- Никто не умеет готовить этот суп так, как ты, моя голубка, - припевал Влад, с энтузиазмом колотящий ложкой по тарелке в поисках фрикаделек.
Елена смотрела на мужа с томной улыбкой, продолжая размеренно пить чай.
- Я рада, что могу порадовать тебя такой мелочью.
- Ничего себе мелочь! – наигранно возмутился Влад. – Как все-таки я удачно женился!
Разумеется, это прозвучало с любящей иронией, но слышать подобные слова от мужа спустя годы брака будет приятно каждой женщине. И это замечание - не просто желание подчеркнуть её достоинства. Даже будучи уставшим либо в плохом настроении Влад непременно скажет ей комплимент или подметит что-то невероятно положительное в чрезвычайно удручающем. Раньше Лену это воодушевляло. Сейчас - даже напрягает.
Все эти годы она умело скрывала свое равнодушие за притворным счастьем. И так часто судорожно искала причины своей нелюбви, ставшей для нее роковой болью. И она находила!
Было бы прекрасно свалить все неудачи на распространенную банальность - в отношениях пропала пылкость. Да и Елена рада была бы признаться, что чувственность пропала в ней самой. Если бы только… если бы только всё это когда-либо существовало.
Елена хорошо помнила свою свадьбу. И хорошо помнила, что замуж выходила в какой-то агонии. Влад долго и настойчиво за ней ухаживал, и она тогда еще видела в нем прекрасного человека – мужчину с серьезными планами, стремящегося во что бы то ни стало стать самодостаточной личностью. В нем было столько выразительных качеств, способных сразить женщину!.. Но её они мало интересовали. Потому что их отношения начались с чувства отчаяния и презрительного желания мести за свою боль.
И в один из проведенных вместе вечеров, когда Лена слушала эхо его голоса, погрузившись в свои мрачные мысли, он предложил ей пожениться. Наскоро ответив «да», она тогда улыбнулась. Но не потому что радовалась признанию, которое должно было быть долгожданным. А потому, что миллион раз слышала эти слова в своих мечтах от другого парня…
А Максим был в её жизни незадолго до самого Влада. Неистовая любовь её студенческой юности в сопровождении звуков дискотечного ритма осталась в сердце Лены каждым трепетным касанием рук, глубоким, проникновенным взглядом, порой отражавшим в себе готовность броситься на другой край света, только бы испариться с назойливых, завистливых и злобных глаз, так часто окружающих их и норовящих испепелить нежные чувства гневными искрами. Тогда им, юным и влюбленным, казалось, что это невозможно.
«Ничто и никогда не способно разрушить нашу любовь», - говорил Максим, зарываясь лицом в её длинные локоны и глубоким вздохом вдыхая их сладковато-вишневый аромат. И она верила ему. Она тогда отдала ему всю себя: душа искрилась всеми цветами радуги, когда он был рядом. Её тело отзывалось каждой клеточкой на его нежные ласки. И не было ничего прекрасней! Если бы не те злобные и завистливые глаза…
Их разлучили… их юные отношения безжалостно разрушили. И тогда, пережив всю боль утраты, едва собрав свое сердце по осколкам воедино, выплакав все глаза, Лена вдруг поняла: её тело осталось с ней, а душу она так и не получила обратно!
Все эти годы своего несчастного брака она так часто окуналась в эти воспоминания. Почему несчастного? Ведь рядом с ней был надежный человек, безоговорочно преданный ей и бесконечно любящий! Несчастного, потому что не любила она сама!
О, глупые женщины, которые говорят: «лучше быть любимой, чем любить», – они ничего не знают о любви! Глупые мужчины, самодовольно полагающие, что смогут растопить любовь женщины к другому своими чувствами да красивыми словами! Глупые люди, скандирующие: «стерпится - слюбится» или «главное, надежный человек в жизни»! Не верьте себе, дорогие, когда в порыве отчаяния вы готовы броситься в чужие объятия с надеждой когда-нибудь в будущем полюбить этого человека! Вы сможете привыкнуть, привязаться, зауважать… но полюбить – это вряд ли. Что за любовь такая «люблю, как отца своих детей»? Простите, но это признательность, а не любовь.
Вот так Лена и терзалась в страданиях, каждый день своей совместной жизни с Владом, вспоминая Максима. Было ли ей стыдно? Самая большая боль – это осознание ужаса того, что муж и сын могут подсознательно это ощущать… раньше ей казалось это катастрофой. Но теперь она понимала, что фатальное событие произошло только сегодня.
Несколько часов назад на собрании маленького транспортного предприятия, где она работает замначальника отдела по материально-техническому снабжению, им представили нового директора… И вот тогда её окатило холодной волной с головы до ног! Тогда её лихорадочно затрясло, и она наверняка растеклась бы в том кресле, если бы тут же её не отвлек бубнёж перешептывающихся коллег. И хотя этот шепот был о нем, все же Елена выиграла несколько секунд для того, чтобы взять себя в руки.
Никаких костюмов, кричащих последним писком моды, никакого делового стиля, умопомрачительностью завлекающего женский взгляд. Он предстал перед ней в джинсах и спортивной рубашке, торжественно улыбался, очевидно, радуясь своей новой должности. За эти годы он заметно возмужал и похорошел, в его лице появились черты благородства, а глаза продолжали искриться эдакой мягкой серьезностью… И теперь в этой строгости Елене виделись искорки мудрости и осознанности. Беспечная юность оказалась в далеком прошлом… На это же расстояние отодвинулись и её чувства.
Неужто он будет их директором? Да! Это правда! Она беспомощно пыталась рассмотреть в глазах коллег иронию, свидетельствующую о шутке.
- Уволиться! – шепотом приказала себе Лена, думая о том, как избежать с ним общения, которое наверняка сотрет в пух и прах её репутацию образцовой жены. И хотя её должность не позволяла ей приближаться к верховному начальству слишком близко, все же их столкновения стали бы неизбежными: коллектив из двухсот человек – это далеко не толпа, в которой можно затеряться и остаться незамеченной.
Пока Лена продолжала пересохшими губами в чем-то убеждать себя, собирая сумбурные мысли в кучу, Максим толкал речь, бегая глазами по сидящим в актовом зале коллегам. Он не заметит ее! Она сидит в дальнем углу, под самой стеной! Он не увидит… а если увидит, то наверняка не узнает! Столько лет прошло... столько лет…
И вот сейчас воркование Влада, попивающего чай и чем-то восхищающегося, растворялось в тумане воспоминаний…
Неужели он не видит, что она сама не своя?! Да! Он не замечал никогда её замешательства, грусти… Или делал вид, что не замечает. Или относился к её меланхоличному настроению, как к черте характера? Но ей больно! Ей тяжело! А он не замечает! Он не спрашивает! Не интересуется. Словно ему все равно, что у нее на душе…
Она только и терзалась сейчас личной трагедией, думая о том, что завтра ей придется идти на работу! Завтра она вынуждена будет чувствовать его присутствие совсем близко… Завтра вновь слышать новости о нем… И не дай Бог столкнуться где-то ненароком…
Это удручало и воодушевляло одновременно! Жизнь словно потеряла всякий смысл со всеми ежедневными необходимости. Лена просто погрузилась в себя, и даже с родными общалась как-то поверхностно, будто из другого мира. Неужели годы пронесли сквозь себя и сохранили удивительное чувство любви, некогда вдохновляющее пылкое юное сердце?
Сославшись на скверное самочувствие, она отправилась в постель, надеясь, что утро подарит ей что-то обнадеживающее — или больничный, или известие об увольнении.
К счастью, девочки завалили её кипой бумаг, завалившей своей тяжестью тоскливые мысли. В отделе закружилась суматоха – новый директор требовал данные за последние три отчетных периода. Начальник Оксана Павловна, как назло, отправилась на больничный: очевидно, в страхе лишиться должности и надеясь отсидеться. «Новая метла по новому метет», - непрестанно твердила она накануне вечером, а сегодня не вышла на работу. Все свалилось на Лену.
И сейчас ей предстояло оказаться в приемной, чтобы передать ему данные через секретаря. Пока она трясущимися руками укладывала документы в папку и пыталась утихомирить разрывающееся в предвкушении встречи сердце, то вдруг поняла, что в её отделе что-то произошло! За стеной, которой служил канцелярский шкаф, воцарилась звенящая тишина. Это-то её и напрягло. Но не успела она даже поднять голову на шорох, как перед ней выросла знакомая фигура. Сначала она ощутила, как подкашиваются ноги, но потом вдруг взяла себя в руки, сглотнув подошедший к горлу комок ужаса, и натянула улыбку.
- Здравствуйте, Максим Леонидович! – пролепетала Елена, застыв с бумагами в руках.
Его губы тронула несмелая улыбка, а глаза засияли… Ей было знакомо это лазурное сияние, в котором скрывались беспокойство и восхищение.
Они замерли на несколько секунд, пронзая друг друга противоречивым безумием нахлынувших чувств. Словно каждый из них на несколько мгновений покинул реальность, принимаясь шептать глазами о том, что мучило сердце все эти годы. А недоговоренностей оказалась уйма!
- О, простите мою негостеприимность, Максим Леонидыч, - с извинениями спохватилась Елена Андреевна. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Безмолвно принимая приглашение, он осмотрелся и вновь вперился в нее взглядом. Это молчание было таким красноречивым! Но она не хотела слышать этих звенящих в своем сердце слов! Поэтому впопыхах вручила ему бумаги.
- Вот запрашиваемые вами данные.
Он с безразличием принял их и разочарованно улыбнулся.
- Это всё, что ты можешь мне сказать? – его внезапный вопрос привел её в ступор.
- А разве ваш визит в мой кабинет имеет еще какие-то цели? – ледяным голосом спросила она.
Пока он усмирял свое негодование, она терзалась вопросом: откуда в ней появилось столько смелости? Обернувшись на троих коллег, заинтересованно наблюдавших за сценой, Максим многозначительно приподнял брови, на что те отреагировали торопливыми сборами. В несколько секунд кабинет опустел.
- Неужто я оставил в твоей душе столько разочарования, что сейчас ты делаешь вид, будто мы незнакомы? – с горечью поразился он. – Ты за столько лет не смогла простить меня?
- Ох, - она заливисто рассмеялась, склонив голову, и её роскошные волосы упали ей на лицо, отчего Максим осмелился улыбнуться шире – этот естественный жест всегда был истинно прекрасен. Всегда. Всякий раз, когда она смеялась. – Неужели ты думаешь, что я до сих пор терзаюсь обидами на тебя, Максим?
В её голосе было столько равнодушия, что он с надеждой всмотрелся в её зеленые глаза, тайно рассчитывая увидеть в них больше искренности.
- Мой официоз объясняется лишь субординацией, которую мне полагается соблюдать со своим начальством, - она продолжала улыбаться, словно дразня его.
- Ах, вот оно что, - с привычной сдержанной иронией отвечал он. – А мне-то показалось, что ты впредь намерена избегать со мной общения.
- Ну что ты? - вновь рассмеялась Лена, и Максим ясно ощутил в этом смехе нотку фарса… - Столько лет прошло…
- Как жизнь? - с нетерпением спросил он, разочарованный её неестественным поведением. – Я слышал, ты замужем.
- Разумеется, - с гордостью ответила она. – Я счаст… - Боже, что за немыслимая запинка! – Я счастлива… и… и у меня все хорошо… Прекр… - Боже, опять!.. – Прекрасный, замечательный и понимающий… сын! И муж… очень чуткий и хороший мальчик…
В недоумении сощурившись, Максим понял, что из-за явного волнения она просто все напутала. Не желая акцентировать на этом внимание, он только удостоверился в её неискренности.
- А ты… как поживаешь? – спросила Елена, хотя тоже была ознакомлена с некоторыми фактами его биографии.
- Хорошо! – отвечал он. – У меня очаровательная дочь… и жена.
На последнем слове его голос словно исчез в никуда – так тихо и сухо было сказано это «жена».
- Я рада, что ты счастлив, - поспешно проговорила она.
И тут его взгляд изменился: сначала он хотел чему-то возмутиться, однако вместо этого опустил глаза на бумаги, и его лицо стало непосильно-серьезным и вдумчивым. Она видела, что он знакомился с информацией.
- Елена Андреевна, ошибочка в ваших данных, - внезапно охладевшим голосом, наполненным едкого сарказма и официоза, сказал он. – Элементарно неверна арифметика. Будьте добры, перебейте, просчитайте и передайте обновленные данные через моего секретаря!
С этими словами, резко бросив на её стол бумаги, он направился к выходу. От потрясения Елена терялась в противоречивости своих чувств… Его холод её убивал, уничтожал и растаптывал. Но его мягкость вселяла надежду… Бог мой, он остановился. В дверях он обернулся и бросил на нее все тот же ироничный взгляд:
- И я рад, кстати, что ты счастлива в браке! – сказал он и увидел, как растерянно она забегала глазами, а затем склонила голову, словно в чем-то раскаиваясь. И ему было известно, в чем.
Проглотив слёзы, Лена мысленно взмолилась. Боже, неужели она выдержала это испытание? Разумеется, он холоден к ней! Все, что было в его глазах, – это благодарность за былые чувства и интерес к тому, как она сейчас. Он счастлив – это видно по его холеному и ухоженному виду, по привычной иронии в глазах, по уверенности в голосе и сдержанной улыбке… Время промчалось, а казалось, что и сейчас они видели себя всё теми же беспечными студентами. Словно каждый из них страстно желал согласиться с тем, что за эти годы они действительно изменились, но остались прежними сердца!
Каждый день Лена ходила на работу с одной и той же мыслью – избежать общения с директором. Но каждый день ей, как исполняющей обязанности начальника, приходилось присутствовать на оперативных совещаниях, дрожащим голосом докладывая обстановку в отделе. И её волнение было столь очевидным, что однажды Максим Леонидович с едким сарказмом протянул:
- Елена Андреевна, вы дрожите, словно студентка на экзамене! Я не намерен сегодня выставлять оценки за ваш отчет, будьте спокойны.
Эта попытка публично её унизить заставила Лену с изумленным возмущением поднять на него глаза! Он выставил её неграмотной девчонкой! Это привело её в бешенство.
- Я прошу прощения, Максим Леонидович, если оскорбила вас своим волнением… - удивительно хладнокровно проговорила она, но он не позволил ей удовлетворить свое желание поставить его на место.
- Вы меня не оскорбили! Но создается впечатление, что вы либо сомневаетесь в своем докладе, либо намеренно что-то укрываете…
По присутствующим прошла волна устрашающего негодования. Елена сглотнула ком обиды за несправедливое обвинение и продолжила дискуссию:
- Чтобы развенчать ваши оскорбительные подозрения, - она смело и яростно взглянула ему в глаза, - назначьте в моем отделе ревизию, и вы сможете убедиться в моей добросовестности.
- Отдел этот не ваш, хочу заметить, - равнодушно и вдумчиво сказал Максим, листая в руках какой-то скоросшиватель с бумагами, - вы – лишь исполняющая обязанности. Но вот по поводу ревизии – идея неплохая, я вам скажу… Весьма неплохая. Я подумаю.
В этот момент ей захотелось бросить в его лицо заявлением об уходе. Но раз уж он объявляет ей войну, то она отстоит себя во что бы то ни стало! Отстоит так, как не смогла в юности тогда, когда её оклеветали.
