- Кто там?
- Из водоканала. Оповещаем абонентов о новом, вступившем в силу законе.
После непродолжительной паузы лязгнул замок и дверь с рваной дерматиновой обивкой, невольно скрипнув, приоткрылась. В проеме показался щупленький пятидесятилетний мужичок в обвисшей тельняшке и черных мятых трусах до колен. Выглядел он скверно. Типичный алкаш. Одутловатое лицо, кожа землистого цвета, всклоченные поседевшие волосы, неопрятная щетина.
Мужичок смерил недоуменным взглядом представителей водоканала – стройную блондинку лет тридцати пяти с красивыми тонкими чертами лица и двухметрового лысого качка примерно такого же возраста. Блондинка держала в руке папку с какими-то бумагами. Лениво ворочая скулами, качок жевал жвачку. По всему видимо, он выступал в роли защитника блондинки, если с проблемными абонентами возникали споры.
- О чем вы? – проблеял сонно мужичок, почесывая щетину.
- Вы – Сомов Игорь Филиппович? – уточнила блондинка.
- Да, это я, - подтвердил мужичок.
- В таком случае, примите к сведению, что «Закон о коммерческом учете тепловой энергии и водоснабжения» уже подписан Президентом. Согласно с Законом, в стране вводится обязательный учет потребления холодной воды за счет потребителя. Это означает, что Закон обязывает вас установить счетчик холодной воды у себя в квартире в течение двух месяцев с момента получения этого оповещения, - отчеканив скороговоркой, блондинка попыталась вложить в руку Сомова сложенную вдвое листовку, но он нервно одернул руку, и листовка спикировала на пол за пределы его квартиры.
- Эдик, ты видал, нет? – возмутилась блондинка.
- Ксюш, уходим, Филиппыч все понял, - предложил Эдик гулким басом. – У тебя еще сотня квартир впереди.
- В общем, так, гражданин Сомов, будем считать, что счетчик вы не сегодня-завтра установите, - подытожила Ксения. – И оповещение вы, конечно, зря уронили, так что подберите, перечитайте несколько раз и начните уже жить по-новому.
- Бумажонку вашу я подбирать не стану и счетчик устанавливать тоже не стану, - неожиданно брякнул Сомов.
- То есть, как не станете? – вспылила Ксения, почувствовав себя вдруг тигровой акулой, которую вздумал ослушаться тупой пучеглазый окунь. – Вы что вот так запросто наплюете на Закон подписанный Президентом?
- Ксюш, прекращай, нам пора, - безуспешно попытался вмешаться Эдик.
- Да, хоть Президентом, хоть, простите за грубость, хером собачьим подписан ваш закон – мне все равно. Нет у меня денег на счетчик, но главное… - Сомов хотел оправдать себя в споре, когда Ксения перебила его на полуслове.
- На пьянство вы, стало быть, деньги находите, а на счетчик найти не можете? Вздумали бесконечно пользоваться водой задаром?
- То есть как это задаром? Я хоть с некоторым опозданием, но все ж по счетам плачу.
- Без счетчика вы платите усредненно за одного себя, но, как мне известно… - Ксения быстро подсмотрела в папке какую-то шпаргалку. – Да все, в общем-то, знают, что с вами сожительствует не прописанная здесь, в квартире №16, некая гражданка Елизавета Кружевницкая. Стало быть, она пользуется водой задаром!
- Так ведь она больше не проживает, - Сомов потупил взгляд. – Съехала. Еще на прошлой неделе съехала с концами.
- Ну, знаете ли, одна съехала, другая заехала, третья залетела. Глядишь, через год вас здесь целый притон, а платить будете как за одного человека?
- Послушайте, я вам главного не сказал, – Сомов упрямо продолжал гнуть свою линию. – В моей квартире, как бы правильно выразиться, нет технической возможности установить счетчик.
- Да что вы говорите? Во всех остальных квартирах врезка производится без проблем, а у вас, понимаешь, нет возможности! Вы дверной проем в ванной комнате, что ли замуровали? - Ксения, казалось, готова была наброситься с кулаками на несговорчивого абонента, который вздумал умничать, вздумал ее бесить! И пусть в ответ только дернится. Эдик его сразу в бараний рог скрутит.
- Нет, не замуровал, - Сомов смутился и стал говорить тише, словно не хотел, чтобы их разговор подслушали соседи. – Видите ли, не знаю, как сказать, дело в том, что у меня в ванной комнате, в нише, где проложены трубы, свито гнездо.
