Сергей Вейгман

 

 

 

Весы
Семейные легенды об экономической географии СССР

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Киев, 2018

Пророк

 

Юные выпускники университетов, хранители банковских таинств и спившиеся токари шестого разряда часто говорят о том, что советская экономика была плановой. 

Спорить здесь не о чем: все, кто получал заработную плату в СССР, поклонялись культу выполнения и перевыполнения производственного плана: стране нужно больше чугуна, больше свеклы, больше магнитофонов «Турист», больше шефских концертов для сельских жителей Кировоградской области. План был божеством, а его пророком был весовой мастер. Осмотрев сломавшиеся во время уборки урожая или государственной приемки весы, этот человек мог предсказывать будущее с точностью, которая не снилась даже дельфийскому оракулу. В будущем он ясно видел невыполнение плана, вызовы «на ковер» к высокому областному начальству, грозные телеграммы от заместителя министра, выговор по партийной линии, отстранение от занимаемой должности и ссылку на какую-нибудь отдаленную метеорологическую станцию. Впрочем, как и в случае с другими служителями культа, с весовым мастером всегда можно было договориться при помощи жертвоприношений. Принесение подобных жертв было делом исключительно деликатным: заказов у мастера много, начнешь кричать и взывать к сознательности и партийной дисциплине – обидишь пророка и накличешь беду. Тогда сломавшийся алтарь служения плану увезут в мастерские, осмотрят их, найдут причину поломки и по всей форме закажут для сломавшихся весов запасные части. В общем, не пройдет и трех месяцев, как сверкающие хромированными деталями весы вернутся на завод, но мало кому принесут радость. Новые весы – например, для взвешивания груженных зерном грузовиков - в магазине не купишь, а пока ждешь старые – план сгорит, а вместе с планом и очередной крикливый начальник. К тому же как и все настоящие служители культа, весовые мастера не любили строптивых: одного обидишь – все остальные узнают, а узнав – лишат тебя своих пророческих откровений. И тогда хоть кулаком по столу стучи, хоть в ногах у начальника весоремонтных мастерских валяйся – ничего тебе не поможет. Разве что чистосердечное раскаяние, молитва и такие обильные жертвы, о которых еще долго будут вспоминать мастера-пророки, сидя в рабочий полдень за шашками.

Впрочем, подобные крайности случались редко. Несмотря на свою очевидную связь с божеством и сверхъестественные способности визионера, мастер был человеком простым и не посылал начальство искать красную корову для искупительной жертвы. Пророку вежливо предлагали водку, папиросы, конфеты для детишек, свежие овощи и фрукты. Как правило, он соглашался, не настаивая на каком-то определенном подношении - как говорится, от каждого по способностям. Давали и деньги, но о таком помалкивали – как и все советские люди, весовые мастера не хотели садиться в тюрьму по обвинению в получении нетрудовых доходов. Тем более, что зарплаты были небольшими, а семьи пророков хотели кушать.

Принеся положенную обычаем жертву, начальник мог быть спокоен – весы ему ремонтировали быстро, качественно и без лишней волокиты. Впрочем, ремонтировать плохо такие умельцы и доки как Вейгман, Бульман и Плащанский просто не умели. Кстати, именно эта троица, не имевшая никакого специального образования, изобрела в 1956 году ВПШ-200 - знаменитые промышленные шкальные весы, на которых взвешивались грузы весом до 200 кг. Это изобретение превратило Винницкие весоремонтные мастерские в завод «Прибор», который успешно выпускал ВПШ-200 на протяжении 50 лет.

Умение ремонтировать весы и ладить с людьми, которые этим занимались, открывали перед человеком такие широкие горизонты, что дух захватывало. Такой талантливый писатель как Роберт Шекли написал бы, что предприимчивый весовой мастер получал возможность выйти за пределы своего статуса. Из провинциальных евреев, чье существование советская власть терпела из милости, они превращались в народных героев, магов и фокусников. С помощью небольшого чемоданчика с инструментами они могли получить почти все, о чем только мог мечтать житель провинциального городка. Об их подвигах и удачах не сочиняли стихов и песен. В лучшем случае весовые мастера могли рассчитывать на заметку в городской газете, благодарный тост во время застолья и анекдоты, которые передавали друг другу их ученики. В своей книге я решил исправить эту несправедливость, допущенную по отношению к пророкам плана. Тем более, что одним из них был мой дедушка.

 

Дедушка

 

Сложно сказать, чего было больше в дедушкиной жизни: отчаяния или радости. С одной стороны – погромы, три голода, множество смен власти, тридцать седьмой и другие сталинские годы, Вторая мировая война, смерть любимой дочери, «разоблачим врачей-убийц», уехавшие в Израиль и США братья и сестры; с другой – всеобщее уважение, крепкая семья, любимое ремесло и прозвище «Иван Давидович», которое досталось ему от сослуживцев.

- Почему Иван Давидович? - однажды спросил я отца. – Ведь дедушку зовут Абрам Давидович.

- Потому, что пахал как Иван, - без лишних уточнений ответил папа. И хотя мне в то время мне было всего семь лет и вопросы сыпались из меня как листья в конце октября, я все понял.

Небогатая семья прадедушки Давида и прабабушки Неси была очень большой – кроме моего деда у них было еще 11 детей. Таким образом, дедуприходилось рассчитывать только на себя самого и этот расчет оказался довольно точным. Поработав на скотобойне и молотобойцем в кузнице, он устроился подмастерьем к весовому мастеру. По традиции, соискателя вакансии подмастерья сажали за стол и определяли его потенциал по количеству проглоченных витаминов за определенный период времени. Всем бы такой экзамен, скажете вы. Увы, вступительное угощение оказалось едва ли не единственным бонусом обучения – за невнимательное отношение к работе мастер бил своих учеников металлической линейкой по кончикам пальцев. Это было очень больно, но урок запоминался на всю жизнь – работай на совесть. Параллельно дедушка закончил вечернюю школу и рабфак, так что через несколько лет он стал квалифицированным рабочим с законченным средним образованием. По тем временам такое сочетание было редкостью и по этой причине деда Абрама начали быстро продвигать по службе, перебрасывая из одного города Советской Украины в другой. В 1936 году его назначили начальником Проскуровских весоремонтных мастерских, затем перевели в Белую Церковь, а 1939 году дедушка стал начальником Киевских весоремонтных мастерских и переехал в столицу вместе с молодой женой Ханой и дочкой Фанечкой. Семья поселилась в маленьком домике недалеко от Еврейского базара, напротив тюрьмы. Такое соседство напоминало об опасности слишком стремительного карьерного роста: в стране только-только начала спадать волна «Большого террора», во время которой мог бесследно исчезнуть любой человек – особенно, если он был на виду. Основанием для ареста могли стать анонимный донос или показания, полученные под пыткой от арестованных ранее друзей, коллег и знакомых. На начальников указывали чаще, чем на обычных работяг – ведь сотрудники НКВД в первую очередь стремились разоблачить организацию, которая занималась вредительством на производстве, шпионила и даже готовила покушение на самого товарища Сталина. Где искать такую организацию? Ясное дело, в коллективе. Кто ее будет возглавлять? Конечно, директор. Что полагается тем, кого в такую организацию запишут? Начиная с 1937 года - расстрел, можете не сомневаться.

Не совсем то, о чем мечтают люди, желающие стать начальниками и специально для этого получающие степень МВА? Вот-вот, дедушка все это прекрасно понимал и поэтому не рвался в министры. Ему гораздо больше нравилось возиться со сломанными весами и проводить время с семьей, чем до поздней ночи выслушивать бесконечные телефонные приказы больших боссов и председательствовать на совещаниях. Тем более, что страна требовала выполнить и перевыполнить очередной пятилетний план, весы часто ломались, а мастеров не хватало. Возможно, со временем ему удалось бы тихо уйти с поста директора, но все изменило лето 1941 года.

После того, как на Киев начали падать немецкие бомбы, дедушка отправил в эвакуацию любимую жену с двухлетним ребенком, проследил за тем, чтобы все оборудование весоремонтных мастерских вывезли на Восток в целости и сохранности, а затем отправился в военкомат. Там внимательно изучили его документы (Вейгман Абрам Давидович, 1911 года рождения, место рождения – г. Проскуров, УССР, беспартийный, рост 162 см, образование - среднее специальное, профессия – весовой мастер) и отправили его на медкомиссию. Врачи осмотрели этого невысокого, крепкого и немногословного человека, нашли у него грыжу и без долгих бесед направили на операцию. Очевидно, дедушка был удивлен: время от времени весовому мастеру требовалось поставить на отремонтированные производственные весы тяжелые гири, общий вес которых должен был составить 200 госконтрольных килограммов, снять их, а затем повторить эту операцию. Благодаря таким физическим упражнениям дед получил закалку, которая не снилась никаким турник-мэнам и оставался крепким мужчиной даже через 50 лет после демобилизации.