Тогда странным образом подстроенная сцена, участницей которой она стала исключительно по своей наивности, стала фатальной в их отношениях. Доводы каких-то свидетелей никогда не существовавших ситуаций поставили запятую в их отношениях. Сфабрикованные доказательства её измены и красивые убеждения друзей запятую исправили в точку… Да, всё имело логическое объяснение подставы… и всё можно было доказать. Но Лена тогда не смогла в силу своей гордости.
Чувствуя себя уничтоженной его обвинениями, его сомнениями в её любви, она приняла на себя ярмо обиженной особы и беззвучно ушла из его жизни. Только потом, спустя несколько лет, она поняла, что обязана была отстаивать свою любовь, свои чувства, свою судьбу! Она обязана была вырвать свое счастье из чужих когтей! Но её тогдашняя слабохарактерность не позволила этого!
Общие знакомые, с которыми Лена продолжала общаться, рассказывали, что, спустя несколько лет, Максим узнал правду от своей жены, умевшей в юности так искусно плести интриги. Тогда уже Лена винила себя в произошедшем: сопернице хватило ненависти в своем сердце, чтобы уничтожить их с Максимом пару, а ей, Лене, не хватило любви, чтобы ею покрыть чужую ненависть.
Он и впрямь устроил это! Он организовал ревизию в её кабинете! Какова наглость! Что он этим хотел показать? Елена выкладывала все документы перед проверяющими и знакомила их со всеми отчетами.
Оксана Павловна намеренно продлевала больничный, словно предчувствовала свое увольнение. Ходили слухи, что она подыскивает работу, и будто сам директор сказал ей о своих намерениях поставить на это место своего человека. Лена не испытывала интереса к тому, кто это мог быть. Она и сама намеревалась искать другую работу… Но только после того, как пройдет ревизия: она обязывала себя уйти с чистой совестью, а не бежать от ответственности.
Зарывшись в бумагах, Елена Андреевна выписывала данные для проверяющих, чтобы составить требуемые ими цифры. Работа была кропотливой, период – три года, сроки – до утра. И поэтому, созвонившись со своими, она предупредила, что, вероятнее всего, задержится на работе надолго, потому что тащить домой гору папок не имело никакого смысла.
Оставив только теплый свет настольной лампы, она окинула взглядом пустующий кабинет. Наслаждаясь воцарившейся в офисе тишиной, в предвкушении наслаждения, она поднесла к губам чашку с чуть остывшим кофе, бодрящий аромат которого немного прибавил сил. На блюдце лежали две шоколадные конфеты. Это всё, чем она могла немного успокоить себя, чтобы за несколько минут собраться с мыслями и отдохнуть.
Да просто она устала жаловаться себе на неудавшуюся судьбу, поэтому сейчас сердце молчало в смирении, желая как можно скорее оправиться от этого удара, который две недели назад нанес ей Максим своим внезапным появлением в её жизни. Думать не о чем – их шанс давно упущен, её чувства не играют никакой роли, судьба уже давным-давно решена. И нечего питать себя надеждами… Даже если они ненароком появляются в душе.
- Почему ты еще здесь?
От неожиданности Елена вздрогнула, выпустив из рук чашку с недопитым кофе. С жалостью взглянув на осколки, она обернулась к нему. В её глазах он прочел желание оставаться непокоренной. Равнодушно натянув на плечи спавшую вязанную шаль, она направилась к столу, не выражая эмоций относительно его неожиданного визита.
- Нужно кое-что закончить для ревизоров, - сухо ответила Лена, но не успела подойти к своему креслу, как перед ней вырос его силуэт, преградивший ей путь.
Даже в этом полумраке она видела его глаза, столь красноречиво излагающие ей свои тревоги. Не желая слышать возможную исповедь, Лена награждала его тем же изумленным возмущением.
- В чем дело? – строго спросила она, словно директором из двух присутствующих здесь был не он.
Его лицо оставалось невозмутимым – ни капли понимания, сочувствия или жалости: сплошной официоз, от которого веяло холодным равнодушием.
- Как продвигается ревизия? – с едкой ухмылкой спросил он, уступая ей дорогу.
- А разве вам не докладывают о результатах? – вопросом на вопрос ответила она.
- Кое-что докладывают! Но мне не говорили, что все настолько печально, и мои подчинённые вынуждены ночевать на рабочем месте.
- Во-первых, дело не в печали, а в том, что я не успела своевременно выполнить работу в силу большой загруженности, - монотонно ответила она. – Во-вторых, я ни перед кем не собираюсь отчитываться о…
- Передо мной ты обязана это делать! - резко констатировал он и с наслаждением отметил гнев в её глазах, в то время, как его взгляд торжествовал победным блеском. – В офисе можно задерживаться только с моего разрешения, - тут же пояснил он.
- Это нигде не указано, - безразлично проговорила она.
- Я должен знать, кто и по какой причине задержался на работе. И вообще, старайтесь выполнять свои обязанности в рабочее время…
- Вам прекрасно известно, Максим Леонидович, что это физически невозможно! – сцепив зубы, дабы не воскликнуть, не выдержала она.
- Я понимаю, - продолжал невозмутимо он. – Но меня это не касается! Берите работу на дом… Может быть ваш глубокоуважаемый муж поможет справиться с вашим авралом…
Он издевался! Словно хотел сжить её со свету! Она ощутила, что внутри все затряслось от возмущения! И он видел эту дрожь и выступающие на глазах слезы. Он видел, как она сдерживает себя, чтобы скрыть все, что так мучает её сердце! Его это радовало? Отнюдь!
Лена порывисто подскочила с кресла, собираясь броситься к шкафу, набросить на себя пальто и убежать отсюда, тем самым распрощавшись с прошлым раз и навсегда! Но он прервал это намерение, страстно ухватив её руки.
И она чувствовала себя слишком беспомощной, чтобы сопротивляться ему. Будто в танце, Максим в воздухе нарисовал круг их сомкнутыми кистями и с вожделением притянул её вплотную к себе, пресекая любые возможные намерения освободиться из этого плена. Приподняв пальцами её подбородок, он заставил безвольную женщину поднять взгляд. По её щекам скатились две слезы, а губы сжались в попытке задавить в себе жалкие всхлипы.
- Почему, Лена? – возмущенно воскликнул он. – Почему ты продолжаешь молча истязать свою душу, уничтожая чувства внутри себя? Почему ты стараешься создавать безразличный вид, будто я - чужой человек? Я не слышу от тебя признаний, но я ведь чувствую то, что происходит в твоем сердце на самом деле! Я пытался заставить тебя говорить, высказать обиды, наброситься на меня с обвинениями, избить меня пощечинами, но ты настырно продолжаешь терпеть, мучаясь и терзаясь в тех чувствах, что безжалостно испытывают твою душу! Ты делаешь это точно так же, как тогда!
Опешив от его внезапного порыва высказаться, она с очевидным изумлением опустила глаза, совершенно не ожидая услышать всех этих… Господи, ведь прозвучали буквально мольбы об искренности!
- Да что же вы за существа, женщины? Отчего вы думаете, что, принося себя в жертву, вы делаете кого-то счастливым? – восклицал он, тряхнув её за руки, но тут же прижал их к себе, нетерпеливо прикасаясь к ним губами.
- Ты имеешь в виду меня и свою жену? – наконец спросила она.
- О, Господи! – воскликнул с возмущением он. – Причем тут Ира? Я имею в виду тебя и свою маму! Она всю жизнь жила с отцом, не любя его. Но она жила ради денег, наивно полагая, что они сделают её счастливой и дадут ей то, чего она так жаждет. И что в итоге? Она осталась несчастной и одинокой…
Тихие рыдания, которые Лена попыталась заглушить в своих ладонях, заставили его смолкнуть.
