Художественно-литературное издание

Владимир Загородников

Роман в четырёх частях

 

Автор: Владимир Загородников

Год и место написания: Кубань, г. Горячий Ключ, 2015 год

Год и место первой публикации: 2015, Россия, сайт: Проза. ру

Литературная форма: роман

Место действия: г. Горячий Ключ, пос. Октябрьский, г. Москва, г. Калининград

Время: вторая половина XXI-века

Новый роман Владимира Загородникова «Стелла» является продолжением романов «Камилла», «Лара»,  «Глория» и заканчивает собой цикл книг, основанных на автобиографической повести автора.
Главная героиня романа Стелла знакомится в тринадцать лет с Глорией, решившей написать книгу. Стелла, мечтающая стать писательницей, влюбляется в Глорию. Поговорив с маленькой писательницей, она желает девочке стать известной писательницей. Стелла ждёт возвращения Глории и Андрея (её мужа) за архивом, который они оставили в посёлке Октябрьском, в надежде вернуться за ним…
Проходят годы, Стелла становится известной писательницей в стране. Её книги переводят, издают за границей, и всё это время она ждёт встречи с Глорией. Однажды в её кабинет, в котором она дописывала книгу о поэте Эдгаре Загорском, вошёл мужчина, приехавший за архивом поэта…
Юрий Борисович рассказывает молодой писательнице о гибели Глории и Андрея в Чёрном море…
После серьёзного разговора Юрий Борисович оставляет архив Стелле. Главная героиня решает написать книгу о любви Глории и Андрея (внуке Эдгара), которую так ждала и хотела, чтобы Глория прочитала её работы…
В личной жизни Стелла встречается с Альбертом, возглавляющим крупнейшую корпорацию в стране. Альберт любит Стеллу и делает ей два предложения… Решив сделать в работе перерыв, она едет в гости в Калининград к другой известной писательнице. Увидев друг друга впервые, Стелла и Кира…
Вы всё узнаете, уважаемый читатель, прочитав книгу, в которую автор включил и отрывки из предыдущих книг, дабы не прерывать между ними связь.

Краткое содержание предыдущих романов

«Камилла»

Роман «Камилла» написан классически: 1 часть – завязка (знакомство главных героев), 2 часть – развитие отношений главных героев, 3 часть – развязка (болезнь и смерть Камиллы). Произведение изобилует диалогами между героями, да так, что читателю кажется, что он сам присутствует при них. Повествование происходит последовательно, с небольшими литературными отступлениями, в том числе описание природы родного города, его окрестностей. Чувствуется, что автор гордится своим городом и любит его. Главный герой ведёт активный образ жизни, да он по своей натуре не может жить иначе. Знакомство его со своей будущей невестой происходит в самом начале романа, но он ещё сам об этом не знает, и автор последовательно ведёт читателя к зарождению и развитию чувства любви у героев. В романе есть несколько остросюжетных моментов: предстоящая встреча отца Камиллы и Эдгара, острый диалог двух сторон (отца и Эдгара), известие о тяжёлой болезни Камиллы, сон Эдгара о звонке любимой с известием о её выздоровлении и горькое разочарование в обратном, описание процесса эвтаназии и, наконец, финальная сцена – Эдгар, написавший книгу по просьбе Камиллы об их любви, приезжает на место, где развеян её прах, подбрасывает книгу вверх, и ветер несёт её по склону, перелистывая страницы, символизируя этим исполнение Эдгаром последнего желания своей любимой.

«Лара»

Автор написал продолжение – роман «Лара». Будем знакомиться с новым произведением, уважаемый читатель. Оно не менее увлекательно, чем первый роман, и так же классически построено.
Как и в первой книге, автор знакомит непосвящённого читателя с поэтами, писателями, музыкантами, философами, мыслителями прежних эпох. По крайней мере, читатель узнаёт много нового и увлекательного об этих великих классиках:  их жизни, судьбе,  их произведениях. В романе появляется новое главное действующее лицо – Лара. Она совершенно отличается по своему характеру, образу жизни и другому от прежней любви Эдгара. И не только Эдгар, но и другие герои романа с первого же её появления замечают разницу и невольно сравнивают обеих героинь.  Расширено и место действия. Интересно описано пребывание героев в Риме. По всему роману «рассыпаны» чувствительные вирши, вроде того, как Камилла является главному герою во сне и рассказывает о месте, куда она попала после смерти; отвечает на его (волнующие нас всех) вопросы. Как и в первом романе, но уже меньше, мы встречаем имена и фамилии городских поэтов и художников, живущих рядом с нами. И само собой, эти две книги нельзя читать по отдельности, так как роман «Лара» рождается из первой книги и является её продолжением.
Необычна и концовка романа, вернее, её две. Автор даёт читателю выбрать ту, которая ему по душе. Это уже новшество в художественной литературе, которое обогащает произведение.

«Глория»

Роман «Глория» является третьим произведением в прозе Владимира Загородникова, продолжением романов «Камилла» и «Лара». Автор и здесь остаётся верен себе: роман также написан в характерной форме «разговорного жанра», в форме диалогов, как и предыдущие его романы.
Знакомство с главными персонажами начинается с того, что Глория получает травму в результате автомобильной аварии и оказывается в больнице. Принимая лечение, в том числе наркотические вещества для облегчения болей, уже после выписки она понимает, что стала наркозависимой в результате своего лечения. Но неожиданная встреча со своим будущим возлюбленным меняет её жизнь. Вскоре выясняется, что его мать Камилла - это дочь Эдгара Загорского, автора романа о своей возлюбленной Камилле Белоцерковской. Глория загорается идеей написать роман, Андрей всячески помогает ей в этом. Начинается сбор материала для книги.
Автор придал роману некую пикантную загадочность, которая скажется на судьбе главных героев: Андрей - гениальный компьютерный хакер, завербованный нашими спецслужбами и работающий на них, помогает бороться с коррупцией среди крупных фигур во власти. Криминальные структуры, чьи интересы оказались затронуты в результате его деятельности, объявляют охоту на него.
Узнав о судьбе Эдгара, Камиллы, об истории их любви, Глорию тянет посетить бухту Инал и побывать на месте упокоения прахов возлюбленных. Чтобы написать книгу, ей необходимо было всё прочувствовать на себе, понять всё, что происходило с героями. Идея написать роман вытеснила из её жизни наркотики, эта задача стала одной из главных в её жизни и помогла её справиться со своим недугом. В поисках архива Эдгара они приезжают в посёлок Октябрьский, находят архив и знакомятся с девочкой по имени Стелла (прошу читателей запомнить это имя), которая тоже мечтает стать писательницей.
Автор искусно вплетает в повествование также лирические отступления, описывая минуты счастья, любви главных героев, даёт свою оценку происходящим событиям, логически рассуждает о понятиях извечных истин, над раскрытием которых билось и бьётся не одно поколение людей.
Сравнивая написание романа Эдгара в пансионате (его изматывающие попытки приступить к написанию, а потом - неистовая работа без еды и отдыха, истощение физических и моральных сил), здесь совсем другое - Глория пишет свой роман в присутствии своего любимого, одновременно борясь со своим прошлым - наркозависимостью. В этой борьбе побеждает разум, и Андрей всячески поддерживает любимую. Как поясняет Владимир Загородников устами Глории, чтобы написать книгу, автор должен находиться внутри персонажа, научиться чувствовать, говорить, думать, мечтать, любить, как он. Словом, быть внутри книги. И это действительно так. Эти слова могут послужить правилом для начинающего писателя.
Приехав в бухту Инал, наши герои разбрасывают цветы по склону горы, олицетворяя этим память нового поколения ушедшим героям. После этого к Андрею пришло облегчение, словно был сброшен груз веков. Перед их глазами проходят все события, связанные с ушедшими героями здесь - на этом святом месте, месте любви и упокоения трёх любящих сердец. Всё это происходит перед глазами Глории и Андрея как наяву. Эпизод выписан впечатляюще: Глория и Андрей стоят на том же самом месте, где некогда стояли Эдгар и Камилла, и испытывают то же самое чувство - счастье быть любимым человеком. Этот сюжет завораживает воображение, и всё это ляжет на первые страницы романа Глории. Знаменательны её слова: «А кто человек без любви? Пустота». Над этим стоит задуматься.
После того, как наши герои нашли архив Эдгара, рукопись была дописана. Приехав на священное для них место (в бухту Инал), наши герои, разделив на две части экземпляр будущей книги Глории, подбросили его вверх со словами, обращёнными к упокоившимся здесь, как делал в своё время Эдгар, даря таким образом свой роман возлюбленной.
«Умрём в один день», - шутила Глория, говоря эти слова Андрею. Какими пророческими они оказались! Концовка романа трагична. Она заставляет чаще биться сердце и кажется, что вот-вот, ещё немного - и придёт спасение, и всё закончится благополучно для наших героев. Но автор не даёт им этого шанса. И если бы он выбрал другое завершение романа, это был бы проигрыш. И он выбрал верное решение.
И хотя роман заканчивается так трагически, любовь остаётся жить, она - бессмертна. Казалось бы, на этом  всё должно и закончиться, но напрашивается догадка, что скоро появится четвёртый роман, который будет называться «Стелла», ибо это имя произносила  героиня романа: «Стелла, Стелла напишет вторую книгу…» - говорила Глория.  Желаю Владимиру не оставлять эту историю без продолжения, ведь жизнь продолжается. Спасибо автору за прекрасную серию романов.
 

                                   Литературный консультант  Нина Логвинова

Посвящается древнегреческой поэтессе Сафо, жившей  на острове Лесбос
( 6-7 вв. до нашей эры)

Стелла



                                                «Девять лишь муз называя
                                                мы Сафо наносим обиду.
                                                Разве мы в ней не должны
                                                музу десятую чтить?»
                                                                                                                                         Платон. К Сафо   


- КАК ВЫ НАПУГАЛИ МЕНЯ, мужчина! Разве без стука можно входить в чужой дом? Где Ваши манеры? - включив настольную лампу, спросила девушка. 
- Насколько мне известно, это не Ваш дом.
- Так Вы кто? Электрик? Или из «Водоканала»? Может, Вы наш новый участковый? Все равно нужно представляться, а не вламываться вот так... на ночь глядя. Я оплачиваю счета за свет, за воду, за газ регулярно. Там, на столе, Вы найдете все квитанции, в их числе и за мусор. За всё уплачено на три месяца вперед. Ох! - переведя дух, сказала девушка  в синем спортивном костюме. 
- Так вот Вы какая, Стелла? Без преувеличения скажу: Вы – красивая! И…
- Кто Вы? Откуда? И что Вам…
- Вы автор пяти, если не ошибаюсь, книг, известная писательница в стране, и Вы так молоды! Я читал все ваши книги, вернее, сборники рассказов, по одному из которых, «Мужчина и женщина», снят фильм. Вы богатая, талантливая, молодая, красивая, образованная, импульсивная россиянка. Вы – католичка, несмотря на то, что все ваши предки русские. И Вы - невеста известного в стране магната Альберта Давидовича Мельденсона, владельца крупнейшей проектно-строительной корпорации. В последней своей книге…
- В новой. Мы говорим, в новой книге, - поправила она мужчину крепкого телосложения, в белой рубашке и черных джинсах. В правой руке он держал папку. Стелла заметила её сразу и подумала, что мужчина пришёл снимать показания счётчика или проверить, оплачены ли все счета?
- Понимаю. Суеверие! Так вот, в новой книге «Комментарии к книге Глории Оксаковой «Троица большой любви» Вы пишите о личной жизни известного поэта и писателя Эдгара Загорского. То, что я там вычитал, мягко говоря, шокировало меня.
- Неужели? - Стелла села на диван и скрестила на груди руки.
- Иначе, как вторжением в личную жизнь, Ваши выводы не назовёшь.
- Всё, что Вы обо мне тут так подробно рассказали, написано в моих книгах и в Интернете, на моём сайте. Это я поняла. Не кажется ли Вам, таинственный гость, что пора бы уже и представиться? Хочется знать, с кем я имею честь говорить: с почитателем моего таланта, направляющимся, судя по всему, на море? Или Вы всё-таки…
- Всё правильно. И еду я с семьёй на море, а супруга и внуки в данный момент гуляют в зоне отдыха у скалы Петушок в Горячем Ключе, который я отлично знаю.
- Так что там про «вторжение в личную жизнь»? Мне что, адвокату звонить? – спросила девушка.
- Думаю, у Вас хорошие адвокаты и выиграют, без всякого сомнения, любое дело. Вы ведь не преступница. Хотел спросить: не слишком ли далеко Вы зашли в своих комментариях о личной жизни писателя? - спросил, улыбаясь, незнакомый гость.
- Нет! Сейчас такая литература пользуется большим спросом у читателя. Да и времени прошло предостаточно. Книжный рынок ждёт таких книг, к Вашему сведению. Присаживайтесь.
- А это не может отразиться на книгах, написанных Эдгаром? - спросил мужчина, поблагодарив хозяйку за внимание.
- Понимаю, о чём Вы. Значит так! После выхода моей книги, которую я написала по автобиографической повести писателя, продажа книг, то есть его романов, подскочила в разы! Это, надеюсь, ясно? Существует и статистика продаж. Это тоже понятно? Например, в шоу-бизнесе, в Америке, до сих пор верхние строчки, то есть количество продаж дисков занимают Элвис Пресли, Майкл Джексон и Дайана Роз. Есть статистика и по книгам…
- Они же умерли? - удивлённо спросил мужчина. – Как же такое возможно?
- Но дело их живёт, как говорили в СССР. Ушедшие в мир иной опережают по количеству продаж дисков живых. Как бы странно это ни звучало, но это так. И не в последнюю очередь продажи их «взлетают» после выхода таких вот книг, как «Троица большой любви». Надеюсь, это  понятно?! – улыбнувшись, спросила девушка и уточнила: - Я имела в виду комментарии к книге Глории Оксаковой, разумеется.
- Должен признать, для такой молоденькой ещё девушки Вы действительно чересчур умны.
- Это потому,  что я не ходила в школу, - развела руками молодая писательница.
- В Интернете и про это есть. Вы…
Мужчина хотел что-то добавить, но она перебила его и сказала:
- И чтобы Вы обладали полной и точной информацией, запомните: у поэтов, писателей,  композиторов, художников личной жизни не бывает. Почти не бывает. Они на виду. А тех, кто остался в тени, по тем или иным обстоятельствам, выводит на свет божий время. А оно, время, всегда работает на творческих людей, а они, в свою очередь, на него. Искусство – это серьёзно! Оно может быть как полезным, так и опасным. Безусловно, больше полезным, - добавила хозяйка небольшого домика.
- Хм! - покачал головой мужчина. - Что тут скажешь?
- Вот Вам и «хм»! От Света или  Тьмы... От Бога или Дьявола…
- И такое бывает? - удивился незнакомец и положил папку на стол.
- Да. Как в одном из стихотворений Эдгара:

...И слабые стихи живых,
И сильные работы – мёртвых!..

- Может быть. Не спорю. Они ведь их писали, будучи живыми, когда жили, работали, любили… - сделал выводы гость, до сих пор не сказавший о себе ни слова.
- Или вот ещё, послушайте:

Нужно
Стихами больше
Охватить пространства.
Отвоевать его поэзией
у тьмы.

- Впечатляет! Этих стихов нет в его сборниках.
- Они есть в архиве. И этим ценны архивы. Архив Стендаля так бы и лежал по сей день в Гренобле. И если б не студент, работавший в библиотеке, мы бы, очевидно, и не узнали  о  семидесяти томах его творчества. Архив Маргарет Митчелл, написавшей роман «Унесённые ветром», сжёг муж после её смерти. Сохранился бы архив, не ходили бы слухи про то, что роман написала якобы её бабушка… и им подобная чушь. О Байроне я уже не говорю. Теперь представьтесь или я попрошу Вас покинуть мой кабинет! – резко сказала девушка и села за стол, давая понять мужчине, что ей нужно продолжить работу над новой книгой.
- Я тоже так думаю. Пауза, по всей видимости, затянулась. Я приехал за архивом, - отрезал мужчина.
Стелла поднялась со стула и начала ходить по комнате. Походив пару минут по кабинету, она остановилась, посмотрела на мужчину и с удивлением  спросила:
- Да кто Вы такой? И с какой стати я должна отдать архив именно Вам? Прошло почти десять лет с тех пор, как я впервые его увидела. Я пишу о творчестве Эдгара научный труд. И без него я … Я не могу вот так просто Вам его отдать! Да и за все эти годы никто не приезжал и не предъявлял на него прав. Я и думать забыла про это. И он, к Вашему сведению, в хороших руках. Вообще-то, я ждала, точнее, надеялась, что в один прекрасный день за ним приедет молодая пара…
- Глория и Андрей! Так их звали, - пояснил мужчина, посмотрев на папку.
- Звали? – удивлённо спросила Стелла, показывая  рукой на диван, что означало для мужчины, как приглашение остаться и продолжить разговор, который становился для хозяйки архива  уже более серьёзным, чем ей показалось в первые минуты встречи.
- Спасибо. Борис Юрьевич, - представился мужчина. - Я работал с Андреем и, разумеется, хорошо знал его жену Глорию.
- Что с ними случилось? Неужели они…
Борис Юрьевич открыл папку, положил её на диван рядом с собой, достал пожелтевшую газету и протянул её девушке.
- Прочитайте. «Трагедия на море» - так называется заметка.
Стелла взяла газету и медленно два раза прочитала небольшую статью о гибели Глории и Андрея, двух российских туристов, плывших на пароме в Турцию, чтобы провести там отпуск.
- Прошло почти десять лет с тех пор, как мы познакомились. И вот!.. Я так полюбила Глорию! Она поразила меня первой же фразой, первым взглядом, первой улыбкой. Она была красавицей... Говорила не разговорной речью, а литературным текстом, - вытирая слёзы, сказала, вздыхая, Стелла. - Все эти годы я подражала ей. Она стояла у того окна в белой блузке и джинсах, и, когда на неё попадали лучи солнца, мне казалось, что она светится изнутри. Высокая, с зелёными глазами, с высоко поднятой головой, она была скорее похожа на герцогиню, чем на писательницу. Мне было в то время всего тринадцать лет. С тех пор у меня перед глазами, когда я пишу, стоит её образ. Я в детстве писала рассказы и хотела, чтобы она прочитала их. Побежала домой за рассказами, но она этого не знала, а когда вернулась, их уже не было, хотя, насколько я помню, они хотели остаться дня на два и привести дом в порядок…
- Они уехали так быстро, потому что я позвонил Андрею и назначил ему встречу. Дело было важным и срочным, - пояснил Борис Юрьевич.
И он всё рассказал ей о Глории и Андрее. Он рассказывал Стелле о них больше часа, подробно, пока у него не зазвонил телефон. Звонила супруга.
- Через час приеду. Выходите к трассе и ждите меня у «Старого Замка», - ответил он жене.
Всё время, пока Борис Юрьевич рассказывал историю жизни Глории и Андрея - о  любви, о жизни, о работе, Стелла плакала.
- Вот и всё, - закончил рассказ гость. - Мы до сих пор думаем, что Андрей мог бы остаться в живых. Вероятнее всего, он подумал, как трудно ему будет жить без Глории, и предпочёл уйти с ней. Мужественный поступок. Я не писатель и, возможно, говорю не так складно как Вы, но думаю: вот о чём нужно писать! Вы чувствительная, - улыбнулся гость.
- Их нашли? Куда мне принести цветы? Если Глории, которую я так ждала и думала, что она вот-вот  приедет и прочитает мои книги, больше нет. Надеялась, что она увидит одну из моих книг на полке какого-нибудь магазина и по фотографии вспомнит меня, и, прочитав книгу, свяжется со мной. Теперь она не приедет ко мне, как жаль! Значит, поеду к ней я. Где они похоронены? Вероятно, вместе, как Леопольдина Гюго и Шарль Викери? Похожая ведь история. Романтическая трагедия. Что может быть в литературе выше? – вытирая слёзы, спросила Стелла.
- Вы знаете эту историю? - спросил Борис Юрьевич.
- Кто же не знает! Где же они похоронены? Куда мне отнести цветы? Где я могу поговорить с ней наедине?
- Их не нашли. Унесло течением… Словом, мы долго искали, но…
- А матери? Где мать Андрея? Глории? Я позвоню им…
- Мать Андрея в Америке, мать Глории умерла. Государство помогает Камилле Оксаковой… - пояснил Борис Юрьевич.
- Никакие деньги не заменят матерям детей... