Детективная повесть
Киев 2012
Начало 90-х ХХ века. До конца существования СССР осталось совсем немного. Но КГБ продолжает вести отчаянную борьбу со своим главным противником – ЦРУ.
В условиях углубляющегося политического кризиса в стране, подготовки к ГКЧП, предательства в высших эшелонах партийной власти советская контрразведка наносит один из своих наиболее чувствительных ударов по Лэнгли за последние десять лет. Эта операция носит название «Тайфун». В тот момент, когда операция достигает высшей точки напряжения, в Советский Союз из США прибывает один из лучших нелегалов ПГУ КГБ
«Мадлен»...
Верстка: И. Хвостенко Корректура: Л. Трипольская
Он сидит напротив, расположившись в кресле легко и непринужденно, но без намека на небрежность, пальцы рук переплетены – так ему, видимо, легче сосредоточиться. У него приятное лицо – открытое, светлое, с едва заметной упрямой складкой между бровями, которая придает ему целеустремленный вид. Впрочем, он такой и есть: иногда мне кажется, нет преграды, которую он не преодолел бы. На учебных занятиях он уже трижды уходил от скрытого наблюдения, блестяще провел тайниковую операцию и без документов умудрился проникнуть в один из закрытых оборонных институтов в Москве. Месяц назад по нашему заданию он познакомился с одной сотрудницей из Министерства обороны, и через нее раздобыл копии секретных документов о разработке новейшего танка Т-95. Я тогда подумал, что если бы он появился с таким заданием в Вашингтоне, у американского министерства обороны возникли бы проблемы.
Такой быстрой реакции и чутья, как у этого парня, я давно уже не встречал – он чувствовал опасность еще до того, как она возникала. Даже в нашем институте, который по всей стране выискивал талантливых ребят, чтобы, перебрав тысячи, выбрать единицы и потом на протяжении долгих месяцев лепить из них мастеров контрразведки, профессионалов высочайшего класса, он выделялся своими способностями. Его уже можно было бросать в настоящую работу, и он бы с ней отлично справился. До конца учебы оставалось менее полугода, и он по праву мог бы стать одним из лучших выпускников самого секретного учебного заведения КГБ.
Но он его не закончит.
Неделю назад проверка по новому методу Смирнова, которую прошли все, включая преподавателей, показала у него склонность к стяжательству.
В это не хотелось верить, тем более, до этого не было поводов для сомнений. Ему устроили несколько негласных проверок, и он таки попался, сам ни о чем не догадываясь. Стяжательство – порок, который поставит крест на всех способностях. Оно может не проявляться долгие годы, дремля где-то в глубинах сознания своего хозяина, но в какой-то момент, и это может быть самый решительный для «Конторы» миг, оно проснется, и операция, от которой могут зависеть жизни многих людей, просто провалится. Поэтому здесь нет места колебаниям.
И вот теперь он сидит напротив меня, внимательно глядя в глаза своему собеседнику – его классному – и спокойно отвечает на вопросы, рассказывая о выполнении вчерашнего задания. Не сомневаюсь, что справился он, как всегда, отлично. Меня он не видит. Я сижу в другой комнате и наблюдаю за ним через прозрачное стекло, которое для него выглядит обычным зеркалом на стене. Разговор мне слышен через наушники, их я надел заранее.
Вот он вспомнил, как во время выполнения задания чуть не совершил маленькую ошибку, совсем незначительную оплошность, которую мог допустить лишь зеленый новичок, но никак не готовившийся к выходу в «самостоятельное плавание» выпускник института, – и улыбнулся, словно призывал посмеяться над собой. Я еще раз подумал, что мне этот паренек нравится. Но не мной придуманы правила выживания здесь.
Завтра его без объяснения причин посадят в автомобиль с закрытыми для обозрения окнами, отвезут в аэропорт, откуда он в сопровождении одного из наших людей рейсовым самолетом отправится в далекую сибирскую область. Там, на обочине контрразведки страны, он примет дела в небольшом местном райотделе КГБ, и на этом его карьера в нашей системе закончится. Выбраться из такой глуши шансов очень мало. Мне немного жаль его. Он был на расстоянии всего лишь вытянутой руки от вершины, но так и не взошел на нее. Несмотря на все свои способности, он не стал универсальным для работы, к которой его так долго готовили. Увы, система не прощает ошибок. А потому завтра на его будущем будет
поставлена точка.
Я встаю, снимаю наушники и выхожу из комнаты.
В институте узкие коридоры без окон, освещенные мягким, неназойливым светом. Ковры поглощают шум шагов, делают пол мягким, упругим. Здание напоминает паутину. От центрального корпуса, где сидит администрация и я, начальник института, к другим помещениям ведет множество переходов. Некоторые из них открыты лишь для очень ограниченного круга лиц. Курсантов здесь учится немного. Их настоящих имен, кроме меня, не знает никто. И только я и два моих заместителя знают каждого из них. Для остального персонала института эти ребята – тайна, как, впрочем, и они друг для друга.
Конечно, работа, к которой их готовят, – тяжелый путь, усыпанный шипами, сопровождающими каждого, ступившего на дорогу двойной тайной жизни. Их немного, всего несколько десятков на огромную страну, они растворены среди нас, и если в стране что-то перевернется, я знаю, многие из них продолжат свою деятельность так, как посчитают нужным.
Я захожу в свой кабинет, тяжелая дверь, оборудованная специальным механизмом, бесшумно захлопывается за мной. С внешней стороны на ней небольшая табличка «Вокря С. Г.» Может быть, спустя несколько лет табличку поменяют, и на ней будет написана моя настоящая фамилия «Ярков». Но такое время еще не пришло, да и кажется мне, что этот день настанет очень нескоро. А сейчас… Сейчас мне уже пора на Лубянку.
Моя машина, иногда пробуксовывая на талом весеннем снегу, направляется в столицу. Ехать от института в Москву минут сорок, и в дороге, как всегда, я успеваю сделать то, на что не хватило времени в институте – просмотреть ворох документов, лежащих в объемистой папке. Прочитав, я перекладываю их в портфель, лишнего времени на это не трачу. Еще много лет назад я овладел методом скоростного чтения, и он нередко выручал меня в жизни.
Вот мы въезжаем в город и, обгоняя автомобильный поток, несемся к Лубянке. Высокая статуя Дзержинского видна издалека, она как символ силы секретной организации всей своей тяжестью воплощает ее мощь.
Внешне КГБ СССР живет своей обычной жизнью: через металлические ворота выезжают-заезжают машины – черные
«Волги», разноцветные «Жигули» и «Москвичи», у входа стоят военные, их лица суровы и подозрительны, колючими глазами они пронизывают каждого, взявшегося за ручку входной двери. По-деловому снуют неброского вида люди, двери хлопают, жизнь, кажется, кипит так же, как и пять, десять и двадцать лет назад. Огромные серые здания кажутся неприступными, они, как и статуя Дзержинского, тоже излучают мощь и силу.
Но тот, кто внимательно наблюдает за Лубянкой, не может не заметить: что-то надломилось в огромном ее механизме, словно лопнула в нем главная пружина. И в лицах выходящих людей исчезла уверенность, а во взглядах прохожих уже нет ставшего привычным за столько лет уважения и тихого благоговения перед этими зданиями.
Идет 1990 год.
Позади медленный, но неумолимый развал системы, сдача позиций по всем статьям и отступление, как говорят ветераны, по всему фронту.
Потому-то и во взглядах прохожих, недовольно кивающих в сторону памятника основателю ЧК, нет былого уважения.
Моя машина ныряет во двор, и вот я уже в сердце «Конторы» – так называют Комитет госбезопасности его сотрудники. Я один из них.
Если кто-то считает, что в моей голове аккуратно уложены ответы на все вопросы, то спешу разочаровать этих людей. Сомнения атакуют меня точно так же, как и каждого гражданина некогда великой страны под названием СССР. Я вижу, что уходит что-то главное, составлявшее стержень нашей устойчивости, а на смену ему приходят новые лозунги и взгляды. К чему они приведут? Думаю, этого не знает и хозяин первого кабинета в стране.
Резкий звонок. Начальник Главного управления контрразведки КГБ Шамов быстро повернулся в кресле и взял трубку.
– Николай Алексеевич, – в трубке раздался усиленный мембраной голос помощника Председателя КГБ, – Председатель освободился, вы можете зайти.
– Спасибо, иду.
Торопливо схватив приготовленную папку с бумагами, Шамов заспешил к Крючкову – шеф в последнее время часто раздражен, он с неудовольствием реагирует даже на небольшие задержки.
В кабинете Крючкова, несмотря на солнечный день, занавешены окна – плотные, тяжелые гардины надежно преградили путь свету. Шамов понимает, что хозяин кабинета, сидя с самого раннего утра на работе, просто не обратил на все это внимания. Не поднимая головы, он перелистывал страницы какого-то пухлого дела. Шамов застыл возле стола, не нарушая тишины.
– Присаживайтесь, Николай Алексеевич, чего зря стоять, – тихо и чуть ворчливо проговорил Крючков, – в ногах правды нет.
Шамов молча опустился на стул у приставного столика. Крючков вздохнул, как человек, уставший нести непо-
сильный груз, и поднял глаза, отражая стеклами очков свет настольной лампы. Шамов хотел предложить отодвинуть гардины, но почему-то передумал. Он знал: с утра Крючков занимался подготовкой к тайному вывозу в СССР бывшего руководителя Социалистической единой партии Германии Эриха Хонеккера. Тот скрывался от властей ФРГ в советском посольстве недалеко от Потсдама. Бессменный лидер СЕПГ на протяжении почти двадцати лет, обладавший в течение этого времени огромными полномочиями, сейчас был вынужден ютиться в маленькой комнатушке посольства – своем хотя и ненадежном, но последнем прибежище, ожидая решения своей судьбы. Немецкая полиция, словно стая хищников, кружила вокруг посольства, надеясь на то, что Хонеккер хотя бы на минуту покинет его пределы. Вопрос был очень деликатным. Немцы требовали у руководства Советского Союза Хонеккера, которому предъявили обвинение из семнадцати пунктов, ссылаясь на решение Берлинского суда, объявившего бывшего лидера коммунистов Германии палачом и диктатором. И им было наплевать на то, что еще полтора года назад в обмен на согласие СССР не препятствовать объединению Германии они давали Губачеву клятвенные обещания не преследовать коммунистических лидеров. Сейчас они с не меньшим упорством настаивали на выдаче Хонеккера, припоминая советскому Президенту его обещания быть последовательным в борьбе за демократию. Крючков уже неоднократно говорил Губачеву о необходимости забрать Хонеккера в СССР, но тот с решением тянул. Колебался, советовался, размышлял вслух на эту тему, но никак не мог принять решение.
Крючков снял очки и салфеткой протер стекла.
– Погода что-то никак не наладится, – вдруг произнес он.
– Вы не знаете, почему у нас дворники на улицах перестали работать? Сегодня с утра подморозило, снежок пошел… Я позвонил Попову, чтобы узнать, но он занят, убегал на какой-то митинг. На месте его редко можно застать.
– У него нет опыта хозяйственной работы, – сказал Шамов.
– Попов – экономист-теоретик.
– Опыта? А, да-да, опыт –вещь нужная. Ну ладно, вернемся к нашим делам, их мы никому перепоручить не можем. – Крючов надел очки, поправил их на переносице и продолжил:
– Я ознакомился с материалами работы по «Верному». Что ж, все идет неплохо. Во всяком случае, пока. А дальше… дальше все будет зависеть от вас.
– Мы готовим некоторые корректировки в работу, – торопливо заверил Председателя Шамов, – и к пятнице ознакомим вас.
– Хорошо, – согласился Крючков и придвинул к себе какоето пухлое дело, которому наверняка было немало лет – первые страницы уже пожелтели, покосились, обложка, исписанная красным карандашом, протерлась, ее концы обломились.
«Интересно, что там?» – подумал Шамов.
– Это «Мадлен», – словно отвечая на мысленный вопрос Шамова, сказал Крючков, – человек-легенда, нелегал. Я забрал его дело, когда переходил в этот кабинет из Первого главка, не хотел никому доверить. «Мадлен» был на связи у Щеглова, знаете его?
– Слышал много о нем, но лично незнаком. Щеглов уже на пенсии?
– Да. Но мы его пригласим, и он введет вас в курс. А сейчас я немного расскажу об этом человеке, чтобы вы были готовы. Если будут вопросы, можете прерывать меня, не стесняйтесь. – Крючков откинулся в кресле и глядя куда-то повыше головы Шамова, продолжил: – «Мадлен» – армянин, до двенадцати лет проживал в Египте. Его дед и отец преподавали в Александрийском университете. Дед заведовал кафедрой органической химии, отец – старший научный сотрудник на кафедре экономики. Так что семья интеллигентная.
– А в Египте они как оказались?
– Дедушке с бабушкой пришлось бежать туда из Армении в 1915 году, спасаясь от геноцида.
– И больше на родину они не возвращались?
– Нет, возвратились, но уже в 1954 году, вскоре после смерти Сталина – это было, как видите, значительно позже. Так что вернемся к египетскому периоду. «Мадлен» учился в английской частной школе и, надо сказать, сразу показал себя способным учеником. Его даже не стали после первого класса переводить во второй, сразу – в третий. Уже позже, когда семья возвратилась в Ереван, дедушка и отец стали в Армении довольно известными учеными. Бабушка и мама преподавали музыку. «Мадлен» закончил школу с золотой медалью и поступил в Московский финансово-экономический институт, там его и нашел Щеглов.
«Мадлен» прошел обучение по программе подготовки нелегалов. Во время войны между Израилем и Египтом был под соответствующей легендой заброшен в Ливан.
– А какая легенда использовалась?
– Как армянский беженец из Египта. В Египте тогда было жарко. Израильская армия их разгромила за шесть дней, помните тот шок?
– Да, конечно, такого тогда никто из нас не ожидал. В Египте столько наших советников было…
– Словом, берите, – Крючков решительно придвинул к Шамову дело, – изучите вместе с Тюниным, затем пригласите Щеглова, я ему скажу, что на это имеется санкция. Все, что интересно будет знать, он расскажет: и об особенностях характера «Мадлен», и о связях, и о контактах, возможностях решать наши вопросы и все остальное. «Мадлен» – это «алмазный фонд» КГБ, поэтому и работать с ним нужно соответственно. Предложение по связи с ним жду завтра к вечеру. На следующий день Шамов снова сидел в кабинете Крюч-
кова.
– Связь с «Мадлен» будет односторонней. Тюнин его видеть и лично общаться с ним не будет.
– Используете связника?
– Да, только так. Тюнина на этот период предлагаем направить в «Аэрофлот» под прикрытие, как одного из сотрудников компании. Пусть он как постоянный представитель
«Аэрофлота» в Нью-Йорке обеспечивает безопасность выезда связника, забирающего информацию у «Мадлен». Задание
«Мадлен» получает посредством космической связи и этим же способом сбрасывает информацию на спутник.
– А если у «Мадлен» в руках будут интересующие нас документы?
– В таком случае будем с ним работать через тайник.
– Не возражаю, – согласился Крючков, – но еще раз обращаю внимание на необходимость тщательно готовить мероприятия по обеспечению безопасности «Мадлен». Запомните, вы лично отвечаете за него, головой отвечаете.
Шамов хорошо понимал, что это не пустые слова: за провал нелегалов головы снимали не только с исполнителей и их начальников. Внутренняя безопасность в КГБ докапывалась до самых мелочей в поисках ошибки. И тогда никого не жалели, карали и виноватых, а порой и безвинных, показывая всей «Конторе»: так будет с каждым, кто рискнет нарушить правила.
– Я понимаю, товарищ Председатель, – очень серьезно ответил Шамов. Крючков ничего не сказал и лишь внимательно посмотрел в лицо собеседнику. Затем медленно встал, подошел к окну и отдернул шторы. Комнату сразу залил солнечный свет. Но Крючков никак не прореагировал, что-то обдумывая. Шамов почувствовал: он сейчас перейдет к другой теме. Так и случилось.
– Теперь о «Верном», – усаживаясь в кресло, продолжил Крючков. – Учитывая, что в самом ЦРУ его будут проверять не меньше полугода, все мероприятия нужно готовить с учетом этого обстоятельства.
– Конечно, мы учли это, – сказал Шамов, протягивая Крючкову документ. – Вот мероприятия по каждому пункту.
Пробежав глазами по страницам, Крючков впервые за время беседы улыбнулся.
– Да вы дали ему информации по проверке больше, чем принимаемые меры безопасности ЦРУ.
– Мы учли собственный опыт, когда при возвращении изза кордона проверяем наших сотрудников.
– Ну, правильно, чего собственным опытом не пользоваться. А раз опыт есть, то тянуть время не будем. Словом, через две недели жду вас с Тюниным, у него выезд не за горами. Успеете за это время пройти все инстанции для подтверждения его легенды прикрытия?
– Постараемся, товарищ Председатель.
– Ну-ну, я жду.
Аэропорт имени Даллеса в Вашингтоне встретил Дугласа ярким солнцем. Пройдя по рукаву из самолета в здание, он сразу обратил внимание на обилие блестящих никелем тележек для багажа, которых днем с огнем не найдешь в московских аэропортах, чистые полы, в которых отражались фигуры спешащих людей, уютные кресла для пассажиров – словом, все то, чего ему так не хватало в день отлета из СССР, когда то ли из-за погоды, то ли из-за обычной неразберихи ему пришлось провести в зале для ожидания Домодедово почти восемь часов. А люди? В отличие от серой советской массы взгляд поражало разнообразие – яркость одежды, смешение стилей, рас, лиц – они сливались в единый разноцветный клубок, не утомляя при этом глаз.
Дуглас улыбнулся. Наконец он дома.
Сразу за перегородкой пограничного контроля знакомое лицо – Стив Кейнс, начальник аналитического отдела по СССР и странам бывшего Восточного блока из Разведывательного директората. Дуглас знал Кейнса еще до командировки в Союз и понял, что домой вряд ли удастся заехать, скорее всего, их путь сейчас будет лежать сразу в Лэнгли. Эта задержка огорчила его, ведь он так ждал встречи с женой и маленьким сыном. Кейнс, увидев Дугласа, сразу почувствовал его настроение.
– Я заметил, что вы расстроились, – сочувственно улыбнулся Кейнс, пожимая Дугласу руку. – Увы, вы правы, сейчас мы сразу едем в главный офис, вас, как нового начальника отдела, с нетерпением там ждут.
– А…
– Ваши жена и брат ожидают в зале прилета, – перебил Кейнс, – я им уже объяснил все. У вас на свидание с ними будет всего пару минут. Извините, это не моя прихоть.
Выругавшись про себя, Дуглас стремительно двинулся вперед, Кейнс за ним с трудом поспевал. Он что-то спрашивал о перелете, московских новостях, делах в посольстве, но Дуглас, расстроенный невозможностью сразу поехать домой, отвечал односложно, даже чуть раздраженно. Кейнс, почувствовав его настроение, замолчал.
Когда уже в зале ожидания среди встречающих Дуглас увидел жену и брата, радостно машущих ему руками, он забыл о Кейнсе и рванулся навстречу близким.
– Мери! Энди! – радостно вскричал Дуглас, протягивая им руки.
– Боже мой, милый, – всхлипнула жена, обнимая Дугласа за шею, – я так соскучилась по тебе!
– Она приготовила твои любимые индюшачьи отбивные, – кивая в сторону Мери, смеялся брат, тиская Дугласа за плечи.
– Боюсь, я смогу их попробовать только лишь вечером, – не выпуская из объятий жену, сказал Дуглас.
– Как вечером? – Мери испуганно глянула на мужа, – Стив,
– повернулась она к Кейнсу, который с неловким видом подходил к ним, – неужели Ричарда сейчас не отпустят домой?
– К сожалению, Мери, нам ненадолго нужно заехать на работу, – извинился Кейнс, – но это не займет много времени.
Дуглас с трудом оторвался от жены.
– До вечера, дорогая.
В машине, мчавшейся в сторону Вашингтона, Дуглас еще некоторое время выглядел расстроенным, и Кейнс, косвенно чувствуя свою вину, молчал. Но так продолжалось недолго. Постепенно мысли Дугласа переключились на работу, и он стал расспрашивать Кейнса о служебных новостях.
– Кстати, как там Форстер поживает на пенсии? – поинтересовался Дуглас.
– Наш бывший начальник отдела увлекся рыбной ловлей, ездит на озера и считает, что наконец-то его жизнь начала налаживаться, – засмеялся Кейнс.
– Мне всегда казалось, что Форстеру не хватало в жизни настоящего смысла, – философски отозвался Дуглас.
– Он говорит, что счастливым чувствует себя только тогда, когда плюет на хорошего червяка, сидящего на крючке.
Они оба расхохотались.
– Ну, а дела вам будет передавать заместитель начальника отдела Лонг Шиллинг, – уже серьезно сказал Кейнс. – Вы должны помнить его, Лонг работал в нашем посольстве в Болгарии, три года назад возвратился, а сейчас готовится снова уезжать в Румынию.
– Да, я помню его, он отвечал за блок вопросов по Балканам.
– Ребята вас ждут с нетерпением, вашими аналитическими записками в отделе зачитывались.
– Хоть это и комплимент, Стив, но мне приятно.
– Правда, некоторые опасаются, что вы заставите их слишком много работать, – серьезно произнес Кейнс, и в его тоне Дуглас уловил саркастические нотки. Он знал, что в последнее время сотрудники отдела чувствовали себя достаточно вольно, и собирался прикрутить гайки. Конечно, это вряд ли могло понравиться всем.
В приемной первого заместителя директора ЦРУ Милки Форда пришедшим туда Дугласу и руководителю Разведывательного директората Фреду Паркинсу пришлось ожидать минут двадцать – шеф был занят. Наконец секретарь вежливо улыбнулась обоим:
– Мистер Форд ждет вас.
В кабинете у Форда был образцовый порядок, ничего лишнего. Сам он любил точность, исполнительность, и если по его вине подчиненным приходилось просиживать в приемной дольше обычного, всегда за это корил себя. И сейчас он, поздоровавшись, сразу же извинился:
– Прошу прощения за задержку, совершенно непредвиденные обстоятельства.
Вошедшие в ответ вежливо улыбнулись.
– Ну, что ж, мистер Дуглас, – перешел к главной теме разговора Форд, когда все уселись, – я рад, что вы уже на месте и сможете здесь, на родине, приносить пользу стране не меньшую, чем за ее пределами.
– Я приложу все свои силы, сэр, – кивнул головой Дуглас, всем своим видом демонстрируя готовность взяться за работу.
– Не сомневаюсь, – продолжил развивать свою мысль первый заместитель. – Видите ли, в последнее время советский КГБ забросал нас дезинформацией, причем очень квалифицированно подготовленной. На отделение того, что правда, а что ложь, приходится тратить уйму времени. Мы надеемся на вас.
– Постараюсь оправдать надежды.
– Сейчас это особенно важно. – Форд нахмурил лоб, как бы подчеркивая всем своим видом важность произносимого. – Мы являемся свидетелями глобальных потрясений, которые изменят мир. Восточного коммунистического блока больше не существует, СССР доживает последние дни, и США придется взять на себя ответственность за то, что происходит в разных регионах земли. На нас, профессионалов разведки, возложена особая миссия. В отличие от политиков, – при этом Форд пренебрежительно усмехнулся, явно демонстрируя не лучшее свое отношение к ним, – мы не можем ограничиться общими словами и призывами. Наша работа – это конкретные шаги, которые меняют ситуацию. Вы согласны?
– Сэр, – ответил сразу Дуглас, словно ожидал подобного вопроса, – у меня есть конкретный план, который я готов предложить вашему вниманию. Вопрос касается усиления визуальной работы по оборонным объектам, конкретизации заданий агентам с учетом наших аналитических наработок, данных космической и радиотехнической разведок.
Форд одобрительно кивал головой, слушая Дугласа, и тот решил продолжать.
– Кроме того, если позволите, мне хотелось бы вкратце изложить свое видение событий в мире.
– Что ж, это интересно, – лицо Форда стало выжидательнозаинтересованным.
– Нельзя не согласиться с утверждением, что мы остаемся в мире единственной силой, на которую ляжет ответственность за судьбу всего человечества. Это почетный, но и весьма нелегкий груз. По нашим прогнозам, которые мы сделали в СССР на материалах сравнительного анализа, количество точек напряженности в разных регионах увеличится. Америке, завоевавшей право стать мировым судьей за счет лишения международного сообщества равновесия, придется иметь дело с множеством проблем. В ближайшем времени ряд стран Ближнего Востока, лишенные опеки Советского Союза, захотят иметь гарантии собственной безопасности, ссылаясь на то, что мы в свое время вооружили Израиль. Пакистан, Иран, Сирия, Ирак не прочь овладеть ядерным оружием, и со временем это стремление будет лишь усиливаться. Мы сегодня проводим операцию «Буря в пустыне», но она лишь начало.
– Полностью согласен с вами, – вздохнул Форд, – более того, боюсь, что в скором времени нам придется зайти в Ирак. Но какую роль вы отводите во всем этом Советскому Союзу?
– Экономическое падение СССР происходит даже быстрее, чем мы предсказывали, поэтому в ближайшие пару десятков лет ему будет не до мировой политики, справиться бы с внутренними проблемами. Прибалтийские страны фактически уже отошли от СССР, в других республиках вовсю бушуют сепаратистские настроения. Лидеров, которые готовы там возглавить этот процесс, предостаточно.
– Хорошо, – прервал Дугласа Форд, – с экономикой все понятно, а как же они намерены решать межнациональный вопрос? Если у них нет рецепта, то нужно ожидать развала страны?
– Да, вероятно, к этому идет. Конфликты на Кавказе, в Средней Азии, опять же Крым – будущее яблоко раздора.
– Но ведь если наш бывший главный противник совсем слаб, то мы должны лишь не мешать ему слабеть дальше, так?
– Почти. Все же пройдет время, и они оправятся от кризиса. При этом за спиной СССР вырастают другие монстры – Китай и Индия. Пока они не играют ведущей роли в мире, но, думаю, пройдет лет десять—пятнадцать, и с ними придется считаться. Опасным для нас является и то, что СССР обязательно войдет в союз с ними. Ему же нужно отвоевывать политическое пространство.
– Согласен, согласен, – пробормотал Форд, – об этом у нас будет еще болеть голова. Хотя… – он задумчиво и чуть грустно улыбнулся, словно прислушиваясь к собственным мыслям, – этим придется заниматься уже не мне – время бежит.
Дуглас и Паркинс вежливо промолчали.
– Ну, а пока я здесь, – Форд вернул голосу бодрость, – то отвечать за работу мне. Поэтому через две недели прошу доложить мне аналитический документ о перспективе развития политической ситуации в мире и возможных последствиях для США.
Сегодня у Дугласа непростой день – он знакомится со своим коллективом, которым ему придется управлять. Как долго? Этого не знает никто. У разведчика слишком непредсказуемая жизнь, чтобы планировать ее даже на завтра.
С утра его представили. Мистер Форд, не жалея лестных эпитетов в адрес Дугласа, говорил целых девять минут, что для него было крайне необычным, учитывая его склонность к коротким формулировкам мысли – в два-три предложения. Тем не менее речь всем понравилась. Дуглас даже поймал себя на мысли, что слушал ее с большим удовольствием, ведь не часто он слышал о себе столько приятного.
– И прошу всех помнить, что мистер Дуглас руководитель требовательный, поэтому расслабляться не даст никому, – этими словами Форд закончил представление, сухо откланялся и ушел.
День и последующая неделя пролетели быстро. Огромное количество документов, которые за это непродолжительное время успел проглотить Дуглас, напрочь лишило его возможности думать о чем-либо другом. Он даже ни разу не вспомнил о Тюнине, своих обязательствах перед КГБ – те далекие разговоры и встречи как-то стерлись в его памяти и превратились словно в случайный сон, увиденный в беспокойной дальней дороге. Сейчас перед ним лежали горы бумаг, перелистывая которые он старался максимально сосредоточиться, чтобы втиснуть в себя еще и еще порции разной информации, пытаясь разложить ее по полочкам своего сознания.
В его кабинете почти все время люди. Одних он вызывает, чтобы поговорить о работе, задачах, другие заходят сами, принося с собой проблемы и вопросы. Начальство не дает много времени на раскачку – система должна работать, и всем наплевать, успел Дуглас понять, что он подписывает, или не успел.
Эти первые дни Дугласу дались нелегко. К вечеру голова, перенасыщенная сверх всякой меры информацией, уже отказывалась что-либо соображать, и ему хотелось одного – теплого душа и стаканчика виски со льдом.
Но постепенно кружащийся вокруг Дугласа вихрь, состоящий из документов, событий, людей, стал потихоньку успокаиваться и укладываться во все более четкие схемы действий. Он уже почувствовал, что его ребята – в целом неплохие сотрудники, уже имевшие опыт работы за рубежом, некоторые пришли сюда из научных институтов и имели хорошие мозги, регулярно продуцируя интересные идеи. Дуглас ценил светлые головы. Хотя иногда ему казалось, что некоторым не помешало бы пройти обкатку если не в СССР, то хотя бы в странах бывшего Восточного блока. Да и небольшую ротацию неплохо бы провести. Он уже оценивающе посматривал на некоторых сотрудников, слишком долго засидевшихся в отделе, будто видел их торопливо бегущих и суетящихся в американском посольстве где-нибудь в Бухаресте или Софии.
Все увереннее и спокойнее чувствовал себя Дуглас в своем кресле. Но вместе с уверенностью пришло прошлое, и в сознании всплыла фигура Тюнина и все остальное, связанное с КГБ. Был уже конец рабочего дня. Он вспомнил обо всем внезапно и вздрогнул, как бывает, когда случайно тебе за шиворот попадает капля воды. В течение нескольких коротких секунд в сознании, как на экране кино, ярко и так зримо вспыхнули кадры будто из чужой жизни – Тюнин, Эльвира, задержание на чужой квартире, милиция. Минуты две Дуглас сидел неподвижно, пытаясь успокоиться и сдержать внезапно появившуюся легкую дрожь в пальцах. Ему это удалось. Тогда он заставил себя думать спокойно и трезво, постепенно возвращаясь мыслями к последним встречам с Тюниным. И словно в благодарность за его усилия память тут же восстановила новую картину из недавнего прошлого – деньги. В КГБ ему пообещали много денег. Наверное, это главное, что смогло окончательно вернуть ему уверенность в завтрашнем дне, желание идти дальше. «Конечно, – думал он, – сделанного не исправить, но нужно постараться все же извлечь из этого выгоду. Главное – получить то, что они мне должны, а там посмотрим».
Эти минуты мобилизовали весь его организм. Мысли заработали четко и ясно, желание получить большие деньги до предела обострило чувство опасности, и ему сразу же вспомнились предупреждения Тюнина о проверках, которым его должны подвергать в ЦРУ.
Дуглас медленно поднялся с кресла, прибрал бумаги со стола, закрыл сейф, так же неторопливо надел пальто и, готовясь выйти, выключил настольную лампу. Вон она! Светящаяся точка в углу, совсем маленькая, почти незаметная для неопытного глаза – ему она показалась вспышкой.
Конечно, его проверяли. Это была видеокамера.
Маленькая, едва видимая светящаяся точка в кабинете окончательно возвратила его память в недавнюю московскую жизнь, обострила до предела все его чувства, заставила быть внимательным и собранным. Даже краем глаза, мимолетным взглядом он замечал этих людей, которые следовали за ним по пятам, будь он в автомобиле либо когда просто прохаживался по улице. Порой он стал даже экспериментировать – то убыстрял шаг, резко останавливаясь за углом, чтобы столкнуться с преследователями, то, нарушая дорожные правила, ехал на запрещающие движение знаки, чтобы спровоцировать на то же самое их, но потом вдруг осознал, что этим самым выдает себя, – и прекратил опасную игру. Нет, нужно держаться спокойно, даже чуть рассеянно, это простительно – он же в своей стране, ему нечего опасаться, здесь все свои. Зачем же вести себя так, словно есть чего бояться?
Он постоянно уговаривал себя: это простая проверка, которую проходят все, вернувшиеся из долгой зарубежной командировки, он не дал оснований руководству ЦРУ в чем-то подозревать себя, после его согласия работать на КГБ никто не мог упрекнуть его в пренебрежении требованиями конспирации. Нет, он вел себя безукоризненно.
Правда, иногда червячок сомнения подтачивал его уверенность, словно предупреждая, что нельзя быть таким самонадеянным. Но он не позволял страху одолеть себя, понимая, что его главный враг – паника. Запаникуй, начни нервничать, суетиться, делать глупости – и станет сразу понятно, что он чего-то боится. Нет, поддаваться слабости нельзя, все в порядке, это плановая проверка.
А подсознание продолжало работать, обращая внимание на любую мелочь. Да, он видел тех людей, замечал их уловки, по каким-то необъяснимым признакам, которые улавливал только интуитивно, сразу определял их в толпе, мелькавших в окнах соседних домов, выглядывавших из припарковавшихся невдалеке машин.
Конечно, телефоны прослушивались тоже, в этом сомнений не было. Поэтому разговоры с женой и друзьями нужно вести всегда доброжелательным, ровным тоном: да, все отлично, он наслаждается жизнью дома, работа приносит удовлетворение, а воздух в Вашингтоне, не в пример московскому, намного мягче.
Встречаться с друзьями вне работы он не спешил. У него маленький ребенок, которому нужно внимание, и кто, как не отец, сможет дать малышу любовь и окружить заботой. Несомненно, в их отчетах он выглядел отменным семьянином, любящим отцом и мужем.
Видимо, те, кто проверял Дугласа, не находили ничего подозрительного, и он стал замечать, что напряжение вокруг него постепенно спадает. Все реже и реже ему приходилось видеть тех людей за своей спиной, все больше свободного пространства окружало его.
В один из обычных, ничем не примечательных дней его вызвали к директору ЦРУ.
– Мистер Дуглас, – голос Форда по телефону был, как всегда, официально-суховатым, – господин директор ждет вас через десять минут.
Обычного начальника отдела нечасто вызывает первое лицо. Более того, такой вызов всегда означает событие неординарное, к примеру, какое-либо особо конфиденциальное поручение или просьбу достаточно деликатного свойства. Вряд ли шеф Лэнгли будет требовать его к себе лично, чтобы объявить о своих подозрениях.
И все же легкий холодок тревоги пробежал по спине Дугласа после звонка Форда.
В кабинет руководителя американской разведки Уильяма Вебстера по кличке «Судья» он зашел ровно через десять минут. Вебстер никогда не опаздывал сам и требовал такой же пунктуальности от своих сотрудников. В ЦРУ все знали, что в его приемной редко кто засиживался – шеф Лэнгли ценил время подчиненных.
Дуглас тихо прикрыл за собой дверь в кабинет и сделал два осторожных шага. Вебстер мгновенно вскинул голову, прекратив читать какой-то документ, и кивнул в ответ на приветствие, едва улыбнувшись уголками губ.
– Очень хорошо, Дуглас, что вы нашли время заглянуть ко мне. Рад вас видеть. Надеюсь, у вас все в порядке?
– Да, сэр.
– Я так и думал. Надо сказать, некоторые наши сотрудники, возвращаясь из длительных командировок, не сразу адаптируются, испытывают, я бы даже сказал, некоторую ностальгию по стране, к которой они в поездке успели привыкнуть. Но это к вам не относится. Как мне сказали, вы сразу взялись за дело и смогли встряхнуть отдел.
– Благодарю вас, сэр, я просто выполняю свою работу, – ответил Дуглас.
– Что ж, скромность – похвальное качество. Но мое поручение будет все же связано с вашими другими способностями.
Вебстер откинулся на спинку кресла и вдруг задал вопрос, которого Дуглас не ожидал.
– Какой ваш любимый спиртной напиток?
– Ну… – растерялся Дуглас, – наверное, виски.
– Хм, виски… типичная страсть англосакса. А как вы относитесь к водке?
– Простите, сэр, вы сказали «водка»?
– Ну да, водка, обычная русская водка. Вам она нравится?
– Как вам сказать сэр, я все же предпочитаю виски. Я не люблю водку.
– Что ж, иного я от вас не ожидал услышать, – удовлетворенно сказал Вебстер. – Не удивляйтесь вопросу, Дуглас. Хотя вы прожили в России некоторое время, вам не пришлось пребывать там в статусе проверяющего, а значит, вас никогда не пытались, как это обычно делается у русских по отношению к разного рода проверяющим, споить. Но теперь я уверен, что им вас споить не удастся. А виски поставить на стол они не догадаются.
Дуглас был несколько сбит с толку вопросами Вебстера. Хотя в Лэнгли знали эту особенность своего директора – говорить загадками и главное объявлять в конце разговора. Видимо, это был как раз тот случай.
– Дуглас, – продолжил Вебстер, – согласно двусторонним договоренностям между США и СССР, касающимся обмена инспекционными группами по контролю за разоружением, вам предстоит выехать в Советский Союз, а именно в известный вам город Гусарск, где делают самые мощные ракеты в мире. Точную дату выезда вам сообщат дополнительно. Нужно подготовить план проверки и согласовать его перед отъездом. Все.
Еще через пять минут Дуглас сидел напротив Форда, собираясь передать разговор с Вебстером.
– Не надо мне ничего рассказывать, – опередил его Форд,
– я все знаю. Кстати, времени у вас не так много, поэтому за подготовку к командировке беритесь немедленно. Специалисты по вопросам ракетно-ядерного вооружения у вас есть, посоветуйтесь – и за дело. У вас есть вопросы?
– Да, сэр. Хотелось бы в максимально сжатые сроки получить данные космической разведки этого региона с подробным описанием.
– Хорошо, этот вопрос я сейчас же поручу руководителю Научно-технического директората. Думаю, завтра к утру документ будет у вас.
Дуглас сразу понял, что поездка будет непростой. Возвратившись в свой кабинет, он тут же вызвал к себе нужных специалистов и аналитика по системе маскировки и создания объектов дезинформации, имитирующих различные виды вооружений. Поставив перед ними задачу, Дуглас сказал:
– Разумеется, это задание строго конфиденциально и касается лишь тех, кто сейчас присутствует в этом кабинете. Поэтому строжайшая секретность во всем и прошу не считать это требование излишней придиркой.
– Сэр, вы не сказали, какой будет режим? – задал вопрос один из сотрудников.
– Круглосуточный, – коротко ответил Дуглас.
Оставшись один в кабинете, он долго размышлял. Конечно, с его поездкой ситуация резко поменялась. Он едет в СССР и должен решить: нужно ли ему встречаться с Тюниным или нет? Беспокойство за собственную безопасность не покидало его с того момента, как он узнал о предстоящей поездке. Конечно, среди выезжающих в СССР наверняка будет ктото из офиса Главного инспектора с поручением контролировать Дугласа. И если он попытается встретиться с Тюниным, то его сразу же раскроют. Тогда позор, конец всему. Значит, делать этого нельзя. С другой стороны, если он передаст в КГБ какую-то информацию, ему должны хорошо заплатить, а деньги ему очень нужны. Конечно, та сумма, которую положили для него люди из КГБ на анонимный счет, пока недоступна. Нужно ждать еще полгода, когда по радиоканалу придет его номер и адрес банка. Но эта сумма наверняка станет больше, если он передаст важные для русских сведения. Растет малыш, старшему уже десять, дочке скоро в школу, а Мери так мечтает о новой машине! Стоит рискнуть.
К примеру, можно ночью подготовить информацию и спрятать за крышку телевизора в гостиничном номере. Но если будет установлен контроль, и за каждым движением Дугласа в номере станут наблюдать? Нет, нужно определяться на месте, там будет видно.
Приняв решение, Дуглас сразу успокоился. Так всегда. Неизвестность и неопределенность пугают, потому что идя на ощупь, не ты влияешь на ситуацию, а она руководит тобой, и тогда не дано знать, какая опасность подстерегает тебя в следующий момент. Лишь уверенность в правильности выбранного пути помогает свести ошибки к минимуму.
Но сейчас он не допустит ошибок. Незачем брать с собой какие-то документы и пытаться спрятать их. Нет лучшего тайника, чем собственная память. Он аккуратно разложит в ее ячейки всю информацию, которая заинтересует КГБ, и частями, сам отбирая, что важнее и безопаснее, будет отдавать им. А если не сложится встретиться, у него не будет мучительных поисков путей уничтожения документов – он просто оставит информацию там, куда он ее поместил сразу, – в дальнем углу памяти.
Наконец подготовительная работа была закончена. План, над которым корпели лучшие умы аналитического отдела, был доложен руководству ЦРУ и принят без замечаний.
Конечно, этому предшествовали долгие консультации со специалистами. Главный консультант в области ракетной техники Тэд Николсон, изучая номенклатуру военной техники, выпускаемой в Гусарске, был немало удивлен наличием среди нее гаубиц, танков, пушек с удлиненными стволами.
– Черт, – говорил Николсон, – они что там, в Гусарске, ракетами стреляют из танков?
– Да нет, Тэд, – смеясь, отвечал Дуглас, – просто на том предприятии собирают различные артиллерийские снаряды, а потом их испытывают.
– И что же они делают?
– Да лупят снарядами по броне танков и проверяют их прочность. У них же там полигон – сто двадцать квадратных километров, крупнейший в Европе. Директриса стрельбы целых двадцать девять километров.
– Ну и ну, – покачал головой Николсон, – то-то они сопротивляются, боятся лишиться такой мощи.
– И потом там размещаются еще и площадки для изготовления и сборки стратегических ракет, испытательные стенды ракетных двигателей.
– Я думаю, их систему защиты испытательных стендов во время пуска двигателей нужно изучить глубже, это интересно. Кое-что и мы бы могли позаимствовать из их опыта. Вы согласны, Ричард?
– Наверное, да. Хотя вы же, в отличие от меня, специалист именно в этой области, поэтому ваше мнение для меня определяющее.
– Не сочтите за вмешательство в вашу деятельность, но я бы рекомендовал, когда будете докладывать руководству, обязательно подчеркнуть важность для нас любой информации, которая касается двигателей на основе компонентов фтора. Кроме того, интересна девяносто девятая ракета. Она появилась в Тихом океане, а это не может не тревожить.
– Спасибо, Тэд, за консультацию. Конечно, я обязательно включу ваши рекомендации в доклад.
Когда Дуглас положил на стол Форду план и другие документы по командировке, тот, внимательно прочитав, сказал:
– Я поручу нашему Оперативному директорату отработать задания резидентурам по ракетным двигателям русских. И сделаем это немедленно.
– Николай Алексеевич, агенту «Сазонову» американцы назначили встречу в Одессе.– Прудников протянул начальнику Второго главка КГБ СССР Шамову документ. Тот, взяв бумагу в руки, быстро пробежал глазами по тексту.
– Так что, их интересуют сроки и количество выпускаемых девяносто девятых ракет в Гусарске? – Шамов поднял голову и выжидательно посмотрел на своего заместителя.
– Да, – ответил Прудников, – и главное, что они хотят знать, – это особенности конструкции и параметры двигателя первой ступени БЖРК.
– Ну-ну, и сколько времени они отвели агенту?
– Три недели.
– Торопятся.
– Скорее всего, это связано с тем, что через месяц на Гусарский механический завод прибудет американская инспекция
– основной объект устремлений ЦРУ. Видно, космическая разведка дает им по двигателям мало информации.
– Ну, самую полную информацию техника никогда не даст,
– Шамов пожал плечами, выражая отношение к чрезмерному увлечению американцами технической разведкой. – А, кстати, где они агенту назначили встречу?
– При входе в кафе «Приморье» в Аркадии в 19-00 с рекомендацией быть одетым в тот же костюм, в котором он был в Белграде. Пароль: «В Аркадии хорошо слушать музыку». Ответ: «А вот разговаривать не очень удобно».
– А какую дезинформацию отдаст агент американцам?
– Вот, – Прудников протянул Шамову еще один документ,
– информация для передачи «Сазоновым» в ЦРУ. Это на утверждение Председателя, – уточнил он.
– Вот как решили? – не отрываясь глазами от текста, комментировал Шамов.
– Ну да, по девяносто девятой машине дали копию одного документа по доработке лессового рассекателя.
– Не понял, – удивленно взметнул вверх брови Шамов, – это что такое?
– Сейчас поясню. – Прудников чуть приподнял ручку, которую держал в руке вверх, словно собирался дирижировать.
– Пусковая установка находится на дне океана, глубинное течение несет с собой глинистый лесс, и он засыпает часть пусковой установки, что может помешать пуску ракеты. На определенном расстоянии ставится несколько рассекателей у самой установки. При проведении эксперимента в специальном бассейне оказалось, что разработанная конструкция дает завихрения, и частично лесс скапливается у пусковой установки.
– Да, это проблема.
– Вот именно, поэтому министром общего машиностроения издан приказ о доработке этой конструкции. Разумеется, выделено дополнительное финансирование. Ответственный за доработку – институт «Океанмаш».
– А подпись министра?
– Подлинная.
– Ну что ж, неплохая дезинформация, – одобрил Шамов.
– Вот согласованные материалы по двигателю первой ступени БЖРК, – продолжал вынимать из лежащей перед ним папки документы Прудников, – конструкция сама по себе уникальна, много интересных решений. С Генеральным конструктором согласовано, что передача информации будет проходить небольшими частями. Носить она будет общий характер. Один документ будет передан на следующей встрече.
– А что именно?
