КГБ – ЦРУ: война спецслужб

 

 

 

Леовал Дерфи

 

  

КОНТРРАЗВЕДЧИК-5
«У ОБРЫВА»

 

 Киев 2013

 

 

 

 

1990 год не принес Советскому Союзу ничего хорошего. Его убивали все новые и новые экономические проблемы, подкашивали социальные взрывы, разрывал на части национальный федерализм. Центр не успевал реагировать на губительные вызовы и зачастую лишь констатировал факты. Власть постепенно охватывал паралич.

В этих условиях КГБ, загоняемый в угол его противниками и отчаянно стараясь оттянуть момент собственной гибели, пытается атаковать. Несмотря на большие потери, разгром его резидентур в ряде стран, КГБ еще грозен и, как смертельно раненный хищник, может нанести удар.

Эта книга завершает цикл «Контрразведчик».

 

 

Верстка: И. Хвостенко Корректура: Л. Трипольская

 

 

 

Часть І. МЕCNM

Глава 1. НАЧАЛО

—   Вы уверены? — Серов задал этот вопрос скорее для себя, чтобы не молчать. Стоявший напротив него худощавый, с внимательными глазами мужчина был опытным агентом. Но он торопился, и Серов старался избегать пауз в разговоре. Ведь если диалог прерывается длительным молчанием, собеседник может решить, что его время не ценят. А Серов не хотел, чтобы агент так думал, ведь это был надежный и безотказный человек.

—   Конечно, — агент нетерпеливо повел плечами. — Вы же меня хорошо знаете, не первый год работаю с вами. Я редко ошибаюсь.

—    Да, конечно, извините, — Серов, майор контрразведки Предпорожского управления КГБ, чуть прикоснулся к плечу агента. — Давайте я коротко повторю то, что услышал, хорошо? И будем расставаться.

Агент кивнул и еще раз быстро глянул на часы.

—   Да, Юрий Николаевич, не хочу опаздывать, а то, знаете, у нас с этим строго.

—   Значит так. Первое, — Серов загнул мизинец на руке, — его интересуют места дислокации стратегических ракет, выпускаемых на «Топазе». И это не входит в круг его обязанностей. Но он часто бывает в цехе, где проводится сборка отдельных ступеней, и на участке, откуда отправляют уже готовую ракету на боевое дежурство. Это два, — загнул второй палец Серов. — И главное, он старается познакомиться с военнослужащими ракетных войск стратегического назначения, у которых эти сведения старается выпытать. Это три.

—   Для начала будто бы достаточно.

—   Вполне.

—   Они попрощались.

Уже прибыв в управление, Серов на листе бумаги быстро записал полученную от агента информацию и зашел к своему начальнику Хаченкову.

—   Виктор Иванович, — положил он на стол тому документ,

—   только что встречался с агентом.

Хаченков поправил очки и пробормотал: «Давай посмотрим». Пробежав глазами текст, он на минуту задумался.

—   Художник к тому же… Хм…

—   Причем неплохой. А предлог зайти в цех удобный: нарисовал портрет такого-то начальника, хочу отдать.

—   Интересно, давно он вот так портреты раздает?

—   Через пару дней, Виктор Иванович, буду знать больше.

—    Давай быстро его проверим по нашему массиву информации, может, раньше где-то мелькал? Сегодня же шифровку в Киев, нужно знать все, что произошло в художественном институте, куда он поступал. И в особый отдел срочный запрос подготовь. Дальше. Нужно установить степень осведомленности его о секретах. И продумай, как организовать видеонаблюдение за ним, когда он работает с секретными документами. Пока все.

Хаченков помолчал, затем сдвинул на лоб очки и задумчиво спросил:

—    Как считаешь, это инициативник? Или он уже завербован теми же американцами, к примеру, и лишь выполняет их задание?

Серов ответил не сразу. И не потому, что у него не было собственного мнения по этому поводу, просто он знал неписаное правило: на серьезные вопросы не торопись давать ответ. Поэтому майор выдержал паузу и только тогда произнес:

—   Судя по всему, опыта у него большого нет, да и доступ к закрытым документам отсутствует, хотя… — Серов с сомнением покачал головой, — чем черт не шутит.

 

Глава 2. КРАСИЛЬНИКОВ

Замполит комендантской роты, охраняющей предприятие

«Топаз», капитан Красильников медленно, чуть вразвалку двигался по казарме, задумчиво оглядывая стены, обвешанные старыми, выцветшими от времени плакатами с изображением шпионов в черных очках и противостоящих им бдительных военнослужащих в форме пятидесятых годов.

На расстоянии двух шагов за замполитом со скучающим видом следовал старшина роты Голубченко, совершенно не понимая смысла происходящего: вот уже второй час старшину в каптерке дожидался ефрейтор Маньков, с которым они с утра приступили к ревизии ротного имущества, а Красильников, похоже, и не думал прекращать свой осмотр. Назначенный сюда замполитом три месяца назад капитан дал себе слово изменить жизнь вверенной ему комендантской роты, сделав ее насыщенной и нескучной. «И чего это он на эти плакаты столько времени пялится? — думал Голубченко. — Плакаты как плакаты, прежний замполит их как велел повесить десять лет назад, так они и висят, никому не мешают, а этот не успел в должность вступить, сразу: «Наглядная агитация, воспитание! Личный состав должен быть окружен красотой, а не бездушием!». А имущество когда считать? Одних только портянок, почитай, пятнадцать пар найти не можем, а пять шапок? А три пары сапог? Да что говорить! Утром заместитель по тылу майор Новожилов ждет доклада, а если мы так ходить будем, то до утра не разберемся».

Размышляя таким образом, старшина уже раскрыл было

рот, чтобы сообщить Красильникову об указаниях заместителя по тылу, но тот внезапно остановился и глубокомысленно произнес: «М-да…». Старшина вскинулся, посчитав, что осмотр стен закончен, но замполит вздохнул и сказал то ли Голубченко, то ли самому себе:

—     Вот мы говорим: перестройка, ускорение… А где она, перестройка? — его указательный палец взметнулся вверх,

словно намекая, что уж там-то ответ на заданный вопрос знают. Старшина, к исходу второго часа хождения по казарме переставший что-либо соображать, чисто механически задрал голову к потолку, затем, спохватившись, бросил взгляд на громадный будильник, стоявший на приставном столике возле дневального. О ужас! Стрелка будильника приближалась уже к цифре «12». «Зарежет, без ножа зарежет! — в отчаянии подумал старшина, — ведь не успею же я, сгноит меня майор Новожилов».

—   Товарищ капитан, — плачущим голосом начал он, — мне завтра доложиться утром надо. Не уложусь в срок, а?

Но Красильников, казалось, не слышал старшину. Он ходил вдоль стены и громко вздыхал, все своим видом демонстрируя неудовольствие наглядной агитацией.

Нет, замполит не был бездушным бюрократом. Не был он и карьеристом, пытающимся использовать перестроечные лозунги для продвижения по служебной лестнице. Более того, воспитанный интеллигентными родителями в атмосфере любви к театру, искусству вообще, но выбравший вопреки их воле воинскую службу, где, как он считал, может принести настоящую пользу родине, капитан быстро привык к суровой армейской жизни, но так и не смог смириться с безразличием, нередко царящим в военных коллективах. Потому дефицит эстетики в казарме казался ему куда более тревожным сигналом, чем пропажа нескольких пар солдатских портянок. Вот и сейчас серость и убожество казарменных стен вызывали в нем непреодолимое желание изменить здесь все и сразу.

Повернувшись к старшине, Красильников с легким раздражением в голосе, сердясь, что его не понимают, сказал:

—   Перестройка ведь начинается с нас. С меня, вас, с него, — ткнул он тем же указательным пальцем в сторону стоящего вдали дневального. — А что мы сделали для того, чтобы изменить жизнь? А? Что это за плакаты? На них кто-то еще обращает внимание? Я вас спрашиваю, старшина?

—    Не успею я, — бормотал тот тихо о своем, — отпустили бы вы меня.

—    Вот я о том же и говорю. Дела, заботы, хлопоты — словом, текучка. Именно текучка! А я о человеке. О его личном. Об эстетике, в конце концов. Партия стремительно перестраивается, ищет новые идеологические формы воздействия на личность советского человека, а из-за бездушия вынуждена буксовать. Вот это что?! — капитан обвел рукой казарменные стены, словно именно они мешали развиваться партии. Старшина, по опыту знавший, что остановить в таких случаях замполита невозможно, смирился со своей горькой участью и покорно ждал, когда Красильников выдохнется. Но тот почему-то развивать мысль не стал, вместо этого спросил:

—   А что, неужели во всей роте нет ни одного солдата, маломальски способного изобразить на бумаге современность?

—   Ну почему? Есть у нас хороший хлопец, рисует так, что не оторвешься. Давайте я вам покажу, — и старшина, радуясь, что разговор перешел в практическую плоскость, потащил замполита к себе в каптерку. — Вот смотрите, — перешагивая через лежащие на полу стопки белья, старшина подошел к противоположной стенке и откинул закрывавшую ее занавеску. Красильников замер, пораженный увиденным. Представшая его взору картина, несмотря на то, что исполнена она была на простом ватмане обычной дешевой акварелью, задевала за живое. На стене алел закат — багряное солнце уходило за горизонт, прячась за сельские домики, неподвижные деревья, казалось, опустили ветви, и столько в этой картине было тихой тоски по уходящему дню, что Красильников невольно загрустил. Несомненно, автор был талантливым художником, это было ясно сразу.

—   Кто рисовал? — почти шепотом спросил капитан, невольно подавшись вперед, разглядывая детали.

—    Да молодой из второго взвода, Стубул фамилия его. А что, вызвать? — старшина нетерпеливо переминался с ноги на ногу, надеясь, что сейчас сможет освободиться.

—   Конечно! Что ж ты таланты прячешь? Давай его сюда!

—   Дневальный! — старшина высунулся из каптерки. — Стубула сюда, быстро!

Через несколько минут послышались торопливые шаги, и в дверях показался невысокий ладный парнишка с приятным смуглым лицом, на котором, правда, читалась некоторая настороженность.

—    Товарищ капитан, рядовой Стубул по вашему приказанию прибыл! — голос негромкий, мягкий.

—   Ваша работа, боец? — Красильников кивнул на картину.

—   Так точно! — глаза Стубула чуть напряглись, словно он ожидал нагоняя.

—   Молодец! — по лицу замполита разлилась улыбка. — Вы что, учились где-то?

—    Да, художественное училище закончил, — голос Стубула стал тише, и капитану показалось, что в нем прозвучала грусть. Ну мало ли почему? Может, учиться дальше хотел, а не получилось. Не каждому же удается в вуз поступить. Хотя таких талантливых ребят Красильников брал бы в институты без экзаменов.

—    А вот я хочу вам поручить интересное дело, идемте ко мне, — и Красильников, к великой радости старшины, вышел из каптерки, махнув тому на прощание рукой.

Кабинет замполита — маленький, обставленный с соответствующим его статусу минимализмом, — отличал лишь большой, во всю ширину помещения стол, заваленный газетными вырезками, партийными журналами и бумажными папками с различными надписями. В углу на узкой тумбочке стояла небольшая и не очень удачная копия картины «Купание красного коня» Петрова-Водкина.

Заметив брошенный на нее взгляд Стубула, Красильников почему-то немного смутился, словно его уличили в дурном вкусе, и пробормотал:

—   Скоро поменяю на что-то получше.

—   Ну почему, — тихо сказал Стубул, — это очень хороший художник, вот только копия слабовата.

—   А что, могли бы лучше?

—   Попробовать нужно, — пожал плечами Стубул.

—   Что ж, такую возможность я вам дам, — голос замполита вновь обрел твердость, — но сейчас другое важно. Садитесь. Кивнув Стубулу на стул, Красильников приступил к делу.

—   Понимаете, боец, — он вдохнул побольше воздуха, словно приготовился сказать длинную фразу, — вот вы как художник не могли не заметить, что в нашей казарме стены, скажем прямо, убогие. Как по форме, так и по содержанию. Плакаты эти… ну разве их кто-то замечает?

Стубул улыбнулся краешками губ.

—   Нет, не замечает.

—    Вот видите! А сейчас же время другое — все честно, открыто, без обиняков говорим о недостатках, словом, перестройка. Вот и хотелось бы, чтобы плакатное искусство тоже оживилось. Согласны?

—    В отношении плакатов, конечно, согласен, товарищ капитан.

И опять Красильникову показалось, что глаза солдата немного погрустнели. Но он не стал допытываться, придет время — расскажет сам.

—   Так что давайте поменяем наши стены! Я дам вам последние журналы, — замполит кивнул на кипу прессы, — вы выберете лучшие образцы и нарисуете что-то полезное.

—    А когда приступать? — в голосе Стубула послышалась неуверенность, — у нас же строевая подготовка, дежурства.

—    Придется вас от некоторых обязанностей освободить, я скажу командиру вашего взвода. Ничего не поделаешь, в роте солдат много, а художник один.

 

«Секретно

Шифротелеграмма №17129

На ваш запрос в отношении Стубула Матвея Ивановича, 1971 года рождения, сообщаем следующее.

Стубул М.И. действительно в августе 1990 года был зачислен студентом в Киевский художественный институт. На вступительных экзаменах его работа получила высшую оценку и была признана одной из лучших.

Однако 4 сентября 1990 года, согласно приказу ректора института, Стубулу был предоставлен академический отпуск сроком на один год по семейным обстоятельствам. Основанием такого решения стало заявление Стубула. Однако, как показала сравнительная графическая экспертиза, почерк в заявлении не имеет сходства с почерком Стубула. По заключению экспертизы, оно написано женщиной.

Зам. начальника Управления «З» КГБ УССР полковник В. Шрамко»

 

 

Глава 3. В ПАРКЕ

Он любил этот парк. Большой, тихий, раскинувшийся на острове прямо посреди Днепра, который, словно обнимая своими водами берега, стремился на юг… Здесь отдыхала душа и пропадала обида. С высоких холмов хорошо была видна череда высоких заводских труб, извергавших дым, — там работали заводы, суетились люди, а тут царили покой и тишина. Издалека парк казался одним большим желтым шаром — осень одела его в свой яркий наряд.

Каждый раз, когда выпадала возможность вырваться в город, он бежал сюда и почти все свое время проводил в этом царстве трав, цветов и деревьев. Те из его товарищей, с кем вместе удавалось получить день свободы, удивлялись такому завидному постоянству. И если раньше, едва выйдя за ворота, они настойчиво предлагали сходить в кино, на дискотеку, где можно было весело провести время, втихаря выпить пива и познакомиться с девчонками, то со временем, видя его безразличие к подобного рода приключениям, отстали. Ему удалось добиться своего и обрести уединение и покой хотя бы ненадолго.

Вот и сейчас аромат теплой осени, нежно щекоча ноздри, наполнял тело совершенно необыкновенными ощущениями

—    хотелось забыться в этом тихом месте, где никому ни до кого не было дела.

Ступая по ковру опавших листьев, он медленно шел между деревьев, среди которых, разложив свой инвентарь, сидели художники, в основном студенты художественного училища, стремясь успеть запечатлеть на холсте последние дни теплой осени. При виде этих молодых людей, таких тихо-сосредоточенных и немного отрешенных, словно они одни во всем мире, ему становилось грустно. Нет, не одиночество печалило его, наоборот, это чувство в какой-то степени было для него естественным и близким. Сознание того, что он лишен такой возможности, как эти ребята и девушки, лишен вопреки своей воле, наполняло его сердцем щемящей безысходностью.

Его всегда тянуло постоять возле кого-нибудь из этих студентов, посмотреть, как ложатся на холст мазок за мазком краски, но никогда не позволял себе этого, по собственному опыту зная, как художнику иногда мешает посторонний взгляд.

Но сейчас он изменил своим принципам. Эта русоволосая девушка, склонившаяся над большим мольбертом и увлеченно работавшая кистью, сразу привлекла внимание. Что-то было в ней беззащитное, одинокое, так созвучное его настроению, что он невольно остановился, наблюдая за ней вначале издалека, а затем не выдержал, подошел и тихо встал за ее спиной, глядя через плечо на рамку с натянутым на нее холстом, стоявшую перед молодой художницей. На холсте постепенно прорисовывалась городская панорама — высотки, заводские строения, купол цирка. Картина выглядела искренне, свежо.

Девушка, погруженная в работу, казалось, ничего не замечала вокруг. Так продолжалось несколько минут. Наконец он не выдержал:

—   Простите…

Она вздрогнула и обернулась. Ресницы взметнулись вверх, открывая большие голубые глаза… Казалось, она еще там, в буйстве красок, и ничего не видит вокруг. Ему вдруг стало неловко, что он нарушил святое правило художника, гласившее: не мешать! Чувство досады на себя за опрометчивый поступок вмиг охватило его, и, не желая услышать

упрек, он было отступил, чтобы уйти. Но в глазах незнакомки не было упрека.

—   Что? — голос у нее оказался тихим и приятным, и он тут же успокоился.

—   Простите за назойливость, я не хотел помешать и не подумал, что могу вас испугать.

—    Да нет, вы не испугали меня, просто я не ожидала, что кто-то стоит рядом, — ответила она так же тихо, совсем без раздражения. Ему вдруг стало так тепло и хорошо рядом с ней, что он забыл обо всех неприятностях, сопровождавших его последний год, о службе, и спросил уже смелее, с улыбкой:

—    Я наблюдал за тем, как вы рисуете, и мне очень захотелось узнать, как будет называться ваша картина.

—   А что, вы тоже художник? Судя по одежде, нет, — засмеялась девушка весело, оглядывая его солдатскую форму.

—   Солдат я временно, — серьезно ответил он. — А вообщето я закончил художественное училище. Меня звать Матвей. Девушку чуть смутила серьезность незнакомца. Смех ее прервался: ей показалось, будто она коснулась какой-то болевой струны этого молодого человека, заставив его вспомнить о чем-то неприятном. Совершенно непроизвольно она стала поправлять свою светлую куртку, словно не зная, как дальше себя вести… Затем, видимо, приняв решение, тряхнула голо-

вой и в уголках губ снова засветилась улыбка.

—   А я Катя. Это моя курсовая работа, называется она «Город индустриальный».

—    «Город индустриальный»? — переспросил Матвей, внимательно глядя то на картину, то вдаль, — однако…

—    Что вас удивило? — Катя заинтересованно смотрела на неожиданного знакомого. Он ей тоже понравился. Конечно, иногда к ней в парке как к сидящей в одиночестве симпатичной девушке подходят праздношатающиеся типы, пытаются заговорить и познакомиться. Но Катя, несмотря на внешнюю хрупкость и беззащитность, могла дать отпор и в случае чего поставить нахалов на место. Те же, когда видят, с кем имеют дело, быстро ретируются. Но этот парень совсем не походил на нахала. Более того, Кате почему-то не хотелось, чтобы он уходил. Несмотря на то, что прошло всего несколько минут с момента их встречи, она почувствовала себя рядом с ним легко и свободно. А Матвей присел на корточки возле нее и, вглядываясь то в картину, то в открывающийся с этого места вид, сказал:

—    Вот если вы развернетесь немного правее, а еще лучше

—    займете место вон на том пригорке, — махнул он рукой в сторону, — то ваша курсовая работа будет полностью соответствовать названию.

—   Почему?

—   Ну смотрите. Вон там порт, домны, большие трубы, недалеко железнодорожный мост, словом, индустрия как на ладони. Как раз по теме. С пригорка открывается очень выгодный ракурс.

Катя внимательно проследила за взглядом Матвея, удивленно разглядывая открывшуюся перед ней панораму, будто увидела ее впервые.

—   Да, действительно… Как я сама не догадалась?

В этом ее вопросе был столько неподдельной искренности, что Матвей невольно улыбнулся. Эта хрупкая девушка с кисточками в руках нравилась ему все больше и больше. Матвею очень захотелось помочь Кате, он видел, что картина выглядит свежо и радостно, но на холсте были заметны и явные погрешности, которые Матвею как более опытному художнику бросились в глаза.

—    И еще, Катя. Вы рисуете картину в разное время дня, так?

—   Ну да. Как время свободное появляется, так и бегу сюда.

А как вы догадались?

—   По теням. Видите, тени от зданий — разной длины? Вот здесь, — Матвей указал на один из домов, возвышавшийся на переднем плане картины, — явно видно, что вы рисовали с утра, во-о-н какая длинная тень, а это строение запечатлено уже днем, его солнце освещало сверху.

—   Ой! — удивилась Катя, по-детски сложив перед собой ладони, — а я и не заметила. Что же теперь делать?

—    Это все поправимо, нужно будет просто потратить немного больше времени, но зато ваша курсовая получит отличную оценку.

—   Спасибо, Матвей, вы действительно помогли мне. В следующее воскресенье я приду сюда и обязательно сяду там, где вы порекомендовали.

Девушка несколько секунд помолчала, словно ожидая реакции Матвея, но тот не проронил ни слова.

—   А вы, — вдруг неожиданно для себя произнесла она тихо,

—   не планируете здесь быть?

«Что ж это я? — подумала Катя, — только познакомилась, и тут же назначаю свидание, даже не узнав человека, нормально не поговорив. Хотя почему не узнав? Сразу видно, что это скромный молодой человек, вежливый, деликатный, к тому же довольно симпатичный. И потом, у него есть какая-то тайна. Эти его грустные глаза… В их глубине прячется затаенная обида. Значит, в его прошлом что-то было. Но что?»

После слов Кати глаза Матвея сразу потеплели, выражение лица хотя и оставалось по-прежнему серьезным, заметно смягчилось. Еще прежде чем Матвей ответил, она догадалась, что он скажет.

А Матвей вдруг почувствовал, что сердце у него застучало сильно-сильно, и радость охватила грудь.

—   Я возьму увольнение и после десяти утра буду здесь.

—   Чудесно! Теперь я точно знаю, что моя картина получит хорошую отметку.

—    Нет, она получит отличную отметку, — не согласился Матвей и хотел добавить что-то еще, как вдруг Катя замахала рукой кому-то в глубине парка.

—    Вон мой папа, — она смотрела вдаль, — пришел забрать меня домой. — Матвей повернулся туда, куда показывала девушка. Увидел идущего к ним крупного плотного мужчину в светлом плаще, который еще издали приветливо улыбался и приветственно махал рукой в ответ дочери.

—   А ты, Катюша, я вижу, не скучаешь, — подойдя, шутливо произнес он и протянул Матвею руку. — Николай Сергеевич, голос у него был чуть с хрипотцой, но приятный, как и у дочери. Матвей хотел представиться, но Катя опередила его.

—   Папа, это Матвей. Представляешь, он тоже художник, но уже с дипломом. Ой, он так помог мне!

—    А кто обещал все сделать самостоятельно? — засмеялся отец.

—   Нет, папа, я все делаю самостоятельно, Матвей мне только кое-какие советы дал. Кстати, очень хорошие, профессиональные, — Катя подчеркнуто акцентировала последнее слово, явно чтобы сделать приятное Матвею.

—   Да нет, — смущенно улыбнулся Матвей, — просто я сказал то, что бросилось в глаза, а картина сама по себе очень талантливая.

—   Матвей, — шутливо надула губы Катя, — вы сначала мне сказали, что картина просто неплохая, а сейчас она вдруг выросла до талантливой! Где же правда?

Матвей посмотрел на Катиного отца, и оба рассмеялись. Матвей подумал, что отец и дочь, такие разные внешне — она хрупкая, маленькая, а он большой, немного неуклюжий — внутренне очень похожи: искренние, открытые люди. С ними он не чувствовал себя чужим.

Николай Сергеевич, продолжая улыбаться, смотрел на Матвея, и взгляд этот был, как показалось Матвею, доброжелательным. Матвей не ошибся: отец Кати, разглядывая его, заметил все сразу — и открытое лицо парня, и то, как аккуратно выглядела на нем форма, и то, что держался он спокойно и естественно, а главное, и это тоже не укрылось от взгляда Николая Сергеевича, Матвей смотрел на его дочку с нежностью. Но вот что-то было в нем будто недосказанное, надлом какой-то, может, на службе неприятности, кто знает? Не принято вот так, сразу, личные вопросы задавать, в душу человеку лезть, придет время — выяснится.

Матвей глянул на ручные часы.

—   Ого! Уже время, увольнение заканчивается, мне пора.

—    Ну что ж, — Николай Сергеевич протянул руку, — был рад познакомиться.

—     Значит, договорились, Матвей, до воскресенья! — Катя улыбнулась, и вдруг в этот момент желтый кленовый лист упал ей прямо на плечо. Она засмеялась, взяла лист и протянула Матвею. — А это вам на память о парке.

Осторожно держа в руке столь неожиданный подарок, Матвей быстро уходил по узкой парковой дорожке. Его силуэт, мелькая между деревьями, вскоре скрылся из виду. Катя и Николай Сергеевич молча смотрели ему вслед.

—    Хороший парень, — нарушил молчание отец, — мне он понравился. А тебе?

—    Он добрый, я сразу это почувствовала. Правда, мне кажется, папа, его что-то мучает, будто в его жизни произошла какая-то драма.

Николай Сергеевич промолчал. Да и что он мог сказать в ответ? Они ведь были с этим молодым человеком почти незнакомы.

 

Информация из Особого Отдела КГБ СССР В/Ч 3533:

 

«На Ваш запрос относительно военнослужащего в/ч 29150 (комендантская рота, обеспечивающая охрану и режим на предприятии «Топаз») рядового Стубула Матвея Ивановича, 1971 года рождения, сообщаем следующее.

Рядовой Стубул служит в в/ч 29150 с ноября 1989 года. За период службы характеризовался положительно, замечаний, взысканий не имел. Закончил художественное училище, считается хорошим художником, редактор стенной газеты, активно участвует в подготовке наглядной агитации войсковой части.

В то же время оперативное изучение с использованием агента «Сибирь», доверенных лиц показало, что Стубул проявляет устойчивый интерес к месту расположения позиционного района ракет 15А18 («Сатана»). Проявление такого интересам фиксировалось нами дважды.

Так, в сентябре с. г., проникнув под благовидным предлогом на участок отправки ракет, к которому доступ посторонних лиц строго ограничен, Стубул пытался познакомиться с прибывшими на «Топаз» военнослужащими срочной службы из караула сопровождения (в/ч 77053 ракетных войск стратегического назначения), который находился на данном участке в ожидании отправки секретных изделий с целью их охраны по пути следования к месту боевого дежурства. В казарме в/ч 29150, где разместились указанные военнослужащие, Стубул пытался завязать с некоторыми из них дружеские отношения, заинтересовав их предложением нарисовать портреты, демонстрируя при этом свои работы. В ходе бесед с военнослужащими расспрашивал о месте расположения в/ч 77053, особенностях охраны ракет. Следует отметить, что информация об указанной войсковой части, ее дислокации является секретной, а номер войсковой части указывался только в закрытых материалах для оформления сопроводительных документов при отправке.

Из беседы с комендантом объекта майором Конопляном стало известно, что Стубул с разрешения отдела кадров предприятия проставлял в пропусках шифры, утвержденные режимным органом. Как известно, шифры дают возможность посещать секретные цеха и отделы предприятия. По утверждению майора Конопляна, он разрешения на простановку шрифта рядовому Стубулу не давал. Таким образом, это было инициативой самого Стубула.

Кроме того, рядовой Стубул осуществляет регистрацию всех документов в комендатуре. Проверка показала, что оформление документов проводится согласно требованиям, нарушений Стубул не допускал, описи томов оформляются своевременно, в т. ч. и копии сопроводительных документов в в/ч 77053.

Стубул имеет хорошую образовательную подготовку. По характеру спокойный, несколько флегматичный, с товарищами по службе поддерживает ровные отношения, но близких друзей не имеет. По просьбе сослуживцев часто рисует их портреты, в связи с чем пользуется уважением в коллективе.

 

Известно, что почти сразу после поступления он был отчислен из Киевского художественного института. Однако разговоров на эту тему он избегает, на расспросы односложно отвечает, что учиться в институте ему «не судьба».

 

Начальник Особого Отдела КГБ СССР в/ч 3533 подполковник С. Батюх»

 

 

 

Глава 4. КРАСИЛЬНИКОВ

Матвей сидел в кабинете замполита Красильникова и перебирал журналы с перестроечными плакатами. На некоторых из них задерживал ненадолго взгляд, остальные просто складывал в стопку. Наконец, отобрал около десятка и стал задумчиво их рассматривать. Но дело шло туго. Прошло три дня, как он случайно в парке познакомился с Катей, и с того момента ни о чем не мог думать, кроме одного: следующего воскресенья. Да, именно в воскресенье они должны встретиться, и все мысли Матвея были сосредоточены только на этом.

Но не только дни, а и часы, даже минуты тянулись как никогда долго. Матвей невольно глянул на большой календарь, висевший на стене. Сегодня была всего лишь среда! Еще целых четыре дня!

Пожалуй, впервые сердце Матвея было так задето. Нет, конечно, он всегда обращал внимание на симпатичных девушек, иногда откровенно заглядываясь на особенно ярких, встречавшихся ему на улицах Предпорожья, когда он бывал в увольнении. Но особого желания добиваться их расположения у Матвея не было, и как только очередная красавица скрывалась из виду, он сразу забывал о ней. Но случившаяся три дня назад встреча перевернула мир вокруг него.

Вот и сейчас глаза безразлично скользили по обложкам журналов, а мысли были далеко. На чистом листе бумаги, лежащем перед ним, он невольно провел линию, меняя ее траекторию, и вот уже знакомый профиль появился на белом фоне: чуть вздернутый нос, распахнутые ресницы…

В этот момент он услышал, как в казарме голос дневального скомандовал: «Рота, смирно!». Это появился Красильников. В коридоре гулко простучали его стремительные шаги — двигался замполит всегда быстро, порывисто — и через несколько секунд двери в кабинете распахнулись. Матвей вскочил, вытянувшись по стойке «смирно», но Красильников замахал рукой, показывая, чтобы тот сел.

—   Уф! — Замполит плюхнулся на стул возле стола, за которым расположился Матвей, и снял фуражку, смахнув рукой капли с влажного лба.

—   Набегались, товарищ капитан? — Матвей участливо глянул на своего начальника. За те несколько недель, пока они были знакомы, между ними установились почти товарищеские, говоря армейским языком, неуставные отношения. Красильников не был солдафоном, он не требовал, чтобы Матвей по-строевому обращался к нему, соблюдал формальную дистанцию, принятую между офицером и рядовым. Более того, замполит, обладая художественным восприятием, очень ценил творческий характер Матвея, любил поговорить с ним на разные темы, особенно об искусстве, и как-то незаметно для себя привязался к парню. Матвей, в свою очередь, чувствуя расположение к нему Красильникова, старался сохранять и укреплять их отношения. Правда, тот как-то пытался разузнать у Матвея о его прошлом, но почувствовав, что будто натолкнулся на невидимую стену, сразу же прекратил свои расспросы, и Матвей оценил деликатность своего начальника. К тому же Матвею нравилось, что ко всем, в том числе и к простым солдатам, замполит обращался на «вы», не позволяя себе ни кричать, ни тем более оскорблять подчиненных.

—  Да понимаете, Стубул, — капитан провел пальцем по око-

лышку лежащей рядом фуражки, — не все получается так, как хочешь.

Матвей промолчал. Он уже знал особенность характера

Красильникова, который стал нередко делиться своими переживаниями, но делал это не сразу, а словно предлагая обсудить происшедшее вместе.

Красильников вздохнул, поднялся, снял шинель, аккуратно повесив ее на крючок в углу кабинета, и внимательно стал рассматривать карту мира, занявшую почти всю стену. Чтото заинтересовало его, указательный палец остановился в некой точке на карте.

—   Хм, а ведь точно, границы наши на западе уже не защищены, вон сколько потеряли. Вы как считаете, Стубул, развал Варшавского блока был закономерен или все-таки это грубый просчет?

Матвей поднял голову и чуть улыбнулся, пожав плечами.

—   Не знаю, товарищ капитан. Наверное, все же закономерность.

—    А вот я так не считаю, — вдруг зло, с упрямством сказал Красильников. Его лицо стало нахмуренным, сердитым. Заметив резкую перемену в настроении начальника, Матвей перестал улыбаться и невольно напрягся. В тот же момент замполиту стало неловко, что он выплеснул эмоции на подчиненного, к тому же хорошего парня. Он смущенно кашлянул и произнес уже спокойнее:

—   Да нет, Стубул, к вам это не относится, простите за резкость.

—   Что вы, товарищ капитан.

—   Я к чему? Час назад зашел в «топазовский» партком, попросил помочь со спортинвентарем для нашей комендатуры, а они в ответ одно и то же: «Нет денег, нет денег». Объясняю, что людям нужно развиваться не только духовно, но и физически, а они руками машут: «Оно вам надо?». Поразительный формализм. — Красильников замолчал, вспоминая что-то еще, при этом на его лбу образовались недовольные складки. Матвею внезапно стало жаль его. Действительно, бегает человек, старается, помочь людям хочет, а вокруг безразличие.

—   А может, действительно нет у них денег? — примирительно сказал Матвей. — Знаете, сейчас с заказами на «Топазе» тяжело, заводские ребята рассказывают, что некоторые цеха полностью на кастрюли да пылесосы перешли.

—   Может, и нет, — устало согласился замполит, — поэтому я и спрашиваю: не грубый ли просчет допущен нами?

Матвей, механически водя карандашом по бумаге, не отвечал. Красильников, тихо насвистывая про себя какую-то знако-

мую мелодию, подошел к окну, затем глянул на календарь.

—    Ну, ладно. До 7 ноября осталось полторы недели. У вас как, все по плану? Успеваете? — он кивнул на ворох листов с зарисовками.

—   Конечно.

—   А то, говорят, вас и кадровики замучили, заставляют вписывать что-то в пропуска? Пользуются тем, что у человека красивый почерк, и давай нагружать. Поругаюсь с ними!

—   Да нет, не нужно, товарищ капитан, с ними ругаться, — в голосе Матвея появилась легкая тревога. — Попросили помочь, я не отказался. Приятно же, когда в пропусках разборчиво вписаны цифры, мне это вовсе не сложно.

—   Ну, хорошо, главное, чтобы мы все успели.

—   Вы не беспокойтесь, товарищ капитан, задержек не будет. Главная работа уже подсыхает, — он кивнул в сторону большого ватманского листа с красочными фигурами рабочего, крестьянина и интеллигента, уверенно идущих по дороге с надписью «Перестройка».

—   Да, да, я вижу, — Красильников внимательно посмотрел на рисунок и неожиданно улыбнулся. — И как это вам удается так здорово все изобразить? Ведь плакатное искусство такое непростое.

Матвей словно ждал перемены в настроении начальника и спросил тихо:

—   Товарищ капитан, а можно мне в это воскресенье в увольнение?

Красильников бросил быстрый взгляд на своего подчиненного, словно почувствовав что-то особенное в обычной, в общем-то, просьбе, но вопросов задавать не стал, а так же негромко ответил:

—    Почему бы нет? Раз вы все успеваете …

—   Спасибо.

Красильников еще пару минут посидел молча, задумавшись о чем-то. Сегодня он был явно не в своей тарелке. Наконец поднялся и негромко произнес:

—   Что ж, мне пора идти в райком, семинар там на два дня, так что до пятницы меня уже здесь не будет. — Он потянулся за фуражкой и при этом произнес чуть с сожалением: — Завтра «Сатану» на боевое дежурство отправлять будут, жаль, не увижу.

Замполит не заметил, что при слове «Сатана» карандаш в руках Матвея замер и сам он чуть напрягся. Конечно, обрати Красильников внимание на реакцию своего подчиненного, может, он в дальнейшем повел бы себя иначе, и события стали бы развиваться по-другому, но капитану было некогда, нужно было успеть в райком.

Хлопнула дверь — он ушел.

Матвей тихо посидел еще несколько минут, прислушиваясь к звукам в коридоре. Нет, все, как обычно: дневальный что-то пояснял старшине, тот недовольно бурчал в ответ, гдето в глубине помещения дежурный солдат постукивал шваброй о пол — никакого постороннего шума, видимо, точно ушел замполит. Матвей быстро встал, торопливо накинул на себя бушлат, схватил стоявший в углу бумажный рулон и выскочил на свежий воздух, по пути сказав дневальному, что скоро вернется. Он не объяснял никому, куда и зачем вышел,

—   с некоторых пор, когда судьба приблизила его к капитану Красильникову, жизнь Матвея заметно изменилась. Ему как единственному художнику комендантской роты, было теперь многое позволено: он мог свободно выходить из здания комендатуры, не рискуя получить замечание от старших, передвигаться по предприятию — мало ли куда замполит его послал? Но вот увидеть самого Красильникова в такие моменты Матвей хотел бы меньше всего, потому и выбирал время, когда тот не должен был находиться на «Топазе».

Сейчас его путь лежал в глубь завода.

Несмотря на конец октября, было удивительно тепло. Осень явно не хотела сдаваться на милость холоду, радуя погожими днями.

Матвей, казалось, не замечал щедрости природы — сосредоточенно нахмурив брови, быстро шел вперед. Но если бы кто-нибудь внимательно проследил за солдатом, то увидел бы, что тот выбирает дороги малолюдные, предпочитая двигаться в тени цеховых зданий, будто не хочет встретить никого из знакомых.

А на небольшой тумбочке в углу кабинета Красильникова, из которого только что вышел Матвей, в разрисованной красками бутылке из-под молока пламенел осенний желтый лист. Удивительно, но он выглядел совсем свежим, будто только что сорвался с ветки.

 

…Начальник Предпорожского управления КГБ Сколанюк закончил читать документы, сложенные аккуратной стопкой и подшитые в папке, и на последнем листе стал писать резолюцию.

—   Согласен, дело нужно заводить, и немедленно, — сказал он, продолжая писать. — Обставить его со всех сторон. Нужно узнать, где он хранит секретные документы, которые хочет передать за кордон, если… — Сколанюк остановился, поднял голову и задумчиво глянул на сидевшего напротив Хаченкова, — если, конечно, уже не передал.

—   Пока таких данных нет, но скоро будем знать наверняка.

—   А как назовете дело?

—   «Униженный».

—    «Униженный»? Почему? Это из-за отчисления из института?

—   Да, все подтверждают, что он очень переживает по этому поводу.

—   Хорошо, пусть будет «Униженный». — Сколанюк помолчал с минуту, потом произнес: — А с этим отчислением разобраться бы нужно. Может, обидели человека зря, а?..

 

Глава 5. МАТВЕЙ НА «ТОПАЗЕ»

Матвей быстро шел по дороге вдоль «топазовских» цехов, растянувшихся на многие сотни метров вдаль, неся в руке свернутый в трубку бумажный рулон. Навстречу ему иногда попадались группы рабочих в спецовках, туда-сюда сновали электрокары, серьезные женщины в ватниках, сноровисто двигая огромными метлами, подметали опавшие листья, собирая их в кучи, — словом, все выглядело, как обычно. Каждого встречного еще издалека Матвей настороженно ощупывал глазами, чуть замедляя шаг, а затем, убедившись, что это незнакомый ему человек, двигался вперед.

Вскоре он приблизился к длинному зданию, внешне ничем не отличавшемуся от остальных. Это был один из самых секретных цехов «Топаза» — № 23. Правда, на самом здании не было никаких табличек или других опознавательных знаков, которые указывали бы на его назначение, однако номер этот знали почти все на заводе. Именно отсюда уходили на боевое дежурство уже собранные и готовые к действию самые мощные боевые ракеты на земле. Потому и охрана здесь была посерьезнее, а вход разрешался лишь по специальным пропускам.

Но Матвей сам представитель комендатуры, кто, как не он, мог свободно посещать самые секретные точки предприятия? Ребята, которые дежурили на постах, все из комендантской роты, его товарищи. К тому же Матвей известный в роте художник — уже скольким сослуживцам, уходящим на дембель, нарисовал портреты, которые те, заботливо укутав газетами, увозили на память об армии. Конечно, каждый солдат, стоящий на посту у входа в цех № 23, втайне мечтал незадолго до увольнения на гражданку обратиться к Матвею, чтобы получить и свой портрет, а если упрямиться и требовать у Матвея разрешения на вход, то не видать такого портрета, как своих ушей. Нет, никто из комендантской роты и не думал задерживать Матвея Стубула, когда тот заходил не только в секретный 23-й, но и в любой другой цех. К тому же знали, что по цехам Матвей ходил, поскольку делал портреты разных руководителей, которые об этом его просили, — слава о талантливом художнике из комендантской роты разнеслась уже по всему «Топазу». Рассказывали, что недавно Стубул нарисовал такой замечательный портрет Куращенко, заместителя начальника цеха № 23, что тот настоящий армянский коньяк попытался вручить Матвею, да солдат наотрез отказался — не принимал он, чудак, подношений. Ну и, чего греха таить, всем же известно, что Стубула приблизил к себе замполит роты капитан Красильников, часами сидит с ним в своем кабинете, разговоры разные ведет… Так может, Матвей при удобном случае в разговоре замолвит словечко за кого-то из сослуживцев: так, мол, и так, у сержанта Маслова, к примеру, мать плохо себя чувствует, нельзя ли в отпуск тому съездить? Или, наоборот, возьмет и скажет Красильникову, что Маслов в день рождения напился и уснул под кроватью, и тогда не видать сержанту еще одной лычки, как своих ушей. Как же не пустить в помещение, пусть и очень секретное, такого выдающегося человека, как Матвей Стубул?

Потому Матвей и сейчас без особых проблем зашел в цех,

помахав перед ефрейтором Гущиным, дежурившим на входе, бумажным рулоном.

—     Старшему технологу сейчас вручу, целый месяц меня терзал.

Гущин понимающе засмеялся.

—   Стубул, а мне на дембель портрет когда сделаешь?

—   Сделаю!

Матвей не спеша двигался по цеху к участку, где стояла огромная ракета, занимавшая собой целый пролет. Возле нее толпились люди, что-то живо обсуждая и осматривая ее с разных сторон. Тут же в окружении группы серьезных мужчин в светло-коричневых халатах стоял и старший технолог Сергей Тишин, чей портрет на свернутом в рулон ватмане Матвей держал сейчас в руках. Тишин был еще совсем молодым че-

ловеком — три года как закончил вуз, — но ищущим и любознательным, потому быстро вырос из простого технолога в старшие. Работу свою он любил и мог часами говорить о ней. Правда, как многие молодые талантливые специалисты, вкусившие успех, не лишен был Тишин и тщеславия, и вскоре привычка слышать похвалы в свой адрес настолько укоренилась в его характере, что хотелось не только грамот и благодарностей, но и чего-то более значительного. Поэтому когда пару месяцев назад увидел Тишин в цехе невысокого смуглолицего солдата из комендантской роты, вручавшего мастеру первого участка Сергею Бажко красочный, выполненный ну совершенно профессионально портрет Бажко на фоне взлетающей ракеты, то до чертиков захотел такой же. Чтобы его, Тишина, в развевающемся на ветру рабочем халате запечатлели стоящего в грохоте и дыму, окутавшему голубые небеса, а в спину ему бил огонь из сопла самого грозного оружия двадцатого столетия — ракеты «Сатана»! А портрет этот, помещенный в рамку, займет место в гостиной квартиры Тишина, и все родственники и знакомые, приходя в гости и глядя на монументальную картину, будут изумляться и ахать. И так все это ярко представил себе Тишин, что не выдержал и попросил Бажко познакомить его с солдатом-художником. Не прошло и недели, как желание Тишина исполнилось — неизвестным художником оказался рядовой комендатуры Матвей Стубул, у которого, правда, очередь на портреты уже растянулась на полгода. Но для главного технолога Стубул сделал исключение и обещал нарисовать его портрет через месяц, и именно так, как тот хотел. Правда, чтобы картина выглядела реалистичнее, попросил фото «Сатаны», с которого мог бы сделать рисунок, а получив красочную фотографию ракеты, проявил немалый интерес к ней. Для Тишина это была приятная неожиданность: хоть и талантливый художник, но все же обычный парень без технического образования, а так заинтересовался ракетой — значит, действительно чудо техники создали, если она производит такое впечатление. Главный технолог с упоением рассказывал Стубулу о совершенно необыкновенных особенностях «Сатаны», в запальчивости даже чертежи совал солдату, пытаясь объяснить, как разделяются головки в головной части ракеты, а тот, внимательно вглядываясь в документы, восхищенно цокал языком. Умел Стубул быть хорошим слушателем.

Пару недель назад Матвей объявил Тишину, что портрет вот-вот будет закончен. Полный нетерпения главный технолог попросил поторопиться, но тут начальство распорядилось ускорить подготовку к отправке «Сатаны», и последние дни весь цех, в том числе и главный технолог, был полностью занят этой срочной работой. На какое-то время Тишин даже забыл про портрет, так захватили его важные дела.

И вот когда до отправки ракеты оставалось два дня, в цехе неожиданно появился Стубул с готовым портретом. Заметив бумажный рулон в его руках, Тишин обрадовался — подарок Матвея был под настроение.

—   О, — протянул Тишин руку для приветствия, — а я ждал тебя через неделю. Неужели уже нарисовал?

—      А как же? Я же обещал.

—    Ну, спасибо, тебе, Матвей! — тряс ему руку Тишин. Затем, приняв подарок, чуть смущенно предложил: — Слушай, тут неудобно, людей много, давай ко мне зайдем, не терпится взглянуть.

—   Конечно, Сергей Александрович, с удовольствием.

Они пошли в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Там Тишин торопливо развернул ватман во всю его ширь и, не сдерживая восторга от увиденного, воскликнул:

—   Вот это да!

Конечно, восхищение главного технолога можно было понять — на листе было изображено именно то, что он представлял в своих мечтах: и огонь, бьющий из сопла неукротимой, с грохотом взлетающей ракеты, и голубая в облаках даль, и, конечно, сам он в разлетающемся от ветра рабочем халате, смотрящий вперед спокойно и уверенно.

Глядя на восторженное лицо Тишина, Стубул не сдержал улыбки.

—    Понравилось, Сергей Александрович?

—   Да не то слово! Здорово.

—   Я рад.

Тишин еще с минуту смотрел на картину, затем, удовлетворенно вздохнув, медленно свернул ее и тут, словно вспомнив о чем-то обязательном, но не слишком приятном для него, смущенно пробормотал:

—    Слушай, Матвей… Я же понимаю, это труд, твое время и все такое… знаю, что деньги ты не берешь, но так же тоже нельзя, — заметно тушуясь, Тишин вытащил из-под стола бутылку водки, завернутую в газету, и неловко попытался сунуть ее Стубулу в карман бушлата. Было заметно, что ему как человеку, не привыкшему давать мзду, процесс этот доставлял нравственное мучение.

—     Что вы, Сергей Александрович! — резко отстранился Матвей. — Я же от чистого сердца.

—    Извини, — краска залила лицо Тишина. Он уже стыдился своего поступка и не знал, как загладить неловкость.

—   Мне говорили, что ты порядочный парень, извини. Но теперь я твой должник, вот как хочешь! Слушай, — внезапно загорелся он, — а может, после службы останешься в Предпорожье, а? Поступишь в университет на наш специальный факультет, потом, после его окончания, на завод сюда придешь. Работа ведь увлекательнейшая! Тебе же интересно, вон сколько у меня всего спрашивал. Решайся, а я помогу, у меня ребята на кафедре знакомые, в приемной комиссии участвуют. Ну как?

—     Понимаете, Сергей Александрович, я ведь художник,

—   начал Стубул, но вдруг осекся, словно подумал о том, что раньше не приходило ему в голову. Несколько секунд он молчал, словно раздумывая над чем-то, затем медленно, с паузами продолжил: — Хотя… можно, конечно, попробовать… Если вы, к примеру, мне поможете, — взгляд Стубула стал напряженным, он внимательно следил за реакцией собеседника. Но Тишин, охваченный желанием поддержать Матвея, казалось, ничего не замечал.

—    Да о чем разговор, конечно, помогу! Ты заходи почаще. Вот сейчас «Сатану» отправим, у меня времени побольше будет, я тебе много интересного расскажу, влюбишься в ракеты! А насчет того, что профессиональным художником не станешь, так не переживай — в университете таких ребят, как ты, знаешь как ценят! Будешь там рисовать не меньше, чем здесь. От Тишина Матвей вышел в глубокой задумчивости. Он спустился в цех и двинулся к выходу. Ему не хотелось надолго здесь задерживаться, мало ли кого можно встретить, лишние вопросы начнутся, до Красильникова дойдет, придется

объясняться, зачем это надо?

Но по дороге его кто-то окликнул.

—    Эй, Стубул! — это был командированный на завод сержант из ракетных войск стратегического назначения, который входил в группу военнослужащих, сопровождающих «Сатану» к месту боевого дежурства. Он уже не в первый раз приезжал на «Топаз». Сама войсковая часть под номером 77053, в которой нес службу сержант, была также засекречена, и место ее расположения посторонним, в том числе и Матвею, знать было строго запрещено. Группа сопровождения, прибывая на завод, располагалась в казарме комендантской роты, благо места там было достаточно. С этим сержантом Матвей познакомился в прошлый раз, когда тот приезжал, даже набросал карандашом его портрет, но вот имя, хоть убей, забыл начисто.

—   Вы когда прибыли? — Стубул с улыбкой подошел к сержанту, плотному парню с простоватым лицом, и пожал ему руку.

—   Да только что. Я с тремя нашими сразу сюда, остальные пошли к вам в казарму устраиваться. У меня же это последняя поездка, дембель на носу.

—   Везет тебе. А что, долго добирались сюда из своей части?

—   Прилично. Больше четырех суток, понимаешь ли, но хоть выспались в поезде. А я тебя издали увидел, смотрю, спускаешься с лестницы. Дежуришь, что ли, в этом цехе?

—   Повезло вам с погодой, — не ответил на вопрос Стубул, деньки у нас стоят теплые, красота. У вас, наверное, уже холодно?

—   Где? — не понял сержант.

—   Там, откуда ты сейчас приехал.

—    А… Ну, как сказать, нам привычно, — с напускным безразличием произнес сержант, хотя по всему его виду было заметно, что он ждет расспросов, чтобы похвастать, какую суровую службу ему приходится проходить. Матвей почувствовал настроение знакомого и решил подыграть.

—   Неужели уже минус? — округлил он глаза.

—   Ха! Да сейчас днем уже минус девятнадцать, а ночью почти в два раза больше.

Матвей ахнул — к удовольствию сержанта.

—    Ну, вы даете! И где это, интересно, такая погода сейчас стоит? За Полярным кругом, что ли?

—    Да нет, почему? — приосанился сержант. — В Хабаровском крае, почитай, не слабее морозы.

—   Ого!

—    Так от Хабаровска еще больше пятисот километров аж до самого поселка Светлый. Вот так-то, — радовался сержант произведенному эффекту, глядя на изумленное лицо Матвея. — А ты че, думал, раз у вас тут лафа, так и везде так? — В голосе сержанта зазвучали снисходительные нотки бывалого солдата. Чувствовалось, не терпелось ему порассказать о лишениях настоящей службы, а то, понимаешь, поустраивались, как на курорте, вот так два года пройдет, и вспомнить будет нечего. — Бывает, когда стоишь в наряде, а пурга, мать ее, такая, что небо от земли отличить не можешь,

—     не спеша, покровительственным тоном начал сержант, явно намереваясь поделиться воспоминаниями, но Матвею это было уже неинтересно. Подобных солдатских историй, в которых к тому же немало нафантазировано, он слышал уже десятки.

—   Далеко тебя служба забросила, — перебил он сержанта, — ты же сам не из Сибири?

—   Та не… — сразу скис сержант, расстроившись, что ему не удалось рассказать о каком-то событии, случившемся с ним в наряде, — с-под Рязани я.

—   И что, груз повезете сразу в Светлый?

—    Ну да, а чего его по всему Союзу таскать? — засмеялся сержант собственной шутке. — Только ж ты это… про Светлый не болтай, я ж тебе как другу сказал, понимаешь?

—   Да ты чего? Что такое секреты мы знаем, не на рынке служим, — придав голосу обиженную интонацию, сказал Матвей.

—   Ну, ты это, извини, друг, что я так. Знаешь, всякое бывает. В прошлом году, к примеру, везли ее, родимую, — сержант кивнул головой в сторону расположившейся в пролете цеха ракеты, — а по дороге кто-то состав фотографировал — значит, ждали уже. Потом приходили с особого отдела, разбирались.

—   Вот это да! И где ж это такое было?

—   Под Куйбышевым прятались голубчики с фотоаппаратами.

—   Шпионы? — шепотом спросил Стубул.

—    А то! — перешел сержант тоже на шепот. — Точно тебе говорю. Так теперь возим груз по другому маршруту, через Горький. Там стоим, правда, почти весь день. Вот такая у меня, брат, служба, есть что рассказать. К примеру, еще был случай. Стоял я как-то в наряде зимой, а мороз градусов под сорок, нос отваливается. Ветер задувает, даже тулуп и валенки не спасают. Но делать нечего, служба. — Дальше он стал нудно пересказывать, как увидел волка, и Матвей понял, что это надолго. Больше ему с сержантом говорить было не о чем.

—    Извини, друг, но мне пора, — Матвей протянул руку, — сейчас построение будет. Ты в казарму когда?

—    Не знаю, — вконец расстроился сержант, поняв, что так и не расскажет свою потрясающую историю, — мы ж подневольные птицы. Может, вообще только к ночи отпустят.

—   Ну, ладно, увидимся, — Матвей развернулся и быстро зашагал прочь. У него было лицо человека, выполнившего важную задачу.

 

 Резолюция начальника Управления КГБ УССР по Предпорожской области генерал-майора Сколанюка на материалах проверки «Униженного»:

«Прошу организовать и провести негласный досмотр в кабинете проверяемого с учетом зафиксированного в столе тайника. Результаты доложить к 01.11.1990 г.»

 

Из секретного советского справочника «Ракеты СССР»

 

«Советская МБР РС—20А (SS—18), созданная под руководством главного конструктора В. Ф. Уткина, по своим характеристикам превосходила «Минитмен–3». Эта ракета является одной из самых крупных и высокоэффективных стратегических систем и недаром получила на Западе наименование «Сатана».

Ее первый испытательный пуск состоялся в феврале 1973 года. Принята на вооружение 30 декабря 1975 года.

 

Ракета двухступенчатая с ЖРД, собрана по схеме «тандем». Топливо: окислитель — азотный тетроксид, горючее — НДМГ. Система управления — инерциальная.

Заменена в середине 80-х годов на модификацию РС–20Б (SS–18 Mod.2), первый испытательный пуск которой состоялся в октябре 1977 года. Принята на вооружение в декабре 1980 года.

Ракета РС–20А (SS–18) стала причиной глубокого беспокойства Запада, так как являлась самой мощной баллистической системой, которая когда-либо была разработана».

 

Глава 6. КАТЯ

Погода явно благоволила к Матвею. По-прежнему стояли погожие дни, в воздухе летали паутинки, непривычное для этого времени года солнышко баловало теплом, хотя утренняя свежесть говорила о том, что холода уже не за горами.

Матвей, держа в руках фуражку, быстро шел по направлению к парку, где предстояла встреча с Катей.

Увы, ему не удалось выскочить из комендатуры с утра — в преддверии праздников было много суеты, в казарме с утра находились командир роты с замполитом, проводили общее построение, проверку формы, словом, почти до обеда морочили голову. Из-за задержки Матвей очень нервничал, и уже по пути в парк подумал, что неделю назад проявил поразительное легкомыслие, не взяв Катин телефон. А если бы сегодня, что вполне вероятно, похолодало бы и пошел снег, Катя, конечно, не пришла бы, а ведь он, кроме ее имени, больше ни о чем не спросил. Правда, он знает, что она художественное училище заканчивает. Но как он там нашел бы ее без фамилии? Нет, подумал Матвей, все-таки ему повезло с погодой сегодня, значит, Катя обязательно придет. Но вдруг сегодня у нее что-то случилось? Да и вообще, мало ли у человека дел всяких срочных, почему он решил, что она хочет встретиться с ним?

Размышляя таким образом, Матвей ускорял и без того быстрый свой шаг, и когда вошел в парк, то уже почти бежал, терпение его иссякало и страх, что он больше не увидит ее, заставлял торопиться.

Вот и то место, где Матвей неделю назад увидел одинокую Катину фигурку, склонившуюся над мольбертом. Рядом ветвистое дерево, небольшая поляна, все такая же, будто он только что был здесь, но вот Кати он не увидел. Сердце Матвея заныло, в голове пронеслось: «Не пришла». В отчаянии

он подбежал к тому дереву, оглянулся и… Ну конечно! Как он не догадался? Катя, так же внимательно склонившись над мольбертом, сидела на том месте, которое Матвей ей посоветовал неделю назад, чтобы улучшить обзор.

Катя не видела его. Матвей постоял немного, чтобы успокоить дыхание, пригладил короткие волосы, подтянул ремень и двинулся к девушке. В этот момент она обернулась и лицо ее осветилось улыбкой.

—    Матвей! — помахала ему рукой, в которой была зажата кисточка.

Он подошел, улыбаясь в ответ.

—   Извините за задержку, это не моя вина.

—   Ничего, я же понимаю, вы военный человек.

—   Увы.

—   А почему «увы»? Разве вы пошли служить против своей воли? — задала вопрос Катя, но тут же пожалела об этом, поняв, что вновь коснулась чего-то глубоко личного, о чем Матвею было неприятно вспоминать.

—   Как вам сказать… — он замялся и, видимо, не желая говорить больше на эту тему, повернулся к мольберту. — Вы что,

—   в его голосе послышалось искреннее удивление, — решили писать новую картину?

—   Ну да, — ответила Катя, решив впредь быть осторожнее в разговоре с Матвеем, чтобы не задеть его, — вы мне посоветовали изменить ракурс, и сейчас я начала все снова.

—  Да, но это же большая работа, а времени у вас не так много.

—    Ничего, вы же поможете мне, а с вами я успею все, — в голосе Кати не было и тени сомнения, и Матвей понял, что у девушки упорный характер. Ее уверенность как-то сразу передалась ему, и неожиданно для себя он предложил:

—    Знаете что? Если уж рисковать, то давайте сделаем две картины. На одной изобразим Днепр, смотрите, какой красавец, а на второй отразим вашу тему — индустриальный город с домнами, дымящимися трубами, мостами, портом. Причем в этом случае можно поднять и проблему экологии: вон по крышам домов стелется черный дым из заводских труб — их окна закоптились так, что хозяйки отчаялись вымыть их дочиста. А эти серые здания когда-то были светлыми, теперь их никаким порошком не очистить. И в сквере у проходной трубопрокатного завода все деревья покрыты хлопьями сажи. Вы видите, это и есть город индустриальный. На его фоне Днепр выглядит заповедником чистоты, хотя и его нужно беречь. Так вот, когда эти две картины поставят рядом, разница будет очевидной.

Катя молчала. Она внимательно, словно впервые, смотрела на раскинувшийся на берегу широкой реки город, вместивший в себя дома, заводы, речные пристани, элеваторы, асфальтовые дороги, по которым ехали сотни машин, — и все это, будто единый организм, жило на одном дыхании, не прерываясь ни на секунду. А рядом Днепр, который поражал своим спокойствием, величием и какой-то отрешенностью от всего, что его окружало.

—   Да, — задумчиво произнесла Катя, — это очень интересная мысль. Я успею нарисовать обе картины.

—   А какого числа нужно сдать курсовую?

—   До первого декабря, у меня впереди еще месяц.

—   М-да, — чуть обескуражено произнес Матвей, — в следующие выходные у меня не будет увольнения — праздник, теперь лишь после десятого ноября смогу вырваться. А тогда наверняка похолодает, такой, как сейчас, природу мы уже не увидим.

—    Ничего, я за эти дни уже сделала наброски, так что не страшно. К тому же у меня хорошая зрительная память.

—   Что ж, у нас еще пару часов хорошего света, потом начнет темнеть, придется уходить, — сказал Матвей, оглядываясь, — так что за работу.

Они увлеченно начали накладывать краски на холст, работая в две руки над будущей картиной.

Солнце начало клониться к закату, когда Матвей решительно произнес:

—    Все, дальше смысла работать нет. Давайте я помогу собраться, и будем возвращаться. Ваш папа сегодня не придет за вами?

—  Сегодня нет, он очень занят по работе. И вчера, и сегодня.

—   Ничего, я провожу вас.

—   А не опоздаете к себе на службу?

—   Нет, я в увольнении сегодня до девяти вечера.

Собрав художественные принадлежности, Матвей и Катя медленно двинулись к выходу из парка, оживленно разговаривая.

