1
Октябрьским промозглым вечером в коттеджном поселке раздалась короткая автоматная очередь. Чуть позже три темные крупные фигуры в черных масках побросали длинные ножи, перемахнули через кирпичный забор и на безлюдной улице забрались в старую иномарку. Взревев двигателем, она резво покатилась к лесу, еще видневшемуся в сгущавшихся сумерках.
На крыльце двухэтажного коттеджа мужчина в камуфляже посмотрел по сторонам через автоматный прицел.
– Павлик, ко мне! – высунувшийся из окна второго этажа, зло крикнул Пешеходкин – плотный седеющий брюнет лет сорока – захлопнул оконную створку, вернулся в кресло перед камином, где догорало несколько поленьев.
В комнате появился низкорослый крепыш с АК74 в опущенной руке.
– Кто это был? – проворчал Пешеходкин и поправил кочергой тлевшее полено. Сегодня после сытного обеда в ресторане он поддался желанию проститься со своим домом, в котором знакомые банкиры и старшие офицеры полиции часто расслаблялись с проститутками, с алкоголем и с марихуаной. Еще несколько дней назад все они дружили с ним, а теперь не отвечали на его телефонные звонки.
– Наверно, обычное ворье, – предположил охранник неуверенно.
– Дурак, в поселке полно пустых домов! Зачем лезть туда, где горит свет?! – вскричал Пешеходкин. Перед короткой чередой выстрелов он видел на висевшем над камином мониторе системы наблюдения, как три черные фигуры, поблескивая ножами, спрыгнули с забора на лужайку с беседкой.
– Не знаю, – охранник уставился безразличным взглядом на спинку кресла.
– С бабенкой заигрался?! – Пешеходкин стукнул кулаком по подлокотнику. – Нюх потерял?!
Охранник что-то промычал невнятное и низко склонил голову. В каморке его на первом этаже лежала на топчане грудастая брюнетка, которая минут десять назад постучала во въездные ворота и пообещала за ночлег заплатить натурой.
– Тащи сюда свою бабенку! – распорядился Пешеходкин и уставился серыми глазами на бегающие по поленьям огоньки.
Охранник исчез из комнаты и вскоре вернулся без автомата, но с босоногой брюнеткой в джинсах и водолазке. Растрепанная челка скрывала ее брови. Кроссовки ее и теплая куртка остались на полу каморки.
– Каким ветром, сучка, тебя ко мне занесло?! – встав с кресла, поинтересовался раздраженно Пешеходкин и заметил, что глаза у молодой женщины удивительно сочной синевы, которую он не видел никогда. Еще вчера он охотно раздел бы ее догола, а сейчас любуясь неземной синевой огромных глаз, он решал – оставить или уничтожить свой коттедж?
– Я пришла собирать грибы, – без робости ответила брюнетка и подумала, что Феликс зря послал ее сюда – внизу и в этой комнате голые стены и простенькая мебель. Она не знала, что вещи представлявшее значительную ценность, были часа два назад загружено в фуру и отправлены в уютный домик на черноморском побережье Кавказа.
– Какие грибы в октябре?! – Пешеходкин замахнулся на брюнетку кованой кочергой.
– Разные, – ответила она и уточнила, покусывая нижнюю полную губу: – Доллары, евро, можно рубли.
– Так собирала бы свои грибы на трассе! Почему приперлась именно ко мне?! – не поверил ответу Пешеходкин. Для него не было тайной, что за лесом, у дороги, ведущей от шоссе к поселку, есть небольшое кафе, в котором в любое время суток ждали своих клиентов проститутки.
– По привычке. Я летом здесь, в поселке, собирала, – ответила брюнетка.
– Убирайся к черту! – рявкнул Пешеходкин, ударил ладонью по щеке молодой женщины и в следующий миг бесповоротно решил уничтожить свой коттедж.
Охранник схватил брюнетку за растрепанные волосы, вывел из комнаты, спустил по лестнице и втолкнул в каморку.
– Раздевайся, – приказал он и запер дверь на засов.
Брюнетка забралась с ногами на топчан и беззвучно заплакала от обиды на Феликса – своего сожителя, который послал ее отвлечь внимание охранника коттеджа, а сам (хотя поклялся) с дружками не вызволил ее.
– Раздевайся! – злобно повторил охранник, расшнуровывая берцы.
Тем временем Пешеходкин спустился по лестнице в гараж и на черной иномарке выехал через автоматически открывшиеся ворота на улицу поселка. Промчавшись метров пятьдесят, он достал из кармана пиджака мобильный телефон, набрал несколько цифр и нажал кнопку вызова. В тот же миг в подвале под каморкой, в которой голый охранник стягивал с рыдавшей брюнетки джинсы, сработало взрывное устройство. Взрыв обрушил капитальные стены, перегородки и перекрытия коттеджа, а в соседних коттеджах выбил стекла в окнах. Глупо оставлять дом государству, которое не дает жить богато и свободно. Пусть вместе с коттеджем погиб охранник с проституткой – мир не рухнет без них.
Не оглянувшись на рвавшееся к черному небу пламя, Пешеходкин погнал иномарку по лесной дороге к шоссе и мысленно поблагодарил знакомого сотрудника следственного комитета за предупреждение о захвате клуба «Желтый Единорог».
Тот разговор состоялся вчера ночью...
– Может обойдется? – спросил Пешеходкин у белозубого крепыша, которого провожал по коридору в один из залов ночного клуба, в зал с покерными столами.
– Не обойдется. Дело решенное. Клуба у тебя завтра не будет.
– Почему так жестко? Я всегда хорошо отстегивал.
– Твой клуб понравился уважаемому человеку, значимой фигуре в развлекательной индустрии. Он уже уладил все правовые формальности. Другой альтернативы нет, – сообщил белозубый крепыш тоном, от которого Пешеходкин испугался умереть. Да, он боялся свою смерть, а вот чужую смерть он обожал. Ведь, чтобы отвлечься от своей смерти, люди тратили деньги на развлечения в ночном клубе «Желтый Единорог».
Черная иномарка с Пешеходкиным за рулем повернула с лесной дороги на шоссе и помчалась к побережью Черного моря.
2
Старая иномарка рывками выехала из леса на шоссе и остановилась недалеко от кафе со светящейся рекламой пива на пирамидальной крыше, которая накрывала зал с десятком столиков, кухню с холодильной камерой, комнату для отдыха персонала и туалет для всех нуждающихся. Рядом с кафе было светло, а вот поодаль сгущался мрак, и только зажженные фары выдавали приближение и удаление редких автомобилей.
В старой иномарке сидело трое молодых мужчин, похожие друг на друга широкими плечами и откормленными лицами. Черная маска пряталась в кармане брюк каждого, а острый длинный нож в ножнах висел у каждого на брючном ремне. Мужчины знали хорошо друг друга. Вот уже несколько лет они работали в охране клуба «Желтый Единорог», а по выходным часто рыбачили вместе.
Феликс Пекурин заглушил мотор и откинулся на спинку сиденья. На заднем сиденье Герасим Ножиков и Лука Осинкин тревожно переглянулись.
– Давай, кореш, гони отсюда! – потребовал Герасим Ножиков и сильно потряс плечо водителя. – Я больше на Пешеходкина рыпаться не буду. Пусть он засунет мои деньги себе в зад.
– Ты клялся за невыплаченное бабло порезать Пешеходкина на куски, – злобно напомнил Феликс Пекурин и подался грудью к рулю.
– Порезал бы, если в меня не стреляли, – парировал Герасим Ножиков и опять сильно потряс плечо водителя. – Гони отсюда!
– Нет, надо вернуться за Дуней. Я ей обещал, что не брошу ее, – твердо сказал Феликс Пекурин, тоскуя по полноватому гибкому телу своей подруги, с которой познакомился в придорожном кафе полгода назад.
Тогда был теплый апрельский вечер. Тогда среди дюжины проституток он быстро выбрал ее за кроткий взгляд глаз удивительной синевы, за минимум косметики на юном лице.
– Кореш, ты херню порешь! – воскликнул Лука Осинкин. – На твоей Дуньке свет клином не сошелся!
– Нет, надо вытащить Дуню. Я ей обещал, – заупрямился Феликс Пекурин и переключил скорость. Страх от свиста пуль над своей головой у него притупился. Он возжелал вновь напасть на коттедж Пешеходкина и вернуть себе Дуню.
– Хорошо, – произнес Лука Осинкин. Справившись со страхом смерти, испытанным от выстрелов у коттеджа, он вновь захотел выбить у Пешеходкина свою зарплату и обещанную премию.
– Делайте, что хотите, но без меня! Мне еще жить не надоело! – злобно заявил Герасим Ножиков. Своей смертью он не хотел огорчать тетю Амалию – младшую сестру его мамы. Он зажил с ней, с бездетной вдовой, в ее однокомнатной квартире, когда минувшей зимой мать его скончалась от сердечного приступа.
– Обосрался?! – рявкнул Феликс Пекурин и, откинувшись на спинку сиденья, нервно гоготал.
– Лучше в штаны насрать, чем в земле трупом лежать! – парировал Герасим Ножиков и приоткрыл дверцу автомобиля.
– Заткнитесь оба! – потребовал Лука Осинкин. – Пешеходкин, гад, уволил нас без зарплаты. Мы обязаны наказать его за жадность и подлость.
– Наказывайте без меня! – Герасим Ножиков резво вылез из автомобиля, захлопнул дверцу. – Не получилось с первого раза – значит, такая судьба. Я судьбой никогда не спорю, – спрятал кулаки в карманы брюк и спешно зашагал к такси у входа в кафе.
– Ссыкун! Больше не показывайся нам на глаза! – гневно выдал Феликс Пекурин и пробубнил тревожно: – Что, что сейчас Пешеходкин делает с моей Дуней, а?
– Какая теперь разница?! – рассердился Лука Осинкин. – Нам надо выбить из него наши деньги.
– Так поехали! – воскликнул Феликс Пекурин и лихо развернул старую иномарку на куске шоссе, освещенном рекламной вывеской пива на крыше кафе.
– У-у-у! – провыл Лука Осинкин от внезапной тоски, что не стал пианистом после окончания музыкального училища, а занялся восточными единоборствами и выучился на охранника.
– Ты чего?! – удивился Феликс Пекурин и поехал по лесной дороге, освещая прыгающим светом фар кряжистые дубы и стройные молодые березки.
– У-у-у! – повторил Лука Осинкин и заметил беспокойный огонь в темной вдали. – В поселке что-то горит!
Феликс Пекурин проскрежетал зубами, крепче сжал руль и заметно прибавил скорость.
Подскакивая на кочках, мотаясь из стороны в сторону, старая иномарка выкатилась из леса в коттеджный поселок и остановилась у кирпичного забора, за которым огромный искрившийся факел, словно подавал условный знак инопланетянам на околоземной орбите.
– Дуня! – заорал Феликс Пекурин, выскочил из салона и по засохшим лозам дикого винограда, ловко вскарабкался на кирпичный забор.
Лука Осинкин тоже залез на забор и залюбовался пламенем, жар от которого делал ночной холодный воздух теплым, но неприятным для дыхания.
– Дуня! – провопил Феликс Пекурин дурным голосом, спрыгнул с забора и забегал вокруг полыхавшего коттеджа, обливаясь потом, спотыкаясь и падая, поднимаясь и истошно крича: – Дуня!.. Дуня!
Но брюнетка не отвечала – она, как и охранник, задохнулась в дыму.
Не обращая внимания на громкие стенания товарища, Лука Осинкин стоял на заборе и наблюдал за пожаром. Он был доволен, что дом ненавистного человека превращался в прах!
– Дуня!.. Дуня! – не унимался Феликс Пекурин, бегая вокруг полыхавшего коттеджа и размахивая руками, словно дикарь в ритуальном танце.
– Хватит орать! Сматываемся отсюда! – потребовал Лука Осинкин и спрыгнул с забора на улицу.