– Это постановление ВПК об утверждении этапов разработки и испытаний двигателя. Учитывая, что агент работает в институте «Океанмаш» и может общаться со специалистами «Топаза», а значит, и получить нужные сведения в процессе бесед с ними, ему дана информация о принципе работы двигателя с помощью вдува газовой струи в закритическую часть сопла, что и объясняет конструкцию утопленного сопла в конструкцию двигателя. Технологически и технически очень сложно. Поэтому перешли на более усовершенствованную конструкцию с большей надежностью, где количество деталей и узлов, участвующих в работе двигателя при температуре более трех тысяч градусов по Цельсию, значительно меньше.
– Так американцы наверняка попросят схему устройства двигателя.
– Мы это предусмотрели, – сказал Прудников. – Агент передаст американцам от руки нарисованную схему устройства двигателя, как бы заложенную идею.
– А как агент объяснит, где схему взял?
– Легенда такая. Когда он посещал «Топаз», ему схему наспех нарисовал приятель, работающий ведущим конструктором в Конструкторском бюро по проектированию твердотопливных ракетных двигателей. С этим приятелем они учились еще в техникуме.
– А что же Генеральный говорит?
– Генеральный заверил, что американцы столкнутся с массой трудностей при изготовлении и испытаниях такого двигателя, пока придут к нашей, уже усовершенствованной конструкции.
– Ну, хорошо, вроде бы явных нестыковок нет, все вяжется, – одобрил Шамов. – Оставьте документы, я завтра доложу на утверждение Председателю. Американцев, очевидно, тревожит уровень разработки нашей ракетной техники. Ввод в агентурную сеть ЦРУ «Сазонова» получился удачным, главное, предпорожцы из «Топаза» предложили тематику, которая совершенно не изучена и успешно работает как отвлечение на негодный объект.
У Председателя КГБ СССР Крючкова в приемной тишина. Кроме секретаря там всего двое – Шамов и шифровальщик у дверей кабинета, который ждет, когда шеф госбезопасности закончит разговор по телефону. Об этом сообщит лампочка на столе секретаря, и шифровальщик напряженно смотрит на нее. Сейчас лампочка горит, поэтому никому, даже шифровальщику, держащему в руках телеграммы с пометкой «Срочно!», вход в главный кабинет запрещен. Шифровальщик ждет и волнуется. У него в руках несколько документов с грифом особой важности. Что в них – никому, кроме него самого, пока не известно. А ведь там может быть информация, от которой зависит судьба правительств в каких-нибудь странах или будущее советско-американских отношений, например. Да мало ли что хранят в себе совершенно секретные телеграммы на имя главы Комитета государственной безопасности СССР!
Стоит у дверей шифровальщик, нервничает. Видно, что-то важное в его руках. Вот погасла лампочка на столе, значит, окончил Председатель разговор. Секретарь молча кивает головой шифровальщику, и тот быстро открывает дверь Крючкова, чтобы успеть заскочить, пока тот новый разговор не начал.
Еще несколько минут ожидания, и наконец шифровальщик выходит. Лицо озабоченное, он торопится, дела государства не ждут.
Настала очередь Шамова. Но он не заходит, ждет команды секретаря. Вроде должность у секретаря незначительная и звание невысокое – капитан или майор, а власть большая дана – допустить сразу посетителя в кабинет Председателя или чуть подождать. Кивнул головой – заходит очередной генерал. Молчит секретарь, и ждут руководители разных рангов в приемной, искоса поглядывая в сторону секретаря
– кивнет или нет. Ожидающие в приемной хорошо понимают, что секретарь – это барометр настроения Председателя, его доверенное лицо на территории, примыкающей к месту встречи первого руководителя и его подчиненных. Секретарь вежлив с посетителем – значит, расположен Председатель к тому, а холоден секретарь – все понимают, что положение этого человека незавидное, не сегодня-завтра сместить его с должности могут.
Но вот повернулся секретарь к Шамову, вежливо кивнул:
«Пожалуйста, заходите, Николай Алексеевич». И чуть заметно улыбнулся. Корректен секретарь с Шамовым, уважителен, значит, положение того в «Конторе» прочное, а раз известно это в приемной, то и весь Комитет знает. И Шамов чувствует себя спокойно, уверенно.
И так же уверенно шагнул он в хорошо знакомый кабинет.
Крючков перекладывал какие-то документы и, едва Шамов сел за приставной столик, сказал:
– Время не на нас работает, Николай Алексеевич, ох, не на нас.
Шамов промолчал, не зная, что Крючков имел в виду, и ожидая пояснений с его стороны. Однако Председатель не стал расшифровывать свою мысль и вопросительно глянул на начальника контрразведки.
– Ну, что у тебя?
– Это материалы, касающиеся нашей оперативной игры с участием агента «Сазонова», – протянул Шамов Крючкову пакет документов. – Здесь и дезинформация, которую агент должен передать американцам по нашему заданию. Вот заключение технических экспертов. Оно положительное.
Несколько минут Крючков молча просматривал документы.
– Надо бы активизировать игру. На раскачку нам сейчас времени никто не даст. Как, кстати, движется дело по имитации загрузки негабаритных конструкций на дно океана?
– С Тихоокеанским флотом у нас составлен график загрузки, определено место размещения конструкций.
– Учтено время окончательного периода прохождения американского разведывательного спутника, который давал бы усеченную информацию?
– Да, конечно. Причем после прохода спутника конструкции опускаем, затем вынимаем и в дальнейшем проводим такие операции раз в три дня, оставляя время для монтажа под водой.
Крючков задумчиво посмотрел поверх головы Шамова.
– Наши действия должны заставить американцев обратиться в ООН с предложением не использовать дно океана для размещения ядерного оружия. Возможные претензии будут сняты: согласно Международному протоколу об использовании морского дна СССР имеет лицензию на добычу редкоземельных металлов на дне океана. Собственно, для этого и создали систему «Океанмаша».
– Тем более, – стал развивать идею Шамов, – этим занимаются многие страны мира, так как из космоса в океан попадает много метеоритов, содержащих чистое железо, вольфрам, ниобий и другие металлы. А согласно тому же Международному протоколу, в район, определенный лицензией, свободный доступ другим странам запрещен.
– Вот-вот, – одобрительно отозвался Крючков, – поработайте еще над этим. Ну, а документ я подписываю. Продолжайте насыщать закрытой документацией по 99-й информацию, передаваемую агентом ЦРУ. Так, что у тебя еще?
– Хотел попросить вас, Владимир Александрович, выделить на этой неделе немного времени для нас с Вокрей и Верещагиным. У нас есть несколько предложений.
– Что-то особенное? – заинтересовался Крючков.
– Если помните, вы недавно давали указание принять участие в работе по изучению свойств головного мозга и возможностей воздействия на эмоции. Речь идет об открытии академика Смирнова Игоря Викторовича.
– Конечно, помню. Проблема интересная, перспективная, поэтому я вас не гоню. Здесь много такого, что не вписывается в рамки привычных представлений, и нужно быть крайне осторожным, чтобы не скатиться к псевдонауке. А что касается Игоря Викторовича, то личность это особенная. Смирновто он по матери, а настоящая его фамилия Абакумов.
– Сын Абакумова? Того самого? – удивленно протянул Шамов.
– Да, да, – чуть улыбнулся Крючков, – того самого. Начальника СМЕРШа, личности легендарной. Ребенком Смирнов попал в тюрьму вместе с матерью. Там же учился. Очень светлая голова. – Председатель замолчал, вспомнив что-то ему одному известное. Постучал карандашом по столу. – В четверг после совещания руководителей главков заходите.
– Есть, – кивнул Шамов. – А документ, характеризующий наличие боевой техники в Вооруженных Силах СССР, вы оставляете у себя?
– Да, тут много интересного. Можно дать отделу ЦК КПСС по обороне и безопасности для проработки. Армия должна быть оснащена в пределах разумной достаточности. Вы не анализировали приведенные здесь цифры, перекладывая оборонные затраты на народное хозяйство?
– Анализировали, Владимир Александрович.
– Ну и как?
– Нерадостные иногда выводы получаются. Вот, к примеру, у нас на вооружении 400 подводных лодок, которые оснащены баллистическими ракетами, 180 из них атомные. Танков насчитывается 63 тысячи, бронетранспортеров почти 90 тысяч. Самолетов выпускаем ежегодно до 500 штук. Но вот какая арифметика: одна подводная лодка с комплектом боевых ракет стоит 1 миллиард. За эти деньги можно, например, построить 100 тысяч квартир. Ну, а если взять нашу работу по дезинформации выхода лодки «Тайфун», то эти траты сравнимы с несколькими процентами госбюджета.
– Что ж, – вздохнул Крючков, – есть повод поговорить с Язовым и Баклановым.
Одессу Аркадий Семенович Миркин всегда любил. Черт его знает, и грязно там сейчас, и вещевой рынок на несколько километров протянулся, и лестница Потемкинская осыпалась, а все равно тянуло его в этот город. А спросить его, почему, сразу бы и не ответил. Может, дышалось здесь легко, свободно, да и пиво на Дерибасовской было не чета предпорожскому – густое, язык пощипывало. Хотя, если правду сказать, Миркин не был уж очень большим любителем пива – так, при случае. Да и в продаже его найти непросто – дефицит. Хотя что сейчас не дефицит? Вот и в «Океанмаше», где Аркадий Семенович являлся ответственным работником, дефицит трудолюбия. С утра люди приходят на работу и новости начинают обсуждать. Причем время так быстро летит, что за разговорами не замечают, как и день прошел. Разве нормально это? Переживал Аркадий Семенович за свой институт, ох как переживал! Да разве мог он изменить что-то?
Размышляя таким образом, двигался Аркадий Семенович по известному одесскому району – Аркадии, и слушал, как вдали шумело море. Он еще раз глянул на часы – до встречи с американским разведчиком у него оставалось полчаса.
Миркин, он же агент КГБ «Сазонов», который по заданию советской контрразведки сумел установить контакт с сотрудниками ЦРУ и войти к ним в доверие, шел к одному из иностранных разведчиков на явку, о чем они договорились недавно в Белграде, где Аркадий Семенович был на научной конференции.
Накануне поездки в Одессу Миркин встретился с товарищами из КГБ, и они вместе тщательно обсудили, как держаться на встрече с американцем. Собственно говоря, и менять особенно не стоило ничего. Его опыт в Белграде, где, отдавая сотрудникам посольства США подготовленную в КГБ липу, пришлось сыграть роль человека нагловатого и жадного, показал – с американцами церемониться не нужно. И это Миркин, человек от природы скромный и даже стеснительный, хорошо усвоил. Собственно, таким же отрицательным типом Миркин был готов предстать перед неизвестным гостем и сейчас. А потому выпятил Аркадий Семенович нижнюю губу, чтобы придать лицу нагловатость, сдвинул на лоб шляпу и, развязно ухмыляясь, двинулся к месту встречи.
Вот и оно – кафе «Приморье». На часах ровно 19.00. Миркин оглянулся и увидел появившегося из легкого сумрака американца. Он узнал этого человека, да это «седоватый», именно он давал ему в белградском посольстве США деньги. Американец, похоже, заметил Миркина издалека. Вежливо улыбаясь, он негромко произнес условную фразу «В Аркадии хорошо слушать музыку». И Миркин удивился, что акцент у американца почти не был заметен. «Это ж надо, – подумал Аркадий Семенович, – значит, прикидывался тогда дипломат, язык-то знает он ого как! Ну что ж, ты дурака валяешь, я тоже немного подурачусь». Тут же, сделав круглые глаза и заговорщически подмигивая левым глазом, он громким свистящим шепотом ответил на пароль: «А вот разговаривать не очень удобно». «Седоватый», которому, вероятно, не слишком пришлись по душе конспиративные манипуляции Миркина, чуть нахмурился и сказал: «Спасибо, что пришли. Предлагаю встретиться через сорок минут по адресу: улица Фронтовая, дом номер два, пятая квартира». И сразу же после этого развернулся и ушел, будто его и не было.
Оставшись один, Миркин поправил шляпу и шмыгнул носом. С его лица сошла наносная нагловатость, и оно приняло обычное добродушное выражение. Улица Фронтовая была ему неизвестна. Оглянувшись, Миркин подошел к стоящим на автобусной остановке двум о чем-то оживленно болтающим женщинам.
– Э… простите, – сказал он, – вы не подскажете, как добраться до улицы Фронтовой?
– А вам как лучше, – живо отозвалась одна из них, произнося слова с потрясающими одесскими интонациями, – добраться или доехать?
– Лучше бы доехать, – пролепетал Миркин, который всегда терялся от местной манеры вести беседу.
– Тогда вам повезло, вы сможете заодно побывать на Дерибасовской улице. Быть в Одессе и не побывать на Дерибасовской – все равно, что поехать в Сочи и не искупаться в море.
– Извините, пожалуйста, – осмелился Миркин прервать словоохотливую даму, – а туда идет прямой автобус?
– Соня, – повернулась женщина к подруге, – ты видела гденибудь в Одессе прямые автобусы? Вы что, – осмотрела она Аркадия Семеновича с ног до головы, – у нас нет ни одного нормального автобуса, они страшнее, чем моя жизнь.
– А… – Миркин показал на подходящий к остановке автобус.
– Нет, – поняла его дама, – этот не идет, а вот следующий,
– протянула она руку в сторону идущего следом автобуса, – как раз остановится на нужной вам улице. А какой вам номер дома нужен?
Но убегающий рысью Аркадий Семенович уже не ответил. Он вскочил в автобус и подумал, что одесситы все же милые и обаятельные люди. Только их надо уметь понимать.
Нужный дом оказался старинным особняком, когда-то переделанным в многоквартирный дом. Миркин даже поискал охранную табличку, которая наверняка должна висеть на этом здании, сообщая дату его постройки, но не нашел. Может, темно уже было, а может, и не было таблички вовсе. Словом, решив это выяснить в следующий раз, Аркадий Семенович зашел в подъезд и, обнаружив квартиру с номером 5, нажал на кнопку звонка. Дверь отворилась сразу же. На пороге стоял все тот же улыбающийся американский разведчик, который, увидев гостя, шагнул назад и произнес без особого акцента:
– Прошу вас.
Миркин, мгновенно возвратив лицу нагловатое выражение, чуть плаксиво произнес:
– Да вот пришлось через весь город трястись на автобусе. Конечно, мог бы взять такси, да на такси никаких денег не хватит. Вот если бы мне еще транспортные расходы оплачивали… – Он многозначительно замолчал.
– Будет, все будет, – смеясь, пообещал «седоватый», – мы и так неплохо оценили вашу работу, проходите в комнату, можете сесть в это кресло. – Он гостеприимно распахнул двери в гостиную, где у небольшого журнального столика, сервированного для чаепития – с русским самоваром, чайными чашками и вазочкой со сладостями, рядом стояли два кресла.
– Спасибо, конечно, – обиженно пробубнил Миркин, – но за месяц рубль упал, а еще через месяц я на ваше вознаграждение и носки купить не смогу.
Лицо разведчика стало серьезно.
– Не волнуйтесь. Мы деловые люди и достойно оплатим ваши усилия. Я вам обещаю. А теперь давайте приступим к обсуждению наших вопросов. Кофе, чай?
– Чай черный, с печеньем, – быстро уточнил Миркин. – Если есть мед, буду рад.
– К сожалению, меда нет, но мы учтем ваше пожелание на следующий раз.
Американец протянул руку, приглашая сесть в кресло, и опустился сам.
Миркин, натуженно сопя, вытащил из внутреннего кармана пиджака свернутую вчетверо пачку документов.
– Вот, – он положил пачку на стол, – рискуя, понимаете, жизнью и свободой, добыл с огромным трудом. Надеюсь, оцените по справедливости, без обмана.
– Ну что вы, – «седоватый» взял в руки документы, – не сомневайтесь. Кстати, мистер Миркин, учитывая, что ваши материалы достаточно специфичны, я имею в виду девяносто девятую ракету и конструкцию твердотопливного двигателя, предлагаю привлечь к нашей беседе специалиста. Не возражаете?
– А это не опасно?
– Что вы этим хотите сказать?
– Ваш специалист, – Миркин понизил голос, – проверенный человек?
– Ну что вы, конечно, это наш сотрудник. Уверяю вас, мы не стали бы подвергать вас опасности, приводя сюда случайных людей.
– Хорошо, – согласился Миркин, – если вы так считаете, то я согласен. Но вся ответственность при этом ложится на вас.
Американец снисходительно улыбнулся и негромко позвал:
– Джордж, можно вас?
В следующую секунду из другой комнаты в гостиную зашел незнакомый мужчина. Средних лет, круглолицый, в очках, с мягким выражением лица, он излучал доброжелательность и благодушие. Такие лица бывают у людей довольных собой и окружающими.
– Джордж Крус, – представился он, с порога протягивая для приветствия руку Миркину, – очень рад встретиться с вами.
Говорил новый знакомый с небольшим акцентом, совсем незаметным, к которому привыкнуть можно почти сразу.
– Миркин, – ответил Аркадий Семенович и, подумав, добавил, – ученый, кандидат наук.
– О, – широко улыбнулся Крус, – я много слышал о вас. Вы действительно оказываете нам очень полезную услугу.
– Рискую, но стараюсь, – многозначительно произнес Миркин, опуская глаза.
– Мистер Крус – специалист по вопросам стратегического вооружения, – сказал «седоватый», – думаю, он с вами сможет говорить на равных.
Крус, не меняя добродушного выражения лица, взял в руки документы, выложенные на стол Миркиным, и внимательно стал их рассматривать, изредка одобрительно хмыкая. Наконец он отложил бумаги и обратился к Миркину.
– Ну, что касается девяносто девятой, то тут мне все понятно. А вот по двигателям первой ступени я бы хотел кое-что спросить у вас.
– Я к вашим услугам, – с достоинством наклонил голову Миркин, – хотя, должен заметить, я не специалист по двигателям, имею лишь общее представление. Но, как говорится, чем смогу – помогу. Итак, задавайте ваши вопросы.
– Вот, к примеру, – начал Крус, – сопло утоплено в двигатель. Почему?
– А, да тут все просто, – махнул рукой Миркин, – я думал, вы сами сообразите. Ну, коль не сообразили, – Миркин сделал рукой театральный жест, явно демонстрирующий скудоумие американских ученых, – то объясняю. Сравните длину ракеты и рефрижераторного вагона. Сравнили? Что, не вмещается ракета в вагон? То-то.
– Остроумное решение, – согласился Крус, – я именно так и подумал.
– Если подумали, так чего спрашиваете? – и Аркадий Семенович выпятил губу.
– Очень остроумное, – с удовольствием повторил американец, словно не слыша язвительной реплики Миркина, – раз ракета не помещается в рефрижератор, сопло в двигатель нужно утопить. Отличная идея! Кроме того, – продолжал Крус увлеченно, словно делал открытие, – такая длина облегчает управление всей системой, да и, кроме того, упрощает сборку изделия. Хм. Ну, хорошо. А вот данные по химическому составу топлива у вас есть?
– Я же вам сказал, что на все вопросы ответить сразу не смогу, я же не специалист. Дайте время.
– Я понимаю. Еще меня интересует состав деталей на основе порошковой металлургии, использующихся в сверхтяжелых температурных условиях. Такую информацию вы тоже не можете дать нам?
– Единственное, что могу сказать пока, так это то, что температура там больше трех тысяч градусов, и используются очень тяжелые сплавы на основе вольфрама.
– Видите ли, господин Миркин, – добродушно проговорил Крус, – для нас крайне важна и информация, которая раскрывает технические характеристики изделий. Мы очень просим вас в следующий раз передать нам ответы на вопросы, которые я задавал. При возможности, конечно, – добавил американец мягко. – И, кроме того, нас интересует, сколько сейчас девяносто девятых ракет находятся на боевом дежурстве на Тихоокеанском плато? Такие сведения можно добыть?
– Заметьте, мистер Миркин, – подал голос «седоватый», – ваши дополнительные усилия будут оплачиваться дополнительно.
– Рублями? – не выдержал Аркадий Семенович.
– Поймите, – терпеливо сказал «седоватый», – оплата в рублях делается в ваших же интересах. Если у вас, небогатого ученого, вдруг появится много долларов, как вы объясните знакомым их происхождение? Это большой риск!
– Ей-богу, вы будто не видите, что сейчас в СССР творится. Кто что хочет, то и делает. Ни милиции тебе, ни КГБ, в стране конверсия: завод противогазов переделали в завод презервативов, у рабочих завода заработки в пять раз выросли, люди стали доллары покупать пачками. Мой сосед, бывший главный технолог завода, на старом «Москвиче» ездил, а сейчас предпринимателем стал, в Италию летал отдыхать. На день рождения теще подарил пятьдесят долларов, так она их спрятала, а где – забыла. Так он еще раз подарил! Не волнуйтесь, господа, сейчас доллары, что плесень – всюду есть. Я, если откровенно, господа, из-за нее, валюты, и решил с вами работать. На черный день, думаю, хоть что-то сэкономлю. А вы мне не доверяете, эх! – и Миркин разочарованно махнул рукой и обиженно замолчал.
В комнате повисла тишина. Слышно было, как на улице звонил трамвай да переговаривались через дорогу люди. Американцы, видимо, почувствовав весь трагизм отчаяния Миркина из-за невозможности получить за свою рискованную работу вознаграждение в твердой валюте, молчали тоже.
– Мы понимаем вас, – наконец произнес «седоватый», явно стараясь придать голосу мягкость, – вы расцениваете наши действия как нарушение ваших прав. Но поймите, что ваша безопасность сейчас для нас вопрос номер один. Поверьте, скоро, очень скоро вы сможете получать и доллары. Потерпите.
С чувством неловкости американцы передали Миркину пачку советских рублей, которую тот с обиженным лицом молча сунул во внутренний карман и, шмыгая носом, двинулся к дверям.
– Через месяц мы встречаемся с вами, – сказал ему вслед «седоватый», – о дне и месте дадим знать заранее.
Шамов заканчивал читать статью о последних научных открытиях в мире, которую ему передали ребята из службы радиотехнической разведки. Начальника советской контрразведки всегда увлекали достижения в этой области, и не только потому, что передовые идеи всегда интересны сами по себе, – хотелось Шамову сделать так, чтобы все это можно было использовать в родной стране. Сколько раз он передавал те или иные талантливые инженерные решения в разные министерства, ведомства, надеясь на скорое их внедрение. Увы, материалы часто оседали мертвым грузом где-нибудь в столе у мелкого клерка, навсегда похоронив идею. Шамов боролся, убеждал, не раз просил вмешаться Крючкова, но дело продвигалось со скрипом.
В тот момент, когда он перевернул последнюю страницу статьи, двери открылись и в кабинет заглянул Прудников.
– Разрешите, Николай Алексеевич?
– Заходи, заходи, – Шамов отодвинул от себя листы бумаги и вздохнул.
– Чего-то вы так тяжко вздыхаете? Случилось что? – Прудников чуть встревоженно глянул на шефа.
– Да как сказать? Сколько приходится биться, а итог чаще всего один. Вот только что интересную статью прочел о новых видах энергии, тех же ветряках. Не век же углем да газом греться, сколько их осталось – лет на сорок–пятьдесят, а дальше что? Надо бы подготовить предложения в Совет министров, переговорю только с Председателем. – Шамов нетерпеливо постучал костяшками пальцев по столу. – Продавали бы наши идеи, стали бы тогда богаче в два раза, а вот если бы внедряли их, то вдесятеро лучше жить стали бы! Обида иногда берет. Включишь телевизор – с умным видом вещают новые политики, как скоро хорошо станет, но ничего же для этого не делают. Ничего!
Прудников понимающе кивнул. Он знал, что Шамову порой тесно в кресле контрразведчика, он мечтает изменить страну, видит ее совершенно другой – модернизированной, современной.
– Ну, ладно, давай к нашим насущным делам. Что по «Сазонову»?
– Встретился он с цэрэушником, уже ему известным по поездке в Белград.
– Правильно, решили без путаницы. Давай, Алексей Миронович, по порядку все с самого начала.
– Встреча должна была пройти в Аркадии, у одного из местных кафе. Мы там закрытые точки для нашей «наружки» организовали, три группы опытных сотрудников доставили, все улицы под контроль взяли. Пришел американец вовремя. Пароль сказал, отчет выслушал, словом, все как нужно. Но дальше оставаться там не стал. Назвал место встречи, время
– и уехал.
– Не понравилось ему что-то там?
– Не думаю. Ребята работали конспиративно. Скорее всего, так было задумано заранее. А местом встречи стала квартира в одном из домов в центре города.
– Что за квартира?
– Сняли в аренду обычную квартиру на два дня. Сейчас-то это не проблема, куча объявлений.
– А на чье имя сняли?
– Документы, Николай Алексеевич, вероятно, поддельные, потому что паспорт показывали с рижской пропиской.
– Иностранцы-то как в Одессе появились?
– На туристическом теплоходе пришли. В тот день сразу три лайнера в порт зашло, так что иностранцев в городе было полно.
– Логично, правильно выбрали момент, за всеми же не побегаешь. Встречу на квартире мы, конечно, проконтролировать не смогли?
– Нет. Квартира стала для нас неожиданностью, поэтому прослушать разговор агента с американцем не получилось. Все, что известно, – со слов «Сазонова». Кстати, с агентом там беседовал еще один разведчик, специалист по стратегическим вооружениям Джордж Крус. Так он представился. По нашим информационным базам не значится.
– А в ПГУ?
– Запрос в разведку мы уже отправили.
– И что же интересовало этого специалиста?
– По Боевому железнодорожному ракетному комплексу все допытывался: как удалось укоротить ракету, да как утопили сопло в двигатель?
– Да, БЖРК им спать спокойно не дает, тянут руки к нему, свою же не получилось сделать. Что еще американец спрашивал?
– Просил данные по химическому составу топлива. Но агент согласно линии поведения ответил, что этого не знает. Еще были вопросы, но все они оказались ожидаемыми, поэтому «Сазонов» к ним был готов.
– Это хорошо.
– И деньги снова дали. «Сазонов» сыграл небольшой спектакль, стал требовать доллары, но они решили не рисковать, обошлись рублями. Обещали, что лучшие времена наступят скоро. Да, и ни диктофона, никакой специальной шпионской техники агенту не дали. То есть берегут его, это очевидно. Но что интересно: после встречи американцы установили за ним слежку.
– Где же они силы для этого взяли? – удивленно спросил Шамов. – Неужели эти двое топали?
– Нет, трое туристов с другого теплохода следили. До самого вокзала провели.
– Да уж, серьезно американцы подготовились к встрече, значит, заинтересованы они в «Сазонове». Что ж, это неплохо.
– Пока, Николай Алексеевич, все идет по плану и под нашим контролем.
Шамов торопился на прием к Крючкову. Несколько минут назад тот позвонил по прямой связи и коротко произнес:
– Николай Алексеевич, сколько вам времени нужно, чтобы зайти ко мне с материалами по поездке «Сазонова» в Одессу? Шамову, обещавшему быть через пять минут, нужно было уложиться вовремя. Ругая себя за то, что не попросил хотя бы десять минут, Шамов почти бегом несся по коридору, на ходу поправляя документы, лежащие в папке. Уже перед кабинетом Председателя он, резко выдохнув, зашел в приемную. Секретарь, видимо, предупрежденный Крючковым, сразу же кивнул на дверь в кабинет. Поправив сбившийся галстук,
Шамов взялся за ручку двери и шагнул через порог.
– А, Николай Алексеевич, вот и вы, – Крючков перекладывал кипу каких-то бумаг, бегло просматривая их содержание,
– садитесь и рассказывайте.
Шамов положил перед Крючковым несколько листов.
– Это отчет по поездке «Сазонова».
– А что, – спросил Крючков, едва начав читать, – вы не предполагали, что на встречу к «Сазонову» приедет целая бригада? Да еще со своей «наружкой»?
Шамов сразу же почувствовал в его голосе недовольство.
«Выводы, в том числе и о наших ошибках, мы указали в конце отчета, – подумал Шамов, – значит, кто-то уже поторопился доложить Председателю об этом проколе. Скорее всего, это Седьмое управление. Ну, ничего, поквитаемся».
– Товарищ Председатель, – чуть извиняющимся голосом ответил Шамов, – мы в конце отчета указали об этом. Действительно, американцы большой группой прибыли в Одессу и вели себя нагло и дерзко. До этого они держались куда тише. Боюсь, это станет тенденцией, которую теперь будем учитывать.
По реакции Крючкова Шамов понял, что угадал с ответом. Упоминание о наглости американцев подействовало на шефа КГБ сразу. Он нахмурился, сжал губы и тихо, со злостью произнес:
– Они начали вести себя, как у себя дома, наглеют. Скоро превратят Союз в проходной двор, а этот…
Крючков не закончил фразы, но Шамов сразу понял, к кому относилось слово «этот». Губачев, такой слабый, зависимый от жены, чувственный и в то же время мстительный, с каждым днем становился все ненавистнее Крючкову, и это уже трудно было скрыть. Знал ли сам Губачев о таком отношении к нему со стороны главы КГБ? Скорее всего, знал, как минимум, догадывался. К Крючкову уже просочились сведения о желании Губачева заменить его более удобным для себя человеком. И судя по всему, такой человек уже имелся, нужен был лишь громкий повод, чтобы, обвинив Крючкова в непрофессионализме либо в непонимании политического момента, сместить. Другой на месте Крючкова, чувствуя опасность, может быть, затаился бы, постарался приспособиться к новому стилю руководства, оттянуть время, подождать. И Крючков понимал, что, может, тактически и верно было бы сейчас свернуть антиамериканскую активность, не раздражать Генсека новыми разоблачениями, тем более когда это касается близких друзей Губачева. Понимал, но ничего сделать с собой не мог. Каждый раз, заходя в главный кабинет Кремля, Крючков с каким-то внутренним торжеством победителя выкладывал перед Губачевым новые доказательства подрывной деятельности американских спецслужб, мстительно добавляя при этом и четко произнося каждое слово: «И это еще раз свидетельствует, что антисоветская сущность американского империализма не изменилась». Губачев молчал, не споря и не поддерживая сказанное, лишь иногда, вытирая выступивший на лбу пот, бормотал: «Ну, так принимайте меры, вы же КГБ, но только без скандалов, без этих, понимаете ли, шумных пропагандистских кампаний, сейчас не то время». Крючков кивал головой, но делал все наоборот. Сколько так могло продолжаться, не знал никто из них.
Вот и сейчас, услышав о наглости американцев, Крючков представил упитанное, лоснящееся лицо Губачева и недовольно сказал:
– Оперативную игру с участием агента «Сазонова» нужно активизировать. В разработку девяносто девятой ракеты в США поверили. И доказательства тому есть. То же заключение их специалистов, что это один из опаснейших проектов Союза для обороноспособности Америки – что это, как не доказательство нашего успеха на этом направлении? И многомегатонный заряд в космосе тоже не дает им спокойно спать. Крючков уже не скрывал своего раздражения, но сидящий напротив Шамов отлично понимал, что Председатель выплескивал свои эмоции вовсе не против него. Успокоившись
окончательно, Шамов, подыгрывая Крючкову, сказал:
– Калубин из посольства США не вылезает.
– Подлец, – коротко выдохнул Крючков, и после минутного молчания продолжил, – я не просто так отдал вам дело нелегала «Мадлен». Вот представленная им информация, которую мы получили по космической связи. – Председатель вынул из папки документ и, поправив очки на носу, стал читать: – Администрация Президента США обратилась в Конгресс и Сенат с просьбой о выделении из резервного фонда средств для организации разработки мер противодействия девяносто девятым ракетам в Тихом океане. Было предложено два варианта. Первый: оснастить Тихоокеанский флот средствами противоракетной обороны и расположить основную часть его в непосредственной близости от этого района. Второй: запустить стационарный спутник, который бы круглосуточно отслеживал этот район и был задействован в противоракетной обороне США, обеспечив своевременный перехват и уничтожение головных частей.
Шамов уже знал о начале финансирования американцами мер противодействия, но промолчал, не желая перебивать шефа.
Прочитав последнюю фразу, Крючков поднял голову и саркастически произнес:
– Как же, обеспечат они перехват, если наши политики не помогут. – Затем, снова поправив очки, продолжил:
– Конгрессмены при рассмотрении вопроса на заседании комитета по обороне и безопасности предложили обратиться в ООН с документом, который будет утвержден в этой организации в качестве запрета на использование дна океана для размещения ракетных установок и баз. В случае отрицательного решения будет рассмотрен вопрос о выделении финансирования одной из программ. Вот так. – Крючков отложил документ в сторону и в упор посмотрел на Шамова, то ли ожидая его реакции, то ли просто собирался с мыслями.
– Мы докладывали вам информацию агента «Верного», – решился Шамов, – которая подтверждает данные «Мадлен».
– Я помню. Теперь берите всю работу с «Мадлен» на себя. От вас я жду его информацию, что делать, вы знаете. Теперь у вас есть возможность регулярно проверять «Верного», да и задания ему отрабатывать с учетом информации, которая поступает от «Мадлен». Как видите, игра почти достигла цели.
– Да, и американцы с предложением в ООН тут же.
– Все идет своим чередом.
«Неплохо все складывается с игрой, – про себя подумал Крючков, – жаль, что Губачеву докладывать об этом нельзя. Сдаст тому же Аковлеву или проговорится где-то случайно. Кто знает, о чем он беседует с тем же американским послом? Сидят с ним часами, будто у руководителя страны других забот нет. Жена посла потом на частных вечеринках болтает о беспомощности, растерянности Губачева, как он ее мужа слушает. Какой же авторитет у него после этого будет?».
– При рассмотрении предложенного американцами запрета будем поддерживать его и аргументированно рекомендуем МИДу, – сказал он вслух.
– Владимир Александрович, а как предложения по супружеской паре о передаче ими дезинформации? Не рассматривали? – напомнил Шамов.
– Предложение я утвердил, можете приступить к реализации. Схема, на мой взгляд, продумана неплохо. Ее трудно проверить. Тот же тендер, да и подписи руководителей министерств, секретаря ЦК, отвечающего за оборонный комплекс, подлинные. Трудно не поверить в существование такой разработки. Николай Алексеевич, если нужно будет дополнительно готовить документы по дезинформации за подписью Язова, Бакланова, министра общего машиностроения, то можете считать, что эти вопросы будут с ними решены. Они поддерживают наши предложения.
– Мы все сделаем.
– Я думаю, вы поняли, почему я отдал вам на связь «Мадлен». Да, его с целью безопасности никогда не замыкали на посольскую резидентуру, работали с позиции Центра, и в дальнейшем исключите участие резидентуры.
– Товарищ Председатель, с учетом отъезда Тюнина разрешите мне в отдельных случаях вместе с Прудниковым работать с «Мадлен».
– Подготовьте обоснованный рапорт. Я его подпишу и положите в дело «Мадлен».
В день вылета инспекторская группа, в составе которой было трое женщин, собралась в Совете безопасности США. Принимал группу заместитель руководителя Совбеза Джордж Даррент, необъятных размеров мужчина в синем с белой полоской костюме и отвратительно безвкусным галстуком кричаще-красного цвета, который выглядел совершенно нелепо со строгим костюмом. Последнее обстоятельство поначалу несколько отвлекало участников встречи от серьезной темы, которую собирались обсудить, но вскоре к этому привыкли.
Несмотря на крайне легкомысленный галстук, Даррент был серьезен, хорошо информирован и легко владел ракетной терминологией.
– Леди и джентльмены, – начал он, как только все расселись в небольшом зале для заседаний, – я ознакомился с материалами, характеризующими вашу нелегкую миссию, поэтому не буду объяснять, насколько важна она для национальной безопасности США. Хочу сразу же приступить к формированию задач, которые вам предстоит решать на месте.
Сидящие напротив молча выслушали вступление.
– Я бы обозначил первую проблему как потенциальную угрозу ракетного предприятия в Гусарске. Мы не знаем до конца, каковы скрытые резервы этого центра. Поэтому вам необходимо будет выявлять возможность изготовления на предприятии ракет средней дальности и стратегических ракет нового поколения большой дальности, а также комплекса 8к99 морского базирования для размещения в Тихом океане на мелководном плато в пределах досягаемости США. Это, я бы сказал, стратегия инспекции. Кроме того, нужно сосредоточиться на месте контроля выходной продукции. Полученное заключение свидетельствует, что рельсовый выходной путь с предприятия – один. – Даррент чуть подался вперед, обращаясь к сидящему впереди представителю из Разведывательного сообщества, – мистер Роджерс, насколько я знаю, офис для администрации инспекции подобран и подготовлен соответствующим образом?
– Да, сэр, – представитель Разведывательного сообщества чуть привстал с кресла, – все готово, и каждый получил задание по своему направлению. Об отдельных аспектах может доложить мистер Николсон, он у нас лучший эксперт в этой области.
– Что ж, – согласился Даррент, – мы с удовольствием выслушаем.
Николсон был краток. Дуглас с удовольствием заметил, как сжато и емко тот формулирует мысль.
– Если изучение данных космической разведки Гусарского химического завода раскрывает отдельные закрытые параметры, – говорил Николсон, – то после аварийных взрывов можно увидеть спектр горящего твердого ракетного топлива некоторых элементов изделий. Учитывая однотипность зданий заливки ступеней ракет, можно предположительно определить количество выпускаемых на данном предприятии изделий.
Даррент кивнул головой и сделал пометку в лежащем перед ним блокноте.
– Что касается механического завода, то тут можно посчитать количество испытанных двигателей разных ступеней и мощности, – продолжал Николсон, – но, к сожалению, параметры сопел, характер истечения, данные по скачкам уплотнения космической разведке получить не удалось. Можно только заключить, что это двигатели большой мощности, видимо, первой ступени.
– Почему же космической разведке не удалось это сделать?
– лицо Даррента выразило удивление.
– Дело в том, что во время испытаний эта территория покрывается какой-то пеленой.
– А что, оптика бессильна? Мы не можем пробиться через эту толщу? – продолжал настаивать Даррент.
– Мы испробовали разные средства, но, к сожалению, решение этой проблемы так и не найдено. – Николсон на несколько секунд сделал паузу, ожидая еще вопросов, но Даррент молчал, удовлетворившись объяснением, и он продолжил. – Двигатели меньшей мощности, очевидно, второй и третьей ступеней испытываются в замкнутом цилиндре с впрыском жидкости, скорее всего воды, которая гасит выходную струю газа с выделением большого количества пара. По мнению специалистов, этот способ решает несколько задач: скрывает параметры работы двигателя и отвечает требованиям защиты окружающей среды, то есть газ и вредные вещества не попадают в атмосферу, а при помощи конденсированного пара уходят в очистные сооружения. В то же время, по данным космической разведки, один из корпусов имеет длину около 600 метров, а ширину 40 метров. Это полностью подтверждает наши подозрения – именно здесь могут проводить сборку и формирование боевых железнодорожных ракетных комплексов.
– А какова длина этих комплексов? – спросил Даррент.
– Длина состава при фотографировании из космоса 550 метров. Тем более там громаднейшая территория, много площадок. Специалисты сразу определили основную сборочную площадку, корпуса которой расположены по системе «елочка», чтобы при взрыве ракетного топлива в одном корпусе не пострадал соседний. Ежегодный выпуск на таких площадках трудно вообразить при трехсменной работе. Есть смысл посмотреть на них наяву.
– А вдруг это фальсификация КГБ, – задумчиво произнес Даррент, – и на самом деле там ничего нет?
– Конечно, сэр, мы рассматривали и эту версию, однако мы склонны все же придерживаться иного вывода. До сих пор потенциал предприятия в Гусарске таков, что СССР может забросать боеголовками не только военные базы стран НАТО, но и территорию США и все семьсот американских военных баз в различных странах мира.
Состав американской инспекции, вылетающей в СССР, был весьма специфичным. Из двух с лишним десятков человек, заходящих в удобный Боинг, всего лишь двое представляли Госдеп, да еще была пара ученых-ядерщиков из исследовательских институтов, не связанных ни с какой специальной службой, остальные же – профессиональные разведчики. Здесь были и офицеры Разведывательного управления министерства обороны, и аналитики из Агентства национальной безопасности, и технари из Космической разведки, и, конечно же, сотрудники ЦРУ.
Все эти люди, преисполненные чувством собственной значимости и воспитанные в условиях строжайшей секретности, без лишней суеты, но быстро и уверенно расселись по своим местам. Они разговаривали негромко, вполголоса, и даже шум взревевших за бортом двигателей не заставил их повысить голос – в момент взлета они предпочли молчание.
В их числе был агент КГБ «Верный», настоящее имя – Ричард Дуглас. Завербованный советской контрразведкой в результате простой и блестящей операции, которая поймала его на банальном увлечении женщиной легкого поведения, Дуглас был вынужден согласиться на предложенное тайное сотрудничество. И кто знает, как повел бы он себя дальше, неся в душе тяжкий груз предательства, если бы в обмен ему не предложили весьма крупную сумму денег, которая могла бы сделать его по-настоящему обеспеченным человеком. Поэтому чувство подавленности, возникшее у Дугласа вначале, вскоре утихло, и богатство, ожидающее его впереди, быстро перевесило горькое чувство раскаяния. Именно это последнее обстоятельство и стало залогом долговременности отношений между «Верным» и КГБ.
Теперь перед Дугласом, избавившимся от мучивших его сомнений и угрызений совести, стояла чисто техническая задача: как передать в КГБ интересующую их информацию – она стоила хороших денег. Кроме того, ему предстояло проявлять большую осторожность – попасться сразу, не успев даже потратить деньги КГБ, было бы по меньшей мере глупостью.
Но помогло то, чего он опасался, – в состав инспекции был включен офицер безопасности посольства США в СССР Мак Донахью, его старый приятель.
Это была удача. Вне сомнений, среди задач, поставленных Главной инспекцией ЦРУ, Донахью имел и такую щекотливую, как проверка собственного коллеги. Но приятельские отношения с Донахью давали Дугласу преимущества – он мог находиться с Маком чаще, чем кто-либо другой из членов делегации, а значит, больше знать и, главное, постоянно демонстрировать свой патриотизм, развеивая тем самым любые сомнения Главной инспекции в его в преданности ЦРУ.
Донахью, несмотря на то, что наверняка знал о составе делегации еще до отлета в СССР, так и не позвонил Дугласу, чтобы обрадовать товарища новостью о совместном пребывании в Гусарске. Ричард отлично понимал его – в ЦРУ свои законы.
И вот Мак, сидя в салоне самолета, с деланно безразличным видом осматривает пассажиров. Когда его взгляд останавливается на Дугласе, брови радостно вскидываются вверх, словно он удивлен неожиданной встрече, и Дуглас таким же образом отвечает приятелю. Они оба играют, но это норма поведения в ЦРУ. Потом, во время полета, они несколько раз общались, правда, недолго, это был обмен ничего не значащими фразами, но для Дугласа не имел большого значения смысл сказанного, главное – они приятели, разговаривают легко, непринужденно, с удовольствием вспоминая общие для обоих недавние события из жизни американского посольства в Москве, когда Ричард занимал там кабинет. Как бы ни складывались обстоятельства, один из законов человеческого общения гласит: «Дружба обязывает».
Несколько часов в воздухе, конечно, утомительны. Свежие газеты прочитаны, иногда проглядывающий среди облаков далеко внизу сверкающий на солнце океан порядком поднадоел, а кофе, которого было уже выпито несколько чашек, стал казаться горьким. Хотелось твердой земли под ногами и движения.
Но вот и долгожданный, а потому так приятный уху короткий сигнал и вежливый голос: «Леди и джентльмены! Через двадцать минут наш самолет совершит посадку».
Был полдень, когда Боинг, подрулив к месту высадки и напоследок взревев всей мощью двигателей, остановился невдалеке от здания аэропорта.
Дуглас, с наслаждением потягивая мышцы и вдыхая свежий воздух, двинулся вслед за всеми к пункту пропуска. Он смотрел на зеленого цвета фуражки пограничников, которые со строгим видом сопровождали каждого пересекающего границу, на пыльные стены аэропорта, заплеванный пол, идущих навстречу советских людей, суетливо поглядывающих вокруг, и ему вдруг показалось, будто он никуда не уезжал из этой страны, к которой, к его удивлению, успел привыкнуть и даже привязаться. Может, это и есть ностальгия, о которой ему недавно говорил Вебстер?
Когда автобус доставил всю группу в посольство, их там уже ждал обед. Войдя в хорошо знакомое здание, Дуглас, подчиняясь старому рефлексу бывшего посольского сотрудника, невольно сделал несколько шагов по направлению к своему кабинету. Стоп! Это уже не его кабинет, там сидит другой человек. Дуглас внутренне напрягся: хватит, сказал он себе, хватит воспоминаний, пора сосредоточиться на деле, тем более, что сегодня предстоит еще один перелет.
Действительно, времени у них было немного.
Едва успев пообедать, они вновь отправились к автобусу, который отвез их в другой аэропорт – Быково.
Як-40 – небольшой советский самолет, на котором большинство членов инспекции летели впервые. Многие, наслышанные о бесхозяйственности русских, с опаской занимали места в салоне, ощупывая подлокотники и внимательно осматривая стены и потолок, словно боялись увидеть нечто такое, что подтвердит их страхи. Но поднявшись в воздух и слыша ровный гул двигателей, успокоились и обсудили первые впечатления от Москвы, которую, правда, успели увидеть лишь из окон автобуса. На другие темы, следуя требованиям инструкции, запрещающей вести служебные разговоры в незнакомых помещениях, старались не говорить. Они знали: в этой стране КГБ всюду. Некоторые из инспекторов, несмотря на заверения советского руководства о расширении демократии в СССР, открытую критику в местной прессе методов работы своих спецслужб и покаянные письма бывших партаппаратчиков, не очень-то верили в серьезное ослабление КГБ и предпочли молчание, подозревая, что в каждом кресле в салоне самолета вмонтирован микрофон.
Гусарск их встретил проливным дождем. Городской пейзаж, по-осеннему утопив дома и деревья в серой мгле, показался унылым и однообразным. Автобус, объезжая ямы на дорогах, постоянно притормаживал, и это многих раздражало.
Дуглас сидел рядом с Донахью, но утомленные длительной дорогой, они почти не разговаривали, погрузившись каждый в собственные мысли.
– Вы не знаете, – обернулся сидевший впереди сотрудник Разведывательного управления министерства обороны, – почему здесь дороги такие плохие?
– В СССР сейчас не хватает средств, – пояснил Ричард, знавший о местных проблемах не понаслышке, – даже в домах регулярно отключают свет.
Сотрудник РУМО с недоверием глянул на Дугласа и лишь вежливо покачал головой.
Огромную лужу, образовавшуюся перед гостиницей, члены делегации обошли, осторожно ступая по растрескавшемуся асфальту. У входа их уже ожидали руководители предприятия и города. Широкие, полагающиеся по этикету улыбки и рукопожатия – все старались подчеркнуть радость от встречи. Руководитель делегации генерал Лон Паркер из министерства обороны США, произнося на ломаном русском приветствия, тряс руки встречающим. Холодные капли дождя, падая на его усталое от долгой дороги лицо, стекали по грузной шее, и ему хотелось лишь одного – горячего кофе и отдыха в постели. Два переводчика, стоявшие тут же, передали генералу листы со списками номеров, в которые предлагалось расселить гостей.
– О’кей! – Паркер сложил в стопку листы и протиснулся в небольшой холл. Бегло глянув на списки, он отдал их стоявшему рядом офицеру безопасности из американского посольства, который прибыл вместе с инспекцией, и спросил по-английски: – Можно ли разместить нас на двух этажах всех вместе?
Переводчики стали что-то обсуждать с руководителями завода, а потом один из них сказал:
– Господин Паркер, мы разместим делегацию так, как вам удобно. Но директор завода предлагает вам поселиться в номере «люкс».
– Это вовсе не обязательно, – возразил Паркер, – я с удовольствием устроюсь и в обычном номере. – Его уже стала раздражать затяжка с размещением, члены инспекции устали, это было заметно невооруженным глазом, и ему хотелось закончить с этим вопросом.
Переводчики опять что-то стали обсуждать с директором предприятия, тот, в свою очередь, пожимая плечами, повернулся к двум другим мужчинам, стоящим рядом, и настойчиво говорил. Потом снова к переводчику, который, выслушав, кивнул головой.
– Господин Паркер, – лицо переводчика было невозмутимым, – дирекция предприятия все же предлагает вам «люкс» как руководителю делегации.
Генерал что-то хотел сказать, но переводчик, опередив его, добавил:
– В «люксе» кровать по размеру больше. В обычном номере кровать коротковата для вас.
Рослому, грузному Паркеру пришлось согласиться и, улыбнувшись, он кивнул.
Ужин, который давали хозяева в честь гостей, по времени вышел за все протокольные нормы, и когда спустя час после его начала Паркер, тяжело поднявшись из-за стола, попытался намекнуть на то, что пора бы и честь знать, представители завода обрадованно зашумели: «А на коня!». Пока переводчик пытался перевести генералу смысл сказанного, рюмка того была уже опять полной, и застолье продолжилось.
Еще когда гости только рассаживались за столом, Дуглас, обменявшись по ходу с Донахью несколькими фразами, расположился рядом с ним.
– Сумасшедший день, – сказал офицер безопасности, – мне кажется, что мы в дороге были целую вечность.
– Говорят, во время путешествий время растягивается, засмеялся Дуглас, – но я думаю, Мак, этот наш ужин надолго.
Донахью окинул обилие водки и закусок за столом и тоже улыбнулся.
– Боюсь, Паркеру сегодня придется непросто, – подхватил он тему.
– Знаете, Мак, мне кажется, если мы с вами не досидим до конца трапезы, гости вряд ли обидятся.
– Вы предлагаете…
– Я предлагаю во время первого же перерыва прогуляться по городу. Дождик, как вы заметили, прекратился, так что подышим свежим воздухом, а заодно спокойно посмотрим на завод.
– А что? Это идея.
Первый перерыв «на перекур» ведущий застолья, представитель завода, объявил довольно быстро, и после него на отсутствие Дугласа и Донахью, занимавших место в дальнем конце стола, никто особенного внимания не обратил.
Дождь прекратился совсем. Свежий воздух легко обдувал лица двух мужчин, вышедших из гостиницы в темноту. Недалеко, освещенная прожекторами и мощными лампами, виднелась проходная завода, рядом с ней возвышалось серое с колоннами строение – Дворец машиностроителей с горящими на первом этаже окнами.
– Мак, – предложил Дуглас, – может, подойдем к подъездным путям предприятия? А там можно и на железнодорожную станцию заглянуть – она совсем рядом.
– Идем, – согласился Донахью.
Двигаясь не спеша мимо станции, они увидели то, что хотели: на подъездных путях стояло несколько пассажирских вагонов, охранявшихся солдатами с автоматами, а на самой станции, на путях отстоя – зачехленные мокрым от дождя брезентом платформы, на которых находились цилиндрической формы предметы, диаметр которых напоминал ступени ракет средней дальности.
– Как вы думаете, Мак, – внимательно глядя на них, спросил Дуглас, – если это действительно ракеты, то какие?
– Не знаю, я же не специалист.
– Я тоже не специалист, но как аналитику мне приходится знать хотя бы немного обо всем. Думаю, это корпус знаменитой девяносто девятой ракеты.
– Возможно, вон сколько охраны вокруг, – удивленно протянул Донахью.
Они медленно шли по виадуку в сторону городского парка. Яркий свет от частокола прожекторов, расставленных вдоль периметра завода, скрывал звезды на очистившемся от туч небе и придавал всей картине какой-то фантастический оттенок. С виадука было видно, как на одной из площадок предприятия темной массой возвышался корпус со множеством вытяжных труб. В пронзенном лучами прожекторов сумраке он напоминал невесть откуда взявшуюся огромную каменную глыбу, подавляющую все вокруг своими размерами.
– Я почти уверен, Мак, что в «пассажирских» вагонах могут находиться ступени ракет или даже уже собранные ракеты, – задумчиво проговорил Дуглас.
– Вы имеете в виду, что перед приездом инспекции их вывезли с завода, чтобы скрыть от нас?
– Скорее всего, так.
– Но почему же их вообще не спрятали подальше? Страна же большая.
– Перевозка ракет – очень трудоемкое и непростое дело, силами одного завода здесь не справиться. Думаю, здесь основную причину сыграли вопросы безопасности. Конечно, – улыбнулся Дуглас, – специалист сможет сказать точнее.
– А зачехленные предметы? Что это может быть?
– Это корпуса под ступени ракет, прибывших на сборку.
Тут я уже не сомневаюсь.
– Откуда же у вас, Ричард, такая уверенность? – удивился Донахью.
– У нас здесь есть человек, он сообщил нужную информацию еще за две недели до нашего вылета в Гусарск.
– Остается только поздравить наших коллег, которые имеют такой источник информации.
– Поскольку город закрыт для иностранцев, работе визуальной разведки уделяется мало внимания, – объяснял Дуглас. – Теперь, после того, что мы увидели, становится понятно, что производство здесь взрывоопасно, ведь ступени ракет залиты твердым ракетным допливом. Да и вредное очень. Наверняка корпуса и другие изделия делают из стеклопластика или углепластика, которые во время запуска выдерживают большие температуры.
Донахью внимательно слушал, не перебивая.
– Конечно, точно что-то сказать о них, – кивнул Дуглас на зачехленные платформы и вагоны, стоящие за пределами предприятия, – можно будет после изучения данных космической разведки.
– Мы, насколько я знаю, повесили над этой территорией спутник, который наблюдает за всем, что здесь движется…
– Да, и он очень помогает нам.
– А давайте, Ричард, завтра, когда будет светло, еще раз прогуляемся здесь. Не сомневаюсь, мы увидим немало интересного, что сейчас скрыто от нас темнотой.
– С удовольствием, только вначале нужно внимательно посмотреть снимки из космоса. Тогда мы будем знать куда больше. Кстати, снимки у меня с собой. Может, расположимся в холле?
– Вы знаете, Ричард, мне не слишком нравится ваше предложение.
– Почему?
– Скоро закончится ужин, все начнут расходиться. Не хотелось бы, чтобы на нас лишний раз обращали внимание. Всетаки мы преждевременно покинули мероприятие.
– Думаете, Мак, за нами велось наблюдение во время прогулки?
– Вполне возможно, но на расстоянии.
– Тогда давайте проверим, чтобы знать точно.
– А как вы хотите это сделать, Ричард?
– Очень просто. Сейчас мы с вами пойдем в ближайшее кафе. Если КГБ наблюдает за нами, они обязательно последуют внутрь. Надо же знать, что два американских шпиона делают в кафе рядом с ракетным заводом, а? – и Дуглас рассмеялся своей шутке.
– Кроме того, наш экспромт станет для них полной неожиданностью, – подхватил Донахью, – и оборудовать столик подслушивающей техникой они не успеют. Отличная идея, я готов!
Они направились в расположенное неподалеку двухэтажное заводское кафе «Орбита», оживленно разговаривая по дороге.
– Ну, вы, Ричард, конспиратор от бога! – еще раз похвалил товарища Донахью, когда они подошли к двухэтажному помещению из стекла и бетона.
Построенное еще в начале семидесятых годов здание, которое, по замыслу архитекторов, должно было символизировать космические устремления советских людей, вобрало в себя всю эклектику того романтического периода – стены и потолки огромного зала на первом этаже были усыпаны голубой стеклянной крошкой, пересечены вдоль и поперек линиями орбит взлетающих спутников и разноцветных планет, украшены головастыми космонавтами. Тут же, но уже ниже, была изображена группа людей – инженеры, рабочие и крестьяне, мечтательно глядевшие в небо. И в самом центре сияли стены Кремля с Мавзолеем впереди. Наверное, в дневном свете или при сиянии всех ламп эта монументальная картина смотрелась бы иначе, а может, сказалось время, которое припорошило пылью потолок и стены и облупило краску на планетах, кто знает? Но плохо освещенный зал мало располагал к романтизму, навевая, скорее, грустные размышления.
Два американца, безразлично оглядывая стены, деловито пересекли зал и поднялись на второй этаж.
Там было тихо и безлюдно. Аккуратно расставленные алюминиевые столики были покрыты серыми скатертями, на которых в маленьких пластмассовых вазочках стояли выцветшие искусственные цветы. Тихо играла музыка.
Они заняли один из столиков у большого, во всю стену, окна.
Сидевшая в темном углу официантка на появление посетителей никак не отреагировала, продолжая меланхолично покачивать головой в такт музыке. Американцы ее не торопили. Буквально через две минуты после того как они расположились за столиком невдалеке от кафе притормозил автомобиль. Оттуда вышла пара – мужчина и женщина – и направилась ко входу в здание «Орбиты». В окно, у которого сидели американцы, хорошо было видно, что эти двое очень торопились, будто куда-то опаздывали. Дуглас, улыбнувшись
приятелю, кивнул в сторону улицы.
– Быстро они приехали.
– Сейчас будут здесь, – отозвался Донахью. – А она ничего,
– добавил он, следя глазами за стройной фигурой женщины. Спустя минуту пара поднялась на второй этаж. Видимо,
убедившись, что в кафе полно свободных мест, и никто не помешает им выбрать наиболее удобное, они сразу же изменили тактику, напустив на себя этакую отрешенность от мира, свойственную влюбленным. Взявшись за руки, пара медленно двигалась вдоль столиков, выбирая подходящий. Действительно, подумал Дуглас, в упор разглядывая женщину, она ничего. Интересно, где они сядут? Он вдруг поймал себя на мысли, что ему будет приятно, если женщина окажется сидящей к нему лицом – тогда бы удалось рассмотреть ее спокойно, не торопясь. Она, поправляя прическу, видимо, почувствовала взгляд Дугласа – и хотя она ни разу не глянула в его сторону, ее движения изменились, стали более плавными и чувственными. Между ней и Ричардом будто сразу установилась какая-то незримая внутренняя связь, как это бывает с совершенно незнакомыми людьми, случайно столкнувшимися в толпе и почему-то понравившимися друг другу.
Так где же они сядут?
Они остановились у стены позади Дугласа, и он почувствовал, как его охватила досада. Конечно, оттуда они хорошо обозревали весь зал, в том числе и американцев, но Ричарда почему-то именно эта рациональность зашедших стала раздражать, словно незнакомка дала ему какой-то повод на чтото надеяться.
– Если бы не женщина, – чуть сердито сказал Дуглас приятелю, – можно было бы предположить, что они не собираются скрывать от нас наблюдение. Ну, так и не скрывали бы.
Донахью, казалось, не заметил изменения в настроении своего товарища.
– А зачем им тратить много сил? – сказал он миролюбиво. – Мы же профессионалы, КГБ это известно. Если мы уже здесь, а они не успели зайти раньше нас, то скрываться им уже незачем.
– Может, покинем это кафе и пройдемся еще раз?
– По тому же маршруту?
– Хотелось бы определить место пункта инспекторского контроля. Согласитесь, от того, где мы расположимся, будет зависеть очень много.
– Вы имеете в виду вывоз готовой продукции с завода?
– Да, это главное.
Они вышли из кафе. Дуглас еще раз обернулся, глядя на тускло освещенные большие окна «Орбиты». Было видно, как наблюдавшая за ними пара встала, собираясь покинуть зал. Им там уже делать было нечего. Стройный силуэт женщины мелькнул полутенью в глубине помещения и скрылся.
– Что вы все оборачиваетесь, Ричард? – Донахью легонько коснулся руки приятеля.
– Да нет, просто глянул еще раз на это кафе. Удивительно неуютное.
– Ничего, потерпите еще немного. Уют вас ждет в Америке,
– засмеялся Донахью, топая вперед.
«А все-таки она очень ничего», – в очередной раз подумал Дуглас и вздохнул.
Мак внезапно остановился.
– Послушайте, Ричард, уже поздно, идемте в отель, мне еще расселением заниматься надо, – сказал он, – а на завод мы еще успеем посмотреть.
Расселение инспекции закончилось. Несмотря на то, что список приехавших находился у Паркера, первую скрипку в решении, кому где проживать, играл, конечно, Донахью. Он был офицером безопасности и выполнял свою работу.
– Мы соседи, – сказал он.
Когда Дуглас открывал ключом свой номер, дверь рядом приоткрылась и в проеме показалось улыбающееся лицо Мака.
– Отлично, будет с кем вечером словом перекинуться.
– Ну, сейчас уже почти ночь.
– Да, такого длинного дня я давно уже не проживал, – пошутил Дуглас, – спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Ричард, – дверь за Маком захлопнулась. Номер – небольшая комната с душем и туалетом, несмотря на старую мебель, вполне устраивала Ричарда. На столе телефон. Подняв трубку, Дуглас услышал гудок. «Отлично, – по-
думал он, – связь мне не помешает».
Дуглас подошел к стене, отделяющей его номер от соседнего, где поселился Донахью. Стена была толстая, капитальная. Что ж, это хорошо, ведь неизвестно, с кем и о чем ему придется говорить по телефону в номере, и лишние уши тут не нужны.
Повесив плащ в шкаф и кинув пиджак на спинку стула, он еще раз окинул взглядом комнату. И вдруг вздрогнул.
На небольшой тумбочке у кровати стоял ночной светильник: красноватого цвета ракета из потускневшей бронзы, опираясь на металлический хвост пламени, устремилась вверх. В следующую секунду Дуглас будто услышал голос Тюнина, который на последней встрече с Ричардом, инструктируя его, сказал: «Если увидите ночной светильник, изображающий ракету, откройте подставку и возьмите оттуда портативный диктофон с заданием». Да, именно так Тюнин и сказал. Он тогда просил еще наговорить на диктофон информацию, которая представляет интерес для них.
Да, ничем не приметный ночник, стоящий в большинстве номеров этой гостиницы, этакая ее визитная карточка. Наверное, такой же стоит и у Донахью, правда, там навряд ли есть диктофон. Хотя кто знает? Может, и Мак работает на русских? Теоретически ничего нельзя отвергать, когда варишься в общем для всех разведок мира котле.
Ричард подошел к тумбочке, осторожно взял в руки светильник и перевернул. С обратной стороны подставки было углубление, в котором находился совсем миниатюрный диктофон.
В это время раздался негромкий стук в дверь.
Услышав стук в дверь, Дуглас торопливо поставил ночник на столик и оглянулся. Кто это может быть? Он осторожно подошел к двери и, повернув ключ в замке, распахнул ее. На пороге стоял Донахью и с извиняющейся улыбкой протягивал Дугласу какой-то листок. Ричард кивнул ему и посторонился, пропуская в номер.
Взяв в руки листок, Ричард прочитал: «Предлагаю завтра встать пораньше и погулять». Опустив руку в карман, Ричард кивнул головой, гадая, что Мак намерен делать дальше.
– Я вас не слишком потревожил, Ричард? – Донахью явно хотел предложить что-то еще. Дуглас, измученный многочасовыми переездами, мысленно послал приятеля к черту, но вслух произнес:
– Я к вашим услугам Мак, вы же знаете: работа превыше всего.
– Тогда пройдемся по здешним коридорам, – Донахью обвел взглядом тусклые стены.
– У нас сегодня день прогулок, – пошутил Дуглас, когда они вышли в коридор.
– Вы знаете, я только что заходил к старине Паркеру. Он разбил инспекцию на несколько групп, чтобы охватить побольше цехов для проверки.
– Надеюсь, мы не в разных группах?
– Да, вы правы, Паркер записал нас вместе. Правда, у нас будет и двойная нагрузка – нам придется не только собирать информацию, но и обрабатывать все данные, которые получит инспекция. Вам как аналитику это, надеюсь, понравится.
– Кстати, Мак, у нас будет одно несомненное преимущество.
– Какое же?
– Мы сможем быстрее других доложить руководству наши выводы и предложения.
– А вы, Ричард, карьерист, – съязвил Донахью и засмеялся. Дуглас поддержал его и тут же поднял указательный палец вверх, призывая ко вниманию.
– А возвратившись в Москву, мы опять-таки первыми сможем отправить в Лэнгли обобщающий документ.
– Ну, нашему резиденту это, конечно, понравится, он не упустит случая лишний раз продемонстрировать свое рвение, как вы думаете, Ричард?
– Что ж, дадим ему возможность проявить себя. А теперь, Мак, серьезный вопрос.
– Я весь во внимании.
– Нас наверняка будут провоцировать.
– КГБ?
– Конечно. КГБ будет подсылать к нам своих агентов с разными интересными предложениями, от которых будет трудно отказаться.
– В этом, Ричард, я не сомневаюсь. Им важно будет обвинить нашу инспекцию в нарушении договоренностей, чтобы потом поднять шум в газетах. Но я готов к этому. Все проинструктированы, на контакт с местными просто так выходить никто не будет, ни на какие уговоры и просьбы поддаваться не станут.
– Ходим только группой, посылки и передачи для родственников в Америке не берем, – продолжил Дуглас.
– Правильно, – одобрил Донахью, – так подготовлены все в инспекторской группе. Все будет хорошо. Кстати, они предлагают посмотреть площадку под строительство офиса для инспекции. Может, утром посмотрим?
– Хорошо, Мак, а теперь пойдем спать. Нам рано вставать, а если мы с тобой еще одну ночь проболтаемся, то завтра моя голова соображать ничего не будет.
– Хорошо, спокойной ночи, Ричард.
Дуглас вновь один в номере. «Теперь, наверное, до утра, – подумал он, – если, конечно, приятелю Маку что-то еще не придет в голову и он не припрется посреди ночи». Дуглас покосился на дверь. Но теперь уж дудки! Он не откроет до утра никому, даже если это будет сам директор ЦРУ.
Теплый душ немного снял усталость. Ричард долго стоял под упругими струями воды, с удовольствием подставляя то спину, то грудь и чувствуя, как силы возвращаются в его тело. Какой длинный и насыщенный событиями день! Накинув на плечи полотенце, он вышел из ванной и снова остановился у тумбочки, на которой стоял ночник. Пока размышлял, стоит ли включать диктофон сейчас или все-таки сделать это завтра на свежую голову, руки сами взяли ночник. Вот открыта задняя стенка – совсем крохотный диктофон лежал на месте.
Что ж, значит, сейчас.
Дуглас вставил в уши наушники, находившиеся рядом с диктофоном, прилег на кровать и нажал кнопку аппарата. Через несколько секунд в наушниках раздался спокойный мужской голос:
«Здравствуйте. Вам большой привет от Тюнина. Надеемся, вы точно следовали нашим инструкциям, и у вас все в порядке. В таком случае рекомендуем вам следующий порядок действий. Первое: легализация ваших денег. Мы понимаем, насколько важен этот вопрос, поэтому постарайтесь быть внимательным. Итак, предложите вашему младшему брату посетить казино «Империал» в Лас-Вегасе. Это совсем недалеко от его дома. Не ограничивайте его в средствах, но поставьте условие, что 60 процентов выигрыша ваши. Брату повезет. В результате он сможет открыть свой бизнес, где ваша доля будет составлять больше половины. Это неплохая сумма, которая позволит вам стать обеспеченным человеком».
– Голос в наушниках смолк, словно давая Дугласу возможность оценить открывшиеся перед ним перспективы богатства. И нужно сказать, этот прием сработал – у Ричарда легко и приятно закружилась голова, он представил себе уютный дом на берегу океана, стоящую у причала белоснежную яхту и себя, идущего вдоль кромки воды – свободного, богатого человека, которому незачем беспокоиться о завтрашнем дне. Ему страстно захотелось исполнения своей мечты. Конечно, жизнь слишком коротка и тяжела, чтобы отказываться от удовольствий, самих идущих в руки.
Все это яркой, ослепляющей своей силой картиной за короткие две секунды, пока молчал голос в наушниках, пронеслось в воображении Ричарда. – «Теперь о работе здесь,
– вновь раздался голос. – Если вам есть что передать нам, нажмите на красную кнопку диктофона и сообщите, что считаете нужным. Но прежде всего нас интересуют данные на членов инспекционной группы, ведомства, которые они представляют, их задачи, а также сведения, которые инспекцией получены в процессе работы на предприятии и могут быть использованы для предъявления претензий советской стороне. Ваша информация будет оценена, а то, что нам нужно будет уточнить, мы спросим у вас дополнительно, о чем вы узнаете завтра, воспользовавшись этим же способом связи. Сообщите также о возможности приема односторонних радиопередач. На этом все, благодарим вас за то, что уделили нам время».
Дуглас задумчиво присел на кровати, собираясь с мыслями. Конечно, их интересует, насколько он свободен в своих действиях, продолжается ли его проверка? Вероятно, она подходит к концу. Дуглас это чувствует по всему. И главный индикатор доверия к нему – Донахью – сейчас спит за стеной, судя по всему, ничуть не сомневаясь в надежности своего приятеля. Да и кроме того, разве стали бы его сюда отправлять, если бы в отношении него возникли хоть малейшие подозрения? В таких случаях обычно разведчика держат под внимательным наблюдением Главной инспекции ЦРУ, выискивая мельчайшие подтверждения своих подозрений. Разведчик, лишенный доверия, не может рассчитывать даже на поездку в Мексику на выходные, не говоря уже о такой ответственной командировке, как в СССР. Нет, формальности он прошел успешно, ему доверяют.
Дуглас нажал красную кнопку диктофона и поднес его к губам: «Здравствуйте. Благодарю за привет от Тюнина, у меня о нем остались хорошие воспоминания. Надеюсь, мы с ним увидимся. – Дуглас чуть помолчал, переходя к деловой части разговора. – Меня уже почти не проверяют. Точнее, проверка заканчивается, я это чувствую по многим признакам. – Дуглас подумал, надо ли представлять доказательства своих выводов, затем решил, что это излишне. Если он считает проверку практически законченной, ему виднее. – Теперь о моей работе, – продолжил он. – Я возглавил отдел, который ведет анализ, обработку информации, поступающей из разных резидентур, в том числе и из резидентуры в СССР. Сотрудники моего отдела достаточно опытные люди, которые прошли подготовку в наших посольствах в странах Восточного блока и в СССР. В свою очередь, мы готовим документы для высшего руководства страны, в том числе американского президента, даем свои рекомендации. Советская тема – одна из ведущих, а события, происходящие в СССР, интересуют наших руководителей в первую очередь. По поводу будущего вашего государства бытуют разные мнения. Мы склоняемся к тезису о его скором развале. Недавно, кстати, нам поручено подготовить прогноз развития Советского Союза на ближайший год. По нашим выводам, следующий год для СССР будет очень сложным, возможно, фатальным. Разделение страны пройдет по территориям существующих сейчас республик, которые станут независимыми государствами. Не исключен, по нашему мнению, и вариант федеративного государства. Центральным регионом станет, скорее всего, Российская Федерация. Но она слишком слаба, чтобы экономически или политически противостоять Европе, а тем более США. И так будет продолжаться 20–30 лет». – Дуглас нажал кнопку и опустил диктофон.
С минуту лежал, глядя в потолок. Сейчас нужно сказать главное: почему эта страна стоит перед угрозой своего исчезновения? Вопрос, который наверняка задают себе сотни политиков в мире. Дуглас уверен, что знает ответ. Конечно, его, как гражданина страны-соперницы, противостоящей Советскому Союзу десятки лет, не может не радовать гибель основного противника. Но как аналитик он хорошо понимал, что с уходом СССР в небытие нарушится хрупкий баланс сил в мире. С советским руководством можно договориться. А вот как американцы будут договариваться с карликовыми странами, во главе которых могут оказаться сумасшедшие фанатики, держащие пальцы на красной кнопке ядерного чемоданчика? В США все больше понимают всю пагубность последствий развала СССР, и часть дальновидных политиков требуют от президента Буша предпринять усилия по сохранению Советского Союза. Конечно, время Губачева прошло. Сейчас в этом уже никто не сомневается. Реальная власть в Москве все больше перетекает в руки Ельцина. А если быть точным, то в советской столице существует двоевластие. Пока еще двоевластие. Завтра у Губачева заберут последние рычаги управления и обвинят во всех грехах, а его место займет Ельцин. Но завтра может быть поздно. Если Ельцин хочет войти в Кремль на белом коне, победителем, в атмосфере обожания нации, смещать Губачева ему нужно сегодня. Судя по всему, Ельцин это понимает. Значит, развязки осталось ждать недолго. Сколько? Месяц? Полгода? Год? Нет, год слишком долгий срок. Счет идет на месяцы. Понимает ли это Губачев? Странно, но он словно живет в другой стране, той, пятилетней давности – все те же многозначительные обещания, постоянное самолюбование, страсть к долгим речам и международным встречам. Правда, опытный глаз не может не заметить, что с советского лидера будто слетел лоск, что за последнее время он как-то ссутулился, сдал, глаза потускнели, и голос его уже не звенит, как прежде, уверенным металлом, а звучит обиженно, плаксиво, словно у ребенка, которому не дают любимую игрушку. Он весь в своих переживаниях и тревогах, перестал доверять даже своим ближайшим соратникам, тем же Аковлеву, Ширадзе. Похоже, единственное, что его может утешить сейчас, – Нобелевская премия, о возможном вручении которой говорит весь западный мир. И еще долгие встречи с американским послом в Москве, который Губачеву нужен как воздух для поисков ответов на вопрос «Куда идти дальше?». Губачев… Он открыл дорогу двум силам: свободе и капиталу. Но вот если не держать эти силы в узде, то править начнут они. В СССР этот прогноз начинает сбываться. Губачев сорвал замок с ящика Пандоры, и теперь все земные несчастья будто притягиваются к нему. Может, не зря на нем эта метка. Мистика какая-то… А ведь его вытащили из безвестности на вершину власти те, кто ни на секунду не представляли себе свет без коммунизма – Андропов и Суслов. Парадокс – такие опытные государственные мужи, всю жизнь боролись с врагами социализма, а главного врага вырастили сами. И где? В Ставрополье, житнице страны, куда партийные бонзы ездили лечиться, а хозяин края – балагур и свой парень Миша Губачев – умел встретить и организовать отдых на «отлично». Интересно, если бы тогда Губачев стал выражать свое
«собственное мнение» и говорить о перестройке, чем бы завершилась его карьера? Вряд ли рекомендовали бы «своего парня» в секретари ЦК старшие товарищи, а направили бы стопы Михаила Сергеевича, как говорят в России, в места не столь отдаленные. Ну да ладно, бог с ним, Губачевым. В конце концов, это чужая страна, пора подумать о своей.
Дуглас приподнялся на диване, устроившись поудобнее. Диктофон, зажатый в руке, тускло отсвечивал матовой поверхностью в свете настольной лампы. Сквозь узкую полоску между оконными шторами чернела ночь. Дуглас глянул на часы – почти час. Для сна осталось не так и много. Особенно для человека, за спиной которого много тысяч километров пути, тяжелый день в чужой стране, а сейчас не слишком удобная кровать. Но пока спать нельзя. Еще минут десятьпятнадцать нужно поработать. И мысли Дугласа, словно по команде, возвратились к делам.
Его родина – США – в двух шагах от цели, к которой стремилась столько лет. Еще немного – и она останется единственной, на плечах которой лежит груз ответственности за весь мир. То, что раньше делилось на двоих, скоро достанется лишь одной. Хватит сил, мощи, благоразумия? Ведь предстоит нелегкая задача: держать на коротком поводке другие ядерные державы – Китай, Индию, Израиль… А Северная Корея, Иран, где интерес к атомному оружию растет с каждым днем? Но разве только в этом проблема? Ведь диктовать условия всему миру может лишь самая экономически сильная страна. Пока это США. Слава богу, подумал Дуглас, что я родился в Америке. Но вечно так не будет. Уже сейчас рост некоторых экономик поражает. Индия, Китай, Бразилия – хотя им и далеко до Штатов, но как они изменятся через десять, а тем более двадцать лет? В ЦРУ внимательно следят за изменениями в этих странах, и их тревожат слишком уж большие темпы их развития. В этих странах не задумываются о рабочей силе – она их главный резерв, готовый продавать себя за гроши, там не беспокоятся о безопасности рабочих, сотнями гибнущих на стройках и шахтах, – в очереди на место каждого погибшего стоят тысячи других, голодных и несчастных. Властным элитам этих стран плевать, что о них думает остальной мир, они со временем разбогатеют настолько, что купят его благополучие, заберут монополии и бренды Старого Света, оставив ему лишь туризм. Это будет настоящей мировой войной, правда, экономической. Но кто сказал, что экономическая война гуманнее обычной?
Нужно ли все это говорить КГБ? Скорее всего, они сами не хуже Дугласа знают обо всем этом. Но он им все же скажет. Пусть задумаются о последствиях. Это будет его маленьким подарком КГБ за выигрыш в казино.
Дуглас поднес к губам диктофон и нажал на красную кнопку.
«Несколько слов о наших прогнозах. К сожалению, они для вас неутешительны…» Нет, в голосе Дугласа не звучали торжество и злорадство представителя страны-победителя. Он понимал трагедию русских, на глазах которых рушилось их государство. Дуглас просто констатировал факты…
…Снова нажата красная кнопка, и Дуглас с полузакрытыми глазами держит на весу руку с маленьким диктофоном. Что ж, теперь о Гусарске.
«Утвержденный документ передам при первой же тайниковой операции. Укажите условия и время, когда это можно сделать. Что касается членов нашей делегации, то кроме Дина Каплера, Стива Мелсина, Джимми Стюйта, являющихся научными сотрудниками проектных институтов, проектирующих и разрабатывающих ракеты стратегического назначения, остальные – это сотрудники Министерства обороны, РУМО, представители Совета безопасности, ФБР, ЦРУ. Все члены инспекции разбиты на группы, чтобы охватить как можно больше зданий и помещений. Меня включили в группу, которая будет обобщать все имеющиеся материалы. В нашей группе будет Джимми Стюйт, специалист высокого класса, заместитель руководителя главного конструкторского бюро ракетного центра США. Именно этот человек будет иметь решающее слово при подготовке документа для доклада руководству страны. Сейчас уже второй час ночи, в семь утра мы с офицером безопасности Маком Донахью пойдем вдоль правого крыла предприятия и посмотрим предполагаемую площадку под офис инспекции. А сейчас внимание, важная информация. На предприятии в Гусарске у ЦРУ есть агент. Мне об этом человеке ничего не известно. Не исключено, что он специалист «Топаза» или смежного предприятия. Возможно, если я дам содержание сведений, получаемых от него, то вам удастся его вычислить. Так вот. Перед вылетом из США еще за семь дней мы узнали, что 99-я ракета делается именно в Гусарске, но перед прибытием инспекции все ее корпуса и комплектующие с завода вывезли. Этот же агент сообщил информацию по первой ступени БЖРК, правда, не предоставив документов, подтверждающих сказанное. Тем не менее, если верить тому, что получено от агента, то у нас ничего подобного нет. Двигатель железнодорожного ракетного комплекса уникален. Сам он утоплен в корпус ступени ракеты, где твердое топливо. Нет рулевых машинок, качающегося сопла при управлении. Впервые в мире управление ведется через восемь клапанов вдува в закритическую часть сопла. Агент получил задание добыть документацию. Теперь о морских делах. Полученная информация по крейсеру «Кузнецов» оценивается как достоверная. Аналитики, отработав большой объем сообщений, сослались на то, что агент ЦРУ в посольстве СССР в Вашингтоне сообщил об успешной работе резидентуры СССР по добыче информации о новейших разработках авианосцев. Нам стало известно, что в Лондоне советская разведка успела снять тайник с информацией по новейшим образцам авианосцев Великобритании и уйти от преследования. Им удалось тайно покинуть страну и вывезти в Союз документацию. Впрочем, как все происходило, вы знаете лучше меня. Единственное, что могу добавить, так это то, что англичане оценивают эти события как свой крупнейший провал за последние годы. Согласно заключению, имея такой объем информации, СССР вряд ли бы строил авианосец, который отстает по боевой мощи лет на пятнадцать от новых кораблей США и Великобритании. Да, еще очень серьезно ставится вопрос по добыванию информации о системе управления ракетой на активном участке полета, т. к. двигатели второй и третьей ступеней не имеют элементов качания, и у них нет рулевых машинок. У резидентуры были неприятности в связи с отсутствием информации по этому вопросу. Мы не исключаем, что руководство может поменять часть ее сотрудников, желая повысить эффективность работы. А сейчас снова важные сведения. Нами получена информация о разработке лабораторией советского академика Игоря Смирнова психотропного оружия. Пока это первичные данные – наши специалисты перехватили телефонный разговор. Хотя других данных у нас пока нет, да и разговор прослушивался не с самого начала, тем не менее, у нас очень обеспокоены – эксперты уверены, что мы пропустили разработку одного из новейших видов оружия. Назревает скандал, и руководство требует от резидентуры добыть любую информацию о Смирнове и его работах. Кстати, у нас тоже ведутся разработки в этом направлении, но как следует из того телефонного разговора, Смирнов ушел в своих опытах гораздо дальше. Можно сказать, он стоит на пороге научной революции. Уже сегодня он может управлять головным мозгом человека, поведением людей; не прибегая к помощи детектора лжи, знать, говорит собеседник правду или нет. Американские ученые похвастаться подобным не могут. Ну что ж, на сегодня это все. Завтра, если диктофон будет на том же месте, я продолжу. До свидания».
Дуглас выключил диктофон и посмотрел на часы. Стрелка приближалась к отметке «2». «Ну и денек», – пробормотал Дуглас и, спрятав диктофон на место, залез под одеяло. Только сейчас он почувствовал, как устал. Наверное, из-за слишком большой нагрузки за прошедшие сутки сразу провалиться в сон не удалось. Еще несколько минут беспокойные мысли лезли в голову, словно в карусели вращались яркие картинки: брат в казино с кучей выигранных денег, громадные ракеты на платформах без чехлов, суровое лицо Тюнина, а рядом с ним привлекательная женщина, которая ему понравилась в кафе «Орбита». Она смотрела грустными глазами, Ричард подошел к ней, хотел спросить имя, но почему-то не смог. И тут он полетел куда-то в пустоту и все пропало.
Дуглас спал.
Негромкий, но настойчивый стук в дверь разбудил Дугласа сразу. Он метнул взгляд на часы – семь. Уже? Да ведь он только положил голову на подушку! Господи, будто не спал.
В дверях стоял улыбающийся свежий Мак.
– Доброе утро, Ричард, не разбудил? – Донахью излучал энергию и оптимизм. – Надеюсь, вы не забыли наш уговор?
– Конечно, Мак, я готов.
– Тогда через десять минут внизу в холле. Идет?
– О’кей!
Захлопнув двери, Дуглас кинулся в ванную и плеснул в лицо холодной воды. Это сразу оживило его.
Когда через десять минут Дуглас спустился в холл, его лицо было выбрито, а движения обрели упругость. Мак уже ожидал, расположившись в кресле. Приветственно махнув Ричарду рукой, он поднялся и двинулся навстречу.
В противоположность вчерашнему ненастью утро нового дня стояло удивительное – солнечное, светлое. На улице вовсю щебетали птицы, лужи исчезали на глазах, и даже цветочная клумба у гостиницы вспыхнула как-то по-особенному
– сочной осенней радугой.
– Вы знаете, Ричард, а я люблю рано вставать, – сказал Донахью, с удовольствием осматривая все вокруг. – Утром все иное, радостное, возвышенное. А вы как считаете?
– Согласен с вами, Мак, особенно когда хорошо выспишься.
– Судя по вашим воспаленным глазам, сну вы отвели мало времени. Вас что-то мучило? Или, может, вы любитель ночных похождений? А? Ричард, признайтесь!
Дуглас чувствовал, что Донахью просто дурачится. Если бы он хотел устроить проверку, то действовал бы иначе. Но все-таки вопросы приятеля, его веселый вид немного раздражали.
– Увы, Мак, – Дуглас постарался придать голосу безразличие, – ночь я провел в холостяцкой постели. Вы, думаю, тоже?
Донахью в ответ рассмеялся.
– Эх, если бы дело обстояло иначе, то меня разбудить никто не смог бы.
Идя по дороге, они продолжали обмениваться шутками, как вдруг Донахью остановился.
– Вон там мы были вчера.
Дуглас посмотрел в сторону, указанную Донахью. Да, именно по той дороге они бродили поздним вечером. Но как отличается все при дневном свете! Представлявшиеся причудливыми в ночной темноте строения сейчас оказались обычными заводскими бетонными корпусами с длинными окнами по периметру. На территории предприятия сновали рабочие, слышны были звуки электрической пилы, вгрызающейся в деревянные доски, где-то ухал тяжелый молот, что-то кричал стоящим у цеха людям водитель крупного грузовика – это был обычный для завода день, и, казалось, до американской инспекции здесь никому дела нет.
Они прошли вдоль забора, миновали проходную, где из-за идущих на завод людей двери постоянно открывались и были видны стоявшие там контролеры в военной форме. В какомто месте обычный забор закончился, и взору американцев предстала настоящая крепость – бетонные блоки метра три высотой с фонарями, проводами сигнализации и густой колючей проволокой наверху явно прикрывали от любопытных взоров какие-то секреты. Американцы чуть замедлили шаг, выразительно глянув друг на друга, а затем двинулись дальше.
Вскоре показалась новая проходная. Здесь же и огромные ворота, служащие для проезда транспорта. Возле ворот крутились двое стрелков военизированной охраны с оружием, путаясь в длинных шинелях с ярко-малиновыми погонами.
– Эта охрана называется ВОХР, – пояснил Дуглас, заметив удивленный взгляд Мака. – Специально для завода.
– Интересно, – пробормотал Донахью, – что за тайны у них здесь? Надеюсь, от нас их не будут скрывать?
– Как знать? – В голосе Дугласа сквозило сомнение. – Нашим договором предусмотрены и ограничения.
– Чтобы не получилось так, что эти ограничения окажутся самыми важными для инспекции.
– Скорее всего, так и будет. Но вот что интересно. Получается, что завод разделен на несколько территорий, каждая из которых имеет свое производство.
– И каждая из них, – подхватил Донахью, – имеет собственный режим. Так?
– Именно так. То есть, попав на завод, человек не обязательно будет свободно разгуливать по всей его территории. Наоборот, он не сможет сделать ни одного лишнего шага.
– Правда, силы охраны распределены тоже неравномерно, обратили внимание, Ричард?
– Конечно. Я думаю, здесь тоже есть логика. Они сосредоточивают главные силы там, где у них основные секреты. Согласитесь, Мак, это разумно.
– Не отрицаю.
– А теперь, Мак, нам придется остановиться. Дальше нас не пустят, могут только задержать.
– Так что, назад?
Дуглас молчал, явно что-то обдумывая, и в следующую секунду неожиданно предложил:
– Мак, есть идея. Давайте подойдем к вахтеру, скажем ему, что мы члены американской инспекции и попросим разрешения пройти на территорию завода.
Донахью удивленно посмотрел на приятеля, не понимая, куда тот клонит.
– Хорошо, Ричард, – осторожно протянул он, – а что это нам даст?
– Да таким образом нам удастся узнать, насколько сильна здесь пропускная система, а может, увидим ее слабые места. Заодно пообщаемся с проходящими на предприятие работниками.
– А зачем нам они? – с сомнением произнес Донахью.
– Мак, вы думаете, что мы гуляем здесь вот так спокойно без контроля КГБ и суем свой нос во все дырки?
– Разумеется, нет, Ричард. Я же, как и вы, профессионал, – в голосе Донахью зазвучала легкая обида. Дуглас почувствовал это и улыбнулся, стараясь сгладить допущенную бестактность.
– Мак, конечно, вы профессионал высшего класса. Извините, я неточно выразился. Просто я хотел предложить использовать ситуацию до конца. Давайте займем КГБ руки. Пусть каждого, к кому мы обратимся, они начнут проверять, потом опрашивать, сомневаться, снова проверять. Представляете, сколько лишней работы мы дадим сейчас советской контрразведке?
Теперь улыбнулся Донахью.
– Это вы меня извините, Ричард, за то, что мои мозги заржавели. Конечно, ваша идея отличная. Идемте.
Когда они подошли к усатому плотному вохровцу, поправлявшему на плече карабин, их план созрел полностью.
– Мы из американской инспекции, – вежливо улыбнулся ему Ричард. – Мое имя Дуглас, а это, – он повернулся в сторону Мака, – мистер Донахью. Согласно договору между США и СССР, мы имеем мандат на проверку вашего завода. Вы, конечно, знаете о нашем визите и должны помогать нам. Сейчас мы хотим пройти на завод именно здесь.
Вохровец оторопело смотрел на подошедших мужчин, не понимая, что им нужно. Единственное, что до него дошло сразу, – эти двое, судя по сильному акценту и манере поведения, явно иностранцы. Даже спустя пять лет с начала перестройки, когда, казалось бы, удивляться уже стало нечему, появление двух американцев, рвущихся на секретный объект, стало для вохровца громом среди ясного неба.
– Вы это, того… Отойдите в сторону, – прошептал он, снимая зачем-то с плеча карабин. Затем ежесекундно оглядываясь и бормоча: «Щас, стойте, щас», неуклюже, боком подскочил к телефону у стойки и подняв трубку, стал сбивчиво кому-то говорить:
– Товарищ начальник, тут эти, двое, ну, не наши, говорят – американцы, на завод хотят. Шо делать? Задержать?
Пока вохровец докладывал начальству, Дуглас с улыбкой обращался почти к каждому заходящему на завод рабочему с простым вопросом: «Мы из американской инспекции. Вы знаете о нас?». Кто-то удивленно и молча следовал дальше, кто-то останавливался, отвечая, завязывался разговор, и все это происходило на глазах охраны, которая не знала, как реагировать на происходящее. Наконец вохровец закончил разговор, видимо, получив исчерпывающие указания, и возвратился к инспекторам. На его лице было заметное облегчение.
– Значит, так, – решительно начал он, обращаясь почемуто к одному Дугласу, – вот идет к нам начальник поста, то вы стойте на месте, не сбегайте, добре?
В следующую секунду перед американцами как из-под земли появился худой высокий военный в длинной плащевой накидке. Насупив черные густые брови, он строго спросил у инспекторов:
– Как попали на закрытый объект? Где документы?
Судя по его решительному виду, в следующую секунду должна была прозвучать команда об аресте Дугласа и Донахью. И возможно, так бы и случилось, если бы в следующий момент не зазвонил громко телефон, по которому только что усатый вохровец докладывал о происшествии.
– Степаныч! – зычно скомандовал худой, кивая на телефон, и вохровец сразу же схватил трубку.
– Постовой Еременко слушает, – четко, по-уставному доложил он. – Хто? Ох, извините, не узнал, товарищ Шматко, виноват. Даю… Вас, – усатый протянул трубку худому.
– Кто?! – Худой, не успев дать команду об аресте, почувствовал себя птицей, сбитой на взлете, и дышал праведным гневом. – Да! – прокричал он в трубку. – Товарищ Шматко, мы задержали двух иностранцев, пытавшихся нелегально пробраться на территорию закрытого объекта. Что? Инспекция? А… Понял, понял, – голос худого становился все тише и слабее. Наконец он положил трубку и несколько секунд стоял у телефона молча, видимо, переваривая полученную информацию. Затем, приняв решение, повернулся к инспекторам и криво улыбнулся.
