НЕВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
Новое начало
Между временем нашим –
то жалким, то грозным –
И временем жизни вполне мировой
Всего и остался-то – день сенокосный,
Когда мы не будем травою живой.
Тогда обернёмся безжизненным сеном,
А вспыхнув, не станем –
Ни вечным огнём,
Ни жертвой чему-то, ни воскресеньем,
А тем, что вселенная жнёт, веет, сеет –
Новым началом, старым путём.
Невечный огонь
Огонь возникает внезапно,
Как с тучи тяжёлой – лучи,
Как отблеск на брошенной сабле
В пещере, в ущелье, в ночи.
Огонь возникает из мрака,
Из пыли ещё не живой,
Как будто бы даже из праха,
Но прах этот – новый, другой.
Потом – пропадает;
Лишь в углях
Ещё успевает вспорхнуть
Да рядом, в ближайшей округе,
Тепла добавляет чуть-чуть.
Продолжение жизни
Памяти мамы и бабушки
Тяжёлый метроном стучит во мгле.
Холодный молчаливый дом.
Засохший довоенный хлеб
Я вдруг нашёл сегодня под столом…
…Гнетущий вой сирен. Подвал.
И где-то взрывов скучный звук.
Обычно – ночь была, и я обычно спал
В объятьях добрых рук.
Но вот – сигнал: «Отбой, отбой!»
Какой тот голос был живой!
И, значит, нынче выигран бой
Над страхом, слабостью, бедой.
…Да, это всё давно ушло
И в жизни длинной кажется – мгновеньем.
Тогда две женщины своим родным теплом
Мне подарили жизни продолженье.
Мой город
Ленинграду–Петербургу
Я знаю тех, кто время победил
И овладел почти чужим пространством.
Они потратили запас душевных сил,
Не натворив безвременных могил,
Не совершив иного окаянства.
Победа им по-прежнему даёт
На ниве новой молодые всходы;
И победители идут вперёд,
Туда, где новый молодой народ
Готов принять их творчество свободно.
Мой город был убежищем для них,
Жилищем или пунктом пересадки.
Те люди – крылья, чтоб для дел простых
Нам не терять в житейских кладовых
Когда-то принятой божественной осанки.
Их в городе значительно видней,
Чем там, где горизонт земли просторней.
Создатели мелодий, книг, идей,
Картин, спектаклей, зданий, площадей
Мне помогали жить среди людей
Правдивей, легче и свободней.
(«Две родины», 2015)
От Лиговки до Лесного
Садик на Лиговке. Тесная скука.
Здесь сдавались нормы ГТО.
В школе, что рядом, учили наукам,
Прочим предметам, а кроме того,
Старые мысли начальства мочалили
О единомыслии да единоначалии.
Но вот, наконец, от «рва» городского,
От садика для детей и котов
Добрался я до Лесного
И юношеских годов.
Настало хорошее время...
И – место: здесь в парке белел
Лесной институт среди древних
Дубов и прочих деревьев...
Там города был предел.
(«На берегу несинего моря», 2007)
Уход
Что делать в городе весной,
Когда водой уже обмыты
И светлых тротуаров плиты,
И камень серой мостовой?
Здесь жизнь меняется не сильно
Внутри и вне кирпичных стен,
А сердце хочет перемен
И не мирится с этой былью.
Что делать в городе, когда
Глухарь давно по снегу чертит
Письмо простое против смерти
В лесу далёком?
Нам – туда!
Что делать там? Вопрос некстати:
Ответ важнее получить
На то, кем нам не надо быть
И что не делать нам, приятель.
Нам нужно побывать на воле!
Мы отъезжаем, торопясь,
Куда-нибудь за речку Сясь,
В Замόшье, Зáборье, Запόлье,
Где больше воздуха и солнца,
Где на заснеженной тропе
Невольно выветрим в себе
Старинный чад низкопоклонства.
Везде мы дома, если нам
Даны леса, поля, болота,
Была бы скромная охота
С беседой тёплой пополам.
Мы разговор вели без фальши,
Так откровенно и легко,
Что если б слышал кое-кто,
Послал бы нас гораздо дальше.
Но знали мы, что вся округа
Была и с нами, и за нас;
Здесь не унизит, не предаст
Ни тень лесов, ни ветер луга.