Из-за операции, последующего восстановления и курса подготовки молодого бойца дедушка оказался на фронте только во второй половине 1942 года. Признав в новобранце человека технически грамотного, армия отправила его служить командиром орудия в зенитную батарею. Вскоре батарея была переброшена под Сталинград. И здесь навыки мастерового спасли дедушке жизнь.

Батарее деда не пришлось стрелять по прорвавшимся танкам - им хватало забот с самолетами противника, которые во время Сталинградской битвы имели абсолютное превосходство в воздухе и почти не встречали сопротивления советской авиации. Однако сколько бы солдат не воевал, рано или поздно он захочет есть и, желательно, чего-нибудь горячего. Между тем, горячей еды на батарею никто не привозил, и дедушка взялся решить эту проблему. Попросив у командира краткосрочный отпуск, он облазил руины окрестных заводов, набрал кой-какого металлического хлама и сделал из него печку. «Война - это тоже работа, - говорил дедушка много лет спустя маленькому мне. – Ее надо делать хорошо».

Однако сделать печку – это еще не все, ее нужно чем-то топить. Рассчитывать на дрова не приходилось: в волжских степях мало деревьев. Конечно, солдаты могли поискать деревяшки на развалинах домов и заводов, но шансов на успех было немного: во-первых, вокруг все разбито, постоянные бомбежки, обстрелы и пожары; во-вторых, конкуренция – в других частях солдаты тоже хотят хоть согреться и съесть что-нибудь горячее. Вот почему дедушка сделал маленькую печку с горелкой и форсунками. Топили печку сырой нефтью, которую можно было легко добыть в цистернах, брошенных на железнодорожных путях. В результате у зенитчиков впервые за долгое время появились суп, каша и горячий чай, что не замедлило отразиться на результатах стрельбы.

Увы, солдатское счастье оказалось недолговечным: изготовленная дедом печка сломалась и его срочно отправили в творческую командировку на развалины ближайшего завода. На этот раз дед возился дольше обычного - ему нужны были материалы для ремонта печной форсунки, а нужные железки долго не попадались. Вернувшись, он увидел, что его боевых товарищей больше нет – пока он искал запасные части для самодельной печки, зенитную батарею разбомбили. Таким образом, дедушка оказался единственным выжившим и вместе с несколькими бойцами из других подразделений был отправлен на переформирование.  Горелку от печки дед Абрам захватил с собой: предстояло идти десять суток по волжским степям, рассчитывать на обеды в туристических кафе не приходилось, так что дедушкина горелка сослужила ему хорошую службу – и себе можно было еду приготовить, и товарищам помочь.

Следующей дедушкиной батарее повезло больше – в составе 3-го Украинского фронта она закончила войну в Одессе весной 1944-го года. Вариантов для трудоустройства у деда хватало – хорошие мастера требовались везде. Однако возвращаться в разрушенный Киев было не слишком разумно, Одесса отпугивала колоссальным разгулом преступности (дедушку не удержала даже должность директора одной из столовых Одесского гарнизона), а везти семью в Проскуров он не хотел, так как был человеком самостоятельным и не желал стеснять пожилых родителей. К счастью, родственники позвали его в Винницу и обещали помочь обустроиться на новом месте. И дедушка с бабушкой поехали.

Муж дедушкиной сестры Ефим Эрлих, демобилизованный после тяжелого ранения, работал в Виннице техническим руководителем весоремонтных мастерских. Таким образом, дедушка получил место без особого труда – ведь после войны квалифицированные мастера были до зарезу нужны практически на любом предприятии. Отныне ему уже не нужно было терять время на бесполезных собраниях и прорабатывать отстающих. Кто-то вступал в партию, делал карьеру и шел на повышение – деда Абрама это не касалось. Он занимался любимым делом, чинил соседям сломанную бытовую технику и электроприборы, а в свободную минуту играл в шахматы с приятелями. Ничего лишнего – простая жизнь простого человека. Но вскоре ему пришлось вспомнить о своем статусе служителя главного культа СССР.

 

Конфеты и ученики

 

Уже через год после окончания страшной войны у дедушки и бабушки родился сын, который впоследствии станет моим отцом. Это была огромная радость: в 1941 году первый ребенок семьи умер по дороге в эвакуацию. Увы, кормить жену и сына было нечем – в Советском Союзе начался очередной голод. В государственных магазинах еды почти не было и в лучшем случае там можно было достать немного хлеба, муки и соли, которые продавались по карточкам. Не помните, что такое карточки? Вы счастливый человек, но я вам напомню. Это маленькие прямоугольные кусочки бумаги или картона, на которых было указано название товара (например, «Хлеб»), его вес, а также месяц или день, в который эта карточка была действительна. Выжить без карточек было безумно сложно – ведь они давали право купить нужный товар по низкой государственной цене. Карточки выдавались большей части населения СССР и ценились выше чем деньги - ведь стоимость аналогичных товаров на рынках была намного выше. Потерял карточки или у тебя их украли? Это никого не интересует, новых тебе не выдадут, жди карточек на следующий месяц. Если у тебя нет дополнительных источников дохода, можешь умалять родственников и соседей о помощи. Если умалять некого и у тебя нет сбережений, можешь варить суп из крапивы, продать пальто или повеситься, причем любое из этих решений будет воспринято в обществе с пониманием. Кстати, в 1946 году продуктовые карточки для детей отменили – это вам не блокадный Ленинград, война кончилась и нечего детишкам сидеть на шее у государства.

Вы, наверное, думаете, что главной причиной голода была война? Безусловно, последствия Второй мировой сказывались, но они была далеко не главной проблемой. Во-первых, часть урожая просто не смогли обработать – огромное количество зерна сгнило на складах. Во-вторых, в 1946 году правительство Советского Союза решило пополнить валютные резервы за счет усиленной продажи зерна за границу – стране были нужны деньги для восстановления разрушенной экономики, нефти и газа в промышленных количествах еще не было, а продажа оружия всегда была в СССР одним из инструментов внешней политики, требующим особого контроля. К тому же в первые послевоенные годы оружие было не самым ходовым товаром – мир вдоволь навоевался и ему хотелось пожить для себя. В общем, советские чиновники явно не рассчитывали на появление моего папы. Равно как и на большинство остальных граждан вверенной им страны.

Мой отец родился в сентябре 1946 года. Уже через пять дней после его рождения Политбюро ЦК ВКП (б) и Совет Министров СССР преподнесли дедушки с бабушкой очень неприятный подарок: специальным постановлением цены на продовольствие и обеды в рабочих столовых были увеличены в 2-3 раза, в то время как увеличение зарплат было запрещено. При этом было объявлено, что «Совет Министров СССР в целях подготовки условий для отмены в 1947 году карточной системы и введения единых цен признал необходимым осуществить мероприятия, направленные к сближению высоких коммерческих и низких пайковых цен путем дальнейшего снижения коммерческих и некоторого повышения пайковых цен с тем, чтобы к моменту отмены карточной системы упразднить коммерческие цены и объявить пайковые цены едиными государственными ценами».

Впрочем, как словами не жонглируй, дедушке легче не стало. В 1946 году он зарабатывал не больше 2000 советских рублей и твердо знал, что буханка хлеба на рынке стоит не меньше сотни. А ведь семье с маленьким ребенком нужен не только хлеб.

Деда Абрама в очередной раз спасло ремесло – каждому из начальников производства, которые выпускали хоть какую-нибудь продукцию, снилось невыполнение плана и последующие за этим чудовищным преступлением кары небесные. Производственным весам не снилось ничего, но время от времени они все равно ломались – то ли от всеобщего напряжения, то ли от нарушения условий эксплуатации. И хотя по своей природе дедушка отнюдь не был стяжателем и привык ремонтировать соседскую технику «за спасибо» и плюсики в карму, он решил, как минимум, не отказываться от того, что дают.