– Извините, господа. Для проникновения на завод вам нужно обратиться к коменданту на центральной проходной. Пропускать вас здесь не имею права.
– Мы понимаем, спасибо, – ответил Дуглас, улыбаясь.
– Сейчас вы в сопровождении нашего стрелка пройдете туда, – торопливо добавил худой и кивнул усатому вохровцу,
– Степаныч, проводи.
– Спасибо, не беспокойтесь, – сказал Дуглас, – мы найдем дорогу.
– Нет, нет, – продолжал настаивать вохровский начальник,
– мы обязаны сопроводить вас.
Поняв, что им не отбиться от настойчивого руководителя, Дуглас поднял руки вверх, шутливо демонстрируя сдачу.
В этот момент опять затрезвонил телефон на посту, и трубку взял уже худой.
– Так точно, я. Разъяснить и вести себя вежливо? Понял, есть, мы так и действуем. Есть, выполним как нужно. – Положив трубку, он вновь обратился к Дугласу и Донахью. – Господа, ваша группа будет пропущена на территорию завода в девять часов утра, то есть, – показал он пальцем на висевший над проходной огромный циферблат, – через сорок минут, а сейчас прошу соблюдать понимание и покинуть проходную.
– Благодарю вас за разъяснение, – вежливо улыбнулся Дуглас, возле которого уже стояло несколько любопытных из числа рабочих завода, с интересом наблюдавших за развитием событий.
Когда американцы сделали несколько шагов в сторону от проходной, усатый Степаныч дернулся вслед за ними, но тут же был остановлен звенящим шепотом своего начальника.
– Куда? Стой!
– Так я ж того… – сбитый с толку Степаныч крутил головой по сторонам, словно искал подсказки. Но рядом стояла вся та же небольшая группа рабочих, по виду которых тоже было ясно, что они ничего не понимали в происходящем.
Американцы не спеша двигались вдоль забора знакомой уже дорогой.
– Вот и все, – сказал Дуглас, – КГБ за нами наблюдает, потому-то и возникла суета у проходной, когда поступило несколько команд. Последний звонок был именно от советских контрразведчиков.
– Похоже на то, – согласился Донахью, – ведь именно после этого нас отпустили, прекратив настаивать на сопровождении. Явно предоставляли нам полную свободу действий, чтобы узнать наши истинные намерения.
– Но я предлагаю пока нашу игру приостановить – слишком мало времени осталось, ведь в девять нужно быть у центральной проходной, а нам еще нужно провести инструктаж в гостинице.
– Кстати, польза от прогулки была несомненной. Мы увидели, как работает пропускная система на заводе. Заметили, Ричард, каждый проходящий через проходную отдает жетон с номером, называет его, вахтер сверяет его с фото на пропуске, а проходящий называет свою фамилию, имя, а затем его пропускают.
– А вы, Мак, обратили внимание на тот корпус, где масса вытяжных труб? Его особенно хорошо было видно при нашем возвращении.
– Да, это махина. Очевидно, тут ракеты выходят в таком количестве, как колбаса на мясокомбинате.
Дуглас рассмеялся шутке.
– А вот, Мак, и место для нашего офиса, – Ричард протянул руку в сторону стройплощадки, огороженной большим забором.
Донахью внимательно посмотрел в сторону, указанную Дугласом, и когда они подошли к забору, он прошел вдоль, считая шаги.
– Интересно, далеко отсюда до автострады в направлении Донбасса?
– Если хотите включить в отчет данные по расположению стройплощадки, то мы можем посмотреть ее на съемках из космоса в динамике по времени. Над территорией Гусарска находится стационарный спутник и отслеживает все изменения круглосуточно. Посмотрим после нашего отъезда, куда уйдут эти вагоны с подъездных путей и станции.
– О’кей, Ричард, у нас времени осталось в обрез. Давайте поторопимся.
Они вернулись через парк к гостинице. Члены инспекции, здороваясь и улыбаясь друг другу, заходили в люксовский номер к Паркеру для инструктажа. Донахью, появившийся в номере буквально через несколько минут, держал в руках небольшой аппарат, который он, внимательно наблюдая за движущейся на его экране стрелкой, поставил у входа в номер. Это был переносной шумовик, привезенный из посольства, который делал невозможным прослушивание того, что происходило в помещении.
Паркер, грузно опустившись в кресло, перешел сразу к делу.
– Господа, все знают, что инспекция разбита на группы для удобства работы. Каждому известна его группа. Меня интересуют подробные отчеты групп: один по инспекционным функциям, второй – разведывательного характера, то есть в ваши задачи входит выявление предполагаемых новейших узлов, сборок секретного характера, а также технологического оборудования, которое позволяет изготавливать самые мощные ракеты в мире, да еще в таком количестве. Как известно, изделия будут закрыты, зачехлены, техоборудование скрыть тяжело. Поэтому надеюсь на вашу профессиональную подготовку. И всегда помните, господа, каждый наш шаг будет фиксироваться, поэтому без нужды прошу не рисковать, чтобы не дать лишний повод КГБ заявить о шпионской деятельности американской инспекции.
Сидевшие в большой комнате члены инспекции молча кивали в знак согласия. Все они были профессионалами и отлично понимали, как вести себя в этих условиях.
– А сейчас, – объявил Паркер, – всем раздадут вопросники для опроса заводских специалистов, затем мы определим последовательность и очередность опроса.
Когда инспекторы спустились вниз, у выхода их уже ожидал автобус.
– Мистер Дуглас, вы ведь в нашей группе?
Ричард оглянулся. Рядом стоял сотрудник РУМО, с которым вчера в автобусе они перекинулись парой слов.
– Да, в вашей. Вы ведь Гарри Стюарт?
– Просто Гарри, – представился тот, протягивая руку.
– Отлично, ну а я Ричард.
– Рад знакомству, Ричард. Думаю, мы сработаемся.
– Не сомневаюсь. У нас, кстати, головная группа. Сейчас идем смотреть на главную сборку.
– А, это там, где ступени собираются в единую ракету?
– Да, и это должно быть интересное зрелище.
– Я специализируюсь в области ракетостроения, если можно так выразиться, – и Гарри рассмеялся.
– Разумеется, я понимаю, в чем вы, как разведчик, специализируетесь, – Дуглас улыбнулся в ответ.
Они зашли в автобус и расположились на одном из передних сидений.
– Я знаю, Ричард, вы несколько лет работали в СССР, поэтому ваш опыт нам очень пригодится, – сказал Стюарт.
– Это было непростое время.
– Я вас понимаю, Ричард, работа за границей всегда тяжела, а в Советском Союзе это сложно вдвойне.
Продолжая говорить, они не заметили, как подъехали к заводской проходной.
Формальности заняли совсем немного времени, и вскоре группа оказалась в одном из цехов.
Дуглас не ошибся – сборка ракеты, которая сбоку выглядела огромной субмариной, действительно впечатляла.
– Ее вес более ста тонн, – сказал Стюарт Дугласу, – поэтому мне интересно, как такого великана загружают в пусковой контейнер?
– Насколько мне известно, это очень ответственная операция, – повернулся Дуглас к Стюарту.
– Не просто ответственная. Малейшие отклонения, чуть заметное прокручивание ракеты внутри контейнера – и она может улететь далеко от цели.
– И насколько далеко? – поинтересовался Дуглас.
– Несколько градусов прокручивания дают отклонение от заданной цели в сторону на сотни километров.
– Ого! – не удержался Ричард.
– Это, увы, единственное, что трудно спрятать от наших глаз. Вот посмотрите, – Стюарт кивнул в сторону зачехленных узлов. – Кроме габаритов ничего нельзя увидеть.
– Действительно, лишь длину и можно со стороны определить, – согласился Ричард.
– К сожалению, самое главное – сопла двигателей – мы не увидим. Жаль. Я ведь никак не могу понять, как они умудрились такую мощную ракету сделать относительно короткой?
– У вас, Гарри, есть какие-то предположения?
– Мы думаем, что двигатели второй и третьей ступеней работают в заатмосферном пространстве сопла как раскладывающиеся стаканчики. Правда, за чехлами этого нельзя увидеть. Может, при опросе работников завода что-то удастся узнать? Как вы думаете, Ричард?
– Боюсь, это будет непросто – людей здесь тщательно подготовили. Хотя, если мы станем проявлять настойчивость, то что-то узнать сможем. Я надеюсь, что вопросы, подготовленные нашими специалистами, которые мы должны задавать по нескольку раз одним и тем же работникам, принесут результат. Скорее всего, будем получать ответы типа: «Конструкция удобная и дешевая в изготовлении и оригинальна с учетом новых сплавов и различных материалов».
Передвигаясь по площадке, они остановились на одном из участков, заинтересовавшись корпусом электроиспытаний, который был полностью экранизирован и не давал излучений.
– Это основное сердце секретов, – сказал Стюарт. – Рельсовый путь имеет разъемные вкладыши, и подключение на пункте контроля соответствующих приборов для снятия секретной информации, которые планировали установить в месте вывоза продукции, не имеет смысла.
В одном из цехов механической обработки крупногабаритных двигателей они обратили внимание на карусельный станок, который может обрабатывать детали от 4 метров и более. Стюарт внимательно оглядел его.
– Видимо, это подизделие, которое запускается с помощью двигателей на компонентах фтора для выноса на орбиту большого веса. Такие заготовки были выявлены на этом предприятии из космоса, благодаря халатности при разгрузке с транспорта и расчехлении не в корпусе, а на открытом пространстве, да и на поездных путях стояли платформы, где в зачехленном состоянии было что-то по габаритам более четырех метров. – На одном из участков к ним подошел незнакомый мужчина в костюме, которого окружало несколько человек, по внешнему виду – руководящие работники предприятия.
– Ну что, знакомитесь? – мужчина с улыбкой протянул руку.
Завязался разговор.
– Простите, – поинтересовался Стюарт, – вы, вероятно, инженер этого цеха?
– Почти угадали, – улыбнулся мужчина, – я Парицкий Владлен Иванович, главный инженер завода. А по специальности ракетчик.
– Извините, – Стюарт, не очень хорошо знавший русский язык, сделал удивленное лицо, – вы сказали: разведчик?
Парицкий рассмеялся.
– Это вы разведчик, а я ракетчик.
Все вокруг расхохотались, и Стюарт, желая превратить разговор в шутку, рассмеялся едва ли не громче всех. Парицкий, увидев, что его ответ развеселил присутствующих, повторил, показывая пальцем на себя:
– Я ракетчик, а вы разведчик.
Все еще раз рассмеялись. Стюарт на этот раз, криво усмехнувшись, пожал плечами.
Когда они закончили осмотр цеха, Дуглас выглядел несколько разочарованным. Это сразу заметил Стюарт.
– Вы, Ричард, не в настроении, я вижу?
– Еще бы, – вздохнул тот. – Пока никаких фактов, которые бы свидетельствовали о нарушениях международных соглашений, мы предъявить не можем. А что касается разведывательной информации, то на стол и положить особенно нечего.
– Действительно, больше догадок, – согласился Стюарт.
День подошел к концу, и за ужином, где собрались все члены инспекции, было тихо, не звучал привычный смех и шутки. Сидевшие за столом разведчики – а это были лучшие специалисты своего дела – выглядели несколько обескураженно. Первый день убедил их: быстрый успех, на который они рассчитывали здесь, невозможен – советская контрразведка слишком хорошо подготовилась к встрече со своими соперниками, поэтому работа предстоит кропотливая, война нервов. Но Белый дом ждет от них информации, и там никого не интересуют проблемы, с которыми столкнулись американские спецслужбы в далеком Гусарске. Тех, кто не справляется, отзовут и на их место отправят новых, более амбициозных и рвущихся к победе – неудачникам здесь делать нечего. Слабых не любят нигде, и на родине им тоже ничего не светит – клеймо аутсайдера останется до конца службы. Первый день прошел – Вашингтон ждет!
После ужина Дуглас направился в свой номер, на ходу сказав Донахью:
– Чертовски устал, хочу сегодня лечь спать пораньше.
– Еще бы, – согласился Мак, – я тоже сегодня хочу отоспаться. До завтра.
Добравшись до номера, Дуглас первым делом поискал глазами ночник. Он стоял на прежнем месте. «Интересно, – подумал Дуглас, – они забрали оттуда кассету с записью? Наверняка да, они же наблюдают за мной». Затем он опустился в кресло и долго сидел с закрытыми глазами, раскладывая все накопившееся по полочкам.
Когда стрелка на часах подобралась к одиннадцати, он подошел к двери, проверил, надежно ли она закрыта, а затем возвратился в комнату и взял в руки диктофон. Поднеся его к уху, нажал кнопку.
«Здравствуйте, – послышался тот же голос, – мы рады, что у вас все в порядке. Сразу хотим поблагодарить вас за важную информацию, которую вы сообщили. Считаем нужным подчеркнуть, что для нас она представляет большой интерес, поэтому некоторые сведения будут оплачены дополнительно. Если у вас есть что рассказать нам еще, нажмите, как и вчера, красную кнопку. Благодарим вас, надеемся, что ваше пребывание в Гусарске пройдет максимально комфортно».
Дуглас нажал кнопку, диктофон замолчал. Ричард глубоко вздохнул и чуть улыбнулся. Сообщение о дополнительной оплате стало для него приятной новостью. Он задумчиво глянул на маленький аппарат в руке, поднес его к губам и начал говорить:
«Здравствуйте. Благодарю вас за беспокойство и оценку моей работы. Вы хорошо ее стимулируете, поэтому сотрудничать с вами мне вдвойне приятно. Начну с ответов на поставленные вами вопросы. Итак, вы просили сообщить все, что известно об агенте, о котором я вам рассказал. К сожалению, известно очень немного. Я лишь знаю, что за большие деньги он сейчас пытается добыть техническое задание, параметры двигателя, технологические особенности сборки.
Далее. Ждем после встречи с агентурой получения резидентурой в Эстонии информации о фтористых двигателях и ракете в целом, так как есть съемка из космоса крупногабаритных конструкций, подтверждающих разработку этой ракеты. Это вызывает обеспокоенность руководства страны, ведь в любой момент с имитируемого спутника зондирования земной поверхности может отделиться термоядерный заряд большой мощности (в пятьдесят мегатонн и более), а если их несколько, к примеру 10–12, то для США это может представлять большую опасность.
Агента, передавшего «красную ртуть», не могут вызвать на связь. Видимо, он затаился после нашего провала. Предполагают, режим там ужесточен, и выкрасть агенту нужное количество «ртути» тяжело. Но надежду резидентура не теряет.
К моменту новой тайниковой операции многие вопросы прояснятся, и можно будет передать информацию в документах с подробными разъяснениями. Жду по радиоканалу указаний. Когда в ЦРУ меня закончат проверять окончательно, я сообщу вам, поставив метку в условленном месте в НьюЙорке».
Возвратившись в Москву, Дуглас с Донахью отправили краткий отчет в главный офис ЦРУ по итогам инспекторской проверки.
В Лэнгли вместе дорабатывали его, но уже с учетом данных космической разведки и резидентуры в Москве. Указали, что комплекс БЖРК «Скальпель» изготавливается в количестве, установленном договоренностями двух стран. Дооснащение и отправка ракеты «Сатана» на боевое дежурство также осуществляется с Гусарского машиностроительного завода, что подтверждает как визуальная разведка, так и съемки из космоса. В отчете указывалось мнение специалиста– ракетчика Тони Баркера о том, что «Сатана» и «Скальпель» – это ракеты, которые оснащены новейшими средствами по преодолению противоракетной обороны и ложными целями, и американская противоракетная оборона не может обеспечить их уничтожение. По мнению Баркера, в США готовят лазеры, но они должны работать в космосе, а не на американской территории. Кроме Баркера такие выводы были высказаны ведущими учеными, занимающимися разработкой лазерных систем, которые утверждают, что в СССР наряду с использованием «красной ртути» испытывают лазер небольших габаритов и достаточной мощности для уничтожения ракет во время их старта и полета на активном участке.
Руководство ЦРУ с одобрением восприняло доклад. Было принято решение запросить исследовательские центры и институты, занимающиеся вопросами стратегической безопасности, о состоянии противоракетной обороны США.
– «Мадлен»? Да-а-а, есть о чем рассказать. Такие люди не каждый день встречаются. – Щеглов, старый разведчик и уже пенсионер, сидел напротив Шамова и Тюнина и вспоминал. Но вспоминал словно нехотя, выдавая информацию по чутьчуть. Такая уже психология матерых разведчиков – даже имея разрешение Председателя, поручившего рассказать о «Мадлен» все, он с трудом подавляет свою многолетнюю привычку
– быть осторожным всегда, даже с коллегами.
Если тайна известна двоим – это уже не тайна. Такова давняя истина секретных спецслужб, когда одни охотятся, другие защищают. И те, и другие понимают – сказанное вслух, пусть лучшему другу, может быть услышано врагом. Поэтому разведчику, несущему в своей душе эту истину почти всю жизнь, так нелегко расстаться с чужой тайной, которую он оберегал столько лет, готовясь отдать за нее, если потребуется, и жизнь.
– «Мадлен»… – Щеглов подносит ко рту сигарету, делает глубокую затяжку и чуть прикрывает глаза, оставляя узкие щелочки, так что его зрачки не видны совсем. Что он думает – разве разберешь? – Я знавал и других нелегалов, – веки Щеглова по-прежнему опущены, скрывая, словно щитом, его мысли. Старый разведчик никому не верил, он не собирался отдавать тайну просто так, за здорово живешь. Он поделится только тем, что посчитает нужным.
Шамов и Тюнин молчали, не подталкивая Щеглова ни единым словом. Они все понимали, поэтому ждали.
– Разные были это люди, очень разные, – из-под чуть приподнявшихся век едва заметно блеснули зрачки, – порой и не поймешь, как выдерживает все это человек. Помню одну пару – муж и жена, вместе работали в одной европейской стране лет семь или восемь. Под колпак местной контрразведки попали. Наблюдение за ними установили, пасут день и ночь. Пара-то сразу почувствовала, что дело их дрянь. Что делать, не знают. Были бы они одни – может, как-то и ушли бы, а так на шее двое детишек, да еще третьего ждали – она на седьмом месяце беременная была. Муж не выдержал, сломался, нервный срыв у него. А она – молодец: все вещественные доказательства уничтожила и под предлогом, что мужа лечить нужно, в третью страну уехала вместе со всей семьей. Оттуда-то мы их и смогли вывезти. Она по дороге родила третьего. Уже в Москве ее наградили. Да очень скромненько.
Шамов и Тюнин продолжали сидеть молча.
– А «Мадлен» – это человек-кремень. Его не собьешь, не сломаешь. Редкой силы человек. Знаете, как долго я к нему присматривался? Ого-го. Прежде чем установить с ним контакт, я обратился в наш институт к ребятам, которые занимаются физиогномикой. Что? Вы хотите сказать, что все это ерунда? – Глаза Щеглова хитро блеснули в сторону молча сидящих Шамова и Тюнина.
– Нет, Аркадий Феоктистович, – серьезно ответил Шамов,
– мы так не считаем. Для умного разведчика и контрразведчика физиогномика – хорошее подспорье в работе. Мы видели в деле «Мадлен» заключение института по изучению его фотографий в фас и профиль.
– Вот и я говорю, – чуть сварливо продолжил Щеглов, – что по лицу человека порой узнать можно больше, чем по его биографии. Ведь иногда бывает, что биография на орден тянет, а по физиономии видно – прохвост и жулик. Мимика как открытая книга – читай и делай выводы. Вы обратили внимание, что у «Мадлен» голова небольшая, а шея длинная. Обратили?
– Да, мы заметили это, Аркадий Феоктистович, – кивнул Шамов.
– Во-во. А круглота высокого, соразмерного голове лба занимает виски и образует выпуклость, не покрытую волосами, что говорит об умственном развитии. Таких людей, кстати, отличает великодушие, которое тоже, оказывается, от ума. Правда, подобные личности, как правило, честолюбивы и тщеславны, они неравнодушны к почестям.
– А что еще оказалось важным? – подал голос Тюнин.
– Хе, любое лицо усыпано доказательствами глубокого ума, храбрости, великодушия или серости, трусости и порочности. Стоит лишь внимательно присмотреться. Вы посмотрите на брови «Мадлен»! Эти брови щетинятся, они, вне сомнения, принадлежат смелому и отважному человеку, мужественному, с задатками лидера. А их черный, как смоль, цвет? Да уж! Тот, у кого такие брови, полон жизненной энергии.
– Ну, – опять вставил слово Тюнин, – черные брови вообще признак южных народов. А они, как все знают, отличаются большим, чем северные расы, темпераментом.
– Верно. Но, кроме бровей, есть еще и нос, губы и прочее. Так вот нос. – Щеглов явно был увлечен, было заметно, что он оседлал любимого конька. – У «Мадлен» нос согнут и над ним круто возвышается лоб, что говорит о смелом, красноречивом, гордом, щедром человеке. Рот средней величины
– скромен, скрытен, положителен. Может при принятии решений испытывать неуверенность, если поставленная перед ним задача неконкретна. Губы полные, выпуклые, горизонтальные – признак жизненного успеха, знак эмоциональной уравновешенности. Короткие густые ресницы – знак решительного, активного человека, устойчивого к стрессам. Брови тонкие – говорят о пластичности психики, осторожности, склонности к дипломатии, хитрости, даже беспощадности. Такие люди оглядываются вокруг себя, производя чистку своих связей. Широко расставленные брови — признак игры по правилам, нежелания мелочиться. Выделенные на оси глаз горизонтальные складки говорят, что этот человек имеет характер цельный, независимый, жесткий. Уши на грани лопоухости – это признак свободолюбия, самостоятельности, способности выбирать и принимать решения.
– А если маленькие уши? – Тюнин с интересом слушал разведчика, явно почерпнув из этой беседы и что-то для себя.
– А вот маленькие, аккуратные ушки – склонность к порядку, – продолжил Щеглов. – Еще вот о лбе несколько слов. Высокий и прямой лоб – типичный интеллектуал и логик. Повышенная рефлекторность, то есть стадия обдумывания и самоанализа. Расставленные ловушки обойдет. Зигзаги судьбы такие люди с лихвой компенсируют системностью действий и поступков. Три четко очерченные лобные горизонтальные линии говорят, что это стратег и упрямец, он не бросит данное ему задание по собственной воле.
– У «Мадлен» именно такие линии, – сказал Шамов.
– Да, я же говорю, редкой силы человек, – Щеглов вновь затянулся сигаретой и пустил дым вверх. На несколько секунд в кабинете Шамова повисла тишина. Каждый думал о «Мадлен»…
…В Александрии летом жарко. Солнце светит так ярко, словно хочет сжечь эту землю. Но осень – благословенная пора, когда можно вдохнуть посвежевший воздух и полюбоваться огромными листьями магнолий.
Артур прикоснулся рукой к упругому стволу дерева. От него веяло прохладой и свежестью. Дерево имело длинные корни, которыми оно доставало из глубины земли воду, и Артур ощутил, как его ладони наполнялись энергией растения. Огромная крона, как шатер, прятала его в тени, не пропуская лучи солнца.
Мальчик стоял так долго, а затем опустил руки и направился в сторону стоящего рядом величественного, украшенного удивительной по красоте резьбой здания. Это был Александрийский университет, такой же древний и прославленный, как здешняя земля.
Артур остановился возле входа. Он всегда так делал, словно выполнял небольшой, но очень важный для него ритуал
– отдавал дань уважения прошлому.
Он учился в платной английской школе при университете, и его мечтой было продолжить учебу после школы именно здесь.
В который раз он пробежался взглядом по стенам здания и остановился на одной из старинных табличек, на которой с трудом угадывались буквы, повествующие о том, что произошло здесь много веков назад. Артур, шевеля губами, чуть слышно прошептал: «Когда великий полководец Александр Македонский вел свою непобедимую армию на восток и остановил ее на отдых в дельте Нила на берегу моря, стояла именно осень. Потрясенный красотой природы и древностью земли, Македонский поклялся основать здесь город, который оставит его имя в веках. Так появилась Александрия».
И еще табличка говорила о том, что один из любимых полководцев Македонского, оставленный здесь, чтобы воплотить мечту Александра, основал династию Птолемеев, стараниями которой Александрия обрела всемирную известность и превратилась в центр науки и культуры.
Артур с трудом открыл тяжелую дверь и шагнул внутрь здания.
Он любил город, в котором жил. Несмотря на детский возраст, его яркий, развитый не по годам ум рвался к знаниям. Сколько времени он просиживал в знаменитой на весь мир Александрийской библиотеке, черпая сведения из бесчисленного количества хранящихся там книг! А с каким благоговением он рассматривал изобретения древних ученых, которые демонстрировались в не менее известном Александрийском музее!
Как-то обеспокоенная мать спросила его, возвратившегося из библиотеки, где он просидел весь день, забыв о еде и отдыхе:
– Сынок, что тебя так увлекло сегодня?
– Мама, – восторженно отвечал сын, – представь себе, здесь жили и делали открытия люди, имеющие всемирную славу. Математик Евклид, физик и механик Архимед, астроном Аристарх Самосский, изобретатель паровой турбины Герон и множество других великих личностей.
– Конечно, это удивительно, и я разделяю твое увлечение, но, дорогой мой сын, ты же ничего не ел и не пил весь день, а ведь ты же еще ребенок, тебе всего двенадцать лет!
– Это не важно, мама, – говорил, смеясь, Артур и заглядывал матери в лицо, – пойми, в этом городе впервые измерили величину земного шара, и сделал это знаменитый ученый Эратосфен. Окружность земного шара получилась у него равной 39 тысячам 425 километрам. Ошибся он всего на несколько сотен километров! Какой ум!
Добрая мать Артура смеялась вместе с ним и гладила мальчика по голове.
– Ты умен не по годам. Что тебя ждет в будущем? – И в ее глазах появлялась тревога.
Через год семья Артура возвратилась на родину, в Армению. Шел 1954 год, и огромная страна после смерти Сталина, правившего почти тридцать лет, менялась.
Родина Артура оказалась суровым краем с горами из камня, тверже которого оказывалась только воля живущих здесь людей. Наверное, эти горы и закалили характер взрослеющего юноши.
Их семья стала далеко не единственной, возвратившейся после многих лет скитаний. Постепенно все больше и больше людей приезжали сюда, чтобы вновь ступить на землю предков.
«Мы рассеялись по всему миру, сынок, – говорил ему не раз отец, – всего четыре миллиона нас живет на родине, а за ее пределами вдвое больше».
После школы, которую Артур закончил с золотой медалью, он уехал в Москву и поступил в Московский финансово-экономический институт.
Учился он блестяще. Ему было мало тех знаний, что давали на лекциях; учебники, рассчитанные на курс, он успевал прочитать еще в первые месяцы семестра. Преподаватели поражались его настойчивости и целеустремленности. «У этого юноши большое будущее», – говорили они, когда он, сдавая экзамены, удивлял их своими познаниями.
После четвертого курса декан факультета рекомендовал Артуру пройти студенческую практику в Сбербанке СССР. После практики его начальник, с сожалением расставаясь с усердным, способным молодым человеком, сказал: «Артур, пообещай, что ты возвратишься к нам после института». Прощаясь, тот сказал начальнику, улыбаясь чуть застенчиво: «Я возвращусь, если мне ничто не помешает».
Жизнь распорядилась иначе.
Через год он познакомился с одним интересным человеком
– Щегловым Аркадием Феоктистовичем. Знакомство произошло совершенно случайно, на одной из городских научных конференций. Артур сделал там небольшой доклад, и в перерыве к нему подошел незнакомый мужчина, который поздравил юношу с хорошим выступлением. Это и был Щеглов. Как оказалось, он работал над рядом вопросов экономической географии и знал поразительно много о финансово-банковской системе многих стран. Их разговор был настолько захватывающим, что Артур не выдержал и, преодолевая смущение, попросил Щеглова дать почитать какую-нибудь литературу на эту тему. Через несколько дней тот принес Артуру две книги на английском языке, изданные за рубежом. В библиотеке таких не было – книги были совершенно свежие. Артур, легко читающий по-английски, проглотил их за три дня.
Их отношения постепенно крепли.
Как-то раз Щеглов спросил Артура: «А ты не хотел бы связать свою жизнь с работой за рубежом?». «Что я там буду делать?» – удивился Артур. «Работать. Заниматься своим любимым делом и приносить пользу своей родине», – улыбнулся тогда Щеглов.
Но прошло еще несколько месяцев с того памятного разговора, когда Артур узнал, что его старший товарищ, с которым они провели столько интересных диспутов и бесед, является сотрудником советской разведки. И когда Щеглов снова задал свой вопрос, Артур твердо ответил: «Да».
Он успешно прошел все проверки и испытания.
После зачисления в состав нелегальной разведки во всем КГБ СССР его настоящее имя было известно лишь троим.
Подготовку он прошел в одном из самых секретных спецзаведений Комитета госбезопасности.
Его научили всему, что знали лучшие профессионалы разведки.
Ему придумали новую биографию, которую он не просто выучил назубок, а путем долгих тренировок поверил в нее, будто она и была его настоящей жизнью. Когда на тестовой проверке он, опутанный проводами, сидел в кресле перед полиграфом и, постоянно прерываемый вопросами, рассказывал легенду своего прошлого, ни одна из стрелок аппарата не дрогнула – Артур полностью владел собой.
– Ну что ж, – сказал ему тогда руководитель спецзаведения, – ты успешно прошел курс обучения, теперь за работу,
– и похлопал его по плечу.
На следующий день Артуру выдали документы на подставное имя, дали билеты на самолет с посадкой в одном из городов СССР и сказали пароль – его он назовет связнику, который должен перевести его через границу.
Встреча со связником произошла в небольшом приграничном селе. В путь они двинулись, когда стемнело. На место прибыли уже после полуночи. Связник попрощался и показал дальнейший путь.
– Здесь недалеко, – махнул он рукой в сторону лесной чащи, – вот по этой тропинке километров шесть, не больше. Там автобусная остановка. Первый автобус в шесть утра.
Местные никогда ни о чем не спрашивают посторонних, так что не волнуйся.
Артура задержали на восходе, когда он двигался по указанному проводником маршруту и, судя по расстоянию, уже был недалеко от цели пути.
Полицейские напали внезапно, оглушая раннюю тишину злобными криками. Они схватили его, надели наручники, грубо потащили в небольшой грязный автобус и швырнули прямо на заляпанный маслом пол. Артур, лежа лицом вниз, слышал, как они называли его контрабандистом и угрожали убить на месте.
В небольшом полицейском участке, куда привезли Артура, усатый капитан с загорелым крестьянским лицом долго рассматривал его документы. Вскоре зашел еще один полицейский и стал рядом с капитаном. Они недолго совещались, а затем стали кричать на Артура, угрожая ему расстрелом, если он не расскажет, по чьему заданию перешел границу. Капитан злился и бил Артура по лицу.
Допрос длился шесть часов.
Поздно вечером его посадили в тот же автобус и отвезли в какой-то лес. Вытолкав прикладами карабинов наружу, Артура поставили у дерева и дали в руки лопату.
– Копай себе могилу! – потребовал капитан. Когда яма была готова, капитан сказал:
– Даю тебе последний шанс. Если расскажешь все, останешься жив. – Сзади него громко щелкнули затворы карабинов – солдаты взяли оружие наизготовку.
Артур молчал. Он приготовился умереть.
Но внезапно все полицейские бросились к автобусу и, погрузившись в него, быстро уехали. Артур остался один в темном лесу. Он прислушался – вокруг стояла тишина. Что-то произошло, но что – он не знал, единственное было ясно – он жив и свободен.
Теперь нужно было выбираться. Без документов, которые у него забрали полицейские, выполнение дальнейшего задания становилось бессмысленным. Единственная дорога лежала домой.
Артур внимательно посмотрел на небо, пытаясь определить, в какой стороне граница. Вон ковш Большой Медведицы, значит, туда.
К утру он был уже на территории СССР.
Ни тогда, ни позже он так и не узнал, что происшедшее с ним было его последней проверкой. Жестокой, но необходимой перед настоящей поездкой.
Она состоялась уже скоро.
Вначале его забросили в Египет. Это была первая страна, откуда Артур должен был двигаться дальше, чтобы в конце концов, запутывая следы и переворачивая очередную страницу в выдуманной биографии, добраться до конечной цели – США. Но должно было пройти еще немало лет, прежде чем он достигнет ее: в разведке короткий путь – не самый лучший. Египет тогда переживал непростые дни. Александрию, где оказался Артур, накрыли бомбежки, кругом полыхали пожары. Слава богу, французский пароход, отплывавший от египетских берегов, смог забрать немало людей, бегущих из объятого пламенем города. Маршрут парохода лежал через Бейрут, где многие армяне сошли, встречаемые своими соотечественниками, со слезами на глазах. У большинства не было документов – они не смогли забрать из разрушенных домов
даже фотографии своих родителей, не говоря уже о деньгах! Среди них был и Артур, который, как и многие другие,
лишь в одном костюме успел взойти на пароход. Увы, у него не было не только документов, но даже и мелких денег.
Но их не бросили в беде. Всех приняли как родных, дали одежду, приютили. Несчастные беженцы благодарили бога, благословляя этот край.
Новые друзья помогли Артуру быстро получить документы. Теперь к нему никто не смог бы придраться – ливанский паспорт даже пах настоящей типографской краской.
Артур не собирался жить на иждивении, вскоре он уже работал в туристической кампании. Быстро разобравшись в особенностях местного бизнеса, старательный, исполнительный молодой человек за короткое время освоился на новом месте, и вскоре был повышен до старшего менеджера. А спустя еще несколько месяцев шеф кампании стал подумывать: а не сделать ли Артура своим заместителем? Но к тому времени Артур почувствовал себя настолько уверенно, что открыл собственную, пусть пока и небольшую, туристическую фирму. Название выбрал удачное – «Ливан-Армянтур».
Теперь он смог легализовать деньги, которыми его снабжали из Москвы. По рекомендации из Центра Артур открыл счет в банке Сурена Петросяна, крупного местного финансиста. Банк стабильно наращивал обороты, его капиталы росли. Росли и суммы денег, которые поступали от разных подставных организаций, действующих под контролем КГБ, на счета Артура. Еще в 1953 году в Ливане был принят закон, который предусматривал суровое наказание за разглашение тайны вклада. Поистине правительство беспокоилось о клиентах ливанских банков, запрещая совать нос в чужие кошельки! Поэтому в этой стране Артур мог не волноваться из-за того, что кто-то начнет проявлять излишнее любопытство к его счетам
– нарушить закон и оказаться в тюрьме никому не хотелось. Ливан нравился Артуру. Своей древностью он чем-то напо-
минал Александрию. И кроме того, здесь проживало много его соотечественников, которым, спасая себя и семьи, пришлось бежать сюда еще в 1915 году, когда в бессмысленной резне погибли многие тысячи ни в чем не повинных людей. Здесь, вдали от родины, они тянулись друг к другу, помогая нуждающимся, сплачиваясь и защищаясь своей взаимовыручкой от посягательств кого бы то ни было на их личную жизнь.
В Москве не зря спланировали восхождение Артура именно отсюда. Очаровательная дочь банкира Сурена Петросяна, волею несчастной судьбы заброшенная сюда еще ребенком вместе с родителями во время трагических для всех армян событий, подрастала, превратившись в яркий цветок. Сколько восхищенных мужских взглядов ловила она каждый раз, когда вместе с родителями шла по улице из церкви, поправляя на голове сбившийся светлый платок, который так шел к ее темным глазам. Скоро, совсем скоро в дом мудрого Сурена начнут наведываться женихи, для каждого из которых будет высокой честью войти в эту семью, обвенчавшись с красавицей Софией, Софи – как нежно называли ее отец и мать.
Но чем больше расцветала Софи, тем строже становился ее отец. Ему казалось, что глаза женихов слишком жадно разглядывают их дом, слишком торопятся они войти в его бизнес, а значит, вряд ли будут так уж любить его дочь и заботиться о них, ее родителях, когда они постареют и станут немощными и слабыми. Нет, Сурен не нуждался в деньгах, они жили в достатке. Поэтому ему так хотелось, чтобы маленькая Софи отдала свое сердце умному, скромному, пусть совсем небогатому, но честному молодому человеку. Сурен сделает из него достойного наследника и компаньона, не боги горшки обжигают! Вот только как скоро такой появится? Время же летит, а красота девичья так скоротечна…
Но вот однажды, когда Сурен просматривал свои финансовые бумаги, он обратил внимание на одну туристическую фирму, дела которой, судя по всему, шли в гору.
– Хм, – задумчиво пробормотал Сурен, – что-то я слышал о ней, название-то запоминающееся – «Ливан-Армянтур». Так, так, кто же владелец? Ага, Артур Карапетян. – Сурен потер лоб, вспоминая: – А не тот ли это Карапетян, который прибыл из Александрии с беженцами? Однако! Времени прошло немного, а уже такие успехи! Неплохо, очень неплохо.
Сурен даже немного взволновался. Опытный в жизненных вопросах человек, он почувствовал, что Артур Карапетян, возможно, тот, кто может составить счастье его любимой дочери.
– Как же, как же, я его вспомнил, – продолжал мерить кабинет шагами Сурен, – такой скромный, симпатичный молодой человек. Чувствуется, хорошо воспитан, умен и, главное, он никогда не пропускает воскресные службы в церкви. Он даже здоровается со мной, так почтительно приподнимая шляпу. Как же я раньше не догадывался, старый осел!
Сурен решил не тянуть время. А как же! Сколько умудренных жизненным опытом зрелых женщин мечтательно смотрели вслед Карапетяну, втайне надеясь охмурить его. И, кто знает, если не поспешить, вдруг найдется какая-нибудь вдовушка или перезрелая девица, которой удастся заинтересовать собой неопытного мальчика. Нет, нет, нужно торопиться!
План созрел быстро.
В ближайшее воскресенье Сурен, возвращаясь из церкви вместе с супругой и дочерью, подгадал время, когда их путь будет совпадать с маршрутом Артура.
Молодой человек, сохраняя на лице благоговение, которое так шло ему в этих обстоятельствах, показался недалеко от них. Заметив, что Сурен обратил к нему лицо, Артур с почтением и в то же время достоинством приподнял шляпу, чуть наклонив голову. Сурен улыбнулся ему и также ответил кивком головы. Его супруга тут же с интересом посмотрела на Артура.
– Какой симпатичный, приятный юноша, – произнесла она, многозначительно глянув на мужа. – Вы разве знакомы?
– Еще нет, Лора.
– Но нам ничто не мешает это сделать, не так ли? – настаивала жена.
– Действительно, дорогая, – ответил Сурен, – это моя оплошность, которую я сейчас исправлю.
Молодой человек, словно почувствовав, что супруги ведут разговор о нем, чуть замедлил шаг, и Сурен не преминул этим воспользоваться: легко подталкивая под руку жену, которая в свою очередь увлекала за собой дочь, он стал сокращать расстояние между ними. Приблизившись достаточно, чтобы начать беседу, Сурен вежливо спросил у Артура:
– Сегодня прекрасный день, вы не находите?
– Действительно, Господь подарил нам чудесную погоду,
– чуть смутившись вниманием такого уважаемого человека, как Сурен, ответил Артур.
– Ах, как вы точно и проникновенно сказали: Господь подарил нам чудесную погоду! – прощебетала супруга Сурена, вступая в разговор, – мне кажется, так сказать мог человек с тонкой, чувствительной душой.
– Боюсь, вы мне льстите, – улыбнулся в ответ Артур, – я обычный бизнесмен, и поле, которое я вспахиваю, увы, слишком прозаично – это туризм.
– Вы занимаетесь туризмом? – восхищенно раскрыла огромные глаза молчавшая до этого дочь.
– Да, и это мне очень нравится. Простите, – спохватился Артур, – я не представился. – Он снял шляпу, – Артур Карапетян. Я в Ливане всего полтора года, приехал с беженцами из Египта. Но, откровенно говоря, сразу влюбился в эту страну.
– Кстати, уважаемый господин Карапетян, – вмешался в разговор Сурен, – мы с вами уже не один месяц деловые партнеры – ваши деньги хранятся в моем банке. И, смею вас уверить, более надежного места для них вы не найдете.
– Банк господина Сурена Петросяна – один из самых солидных в этой стране. Так мне сказали, когда я раздумывал, где открыть свой счет, – вежливо ответил Артур.
Сурен подумал про себя, что Артур, несомненно, не только скромный, но и достаточно умный молодой человек. Нет, такому не страшно передавать дела. К тому же он с таким интересом смотрит на Софи. Кажется, он заинтересовал ее тоже. Что ж, дай бог!
Они медленно шли вдоль старых домов, кипарисов и пальм, мимо лотков с фруктами, с удовольствием разговаривая на разные темы. Наконец Петросяны остановились – невдалеке стоял их дом, красивый, с мраморной лестницей, ведущей к входу.
Когда прощались, Сурен сказал:
– Хотел бы с вами встретиться в деловой обстановке. Завтра, к сожалению, заседание правления банка, а вот как у вас обстоят дела послезавтра? У меня в офисе, идет?
– Я с удовольствием приду к вам, уважаемый господин Петросян, в любое назначенное вами время, – уважительно наклонил голову Артур.
Они попрощались и разошлись.
– Какой интересный молодой человек, – сказала супруга, – правда, очень скромный, так смущается.
Жена Сурена, конечно, не знала, да и не могла знать, что Артур прошел целую школу работы с женщинами. Во время проверок, устраиваемых КГБ, его отправляли в поездки, где, казалось бы, ни одна живая душа не может знать, чем он занимается. Правда, перед этим, инструктируя и перечисляя массу требований к его поведению во время поездки, ему говорили, словно бы невзначай, о крайней нежелательности вступать в интимные отношения с женщинами. И когда совершенно случайно, в ситуациях, которые никак не назовешь искусственно созданными, ему попадались особы, своими обольстительными улыбками путавшие мысли, его мозг давал сигнал «Стоп!». Он всегда, в любой обстановке помнил сказанные, пусть между прочим, слова предупреждения. Перед ним не стояла дилемма выбора, это право для него давно перестало существовать.
Конечно, он прошел нелегкие, даже жестокие испытания. Однажды, уже незадолго до его выезда за границу для выполнения главной миссии, ему дали еще одно задание, поручив познакомиться с женщиной, которая может стать его женой и верным, надежным партнером в нелегкой работе за рубежом. Он нашел такого человека. Она действительно была прекрасна собой, умна, преданна ему. В какой-то момент Артуру показалось, что именно ее так не хватало все это время. Да, она сможет стать его настоящим другом в его нелегкой работе, и когда рядом не будет ни одной близкой души, она сможет заменить ему весь мир. Он вздохнул с облегчением, он не сомневался – в КГБ одобрят его выбор.
Но его предупредили, что окончательное решение за ними, а до этого он не имеет права давать девушке никаких обещаний и повода надеяться на что-то. Он понимал эти суровые законы. Его избранница должна быть чиста перед любыми проверками, а потому приготовился ждать.
Но она, поверив его намерениям, которые скрыть было невозможно, была настойчива.
– Разве ты не любишь меня? – вопрошала она и протягивала ему руки, когда, оставшись одни, они сидели в ее маленькой квартирке, доставшейся ей по наследству.
– Пойми, – говорил он, стараясь, чтобы его слова звучали убедительно, – я воспитан в семье, где близость с девушкой возможна лишь после свадьбы. Давай подождем.
– Мне кажется, что мы будем ждать вечно, – грустно говорила она, и на ее глазах блестели слезы. Его сердце сжималось, он видел, как она страдает, не веря в искренность его чувств. Но он твердо помнил инструкции.
В КГБ не одобрили его выбора и приказали забыть эту девушку.
Артур не задавал вопросов. Он просто в следующий раз не пришел к ней.
И вновь ему не сказали, что со своей избранницей он познакомился не случайно – она была ему подставлена в ходе хитроумной комбинации КГБ, цель которой – проверить его зависимость от женщин. Деньги и женщины
– великий соблазн, который выявляет мужские слабости. Если будущий разведчик не может совладать с любовной страстью, где гарантии, что эта слабость не провалит его в будущем?
… Наступил вторник, день встречи Сурена с Артуром, которая должна была изменить жизнь обоих.
С утра в банке было по-деловому суетно. Ходили клиенты – солидные, уверенно открывающие двери и шествующие по коридорам важно и чинно, и небогатые, с чуть подобострастными улыбками заглядывающие в окна касс. Банковские клерки одинаково вежливо обслуживали и тех, и других, предлагая кофе и сладости. В банке Сурена Петросяна ценят каждого клиента!
Сурен встретил молодого гостя радушно, обняв, как давнего друга. Немногие удостаиваются чести быть принятыми с такой любезностью, как Артур.
– Я буду занят, – сказал Сурен секретарю.
Они сидели долго, обсуждая состояние финансовых дел в стране. Сурен, не уставая поражаться предприимчивому уму своего гостя, даже забыл о главной цели встречи. Он задал уже тысячу вопросов Артуру и получил на них тысячу великолепных по своей логике и содержательности ответов.
