Ястреб
Виктория
Юрьевна
Ангелы смеются
«Один из многих»
(Уважаемый читатель, в этой книге, литературном сценарии, Вы найдете несколько эпизодов из жизни Иисуса Христа. Мне очень хотелось бы, чтобы читая эту книгу, Вы почувствовали братство, духовное родство с Иисусом Христом, почувствовали его принадлежность к каждому человеку в отдельности и ко всем людям на Земле, не зависимо от их национальности и вероисповедания, чтобы Вы сказали себе «Иисус Христос мой, Иисус Христос наш», потому что Иисус Христос был братом всем людям, Иисус Христос вне нации и вне культуры и традиций конкретного народа, Иисус Христос обнял весь мир, Иисус Христос царит над всем миром.)
Галилея. Осколок, распавшегося, слишком большого, чтобы оставаться единым, царства. «Маленькое государство».
Это место выбрали проводники новой веры, чтобы укрепить свои силы.
Вечер на окраинах.
Спокойная синева неба над крышами приземистых, выросших из Земли, пыльно желтых домов. Не все звезды еще видны. Дома пересвечиваются со звездами тусклыми огнями окон, рассыпаны островками на холмистой земле.
Ближе:
Один из домов.
В полутемной комнате с маленьким окошком сидит, облокотившись сбоку на переносной столик, которым обычно пользуются торговцы, чтобы вести свои дела, человек по имени Иисус, на столике рядом с ним светильник горит мерцающим огоньком, скоро погаснет. Запах масла.
Тишина.
Иисус (себе в мыслях):
…Снова, все идет как-то не так… Многие с радостью обретают веру в спасение, но мы постоянно слышим: «Зачем отказываться от привычной жизни, если Господь и так милосерден, и преисполнен любви к нам?» Они не понимают, в какую пучину они ввергнуты.
…Был забавный случай, как-то, во время разговора, помню, сказал: - Неужели вы хотите вечно вариться в собственном котле, испытывая муки неопределенности, страха, …отчаяния? – И один человек, не знавший хорошо языка, сказал на это: - Ты грозишь мне геенной огненной и кругами вечных мук? Я тогда ответил ему: - Ты сам ввергаешь себя в «геенну огненную» каждый день, когда не желаешь отказаться от своих пороков. Мы смеялись тогда, кто-то из моих друзей похлопал его по плечу: - Приятель, кажется, ты только что себя поджарил и пустил по кругу.
Я совершенно не собираюсь пугать, наоборот, я жажду освободить людей от страха, они же иногда боятся собственных слов, случайных совпадений.
…Боятся собственной жестокости, измышлений, порождая этим страхом все новые измышления, сопровождаемые еще большим страхом.
…Страх и боль делают человека «слепым», …отдаляют его от Бога …остается только непрерываемая нить. …А там, в конце… все только в Его руках, помыслить иначе – самое смешное, что может быть.
…Жажда борьбы и освобождения… К сожалению, не во всех она пробуждается такой, как хотелось бы. Некоторые …и это особенно огорчает, начинают борьбу с собственной плоти, изнуряя ее, нагромождая искусственные ограничения и условности, и снова уходят в мир материальный. Мы призываем в мир духа, освободившись, сбросив с себя оковы условности. Избавившись от этого лишнего груза, люди будут ограничивать себя, следуя своей самой простой потребности.
Что может быть проще стремления избежать страданий, я же говорю о страданиях души и тела и о страданиях в этом мире. Мы переходим в мир духа, плоть же следует за духом, таков уж человек. …Сам не знает своей силы…
…Чем больше времени проходит, тем яснее, что нам нужен всплеск. Сейчас мы «ходим по водной глади». Мы уходили подальше от «власти», чтобы страх не слепил глаза нашим братьям, не сковывал их разум. Им нужно укрепиться, удалившись на время от мира, как удалился я сам и многие. Быть может, именно с окраин пойдут духовные наследники, неся истинную веру без страха перед преследованиями и угрозой смерти.
…Сколько времени понадобится, чтобы пойти на Иудейскую землю? Иоанн просил не пускаться в дорогу, не дождавшись от него вестей. Он собирался наведаться туда.
В Иудее всем мерещится бунт …более опасного места еще не было…
Господи, укрепи меня, я всего лишь человек.
(погружается в молитву)
В дверь слабый стук, входит человек, весь в дорожной пыли, по виду чужеземец, грек. Иисус поднимается ему навстречу, они обнимаются как давние друзья.
Грек (усаживается напротив Иисуса, видно, что ему очень хочется поболтать):
Вести из пещер.
Мы, эллины, все-таки великие чревоугодники и сластолюбцы, как и римляне, впрочем, но в другом роде.
Дабы победить в себе этот порок, трое наших братьев, ты догадываешься, кто, впали в невероятную крайность. Они удалились в пещеры, заявили «кто хочет, пусть приходит», морят себя голодом. Говорят, укрощают плоть. Воображаю, как они подобно атлетам будут любоваться своим высохшим телом. Голодовка – пост, сорок дней. Двое совсем недавно не выдержали, - я тоже приложил к этому руку, - перестали себя морить.
Остальные наши братья не от чего не отказываются, но усердно каются, жертвуют нищим, благо Господь – есть любовь и всепрощение.
Какое-то общее «покаянное шествие», только малочисленное. Для безгрешной жизни у них особые дни, ты догадываешься, – пост. В первые и последние дни особенно усердно морят себя голодом, это пик покаяния. Ты знаешь, грех чревоугодия – это наш любимый мозоль. Как следует, поскакав на нем, мы чувствуем себя уже не такими «безнадежными», когда не хватает сил целиком удалиться в мир духа.
Римляне более рассудительны, их рассудительность меня раздражает. Они не морят себя голодом, за это я их люблю, но все же отдают дань новой моде, – по особым дням не едят мясо.
Все ополчились на еду!
…Как я голоден…
(берет себе поесть, продолжает)
Кое-кто еще решился на безбрачие…
Ну и, конечно, наши высокопоставленные братья, оба, очень страдают, но высшее общество покинуть не решаются. Можешь себе представить их в компании язычников! Чем сильнее их страдания, тем безумнее фантазии: они мечтают воздвигнуть храм величественнее «парящих садов», высоченный. Переплавить монеты с изображением цезаря в алтарь!
(смеется)
Только бы до него не дошло. Он взбесится.
(уже не смеясь, смотрит на Иисуса, они давно не виделись)
Хотят сделать Рим центром истинной веры. Но, по-моему, они утонут в роскоши «садов»…
Иисус слушает его с улыбкой.
Дверь открывается, в комнату входит человек, взволнованно говорит Иисусу:
Иоанн в Иудее… Иоанн крестит! Ждет тебя.
Иисус (поднимается, обнимает вошедшего):
Счастливая весть, брат мой! Немедленно отправляюсь к нему.
Грек:
Будь осторожен, брат, там нет философов и там «горячо», не то, что здесь. Тех, кто спорит в вопросах веры на земле иудейской, я слышал, забивают камнями насмерть. Они не знают, чем отличается свободный мыслитель от «сокрушителя устоев», или как там нас еще ругают…
Иисус (успокаивает его):
Я буду осторожен, брат мой. Я все обдумал, буду говорить притчами, чтобы каждый свободно мог спорить с самим собой и спрашивать ответ только у Бога, и постараюсь сам избежать споров, чтобы не отвлекать их «на себя». В крайнем случае, буду молчать, ну в самом крайнем…
Грек (обменивается кивком с вошедшим):
Я тоже пойду с тобой. Подберем человек десять.
(с улыбкой)
Ты совсем не умеешь отбиваться от стражников…
Иисус (улыбаясь его шутке):
К сожалению, на этот раз тебе придется задержаться ненадолго. В Иудее всем мерещатся заговоры и бунты. На чужеземцев смотрят с опаской. Ты же знаешь, иудеи жестоко страдают под властью Рима. Их гордость уязвлена, они жаждут духовного подъема, свободы.
На твоей земле и в Риме мы философскими беседами насаждали веру незримо и вот плоды: несколько десятков обращенных, тайно верующих. Даже здесь в Галилее, где мы ведем себя свободно, многие слушают нас, но истинно верующих мало, а тайно верующих гораздо больше.
В Иудее, крестившись у Иоанна, мы будем собирать толпы народа, проповедовать притчами, без страха. Будут сбываться пророчества одно за другим. Это будет триумф веры в нашего Создателя. Мы будем обращать язычников несколькими словами. Сила нашей веры будет творить чудеса.
Вот увидишь, это будет хорошо. Жди от меня вестей.
Уходят втроем.
Светильник гаснет.
Некоторое время в пустом доме гуляет дымок от светильника, зажженного рукой Иисуса, и дымок уходит прочь, в синеву длинных теней, и исчезнет с этой синевой, когда черное небо, усеянное звездами, спустится к самой земле, так чтобы хотелось протянуть руку, и почувствовать холодные лучи на своей ладони. Тяжелое от звезд ночное небо.
Ни один человек не знает, сколько ему нести на себе эту тяжесть, тяжесть непознаваемого совершенства.
Иудея.
Еще один «осколок». Римская провинция.
Дорога в Иерусалим.
Несколько человек идут, не спеша, ослы тащат тюки с товарами. Торговцы идут своей обычной дорожкой. Среди них Иисус, он одет просто, опирается на сучковатую палку, посох, в левой руке небрежно завязанный узел, совсем не тяжелый. Лицо его под солнцем желтоватого оттенка, много лет назад, в дороге, от мутных вод какого-то источника он подхватил лихорадку, и сейчас, во время перехода она снова дала о себе знать. Иисус идет, подняв голову к небу, словно черпая оттуда силы для путешествия. Над ним прозрачная синева, а вдали, где полоса горизонта, розовая дымка.
Иисус уже побывал у Иоанна, крестился. С ним ученик Иоанна, юноша, уроженец этих мест. Решено войти в Иерусалим тихо и скромно, друзья присоединятся к Иисусу чуть позже и постепенно.
Ученик:
Учитель, почему Иоанн крестил тебя, и Иоанн сказал, что ты выше его?
Иисус:
Это только слова. Иоанн просто любит меня. Перед Господом нет ни первых, ни последних, брат мой, мы все равны перед ним. Это в земной жизни все разделены, есть «первые», есть «последние». Для Господа и «последние» станут «первыми» и узрят лик Его в Царствии Небесном.
Ученик:
Как это «последние станут первыми», учитель?
Иисус:
Если бы ты был пастухом, имел сто овец, и одна из них, заблудившись, упала бы в яму, разве ты не бросил бы остальных овец и не вытащил ту, что упала, и не радовался об этой, последней, более, чем о других?
Ученик:
Конечно вытащил бы. Получается, она стала для меня «первой»? Как ты просо объясняешь, учитель.
Торговец (услышав их разговор):
А жены, учитель, как в Царствии Небесном с женами?
Знал я одну семью, бездетную. Муж умер прежде жены, и жену взял младший брат. Братьев было, уже не помню сколько, и каждый умирал прежде этой женщины. А детей все не было. Она пережила всех своих мужей. Так в Царствии Небесном кто будет ей мужем?
(смеется)
Все вместе что ли?
Торговцы смеются, все устали от монотонности путешествия и потому рады любому развлечению.
Иисус:
В Царствии Небесном не живут как в Царстве Земном. Там, возрожденные, духи бестелесные, там нет плоти, нет и плотской связи. Нет жен и мужей.
(тише, самому себе)
И ноги там не болят, и голода нет, и денег не надо.
Торговец:
Ах да, я и забыл. И, правда, у тебя все просто, учитель.
Ученик:
Учитель, ты говорил, что не нужно заботиться в Царстве Земном о приобретении того, чего нет в Царствии Небесном. Если там нет плотской связи, так и жениться, стало быть, не надо?
Торговец:
Вот те раз?!
Иисус (мягко, но настойчиво):
От каждого Господь ждет по силам его. Истинно верующие избегают плотской связи. Главное быть честным перед Богом, он ведь наш спаситель и желает добра всем созданиям своим. Не взявший жены и согрешивший хотя бы в мыслях все равно согрешил. Живший прежде в грехе, а потом отказавшийся от греха, радует Господа. Даже прямо перед смертью, отказавшийся, радует Господа.
Ученик:
Правильно ли я понял, учитель? Ему будет то же, что истинно верующим? Он ведь позже всех принял истинную веру.
Торговец:
А мне нравится. Опять все просто.
Иисус:
Представь себе человека, который нанимает работников в свой виноградник собрать урожай. Он нанимает всех, кто к нему приходит, никому не отказывая. До самого заката, до самого последнего, пришедшего к нему, человека. После дает им всем одинаковую щедрую плату.
Те, кто работал с утра, возмущены: - Мы работали весь день, они же трудились несколько минут!
(ученик согласно кивает головой)
Хозяин отвечает им: - Мы с вами сговорились на эту цену. Разве вы не получили свое сполна? За что же вы осуждаете меня, когда я даю остальным то же по разумению своему?
Ученик:
Странно, но верно.
Торговец:
Верно, но странно. Но опять просто и даже нравится мне.
(обращается к Иисусу)
Божий человек, расскажи еще, какое оно, Царство Небесное.
Иисус:
Царство Небесное – это любовь, бесконечное милосердие. Бог, создатель наш – это любовь, суть в том, что нам от него только любовь и спасение. Узревший его, очистится и возродится. Любовь его к каждому из созданий своих более всякой земной любви и милосердие его более всякого земного милосердия, всепрощение его непостижимо для нас, живущих земным…
Ученик (подставляет Иисусу руку, чтобы он оперся на нее, говорит кротко):
Разреши мои сомнения, учитель, как же такую щедрость понять…
Иисус (улыбается ему):
Возлюби Господа своего больше, чем себя самого и любого на Земле. Возлюби ближнего своего как себя самого. И не будет сомнений.
Торговец:
Сядь на ослика, учитель, ты совсем устал, а лучше склонись вот, на тюк и поспи.
(Освобождает осла, оставляет один тюк, чтобы опереться. Иисус садится на осла и тут же закрывает глаза.)
(ученику)
Праведник твой учитель. Его бы устами Бог говорил…
Ученик:
Так он и учит нас Божьим заповедям.
Торговец:
Значит он бродячий проповедник?
Ученик (с любовью):
Пророк, спаситель, мессия. Вообще-то он говорит, что это Бог – спаситель. Я где-то записал, но сейчас не найду…
Торговец:
Всем о нем расскажу. А как зовут твоего учителя?
Ученик:
Иисус, пришел из Галилеи.
Торговец:
И имя хорошее – Иисус. Мессия.
(говорит другим торговцам)
Слышали, друзья, мессию везу на своем осле!
Торговцы (оживленно):
Кто мессия?
Где?
Торговец:
Вот, учитель.
Иисус (просыпаясь от их оживленных голосов, слышит слово «учитель»):
У нас, братья мои, один учитель – Бог, Создатель наш. Другого нет. А я всего лишь человек.
…Все мы дети Божьи…
Торговец (повторяет, желая успокоить его):
Спи, сын Божий, учитель…
Иисус (бормочет, засыпая):
Как бы их уговорить, чтобы называли меня «братом»…
(Засыпает)
Торговец (себе, весело, почти напевая):
Вот приду я в город Иерусалим, хвать меня кредитор, а я ему: - Люблю тебя как себя самого,
брат мой, - и поцелую его. - Возлюби же и ты меня как себя самого.
Он про долг забудет. Точно говорю, толстяк таких слов отродясь не слыхал. Как глаза выпучит, так неделю и проходит. А я за это время расторгуюсь…
(Продолжает что-то веселое напевать, остальные торговцы негромко подпевают).
Люди идут по желтой земле, покрытые с ног до головы желтой пылью, передвигаются, словно гонимые ветром крупные частицы самой земли.