Дед Абрам об этом не рассказывал, а я не обо всем успел его расспросить. Но вытащив из памяти обрывки семейных разговоров и экономическую географию Винницкой области, несложно догадаться, что чаще всего дед приносил домой картошку, несколько буряков, буханку хлеба, карамельки, которых почти никогда не было в магазине (вкус этих конфет навсегда запомнил его маленький сын), сахар, масло, иногда спирт или папиросы. Летом в колхозе могли насыпать ведро яблок, груш или слив, из которых бабушка варила варенье, а ближе к осени угощали помидорами или огурцами. Иногда перепадали молочные продукты, но такое случалось всего несколько раз в год. В общем, сильно не разъешься, но и от дистрофии не помрешь, хотя в 1946-47 годах это было запросто. По неполным данным только в Украине в то время умерло около миллиона человек. И это без учета тех людей, чей ослабленный хроническим недоеданием организм не смог сопротивляться гриппу, воспалению легких и другим болезням, которые обычно не упоминаются в учебниках истории. Не вспоминают в учебниках истории и кончивших самоубийством от голода и безысходности (тяжелее всего было многодетным матерям, чьи мужья не вернулись с войны – как уже было сказано выше, начиная с осени 1946 года на детей не выдавали продуктовые карточки), а также о сотнях тысяч людей, попавшихся на воровстве продовольствия и вернувшихся из лагерей далеко не в полном составе.

Еще одним источником заработка могли бы стать дедушкины ученики, но, увы – с заработками на ниве просвещения у дедушки не сложилось. Современная система профессионально-технического образования более-менее сформировалась только в 1960-х. В послевоенные годы времена были простые: хочешь быть фрезеровщиком – ступай на завод и записывайся в ученики к фрезеровщику, желаешь быть штукатуром – иди в ученики к штукатуру, мечтаешь о карьере весового мастера – ищи весового мастера и слушайся его как отца. Правда, как сейчас говорят, был нюанс: мастер не всегда хотел тебя учить. Его зарплата от этого не менялась, по-настоящему классных мастеров было не так уж много и все они были нарасхват – каждый начальник, имевший проблему с весами, умолял директора Кондратюка, чтобы к нему приехал серьезный человек, который сделает работу быстро и без халтуры. К тому же суперзвезды Винницких весоремонтных мастерских просто не желали растить себе конкурентов – научишь его, а завтра без куска хлеба останешься. Убирать рабочее место или таскать 20-килограммовые гири – это сколько угодно, самый подходящий труд для ученика. Но когда мастерам нужно было вогнать прибор в класс точности, подмастерьев отправляли подышать свежим воздухом. Деньги изменить ситуацию не могли, да и не принято было после войны брать деньги за обучение.

Таким образом, начальству было проще спихнуть ученика на тихого мастера похуже, чем спорить с мэтрами – особенно с такими, как Бульман и Плащанский. А вот с дедушкой спорить не приходилось: мастером он был выдающимся и если мог взять ученика, то учил его на совесть. Правда, однажды дедушкина покладистость едва не привела его в тюрьму.

 

Стрижавка

 

На протяжении многих десятилетий местечко Стрижавка, расположенное в десяти километрах от Винницы, имеет среди жителей областного центра недобрую славу. И дело даже не в том, что во время Второй мировой войны там находилась ставка Гитлера. Ничего подобного: Гитлера давно нет, от построенных для него деревянных коттеджей не осталось и следа, а возле взорванных при отступлении вермахта подземных бетонных бункеров фотографируются туристы. Все дело во дворце Грохольских, на базе которого в 1956 году открыли Стрижавскую детскую исправительную колонию. Три года спустя из нее сделали колонию для взрослых, а чтобы осужденные не только мотали срок, но и занимались общественно-полезным трудом, в колонию завели деревообрабатывающие станки.

Впрочем, как ни старайся, от весов никуда не деться: чтобы станки работали, нужна древесина, а древесину во время приемки нужно взвешивать вместе с машиной на специальных автовесах – чтобы узнать, сколько древесины было украдено при погрузке и на кого нужно жаловаться. И вот однажды эти весы сломались.

Нетрудно догадаться, что чинить весы отправили деда Абрама – мало ли по какой надобности судьба сведет с начальством колонии, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. И хотя задача выглядела не слишком сложной, отправили самого лучшего мастера из тех, которые в тот момент оказались под рукой. Хорошо хоть транспорт казенный прислали, иначе дедушка добирался бы в Стрижавскую колонию не меньше двух часов.

- Отец, закурить есть?

Дед Абрам услышал этот вопрос почти сразу после того, как начал возиться с весами. Сам практически не курил, но папиросы носил с собой. Весят мало, много места не занимают, спрятать легко, а помочь в жизни могут иной раз лучше, чем деньги. Одних людей вид денег пугает, и они сразу вспоминают про соответствующие статьи Уголовного кодекса, другие увидят их и за нож хватаются, у третьих они есть, да купить на них в советских магазинах нечего. В общем, не слишком надежной валютой были деньги – в отличие от папирос. Угостишь папиросой водителя попутки и тебя подбросят куда нужно. Угостишь работяг – помогут погрузить в кузов этой самой попутки выданные в колхозе продукты. Случайного человека угостишь – он важной информацией поделиться. Не откажется, даже если сам некурящий - найдет кому отдать не без выгоды для себя.

Папиросы у дедушки клянчили пацаны из колонии – тогда еще в ней сидели только несовершеннолетние, в основном из тех, кто во время войны без отцов остались. Дед отдал им несколько папирос, потом еще несколько, а потом его заперли в камеру за нелегальную передачу папирос малолетним преступникам. Посидите, гражданин, потом разберемся что с вами делать. Мобильных телефонов в те времена не было, Viber еще не изобрели, так что деду Абраму оставалось лишь уповать на Всевышнего и держать оставшийся у него табак сухим.

Разумеется, бабушка Хана была удивлена, не увидев мужа дома в обычный час. Не появился он и после наступления темноты. Ближе к ночи бабушка отбросила страх, прибежала на квартиру к директору Кондратюку - в то время у нас еще не было телефона – и, застав его в здравом уме и относительно трезвой памяти, спросила так, как может спросить отчаявшаяся женщина, главный бухгалтер крупного предприятия и, по совместительству, член Областной комиссии партийного контроля:

- Куда вы дели моего мужа?

Директор Винницкого завода «Прибор», бывший командир партизанской бригады Анатолий Кондратюк имел в городе заслуженную репутацию человека бесстрашного, справедливого и крепко пьющего. Более того, он был другом семьи, неоднократно бывал у нас в гостях и очень уважал дедушку, как одного из лучших весовых мастеров. Кондратюк сделал несколько звонков, кого-то обматерил, и к утру дедушка был дома.

Казалось бы, чего еще – вытащили незаслуженно наказанного человека из-за колючей проволоки и радуйтесь. Однако история на этом не закончилась.

Благодаря вмешательству Кондратюка дедушкины приключения с папиросами стали широко известны – на следующий день про них говорили все служащие мастерских. А еще через несколько дней тюремное начальство снова попросило отремонтировать вышедшие из строя весы автовесы – ведь закончить свою работу дед Абрам не успел. Увы, попытка пригласить нового мастера не имела никакого эффекта – абсолютно все весовые мастера, работавшие на заводе «Прибор», отказались ехать в Стрижавку. Мол, если Иван Давидович не отремонтировал, нам и браться не стоит. Тем более, что запасных частей для этих весов нет на складе (на самом деле нужную деталь можно было снять со списанных автовесов либо сделать в мастерских). Само собой, запчасти можно заказать, но кто знает, когда их привезут – может в первом квартале, а может и в третьем.

Видя, что народ сказал свое слово, директор и партийная организация даже не пытались повлиять на процесс. Да и что они могли? Выгонишь весового мастера с работы – он частником станет, будет работать на себя и заработает не меньше, чем в мастерских. А мастеров хороших, между прочим, не хватает. В общем, извините товарищи-вертухаи, рады бы помочь да нечем. Как сломаются очередные весы – обращайтесь.

Что касается дедушки, то ему эта история только прибавила авторитета. Да так, что через два года его выдвинули кандидатом в депутаты Винницкого городского совета от блока коммунистов и беспартийных. В партию дед Абрам так и не вступил, и представлял в этом блоке его более многочисленную и менее привилегированную часть. Но это никого не интересовало - избиратели охотно за него проголосовали. Тем более, что по правилам советской демократии дедушка все равно был единственным кандидатом.

 

Маргулис

 

Самым знаменитым учеником дедушки стал Миша Маргулис, или как его потом называли, Михаил Лазаревич. И хотя его фотографии нет в Винницком краеведческом музее, а всезнающий интернет запомнил лишь год его рождения и адрес прописки, именно этому человеку было сужено стать поднять престиж профессии весового мастера на недосягаемую ранее высоту. И хотя Маргулис, мягко говоря, не отличался ангельским добросердечием, его стремление вырваться за пределы серой советской действительности было поступком, для которого требовалось немалое мужество, сообразительность и умение договариваться. К тому же он не был гангстером и не мог использовать пистолет там, где не помогало доброе слово.   

Маргулис родился в 1927 году в одном из местечек Винницкой области, которые мало чем отличались от сел. О его детстве я знаю немногое, однако нетрудно предположить, что родители Михаила Лазаревича жили весьма скромно – в противном случае он успел бы закончить семилетку еще до начала войны. Однако Маргулис проучился всего несколько лет, после чего был вынужден оставить школу и помогать семье. Тем не менее он не особенно жалел об упущенных возможностях, иначе в зрелые годы взялся бы наверстывать упущенное. Но нет, Михаила Лазаревича все устраивало, а представить его в библиотеке, вечерней школе или аудитории ВУЗа могло лишь нездоровое воображение корреспондента газеты «Вінницька правда». И хотя писал он с чудовищными ошибками, ему это не мешало – особенно в стране победившего пролетариата.

Можно предположить, что летом 1941 года 14-летний Маргулис каким-то чудом вырвался из Украины, по которой уверенно шагали солдаты группы «Центр» - еврею было бы трудно выжить в румынском губернаторстве Траснистрия, куда в течение нескольких военных лет входила южная часть Винницкой области. В северной части Винницкой области шансы на выживание были еще меньше – там находился знаменитый «Вервольф», ставка Гитлера, и по этой причине евреев в этих местах уничтожали особенно тщательно. В общем, подросток Миша Маргулис почти наверняка прожил несколько лет в эвакуации, отслужил в армии уже после окончания Второй мировой и вернулся в родные места. В местечке делать ему было нечего, да и в доме его семьи с вероятностью 99% жили другие люди – если, конечно, дом пережил войну. Кто-то устроил его учеником к моему дедушке и это малопримечательное обстоятельство стало первым шагом фантастической карьеры советского менеджера.   

Выучившись и став мастером, Маргулис понял, что не хочет всю жизнь возиться с весами за небольшое вознаграждение. Он хотел красиво жить и тихо делать большие деньги. Очень большие. Родись он в США, он создал бы великую бизнес-империю, достойную экранизаций и научных трудов. Однако Маргулис трезво осознавал свои возможности – даже если бы ему разрешили уехать, за границей все пришлось бы начинать с нуля. Эмигрант без знания языка, денег, связей, научной степени или хотя бы идеи – это не тот стартовый капитал, который нужен для успеха. Конечно, можно было рискнуть и подать заявление на выезд, но в 1950-е легально выехать на постоянно место жительства за пределы Советского Союза было почти так же сложно, как пролезть в замочную скважину. Более того: о выезде из СССР было опасно даже говорить – за такое страшное преступление могли как минимум уволить с работы. И Маргулис решил остаться - у него просто не было выбора. О том, что «на Родине» он всегда был евреем – «маланцем», «инвалидом пятой группы» и человеком, чьи возможности ограничены государством по факту рождения, Маргулис старался не вспоминать. Зачем зря расстраиваться, когда необходимо действовать. Тем более он не планировал становиться космонавтом, генералом или писателем.

Для начала Маргулис решил восполнить важный пробел в биографии человека, который шел к своей цели, и… вступил в КПСС, Коммунистическую партию Советского Союза. Думаю, ему это было не слишком сложно: он знал людей и умел их убеждать, на собраниях говорил легко, по делу и без бумажки, а вызубрить устав партии и труды классиков марксизма-ленинизма не так уж трудно для человека, чьи мозги всегда были свободны от книжных цитат. В общем, в КПСС его приняли и даже начали продвигать - молодой, перспективный, рабочая закалка, имеет подход к людям и вот это все. К тому же евреев на заводе «Прибор» было ненамного меньше, чем сотрудников, так что конкуренция за руководящие должности была слабой. В самом деле, что было нужно еврейскому мастеру? Чтобы начальство не придиралось, чтобы расценки на выработку не завышали, чтобы дети были сыты и хорошо учились, чтобы в выходной день можно было выпить и закусить, а раз в год съездить отдохнуть на Черное море. В общем, никаких лишних страстей и амбиций.

У Маргулиса амбиций и страстей было в избытке – при желании он мог бы сдавать эти качества в аренду. Примерно к 45 годам он стал начальником цеха по ремонту приборов (бывшие весоремонтные мастерские), который находился на улице Фрунзе и быстро превратил из государственной монополии в личную. Государство оказывало Михаилу Лазаревичу всяческую поддержку – благодаря заботливому покровительству Госстандарта СССР цех, которым руководил Маргулис, получил лицензию на ремонт огромного количества различных устройств, начиная от весов и заканчивая радиоизмерительными приборами. Как не добивались этой лицензии конкурирующие организации, Госстандарт оставался глух к их мольбам и письмам по причине корпоративной солидарности. Дело в том, что завод «Прибор» и относившийся к нему цех Магулиса подчинялись именно Госстандарту, а значит, именно этому цеху нужно было дать заработать как можно больше, чтобы он мог выполнить план, похвастаться рекордными показателями и получить переходящее красное знамя.

И Михаил Лазаревич зарабатывал! Официально срок ремонта приборов составлял от двух недель до месяца, но куда было деваться обездоленному директора завода или магазина, если в его конторе сломались единственные весы? У него был только один выход: договориться с Маргулисом об «ускорении» срока ремонта. При этом государство не оставалось в убытке – у служителей культа плана тоже был план и его нужно было выполнять. Однако большая часть полученной прибыли оседала в карманах Маргулиса. Получал он ее не конфетами и не свеклой: все предприятия и колхозы, которым нужно было отремонтировать весы или какую-либо иную технику, платили за ремонт и запчасти «сверху». В зависимости от сезона, типа весов и рода занятий «клиента» доплата составляла от нескольких десятков до нескольких тысяч рублей. При этом все заинтересованные лица были довольны: Маргулис получал деньги, а клиент - своевременно отремонтированные весы.

Бизнес Маргулиса работал на совесть – если так можно говорить о монополии, создание которой никакой совести не предусматривало. И хотя Михаил Лазаревич не читал умных книг о эффективном менеджменте, однако прекрасно понимал, что большие деньги платят за результат, а его задача – этот самый результат обеспечить.

 

Хмельник

 

Выстроив простую как все гениальное схему отъема денег, Маргулис озаботился тем, чтобы защитить свои позиции. С подчиненными у него проблем не возникало – Михаил Лазаревич всегда был готов помочь и к тому же заботился о том, чтобы сотрудники его цеха могли по божеским ценам купить дефицитные овощи, фрукты и мясо, специально привезенные из окрестных колхозов (напомню, что визитной карточкой той прекрасной эпохи были огромные очереди за всеми продуктами, которые продавались по низким государственным ценам).

Оставалось наладить отношения с нужными городскими и областными начальниками – чтобы они не лезли, куда не следует, и случайно не вспомнили о том, что у Маргулиса не было достаточного образования, чтобы назначать его начальником цеха. Впрочем, для достижения успеха в этой сфере Михаилу Лазаревичу даже особенно стараться не пришлось. Он любил и умел выпить, мог сказать тост, которому позавидовал бы лучший грузинский тамада, а при необходимости мог организовать рыбалку с шикарным застольем. Начальство всех без исключения ресторанов Винницы заискивало перед ним: скажешь слово не так – не на чем будет взвешивать продукты, да еще и какую-нибудь гнусную инспекцию натравят в самый неподходящий момент. В общем, если кто-то из бывших застольных друзей Михаила Лазаревича еще жив, он наверняка вспоминает об этом человеке с уважением и признательностью.

Но высшим пилотажем со стороны Маргулиса стал ремонт служебного автомобиля «Волга», на которой ездил Василий Бойцов - начальник Госстандарта СССР, кандидат в члены ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, доктор технических наук и кавалер трех орденов Ленина, небожитель и громовержец.