Наконец Сурен, откинувшись на спинку кресла, сказал:
– Вы, дорогой Артур, чудесно владеете финансовой наукой. Я бы хоть сейчас предложил вам одно из важных мест в моем банке. – После этих слов Сурен изучающе посмотрел на Артура, пытаясь понять, как тот отреагировал на предложение. Но Артур сидел с непроницаемым лицом. – Так что скажете?
– Благодарю вас, господин Петросян, – почтительно склонил голову Артур, – я, признаться, даже и не рассчитывал на такую высокую оценку столь уважаемого человека, как вы. Ваше предложение очень заманчиво. Но… Вы не рассердитесь, если я немного обдумаю его?
Сурен улыбнулся. Ну конечно, он понимал, что Артур, несмотря на свою молодость, уже состоявшийся бизнесмен, имеющий обязательства перед своими клиентами, и конечно, не может, едва услышав выгодное предложение, сразу сказать
«да». С его стороны это выглядело бы не слишком солидно, можно сказать, легкомысленно. Сурен тоже хранил верность традициям и неписаным правилам. Поэтому именно такой ответ от Артура он и хотел услышать.
– Конечно, вы серьезный человек и не станете принимать решение на ходу.
Артур улыбнулся в ответ и еще раз поблагодарил своего неожиданного благодетеля.
– Кстати, – изменил тему разговора Сурен, – мы с семьей собираемся на недельку съездить во Францию. Жена в Париже была не раз, а вот дочь как-то не удосужилась. Хочу показать Софи музеи, Лувр, Версаль, да мало ли чего можно увидеть во Франции?
– Совершенно согласен с вами, господин Петросян, Париж нужно увидеть.
– А вы там не были?
– Увы, надеюсь, еще посмотрю.
– Хм, – задумчиво произнес Сурен, – ну, хорошо. Так вот, могли бы вы связаться с какой-нибудь солидной туристической фирмой в Париже, чтобы организовали там наше пребывание?
– Конечно, господин Петросян, я сделаю это для вас с огромным удовольствием.
– Сколько времени вам понадобится? Ну, так, чтобы у вас на руках уже были все расчеты?
– Дня три, не больше.
– Отлично, меня это вполне устраивает.
Артур подготовил все документы уже через два дня, чем приятно удивил Сурена.
– Очень хорошо, – обрадовался Сурен, когда ему позвонил Артур, чтобы сообщить о выполненном поручении. – А не могли бы вы подъехать ко мне домой сегодня вечером, часов так в семь, чтобы мы в спокойной, непринужденной обстановке обсудили все наши дела?
– Разумеется, сегодня вечером я буду у вас, господин Петросян.
В роскошно обставленной гостиной, благоухающей цветами, Артура встретили Сурен с женой Лорой.
– Рады снова видеть вас, – радушно улыбнулась жена.
– Для меня большая честь быть гостем в вашем доме, – сказал Артур.
Они расположились за небольшим мраморным столиком, стоящим у куста вьющейся розы, лепестки которой издавали прекрасный аромат. Когда расселись, Артур заметил свободный четвертый стул. Он понял, что с минуты на минуту появится София.
Так и случилось. Не успел обслуживающий их слуга-сириец предложить вина, как вошла она, ослепительная в простом, но элегантном белом платье с бриллиантовой брошкой. Артур встал и поздоровался, не смея сесть, пока она не займет свое место.
София улыбнулась Артуру и расположилась рядом с родителями.
– Я пригласил к нам дорогого гостя, – начал Сурен, – чтобы обсудить нашу будущую поездку во Францию.
– Во Францию? – удивленно воскликнула София, для которой слова отца оказались новостью. – Это так интересно!
– Тем более, что ты еще ни разу не была в Париже, а город стоит того, чтобы на него посмотреть, – добавила мать.
– Артур, – продолжил Сурен, – любезно согласился нам помочь, и сейчас расскажет, что нас ожидает.
Они беседовали до позднего вечера. Лора и ее очаровательная дочь наперебой задавали вопросы. Артур все больше нравился Софии: такой милый и столько знает! Ах, как он легко смущается. Но, нужно признать, держится с достоинством. Пожалуй, галстук не совсем подходит к его рубашке, слишком сдержанные цвета. Идя в гости, где будет молодая дама, можно было бы одеться чуть смелее. Хотя, конечно, его сдержанность
– это знак уважения к ее отцу. Но не чрезмерно ли? Уже более часа они беседуют, а гость обронил в адрес Софии всего лишь пару слов. В конце концов, уважение к главе дома не исключает любезности по отношению к остальным членам семьи.
Софи осторожно, а потом все более настойчиво пыталась привлечь внимание Артура. Но он, поглощенный разговором с ее отцом, отвечал ей односложно. Такое поведение стало неожиданностью для нее, привыкшей к назойливому вниманию молодых мужчин. Оказавшись неподготовленной к вежливой холодности гостя, она почувствовала, что он привлекает ее все больше.
– Артур, вы так интересно нам рассказали о поездке, что у меня появилась мысль: а не сможете ли вы нас сопровождать в путешествии? Ты как считаешь? – обратилась Лора к мужу. Сурен, готовый к такому повороту событий, сразу поддержал жену.
– Видите ли, – чуть смутился Артур, – сейчас все мои деньги вложены в дело, я просто не имею возможности ехать. Вот если позже…
– Ничего страшного, – сказал Сурен, – все расходы по поездке и издержки за это время будут с лихвой компенсированы, мы сможем не только отдохнуть, но и заработать.
На этом остановились.
На следующий день Артур улетел по делам своей фирмы в Дамаск. В этом не было ничего удивительного, он вынужден был часто посещать разные города, чтобы налаживать связи – без этого его бизнес просто захирел бы.
Дамаск – огромный город с массой таких узких, запутанных улочек, что только проживший там много лет может передвигаться в них безошибочно. Чтобы разобраться в этом лабиринте, Артур потратил не одну неделю, специально подбирая маршруты, чтобы быстро попасть, куда нужно, и обнаружить слежку, если таковая будет. Обычно Артур арендовал автомобиль, но сегодня особый случай. Сегодня он должен смешаться с массой горожан, чтобы много раз перепроверившись и убедившись, что за ним нет хвоста, добраться к месту встречи с советским резидентом.
Этого человека Артур ранее никогда не видел. Их свяжет пароль.
В маленьком ресторане, которым владел человек, специально завербованный КГБ для этих целей, было тихо и безлюдно. Артур сидел напротив резидента и последовательно, словно перебирая четки, рассказывал. Это была первая встреча со своим коллегой за три года пребывания за пределами родины на нелегальном положении.
– В Москве положительно оценивают вашу работу, – сказал резидент. – Очень важно, чтобы вы вошли в семью Сурена Петросяна. Это поможет продвигаться дальше, чтобы затем переехать в США. Наша цель – Америка.
После возвращения из Сирии Артур собрал документы и отправился к Сурену. На руках у него уже были счета по поездке, о чем накануне они вели разговор.
Сурен в очередной раз был приятно удивлен, видя, как легко и свободно Артур владеет цифрами, описывая проценты по различным операциям перевода вкладов и взаимных расчетов.
– Что ж, дорогой Артур, повторю мои условия. Пятьдесят процентов сейчас, а после возвращения остальные. Ну и при удачной поездке можно рассчитывать на пятнадцать процентов премиальных от общей суммы.
Они, как деловые партнеры, пожали друг другу руки.
Их путешествие прошло прекрасно. Неделя пролетела быстро. Артур держал необходимую дистанцию, будучи в равной степени внимательным и уважительным со всеми. Осторожные попытки Софии наладить с ним особые отношения ни к чему не привели, Артур оставался сдержан и корректен. И когда короткий отдых подходил к концу, София была влюблена в Артура без памяти.
От внимательных глаз родителей не укрылось душевное состояние девушки.
Уже после возвращения Сурен решил откровенно поговорить с дочерью.
– Софи, дорогая, – сказал он мягко, – тебе нравится Артур?
– Да, – едва слышно прошептала она.
– Ты хотела бы видеть его в нашем доме?
– Я люблю его, папа. Но…
– Тебя что-то смущает?
– Мне кажется, папа, он меня не любит.
Сурен улыбнулся про себя. Будучи мудрым и внимательным отцом, он не мог не заметить, с какой нежностью Артур смотрит на его дочь, провожая ее взглядом. Но он хорошо понимал, что Артур, будучи гордым человеком и считая себя недостаточно обеспеченным, чтобы сделать предложение Софии, вынужден вести себя сдержанно.
– Он тебя тоже любит, Софи. Но ему нужно время, чтобы понять, что для нашей семьи богатство жениха не главное. Давай будем терпеливы, дочь моя.
Отныне Артур стал частым гостем в доме Сурена Петросяна.
Венчание молодых состоялось в местной армянской церкви. Туда пришли лишь самые близкие – церковь не место для массовых зрелищ.
А свадьбу играли в доме Сурена. Лучшего места не найти – там было достаточно свободно, а фонтаны и небольшое озеро в саду с тенистыми аллеями так радовали глаз!
Все проходило в лучших старых традициях. На торжество приехали крупные бизнесмены, банкиры, начальник полиции, несколько депутатов ливанского парламента и мэр города. Сурен обнимал себе равных, добросердечно жал руки тем, кто занимал в обществе более скромное положение, поцеловал руку епископу, приехавшему по приглашению специально из Бейрута, и нежно гладил по голове каждого ребенка, заходящего с родителями в его дом. Многочисленные гости желали жениху и невесте счастья и детей. Артур в изысканном темном костюме, чуть побледневший, но спокойный нежно держал Софию за руку. Она, счастливо улыбаясь каждому, кто подходил к ним, говорила: «Благодарим вас, что пришли к нам».
– Я здесь вижу столько незнакомых мне людей, – негромко сказал Артур Софии, – кто они?
– Почти половина – наши родственники.
– Они живут не в Ливане?
– О нет! Многие приехали из США, Аргентины, Франции.
Да у нас родственники во многих странах.
– А я, к сожалению, сирота. Три дня длилась свадьба.
После ее окончания Сурен пригласил к себе дочь с зятем и сказал:
– Обычно в таких случаях молодые едут в свадебное путешествие. Я не стану нарушать традиции, у вас есть неделя. Но хочу предложить вам еще кое-что. В Нью-Йорке двоюродный брат Лоры – управляющий одного из крупных банков. Почему бы Артуру не пройти там стажировку? Ну, скажем, в течение года? Его знаний достаточно для того, чтобы ему поручили сразу серьезную работу. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы надежный человек смог проверить филиалы моего ливанского банка. Артур мне как сын, я доверяю ему полностью. Что скажете?
– Это очень хорошее предложение, – сказал Артур, – благодарю вас за заботу.
– А что скажет наша София? – Сурен глянул на дочь.
– Конечно, папа, ты у меня самый умный в мире и всегда знаешь, что нужно делать. Мы с Артуром готовы ехать хоть завтра.
– Я очень рад, что вы приняли мое предложение, – обрадовался Сурен, – но завтра выезжать не нужно.
– А когда, папа?
– Мне нужно еще кое-что уладить, и через пару недель вы можете отправляться в путь.
– Мы снимем там квартиру? – спросила София.
– Зачем? Квартиру в Нью-Йорке я вам уже купил, – сказал отец.
…Америка поразила Артура. В этой стране энергия чувствовалась повсюду – она наполняла улицы, людей, от нее нельзя было спрятаться, ей можно было лишь подчиниться. Американцы были практичны, деловиты и постоянно куда-то торопились. Артуру, привыкшему к размеренной жизни Востока, вначале было сложно приспосабливаться к новому ритму. Но постепенно он стал чувствовать, как его захватывает этот вихрь.
– Ты очень изменился, – сказала ему как-то София, – стал совсем другим.
– Я стал хуже к тебе относиться? – удивился Артур.
– Нет, ты такой же милый и так же любишь меня. Просто ты все время занят, у тебя расписана каждая минута.
– Увы. В этом мире только так можно выжить.
Через несколько месяцев в Нью-Йорк прилетел Сурен. Он посетил свои банковские филиалы, встретился с братом жены, а затем с Артуром они ездили на несколько деловых встреч.
В нью-йоркском аэропорту, куда Артур с Софией приехали, чтобы проводить Сурена, он сказал, прощаясь:
– Артур, я в ближайшие дни введу тебя в члены правления своего банка. Моя душа теперь спокойна – у меня надежный наследник.
Через полгода Сурен назначил Артура управляющим всеми американскими филиалами своего ливанского банка. Довольно быстро их рейтинг стал расти, прибыль увеличивалась на глазах. Артур умело провел рекламную кампанию, и скоро от клиентов не было отбоя.
Постепенно он обрастал нужными связями. Артур понимал, что в деньгах нуждаются все, но особенно чиновники и политики. Кто откажется от выгодного кредита под маленький процент? А вложить доллары в рост под большой процент? Для особо нужных людей в его банковских филиалах давали очень привлекательные кредиты и открывали не менее интересные депозиты. Среди клиентов Артура было уже несколько сенаторов, видных полицейских чинов, активистов Демократической партии, которая была при власти, и даже пару шишек из ФБР. Артур лично встречал каждого из них, когда они приходили за процентами по вкладам, и всегда уделял несколько минут, предложив чашечку кофе. Редко кто из них, сославшись на занятость, отказывал в этой любезности хозяину банка. Хрустя новыми, полученными только что купюрами, они с удовольствием располагались в уютном кабинете Артура Карапетяна, где к их услугам были изысканные вина, настоящие армянские коньяки и дорогие виски. Чиновники, расслабившись, выбалтывали порой столько всего, что и жене вряд ли могли рассказать. Артур позаботился, чтобы два миниатюрных диктофона, вмонтированных в кресло и стол, работали исправно.
В один из дней Артуру позвонил Сурен.
– Слушай внимательно, – голос у тестя был встревоженный, – у нас тут становится неспокойно, и я хочу обезопасить семью. Завтра в Америку прилетит Варганян, ты его знаешь, он все расскажет.
Но Варганян не прилетел. Он был убит шальной пулей, когда ехал в автомобиле в столичный аэропорт.
Шел 1975 год. В Ливане начиналась гражданская война.
Не дождавшись Варганяна, Артур дал Сурену телеграмму и заказал билет на самолет. Сразу же после этого он срочно связался с Центром. С резидентом он встретился уже в объятом огнем Бейруте.
– Мы переводим основную часть наших активов в Америку, – сказал Артур.
– Это разумно, – ответил резидент, – по нашим данным, война затянется. Центр очень просит вас быть осторожнее и не подвергать свою жизнь лишний раз опасности.
Они сидели в небольшом ресторанчике в Джунии, пригороде Бейрута, где было относительно тихо. Где-то далеко слышались выстрелы, летали пули, одной такой и был убит Варганян. Столкновения между палестинцами-мусульманами и отрядами христианской партии «Катаиб» не прекращались ни на день.
– К сожалению, у нас с вами мало времени. Наши люди могут гарантировать безопасность нашей встречи не более получаса, – сказал резидент.
– Я понимаю. Они простились.
Резидент уходил через запасную дверь. У него было усталое лицо человека, которому никак не удается выспаться. Артур посмотрел ему вслед и подумал, что тот тоже рисковал собой, прибыв на эту встречу.
Активы банка Сурена они перевели в Америку быстро. Помогли и родственники Сурена, и влиятельные связи Артура, которые он успел за это время приобрести в Штатах.
Шли годы. Банк Сурена быстро наращивал обороты уже в Америке. И все чаще Артур заменял стареющего тестя на деловых встречах, светских мероприятиях и благотворительных вечерах. Карапетяна знали и уважали в Штатах. Среди его друзей было немало сенаторов и конгрессменов, видных политиков, крупных полицейских чинов, фэбээровцев, чиновников из Белого дома. Он активно занимался благотворительностью и жертвовал крупные суммы бедным.
Конечно, в армянской диаспоре его имя произносили с уважением. Он немало помогал своим соотечественникам, и, преисполненные благодарности, они готовы были оказать Артуру любую ответную услугу.
Как-то в Америку на гастроли прибыл всемирно известный композитор Хачатурян. Конечно же, Арам Ильич встретился со своими соотечественниками.
Ту памятную встречу вел Артур Карапетян.
Хачатурян рассказал о своей семье, сыне, который находится в творческом поиске, дочери, талантливом музыканте, которой природа, увы, не дала длинных пальцев, что мешает ей стать выдающейся пианисткой. Он рассказал, как сочиняет музыку, о своих планах.
– Какое ваше любимое произведение? – спросили его из зала.
– Музыка к балету «Спартак», – сразу же ответил Хачатурян.
И в этот момент в зале мощно зазвучал рояль. Это был «Танец с саблями». Хачатурян повернулся в ту сторону, откуда раздавалась музыка. За роялем сидел Артур и виртуозно исполнял знаменитое произведение.
Когда звуки смолкли, Хачатурян встал и подошел к Артуру.
– Дорогой мой, значит, я не зря живу на этой земле, если в далекой Америке мою музыку так понимают и любят, – произнес старый композитор, и в его глазах стояли слезы.
– Мы дважды вывозили его в СССР, – сигарета в руках Щеглова погасла, но он не замечал этого. Воспоминания поглотили его – в них осталась его молодость и дерзость, когда хотелось рисковать и верить только в победу.
– А с какой целью вывозили? – поинтересовался Шамов.
– Что? – словно очнулся Щеглов.
Шамов про себя улыбнулся. Он понимал ветерана. Интересно, спустя двадцать пять лет будут ли кому-то нужны его, Шамова, знания и опыт?
– Я спросил, для чего вывозили?
– Андропов вручил ему звезду Героя и орден Ленина. Волнующее это было событие, должен вам сказать. Сколько лет прошло, а помню, будто вчера все происходило.
– Волнующее?
– А как же. Андропов хоть и встречался с «Мадлен» на загородной даче, мы все равно загримировали его, когда везли туда,
– не узнать было. Знаете, береженого бог бережет. И так оба раза. «Мадлен» в первый раз очень волновался. Я еще подумал: человек ежедневно рискует собой, поражает выдержкой в любых ситуациях, а тут, где все свои, нервничал. Я спрашиваю его, а он: «Аркадий Феоктистович, я же отчет родине даю».
– А награды?
– С собой, разумеется, «Мадлен» ничего не увозил, просто выслушал секретные указы Президиума Верховного Совета. Эти документы и сейчас должны быть в его личном деле, вы, наверное, видели их.
– Да, видели, – Шамов кивнул.
– Андропов тогда поблагодарил «Мадлен» просто, почеловечески, без пафоса, – продолжал рассказ Щеглов, – и это особенно запомнилось. А в конце сказал, что разведка должна смотреть в будущее. И я с этим согласен. Если не видеть перспективу, то завтра окажешься среди проигравших. А у проигравших какой путь?
– На скамью запасных, – усмехнулся Тюнин.
– Точно, – сухо засмеялся Щеглов. – Нет, «Мадлен» аутсайдером никогда не был.
– У него потом родилось три сына?
– Да, и каждому из них он купил по банку в Европе – в Австрии, Испании, Нидерландах. Они проживают в этих странах. А вообще к семье «Мадлен» относился трепетно. Для него семья было всем: домом, гаванью, укрытием, если хотите. Софию свою все годы называл так ласково – «солнышком». И она его любила.
– В деле нет ничего о том, как он работал с нашими резидентурами в Штатах, – то ли сказал, то ли спросил Шамов.
– А он вообще с ними не работал, – чуть ворчливо ответил старый разведчик. – Не доверяли мы им, ребята, и правильно делали. Потом сколько наших посыпалось из-за некоторых подонков, которые сидели в Америке. Словом, после того как
«Мадлен» перебрался в США, общался он только с Центром. Никто из контрразведчиков не прокомментировал слова Щеглова, но им было понятно, о ком идет речь. Благодаря Роберту Ханссену, советскому агенту, занимавшему пост руководителя аналитического отдела ФБР, удалось разоблачить нескольких предателей из числа сотрудников Первого Главного управления КГБ СССР, которые работали на американские спецслужбы. Двое из них – работавшие в Вашингтоне под дипломатическим прикрытием Сергей Моторин и Валерий Мартынов – по возвращении в Москву были осуждены и казнены как изменники Родины. Третий, Борис Южин, работавший под прикрытием как сотрудник торгпредства в СанФранциско, остался в США. Правда, информация Ханссена о Моторине и Мартынове только подтвердила сведения, ранее переданные в СССР легендарным Олдричем Эймсом. Кстати, Ханссен тщательнейшим образом маскировал свою деятельность, как профессионал-контрразведчик он постоянно проверял, не ведется ли за ним слежка, использовал сложную систему кодов для сообщений о местах и времени обмена информацией и деньгами. Он отказался получить предлагаемые агентами КГБ радиопередатчик и другую специальную аппаратуру, потому что ее использование увеличивало шансы провала. Бывший директор ФБР Уильям Вебстер как-то сообщил, что Ханссен «слишком хорошо знал систему работы
контрразведки».
– Аркадий Феоктистович, – спросил Тюнин, – а почему у него такой интересный псевдоним – «Мадлен»?
– Хм... – Щеглов опять задумался, будто готовился рассказать что-то важное, глубоко спрятанное в его сознании. – А с псевдонимом такая история…
…Дом, сложенный из темного гранита, выглядел неприступной крепостью – толстые мрачные стены надежно закрывали от посторонних взглядов жизнь находящихся там людей, а высокие узкие окна неохотно пускали внутрь солнечный свет. То, что покрывало небольшой участок, окружавший дом, трудно было назвать землей – острые камни, перемешанные с сухим грунтом, будто росли здесь, сколько их ни убирай – они появлялись снова и снова, словно здешняя местность поклялась не допустить людского вторжения.
Невдалеке стояли такие же темные здания с высокими окнами, через которые не видно было даже теней.
Это был суровый край с горячим солнцем и морозными зимами – Армения.
Родители Артура, возвратившись на родину, купили этот дом и были счастливы – здесь была их родина, место, где жили и умирали их предки, где в трудах и борьбе маленький народ сумел сохранить себя в течение многих сотен лет.
До Еревана, где работали его родители и дед, старый автобус добирался почти час. Каждое утро Артур выходил вместе с ними из дома, волоча за собой набитый учебниками матерчатый портфель, и, проводив взглядом всю свою семью, двигающуюся к автобусной остановке, шел в школу. На пороге их каменного дома долго стояла бабушка и махала рукой внуку, пока он не скрывался из виду. Его долговязая, неуклюжая фигура подростка вызывала у нее трепетную нежность, и она иногда сердилась на учителей, которые, по ее мнению, слишком загружали ее дорогого Артурчика. Ей всегда очень хотелось чем-то побаловать его, и к его приходу она старалась испечь самые вкусные лепешки. Хотя жили они очень скромно, и муки у них было немного, бабушка никогда не ругала мальчика, когда он остатками лепешки подкармливал редко залетающих сюда птиц. Вместе они обрезали виноград и разговаривали с ним, потому что бабушка считала – растения тоже умеют слушать.
– Смотри, Артурчик, – говорила она, ласково взявшись за широкий упругий лист, – как он тянется к солнцу. А почему? Потому что солнце доброе, а добро всегда притягивает. Будь и ты так же добр ко всему живому.
Артур, повторяя бабушкины движения, осторожно касался листьев.
Как-то раз сосед угостил его веточкой винограда.
– Артур, попробуй, это мой новый сорт, – протянул он веточку мальчику.
– Спасибо, – улыбнулся Артур и раскусил ягоду. Она оказалась сладкой и ароматной, с совершенно непередаваемым вкусом.
– Нравится? – обрадовался сосед.
– Очень, – ягоды мгновенно исчезли у Артура во рту.
– Так я дам тебе еще. Или лучше давай прикопаем веточку у вас возле дома. Она вырастет быстро.
– Большое спасибо, а что это за сорт?
– Этот сорт называется «Мадлен». Запомнил?
– Да. Запомнил навсегда.
Веточку прикопали на свободном кусочке земли возле окна. Это произошло ранним утром, когда солнце скупыми лучами осветило горы. Они с бабушкой, наклонившись, опустили веточку в выкопанную в твердой почве ямку, и в этот момент лучи коснулись их ног. Уже через несколько секунд их дом и
его стены, отражая солнце, засверкали.
– Солнце нас благословило, – сказала бабушка, – значит, виноград примется.
Затем бабушка полила землю вокруг прикопанной веточки и улыбнулась:
– Ну, вот, теперь у нас есть «Мадлен». Запомни этот день, дорогой внук.
Он запомнил.
Когда пришло время выбирать псевдоним для работы за границей, Артур не раздумывал.
И хотя он давно стал взрослым, и у него самого есть внуки, в памяти часто всплывает картина: ранее утро, бабушка, освещенная первыми лучами солнца, и маленькая горка земли под ногами – веточка «Мадлен»…
… Щеглов улыбнулся, наверное, впервые за вечер.
– Он многие годы мечтал возвратиться к себе домой хотя бы на день и обрезать виноград. Знаете, его можно понять.
– И что? Удалось?
– Удалось. Когда мы его вывозили к Андропову, то спросили, есть ли у него какое-то желание на родине? Он долго молчал, а затем чуть смущенно попросил разрешить ему побывать у родителей. Разве могли мы ему отказать?
... Артур шел по неширокой дороге, ведущей вверх, где на небольших полянках буйно красовались маки. Далеко внизу остались Щеглов и его молодой коллега, приехавшие сюда с ним. Артур отказался от машины, он хотел прийти к родному дому сам, как много лет назад, когда у порога его ждала бабушка. Здесь мало что изменилось. Те же неприступные дома, узкие окна, и множество камней вокруг – поистине природа щедро плодила их.
Чем выше он поднимался, тем сильнее стучало сердце, дыхание делалось чаще, а в ногах появилась давно забытая слабость. Это не было физической усталостью, он просто много лет не был дома и очень волновался. В руках он держал купленную час назад в дорожном кафе лепешку.
Какая-то птичка вспорхнула рядом с ним, явно надеясь на угощенье.
– Ох, прости, – остановился Артур и, раскрошив в ладонях лепешку, бросил крошки птичке. Та деловито заклевала, резво мотая головкой и прыгая с камня на камень.
И вдруг, словно и не было этих долгих лет, Артуру на несколько секунд показалось, будто он снова тот худой, долговязый мальчик, остатками скудного завтрака подкармливающий редко залетающих сюда птиц.
– Кушай, дорогая, кушай, – сказал он по-армянски и обернулся в сторону своего дома.
Он стоял совсем недалеко, освещенный солнечными лучами, – такой же суровый, неприступный и родной.
Не в силах сдерживаться, Артур бросился к дому.
Уже у небольшого забора, ограждающего сад вокруг дома, остановился. Его ноги подогнулись, и он упал на колени, опустив лицо и целуя твердую землю.
– Господи, – шептал он, – благодарю тебя, что дал мне возможность побывать здесь.
В этот момент двери дома отворились, и на пороге появилась седая женщина. Она близоруко сощурилась, глядя в сторону увитого виноградом забора, за которым, как ей казалось, кто-то был.
– Мама! – вырвался сдавленный крик из горла Артура.
– Кто там? – удивленно произнесла женщина, выходя на порог.
– Это я, мама, – Артур продолжал стоять на коленях и чувствовал, как по его щекам бежали слезы.
Мать не слышала Артура и плохо видела его, но она какимто особым, материнским чутьем угадала, кто стоит за забором.
– Сынок... – едва произнесла она и побелев лицом, оперлась спиной о стену дома, – сынок...
... Щеглов вздохнул.
– Мы заранее не предупреждали его родителей о приезде сына. Решили, что обо всем он расскажет сам.
Шамов и Тюнин молчали...
... Он сидел за длинным деревянным столом, тем самым, за которым сидел еще ребенком, и держа в руках лепешку, никак не мог поверить, что он дома. Напротив сидели его мать и отец, седые, сухие, они ни на секунду не отрывали взгляда от сына, счастливыми глазами наблюдая за каждым его движением.
– Ну вот, сынок, – произнесла тихо мать, – наконец мы дождались этого часа. Ты с нами и в своем доме, где вырос.
– Мы гордимся тобой, – сказал отец, – ты единственная наша отрада в этой жизни.
Артур держал в руках лепешку, но не мог есть ее – в горле стоял ком.
Когда солнце клонилось к закату, он с родителями вышел во двор. Виноград сорта «Мадлен» закрыл всю стену, продолжая усиками цепляться за каждый выступ стены, давая жизнь новым и новым отросткам.
Артур улыбнулся.
– Сколько лет уже прошло, а он растет и растет.
– Тебя дожидался, – сказал отец, – вот новый кустик пошел, смотри, его нужно обрезать.
Артур поднес к кусту большие садовые ножницы. К ногам бесшумно упала зеленая, только появившаяся веточка со светло-изумрудными листьями.
– В прошлом году был очень сладкий виноград, жаль, что ты не смог приехать, – робко сказала мать, заглядывая в глаза сыну. Артур вздохнул и обнял мать.
Больше часа он возился в саду, напевая себе под нос старые армянские песни, как когда-то делала бабушка. Он забыл обо всем на свете, казалось, вся его жизнь имела смысл лишь здесь, на этом маленьком клочке земли, где даже птицы были редкими гостями. Солнце уже скрылось за горами, исчезли длинные тени домов, а он все напевал, касаясь руками упругих виноградных листьев. Это была его родина.
Утром они пришли на кладбище. Расположенное высоко в горах, вдали от людей, оно выглядело еще суровее и неприступнее, чем дома с маленькими окнами. Там вечным сном спали те, кто так и не дождался его.
– Вон там твои дедушка и бабушка, – указывая на два каменных креста, сказал отец. – Подойди, поздоровайся с ними. На каменную могильную плиту Артур положил веточку
«Мадлен»…
– А какие у вас все эти годы были отношения? – спросил Щеглова Тюнин.
– Как-то он сказал, – задумчиво ответил Щеглов, – что я его второй отец. «Почему?» – спросил я. – «Вы мне подарили другую жизнь, пусть не похожую на любую иную, но жизнь, где я обрел семью, воспитал детей, стал заниматься совершенно необычной, но очень важной работой. Разве кроме вас ктото мог дать мне все это?»
Рассекая воду, авианосец «Адмирал Кузнецов» двигался на полном ходу к цели. На огромной палубе расположились самые современные самолеты, способные взлетать и садиться на небольшом пространстве. Позади проливы Босфор и Дарданеллы, впереди – Средиземное море, где в нейтральных водах курсирует Шестой американский флот. Нередко они видят друг друга, даже обмениваются приветствиями, и с некоторых пор это происходит чаще – перезагрузка советскоамериканских отношений коснулась и военного флота, – но все же напряжение, так ощущавшееся многие годы, не спадает и до сих пор.
«Адмирал Кузнецов» держит путь навстречу Черноморскому флоту, который его уже ожидает, чтобы провести учения. За советским авианосцем зорко следят американские спутники из космоса, и каждый пройденный им метр фиксируется на их экранах. Наблюдение за ним не прекращается ни на секунду. Разрядка разрядкой, но доверия у двух флотов друг к другу нет. Каждый раз, когда сближаются военные суда двух стран и, просигналив азбукой Морзе с помощью мощных прожекторов, отправляют друг другу приветствия, экипажи стоят наготове у пушек, чтобы по первой же команде нанести превентивный удар.
Учения начались минута в минуту.
Вот короткий разгон, и чиркнув по палубе шасси, в небо вырывается советский истребитель. За ним второй, третий… вслед за ними откуда-то из воды, с воздуха, с территории корабля взлетают ракеты, уходя в разных направлениях. Рев, грохот, сопла двигателей выбрасывают огонь, и дрожит вода вокруг.
Напряжение растет и у американцев. Спутники беспристрастно передают картинки происходящего в штаб. А там уже шифровальщики отстукивают тревожные тексты и кладут на стол натовским генералам. Те падают духом, узнав, какие мощные силы русские «выбросили им в тыл», и готовят сообщение в Белый дом. Им вторит ЦРУ, аналитики которого уже предупреждали американского президента об опасности, и сейчас вновь напоминают об этом.
В Лэнгли совещание. Руководитель Разведывательного директората собрал начальников отделов и ставит им задачи. Он нервничает: директор ЦРУ требует точной информации, а это не всегда удается. Но начальника «советского» отдела Ричарда Дугласа критика не касается. Сегодня он на коне. Еще бы! Именно его отдел дал точную и своевременную информацию по «Адмиралу Кузнецову». Что ж, он может сегодня пригласить кое-кого из коллег выпить по рюмке виски. Ему зачтется.
В кабинете у Ричарда Дугласа сидят четверо сотрудников его отдела. Все они специалисты по вооружению, которое выпускается в СССР. Любой из них безошибочно назовет характеристики танка последней модели, который сейчас сходит с конвейера на харьковском танкостроительном заводе, или перечислит достоинства краснозвездных подводных лодок, бороздящих дно Тихого океана, или тяжелых бомбардировщиков, стоящих в боевой готовности на закрытых аэродромах Владивостока. Они знают дальность выстрела советских пушек, автоматов, ракет, среднее количество осечек при этом, все достоинства и недостатки ракетных шахт и экспериментальных безоткатных пушек, способность сил ВДВ высадиться и развернуться в тылу противника, да много чего знают эти ребята. Но когда они сталкиваются с новым оружием, внезапно появляющимся в СССР, им становится неуютно. Эти люди не привыкли анализировать неизвестность.
Вот и сейчас они, расположившись напротив Дугласа, ощущали, что попали именно в такую ситуацию.
– Нам нужно собрать все по авианосцу «Адмирал Кузнецов», – говорил Дуглас. – Его характеристики, боевое оснащение, сильные и слабые места. Покопайтесь в базе данных, особенно что касается проектных институтов СССР.
Аналитики старательно делали заметки в своих секретных тетрадях.
– Кроме того, – продолжал Дуглас, – вам необходимо изучить вопрос об испытаниях ракет морского базирования.
Совещание закончено. Аналитики серьезны и сосредоточенны. Мыслями они уже в информационных базах, огромном потоке сведений, поступающих ежедневно со всех точек земного шара, где расположились щупальца ЦРУ, и каждому из них понятно, что вопрос стоит серьезно, результата ждут в высших политических эшелонах, где ошибок не прощают, а ставки чрезвычайно высоки.
А у Дугласа в кабинете уже его приятель Донахью.
– Вы знаете, Ричард, – делится мыслями Донахью, заводя речь о недавней поездке американской инспекции в Гусарск,
– неплохой получился отчет о нашей командировке. Ничего лишнего, а сказано все. Словом, мне понравилось.
– Паркер вставил данные по кольцам и обечайкам большого диаметра, ну и еще о наличии вагонов на подъездных путях к предприятию, которые охраняются вооруженной охраной.
– Да, я видел. Ну что ж, вот основное заключение, которое поддержали все члены инспекционной группы, – Донахью взял лист с текстом и стал читать, – «Данное предприятие специализируется на изготовлении и сборке стратегических ракет большой дальности. 99-я ракета ими отработана для летных испытаний. Кроме того, идет испытание твердотопливного двигателя на стендах предприятия, оснащенных современной измерительной аппаратурой. Само изделие может быть выпущено в городе Златоусте или Красноярске. Не исключается, что это может быть и город Бийск Алтайского края. В связи с этим возникает необходимость организовать инспекционные проверки этих предприятий».
– Кстати, были предположения, что на химзаводе Гусарска, где идет заливка корпусов ракетных двигателей, может происходить и сборка 99-й ракеты.
– Да, но кроме фантазий нет ни одного факта, указывающего на это, – неуверенно ответил Донахью, который считал Дугласа авторитетом в области ракетостроения, – даже космическая разведка не дала информации, чтобы поставить вопрос по инспекционной проверке.
– Ладно, я не настаиваю, просто излагаю свои соображения,
– устало согласился Дуглас, у которого голова сейчас была забита вопросами по советскому авианосцу.
– О’кей, – улыбнулся Донахью, явно не желая спорить с товарищем, – значит, вопрос закрыт?
– Закрыт, и по этому поводу я предлагаю сегодня вечером пропустить по стаканчику виски.
Донахью едва открыл рот, собираясь что-то сказать, как резко зазвонил телефон закрытой связи.
– Да, – поднял трубку Дуглас, – он у меня. Хорошо, сейчас я ему скажу.
– Кто-то меня ищет?
– Да, твой шеф.
– Это, наверное, по Москве. Я же на днях возвращаюсь туда.
– Донахью помолчал и затем произнес задумчиво, словно спрашивая у себя, – черт его знает, всех в посольстве проверил, вроде чисто. Может, уже по кому-то получили что-нибудь новое?
– Через десять минут будешь все знать, так что не мучай себя.
– Хорошо, последую твоему совету. Тогда до вечера. Надеюсь, у нас ничего не изменится, чтобы отменять встречу вечером? Хочу немного расслабиться, – смущенно пожал плечами Донахью и вышел.
Как только двери за приятелем закрылись, Дуглас глубоко вздохнул. Конечно, он знал, что не мог проколоться, и почти был уверен, что вызов Донахью к его начальнику – обычная рабочая суета. И все же в его душе что-то заныло. Он встал, прошелся по кабинету, стараясь отогнать от себя плохие предчувствия и мысли и сосредоточиться на текущих делах, но уже ничего не мог с собой поделать – пока не увидится с Донахью, беспокойство его не отпустит.
Вечером появился Донахью. Уже по его лицу Дуглас понял, что причина, по которой его вызывал шеф, к самому Дугласу не имеет никакого отношения. Мак был немного взволнован, но, судя по всему, это был хороший повод.
– Догадайся, зачем меня сегодня вызывали? – начал он с порога.
– Уволили без выходного пособия, – с самым серьезным видом пошутил Дуглас.
– Проглоти язык, – суеверно замахал руками Донахью.
– Ладно, все равно не угадаешь, так что лучше скажу сразу.
– Он помолчал несколько секунд, видимо, желая подогреть интерес к новости, и с улыбкой во весь рот произнес: – Мне предложили должность начальника отдела здесь, в Лэнгли.
– Поздравляю! – Дуглас протянул Маку руку и похлопал его по плечу. – Я вижу, тебя это устраивает.
– Еще бы! Признаюсь тебе, как товарищу, я давно ждал этого предложения. Так что теперь не ты, а я тебя угощаю.
– Не возражаю, – Дуглас поднял руки вверх и засмеялся. – Кстати, Мак, а чем будешь заниматься, знаешь?
– Между нами только, Ричард, – понизил голос Донахью, – буду контролировать аналитиков вашего директората.
– Ну вот, – шутливо-плаксивым голосом проговорил Дуглас, – всю жизнь я у тебя под колпаком, сначала в Москве, теперь здесь.
– Что ты, Ричард, брось. Ты абсолютно чист, мы же тебя проверяли полностью. Да и, кроме того, мы же с тобой друзья, а это тоже имеет значение.
– Когда приступишь?
– Недели через две. Послезавтра в Москву, подготовлю дела к сдаче, а это быстро не бывает, сам понимаешь. Ну, ничего, это несложно. Да и работа здесь предстоит не слишком сложная. Аналитики с иностранцами не работают, контактов у них немного.
Дуглас, стараясь показать, что он разделяет радость товарища, тем не менее внимательно наблюдал за его поведением. «Нет, – думал он, глядя как возбужденно-радостный Мак рассказывает о своей будущей должности, – это не игра, он искренен со мной. А раз так, то нужно ему поверить – проверки моей персоны закончились, и я действительно чист».
– Так как насчет виски, а, Мак?
На лице приятеля появилось чувство вины.
– Ты, пожалуйста, не обижайся, Ричард, но сегодня я не смогу. Мне в связи с отлетом в Москву уже дали несколько поручений, и чтобы все успеть, мне придется сегодня посвятить этому вечер.
– Тогда сделаем иначе, – сказал Дуглас, вынимая из стоящего рядом шкафчика виски, а из холодильника в дальнем углу кабинета лед. – По стаканчику – и по своим делам.
– О’кей!
Дуглас наполнил стаканы и, подняв свой, произнес:
– За нашу дружбу, Мак, и твою удачу. Когда Донахью уходил, он сказал:
– А почему бы нам не встретиться семьями после моего возвращения из Москвы, а, Ричард? Отметим мое назначение.
– Отлично! Заодно и мое, а то ведь я тоже пропустил.
В кабинете Крючкова Шамов.
– Николай Алексеевич, – голос Крючкова сух и деловит,
– я вам передаю копии материалов допроса нашими следователями бывшего руководителя сектора оборонного отдела ЦК КПСС Коровина. Помните, именно он рассказал американцам о наличии в СССР секретной системы возмездия при возникновении ядерной войны под условным названием
«Периметр». Через первый отдел ЦК выясните, была ли попытка Аковлева ознакомиться с этими материалами. А я поинтересуюсь у секретаря по обороне ЦК КПСС, возможно, к нему за разрешением обращался Аковлев. Изучите возможность доведения до ЦРУ информации о наличии такой системы, при этом обратив внимание, что она находится на постоянном боевом дежурстве совместно с ракетными войсками стратегического назначения. Эта информация должна быть в том же объеме, который разгласил Коровин.
– Носитель разрабатывался в «Топазе». Я поручу Вокре и Верещагину детально изучить этот вопрос.
– Доложите через десять дней.
– Но через десять дней суббота.
Крючков внимательно посмотрел на Шамова.
– А что, у вас этот день выходной?
– Конечно, нет, Владимир Александрович, просто день не будничный, я хотел уточнить время.
– С утра. Это очень важный вопрос. При дозированном доведении до ЦРУ информации по «Периметру» у нас будет еще один весомый козырь на переговорах по разоружению в Женеве.
После возвращения в свой кабинет Шамов вызвал Яркова и Верещагина.
– Меня интересует «Периметр». Давайте все, что нам известно об этой системе, доложите мне через неделю. – Шамов выжидательно посмотрел на обоих.
Ровно через неделю собрались в том же составе у Шамова с самого утра.
– Кто начнет? – спросил Шамов.
– Давайте я, – Ярков повернулся к Верещагину, – не возражаете, Василий Петрович?
– Давай.
– «Периметр» – уверенно начал Ярков, – это всесокрушающее оружие возмездия СССР. Система запускает автоматический массированный ядерный удар, обеспечивает практически стопроцентный старт баллистических ракет различного базирования, даже в том случае, когда будут уничтожены все командные пункты ракетных войск стратегического назначения, отдающие приказ об ответном ударе. Американцы выделили около 200 первоочередных стратегических пунктов и объектов, куда будет направлен массированный удар.
– Система совершенно автономна от всех командных систем, в том числе от «ядерного чемоданчика» системы «Казбек», – добавил Верещагин.
– Да, – поддержал Ярков, – она принята на вооружение в 1985 году, а затем в течение нескольких лет модернизирована и получила условное название “Периметр-РЦ». Командные пункты системы дублируют друг друга, это позволяет ей иметь гарантированную живучесть. Автоматическая контрольно-командная система – сложнейший программный документ, созданный гениальными учеными, это научное чудо конца нашего века. Система считывает все излучения в эфире, сейсмическую активность, радиационное поле через свои командные пункты. Совокупность этих данных позволяет ей реагировать на сложившуюся ситуацию, система автоматически переходит в состояние полной боевой готовности. После полного прекращения постоянных сигналов со стороны штатных командных пунктов РВСН через определенный промежуток времени запускается система возмездия. Стартуют уникальные межконтинентальные ракеты на базе комплекса МР УР-100, они несут специальную головную часть – радиотехническую систему. Ракета поднимается на высокую траекторию и пролетает над нашей территорией (при этом дальность полета более 10 тысяч километров), дает сигналы пусковых кодов для всего ядерного ракетного вооружения: шахтных установок, подводных лодок, лежащих на дне океана на боевом дежурстве, и стратегической авиации специального назначения. Я занимался этой темой в «Топазе», испытывали на прочность баки горючего и окислителя двух ступеней и головную часть ракеты УР 100. Конструкция уникальна тем, что ракета может иметь гарантийный срок несколько десятков лет, в ней нет разъемных соединений, чисто сварной вариант. Более детально я ознакомился с «Периметром», когда Владимир Федорович Гусев изучал заключение по усовершенствованной системе «Периметр-РЦ» по результатам доработки различных электронных блоков системы. В ЦНИИМАШ пользовались отдельными документами по данной теме 7 сотрудников, включая руководителя института и его первого заместителя.
– Разрешите добавить, – Верещагин повернулся к Шамову.
– В процессе подготовки к данному докладу мы еще раз вернулись к командировке Коровина на «Топаз». Дополнительно опросили, с кем он общался по теме «Периметр». Установили, что только в разговоре с Генеральным конструктором «Топаза» был проявлен интерес. Он попросил Генерального конструктора ознакомить его с системой. Тот отказал, пояснив, что в телеграмме ЦК нет такого разрешения, тем более, что телеграмма подписана всего лишь начальником оборонного отдела ЦК, а что касается «Периметра», то на ознакомление с ним нужно распоряжение секретаря ЦК по оборонным вопросам. Коровин интересовался отделом, который занимается «Периметром», но ответа на этот вопрос также не получил. Генеральный отметил, что Коровин знает номер и дату принятия постановления о начале разработки «Периметра».
– Что мы можем дать в таком случае американцам? – задумчиво произнес Шамов.
– Коровин дал им номер постановления и дату, с содержанием он незнаком. Рассказал американцам страшилки без конкретных данных. Учитывая, что «Сазонов» довел до них информацию о том, что он посещает КБ, проектирующее твердотопливные ракетные двигатели, мы можем дать ему чертежи порохового аккумулятора давления, который выбрасывает ракету из контейнера и соответственно из шахты, которая имеет уникальную конструкцию и защищенность от ядерного взрыва. Кроме приблизительного стартового веса они ничего узнать не могут. Информация Коровина будет подтверждена сведениями об оружии возмездия в СССР. В чертежах будет указан индекс ракеты, предназначенной для системы «Периметр». Предварительные согласования о передаче такой информации уже проведены и получено одобрение. В таком случае на переговорах в Женеве наша делегация может чувствовать себя уверенно и ставить свои условия, выгодные нам при обсуждении вопросов разоружения.
