Варварино счастье

 

Ирина Бйорно

Белкниги 2012

Все права принадлежат автору

 

1.Как Варвара нашла счастье

 

Варвара была очень некрасивой - такой уж она родилась. Большие кривые зубы, выступающие из широко улыбающегося рта, маленькие глаза, глубоко сидевшие по обеим сторонам большого мясистого носа, жидкие прядки седых, непослушно торчащих в разные стороны волос, плоская фигура без намёка на талию - в общем - не красавица. Да и одежда её отличалась невзрачностью, была некрасивой и старомодной. Но она, казалось, не обращала ни на внешность, ни на одежду ни малейшего внимания. Она была счастлива!

Она не работала. Утром просыпалась, кормила птиц на пляже, до которого было пять минут хода от её двухэтажного дома, стоящего в маленькой деревушке вдали от больших немецких дорог. Потом готовила нехитрый завтрак для себя и своего мужа, потом... А потом она поднималась на второй этаж дома к своим паровозикам. Она собирала миниатюры паровозиков со всего мира.

Коллекция уже не помещалась на втором этаже, и паровозики заполонили пролёт лестницы, ведущей на второй этаж, проникли в гостинную, в её кабинет, даже в спальню. Она уже подумывала о расширении дома, так как место для новых паровозиков оставалось всё меньше и меньше, а остановиться она не могла. Её счастье находилось в этих маленьких паровозиках. Она покупала их во всех странах, по интернету, на блошиных рынках. Они приходили в её дом в коробках. Она вынимала их из коробок, любовалась маленькими колёсами, паровозными трубами, загдядывала в окна вагонов и искала для новых паровозиков достойное место в своём доме.

Её муж относился к странному увлечению жены с равнодушным подшучиванием. Он был красив, элегантен, ездил в дорогой, спортивной открытой машине и любил итальянскую кухню и вина из Лигурии .

Так они и жили. Путешествовали, ходили в оперу, вечером смотрели фильмы вместе, слушали музыку - в общем, наслаждались свой пенсией и свободой, как могли.

Детей у них не было, и они совсем об этом не гореавли. А зачем им дети? Они - в своём союзе двух столь непохожих людей - были абсолютно счастливы.

В мире ещё оставалось много паровозиков, которые можно было купить и поставить у себя дома, поэтому жизнь Варвары имела смысл. Поиск был приятен и бесконечен. Счастье было реально и имело форму паровозика. Коллекционирование паровозиков было безвредно, недорого, доступно и занимало её время и жизнь. Она думала, что уж лучше её паровозики, чем алкоголь и наркотики или странные увлечения многих, такие как йога, зумба или другие пути счастью в виде марафонов, турниров, поездок на край земли, буддистских медитаций, фен шуи, карт Таро и много чего другого, что не имело никакого отношения к счастью.

Её муж же был рад, что это были паровозики, а не модные шубы, дорогие поездки, бриллианты и виллы с прислугой на побережье пальмовых атоллов. Он давно привык к своей некрасивой жене, её паровозикам, их небольшим поездкам к старым друзьям. Так было удобно и даже весело!

Паровозики не просились гулять, как собака соседа, не болели, как дети их отдалённой родственницы, не портились, как краски на картине их знакомого, заплатившего за испортившийся от влажности шедевр немалую сумму. Ими не интересовались воры. Паровозики не старились и не требовали починки, как его спортивная машина.

Он даже уважал свою некрасивую жену за такой выбор жизненных интересов. Она же радовалась каждый раз, как ребёнок, новому паровозику, и ему не надо было ломать голову, выбирая подарок к её рождению.

Их счастье было просто и достигаемо. Они нашли формулу бесконечной радости. Независимо от возраста и материального положения - их паровозики везли их на станцию вечного счастья. Может, так и должно выглядеть настоящее счастье - в виде маленького паровозика, стоящего на полке?

Но кто же была эта Варвара?

2. Как Варвара училась управлять Европой

Много лет назад Варвара была студенткой. Она и тогда, в дни своей юности, была некрасивой, но это не занимало её ум. Ей нравились цифры. Со школьной скамьи она узнала, что цифры не бывают красивые или некрасивые. Цифры бывают разные - конечные, бесконечные, целые, дробные, но через них можно было выразить весь мир. Они управляли миром, природой, экономикой, даже искусством.

Она закончила школу и поступила на математический факультет университета. Она хотела понять тайну цифр. Ей нравились бесконечные дроби, таинственные числа Пи и Фи, она находила красоту в рядах Фибоначчи, в математике Золотого Сечения и радовалась, как ребёнок, когда видела, как математический порядок проявляется в лесных шишках, одуванчиках, маргаритках и лесных улитках, строящих свои домики по формулам Фибоначчи.

Без цифр мир не мог существовать. Любая материальная конструкция была основана на цифрах. Она видела, что люди поклонялись цифрам больше, чем Богу, про которого все говорили, но никто толком ничего не знал. Цифры понимали все - даже у племён в Африке, где не было письменной речи, было понятие о цифрах.

Люди верили в цифры. Деньги были тоже важными цифрами, которые могли обмениваться на еду, одежду, путешествия и другие необходимые и менее необходимые предметы быта и удовольствия. Поэтому когда мир сотрясали никем непредсказанные экономические кризисы и деньги падали в стоимости, значимость цифр увеличивалась. Все газеты писали о цифрах. Вся экономика мира строилась на цифрах. Поэтому после окончания университета Варвара решила работать с цифрами. Её приняли на работу в Европейское Бюро Статистики.

Туда стекались цифры со всего света. Там делались статистические таблицы и писались прогнозы на будущее. Цифры решали, какая страна была самой богатой в мире, а какая самой криминальной, где длительность жизни была самая длинная, а где - самая короткая, сколько зарабатывали в среднем в Японии и сколько тратил в месяц средний американец.

Она стала замечать, что цифры играют важнейшую роль в нашей повседневной жизни. Они отвечали за организацию всего общества: через них шла регистрация человека с рождения. Человеку в современном цивилизованном обществе уже при рождении давался персональный номер, который следовал за ним всю жизнь. По номеру можно было узнать всё об этом человеке: где он жил, кем работал, на ком был женат, служил ли в армии или был ли задержан полицией, в каком банке держал деньги, даже что он покупал себе на ужин - если, конечно, тот пользовался кредитными карточками. Человек мог сменить имя, профессию, страну, но его персональный номер следовал за человеком всегда. Со времени появления компьютеров роль цифр в жизни людей ( и зависимость от них) повысилась во много раз. Двоичный код компьютера оставлял за человеком следы его деятельности практически навсегда.

Цифры организовывали работу всех фирм и предприятий, указывая время прихода на работу, время для перерыва на обед и время окончания работы, регистрируя все этапы процесса производства. Человек уже перестал думать о своих потребностях в еде, сне и отдыхе, подчиняясь тирании цифр на циферблате часов. Все ели обед, не думая о чувстве голода. Ели тогда, когда стрелки указывали на перерыв.

Из этой тираниии цифр выпадали только малые дети, которые капризачали и не хотели подчиняться цифрам на часах, и старики, умудряющиеся уснуть 5-6 раз в день и не спящие по ночам.

Остальная часть населения почти всего мира подчинялась тираниии цифр. Всё в мире оцифровывалось и записывалось.

Варвара также узнала, что в своей истории люди создали ещё и “магические” цифры, как, например, число 12, 7 или 360, или “несчастливое” число “13” , отождествляя эти числа с богом. Некоторые люди начинали верить цифрам больше, чем это нужно для обычной жизни, и тогда они шли к специалисту по магическим цифрам - нумерологу, кто вычислял магические цифры их дня рождения, имени и они платили большие деньги за обладание этими цифрами и даже меняли свои имена, подчиняясь кем-то придуманной магии цифр.

Для политиков цифры играли важнейшую роль в борьбе за места в правительстве.

Результаты работы правительств оценивались не населением, живущим в стране, а цифрами статистики. У кого из политиков эти цифры были “лучше”, тот и выигрывал предвыборные дебаты, обливая противника потоком “ плохой” статистики. При этом население, как заворожённое, слушало об этих цифрах, отражающих улучшение жизненного уровня, уменьшение криминальных преступлений, увеличение производства, но не видя реальных сдвигов в своей жизни. Все думали, что где-то стало лучше, но никто не знал - где именно. Статистика манипулировала “ средними” очень неконкретными понятиями.

Варвару поставили работать в отдел, отвечающей за статистику рождений и смерти в Европе, странах Азии и Америки. Она собирала данные (которые проверить никак не могла), делала таблицы, усредняла, экстраполировала и выдавала результаты. И тут-то лежал первый камень преткновения: её шеф.

Он вызвал Варвару и сказал, что скоро новые выборы в Европейский Парламент, поэтому она должна постараться отразить положительные изменения в статистике населения за последние три года. Он повторил слово “положительные” с ударением.

Она пошла домой немного удивлённая. Она любила все цифры, но теперь ей предлагалось выбрать одни и спрятать другие. Она села на лавочку в саду и задумалась. В сад вбежал маленький мальчик. В руках его был игрушечный паровозик-модель. Глаза его горели счастьем и маленький рот улыбался. В его мире всё было просто. Он подбежал к Варваре, сидевшей в задумчивости на скамейке, и протянул ей игрушечный паровозик. “На, тётя! Не горюй! Смотри, какой паровозик!”

Она взяла в руки игрушку и стала улыбаться. Мальчик засмеялся. “Это тебе - от меня”, - сказал малыш, повернулся и через минуту исчез. Больше она его не видела, а у неё появился первый паровозик, положивший начало её счастливой коллекции. Она приняла решение.

Цифры не могли подчиняться манипуляциям людей - иначе они не могли отражать реальный мир. Иначе они были фальшивыми. Она проработала в бюро только три месяца, но ей стало ясно, что люди там интересовались не цифрами, а своим положением, зарплатой, политикой, всем, чем угодно - но только не цифрами, отражающими мир. Да и их цифры иногда были поддельными. Скандал в Японии, где умершие люди не регистрировались годами из-за выплаты пенсий, сильно увеличил статистическую продолжительность жизни жителей этой очень честной страны. Теперь она знала, что газетная статистика отражает не мир, а желание людей что-то доказать, что-то продать, кого-то убедить. И дело-то, в общем, не в цифрах, а в людях.

Тогда она решила покинуть работу. К её счастью, она получила предложение от красавца-Фритца, который учился с ней в одной группе в университете, выйти замуж. И она решила - уж лучше быть женой, чем управлять Европой через

“правильные” цифры. Она набрала его номер, а когда он взял трубку, она просто сказала” Я согласна”.

С тех пор она больше не выписывала газет, где статистика играла основную роль в способе влияния на читателей, не смотрела политические дебаты, а вместо этого стала собирать коллекцию моделей-паровозиков. Любовь её к цифрам не уменьшилась, но она не обсуждала этого с людьми и не вовлекала в математические дебаты своего красивого мужа. Она была счастлива...

3. Как Варвара стала девушкой.

Варвара с детства знала, что красавицей она не родилась и никогда не будет. Её мама умерла, когда Варваре было 12 лет, а папы она не знала. С 12 лет она жила в семье своего дяди Ульрика, который не имел детей и жил со своим “Солнышком”, как он называл свою жену, в небольшой деревушке под Западным Берлином. Любви к своей особе она в этой семье не чувствовала.

Ульрик был лысым дядей с круглым брюшком и потеющей красной физиономией. Он работал на какой-то большой фирме и занимал там хороший пост. Его жена давно не работала, занимаясь домом, садом, Ульриком, частыми гостями и сопровождала мужа в поездках по разным странам.

Варвару в доме замечали мало, да и Варвара предпочитала уединение в своей маленькой комнатке долгим и нудным разговорам с Ульриком, прочитавшим все на свете книги и помнившим все исторические даты. “Солнышко” была особой молчаливой и покорной. Она иногда гладила Варвару по торчащим в стороны неубранным волосам и вздыхала.

Дядя Ульрик часто говорил Варваре, что она уродилась некрасивой, поэтому должна быть умной. Но как быть умной, он не объяснял. Варвара помогала “Солнышку” по дому и саду, а в свободное время решала математические задачи и головоломки. Математика и числа были её миром (или - как многие говорили ку-миром), куда она не допускала никого.

В школе она отличалась средним усердием и подруг у неё не было - кто же хотел дружить с такой уродливой девочкой? Да и платьями, сплетнями, музыкальными новинками и сладкими конфетами - всем этим примитивным миром маленьких избалованных родителями девочек, она не интересовалась.

Жизнь Варвары была простой, и она, казалось, была довольна всем. Ела она всё - без разбора, но если ей что-то нравилось, она ела, пока не переедала, и позже уже не возвращалась к этому блюду. Так однажды, когда они с “Солнышком” собирали вишни в саду, она съела две большие миски вишен, до боли в животе, но потом она не ела вишен долгие годы - она ими “насытилась” почти на всю жизнь.

Когда Варваре исполнилось 14 лет, грудь её набухла, а бёдра расширились, и она заметила, что в классе были и мальчишки. Они шумели, шалили, толкали девчонок в грудь на переменах. Что-то Варваре в них нравилось - наверное то, что они были естественны и делали, что хотели - в противоположность девочкам, которым нужно было себя “вести” правильно - только вот куда и кого - “вести” - Варвара не знала.

Мальчишки её за девочку не принимали - за её некрасивость и неумение “правильно” одеваться, поэтому ей было легко проникнуть на их сборища, где они её угощали алкоголем (он ей не понравился), давали курить ( и это ей не пришлось по душе), но не пытались ни обнять, ни поцеловать. Они её просто не замеачли, а она, Варвара, могла наблюдать их мальчишеское братство - простое, немного дикое, но естественное.

Первый раз в своей жизни она задумалась, почему же её дядя Ульрик не имел детей. Когда они с “Солнышком” прибирали дом, она неожиданно спросила: “ Тётя Лиза! Почему у вас с дядей Ульриком нет детей?”

Варвара уже знала про секс, пенис, коитус (так называли секс в научных журналах), роль месячных и роль 20.000 женских яйцеклеток. “Солнышко” покраснела немного и сказала, что у дяди Ульрика в его детстве, когда он был ещё маленьким мальчиком, собака соседа, немецкая овчарка, откусила “колокольчики”, как в народе называли мужскую мошонку, поэтому дядя Ульрик не мог производить сперму. Да и пенис его пострадал от ретивой собаки соседа (об этом “Солнышко” не сказала, а только подумала). Пенис Ульрика стал скрюченным и годился только для выпускания тонкой струйки желтоватой вонючей жидкости, которую производило его могучее тело, перерабатывая ежедневную дозу пива, дорогих вин и коньяков.

После минуты молчания Варвара спросила: “ Тётя Лиза! А как же ты получаешь оргазм? И зачем же ты живёшь с дядей Ульриком?”

“Солнышко” улыбнулась, что случалось крайне редко.

-Милая моя девочка! Когда ты подрастёшь, ты поймёшь, что оргазм женщины может быть и без мужчины, ну а Ульрик? С ним - удобно и надёжно. У меня есть дом, сад, положение, поездки в отпуск, небольшой счёт. Что ещё нужно в этой жизни?

Варвара больше не спрашивала. Она уже знала о женском и мужском оргазме, но никогда его не испытывала, и только иногда, когда она торопилась и одна нога (довольно полная) тёрлась о другую, что-то сладко сжималось в её промеженности.

Она только удивлялась тому, как Варварино тело делало что-то без её, Варвары, контроля. Позже она узнала о гормонах и их почти неуправляемой роли в жизни людей.

Однажды она стояла под вечерним душем, и упругая струя случяйно попала между её ног. Её облило чувство сладостного трепета внутри. Чувство длилось только одну секунду, но она уже поняла - то был первый предвестник оргазма. Она теперь уже сама направила струю тёплой воды между ног, где между побритыми краями мягкой плоти начинался вход в её внутреннюю Варвару. Через минуту мощные волны вибраций сотрясли всё её тело и она, изнемогая, легла на пол душевой кабины. Её оргазм был настоящий и без всякого мужчины. Теперь она поняла, о чём ей говорила “Солнышко”. Она открыла для себя секрет женского тела. И пусть она некрасива - это не имело никакого значения! Она была счастлива...

4. Как Варвара вышла замуж

Когда Варвара закончила школу, она поступила на математический факультет Берлинского университета и уехала из дядиной деревни в общежитие для студентов.

Она радовалась свободе студенческой жизни, хотя подруг у неё по-прежнему не было. В группе студентов-математиков было 70% мальчиков и только несколько девочек.

В общежитии было шумно, и студенты часто устраивали вечеринки с выпивкой. Она приходила на эти вечеринки, хотя её никто не приглашал, но никто и не прогонял, боясь показаться неучтивым к бедной, некрасивой девочке. Варвара вела себя естественно, не навяывая своего общества никому.

На одной из таких вечеринок к ней подошёл красавец Фритц, учившейся с Варварой в одной группе, и пригласил её в кино. В него были влюблены все девчонки не только математического факультета, но и всего университета. Он напоминал Аполлона с картинок древней истории - стройный, высокий, элегантный, с пушистой, чуть кучерявой тёмной шевелюрой и смеющимися голубыми глазами с ободком чёрных густых рестниц и обязательной бабочкой-галстуком - вобщем, он был действительно очень красив.

Фритц любил дорогие костюмы, имел старенькую машину - мечту каждого студента - и происходил из старинного немецкого рода, имевшего приставку “фон”. Он был “фон Шнайдер” от рождения . Отец его погиб под советским Сталинградом, а мать заболела от горя и не перенесла тяжёлого известия с фронта - она умерла, когда Фритц был ещё маленьким, и его воспитывали дальние родственники, жившие в Швардсвальде. Он был способным студентом и любил математику.

Когда он подошёл к Варваре, она опешила. В кино? Она не ходила в кино - денег на это у неё не оставалось, но она поспешила ответить с улыбкой - “Да”.

Он тут же исчез, и она подумала, что это ей всё приснилось, а вечером она испытала сильный оргазм под струёй душа, когда она подумала о Фритце.

На следующий день, после занятий, Варвара увидела Фритца при выходе с факультета. Он держал в руках крошечный букет цветов. Фритц мягко улыбнулся Варваре и протянул ей цветы.

-Пошли? сказал он просто, и они пошли рядом - Варвара, в своём старомодном коротковатом зелёном пальто, и Фритц, одетый по последней моде - элегантный и улыбающийся.

Картина в кино оказалась интересной, и они грызли в темноте кукурузные палочки и смеялись. Иногда их руки встречались в темноте в поисках новой кукурузной палочки в кульке, и тогда по телу Варвары пробегала горячая волна сексуального желания.

После кино они зашли в дешёвое кафе, где пили кофе с бутербродами и обсуждали фильм, весело смеясь. Им было хорошо и естественно вдвоём. Она и забыла, что была некрасивой. Варваре было просто хорошо. Она была счастлива.

Так было положено начало их отношениям. Они оставались друзьями, ходили иногда в кино, зимой - на каток, выезжали весной в лес под Берлин на старенькой машине Фритца слушать соловьёв.

Полной близости между ними не было - но от этого никто, казалось, не страдал. Варвара хранила тайну своих оргазмов в душевой комнате глубоко в себе, а про Фритца ходили слухи, что он наведывается на улицу “красных фонарей” - она его об этом никогда не спрашивала - да и зачем? Ей было с ним хорошо и естественно - что ей ещё надо? Она имела кусочек своего счастья с ним, самым красивым человеком, которого она когда-либо встречала.

Другие девушки на факультете смотрели на их дружбу, как на причуду Фритца, и каждый день ждали, что он бросит некрасивую Варвару, но... дни проходили и их видели вдвоём то там, то тут.

В чём же было дело?

А дело было довольно просто: Фритц терпеть не мог искусственных, капризных, требующих подарков и часто истеричных современных красавиц. С ними была одна морока. Они требовали постоянных уверений в любви, устраивали сцены, если не получали, чего хотели, сидели на диетах и ничего не ели для достижения нереальной супер-тонкой и совсем непривлекательной фигуры, часто впадали в депрессии (наверно, есть хотели - думал он) и все они пробовали при первой же возможности переделать его привычки.