Бойцов приехал в Винницу для того, чтобы проинспектировать винницкий завод «Прибор», который подчинялся именно его ведомству. Инспекция прошла не слишком гладко – выяснилось, что на триста с лишним сотрудников предприятия приходится всего четыре инженера. Говоря по-простому, на заводе не было видно никаких достижений прогресса и даже такая простая операция, как очистка металла от ржавчины, выполнялась вручную. Увидев, что на предприятии, которое относилось к его ведомству, используются технологии чуть ли не времен Древнего Рима, Бойцов пришел в ярость и сказал, что ноги его не будет на проходной до тех пор, пока количество инженеров не будет увеличено как минимум до двадцати человек. Дело было в середине 1970-х, в кресле директора сидел не бесстрашный партизан Кондратюк, а обычный советский выдвиженец, у которого от слов всемогущего босса начали трястись руки. В общем, пока он судорожно пил успокоительное и соображал, где найти 16 недостающих инженеров, выяснилось, что у Бойцова сломалась служебная «Волга» (никогда не покупайте советские автомобили) и администрации завода «Прибор» предложено отремонтировать ее в кратчайшие сроки и без лишней огласки. Разумеется, эту ответственную миссию возложили на Михаила Лазаревича Маргулиса, который мог договориться о чем угодно и с кем угодно.

В те былинные времена в городе Хмельник Винницкой области был небольшой завод, который ремонтировал двигатели легковых автомобилей. Разумеется, был при заводе и автосервис, который в нужное время приводил в чувство машины нужных руководству завода людей. А поскольку Хмельник всегда был известен как курорт с неплохими санаториями, умные и практичные граждане убивали сразу двух зайцев: пока они поправляли здоровье на процедурах, их автомобили могли «подлечиться» в заводском автосервисе.

Здесь нужно напомнить читателю, что запасные части для любого советского автомобиля были в СССР предметом первой необходимости и огромного дефицита – их не покупали, а «доставали», используя взятки деньгами, товарами и услугами, возможности близких и дальних родственников, а также связи в парткоме завода, милиции и КГБ. Поэтому любой предприимчивый и самодостаточный автолюбитель в Винницкой области и прилегающих к ней землях стремился стать другом директора завода из Хмельника.

Хотел этого и Маргулис: у него на руках была «Волга», которая требовала сверхоперативного ремонта. Плюс у него были возможности, которые не стоило недооценивать любому дальновидному руководителю. Однако проблема заключалась в другом: Магулис считал себя достаточно влиятельным человеком для того, чтобы вверенный ему автомобиль починили быстро, качественно и вне очереди (при этом назвать фамилию и должность хозяина «Волги» он не мог). Директор автозавода придерживался иного мнения – автосервис не резиновый, пусть твоя «Волга» пока подождет, возможно когда-нибудь и сможем помочь, но не сегодня и не завтра.

Михаил Лазаревич пришел в ярость и через несколько часов после первого контакта на завод приехали приятели Маргулиса и по совместительству - государственные поверители. Эти милые и общительные люди с места в карьер начали проверять продукцию завода на соответствие высоким как Эверест государственным стандартам СССР. Разумеется, были выявлены чудовищные нарушения и в течение одного дня завод закрыли как старый гараж. Впрочем, поверители оставили директору номер телефона и намекнули, чтобы он подумал о жизни и позвонил им, когда придумает что-нибудь важное и значительное.

Размышлял директор завод недолго: пломбы были сняты уже на следующий день, а присланную Маргулисом «Волгу» отремонтировали так бережно и внимательно, как будто мастера заводского автосервисе видели в быстром и качественном выполнении этого заказа конечную цель мироздания. Фамилия и должность истинного хозяина «Волги» названа не была. Более того: получив отремонтированный автомобиль, Бойцов немного смягчился. Неудивительно, что директор «Прибора» был радовался как человек, избежавший верной смерти и с тех пор смотрел на Маргулиса словно на Золотую рыбку, которой под силу выполнить любое желание.

 

Военкомат

 

В 1975 году мой отец Марк Вейгман послал куда подальше осточертевшего ему главного инженера Винницкого трамвайно-троллейбусного управления и ушел работать на завод «Прибор». И хотя папа страстно любил трамваи и троллейбусы, на тот момент работа на «Приборе» была отличным вариантом. К тому же трамвайно-троллейбусное управление в городе одно, к конкурентам не уйдешь. Ну а метрополитена в Виннице тогда не было, да и вряд ли он появится в этом небольшом городе в течение ближайших 100 лет.

В те времена папа был молодым полным сил инженером с хорошим образованием, впечатляющим послужным списком и умением договариваться с людьми. Возможно, именно поэтому он и приглянулся Маргулису – не у каждого есть такой помощник, который и в технике разбирается, и нужные запчасти достанет. В общем, через два года отца перевели в цех Михаила Лазаревича и сделали инженером-технологом по ремонту новых видов измерений – то есть правой рукой начальника. Отец не возражал: ему определенно нравилось то, что его новый босс не был антисемитом, а заводская контора находится в 20 минутах неспешной ходьбы от дома.

В общем, жил отец у Маргулиса и не тужил – на работе все тихо и спокойно, дача, шашлыки и всякое такое. Но тут про папу вспомнила доблестная советская армия и прислала ему повестку. Мол, здравия желаем, ефрейтор Вейгман, welcome на курсы переподготовки железнодорожных войск, ждем вас такого-то числа в военкомате.

Отец всегда был человеком веселым, но тут несколько загрустил. Он отслужил в армии после окончания института и немного самонадеянно считал, что ему уже не придется кормить комаров в лесах Хабаровского края. В любом случае выбирать не приходилось - в те времена от повесток не бегали. Оставалось лишь сообщить об этой новости начальству и собирать вещмешок.

Михаилу Лазаревичу повестка определенно не понравилась - военкомат на несколько месяцев лишал забирал у него одного из самых ценных сотрудников. Впрочем, это был хороший повод показать растолстевшим полковникам, как нужно себя вести в городе, где многое зависит от его, Маргулиса, воли. И хотя отец ожидал услышать что-то среднее между добрым напутствием и отборной руганью в адрес военкома, Михаил Лазаревич лишь усадил папу в машину и велел шоферу ехать в военкомат, расположенный на Ленинградской улице.

Расположение военкомата было исключительно удачным – в одном здании с этой конторой находилась офицерская столовая Винницкого гарнизона. Таким образом, офицерам военкомата не приходилось далеко ходить за едой, и они справедливо считали такое положение вещей важным стратегическим преимуществом – в 1970-х ассортимент винницких продуктовых магазинов воображения не поражал, а огромные очереди за хлебом можно было увидеть даже на главной улице города. Однако, как справедливо заметил Наполеон, на войне ситуация меняется каждое мгновение: преимущество сотрудников военкомата стало залогом их молниеносного поражения.

Маргулис попросил отца подождать на улице и зашел в кабинет начальника офицерской столовой. Помимо всего прочего, этот могущественный человек занимался распределением пайков, которые были весьма существенным дополнением к офицерской зарплате. Если начальник офицерских столовых недолюбливал того или иного офицера, ему доставались самые худшие продукты, какие только находились на складе – мясные консервы 1946 года выпуска, ячменный кофе и давно испорченное печенье, от которого пахло мышиными экскрементами. Хорошая хозяйка такие продукты просто выбрасывала, после чего начинала пилить своего супруга со звездами на плечах, не умевшего поддерживать хорошие отношения с нужными людьми. Таким образом, некоммуникабельный офицер мучился не только из-за нехватки витаминов, но и по причине семейных неурядиц.

Беседа Маргулиса с начальником офицерской столовой длилась недолго – в конце концов, у него на балансе тоже были весы и эти весы время от времени ломались. Через несколько минут Маргулис и начальник столовой вышли, позвали отца и вместе с ним направились в кабинет начальника строевой части военкомата.

Поздоровавшись с коллегой, начальник офицерской столовой объяснил причину своего визита и попросил принести личное дело ефрейтора Вейгмана. Разумеется, коллега отказался выполнить эту просьбу – служба, чувство долга, моральный облик советского офицера, есть такая профессия – Родину защищать, и так далее, и тому подобное.

Начальник офицерской столовой молча выслушал этот поток сознания, а потом ласково спросил коллегу:

- Скажи, разве ты не хочешь посещать офицерскую столовую?

Начальник строевой части быстро вспомнил о повседневных ужасах добычи пропитания в советской провинции, позвонил секретарше и через 5 минут папка с документами отца была у него на столе. После этого двери кабинета были заперты, папино дело быстро сожгли в служебной пепельнице размером с рыбное блюдо, а отец 

забыл о курсах переподготовки как о кошмарном сне.

Много лет спустя сотрудники военкомата разыскали отца с помощью городского справочного бюро. Они позвонили к нам домой и начали укорять отца в том, что за 20 лет с копейками он ни разу не был на курсах переподготовки рядового состава.

- А еще ваше личное дело куда-то запропастилось, - добавили сотрудники военкомата в припадке откровенности. – Никак найти не можем.

- Личное дело потеряли? – вежливо переспросил папа. – Ай, как жало, как нехорошо. Ну что ж, перезвоните мне, когда найдете.

 

 

Томск

 

Вообще-то отец не собирался лететь в Западную Сибирь – завод «Прибор» командировал его в Одессу и уже в там папа узнал, что Михаил Лазаревич Маргулис просит его сделать все возможное и невозможное для того, чтобы достать запчасти к манометрам. Вроде бы простая вещь, но в промышленных масштабах их выпускал один-единственный на весь СССР завод, который находился в городе Томске. Хочешь не хочешь, нужно садиться в самолет и лететь навстречу судьбе.

В Томск папа летел через Москву. В самолете он познакомился с другими коммивояжерами, они немного выпили, рассказали друг другу несколько тысяч анекдотов и прилетели в Томск в отличном расположении духа. Однако, когда самолет приземлился в аэропорту, отец внезапно для себя осознал, что его костюм плохо адаптирован к местным погодным реалиям. Если в декабрьской Одессе было сравнительно тепло, то за окном самолета их ожидали суровые -30 по Цельсию – не лучшая температура для прогулок в куртке на искусственном меху и кепке с накладками, которые едва прикрывали уши.

Для начала папе и его друзьям пришлось установить мировой рекорд в беге по заснеженной территории аэропорта – разумеется, во второй половине 1970-х там не было никаких «рукавов» и даже автобусов. К счастью, аэропорт в Томске небольшой и отец с приятелями добежали до здания аэровокзала без потерь. Увиденное им определенно не понравилось: маленькое здание было наполнено суровыми людьми в тулупах, валенках и ушанках, которые сидели на скамьях и чемоданах, спали на полу вповалку, жевали взятые из дому харчи, разговаривали, матерно ругались, курили и ждали неизвестно чего. В общем, жизнерадостным европейцам захотелось немедленно покинуть этот заведение, однако идти им было некуда – номера в гостиницах для них никто не забронировал. Более того: никто из них раньше не бывал в Томске и не знал, как устроена жизнь в этом городе, а расспрашивать прохожих при температуре -30 по Цельсию не очень приятно. Они сели на чемоданы и принялись думать о нелегкой судьбе, которая занесла их неведомо куда без какой-либо полезной информации.

- Пошли в милицию!

На первый взгляд, эта мысль отца выглядела не очень здраво, но сам Роберт Фишер ни разу не имел столь плодотворной дебютной идеи. Единственный мент, охранявший Томский аэропорт от пьяниц, хулиганов и террористов, откровенно скучал и очень обрадовался предложению выпить водки (плох тот командировочный, который едет на задание с пустыми руками) и поговорить о сибирских реалиях. От него отец и компания узнали все, о чем в наше время пишут в отзывах на Booking.com и Google Maps.

- Вы, ребята, в гостиницу даже и не суйтесь, - рассказывал новый знакомый. – Все места лыжниками заняты, из сборной СССР. Сборы у них тут. А другой гостиницы в городе нет.

- Как нет? – спросил кто-то из москвичей. – А где же ночевать?

- Ночевать будете на вокзале, в Комнате матери и ребенка.

- И там есть места?

- Есть. Когда Транссибирскую магистраль строили, Томск в стороне остался. С Транссибом нас железнодорожная ветка соединяет, однопутка. Один поезд в сутки на вокзал приходит – еще заскучать успеете.

С местами в Комнате матери и ребенка действительно не было проблем – особенно после того, как отец деликатно вручил женщине из регистратуры упаковку сливочного масла. Сейчас в этот трудно поверить, но в конце 1970-х масло в Томске было жутким дефицитом и появлялось в местных магазинах только перед большими праздниками.  Расположившись в номере, который напоминал нечто среднее между спальней пионерского лагеря и больничной палатой, папа привел себя в порядок, уточнил адрес Томского манометрового завода и уснул сном странника, обретшего пристанище.

Ранним утром следующего дня он прибыл в приемную начальника отдела сбыта, готовый к борьбе за получение запчастей для манометров на сумму 2 500 рублей. Увиденное не слишком его обрадовало: в приемной томились десятки командировочных со всего бывшего СССР и всем были нужны дефицитные запчасти. Договориться или хотя бы поговорить с начальником отдела не было никакой возможности: он приходил на работу точно в назначенное время, брезгливо смотрел на посетителей и никого не принимал, отговариваясь срочными делами. Информацией о том, как добыть запчасти, никто делиться не желал – каждый боялся, что товар достанется не ему, а соседу. И хотя в Советском Союзе шла эпоха развитого социализма, охотники за манометрами жили в промышленных джунглях и руководствовались знаменитым капиталистическим принципом «человек человеку волк».

Тем не менее папа прилетел в Томск не для того, чтобы ждать милостей от сибирской природы. Изучив содержимое своего «дипломата», отец направился в отдел сбыта. Там он разговорился с сотрудницами, много шутил, а затем предложил выпить чаю с бутербродами. Чай в отделе сбыта имелся, а для бутербродов пришлось пожертвовать палку «Московской» колбасы, которую не завозили в Томск уже несколько лет, а также ультрамодные конфеты «Стрела». Благодарные за такой экзотический досуг женщины рассказали папе все, что им было известно о жизни и привычках своего начальника. Этот человек был холост, не имел порочных страстей и увлекательных хобби, был рьяным службистом, жил с мамой и каждый день ездил к ней обедать к 13.00.

Уточнив адрес и телефон начальника отдела сбыта, отец попросил у разомлевших сотрудниц отдела сбыта небольшой фанерный ящик и старательно упаковал в него следующие деликатесы:

- две палки сырокопченой колбасы;

- три упаковки сливочного масла;

- бутылку «Української з перцем», которая только-только появилась в Виннице и считалась хитом продаж.

Затем папа вложил в ящик письмо, в котором кратко рассказывал о цели своего приезда в Томск и просил посодействовать в скорейшем получении необходимых заводу «Прибор» манометров. Также отец сообщал главному инженеру, что будет ждать его ответа в приемной, после обеда.

Оставалась мелочь – доставить посылку адресату. По просьбе отца одна из женщин, дегустировавших чай с конфетами и колбасой, позвонила матери своего шефа и сказала, что в течение часа ей привезут посылку для сына. И хотя старушка отнеслась к этому сообщению недоверчиво (да как же это, да откуда, сын не предупреждал), папа отдал ей ящик ровно в одиннадцать часов утра.

Три часа спустя многострадальные посетители манометрового завода увидели чудо, о котором еще долго рассказывали впервые приехавшим в Томск салагам. Ровно в 14.00 двери приемной распахнулись и командировочные, представлявшие все пятнадцать республик Советского Союза и не поддающееся учету количество автономных областей, узрели начальника отдела сбыта. Всегда высокомерный и смотревший на посетителей как на замерзшую грязь, этот человек не вошел, а почти вбежал в комнату, сжимая в руках какой-то листок. Выглядел он растерянным, как будто ему предложили подготовить доклад об истории коммунистической партии Индонезии.

- Кто здесь товарищ из Винницы?

Отец поднялся и сделал шаг вперед. Начальник пожал ему руку, указал на дверь своего кабинета и обращаясь к застывшей от изумления аудитории произнес:

- Прошу меня извинить - товарищ приехал издалека и явно не готов к нашим морозам. Сейчас я его быстренько отпущу и начнем принимать остальных.

Начальник отдела сбыта оказался человеком понимающим и благодарным – достать присланные отцом продукты в страдающем от хронических проблем со снабжением Томске было почти невозможно даже обладая деньгами, связями и определенным положением в обществе. Плюс фактор мамы, которая давно так не радовалась посылкам. В итоге отцу были обещаны не только запчасти к манометрам на сумму, которая в три раза превышала указанную в разнарядке цифру, но и железнодорожные контейнеры для их доставки. Таким образом все было решено за двое суток и вечером того же дня папа улетел в Москву.

Здесь я должен сделать небольшое отступление и рассказать о приключениях человека, который в конце 1970-х оказался в Москве за несколько дней до Нового года и хотел купил железнодорожный билет на поезд, следующий в Винницу.

Разумеется, такому человеку нужен был знаменитый поезд «Москва – Одесса» и, как вы, наверное, уже догадались, билетов на него не было. Деньги проблемы не решали – в Москве хватало людей с возможностями, которые хотели навестить родственников или провести недельку у моря – пусть даже и холодного. В общем, тупик и никаких перспектив.

