ПРОЛОГ
Мастерская по ремонту холодильников, которой руководил Александр Иванович Шефтель, занимала цокольный этаж жилого дома на углу улицы Декабристов и улицы Писарева, существовала с советских времен и состояла из двух помещений, разделенных подъездом.
Преимущественным правом получения в собственность государственного имущества в ходе начавшейся в России приватизации пользовались трудовые коллективы, владеющие им на момент распада Советского Союза. Министерство, где я трудился, могло приватизировать разве что канцелярские столы, кресла и телефонные аппараты, здание принадлежало другой организации. А вот трудовой коллектив мастерской был вправе претендовать не только на имущество: технической инвентарь, запасные части и инструмент, но и на помещение – более двухсот тридцати квадратных метров. «Петрозлат», несмотря на то что мастерская являлась его структурным подразделением, не мог заполучить в собственность ни гаечный ключ, ни табурет, ни сантиметра площади.
Приватизация имущества мастерской прошла успешно, трудовой коллектив делегировал Шефтелю свои права, и он выиграл конкурс. По результатам конкурса Адмиралтейское агентство Комитета по управлению городским имуществом в августе девяносто второго года заключило с «Петрозлатом» договор на аренду мастерской сроком «до приватизации», которая по закону должна была произойти в ближайшие полгода-год, назначило арендную плату. Выкупить помещение мог только Шефтель, сумма выкупа – арендная плата за три года.
Адмиралтейское агентство КУГИ, как, впрочем, все агентства города, напоминало в те дни Смольный в ночь Октябрьского переворота. В коридоре – сутолока, толчея, сотни стоящих, сидящих и протискивающихся мужчин и женщин. Наибольшая плотность – у дверей кабинетов, за дверьми не лучше, инспектора скрыты за спинами просителей, на столах и подоконниках небоскребы бумаг, шкафы разбухли от папок. Телефоны трещат, пишущие машинки стучат, галдеж, шум – не продохнуть. Немудрено, что в этой неразберихе договор на аренду мастерской запропастился: положили не в тот шкаф, сунули не на ту полку, в КУГИ о нем забыли. Не вспоминал его и Шефтель. Володя убеждал его выкупить помещение, предлагал для выкупа деньги, но Александра Ивановича и трудовой коллектив все устраивало. «Зачем, когда и так хорошо? Выкупишь, а через год отнимут», – отговаривались они, продолжая пользоваться помещением даром, инфляция обглодала арендную плату до косточек.
Двести тридцать метров для ведения бизнеса Шефтелю было многовато. Для склада запасных частей достаточно тридцати-сорока, столько же для диспетчерской и кабинета, остальные площади «гуляли»; механики хранили здесь резину и колесные диски, складировали демонтированные с холодильников компрессоры и испарители; вдоль стен громоздились ненужные верстаки и металлические шкафы для одежды.
Мое второе пришествие в «Петрозлат» и неудача с сетью побудили брата договориться с Шефтелем, тот освободил в мастерской зал, именуемый «класс», где в советское время проходило обучение механиков, и передал его для организации торговли. Володя начал ремонт, не предполагая, как помещение будет использоваться. Ясно было одно: оно готовилось под меня. Новое место – новый вид деятельности, и развивать его мне.
В то время эта часть улицы Декабристов была еще не обжита, не освоена предпринимательской инициативой. На участке между улицей Писарева и Английским проспектом функционировали сапожная будка, где изредка появлялся кособокий цыган Василий, сквернослов и бабник, мастерская Шефтеля и скобяная, когда-то керосиновая лавка, ее держал Ашот Саркисян. На противоположной стороне доживала век «Домовая кухня», работали магазины «Рыба», «Продукты», «Булочная» и «Молоко»; в «Доме сказки» торговали галантереей и хозяйственными товарами. Открывать в «классе» продовольственный магазин, на чем специализировался «Петрозлат», было нецелесообразно. Мы всерьез рассматривали устройство здесь парикмахерской, магазина запасных частей для автомобилей или товаров марки «Довгань» – был такой человек-бренд, думали о предметах старины.
То, что город набит антиквариатом, как пещера Али-Бабы сокровищами, было известно. Колеся в начале девяностых по стране, наблюдал припаркованные у Ленинградского вокзала в Москве легковые автомобили и в них – молодых людей в спортивных костюмах. Лобовые стекла машин пестрели табличками «Куплю золото, серебро», «Куплю фарфор, бронзу», «Куплю картины». Милиция припаркованный на тротуаре транспорт не замечала, парней не трогала. Подобных скупок на колесах ни у Ярославского, ни у Казанского вокзала не наблюдалось. Вещи из нашего города везли в Москву, а почему бы не организовать такой прием на месте?
Миша, владелец антикварного салона «Юсуповский садик» на Садовой улице, когда мы поделились с ним своими соображениями, озадачил: «Опоздали! Открываться надо было раньше. Сейчас не то. Волна схлынула, предметов нет. Откройте лучше комиссионный».