Секс с такими красавицами был небезопасным - за каждой красавицей стоял её отец со свадебным контрактом на готове. А Фритц любил свободу и себя. Секс можно было купить - без проблем и последствий - и небольшие деньги для этого у него были, а Варвара была очень хорошим, весёлым, нетребовательным другом, благодарным за малое. С ней он мог быть самим собой без боязни увязнуть в серьёзные отношения.

Между ними не было этой гормонально-горячечной любви, делающим взгляд человека похожим на луч света от карманного фонарика, пытающийся высветить в темноте всегда только одно и тоже лицо в огромной толпе людей, который обычно кончал светить, когда разряжалась батарейка-любовь, но между ними было гораздо более важное - доверие, радость совместных встреч и естественность поведения. Оба были сиротами, оба - надеялись только на себя.

Об интимных отношениях с Варварой он даже не задумывался, да и зачем было портить их совместную, неотягощённую обязательствами жизнь.

Проходили годы. Они почти закончили университет, делая свои дипломные работы: Варвара - в Европейском статистическом бюро, а он - в международном исследовательском институте НАТО, куда его взяли на летнюю практику.

Первый раз он был вдали от Варвары, с кем он обычно делился своими мыслями, небольшими заботами и весёлыми историями.

Место было чудесное, на юге Италии, где вечерние бары были заполненны чуть полноватыми, валоокими, перекрашенными блондинками с сильным макияжем и затянутыми до состояния лопающихся по швам гусениц, блестевших мишурой, как новогодняя ёлка и глотающих граппу со скоростью, изумившей бы любого немецкого пивовара - таковы уж были тут девушки-итальянки! Но все они были рьяными католичками, мечтали о богатом муже без права на развод и прекрасно знали, что итальянская красота - быстро переходящая под натиском ежедневных тарелок со спагетти, океана оливкового масла и многолитровых вливаний в прекрасные ротики красного и белого вина, что превращало их мягкие, белые тела уже к сорока годам в безталиевые, бочкообразные колонны, опирающиеся на толстенькие, кривоватые ножки. Но их любовь к мишуре и макияжу не засыпала до старости, требуя от их мужей ежегодных вложений в бриллианты, жемчуга, кораллы, и виллы, полные каррарского мрамора с обязательными бассейнами и романтическими названиями, как “ Вилла Дольче”.

Эти хитрые красавицы знали, что работающие в НАТО как военные, так и учёные, кроме очень хорошей зарплаты и пенсии, были ещё совершенно незаслуженно освобождены от налогов, поэтому увидев в баре красавца Фритца, они тут же стали соревноваться за его внимание, тело и - в будущем - за его кошелёк и положение.

Киски прилагали все усилия, но Фритц, казалось, был непробиваем под натиском их нехитрых, чисто женских аттак. Он пил с ними граппу, ел оливки, улыбался, но к себе не приглашал. Он знал, что и здесь, в Италии, можно купить недорогую, но ни к чему не обязывающую ночь с медицинско-проверенной женщиной, занимающейся этим древним и полезным для мужчины бизнесом ещё со времён Помпей.

Он раборал с усердием в исследовательском центре НАТО, но по вечерам скучал в обществе этих всегда одинаковых, неестественных барных красавиц, иногда представляя каково же будет их мужьям проснуться рядом с таким сокровищем без макияжа, фальшивых рестниц, нарисованных бровей и с растрёпанной причёской. Ему хотелось поделиться увиденным с Варварой - простой и некрасивой, но всегда в хорошем настроении и с отменным аппетитом немецкой девушки из деревни.

Он звонил ей несколько раз в Бюро, где она была на дипломной практике, но телефон не мог передать всё, что накопилось в нём, и он начал подумывать о ней как о спутнице жизни.

Вместе с окончанием практики, в институте НАТО Фритцу предложили трёхлетний, очень выгодный контракт, как молодому начинающему учёному. Он, конечно, тут же согласился, но перспектива быть в этом маленьком илатьянском городке три (а может, и больше) года одному - без весёлой Варвары, показалось ему тягостной. Он решил позвонил в её бюро, где ей тоже предложили место работы, и тут же, по телефону, просто сказал ей: “Варвара, а почему бы нам не пожениться?”

В трубке сначала была длительная пауза, а потом зазвучал обычный Варварин голос: “Дай мне подумать”.

Он ответил: “ Хорошо”. На этом их разговор и окончился. Не было сказано ни слова о любви, но оба хорошо поняли, что речь шла о создании маленькой группы, которую в обществе называли “семьёй”, где люди добровольно жили вместе, так как именно в этой группе они могли чувствовать себя “дома” и производить потомство. Оба знали интуитивно, что любовь - проходяща, но дружба, открытость, совместная помощь и лояльность определяли возможность счастливой жизни людей в семье.

Обычно в Германии христианская религия определяла, что в такой группе - семье - был один мужчина и одна женщина (или двое мужчин/две женщины - в современном варианте). В муслимской религии рамки такой группы расширялись, но строго регламентировались законом шариата, разрешая в группе быть одному мужчине и максимально четырём женщинам (правда, и там были исключения со множеством женщин, но всегда только одним мужчиной).

Варвара любила цифры, поэтому услышав о предложении Фритца создать семь-ю, она решила, что семь-я - это слишком много, помня о семье своего дяди Ульрика и несчастливой судьбе тёти Лизы.

Она не звонила Фритцу 14 дней, думая о его предложении - без особого энтузиазма. А зачем было создавать эту группу, записывая своё решение в документы немецкого общества? Их дружба была глубокой, но не отягощённой претензиями друг к другу. Ей было хорошо с Фритцем, но хорошо и одной.

Но тут наступил кризис в её бюро Европейской Статистики, где ей был предложен тест Люшера (так она называла для себя любой выбор в жизни): поступиться чистотой цифр и манипулировать ими во имя вечно изменяющейся политики или сохранить чистоту любимых цифр и стать фрау “фон Шнайдер”.

Она набрала номер Фритца. Она прошла тест Люшера. Выбор был сделан. Телефон сразу соединился с его конторой, где работал Фритц, и Варвара весело сказала “Я согласна” .

5. Как Варвара провела свою первую брачную ночь

Фритц вернулся ненадолго в Берлин. Он был рад увидеть опять Варвару - и они проговорили в маленьком кафе несколько часов - пока кафе не закрыли, а их не выгнали на дождливую, тёмную, мокрую улицу.

Они договорились встретиться в мерии на следующий день с документами. Варвара пришла в мерию в своём обычном, старомодном костюме: практичных брюках и цветастой блузке, а Фритц пришёл одетым в новый итальянский костюм и новый шёлковый галстук-бабочку - в этот раз в горошек. Он принёс букет сильно пахнущих лесных ландышей, которые Варвара очень любила.

Девушка в регистрационном отделе мерии просмотрела их бумаги и спросила о свидетелях. Обычно бумаги о браке подписывались в сопровождении со всеми надоевшим свадебным маршем, обручальными кольцами, бутылкой шампанского и в присутствии двух свидетелей и кучи родственников с обеих сторон, но тут и Варвара, и Фритц были сиротами, а дальних родственников оповещать они не хотели.

Фритц позвонил двум своим сокурсникам, жившим неподалёку от мерии, и они явились туда уже через десять минут. Оба были математиками и мало интересовались жизнью общества. Они поставили свои подписи на документе, где уже расписались Варвара с Фритцом, девушка шлёпнула печатью мерии и расписалась сама.

Регистрационная девушка спросила у Фритца о кольцах, и он вынул из кармана два пласмассовых кольца, сделанным им наспех из горлышка бутылки из-под сельтеровской воды. Девушка из регистрации удивилась, но ничего не сказала, одев пластмассовые кружочки на пальцы этой очень странной пары. Они, улыбаясь, обменялись кольцами, которые свободно болтались на их пальцах, засмеялись, поблагодарили девушку за регистрацию и пошли к двери мерии.

Дело было окончено: Варвара вышла из мерии с букетом сильно пахнущих ландышей и новым именем “фон Шнайдер”. Кольца они тут же выбросили в ближайшую урну. Это окольцовывание, как кур на фермах, всегда вызывало у обоих смех.

Варвара улыбалась, глядя на своего “группен фюрера” - как она называла Фритца. Фритц сказал, чтобы она собрала вечером свои вещи, так как уже на следующее утро они уезжали на старенькой машине на юг Италии, где Фритц получил работу в международном научном центре НАТО.

Они расстались после маленького ужина в кафе, поцеловав друг друга в щёчку.

Варвара пришла домой, или в ту маленькую комнатку, которую она снимала после окончания университета, собрала за полчаса свой нехитрый багаж, помылась в душе, получив свой оргазм под упругой струёй воды и совершенно счастливая отправилась спать - последнюю ночь в полном одиночестве, которым она никогда не тяготилась. В чемодан она положила тот паровозик, который ей подарил маленький мальчик в парке. Так прошла её первая брачная ночь.

Она не знала, где провёл эту первую брачную ночь её Фритц, но она этим мало интересовалась, предпочитая реальность ненужной и опасной привычке фантазировать о том, чего нет на самом деле. Она была математиком, а не фантастом.

Когда она была с Фритцем, она была с ним на все 100%, не думая ни о чём другом. Когда же его не было рядом, она концентрировала своё внимание на том, что она делала в данный момент, отдаваясь делу со сто процентной отдачей. Это был её маленький секрет ежедневного счастья. С глаз долой - из сердца (и разума) вон. Эти слова были её ежедневной мантрой.

Она легла одна в своей новобрачной постели и уснула с улыбкой на большом и не слишком красивом рту. Она была просто счастлива.

6. Как Варвара приехала в Италию

На следующее утро Варвара встала рано утром, умылась и вынесла свой единственный, потёртый чемодан на улицу. Утро было прохладным, но дождь, барабанивший уже три дня, перестал, оставив после себя влажный воздух и запах свежей древесной коры, напомнавшей запах чуть испортившегося сыра с плесенью.

Варвара жила около старинного парка, где вдоль аллей росли старые буки и даже несколько вековых платанов. Все деревья парка имели инвентарный номер с особой табличкой, показывающей, с присущей Германии аккуратностью, возраст деревьев, их название и место происхождения. Деревья стояли в парке, как солдаты в строю, но Варвара любила цифры, поэтому такой порядок её не пугал, а даже успокаивал.