- Я так хочу ненавидеть тебя! – неожиданно воскликнула она и со всей силы оттолкнула его. – Я так хочу презирать тебя за то, что ты не поверил мне! Это ты обрек меня на страдания… - но тут же она стихла, словно осознавая что-то. – И в то же время я понимаю… что сама себя обрекла. Я не смогла вызвать в тебе доверие к себе! Неоспоримое доверие, которое смогло бы стать моим алиби в любой провокационной ситуации.
У Максима разрывалось сердце, но, видя её слезы, он окончательно поверил в её чувства. Она все еще любит… Она все еще болеет… Это и радовало, и огорчало его одновременно.
Он подошел к ней и, вопреки её намерениям воспротивиться его нежным порывам, страстно обнял. Она снова потеряла силы для сопротивления, и тут же стихла в его объятиях. Он не смог сдержать себя… нет, он не хотел себя сдерживать! Умостив в ладони овал её лица, Максим смахнул пальцами её слезы и прикоснулся к губам… бестактно и нагло… но с такой сводящей с ума нежностью, что Лена буквально обмякла в его власти. Нежность переросла в неистовость, в окрыляющие ласки и вызывающую мурашки близость тел, содрогающихся от сердцебиения друг друга. Лена не заметила, что уже прижималась к нему каждой клеточкой своего беспомощного тела, накаленного страстными позывами к любви.
В какой-то момент они опомнились, и оба одновременно замерли, словно призывая друг друга к благоразумию. И, возможно, они остановились бы, если бы не было так поздно… Если бы не было так надо… Если бы любовь не была столь могущественной силой, искусно и мягко побуждающей людей к безумию.
- Лен, я должен вымаливать у тебя прощение… но, к моему сожалению, я совершенно не знаю, как это сделать, - неожиданно сказал Максим, когда после любовных упоений они лежали на диване в подсобке его кабинета, тесно прижавшись друг к другу, боясь хотя бы на мгновение расцепить сомкнувшиеся воедино руки.
- Вымаливать прощение… - ухмыльнулась она после недолгой паузы. – За последние минуты этот вопрос отодвинулся на задний план, потому что появился другой: что теперь нам вообще делать?
Ей не хотелось об этом думать – она запоминала каждый миг этого счастья, чтобы сладкими воспоминаниями утешать себя в будущем.
- Нам нельзя быть врозь, - однозначно произнес он.
- Все не так просто… у нас есть семьи.
- У меня разрывается сердце за дочь! Но мне совершенно не жаль свою жену, ибо это её вина в том, что так произошло.
- Но мы позволили этому случиться, нельзя всю ответственность взваливать на нее!
- Нельзя. Но мне не жаль ее.
- А дочь?
- Дочь? Аня всегда спрашивает у меня: «Папа, почему ты не любишь маму?». Хотя мы никогда при ней не выясняем отношения. Но она чувствует. Одна женщина мне сказала: «Дети всегда несчастны, когда несчастен хотя бы кто-то один из родителей. Пытаясь сохранить брак «ради них», вы разрушаете душу ребенка еще больше. И та боль, что остается внутри него, и те последствия гораздо разрушительнее, чем развод, который ребенок мог бы пережить один раз».
- У меня сын постоянно болеет, - задумчиво сказала Лена. – Думаешь, из-за этого? Он мучается из-за моих страданий?
- Вполне вероятно. Ты думаешь, он не ощущает неполноценности вашей семьи и твою болеющую душу? Ведь дети отличаются невероятной чувствительностью! И самое интересное – они имеют изумительную связь с родителями, особенно с родителями противоположного пола.
- О-ох, - в нетерпении Максим прижал её к себе, осыпая поцелуями лебединую шею. – Непростительно… для меня. Непростительно и для тебя! Как ты могла мне это позволить?!
- Ты был слишком категоричен! А я, наверное, слишком слабовольной.
- Лен, я не раз задавал себе вопрос – неужели любовь может существовать вечно?.. И всякий раз мое сердце с тоской вздрагивало внутри меня, сотрясая всю душу. А когда я увидел тебя впервые после многолетней разлуки… а увидел я тебя еще задолго до моего представления коллективу, когда приходил на консультацию с предыдущим директором… Ты пробежала мимо меня, просматривая какие-то бумаги в своих руках и бросив мечтательный и совсем неделовой взгляд в окно… В этом взгляде было столько усталости и надежд… Тогда будто мир перевернулся перел глазами, и я понял, что не так с моей жизнью! Когда-то её исковеркали, скомкали и изувечили… и я уже не надеялся, что сумею что-либо исправить.
- А сейчас? – спросила она и поднялась, чтобы увидеть его глаза.
- А сейчас я ни за что на свете не отпущу эти чувства… Даже если для этого мне придется потерять все, но обрести тебя…
- Но как же Влад… Ирина… дети… Я не представляю этого, Максим! - в её голосе напряженно звучала трагичность.
- Я тебе говорю: они не будут счастливыми, видя наше несчастье.
- Но всё-таки это грех – разрушать семьи… тем более из-за собственного эгоизма. Мы ведь сами виноваты.
- Грех – жить и надеяться на счастье там, где его не будет никогда. Грех – обвинять ежеминутно себя в ничегонеделании для того, чтобы исправить ситуацию. Грех - продолжать врать семье, что тебя все устраивает и тебя радуют ваши совместные праздники и выходные. Грех – верить, что нашим детям легче жить на осколках треснувшего кувшина. Грех – иметь возможность быть счастливыми и сделать счастливыми окружающих нас людей… сделать счастливыми своей любовью других. И самый страшный грех – это предательство любви, осознанная попытка уничтожить чувства, намеренное пренебрежение ими. Ведь любовь - это лучшее, что может быть в нас… Возможно даже то, что приближает нас к Богу.
Она молчала, боясь ему противоречить, ибо он был прав, как никогда ранее…
- И предательство любви - не есть измена… А попытка сделать вид, что этой любви не существует…
- Господи, что будет? - выдохнула дрожащим голосом Лена. - Ты можешь себе представить, если мы…
- Будет нечестно обнадеживать наши семьи словами о несуществующем счастье! - перебил её Максим. - Ты сможешь жить без меня, скажи честно?
- Смогу существовать, как прежде…
- Я едва ли не каждый день смотрел на свою жену и представлял тебя. Клянусь тебе, я видел твой взгляд, твои глаза, твою улыбку. Я каждое мгновенье сравнивал вас. Как думаешь, если она об этом узнает, ей будет приятно? Она не любит меня, поэтому её постигнет лишь разочарование. Возможно, боль от этого разочарования, но не от разбитого сердца. А вот твой муж это пережил бы иначе, правда?
- Правда…
- Вот и думай сама… о том, как лучше поступить и что делать, чтобы не причинять мучения другим… Посмотри сама: ты будешь продолжать жить с Владом, создавая иллюзию счастья. Твой сын вырастет и все поймет. И не будет в его сознании боли горше от самообвинения в том, что из-за него ты не смогла быть счастливой. Ведь, будучи взрослыми, мы смотрим на всё иначе… Это я тебе говорю, как сын несчастной женщины, так и не сумевшей насладиться жизнью в полной мере.
- Знал бы ты, как я корила себя все эти годы, Максим! Знал бы ты, как ненавидела и презирала людей, уничтоживших наши чувства!
- Наши чувства они не разрушили – они искалечили судьбы. А ведь твой Влад знал, что ты любишь меня, когда делал предложение?
- Знал.
- Но думал, что ты со временем полюбишь его, правда?
- Да.
- Иллюзия людей, не имеющих представления об истинной любви, - в его словах она ясно услышала свои мысли. – Теперь, пронеся это чувство сквозь годы в своем сердце, могу однозначно сказать – любовь может быть разной, но истинная любовь – одна, как есть одна и сама истина.
