма  примечательна. Дело в том, что, живя и работая в Хабаровске с 2005 по 2008 годы, по выходным дням я иногда подрабатывал в Биробиджане профессором криминалистики  в  местном филиале Амурского государственного университета. В один из таких моих заездов в Биробиджан в июне 2006 года я остановился не, как обычно, в гостинице, а в служебной квартире, купленной специально для приглашенных преподавателей, подобных мне,  в самом центре столицы Еврейской автономной области. В этой квартире в то время на постоянной основе проживала и довольно симпатичная белокурая секретарша ректора филиала АмГУ Юля, которая явно косила под Мэрилин Монро и у которой, к тому же, была отдельная комната в этой трехкомнатной импровизированной гостинице. В обязанности нашей дальневосточной Монро, помимо всего прочего, входили также все эти бесконечные и весьма утомительные встречи  приезжающих со всех регионов России преподавателей – «вахтовиков».  

В тот субботний день лета 2006 года, помнится, Юля неожиданно собралась к своим родственникам в Хабаровск. «Сергей Эдуардович, вы остаетесь здесь за старшего, сильно не хулиганьте, кушайте вовремя и много не пейте!» - полушутя-полусерьезно  напутствовала меня Юля. «Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа!» - со смехом отвечал ей я, безумно счастливый от мысли, что мне сейчас, в этот самый миг, предоставляется шикарная возможность побыть абсолютно одному в роскошной, особенно по меркам старого холостяка, трехкомнатной квартире и,  вообще, даже частично ни от кого не зависеть в  этом нашем  столь непростом командировочном  быту.

Вскоре Юля уехала, а я остался совершенно один в просторной трехкомнатной квартире. Надо было срочно занять чем-то свой неожиданно образовавшийся сегодня свободный летний вечер. Внезапно мой взгляд  упал на Юлин компьютер, который призывно моргал своим зеленым глазком, словно намекая: «Дескать, парень, ну че ты теряешься? А ну-ка залезь в меня - и ты  получишь просто незабываемое удовольствие!» Меня, Близнеца по знаку Зодиака, понятно, не надо долго уговаривать – я включил компьютер, благо, Юля легкомысленно не установила на него пароль, и с интересом принялся ворошить чужие файлы.

Неожиданно мое внимание привлекала папка под  названием «Спецназ ГРУ». Я, конечно же, как офицер МВД, работающий на кафедре оперативно-розыскной деятельности в юридическом институте МВД, хорошо знал, что родной старший брат Юли Володя является офицером - снайпером ГРУ. Когда я, наконец, открыл эту папку, то понял, что, все-таки, само Провидение, наверное, заставило меня залезть без спросу сюда – в этот чужой компьютер, в эту чужую виртуальную Жизнь! Володя, как самый настоящий разведчик, скрупулезно, и практически после каждого полевого выхода, добросовестно выкладывал на своем «рабочем столе» и подробно архивировал видеоотчеты о проведенных им спецоперациях. Но особенно впечатляли, конечно, отчеты боевиков-ваххабитов о проделанной ими «работе» (где они «от всей души мочили в сортире» наших федералов), которые Володя  в качестве трофеев находил и забирал практически во всех уничтоженных им горных блиндажах.

Именно этот ролик - отчет ваххабитов я по своему природному недомыслию и тупости и вставил в клип «Моя Сибирь». «Это что же, под лезгинку «чехи» так весело мочат наших солдатиков?» - гневно произнес Николай Борисович, у которого от возмущения и обиды лицо вытянулось как у Дуремара, неожиданно оставшегося без своих любимых пиявок. «Николай Борисович, я специально добавил в свою оперу этот шокирующий ролик – хотел показать правду другой воющей стороны - чеченцев! Попробовал применить метод контраста, ну или «ушата холодной воды», если хотите!» «Знаете, Сергей Эдуардович, я ничего не хочу, но то, что вы мне сейчас показали, это – кощунство! Ведь вам совершенно не жалко наших убитых, взорванных исподтишка  солдат, и вы, явно, относитесь к чеченским боевикам с симпатией!» - Фарисенко почти перешел на истерический крик: видать, возмущение его уже не знало предела.

«Николай Борисович, никакой симпатии к ваххабитам я никогда не испытывал и не испытываю, но друзей-чеченцев у меня на Алтае достаточно много. Я, на самом деле,  считаю, что это – одна из самых красивых и благородных наций, возлюбленных Богом,  и очень жаль, право, что правящей еврейской элите в России удалось, все-таки, стравить эти два, по сути,  довольно дружественных народа – русский и чеченский, которые, между прочим,  уже достаточно ассимилировали, особенно в последние годы, хотя бы даже на уровне заключенных браков в нашем любимом Алтайском крае!» Только потом, несколько позже, я пойму, что именно эта моя ключевая фраза, которой я, между прочим, всегда гордился на шумных офицерских пирушках, и станет  роковой, на долгие годы определившей мои очень и даже очень  непростые взаимоотношения с нынешней государственной властью России.

В общем, судя по выпученным от возмущения и злости глазам Фарисенко, мне абсолютно не удалось убедить его, «целого» кандидата психологических наук, в правильности и этичности использованного мною художественного приема – после двух часов «плотнейшего» общения мы расстались почти врагами, оставшись глубоко разочарованными  всей этой нашей более чем  странной встречей, на которую, мы,  два реальных земляка с Алтая, волею Судьбы заброшенные в холодную и пустынную  Москву, с самого начала  возлагали такие радужные надежды.

Второй мой запланированный деловой визит по поводу «Спецназа» я должен был нанести этим необычайно жарким даже для Москвы летом в Его Величество «Мосфильм». Я встал как-то ранним утром, а именно 5 июля 2008 года, в своем уже изрядно опостылевшем к тому времени  холостяцком бунгало на Смоленской Набережной, и, даже не позавтракав, что со мной, вечным «проглотом», случается крайне редко,  отправился на  легендарную Мосфильмовскую улицу.  И вот, господа, я уже в «Мосфильме»! Охранник, которому я с гордостью  предъявил удостоверение полковника милиции, как и, следовало ожидать, пропустил меня внутрь киностудии без излишних вопросов. Конечно, там, внутри этого грандиозного рукотворного комплекса  самой настоящей русской «фабрики грез», у меня  сразу же возникло  весьма  странное ощущение  какой-то нереальности  происходящего вокруг меня от  соприкосновения с этой подлинной  Легендой отечественного кино – пожалуй, самого лучшего кино в мире, хотя бы, на взгляд обычного русского человека, коим я до сих пор себя позиционирую, мой дорогой читатель!

Это же просто обалдеть можно, господа! Если бы мне сказали пару лет назад, что я буду сидеть за рулем того самого знаменитого «Мерседеса-Бенца», на котором в свое время «рассекал» легендарный советский разведчик Штирлиц в «Семнадцати мгновениях весны»!?

Да, но в этом автопавильоне «Мосфильма», кроме названного «Мерседеса», было еще много чего, что не могло не привлечь  мое любопытное мальчишеское внимание: это - и знаменитый автобус «Фердинанд», на котором Глеб Жеглов ловил  коварного и хитроумного Фокса; и светло-бежевая «Волга» модели ГАЗ-21, на которой автомобильный клептоман Деточкин из кинофильма «Берегись автомобиля» убегал от назойливого инспектора ГАИ. В общем, в этом павильоне автомобильного парка киностудии я  застрял всерьез и надолго.

Наконец, с большим  трудом мне удалось вырваться из цепких лап мосфильмовского ретро - гаража, и, пройдя через огромный съемочный павильон – ангар, я оказался внутри четырехэтажного административного корпуса. На втором этаже корпуса, прямо в коридоре недалеко от мосфильмовского буфета, мне встретился  народный артист России Владимир Стеклов, когда-то виртуозно сыгравший  роль предпринимателя в нашумевшем отечественном боевике «Воры в законе». Этот замечательный артист в жизни показался мне тогда, почему-то,  сильно уставшим и по возрасту значительно старше, чем он выглядел на экране.

Вскоре на глаза мне попалась табличка на обитой дермантином  двери с надписью «Студия Павла Лунгина». Я очень люблю работы этого самобытного режиссера, особенно его замечательные фильмы «Такси-блюз» и «Остров» с Петром Мамоновым в главной роли, поэтому, недолго думая, с каким-то  странным волнением и вожделением я постучал в эту заветную дверь, и, не дождавшись ответа, довольно бесцеремонно вошел внутрь  кабинета.

За столом,  в углу небольшой комнаты, сидела очень милая девушка, у которой на груди висела бирка с надписью «Пресс-секретарь студии Павла Лунгина Ольга». Я представился, и как только Оленька ослепила меня своей  лучезарной улыбкой в ответ, «Остапа опять понесло!» «Я - ветеран двух чеченских компаний! – нагло и беспардонно, причем неожиданно даже для самого себя, соврал я. – Эта страшная война на Кавказе, Оленька,  вдохновила меня на создание вот этой рок - оперы «Спецназ», которую я сразу же, еще в Хабаровске, четко  решил для себя подарить выдающемуся режиссеру современности Павлу Лунгину!». Тут меня от избытка чувств, а также неимоверной духоты в помещении без кондиционера неожиданно качнуло в сторону. «Что с вами?» - тут же забеспокоилась Оля, с нескрываемой тревогой заметив это мое нехорошее состояние. «Да не волнуйтесь вы, ради Бога: это - всего лишь последствия тяжелой контузии!» - нарочито хриплым голосом контуженного «боевика» сказал я, томно закатив при этом глаза. С большим удовольствием я успел заметить  теплую волну сострадания и жалости  в ее влажных карих глазах, особенно  в тот момент, когда Оля торопливо пододвинула и насильно усадила меня на скрипучий  деревянный стул.

«Сергей Эдуардович, я вам обещаю, что  в ближайшее время обязательно передам диск с вашей рок - оперой  Павлу Семеновичу! Ну, а дальше... дальше  я за него не могу решать,  вы же сами  понимаете!»  - как –бы, извиняясь за своего привередливого босса сказала Оля, щедро налив мне при этом стакан воды из позеленевшего от многолетних водорослей  графина.

Однако, мне было уже и этого скромного результата более чем достаточно – я вообще не очень – то  и рассчитывал, что в этот, по-настоящему, «мертвый» летний сезон мне реально удастся хоть кого-нибудь из кинорежиссеров  застать  в  студии, поэтому  с сознанием полностью выполненной  своей, как мне казалось тогда, чрезвычайно важной миссии и с чувством глубокого удовлетворения я, наконец-то,  смог покинуть   территорию «Мосфильма».

И, наконец, свой третий и последний деловой визит, по плану, я  должен был нанести главному режиссеру театра «Ленком» - самому Марку Захарову, читатель  (Всем встать!), однако  секретарша Марка Анатольевича, довольно эффектная женщина лет 40, дальше приемной меня так и не пустила. Это обстоятельство, надо признаться, совершенно не расстроило меня тогда, так как я был до сих пор еще  окрылен своей полной и безоговорочной «победой» над Мосфильмом, в театр вообще по жизни не очень-то верил,  уже вовсю грезя славой будущего великого киносценариста «Мосфильма». Поэтому, скромно и без лишних слов оставив, на всякий случай, диск со «Спецназом», а также либретто рок - оперы вместе со всеми моими реквизитами в приемной Захарова, с сознанием своего полностью выполненного долга я гордо удалился восвояси.

Недалеко от «Ленкома» я приметил небольшое кафе «Пиццерия», в которое и решил зайти пообедать. Поскольку на работу мне идти в этот будничный день было уже явно поздновато, а всю запланированную на сегодня работу я сделал, причем, даже в большем объеме, чем это планировалось мною,  можно было позволить себе расслабиться немного, заказав увесистый ароматный  кусок пиццы с морепродуктами и150 граммовводки в довесок к этому «итальянскому пирожку». Не успели мне принести заказ, как вдруг, откуда не возьмись, нарисовался этот «чертенок из табакерки», назвавшийся просто Вовой. Это уже потом я только сообразил, что наводчицей на меня в данной ситуации сработала барменша лет 35, которая на мое появление и водочный заказ отреагировала молниеносно, сделав кому-то срочный звонок. Буквально тут же, как по мановению волшебной палочки,  и возник этот бывший морской пехотинец Вова, который довольно нагло и беспардонно уселся за мой столик и сразу же попросил у меня  мобильный телефон: якобы, кому-то срочно надо позвонить, а свою «мобилу», к несчастью, он  забыл дома. 

Надо сказать, читатель, когда я ем, то превращаюсь в самого настоящего зверя, которого лучше не трогать. Это у меня еще с  армии, где за кусок хлеба в войсках очень часто приходилось бороться с вилкой в руках, чтобы не остаться голодным. «Послушай, любезный, - огрызнулся я на эту настойчивую просьбу Вовы отдать ему мой мобильник, - дай мне пожрать спокойно. Ты что, лоха нашел, что ли? Я - полковник милиции, и эти твои штучки телефонного мошенника просчитываю на раз!» Володя посмотрел на меня с явным недоверием. «Зачем же вы меня оскорбляете? Я, между прочим, ветеран первой чеченской компании, морской пехотинец. Пожалуйста, взгляните на мою татуировку!» Он закатал правый рукав рубахи и показал свою наколку: морской якорь с надписью сверху «Грозный, площадь Минутка, 1995 год». Мне стало неудобно за это свое «ментовское» недоверие к людям – можно сказать, без причины обидел настоящего  героя - ветерана! «Ну, ладно, если тебе надо позвонить – звони!» - я протянул ему свой довольно паршивенький, побитый временем  мобильник, который Вова довольно брезгливо  взял в руки и кому - то набрав, произнес «таинственную» фразу: «Все в порядке, я уже на месте!»

Однако, после сделанного звонка Володя совсем даже не спешил вернуть мне телефон, явно пытаясь меня «заболтать». Желая вывести его на «чистую воду» и эмоции, я решил сделать «ход конем». «Послушай, если у тебя такая тяжелая ситуация с финансами, то я дарю тебе этот телефон!» При этих словах Вова чуть не подпрыгнул на стуле от неожиданности. Лицо у него покраснело – он явно опешил от такого поворота событий. «Слушай, - радостно воскликнул Володя, - раз такое дело, то я тебя угощаю пивом!» Он отправился к барменше, что-то долго мешкал там, возле барной стойки, и, наконец,  вернулся с двумя кружками светлого пива, одну из которых протянул мне со словами: «Пей, Серега, мое пиво. Что называется, от чистого сердца!» Я отхлебнул немного из кружки, и это пиво сразу же показалось мне необычайно горьким. Внутренний голос тогда сказал мне: «Это - клофелин, Серж, но ты не бойся – ничего  тебе не будет!»

«Ты пей, пей пиво – то, Сергей, че - то совсем не пьешь его!» -  торопил меня Вова, с  раздражением заметив, что я не очень-то налегаю на его отраву. Внешне он, действительно был похож на морского пехотинца: ростом примерно1 метр75 см, широкоплечий, с массивным бритым наголо черепом; с волчьими, холодными и  очень жестокими карими глазами.  Время шло, а отрава никак не брала меня. Володя стал заметно нервничать. Он уже перебрал все темы для разговора: рассказал мне на третий раз, как он любил убивать чеченцев и возвращался к этой теме вновь и вновь, так что я, в конце концов, не выдержал  и вскипел: «Слушай, ты что - Господь Бог, что ли? Кто тебе дал право «мочить» людей, тем более чеченцев, которые, вообще-то, были у себя дома и тебя не звали? Между прочим, у меня среди чеченцев даже больше друзей, чем среди русских!» При этих словах Вова явно опешил. Он вдруг резко засобирался куда-то и  вышел из кафе. Я равнодушным взглядом проследил за ним до самой двери и с наслаждением принялся за свой ароматный кусок пиццы, который с этим несносным Вовой мне никак не удавалось поесть.

Примерно через час Володя вновь заявился в кафе. С удивлением обнаружив меня в добром здравии и очень хорошем расположении духа, он нетерпеливым жестом подозвал меня к себе. Я прошел к нему сквозь плотные ряды столиков, за которыми сидели довольно симпатичные девушки и с неподдельным интересом наблюдали за всеми этими нашими  перемещениями по залу.  «Пойдем выйдем!» - с неожиданной  злостью сказал он. «Зачем, ты хочешь со мной подраться, что ли?» - спокойным тоном спросил я. «Да, ты меня оскорбил!» «Для начала, Володя, отдай мне «симку»  - я тебе подарил телефон, но отнюдь не «симку». Она тебе абсолютно не нужна!» «Не отдам!» - ответил Вова,  и на лице его появилась  злорадная, гадливая улыбка. И тут мой внутренний голос отчетливо произнес: «Тебя ждут на улице и хотят убить! Действуй, Серж, и действуй немедленно!»  И я начал действовать. Волна ярости внезапно окатила меня с головы до ног. «Ну, тогда на, получай, сука!» - закричал я и левой рукой (я же – левша) принялся, что есть мочи, молотить ему длинными «хуками»  прямо в нижнюю челюсть. Удивительно, но правую руку я даже не успел задействовать при этом. Многочисленные удары приходилось ему то в челюсть, то в область виска и даже в ухо. По-видимому, как - раз в  ухо приходились наиболее  болезненные удары, так как он внезапно скрючился и поник головой, тихо застонав и пытаясь обеими руками хоть как-то закрыться от моей убийственной левой «кувалды».

Наконец, я выдохся и стремительно отошел от него. И сделал, между прочим, очень даже правильно, читатель, так как  вконец «расстроенный»  Вова полез в задний карман своих брюк (явно за ножом). Нижняя челюсть у него заметно провисла – похоже, я очень серьезно повредил ее. Для моей руки это попадание в кость тоже не прошло бесследно – она моментально вздулась и стала похожа на хоккейную крагу.

Я отошел к барной стойке, стараясь держать в поле зрения разъяренного Володю, и, очень громко и членораздельно, можно сказать, почти приказал барменше: «Я - полковник милиции, немедленно вызывайте экипаж  ППС! Это - бандиты!»  «Никого я не буду вызывать, у меня даже нет телефона здесь в кафе!» - с какими - то испугом и даже растерянностью произнесла барменша. При этих словах наш многострадальный и покалеченный  «морпех» Вова, наконец, не выдержал - неожиданно резко развернулся и «ломанулся» к двери так, как - будто за ним несся целый батальон Рамзана Кадырова. «Ну, вот видите, он уже и убежал! А я думала вначале, что он - ваш друг, ведь вы так мило в течение почти 3 часов с ним беседовали!» - уже с явной издевкой произнесла барменша – женщина явно южных кровей со взглядом конченного предателя. «Да мне уже все давно ясно с вами! – со злостью произнес я, успев, тем не менее, наблюдательным и цепким взглядом старого «павлина» заметить восхищенные взгляды сидящих за передними столиками девушек, с очевидным женским волнением наблюдавших за всем этим нашим сражением; как, наверное, римские   патрицианки, в свое время, наблюдали гладиаторские бои в Колизее.

Вот так, мой дорогой читатель, этим  жарким летом 2008 года закончился в Москве мой третий запланированный визит, связанный с продюсированием  «легендарной» рок - оперы «Спецназ: история моего современника», которая  очень скоро «перевернет весь Мир».

Это «веселое» происшествие в столичном кафе со всей наглядной мощью продемонстрировало мне, наконец, ту степень опасности, что  поджидает меня и практически любого человека, оставшегося без родных и близких в абсолютно чужом и  равнодушном к человеческим страданиям мегаполисе, который Джек Лондон, в свое время,  очень точно окрестил «стальным зверем» - что называется, «не в бровь, а в глаз»! Зверь - он и есть Зверь, хоть и стальной!

Зайдя как-то еще несколько раз  в  московские кафе и рестораны, я в полной мере убедился, читатель, что система оповещения в давно уже  объявленной в Москве охоте на «лохов» действует  практически безотказно во всех заведениях столичного общепита. Таким образом, моя личная «система обеспечения безопасности и жизнедеятельности» в один миг потребовала от меня срочно решить, наконец, этот пресловутый вопрос питания; причем, желательно  вне  московских ресторанов и кафе. Кстати, про  это же  самое без конца  твердили и мои более чем скромные финансы.

Надо сказать, что  очень хорошо в решении  этой актуальной во все времена проблемы питания мне помог Всероссийский научно-исследовательский институт МВД России, в который я и приехал служить в должности ведущего научного сотрудника. Расположенный в живописном месте  на улице Поварской, практически в центре Москвы и  всего в 15 минутах ходьбы от старушки Кацнельбоген – это, по московским меркам, просто нереальный, просто сказочный  подарок Небес, которым я, конечно, не преминул воспользоваться, читатель.[3]

Дело в том, во ВНИИ МВД России всегда функционировала и до сих функционирует прекрасная столовая, в которой за какие - то жалкие 100 рублей можно очень сытно и вкусно поесть. Этим обстоятельством активно пользовалась  вечно нищая студенческая  братия с Академии музыки имени Гнесиных, которой руководство ВНИИ МВД любезно разрешило с 13 по 14 часов посещать нашу столовую. Учитывая, что времени свободного  у меня полно, а до института - рукой подать, я стал регулярно посещать нашу офицерскую столовую в обеденный перерыв, чем одновременно заработал у руководства ВНИИ, которому регулярно попадался на глаза в столовой, репутацию ученого, который, буквально,  днюет и ночует на работе.

Кроме того, неожиданно для самого себя, я заработал в институте репутацию просто «зашибательского» и «офигенно» отзывчивого парня, всегда готового  прийти на помощь своим  «дорогим» московским  сослуживцам. А получилось это так.

По заведенной многолетней традиции во ВНИИ МВД РФ для всех научных сотрудников института был установлен свободный график посещения. Это означало, что  всего раз в неделю офицер должен был появиться на оперативном совещании в своем центре или отделе, а в остальное время мог спокойно работать дома, благо научно-исследовательская деятельность в области юриспруденции вполне позволяет  делать это. Но ведь  тревоги и суточные дежурства для кадрового сотрудника МВД, понятно, никто не отменял, а поскольку  штатная численность отделов и научных центров  в институте сравнительно небольшая, то раз в месяц каждому офицеру  перепадало суточное дежурство по главному корпусу ВНИИ. А москвичи  всегда страшно не любили и не любят все эти дежурства, и в этом их можно понять! Учитывая московские расстояния, а также кошмарные столичные пробки, с каждым таким дежурством оказывались выброшенными  на ветер «целых» два  дня  из  «драгоценной»  жизни вечно занятого, вечно суетного москаля. И тут, как нельзя кстати, во ВНИИ появился Сережа Воронин – «Чип и Дейл спешат на помощь!» Поскольку я был не обременен ни семейными, ни какими-либо другими заботами в Москве, к тому же проживал всего в 15 минутах ходьбы от  своей работы - я сам предложил сотрудникам второго Центра, в котором трудился,  подежурить за них, чем  вызвал самую настоящую бурю эмоций. И с той поры, раз в неделю, я стал регулярно заступать на суточное дежурство за своих  коллег, и, надо сказать, мне  так понравилось это мероприятие, что я уже стал жалеть, что нельзя дежурить чаще: например, хотя бы раз в 3 дня.

Я превратил свои суточные дежурства по главному корпусу ВНИИ МВД в самый настоящий парк развлечений, а чего же еще  можно ожидать от «матерого» Близнеца, волею Судьбы практически всю свою сознательную жизнь носящего погоны?!

Для начала я перетащил на работу свой синтезатор «Roland-Juno». Хочу сказать, что творческая атмосфера во ВНИИ была просто изумительной - то ли близость «Гнесинки» сказывалась, то ли сама экстраординарная ситуация моего более чем странного пребывания в Москве, но  музыкальные темы сыпались из меня, как из «рога изобилия». Я едва успевал фиксировать их на свой старенький ноутбук, который предусмотрительно привез с собой из Хабаровска. Кстати, в одно из таких дежурств я и «сваял» две основные и, как мне кажется, просто шикарные темы для  будущей  оперы - балета «Окини - сан». А судьба этого моего произведения, читатель,  весьма необычна и требует отдельного разговора.