Через четверть часа подъехала старенькая машина, из которой появилось смеющееся лицо Фритца. Машина остановилась около неё, Фритц в дорожном костюме и тёмных очках помог Варваре погрузить её старенький чемодан в багажник, где стоял довольно большой, модный, кожанный чемодан её нового мужа. Варвара вспыхнув неуклюжей широкой улыбкой, обнажвшей её крупные, некрасивые зубы, села рядом с ним. Путешествие в Италию началось!

Они ехали к новому месту работы Фритца через всю Италию. Она в Италии нигде не была, кроме Сан-Ремо и Рапалло, находившихся рядом с французской границей, где она отдыхала на каникулах вместе с дядей Ульриком и его “Солнышком” много лет назад.

Теперь Варвара ехала вместе с Фритцем, который должен был приступить к новой работе в международном исследовательском центре НАТО через неделю. Они быстро пересекли Германию, останавливаясь только на заправку на маленьких бензоколонках, где был вонючий туалет и продавалась содовая вода, плохой кофе и чуть засохшие бутерброды для проезжающих мимо.

Варвара была довольна всем этим дорожным неустроенным миром и весело уплетала чёрствый хлеб и заветревшую колбасу, уверенная в том, что её немецкий мощный желудок переварит всю эту не очень деликатную пищу без проблем, наполнив её тело нужной для дальнего путешествия энергией.

Дорожный, пахнущий мочёй и отходами человеческого тела туалет её тоже не смущал. Она не была воспитана в подавлении естественных звуков, выходивших из её тела по нескольку раз в день, включая случающаюся по утрам, а иногда и после еды, бесшумною или сопровождающуюся тонким посвистыванием дегазацию, и часто она принюхивалась, как зверь, к этим выходившим из неё запахам, определяя по ним степень забитости своего желудка. После больших утренних испражнений она, с педантичностью учёного-математика, заглядывала в фарфоровую вазу туалета, определяя качество переваривания по цвету, количеству и консистенции выходившего.

Здоровье Варвары было отменное, и она не болела ничем кроме редких простуд, укладывающих её в постель для отдыха на два-три дня.

Фритц же был более женственным с его нарциссическими наклонностями к хорошей одежде, дорогому одеколону и неизменным взглядам в любое попадавшееся на его пути зеркало, в котором отражался голубоглазый красавец с тёмным ободком бархатных ресниц и улыбкой Аполлона, увидевшего обнажённую нимфу. Он старался быстрее оставить неудобную дорогу с её неустроенной жизнью, поэтому он гнал машину почти без остановки через Германию, Швейцарию, с живописными горами и умопомрачительными ценами, в Италию. Они пересекли Итальянскую границу уже в первый день путешествия. Машина ехала легко и без сбоя.

Италия встретила их дождём, рисовыми полями и тратториями - маленькими придорожными ресторанчиками, где толстая иральянская мамма подавала проезжающим то, что она готовила для своих гостей с утра. Обычно меню в этих харчевнях было простое, но всё было свеже приготовленное, без ненужных модных заковыров - спагетти, соус, много свежего пшеничного хлеба, “инсалато помодори” - салат с помидорами и неизменный кувшинчик с местным вином - белым или красным. Обычно трапеза заканчивалась чашечной крепкого эспрессо или “дольче” - сладостями. Все пили вино и никто не заботился о том, что алкоголь в крови мог сделать езду на дорогах более опасной. Наверное, в Итальянской крови с детства было столько алкоголя, что без этой ежедневной дозы перебродившего виноградного сока разумная жизнь итальянцев была просто немыслима. Пили все - включая жандармов полиции, сидевших тут же, в углу траттории.

Варвара и Фритц съели всё, что принесла им на подносе итальянская мамма (так произносили илальянцы) в запачанном переднике, а потом ещё долго сидели с малюсенькой чашечкой крепкого итальянского эспрессо - сытые, усталые и довольные началом их совместной жизни. Оба молчали и впитывали в себя мирную картину итальянской жизни, отражаемой в этой маленькой, придорожной, увитой виноградником траттории.

Для Варвары всё это было новым, и она с радостью наблюдала за привычками тех людей, с которыми ей предстояло разделить следующие три года (а может, и больше - если контракт будет продлён) жизни в Италии - её новой стране.

Они доехали к вечеру до Кремоны, где создавались самые певучие скрипки в мире с помощью умелых итальянских пальцев и многовековых секретов семьи Страдивари. Они нашли там маленькую придорожную гостинницу, где им дали ключ от номера, гв котором кроме двух узких кроватей, шкафа, стола, одного продавленного стула, рукомойника и туалета с душем, не было ничего. Окно выходило на задний двор, где стояли помойные вёдра, у которых сидели три облезлых, тощих кота.

Но они устали от дороги, впечатлений, поэтому быстро сняли дорожные, пропахшие потом и пылью одежды и после короткого освежающего тела душа легли каждый в свою кровать. Фритц поцеловал Варвару в лобик и пожелал хорошего сна. Она улыбнулась ему в ответ, но он уже выключил свет и не видел её ответной улыбки.

Она уснула, быстро провалившись в глубокое забытьё. Она,будучи женой Фритца уже два дня, так и оставалась девственницей, что её нисколько не тяготило. Она была просто счастлива.

7. Почему Варвара не венчалась в церкви

На следующее утро Варвара проснулась рано утром и услышала шум воды в ванной комнате. Она и забыла, что была в комнате этой маленькой итальянской гостинницы, стоящей на дороге в Рим, и была она там не одна в то прохладное, чуть влажное после вчерашнего дождя утро. Фритц мылся под душем, насвистывая какую-то мелодию себе под нос. Варвара улыбнулась. Ей нравилась мысль, что этот красивый человек был рядом с ней, да ещё и назывался её мужем. И ей было забавно от мысли, что жизнь человека может измениться так быстро после какой-то незначительной карючки под бумагой, лежащей в далёкой конторе.

Она была та же Варвара - до подписания бумаги и после. Она ничуть не изменилась. Фритц был тем же - красавцем мужчиной и хорошим и надёжным другом в её жизни, и всё же... что-то было новое. Она ещё не вылезала из тёплой после сна постели и думала, а была бы их жизнь иной, если бы они венчались в церкви?

Вопрос с религией и церковью был для Варвары туманным. Она не понимала, почему существует много столь противоречивых описаний Бога и так много религий. Церковь была для неё нечто похожим на университет или школу спиритуальности. В мире было много университетов, но в какой бы стране люди не получали образование, язык математики был един и понятен всем. Теорема Пифагора и уравнения Пуанкаре могли обсуждаться людьми разных национальностей и религий, с общим пониманием. Конечно, и в математике были спорные и нерешённые задачи и головоломки, но никто не убивал друг друга из-за математики, доказывая, что его метод лучше, чем другие.

Математика выработала веками существующую общность языка, описывающую цифрами и символами процессы всего сущного. Религии же описывали Бога противоречиво, эмоционально и никак не могли придти к единству определений: что такое душа, дух, ангелы, и, наконец, Бог и как можно его увидеть или, по крайней мере, познать. Как можно родить человека и быть непорочной? Что происходит с человеком после смерти? Все эти загадки и головоломки предлагались решать только одним методом - слепой верой, или, по крайней мере, как в Буддизме, на основе индивидуального, субъективного метода, которого проверить было никак нельзя.

Все религии предлагали свои правила довольно жёсткой организации повседневной жизни людей, регламентирующие повседневную еду, одежду, нормы поведения как индивидуальные, так и групповые, и даже распространяющиеся на само тело человека и его отдельные части (как длинна волос, закрывание женского лица и изменение самих половых органов людей - обрезание плоти на пенисе или клиториса в женской промеженности). Невыполнение этих норм каралось разными методами, включающими в некоторых религиях и смертную казнь, но не от руки Бога, хотя утверждалось, что именно он передал людям эти правила жизни, а от рук самих же людей.

Всё это, включая острижение волос, обрезание, купание младенцев в серебрянных чанах, съедание тонких облаток в воскресные дни казалось Варваре странным, ничем не обоснованным актом, мало чем помогающим людям в поисках познания Бога.

В церковь ни она, ни Фритц не ходили, хотя её дядя Ульрик заставил Варвару закончить воскресную школу в протестанской церкви. Школа была закончена, и Варвара знала десять заповедей хорошего христианина. Когда она подросла и стала студенткой, она удивлялась, что люди продолжали ходить в церкви каждое воскресенье, где читались проповеди, основанные на той же противоречивой книге, написанной несколькими, очень разными людьми и не содержащим ни одной записи, сделанным самим Христом.

Она считала, что если человек понял и выучил, как надо жить, то дальше дело - практики. Не убивай, не кради, не переедай, не ври, помогай ближнему - все эти простые законы нуждались в практике, но, казалось, люди помнили об этих нормах только в церкви, забывая напрочь учение о Боге сразу же при выходе из неё, поэтому они приходили орять и опять - как нерадивые и нехотящие выучивать простой урок школьники.

Варвара поняла все десять заповедей христианства ещё в детстве и старалась выполнять их каждый день. Поэтому, как хороший ученик, получивший выпускной диплом, в церковь она больше не заглядывала, так как дальнейшего развития своей личности там она не видела. Религии боролись за то, чтобы затормозить малейшие попытки в области новых методов описания и познания Бога. Во всех религиях знания о Боге были абсолютными и не подлежащими никаким изменениям. А это она считала даже опасным, понимая, что любые знания - относительны, а без развития знаний никакой прогресс, в том числе и в области религии, невозможен. Без прогресса же не было и поступательного развитя всего человечества как разумной, доброй, и счастливой группы людей, живущих вместе на нашей земле.

Поэтому вопрос о венчании в церкви между Варварой и Фритцем никогда не вставал - она не видела никакого смысла участвовать в театральном представлении, включающем немыслимо дорогие костюмы, нелепые действия как пение тоскливых псалмов, обсыпание рисом, киданием через голову букетов с цветами, ужином, стоящим целое состояние и получением множества ненужных подарков. Она опять улыбнулась. Шум воды в ванной прекратился, и на пороге показался Фритц - свежий, выбритый, в красивом костюме и неизменным галстуком-бабочкой - в этот день галстук был голубого цвета, как его глаза.