Леночка летела домой на крыльях. Словно чувствуя на себе фантом возлюбленного, её тело реагировало мурашками на новые воспоминания. Ей казалось, что вся Вселенная тычет на нее пальцами, обвиняя в измене мужу, но Лену это мало волновало. Она вновь обрела себя - она коснулась своей любви! Да, безоговорочно, Максим прав, - они обязаны бороться за свои чувства. Нет смысла скрываться тогда, когда сердца кричат о любви, моля пощадить её. И они пощадят! Непременно!
Она категорически не готова остаток дней проводить в страданиях по несчастной любви! Она хочет быть счастливой! А это возможно только рядом с любимым ею человеком!
Сейчас она незамедлительно начнет разговор с Владом! Чего еще ждать?! Жить нужно сейчас! Взять и перешагнуть пропасть сомнений! Или, если нужно, перепрыгнуть. Да, есть риск. Риск есть всегда. Но теперь она не боится упасть, ибо потерять себя из-за слабоволия - гораздо хуже гибели в битве за любовь.
Квартиру наполняли утренние лучи солнца, пряча в продолговатых тенях сонливость уходящей ночи. Вопреки ожидаемой тишине, Лена услышала скрипучее ёрзание на стуле и звон чашки о блюдце - этот немыслимо раздражающий звук будил её каждое утро.
- Наконец-то! - стиснул её в объятиях Влад. - Всю ночь сижу. Нужно было все-таки ехать за тобой на работу. Но знаю ведь, что тебя это приводит в бешенство.
Закрыв глаза, мысленно спрятавшись от его обхаживаний в какую-то нору, Лена присела на стул у входной двери, чтобы разуться.
- Представляешь, у Алекса опять температура! - сообщил Влад, чем вызвал на её лице шок.
- Когда заметил? - с подозрением сощурилась она.
- Да пару часов назад проснулся и пожаловался на плохое самочувствие.
В этот момент хотелось завыть. Алекса только выписали из больницы после бронхита.
Картина с представлениями о её прыжке стала сужаться, и, ощутив какой-то спазм внутри себя, она мысленно попятилась, отодвинув себя от края пропасти.
«Почему ребенок страдает? - вот о чем кричала её голова. - И именно в эту ночь опять? Виной тому я и мое желание быть счастливой?» Почему нет? Может ли быть что-то хуже эгоизма родителя, осознанно взваливающего на свое чадо последствия греха, способного осчастливить одного и сделать несчастным другого? Ведь желание стать счастливой приобретает эгоистичные черты в момент, когда её чадо рискует быть несчастным вопреки догмам Макса. Возможно, подсознательно ребенок считает себя лишним в жизни мамы, каждую минуту мечтающую о личном счастье вне семьи, созданной с нелюбимым мужем?
Глотая слезы, она растерянно смотрела на Влада, будто все ответы на свои вопросы искала в его глазах. Но его взгляд казался безразличным.
- Да чего ты так, Лен? Говорил ведь врач - перерастет.
- Да-да, конечно, - как-то истерично улыбнулась она, отправляясь на кухню.
Нужно что-то делать. Она не может смотреть в глаза мужу. Почему не может? Ведь она сама ждала этого! Ждала ведь соития со своей любовью! А теперь что? Это случилось! Почему тогда столько позора в сердце? Или это обыкновенная трусость перед открытием ключевых моментов истины? В какой-то момент ей казалось, что этот позор невероятно очевиден, потому она попыталась скрыть его под струей воды, принявшись судорожно перемывать посуду.
С подозрением сощурившись, Влад наблюдал за супругой, и Лена даже подумала, что тайна её измены все-таки раскрылась - его недоумение виделось ей каким-то сведущим.
- Тебе нужно немедленно оставить работу, - вдруг констатировал он тоном, не терпящим возражения. - Не нравятся мне эти ночевки! Плохо на здоровье сказываются. Вон руки трясутся, как у старушки. Перенервничала, что ли? Ленусь, посмотри на меня. Да оставь ты эти чашки!
Закрыв воду, он за плечи повернул её к себе и попытался взглянуть в глаза. Щеки супруги пылали.
- Лен… - он заботливо коснулся губами к её лбу, - Леночка, ты горишь! Температура! Точно!
Влад крепко обнял её, а она съежилась, пряча лицо на его груди.
- Где вы умудрились заболеть? - причитал он.
«Я больна любовью. А никто этого никак не поймёт!»
Она так спешила домой, чтобы порвать все эти путы… Разорвать навеки! Путы нежеланного брака, ставшего для нее тюремным бременем. Но, что странно, - все слова, крутившиеся на кончике языка нетерпеливыми порывами высказать все накипевшее, все горячие и красивые фразы она проглотила.
Нет! Влад не заслуживает того, чтобы его так равнодушно бросила женщина, ставшая смыслом жизни! Нет! Она не может поступить с ним так, как с чужим человеком! С ним столько связано… но ведь она любит! Она любит, любит, любит другого и сегодня ей пришлось в этом убедиться!
Лена попыталась угомонить свои скачущие мысли, позволяя голове немного отдохнуть.
- Владик, температура от усталости, - она мягко его отстранила и направилась в спальню.
- Я отвезу Алекса в больницу сам, когда он проснётся, - сказал Влад, укрывая её пледом. - А твоим на работе скажу, что ты заболела. И не пререкайся! Пусть увольняют! Не стоит твоя скудная зарплата таких жертв. Всё, отдыхай, голубка.
Его поцелуй заставил её расплавиться и утонуть в теплом солнечном свете.
Глухое сердцебиение унесло снова в эту ночь, в тот самый момент, когда Максим так бережно прижал её к себе, целуя на прощание и тихо проговаривая: «Не позволю никому больше… никогда больше… отнять тебя у меня».
Но сон оказался каким-то беспокойным. Да и разве она спала, если все время в видениях старалась контролировать даже свои мысли, будто боясь, что муж услышит их. И столько мелькающих силуэтов, каких-то загадочных событий, тревожных вещей.
Она все время боялась опоздать… проспать… что-то пропустить. И в определенный момент, схватив мобильный, Лена с ужасом обнаружила двенадцать пропущенных вызовов. Почему-то сердце оглушительно затарабанило. Кто это? Неизвестный номер.
- Влад! - крикнула она, но её голос растворился в беззвучности.
Перезвонив, Лена с нетерпением ждала ответ на другом конце связующей линии.
- Леночка! - Оксана Павловна кричала в трубку. И в голосе слышалось некоторое торжество. - Наконец-то! Бегу на работу, родная. Возвращаюсь! Скоро все будет хорошо. Закончились наши мучения! Нет метлы больше!
Какой метлы? Что за бред? Что будет хорошо?
- Объясните, Оксана Павловна, - сонно попросила Леночка, всеми силами стараясь понять сказанное.
- Ну, конечно, для нового директора не очень хорошо, что так случилось… - это говорилось скорее из приличия, чем искренно. - Но жизнь - штука непредсказуемая.
Почему-то закружилась комната, и Лена словно ощутила, как кто-то за плечи усадил её в кресло.
- Что с новым директором? - спросила тихо она. Слышать ответ не хотелось. Будто она его знала.
- Да умер он! - как-то просто ответила начальница, будто кто-то из знакомых сходил в магазин за хлебом. - В автокатастрофе разбился, представь! Сегодня ночью. Точнее, под утро… Возле переулка…
Дальше голос начальницы заглушил какой-то до безумия противный писк. На какое-то время в голове образовалась тишина мыслей. Ничего. Просто пустота. И этот странный убивающий звук.
Ошибка какая-то. Это ошибка. Нет, она даже не подумает поверить! Она сейчас наберет кого-нибудь еще. Сейчас же… чтобы опровергнуть… глупости…Однозначно, бред!