Мы изучили вопрос. В пользу Мишиного совета оказались налоги: комиссионная торговля тогда признавалась социально значимым видом деятельности, ставка налога была на порядок ниже; не требовалась и лицензия, обязательная для антиквариата. Расходов, кроме как на торговое оборудование, никаких: одни принесут, другие унесут, стриги процент и складывай в стопочку. Антикварные же предметы, прежде чем предлагать покупателю, требовалось восстановить, реставрировать, а это затраты. Подводных камней на этом пути – с избытком, можно и за борт свалиться, и судно потерять.
С детских лет комиссионки ассоциировались у меня с одеждой, отрезами ткани и обувью – как правило, покоробленной и потерявшей форму. Первый, куда завела меня мама, находился на Таганской улице, недалеко от Абельмановской заставы. В памяти остались гардины не то из плюша, не то из бархата с помпонами по краям. В пятидесятые годы ими обрамляли межкомнатные двери. Следующий – на Тулинской улице, рядом с площадью Ильича, сюда мама сдала пальто с каракулевым воротником. Когда пришли за деньгами, впервые услышал обидное слово «уценка», ей выплатили меньше, чем она рассчитывала. Работая в министерстве, наведывался в комиссионный на Арбате, соблазненный выставленный в витрине статуэткой Балды, играющего в карты с чертом. Здесь за пять рублей купил мельхиоровый подстаканник с тройкой и седоком в коляске, который походил на Гоголя. По цоколю выгравировал: «Себе самому с удовольствием и надеждой». Основания сделать надпись имелись. Гравер, правда, попался никудышный: буквы вышли неровные, надпись неглубокой. Теперь пользуюсь подстаканником на работе.
Перебрав множество вариантов, мы остановились на комиссионной торговле: домашняя утварь и техника, без одежды и обуви. Штат набирали из знакомых, имеющих опыт: товаровед – Муругина Жанна Викторовна, кассир-продавец – Горлова Вера Михайловна. Вскоре к ним присоединилась Якушева Ольга Михайловна, принятая по объявлению на должность заведующей, ее сын Борис Борисович – продавец техники. Володя и Жанна принесли из дома тарелки, стаканы, утюг, расставили так, чтобы полки не выглядели пустыми, и мы открылись. Первая продажа – ручной пылесос «Ветерок», Володя раскопал его в гараже под верстаком.
Практики в комиссионной торговле я не имел и полностью доверился Муругиной и Горловой, в процесс приема товара не вмешивался, ходил, присматривался, изучал. Моя забота на первом этапе – реклама.
В городе выходило несколько газет, бесплатно доставляемых в почтовые ящики горожан, в одной из них поместил сообщение об открытии магазина и приеме вещей на комиссию. Оно печаталось в течение месяца, было замечено, и нам стали предлагать товар.
Окна, выходящие на улицу Декабристов, оформил в духе советской торговли: в одном поместил муляж холодильника, в другом – швейную машинку, в третьем – стопку тарелок, супницу и фигурку английского дога; соорудил подсветку. Жильцы близлежащих домов реагировали на предметы, стали заходить, нашлись покупатели.
Глупо было не использовать соседство с мастерского Шефтеля, и я организовал торговлю запчастями к холодильникам. За уплотнительной резиной, пусковыми реле и терморегуляторами к нам устремился весь город. Этого показалась мало, и я дал в метро рекламу о скупке неработающих холодильников. Механики – Геннадий Ефремов и Владимир Филиппов – по указанным мной адресам скупали ремонтопригодные аппараты и восстанавливали их. Мне оставалось выработать ценник, очередь за бэушными холодильниками стояла от дверей.
Технический дефолт и скачок доллара в августе–сентябре девяносто восьмого года заметно расслоил население. Те, кому исчисляли зарплату в валюте, а таких было немало, перешли в категорию состоятельных, прочие перебивались с хлеба на квас. Из них выстроилась очередь к товароведу, первые атаковали прилавки. Товарооборот пополз вверх.
Рост продаж вдохновил. Следующие полтора года посвятил развитию магазина. Мне удалось убедить Шефтеля уступить еще один зал, где открыл отдел детской одежды. По опыту зная, что юные граждане вещей не изнашивают, надеялся на приток и сбыт шубок, комбинезонов и туфелек. Через некоторое время отвоевал и третий.
Александр Иванович от моей активности не пострадал, он компактно разместился через лестничный пролет в отдельном помещении, где ему оборудовали склад, диспетчерскую и кабинет. И хотя вход в мастерскую осуществлялся через подъезд жилого дома, жильцы не возражали.
К двухтысячному году магазин занимал площадь 164 кв. м, из них торговых – сто шесть. Функционировало пять отделов: посуды, техники, детской одежды, букинистический и антиквариата. Трудилось, считая механиков, десять человек; ежедневно наведывался старичок, за бесплатный обед выполняя мелкие поручения: прибивал, прикручивал, менял лампочки. На непригодных для торговли площадях мы с ним создали раздевалку, кухню и столовую, комнату заведующего и бухгалтера, кабинет директора.
Если при открытии магазина договоры комиссии писали от руки на типографском бланке, то через год приобрели два компьютера, Юрий Абрамов написал программу учета и движения товара. Договоры, приходные накладные, ценники и расходно-кассовые ордера стали печататься на принтере.