Феликс Пекурин замолчал и походкой сильно уставшего человека направился через открытые ворота в заборе к старой иномарке. Усевшись за ее руль, он набрал цифры на мобильном телефоне и услышал, что абонент недоступен.
3
За стеклянной стеной кафе виднелось несколько пестро одетых женщин, сидевших за пустыми столиками. Чувствуя на себе их бесстыдные взгляды, Герасим Ножиков забрался на заднее сиденье такси и назвал адрес.
– Тебя как зовут?– спросила приятным голосом таксистка – пухлогубая брюнетка лет двадцати.
Вместо ответа Герасим Ножиков повернул лицо к окошку дверцы, за которым проносился ряд летних домиков с палисадниками. Он не любил болтать о себе с незнакомыми людьми, да и со знакомыми тоже.
Минут через пять такси въехало на проспект между панельными домами. Фонари, окна квартир, витрины магазинов, фары множества автомобилей, довольно хорошо отгоняли ближе к звездам темноту ночи.
– Эй, тебе разве не интересно, почему я работаю в такси? – спросила брюнетка. Все прежние ее пассажиры хотели знать, что заставило ее, хрупкую на вид, крутить руль, а не нажимать, к примеру, кнопки на клавиатуре?
– Не интересно, – отозвался холодно Герасим Ножиков, глядя равнодушно на дома и на людей, мимо которых проезжал.
– А я скажу, – рассердилась брюнетка на равнодушие приглянувшегося ей плечистого русоволосого ровесника с аккуратными розовыми ушами. Она считала, что нельзя молчать о своих проблемах, иначе никто не поможет их решить. – Работая в такси легче найти себе мужа. Моя сестра Дуняшка для той же цели стала проституткой. Я с ней даже поспорила, что раньше ее найду себе мужа. Если я выиграю, то Дуняшка купит мне свадебное платье; если она, то свадебное платье ей куплю я…. Правда, спор пока никто не выиграл.
Герасим Ножиков встрепенулся. За стеклом дверцы он увидел и узнал пятикупольную голубенькую церквушку, в которой с мамой и ее младшей сестрой Амелией святил кулич. Пусть тогда он еще в школу не ходил, но сейчас ему на несколько секунд ясно привиделся позолоченный алтарь и плотная толпа старушек в светлых платочках.
– Эй, ты, женись на мне. Я буду тебе верной женой. Я буду бесплатно возить тебя, куда скажешь. Я не буду ревновать тебя к бабам и к мужикам, – горячо пообещала брюнетка и расстегнула молнию на брючине от пояса до колена.
Небрежно взглянув на тугое загорелое бедро брюнетки, Герасим Ножиков скрестил руки на груди и закрыл глаза. Все деньги от продажи двухкомнатной родительской квартиры он потратил на лечение и похороны мамы. Работы нет. Нет зарплаты. Есть пенсия тети Амелии, но стыдно сильному парню объедать старушку. Надо быстро найти денежную работу.
Такси остановилось у арки между двух трёхэтажных домов с гипсовыми мордами львов над окнами.
– Приехали, – легонько стукнув кулачком по рулю, объявила брюнетка, застегнула молнию на брючине, поджала пухлые губы и вытерла мизинцем слезинку на щеке. Почти сутки она развозила клиентов, дико устала, но мечта найти себе суженого поддерживала ее силы; а симпатичный парень, который ей понравился, пренебрег ею.
Герасим Ножиков рассчитался за поездку.
– Возьми, вдруг, пригодится, – убрав купюры в поясную сумочку, брюнетка протянула свою визитную карточку.
Герасим Ножиков спрятал визитку в бумажник, вылез из салона и в смутной тревоге вошел через арку в квадратный дворик, где редкой листвой желтел ветвистый куст сирени, освещенный окнами квартир. Через этот дворик минувшей зимой он провез на кресле-каталке маму, вернувшуюся из германской клиники, где ей лечили сердце. Но, несмотря на удачную операцию и дорогущие лекарства, Камелия Ивановна Ножикова не дожила до весны. Вот по этому двору Герасим с тетей Амелией шел за гробом матери, который несли сотрудники похоронной фирмы к автобусу на улице.
4
Подпирая седую голову худущей рукой, поставленной локтем на подоконник, Амелия Ивановна Егоркина с шалью на узких плечах сидела на стуле и равнодушно смотрела на безлюдный кусок бульвара, освещенный фонарем на столбе. Она терпеливо ждала Герасима Ножикова – сына своей старшей сестры Камелии. В однокомнатной квартире на первом этаже столетнего дома она жила с тех пор, как полвека назад вышла замуж за геолога Данилу Егоркина и была счастлива с ним одну зиму и одну весну. А потом наступил полевой сезон, и уехал Данила искать за Уралом руду, где утонул во время ливня, спасая из бурной реки ящики с образцами найденных пород. Так, овдовев в двадцать два года, Амелия Егоркина зажила тихо и скромно, боясь вновь полюбить мужчину из-за предчувствия, что сойдет с ума от потери еще одного любимого человека. Работала она до пенсии библиотекарем в детской библиотеке, личную жизнь заполняла общением со своей старшей сестрой Камелией и ее сыном Герасимом. Когда же Камелия зимой скончалась от инфаркта, Амелия Егоркина в свои восемьдесят лет с удовольствием готовила племяннику еду, следила за чистотой его одежды и порой давала ему советы, хотя он их не просил. Образ мужа помогала ей не забывать большая фотография на стене. На снимке черноволосый мужчина с удочкой в руке стоял на крутом берегу каменистой реки.
В темной прихожей щелкнул замок. Раздалось короткое тихое покашливание.
– Герасим, это ты, мой мальчик? – спросила Амелия Ивановна, встала со стула, задернула занавеску и зажгла лампу на круглом столе с белой скатертью.
– Да, – откликнулся Герасим Ножиков, переобулся в тапочки, вошел в комнату и, усевшись на диванчик, добавил душевно: – Как ты себя чувствуешь, тетя?