Сообщение?! От кого? От Макса! Ну вот, она так и думала! Ошибка ведь!
«Я любил тебя всегда. Наверное, это роковая любовь». Время?.. На рассвете. Он отправил это, как только они расстались.
Это ничего не значит! Он не мог так просто взять и погибнуть! Ну не мог!
Её пальцы нажимали на какие-то кнопки. Затем её уши слышали чей-то голос. Её сердце глухо билось в ответ на чьи-то слова. Её тело стало чьим-то. Казалось, и душа его покинула.
Лена не помнила себя от крика. Забежавший в комнату Влад попытался успокоить истерические припадки, что силы обняв её своими руками.
Перепуганный Алекс бежал со стаканом воды. Утопив невыкричанную боль в судорожных глотках, Елена обмякла в руках мужа. Она не говорила, а он будто знал всю темноту её скорби.
- Ляг отдохни, - тихо сказал Влад, моля её об этом.
Только полные ужаса глаза сына привели её в чувство.
- Сынок, - вдруг опомнилась она, - что сказал врач?
- Да ничего! - Влад с недоумением развел руками. - Сказал понаблюдать. Ничего нет. Никаких больше признаков. И температуры больше нет. А ты? - он коснулся ладонью её лба. - Да и у тебя вроде спала. Вирус, что ли?
Ее блуждающий взгляд свидетельствовал о болезни. Но если бы Влад не знал ее, то непременно сказал, что это болезнь души. Слишком безумными и совершенно несчастными казались глаза. И он понимал, что сейчас Лена не с ним. Она даже как-то косвенно или поверхностно интересовалась здоровьем сына.
Размытый фон стал приобретать черты комнаты. Немного взяв себя в руки, Лена приняла принесенное мужем успокоительное. Рука Алекса нетерпеливо сжимала её кисть и, вновь заметив его побледневшее от ужаса лицо, она вдруг крепко обняла сына.
Все остальное, имеющее такую важность для нее, почему-то отодвинулось на задний план. Что может быть важнее жизни любимого человека? Очевидно, только жизнь самого любимого человека - ребенка!
Прижав русую головушку сына к себе, она мысленно просила прощения. Потому что видела в его страданиях только свою вину.
Какое-то время Влад сидел рядом безмолвно и даже его глаза, обычно сияющие улыбкой, не выражали ни единой эмоции. Ей думалось, что он осуждал. Хотя откуда ему было знать о них с Максимом?
Казалось, что сердце разорвется на куски, а мозг не выдержит напора событий за последние сутки и сойдет с ума. Она умудрилась обрести и потерять любимого мужчину… она получила немыслимый страх причинить вред сыну. И почему-то теперь она с ужасом думала о своей вине перед Владом, в глазах которого прочла скорбь не меньшую, чем та, что господствовала в её душе.
- Влад слишком нервничал из-за тебя. Но, думаю, результат его обрадует! Поберечься тебе надо. Но не потому, что со здоровьем что-то страшное. А потому, что наоборот, лучше не бывает.
Многозначительные комментарии подруги-врача её порой угнетали и безжизненными глазами Лена потребовала от той объяснений.
- Да беременна ты, Лен, - говорила та, смотря в монитор компьютера.
- Ты что-то неверно видишь, - недовольно буркнула та. - Посмотри получше. У меня ведь средство предохранения…
- Да помню я! Но ваша любовь, наверное, настолько сильна, что подобные вещи для детей не помеха, - вдумчивый взгляд подруги сощурился.
В состоянии бессознательного шока Лена приподнялась с кушетки.
- Ты серьезно, Мила? Я не верю!
- Это ничего не меняет, - рассмеялась та. Умоляющие глаза Лены заставили куму утихомирить свою пылкую радость. - Да знаю я о твоем нежелании второго ребенка! Но ведь Влад так хотел! Да и Сашенька хотел брата или сестру. Пока позволяет возраст, нужно рожать, дорогая! У вас прекрасная семья! А теперь будет еще лучше!
Пока Милана черкала что-то в карточке, застывшая, будто статуя, Лена пыталась привести себя в чувства. Неужто правда? Бросив взгляд на подругу, она удостоверилась в полной серьезности своего положения - ни слова о шутках. Да и куда тут шутить?
Завороженно напялив на себя кофту, Елена опустилась в кресло перед кумой с побелевшим лицом.
- Тебя тошнит? - спросила та, заметив что-то неладное.
- Нет, - её бровки прыгнули, отвлекшись от эмоции хладнокровного замешательства.
- Неужели ты до такой степени не хочешь этого ребёнка? - снисходительно сомкнула губы Мила. - Ну ведь счастье-то!
- Счастье, - кивнула головой Лена. - Очень большое! Огромное! Только это счастье не от Влада.
Последние слова она как-то прожевала, устало опустив голову на сомкнутые перед собой кисти рук. Зависшая тишина навязчиво звенела осуждением. Или, может, просто недоумением. Шоком.
- Как так? - тихо спросила Милана. - А от кого, Лен?
- От Максима, - истерически засмеялась та, глотая подкатывающие к горлу рыдания.
- От Мальцева? - с ужасом воскликнула Мила.
Они ведь две недели назад вместе ходили на его похороны!
Та закивала головой, продолжая рыдать и смеяться одновременно, что заставило Милану перейти в более глубокую и безмолвную стадию шока. Ей о многом хотелось спросить, и только осведомленность о неистовой болезненности этой деликатной темы принуждала молчать и бездействовать. Наконец Лена выплакалась и смолкла, теребя в руках какую-то материю.
- Его платок, - показала она. - Тогда я тоже рыдала навзрыд. Такие пустые переживания были! Просто упала в его объятия, как в омут… Ночь волшебная… Как будто меня околдовали. Уже думала от Владика уходить. Даже речь прощальную приготовила. Как тут… не его смерть меня остановила. А болезнь Алекса. Я вдруг поняла, что беды все от моего эгоизма. Ну вышла уже замуж, чего убиваться-то? Но ведь хороший Владик у меня! И с Алексом у них идиллия. Они не смогут врозь. А отдать сына я… это безумие.
- Леночка, так что же теперь, родная моя? - вдруг заговорила навзрыд обычно хладнокровная Милана. - Избавишься от этого дитя?
Та только смотрела куда-то в точку и молчала. Слезы капали, капали, капали. Они и мешали ей говорить.
- Да как я могу? - вдруг снова завыла Лена. - Это ребенок ведь от человека, которым я ежедневно грезила столько лет! Которому всю жизнь мечтала родить! Ох, знала бы ты, сколько раз я думала об этом моменте. Сколько раз представляла, что Алекс мог бы быть от него! Хотя… ясно, что это невозможно… Я не смогу убить… это единственное и самое вечное воспоминание о нем! Плод нашей любви… как кто-то не посчитал бы это абсурдом, я всю жизнь буду хранить тайну в себе.
И, опомнившись, она с многозначительной требовательностью посмотрела на подругу.
- Да можешь не просить о молчании, - вытерла слезы та. - Даже с дулом у виска не признаюсь! Ты ведь знаешь о моем отношении к абортам. А тут еще и такая история! Даже подумать страшно.
- Бог - чудотворец! Он всегда осуществляет наши безумные желания. И так часто скрывает за этим подвох. Поучительный подвох, отрезвляющий, возбуждающий желание жить. Теперь я смотрю на все совершенно иначе.
- Даже представить не могу, как с этим быть? - ужаснулась Милана, представив себя на месте подруги.