Дело в том, что в однокомнатной квартире  старушки  Кацнельбоген, в которой я проживал, стоял старинный книжный шкаф. Фаина Георгиевна предусмотрительно убрала из него все свои книги, видимо, полагая, что поскольку я - профессор, приехал в Москву «всерьез и надолго», и мне, безусловно, понадобится большой книжный шкаф, так как, вероятно, я  привезу с собой много книг, столь необходимых  для  научной работы.  Но удивительнее всего оказалось то, что в этом шкафу по странному стечению обстоятельств остались всего две книги: это – повесть Льва Николаевича Толстого «Хаджи-Мурат» и роман Валентина  Пикуля «Три возраста Окини -сан». Если с Хаджи-Муратом мне все уже было давно ясно и понятно, так как тему войны на Кавказе я детально проработал в своей первой рок - опере «Спецназ: история моего современника»[4], то сюжет «Окини - сан» показался мне тогда очень необычным, абсолютно незаезженным и весьма - весьма  оригинальным. К тому же, эта замечательная книга Валентина Пикуля мистическим образом буквально упала мне в руки с полки книжного шкафа, что, собственно, и предопределило мой очередной творческий выбор – я тут же начал лихорадочно писать либретто для своей будущей оперы «Окини - сан».[5]

Достаточно много мистики ощущалось и при работе над музыкальными темами «Окини - сан». Как сейчас помню, в день моего рождения 4 июня 2008 года я заступил на свое очередное дежурство во ВНИИ МВД РФ. Мне исполнилось тогда 44 года и, наверное, это был самый печальный день рождения в моей жизни – ни семьи, ни дома, ни друзей, ни подарков. В общем,  в тот момент я в полной мере ощутил себя очень грустным и очень несчастным осликом Иа из моей любимой  с детства сказки про  забавного медвежонка Винни – Пуха и его замечательных друзей!

Придя на работу, я тут же нетерпеливо развернул свой синтезатор – вдруг показалось, что мне удалось  нащупать новую замечательную тему для финала «Окини-сан». Я быстренько записал только что рожденную мелодию на встроенный секвенсор и внимательно  ее прослушал. Ну, всем была хороша эта музыкальная тема, однако, все-таки, чего-то в ней  явно не хватало – то ли какой-то логической завершенности в конце, то ли мягкого вступления - интродукции? И тут неожиданно для меня  в голову пришла эта давно позабытая тема -  небольшой музыкальный отрывок, который мы записали с Жекой Лобановым еще в  январе 2000 года в Барнауле. Фрагмент этот, дорогой читатель, был совсем небольшой, что называется, «не пришей к п...  рукав» - его нельзя было вставить ни в один из наших записанных ранее альбомов, но самое главное – это то, что у него не было и, на первый взгляд, не могло быть никакого музыкального развития, что, само по себе, сделало эту тему  тогда абсолютно бесперспективной для нас. А здесь, в Москве,  эта давно позабытая мною тема вдруг непонятным образом оказалась в одной тональности, в одном размере, в одном темпоритме, а, главное - в одном мелодическом  русле со всем финалом «Окини - сан».

Меня охватил такой неописуемый восторг, что я воздел свои совершенно очумелые глаза к потолку и громко воскликнул: «Ну, ехарный бабай! Ну, ведь  это же не я,  ведь это  ты «сваял»  эту прекрасную музыку, Боже! Показал бы хоть личико свое, дорогой ты мой - хотя бы в день  рождения уважь меня, Господи!» Понятно, что в ответ мне... полная тишина: никаких тебе знаков, читатель, даже тонких намеков -  абсолютно ничего в ответ,  кроме, разве что, душераздирающего плача заунывных скрипок, что с трудом, но все-таки  прорывались из Гнесинки  сквозь шум столичной улицы   в  широко распахнутое окно моего страшно «секретного» института!

На следующее утро, 5 июня, я, как положено, сдал свое очередное дежурство новому ответственному дежурному и со знанием выполненного офицерского долга отправился домой поспать, а также привести себя в порядок после бессонной ночи. Проходя по Новому Арбату, я  вдруг заметил огромный столб черного зловонного дыма, внезапно поднявшегося над шоссе. Вся улица моментально и прямо на моих глазах заполнилась возбужденной толпой людей, которые стали что-то лихорадочно снимать на мобильные телефоны. Я с трудом протиснулся сквозь толпу и увидел, как пожарные тушат пеной полностью объятую огнем иномарку. Над всем этим кошмаром стоял приторно-сладкий, омерзительный запах горелого человеческого мяса, который протащило ветром вдоль всего Нового Арбата. «Что случилось?» - спросил я молодого человека, который снимал на свою мобилу все происходящее здесь, с хладнокровием настоящего профессионала выбирая наиболее удачные ракурсы для съемки. Оказалось, что молодая женщина – водитель этой несчастной иномарки, стоя в многочасовой пробке, решила поправить свою прическу. Она прыснула на волосы лак из баллончика, совершенно забыв  при этом, что во рту у нее в этот момент была зажженная сигарета. Лак моментально воспламенился, и баллончик со страшным грохотом взорвался (ведь он  жутко нагрелся  в автомобиле на  этой  невыносимой 35 - градусной жаре),  объяв хозяйку иномарки смертоносным пламенем. Шансов спастись у этой несчастной женщины в  страшном  огненном капкане не было никаких абсолютно.

Больше всего меня поразило в этой ситуации то праздное, даже циничное  любопытство, с которым молодые люди снимали и обсуждали все это кошмарное действо на Новом Арбате. Даже меня, старого прожженного криминалиста, уже сильно затошнило - сладкий запах горелой человеческой плоти назойливо и неотступно стоял в носу. Стремясь хоть как-то избавиться от этого удушливого запаха - фантома, я забежал в ирландский паб, что  находится напротив станции метро «Смоленская». Проглотив, как удав, две кружки темного ирландского пива «Гиннесс», я почувствовал себя намного лучше.

Выйдя из ирландского паба, вскоре я оказался на Старом Арбате недалеко от отделения банка ВТБ-24. Прямо передо мной в этот банк зашел пожилой охранник, который внимательно осмотрел лотки банкомата, тут же выбросив оставленные клиентами чеки в мусорную корзину. И вдруг   внутренний голос четко и ясно сказал мне: «Зайди в банк!» Нужды заходить мне в этот банк не было абсолютно никакой, так как даже банковской карточки у меня сегодня с собой не было. И все же я послушал свой внутренний голос. Я подошел к банкомату и с удивлением увидел, как на лоток  из купюроприемника выползают две новеньких банкноты  достоинством в 5 тысяч рублей. Словно вор, опасаясь, что вот именно сейчас, в этот самый счастливый момент моей жизни, ко мне подбежит грозный охранник и со страшным скандалом отберет у меня все деньги, я тут же схватил  «подаренные» Сверху купюры и поспешил покинуть помещение банка.

Как ты уже знаешь, читатель, я – Близнец по гороскопу, поэтому не умею радоваться и наслаждаться такими необычными подарками  Сверху в одиночку. Поэтому, выйдя из банка, я тут же позвонил всем, кому только было можно – жене Наташе, родителям, теще, брату, шурину, своячнице, дочерям, с восторгом рассказав им всем о столь необычном подарке с Небес. Деньгами же я решил распорядиться так: 5 тысяч было решено привезти домой в Красноярск и никогда их не тратить. Вторые 5 тысяч я запланировал проесть и пропить в  кафе  на Старом Арбате под названием «Восточный базар».

Дело в том, что я очень люблю восточную кухню. Наверное, читатель, в той,  другой  жизни  я был узбеком.  Лагман, плов и  чебурек – это лучшее, что придумало человечество за 10 тысяч лет своего существования. Я всегда садился за один и тот же столик возле окна и заказывал блюда в одной и той же четко определенной последовательности:150 граммовводки, лагман, плов и чебурек. Официанты уже хорошо знали это мое незатейливое меню, поэтому меня всегда встречали здесь с подобострастными восточными улыбками, торопясь оформить и принести заказ «дорогому» гостю. Но все это было до того момента, как я познакомился с Магомедом.

Магомед - это официант лет 27, уйгур по национальности, родом из Ташкента. Главное  достоинство Магомеда было в том, что он имел высшее университетское образование и преподавал в Ташкентском государственном университете Историю средних веков.  Как - раз на этой почве мы с ним и  сошлись. Магомед оказался чрезвычайно интересным  и образованным собеседником, волею Судьбы, так же как и я, впрочем, оторванный от Родины и семьи. Между нами определенно возникла прочная духовная связь, и стоило мне только переступить порог кафе, как Магомед со всех ног устремлялся ко мне: узнать про мои насущные дела в институте и одновременно рассказать мне про Тамерлана и Чингисхана, а также Историю падения великой Османской Империи и распада Джунгарского ханства.

Однако, как говорится, «не долго музыка играла»! Однажды Магомед подошел ко мне в крайне расстроенных чувствах  и сказал, что московский еврей - хозяин этого мусульманского кафе крайне недоволен нашим общением с ним. А вскоре  подошел и довольно неприятный официант – башкир по национальности, который от имени хозяина выразил мне свое серьезное недовольство тем, что, дескать, я отвлекаю официантов от их очень ответственной и «интеллектуальной» работы. Поскольку я уже к тому времени прилично принял «на грудь» и вообще «терпеть ненавижу» любую форму насилия над своей самобытной личностью, то страшно рассердился и, что есть силы, треснул кулаком по столу. К моему удивлению, а также  ужасу совершенно ошарашенного башкира этот хлипкий деревянный стол рассыпался прямо на наших глазах, словно  карточный домик. Больше меня, читатель, как ты понимаешь, в это замечательное восточное кафе уже не пускали!

Однако, время шло - наступило 1 августа 2008 года. Первый день этого беспокойного во всех смыслах августа (прежде всего, в связи с событиями в Южной Осетии) ознаменовался полным  солнечным затмением, которое я, к сожалению, из-за плохой погоды  в Москве даже не почувствовал. Очень скоро должен был вернуться из Италии Сережа Стариков.  Справедливости ради должен заметить, читатель, что Сергей перед отъездом в Европу очень даже беспокоился о моем «здоровье» в связи с этим вынужденным моим летним пребыванием в столице - что называется,  «в одного». Поэтому он и попросил известного в Москве барда  и автора весьма даже неплохих песенок в стиле «шансон» Володю Виленского присмотреть за мной. Володя, в общем-то, хороший, добрый человек, понял это пожелание Сержа  слишком буквально и с назойливостью «гениального поэта» стал  изо всех сил «навяливать» мне свое общество. Я, как мог, избегал его.

Один раз, все же, мы с  встретились в ирландском  пабе с Володей, и я сразу  понял, что  наше «творческое» общение в Москве приобретет  характер обычного двухмесячного запоя. При этом я задал Вове всего один сакраментальный вопрос: «Почему ты мне не сказал, что Сережа Стариков так болезненно  и ревниво переживает чужой успех? Я бы тысячу раз подумал перед тем, как приехать сюда!» «Сергей, я хотел, чтобы ты сам дошел до этого. И еще – я не хотел форсировать события; думал, может быть, и у нас с тобой получится совместный музыкальный проект!»

После этого я полностью потерял интерес к Виленскому, как творческой личности - отключил свой мобильный телефон и не открывал ему двери  даже тогда, когда он неистово ломился в  студию при Арбатбизнесцентре.  Кстати, в тот день, когда я записывал в нашей со Стариковым студии свой  знаменитый «Танец отчаяния», Володя Виленский на полном серьезе, видимо, предварительно весьма прилично приняв «на грудь»,  пытался, хоть и безуспешно, высадить двойные  металлические двери офиса.[6]

К возвращению  Сережи из Италии я уже полностью определился для себя – осенью увольняюсь из МВД и возвращаюсь в родной Красноярск.  Это было своеобразным актом капитуляции - признанием полной и безоговорочной победы мегаполиса надо мной. Для покорителя столицы  я, безусловно,   оказался «слаб в коленках», в чем  и  признался  весьма откровенно Сергею, сидя в «Восточном базаре» (вдвоем нас туда, все-таки, пустили).  Мне показалось, что его не по годам сморщенное, как у известного актера Николая Олялина,  лицо  вдруг  осветилось неподдельной радостью.

При этом Сережу, в отличие, например, от моих родителей и жены,  я нисколько не осуждаю – нести ответственность за взрослого, к тому же пьющего и абсолютно непредсказуемого дядьку – это, скажу я вам, тяжкое и в наше беспокойное время абсолютно  никому не нужное бремя! На радостях Сергей торжественно объявил мне, что дарит мне  синтезатор «Roland». Я так обрадовался и одновременно так испугался того, что под влиянием своей суровой и бескомпромиссной  супруги Лены  он, вдруг,  передумает  сделать мне этот подарок, что, на всякий случай (а случай, как известно, бывает всяким) отключил свой  мобильник  аж до самого моего  отъезда из Москвы.

Включил я свой телефон (просто деваться было некуда) только 11 ноября 2008 года, когда в последний раз явился  во ВНИИ МВД РФ за полным расчетом и приказом об увольнении в запас. Я сидел в столовой института, когда мне неожиданно позвонили. Телефон высветил хабаровский номер (код 421-2). Если бы я в свое время в Хабаровске, работая  профессором  кафедры оперативно - розыскной деятельности, в порядке общего развития не освоил  факультативный  курс «Специальные технические средства, применяемые в разведке и контрразведке», то, конечно, не знал бы, что  в телефоне шуршит обычное сканирующее устройство пеленгатора местонахождения объекта. Когда я взял трубку, то в ней, как и следовало ожидать, молчали – причем, молчали, как океанические рыбы. Так повторилось ровно 3 раза, а потом я вконец осерчал  и  выключил телефон уже раз и навсегда – вплоть до самого Красноярска.

Мои сборы на поезд «Москва-Братск»  были совсем недолгими – благо, вещей было не так уж и много. Фаина Георгиевна с довольно печальным  видом приняла у меня «по описи» все свое нехитрое квартирное имущество, я дал ей от «широты души своей » 2 тысячи рублей в подарок и с легким сердцем отправился на железнодорожный вокзал.

Вскоре я прибыл на Казанский вокзал, с головы до ног увешанный сумками и тяжелым кофром с клавишным инструментом внутри. Возле моего 12 – го вагона стояла очаровательная белокурая проводница, которая с неподдельным любопытством осмотрела мой кофр с синтезатором и спросила нежным голоском: «А это что у вас, базука, наверное?» «Нет, девочка, это - не базука, а обычный синтезатор, клавишный инструмент!» «А, ну тогда все понятно с вами!» - с легким разочарованием сказала белокурая проводница, которая, наверное, и правда, хотела пострелять из базуки по дороге в Братск – девушка демонстративно и довольно бесцеремонно отвернулась от меня, всем своим видом давая понять, что разговор на этом закончен. Тогда ее поведение, а также, на мой взгляд,   слишком уж обостренное  женское любопытство  показались мне несколько странными и подозрительными.  Наконец, я  вошел в свой вагон.

«Да ты поставь свой инструмент на верхнюю полку, - с фальшивым участием начал уговаривать меня молодой киргиз, расположившийся на второй полке нашего купе, прямо надо мной. - Там он сохраннее будет. Да и тебе спокойнее!» Я, не обращая на него никакого внимания, запихнул «Roland» под свою нижнюю полку, куда он встал просто идеально, и осмотрелся. Контингент в купе попался  - «дай Бог каждому» - один другого «краше»!

Напротив меня сидел (это  просто невероятно) самый настоящий, живой «Антибиотик»! Не в  смысле лекарства, конечно, а в смысле артиста Льва Борисова, гениально, просто бесподобно сыгравшего роль «мафиози» в культовом сериале «Бандитский Петербург». Такого невероятного, просто «обалденного»,  сходства в жизни мне еще не приходилось встречать!

Кроме «Антибиотика» в купе едут еще двое: подозрительный киргиз, о котором уже говорил, весьма криминальной наружности; и дебелый еврей Виктор, внешне очень похожий на одного персонажа из моего славного армейского прошлого  - Диму Кельгеватова по прозвищу «Индюк».

Рядом, в соседнем купе, уже началась шумная попойка, которая, как выяснится позже, продолжится в течение всего пути. В общем, эта поездка с самого начала  обещала быть «захватывающей», во всех смыслах этого слова!

«Ох и не нравится мне все это, ой не нравится! - лихорадочно стучала в голове одна и та же мысль. - Ведь говорила мне жена — бери билет на фирменный поезд «Москва - Красноярск»! И ведь я же сказал, вполне членораздельно сказал об этом московскому кассиру возле станции метро «Смоленская». Как же так оказалось, что я очутился на этом «адском» поезде «Москва — Братск», несущемся в преисподнюю?» Только много времени спустя я пойму, что это сам Господь умышленно втолкнул меня в этот злополучный поезд, устроив мне  очередное испытание на прочность!

Я еду на этом «веселом» поезде из Москвы не куда — нибудь, а домой, в родную Сибирь, оставляя за спиной 17 лет безупречной службы в МВД России. За эти годы произошло много знаменательных событий, которые, конечно, не уместятся на страницах  одной книги! Служба, бесспорно, многое мне дала в жизни - только благодаря МВД России я успешно защитил кандидатскую и докторскую диссертации, весьма интересно и продуктивно послужил в Барнауле, Красноярске, Хабаровске и даже Москве.

Начальником «адского» поезда был маленький азербайджанский еврей Яша лет 30 - 35, который с важным видом королевского пингвина расхаживал по вагону, давая своим подчиненным ценные указания. Я сразу же успел заметить, что его явно связывали близкие отношения с проводницей нашего вагона, которую я мысленно окрестил «Мерилин Монро» - той самой, которая проявила на посадке столь повышенный интерес  к моему музыкальному инструменту. Они часто вдвоем уединялись в ее купе для проводников  и  о чем - то нежно ворковали, при этом деланно смущаясь, когда кто - то из пассажиров проходил мимо.

«Антибиотик», которому уже явно было за 60, на правах старшего начал активно «банковать» за столом, взяв на себя неблагодарную роль дорожного массовика - затейника. Своими дурацкими шутками — прибаутками он опять мне очень напомнил одного персонажа из моей «веселой» студенческой юности -   по прозвищу «Сиплый» из Самарканда, который «обул» нас с Коробковым в карты на очень даже приличную сумму - я даже вначале подумал, что у меня опять «де жа вю». Из своей дорожной сумки - поклажи «Антибиотик»  извлек на Свет Божий шмоток копченного сала, ароматную буженину и бутылку водки. С бутылкой мы, конечно, вчетвером очень быстро покончили, после чего «Антибиотик» с заговорщическим видом извлек 100 — граммовый «мерзавчик» «горилки» и, хитро посмотрев на меня, сказал: «Я, конечно, ни кого не заставляю пить - как говорится,  хозяин -барин!» Я, ни о чем не думая, вылил все содержимое бутылочки себе в стакан (тут, как говорится, и одному маловато будет!) и одним  залпом  выпил, закусив кусочком вкусной буженины. «Э, послушай - ка, любезный, на закуску – то шибко не «налегай», а то ее и так совсем мало осталось!»  - вдруг ни с того, ни с сего запричитал «Антибиотик» и проворнее макаки выхватил увесистый кусок мяса прямо у меня из рук. «Да пусть ест, вам что — жалко мяса?» - неожиданно вступился за меня еврей Виктор, удивившись такой невероятной жадности старика. От выпитого в моей голове пошла приятная «балда», я разомлел, а поскольку у «Антибиотика» все спиртное уже иссякло, решил сходить в ресторан поезда — «догнаться» еще  и хорошенько поесть.

В ресторане я «принял на грудь» еще150 граммов, заев их вкуснейшим украинским борщом. Тут мне стало совсем «хорошо», и  я вышел прогуляться в тамбур. Наш поезд, в это время, сделал длительную остановку во  Владимире — как - раз,  напротив старинного православного собора.

Глядя на золоченые кресты, гордо возвышающиеся над куполами древнего храма, я вдруг отчетливо услышал, как Бог сказал мне: «Серж, будь осторожен, впереди — серьезная опасность!» Уточню, что это был даже не голос в прямом смысле этого слова, а, как — будто, бегущая строка внизу «голубого» экрана, которую я легко и непринужденно считывал со своего нетрезвого в тот момент сознания. Впоследствии я привыкну к этой строчке, как к родной,  и научусь очень спокойно и рассудительно читать ее, отделяя от собственных мыслей, а тогда, в первый раз, это было совершенно новое, незнакомое, а потому немного пугающее (я всегда боялся шизофреников с их «раздвоением» личности, бесконечными «голосами» и видениями) ощущение.

«Я не пойму, во Владимире вообще по графику стоянка всего 15 минут, а мы уже стоим 45!» - возмущенно сказала «Мерилин Монро» проводнице из другого вагона, а я вдруг отчетливо осознал, что эта стоянка предназначается исключительно для  меня, чтобы хорошенько все обдумать и приготовиться к очередному испытанию  Господа.

В тамбур вошел киргиз, который заботливо, с большим участием сказал мне: «А вы что же здесь один, неужели так интереснее? Вы бы хоть переоделись, а то в костюме уже 4 часа ходите по поезду!» «Да успею еще, дорога длинная!» - сказал я, отвернувшись от киргиза к окну, всем своим видом давая понять, что я не желаю общаться с неинтересным мне собеседником. Киргиз повернулся и вышел, а вслед за ним в моем тамбуре появился начальник поезда Яша, который, с не меньшими, чем у киргиза, сочувствием и жалостью, спросил: «Вам, наверное, плохо?» «А с чего вы вдруг это взяли?» - удивился я, которому было очень даже «хорошо» в тот момент. «Ну, вы так странно, - еврей изобразил мое лицо на вытянутой вперед шее, - уставились в окно, что я и подумал - наверное, человеку плохо!» «Нет, не беспокойтесь, все в порядке», - ответил я, и Яша убежал дальше по своим делам. Такое повышенное участие окружающих к моей скромной персоне показалось мне тогда более чем странным и очень подозрительным.

Мимо, видимо из ресторана, прошел офицер с эмблемой связиста, который ехал в крайнем купе рядом с туалетом. Мы разговорились - майора звали Дмитрием, я представился полковником милиции, и он пригласил меня на чай в свое купе. Я обещал зайти как-нибудь, и еще некоторое время постоял в тамбуре один. Но, делать нечего - пора возвращаться в свое «родное» купе, в которое, почему - то, мои ноги «сами не шли». Что — то непонятное, совершенно неведомое, упорно отталкивало меня от этих подозрительных и крайне неприятных соседей.

До самого вечера мы сидели в купе и вели пространные споры о политике, напрочь забыв о непреложной   истине, что  «вагонные споры - последнее дело», как поется в известной песне Андрея Макаревича.  Я уже окончательно протрезвел, когда меня вызвал в коридор киргиз и сказал угрожающим тоном: «Послушай, ребята с соседнего купе просили меня передать, чтобы ты сам, добровольно отдал свои деньги. Так будет лучше для тебя самого!»  Не знал этот «дятел» - кому он такое говорит! «Что такое, я не понял? Какие деньги и кому надо отдать?» - со злостью прошипел я, но киргиз уже поспешно удалялся от меня  по коридору вагона.