Когда они подошли к остановке троллейбуса, уже смеркалось. Зажглись фонари, осветив тусклым светом вечернюю улицу, и Матвей сказал:

—    Предлагаю перейти на «ты». Мы знаем друг друга уже целую неделю, срок достаточный.

—   Давай, — улыбнулась Катя. Они оба засмеялись.

—   Тебе куда? — спросил Матвей.

—   Я живу на улице Рабочей, недалеко от «Топаза». Знаешь такой завод?

—   Конечно. Я там служу в комендантской роте.

—   Ты представляешь, и папа мой там работает, — удивилась Катя. — А давно ты служишь?

—   Почти целый год.

—   И за целый год, Матвей, ты меня ни разу не встретил поблизости, а только аж в парке на Днепре.

—   Значит, судьба? — серьезно, без улыбки спросил Матвей. От этих слов Катя немного смутилась и не нашла что ответить. Несколько секунд они молчали. Наконец Катя, глянув вдоль дороги, сказала:

—   Вон идет наш троллейбус.

Ослепив ярким светом фар, к остановке с громким электрическим гудением подкатил сине-белый троллейбус. Со скрипом, будто преодолевая неимоверное сопротивление, открылись двери, и Катя легко вбежала по лестнице в салон. Оглянувшись, махнула рукой Матвею.

—    Давай сядем впереди, будем наблюдать за вечерним городом.

Они заняли места на первом сиденье, держа на коленях мольберт и другие художественные принадлежности.

—    Знаешь, у меня через месяц день рождения, — сказала Катя, когда они тронулись, — я хочу тебя пригласить.

Лицо Матвея осветилось радостью.

—   Ты хочешь меня пригласить на свой день рождения?

—   Да.

—   Спасибо, если честно, я не ожидал.

—   Ты сможешь?

—   Конечно, — твердо сказал Матвей, — я непременно буду.

—   А если тебя не отпустят?

—   Отпустят. Понимаешь, у меня хорошие отношения с нашим замполитом. Я рисую плакаты, наглядную агитацию, замполит этому рад. Он вообще-то неплохой мужик, главное, честный — это нечасто встречается. В мире столько несправедливости...

—    Но человеку честному бояться нечего, не так ли? — попыталась возразить Катя. — Если его, к примеру, несправедливо обидели, он всегда сможет добиться правды. По крайней мере, я в этом уверена.

—    До некоторого времени и я так считал, — невесело, как показалось Кате, усмехнулся Матвей.

И опять Катя почувствовала в его голосе глубокую обиду. Безусловно, в жизни у Матвея что-то произошло, видимо, он пострадал, и пострадал несправедливо. Кате стало безумно его жаль. Она уже открыла было рот, чтобы расспросить Матвея, но вдруг поняла, что он сейчас ничего не расскажет.

«Нужно подождать, — подумала она, — придет время, и Матвею захочется излить душу, поделиться».

Троллейбус, натужено гудя, ехал по вечернему городу, в окнах мелькали огни домов, люди шли по улицам по своим делам, и Катя подумала, как, в сущности, одинок человек со своими проблемами. Наверное, поэтому в жизни всегда сложнее тем, кому не с кем поделиться.

Из заключения Оперативно-технического отдела УКГБ УССР по Предпорожской области по проверке информации в отношении Стубула М. И.

«…В результате смотрового контроля установлено, что в рабочем столе Стубула расположен тайник: один из выдвижных ящиков имеет двойное дно, вероятно, изготовленное Стубулом ранее. Туда проверяемый складывает копии документов, которые он оформляет. Тайником пользуется с предосторожностями, в отсутствие кого-либо в помещении».

 

 

Глава 7. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Прошел месяц с того дня, как Матвей с Катей, сидя в парке, спешно набрасывали ее картины. Теперь на этом месте, еще недавно укрытом ковром багряных листьев, стояли голые деревья, а на их ветках лежал легкий снег. И хотя там попрежнему можно было увидеть художников, студентов среди них уже почти не было — подошло время сдачи курсовых работ, и осенние пейзажи заполонили аудитории художественного училища.

Матвей оказался прав — Катина работа, состоявшая из двух картин, очень понравилась художественной комиссии и получила отличную оценку.

За целый месяц Матвею ни разу не удалось встретиться с Катей — дел у него было невпроворот. Все выходные пришлось просидеть в кабинете Красильникова, постепенно превращенном Матвеем в настоящую художественную мастерскую — на столе валялись многочисленные зарисовки, выполненные в цвете картины и плакаты были разложены на стульях, краски лежали на тумбочке, а журналы пришлось вообще сбросить под стол — иного места им уже не находилось. Красильников, заходя в кабинет, с трудом находил свободное пространство, где мог бы присесть, но это его ничуть не огорчало. Наоборот, глядя на весь этот художественный бедлам, он лишь удовлетворенно улыбался.

Хорошо, что у Красильникова в кабинете стоял городской телефон. Для Матвея это стало настоящим спасением. По вечерам он звонил Кате и разговаривал с ней. Она рассказывала свои новости, волновалась накануне сдачи курсовой, а когда получила отличную оценку, то сразу заявила, что это заслуга Матвея. Ему было очень приятно от таких слов, возникало сладкое ощущение близости к этой девушке.

В конце ноября во время одной из их телефонных бесед Катя спросила:

—   А ты не забыл о моем приглашении?

—   Забыл?! — искренне поразился Матвей. — Да я каждый день считаю, сколько уже осталось.

—   И сколько? — в ее голосе было столько женского лукавства, что Матвей невольно засмеялся.

—    Два дня, — ответил он, глядя на висевший напротив на стене календарь.

—   Я жду тебя в два часа дня. Дом ты помнишь, а квартира моя четырнадцатая, на третьем этаже.

Он, конечно же, не сказал, что подарок для нее уже готов

—     графический портрет Кати в профиль был, несомненно, лучшей работой за всю его творческую жизнь. Исполненный одной, без отрыва, черной линией портрет притягивал к себе взгляд, как магнитом. Это было поистине талантливое произведение, и Катя как художник должна была по достоинству оценить его.

В тот день в город Матвей пошел задолго до назначенного времени. Подарок был при нем, а цветы он решил купить немного позже, чтобы выглядели свежее. И хотя времени до назначенных двух часов было немало, ноги его сами собой привели к дому Кати. Вон и ее подъезд. Поняв, что уйти отсюда теперь он не сможет, Матвей присел на лавочку в глубине двора и стал осматриваться. Недалеко от него малыши, барахтаясь в неглубоком, перемешанном с песком снегу, пытались что-то выстроить из него, их мамаши, заметив, как перепачкались дети, подняли шум, а Матвей, несмотря на то, что легкий морозец пощипывал щеки и уши, готов был сидеть здесь сколько угодно, так ему было тепло у Катиного дома.

Наконец стрелка его часов стала приближаться к половине второго. «Пора», — подумал он.

Большой букет темно-красных роз Матвей купил на стихийном цветочном рынке, расположившемся рядом с вечно закрытым магазином «Троянда». На цветы ему пришлось потратить почти всю свою наличность, ведь солдатская зарплата — копейки. Но Матвей не переживал на этот счет; а что касается сигарет, на которые после покупки цветов не осталось денег, то ему уже давно пора бросить курить.

Подойдя к Катиной квартире, он некоторое время стоял в нерешительности. Из-за дверей слышались молодые веселые голоса, раздавался смех. Там, видимо, уже собрались гости. Матвей на секунду представил их — независимых, свободных в выборе, самостоятельно планирующих свой завтрашний день, — и подумал о своей солдатской форме, лишающей его права на такую же жизнь. Конечно, среди них он будет выглядеть белой вороной. Они наверняка заведут разговор о своем будущем, начнут обсуждать планы на ближайшие пару лет — у молодых так принято. Что Матвей сможет рассказать о своем завтрашнем дне, если он мало чем отличается от череды других таких же будней, и так будет продолжаться еще целый год?

Матвей все стоял, не решаясь позвонить. И в этот момент он услышал Катин голос. Сомнения мгновенно исчезли, и он нажал на кнопку звонка. Двери открылись почти сразу. Катя стояла у порога и, улыбаясь, смотрела на Матвея.

—   Наконец! А я уже волновалась, что у тебя что-то на службе случилось.

—   С днем рождения! — Матвей протянул Кате букет и переступил порог.

—   Какие прекрасные розы! — Катя поднесла букет к лицу, а затем неожиданно поцеловала Матвея в щеку.

—   А это мой тебе подарок, — Матвей развернул лист с портретом, напряженно следя за реакцией девушки.

Катя молча смотрела на свое изображение, широко открыв глаза. Матвею стало казаться, что портрет ей не понравился, да и вообще, нужен ли он ей, красивой девушке, у которой, бесспорно, таких портретов, сделанных однокурсниками, уже немало. Вот если бы вместо куска бумаги с рисунком он подарил ей, к примеру, дорогие духи, то она бы оценила это по достоинству.

Наконец она отвела взгляд от портрета и глянула на Матвея. Ее глаза блестели.

—  Знаешь, — сказала она тихо, — у меня нет слов. Это… это…

—   не находя что сказать, она покачала головой.

В этот момент в коридор заглянула высокая улыбчивая девушка. «Подруга Кати», — подумал Матвей. Девушка бросила на Матвея быстрый взгляд.

—   У нас еще гости, — сказала она. — А что ты рассматриваешь, Катя? — Девушка подошла и глянула на портрет. — Господи, как здорово! — в восторге воскликнула она.

—   Ой, — обернулась к девушке Катя, — Надя, познакомься, это Матвей, мой друг. Он художник, а сейчас служит в армии. Этот портрет, — она приподняла лист ватмана, — он нарисовал. А это Надя, — представила Катя подругу, — мы с ней учимся вместе и дружим еще со школы.

—   Матвей, — сказала Надя, — вы же талант, такой портрет…

—   Шинель можешь повесить сюда, — показала на вешалку Катя. И когда Матвей вопросительно глянул на сапоги, представляя, как он будет без них выглядеть в галифе, Катя улыбнулась, — обувь снимать не надо. А теперь идем к гостям, — заметив смущение Матвея, взяла его за руку, — идем, идем, у тебя будет о чем поговорить с моими друзьями.

—   А твой папа дома? — спросил он.

—   Нет, родители придут вечером.

В большой комнате, посреди которой стоял большой стол, собрались гости — ребята, девушки. Они живо что-то обсуждали, спорили, громко хохотали… Чувствовалось, что в этой компании все хорошо знали друг друга, поэтому когда зашел Матвей, новый для всех человек, все с интересом глянули на него.

Это Матвей, — представила его Катя, — художник.

—    Настоящий? — раздался задорный голос кого-то из гостей. Вероятно, за минуту до этого они обсуждали что-то веселое, потому что не очень остроумный, в общем-то, вопрос вызвал у всех смех. И хотя он был необидный, Матвей чуть сжался, испугавшись, что может стать объектом насмешек. В этот момент Катя развернула к гостям лист со своим портретом. Смех сразу прервался. Сидевший у окна длинноволосый парень присвистнул: «Ух ты!» С минуту в комнате стояла полная тишина.

—     Ну что замолчали? — появившаяся из-за спины Кати Надя победоносно, будто это она сама нарисовала портрет, осмотрела ребят. — Так кто-то сможет?

—    Да нет, — снова отреагировал длинноволосый, но уже с легкой грустью в голосе, — это не наш уровень. Извините, — обратился он к Матвею, — вы что-то заканчивали?

—   Художественное училище, — коротко ответил тот.

И тут все заговорили одновременно. В их голосах слышались восторг и удивление, словно они столкнулись с совершенно новым, неизведанным явлением, поражающим своим совершенством, а потому вызывающим такой всплеск эмоций. Сидевшие в комнате были совсем молоды, в самом начале взрослого пути, они пребывали в том удивительном возрасте, когда многое кажется вполне достижимым.

Стоя рядом с Катей, Матвей с улыбкой наблюдал за ребятами. Ему было приятно слышать то, что они говорили. Здесь сидели художники, пусть будущие, а пока еще студенты, но избравшие тот же путь, что и он, а значит, его единомышленники. Их мнение для него являлось важным.

Матвей был лишен чрезмерного честолюбия, искусство для него не являлось способом демонстрации собственных способностей или культивирования чувства собственного превосходства, оно было даже не средством самовыражения, а источником жизненного вдохновения. И все же он вряд мог бы творить лишь для себя, замкнувшись в творческом одиночестве. Как любой настоящий художник, он нуждался в признании своего таланта, и кто, как не единомышленники, могли оценить его по достоинству? Легкое чувство гордости за нарисованный портрет, который украшал сейчас эту комнату, не покидало Матвея все это время. Он видел, с каким восхищением смотрели ребята на рисунок, с каким уважением и даже подобострастием обращались к нему, переходя от обсуждения портрета к общей теме об изобразительном искусстве, но при этом не позволяя себе критических замечаний в его адрес, и это свидетельствовало об одном — они признавали в нем мастера. Когда Матвей начинал говорить, в комнате сразу замолкали, внимательно слушая, и никто не решался перебивать его. В этой среде, как, впрочем, и любой другой, состоящей из людей одной увлеченности, лидером становился тот, кто был более совершенен в общей профессии.

Праздник удался на славу. Довольно быстро Матвей почувствовал себя совершенно свободно, забыв обо всем: о солдатской форме, растянувшейся в пролете цеха «Сатане», капитане Красильникове, своей обиде; он весело шутил, смеялся, спорил, говорил тосты, ему казалось, что он знает этих ребят давным-давно, что он один из них — такой же свободный и независимый, самостоятельно планирующий свою судьбу, и когда гости стали прощаться и уходить, он вдруг понял, что это всего лишь праздник, подошедший к концу, и словно очнулся от сладкого, волшебного сна. Сразу тесным стал ворот солдатской рубашки, сдавленный резинкой галстука, потяжелели на ногах сапоги, китель начал сковывать движения, и он вспомнил о казарме, в которую должен скоро возвратиться.

Квартира быстро пустела, последние гости покидали ее.

—   Мне пора тоже, — встал из-за стола Матвей, — тем более я уже последний остался.

—   Так быстро время прошло, — вздохнула Катя. — Тебе понравились мои друзья?

—   Да, я давно так душевно не отдыхал.

—   Мне приятно это слышать.

Матвей молча продолжал стоять возле стола, словно раздумывая, что делать дальше. Ему очень не хотелось покидать эту квартиру, где было так весело и уютно. Наконец, вздохнув, он повернулся к двери, взявшись за ручку.

—   Пойду одеваться. Может, тебе помочь убрать со стола?

—   Спасибо, родители уже дома, мы вместе все сделаем.

—   Они уже пришли? Я не слышал. Катя тихо рассмеялась.

—   Теперь я точно знаю, что ты хорошо отдохнул здесь. Давай я провожу тебя.

—   Куда?

—   Как куда? До завода. Ты же на службу, правильно?

—   Да, а как же ты назад? Уже поздно, на улице темно.

—   Меня папа встретит.

Когда они, стоя в прихожей, одевались, к ним вышли родители Кати. Отец сразу же протянул руку Матвею, поздоровавшись с ним, как со старым знакомым и, кивнув жене, сказал:

—   Наталья, это Матвей.

Улыбнувшись, мать лукаво глянула на Катю.

—   Тот самый?

—   Да, мама, я потом покажу его подарок.

—   Хорошо, а ты далеко? — обеспокоенно спросила мать.

—    Нет, до «Топаза», провожу Матвея. Папа, — обратилась она к отцу, — ты встретишь меня?

—   Конечно.

На улице было тихо, шел легкий снег, сверкая в свете вечерних фонарей.

—    Как хорошо, — сказала Катя, — будто в сказке. В такой вечер хочется верить, что нас ждет обязательно что-то доброе, необыкновенное. У тебя нет такого чувства?

—   Да, мне нравится начало зимы, оно как преддверие Нового года, а это самый волшебный праздник, когда все желания сбываются.

—    А у тебя какое самое главное желание? — заглядывая Матвею в глаза, словно пытаясь убедиться в честности ответа, спросила Катя.

—   Не знаю. У меня их много.

—   А все-таки? Самое главное? Разве у тебя нет такого?

—   Нужно подумать, сейчас выберу, — шутливым тоном ответил Матвей, — а ты пока назови свое главное желание.

—     Мое? — Катя на секунду задумалась. — Наверно, поступить в художественный институт. А ты разве не хотел бы учиться дальше, а? У тебя же талант, тебе нужно обязательно продолжать.

Матвей нахмурился и промолчал.

—   Почему ты молчишь? Разве я не права?

Но Матвей не отвечал, глаза его стали серьезными, на лицо набежала легкая тень, как будто он вспомнил что-то неприятное.

—   Я уже учился в институте, — глухо сказал он.

—   Ты учился в институте? — удивилась Катя. — И что же?

Тебе пришлось уйти оттуда?

—   Да, пришлось.

В голосе Матвея прозвучала отчужденность, и Катя поняла, что это и есть его тайна, о которой она догадывалась. Желание узнать, что произошло с ним, и помочь охватило ее настолько сильно, что на глазах выступили слезы. Ведь все это время Матвей носил эту боль в себе, ни с кем не делясь, и это лишь усиливало его страдания.

—   Расскажи мне все, — попросила она.

Матвей вздохнул, и ей стало понятно, как он ждал, чтобы кто-то его выслушал.

—   Хорошо, — наконец произнес он, — только дай слово: все, что я сейчас скажу тебе, останется между нами.

—   Клянусь, никому! Можешь поверить мне.

Некоторое время они шли молча. Катя не торопила. Матвей, глядя вдаль, начал свой рассказ.

—   Экзамены я сдал отлично, — усмехнулся он, — имел полный проходной балл, мою работу даже показывали на первом занятии. Поверь, заходя в здание института, вдыхая запах старых картин, развешенных на стенах коридоров, видя известных преподавателей-художников, о которых прежде лишь читал, я был по-настоящему счастлив. Впереди меня ожидала учеба, студенческие аудитории, в которых я надеялся провести пять следующих лет, практика у настоящих мастеров — ну что может быть интереснее? Прикрепили меня к народному художнику Сягайло. Поначалу я даже не поверил такой удаче, представляешь, сам Сягайло! Как оказалось, он смотрел экзаменационные работы и выбрал меня сам. Мы с ним в первый же раз долго просидели, проговорили, он сказал, что я — талант. Знаешь, если народный художник считает тебя талантом, значит, в тебе что-то есть. — Матвей замолчал. Катя заметила, как преобразилось в эту минуту его лицо — стало светлым, радостным, счастливые переживания тех дней всплыли в его памяти.

—   И что было дальше? — тихо спросила Катя.

—   Дальше? А дальше было вот что. Менее чем через неделю меня вызвал декан. Он долго мялся, задавал какие-то вопросы, а я никак не мог понять, в чем дело. Наконец, он объявил, что меня отчисляют из института. Поначалу я даже не понял смысла его слов. Потом, когда дошло, мне показалось, что мир рухнул. Я сидел с минуту обалдевший, выпучив глаза и ничего не мог произнести.

—    Так что же случилось? Декан что, ничего не объяснил тебе? — воскликнула Катя.

—   Он сказал, что произошла досадная ошибка. Именно так и сказал: «Досадная ошибка». — Матвей немного помолчал.

—   Наверное, декан был порядочным человеком — когда говорил со мной, волновался, не знал, куда деть глаза. Но он же не виноват, что у меня не было поддержки.

—   Какой поддержки? — взволнованно спросила Катя, — Я ничего не понимаю. Ты становишься студентом, начинаешь ходить на занятия, и вдруг тебе объявляют о какой-то ошибке. Но так же нельзя! Нужно было пойти к ректору, объяснить, он бы быстро восстановил справедливость!

—   В том-то и дело, что команду отчислить меня дал именно ректор, — горько усмехнулся Матвей.

—   Как ректор? Почему? Откуда ты знаешь?

—   Я так бы и не узнал, что произошло на самом деле, если бы не Сягайло. Все-таки настоящий он человек, жаль, что не ректор. Это он мне потом рассказал обо всем: и о звонке из ЦК, и почему для отчисления выбрали именно меня. А поначалу он и сам не поверил, побежал к начальству, пытался доказать что-то, да все впустую. Потом билет мне купил на поезд домой в купейный вагон — понимал, что у студентов какие деньги? Перед отъездом взял с меня слово, что этим же поездом через год приеду и поступлю снова. Да, хороший он человек, искренний, жаль, что не сдержал я своего слова.

—   А почему же ты не приехал через год? И причем тут ЦК?

—    А ЦК вот причем. Уже после экзаменов ректору из ЦК звонок поступил: принять в институт внучку одного ответственного товарища. Девочка из семьи руководящих работников внезапно увлеклась акварелью, правда, как говорили, способностей не было, но в один прекрасный день захотела учиться в художественном институте. Да вот беда, экзамены уже закончились. Ну не расстраивать же девочку! — в голосе Матвея явственно послышалась злая ирония. — Родственники нажали на кнопки, вышли на ректора, а тот отказать не посмел, поэтому стали искать, кого можно отчислить. Остановились на мне.

—    Почему на тебе? Ты же такой талантливый! И Сягайло это увидел.

—     Оказывается, на талант ректору было начхать. Место свое ему важно было сохранить. А со мной особых хлопот не было, простой парень, без блата, к тому же из другой республики, ну кто за него заступится?

—    Но ведь все равно стоило добиваться правды! Матвей, нужно что-то делать!

—   Увы, поздно. Дома мне сразу пришла повестка в военкомат. Затем армия. Так что года у меня не было.

—   Нет, этого так оставить нельзя, — всхлипнула Катя, — давай напишем письмо в Москву, там разберутся, помогут.

—   Не верю я никому. У меня сейчас одно желание осталось

—   отомстить.

—   Кому? — глаза Кати удивленно расширились.

—   Вот этим ответственным из ЦК.

—   Каким ответственным из ЦК? Матвей, милый, — в голосе Кати звенели слезы, — это же бессмысленно! Как ты можешь отомстить людям, которые вершат судьбы? Забудь об этом! Сейчас для тебя гораздо важнее другое: продолжить учебу, развиваться. Докажи им, что тебя не сломали!

—   Нет, — упорно повторил Матвей, — я отомщу им, и знаю как.

—   Ну что, что ты можешь сделать против них?!

—   Я соберу на «Топазе» секретную информацию и передам ее за рубеж, хотя бы тем же американцам, поднимется большой скандал, и этих ответственных из ЦК выгонят из их кабинетов. Мне не надо от американцев денег и наград, главное, чтобы возник скандал.

—   Матвей, это неправильный путь, откажись от него, умоляю тебя.

—     Никогда! Может быть, месть не лучший способ установить справедливость, но я не вижу другого пути. Это мое окончательное решение.

Катя, потрясенная, смотрела на Матвея. Всегда такой мягкий, улыбчивый, он на глазах преобразился — в его голосе звучали жесткие ноты, в глазах сверкали злые искры, он не хотел ничего слышать, одержимый лишь чувством мести. Девушке стало ясно — никакие ее аргументы, просьбы опомниться не помогут. Она остановилась.

—   Мне пора домой. Матвей вздрогнул.

—    Извини, я не хотел начинать этот разговор. Забудь обо всем, что я наговорил тут тебе. Просто, просто… — он замолчал, и его лицо вдруг стало по-детски беспомощным. Кате внезапно стало бесконечно жаль этого парня. Она приблизилась и поцеловала его в щеку.

—   Пока, я побежала.

Матвей долго стоял, глядя ей вслед. С неба падали снежинки, сверкая в свете вечерних фонарей. Он вздохнул и, повернувшись, пошел в сторону видневшегося невдалеке завода.

Глава 8.

РОДИТЕЛИ КАТИ ПРИНИМАЮТ РЕШЕНИЕ

Вбежав в подъезд, Катя столкнулась с идущим по лестнице отцом.

—   Ой, папа!

—   А ты что, уже пришла? Решила не провожать Матвея до завода?

Катя тяжело вздохнула, и несмотря на тусклый свет в подъезде, отец заметил в глазах дочери слезы.

—   Катя, что случилось? Он обидел тебя?

—   Нет, папа. Все гораздо сложнее. Идем домой, мне поговорить с тобой нужно.

Они зашли в квартиру.

—   Быстро вы! — раздался голос матери из кухни.

—   Так получилось, мама, — Катя, не желая волновать мать, постаралась выглядеть веселой и с улыбкой заглянула на кухню. — Тебе помочь?

—   Да нет, я уже все убрала.

—   Мы тогда с папой пообщаемся немного, хорошо?

Когда Катя с отцом сели в ее комнате, она долго не знала с чего начать, чувства переполняли ее. Николай Сергеевич видел это и не торопил дочь. Наконец Катя спросила:

—    Папа, если бы тебя обидели, очень сильно, ты бы мстил обидчикам или постарался бы забыть обиду?

Отец внимательно посмотрел на дочь.

—   Вот что, Катюша, расскажи мне все по порядку, с самого начала.

Девушка, стараясь не упустить ничего, передала почти слово в слово историю Матвея. Выслушав ее, Николай Сергеевич глубоко задумался.

—    А теперь он хочет отомстить им, — растерянно сказала Катя.

—   Кому? — удивленно спросил отец.

—   Да вот этим ответственным работникам из ЦК.

—   Каким же образом?

—   Он соберет секретную информацию на «Топазе» и передаст ее иностранцам, скорее всего американцам, как он сказал.

—   Зачем? — поразился Николай Сергеевич.

—    Матвей считает, что поднимется скандал и этих ответственных уволят.

—   Да ведь это же мальчишество! — не выдержал отец, вскочил с места и беспокойно заходил по комнате. — Разве так восстанавливают справедливость? Надо было обращаться в Москву, жаловаться! А так он только сам пострадает. Разве он не понимает, что сбор секретной информации, а тем более передача ее за рубеж — это уголовное преступление? Ты говорила ему об этом?

Глядя на взволнованного отца, Катя всхлипнула.

—   Мне кажется, папа, он уже собрал такую информацию.

—   Да ты что! Нет, я должен поговорить с ним, — нервничая, отец мерил шагами комнату, не останавливаясь ни на секунду.

—   Я найду аргументы, чтобы убедить его не делать глупостей.

—    Нет, папа, нет! — Катя бросилась к отцу. — Я же слово дала никому не говорить об этом. Он так просил меня…

—   Но ведь он первый пострадает от своей безумной затеи.

—   Я сама поговорю с ним. Мне кажется, он послушает меня. Да, я уверена, обязательно послушает! — Девушка решительно тряхнула головой.

—   Ну что ж, — неуверенно произнес отец, — попробуй, поговори. Хотя…

—   Вот в следующее воскресенье и поговорю.

Николай Сергеевич вышел от дочери в глубокой задумчивости. Рассказ Кати очень расстроил его. Он видел, как она переживала за Матвея, и понял, что Катя любит этого парня. Конечно, то, что он задумал, — глупость, неразумный шаг, но за него он может пострадать очень серьезно и даже сесть в тюрьму. И теперь это уже не только личное дело Матвея. Дочь невольно тоже может быть втянута в эту историю, и тогда спасать придется уже обоих.

«Ну нет, этого допускать нельзя, — бормотал Николай Сергеевич, направляясь на кухню, где продолжала возиться его жена. — Ждать, что все само собой рассосется, глупо. Значит… Правда, что я скажу потом Катюше? — Он нерешительно остановился на полпути. — Ладно, сейчас посоветуюсь с Натальей, вместе и решим, что дальше делать».

—    Наговорились? — с улыбкой спросила жена, протирая стоявшие на столе бокалы. Николай Сергеевич в ответ лишь расстроено махнул рукой.

—     Что случилась? — лицо жены мгновенно изменилось, волнение мужа передалось ей. — Да не молчи ты! Что произошло?

Николай Сергеевич сделал круглые глаза и приложил указательный палец к губам.

—   Тихо! Катя услышит.

—    Катя? У нее что-то случилось? — перешла на громкий шепот жена.

—    Ох, — тяжело вздохнул супруг, — такую историю дочка поведала, что и не знаю, как теперь быть. Она… Словом, вот что я только что узнал.

И он рассказал все, что услышал от дочери, стараясь ничего не пропустить. Жена слушала молча, не перебивая. Когда Николай Сергеевич закончил свой рассказ, она решительно сказала:

—   Нужно сообщить куда следует.

—    Я тоже вначале так подумал. Но тогда у Матвея будут неприятности.

—   Ну и что? Кто нам Матвей? Посторонний человек, которого я вообще сегодня только увидела. А у Катюши будущее, ей учиться нужно!

—   Так-то оно так, — соглашался Николай Сергеевич, — но только любит она его. Представляешь ее реакцию, если мы их секрет доложим в органы? Ведь это жестоко по отношению к ней.

—    А откуда она будет знать, что это мы сообщили? Да не это сейчас важно. Представляешь, он ей может отдать что-то на хранение, а она ведь такая, что возьмет! И что дальше? А в КГБ все равно все узнают. Но тогда будет уже поздно, и нашу девочку тоже привлекут! А ты будешь утешать себя тем, что не поступил жестоко? Да Катя нас же потом и обвинит, что не удержали ее от такой ошибки!

Николай Сергеевич сидел, слушая жену, низко опустив голову. Он понимал, что она права, промедление может усугубить ситуацию.

—   Да, Наташа, наверное, тянуть нельзя. Завтра я поговорю с сотрудником КГБ, он иногда бывал у нас в КБ, лекцию недавно читал. У меня даже его телефон записан, он просил сообщать, если что …

—   Ну, вот и правильно. Дочку нам спасать нужно. А Матвей этот пусть сам решает, как ему быть.

 

…Хаченков протянул сидящему напротив него Серову дело.

— Начальник управления с нашими предложениями согласился. Проверка подтвердила, что мы имеем дело с инициативником. Начинаем разработку,  соответственно  заводим  и дело. Сейчас у нас в командировке начальник управления из Второго главка КГБ СССР генерал Верещагин. Он ознакомился с делом и возражений не имеет. Действуй.

 

 

Глава 9. НИКОлАй сЕРГЕЕВИЧ

Звонок в кабинете старшего оперуполномоченного отдела контрразведки областного управления КГБ города Предпорожье майора Серова зазвенел резко и требовательно. Майор от неожиданности вздрогнул и покосился на телефон.

—   Бьюсь об заклад, это тебя, — сказал сидевший за столом напротив коллега, быстро строчивший что-то на листе бумаги, — видно, срочно.

—    Наверное, ты прав, — вздохнул Серов, потянувшись к трубке. Телефон продолжать настойчиво трезвонить.

—   Да? — Серов прижал трубку к уху.

—     Простите, это Юрий Николаевич? — голос на другом конце провода звучал мягко и интеллигентно, правда, чувствовалось, что неизвестный был немного взволнован. Хотя майору показалось, что где-то он уже его слышал.

—    А кто его спрашивает? — не отвечая на вопрос, спросил в свою очередь Серов. В КГБ было не принято называть себя, отвечая на звонок по обычному городскому телефону. Считалось, что если сотрудники госбезопасности будут представляться, не видя и не зная собеседника, то таким образом иностранные разведки могут собирать сведения о них. Судя по тому, как отреагировал позвонивший, он об этой особенности знал, потому не удивился, а так же мягко продолжил:

—   Это Савченко Николай Сергеевич, начальник четырнадцатого сектора конструкторского бюро «Топаза». Вы у нас недавно читали лекцию о политической бдительности и дали мне этот телефон, предупредив, что по нему можно связаться с вами.

—   Конечно, Николай Сергеевич, я помню вас, — Серов, не переставая говорить, придвинул к себе чистый лист бумаги, приготовившись записать, если услышит что-то важное, — я внимательно слушаю.

—   Извините, это не телефонный разговор. Я мог бы с вами встретиться? Если можно, сегодня, — голос в трубке стал торопливым: говоривший, видимо, боялся, что майор откажется встретиться именно сегодня, сославшись на занятость. Конечно, опасения эти были небезосновательны — сколько лишней, порой не имевшей ничего общего с безопасностью государства информации сообщали бдительные граждане контрразведчикам... Но Серов интуитивно почувствовал, что дело Савченко действительно серьезное и сразу же согласился.

—   Хорошо, а где вам удобно?

—   У меня в КБ отдельный кабинет, где нам никто не будет мешать, и если вам это удобно, то я буду ждать вас в любое время.

—    

—   В два часа вас устроит, Николай Сергеевич?

—    Да, конечно, — с облегчением произнес звонивший, — спасибо.

Серов положил трубку и задумчиво глянул на коллегу.

—   Кажется мне, что это будет не пустой разговор.

—   Бог в помощь, — отреагировал тот.

До встречи с Савченко еще оставалось три часа.

—   Так, за час я доберусь, — стал размышлять вслух Серов,

—   а два часа посвящу плану по этому делу, — майор похлопал по стопке подшитых документов.

—    А на обед сколько времени выкроишь? — засмеялся его товарищ.

—    На обед? — Серов глянул еще раз на часы и философски изрек: — Иногда есть обстоятельства, которые исключают второстепенные детали жизни.

Через два часа он уже ехал в переполненном троллейбусе на «Топаз».

Николай Сергеевич Савченко, крупный полноватый мужчина, с видимым облегчением вздохнул, завидев на пороге Серова.

—   Кофе, чай? — сразу же предложил он.

—   А вы что будете? — лукаво улыбнулся Серов.

—   Наверное, чай. Но это не имеет значения, у меня готово все.

—   Тогда и я чай.

Николай Сергеевич несколько суетливо, постоянно приговаривая, расставил чашки на приставном столике:

—   Прошу.

—    Я вас внимательно слушаю, — сказал Серов, как только они сели.

—   Понимаете, Юрий Николаевич, — заметно волнуясь, начал Савченко свой рассказ, — дело в том, что нам с женой и дочерью случайно стало известно об одном солдате из комендантской роты «Топаза», который собирает секретную информацию, чтобы передать ее за границу. Должен сразу заявить, что наша семья тут ни при чем, знаете, случайное знакомство дочери, а она еще совсем ребенок, студентка, ну что можно в таком возрасте соображать? — Николай Сергеевич нервно вытер вспотевший лоб, заглядывая в глаза гостю, пытаясь понять, какую реакцию вызвали его слова. Но тот сидел с непроницаемым лицом. — Вот я и подумал, — продолжил Савченко, — что вы быстро сможете разобраться с этим типом, а мы готовы помочь. Только дочке, пожалуйста, ничего не нужно говорить, а?

—    Николай Сергеевич, — подбадривающе улыбнулся Серов, — давайте с самого начала и по порядку. Кто этот солдат? Откуда вам стало известно о том, что он собирает секретную информацию? При чем тут ваша дочь? Словом, с самого начала, пожалуйста.

Они долго сидели. Савченко рассказал о своем знакомстве с Матвеем, о том, что Катя пригласила его на день рождения, и о вчерашнем вечере, когда стало известно главное.

Когда он закончил рассказ, Серов очень серьезно сказал:

—     Николай Сергеевич, то, что вы рассказали, конечно, очень важно. Безусловно, ваша дочь тут ни при чем и, разумеется, ей ничего не грозит. Если будет нужно, мы побеседуем с ней. Но не сейчас. А пока пусть все это останется между нами.

—   Спасибо большое, вы меня успокоили, — выдохнул Савченко, — мы так волновались за Катю. Но вот если она захочет с ним снова встретиться, что нам делать? Разрешать?

—     Не волнуйтесь. В ближайшее время в комендантской роте увольнений давать не будут.

В управление Серов возвращался вновь в переполненном троллейбусе.

—   Ну что? Все нормально? — встретил его вопросами коллега, все так же быстро, не поднимая головы, строча что-то на листе бумаги.

—   Ага, — односложно и задумчиво проронил Серов, садясь за свой стол. Коллега не стал расспрашивать. Во-первых, это было не принято, ведь такие вопросы задаются просто из вежливости и отвечать на них вовсе не обязательно, а во-вторых, у него и своей работы хватало.

Через полчаса, написав справку о беседе с Савченко, Серов зашел к своему начальнику Хаченкову.

—   Виктор Иванович, — Серов положил документ перед начальником, — похоже, «Униженный» уже готов искать выходы на американцев. Я предлагаю начать реализацию.

 

Выдержка из сводки УКГБ по негласному досмотру рабочего места «Униженного»:

 

«…В столе, за которым работает проверяемый объект, находится ящик с двойным дном. Ящик, вероятно, играет роль тайника, поскольку обнаружить существование двойного дна при простом осмотре стола сразу не удается. В тайнике хранятся:

— копии документов, имеющих гриф «Секретно» (всего семь документов). Судя по заголовкам, они имеют отношение к отправке ракет к месту боевого дежурства;

—  карта-схема расположения на территории предприятия режимных и особорежимных подразделений с указанием шифров, дающих возможность посещать эти подразделения;

—   рисунки, сделанные карандашом, с изображением ступеней ракет с различных сторон с проставлением размеров, в том числе и сопловых блоков, а также ракет в натуральную величину и в собранном виде в контейнере;

—  статистика отправок ракет с указанием их количества».

 

Выдержка из справки по экспертной оценке обнаруженных в рабочем столе «Униженного» материалов:

 

«…Таким образом, как следует из экспертной оценки, обнаруженные в ходе негласного досмотра материалы составляют государственную тайну и подлежат изъятию… Их похищение или собирание с целью передачи иностранному государству содержит признаки преступления, предусмотренного ст. 56 УК УССР «Шпионаж».

Глава 10.

МАТВЕЙ НАЧИНАЕТ СОМНЕВАТЬСЯ

Несколько быстрых, легких штрихов карандашом — и вот уже на листе проявились контуры ракеты, разделенные четкими линиями на ступени.

Матвей как художник имел хорошую зрительную память, ему достаточно было глянуть, порой бегло, на предмет, чтобы спустя некоторое время отразить его довольно детально на бумаге. На прошлой неделе он дважды заходил в цех, где разместилась подготовленная к отправке на боевое дежурство «Сатана», стараясь рассмотреть ее с разных сторон. Будто дотошный фотограф, запечатлел Матвей в памяти огромную ракету в мельчайших ее деталях, которые были доступны постороннему взгляду. Теперь эти детали ложились на лист бумаги, придавая рисунку все больше схожести с оригиналом.

Но все равно это была схема, сухой, безжизненный чертеж, в котором так не хватало жизни «Сатаны». Матвей не выдержал и легкими штрихами создал на одной стороне ракеты тень, и она сразу преобразилась — налилась мощью, сопла напряглись, словно готовы были выплеснуть огонь, воздух вокруг застыл. Матвей с удовольствием посмотрел на листок, затем чуть отодвинул его и усмехнулся — ТАМ, куда он собирался отдать свои рисунки, наверняка мало кому были интересны художества, ОНИ, конечно, жаждали получить обычные, без всяких прикрас чертежи, сухие схемы, безжизненные цифры. И чем больше, тем лучше. Это было единственное, чем Матвей мог заинтересовать ИХ, людей, способных наказать его могущественных врагов, но при этом он не просил ни денег, ни благ — он жаждал лишь справедливости, а больше ничего не хотел.

Матвей потянул на себя ящик стола, нашарил пальцами углубление в конце, и тут же дно отошло, открыв под собой небольшое пространство, где аккуратной стопкой лежало несколько пачек листов бумаги. Он взял их в руки. Это были копии различных секретных документов, сделанных им в последнее время. Конечно, чтобы такие документы попали ему в руки, он побеспокоился заранее, ненавязчиво предложив свои услуги вначале отделу кадров, затем секретной части, и нужно сказать, там не могли нахвалиться неожиданным помощником — почерк у рядового Стубула был что надо, а сам он отличался исполнительностью, все закрытые документы регистрировал вовремя, строго следил за их перемещением.

Его план наполовину был уже выполнен.

Теперь оставалось установить контакт с кем-нибудь из НИХ. Как именно, Матвей еще не решил, но это, как говорится, было делом техники. К примеру, он может подойти к одному из членов американской инспекторской группы, которая работает сейчас на «Топазе», и предложить документы. Это хороший вариант. Можно подобрать удобный момент, когда кто-то из группы окажется один — так меньше подозрений. Разумеется, иностранец заинтересуется предложением, ведь не каждый же день ему предлагают секретные материалы. Пойдет речь о цене за них, а как же иначе? Матвею, скорее всего, начнут предлагать деньги, но он откажется. Иностранец будет удивлен: как же так, в таких случаях все берут деньги, а Матвей — нет. Почему? И тогда он объяснит, что передавая секреты за рубеж, вовсе не ставит цель обогатиться, нет, его мотивы иные. Правда, вдаваться в подробности и рассказывать посторонним людям свою историю он не станет. Просто скажет, что его условие такое: информация о получении иностранцами секретов должна быть доведена до общественности. И вот тогда его врагов из ЦК, которые должны стоять на страже интересов своей страны, сверху спросят: а куда же вы смотрели? И настанет сладкий час расплаты.

Раньше, когда Матвей думал о заключительной части своего плана, его душа торжествовала, он словно воочию видел, как наказывают его мучителей, как те со слезами на глазах, идя на скамью подсудимых за то, что допустили такой просчет в своей работе, проклинают свою судьбу, не догадываясь, что сами подписали себе приговор, выкинув талантливого художника Матвея Стубула из института.

Но сейчас почему-то торжества в душе нет. Сомнения и колебания. С тех пор как он познакомился с Катей, особенно после недавнего с ней разговора в день рождения, ему стало казаться, что отмщение, о котором он думал многие дни, не так уж и важно в жизни. Есть Катя, удивительная девушка, и кто знает, познакомился бы он с ней, если бы не отчисление из института... Катины друзья, такие веселые, открытые, теплота ее дома, сама она — искренняя, доверчивая — эта жизнь влекла его, согревала усталую душу, и ему хотелось лишь одного — навсегда остаться в этом городе и быть всегда с этой девушкой.

Матвей держал в руках рисунок ракеты и все больше чувствовал, насколько незначительным, мелким становится то, что еще совсем недавно казалось смыслом его пребывания здесь. Куда важнее стала теперь Катя. Желание мстить померкло, из сердца постепенно уходили боль и обида. Он медленно порвал рисунок на несколько частей и небрежно сложил поверх секретных материалов. Тайник перестал быть для него самым главным делом его жизни. В ближайшие дни Матвей его уничтожит и забудет обо всем.

Он встал, захлопнул ящик стола и вышел.

 

Из заключения Оперативно-технического отдела УКГБ УССР по Предпорожской области в отношении «Униженного»:

«…В процессе проведения смотрового контроля за  объектом

«Униженным» установлено, что 12 января 1991 года с 16 часов 16 минут до 16 часов 27 минут объект пользовался тайником. Перед этим в течение получаса он наносил на лист бумаги изображение ракеты и делал на листе условные записи. Однако затем лист порвал и обрывки сложил в тайник.

14 января 1991 года объект вновь открыл тайник, достал оттуда несколько листов бумаги с записями и поджег, а пепел выбросил в открытое окно. Еще один лист порвал на очень мелкие кусочки и сунул их в карман. После этого объект ящик с тайником закрыл».

 

 

Глава 11. сУДьБА МАТВЕя РЕшИлАсь

Совещание в кабинете Сколанюка подходило к концу.

—    Больше нет вопросов? — начальник управления обвел присутствующих, а их было всего несколько человек, внимательным взглядом и повернулся к сидевшему за приставным столиком Верещагину.

—    Будем завершать? — тот кивнул головой, и Сколанюк продолжил:

—    Ну что ж, картина ясная. Оперативные материалы полностью подтвердились в ходе обыска по уголовному делу, заведенному нашим следственным отделом. Так, Григорий Михайлович? — обратился начальник к руководителю отдела Маркову, плотному лысому мужчине. Тот кивнул. — Объект задержан и сейчас находится на гауптвахте. Теперь о наказании.

Сколанюк помолчал, обдумывая то, что готовился сказать, затем продолжил:

—   Дело не такое простое, как может показаться на первый взгляд. Ну, например, вот вопрос: объект совершил преступные действия? Совершил. А раз так, то должен понести наказание. Но, с другой стороны, секретные материалы он никому не передал и, как свидетельствует одна из версий, передавать уже не собирался, намереваясь все уничтожить и подобных действий больше не совершать. Что теперь? Сажать его в тюрьму? Не вижу смысла. Опять-таки, что толкнуло объекта на это? Ответ мы тоже нашли: злоупотребление некоторыми должностными лицами своим положением, из-за чего перспективный студент, талантливый художник чуть не превратился в преступника. Кстати, этими лицами наши коллеги в Киеве сейчас занимаются, и вот их-то жалеть не нужно! А в данном случае, я думаю, стоит согласиться с Серовым: уголовное дело закрыть, в суд не передавать, ограничившись официальным предостережением объекта, чтобы не портить его биографию судимостью, и отправить в дисциплинарный батальон. Я правильно передал твою мысль? — Сколанюк обратился к Серову.

—   Да, Владимир Никитович, это талантливый художник, у него большое будущее. А то, что он сделал, — ошибка, издержки молодости. Отслужит он свой оставшийся год, правда, уже в другом месте, но в биографии никаких пятен не останется.

—    Владимир Петрович, — Сколанюк опять повернулся к Верещагину, — вам слово.

—  Я попрошу оформить высказанные здесь предложения по объекту в документе на имя Председателя КГБ СССР. Кроме того, нужно направить в Москву отдельный материал, и тоже Председателю, с информацией о фактах злоупотреблений, допущенных чиновниками из ЦК и Министерства образования. Такие вещи нужно пресекать, и жестко. Я думаю, мы с позиций центра сможем сделать это эффективнее.

Через три дня Верещагин уже сидел в кабинете Шамова и рассказывал о своей командировке. Когда речь зашла о Стубуле, Шамов, вздохнув, произнес:

—  Пока ты ехал в поезде, я ознакомился с материалами, присланными из Предпорожья. Вот уж точно, что таланту надо помогать, а бездарь сама пробьется и этот талант затопчет. Ну а с другой стороны, не реагировать мы не можем — формально совершен проступок, и Стубул должен ответить за это. Председателю я уже доложил, он с предложениями управления согласен, так что отправь туда телеграмму за моей подписью.

Глава 12.

КРАСИЛЬНИКОВ НА СВИДАНИИ с МАТВЕЕМ

На столе у начальника следственного отдела Предпорожского управления лежало заявление, подписанное замполитом комендантской роты «Топаза» капитаном Красильниковым. Капитан просил свидания с арестованным Стубулом. Это заявление только что принес следователь Гришко, который непосредственно занимался делом Стубула.

—   А что он хочет, этот Красильников? — Марков посмотрел на подчиненного.

—    Я спрашивал у него. Объясняет, что просто поговорить хочет. Стубул много наглядной агитации оформлял для замполита, и тот к нему хорошо относился.

—   Ну что ж, Стубул не в тюрьме, и вряд ли туда попадет… Если, конечно, других глупостей не наделает. Так что у меня возражений нет.

На следующее утро Красильников был уже в здании управления, где в специальном помещении находился Стубул. Его должны были привести с минуты на минуту. Красильников очень нервничал. В небольшом портфеле у него лежал пакет с котлетами. На всякий случай…

Все эти дни, как только стало известно о задержании Матвея, замполит переживал. Ему казалось, что произошла какаято досадная ошибка, недоразумение — ну не мог Стубул быть предателем, шпионом, не такой у него характер. Будучи человеком честным и открытым, Красильников привык отвечать за своих солдат и на полигоне, и в казарме. В конце концов не выдержал и пошел в управление КГБ, где встретился со следователем. Они говорили долго, и замполит убедился, что ошибки не было. В душе капитана вспыхнуло возмущение: как мог Матвей, которому так доверяли, воспользоваться этим доверием во вред своей стране, своим товарищам? Следователь рассказал о несправедливом отчислении из института, несбывшихся мечтах молодого парня, которому так и не довелось стать студентом. Красильников был потрясен, ведь он, находясь рядом со Стубулом почти каждый день, общаясь с ним, поддерживая хорошие отношения, оказывается, ничего о жизни солдата не знал. Какой же он после этого командир и воспитатель? Боролся с бездушием, а сам оказался полным формалистом, которому не рискнул довериться его подчиненный. С мыслью поддержать Стубула, найти такие слова, чтобы тот не падал духом, а продолжал отстаивать свое право на справедливость, капитан покинул здание КГБ.

На следующий день Красильников попросил свидания с Матвеем. Ему разрешили.

…Дверь негромко скрипнула, и в комнате появился старший лейтенант с петлицами василькового цвета. Следом за ним, сутулясь и опустив голову, зашел Стубул. Повернувшись к Красильникову, он поднял голову и вздрогнул.

—   Товарищ капитан, — сухо произнес старший лейтенант,

—   правила вам разъяснили, у вас двадцать минут.

Красильников кивнул, не отрывая взгляда от Матвея. За эти дни тот сильно изменился, осунулся, похудел, но больше всего капитана поразили его глаза — в них ощущались подавленность и смятение, это были глаза человека, оказавшегося в жизненном тупике. Красильникову внезапно до боли стало жаль этого парня, с которым судьба обошлась слишком сурово, такого одинокого и непонятого. Все высокие слова, которые он готовил к их встрече, — о долге, необходимости бороться за справедливость до конца и многие другие — вдруг пропали.

—   Матвей, — чуть слышно произнес замполит, — ты, наверное, голоден? Я принес тебе, — он торопливо развернул кулек, — здесь котлеты, очень вкусные, жена готовила.

—    Товарищ капитан, я… — Стубул махнул рукой и из глаз его вдруг брызнули слезы. — Я не предатель, я совсем из-за другого, — говорил он, пытаясь сдерживать всхлипывания.

Через двадцать минут в комнату вновь зашел старший лейтенант в форме с васильковыми петлицами. Красильников поднялся.

—   Так я буду ждать, Матвей, твоего письма. Как прибудешь, сразу сообщи, хорошо? А Кате я все расскажу, как нужно, не беспокойся.

Тяжелая дверь захлопнулась за капитаном, он вышел на улицу. Холодный зимний ветер продувал шинель замполита насквозь. Красильников шел, стараясь не поскользнуться на застывших лужах.

На углу дома стояла телефонная будка с разбитыми стеклами. Капитан покопался в карманах, нашел двухкопеечную монетку, снял трубку и замерзшими негнущимися пальцами набрал номер. Через несколько секунд в трубке послышался девичий голос:

—   Алло? Вам кого?

—    Это Катя? Катя, моя фамилия Красильников, Матвей рассказывал вам обо мне. Мне нужно встретиться с вами. Сейчас? Конечно, могу. Через полчаса буду.

Спустя тридцать минут замполит был уже возле «Топаза». Катю, стоявшую у проходной завода, он увидел сразу. Красильников уже знал, что ей скажет.

 

Часть ІІ. «КОРШУН»

Глава 1. ВСТРЕЧА В ВАШИНГТОНЕ

Несмотря на то, что Вашингтон является столицей Америки, страны, которая у большинства советских людей ассоциировалась с агрессией и насилием, город производил впечатление тихого и уютного. Ну разве можно предположить, что в белоснежном доме вон там, на холмах, в некоем кабинете, имеющем овальную форму, решаются судьбы целых стран? А недалеко отсюда, в Капитолии, группа людей, именующихся парламентариями, устраивает жизнь своего государства по законам, которые им заблагорассудится принять, и при этом считают, что для большинства стран эти законы — высшая инстанция, которой нельзя ослушаться. Правда, вашингтонцы, по сравнению с остальными американцами, лишены ряда политических прав: у них, к примеру, нет выборного представительства в Конгрессе. А еще удивительно то, что подавляющее большинство жителей столицы США об этом не ведают, хотя, надо отметить, их такие вещи мало волнуют. Гораздо важнее для обычного американца знать, что в следующем году правительство не увеличит налоги.

Эти мысли вертелись в голове Тюрова, который не спеша шел по Пенсильвания-авеню, рассматривая архитектурные особенности Капитолия. Город он уже успел изучить хорошо. Второй день слонялся по магазинам, кафе, заходил в разные учреждения, знакомился со случайными людьми на улице, задавая им ничего не значащие вопросы…Словом, ничего в его поведении не могло бы насторожить сотрудников ФБР, если бы им вздумалось проследить за времяпрепровождением представителя «Аэрофлота», прилетевшего из СССР и ожидающего обратного рейса. Но ФБР не интересовал скромный советский гражданин, которому оставалось гулять в американской столице до вечера, пока его самолет не будет готов к отлету. Конечно, знай в Бюро расследований истинную цель прогулки Тюрова по тихим вашингтонским улицам и паркам, бросили бы за ним немалые силы и контролировали бы каждый его шаг. И уж тем более утроили бы усилия, если бы имели информацию, что на второй день своего пребывания в Вашингтоне Тюров, являющийся на самом деле советским контрразведчиком, должен будет встретиться с сотрудником ЦРУ, завербованным КГБ в СССР. Но Тюров был вне подозрений, а потому мог совершенно спокойно встретиться со своим агентом.

До встречи еще оставалось время, и Тюров почувствовал, что проголодался. Несмотря на психологическое напряжение, вызванное ожиданием предстоящей встречи, голод давал о себе знать.

Проблем с перекусом в Америке не было: на каждом углу кафе, рестораны, бары. Тюров решил не ломать себе голову и выбрал фастфуд, уже знакомый ему по недавно открывшимся московским заведениям быстрого питания. И хотя в поле зрения привычного ему ресторанчика с надписью «McDonald’s» не было, невдалеке сверкал большими чистыми стеклами его близнец «Subway», такой же производитель гамбургеров и бигмаков.

В таких забегаловках всегда полно народа — от легкомысленных шумных студентов с неизменной бутылкой колы в руках до серьезных чиновников, которые, сосредоточенно уткнувшись в свои подносы, будто выполняют рутинную работу, меланхолично пережевывают пищу. Набрав на поднос еды, Тюров устроился за столиком у большого окна, через которое он мог наблюдать, что делается на улице.

Была пятница. Это очень интересный день для местных жителей — именно в пятницу со второй половины дня в магазинах начинается распродажа товаров со скидками. Тюров уже не в первый раз сталкивался с этим феноменом, когда американцы, у которых в домах полным-полно всего, бросаются покупать еще один фотоаппарат, футболку или стиральную машину только лишь потому, что цена на них снижена в этот день наполовину. При этом у входа в магазин образовывается очередь, обязательно перерастающая в давку, как только его двери, на которых большими буквами написано «Дешевле на 70%», распахиваются, и сильные, отталкивая более слабых, прорываются внутрь... Картина была такой же, как в московском ГУМе, когда выбрасывали дефицит.

Поглотив все, что было на подносе, Тюров встал и улыбнулся сидящим за соседним столиком студентам в больших наушниках, — обнявшись, они меланхолично жевали свои гамбургеры, запивая колой. В наушниках, вероятно, играла музыка, потому что молодые люди, даже тесно прижавшись друг к другу, пребывали каждый в своем мире.

Магазин, к которому направился Тюров, торговал в режиме снижения цен уже третий час, и ажиотаж в нем постепенно спадал. Тюрову удалось более-менее спокойно подойти к прилавку и выбрать себе небольшой фотоаппарат с самонастройкой за семь долларов. В СССР такие можно было купить лишь из-под полы либо на толкучке за немалые деньги. Подумав, Тюров взял еще два — что такое, в конце концов, семь долларов, если за такие небольшие деньги он привезет домой хорошие подарки, а кому вручить их — решит потом. Взяв в руки пакеты, он осмотрелся.

Стрелка на настенных часах подбиралась к пяти, до встречи оставалось около десяти минут. Потолкавшись еще немного среди покупателей, стараясь понять, нет ли за ним наблюдения, Тюров потихоньку двинулся к выходу.

«Верного» он увидел сразу. Тот, держа в руках пакеты, шел с заинтересованным видом покупателя, оглядывая полки с товаром, но при этом не останавливался ни на секунду. Тюров не сомневался, что «Верный» перед встречей долго проверялся, чтобы убедиться: за ним хвоста нет. Скорее всего, вокруг действительно было чисто — агент был профессионалом и знал, как обнаружить слежку. Если бы у него была хоть капля сомнения, на встречу с Тюровым он бы не пошел.

Идя в потоке людей, они приблизились друг к другу. Вряд ли кто-то обратил внимание, как небольшой пакет из руки одного человека перекочевал в руку другого — в толкучке сложно заметить такие манипуляции, тем более что осуществляют их профессионалы, которые специально тренировались для этого.

Вскоре Тюров уже спускался в метро. Вашингтонский метрополитен отличался, например, от того же нью-йоркского чистотой и порядком, в нем приятно было ездить. Да и публика здесь тоже приличная, спокойная, много строго одетых, опрятных чиновников и туристов. Тюров, продолжая проверяться, сменил несколько маршрутов, пересаживаясь с линии на линию, и наконец, выйдя на одной из станций, поднялся на поверхность. Здесь он взял такси и поехал в аэропорт имени Даллеса, где его ожидал советский лайнер, готовящийся к полету домой.

С командиром корабля он встретился в аэропорту при посадке в самолет.

—    Как провел время? — тот, улыбаясь, протянул руку для приветствия.

—   Отлично, — Тюров крепко пожал ему руку и тут же передал полученный от «Верного» небольшой пакет. Летчик, едва кивнув, быстро спрятал пакет в форменный пиджак. Командир экипажа самолета — лицо неприкосновенное, а сам лайнер — территория СССР, поэтому пакет в относительной безопасности. Через двенадцать часов он будет в Москве, а еще через полтора часа — на Лубянке.

—   В следующий раз, — сказал командир, — сходим на бейсбол. А то, знаешь, побывать в Америке и не посмотреть бейсбол — все равно что путешествовать по Африке и не увидеть львов.

—   Договорились, — улыбнулся Тюров.

Напряжение дня спало, он почувствовал, как хочет спать и тут же с удовлетворением подумал, что за двенадцать часов, пока самолет будет в воздухе, выспаться можно.

  Совещание у Шамова

 

—  Кто  будет докладывать?

—  Смальков.

—  Попрошу коротко и по сути.

—  Ясно, товарищ генерал. Разрешите начать?

—  Пожалуйста. Можно не вставать, обойдемся без лишних формальностей.

Начальник «американского» отдела подполковник Смальков поправил лежащие перед ним листы с отпечатанным текстом и негромко начал:

—   Объект нашего интереса «Коршун» в поле зрения органов безопасности попал в ноябре прошлого года. Он был взят в проверку Управлением КГБ СССР по Саратовской области на основании информации, полученной от агента «Каштан». Агент сообщил, что «Коршун» проявляет необоснованный интерес к разработкам нового военного самолета вертикального взлета Як-141, которые вело КБ имени Яковлева. — Смальков на секунду остановился и поправил листы.

В кабинете Шамова в присутствии еще троих его подчиненных проходило совещание, на котором предстояло решить судьбу американского агента, завербованного ЦРУ за границей и попавшего «под колпак» советской контрразведки. Фамилию его, разумеется, не называли, такой был в контрразведке порядок — всем, кто вызывал особый интерес, давалось условное имя. В любой спецслужбе строго придерживаются главного закона: доверять нельзя никому. Поэтому на совещании в кабинете руководителя контрразведки страны фамилия американского агента не прозвучала ни разу. Для всех присутствующих он был только «Коршуном».

 

 

Глава 2. ЛОУРЕНС

Гурин сразу догадался, что мистер Лоуренс не тот, за кого себя выдает. Сотрудник американского торгового представительства в Каире — это была явная «крыша», удобная, предоставляющая массу возможностей, благодаря которым Лоуренс мог знакомиться с нужными людьми, не вызывая при этом подозрений.

Гурин раскусил его сразу. Он сам имел «крышу» — военный атташе советского посольства в Египте. Но даже если выкинуть из головы всю теорию распознавания иностранного разведчика, которую ему преподавали в свое время в Главном разведывательном управлении Министерства обороны СССР, Гурин просто на интуитивном уровне, профессиональным нюхом чувствовал своего коллегу.

Уже третий месяц Гурин, заядлый любитель большого тенниса, ходил на корт каирского отеля «Марриот», чтобы поиграть с Лэнсом Лоуренсом. Вначале Гурин просто наслаждался великолепным покрытием, удобными, легкими вилсоновскими ракетками, которые давали напрокат, да и просто возможностью получить удовольствие от игры в выходной день. Партнеры в игре у него менялись часто, пока не появился Лоуренс. Американец сам предложил сыграть пару сетов, и нужно сказать, Гурин сразу почувствовал его высокий класс. Удивительно, но тогда Гурин выиграл. Его затем не покидала мысль, что Лоуренс ему немного поддался.

Когда после игры Лоуренс предложил Гурину отметить его победу, тот не возражал, решив про себя, что польза от такого знакомства будет несомненной в любом случае.

— Только угощаю я, как проигравший, — заявил Лоуренс. Тут же, в отеле, они выпили по дорогому коктейлю.

Нужно сказать, Лоуренс был не только сильным игроком, но и чертовски интересным собеседником. Гурин почти сразу попал под магию его обаяния.

И тут Гурин впервые нарушил одно из главных правил разведчика — сообщать в Центр о любом подозрительном личном контакте. О знакомстве с Лоуренсом он не доложил. Еще не давая себе ясного отчета о причине своего проступка, Гурин интуитивно почувствовал, что простым знакомством здесь не ограничится, и эта встреча многое изменит в его жизни, как ему казалось, к лучшему. А если сообщить о контакте в Центр, то дальше все пойдет по их сценарию.

Отныне как-то так получалось, что почти каждый раз, когда Гурин приезжал в «Марриот», Лоуренс либо уже был там, либо вскоре появлялся.

—   Мистер Гурин, — американец, завидев Гурина, всегда широко улыбался, обнажая великолепные белые зубы, — вы сегодня намерены выиграть?

—   С вами это будет непросто, — расплывался тот в ответной улыбке, — но я постараюсь.

Вскоре они стали почти приятелями. Правда, Лоуренс особенно не навязывал свою дружбу, да и Гурин опасался выбиться из норм поведения советского дипломата, и закончив игру, спешил покинуть корт. Поэтому какое-то время их общение было не слишком активным. Но вскоре за первым предложением посидеть за коктейлем поступило второе, затем третье, и постепенно их посиделки превратились в норму. Гурин, которого поначалу тяготило то, что он скрыл от Центра личное знакомство с явным американским разведчиком, постепенно привык к таким отношениям. Хорошо, ну кто узнает — убеждал он себя, — если задержаться на двадцать минут и выпить с Лоуренсом пару алкогольных коктейлей? Тем более тот, понимая, что советские дипломаты

—   небогатые люди, угощал.

Наедине с собой Гурин пытался найти оправдание своим действиям и постепенно решил, что если в Центре станет известно о Лоуренсе, то он объяснит, что не придавал значения их знакомству. Но все же на всякий случай в его сейфе лежал готовый отчет о контакте с американцем: если к нему возникнут вопросы, документ он предъявит, пояснив, что не успел доложить. Конечно, это головотяпство, но за головотяпство уже не расстреливают.

Нужно признаться, Гурин любил красивую жизнь: хорошее вино, стильные девушки, дорогие машины всегда привлекали его внимание. Конечно, в этом не было ничего плохого, но в Советском Союзе культивировались иные ценности, и это заставляло Гурина скрывать свои слабости. Правда, ему всегда не хватало денег, иногда просто катастрофически, и он часто с завистью наблюдал, как к отелю подруливает на своем шикарном спортивном «Додже» Лоуренс и ставит свой автомобиль рядом с видавшим виды «Рено», на котором Гурину приходилось ездить.

Их посиделки за коктейлем после игры становились все продолжительнее и раскованнее. Лоуренс каждый раз находил интересную тему для беседы, но почти всегда их разговор в конечном счете сводился к жизни в СССР.

—   Перестройка, Виктор, — это здорово! — восхищенно цокал языком американец. — Ваш Губачев молодец, он ведет страну к свободе и процветанию. Я восхищен им!

—   Да, — соглашался Гурин, — у нас многое изменилось. Вот, правда, с экономикой пока не все ладится.

Как правило, Лоуренс дальше эту тему не развивал. Но в один из дней он повел себя иначе.

Они сидели, как обычно, на террасе, расположившись в удобных плетеных креслах и потягивали из высоких запотевших фужеров легкое охлажденное вино. Иностранец вновь завел разговор о перестройке.

—    Странно, — озадаченно покрутил он головой, — такая богатая страна, покорили космос, а в магазинах у вас, как я слышал, нельзя купить многое из того, что у нас продается свободно. Вот, к примеру, почему ваше посольство не купит вам более современные автомобили? — он сделал знак официанту, и им тут же принесли новые наполненные фужеры.

Советский дипломат ответил не сразу. Конечно, езда на старой машине угнетала Гурина, не давала ему вкусить удовольствие от жизни сполна, напоминая, что он просто небогатый чиновник, нуждающийся в деньгах. Развивая эту тему, Лоуренс задевал больное самолюбие военного атташе. Но как-то реагировать на слова американца было нужно.

—     Понимаете, Лэнс, — попытался отшутиться Гурин, — если бы вы представляли какую-нибудь бедную африканскую страну, я бы нашел для вас убедительные аргументы, а так это будет выглядеть как оправдание.

—   Но ведь вы же хотите иметь дорогую машину? — взгляд Лоуренса был красноречив, и Гурин вдруг почувствовал подтекст вопроса. Странно, но у него не было желания ни спорить, ни доказывать американцу что-либо, он остро и сразу осознал: со стремлением стать богатым, и сейчас же, бороться он не в силах.

—   Да, — очень серьезно ответил Гурин, — хочу.

Но Лоуренс прекратил развивать опасную тему. Он вдруг улыбнулся и сказал:

—    Я верю, что у вас будет еще лучший автомобиль. Ваша страна имеет большие резервы.

В одно прекрасное утро выходного дня корт закрылся на кратковременный ремонт.

У Гурина, приехавшего пораньше к отелю, сразу упало настроение — сегодня ему особенно хотелось поиграть. Но когда он понуро направлялся к своей машине, неся спортивную сумку с формой, навстречу ему вдруг попался запоздавший Лоуренс.

—   Что случилось? — удивился он.

—   Сегодня игры не будет, ремонт. Жаль, я был настроен.

—  Так нет проблем! Здесь недалеко отличные корты в отеле

«Хилтон Плаза». Предлагаю съездить туда.

—   Вы думаете? — с сомнением переспросил Гурин.

—   Не сомневайтесь, едем сейчас же, и мы проведем отличную игру.

Конечно, Гурину, собирающемуся изменить место своего пребывания в выходной день, нужно было сообщить об этом в советское посольство, как того требовала инструкция. Но он нарушил ее.

—   Хорошо, я согласен.

—   О’кей! Тогда едем.

Когда они вышли, Лоуренс дружески подтолкнул Гурина к своему «Доджу».

—   Нет смысла гонять обе машины, когда можно воспользоваться одной, — сказал он.

И тогда Гурин нарушил следующее требование инструкции

—   он согласился сесть в чужой автомобиль, не поставив в известность свое посольство.

Мягкие кожаные сидения, тихо работающий кондиционер

—   эта машина была создана для комфортной езды. Сидя рядом с американцем, Гурин почувствовал зависть.

В «Хилтон Плаза» действительно были отличные корты, и в этот день они оба наигрались досыта.

В местном баре Лоуренс заказал два коктейля и, развалившись в кресле, вдруг спросил:

—   У вас скоро заканчивается командировка?

—    Да, — неохотно протянул Гурин, — через полтора года. Мысль о возвращении на родину мало радовала его. Того, что он здесь заработал, хватит, конечно, на «Жигули», но ведь Лоуренс ездит на дорогом «Додже».

 

Совещание у Шамова (продолжение)

 

—  Завербован он был в Каире, так?

—    Да, товарищ генерал. Правда, обстоятельств вербовки мы еще не знаем.

—  Но что-то все же известно?

—    Очень немногое. Мы предполагаем, что началось все со сделки, связанной с продажей оружия, в которой посредником был «Коршун».

—  Он имел на это санкцию?

—   Да, действовал он с разрешения руководства ГРУ, здесь все нормально, это обычная практика военной разведки. Но что-то он нарушил; возможно, самостоятельно, уже без санкции, решил заработать на сделке.

 

Глава 3. СДЕЛКА

Как-то в один из жарких августовских дней Гурина пригласили на прием в посольство Нигера по случаю празднования Дня независимости. Это была общепринятая практика: дипломаты всегда приглашали сотрудников посольств других стран в дни национальных праздников.

На входе Гурина встретил его коллега — военный атташе посольства Нигера Хамани Усман. Он долго тряс руку советскому дипломату и наговорил много любезных слов. В зале для приемов собралось уже много гостей. Гурин поздоровался с послом, а затем завел разговор ни о чем с французским дипломатом. Прошло совсем немного времени, и возле Гурина вновь оказался Усман, который заботливо поинтересовался, все ли устраивает советского гостя...

Когда прием заканчивался и приглашенные один за другим покидали здание посольства, нигерийский военный атташе вежливо поинтересовался у Гурина, не найдет ли тот немного времени для конфиденциального разговора.

—    Конечно, — ответил Гурин, — я с удовольствием с вами встречусь, господин Усман. Не затруднит вас в двух словах, если это возможно, сказать, о чем пойдет речь вовремя нашей беседы? Просто мне бы хотелось быть готовым, чтобы я сразу мог компетентно ответить на ваши вопросы.

—   Видите ли, — продолжал улыбаясь Усман, — я хотел бы от имени нигерийского правительства сделать весьма заманчивое предложение — купить у Советского Союза большую партию знаменитых автоматов Калашникова. Мы готовы хорошо заплатить за это.

—    Что ж, предложение интересное. А о каком объеме идет речь?

—   Поймите меня правильно, господин Гурин, мне не хотелось бы заранее оглашать все детали, поскольку это тема для серьезного отдельного разговора.

—    Я вас понимаю, — улыбнулся в свою очередь Гурин, — что ж, я готов.

—   Вас устроит через два дня, в четверг? Я предлагаю встретиться в небольшом ресторане «Дарголь». Он расположен на берегу Нила в очень тихом месте.

Возвратившись в посольство, Гурин отправил срочную информацию в ГРУ о предстоящей встрече. Утром следующего дня из Москвы пришел ответ с перечнем вопросов, интересующих Центр.

…Ресторан действительно был небольшим и уютным. В зале почти не было посетителей, столики освещались неяркими огнями, кухня была великолепной.

Усман, все такой же улыбчивый и предупредительный, наговорил кучу комплиментов в адрес Советского Союза и назвал условия сделки.

—   Мы бы хотели купить пятьдесят тысяч автоматов, господин Гурин. Это, надеюсь, не слишком большая цифра?

—    Нет, мы можем продать такое количество, и даже больше. Причем те автоматы, что идут прямо с конвейера, дороже процентов на десять–пятнадцать. Ну, а те, что лежат на складах, соответственно дешевле. Ваше право выбирать.

—     Хорошо, но мне нужно немного времени, чтобы обсудить все финансовые вопросы с нигерийским министерством обороны, а также организацией, которая непосредственно закупает оружие, чтобы затем перепродать его министерству. Вопрос, знаете ли, непростой, приходится тратить много сил и времени на устранение бюрократических проволочек, — вздохнул Усман.

Обсудив еще некоторые детали предстоящей сделки, договорились встретиться через неделю в этом же ресторане.

Поздним вечером приехав в посольство, Гурин снова отправил в Центр срочную шифрованную телеграмму, изложив содержание предстоящих переговоров. Тут же он попросил санкцию на вербовку Усмана. ГРУ дало разрешение на вручение нигерийцу тридцати тысяч долларов «для закрепления отношений».

Через неделю Гурин, сидя в том же ресторане, протянул Усману пухлый конверт.

—    Я знаю, господин Усман, сколько усилий требуется для эффективного решения нашего вопроса. Это небольшая компенсация ваших предстоящих трат.

Нигериец, опять широко улыбнувшись, быстро взял конверт и сунул его во внутренний карман пиджака. Затем, придвинувшись к Гурину, доверительно сообщил:

—   Знаете, господин Гурин, шеф организации, которая закупает оружие, — мой старый друг, и он тоже делает свой маленький бизнес. Он закупит автоматы со склада по 85 долларов за штуку, а продаст их по 110 долларов министерству обороны. Разница в сделке — его маленький доход.

Гурин прикинул в уме, какую сумму положат себе в карман Усман со своим старым другом, и присвистнул: ничего себе

«маленький доход»!

Они расстались уже за полночь. Выезжая с парковки ресторана, Гурин обернулся: нет, за ним никто не следовал.

Через десять дней после заключения контракта на расчетный счет министерства обороны СССР поступили деньги в полном объеме за пятьдесят тысяч автоматов по цене 85долларов за единицу. Сразу же вся партия оружия, указанного в контракте, было отправлена организации, закупившей автоматы.

Еще через несколько дней Гурину позвонил Усман.

—    Все прекрасно, господин Гурин, мы получили груз. Не найдете ли вы немного времени, чтобы встретиться?

—   Там же?

—    Если вас устраивает этот ресторан, то да. Сегодня вечером, договорились?

—   Хорошо, в шесть вечера.

В ресторане Усман, предупредивший, что угощает он, заказал великолепный ужин с местным вином и бутылкой виски.

—   У меня состоялась удачная сделка. Мы с другом на этом контракте заработали один миллион двести пятьдесят тысяч долларов, — радостно рассмеялся он.

—   А это, — Усман вытащил из небольшого портфеля, стоящего рядом с ним, пакет, — вам. Здесь пятьдесят тысяч, ваша доля. Это справедливо, учитывая, что вы тоже тратили время и силы.

Гурин помедлил несколько секунд, а потом деньги взял, решив, что это закрепит их отношения, а о деньгах он сообщит в Центр, передав затем всю сумму туда.

—    Я думаю, господин Усман, мы с вами продолжим наше плодотворное сотрудничество… За справедливое вознаграждение, конечно.

—     Нет таких вопросов, которые нельзя будет решить за справедливое вознаграждение, — растягивал рот, блестя белыми как снег зубами, нигериец.

Они сидели часа три. Гурин рассказывал Усману, какие вопросы его интересуют, а тот согласно кивал, обещая предоставлять любую информацию.

Уже дома Гурин долго сидел в кресле, положив рядом с собой пакет с деньгами, и мучительно думал. Он никак не мог принять окончательное решение. Конечно, эти доллары должны быть отправлены в Москву, причем немедленно, как требует того инструкция, и Гурин, конечно, поступил бы именно по инструкции, если бы… Он развернул конверт, там лежало несколько пачек новеньких зеленых американских долларов. Черт! Они словно заколдованные, не оторвать взгляда! Гурин, не в силах усидеть, вскочил с кресла и нервно заходил по комнате. Но ведь если он оставит эти деньги у себя, никто же ничего не узнает! Они лишь вдвоем сидели с этим нигерийцем в ресторане, рядом никого, ни одного постороннего. Никакого риска, а?

Он не сообщил в Центр о деньгах. Ни на следующее утро, ни позже.

Еще через несколько дней, когда вечером, возвращаясь из посольства, он шел не торопясь по одной из каирских улиц, возле него притормозил автомобиль. Это был «Додж» Лоуренса.

—  Виктор, — из машины выглянул американский приятель,

—   а я думаю, вы или не вы?

—   О, Лэнс, рад видеть вас. Решил спокойно пройтись, устал чертовски.

—   Так может, посидим где-нибудь? Я приглашаю. Гурин раздумывал недолго.

Уже сидя в машине, он, с любопытством поглядывая в окно, спросил:

—   Куда вы направились, мы еще в эту сторону не ездили?

—    Предлагаю прокатиться вдоль Нила. Там можно найти какое-нибудь бунгало и выпить чего-то прохладного.

Вскоре автомобиль остановился на малолюдном шоссе, ведущем в сторону реки.

—   Что-то случилось? — удивился Гурин.

—   Да, Виктор, случилось.

—    Что же? — шутливо спросил Гурин. — В Америке началась перестройка?

—   Я хочу посоветоваться с вами, — лицо Лоуренса было серьезно.

—   Пожалуйста.

—    У меня есть магнитофонная запись, послушайте. — Лоуренс вытащил небольшое портативное устройство размером с сигаретную пачку, нажал на торчащую с краю кнопку и тут же послышались голоса. Гурин сразу узнал себя и Усмана. Речь шла как раз о деньгах, которые нигерийский атташе передавал Гурину. Лоуренс снова нажал на кнопку, и звук оборвался.

—   Продолжать? — голос американца был жестким, в нем не осталось и следа того теплого приятельского тона, к которому так привык Гурин.

—   Чего вы хотите?

—   Вы знаете.

—   Если вы думаете, что деньги я не отправил в Москву, то ошибаетесь, они — там.

—    Доллары были меченые, и нам известно, что они лежат у вас дома. А вы должны были отправить их в свою страну немедленно. Это серьезное преступление, за которое в СССР вас ждет суровое наказание, и вы об этом знаете. Но если вам этого недостаточно, можете ознакомиться еще кое с чем, — Лоуренс протянул Гурину фотографии, на которых был зафиксирован момент встречи советского атташе с его агентом.

—   Так чего вы хотите? — глухо спросил Гурин.

—   Я уже сказал вам, Виктор, — голос Лоуренса вновь приобрел мягкость и доброжелательность. — Поймите, вам ничего не грозит. Действительно никто, поймите, никто в Москве не знает об этих деньгах. Более того, мы можем приумножить ваш капитал и очень серьезно. Ну надолго ли вам хватит этих пятидесяти тысяч? Купите хорошую машину, дорогие украшение жене, здесь можете тратить их на всякие развлечения, да мало ли куда можно деть большие деньги! Решайтесь, Виктор, это единственный шанс в вашей жизни стать богатым.

Гурин горько усмехнулся.

—   Значит, Усман из вашей компании?

—   Вас это смущает?

Гурин в ответ пожал плечами.

—   Вы видите, Виктор, я ничего не скрываю от вас. Давайте же работать открыто.

—   Хорошо, если я говорю «да», что дальше? Вы потребуете от меня подписку? Я не собираюсь оставлять на память свой автограф американской разведке.

—   Обойдемся без подписки, — рассмеялся Лоуренс.

—   И на том спасибо. Но я еще ничего не решил.

—  Я вновь хочу подчеркнуть следующее. Понимаете, несмотря на то, что мы с вами коллеги, формально я представляю здесь американскую торговлю. Вы общаетесь с бизнесменом, это только приветствуется вашим руководством, и никаких спецслужб, слышите, Виктор, мы даже не будем упоминать спецслужбы. У нас с вами просто бизнес. Так вот, по роду моей деятельности мне приходиться консультировать одну авиакомпанию, не буду уточнять, какую именно. Эта авиакомпания пытается наладить новую систему в некоторых самолетах, так называемую «гильотину», она используется в советском Ту-95 РЦ. Вы слышали о ней?

Гурин внимательно глянул на бывшего приятеля. Конечно, он слышал. Но это был не простой самолет, а разведчик, причем являющийся одной из последних секретных разработок. «Гильотина», о которой упомянул Лоуренс, сбрасывала двигатель самолета в случае его возгорания или других неполадок. Американцы сами не могли разгадать секрет устройства.

—   Продолжайте, — сдавленно произнес Гурин.

—   Если бы вы добыли техническую документацию на «гильотину», вам за это хорошо бы заплатили. Очень хорошо. А самолеты авиакомпании стали бы надежнее. Разве это плохо? Мы ведь все заинтересованы в безопасности воздушных перелетов, не так ли?

На несколько секунд повисла тишина. Гурин вдруг поймал себя на мысли, что подсознательно уже давно ждал чего-то подобного от Лоуренса, был внутренне готов к сотрудничеству за хорошие деньги, и тем не менее предложение американца заставило его вновь засомневаться. Конечно, если речь идет об американской авиакомпании, он мог бы помочь ей. Но какова цена сделки? И какие гарантии? Да, это опасно. Не потому, что ему придется искать документацию. Она, хотя и неполная, лежала у него в посольском сейфе, ведь Гурин, закончивший военный авиационный институт, имел задачу от ГРУ: добыть подобные иностранные разработки. Дело тут было в другом — это было опасно в принципе. После его согласия он попадал в зависимость от Лоуренса, который наверняка обратится и с другими просьбами, а выполняя их, можно попасть «под колпак» своей же контрразведки. Хотя, с другой стороны, если быть осторожным, то вероятность быть раскрытым существенно снижается, уравнивая шансы охотника и добычи. Значит, можно рискнуть?

Лоуренс видел, что его приятель колеблется. Он понимал,

что в таком случае склонить чашу весов на свою сторону можно лишь одним способом — назвать сумму сделки.

—   Виктор, авиакомпания готова выложить за «гильотину» порядка семидесяти тысяч долларов. Причем аванс в размере тридцати тысяч они готовы отдать сразу. Таков обычный бизнес. Решайтесь!

У Гурина внутри будто что-то оборвалось — он рассчитывал на меньшую сумму. Перед его глазами возник дорогой

«Додж». Колебания закончились.

—   Хорошо, Лэнс, — сказал он, — если я соглашусь, должен ли со мной встретиться представитель авиакомпании?

—   Это зависит от вашего желания. Если хотите, все расчеты можно произвести со мной как консультантом авиакомпании. Я привожу аванс, затем вы отдаете мне документацию, а я вам — остальную часть денег.

Гурину не хотелось расширять круг людей, с которыми придется лично иметь дело. Лишние глаза и уши — это всегда дополнительная опасность, ведь никто не дает гарантий, что

«представитель авиакомпании» не работает на ту же советскую разведку, и если даже не работает сейчас, то кто знает, что произойдет в будущем? Конечно, Гурину как профессионалу было понятно, что его давно уже «ведут», а только что поступившее предложение — лишь очередной этап в их отношениях. И все же новая роль требовала времени на привыкание, адаптацию к опасной игре, в которую Гурину предстояло вступить.

—   Я хотел бы иметь дело только с вами, — сказал он, не добавив «если я соглашусь». И Лоуренс сразу заметил очередную уступку своего собеседника.

—     Нет проблем! Если хотите, Виктор, с вами дело буду иметь лишь я. Это же обычный, принятый во всем цивилизованном мире бизнес, где партнеры уважают права и желания друг друга.

Они договорились встретиться в следующие выходные, не раньше. Никаких изменений в графике, ничего такого, что могло бы обратить внимание посторонних или вызвать подозрения. Решили, что все должно быть как обычно.

Спустя несколько минут они попрощались и разъехались. Единственное, о чем попросил Гурина Лоуренс, так это принести в следующий раз такую же сумку «Адидас», как у него.

Через неделю на корте в отеле «Хилтон Плаза» они играли до изнеможения, а затем, как всегда, отправились в бар. За все утро оба ни разу не обмолвились о недавнем разговоре.

Уже за столиком, обсудив стоящую второй месяц ужасающую жару, которая не в пример сильнее европейской изматывает тебя, вытягивая все силы, Лоуренс улыбнулся и спросил:

—   Как наши дела, Виктор?

Гурин ждал этого вопроса. У него под ногами в такой же, как у Лоуренса, спортивной сумке «Адидас» лежали копии секретных документов, которые он мог в любой момент отдать. Но Гурин почему-то опять засомневался. Въевшийся в него за годы работы в ГРУ страх предательства сковал его движения, мешал совершить последний шаг за черту, откуда возврат невозможен… Лоуренс заметил его колебания и, подавшись вперед, тихо произнес:

—   Деньги у меня с собой. Вы принесли, что обещали?

Гурин продолжал сидеть неподвижно. Тогда американец придвинул к себе свою сумку и чуть приоткрыл ее, показав Гурину пачки долларов. Их было много. Новенькие, зеленые, манящие, они излучали, как и тогда в ресторане с Усманом, какой-то магический свет, так что невозможно было оторвать взгляд. Пачки хотелось взять в руки и не выпускать. Конечно, так много денег у Гурина никогда не было. Он почувствовал, как пересохло у него в горле.

—    Когда будете вставать, просто возьмите мою сумку, а я вашу, — сказал Лоуренс. — Деньги сегодня же положите в швейцарский банк «Бэнк офис», его отделение недалеко отсюда. Там они надежно будут сохранены.

По дороге домой Гурин заехал в названный Лоуренсом банк, где открыл счет. При себе оставил двести долларов. Большую сумму он брать опасался — внезапное богатство всегда привлекает внимание, а Гурину этого не нужно. Все-таки он был профессионалом.

  Сообщение агента «Верного» во Второй главк КГБ СССР

 

«Густав Фридриху

 

Около года тому назад Центральным разведывательным управлением США завербован советский военный разведчик, работающий под дипломатическим прикрытием в посольстве СССР в Каире. От него получены важные секретные документы, касающиеся новых разработок в военном авиастроении. Завербованный ЦРУ агент находится на связи у руководителя каирской резидентуры. Других данных добыть не удалось.

 

Густав»

 

Из секретной справки Второго Главного управления КГБ СССР:

 

«…Кроме того, по данным закордонной агентуры, от источника, находящегося на связи в каирской резидентуре ЦРУ, в офис Центрального разведывательного управления США поступила информация о разработке научно-производственным объединением Генерального конструктора Яковлева самолета палубной авиации с вертикальным взлетом. При этом предоставлены подробные материалы с тактико-техническими характеристиками самолета.

В результате принятых мер нами был установлен военновоздушный атташе советского посольства в Каире, который подозревается в передаче указанных материалов. С целью зашифровки нашего интереса ему присвоено условное имя «Коршун». В отношении «Коршуна» нами проводятся активные мероприятия проверки».

 

Совещание у Шамова (продолжение)

 

—  Хорошо, — вздохнул Шамов, — а что получено по его пребыванию за рубежом?

—     Отмечено несколько признаков, свидетельствующих о том, что он имел побочные доходы. Так, незадолго до окончания срока его пребывания за рубежом он приобрел хороший автомобиль, жена купила дорогие украшения.

—  И никто не обратил на это внимания?

—    Чтобы скрыть их истинную цену, «Коршун» коллегам сказал, что это обычная дешевая бижутерия, но хорошо оформленная. Тем не менее, офицер безопасности посольства провел проверку украшений. Ему удалось под удобным предлогом на время взять кое-что из них и показать опытному ювелиру, поинтересовавшись их ценой. Ювелир сообщил, что это не бижутерия, а драгоценные камни, которые можно приобрести лишь в элитных магазинах. По предварительным данным, украшения куплены в городе Александрии в ювелирном салоне под названием «Магазин для богатых».

 

Глава 4. ГУРИН

Гурин не ошибся — следующее задание, которое он получил от своего партнера по игре в теннис Лэнса Лоуренса, не заставило себя ждать. Прошло всего пару недель, и американец с традиционной открытой улыбкой на лице предложил Гурину

«обсудить одну маленькую тему». Не оставалось никаких сомнений — речь пойдет об очередной просьбе.

Так и произошло. Вопрос был довольно простым: им понадобились уточнения по работе «гильотины» в разных условиях разреженности воздуха. «Наши партнеры будут признательны за эту маленькую услугу», — добавил приятель Лэнс и вручил Гурину пять тысяч долларов. Через неделю Гурин передал то, чего от него ждали. Деньги он отвез в «Бэнк офис».

Затем наступила тишина.

Лоуренс все так же приезжал по выходным дням поиграть в теннис, по-прежнему весело улыбался, когда проигрывал, но ни с какими просьбами не обращался. Это немного беспокоило Гурина. Ему хотелось еще денег. После того как он отвез в швейцарский банк доллары и открыл там счет, его охватила новая страсть: увеличить его. Это было как наркотик — сознание того, что ты богат, наполняло душу блаженством, давало право втайне презирать своих коллег в посольстве, работающих сутками за небольшую зарплату, смотреть на витрины дорогих магазинов спокойно и уверенно, зная, что тебе доступно многое из того, что находится за их стеклами.

Несмотря на данное себе ранее слово, он не выдержал и снял часть денег со счета. Купил себе «Пежо» последней модели, а жене кольцо с бриллиантом. Его они выбирали вместе в ювелирном магазине, расположенном в одном из удаленных от советского посольства районов Каира. Жена, впервые в жизни примерявшая такие дорогие украшения, бледнела от удовольствия, с любовью глядя на своего мужа. Ей он сказал, что ему дали хорошую премию за удачную работу. Другие украшения они купили в шикарном магазине «для богатых», который располагался в Александрии.

Деньги на счету Гурина таяли. Но от Лэнса больше заданий не поступало.

Тогда Гурин, опасаясь, что стал неинтересен для своих новых «партнеров», решил проявить инициативу и предложил Лоуренсу документацию, касающуюся последних разработок серии советских истребителей нового поколения.

Американец внимательно выслушал Гурина.

— Виктор, я хочу поблагодарить вас за инициативу. Эти разработки нам, конечно, очень интересны. Но мы не хотели, чтобы у вас перед отъездом возникли проблемы, ведь, как известно, перед окончанием срока пребывания дипломатов за рубежом советская контрразведка проявляет к ним повышенное внимание. Мы заинтересованы в вашей безопасности как залоге нашего долговременного сотрудничества.

За переданные документы по разработке новых истребителей Лоуренс, тем не менее, вручил Гурину пятнадцать тысяч долларов.

Гурин понимал, что не только беспокойством о его личной безопасности объяснялась пассивность Лоуренса. Они просто выжидали, чтобы он, заглотнув наживку в виде первых долларовых сумм, захотел бы большего и принес сам то, чего от него ожидали. Так и вышло. Теперь Гурин был полностью в их власти, но вырваться у него желания не было.

 

Совещание у Шамова (продолжение)

 

—   Давайте перейдем к возвращению «Коршуна» из-за границы, — прервал Шамов Смалькова.

—   Хорошо, — сказал Смальков. — Нужно отметить, что

«Коршун» почти сразу после прибытия был повышен в должности, его назначили заместителем начальника отдела.

—  «Почти сразу» — это как?

—   Через две недели. Мы не увязываем это напрямую, но назначение состоялось после того, как «Коршун» вручил своим руководителям дорогие подарки, привезенные из-за рубежа.

—  Ну-ну, — буркнул себе под нос Шамов.

—   Объект находился под нашим постоянным наблюдением. Два дня назад, как вам докладывали, был зафиксирован его безличный контакт с военным атташе американского посольства в Москве Энном Райсом. До этого Райс находился под нашим наблюдением уже три недели, и мы фиксировали его заход к месту будущего контакта с «Коршуном». В связи с этим нами был подготовлен наблюдательный пункт в одной из квартир дома, окна которой выходили как во двор, так и на улицу.

—   Ну, на этом мы не будем останавливаться, материалы наружного наблюдения я читал. То же самое и по месту жительства «Коршуна», квартира его контролируется, так?

—  Да, мы визуально фиксируем все.

—  Наружного  наблюдения достаточно?

—  Мы сейчас не чувствуем недостатка.

—Ну и хорошо, — удовлетворенно произнес Шамов. — Вот уже несколько месяцев как руководство страны пошло нам навстречу и выделило дополнительно средства на увеличение штата Седьмого управления, так что спасибо Председателю.

 

Глава 5. ВСТРЕЧА с РАЙСОМ

Гурин никогда не терял физической формы. Возвратившись в Москву, он вставал на час раньше и это время использовал для укрепления здоровья — пробежки, занятия на небольшой спортивной площадке, расположенной в уютном сквере, находившемся недалеко от его дома, словом, о себе Гурин заботился всерьез, намереваясь прожить долго и без болезней.

В это утро он встал, как обычно, когда стрелка часов еще не достигла шести. Быстро умывшись и одевшись, он схватил в руки спортивную сумку и выбежал на улицу. Как правило, туда еще с вечера он укладывал полотенце, бутылку воды, еще какую-нибудь мелочь, которая может понадобиться во время спортивных занятий. Но сегодня сумка была пустой, и ей предстояло выполнить совсем иную роль.

Мало кто обратил на него внимание на улице — таких любителей утренней пробежки в любую погоду каждый день можно было видеть множество. Несмотря на середину зимы, стояла оттепель, и в воздухе явственно запахло будущей весной. Гурин, оббегая широкие лужи, тихонько трусил вдоль домов, придерживая рукой спортивную сумку, чтобы не стучала по спине. Вот уже неделя как его маршрут изменился — теперь он пролегал по соседней улице. Гурину предстояло миновать три квартала, прежде чем он доберется до цели — проходного двора за углом улицы Вернадского, где на асфальтированной площадке, разделенной старой сеткой, по выходным собираются любители волейбола.

Конечно, это место Гурин выбрал не по своей воле, привычный спортивный уголок в сквере был куда более приятен ему. Но по ряду соображений, которые Гурину как профессионалу были понятны, двор любителей волейбола был гораздо удобнее для проведения безличной встречи с американским разведчиком. Этого разведчика Гурин не знал и никогда не видел, но это было вовсе не обязательно, ведь главным условием сегодняшней операции была именно точность по времени. Ровно в шесть часов четыре минуты Гурин, пробегая по улице, должен остановиться напротив магазина «Гастроном

№6» и поправить шнурок на кедах. Это будет означать, что он проверился и никаких препятствий для продолжения своего движения не видит. За ним в этот момент будут наблюдать, и тот человек, который зафиксирует именно это движение, будет уверен, что все в порядке. После этого Гурин так же не спеша забежит в проходной двор и, перейдя на шаг, минует мусорные баки. Возле них ровно в шесть часов четырнадцать минут ему придется опять остановиться и, поправив непослушные шнурки, незаметно положить в сумку лежащий у баков неприметный сверток, перевязанный зеленой ленточкой. На этом основная часть операции будет завершена.

Еще раз прокрутив в голове весь этот сюжет, Гурин удовлетворенно подумал, что ничего не забыл.

Пока все шло по плану. Гурин подбежал к «Гастроному № 6», недовольно поглядывая на развязавшийся шнурок. Любой, кто наблюдал бы за Гуриным в этот момент, ничуть не сомневался бы, что причина остановки утреннего бегуна целиком оправдана: шутка ли — шнурок болтается, ненароком наступишь и упадешь. Нет, в таких случаях нужно срочно привести обувь в порядок!

Присев на корточки и затягивая узел покрепче, Гурин краем глаза осмотрел улицу. Ничего подозрительного, никаких стоящих вдалеке автомобилей, за ним на большом расстоянии никого нет, кажется, можно продолжать путь дальше.

В таких случаях иностранная разведка тщательно готовит место для операции, учитывая каждую мелочь. И наверняка, был уверен Гурин, наблюдение за ним американцы ведут из какой-нибудь квартиры, арендованной для такого случая. Если они считают, что все идет нормально, их человек оставляет нужный предмет в обусловленном месте. Но в случае возникновения подозрений пакет они не положили бы ни в коем случае.

Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и то, что американская разведка может быть не единственным свидетелем его утренних манипуляций. Кто знает, может, где-то ребята из КГБ, замаскировавшись под грязных бомжей, вечно по утрам копающихся в отбросах, уже передают друг другу по рации о

«готовности номер один» и напряглись перед броском. Стоит ему лишь наклониться и взять в руки тот невзрачный пакет, как кинутся ему на спину хищными волками гэбисты, повалят его в грязь и потащат волоком к припаркованной за углом машине, и все, конец тебе, Гурин. Допрос с пристрастием, небо в клеточку на всю оставшуюся жизнь, и то если повезет. А так шлепнут ранним утром из «Макарова» в камере по решению Верховного суда, и могилу жене не покажут. Так что, не рисковать? Пробежать мимо? Да нет, от судьбы все равно не уйдешь, — мелькнула горькая и одновременно шальная мысль, и он, послав сомнения к черту, прибавил шаг.

Вот и этот двор. Мусорные баки, заполненные под завязку, выглядели малопривлекательно. Гурин знал, что разница во времени между появлением в одной и той же точке двух человек, проводящих безличный контакт, должна быть минимальной, но достаточной для того, чтобы тот, кто посетил это место первым, мог удалиться на как можно большее расстояние, чтобы быть в безопасности. Тут важно все и, разумеется, то, чтобы оба участника операции не пересекались.

Сегодня именно так и было.

Глянув на гору мусора, Гурин усмехнулся. Конечно, американцы учли и то, что отходы в последнее время со дворов не вывозили неделями. Поэтому и выбрали это место, спокойно оставив здесь свой пакет.

А вот и он, серый, неприметный, и лишь зеленая ленточка выдает его ценность. Так, теперь не суетиться, суета привлекает даже посторонних, а если за ним вдруг установлена слежка, то она не должна заподозрить подвоха, нужно, чтобы все выглядело естественным. Незаметным движением правой ноги Гурин наступил на шнурок левой, и тот вытянулся по земле. Подойдя вплотную к пакету и пожав плечами, будто удивляясь таким шнуркам, Гурин присел вновь на корточки, опустив на землю спортивную сумку. Боковым углом зрения он фиксировал весь двор, а вот если бы кто-то захотел внимательно рассмотреть, что именно делает Гурин, то вряд ли ему это удалось бы: пакет лежал вне визуально контролируемой площади. Забрасывая его быстрым движением в сумку, Гурин невольно подумал: «Удачное место выбрали, черти».

Возвращаясь, поймал себя на том, что дрожали пальцы рук. Усилием воли заставил себя успокоиться. Никто из близких ничего не должен заметить.

Уже дома, приняв теплый душ и накинув на плечи широкий махровый халат, зашел в спальню. Жена, бухгалтер министерства, уже торопилась на работу. У нее сегодня финансовый отчет, событие авральное, поэтому, встав ни свет ни заря, она едва успела приготовить завтрак и сейчас спешно одевалась в прихожей.

— Яичница на столе, салат нарежешь сам, — крикнула она и хлопнула дверью.

В квартире воцарилась тишина. Дочь-студентка, пользуясь началом сессии, отсыпалась у себя в комнате, и можно было не опасаться ее появления.

Гурин вышел в коридор, взял стул, взобравшись на него, открыл антресоли под потолком. С трудом дотянувшись, он вытащил оттуда стоявший в дальнем углу дипломат и, спустившись со стула, отправился снова в спальню. Присев на край широкой кровати, щелкнул замком и дипломат открылся. Внутри лежал шифрблокнот, небольшой видеомагнитофон, красивая зажигалка и пачка долларов — классический шпионский набор. В видеомагнитофон был вмонтирован аппарат для приема и отправки скоростных радиопередач, а внутри зажигалки помещался миниатюрный фотоаппарат. Гурин аккуратно снял заднюю панель видеомагнитофона, под которой скрывалась радиоаппаратура и инструкция. Он бегло прочитал инструкцию и, глянув на настенные часы, озабоченно покачал головой — время поджимало, пора было выходить на работу. Он быстро сложил все в дипломат и спрятал его в дальний угол антресолей.

  Совещание у Шамова (продолжение)

 

—  Он, кажется, имел отношение к испытаниям этого самолета? — задал вопрос Шамов.

—    Да, раньше служил на военном аэродроме «Раменское». Именно там проводили испытания первого образца Як-141, — ответил Смальков.

Шамов молча кивнул, и Смальков, видя, что вопросов больше не поступает, так же негромко продолжил доклад.

 

 

Глава 6.

КОНСТРУКТОРСКОЕ БЮРО ИМ. ЯКОВЛЕВА

К той поездке Гурин подготовился основательно, получив все необходимые разрешения и санкции на ознакомление с самыми секретными документами Конструкторского бюро имени Яковлева, куда он отправился в командировку по линии военной разведки. Гурин должен был ознакомиться с тактико-техническими характеристиками самолета вертикального взлета Як-141 для того, чтобы затем можно было сравнить его с зарубежными аналогами. Если бы в чем-то самолеты иностранного производства были лучше, перед ГУР встала бы задача добыть секрет этих технических преимуществ у противника и передать их оборонной отрасли — наши истребители должны быть самыми лучшими в мире.

Но сейчас Гурина беспокоил не уровень обороноспособности собственной страны, а способы выполнения задания совсем другой разведки — ЦРУ США, которым он был завербован, находясь в длительной командировке в Каире.

Въезжая в Саратов, где находилось КБ, Гурин смотрел в окно вагона поезда на проплывающие мимо заводские трубы, новые панельные дома, идущих по своим делам людей и думал, что какая все-таки переменчивая штука жизнь. Еще совсем недавно, пару лет тому назад, он, находясь в Каире, и не предполагал, что будет работать на иностранную разведку и при этом иметь круглый счет в банке. Он не мучил себя нравственным выбором: плохо это или хорошо, его беспокоило лишь одно — не слишком ли он дешевит, продавая секреты за рубеж? Может, потребовать от них больше? А то, понимаешь, работаешь на дядю, нашли дурачка! Сами там миллионы экономят, используя его информацию, а ему отщипывают крохи.

Гурин нервно покусывал губы. Возникшая недавно мысль, что его недооценивают, не давала ему в последнее время покоя. Он твердо для себя решил поставить вопрос об этом перед своими зарубежными шефами. Сейчас между ними нет недомолвок. Еще находясь в Египте, он рассказал Лоуренсу о себе все: кого представляет, должность, задачи — словом, все. Он не требовал такой же откровенности от своего приятеля, ему достаточно было тех денег, которые исправно платили ему за выполненные поручения. Но теперь ситуация изменилась — тех сумм, которые он получал, хватать перестало. Что ж, на очередной встрече с Джорджем Зуроски, так звали его нынешнего босса, он этот вопрос поставит.

На саратовском вокзале Гурина встречал его дальний родственник, который к тому же работал в КБ имени Яковлева и обещал посодействовать в решении разных мелочей. Свой человек в Саратове, да еще на одной из ответственных должностей КБ — это было как нельзя более кстати.

Наконец поезд остановился. Выходя из вагона, Гурин сразу увидел родственника — тот, ожидая в двух шагах от ступенек, помогал старушке погрузить сумки на тележку.

—   Дима! — Гурин приветственно махнул рукой. Тот кинулся навстречу.

—   С приездом, Витя!

Дима, крепкий мужчина лет сорока, схватил гуринскую сумку и, несмотря на возражения, потащил ее сам.

—   Тут недалеко, — махнул он рукой, — сразу у здания вокзала стоит наша машина, КБ выделило для высокого гостя из Москвы, — и Дима рассмеялся, с удовольствием глядя на своего столичного родича.

—   Долго ехать до гостиницы? — Гурин по настоянию Димы умостился на переднем сиденье, чтобы лучше увидеть город.

—   Да нет, рядом. Слушай, Вить, а может, к нам, а? Ирка будет так рада! Ну чего ты будешь в той гостинице казенные щи хлебать?

—    Извини, Дима, но мне в гостинице спокойнее, да и вам меньше хлопот. Тем более на работе мне придется задерживаться допоздна. А в гости я сегодня же зайду. Хорошо? Не сердись.

—    Ладно. Сейчас я тебя высажу и быстро на работу. А ты смотри по самочувствию.

—   Я себя чувствую отлично. Часа мне хватит.

—   Хорошо, тогда машина будет ждать тебя у входа в гостиницу.

Через час Гурин, устроившись и приняв душ, снова погрузился в выделенный ему автомобиль и отправился в КБ.

Заместитель Генерального конструктора встретил его приветливо, но несколько суховато: чаю не предложил, а коротко поздоровавшись, сразу приступил к делу.

—  Письмо вашего руководства получили, все, что от нас требуется, сделаем. Надеемся, в обиде на нас не останетесь. Что касается вашего допуска к материалам по новой модификации двигателя для Як-141 СМ, то распоряжение я подписал.

—   Спасибо. Да, я хотел попросить, чтобы в помощь мне выделили Рудина. Он хорошо ориентируется в этой теме, ну и к тому же мой родственник.

—   Знаю, знаю, — улыбнулся заместитель, — Дмитрий Федорович уже был у меня. Разумеется, он в вашем распоряжении.

В приемной Гурина уже ожидал Рудин.

—   Все в порядке, — сказал ему Гурин, — команда получена, ты со мной, так что будешь моей опорой.

—    Отлично, я рад. Так, давай сразу в первый отдел за документами.

Начальник первого отдела, где хранились секретные материалы КБ, седой грузный мужчина с колодками на старомодном пиджаке, строго глянув на вошедших сквозь очки, сказал:

—    Я уже знаю, что вам нужно. Вот, — кивнул он на приличную стопку папок с бумагами, лежащих у него на столе, — вначале возьмете первую часть, ознакомитесь, потом сдадите. Только после этого я выдам вам следующую порцию.

Рудин оглянулся на своего родственника, виновато улыбнувшись. «Такие, мол, у нас порядки, ничего не попишешь»

—   говорил его взгляд.

—   Вот здесь распишитесь, — «секретчик» ткнул пальцем в пухлый журнал приема-сдачи материалов. — Предупреждаю, что выписок и копий с этих документов делать нельзя, действия эти уголовно наказуемы, — в голосе ветерана звучал металл, — а чтобы ответственность чувствовали, подпишитесь под этим бланком, — и он сунул Гурину лист бумаги, начинающийся словами «Я,              , обязуюсь…»

Гурин с легкой улыбкой человека, хорошо знакомого с правилами обращения с секретами, поставил размашистую подпись и сказал:

—   Все, теперь за работу.

 

Совещание у Шамова (продолжение)

 

Шамов жестом остановил Смалькова.

—  Вы говорите, что «Коршун» проявлял необоснованный интерес к различным разработкам КБ, так?

—  Да, Николай Алексеевич, и при этом был слишком настойчив. Наш агент на встрече с оперработником даже сравнил его поведение с поведением Пеньковского.

—   А не говорил агент, когда он начал подозревать «Коршуна»?

—    Вскоре после начала их разговора в кабинете. Кстати, наибольшей своей ошибкой «Каштан» считает то, что оставил «Коршуна» одного в кабинете на десять минут, когда тот знакомился с секретными материалами по самолетам вертикального взлета.

Шамов откинулся в кресле, задумчиво глядя на висевшие на стене часы с маятником. В полной тишине прошла минута.

—   Конечно, — наконец произнес он, — агент — это живой человек, и ему, как любому из нас, что-то может показаться, но к его интуиции всегда нужно прислушиваться. Без агента мы бы так и не догадывались, кем является на самом деле прилежно работающий офицер ГРУ, возвратившийся недавно из длительной зарубежной командировки.

 

Из секретного справочника СССР «Военная авиация в мире»

 

«История создания и развития СВВП

Разработка самолетов ВВП началась впервые в 1950-х годах, когда был достигнут соответствующий технический уровень турбореактивного и турбовинтового двигателестроения, что вызвало повсеместную заинтересованность в самолётах этого типа как среди потенциальных военных пользователей, так и в конструкторских бюро. Значительным импульсом в пользу развития СВВП послужило и широкое распространение в ВВС различных стран скоростных реактивных истребителей с высокими взлетными и посадочными скоростями. Такие боевые самолеты требовали длинных взлетно-посадочных полос с твердым покрытием: было очевидно, что в случае масштабных военных действий значительная часть этих аэродромов, особенно прифронтовых, будет быстро выведена из строя противником. Таким образом, военные заказчики были заинтересованы в самолетах, взлетающих и садящихся вертикально на любую небольшую площадку, то есть фактически независимых от аэродромов. В значительной мере благодаря такой заинтересованности представителей армии и флота ведущих мировых держав были созданы десятки опытных самолетов ВВП разных систем. Большинство конструкций было изготовлено в одномдвух экземплярах, которые, как правило, терпели аварии уже во время первых испытаний, и дальнейшие исследования над ними уже не проводились. Техническая комиссия НАТО, огласившая в июне 1961 года требования к истребителю-бомбардировщику вертикального взлета и посадки, дала тем самым импульс развитию сверхзвуковых самолетов ВВП в западных странах. Предполагалось, что в 1960–70-х годах странам НАТО потребуется около 5 тысяч таких самолетов, из которых первые войдут в эксплуатацию уже в 1967 году. Прогноз такого большого количества продукции вызвал появление шести проектов самолетов ВВП:

P.1150 английской фирмы «Хоукер-Сиддли» и западногерманской «Фокке-Вульф»;

VJ-101 западногерманского Южного Объединения «EWRЗюд» («Бельков», «Хейнкель», «Мессершмитт»);

D-24 нидерландской фирмы «Фоккер» и американской «Рипаблик»;

G-95 итальянской фирмы «Фиат»;

«Мираж» III— V французской фирмы «Дассо»;

F-104G в варианте ВВП американской фирмы «Локхид» совместно с английскими фирмами «Шорт» и «Роллс-Ройс».

После того как все проекты были утверждены, должен был состояться конкурс, в котором должны были выбрать лучший проект из всех предложенных для запуска в серийное производство, однако еще до представления проектов на конкурс стало ясно, что он не состоится. Оказалось, что каждое государство имеет свою собственную, отличную от других концепцию будущего самолета и не согласится на монополию одной фирмы или группы фирм. Например, английские военные поддержали не свои фирмы, а французский проект, ФРГ

— разработку фирмы «Локхид» и так далее. Однако последней каплей стала Франция, заявившая, что независимо от результатов конкурса будет работать над своим проектом самолета «Мираж» III–V.

Политические, технические и тактические проблемы повлияли на изменение концепции комиссии НАТО, которая разрабатывала новые требования. Началось создание многоцелевых самолетов. В этой ситуации только два из представленных проектов вышли из стадии предварительного проектирования: самолет «Мираж» III–V, финансируемый французским правительством, и самолет VJ-101C, финансируемый западногерманской промышленностью. Эти самолеты были изготовлены соответственно в 3 и 2 экземплярах и прошли испытания. В 1971 году по заказу командования авиации ВМС США начались работы над третьим сверхзвуковым самолетом ВВП в западных странах — американским XFV-12A.

СВВП «Си Харриер» активно и успешно применялись вовремя Фолклендской войны.

Преимущества и недостатки самолетов вертикального взлета и посадки (СВВП)

История развития самолетов ВВП показывает, что до настоящего времени они создавались почти исключительно для военной авиации. Преимущества СВВП для военного применения очевидны. Самолет ВВП может базироваться на площадках, размеры которых ненамного превышают его габариты. Кроме способности вертикального взлета и посадки, самолеты ВВП обладают дополнительными преимуществами, а именно возможностью зависания, разворота в этом положении и полета в боковом направлении в зависимости от используемых двигательной установки и системы управления. По отношению к другим вертикально взлетающим летательным аппаратам — например, вертолетам — СВВП обладают несравненно большими, вплоть до сверхзвуковых (Як-141), скоростями и в целом преимуществами, свойственными летательным аппаратам с неподвижным крылом. Все это привело к увлечению идеей вертикально взлетающего самолета, своего рода буму СВВП в инженерно-конструкторской и в целом авиационной области в 1960–1980-х годах.

Прогнозировалось широкое распространение этого типа машин, предлагалось множество проектов военных и гражданских, боевых, транспортных и пассажирских СВВП различных конструкций (типичный для 70-х годов пример проекта пассажирского лайнера СВВП — Hawker Siddeley HS-141). Однако недостатки СВВП также оказались значительными. Пилотирование этого типа машин весьма сложно для летчика и требует от него высочайшей квалификации в технике пилотирования. Особенно это сказывается в полете на режимах висения и переходных — в моменты перехода из висения в горизонтальный полет и обратно. Фактически пилот реактивного СВВП должен перенести подъемную силу и, соответственно, вес машины с крыла на вертикальные газовые струи тяги или наоборот.

Такая особенность техники пилотирования ставит сложные задачи перед пилотом СВВП. Кроме того, в режиме висения и переходных режимах СВВП в целом неустойчивы, подвержены боковому скольжению, большую опасность в эти моменты представляет возможный отказ подъемных двигателей. Такой отказ нередко служил причиной аварий серийных и экспериментальных СВВП. Также к недостаткам можно отнести значительно меньшую в сравнении с самолетами обычной схемы грузоподъемность и дальность полета СВВП, большой расход топлива на вертикальных режимах полета, общую сложность и дороговизну конструкции СВВП, разрушение покрытий взлетно-посадочных площадок горячим газовым выхлопом двигателей.

Указанные факторы, а также резкое повышение на мировом рынке цен на нефть (и, соответственно, авиационное топливо) постепенно привели к практическому прекращению разработок в области пассажирских реактивных СВВП, сосредоточив усилия лишь на военном направлении».

 

Глава 7. «КАШТАН»

Вначале Рудин, он же агент «Каштан», с большим энтузиазмом взялся за порученное ему дело — оказывать помощь своему родственнику, «офицеру из Генерального штаба Министерства обороны». Да, именно так нужно было представлять Гурина всем, с кем тому в КБ приходилось иметь дело. О причастности его к военной разведке никто не должен был знать. Впрочем, среди посещающих КБ представители Министерства обороны были частыми гостями, поэтому излишнего любопытства никто не проявлял. Чего не скажешь о самом Гурине…

…И уже скоро кураторский пыл Рудина стал сходить на нет. Что-то не то он почувствовал в поведении родственника

—    слишком назойливо тот расспрашивал о новых разработках, причем о таких деталях, которые его, по мнению Рудина, и интересовать-то не должны. К примеру, ну зачем ему нужно знать, какой сейчас оптический бомбовый прицел ставится на Як-28? Да, самолет это не новый, но интересный, в последнее время он использовался в качестве разведчика, поэтому много оборудования на нем поменяли. Да ведь Гурин приехал изучать самолеты с вертикальным взлетом, а не воздушные разведчики? Странно все это.

—   А ведь не зря его «летающим забором» кличут, а, Дим?

—    Гурин внимательно рассматривал фотографию Як-28, висящего в небе. — Гляди, точно как частокол, когда снизу смотришь, — Гурин напряженно хохотнул, словно призывая последовать его примеру. Рудин помолчал в ответ, а затем, будто и не звучало никакой шутки, сказал:

—   Авиаторы любят присваивать клички самолетам. Так вот я хотел тебе сказать о «вертикалах». Самая их большая проблема в том, что любого, а тем более новичка в кабину не посадишь. Чтобы им управлять, ас нужен. Представляешь, как сложно прямо в воздухе с нуля начать полет, чуть в сторону — и провалится машина. Словом, смутное у них будущее, такое у многих наших мнение.

—   Да слышал я об этом, — буркнул Гурин, — но ведь тот же Як-28, — гнул он свое, — переделывают, и хороший аппарат получается, а?

—   Возможно. Кстати, если вернуться к «вертикалам», то и у американцев, и французов те же проблемы.

—   Конечно, все в одном котле варятся.

Откинувшись на спинку стула, Гурин вытащил из пачки сигарету и небрежно сунул ее в рот, затем достал красивую зажигалку, щелкнул ею и поднес к сигарете.

—   Извини, пытаюсь бросить, с утра еще ни одной не выкурил, а сейчас чувствую, что если не наемся дыма — умру.

Рудин понимал состояние человека, который пытается избавиться от этой дурной привычки, сам лишь второй год как бросил. Он на секунду представил, с какой жадностью сейчас выкурит сигарету Виктор, и невольно улыбнулся.

—   Послушай, а вот здесь, — Гурин постучал ногтем пальца по листу документа в объемистой папке, — ссылка на беспилотник «Шмель». Я слышал о них, но толком не знаком. Может, принесешь техническую документацию прямо сейчас? Понимаешь, штука интересная, на Западе они вовсю используются, а нам-то нужно знать, где мы отстаем.

Рудин заколебался. «Шмель» вроде не входил в круг вопросов, которые должны интересовать Гурина. Хотя, с другой стороны, в Москве же видней, что важно в первую очередь. Гурин, заметив нерешительность Рудина, усмехнулся.

—   Ну ты чего, Дима, замялся? Тебя что, не убеждает письменное распоряжение заместителя Генерального? Или во мне сомневаешься?

—   Да нет, Витя, что ты, — Рудину вдруг стало стыдно своих подозрений, все же Гурин родственник, тем более военный разведчик, ему-то доверять наверняка можно. И Рудин, сорвавшись с места, поспешил в секретный отдел КБ за документацией.

Уже в «секретке», расписываясь за взятую пухлую папку с документами по «Шмелю», Рудин вдруг подумал, что Гурин же остался в кабинете один, а это нарушение инструкции. Да, он допущен к тайнам, да, он родственник, но все же формально Рудин не имел права оставлять кого бы то ни было один на один с секретами. Возможно, если бы Гурин не был так настойчив, расспрашивая о новых разработках КБ, если бы не слишком въедливо интересовался темами, выходящими за пределы объявленной цели его визита, то плюнул бы Рудин на формальности, не волновался бы, что сидит уважаемый представитель Генштаба один в кабинете. Но ситуация была совсем иной, и стал сомневаться Дмитрий Федорович: так ли уж можно доверять этому человеку?

Нет, не зря, совсем не зря сомневался он. Если бы зашел на пару минут раньше в кабинет, то увидел бы, как быстро щелкая затвором маленького фотоаппарата, Гурин снимал один за другим документы в пухлой папке под грифом «секретно». При этом сел он так, что если бы кто-то вошел случайно, то не заметил бы, что происходит.

Но Рудин опоздал. Когда он, скрипнув дверью, перешагнул порог небольшой комнаты, Гурин, позевывая и потянувшись в кресле, устало сказал:

—   Дим, а что если мы с тобой сейчас кофейку выпьем? Есть у тебя хороший кофе?

Все в порядке. Сидит человек, работает, спокойно смотрит на вошедшего, не суетится, кофе хочет — ну какие основания для подозрений? Может, зря Рудин волю своим фантазиям дает, не так ведут себя люди, имеющие тайный умысел. Вроде и выглядело сейчас все нормально, а червячок сомнения в душе Дмитрия Федоровича шевелился.

—   Есть. Конечно, в Египте кофе наверняка получше, ну да чем богаты... — Рудин потянулся к стоявшему поодаль шкафчику и, отворив его, вытащил две чашки, жестяную банку с растворимым кофе и видавший виды кипятильник.

—    Лучший друг командированного, — рассмеялся Гурин, указывая на кипятильник.

—   А что, в Египте не пользуются такими?

—   Конечно, нет, друг мой. Сейчас за границей воду кипятят в электрочайниках.

—   Это вроде нашего электросамовара?

—   Да, только намного удобнее. Ты скоро в этом убедишься сам, — загадочно улыбнулся Гурин.

Когда запах кофе заполнил помещение, мужчины продолжили беседу.

—   А ты еще за границу поедешь? — спросил Рудин.

—   Не знаю, Дима. Тут моего желания не спрашивают. Хотя в Египет больше не хотелось бы, жарко там. Лучше куда-нибудь в Европу.

Так неспешно ведя разговор, они просидели минут пятнадцать. Вспоминали молодость, детство. Постепенно Рудину, размякшему от воспоминаний, собственная подозрительность снова стала казаться глупостью. И тут Гурин, потянувшись к столу, на котором громоздилась солидная папка с надписью «Шмель», спросил:

—   А что, кроме «Шмеля» у вас похожего ничего не разрабатывается?

Еще не успел закончить Гурин фразу, а в голове Дмитрия Федоровича пронеслась мысль: «Нет, не ошибся я, что-то тут не так».

—   Ну почему, — стараясь, чтобы голос не выдал его волнение, ответил Рудин, — разрабатывается, только я к этим аппаратам отношения не имею. А зачем это тебе?

—   Так я уже говорил тебе: иностранные фирмы тоже такие же изготавливают, нам ведь нужно знать, в чем различия?

—   Да, конечно, — согласился Рудин, вспоминая, что в распоряжении заместителя Генерального было четко написано: тема, которую изучает Гурин, — СВВП. И все. Но он не стал спорить, почувствовав, что если будет уличать родственника в неискренности, тот просто замкнется.

—     Вот то-то, — наставительно произнес Гурин, вытянув вверх указательный палец правой руки, в которой была зажата все та же красивая зажигалка.

В этот момент взгляд Рудина упал на пепельницу. Что-то было не так. Но что? И тут вдруг он понял.

Пепел от сигареты лежал в ней длинной макарониной, а не так, как если бы его время от времени стряхивали. Значит, пока он бегал в «секретку», его дорогой родственник, так жаждавший покурить, почти и не делал затяжек? А сигарета просто пролежала в пепельнице, прогорая? Тогда чем же в эти минуты он занимался?

Рудин поднял глаза и внимательно посмотрел на листавшего бумаги Гурина. Смутная догадка мелькнула в его голове.

—   Красивая у тебя зажигалка, — сказал Рудин медленно...

 

Совещание у Шамова (продолжение)

 

—   И что, никаких особых сюрпризов, кроме этого, первый день нам не принес? — задал Шамов вопрос.

—   Принес, и довольно неожиданный, — Смальков кашлянул, словно подбирая слова.

—  Какой?

—  Недостаточная психологическая подготовка агента. Почувствовав, что «Коршун» ведет себя подозрительно, «Каштан» испытал стресс и не смог сразу справиться со своим психологическим состоянием. Общаясь с объектом вечером, он был скован и неестественен. Не исключено, что «Коршун» мог почувствовать состояние агента и затаиться. Позже, чтобы избежать подобного, мы провели соответствующую психологическую подготовку агента.

 

 

Глава 8. В ГОсТях

Дом, где проживали Рудины, стоял недалеко от здания КБ. Добрались за десять минут.