- Потому что ты не жила с этим раньше. А я треть жизни провела, будто в ней чужая. И знаешь, что я поняла? Стремительно несущее нас по время рано или поздно обнажает самообман, которым мы успокаиваем себя многие годы, считая, что несчастье в душе вполне оправдано и остается с этим только смириться. И нет большей трагедии, чем боль от самообвинений, превратившаяся в ненависть к себе за неверно сделанный выбор. А ведь на самом деле… а ведь на самом деле мы просто не умеем любить, и не ценим возможности делать это незамедлительно… сейчас же… пока никто не отнял эту возможность. Теперь есть, о чем подумать… и есть что крайне необходимо понять. Возможно то, что станет для меня некоторым шоком. Но я готова уже ко всему.
Она видела в его глазах напряженное ожидание, которое обычно бывает тогда, когда ждут приговор. Он терпеливо молчал, переворачивая в руках песочные часы - сувенир от Алекса, которым ему удавалось как-то себя успокоить.
- Я беременна, - тихо сказала Лена, в предвкушении жмуриться от потока радости, которую обрушит на нее муж, как это было после известия о первой беременности.
Но, к её ошеломлению, он совершенно не среагировал, и поток колючего холода вдруг вызвал дрожь в конечностях. Эта реакция являлась предвестником не очень добрых вестей для Лены.
- А я вот хожу эти недели и думаю: когда же моя Леночка наконец-то информирует меня о таких немаловажных новостях?..
Спертое дыхание задержало воздух где-то глубоко внутри, и она наверняка упала бы без чувств, если бы молниеносно не присела. Закрыв лицо руками, Лена в ожидании замерла.
- Я видел вас с ним. Ваши обнимающиеся тени у окна твоего кабинета. Не знаю, насколько часто вы встречались, но я увидел вас в ту ночь, когда ты якобы занималась рабочими делами в офисе.
В голосе Влада слышалась сдавленная боль, которую он нехотя ворошил сейчас, будто смятый лист бумаги, с ненавистью скомканный и брошенный куда-то в угол. Теперь она понимала: все время он жутко хотел этот мусор выбросить из своей головы. Но, очевидно, не вышло.
- Это было один раз, - тихо сказала она, желая оправдать себя и немного его успокоить.
Бегло взглянув на него, Лена поняла, что любые попытки объясниться делают ему больнее, поэтому она кротко смолкла в ожидании его обвинений.
- Скажи, а если бы он не умер? - прозвучавший вопрос заставил её задуматься. - А если бы не случилось этого жуткого случая, ставшего роковым в ваших отношениях? Что тогда? Ты развелась бы со мной?
Господи, как не хочется отвечать! Даже представлять себе этого не хочется. Слова о смерти Максима всегда вызывали в сердце сдавленную боль, лишающую её мыслей и чувств. Будто в такие мгновенья внутри неё господствовала убивающая пустая темнота… И сейчас эта темнота не позволила ей ответить, а вопрос ставил её в тупик.
- Развелась бы! - кивнул головой Влад. - Ты любила его всегда, почему бы не воспользоваться таким моментом, правда?
Она молчала.
- Я так надеялся, что ты тихонько сделаешь аборт, - его тяжелый вздох заставил её замереть, и Лена даже закрыла руками глаза от этих чуждых для сердобольного Влада слов. - Не хотелось брать на себя эту ответственность. Боялся столкнуться с этими выяснениями, потому оставил их в своих мозгах плодом собственного воображения.
- Владик, хочешь я просто уйду? - всхлипывая спросила она. - Чтобы не теребить тебе душу?
- А в чем разница, Лен? - он опустил голову, продолжая свое бессмысленное занятие. - Я все равно буду продолжать любить тебя. Да и из моей памяти не улетучится эта нелепая информация. А без Алекса как мне прожить? Или ты готова и сына бросить?
- Да не хочу я никого из вас бросать! - вдруг заревела навзрыд она. - Да и не хотела, Влад! Были мысли - да! Думала об этом. Но потом… в один момент вдруг поняла, что не смогу! Не получится!
- Че так? - под своим сарказмом он хотел скрыть муки от сердечной раны.
- Да потому что не настолько я к тебе равнодушна, насколько думала. Всю жизнь прожила рядом с тобой, как тень, и только после случившегося поняла, что люблю тебя.
- Мне почему-то все равно кажется, что не так сильно, как его! - Лена поняла, что его разочарование всесильно, и теперь поверить ей он вряд ли сможет.
- Как теперь жить без твоего доверия? - тихо спросила она.
- Да так же, как жили, - вздохнул он. - Если быть честными, я ведь сам виноват. Настоял тогда на браке, торопился, не дал тебе времени справиться с чувствами и забыть его. Вроде я и не заставлял тебя выходить за меня замуж, но не давал возможности всё обдумать. Мне надо было отойти в сторону, а я считал, что могу помочь. А теперь понял: кто я такой, чтобы заставить чувствовать? Мне кажется, что и Бог не властен разобраться с человеческим неумением любить.
- Почему неумением? - спросила она.
- Потому что, если бы я умел любить, то предоставил бы тебе свободу выбора. А я нахрапом давил, эгоистично пытаясь заставить тебя любить меня, меня и никого, кроме меня.
Их мысли встретились в прошлом - там, где можно было исправить так много, чтобы сегодня не ужасаться происходящим. И каждому казалось, что это сон, который вот-вот закончится, и все снова будет хорошо. А ведь хорошо никогда не было! Было «с понтом» хорошо. Или хорошо в кавычках. Разве может быть хорошо там, где вместо чувств - лицемерие, вместо жизни - фарс, вместо истинности - игра в любовь?
Лена слышала его дрожащее дыхание - вестник самого жуткого человеческого состояния, когда внутри тебя господствует ураган ненависти, любви и гнева одновременно. И самое страшное - человек в этом состоянии никак собой не владеет.
- Наверное, принимать решение сейчас нет смысла, - тихо сказала она, глядя куда-то в сторону. - Нужно, чтобы все утряслось.
- А что тут решать, Лена? - горько ухмыльнулся он. - Ты хочешь уйти? Иди!
- Нет, Владик, не хочу! Но как ты сможешь жить с этим? Не хочу тебе еще один кинжал… в грудь…
- Это ведь ребенок, - вдруг улыбнулся он. - Какой еще кинжал?! До безумия хотелось бы, чтобы он был от меня. Но кровь - это не все! Главное то, что ты вложишь в детское сердечко, в детский ум. Тем более, я уверен, что девочка будет очень похожа на тебя. И я быстро забуду об этом. Надеюсь. Наверное, Бог учит меня теперь уму-разуму. Я так хотел второго ребенка, что были мысли даже взять из приюта, если ты не решишься рожать. Но ты вряд ли пошла бы на это. Видишь, как теперь всё сложилось…
Впервые в жизни она почувствовала его боль, ставшую в горле комом душераздирающих слёз. И словно то же происходило и в ней. Жуткое состояние! Хотелось исчезнуть от чувства стыда и вины перед его благородством. И это заставило Лену посмотреть на многие вещи иначе.
Вот взять и представить, что его нет. Просто был и нет теперь рядом. И пусть это страшно прозвучит, но так, как Максим был, а теперь нет… Что тогда? Что было бы с ней? Она ведь ждала этого! Ждала, что Влад освободит её от своего присутствия. Никто утром не встретит её ласковым словом, не отбросит спавший локон на лицо, когда она увлеченно месит тесто на пирог. Никто не сделает любимый чай с жасмином и не поцелует перед уходом на работу, прошептав «добрых тебе событий». Никто не укроет пледом, когда она, уставшая после тяжелого дня, не в силах даже пошевелиться. Она не ощутит на щеке легкий поцелуй и щекочущее касание легкой щетины, не сможет насладиться его заинтересованным взглядом, когда она щебечет всякую чушь о коллегах. Господи, он ведь был всегда таким внимательным! Как можно было не замечать таких трогательных мелких вещиц, как лежащая утром на его подушке маленькая коробочка её любимых конфет. Или закладки на рабочем столе в компьютере с подарками для родных, которые она не успевала и даже забывала выбрать из-за загруженности на работе. Или букет цветов на кухонном столе со списком желанных блюд на неделю. Это такие мелочи! Но как они способны поднять настроение и воодушевить. А ведь она не замечала их, все эти годы, отягощая себя мыслями о прошлом, которое могло бы так и остаться в мыслях.