В это самое время из соседнего купе, где все это время шла попойка, а сейчас стало подозрительно тихо, вынырнул «Антибиотик» с чрезвычайно испуганным лицом и заговорщическим видом. Все сразу встало на свои места. «Так ты с ними заодно, сука?!» - закричал я и нанес левой рукой «Антибиотику» сокрушительный удар в челюсть, от которого он замертво, как подкошенный, рухнул на пол. Тут же из купе выскочили двое мужиков - один с комплекцией Арнольда Шварценнегера (по - видимому, «бугор» этой криминальной команды), и второй, чуть поменьше, находящийся в изрядном подпитии. «Вы за что ударили пожилого человека? Как вам не стыдно? Да как вы смели?» - ханжески заревел верзила «Шварц». «Значит, смел, потому что я - полковник милиции, а в моем купе едут вагонные мошенники!» «Чего - чего? -недоверчиво протянул верзила.- Какой там еще полковник?»  «А вот такой, «не мазаный и не сухой», - прорычал я, которого  все происходящее здесь уже здорово начало бесить. Я отправился прямым ходом к проводнице. Увидев «Мерилин Монро», я почти прокричал ей в ухо: «Я — полковник милиции, вызывай патруль, в моем купе едут воры и мошенники!» «Никакой милиции я вызывать не буду, а позову начальника поезда - пусть он с вами разбирается», - раздраженно пробурчала крашенная блондинка «Мерилин». «Да на хера мне сдался твой начальник! Все и так  ясно  -  ты с ними тоже заодно!» - сказал я и быстро пошел в купе.

«Слушай, ты что себе позволяешь? - вдруг начал «наезжать» на меня «Длинный», стоящий рядом с верзилой возле моего купе. - Да если хочешь знать, я воевал в Афгане, в ВДВ, и не позволю, чтобы какой — то «хер с горы»  обижал стариков!» «Ну и что, я тоже воевал в Афгане!» - не моргнув глазом соврал я. «Чего - чего? - от неожиданности удивленно протянул «Афганец».- Ну и где ты служил, позволь тебя спросить?»  «Под Кандагаром, артиллерийский блок-пост гаубицы «Д -30», - бодро отрапортовал я и с гордостью добавил: «Слышал, небось, про   «3 ШК -1» (авт. - запрещенный международными конвенциями снаряд с иголками, применяемый нашей артиллерией только в высокогорных районах Афганистана при стрельбе с дистанционной трубкой)? Моя работа!» «А я ему не верю! - «благим матом» заревел «Афганец», вырываясь из рук с трудом сдерживающего его «Шварца». - Пусть назовет «точку», назови «точку», придурок!»

Мне сразу вспомнился тогда  незабвенный Буратино, который кричал истошно из кувшина злосчастному Карабасу - Барабасу: «Дверь, где находится дверь, презренный!» «Сейчас я тебе покажу эрогенную «точку», пидор гнойный!» - сказал я и угрожающе двинулся к «Афганцу». И вот тут случилось то непонятное и странное, чему я до сих пор не могу дать более - менее внятного объяснения.

«Шварц», который, по — видимому, слишком долго терпел и уже не мог сдерживать свою накипевшую злость, с ловкостью и проворством, удивительными для его гигантского веса, со страшным звериным рыком прыгнул на меня, обрушившись на стройного, изящного «павлина» 120 - ти килограммовой тушей «слона». Повалив на пол, он оседлал меня сверху и со словами: «Ты сел не в тот вагон, падла!» - стал своими огромными кулачищами «долбить» мне прямо в лицо. Но …. ни один из ударов не достиг желаемой цели! А теперь я попытаюсь подробно описать все свои ощущения в этот момент, чтобы читателю стало более — менее  понятно, что же на самом деле произошло в том злополучном вагоне (хотя мне самому, честно говоря, ничего не понятно).

Мое первое  ощущение, когда эта «горилла» прыгнула, что на меня обрушили огромный бульдозер — такой примерно силы был удар в мою «пернатую» грудь;  при этом боли, что удивительно, я  совершенно не почувствовал.  Потом я ощутил неимоверную тяжесть на своем животе (казалось, он прогнулся под тяжестью этой «гориллы» до самого пола), что не выдержал и испустил звук вместе с воздухом на весь вагон. Затем вес «Шварца» внезапно куда - то исчез — было такое ощущение, что его кто -то  резко снял с меня.

Несмотря на весь этот кошмар, мой мозг продолжал с необычайной для данной ситуации ясностью и холодностью четко фиксировать и анализировать все  происходящее вокруг. В голове пронеслась пугающая своей откровенностью мысль: «Ну все, п....ц тебе, Сережа; допрыгался, воробышек! Сейчас они тебя сбросят с поезда и «никто не узнает, где могилка твоя»!» 

Внезапно я   увидел всю эту картину происходящего как - бы сверху: вот я лежу, распластанный на полу, а сверху, по моей голове, что есть силы, молотит своими огромными «кувалдами» Шварц. Рядом с нами стоит испуганный еврей Яша, и, как попугай, вызывает по рации милицию.

Опять же,  спокойно и отстранено, как - будто это касалось вовсе не меня, а другого человека, я отметил про себя, что лежу не на полу - то есть на полу, но, почему - то, его не касаюсь. Между мной и полом было небольшое пространство - зазор, своеобразная «воздушная подушка», благодаря которой я не почувствовал боли и не заработал ни одного синяка, когда со всего маху, со страшным грохотом рухнул на пол.

Верзилу, сидящего на себе, я почти не видел, слышал только его голос и ощущал зловонное  дыхание от перегара - от «Шварца» меня отделяла какая-то странная розоватая пелена, вязкая по консистенции и приятно обжигающая в районе шеи и висков, в которой, по - видимому, и вязли его смертоносные удары (любой пропущенный удар по моей голове этой стокилограммовой гориллы, без сомнения,  грозил неминуемой смертью).

Потом все внезапно закончилось  -  словно пьяный киномеханик очнулся ото сна и резко остановил кинопроектор; и вот я уже иду с кулаками на пятящихся от меня  по вагону «Шварца» и «Афганца» с искаженными от ужаса лицами (эти гримасы ужаса я скоро буду очень часто наблюдать на лицах людей, имеющих со мной дело). «Ты у меня сейчас хер грызть будешь, пидорас толстый! - истошно завопил я, да так, что весь вагон  попрятался по своим купе. - Ты у меня, падла, сейчас  говно жрать будешь ложкой из параши!»

Не знаю, чем бы закончилась эта «замечательная» сцена, если бы из соседнего с нами купе (из того, где накануне был пьяный дебош) не выскочила, как чертенок из табакерки, по - видимому, их атаманша или просто жена одного из «братишек». Она испуганно  подбежала ко мне, нежно хватаясь  за руки, пытаясь успокоить: «Ой, не надо, пожалуйста, не надо! Вас как зовут?» «Сергей», - сказал я и внезапно успокоился. «Нет, а по батюшке?» «Эдуардович». «Сергей Эдуардович, вышло досадное недоразумение, завтра мы вас приглашаем на обед в ресторан, только без спиртного, согласны?» «Ладно, согласен!» - сказал я и улыбнулся своей неизменно очаровательной улыбкой.

К нам подошел начальник поезда Яша с перекошенным от страха лицом. «Послушай, уважаемый, - начал «прорабатывать» его я, - если твои педрилы - гамадрилы еще раз сунутся ко мне, я возьму вилку и воткну им в глаз, и мне за это ничего не будет!» «Это еще почему?» - быстро спросил он. «Потому что диагноз такой — шизофрения!» - сказал я и многозначительно закатил глаза. «Зачем же вы пили эту водку с клофелином?» - внезапно проговорился  еврей. «А,  так вот чем давеча потчевал меня твой «старче»! -воскликнул я в негодовании. - Между прочим, я тебя с твоей голубушкой - проводницей сразу же «срисовал», еще на перроне: с того момента, как она расспрашивала меня про инструмент; потом появился ты, ты подсадил этого «левого» киргиза, чтобы он меня обобрал на дистанции пути — в общем, картина вполне понятная. Милый, у меня 19 лет опыта оперативного внедрения, -начал вдохновенно врать я.- По сравнению со внутрикамерной разработкой,  твой паршивый вагон с  этими гнусными «отморозками»  - всего лишь детский лепет!» «Да, я сразу понял, что вы - профессионал! - льстиво заявил еврей. - А документы не покажете?» «Какие документы? Я — уже пенсионер МВД со вчерашнего дня. Форму полковника милиции покажу, если хочешь! А вообще, сегодня ты очень рисковал вместе со своим «балаганом» — а если бы сейчас труп состоялся? Все, тебе тогда кранты, как начальнику поезда».

Еврей растерянно похлопал глазами, а потом жалобно так промямлил: «А вы не будете писать заявление в милицию? Меня самого все это уже достало, я сам тут  - подневольный человек». «Да не буду я никуда писать, надоело мне  все это на моей  милицейской службе».

Зайдя в купе, я обнаружил там лишь дебелого еврея Виктора — ни «Антибиотика», ни киргиза на месте уже не оказалось. Через некоторое время к нам заглянул Яша: «Э, мужики, ребята боятся идти в купе, не обижайте их, ладно?» Тут уже прорвало Виктора, который, видимо, долго пытался сдерживаться во всей этой ситуации. «Послушай, любезный, может хватит бандитствовать, а? Я хочу доехать домой живым и здоровым, что за бардак вы здесь устроили за наши же деньги? Ничего себе - «пользуйтесь услугами железнодорожного транспорта!» «Ладно, ладно, все будет нормально!» - попытался успокоить его Яша и поспешно скрылся за дверью.

Через мгновение в купе зашел «Антибиотик», в страхе  прижимаясь от меня к нижней полке. «Дед, а ты зачем хотел меня клофелином отравить?» - нарочно сердито спросил я. «Да ребята попросили с соседнего купе, - вялым тоном, даже не пытаясь оправдываться, ответил старик. «Послушай, а если бы они тебя попросили кого - нибудь зарезать, ты тоже бы это сделал? Ты уже одной ногой в могиле стоишь, скоро на отчет к Богу пойдешь — и в каком же виде, прости Господи, ты перед ним предстанешь, а?» Старик, ни слова не говоря, лег на полку, хрипло дыша и без конца тяжело вздыхая.

Вскоре на горизонте «нарисовался» киргиз. «Ну, а ты, киргиз,  - обратился я уже к нему, - чем думаешь? Если ты завтра, не дай Бог, попадешь в русскую тюрьму, тебя там будут, с большим  удовольствием, долбить в зад, как «зверя», утром и вечером, днем и ночью, причем без выходных. Так что тебя, киргиз, ждет блестящее будущее законченного азиатского пидорка, если ты не одумаешься и не будешь жить, как все нормальные люди, в чем я лично глубоко сомневаюсь!»

Наконец я  угомонился, и все, кроме меня, сделали вид, что уснули. Сон никак не шел, да это и понятно после пережитых треволнений. «Весь сон сломали, козлы!» - пробурчал я и пошел к проводнице за чаем. «Налей -ка мне чаю, «Мерилин» хренова!» - с нескрываемой злостью бросил я «блондинке в шоколаде», которая испуганно принялась заваривать мне чай.

Вернувшись в купе, я вновь и вновь задавал себе вопрос: «Что же, все -таки, произошло сегодня? Это что — галлюцинация или у меня, действительно, шизофрения?» С этим же ощущением я проснулся и утром.

Вспомнив вчерашнее, я стал ощупывать свое тело — вроде бы нигде ничего не болело. Я встал и посмотрелся в зеркало — на лице не было ни одного видимого синяка или кровоподтека. Задрал рубашку — все тело было покрыто мелкими синяками, которые при надавливании, однако, не вызывали абсолютно никаких болевых ощущений. На спине и затылке также не было никаких  следов от падения. И только на кончиках пальцев обеих рук были две  небольшие царапины  от фиксирующей планки для коврика в коридоре вагона (я упал спиной навзничь, широко раскинув руки — видимо, под руками спасительной «подушки» уже не было). Целыми оказались и золотые часы - подарок моего ученика Миши Чернякова  - а ведь именно ими я должен был со всей силы удариться о пол во время нашей шумной возни с «дружищем Шварцом». И что самое удивительное - никаких, даже малейших признаков похмельного синдрома (обычно я очень сильно болею после подобных возлияний,  а ведь здесь дело  усугублялось еще и клофелином).

«Кто я -Ангел?» - спросил я себя и даже самому стало неловко от этой крамольной мысли. «Нет, ты не Ангел, Ангелы живут на Небе, а ты — Человек: это - гораздо «круче» Ангела. Ты - мой сын, сынок, сыночек! Ты - моя отрада!» - ответил мне тихий вкрадчивый голос где-то очень глубоко в затылке. Это был Бог.

Наконец - то, Он решил показать свое Лицо. «Ну, здравствуй, Батя!» - громко и членораздельно произнес я вслух, и «Антибиотик» с ужасом посмотрел на меня, как на идиота.

Киргиз до самого Екатеринбурга предпринял еще несколько попыток «стырить» мой инструмент, но я денно и нощно находился на «охране вверенного мне объекта», «тащил службу исправно», так что, в конце концов, несчастный азиат «нажрался в стельку» и со словами: «Меня сейчас завалят!» - вывалился в крепкие объятия нетерпеливо ожидающих его с «музыкальным товаром» из Москвы «бандюков».  Но мне его, почему - то,  было совсем  не жаль.

Весь оставшийся путь до Красноярска «гориллы» вместе со своим евреем Яшей ходили вдоль «стеночки» вагона, старясь меня не задевать и не  смотреть в глаза. Это было очень приятно, но для полной моральной победы настоящего «павлина» уже мало. Я решил устроить парад в свою честь - свой последний парад МВД России на пути в Новую Жизнь.

Уже с утра я облачился в форму полковника милиции, которая, на удивление, совершенно не помялась в китайской полиэтиленовой сумке, вышел в коридор, и все присутствующие в вагоне обомлели. Затем я уверенной походкой подошел к молодому проводнику - сменщику «Мерилин», который единственный из всей этой «дурной компании» проявлял хоть какие - то признаки сочувствия ко мне в нашей непростой ситуации, и сказал ему: «Парнишка, ты хочешь жить долго?» «Да хотелось бы, вообще - то!» - испуганно ответил он. «Тогда тебе надо быстрее сваливать с этого поезда. Он - проклятый!» «И давно?» - спросил изумленный проводник. «Да прилично уже, - важно сказал я, умышленно не называя даты для большей убедительности - пусть он сам накладывает на мою «мульку» известные ему события, произошедшие за все время в поезде. - И надо вызвать батюшку - осветить этот вагон. Я как вошел в него  - меня так «торкнуло», что даже закачало - здесь присутствует жуткая «нечистая сила». Ты же видишь, что у вас творится в вагоне - сплошная чертовщина! Видимо, не я - первый, не я — последний, верно?» Он только молча утвердительно кивнул на это. «А этому своему еврею Яше передай - очень скоро, если он не бросит свое криминальное  ремесло, он «склеит ласты» - почернеет от страшной болезни и умрет. А его подруга, эта «блондинка в шоколаде», будет без конца болеть по женской линии и, в конце концов, станет бесплодной. Ее всю «испластают» хирурги в городской гинекологии Братска. Передашь им все это?» И он  опять в ужасе кивнул головой.

Выходя со своими огромными «баулами» в Красноярске, я решил «добить», напоследок, и «Антибиотика». «Старик, - сказал я, - видишь этот кофр с инструментом? В нем, считай 500 тысяч рублей (у деда от изумления отвалилась челюсть)! Вот смотри - инструмент стоит 250 тысяч (на самом деле 55 тысяч), а в него я положил  расчет за 10 лет службы в МВД - тоже 250 тысяч (на самом деле 150 тысяч). Так что  в правильном направлении вы со своими «гориллами» работали. Да только ничего бы у вас все равно не вышло — инструмент то «намоленный». Я знал, что предстоит такая «веселая» поездка в «адском» поезде, поэтому хорошо подготовился!» И оставив изумленного старика в полной прострации, я сошел с поезда.

Если у кого - то из моих читателей возникли сомнения в правдивости  рассказанной истории, произошедшей в этом «нехорошем» вагоне, то  для особых скептиков, желающих самостоятельно проверить описанные факты, я сообщаю: это  сакральное событие произошло 12 ноября 2008 года в поезде «Москва - Братск», а в Красноярском ЛОВД на транспорте по данному факту имеется материал об отказе в возбуждении  уголовного  дела за  отсутствием состава преступления, а по существу — ввиду отсутствия всяческой его судебной перспективы.

Да и какая еще, скажите на милость, может быть судебная перспектива у дела, отдающего столь откровенной мистикой? Ведь мистика то, как известно, вообще неподсудна!

 

 

 

Звезда и смерть Алеши Негодяева

                              Алешино детство

 

   Солнечным сентябрьским утром 1965 года  в семье  простого инженера Сергея Александровича Негодяева появился на свет первенец Алеша. Семья была просто на седьмом небе от  такого невиданного, вселенского  счастья, свалившегося на них прямо с Неба! Это был, безусловно, долгожданный ребенок, которого жена Негодяева Сара Моисеевна Либерзон  вымаливала  долгими вечерами и ночами у своего еврейского Бога Яхве. Наконец-то, Яхве услышал ее неистовые мольбы! Ребенок был Чудо как хорош! Беленький, голубоглазый, с трогательными золотистыми кудряшками на нежных височках. Мальчика без излишних споров родители назвали Алешей, потому что инженер Н-ского авиационного завода Сергей Негодяев был ярым фанатом героического летчика-фронтовика, беззаветно отвоевавшего всю Великую Отечественную на протезах обеих ног, Алексея Маресьева.

   Как это обычно бывает в подобных смешанных браках, сразу же встал ребром вопрос о будущем вероисповедании мальчика. Сара Моисеевна, понятно, была иудейкой с самого своего рождения. Сергей Негодяев же, как и полагалось тогда советскому коммунисту, был убежденным атеистом. После долгих споров родители, все же, пошли на обоюдный компромисс - решили Алешеньку отнести в синагогу, но обрезания ему не делать. Этот родительский компромисс  во имя Любви к долгожданному чаду, как ты заметишь, читатель, сыграет  в дальнейшей Судьбе Алешеньки роковую роль, предопределив его очень и даже  очень непростые  будущие взаимоотношения с  иудейским и русским мирами.

   Алешкино детство было счастливым и безоблачным как и у большинства советских ребятишек. Примерно через два года у Алеши появился младший брат Юрий. Братья Негодяевы были очень похожи друг на друга, почти близняшки. Но, все же, было одно бросающееся в глаза отличие у этих двух мальчиков: это – удивительные глаза старшего брата; колючие, холодные, жестокие как у кобры, готовой к  смертельному броску. Эти  странные глаза Алеши, столь жесткие явно не возрасту, пугали даже его родителей! А что уж тогда говорить о посторонних людях!

    Алеша рос обычным советским мальчиком. Как все мальчишки, азартно гонял в футбол, стрелял из рогатки по воробьям, дергал девочек за косички. Однако, уже с раннего детства у него стали проявляться  внезапные приступы неконтролируемой агрессии. Однажды он очень напугал всех своих сверстников, когда ни с того, во время игры в футбол  в  приступе бешенства схватил бездомную кошку, к своему несчастью не вовремя перебегавшую футбольное поле, за хвост и со всей дури ударил ее головой о бетонный забор. Несчастное животное тут же испустило дух, а лицо Алеши в этот мгновение озарилось  какой - то  жуткой, завораживающей дьявольской улыбкой!

   Алешкины родители работали на Н-ском авиационном заводе – единственном градообразующем предприятии военно-промышленного комплекса. Понятно, что предприятие это было особо охраняемым режимным объектом, в котором под особым пристальным вниманием спецслужб находились не только сами  работники предприятия, но и их ближайшие родственники. Поэтому, когда у Алеши в 14 лет стал проявляться вполне объяснимый интерес к своему еврейскому происхождению, думаю, этим самым  советским спецслужбам, а родителям, конечно, в первую очередь, очень и даже очень бы не понравилось, что «любознательный» мальчик стал тайком бегать в местную синагогу. Алеша очень сдружился с местным раввином Якобом, который в Н-ском еврейском бомонде слыл весьма просвещенным  и  очень - преочень  мудрым человеком. Мальчик с особым трепетным вниманием, что было явно не по его возрасту, прослушал почти все шаббатные лекции и молитвы  Рабби Якоба о происхождении иудейской религии, о роли евреев в мировых исторических процессах, о  приходе долгожданного иудейского царя - Спасителя Машиаха. Алешке всегда  нравилась эта экспрессивная манера подачи Рабби Якоба  довольно специфического и очень сложного для восприятия  религиозного материала, который, благодаря таланту лектора, врезался в память отрока  на   всю   жизнь.

   Синагога Рабби Якоба находилась прямо на берегу священного озера Байкал. Байкал, как гигантский магнит, всегда магическим образом притягивал к себе все живое, независимо от его национальности и вероисповедания. Бирюзовая вода Байкала была настолько плотной и упругой, что, казалось, эту воду можно  запросто разрезать ножом на  огромные жирные куски гигантского совершенно не земного, космического пирога. Алеша, сколько себя помнил с детства, был фанатично влюблен в Байкал, влюблен до беспамятства. Он мог часами  в одиночестве сидеть на берегу священного озера, вглядываясь в прозрачную глубину его таинственных завораживающих вод. В этот момент все его существо, казалось, полностью  растворялось в озерной плазме, а  врожденное мистическое сознание Алеши  неожиданно охватывал необъяснимый, почти религиозный трепет!

   Особенно  прекрасен  Байкал был ранней осенью. Богатая палитра красок увядающей природы в сочетании с бирюзовым сиянием волшебного озера  откровенно радовали глаз даже эмоционально обделенному человеку, напоминая ему, грешному, что Творец, по-прежнему, был и остается  самым величайшим художником  - импрессионистом во  всей  этой необъятной Вселенной!

   В один из таких солнечных сентябрьских дней Алеша вдруг решил зайти к своему другу Рабби в синагогу. Рабби Якоб проводил очередную церковную службу. В синагоге в этот день было совсем немного народу. Алеша, конечно, знал всю паству Якоба, знал наперечет; практически, как членов своей семьи. Алеша хорошо знал и любил эту довольно эпатажную манеру  проповеди Якоба, но Рабби  в этот раз  был явно в ударе и превзошел сам себя. Он по памяти свободно цитировал мудреные тексты Талмуда, при этом возбуждаясь от собственного красноречья,  впадая  в  религиозный экстаз и, почти как фюрер Адольф, то и дело срываясь   на  противный писклявый визг.

   «Так вот, братья мои! Что я вам скажу про то, как надо вести себя с гоями! – говорил Якоб, пронзая при этом своих слушателей огненным испепеляющим взором. – Запомните, братья, что наш священный Талмуд рассматривает кражу у еврея как  очень тяжкое преступление, за которым следует немедленное изгнание из общины. Но по отношению к гоям, братья, это – нормально, я вам скажу! Например, Закон 21 гласит: «Не следует еврею быть свидетелем со стороны акума против еврея. Поэтому когда акум взыскивает деньги с еврея, а еврей отрицает свой долг акуму, тогда другому еврею, который знает, что акум прав, запрещено быть свидетелем в его пользу. А когда еврей нарушил это предписание и стал свидетелем со стороны акума против еврея же, тогда Беф-дин обязан исключить его из общины (т.е. подвергнуть анафеме)». Рабби остановился на мгновение, очень картинно и многозначительно выдержал паузу и продолжил: «Далее, Закон Талмуда №24: «Когда еврей держит в своих когтях акума (в халдейском стоит выражение «ма-аруфия», т.е. обдирать, беспрестанно обманывать, не выпуская из когтей), тогда дозволяется и другому еврею ходить к тому акуму ссужать ему в долг и, в свою очередь, обманывать его так, чтобы акум, наконец, лишился всех своих денег. Основание в том, что деньги акума – добро, никому не принадлежащее, а потому первый из евреев, кто пожелает, тот и имеет право завладеть ими». Алеша, конечно,  мало  что  понял из этой пространной запутанной речи Якоба, но  эмоциональный посыл Рабби явно затронул его сердце в тот момент.

   «А вот, что говорит  Закон №34 Талмуда, - продолжал Якоб. – Еврей, нашедший что-нибудь, будь то предметы одушевленные или неодушевленные, обязан возвратить их собственнику. Само собой разумеется, что это относится исключительно к еврею, потерявшему что-нибудь. Когда же находка принадлежит акуму, тогда еврей не только не обязан возвращать ее, а напротив, считается тяжким грехом что-либо возвратить акуму обратно, разве это делается с той целью, чтобы акумы говорили: «Евреи – порядочные люди». И далее по тексту: «Когда еврей должен деньги акуму и этот акум умер, тогда запрещено еврею возвращать деньги его наследникам, разумеется при условии, что никакой другой акум не знает о том, что еврей остался в долгу перед умершим. Но когда хотя бы один акум знает об этом, тогда еврей обязан уплатить деньги наследникам, чтобы акумы не говорили: «Евреи-обманщики».

   «Рабби, а что говорит Талмуд про убийство акума?» - спросил пожилой мужчина в кипе с интеллигентной  внешностью, которого Алеша знал как местного школьного учителя Моисея Шниперсона. «О, это – очень сложный вопрос! – воскликнул Якоб. - Закон 81 гласит: «Еврею не вменяется в прямую обязанность убивать акума, с которым он живет в мире; однако же – строго запрещается даже такого акума спасать от смерти, например, если бы последний упал в воду и обещал все свое состояние за спасение. Далее, еврею запрещено лечить акума за деньги, кроме того случая, когда можно опасаться, что вследствие этого у акумов возникнет ненависть против евреев. В этом случае дозволяется лечить акума и даром, когда еврею нельзя уклониться от лечения. Наконец, еврей прямо обязан убивать еврея, который окрестился и перешел к акумам и самым строжайшим образом запрещено спасать этого еврея от смерти». Вы все знаете, что заповеди Моисея проповедуют: не убий, не укради, не прелюбодействуй и т.д. Но знайте, что все эти заповеди верны лишь по отношению к  нашему богом избранному народу. Поэтому, я, таки, вам скажу: не убий еврея, но лучшего из гоев убей!

   Вы спрашиваете меня: можно ли убивать гоя? Прямое убийство, конечно, запрещено, братья мои. Это – очевидно! За это сажают в тюрьму. Но если вы, например, подсунули змею в комнату, где находится этот гой, то убийство раскладывается на две ступени: первая ступень – змея убила гоя, т.е. вы не виноваты в его смерти. Гой сам виноват, что допустил халатность и не заглянул под одеяло перед тем, как лечь спать. Если вы захотите убить гоя, не нарушив талмудических предписаний, его также можно столкнуть в глубокую яму, где стоит лестница, а потом эту лестницу быстренько убрать, чтобы гой умер в яме от голода. Почему это разрешено? Вы сделали все в две ступени. Когда вы столкнули гоя в яму, то в яме ведь была лестница, т.е. это не убийство, т.к. гой мог выбраться из ямы. Второе ваше действие – вы вытащили лестницу из ямы. Это тоже не убийство. Гой сам виноват, что не вылез за те несколько секунд, пока лестница еще стояла в яме.

    Можно ли убить гоя из ружья? Братья мои, Талмуд разрешает  это, но при условии, что в местной аптеке будет лекарство от этой огнестрельной раны. Если вы убедитесь в том, что в аптеке имеется необходимое лекарство и только после этого выстрелите в гоя, ранив его, скажем в обе ноги, то гой истечет кровью и умрет, но будет сам виноват, ибо не пошел вовремя в аптеку и не вылечился от огнестрельной раны, лекарства-то там ведь были! Вот так то, братья мои!»

  Алеша был просто потрясен  теми открытиями, которые он сделал сегодня  в результате эпатажного выступления Рабби Якоба. То,  что  Алеша  услышал сейчас, совершенно не вязалось с тем, о чем  каждый день  талдычили  ему родители, учителя в школе - об образе жизни настоящего советского человека; да по телевизору, в конце концов, - этому советскому «зомбоящику»! Он вдруг со всей ясностью понял, что рядом с ним существует какой - то неведомый, чужеродный мир, который живет по своим  очень странным  законам бытия, абсолютно не желая  при этом вливаться в окружающую его среду, глубоко презирая  ее  и  используя  исключительно в  своих   эгоистических целях!

 

              

                        Этапы «большого» пути  

   Когда Алеше исполнилось 17 лет, он решил поступать на юридический факультет Н-ского государственного университета. Собственно, это было решение отца, который всегда мечтал видеть своего старшего сына юристом. Алеше же было все равно куда поступать – он до сих пор не мог понять,  чего он хочет в этой жизни!  Студенческая жизнь Алеши складывалось безоблачно, безмятежно – то, что вполне укладывается в емкое понятие  «простое человеческое счастье».     Да  и как может быть по – другому, когда тебе всего 17 лет; тебя окружают счастливые, совершенно безбашенные сверстники; и очаровательные девушки, всегда готовые разделить  с  тобой  плотские радости и утехи беззаботной юности! 

   Учился Алеша не шатко-не валко, однако уже с первого курса у него отчетливо проявился научный интерес к философии и теории государства и права. Преподаватели по этим дисциплинам не могли нарадоваться на столь благодарного ученика, чем вызывали жгучую ревность преподавателей других кафедр, обделенных Алешиным научным вниманием.   

   Все было в Алешиной студенческой юности – озорные походы по девочкам из местного «съемного» кафе «Петушок», веселые  студенческие попойки и прочие шалости – эти неизменные спутники любой бесшабашной юности! Одного только не было в жизни Алеши – серьезной, глубокой, нежной   Любви, про которую так часто пишут в книгах и про которую снимают оскароносное  кино.   Это очень удручало юношу, с завистью наблюдавшего развитие знойных романов у своих друзей по студенческой скамье.    Многие ребята уже к третьему курсу  рискнули и обзавелись семьями, и только у Алеши, по - прежнему, в этом вопросе был полный штиль и заброшенная гавань! И, все же, Бог  услышал  тихие  молитвы Алеши - на 4 курсе, наконец – то, он встретил Ее!  

   Однажды во время очередной студенческой гулянки в кафе «Петушок» Алеша заприметил одну очаровательную девушку, которая оживленно чирикала с другими юными особами за соседним столиком.    Девушка имела роскошные каштановые волосы до плеч, персидские глаза цвета гречишного меда, точеную фигурку изящной французской статуэтки.   «Это - Дина, - сказал однокурсник  Дима, заметив явный интерес Алеши. – Она учится на 1 курсе юрфака. На прошлой научно-практической конференции она взяла первое место по секции «Теория государства и права». Тут Алеша вспомнил эту девушку. Действительно, она выступила, причем очень даже неплохо для первого курса, с докладом по проблемам функций права. Тогда, поглощенный другими проблемами и заботами, он не обратил на нее совершенно никакого внимания. А ее внешность не произвела на него впечатления. Но здесь, в свете дискотечных софитов, девушка выглядела просто божественно! «Алеша, она же – армянка! Она тебя раззорит вконец со своими южными запросами! Зачем тебе нужна такая фифа?» - увещевал парня обеспокоенный Дима. Но в Алеше уже проснулся  охотничий азарт. «Мужики, я пошел на абордаж!» Хлопнув 100 граммов водки для храбрости, неровной походкой юноша направился в сторону девушки.  

    «Вы знаете, я долго думал, как подойти к вам и познакомиться! – начал Алеша свою очень учтивую, галантную речь. – А потом решил подойти безо  всяких обиняков! Я вас знаю. Вы – Динара, учитесь на первом курсе юрфака. Я видел вас на прошлой апрельской конференции. Я - Алексей, учусь на 4-м курсе. Вы не хотите присесть за наш столик?» Девушка изучающе посмотрела на Алешу, очаровательно улыбнулась и сказала: «Я – не против! Только можно - я приду с подругами?» «Конечно можно! Мои друзья будут только рады!» - улыбнулся Алеша, и глаза его заблестели как у мартовского котяры. Так довольно тривиально, буднично начался их роман длиною в целую жизнь!

   Алеша целых 3 года ухаживал за Диной, пока ее отец, настоящий армянин из Еревана, дал, наконец - то, согласие на брак. В 1988 году они поженились, а  уже в 1989 году у них родился  первенец Артурчик.

   Семейная жизнь Алеши сразу же сложилась в то теплое, нежное, трогательное, трепетное существование с любимым человеком, которое охватывается одним емким словом - «счастье»! После окончания университета Алеша весьма удачно устроился следователем в Ленинскую прокуратуру города Н-ска. Причем, безо всякого блата, что было очень трудно сделать в то «блатное» время. Он просто – напросто  приглянулся на собеседовании одному из членов комиссии по распределению  студентов. Однако,  его работа в должности следователя пришлась на «лихие» 90 – е годы, что совсем не «вэри гуд».

   В Ленинском районе города Н-ска уже многие годы успешно «прокурорил» Николай Васильевич Герасимук. Николай Васильевич в узких прокурорских кругах был уже давно известен под прозвищем «двустволка». Да, читатель! Ты  прав, конечно! Он был обычным бисексуалом, то есть мог трахать практически все, что движется и почти не движется! С самого начала отношения у Алеши с этим большим ценителем нетрадиционного секса явно не сложились. А неприязнь Алеши к  этому экстравагантному прокурору достигла своего апогея после одного крайне неприятного инцидента на его даче. Впрочем, эта история заслуживает  нашего отдельного повествования.

   По заведенной Герасимуком  давней питейной традиции все самые значимые даты календаря отмечались всем коллективом Ленинской прокуратуры на его  роскошной по  тому времени даче. 9 мая 1993 года не стал исключением из этого правила. На даче собрался почти весь коллектив прокуратуры. Пили, ели, танцевали, снова пили – так до самой ночи! Наконец, пришла пора расходиться по домам. Поскольку дача Герасимука находилась за городом в лесу, вызвали 6 такси. Гости набились в прибывшие автомобили как сельди в бочке. Алеша сидел на заднем сидении посреди подвыпивших дам. На коленях у него сидела заведующая канцелярией Нина. От нечего делать Алеша стали целоваться с Нинкой. Причем, одна из сидевших  пьяных дам справа  отчаянно норовила залезть к Алеше в штаны. Впрочем, безуспешно, так как доступу к сокровенному мешала большая аппетитная попа Нинки. Из всех гостей на даче изъявили желание остаться помощник прокурора Авдеева Марина и Князьков Володя – следователь Ленинской прокуратуры.

   На следующее утро Алеша пришел на работу сильно помятый после вчерашнего возлияния, с жуткой головной болью. Прокурор был с раннего утра уже на своем рабочем месте. Что удивительно – он выглядел как огурец! Как будто, не было ночной дикой оргии в лесу!  «Ну, умеют же люди пить!» - с неподдельной завистью подумал Алеша, глотая анальгин.  Не имея привычки опохмеляться, Алеша с самого утра мужественно претерпевал все «тяготы и невзгоды» похмельного синдрома, когда уже,  только после обеда, в прокуратуре нарисовалась Авдееева Марина. Она была взъерошена как галчонок, которому удалось с большим трудом вырваться из клетки. «Леша, пойдем в твой кабинет, я хочу тебе рассказать кое - что!» - с волнением в голосе прошептала Марина, у которой глаза навыкат округлились как у только что пойманного карася.

    Они зашли в кабинет Леши. «Леша, Герасимук  ночью  меня изнасиловал вместе с замом  Карнеевым!» - почти закричала Марина, от чего у Алеши сразу прошла головная боль. «И Володю Князькова – тоже! Леша! Я проснулась, голая, в лесу, под сосной! Моя одежда была разбросана по всей опушке. Леша! Они напоили меня и Князькова водкой с клофелином. А потом трахали во все дыры!» - Марина зарыдала. «Тихо, тихо, Мариночка! Герасимук услышит! – с ужасом проронил Алеша, обнимая  Марину за плечи. «Я полночи шла пешком до самой трассы. Потом автостопом до дома! А Князьков остался на даче! Я не знаю, что с ним сейчас, Алеша! Он не пришел на работу?» «Нет, Марина, не пришел!» «Я так и думала!»

   Володя Князьков пришел на работу только на следующий день. И все сотрудники прокуратуры вдруг с ужасом увидели, что он стал седым как лунь. Этот боевой парень 27 лет, прошедший  войну в Афганистане в рядах ВДВ, стал седым стариком - всего лишь, за  одну ночь! Володя Князьков, настоящий мужчина,  не выдержал такого позора и через полгода после этого инцидента был найден повешенным в своей квартире с окнами на Ангару. Рядом с телом была найдена предсмертная записка: «Я всю жизнь был честным солдатом! И я не желаю жить  теперь гнойным пидором! Будьте прокляты те, кто сделал это со мной!» Алеша, который доставал тело Князькова из петли, понял, что просто – напросто  сойдет с ума, если  прямо сейчас не напьется до потери сознания. Его не остановило даже то, что он был за рулем. Он ударился в страшный загул. Он собрал все кабаки города Н-ска. А когда, наконец, сел в свои «Жигули», он долго не мог попасть ключом в замок зажигания. Он гнал свой автомобиль на бешенной скорости, и когда на мокрой от дождя трассе его вынесло на встречную полосу под идущий КАМАЗ, Алеше ничего не оставалось, как свернуть машину в кювет. Страшный  удар, резкая боль – и темнота!

   Первое, что увидел Алеша, когда очнулся в больнице после 3 дней комы – это заплаканное лицо Дины, печально сидящей возле больничной кровати. Прокурор Герасимук, после   «тщательно» проведенной служебной проверки, по – тихому, уволил Алексея из органов прокуратуры. И вот, после долгих двух месяцев, проведенных в больнице, он, наконец-то, вышел на весеннюю улицу – вдохнул полной грудью ангарский воздух и внезапно почувствовал себя  обновленным! Да! Он чувствовал себя сейчас совершенно свободным человеком, который, начиная с этого момента, пишет  свою жизнь с  абсолютно чистого листа.

   В сентябре 1993 года Алеша устроился преподавателем на кафедру теории государства и права Н-ского государственного университета. Так начиналась новая веха в его жизни, связанная с научно-педагогической деятельностью. Судьба свела его в университете с очень интересным человеком. Это был преподаватель кафедры уголовного процесса и криминалистики Александр Аркадьевич Панасевич. Уже по фамилии, а тем более по его колоритной внешности было ясно, что Александр был представителем, как он сам считал, «лучшим» представителем Божьего народа. У него была за плечами  весьма интересная жизнь провинциального авантюриста, достойная пера  автора какого-нибудь французского авантюрного романа. Народ в университете вообще мало что знал об этом человеке. Сам Панасевич окутал свой образ флером такой таинственности, что многие, на самом деле, верили - он долгие годы являлся сотрудником российской внешней разведки и работал агентом под прикрытием в Канаде. Однако, в трудовой книжке у него было всего две записи, сделанные еще  до университета. Первая запись – это работа в качестве участкового инспектора милиции, вторая – ТОО «Бартер». В сущности, его пребывание в Канаде, как - раз, и было связано с деятельностью обычной торговой фирмы, которая занималась  в то время  бартерным ширпотребом. Никакой разведки, читатель, а тем более ГРУ, не было  и в помине!

   Саша Панасевич был известным женолюбом в городе Н-ске – что называется, бабником с большой буквы! Именно ему «классик» Н-ского университета профессор Гуверов посвятил свои нетленные строки:

«Панасевич в коллективе – парень гениальный!

Любит Саня секс простой, любит секс оральный!

 

Член имеет он здоровый,

С шляпкой глянцевой, бордовой!

Всем известно – его кляп

Стал мечтою местных баб!

 

И решили бабы хором

За интимным разговором:

Панасевич – вот мужчина,

С ним не е…., а малина!

 

Эти гнусные куплеты  - лишь завистников наветы!

Любит Саня манну кашу и жену свою Наташу!»

   Алеша очень сдружился с Сашей Панасевичем, несмотря на весьма значительную разницу в возрасте – Панасевич был старше Алеши на целых 10 лет! Долгими вечерами они просиживали в пивных барах, обсуждая проблемы   как  вселенского, так  и местного уровня. Алеша к тому времени всерьез занялся проблемами квантового мышления, и уже после первой кружки добротного немецкого пива начинал погружать испуганного собеседника в космические лабиринты своего квантового, изрядно измененного алкоголем сознания.

    Его жена Динара тоже не теряла времени даром. Она всерьез занялась наукой криминалистикой, а в  декабре 1994 года вместе со своим  научным руководителем профессором Шерхановым  даже поехала на защиту кандидатских диссертаций в порядке ознакомления в город Томск. Именно там у Дины и произошла эта сакральная встреча, которая перевернула всю ее жизнь. Это был мужчина 30-ти  лет из Барнаула. Звали его Сергей Птицын. Он работал преподавателем Барнаульского института МВД. В декабре 1994 года он поехал в Томск на защиту своей кандидатской диссертации по криминалистике. Молодые люди были очарованы друг другом  практически с первого  мгновения. Однако, их природная воспитанность и чувство супружеского долга не привели к развитию романа. Если не считать романом легкое прощальное прикосновение  руки Сергея к нежной шее Дины в такси по дороге в аэропорт, которое, однако, не ускользнуло от наблюдательного взора матерого криминалиста профессора Шерханова. А потом…потом был  знойный роман! Длиною в 2 года! Редкие встречи, которые, в конце концов, закончились  очень болезненным расставанием … на долгие 20 лет!

   В январе 2003 года Сережа Птицын был переведен из Барнаула на новое место службы в город Красноярск. Первая мысль при этом переводе у Сергея мелькнула: «Теперь я точно буду ближе к Дине!» На вокзале его весьма учтиво встретил молодой преподаватель кафедры криминалистики Сибирского юридического института Володя Дубов. В машине заговорили о том, о сем! Нашли общих знакомых по криминалистике, среди которых, конечно же, оказалась и Динара. Едкие, язвительные, но весьма точные характеристики Дубова вызвали у Сергея легкую ироничную улыбку. «Хм, Динара? – усмехнулся Володя на вопрос Сергея: «Не приезжала ли она в Красноярск?» «Приезжала, всего полгода назад. Ну, что я могу сказать? Девочка, что называется, «ссы в глаза – все Божья роса!» «Это как, Володя?» - не понял удивленный Сережа. «Это – хуцпа, Сергей! Формула еврейской наглости!» «Володя, а разве Динара – еврейка, а не армянка?» - изумился Сережа.  «Азо хен вей! (О, Боже мой!)! Акстись, Сережа! Какая армянка? Чистокровная еврейка! И повадки у нее чисто еврейские!»

    Сергей был очень обескуражен такой убийственной оценкой объекта его трепетной любви и больше к  этой  неприятной для него теме уже не возвращался!

   А время, между тем, бежало! Скакало  стремительным галопом!  Как поется в известной песне Давида Тухманова:

«А время бежало, бежало, бежало

Во сне, наяву!

Во сне , наяву по волне моей памяти я поплыву!»

   За 20 лет случилось многое и в жизни Алеши, и в жизни Динары, и в жизни Сергея. Этот виртуальный  любовный треугольник, несмотря на фактическое расставание, продолжал существовать, помимо воли всех его участников, еще долгие годы. Супруги Негодяевы  за это время выросли и значительно окрепли в городе Н-ске.  У них уже  был свой семейный бизнес – довольно престижный по местным меркам частный колледж. Алеша успешно защитил докторскую диссертацию по философии. Динара не отставала от него – она также успешно защитила докторскую диссертацию по криминалистике.   

    Семейная жизнь протекала гладко, почти безмятежно, в достатке и  достаточно хорошей эмоциональной атмосфере. Динара, как могла, всегда старалась быть верной женой для Алеши и хорошей матерью для своих любимых детей. В 2003 году у нее родилась дочь Сара, которая внесла свежую струю в несколько поднадоевший быт  давно уже устоявшейся семейной пары.

   Впрочем, легкие облачка, все же, иногда набегали на лазурное небо семейного благополучия  четы Негодяевых.

   Именно таким «облачком», правда не совсем легким, в 2013 году был знойный роман Алеши с  очаровательной буряткой Аюной. Алеша к этому времени уже совсем «заматерел». Ему показалось, что он всерьез поймал Бога за его седую роскошную бороду. Надо признать - Алеше, очевидно, жутко фартило; фартило просто нереально! Он, неожиданно для всех завистников, занял должность ректора российского института судоустройства. После отчаянных хлопот Алеши Динара стала его неизменным проректором по науке -  причем, в нарушение действующего трудового законодательства (не могут же родственники находиться в отношениях явной субординации). Красавица Аюна из Бурятии, также по протекции Алеши, стала проректором института по учебной работе. И вдруг (да не вдруг, конечно) вспыхнул знойный роман. Казалось, Алеша совсем потерял голову от любви.  Настолько, что в один из летних солнечных дней, в  самый разгар рабочего дня,  закрылся с Аюной в своем кабинете и предался с ней любовной страсти прямо на компьютерном столе. Динара, каким – то звериным чутьем, почувствовала мощный запах феромонов, доносившихся из кабинета ее  дорогого супруга. Как взбешенная тигрица, она бросилась к дверям кабинета любимого Алешеньки. Она стала колотить в исступлении ногами и руками в германскую дубовую дверь кабинета, сломав при этом каблук очень дорогих итальянских туфель. Обескураженный Алеша, бледный, с трясущимися руками, открыл, наконец, дверь своей разъяренной супруге. Он упал перед ней на колени, вымаливая прощение. Про Аюну, понятно, в этой ситуации все забыли. Однако, неожиданно для всех, Динара простила своего блудного супруга. Простила, но… не забыла! Она, всего лишь, поставила жирную галочку в своем женском блокноте!

    А судьба несчастной Аюны, конечно, была решена окончательно и бесповоротно в тот злополучный момент. Решена - раз и навсегда! Ее просто изгнали с позором из института, и след ее затерялся  где-то в  жутких научно-образовательных  трущобах  столицы  нашей  великой  Родины!

   В результате этой возникшей проблемной ситуации, впрочем, удачно разрешенной для всех ее участников,  Динара получила  все необходимые преференции, а также  абсолютную власть над  своим супругом. И она, безусловно, воспользовалась этой властью! По всем законам военной тактики и стратегии она повела войну против ненавистной женской половины института судоустройства. Первой пала на «поле этой брани» главный бухгалтер института Галина Степановна Карасева. Ее уволили сразу после того, как она попыталась слегка урезать  жирный  финансовый пирог  семьи Негодяевых. Это, безусловно, было  довольно опрометчивое решение Динары, которое станет для нее роковым в совсем недалеком будущем. Негодяевы неожиланно для себя обрели в лице Карасевой страшного и  весьма  продуманного противника. Она просто завалила Министерство образования и Генеральную прокуратуру России жалобами на Алешу и его  благоверную супругу.  Жизнь четы Негодяевых превратилась в какой-то нескончаемый фестиваль «веселых» заезжих комиссий из Москвы, да  и не только. Как говорится, шоу не для слабонервных!

   Второй жертвой «полицейского» произвола стала старший воспитатель института Юлия Сергеевна Иванова. Эта несчастная женщина 45 лет, 12 лет из которых она отдала любимому институту. Она, бедолага, за всю жизнь так и не приобрела своего  собственного жилья,  бесконечно ютясь в общежитии дорогого во всех смыслах ВУЗа, вместе со своими студентами. Динаре, как - то, не понравился тон, в котором Юля разговаривала с ней. Она  тут же пожаловалась мужу.  Алеша, как всегда, пошел на поводу очередного каприза своей  любимой женушки. 

    У Алексея был  и  до сих пор есть личный водитель  Нориман - преданный вассал  и  надежный осведомитель. Это  -  довольно грузный мужчина 45 лет, сам родом из крымских татар, который уже многие годы живет со своей  татарской семьей в Восточной Сибири. Однажды Алеша тихо отозвал Норимана в сторонку и дал ему одно весьма «деликатное» поручение. В тот же день, Юля вместе с неизвестным импозантным мужчиной имела любовное рандеву в своей комнате  институтского общежития. Как водится, пили вино, ели и вели приятную беседу. В какой-то момент, мужчина подсыпал  в Юлин бокал клофелин. Женщина тут же  потеряла сознание, была раздета догола и в таком непотребном виде зафиксирована на видеокамеру! Видеозапись с соответствующими ехидными комментариями вскоре была выложена на Ютубе. Причем, из данного  мерзопакостного видео было отчетливо видно, что делали съемку профессиональные менты. Выбор точки видеосъемки - панорамной, узловой и детальной - той  самой злополучной комнаты, а также обнаженного Юлькиного тела и  довольно грамотные комментарии  мужского баритона выдавали несомненного профессионала грязного полицейского ремесла. Понятно, что судьба несчастной Юли в этой ситуации была решена окончательно и бесповоротно. Она в одночасье потеряла не только работу,  но  и  единственное жилье!

   Однако, шло время. И однажды наша Динара, неожиданно для себя, серьезно заскучала. Не зная зачем, она набрала в Гугле имя «Сергей Птицын». Тут же выскочил электронный адрес Сергея. Она долго колебалась и, наконец, написала письмо Сереже: «Можно долго спорить о преимуществах современных компьютерных технологий! Несомненно  одно! Это – самый прекрасный способ встретить старого друга на необъятных просторах Интернета. Приветствую Вас, Сергей Максимович!» Сережа, когда обнаружил письмо в декабре 2014 года, чуть не получил инфаркт – то ли от радости, то ли от неожиданности! Конечно, он тут же ответил Дине. И завязалась активная переписка! Вскоре эта переписка приобрела  откровенно эротический характер. И в Мировой Сети разгорелись нешуточные страсти виртуальной, но вполне реальной Любви! Через некоторое время  любовники уже не могли сдерживать вулкан своих демонических чувств и эмоций! Народ требовал реальных встреч. И эти встречи, безусловно, начались!

   Менялись города, веси, менялись гостиницы, - и только разгоряченные тела уже стареющих любовников оставались все теми же – страстными, нежными. Но тут, по закону жанра любого драматургического произведения, настало время выхода на сцену главного персонажа пьесы - бывшего главного бухгалтера института Галины Степановны Карасевой - обиженной, униженной и очень  оскорбленной! Это, дорогой читатель – именно то самое знаменитое чеховское ружье на стене, которое, почему – то,  всегда, как-то   очень  не вовремя, стреляет  в конце пьесы.

    В разгар любовного свидания Сережи и Дины Алеше неожиданно позвонила «прекрасная» незнакомка, которая сообщила, что его жена в настоящее время в Москве предается плотским утехам в объятиях некоего господина Птицына. Сказано – сделано! Взбешенный Алеша тут же отправился прямиком к своим друзьям в ФСБ. «Ребята, у меня к вам громадная просьба – «прошерстите», пожалуйста, телефон и электронную почту моей «благоверной» супруги! У меня, что-то,  есть очень серьезные подозрения на ее счет!» Друзья прошерстили ….и нашли! Всю тайную переписку любовников, полную любви и страсти за год жизни в их рукотворном раю! «Алеша, если хочешь, мы съездим разобраться с этим фраером в Красноярск! Не бесплатно, конечно!» - любезно предложили друзья из ФСБ. Алеша, не долго думая,  согласился.

   Сережа пришел домой с работы. Включил компьютер. Неожиданно на почтовый адрес Сережи пришла фотография с очень странного английского адреса. «Спам!» - подумал он, но все же из любопытства открыл ее. Он открыл эту фотографию ….и обомлел! На ней, посреди Сережиной дачи в Барнауле сидела  обнаженная Дина с оторванным крылом. Справа от Дины  стояла  старая  Сережина   радиола «Харьков»    с выносной     круглой антенной на деревянной крышке. Она  до сих пор еще находится на старой Сережкиной даче возле самой Оби. «Да я же  еще в 1996 году приглашал  Дину на эту свою дачу! Она тогда, почему – то,  не поехала!» - с ужасом подумал Сережа. Фигурка Дины вместе с забранными назад волосами, пучком  (она часто так делала) была  наполнена тоской и глубоким разочарованием. Ясно, что перед нами сидел на полу наглухо  поверженный Ангел, который, очевидно, уже никогда не поднимется в Небо с одним лишь  крылом  за  спиной.

   Дина накрыла рукой труп голубя.  Сереже стало страшно от такого неожиданного  мистического послания, вероятно, прилетевшего из самой Бездны  далекого Космоса. А той же ночью, 30 апреля 2016 года, на чердаке его десятиэтажного дома, прямо над его кроватью, прогремел взрыв. Плита подпрыгнула и … неожиданно  для  саперов – «энтузиастов»  встала на свое место. Все соседи за стеной, понятно, тут же проснулись. Алексей, это -сосед, что снизу, - истошно завопил: «Землетрясение!» Сережа встал, включил свет и прислушался. Все было тихо. «Неужели показалось?» - подумал он, но решил, что завтра непременно поднимется на чердак и хорошенько осмотрит место предполагаемого взрыва. Утром 1 мая 2016 года  Сережа поднялся на чердак и внимательно осмотрелся. Никаких следов взрыва либо иной детонации взрывных устройств на стенах чердачного помещения  явно  не было. Но … потолочная  плита была треснута пополам, а в том самом месте, под которым в аккурат и располагалась  кровать Сережи, лежал мертвый голубь, убитый  взрывной волной  в эту  страшную  апрельскую ночь.

 

 

 

В поисках Истины

                       

                                Пролог

- Подсудимый  Гамбрилидзе,  встаньте! Ответьте на мой вопрос: Какова была ваша роль в национально – трудовом союзе (сокращенно - НТС)? Какие вопросы  вы   курировали  в  этой    организации, запрещенной в СССР и в странах Варшавского Договора?

- Граждане судьи! С самого начала предварительного следствия я всегда говорил и не уставал повторять, что у следователя, а  теперь   уже  и  у вас, сложилось абсолютно ложное представление о моей якобы  основной, то есть организаторской роли, в упомянутом вами НТС. Это заблуждение возникло от того, что на меня, действительно, была возложена вся секретная, агентурная работа нашего союза. Фактически, я являлся резидентом НТС в Москве в период с 1975-1979 гг. И здесь не обошлось без  откровенной «подставы», в результате  которой  я  и оказался теперь перед вами. В июне 1979 года  эти  подонки из бакинского филиала НТС  повесили  на  меня обязанность поставлять  секретную  информацию о деятельности союза некоему агенту по фамилии Медунов, который по специальным каналам пересылал ее в дальнейшем  в  ЦРУ США. Как  нам стало известно в последствии, Медунов  оказался «двойным» агентом, одновременно работая на ЦРУ и на КГБ СССР. Это было, безусловно, нашей  самой тяжкой, самой непростительной ошибкой за все время работы.

- Подсудимый, о  чем   была  эта  секретная информация, предназначенная  для   агента  Медунова?

- Она, в основном, касалась  вопросов финансирования, вооружения и непосредственно подрывной  антисоветской  деятельности НТС в СССР и за рубежом. Но самое интересное, граждане судьи, что наши патроны из-за границы совершенно не скупились на финансовые средства, даже не интересуясь: действительно ли они используются по назначению или беспардонно прикарманиваются каким - либо  функционером  из НТС. Удивительно, но наши  иностранные боссы, почему-то, наивно доверяя  предоставленной нами информации, всегда очень чутко и оперативно реагировали на все наши просьбы. Так, например, в январе 1977 года возникла некоторая проблема с доставкой оружия и наркотических  веществ  для нашей организации. Они перебрасывались контрабандой из Турции, и когда большая партия оружия была перехвачена таможней и сотрудниками КГБ, боссы  тут же организовали переброс дополнительной партии оружия и наркотиков через афгано - таджикскую границу.

- Подсудимый, расскажите суду, как вы использовали оружие? В каких боевых операциях, кроме последней, вы участвовали лично?

- Граждане судьи! Видите ли….. все дело в том, что я всегда принадлежал (и  это  вам  могут подтвердить  другие  члены НТС) к категории лидеров союза, выступающих против радикальных методов давления на гражданское общество. Но … в последнее время я стал  все чаще замечать у некоторых членов организации явную неудовлетворенность только пропагандистской работой. Это обстоятельство меня тогда очень насторожило, потому что, еще раз повторюсь, я никогда не являлся сторонником жестких террористических акций.  Все началось, насколько я помню, с нападения на инкассатора возле ГУМа,  уже  здесь, в Москве. А затем все замельтишило, закружилось, как в калейдоскопе! Учреждение Госбанка СССР, целая серия налетов на ювелирные магазины в Москве и Ленинграде, и, наконец, захват самолета с пассажирами в Домодедово! Это был  самый  страшный, но поистине кульминационный момент в  террористической деятельности нашей организации! Это был Момент Истины, граждане судьи! Теперь, когда все уже позади, я прошу суд обратить внимание на мою добровольную помощь следствию и учесть это как смягчающее ответственность обстоятельство при вынесении вашего, я уверен, абсолютно  справедливого приговора  в отношении меня. Я очень раскаиваюсь в своей многолетней причастности к террористической организации под названием НТС и прошу суд сохранить мне жизнь! Дайте мне возможность   еще  раз  искупить   свою   вину,  хотя  бы  честным трудом на благо Родины!

- Подсудимый  Гамбрилидзе, вам еще будет предоставлено  последнее слово!

Думается, что пора прекратить  это откровенно протокольное судебное повествование, чтобы вдруг, ненароком, не скатиться  на    документально - детективную  стезю  в  стиле Юлиана Семенова! Ведь ты так устал, смертельно устал, дорогой читатель, от  всей   этой  детективной  графоманской чепухи. Сегодня мои мысли скомканы, как у шизофреника; стучат где-то в затылке, как в тесной клети; мучают и не дают заснуть в моем холостяцком «бунгало»  на  самом экзотическом острове в мире, насквозь пропахшем  литейной  окалиной и  едким креазотом,  с  «гордым»  названием «Барнаульский Поток не предлагать», как одинокому, опухшему  от  бессонницы  и  вина старику. Я говорю с тобой вовсе не потому, что хочу, как последний,  злосчастный  эгоист, сбросить в тебя, как в мусорную яму, все наболевшее за мои недолгие 20 лет жизни; или блеснуть перед тобой «виртуозным» владением литературным языком. Поздно, доктор! Время   для   лечения  тяжкого литературного  недуга  мною фатально  упущено! Мое Время для покорения литературного  Парнаса    безнадежно   потеряно  в  праздности  и веселье,  житейской суете  и студенческом  пьяном  угаре! Да что там говорить?!! Михаил Юрьевич Лермонтов   в    неполные  20 лет  уже сотворил  своего блистательного «Героя нашего времени»! А  вот  эти слова, в отличие от лермонтовских, тяжелые, как  сибирские кандалы, теперь натужно, со страшным скрипом  пытаются  выбраться   из - под   моего  бездарного  пера, стремясь  хоть  как-то  оформиться в законченную  и  удобоваримую для тебя, читатель,  мысль. О, не волнуйся ты так, мой искушенный городской читатель, привыкший равнодушно взирать на чужие страдания, уставший от мучительно долгих часов бесплодного самоанализа и душевного стриптиза знакомых и незнакомых тебе людей. Не будет истерик, не будет бесполезных взываний к совести. Мы будем спорить! Только спор  и  ничего личного! Ведь это же - любимейшее занятие русского интеллигента. Да сказать по совести – пожалуй,  и его  единственный  вид  оружия в нашем жестоком  и  порой   таком  безжалостном мире!

Давайте  вспомним, господа, хотя бы, наше счастливое студенчество! Когда группа, как обычно,  не готова к семинару по философии, она начинает  активно обороняться, нападая на  бедного, вконец задолбанного   жизнью профессора. Ты слышишь  этот  страшный шум и гам, читатель? Это в «черные дыры» опрокидываются галактики; это время  неожиданно поворачивает вспять! Это  страшные  социальные катаклизмы сотрясают общество! В общем, это спорят студенты, не  готовые  к  семинару по философии! «Нихиль» (по латыни – ничего!) тогда  безраздельно господствует на семинаре, преподаватель просто сходит с ума от каверзных вопросов и  бесконечных софистических ходов проказников-нигилистов. Он, определенно, начинает вдруг верить, что мир – это никакая не реальность, а, всего лишь,  совокупность субъективных ощущений! И что человек произошел  вовсе  не  от обезьяны, а от осла, потому что такой же тупой и упрямый в своем стремлении спилить сук, на котором   сам  же  и  сидит!

Когда вам скучно, господа, да так, что  просто тошнит от унылого однообразия дней, недель, лет – спорьте! Когда вам мучительно плохо от одиночества и бесконечных пинков Судьбы – спорьте! Отправляйтесь к своему приятелю и позвольте  себе не  согласиться с какой-нибудь очевиднейшей  вещью, высказанной им! Спорьте, и вам будет легче (возможно!) Если же и спор уже не помогает, а вы так сильно устали от всей этой жизненной канители – тогда садитесь и пишите литературный опус, вроде этого, не боясь   обидных  колких  обвинений  в  откровенном  графоманстве! То, что их будет очень много – это  я  вам гарантирую! Может быть, вам повезет, и вы не станете неврастеником в самом начале жизненного пути и не попадете в разряд неблагонадежных людей (в том числе, и  на   волшебный   «карандаш»  наших  доблестных  спецслужб). Я, не долго думая, все же, выбрал литературный опус, потому что к  схоластическим спорам подобного рода (как ты уже, наверное, заметил, читатель) отношусь с плохо скрываемой неприязнью и сарказмом. Когда в одном месте собираются старые интеллигенты, в силу физического и морального износа исключенные из государственного плана, они очень любят поспорить, но споры эти, обычно, носят  откровенно  бесплодный характер. Я – категорически против  таких  шумных  и бесплодных споров, потому что в них определенно не рождается ничего, кроме схоластики и глупого восхищения собственной умностью. Они превращаются из подлинного орудия познания   в    совершенно   ненужную, но,  порой,  такую  забавную  и  манящую  побрякушку!

Но оставим в покое стариков. Как говорится, с них и «взятки гладки»! Троцкий Лев Давидович стал предателем от зависти и ревности к гениальной прозорливости Ленина. Годы потратил этот талантливый, в общем-то, человек, страдающий болезненным честолюбием, а точнее - тщеславием, изобретая  несостоятельные политические идеи - лишь бы в пику вождю и его великим доктринальным идеям. Сколько сил положил Троцкий, навязывая партии большевиков бесконечные политические дискуссии, которые принесли ему вначале позор, а потом и страшную смерть от  карающего  ледоруба  испанского коммуниста  Рамона  Меркадера. Запомни, читатель: схоластические споры в политике, чаще всего, заканчиваются весьма  и весьма трагично!

Но Троцкий, полагаю, стал предателем значительно раньше развязанных им шумных дебатов по различным вопросам политики коммунистической  партии. Этому предшествовал психологический надлом у него в душе, вызванный внутренним спором – самым жестоким и беспощадным, где и спорщик, и его оппонент – все в одном лице. Цельная   человеческая  личность  начинает вдруг  раздваиваться, как в шизофренических бреднях. Только здесь причина раздвоения отнюдь не болезнь, а внутренняя беспринципность человека, истоки которой, скорее всего, лежат где-то очень глубоко … в  самом  раннем  детстве. Сомнения, порожденные беспринципностью, ведут к неверию  в  основные нравственные ценности – эти  вечные константные  мерила поведения человека, а ведь вера, как известно, требует гораздо больше усилий, чем неверие. Эта  истина  аксиоматична, читатель!

Итак, наш   герой   просто - напросто  не  замечает, как  он сам,  безо всякого  принуждения, шаг за шагом   выбивает  у  себя  хрупкую опору из-под ног  и неожиданно   оказывается на перекладине с наглухо затянутой  петлей предательства на шее. Этот внутренний спор, предшествующий  роковому  поступку, на мой взгляд, в генезисе предательства играет решающее значение.

Да   простит  нам  дорогой  читатель  очередное  осквернение бумаги, которая, как известно,  стерпит все; ведь  главный  герой  нашего  повествования – это  самый настоящий, самый что ни на есть махровый   предатель!

 

Глава 1, в которой наш герой понимает, что каждому – свое

Он проснулся зябким утром, по-военному быстро  вскочил  и  босыми ногами зашлепал в умывальник. Жена с ребенком еще спали, когда он умылся, оделся и гладко причесанный принялся за янтарные кругляки яичницы, предупредительно пожаренной матерью. Она, как всегда, терпеливо и безропотно проснулась раньше Витеньки и сейчас заспанными глазами влюбленно смотрела на сына. «Ты  когда вернешься, Витя?» - спросила мать. «Знаешь, мама, я сегодня рано освобожусь, так что скажи Наташе, что в детсад за Лешкой  я зайду сам!» Торопливо допив чай, он обулся, напялил шинель,  и скоро его тяжелые ботинки гулко застучали по лестнице спящего дома.

Город еще спал и не ведал - каким позором наградит его это хмурое осеннее утро. Он, как и вся страна, узнает об этом утром, когда одним поступком всего лишь одного человека будет перечеркнут труд тысячи человек; когда  у  генерального конструктора  и  министра  обороны  в один миг появятся лишние седые волосы; когда вся семья поймет, что на нее легло подлое клеймо «семья предателя», которое отныне  и  до  конца  их  дней  будет тяжким бременем давить на каждого ее члена.

   До ангара  Витя   добрался  всего за 15 минут. Весь авиаполк был уже в сборе. Со скрытой враждебностью он отыскал глазами своего давнего соперника по службе. Это был капитан  Шеремет, начало службы с которым ознаменовалось весьма неприятным инцидентом. Когда в полк поступила экспериментальная модель сверхсекретного МИГ-25, генерал-майор авиации Шубин  спросил у  командира авиаполка  подполковника  Шувалова  совета: какого летчика закрепить за ней? Тот порекомендовал  Шеремета. Это очень сильно задело Витю, хотя с летного училища   его   с   Шереметом   связывали давние приятельские отношения. Но если раньше  Витя  испытывал лишь неприязнь, порожденную завистью к  этому  голубоглазому  капитану, летчику - асу,  всеми  признанному  лидеру в полку за его веселый и жизнерадостный нрав, то сейчас, после этого злосчастного эпизода с МИГ-25, неприязнь стала перерастать в плохо скрываемую  и  слабо  контролируемую ненависть. Ведь модель сверхсекретного самолета в тот момент Витя расценивал как большой трамплин для большого прыжка по карьерной  лестнице. Что и говорить - старший лейтенант Беленко  страшно,  просто паталогически любил власть!  «Ну, странно! – скажете вы. – Какой нормальный мужчина откажется от карьеры и от самоутверждения в обществе властью? Тем более, в армии!» И в этом есть определенный резон, на котором, впрочем, мы останавливаться подробно не будем. Ведь в этой черте  его   характера  не  было ничего необычного; тем более, что социальная среда того времени  в  советской  школе   города  Москва   вполне располагала к подобному воспитанию личности  будущего предателя  Виктора Беленко.

Зависть – вот главная движущая сила в развитии   его  личности. Сам  из  семьи  среднего  достатка,  простых  «работяг», к тому же из  позорной  категории  так называемой «лимиты» (авт. – приезжих в столицу  из других городов СССР по лимиту), он каждый день в школе видел перед собой пример «роскошной» жизни профессорских и директорских сынков, одежда которых, а также манера снисходительно говорить сквозь зубы «дохиливала»  Витюшу  до самого сердца. И он стал изо всех сил тянуться к этой, как ему казалось тогда, совершенно  недосягаемой  высоте. Тогда  его  безусловным  фетишем, в силу юношеской ограниченности, стали деньги. И  Витя   начал   активно  фарцовать (авт. - то есть, спекулировать). Начал с обычных мелочей, вроде магнитных головок, пленок и прочей электронной мишуры того времени. Фарцовал в одиночку, как волк, поскольку в «клан»  привилегированных   фарцовщиков  сынки «богатых» родителей  включать  его  явно  не  спешили.

Но, однажды, в его жизни произошло знаменательное событие – к нему подошел Илья Заварзин, сын директора крупного московского универмага. Это был некрасивый долговязый юноша с неисчезающей презрительной улыбкой на бледном лице. «Слушай сюда, Белый! Говорят, ты не хило живешь, старик? Фарцуешь  мало - помалу?» «А что, нельзя? Может быть, у тебя  еще  разрешения спросить?» - начал было дерзить Витя, но Илья остановил его нетерпеливым жестом. «Ладно, не петушись! Лично я – не против. За других – базар не держу. В свою очередь, я тебя приглашаю  сегодня  на  наш  сабантуй  в  «Лиру»!» Витя   чуть  не  подпрыгнул от радости, хотя какое-то смутное беспокойство закралось ему в душу. «Не слишком ли  сильно  ударит  меня  по карману  это  чересчур   пафосное  кафе?» Но, несмотря на эти опасения, он решил произвести на своих новых друзей хорошее впечатление. «Игра стоит свеч!» - решил Беленко и взял из копилки все деньги, полученные от сбыта последней партии магнитных лент  казанской   фирмы  «Тасма».

Кто  был  в   московском  кафе «Лира» до ее реформы в 1985 году (до «сухого закона» Горбачева), тот несомненно  знает, какое неизгладимое впечатление  она производит на молодого человека в первый раз. Недаром, группа «Машина времени» в 1980 году посвятила  кафе  «Лира»  свою  знаменитую  одноименную песню. Кафе не столько фешенебельно, сколько престижно. Престижность придавала вес всему, что окружало Витю  в данный момент: девочкам, чудом пробившимся  в  это  пафосное  кафе  и  на которых на улице  он просто  бы не обратил внимание; музыке, незатейливо звучащей под сводами бара; его новым друзьям с красными лицами   и   возбужденной  жестикуляцией   от  выпитого вина  и  окружающей  обстановки всеобщего веселья. В конце  незабываемого вечера  Витя   приятно  удивил компанию, щедро расплатившись  за  всех, после чего Заварзин  долго хлопал  его  по  коленям  и  пьяно восклицал: «Я всегда говорил этим козлам, что ты - свой   в  доску  парень!»  Словом, вечер удался на славу! Посвящение юноши в тайное  общество  «масонов»  состоялось! Витя  был, наконец – то, принят из кандидатов  в  члены   «клана»    самых  настоящих  столичных   фарцовщиков!

На следующий день Заварзин подошел к Вите и сказал: «Белый, у меня к тебе деловое предложение. Я достал четыре  пары   вайтовых  джинсов с  лефтовым  покетом (авт. - на сленге фарцовщиков  «белые джинсы с левым карманом»). Надо сбыть!» Джинсы в начале семидесятых  прошлого  столетия  были громадным дефицитом и  Витя, конечно же, согласился. Так он был, наконец-то, допущен и к финансовой деятельности «клана». С восторгом Витя входил в курс дела и поражался, насколько был  отработан у «клана»  механизм  приобретения и сбыта товаров. Целая система связей типа: заказчик – посредник, посредник – потребитель. С посредника взыскивалась неустойка в случаях несвоевременного сбыта товаров. Если бы советская экономика   того  времени   жила  и  развивалась по  таким  эффективным  законам торговли  и  маркетинга, думаю, мы бы до сих пор жили при социализме!