Эдик презрительно хохотнул и надул пузырь из жвачки, который тут же лопнул. Ксения на миг оторопела.
- Так вот оно что, гнездо свито, – быстро сменив манеру общения, она стала говорить тоном заботливой медсестры из психиатрической лечебницы зарытого типа. – А кто же его свил? Уж не аисты ли?
- Конечно, нет. Оно само.
- Что само?
- Гнездо само себя свило.
Эдик рассмеялся. Ксении с трудом удалось подавить приступ смеха.
- Очень любопытно. Мне нужно безотлагательно на него взглянуть, - заявила она.
- Я бы этого не хотел, - насторожился Сомов.
- Должна же я убедиться, что вы мне не врете, - легонько толкнув абонента ладонью в грудь, Ксения ловко протиснулась между ним и дверным косяком и проникла в прихожую. В тот миг, когда их тела находились максимально близко друг к другу, Сомов ощутил едва уловимый дразнящий запах ее, должно быть, очень дорогих духов.
- Стой! Туда нельзя! – он, было, бросился за Ксенией следом, но Эдик упредил. Взял за руку так крепко, словно зажал в тисы.
- Погодь, Филиппыч, погодь. Пусть она посмотрит на гнездо. Тебе жалко, что ли? – Эдик заговорщицки ему подмигнул.
- Не подходите к нему близко! – крикнул Сомов вдогонку Ксении, карикатурно пытаясь высвободить руку.
- Господи, ну и вонь! – послышалось из прихожей приглушенно, как если бы Ксения зажала пальцами нос. – А вот и ванная комната. И где же выключатель? Ага, нашла…
И вдруг стало тихо. И в этой тишине Сомов услышал, как Эдик, ворочая скулами, кромсает жвачку, а затем снова послышался капризный Ксенин голосок.
- Эдик, подойди сюда. Это нужно видеть!
- Не возражаешь, Филиппыч, если я тоже взгляну на твое гнездышко? – не дожидаясь ответа, Эдик зашел в квартиру.
- Можете не разуваться, - проблеял Сомов ему вслед и притворил дверь.
***
- Ну, как тебе гнездо?
- Охренительно!
Ванная комната была относительно просторной. На этом, собственно, все ее достоинства заканчивались. Ремонт здесь, видимо, не делали со времен перестройки. Изначально стены до половины были выкрашены зеленой краской, которая теперь местами потрескалась и облупилась. Темные сгустки плесени на потолке хаотично наслаивались на желтые волнообразные пятна, оставшиеся после неоднократных соседских потопов. Справа, вдоль стены, стояла ванна с прогнившим почерневшим дном. Ее пригодность казалась весьма сомнительной. По обоим углам над ванной висели обломки двух полочек из дешевого пластика. На одном из обломков чудом помещалась мыльница. Рядом с ванной к стене была прикручена треснувшая раковина умывальника. Старый чугунный сифон под раковиной, похоже, протекал, о чем свидетельствовала стоявшая под ним стеклянная пол-литровая банка, почти доверху наполненная мутной водой. Над раковиной висело громоздкое прямоугольное загаженное зеркало с каким-то незамысловатым орнаментом по периметру. Рядом стоял унитаз без крышки. На широкой ржавой полосе по центру виднелись остатки недавнего испражнения, которое не удалось полностью смыть.
За унитазом, в небольшой нише, труба подвода холодной воды вместе с канализационной трубой были обмотаны изрядно потрепанным, изъеденным клопами ватным матрасом. На нем, казалось, совсем не осталось чистого клочка. Матрас пестрел гротескными красными, желтыми, коричневыми пятнами – следами от пролитого кофе, следами мочи и фекалий, следами от кетчупа, вина или, возможно, крови, следами от чего угодно. По обоим концам и посередине он был стянут самодельными хомутами из проволоки. Верхний обгорелый конец матраса (очевидно, об него в свое время тушили окурки) находился почти у самого потолка.
Такое вот было гнездо.
- В жизни ничего более отвратительного не видела, - заключила Ксения.
- Да уж, по Филиппычу явно психушка плачет, - согласился Эдик. – Слушай, Ксюш, может, давай по-быстрому сделаем селфи с гнездом?
- Ну, тебя, дурачок! – захихикала Ксения.
С некоторым опозданием в дверном проеме ванной комнаты появился Сомов. Вид у него был крайне взволнованный.
- Зачем же ты, Филиппыч, обмотал трубы матрасом? С конденсатом, что ли так борешься? – сурово спросил Эдик.