 - Вставай, крошка - сказал он - Мы выезжаем через пять минут!

Он взял свой чемодан и стал спускаться к машине. Варвара быстренько умылась, натянула те же брюки и блузку с цветами и поспешила со своим чемоданом вниз. Фритц ждал её у машины. Они сели, и через минуту машина мчалась в сторону Рима. Варвара в Риме никогда не была. Она посмотрела на Фритца, крутившего руль и смотревшего на дорогу, и её некрасивый рот растянулся в детской улыбке. Она была просто счастлива!

8. Как Варвара ехала в Рим.

Машина весело катилась по Италии в сторону Рима, но через час Варвара почувствовала признаки голода. Она и Фритц ели последний раз в траттории по дороге в Кремону, и она попросила Фритца остановиться где-нибудь для завтрака.

 По дороге лежал пахнущий шоколадом старинный город Верона, состоящий из самого старого в Европе университета и множества маленьких шоколадных магазинчиков, где итальянцы с 17 века производили самый вкусный в Италии шоколад. Шоколад производился вручную, и каждый магазинчик имел свой секретный рецепт.

 Они остановились около одной, показавшейся им аппетитной, вывески. В малюсеньком шоколадном кафе подавали горячий шоколад в больших круглых чашках и было 5-6 сортов шоколадных тортов и пирожных. Обычно итальянцы приходили в такие шоколадные кафе к вечеру, но торты продавались уже с утра.

Варвара и Фритц заказали по чашке горячего шоколада, и когда эта чудесно пахнущая шоколадом и свежим молоком жидкость заполнила их голодные желудки, они почувствовали умиротворение и радость. Их путешествие и новая совместная жизнь начались чудесно, и каждый день приносил обоим радость и новые впечатления.

Губы Варвары были выпачканы в шоколаде, И Фритц попытался салфеткой вытереть коричневую полосу над её верхней губой, но Варвара фыркнула, и шоколад попал на его лицо. Он засмеялся, опустил кончики своих длинных аростократических пальцев в свою кружку и нарисовал на лице Варвары шоколадные усы. Они веселились, как дети. Официантка, видя их игру, принесла им кусок шоколадного торта. 'Презенто', - сказала она. Торт был подарком.

Они взяли по ложке и стали вместе есть шоколадный торт. Он таял во рту, оставляя ощущение чего-то воздушного, мягкого и ароматного. Они никогда не ели такого хорошего торта в своей жизни. В нём было огромное количества отличного шоколада, сахара, масла, яиц и калорий, и ни одна из современных красавиц не отважилась бы съесть его без укора совести, да ещё и на завтрак.

Варвара всегда делала то, что ей нравилось, и когда она ела, то ела она с радостью, не думая о фигуре, но сосредотачиваясь на сиюминутном удовольствии. Фритц же был от природы создан стройным, вне зависимости от того, что и сколько он ел. Оба наслаждались утром, шоколадом, тортом и обществом друг друга.

- Грациа, сеньора! - сказал Фритц официантке, расплатившись за горячий шоколад, и они пошли к машине. Их путь продолжался через Ассиси - святой город, где много веков назад молодой грешник Франциско, увидев знак от Бога, обосновал орден Францисканцев, ходивших по Италии в сандалях, подпоясывающихся верёвкой и славивших Бога.

В Ассиси они не завернули, проехав вокруг города. Фритц свернул на газолиновую станцию и заправил машину. Варвара вышла размять ноги. Когда она села в машину, она вдруг заметила, что у неё нет на руке маленьких часиков, которые ей передали после смерти её матери. Часики были недорогие, но это была память о её маме, и Варвара опечалилась.

Упали ли часики с руки, когда они ели шоколад в Вероне? Она не помнила. А попросить Фритца повернуть машину назад она не решалась: у него была назначена встреча в Риме после обеда, и они торопились.

Тогда она решилась на отчаянный шаг - она крепко закрыла глаза и мысленно попросила Франциско Ассиского помочь ей найти мамины часы. Когда она открыла глаза, перед ней стоял Фритц и улыбался.

 -Смотри, крошка, что я нашёл в туалете - сказал он,подавая Варваре её часы.

 -Не оставляй свои часы в туалетах! Если бы я не вошёл после тебя, их бы забрали другие.

Варвара поцеловала в щёчку Фритца и мысленно поблагодарила Франциско.

Когда они поехали дальше по дороге в Рим, она улыбалась. Она не была уверенна, было ли всё происшедшее игрой случая или имело отношение к Богу, да это было для Варвары и неважно - она была просто счастлива.

9. Как Варвара встретилась с Папой римским

К полудню Варвара и Фритц добрались до шумного и многолюдного Рима. Они нашли свою маленькую недорогую гостинницу, оставили там вещи и разошлись - у Фритца была назначена встреча в министерстве, где он подписывал свой трёхлетний контракт, а Варвара отправилась смотреть город одна.

Карты города у неё не было, да и она предпочитала случайности вести её по новым местам. Так было гораздо интересней. В её старомодной сумочке лежал адрес их гостинницы, а Фритц не мог вернуться раньше вечера, так что она была свободна делать и смотреть, что хотела.

Она повернула два раза направо и оказалась на большой улице с магазинами, церквями и толпами народа, ходившего туда и сюда, казалось, без всякой цели.

Фритц попросил её купить ему две итальянские рубашки любимого в Италии чёрного мафиозного цвета, и она зашла в первый попавшийся ей на пути маленький магазинчик, где продавались только мужские рубашки всех цветов и на все вкусы.

В магазине она поняла, что чёрный цвет был любим итальянскими мужчинами, может, потому что он скрывал их толстенькие брюшки, набитые антипасто (закусками), пасто (макаронами) и дегестиво (специальными ликёрами для улучшения их вечно страдающего от объедания пищеварения).

В магазинчике целая стена-стеллаж была покрыта чёрными рубашками. Варвара выбрала две - с короткими и длинными рукавами, заплатила столько, сколько в Германии стоила бы дюжина добротных немецких рубашек, но о цене она не думала: Фритц получил хорошие деньги, выданные ему на переезд к новому месту работы, которые они и тратили во время этой поездки.

У неё ещё оставались деньги, и она, получив большой покет с бережно завёрнутыми в шелковистую бумагу рубашками, решила зайти в дамский магазин.

Ей самой было ничего не надо: она не обращала большого внимания на свою одежду, не поддаваясь на вечно меняющимся в форме и расцветке тенденциям в упаковке всё того же женского тела, называемых - модой. Она одевалась чистенько, используя свой индивидуальный добротно-немецкий стиль одежды безвременья - вечно-немнущиеся брюки или юбки - всегда закрывающие колени - самую некрасивую, по Варвариному мнению, часть женского тела, цветастые свободные блузки, вязанные в немецких деревнях чисто шерстяные кофты с тем же вечным узором и цветами из Баварии, добротные тёплые шерстяные пальто для холодных дней практичного, тёмного цвета, и туфли на практичном, низком каблуке.

В итальянском магазине для дам её встретили непрактичные, модные дамские вещи, исчезающие с улиц уже после первого сезона, так как после первой стирки они теряли форму и краски, превращаясь в линючие тряпки.

Бойкие осветлённые итальянские продавщицы с большими бюстами и фальшивыми улыбками на сильно накрашенных губах, встретили Варвару не очень приветливо, глядя на её слишком практичные брюки, свободную блузу в цветочек и ненакрашенное лицо без малейшего намёка на макияж.

Варвара обежала глазами полки и подошла к стойке, на которой лежали шёлковые чулочки-паутинки. Таких она никогда не носила. Она взяла их в руку, и они скользнули по её руке, оставив впечатление лёгкости и неги. Она подумала и, не спросив даже размера, купила одну пару, положив их в пакет с рубашками. Зачем она это сделала? Она и сама толком не знала - может, для Фрица? Она решила, что покажет ему вечером свою покупку, и они вдвоём весело посмеются над её впервые проснувшейся женской расточительностью.

Времени было предостаточно, и она решила поехать в Ватикан, составляющий часть Рима, но числящейся как отдельное государство, где Бог играл важную роль, а папа произносил свои речи с балкона, выходившего на большую круглую площадь, от его имени.

Она нашла нужный автобус, который через полчаса довёз её до Ватикана. Варвара попала на огромную пустую площадь, которая была оцеплена железными загородками и стоящими около загородок карабинерами. Один из них подошёл к Варваре и попросил открыть пакет, где лежали рубашки. Она не знала итальянского, но поняла, что карабинери нужно показать пакет. Он заглянул в пакет, ухмыльнулся и что-то ей сказал, указывая в сторону большой церкви. Варвара поняла, что ей предлагалось пройти в церковь, что она и сделала.

По пути в церковь её остановили ещё два раза, заглядывая в пакет с рубашками, и каждый раз отпускали, указывая ей нужное направление рукой. Она вошла в самую главную церковь Ватикана - собор Св. Петра, и оказалась среди сотни итальянцев, ждущих чего-то. В зале были поставлены стулья, и первые три ряда были заполнены сидящими на них католическими монахами, монашками и разодетыми пышными итальянскими дамами.

Варвара оглядывала церковный зал с колоннами и статуями, где присутствовал тонкий, но стойкий запах ладана и мёртвых цветов. Он Варваре не нравился. Она любила живые цветы, и страдала, когда получала от других сорванные, омертвевшие букеты цветов-трупиков, обречённые на медленное или быстрое умирание в хрустальных вазах-гробах.

Потолок в церкви был разрисован ангелами - толстыми голыми младенцами мужского пола с крылышками на голубом фоне неестественно яркого, явно искусственного неба. Варвара всегда удивлялась, как люди могли предположить - даже теоретически - что такие крылышки могли поднять вверх тела этих голеньких, перекормленных малышей, разносящих, как почтальоны, письма и телеграммы от Бога.

Через десять долгих минут ожидания чего-то непонятного, часы пробили четыре раза, и боковая дверь, ведущая в залу, открылась, где на пороге появилась процессия одетых в католические церковные одежды людей, несущих непонятные ей предметы, а за процессией появился очень старый человек в белой одежде и высокой шапке. Его вели под руки двое помощников.