Мало того, в   «клане» существовала целая группа «миссионеров», которые доводили товар до конечного потребителя  в периферийных городах СССР. Словом, складывалось  впечатление, что за всем «кланом» стоят весьма солидные фигуры, которые в условиях их полной безнаказанности чувствовали себя на просторах  нашего великого Отечества  «как рыба  в  воде»!

Витя измотался вконец! Спекуляция из легкой наживы превратилась для него в тяжелый, изнурительный труд рядового посредника. Реальная угроза  неустойки  заставляла  его целыми днями болтаться возле гостиниц, вузов, на «барахолке». Он стал плохо учиться  и уже  сам  был  не  рад, что так легкомысленно связался с «кланом», который теперь довольно прочно держал  его в своих  хищных  лапах.

Однажды, угнетаемый сомнениями, Витя брел по одной из московских улиц с сумкой наперевес, на дне которой покоились два пакета «вайтовых» джинсов. Был обычный пасмурный день. Слезился асфальт, обильно  поливаемый  дождем. Все  вокруг  бежало: люди, автобусы, ручьи, и  только  Витя  брел  походкой  никуда  не  торопящегося  человека. Внезапно его внимание  привлек автобус  с  надписью  «Интурист», который остановился возле одноименной гостиницы, выплевывая разношерстную толпу иностранцев на мокрый тротуар. Вот тут-то  Витя  и  заметил  этого молодого импозантного человека в очках  дорогой итальянской оправы и  изрядно потертых джинсах «Вранглер», которому было суждено кардинально изменить жизнь  Беленко на  все последующие годы. Неизвестно, что толкнуло Витю в тот момент:

Версия 1. Желание познакомиться с иностранцем (это было очень престижно  в те  годы в  Москве).

Версия 2. Чисто коммерческий интерес – попытаться «загнать» ему оставшуюся партию джинсов, - но только он, все же, набрался смелости и  весьма решительно  подошел к иностранцу, предложив ему на ломанном английском свой залежалый товар фирмы «Вранглер». Парень  через  свои дорогущие  итальянские  очки  внимательно посмотрел на Витю и на чистом  русском языке произнес: «Приходите завтра  вот  в  эту  гостиницу, комната №56. Может быть, я что-нибудь у вас куплю!»

Финал  этой, на первый взгляд,  достаточно прозаичной   истории  был настолько неожиданным и превосходил все самые смелые  ожидания юноши, что Витя  просто  потерял  дар  речи, промычав  что-то  нечленораздельное в ответ иностранцу. Весь остаток дня и утро следующего дня  Витюня  только и  жил предвкушением  этой  встречи. У него был настолько отсутствующий вид, что Заварзин с беспокойством подошел к нему и спросил: «Ты продал джинсы, Белый? А то шеф  волнуется!» «Слушай, катись ты со своим шефом куда подальше!» - угрюмо пробурчал Витя. «Как это - катись? – не понял Заварзин. – Ааа, ну-ну, детка решила зубки показать?» И с подчеркнутой враждебностью отошел от него.

После занятий Витя в радостном ожидании помчался в гостиницу «Интурист». Появился реальный шанс возвыситься над «кланом», и грешно было, ей - Богу, грешно упускать его. Со спринтерской скоростью он добрался до гостиницы, с едва сдерживаемым волнением поднялся на 3-й этаж и робко постучал в дверь комнаты №56. Иностранец был дома. Он встретил Витю в неряшливом пижамном костюме, с заспанным лицом и сильным запахом перегара.

- А, это вы, ну заходите! – сказал иностранец, дружелюбно улыбнувшись, обнажив ряд идеальных белоснежных зубов. – Честно говоря, я думал, что вы не придете, молодой человек. А вы оказались  пунктуальным джентльменом, и это – приятное открытие!» Витя  прошел  в  довольно скромный для гостиницы такого уровня номер, моментально охватив взглядом  весь   богемный   беспорядок, царивший в нем. Измятая постель, журнальный столик с объедками и раскупоренными бутылками шотландского  виски  и  «Мартини», позабытые аксессуары женской одежды на спинке кресла – все это говорило само  за  себя  о  беспокойно  проведенной ночи.

- Меня зовут Майклом,  - сказал иностранец,  по – хозяйски  развалясь в кресле напротив Вити и блаженно выпуская клубы сигаретного дыма изо рта. – Я – корреспондент американского журнала «Нью – Суик», приехал на аккредитованную пресс-конференцию в МИД СССР, а потом… потом, видимо, задержусь у вас на месяцок - другой по делам журналистики. А ты, то есть,  вы у нас…..э…..

- Витя, - подсказал Беленко.

- Да уж, Витя, судя по всему, вы у нас есть крупный русский коммерсант? Я правильно понял?

- Да нет, что вы! – засмеялся Витя. – Просто у ваших джинсов такой потертый вид, а у меня как - раз  новенькая пара,  но только  абсолютно  не моего размера. Вот я и подумал: «Может быть вам нужно?»

- Ты – очень добрый  парень, и, знаешь, ты мне нравишься! – внезапно перешел на «ты»  Майкл  и  фамильярно хлопнул Витю по плечу. – Хочешь добротного шотландского виски?

- Нет, спасибо, я не пью!

- Правильно не пьешь! Виски  - это дрянь, но рюмка «Мартини», я думаю, тебе не повредит! – сказал Майкл, наливая из фигурной бутылки себе и Виктору.

- Ну, Виктор, считай, что сделка века состоялась! Я  покупаю  твои волшебные  джинсы, а посему предлагаю выпить за обоюдовыгодный бизнес без обмана и взаимных побоев, - весело сказал Майкл и после очередной рюмки вытащил из  дорожной сумки пухлый альбом, по-видимому, с семейными фотографиями.

- Ну, а теперь давай познакомимся поближе. Насколько я знаю, это – вполне в русской традиции! Показывать гостям свои семейные фотографии! Витя подсел к нему поближе, а Майкл,  принялся  с увлечением раскладывать фотографии на кровати.

- Это я - в Сорбонне, в самом  престижном университете Европы. Он расположен в Латинском квартале Парижа и  славится  своей  выдающейся академической школой. Боже! Какая там профессура!!! Кстати, ты знаешь, что такое сорбоннская методика преподавания?

- Нет! – промямлил Витя.

- На одного профессора приходится 5 студентов. Это – штучная работа, Витя! Реально!!! И  я 5 лет проучился на филологическом факультете Сорбонны именно по такой системе. Именно  там   я   в  совершенстве овладел русским, впрочем, не только русским языком! – сказал  иностранец, указывая на фотографию с изображением трех молодых парней – студентов в черных мантиях и магистерских шапочках на головах, среди которых с большим трудом узнавался  совсем  юный Майкл.

- Здорово!!!

- Еще как здорово!!! Префект!!! (анг. – подходяще). Вообще-то, я – француз, ассимилированный, правда, но не потерявший чисто французские привычки: ну, например, я жутко люблю женщин. Америкашки в отношениях с женщинами слишком  рациональны и скупы. Почти как немцы.

«Видишь ли, Виктор, - продолжал Майкл. - Мой отец – французский коммерсант, почему я и предпочел Сорбонну всем другим европейским университетам. Я 25 лет прожил с отцом в Бретани. А это – моя мать. Она умерла, когда мне было 3 года». С фотографии на Витю  смотрело  приятное лицо спокойной умной женщины.

- А это мы в Нью-Йорке, куда перебрались с отцом сразу же после окончания Университета. Здесь мой отец женился вторично. Вот видишь, рядом со мной стоит женщина? Это - моя мачеха!

- Дядя Майкл, можно я  вас так  буду звать?

- Конечно, племянничек  дорогой! Хахаха!!! Не обижайся! Я знаю, что слово «дядя» в русском языке имеет двойственное  значение. Вообще-то, близкие  друзья в Штатах зовут меня Мишелем. Так что ты хотел спросить?

- А не слишком ли эта женщина молодая для вашего отца? Хотя, может быть, это звучит нескромно с моей стороны….

- Гм…., да нет, все правильно! Совершенно  правильное замечание. Как  это говорится по-русски, «ты зришь в самый  корень»! Действительно, я отцу то же самое говорил. Да и слишком расчетлива оказалась   эта   американская малышка для нашей, прямо скажем, совсем  не богатой  европейской семьи. Но разве можно судить и упрекать отца в чем-либо, когда он   и  так одинок всю жизнь и несчастен? Да это и бесполезно, как ты понимаешь! А это мы снялись в 1967 году вместе с моим другом, известным американским экономистом, кстати, с  твоим  тезкой Виктором Перло. Ваша экономическая наука часто  использует его формулы по расчету валового национального дохода  в  СССР и США. Спасибо Виктору! Именно он пробудил  мой интерес к вашей удивительной стране. Я сейчас как-раз пишу диссертацию  по  русской классической литературе. Вообще-то, вы, русские, - удивительный народ! Умеете работать как черти, когда захотите! Ведь только в 1940 году вы производили продукции столько, сколько США производило в 1901 году, а уже в 1967 году, что мне совершенно непонятно  (ведь это после жуткой военной разрухи), уже производили столько продукции, сколько мы в 1962 году! Всего лишь цифры, а сколько за ними титанического  труда и пота! Да, задаете вы ребусы нашим промышленникам! Префект!

- Знаете, мы начинаем работать, когда нас клюнет в ж…. жаренный петух! А сейчас мы работаем так, потому что жаренный петух – это американцы! Реально, дядя Майкл! Это – вы! Сказать  по  правде:  мы могли бы работать в десять раз больше и лучше в такой напряженной международной обстановке! Но мы ленимся!!! – внезапно  осмелел  изрядно  охмелевший Витя.

- Ну ты даешь! – воскликнул американец французского происхождения. – Хотя нет! Ты  все правильно говоришь! Да, кстати, что это я все о себе, да о себе! Ты то, Виктор,  сам  кем хочешь стать?

-О-о! Думаю, что это вам совсем неинтересно. Я – простой советский школьник, учусь в десятом классе. Особых интересов и хобби не имею, на девочек пока просто поглядываю! К своему будущему равнодушен к великому огорчению моих родителей! Друзей, можно сказать, не имею. Не правда ли, исчерпывающая характеристика?

    Майкл очень серьезно выслушал монолог Вити и произнес с оттенком легкой грусти: «Знаешь, старик, а ты мне действительно нравишься! Реально! Прежде всего, своей искренностью и непосредственностью. Неприлично, конечно,  навязывать  свою  дружбу  уже  при  первой встрече, но я тебе скажу: пока я здесь до Нового года – давай дружить! Думаю, что я смогу сориентировать тебя в твоей будущей жизни. Все – таки,   у меня  есть какой-никакой журналистский опыт. Я много видел, много знаю! Давай выпьем за нашу такую случайную и такую необходимую для нас обоих встречу!

- Давайте, дядя Майкл, только по последней, а то дома  будет  такой  серьезный втык  от предков! Не дай Бог!!!

- Ничего-ничего, ты уже - взрослый парень!

И они снова выпили. Новоиспеченные друзья просидели в гостиничном номере  практически  до глубокой ночи. Беленко был в восторге от  своего  иностранного  друга! Глаза его восхищенно смотрели на нового кумира, которые  не плошал, подливая  в рюмку Виктора до тех пор, пока бутылка «Мартини», наконец, не опустела. Тогда в ход пошла распечатанная бутылка крепкого шотландского виски. И снова полились тосты за знакомство, за дружбу, за нормальные советско-американские отношения. Витя опьянел вконец и уже не протестовал при виде новой рюмки, а только вяло разводил руками. Майкл  сидел  напротив, изредка протирая  запотевшие очки и осоловелые от спиртного глаза, ведя пьяную беседу, совершенно не заботясь о том, слушает ли его собеседник.

Наконец, алкоголь и монотонная речь иностранца сделали свое дело – Витя откинулся на диван и впал в тяжелую пьяную дремоту.

- Твой домашний телефон? – свозь сон услышал он бодрый голос Майкла, одеревеневшим языком пробормотал цифры своего московского телефона и заснул глубоким сном вдребезги пьяного человека.

Проснулся Витя  все в  том же гостиничном номере  от  противного писклявого звонка  импортного  будильника. Иностранец уже встал. Ночь он проспал рядом, тем более, что широкая двуспальная кровать позволяла это легко. Витя с трудом поднялся и вялой походкой направился в  туалет. Наконец, он умылся и вместе с иностранцем безо всякого аппетита, чисто механически принялся за незатейливый завтрак, предупредительно заказанный Майклом  в  ресторане гостиницы.

- Можешь не волноваться! Я  вчера позвонил  твоим  родителям  и сказал, что ты у меня!

- А как вы представились?

- Сказал, что я – твой друг, журналист. Еще сказал, что утром подниму тебя в школу, так что, думаю, они не будут волноваться. Только у меня к тебе большая просьба, Витя – не говори своим  предкам, что я – иностранец. Сам понимаешь, это будет  очень  хорошая пища для всяческих сплетен.

- Окей! А когда мы встретимся в следующий раз?

- Значит так! Оглашаю полную диспозицию. 2 дня я работаю в МИДе на пресс-конференции, 2 дня – в газете «Известия». А вот в субботу мы вполне  можем  встретиться  и  очень неплохо  провести время.

- Отлично! Тогда до субботы!

Допив чай, Витя обулся, напялил куртку и торопливо сбежал по лестнице    еще   спящей  гостиницы на улицу.  Было еще совсем рано.  Майкл по неведению разбудил Витю раньше времени, так что город спал и не ведал, что в это осеннее утро в жизни одного советского человека произошел неожиданный и очень опасный поворот. Ничего на первый взгляд не значащая встреча двух людей, двух миров,  положила начало череде роковых поступков и событий, кардинально  изменивших  жизнь московского школьника  Виктора Беленко.

До школы  на метро  Витя добрался всего за 15 минут. В  пустых  коридорах и классах стояла гробовая тишина. Кроме вахтерши  и уборщицы  бабы  Нины в школе не было ни одной живой души. Что – то есть притягательное в этой холодной пустоте до боли знакомых помещений, с которыми связано все детство и значительная часть юности. Какая – то таинственность скрыта в этой странной, непривычной для школы тишине. И ты - один. Жутковато, но, в тоже время, очень приятно. Я помню, как мы с друзьями любили оставаться в школе после второй смены на дежурство. Бегали по пустым коридорам, играли в теннис   и  в  веселую,  озорную «сифу»,  азартно швыряясь мокрой тряпкой  друг в друга.  Но больше всего, конечно, любили сидеть в затемненных классах и предаваться философским, только  обязательно философским размышлениям! Настоящая мистерия, не правда ли, читатель?! Вот  и  наш  герой, наконец-то,  добрался до своей парты, сел за нее и, подперев рукой подбородок, задремал.

Четыре дня до субботы пролетели совершенно незаметно. Суббота выдалась на редкость теплой и солнечной, еще более подогрев зарождающуюся дружбу между двумя молодыми мужчинами. Трудно сказать, на какой основе она возникла между такими разными и по возрасту, и по происхождению людьми–точно также невозможно объяснить внезапно возникшую любовь между мужчиной и женщиной разных возрастов и характеров. Для  Вити  подобная дружба – это обычная тяга юноши к более взрослому и умному мужчине. Если хотите, это – один из способов  самоутверждения  в  жизни еще неуверенного  в  себе,  неокрепшего   молодого  человека. Ведь  ничто  не льстит так юношескому самолюбию в период взросления, как тот факт, что ты – несомненно, интересен взрослому  и  уже состоявшемуся  в  этой  жизни человеку. В жизни  Беленко  однажды наступил такой момент, когда он начал смутно осознавать, что «клан» для него – слишком мелкая игра,  слишком  мизерная дань   его   не  по  годам  сформировавшемуся  чрезмерному честолюбию. А коль скоро членство в «клане»   превратилось  для него  в  уже  достигнутый рубеж, эта победа уже не радовала Витю и не вдохновляла,  заставляя искать что-то новое, будоражещее  нервы, дающее  пищу  для  его еще  не до конца сформировавшегося, но  уже  очень  цепкого и восприимчивого интеллекта. Майкл сумел за считанные дни занять прочное место «гуру»  в жизни юноши. Ведь будучи человеком сложным и замкнутым по характеру (интровертом, в сущности), Витя был бесконечно одинок, несмотря на постоянное  внешнее  общение и суету с людьми  «клана». Эгоизм и кастовость «клана» неизбежно обрекали его на духовное одиночество, которое подсознательно давило и угнетало Витю, ибо нет ничего тягостнее, чем одиночество среди чуждых тебе по духу людей. Его собственная жизнь в момент окончания десятилетки представлялась Беленко сплошной черной полосой, а Майкл сумел  очень легко, играючи,  пробить брешь в этой мрачной  полосе, что сделало его в глазах Вити, хоть  это и  громко  звучит, своего рода духовным наставником.

Отношения между мужчинами были обоюдными и казались Вите абсолютно  искренними, хотя  на  него   время  от  времени накатывала волна сомнений: а действительно ли он так интересен Майклу, который, несомненно, производил впечатление много повидавшего за свой, хотя и недолгий,  журналистский век, человека. Но все пока складывалось  безоблачно, а потому Вите совсем не хотелось мучить себя этими совершенно  бесплодными   и   очень  неприятными   размышлениями.

В этот выходной осенний день Майкл и Витя провели в Сокольниках. Долго они бродили по безлюдной аллее, усыпанной багровыми и желтыми листьями – последними   всплесками  уходящей  золотой  осени. Витя шел и думал: «Вот сейчас осень, эта странная и очень неожиданная  встреча! Гм…интересно, везет  мне  на  неожиданности  почему – то именно осенью! Наверное, если  я  и  совершу  когда - нибудь   нечто   великое,  значимое, то это будет непременно осенью! Прямо  рок  какой-то!!!»

- Ты знаешь, у вас осень какая-то особенная, почти звериным чутьем журналиста уловил настроение юноши Майкл. – В Париже осень  тоже   очень красивая, но у вас она навевает какие-то  совершенно особые настроения. Я уже второй раз в России, и каждый раз наслаждаюсь и вашей природой, и вашей осенью. Хотя возможно, что их очарование сидит во мне самом, не правда ли, мой друг? – сказал Майкл, отрешенно улыбнувшись своим мыслям.

- Знаете, дядя Майкл, очень бы хотелось побывать в Париже или у вас в Штатах. Мне кажется, что вы там живете какой-то особенной жизнью, насыщенной цивилизацией!

- О-о, ну этого добра у нас хоть отбавляй, но, мой милый друг, везде хорошо там, где нас нет. У нас такие же проблемы, связанные с человеческой природой, как и у вас, а они – везде одинаковы, потому что подчиняются каким-то  еще   не  открытым  вселенским  законам  в человеческой  психике и отношениях между людьми. Вот ты говоришь, что одинок, а я, думаешь, нет? Хотя, честно  сказать,  в твои годы  у  меня такой проблемы не стояло. Как – то проще я смотрел на жизнь в твои годы!

- Да с точки зрения обывателя  я  совсем даже  не  одинок. Общения – то мне, как - раз,   хватает, даже слишком! Формально,  у  меня  куча друзей, но они мне на хрен не нужны! Как это писал  великий  Насир  Хусроу:

От кучки друзей лицемерных уж лучше бы  встать в стороне,

Ненужные эти знакомства довольно поддерживать мне.

Друзья не затем суетятся, что им твоя доля близка:

Своей они требуют доли и сладкого ищут куска.

 

Твоей они ищут поддержки, когда ты здоров и богат, -

А в черный твой день убегают и прямо в глаза не глядят.

Ты весел, покамест у власти, - легко пробегают года,

Но стать беспокойным, угрюмым любого заставит нужда…

 

-…Напрасно ты ищешь надежных, кольчуге подобных друзей:

Никто узелка не развяжет запутанной сети твоей! – подхватил и докончил   знаменитое  стихотворение персидского поэта 11 века  Насира  Хусроу  Майкл, с неподдельным интересом глядя на Витю, как - будто заново открывая  его  для  себя. 

«А вот  еще мне нравится  у Насира Хусроу! – с восторгом воскликнул Витя, воодушевленный  такой бурной реакцией Майкла, декламируя стихотворение великого перса, осуждающего  всяческие панегирики  для  власть имущих:

«Не трать  на  низкого  хвалебных  слов.

Кто ожерелья тратит на ослов?

О суетном печёшься ты напрасно,

Ведь царство двух миров тебе подвластно.

И сам себя стыду ты предаёшь,

Когда твой рот твердит повсюду ложь,

Когда ты хвалишь низкое деянье,

Честь предаёшь свою на поруганье!»

«Вот уж я не ожидал, что тебе тоже близки   эти   прекрасные персидские мотивы! – с радостью заметил Майкл. – Хотя мне  более близка поэзия  другого  великого перса; кстати, тоже современника Хусроу – Омара Хайяма. Как там у него?

Для коня красноречья круг беговой –

Это внутренний твой кругозор бытия.

Кто же всадник?  Душа. Разум сделай уздой,

Мысль – привычным седлом, и победа твоя!

- Только попробуй сказать, что это плохо, черт побери! Витя, мне очень хорошо понятны твои настроения, хотя я считаю, что твоя проблема во многом надуманна. Решение проблемы, на мой взгляд,  очень простое и лежит на поверхности! Тебе надо просто взять и разогнать таких друзей! И все!!! Как  это у  вас говорят  в  России: «Таких друзей – за х..  да  в  музей!!!

- Хахахаха! Дядя Майкл, вы явно не зря съездили к нам в СССР! Теперь  вы  запросто  можете  стать самым  великим русским фольклористом  всех времен и народов! Но… только в Америке!

- Хахахаха! Ессссссс! Я  реально  хочу  этого, Виктор!

- Дядя Майкл, вы, все-таки, не правы. Трудность состоит вовсе не в том, как избавиться от  старых  друзей, а как найти новых – интересных и надежных!

- Видишь ли, Виктор, для этого нужен выбор, свобода перемещения в пространстве и во времени тоже. А где у тебя выбор в твоей школе, когда вас там собирается такая разношерстная публика и по взглядам, и по интересам, и по социальному происхождению. Вот когда ты поступишь в ВУЗ, проблема выбора автоматически отпадет среди тебе подобных «гавриков» …Гм…Есть такое слово в русском языке?

- Есть, - с улыбкой ответил Витя.

- Ты не обижайся, старик, что я говорю с тобой таким менторским тоном, как – будто все время поучаю тебя. Нет, просто я сам был студентом и сталкивался с аналогичными проблемами. Да, кстати, Виктор, а  ведь   я  еще  не спрашивал тебя – куда ты собираешься поступать?

- Трудный вопрос  и  пока еще мною не решенный до конца. Мама хочет, чтобы я пошел учиться в политех, а отец – в мединститут. Но, скорее всего, если со здоровьем все будет окей, то я поступлю в летное военное училище!

Надо  же  было  Вите  произносить  эти слова, тупо глядя перед собой, а то он непременно заметил бы, как тревожно блеснули глаза у его собеседника. Когда общаешься с человеком, дорогой читатель, старайся, по возможности, смотреть ему в глаза. Противное, по меньшей мере, неприлично, а в некоторых случаях, как ты сможешь заметить в дальнейшем, и весьма неосмотрительно.

- Вау! – воскликнул Майкл. – Да мне выпала честь общаться с будущим летчиком – асом ВВС Советского Союза! Префект! Ну, если  все  такие  парни  будут в рядах Советской Армии, я  непременно приеду в Штаты  и подниму новую  пропагандистскую волну - кампанию за мир во всем мире! Мне   очень   бы  не хотелось воевать с вами, молодой человек!

И они весело засмеялись, неторопливо направляясь из дендрария, весьма   довольные   собой  и  своей  необычной  дружбой.

А дни, между тем, бежали резвым алюром,  беспардонно отталкивая друг друга, накручивая обороты на том страшном счетчике, показания  которого оплачиваются самой дорогой для каждого человека ценой. Друзья уже две недели, как были знакомы, но совсем не надоели друг другу; даже, наоборот -  их привязанность  стала  еще   больше.