– Плохо, мой мальчик, – кутаясь в шаль, пожаловалась Амелия Ивановна и поплелась на кухню. – Сердце щемит. Уже таблетки не помогают.
– Тетя, ты полежи, – ласково потребовал Герасим Ножиков и нежно взял холодную левую руку старушки правой рукой, которой иногда сбивал с ног какого-нибудь буйного посетителя ночного клуба.
Амелия Ивановна шагнула вперед и сильно покачнулась.
– Тетя! – Герасим Ножиков вскочил с дивана и подхватил старушку на руки.
– Мне плохо, мой мальчик, – тихо призналась Амелия Ивановна и закрыла глаза. – Очень плохо.
Герасим Ножиков положил тихо стонавшую старушку на кровать.
– Мой мальчик, под моей кроватью сундучок, – прошептала Амелия Ивановна, и таинственная улыбка смягчила ее осунувшееся лицо с бессчетными морщинами разной глубины и направлений. – Достань его.
– Потом, тетя, – Герасим Ножиков погладил седые волосы старушки, прикрыл ее ноги зеленым пледом, переставил стул от окна к изголовью кровати и опустился на его жесткое сидение.
– Сундучок, давным-давно привезли мне геологи – друзья моего утонувшего в реке мужа Данилы, – прошептала Амелия Ивановна, закатила глаза и сомкнула узкие бескровные губы. Шаль, прикрывавшая ее плоскую грудь, поднималась и опускалась едва-едва заметно.
Герасим Ножиков встал коленями на коврик, заглянул под кровать и вытянул деревянный сундучок за кованую ручку, провел ладонью по почерневшей крышке, на которой сохранилось изображение грифона, инкрустированное перламутром. Приятная вещь! Откинул крышку и увидел россыпь монет и несколько купюр.
– В сундучок… попадают деньги, потерянные… в округе, – тихо-тихо произнесла Амелия Ивановна. – Герасим, помогай людям деньгами… Пусть люди знают, что в мире есть еще доброта.
– Хорошо, тетя, – отозвался Герасим Ножиков, закрыл и задвинул сундучок под кровать.
Все еще чувствуя рядом с собой племянника, Амелия Ивановна захотела сказать ему, что надо жить с любовью к людям, но поняла глупость своего наставления. Какие еще слова про любовь, когда смерть перед носом?! Потом она вспомнила, как племянник, будучи ребенком, разревелся в церкви, когда батюшка обрызгал его и кулич святой водой. Потом возникло и померкло лицо сестры Камелии.
Герасим Ножиков посчитал, что тетя заснула, бесшумно прошел на кухню и сварил в турке кофе.
5
– Что у нас на ужин? – войдя с лестничной площадки в прихожую и закрыв входную дверь, громко спросил Андрей Беляшов – сорокалетний, полноватый телом и лицом владелец однокомнатной квартиры на первом этаже, по соседству с квартирой Амелии Ивановны.
– Винегрет! – ответила Алиса Беляшова – сорокалетняя худышка – и сердито прикрикнула на сына, который с брезгливой гримасой лениво ковырял вилкой винегрет в своей тарелке: – Сережа, ешь! Другой еды не будет!
– Сейчас бы рыбки красненькой, – помечтал Сергей Беляшов – семнадцатилетний брюнет с крупным ртом, с десятком прыщиков на щеках – и воткнул вилку в кубик свеклы. Он заметил, что ужин, обед и завтрак скуднеют день ото дня. А еще не так давно маленькая баночка черной икры бывала на столе через день, как шашлык из осетрины, как авокадо и прочие заграничные фрукты.
– Да, сынок, неплохо бы! – согласился Андрей Беляшов, ополаскивая руки над раковиной в ванной комнате. – Еще бы пару бутылочек пивка!
– Забудьте пиво, красную рыбу, – грустно произнесла Алиса Беляшова. – Не забывай, за все разносолы мы должны старухе Амелии кучу денег. При наших зарплатах, мы с ней никогда не рассчитаемся. И откуда только взялся на нашу голову этот чертов ее племянник?!
– При чем здесь ее племянник? – спросил Сергей Беляшов. Встречая Герасима на лестничной площадке, он легко и просто общался с ним на разные темы.
– Сережа, – поставив на стол локти согнутых рук, сердечно сказал Андрей Беляшов, – старуха Амелия давала мне и твоей маме деньги с условием, что, когда она умрет, мы похороним ее в родной деревне. Теперь старуху Амелию похоронит в деревне ее племянник. Теперь старуха Амелия нам денег в долг не дает.
– Как жить дальше, ума не приложу? Моей зарплаты воспитательницы детсада и твоей грузчика на складе не хватит на продукты, на развлечения, к которым мы привыкли, – печально сказала Алиса Беляшова и положила вилку на стол. – Теперь нашу жизнь будут портить не выполненные наши мечты.
– Прорвемся, дорогая! – с наигранным оптимизмом заверил Андрей Беляшов, наблюдая, как сын вилкой выковыривает из винегрета и медленно отправляет в рот зеленый горошек. – Главное, мы брали у старухи деньги, но никаких расписок ей не давали.
– Если я попрошу в долг у Герасима? – подумал вслух Сергей Беляшов и посмотрел вопросительно на хмурое лицо матери и отца.
– Попробуй, — позволила Алиса Беляшова. Она почему-то сильно расстроилась, что сын узнал действительный источник изысканной еды.
– Попробую, – буркнул Сергей Беляшов, вышел на лестничную площадку и позвонил в соседскую дверь.
– Что надо? – раздался голос Герасима Ножикова.
– Дай мне в долг рублей …
– Не дам! – отказал Герасим Ножиков и предложил: – Хочешь бесплатный урок карате?
– Давай! – потребовал Сергей Беляшов и подтянул кулаки к подбородку.
– Только не ори от боли, – потребовал Герасим Ножиков, распахнул дверь и выпрыгнул из прихожей на лестничную площадку.
– Не заору, – пообещал Сергей Беляшов.
– Ос! – Герасим Ножиков сделал ложный выпад левой рукой, а правой ногой врезал подростку в пах.