Они живут на Земле, но им при всем желании не раствориться в ней, они не знают, что такое Земля, и не постижимо для них совершенство Создателя. Нет им покоя, пока ноги стоят на Земле, а взгляду доступно Небо.
Иисус не сразу попал в Иерусалим. Ему пришлось оставить торговцев и задержаться в одном из селений из-за своей лихорадки.
За это время приходит известие, что, Иоанн под стражей доставлен к Ироду. Иоанн советует на время скрыться.
Затем приходит известие, что, Иоанн выпущен из темницы.
Иисус приходит к стенам Иерусалима. Проводит ночь, расположившись в саду, недалеко от города.
Утром ученик идет по своим делам, Иисус выбирает самое оживленное место в городе, торговые ряды. Он устраивается в тени, рассчитывая просидеть так до вечера.
Иисус (себе в мыслях):
Теперь стоит понаблюдать и подождать. Не стоит торопиться в первый день. На все воля Божья.
День близится к концу, народу стало заметно меньше. Иисус слышит, среди голосов выделяется детский плач, оглядывается, ищет плачущего ребенка. Тот идет прямо на него.
Иисус:
О чем ты плачешь, малыш?
Ребенок:
Я потерял монетку…
Иисус (смотрит ему в глаза):
Утешься, брат мой, тебя ждет Царство Небесное. Там не бывает денег, никто тебя не обидит. Ты узришь лик Господа нашего и будешь безмерно счастлив.
Ребенок (перестает плакать):
Кто ждет?..
Иисус рассказывает. Другие дети, заметив, что Иисус говорит что-то интересное, подходят. Вдруг оказывается, что среди торговых рядов, в толпе достаточно много детей. Они спрашивают, «когда, завтра?» Иисус говорит им о Царстве Небесном, о Боге и о заповедях, объясняет притчами, которые им понятны. Дети снова спрашивают. Смеются, когда он говорит что-то забавное.
Какой-то ребенок, совсем маленький, пришел со старшими (спрашивает деловито):
Как тебя зовут? Какой ты веры?
Иисус:
Иисус из Галилеи, я крещеный.
Дети подхватывают его слова с восторгом, передают друг другу: «Он сказал, что его зовут Иисус, Иисус из Галилеи…»
Темнеет, дети расходятся. Иисус остается один.
Иисус (поднимает глаза к Небу):
Что ж, пусть так.
К нему подходит ученик Иоанна.
Ученик:
Люди настроены к тебе благожелательно, учитель, я посмотрел.
(немного огорченно)
А вот жилья не нашел, …придется опять ночевать в саду.
Иисус смотрит на него, улыбаясь.
Улицы пустынны, слышно как у домов кружится ветерок и заглядывает в окна, бросая горстки пыли. В домах зажигают тусклые огни светильников, и они выгоняют тьму прочь, тихая и теплая она собирается между домами. Время отходить ко сну.
Иисус на базаре с детьми. К нему подходит человек, хорошо одетый, по виду образованный, из тех, которых в шутку называют «книжниками».
Книжник (пробирается среди детей):
Учитель, ты хорошо говорил моему сыну о Боге. И заповеди, которым ты научил его, он пересказал немного необычно, но легко, а ведь у него не очень хорошая память. Я пришел просить тебя учить его и дальше.
Но прости меня, я не спросил твоего имени…
(Иисус называет свое имя, книжник называет ему свое.)
Твоя манера держаться и говорить наводит на мысль, что ты долго путешествовал, и побывал во многих странах.
Иисус:
Я действительно много путешествовал, а теперь вернулся на землю моих предков и крестился у Иоанна.
Книжник:
Да, сын говорил мне… Иоанн Креститель! Я слышал, он живет как праведник. Только мне всегда было любопытно, «крещение» это от слова «крест»? Это символ?
Иисус:
Получается символ… исполнения только Божьей воли, спасения (посвящаем этому все свое существование). Мы омываем себя водой, так мы «приближаемся» к Богу, вода - символ очищения, обновления и грядущего возрождения людей в Царстве Небесном, и совершаем «посвящение», получается прочерченный рукой крест, «крещение».
Потом, совершая крещение, мы показываем, что ступили на духовный путь. …Это путь, ведущий к спасению душ наших и плоти от мучительного круга, в который мы вовлекаемы заботами о приобретении того, что не можем взять в Царство Небесное, которое ожидает нас. Мы разрываем этот круг. В одной из стран, уже не помню в какой, нас из-за этого знака, «креста», прозвали в шутку «отмеченные Богом». Этим знаком мы еще и распознаем друг друга. Это очень удобно, если человек, подойдя, осеняет себя крестом, значит он один из нас.
Мы иногда говорим: «Каждый несет на себе крест». Это о том, что каждого ожидает спасение, потому, что все мы во власти Божьей. Еще говорим: «У каждого свой крест», это о том, что у каждого своя дорога к Богу, к истинному пути, у кого-то длиннее, у кого-то короче. Если кто-нибудь из нас чувствует, что следует своему предназначению, он может сказать: «это мой крест».
Книжник (несколько смущен):
Да, это хорошо. …«Несет крест на себе»?
(говорит себе)
Звучит жутковато. Видно, он слишком долго путешествовал, не привык к местному наречию и не знает еще, что говорить так, все равно, что сказать «у меня петля на шее». Того гляди, назовут висельником. …«Отдать Богу» звучит, как «положить на жертвенник»…
Но я его поправить не осмелюсь. Сам как-нибудь узнает.
(Иисусу, улыбается, обнимает его за плечо):
…Будь гостем в моем доме, я хочу познакомить тебя с моими друзьями, там и продолжим нашу беседу, и ты не пожалеешь, они образованные люди и любят побеседовать о корне жизни.
Иисус:
С большим удовольствием, только со мной мальчик, надо бы его разыскать.
Несколько ребятишек услышав, что Иисус ищет своего ученика, пробегают по торговым рядам, передавая его слова. Ученик приходит, довольно грустный.
Ученик:
Я все-таки решил поискать… Снова нет жилья, учитель.
Иисус (смотрит на него весело):
Утешься, брат мой. Мы приглашены.
Иисус на своем обычном месте, сидит в окружении детей. Время от времени кто-нибудь из прохожих, останавливается поговорить с ним. Рядом шум, споры, торговля идет вовсю.
Внезапно шум ослабевает, люди начинают говорить тише, осторожнее по мере приближения к ним человека, одетого скромно, но так, чтобы выделяться из толпы, и в руке у него свиток в масляных пятнах, торговцы предпочитают таблички.
Один из торговцев (склоняется к Иисусу):
Учитель, лучше тебе уйти сейчас куда-нибудь. Вот идет некий Иуда, Искариот, он выискивает тех, кто позволяет себе хулить наши заветы, ругать Бога, а заодно ищет бунтовщиков и доносит о них первосвященнику. Многих забрали стражники по его слову. А ты, учитель, сказать по правде, хотя слова твои, я верю, от Бога, противоречишь нашим заветам и не скрываешь этого. Так что, иди с миром подальше от Иуды.
Иисус:
Спасибо тебе за заботу, брат мой. Однако я не боюсь, я с удовольствием встречусь с первосвященником, если он этого пожелает, ибо в словах моих нет хулы, наоборот, я прославляю Господа нашего.
Торговец (следит взглядом за Иудой):
Неспокойно мне, учитель. Если ты не хочешь уйти, тогда я, пожалуй, уйду, потому, что этот самый Иуда идет прямо к тебе, и мне больно на это смотреть.
(Уходит из-под носа у Иуды, тот, забавляясь в тайне этим бегством, делает вид, что не видел его)
Иуда (подходит к Иисусу):
Ты Иисус из Галилеи… О тебе ползут слухи, что ты противоречишь нашим заветам, хулишь нашу веру и проповедуешь новую. Но я всегда сам убеждаюсь в справедливости обвинения, прежде чем человека забирают стражники.
Иисус (всматривается в него):
Я вижу, ты честный человек и гордишься этим.
Иуда:
Да, я по праву высоко держу голову, ибо ни одного человека не обвинил в хуле и отступничестве от веры и от Бога, не убедившись, что он действительно отступник.
Иисус:
Для меня большая честь познакомиться с человеком, который ищет истину. Иди со мной, брат мой, и тебе откроется все, что в границах познания.
Иуда:
Идем, поговорим.
(уходят вместе)
Иуда:
Что за веру ты несешь? Говорить правду в твоих интересах, ибо я передам твои слова первосвященнику и поручусь за них, чтобы тебя не оклеветали.
Иисус:
Спасибо тебе за защиту, брат мой.
Мне открылся от Бога путь к спасению людей от известных каждодневных мучений души и плоти, сопутствующих самой жизни человеческой с самого рождения и превращающих жизнь в замкнутый круг умножения страданий. Необходимо отказаться в Царстве Земном от приобретения того, чего нет в Царстве Небесном, возлюбить Господа нашего больше, чем себя самого и любого на Земле и возлюбить ближнего своего как себя самого. Пока этого не сделали, каждый варится в своем котле и терпит муки. Прекратив все это, мы спасемся.
Иуда:
Ну, «Царство Земное» я понял, что же, по-твоему, «Царство Небесное»?
Иисус:
Царство Небесное – это бесконечная любовь, всепрощение… и бесконечное милосердие. Там нет плоти, нет и всего того, что идет от плоти. Бог, создатель наш – это любовь, суть в том, что нам от него только любовь и спасение. Он посылает нам спасение, но каждый понимает настолько, насколько сам желает слышать его. Однако, постичь его полностью на Земле не доступно для нас, мы познаем истину лишь после смерти, и каждый, познавший ее, возрождается духовно.
Иуда:
А как же кара за грехи? Объясни, я не понял.
Иисус:
Кара – это мучения. Разве я сказал, что Бог – это мучения? Я сказал, Бог – это любовь и спасение от мук. В Царстве Небесном нет мучений. Все муки человеческие идут от несовершенства и потому имеют свой конец, как и земная жизнь. В Царстве Небесном жизнь вечная. Там иное существование, недоступное нашему, земному пониманию.
Иуда:
А грешники, что до смерти не раскаются?
Иисус:
А ты можешь с уверенностью сказать, что видел таких? Непостижимо для нас совершенство Создателя. Могу лишь сказать, что любовь Бога к каждому из его созданий более всякой земной любви и милосердие его более всякого земного милосердия, всепрощение его непостижимо как его совершенство. Только после смерти можем мы постичь совершенство его, и возродимся духовно. Здесь, на Земле, наш удел лишь «блуждать в потемках» и «не гасить светильники», не позволяя отчаянию охватить душу, ибо Господь всегда с нами и спасение близко для каждого, даже самого заблудшего из нас.
Иуда:
И ты не постиг истину?
Иисус:
Я всего лишь человек и в меру своих человеческих сил постигаю Бога, но знаю, что после смерти постигну истину и возрадуюсь.
Иуда:
То, что ты говоришь не ересь, а истинная вера. Я готов поручиться за тебя перед первосвященником.
(осторожно и с расстановкой)
Однако вижу, что взгляды твои… могут быть приняты враждебно теми, кто стоит у власти… и заботится о сугубо земных нуждах, …более всего о приумножении земных богатств… своих, а заодно и государства, …более чем о собственной душе.
Я попрошу первосвященника приставить меня к тебе, …твои речи люди неграмотные …могут истолковать неверно …и донести. Ты привлекаешь к себе внимание, …собираешь много народа, …и он согласится, …чтобы быть уверенным, что в твоих действиях нет злого умысла, посеять смуту. Времена смутные…
Иисус:
Я не против того, чтобы ты передавал мои слова первосвященнику. Я хотел бы и сам переговорить с ним.
Иуда (с опаской, уклончиво):
Мы это как-нибудь устроим.
Иисус:
Ты боишься за меня?
Иуда:
Сказать прямо, я не знаю, что лучше, чтобы первосвященник понял истинный смысл твоих слов или тот, что лежит на поверхности и слишком прост.
Иисус (мягко):
Разве в твоей воле решать, что ему понимать? Пусть сам решит. На все воля Божья.
Иуда (спешит сменить тему):
Верно, учитель. Тебе пора возвращаться к своим ученикам. А я пойду к первосвященнику.
Уходит, исчезает в толпе, в желтой пыли, вечно висящей в воздухе многолюдных улиц, как проглоченный городом.
Иисус ночует то в одном, то в другом доме. Торговцы тоже не упускают случая позвать его со спутниками к себе и послушать о Царстве Небесном.
Вечер в одном из домов. Двери открыты настежь.
Слышится оживленный разговор, веселье. В дом свободно входят и выходят люди с улицы.
Мимо проходят кучкой священники, удивляются такому оживлению, останавливаются, прислушиваются, не происходит ли чего-нибудь дурного.
Слышен голос Иисуса:
Моисей по жестокосердию своему разрешил разводиться с женами. Если развод не из-за прелюбодеяния, не толкает ли он женщину к прелюбодеянию?
Чьи-то голоса в ответ:
- Я всегда это чувствовал, что делается что-то нехорошее.
- А я не хочу и думать о том, что жена будет с кем-то кроме меня. Пусть даже она не нужна мне. Это очень дурно.
Иисус (продолжает):
Женившийся на разведенной, сам прелюбодействует…
Кто-то снова (увлеченно):
- Да, это так. Я всегда, когда вижу такого, про себя говорю то же.
- Пусть не вслух, но душа моя противится этому. Повторный союз - это уже не тот союз.
- Не хотел бы я … да, не хотел бы я…
(неожиданно компания выходит на улицу)
Один из торговцев (обращается к Иисусу):
А теперь пойдем в мой дом…
Священники принимают скорбный и осуждающий вид.
Один из них (Иисусу, укоризненно):
Ты, Иисус из Галилеи, учишь детей закону Божьему. Хочешь, чтобы тебя считали праведником. Сам же в сборище ешь, пьешь вино, веселишься, обсуждаешь заветы, которые обсуждению не подлежат… Тебя зовут и угощают всякой пищей, вином, и ты идешь и других ведешь с собой…
Иисус (весело):
Здесь праздник духа. Присоединяйтесь к нам.
Уместно ли поститься во время брачного пира, когда жених обрел свою невесту?
Я же говорю о празднике духа, когда обрели мы от Господа нашего путь к спасению.
Когда теряют, тогда и постятся со скорбным видом…
Священники принимают все более непреклонный и осуждающий вид.
Иисус (улыбается):
Как-то царь собрался устроить брачный пир для своего сына и послал слуг позвать самых достойных. Слуги принесли отказ. Тогда царь велел им пойти еще раз, чтобы объяснили, какой чести удостоились избранные. Те снова отказались.
Тогда велел царь своим слугам идти на дорогу и звать всех, кто встретится на пир, дабы разделили с ним радость. И в открытые двери вошло много разного народа, и каждый нашел себе место…
(Священники переглядываются. Вся компания замирает, ожидая их ответа и предвкушая интересную беседу. Священники с непреклонным и скорбным видом удаляются. Иисус смотрит им вслед, он снова не успел договорить.)
Торговец (священникам вслед, весело):
Кто не хочет беседовать, того не тянем… А теперь пойдем в мой дом, пока эта скорбная процессия не нагнала на нас всех тоску.
Не в брюхе правда, а в ухе!
(показывает себе на ухо)
Компания веселится, уходит. В сумраке опустевших улиц еще мелькают огоньки их светильников, слышны негромкие голоса. Все исчезает. Снова только сумрак и тишина. Город спит.
Иуда у первосвященника Каиафы.
Иуда:
Я узнал о том человеке, Иисусе из Галилеи.
(с улыбкой)
Этот человек долго жил в чужих странах. Его манера выражать свои мысли не совсем понятна простым людям. Но он умный и образованный человек и скоро освоит наше наречие. Тогда и все недоразумения исчезнут.