К счастью, одна из лучших подруг папиной жены и моей мамы была замужем за парторгом милиции Московского метрополитена. Он был одним из самых жизнерадостных и компанейских людей, которых я встречал в детстве. Именно дядя Валя выручил отца в совершенно безнадежной ситуации и достал ему билеты в СВ – спальный вагон поезда Москва – Одесса. И не просто билет, а проездной документ с проходившей наискосок красной полосой, какие полагались сотрудникам КГБ, прокуратуры, милиции и других организаций, к которым отец не имел ни малейшего отношения. С обладателями этих билетов проводники вели себя так вежливо, как будто их учили этому на специальных курсах при Итонском колледже. Полосатые билеты были кратчайшим путем к новому постельному белью и молниеносной доставке чая с прилагающимся ассортиментом сладостей. В общем, не билеты, а сказка: два человека в купе, свежий воздух и дикая природа, которая проносится за окном.

Папе оставалось лишь поблагодарить дядю Валю и отправляться на Киевский вокзал. Там он отыскал свой вагон, показал билеты проводнику, зашел в купе и улегся на свое место с твердым намерением выспаться.

- Извините, вы не могли бы перейти в другое купе? Здесь всего два места и мне будет неудобно ехать с мужчиной…

Отец протер глаза и увидел, что эти слова принадлежат его соседке, довольно симпатичной женщине, которая путешествовала одна и почему-то решила, что ей надлежит путешествовать исключительно в женском обществе. Некоторые основания в ее словах были: правила советских железных дорог указывали, что мужчина и женщина не должны ехать в одном купе спального вагона – если, конечно, они не желают обратного либо не являются супружеской парой.

- Женщина, послушайте, я так устал, что точно никуда не пойду.

- Я буду вынуждена позвать проводника…

- Зовите.

Явившийся проводник грустно повертел в руках отцовский билет, вывел женщину в коридор, объяснил ей про билеты с красной полосой и сказал, что не хочет потерять место из-за ее капризов. Впрочем, никто не может запретить ей перейти в другой вагон –общий или купейный. Там, конечно, не так удобно, постели не такие свежие, а соседей чересчур много, но зато она будет чувствовать себя спокойно. Оценив перспективы такого переселения, женщина примирилась со своей участью и молча вернулась в купе. Ну а папа с наслаждением проспал от Москвы до самой Винницы.

Ждать запасных частей из Томска пришлось долго - больше месяца. И когда отец уже начал сомневаться в эффективности своих гастрономических инвестиций, в Винницу прибыли три контейнера с запчастями для манометров. Их оказалось так много, что завод «Прибор» не только обеспечил текущие потребности, но и сделал изрядный запас на будущее. Более того: у Михаила Лазаревича Маргулиса даже образовался небольшой излишек, который он не без выгоды для себя уступил коллегам из соседних областей.

Разумеется, все расходы за командировку отцу компенсировали. В том числе стоимость конфет, водки, масла и колбасы. 

 

Армавир

 

С точки зрения советского командировочного инженера, Армавирский весовой завод был почти идеальным предприятием. Свежему человеку не нужно было ухаживать за главным инженером, водить в ресторан начальника отдела сбыта и часами сидеть в приемной, ожидая великих чудес и знамений. Нет, в Армавире все было по-другому – командировочному следовало взять огромный как несколько томов Большой советской энциклопедии талмуд, уточнить по нему номера нужных деталей, заполнить заявку по приложенному образцу с указанием этих самых номеров и – вуаля! – ваши запчасти уже грузят в заранее присланную машину.

В общем, все очень просто и элегантно. По крайней мере так думал мой хитроумный папа, который перед поездкой выучил наизусть номера требовавшихся деталей и для верности записал их в записную книжку. Номера были дополнены специальными пометками, которые указывали на степень редкости и необходимости того или иного изделия для завода «Прибор» – даже советская промышленность иногда выпускала технику, которая практически не ломалась. Впрочем, к тому времени отец уже неплохо разбирался в конструкции различных типов весов и мог самостоятельно оценить важность той или иной детали.

Неудивительно, что при такой фундаментальной подготовке отец заполнил заявку за 20 минут, отдал ее в отдел сбыта и получил заверения в том, что запрошенный товар есть на складе и будет отгружен без каких-либо задержек. Присланному в помощь папе водителю полуторки было велено получить необходимые документы и заезжать на территорию склада для погрузки. После этого, счастливый как выполнивший задание Центра разведчик, отец направился на поиски ближайшей столовой, по пути к которой и был остановлен представителем одной из республик солнечного Кавказа.

-          Дорогой, я видел, как ты заявку заполнял...

-          И что?

-          Прошу, помоги!

-          Нужно поесть. Сейчас в столовую иду, давай позже.

-          Дорогой, зачем тебе эта вшивая столовая. Веду тебя в самый лучший ресторан Армавира, только помоги!

По меркам СССР средства кавказцев были практически неограниченными, а благодаря природной коммуникабельности они могли договориться с кем-угодно. Однако в Армавире им едва ли не впервые в жизни не пришлось думать о том, как заинтересовать нужных людей. Вот тебе список номеров, вот бланк, заполни заявку и вывози запчасти. Казалось бы, что может проще? Однако для все, кто не имел инженерного бэкграунда – а таких среди командировочных профессионалов было абсолютное большинство - просто не могли сопоставить название нужной детали в наряде и безликий номер в огромном армавирском гроссбухе. Неудивительно, что в глазах своих новых друзей отец стал настоящей драгоценностью, которую бережно передавали от одного командировочного с Кавказа другому. В результате следующие три дня папа действительно провел в лучших ресторанах Армавира, помогая заполнять заявки.                                                                            Но не рестораном единым жив человек. На следующее после первого приглашения утро отец привел себя в порядок и направился на Армавирский весовой завод – узнать, как идет погрузка. Увиденное папу не обрадовало: все грузчики суетились вокруг железнодорожного состава, игнорируя скромный винницкий грузовик. Положение нужно было спасать, и отец с дипломатом наперевес направился к заведующему складом.- Здравствуйте, -сказал папа, входя в кабинет завсклада без лишних церемоний и прикрывая за собой дверь. – Есть проблема. В моем дипломате лежат три бутылки пшеничного спирта, и я не знаю, что с ними делать…

Услышав про пшеничный спирт, заведующий испытал возбуждение совершенно особого рода и начал слушать отца так, как хасиды слушают своего ребе. Не тратя напрасно слов, он жестом попросил папу и его дипломат чувствовать себя как дома.

- Просто не знаю, что делать, - продолжал гость. – А еще у меня есть грузовик, который нужно быстренько загрузить запчастями для винницкого завода «Прибор». Он стоит здесь, на территории, но ваши люди его не замечают – они грузят железнодорожный состав. Так у меня есть предложение: одну бутылку я оставляю вам, еще одну вы отдадите грузчикам, а третью мы с вами сейчас разопьем…

Слова отца прозвучали для начальника склада прекрасной музыкой, достойной Большого театра, Ла Скала и Карнеги-холла. Правда, мысль о том, что часть драгоценной жидкости польется в хамские глотки подчиненных, ему не понравилась, но расстраивать гостя не хотелось – в конце концов, он пришел сюда ради грузовика, а не ради спасения страждущих. Через 5 минут в кабинет начальника склада вошел бригадир, а еще через 5 минут грузчики оставили в покое железнодорожный состав и принялись за папин металловоз. К этому времени в кабинете начальника склада полным ходом шла дегустация не слишком разбавленного винницкого спирта под легкую армавирскую закуску. Бригадира грузчиков не пригласили – в конце концов, прежде, чем получить награду, ее нужно было заслужить.

- Хороший ты парень, - сказал начальник склада отцу после второго полустакана. – А покажи-ка, что у тебя там в наряде? Так, так, смотрю… Нет, ну скажи, на кой хрен тебе два рычага для автомобильных весов? Они ж вечные как учение Маркса и каждый больше ста кэгэ весит. Лучше я тебе вместо него на тот же вес запчастей к настольным циферблатным весам отсыплю, и твой начальник лезгинку вокруг тебя будет танцевать. Ну, будь здоров!

В самом деле, коромысло для автомобильных весов практически не выходило из строя, в то время как добыть запчасти для циферблатных весов было сложнее, чем туристическую путевку в Париж. К тому же каждая юнит приносил Михаилу Лазаревичу как минимум 20 рублей сверху…

Нагрузив машину запчастями, отец задумался о том, как добраться в Винницу. Обратных билетов командировочным не брали - ведь никто не знал, сколько времени им потребуется, чтобы выполнить задание. Вариантов было немного: либо трое суток болтаться в кабине семитонного грузовика вместе с водителем, либо добраться до Киева поездом и уже оттуда спокойно ехать в родную Винницу. Папа выбрал второй вариант, деликатно вручил кассиру армавирского вокзала 50 рублей «мотивации» и, несмотря на полное отсутствие билетов, уже на следующее утро уехал в город тортов и каштанов.