Гурин давно не видел свою двоюродную сестру, с самого детства, когда его тетка с мужем и маленькими дочками приезжали в гости к родителям Виктора. От тех событий в его памяти мало что сохранилось. Помнил он шумных девчонок, мешавших ему почитать в тишине, теткиного мужа — худого, стеснительного человека, сидящего в углу со скорбным выражением лица, и саму тетку, веселую хохотушку, у которой на все случаи жизни находились поговорки и прибаутки. По настоянию родителей Гурин писал потом сестрам открытки с поздравлениями на праздники, получал от них такие же стандартные пожелания, ну, пожалуй, и все. А вот муж одной из сестер — Ирины — Дима иногда бывал в Москве в командировках, заходил к Гуриным домой, и они очень неплохо ладили, можно даже сказать, дружили.

Поэтому когда двери открылись и на пороге возникла полноватая, но вполне симпатичная женщина, удивительно похожая на свою мать, Гурин сразу воскликнул:

—   Ирка, ты — копия моей тети!

—   А я и есть дочка своей мамы! — засмеялась сестра и бросилась обниматься.

Жили Рудины скромно, но очень уютно. Сестра была хорошей хозяйкой, это было видно сразу — пол сверкал чистотой, мебель блестела, а из кухни в коридор вплывали вкусные запахи.

Быстро собрав ужин, сестра пригласила за стол. Гурин только сейчас понял, как он проголодался.

—   Ну, Дима, ты тут как сыр в масле, — весело пошутил он, оглядывая угощение. Рудин слегка улыбнулся, но шутки не поддержал. Вообще был он как-то непривычно тихим, даже немного отстраненным, и Гурин решил, что у него какие-то проблемы на работе. Что ж, бывает, через пару дней отойдет.

Из объемистой сумки, которую он принес с собой, Гурин извлек бутылку красиво оформленного армянского коньяка и поставил на стол.

—   Ух ты какой! — удивилась сестра.

—   Ерунда, — махнул рукой Гурин, а затем, подняв свою сумку повыше, громко сказал: — Внимание, сейчас будет раздача подарков. Раз, два, три! — и в его руках внезапно оказалась небольшая коробочка с надписью по-арабски. — Это тебе, — протянул он коробку сестре.

—   Ой, египетские духи! — взвизгнула она и схватила подарок.

—   А это тебе, — Гурин поставил на стол электрочайник, невиданную в СССР диковину. — Помнишь, сегодня об этом говорили? Теперь воочию узнаешь, что такое электросервис. Нравится?

Но, к удивлению Гурина, Рудин как-то безразлично посмотрел на подарок и сухо поблагодарил. Действительно, не в настроении был сегодня человек, хотя с утра выглядел веселым и компанейским. Странно…

Но тут подскочила сестра, стала шумно и хлопотливо усаживать мужчин за стол. Гурин откупорил бутылку, разлил коньяк и поднял свою рюмку.

—   Ну, за встречу! — и он с жадностью уставшего человека, желающего побыстрее расслабиться, сделал несколько быстрых глотков. От его взгляда не укрылось, что Дима лишь чуточку пригубил и поставил рюмку. Заметила это и сестра.

—   Не понравилось?

—   Почему? Коньяк хороший, — каким-то тусклым голосом ответил Дима и потянулся за закуской.

—   Что-то наш Димуля сегодня тихий, не пьет, — повернулся к нему Гурин. — Случилось чего?

—   Да нет, просто голова разболелась, не обращайте внимания, — он взял тарелку с салатом оливье и протянул Гурину:

—   Угощайся.

Рудин ругал себя за то, что никак не мог подавить подозрительность, возникшую по отношению к брату жены, но ничего не мог с собой сделать — смеяться вместе с Гуриным, разговаривать как ни в чем не бывало оказалось выше его сил. В мозгу стучало одно: «Это шпион». Слава богу, Ирина болтала без умолку, и постепенно Гурин переключился на разговор с ней, перестав обращать на Дмитрия внимание.

Сестра тоже работала в КБ, занималась конструированием двигателей для самолетов. Гурин попробовал перевести разговор на тему ее работы, задавая вопросы, но сестра, женщина веселая, уставшая от трудового дня и быстро захмелевшая от выпитого, с ходу заявила:

—   Слушай, братик, да ну ее, эту работу! Вы скоро с ума сойдете из-за нее. Лучше расскажи про Египет. Как мужики там, симпатичные?

Гурин, поняв, что в Ирине вряд ли он найдет полезного для себя собеседника, решил не мучить ее.

—   Мужики? Да нет, наши в сто раз лучше.

Сестра хохотала, Гурин шутил, рассказывая разные смешные истории, которые придумывал на ходу.

Они засиделись до полуночи. Когда стрелка на стенных часах остановилась на цифре «1», Гурин сказал:

—   Ого! Ребята я же завтра не проснусь, мне еще в гостиницу ехать.

—   Какая гостиница? — удивилась сестра. — Спать будешь у нас, я и постель уже подготовила.

Гурин, не в силах сопротивляться, сразу согласился. На следующий день он возвратился в Москву.

 

Совещание у Шамова (продолжение)

 

— Теперь о повторном пребывании «Коршуна» в Саратове,

—   Смальков оторвался от текста. — Во время этой поездки он разоблачил себя полностью, и нам удалось убедиться в его шпионской деятельности. — Подполковник покосился на Шамова, ожидая его реакции на сказанное, но тот молчал.

Он прокручивал в своей памяти, как кинопленку, события того дня, когда стало известно о планах «Коршуна» повторно побывать в КБ имени Яковлева. День этот запомнился до мелочей. Шамов как раз готовился к докладу Председателю КГБ и торопился перечитать все документы, с которыми ему предстояло идти к Крючкову. Пока он, стараясь сосредоточиться, внимательно листал материалы, телефон прямой связи с Прудниковым несколько раз настойчиво звонил. Шамов чувствовал, что тот хочет сообщить что-то важное, но знал: если возьмет трубку, то отвлечется и к докладу подготовиться не успеет. Предстояло выбирать, и это нервировало. Наконец он не выдержал и после очередного требовательного звонка снял трубку.

—   Что-то срочное? — Шамов с трудом подавил раздражение.

—  Да. «Коршун» оформил командировку в Саратов.

—  Зачем?

—  Собирается посетить КБ имени Яковлева.

—  Опять?

—  Опять. Все документы на командировку подписаны снова тем же замом ГРУ. Вылет завтра утром.

—Ты уже что-то предпринял в связи с этим?

—   Я отправил туда Стасина. Он опытный опер, все указания получил.

—  Нужно будет обязательно взять объект под плотное наблюдение. Каждый шаг, каждое движение — под наш контроль. Телеграмму в Саратов подготовили?

—  Да, у меня.

—   Давай быстро сюда, мне через двадцать минут нужно у Председателя уже быть.

 

 

Глава 9.

ГУРИН. ВТОРАЯ КОМАНДИРОВКА В САРАТОВ

Вскоре Гурин вновь выехал в Саратов. Его шефы из ЦРУ заинтересовались некоторыми разработками КБ, и пришлось опять организовывать командировку. Но эта поездка была уже иной. КГБ за ним плотно следил, знал каждый шаг, и в Саратове все было готово, чтобы держать его на контроле, к тому же из Москвы прибыло подкрепление.

Уже с аэропорта Гурина вела группа «наружки» — сотрудников КГБ, занимающихся тайной слежкой. Его ни на секунду не упускали из виду, фотографировали, снимали на видеопленку везде: в помещении, на улице, в парке. Номер в гостинице, где он поселился, и кабинет, в котором должен был работать, заранее оснастили звукозаписывающей аппаратурой и прибором для визуального наблюдения.

В схеме его командировке решили ничего не менять. Поэтому встречал Гурина вновь его родственник — Рудин Дмитрий Федорович, ведущий инженер КБ имени Яковлева. Но он уже не нервничал, с ним поработали оперативные психологи, и Рудин держался спокойно и уверенно. Это было очень важно для дела, ведь в прошлый раз, нужно признать, у Гурина осталась какая-то неясная тревога из-за внезапного изменения в поведении своего родственника. Мысль о том, что Рудин что-то заподозрил, не отпускала его все это время. Но когда в аэропорту он, выйдя в общий зал, увидел Диму, который радостно стал хлопать Гурина по спине и плечу, сомнения у Гурина исчезли. Нет, все в порядке, он такой же — открытый, простой, а в прошлый раз… Значит, действительно неважно себя чувствовал человек. В этот момент Гурину и в голову не могло прийти, что каждое его слово записывается — в кармане открыто улыбающегося Димы работал диктофон, врученный ему накануне сотрудником КГБ.

Когда они прибыли на предприятие, Гурин, получив все разрешения на доступ к секретным материалам, спросил Рудина:

—Что у нас? Все без изменений?

—   Да. А что может измениться? — взгляд Дмитрия был спокоен и чист, и у Гурина окончательно отлегло от сердца.

—   Ну, тогда за дело. Времени у меня в обрез. Ты же знаешь, нам после работы с документами нужно будет в цехе сборки двигателей побывать, а потом на макетном участке Як-141 СМ. Хороша машина?

—   Блеск!

—   Много изменений по сравнению с прошлой моделью?

—   Укороченный взлет, встроенная пушка, новая навигация, словом, то что надо!

Слушая восторженный отзыв Дмитрия, Гурин невольно сам загорелся.

—   Ух, молодцы, черти! Ну, давай посмотрим на нее пока на бумаге. Давай тащи, что есть.

Они подошли к кабинету Рудина, и тот, открывая дверь, гостеприимно протянул руку.

—   Прошу!

—    Вижу, что с прошлого раза тут ничего не поменялось.

Стол на том же месте, стулья тоже.

Но Гурин ошибался: с прошлого раза изменилось многое. В кабинете этажом выше контрразведчики соорудили наблюдательный пункт, откуда через миниатюрный «глазок» помещение, где готов был разместиться «Коршун», было как на ладони.

Сидевший за наблюдательным пунктом сотрудник госбезопасности отлично видел всю комнату и слышал каждое слово находившихся там людей. Вот объект повернулся к хозяину кабинета и сказал:

—   Снова в «секретку»?

—   Да, таков порядок, — ответил тот, и они вышли.

В первом отделе все тот же ветеран в старомодном пиджаке с колодками, строго глянув на вошедших, сказал, словно увидел их в первый раз:

—   Правила обращения с секретными документами знаете?

—   Конечно, — усмехнулся Гурин, дивясь забывчивости ветерана, — я же у вас уже был.

—Месяц назад, — уточнил «секретчик», лишний раз продемонстрировав, что память у него в порядке. — А правила не мешает еще раз напомнить, — в голосе начальника отдела звенела сталь, — бдительность еще никому не повредила, — безапелляционно завершил он, покосившись на большой старый плакат, висевший за его спиной, на котором крупными буквами было написано: «Болтун — находка для шпиона».

Когда они вышли из кабинета начальника «секретки», неся в руках несколько папок с документами, Гурин сказал:

—   Да, на таких людях все и держится.

Рудин не возражал.

Возвратившись к месту работы и расположившись за столом, Гурин неторопливо листал материалы, пробегая глазами по страницам. В некоторых местах он делал закладки и листал дальше. Так прошло почти два часа. Лишь изредка Гурин, что-то негромко бурча себе под нос, отрывал от чистого листа очередную закладку, вставляя между листами.

Внезапно в кабинете раздался резкий звонок. Рудин поднял трубку и услышал строгий голос начальника первого отдела:

—   Зайдите-ка сейчас за следующей порцией документов.

—   Так мы еще эту партию не отработали, — извиняющимся тоном произнес Рудин.

—   А мы через двадцать минут закрываемся на обед, порядок есть порядок. Поэтому, если хотите ждать, то ждите, а если нет, то возьмите следующие документы. Руководство мне наказало вам содействовать.

—   Спасибо большое, — Рудин вскочил и торопливо бросил Гурину: — Нет, все же молодец дед, мог смыться на обед — и жди у моря погоды. А он позвонил, предложил следующие документы, так что я бегу.

Гурин удовлетворенно посмотрел вслед убегающему родственнику и вытащил зажигалку, в которой был вмонтирован миниатюрный фотоаппарат, направив незаметный для постороннего глаза маленькое отверстие в ней на пачку документов. Затем, закрыв спиной стол, стал быстро щелкать зажигалкой.

Находившийся в кабинете этажом выше сотрудник КГБ бесстрастно фиксировал каждое движение военного разведчика. Конечно, Гурин не знал, что несколькими минутами ранее заместитель Генерального конструктора КБ по режиму Артемов, являющийся офицером госбезопасности, получил секретное указание из Саратовского управления КГБ: поручить начальнику первого отдела позвонить в кабинет Рудина и вызвать его. Задумка была такая: оставшись один, Гурин раскроет себя. Так и произошло.

—   Уф, — Рудин почти бегом влетел в «секретку». — А вот и я, Аркадий Степаныч, прибыл, как вы сказали.

—   Забирай вот это, — придвинул тот гору документов, — а то, что у вас, сразу же после обеда возвратите, ясно?

—   Конечно! — обрадовано воскликнул Рудин, хватая бумаги и расписываясь в толстом журнале.

Через несколько минут он уже топал назад.

В кабинете, казалось, ничего не изменилось. Все так же медленно перелистывал Гурин страницы, делая закладки, никаких лишних записей, ни посторонних тетрадей, словом ничего подозрительного.

—   Ну что, получил очередную порцию? — Гурин повернул голову к зашедшему Рудину.

—   Все в порядке. — Дмитрий вывалил папки на стол. В этот момент он увидел, что Виктор прятал в карман ту красивую зажигалку, которой пользовался в прошлый раз…

 

Совещание у Шамова (продолжение)

 

—  Алексей Миронович, — Шамов обратился к Прудникову, — по-моему, после отбытия «Коршуна» из Саратова начальник управления тебе сразу позвонил?

—   Да, но вначале был звонок от Стасина. Он сообщил, что в ходе проведения оперативных мероприятий они полностью убедились, что «Коршун» выполняет задания иностранной разведки. Было зафиксировано, как он негласно фотографирует секретные документы, чертежи. Из Саратова до Москвы его вела опытная группа «наружки». Купе, где он ехал, тоже было под наблюдением: ребята из оперативно-технического отдела поставили видеоаппаратуру в вентиляционном отсеке как раз над купе нашего объекта. На всех станциях были готовы дополнительные группы наблюдения. Правда, ничего особенного во время возвращения «Коршуна» тогда не зафиксировали. А начальник Управления сразу же отправил нарочным все полученные во время контроля за объектом документы.

 

Глава 10. ВОЗРАЩЕНИЕ ИЗ САРАТОВА

Неужели один в купе? Это здорово, можно отдохнуть, побыть, наконец, наедине с самим собой, без надоедливых соседей. Кому как, а Гурину в этом смысле не везло. Как-то попался в одной поездке словоохотливый попутчик, рот закрыл лишь когда погас в купе свет, да и то в темноте пытался закончить рассказ о каком-то Павле Семеновиче, который ему на работе жизни не давал. Начальник его, что ли. Гурин тогда поклялся себе: попадись еще раз такой сосед, сбежит в другое купе.

Вот состав дернулся, вагоны толкнули друг друга, и поезд, набирая ход, повез Гурина в Москву. За окном замелькали провожающие, затем дома, пустыри, и Гурин удовлетворенно откинулся назад.

—    А что же это я сижу? — произнес он вслух и потянулся к сумке, лежащей на сиденье рядом с ним. Оттуда вытащил запотевшую бутылку пива: видно, незадолго до отъезда она лежала в холодильнике и еще не успела нагреться. Следом за пивом появилась вобла, укутанная в вощеную бумагу, и по купе поплыл ее ни с чем не сравнимый запах. «Молодец Ирка!» — похвалил про себя сестру Гурин и, положив снедь на столик, быстро переоделся в спортивный костюм. Теперь ему ничто не мешало получать удовольствие от трапезы.

—    Билетики, ваши билетики, — в купе заглянула молодая симпатичная проводница, и Гурин, протягивая ей свой билет, не удержался:

—   Девушка, хотите, я вас пивом угощу?

—   Спасибо, нет. Вы чай будете?

—    Конечно, — голос Гурина приобрел игривый тон, — как же я откажу такой красавице?

—   Черный? Зеленый? — проводница, видимо, привыкшая к комплиментам, никак не реагировала на намеки Гурина.

—   Черный и с лимоном, можно два стаканчика, приглашаю посидеть со мной, — не терял надежду тот.

Девушка не ответила и, деловито повернувшись на каблуках, вышла.

—     Подумаешь, какие мы недотроги, — пробормотал себе под нос Гурин, поняв, что гостей у него не будет. Зевнув, он вытащил несколько газет и журналов, которые предусмотрительно купил в вокзальном киоске, и разложил их возле себя. Теперь, решил он, можно расслабиться и до Москвы ни о чем не думать.

Ритмично постукивали колеса вагона на стыках рельсов, в небе за окном проплывали облака, на горизонте синел далекий лес, а вокруг простирались укрытые снегом бесконечные поля, и во всем этом была какая-то бесконечная монотонность, так что Гурин опустил подбородок на грудь и задремал. В этот момент резко открылась дверь в его купе и на пороге показалась опять симпатичная проводница.

—   Чай с лимоном, пожалуйста, — она поставила стакан возле Гурина, и тот, любуясь ее мягкими движениями, невольно расплылся в улыбке.

—   Эх, какие девушки пропадают, — и попытался как бы невзначай прикоснуться рукой к ее бедру. Раскусив намерения Гурина, проводница ловко увернулась и сказала:

—   Рассчитаетесь за чай потом.

Дверь купе за ней громко захлопнулась, и Гурин оказался вновь один. Почесав затылок, он что-то вспомнил и достал из чемодана небольшую книгу «Заметки о мастерстве оратора», которую увидел у сестры на книжной полке и попросил на время почитать. Подобную литературу он не упускал возможности изучить, находя для себя в ней порой немало интересного. Во всяком случае, в работе разведчика такие книги оказывают немалую помощь.

Листая страницы и поглядывая в окно на пейзажи, проплывающие мимо, Гурин задумался. Он заметил, что в поезде, когда конечная точка пути уже известна и маршрут не изменить, появляется ощущение обреченности. Не той, тупиковой и мрачной, из которой нет выхода, а тихой, спокойной, предрасполагающей к неторопливым размышлениям и философствованию. В этот момент приходит истинный покой, порожденный сознанием того, что обстоятельствами тебе подарено некоторое количество времени, в котором твое место уже определено. Это место — купе в поезде. И если даже где-то что-то произойдет, повлиять на события будет невозможно, ведь маршрут твоего движения тоже предопределен — железнодорожными рельсами.

Размышляя таким образом, Гурин подумал, что и его новые друзья-американцы, по сути, такой же поезд — никуда не денешься, на ходу не выпрыгнешь. Обреченность. Но он ведь сам захотел этого плена, не в силах противостоять жажде денег. Любить деньги — не самый большой порок, уговаривал он себя. На иностранные разведки наверняка тайно работают десятки советских граждан, а разоблачают единицы. Он профессионал, в теории и на практике познавший все тонкости разведывательного мастерства, разоблачить его невозможно. Моральная сторона предательства его волновала мало.

Утро следующего дня Гурин встретил уже в Москве. Состав, гремя вагонами, остановился у своей платформы, и Гурин, выглядывая через окно на перрон, увидел водителя своего отдела, который приехал встретить и отвезти его.

Дома никого не было: жена на работе, дочь в институте. Он, бросив чемодан, быстро разложил переданные сестрой банки с консервацией, немаленький мешок вяленой рыбы, предназначенный для зама ГРУ, большого любителя этого деликатеса, и еще какие-то пакеты. Затем возвратился в прихожую, где открыл небольшой ящичек, закрывавший электросчетчик. Из дверцы ящичка вытащил замок, нажав при этом фиксатор пружины, которая его крепила, вложил туда зажигалку-фотоаппарат и снова закрыл. Все это заняло меньше минуты.

Через час он уже был на работе. Там, неся уложенную в плотный пакет вяленую рыбу, поднялся на третий этаж и зашел в приемную заместителя ГРУ. Тот уже ожидал Гурина, это сразу стало понятно по улыбке и доброжелательному кивку секретаря.

—   Разрешите, товарищ генерал? — Гурин застыл на пороге с большим пакетом. Как он ни старался тщательно упаковать гостинец, специфический рыбный запах предательски распространялся вокруг. Правда, сейчас это было уже не важно.

—   А-а, наш командированный, — генерал привстал в кресле и протянул для приветствия руку. — Ну, рассказывайте, как съездили.

—   Это вам из города на Волге, — протянул Гурин шефу пакет. Тот взял его в руки и потянул носом воздух, от удовольствия закрыв глаза.

—    Ну и аромат, хоть сейчас пиво открывай, — генерал вышел в маленькую гостевую комнатку за кабинетом и там спрятал рыбу.

Гурин знал, что зам еще с Праги, где он руководил в свое время посольской резидентурой, обожал чешское пиво, и в его холодильнике оно не переводилось.

—    Павел Сергеевич, — уже менее официально обратился Гурин к генералу, когда тот вышел из комнатки и предложил сесть, — если выберете недельку отпуска, под Саратовом можно такую рыбалку устроить, что ого-го!

Заместитель мечтательно вздохнул, но неопределенно пожал плечами.

—   До отпуска еще дожить надо, время сейчас вон какое. Что ж, теперь давайте коротко по работе.

 

Совещание у Шамова (продолжение)

 

—   Ну а известно, были ли успехи у объекта на его основной работе? — в голосе Шамова прозвучала легкая ирония.

—  Формально да.

—  Формально? А фактически?

—  «Коршун» завербовалдипломатаоднойизстран Ближнего Востока, который в свое время проходил обучение в США. От этого человека было получено несколько информаций, которые ГРУ положительно оценило. Но вот когда аналитики КГБ их исследовали, то оказалось, что эти сведения были тщательно подготовлены специалистами и сочетали как достоверные данные, так и дезинформацию. Судя по данным наших аналитиков, к составлению этих сведений причастно РУМО.

—  По каким признакам определили?

—   По принципам деления информации: 75 процентов являются достоверными данными, 15 процентов трудно проверить, а 10 процентов фактически уже не являются секретной информацией, так как она ранее была озвучена в ходе дипломатических контактов.

—   Ну что ж, — Шамов обвел взглядом сидевших напротив сотрудников, — какие мнения?

—   Николай Алексеевич, — подал с места голос Прудников,

—  мне кажется, материалы, собранные по проверке «Коршуна», сомнений не оставляют — это агент, завербованный иностранной разведкой и работающий против своей страны. Его деятельность нужно пресекать.

Шамов кивнул головой и повернулся к Верещагину.

—  Я согласен с Алексеем Мироновичем, стоит готовить захват. Буду докладывать Председателю.

 

Глава 11. МЕТОД СМИРНОВА

В кабинете начальника Главного управления контрразведки КГБ СССР Шамова — руководитель секретного института КГБ СССР, где готовят офицеров под глубоким прикрытием, Ярков. Но с определенного времени для конспирации он носит фамилию Вокря, и для всех, кроме Шамова и Верещагина, он и есть Вокря. Вначале было немного странно, потом привык.

Ярков отдает отчет, сделанный совместно с лабораторией Смирнова.

—   Как договаривались.

Шамов читает, затем поднимает голову, и Ярков видит в его глазах удивление.

—   Подсознание — самая большая тайна. Черт его знает как, но оно работает быстрее самого быстрого компьютера: за несколько минут оценивает и отвечает на тысячи вопросов. И, главное, не врет. Вот где поле деятельности как для ученых, так и контрразведки.

—    Это заключение, в нем оценка подобранных вопросов, входящих в различные тематические группы и программа в целом, подписанная Смирновым, — Ярков протягивает Шамову документ.

—   А работали непосредственно со Смирновым?

—   Да, он сделал достаточно много замечаний. В итоге получили продукт высокого качества.

—     В подготовленном вами документе есть предложение начинать изучать будущих кандидатов для учебы в вашем институте начиная с областей и союзных республик. Я поддерживаю предложение, это повысит уровень и надежность будущих сотрудников. Я сегодня во время доклада Председателю хочу получить разрешение на проведение такой работы. Мне нужно знать, сколько времени это займет?

—     Есть два варианта. Первый. Проехать по областям, а второй — провести эту работу в кадровых подразделениях КГБ СССР, где имеются комнаты психологической разгрузки. Легенда: определение реакции кандидатов на различные музыкальные произведения в любых жанрах: классика, эстрада и так далее. В последующем — как рекомендация для расслабления. В программе все это есть. Второй вариант более приемлем с точки зрения времени. Первый больше обеспечивает конспирацию. Его можно провести только в тех управлениях, где готовят заключения о пригодности к данной службе.

—    Мне больше нравится второй, тем более, сейчас большинство крупных управлений уже доложили Председателю о работе комнат психологической разгрузки. Буду предлагать ему второй вариант.

 

Глава 12. ШАМОВ У КРЮЧКОВА

Телефон резко зазвонил. Это был помощник Председателя КГБ СССР Звягинцев.

—   Слушаю, Анатолий Фомич, — голос Шамова чуть напряженный, он ждал Крючкова и просил Звягинцева предупредить о его появлении.

—     Николай Алексеевич, Председатель задерживается на Президентском совете.

—   Я понимаю. А не известно, надолго ли?

—   Минимум на час, другой информации у меня нет.

—    Спасибо, Анатолий Фомич, будем ждать. — Шамов положил трубку и сказал негромко уже себе: «А что остается делать?» В лежащей перед ним папке было сложено несколько важных документов, которые нужно было докладывать лично Крючкову и никому другому.

Шамов внимательно посмотрел на ряд телефонов, выстроенных перед ним, и пробормотал: «А если задержится?». Затем поднял трубку одного из них и набрал короткий номер. Ответили почти сразу: «Плеханов слушает».

—    Юрий Сергеевич, подскажи, когда Председатель будет, а? Горю, понимаешь, срочно надо доложить.

—   Так он уже выезжает, через минут десять на месте будет.

—    Ну, спасибо, дорогой, с меня причитается. — В трубке раздался смех: «Если бы принимал благодарности, давно бы спился. Давай, Николай Алексеевич, удачи». Шамов знал: начальник Девятого управления КГБ обладал точной информацией, ведь именно его управление занималось охраной первых лиц государства, а потому их перемещение было всегда в поле зрения «девятки».

На ходу застегивая пиджак, Шамов быстрым шагом двигался по коридору. Нужно было успеть перехватить Крючкова, пока кто-то более сноровистый не зашел в главный кабинет первым. Увы, Председатель был один, а важных вопросов, требовавших его личного вмешательства и решения, — много. Шамову повезло: в приемной было пусто, видимо, никто, в отличие от начальника контрразведки, не догадался перепроверить слова помощника Крючкова, что тот задерживается

еще на час.

—   Только зашел, — секретарь в приемной кивнул на дверь.

—   Доложите? — спросил Шамов.

Секретарь кивнул, и подойдя к двери, чуть приоткрыл ее.

Затем зашел в кабинет и спустя пару минут вышел.

—   Председатель вас ждет, проходите.

Шамов шагнул через порог. Крючков внимательно читал какой-то документ и на появление посетителя, казалось, не реагировал. Шамов задержался у дверей.

—   Проходи, проходи, — сказал тихо Крючков, не поднимая головы.

Начальник контрразведки молча подошел и сел за приставным столиком, уже не ожидая приглашения, — Председатель не любил лишних церемоний, особенно когда времени было немного. Наконец он закончил читать, что-то написал вверху листа и отложил его в сторону.

—   Извини, некогда и поздороваться по-человечески, — сказал он, протянув руку Шамову. — Ну, давай, что у тебя...

Шамов передал Крючкову папку с документами, и тот несколько минут внимательно читал. Возвратив папку, Крючков несколько секунд сидел молча, словно собираясь с мыслями. Затем блеснул стеклами очков в сторону Шамова и сказал: — Оперативную игру предлагаю заканчивать, «Сазонова» выводить.

—    Мы сейчас отрабатываем и этот вариант, — осторожно произнес Шамов, ожидая, что Крючков изложит мотивы своего решения. Он не ошибся: Председатель не спеша продолжил:

—    Ситуация в стране непростая, и данных о том, что она изменится в лучшую сторону, пока нет… — Крючков говорил медленно, будто сомневаясь, не слишком ли он доверяет Шамову. — Скажу прямо: сегодня мы вдвое слабее, чем год назад, а через год… Если он у нас будет… Словом, наших людей нужно сохранить.

Шамов кивнул.

—   Я понимаю.

—    Вот и с «Сазоновым» тоже. Предлагаю такую комбинацию. — Крючков снял очки и внимательно их осмотрел, сосредоточиваясь. — Деятельность «Коршуна» пора пресекать. Готовьте его задержание.

—   Я как раз по этому поводу и хотел вам доложить. Нам на окончательную подготовку нужно две недели.

—   Постарайтесь уложиться в полторы.

—   Хорошо, Владимир Александрович, уложимся.

—    Так вот, после его задержания мы подготовим докладную главе государства, сообщим об активизации шпионской деятельности ЦРУ против нас. Ноту протеста следует предусмотреть. Учитывая сегодняшние реалии, с большой долей вероятности можно предположить, что содержание этой докладной станет известно некоторым членам Президентского совета, в частности Аковлеву. Разумеется, вскоре она попадет в американскую разведку, ну а там наши сведения, учитывая источник информации, должны принять за чистую монету. Для гарантии можем позаботиться, чтобы содержание докладной попало в ЦРУ и по другим каналам. Исходя из этого, американцы просто должны будут поверить, что «Сазонов» тут ни при чем. Он ими не станет восприниматься как подстава.

—   Это логично, Владимир Александрович.

—    И опять-таки по причине нашей нестабильности нужно ускорить работу по кандидатам, которых планируем выводить под глубокое прикрытие. Санкционирую второй вариант. Жду доклад в понедельник с материалами по методу Смирнова. Метод нужно безотлагательно внедрять в процесс изучения кандидатов.

—   Есть.

 

Глава 13. «сАЗОНОВ»

Радиограмма «Сазонову» из ЦРУ

 

«Форман Рею

 

Для нас становятся крайне актуальными некоторые вопросы, которые вы могли бы выяснить, работая в объединении

«Топаз». Постарайтесь, используя ваши личные связи, вернуться в КБ твердотопливных двигателей «Топаза», чтобы иметь возможность получать данные, интересующие нас. В случае, если переход будет связан с понижением в должности, не волнуйтесь — мы компенсируем потери.

Форман»

 

Аркадий Семенович Миркин, почтенный семьянин, уважаемый член общества, ответственный работник «Океанмаша» и он же агент КГБ «Сазонов», задумчиво посмотрел на лист с расшифрованным текстом, аккуратно согнул его пополам и сунул его в карман пиджака. Затем вздохнул, надел пальто, шапку и вышел на улицу. Теперь ему нужно было срочно связаться со своим куратором из управления госбезопасности. До ближайшего телефона-автомата нужно было пройти квартал. Аркадий Семенович никогда не звонил из дома, это было запрещено правилами конспирации.

Несколько месяцев тому назад советская контрразведка, организовывая сложную многоходовую комбинацию, сумела подставить «Сазонова» ЦРУ, которое клюнуло на приманку и было уверено, что завербовало ценный источник информации. Игра шла опасная, ставки в ней были высокими, и любая ошибка могла дорого стоить обеим сторонам. Но преимущество КГБ являлось неоспоримым, ведь именно оттуда управляли ходом игры и держали ее под контролем.

…Спустя два часа он передал своему куратору полученный от ЦРУ текст. Ему порекомендовали ожидать условного звонка из управления.

Еще через час информацию доложили начальнику управления Сколанюку.

Ознакомившись, тот сразу набрал телефон Шамова. Поздоровавшись, тут же перешел к сути дела.

—  Николай Алексеевич, «Сазонов» сегодня получил радиограмму, в которой американцы настойчиво предлагают ему перейти на работу в объединение «Топаз». Причем, готовы даже компенсировать разницу в оплате, если должность будет ниже.

—   Ого, как их «Топаз» интересует! Значит, вот где их главное приложение сил сегодня. А о каком подразделении «Топаза» они речь ведут?

—   КБ по проектированию твердотопливных двигателей.

—   Вот как… Ну и какие предложения?

—    Я думаю, — ответил Сколанюк, — перейти «Сазонов» сможет. Раньше он там работал ведущим конструктором и был на хорошем счету. Классные специалисты везде нужны, и «Топаз» не исключение.

—   Хорошо, — в голосе Шамова послышалось сомнение, — а не может быть вся эта возня проверкой американцами «Сазонова», все же он ими завербован недавно?

—  Мы тоже не отбрасываем этот вариант. Хотя в пользу этой версии говорит немного. Ведь материалы, которые передавал под нашим контролем «Сазонов» в ЦРУ, были тщательно подготовлены, даже подписи руководителей страны на них были подлинными. Вряд ли его можно было заподозрить, да и сам он повода не давал, линию поведения соблюдал четко, мы его регулярно контролировали, в том числе и телефонные разговоры.

—   Наши данные подтверждают ваши слова, Владимир Никитович. Действительно, американская разведка «Сазонову» доверяет, его данные они включают в информации, которые докладывают президенту США. Если бы у них были сомнения в отношении «Сазонова», тогда вряд ли такое было бы возможно.

—   Наши мнения совпадают, Николай Алексеевич.

—     Ну, что ж, готовьте предложения шифровкой. Мы их санкционируем.

 

 

Глава 14. МЕТОД СМИРНОВА

—   Сто лет тебя не видел, — широко улыбнулся Шамов при виде Яркова, заходящего в его кабинет.

—   Ровно шесть дней, Николай Алексеевич, — уточняет тот,

—   сегодня ровно на два вы мне назначили встречу здесь, в кабинете.

Шамов невольно скосил глаза на часы. Стрелка стояла напротив цифры «2». Действительно, а вот в настольном календаре короткая запись: «Вокря — 2». Закрутился, забыл.

—   Точно, — обескуражено произнес Шамов, — извини, изза текучки скоро имя свое забудешь, — а про себя подумал: «С Ярковым нужно быть всегда в готовности номер один, ничего не забывает и не пропускает».

—   Тема нашей беседы — метод Смирнова, — продолжал Ярков, усаживаясь за столом напротив Шамова.

—    Да это я не забыл, а то совсем к стене прижмешь, — буркнул тот, нажимая селекторную кнопку, и в микрофон:

—    Два чая нам, пожалуйста, мне без сахара, — затем, уже обращаясь к гостю, — ребята презентовали пакетик цейлонского — вкуснее не пробовал еще. Потому и без сахара прошу, чтобы вкус сладостью не перебить. А тебе, может, тоже без сахара?

—   Ничего, как будет.

—   Ну смотри.

Пока секретарь ставила на столик чашки, Ярков положил на стол папку с документами.

—   Сразу будете смотреть или после чая?

—   Давай сразу, я аккуратно. На четыре мне к Председателю, если эти документы в порядке, пойдем вместе.

—   Я готов.

Через минут десять Шамов, закончив читать, мечтательно произнес, глядя на Яркова:

—   Эх, нам бы все это лет десять назад, когда и обстановка, и условия другие были.

—    Николай Алексеевич, по мере освоения метода его эффективность растет. Через год у нас будут значительно большие успехи.

—   Слушай, до доклада у нас осталось чуть больше часа. Мне нужно еще поработать. А ты сходи, пожалуйста, к Верещагину, у него пару вопросов к тебе есть, хорошо?

—   Конечно. Когда быть у вас?

—   Без пятнадцати четыре. Нам идти минут пять–семь.

Было ровно четыре, когда секретарь в приемной Крючкова предложила им зайти. Шамов тут частый гость, а вот Ярков бывал реже.

Председатель знал, о чем будет разговор, поэтому сразу предложил:

—   Ну что, к делу? Кто доложит?

—    Я начну, Владимир Александрович, — подал голос Шамов, — а Вокря продолжит и при необходимости дополнит.

—   Ну, давай. Метод Смирнова нужно внедрять.

—   Мы как раз и хотели доложить, что ваше указание о первых шагах по внедрению метода Смирнова выполнили. Речь идет об использовании метода в изучении кандидатов для работы под глубоким прикрытием. Для этого выделили некоторые областные управления и республиканские Комитеты, и в их помещениях открыли специальные кабинеты под прикрытием комнат психологической разгрузки. Ну и, как обычно, там играет тихая музыка, сотрудники могут расслабиться, а специалисты уже изучают результаты воздействия различных музыкальных жанров на психику и подсознание.

—    Хорошо, — согласился Крючков и, повернувшись к Яркову, продолжил: — Теперь нужно будет подготовить телеграмму в областные УКГБ и республиканские Комитеты, в которой указать на необходимость отчета о готовности комнат психологической разгрузки к проведению в них повседневной работы. За моей подписью.

—   Есть, товарищ Председатель, — мгновенно отреагировал Ярков. — Еще хочу добавить, что нами проведено изучение двадцати восьми кандидатов, которые уже ранее прошли детектор лжи. Кроме того, институт подготовил программу, в которой при прослушивании четырех-пяти произведений различного жанра задается двадцать тысяч вопросов с различным интервалом повторения. Изучаемый не воспринимает сознанием эти вопросы. Их слышит подсознание, оно мгновенно реагирует, и все это фиксируется приборами. Компьютерная программа подводит итог и дает заключение. Человеческий фактор симпатий или антипатий отсутствует. При составлении программы мы решили воспользоваться некоторыми исследованиями, которые проводились зарубежными учеными и были направлены на изучение влияния христианских догм на человеческую психику и сознание. Возьмем, к примеру, библейские заповеди. Среди них присутствуют такие, в частности, как «не убий», «не прелюбодействуй», «не укради» и другие. Согласно выводам теологов, готовность к неукоснительному соблюдению этих заповедей наступает лишь после определенной духовной практики. Вот пример. Одна из десяти главных заповедей — «не укради». Прежде чем человек сможет реализовать ее, он должен внутренне быть готовым, а это значит, что в себе предстоит искоренить такие пороки, как зависть, месть, обида, гордость и другие. То есть ступившему на путь святости нужно вначале избавиться от побудительных причин, вызывающих желание украсть. Ведь если нет зависти, то нет и желания накопительства.

—  Верно, — согласился Крючков, — а что академическая на-

ука по этому поводу говорит?

—   В академической науке этого термина — «подсознание»

—   стараются избегать, заменяя его на другой: «бессознательное». Мы, не настаивая на той или иной формулировке, все же склоняемся к термину «подсознание». Оно служит для обозначения психических процессов, протекающих без отображения их в сознании. Физиологически оно существует в виде устоявшихся нейронных связей и привычек. Под контролем подсознательного происходит функционирование организма: двигательная активность, пищеварение, ритм сердца и так далее. Подсознательное мышление обрабатывает примерно 4 миллиарда бит информации в секунду. Для его функционирования задействована долгосрочная память, в частности ценности, убеждения, отношения, прошлый опыт. Оно не привязано ко времени, воспринимает информацию буквально. Поэтому когда мы задаем вопросы, то получаем только так называемые «чистые» ответы, максимально искренние. Подсознание все помнит и хранит в памяти, отражает только правду, оно не может лгать.

—   Хорошо, а как вы на практике использовали метод? Каков результат?

—    Мы подвергли испытаниям 28 человек, которых изучаем как кандидатов для учебы в нашем институте. И вот что получили. 21 подошел нам по всем параметрам; у нас нет сомнений, что в будущем это будут прекрасные, честные и надежные оперативные сотрудники, которых можно будет использовать для работы под глубоким прикрытием. Пятерых, увы, мы не рекомендуем изучать дальше, у них обнаружены серьезные недостатки. И еще двоих предпочтительнее использовать на аналитической работе. Это отличные кабинетные работники, готовые исследовать, анализировать и делать выводы, но их тяготит необходимость рисковать, они предпочитают избегать острых ситуаций.

—   А у тех пятерых, которые вам не подходят, настолько серьезные недостатки?

—   Да, товарищ Председатель. Наши замечания касаются в основном морально-этических аспектов. Стяжательство, намерения использовать служебное положение в личных целях, стремление к обогащению, а также немотивированная агрессия, когда возникает угроза материальным правам.

—   Но детектор лжи, который они проходили вначале, разве никак не показал эти недостатки? — удивился Крючков.

—   Особенность наших кандидатов в том, что это, как правило, люди сильных волевых качеств, которые могут управлять своими эмоциями при необходимости. Детектор лжи можно обмануть, зная его принцип действия и имея крепкую нервную систему. К примеру, одному из тех пятерых это удавалось. А вот метод Смирнова оказался ему не по зубам, и тут же проявилась его излишняя самоуверенность, стремление к достижению личного успеха без учета общественных интересов, готовность поставить под удар корпоративные интересы во имя собственных. Естественно, мы рекомендуем его к отчислению. Похожие изъяны и в характеристиках остальных четверых, которых, как мы считаем, использовать на оперативной работе нельзя.

—    Ну что ж, — подытожил Крючков, — будем продолжать работу в этом направлении. Думаю, методику нужно распространить на разведку. Ведь если проверять человека перед выездом за рубеж, то случаи предательства можно значительно сократить.

—   А если еще и опрашивать после возвращения из-за рубежа, — добавил Шамов, — да и тех, кто там работал раньше, то мы сможем выкорчевать шпионов из КГБ вообще.

 

 

Глава 15. «САЗОНОВ» В «ТОПАЗЕ»

Зубров, генеральный конструктор «Топаза», не прекращая что-то писать на лежащем перед ним листе, нажал селекторную кнопку.

—   Я слушаю вас, Станислав Николаевич, — раздался в динамике голос.

—    Глеб Яковлевич, — Зубров оторвался от писанины, — к нам согласился возвратиться Миркин Аркадий Семенович, тот, который двигателями занимался, помнишь?

—   Ну как же, Миркин человек известный, он же немалую должность в «Океанмаше» занимает сейчас. Как это его удалось заманить назад?

—   Ну, мы тоже не зря хлеб государственный жуем. Вот, наконец, у нас будет руководитель, который владеет тематикой и «Океанмаша», и «Топаза». Так что давай готовь документы, будем оформлять руководителем сектора. Допуск у него есть, так что вопрос перехода у нас займет несколько дней.

Уже через неделю Миркин сидел в небольшом уютном кабинете в здании «Топаза». Он уже получил шифры для посещения Гусарского механического завода, секретных цехов по сварке ракеты для запуска 50-мегатонных зарядов. Его задача

—   отработка твердотопливного двигателя для наведения заряда на цель. Именно эти испытания и проводятся на стенде в Гусарске. Схема такова: заряд после запуска ракеты выводится на орбиту спутника и, при объявлении особого периода, по команде из главного штаба ракетных войск наводится и поражает цель. Эта ракета будет замаскирована под космический носитель. Необходимо проводить ее летные испытания, поэтому в СМИ пройдет информация, что изделие для мирного космоса будут запускать спутниками связи и зондирования земли, осуществлять управление морскими судами и подводными лодками. Мощность ракеты позволяет выводить по нескольку многотонных объектов одновременно.

Для Миркина эти вопросы не были новинкой. Более того, он заслуженно считался специалистом в них. Поэтому Аркадий Семенович с головой окунулся в работу.

Прошло два месяца.

 

Радиограмма «Сазонову» из ЦРУ

 

«Форман Рею

Подтверждаем острую необходимость получения от вас информации (нужны копии документов) по 99-й ракете и габаритам корпуса построенного сверхмощного носителя, а также по легенде ее зашифровки в начале летных испытаний.

Встречу назначаем в Москве в кафе «Черный кот» в Крылатском 31 марта в 20.00. Вам необходимо занять столик. К вам подойдет мужчина и спросит: «Вы ожидаете коллег по академической гребле?». Ответ: «Нет, по байдарочной».

Форман»

 

Глава 16. ШАМОВ И ВЕРЕЩАГИН

Шамов протянул Верещагину лист бумаги с текстом радиограммы, полученной «Сазоновым» из ЦРУ.

—   «Сазонов» только вчера получил. До встречи чуть больше двух недель. Маловато на подготовку, конечно, но… Контакт личный, поэтому нужно брать.

—   Да, действительно, — озадаченно покрутил головой Верещагин, — времени на подготовку почти нет.

—   Нам деваться некуда. Другого такого шанса можно ждать долго; когда еще с ним американский разведчик лично встретится? Поэтому — к делу. Что для нас сейчас важнее всего на данном этапе?

Верещагин ответил не сразу. Сейчас в его мозгу молниеносно проносились разные варианты. Действительно, если стоит задача выводить «Сазонова» из игры, то нужно это сделать профессионально, так, чтобы комар носа не подточил. А это значит, что для «Сазонова» важно будет иметь алиби. Даже не столько для него, ведь он в любом случае после всего будет выведен из поля зрения ЦРУ: поменяет место жительства, внешность, фамилию — словом, исчезнет. Но вот сам факт и процесс исчезновения должен быть таким, чтобы наблюдавшие за этим со стороны, а именно люди из ЦРУ, поверили в легенду. Тогда останется вера во все то, что «Сазонов» передавал им ранее, доверие к сведениям, которые аналитики из КГБ создавали специально для дезинформации ЦРУ. Поведение агента во время захвата — вот ключевой момент игры. Если злость, то чтобы слюна брызгала; если страх, то до судорог; а если отчаяние, то хоть головой в омут.

—   Материалы, которые он будет передавать американцу, — наконец, произнес Верещагин, — подготовим, сомнений в их подлинности не возникнет. Это важный момент, но не основной. Думаю, главное — психологическая подготовка агента. Он должен сыграть так, чтобы поверили.

—   «Сазонов», — вздохнул Шамов, — конечно, мастер перевоплощений. Стоит вспомнить его одесские поездки. Но тут, что называется, под занавес — ключевая сцена: малейшая фальшь, и все полетит коту под хвост. Ведь американский разведчик-дипломат, который придет на встречу, потом, после его освобождения, все доложит своему руководству, и можно быть уверенным, что ими будут обсуждаться все возможные причины провала, в том числе версии прокола или предательства «Сазонова». При этом нужно учесть, что во время стрессовой ситуации, а захват именно такая ситуация, человеческое восприятие обострено до предела, поэтому американец запомнит каждую мелочь. Сразу он, может, не обратит на что-то внимание. Но вот потом, после всего происшедшего, его память будет восстанавливать все новые и новые детали, в том числе в поведении «Сазонова». Поэтому оно должно быть безукоризненным. Да и, кроме разведчика, который встретится с агентом, там наверняка будут еще сотрудники их посольской резидентуры ЦРУ для обеспечения безопасности встречи. Они ведь тоже станут свидетелями происшедшего.

—   Согласен, свидетель может быть не один, а это еще более

повышает требования к поведению «Сазонова».

—   Так что, в Булаховский лес его привозим и там готовим?

—    Да, Николай Алексеевич, это лучшее место для такого случая.

—    Теперь о будущем «Сазонова». У нас есть его принципиальное согласие на переезд из Предпорожья в Красноярск. Его жена — уроженка тех мест, они вообще-то склоняются к мысли о переезде, во всяком случае, насколько я знаю, обсуждали этот вопрос еще до того, как нам в голову пришла эта мысль, верно?

—    Да, — согласился Верещагин, а затем, вспоминая прошлое, продолжил: — «Сазонова» я знаю давно, больше десяти лет. Именно я его привлек к секретному сотрудничеству. Мысль о возвращении в Красноярск они в семье давно вынашивают. Жена к этому все подталкивает. Скучает по тем местам, ведь там ее молодость прошла, школьные друзья остались, родственники. Иногда они с «Сазоновым» ездят туда в отпуск. Тому, как он признавался, тоже нравится тамошняя природа, просторы, перспектива.

—   Она, по-моему, тоже в Предпорожском университете физико-технический факультет заканчивала?

—   Именно так и было. А в Предпорожье она попала по направлению Красноярского машиностроительного завода, где трудилась после школы. Думала после окончания университета возвращаться в Красноярск. Ну да человек предполагает, а бог располагает… Встретила в Предпорожье нашего «Сазонова», вышла за него замуж, как водится, пошли дети, вот так и осталась.

—    Ну, Красноярск — большой научно-промышленный регион, там «Сазонов» не затеряется. Поможем с работой, карьерным ростом, поспособствуем с квартирой. Город для иностранцев закрытый, поэтому шансы столкнуться с американскими дипломатами там близки к нулю. Кстати, у него сын работает в Омске?

—   Да, он там военпред.

—   С сыном, наверное, тоже нужно будет побеседовать, слегендировать отъезд родителей.

—   Мы продумаем, Николай Алексеевич.

—    Теперь о самом захвате. Я говорил со Сколанюком, он предлагает такой вариант. Сейчас в Предпорожье идет месячник борьбы с наркотиками. Милиция прочесывает точки, где могут храниться наркотики, в том числе и рестораны, кафе, в которых продажа зелья ведется из-под прилавка. «Сазонову» же назначили встречу в кафе?

—    Да, заведение под названием «Черный кот» в Крылатском.

—   Ну вот, чем не объект для проверки на предмет наркотиков?

—   Я с предпорожцами об этом еще не говорил.

—   Сценарий, Василий Петрович, таков. Заранее в кафе выбрасываем две группы наружного наблюдения. Они будут играть роль двух конкурирующих банд, торгующих наркотиками. Вначале вести себя будут тихо, потом начнут спорить, выяснять отношения, и тогда один из посетителей кафе вызовет отряд милиции. Приедет ОМОН и начнет брать всех без разбора, в том числе и нашу пару. Нужны будут собаки.

—   Предварительно обработаем одежду «Сазонова» и документы, которые они передаст американцу?

—  Да. Омоновцы всех положат на пол лицом вниз. Придется немного потерпеть «Сазонову», что делать, так натуральнее будет выглядеть. Словом, упор на шум, гам, заламывание рук за спину. Весь спектакль займет порядка часа. За это время американский разведчик и его сопровождение должны убедиться, что они стали жертвой роковой случайности, к тому же и своего агента подставили. Пусть виноватыми себя чувствуют.

Верещагин улыбнулся.

—   Вроде бы все стыкуется хорошо.

—   Если не сказать идеально, — буркнул с неудовольствием Шамов. — Не люблю, когда идеально, словно в кино. В жизни обязательно что-то появится такое, о котором можно потом сказать: «Могли предусмотреть, но не предусмотрели». А раз не видим подвохов, значит, желаемое за действительное выдаем.

—   Ну, еще не раз прокачаем ситуацию, поищем слабые места, ведь не бывает, чтобы не было недостатков.

—    Вот-вот, — поддержал Шамов, — надо поискать нестыковки, а то покоя нам не будет.

 

Глава 17. КРЮЧКОВ

Председатель КГБ СССР Крючков с утра был в плохом настроении. Вчера у него состоялся долгий разговор с Губачевым. Крючков попытался еще раз доказать тому очевидное: страна в опасности, ее гибель может произойти уже в ближайшие месяцы, если не принять решительных мер. При этом он совал Президенту документы: вот графики экономических показателей — все они катятся вниз, вот результаты исследования геополитического влияния СССР — оно приближается к самым низким отметкам за последние пятьдесят лет, а вот наши союзники в мире — их практически нет. Как же мы думаем развиваться дальше? В стране появились группы людей, имеющих большие деньги, им невыгоден социализм, поскольку не дает беззастенчиво грабить народ, но сегодня этих людей покрывают влиятельные политики. Нужно принимать чрезвычайные меры!

Но Губачев отстраненно слушал Крючкова, его пугающие фразы казались президенту отзвуками казенного прошлого, где не было места чужому мнению. Нет, конечно, он видел, что события идут не совсем так, как задумывалось, но это издержки непонимания его курса на демократизацию, все образуется. Сейчас его волновала новая идея, в которую он безоговорочно поверил как в средство, которое повернет страну в нужном направлении. Это был проект Союза Суверенных Государств, подразумевающий создание мягкой федерации вместо CCCР. Тем самым ликвидировался жесткий центр в Москве, зато в республиках новые лидеры, появившиеся в последние год-два, остались бы довольны. А значит, прекратили бы раскачивать лодку. Подписание Союзного договора было намечено на лето.

Вспоминая весь вчерашний разговор, Крючков едва сдерживался, чувствуя, что при воспоминании о безразличном выражении лица Губачева начинает раздражаться без меры.

Повернувшись к приставному столику, на котором разместилось множество телефонов, он поднял трубку одного из них.

—   Владимир Иванович, — голос Крючкова уже был спокоен, — нужно посоветоваться. Через сколько можешь быть у меня?

—   Сейчас выезжаю, товарищ Председатель, — на том конце провода ответил заместитель начальника Первого главного управления КГБ Жижин, достаточно близкий к Крючкову человек. Жижин много лет проработал в структурах разведки, возглавлял резидентуры в Осло, Нью-Йорке, Германии. Сейчас он курировал в ПГУ Западное полушарие, и кому, как не ему, были известны все хитросплетения иностранных разведок, представители которых наводнили Советский Союз. Умница, интеллигент, и главное — надежный. В последнее время, когда многие вещи перестали считаться предательством, верность становилась одним из самых главных человеческих качеств. Еще несколько месяцев назад Крючков, чувствуя грядущую опасность, поручил Жижину и Егорову, помощнику первого заместителя Председателя КГБ СССР Грушко, разработать план, который получил название «Проработка возможных первичных мер по стабилизации обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения». План был подготовлен, но пока лежал в сейфе Крючкова без применения. Глава КГБ никак не мог принять окончательное решение. Слабая надежда, что Губачев осознает, в какую пропасть идет страна, удерживала его от последнего, решающего шага. Теперь все, Рубикон перейден, надеяться больше не на что.

Подумав немного, Крючков снял трубку еще одного теле-

фона, большого, с золотистым гербом СССР. Это была правительственная связь. Крючков набрал номер министра внутренних дел Пуго.

—    Здравствуйте, Борис Карлович. Да, это я. Не помешал? Ну и хорошо. У меня один вопрос: когда мы могли бы увидеться? Нет, желательно не в городе. Давайте там, где в прошлый раз. Удобно? Сегодня в восемь вечера? Договорились.

Через час с небольшим в кабинет Крючкова зашел Жижин.

—   Ну, что, Владимир Иванович, — сразу приступил Крючков к главному, — тот план, что вы готовили вместе с Егоровым, придется немного доработать с учетом изменившихся условий. Нужно будет организовывать надежных людей в республиках, чтобы в случае изменения обстановки смогли бы не дрогнуть и удержать власть в руках. Этот проект, с которым носятся в Президентском совете, по созданию Союза Суверенных Государств реализовывать нельзя, он де-юре закрепит развал страны, и тогда уже никто, ни КГБ, ни армия, ничего не смогут сделать. Значит, вывод один — наш план должен быть выполнен раньше.

—    Я понимаю, Владимир Александрович, — на столе напротив Жижина лежала раскрытая тетрадь для секретных записей, но во время разговора он не сделал в ней ни одной пометки — слишком серьезно было то, о чем говорил сейчас Крючков.

—    Давай пару недель и готовый вариант плана — ко мне, хорошо?

—   Хорошо.

Дверь за Жижиным закрылась, Крючков глянул на часы. До встречи с Пуго оставалось почти четыре часа. Он нажал на селекторную кнопку связи с секретарем.

—   Если ничего срочного не будет, я занят.

—   Хорошо, Владимир Александрович.

Крючков подошел к сейфу и достал оттуда папку с документами. Возвратившись за письменный стол, стал внимательно перечитывать бумаги, делая на полях пометки. Это был тот самый план, о котором только что вел разговор с Жижиным. Здесь содержалось все — и создание Комитета по чрезвычайному положению во главе с Президентом, и контроль за лидерами демократических партий, и приостановка выпуска ряда газет, и блокирование вероятных попыток Ельцина, который занимал пост Президента РСФСР, оказать сопротивление действиям Комитета, и многое другое.

Приблизительно через час Крючков закончил работать с документом. Он еще раз просмотрел свои замечания на страницах, а затем, поколебавшись, зачеркнул фразу «Главой Комитета по чрезвычайному положению в стране становится Президент СССР».

Еще через час черная «Чайка» Крючкова с правительственными номерами и задернутыми шторами на окнах салона выехала в направлении Сокольников. Но самого шефа КГБ в ней не было. Он выехал чуть позже на серой «Волге» с обычными номерами и без сопровождения. Его путь лежал в другую сторону. Встреча с Пуго должна была произойти на секретном объекте разведки КГБ СССР под кодовым названием «АБЦ», располагавшемся недалеко от Москвы. Проводить встречи там с людьми, не имеющими отношения к Конторе, Крючков стал совсем недавно, когда понял, что ни один из других объектов в столице не обеспечивал конфиденциальность встреч. В той же Москве уже вовсю формировались и активно начинали действовать структуры спецслужб, создаваемые командой Ельцина, и гарантий, что его передвижения не контролируются, не было.

Сидя на заднем сиденье «Волги», Крючков вдруг вспомнил последние дни Андропова. Тот уже умирал и часто впадал в беспамятство. Но каждый раз, когда приходил в сознание, тихо шептал: «Жаль, многого не успели, дальше-то как?» В один из этих дней, когда Крючков приехал в больницу и зашел к нему в палату, Андропов сказал: «Будь осторожен с Аковлевым. Его нельзя в Москве держать, погубит все, ты же знаешь».

Крючков знал.

Аковлев… Он был как кость в горле для Крючкова.

Еще в 1969 году генерал Первого главного управления КГБ Питовранов создал спецрезидентуру КГБ «Фирма», которая работала за границей под крышей Торгово-промышленной палаты СССР и специализировалась на получении информации от западных бизнесменов, заинтересованных в контрактах с СССР. Но в Центре немного подкорректировали задачи резидентуры, и от бизнесменов «Фирма» перешла к установлению контактов с видными западными политиками. Вскоре сотрудниками резидентуры было завербовано несколько ценных агентов, среди которых оказался и сотрудник американской разведки. От него-то впервые и стало известно, что Аковлев, являясь послом СССР в Канаде, работает на США. Андропов тогда приказал перепроверить информацию и получить какие-либо подтверждающие или опровергающие факты. Но полученные позже данные свидетельствовали не в пользу Аковлева. Оказалось, что у него регулярно появляются новые дорогие вещи и он, объясняя их происхождение, утверждал, будто это подарки знакомых. А суммы, которые он оставлял в канадских магазинах, заметно превышали не только зарплату, но даже те средства, которые главы советских диппредставительств обычно умудрялись втихую приватизировать из представительских денег. Для Андропова этого было достаточно. Он поручил подготовить записку Брежневу. На одном из заседаний Политбюро Андропов поднял вопрос об Аковлеве и предложил под любым предлогом снять его с занимаемой должности. Но за того вдруг вступился давний его покровитель Суслов. Он сказал тогда: «А товарища Аковлева на должность посла не КГБ назначал, а партия». Этого оказалось достаточно, чтобы грозовые тучи обошли Аковлева стороной. Андропов попробовал обсудить проблему наедине с Брежневым, но тот предложил вопрос пока отложить. Андропов не согласился с Брежневым, но настаивать не стал. Причина такой позиции Генсека была ему ясна — к Аковлеву благоволил Суслов, который оказывал серьезное влияние на самого Леонида Ильича. Дело, правда, на этом не закончилось, Андропов поручил канадской резидентуре внимательно наблюдать за жизнью Аковлева. Новые свидетельства о предательстве посла в Канаде накапливались…

Отозвали его из Канады только когда Суслов умер, и Ан-

дропов занял его место, а затем и кресло Генсека. Аковлева отправили руководить Институтом мировой экономики и международных отношений, и история та на фоне быстро меняющихся событий в СССР как-то забылась, затерлась.

Крючков хорошо помнил испуганное, побледневшее лицо Аковлева, которому прямо сказал, что у КГБ имеются материалы о его шпионской деятельности. Видимо, главный идеолог перестройки был уверен, что за словами руководителя КГБ последует арест. Но этого не случилось. Сам Губачев накануне говорил: «Аковлев полезный для перестройки человек? Полезный. Ну а если полезный, то простим его. У кого из нас в молодости не было грехов». В более глупое положение, чем тогда, Крючков никогда еще не попадал, и потом очень жалел, что доверился Губачеву. Слишком рано раскрыл карты…

Размышляя и вспоминая, Крючков не заметил, как добрался до цели. Там уже находился его помощник, который ожидал прибытия автомобиля у ворот.

—   Сейчас приедет Пуго, — сказал ему Крючков, — останься здесь, встретишь и проведешь в первый домик.

Через несколько минут явился и министр внутренних дел.

Пуго уже бывал здесь и с первого же раза оценил удачное расположение объекта — с трассы к нему вела ничем непримечательная проселочная дорога, машины по ней ездили редко, и кроме того, министр был уверен, что окрестности силами КГБ здесь просматриваются внимательно.