От умопомрачительной боли Сергей Беляшов простонал и присел на корточки.
– Из тебя выйдет классный боец, – похвалил Герасим Ножиков. – Пока!
Когда боль в мошонке исчезла, Сергей Беляшов вернулся в квартиру и услышал голоса родителей, доносившиеся из кухни.
– Хватит смотреть на меня, как сумасшедшая! Добавь в тесто. Завтра я угощу блинчиками племянника Амелии. Через час он умрет от стремительного отека легких, – сказал Андрей Беляшов.
– Это же убийство! – испуганно воскликнула Алиса Беляшова.
– Это борьба за лучшую жизнь, – возразил Андрей Беляшов. – В прошлом году я проверил яд на Лешке Панфилове. Теперь Лешка Панфилов закопан на кладбище, а я работаю на складе… Ты, главное, не бойся, мой яд бесследно разлагается в организме. В крови Лешки Панфилова не нашли никаких следов моего яда.
– Ты не химик! Как ты сделал такой яд? – спросила Алиса Беляшова.
– Было трудно. Но если сильно хочется жить сытно – все трудности нипочем.
– Папа, мама, вы, что хотите убить Герасима?! – влетев на кухню, воскликнул Сергей Беляшов.
– Сынок, не лезь в дела взрослых. Когда заведешь своих детей, тогда поймешь нас с папой, – спокойно ответила Алиса Беляшова, взбивая миксером три яйца в кастрюльке. – Ложись спать.
Сергей Беляшов проскользнул в свою комнату, разделся до трусов, лег на кровать и отвернулся лицом к стене. Ему почему-то не было жалко Герасима. Он мечтал о бутерброде с медвежьей колбасой.
6
Феликс Пекурин и Лука Осинкин выпили по порции виски и поставили пустые стаканы на стойку бара, располагавшегося в одном здании с ночным развлекательным клубом «Желтый Единорог». Зал со столиками, за которыми сидели молодые мужчины и женщины, освещали лампочки, рядами вмонтированные в потолок, расписанный в древнерусском стиле.
– Я любил здесь бывать с Дуней. Где она?.. Что с ней? – растрогался Феликс Пекурин, заглядывая оставшийся на дне стакан миллиметровый слой виски.
– Не дури, кореш. Вон, за тобой сидит рыжая бабенка. Грудь у нее больше, чем у твоей Дуньки, – сказал Лука Осинкин и подмигнул яркой шатенке, перед которой на столике возвышался фужер с шампанским.
– Витёк, повтори, – потребовал Феликс Пекурин, и в его стакан угловатый худой бармен налил из квадратной бутылки виски на два пальца.
– И мне, – Лука Осинкин вновь подмигнул яркой шатенке, которая не сводила с него оленьих глаз.
Бармен наполнил на два пальца другой стакан и отошел к приблизившейся к стойке блондинке с красивым безразличным лицом. Черные брюки обтягивали ее журавлиные ноги. Длинные рукава ее сиреневой блузки прикрывали следы уколов от локтевых сгибов до запястий.
– Забудь Дуньку. Я тебя познакомлю с рыжей, — предложил Лука Осинкин и выпил свой виски.
Феликс Пекурин уронил голову на руки, положенные крестом на стойку.
Бармен встревожился из-за поведения Феликса, которого знал, как провокатора пьяных драк.
– Сюзи, сделай моему корешу приятное! – позвал шатенку Лука Осинкин.
– Может и я, на что-нибудь сгожусь? – предложила блондинка у стойки бара и прикурила сигарету от зажигалки.
– Он пойдет со мной, – шатенка приблизилась и погладила широкую спину Пекурина. – Я разгоню все его печали.
– Отвалите все от меня, – злобно пробурчал Феликс Пекурин. Не поднимая головы, он четко вообразил обнаженную Дуню, вздрогнул и резко встал по стойке смирно. Видение его пропало. Люди и предметы приобрели четкие очертания.
Блондинка и шатенка отпрянули к столику, за которым три симпатичных мулата потягивали красное вино из бокалов.
– Дуня! – проголосил Феликс Пекурин и нетвердой походкой вышел из бара на улицу.
– Стой, чудак! – догнав товарища, потребовал Лука Осинкин.
– Где моя Дуня?! – рявкнул Феликс Пекурин и пальцами смахнул с густых бровей капельки дождя. – Где моя Дуня?!
– Ну, ты меня достал! – Лука Осинкин ударил кулаком в подбородок Феликса Пекурина, потерял равновесие и упал на тротуар. В голове его, как будто разорвалась петарда, а перед глазами промелькнул размытый образ Герасима Ножикова с виолончелью на плече.
Шатенка и блондинка выскочили из бара, бросились к телам на асфальте и предложили дуэтом:
– Мальчики, поедем в другое место, повеселимся!
– Отвалите! Не до вас! – взбрыкнув, провопил Феликс Пекурин, взвыл от тоски по Дуне, достал из кармана брюк, скомкал и бросил сто долларовую купюру в сторону молодых женщин.
Затем бывшие охранники «Желтого Единорога» встали на ноги, добрели до старенькой иномарки, припаркованной на другой стороне улицы.
– Я поведу, – пробормотал Феликс Пекурин, брелоком снял с автомобиля охранную сигнализацию, уселся за руль и разомлел.
Лука Осинкин почувствовал неимоверную сонливость и, подражая трехпалому ленивцу, забрался и улегся на заднее сиденье.
Прошла минута, другая, но старенькая иномарка не тронулась с места. Ее водитель и пассажир крепко спали.
7
Свет пасмурного октябрьского утра проник через окно в комнату Амелии Ивановны.
Герасим Ножиков вскочил с диванчика, сбегал в туалете, принял душ. Потом на кухне, пока варил кофе, осознал, что вчера напрасно поцапался с Феликсом и Лукой. Эх, не сосчитать; сколько он выпил с ними водки! Сколько съел шашлыка!