В ружейный ствол, как в рог трубя,
Мы уносились в наше детство
И становились – наконец-то! –
Похожими лишь на себя.
А возвратившись в город свой,
Держались мы остаток года,
Пока жила внутри свобода,
Разбуженная весной.
(На берегу несинего моря», 2007)
Памяти друга
В чём смысл такой короткой жизни?
Зачем намеченный полёт
Был остановлен, а не снижен
(Как с многими произойдёт)?
Зачем двух жизней перекрестье
Понадобилось небесам?
Зачем мы оказались вместе?
Чтоб разойтись по сторонам?
Наверное, был кто-то должен
Другого направлять? Куда?
Его – не знаю, но возможно,
Меня – в деревню Слобода?
Чтоб мне вдруг не проехать мимо
Избы на Устье? Чтоб успеть
Увидеть женский фотоснимок,
Пока к тебе несётся смерть?
Чтоб ты помог узнать мне больше
Того, что я один бы смог:
Охоты дрожь, льняное поле,
Апрель весёлый без дорог?
Чтобы любовь к лесам и весям
Соединилась со стихом,
Чтоб шли они всё время вместе –
До этой смерти
И потом?
Чтоб я своим сердечным стуком
(Не знаю – для кого) донёс,
Что мир не стоит жизни друга,
Весь мир не стоит жизни друга
И женских безнадёжных слёз?
Не знаю... Что теперь гадать?
Нас русская земля соединит опять.
(«Речка Устья», 2008)
Подарок
(о том, что не всегда
постигается разумом)
Что есть глупей охоты?
Писание стихов?
Игра в футбол до пота
(Без денежных призов)?
Конечно! Глупо также
Держать котов, собак,
Не как ночную стражу,
Не к выгодной продаже,
А, в общем – просто так.
Не мудро – лезть куда-то,
Где раньше не бывал,
Работать без зарплаты,
Смирять девятый вал,
Любить, не зная, кто же
Тебя так опьянил
(Что выяснится позже,
На склоне дней и сил).
А много ль толку в дружбе?
Вот если друг богат,
Тогда, наверно, нужно
Быть верным другом, брат.
Жить беззаботно, смело,
Когда пуста сума, –
И это тоже дело
Несильного ума.
Но не умней и вера
В Того, кто создал всех.
Коль есть Он, верю: первым
Он и придумал смех.
Мы все, возможно, вышли
Из шуточек Его.
Что есть смешнее жизни?!
Живём же... ничего…
Но есть в летучих чарах
Игрушечных затей
Божественный подарок
Для выросших детей.
(«Речка Устья», 2008)
Заповедному лесу
В лес вхожу, как будто в воду:
Легче телу, а в душе
Сухопутные заботы
Тонут в легком кураже.
Здесь я верую беспечно
В связь природы и добра,
В то, что лес, конечно, вечен,
Да и мой не скоро вечер
У затухшего костра.
Я покину эти чащи,
Но вернусь,
Пускай – другим:
Тихо с веток вниз летящим
Хвойным пеплом молодым.
(«Брезозор», 1997)
Не потому я здесь свободен
Не потому я здесь свободен,
Что для меня закона нет,
А потому, что путеводен
Здесь жизни простодушной след.
И этот след ведет к началу
Земли, Вселенной и всего.
Здесь всё живое не устало
От жизнетворства своего.
Здесь лист, упавший на палатку,
Важней падения царей,
Здесь всё – ответ, и всё – загадка,
Всё – правда, наших правд первей.
Мне здесь спокойно и надежно.
А если рядом затрубят
Вдруг журавли,
Тогда возможно
Почувствовать озноб на коже,
И сквозь печаль ошибок прошлых –
Разгадку мира и себя.
Благодарю, леса и горы,
За вольность вашу и мою!
Для всей природы непокорной
Свободу жизни – признаю.
Я признаю природы право
Жить так, как нужно только ей –
Хоть прямоствольно, хоть коряво,
Зато отдельно от людей;
Быть разуму – не подчинённой.
Пусть жизнь Иного бытия
Течёт по собственным законам
Со мною
Или – без меня.
(«После зимы», 2007)
Прочитанным книгам
Спасибо вам, друзья, за смелость,
За то, что жизни не боюсь,
За расширение пределов –
Тех, что вмещал я в жизнь свою,
За лёгкий и весёлый опыт
Пустячных дел и важных дел,
За неизведанные тропы,
Что с вами я преодолел,
За новый мир – огромный, пёстрый,
Который видеть помогли,
Не за ответы – за вопросы
О жизни неба и земли,
За умноженье чувств и мыслей,
Которое дарили мне,
За то, что были бескорыстны,
Но повышали жизнь в цене.
Выразить – невыразимое
Выразить – невыразимое:
Изобразить на льду
Красками бледными, зимними
Вечный огонь в аду;
В гипсе тяжеловесном,
Шершавом, как эшафот,
Вылепить – бестелесное,
Лёгкое, как небосвод;
Словом,
Как жизнь неуклюжим,
Вызвать прозрачный бред
И желание слушать
То, чего в мире
Нет.
(«Стекло», 1999)
От голоса рыб, от шума кошачьих шагов
От голоса рыб, от шума кошачьих шагов,
От звона парящего – медленно-медленно – снега,
От шёпота мхов и ещё не рождённых стихов
Очнусь я однажды, как будто бы раньше и нѐ жил.
И жёсткостью нежной, как милые косы, травы,
И запахом осени в майских аллеях садовых,
И завтрашним блеском чуть видной
вчерашней тропы
Настигнут я буду внезапно, как мокрой ладонью.
Я спрашивать стану дрожащую душу свою:
«Где раньше таились свободные лёгкие слёзы,
И что за река, над которой я ныне стою, –
Всё знающий, но удивлённый?
За что мне обещан внезапный нежданный пароль
Для входа туда, где даже печаль дарит радость,
Где смерть вызывает какую-то сладкую боль,
А музыка слов всегда завершает награду?
Неужто всего лишь – за долгий невольный отход
От игрищ и торжищ – к земле первозданной
и к небу
Я буду разбужен отчётливым шёпотом мхов
И звоном парящего – медленно-медленно –
– снега?» («Стекло», 1999)
Елагин остров
Под мостом, на лодочке прокатной,
На протоке дальнего пруда
Целовались временем закатным
Мы с тобой,
Как лодка и вода.
Я тогда был просто отраженьем
Твоего, любимая, воображенья
Обо мне и нас двоих.
Но, наверно, губ твоих движенье
Было отраженьем губ моих.
А вода под нами шевелилась,
Отражала летний небосвод.
Шел тогда тебе, и ныне милой,
Двадцать третий год.
Мы потом стояли молчаливо
Здесь, на стрелке. Я не замечал
Близости стеклянного залива
Из-за твоего плеча.
У тебя была открыта шея,
Блузка в черно-белых полосах...
Долго мы кружили по аллеям,
Останавливались на мостах…
А сегодня, обгоняя шлягер,
Вновь идем по крутизне моста.
Мы опять вернулись на Елагин,
Вспоминаем прошлые лета.
Нынче здесь почти как в Ленинграде.
Песни, правда, на иной манер;
А вот лодки, что дают в прокате,
Сделаны еще в СССР.
Но теперь возможно стало внуку
Взять авто на медленном ходу.
Жаль, что вырос я, и мне такую штуку
Напрокат сегодня не дадут.
На заливе пестрый беспорядок,
Катеров и яхт подвижный строй...
Через сорок лет мы снова рядом
Здесь, на стрелке западной, с тобой.
… … …
Замечаю, стоя у залива,
Что всё чаще я смотрю назад.
Жизнь была со мною справедлива,
Если – нет, то я и виноват.
Солнце торопливое садится.
Ветер стих. Не виден стал Кронштадт.
Перед нами пролетела птица,
Зачеркнув бледнеющий закат.
Город в летнем сумраке светлеет
Светом фонарей и окон-глаз...
Кажется с годами всё прямее
К островам ведущая аллея,
По которой жизнь кружила нас.
(«На берегу несинего моря», 2007)
Ода искусству фортификации
Моя семья – вот мой редут,
Мои «Семёновские флеши».
Здесь «бонапарты» не пройдут,
Блестя оружием нездешним.
Имея укреплённый тыл,
Я в риске жизненном свободен,
И даже то, что выше сил,
Считаю – мне по силам (вроде б).
Здесь поражение простят
И приведут в порядок нервы,
А после – встанет новый ряд
Орудий нашего резерва.
Редут мой прочен и красив.
Так слава мастеру с лопатой!
Я лишь его твореньем жив
И остаюсь еще солдатом.