 

Одесса

 

Как насчет летней командировки в Одессу? Пождите, не отвечайте. Вы, наверное, уже видите перед собой пляжи Аркадии, теплое море, крики чаек и мороженое в хрустящем вафельном стаканчике, съеденное возле знаменитого одесского Театра оперы и балета. Да, наверняка нужно зайти в какое-то учреждение, с кем-то встретиться, подписать какие-то бумаги, но разве это не стоит поездки на курорт?

Если вы не знаете или забыли, я кратко напомню вам, что означала летняя командировка в Одессу в начале 1980-х. Плавящийся под ногами асфальт, тотальное отсутствие свободных номеров в гостиницах. Скверная и дорогая еда. Кондиционеров нет и не будет. Необходимость ходить в костюме или в крайнем случае в рубашке, туфлях и брюках. Несколько тысяч туристов, которые одновременно с вами пришли на узел связи, чтобы позвонить домой. Равнодушные ко всему на свете одесские начальники, которые тоже страдают от жары и туристов. Как говорится, в каждом рисунке солнце, которое так любил великий одессит Утесов.

Сразу скажу, что с директором Одесского завода тяжелого машиностроения имени Старостина симпатии у отца не вышло - тревоги и печали завода «Прибор» интересовали директора не больше, чем страдания раннехристианских мучеников.

- У меня для вас запчастей нет, - сказал директор и положил руку на дисковый телефон, который тут же исчез под огромной волосатой лапой этого австралопитека. Отец понял, что тратит время напрасно. Дело в том, что помимо всего прочего завод имени Старостина выпускал платформенные весы, весы для взвешивания продукции металлургических предприятий, автомобильные и железнодорожные весы, а также специальные весы, на которых можно было взвешивать речные и морские суда. «Прибор» был для директора завода слишком мелким клиентом. Сможем – поможем, не сможем – ничего страшного, не сдохнут.

- Ты ничего не решишь без горкома, - сказала отцу двоюродная сестра, у которой он остановился. - Попробуй пробиться на прием к начальнику отдела промышленности.

Легко сказать - «попробуй пробиться»! Дело в том, что папа не был членом КПСС, а чтобы пройти дальше проходной, в Одесском городском комитете Коммунистической партии Советского Союза нужно было показать членский билет. Зато у отца была красивая легенда-страшилка – неполучение запчастей от завода имени Старостина может сорвать поставки зерна государству в Винницкой области. Урожай в любом случае нужно взвешивать, многие весы неисправны либо могут выйти из строя во время уборки урожая, а ремонтировать нечем – завод имени Старостина не отгружает нужные запчасти. Между тем в СССР своевременные поставки продовольствия было одним из самых важных политических вопросов: из-за особенностей плановой экономики зерна постоянно не хватало и его приходилось закупать за границей. В каждом советском городе люди подолгу стояли в очередях за хлебом и втихомолку ругали власть. Разумеется, власть об этом знала пыталась исправить положение всеми возможными способами. Вот почему «срыв поставок зерна» стал отличным поводом для общения – проверить такую информацию за короткий срок сложно, а последствия для начальника, недооценившего важность такой информации, могли быть чудовищными.

Явившись в горком и уточнив внутренний номер начальника отдела промышленности, отец дождался своей очереди и подошел к телефонной трубке. В краткой беседе он рассказал об «угрозе срыва» и был незамедлительно приглашен в нужный кабинет. Начальник отдела промышленности принял беспартийного отца как товарища по партии, внимательно выслушал и незамедлительно позвонил директору завода имени Старостина. Услышав о «срыве поставок зерна» от большого партийного начальника, главный директор сказал, что в течение недели все необходимые запчасти будут на складе завода «Прибор», мамой клянусь. Папа поблагодарил партийного бонзу за помощь, вернулся в Винницу и принялся ждать.

Увы, завод имени Старостина ничего не прислал в Винницу ни через неделю, ни через десять дней, ни даже через две недели. После этого терпение Михаила Лазаревича Маргулиса лопнуло - шутки шутками, но в области действительно шла уборка урожая, урожай взвешивали, весы ломались, а запчастей для них не хватало. В результате было решено дать телеграмму в Центральный комитет коммунистической партии Украины. Телеграмма кратко описывала разговор отца с начальником отдела промышленности Одесского горкома и лживое обещание директора. Не забыли и про «срыв поставок зерна в Винницкой области» - в противном случае сообщение выглядело бы недостаточно сенсационным.

Ждать пришлось недолго: уже на следующий день в Винницу позвонил представитель завода имени Старостина и предложил как можно скорее забрать нужные заводу «Прибор» запчасти. Выполнять этот ответственное поручение отправили папу – разумеется, вместе с водителем и машиной. Мол, ты заварил этот чай, тебе и сахар к нему получать.

Приехав в Одессу, отец оформил все необходимые документы, получил все, что было обещано, и уже собирался откланяться, однако его пригласили заглянуть к директору. И хотя от этого визита не приходилось ждать ничего хорошего, отец выдохнул и пошел. В конце концов, запчасти он уже получил.

Зайдя в кабинет невежливого обладателя огромных рук, папа почувствовал себя экспонатом Кунсткамеры. Там собрались все, кто имел на заводе хоть какой-то вес и эти люди глазели на него с таким любопытством, как будто он был двухголовым младенцем или футболистом сборной СССР.

- Вот, товарищи, посмотрите на этого маленького человека, - сказал директор и театральным жестом указал на отца рукой. – Вроде ничего особенного, да? Но из-за него уволили нахрен начальника цеха автомобильных весов – раз, начальник отдела промышленности Одесского горкома партии получил выговор с занесением в личное дело – два, нужные для его предприятия запчасти он уже получил – три! Вот как надо работать, блядь! Учитесь!

 

 

Папа уходит, Маргулис уезжает

 

Отец уволился с завода «Прибор» в 1981 году – трамваи и троллейбусы всегда нравились ему больше чем весы, и он вернулся на в Винницкое трамвайно-троллейбусное управление. А через четыре дня после его ухода Маргулиса арестовали сотрудники ОБХСС – Отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Михаилу Лазаревичу припомнили все – создание личной монополии за счет государства, взятки и торговлю запчастями. Кроме этого, доблестная милиция обнаружила целое месторождение коньяка, банок с черной икрой и балыков, которые нужны были Михаилу Лазаревичу для деловых переговоров с нужными людьми. Все это добро лежало неучтенным на складе вверенного Маргулису цеха, и никто не знал, как оно там оказалось.

По суровым советским законам Михаилу Лазаревичу грозила смертная казнь. Прецеденты в Советском Союзе были – достаточно вспомнить дело Юрия Соколова, директора московского гастронома «Елисеевский». За «многочисленные хищения в особо крупных размерах» Соколова приговорили к расстрелу, а слухи оценивали личное состояние предприимчивого директора примерно в один миллион советских рублей.

Маргулис мог ожидать если не пулю, то как минимум длительный тюремный срок, однако умение договариваться этого человека воистину не знало преград: через 8 месяцев после ареста Михаила Лазаревича отпустили домой. Сплетники утверждали, что за свое чудесное освобождение Маргулис отдал двенадцать миллионов рублей, но, судя по всему, эта цифра была сильно завышена – в провинции каждый рубль, потраченный соседом, кажется десяткой, а в такой деликатной ситуации необузданное воображение тех, кто знал Маргулиса лично, могло увеличить сумму отступных в тысячи раз.

Разумеется, у Михаила Лазаревича кое-что осталось – такой умный и предприимчивый человек не стал бы отдавать жадным милиционерам из ОБХСС все, что было нажито непосильным трудом. Но быть богатым человеком в СССР было не очень удобно и поэтому уже в 1987 году Маргулис покинул Родину и уехал в Израиль. Говорят, что он уезжал последним: его жена, дети и другие родственники уехали совершили алию почти сразу после освобождения Михаила Лазаревича и, судя по всему, не без его ведома.

Писем он не писал, но я надеюсь, что Маргулис не очень скучал: в старости мало что радует человека больше, чем жизнь возле Средиземного моря, в котором можно купаться девять месяцев в году.

 

 

 

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/