- Вы не понимаете, - стал оправдываться Сомов. – Никакой это не матрас. Это гнездо, которое хочет, чтобы вы думали, что это матрас! Гнездо очень смышленое, как, к примеру, дельфины, а может быть даже разумное, как человек или как сверхчеловек, и оно, вы только поймите меня правильно, оно мимикрирует.
- Мимикрирует, значит? Ясно. А что за мерзкий запах у тебя в квартире? – продолжал допрос Эдик.
- Дело в том, что холодильник сломался, и все мясо протухло, - неуверенно ответил Сомов.
- Странно, Филиппыч, что у тебя вообще есть холодильник, - усмехнулся Эдик. – Ну, да ладно, в этой антисанитарии тебе жить – не нам, а матрас придется снять, он действительно врезке счетчика будет мешать.
- Вы не понимаете! – настаивал на своем Сомов. – Нельзя ворошить гнездо! Защищаясь, оно может погубить и вас и детенышей!
- Хватит, Филиппыч, утомил ты уже своим бредом белой горячки. Это ж надо, под самый потолок умудрился матрас повесить! Неси стремянку или что у тебя там есть, а я пока нижний хомут сниму, - подойдя к матрасу ближе, Эдик стал отгибать закрученные между собой концы проволоки. – Так, еще немножечко, еще чуть-чуть…
Едва он ослабил хомут, как из-под матраса что-то выпало. Удивившись, Эдик слегка потянул матрас на себя. Из-под него снова что-то посыпалось на пол, что-то похожее на окровавленные кусочки плоти.
- Что это? Что за херня? – Эдик наклонился, высматривая, и тут же с ужасом отпрянул на шаг, разглядев в кусочках плоти на полу женские соски, срезанные вместе с большими морщинистыми ореолами, а еще кончик носа с чернеющими дырами ноздрей и две половинки уха.
- Что там? – испуганно спросила Ксения, лукавая улыбочка вмиг сползла с ее миловидного личика.
Эдик хотел было что-то сказать, но не успел. В следующие несколько секунд произошло нечто невозможное. Сомов увидел, как стягивающие матрас хомуты вдруг начали движение по кругу, меняясь, наращивая мышцы и ороговелую кожу. Миг, и они стали походить на длинные растущие из матраса щупальца. Еще миг, и матрас, распахнувшись, обратился в богомерзкое существо, сотканное из крутых бугров мышц и множества мелких слюнявых язычков, шевелящихся на внутренней его поверхности.
Миг, и существо атаковало Эдика. Держась щупальцами за трубы, набросилось на него, обняв, плотно прижавшись спереди влажными язычками. Эдик задергался так, словно через него пустили электрический ток. Еще миг, и щупальца поползли по канализационной трубе спиралями. Оторвавшись от Эдика, существо свернулось вокруг труб и мимикрировало в стянутый самодельными хомутами из проволоки, старый, убогий, изъеденный клопами матрас.
В отражении загаженного зеркала Сомов увидел, что гнездо слизало с Эдика часть одежды вместе с кожей и мышечной тканью. Где-то поверхностно, где-то глубже, местами до кости. Слизало почти все лицо, особенно тщательно щеки. Не пощадило глаза, но почему-то оставило губы. Уродливо обнажило хрящи гортани, выставило напоказ ребра, к тому же не побрезговало вылизать на корню член с мошонкой.
Эдик обиженно захрипел. Он попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта вывалилась окровавленная жвачка. Он повернулся спиной к гнезду, должно быть, намереваясь уйти, но, сделав шаг, рухнул в ванну, обильно заливая ее кровью.
Ксения закричала, подсознательно надеясь отпугнуть криком неправдоподобную реальность. Разумеется, неправдоподобную! Ведь утро, захлестнувшее ее кошмаром, начиналось так чудесно. Она два раза испытала оргазм с Эдиком. Второй раз был так себе, но вот первый! Он был божественен, и Ксения совсем не сдерживала себя в стонах, как она обычно делала, когда Кирюша находился дома. Их двенадцатилетний сын нынче гостил у свекрови в Сонном.
После любовных утех Эдик принес ей кофе в постель, а сам отправился на кухню готовить завтрак. Яичницу глазунью. Больше готовить он ничего не умел.
Во время завтрака Ксения уговорила его пройтись с ней по квартирам. Он согласился. Благо, у него был выходной. А теперь, спустя два часа, Эдик мертв. И как она убедит в этой неправдоподобности сына? И как объяснит все свекрови?
Трюк с отпугиванием неправдоподобностей, разумеется, не сработал. Вся прыть Ксении куда-то улетучилась, когда Сомов, навалившись, схватил ее за волосы и зажал рот рукой. В этом щупленьком мужичке силы оказалось значительно больше, чем можно было предположить.