В своей необычной манере он призывает людей к умеренности в своих желаниях и покорности Богу. Он проповедует, что Бог спасает тех, кто сам себя спасает. Это практично и полезно для нашего народа. Особенно сейчас, когда мы под властью Рима и жаждем вернуть себе свободу.
Этот человек призывает к действию, но не к бунту, он чрезвычайно миролюбив. Это нам полезно, мы еще слишком слабы, чтобы противостоять Риму. Духовное возрождение – вот, что сейчас нужно людям, они должны поверить в свои силы. Как раз это он и пытается им внушить. Этот человек нам чрезвычайно полезен. А проблема с языком, - всего лишь временная трудность.
В Риме и Греции людей, таким образом выражающих свои мысли, называют философами. Они абсолютно не опасны. Их идеи кажутся бредовыми, даже вызывающими, но не находят практического применения, предмет их умственных упражнений – душа, а не тело. Они говорят об идеале, а он, как известно, не достижим. Иудеи же мыслят практически, и его проповеди вселяют в них веру в себя и свой народ. Вот почему этот человек чрезвычайно нам полезен.
Позволь мне остаться при нем, и ты будешь получать достоверные сведения о его влиянии на людей.
Кстати, он просил оказать ему честь познакомиться с тобой.
Каиафа (морщится):
Как-нибудь позже. Философы плохо поддаются влиянию, я лишь потеряю с ним время. Здесь мы ничего не выгадаем. Пусть будет по-твоему, оставайся при нем.
Иуда (себе, торжествуя):
Победа. Мы выиграем время, а там вы, друзья мои, побоитесь тронуть праведника, которого так любит народ.
Не так уж давно ты стал первосвященником, Каиафа.
Иуда идет к Иисусу.
Иисус (всматривается в него, несколько удивленно):
Ты говорил с первосвященником. Что же ты сказал ему обо мне?
Иуда (просто):
Сказал, что ты философ, что не опасен, что поднимаешь дух в народе и укрепляешь его веру в свои силы.
Иисус:
Значит, ты считаешь мои идеи опасными.
Иуда:
Всякий, кто поймет их, сочтет их опасными в определенном смысле. Прежде всего, для сторонников восстановления потерянной из-за нашествия, разумеется, власти, у них только один способ и отсюда нам следует ожидать удара. Твою притчу о виноградарях, которые не признали хозяина, того, что распорядился, и не возвращался до урожая, я внимательно слушал и остальные тоже. И все подобные притчи. Ты не признаешь власти человека над человеком. Не признаешь никакой власти, кроме Божьей и хочешь освободить людей от страха, ты просто убежденный противник всякого насилия. И это здесь, у нас, где воинственный настрой уже символ освобождения, а страх - единственный рычаг управления!
Ты призываешь людей уйти в мир духа. А я предвижу серьезные проблемы с властями. Сборщик налогов, послушав тебя, там, в доме, где ты лечился от лихорадки, отказался от своей работы, и он такой не один. Стражники, даже римские воины бросают свою службу, потому, что такого занятия нет в Царстве Небесном, оно там не нужно. Они еще не равны тебе, но уже не те, что прежде и не знают, что им делать. Ты заставляешь людей не только смотреть на жизнь по иному, но и жить иначе.
Иисус:
Так вот, ты прав. Я не удовлетворюсь малым. Мы совершаем переворот в сознании людей. Несем им спасение, и если препятствием ему будет какая-либо власть, она будет бессильна. Ибо в силах людей смести все препятствия на пути к спасению.
Я понял, ты хочешь выиграть время, дать нам окрепнуть, но ты совершил ошибку, став между мной и первосвященником. Теперь ты предаешь одного из нас. Я этого не приму.
Если мне суждено погибнуть, что ж, пусть так, и на все воля Божья. Теперь я вижу, тот, кто попытается спасти мне жизнь, предаст меня, а тот, кто не станет спасать, продолжит наше дело. Не так уж страшно потерять жизнь земную, наша забота – не потерять жизнь духовную, свой путь.
А теперь, если есть в тебе силы, оставайся со мной, бросив свое прежнее дело. Оставь «мертвым» хоронить своих «мертвецов». Если нет в тебе сил, уходи, и спаси тебя Господь.
Иуда (раздумывает, отказывается от части своей игры, но не от всего):
Их называют мертвыми… «потерянные духовно», я знаю, для тебя таких нет.
Обещаю, что все, что буду сообщать о тебе первосвященнику, будет только с твоих слов. Не гони меня сейчас. Дай мне время, а там я уйду или буду с тобой до конца.
Иисус:
Не в моей власти ни прогнать тебя, ни оставить подле себя. На все воля Божья. Я буду молиться за тебя, брат мой. Я вижу, что ты можешь быть открыт для Бога, и можешь быть глух, не замечая этого.
(в свою очередь просит)
Не забудь мое предупреждение…
Иуда (уходит от темы, хочет его успокоить):
Не беспокойся обо мне, учитель, беспокойся о себе.
(уходит, говорит про себя)
Я вывернусь, а если нет, то лучше мне было не рождаться на свет. Теперь каждый пойдет своей дорогой, и пусть нам сопутствует удача.
Дома, люди, вьючные животные как всегда ровно плывут в пыли. Так будет продолжаться до заката. Когда солнце сядет, город уснет, чтобы утром проснуться и, подняв пыль, начать свое заведенное движение, словно без этого движения-механизма нет, и не может быть человека. Из таких городов и селений состоит Иудейское царство.
Они стоят напротив: «Осколок» Земли и прозрачная синева Неба над землей, неизменная, вечная.
Не будет Иудейского царства, не будет «престольного» города-крепости, и над пустыней Небо будет таким же чистым и глубоким, бездонным, пока существует Земля, а потом мрак и тишина, и вечный покой для маленьких песчинок во Вселенной, которые возомнили себя творцами выше Бога. Только смех ангелов.
Иисус с детьми идет мимо Храма. Там расположились торговцы и оживленно, как пчелы, гудят над своим товаром.
Вдруг из этого гула выделяется голос:
Иисус из Галилеи, учитель! Как я рад тебя видеть.
Из толпы торговцев вырывается человек, который шел с Иисусом в Иерусалим, он кричит остальным:
Братья, вот человек, который спас меня от разорения. Я вам говорил о нем.
(Иисусу)
Учитель, я сделал так, как ты сказал и избежал позора разорения. А теперь и приумножил свои богатства. Скажи что-нибудь, облегчи мою душу, признаюсь, я очень устал от своих забот, отдохнуть некогда.
Иисус:
Ты «стоишь» в Храме?
Торговец:
Да.
Иисус:
Тогда ты уже с Богом, зачем же тебе земные заботы? Здесь можешь сам облегчить душу свою.
Торговец (задумывается, возвращается к своей лавке, смотрит на товар):
Верно. Что я – осел, чтобы в Храме Божьем думать о «зелени и плодах»? В Храме Божьем хочу быть только с Богом!
(себе)
Насколько легче мне стало…
(убирает руки от своего товара)
Не прикоснусь к этому делу в Доме Божьем.
Остальные торговцы внимательно наблюдают за собратом, которому сопутствует удача, и повторяют его движение руками.
Торговец (Иисусу):
Что я могу сделать для тебя, спаситель мой?
Иисус медлит.
Кто-то из детей, шедших с ним (внезапно):
Учитель, я голоден.
Иисус (улыбается радостно, показывает ему на ребенка):
Что сделаешь для любого из детей Божьих, то сделаешь для меня.
Торговец:
Дети, берите, ешьте и несите с собой. Здесь все ваше.
Остальные торговцы также начинают раздавать свой товар детям. Подходят нищие, они раздают и им. Затем уходят из Храма, показывая, что не хотят там торговать, священники, встревоженные и сбитые с толку, идут следом, узнать, что такое особенное произошло.
Иисус с детьми идет дальше.
Нищие еще долго возятся на месте торговцев, кто-то ненароком опрокидывает лавку, на которой лежали товары. Постепенно уходят и нищие. В Храме становится пусто.
Постепенно вокруг Иисуса собрались его друзья. С Иисусом остаются и те местные жители, которые называют его своим учителем.
После происшествия в Храме, священники переходят к действию, собираются уличить Иисуса в невежестве, надеясь, что это поможет подорвать его авторитет. Никто не решается идти, наконец, выбирают двух «нездешних». Те меняют внешность, идут к Иисусу.
Иисус на своем обычном месте, учит детей, издали выглядит так, будто он играет с ними. Священники подходят ближе. Слышат голос Иисуса.
Иисус:
…Один из них ответил: - Уже иду, отец и господин. И удалился. Сам же и на дороге, ведущей к тому месту, не был, занимался своими неотложными делами, сказав себе, «он остался доволен и больше не спросит». Другой, сославшись на свои заботы, отказался и ушел. А после раскаялся и, не сказав уж никому, пошел и трудился за обоих.
Кто же из них поступил правильно?
(Дети отвечают, перебивая друг друга)
Иисус:
Так же и с Богом, Отцом нашим Небесным, не тот, кто в угоду ему и перед другими, соглашается на словах, бессмысленно, а тот, кто и, отказавшись по слабости своей, все же печется о Его деле…
Один из священников (принимает представительный вид):
Кто разрешил тебе, Иисус из Галилеи, учить закону Божьему детей?
Иисус (смотрит на него внимательно, улыбается):
Послушай это, а потом я тебе отвечу: Перед свадьбой собрались невесты, дожидаться своего жениха. Ждать было долго, взяли они светильники, и пошли к назначенному месту. Одни же запаслись маслом, а другие нет. Наступила ночь, а жениха все нет, и стали светильники гаснуть. И вот те невесты, которые не взяли масло, просят тех, которые запаслись, помочь, разделив с ними свое масло. Им же отвечают: если разделим это масло, погаснет и у вас, и у нас.
Вот пришел жених глубокой ночью, и впустили тех, у кого горели светильники. Остальные невесты стали звать своего жениха, он же, выглянув к ним, стоящим во тьме, сказал: - Не узнаю вас.
Священник в недоумении смотрит на своего спутника.
Некоторое время они смотрят друг на друга.
Иисус:
А вот еще…
Оба священника важно, но поспешно уходят.
Люди, стоящие поблизости, начинают трястись от смеха.
Священники, которые ждали своих собратьев в стороне, изнемогают от любопытства, те только что вернулись.
Один из «переодетых» (решается рассказать, но, закрыв лицо рукой, и сам начинает трястись от смеха):
Он узнал нас и сказал, что «не узнал нас»…Я не могу это передать!
Другой (крепится):
Не спрашивайте нас…
Остальные уговаривают их рассказать, вся компания уходит.
Чуть позже, в тот же самый день.
Первосвященник Каиафа решает послушать Иисуса, будучи не узнанным. Меняет внешность. Стоит, издали наблюдает за Иисусом. Тот в компании своих собратьев, и все они оживленно беседуют с торговцами. Тех людей, что подходят к Иисусу, постепенно окружают его спутники, и создается удивительно благостная атмосфера. Каиафа подбирается ближе, слышит, как Иисус говорит с каким-то человеком, у того озабоченный вид.
Иисус:
Прощая долг другому, не будешь ли больше уверен, что и Господь простит тебе?
Его собеседник:
…Есть законы…
Иисус:
Как-то, хозяин решил прогнать своего управляющего, из-за того, что тот стал приносить ему убыток, расточать его средства. Управляющий, узнав об этом, глубоко опечалился, ему оставалось лишь просить милостыню. И пришла ему тогда мысль, о том, как найти людей, которые поддержат его в немощи. Он созвал должников, которые не могли уплатить долга, и, переговорив с каждым в отдельности, велел им исправит долговые расписки, списав долг настолько, чтобы они смогли расплатиться. Хозяин, узнав об этом, понял, что обрек своего работника на нищету и не стал лишать его последней поддержки, в нарушение закона свершилось высшее милосердие. В человеке Закон Божий всегда выше земного закона.
Кто-то из друзей Иисуса, улыбаясь, ободряюще похлопывает его собеседника по плечу.
Каиафа (себе, тихо):
Однако!.. А что ты думаешь о налогах?
Решается, скрывает лицо понадежней. Подходит к Иисусу, держа в руке монетки.
Иисус в это время спокойно возвращается к ученикам.
Иисус (просит их припомнить, на чем он остановился):
…А что я говорил?
Ученики вокруг:
- Ты остановился на «винограднике».
- Ты говорил «дерево»
- Ты говорил «поле»…
Иисус (услышав неверный ответ, улыбается, обращается к одному ребенку):
Я говорил «виноградник»?
(к другому)
Я говорил «дерево»?
(к третьему)
Я говорил «поле»?
Дети смеются, другие ученики тоже начинают смеяться над своими ответами.
Иисус:
…Я говорил, что в душах наших вера в Бога подобна зерну гречишному, которое среди других зерен в руке незаметно, но, брошенное в почву, вырастает в ветвистое дерево, которое своей спасительной тенью укрывает другие растения.
О чем это?
Каиафа (склонив голову):
Учитель, по вере твоей, стоит ли платить цезарю?
Иисус (смотрит на Каиафу внимательно, разгибает ему пальцы на руке, в которой монетки):
Чье это изображение здесь поставлено?
Каиафа (недоумевая):
Цезаря.
Иисус (улыбается):
Так отдай цезарю цезарево.
Люди, слышавшие это, смеются шутке. Каиафа кивает головой, сдержанно улыбаясь, уходит.
Каиафа (уходя, говорит себе):
От него нельзя скрывать глаза.
Иуда (стоит рядом с Иисусом, с иронией, тихо):
Сколько внимания за один день: священники, теперь первосвященник…
Первосвященник Каиафа у себя в доме, ждет прихода священников. Лицо его мрачно взгляд обращен на собственные руки. Внезапно он замечает монетку, которую случайно, в задумчивости прикрыл рукой. Губы его расплываются в невольной улыбке, он не
выдерживает, и тыкает в чеканную голову пальцем:
Цезарю – цезарево… Цезарю - цезарево?!
(покатывается со смеху)
Цезарю - цезарево!
Входят священники и испуганно жмутся у двери.
Каиафа (иронически):
Входите, «невесты». Где торговля в Храме? …Не рассказывайте, я знаю, они не хотят торговать в Храме.
Где мое разобщенное жирное стадо? Оно меня не слушается, не дает шерсти. Я скоро буду ходить «голым». Но прежде я вас отправлю просить милостыню!
(продолжает уже без иронии, скороговоркой)
Ступайте к нему, обличите его перед людьми в невежестве и не знании законов. Верните свою власть над паствой. Если кто и будет распоряжаться в Храме, так это вы.
Священники начинают отрицательно качать головами, один решается:
Нет, нет. Он осмеет нас.
Каиафа (так же торопливо):
Переоденьтесь по лучше! Все, убирайтесь… Нет! Стойте. Пошлите к нему «книжных червей», пусть с ним поспорят.
Хотя, нет. Тех, которых я знаю, он уже перетащил на свою сторону.
Им есть дело только до своих книг, и нет дела до торговли в Храмах!
Придется как-нибудь заставить его уйти обратно в Галилею.
Но как? Люди слушают его как пророка…
…Ступайте… И больше слушайте, я вам не возбраняю. Если он и впрямь пророк, мы найдем выход. Не в первый раз.
Священники, выйдя за дверь, останавливаются, сбиваются кучкой.
Один из них:
«Невесты»! Кто говорит-то, «невеста, у которой светильник пылью зарос».
Смеются, прикрыв рот рукой.
Галилея.
Друзья Иисуса собрались в одном из домов.
Входит женщина с кротким лицом.
Мария (решительно):
Где мой сын? …Я была уже в трех домах, из вас я никого не знаю. Я мать Иисуса, того, что голубоглазый со светлой улыбкой.