– Герасим, – проснувшись от кофейного аромата, позвала Амелия Ивановна. Седая маленькая голова ее лежала на подушке. Тонкие руки ее вытянулись поверх зеленного пледа, который укрывал по шею ее миниатюрное тело.
– Сейчас, тетя, – отозвался Герасим Ножиков, налил кофе из турки в чашку, с которой прошел в комнату. – Что случилось, тетя?
– Я до вечера не доживу, – слабым голосом сказала Амелия Ивановна, и блаженная улыбка озарила ее бледное морщинистое лицо.
– Тетя, не говори так, не надо, – попросил Герасим Ножиков и сделал маленький глоток огненного напитка.
– Нет, надо, мальчик мой, – произнесла вяло Амелия Ивановна, плавно приподняла и опустила прямую руку. – Не забудь про сундучок под кроватью. Он поможет тебе в трудную минуту. Но ты на сундучок надейся, и сам не плошай...
Герасим Ножиков еще сделал маленький глоток кофе.
– Мальчик мой, дай мне кофе, – попросила Амелия Ивановна, приподняла и уронила голову в неглубокую вмятину на подушке.
Герасим Ножиков подошел к изголовью кровати и приблизил чашку к неподвижному лицу тети.
Осчастливленная ароматом кофе Амелия Ивановна облизала губы. Память подбросила ей эпизоды из прошлого, связанные с кофе. Вот она на кухне варит кофе, а муж ее – молодой, смешливый – сидит за столом и читает газету... Вот она в руках несет из магазина пакетик с зернами арабики, и вдруг милиционер выхватывает этот пакетик и убегает… Нет, это не милиционер… Это какой-то оборвыш… О, как тогда горько плакала сестра Камелия, в тот день пригласившая на кофе фотографа Валентина Ножикова, будущего отца Герасима.
Герасим Ножиков унес чашку с остатками кофе на кухню, быстро надел в прихожей строгий серый костюм, черные туфли и куртку. Затем он осторожно достал из-под кровати тети сундучок, выгреб из него скомканную мокрую стодолларовую купюру и горсть мелочи, задвинул ногой сундучок под кровать, вышел из квартиры и закрыл ее дверь на ключ.
– Герасим, возьми. Мама вчера вечером испекла. Возьми, – выйдя из соседней квартиры, предложил Сергей Беляшов. На тарелке в руках его лежали стопкой блинчики. В русоволосой голове его звучали слова отца: «Если Герасим съест блинчик, то наша еда вновь станет вкусной и разнообразной».
– Спасибо, Серега. Ешь сам, – отказался Герасим Ножиков. После чашки кофе, он никогда ничего не ел.
– Ну, возьми хоть один, – не отстал Сергей Беляшов. – Блинчики у мамы всегда очень вкусные.
– Спасибо, – небрежно поблагодарил Герасим Ножиков, схватил блинчик и вышел во двор.
Проходя под аркой между домами, он кинул блинчик дворняжке, лежавшей у стены, вытер пальцы носовым платком и двинулся по бульвару в сторону станции метро.
Собачонка мигом проглотила угощение и, жалобно поскулив минут, околела с открытыми глазами.
8
В старенькой иномарке, всю ночь простоявшей поблизости от клуба «Желтый Единорог», первым проснулся сидевший за рулем Феликс Пекурин.
– Башка раскалывается, – пожаловался он, помассировал пальцами виски, затылок и шею.
– Я тебе вчера говорил, что в этом баре виски паленые, – лежа на заднем сидении, отозвался Лука Осинкин.
Мимо старой иномарки прошла пожилая женщина с собачкой и только тогда, не вылезая из салона, товарищи открыли дверцы и помочились на бордюр.
– Кайф! – повеселел Лука Осинкин, но увидел Ножикова, подошедшего к входу в «Желтый Единорог», озлобился, выскочил из салона.
Герасим Ножиков дернул за ручку железную дверь в клуб. Закрыто. Дернул еще раз. Результат тот же. Краем глаза заметил Осинкина и Пекурина. В руке одного был огромный гаечный ключ, а в руке другого была бейсбольная бита.
– Ну, предатель, побазарим по-мужски?! – предложил Феликс Пекурин и повертел перед собой битой.
– Мне некогда, – отказался Герасим Ножиков, без робости глядя то в злые глаза Пекурина, то в бегающие глаза Осинкина. – Я пришел устраиваться на работу. С вами я не хочу иметь никаких дел.
Лука Осинкин замахнулся гаечным ключом.
Герасим Ножиков пошевелил в кармане куртки пальцами правой руки, будто сжимая и разжимая рукоятку пистолета.
Лука Осинкин бросил гаечный ключ на асфальт и стремительно ударил Ножикова в висок.
На секунду у Герасима потемнело в глазах, а потом он выдернул из карманов руки, левой ногой врезал в пах Осинкину, и ею же ударил Пекурина в живот. Хватая ртом воздух, нападавшие склонились в три погибели, получили от Ножикова хлесткий удар ладонью по затылку и упали на тротуар.
– Что за козлы тут махач устроили?! – распахнув входную дверь ночного клуба, спросил громила в светлом костюме. – Вон отсюда!
– Позови хозяина, – попросил Герасим Ножиков.
– Может архиерея тебе не позвать?! – рассердился громила.
– Мы из прежней охраны клуба, – подал голос Феликс Пекурин, поднимаясь на ноги за Осинкиным, который подобрал гаечный ключ. – Нам нужна работа. Позови хозяина.
– Я – хозяин клуба «Желтый Единорог»! Работы для вас нет! – объявил громила и так сильно захлопнул металлическую дверь, что в окне над ней вылетело стекло, разбилось об асфальт и разлетелось осколками на десяток метров.
– Нам не дали работу из-за тебя, говнюк, – Лука Осинкин медленно двинулся на Ножикова, потрясая рукой с гаечным ключом.
– Да, пошел ты! – огрызнулся Герасим Ножиков и похромал по улице к метро. Ему вдруг опротивел Феликс и Лука. Ему вдруг опротивели танцующие в «Желтом Единороге» молодые наркоманы с остекленевшими глаза и с распахнутыми губами.