– Ну что ж, готовим информацию для «Сазонова». Да и его самого нужно подготовить так, чтобы он убедил американцев, что вся эта гонка ведет к уничтожению человечества. Он сможет сыграть эту роль.
В назначенное время Шамов был в кабинете у Крючкова.
– Это материалы доведения информации по «Периметру» до ЦРУ через «Сазонова», здесь же ему задание, которое прошу утвердить.
– Не будет у него перенасыщено задание? – Крючков с сомнением покачал головой.
– Нет. Кроме «Периметра», все остальное в рамках выполнения заданий ЦРУ. Он играет роль человека, желающего заработать деньги, тем более подтверждает данные Коровина.
– Создайте условия цэрэушникам, чтобы у них не было много времени на встречу. «Сазонов» должен встретиться с ними в день отхода корабля.
– «Сазонов», как правило, приезжает с утра в день отхода корабля, а вечером уезжает. Корабль всегда отправляется вечером. Разведчиков это будет больше устраивать, так как в случае провала легче покинуть страну.
– Ну что ж, тогда в добрый путь.
«Информация по передаче общей компоновки и работы клапанной группы двигателя с вдувом в закритические сечения сопла согласована со всеми инстанциями и подготовлена для передачи агентом «Сазоновым» американцам».
(Выдержка из оперативной справки по подготовке задания агенту «Сазонову»).
Аркадий Семенович Миркин, он же агент КГБ «Сазонов», готовился снова выезжать в Одессу. Оперативная игра, которую вела советская контрразведка с ЦРУ и где Миркину отводилась весьма заметная роль, все более оживлялась. В Комитете чувствовали, что с каждым днем новые и новые силы вливались в игру, ставки росли, напряжение ощущалось физически.
Накануне по радиосвязи Миркин получил от американской разведки сообщение о том, что встреча ему назначена в той же Одессе на улице Дерибасовской в обувном магазине
«Саламандра». В магазине к нему подойдет человек и скажет:
«Саламандра – это фирма», а Миркин должен ответить: «Да, но цены кусаются».
Перед выездом в Одессу с Миркиным встретились начальник Управления КГБ по Предпорожской области Сколанюк и приехавший в Предпорожье по указанию Шамова Верещагин. Они провели детальный инструктаж агента, обсудили все возможные случаи, которые могут возникнуть в Одессе.
На встрече Миркин передаст американцам фотопленку со снимками секретных чертежей. Эти снимки – тщательно подготовленная КГБ дезинформация, часть оперативной игры, которая должна увести ЦРУ в сторону от истины. Но Миркин должен будет пояснить американцам происхождение пленки. Для этого в КГБ создана легенда – рассказ о том, как Миркин, рискуя собой, смог добыть «ценнейшие» сведения.
Вот этот рассказ, изложенный вначале Сколанюком: «Давний друг по совместной работе в «Топазе», сегодня начальник отдела по фамилии Комаров, участвует в работе по размещению ракет на дне Тихого океана. Миркин часто посещает это КБ, которое параллельно ведет тему БЖРК «Скальпель». Обсуждая с другом вопросы размещения ракет на дне океана, Миркин просит показать какие-то документы, чтобы понять суть принятого решения. Комаров приносит документы к себе в кабинет, и они вместе разбираются в данном вопросе. Миркин знает, что Комаров заядлый курильщик, через каждые 30 минут выходит подымить, и растягивает время, задавая вопросы один за другим. Когда Комаров в очередной раз оставляет Миркина в кабинете, чтобы выкурить сигарету, и запирает дверь во избежание возможных претензий, что секретные документы валяются в открытом кабинете, Миркин фотографирует чертежи и описание работы двигателя».
Вот и все, достаточно просто и, главное, достоверно.
– И еще, – говорит Сколанюк. – Вам нужно будет инициативно рассказать о «Периметре». Вот текст, который вы устно доведете до них и передадите чертежи порохового аккумулятора давления для ракеты УР-100. Прочитайте текст вслух и постарайтесь проникнуть в суть проблемы, чтобы сыграть роль человека, неравнодушного не только к своей судьбе, но и всего человечества.
Миркин внимательно прочитал вслух, потом еще раз и еще.
– Вот последний раз вы выглядели как нужно: растерянный взгляд, дрожащий голос и удрученный вид. У вас до встречи с американцами еще несколько дней, чтобы вжиться в роль. Словом, не переживайте, в Одессе мы вас подстрахуем.
Сколанюк ни на минуту не сомневался, что Миркину удастся достаточно убедительно воспроизвести рассказ, причем он не просто доведет до американцев текст, он сыграет его так, что не поверить ему будет невозможно. Глядя в добрые, открытые глаза Аркадия Семеновича, незнакомому человеку трудно было поверить в его потрясающие актерские способности, но когда Миркин становился агентом «Сазоновым» и шел выполнять задание, то дело обстояло именно так.
Через три дня поезд унес Аркадия Семеновича в вольный город Одессу, где его с нетерпением ждали «друзья» из-за океана.
Параллельно с Миркиным в Одессу отправился и Верещагин. Правда, ехал он не один, а с целой бригадой наружного наблюдения и оперативно-технического подразделения, и прибыл на два дня раньше.
Как и ожидалось, американцы в этот раз ничего нового не придумали, справедливо полагая, что от добра добра не ищут. В одесский порт, как и ранее, прибыло два туристических лайнера. У Верещагина на руках были все адреса сдаваемых в аренду квартир, поэтому сюрпризов он не ожидал, хотя и был
настороже.
Посты скрытого наблюдения КГБ растянулись от железнодорожного вокзала до магазина «Саламандра».
Миркина взяли под наблюдение сразу же после выхода из вагона. Там же, у вокзала, была зафиксирована и американская группа наблюдения, когда Миркин, суетливо бегая у подошедшего автобуса, умудрился не сесть в него. Американской группе ничего не оставалось, как остаться с Миркиным на остановке и торчать там, ожидая следующего транспорта. Конечно, если бы ребята из ЦРУ подозревали Миркина, они действовали бы осторожнее, но их подводила самонадеянность типичный американский недостаток. Они не догадывались, что сами находятся под колпаком, поэтому силы в этой игре с самого начала были неравны – КГБ знал, а ЦРУ – нет. В войне спецслужб отсутствие информации – заведомый проигрыш.
Миркин, не привыкший куда-либо опаздывать, прибыл к месту встречи минут за сорок, и все это время прохаживался перед магазином «Саламандра».
Наконец, время вышло, и Миркин с достоинством, задрав нос и выпятив губу, зашел в магазин. Дальше все произошло так, как и говорили американцы. Незнакомый мужчина самой обычной внешности предложил Аркадию Семеновичу пройти в соседний дом, в квартиру № 9.
По этому адресу его встретили старые знакомые, правда, на них были накладные усы, волосы, словом, они были прилично загримированы, но, отвечая на удивленные взгляды Миркина, пояснили свой маскарад – вынужденная мера.
– Не волнуйтесь, – рассмеялся «седоватый», который встретил Миркина как старого друга, долго хлопая его по спине, – это для пограничников.
– А может, меня тоже перед выходом изменить? – неуверенно спросил Миркин, – знаете, мне давно хотелось бы иметь на голове густые волосы.
Американцы смеялись и отговаривали его, убеждая, что он ничем не рискует. Однако во время встречи Миркин периодически чесал себя по лысой макушке и произносил негромко: «Как знать, как знать».
Затем Аркадий Семенович напустил на себя обиженный вид, показывающий, что он заранее знает, насколько низко оценят его работу, и вытащил электронный чип с информацией. На небольшом мониторе американцы внимательно просмотрели ее, негромко переговариваясь, после чего «седой» повернулся к Миркину. Аркадий Семенович сразу увидел, что его сведения попали в самую точку, и поэтому решил держаться нагло и требовать много.
Видимо, это почувствовали и американцы, поэтому прежде чем приступить к непростой для их нервов процедуре вознаграждения, они поставили перед Миркиным несколько задач. Прежде всего, их интересовало, не нарушил ли Советский Союз договоренности между СССР и США о прекращении выпуска ракет для номинала БЖРК? «Их выпуск ограничивается 12 комплектами», – повторяли они с такой настойчивостью, словно это Миркин был виновен в нарушениях. Миркин, не отвечая на вопросы, оттопыривал нижнюю губу и развязным, противным голосом тянул: «Господа, господа, не волнуйтесь, все уладим, но не задаром, понимаете, не задаром», и при этом демонстративно шевелил в воздухе пальцами. Глядя на его жесты, американцы затихли и спокойно поинтересовались, может ли он через своего приятеля, который работает в данном направлении, добыть так нужные сведения? Миркин многозначительно улыбнулся и прошептал: «Господа, давайте сначала за то, что я принес, расплатимся». Затем он вздохнул и вытащил еще один чип.
– Что это? – удивился «седоватый».
– Что-что? – В голосе Миркина послышалось нарастающее возмущение. – Когда я с риском для себя фотографировал документацию по первой ступени ракеты БЖРК, то увидел на столе чертежи. Посмотрел, а это пороховой аккумулятор давления для ракеты УР-100, там же и пояснительная записка к чертежам. Потом приятель рассказал, что эта ракета для системы «Периметр», называют ее «оружием возмездия». После нанесения ядерного удара по СССР она остается неповрежденной, так как имеет высокую степень защищенности, а затем дает команду «пуск» всем стратегическим войскам СССР. – Миркин судорожно вздохнул и взглянул на собеседников. Лица у тех были вытянуты от удивления. – Это чудовищно, господа! – чуть истерично вскричал Миркин, потрясая руками, – у человечества нет шансов на спасение. Цивилизация уничтожит все живое на земле! Мы строим планы на будущее, а оно превратится в огонь и пепел!
«Седоватый» потянулся к чипу. Вид у него был озадаченный.
Вновь американцы рассматривали документы на мониторе и встревоженно что-то обсуждали. Когда они подняли головы от монитора, их лица были серьезны.
– Это очень важные документы, – сказал «седоватый», – думаю, мы оценим их дополнительно. Ну, а пока мы выдадим вам сумму за первый чип.
Процесс расплаты, сопровождаемый недовольным бурчанием Миркина, проходил, как всегда. Уходил Миркин с обиженным лицом.
Верещагин, сидя в Одесском управлении КГБ и слушавший весь этот разговор через наушники, поскольку квартиру специалисты КГБ смогли проконтролировать, едва сдерживался от смеха и восторженно крутил головой, отдавая должное актерским способностям агента.
Затем по закрытой связи он позвонил Шамову и сообщил, что все прошло успешно.
– А что за адрес? – поинтересовался Шамов.
– Да что-то вроде штаба американских разведчиков.
– Нужно его оборудовать получше, чтобы могли слушать их в любое время суток.
– Сделаем, – пообещал Верещагин.
– А что за люди там были?
– Да все уже известные нам. Приехали под другими данными, понадевали парики, бакенбарды. Их отпечатки пальцев совпадают, да и «Сазонов» узнал их. Они с ним держатся как со своим, особо не скрываясь.
– Как они на «Периметр» отреагировали?
– Очень серьезно. Для них все это было несколько неожиданно.
– Отлично.
Цэрэушники после ухода Миркина еще раз просмотрели второй чип и живо обсуждали зафиксированные на нем сведения. Да, это была несомненная удача – такие данные попадали в ЦРУ не каждый день.
А Миркин после встречи под наблюдением советской и американской разведок спокойно добрался до вокзала и сел в свой вагон. «Эх, жаль, пива одесского не успел выпить», – подумал он.
Миркин не был большим почитателем пива, просто он любил Одессу.
Фред Паркинс, руководитель Разведывательного директората ЦРУ, сегодня докладывает своему шефу – Уильяму Вебстеру, хозяину Лэнгли, – важную информацию, которую удалось получить от завербованного недавно агента из научно-исследовательского института «Океанмаш», расположенного в городе Предпорожье, знаменитом ракетном центре СССР. Этот агент, как сообщают те, кто работает с ним, конечно, не подарок – жадноватый, высокомерен, но разве это важно, если он приносит такие сведения, которые помогут США сэкономить миллиарды? У Паркинса сейчас в руках материалы по «Периметру» – системе, которая с недавнего времени стала головной болью американских спецслужб, давших ей необычное название – «мертвая рука». Еще когда они узнали об этой системе от разоблаченного советской контрразведкой их ценного агента «Свиста», работавшего в ЦК, то возникли сомнения – уж слишком грозным оружием казалась эта система. Некоторые уговаривали себя, что это советская «утка». Но сейчас в руках у руководителя Разведывательного директората папка с материалами, которые таки говорят: нет, не «утка», «Периметр» существует. Но если так, то это многое меняет.
И вот Вебстер внимательно знакомится с материалами – лицо напряжено, словно он выполняет тяжелую физическую работу.
– Значит, это не миф? – наконец произносит он и шумно вздыхает.
– Кроме того, агент передал нам чертежи и описание работы порохового аккумулятора давления, выталкивающего ракету, которая осуществляет запуск всех стратегических сил СССР после нашего ядерного удара, – торопится добавить Паркинс.
– То есть, – упорно повторяет Вебстер, – это правда?
– Можно с высокой степенью вероятности сказать, что эта информация достоверна, ведь «Свист» был арестован.
– Да, это действительно так.
– Ну и потом мы проанализировали психологическое состояние нашего информатора, когда встречались с ним в Одессе. Он был очень взволнован, почти кричал, утверждая, что при такой гонке вооружений будет уничтожен весь цивилизованный мир.
– Однако Советский Союз сейчас все больше напоминает поверженного дракона, который еще сам не понимает собственного поражения. Его головы уже снесены, а мертвые руки пытаются что-то сделать. В данном случае, например, нажимать на пусковые кнопки стратегических ракет.
– У нас есть еще одно подтверждение о наличии такой системы, – продолжил Паркинс. – «Бест» знает о принятии по ней постановления ЦК КПСС, он подтвердил его номер и дату. Но у него нет возможности ознакомиться с постановлением. Он пытается. Это сложно, поскольку санкцию на ознакомление дает лишь секретарь ЦК по обороне, а оснований, чтобы обратиться к секретарю, у «Беста» нет. Да и как только это случится, об этом сразу же будет знать Крючков, у которого «Бест» на крючке.
– Готовьте обобщенную информацию президенту. Нам нужно будет проработать все возможные варианты для получения полной информации по системе «Периметр». СССР гонкой вооружений загоняет и себя, и нас в экономический кризис.
Две недели с того момента, как Донахью покинул Америку, прошли быстро, и вот он уже возвращается на родину, готовый вступить в новую должность. Для него это долгожданное повышение. Что ж, он его заслужил. Работа в СССР всегда считалась очень сложной, и туда, как правило, руководство ЦРУ посылало способных сотрудников. И уже никого не удивляло, что после возвращения из длительной командировки в Советский Союз сотрудник почти всегда получал повышение. Конечно, это делало «советское» направление привлекательным для многих, желающих проявить себя в стране
«главного противника», и уже выстраивалась очередь из желающих поработать в Москве. Но не всем везет. Бывший офицер безопасности американского посольства в СССР Мак Донахью оказался в числе тех, кому доверили такую работу. И он доказал, что может выполнять ее очень хорошо. Самые громкие разоблачения, которые принесли руководству Лэнгли немало неприятных минут и объяснений, именно на его счету. И именно он смог остановить вакханалию, которую создали в посольстве охранники США, допустив туда щупальца КГБ. С содроганием думал шеф американской разведки о том, что могло бы быть, не разоблачи тогда Донахью этих двух чернокожих парней из посольства, которые легко открывали посольские двери незнакомым проституткам.
Но, нужно признать, долго работать в Москве люди из Лэнгли не любили – слишком тяжела была работа, слишком внимательно КГБ наблюдал за каждым из них, лишая возможности хоть какой-то личной жизни, которая, конечно же, включала в себя много всяческих соблазнов и искушений. Увы, не все, даже зная о висящей над головой постоянной угрозе, могли совладать со своими слабостями. Донахью мог. Именно поэтому он, преданный, незапятнанный и ни на секунду не сомневающийся в собственном предназначении, удостоился наград и права досрочно покинуть СССР, чтобы занять положенное ему за верный и нелегкий труд более высокое место в главном офисе ЦРУ.
Когда Донахью вышел из приземлившегося в вашингтонском аэропорту самолета, доставившего его домой из далекой Москвы, это был уже другой человек. Куда ушло то радостное возбуждение, охватившее его две недели назад, когда руководством разведки ему было сделано столь желанное предложение, касающееся продвижения по службе? Он двигался по трапу спокойно и уверенно, чувствуя за спиной надежный тыл – заботу и признание его заслуг организацией, которой он посвящал все свое время. Он был настроен и дальше действовать так, чтобы не давать повода для малейших сомнений в своей преданности, для него не существовало иного выбора, чем тот, который был им сделан уже давно.
Дуглас, встретив своего приятеля, сразу заметил происшедшую в нем перемену и про себя усмехнулся. Да, Донахью сейчас переживает второй этап эйфории, возникающей у многих, когда впервые делаешь большой шаг вверх по карьерной лестнице. Это пройдет, пройдет уже после месяца работы, во время которой станет некогда размышлять о собственной значимости и количестве заслуг, а нужно будет быстро и эффективно делать свою работу, и уже никто из начальства не вспомнит о твоих прежних победах, потому что удача улыбается очень нечасто.
Как и планировали, в первый же выходной они с семьями выехали на природу. Выбрали достаточно уютное место в пятидесяти километрах от Вашингтона, где многочисленные небольшие озера окружал густой лес.
Несмотря на позднюю осень, стояла на удивление теплая погода. Дети даже скинули теплые куртки и в одних шведках гоняли по поляне мяч. Рядом стояли две машины, в которых приехали семьи, и женщины уже живо обсуждали прелести отдыха в лесу. Они были рады и раскованны. Здесь, у себя дома, они могли быть самими собой, видеть своих близких, пожилых родителей и ездить, куда заблагорассудится. Конечно, их мужья здесь вечно заняты, меньше времени уделяют детям, вовсе не так, как в Москве, когда они каждую неделю посещали Большой театр и всей семьей по выходным гуляли по московским паркам. Зато дома они могут выбрать любую индейку на Рождество, ведь сколько их будет продаваться, когда придет время, а не довольствоваться лишь тем, что удавалось с трудом купить на полупустых московских рынках или получить посольству с оказией. Впрочем, у женщин было хорошее настроение, и все вокруг их радовало.
Когда, набегавшись с детьми, все сели отдохнуть, Дуглас предложил Донахью прогуляться вдоль ближайшего озера.
Они шли у тихой воды, подминая подошвами ботинок жесткую осеннюю траву, с удовольствием вдыхая проснувшиеся в этот теплый день ароматы поздних цветов.
– Мак, – сказал Дуглас, – хочу посоветоваться с тобой.
– Я слушаю, – у Донахью было мягкое, расслабленное лицо, на котором блуждала легкая улыбка. Ему давно не было так хорошо и спокойно.
– Ты знаешь, мой брат увлекся игрой в казино. Вроде бы ничего предосудительного, проигрывает он немного, примерно столько, сколько раньше оставлял на пиво. Хотя в последнее время ему стало везти.
– Он что, заболел этим? Забыл семью и работу? – Донахью отчасти формально задал эти вопросы, он все еще пребывал в состоянии умиротворения, и не хотел выходить из него.
– Да нет, до этого не дошло. Но я все равно беспокоюсь.
Знаешь, я все же на такой работе...
Донахью ободряюще улыбнулся. Он понимал причину беспокойства своего товарища, который думал о карьере и видел в увлечении брата опасность для своего продвижения по служебной лестнице. Конечно, Донахью не имеет права рассказывать все Ричарду, несмотря даже на то, что они друзья, но успокоить его все же стоит.
– Что ты, Ричард, – сказал он, – зря волнуешься, нет причин для твоих страхов. После возвращения из СССР тебя проверили досконально, и твоего брата тоже. У инспекции к тебе нет вопросов.
– Я рад, что мне доверяют. Не очень приятно чувствовать себя под пристальным взглядом спецслужбы, пусть даже и своей.
– Да, Ричард, все в порядке, не беспокойся.
– И все же я бы хотел закончить разговор о брате. Видишь ли, Мак, мы с отцом иногда даем ему деньги, правда, ставим условие, чтобы он не брал кредиты в филиалах банков, находящихся в казино.
– Ну, вы разумно действуете.
– Брат рассказывает, что особенно большие суммы разыгрываются в ночь с субботы на воскресенье. Он уверен, что в скором времени сорвет хороший куш.
– Если здорово повезет, – рассмеялся Донахью.
– Ты знаешь, Мак, ему уже несколько раз по-настоящему везло, – серьезно сказал Дуглас, не поддержав шутку приятеля. Тот, увидев реакцию Дугласа, чуть смутился.
– Извини, Ричард, я не то имел в виду. Да, конечно, если ему везет, то в конце концов он может сорвать куш. Правда, для этого нужно быть очень удачливым парнем.
– Вот-вот. Я тоже был такого мнения. Но когда брат принес из казино увесистую пачку долларов, то я не выдержал и дал ему в долг хорошую сумму.
– То есть вошел в долю?
– Может быть, и так можно сказать. Я не то чтобы поверил в его удачу, а просто почувствовал, что можно рискнуть.
– Не знаю, Ричард, что и сказать тебе по этому поводу. Единственное, чему я буду рад, это если твой брат удвоит деньги, которые ты ему дал.
– Спасибо, Мак, за то, что выслушал меня. А сейчас давай возвратимся к семьям, а то наши жены подумают, что мы не умеем и не хотим отдыхать.
– Очень актуально, кстати, – Донахью посмотрел в сторону стоящих невдалеке автомобилей, вокруг которых бегали дети. Они так же медленно стали возвращаться и снова шли вдоль темно-синего озера, по которому уже бежала рябь.
Солнце потихоньку клонилось к западу, и осенняя прохлада все настойчивее прорывалась на поляну.
Дуглас был доволен разговором. Во-первых, ему удалось озвучить то, что станет вскоре и так известным. Но лучше это сделать самому, так больше доверия, тем более Донахью не стал задавать слишком много вопросов, и это облегчило задачу. Ну и, во-вторых, Мак подтвердил главное – проверка закончена, и теперь у Ричарда развязаны руки. Что ж, у него накопилось немало информации, которая будет интересна его шефам из КГБ. Конечно, она стоит денег, и немалых, но в Москве отлично понимают это и не скупятся. Скоро, совсем скоро рулетка осыплет Ричарда золотым дождем.
Они, как и в прошлый раз, выехали ночным поездом. Это была вполне объяснимая перестраховка. Во-первых, ночь есть ночь, контроль в это время всегда слабее, да и стоянка на станции всего семь–десять минут. Конечно, может, эти меры предосторожности и излишни, но все же так спокойнее, да и сотрудники КГБ на последней встрече рекомендовали именно этот поезд.
Когда сели в купе, он немного нервничал. Документы, которые нужно было передать американцам, лежали в сумке и ее приходилось постоянно держать в поле зрения. Кругом столько людей, толчея при посадке… и когда поезд тронулся, он не выдержал, взял в туалет с собой сумку и там, вытащив документы, засунул их глубоко за пояс. Ощутив объем пакета, который хоть и давил на живот, причиняя неудобство при ходьбе и сидении, он, тем не менее, сразу успокоился – за сохранность документов теперь волноваться причин не было.
Поезд, отстукивая стыки между рельсами, раскачивал вагоны. Он, мысленно перебирая события прошедшего дня и думая о предстоящей встрече, не мог заснуть. Его жена, судя по тихому дыханию, не спала тоже. Сон пришел лишь под утро, когда проводник, стуча в двери купе, сонным голосом объявлял:
– Сдавайте постели, через двадцать минут санитарная зона! Уже подъехав к станции, они еще раз напомнили друг другу: встреча с американцем состоится в сквере рядом с яхтклубом за городом. Туда их проведет человек, с которым они раньше
встречались, но подходить к нему не нужно.
Место встречи было выбрано удачно – большая спортивная гостиница на берегу залива, как раз напротив яхтклуба. Здесь тихо, спокойно, постороннего человека видно сразу. Да и раннее время, когда многие люди еще отдыхают, помогает контролировать территорию.
Вгостинице их сразу пригласили на третий этаж. Номер 312. Уютные двухкомнатные апартаменты словно приглашали к душевной, откровенной беседе. Здесь хотелось расслабиться и довериться собеседнику. Вероятно, американцы учитывали и это обстоятельство, ведь в работе со своими агентами спецслужбы стараются предусмотреть каждую мелочь.
– Я думаю, вы с удовольствием выпьете кофе с утра, – американец любезен, он знает, что его гости привезли важные документы и предвкушает радость разведчика от удачно выполненной акции.
Кофе действительно великолепен. У них не так много времени, и гость, извинившись, поднимает свитер, чтобы вытащить пачку бумаг из-за пояса. Американец понимающе улыбается.
– Вы весьма предусмотрительны, – говорит он, – это правильно. Не хотелось бы неприятностей в самом начале нашего сотрудничества, тем более, если оно сулит неплохие дивиденды.
Супруги в ответ чуть улыбаются. Да, они согласны, это полезное сотрудничество, особенно учитывая их материальное положение.
Он раскрывает пакет.
– Наше научно-производственное объединение выиграло конкурс на производство двигателя системы наведения ядерной космической бомбы на выбранный объект; учитывая, что ракета имеет большую мощность, то полезный груз в виде нескольких мощных ядерных зарядов выводится одной ракетой, а этот двигатель поочередно определяет заряды от несущей платформы, четко дозируя их отделение с заданным торможением. Таких решений на конкурсе было много, но наши конструкторы спроектировали его как изделие, которое будет использовано для управленияе лазером, запускаемым такой ракетой, который способен уничтожать ракеты и головные части противника на различных участках траектории полета. Мы сделали копии некоторых документов, которые подтверждают разработку и победу на конкурсе. Есть приказы и документы, которые подписали министры и высшие руководители, отвечающие за оборону страны. – Он передал американцу несколько листов, и тот с интересом стал всматриваться в них.
– Так. И что вы хотите?
– Мы хотим за них 45 тысяч рублей. Риск большой, тем более документация совершенно секретного характера.
– Хм. Не спорю, эти документы стоят этих денег. И мы бы расплатились с вами сейчас же. Но вы поймите нас, ведь нужно убедиться в их достоверности.
– Как же вы хотите убедиться в достоверности того, что вы видите в первый раз?
– Это легко сделать, – засмеялся американец, – достаточно проверить подлинность подписей министров, которые здесь есть. Нет-нет, мы не хотим вас обидеть, что вы, просто вы должны понять, что я и мои коллеги лично отвечаем за то, что получаем от вас.
– Мы понимаем, – супруги улыбнулись.
– Я возьму до завтра у вас документы, а вы отдыхайте. Здесь чудесная природа, озеро, хорошая площадка для тенниса. Номер оплачен. Вам нужно лишь зарегистрироваться у администратора гостиницы.
– Но…
– Не волнуйтесь, ваши фамилии нигде фигурировать не будут. Вот деньги, – американец вытащил пачку советских рублей и протянул супругам, – вы можете съездить в город, прогуляться там, отдохнуть. Завтра в четырнадцать часов я зайду к вам.
Минут через пять, когда они остались вдвоем, он спросил ее:
– А может, действительно, Наденька, съездим в город, погуляем?
Таллинн им понравился. Несмотря на холодный осенний ветер, дующий с моря, они долго бродили по его узким улицам, заходили в маленькие кафе, а вечером поужинали в армянском ресторане.
– Надо же, – сказала она, – приехать в Таллинн, чтобы зайти именно в армянский ресторан.
Он рассмеялся. У них было хорошее настроение. Самая сложная часть задания была выполнена, думали они, значит, немного отдохнем.
На следующий день ровно в назначенное время в дверь раздался стук. Супруги уже ожидали гостя. Но когда отворили двери, то вчерашний собеседник оказался не один – рядом стоял еще один американец, которого они тоже узнали по прошлой встрече.
– Как вы отдохнули? – Американцы улыбались, заглядывали в глаза, и по их поведению стало сразу ясно, что документы признаны настоящими. Значит, подумали супруги, речь сейчас пойдет о цене.
– Спасибо, нам здесь все очень понравилось.
– И нам ваши документы понравились, – разведчики засмеялись собственной шутке, но тут же их лица стали серьезными и последовал вопрос: – Нас интересуют сведения по двигателю первой ступени с результатами испытаний.
– Мы в прошлый раз частично давали такие сведения. Сейчас получилось снять сведения по двигателю доведения на цель. Если честно, то нам просто повезло, так как это дело несколько раз дополнялось, и нужно было его перешивать. Если бы вы могли дать нам какую-нибудь аппаратуру, то тогда можно было бы рисковать вплоть до съемок чертежей большого формата. Сделанные нами от руки записи вас, видно, мало будут устраивать.
Американцы промолчали, а затем их вчерашний собеседник сказал:
– Готовы вам выплатить 40 тысяч рублей.
В комнате на несколько секунд повисла тишина. Супруги были готовы к такому повороту событий – американцы редко сразу соглашались на условия тех, с кем начинали работать, пытаясь снизить запрашиваемые суммы. Это у них считалось деловым подходом, а вовсе не свидетельствовало о пренебрежении к получаемым сведениям, и в КГБ всегда учитывали эту особенность психологии противника, предупреждая своих агентов. Вот и в этот раз супруги, заранее проинструктированные советскими контрразведчиками, собирались выдержать свою линию поведения до конца – они играли роль людей, которые рисковали, чтобы заработать, и поэтому готовы сражаться за каждый рубль. Это тоже был деловой подход, понятный американцам.
– Но мы же вели речь о 45, – прервал молчание супруг, – и вы не возражали. Трудно представить, что пять тысяч рублей могут подорвать экономику такой богатой страны, как Америка.
Американцы молчали. Они не были удивлены, а тем более шокированы реакцией своих новых информаторов, они просто выжидали, как дальше будет развиваться ситуация, и действовать в зависимости от обстоятельств.
– Или, может, вам информация не нравится? – подала голос женщина.
Американцы улыбнулись.
– Извините, в каждой стране придерживаются принципа государственной экономии, и мы тоже, поэтому немного снизили запрашиваемую вами сумму. Но это не является принципиальным.
После этого на стол легли два пакета с деньгами.
– Здесь 40 и 5 тысяч, они ваши. – Внезапно второй американец встал, вышел из номера, но почти сразу же появился в номере вновь, держа в руках небольшую коробочку. В ней оказалась обычная зажигалка.
– Нет, это не то, что вы подумали, – усмехнулся он, проследив за взглядом собеседников, – это фотоаппарат «Минокс». Смотрите, как им пользоваться, – и американец произвел несколько манипуляций с зажигалкой.
– А может он работать и как зажигалка? – супруг осторожно взял в руки маленький предмет, внимательно его рассматривая.
– Да. Зажигалка занимает лишь треть объема фотоаппарата. Пожалуйста, запомните: впредь мы не будем ограничивать вас в средствах, но и вы должны предоставлять нам такие же важные сведения, как и сегодня. Мы ждем от вас активной работы.
Ярков и Верещагин заходят в приемную Шамова.
– Еще не освободился, – разводит руками секретарь, – у него начальники управлений.
– Ничего, – улыбается Ярков, – мы подождем.
Они садятся в мягкие кресла и еще раз просматривают документы, лежащие в их папках. Стрелка на больших настенных часах медленно сползает с цифры «11» – времени, на которое была назначена встреча. Обычно пунктуальный, старающийся придерживаться четкого графика работы, Шамов сегодня задерживал встречу. Видимо, вопрос там обсуждался неординарный.
Вчера Шамов позвонил Яркову и попросил дать предложения для Крючкова по обоим вопросам, чтобы получить его согласие. «Завтра подойдете ко мне с Верещагиным, его я предупрежу сам», – добавил он. Ярков сориентировался сразу и попросил, чтобы кто-то из секретариата Второго главка забрал у него документы с высокой степенью секретности – особой важности. Эту тему и уровень секретности утверждал еще Андропов. Шамов сразу же дал команду, и уже утром следующего дня у Яркова в кабинете стоял фельдъегерь с дополнительной охраной.
Ярков складывает документы в папку. Все разложено по порядку. Что ж, предложения, которые они с Верещагиным так тщательно обсудили, должны быть приняты без возражений. Что касается грифа секретности, то вначале может возникнуть настороженность, но это только вначале. Дело реальное, утечка сразу отвлечет внимание ЦРУ и их партнеров, а это выигранное время, значит, можно что-то успеть сделать.
Дверь в кабинет Шамова открылась, и из него стали выходить начальники управлений. Они двигались молча, не задерживаясь в приемной, с подчеркнутой торопливостью покидая ее. Все они демонстрировали деловитость, и это было стилем поведения любого руководителя в КГБ. Впрочем, этот стиль был типичен для любой спецслужбы мира.
Ярков покосился на приставной столик возле секретаря, где стояли телефоны. На одном из них горела лампочка, значит, Шамов разговаривал по телефону закрытой связи. С кем? Этого в приемной никто не знал. Может быть, с заместителем, а может, и с Председателем, и содержание разговора для других не предназначалось. Поэтому во время таких разговоров заходить не полагалось – в контрразведке ничто не ценилось выше, чем способность понимать границы, за которые заходить нельзя. Рядом сидел Верещагин, углубившись в какой-то документ.
Но вот лампочка на телефоне погасла, и секретарь приветливо улыбнулся Яркову и Верещагину – можно заходить.
Войдя в хорошо знакомый кабинет, они с порога негромко поздоровались.
– О, как раз вовремя. Заходите. Я тут одну бумагу ищу, – высокий, чуть нескладный Шамов склонился над низким, но массивным сейфом, стоящим в углу, и копался в ворохе папок. Наконец он удовлетворенно произнес: – Ага, вот она,
– и двинулся к Яркову и Верещагину, протягивая для приветствия руку.
– У нас ничего не пропадает, у нас просто трудно найти, – с улыбкой сказал Ярков, вспомнив расхожую в КГБ шутку.
– Точно, – согласился Шамов. – Садитесь, а я рядом, – он опустился за приставной столик напротив Яркова и Верещагина.
На столике лежали документы, которые Ярковым утром были переданы через спецсвязь.
– Ну что ж, я слушаю, – Шамов придвинул документы и глянул на Верещагина. Значит, говорить ему. Хотя у Яркова и выше звание, Верещагин все равно остается старшим, и как старший он всегда будет в привилегированном положении. Хотя право отчитываться у руководства вряд ли можно считать большим преимуществом.
– Вопрос, Николай Алексеевич, очень интересный, – начал Верещагин, – но я постараюсь вначале коротко.
– Давай коротко, вопросы я всегда успею задать.
– Так вот, мы с Сергеем Геннадьевичем, – он кивнул в сторону Яркова, – ознакомились с большим объемом архивных материалов. Судя по отметкам, имеющимся в архиве, Председатель, еще когда был начальником Первого главка, с разрешения Андропова знакомился с некоторыми документами по этому вопросу, поэтому он должен владеть темой. Кстати, знакомство с этими материалами – только с разрешения Председателя.
– Иначе сведений не дают? – уточнил Шамов.
– Да, просто сообщают, что никакой информации нет.
– Правильно, так и нужно, – согласился Шамов.
– Да, – кивнул Верещагин и продолжил, – так вот, проблемой энергетического воздействия на массовое сознание начал заниматься еще в двадцатые годы Александр Васильевич Барченко. Правда, все это происходило под жестким контролем ВЧК, ГПУ, потом НКВД. С самого начала и Ленин, и Сталин, и Троцкий, и Дзержинский поддерживали работу. Может, именно поэтому Барченко удалось объединить вокруг себя группу единомышленников. Группа эта довольно быстро стала увеличиваться и в конце концов превратилась в массовую организацию под названием «Единое трудовое братство», во главе которой стали начальник спецотдела НКВД Глеб Бокий, начальник Главнауки Наркомпроса Федор Петров, сотрудники НКВД, ученые, партийные работники, государственные чиновники. В ходе работы Барченко познакомился со знаменитым ученым Владимиром Бехтеревым, который в 1920 году возглавил НИИ мозга в Петрограде.
– Насколько я знаю, Барченко по образованию медик, занимался рефлексологией? – уточнил Шамов.
– Рефлексы – это только малая часть его опытов, – продолжил Верещагин. – Он действительно закончил медицинский факультет Юрьевского университета, который позже переименовали в Тартуский. А публиковаться Барченко начал еще задолго до революции – уже в 1911 году в научных журналах стали появляться его работы.
– Уже, кстати, тогда Барченко увлекся необычными свойствами человеческого мозга, – добавил Ярков, – в частности телепатическими возможностями. Параллельно изучал и так называемые лженауки – хиромантию, астрологию. Извините, Василий Петрович, – повернулся Ярков в сторону Верещагина. Тот кивнул и продолжил:
– В двадцатые годы Барченко активно занимается изысканиями в области психологии, в частности вопросами энергетического обмена головного мозга.
– Ну, и как Бехтерев повлиял на Барченко? – заинтересовался Шамов.
– В 1922 году, – ответил Верещагин, – Бехтерев предложил Барченко работу в Институте мозга. Разрабатывал Барченко методику массового психического воздействия на людей, в том числе и передачу мыслей на расстоянии.
– Телепатией, значит, занимался? – удивился Шамов. – И что, зафиксированы какие-то результаты?
– Конечно, с сегодняшней научной точки зрения, многое из того, что тогда делалось, можно считать несколько наивным подходом, но мы излагаем документальные факты. Так вот, как следует из архивных данных, ВЧК отправила Барченко на Север для изучения загадочной болезни – мерячения.
– Мерячения? – удивленно покачал головой Шамов, – в первый раз слышу о такой болезни.
– Она проявляется как психическое заболевание, но с одной особенностью – имеет заразный характер.
– Неужели шизофренией можно заразиться? Поразительно! – Шамов оторопело покрутил головой.
– Ну, заболевание выглядело скорее как психоз – люди бились в истерике, рвали на себе волосы, не могли связно выразить мысли, словом, проявлялось оно весьма бурно. Но что самое удивительное, в Якутии нашли тепловые источники, которые провоцировали эти симптомы. После поездки в Якутию Барченко отправили на одну из биостанций в районе Мурманска, где отмечались отдельные симптомы мерячения. В 1922 году по указанию Дзержинского была направлена экспедиция в Лапландию с особой секретной миссией. Ряд ученых России, да и некоторые руководители ВЧК были уверены, что там проживают потомки древних жителей Гипербореи, и они владеют знаниями о расщеплении атомного ядра, использовании энергии атома, сохранили технологии изготовления различных летательных аппаратов. Предполагалось, что они обладают сверхъестественными способностями, владеют секретами в области пространства и времени. Вся информация хранилась в тайне, и только в феврале 1923 года газета «Красная звезда» опубликовала статью, в которой отмечала, что профессор Барченко открыл остатки древних культур, которые намного старше египетской цивилизации.
– Однако, – скептически произнес Шамов, впрочем, не развивая свою мысль.
– В приозерном поселке Лахтынбакай Барченко нашел троих пожилых местных жителей, которые, по его словам, обладали экстрасенсорными способностями, в том числе ясновидением, телепатией, врачеванием.
– Это ж надо, что на заре революции творилось, – пробормотал Шамов, не в силах сдержать иронию.
– Семидесятисемилетнего Ивана Ягодина Барченко привез в Петербург. О дальнейшей судьбе его ничего не известно,
– Верещагин перевернул страницу и продолжил: – А через некоторое время Дзержинский и Бокий назначили Барченко руководить сверхсекретной лабораторией нейроэнергетики при спецотделе ОГПУ в Москве и дали ему в помощь штат в количестве сорока семи человек. Ну и, – Верещагин оторвался от текста, – несколько слов о способностях самого Барченко. Вот что говорят по этому поводу архивы. – Он снова наклонил голову. – Барченко мог усилием мысли передвигать предметы на столе с пяти шагов, гасить свечу на расстоянии. Мог внушить человеку совершить какие-то действия, например, петь, танцевать.
– Как Воланд у Булгакова… – тихо произнес Шамов.
– Его даже привлекали в особо сложных случаях дешифровки. А вот интересная деталь в его биографии. Алексей Толстой, автор знаменитого фантастического романа «Гиперболоид инженера Гарина» консультировался с Барченко и Бокием. Сам Барченко написал двухтомную монографию
«Методика воздействия энергетического поля на сознание и волю человека». Но, как это было со многими учеными того времени, его постигла трагическая судьба. В 1938 году его обвинили в псевдонаучной и террористической деятельности, создании террористической масонской организации «Единое трудовое братство» и расстреляли. Все материалы по теме изъяли в отдельный фонд, и сейчас они практически недоступны. Работники архива рассказывали, что действовавшие в послевоенный период сотрудники симпатизировали Абакумову и с уважением относились к репрессированным членам его семьи, в частности Игорю Смирнову, помогали чем могли. Ну, а Смирнов, можно сказать, возобновил начатое в свое время Барченко. К тому же, имея в руках компьютерную технику, конечно, ушел далеко вперед.
Верещагин положил на стол последнюю страницу и посмотрел на Яркова. Тот сказал:
– Существуют уникальные компьютерные программы, созданные лабораторией Смирнова, которые с помощью звукового и светового воздействия могут влиять на сознание, моделируя разные его состояния. Режим самогипноза на альфа-волнах 870 герц, программирование подсознания, что иногда называют зомбированием, тета-волны 5–7 герц. Эксперименты имели стопроцентный результат.
– С ума сойти! – покачал головой Шамов. – Если сейчас не закурю, поверю в ведьм и чертей. – Он вытащил сигареты и чиркнул спичкой.
– Вы не только в чертей поверите, а еще и в леших, и домовых! –засмеялся Ярков. – Вот послушайте дальше.
– Давай, бомби, – Шамов выпустил к потолку струю дыма.
– 2 февраля 1980 года, – продолжил Ярков, – Президиум Академии наук Советского Союза и Госкомитет СССР по науке и технике начал работу над закрытой научно-исследовательской темой «Физические поля биологических объектов, модулированные семантическим сигналом». Исполнителями этих сверхсекретных работ стали НИИ радиоэлектроники Академии наук СССР, НИИ ядерной физики МГУ и Первый Медицинский институт имени Сеченова, где отдел нелекарственной терапии превращается в лабораторию психокоррекции. Возглавил ее двадцативосьмилетний ученый Игорь Смирнов. Кстати, Смирнов – это фамилия матери, а отцом его был начальник СМЕРШ Виктор Абакумов. Всю семью арестовали в 1951 году, его мать была беременная. Потом, разумеется, детский дом, интернат, поэтому о своем происхождении он узнал много лет спустя.
– Вот судьба, – вздохнул Шамов, – извини.
– Да, судьба действительно нелегкая, – согласился Ярков.
– Так вот, наш институт заинтересовал способ психозондирования, этот способ позволяет обойти человеческое сознание, словно «цензора». Опрашивается подсознание человека на языке, понятном им двоим – человеку и компьютеру, который задает вопросы. Человек не подозревает о проводимом опросе. Подсознание отвечает на вопросы только честно – оно лгать не умеет. Впервые человечество получило доступ к инструментальному измерению психических функций. Большая часть этого контроля подлежит подсознанию, поэтому может быть осуществлена без согласия человека. Это очень опасно для всего человечества. Вот одно из выражений Смирнова: «Мы влезаем в святая святых человека – его душу. И впервые это сделано не с помощью интуиции, психологического обаяния, гипноза, а с помощью инструмента, железки. Мы придумали скальпель для души».
– А как проходит сам опрос, интересно?
– Это происходит следующим образом. Пациента усаживают перед компьютером, на экране мелькают графики, в наушниках приятный шумок или дают послушать любимые музыкальные произведения. В музыку и шумок «вкраплены» вопросы в самую «душу». Датчики вводят в компьютер реакцию человека на бесшумные вопросы. Ответы идут из подсознания. Интересно, как оценивает работу с пациентами сам Смирнов: «За 15–20 минут пациенту задается несколько тысяч кодированных, неслышных вопросов. Бессознательные ответы на них не врут – это детектор правды и еще – зеркало, в котором человек смог впервые увидеть свою душу». Николай Алексеевич, а теперь мое предложение. – Ярков сделал короткую паузу, чтобы сконцентрировать внимание Шамова.
– Давай предложение, слушаю, – невозмутимо отреагировал тот.
– Я предлагаю использовать метод Смирнова для изучения и проверки кандидатов на работу офицерами контрразведки под глубоким прикрытием и нелегалов. Если полиграф обмануть можно, то здесь – никогда.
– Да, полиграф некоторые умудряются обойти, правда очень немногие, вот ты, например.
– А метод Смирнова и я не обойду. Вот короткий документ, который отражает то, что я рассказал. Он требует санкции Председателя.
– Ну что ж, – задумчиво произнес Шамов, беря в руки документ, – довольно убедительно, думаю, Председатель согласится.
– Кроме того, в 1979 году Смирнов подал заявку на открытие с названием «Свойства высших организмов к дистанционным воздействиям». Без всякого сомнения, была открыта экспериментальная модель оружия.