Все встали. Человек, вероятно и бывший римским папой, пробормотал что-то на латыне, на что толпа отозвалась кратким “амен”, и сел в большое, принесённое в зал, кресло.

Папа был стар и болен - это было видно и невооружённым взглядом. Оказывается, Варвара попала в тот день на частную аудиенцию папы римского, проводимую только два раза в год, когда он встечался с избранными кем-то неизвестным людьми, которые, конечно, вносили солидное пожертвование для католической церкви, как свой пропуск на эту аудиенцию с личным благословением самого представителя бога на земле.

Как попала туда Варвара, она не знала, но случайность вместе с ротозейством карабинери сыграли в этой встрече решающую роль. А, может, её привёл туда католический бог? Она не знала, да и знать не хотела, наслаждаясь моментом случайности.

Действо началось, и папа, взяв современный микрофон, стал произносить свою речь по бумажке, сначала на итальянском, а потом и по-английски, с еле слышным акцентом. Он говорил о боге, церкви и чувстве благодарности. В конце он благословил всех пришедших, перекрестив воздух перед собой, и вместе со своей многочисленной процессией, удалился через секретную дверь в стене.

Все встали. Аудиенция была закончена. Люди разошлись, унося с собой невидимое благословление небес. Варвара нашла свой автобус и возвратилась в Рим, на который уже спускался вечер.

Она проехала свою остановку и вылезла в незнакомом месте. Рядом с остановкой горела неоновая надпись “желато” (мороженое), и она вошла в небольшое кафе-мороженное, вспомнив, что ничего не ела целый день. Она заказала чашечку каппучино с молоком и порцию отличного итальянского мороженного с фисташками. Родиной мороженного была Италия, и нигде в мире не делали такого вкусного мороженного, как в этой стране.

Порция была большая, и Варвара наслаждалась мороженным и отличным кофе, пытаясь привести в порядок свои дневные впечатления. Она так и не могла понять, почему католический бог говорил с людьми через жившего в безбрачии и не знавшего женщин, но не кастрированного папу, отвергавшего секс, аборты и земную любовь, и где же тогда была римская мама (папа без мамы был для неё одинок и нецелостен - как чётные цифры без нечётных в едином ряду натуральных чисел).

Она утомилась от своих новых мыслей, и решила возвратиться в гостинницу.

Варвара вернулась в гостинницу ещё до прихода Фритца, внесла в номер чемоданы и решила принять душ, смыв с себя пот и римский смог, висевший над этим миллионным городом еще с древних времён.

Когда она вышла из душа с полотенцем, обёрнутым вокруг её тела, в комнате уже находился Фритц, вернувшийся со своей встречи и лежавший на широкой двухспальней кровати с железной спинкой.

Только тут Варвара заметила, что в комнате была только одна, довольно широкая кровать. Она никогда ещё не проводила ночь в одной кровати с Фритцем, и от этой новой мысли - спать вдвоём с этим красивым человеком, называвшимся её, Варвариным, мужем, она улыбнулась. Она не знала, что будет в эту римскую ночь, но её некрасивый широкий рот растянулся в детскую улыбку: она была готова к новым приключениям в её жизни и чувствовала себя совершенно счастливой.

10. Как Варвара стала женщиной

Варвара улыбнулась Фритцу и легла на постель рядом с ним, всё ещё завернутая в мокрое после душа полотенце. Он уже разделся до нижнего белья и нырнул под тонкое одеяло.

 -  Как дела, крошка - спросил он. - Хорошо провела день?

Она не успела открыть свой большой рот, как Фритц закрыл его своим поцелуем. Варвара закрыла глаза, как весенний тетерев на току, и решила отдаться потоку происходящего. А Фритц и забыл, что Варвара была некрасивой, с угловатой, немного полной неспортивной фигурой. Под полотенцем была мягкая, очень естественная Варвара, готовая на всё. Он нежно поцеловал свою жену и прижался к ней своим красивым от природы, стройным, мускулистым телом.

Варвару обдал запах его немытого мужского тела, но он ей неожиданно был приятен в своей естественности: пахло грецким орехом и ванильным мороженым. Оба запаха, смешавшись, давали неповторимую комбинацию, будившую все её женские чувства.

Она почувствовала как упругая плоть Фритца вошла - сначала осторожно, а потом и настойчиво - внутрь её, Варвариного тела. Было больно только одно мгновение, к её удивлению, но зато потом она ощутила прилив какой-то сумасшедшей горячей волны, которая, растекаясь по её телу, превратилась в пульсирующий в ней ритмичный источник бешеной энергии, унёсший её к сильнейшему оргазму, который она когда-либо испытала. Когда она очнулась от своего забытья, Фритц лежал рядом, улыбаясь. Внутри её жило что-то новое. Она посмотрела на него - не разочаровался ли он в своём выборе, но его рядом уже не было.

В ванне шумела вода и слышалось, как Фритц насвистывал весёлую мелодию. Варвара улыбнулась - значит, их дружба распространялась и на интимную сферу. Она даже не ожидала, что всё произойдёт так естественно и легко.

Фритц вернулся из ванной, поцеловал её в лобик и через минуту уже крепко спал. Она же, после краткого освежающего душа, легла на край кровати и никак не могла уснуть. Спать ей нравилось одной, даже в такую ночь. Её тело не могло найти покой рядом с сильным, красивым но ненужным ей в её ночной беспамятности, телом её нового мужа, и она приняла решение - они всегда будут спать в разных комнатах, или, по крайней мере, на разных кроватях.

“Я скажу ему об этом завтра”, - подумала Варвара, проваливаясь в неглубокий, нервный сон.

Утром она поднялась рано, ещё до пробуждения Фритца, помылась ещё раз в душе и оделась, как всегда - в вечные немнущиеся брюки и блузку - в этот день в полосочку. Свои тонкие чулочки-паутинки, купленные в Риме, она положила в чемодан.

Фритц проснулся, казалось забыв об их ночном приключении, и, как всегда, после утреннего туалета, оделся в красивые модные брюки, новую чёрную рубашку и неизменный галстук - бабочку. Он был картинно красив и свеж.

Они взяли чемоданы и спустились к машине. Через пять минут машина уже мчалась прочь от Рима на юг, в сторону Неаполя и Сорренто. Его место работы было в небольшом городишке, лежащем в маленькой бухточке после Сорренто.

Они спешили, так как Фритц должен был приступить к работе в понедельник, а была уже суббота.

В Риме он получил необходимые бумаги и адрес дома, которые они могли арендовать на первое время, пока не подыщут что-то лучшее. Они остановились в придорожном кафе, где заказали завтрак - кофе, свежий хлеб с сыром и мармеладом, яичницу и апельсиновый сок. Для немцев такой завтрак был обычным, но итальянцы ограничивались лишь чашкой эспрессо и сладкими сухариками.

За завтраком Фритц неожиданно сказал : “А ты теперь у нас настоящая женщина, не правда, крошка?” Варвара покраснела и улыбнулась своей естественной улыбкой некрасивого ребёнка. Она ничего не сказала. Она пила свой кофе с молоком, ела свежий хлеб с сыром и была счастлива....

11. Как Варвара ела пиццу в Неаполе

Варвара совершенно не изменилась после ночи с Фритцем: она не чувствовала, как многие женщины, переспавшие с мужчинами, что имеет какие-то особые права на этого человека только из-за того, что часть его - и даже очень небольшая - побывала внутри её тела и доставила ей и ему сееминутное удовольствие. Он и она оставались такими же как они были - свободными людьми, решившими, что быть вместе и встречать приключения жизни - интереснее и легче вдвоём. На долго ли - они точно не знали. Да и зачем это знать?

Цивилизованное общество требовало формальной регистрации их маленькой неформальной группы. Такая регистрация в некоторых случаях облегчала налоги, давала преимущества при получении наследства и формально оправдывала их совместную жизнь в глазах других.

Некоторые считали, что такая регистрация (в церкви или в мерии) создавала особые условия для ограничения числа партнёров в этой группе. Формально это было так, а вот неформально... Если расспросить людей, состоящих в браке о их внебрачных отношениях - картина получалась совсем другой: эта формальная группа, называемая семьёй, то расширялась, включая новых, неформальных членов в свою группу, то сжималась (после скандалов), выбрасывая из группы неформалов или перефоримировывая целую группу (через разводы и новые браки). Общество не любило неформалов в семьях, называя их нехорошими словами и клеймя их действия публично - в газетах или на телевидении, но придумать новых, более совершенных моделей семьи общество не могло.

Вообще же задача каждого общества, по мнению Варвары, была добровольная, а во многих случаях - насильная - через большой кнут и маленький пряник - организация его членов. Обществу это было нужно для выживания и борьбы за своё расширение (закон жадности, как называла его Варвара). Но нужна ли такая жадная организация - с бесконечным сводом законов - запретов - его членам?

Варвара не считала институт семьи чем-то священным, зная из истории, что существует множество моделей семьи. Достаточно было почитать библию с её ветхим заветом, буквально кишащим историями о жёнах, любовницах, наложницах и даже неформальных группах, подобных группе Лота с его бойкими дочерьми, умудрившемися забеременеть от бедного папочки, чтобы узнать историю возникновения и развития института семьи.

Варвара была хорошим математиком, а в математике было много моделей, описывающих одно и то же явление. Поэтому её отношения с Фритцем не изменились после бурной ночи в Риме. Она была благодарна ему за чудесный опыт - и не больше!

К обеду они добрались до Неаполя, и Фритц, после заправки машины, остановился у придорожной пиццерии. Неаполь был родиной пиццы, поэтому нигде в мире не делали такой тонкой, хрустящей, с корочкой и всё же мягкой внутри пиццы, пекущейся в глинянных печах, как в этом южном итальянском городе.

Первое, что услышала Варвара, когда вылезла из машины, была песня итальянца-рабочего, который делал что-то на крыше дома. Он пел во всю глотку, не стесняясь и с удовольствием. Пел он красиво. И эта песня открыла Варваре другую истину: юг отличается от севера не только климатом и количеством лождливых и солнечных дней, но и поведением людей. Чем дальше к югу сильнее припекало солнце в Италии, тем меньше, казалось, люди думали о работе, порядке и правилах, как будто в их мозгах от жары зона работы просто расплавлялась, зато зона творчества и радости явно увеличивалась.