(видит, что они в замешательстве)
У него рыжие, вьющиеся как у меня волосы…
И он удивительно хорошо смеется, это все замечают.
Друзья Иисуса (опускают глаза, тихо друг другу):
- Надо ее поберечь.
- ...Как раз, когда он подвергает свою жизнь такой опасности.
Марии предлагают сесть, начинают хлопотать вокруг нее.
Мария (садится):
Мой сын и раньше исчезал… Надолго, на годы.
Ему было двенадцать, но я знала, что эти светлые глаза и улыбка у него такими и останутся. Он выглядит гораздо моложе, когда смеется, словно весь Мир (Божий) в нем ликует. С младенчества он никогда не гневался, а когда смотрел на что-нибудь,
глазки были такие, словно он увидал Господа во всем сиянии и великолепии.
Мне был знак свыше еще, когда я «носила» его, и я знала, что мое дитя будет особенным, что ему откроется сокровенное о Господе нашем.
Я хотела, чтобы он стал священником, как его дед.
Ему было мало такой судьбы, тех знаний, которые он получал. Он ушел с торговцами, путешествовал. Я за него молилась. Я думала, он счастлив, я слышала, все берегут моего мальчика.
А недавно мне был знак свыше, что я должна найти его.
Скажите, мой сын в опасности?
(смотрит на них проницательно и напоминает им Иисуса. Встает.)
Он что же, не придет сюда?
Друзья Иисуса, переглянувшись, решаются говорить.
Один из них (встает, начинает мягко):
Слава Богу, матушка, Иисус счастлив и делает то, что считает нужным…
Иисус, узнав от случайных прохожих, что человека собираются забросать камнями, идет к месту казни. Видит людей, охваченных кровожадным стремлением, они ждут, когда к ним вытолкнут жертву. Иисус становится перед ними, случайно как раз там, где должен быть преступник.
Иисус:
Братья мои, все мы грешны. Один Бог безгрешен.
Люди:
- Его грех много больше нашего.
- Обычай велит его убить.
Иисус (чувствует холод, лицо его становится бледным):
Вы собираетесь УБИТЬ!.. И надеетесь, что Бог простит вас. Вы ведь надеетесь на это?
(видит, что они, хотя и не отвечают, но согласны, что будут прощены)
Бог прощает, а вы не прощаете?
(видит, что люди сбиты с толку, но не расходятся)
Что ж, тогда пусть тот, кто считает себя выше Бога, который безгрешен, первым бросит камень. Остальные последуют за ним…
Люди смущены, испуганы, некоторые роняют камни, но все еще не расходятся. Тут выталкивают преступника, люди неожиданно быстро расходятся, каждый боится промедлить, чтобы остальные не подумали, что он сомневается, кидать или не кидать камень.
Иисус бледнеет еще больше, тяжело дышит. Рядом еле живой от страха преступник. Вдвоем они идут подальше.
На одной из улиц Иерусалима Иисуса находит его ученик юноша, с ним толпа детей.
Ученик:
Никто не знал, куда ты пошел, учитель. Я начал тебя искать, дети увязались за мной. Когда мне сказали, где ты, пришлось ходить с ними по улицам.
Иисус (все еще очень бледный):
Одному было безопаснее…
…Этот человек теперь под моей опекой…
(смеется)
Ты бы видел их лица, камни уже в руках… а его, слава Богу, они разошлись, вытолкнули прямо на меня.
(смотрит на детей, которые окружили их со всех сторон, устало)
Пойдемте прогуляемся.
Иуда идет к Иисусу. Иисус на своем обычном месте, увлеченно говорит с кем-то из своих новых спутников, дети сидят рядом, время от времени слышен их смех. Иуда медлит ему помешать, останавливается в стороне, наблюдает.
Царит оживление. Время от времени кто-нибудь из прохожих останавливается, слушает, некоторые говорят с Иисусом. Одни уходят, другие остаются, из «оставшихся» уже толпа.
Иуда замечает, что постепенно люди чуть ли не со всего Иерусалима побывали у Иисуса. Улыбается, веселится.
Наконец, наступает вечер. Люди постепенно расходятся. Иуда подходит к Иисусу, они идут к дому, в котором Иисус со своими спутниками будет ночевать.
Иуда:
Происшествие в Храме вызвало целую бурю. Торговцы объединились и отказались торговать в Храме. Если они не передумают, над твоей головой, учитель, сойдутся тучи для целого урагана.
Иисус:
Я буду молиться, чтобы они стояли на своем.
Иуда:
Я говорил с Каиафой, священники будут стараться все уладить своими силами. Но ты их видел…
Иисус (всматривается в него, говорит ласково):
Ты со мной или против меня?
Иуда (опускает глаза):
Я с тобой, с тобой…
(себе в мыслях)
Но лучше бы все уладилось.
(Иисусу)
Иногда мне кажется, что ты и со мной играешь как с детьми, учитель.
Иисус (с улыбкой):
Ты ведь зовешь меня «учитель»…
Иуда (смущенно опускает глаза):
Не смущай меня, только не сейчас. У нас очень тяжелое положение…
Иисус:
На все воля Божья.
Небо над головой Иисуса чистое и светлое, лишь у горизонта розовое облачко предвещает, что Солнце, разорвавшись надвое, вместе с Землей погрузится в багровый «котел», а после будет мрак и тишина. Величественное зрелище - обычный закат и ночь, как тысячи ночей.
Ночь. В дом к первосвященнику Каиафе приходит один из священников.
Каиафа (выходит к нему, тревожно):
Что случилось?
Священник:
Очень важное лицо…
(показывает рукой выше головы)
хочет говорить с тобой в Храме. Сейчас.
Каиафа (себе):
Все, дошло до Ирода. Мне конец.
Идет в Храм. Встречается там с сановником.
Каиафа:
Чем заслужил я такую честь?
Сановник:
Я пришел от имени лиц, облеченных верховной властью.
Каиафа бледнеет, ищет на что бы опереться рукой.
Сановник (начинает мягко, затем тон его становится все более угрожающим):
До Ирода еще не дошло и надеюсь, не дойдет.
У вас, я слышал, беспорядки. Торговля в Храме прекратилась не по вашей воле. Это распространяется на другие города.
Мы получаем тревожные сведения о сборщиках налогов, о воинах и стражах порядка, которые изъявляют желание служить только слову Божьему и БОЛЕЕ НИЧЕМУ. Будто, они бросают свое дело.
К нему стекается весь сброд. Толпы сброда таскаются за ним. Зачем они ему? Ты себя не спрашивал?
Он что, запретил казнить преступников?
Один проповедник за несколько дней смутил народ иудейский!
(снова мягко)
Что скажешь об этом, первосвященник?
Каиафа (уклончиво):
Я соберу совет. Старейшин, судей.
Сановник (подхватывает его мысль):
Собери, я буду присутствовать. Скрыто, конечно.
Каиафа (себе):
Я пропал.
(сановнику)
Прошу пожаловать в мой дом, это большая честь для моей семьи.
Уходят.
Глубокая ночь. Каиафа вызывает к себе Иуду.
Каиафа (шепотом, но с силой):
Твой безумный философ-проповедник! Им заинтересовались на самом верху.
(показывает рукой на шторку, за которой спит сановник)
Иуда:
Ирод не тронет Иисуса, я слышал, он благоволит Иоанну.
Каиафа (снова показывает на шторку):
Думаю, уже нет. Иоанн там всем стал «поперек горла». А впрочем, до Ирода не дойдет.
(говорит о сановнике)
Его развязность худшее предзнаменование, чем, если бы он молчал.
Иуда (себе):
Все, надо бежать.
Каиафа:
Мне придется вызвать его к себе и запретить проповедовать.
Иуда:
Он не согласится.
Каиафа:
Тогда необходимо, чтобы он ушел подальше. Пусть отправляется обратно в свою Галилею. Не хватало еще, чтобы кровь праведника была на наших руках!
Иуда:
Все так далеко зашло?
Каиафа (волнуется):
Зайдет, если он не станет посмирней. Потерю торговли в Храмах уже расценили как,… кроме того, он запретил людям казнить преступника, и его послушались. …Жил бы в своем мире духа, «Царстве Небесном», так нет, ему надо было сунуться к нам в самое «пекло»!
Он признает хоть какую-нибудь власть кроме Божьей? Признает необходимость убийства ради защиты?
Мне не отвечай.
Все, это уже перестало быть только нашей духовной проблемой!
Иисус в доме одного из своих знакомых, из тех, кого называют «книжными червями», с некоторых пор здесь собираются почти каждый вечер.
Идет беседа, люди сидят кто где, вокруг Иисуса образован незримый круг, ближе всех дети, Иисус при каждом удобном случае сажает их рядом с собой, они увлечены чем-то своим, но это лишь видимость, они ловят каждое слово.
Иисус:
…А вот еще, сказано: «Люби ближнего своего и ненавидь врага своего». Не лучше ли будет сказать «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Это ближе к совершенству Господа, который создал нас по своему образу и подобию…
Кто-то из присутствующих:
Получается, Бог любит грешников. Это не логично, и это переворачивает наши устои…
Иисус:
А то, что Солнце всходит и над праведниками и над грешниками, укладывается в такую логику? Это противоречит такой логике.
Суть в том, что Господь совершенен, и никто не потерян для него. И это легко становится
поводом для молитвы за заблудшего человека и благословения его на то, чтобы он скорее открыл свою душу Господу, что и приведет его к тому, что он перестанет творить нам зло. Что же до действенности молитвы, то здесь мы сами не знаем границ своей силы, мы черпаем её от Бога, его же возможности безграничны.
Кто-то подхватывает его мысль:
Мы не можем отрицать, что человек перестает творить зло именно, когда он внимает Богу, открывает для него свою душу. Все мы знаем, что часто бываем «глухи» и ошибаемся. Следовательно, мы молимся и благословляем врага на возвращение его, заблудшего, но не потерянного, к Богу.
Мы смотрим на него, уже, как на, возрожденного, в будущем, пришедшего к Богу…
Еще кто-то (рассуждает в это время):
Мы знаем, что между людьми есть некое духовное сообщение. Хотя бы на примере передачи чувства от одного к другому. И чем сильнее возбуждение, тем быстрее оно передается от одного к другому. Видимо, так же передается молитвенное состояние.
Конечно, не стоит отрицать, что многое зависит от того, за кого ты молишься, насколько он чувствителен. Человеку, в конце концов, нужно время, он ведь из плоти и крови, а не дух бестелесный. К тому же человек бывает не в себе оттого, что совершил.
На каком же расстоянии должен находиться человек, чтобы передать свое духовное состояние?..
Кто-то увлеченно (с ним):
Человек испытывает на себе наше воздействие, то есть воздействие Господа через нас, через любого из нас, и воздействие Господа, которое на него постоянно во все
время. Мы проводим воздействие Господа на человека через себя.
Так мы приходим к тому, что все дело зависит от нашей способности «принимать» и «проводить», а не от того, как близко мы стоим.
В то же время, мы можем с уверенностью сказать, что, находясь рядом с праведником, сам легче станешь праведником…
Кто-то (внезапно):
Получается, если мы ненавидим врага, да еще стоим с ним лицом к лицу, мы передаем ему наше состояние, как любое другое состояние, и отказываемся от него, в будущем возрожденного и пришедшего к Богу?… По крайней мере, мешаем…
Среди собравшихся гул:
- Интересная мысль.
- Какой смелый поворот.
- Я бы сказал, неожиданный поворот, эту мысль можно развить несколько иначе…
Кто-то в другом конце (на «подъеме»):
Припоминается мне еще одно: «око за око, зуб за зуб».
Иисус:
Здесь действует то же утверждение «не отвечай злом на зло». Здесь даже можно сказать: Кто ударил тебя по одной щеке, подставь ему другую. Кто захочет забрать у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. Кто принудил тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два…
Кто-то в ответ:
Это уже апогей, измененное состояние духа. Да, отрешенность…
Иисус:
Погружение в мир духа?..
Кто-то (внезапно):
А сила притяжения простого чувства! Всем известно, что к доброму человеку тянутся люди, а злого избегают.
Кто-то шутит «в ответ»:
Потому, верно, молятся напоказ и шумно раздают милостыню наши лицемеры в Храмах. Подыскивают себе компанию!
(это вызывает улыбку)
Иисус (мягко):
Творящие добро публично, слабы в вере, потому, что на Земле получают свою награду. Сильные в вере не ищут земного воздаяния. Здесь можно сказать: творя добро, пусть левая рука не знает, что делает правая…
Кто-то, опять:
Это снова почти отрешенность. Многим ли это доступно…
Иисус (просто):
…Здесь все дело в силе веры.
Тот же (спрашивает машинально):
Как же нужно верить для этого?
Иисус (показывает на самого младшего из детей):
Как этот малыш…
Всеобщее оживление, присутствующие передают друг другу этот, простой на первый взгляд, ответ.
Хозяин дома незаметно встает и выходит, ему подали знак, что произошло что-то важное. Через некоторое время он возвращается раздосадованный. Обращается к Иисусу:
Брат мой, пришла твоя мать и братья. Я просил их войти, но она сказала, что подождет тебя снаружи. Прошу тебя, помоги ей преодолеть смущение и войти.
Иисус (с тайным трепетом):
Скажи им, что для них есть место рядом со мной.
Хозяин дома уходит. Проходит не более минуты. В дверях показывается женщина с кротким лицом, ее улыбка такая же, как у Иисуса, лицо светлое и потому кажется удивительно молодым. Она осеняет себя крестом и спокойно проходит среди остальных гостей, садится рядом с Иисусом, с ней несколько молодых людей. Иисус склоняется к ней с улыбкой, она целует его в рыжие волосы.
Первосвященники, священники, старейшины, судьи, толпятся в нерешительности. Слышится неровный гул, это обсуждают, как всегда, наболевшую проблему духовного оскудения. Сановник присутствует скрыто.
Наконец, из этого гула выделяется голос первосвященника Каиафы, он вносит ясность.
Каиафа (говорит от имени священников):
…Мы собрали вас здесь, чтобы выслушать ваше мнение по поводу нового проповедника.
Скажу прямо, мы недооценили этого человека. Все это время мы считали, что за ним идут лишь несколько человек, чьё не умение вести дела само по себе служит примером. Да еще дети любят слушать его.
И мы ошиблись, сила его воздействия на людей такова, что они начинают смотреть на свою жизнь по иному. Уже не единицы обращаются к нему чуть ли не как к пророку, готовые исполнять все, что он скажет. Правда, не все покидают свои дома, а, не видя его, они сбиваются и путаются. В любом случае, его воздействие меняет людей, их взгляд на мир, а это корень всего.
Воздействие же его на детей просто непостижимо. Они верят ему безоговорочно, в их головах, сказанное этим «учителем» оседает так прочно, что родные, умудренные опытом люди, не могут их переубедить (я говорю о своих детях).
Представьте себе, что хотя бы одно поколение вырастет на его проповедях.
А теперь прошу вас высказывать свое мнение.
Старейшина (не очень-то решительно):
Я говорю от нас всех, прерывается преемственность поколений.
Недавно мой внук сказал противоречащее Заветам, я пристыдил его, он же заявил мне, что у нас всех один Отец Небесный (Бог) и над тем, что ему говорить только Божья власть и более ничья.
Еще он заявил как-то: «не собирай сокровища на Земле, собирай себе сокровища на Небе». Или что-то в этом роде… Какой из него выйдет хозяин после этого? Он попросту разорится… Станет бродягой как его учитель.
Прерывается преемственность поколений…
Один из судей (робко):
Если так пойдет дальше, люди заявят, что им нужен новый суд…
Каиафа («подводит итог»):
Значит, мы решили выслать его.
Иисус у первосвященника. Говорят наедине. Сановник присутствует скрыто.