– Любопытно, конечно. Только переработай, пожалуйста, текст предложения, сделай его покороче, у Председателя нет времени читать длинные документы. Это мы с тобой можем порассуждать, а у него каждую минуту государственные вопросы нужно решать.
– Хорошо, завтра я доложу сокращенный вариант. Теперь второй вопрос. Здесь нужны знания физики.
– В физике я немного разбираюсь, – серьезно сказал Шамов. Ярков про себя улыбнулся. Он знал, что Шамов был сильным физиком, да и многие другие точные науки знал неплохо.
– Тогда я сразу к теме. Как известно, волновые характеристики каждого из органов человеческого тела учеными описаны. Вот различные частоты некоторых частей тела человека,
– Ярков придвинул к Шамову лист с таблицей.
– Ну-ка, ну-ка, – тот заинтересованно глянул на таблицу. – Хм, голова – 20–30 герц, глаза – 80–100 герц, что ж это получается, глаза мощнее мозга? Наверно, потому что продуцируют то, что мозг излучает. Так, а вестибулярный аппарат? Всего 0,5–13 герц? Немного, однако. А сердце, наш мотор? Тоже слабо, 4–6 герц. Так же и позвоночник. А почему же тогда считается, что позвоночник – источник всего здоровья человека? И желудок также – от 4 до 6 герц. И все остальные органы имеют приблизительно одинаковые цифры: желудок – 2-3 герца, кишечник – 2–4 герца, почки – 6–8 герц. Интересно…
– Что еще любопытно: исходя из этих показателей, можно корректировать жизнедеятельность с лечебной целью и больного сделать здоровым, но можно добиться и противоположного результата. К примеру, ультравысокочастотные излучения у человека вызывают трудно поддающиеся лечению заболевания, провоцируют образование раковых клеток и так далее. По заключению некоторых ученых, психотропное оружие может иметь последствия куда страшнее ядерного. Представьте себе, что определенная группа людей может управлять всем человечеством, превратив его большую часть в рабов-зомби.
– Кстати, Сергей, а сколько институтов в нашей стране занимаются этими разработками?
– Всего более 20 НИИ. Главной организацией, ответственной за разработки в области нетрадиционных полей, определен Межотраслевой научно-технический центр «Вент». Основными направлениями исследования центра является дистанционное медико-биологическое воздействие на войска и население порционными излучениями. Директор этого центра, доктор физико-математических наук Акимов, изобрел спектральный генератор, который излучает воронкообразные лучи вращения, способные отключать приборы, в том числе системы самонаведения. Это воздействие выключает не только приборы, но и человеческую психику, да и вообще весь организм. Уже изготовлены заводские образцы. В 1982 году при создании системы загоризонтных радиолокационных комплексов было определено, что входящие в комплекс фазированные системы способны работать на излучение. При этом создается психотропное поле, влияющее на сознание человека. Такие системы созданы в Чернобыле и Красноярске-26.
– А в Предпорожье этими вопросами кто-то занимается?
– Да, в местном университете на физтехе доктор технических наук Игорь Касько работает над созданием генератора, который мог бы работать в морских условиях.
– Даже так? И как же генератор будет действовать?
– Путем наведения смертоносных частот на военные корабли для вывода из строя личного состава.
– Здорово.
– Можно перечислять много научных достижений. Вот, к примеру, одно из исследований под руководством академика Кандыбы в Центральной лаборатории завода «Арсенал» в Киеве завершено еще в 1973 году. Результат: создана очередная система оружия – аппарат «Канды-7», это самый мощный излучатель, поражающий психику и организм человека. Его планируют использовать для расстройства психики и нарушения управляемости войск противника, в том числе и используя космические объекты в районе предполагаемого театра боевых действий.
– Хорошо, мне все понятно. Теперь вернемся к нашим вопросам. Вот один из главных. Как организуем утечку информации?
– Лучше всего, если утечка произойдет из лаборатории Смирнова. Кто-то из них в разговоре по обычному телефону с сотрудниками научно-технического отдела Министерства обороны СССР скажет несколько фраз о проводимой работе. Открытые каналы связи круглосуточно контролирует посольство США в Москве, особенно направление, связанное с Генштабом, поэтому информация сразу же ляжет на стол кому-то из американской разведки.
– Разумно, – согласился Шамов.
– И еще. Вы просили дать вставку, которую нужно включить в отчет для оборонного отдела ЦК. Вот текст этой вставки.
– Угу, – Шамов взял протянутый Ярковым документ и прочитал вслух: «В результате проведенных совместных работ можно сделать заключение, что мы можем на значительном расстоянии, и используя космическое пространство, воздействовать на психику войск противника через подсознание.
Методики приняты Ученым советом, разработаны действующие приборы». Годится, – опустил лист Шамов.
– Смирнов, кстати, заявляет, что мы ушли так далеко, что для американцев наши результаты будут холодным душем, так как ни одного открытия у них в этой области не зарегистрировано, у них это строго финансируется.
– Ох, – спохватился Шамов, посмотрев на часы, – осталось 12 минут, нужно торопиться в приемную Председателя.
Крючков неторопливо просматривал документы, которые ему только что принесли Шамов и Ярков. Вопросов он не задавал. Это тема ему была знакома. Так в полном молчании прошло несколько минут. Наконец Крючков взглянул на Шамова и Яркова:
– Что ж, вопрос не нов. В свое время Андропов давал мне поручение изучить его и, в первую очередь выяснить, в каком он состоянии в США и Западной Европе. Но мы заодно проверили и другие страны, ведь оружие страшное, не дай бог пришло бы какому-нибудь сумасшедшему диктатору в голову использовать его для борьбы с врагами или, еще хуже, установления господства над всем миром.
– Я не знал, что Юрий Владимирович был знаком с подобными исследованиями, – удивился Шамов.
– К Андропову попадало много разной информации. Он умел увидеть главное и сосредоточиться на этом. Я-то его хорошо знал, – задумчиво произнес Крючков. «Интересно, – подумал Шамов, – что он вспомнил?»
А Крючков внезапно вспомнил Венгрию, трудный для нее 1956 год, когда опасно стало просто выходить на улицу. Тогда Андропов, который был советским послом в Венгрии, приказал всем, кроме него и Крючкова, советника посла, покинуть страну и переехать с семьями в Чехословакию. Как раз когда они с Андроповым сидели у того в кабинете и обсуждали вопрос эвакуации семей дипломатов, зашел сотрудник советской экономической миссии Тронза и попросил оставить его и еще несколько человек. «Юрий Владимирович, – сказал он тогда, – вдвоем здесь справиться будет чрезвычайно трудно. Разрешите мне и еще троим сотрудникам, которые готовы, остаться». Андропов тогда мягко улыбнулся и сказал: «Иван Семенович, пожалуйста, уезжайте. Забирайте семьи и немедленно уезжайте. Вы же видите, здесь война». Тронза попытался было спорить, но Андропов был непоколебим. И когда Тронза выходил из кабинета, Андропов сказал ему вслед: «Я вам очень благодарен, Иван Семенович».
Крючков поправил очки на носу и поднял глаза на Шамова.
– Николай Алексеевич, а как будем контролировать утечку информации?
– Рассчитываем на свои агентурные позиции, в том числе и на «Верного». Если наш план сработает, то американцы будут устраивать всевозможные конференции, научные семинары на тему изучения головного мозга и совершенствования лечения в этой области. У них это накатанная схема: приглашают ученых, обещают высокооплачиваемую работу или просто предлагают продать информацию. Будем активно работать в этом направлении.
– Николай Алексеевич, организуйте мне встречу со Смирновим, проведем ее в таком же составе. Лучше это сделать в субботу, в обед, между четырнадцатью и пятнадцатью часами. В моей загородной резиденции. Приедете на вашей машине, по дороге подхватите Смирнова.
– Хорошо, товарищ Председатель.
– Так что по первому вопросу даю положительный ответ. Этот метод, конечно, передовой и перспективный. Разумеется, отсев кандидатов на работу будет больше, но зато качество подбора повысится. Так что даем методу зеленый свет. – Он впервые за встречу улыбнулся. – У меня еще есть вопрос к Николаю Алексеевичу, так что вы, Сергей Геннадьевич, можете быть свободны.
Ярков встал и попрощался. Таковы были законы секретной службы – каждому полагалось знать ровно столько, сколько ему было необходимо, и не больше.
Когда двери за Ярковым закрылись, Крючков повернулся к Шамову:
– Теперь доложите по «Мадлен».
– От «Мадлен» по космической связи поступила информация, что у него в Лас-Вегасе имеется казино. Многие банкиры имеют казино, потому что, как он объясняет, это прибыльно. Да и для некоторых это лазейка, через которую можно отмыть деньги. Кроме того, в этом казино круглосуточно работает филиал банка, который дает по низким ставкам короткие кредиты, которые возвращаются дважды – в виде проигрыша заемщика, а затем в виде возврата кредита. Каждую последнюю субботу в ночь разыгрываются большие суммы. Предлагается, чтобы в одну из таких суббот наш клиент, то есть брат
«Верного», с наступлением полуночи начал делать ставки на число 13. До трех часов ночи будет в проигрыше. Это нормально. Но в 3 часа ночи ему вдруг повезет. Оператор остановит рулетку на цифре 13.
– Говорят, американцы не любят число 13, – пошутил Крючков.
– Не любят, поэтому редко ставят на него.
– Николай Алексеевич, а как же оператор узнает брата
«Верного»?
– Он должен прийти в желтом пиджаке и черной рубашке. На шее у него будет красный платок, который в три часа ночи он демонстративно снимет, словно тот ему ужасно надоел. Отныне наш клиент должен всю неделю перед выигрышем делать ставку на число 13. За эти несколько дней он станет очень богатым человеком.
Внешность у Смирнова была запоминающейся: высокий, крепкий, двигался энергично, говорил быстро, напористо, помогая себе резкими жестами. Лицо его, открытое, доброжелательное, обрамляла черная борода, которая придавала ему вид ученого девятнадцатого века. Такого в толпе увидишь, запомнишь сразу. Но особенно привлекали его глаза – сосредоточенные, умные, они выдавали незаурядность этой личности. Безусловно, Смирнов был гением, и как любой гений, он мог часами говорить на любимые научные темы. Иного в мире, казалось, для него не существует. Даже предстоящая встреча с главой одного из самых серьезных ведомств страны, о котором ходило столько легенд, казалось, совершенно не беспокоила Смирнова. Выйдя из машины, в которой его привезли на встречу с Крючковым Шамов и Ярков, он увлеченно продолжал говорить о новых экспериментах. Остановило его лишь появление самого Крючкова, который вышел к гостям.
– Очень рад познакомиться, Игорь Викторович, – пожал Смирнову руку Крючков, – много слышал о ваших потрясающих работах.
– Спасибо за такую оценку, Владимир Александрович, – улыбнулся Смирнов. – Вы знаете, этой работой я занимаюсь уже двадцать пять лет и сам не перестаю удивляться тому новому, с которым сталкиваюсь постоянно.
– Вот, собственно, о вашей работе мы и хотели поговорить,
– Крючков взял Смирнова под руку и направился в сторону гостиной. – Давайте, поскольку сейчас самое время, пообедаем и поговорим. Так сказать, совместим полезное с приятным. Шамов и Ярков, двигаясь за разговаривающими Крючковым и Смирновым, молчали, давая возможность им обсудить
все вопросы напрямую.
Уже за столом Крючков, обращаясь к Смирнову, сказал:
– Хотим с вами посоветоваться, как лучше занять ум и время нашего главного оппонента, да и сделать так, чтобы этот оппонент не нанес вреда нашей стране.
– Вы знаете, Владимир Александрович, я ведь тематикой, о которой вы говорите, занимаюсь без малого четверть века. Количество экспериментов, проводимых нашей лабораторией, – десятки тысяч, все испытывали и на животных, начиная с грызунов, и на добровольцах лаборатории. Сколько времени подбирали программы, кодовые слова – уму непостижимо! Изучили влияние частот на каждый человеческий орган. Но таки удалось влезть в душу человека. Согласитесь, подсознание – это часть души, та область научного творчества, где абсолютно непредсказуем результат.
– Ну а каково ваше мнение о том варианте, который мы вам предложили? – спросил Крючков.
– Вариант, конечно, вполне подходит, поскольку речь идет о серьезных разработках, об их завершении. В то же время кроме эмоций для себя взять нечего. Дальше пойдут догадки, тревога, возможные воздействия на умы, которые могут привести к расстройству всей системы любого, даже, например, такого могучего государства, как США. Тогда конец лидерству и спокойной жизни на всей планете.
– А сколько, на ваш взгляд, нужно времени тем же Штатам, чтобы пройти наш путь? – поинтересовался Крючков.
– Минимум десять лет, даже при их финансировании.
– Но задача заключается в том, чтобы не дать произойти утечке методик, программ и специалистов, так ведь? – продолжал Крючков.
– Да, согласен. Кроме нашего института есть еще несколько научных учреждений, которые работают в этом направлении, хотя не так активно, как мы. Это институты академиков Кандыбы, Трефилова, доктора физико-математических наук Акимова, Майбороды, Тарасюка. Они разработали генераторы, способные менять настроения, нейтрализовать агрессивность в войсках, и задавать команды, противоположные тем, которые дают их руководители. Владимир Александрович, я начинал заниматься этим вопросом для лечения людей, но чем больше занимался темой, тем больше поражался возможностям метода. Ведь метод позволяет управлять поведением людей, причем больших их масс.
– Так что, насколько я понял, вы поддерживаете предложения по утечке информации?
– Да, поддерживаю. К вам будет большая просьба: принять меры к тому, чтобы работа по теме была защищена.
– Обеспечить достаточный контрразведывательный режим, – подал голос Шамов.
– Вот именно! – воскликнул Смирнов, – самый жесткий режим.
– Ну что ж, это мы вам обещаем. Тем более здесь присутствует начальник контрразведки страны. Ему и карты в руки. Если что – с него спросим, так ведь, Николай Алексеевич? – Крючков с серьезным видом повернулся в сторону Шамова.
– Не беспокойтесь, Игорь Викторович, – Шамов кивнул головой, – все эти вопросы мы возьмем на себя.
– Тогда вопрос о режиме считаем закрытым, – подвел итог Крючков. – Теперь второе предложение. Мы хотели привлечь вас, Игорь Викторович, чтобы на начальном этапе внедрить этот метод с целью изучения наших кандидатов для работы в особых условиях. Участие вашего института мы профинансируем. Вы уже познакомились с руководителем института подготовки таких людей Вокрей Сергеем Геннадьевичем. Если не будет возражений, то подпишем договор, естественно, он будет носить закрытый характер. Если не возражаете, то в дальнейшем, пока будет проходить этот этап работы, будете поддерживать связь с Вокрей. Проведем утечку информации, затем будем ждать реакции американцев. Вопросы по существу есть, Сергей Геннадьевич?
– По существу нет, а все остальное мы с Игорем Викторовичем решим в рабочем порядке, – ответил Ярков.
– Кстати, Игорь Викторович, – спросил Крючков, – а можете ли вы назвать какой-либо институт, который вышел бы с инициативой провести международную конференцию по обмену опытом лечения больных с расстройством психики? Вам лучше самим сформулировать тему.
– Предложение интересное, – отозвался Смирнов, – и вполне осуществимое. Только вот где будет удобнее это сделать?
– Хотелось бы исключить Москву, Ленинград, Киев, там есть посольства, консульства, разные представительства,
– сказал Шамов. – Другие города позволят исключить консультации прибывших на конференцию ученых с дипломатами, что даст нам возможность провести задуманное более квалифицированно, снизить риски.
– В таком случае, это – Новосибирск, – уверенно заявил Смирнов, – там Сибирская Академия наук, они занимаются только лечебными процессами. Все выступления с нашей стороны нужно готовить заранее, чтобы избежать утечки. Такую конференцию можно подготовить за два месяца, послав приглашения в Академию наук и институты различных стран. Предварительно по этим запросам можно прикинуть объем финансирования.
– Насколько я понял, – сказал Крючков, – нам нужно известить о предстоящей конференции президента Сибирской Академии наук академика Лаврентьева. Игорь Викторович, я бы попросил, чтобы вы выделили несколько ваших подготовленных сотрудников, которые как консультанты просмотрели бы выступления наших ученых. Ответы на вопросы нужно предусмотреть такие, чтобы втянуть американцев в дискуссию.
– По содержанию вопросов и участию в дискуссии можно будет при длительном анализе определить уровень их продвижения в разработке данной тематики, – заметил Смирнов.
– Итак, я считаю и этот вопрос исчерпанным, – сказал Крючков.
Чувство, словно с плеч спал тяжелый груз, не покидало Дугласа вот уже несколько дней. Разговор с приятелем Маком, разоткровенничавшимся на недавнем пикнике, освободил Ричарда от назойливых страхов, что за ним постоянно подглядывают. Он вне подозрений! Его проверка закончилась, и это значит, что можно не опасаться хвоста при походе в магазин, говорить спокойно по телефону, не беспокоясь, что его слова могут неверно истолковать слушающие его коллеги, и, главное, теперь он вплотную подошел к своей главной цели
– стать обеспеченным человеком. Он откроет, как шлюзы, дорогу для потока информации, которую ждут в КГБ, готовые щедро оплачивать его услуги, он начнет передавать им сведения, за которые заплатят по самым высоким тарифам!
А теперь к делу.
В ближайшие дни можно будет переснять на «Минокс» лежащие у него в сейфе секретные документы – они наверняка понравятся русским. Но… смутное чувство тревоги внезапно шевельнулось в его душе, он вспомнил ту светящуюся точку в стене его кабинета, через которую за ним наблюдали. А что если проверка закончилась, но не совсем… Что если в инспекции решили подержать его под колпаком еще несколько дней? Так, на всякий случай. Мало ли что сказал друг Мак, может, ему поручили успокоить Ричарда, чтобы потом его, расслабленного, потерявшего бдительность, взять на горячем?
Почти неделю Дуглас пребывал в сомнениях, одолевавших его так некстати сейчас, когда ему позарез нужны деньги.
И Ричард не выдержал. Нет, думал он, вряд ли такое возможно, ведь я не давал повода для такой длительной проверки. Но даже, если представить невозможное, и мой кабинет под контролем, неужели нельзя обмануть контролеров?
Дуглас в кабинете. Он старается вести себя максимально естественно. Та точка находится в полуметре от сейфа, это место он запомнил хорошо. Вряд ли точек несколько – в кабинете справа постоянно работают его коллеги – значит, камеры там нет. Дуглас не спеша развешивает на стене привезенные из СССР фотографии, где запечатлены члены инспекции, побывавшие в Гусарске. Это память. Разве сотруднику ЦРУ запрещено оставлять себе на память фотографии друзей?
Фотографии висят уже почти на всей стене, надежно закрывая ту точку. Все. Дуглас вне поля зрения чужих глаз.
Он осматривает свою коллекцию и невольно любуется тем, что видит на больших фото – вот вся их инспекторская группа на фоне заводских ворот, сам он сбоку, на лице типичная американская улыбка во весь рот. А вот корпус сборки БЖРК – впечатляющая картина, а это советские инженеры, немного грустные, будто не в своей тарелке. А какой же реакции можно ждать от людей, еще вчера принадлежавших к элитной группе общества и вот так, сразу, лишенных этого статуса?
А теперь ответственный момент. Дуглас расставляет возле фотографий секретные документы, и теперь «Минокс» сможет бесстрастно зафиксировать их вместе с фотографическими картинками.
Дуглас достает фотоаппарат из нагрудного правого кармана темной рубашки, которую он надел по такому случаю. В тот же карман он засунет свой «Минокс», если кто-то внезапно войдет в кабинет. И тогда случайный посетитель увидит то, что и должен был увидеть: Дуглас расставляет фото своих друзей, заодно раскладывая документы, с которыми ему приходится работать постоянно. Ни малейшего подозрения это вызвать не должно. Тем более, для полной реальности двери в кабинет закрыты не будут.
И все же, несмотря на подготовленное алиби, он нервничал. Руки дрожали, кровь громко стучала в висках, а дыхание сделалось частым, словно ему пришлось взбираться на высокую гору. Его спина покрылась испариной, а трясущиеся кончики пальцев иногда не могли попасть на затвор.
Раздавались негромкие щелчки, время тянулось страшно медленно, все время казалось, что в кабинет войдут, а он не успеет спрятать фотоаппарат.
Наконец последний лист. Все.
Он опустился в кресло и вдруг почувствовал огромную усталость. Руки и ноги сделались ватными, тяжелыми, заныл затылок. Сделав над собой усилие, он встал и подошел к окну, резко распахнув его. В кабинет ворвался свежий воздух. Вздохнув полной грудью, он прошептал: «Господи, все позади».
Затем он вызвал подчиненных, поручив добавить в документ предложение по активизации работы по открытию советского академика Смирнова.
Конец рабочего дня.
Дуглас положил «Минокс» в задний карман брюк, вышел из кабинета и, пройдя по коридору, покинул здание, спокойно миновав контрольную рамку на выходе. Заходить и выходить с таким фотоаппаратом просто, он изготовлен из пластика, поэтому контрольная рамка его не замечает, она фиксирует только металлические предметы.
Дуглас направился к своему автомобилю. Его никто не останавливал, никто не обыскивал, все вокруг выглядело обыденно, как и накануне, и каждый день. Он сел в машину, завел ее и тихо тронулся с места. Миновал пост, шлагбаум. Нет, ничего не менялось.
То, что он вот так, свободно, смог переснять секретные документы и вынести их из здания, потрясло его. Неужели все так просто? Неужели самое закрытое учреждение США, вызывающее у обывателя чувство священного трепета, порождаемое сакральной непостижимостью происходящего там, так легко расстается со своими тайнами?
Ему вдруг стало невыразимо одиноко. Столько лет он жил, ощущая, будто ревностный верующий, присутствие организации, которой служил верой и правдой, в каждой частичке его жизни. Да, он обманывал организацию, был неоткровенен с ней, но где-то в глубине души рассчитывал на искупительную силу покаяння. Ему не хотелось отсекать себя от организации. И вот, когда он совершил серьезный проступок, организация этого просто не заметила. Значит, он безразличен ей?
Дома жена сказала, что у него очень усталый вид. Но он даже не стал разубеждать ее, как делал это обычно.
Вытащив кассету с пленкой из фотоаппарата, он засунул ее поглубже в письменный стол за верхним ящиком.
Затем долго стоял под душем, ощущая, как упругие струи воды, массируя плечи, спину, живот, возвращают силы.
И снова мысли о казино. Русские обещали крупный выигрыш, скорее всего, так и будет, они пока не давали повода усомниться в их словах, а если это так, то нужно уже сейчас подумать, куда вложить деньги. Выгоднее всего, видимо, птицеводство. Пусть для начала даже не слишком большая индюшиная ферма, но она быстро даст прибыль. А дальше… что ж, будет видно.
Глава 30. «ВЕРНЫЙ» ВОССТАНАВЛИВАЕТ
СВЯЗЬ
Дуглас уже давно хотел съездить с семейством в Нью-Йорк на выходные. Там есть на что посмотреть, одна Статуя Свободы чего стоит! Экскурсия запомнится детям.
Но существовала еще одна важная причина, по которой поездка в самый большой американский город была необходима – русские уже ждут от него известий, регулярно осматривая обусловленное место недалеко от Статуи, где он должен оставить метку.
– Мери, в следующее воскресенье я буду совсем свободен, – Ричард нежно поглядывает на жену, – мы могли бы, наконец, съездить в Нью-Йорк. Дети этого так хотят.
– О, Ричард, конечно, я так рада!
– Мы побываем на Манхэттене, Бродвее, в Линкольн-центре, да мало ли что можно увидеть за день.
– А Чайнатаун, Ричард? Нам обязательно нужно заглянуть в Чайнатаун!
– Ну, китайскому шоппингу посвятить нужно весь день,
– засмеялся Ричард, – может, лучше посетим Рокфеллерцентр? Там, говорят, скоро откроют самый большой в США каток.
– Да, один день – это так мало, а тратить на Нью-Йорк отпуск не хочется.
– Что ж, тогда составь маршрут, но в начало его поставь Статую Свободы, хорошо?
Они выехали утром, когда еще только светало. Несмотря на позднюю осень, дорога была сухая, машина шла ровно, бесшумно. Дети на заднем сиденье дремали. Младшего, которому исполнилось лишь полгода, оставили с няней.
В Нью-Йорке они прежде всего позавтракали в одном из кафе.
– Итак, наш первый пункт – Статуя Свободы, правильно?
– Ричард, допивая кофе, повернулся к жене.
– Да, это не так далеко отсюда, – Мери держала в руках карту и внимательно смотрела на ее значки.
Действительно, к месту они добрались довольно быстро.
Когда Ричард в очередной раз заснял жену с детьми, и те вертели головами, осматривая все вокруг, он незаметно поставил фломастером метку на одном из столбов освещения – что-то вроде небольшой окружности, после чего фломастер улетел в урну.
Отъезжая от нью-йоркской гавани, он оглянулся – метка была хорошо заметна на расстоянии. Теперь в ближайший день сеанса радиосвязи он получит дополнительные инструкции, после чего можно выходить на моментальную связь. Информация подготовлена, поэтому дело во времени.
– О чем ты так задумался, Ричард? – Жена с беспокойством глянула на него, – у тебя какие-то неприятности.
– Да нет, дорогая, просто мысли лезут в голову. А ты знаешь, ведь мальчишками мы часто ездили сюда, дурачились.
– Ну, когда наши дети подрастут, они, наверное, тоже будут дурачиться здесь. А пока попробуй рассказать им что-нибудь интересное об этом городе. Ну, к примеру, о том, что остров Манхэттен был куплен у местного племени индейцев за 24 доллара.
– За 24 доллара?! – воскликнул с заднего сиденья их старший сын. – Вот это да! Сейчас за эти деньги ничего нельзя уже купить, да и индейцев всех отправили в резервации. Неинтересно стало.
Ричард улыбнулся.
– Ну, жить интересно всегда, – сказала чуть нравоучительным тоном Мери, – особенно в детском возрасте.
Когда поздним вечером они въехали во двор своего дома, все были счастливы.
Через три дня у Дугласа состоялся сеанс односторонней радиосвязи. Он заранее подготовил шифрблокнот.
Это был необычный блокнот. Еще перед отъездом Дугласа из СССР Тюнин принес ему в подарок 5 отрывных календарей на следующий год. По содержанию они претендовали на маленькие советские энциклопедии: даты рождения членов Политбюро, знатных комбайнеров, доярок, ученых, революционных праздников, словом, это были выдержанные в политическом отношении календари. Тюнин тогда сказал: «Эти четыре календаря подарите родственникам, друзьям, им интересно будет знать, что празднуют в СССР. А вот этот для вас. Он будет нужен при проведении односторонней радиосвязи. Когда вас прекратят проверять, вы выйдете на первую передачу. Перед этим нужно будет оторвать каждый тринадцатый листок, то есть числа «13» и «26» каждого месяца, и прогладить их горячим утюгом. Обратная сторона каждого листка превратится в листок вашего шифрблокнота. Привезя в США календарь, вы доставите шифрблокнот без всякого риска. Таким образом организовывать встречу или тайниковую операцию уже нет необходимости. В результате мы обеспечиваем конспирацию и экономим массу времени».
Конечно, Дуглас по достоинству оценил изобретение русских, которое существенно снижало риск провала.
И вот подошло время передачи.
Дуглас отрегулировал громкость, уже сидя в наушниках. Прием прошел хорошо, диктор не торопился, в умеренном темпе зачитал цифры. Вскоре сеанс повторился, и Дуглас перепроверил зафиксированную группу цифр. Ошибок он не допустил.
Расшифровка заняла не много времени. Центр назвал дату, время и место моментальной передачи.
Тюнин проводит большую часть времени в автомобиле
«Аэрофлота», представителем которого, согласно имеющимся у него документам и отработанной легенде в КГБ, он является. Он не раз ездил из Нью-Йорка в Вашингтон, решая некоторые вопросы по увеличению международных авиарейсов между США и СССР.
В эту пятницу с ним в Вашингтон выехал сотрудник «Аэрофлота», отвечающий за международные связи. Им предстоит несколько встреч с американскими партнерами.
К удовольствию обоих все вопросы решаются в этот день быстро.
Но у Тюнина еще встреча с руководителем администрации. Конечно, сотруднику «Аэрофлота», отвечающему за международные связи, тоже полезно побывать на ней, но потом он будет мешать Тюнину, которому предстоит еще встреча с агентом «Верным», сотрудником ЦРУ Ричардом Дугласом. Поэтому перед тем, как зайти к руководителю администрации, Тюнин с улыбкой говорит своему спутнику:
– Ну что, Саша, поработали мы неплохо сегодня, скоро пора и назад. У меня еще одна встреча с их шефом, но это чистая формальность.
– Так мне можно не ходить с вами? – в голосе аэрофлотовского коллеги, которому в Америке позарез нужно выполнить заказы родственников и друзей, звучит надежда.
– Разумеется, нет. Бери машину – и за подарками, а то ведь родные обидятся.
– Да, – обрадованно закивал головой Саша, – обидятся.
Беседа с руководителем администрации заняла не много времени.
Вскоре Тюнин уже двигался по улице по направлению к метро, станции которого в Нью-Йорке располагались буквально через каждые триста–четыреста метров.
Он уже целую неделю проверялся, но слежки за собой не обнаружил. Чисто было и сейчас.
В метро, которое, в отличие от московского, было очень запутанным и неудобным, он нашел нужную ветку и выехал в сторону станции, где должна произойти моментальная встреча. Но по пути вышел, на всякий случай перепроверился еще раз, покупая сигареты на какой-то улице, и вновь спустился в подземку.
Не переставая удивляться, как американцы ориентируются в системе движения подземных поездов, Тюнин добрался до нужной станции. Табло показывало, что у него в запасе еще две с половиной минуты. Дугласа пока не видно. Тюнин не спеша двинулся к месту, где должен остановиться последний вагон. Последний вагон очень удобен для подобных мероприятий. В него всегда заскакивают опоздавшие, в нем всегда больше, чем в других вагонах, пассажиров, а значит, легче спрятаться, уйти от наблюдения.
Наконец, из глубины тоннеля вылетает состав, которого Тюнин ждет. Мелькают окна, человеческие лица, и вот вагоны останавливаются, через открытые двери выливается масса людей.
Тюнин сразу узнал Дугласа. Он ничуть не изменился – все такой же сосредоточенный взгляд, быстрая, чуть резковатая походка. Дуглас тоже заметил Тюнина, и хотя ничем не выдал себя, все так же сосредоточенно глядя вперед, его походка стала чуть медленнее, он весь напрягся, словно готовился к прыжку.
Они поравнялись, по-прежнему двигаясь каждый в свою сторону. Вряд ли кто-то мог увидеть, как маленькая кассета с пленкой из одних рук перешла в другие.
В толпе это сложно заметить.
Спустя час Тюнин уже садится в машину. Саша, держа в руках пакеты с подарками, радостно улыбается.
– Вижу, удачно сьездил, – серьезно говорит Тюнин.
– Спасибо вам, Виктор Сергеевич, а то завтра уже назад, а времени, чтобы выполнить заказы, нет. Если бы не вы, гореть мне синим пламенем.
– Ну-ну, советский летчик в огне не горит, в воде не тонет. Саша одобрительно хмыкнул.
– В аэропорт, – скомандовал Тюнин водителю, и машина рванула с места.
Оттуда через три с половиной часа на Москву вылетал самолет «Аэрофлота».
Когда машина прибыла в аэропорт, Тюнин глянул на часы
– до отлета оставалось час сорок, достаточно времени, чтобы решить все вопросы.
И вот уже Тюнин идет по коридору, который занимает представительство «Аэрофлота», и здоровается с его сотрудниками. За то непродолжительное время, пока он здесь, к нему уже успели привыкнуть. Каждый советский самолет, убывающий на родину, Тюнин сопровождает до отлета, и все знали это. Его часто видят у стойки регистрации, где он общается с пассажирами, вежливо улыбаясь каждому. Нередко пассажиры, среди которых большинство советских граждан, считая Тюнина ответственным представителем «Аэрофлота», задают ему разные вопросы.
В отлетающем самолете Тюнин, как правило, здоровается с каждым пилотом за руку, обмениваясь несколькими словами. Многих он знает по имени, поскольку сюда летает не так много специалистов.
– О, Николай, рад видеть. Как дела? – Тюнин пожимает руку командиру экипажа, который вполоборота стоит в пилотской кабине. Это офицер КГБ, который работает под глубоким прикрытием, но никто здесь об этом, конечно, не догадывается. В момент рукопожатия кассета с пленкой агента
«Верного» переходит в руки командира экипажа. Что дальше делать с пленкой, тот знает.
Когда советский «Ил» оторвался от земли, унося в себе ценный груз, которого так ждали в Москве, Тюнин облегченно вздохнул – свою работу он выполнил.
Через двенадцать часов пленка была на Лубянке.
Так завершился один из этапов операции советской контрразведки.
– На тринадцать? Ричард, ты говоришь, я поставил на тринадцать? Ха-ха! Ну и сон тебе приснился, это ж надо, тринадцать! – Энди, младший брат Ричарда, никак не мог успокоиться, услышав, что тот видел во сне, как Энди целую неделю ходил в казино, ставил на число «13» и выиграл.
– Самое интересное, что когда в ночь с субботы на воскресенье ты поставил вновь на тринадцать, ты выиграл джек-пот,
– Дуглас смотрит на брата, но сам не смеется, словно не понимая, что могло развеселить того.
– Нет, Ричард, тринадцать – дьявольское число, – лицо Энди становится серьезным, – оно, наоборот, притягивает невезенье.
– Хм, я бы так не сказал, – вставляет вдруг слово молчавший до этого отец, – бывает, и число «13» приносит удачу, не зря говорят, что сон в руку.
Они сидят втроем в доме отца за большим старым столом, где сидели когда-то детьми. Перед каждым по бокалу пива и сосиски. Отец, несмотря на то, что ему давно перевалило за семьдесят, выглядит еще крепким мужчиной, и когда начинает говорить, сыновья сразу замолкают – авторитет его непререкаем.
– Да, сон интересный. Но, признаться, я не очень люблю азартные игры. Все эти казино, рулетки – самая настоящая обдираловка простых людей. Ты не обижайся, Энди, – отец повернулся к младшему сыну, – но мне кажется, ты слишком много теряешь времени в этих дурацких заведениях.
– Я уже много выиграл, – надул губы Энди.
– И это меня удивляет, – пожимает плечами отец. – Вначале я считал, что тебе как новичку просто везет, но время идет, а ты больше кладешь в карман, чем тратишь. И тогда я стал присматриваться повнимательнее к вам, ребята. И вот что заметил. – Отец хитро улыбнулся и посмотрел на Ричарда. – Как только Ричард советует тебе, Энди, ставить на какую-то цифру, ты выигрываешь. Без него ты в убытке. Да, и не спорь,
– махнул отец рукой. – Я не стану докапываться, как Ричарду это удается, может, его в ЦРУ этому научили, мне все равно, главное, что он умеет угадывать. А раз так, то давай, Энди, в ночь с субботы на воскресенье ставь на число «13».
– Ты остался в меньшинстве, Энди, – засмеялся Ричард.
– Сдаюсь, – пробурчал тот, шутливо поднимая руки вверх.
– Я готов дать Энди денег. Ты как, отец?
– Почему бы нет? Хотя мне не по душе казино, но раз дело верное, то я готов вложить деньги тоже. Только уговор, что после выигрыша деньги вложим в дело, чтобы не разошлись. О доле каждого, думаю, мы договоримся.
– По этому поводу, – радостно объявил Энди, – предлагаю выпить пива.
Три руки с бокалами взметнулись над столом.
На следующий день Ричард был очень занят. Его заместитель Джеймс Турман принес аналитическую справку, касающуюся межнациональных конфликтов в СССР. Нужно признать, именно эти конфликты очень беспокоили американское руководство. Одно дело, когда Советский Союз вследствие политики его руководителей слабеет и превращается в покорную страну, которой удобно диктовать свою волю, но когда на власть в ней замахиваются националистические радикалы, с которыми всегда сложно вести диалог, то нужно просчитать все шаги. Хотя, с другой стороны, гораздо выгоднее иметь дело с небольшими государствами-сателлитами, во главе которых будут зависимые от США лидеры, ждущие очередной подачки. Поэтому тактика в отношении СССР будет пока прежней – поддержка сепаратизма на Кавказе, Прибалтике, держать в напряжении ситуацию в Нагорном Карабахе, Средней Азии.
Информационно коммунистическая партийная верхушка Советского Союза проигрывала, авторитет ее падал ежедневно, Губачев фактически повернулся к бывшим товарищам по КПСС спиной, и они барахтались в этом болоте сами.
Именно это и изложено в справке, лежащей перед Дугласом на его рабочем столе. И, конечно, там была оценка способности Губачева удержать процессы в государстве от неуправляемого развития. Увы, и в справке это обстоятельство проходит красной нитью, советский президент уже не в состоянии справиться с валом проблем, обрушившихся на страну.
Когда Дуглас занес справку руководителю Разведывательного директората ЦРУ Фреду Паркинсу, тот был полностью поглощен чтением какого-то документа. Кивнув зашедшему и протянув руку, приглашая сесть, Паркинс еще минуты три не отрывался от чтения. Затем, подняв голову, произнес:
– Извините, мистер Дуглас, что заставил вас подождать.
– Ничего страшного, сэр.
Паркинс в ЦРУ слыл интеллигентом. С ним было приятно общаться, хотя порой он превращался в зануду. Правда, надо отдать Паркинсу должное – свой недостаток он знал и старался с ним бороться.
– Вы принесли аналитическую справку?
– Да, сэр, вот она, – и Дуглас подал своему шефу документ. Тот быстро пробежал глазами по тексту и негромко пробор-
мотал:
– Блестяще, как всегда.
Щеки Дугласа от удовольствия чуть порозовели – похвала была ему приятна.
– Кстати, наше руководство, в частности мистер Форд, высокого мнения о ваших профессиональных способностях. Не далее как сегодня утром он интересовался вашей реакцией на то, если вам будет предложена должность заместителя резидента ЦРУ в Польше. Я пообещал поговорить с вами.
– Это довольно неожиданно для меня, сэр. Конечно, я весьма признателен мистеру Форду за оценку моей работы, хотя если за мной сохраняется право выбора, то я бы просил оставить меня на нынешней должности. По сути, я ведь лишь недавно возвратился из СССР.
Паркинс сидел молча, никак не проявляя своего отношения к словам Дугласа.
– Но если руководство нашей организации хочет видеть меня в Польше, то я возражать не стану, – продолжил Ричард, всем видом демонстрируя готовность выполнить любую команду.
– Что ж, – подал голос Паркинс, – я рад, что вы хотите остаться в нашем коллективе. Я донесу до мистера Форда вашу позицию. А что касается документа, то он будет интересен нашему президенту. Подготовьте его на завтра для отправки в Белый дом.
Выйдя из кабинета Паркинса, Дуглас направился к себе. Вид у него был сосредоточенный и задумчивый. «Судя по всему, расслабляться мне рано, – подумал он, – во всяком случае, пока в ЦРУ ищут завербованного КГБ сотрудника американского посольства. Вряд ли прозвучавшее сейчас предложение было частью операции по моей проверке, хотя исключать ничего нельзя. В таком случае, отказавшись от удобного для агента КГБ места в резидентуре в Польше, я поступил правильно».
Крупье смотрел на Энди как на человека, который плохо понимает, что делает. В его глазах читалось: «Еще немного, приятель, и ты пойдешь домой без штанов». Для крупье Энди был уже списанным товаром – день-два, и он отдаст последние деньги, после чего этого парня здесь больше никогда не увидят. Сколько таких неудачников здесь побывало.
Но Энди, словно в него вселился дьявол, упорно ставил на единственное число – «13».
– Эй, парень, у тебя что, заело? – сидевший справа молодой рослый мужчина в ковбойской шляпе, по внешнему виду фермер, смеясь наблюдал за Энди.
– А тебе-то что? – Энди, потный и нервный из-за пятидневного невезения и начинавший уже подумывать, а не ошибся ли чего доброго брат? – вновь поставил на «13».
– Да я тут бываю нечасто, но таких упрямых еще не видел.
Ты случайно не из Канзаса? Там все такие.
– Ладно, посмотрим, что завтра будет, – Энди резко отодвинул стул от стола с рулеткой, стрелка которой вновь проигнорировала заветную цифру, и двинулся к выходу.
Вслед ему, ухмыляясь, смотрел крупье.
На следующий день Энди пришел в казино пораньше. Откровенно говоря, он был не в своей тарелке. Постоянный проигрыш в течение нескольких дней поколебал его веру в победу, и откуда-то из темной глубины зала с игровыми автоматами медленно, но неотвратимо накатывалась волна обреченности. Энди не был фаталистом, он просто считал, что ошибиться может каждый.
Неспешно двигаясь между столиками, Энди попивал колу из бутылки, которую держал в руке, и чем ближе время было к полуночи, тем призрачнее казался Энди его успех.
И тут объявили джек-пот. Стол быстро заполнился желающими поймать за хвост птицу счастья, занял свое место и Энди. Несмотря на попытку взбодрить себя, вид у него оставался невеселым.
Вокруг стола почти сразу образовалась небольшая толпа любопытных – джек-пот всегда увлекательное зрелище. Среди этих зевак Энди увидел вчерашнего фермера в ковбойской шляпе и вконец расстроился, представив, как тот будет смеяться над его позором. Фермер поймал взгляд Энди и махнул ему рукой. Он явно предвкушал возможность повеселиться.
– Вон тот ненормальный, – шепнул фермер стоящему рядом с ним приятелю, – сейчас на «13» будет ставить.
Энди не изменял своим принципам.
– Тринадцать, – твердо произнес он, и фермер торжествующе глянул на приятеля, как бы говоря: «Ну, что я говорил, не идиот ли он?»
Рулетка закрутилась, и Энди стал молиться про себя. Ему вдруг стало казаться, что число «13» – это глупости, и за ту кучу денег, что он просадил в эти дни, можно было купить что-нибудь стоящее. Сейчас ему оставалось уповать лишь на Всевышнего. «Помоги, мне, Господи, – беззвучно шептал он, не отрывая взгляда от вращающейся стрелки, – останови ее, где нужно, останови».
Сколько времени прошло, пока рулетка встала как вкопанная, Энди не знает, ему казалось – вечность. Как сквозь туман он услышал громко сказанное крупье: «Тринадцать». Смысл произнесенного не сразу дошел до Энди, он, как заколдованный, продолжал смотреть на стрелку, которая висела над цифрой «13», до конца не понимая, что произошло.
– Вы выиграли, мистер, – в полной тишине раздался голос менеджера, стоявшего возле крупье, и эти слова заставили Энди вздрогнуть. Он поднял голову и осмотрел стоявших вокруг. Лица людей были бледны и вытянуты, их глаза устремились к цифре, которая принесла победителю сумасшедшие деньги. Выдвинувшийся вперед фермер громко присвистнул.
У стола уже появился администратор. Он поздравил Энди и, не переставая тараторить, предложил пройти оформить выигрыш. Пока они шли через зал, Энди остановился и перезвонил отцу. Тот будто ждал звонка сына, ответил сразу и пообещал не задерживаться.
Не успели Энди с администратором расположиться в его кабинете, в дверях появился отец.
– Ха, Энди, я знал, я был уверен, что тебе повезет, – с ходу воскликнул он, уверенно подходя к столу.
– Это мой отец, – в ответ на удивленный взгляд администратора пояснил Энди, – он вместе со мной будет оформлять документы.
Было уже далеко за полночь, когда отец с сыном вышли из казино.
– Ты знаешь, Энди, я говорил с Ричардом, и он не возражает, чтобы мы купили индюшиную ферму. Не так далеко от нас продается, кстати.
– А почему именно индюшиную? – удивился Энди.
– Индейка – фирменное блюдо американца. Если мы договоримся с несколькими ресторанами, чтобы поставлять им мясо, то будем иметь постоянный доход.
Вскоре они добрались домой, но возбужденные радостью выигрыша, не могли заснуть и долго обсуждали, как распорядятся деньгами. Было уже светло, когда раздался звонок телефона. Это был Ричард.
– Ричард, – взял трубку отец, – мы не стали тебя будить, но можешь не волноваться – выигрыш получен, мы его сразу же положили на счет в Арменбанке. Да, это банковское отделение прямо в казино, очень удобно. Так как насчет индюшиной фермы, а? Ты не передумал?
Отец положил трубку и повернулся к Энди.
– А ты знаешь, сынок, жизнь такая интересная штука!
У Шамова на столе пухлая папка. Там, как всегда, полно текущих документов, самых обычных, которые пачками докладываются каждый день, потому что так заведено в системе, но есть и кое-что интересное. Это «кое-что» – материалы, полученные от агента «Верного».
Помощник в приемной Крючкова ответил сразу.
– Председатель только приехал, сейчас к нему должен зайти начальник Первого Главного управления.
«Ну, пока он еще не зашел, я позвоню», – пробурчал Шамов и поднял трубку телефона прямой связи с Крючковым.
– Что-то срочное, Николай Алексеевич? – голос Крючкова был деловит, он явно был чем-то занят. Но Шамов решил всетаки попасть на прием.
– Товарищ Председатель, у меня важная информация от
«Верного», есть очень интересные моменты.
– Хорошо, заноси документы сейчас, но обсудим их завтра, я вначале почитаю.
– Время еще не можете назначить?