В небольшом двухэтажном домике, обставленном просто, но со вкусом, его встретил шеф КГБ. Нужно сказать, что история взаимоотношений госбезопасности и милиции в стране была непростой: соперничество и попытки преуменьшить заслуги второй стороны долгое время сопровождали ее. Но вот обстановка изменилась, и на карту было поставлено само существование государственных устоев. Разногласия мгновенно забылись, возникла острая необходимость друг в друге. И вот на протяжении уже нескольких месяцев главы двух ведомств встречаются и обсуждают, что происходит вокруг. Разговоры вначале осторожные, только чтобы прощупать друг друга, узнать, можно ли довериться, сказать больше… Постепенно их беседы стали достаточно откровенными, и вещи они стали называть своими именами. Они уже знали, что имеют много единомышленников в партии, армии, правительстве, на местах в союзных республиках. Тогда заговорили о практических мерах. Вот и сейчас Крючков, расположившись с гостем у небольшого столика, на котором стояли чашки с дымящимся чаем, фруктами и печеньем, начал сразу с главного.

—   Я попросил своих ребят обновить тот план на чрезвычайный период. Помните, Борис Карлович, я о нем говорил вам в декабре прошлого года?

—    Конечно, Владимир Александрович, помню. Я думаю, и мой план нуждается в доработке, а то, знаете, уж слишком быстро обстановка меняется.

Крючков удовлетворительно кивнул.

—   Вы знаете, нам нужно точно знать, кто возглавит созданный после объявления чрезвычайного положения Комитет. Без этого нам сложно продвигаться дальше.

Брови Пуго удивленно взметнулись вверх.

—   Когда мы обсуждали состав Комитета, то пришли к мнению, что это должен быть... Хотя… Я понимаю ваш вопрос, Владимир Александрович, возможно, есть смысл изменить кандидатуру.

—   У меня был на днях очередной разговор с ним, — на скулах Крючкова заиграли желваки, а лицо покрылось красными пятнами, — но, увы, абсолютно безрезультатный.

—   Он ничего не видит вокруг себя, — поддержал Крючкова Пуго, — не воспринимает никаких аргументов. Мне кажется, затягивать с объявлением в стране чрезвычайной ситуации нельзя. Нужно спасать партию и государство.

—   Я предлагаю собраться здесь с некоторыми из членов будущего Комитета через неделю. За это время мы подготовимся и изложим свои программы. С Язовым я переговорю сам.

—   Согласен.

Крючков заметил, что Пуго хотел о чем-то спросить, но не решался. И вдруг Крючков догадался — они не обсуждали вопрос о Ельцине. Что предпринять, чтобы не допустить с его стороны сопротивления? Ельцин сейчас не просто популярен, он уже обладает властью, пусть пока не решающей, но это дело времени.

Крючков решил помочь министру.

—    Борис Карлович, мы не обсуждали еще одну проблему

—    Ельцина. Очевидно, его накануне объявления чрезвычайной ситуации нужно будет изолировать. Ему есть что терять, а учитывая его авантюрные склонности… — Крючков сделал красноречивую паузу, — словом, не хотелось бы крови.

—    Увы, — вздохнул Пуго, — у него уже сейчас своя милиция, нам подчиняться отказываются, чем они там занимаются? А людей туда набирают из тех, кого мы уволили за непрофессионализм, взятки, пьянство, моральное разложение.

—    Мне тоже об этих новых демократических органах рассказывали. Многие связаны с преступным миром, царит беззаконие.

—    Думаю, что изоляцией Ельцина нам нельзя ограничиваться. Нужно будет блокировать всю его команду. Мы подготовим список этих людей.

Они сидели еще почти час. Наконец Крючков спохватился.

—   А чай-то, чай остыл! Вот тебе и русское гостеприимство,

—   обескуражено пожал он плечами.

—   Да ничего, — засмеялся Пуго, — не в последний раз, — затем внезапно оборвал смех, глаза стали серьезными, внимательными. — А с ним что будем делать? — Пуго не назвал имени, но обоим стало ясно, о ком идет речь.

Крючков сжал рот, вокруг губ прорезались жесткие складки.

—    Давайте это решим на заседании нашего Комитета. Не сейчас.

Пуго понимающе кивнул и поднялся.

Крючков проводил его до выхода, где уже ожидал помощник.

Когда автомобиль Пуго уехал, глава КГБ еще несколько минут стоял на пороге, не чувствуя вечернего холода.

—  Владимир Александрович, — негромко сказал помощник,

—   вам надо зайти в дом, простынете.

—   Да-да, — согласился тот и, вздохнув, негромко произнес:

—   Поехали домой, Саша, утро вечера мудренее.

 

 

Глава 18. БУЛАХОВСКИЙ ЛЕС

В скрытом от посторонних взглядов деревянном домике, затерявшемся в лесной чаще, на первый взгляд, никого. Закрыты массивные ставни, ворота во двор плотно затворены, на спрессованном от мартовского солнца снегу почти не видно следов, и лишь бойкий щебет птиц нарушает тишину. Странный сруб словно покинут хозяевами.

Но нет, все же кто-то есть в домике, легкий дым, тянущийся из трубы, выдает присутствие жильцов. Но вряд ли случайный прохожий или даже любопытный турист могут заметить это, уж слишком глубоко спряталось в лесу деревянное строение под крепкой, высокой крышей, не сможет сюда зайти случайный человек. Ну разве что кто-нибудь очень уж любознательный, задавшийся целью узнать, живет ли кто здесь… Хотя и такой случай маловероятен, ведь домик этот не простой, он используется КГБ и приблизиться к нему незаметно вряд ли удастся.

Конечно, дом не пустовал. В его гостиной за небольшим деревянным столом, покрытым льняной скатертью, сидели двое и пили горячий чай, закусывая небольшими кренделями. Это были Верещагин и Миркин, он же агент «Сазонов». Вот уже не первый час они обсуждали операцию захвата. В углу в печке потрескивали сухие поленья, за окном изредка с крыши срывались комья мокрого снега, капала вода с сосулек, но сидевшие, поглощенные беседой, ничего, казалось, не замечали.

—   Вот схема и изображения внешнего вида кафе и общего зала, — говорил Верещагин, разложив перед Миркиным листы бумаги с планом кафе и фотографии. — Видеозапись этого помещения вы уже видели, но позже посмотрим еще раз. Теперь давайте определимся, где вам будет удобно занимать столик. Ведь важно иметь общий обзор, видеть всех, кто будет в зале. Потом, стоит учесть и то, где удобнее будет падать, когда милиция уложит всех на пол. Кстати, Аркадий Семенович, вам нужно упасть так, чтобы вы лежали головой в сторону своего собеседника и могли бы контролировать его.

—   Значит, мне нужно упасть рядом с дипломатом?

—   Желательно.

—   Тогда придется подождать, пока первым ляжет он, а потом уже и примоститься, а то, знаете, эти дипломаты пока выберут, где им удобнее упасть…

—    Верно, — сказал Верещагин, делая какую-то пометку в записной книжке, лежащей перед ним, — значит, дипломату нужно будет помочь упасть быстро.

—   А что касается столика, то мне кажется, вот здесь, — Миркин ткнул пальцем в схему кафе, — будет удобнее всего.

—   Почему?

—    Понимаете, Василий Петрович, с этого места и я всех буду видеть, и меня хорошо будет видно, особенно когда я истерику закачу, — чуть смущенно улыбнулся Миркин. Верещагин понимающе кивнул, как бы давая знать, что сознает, в каком непростом положении придется оказаться Миркину. Верещагину, опытному оперу, вдруг открылась истина: насколько этому мягкому, интеллигентному человеку, сидящему напротив и обсуждающему свою судьбу, будет сложнее, чем любому из контрразведчиков, сейчас складывающих мозаику будущего сценария событий, ведь тому все это придется не просто пройти, а пережить.

—   Аркадий Семенович, мы этот столик заменим на другой, для двух человек, и зарезервируем.

—   Очень хорошо.

—   Теперь о пакете с информацией, который вы передадите дипломату. Пакет должен лежать у вас на столе. После обмена паролем подвиньте его вашему собеседнику, чтобы он взял в руки и спрятал. Нам нужны его отпечатки пальцев. Его и ваши.

—   Да-да, я понимаю. Когда я сяду за столик, я чуть прикрою пакет рукой, вот так, — Миркин взял в руки лежащий перед ним лист бумаги и, поддерживая его как большую ценность, стал подталкивать воображаемому собеседнику, — чтобы дать ему знать, что в нем важные материалы. Думаю, он поймет мой знак и сразу спрячет его.

—    Похоже, — кивнул Верещагин. — Ну, мы еще потренируемся. Теперь о самом поведении во время разговора. Дипломат будет инструктировать вас, опишет задание. Во время разговора вы должны проявлять максимальную заинтересованность, задавать вопросы. Но помните, по нашей легенде вы работаете с ними только за вознаграждение, поэтому периодически возвращайтесь к вопросу об оплате за труды.

—  Ну, насчет этого не беспокойтесь, — пробормотал Миркин,

—   мне кажется, они меня вообще за рвача какого-то принимают. Конечно, они наши противники, это понятно, но все равно, знаете, задевает. Неужели во мне дремлют такие пороки?

Верещагин засмеялся.

—   Аркадий Семенович, это просто говорит о ваших выдающихся актерских способностях.

—   Вы знаете, никогда бы не подумал, что смогу так сыграть. В детстве я вообще врать не умел, у меня, как шутили родители, на лбу все было написано. И тут на тебе, способности вдруг открылись, кто бы мог подумать, — и Миркин, смущенно улыбаясь, покрутил головой.

—    Говорят, что в каждом человеке скрыт какой-то талант. Только вот чтобы проявиться, ему нужны провоцирующие условия.

—    В конце концов, это не самый худший талант, — произнес Миркин нерешительно, словно уговаривая себя, — бывают же криминальные склонности или, не дай бог, алкоголизм бы проявился, а так лицедейство, даже римские императоры считали за большую честь сыграть на сцене.

—   Вот именно, — опять рассмеялся Верещагин, — ну, славы Нерона нам не нужно, а вот роль стяжателя придется отработать до конца. Увы.

—   Конечно, — вздохнув, согласился Миркин, — стяжателя так стяжателя.

—    Поэтому, когда речь пойдет о переходе в «Топаз», подчеркните, что вы пошли на более низкую должность и существенно потеряли в зарплате, а потому ожидаете, что вам компенсируют все ваши потери.

—   Не беспокойтесь, я потребую.

—   Вот приблизительный перечень фраз, которые вы должны будете выкрикивать при задержании. Фразы составлены нашими психологами таким образом, чтобы у слышавших их складывалось впечатление о вашей искренности и отчаянии, которое вас охватило. Время у вас есть, до завтра репетируйте. По сценарию у вас вопросы еще есть?

—   Вы знаете, — Миркин задумчиво смотрел на схему кафе,

—   надо бы побольше времени отвести на наш разговор с дипломатом. Я же весь день по Москве бегал, подарки для жены, друзей, коллег искал, устал, голодный. Почему бы моему американскому боссу не угостить меня еще чем-нибудь, кроме кофе?

—Логично. Ну что ж, я вас оставлю одного, готовьтесь. До завтра.

Верещагин встал из-за стола, пожал Миркину руку и ушел. Аркадий Семенович остался один. Он еще раз взял в руки несколько скрепленных между собой бумажных листов с текстом, пробежал глазами по страницам уже почти наизусть выученного сценария и вздохнул. В голове роились разные мысли. То, как пройдет задержание, его не очень тревожило, почему-то Миркин был уверен, что сбоев здесь не будет и все пройдет по плану. Вот дальше как? Что, к примеру, он скажет работающему в Омске сыну? А сколько времени продлится его пребывание под стражей как задержанного? Как все это время он будет поддерживать связь с женой? Ну да ладно, эти вопросы он завтра у Верещагина уточнит. Главное: что будет потом? Ведь после того, как все окончится, его жизнь круто изменится — новое место жительства, новые люди, работа. А он уже немолод, менять так сразу друзей, привычки, родной город — это почти как эмиграция без права возвращения. Хватит ли сил, воли, настойчивости, чтобы преодолеть столько препятствий?

Миркин сидел, вздыхал, с тревогой думая о своем будущем, вопросы одолевали его. Но при этом ему и в голову не приходило отказаться от предложения КГБ. Будучи человеком советской системы, в которой каждый чувствовал себя частью одного большого механизма, он не тревожился, где ему придется жить и работать в Красноярске, — это должно было решиться с помощью органов, на которые он работал. Машина была уже запущена, и вдруг отказаться казалось немыслимым, сродни катастрофе. Нет, в своем предназначении, описанном в сценарии КГБ, Миркин не сомневался.

Спать Аркадий Семенович лег пораньше, чтобы на свежую голову все повторить. Он верил в освобождающую силу утра.

На следующий день Миркин поднялся пораньше, умылся и пока ставил на плиту чайник, услышал во дворе шум автомобиля. Глянул в окно, но утренний февральский сумрак скрывал очертания. «Неужели Верещагин?» — мелькнула мысль.

Да, это был именно он, и не один.

—   Не разбудили? — на пороге возникла высокая, чуть сутулая фигура, рядом вторая, плотнее. Кто же это рядом с Верещагиным? Ба, Сколанюк!

—   Нет, что вы, я уже давно не сплю. Чай как раз закипает, вот вместе и попьем.

—   Спасибо, — гости поздоровались, сняли пальто, шапки и, повесив их на вешалку, прошли к столу.

—А весна хоть немного запаздывает, а все же чувствуется. Слышите, с сосулек капает? — Сколанюк уже раскладывал чашки на столе.

—    Да, здесь бы летом с удочкой отдохнуть, — мечтательно произнес Миркин.

—   А мы решили пораньше сбежать из города, чтобы подольше подышать лесным воздухом. Так ведь, Владимир Никитович? — Верещагин подмигнул начальнику областного управления.

—   Ну конечно. Теперь буду каждые выходные здесь проводить, — пошутил тот. — Что ж, за стол? За чаем и продолжим разговор.

Все трое уселись и сразу приступили к обсуждению главного.

—   Я думаю, Аркадий Семенович, ночью вы если даже и хорошо спали, все равно невольно о будущем думали? — повернулся к Миркину Верещагин.

—     Да, Василий Петрович, думал много. Я понимаю, что каждую мелочь не спланируешь, жизнь внесет свои коррективы, но все же хотелось бы на несколько вопросов получить ответы. К примеру, как будут развиваться события сразу после захвата? Меня же тоже отправят в тюрьму?

—   Да нет, конечно, — ободряюще улыбнулся Сколанюк, — в тюрьму вас никто сажать не станет, а вот в следственном изоляторе немного придется побыть, дня два-три от силы, пока готовится нота МИДа, выдворение дипломата. Сами понимаете, без этого наша легенда будет хромать. Что касается бытовых вопросов, переезда на новое место жительства, увольнение с работы, то все это решит наше управление. Потом, уже в Красноярске, основные проблемы по устройству на новом месте возьмет на себя Комитет Союза. А до переезда предлагаем съездить в санаторий с женой, подкрепить здоровье, отвлечься. Фамилии на время отдыха у вас будут другие. Путевки мы организуем.

—   Я вот думаю… — неуверенно начал Миркин, — как бы все это изложить заранее моей жене, чтобы не волновалась?

—    Не беспокойтесь, Аркадий Семенович, — сказал Верещагин, —все сделаем. Место работы и проживания согласуем вместе с супругой. Если желание возвратиться в Красноярский край не поменялось, можем предложить должность заместителя директора по новой технике на одном из крупных предприятий региона. Должность будет введена приказом министра. Квартиру получите сразу. Что касается дачи, то при желании поможем с землей и строительством.

—   То есть после окончания нашего мероприятия нам нужно будет сразу ехать в Красноярский край? — спросил Миркин.

—   Вообще-то Красноярск мы предложили потому, что ваша жена уроженка тех мест, да и вам, насколько мы знаем, этот регион нравится, Владимир Никитович мне рассказывал. Но это не значит, что переезжать нужно будет только туда. Вы вольны выбирать любой город на карте СССР, где есть оборонная промышленность. Правда, с Прибалтикой сейчас непросто, там решить вот так, запросто, вопросы жилья и работы будет, конечно, сложнее. Ну да Советский Союз большой, места много, выбирайте.

—   Честно говоря, сразу теряюсь, — улыбнулся Миркин.

—   В крайнем случае, есть и третий вариант: оформить персональную пенсию, все бытовые вопросы решим за месяц. Но, думаю, отдыхать вам еще не хочется, — засмеялся Верещагин.

—   Я вижу, Аркадий Семенович, вы хотите и про жену спросить? — догадался Сколанюк, видя, что Миркин не решается задать вопрос, который явно беспокоил его.

—    Да, Владимир Никитович, хочу, хотя неловко, а то действительно как будто рвач.

—   Ну что вы, — вмешался Верещагин, — это жизнь. А жену вашу устроим без проблем — ведущим специалистом в научно-производственном объединении «Орион», которое проектирует и внедряет в производство автоматизированные системы управления. Практически все оборонные предприятия внедряют АСУ. Специалистов такого профиля, а тем более участвующих в разработке, очень мало, они на вес золота.

—    Спасибо, — Миркин улыбнулся, — а то, знаете, супруга обязательно задаст такой вопрос, так нужно быть готовым.

—    Конечно, это вещи очень серьезные, требуют времени, обсуждения на семейном совете, мы понимаем, — согласился Верещагин. — Когда ваша жена будет готова, вы дадите нам знать, и мы соберемся все вместе. Я думаю, это лучше сделать после того как закончится ситуация с дипломатом. Зачем жене лишние переживания?

—   Да, так действительно лучше, — кивнул Миркин. — А еще хотел спросить: мое, так сказать, пребывание в следственном изоляторе займет несколько дней. Мне какой-то оправдательный документ в связи с этим будет предоставлен, чтобы отдать в отдел кадров? Или, может, написать заранее заявление «по семейным»?

—   Об этом не беспокойтесь, — сказал Сколанюк, — все это время для коллег из «Топаза» вы будете находиться в командировке. Аркадий Семенович, вы не смущайтесь, задавайте любые вопросы. Если что-то не учтете сейчас, можете спросить в любое другое время. У вас будет еще возможность все спокойно обдумать, взвесить.

В комнате на несколько секунд возникла тишина. Миркин, видимо, решив вернуться к главной теме, негромко произнес:

—   Давайте еще о захвате поговорим.

—   Давайте, — Верещагин придвинулся ближе к столу и разгладил ладонями лежащий рядом план кафе.

—То, что мне нужно будет там прокричать, я хорошо запомнил, все сделаю как надо, не волнуйтесь. А то, что вовремя репетиции я могу выглядеть не слишком натурально, так это понятно. Понимаете, репетиция не дает ощущения настоящей опасности, страха, когда исчезает граница между реальностью и игрой. Ведь именно в момент, когда рядом противник, а тебя свои же принимают за другого и бросают на пол, начинаешь верить в эту реальность и в то, что ты можешь пострадать. В этот момент человек может многое, даже то, чего от себя не ожидал.

—    Мы уверены, что вы все сделаете как нужно, — мягко сказал Сколанюк, — вот, правда, физически придется немного пострадать, вас ведь после захвата, когда в милицию везти будут, могут помять немного. Вы уж не сердитесь, в горячке, знаете, всякое бывает.

—   Да это ничего, не страшно, — махнул рукой Миркин.

—   Что ж, — сказал Верещагин, — давайте еще раз пройдемся по той информации, которую будете передавать вашему американскому собеседнику в «Черном коте».

—   Да-да, конечно. — Миркин чуть нахмурил брови, сосредоточиваясь. — Ну, они постоянно интересуются позиционным районом в Тихом океане, сроками установки там девяносто девятых ракет. Чувствуется, что для них это важный вопрос.

Но об этом на встрече я расскажу коротко. В документации, которую я им передам, есть подробная информация, в том числе утвержденная этапность постановки ракет на боевое дежурство. Я дополнительно сообщу, что первая партия ракет уже установлена, а детали — в документальном отчете, который я им должен передать.

—   И легенду зашифровки ракеты, Аркадий Семенович, пожалуйста, не забудьте, — напомнил Верещагин.

—    Безусловно. Я скажу, что это космический носитель, и использоваться он будет как носитель двойного назначения.

—   На беседу у вас будет затрачено минут 15–20, — подчеркнул Верещагин, — а потом ворвется ОМОН.

—   Попробуем сыграть сцену, когда вам приходится падать на пол? — предложил Сколанюк.

—    Давайте, — согласился Миркин, — только заранее прошу извинить меня за слабую игру, мне вне реальных условий сложно настроиться.

—     Ничего, — ободряюще сказал Сколанюк, —репетиция есть репетиция.

Если бы кто-то из посторонних через пару минут заглянул в дом, где до этого мирно и тихо беседовали трое мужчин, то увидел бы неповторимое зрелище: один из них, кинувшись плашмя на пол, истерически что-то выкрикивал, срываясь на визг. От силы воплей дрожала посуда. Двое других внимательно смотрели на него, никак не реагируя.

Это была репетиция поведения агента «Сазонова» во время захвата бойцами ОМОНа посетителей «Черного кота».

Когда все закончилось, Верещагин восторженно сказал:

—   Никогда бы не подумал, что у вас такой талант.

—   А мне кажется, что я кричал недостаточно громко.

—   Да нет, — Верещагин глянул на посуду, — нормально. Будем докладывать руководству о нашей готовности.

 

Глава 19. ШАМОВ И КРЮЧКОВ

Шамов протянул Крючкову документ.

—    Вот наше заключение по делу на «Коршуна». Мы предлагаем провести его задержание и арест. Тут же план задержания. Срок хочу согласовать с вами.

—   Хорошо, — коротко ответил тот и, взяв документ в руки, углубился в чтение. Шамов молча ожидал, готовясь пояснить, если Крючкову будет что-то непонятно. Он сидел в просторном кабинете Председателя КГБ уже минут пятнадцать и основной документ отдал в конце доклада, чтобы сосредоточиться только на нем. Крючков читал почти без комментариев, лишь изредка кивал головой, что означало согласие с текстом. Шамов скосил взгляд на документ, чтобы сориентироваться, что именно сейчас в поле зрения Председателя. Заметив, что тот остановился на абзаце, в котором речь идет о действиях сотрудников группы задержания в случае, если объект попытается проглотить яд, Шамов поспешил разъяснить:

—    Мы специально уделили этому моменту больше внимания, учитывая опыт прошлого.

—   Это правильно. Не хотелось бы неожиданностей, как тогда с Огородником.

Шамов хорошо помнил тот случай. Советская контрразведка от своего источника в ЦРУ получила сведения о вербовке американской разведкой в Колумбии в 70-е годы советского дипломата. Правда, более точных данных источник не имел, и лишь спустя почти год сотрудники КГБ выявили тайниковую операцию, которую проводила посольская резидентура США в московском парке Победы. Во время контроля за операцией чекисты зафиксировали неизвестного советского гражданина, которого сразу же взяли под плотное наблюдение. Им оказался сотрудник Отдела Америки Управления по планированию внешнеполитических мероприятий МИДа СССР Александр Огородник. Как потом выяснилось, именно он был тем самым завербованным в Колумбии американским агентом под кодовым именем «Трианон». На секретное сотрудничество с ЦРУ Огородник, который в тот момент занимал должность второго секретаря посольства СССР в Боготе, согласился под угрозой опубликования компрометирующих фотоснимков, на которых он был изображен вовремя интима с сотрудницей Колумбийского университета Пилар Суарес, по некоторым сведениям, также агентом ЦРУ. Их любовные встречи были зафиксированы также и на кинопленку, которую показали Огороднику во время вербовочной беседы. Изза страха за свою карьеру он дал согласие. Арестован был Огородник у входа в собственную квартиру. Там же при даче признательных письменных показаний он, совершенно неожиданно для присутствующих сотрудников КГБ, воспользовался капсулой с ядом, спрятанной в его авторучке.

—   Понятых подготовили?

—   Да, это соседи этажами выше, с ними уже проведены соответствующие беседы, разумеется, без раскрытия объекта нашего интереса.

—   Что показал негласный осмотр?

—     В квартире обнаружены тайники, шифрблокнот с инструкцией по шифровке и дешифровке, крупная сумма денег в рублях и валюте. Потом та самая зажигалка с вмонтированным фотоаппаратом, которой он пользовался в Саратове, переснимая секретные документы. Словом, весь традиционный шпионский набор.

—   Что ж, — удовлетворительно произнес Крючков, — в плане учтено, на мой взгляд, основное. А не основное… как говорится, на оперативной интуиции, по ситуации.

—   Ясно, Владимир Александрович.

—   Ну да мне вас не учить, сами знаете, что к чему. Теперь о том, где произойдет задержание. Это место службы «Коршуна». Там же, в кабинете объекта, нужно будет провести обыск. Думаю, в его сейфе мы найдем немало интересного.

—   Конечно, — поддержал Шамов, — он же делал выписки, копии секретных документов.

—   В ГРУ резонанс будет немалый, — продолжил Крючков,

—   но для них это тоже профилактика, пусть наглядно увидят, что предательство наказывается. Чтобы не возникло никаких трений, я непосредственно перед операцией переговорю с Язовым, попрошу содействия в работе нашей группы. Язов же даст команду руководителю ГРУ, чтобы наших людей беспрепятственно пропустили.

—   Наша группа будет в это время поблизости от здания.

—   Правильно. А ваши сотрудники пусть потом побеседуют со своими источниками там о нарушениях режима секретности. Ну что ж, надеюсь, все пройдет по плану, — сказал Крючков и в верхнем углу первой страницы плана начертал размашистое «Согласен», а затем, не говоря ни слова, возвратил бумаги.

—   Владимир Александрович, — еще раз напомнил Шамов,

—   сроки задержания вы не назвали.

Крючков промолчал, хотя ответ у него уже был. Просто он еще раз прокручивал в голове все предстоящие события, которые неизбежно должны произойти в эти дни. Ведь в конце недели готовится захват американского разведчика во время встречи с агентом КГБ «Сазоновым». Но американец имеет статус дипломата, и в этом заключается определенный риск. Конечно, через несколько часов его отпустят, когда «узнают» о его дипломатической неприкосновенности. Но все равно это скандал, и Госдеп США будет реагировать болезненно и резко, а значит, то, что произойдет через несколько дней, неприятно заденет и Губачева, который пытается всячески демонстрировать лояльность Западу. С точки зрения правил командной игры это, конечно, нарушение и, если бы Крючков полностью доверял Президенту, он бы обязательно посоветовался с ним, прежде чем начинать такое деликатное мероприятие. Но Губачев уже давно не вел командной игры, и Крючков не верил ему.

Шамов, словно чувствуя, о чем думает Крючков, тоже молчал.

—    Задерживать будем сразу после захвата американского разведчика во время встречи с «Сазоновым», — наконец негромко произнес Председатель. — У вас все готово для захвата?

—    Да, — коротко кивнул Шамов. Он-то хорошо знал, что Крючков испытывал неприязнь к Губачеву, причем иногда настолько сильную, что его эмоции выплескивались наружу. Крючков неплохо относился к начальнику контрразведки, ценя его профессионализм и исполнительность, но в то же время Шамов не входил в круг близких к нему людей, поэтому шеф КГБ редко был откровенен с ним. Шамов это понимал и не переживал, ведь статус нейтрального человека в Конторе давал ему право на некоторую независимость. Шамова такие отношения вполне устраивали.

—   Тогда доложите.

Шамов вытащил из объемистой папки бумаг, лежащих перед ним, несколько листов текста.

—  Вот, пожалуйста, — и протянул документы Крючкову. Тот углубился в чтение. Шамов, видя, что Крючков внимательно перечитывает один из абзацев, прокомментировал, — активно задействуем наружное наблюдение. Две группы возьмем из Рязани, это в основном ребята, которые закончили Рязанское училище десантных войск. Они специально подготовлены для мгновенного задержания дипломата. Дальнейшие процессуальные действия поручены опытным следователям. В ближайший райотдел КГБ доставим прибор, который фиксирует запах человека.

—   Вы его намерены использовать как дополнительное средство для документирования преступной деятельности американского дипломата-разведчика?

—   Да, потом сможем предоставить в случае возникновения вопросов у американской стороны.

Крючков кивнул и продолжил чтение. Закончив, поставил подпись под словом «Утверждаю» и спросил:

—    А как «Сазонов» психологически держится? Готов сыграть свою роль при задержании?

—    Мы проводили репетиции в Булаховском лесу. Думаю, должно все пройти нормально.

—    Хорошо. — Крючков задумался и затем спросил: — Как сложится дальнейшая судьба «Сазонова»?

—   Он дал согласие на смену фамилии и переезд на постоянное жительство в Красноярск. Все вопросы его обустройства, работы, жилья там мы уже обсудили.

—   А его жена как отнеслась к этому?

—    С женой решено провести беседу после осуществления нашего мероприятия по захвату. Думаю, с ее стороны возражений не будет, она уроженка Красноярского края, очень любит те места, хочет после выхода на пенсию переехать туда жить. Так что с ней проблем быть не должно.

—   Что ж, тогда к делу.

 

 

Глава 20. Гаррисон

Людей в аэропорту Шереметьево было много. Они тащили свои чемоданы и сумки, толкались, спешили, громко переговаривались, боясь опоздать на рейс, и нервно озирались, томясь в огромной очереди у стойки с надписью «Справочная». Два дня до этого стоял туман, погода была нелетная, многие рейсы отменили, и теперь пассажиры, измученные долгим ожиданием, торопились вырваться из здания аэропорта, чтобы скорее улететь.

В воздухе стоял гул взлетавших и приземляющихся самолетов.

В потоке прилетевших из Вены Стив Гаррисон ничем особенным не выделялся. Сухощавый, с быстрыми движениями мужчина средних лет, в руках которого был небольшой черный саквояж, — вот, пожалуй, и все, что мог бы сказать любой, остановивший на нем взгляд. Впрочем, Гаррисону, офицеру Центрального разведывательного управления, работавшему в СССР под прикрытием должности второго секретаря посольства США в Москве, и нужно было выглядеть самым обычным образом, ведь не зря же его отозвали из отпуска немного раньше — предстояла важная встреча с советским агентом, который должен был передать ценные секретные материалы. Гаррисон должен был не заезжать в посольство, а отправиться на встречу с агентом прямо из аэропорта — КГБ плотно контролировал американских дипломатов, тем более сотрудников резидентуры, и выезд Гаррисона из посольского помещения могли      сопровождать советские чекисты, а для американской разведки было важно максимально обезопасить эту встречу. Более того, руководство резидентуры, опять-таки из соображений конспирации, решило не отправлять других своих сотрудников к месту встречи, как обычно это делается, чтобы прикрывать ее. Максимум, что будет сделано, это помощь Гаррисону по маршруту его движения — сотрудники резидентуры в метро и недалеко от кафе «Черный кот» смогут проследить, нет ли за ним наблюдения. А в остальном Гаррисон должен был все совершить сам. Конечно, в таких условиях он брал на себя огромную ответственность — любой шаг мог привести к провалу, малейшая невнимательность в секунду погубила бы всю операцию, но Гаррисон не зря считался одним из самых лучших специалистов по агентурным контактам, и в резидентуре

очень рассчитывали на него.

Выйдя из здания аэропорта, американец окинул взглядом площадь и из потока машин, проплывающих мимо, сразу выбрал то, что ему нужно. Это был частник, остановивший свои грязно-белые «Жигули» неподалеку. Из автомобиля вышли двое — мужчина и женщина, вероятно, супружеская пара. Мужчина, попрощавшись с водителем, подхватил чемодан и они с женой скрылись в здании. Водитель, не торопясь отъехать, внимательно осматривал выходящих пассажиров, явно поджидая клиентов. Гаррисон, напустив на себя простодушный вид, наклонился к окну, в котором через приоткрытое стекло виднелось хмурое лицо сидящего за рулем, спросил:

—   Пассажира возьмете?

Водитель чуть недоверчиво окинул его взглядом, по акценту узнав в нем иностранца, и негромко спросил:

—   Куда?

—   До Курского вокзала.

На лице водителя сразу появились усталость и недовольство.

—   Далеко очень. Дорого будет стоить.

—   Сколько?

Гаррисон знал, что в Москве с иностранцев всегда стараются взять побольше, иногда называя астрономические суммы, и был готов к этому.

—   Двадцать долларов.

Гаррисон улыбнулся про себя. Да, двадцать долларов для обычного, со средним достатком москвича считались большими деньгами. За них здесь можно было купить слегка поношенную кожаную куртку, привезенную из Турции. В Вашингтоне двадцать долларов Гаррисон заплатил бы за пятнадцать минут езды по городу.

—   Хорошо, — сказал он и кинул на заднее сиденье свой саквояж.

Конечно, Курский вокзал был промежуточным пунктом на пути Гаррисона к «Черному коту». Ни один разведчик никогда не воспользуется лишь одним транспортом, чтобы прибыть к конечной цели. Он будет несколько раз пересаживаться, менять маршрут, возвращаться, запутывать следы, и лишь убедившись, что никто вслед за ним не повторил столь замысловатый путь, двинется к месту операции. Но вовсе не факт, что уже в конечной точке его ничто не спугнет — отказаться от операции он может в любую секунду, даже вплотную приблизившись к своему агенту, если ему покажется, что в их сторону кто-то смотрит более пристально, чем следовало бы. Курский вокзал — удобное место, чтобы спрятаться от преследователей, если они есть. Здесь всегда полно людей, здесь трудно протиснуться через сумки и мешки, но легко пропасть,

сгинув в одном из многочисленных переходов.

Гаррисон — опытный разведчик. Он никогда не станет бежать через зал ожидания в сторону выхода, скрываясь от скрытого наблюдения, не станет постоянно оглядываться, пытаясь зафиксировать подозрительное движение. Он просто неожиданно исчезнет. Как? Его этому учили в Лэнгли.

Вот он уже в вагоне метро, сев в него последним из пассажиров, а через несколько остановок пересев на другую ветку, несется в ином направлении. Гаррисон внимательный человек, он старается запомнить всех, кого видит вокруг себя, особенно серых, ничем непримечательных людей. В Москве это сделать непросто — у всех одинаковые пальто, шапки, да и лица похожие — хмурые, неулыбчивые. Но Гаррисон запоминает по малейшим деталям: очкам, шарфам, особенностям лица. Обычному человеку вряд ли это удалось бы, но для Гаррисона такое умение — вопрос его жизни.

Наконец он вышел из метро. Теперь до конечной точки пути было совсем недалеко — самый сложный и ответственный отрезок маршрута. Здесь только что побывали его коллеги, проверяя, безопасно ли двигаться дальше, и он узнает об этом по небольшой, нарисованной мелом на стенке цифре

«9». Это последний открытый шлагбаум на его нелегкой дороге, ему дано «добро».

Но Гаррисон не расслабляется ни на секунду. Ему хорошо известны коварство и хитрость КГБ, поэтому он зорко наблюдает за всем, что движется в поле его зрения. И все же, мелькает в его голове, место удачное, отлично просматривается со всех сторон, несложно заметить, если что-то не так. Пока ничего подозрительного, и он направляется в сторону проходных дворов, расположившихся справа.

Любой посторонний человек, увидев, как легко и уверенно движется Гаррисон, подумал бы, что тот живет где-то здесь, настолько хорошо он ориентируется на месте. Конечно, Гаррисон не живет здесь, и в этом районе даже никогда не был, просто ему заранее был передан подробнейший план микрорайона, который он выучил наизусть, и, выйдя из метро, уже четко представлял, что справа будут проходные дворы, в которые ему нужно зайти и в очередной раз провериться. В этом деле мелочи имеют огромное значение, поэтому разведчик должен учитывать все, и если что-то не соответствует плану, с которым его знакомят заранее и который он должен знать назубок, все срывается.

Гаррисон вспомнил, как много лет назад он, работая в американской посольской резидентуре в ГДР, пошел на встречу с агентом, завербованным из числа немецких военных инженеров. Предстоял мгновенный контакт, немец должен был отдать пленку со схемами некоторых видов советских танков, стоящих на советских базах в Германии. Он никогда до этого не видел Гаррисона, поэтому американец должен был одеться определенным образом, чтобы агент узнал его. Кроме того, если все было нормально, непосредственно перед контактом Гаррисон должен был надеть на правый лацкан пиджака значок с изображением Берлина.

Все шло тогда по плану, Гаррисон оторвался от слежки

«Штази» и, прикрепив значок, спокойно шел в обусловленное место — на цветочную выставку. Агента он узнал сразу

—    полный краснощекий немец, вероятно, любитель пива и баварских колбасок, не спеша двигался в толпе людей к месту встречи, добродушно поглядывая на красочные цветочные экспозиции. Контакт должен был произойти возле киоска под номером 43. Гаррисон, мысленно проигрывая ситуацию, уже представлял, как они поравняются в нужном месте и он незаметно возьмет из руки агента маленький футляр с пленкой. Они действительно сошлись на точке напротив киоска под номером 43. Гаррисон, искоса бросив взгляд на подошедшего агента, уже напряг руку, готовясь подхватить пленку, но немец, бегло глянув на разведчика, равнодушно прошел мимо, не сделав ни малейшей попытки отдать футляр. Для Гаррисона это было совершенно неожиданно, ведь ничто не предвещало изменений в ходе встречи, ни одного сигнала, свидетельствующего о чем-либо подозрительном, не поступило к нему от коллег, занимающихся безопасностью контакта.

Но что же тогда? Что могло такое случиться, чтобы агент отказался от плана в последний момент? Уже в посольстве, разбирая несостоявшуюся встречу буквально по крупицам, резидент долго опрашивал Гаррисона и вдруг, осененный догадкой, изменился в лице: «Где ваш пиджак?». Гаррисон, бросивший перед беседой с резидентом пиджак на спинку стула, медленно развернул его — значок висел на левом лацкане. Да, педантизм

—  главная черта немецкого характера — очень важен для разведчика: пусть все вроде соответствует сценарию, но если какая-то мелочь выпадает из него, рушится весь план. Для агента значок не на том лацкане означал предупреждение: контакт запрещается! Поэтому он так безразлично проследовал мимо.

Этот урок Гаррисон запомнил на всю жизнь. У него было еще много разных встреч, операций, в том числе куда более сложных, чем та, в Берлине, но каждый раз Гаррисон бесконечное число раз проверял, все ли соответствует плану.

Вот и кафе «Черный кот» — небольшое, недавно открывшееся благодаря легализации кооперативного предпринимательства. Снаружи ничем не примечательное, отличающееся от обычных заведений подобного типа тем, что вкусные запахи ощущались еще на улице.

Последние секунды перед входом самые сложные. Гаррисон, чуть замедлив шаг, еще раз быстро и незаметно осмотрел все вокруг. Чисто. Пора, до назначенного времени осталось полторы минуты.

И тут он вдруг почувствовал, словно какая-то неведомая сила мешает сделать последний шаг и открыть дверь. Будто внутренний голос подсказывал, что не стоит этого делать. От неожиданности он остановился перед входной дверью. Разведчики верят в интуицию, больше того, иногда вопреки логике и фактам именно к интуиции они прислушиваются как к главному советчику в сложный момент. Это неписаное правило многим спасало карьеру, а порой и жизнь. Но Гаррисон стоял у входа уже целых две секунды и не мог принять решение. Наконец он отбросил колебания в сторону. Видимо, в этот раз интуиция подвела, для беспокойства не было ни малейшего основания. «Ерунда, — подумал он, —это усталость». И толкнул дверь.

 

Глава 21. «САЗОНОВ»

Миркин не очень любил рестораны и кафе. Ему казалось, что там существует какой-то особый уклад отношений, известный и понятный ограниченному кругу лиц. Все эти официанты, неприступные администраторы, чаевые, которые Аркадий Семенович как советский человек не приучен был давать, меню с малоизвестными ему названиями блюд — словом, мир, который всегда был бесконечно далек и малоизучен в силу домашнего характера Аркадия Семеновича. Именно поэтому для Миркина главной сложностью во всей этой операции, как ни странно, было зайти, занять столик и сделать заказ. Успокаивало, что где-то тут рядом были его друзья из всемогущего КГБ, которые все видели и контролировали, в том числе и официантов.

Но все оказалось намного проще. Внутри кафе «Черный кот» было чисто, опрятно и вкусно пахло. Официантка, стройная молодая женщина, подошла к нему сразу и предложила меню.

—   Мне пока кофе, остальное потом, — стеснительно сказал Миркин, ожидая, что официантка, как это часто показывали в сатирическом киножурнале «Фитиль», грубо предложит ему

«пить кофе дома». Но женщина мило улыбнулась, поинтересовавшись лишь, с молоком клиент желает кофе или черный, и ушла.

Пока кофе готовился, Аркадий Семенович, сидевший в углу и потому имеющий возможность видеть всех, рассмотрел сидящих в зале. Недалеко от него мужчина и женщина, похоже, семейная пара, с удовольствием ели отбивные с жареной картошкой, за дальним столиком группа молодых людей, поставив перед собой несколько бокалов пива, негромко беседовали о чем-то, за соседним столиком парень в очках и девушка пили кофе с каким-то пирогом…И что удивило Миркина, все было очень спокойно, без шумных разговоров, подвыпивших компаний и громкой музыки.

Невольно Миркин скосил глаза вниз, на пол, куда ему вскоре предстояло упасть ничком. Обыкновенная искусственная плитка, кое-где со следами обуви, и чистоплотный Аркадий Семенович подумал, что падать надо ближе к стене — там чище. «Фу, — подумал про себя, — какие глупости в голову лезут перед таким важным мероприятием».

Заказ ему принесли через несколько минут, чему Миркин тоже несказанно удивился. Помешивая ложечкой кофе, он думал о том, как будет выглядеть его будущий собеседник. Ведь он вот-вот должен уже прийти.

Когда в зале кафе появился новый посетитель, Миркин сразу понял, что это тот человек, которого он ждал. Невысокий, сухопарый, с внимательными, цепкими глазами, вошедший с видом завсегдатая сразу же окинул взглядом все помещение и спокойно направился в сторону столика, за которым сидел Аркадий Семенович. Миркин вдруг почувствовал, что внутри будто екнуло и в коленях появилась мелкая неприятная дрожь. Усилием воли он заставил ее уняться и взял себя в руки.

Американец, а в том, что это именно он, Миркин ни на секунду не сомневался, приблизился вплотную к столику и с небольшим иностранным акцентом, который вполне можно было принять за прибалтийский, произнес условную фразу:

—   Вы ожидаете коллег по академической гребле?

—   Нет, — пробормотал тихо Миркин, — по байдарочной.

—    Здравствуйте, — американец протянул руку и представился, — Стив.

—   Очень приятно, — пожал руку Миркин, — а я Аркадий… э-э-э… Семенович. Хотя, конечно, можно просто по имени.

—    Аркадий, — американец, казалось, не заметил заминки при знакомстве, — вы давно здесь?

—    Нет, недавно, — Миркин постепенно входил в роль, его лицо приобрело привычное при таких встречах нагловатотребовательное выражение, — и, представьте себе, успел проголодаться. Я думаю, ваша организация сможет выделить небольшую сумму на обед?

—    Конечно, — засмеялся Гаррисон, — меню рядом с вами, выбирайте.

—    А я уже выбрал. Вот, — волосатый указательный палец Миркина уткнулся в меню, — котлета по-киевски — мое любимое блюдо. К ней салатик из свежих овощей, само собой. Ну а десертик? Та-а-к, где он? А, вот! Мороженое с орешками и взбитыми сливками. И, безусловно, коньячку граммов двести. А вы что возьмете?

—    Пожалуй, на чем мы сойдемся, так это на салате из свежих овощей. На горячее я возьму рыбу и потом кофе. Ну и поддержу вас, возьму коньяку, но граммов пятьдесят.

—    Фигуру бережете? — в голосе Миркина звучало неприкрытое ехидство.

—   Берегу, — улыбнулся Гаррисон, — и здоровье тоже.

—   А я нет. Зачем его беречь? Жизнь-то одна. Вы подумали, что я сибарит? Не скрываю: да, я сибарит. Люблю вкусно поесть, вкусно пожить. Конечно, на все это нужны деньги, много денег и часто. В нашей стране заработать много денег сложно

—   вас могут посадить. Разумеется, сейчас уже могут и не посадить. Но все же, как говорится, умение делать деньги дано не каждому. Мне, например, не дано. Но это не значит, что мои потребности от этого становятся скромнее. Увы, наблюдая за тем, с какой скоростью некоторые делают себе состояния, причем прямо из воздуха, понимаете, — Миркин вплотную придвинулся к Гаррисону, — прямо из воздуха, — он сделал пальцами красноречивый общеизвестный жест, обозначающий деньги, — хочется не отставать. Смутное время, знаете ли, не может продолжаться вечно.

—   Да? — саркастически спросил американец.

—      Именно так! Законы развития общества исключают принцип саморазрушения, только посторонняя, поверьте, только внешняя сила может нанести смертельный удар государству.

В этот момент официантка принесла и поставила на столик закуску и две широкие рюмки — одну побольше, вторую совсем маленькую, наполненные темно-янтарной жидкостью. Миркин взял большую рюмку и, вдохнув аромат содержимого, произнес:

—   Ну, за знакомство, да и вообще за все хорошее! — и сделал большой глоток. Гаррисон последовал его примеру, однако пригубил из своей рюмки совсем чуть-чуть.

—   Учитывая благоприятную обстановку, — Гаррисон опять улыбнулся, — предлагаю сделать чейндж.

Миркин вздохнул.

—    Вот вы, дипломаты, мало чем рискуете, не то что я. Ну вышлют вас, если что, из страны, ноту направят, ай-ай-ай! — махнул он рукой и обидчиво скривил губы. — А меня, в случае чего, в тюрьму, а то и под расстрельную статью. Чувствуете разницу?

—   Мы понимаем степень вашего риска, поверьте, и стараемся достойно оплатить ваши старания.

—    Ладно, давайте вашу достойную награду, а это вам, — и Миркин протянул американцу небольшой, тщательно упакованный сверток. Гаррисон молча передал Миркину большой пухлый конверт, набитый деньгами, и только тогда произнес:

—   Вынужден вас предупредить: тратьте, пожалуйста, осмотрительно.

—  Ха! — с хамоватой интонацией воскликнул Миркин, подкидывая на руке конверт, явно демонстрируя его небольшой вес.

В этот момент в дальнем углу, где сидела группа молодых людей, послышался шум — участники застолья явно не поделили что-то друг с другом. Завязывалась потасовка. Американец с беспокойством посмотрел в их сторону.

—   Здесь не слишком безопасно, — произнес он с заметным тревогой, — я думаю, нам стоит заканчивать встречу.

Ссора, судя по градусу накала, грозила перерасти в драку, были слышны громкие угрозы и оскорбления. Немногочисленные посетители, опасаясь неприятностей, быстро рассчитывались и покидали зал. Голоса споривших становились громче.

—   Я вас прошу, — небрежно кивнул в их сторону Миркин,

—   где вы видели советский ресторан без мордобоя?

Но эти успокоительные слова мало подействовали на иностранца. Он придвинулся ближе к Миркину и, тревожно косясь в сторону разгорающегося конфликта, стал быстро говорить:

—   У нас мало времени. Мне поручено вам передать, что мы довольны представленной вами информацией и надеемся, что на новом месте работы вы сможете передавать нам копии подлинных документов. Ведь у вас имеется возможность получать очень важные секретные документы. Вы знаете, о чем идет речь.

Миркин взял со стола зубочистку и, ковыряя ею во рту, самодовольно произнес:

—   В том пакете, который я только что передал вам, имеются документы по изготовлению девяносто девятой установки, легенда зашифровки сверхмощного носителя, с помощью которого запускали заряды под видом спутников мощностью от двадцати пяти до пятидесяти мегатонн.

—   Это те, которые…

—    Да, да, именно те, — перебил Миркин, — они будут отправлены к цели в случае наступления особого периода, то есть войны. Ах, — последовал его продолжительный вздох, — материалы на вес золота. Не сомневаюсь, работая на другую разведку, я бы стал миллионером.

—   Станете, если будете соблюдать все наши условия.

В этот момент в углу, где разгорался конфликт между молодыми людьми, упал стул, один из споривших вскочил и схватил соседа по столу за куртку, выкрикивая при этом: «Ты мне капусты еще мешок должен! За лохаря держишь?». Тот, пытаясь вырваться, кричал в ответ: «Да ты со мной еще за «зеленку» не рассчитался, в прошлый раз «дурь» туфтовую хотел всучить, козел, «беспонтовку»!»

Речь явно шла о наркотиках, звучал типичный сленг любителей этого зелья.

—     Кровь бурлит, — прокомментировал Миркин, подняв рюмку, — ну так что, за обогащение народов?

—   Извините, Аркадий, — Гаррисон был не на шутку встревожен, глядя в сторону конфликтующих, — но нам здесь больше оставаться нельзя. — Американец потянулся за кошельком, вероятно, намереваясь оставить деньги на столе и ретироваться, опасаясь неприятностей, но в этот момент в помещении вдруг раздался громкий властный голос:

—   Всем на пол и не двигаться!

В зал ворвалась группа омоновцев в камуфляже, они бросились к столику, за которым происходила стычка. Один из парней, участвующих в драке, внезапно кинулся в сторону мирно сидевших Миркина и Гаррисона и ударил кулаком по их столу. Вниз полетели посуда, рюмки. К ним тут же рванулись двое омоновцев.

Миркин, памятуя полученную в Булаховском лесу инструкцию, вскочил из-за стола и тут же рухнул лицом вниз. Падая, он успел заметить, что глаза Гаррисона широко раскрылись, лицо застыло в гримасе ужаса, но он продолжал сидеть. В следующую секунду один из омоновцев схватил за руку разбушевавшегося парня, завернув ее назад, а второй сильным ударом выбил из-под Гаррисона стул, и тот упал на пол, оказавшись рядом с Миркиным.

—    Лицом вниз! — орал в ухо американцу омоновец, делая страшное лицо.

—   Вы не имеете права, — отчаянным голосом произнес Гаррисон, — я дипломат, иностранный подданный.

—   Лежать, наркота! — омоновец сильно и зло ударил Гаррисона в затылок, его голова дернулась, и он больно стукнулся об пол носом. Тоненькой струйкой из носа потекла кровь.

—   Товарищи, — подал голос Миркин, — это ошибка, мы тут ни при чем. Мы просто кушали. Отпустите нас!

—     Молчи, гад, — омоновец ткнул Аркадия Семеновича между лопаток резиновой дубинкой, — у тебя глаза круглые от наркотиков!

—   Я ученый, добропорядочный гражданин, у нас, наконец, свобода! — продолжал настаивать Миркин, — я требую справедливости! Мы с товарищем ничего не делали противозаконного, мы будем жаловаться в ООН!

—    Вот сволочь, нажрался наркоты, теперь не замолчит, — омоновец наступил ботинком на голову Миркина, — еще пикнешь, этим ботинком заткну тебе рот.

Нога правоохранителя больно давила на затылок Аркадию Семеновичу, прижимая голову к полу, но он видел, насколько растерянное лицо было у Гаррисона. Тот, вероятно, ожидал, что дальше будет хуже. Так оно и случилось. Через несколько секунд подошел милиционер с собакой, которая активно обнюхивая американца, два раза тявкнула. Омоновцы переглянулись, один из них нагнулся, грубо залез в карман пиджака Гаррисона и вытащил пакет с документами, который полчаса назад передал ему Миркин. Разорвав пакет, омоновец вытянул оттуда бумаги и развернул их.

—   Опа! — произнес он с изумлением. — Гляди-ка, — и протянул один из листов своему товарищу. Тот внимательно глянул и присвистнул. Затем наклонился к лежащему Гаррисону.

—   О, да ты, я вижу, еще та птица! — повернулся и крикнул:

—   Товарищ майор, тут у нас важный гусь обнаружился!

Подошел крупный мужчина, вероятно, старший, тоже в камуфляже.

—   Какой гусь?

—   Вот, смотрите, — первый омоновец отдал начальнику пакет с документами. Майор долго рассматривал их и, наконец, тихо сказал:

—   В КГБ нужно звонить, видите, это секретные документы. А с кем он сидел за столиком? С этим? — майор ткнул пальцем в сторону Миркина. — Пошмонай его тоже.

—   Осторожно! — прохрипел Миркин, придавленный тяжелым ботинком.

Через пару минут начальник уже держал в руках конверт с деньгами.

—    По-моему, все ясно, застукали мы голубчиков, — и, повернувшись к стоявшим рядом омоновцам: — Крутите, ребята, дырки для медалей, это шпионы.

Миркина и Гаррисона поставили на ноги и тщательно обыскали. Из внутреннего кармана американца вытащили дипломатический паспорт.

—     Да он, кажется, действительно дипломат, — удивился майор, — а мы с ним так невежливо. А вообще-то он сам виноват, швырял в нас тарелки, оскорблял. Верно, ребята? — обернулся майор, словно ища поддержки.

—  А то! — сразу среагировал стоящий рядом омоновец. — Вел себя как последний хулиган. Так чего удивляться, — он поддел носком ботинка валявшуюся рядом рюмку из-под коньяка, — они же напились тут, вот и буянили. Вон та пара, — ткнул омоновец в стоявших недалеко девушку и парня, которые еще недавно беззаботно сидели за соседним столиком, а теперь, судя по их испуганному виду, никак не могли прийти в себя, — все видела и может подтвердить. Правильно я говорю? — обратился омоновец к ним. Парень нервно закивал головой, готовый, видимо, на все, лишь бы быстрее покинуть это место.

—    М-да, — процедил майор, —словом, дело их дрянь, пьяная драка, сопротивление милиции при исполнении обязанностей… за это по головке не погладят.

—   Да я не пил совсем, не пил, — в отчаянии закричал Гаррисон, только сейчас начиная понимать, в какую передрягу он попал.

—   Ага, это я вместо тебя коньяк здесь глушил, гы-гы, — майор радостно засмеялся собственной шутке.

—    Вы не имеете права! — истерично завизжал Миркин. — Мы будем жаловаться во все международные инстанции!

—    А ты что, тоже дипломат? — удивленно посмотрел на него майор.

—     Нет, я советский гражданин и имею право высказать свою точку зрения.

—    Из тюрьмы будешь точку зрения высказывать, понял? Советский гражданин он! Ты шпион, и тебя расстреляют! — майор зло ухмыльнулся. — Заткни лучше рот.

В это время из зала одного за другим выводили участников драки. Каждого из них обыскивали, найденные наркотики складывали на барной стойке, усевшийся за ней один из милиционеров записывал что-то на листе. Через полчаса в кафе посетителей почти не осталось.

Вскоре в зале появилось несколько человек в штатском. Один из них сразу подошел к майору и, показав красные корочки КГБ, сказал:

—  Сейчас прибудет представитель Министерства иностранных дел СССР и сотрудник посольства США в Москве. Они утрясут все протокольные вопросы, учитывая, что задержан американский гражданин, тем более, судя по документам, дипломат.

—    Хорошо, — кивнул майор, — мы протоколы задержания составили, указали, что иностранец в пьяном виде оказывал нам сопротивление, угрожал. Вот есть свидетели, — повернулся он к парню и девушке, которые продолжали стоять невдалеке.

—   Отлично, — произнес сотрудник КГБ.

—   Прошу занести в протокол, — подал голос Миркин, — что мы с товарищем, — кивнул он в сторону Гаррисона, — протестуем против произвола и будем бороться за правду всеми доступными способами. Мы вели речь о разрядке, о разоружении. А пить коньяк никому не запрещено!

—    Это провокация, Аркадий, — негромко произнес Гаррисон, постепенно приходя в себя, — они вас не будут слушать.

В этот момент в кафе появились еще двое — один представительный мужчина с серьезным лицом, вероятно, старший; второй, державший в руках черную папку, был помоложе.

—     Мы из Консульского управления Министерства иностранных дел СССР, — сказал старший, — нам поручено разобраться с тем, что здесь произошло, и принять меры. У иностранного гражданина были при себе документы?

Майор протянул дипломатический паспорт, и мидовец внимательно просмотрел его.

—   В пьяном виде, — комментировал майор ситуацию, —он оскорблял сотрудников правоохранительных органов, оказывал им сопротивление, отказывался предъявлять документы и передал тому товарищу, — скосил глаза в сторону Миркина, — крупную сумму денег. А у него самого мы обнаружили секретные документы, — потряс майор пачкой листов. — Все доказательства у нас есть, свидетели тоже.

—  Господин консул, это провокация, — вмешался Гаррисон,

—   я требую немедленно вызвать сюда представителей американского посольства и освободить меня, поскольку я, как вы знаете, являюсь лицом неприкосновенным.

Он, видимо, хотел сказать что-то еще, но тут в зал зашли новые персонажи, и тоже двое. Это были сотрудники американского посольства. Они решительно направились к группе, окружавшей Гаррисона и Миркина, и один из американцев, поздоровавшись с представителями советского МИДа, которых он, вероятно, знал лично, кивнул в сторону Гаррисона:

—   Господа, это наш сотрудник, дипломат. Спешу напомнить, что на основании Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года, подписанной также вашим государством, личность дипломата неприкосновенна. Он не подлежит аресту или задержанию в какой бы то ни было форме. Государство пребывания обязано относиться к нему с должным уважением и принимать все надлежащие меры для предупреждения каких-либо посягательств на его личность, свободу или достоинство. В связи с этим прошу немедленно освободить его. Соответствующую ноту наша страна направит вам.

—   Мистер Гардеман, — в свою очередь произнес представитель МИДа, — мы, разумеется, передаем господина Гаррисона вам, но документы, изъятые у него во время осмотра, свидетельствуют о том, что господин Гаррисон проводил работу, несовместимую с его дипломатическим статусом. В случае подтверждения этих данных мы имеем все основания объявить вашего сотрудника персоной нон грата. Об этом мы, разумеется, проинформируем вас. Что касается второго участника события, то он наш гражданин, и его судьба будет решаться согласно советским законам.

В этот же момент один из сотрудников КГБ подошел к Миркину и надел на него наручники. Лицо Миркина исказилось гримасой отчаяния.

—   Вот видите, — закричал он в сторону Гаррисона, — я же говорил, говорил, вам-то что, отправят домой, а меня расстреляют! Что же вы молчите, а?! Спасите! — голос Миркина сорвался на фальцет и превратился в визг. — Все! Мне конец! Что стоят ваши заверения и обещания? Почему вы не подумали обо мне?! — слезы брызнули из его глаз, он остервенело затопал ногами. Его силой вывели из зала. Там стояла мертвая тишина.

Вскоре Миркина уже поместили в Лефортово. Спустя три часа его вывели, посадили в легковой автомобиль и привезли в загородную резиденцию КГБ.

 

 

Глава 22. ЗАХВАТ «КОРШУНА»

Когда Шамов вышел, Крючков вновь поднял одну из телефонных трубок и набрал номер. Почти сразу же на другом конце провода раздалось:

—   Язов слушает, — это был министр обороны СССР.

—    Добрый день, Дмитрий Тимофеевич, Крючков беспокоит, не помешал?

Крючков с Язовым хорошо знали друг друга, но телефон правительственной связи имел серьезную защиту от прослушивания, что искажало голоса говоривших, поэтому они, как, впрочем, и все остальные, кто пользовался этой связью, обычно называли себя.

—    О, Владимир Александрович, рад слышать. Вот только недавно о тебе вспоминал.

—В связи с чем?

—   Да вот, думаю, пора бы пообщаться, время-то бежит.

—    Я об этом тоже хотел сказать. Назначай день, Дмитрий Тимофеевич.

—   А если послезавтра, в четверг? Вечером?

—   Годится. Предлагаю часов в семь. Теперь вопрос: где?

—   Можем у нас, на третьем объекте. А, Владимир Александрович? Место тихое, никто не помешает.

—   Хорошо, но потом я предложу кое-что другое. У меня еще вопрос.

—   Слушаю внимательно.

—    Да вот мои ребята получили информацию на одного из офицеров ГРУ по фамилии Гурин о том, что он завербован иностранной разведкой и ведет шпионскую деятельность в пользу США. Завтра мы планируем его арестовать. Арест будет произведен по месту его работы, в его кабинете наша группа проведет и обыск. Словом, нужна команда от тебя, чтобы сотрудников этой группы пропустили в здание ГРУ, когда они подойдут, и потом завели в кабинет Гурина.

На том конце провода повисла тишина. Затем Язов осторожно спросил:

—   А информация по офицеру из ГРУ проверена?

—   Да, доказательства стопроцентные. Увы, от этого ни одна организация не застрахована. Ты же знаешь, наших вербуют тоже.

—   Я понимаю, — Крючков услышал, как Язов тяжело вздохнул. — Ну что ж, значит дорога этому подлецу в тюрьму. Конечно, команду я сейчас дам, прямо при тебе.

Крючков слышал в трубке, как Язов говорил, вероятно, начальнику ГРУ: «Завтра к вам в гости придут коллеги из КГБ. Примите их как следует, все, что скажут, сделайте как нужно. Договорились? Все».

—    Ну что ж, думаю, у твоих ребят завтра будет полное содействие.

—   Спасибо, Дмитрий Тимофеевич.

—   А по четвергу, значит, договорились?

—   Да, в семь вечера.

На следующий день группа контрразведчиков на микроавтобусе и двух легковых автомобилях подъехала к зданию ГРУ, известному как «Аквариум». Расположенное на Хорошевском шоссе, оно представляло собой неприступную крепость, попасть в которую постороннему человеку было невозможно.

Оперативным руководителем группы был назначен Прудников, а всю документацию должен был взять на себя опытный следователь КГБ полковник Иващук.

Когда машины остановились у здания ГРУ, Прудников, сидевший в черной «Волге» вместе с Иващуком, кивнул тому:

—      Борис Павлович, подойди к проходной, пожалуйста, уточни; можем мы сейчас зайти?

Иващук быстро вышел из автомобиля, и приблизившись к проходной, назвал себя находившемуся там офицеру. Тот поднял трубку, набрал номер телефона, и буквально через три минуты к Иващуку вышел другой офицер.

—   Подполковник Зубарев, — отрекомендовался он и, поздоровавшись с Иващуком за руку, спросил: — А где остальные?

—    Вон они, — Иващук высунулся из дверей проходной и махнул рукой в сторону стоящего неподалеку микроавтобуса. Оттуда сразу же вышли трое и направились к нему. Подошел и Прудников. Все вместе они двинулись вслед за офицером.

Вскоре группа оказалась перед массивными дверями без каких-либо надписей.

—    Прошу вас, товарищи офицеры, — Зубарев открыл двери, и все зашли внутрь. Это была приемная начальника ГРУ Михайлова Владлена Михайловича. Он уже ждал гостей, и Прудников с Иващуком зашли сразу же.

—   Мне дана команда оказывать вам всяческое содействие,

—   с ходу приступил Михайлов к делу. — Вы можете ознакомить меня с какими-то материалами?

—   Да, товарищ генерал армии, — Прудников повернулся к Иващуку, и тот протянул Михайлову папку с постановлением на обыск. Начальник ГРУ быстро пробежал глазами текст и откинулся на спинку кресла.

—   Кто бы мог подумать, — удивился он, — этот офицер был у нас на хорошем счету, не раз поощряли его. Вот уж точно, не знаешь, где поскользнешься. Ну да ладно, — его тяжелая ладонь опустилась сверху на документы. — Обыск будет проходить в кабинете, правильно я понял?

—   Да, именно там, — кивнул Прудников.

—    Сейчас проверим, на месте ли наш герой. — Начальник ГРУ поднял трубку. На том конце провода ответили почти сразу.

—   Слушай, а твой Гурин на месте? Ага. Да ничего не случилось, предложения тут по его поощрению появились. Не знал об этом? Ну вот видишь, ты его начальник, а ничего о нем не знаешь. Да ладно, не поднимай шум только. Вот у меня здесь гости, сейчас к тебе зайдут. — Он положил трубку и обратился к Прудникову: — Сейчас заместитель начальника управления кадров полковник Очнев вас отведет туда, — Михайлов нажал кнопку селектора. — Очнев уже здесь? Хорошо, пусть заходит. Дверь в кабинет приоткрылась, зашел офицер в форме во-

йск авиации.

—   Это полковник Очнев, о котором я вам только что говорил. А это наши коллеги из КГБ, — кивнул в сторону Прудникова и Иващука. — Проведешь их в Четвертое управление, к начальнику управления, а там они скажут, куда дальше. Приступайте.

Они покинули кабинет начальника ГРУ и двинулись вслед за Очневым. Долго шли по длинным коридорам, переходя из одного в другой. Наконец кадровик остановился.

—    Это кабинет начальника Четвертого управления. — Все зашли в небольшую приемную, где их встретил генерал танковых войск.

—   Лавров, — поздоровался он с вошедшими и продолжил:

—   Я уже все знаю, идемте.

—    Мне нужны понятые, — сказал Иващук, — можно взять кого-то из ваших сотрудников?

—   Да, конечно, идемте.

Выйдя в коридор, генерал заглянул в соседний кабинет.

Там сидели два офицера.

—   Пойдемте со мной, — сказал им Лавров. Кабинет Гурина располагался совсем недалеко.

Когда они остановились возле нужной двери, Прудников повернулся к Иващуку.

—   Давай, Борис Павлович, начинай.

Тот толкнул двери, они оказались открытыми, и вся группа вошла в кабинет.

Там за столом, заваленным папками бумаг, сидел моложавый подполковник с едва заметной сединой на висках. Он удивленно смотрел на входящую процессию, чуть улыбаясь. Заметив начальника управления, тут же вскочил.

—   Я старший следователь КГБ полковник Иващук, — начал Борис Павлович, — вы гражданин Гурин?

—   Да, — улыбка медленно сползала с лица подполковника.

—   Гражданин Гурин, вы подозреваетесь в совершении преступления, а именно шпионской деятельности в пользу иностранного государства, — жестко сказал Иващук. —Согласно имеющейся санкции сейчас мы проведем обыск в вашем кабинете.

—   Обыск? У меня? — глаза Гурина расширились, в них появлялся страх. — Извините, — почти прошептал он, — это, наверное, недоразумение. Какая шпионская деятельность? О чем вы говорите? Я же офицер... — страх в его глазах уже метался маленькими молниями.

—   Вот постановление о производстве обыска, — голос Иващука отдавал металлом, — и о вашем личном обыске. Оставайтесь на месте.

К Гурину подошел сотрудник КГБ и профессионально стал ощупывать того, тщательно проверяя воротник, застежки.

—   Чисто, — глянул он на Иващука.

—   Ознакомьтесь и распишитесь, — он положил на стол рядом с Гуриным постановление.

—   Ну… конечно… Я распишусь, но я … я ни в чем не виноват, — судорожно сжав ручку, едва слышно бормотал Гурин.

—    Товарищ генерал, — обратился он к начальнику управления, — это недоразумение, это ошибка.

Лавров молча наблюдал за происходящим, не проронив ни слова.

Сотрудники КГБ вынули все документы из сейфа и разложили на столе

—   Товарищ генерал, — Прудников повернулся к Лаврову,

—    мы не имеем права знакомиться с документами, которые могут раскрывать ваши источники информации. Поэтому прошу подойти к столу и помочь. Нас интересуют материалы, которые свидетельствуют о шпионской деятельности вашего подчиненного, и как минимум те, которые могут здесь храниться в нарушение инструкции о секретном делопроизводстве.

Лавров молча подошел к столу и стал перебирать бумаги, аккуратно перекладывая их в сторону. Вдруг он с удивленным видом взял в руки схваченные скрепкой несколько листов бумаги с текстом и протянул Иващуку.

—   Вот это, кажется, то, что вам нужно.

Тот глянул на документы и спросил Лаврова:

—   Это не предусмотрено его служебными обязанностями?

—   Ни в коем случае, — резко ответил тот, — это совершенно секретный документ, с которым даже мой заместитель может ознакомиться лишь с разрешения заместителя начальника ГРУ. Через плечо Иващука Прудников увидел, что документ представлял собой список резидентур и направления их ра-

боты. Тут же были указаны фамилии и звания сотрудников. В этот момент другой сотрудник КГБ, проводящий обыск,

вытащил из стола Гурина несколько документов с  грифом

«Секретно».

—   А почему секретные документы хранятся не в сейфе? — Лавров бросил злой взгляд в сторону Гурина. Тот стоял бледный, напряженно сжав губы.

В следующие полчаса были найдены еще секретные документы, которые Гурин взял у подчиненных без росписи.

Спустя четыре часа обыск в кабинете и оформление были закончены.

—   Что ж, — сказал Прудников, — теперь едем в квартиру подозреваемого. Вам, товарищ генерал, спасибо, а понятых, если можно, мы бы взяли с собой.

Вскоре вся группа была уже в квартире Гурина. За все время тот не проронил ни слова.

—    Гражданин Гурин, — обратился к нему Иващук, — мы предлагаем вам самостоятельно предъявить нам доказательства вашей преступной деятельности. Вы же понимаете, что добровольное сотрудничество со следствием может смягчить вашу вину.

—    Хорошо, — неожиданно твердо произнес долго молчавший до этого Гурин. — Давайте так. Мы профессионалы. Я уверен, что вы уже сделали у меня в квартире негласный осмотр и знаете, что где находится. Тем не менее, я покажу вам все. Только прошу занести в протокол, что все эти предметы я добровольно передал вам.

После этого Гурин вытащил из тайников шифрблокнот с инструкцией по зашифровке и приемник-передатчик с полоской шифровальной связи на расстоянии не более 500 метров.

—    Это все? — Иващук внимательно посмотрел Гурину в глаза. Тот не выдержал и отвел взгляд.

—   Еще деньги в книжном шкафу.

—   Это последнее?

—   Да.

—    Но согласно с законом, мы должны все-таки провести обыск, — непреклонно сказал Иващук.

Через пятнадцать минут Гурин, наблюдая как тщательно сотрудники КГБ осматривают каждый сантиметр пространства в квартире, не выдержал.

—   Извините. Под замком дверцы, которая закрывает электросчетчик, зажигалка. Могу показать.

—   Покажите.

Гурин подошел к электросчетчику и вытащил оттуда зажигалку, в которую был встроен миниатюрный фотоаппарат.

—   Это смягчит мое наказание? — его голос дрогнул.

—   Вашу судьбу будет решать суд, — сухо ответил Иващук,

—    но ваше поведение во время обыска и сотрудничество со следствием, как я уже говорил, будет учтено.

В этот момент раздался щелчок замка входной двери. Это была жена Гурина.

Она зашла в прихожую, с удивлением огляделась вокруг, увидев незнакомых людей, разбросанные вещи, стоящего у стены мужа с бледным лицом, и, потрясенная, спросила:

—   Что здесь происходит?

—   Я следователь КГБ СССР, — выступил вперед Иващук,

—   мы проводим в квартире обыск.

—   Обыск? Как обыск? Почему? — глаза ее расширились.

—   Вы кто? — задал в свою очередь вопрос следователь.

—   Я Светлана Алексеевна Гурина, я здесь живу.

—   Светлана Алексеевна, ваш муж подозревается в совершении преступления, предусмотренного статьей 65 Уголовного кодекса РСФСР, а именно в шпионаже.

—  Шпионаж? — помертвелыми губами прошептала Гурина.

—   Подождите, это какая-то ошибка, ну какой шпионаж? Мы с мужем женаты уже семнадцать лет, я же хорошо знаю его, он не мог, понимаете, не мог быть шпионом! — голос Гуриной стал срываться на крик, она явно была шокирована происходящим. Прудников увидел, что ее состояние приближалось к истеричному и негромко, но твердо сказал:

—    Успокойтесь, пожалуйста. — Затем повернулся к одному из сотрудников, участвующих в обыске. — Отведите пока Светлану Алексеевну на кухню, дайте ей воды.

Но та бросила отчаянный взгляд в сторону мужа.

—  Виктор, почему ты молчишь? Скажи, что это все ошибка!

Ты же не шпион! Виктор, не молчи!

Гурин опустил голову.

Его жена внезапно зарыдала. Сотрудник взял ее за руку и отвел на кухню. Прудников вздохнул.

Гурин внимательно посмотрел на Иващука.

—   Я хочу написать явку с повинной. — Затем он повернулся к Прудникову. — Вам же невыгодно сразу арестовывать меня? Ведь американцы ничего не знают, значит, я мог бы поучаствовать в оперативной игре. Это принесет гораздо больше пользы, чем мой расстрел.

—    Мы подумаем об этом, — сухо кивнул Прудников, — а что касается явки с повинной, то следователь вам сейчас даст ответ.

Иващук уже доставал из папки несколько листов чистой бумаги.

—   Вот, пожалуйста. Пишите в произвольной форме.

—   А если у вас потом возникнут вопросы?

—   Ничего страшного, напишете как дополнение.

Было слышно, как на кухне сдавленно рыдала жена Гурина.

 

«Явка с повинной

 

В 1988 году по линии ГРУ я был направлен на работу в посольство СССР в Египте на должность военно-воздушного атташе. Вначале устанавливал служебные контакты с дипломатами различных посольств, а также с военнослужащими министерства обороны Египта. В этот период разведывательную работу почти не вел, в основном изучал оперативную обстановку.

Спустя год, точнее, в октябре 1989 года, как военно-воздушный атташе был приглашен на прием в посольство Нигера по случаю их национального праздника. Встретил меня военный атташе посольства Нигера Хамани Усман. Он уделил мне много времени, лишь изредка подходил к военным атташе посольств США, Великобритании, Франции, Канады. После окончания приема Усман предложил встретиться в непринужденной обстановке, сообщив, что хотел бы от имени своего правительства предложить сделку — покупку автоматов АК для оснащения ими армии Нигера. При этом предупредил, что объем закупок большой. Подробности сделки Усман обещал обсудить при личной встрече.

Я запросил санкцию ГРУ на проведение таких переговоров и получил разрешение.

Встреча состоялась через два дня в одном из ресторанов у реки Нил. Усман сообщил, что его интересует партия автоматов в количестве 50 тысяч штук. Я ему ответил, что у нас есть возможность продать автоматы в нужном количестве и даже больше. Я объяснил ему, что те автоматы, которые находятся на хранении на складах, дешевле, а прямо с конвейера завода — дороже процентов на десять–пятнадцать. Усман сказал, что учтет это и заверил, что он все сделает, чтобы сделка состоялась. Договорились встретиться через неделю. За это время он обещал организовать встречу с представителями организации, которая занимается закупкой вооружений у них в стране.

Я доложил своему руководству о полученном предложении. В ответ поступило указание сделать все необходимое для реализации сделки, и, кроме того, мне было дано разрешение передать Усману денежное вознаграждение в сумме 30 тысяч долларов.

Усман, ссылаясь на то, что руководитель компании, закупающей оружие, его старый друг, на этой встрече предложил продать автоматы, находящиеся на хранении на складах, по 85долларов за штуку, а его друг продаст их по 110 долларов нигерийскому министерству обороны.

Через 10 дней после заключения контракта на расчетный счет министерства обороны СССР поступили деньги в полном объеме за 50 тыс. автоматов АК по цене 85 долларов за штуку. Все количество автоматов, оговоренное в контракте, советской стороной было отправлено по указанному в документе адресу.

После получения груза мне позвонил Усман и предложил встретиться, чтобы отметить удачную сделку. Вечером в ресторане на окраине Каира мы встретились и заказали ужин со спиртным. Усман поблагодарил за оперативность и добавил, что он разбогател, так как они с другом на этом контракте заработали 1 миллион 250 тысяч долларов. Вынул из портфеля пакет и протянул мне, добавил, что это вознаграждение в сумме 50 тысяч долларов. Я их взял. Учитывая, что вербовка Усмана была санкционирована, я предложил ему сотрудничество, на которое он дал согласие, обговорив условия оплаты за предоставленную информацию.

Придя домой я долго раздумывал, что делать с деньгами, — отдать государству или оставить себе. В конце концов, оставил у себя. Признаю, что поступил неправильно — жадность победила служебный долг.

После этого произошло следующее.

Идя после работы домой (точной даты не помню, но это было приблизительно 11 или 12 января 1990 года), я увидел, что возле меня остановился автомобиль, в котором находился сотрудник американского торгового представительства в Каире Лэнс Лоуренс, мой знакомый, с которым я иногда играл в теннис. Он предложил проехаться вдоль Нила, посидеть в каком-нибудь кафе, пояснив, что хотел бы поговорить со мной. Не подозревая подвоха, я сел в машину, Лоуренс был за рулем. Мы приехали на загородное шоссе, и Лоуренс предложил мне прослушать магнитофонную запись. Я сразу узнал голоса, это был наш с Усманом разговор в ресторане, когда тот передавал мне 50 тысяч долларов в качестве моей доли за удачную сделку по продаже оружия. Кроме того, он показал фотографии моего контакта с моим агентом в Каире. После этого Лоуренс предложил мне сотрудничество с американской спецслужбой, однако, видя мое нежелание, подчеркнул, что у меня нет выхода, поскольку на родине меня все равно сурово накажут. Я не давал согласия, и тогда Лоуренс сообщил, что формально я буду сотрудничать с иностранной авиакомпанией, спецслужба при этом упоминаться не будет вовсе. Как я потом понял, этим самым он хотел психологически успокоить меня, предложив считать наши отношения просто бизнесом, в ходе которого я консультирую авиакомпанию.

Я смалодушничал и дал согласие.

Лоуренс косвенно подтвердил, что Усман тоже работает на них, и именно он сыграл решающую роль в создании провокационной ситуации.

В дальнейшем я регулярно снабжал Лоуренса различной информацией, носящей секретный характер, в том числе и о проводимых советской резидентурой ГРУ в Каире разведывательных мероприятиях, в которых участвовал.

Кроме того, по просьбе Лоуренса я добыл и передал ему секретную документацию по системе «Гильотина», которая используется в советских самолетах-разведчиках и обеспечивает защиту в случае возгорания или других неполадок самолета. Еще добыл информацию по новому военному самолету с вертикальным взлетом Як-142 и также передал Лоуренсу.

Для выполнения заданий Лоуренс передал мне шпионскую аппаратуру, в частности миниатюрный фотоаппарат, вмонтированный в зажигалку, а также радиостанцию.

Уже после возвращения в СССР со мной установил контакт Джордж Зуроски, сотрудник американской посольской резидентуры в Москве. Согласовав с ним задание, в конце 1990 года с разрешения заместителя руководителя ГРУ генерал-майора Истрина П. И. я находился в Саратове, в КБ имени Яковлева, где сфотографировал указанной фотоаппаратурой секретные документы, а фотопленку затем передал американцам.

В марте 1991 года в результате тайниковой операции получил от Зуроски задание добыть информацию по усовершенствованной модели самолета Як-142 СМ.

Через 10 дней после этого я получил разрешение на командировку в Саратов у заместителя начальника ГРУ Истрина П. И., подписал у него письмо Генеральному конструктору КБ им. Яковлева с просьбой ознакомить с закрытой документацией на эту модель самолета.

Выехал в командировку, получив документы, сфотографировал их фотоаппаратом-зажигалкой. Эти материалы я должен передать Зуроски. Готовился к тайниковой операции, которая должна состояться 9 апреля в Олимпийской деревне возле детского городка. Мне необходимо было с помощью жевательной резинки прикрепить пленку к тыльной стороне второй скамейки со стороны левого выхода с территории Олимпийской деревни.

Я целиком и полностью осознаю всю низость совершенного мной поступка и понимаю, что ему нет оправдания. Да, я заслуживаю самого сурового наказания, но прошу дать мне шанс хотя бы частично искупить вину: я готов выполнить любое, самое сложное задание нашего государства. Прошу поверить мне.

 

3 апреля 1991 года          В. Гурин»

 

Иващук прочитал явку с повинной и протянул текст Гурину.

—   Подпишите каждый лист.

Гурин с готовностью поставил подписи. Затем глухо спросил:

—   Что будет со мной дальше?

—   Дальше? Что ж, дальше по закону: сейчас вас отправят в следственный изолятор.

Было уже очень поздно, когда машина, в которой находился Гурин, заехала в Лефортово — следственный изолятор КГБ.

Уже из Лефортово Прудников позвонил Шамову. Тот выслушал заместителя и сказал:

—   Председателю доложу уже завтра.

 

Глава 23. ШАМОВ И КРЮЧКОВ

Шамов внимательно посмотрел на настольный календарь и оторвал листок с цифрой «3». Это означало, что сегодня уже 4 апреля 1991 года. «До отпуска осталось четыре с половиной месяца», — мелькнуло в голове. Но что-то ему подсказывало, что отпуска ему в этом году не видать. Многолетняя интуиция редко подводила, но когда речь заходила об отпуске, единственном перерыве в бешеной гонке будней, верить ей не хотелось. «Ладно, — сказал он сам себе, — доживем, посмотрим, а сейчас нужно попасть к Председателю», и потянулся к телефонной трубке.

В приемной ему ответили, что Крючков на месте. Шамов снял трубку с другого аппарата с большим гербом СССР прямой связи с Председателем КГБ. Крючков ответил сразу.

—   Доброе утро, решил меня вчера не будить?

—   Доброе утро, Владимир Александрович, уже очень поздно было.

—   Мог бы и позвонить, я все равно не спал, — отреагировал Крючков, но без злости.

Шамов решил не развивать эту тему и перешел к главному.

—   Владимир Александрович, у нас все прошло нормально, изъяли вещественные доказательства, «Коршун» написал явку с повинной, уже дает показания. Сейчас он в СИЗО. Да, еще хотел бы сказать, что дополнительно анализировал встречу «Сазонова» с Гаррисоном.

—   Ну и?

—   Если бы на встрече не был наш агент, то мы могли бы упустить Гаррисона. Он-то прибыл рейсом из Вены за пять часов до встречи с «Сазоновым» и без сопровождения нашей «наружки» добрался до места встречи с агентом. Наши группы наблюдения сопровождали дипломатов из Турции и Италии.

—   А его маршрут проверили?

—   Да. Он вылетел из Вашингтона в Вену, а затем австрийскими авиалиниями в Москву.

—    В базе данных при вылете в Москву, видимо, была фамилия Гаррисон, тем более прилетел он один, без семьи. Где же тогда аналитическое подразделение КГБ? Ведь это особый день. Мы увеличили численность Седьмого управления, почему же в аэропортах всего по две бригады? Сейчас напомню об этом начальнику управления.

Крючков поднял трубку.

—   Василий Савельевич, за активное участие в захвате Гаррисона спасибо. А что касается организации работы в аэропортах, то доложите мне этот вопрос вместе с Шамовым, он рядом и слышит наш разговор. — Он положил трубку. — Что еще?

—Ждем информацию от «Верного». У Тюрова с ним встреча через несколько дней.

—Личные встречи исключить, только тайники и моментальные передачи. Мы вознаграждение переводим на банковский счет, а задание он получает по радиосвязи. Каждым агентом нужно дорожить, а таким тем более.

Шамов согласно кивнул.

—   По нашим данным, —продолжал Крючков, —руководство ЦРУ обеспокоено этими провалами, но винят во всем своих сотрудников, их ошибки, стечение обстоятельств. Это нас устраивает.

—Безусловно.

—Я после обеда буду у себя на загородном объекте. Бери все материалы и подъезжай к пяти часам.

—   Есть.

—    Разговор будет долгим. Нам нужно будет обсудить вопросы, касающиеся будущей работы с нашей закордонной агентурой. Возьми с собой обобщенные документы по задержанию «Сазонова» и еще по «Трезвому», тому деятелю из ЦК. И еще меня интересуют материалы по задержанию дипломатов-разведчиков с красной ртутью в Белоруссии. Предварительно обдумайте докладную Губачеву и в Политбюро ЦК КПСС, в которой бы мы показали активизацию работы разведслужб США против нашей страны. — Крючков немного подумал и продолжил. — Да, еще вот что. Сделайте вставку якобы из материалов допроса «Сазонова», а также по проводимым им встречах в Одессе. Подчеркните, что сотрудники ЦРУ вели себя нагло.

Когда Шамов возвратился в кабинет, он быстро прикинул объем работы. Времени оставалось в обрез. «Ладно, — подумал, — сейчас все силы на подготовку документов, а к Крючкову с мигалкой меньше чем за час доеду». Он вызвал к себе Прудникова и передал тому распоряжение Крючкова.

—   Однако, — пробормотал Прудников, глянув на часы.

—    Да, времени немного, поэтому сразу за дело. Эх, — досадливо протянул Шамов, — на недельку бы позже задержать

«Коршуна», резонанс был бы куда большим.

—   Так, может, не передавать пока информацию прессе?

—   Пожалуй, это единственный выход, так и будем действовать.

До пяти оставалось еще пятнадцать минут, а машина Шамова уже въезжала в ворота загородного объекта Председателя КГБ. У входа в основной домик, где обычно Крючков принимал гостей и подчиненных, стоял его помощник.

—   Здравствуйте, Николай Алексеевич, — поприветствовал он Шамова.

—    Здравствуйте, Кирилл Федорович. — Шамов протянул руку. — Спасибо, я сам, — сказал он, когда помощник хотел взять увесистый портфель с документами.

—   Председатель один и ждет вас, — помощник остановился у дубовых дверей и приоткрыл их.

—    Разрешите? — Шамов шагнул в небольшой кабинет. За столом сидел Крючков и что-то писал, свет настольной лампы равномерно освещал стол, создавая атмосферу домашней обстановки. У Крючкова был усталый вид, Шамов сразу обратил на это внимание.

—   Заходи, присаживайся, сейчас я допишу.

Наконец Крючков отложил ручку в сторону и поднял глаза на Шамова.

—   Что-то вид у тебя такой измученный. Устал, что ли?

—   Да нет, Владимир Александрович, это весенний авитаминоз, — отшутился Шамов.

—   Да? А то давай чаем тебя напою. Ты сегодня чай пил?

—   Пил, Владимир Александрович.

—    Но такого, каким сейчас угощу, не пил. Ребята из ПГУ презентовали пачку из Шри-Ланки, очень неплохой. Знаешь, что в чае самое важное?

Шамов пожал плечами и улыбнулся.

—   Наверное, сколько варенья за чаем съел?

—    Да нет, из-за варенья чайного аромата не ощутишь. Как говорят в Китае: «Соберешь чай вовремя — получишь истинное сокровище, замешкаешься и опоздаешь — тебе достанется обыкновенная трава».

В этот момент зашел помощник с небольшим подносом, на котором стояли две чашки с блюдцами и небольшой чайник для заварки. Он поставил чашки на столик и, повернувшись к Крючкову, спросил:

—   Что-то еще, Владимир Александрович?

—   Нет, спасибо.

Когда помощник вышел, Крючков сказал:

—   Ну что, давай показывай материалы. Все успел?

—   Да, все.

Крючков, отставив в сторону чашку с чаем, взял в руки папку с документами, переданными ему Шамовым, и стал внимательно читать, комментируя по ходу.

—   То есть контрразведка предлагает использовать «Коршуна» еще какое-то время, поиграть с американцами?

—   Да. Дело в том, что ему назначена тайниковая операция в Олимпийской деревне. Этим стоит воспользоваться. Я без вашего ведома дал указание исключить пока появление сообщения в средствах массовой информации об аресте «Коршуна».

—   Хорошо, а что дальше?

—   Встреча назначена на послезавтра. Завтра же в назначенное время должен пройти сеанс короткой радиосвязи «Коршуна» с американцами. Мы знаем код, частоту и содержание информации, знаем запрос и ответ. Американцы должны подтвердить словом «Плюс» — проводится, «Минус» — отменяется, в случае переноса будет текст со сроком и местом встречи. «Коршун» должен в первом случае дать ответ как на

«Плюс», так и на «Минус». Встреча, я думаю, состоится через пару дней. Это если они изменят место закладки тайника. Так или иначе, их выход на радиосвязь означает, что информация об аресте «Коршуна» до Лэнгли и РУМО не дошла.

—   А что жена и дочь объекта?

—    Их поместили на время к нам в госпиталь в отдельную палату, изолированную от свободного посещения, чтобы исключить утечку информации об аресте. Они дали согласие. К тому же они обе пережили сильный психологический стресс в связи со всеми событиями, и сейчас им оказывается медицинская помощь.

—   А кто же пойдет на встречу с американцами? — задумчиво спросил Крючков.

—   У нас во Втором главке работает сотрудник, по внешнему виду очень напоминающий «Коршуна». На расстоянии их, по-моему, и жена не различит.

—   Кто это?

—   Подполковник Вдовин. Конечно, нужен грим, но с этим, я думаю, проблем у нас не будет.

—   Конечно, берите лучших гримеров, я дам команду.

—   Спасибо, Владимир Александрович. Так вот, Вдовин делает закладку и уходит, а когда закладку начнут снимать, то этого субъекта мы и задержим.

—   Что используете для закладки?

—   На всякий случай подготовим пленку с якобы секретной информацией.

—   С этим понятно, а что со вторым вариантом?

—   Второй вариант будем готовить таким же образом, даже если американцы примут решение о моментальной передаче. Двойник сыграет эту роль.

Крючков кивнул и задумался. Затем встал с кресла и направился к окну. Шамов тотчас вскочил тоже. Крючков махнул рукой.

—   Сиди, сиди, я похожу немного, а то засиделся, знаешь ли. Я вот что думаю. Можно подтолкнуть американцев ко второму варианту. К примеру, договориться с руководством Олимпийской деревни убрать все скамейки оттуда на покраску, весна же. Тогда они завтра дадут по радиосвязи время и место передачи пленки с интересующей информацией. Нужно, чтобы голова у них была постоянно занята, мы же ведем игру и контролируем ее.

—   Да, это так, — согласился Шамов.

—   Возможно, данные об аресте и уйдут к ним, — продолжал Крючков, — но их агентура в ГРУ в ближайшее время побоится сбросить информацию. В любом случае, мы ничего не теряем. Так что, на чем останавливаемся?

—   Владимир Александрович, мы решим через Управление КГБ по Москве и Московской области, чтобы хозяйственное подразделение Олимпийской деревни убрало все скамейки для покраски. А теперь ждем сеанса радиосвязи.

—   У нас с вами еще есть время. Аковлев должен выехать в командировку к концу следующей недели, то есть на заседании Совета безопасности СССР, где мы будем рассматривать наш документ об активизации деятельности иностранных спецслужб, его не будет. Поэтому давление со стороны на Губачева будет минимальным. Документ в Совет безопасности СССР доложите в понедельник утром, к этому времени у вас уже будет информация по радиосвязи с «Коршуном».

 

Радиограмма «Коршуну» из ЦРУ (прошла по сверхскоростной связи)

 

«Моментальная встреча, на которой вы должны передать нам информацию, состоится в 12.00 в ближайшую субботу при входе в магазин «Арарат». Точно в указанное время вы должны заходить в магазин. В этот момент из магазина вам навстречу будет выходить мужчина среднего роста с коротко подстриженными седыми волосами, в сером плаще, белый шарф на груди будет завязан на узел. Пакет с информацией вы должны держать в левой руке. На входе мужчина, не останавливаясь, заберет у вас подготовленный пакет. Вы, не останавливаясь, зайдете в магазин».

 

Глава 24 СОВЕЩАНИЕ У ШАМОВА

Шамов молча оглядел сидевших в его кабинете. Предстоял один из важнейших этапов операции.

—   У нас есть три дня, — сказал он, — для подготовки захвата дипломата-разведчика с поличным. Мы полностью управляем передающим информацию объектом. Нам нужно создать такую ситуацию, чтобы при задержании у объектов не было подозрений, что они под нашим контролем. Я предварительно обсудил этот вопрос с директором института подготовки оперативных сотрудников под глубоким прикрытием генералом Вокрей. Он высказал интересную мысль. Когда они к проведению учебных занятий по захватам подключали женщин из подразделения «Альфа», те устанавливали рекорд. За пять секунд их подопечный уже лежал в наручниках. При опросе учебных объектов те сообщили, что даже не предполагали, что их будут задерживать женщины, тем более увлеченно болтавшие друг с другом и, казалось, не обращавшие внимания на то, что происходит вокруг.

Сказав это, Шамов повернулся к Караулову — заместителю руководителя «Альфы». Тот отреагировал сразу.

—   Такое предложение прозвучало для нас впервые, ведь ранее мы работали по учебным объектам. Но, думаю, пора наших сотрудниц и в настоящую работу включать.

—   Справятся?

—   Женское отделение работает четко, уверенно, реакция у них великолепная. Ну и, конечно, психологический момент решает многое. Когда рядом с объектом стоят симпатичные стройные девушки, при этом весело щебечут, разве кто-то заподозрит в них боевых сотрудников «Альфы»? Кстати, начальник этого отделения Софья Рассказова в свое время предложила при задержании на моментальных передачах использовать полиэтиленовый пакет, который надевается вместе с наручниками. Девчата это делают на пятерку с плюсом. Это и вещественное доказательство, и отпечатки пальцев, и доказуемо.

—   Хорошо, — согласился Шамов, — ну а что нам скажет техническая наука?

Заместитель начальника оперативно-технического управления Архинев, чуть улыбнувшись шутке руководителя контрразведки, сказал:

—    Мы уже обсудили этот вопрос с инициатором задания и готовы установить видеои звуковой контроль во всех необходимых точках места задержания. Для этого нам необходимо четыре часа ночного времени. Доложим о готовности за двое суток до проведения мероприятия. Со временем вместе с «наружкой» сделаем хороший учебный фильм.

—    Что ж, — подытожил Шамов, — предложения принимаются. Послезавтра в письменном виде в десять тридцать доложить о готовности, ровно в двенадцать буду докладывать Председателю.

 

Демонстрация видеозаписи

 

На часах 11 часов 55 минут.

Прудников, сидящий в нескольких шагах от Шамова, негромко сказал:

—   Можно начинать.

—    Давай без комментариев, — произнес Шамов не поворачиваясь. Его взгляд, сосредоточенный и напряженный, устремлен на экран, где хорошо виден вход в магазин и его торговый зал.

Вот там появляется ничем не приметный мужчина средних лет невысокого роста, коротко подстриженный, в сером плаще и белом шарфе, завязанным на узел. Это дипломат, американский разведчик. Он быстро оглядывает присутствующих. Их немного: две молодые симпатичные девушки в коротких юбках, стоящих у полки с коньяками, и несколько пожилых мужчин. Вошедший на несколько секунд задерживает взгляд на девушках, оглядывает их: видно, они понравились американцу. Те, пытаясь выбрать подходящий коньяк, громко спорят, смеясь. При этом одна хотела взять «Ани», другая — пятизвездочный «Арарат». Вошедший мужчина чуть улыбнулся, глядя на спорящих, затем осмотрел витрину и пошел к выходу. Девушки наконец остановились на «Ани» и, взяв с полки бутылку, двинулись вслед за мужчиной в сторону кассы. На часах было ровно 12.00. В этот момент открывается дверь магазина и в дверях появляется очередной  покупатель.

«Копия «Коршун», — подумал Шамов, — хорошо поработали гримеры». Этот покупатель пропускает выходящего мужчину. Тут же их руки едва соприкасаются — и происходит передача. В следующую секунду девушки, стоявшие в двух шагах от мужчин, молнией бросаются в их сторону и ловкими приемами опрокидывают обоих мужчин, которые словно мешки с картошкой плюхаются на пол. На их руках уже надеты наручники. У выходившего мужчины на левой руке завернут мешочек, который как в сеть поймал переданную ему информацию. Американский дипломат возмущен, он громко выражает свое недовольство. Но девушки совершенно спокойны. Появляются еще сотрудники КГБ.

—   Сейчас приедет представитель вашего посольства, — говорит один из них, — а представитель нашего МИДа опросит преступника и вы будете свободны, а через 24 часа покинете нашу страну как персона, занимающаяся шпионской деятельностью против нашего государства.

Задержанный советский гражданин начал кричать, что его обманули и он хочет подписать явку с повинной. Затем начал задыхаться. Вызвали «скорую». В этот момент прибыл представитель советского МИДа, затем сотрудник посольства США. Прибыли и медики. Оказали первую помощь. Прошел опрос задержанных, составили протокол. На экране было видно, как советский гражданин задыхается, и ему надевают кислородную маску.

Когда все закончилось, Шамов произнес удовлетворенно:

—    Молодцы. Я думаю, после этого у американцев не останется сомнений, что все произошло по их вине.

 

 

Глава 25. ШАМОВ У КРЮЧКОВА

Крючков неторопливо прохаживался по кабинету. Шамов продолжал сидеть, хотя чувствовал неловкость при этом.

—   Так ты говоришь, девушки прошли боевое крещение на

«отлично»?

—   Ничем не хуже мужчин. И, главное, у объекта они не вызывали никаких подозрений. Более того, они ему даже понравились, пялился на них. А те весело хохочут, на объекта не смотрят. Судя по его поведению, он даже немного расслабился. Эта идея подсказана нам Вокрей.

Крючков молча кивнул.

—    Американский разведчик нам известен. Это Пауль Рид, в посольстве работает около двух лет. Работал дерзко, не раз отрывался от наружного наблюдения. Думаю, мы парализуем их работу на некоторое время.

—   Это нам сейчас очень нужно, —произнес Крючков, —повторяю: увы, время работает не на нас.

Председатель снова замолчал, задумчиво меряя шагами помещение. Он снова и снова думал об одном и том же. Его недавнее выступление в ЦК, в котором он обвинил часть политиков и партийцев в заигрывании с Западом, сдаче собственных интересов, заставило многих занервничать. Конечно, его смещение с поста главы КГБ — дело времени, Губачеву уже давно нашептывают о существовании оппозиции в партии, кивая на Крючкова, как чуть ли не на главного «ястреба», консерватора. Разумеется, какой же руководитель государства позволит, чтобы руководитель спецслужбы открыто высказывал недовольство политическим курсом страны? Ну да за место он не держится, менялись политические лидеры, менялись и руководители правоохранительных органов. Важнее сейчас, кто придет вместо него. Если свой, из Комитетовской системы, то это не беда, со своим можно договориться, но может быть и так, что Губачев предложит возглавить КГБ совсем постороннему человеку, скажем Станкевичу или тому же Власову. Те под чутким руководством американцев, набрав из их числа разных советников и экспертов, быстро демонтируют систему, развалят агентурную систему за рубежом, а вот дальше что? Нет, нужно немедленно защитить людей, иначе нас ждет катастрофа.

—  Николай Алексеевич, — сказал наконец Крючков, — нуж-

но подготовить рапорт для уничтожения дел на наших нелегальных сотрудников за рубежом, а также ценных агентов.

—   «Мадлен» и «Верного» тоже? — уточнил Шамов.

—   Их — в первую очередь. И, кроме того, важно уничтожить все, понимаете, все материалы, по которым можно выйти на этих людей, я имею ввиду финансовые документы, счета и так далее.

—   Когда доложить?

—   Желательно побыстрее. Уложитесь в неделю.

—   А отношения законсервируем?

—    Да. Об этом сообщите нашим нелегалам и агентуре. Со временем, дай бог, успокоится, восстановим все.

—   Я понимаю, Владимир Александрович, мы проведем эту работу и доложим через неделю.

Крючков вспомнил об одном провале советской резидентуры в Штатах. Подумал о том, насколько вина только одного человека может навредить общему делу.

—   Вы помните о развале одной из наших резидентур в США по вине ее руководителя Туманова? — спросил он Шамова.

—    Да, конечно, это как раз тот случай, когда потеря бдительности нанесла много вреда. Американцами тогда был завербован руководитель этой резидентуры Туманов, через которого проходила масса информации. Фактически ЦРУ и ФБР работу резидентуры взяли под контроль.

—   Это прелюдия, которая вам известна. Правда, вы вряд ли знаете подробности, поскольку все материалы проходили через Первое управление. Так вот, я тогда в качестве начальника разведки приехал в США и встретился с сотрудниками резидентуры в Вашингтоне. Затем переехал в Нью-Йорк и провел совещание в другой резидентуре, причем все проходило в закрытом помещении, исключающем прослушивание. И вот после совещания один из наших сотрудников вдруг обнаруживает на соседнем стуле, где сидел его коллега, тоже наш сотрудник, работавший в Нью-Йорке под прикрытием, зажигалку. Обыкновенную, правда, недурно оформленную. Кинулся отдать ее владельцу, но внезапно почувствовал: с ней что-то не то. Уже потом внимательнее осмотрел ее, а это оказался диктофон. Хорошего качества, кстати, наше совещание записал отменно.

—    Видимо, у американцев такая привычка — шпионскую аппаратуру в зажигалки прятать, — заметил Шамов.

—    Вот именно. Когда сотрудник убедился, что это диктофон, решил поставить в известность подразделение собственной безопасности Первого главка. Обстоятельства благоприятствовали ему, через несколько дней у него начался отпуск, и он эту зажигалку прихватил с собой в Москву, где и передал куда следует. Владелец зажигалки по фамилии Мотовилов, между прочим, считался очень неплохим оперативным работником. Его отец — секретарь Архангельского обкома партии, порядочный, честный, заслуженный человек, а сын вот… Словом, организовали майору Мотовилову поездку в Союз, и прямо в московском аэропорту его взяли и отвезли на Лубянку. Там предъявили вещественные доказательства его предательства, он сразу все и рассказал. Страшно испугался, просил: пусть любое наказание, только не расстрел. Готов был сообщить все, что могло бы нам помочь в разоблачении американской агентуры в нью-йоркской резидентуре. Обещал дать информацию об американском ценном агенте и еще много чего. Разумеется, ему объяснили, что суд учтет его чистосердечное раскаяние.

Крючков подошел к креслу и сел.

—   Завербовали Мотовилова, играя на его жадности, — продолжил Крючков, — да, именно на корыстолюбии, стремлении незаконно обогатиться. В США он часто заходил в магазин недалеко от нашего посольства, где продавали радиоэлектронику. Покупал видеомагнитофон или переносной приемник, затем отправлял через командированных в Союз, таким образом зарабатывал. Владельцем магазина был русскоязычный гражданин, он всегда очень хорошо встречал и обслуживал Мотовилова. Однажды, когда Мотовилов выбирал очередной видеомагнитофон, владелец магазина предложил ему сделку. Мотовилов должен привезти ему в магазин пару ящиков русской водки, которая продается во внутреннем магазине советского торгового представительства в Нью-Йорке, а хозяин даст взамен несколько дорогих видеомагнитофонов последнего выпуска. Чтобы убедительнее выглядело предложение, показал эти видеомагнитофоны. У Мотовилова, разумеется, сразу загорелись глаза, и в тот же день он взял в торгпредстве два ящика водки, сразу же привез в магазин. Сам занес один ящик, затем другой, получил обещанный товар. При выходе владелец магазина предложил ему зайти к нему в кабинет. Там сидел незнакомец, который заявил, что он должен составить протокол о нарушении правил торговли спиртными напитками, поскольку Мотовилов не имел лицензии на ее продажу, а значит, не уплатил налоги, что по американским законам является грубым нарушением. Словом, обычному гражданину за это дают срок, ну а Мотовилова, как дипломата, только лишь выдворят в течение 24 часов. Мотовилов вначале пытался уйти. Ему тут же продемонстрировали видеозапись, где он увидел себя, тащившего в магазин водку и получавшего затем видеомагнитофоны. Короче, он понял, что его карьере дипломата пришел конец. Ну и, кроме того, скандал в американской прессе, отца, конечно, уволили бы с должности, на семье пятно. Да и по возвращении в СССР в таком случае его ожидало бы уголовное дело. Мотовилов был морально раздавлен, и когда незнакомец предложил ему выход — сотрудничество с ЦРУ — он сразу согласился. Там же, в магазине, дал расписку о сотрудничестве. Правда, потом он рассказывал, что писать расписку не соглашался, однако американец все же настоял на своем.

После этого Мотовилов начал активно работать на нашего

противника.

Но самое интересное в этой истории знаете что было?

—   Не знаю, — пожал плечами Шамов, с интересом слушавший подробный рассказ Крючкова, который обычно с подчиненными говорил кратко и лаконично.

—   Мотовилов рассказал, что когда ему присвоили воинское звание майор, то об этом он узнал от сотрудника ЦРУ, у которого был на связи. И лишь спустя несколько дней Мотовилова с присвоением очередного звания поздравил резидент Туманов. Учитывая, что всю закрытую почту и шифровки получает только резидент, эту информацию, по мнению Мотовилова, передал американцам именно Туманов. Кроме того, на день рождения в прошлом году сотрудник ЦРУ подарил Мотовилову запонки и заколку для галстука с бриллиантами. А вскоре после этого точно такие же он видел у Туманова, хотя цэрэушник при вручении подарка сказал, что украшения изготовлены вручную, ничего подобного в продаже нет.

—   Грубая работа, — удивился Шамов.

—  Мы проанализировали эту информацию, а также ту, которую представила резидентура. Оказалось, те данные, которые представлял с подачи ЦРУ Мотовилов, иногда подтверждались источником Туманова. Было принято решение вывезти Туманова в Москву. Предлогом стала необходимость доставить предателя Юрченко в СССР, что поручили Туманову в качестве сопровождающего. Правда, тот будто что-то почувствовал. Мы зафиксировали, что он попросил внеочередную встречу с сотрудником ЦРУ, которая и состоялась в день отлета. Туманов отсутствовал перед отправкой рейса более двух часов. Потом мы узнали, что американцы недооценили опасность, они посчитали, что вылет в СССР ему ничем не угрожает. Это и стало их роковой ошибкой. В Москве его задержали, а конец вы знаете.

—   Да, поучительная история, — глубокомысленно произнес Шамов.

—      Увы, боюсь, агенты влияния зарубежных спецслужб вскоре начнут нам мешать всерьез. Поэтому я и даю указание: уничтожить материалы и дела нашей особо ценной закордонной агентуры.

 

Часть III. У ОБРЫВА

Глава 1. СОФИ

Она давно обо всем догадывалась. Когда живешь с человеком много лет, начинаешь понимать его лучше, чем он сам себя. Маленькая Софи… Он так часто называл ее, когда, уставший от дневных забот, садился рядом и брал ее хрупкие руки в свои.

Софи любила его, своего Артура. И хотя прошло уже много лет с того дня, когда она познакомилась с ним, скромным, застенчивым молодым человеком, ее чувства не остыли, и, как прежде, сердце радостно билось, когда он звонил ей и говорил, что уже возвращается с работы.

Но он недооценивал маленькую Софи.

Ее интуиция давно подсказывала, что у Артура есть еще и вторая, важная для него жизнь. Нет, это была не женщина, он всю жизнь любил только ее, Софи.

Совершенно случайно она обнаружила, что в комнате для переговоров с деловыми клиентами установлены микрофоны, и Артур, ссылаясь на какие-нибудь причины, ненадолго оставляет этих солидных людей одних в комнате, а потом прослушивает их разговоры. Как правило, его интересовали конфиденциальные мнения политиков и государственных чиновников, а вот бизнесменов он прослушивал редко. Артур не раз бывал в СССР, причем всегда один, хотя она просила взять ее. И всегда после возращения он довольно скупо рассказывал о таких поездках. И еще: среди его обширных связей было немало лиц, знакомства с которыми для банкира были не так и важны.

Эти и многие другие факты, накапливаясь постепенно, складывались в удивительный по своей логике узор. И догадка о прошлом самого близкого ей человека постепенно превращалась в уверенность.

Не раз Артур серьезно говорил ей: «Родина у человека должна быть одна». При этом он никогда ничего больше не добавлял, словно предлагая жене оценить его слова самостоятельно. Они давно, много лет уже живут в Америке. Эта страна дала им очень многое, здесь они стали весьма влиятельными людьми, здесь выросли их дети. Но за столько лет он все равно так и не стал американцем.

Софи давно уже освоила банковское дело, не раз давая мужу дельные советы. Вначале с удивлением, потом со все большей заинтересованностью он стал обсуждать с ней деловые вопросы. Со временем понял, что рядом с ним не просто заботливая жена и друг, но и деловой партнер, с которым можно решать самые серьезные проблемы. Уезжая по своим делам, он не раз оставлял на нее весь бизнес и никогда не пожалел об этом.

За последние годы ей приходилось нередко брать на себя обязанности хозяйки их банка, вести деловые встречи.

Вот и сейчас, когда Артур уже несколько месяцев в далеком Тибете, она ежедневно ведет дела мужа и достаточно успешно.

Только что прошли переговоры с двумя конгрессменами, лоббировавшими военные разработки. Эти люди получали свою долю от военных заказов, которую им выплачивали крупные компании, занимающиеся выпуском продукции для министерства обороны США. Банк Артура выдал этим фирмам крупные кредиты на выгодных условиях. Софи знала, что когда Артур вернется, его не меньше, чем условия кредитования, будут интересовать вопросы, касающиеся продукции компаний и ее назначения. Эти аспекты, конечно, должны бы мало интересовать Артура как банкира, но они всегда волновали его.

Он будет подробно расспрашивать Софи, чем объясняли конгрессмены желание лоббировать такие немалые кредиты, и не может ли это быть заказом под какую-то локальную войну, и если это так, то где следует ожидать военных действий?

Софи почти не сомневалась: вторая жизнь Артура связана с другой страной, и эта страна — Советский Союз.

Но она никогда и ничем не даст понять мужу, что догадывается об этом. Если его вторая жизнь — тайна, значит, она навсегда останется тайной для всех.

Софи, воспитанная в армянских традициях, умела ценить счастье семьи.

 

Глава 2. ВОЗВРАЩЕНИЕ «МАДЛЕН»

Самолет рейса Афины–Вашингтон пристыковался к терминалу. Затих рев двигателей, и через рукав стали проходить уставшие от многочасового перелета пассажиры. Первыми показались летевшие в бизнес-классе: несколько солидных серьезных мужчин в темных хорошо сшитых костюмах, несущих с собой легкие деловые кейсы; хасид в широкополой шляпе; ухоженная дама, ведущая маленького ребенка за руку; длинноволосый молодой мужчина, удивительно напоминающий одного известного музыканта, и две молоденькие девушки в потертых джинсах.

Последним вышел Артур Карапетян с легкой дорожной сумкой в руках. Лицо его было чуть усталым, но спокойным и удовлетворенным, словно он выполнил важную и необходимую миссию. Он остановился, с наслаждением втянул воздух обеими ноздрями и улыбнулся, вспомнив о чем-то, известном только ему, затем, ускоряя шаг, направился к стойкам. От встречи с женой его отделяли каких-то триста метров и двадцать минут времени.

Софию он увидел сразу. И как много лет назад, забилось учащенно сердце, что-то дрогнуло внутри. Обнялись и долго молчали. Столько всего хотелось рассказать, но ком стоял в горле, оба волновались. Долгая разлука дала понять ему, как дорога ему жена и как любима. Артур чувствовал свою вину, понимал, что из-за него она так страдала. Но все позади, надо жить дальше.

София не могла наглядеться на родное лицо, радуясь, что снова вместе. С удивлением заметила, что муж прекрасно выглядит, даже заметно помолодел.

Артур вздохнул.

—    До чего же трудно было мне в эти последние дни перед отъездом! Все время считал дни до встречи с тобой!

—   И я.

Он оглянулся.

—   А где же остальные? Жена улыбнулась.

—   Сейчас ты увидишь всех.

Они вышли из здания аэропорта и тут же попали в крепкие объятия сыновей и невесток. Сурен, старший сын, глядя с улыбкой на отца, сказал:

—    Мы заказали обед в армянском ресторане. Хотим отметить твое возвращение.

—   Спасибо, мои родные. Но если можно, я сначала заеду домой, приму душ и переоденусь.

—     Тогда мы будем ждать вас с мамой в ресторане. Это

«Арагви», что на Пятой авеню.

Еще в машине по дороге домой он стал рассказывать жене, как ему жилось в монастыре, все для него было еще живо и значительно. Софи с огромным интересом его слушала и задавала множество вопросов, на которые он не успевал отвечать.

Дома, приняв душ и переодевшись, он сказал жене:

—   Я готов, нам пора.

Вскоре они уже заходили в большой светлый зал «Арагви», где негромко играла армянская музыка, и сыновья с невестками терпеливо ожидали главу семейства.

Артур оглядел зал. Да, все было так, как он любил. Белоснежные чистые скатерти, сверкающий хрусталь, серебряные с матовым отливом приборы. Роскошные цветы красиво оттеняли праздничное убранство зала. А самое главное, запахи! Запахи любимой Артуром армянской кухни. Нарядные сыновья и невестки, помолодевшая София, прекрасный ресторан, все располагало к отдыху и расслабленности.

София, поднявшись с бокалом вина из собственных виноградников в руке, произнесла прочувствованный тост. Она рассказала, с каким нетерпением вся семья ждала приезда Артура, как они рады видеть его здоровым и помолодевшим. Представляют, сколько всего пришлось ему перенести.

—   Мы гордимся тобой, наш любимый и дорогой Артур! Ты сумел побороть свою болезнь, встал на ноги, впереди тебя ждет долгая и счастливая жизнь.

Мужчины после такого тоста выпили стоя, Артур расцеловал Софию, а сыновья и невестки громко зааплодировали.

—   Отец, мы с нетерпением ждем твоего рассказа о том, что тебе пришлось пережить в Тибете, — сказал Сурен. — Мы знаем, что тебе было нелегко, особенно в первое время. Но ты все выдержал, вернулся здоровым и полным сил. Поэтому нам очень интересно узнать, как тебе это удалось.

—   А чем, кроме лечебных процедур, ты там занимался? Что открылось тебе в Тибете? Ведь это не простое место, многие, попав туда, меняли свое мировоззрение, — с нетерпением спрашивал средний сын Карлос. Ему показалось, что отец изменился. Стал спокойнее внешне и внутренне, обрел гармонию и выглядит просветленным.

—   Да, ты прав, Карлос. Я многое понял и переосмыслил, общаясь с монахами. У меня было много времени на размышления. Занимаясь простыми и обыденными вещами — собирая траву, заваривая чай, готовя обед, проводя необходимые лечебные процедуры, — я много думал и многому научился. Ничто меня не отвлекало, находилось время для бесед с монахами. Хочу поделиться с вами тем, чему научился и к чему пришел.

—   Отец, ты общался с монахами? Какие они? Что из себя представляют? Чему же ты у них научился? — с любопытством поинтересовался младший сын.

—   Арам, ты задал очень важный вопрос. В своей сфере они очень образованные люди. Много думают, размышляют, и на все вопросы стараются найти ответы.

—Я слышал, что монахи Тибета много знают о нашем подсознании, о законах Вселенной. Делились ли они с тобой своим знанием? Что ты понял из этих бесед? — спросил Сурен отца.

—   Вот об этом я хочу рассказать вам подробнее.

 

Рассказ Артура Карапетяна

 

«Общение с монахами заставило меня опуститься на землю. Когда мне был задан вопрос, верю ли я в Бога, естественно, ответил: да. Второй вопрос: во что конкретно? Говорю, в заповеди Божьи. Просьба: назовите их. Я начал вспоминать, из десяти вспомнил пять. И это все? – спросили монахи, — ведь их же больше десяти. Настоятель монастыря мне сказал, что верить надо в то, что знаешь, а если знаешь наполовину, ты не имеешь право говорить, что веришь, ты просто хочешь верить. Утвердительно говорить может только человек, который полностью прочувствовал все заповеди и их исполняет. То, чего не знаешь, исполнять не можешь. Команды исполнять дает подсознание, в котором заложены знания. Он процитировал заповеди, которые я вам сейчас назову.

 

Заповеди Божьи

 

Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого [рода], ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои.

Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно.

Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих. Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море, и все, что в них; а в день седьмой почил. Посему благословил Господь день субботний и освятил его.

Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.

Не убивай.

Не прелюбодействуй. Не кради.

Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.

Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего.

 

Мы много говорили на эти темы. Меня поразил их кругозор и глубокое знание этих тайн. Один старый и мудрый монах всю жизнь размышлял над законами Вселенной. Он рассказал мне так много, и все это осталось в моей душе и открыло мое сознание. Мне не терпится поделиться с вами тем, что узнал, мои дорогие сыновья.

Монахи убедили меня в том, что во время глубокой молитвы кора головного мозга переходит в состояние комы. Восприятие информации человеком идет, минуя мыслительные процессы. Такое состояние наблюдается только у детей до 4-х месяцев и у взрослых во время молитвенного бодрствования.

В минуты общения с Богом, отвлекаясь от себя, человек перестает бояться, и иммунитет начинает активную борьбу с недугом, так как он просит Бога помочь ему в этом и он старается в его ранее заложенной при рождении программе, которая была без вирусов, убрать приобретенные им в процессе жизни. Это можно было считать предположением или выдумкой, но они показали мне электроэнцефалограммы головного мозга верующих, которые полностью подтверждают сказанное. Они неоднократно повторяли, что жизнь на земле создал высший разум, читая законы Вселенной.

 

Законы Вселенной

 

1. 1.   Ты не можешь знать, что добро, что зло.
2. 2.  Но точно знай: навязанное добро — это зло.
3. 3.  Ты не знаешь, что нужно Вселенной.
4. 4.  Если ты прав, то ты — не прав.

5 Нет того, что называют правильными неправильным, тебе неведомо, что есть что.

1. 6.  Нет плохого, есть то, что тебя огорчает.
2. 7.   Нет хорошего, есть то, что тебя радует.
3. 8.  Вселенная слишком велика, чтобы ты мог повредить ей.
4. 9.  Возможно, твои ошибки — это то, что нужно Вселенной.
   1. 10.   Твои ошибки не погубят Вселенную.
   2. 11.     Не ищи истину, ее нет. А если она и есть, то она не нужна тебе.
   3. 12.   Не ищи смысла в жизни, если он и существует, то лежит за ее пределами.
   4. 13.    Как ты определишь цель того, что делаешь? И принадлежит ли она тебе?..
   5. 14.    Не беспокойся за себя. На самом деле Вселенная тобой слишком дорожит, чтобы ты пропал зря.
      1. 15.    Не ищи своей вины. Ни в чем нет твоей вины.
      2. 16.    Не беспокойся о том, по какому пути ты направляешь другого — ты ли знаешь, какой истинный, какой ложный?
      3. 17.    Если то, что ты делаешь, трудно тебе, подумай, нужно ли тебе это.
      4. 18.    Делай только то, что дается тебе легче всего, но делай это изо всех сил.
         1. 19.    Если что-то ты делаешь случайно, ты делаешь это нарочно.
         2. 20.    Поддерживай то, что нравится тебе, и ускользай от того, что тебе не нравится.
         3. 21.    Если ты можешь исправить последствия своей ошибки, то ты еще не ошибся.
            1. 22.  То, что случается, случается вовремя.
            2. 23.   Порой поиски правильного решения обойдутся тебе дороже ошибки.
            3. 24.   Происходящее происходит помимо твоей воли, но в твоей воле принять это или не принять.
            4. 25.   Если сомневаешься в дороге, возьми попутчика, если уверен — двигайся один.
               1. 26.  Быть сильным — значит быть одиноким.
               2. 27.    Сильный сильнее всего в одиночку. Ты сам можешь выбрать, каким быть.
               3. 28.    Каждый человек одинок. Сильный принимает и благословляет свое одиночество. Слабый — бежит от него.
               4. 29.   Будь спокоен и внимателен к Миру, тогда ты не пропустишь момент Силы.
               5. 30.   Когда ты стараешься узнать о себе от других, ты им даешь власть над собой. Поэтому будь сам мерой того, что с тобой происходит.
               6. 31.    Благослови упущенные возможности, ты приобрел большие возможности.
                  1. 32.  Отдавай — легко, теряй — легко, прощайся — легко.
                  2. 33.   Не жалей о том, что радости было мало, этим ты приобретешь еще одну печаль.
                     1. 34.  Полюби врага — чтобы победить.
                     2. 35.   Если враг застал тебя врасплох и ты еще жив — он в твоих руках.
                        1. 36.  Чем проигрышней ситуация, тем она выигрышней.
                        2. 37.    Не бойся того, кто пытается сломить твою волю, ибо он слаб.
                           1. 38.  Истинная месть — пренебречь.
                           2. 39.  Уступая, ты выдерживаешь испытание.
                           3. 40.  Уступай — чтобы ослабить сопротивление.
                           4. 41.    Не стремись быть сильнее соперника, но ищи, где соперник слабее тебя.
                           5. 42.    Когда любишь своего врага, ты лучше его узнаешь. Чем больше ты его узнаешь, тем больше преимущества ты получаешь над ним.
                           6. 43.     Не всегда можно победить, но всегда можно сделать себя непобедимым. Победа зависит от противника. Непобедимость — от себя самого.
                           7. 44.    Кем бы ни был твой соперник, всегда старайся видеть в нем человека. И вскоре ты убедишься, что подобный подход дает тебе огромное преимущество.
                           8. 45.    Вкусить и насытиться — у каждого из людей своё наслаждение, но не смешивай их.

46.Ты знаешь правила, но ты не знаешь всех правил, по которым живет Мир.

47.Мир изощрен, но не злонамерен.