Воодушевленный этой дружбой, Витя  заметно подтянулся во всех отношениях, стал более собранным в учебе и медленно, но верно стал отходить от своих товарищей по «клану». В последнее время он производил на окружающих людей странное впечатление – смесь какой-то заносчивости и непонятной отрешенности   от   происходящего   вокруг.

Как обычно, в каждую вторую пятницу следующего месяца ребята из «клана» собирались в кафе «Лира»  для обсуждения текущих вопросов своего финансирования и деятельности. После уроков Заварзин с уже нескрываемым раздражением подошел к Беленко  и  сквозь зубы процедил: «Белый, ты не забыл, что у нас сегодня сходка, и каждый должен отчитаться о проделанном за две недели. Как у тебя дела с джинсами?»  Только сейчас Витя вспомнил про нереализованную пару джинсов в его школьном портфеле. И, как всякий человек, уставший от назойливости другого человека, внезапно  он  почувствовал  прилив  ярости. «Слушай,  Заварзин, ты мне смертельно надоел со своими штанами!  Забирай их, покуда еще не поздно и я их не выбросил! И передай своим подонкам, что я выхожу из игры. Обрыдли  вы мне все, понятно?! Подойдешь еще раз – в морду дам!»  С этими словами Витя швырнул целлофановый пакет с джинсами на парту, схватил портфель и быстрыми шагами прошел через толпу озадаченных учеников, прибежавших на его крик. Свежий моросящий дождь и осенняя прохлада мало-помалу успокоили его. Расслабленной походкой Беленко направился к гостинице «Интурист», хотя он не был уверен, что застанет Майкла там. Иностранец еще вчера предупредил его, что с утра убежит по своим журналистским делам.

Понурив голову, стоя в затемненном переходе напротив гостиницы, Витя обдумывал  произошедшее  накануне. Из всей этой ситуации было ясно только одно: ничего хорошего в обозримом будущем его не ждало. Как бы в подтверждение этих мрачных мыслей откуда-то сверху раздался голос Заварзина: «Ба! Какая встреча, мистер Беленко! Вот уж не ждал, не гадал!» Витя поднял голову и увидел  Заварзина  в  сопровождении двух дюжих парней  с  криминальными  рожами. Одного из них Беленко сразу же узнал. Илья представил его однажды в «Лире»  как  кандидата  в  мастера  спорта  по боксу. «Кажется, его зовут Игорем!» - подумал Витя, почувствовав неприятный  холодок  по спине  и  затылку.

- Белый, я давно с тобой хотел поговорить, да все как-то не представлялось случая. Покайся, и я буду человечен к тебе – как никак мы с тобой были друзьями когда-то! Заплати неустойку, а ты знаешь, что просрочил уже все сроки, и мы нежно примем тебя в свои объятия! Вернись, сынок, я все прощу!!!

- Знаешь, Заварзин, я тоже хотел тебе давно сказать, да тоже все не было случая! Достал ты меня смертельно, вместе  со  своим  конченным быдлом!

«Ну все-все, - миролюбиво, но в то же время предостерегающе поднял руку Илья. – Поговорим спокойно. Ты же умный мальчик!» И, лукаво подмигнув своим провожатым продолжал: «Скажи нам, детка, мы давно следим за тобой. Поступила оперативная информация, что что пасешь фирмача   из  Штатов. Боссы волнуются: неужели Белый - настолько гнида, что не поделится с друзьями таким  знатным  «кондитером»? Я думаю, ты сам прекрасно понимаешь, какая   это -  редкая удача для нашего дела! И  было  бы  очень  несправедливо  жрать   такое  вкусное  повидло в одиночку! Короче, Белый, большие умные люди, не чета тебе, дрисня, всерьез заинтересовались твоим заграничным  фраером. Надеюсь, ты понял, что это значит?

- Кто вам сказал такую чушь?

«Ой, только не надо, пожалуйста,  дурочку ломать! Тебя все время видят возле «Интуриста» с парнем, явно не отечественного производства. Короче, боссы предлагают тебе обмен твоего иностранца на нашу неустойку. По-моему, это - весьма выгодное погашение долговых обязательств для тебя! А-а? Каково сказано?» – весело засмеялся Заварзин.

Злоба, слепая безудержная злоба, так как наступили на любимую мозоль, через край переполнила Витю, и он, с садистским наслаждением двинул  Заварзина  снизу  вверх  по  подбородку. Тот сильно пошатнулся, но на ногах устоял. Спутники Заварзина  тут же налетели на Витю, сбили его с ног  и  принялись методично пинать его, уже лежачего,  ногами  в тяжелых кованных ботинках. В  его положении  не  оставалось ничего другого, как   только прикрывать лицо от ударов. Один удар, сильнее другого, пришелся ему по затылку и на время ослепил его. «А ну-ка, прекратить!» - уже сквозь шум и звон в ушах услышал Витя знакомый акцент. Бить внезапно перестали,   и  он  отважился, наконец,  открыть глаза. Прямо  перед Заварзиным  и  его спутниками стоял Майкл. Игорь с разворота попытался его ударить ногой в лицо, но иностранец легким движением руки сунул ему двумя пальцами в солнечное сплетение. Боксер с тихим стоном, как подрубленный, свалился на  холодные  плиты  перехода  и больше не двигался. Его ошарашенные спутники  вначале  поспешно ретировались  задом,  затем  их  отступление  приняло характер панического бегства.

Майкл с озабоченным лицом нагнулся над Игорем, тихо бормоча английские ругательства. «Ну, Слава Богу! Вроде жив!» - пробурчал он  и уже с просветленным лицом подошел к  Вите: «Ну что, жив, боец?»

- Вроде жив! – прохрипел Витя,  попытавшись  улыбнуться Майклу разбитыми  в  кровь губами.  Иностранец помог ему подняться и добраться до его гостиничного номера. Пока Беленко умывался, Майкл беспокойно ходил по комнате, нервно выкуривая сигарету. В таком возбужденном состоянии  и  застал  его  Витя, как  только вышел из  туалетной комнаты.

- За что били? – не глядя на Витю, угрюмо спросил Майкл. Витя промолчал.

- Виктор, мне бы не хотелось говорить тебе об этом, но между нами существует какая-то недосказанность. Ты что-то явно скрываешь от меня, а это   может    посеять  недоверие между нами. Реально, Витя!

- Дядя Майкл, мне бы  не хотелось впутывать вас в мои грязные дела, но если вам это интересно, я расскажу!

И   он   поведал  иностранцу  об  инциденте  с  «кланом», неустойке, злосчастных джинсах – словом, обо всем, что являлось содержанием его жизни  до встречи с Майклом.  Последний молча  выслушал его и сказал: «Ну, так вот, дорогой, а теперь слушай меня внимательно! Неустойку, как и всякий порядочный бизнесмен, ты заплатишь. Я тебе помогу в этом. А с «кланом» или как он у вас там еще называется, заканчивай категорически. Эта банальная  уголовщина  явно  не  для  тебя! Я прекрасно понимаю твою юношескую тягу к деньгам! Это – нормально! Когда – то   я    тоже  считал, что деньги – это все. Но нет, Витя, это – наивное заблуждение! Настоящую свободу в  обществе  любой социальной системы дают не деньги, и даже не власть, а  интеллект  и  знания! Деньги и власть – это лишь средства для реализации интеллекта. Другое дело, что без денег и власти он – ничто, но тебе сейчас надо работать на сам интеллект, а  не  на  способы его реализации. Когда после Сорбонны   я   проходил   журналистскую  практику в газете «Фигаро» в Париже, мой отец познакомил меня со своим старым приятелем Робертом Ирсаном – мультимиллиардером, владельцем большинства крупных французских газет и журналов, в том числе и «Фигаро». Чем покорил меня этот человек? Несмотря на свое нацистское прошлое, благодаря  незаурядному интеллекту, он приобрел кучу денег, а теперь еще  и власть, плюет на общественное мнение с высокой колокольни, а недавно заявил в Париже: «Что-то мне подсказывает, что я буду премьер – министром!» И  ведь  мне что-то подсказывает, Витя – он станет им,  обязательно станет! Не в этом - так в следующем году! Уж  в  этом  я  могу  тебя уверить! Да зачем далеко ходить за примерами. Сикорский, друг Туполева, твой соотечественник, покинул Россию. Кто он был у вас? Нищий,  позабытый всеми  гений, который своими гениальными  конструкторскими  идеями у себя на Родине приобрел славу сумасшедшего! И кто он сейчас?! Вертолетная компания «Сикорский энд Праф» - абсолютная   монополия   на  винтокрылые  машины в  Америке, которая уже давно оказывает мощное политическое и экономическое влияние на правительство США и принимаемые им решения!»

- Ага,  вот   уже  в   ход    пошла  откровенная  буржуазная пропаганда! – засмеялся Витя.

- Да нет, что ты! Упаси Бог, это – совершенно  не  мое амплуа! Просто  я  дал  тебе  очень  хороший  ориентир, считая, что спекуляция и уголовщина – для тебя слишком мелкое и недостойное занятие. Как  это  у  Блеза  Паскаля: «Нашему уму свойственно верить, а воле хотеть; и  если у них нет достойных предметов для веры и желания – они устремляются к недостойным». Я дал тебе, по-моему, достойный предмет  для   воли  и  ума – зарабатывай  знания, и они  тебе окупятся в сто раз!

- Дядя Майкл, когда я вас слушаю, мне очень хочется сказать: «Друг Аркадий, не говори красиво!» Что за привычка все время говорить умные вещи! – раздраженно произнес Витя.

- Хахаха! Это, по – моему, из Тургенева. «Отцы и дети», если я не ошибаюсь?  А ты что-то сильно занервничал, Виктор! И  это, на мой взгляд,   совсем не  «вери гуд»! Хорошо, я теперь  уже  закончил и больше не буду возвращаться  к  этой  неприятной  для  тебя  теме!

На том они и порешили. А время шло, и два месяца командировки Майкла пролетели незаметно. Наступил Новый год, который друзья решили встретить у Майкла в гостинице. 31 декабря, как для Майкла, так и для Вити, прошло в предновогодних хлопотах. Накануне они договорились  встретиться  около 20  часов 31  декабря у Майкла с таким расчетом, чтобы за 4 часа до Нового года  заняться, как следует, праздничным столом.

«За стол и сервировку стола  ты  можешь не волноваться! Все будет окей!» - с фальшивым пафосом сказал   Майкл,  при этом  хитро  подмигнув  Вите. В тот момент   Беленко не придал  этому особого значения, но сейчас, подойдя к комнате 356 и услышав громкие женские голоса, перекрываемые мягким баритоном Майкла, он  вдруг  понял  суть  намека. Понял и почувствовал  сильное волнение, когда постучал в дверь и ему открыла миловидная девушка лет 25, обесцвеченными волосами, ярко накрашенными губами, элегантная  фигура которой была удачно подчеркнута нарядным голубым  платьецем  в  обтяжку.

«А-а, это – Виктор, если я не ошибаюсь? – с милым прибалтийским акцентом произнесла незнакомка. А нам Майкл про тебя уже все рассказал. Меня зовут Лайма!» Витя, еще заметно стесняясь, прошел в комнату, где за уже накрытым столом сидели Майкл и черноглазая темноволосая девушка.

- А  это  мой  лучший друг Виктор, курсант военного летного училища на каникулах! – торжественно, как глашатай, произнес  Майкл, лукаво улыбнувшись Беленко.

- Инга, - нежным голоском  пропела  девушка, кокетливо наклонив голову при этом   и  очаровательно улыбнувшись. Как выяснилось  позже, обе девушки были замужем, обе – аспирантки, которые приехали из Латвии на учебу в Москву. Майкл   старательно  разыгрывал  из  себя  болгарина  в заграничной командировке, много шутил  и  был  явно  в  хорошем  расположении  духа. Когда мужчины вышли покурить, предоставив женщинам  хозяйничать  по  новогоднему столу, Майкл в упор спросил Витю: «У тебя хоть раз была женщина?»

- Нет! – честно ответил Витя.

- Ну вот, видишь, - удовлетворенный этим ответом  сказал  «болгарин», - тебе предоставляется уникальная возможность исправить эту ошибку!

- Но   ведь  они   замужем, Майкл! – наивно произнес Витя.

- Мой милый друг! Они  откровенно   неверны  своим мужьям, за что и нравятся мне безумно! «Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены!» - сказал Ларошфуко, и я с ним полностью согласен. Ох, извиняюсь! Тебе же не нравится, когда я говорю красиво!

Новогодняя ночь получилась удивительной и фееричной именно благодаря   присутствию   в   номере  Майкла  этих молодых  интересных дам. Вино, бой курантов, ознаменовавших наступление Нового года, игривые поцелуи Лаймы в темноте взвинтили воображение и чувства Вити до предела. Он казался возбужденным больше обычного, глаза блестели и делали его в эту ночь необыкновенно привлекательным. Чувственные взгляды Лаймы волновали и приятно щекотали нервы. Причем эйфория ночи одинаково   ощущалось как мужчинами, так и женщинами. Наконец, чувственное напряжение у людей достигло своего апогея, и  они  в нетерпении, парами  разбрелись  по  гостиничным номерам.

Витя с Лаймой остались в номере Майкла. Полчаса они молча предавались любовной игре, затем  сплелись  в  один  жаркий  клубок  и  с восторгом отдались друг другу.

«Какая непорядочная женщина! Соблазнила невинного юношу!» - с осуждением скажешь ты, читатель, но … «почти  все  порядочные женщины – это нетронутые сокровища, которые потому и в неприкосновенности, что их никто не ищет», - сказал кто-то из великих. Поэтому  не  надо  ханжества  и лицемерия! Оно тебе явно не к лицу, дорогой читатель!

Утром  Лайма  ушла,  оставив  после  себя  в  постели дурманящий запах дорогих французских духов. Всякий более-менее тонко организованный мужчина, который впервые обладал женщиной, тем более в 16 лет, помнит, какое чувство опустошенности и собственной ненужности остается после этого. Это было первое  ощущение, которое испытал Витя в это чудесное зимнее утро, когда проснулся один на кровати, еще хранившей тепло  и  запах  нежного   тела  молодой  прекрасной  женщины. Витя долго лежал, запрокинув голову, с трудом вспоминая события новогодней ночи. Пустота и покой удовлетворенного  тела – вот два чувства, которые полностью овладели им в тот момент. Из  этого  оцепенения  его  вывел Майкл, который вышел из туалетной комнаты  уже умывшийся и гладко выбритый.

- А, здорово! Я уже давно встал, просто тебя будить не хотел. Ну, как твои дела, юный покоритель женских сердец? – весело спросил он.

«Все окей! – нарочито, по-мужски грубо сказал Витя, выставляя большой палец. – Она оказалась настоящей женщиной – шарм!» И   мужчины веселые и довольные  собой  рассмеялись.

- Кстати, ты, как я погляжу, любишь наше американское «окей», а ведь, наверное, никогда не задумывался о его происхождении? Весь мир пользуется им и не задумывается, что изобретено оно по причине безграмотности нашего президента Джексона более ста лет тому назад, который сократил фразу «Ол коррект» (all correct), то есть все в порядке, а вместо «а» написал  «о». Получилось О.К., т.е. «Окей». Видишь, как выгодно порой делать орфографические ошибки. Да, кстати, ты поедешь провожать меня в аэропорт сегодня?

- Конечно, какой может быть разговор!

В аэропорту у  Вити  вдруг  испортилось настроение – снова, как всегда, вплотную  подступил    уже   изрядно  позабытый  им  призрак одиночества. У него даже перехватило горло и навернулись слезы, когда объявили  регистрацию  на  рейс  Майкла. Они  обменялись  адресами. «Ничего, не переживай шибко! Будем переписываться! А если окажешься в Нью – Йорке по турпутевке или еще как, на меня всегда можешь смело рассчитывать. Я думаю, мы прекрасно проведем время в этом мегаполисе! Да,  кстати, у меня осталось 30 долларов - возьми  их  от  меня  в подарок. Что-нибудь себе купишь в вашей  пресловутой «Березке». И помни обо всем, что я тебе говорил. Ты – парень головастый и многого можешь добиться в жизни, если будешь держаться правильного курса!»

Крепко пожав руку Беленко, Майкл легко подхватил чемодан и пошел к выходу в терминал. Гибкий, умный, опасный враг Майкл; настоящее имя - Ричард Рой, агентурная кличка - «француз». Сотрудник Русского отдела ЦРУ США, который в настоящее время насчитывает около 700 человек. Деятельность  этого  отдела самая разнообразная: от террористических акций до издания двухтомника избранных советских анекдотов.  Данному  отделу  не чужда и «научная» деятельность.

Так, в 1978  году  сотрудником Русского отдела ЦРУ Артуром Гором в  Джорджтаунском  университете  (г. Вашингтон)  была  представлена  к защите докторская диссертация по теме  «Причины предательства советской молодежи в годы Великой Отечественной войны». Защита прошла «блестяще», как ты понимаешь, читатель!  И, конечно же, в цепи антисоветской  прокламации, выпущенного при содействии этого отдела ЦРУ – книга  Солженицына  «Архипелаг Гулаг», за которую автор получил Нобелевскую премию. Возникает вопрос: за что? За высокую художественную ценность этой книги   или, все же, за  антисоветскую  «начинку», которая  превращает  данную  книгу  Солженицына  в  очередное идеологическое  оружие  против  СССР? Думаю, ответ очевиден! Вряд ли, автор «Героя нашего времени» был  бы  награжден   сейчас Нобелевской премией  мира  литературными  критиками  из  США  и  Западной Европы! Эта  книга  господина Лермонтова,  по мнению  взыскательных  литературных критиков  из  США и Западной Европы, явно  не  дотягивает  по  своей художественной  ценности  до  «Архипелага Гулага»! Се  ля  ви, дорогой  читатель!

Вот что пишет в  своей  книге  «ЦРУ против СССР» известный политический обозреватель  Н. Яковлев: «В стенах ЦРУ собрались страстные «книголюбы». Ведомство обожает издавать книги. Правда, отнюдь не в целях удовлетворения запросов жаждущих набраться знаний, а по причинам противоположным – отравить сознание людей».

Но книги – это далеко не единственное   средство   воздействия на людей, находящееся на вооружении ЦРУ. Так, бывший сотрудник ЦРУ Майлс Копленд  в своей книге «Без плаща и кинжала. Правда о новой эпохе в шпионаже»   прямо  пишет, как ЦРУ расправляется с лицами, заподозренными в агентурной связи с иностранными государствами: «Если задержанный отказывается говорить, сотрудники госбезопасности уводят его в подвал  и там стараются «привести его в рассудок». После допросов в застенках ЦРУ допрашиваемого приводят в такое состояние, что его нельзя показывать в суде  и его  «…спокойно ликвидируют способами, ужас  которых не поддается описанию!»

Что и говорить – богат, ох,  как  богат  арсенал средств у ЦРУ: от книг, психотомнемических и психотропных веществ до банальной пытки электрическим током! Всю эту мерзость я привел тебе, читатель, для того, чтобы ты понял, насколько многоголова  гидра  ЦРУ,  и насколько  она владеет искусством перевоплощения. Примером такого бесподобного перевоплощения  явился  для  нашего героя и  Ричард  Рой – несомненно, опытнейший  психолог, сумевший найти  и  вовремя распознать нужные струны  в  душе Виктора  Беленко; виртуозно сыграть на них и, всего лишь,  за 2 месяца  заронить  сомнения  в  основные  нравственные ценности советского человека и гражданина. Назвать  это  вербовкой  в  прямом  смысле   этого  слова, конечно,   очень трудно, так как, вряд ли,  Ричард  Рой видел  в  лице обычного советского школьника   потенциального  агента ЦРУ. Не настолько он прозорлив, я думаю, чтобы  видеть  свозь  десятилетия. Но  эти   вездесущие  Майклы реально заполонили  наш мир. Они, как миссионеры, обращающие в христианскую веру язычников, небрежно, походя, бросают семена предательства на благодатную почву, которые, как  ты  сможешь  убедиться в этом, читатель, вскоре  дадут, да еще как дадут  свои  «благодатные»  всходы!

 

Глава 2, в которой наш герой угоняет самолет

 

Годы юности, проведенные Витей в летном училище, пронеслись  с неимоверной  быстротой. Учился Витя неплохо, даже, можно сказать, хорошо, но, вопреки предсказаниям Майкла, друзей среди себе подобных юношей, облаченных в курсантскую форму, так и не нашел. Более или менее теплые, приятельские отношения у него сложились с Игорем Шереметом, курсантом   4 выпускного  курса. Несмотря на то, что  он  был  старше  Вити  на  целых 2 курса, в нем не было ни тени зазнайства  и  самолюбования, хотя, честно говоря, и Витя не раз отмечал это про себя, было чем любоваться.

Это был стройный, очень привлекательной внешности  молодой человек недюжинного ума, настолько  словоохотливый  и  остроумный, что это  сразу выделяло  его  среди  всех  остальных  курсантов. Поэтому, даже несмотря на то, что  Игорь  никогда не навязывал своего лидерства, он был абсолютным лидером в их отношениях. Это обстоятельство, конечно, несколько  удручало  Витю, но  вскоре  он  полностью смирился и даже гордился тем, что находится на приятельской ноге с самим Шереметом  - Богом и царем всего курсантского мира!

Майкл   регулярно  писал Виктору   в  течение одного года. В последнем письме он предупредил Беленко, что его переводят в Детройт, в периферийную газету за какие-то  служебные прегрешения. И  с тех пор писем  от него больше  не  поступало. Витя  достаточно  спокойно  перенес этот   неизбежный  и   вполне  ожидаемый    разрыв  с  Майклом, поскольку чувство щемящего одиночества уже давно покинуло его. Он был в летном училище на хорошем счету; у него появилась любимая  девушка  Наташа, терпеливо дожидающаяся его на КПП по выходным дням; он дружит с самим Шереметом – что еще нужно для мужского самолюбия на данном этапе становления  настоящего  мужчины – воина, которым он себя позиционировал?!

Лишь изредка Виктора обжигала мысль, что где-то далеко, за пределами казармы  существует  совершенно  другая   жизнь - яркая, недосягаемая, полная веселья и красок, лишенная  монотонности повседневного   труда. Вначале Витя  гнал  эти  мысли, но  затем перестал,  и в  долгие  часы  по  ночам, когда  казарма  была  охвачена  безмятежным сном, он мечтал, создавая  свои модели    «дольче  вита»  («сладкой  жизни»). Вскоре  эти созданные им образы настолько заполонили его  разум, что он уже не мог заснуть, в  очередной  раз  не  пофантазировав.

Так шли  дни, недели, месяцы. Закончился второй год обучения в летном училище  и началась сессия. У Шеремета – выпускные экзамены. Тут только Витя узнал о том, что  Шеремет за написание  прямо на лекциях какого-то романа сомнительного содержания   не  допущен  к  госам. Известие это доставило  Беленко   огромное   удовольствие. Сама  идея о том, что и счастливчики,  настоящие любимцы  Фортуны,  порой спотыкаются  и падают, ему чрезвычайно понравилась. Вскоре он встретил самого Шеремета. Тот был очень зол, под глазами  мешки  и  какая-то  новая упрямая  складка  возле  рта.

- Что там у тебя за ерунда приключилась, Игорь? – с фальшивым участием спросил Витя.

- А-а, не говори! Какая-то гнида с курса сдала. Понимаешь, на скучных лекциях писали втроем роман в лицах. Ну, а какой роман без эротики. Ну, а потом тетрадь с романом  кто-то  выкрал  из  моей  сумки. А дня четыре назад вызвал парторг. Говорит: «Дело в особый отдел передавать не будем, если скажешь, кто еще вместе с тобой писал эту дрянь!» Ну, что я мог ему ответить? Писал один, хотя  писали мы втроем. Да  это  и  по почеркам   отчетливо  видно  в  романе – трое писали. Теперь   вот  жду  решения  моей  участи!