Варвара заметила, что хотя дома на севере Италии выглядели богаче, а люди, казалось, были заняты работой с утра до вечера, люди к югу от Рима не казались такими озабоченными, чаще улыбались и даже пели - как этот рабочий в Неаполе. Дома же в Неаполе были более облезшими и неказистыми - то ли от солнца, то ли от людей, не желавших тратить своего весёлого времени на такую ненужность как покраску.

Поев, они, сытые и чуть сонные, покатили в Сорренто - город, где Фритцу предстояло работать следующие три года в Натовском военном страшно засекреченном от всего мира, исследовательском центре, расположенном за городом.

Они прожили первые три недели в небольшой, холодной гостиннице с мраморными полами и всяким отсутствием отопления. В жаркие месяцы мраморные полы были приятно -холодящимиб но лето прошло, и осень принесла откуда-то с севера холод, остудившей гостинницу вместе с её обитателями.

Фритц был целый день на работе, часто и в выходные, так как ему важно было показать своё усердие в первые три месяца, и Варвара, замерзаяв своей мраморной гостиннице, забиралась в горячую ванну по три раза в день, хоть как-то согреваясь в горячей воде или ходила по городу до изнеможения, до боли в пятках, наблюдая пёструю и живую итальянскую жизнь.

И всё же она была бесконечно счастлива от своего безделья, ночей с Фритцем, ежедневной чашки каппучино в маленьком баре и этой итальянской жизни - нисколько не похожей на строгую, размеренную по клеточкам германскую, к которой она привыкла с детства, но от которой она могла легко и отказаться.

12. Как Варвара встретилась с Лениным и Горьким.

Варвара жила  уже в Соррено три месяца. У них с Фритцем был маленький домик, увитый виноградом и с тремя оливковым и деревьями в саду. Хозяин, сдавший им дом, подчеркнул, что оливковые деревья не входят в их трехлетний контракт аренды дома, но если они сами будут собирать оливки и возить на маслодавилку, то могут себе оставлять двадцать литров масла.

Варвара не знала, сколько дает оливковое дерево в среднем  масла, но договор ей показался хорошим, и она согласилась. В первую их осень в Сорренто, в конце октября она собрала оливки, акуратно расстелив под деревом брезент и стараясь не трясти старое дерево слишком сильно - деревьям было больше ста лет и они, любя итальянскую землю древних героев и сказаний, щедро давали людям Италии свое волшебное масло, заключенное в продолговатых, золотисто-зеленых, маслянистых плодах. Масло из оливок было приравненно в Италии по своей значимости к итальянскому сыру, пармезану и золоту, блестевшему на шеях и запястья х всех  итальянок. Сыр, как и оливковые деревья, был и остается лучшим вложением денег для итальянцев, так как и круглые, тяжелые головки сыра, хранящиеся в прохладных  пещерах, и оливковое масло, хранящееся годами без потери качества, в противоположность денег, не знали н инфляции, ни девалюации. Люди всегда ели и будут есть и сыр, и оливковое масло.

Вино же в Италии было хорошее, и такое как Брунелло или Баролло, всегда было желанным за вечерней трапезой итальянцев, пивших вино, как воду, которая отличалась в Италии мягкостью - кто же не знает знаменитую пузыристую кисло-приятную пеллегрино, но оно не могло долго храниться и по физическим и просто по причинам, что Итальянцы пили его в больших количествах каждый день.

Варвара не научилась секретам простой, но всегда свежей и разнообразной итальянской кухни, говоря себе, что не хочет терять свою жизнь на кухне, и они питались или сыром со свежим хлебом и сезонными фруктами, запивая этот простой ужин хорошим и недорогим вином, купая хлеб в зеленоватом, свежем и пахучем оливковом масле своего изготовления, или шли в одну из многочисленных харчевен, где толстая итальянская мама на кухне готовила для них простой, традиционный ужин.

Фритц много работал в Натовском центре, стоявшем на страже Европейских границ от посягательств на европейскую демократию и многовековую культурную историю от неизвестно кого, пропадал в своих таинственных командировках по всей Италии и Европе, но Варвара его ни о чем не спрашивала. Она радовалась, когда он был дома с ней и иногда они, выпив вечером вина на терассе, продавались бурному, чувственному сексу, впечатлений от которого хватало ей надолго. Она не ревновала Фритца ни к работе, ни к возможным его коротким итальянским приключениям с другими рагаццио - девочками, ибо была реалистична и знала, что некрасива, но умна. И в этом была ее сила.

Когда светило теплое итальянское солнышко, она лежала, раздевшись донага в своем садике, наслаждаясь лучами теплого, ласкового, итальянского солнца, ласкавшими ее промеженность, покрытую густыми темными, курчавыми волосами, которые она никогда не сбривала, как это делали ее подруги в арабских странах, открывая безволосый проход для мужчины в любое удобное для них время дня и ночи.

Варвара не брила волосы и под мышками, а Фритц, после бурных постельных сцен, любил целовать ее в нижнюю или подмышечную курчавость, пахнущую мускусом и горькой травой, как он ей говорил.

Так они и жили. Прошла их первая зима в Италии - теплая, дождливая, и наступила весна.

Варвара стала потихоньку понимать быструю, певучую итальянскую речь, ходя по базарам и кафе, где любила после жаркого полудня выпить чашечку каппучино с сердечком на легкой молочной пене, сделанным крошками от горького шоколада.

У нее так и не завелось друзей ни среди итальянцев, традиционно живущих фамильными кланами, и включающих только своих в ограниченное число друзей, ни среди жен работников международного Натовского центра, вращающихся в своем, отгороженном от всех кругу говорящих по английски дам, не делающих ничего, кроме походов по магазинам, готовки еды, выращиванию детей и перемыванию косточек друг друга, или проще говоря, сплетет.

Она пыталась вступить в их клуб, и даже пригласила группу дам к себе домой, приготовя им свой традиционный ланч- сыр, хлеб, оливковое масло, фрукты и недорогое вино, но они посчитали это чуть не оскорблением и поставили на ней клеймо странной, некрасивой примитивной немки, не умеющий ни одеваться, ни готовить даже самые примитивные, но престижные итальянские блюда, как спагетти фонгола или вернее, макароны с ракушками, не говоря о дольче - дессертах, которых Варвара не любила.

Варвара не обиделась, но услышав слухи о себе, решила держаться одна со своими походами по соседним деревням, лежанию на солнышке, послеобеденного капуччино в маленьком кафе и чтению своих  немецких классических книг, которые она выписывалаиз университетской библиотеки в Перуджи.

Однажды, когда весеннее солнце было уже по летнему тепло, она решила посмотреть Капри - небольшой островок, лежащий в пятнадцати минутах от Сорренто. Она купила билет и уже через двадцать минут была на гористом острове. Пароходик, перевозивший пассажиров, был маленький, и она договорилась с капитаном, что он ее заберет обратно через три часа.

Около гавани было несколько тратторий и баров, и она решила начать свое знакомство с островом, выпив чашечку каппучино.

В баре было прохладно и темно. Варвара заказала каппучино, и села за столик на улице, рассматривая местных прохожих. Это было ее любимым занятием- сидеть в кафе с чашечкой каппучино и смотреть на людей, проходящих мимо. Она рассматривала их походку, одежду, лица, видя, как  меняется выражение глаз, когда кто-то встречал своего знакомого. Лица менялись мгновенно,  расплывались в улыбкой, иногда искренней, детской,  а иногда и фальшиво-слащавой.

Выпив чашечку как всегда в Италии очень хорошего каппучино, она расплатилась кредитной карточкой, как это она всегда делала, и вышла к пристани. Кредитная карточка у них с Фритцем была общей, куда сливалась ежемесячно его большая, безналоговая зарплата - почему такие органы как общеевропейский парламент, Нато и другие бюрократические организации Европы были освобождены от налогов и имели преимущества дипломатов в аэропорту, и как это сочетается с европейскими принципами демократии, Варвара не понимала,  но ее радовал большой доход, позволяющий им жить хорошо в маленьком домике с тремя оливковым и деревьями и ей - не работать. Она понимала, что Фритц был ее самой удачливой картой в колоде жизни, и она наслаждалась своим счастьем.

На пристани стояло несколько такси, и она выбрала одного пожилого шофера, договорившись с ним о поездке вокруг этого небольшого, живописного острова. Он согласился, улыбнувшись доходу от этой поездки - доход покрывал целый рабочий день, и он - как и все немного ленивые итальянцы, не любил перерабатывать, предпочитая работе лежанию на диване с ежедневной газетой.

Его пассажир был некрасивой женщиной, явно из Европы, и он ее даже пожалел, думая о своей жене и двух дочках, валооких итальянках с длинными, черными вьющимися в локоны волосами и высокой корабельной грудью.

- Белла сеньора, что вы хотите посмотреть? - Спросил Варвару шофер.

- Покажи мне интересные дома с историей - попросила его Варвара на ломанном итальянском . Прего,  прибавила она улыбнувшись

- А она даже хорошенькая, когда улыбается, - подумал шофер.

- Ок, я покажу вам дом, где жил Ленин - хорошо? Спросил Варвары шофер.

Она удивилась.

 

- А раз ве здесь есть такой?

 - Да, - ответил шофер.

 - Моя мама там служила в девочках, и уменя есть ключ.

Он продолжал:

- Этот дом принадлежал богатой семье, и они его сдавали внаем, а моя семья всегда там работала прислугой. Теперь моя жена работает там, когда приезжают туристы и снимают дом на три - пять дней, но больше ста лет назад, контракты были на пятьдесять лет. Дом был снят русским, или скорее советским правительством Ленина еше в двадцатые годы, после октябрьской революции, на десять лет, и сюда приезжал Ленин несколько раз, но ненадолго, зато здесь долго жил высокий, чуть согнутый  человек, который кашлял и курил трубку. Его звали Максим, и он был русским писателем.

