Профессор Конь в Пальто, продолжение

 

У кого есть дед, у того и обед

История девятнадцатая, в которой Конь в Пальто становится дедом

 

Не спали уже с трёх ночи: позвонил Саврас и сообщил, что Сонечку увезли в роддом.

Профессор Конь в Пальто хандрил последнее время не на шутку, жалел и ощущал себя лишним на этом празднике жизни. Семье он не нужен – такая установка наводила на него тоску и требовала уединения. Любимая жена Лошадь всё чаще уходила в гости к Сонечке, не спрашивая голоден ли он, не болит ли голова. Младшая дочь Муза плотно закрывала дверь в своей комнате и не отвечала на любые вопросы. Нил звонил из столицы очень редко, да и то, когда Лошадь угрожала не присылать денег на учёбу и пропитание.

Пенсионер, так много отдавший родной словесности, Конь со страхом представлял себя дедом. Небольшая пенсия и редкие частные уроки не делали его богачом, а работать больше ему и самому не хотелось. И стар да весел, и молод да угрюм – это не та поговорка, которой мог бы похвастаться профессор.

Первым этот мир покинул его дальний родственник Аристократ, что послужило первым толчком ухода из издательства. Конь пытался как можно быстрей записать всё, что он ещё помнил из рассказов ушедшего предка. Плотно усевшись за написание исторического романа, писатель так и остался сидеть – рукопись не клеилась. Запутавшись и в своих воспоминаниях, и в сомнительно исторических документах, профессор перескакивал из века в век, понимая, что ничего нового он не сообщит миру. Оставалась надежда -  хотя бы 19 век он осилит, описывая биографию Аристократа.

Вскоре один за одним ушли в мир иной и Старый Конь, и Ломовая Лошадь. Пришлось забыть об истории, утешая жену рассуждениями о конечности жизни и о её бренности.

- Есть старики – убил бы, нет стариков – купил бы, - вздыхал Конь, рассматривая фотографии ушедших.

Хорошо ещё, что, перевалив за столетний юбилей, Старая Кляча и Сивый Мерин продолжали здравствовать. Потеряв родителей, Лошадь чаще стала посещать дачу, опекая престарелого Сивого Мерина, заодно заставляя мужа размять ноги и погулять на природе.

 

- Что, Конёк, поседел и осунулся, я гляжу.

- Судя по тебе, седина ещё не признак старости, лишь бы голова работала.

- Надо к природе ближе быть, она-то всегда здорова, каждую весну цветёт и пахнет.

- Сивому Мерину смолоду цены не было, а под старость и задаром отдали бы татарам.

- Всё остришь, лучше бы денег больше зарабатывал.

На самом деле Конь давно не сердился на Старого Мерина, он со страхом представлял пустую дачу без этого вечного и хитрого земного старика.

Пока Лошадь отмывала дачу, Конь, в коем веке, почистил дорожки в саду, любуясь пейзажами поздней зимы. Он надолго замер рядом со старым дубом, ощущая, что когда-нибудь окажется в роли Сивого Мерина, переберётся на дачу, чтобы уже совсем никому не мешать. Ещё когда старшая дочь Сонечка вышла замуж за Савраса и переехала жить в отдельную квартиру, купленную родителями мужа. Конь понял – он почти Сивый Мерин, разве что не такой врун и обманщик, скорее он мог ввести кого-нибудь в заблуждение.

- Смолоду ворона по поднебесью не летала, не полетит и под старость. Тут и буду коротать свой век…

- Конёк, иди чай пить, нам скоро уезжать. Что-то на душе у меня тревожно, срок подходит у Сонечки, родит скоро.

- Твои тревоги, что бабушка на двое сказала: либо дождик – либо нет, либо будет – либо нет.

- Понятно, опять себя стариком почувствовал, с дубом беседуешь. Если ты здесь остаёшься, то я пешком пойду – полезно.

 

Так и вышло – Лошадь опять оказалась права: этой ночью и началось.

В доме включили свет во всех комнатах, даже на чердаке. Лошадь боялась что-то забыть, хотя пока ничего и не нужно было.

- Дорогая, ну, давай поедем в роддом, посидим где-нибудь там.

- Нет, Соня сказала, что Саврас будет с ней, а ты только будешь её волновать.

- Вот, я всегда лишний.

- Сядь уже или иди в кабинет, пиши свой роман.

- Какой роман, какой роман!

Конь убежал наверх, закрылся в кабинете, сел в кресло и уснул. Разбудила его Муза.

- Папа, просыпайся. Ты стал дедушкой, у тебя родился внук.

- Как, какой внук! – спросонья Конь неудачно поднялся и сбил со стола свою любимую раритетную чернильницу. Хорошо ещё, что чернил в ней отродясь не бывало.

- Поехали!

- К ним всех не пустят, попозже.

- Сейчас всех пускают.

- Родители Савраса у них, они давно заплатили…

- Так я и знал, так и знал.

- Не волнуйся, будешь внука учить читать и писать.

- Это когда будет.

Но Конь успокоился: что - что, а этому в семье лучше него никто словесности научить не мог.

 

На кухне, бледная и счастливая, Лошадь пила кофе, не обращая внимания на беготню мужа.

- Дорогая, но когда мы внука увидим?

- Через три дня.

- А ребёнку всё готово?

Наконец, подняв взгляд на мужа, Лошадь уничтожающе замерла.

- У бабушки все внуки, кроме деда. Я-то давно всё приготовила, а ты что сделал для малыша?

- Ты чего взъелась? Что я мог сделать, если ему и без меня родни хватает.

- Не всё можно купить. Книжки собрал детские?

- Книжки? У Музы в комнате все книги для детей.

- Ах, у Музы. Другие времена, нужно и книги другие.

- Только не это, не позволю ему читать ему всякие глупости новомодные. Сейчас же пойду и сделаю подборку из самого лучшего.

 

Поднявшись в кабинет во второй раз Конь опять уснул, бурча под нос: - Старого учить, что мёртвого лечить.

 

Забирать Сонечку с малышом из роддома поехали всей семьёй, даже Нил приехал ненадолго ради такого события. Конь как никогда долго стол перед зеркалом, будто собирался на свидание. Семья уже сидела в машине, когда новоиспечённый дед уселся на своё сидение.

- Опоздаем, - волновалась Лошадь.

- Ехать десять минут, - важно ответил глава семьи и нажал на газ.

 

Выписывались в этот предвесенний день три мамочки с детьми, но Сонечку встречала самая многочисленная компания.

В вестибюле семья Савраса, не только Сивка и Буланка, но и ещё знакомые только со свадьбы родственники, громко разговаривались и веселились. Лошадь, не испытывая отчуждения, влилась в шумную компанию, как и Муза, и только Конь с сыном скромно стояли у окна.

- Папа, ты чего хмурый такой?

- Ты сам видишь, как они присвоили себя право на внука и даже на Соню.

- Ревнуешь?

- Ещё чего. Была бы моя бабуся – ничего не боюся. Я внука в монастырь к Старой Кляче повезу, без них. Пусть немного подрастёт. Ты-то ещё жениться не собрался?

- Погуляем ещё, - улыбнулся Нил. – Мне бы сессию сдать в июне.

- А… - Конь не ответил сыну. Он увидел Сонечку и медсестру, несущую запелёнатого младенца.

Не успел дед и сдвинуться с места, как Соню обступили родственники, обнимали и целовали, громко поздравляли, дарили цветы и подарки. Свёрток с ребёнком переходил из рук в руки, и Конь боялся шелохнуться.

Взволнованная и счастливая толпа родственников двинулась к выходу, ребёнка теперь нёс Саврас.

Поравнявшись с Конём, зять остановился, дружески улыбнулся и протянул ему малыша.

- Можно взять? – обмер Конь в Пальто.

- Бери, папа, он на тебя похож, - Сонечка нежно посмотрела на отца.

Осторожно приняв свёрток с ребёнком, Конь чувствовал, как дрожат его колени.

- Внучок, здравствуй. У кого есть дед, у того и обед…

Соня быстро забрала ребёнка: - Ему скоро кушать, мы поехали.

Обалдевший дед опять не пошел с толпой, а остался стоять на месте.

- Я ему лошадку из дерева вырежу, пусть качается, - прошептал Конь.

- Отойдите, пожалуйста, что вы стоите на проходе.

 

Старый ворон не каркает даром:

Или было что, или будет...

Внуков дед никогда не забудет,

Накопил что отдать он немало

 

Не страшна борода сивая:

Родился внук – пора молодеть!

Есть кому за чадо радеть,

Коли душа красивая

 

В закромах есть и песни, и сказки:

Голову чешет не гребень, а время…

Слушай внук, пока дед гладит темя,

Про солнышко, небо и овражки

 

 

На всякого Егорку есть поговорка

 

 

История двадцатая, повествующая о том, как трудно выбрать имя ребёнку

 

Прошел месяц. Конь чувствовал, что быть дедом приятно, но пока никаких изменений в его жизни не происходило. Забросив все дела, Конь с утра до вечера строгал в гараже деревянную лошадку. Дело шло плохо – навыков не было, а одного желания в таком деле недостаточно.

Лошадь ему не мешала, лишь хитро улыбалась и нахваливала мужа.

Лошадка развалилась на куски неожиданно. Конь сжёг остатки и отравился в магазин. Выбор оказался большим, и дед выбрал для внука самую красивую и дорогую: - Не с пустыми же руками идти.

 Но больше чем собственное неумение его огорчило то, что встреча с малышом предстояла в доме у родственников мужа дочери.

- Дочь наша, а ребёнок в доме у чужих, - ворчал он перед выходом из дома.

- Не ворчи, мы же не просто в гости идём – имя будем выбирать. Месяц без имени внук живёт.

- Имя? Да, это важно. С именем Иван, а без имени болван.

- Ладно, злись, но ни с кем не спорь. Не забудь подарки. Я костюмчик связала, а Муза шапочку, как раз для прогулок весной.

 

Идти долго не пришлось: не успели закрыть свою калитку, как через минуту тяжелые ворота разъехались перед носом у гостей.

Никто на пороге их не встречал, но и собак во дворе не было.

 

- Где тут мой Женечка, мой жеребёночек маленький, - Лошадь ошарашила не только Коня и Музу, но и хозяев дома, и молодых родителей.

- Мама, почему Женечка? – Соня держала на руках малыша, а тот активно сосал пустышку.

- А что тут думать, доченька, чудесное имя.

Лошадь взяла из рук Сони внука и нежно прижала к себе.

- Простите, но пусть родители имя выбирают, - возразила хозяйка дома Буланка, поправляя скатерть на богато накрытом столе. – Прошу к столу, поедим, тогда и поговорим. Вы, Лошадь, ребёнка к рукам не приучайте, пусть в кроватке лежит. У него здесь есть своя комната.

 

Конь в Пальто, неуклюже наклонился и поставил деревянную лошадку на пол. Сейчас ему больше всего на свете хотелось подержать внука на руках, но хозяевам дома он бы в этом не признался ни за что.

Когда Соня отнесла ребёнка в детскую, все уселись за стол и только домработница Марфа Ивановна осталась следить за малышом.

- Ещё раз извините, уважаемая Лошадь, но я считаю, что у нашего ребёнка большие перспективы, а значит и имя этому должно соответствовать. Что-то солидное.

- Например? – Лошадь не собиралась сдаваться, успевая пробовать несколько закусок и пирог.

- Ну, Марван, Брамби, Гонтер, Фриз, Книтер…

- Хватит, - на это раз возмутился Саврас. – Мама, зачем ему эти странные иностранные имена?

- Благородно звучат, - отпарировала Буланка.

- Радуйся, Кирюшка, будет у бабушки игрушка, - ехидно произнёс Конь, хотя сам никак не мог придумать имя для внука, а сказать что-то хотелось. И он решился.

- Сонечка, дочка, ты не хотела бы назвать сына Антоном?

На этот раз возмутилась Лошадь: - У нас Антон не тужит ни о чём: есть штаны – носит, а нет – и не просит. Неплохое имя, но…

- Соня, мы же хотели Семёном назвать, - обратился к жене молодой отец.

- У Семёна –кудряша, денег нету ни шиша, - блеснул и Сивка.

- У вас на всё поговорки, живёте, как в прошлом веке, - Саврас уже злился.

- Хотите простым именем, так назовём Егоркой, - предложила Соня, вздыхая.

- И на всякого Егорку есть поговорка, - теперь разозлилась и Лошадь.

Муза, молчавшая до сих пор, тревожно наблюдала за хозяином дома Сивкой. И не зря.

- Нет! – крикнул Сивка, вскочив из-за стола. – Архип и всё тут. У меня деда Архипом звали.

- Вставай Архип – петух охрип, - не смолчал Конь в Пальто.

Муза вовремя успела встать между двумя дедами и замахала крыльями.

- А назовите его Саввой или Сенькой.

- Дочь, не вмешивайся. Какой Савва, такова и слава.

- А я сразу хотела Сенькой. Сеня, Соня, Саврас – звучит, как песня.

 

Обед совсем расклеился, аппетит у всех пропал, тем более малыш проснулся и громко расплакался. Сонечка убежал в детскую.

Все замолчали, каждый прислушивался к плачу ребёнка.

- Он к нам просится, - вздохнула Лошадь. – Мои дети всегда с нами были, пока не выросли.

- А наш Савраска нам никогда не мешал.

- Ага, я всё детство с Марфой Ивановной провёл, - обиженно пробурчал Саврас и вдруг громко крикнул. – Соня, неси Сеньку сюда, пусть на родственников любуется.

- Сенька через мой труп, - упёрся дед Сивка. – Мы хоть и из народа, да жить умеем, и других учить себя не позволим. Внук у меня один, мне и решать.

Конь поднялся медленно, презрительно посмотрел на свёкра дочери, демонстративно прошел в детскую, взял из рук Сони малыша и вынес его в гостиную.

- Женечка, так Женечка. Дорогая, ты права, чудесное имя, я согласен. Пойдём-ка внук гулять, здесь так душно. Где наши вещи?

 

Остальные члены семьи сразу вышли из-за стола и бросились к Коню.

- Папа, его нужно накормить.

- Там ветер холодный, гулять не стоит, - затараторила Буланка. – Успокойтесь, профессор, ещё торт не съеден. Держите, если хотите, но гулять не пущу.

Сивка попытался вытянуть ребёнка из рук второго деда, но Конь держался крепко, не собираясь уступать.

- Позвольте, я подержу ребёнка, - сквозь зубы процедил Конь.

- У меня ему удобнее будет, вы неуклюжий и вечно что-то роняете.

- А вы уклюжий? И мы не на руки лапти обуваем.

Вмешалась Сонечка, сославшись на то, что ребёнку пора подкрепиться, она забрала ребёнка себе. Жены усадили мужей за стол, усердно стараясь накормить их тортом.

- А может Пертерон? - тихо произнесла Буланка.

- Мама, - остановил её Саврас, - мы без вас решим, как назвать ребёнка.

- Увезу его в монастырь, Старая Кляча окрестит и назовёт, - уверенно сказал Конь, и никто не стал больше возражать, кроме Сивки.

- Прапрабабушка будет имя выбирать? Она ещё в уме?

- Бабушка - щитом, кулак – молотком, - вновь напрягся профессор.

- Правильно, - согласилась Буланка, - а то совсем поссоримся. Глядите, улыбается!

Побросав ложки, все умилённо уставились на ребёнка и расплылись в самой доброй улыбке.

Соня положила малыша на диван, деды принялись строить дурацкие гримасы, стараясь развеселить ребёнка. А бабушки отправились разглядывать вязанный костюмчик.

Разошлись мирно. И только Лошадь тихо прошептала: - До свидания, Женечка.

 

 

Улыбка от мамы, от деда фамилия, от папы отчество,

Отроду к роду, с собственным именем без одиночества

 

- Звать как? – Иван.

- Чей ты сын? – Петров.

- А род чей? – Фёдоров.

- Беги, сынок, и будь здоров

 

 

Баба ворожила, да надвое положила

 

 

История двадцать первая, монастырская

 

В монастырь к прапрабабушке Старой Кляче малыша повезли на цветение яблонь. Как ни вздыхала бабушка Буланка и дед Сивка, но в монастырь не поехали, доверив малышка, живущего без имени, маме. Не смог поехать и Саврас, чем очень обрадовал Коня в Пальто.

В небольшую машину уселись лишь самые близкие родственники: жена, дочь и внук. Бабушка Лошадь по-прежнему называла малыша Женечкой, но только тогда, когда её никто не слышал. Соня и Саврас так и не смогли прийти к согласию, называя малыша солнышком и зайчиком. В конце концов решили, что самая старая родственница подберёт имя, согласно своим уставам.

Монастырь, в котором прибывала Старая Кляча, за последние семь лет разросся, похорошел, возвеличился и сам по себе уже считался отдельным городком спокойствия и божьей благодати.