Каиафа (скрывает волнение, официально):
Я позвал тебя, Иисус из Галилеи, чтобы серьезно поговорить.
Иисус (узнал его, улыбается в ответ):
Я давно ждал этой встречи, брат мой, и рад, что ты нашел время поговорить со мной.
Каиафа (мягко):
Я обращаюсь к тебе как к мудрому человеку, как к философу, и надеюсь, что философ меня поймет.
Наш народ не привык к философским беседам, и не отличает их от проповеди. Твои слова, друг мой, понимают слишком буквально. Ты говоришь, чтобы добиться процветания, необходимо «съесть пуд соли», и они начинают есть соль. Это несет им вред.
Ты различаешь область духа и область в противоположность, вполне осязаемую и знаешь, конечно, что как только твои беседы начинают приносить вред практический, их надо прекратить.
Тебе вполне достаточно своего круга, зачем смущать простых людей.
А, впрочем, я не настаиваю, в конце концов, они возвращаются к своим домам и к своим делам. А те, кто не возвращается, не приставишь же им свою голову и свои руки.
Но дети, друг мой. На детей твое влияние недопустимо пагубно. И они жестоко страдают, прежде всего, от своих близких. Дети не соглашаются со стариками, это достойно всякого порицания, согласно обычаям. Дети – наше будущее. Их необходимо пожалеть и оградить. Я настаиваю, чтобы ты прекратил проповеди детям и несовершеннолетним. Это единственное, на чем я настаиваю.
Иисус (говорит негромко как с давним другом):
Вот сейчас ты жестоко страдаешь от забот мирских, что к тому же не идет к твоему сану. Ты думаешь о торговле, о налогах, и это не дает тебе покоя даже ночью. А ведь ты в более выгодном положении, чем другие, ты избрал духовный путь, ты священник. Ты уже сделал свой выбор, ты уже стоишь на истинном пути, только иногда забываешь об этом. Или тебя заставляют забыть…
Каиафа (тише):
Я действительно не спал ночь. Ты прав, я избрал духовный путь и в твоих словах я вижу истину. Но что делать, если мир духа борется с миром плотским даже в Храме.
Иисус (смотрит на него внимательно):
Так перейди на свою сторону, не позволяй согнать себя со своего «места», ибо, когда лишишься его, будешь искать любого прибежища и не найдешь, как было сегодня ночью.
Каиафа:
Боюсь, все, что я могу, это отойти в сторону.
Иисус (оглядывается, давая понять, что говорит не только Каиафе):
…Не первый раз я вижу страх в глазах людей, облеченных властью. Они думают, что решают судьбы народов, но только Бог властен над нами и без его ведома ни один волос не упадет с твоей или моей головы.
Отвечай за себя, брат мой. Ты ведь знаешь ответ.
Каиафа (осторожно):
Да, знаю.
Иисус:
Я буду за тебя молиться.
(собирается уходить, но вдруг оборачивается, словно забыл что-то сказать)
Я не перестану говорить с детьми.
(укрытию сановника, мягко, но с убежденным отрицанием):
…Вы осмелитесь назвать их отступниками?
(Сановник оживляется, явно чувствуя, что это к нему, он ничего не может видеть, только слушает, поэтому с изумлением смотрит в стену, плотно закрывает глаза (последние слова задели его, покушение на детей – тема, которую старательно избегают, чтобы не вспоминать некое «темное пятно»).
Каиафа (поспешно):
Нет, нет… Я знаю. И вижу, что очень скоро тебе придется уйти из города.
Иисус:
Идем со мной, брат мой.
Каиафа (отрицательно качает головой, показывает на укрытие сановника):
Здесь больше нет Каиафы, здесь только первосвященник иудейский.
(говорит чуть тише)
И нет такой молитвы, которая сейчас ему поможет.
Возвращайся в Галилею как можно скорее.
(делает Иисусу знак, чтобы он не отвечал, показывает на «укрытие»)
Иисус смотрит ему в глаза, улыбаясь. Уходит.
Сановник (выходит из своего укрытия):
Я узнал то, что хотел.
Каиафа (скрывает дрожь):
Меня лишат сана первосвященника?
Сановник отрицательно качает головой. Уходит.
Иуда встречает Иисуса после разговора с Каиафой.
Иуда:
Там пришли ученики Иоанна Крестителя…
Необходимо скрыться, иначе тебя просто убьют.
Иисус узнает о смерти Иоанна, о том, что его казнили по навету, без суда. Все погружены в скорбь.
Иисус (признается себе):
Здесь те, кто называет себя моими учениками, они еще не так сильны в вере, и я обязан подготовить их к той опасности, которая их ждет, чтобы, отрекшись от меня из страха, они нашли в себе силы вернуться на истинный путь.
Сообща решают уйти на время в Галилею.
Иисус (ученикам):
Иоанн был защитой нам всем… Он держался близко к тем, кто стоит у власти, и знал, если начнется кровавое преследование, то начнется с него. Теперь мы знаем, что каждый из нас, кто находится в пределах иудейской земли, должен быть готов к наветам, гонению и смерти, мы не можем рассчитывать на правосудие.
Теперь, кто не чувствует в себе силы идти до конца, пусть идет с миром домой и спаси его Господь.
Ученики молчат, смотрят друг на друга, затем выступает вперед один из них:
Мы уже идем за тобой, учитель. Расскажи, как будет тому, кто погибнет за истинную веру, в Царстве Небесном.
Иисус (с улыбкой):
В Царстве Небесном нет «первых» и нет «последних».
Все равны для Господа, и те, кто умер за истинную веру и те, кто дожил до старости и почил в мире. Царство Небесное не меряют земными мерками. Непостижимо для нас, живущих в мире Земном, безграничное совершенство Божие.
Иисус идет к людям, которые следовали за ним и говорит им, что возвращается в Галилею. Люди расходятся по своим домам. С Иисусом остается чуть более десяти человек.
Иуда (оставшись с Иисусом наедине):
Ты подготовишь себе замену, зачем же возвращаться самому?
Иисус (успокаивает его):
Я ничего не решаю, на все воля Божья, я просто делаю то, что должен делать, а страх за собственную жизнь, не может меня остановить. Все равно смерть бессильна над нами. За смертью идет духовное бессмертие.
Иуда:
Вспомни, оттуда никто не возвращался. Ты нас бросишь? И что будет потом?
Иисус (всматривается в него, улыбается):
Кем ты меня считаешь?
(видит, что тот смущен)
(показывает глазами на небо, на Бога)
Он что-нибудь придумает.
Иуда (невольно улыбается, видит, что ничего не добьется, меняет тему):
Твоя манера с легкостью говорить о таких серьезных вещах… Теперь я понимаю, почему за тобой ходят люди.
Иисус со своими спутниками уходит из Иерусалима, Иуда провожает его до границ иудейской земли. У ближайшего селения несколько человек, завидев их, поспешно удаляются, затем возвращаются с толпой народа.
Крики в толпе:
- Это Иисус из Галилеи, который противоречит нашим заветам.
- Он морочит головы нашим детям.
- Гоните его!
- Схватить его!
Среди путников начинается смятение. Несколько человек, увидев камни в руках приближающихся к ним людей, готовы спасаться от этой бури бегством. Кто-то из учеников тянет Иисуса за рукав, чтобы бежать, Иисус успокаивает его, освобождает руку, тихонько осеняет себя и спутников общим крестом. Выставив обе руки перед собой ладонями к нападающим, он поворачивается так, чтобы все они это видели, улыбается. Те из его спутников, кто уже бывал в переделках, спокойно делают то же, ждут, когда можно будет говорить, остальные скрыты за их спинами, не двигаются, кто-то успевает обмотать руку плащом, чтобы защищаться.
Толпа набегает, люди видят знак их намерений, инстинктивно медлят с действиями.
Иисус:
Братья…
Иуда вмиг делается белым от страха, закрывает его собой (кричит):
Это не Иисус из Галилеи, это Илия пророк, его еще зовут Эммануилом.
Люди (переглядываются в замешательстве):
- Илия пророк?
- Эммануил…
- Верно, мы ошиблись.
- Иди с миром.
Люди в смущении расходятся. Спутники Иисуса переглядываются, все еще не веря в такое быстрое спасение, кто-то улыбается. Иисус опечален.
Иуда (все еще очень бледный от страха):
Что тебя огорчило, учитель? Их было слишком много, и они могли тебя убить. Неужели ты не скрывался раньше?
Иисус (грустно):
Я не выдавал себя за другого. Лучше потерять жизнь земную, чем жизнь духовную. Кем они теперь считают меня?..
Иуда (наконец, понимает его и дивится самому себе):
Как я раньше не понял? Ведь можно было сказать по-другому!
(от огорчения садится на землю)
Я – осел…
Один из путников (с улыбкой, кладет ему руку на плечо):
Ты даже не «камень»…
Иуда (расстроен, не понимает, что тот назвал ему свое имя):
Почему «камень»? Я - осел…
Ситуация комичная и неожиданно все, вместе с Иисусом, вместо того, чтобы огорчиться начинают смеяться над всем происшествием. Иуда тоже смеется сидя на земле. Никто уже не испуган. Продолжают путь.
Снова впереди селение, и они решают свернуть туда.
Из селения выходят люди, настроенные враждебно. В толпе несколько человек, которые подстрекают остальных преследовать Иисуса.
Иисус (обращается к одному из них):
Брат мой, ты пастух?
(тот отвечает утвердительно)
Тогда скажи мне, когда стадо само не идет, что делает пастух?
Человек (слегка волнуется, примеривая невольно к себе):
Это все пастухи знают. Если овцы не признают места и не идут, впереди ставят козла, и стадо прямехонько идет за ним.
Иисус:
А если овцы при этом покалечатся, на ком более вины, на козлах или на овцах?
Человек (сбит с толку):
Овцы то тут при чем? Козлов надо вовремя отделять…
…Потому как, козел стадо заведет в любой загон, это хорошо, а как оставишь его, начнет носиться кругами, да поперек как шальной, тварь то бессмысленная, вот и бедой обернется… Козла то надо сразу из стада вытащить, совсем ему не место среди овец…
Иисус (внимательно смотрит ему в глаза):
А сам ты, что же медлишь? Когда приблизится время Царствия Небесного, если верно, что мы сами приближаемся к Нему самой своей жизнью, то верно, что и Оно приближается к нам, Бог, пастырь наш духовный, отделит в «стаде» своем «овец» от «козлов», ибо они ему не нужны, идущие во «тьме внешней», где стон, плач и скрежет зубовный.… Ибо нет в Царстве Небесном страданий. Оно совсем близко к тебе и всем нам, потому, что мы своей жизнью можем стать совсем близко к нему. Так откажись сейчас, здесь в Царстве Земном от того, чего нет в Царстве Небесном, ибо Оно ожидает тебя.
Человек, с внутренним удивлением, оглядываясь, отходит в сторону. Его собратья волнуются и слегка отступают. Люди замечают чужаков, расступаются и смотрят на них. Тем приходится отойти. Остальные расходятся к своим домам.
Путешественники идут через селение. Снова собирается толпа. Их сопровождают, пересказывают друг другу то, что слышали раньше от Иисуса и его спутников, то, что слышали только что о близком Царстве Небесном. Путников приглашают отдохнуть. Некоторые собираются идти с ними до следующего селения, кто-то и дальше.
Через некоторое время. Снова в дороге.
Селений по пути становится все меньше.
На пустынной части дороги несколько человек сидят у обочины, под одеждой спрятано оружие. Они спокойно смотрят на путников, высматривают, вооружены ли они и что несут с собой, есть ли там, чем поживиться. Атмосфера гнетущая.
Иисус (обращается к ним кротко, останавливается напротив):
Братья, мы поделимся с вами всем, что у нас есть, но вряд ли эти жалкие крохи удовлетворят вас. Простите нам это. Мы заботимся о пище духовной более, чем о пропитании тела.
Кто-то из разбойников (вяло):
Не шути с нами, мы люди лихие, ни перед чем не остановимся.
Иисус:
Есть ли среди вас такие, кто, когда ребенок просил у него хлеба, подал ему камень вместо хлеба?
Разбойники удивленно переглядываются, отрицательно качают головами. Среди них таких нет.
Иисус:
Отчего же вы считаете себя злодеями, когда вы заботитесь о своих детях, радуя Господа нашего. Вы не отступники, когда Господь радуется о вас. Вы можете послужить Господу.
Разбойники слегка оживляются, подбираются поближе, еще не понятны их намерения.
Один из разбойников (словоохотливый):
Что же мы можем сделать для Бога? Мы грабим, чтобы добыть себе пропитание и одежду. Много греха взяли на душу ради этого. Ничего другого не умеем, так что, если бросим, перемрем с голоду.
Иисус (увлеченно):
Братья, посмотрите на воронов и сов, они, Божьи создания, не жнут и не пашут, а Господь питает их.
Посмотрите на репейник, тоже создание Божье, он не изготовляет себе одежды, а Господь богато украшает его цветами.
Неужели вы думаете, что вам, не меньшим созданиям своим, на праведном пути не даст Господь то же и даже более? Так не ищите в земной жизни того, что не возьмете с собой в Царство Небесное, ибо Оно ожидает вас. Идите снами.
Разбойники всерьез оживляются. Переглядываются, переговариваются. Видно, что сказанное задело их за живое.
Один из них (поднимается):
Твоя правда, Божий человек. Мы прежде и не думали
этак. Веди нас, идем с тобой, послужим Богу.
Иисус продолжает свой путь в Галилею. Весть о нем и его спутниках распространяется все шире. Находятся люди, которые ищут их, чтобы получить помощь. Они ждут на дорогах, в городах и селениях, говорят с Иисусом или его спутниками, некоторые присоединяются к ним.
Иисус идет по городу. Со всех сторон сходятся люди. Они были оповещены молвой о том, по какой дороге идет Иисус, и ждали его. Одни пришли издалека ради этой встречи и теперь следуют за путниками, другие просто хотят посмотреть.
Люди, идущие за путниками (выкрикивают):
- Я глух, я не слышу Бога в душе своей. Покажите мне праведника, я прошу духовного исцеления!
- Я слеп, я не вижу своего пути. Позвольте мне хотя бы прикоснуться к одежде просветленного человека.
- Я одержим пороками, которые не в силах преодолеть, Иисус из Галилеи, где ты? Я знаю, что только ты можешь мне помочь.
Иисус идет медленно, от шума не разбирает слов, обращенных к нему. Из-за постоянных переходов и напряжения его лихорадка вернулась. Спутники Иисуса стараются уговорить людей, которые хотят поговорить с ним, подождать или прийти позже, из-за того, что он едва держится на ногах, но их не слушают, начинается смятение. Крики все громче. Кто-то очень долго искал встречи и, оттесненный толпой, кричит в отчаянии «Боже, помоги мне». Иисус останавливается и прислушивается, чтобы понять причину такого волнения.
Иисус (обращается к тем, кто оберегает его):
Здесь есть те, кто не в силах больше ждать, и, похоже, они считают, что им «отказано». Я их успокою…
(собирается с силами, повышает голос, обращаясь к собравшимся)
Братья и сестры, не бойтесь, Господь всем вам поможет. Не смущайтесь приходить
еще, не стыдитесь настаивать, ибо Господь слышит вас и если не получили вы помощь немедленно, то получите её вскоре.
Так человек, попавший в беду, идет среди ночи к своему другу просить о помощи, и друг говорит ему, чтобы приходил утром, потому что дети его спят на пути к двери, и он не может пройти, чтобы отворить. Когда же человек не уходит и натаивает, оттого, что не может ждать, друг впускает его, …и он получает помощь.
Блаженны ищущие и алчущие истины, ибо они насытятся. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное. Блаженны кроткие, ибо они наследуют Землю. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны изгнанные за истину, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими.