Максим жил здесь особенно зимой, любил ходить на прогулки вокруг острова и знал итальянский. Он любил мою маму, которая была в то время маленькой девочкой и служила в доме на побегушках. Он сажал ее на колени и рассказывал ей истории, которые писал в своих книгах - истории об Италии.

Варвара спросила:

- Его имя было - Максим Горький?

- Браво, синьора! - Ответил шофер

- Именно, Горький! Он еще говорил про себя, что его имя - горькое, поэтому он любит все сладкое, а он любил итальянское мороженное.

Пока они разговаривали, машина заехала в небольшой двор, заросший пиниями. За ними был виден двухэтажный особняк из дерева. Варвара подошла к двери. На стене около двери была прикреплена небольшая табличка. На ней стояло по-итальянски:

Здесь в 1918 и 1919 жил Владимир Ленин, глава Советского государства, а в период 1918-1926 г. не раз жил советский писатель Максим Горький.

Шофер покопался в кармане и нашел большой, старинный ключ. Дверь открылась, и они зашли в сумрачный, прохладный дом. Ставни были закрыты и сейчас в доме никто не жил, поэтому здесь стоял запад нежилого помещения, старой мебели и пыли.

Мебель была старой, покрытая белыми полотняными чехлами. Варвара подошла к небольшому письменному бюро, стоящему в углу комнаты.

- Вот тут Максим и работал, писал свои истории, - сказал словоохотливый шофер-чичероне.

- Если вы хотите переночевать здесь, я позвоню жене и она постелит свежее белье.

- Идите, посмотрите спальню!

Варвара прошла в соседнюю комнату, где стояла пружинная старинная кровать с металлическим изголовником с шишечками.

- Вот здесь и спал Максим, а окно выходит прямо в лес.

Шофер открыл ставни и распахнул окно. В комнату ворвалось уже начавшее садиться солнце и запах пиний. Оказывается, дом стоял на пригорке, спускающемся через лес к морю, которое шумело в двадцати метрах. Пинии были золотистого цвета от лучей солнца.

- Моя мама говорила, что Максим спал всегда с открытым окном, даже когда штормило. Он был болен и кашлял глухим, лающий кашлем, иногда с кровью, и когда ему было совсем плохо, то приезжал доктор из Сорренто.

Варвара почувствовала, что устала от этой старой русской истории, старого дома, незнакомых, чужих запахов.

- Спасибо, в другой раз, - сказала она на предложение шофера остаться и переночевать в этом доме.

- Мне пора домой, а то последний корабль уйдет.

- Доставим в один миг, - отпарировал шофер,

- А капитану я сейчас позвоню, чтобы от вас подождал.

- Грация, сказала уставшая от впечатлений дня Варвара.

Уже через четверть часа Варвара плыла на кораблике в Сорренто. Солнце село, и наступила та темнота, которая всегда отличает южные страны от северных - темнота наступала на юге неожиданно и сразу.

Варвара добралась до своего домика уже в темноте. На террасе сидел Фритц с сигаретой и стаканом белого вина. На столе был утренний хлеб, блюдечко с зеленоватым пахучим оливковым маслом и нарезанный солдатиками пармезано на деревянной доске

- Привет, малыш. Хорошо провела день?

Варвара подсела за стол, побежала под себя одну ногу, как это она делала всегда, освободившись от надоевших ей за день сандалей и сказала Фритцу

- Я смотрела  Капри.

- Понравилось? - спросил Фритц добродушно.

- Угу, ответила кратко Варвара, набивая свой широкий, некрасивый рот с выступающими вперед зубами сыром и хлебом.

Они никогда не обсуждали свои приключения, прекрасно зная, что нелья передать никакими словами переживания другого и лучше их оставлять нетронутым в памяти - так не возникало ни недопонимяия, ни конфликтов.

Ужин они закончили уже когда высыпали на небо многочисленные звезды. Варвара принесла пледы из дома. Они еще посидели немного в темноте, наслаждаясь молчанием и близостью, а потом - не спрашивая другого, поднялись и пошли спать.

- Я уберу всё завтра утром, - подумала Варвара.

Она легла рядом со своим красавцем- мужем, поцеловала его в щечку и отвернулась к стенке.

- Спать!

В темноте она улыбнулась сама себе. День был прожит, и она была просто счастлива.

13. Варварино счастье

Три года прошли незаметно. Варвара и Фритц объехали почти всю Италию вместе с его знаменитыми островами - Корсикой, относящайсей к современной Франции, но остающимся в душе Итальянским островом, Сардинией с его мафиозными палаццо, частными аэродромами и сладким дессертным вином, производимым веками семьей, которой принадлежало пол острова, Сицилией с ее коза ростой и цветастой , цыганской бедностью напоказ.

Они уже устали от Италии и подумывали о возвращение в старую, родную  Германию с ее дождями, снегом, пивом и немецкой философией.

Контракт Фритца был закончен, и он не стал просить о двух годах продления, хотя этим пользовались многие, накапливая средства для покупки дома в Италии и Натовской пенсии, платившейся любому, проработавшему в организации больше пяти лет.

Но ни деньги, ни дом не могли изменить решения Фритца, которого тянуло в Германию. Он написал письма в несколько университетов, и неожиданно легко получил ставку профессора в университете в Киле, на севере Германии.

Они собрали свои вещи, умещающиеся в те же два чемодана, с которыми они приехали три года назад в Италию, сели на свою новую машину - а Фритц купил свой первый спортивный мерседес, так как натовскому центру разрешалось покупать и машины без налогов,  дешево и прямо с завода, и поехали через всю Италию домой, в покрытую туманами и дождем родную Германию.

Они не собирали прощального вечера дома, а Фритц пригласил своих коллег на последний ужин перед отъездом в местную тратторию.

Так они оставили позади Италию. По дороге Варвара попросила Фритца остановиться в Чевитавекии, в маленькой церкви, где плакала кровью итальянская фарфоровая мадонна. Они подъехали к церквушке уже к вечеру, когда все туристы уже вернулись в Рим и свои отели, и в церкви никого не было. Фритц разминал свои ноги, затекшие от многочасового сидения в машине, а Варвара пошла искать знаменитую мадонну.

Та стояла под стеклом, к которому были происоедины охранные шнуры, и действительно была запачкана в чем то красном, но Варвара не почувствовала ни блаженства, ни божьего присутствия - только свое любопытство и разочарование.

- Поехали, сказала она Фритцу, ждавшего его на улице и курившего сигарету.

 - Поехали, кратко сказал он, улыбнулся на свою подругу и сел за руль своего серебристого мерседеса, вызывавшего завистливые взгляды всех мужчин- - итальянцев.

На ночь они доехали до Пармы, где поели поздно в местной траттории знаменитой ветчиной с хлебом и вином и уснули в малюсеньком номере местной третьесортной гостиницы.

Утром их мерседес уже бежал по швейцарским дорогам, шурша своими новыми шинами. Дороги серпантином вели их к границам Германии, и уже родной, немецкий язык слышался отовсюду.

Чем дальше они продвигались к северу, тем хуже было качество подаваемого кофе, становившемся более горьким и водянистым, но это не могло уменьшить их радость от встречи с родной Германией. Они подъехал ик Килю на второй день путешествия, шел холодный дождь, но их настроение было радостное.

У них оставался еще целая неделя каникул, перед новым семестром, и они, остановившись в небольшом отеле, стали искать себе жилье. Они нашли двухэтажный домик в ста метрах от пляжа, с гаражем, садом с розами и мезонином, подписали контракт о покупке вместе с заемом в местном банке с гарантией зарплаты Фритца, и стали обживаться.

Фритц ездил в университет, вступил в профессоркий клуб и играл в теннисс коллегами-профессорами. Варвара ходила на свои ежедневные прогулки к морю, кормила на пляже лебедей, поливала розы в саду и покупала по интернету макеты паровозиков для своей росшей коллекции, занимавшей уже весь мезонин.

Внизу дома, при входе она купила вазу, куда они с Фритцем клали оставшуюся в карманах мелочь, и на вазе она наклеила картинку с африканский детьми. Раз в месяц она вынимала деньги из вазы и переводила их на счет одной деревни в Африке, где на деньги бездетных Фритца и Варвары была открыта школа для детей местных жителей.  Она нашла адрес этой деревни в одной газете, случайно, и они вдвоем решили, что образование - дело хорошее и может изменить что-то в этой далекой, всегда бедной Африке.

Они никогда не были ни в Африке, ни в той деревне, где на их пожертвования была открыта школа, но так они решили вопрос о переделывании мира к лучшему, считая, что их метод - самый правильный.

Когда собирались у них дома коллеги Фритца, приглашаемые на дни рождения или другие праздники, они завели правило, что вместо подарков их гости клали в вазу пожертвования - кто сколько хотел, а они отправляли деньги африканцем - на школу, учебники, формы и еду для учеников.

Так  они и жили на нашей планете - как все. Им повезло - они родились в Германии, получили образование, работу и жизнь - не богатую, но и не трудную, без особых катаклизм и кризисов.

Варвара стала потихоньку стареть, немного раздалась в талии, но не потеряла своего легкого отношения к жизни и Фритцу, в волосах которого появилась седина. Он был по прежнему красив, любил спортивные машины, хорошую итальянскую одежду, играл в теннис с коллегами и был таким же стройным, как когда Варвара его встретила - много лет назад.

В тот день, после прогулки под мелким холодным дождем, она вернулась домой, приготовила чашку кофе с молоком, затопила камин, села на диван, поджав одну ногу под себя, как она любила и уплыла в своих мечтах.

- Может, поехать в эту африканскую деревню и посмотреть на их школу? - подумала она.

- Нет! Лучше не надо! Пусть ее школа остается мечтой, ведь реальность часто гораздо хуже и прозаичней.

- Лучше они поедут с Фритцем к знакомым по центру в Данию  - те давно звали их на лето в свой дом у моря.

И она улыбнулась сама себе, растянув некрасивый, большой рот с крупными, неровными зубами. Она была просто счастлива.

Вся ее жизнь была длинной историей Варвариного счастья. Она не знала, чем она заслужила такую мирную, счастливую жизнь, да и знать не хотела. Она налила себе кофе и откусила кусок пирожного. В дверь позвонили.

 - Фритц дома! Подумала радостно она и пошла встречать мужа.

 

Белла Лира 2012

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com