Ворота монастыря были широко открыты, но заезжать на машине на территорию запрещалось. Выбравшись на свежий воздух, Конь уверенно взял на руки внука. В кругу своей семьи он мог ещё развернуть плечи и чуть покомандовать.

- Ну, что ни день, то радость.

Старая Кляча, пережив своё столетие, почти ослепла и оглохла, редко выходила на прогулку на своих ногах, но старалась посещать службы, чтобы помолиться за близких и всех на земле живущих. Ввалившись в тесную келью гурьбой, родственники так и остались стоять возле кровати старушки.

- Дождалась, - прохрипела Старая Кляча. – Ванечку дождалась. Дай-ка сюда ребёночка, Коник.

- Бабушка, какой Ванечка? Почему?

- Сон видела, надо Ваней назвать.

- Не угадаешь, где упадёшь, где встанешь, - бормотал Конь. – Ты ребёнка удержишь?

- Прадеды жили просто, да лет до ста. Не уроню, не боись. Окрестить хотели или так приехали?

- Окрестим, - поспешила с ответом Сонечка. – Приедем, когда скажешь.

- Через недельку и приезжайте, Муза будет крёстной матерью. А пока все идите, погуляйте. Пусть только Коник останется, мне ему что-то сказать надо.

Забеспокоилась и Лошадь: - Бабушка, вы же плохо видите…

- Я же сказала, что Коник останется. Зажилась я, не хочу тайну в могилу забирать.

Разговоры про могилу любого заставят смутиться и скорее избавиться от тяжести мыслей. Из кельи быстро удалились и Соня, и Лошадь, и Муза, оставив престарелого внука и юного праправнука наедине с хранительницей рода.

Молчать Старая Кляча не стала, сразу и сказала: - Отца твоего Ванькой звали.

Поглаживая притихшего малыша, старушка не могла видеть, что творилось с Конем. От таких неожиданных откровений Конь онемел, оставшись стоять посреди кельи.

- Чего молчишь? Была бы нитка, дойдём и до клубка. Ты что думаешь – битого, пролитого, прожитого не воротишь? Правильно думаешь, жили старые дураки – поживут и новые.

- Бабушка, - наконец очнулся Конь в Пальто. – Ты мне почти шестьдесят лет ничего о родителях не говорила, а тут…

- Не время было, только рушить всё успевали, пора и строить начать. Сядь на койку, не маячь. Где был, там нет, где шел – там и след. В экспедицию они уехали, когда ты вот такой был. Там и пропали твои родители, как в воду канули. Ванька мой всё тайны прошлого искал, и этот искать будет, но по-другому. Этот много чего найдёт.

- А я?

- Ты? Что без нас было – слышали, а что будет – увидим. Пиши себе, ищи в памяти, не ходок уже.

- Ванькой обязательно называть?

- Надо! Это как оберег ему.

Конь сидел неспокойно: ни руки, ни ноги его не слушались.

- Почему ты мне раньше не рассказала? Это жестоко.

- А чтобы ты не сбёг. Я бы как одна жила? Подумай своей головой. Не злись, Конёк, радуйся. Состарился ты что-то рано. Уходили Бурку крутые горки. Внука уму-разуму учи, ты сумеешь. Добрым человеком его вырасти, великодушным.

- Да не могу я уже никого воспитывать.

- Была бы охота, найдёшь и доброхота.

- Нил со мной почти не разговаривает, ему с интернетом интересней. Муза не летает почти, зато говорит про какое-то безвременье и постмодернизм, тьфу ты.

- Пенка слетит, молоко останется. Про это уже и собаки лают, даже я слыхала о безвременье. Всякая вещь о двух концах. Безвременье в головах только, а время ждёт и посмеивается.

- Считаешь, у детей всё наладится?

- Что тут считать: перекуётся – сварится. Нынче новые дети рождаются, быть им семь веков на людских памятях.

- А мы, значит, зря жили, бестолку?

- Ешь, Коник, сено, вспоминай старое время.

- Не понял, зря, говорю, жили?

- Ух, раздухарился. Зря ничего не бывает. Погляди в окошко, там твоя Муза летает, чует моё сердце.

 

Конь поднялся, заглянул в узкое окошко кельи и расплылся в улыбке. Младшая дочь парила над стенами монастыря, а посетители крестились, поглядывая на небо. Конь мгновенно почувствовал прилив сил и вдохновения, забыв на некоторое время и о бабушке, и о внуке.

А седая старушка ласково прижала к себе малыша и тихо запела: - Ванюшка, Ванюшка, надую тебе в ушко разума-ума…

В келью вернулась Сонечка и Лошадь, явно взволнованные. Но увидев счастливого Коня и спящего малыша замерли у порога.

- Будет Ваней в честь моего отца! Спорить бесполезно, всё!

- Папа, но кое-кто Архипом хотел назвать в честь деда, - съязвила Соня.

- Деточка, - Соню позвала Старая Кляча. – Подойди, возьми Ваню. Ты не сердись, с этим именем будет у него ладная жизнь, с другим нет.

- Саврас не поймёт, опять поссоримся.

- Убеди. Ступайте, я за вас помолюсь. Через неделю жду.

 

Пришлось ещё долго гулять по тропинкам сада монастыря, пока Муза летала в поднебесье. Конь блистал остроумием и много смеялся, в отличии от Лошади и Сони.

- Встарь люди были умнее, а нынче веселее. Бабушка моя зря ничего не скажет, смиритесь уже.

- Милый, но как же Ваня, Ваня, простота, купил лошадь без хвоста?

- Дразнить в любом случае будут. Какие цветы! Начну выращивать цветы с завтрашнего дня.