Не позволяйте себе убивать. Не прелюбодействуйте. Не лжесвидетельствуйте. Не крадите. Почитайте отца и мать свою. Возлюбите ближнего своего как себя самого и возлюбите Господа нашего больше, чем себя и своих близких и любого на Земле.
Откажитесь здесь, в Царстве Земном, от приобретения того, что не возьмете с собой в Царство Небесное, и откроются перед вами Его врата.
Иисус останавливается, от его слов все еще разливается волнами благодатное спокойствие.
Некоторое время царит тишина, те, кто слышал Иисуса, сосредоточены на новых ощущениях в своей душе.
Через некоторое время слышатся голоса откуда-то из толпы:
- Как я был слеп прежде, я метался во тьме, а думал, что вижу свет, лишь теперь я вижу свет…
- Я был глух, я был глух, теперь душа моя открылась для Бога.
- Наконец в моей душе покой, я жажду только идти за тобой в Царство Небесное, учитель!
- Свершилось чудо, люди исцелились. Вот один, он просил исцеления!
- Чудо!
Толпа подхватывает крики «Чудо!». Люди славят Иисуса и идущих с ним.
Иисус (волнуется):
…Славьте не меня, а Бога, ибо это Он вам помог через меня.
Люди делают и то и другое.
Еще какое-то время царит возбуждение, пока слова Иисуса передают тем, кто не расслышал.
Одни удовлетворены, другие успокоены, толпа начинает расходиться, остаются только те, кто хочет пригласить путников в свой дом.
Один из друзей Иисуса (смотрит на реакцию людей, с улыбкой, Иисусу):
Брат мой, они передают «пищу» друг другу, по-моему, ты «двумя хлебами и двумя рыбами» для одного изголодавшегося «накормил» всех алчущих в этом городе и за пределами.
Другой (вторит ему):
И для своих еще осталось.
Иисус улыбается весело. Путники, не медля, обращаются к тем, кто желает пригласить их в свой дом.
В это время женщина с ребенком на руках, по виду язычница, осторожно пробирается среди них, подходит к Иисусу.
Женщина (протягивает Иисусу ребенка, говорит на своем языке):
Могущественный человек, мне сказали, что ты исцеляешь людей, даешь им зрение, слух, снимаешь порчу.
Иисус (говорит на ее языке, объясняет):
Сестра моя, можно сказать, что я исцеляю души. …Не хочешь же ты, чтобы отняли хлеб у детей, и отдали его собакам.
Да и то, что я произношу, действует только на тех, кто понимает мои слова…
Женщина (кротко признается):
Я не твоей веры. Но прошу, полечи моего ребенка, он не слышит меня, не может успокоиться как одержимый.
И собаки получают хлеб со стола своего господина.
Иисус (улыбается, смотрит на нее внимательно):
Ты уже веришь в единого Бога в душе своей… Неисповедимы пути Господни! Ты понимаешь, сестра? Я сделаю только то, что в моих силах для ребенка.
Берет ребенка на руки, тот сильно возбужден, Иисус ловит его взгляд, смотрит ему в глаза, тихо читает молитву, но так, чтобы и женщина ее слышала, ребенок успокаивается, Иисус возвращает его матери.
Иисус (снова внимательно смотрит на нее, улыбается весело):
Бери своего ребенка. Теперь ты знаешь, как его успокоить, а там будет по вере твоей.
Женщина кивает в знак того, что она поняла. Повторяет всем, кто вокруг нее, об Иисусе: - Целитель, целитель.
Иисус (объясняет):
Это Бог помог твоему ребенку.
Женщина кивает головой, уходит, повторяя и то и другое.
Тем временем, в толпе тех, кто приглашает Иисуса в свой дом, слышится недовольный гул, нарастает, и солидного вида человек, обернувшись к какой-то женщине, говорит ей возмущенно: - Недостойная, ты не можешь стоять среди нас.
Иисус (кротко):
Не гони ее, брат мой, ибо все мы равны перед Богом, и каждого, сбившегося с пути, Он стремится вернуть себе. Спасение грешника так же дорого ему, как и спасение праведника.
(смотрит на него внимательно, тот в замешательстве)
Хороший хозяин всегда стремится вернуть себе заблудившуюся овцу. Так и Господь, наш пастырь духовный, делает в «стаде» своем.
(наступает тишина, ему приходится продолжать)
Все мы дети Божьи…
У одного человека было два сына. Один из них попросил свою долю имения, получив, сбежал, жил распутно и, под конец, расточил средства, обнищал и скитался без помощи, без куска хлеба, довольствовался пищей животных. Тогда, вспомнил он о том, что потерял, и раскаялся, сказав себе: «Не достоин я называться сыном своего отца, пойду просить, чтобы взял меня к себе в наемники».
Когда же он подходил к дому, отец, еще издали, узнал его, побежал навстречу, и обнял, ликуя, что видит сына живым. Тот сказал: - Я, грешный, не достоин называться сыном твоим. А отец велел одеть его в богатые одежды, заколоть теленка и устроить праздник, чтобы соседи разделили с ним радость вновь обретенного сына.
Другой его сын трудился в поле и по возвращении, узнав от слуг, что за праздник, рассердился и не хотел войти. Когда же отец вышел звать его, сказал: - Я никогда не ослушался тебя, трудился для тебя, ты же не дал и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями. Отец отвечал ему: - Ты всегда при мне и все мое - твое, о том надобно радоваться, что брат твой считался мертвым и жив, пропадал и нашелся.
(с улыбкой)
На Небе больше радости будет об одном кающемся грешнике, нежели о девяносто девяти праведниках, которым «не в чем каяться».
Люди кивают головами согласно. Расступаются, пропуская женщину, Иисус идет к ней в дом.
В доме женщина хлопочет над ним.
Ученики смущены.
Один из них (все-таки решается):
Учитель, почему ты позволяешь ей хлопотать и ухаживать за собой, а нам не позволяешь?
Иисус (говорит тихо, чтобы женщина не слышала):
Не смущайте её, братья, она не для меня это делает, а для Бога.
Иисус, наконец, получает возможность отдохнуть, и валится с ног. Ученики садятся на пол вокруг его постели.
Иисус говорит во сне, ученики обеспокоены.
Иисус (едва слышно):
Да, Господи, я помню …«возлюбленный сын мой»…
…Ты где, здесь?
…Все иду… дорога длинная…
Ученики (прислушавшись, друг другу):
- Он говорит, что он сын Божий?
- Он говорит с Богом, как с отцом…
- Сохраним пока в тайне, раз он нам сам не открылся, с этого дня будем ему поклоняться, как сыну Господа нашего…
Один из учеников (тихо остальным):
Он взял на себя страдания наши и болезни наши…
(остальные согласно молчат)
Через некоторое время Иисус приходит в себя, замечает, в своих учениках перемену.
Иисус:
Что случилось, братья? Я вижу в вас перемену. И она мне не понятна...
Один из учеников:
Ты открыл нам кое-что, учитель, но мы сохраним тайну.
Иисус (несколько удивлен):
Нет ничего тайного, что не стало бы явным перед Господом нашим.
(ученики сильно волнуются, Иисус всматривается в них)
Ладно, не вижу ничего худого в тайне, пока она при вас... Чуть позже поговорим.
То, чего вы не понимаете, может навредить вам.
Ученики переглядываются.
Один из них (решается):
Ничего худого нет в нашей тайне, учитель, не беспокойся.
Иисус (себе в мыслях):
Что-то их забавляет. Похоже, я что-то наговорил во сне. Но что мне скрывать от них?
Засыпает. Проснувшись, чувствует, что к нему возвращаются силы (ученикам):
Братья, я хочу, чтобы не было между нами тайн, так что говорите.
Ученики смущены.
Один из них (решается начать):
Ты говорил нам…об отце…и сказал…
Иисус (помогает ему):
У нас всех один Отец Небесный, наш Создатель. Все мы дети Божьи.
(смотрит на них внимательно, они все еще смущены)
Вы что-то не поняли…
Ученики (переглядываются, согласно кивают):
- Поняли, учитель…
- Теперь все поняли.
Воцаряется прежнее спокойствие.
Иисус в Галилее. Возвращается в дом на окраине, из которого уходил на иудейскую землю. Его встречают друзья, многие пришли издалека, чтобы увидеться с ним (греки-затворники на время оставили свои пещеры, выбрались и другие любители пещер, здесь люди почти со всех стран, в которых побывал Иисус, с кем-то он только обменивался посланиями).
Они просто смотрят друг на друга, понимая, что могут больше не увидеться, на мгновение воцаряется тишина, все ясно без слов.
Еще мгновение, люди чувствуют потребность справиться с собой.
Один из собравшихся друзей Иисуса (вдруг улыбается):
Знаешь последнюю новость, брат мой? Ты воскресил Лазаря.
Иисус (смеется от души):
Воскресил? Я боялся, что его похоронят заживо. Это почти произошло.
Воцаряется прежняя сила духа. Иисуса просят рассказать обо всем подробно, они идут в дом.
Иисус (продолжает):
Когда мне сказали, что Лазарь умер во сне, я не поверил. Он не раз говорил, что из-за своего недуга боится быть похороненным заживо. В общем, оставляю своего мальчика в безопасном месте, иду туда и опасаюсь худшего.
Тот же его друг:
Что его похоронили?
(Общее ликование)
Иисус (смеется, продолжает):
Спрашиваю, где Лазарь, мне говорят, «уже похоронили». Показывают погребальную пещеру, заваленную камнем. Я упрашиваю родных отворить, и вижу нашего друга Лазаря в погребальном облачении. Конечно, мне пришлось провести рядом с ним несколько дней, чтобы пещеру снова не завалили. Вообразите, что было с нашим Лазарем, когда он пришел в себя, и узрел, где он и что на нем. Он ликовал неделю.
(Общее ликование)
Тот же его друг:
Что же ты делал в этой погребальной пещере?
Иисус:
Молился, разумеется, чтобы наш друг Лазарь поторопился прийти в себя, чтобы не поднялось волнение, нас попросту могли обвинить в осквернении могилы.
Слава Богу, все обошлось. Его родные держались стойко.
Тот же его друг и остальные:
Каковы были его первые слова?
Иисус (сдерживая смех):
«Воздух тяжелый, отворите дверь».
(Общее ликование)
Тот же его друг:
А когда он понял все?
Иисус:
Едва снова не лишился сознания и повторял, «хвала Всевышнему!» Я говорю ему: - Пойдем, милый Лазарь. Он так и вышел, погребальное облачение болталось на нем. Напряжение в округе бы-
ло так велико, что я не смел и заикнуться о его одежде. В общем, я тихо вошел и мы тихо вышли.
(Общее ликование)
Иисус:
Когда я уходил, все еще праздновали спасение Лазаря. Признаться, я сбежал от них, в округе меня упорно называли воскрешающим из мертвых…
(Снова Иисус и его друзья просто смотрят друг на друга)
Наконец, я только среди друзей.
В дороге.
Короткая остановка.
К празднику пасхи Иисус намерен вернуться в Иерусалим. С ним его друзья, ученики, те, которых он привел с собой в Галилею.
Люди сидят на земле, отдыхают.
«Островок» в море песка и камней. Кто-то улыбается, просто, в душе.
Один из учеников (Иисусу):
Учитель, мы часто видим, как ты молишься, но не слышим слов. Мы хотим молиться так же, как ты.
Иисус:
У меня молитва одна и совсем простая.
(говорит им молитву)
Когда будете молиться, вспоминайте меня.
(ученики не могут скрыть волнения)
Я вас не оставлю. Скоро вы сами пойдете проповедовать, и с этой молитвой я всегда буду с вами.
Ученики (почти одновременно начинают говорить):
Нам еще далеко до тебя, учитель…
Иисус:
Укрепитесь, братья, я верю в вас, вы порадуете Господа, ибо будете творить во славу Его. Благословляю вас.
Через несколько дней.
Иисус приходит на иудейскую землю, Иуда и тайные ученики встречают его.
Иуда (сильно изменился, взгляд тусклый):
Мне и Каиафе больше не верят. Я чувствую, готовится преступление. Тебе нельзя идти в Иерусалим, учитель.
(разглядывает его спутников, удивлен такой пестрой компанией)
Иисус (смотрит на него внимательно):
Как бы мне еще раз увидеть твою улыбку?
Все решено, брат мой, иди со мной, оставив свое прежнее дело, или держись в стороне, и спаси тебя Господь. В свое время я побываю и в Иерусалиме…
Иуда (спокойно, обнимает его, прощается):
Я возвращаюсь.
Перед праздником пасхи Иисус приходит в Иерусалим. Знакомые узнают его, радостно приветствуют, некоторые идут следом. Ученики и друзья, как всегда идут рядом с Иисусом, незаметно окружая его.
Неожиданно Иисус замечает, что знакомых ему людей оттесняют, образуется толпа, он едва успевает оглянуться. Растолкав его спутников, Иисуса подхватывают на руки незнакомые ему люди и с криками «Вот новый царь иудейский!» несут по городу. Ученики и друзья в смятении теряют Иисуса из виду.
Через несколько часов Иисуса находят одного в саду, где он любил гулять с детьми. Выясняется, что он цел и невредим.
Самая долгая ночь.
Никто не может спать. Иисус остается в том же саду, чтобы его не искали. Погружен в молитву. Он держится подальше от огня, у него из носа пошла кровь и он стирает кровь вместе с потом, который все время стекает по его лицу. Ученики и друзья подавлены, молятся вместе с ним. Кто-то предложил бежать, но Иисус попросил больше не говорить об этом.
Иисус держится спокойно, в конце концов, все кроме него засыпают. Он все еще произносит слова молитвы, когда взгляд его переходит на учеников.
Иисус (смотрит на них, спящих, невольно себе):
Как они еще слабы…
(Продолжает молиться, наконец, забывается сном.)
Утро в Иерусалиме.
В первых лучах дома зыбкие как мираж, призрак, которому место в небытие. «Престольный» город, не иначе как зодчему открылась спокойная красота Небесных Чертогов, не может соперничать с величием «преддверия Царства Вечности». Чем светлее небо, тем больше город тонет во тьме, у горизонта «пылает» Земля. Через несколько минут краски Иерусалима поблекнут, и над всем воцарится пронизывающая чистота Неба.
Самый долгий день.
Иисус в том же саду, погружен в молитву. К нему приходят тайные ученики, дети. Среди них Иуда, завороженный открывшейся ему картиной, медлит сообщать свою весть.
Иисус понимает, что надо спешить, прощается с детьми, улыбаясь, дает каждому съесть кусочек хлеба, повторяет:
Теперь не забудешь меня, ибо вкусил от меня - как хлеб пищу духовную.
Все смотрят на это, не отрываясь.
Кто-то не выдерживает, улыбаясь, подходит, опускается на землю рядом с детьми в знак единения, принимает от Иисуса хлеб. Остальные делают то же самое, у многих слезы на глазах.
Детей быстро уводят. С Иисусом остаются только прежние его спутники, он обнимает их. Снова ожидание.
Иуда (решается):
После того, что произошло с «царем иудейским», они требуют, чтобы ты покинул иудейскую землю навсегда, иначе они представят это бунтом. Они требуют, чтобы ты отдался им в руки и позволил стражникам проводить тебя за пределы иудейской земли, исключив общение с кем-либо, тогда не тронут остальных.
Иисус (спокойно, даже с облегчением, словно ждал этого):
Я сам выбрал свой путь и не допущу, чтобы кто-либо из моих друзей погиб за меня. Передай, я согласен на их условия. С ними не возвращайся, я не хочу, чтобы ты присутствовал при этом.
Иуда:
Я не уйду, я единственный, кто сможет беспрепятственно находиться рядом с тобой, кто сможет защитить тебя, не рискуя своей жизнью.