Ну и… если взять и представить - нет Влада. Вот ушел он, и она осталась одна… Господи, тоска какая! Пустота… безмолвие в душе, зловещее безмолвие… А ведь теперь, узнай он о её измене, может захотеть этого! Что тогда? Её затрясло. Что будет с Алексом? Сын возненавидит ее! Да она сама себя будет презирать за то, что не просто не смогла уберечь брак, а стала причиной его разрушения. Ведь всё на самом деле не так плачевно, как казалось.
И он взял на себя это! Готовился к рождению ребенка, как когда-то к рождению Алекса. Порой Лена наблюдала за мужем и безмерно удивлялась: как можно решиться на такой шаг? Не просто простить измену, ставшую убийственной болью, но и принять чужого ребенка под свое крыло, открыто радуясь и создавая искренний вид, что это родное чадо?!
Нельзя сказать, что Лена восхищалась таким самоотверженным шагом, она делала все, чтобы муж забыл о том, что наверняка изнутри трепало его душу. Такую преданную и любящую душу. Порой ей так хотелось сказать: «Влад, брось! Ребенок всегда будет тебе напоминать о моей измене. Давай разойдемся! Не хочу мучать тебя». Но её слова всегда застревали на решительном выдохе. Наверное, останавливал их эгоизм - Леночке категорически не хотелось терять Влада. Даже больше - она боялась его потерять! Оставалось только делать вид, что у них все хорошо.
Но Лена замечала… она видела, как тяжело порой ему давалась навязанная роль будущего отца. В его томном вздохе, прячущимся за мнимой улыбкой, так четко слышалась фраза «Хватит уже! Не хочу больше этого слышать!» Но Влад продолжал терпеливо ей помогать. Порой она пыталась рассмотреть в его взгляде ненависть по отношению к ней, но нет… виделось только разочарование.
А порой, наоборот, он приносил из магазина уже приобретенные им вещи для девочки и с сияющими глазами демонстрировал покупки ей и Алексу. Как будто в эти минуты им владела необъяснимая надежда… наверное, надежда на то, что вскоре все изменится к лучшему.
Что касается Лены, беременность благотворно повлияла на нее. Она стала внимательней к своим чувствам, своему внутреннему состоянию. Она часто ощущала в своем сердце отклик на поступки мужа, старающегося быть для нее таким же заботливым и нежным. И пусть она нередко замечала опустошенность в его задумчивом взгляде, Леночка старалась понять свои чувства к нему. И ей это удалось.
Сейчас она осознала, насколько многогранной и емкой может быть любовь. И если говорить о её истинности, о которой так красноречиво рассуждал Максим, - она состоит далеко не в выборе человека своего сердца. Истинная любовь гораздо глубже и выразительнее: она всеобъемлющая, она неуязвима. Она не требует - она радуется тому, что имеет. Она не просит, она дарит. Она - и есть истина, в которой скрывается счастье для всех.
Почему это нужно было понять через столько лет душевных мытарств и сомнений? Да, она любила Максима. Но Лена не могла сказать, что равнодушна к Владу. И не по причине своего распутства она металась в этой любви, а из-за того, что в ней было столько чувств, сколько способно наполнить сердце снизу доверху, и эта любовь просила, чтобы ею делились, а не держали в себе, будто пленницу. А ошибка Лены в том, что она делила эту любовь, по скудным кусочкам раздавая любимым. А нужно было просто любить - любить прошлое, каким бы оно ни было, любить настоящее… просто любить, не выбирая. Ведь выбор уже давным давно сделан.
Теперь становилось понятно, что любовь существует вечно - в прошлом или настоящем, она все равно есть и будет, если это действительно любовь. Да, Максима не стало. И, возможно, ошибочность суждений об их отношениях, привела его к такой скоропостижной смерти. Его настрой биться за любовь был категоричным, но сколько трагедии и боли могла бы принести эта битва - только Бог знает. Поэтому Лена просто со всем смирилась… и ни разу об этом не пожалела.
И только появление девочки будто затмило собой всё произошедшее!
- Смотри, Лен! - глаза мужа сияли восхищением и счастьем. - Ведь от нее исходит такая светлая аура! Ты видишь? Как ангелочек!
И правда, девчушка стала удивительным явлением, волшебным существом, разрешившим все сомнения и обиды. Леночка не помнила такой суеты о старшем сыне. Был трепет, безмерная нежность, любовь. Но, наверное, эту гармонию затмевало чувство материнского страха из-за неопытности, незнания, боязни навредить крошечному созданию. Сейчас же все было иначе.
Влад утопал в малышке. Зацеловывал её пальчики, рассказывал какие-то небылицы, уложив себе на грудь, вставал среди ночи до того, как Лена успевала открыть глаза. И ей так часто хотелось спросить: как ты смог настолько полюбить дитя и простить меня? До одного случая.
Она придремала под воркование Влада с малышкой, когда та лежала между ними в постели. Она уже проваливалась в сон, как вдруг перед глазами мелькнул такой размытый образ Максима, и его голос с эхом, будто из трубы:
- Не терзайся. Это не моя дочь!
Резко распахнув глаза, Лена попыталась навести зрение. Наяву перед ней появилось хитро улыбающееся лицо Влада, тут же закрывшееся пухлощёким личиком Алинки. От удивления Елена завороженно приподнялась с кровати, хватая на руки ребенка, укладывая ближе к Владу и рассматривая их.
Он видел, что она сравнивала.
- Что? - улыбнулся он.
- Н-н-ничего, - она отвела взгляд, пытаясь спрятать очевидную подозрительность.
- Удивляешься сходству? - хмыкнул с ехидной он. - Ничего удивительного. Девочки чаще похожи на отцов, чем на матерей.
Она хотела возразить и удивиться. Ясно, что существует теория о родстве духа, но ведь физически… внешне - разве может быть такое поразительное сходство?
- Ты вовремя её родила, - вдруг сказал Влад, и Лена вздернула на него тонкие брови. - Она у нас доношенная вопреки сказанному в медицинской карте. Просто у тебя поздно появились симптомы.
Это звучало уверенно, но казалось невозможным: ей-то, Лене, известно что и когда могло быть.
- Я просто сделал тест ДНК еще в роддоме, - объяснил с улыбкой он, откровенно наслаждаясь её возмущенным удивлением. - Она - моя дочь! Моя!
Торжество в его глазах ликовало счастливыми бликами. Бог мой! Неужто правда?
- Почему не сказал? - пролепетала она. - Я ведь все эти четыре месяца…
- Хотелось тебя наказать, - честно признался он. - Прости! Очень трудно мне дался этот год.
- Господи, как хорошо, Влад! Есть ведь Бог на свете! И, кажется, Он меня пощадил!
- Думаю, не тебя, Леночка. А этого ангела.
Прижав к себе, Влад коснулся к её губам, пронзая уставшие глаза взглядом, полным надежды и любви.
- Скажи мне сейчас… только честно… ты жалеешь о том, что услышала? Ты хотела бы жить с другой правдой?
- Нет, - он слышал умиротворение в её голосе. - Я счастлива знать, что ничто и никогда не заставит тебя уйти от нас. Ни хроническая боль, ни усталость от обвинений в мой адрес.
А ведь, если бы не появился Максим, в память о котором она, по сути, и оставила ребенка, узнай она о беременности от мужа, то без ведома Влада сделала бы аборт. И никогда не смогла бы понять своих истинных чувств и желаний…
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/