1. 48.    Есть люди, пребывание рядом с которыми разрушает тебя. Это не значит, что они — плохие. Это значит, что пребывание рядом с ними тебя разрушает. Есть люди, пребывание рядом с которыми укрепляет тебя и делает тебя сильнее. Это не значит, что они — хорошие. Это значит, что пребывание рядом с ними укрепляет тебя. Будь внимателен к себе в тот момент, когда ты общаешься с другими. И тебе станет ясно, кто есть кто. Избегай общаться с первыми и стремись к общению со вторыми. Если этого не получается, тогда вовсе избегай дружбы.
   1. 49.  Получаешь ли ты то, что делаешь?
   2. 50.    Когда огонь приближается, он сначала светит, потом греет, а затем обжигает.
      1. 51.    Сейчас ты бессмертен, ибо еще не умер.
      2. 52.    Не пугайся проклятий, не стремись к восхвалениям, ничего нового они тебе не принесут.
      3. 53.    Ты создаешь беспокойство и тревогу, когда измеряешь успех мерой похвал или порицаний.
      4. 54.    Не задумывайся о том, куда идти дальше, когда находишься посредине висячего моста.
         1. 55.    Делая — делай сейчас, потом ты этого уже никогда не сделаешь.
         2. 56.     Tы никогда не сможешь сказать, куда идешь, только лишь — куда надеешься прийти.
         3. 57.   Не борись. Ибо ты неизбежно становишься тем, против чего ты борешься.
         4. 58.   Вспоминай о законе тринадцатого удара. Если однажды часы пробили тринадцать раз вместо положенных двенадцати, то такие часы надо выбросить, какую бы гарантию относительно их ремонта ни давали.
         5. 59.   Любое поведение состоит из противоположностей. Если ты делаешь нечто и слишком стараешься, то рано или поздно появляется противоположность этого нечто. Любое чрезмерное стремление производит свою противоположность.
            1. 60.  Слишком много силы приводит к обратному результату.
            2. 61.     Мудрый руководитель не формирует событие, но позволяет развернуться процессу самому. Если тебе какая-то ситуация кажется сложной, предоставь ее себе самой. Предоставленная сама себе, она сама собой и разрешится.
            3. 62.    Мудрый руководитель не блокирует процесс жесткой заданностью и не заставляет события развиваться определенным путем.
            4. 63.   Не торопи события. Позволь процессу развернуться самому.
               1. 64.  Молчание — великий источник Силы.
               2. 65.   Периодически покидай людей и возвращайся к молчанию. Учись возвращаться к самому себе.
               3. 66.   Молчание и ясное чувство бытия — источники любого эффективного действия.
               4. 67.    Молчание и пустое пространство обнаруживают твое настроение. Это и есть поле твоего бытия. Силовое поле Бытия.
               5. 68.    Стремитесь быть подлинно заинтересованным в себе самом. Это научит вас самоотверженности.
               6. 69.  Слушай скорее легко, чем усердно. Оставь усилия, затрачиваемые на вслушивание в каждое слово. Погрузись в свое внутреннее молчание и наблюдай за собой. Тогда в тебе откроется возможность ясного мышления.
               7. 70.   Познавай свои сокровенные глубины, и ты сможешь разговаривать с глубинами другого.
               8. 71.     Когда ты освобождаешься от того, что ты есть, ты становишься тем, кем ты можешь быть.
               9. 72.   Когда ты освобождаешься от того, что имеешь, ты получаешь то, в чем нуждаешься.
               10. 73.    Когда ты ощущаешь себя наиболее разрушенным, знаю, что ты находишься в начале периода роста.
                   1. 74.   Когда ты ничего не желаешь, многое придет к тебе.
                   2. 75.    Когда ты оставишь попытки внушать, ты станешь довольно внушительным.
                   3. 76.   Истинная способность влияния не основана на технических приемах или наборе управления. Находись в Бытии, а не в Делании.
                      1. 77.   Помни сокровенную мудрость: отдай — чтобы достичь.
                      2. 78.  Чрезмерное попытки приводят к обратным результатам.
                      3. 79.    Находясь в Бытии, а не в Делании. используй формулу: Быть — Делать — Создать. Если ты хочешь что-то создать, спроси: что я должен для этого делать? Но не спеши делать, не повторяй ошибки многих — тех, которые пытаются суетливо что-то делать, но ничего не достигают. Отступи еще на один шаг, к началу формулы, и снова спроси: каким я должен для этого быть? И оставайся в Бытии. И Делание будет делаться само, без твоего участия. Но ты получишь четкий, конкретный результат, именно тот, который ты хотел создать. В этом — ядро магии.

80. Тому, кто находится в Бытии, ничего не надо делать, но все оказывается сделанным.

1. 81.   Знай, где стоишь, и знай, за что ты стоишь. Это — твоя основа.
2. 82.   Человек не обороняется и не нападает. Его прикосновение к Миру легко, почти неуловимо.
3. 83.  Проясни свою цель. Тогда ты сможешь достичь ее без суеты.
   1. 84.  Наблюдай за естественными процессами. Они обладают могуществом и силой, потому что они просто существуют. Движение планет, свет Солнца, притяжение Земли. В соответствии с этими принципами работает и твой организм. Свобода наступает, когда ты начинаешь подчиняться естественному порядку. Свобода приходит из подчинения. Помни, что ты также являешься частью естественного процесса.
   2. 85.   Когда ты пребываешь вне событий, медитируй над вопросом: что происходит, когда ничего не происходит?
   3. 86.   Нет разницы между Что происходит и Как это происходит.
   4. 87.   Учись быть ведомым — для того, чтобы научиться вести других.
   5. 88.   Твое влияние начинается с тебя и распространяется дальше, как рябь на воде.
      1. 89.  Оставайся нейтральным и не принимай ничью позицию.
      2. 90.  Доверяй тому, что происходит. Принимай то, что происходит. Доверяя и принимая, ты сохраняешь силу.
      3. 91.    Формула власти — это формула управления. Искусство управления основывается на постижении этой формулы. Если хочешь управлять многими, представь, что управляешь немногими. Стремись в большом увидеть малое, им-то и управляй. Одинаковыми людьми управлять легче, чем разными. Людьми, стремящимися к общей цели, управлять легче, чем людьми, не обладающими общей целью. Людьми, имеющими общего врага, управлять легче, чем имеющими разных врагов. Разделяй большое на малое количество частей. И ты получишь малое. Делай без усилий. Чтобы эффективно управлять, делай людей одинаковыми. Но мастерство делать людей одинаковыми вырастает из умения видеть их различными.
      4. 92.      Будь Хозяином, а не Гостем. Хозяин — тот, кто разрешает или не разрешает, позволяет или не позволяет. Он не тот, кто просит, но тот, кого просят. Не тот, кто нуждается, а тот, в ком нуждаются. Не тот, кто идет, а тот, к кому идут. Гость — тот, кто спрашивает разрешения прийти или войти. Тот, кто просит. Кто нуждается. Кто приходит, и кто просит о встрече. Если у тебя назначена встреча, старайся провести ее на своей территории. Пусть к тебе приходят. Но если ты оказываешься в позиции гостя, поменяйся с хозяином местами. Многое зависит от внутренней позиции. Быть Хозяином — скорее позиция внутренняя, нежели внешняя.
      5. 93.   Спорящий — всегда проситель. Негласно он просит, чтобы к его аргументам отнеслись заинтересованно. Поэтому спорящий гость.
      6. 94.  Избегай спора и не дай спорщику вовлечь тебя. Не становись соучастником одной глупости.
      7. 95.   Тот, кто начинает спор, заведомо оказывается в слабой позиции, потому что он — хотя и негласный, но проситель.
      8. 96.  Думай о той Силе, что стоит за тобой, и тогда эта Сила в действительности будет стоять за тобой.
      9. 97.    Оставайся безразличным к любым сообщениям. Не уподобляйся царю, казнившему гонца за плохое известие. Сила — в безразличии. Этой силе повинуется мир.
      10. 98.   Учись различать обратимое и необратимое — и ты научишься владеть временем.
      11. 99.   Пусть на время твоими учителями станут: Мрак. Ничего невозможно в нем разглядеть. Гром. Не предугадать. Кого ударит и кого поразит. Огонь. Рядом тепло, но при приближении обжигает. Учись непредсказуемости и недоступности.
      12. 100.    Твой лучший Учитель — твой Путь. Не надо искать Учителя, Он — рядом. Его присутствие здесь. Стоит лишь открыть и увидеть его.
      13. 101.    Различай Пустое и Твердое. Качество Твердого — опора. Качество Пустого — ненадежность. Твердое — это информация, которой можно верить. Это человек, на которого можно положиться. Обещание, которое будет выполнено. Автомобиль, который своевременно заведется и поедет. Распоряжение, которое будет выполнено. Слово, которое будет услышано и понято. Твердое — это то, что дает результат. Пустое

— информация, не являющаяся достоверной. Ненадежный союзник. Отрекающийся друг. Ленивый работник. Нечестный управляющий. Невыполненное обещание. Взаимодействие Твердого и Пустого дает Пустое. Дедушка отдал своего внука чужим людям учиться ремеслу. Однако ремеслу они его не учили, а заставляли работать на себя. Да при этом еще плохо с ним обращались. И вот, когда стало уже совсем тягостно, мальчишка написал письмо, где умолял забрать его обратно, но адрес написал неконкретный — на деревню дедушке. Никогда не дойдет такое письмо. Само письмо — это Твердое, а вот адрес — Пустое. В результата — Пустое. Если в задуманном тобой деле хоть один элемент окажется пустым, то все усилия будут напрасными. Когда у тебя что-то не складывается, ищи, где Пустое. Отделяй Твердое от Пустого внутри себя.

1. 102.     Стремись почувствовать свой Путь. Путь — самый Великий Менеджер.
2. 103.    Если ты знаешь свой Путь, то удачи и неудачи равно продвигают тебя вперед.
3. 104.    Ты не можешь отличить удачу от неудачи, пока не доживешь до завтра.
   1. 105.    Понимание выше знания.
   2. 106.    Каждый из нас управляет миром. Кто-то делает это плохо, кто-то хорошо. Ребенок управляет родителями, работник управляет хозяином. Все управляют всеми. Все управляет всем.
   3. 107.    Если тебя о чем-то просят, а ответного шага сделать не хотят, знай, что тебя не просят, а лишь предлагают сделать
      1. 108.   Не жалуйся. Не бойся. Не проси.
      2. 109.   Прошлое и Будущее рождаются Сейчас.
      3. 110.    Бог — Здесь и Сейчас.
      4. 111.      Научись говорить «нет».
      5. 112.     Законы могут нарушаться только по необходимости.

 

Вы хотите спросить меня: насколько образованны эти монахи? Неужели они делают выводы только из своих рассуждений? Какие источники дают им возможность понять эти законы?

Действительно, они очень образованные люди. Много читали специальной литературы. Я поражался их начитанности, впервые слышал названия этих книг и авторов.

Монахи в доказательство того, что есть Бог, приводят слова нобелевского лауреата Артура Комптона: «Для меня несложно принять Бога потому, что там, где есть созидание, должен быть план, Вселенная создана по какому-то плану, следовательно, существует тот, кто разработал этот план». Мне очень повезло, монах Джамоки познакомил меня с книгой под названием «Книга мертвых». Автор этой книги

—   буддистский монах Падмасамбхава, который спрятал ее в тайнике, чтобы в последующем с ее содержанием знакомились будущие поколения. Это было в ІХ веке, когда были гонения на рукописи в Тибете. Книгу еще называют сборником мудрости. Ее обнаружил английский путешественник У. И. Эванс-Венц. Венц переводил ее три года, и она вышла в свет в 1927 году.

Книга дает ответ на один из давних вопросов человечества: что с нами происходит после смерти и как вести себя покойному, переходя в «другой свет». В процессе умирания душа уходит через макушку, кости черепа раздвигаются. Макушка называется «отверстием Брамы». Душа попадает в таком случае в сферу чистого Космоса.

Дается ответ: если умирание прошло неправильно, то душа выходит через какое-либо из девяти отверстий на теле человека и обречена на мучения. В течение трех дней покойника связывает с небом энергетическая нить, не отрываясь до тех пор, пока вся информация, находящаяся в подсознании умершего, не будет прочитана и отправлена в Космос. Говорится о том, что на четвертый день душа уходит из тела. Кремировать труп разрешается только на пятые сутки. Также пишется, что на протяжении трех, пяти суток, человек находится в забвении, он не понимает, жив он или мертв. От смерти до нового рождения проходит 49 дней.

Напрашивается вопрос: неужели они ясновидящие? Они что, знают наперед, что случится с человеком? Нет, совсем нет. Как я уже говорил, они просто очень образованные и думающие люди. Они умеют анализировать прочитанное и сопоставлять с увиденным. Это непросто и дается только тем, кто упорно трудится и развивается духовно. Монахи обладают большим объемом знаний в различных областях науки. Имеют большой жизненный опыт, глубоко верят в божьи законы и исполняют их. Они не спешат дать ответ собеседнику на интересующие его вопросы. Только после того, как они обратятся к своему подсознанию и взвесят все, отвечают на вопрос либо дают дельный совет.

 

Монахи назвали мне Законы Будды. Их четырнадцать.

 

1. 1.   Самый большой враг в жизни человека — это он сам.
2. 2.  Самая большая глупость в жизни человека — это ложь.
   1. 3.   Самое большое поражение в жизни человека — это надменность.
   2. 4.  Самая большая печаль в жизни человека — это зависть.
      1. 5.   Самая большая ошибка в жизни человека — потерять самого себя.

6. Самая большая вина в жизни человека — неблагодарность.

1. 7.  Самое достойное сожаления в жизни человека — умаление своего достоинства.
2. 8.   Самое достойное восхищения в жизни человека — подняться после падения.
3. 9.   Самая большая утрата в жизни человека — потеря надежды.
4. 10.  Самое большое достояние в жизни человека — здоровье и разум.
5. 11.    Самый большой долг в жизни человека — искренние чувства.
   1. 12.  Самый большой дар в жизни человека — великодушие.
   2. 13.    Самый большой недостаток в жизни человека — непонимание.
   3. 14.    Самое большое утешение в жизни человека — добрые дела».

—   Как много ты узнал, мой дорогой! — произнесла Софи. —

Как интересно все рассказываешь. Я думаю, что нашим сыновьям будет полезен твой рассказ. Они будут часто обращаться к тебе за советом.

—   Да, отец, мама права, — сказал Сурен. — Мы с огромным интересом слушали тебя.

—   Вы правы, мои родные, спасибо, что меня выслушали. Самое большое счастье для отца видеть, как внимают тебе твои сыновья. У нас с вами еще будет время вместе поразмышлять над вопросами бытия. А сейчас вернемся на нашу грешную землю. Если вы не возражаете, то мы с Софий поедем домой. Я очень устал, да и перелет был не из легких. Пора отдохнуть, завтра предстоит много дел и встреч. Да, самое главное, что мне напоследок сказал монах: «Никогда не предавай своей веры! Если веришь — верь, главное, что ты следуешь закону Добра».

 

 

Глава 3. ГОСТИ

—   Они должны прийти завтра в час?

—    Да, Артур, мы так договорились. Я посчитала, что обед

— это наиболее удобное время. Гости с удовольствием расслабятся у тебя в переговорной комнате и можно будет спокойно, в деталях обсудить все вопросы.

Артур еще раз отметил про себя, как все-таки предусмотрительна его жена, она учла главное — конгрессмены, которые придут к нему завтра днем, пообедают и будут настроены пропустить пару рюмок настоящего армянского коньяка. В таких условиях, как правило, успешно проходят не только переговоры, у гостей развязываются языки, и они много чего интересного могут рассказать.

Они просят немаленький кредит. Скажем прямо, такие деньги даже банк Артура выдает нечасто. Сейчас в мире много горячих точек, и американское оружие может пойти в любую из них. А судя по объему кредита, Пентагон намерен потратиться очень серьезно.

На следующий день двое солидных мужчин в хорошо сшитых костюмах с дорогими кейсами появились в офисе Артура. Он знал этих людей — они не впервые здесь, ранее они уже обращались с похожими просьбами, и Артур всегда шел им навстречу. Мистер Руперт Гринт и мистер Дэниел Рэдклифф, конгрессмены из Вашингтона, улыбаясь, протягивали Артуру руки. Они излучали радость и радушие.

—   Рады вас видеть, мистер Карапетян. Нам вас так не хватало! Надеемся, у вас все в порядке?

—    Я тоже рад вас видеть, джентльмены! — Артур жал их руки, улыбкой отвечал на их улыбки. — Да, у меня все отлично. Я с удовольствием готов обсудить с вами все вопросы.

Он пригласил сенаторов в зал для переговоров, где на небольшом столике уже стояла бутылка дорогого армянского коньяка и рюмки. Ваза с фруктами дополняла убранство стола.

Когда они выпили по рюмке и сенаторы восхищенно поцокали языком, демонстрируя свое восхищение коньяком, Артур сказал:

—    Софи уже посвятила меня в курс вашей просьбы. Безусловно, господа, мне будет приятно выделить кредит компаниям, о которых шла речь. Это серьезные, крупные предприятия. Мне кажется, речь идет о сборке военных самолетов?

—    Да, господин Карапетян, — подтвердил предположение Рэдклифф, беря со столика одну из предусмотрительно положенных дорогих сигар. Приятный запах заполнил комнату.

—    Вы знаете, господа, — Артур доверительно оглядел гостей, — самолеты — моя слабость. Я обожаю подниматься в небо. Четыре года назад, как я вам рассказывал раньше, мне посчастливилось приобрести легкий одномоторный спортивный «Адам М700». Необыкновенно удачная покупка, господа!

Артур, проводя подобные беседы, никогда не торопил события. Сидящие напротив него люди были источниками информации, и как любой источник, они должны были дозреть, а на это требовалось время. Поэтому их разговор шел непринужденно и не спеша. После того, как они опрокинули по четвертой рюмке, конгрессмена Гринта понесло.

—   О, господин Карапетян, вы не представляете, как удачно вы даете кредит! Деньги вам возвратятся сполна. Ваш банк имеет поддержку в Конгрессе, можете не сомневаться. – Он откинулся на спинку кресла и пустил струйку дыма в потолок. Затем глубокомысленно изрек: —Америка сегодня хозяйка мира! Поэтому мы должны распорядиться своим новым положением мудро. Сегодня вы даете деньги фирмам с мировым именем. «Дуглас», «Вулти», «Локхид», «Норт-Америкен» — эти названия говорят о многом. Уверяю вас, господин Карапетян, мы намерены выделять бюджетные деньги для серийного производства нового вооружения банку, который выдал фирмам кредиты на их разработку.

Гринт говорил много и с удовольствием. Артур не сомневался — скрытые от глаз чуткие микрофоны сделают свое дело, вечером он еще раз прослушает магнитофонные записи, которые всегда делает в подобных случаях.

Когда беседа подходила к концу, Артур, кивая, говорил:

—    Только, господа, еще раз повторяю, что важное условие нашей сделки заключается в том, чтобы мой банк мог осуществлять контроль за правильным расходованием средств, причем как на каждом этапе разработки, так и серийного производства. Эту работу нужно делать вместе с заказчиком, только тогда будет высокое качество продукции и соблюдение запланированных сроков.

Конгрессмены кивали и улыбались.

—   Можете не сомневаться, господин Карапетян.

 

Сообщение «Мадлен»

 

«В Конгресс США поступил документ от Президента США с обоснованием выделения дополнительных средств на совершенствование и модернизацию перспективных видов вооружений, которое подтвердило свою эффективность в войне с Ираком. Причем речь шла о вооружении, не имеющем аналогов

в армиях других стран мира. По оценкам экспертов, операция показала, что впервые использование большого количества авиации и высокоточного оружия значительно повлияло на ход военных действий.

В период войны в Ираке израсходовано более 45% различных видов снарядов, ракет и другого вооружения, находящегося на хранении на особый период.

Опробованы в боевом варианте новые виды разработанных электронных систем космического применения, самолеты 117F, изготовленные по технологии «Стелс», усовершенствованные крылатые ракеты «Томагавк», самолеты В52F, которые могут облететь земной шар без посадки с дозаправкой в воздухе. Для отработки эскизных проектов по совершенствованию новых видов оборудования, положительно зарекомендовавших себя в ходе военных действий, требуются кредиты фирмам, участвующим в этих работах, о чем просят конгрессмены. Эти фирмы затем должны получить, по прохождении экспертной оценки министерства обороны, заказ на изготовление. Банк — кредитор экспериментальной разработки вооружений будет основным распорядителем средств, выделенных из бюджета на финансирование серийного производства.

При выделении бюджетных средств под эти заказы будет получена полная информация о качестве и количестве различных вооружений, а также данные по усовершенствованным видам вооружений. Кроме того, спецслужбам и космическому агентству предполагается дополнительно выделить 3 миллиарда 200 миллионов долларов на создание агентурной сети по визуальной разведке объектов, выявляемых из космоса, а также на доработку локаторов и других устройств с разрешающей способностью значительно выше существующих».

 

Глава 4. ШАМОВ

Шамов еще раз пробежал глазами по тексту. В голове мелькнула мысль: «полигон». Так было всегда. Когда в какой-нибудь точке земного шара ситуация становилась напряженной, военные заводы разных стран начинали работать на полную мощность. От правительств поступали большие заказы, хозяева заводов подсчитывали будущие прибыли. Удивительная вещь — военная продукция. Она, как хлеб, будет нужна, наверное, всегда.

Но изготавливая новую технику, предприниматели всегда сталкивались с проблемой ее хранения. Когда запасов становилось слишком много, их сбывали. Для этого придумывались небольшие, локальные войны. Где-нибудь в азиатском или арабском регионе активно вмешивались в конфликт и начинали военные действия. Устаревшие танки, самолеты, пушки гробились, новые испытывались. Отсюда и пошло —

«полигон». Он приносил баснословные прибыли.

Шамов глубоко вздохнул. Он был совсем ребенком, когда шла Великая Отечественная, и смутно помнил те события. Но, как и большинство соотечественников, чьи семьи пострадали от войны, испытывал глубокую неприязнь к насилию.

Он неплохо знал всю предысторию разыгрывающихся событий на Ближнем Востоке. Ведь много информации проходило через него. И он еще и еще раз задавал себе вопрос: почему сегодня так легко отдали Ирак, своего давнего союзника, на растерзание? Почему не встали решительно, как раньше, на защиту?

Увы, ответ был ему слишком хорошо известен. Теперь же возникал другой вопрос: что дальше?

Шамов потянулся к телефону закрытой связи и набрал Прудникова.

—   Я просил утром подготовить справку по ситуации в Персидском заливе.

—   Она готова, сейчас занесу.

Через две минуты дверь в кабинет Шамова открылась, и стремительно вошел Прудников.

—    Вот эти документы, — он положил на стол Шамову несколько скрепленных листов с текстом.

—   Отлично, — сказал Шамов, — а ты пока прочти сообщение от «Мадлен». — Он протянул Прудникову документ и углубился в чтение.

 

Сообщение «Верного»

 

«Президент Ирака Саддам Хусейн неоднократно обращался с просьбой о встрече с послом США в Ираке. Встреча оттягивалась из-за недостаточности информации о вопросах, которые он будет поднимать.

Спецслужбы США задействовали агентуру в окружении Хусейна и после получения необходимой информации подготовили предложения в Госдеп с учетом внутренней обстановки в Ираке в качестве поручения послу США в Ираке.

25 июля 1990 года в 10 часов посол встретился с Хусейном и в течение двух часов объяснял ему позицию Ирака в связи со сложившейся экономической обстановкой в стране и конфликтной ситуацией с Кувейтом по его вине.

Напомнил, что дипломатические отношения между США и Ираком были испорчены ввиду скандала с тайной продажей Ирану оружия в период правления Рейгана.

Хусейн заявил послу о готовности начать переговоры с Кувейтом, Арабскими Эмиратами, Лигой арабских государств и Саудовской Аравией, чтобы положительно решить вопрос по отмене снижения цены на нефть, т. к. 18 долларов за баррель уничтожает экономику Ирака, поэтому минимальная цена должна быть не менее 25 долларов. Напомнил о том, что потерял 100 тысяч человек в войне с Ираном, сумма государственного долга составила 40 миллиардов долларов, и ему необходимы значительные суммы на восстановление экономики. Кувейт ведет незаконную добычу иракской нефти наклонным способом со своей территории по технологиям, которые предоставили американские компании, и кроме того участвуют как освоение этих технологий по промышленной добыче. В случае продолжения этого воровства иракская сторона может пойти на крайние меры.

Посол США одобрительно отнесся к планам и намерениям Хусейна, похвалив его за твердую позицию по защите интересов своего государства. Психологи ЦРУ, готовящие сценарий разговора, высказали уверенность в том, что изучив характер Хусейна и при выполнении заданий агентурой влияния из числа чиновников в его окружении, однозначно Хусейн пойдет на крайние меры в отношении Кувейта.

Учитывая огромное сосредоточение войск Ирака на границе с Кувейтом, предполагается начало военного вторжения после беседы с послом не более как через 10 дней».

 

Из справки по обстановке в Персидском заливе

 

«Как известно, СССР и Ирак имели давние связи в военной сфере, которые могли представлять угрозу стабильности в регионе. Еще в 1959 году эти страны подписали межправительственное соглашение, предусматривающее оказание Ираку в строительстве в пустыне Тхувайтха в 15 км к югу от Багдада небольшого исследовательского реактора ИР-2000 (мощностью 2000 КВт) и изотопной лаборатории, а также в проведении геологоразведочных работ по поиску урановых руд. Реактор начал действовать в 1968 году, однако для разработки ядерного оружия он был слишком маломощен. Ирак вел переговоры и с Францией, в результате чего в ноябре 1975 года был заключен контракт стоимостью около 3 млрд долларов на  строительство  мощного  современного  ядерного реактора

«Озирак» и исследовательской лаборатории «Изис», причем без всяких гарантий от Международного агентства по атомной энергии, призванного следить за нераспространением ядерного оружия. Одновременно Ирак закупил во Франции 72 кг обогащенного урана для нового реактора. Но в результате операции израильской разведки «Моссад» судно с ядерным реактором, готовое к отправке в Ирак, было взорвано близ порта Тулон. Французы оперативно изготовили новый реактор, который был благополучно доставлен в ядерный центр Тхувайтха. Но и здесь его настигли израильтяне. 7 июня 1981 года 14 истребителей F-15 и F-16 ВВС Израиля нанесли бомбовый удар по центру, в результате чего французский реактор был уничтожен (советский ИРТ-2000 не пострадал). Ираку пришлось уже надолго распрощаться с мечтой об обладании ядерным оружием.

В ответ на эти действия СССР принял решение о снятии ограничений с поставок оперативно-тактических баллистических ракет в Ирак, в частности ракет Р-17, известных на Западе как «Скад». В 1980-х годах на базе этих ракет Ирак начал работы по созданию ОТР дальностью до 600 км. Первый испытательный пуск состоялся в 1987 году, а уже в следующем году 190 ракет этого типа, получивших обозначение

«Эль Хуссейн», были выпущены по целям в Иране. В 1988 году началась разработка еще более мощной ракеты «Эль-Аббас» с дальностью до 900 км. В 1989 году была испытана БР «ЭльАабед» с дальностью до 2000 км, официально представленная как ракета-носитель для вывода в космос первого иракского спутника «Тамоуз-1». Но ни для кого не было секретом, что эта программа имеет в первую очередь военное значение. Продолжались работы по созданию БР с дальностью уже до 3000 км.

Растущий иракский военный потенциал не мог не озаботить Пентагон, который рассматривал эту арабскую страну как региональную военную сверхдержаву, способную в перспективе доминировать в зоне Персидского залива и эффективно противодействовать американско-израильской экспансии. Война, поводом к которой явился захват Ираком 2 августа 1990 года Кувейта, явилась крупнейшим вооруженным конфликтом после окончания Второй мировой войны. В нее было вовлечено в различной степени 35 государств (Ирак и 34 государства антииракской коалиции). О масштабах вооруженного столкновения в Заливе дают представление следующие цифры. В ходе конфликта в составе вооруженных сил сторон насчитывалось более 1,5 млн. человек, 80 дивизий, 82 бригады, четыре полка, 25 отдельных батальонов. С обеих сторон в составе их группировок имелось более 10,5 тыс. танков, 12,5 тыс. орудий и минометов, более 3 тыс. боевых самолетов, около 200 боевых кораблей. Из них непосредственное участие в боевых действиях приняли 1,2 млн. человек, 58 дивизий, 45 бригад, 8,5 тыс. танков, более 5 тыс. орудий и минометов, 1850 боевых вертолетов, вся боевая авиация и флоты, сосредоточенные в зоне конфликта. В ходе войны со стороны многонациональных сил (МНС) испытывались самые современные виды вооружений, на практике проверены некоторые положения доктринальных установок, существующих уставов и наставлений, особенно в вопросах организации и ведения операций крупного масштаба с участием всех видов вооруженных сил и родов войск. Использование новых видов вооружений и боевой техники в масштабах, которые имели место в этой войне, по-новому высветило их возможности и перспективы.

По наблюдениям некоторых видных экспертов, конфликт продемонстрировал явный признак смещения стратегических интересов Вашингтона и его ближайших союзников в сторону южного фланга НАТО и далее — в регионы Ближнего и Среднего Востока, располагающие богатейшими запасами нефти и находящихся у южных границ СССР. По оценке Массачусетского технологического института, для проведения операции

«Щит пустыни» и «Буря в пустыне» по разгрому иракской армии и освобождению Кувейта Пентагон перебросил и развернул в зоне Персидского залива группировку войск, в которую вошли 35% личного состава армии США, 42% танкового парка, 75% боевых самолетов тактической авиации, 46% личного состава ВМС США и 46% их авианосцев (шесть из 13). Для создания такой мощной группировки войск американскому командованию пришлось использовать контингенты, дислоцированные на континентальной части США, в Западной Европе и Тихоокеанской зоне. Для их переброски в зону кризиса использовалась  стратегическая  военно-транспортная  авиация США (свыше 300 тяжелых самолетов С-5 и С-141, или около 90% самолетного парка ВТА), около 160 резервных военных и гражданских транспортных самолетов, примерно 120 судов и транспортов командования военно-морских перевозок и гражданских компаний. Было совершено около 8,5 тыс. самолеторейсов ВТА и до 250 рейсов морских судов. Переброски по воздуху войск и грузов осуществлялись по двум хорошо освоенным трансатлантическим маршрутам — северному и центральному. Погрузка проводилась на аэродромах континентальной части США, расположенных, как правило, вблизи мест дислокации перебрасываемых частей и соединений.

В результате проведенных США мероприятий к началу воздушно-наземной операции против Ирака численность вооруженных сил США в зоне Персидского залива превысила 500 тыс. человек. В составе сухопутных войск имелось восемь дивизий, две отдельные бригады, три полка и один батальон, на вооружении которых было около 2,6 тыс. танков, до 1400 орудий полевой артиллерии, РСЗО и минометов, более 2300 пусковых установок ПТУР, свыше 300 ЗРК, около 570 противотанковых вертолетов. Группировка ВВС включала более 1 тыс. боевых самолетов, военно-морская — почти 95 боевых кораблей различных классов, в том числе шесть ударных авианосцев, до 700 самолетов авиации ВМС, две дивизии и две бригады морской пехоты численностью около 75 тыс. человек. Определенные воинские контингенты в зону предстоящих боевых действий отправили Великобритания (40 тыс. человек с техникой), Франция (более 10 тыс.), Египет (до 50 тыс.), Сирия (около 15 тыс.) и другие страны. Ирак также предпринимал активные усилия по созданию на юге страны и в Кувейте сильной группировки войск, которая к началу боевых действий на сухопутном театре военных действий достигла почти 500 тыс. человек и имела в своем составе более 40 дивизий, около 4 тыс. танков и свыше 5 тыс. орудий и минометов полевой артиллерии. Но соотношение по боевым самолетам в пользу МНС составляло 3:1 (по современным образцам 13:1), боевым вертолетам — 16:1, современным танкам — 4,3:1. К современным боевым самолетам ВВС Ирака можно было отнести только самолеты типов МиГ-29 и Су-24, к современным танкам — только Т-72. Особое превосходство над Ираком многонациональные силы, особенно ВС США, имели по высокоточному оружию, средствам РЭБ, разведки, управления и связи.

Операция МНС по освобождению «19-й провинции Ирака», как известно, состояла из двух основных частей: воздушная наступательная операция (17 января – 23 февраля 1991 года) и воздушно-наземная операция (24–28 февраля 1991 года). В начальный период первой части операции объектами радиоэлектронного подавления и скоординированных ударов стратегической, тактической и палубной авиации и КР морского базирования «Томагавк» были иракские средства системы ПВО, аэродромы, стартовые позиции оперативно-тактических ракет класса «земля—земля», важнейшие пункты государственного и военного управления, крупные узлы связи, ядерные и химические центры на территории Ирака и в Кувейте. В дальнейшем ударам с воздуха стали также подвергаться ключевые элементы инфраструктуры, заводы по производству оружия и боевой техники, основные группировки иракских вооруженных сил, прежде всего танковые и механизированные части и соединения, расположенные вдоль саудовско-кувейтской границы и в районе г. Басра. Особое внимание уделялось поиску и уничтожению мобильных ПУ ОТР, а также мест дислокации отборных формирований республиканской гвардии.

В ночь с 16 на 17 января самолеты ВВС США В-52 соверши-

ли самый длительный в истории авиации боевой вылет. Семь бомбардировщиков взлетели с авиабазы Берксдэйл (штат Луизиана). Через 17 часов полета экипажи произвели пуск 31 КР

«Томагавк» по восьми целям, расположенным в районе Мосула (с расстояния 1700 км, четыре ракеты пустить не удалось из-за отказов в различных системах). Все машины вернулись на аэродром базирования, проведя в воздухе 34 часа. Только в первые 2 суток воздушных ударов было совершено более 4 тыс. самолето-вылетов и применено свыше 100 КР морского базирования «Томагавк». В ударных эшелонах авиации действовали стратегические бомбардировщики В-52, новейшие тактические истребители F-117A, ударные F-15, F-16, F-111, палубные штурмовики А-6, истребители-бомбардировщики F-18A ВМС США, самолеты «Ягуар» и «Торнадо» европейских союзников. Для прорыва системы ПВО и дезорганизации системы управления и связи применялись самолеты РЭБ EF-111, EA-6B, F-4G. Руководство действиями авиации и наведение ее на поражаемые цели обеспечивали самолеты ДРЛО и системы АВАКС. Противодействие иракской системы ПВО в первый день конфликта было слабым. Однако со второго дня активность системы ПВО стала возрастать, иракцам в условиях непрекращающихся воздушных налетов удалось обеспечить определенную живучесть ее огневых средств, особенно войсковых, свести к минимуму потери авиации за счет применения подземных укрытий и, что особенно важно, сохранить систему управления государством, вооруженными силами и группировку сухопутных войск для решающего наземного сражения.

Особую опасность для США и его союзников, в первую очередь для Израиля и Саудовской Аравии, представляли пуски оперативно-тактических ракет. В прессе сообщалось, что в период с 18 января и до начала наземной операции осуществлено примерно 130 пусков ракет (из них 80–90 типа «Эль Хуссейн»). В иностранной печати сообщалось, что часть ракет была также приспособлена для доставки химического и биологического оружия, но, к счастью, они не были пущены в ход. Для перехвата ОТР в район конфликта были переброшены американские ЗРК «Пэтриот», обладающие определенными противоракетными возможностями (вариант РАС-2). Всего в ходе кампании было израсходовано около200 ЗУР этого комплекса. В ходе воздушной наступательной операции, продолжавшейся без перерыва 38 суток, и воздушно-наземной операции авиация МНС совершила около 35 тыс. боевых самолето-вылетов. Общее количество самолето-вылетов авиации многонациональных сил за весь период войны превысило 110 тыс. За это же время ВМС США произвели 316 пусков КР «Томагавк» для нанесения ударов по важным объектам Ирака, в первую очередь по местам дислокации огневых средств ПВО противника. По данным некоторых зарубежных специалистов, система ПВО Ирака включала 300 истребителей-перехватчиков, 600 ПУ ЗРК и 9000–10000 зенитно-артиллерийских установок разных калибров. Общий вес израсходованных союзниками авиационных боеприпасов составил более 88 тыс. т.

В войне были успешно применены малозаметные самолеты F-117A. С началом воздушной наступательной операции

«Стелсы», незаметно преодолев систему ПВО противника, нанесли ряд точных ударов по объектам ПВО и управления на западе Ирака, полностью решив поставленные перед ними задачи. Специальная технология «Стелс», впервые примененная в таком масштабе, заставила заговорить о себе даже ярых пессимистов. Подавив ЗРК, боевые самолеты союзных сил смогли выполнять полеты уже на средних высотах, а не на малых, на которых их могли сбить огнем зенитной артиллерии. Наибольший физический урон Ираку со стороны ВМС США и их союзников был нанесен КР морского базирования «Томагавк» в обычном снаряжении и штурмовой палубной авиацией с авианосцев в Персидском заливе и Красном море. Впервые были применены новые оперативно-тактические ракетные комплексы, разрабатываемые по программе ATACMS и входящие в состав разведывательно-ударных комплексов. Всего было выпущено более 30 ракет на дальности свыше 100 км, в том числе по командным пунктам и стартовым позициям средств ПВО. Основными факторами, в значительной степени повлиявшими на подавление системы ПВО Ирака, явились внезапность удара, использование различных активных и пассивных средств РЭБ, разнообразие приемов тактической авиации. В то же время со стороны иракской ПВО отмечалась неспособность ее органов управления функционировать в условиях сильного радиоэлектронного противодействия, а также отсутствие инициативы в применении оружия.

В результате наступательной операции МНС Ираку и его

вооруженным силам был нанесен существенный ущерб. Так, было поражено полностью или частично свыше 360 важных объектов, составляющих основу военно-экономического потенциала Ирака. В их числе большинство органов высшего государственного и военного управления, около 30 авиационных баз и аэродромов базирования боевой авиации, до десяти различных объектов по разработке и производству химического оружия, ядерный исследовательский центр, военные заводы по производству боеприпасов, склады. Выведено из строя 75% нефтеперегонных заводов, 80% электростанций, более 50 крупных автомобильных и железнодорожных мостов и ряд других стратегических объектов. Группировка иракских войск на юге страны и в Кувейте была полностью изолирована, лишена подвоза боеприпасов, продовольствия и воды. В результате непрерывных ударов с воздуха личному составу и технике соединений и частей первого эшелона был нанесен ущерб, оценивающийся более чем в 50%. Все это являлось одной из главных причин быстрого поражения иракской сухопутной группировки в ходе воздушно-наземной операции МНС.

Потери иракской армии в живой силе в ходе войны составили свыше 70 тыс. человек убитыми и ранеными, около 85 тыс. пленными и более 30 тыс. пропавшими без вести (было разгромлено 15 дивизий южной группировки войск). Потери в технике и вооружении — около 360 самолетов (из них основная часть была уничтожена или выведена из строя на земле), примерно 2700 танков, из них оказались брошенными в районе боевых действий не менее 1850 единиц. МНС уничтожили пять боевых кораблей ВМС Ирака, 25 катеров, около 40 ПУ оперативно-тактических ракет. Общие потери МНС представлены в западной печати следующими данными: 795 человек убито, уничтожено 69 боевых самолетов и 28 вертолетов, некоторое количество бронетанковой техники. Как известно, воздушно-наземная операция МНС продолжалась четверо суток и завершилась (была приостановлена) с выходом соединений союзников на рубеж р. Евфрат. Потенциально войска антииракской коалиции могли продолжить наступление вплоть до захвата Багдада и нанесения полного поражения режиму Саддама Хусейна. Поэтому решение президента США Дж. Буша и его администрации удовлетвориться освобождением Кувейта и овладением южными районами Ирака было скорее политическим, чем военным. Впрочем, и Саддам Хусейн решение США приостановить продвижение своих войск оценил как победу Ирака в этой войне.

Ирак после понесенных жестоких потерь уже не был в состоянии продолжать войну и согласился безоговорочно принять ультимативные условия командования МНС. Ирак полностью вывел из Кувейта и южных районов Ирака остатки своих разбитых войск без оружия и военной техники и прекратил нанесение ракетных ударов. Иракское руководство взяло на себя определенные обязательства перед ООН по ликвидации химического и ракетного оружия, что должно было существенно уменьшить риск применения иракцами этого оружия в будущем.

США не преминули использовать в этой кампании и антисоветские выпады. Так, 14 ноября 1990 года на страницах газеты «Вашингтон таймс» появилось впоследствии подхваченное другими изданиями со ссылкой на источники разведслужбы США сообщение о якобы продолжавшихся поставках советских ракет SS-12 (оперативно-тактический ракетный комплекс повышенной до 900 км дальности типа «Темп-С»), а в феврале 1991 года, в разгар военной кампании, западные СМИ опубликовали целую подборку материалов, в которых со ссылкой на анонимные источники из ЦРУ и представителей разведки Саудовской Аравии сообщалось о якобы перехваченных радиопереговорах какого-то советского офицера, руководившего действиями иракского батальона, о советских военных советниках и специалистах, помогавших иракцам обслуживать и наводить на цели ракеты SCAD (западное обозначение ОТР Р-17, имевшихся на вооружении Ирака), о неопознанном советском судне с военным грузом для Ирака, о целых транспортных колоннах, направлявшихся из южной части СССР через Иран в Ирак и т.п.

Апеллируя к опыту военных действий в зоне Персидского залива и обострению проблемы распространения ракетного и ядерного оружия, президент Дж. Буш включил в серию своих инициатив создание ограниченной неядерной системы обороны от ракетных ударов и предложил СССР сотрудничество в этой области (GPALS – Global Protection Against Limited Strike). Система GPALS, как отмечали уже тогда наиболее дальновидные военные эксперты, являлась не более чем первым этапом с запрограммированным наращиванием масштабов развертывания ПРО в будущем».

 

Шамов закончил чтение и поднял голову.

—   Вот так, — сказал он, не расшифровывая, что имел ввиду.

–   А ты прочитал сообщение «Мадлен»?

—   Да.

—   Полигон, — подвел Шамов неутешительный итог.

 

Сообщение «Мадлен»

 

«Конгрессом США в ближайшее время на закрытом заседании будет рассмотрен вопрос о последствиях операции «Буря в пустыне» и выделении из бюджета нескольких сотен миллиардов долларов.

Американская армия израсходовала более 14 тысяч танковых снарядов, содержащих обедненный уран (это изотоп урана-238), полученный в результате технологического процесса обогащения изотопов урана 234 и 235. Он радиоактивен и очень токсичен. Снаряд с использованием урана-238 на 20% увеличивает бронебойность снарядов. В этой войне было выпущено 940 тысяч 30-миллиметровых пуль,14 тысяч крупнокалиберных танковых снарядов с ураном. Экологи, врачи при принятии на вооружение этого оружия предупреждали, что последствия применения боеприпасов с урановой начинкой вызовут негативные последствия. Сразу после военных действий у нескольких тысяч солдат обнаружены заболевания почек, печени, психические расстройства. Медики исследовали район опытных испытаний при отработке этих снарядов, и оказалось, что у военнослужащих, участвующих в испытаниях, и жителей соседних населенных пунктов обнаружено большое количество преждевременных родов, врожденных увечий: отсутствие глаз, сращивание пальцев, сосудов обнаружились более чем у 50% участников этих разработок. Резко возросло число раковых заболеваний у взрослого населения и новорожденных детей из ближайших населенных пунктов. Кроме того, в процессе использования этих снарядов в воздух, почву и воду попадают продукты свинца и ртути, что влияет на работу мозга, почек, вызывает слепоту и судороги.

Окончательную сумму выделенных средств для лечебных целей сообщу дополнительно».

 

—    И еще, — сказал Прудников, — от агента «Верного» поступили сообщения.

—   Что именно?

—    Первое. Информация в Совет безопасности США и доклад министра обороны США президенту. Вот они.

 

«Густав Фридриху

 

Информация в Совет безопасности США

 

За последние пять с половиной месяцев Совет безопасности ООН принял 12 резолюций, требующих от Ирака вывести свои войска из Кувейта, а также объявлял бойкот Ираку. 29 ноября Совет безопасности ООН специальной резолюцией № 678 разрешил использовать военные средства, чтобы выполнить требование по выводу иракских войск из Кувейта. Срок ультиматума заканчивался 15 января 1991 года. К этому времени была образована антииракская коалиция в составе 28 государств. Командующим объединенными многонациональными силами генералом Н. Шварцкопфом разработана боевая операция по уничтожению иракских войск в Кувейте и юге Ирака, она получила название «Буря в пустыне».

 

К началу военных действий многонациональные силы составляли 600 тысяч человек, 2000 боевых самолетов, 4 тысячи танков и более 3700 стволов артиллерии и минометов, 100 боевых кораблей, в том числе 6 многоцелевых авианосцев из состава 6-го и 7-го оперативных флотов США, 2 линкора

— «Миссури» и «Висконсин», имеющих на вооружении современные крылатые ракеты морского базирования «Томагавк».

В состав многонациональной коалиции вошли: Австралия — 3 корабля, две медицинские группы. Аргентина — 4 корабля, 2 транспортных самолета.

Афганистан — группа афганских моджахедов прибыла в Саудовскую Аравию для защиты страны от возможного нападения со стороны Ирака.

Бангладеш — небольшой воинский контингент. Бахрейн – небольшой воинский контингент.

Бельгия — 6 кораблей, 6 транспортных самолетов. Великобритания—35 тысяч военнослужащих, 1-я броне-

танковая дивизия, 42 истребителя «Торнадо».

Венгрия — медицинский персонал.

Гондурас — небольшой воинский контингент. Греция — один фрегат.

Дания — один фрегат.

Египет — 2 бронетанковые дивизии и воздушно-десантные части. В общей сложности около 40 тысяч военнослужащих.

Испания — 4 корабля, 1 транспортный самолет. Италия— 6 кораблей, 6 транспортных самолетов. Канада — эскадрилья транспортных самолетов.

Катар — небольшой воинский контингент. Кувейт— небольшой воинский контингент. Марокко — небольшой воинский контингент. Нигер — небольшой воинский контингент.

Нидерланды — 3 корабля.

Новая Зеландия — 3 транспортных самолета, медицинский персонал.

Норвегия — 2 корабля.

ОАЭ — бронетанковые подразделения, боевая авиация и корабли.

Оман — наземные подразделения, боевая авиация, 4 военных корабля.

Пакистан — небольшой воинский контингент. Польша — 2 корабля.

Португалия — 1 корабль.

Румыния — медицинский персонал и подразделение химической защиты.

Саудовская Аравия — 2 бронетанковые дивизии, боевая авиация.

Сенегал — небольшой воинский контингент. Сингапур — медицинский персонал.

Сирия — бронетанковая дивизия и другие подразделения. США — 400 тысяч солдат, 2500 танков, 1500 самолетов,

2000 орудий и авианосцы.

Сьерра-Леоне — медицинский персонал.

Турция — не выделяла войска для участия в коалиции, но предоставила свои аэродромы для базирования союзной авиации. Значительная группировка турецкой армии находилась в районе иракско-турецкой границы, что заставило Ирак постоянно удерживать в этом районе свои войска.

Филиппины — медицинский персонал.

Франция — несколько военных кораблей. В общей сложности от 12 до 18 тысяч военнослужащих.

Чехословакия — подразделение химической защиты. Швеция — полевой госпиталь.

Южная Корея — 5 транспортных самолетов, медицинский персонал.

Япония — медицинский персонал. Кроме того, сделан существенный финансовый взнос на покрытие военных расходов.

роведены штабные учения всех родов войск по взаимодействию как отдельных подразделений, так и всех воинских контингентов, участвующих в многонациональной коалиции.

По данным, полученных от оперативных источников из ближнего окружения Саддама Хусейна, он готов объявить  о выводе своих войск из Кувейта. Подготовленная операция

«Буря в пустыне» может потерять свою актуальность, и некоторые страны могут выйти из нее. В таком случае СССР готовится собрать экстренное заседание Совета безопасности ООН и потребовать отменить ранее принятые резолюции в отношении Ирака.

Просим санкционировать начало военных действий. Министр обороны США Ричард Чейни.

Совет безопасности одобрил предложение министра.

 

Густав»

 

— А вот второе сообщение.

 

«Густав Фридриху

Мною добыт конфиденциальный текст доклада министра обороны США американскому президенту по оценке военных действий в Персидском заливе. Предоставляю его вам.

 

Доклад министра обороны США президенту

 

Операция «Буря в пустыне» завершена победой многонациональных сил с минимальными потерями. Опробованы новые виды вооружений в условиях боевых действий, в основном они хорошо себя проявили и на сегодня являются оружием, не имеющим аналогов в мире. В боевых условиях это оружие показало правильность выбранных направлений разработки и уже поступили предложения по его усовершенствованию.

Иракские войска в ходе войны потеряли 60 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными, 3800 танков, 1400 бронетранспортеров и боевых машин пехоты, 2900 орудий, 3600 самолетов.

Потери многонациональных сил составили 300 человек убитыми, 600 человек ранеными, 50 пропали без вести, уничтожено 69 боевых самолетов, 28 боевых и транспортных вертолетов. Разрушено 85% промышленных предприятий, из 820 скважин нефтедобывающего комплекса осталось 58.

Можно сделать следующие выводы:

1. 1.   Война явилась переломной, переходной и этапной. Провела черту под классическими войнами и открыла возможности войны нового типа: с новым высокоточным оружием, активными действиями с использованием космических программ.
2. 2.   Основная роль в проведении совместной операции была отведена воздушным наступательным действиям, особенно первым массированным ударам, взаимодействию всех участвующих сил и средств: стратегической, тактической и палубной авиации, а также крылатых ракет и различных носителей и средств радиоэлектронной борьбы.

При проведении воздушной операции проявились новые черты:

—  массированное применение крылатых ракет «Томагавк» с обычным зарядом для ударов по точечным целям, прикрытым сильной ПВО;

—  применение стратегических бомбардировщиков В-52G;

—   высокая интенсивность наносимых ударов авиацией до 3 тысяч вылетов в сутки;

—  использование самолетов дальнего радиолокационного обнаружения для контроля за воздушной обстановкой и наведения истребительной авиации;

—  применение малозаметных самолетов F-117.

1. 3.  В первом массированном ударе усилия были сосредоточены только на задаче завоевания превосходства в воздухе, которое в последующем постоянно поддерживалось.
2. 4.   В ходе операции имело место массированное применение сил и средств радиоэлектронной борьбы и разведки, которое достигалось за счет переброски в район конфликта 95% самолетов ЕF-111 от их общего боевого состава в ВВС США, а также 13 самолетов стратегической разведки и 90% самолетов тактической разведки.
3. 5.   Впервые были применены новейшие системы вооружений: самолеты F-117 А, изготовленные по технологии «Стелс», ракеты общего назначения «Слэм», ПРР «Аларм», самолеты Е-8 системы «Джистрас».
   1. 6.  Для управления многонациональными силами была создана комплексная система управления и связи на базе стационарных и мобильных органов управления и связи.
   2. 7.    Анализ боевых действий в зоне Персидского залива показывает, что высокоэффективная защита вооружения, военной техники и военных объектов от высокоточного оружия может быть обеспечена на основе комплексного применения средств ПВО, радиои оптико-электронного подавления, средств снижения заметности, инженерной маскировки защищаемых объектов, а также дымовых средств химических войск. При этом важное значение приобретает постоянное сокрытие войск и разведки противника, создание ложных объектов, организация оповещения войска о непосредственной подготовке противника к применению высокоточного оружия и контроль эффективности проводимых мероприятий по защите от него.

8. Основными факторами, обеспечивающими успех действий авиации многонациональных сил, явились:

—  значительное превосходство авиации многонациональных сил над авиацией Ирака не столько в количественном, сколько в качественном отношении, особенно за счет F-117А, EF-111, F-4G, F/A-18, F-16, F-15, «Торнадо», оснащенных новейшим оружием, системами разведки, управления и наведения, КР

«Томагавк»;

—  оперативно-тактическая внезапность;

—     централизованное планирование, высокая организация боевых действий.

 

Густав»

— Да. Американцам удалось прослушать телефонный разговор двух неизвестных лиц, которые общались по обычной открытой телефонной связи. Они все и разболтали. Вот расшифровка сообщения «Верного».

Шамов пробормотал: «Час от часу не легче» — и вновь углубился в чтение.

 

«Густав Фридриху

 

Резидентура ЦРУ в Москве представила информацию о разработке в СССР климатического оружия. Тема носит название «Сура». Цель разработки: изучение верхних частей атмосферы для возможного влияния на погодные условия. В результате можно искусственно вызывать засуху, обильные дожди, ураганы, цунами. Основная задача, стоящая перед разработчиками, — суметь повлиять на погодные условия других государств, чтобы вызвать негативные атмосферные явления.

Объект, где проводится разработка «Суры», расположен вблизи Васильсурска Горьковской области. Космическая разведка подтвердила данную информацию. Наличие антенных полей мощных генераторов аналогичны спецобъекту по разработке климатического оружия в США в районе г. Фэрбенкс на Аляске. Резидентуре поручено завербовать агента, участвующего в указанной тематике, которой занимается Институт изучения атмосферных аномальных процессов Академии наук СССР. Резидент отмечает, что данная информация получена в результате контроля телефонных переговоров между сотрудниками Института и Академии наук СССР.

 

—   И что еще?

—   Американская резидентура в Москве получила сведения

Прочитав, Шамов задумчиво произнес:

 

Густав»

 

разработке в СССР климатического оружия. Эта тема имеет название «Сура».

—   Источник, откуда поступили сведения, известен? — резко спросил Шамов.

—    Источник может быть и другой. Возможно, резидентура таким образом зашифровывает своего агента. Нужно проверить все переговоры между объектом и внешним миром. У них должен быть пункт, контролирующий все переговоры, там обязательно остаются записи на магнитной ленте. Нам нужно убедиться в достоверности источника информации. Подготовьте шифротелеграмму в управление по Горьковской области, укажите срок исполнения 5 дней.

—   Хорошо. Вот еще. Подготовлена справка по истории создания климатического оружия, разрабатываемого в США и СССР. Председатель может задать вам вопросы по данной теме.

—   Это интересно.

 

 

Глава 5. ЗАГОВОРЩИКИ

С недавнего времени Крючков, руководитель мощнейшей в стране организации, одно имя которой — КГБ — внушало страх врагам, перестал чувствовать себя в безопасности. Здание Лубянки, периодически охватываемое в кольцо протестующими москвичами, уже не казалось неприступной крепостью, надежно хранящей тайны. После весенних массовых выступлений, когда волна ненависти на столичных площадях и улицах зашкаливала, гарантировать что-либо становилось все сложнее. Но даже не это пугало. Ощущение того, что совсем рядом действует совершенно независимая от КГБ разведка и контрразведка, созданная новым российским лидером Ельциным, избранным в прошлом году Председателем Верховного Совета РСФСР, было тягостным, неприятным.

Постепенно встречи Крючкова с политическими единомышленниками, на которых обсуждались дальнейшие действия, перемещались все дальше от центра города. Секретный объект ПГУ КГБ СССР под кодовым названием «АБЦ» подходил для таких встреч как нельзя лучше.

Вечером 24 апреля 1991 года машина Крючкова с тонированными стеклами медленно въехала на территорию «АБЦ». Шеф КГБ устало вышел из автомобиля и, ссутулившись, двинулся в сторону гостевого домика. В двух шагах за ним следовал с пухлой папкой под мышкой заместитель начальника Первого главного управления КГБ Жижин. Именно он и являлся с некоторых пор мозговым центром группы, созданной в КГБ для подготовки переворота в стране. В домике они с Председателем, расположившись за небольшим журнальным столиком, стали неторопливо перебирать документы, в которых в мельчайших деталях были прописаны действия каждой советской структуры в случае наступления время «Ч» в СССР.

Вскоре во двор объекта одна за другой заехали две черные

«Волги». Тут же в кабинете раздался звонок, и Жижин, приподнявшись в кресле, взял трубку. Выслушав, сказал коротко: «Хорошо» и повернулся к Крючкову.

—   Прибыли.

—   Что ж, идем встречать гостей, — Крючков поднялся и пошел к выходу.

Это были Янаев и Язов, члены Совета безопасности СССР, нового государственного органа, с некоторых пор заменившего по своему значению и роли в стране стремительно терявшее влияние Политбюро ЦК КПСС. Они шли по дорожке из серого гравия, негромко переговариваясь. Крючков направился к ним навстречу. Лица у всех были серьезны. Поздоровались, и Янаев сказал Крючкову:

—   Два часа назад получил на руки проект реформирования СССР в федеративное государство.

—     Вот как? — брови Крючкова удивленно взметнулись вверх. – Ну что ж, прошу в дом, там и поговорим.

В небольшом зальчике был накрыт стол с холодной закуской. Жижин, оставив на стуле возле Крючкова папку с бумагами, незаметно вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.

—   Дело идет к вечеру, — уголками губ улыбнулся Крючков,

—   а никто из нас, думаю, еще не ужинал. Предлагаю разговор продолжить за этим столом.

Когда расселись, Язов по-военному строго сказал:

—   Ну что, товарищи, давайте о главном. Время бежит, а нам нужно обсудить много чего.

—    Предложение поддерживаю, — Крючков согласно кивнул, взял вилку и нож в руки и придвинул к себе тарелку с закуской из овощей, — пожалуйста, присоединяйтесь. Будем кушать и говорить.

—   Вопрос номер один, — продолжил Язов, — когда начнем принимать настоящие меры по оздоровлению обстановки в стране?

—   Должен сказать, товарищи, — подал голос Янаев, — я сегодня внимательно ознакомился с предложениями по реформированию СССР в федеративное государство и должен сказать, что там немало толковых мыслей. Все же, согласитесь, сейчас одна из главных проблем — «парад суверенитетов», союзные республики одна за другой провозглашают собственную независимость, правда, пока в составе Советского Союза. Дав им больше полномочий, мы выпустим пар и сможем удерживать ситуацию под контролем.

—     Это было актуально год назад, — раздраженно сказал Крючков, — а сегодня федерация национальных лидеров уже не удовлетворит. Власть опасная вещь, раз вкусив ее, потом отказаться сложно. Но дело не только в этом.

—   А в чем же? — Янаев посмотрел на Крючкова.

—   Страшно то, что уже формируется национальная буржуазия. Да, да! Именно так, товарищи: в нашей социалистической стране мы можем наблюдать за тем, как поднимает голову национальный капитал. Именно ему выгодны развал, анархия, когда в мутной воде можно ловить рыбку. В регионах уже сконцентрированы немалые деньги. Именно эти деньги и используются для дестабилизации обстановки.

—    Пора остановить вакханалию! – лицо Язова выражало гнев и решительность.

—     Словом, товарищи, чем дольше мы будем ждать, тем меньше у нас останется шансов спасти государство.

На несколько секунд за столом возникло молчание. Нарушил его вновь Язов.

—   Нужно определиться с конкретными мерами и сроками.

—   Что касается мер, то мы сейчас этим занимаемся, практически все завершено. О них в целом вы знаете, мы на эту тему уже говорили. Вот сроки… Уверен, тянуть дальше нельзя.

—    Но когда же мы тогда поставим в известность Михаила Сергеевича? — Янаев оглядел своих собеседников. –— Не можем же мы начинать такое серьезное дело, не поставив в известность Президента страны? Тем более, в последнее время он все более склоняется к необходимости укрепить порядок и дисциплину в государстве.

—   Конечно, ставить в известность Президента нужно, — согласился Язов, — но, мне кажется, не сейчас. Иначе опять все закончится говорильней и обсуждениями.

Крючков вздохнул и положил на стол нож с вилкой.

—   Боюсь, еще немного, и нам некого будет ставить в известность. Для начала, товарищи, важно определиться, кого предстоит изолировать и кому ограничить передвижение.

Янаев нервно заерзал на стуле.

—   А это что, обязательно?

—   Что именно? — резче, чем нужно, спросил Крючков.

—   Ну, вот это: изоляция, ограничения?

—   Но, Геннадий Иванович, поймите, без жестких мер ограничения мы просто провалим все дело. Они же не будут спокойно смотреть на наши действия, начнут призывать народ выходить на улицу. Так что тогда: с собственным народом воевать?

—   Нет, конечно, ни в коем случае. Вообще не должна пролиться кровь, товарищи, это недопустимо, — лицо Янаева покрылось красными пятнами: заметно было, как он переживал.