Каждому продавцу сшили униформу.
В 2000 году в городе проходил конкурс среди комиссионных магазинов. В номинации «Комбинированный ассортимент товаров» магазин «Петрозлата» занял третье место, первое и второе никому не присудили. Событие отметили. По давней советской традиции, сплачивал коллектив застольями, не пропуская государственных и общенародных праздников, отмечали юбилеи, свадьбы и проводы на пенсию. На торжества приглашались мужья и дети сотрудников. Магазин для всех стал вторым домом.
Экстенсивный путь развития был пройден, я по-прежнему не вмешивался в прием товара, в залы выходил редко. Уединившись в кабинете, разрабатывал стратегию на будущее, мечтая трансформировать магазин в «Городской центр комиссионной торговли».
Исковое заявление КУГИ в арбитраж с требованием выселить «Петрозлат» из помещения на улице Декабристов и взыскать с него задолженность по арендной плате стало ударом бейсбольной биты по коленям – моим и Шефтеля, ноги подломились. В КУГИ обнаружили договор. Рано или поздно это должно было случиться, Володя предупреждал. Себя даже бешеная собака не укусит, что говорить о чиновниках… Гнев за допущенную ошибку они обрушили на «Петрозлат». Переговоры с руководством КУГИ результата не дали. Отвечали безапелляционно: «Не выкупили. Аренду не платили. Выметайтесь».
Судиться с городским правительством – шаг рисковый, но отступать было некуда, за спиной – пропасть, во всяком случае, у меня. Шефтелю проще, его с запасными частями найдут и в третьем дворе, в полуподвале, и вход из-под арки механикам не страшен. Для меня важно место. За четыре года мы его насидели. «Оно, – как говорила Ирина Всеволодовна Ларионова, – намолено».
Адвокат, которого пригласил Александр Иванович, ознакомившись с исковым заявлением, не обрадовал: «Шансов нет. Придется освободить, долги выплатить. Плетью обуха не перешибить». Он так верил в свое предвиденье, что, забрав переписку с КУГИ и бланки платежных поручений (а «Петрозлат» выполнял свои обязательства по договору до конца), на заседание арбитража не явился. Перед судьей мы предстали без адвоката, без документов, с одними эмоциями. «Не наша вина, – говорили мы в свою защиту, – что чиновники-ротозеи затеряли договор, что о повышении ставки арендной платы не информировали, ежегодных сверок не производили». Эмоций оказалось достаточно, чтобы судья принял нашу сторону и отказал КУГИ по всем пунктам. Пришлось чинушам заключать с «Петрозлатом» договор на новых условиях. О выкупе речь не шла: ваучерная приватизация давно закончилась. Единственное, что удалось (на этом настаивал Володя), – так это оформить не один договор аренды, а два: отдельно на помещение Шефтеля, отдельно – комиссионного магазина. Впоследствии это пригодилось.
Для Шефтеля победа над КУГИ оказалась Пирровой. Узнав размер арендной платы, признался: «Не потяну. Проще съехать, найти дешевле». И мне плата за неэффективные коридоры, раздевалки и кабинеты была не по плечу.
После отъезда Александра Ивановича решился на рокировку: мастерская – за ворота, комиссионный – на ее место, освободившееся – продать. В помещении мастерской при перепланировке можно было устроить два торговых зала, а в крошечной без окон подсобке – приемку и туалет. Недостаток – отсутствие входа с улицы. Покупатели через подъезд не пойдут. Озаботившись проблемой отдельного входа, собрался с духом и двинулся по инстанциям.
Вскоре разрешительные документы были получены. Страх, когда рабочий выламывал кирпичи, расширяя оконный проем, и ужас от вида дыры в стене, не выветрился до сих пор, чувство вины за обезображенный фасад здания не отпускает.
Продать «свое» помещение я не мог, а переуступить право аренды вполне. В этом случае пригодилось, что на руках было два договора. Долго искать покупателя не пришлось, его ввели в состав учредителей «Петрозлата», внесенные им в уставный фонд средства пошли на устройство отдельного входа и перепланировку. Через некоторое время он из числа учредителей вышел с правом аренды на помещение несостоявшегося «Городского центра комиссионной торговли», КУГИ разделение утвердил.
С одного угла дома на другой перебирались, как муравьи из потревоженного муравейника. Продавцы, их мужья и дети перетаскивали коробки с посудой, ящики со статуэтками, картины, бытовую технику; несли, держа над головой, стулья и кресла, волочили мешки с одеждой. Из десяти сотрудников на новую территорию переехали трое: Светлана Дунаева – во время ремонта она исполняла обязанности прораба и разделила со мной шок от устройства дверного проема, Татьяна Вихристюк и Дмитрий Зайцев. С остальными пришлось расстаться.
Начинать сначала мне было не привыкать. Как во времена производства детской одежды, совмещал в себе обязанности директора, дизайнера, водителя, экспедитора и грузчика, так и теперь взвалил все на себя. Мой выход из-за спин заведующей, товароведа и бухгалтера состоялся 9 января 2003 года, в первый торговый день на новой территории.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/