– Десять тебя устроит?
– Есть на десять.
– Тогда заходи давай, только быстро.
На следующее утро в назначенное время Шамов уже сидел в кабинете Крючкова.
– Тщательно не читал, признаюсь сразу, – сказал Крючков,
– не успел, так что будем сейчас вместе обсуждать. Начинай.
– Тайниковая связь с «Верным» установлена. Вся информация, что я вам вчера передал, это обобщенные документы на основании подлинников, которые смог добыть агент. Сами документы представляют собой информации для высших должностных лиц ЦРУ и США. В частности, агент передал нам справку, предназначенную для руководства ЦРУ в отношении многоцелевого сверхзвукового всепогодного палубного самолета вертикально-короткого взлета и посадки ЯК-141. Разработкой этого самолета занималось Особое Конструкторское бюро Александра Сергеевича Яковлева. Контр-адмирал Уильям Студеман, директор военно-морской разведки ВМС США, поставил задачу по получению информации о тактикотехнических данных самолета, особенностях его конструкции, вооружении и системах радиолокационного оснащения. Самолет был обнаружен американскими разведывательными службами на аэродроме «Роменское».
В этом документе приводятся технические характеристики ЯК-141.
– Ну-ка, дай гляну, – протянул Крючков руку, и Шамов передал ему документ. Крючков поправил очки и стал внимательно читать.
«Экипаж – 1 человек
Длина – 18,3 м
Размах крыла:
– в сложенном положении – 5,9 м
– в развернутом положении – 10,1м
Высота – 5 м Площадь крыла – 31,7 кв.м Масса:
– пустого 11650 кг
Максимальная взлетная масса:
– при разбеге 120 м – 19500 кг
– при вертикальном взлете – 15800 кг
Масса топлива – 4400 кг
Летные характеристики:
Максимальная скорость на высоте 11 км – 1800 км/ч У земли – 1250 км/ч
Практический потолок – 15000 м.»
– Указаны боевое оснащение, – добавил поспешно Шамов, как только Крючков опустил лист, – характеристики двигателей подъемного, подъемно-маршевого, КБ, разработчики двигателей, а также заводы-изготовители.
– Ну и как же эта информация попала к американцам?
– Первоначальное изучение возможной утечки этой информации дало несколько наводок. Прежде всего, под подозрение попал наш военно-воздушный атташе в Египте, он имел контакты с дипломатами США в Каире, которые скрывает. Обратило на себя внимание то, что его расходы заметно превышают возможности зарплаты. Купил хороший автомобиль, у жены появились дорогие украшения. Ранее атташе служил на аэродроме «Роменское», имел отношение к испытательным полетам этого самолета. И, кроме того, «Верный» указывает о возможной причастности египетской резидентуры ЦРУ к утечке этих сведений. Словом, пока все сходится на этом объекте. Если наши предположения подтвердятся окончательно, будем готовить перевербовку и проведение оперативной игры.
– Держите меня в курсе дела по этой разработке.
– Конечно, товарищ Председатель, будем докладывать регулярно.
– А что касается «Верного», то, как показал опыт, через него мы решаем несколько задач. Например, на нашей дезинформации по авианосцу «Адмирал Кузнецов» агент заработал дополнительный авторитет у своих руководителей. Значит, есть основа для карьерного роста. Конечно, сотрудники его отдела разгадали нашу хитрость. Но в любом случае кто-то верил, кто-то сомневался и, в конце концов, все были заняты отвлечением на негодный объект. Значит, противник тратил силы зря, а это для нас важно.
Шамов согласно кивнул головой.
– Далее, – продолжал Крючков, – информацию по межнациональным проблемам в нашей стране нужно подготовить в форме докладных от комитетов республик. Если я отдам ее Президенту в том виде, в каком вы мне принесли, то он оставит ее у себя, а затем ознакомит членов Президентского Совета, а это значит, ее прочтут и Аковлев, и Ширадзе, и остальные, и тогда возникнет угроза провала агента. Согласен?
– Да, угроза реальная.
– Теперь вопросы возможных геополитических изменений и глобализации. Отличный материал, четкий прогноз, правда, с неприятными для нашего государства последствиями. Думаю обговорить проблему с Пуго, Язовым, Баклановым. Неплохо, чтобы на заседании Политбюро они подняли эту тему. На Президентском Совете слишком много у нас противников, а в Политбюро большинство поддерживает КГБ. Конечно, на несколько дней Губачеву испортят настроение, ну что ж, – Крючков пожал плечами, – государственная ноша легкой не бывает.
После этих слов Крючков сжал губы и немного откинулся в кресле – верный признак, что разговор о Губачеве испортил ему настроение. Шамов сразу заметил это и решил сменить тему.
– Брат «Верного» в казино, принадлежащем «Мадлен», выиграл крупную сумму. На семейном совете приняли решение купить индюшиную ферму.
– Индюшиную ферму? – удивился Крючков. – Наверное, это выгодно, да?
– Они полагают, что да.
– Ну что ж, как говорится, в добрый путь.
– Пока все идет по плану.
– Кстати, Николай Алексеевич, раз американцы боятся наших разработок в объединении «Топаз», давайте их опасения используем. Вы докладывали, что сейчас выпускаются ракеты с улучшенными тактико-техническими характеристиками, так?
– Да, Владимир Александрович, именно так. Конструкторы, технологи, ученые «Топаза» и Института электросварки имени Патона очень продуктивно поработали. Уменьшили стартовый вес ракеты более чем на сто килограмм, а это позволило увеличить количество ложных целей, которые на радарах имитируют головную часть, и тем самым нейтрализовать ПРО американцев.
– Так вот. Перед очередным раундом переговоров в Женеве нужно подбросить американцам информацию общего характера, без конкретных характеристик, и после этого усилить контрразведывательный режим в местах сосредоточения важных секретов. Это, кроме того, позволит дипломатам, участвующим в переговорах, чувствовать себя увереннее.
– Владимир Александрович, в связи с этим есть деликатный вопрос.
– Какой?
– Было бы неплохо, чтобы в группу по переговорам включить дополнительно сотрудников Язова и Бакланова, поскольку по линии МИДа идут лишь директивы на разоружение, а это может поставить нас в невыгодные условия, как это было с БЖРК «Скальпель». Причем, глава нашего внешнеполитического ведомства дает своим дипломатам, участвующим в переговорах, устное указание сдавать интересы, а потом ссылается на то, что это было их мнение.
– Хорошо, я подумаю, как лучше сделать это.
Прудников заглядывает в открытый кабинет Шамова и стучит по откосу двери.
– Николай Алексеевич, очень занят?
Шамов, сидящий за своим рабочим столом, сразу же вскидывает глаза.
– О, прибыл? Ну, заходи, расскажи, как вас в Новосибирске морозили.
Прудников, только что возвратившийся из далекого Новосибирска, где планировалась научно-практическая конференция, организуемая академиком Смирновым, готов был доложить Шамову о проделанной работе. А работа заключалась в том, чтобы подготовить все оперативные и технические вопросы к началу конференции, где ожидалось немало гостей, в том числе и из США, заинтересованных работами Смирнова. Сама тема конференции тоже была предложена Смирновым и звучала интригующе: «Психостимуляция сознания объекта с использованием нетрадиционных восточных, а также медикаментозных методов и технологий».
– Предусматривается, что во время перерывов в заседаниях будут устраивать музыкальные паузы с угощением кофе и чаем. Одновременно мы собираемся контролировать поведение членов американской делегации, выяснять, будут ли они пользоваться диктофонами для выявления в музыкальных произведениях команд, направленных на подсознание. Смирнов порекомендовал воспроизводить музыку Чайковского, Штрауса, Дунаевского. Но в них не должно быть продуктов воздействия. Будем контролировать поведение американских гостей, что позволит определить в каком-то приближении уровень их познания в этой области. Кроме того, Смирнов отправляет на конференцию своего сотрудника с докладом по исследованию воздействия технических средств на изменение в поведении мышей и крыс, исключив метод воздействия на человеческий мозг. Кроме того, по задаваемым ими вопросам также можно определить порог их достижений. Ответы на предполагаемые вопросы аспирант Байков уже отработал со Смирновым. На вопросы будет отвечать только во время выступления на трибуне. После выступления запланировано, что Байков покинет зал и до перерыва уедет в Москву. Если делегаты захотят пообщаться с Байковым, им объяснят его внезапный отъезд семейными обстоятельствами. Одновременно такие делегаты нами будут установлены. По окончании все вопросы будут отданы на изучение в лабораторию Смирнова, в которой проведут тщательный анализ и сделают заключение об уровне научных разработок в США в этой области.
– А что по составу участников конференции?
– Ученые из 37 академий и научных учреждений, всего представлена 31 страна. Из США будет 7 человек, несколько видных ученых и 4 известных практикующих психолога. Мы предусмотрели, как будем контролировать интересующих нас лиц во время их пребывания как на конференции, так и по месту проживания.
– У всех неизвестных нам американцев негласно снимите отпечатки пальцев, возможно, они уже находились в нашем поле зрения. Я доложу Председателю о готовности, а материалы покажу ему позже, после проведения мероприятия с выводами и заключениями. 7 делегатов – это говорит о большом интересе к проведенной нами утечке информации. Проверьте, чтобы среди делегатов наших научных учреждений не было разработчиков психотропных генераторов. В данном случае отвести их по режимным соображениям, так как в тамошних условиях и при возможностях Новосибирского управления КГБ мы не сможем обеспечить качество и надежность контрразведывательных мероприятий.
– Комитеты союзных республик получили такую команду. Кроме проверенной и надежной агентуры с предприятий и КБ – разработчиков психотропных генераторов никто не будет выезжать. Им отработаны задания.
– Хорошо, Алексей Миронович, давай материалы, почитаю, что нужно доработаем, после чего передам их Председателю.
Вскоре материалы уже лежали на столе у Крючкова.
На следующий день вечером Крючков вызвал Шамова к себе.
– Я внимательно изучил материалы, переданные вами по научной конференции, – сказал он, когда Шамов сел напротив, – эта конференция получила хороший резонанс в спецслужбах США. Вот почитайте документы, которые прислал Уайнберг, наш главный оппонент из ЦРУ. Просит провести встречу руководителей ведомств и на ней подписать документ о совместном контроле над психотропными исследованиями. Пока мы обрабатывали информацию по конференции, они созрели к тому, чтобы в этой сфере сотрудничать с нами, а потом добраться до наших важных разработок. Но этот шаг американцев нас устраивает, нам тоже нужно работать не только в защите, но и нападении. Готовьте вербовочную работу среди ученых США.
– Товарищ Председатель, они просят обменяться стажерами в этой области и гарантируют финансирование в течение года.
– Мы должны дать согласие только при эквивалентном обмене с такими же условиями. Помните, Николай Алексеевич, что за подготовку наших специалистов отвечает Второй Главк. Оперативный контроль за иностранцами тоже на вас, не забывайте. Если что, спросим с вас и по первому, и по второму вопросу.
– Из заключения лаборатории Смирнова следует, что наши ученые идут не менее чем на шаг впереди. Вот почему появилось письмо руководства ЦРУ и предложение по совместному контролю разработок в области психотропных исследований.
– Николай Алексеевич, возьмите присланные американцами документы и подготовьте докладную на имя Президента, указав, что мы готовы подписать такой документ с последующей активной работой в данном направлении. Я думаю, Губачеву такой наш шаг понравится.
– И еще, товарищ Председатель. Получена по космической связи информация от «Мадлен». Он вылетает в Тибет, это связано с его состоянием здоровья. Через три недели просит обеспечить ему приезд в Москву, где он готов дать важную информацию, поделиться планами в связи с ухудшением здоровья. Кроме того, он хотел бы посетить Армению, встретиться с вами.
– Передайте, что я обязательно встречусь с ним. На вас возлагается работа по обеспечению его безопасности во время пребывания в СССР.
– Мы занимаемся этим вопросом. «Мадлен» прилетает в Афины, его там встретит Щеглов, с ним мы уже все проговорили. Щеглов даст «Мадлен» документы с другими установочными данными, и они прилетят в Москву. Этот канал у нас отработан.
– Вопросы, которые нужно будет обсудить с ним, подготовьте заранее и покажите мне.
Он вновь в СССР. Странное чувство охватывало его каждый раз, когда он ступал с трапа самолета на землю своей родины. За многие годы, в течение которых ему приходилось не раз менять места проживания, казалось, что он просто переезжает из гостиницы в гостиницу – не было сожаления из-за покинутого очередного города или страны. И лишь прилетая в Советский Союз, на краю которого располагалась его маленькая Армения, он чувствовал дыхание родного дома. Даже в московском аэропорту, идя к стойке регистрации, он невольно закрывал глаза, и перед ним сразу возникала картина: их старый дом, отбрасывающий длинную тень, стоящие возле него мать и отец и свисающие кисти винограда.
Почему-то в Америке у него никогда не было таких видений.
Щеглов шел чуть впереди. Он в эти минуты ни о чем не спрашивал, и Артур был благодарен Щеглову за то, что тот давал ему возможность по-своему встретиться с родиной.
Через два часа у них опять рейс, теперь уже Москва–Ереван. Центр давал возможность Артуру вначале побывать у родных.
Щеглов сопровождал Артура почти до самого дома. Конечно, целая группа сотрудников КГБ постоянно обеспечивала безопасность ценного нелегала, но рядом был лишь Щеглов. На уазике местного КГБ, где представления не имели, кому предоставляется автомобиль, они добрались до узкой тропинки, ведущей вверх в горы, где затерялся старый дом родителей Артура. На этом же самом месте договорились встретиться через два дня.
Когда Артур возвратился, он почти ничего не рассказывал, был задумчив и тих. Щеглов не расспрашивал, он понимал, что родной дом – это очень личное, не для ушей другого, пусть даже такого близкого, каким был для Артура Щеглов.
Еще день они посвятили поездке по Армении. Побывали в районе Спитака. Оттуда Артур возвратился мрачнее тучи.
И вновь в Москву, где предстояло встретиться с главой КГБ Крючковым. Тот уже связывался с Щегловым, интересовался поездкой.
По дороге в столицу Артур стал отходить. Когда из московского аэропорта они на служебном автомобиле мчались в сторону загородной дачи Крючкова, Артур, с любопытством разглядывая меняющийся за окном пейзаж, постепенно оживлялся, задавал вопросы, удивлялся новостройкам. И уже говорил не останавливаясь, почувствовав, что соскучился по Москве. Он не был тут шесть лет.
Их автомобиль, несясь на большой скорости, скоро миновал городские районы и оказался в подмосковном лесу. Резиденция Председателя КГБ выросла перед ними неожиданно, словно кто-то невидимый откинул в сторону еловые ветки и раздвинул стволы деревьев. Машина стала перед металлическим зеленым забором.
Когда ворота отворились и они подъехали к гостевому домику, у входа вместе со своим помощником стоял Крючков.
– Заждались, – улыбнулся Крючков, протягивая к вышедшему из машины Артуру руки и, когда тот подошел, крепко обнял его. – Рад, очень рад встрече, дорогой вы наш, – легко похлопывая по плечу гостя, сказал Крючков.
– Давно не видел вас, Владимир Александрович, соскучился, – проговорил негромко Артур, и Крючков сразу заметил, что американский акцент в его речи усилился, сказывались долгие годы отсутствия разговорной практики на русском. – Как вы?
– Ай, – махнул Крючков рукой, – из огня да в полымя. Идем в дом. – Он повернулся к подошедшему Щеглову и пожал тому руку. – Спасибо, Аркадий Феоктистович, заходите. Если можно, мы с нашим гостем пообщаемся тет-а-тет, ничего?
На первом этаже было много цветов, видимо, хозяин любил их. В большой клетке в углу насвистывал кенарь. Он прыгал с жердочки на жердочку и чистил перышки.
– Ребята в прошлом году подарили, – заметив взгляд Артура, сказал Крючков, – и как-то привык к нему, уже без его пения чувствую себя словно не в своей тарелке.
– Да, живое пение – это прекрасно, – согласился Артур, вспомнив, как в горах Армении остатками лепешки он подкармливал немногочисленных птиц, – надо бы и себе в кабинет прописать такого же.
Когда они сели за стол, Крючков лично наполнил бокалы вином.
– Это ливанское, в память о первой стране, где ты проживал, покинув родину.
Артур с любопытством глянул на бутылку.
– Спасибо, даже это учли, я очень благодарен.
Крючков встал, а когда Артур попытался тоже подняться, он жестом усадил его.
– Артур Каренович, этот тост я скажу стоя. Потом прошу больше не подниматься.
– Хорошо, Владимир Александрович.
– Человеку, живущему вдали от родного дома, всегда непросто. Вдвойне тяжелее, когда ты идешь на это по доброй воле, зная, на что себя обрекаешь, не видя родных и близких. Тебе, дорогой Артур Каренович, сложнее втройне, поскольку приходится выполнять непростую работу и вести двойную жизнь. Поэтому мы очень хотим, чтобы ты всегда помнил – за тобой родина и организация, на которую можно положиться. За тебя.
– Спасибо, – слово прозвучало совсем тихо, но было сказано искренне, от всего сердца, и Крючков почувствовал это. Ему внезапно захотелось добавить что-то еще очень теплое, ободряющее, чтобы сидящий напротив человек, посвятивший свою жизнь родине, почувствовал, как его здесь ценят и беспокоятся о нем. Но Крючков почему-то сдержался.
Они пригубили вино.
– Ну что, как ты? Как семья, София, сыновья? А то все о работе, да о работе. По-моему, ты похудел. Как здоровье, а? – Крючков внимательно посмотрел на собеседника.
– Двенадцать килограмм сбросил, правда, не от хорошей жизни.
– А что случилось?
– Как у вас со временем, Владимир Александрович?
– Столько, сколько нужно. Ты же не каждый день приезжаешь.
– Благодарю вас. – Артур несколько секунд сидел молча, словно раздумывая, с чего начать. – Несколько месяцев я провел в Тибете. Прошел долгое лечение. Проблемы с гортанью – нашли раковую опухоль, слава Богу, клетки по телу расползтись не успели, поэтому с операцией повременили, прошел курс терапии. Не знаю, как сложилось бы дальше, если бы не один доктор – Фрэнк Уайдер, молодой ученый, регулярно бывал в Тибете, учился там у местных врачей, буддистских монахов-целителей, интересный человек. Так вот он-то мне и посоветовал поехать в Тибет полечиться, причем рекомендовал пройти курс при одном из буддистских монастырей. Правда, предупредил, что нужно запастись терпением и силой воли – далеко не все выдерживают этот путь.
– И ты согласился? – Крючков с большой заинтересованностью слушал рассказ Артура.
– Да, я поверил Уайдеру, и не пожалел. Хм, а ведь прав тот был – когда я приехал в монастырь, монахи с некоторым недоверием отнеслись ко мне, слишком немногие задерживались тут. А лечение, конечно, кардинально отличалось от американского. Ну, вот, к примеру, диагностика. Тибетские лекари не берут анализов крови, нет там лабораторий, компьютеров. Правда, осматривают больного они долго, по нескольку часов, при этом обнюхивают кожу, долго разглядывают ногти, радужную оболочку глаз, глазное дно, слушают пульс и так далее. Когда тибетский врач, он представился как Чан, встретил меня, первое, что он сделал, приблизился и внимательно смотрел в мои глаза. Затем осматривал язык, стучал по костям и сказал: «Вы можете выздороветь полностью, но должны сами постараться для себя». Ну, пошли мы с ним в горы, не очень высоко, метров восемьсот вверх забрались. Он легкий, как козочка, прыгал по камням, а мне тяжелее было, – Артур усмехнулся, что-то вспомнив из своего первого похода в Тибетские горы.
В комнате, где они сидели с Крючковым, стояла тишина, даже кенарь прекратил свое пение, будто почувствовал важность рассказа.
– Добрались, – продолжил Артур, – а там поляна, и на краю ее небольшой домик. Там мне и предстояло жить, причем полностью самостоятельно, самому готовить пищу, травяные отвары. Распорядок дня Чан мне расписал до мелочей. Вот, к примеру, утром я должен вставать на рассвете, умыть лицо росой, а потом встречать восход солнца, складывая ладони перед собой и благодарить Всевышнего за начавшийся день. Затем я съедал пять перепелиных яиц и шел на поляну собирать травы, причем любые, какие мне понравятся – Чан сказал, что мой организм, если ему не мешать, сам выберет, что нужно. Собрав букет из цветков и сочных стеблей, я делил его на две части. Из одной делал салат, а вторую часть и остаток от первой заваривал и в теплом виде выпивал после того как съедал салат. Ягоды собирал. Воду брал из родника. Наливал полбочки воды, она грелась на солнце до вечера, очень приятная на вкус. Заготавливал дрова и топил печь. Ни мяса, ни рыбы. Единственное, что мне приносили монахи, – немного овощей, их я парил, варил, суп делал.
– Непросто, видимо, было?
– Особенно вначале, Владимир Александрович, а потом привык, даже нравилось. Уже на второй день Чан повел меня еще выше в горы на другую поляну, всю в разноцветье. И несколько небольших яблонь там. Яблоки мелкие, на вкус чуть терпкие. Ел по рекомендации Чана вместе с косточками. Я еще в Америке слышал, что там много йода, а он очень нужен человеку. Правда, Чан о витаминах никогда не говорил, у них там все по-другому – если, например, болезнь, как они говорят, «мокрая, ветреная», то лечат ее «сухостью», то есть противоположностью. И так во всем. Буддисты считают, что жить нужно так, как подсказывает природа, которую они считают проникнутой божественной силой. Так вот, вечером мы с Чаном шли еще выше в горы и собирали горные травы, а когда возвращались, я их готовил. Чан в основном молчал, лишь внимательно следил, как я все делаю, и иногда поправлял меня. Перед сном в бочку с водой стал подливать сок чистотела и женьшеня – доза примерно грамм 250. Потом окунаюсь туда и сижу в ней двадцать минут, лишь иногда голову погружаю.
В тарелках остыла еда, вино в бокалах выдыхалось, но Крючков этого не замечал, поглощенный рассказом Артура. Это было еще одной сложностью жизни разведчика – если к нему приходила беда, он прежде всего думал, как с ней справиться самому.
– А в первый раз, когда я опустился в бочку, Чан мне приказал окунуться с головой и не выныривать, сколько хватит воздуха в легких. И опять, когда я вынырнул, он обрадовал меня, сказал: «45 секунд, ваш организм справится с любой болезнью». Потом я делал так не менее семи раз, каждый раз стараясь увеличить время пребывания под водой. На третий день Чан мне говорит: «Я внимательно наблюдал, какие вы собираете травы, и могу сказать, что вы выбирали правильно
– эти травы лечат вашу болезнь. Очень хорошо, что вы чувствуете природу. Так ее чувствуют животные. Посмотрите на них, когда им плохо, они едят ту растительность, которая должна им помочь. Люди тоже иногда так поступают. Например, на ранней стадии беременности женщину тянет скушать острое». На третьи сутки Чан ушел, и я остался один. Он напоследок дал мне несколько рекомендаций. Сказал, например, о моих купаниях в бочке, что если ночью буду потеть, как в первый раз, то нужно уменьшить на одно деление мерки дозу сока чистотела и женьшеня. Пот, по его словам, свидетельствует о том, что лекарство сработало. Эти процедуры я принимал каждые три дня.
В комнату, где сидели Крючков с Артуром, заглянул помощник. Хотел что-то спросить, но, почувствовав, что помешает, удалился.
– А Чан больше не приходил? – спросил Крючков.
– Появился через десять дней. Улыбается, что, говорит, вы еще здесь, не сбежали? Я удивился его словам, а он объяснил, что многие богатые, избалованные жизнью люди не выдерживают даже недели и уезжают. У них, поясняет, и сила есть, и воля есть, а вот силы воли нет. Снова осмотрел меня, в глаза долго смотрел, пульс слушал и опять удалился. Увидел я его лишь на тридцатый день моего там пребывания. Снова он осмотрел меня, довольно кивал головой, дал несколько рекомендаций, оставил сок чистотела на спиртовом растворе. Приказал каждые десять дней купаться в бочке, но вода должна быть родниковой, всего 12 раз. Вот так, постепенно, я менялся и внешне, и внутренне. Увидел природу, слушал птиц, наблюдал за животными. И знаете, позавидовал монахам – их жизнь чистая, без злобы, зависти, коварства, стяжательства и обмана.
Артур замолчал. Молчал и Крючков, задумавшись.
– Я не думал так долго и подробно рассказывать о себе, – сказал извиняющимся тоном Артур, – много времени отнял. Просто, – он оглянулся, – здесь атмосфера такая – тихо, много цветов, кенарь поет.
– Ты прошел тяжелое испытание. Конечно, не каждый может такое выдержать. Неужели не хотелось уехать?
– Да, на восьмой день вдруг появилось жуткое желание – все бросить и сбежать. Но потом взял себя в руки, вспомнил слова Чана, и стало за себя стыдно. Привык, что повернулся налево – подают кофе, направо – телефон. Лес и животный мир по телевизору. Тяжелее всего перенес разлуку с Софией, мы с ней всегда и везде вместе, а тут целый месяц не видел, не слышал ее. Но ничего, все самое плохое позади.
– Еще нужно туда съездить?
– Да, через полгода.
– Какая нужна наша помощь? Говори, не стесняйся.
– Спасибо, ничего не нужно, все вопросы решены.
– Что ж, держи нас в курсе.
– А теперь, Владимир Александрович, я готов поговорить о деле.
– Ну, хорошо, давай перейдем к делу. Я ознакомился со всеми материалами, которые ты передал нам в последнее время. Эта информация очень важна для нас. Особенно, что касается ситуации, которая сложилась в отношениях между СССР и США.
– Я привез еще информацию, она в электронном чипе, у меня. Эти сведения касаются серьезных людей Америки, которые имеют счета в моем банке, как правило, в отделении, находящемся в центре Вашингтона. Это отделение я открыл специально для высокопоставленных лиц – чиновников Госдепа, сенаторов, конгрессменов, партийных, профсоюзных боссов, словом, тех, кто влияет на принятие нужных решений в США. В данных, что я привез, указаны их проблемные сбережения, находящиеся в оффшорных зонах. Как правило, это комиссионные, получаемые ими при заключении договоров от продажи оружия, «грязные деньги».
– Как обычно они получают эти деньги?
– Механизм простой. Объявляется тендер на разработку серьезных и дорогостоящих систем вооружений. Фирма обращается в наш банк за кредитом, но ее сопровождает группа чиновников из влиятельных государственных структур, они приходят и лоббируют этот кредит, помогают выиграть тендер. Затем бюджетные деньги, которые выделяются государством победившей фирме, переводят в мой банк. Закупки, договоры оформляются по указке чиновников, которые получают крупные взятки. Как правило, эти люди просят оформлять получаемые ими деньги на анонимные счета. Думаю, наши специалисты найдут много такого в жизни этих людей, что может не только погубить их карьеру и репутацию, но и отправить их за решетку. Поэтому они будут готовы ради собственного благополучия идти на сотрудничество с нами.
– Очень, очень интересно, – сказал Крючков.
– Есть в чипе и довольно интересные документы. К примеру, там размещены отчеты посла США в СССР господина Мэтлока. Здесь, Владимир Александрович, я хотел бы сделать небольшое отступление.
– Готов выслушать.
– В США очень популярен Губачев. Но немалые силы тратятся на поддержание системы влияния на него, которая была постепенно создана американцами. Самое главное, они нашли ключик к нему, досконально изучили его слабости и играют на них. Об этой опасности я не раз предупреждал Центр, вы знаете.
Да, Крючков знал об этом. Но что он мог сказать Артуру? Что материалы по Аковлеву фактически ушли в корзину, потому что Губачев не хотел убирать с политической арены этого человека? А почему? Чем таким он был обязан Аковлеву, что не принял во внимание документы, прямо указывающие на шпионскую деятельность?
Крючков промолчал, лишь чуть кивнув.
– Американцы тщательно обставляют его своими людьми, – продолжал Артур, – они придают этому колоссальное значение. Мне говорили некоторые люди из Госдепа, что снижая оборонный потенциал Советского Союза, они экономят десятки миллиардов для своего государства. То есть прямая выгода превратить СССР в слабую, экономически зависимую страну. С этой целью сейчас ими готовится целая программа. Они готовы дать нам огромные займы, чтобы посадить на долговую иглу, полностью закабалить, потому что уверены: если идут деньги со стороны, работать уже не хочется. И вот мы, имея площадь в два раза большую, чем США, обладая огромными ресурсами, половиной мирового чернозема, голодаем, покупаем зерно.
– Увы, – голос Крючкова был тихим.
– Мы со Щегловым до приезда к вам побывали в Армении. Болит сердце, когда смотришь на руины Спитака. Жизненный уровень очень упал. Люди не чувствуют защищенности, а после конфликта Армении с Азербайджаном там поселился страх, многие вообще хотят бежать из Армении за границу.
Наша сильная сторона – интернационализм – теперь утратила свое значение. Боюсь, мы на пороге нескольких локальных войн.
– Артур Каренович, мы знаем, что творится, и сейчас крепко думаем, что делать дальше. Ситуация, признаюсь, очень, очень непростая.
– Извините за эмоции, Владимир Александрович, я буквально сейчас оттуда, слишком много впечатлений.
– Я понимаю.
– Теперь опять о военной сфере. Недавно у меня в офисе сидели двое ребят из Конгресса, болтали на разные темы. Я им на депозиты даю хорошие ставки, они любят побывать у меня, обожают армянский коньяк. Так вот, эти люди обеспокоены последними разработками СССР по использованию ракет в районе Тихого океана и носителем, который обеспечивает нападение из космоса.
– Что ж, этот вопрос мы проработаем. В свою очередь, у меня есть тоже вопрос. Проконсультируй, будь добр.
– Да, я готов.
– Артур Каренович, вот ты же опытный финансист, знаешь движение денег в Америке, как никто другой. Скажи, пожалуйста, насколько влияет гонка вооружений на экономику США?
– Конечно, США мощное государство. Самое мощное сейчас. Они многое могут себе позволить, в том числе и такую гонку вооружений, как до недавнего времени. Парадокс в том, что Америка живет в долг, заигрываясь в ценных бумагах. Если предположить, что все страны, которым США должны, одновременно потребуют от США возврата долгов, в этом случае разразится финансовый кризис мирового масштаба. В результате кризиса США лишаются статуса сверхдержавы и основного финансового центра. Это теоретически. На практике такое вряд ли возможно – слишком все связаны в один экономический клубок. Думаю, в ближайшем десятилетии Америка будет доминировать в мире.
– К сожалению, перекос уже чувствуется.
– Далее. Среди финансистов популярна такая формула «Деньги – это время, поделенное на энергию». Деньги за какой-то отрезок времени приводят в движение социальные и политические механизмы и являются сами носителями энергии, можно сказать, развития. Деньги не должны лежать мертвым грузом, они должны работать, приводить все в движение. Потому и важна способность управленцев продуктивно и своевременно распределять финансы для создания производств, определяя умеренный их рост, так как бурный рост часто приводит к обесцениванию, наступлению инфляции, девальвации. Финансово-экономическое состояние США, как я уже говорил, сложное. Поэтому они выходят с предложениями по ограничению, сокращению стратегических вооружений. Разработки СССР оцениваются как оружие, не имеющее аналогов в мире. Недаром им дали название «Сатана»,
«Скальпель», «Тайфун», «Мертвая рука». Выделение денег на разработку средств противоракетной обороны в необходимом количестве нереально, да и не гарантирует стопроцентной защиты. Я по приезде в США подготовлю информацию и переброшу через связника, только не в Америке, а поеду в Европу к сыновьям. Самый лучший вариант – Брюссель, да и Лихтенштейн тоже удобный и спокойный в этом отношении.
Крючков вздохнул и вдруг спохватился.
– Ну вот, пригласил дорогого гостя и не кормлю. Это как-то не по-нашему.
Через несколько минут на столе у них появилось горячее. Когда обед был закончен, и Артур с Крючковым осмотре-
ли небольшую экспозицию фотографий разведчиков разных лет, расположенную в одной из комнат дачи, подошло время прощаться.
– Я очень рад нашей встрече, – сказал Крючков. – Помни, мы всегда с тобой, поможем, поддержим. Все рабочие моменты сегодня-завтра ты обсудишь с Шамовым и Щегловым. Через полгода после того, как побываешь в Тибете, встретимся.
– Буду ждать.
– Но это еще не все. В прошлый раз, когда я вручал тебе, Артур Каренович, Звезду Героя и орден Ленина, ты сказал, что эта награда дорога, как орден Красной Звезды в военное время. Но ты все время на передовой. Разреши вручить тебе, уважаемый Артур Каренович, от имени всего советского народа орден Красной Звезды.
В кабинете Председателя КГБ Крючкова сидит Полетаев, начальник аналитического управления КГБ СССР. Именно из этого управления ежедневно на стол Председателю ложились информационные сводки о том, что происходит в Союзе и за его пределами, давались выводы и прогнозы. По их содержанию, как опытный врач по пульсу, шеф советской спецслужбы мог узнавать не только состояние дел в мире, источники угроз собственной стране, но и некоторые, на первый взгляд пока безобидные, процессы, которые со временем могут превратиться в страшную опасность для существования государства.
Вот уже несколько месяцев Крючкова не покидало чувство смутного беспокойства, с каждым новым документом аналитического управления он все больше убеждался – что-то нужно предпринимать, и немедленно, времени уже не оставалось. Не раз он пытался поделиться с Губачевым своими тревогами, но тот, как уж, ускользал от острых тем, уходил в демагогию, пережевывал застрявшие уже у всех на зубах лозунги о перестройке, ускорении.
Чувствуя, что разговорами «между прочим» Губачева не проймешь, Крючков поручил разным своим службам подготовить документы с выводами и прогнозами, а аналитическому управлению – все это обобщить. Вот тогда он отдаст документ Губачеву и потребует реакции на него. Ну, уж если и это главу страны не проймет, тогда… Что делать тогда – Крючков уже знал. Конечно, он и самому себе не хотел признаться в том, что давно уже идет по пути подготовки переворота в стране, тайно встречаясь с единомышленниками на загородной служебной даче, конспиративных квартирах и в комитетовских представительствах. Но с каждым днем уверенность в правильности выбранного им пути росла, ему уже казалось, что если не предпринять каких-то радикальных шагов, то страна будет ввергнута в хаос. И ответственным за происходящее он невольно считал себя, человека, который ежедневно, с каждой новой информацией, ложащейся ему на стол, знал, куда сползает его государство. Крючкову, детство и юность которого прошли в железных тридцатых и сороковых годах, почему-то казалось, что в конце концов кончится эта неразбериха, и каждому придется держать ответ, а уж с него спрос особый. «Спросят, с каждого спросят», – шептал он, выходя из-за стола в своем кабинете.
И все же он даст Губачеву еще один шанс. Пусть этот шанс выглядит соломинкой, но если Губачев поймет, что выхода нет, он вцепится в соломинку, всей силой, всем желанием выжить вцепится и тем самым спасется сам и спасет страну.
У Полетаева в руках папка, а там документ, которого Крючков ждет. Но ему не хочется сразу читать бумагу, он хотел бы вначале поговорить, возможно, поделиться какими-то сомнениями, от чего-то отказаться, к чему-то прийти. Словом, ему сейчас нужен информированный человек. Полетаев и был таким человеком. Более того, Полетаев считался близким человеком Крючкова, которому тот доверял и мог сказать больше, чем кому-либо другому.
– Большой документ получился? – спросил Крючков, взяв в руки протянутую Полетаевым папку.
– На пять страниц, товарищ Председатель, как вы просили.
– Хорошо, – Крючков положил на стол папку, не открывая ее. Полетаев почувствовал, что доклад сейчас пойдет по незапланированному сценарию и, путаясь в догадках, чего же хочет Крючков, напряженно ждал.
– Хорошо, – повторил задумчиво Председатель и вдруг спросил: – Миша, а как по-твоему, что значит изменить систему власти? – Полетаев, услышав совершенно неожиданный вопрос, в первую секунду стушевался, но быстро собрался с мыслями.
– Любое изменение власти, Владимир Александрович, может происходить либо снизу, путем массовой революции, либо сверху – путем реформ. Первое радикальнее, часто с непредсказуемыми последствиями, второе не менее эффективно, но зато общество не испытывает тяжелых потрясений.
– А что же нам говорит по этому поводу история?
Полетаев почувствовал в вопросе подвох. Ведь критично отзываясь о революции снизу, он невольно замахивался на святое – Великий Октябрь, который считался классикой, образцом смены власти, хотя произошла она именно по воле народных масс. Желая обойди деликатную тему, Полетаев решил начать издалека.
– В нашей истории яркую революцию государства и общества осуществил Петр І, – осторожно продолжил начальник аналитического управления, внимательно глядя на Председателя и пытаясь по его лицу разгадать, к чему тот клонит.
– Ведь какой была страна до его реформ? Патриархальным государством, в котором царь был ограничен во власти боярской Думой, церковью, постоянными угрозами плохо дисциплинированного стрелецкого войска. Территория большая, а сил мало. Черное море закрыто, о Балтийском тогда и не думал никто.
– Но ведь Петру всего десять лет понадобилось, чтобы сделать страну другой, – Крючков явно чего-то ждал от Полетаева, и тот внезапно понял, чего хотел руководитель КГБ, понял и поежился внутри. Конечно, в силовых структурах все тогда уже понимали, что происходит и кому выгоден данный сценарий, при котором промышленность умирает, социальные программы сворачиваются, а власть разваливается. Понимали, тихо бурчали, но вот так, ставить вопрос о смене власти… Но Председатель задал вопрос и ждет.
– Да, Владимир Александрович, – решился Полетаев на откровенность, – но это уже роль личности в истории. Просто вызрело время для появления такого человека. Ведь то, что происходит сейчас, тоже результат деятельности отдельной личности.
По резкой реакции Крючкова Полетаев понял, что попал в точку.
– Миша, – громким возмущенным шепотом сказал Крючков, – но ведь та же история говорит о том, что когда царь Павел І стал вести политику, идущую вразрез с интересами своей страны, его просто сместили.
– Владимир Александрович, Павел, хотя и считался недалеким человеком, интриганом не был. Это его и погубило, он не догадался вовремя окружить себя единомышленниками, преданными людьми, не устранил участников заговора против него, хотя получил об этом сведения, словом, оставался неискушенным в политике человеком. Сегодня же вокруг главы нашей страны целая группа людей, готовая драться до последнего за свои привилегии. Вы же знаете, они все больше набирают силу, имеют своих сторонников в правоохранительных органах, армии. Только устранив окружение, можно… – Полетаев на секунду запнулся, едва не сказав «устранить Президента», что прозвучало бы слишком откровенно, даже несмотря на близкие отношения с Крючковым, но затем поправился, – обеспечить влияние на Президента.
– Хм, а Верховный Совет? Именно он сейчас становится главной трибуной в стране, с которой некоторые, почувствовав безнаказанность, раскачивают лодку.
– Конечно, Верховный Совет во имя благополучия страны нужно переизбирать. Но опять-таки, где гарантии, что в него попадут люди, болеющие за порядок в государстве. Скорее всего, наоборот. Учитывая настроения масс… – Полетаев с сомнением покачал головой. – Пока мы не наведем порядок в стране, говорить о развитии настоящей демократии, где права и ответственность дополняют друг друга, сложно. К власти придут просто провокаторы и популисты, без ответственности за собственные поступки.
– Ты уверен, что народ выберет именно популистов?
– К сожалению, Владимир Александрович, сейчас время негодяев. Опыта политической борьбы в условиях многопартийности у нас нет. Кто больше наврет с трибуны, тому и верят.
– Хорошо, Миша, допустим, навели мы порядок. Неважно как, но навели. А что дальше?
– А вот теперь нужно будет демократизировать страну. Но те же выборы в Верховный Совет проводить из местного населения, отработать механизм отчета депутатов и их отзыва, повысить меру ответственности в законотворческой деятельности.
– Ну, а лозунг Собчака и других демократов: «Приостановить деятельность КПСС!»?
– Честно говоря, это непростой вопрос. С одной стороны, уровень доверия партии у населения сейчас очень низок. Но это не столько вина партии, сколько результат пропаганды. Однако, если запрещаем КПСС, то где тот механизм, который вместо партии можно использовать, чтобы наводить в стране порядок? А ведь главная задача сейчас – поднять экономику. Где средства взять? Ну, тот же военно-промышленный комплекс придется урезать немного. Тем более, что полно КБ, оборонных предприятий, которые проектируют и выпускают продукцию вчерашнего дня. Кроме «Сатаны» и «Скальпеля», морской ракеты «Тайфун» остальное все неконкурентоспособный хлам. Помните докладную генерального директора Центрального научно-исследовательского института машиностроения академика Гусева в ЦК?
– Да, крик души был.
– Увы, проигнорировано. А ведь в докладной были предложения о переводе, к примеру, предприятий Красноярского края на коммерческий космос, другие предприятия – на перспективные разработки для продажи продукции за границу. Танки выпускаются без приборов ночного видения, без орудий и снарядов самонаведения. Кому такие нужны? А заводы поставили их выпуск на поток. Это лишь несколько примеров, когда оборонную продукцию можно перевести на мирные рельсы. С другой стороны, перейдя на сверхточное оружие, можно сократить армию. Комплекс сверхточного оружия, который обслуживает почти сотня офицеров, заменит минимум дивизию. В этом есть и будущее вооружений и огромная экономия, миллиарды рублей экономии. Продать за рубеж тысячи танков и бронетранспортеров, самолетов.
– Да продать-то можно, но мы за три последних года потеряли почти семь процентов рынка вооружений, – тихо, словно размышляя сам с собой, произнес Крючков.
Но Полетаев его будто не слышал. Он увлекся, и ему самому казалось, что решение главного вопроса для страны – сделать народ зажиточным – лежит на поверхности.
– Ведь продажа оружия – это простой шаг, быстрые деньги. А уже затем вложить вырученные средства в сельское хозяйство, закупить технику, перерабатывающие комплексы, современные мясокомбинаты построить. Дать сельскому хозяйству достаточно удобрений. Нужно накормить народ, другого выхода нет. Народ воспримет такие преобразования. А если проявить слабость, то будут организаторы реформ жестоко наказаны, и получится холостой выстрел. Пострадает от этого вся страна, вовлеченная в переворот, местные князья в областях сведут счеты с порядочными людьми, усилится деградация общества. Ну, вот давайте посмотрим на энерговооруженность в сельском хозяйстве США, Канады и других стран – она отличается от нашей на порядок. Мы имеем дизельные двигатели для танков в 1200 лошадиных сил и трактора мощностью 67–70 лошадиных сил. Это то же, что «шестерка» Жигулей, слишком слабо для земли. А ведь двигатель на трактор разработан еще в 1937 году. Наши комбайны сколько убирают зерна, столько и оставляют на поле. Хотя те же финны могут делать комбайн, который не роняет ни одного зернышка. Нам нужен дизель в 120 – 150 лошадиных сил, да и 250 лошадиных сил не помешает. Продать несколько сот танков, построить завод по изготовлению двигателей и оживут наши тракторные и комбайновые заводы. Вот и реформа. Но ее просто блокируют.
– Ну и?
– Конечно, можно в качестве дополнительной реформы частично использовать метод китайской «культурной революции», когда чиновников отправляли на заводы или поля, чтобы почувствовали запах и вкус пищи через мозоли и изнурительный труд.
– Да нет, Миша, «культурная революция» – плохой опыт: начали с воробьев, а закончили учеными, лучшими умами страны. Давай изберем немного другой путь.
– Владимир Александрович, я ведь об эпохе Мао так, для наглядности вспомнил. Конечно, еще одна диктатура для нашей страны будет просто губительна. В свое время Джон Кеннеди сказал: «Если богатые не могут делиться с бедными, то бедные заберут все». Если переосмыслить фразу применительно к нашей реальности, то она вполне соответствует ей.
– То есть власть нужно менять полностью?
– Нет, частично. Ведь у нас немало настоящих государственников, переживающих за страну, те же Пуго, Язов, Бакланов, Щербицкий.
– А менять кто же будет?
– Ну, – Полетаев чуть смешался и пожал плечами, словно извиняясь за то, что вновь собирается попирать общепринятые советские представления, – как это в других странах делается, в той же Латинской Америке, – армия и силы безопасности. Просто именно эти структуры справятся с задачей быстро. Тем более у нас для этого соответствующие планы на особый период есть, нужно их лишь откорректировать. А потом поставить во главе страны надежных людей, правда, и их нужно будет контролировать, не дать им подмять под себя силовиков. – Полетаев замолчал и выжидательно посмотрел на своего шефа.
Крючков молча встал из-за стола и подошел к окну.
– То ли снег, то ли крупа какая-то летит, – сказал он, вздохнув, и замолчал. Так в полном молчании прошло несколько минут. – А по часам процесс расписать можешь? – вдруг произнес он, не оборачиваясь.
– Э-э-э, – не понял сразу Полетаев, – какой именно процесс?
– Ну, какой? То, что ты собрался в планах корректировать.
– Извините, Владимир Александрович, – смутился Полетаев, – конечно.
– Тогда срок тебе неделя. Справишься?
– Конечно.
– Тогда жду. Успеха.
Когда двери за Полетаевым захлопнулись, Крючков еще долго оставался стоять у окна, глядя куда-то вверх. Затем повернулся и пробормотав: «С каждого спросят, с каждого», двинулся к своему столу.
На стене напротив гулко ударили большие с маятником часы...
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/