—   Давайте все же опустимся на землю, — Язов повысил голос, — разве у нас в стране не идет сейчас война?

—   Какая война, что вы? – повернулся в его сторону Янаев.

—    Гражданская, межнациональная, да какая угодно! Карабах, Литва, Алма-Ата, я готов продолжать. Десятки тысяч беженцев, сотни погибших — это разве не война?

—    Еще Ленин говорил, — Крючков жестко посмотрел на Янаева, — сломать сопротивление буржуазии можно только силой.

—   Но все же Президента в известность поставить нужно, — тихо произнес Янаев.

—   Хорошо, — согласился Крючков, — но только не сейчас. Я пока предлагаю решить вопрос о конкретных лицах, которых предстоит изолировать. — Крючков вынул из папки лист бумаги с отпечатанным текстом и стал зачитывать фамилии. Когда он дошел до фамилии Ельцина, Янаев глухо сказал:

—  А как отреагирует общественность? Ведь он избран Председателем Верховного Совета РСФСР.

—   Но ведь общественность — это не только протестующие, выходящие ежедневно на улицу, как на работу. Советская общественность — это рабочие, колхозники, интеллигенция, которые постоянно своим трудом крепят страну и с надеждой смотрят на нас, ожидая решительных действий по наведению порядка.

—   Ну хорошо, — Янаев продолжал отстаивать свое мнение,

—   а после того, как будут изолированы эти… эти люди, в стране будет установлено чрезвычайное положение? Ведь только так можно действовать в новых условиях.

—   Да, закон это позволяет, — уверенно сказал Крючков. — При этом будет создано переходное правительство, возглавит которое, я думаю, Президент.

—   А если он не согласится с такой постановкой вопроса? — настаивал Янаев.

Крючков помолчал, обдумывая ответ, а затем медленно, чуть ли не по слогам, ответил:

—   В 1964 году Хрущев тоже не соглашался со своей отставкой. Но деваться ему было некуда. А почему? Да потому что члены Политбюро проявили настойчивость и поняли, что Генеральный секретарь — это еще не вся партия, и не вся страна.

 

История разработки климатического оружия

 

За последнее столетие человечеству удалось разгадать большее количество загадок природы, чем за всю историю существования планеты Земля. Эти достижения как в СССР, так и в США сразу привлекли интерес военных, которые щедро начали финансировать научные разработки для использования их в своей сфере и добились внушительных результатов. Американцы первые испытания в боевых условиях провели во Вьетнаме в 1967 –1970 гг., осуществив операцию, которая заключалась в рассеивании йодистого серебра в мелкодисперсной форме, которое увеличивает количество осадков втрое, а

их продолжительность — в полтора раза.

В 1940-х годах в этой области начали проводиться первые эксперименты по исследованию причин образования облаков и тумана. Доказано, что если искусственно вызывать переохлаждение облаков, выпадают осадки. Распыление аэрозоля йодистого серебра или йодистого свинца кристаллизует и укрепляет водяные капли. При испытаниях это привело к разрушению коммуникаций, сбоям связи, а дороги превратились в болото.

Понимая, что все способы различного воздействия на геофизические процессы могут иметь военную направленность, в 1976 году по инициативе СССР и стран Восточного блока была подписана международная конвенция №2692 «О запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду», к которой присоединилось большинство стран, в том числе и США.

Однако определить военную направленность изучения и воздействия на окружающую среду очень сложно, практически невозможно. Американская сторона проводит разработку этого смертоносного оружия, которое по масштабам последствий значительно превышает ядерное оружие. При этом требует гораздо меньших затрат и не нуждается в боезапасе, располагая мощным импульсом энергии при масштабном воздействии на территорию государства, которое можно уничтожить экономически, не вторгаясь в его пределы. США запустили проект, который называется «Программа активного высокочастотного исследования ионосферы», используя полигон близ местности Гакона на Аляске. Изучаются процессы, происходящие при искусственном разогреве мощным потоком радиоизлучений КВ-диапазона ионосферы — одного из верхних слоев атмосферы Земли, сильно ионизированного солнечными лучами. Проект финансируют военные: ВВС, ВМС, и DARRA

—агентство Пентагона.

В результате проводимых работ как американскими учеными, так и в СССР получены положительные результаты. Использовалось устройство, называемое «метеогроном» — оно накачивает строго вертикально сильный поток горячего, насыщенного водяным паром воздуха, который при остывании образует облако. Таким образом можно создавать циклоны, управлять ими с помощью ветра и температуры воздуха, вызывать заморозки и засухи.

Одна из тем, исследуемых США и СССР, — это тектоническое оружие для воздействия на литосферу, твердую оболочку Земли. Оно способно вызвать землетрясения, извержение вулканов, оползни и лавины.

От ВВССША американскому правительству поступают доклады с предложением выйти из Конвенции №2692, так как планируется 20-м годам будущего столетия полностью управлять климатом на планете.

По информации ПГУ КГБ СССР, Пентагон намеревается начать финансирование создания ионосферных нагревательных стендов в Норвегии, острове Шпицберген, при обсерватории Арембо, Пуэрто-Рико, в северной части Австралии.

В СССР отдельные эксперименты проводили, декларируя внешне благородные цели. В авиаотряде Предпорожья Украины была создана эскадрильяАн-32, которая распыляла йодистое серебро над озером Севан в Армении для пополнения водных запасов с помощью искусственно вызываемых дождей, учитывая большой расход воды на орошение. Таким образом удалось отработать программу по дозированию процесса распыления, что дало возможность управлять количеством осадков.

Работы, проводимые на объекте «Сура», позволили получить положительные результаты по созданию хороших погодных условий в Москве в период проведения массовых спортивных мероприятий, таких, как проведение Олимпийских игр в 1980 году, что также привело к проливным дождям в соседних областях, а в Подмосковье — к возгоранию торфяников. Определено, что воздействие на верхние слои атмосферы, с учетом розы ветров, может быть использовано для влияния на различные территории, вплоть до других континентов. Это реально осуществимо и в тоже время недоказуемо.

 

 

Глава 6. ШАМОВ И КРЮЧКОВ

Шамов сейчас заходит к Крючкову часто. События нарастают как снежный ком, и новости устаревают, пока Шамов идет по коридору с оперативной сводкой на доклад. Это тоже признак времени и, по мнению Шамова, свидетельствует лишь об одном — шаткости и неустойчивости обстановки.

Шамов вновь у Председателя КГБ в кабинете. Он передал Крючкову документы, полученные час назад от Прудникова, и тот, сидя напротив Шамова, внимательно читает их.

Шамов скосил глаза. Крючков заканчивал чтение справки по климатическому оружию. Отложив, наконец, документ, произнес:

—   Информация заслуживает внимания. Работы достаточно тут всем: и контрразведке, и разведке. Мы не можем доказать, что эти научные разработки имеют военную направленность. Чтобы доказать, нужно иметь документальные данные закрытого характера.

—   Нами ведется разработка студента одного из высших учебных заведений Москвы, гражданина Эквадора, — продолжил Шамов, —который попал нам в поле зрения. Костомаров Степан Игнатьевич, внук эмигрантов периода Октябрьской революции, его отец — активист нашей диаспоры в Эквадоре. Русским языком парень владеет совершенно свободно и без акцента.

—    В семьях эмигрантов это не редкость, — заметил Крючков.

—По нашему заданию служба наружного наблюдения вела контроль за установленным разведчиком ЦРУ, работающим под дипломатическим прикрытием, Питером Дайленом. Он провел в кафе «Льдинка» встречу с этим Костомаровым. Был проконтролирован их разговор. Дайлен Костомарову дал задание выехать в Предпорожье и посетить дом, в котором проживает наш агент «Сазонов», чтобы удостовериться в том, что тот действительно арестован. В прошлый выходной день студент выехал в Предпорожье по месту жительства «Сазонова», зашел в подъезд дома, где тот проживал, убедился, что квартира опечатана. Выйдя из подъезда, спросил у сидящих на скамейке бабушек, как найти жильцов квартиры № 21. «Это квартира «Сазонова», — пояснил Шамов, — ее опечатали. Так вот, соседки студенту ответили, что в квартире был обыск, и после этого жильцов квартиры куда-то увезли. Как соседки предположили, «Сазонов», наверное, проворовался на работе. И задали потом Костомарову вопрос: кем он приходится обитателям квартиры? Костомаров представился сотрудником ЖЭКа. Сказал, что будто бы у «Сазонова» большая задолженность по квартплате и электроэнергии. Затем он приехал на улицу Рабочую, обошел по периметру объединение

«Топаз», сфотографировал новый корпус для изготовления и

сборки сверхтяжелой ракеты, предназначенной для запуска мощных ядерных зарядов в космос. Мы его не задерживали, но все действия задокументировали.

—   Что думаете делать дальше?

—   Планируем продолжить контроль за ним. Затем подготовим его вербовку.

—    Он уже встречался с Дайленом после возвращения из Предпорожья?

—   Нет, мы будем контролировать их встречу.

—   У вас есть все возможности это осуществить с учетом новой техники.

—   Мы планируем вставить микрофон ему в барсетку, которую он постоянно носит с собой. Затем будем вербовать его, поэтому просим вашу санкцию.

—    Хорошо, — согласился Крючков, — потом доложите результаты. Что еще у вас?

—     Владимир Александрович, к концу недели я буду готов доложить вам информацию о состоянии системы ПРО и предложениях по ее модернизации с учетом видения специалистов.

—   Давайте встретимся в субботу в загородной резиденции в 14.00.

 

«Густав Фридриху

 

В ЦРУ поступила информация от агента «Беста», являющегося одним из видных политических деятелей в СССР (более подробных данных мною не добыто). Как сообщает «Бест», в руководстве страны усиливается влияние представителей силовых структур и военно-промышленного комплекса, в частности главы КГБ Крючкова, который выступил на заседании Совета безопасности СССР с резкой критикой в отношении Губачева, обвинив его в предательстве интересов Советского Союза, снижении жизненного уровня населения. По сообщению

«Беста», в ближайшее время группой сторонников Крючкова может быть принято решение об отстранении Губачева от власти.

 

Густав»

 

 

Глава 7. В ЗАГОРОДНОЙ РЕЗИДЕНЦИИ

Шамов торопится, он постоянно в цейтноте, едва успевает. События каждого дня меняют страну на глазах. То, что еще недавно казалось немыслимым, сегодня превращается в обыденное явление.

Шамов торопится в загородную резиденцию главы КГБ, куда он вызван к 14.00.

—   Давай побыстрее, Витя, — просит он водителя, — нельзя опаздывать.

—   Не волнуйтесь, Николай Алексеевич, успеем, — успокаивает тот.

И действительно, за десять минут до назначенного времени автомобиль подруливает к воротам резиденции. Шамов одобрительно глядит на водителя, тот улыбается. Успели.

На ходу застегивая пиджак, Шамов входит в гостевой домик. Там уже помощник Крючкова вежливо здоровается и ведет начальника контрразведки на второй этаж.

Крючков выглядит усталым. Он чувствует, как пресс событий давит все сильнее, словно хочет раздавить тех, кто оказывает сопротивление. Крючков из тех, кто сопротивляется.

—    Давай выпьем чаю, — сходу предлагает он вошедшему Шамову. — Тебе зеленый с жасмином, как в прошлый раз?

—    Спасибо, Владимир Александрович, я от любого не откажусь.

—   Значит, зеленый, — подводит итог Крючков.

В кабинет тут же вносят небольшой поднос с чашками и большой чайник.

—    А теперь я тебя слушаю, — голос Крючкова тоже тих и выдает его усталость. — Ты хотел по ПРО доложить?

—    Да, и кроме вопроса по противоракетной обороне, хочу доложить о вербовке иностранного студента, агента ЦРУ, вы давали санкцию.

—   Что ж, рассказывай.

—   Студент встретился с разведчиком и получил от него задание выехать в Горьковскую область, в город Васильсурск, закрытый для посещения иностранцами. Там расположена климатическая станция, подобная американской, что на Аляске, по разработке методики воздействия на атмосферу. Встреча проходила под нашим контролем. Студента в период поездки сопровождала бригада наружного наблюдения. Приехав в Васильсурск, студент по ранее данным ему американцами ориентирам, полученным из космоса, сделал снимки входа в совершенно секретную зону. Сфотографировал также часть периметра объекта, а затем перебрался на холмистую часть города, откуда видны антенные системы, и сфотографировал их. Тут же он был задержан. Ему предъявили протокол о нарушении им режима пребывания в СССР.

—   И как он отреагировал?

—    Парень он смышленый, сразу понял, что за ним была слежка. Подробно рассказал о том, что выехал сюда по заданию американской разведки. Сообщил, что это его третья поездка. Заявил, что был в Предпорожье, перед этим в Желтых Водах, который его хозяева называют Атомград. Назвал свой псевдоним, который дали ему американцы, — «Колчак», так как его дедушка служил в царской армии под командованием этого человека. Затем попросил не выдворять его из СССР. Хочет искупить свою вину активной работой на спецслужбы Союза и обязуется не раскрывать перед американскими разведчиками факт его сотрудничества с КГБ. Когда дошло дело до псевдонима, попросил оставить имя «Колчак».

—    Не хочет деда предавать, — с сарказмом отреагировал Крючков.

—    Наверное. По приезде у него состоялась встреча с сотрудником американской резидентуры, она была полностью под нашим контролем. Факта расшифровки не зафиксировали.

—   Что ж, американцы для разведывательной деятельности используют любые возможности. Вербуют и готовят агентуру в Латинской Америке, Африке и загружают работой, растягивают наши силы. Это уже не первый случай использования ими студентов или аспирантов.

—   Владимир Александрович, прошу еще утвердить рапорт о поощрении сотрудников наружного наблюдения, они очень помогли нам. Ребята с хорошей квалификацией и смекалкой.

—   Меня такой подход радует. Вы не тянете одеяло на себя, а отдаете пальму первенства тем, кто этого заслуживает. Так, теперь по ПРО.

—   Сегодня СССР уже имеет полноценную защиту, а не макеты, стоящие в войсках противоракетной обороны. Макеты сняты с объектов защиты. Разработаны совершенные изделия и поставлены на боевое дежурство. На старых, если помните, вместо заряда был обычный песок, их показывали космической разведке США для устрашения, возили на парадах, где диктор сообщал о том, что перед нами уникальные ракеты, и их фотографировали военные атташе разных стран.

—   Ты, Николай Алексеевич, описываешь историю сбоев системы раннего обнаружения запуска ракет нашего противника по имеющимся у нас материалам.

—Да. Я в 1983 году участвовал в расследовании сбоя программы в Серпуховском центре раннего обнаружения массового запуска ракет с Американского континента. В ночь с 25 на 26 апреля на командный пункт поступил сигнал о массовом запуске американцами ракет «Минитмен». Старшим оперативным дежурным был подполковник Петров Станислав Евграфович. Команда о запуске автоматически пошла в Министерство обороны и после принятия решения должна была быть передана лицу, имеющему чемоданчик, дающий команду на пуск ракет СССР в качестве ответного удара. Петров квалифицированный специалист, ранее участвовал в разработке этой системы. Он помнил неоднократные сбои в ее программе, пока она была принята на вооружение с отдельными замечаниями. Он сравнил сигнал, полученный в ночь на 26 апреля 1983года, с теми сбоями при отработке системы, и они полностью совпали. Тогда он принял самостоятельно решение об отбое тревоги, объявил ее ложной. Таким образом была предотвращена третья мировая ядерная война, так как оставались считанные минуты для команды об ответном ракетно-ядерном ударе. Если бы руководил дежурством управленец без глубоких знаний принятой на вооружение системы, война была бы неминуемой.

—    Петров сегодня, наверно, при больших погонах, где он

служит?

—   К сожалению, Владимир Александрович, это не так. Ему пришлось уволиться.

—   Почему это?

—   Да отдельные командиры вместо благодарности обвинили его в превышении полномочий, так как якобы он должен был согласовывать свое решение с ними, и только после этого следовало принимать решение. Петров стоял на своем и объяснял, что времени на согласование не было. Слишком много наверху инспекций, и не все руководители владели теми знаниями, которые могли им помочь принять правильное решение в данной ситуации, когда могла начаться ядерная война.

—   Обратите внимание, какое коварное 26-е число в апреле месяце. В 1961 году в ночь на 26 апреля случилось землетрясение в Ташкенте, в 1983 году могла начаться третья мировая война, в 1986 году произошла Чернобыльская трагедия. Увы, наша бюрократическая машина сильнее справедливости и компетентности.

—     В докладной есть предложение создателей антиракет, которые в данный момент поставлены на боевое дежурство, и системы обнаружения ракетного нападения массово поощрить с участием прессы и телевидения. Таким образом мы повлияем на решение США о создании программы «звездных войн», которая будет иметь массу объектов для поражения ракетами при ответном ударе. Люди разработали серьезные объекты и системы, они ждут похвалы.

—     В Совете безопасности, я думаю, эту идею поддержат Язов, Бакланов, Пуго.

—    Товарищ Председатель, в настоящее время техническая мысль ушла значительно дальше, чем существующие разработки. Уже включены в систему противоракетной защиты несколько уникальных по техническим решениям объектов, которые, по мнению ученых и специалистов в области мощных лазеров, имеют будущее и множество преимуществ. Теперь не нужно иметь боезапас, беспокоиться о жидкостном топливе, которое очень токсично, не думать об утилизации твердого топлива, имеющего небольшие гарантийные сроки. Лазер является уникальным оружием, ему не нужен боезапас. Система удивительная, а скорость поражающего луча — непревзойденная. Поражающие характеристики приближаются к ста процентам. Кроме того, при наличии большого количества энергии их мощность позволяет уничтожать головные части еще до подлета к нашей территории. Экономически выгодней иметь лазерные объекты. Масса преимуществ, которые говорят о том, что это оружие будущего. Его можно сделать настоящим, приняв положительное решение о переходе противоракетной обороны на новое оружие. В документе для Совета безопасности, кроме мнения ученых экономистов, есть расчеты, говорящие о необходимости принятия положительного решения.

—   Ты хочешь сказать, что наше машиностроение может получить возможность перейти на выпуск народнохозяйственной продукции?

—     Конечно. Нам нужна совершенная сельскохозяйственная техника, новейшие гражданские самолеты. Народу нужны дешевые холодильники, морозильные камеры, народный доступный автомобиль. Можно много перечислять того, что мы годами обещаем и не выполняем.

—   Согласен, нужна наша активность. Дать народу жить, а не существовать.

 

Из аналитической справки КГБ СССР

 

«…В этот период происходит резкая дестабилизация политической обстановки в стране: после I Съезда народных депутатов начинается противостояние коммунистической партии с возникшими в итоге демократизации общества новыми политическими группировками. Изначально начатые по инициативе сверху, во второй половине 1989 года перемены выходят из-под контроля властей. Трудности в экономике перерастают в полномасштабный кризис. Достигает апогея хронический товарный дефицит: пустые полки магазинов становятся символом рубежа 1980–1990-х гг. Перестроечная эйфория в обществе сменяется разочарованием, неуверенностью в завтрашнем дне и массовыми антикоммунистическими и антисоветскими настроениями. С 1990 года основной идеей становится уже не «совершенствование социализма», а построение демократии и экономики капиталистического типа.

В 1990–91 гг. СССР по сути уже не социалистическая страна: легализуется частная собственность, кооперация начинает принимать форму бизнеса западного типа, одновременно начинают закрываться государственные предприятия, появляются такие социальные язвы, как массовая нищета и безработица. Ценообразование по-прежнему централизованное, но в начале 1991 года проводятся две реформы финансового сектора — денежная и ценовая, из-за которых огромные массы населения оказываются за чертой бедности. «Новое мышление» на международной арене сводится к односторонним уступкам Западу, в итоге СССР утрачивает многие свои позиции и фактически перестает быть сверхдержавой, еще несколько лет назад контролировавшей половину мира. В России и других республиках Союза к власти приходят сепаратистски настроенные силы — начинается «парад суверенитетов».

 

 

Глава 8. ВСТРЕЧА КРЮЧКОВА С ПОЛЕТАЕВЫМ И ЯРКОВЫМ

Крючков молчал. Он в упор смотрел на сидевших напротив подчиненных — начальника аналитического управления Полетаева и руководителя суперсекретного института Комитета Яркова — и молчал, думая, с чего начать. Глава КГБ чувствовал, что времени у него остается все меньше и меньше, а решения по дальнейшим действиям все еще нет. Среди тех, с кем он упорно ведет разговоры вдали от посторонних глаз, немало его союзников, разделяющих мнение о необходимости принимать срочные меры для спасения страны, но эти люди боятся решительных мер. «Приспособленцы мягкотелые» — не выдерживал иногда Крючков, прощаясь с некоторыми из переговорщиков. Он вынужден доказывать им очевидное, с трудом двигая дело к кульминации — смене власти. Об этой главной цели не говорилось вслух, но на его встречах с другими силовиками и партийными лидерами, втайне ненавидящими Губачева, это подразумевалось. Все последние месяцы Крючков балансировал на грани осторожности и решительности.

Вот и сейчас напротив него сидят люди, душой и телом преданные их делу. В их надежности Крючков не сомневается. Но он не имеет права быть с ними полностью откровенным. Еще не время…

Крючков держит в руках секретный документ, подготовленный силами этих руководителей. Это хороший, правильный документ, в котором анализируется нынешняя ситуация, связанная с кризисом в СССР, и делаются очевидные выводы. Для любого, прочитавшего эти материалы, станет ясным, в какую пропасть скатывается некогда мощная держава. Крючков ознакомит с ними членов Совета безопасности СССР. Сегодня это единственный орган в государстве, который чтото может решать, Политбюро уже давно лишено таких прав, особенно после того как его демонстративно покинули Аковлев и Ширадзе.

—    Что ж, — наконец произносит Крючков, — вы провели большую работу по анализу экономического и политического состояния нашего государства. Предложения интересны и полезны. Все правильно, правда, реализовать эти предложения будет сложновато. — Крючков замолчал. Молчали и Полетаев с Ярковым. Так прошло около минуты, и Полетаев, решив, что Председатель ждет их реакции на сказанное, произнес:

—    Владимир Александрович, мы готовы дать обоснование по каждому предложению. Тем более, что за последний год у нас было уже несколько экономических программ. Вот, к примеру, одну из первых в прошлом году разработало правительство Рыжкова. Ее готовила рабочая группа во главе с академиком Абалкиным. Они исходили из идеи постепенности вхождения в рынок по формуле «сначала стабилизация, а потом рынок». Но программа мало что изменила, поскольку по-прежнему сохранялось сочетание государственного сектора и рыночных отношений.

—  Но это не единственная программа, — подал голос Ярков.

—   Да, — согласился Полетаев, — не единственная. Одновременно с правительственной программой появились и другие. Альтернативную программу перехода к рыночной экономике, получившую название «500 дней», подготовила группа ученых во главе с академиком Шаталиным и Явлинским. Они предусматривали в этот короткий срок провести масштабную приватизацию государственной собственности, введение свободного рыночного ценообразования с параллельной индексацией заработных плат и социальных пособий, допущение регулируемой безработицы. Одновременно значительно ограничивались возможности союзного центра управлять экономикой республики. Таким образом, создавались условия для образования экономического союза республик, который мог бы стать основой для установления новых, конфедеративных связей между ними. Эта программа была поддержана оппозиционными силами, и прежде всего группой Ельцина. Но она так и не была реализована. Президент СССР предпочел программу экономических реформ, разработанную министром финансов Павловым, ставшим премьер-министром Кабинета министров СССР в декабре 1990 года. Как вы помните, проект Павлова предусматривал осуществление жесткого государственного контроля при переходе к рынку, от реального перехода к рынку в ней осталась только рыночная фразеология.

—    К тому же, — продолжил Ярков, —проведенная Павло-

вым в начале этого года денежная реформа по обмену 50и 100-рублевых купюр образца 1961 года вызвала совсем иной эффект, чем ожидалось. В одночасье перестали существовать сбережения у большинства трудящихся. Инициаторы реформы предполагали нанести «смертельный удар по теневой экономике», но он пришелся по всему населению, при этом «теневики» пострадали меньше всего. Эта непродуманная акция еще больше озлобила народ против центральной власти.

—   Еще бы, — поддержал Полетаев, — милиция теперь вместе с военными патрулируют в крупных городах улицы. И результат этой реформы известен: повышение розничных цен в 2–5 раз практически на все продовольственные и промышленные товары повседневного спроса. Была надежда, что это остановит ажиотажный спрос на них. А вышло все наоборот. При этом заработная плата повышалась в среднем на 20–30 процентов. Итог: повышение цен еще более усилило социальную напряженность. С весны 1991 года мы получили еще и рост забастовочного движения. К бастующим шахтерам присоединялись сотни трудовых коллективов в других отраслях, и общее число бастовавших превысило 1 миллион человек. В стране хаос.

—    Ну, в истории нашей страны уже были непростые страницы, — сказал Крючков, — и настоящее время — не самое страшное в экономическом плане.

—     Конечно, оздоровить ситуацию, причем относительно быстро, можно, — согласился Полетаев. — Вспомнить хотя бы смену власти в 1964 году. Рынок продуктов насытили буквально за считанные дни. И как? Решили взять продукты из мобилизационного фонда. И тут же на полках магазинов появились мука, сахар, масло. Сразу пропали очереди. Одновременно сменили многих партийных руководителей на местах. И народ поверил новой власти. Тогда выкарабкались. А ведь у нас тысячи тонн бензина, солярки в мобрезерве, а люди не могут заправить свои машины неделями. По той же причине и промышленные предприятия не могут выполнить производственные планы. Вспомните, как в мае прошлого года бывший премьер Рыжков выступил на заседании Верховного Совета СССР с докладом об экономической программе правительства. Рыжков излагал разработанную комиссией Абалкина концепцию перехода к регулируемой рыночной экономике. Она предусматривала реформу цен. Это выступление привело к чрезвычайной ситуации в московской торговле: пока Рыжков выступал в Кремле, в городе было все распродано: месячный запас растительного и сливочного масла, трехмесячный запас блинной муки, продано крупы в 7–8 раз больше обычного, вместо 100 тонн соли — 200.

—   Нужно увеличить продажу оружия, оно устарело, — сказал Ярков, — и война в Ираке доказала это. Так мы можем получать валюту. Мы же стали брать кредиты на Западе. И к чему это привело? К резкому увеличению государственного долга. Сейчас он достиг двух третей национального дохода страны. Не удивительно, что сворачиваются социальные программы.

—   Объем продажи оружия за последний год у нас снизился еще на семь процентов, — обронил Крючков, — вытеснили нас с некоторых рынков. Один Варшавский блок чего стоил! А назад возвратиться ой как трудно.

—   Конечно, — продолжал Полетаев, — можно дать людям не по шесть соток земли, а по десять–пятнадцать. Тогда бы проблему с жильем решили гораздо быстрее. Правда, у нас большой дефицит строительный материалов, как, впрочем, и всего остального. Ну, тут нужны структурные изменения в экономике, постепенное введение свободного рынка. Иначе будет, как было: разрешаем иностранцам рубить наш лес по два–три доллара за кубический метр вместо того, чтобы делать это самим, а потом продавать за рубеж хотя бы готовую доску. Все почему? Потому что началась борьба за перераспределение финансовых потоков между центром и регионами. Последние обвиняют центр в несправедливом распределении средств. На политическом уровне это сопровождается идеей экономического суверенитета союзных республик, которую наиболее последовательно проводят народные депутаты от республик Прибалтики. В конце 1988 года в Эстонии была провозглашена Декларация о суверенитете, которая содержала статьи о верховенстве республиканских законов над общесоюзными, о собственности республики на землю, недра и основные средства производства в промышленности. Хотя Верховный Совет СССР признал этот документ недействительным, начавшийся «парад суверенитетов» остановить стало невозможно. В той же Литве возникло движение «Саюдис», выступившее за отделение от СССР и создание независимого литовского государства. Затем закон о суверенитете принял Азербайджан. Процесс «суверенизации России» привел к принятию 1 ноября 1990 года «Постановления об экономическом суверенитете России». Возникла опасность распада СССР. Кто-то же должен ответит за все это?

Крючков промолчал, хотя и мог бы отреагировать на вопрос Полетаева, который прозвучал вовсе не риторически. Всем троим в кабинете было понятно, что речь идет об одном человеке, и этим человеком был Губачев. Но имя это так и не было произнесено. Крючков считал, что время для этого еще не пришло. До 19 августа 1991 года оставалось еще больше четырех месяцев.

 

Эпилог

Стояла весна. Пора года, когда хотелось жить, верить в лучшее, планировать путешествия. Воздух наполнялся щебетом птиц и теплом солнечных лучей.

Субботним вечером из здания на площади имени Дзержинского выехала черная «Волга». Проехав с километр, она остановилась, и оттуда вышли двое — Шамов и Ярков.

—   Давай пройдемся, — предложил Шамов, — а то, понимаешь, сидя в кабинете, так и весну пропустишь.

—   С удовольствием, — согласился Ярков.

Они шли по широкой улице, вокруг сновали люди, стоял шум от машин, и говорить приходилось громко.

—    В отпуск хочу в августе пойти, — поделился планами Шамов, — съезжу на Черное море, отдохну. А ты как?

—   Не знаю, — пожал плечами Ярков, — не думал еще. Да и смысла думать, наверное, нет.

—   Почему?

—   Боюсь, не будет у нас отпуска, Николай Алексеевич.

—   Все может быть, — согласился Шамов, косясь на огромный самодельный лозунг, висящий на здании напротив. На нем неумелой рукой красной краской было написано «Мишку — вон!».

Они шли по улице, говоря на разные темы, но об отпуске уже не вспоминали.

  ОФИЦИАЛЬНЫЕ ДОКУМЕНТЫ (1991 г.) Члены Совета безопасности СССР

1. Янаев Геннадий Иванович (назначен Указом Президента СССР от 13 марта 1991 г. № УП-1615, согласие на назначение дано постановлением Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 г. № 2010-I)
2. Павлов Валентин Сергеевич (назначен Указом Президента СССР от 13 марта 1991 г. № УП-1616, согласие на назначение дано постановлением Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 г. № 2010-I)
3. Бакатин Вадим Викторович (назначен Указом Президента СССР от 13 марта 1991 г. № УП-1617, согласие на назначение дано постановлением Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 г. № 2010-I)
4. Бессмертных Александр Александрович (назначен Указом Президента СССР от 13 марта 1991 г. № УП-1618, согласие на назначение дано постановлением Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 г. № 2010-I — освобожден от обязанностей Указом Президента СССР от 23 августа 1991 г. № УП-2453)
5. Крючков Владимир Александрович (назначен Указом Президента СССР от 13 марта 1991 г. № УП-1619, согла сие на назначение дано постановлением Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 г. № 2010-I)
6. Примаков Евгений Максимович (назначен Указом Президента СССР от 13 марта 1991 г. № УП-1620, согласие на назначение дано постановлением Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 г. № 2010-I)
7. Пуго Борис Карлович (назначен Указом Президента СССР от 13 марта 1991 г. № УП-1621, согласие на назначение дано постановлением Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 г. № 2010-I — умер 22 августа 1991 г.)
8. Язов Дмитрий Тимофеевич (назначен Указом Президента СССР от 13 марта 1991 г. № УП-1622, согласие на назначение дано постановлением Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 г. № 2010-I)

 

Справка: Геннадий Иванович Янаев (26 августа1937 — 24 сентября 2010) — советский партийный и государственный деятель, вице-президент СССР (1990–91), член Политбюро, секретарь ЦК КПСС (1990–91). Во время августовского путча являлся председателем Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР.

Во время августовских событий 1991 года был одним из основных участников Государственного комитета по чрезвычайному положению, стал исполняющим обязанности Президента СССР. Михаил Леонтьев отмечал по поводу позиции Янаева, приводя его слова Крючкову во время путча: «Пойми мой характер, если хоть один погибнет — я жить не смогу».

За участие в деятельности ГКЧП был привлечен к уголовной ответственности. 4 сентября 1991 освобожден от обязанностей вице-президента СССР внеочередным V Съездом народных депутатов СССР и помещен в тюрьму «Матросская тишина», в 1994 году освобожден по амнистии Госдумы.

 

Справка: Владимир Александрович Крючков (29 февраля1924 года, Царицын, ныне Волгоград — 23 ноября 2007 года, Москва) — советский государственный деятель, в 1988–91 гг. Председатель КГБ СССР. Один из ближайших соратников Юрия Андропова.

Генерал армии (27.01.1988). Член ВКП(б) с 1944 г., член ЦК (избирался 1986, 1990), член Политбюро ЦК (20.09.1989

— 13.07.1990). Член ГКЧП.

В 1988 году стал Председателем КГБ СССР. С 20 сентября 1989 г. член Политбюро ЦК КПСС, с марта 1990 г. член Президентского совета СССР, с марта 1991 г. член Совета безопасности СССР.

По инициативе Крючкова в мае 1991 года был принят Закон «Об органах государственной безопасности в СССР». В июне 1991 года на сессии Верховного Совета СССР выступил с речью об «агентах влияния» и присоединился к требованию премьера Валентина Павлова о предоставлении Кабинету Министров СССР чрезвычайных полномочий.

Член ГКЧП. Организовывал встречи и совещания будущих членов ГКЧП.

В связи с августовскими событиями 1991 года был 22.08.1991 арестован по статье «измена Родине» и 17 месяцев находился в тюрьме «Матросская тишина», в декабре 1992 г. освобожден под подписку о невыезде, был амнистирован Государственной думой РФ в феврале 1994 года. Адвокаты Крючкова по делу ГКЧП — Юрий Иванов и Юрий Пилипенко.

В день ареста, 22 августа, состоялся первый допрос Крючкова. Он заявил, что ни разу не обсуждался вопрос о лишении Горбачева поста президента СССР, также он сообщил следователям, что по линии ГКЧП не было предпринято никаких действий, направленных против руководства России. По его словам, члены ГКЧП понимали, что это может привести к непредсказуемым последствиям (так он ответил на вопросы про штурм Верховного Совета РСФСР и воспрепятствование выезду Президента Ельцина из Архангельского).

 

Справка: Борис Карлович Пуго (латыш.Boriss Pugo; 19 февраля1937 года, г. Калинин, — 22 августа 1991 года, г. Москва)

—   советский партийный и государственный деятель, первый секретарь ЦК КП Латвии (1984–1988 гг.), председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС/ЦКК КПСС (1988–1991 гг.), член ГКЧП. Член ЦК КПСС (1986—90 гг.),

кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС с сентября 1989 года по июль 1990 года. Депутат Верховного Совета СССР одиннадцатого созыва (1984–89 гг.).

В 1991 году Б. К. Пуго стал членом ГКЧП и одним из организаторов «августовского путча». Непосредственно перед путчем, в августе 1991 года, он отдыхал с семьей в Крыму. Возвратился в Москву 18 августа. В Москве ему позвонил Председатель КГБ В. А. Крючков и пригласил в Кремль, где был образован ГКЧП.

После провала путча Прокуратурой СССР в отношении Пуго Б. К. было возбуждено уголовное дело за участие в антиконституционном заговоре.

22 августа на арест Пуго выехали председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко, первый заместитель министра внутренних дел Виктор Ерин, заместитель прокурора Лисин и Григорий Явлинский. Спустя два дня Явлинский дал интервью газете

«Московский комсомолец», где рассказал о событиях. По его словам, они, не дожидаясь группы захвата, «начали действовать». Как сказал Явлинский, дверь им открыл тесть Пуго, сам Пуго и его жена были еще живы («его голова откинулась на подушку, и он дышал», «она выглядела невменяемой. Все движения у нее были абсолютно некоординированными, речь

—   несвязной»). Явлинский особо подчеркнул, что два обстоятельства показались ему странными:

• пистолет аккуратно лежал на тумбочке, куда положить его самому Пуго было трудно;
• он увидел три стреляные гильзы.

Журналист «Московского комсомольца» в конце статьи добавил: «Через несколько часов после моего разговора с Григорием Явлинским поступила новая информация. В результате следствия стало известно, что последней стреляла жена. Она же положила пистолет на тумбочку».

Однако сын Пуго — Вадим Пуго (согласно публикации в газете «День», № 30 1993 года) говорил, что пистолет положил на тумбочку 90-летний тесть: «…Они, по всей видимости, легли на кровать. Отец приставил пистолет к виску матери и выстрелил, после этого выстрелил в себя, а пистолет остался зажатым у него в руке. Дед услышал выстрел, хотя он плохо слышит, и зашел в спальню… Мать не умерла — она скатилась с кровати и даже пыталась забраться на нее. Дед взял у отца пистолет и положил его на тумбочку. И месяц об этом никому не говорил — боялся. Непонятно ему было: говорить — не говорить. И сказал он о пистолете через месяц, когда начались допросы…»

Жена министра, Валентина Ивановна Пуго, кандидат технических наук, доцент Московского энергетического института, умерла в больнице через сутки, так и не придя в сознание.

Урны с прахом супругов Пуго захоронены на Троекуровском кладбище в Москве.

Справка: Дмитрий Тимофеевич Язов (род. 8 ноября 1924 года) — советский военный и политический деятель, последний (по дате присвоения звания) Маршал Советского Союза (1990) и предпоследний министр обороны СССР с 1987 по 1991, член ГКЧП.

Консерватор, он был непопулярен в кругах сторонников перестройки; в 1991 году примкнул к готовящемуся ГКЧП и с первого дня вошел в его состав; в Москву по его приказу были введены танки и прочая тяжелая техника, обсуждался план штурма Белого дома.

Убедившись в провале переворота, отправился в Форос к Горбачеву и тотчас по возвращении был арестован на аэродроме. 22 августа 1991 г. был издан Указ Президента СССР

«Об освобождении Язова Д. Т. от обязанностей министра обороны СССР».

«…Из тюрьмы обратился к Президенту с записанным на видео посланием, где каялся и именовал себя «старым дураком». (Журнал «Власть» № 41 (85) от 14.10.1991 г.)

Со слов Язова: «Не было такого письма! Это все фальсификация журналиста, которого по разрешению следователя допустили ко мне в камеру «Матросской тишины». А после нашей беседы в одном из немецких журналов появилась эта фальшивка с приписанными мне словами».

 

З А К Л Ю Ч Е Н И Е

по материалам расследования роли и участии должностных лиц КГБ сссР

в событиях 19–21 августа 1991 года.

Во исполнение приказа Председателя КГБ СССР №140 от 1 сентября 1991 года специальной Комиссией КГБ СССР проведено служебное расследование действий должностных лиц КГБ СССР, органов госбезопасности и войск КГБ СССР накануне и в период антиконституционного переворота в августе с. г.

Из материалов расследования усматривается, что еще в декабре 1990 года Крючков В. А. поручил бывшему заместителю начальника ПГУ КГБ СССР Жижину В. И. и помощнику бывшего первого заместителя Председателя КГБ СССР Грушко В. Ф. Егорову А. Г. осуществить проработку возможных первичных мер по стабилизации обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения. Указанные материалы были подготовлены, однако, по словам исполнителей, до начала августа 1991 года не использовались.

С большой степенью достоверности можно предположить, что с конца 1990 года до начала августа 1991 года, учитывая сложившуюся в стране обстановку, Крючков В. А. совместно с другими будущими членами ГКЧП предпринимали возможные политические и иные меры по введению в СССР чрезвычайного положения конституционным путем. Однако, не получив поддержки Президента СССР и Верховного Совета СССР, указанные лица с начала августа 1991 года начали осуществлять конкретные меры по подготовке введения чрезвычайного положения незаконным путем.

С 7 по 15 августа Крючков В. А. неоднократно проводил встречи с некоторыми членами будущего ГКЧП на секретном объекте ПГУ КГБ СССР под кодовым названием «АБЦ». В этот же период времени Жижин В. И. и Егоров А. Г. по указанию Крючкова провели корректировку декабрьских документов по проблемам введения в стране чрезвычайного положения. Они же с участием бывшего командующего воздушно-десантными войсками генерал-лейтенанта Грачева П. С. подготовили для Крючкова В. А. данные о возможной реакции населения страны на введение в конституционной форме режима чрезвычайного положения. Содержание указанных документов потом нашло отражение в официальных указах, обращениях и распоряжениях ГКЧП. 17 августа Жижин В. И. участвовал в подготовке тезисов выступления Крючкова В. А. по телевидению в случае введения чрезвычайного положения.

Полученные в ходе расследования материалы свидетельствуют о том, что участники заговора на различных этапах его реализации отводили КГБ СССР решающую роль в осуществлении следующих задач:

• устранения от власти Президента СССР путем его изоляции;
• блокирования вероятных попыток Президента РСФСР оказать сопротивление деятельности ГКЧП;
• установления постоянного контроля за местонахождением руководителей органов власти РСФСР, Москвы, известных своими демократическими взглядами народных депутатов СССР, РСФСР и Моссовета, крупных общественных деятелей с целью их последующего задержания;
• осуществления совместно с частями Советской Армии и подразделениями МВД штурма здания Верховного

Совета РСФСР с последующим интернированием захваченных в нем лиц, включая руководство России.

Для этих задач бывший Председатель КГБ СССР Крючков В. А., используя свое служебное положение, привлек отдельные подразделения центрального аппарата и войска КГБ СССР.

В результате этого в период времени с 17 по 19 августа некоторые войска специального назначения КГБ СССР и спецподразделения ПГУ КГБ СССР были приведены в повышенную боевую готовность и передислоцированы в заранее выделенные места для участия совместно с подразделениями СА и МВД в мероприятиях по обеспечению режима чрезвычайного положения.

Силами специально созданных групп 18 августа Президент СССР Горбачев М. С. был изолирован в месте отдыха в Форосе, а за Президентом РСФСР Ельциным Б. Н. и другими оппозиционно настроенными по отношению к заговорщикам лицами установлено наружное наблюдение.

С участием сил и средств КГБ СССР проводились также и другие мероприятия, направленные на создание условий для осуществления заговора.

Так, после объявления 19 августа об образовании ГКЧП и о введении чрезвычайного положения руководством Комитета предпринимались меры, направленные на повышение боевой готовности органов и войск КГБ и обеспечение их участия в выполнении решений и указаний ГКЧП. С использованием сил КГБ СССР был организован контроль за деятельностью средств массовой информации, производилось изучение реакции населения в СССР и зарубежных кругов на события в СССР.

20 августа была проведена подготовка непланируемого ранее захвата здания Верховного Совета РСФСР группами специального назначения КГБ СССР с использованием в этой операции подразделений СА, МВД и спецвойск КГБ СССР. Тогда же, из-за невозможности ее проведения без значительных человеческих жертв со стороны мирного населения, штурм был отменен.

Осуществляя общее руководство проводимыми мероприятиями, Крючков В. А. активно использовал в этих целях приближенных к себе лиц из числа руководства КГБ СССР, которыми по его указаниям организовывалось задействование отдельных подразделений центрального аппарата и войск КГБ СССР на конкретных участках и направлениях.

В частности:

Первый заместитель Председателя КГБ СССР генералполковник Грушко В. Ф.

Являлся непосредственным участником заговора, неоднократно вместе с Крючковым В. А. присутствовал на его встречах с членами ГКЧП. Систематически принимал участие в работе т. н. рабочей группы Бакланова О. Д.

Наряду с Крючковым В. А. отдавал наиболее важные распоряжения по использованию возможностей Комитета госбезопасности СССР для реализации замыслов заговорщиков. Непосредственно отдал указание о подготовке мероприятий по изоляции Президента РСФСР, задействовании спецподразделений ПГУ КГБ СССР, усилении режимных мер на Гостелерадио СССР.

 

Первый заместитель Председателя КГБ СССР генералполковник Агеев Г. Е.

Непосредственно руководил мероприятиями по изоляции Президента СССР путем отключения средств связи на объекте «Заря» в Форосе и переподчинении 79-го погранотряда и 5-й отдельной бригады пограничных сторожевых кораблей начальнику Службы охраны КГБ СССР Плеханову Ю. С. и его заместителю Генералову В. В.

По его прямому указанию осуществлялась подготовка к задержанию и изоляции Президента РСФСР и руководства Российской Федерации, блокированию в контакте с подразделениями Советской Армии и МВД СССР здания Верховного Совета РСФСР, его последующего штурма, разоружению находящихся в нем лиц и их интернированию.

Отдал распоряжение по формированию и направлению в Латвию, Литву и Эстонию групп оперативных сотрудников для обеспечения режима чрезвычайного положения.

С 18 августа осуществлял общее руководство по использованию задействованных в осуществлении заговора сил и средств подразделений центрального аппарата и войск КГБ СССР. Как представитель КГБ СССР принимал участие в заседании Кабинета Министров СССР 19 августа с. г., руководил подготовкой отдельных документов о деятельности органов и войск КГБ СССР в условиях чрезвычайного положения, направляемых на места.

 

Заместитель Председателя КГБ СССР генерал-майор Лебедев В. Ф.

Дал указание об организации 18 августа наружного наблюдения за рядом руководителей СССР и РСФСР, народных депутатов СССР и РСФСР, видных общественных деятелей, административном задержании отдельных из них. В частности, по его прямому указанию были задействованы силы Управления «З» и 7-го Управления КГБ СССР по задержанию Уражцева, Гдляна, Проселкова, Камчатова.

Создал группу информационного обеспечения режима чрезвычайного положения, осуществлял руководство мероприятиями по подготовке и распространению документов ГКЧП, а также касающихся деятельности средств массовой информации, в том числе в отношении радиостанции «Эхо Москвы».

 

Заместитель Председателя КГБ СССР генерал-лейтенант Петровас И. К.

Отдал распоряжение о приведении войск спецназначения в боевую готовность, направил в органы и войска КГБ СССР конкретные указания, регламентирующие их действия в условиях повышенной боевой готовности. Осуществлял руководство и координацию действий с МО СССР по продвижению войск к Москве, в том числе при подготовке штурма здания Верховного Совета РСФСР. По его команде в Прибалтику были направлены 300 человек личного состава 103-й воздушно-десантной дивизии.

 

Заместитель Председателя КГБ СССР, начальник Управления КГБ СССР по Москве и Московской области генерал-лейтенант Прилуков В. М.

17 августа был ознакомлен Крючковым В. А. с основным замыслом заговора и, начиная с 18 августа, осуществлял практические меры по участию в его реализации с использованием сил и средств УКГБ. Принимал личное участие во всех совещаниях у руководства КГБ СССР и в МО СССР,  где разрабатывались конкретные мероприятия по использованию войск, спецназа и оперативного состава в г. Москве, отдавал указания по их исполнению своим заместителям.

Полученные комиссией данные в отношении указанных выше лиц дают основания полагать, что еще за несколько дней до 19 августа они в той или иной степени были осведомлены о замыслах заговорщиков и осознанно действовали в их интересах.

Одновременно из материалов расследования усматривается, что ряд руководителей подразделений центрального аппарата и войск КГБ СССР активно участвовали в выполнении их указаний. При этом отдельные из них еще до начала событий располагали информацией о направленности и целях проводимых мероприятий, однако до появления признаков провала заговора конкретных шагов по противодействию ему не предпринимали. В ходе работы комиссии некоторые из них проявили неискренность и пытались умалить долю своей ответственности.

В частности:

 

Начальник Управления «З» КГБ СССР генерал-майор Воротников В. П.

По утверждению заместителя начальника Управления «З» Мороза А. В. Воротников информировал его о том, что в 18 часов 18 августа в стране будет введено чрезвычайное положение. В этот же день к 16 часам он обеспечил вызов и направление сотрудников Управления совместно с представителями Третьего Главного управления спецрейсом в Эстонию, Латвию и Литву.

Одновременно по его указанию была сформирована группа из 11 сотрудников Управления «3» и 7 работников УКГБ по Москве и Московской области для проведения административных задержаний. (При инструктаже каждому члену группы вручались незаполненные бланки распоряжения на административное задержание, осуществление которых предусматривалось во взаимодействии с бригадами «НН».)

19 августа получил у Лебедева В. Ф. список лиц, подлежащих негласному наблюдению и задержанию, и передал его Добровольскому Г. В.

 

Заместитель начальника Управления «3» КГБ СССР генерал-майор Добровольский Г. В.

Являясь руководителем указанной выше группы непосредственно руководил мероприятиями по задержанию Уражцева, Гдляна, Комчатова и Проселкова.

 

Заместитель начальника Управления «3» КГБ СССР генерал-майор Перфильев И. В.

Во взаимодействии с заместителем начальника УКГБ по Москве и Московской области генерал-майором Кучеровым И. В. 19 августа организовал группы сотрудников для обеспечения решения ГКЧП о временном приостановлении выпуска ряда газет и журналов. Вечером 19 августа соответствующие требования были доведены до издательств «Правда»,

«Московская правда», «Литературная газета» и 20 типографий издательства «Известия».

 

Начальник погранвойск КГБ СССР генерал-полковник Калиниченко И. Я.

18  августа поставил задачи Симферопольскому погранотряду и Балаковской бригаде пограничных сторожевых кораблей по усилению внимания к охране района зоны отдыха Президента СССР и подчинению командиров этих частей только начальнику службы охраны генерал-лейтенанту Плеханову Ю. С. и его заместителю генерал-майору Генералову В. В.

Узнав 19 августа о введении чрезвычайного положения в стране, отдал распоряжение об усилении охраны госграницы, а на совещании руководителей главка объявил распоряжение о переводе войск в состояние повышенной боевой готовности. Подписал и направил в войска подготовленное начальником Военно-политического управления погранвойск генераллейтенантом Бритвиным Н. В. указание, в котором предлагалось широко вести пропаганду среди всех категорий военнослужащих документов ГКЧП и принять участие в работе создаваемых на местах КПЧ в интересах выполнения служебных задач. Этим документом, подписанным также секретарем парткома погранвойск генерал-майором Анцуповым В. Г., рекомендовалось обсудить меры по реализации решений ГКЧП на партийных собраниях.

 

Начальник Третьего Главного управления КГБ СССР вице-адмирал Жардецкий А. В.

О существовании ГКЧП и его замыслах знал с 18 августа. Принимал личное участие в совещаниях у руководства КГБ и Министерства обороны СССР, где решались вопросы о формировании сил и средств для блокирования здания ВС РСФСР и его штурма, отдавал указания своим заместителям по их реализации.

По его указанию в главке были сформированы оперативные группы: для действий у здания ВС РСФСР во главе с заместителем начальника Управления ОО КГБ СССР по Внутренним войскам МВД СССР генерал-майором Гущей Ю. А.; для вылета в Прибалтику под руководством своего заместителя генерал-майора Рыжака Н. И.; для анализа оперативной обстановки, а также группы резерва.

 

Заместитель начальника Третьего ГУ КГБ СССР генералмайор Булыгин Ю. Е.

Осуществлял руководство подчиненными главку органами, дал указание руководителям Особых Отделов КГБ СССР по военным округам, что в связи с обострением обстановки в ряде регионов накануне подписания Союзного договора туда направлены полномочные представители МО СССР, с которыми им надлежит вступить в контакт и получить соответствующие разъяснения для дальнейших действий.

 

Заместитель начальника Третьего ГУ КГБ СССР генералмайор Калганов Ю. А.

Для выполнения поручения по отслеживанию действий войск в Москве дважды выезжал к бывшему командующему МВО генерал-полковнику Калинину и по результатам докладывал заместителю Председателя КГБ СССР генерал-лейтенанту Петровасу И. К.

 

Заместитель начальника Третьего ГУ КГБ СССР генералмайор Рыжак Н. И.

Осуществлял общее руководство оперативными группами, вылетевшими 18 августа во главе с ним в Прибалтику. 19—20 августа по личной инициативе направил из Особого Отдела КГБ по Прибалтийскому ВО в адрес военной контрразведки прибалтийской зоны и в КГБ СССР три шифротелеграммы, в которых выражалась фактическая поддержка действий ГКЧП, вносились предложения о введении режима чрезвычайного положения на территории Прибалтики.

 

Заместитель начальника Управления Особых Отделов КГБ СССР по внутренним войскам МВД СССР генералмайор Гуща Ю. А.

19   августа выдвигался с группой на подступы к зданию ВС РСФСР вместе с батальоном ВДВ и 20 августа поступил в распоряжение заместителя начальника УКГБ по г. Москва и Московской области Корсака А. Б.

 

Заместитель начальника УКГБ СССР по Москве и Московской области полковник Карабанов Е. П.

Принимал личное участие в совещании у руководства КГБ СССР и в МО СССР при проработке вопросов о штурме здания ВС РСФСР, административном задержании ряда лиц, находящихся там, непосредственно руководил разработкой плана по обеспечению режима чрезвычайного положения в Москве, лично отдавал распоряжения о планировании и подготовке мер по участию УКГБ в штурме.

 

Заместитель начальника УКГБ по Москве и Московской области генерал-майор Кучеров В. К.

С 19 августа возглавил созданный в УКГБ оперативный штаб. По его указанию в горрайорганы 19 августа была направлена шифротелеграмма «об уточнении наличия печатной базы, кабельного телевидения и взятия на контроль их работы».

Направил группы сотрудников Службы «З» УКГБ для доставки уведомлений в издательства о закрытии выпуска некоторых центральных, московских городских и областных изданий. Дал указание начальнику отделения Службы «З» Рязанову А. И. принять участие в обсуждении у заместителя Председателя КГБ СССР Лебедева В. Ф. вопроса о локализации деятельности радиостанции «Эхо Москвы», выделив для этой цели несколько сотрудников УКГБ.

Утром 19 августа направил 7 человек в распоряжение замначальника Управления «З» КГБ СССР Добровольского Г. В. для участия в административном задержании некоторых народных депутатов.

 

Заместитель начальника УКГБ по Москве и Московской области генерал-майор Корсак А. Б.

Являясь заместителем руководителя оперативного штаба, осуществлял координацию действий с воздушно-десантными войсками по блокированию Моссовета, Останкинского телецентра, Госбанка и Гохрана СССР.

Отдал указание о выдаче 7 сотрудникам УКГБ табельного оружия. Принимал личное участие в совещаниях у руководства КГБ СССР и МО СССР, на которых рассматривались вопросы оперативно-войсковой операции в районе здания ВС РСФСР. Отдавал необходимые распоряжения о подготовке сотрудников УКГБ к участию в штурме здания ВС РСФСР.

Несмотря на решительный отказ руководителей оперативных подразделений УКГБ от участия в этой акции, отдал указания продолжать необходимую подготовку к штурму.

Генералы Алферов, Корсак, Кучеров не доводили до сотрудников управления поступающие через офицеров связи документы, принятые российским и московском руководством, до вечера 20 августа не пытались дать принципиальной оценки действиям ГКЧП.

 

Начальник 7-го Управления КГБ СССР генерал-лейтенант Расщепов Е. М.

В период подготовки и введения чрезвычайного положения непосредственно участвовал в организации мероприятий по негласному наблюдению за руководителями органов власти РСФСР, Москвы, народными депутатами СССР, РСФСР и Моссовета, давал указания подчиненным на участие в административном задержании четверых из них.

18 августа в 14 часов лично вручил группе руководителей подразделений наружной разведки списки советских граждан и дал указание срочно взять их под наружное наблюдение. В списках значилось 63 человека, среди которых Руцкой, Хасбулатов, Бурбулис, Попов, Лужков, Яковлев, Шеварднадзе, Шахрай, Станкевич.

17 августа перед возвращением Президента РСФСР из Алма-Аты совместно с начальником группы «А» 7-го Управления КГБ СССР генерал-майором Карпухиным В. Ф. изучал условия для проведения мероприятий по возможному задержанию Ельцина Б. Н. в аэропорту Чкаловский. В этих целях лично выезжал на место, поставил задачу подготовить для этого 25–30 сотрудников группы «А» и согласовать действия с МО СССР. На следующий день аналогичные мероприятия проводились по комплексам «Сосенки-4» и «Архангельское-2».

По особому указанию Расщепова Е. М. силами наружного наблюдения 18 августа фиксировались прилет Ельцина Б. Н. в аэропорт Внуково и прибытие его на дачу в поселок «Архангельское-2».

 

Кроме того, Расщеповым Е. М. было дано указание подготовить необходимые силы для организации наружного наблюдения за Бакатиным В.В., однако работу по нему не начинать до особого распоряжения.

 

Командир группы «А» 7-го Управления КГБ СССР генерал-майор Карпухин В. Ф.

По распоряжениям Крючкова и Грушко, Агеева и Расщепова 17 и 18 августа привел в боеготовность личный состав группы, осуществлял подготовку спецмероприятий в отношении Президента РСФСР, проводил рекогносцировку в аэропорту Чкаловский, в дачных комплексах «Сосенки» и

«Архангельское».

По его команде группа «А» в количестве 60 человек выдвигалась 19 августа в район Архангельского.

По указанию Агеева осуществлял подготовку штурма группой «А» совместно с подразделениями Советской Армии и МВД СССР здания ВС РСФСР. С учетом сложившейся обстановки вокруг здания ВС РСФСР, отрицательного отношения личного состава группы и приданных подразделений, доложил Агееву о нецелесообразности проведения операции.

 

Начальник Отдельного учебного центра КГБ СССР полковник Бесков Б. П.

По указанию начальника ПГУ КГБ СССР генерал-лейтенанта Шебаршина Л. В. привел 18 августа в повышенную боевую готовность боевые группы и подразделения и поступил в распоряжение Агеева.

20 августа, получив указание на участие в штурме здания ВС РСФСР, доложил об этом Шебаршину, который запретил ему предпринимать какие-либо действия без его приказов.

В критический момент поддержал позицию Карпухина и командиров других приданных подразделений о нецелесообразности проведения штурма.

Аналогичную позицию заняли начальник 15-го ГУ КГБ СССР генерал-лейтенант Горшков В. Н. и его заместитель генерал-майор Ионов В. Я., которым по указанию Агеева 20 августа была создана резервная группа в количестве 200 человек.

 

Начальник 12-го отдела КГБ СССР генерал-майор Калгин Е. И.

По личному указанию Крючкова В. А., получив инструктаж у Агеева Г. Е., в нарушение законов СССР и действующих нормативных актов отдал распоряжение первому заместителю начальника 12-го отдела генерал-майору Гуськову Г. В. об организации технического исполнения контроля в отношении руководителей СССР и России.

Слуховой контроль осуществлялся с 18 по 21 августа, поступающая информация устно докладывалась Калгину, и по его указаниям частично излагалась в письменной форме без соответствующего учета. С полученными материалами Калгин знакомил Крючкова, а в его отсутствие Агеева.

Калгин и его заместители генералы Гуськов, Смирнов, полковники Кутный, Абакумов, Фетисов в ходе служебного расследования вели себя неискренне, правдивую информацию сообщали лишь по предъявлении фактов, уличающих их в противоправных действиях.

 

Начальник Управления правительственной связи КГБ СССР генерал-лейтенант Беда А. Г.

По личному указанию Крючкова 15–17 августа организовал подачу в 12-й отдел КГБ СССР линий правительственной связи абонентов — руководителей СССР и России.

15 августа по указанию Агеева направил в составе оперативной группы Службы охраны  КГБ  СССР,  вылетевшей в Крым, сотрудников УПС во главе со своим заместителем генерал-майором Глущенко А. С., подчинив его начальнику Службы охраны КГБ СССР.

По указанию Плеханова Ю. С. 18 августа в 16.30 Глущенко А. С. отдал распоряжение начальнику 21-го отдела УПС КГБ СССР Парусникову С. В. выключить все виды связи на даче Президента СССР в Форосе (объект «Заря»).

Одновременно с 18.00 18 августа до 9.00 22 августа Службой охраны КГБ СССР была отключена связь с подразделениями погранвойск, несущих охрану внешнего периметра дачи Президента СССР.

19 августа по приказу Крючкова В. А. отдал указание о выключении аппаратов правительственной междугородной связи Ельцина Б. Н., Силаева И. С., Бурбулиса Г. Э.

 

Заместитель начальника Второго ГУ КГБ СССР генералмайор Кононов В. И.

19 августа по указанию Грушко В.Ф. отдал соответствующие распоряжения начальникам отделов Главка по усилению режима безопасности ТАСС и АПН в связи с введением режима чрезвычайного положения.

 

Начальник Юридического отдела КГБ СССР генералмайор юстиции Алексеев В. И.

Совместно со старшим консультантом группы консультантов при Председателе КГБ СССР Сидоренко А. Г. и начальником секретариата КГБ СССР Сидаком В. А. 20 августа подготовил проект указа Янаева «Об Указах Президента РСФСР №№ 59,61 и 63 от 19 августа 1991 года».

Привлекался руководством КГБ к консультациям и правовой оценке некоторых других нормативных документов.

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/