Лука Осинкин и Феликс Пекурин двинулись через мостовую к старенькой иномарке.
Герасим Ножиков достал из кармана брюк и раскрыл бумажник. Скомканная стодолларовая купюра упала на бордюр и скатилась на мостовую.
Герасим Ножиков взглянул на цифры на визитке таксистки, он набрал их на мобильнике.
– Здравствуйте. Я – Ольга Комкова. Я слушаю Вас, – после длинного гудка сказал женский голос.
– Это я – твой вчерашний потенциальный жених, – представился Герасим Ножиков и присел на скамейку неподалеку от подземного перехода на другую сторону улицы. Молодой клен плавно закачал его головой веткой с желто-красной листвой.
– Слушаю Вас.
– Оля, пожалуйста, приезжай, – попросил Герасим Ножиков и назвал станцию метро, к надземному вестибюлю которой сидел спиной.
– Буду через семь минут, – пообещала Ольга Комкова и повернула такси перед площадью в переулок. Она была приятно удивлена, звонком от вчерашнего пассажира – русоволосого, плечистого парня с приятным овальным лицом, с синими глазами. Выходит не зря он приснился ей под утро! Возможно сегодня, в этот пасмурный день, она найдет свое женское счастье.
Герасим Ножиков убрал телефон в карман куртки и запрокинул голову – так удобней было наблюдать за колыханием листвы на ветках клена.
– Эй, вчерашний пассажир, я здесь, – крикнула из остановившегося желтого такси Ольга Комкова.
Герасим Ножиков поднялся со скамейки и уселся в такси, на переднее пассажирское сиденье.
– Куда поедем? – спросила Ольга Комкова, и правый ее черный глаз озорно подмигнул.
– Туда же, куда и вчера, – ответил Герасим Ножиков.
Ольга Комкова проехала метров пятьдесят, остановилась за полуторатонным крытым грузовиком.
– Пробка, – пояснила она и нажала клаксон.
Ее сигнал поддержали сигналами другие водители, и на узкой улице с односторонним движением поднялась жуткая какофония.
9
Проводив после завтрака жену на работу, а сына в школу, Андрей Беляшов взял из шкафчика в прихожей бородчатый ключ, который дала Амелия Ивановна его жене, чтобы она время от времени убиралась в ее квартире и приносила продукты из магазина и лекарства из аптеки. Но с тех пор, как в квартире соседки поселился племянник, нужда в помощи Алисы Беляшовой отпала, а ключ вот остался.
Андрей Беляшов понимал, что вероятность выпросить у соседки несколько тысяч рублей мизерна. Вчера утром она ему отказала. Но это было вчера. Сегодня он собирался попросить деньги на еду и рассказать, что сын его от голода упал в обморок на уроке физкультуры. Хотя этого случая и не было.
Выйдя на лестничную площадку и отперев дверь квартиры Егоркиной, Андрей Беляшов нерешительно вошел в прихожую и тихо позвал:
– Амелия Ивановна… Амелия Ивановна…
Отзыва не последовало.
Тогда он вошел в комнату, приблизился к кровати и обомлел, глядя на заострившийся нос старушки, на странную неподвижность лица, на чуть приоткрытые бескровные губы. В свои сорок лет жизни, он впервые находился так близко к покойнику.
– Амелия Ивановна, – бездумно пробормотал Андрей Беляшов и отшатнулся от кровати, часто моргая и напрасно пытаясь пальцами сломать бородчатый ключ.
Однако паниковал он недолго, а затем обыскал старенький пузатый комод, чувствуя себя в чужой комнате хозяином. Обнаруженные в верхнем ящике старые письма, открытки, фотографии и какие-то документы, пуговицы в жестяных коробочках не заинтересовали его. А вот в нижнем женском белье, в простынях, в наволочках, хранившихся в других ящиках он порылся тщательно, но так и не нашел ни денег, ни драгоценностей.
С досады Андрей Беляшов задвинул ящики в комод и заметил под кроватью покойницы сундучок. Жгучая мечта о богатстве вернулась к нему и согрела грудь! Он рухнул на колени и вытянул из-под кроватного полумрака сундучок с инкрустированным грифоном на крышке. Вытянул и шепотом попросил:
– Пусть будут деньги, много денег. Я все не возьму, – не определившись с суммой, резко откинул крышку сундука и увидел только сильно помятую сто долларовую купюру. Помятые сто долларов и больше ничего!
Тягучий стон сорвался с губ Андрея Беляшова. Спрятав сто долларов в карман брюк, он затолкал ногами сундук под кровать и ринулся на кухню. Там он взял с настенной полки пакет гречневой крупы и начатую пачку сахара и, вернувшись в свою квартиру, прибавил добычу к скудным запасам макарон в ящике под кухонным столиком.
10
Феликс Пекурин остановил старенькую иномарку перед перекрестком, пересечь который не давал красный свет на светофоре.
– Кореш, вон куда надо нам устроиться на работу, – призвал с заднего сиденья Лука Осинкин и показал рукой инкассаторский автомобиль рядом с а коммерческим банком.
Феликс Пекурин заметил, что светофор зеленной стрелкой разрешил поворот, и поехал направо.
– Тормози! – увидев появившихся из-за угла банка пятерых мужчин с короткоствольными ружьями, потребовал Лука Осинкин.
Феликс Пекурин резко остановил иномарку у бордюра. Он тоже обратил внимание, что к бронеавтомобилю приближаются вооруженные мужчины в черных масках.
Два инкассатора уже вынесли из банка объемистую сумку и направились к бронеавтомобилю. Тут на них набросились грабители. Произошла отчаянная, но короткая потасовка, раздались выстрелы. Потом грабители, один из них с сумкой, бросились наутек, а в них несколько раз пальнул из пистолета выпрыгнувший из бронеавтомобиля водитель.
Феликс Пекурин с бейсбольной битой и Лука Осинкин ринулись из салона наперерез грабителям.
– Стоять! – крикнул грозно Лука Осинкин, настиг и подсечкой сбил с ног рослого мужика в черной маске и с огромной сумкой в руке. Падая на тротуар, тот выронил сумку, и она взлетела, перекувырнулась несколько раз, и пачки денег из нее рассыпались в разные стороны.
Тут же подоспел Феликс Пекурин, огрел битой шею поверженного грабителя, тут же другие грабители открыли по преследователям шквальный огонь из ружей. Лука Осинкин получил картечь в ногу, а Феликс Пекурин в грудь. Оба повалились на асфальт и увидели, как десятка три людей выбежало из кафе, которое находилось рядом с банком, и потянулось руками к денежным пачкам на асфальте, но пачки вдруг исчезли. Тогда любители халявы скрылись вместе с грабителями за углом банка.
В то же время Лука Осинкин жадно схватил пачку долларов окровавленной рукой, но почувствовал головокружение и разжал пальцы. Из разорванной картечью бедренной артерии кровь и жизнь покинули его молодое тело.
Феликс Пекурин с картечью в левой части груди прохрипел коротко и умер с кровавой пеной на губах.
Вскоре прибывшие на место перестрелки полицейские зафиксировали в протоколе: двух инкассаторов, раненых в предплечья; труп грабителя с переломанной шеей; два трупа молодых мужчин с удостоверениями охранников развлекательного клуба «Желтый Единорог»; пустую сумку для денег, которых так и не нашли.
11
– Вот здесь я живу, – открыв ключом дверь квартиры, сказал Герасим Ножиков. – Заходи.
Предчувствуя что-то важное в своей жизни, Ольга Комкова перешагнула порог и оказалась в прихожей.
Герасим Ножиков прошел в комнату, приблизился к кровати и позвал:
– Тетя Амелия.
Серое-белое лицо старушки, бескровные губы ее и множественные морщины вокруг глаз ее не пошевелились.
– Тетя Амелия, – усилил зов Герасим Ножиков, провел ладонью по тонкой холодной руке старушки, понял, что она умерла, и испытал щемящую боль от потери родного человека.
Ольга Комкова непринужденно присела на край диванчика и решила, что сегодня не будет возить по городу клиентов. Надоело! Лучше познакомиться поближе с синеглазым красавцем!
– Тетя Амелия умерла, – прошептал Герасим Ножиков, не понимая, что делать дальше и что говорить.
– Все мы когда-нибудь умрем, – проранила Ольга Комкова, вспомнила об исчезнувшей своей сестре Дуняше, и слезинки блеснули на ее глазах.
– Умрем, – согласился Герасим Ножиков, шагнул к окну и уставился взглядом на желтое такси, на котором приехал.
– Поэтому надо жить, — промакнув слезинки носовым платочком, сказала Ольга Комкова, — и получать удовольствие.
Точно во сне Герасим Ножиков вернулся к кровати, встал на колени, выдвинул из-под кровати сундучок, открыл крышку с инкрустированным грифоном и не поверил своим глазам. Пачки долларов! Сундучок был полон ими до краев!
Герасим Ножиков разорвал банковскую упаковку. Неужели доллары настоящие?!
Ольга Комкова тоже опустилась перед сундучком на колени, восхищенно смотря то на деньги, то на ошарашенное синеглазое лицо Ножикова.
– Тут целое состояние, – промолвила она с придыханием.
Герасим Ножиков сунул в руку брюнетке пачку долларов.
– Легко хочешь от меня отделаться, – вернув доллары в сундучок, заявила Ольга Комкова и руками обвила шею Герасима. — Я хочу быть с тобой. Не прогоняй меня.
Герасим Ножиков властно обнял плечи брюнетки и коснулся губами ее дрожащих губ.
– Нет, не здесь, – шепотом запретила Ольга Комкова, поднялась на ноги и помогла подняться Герасиму. – Поехали ко мне.
– Поехали, – согласился Герасим Ножиков. – Только улажу с похоронами тети.
Скупо плача от внезапного счастья, Ольга Комкова прошла с Ножиковым и позвонила в дверь квартиры Беляшовых.
– Кто там?! – спросил Андрей Беляшов из прихожей.
– Срочно вызови врачей! – потребовал Герасим Ножиков. – Тетя Амелия умерла.
– Боже мой! – пафосно огорчился Андрей Беляшов, распахнул дверь квартиры и покачал головой. – Какое горе, боже мой, какое горе. Жалко, старушку. Пожила бы еще.
– Похорони тетю. Вот ключ. Вот деньги, – Герасим Ножиков отдал соседу бородчатый ключ, две пачки долларов с пятнышками крови на банковской упаковке и с Ольгой в квартиру тети Амелии.
Там они взяли за кованые ручки сундучок и неторопливо вышли во двор, миновали арку и уселись в такси.
– Ко мне? – вставив ключик в замок зажигания, спросила Ольга Комкова, чувствуя себя счастливой.
– Да, – согласился Герасим Ножиков и погладил ладонью крышку сундука.
Заурчал мотор, и такси помчалась вдоль бульвара, придавливая шинами опавшую с лип листву к мостовой.
Минут через десять довольный жизнью Андрей Беляшов вышел из подъезда и отправился на фермерский рынок. В кармане его светлой куртки лежала пачка долларов. На них он собирался купить продукты для своей семьи, а уж потом заняться похоранами соседки.
Эпилог
Этим летом я встретил Герасима Ножикова на набережной. Он осторожно катил детскую коляску, в которой спал малыш. Рядом с Ножиковым шла и светилась от счастья Ольга Комкова. Я поздоровался с ними и спросил:
– Как дела, ребята?
– Нормально, – ответил Герасим приятельским тоном. – Купил квартиру, здесь неподалеку. Машину. Скоро куплю дачу. Да, на днях гранитный памятник на могилу тети Амелии поставил.
– А где работаешь? В охране?
– Нигде не работаю, – весело ответил Герасим и покатил коляску дальше. Ольга пошла рядом с ним, что-то рассказывая.
Я еще долго смотрел им вслед, потом вспомнил о своих житейских проблемах и зашагал к мосту через реку.
Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/