...Семь нот не сеют на полях,
Не защитит от пуль картина,
Пустой бокал из хрусталя
Не оживит обед безвинный,
И скульптор (пусть – любимец муз)
Натуре не прибавит бюста...
Ценю я выше всех искусств
Фортификации искусство.
(«Брезозор», 1997)
Стихи о счастье
Моей семье
О чём печалиться, о чём скорбеть,
Когда несчастий нет, и нет войны сегодня?!
Что мне желать? Всё есть в моей судьбе
(На что я ныне оказался годен).
Мою любовь все возвращают мне –
Жена, и дочь, и внук мой добрый.
Бывают бури – только не в семье,
А лишь на родине, когда она хворобна.
Но если родина – не вся страна моя,
А лишь семья, земля и трепетанье листьев,
То в ней, конечно, тоже счастлив я,
В богатстве сказочном не ведая корысти.
(«Две родины», 2015)
Мой круг
Мой круг прекрасней всех иных.
Не все они – мои друзья,
Но в годы трудные на них
Надеюсь часто я.
Подробней был бы мой рассказ,
Когда б стал молодым.
Отчизна там, где любят нас –
Поэтом сказано. Я с ним
Согласен. Жаль, что многих нет
Из тех, кто раньше жил.
Но и сегодня прошлый свет
Мне прибавляет сил.
Сегодня, как тогда, я рад,
Что жил среди таких людей,
Где не в почете маскарад,
Где прямо, честно говорят
О родине своей.
Кто был со мною, тот храним
В моей душе. И так скажу:
Я обо всём вокруг – по ним
И по себе сужу.
(«Две родины», 2015)
___________
«Отчизна там, где любят нас»
(М.Ю. Лермонтов).
Концерт Моцарта
Бывает так: мы заняты делами,
В которых вдохновенье не живёт.
Но всё же – есть, есть музыка над нами,
Она смягчит текущей жизни гнёт.
Непостижим её воздушный опыт.
Мелодия печальна и проста,
Но этих клавиш каплезвучный шёпот,
И скрипок вздох, потом – спокойный рокот –
Всё говорит: есть в мире красота.
Прекрасна здесь печаль, легко веселье,
И кажется, что победимо зло;
Всё соразмерно – дело и безделье,
И даже в смерти здесь не тяжело.
«…есть музыка над нами»
(О. Мандельштам)
Траурный марш Чайковского
Я сегодня живу, чтобы право иметь
Под хорошую музыку умереть.
Нет, не нужно Бетховена или Шопена:
Я – другой, я совсем не герой совершенный.
Пусть – Чайковский, пусть – музыка к пьесе,
Марш о Гамлете, чтобы подумать о месте
И своём, и других, кто был рядом со мною,
Тех, кто вспомнит прошедшее время земное.
Я надеюсь, что музыки буду достоин,
Если жил в своё время не слишком простое,
Не теряя себя и любя тех, кто рядом,
А их радость считая хорошей наградой…
И тогда, я надеюсь, не будет ошибкой –
Вспоминать эту жизнь не слезой, а улыбкой.
Живой огонь
Зачем просить от смерти бронь?
От смерти жизнь не лечат.
Прекрасен тот живой огонь,
Который в нас не вечен.
Смерть оживляет краткий путь
Дыханием границы.
Ведь надо же когда-нибудь
К травинке наклониться,
Понять и удивиться.
Связь
О, блаженное, бессмысленное слово,
Где взять силы, чтоб тебя найти?!
В Петербурге мы сойдемся,
Словно
Он и есть цель нашего пути.
Среди сумрака обманов и наветов
Только здесь не могут лгать уста.
В этом городе мы снова – просто ветви
Одного словесного куста.
Легкий пепел собран по крупице.
Руки жен блаженных, это вы из снов
Привели нас в царскую столицу
Бесполезных и бессмертных слов.
Много нас. Но здесь никто не лишний.
Заболев, как раньше, воспаленьем чувств,
Мы слова желанные услышим
Из своих – живых и мертвых – уст.
Мы расслышим каждого.
В ознобе
Будем слушать, смерти не боясь...
В Петербурге мы сойдемся,
Чтобы
Слов блаженных не порвалась связь.
(«На берегу несинего моря», 2007)
«В Петербурге мы сойдёмся…»
(О. Мандельштам)
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/