Иисус (всматривается в него):
Ты в большей опасности, чем я. Я прошу, держись теперь в стороне, и спаси тебя Господь.
Иуда не смеет ослушаться, уходит.
Ждут стражников. Наступает вечер.
Все это время Иисус погружен в молитву.
Небо над его головой разделилось надвое: внизу, словно на земле, пылает огонь, над ним, отделенные зеленоватой полосой, нежно голубые облака, словно открывшееся Царство Небесное преобладает над земной картиной.
Темнеет. Разжигают костер. Тишина. Люди сидят островком, близко друг к другу. В свете костра их окружает зыбкое спокойствие теплых красок воспрянувшего в дни весеннего солнца сада.
Иуда бродит по саду, не решаясь ни вернуться, ни уйти. Видит огонь от факела, это идут стражники. Он выходит на свет.
Иуда (принимает внушительный вид):
Вы идете за Иисусом из Галилеи?
Какие у вас полномочия?
Старший из стражников:
Мы должны с почтением проводить этого праведника за пределы иудейской земли.
Иуда (осматривает их, видит, что они не вооружены):
Ночь на дворе.
Старший из стражников:
Он проведет ночь в надежном доме с нами.
Иуда (подозрительно):
Это еще зачем?
Старший из стражников (немного вымученно):
Чтобы не общаться с лишними людьми. Так нам приказано.
Иуда (успокаивается):
Пойду и я с вами.
Приходят к Иисусу. Сидящие на мгновение застывают. Иуда разводит руками, показывая, что не смог уйти, подходит к Иисусу, тот встает ему навстречу.
Иуда (обнимает Иисуса, тихо):
Я их расспросил, они не опасны.
(добавляет)
Провожу тебя, как и в прошлый раз.
Иисус (обнимая его, ласково):
Ты ошибся, брат мой.
(стражникам, с трепетом):
Вы должны вести меня?
Стражники (вдруг опускаются перед ним на колени):
Мы не смеем…
Иисус (себе и Богу):
Как же тяжело…
(стражникам)
Тогда пойду сам.
(Идет вперед, стражники за ним, с почтением указывают путь)
Как только они отходят подальше, несколько человек осторожно пробираются следом. Остальные держатся на прежнем месте в свете костра.
Иуда идет рядом с Иисусом и, оглядываясь по привычке, замечает, что в темноте за ними следуют люди, не подпуская случайных прохожих.
Иуда (Иисусу):
Мы окружены кольцом.
Иисус:
Беги. Они тебя пропустят.
Иуда (дрожит, скороговоркой):
Нет, нет, нет.
Иисус:
Тогда обещай, что будешь посматривать на меня.
Иуда (скороговоркой):
Обещаю, обещаю.
(Подходят к дому)
Иисус (с иронией, чтобы ободрить его):
Я заметил, что ты никогда не споришь со мной, ты просто меняешь тему.
Иуда (изменившимся голосом):
Я сейчас не расположен к шуткам.
Иисус:
А зря. Воздух пряный, как после дождя…
Знаешь, если посмотреть на холм, у подножия, кажется, что с него можно сойти на Небо.
Входят в дом. Напротив двери сидит человек, вид у него властный, напоминает судью. Рядом стоят еще несколько.
«Судья»:
Ты Иисус из Галилеи?
Мы нашли в твоих действиях преступные намерения.
Иуда (принимает уверенный вид):
Это все незаконно.
«Судья» (протягивает ему табличку):
Вот мои полномочия. Это свидетели.
Иуда (читает, переходит к делу):
В действиях этого человека нет преступных намерений. Где первосвященник Каиафа? Я ему служу. Он что, не свидетель для вас?
«Судья» (усмехается ему):
Каиафа сейчас занят очень важным делом с очень важным человеком. А ты вот это засвидетельствуй.
(протягивает Иуде его листы, донесения Каиафе, не давая в руки)
Тобой писано?
Иуда:
Да.
«Судья» (показывает на Иисуса):
С его слов?
Иуда:
Да…
«Судья» (не дает ему продолжать, листы скручивает в трубочку, кладет на стол):
Хорошо служишь Каиафе. Благодаря тебе и только тебе, мы смогли оценить масштабы влияния этого преступника на людей, проследить его преступные передвижения, и вовремя, я подчеркиваю, вовремя обезвредили опасного преступника. Получай свою награду.
Мгновение, Иуда быстро делает шаг назад, лицо изумленное, прикасается пальцами ко лбу. Затем протягивает руку к листам, на которых он записывал слова Иисуса, «Судья» быстро берет их, сует в огонь светильника вертикально, пламя тут же проникает внутрь.
Иисус («Судье», спокойно):
Твоя власть – заблуждение, брат мой. На все воля Божья. Без его ведома ни один волос не упадет с твоей или моей головы.
Иуда (не слышит его, смотрит, как горят записи):
Это моя душа горит…
Иисус (ждет его взгляда, чтобы помочь защищаться):
Что нам в этих листах… Посмотри на меня, Иуда, брат мой.
Иуда («рассыпается» как камень от удара):
Я не могу. Я сам передал тебя в их руки. Я никогда не был с тобой до конца.
Я, червь ничтожный, взял на себя власть обличать «отступников», свидетельствовать о том, о чем свидетель только Бог! Я не отказался от этой власти, пользовался ею, и гордился этим, и с этим шел с тобой, предавая твою веру.
Иисус (стремится посмотреть ему в глаза):
Куда же ты…, посмотри на меня.
Иуда (отходит к двери):
Я не могу.
Иисус (ему в след):
Приходи ко мне позже, я буду ждать.
Иуда (уже себе и Богу):
Я не могу.
«Судья» (хочет внушить ужас):
Коренная ветвь дерева, расщепленная надвое, истекает соком, он сочится из её грубой плоти, и не может затянуть рану, ветвь отдает весь сок дерева на эту бессмысленную попытку, и все оно погибает.
(распоряжается)
Этого - вон, этого - ко мне, сюда.
(Иисусу, мягко)
Мне известно о договоре. Мы всегда держим слово. Как и обещали, тебя выведут за пределы иудейской земли. Но прежде ты должен выйти к народу и признать, что заблуждался и осознал свое заблуждение. Это непременное условие.
Иисус (с улыбкой):
Я этого не сделаю.
«Судья» (не смотрит ему в глаза, тоном, которым хотел внушить ужас):
Я пожертвую всем для защиты своего народа. Даже своей душой. И они тоже.
Иисус (с улыбкой):
Слепые вожди слепых? Когда слепой поведет слепого, оба упадут в яму.
Твоя душа во власти Божьей, брат мой.
«Судья» (не поднимая глаз, словно вообще не видит его):
Смеешься. …Сгниешь в каменном мешке. Без пищи и воды.
Иисус (все так же):
Брат мой, я забочусь о душе, а не о теле.
«Судья» усмехается мрачно, как будто слышал подобные речи много раз, подает знак, чтобы пленника увели. Иисуса проводят в подземелье.
Иуда идет в темноте, слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись» (отвечает):
Я не могу.
(опять слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись». Отвечает, развязывая пояс и, делая из него петлю, чтобы повеситься):
Я честный человек, я не могу.
(опять слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись». Уже стоит у дере-
ва с петлей на шее, отвечает):
Я не могу.
(Вешается. Душа его отходит в Божью власть)
Тишина.
На Земле теплая ночь.
Римские воины приводят Иисуса к Пилату.
Их пленник истощен, лицо пожелтело, кожа потрескалась, взгляд замутнен, даже цвет глаз стал блеклым, глаза светятся изнутри как у человека, близкого к смерти, он передвигается с трудом, превратился в старика.
Пилат отворачивается, чтобы скрыть удивление, ему описывали Иисуса совсем иначе.
Пилат (оглядывает его):
Что это за странные следы на голове?
Иисус:
Меня пытались запугать перед тем, как вести сюда. Передали охранникам, те спьяну развлекались, скрутили венец из терния, что рос во дворе, «возложили» мне на голову, «на царство», в знак того, что я будто называл себя царем Иудейским, обещали надеть еще пурпурный балахон, сказали, что так и поведут к царю Ироду, но потом сняли и разбойничий этот венец, отвели обратно в темницу.
(не хочет продолжать)
Да я и не видел ничего толком, глаза отвыкли от света.
Пилат (задумывается):
Вот так, значит.
(с мрачной иронией, себе)
Попал я тут в «историю»… Еще, когда один из моих людей сшиб одного «барана» на его барана, а остальные последовали его примеру.
Не могу поручиться, что сам удержался бы, проезжая мимо, потому и не выезжаю во время жертвоприношений. Не усугубляю противоречий.
Но и поддержки им от меня не дождаться.
(склоняется к Иисусу)
Ты называл себя царем иудейским?
Иисус молчит безразлично.
Пилат (морщится):
Помощи от меня не ищешь, я понял. …Не будем вступать по этому поводу в дискуссию.
Проповедуешь истинную веру?
Иисус (соглашается с ним):
Проповедую истинную веру.
Пилат:
Что есть истина?
Иисус, услышав его слова, меняется в лице, «оживает», на его губах улыбка.
Пилат:
Мне велели так сказать, чтобы ты узнал, что я не враг тебе.
(лицо серьезное, но глаза смеются)
Знаешь последнюю новость? Ты воскресил Лазаря.
Иисус совсем без сил, с улыбкой качает отрицательно головой.
Через несколько дней. Беседуют.
Пилат:
Я сам не очень увлекаюсь этими идеями, я воин. Но я восхищаюсь тобой. Слышал, что после одной из твоих блистательных речей иудеи перестали швыряться друг в друга камнями. Этот обычай всегда раздражал меня…
Среди моих воинов есть тайные христиане, а мне все равно. Все когда-нибудь устают... Здесь смертная тоска, так, что я даже себе не удивляюсь. Здесь воздух пропитан разложением и скукой, и для меня новая струя дает лишь глоток свежего воздуха.
Конец, все кончено, а те, что обвинили тебя, нервно пытаются ухватить, ускользающую из их рук власть, и увидели в твоем лице помеху.
По-моему, ты выбрал не то место.
Иисус:
Я шел к тем, кому тяжелее…
Пилат:
И они навалились на тебя всей своей «тяжестью».
А что до обвинения, у тебя хорошие защитники, по крайней мере, они хороши для меня.
(изменившимся голосом, в пространство)
Это царство, прогнившее изнутри; и мальчишка-дикарь пытается скрепить осколки любимого светильника, не понимая, что он уже ни на что не годен.
…Вполне оформившийся дикарь…
(оборачивается к Иисусу, тот всматривается в него)
Ты удивлен?
Когда я въезжал сюда, первое, что увидел, как грязный, оборванный мальчишка из пращи швыряется камнями в жука на дороге. Он не просто швырялся…и не в жука… Я видел не детскую ярость и детскую слепую безжалостность.
(испытывает желание отвлечься, меняет тему)
Я не согласен с обвинением, придется послать тебя к Ироду...
Я обязан разобраться.
Иисуса приводят к Ироду. Ирод с любопытством разглядывает его внешность, внимательно всматривается в лицо Иисуса, не понятно, чудит царь или настроен серьезно; отходит, глядит куда-то в сторону, раздумывает некоторое время. Прогоняет своих приближенных, отсылает воинов, остается с Иисусом наедине и с этого времени говорит негромко, как будто заботится, о том, чтобы их не услышали.
Ирод:
Мне сказали, что тебя несправедливо обвинили. Я верю, что это так.
(внезапно доверительно)
Мне жаль, что так произошло с Иоанном. Ты напоминаешь мне его.
Слова Иоанна запали мне в душу, я уже не юноша и я болен, я часто думаю о своей душе.
Я даже сделал кое-что из того, что он советовал… правда, не много…
(не решается продолжать)
Я знаю, между нами смерть Иоанна, нам никогда не стать друзьями, но прошу, раздели со мной трапезу.
(смиренно)
Как знак моего покаяния…
(решается, шепотом)
Думаешь, Иоанна убили потому, что я этого хотел? Я собирался изменить кое-что в управлении!.. Я опасаюсь за свою голову, Иоанн был праведник, а я всего лишь Царь Иудейский…
(обычным голосом)
Видишь, я даже в свое оправдание ничего не говорю, разве по вере твоей, высшее милосердие не велит быть снисходительным к проявлению покаяния?
(принимает кроткий и смиренный вид, Иисус улыбается ему)
За трапезой Иисус не притрагивается к пище и не пьет, Ирод не замечает этого, с него довольно и того, что есть.
Ирод (чувствует вдохновение, непредсказуем):
В душе я хотел бы быть окрещенным, отойти от власти, жить жизнью праведника. Мне пора думать о преемнике.
До этого времени я мучился, но теперь сомнения рассеялись. Я назначаю тебя, Иисус из Галилеи, своим преемником. Это примирит меня с людьми твоей веры. Ты будешь первым крещеным царем, а я искуплю свой грех.
Иисус (мягко; смотрит на него с грустью):
Я не принимаю власти человека над человеком, брат мой.
Ирод:
Ради великой цели можно принять власть условно.
(Иисус отрицательно качает головой, Ирод оглядывается, нет ли кого, и становится перед Иисусом на колени)
В твоей власти сделать меня исполнителем Божьей воли. Спаси же мою душу.
Иисус (сидит, не двигаясь, говорит ровно):
Я могу окрестить тебя. Я буду молиться за тебя, но власти не приму. Это против моей веры.
Ирод (принимает обычный вид):
Что ж, очень жаль. Видно, придется отослать тебя обратно.
(сообщает)
Я напишу, что считаю тебя не виновным по всем обвинениям.
Иисус (удивлен):
Отпускаешь меня?
Ирод (поднимается, Иисус встает вслед за ним):
Сказать честно, я бы тебя оставил при себе, но Пилат предложил мне свои услуги. Я давно ждал такой возможности. Так что, возвращаю тебя Пилату под охраной, чтобы снова не схватили.
(с улыбкой, мило прощается)
Не стану тебя задерживать.
(Хлопком в ладоши подает знак, входят стражники и уводят Иисуса)
Ирод (с усмешкой, не понятно, чудит он или настроен серьезно):
Сказать, что этот человек называл себя царем иудейским! Придумали бы что-нибудь поумней…
(скучает, уходит)
Иисуса отсылают обратно в тот же день. Под охраной римских воинов он возвращается к Пилату затемно.
Пилат (читает послание Ирода):
Ирод теперь мне друг, ты полностью оправдан.
Теперь, даже в случае сопротивления, когда это огласят перед народом, ты будешь освобожден в честь праздника.
(Воцаряется тишина, оба, каждый по-своему, испытывают острое ощущение близости освобождения и какое-то совсем другое ощущение «конца»).
Входит человек из охраны, сообщает, что пришел первосвященник Каиафа.
Иисус уходит. Входит Каиафа.
Пилат (готовится к сопротивлению, усмехается):
Первосвященник бегает среди ночи за римским конвоем… Глазам своим не верю. Что случилось?
Каиафа (действительно выглядит плохо, подавлен):
Я пришел не по своей воле. На меня возложена миссия, передать решение суда, чтобы избежать лишнего сопротивления. Если ты настроен избежать лишних жертв.
Приговор остается в силе…
(не может скрыть волнения, многозначительно)
…и лучше будет мне увидеть Иисуса.
Пилат (протягивает ему послание Ирода):
Ваш царь Ирод признал его полностью невиновным.
Каиафа (безразлично):
Бессмысленная трата времени и сил. Ему и шагу не ступить на свободе, как его снова схватят и на этот раз будут жертвы. Так что, можешь выбросить это «оправдание».
(усмехается мрачно)
Ироду принесли голову Иоанна. И что же, думаешь, им помешает несколько слов…
(кивает головой на табличку с «оправданием»)
Пилат (испытывает желание тут же оборвать разговор):
Считай, что его уже вывели отсюда под охраной моих солдат.