- Молчи, сука, молчи! – зашипел он, испепеляя Ксению полным ненависти и безумия взглядом. – Ты понимаешь, что вы наделали? Гнездо разворошили, а оно в ярости убило детенышей! Вы, твари, мои старания пустили насмарку. Теперь придется все начинать сначала!
Он ударил Ксению виском о стену несколько раз подряд, повторяя по слову из последней брошенной им фразы в такт каждого последующего удара. Затем отпустил ее и она медленно, без чувств, опустилась на пол, оставив на стене маленькое пятнышко крови.
***
Ксения очнулась от трепетных прикосновений. Кто-то гладил ее по внутренним поверхностям бедер. Обычно так любил делать Эдик перед началом близости, и делал он это не всегда рукой. Но ведь Эдик мертв! Ксения встрепенулась, инстинктивно попыталась свести ноги вместе, но у нее ничего не вышло. Она была надежно обездвижена.
Она лежала спиной на старой железной койке без матраса. Подстилкой Ксении служила с нее же снятая одежда. На ней оставались лишь трусики. Ее широко разведенные ноги, ее талия и шея были примотаны проволокой к панцирной сетке. Руки над головой закреплены на спинке койки. Во рту торчал кляп – какая-то сладковато-соленая осклизлая тряпка. Ксения чувствовала, что от мерзкого кляпа ее вот-вот стошнит.
Или, быть может, ее мутило из-за сотрясения? После побоев голова просто раскалывалась. Виски пульсировали болью. Перед глазами все плыло.
Возможно, причиной также был тяжелый гнилостный запах, который здесь, в небольшой светлой комнатушке с обтрепанными полосатыми обоями на стенах и скудной ветхой мебелью, ощущался куда сильнее, чем в прихожей.
- Проснулась, пташка? Вот и славненько, - заулыбался Сомов, отгоняя от себя назойливую муху. – Но щебетать я тебе не позволю, чтоб внимание соседей не привлекать.
Ксения заерзала, зашевелилась всем телом, сжимая в кулаки пальцы, пытаясь вытолкнуть языком кляп. Но тщетно. Стальная проволока ее не отпускала. Кляп по-прежнему туго сидел во рту.
- Не балуй, - приказал Сомов и ткнул ее кулаком в бедро. – За то, что гнездо разворошили – тебе и хахалю твоему прощения нет. Он свое уже получил, а тебе отрабатывать придется. Или, думаешь, гнездо вот так запросто отпустит? Ему понадобятся новые эмбрионы. Оно взращивает их в своей особенной среде, словно в инкубаторе, а зачать само не способно, как не способен дельфин сколотить гроб из досок и гвоздей.
Гнезду нужна суррогатная мать и отец. Понимаешь? Оно что-то вырабатывает, какой-то гормон, способный на короткое время адаптировать наши репродуктивные системы. Я мало что в этом смыслю. Знаю лишь, что гормон хорошо проникает в мертвую ткань. Если положить в гнездо ненадолго кусочек сырого мяса, и затем съесть его или хотя бы просто подержать во рту во время зачатия, то все получится непременно так, как гнезду угодно.
Ксения что-то пробубнила в ответ совершенно неразборчиво из-за кляпа. Сомов провел рукой по ее груди. Ксения дернулась, импульсивно пытаясь высвободиться, но, почувствовав, как проволока отовсюду грызет, впивается в тело – примирилась, обмякла.
- Ты уже готова к зачатию, а я все еще нет, - подытожил Сомов. – Потерпи, пташка, ждать осталось совсем недолго, - сказал он и вышел из комнаты.
Только теперь, провожая его взглядом, Ксения обратила внимание на окоченелый труп у дальней стены. Мертвая голая совсем немолодая женщина сидела на полу, широко раскинув ноги, спиной опираясь о стену. По ней деловито ползали мухи. Ее порыжевшие от крови светлые волосы были собраны в два хвостика и перемотаны проволокой. Глаза высохли. Нос, губы, уши - отрезаны. На обеих грудях, висевших дряблыми сморщившимися мешочками, отсутствовали соски. Живот вспорот, часть внутренностей вывалилась наружу. Вены на руках покойницы были вскрыты множественными порезами. Правая кисть ампутирована. Отсеченные пять пальцев лежали на полу аккуратно сложенными звездой. Рядом были оставлены кусачки, моток проволоки и небольшой измазанный в крови топорик.