- А-а, не расстраивайся! Мне кажется, что все обойдется!

- Твои бы слова, Витя, да  Богу  в  уши! Знаешь, как обидно с 4-го курса вылететь, в прямом смысле этого слова? Не  знал  я, бл…, что  у нас есть такие  гниды на курсе!

К счастью для Шеремета  тогда, действительно,   все  обошлось.  Видимо, парторг решил не предавать дело огласке,  и  эту неприятную историю замяли. Шеремет  был допущен  к государственным экзаменам  и успешно  их  сдал.

Витя   уже   внутренне  решил для себя, что судьба больше никогда не столкнет его с Шереметом. И каково  же  было  его  изумление, когда по окончанию училища Беленко  попадает  именно в тот авиаполк  в  Приморье, дислоцированный недалеко  от  Уссурийска, где  уже  2  года проходил  службу  Игорь  Шеремет. Радость от этой встречи была большой, но недолгой…. Ровно до тех пор, пока в полк не прибыла экспериментальная модель  МИГ – 25  и  его, по  рекомендации  подполковника  Шувалова  не закрепили за капитаном Шереметом. Тут – то все и началось!

Мысль о том, что его опять обошли, тем более теперь, когда их шансы  практически  уравнены, заставили Витю  забыть  все  теплые чувства, который он испытывал к Шеремету. Он написал анонимку в особый отдел  с подробным изложением истории с романом в летном училище. После непродолжительных разбирательств, подтвердивших содержание анонимного письма, командованием авиаполка было принято решение  отстранить  Шеремета  от  полетов на МИГ-25. И, хотя к самолету был определен другой летчик, Беленко  был вполне удовлетворен своей маленькой победой. Отношения между ним  и Шереметом  явно пошли на спад – видимо, последний догадывался, кто был автором злополучного анонимного письма.

По истечению некоторого времени в авиаполк прибыла целая партия МИГ-25. И опять Шеремет, как классный летчик-снайпер, получил новый самолет, в то время как Витя продолжал  летать  на  стареньком, потрепанном МИГ-23. После этого неприязнь Вити  к  Шеремету  переросла в ненависть - самую настоящую звериную ненависть, которая абсолютно неподконтрольна разуму   и  полностью  заполняет  все  существо  ненавидящего человека, вытесняя  то  хорошее, что в нем еще оставалось!

Хуже всего было то, что их отношения стали замечать и другие летчики  в  части. Долго так продолжаться, конечно, не могло – один из них должен был неизбежно покинуть авиаполк. «Боливар не выдержит двоих!» - с тоской подумал Беленко.  Он прекрасно понимал, что  большинство летчиков на стороне Шеремета; его все  явно недолюбливали  и  были  не прочь  избавиться от него  вовсе. Витя настолько измучил себя проклятой  завистью  и этой   бесконечной  внутренней борьбой мотивов, что даже не обрадовался, когда  получил, наконец,  новенький МИГ-25.  Надо было  срочно что-то решать. В отличие от Шеремета, у него была семья: мать, жена,  сынишка, и он, как кадровый  военный, очень хорошо представлял  себе  все  трудности на новом месте службы.

Только  в  самолете  грустные  мысли оставляли его. Что и говорить - машина   была очень хороша! Прекрасные скоростные данные, большой запас прочности, маневренность. Витя отлично знал, что наши самолеты продемонстрировали  на  ирано – иракской войне удивительную живучесть. Иракские летчики, которые воевали на наших истребителях МИГ – 23, рассказывали, что они благополучно приземлялись на дырявых, как решето, крыльях,  и это - отнюдь, не гипербола, читатель; в то время, как иранские летчики гибли десятками  всего  лишь  от  одного попадания в крыло, воюя на  американских «Боингах» и «Фантомах». Наши самолеты, в отличие от американских, рассчитаны на многоразовое ведение боя  и  поэтому очень надежны.

Очень заинтриговало Беленко устройство автопилота на МИГ – 25, которого  до  сих  пор  еще  не знал  мир  авиации. Устройство  позволяло  истребителю идти при небольшом наборе высоты, обходя наземные препятствия. Автопилот  дал  самолету  возможность  быть  невидимым для радара. Может быть, именно в эти самые мгновения, когда инструктор рассказывал о возможностях этого  секретного устройства, у Беленко и зародилась  мысль  о  побеге.

На завтра был назначен групповой полет. Командиром «коробочки» был  назначен  все  тот  же  проклятый, ненавистный  капитан  Шеремет. Угнетаемый мрачными мыслями, Беленко брел домой. Уже стемнело, моросил холодный осенний дождь. Витя, подняв воротник шинели, угрюмо шел по мокрому асфальту. Трудно сказать, что творилось у него в душе в эти самые мгновения. Эта  страшная  работа  над  собой, которая отрешает человека от всего происходящего вокруг, концентрирует все его интеллектуальные  усилия  лишь  на  одной цели. В таком отрешенном состоянии Беленко пришел домой, сбросил мокрую шинель и, не глядя на жену, встретившую его на пороге с обеспокоенным взглядом, пробурчал: «У меня  завтра  с  утра  полет,  так  что  я  иду  спать!»

Конечно же, от жены не удалось спрятать свое депрессивное состояние, но, коль эта история стала уже нормой в их доме, она, к большому сожалению,  не придала  этому  особого значения. В эту ночь Витя долго не мог уснуть. Хаос мыслей заполонил его возбужденный мозг. «На сверхзвуковой…ха! Да  эти  придурки  даже опомниться не успеют, как я буду в Японии! А если,  все-таки,  ПВО сработают? Собьют ведь, как пить дать, собьют! Хорошо еще, если сразу «копыта отброшу»! А если живьем возьмут – «вышак»  светит  однозначно! Да нет…не успеют они, с нашей-то безалаберностью! Передам по рации, что потерял ориентировку…. пускай разбираются! Пока они своими солдафонскими  извилинами  допрут – пройдет уйма времени, и я был таков!»

Возбужденный, Витя вскочил и нервно зашагал по темному залу. Наконец, он сел, закурил и, немного успокоившись, принялся  делать  расчеты  при помощи линейки и  штурманской карты. «До  ближайшего гражданского аэродрома  в  Японии  всего полчаса лету на МИГе. Надо подумать, что взять  с собой  из  вещей. Да, и адрес Майкла бы не забыть! Хоть, это  и  старый  адрес, а,  все же,  легче  будет  его найти  в  Штатах!» Наконец, приняв окончательное  решение, Витя  лег  и  заснул  нервным, беспокойным  сном.

Он проснулся зябким утром, по –военному быстро вскочил и босыми ногами зашлепал в умывальник. Жена с ребенком еще спали, когда он умылся, оделся и, гладко причесанный, принялся за янтарные кругляки яичницы, предупредительно пожаренной матерью. Она, как всегда, терпеливо  и  безропотно  проснулась  раньше Витеньки  и сейчас заспанными глазами влюбленно смотрела на  сына. «Ты когда вернешься, Витя?» - спросила  мать. «Знаешь, мама, я сегодня рано освобожусь, так что скажи Наташе, что  в  детсад  за Лешкой  я  зайду  сам». Торопливо допивая чай, он обулся, напялил шинель и скоро его тяжелые  ботинки  гулко  застучали  по лестнице спящего дома.

До ангара Витя добрался за 15 минут. Весь  авиаполк  был  уже в сборе. Со скрытой  враждебностью  Витя отыскал своего соперника по службе. Шеремет, как всегда был в центре внимания летчиков, что-то увлеченно рассказывая. Беленко подошел ближе.

- Понимаете, все чин-по-чину! Сижу в самолете, как король на именинах! Подъехал автомат элетропитания. Знаете, этот молодой солдат …Иванько, по-моему, его фамилия! Так вот,  этот  самый  Иванько сидит за рулем, глупая рязанская рожа такая! Я его спрашиваю: «Ты зарядил?» Он говорит: «Да!» Ну я, как правильный пилот, включаю двигатель, начинаю  разбег  и, понимаете, чувствую, что  какая-то  озорная  бл… тянет меня в сторону. Ничего понять не могу, останавливаю самолет. Уже на взлетной полосе выглядываю из кабины. Представляете, этот  му…. забыл  отключить шланг питания от самолета, и  я протащил автомат электропитания ж… вперед вместе с Иванько  метров  250. Так бы и взлетел с ним! То-то он, наверное, в штаны наложил от страха! Нет, но лицо его в этот момент, мужики, надо было видеть! Ибанько, одним словом!»  Раздался веселый одобрительный  смех летчиков. С Беленко, как всегда, никто   не  поздоровался. Его  все, как - будто, в упор не замечали! «Надо драпать, надо   определенно «делать ноги» отсюда!» - угрюмо подумал Витя, понурил  голову, и, как затравленный зверек, забился  в  дальний   угол  комнаты  для  инструктажа.

Инструктаж  прошел  довольно  быстро  и  летчиков повели одеваться. Вскоре 3 летчика, в том числе Беленко, были облачены в высотные компенсирующие костюмы, которые только и позволяют сбалансировать природные силы, действующие на организм человека на больших высотах. Витя всегда ловил себя на мысли, что в самолете он полностью успокаивается, все заботы, как-бы, отступают   на   второй  план. Это происходит  от  ощущения   надежности техники; ощущения громадной силы, сконцентрированной  в  твоих руках. Привычным  взглядом он окинул кабину, напичканную оборудованием и электроникой.

«Разрешите взлет!» - услышал Витя  голос  командира звена Шеремета  в   наушниках. «Взлет разрешаю!» - ответил диспетчер. Витя включил часы, переключил рычаг управления двигателем (РУД) до максимума, плавно отпустил тормоза и начал разбег по мокрому бетону аэродрома. Затем он перевел рычаг управления самолетом (РУС)  в нейтральное  положение  и в первой половине  разбега начал старательно выдерживать направление разбега с помощью тормозов. При достижении скорости 150 км/ч Витя плавным движением РУС на себя поднял носовое колесо во взлетное положение и, достигнув скорости 190 км/ч, плавно отделился от земли. Это – всегда  самый   волнующий  момент  полета  для  каждого летчика, по – настоящему, любящего свое дело. Я всегда завидовал летчикам   «белой»  завистью  и  дорого  бы  заплатил, чтобы  хоть  раз, хоть на  один  миг   испытать  это  ни с чем не сравнимое чувство!

На высоте 200 м Витя решил: «Пора!» Внимательно  осмотревшись, он сделал разворот на 120 градусов  и, отделившись   от  авиагруппы, резко увеличил  обороты  на  двигателе.

«2-й, 2-й, что у вас происходит?» - услышал он в наушниках.

«Я потерял ориентировку, - как можно более встревоженным голосом ответил Витя. – Я попал в слой с повышенной атмосферной турбулентностью!»

«2-й, 2-й, включите сигнал  бедствия  и  наберите безопасную высоту! Как слышите, прием?» Витя промолчал, так как решил больше не отвечать диспетчеру. Сбросив высоту, он включил устройство автопилота и даже зажмурился от неожиданности – самолет начало кидать из стороны в сторону, как  на   гигантских  ухабах. «Однако от такого новшества можно и в штаны наложить ненароком!» - улыбнулся Беленко, поняв теперь, почему летчики  предпочитают  не  пользоваться  этим  устройством. Но для него оно было спасением.

В районе Сахалина началась страшная болтанка. Минуты для Беленко растянулись   в   вечность.  «Когда же это  все  кончится?» - с тоской подумал Витя, ориентируясь только по авиагоризонту, указателю  скорости  и  высоты.  Вскоре   болтанка  прекратилась – так же неожиданно, как началась! Шла 27 минута полета. Истребитель уже находился в небе страны Восходящего Солнца.

Отключив автопилот, Виктор приступил к набору высоты. И вот  именно  здесь произошло то, над чем будут долго ломать голову американские военные эксперты. Беленко  услышал   тревожные хлопки  в работе двигателя. Это   грозило   его  полной  остановкой. «Помпаж двигателя!» - с ужасом подумал Витя  и почувствовал, как  леденеет  затылок. – И это уже почти у самой цели!»  Двигатель, действительно, заглох. Самолет   завис  в   абсолютной  тишине, как в невесомости. Было слышно  даже  шелест  воздуха, прозрачными струями  обтекающего  кабину безжизненного самолета. Тут  к  Беленко, наконец,   вновь  вернулось  самообладание военного летчика. Энергичным движением он установил рычаг стоп - крана в положение «Закрыто», выполнил разворот  и  начал  планировать  в  сторону аэродрома  близ  Токио. Еще раз проверив обороты авторотации, Беленко нажал кнопку «Запуск в воздухе». Двигатель  завелся. Витя с облегчением вздохнул и,  установив  рычаг  стоп-крана  в  положение «Открыто», начал   совершать  посадку  самолета.

На высоте 8 метров Беленко мастерски  выровнил  самолет, подав рычаг на себя, и мягко опустился на бетонный настил японского аэродрома.  МИГ-25  резво  пробежался по взлетному полю, наводя изумление  и  ужас  на работников  японского  авиапредприятия, и  остановился.

«Все, алес, п….ц!» - подумал Беленко и, открыв кабину, выскочил из истребителя. К самолету со всех сторон подходили испуганные японцы, со страхом   косясь  на   алые   звезды   на  крыльях  и   хвосте  истребителя. В Токио моросил теплый дождь, но Беленко даже не почувствовал его. Вообще, все происходящее сейчас для него было как в тумане! Выхватив пистолет «ПМ», он закричал срывающимся голосом: «Не подходите! Все назад!  Я буду стрелять! Я требую представителя американского посольства! Мне нужно политическое убежище!»

Пора  подводить  итог  нашего, прямо скажем, совсем  не веселого  повествования. А  итог   печален,  господа, очень печален! Самолет МИГ-25 был разобран американскими экспертами  буквально  до  винтика. В   результате  ВВС США получили полное представление об  уровне  электронной  и  боевой  оснащенности наших истребителей. На базе автопилота в МИГе-25 американскими  инженерами  была сконструирована крылатая ракета, положившая начало целому поколению ракет типа «МХ», «Трайдент – Д-5», «Першинг-2» и «Томагавк», недоступных  для  радара, с  большой  поражающей  силой.

Эксперты  установили  ряд  вероятных  причин  помпажа  двигателя у МИГ-25:

1.Снижение расхода воздуха через двигатель вследствие механического повреждения одного из узлов в двигателе.

2. Подача  в  камеры  сгорания чрезмерно больших избытков топлива в процессе разгона  ротара  двигателя вследствие  перемещения  РУД  в сторону  увеличения  режимов  работы  двигателя  на  больших  высотах.

«Вторая причина - наиболее вероятная! – отвечал Беленко в ходе допроса американскому военному следователю. – Сознаюсь, от волнения я задал   слишком   большое  ускорение  самолету! Ничего не поделаешь! Такое у меня было сильное желание поскорее покинуть Советы! Надоело!» Мне  он, признаюсь,  тоже порядком надоел! И даже жалко на него потраченного времени и бумаги!

Его мать долго не могла  поверить  в  это  вопиющее  предательство, настойчиво повторяя: «Мой  сын  обещал  зайти  в  детсад  за  внуком Алешей после полета!»  «Ведь он же передавал вам по рации, что потерял ориентировку!» - со слезами на  глазах  упрямо  твердила   в  один   миг   постаревшая,  совершенно  седая   женщина.

В  «Инструкции для летчиков» имеется такое определение этого явления: «Ориентировка  считается  потерянной, если экипаж  не  может  установить свое местонахождение с точностью,  необходимой для определения дальнейшего направления полета и выполнения  поставленной задачи». Если бы  Беленко  действительно  потерял  ориентировку, он  был  обязан:

1.Запросить  ведомые   экипажи  о  местонахождении   группы.

2. Включить  сигнал  «Бедствие».

Он, как мы уже знаем,  ничего  этого  не  сделал, так как прекрасно знал: куда и  зачем летит. Остается  только  удивляться неповоротливости наших  приморских  ПВО, имеющих на руках такие строгие критерии полета,  но так  и не  решивших  остановить  тот  последний  роковой  полет  Беленко.

Вот и все, читатель. Теперь, когда подлость, совершенная этим человеком, для  тебя  осталась уже позади, ты можешь усомниться кое  в  чем, написанном  здесь. Действительно, кое - что могло выглядеть и совсем иначе. Например:

Версия 1. Виктор  Беленко был  завербован еще в училище.

Версия 2. Беленко был завербован, будучи уже на службе в авиаполку.

Версия 3. Беленко вообще никогда и никем не был завербован, а его поступок – это  результат  внезапно возникшего  умысла.

Все может быть,  вполне  допускаю, но главного это, все же,  не меняет: он - предатель, причинивший нашему государству громадный политический, экономический и моральный урон.

И, наконец, в последний раз вернувшись к предателю Виктору Беленко, необходимо   заметить: он изменил трижды! Изменил   матери,  жене  и  Родине! И это – не случайно, поскольку все эти три измены стоят в одном ряду, и совершение одной из них, при  определенных  обстоятельствах,  может  повлечь  за  собой  совершение  другой. Ты можешь возразить мне: дескать, не каждый, кто   изменяет   жене  или  матери становится предателем Родины. Согласен! Не каждый! Далеко  не  каждый! Но  ведь  и  само понятие «Родина», на мой взгляд,  должно  включать  в себя  не  только  территорию  твоего проживания, но  также  тех   близких  и  родных  людей, с которыми ты  постоянно  делишь  боль  и  радость, живешь одним дыханием! Впрочем, читатель, я оставляю  за  тобой  право не согласиться   со  мной! Ведь  на  то   он  и  спор, в конце концов, чтобы спорить!

 

 

                           Эпилог

Что  же  такое  предательство? Этика, как часть марксистско-ленинской философии, дает такое определение предательства. «Предательство – это нарушение верности   общему  делу, требований солидарности, измена классовым или национальным интересам, переход на сторону врага, выдача ему соратников или партийной, государственной, военной  тайны».

Статья 64 УК  РСФСР гласит: «Измена Родине – умышленное деяние, совершенное гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти».

При некотором  различии  этих  определений мы видим, что в главном  они  совпадают: и моральным, и правовым сознанием предательство, безусловно, оценивается  как  вопиющее  злодеяние. Естественно, что моральная оценка общества содержит больше признаков данного явления, чем правовая. Да это и понятно, так как уголовно-правовая мысль крайне формализована, а  потому -  весьма  ограничена  и  не  совершенна.

Вот, например, зачем законодателю понадобилось выделять в отдельный состав преступления «Угон воздушного судна» (ст.213-2 УК РСФСР), когда и непосвященному человеку ясно, что угнать самолет можно только за пределы территории СССР, а, значит, этот угон уже подпадает  под квалифицирующий признак ст.64 УК РСФСР. Гораздо логичнее, на мой взгляд, было бы включить  угон  воздушного  судна  в  ст. 64 УК  как  способ совершения преступления.

Однако, нас все же больше интересует не объективная сторона предательства, а субъективная, то есть оценка своего поступка со стороны личности. Собственно, вся  наша  повесть  построена в  русле психологического анализа состояния предателя,  поэтому  деяние человека мы анализируем  лишь  постольку, поскольку  саму эту личность  невозможно оторвать   от  ее   поступка  в  принципе.

Итак, сознавал ли Беленко себя предателем? Конечно, сознавал. Я думаю, что здесь никаких трудностей психодиагностики поведения этого человека  не  возникает  вообще. Слишком  уж  хорошо деяние Беленко подпадает под признаки преступления, предусмотренного ст. 64 УК РСФСР. Куда   сложнее  вопрос  с  диссидентами  в  СССР!

У каждого человека, читатель, своя Истина, выступающая фундаментом всей его жизни. И весь фокус состоит в том, чтобы твоя индивидуальная Истина не расходилась с объективной, на которой базируется   и   по которой   живет   все   человеческое  общество. Различны люди, различны пути, по которым они  идут – бредут  к своей  «правде жизни», хоть это и звучит громко. Порой, и человеческая психика, и тропинки познания  выдают  такие замысловатые зигзаги, что познающий субъект, вместо того, чтобы приблизиться, безнадежно отдаляется  от  Истины, совершенно  не  осознавая    этого.

Часто бывает, что диссиденты – это  ищущие  себя  творческие люди, которые пытаются докопаться до «правды жизни» метафизическим путем – путем вырывания отдельных фактов из контекста исторического развития страны, переноса личного опыта на коллективный  и  формулирования  в связи с этим ложных  умозаключений. Это – очень серьезная гносеологическая проблема у этих людей, считающих   себя   умными  и  очень образованными. Да, читатель! Диссиденты  не  умеют мыслить диалектически. Это – факт! Они, к большому сожалению, не в состоянии увидеть  целостную   картину  мира  в  его сложной  палитре красок,  сложной  системе  связей  и  отношений. Именно поэтому «Архипелаг Гулаг» Солженицына  не  был  и, я думаю,  никогда не будет «энциклопедией русской жизни», так  как  он  освещает  только один, причем, весьма темный  и  трагический аспект жизни нашего государства. Это -  взгляд  наблюдателя  жизни  из  грязной, сырой темницы, который, по понятным причинам, никогда не будет взглядом настоящего философа – мыслителя! Думаю, именно  в  этом  главная  проблема  диссидентов  вообще  и  Солженицына, в  частности. Они   просто  не  в  состоянии  подняться  над  собственным, чаще всего,  негативным  эмпирическим опытом, предпочитая всем решениям  своих  достаточно  мелких   житейских  проблем   заурядный  побег из страны.

Побудительным мотивом, этаким эмоциональным  толчком  для написания данной  повести  стал  для меня  фильм Элема Климова «Иди и смотри». Сразу же скажу, что  я  не собираюсь  писать  рецензию  на этот прекрасный  и  одновременно   такой   ужасный  фильм! Я думаю, те,  кто посмотрел  эту потрясающую  сагу  о  войне  абсолютно  не  нуждаются  в  комментариях  и, тем более,  каких-либо  рецензиях.  Помню, что  я  вышел  после сеанса совершенно ошеломленный  и  целых  два  дня  ходил под впечатлением увиденного. Тогда, выйдя из кинотеатра, я  сделал  для  себя  однозначный  вывод, что  Элем  Климов – это  величайший  режиссер  всех времен и народов! Такая гамма   чувств    и   эмоций, главное  в  которой – это  сопереживание  моему героическому  народу; народу – победителю в той страшной войне! Я  реально   испытал  мощный  катарсис  после  «Иди и смотри»  и, одновременно,  чувство  единения с  моей  нацией! Я – частичка   моего великого многострадального народа, История  которого оплачена немыслимо дорогой ценой! На фоне этих неизмеримо великих страданий  русского  народа мои личные страдания и переживания, как результат трудных поисков своего «я», кажутся  мелкими  и  ничтожными!

Мы  в  огромном  долгу перед художниками, создающими такие шедевры Искусства! Но   еще  в  большем долгу мы перед теми, кто ушел, не думая о славе; уходят и поныне с сознанием  полностью  выполненной исторической миссии. Они  еще  живут  рядом – эти  наши  замечательные  старики! Но  все   они –  уже  часть  Истории нашей великой  Родины! Они  честно  потрудились, ибо сохранении нации и государства, сохранение  самой Истории, если хотите – это самая великая и тяжелая работа, когда-либо проделанная человечеством. На  фоне  этой  грандиозной  титанической  работы  кучка уродов – отщепенцев: диссидентов, невозвращенцев, предателей – кажется особенно оскорбительной для русской нации. Именно поэтому сегодня я выступаю обвинителем на нашем Страшном Суде и требую для всех изгоев - предателей самого сурового наказания! Аминь!!!

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/