Каиафа (с убийственным безразличием):
Бессмысленный разговор. Он не согласится, у них договоренность, никто не жертвует своей жизнью, ради спасения того, кто сознательно пошел на…
(нервничает, запинается)
…не то, что бы на смерть, …на смертельный риск. Просто такой его крестный путь.
Он считает себя одним из многих.
Неужели ты еще не понял? У них есть надежное средство заставить его сдаться на суд и молчать, он должен быть обвинен и осужден, обвинение прежнее: «враг нашего государства, противник веры, смущающий своей ересью народ». Разумеется, прозвучит несколько иначе, его будут судить с теми, кто нарушил Закон.
Пилат (на время ослеплен, багровеет от ярости):
Ты не посмеешь мне помешать. Ты знаешь, что он не один из многих.
Каиафа (отступает, говорит и наблюдает за ним):
Лучше бы они считали его одним из многих. Он достаточно раскрыл себя.
Посмотри на меня, разве я могу чему-нибудь помешать.
…А ты ему не помешаешь…
Пилат (приходит в себя, оглядывает его, презрительно усмехается):
«Первосвященник»…
Каиафа («успокаивает» его, подавлен):
Не на долго. Свернут мне шею где-нибудь в темном углу. А ты не боишься похорон с почестями?
Как же честь воина, преданного своему цезарю?
…Он не цезарь и над ним только Бог…
(Пилат не отвечает, жестом предлагает ему сесть. Отворачивается, приказывает подать вина. Нали-
вает гостю, тот выпивает сразу и наливает себе еще, смотрит вопросительно на Пилата)
Пилат (не хочет пить):
Валяй, валяй, что-то ты совсем раскис.
(приказывает позвать Иисуса, тот приходит)
Каиафа (встает, в глазах мелькает ужас и потухает):
Я пришел открыть тебе, что ты умрешь за свой народ. Необходимо, чтобы тебя осудили как преступника, тогда им достаточно твоей головы. Это остановит людей. Если большое количество народа примет твою веру, некому будет оказать сопротивление с оружием в руках иноземным захватчикам. Мы будем порабощены.
Иисус (мягко):
Это заблуждение. Вы уже порабощены…
Каиафа (подавлен, в его голове крутятся только что произнесенные им слова, словно он еще не произносил их):
Я знаю. Я говорю не от себя, так, что можешь не доказывать.
Я это знаю, как никто другой. Меня уже нет, есть только религия моего народа и государство моего народа …Два ночных призрака. Помнишь, ты предупреждал меня…
Пилат (раздраженно):
Завел панихиду… Еще не кончено. Передай, я хочу слышать голос народа, без этого я ничего не решил.
Каиафа (неожиданно трезво):
Разумеется.
(поворачивается к Иисусу)
Но не всегда всем безопасно выходить на улицу.
(Иисус смотрит на него внимательно, уходит. Каиафа наливает себе вина, много пьет.)
(Пилату)
Меня никто не ждет. Мы не дикари какие-нибудь, нельзя же убить такого человека, не сообщив ему причины.
(Пилат отворачивается, презрительно морщится. Иисус возвращается.)
(Иисусу, смотрит на него, не качает, а мотает головой)
Ты был обречен с самого начала, ты предлагаешь им что-то не осязаемое, но для этого они должны отказаться от вполне осязаемого, единственного в существовании чего они могут убедиться и что доставляет им вполне осязаемое, пусть в заблуждении, забвение.
(забывается от хмеля)
Они любят иногда почувствовать себя мышами над своей кладовой, змеями, скарабеями, …бревном, тяжело все время быть человеком по образу и подобию Создателя, не постигнув его совершенства.
…И я с ними …смотрю на Небо как из колодца: видно далеко, только глубоко… не добраться…
(ему видится, как он, еще мальчиком, залез в пересохший колодец, посмотреть из него на небо)
(«просыпается»)
Ты ведь знаешь простых людей, с самого детства они учатся, страстно учатся воздвигать из всякого рода осязаемых благ и привязанностей стену между собой и бедствиями.
А потом сквозь нее не пробиться ни нам, священникам, туда, тем более сквозь собственную стену, ни им, пастве, сюда, поближе к Богу…
(спокойно, даже ласково)
Простые люди… Мир внешний – «тьма», стон, плач и скрежет зубовный, о котором ты говорил, от которого ты их спасаешь - это их мир, они его создают. Он не так уж невыносим для них, в нем есть место простому, «доступному» счастью, наслаждению, пусть это «пища животных», они её сами добывают. То, что они создают, пугает их меньше, чем то, чего они сами не создавали, чего они не знают. И из-за этого они согласны терпеть бедствия.
Они еще поборются за то, что создали…
(с усмешкой)
Ты бывал, конечно, в Египте. Мне показали одну надпись, выдолбленную на стене Храма, очень удобно, не то, что мы, носимся с табличками. Только кто это понимает… Конечно, она для чтения душой и, если это вообще можно произнести, то: «разорванная «цепь» опасностью обернется, когда духовно слепые… возрождение Свыше…»
…Возможно, я и не совсем переврал …по-моему, похоже…
В то же время, я бы назвал их религию предельно овеществленной. Они в могилу с умершим кладут все его богатство, оставляют знаки его положения в обществе, чтобы он мог воспользоваться всем этим в Царстве мертвых, ничего не пропадает.
Вот образец гармоничного перехода от Царства Земного к Царству Небесному.
Пилат (с иронией):
Да ты философ, Каиафа…
Иисус (смеется):
Эта религия всем хороша, кроме одного: это заблуждение.
Каиафа:
Можешь не доказывать. Я тебе верю, я вообще верю всему, что ты говоришь. Но твоя вера никогда не станет религией. Она слишком легка для этого. Она входит в душу быстрее и легче, чем дуновение ветерка входит в листву деревьев. Она бескорыстна, и она не пробуждает страха, единственного, что заставляет людей повиноваться. Она освобождает от страха.
Я не говорю о таких людях как ты, их слишком мало, чтобы брать в расчет, когда речь идет о «спасении» целых народов, нам достаточно и надежды.
И ты просишь слишком высокую цену, ты призываешь отдать и душу и всю свою жизнь Богу, эта жертва больше той, какую можно поместить на самый большой жертвенник, а они привыкли торговаться. Священники тоже торгуют, это способ приспособиться к человеческой природе.
Религия пугает, карает и торгует спасением.
Отяжели свою «веру» страхом, позволь им платить за «спасение» среднюю цену, и ты создашь новую религию. Тогда я сам стану твоим первосвященником.
(понимает, что сказал бессмыслицу)
Ты этого, конечно, не сделаешь, но я думаю, они и сами справятся.
Иисус (с улыбкой):
Меня утешает то, что истинная вера как легко вошла в мою душу, так и после моей смерти будет легко входить в души людей. Незримо она будет пребывать там до срока, и всегда будет брать верх в самую последнюю минуту, а этого уже достаточно. Это триумф Господа нашего. Я уже чувствую ликование каждого, и твое тоже, брат мой. Я уже не от мира сего. Мне слишком мало осталось жить на Земле.
Пилат (Каиафе, с ухмылкой):
Сейчас даже я могу «предсказывать». Вы замахнулись на Божественную волю. Твое «государство», Каиафа, будет разрушено, народ рассеян по Земле, и будет так до тех пор, пока всем государствам не станет очевидно, почему это произошло. Долго же будет разноситься весть, мой бедный Каиафа.
Каиафа (опять с убийственным безразличием):
Пусть будет, как будет. Остановить все не в моей воле. Я лишь один из многих, кто облечен властью.
(ухмыляется со вздохом, мотает головой, поправляет себя)
…раздавлен властью.
Уходит.
Пилат (остается с Иисусом наедине, не выдерживает молчания):
Похоже, все идет к тому, что я должен завтра отдать тебя на смерть…
Иисус (улыбается ему):
Ты взял на себя власть, но ты не властен над моей участью.
И тем более греха на тех, что схватили меня, а затем отдали в твои руки.
А там, на все воля Божья.
Уходит спать.
Пилат (остается один, прозревает на время, отворачивается, смотрит сквозь стены, вдаль, в сторону своей родины):
Много сделает Рим, чтобы искупить свое бессилие сейчас. Но всегда будет ему мало.
(Ночью ему снится, как его, мальчика, отец, надев ему на голову свой шлем, катает на своей лошади по кругу, улыбаясь и подавая пример, и на лице его морщинки выдают характер иронического склада. Он просыпается, все еще испытывая желание стойко высоко держать голову под тяжелым шлемом)
Утро казни.
Римские воины ведут Иисуса к остальным осужденным.
Каиафа выходит откуда-то из дома Пилата и натыкается на прокуратора с несколькими воинами, тот лишь бросает на него взгляд и погружается в свои дела.
Каиафа:
А я боялся выйти… А тебе не страшно умирать?
Пилат (морщится, себе):
Где он успел «нализаться»?
Пилат идет, занимает свое место. Каиафа принимает благообразный вид и присоединяется к «своим».
Начинается обычная процедура. Сообщают обвинения каждого осужденного, приговор. Народ решит, кого помилуют в честь праздника.
Иисус не слушает, смотрит вниз на площадь и не видит ни одного знакомого лица.
Иисус (смотрит на Каиафу):
Как это сделали?
Каиафа (осторожно отделяется от «своих», становится за спиной Иисуса, шепчет):
Все тот же, старый испытанный способ. Ты слышал свое обвинение, для них ты враг восстановления их власти и веры. В борьбе с подобными противниками, верный способ обезопасить себя от них, это обвинить в том, чего они не совершали.
Среди горожан умело пустили слух, что ожидается нападение чужеземцев на наш рассадник смуты. Вместе с твоими сторонниками, они идут впереди, призывают не сопротивляться. Я тебе говорил об угрозе порабощения... Люди твоей веры на всякий случай, ну, может быть «конца», начертили на своих домах кресты, а в общем, верят, что их не тронут. И, разумеется, никто из них не вышел из дома. Все твое предупреждение помнят. А от твоих друзей только и ждали, что они выйдут на улицы, разумеется, они были не в праве, потому, что кое-кого из тех самых «оставшихся» еще до того хорошо «подогрели», а теперь в них во всех со страху так разбушевался воинственный дух, что уж не остановить, им даже доказательств не надо. Твои последователи собирают вещи, чтобы бежать без оглядки. Может быть, уже бегут. Этого и добивались.
Ты слишком долго жил в чужих странах…
(внезапно показывает рукой вниз, на площадь)
Всё… Посмотри! Это только эхо… Жалкая горстка тех, для кого власть человека над человеком, власть – способ существования, а оборона от иноземцев это – «ВСЕ», это они, трусы и невежды, только что тебя приговорили, даже не они, их невежественный страх. Они «смотрят вдаль», «люди будущего», считают себя героями, как же, ценой жизни одного человека остановили целое «движение». Еще запишут свой «подвиг» для славы в поколениях!
А простые люди… Им всего лишь дали почувствовать страх перед иноземными захватчиками. И этот урок они не забудут. Как ни горько сознавать, этот страх всегда будет стоять поперек твоей вере на пути к их душам.
Пилат (смотрит на Каиафу, морщится):
Вышвырнуть его что ли?
Иисус (с улыбкой, прощается):
Когда придет время, он даже тебе «поперек» не станет.
Они будут делать как мы, идти туда, откуда грозит
опасность и нести спасение братьям и сестрам, а не врагам. Все мы дети Божьи…
Пилат смотрит тяжелым взглядом вниз, на площадь разбушевавшихся дикарей, внезапно напряжение в нем спадает, его охватывает внутренняя отстраненная заторможенность (встает, делает нервное движение, словно хочет стереть что-то липкое с руки)
Я слагаю с себя полномочия судить этого человека.
(говорит тише)
Не виновен в смерти его.
(уходя, себе)
Во что я впутался?!
(его снова охватывает какое-то внутреннее оцепенение, какое он чувствовал после сражения, проходя со своими воинами, весь в крови своей и чужой, среди трупов друзей и врагов, глядя в их мертвые лица, одинаковые перед лицом смерти)
Я умываю руки.
(слышится голос Каиафы)
Каиафа (от хмеля шепчет уже неизвестно кому):
А что, когда целый народ скажет, «мы христиане, мы не боимся», может быть и наступит Царство Небесное…
Пилат уходит подальше, омывает руки от крови, смотрит на них, не находит никаких изменений. Садится на каменную скамью, отстраненно.
Проходит время. Каиафа заходит к нему.
Каиафа:
Нам нужны люди, чтобы сопровождать осужденных к месту казни.
Пилат (устало):
Что тебе еще, Каиафа? Они у вас есть.
Каиафа:
Во время казни осужденным дают особое питье, чтобы облегчить их страдания.
(Пилат морщится. Затем делает движение, словно ищет кого-то)
Их уже увели.
(Уходит. Спускается по лестнице, останавливается, не знает, куда ему идти. Говорит, не слыша собственного голоса, неизвестно кому, в пространство)
Достаточно ли одной человеческой жизни?
Вопрос в том, что все мы слепо мечемся каждый по своему кругу одновременно…
Сколько созданных нами «кругов» должны обратиться в созданную нами «цепь», чтобы все это прекратилось?
На что тогда сама жизнь, память, память в поколениях?
И кто увидит триумф человека, созданного по образу и подобию Бога?
(Чувствует тягучую неприкаянную тоску обреченного, лестница расплывается у него перед глазами. Слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись», оглядывается)
Иисус... это ты?…
(снова слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись»)
Пилат идет к тому месту, где должны быть заключенные. Там никого нет, кроме его посыльного.
Посыльный:
Он велел передать: «Все мы во власти Божьей».
(тайком осеняет себя крестом перед Богом, поспешно уходит)
Пилат снова погружается в оцепенение, возвращается к источнику, в котором омыл руки, садится на скамеечку, сидит неподвижно.
Проходит несколько часов, Пилат сидит на том же месте, прибегает посыльный.
Посыльный:
Он медлил, сразу не стал пить. По-моему, говорил с Богом. Потом согласился, мы помчались за питьем, дали ему.
По-моему, он умер…
Пилат (отворачивается):
Он был особенным человеком.
Называл меня «братом»…
Я видел его в самые тяжелые дни, только грусть и какая-то непостижимая уверенность в каждом человеке.
…Он был воплощением Бога, о котором говорил. Не могу поверить, что он мертв.
(Закрывает глаза, как будто проваливается в бездонную пропасть, мучается смертной тоской. Слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись»)
Входит пыльный, запыхавшийся священник.
Священник (кланяется Пилату, не замечает его состояния, смиренно):
Мы просим призвать римских воинов к порядку… Там к кресту одного из казненных, Иисуса из Галилеи, они прибивают неправильную табличку «Царь иудейский». Следовало написать «Называл себя царем иудейским». Это же совершенно разные вещи... Так оставить нельзя…
Пилат (с закрытыми глазами, чтобы отделаться от него):
Римские воины действуют только по моему приказу.
(очнувшись, багровеет от ярости; ищет у себя табличку Ирода, находит)
Слова «ЦАРЬ ИУДЕЙСКИЙ» там останутся…
Я своих приказов не отменяю…
Священник решает спасаться от этой бури бегством.
Пилат (поднимается, ему в след):
А теперь идите к моему «дружку» Ироду и передайте ему, что я не считаю его царем иудейским!
Священник закрывает руками уши, «слетает» по лестнице, стремительно удаляется.
(Пилат садится на скамеечку. Слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись»)
Небо над Иерусалимом чистое и светлое, как всегда Царство Небесное преобладает над Царством Земным.
***
Только смех ангелов.
КОНЕЦ
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/