- Что у нас здесь, дружочек? – Сомов приблизился к Эдику. Тот покоился в ванне лицом вниз, согнув ноги в коленях. – Давай-ка я тебя немножечко пожую.
Он вынул торчащий в спине Эдика охотничий нож, обнажил поясницу и вырезал ромбовидный кусочек плоти, а затем очень осторожно, стараясь не делать резких движений, засунул его под матрас. Подождал минуту, достал и отправил себе в рот.
- Замечательно, – прошептал, прожевывая. – После испортившейся Лизоньки на вкус просто превосходно!
Сомов вернулся с ножом в руке. Его рот, руки, его тельняшка были испачканы кровью. В глазах горел дьявольский огонек безумия.
- Этот гормон способен творить чудеса, - ответственно заявил он Ксении, стаскивая с себя трусы.
Она ответила ему жестом, вместив все презрение, всю ненависть в выставленных на показ средних пальцах.
- Я кое-чего тебе не сказал, упустил одну немаловажную деталь, - Сомов ядовито улыбнулся. – Но раз уж мы с тобой практически муж и жена, считаю, у нас не должно быть друг от друга секретов.
Он взглянул на свой торчащий член. Тот виделся ему двуглавой змеей с множеством толстых пульсирующих вен под полупрозрачной чешуйчатой кожей.
- Пока ты была без сознания, я положил в гнездо кусок подгнившей плоти и держал его там около часа. Думаешь, что у тебя сейчас во рту? Так вот, пока ты посасываешь мертвечину, твоя репродуктивная система приведена и удерживается в адаптированном состоянии, все процессы упрощены и ускорены, стало быть, ты вмиг забеременеешь. Но сложность заключается в том, что адаптированные зиготы начинают дробиться лишь в мертвом теле. Вот ведь незадача! Тебе придется умереть. Причем умереть сразу после того, как я тебя... Словом, здесь мне нужно будет постараться. Все хорошенько рассчитать. В идеале сердце должно остановиться по завершению эякуляции.
Забравшись на койку, Сомов разрезал, сорвал и бросил в сторону трусики Ксении, а после вскрыл ей вены на обоих запястьях. Кровь хлынула пульсирующими фонтанчиками. Ксения тихонько застонала. В этот миг Сомов в нее вошел.
- Завтра вечером, когда в твоем брюхе будут кишеть сотни эмбрионов, я всех их извлеку и отдам гнезду. Но ты не бойся. Больно уже не будет, - прошелестел он.
Ксения отстранила, как могла, от него лицо. Смотрела на мертвую женщину, на мух, ползающих по ней, смотрела на отрубленные пальцы, сложенные на полу звездой. Она понимала, что совсем скоро умрет, но почему-то не хотела закрывать глаза.
Сомов лизал ей шею, страстно кусал мочку уха, сопел от удовольствия. Пятная тельняшку в ее крови, он ускорял темп. В комнате стало темнее. Вязкая мгла просочилась откуда-то из коридора, окутывая, зачаровывая, располагая к умиротворению.
Ксения сонно перевела взгляд с мертвой женщины на дверной проем и вдруг увидела там Кирюшу. Образ сына, собранный из самых светлых воспоминаний, явился ей. Равнодушно пройдя мимо трупа Елизаветы Кружевницкой, он подошел к койке, на которой обезумевший дядька насиловал его умирающую мать.
- Пойдем домой, ма, - сказал Кирюша и коснулся ладошкой ее окровавленной щеки.
Ксения хотела ответить сыну, сказать, как сильно его любит, но кляп, проклятый кляп мешал.
- У тебя во рту что-то очень плохое. Давай-ка я вытяну, - предложил Кирюша. – Только ты мне тоже немножечко помоги.
Послушавшись, Ксения стала выталкивать кляп языком, что было силы. Миллиметр за миллиметром в такт неистовых фрикций Сомова. И у нее получилось. У них с Кирюшей получилось! Порвав рот в двух уголках, обрубок кисти гражданки Кружевницкой вывалился и упал на пол. Ксения вскрикнула и стихла, закрыв глаза.
- Что ты… что ты наделала, дура? - задыхаясь, заверещал Сомов. - Ты же нарушила целостность адаптации!
Он выскользнул из Ксении, поднял с пола обрубок кисти и дрожащими руками принялся заталкивать ей в рот. Но Ксения уже была от него далеко.
Взявшись за руки, они с Кирюшей без оглядки бежали прочь из квартиры №16. Бежали вниз по невзрачным бетонным ступеням, но при этом вверх по ступеням из радуги.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/