- Были бы врали, а что наврать сыщут.

- Даже не пытайся испортить мне настроение – не получится. Муза, спускайся уже, ты всех птиц распугала.

 

Через неделю крестины прошли спокойно, все только обрадовались, что больше не надо придумывать имя. После крестин Конь объявил жене, что начинает заниматься воспитанием ребёнка и никакого садика лет до пяти не приемлет.

- Когда чёрт помрёт, он ещё и не хворал, - небрежно бросила Лошадь.

- А в чём дело?

- Не валяй дурака, кто тебе доверит?

- А я помирюсь со всей роднёй. Буду самым тактичным и услужливым. И пусть они богатеют на здоровье, мы будем питаться духовной пищей.

- Пусти козла в огород, - хохотнула Лошадь. – И замечательно, я буду только рада. Вези коляску спокойней, лужи кругом, а ты напролом прёшь.

- Муж куёт, жена дует – что-то будет.

- Иногда меня раздражает твоё красноречие.

- Мне надо внука учить, передавать ему мудрость народа.

- Смотри, баба ворожила, да на двое положила. Время не то, чтобы в старину нырять, так всё изменилось.

- Всегда новизна, да редко правизна. Нет, теперь я знаю, для чего жить.

- А роман?

- Подождёт.

 

Прежде жили – не тужили,

Теперь живём – не плачем, так, ревём…

Прежде жили – мечтали,

Теперь живём – летаем, без стаи…

Прежде жили – увлекались,

Теперь живём не каясь, поддаваясь…

Вот бы не тужить, мечтать, верить и увлекаться,

Повеселеем, может статься

 

 

Чему Ваня не научится, тому Иван не выучится

 

История двадцать вторая, примирительная

 

Новенькая сине-белая летняя коляска легко катилась по асфальту, вот только малыш не желал сидеть спокойно.

- Ваня, тебе уже два года, а ты всё, как маленький, - по-доброму ворчал Конь в Пальто, направлялся в парк где когда-то любил гулять с Музой.

- Твоя тётя Муза всегда сидела спокойно, любовалась природой, а ты неугомонный.

На самом деле Муза частенько не слушалась и даже убегала, но воспитание штука такая – нужны положительные примеры.

Став дедом, Конь изменил весь свой распорядок дня. Теперь он набрал кучу учеников и неплохо зарабатывал, обучая детей русскому языку. Сожалел иногда он только об одном – учить должна школа и бесплатно, на то она и школа. По выходным, оставив всех, Конь гулял и играл с малышом, а Лошадь только кормила и укладывала спать резвого внука.

Поклявшись самому себе, что не пропустит ни одного момента в воспитании Ванечки, Конь частенько сожалел, что у внука ещё так много родственников. Вот и сегодня Коню пришлось долго убеждать Соню, что Ванечке лучше гулять в парке, а не во дворе у Сивки. Довольный и настроенный на общение с внуком, профессор сыпал на ходу поговорками, стихами и даже иногда пел детские песни.

- Ванечка, модно жить и под крылом, а пройти молодцом. Будешь под моим приглядом, но я тебе мешать не стану, сам выберешь свой путь.

Но малыш деда не слушал, что-то лепетал себе под нос и пытался расстегнуть ремешок, не пускающий его на свободу. В конце концов ему это удалось, и Ваня выпал из коляски прямо на асфальт.

Не успел Конь поднять внука, как услышал громкий голос: - Хорошо тому, у кого головы нет.

Дед Сивка быстро поднял Ваню на ноги, отряхнул штанишки, не глядя на Коня. – Ты бы ещё по дороге его вёз, прямо среди машин.

Конь еле сдержался, но молчал. Всё-таки ребёнка проглядел он, а не Сивка. Но терпения надолго не хватило.

- Что вы изволите здесь делать? Я гуляю с внуком, а вы, как я понимаю, сейчас должны заниматься своими магазинами, считая несметные богатства.

- Тебя не спросил. Можешь идти домой, сегодня я буду с ребёнком гулять. Я тоже его дед.

- При споре корову продай, а ответ купи и дай?

- Что? Я не понял?

- Вы не предупреждали, а значит в другой раз погуляете.

- И не подумаю. Пойдём, Ванюха, бабушка Буланка нас ждёт. Мы там тебе подарков накупили целую гору.

- Не смейте подкупать малыша. Ему свежий воздух важнее подарков, да и наша бабушка тоже постаралась.

Малыш, хитро поглядывая на дедов, молчал и ждал, кто из них победит.

- Уважаемый Сивка, я ценю ваши успехи в бизнесе, но по воспитанию ребёнка я имею больше опыта. У меня образование…

- Оттого парень с Лошади свалился, что отец криво посадил, - дед Сивка взял Ваню за ручку.

- Это вы обо мне?

- Нет, просто так. Ванюха садись на коляску нам пора.

- Никуда вы не поедите, - Конь загородил коляской дорожку, стараясь оттеснить второго деда от малыша.

И тут Ванечка громко заплакал. Не просто заплакал, а заорал во всё горло.

Не зная, как его успокоить, Конь бросился его обнимать, но Ваня не успокаивался. И даже когда деды по очереди брали его на руки – он не умолкал.

- Успокойте ребёнка, - возмутилась молодая мама, гуляющая с маленькой дочкой, держащей три яркие надувные шарика в руке.

- Я понял, он хочет шарики! – обрадовался Конь. – Пошли в парк, я знаю где их там продают.

Сивка возражать не стал, скорее даже обрадовался.

Малыш быстро забрался в коляску, но теперь деды вцепились в ручку коляски одновременно, подталкивая друг друга в бок.

Оттолкнув посильнее, Сивка бойко покатил коляску по дорожке, и Коню ничего не оставалось, как их догонять.  Поравнявшись, он тихо прошептал: - Кто носит шапку набекрень, тому о других думать лень. Если бы не Ваня, я бы вам ответил.

- Не сердись, я его так редко вижу, хоть плач.

Такого ответа Конь не ожидал. Он и голову не хотел брать, как Сивка скучает по внуку.

- Вы же всё время на работе.

- Думаешь, так легко управляться с бизнесом? Если ты профессор, то это не значит, что ты не нуждаешься в деньгах и вкусной еде. Сын у меня один, я его в детстве тоже почти не видел, и вот опять та же песня.

Дед Сивка подвёз коляску киоску с шариками и купил сразу десять штук.

Ребёнок смеялся, но удержать их не смог. Шарики улетели, на радость всем отдыхающим. Пришлось купить ещё три шарика и крепко привязать их к коляске.

Но Ваня уже увидел кафе и витрины с мороженым и соками. Он тянул ручки и требовал угощения.

- А что, давайте по мороженому, - предложил Сивка.

- Не простынет? Горло…

- Ох, ты же не бабушка, чтобы причитать. Пошли.

Ребёнка усадили в детский стульчик, и Сивка, не дожидаясь Коня, пошел покупать десерт.

Самым довольным чувствовал себя Ваня. Он уже давно сообразил кто здесь главный.

- Ванечка, не вертись, веди себя прилично.

- Пусть вертится, - вернулся Сивка с подносом, на котором стояло пять вазочек с мороженым и три стакана сока.

- Дитятко, что тесто: как замесил, так и выросло. Надо прививать культуру поведения.

- Какая культура, профессор, надо жить да радоваться. Правда, Ванюша?

- Верная указка не кулак, а ласка? Хорошо, но кто без призора с колыбели, тот всю жизнь не при деле.

- Нет, ну ты, конечно, умный, поговорки знаешь, да жизнь короткая, порадоваться некогда.

- Радуйтесь, кто вам не даёт. Ваня, ешь аккуратно, курточку замараешь. Дай-ка я вытру.

- Погоди, пусть доест, тогда и вытрем. Ты мне лучше скажи – будут ещё у нас внуки, как думаешь?

- Откуда я знаю, они теперь учатся до сорока лет, им не до детей.

- И не говори.

Впервые два деда одновременно вздохнули в полном согласии.

- Без семьи, что баран в море. А вы знаете, что его хотят в ясли отдать?

- Так рано? – Сивка вскочил и принялся тщательно вытирать внуку лицо и курточку, а Ваня хохотал.

- Всё, я решил, будем с тобой по очереди с ним водиться. Давай график составим. Ручка есть?

Блокнот и ручка всегда лежали в кармане пальтоф: профессор ловил редкие стихотворные строки, по капле падающие на его макушку.

- Пиши, когда ты свободен, а я откорректирую. С ума сошли, дитя из дома выпихивать.

- Я могу по средам, в выходные тоже, да и Лошадь не против, чтобы Ванечка у нас почаще бывал, - рассуждал Конь.

- В понедельник я никак, давай во вторник и четверг. В выходные по очереди.

Ванечка, облившись соком, виновато посматривал на Коня и Сивку и тихо сказал: - Деда.

Расплывшись в улыбке, оба деда смущенно, не глядя друг на друга, погладили внука по голове.

 

Хвалить не наймёшь, а ругать не уймёшь,

А всякому похвала награда…

Иной раз и денег не надо,

Лишь бы кто похвалил – и рады

 

 

 

Талант рождает заботы

 

История двадцать третья, о том, как важно иметь близких людей

 

- Муза, Муза, выходи, - Конь в Пальто уже несколько раз подходил к двери в комнату младшей дочери, но она не отзывалась.

- Пусть дуется, не трогай её, - Лошадь готовила ужин на кухне и явно была расстроена не меньше мужа.

Конь так увлёкся воспитанием внука, что позабыл, когда последний раз гулял и разговаривал с дочкой. Муза теперь прятала крылья так, чтобы никто и не знал, как она умеет летать. Перестала она и петь, а только слушала какую-то музыку, надев наушники.

Но сегодня днём Муза заявила, что обрежет крылья – они ей мешают.

- На сердце ненастье, так и ведро дождь, - вздыхала Лошадь.

- Это я что-то пропустил. С ней же никогда никаких проблем не было: то поёт, то рисует, то сочиняет. Раньше она в монастырь летала к Старой Кляче постоянно, теперь и пешком мало куда ходит, а ведь каникулы. Пойду ещё попробую постучаться.

- Не надо. Иди лучше, свой роман пиши.

- Какой роман? Издеваешься? Жизнь стала интересней всяких романов.

- Дети как зеркало, а уж Муза твоя копия.

- Я старею, мне надоело витать в небесах. Вот Сивка…

Конь сам замолчал, в ужасе от своих слов.

- Так ты думаешь, она из-за меня такая? Но я только Ваню читать научил, у меня десять учеников, мне просто некогда.

- Тогда не жалуйся. Зачем клад, когда в семье лад. Сам же говорил, что вдохновение будет петь, никогда не будет объяснять.

- Опять я виноват, - Конь поднялся в кабинет и хлопнул дверью.

Но никакого вдохновения для написания романа он не чувствовал давно. И ему вдруг сделалось так страшно: никакого желания сочинять что-то новое, нужное, делать открытия, радоваться удачной строке или открытию в великом русском языке и даже писать стихи не было.

- Бедная Муза! Не то худо, что худо, а то, что никуда не годится.

Лёжа на мягком диване в кабинете, Конь ворочался с боку на бок, стараясь уснуть и не думать о дочери. Но не спалось. Пришлось придумать программу общения с Музой. Хотя завтра он собирался сходить с Ваней в цирк, музей и кафе, Конь решил, что это может сделать и Лошадь.

- И чем вдохновение отличается от обычной заботы о близких? Лошадь живёт себе заботами обо всех нас, и не нужны ей ни творческие муки, ни новые сюжеты, ни архивные открытия. Всё просто – накормить, постирать, помыть, сходить погулять, навестить родственников, - сам себе объяснял профессор.  – Плох сокол, что на воронье место сел.

Утром Конь позвонил Сивке и попросил отвести Ваню в цирк, а музей Лошадь возьмёт на себя. После удачных переговоров папаша уверенно постучал в дверь комнаты Музы.

- Дочь, открой. Я не буду завтракать, а может и обедать, и ужинать, если мы не поговорим.

Не сразу, но Муза всё-таки открыла дверь, но в глаза отцу не смотрела.

- Собирайся, едем в музей. Прихватим Ваньку из цирка и сразу туда.

- Что я там не видела? – огрызнулась Муза.

- Хорошо, а что ты не видела?

- В нашем городе я видела всё.

- Ты хочешь уехать подальше?

- Тебе не до меня, иди уже к Ване, а то другой дед любимым станет.

- Муза, зачем ты так? Старая Кляча велела мне за ним следить, воспитывать. Дочь, ты почему не летаешь?

- Не хочу.

- Ладно, а если мы сядем в нашу машину и отправимся путешествовать? Тогда полетишь?

Муза бросилась обнимать Коня.

- Папочка, я мечтала об этом. Поедем на юг до самого моря! Я буду рисовать море, закаты, и много, много летать.

- Ну, тогда поехали, - Конь и сам не понял, почему ему стал хорошо на душе. Но, как говориться, от слова до дела бабушкина верста.

Прежде всего Коню надо было договориться с родителями своих учеников, обещая после приезда заниматься ежедневно, восполняя все пробелы в и без того средних знаниях. Шел май, а значит до экзаменов оставались считанные недели.

После и Сивка сознался, что у него в бизнесе проблемы и свободного времени почти нет. Лошадь, при всей любви к внуку, увлеклась лечебной гимнастикой и ей необходим был отдых после занятий. Конь понимал, что если возьмёт Ваню с собой, то Муза обидится, да с ребёнком спокойно природой не налюбуешься.

Выручила Буланка: - Глину не мять, горшков не видать. Всё бросаю на неделю – отдыхайте.

 

Багажник загрузили наполовину: Конь решил, что вещи ему совсем не нужны на юге. Он едет за вдохновением, а не за комфортом. Лошадь с ним не согласилась и забронировала им небольшой домик на берегу на неделю.

 

 

- Ну, что, Муза, чужой талант всегда растёт, а наш не лезет, не ползёт. Расправляй крылья, дочуня, лети! – Конь стоял на берегу прохладного моря, грива растрепалась под влажным ветерком и солёные капли падали на счастливое лицо профессора. Хотя плечи болели, и голова была тяжелой от долгой дороги, но душа чувствовала счастье. Муза пока не полетела, но долго смотрела на уходящее за горизонт солнце.

Рисовать она принялась с утра, пока Конь, любивший поспать подольше, нежился в кровати.

- Папа, кофе вставай пить, скоро дождь начнётся.

- Не волнуйся, дочь, майские дожди ненадолго.

Но дождь не закончился ни вечеру, ни на следующий день. Сидеть в сыром доме, хотя и на берегу моря, Музе не нравилось. Конь с ужасом понял, что в деревню Гадюкино он уже не хочет, ему нужно солнце и тепло, а значит он стареет.

- Муза, а поехали к тёте Моте. Навесим её, давно не виделись.

- А как же пейзажи?

- Там тоже море, но ещё и хорошо кормят.

Дождь кончился, как только машина въехала в город, в котором проживала тётя Мотя. Солнце блистало фейерверками, встречая желающих найти вдохновение. Да и благоухание цветущей природы добавило праздника в душе Коня в Пальто.

Тётка так обрадовалась приезду гостей, что не могла замолчать ни на секунду.

- Если вы за вдохновением, то у меня его тут дополна. Вы идите в сад, там запахи, что в раю. Даже я вдохновилась, игрушки теперь делаю, сувениры продаю отдыхающим. Берут хорошо, не жалуюсь. Для детей родители денег не жалеют, а мне радость.

- Тётечка, спасибо. Вкусно, я скоро лопну.

- Да ешь, ешь. Музочка гулять отправилась. Нет, гляди, полетела, голубушка.

 

Муза и впрямь летала над садом, а Конь вдруг подумал, что вдохновение – это не только звёзды, небо, шум листвы и запах травы, а ещё и любимые люди, в которых всё это и есть.

 

Объяснить вдохновенья нельзя,

Можно ждать, улетая всё выше,

Можно слушать, как дышит земля…

Вдохновенье – умение слышать

 

 

Душа согрешила, а спина виновата

 

 

История двадцать четвёртая, про любовь

 

Две исписанные мелким подчерком тетради полетели в корзину для мусора и с почти беззвучно опустились на дно.

- Всё сначала! – Конь, гордясь собой, резко тряхнул головой, но сразу ощутил тягучую боль в шее.

Растирая и похлопывая шею, профессор нервничал – боль не уходила. Пришлось спуститься в кухню.

Лошадь сначала попыталась ему помочь, но потом рассердилась на капризного больного.

- Как ты не можешь понять, я только что решил начать всё сначала, Муза летает, Ваня почти научился читать, пора подумать и о себе.

- А я? Обо мне ты хоть раз подумал? Да, у меня шея болит всю жизнь, но я не капризничаю. Сходи к врачу, выпишет таблетки.

- Никаких врачей, всё у нас в голове.

- И шея в голове?

- Да, но возможно меня продуло на море.

- Ага, душа согрешила, а спина виновата.

Профессор вернулся в кабинет, долго устраивался на диване, но противная боль не унималась. Как уснул, не заметил, дневной сон уже давно вошел в его режим дня. Проснувшись через час, Конь с удовольствием ощутил, что мазь подействовала и боль почти утихла.

- Дорогая, я почти здоров, - крикнул Конь с лестницы, надеясь на вкусный обед. Но никто ему не ответил. По гостиной летала Муза, весело напевая.

- Дочь, а где твоя мама?

- Сказала, что душа не жива, коль по лекарям пошла.

- Прости, что-то я не понял. Куда она ушла?

- Не знаю. Но сумку взяла большую.

- А, к Ванечке.

- Нет, Ваня сегодня у родственников, с дедом играет.

- Хорошо, подождём маму. Да и при чём тут жива - не жива, творчество…

- Папа, я бы поела что-нибудь.

- Не беспокойся, мы сами приготовим.

Готовить Коню не хотелось, он надеялся, что жена оставила в холодильнике и первое и второе. Но ничего готового не нашлось, и Конь сварганил омлет. Накормив дочь, профессор почувствовал странную тревогу. Наскоро собравшись, он добежал до соседей. Встретили его доброжелательно, Ваня декларировал Чуковского, а зрители только и успевали его нахваливать.

- Разок надоумить можно, а на век ума не дашь, - буркнул профессор, вместо похвал.

- Конь, ты что-то не в себе. Душа не на месте? Что случилось? – Сивка после сытого ужина и выступления внука находился в самом благостном расположении духа.

- Лошадь куда-то ушла, не предупредила.

- Вернётся, может устала от всех.

- Что от меня уставать, я неприхотливый.

- Неприхотливый, но нудный. Жить весело – помирать не с чего.

- Была полоса непонимания, но я не виноват, я не всегда себе хозяин.

- Ты, Конь, вроде интеллигентный и добрый, но, прости, уж больно носишься со своей сложной персоной. Лошади твоей памятник надо ставить за терпение. На таких, как она, всё держится. Убери – хаос и суета.

- Куда убери? Я домой пошел. Ванечка не забудь почистить зубки перед сном.

 

Дома Лошади не оказалось. И Муза начала волноваться, хотя пыталась успокоить отца.

- Я, кажется, знаю где она.

- Где?

- Она уехала в дом бабушки и дедушки в деревню. Она мне говорила, а я забыла совсем. Хотела там порядок навести, чтобы Ванечку туда взять.

- Одна поехала, без меня?

- У тебя же творческие муки.

- Собирайся, едем к ней.

- Нет уж. Если кто-то сбежал, то точно хочет побыть один.

- Ладно, ты права, душа не яблоко – не разделишь.

Поспать толком не удалось, душа ныла как раненая. Невыспавшийся и подавленный, Конь оставил дочери деньги на кафе, сел в свой старый автомобиль и отправился в деревню.

По дороге, стараясь не уснуть, профессор вспоминал народные мудрости всех времён.

- Глаза – мера, душа – вера, совесть – порука. Как же мудр наш народ, и как каждый из нас по-отдельности обмельчал. Начну писать роман от Сотворения Мира. Ничего, что нет следов, откопаем, по крупицам соберём и детям передадим наши знания. Пусть знают и любят своих отцов и дедов.

Пафос его мыслей прервался, когда Конь подъехал к обветшалому дому родителей жены.

Лошадь, несмотря на заросший сад, пыталась вырвать сорняки, складывая их в кучи.

- А вот и помощь подоспела, - Конь шагнул за калитку и расплылся в улыбке.

- Неожиданно, - улыбнулась и Лошадь.

- Говори, что делать, я мигом всё разгребу.

- Хорошо, отнеси эти кучи за дом, там яма для мусора, увидишь.

- Я мигом.

Минут двадцать Конь бодро носил охапки сорной травы за дом, потом решил попить водички, зашел в дом, сел на диван и уснул.

 

- Эй, помощник, просыпайся.

- Поживём кума, наберёмся ума, - спросонок брякнул Конь.

- Что?

- Ох, я что, уснул?

- Часа четыре спишь уже, потом ночью будет лунатить. Я картошку сварила, садись за стол. Разносолов нет, я тебя не ждала.

Усевшись за стол, Конь вздохнул, разглядывая на стенах старые фотографии предков Лошади.

- Ты почему уехала без меня?

- Прости, но так захотелось побыть одной. Ты молодец, Музу к жизни вернул, я не смогла бы.

- Без тебя мне ничего не нужно.

Лошадь внимательно смотрела на мужа.

- Я, конечно, старый дурак, но и дурак в воду камень кинул, а десять умных не вынут. Без тебя меня и нет, вроде, души нет.

- А мне без тебя, - призналась Лошадь. – Поможешь воды принести?

- А как же.

- Тогда доедай и пошли к колодцу.

- Как в молодости?

- Именно.

В конце концов коромысло пришлось нести Лошади, Конь никак не мог удержать равновесие. Лошадь смеялась, но смех этот был так похож на счастье.

Когда-то, лет тридцать назад, она несла это коромысло, а молодой Конь, приехавший в деревню на практику собирать народные мудрости, плёлся сзади и читал ей стихи.

В доме давно была проведена вода, но зачем это знать Коню, ему так нужно вдохновение. А ничего так не помогает вдохновению, как чувственные воспоминания.

 

Ум без догадки гроша не стоит,

Душа без любви – ведро пустое…

Любовь, что водица – всем пригодится,

На добро и счастье мастерица

 

 


Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

Рейтинг@Mail.ru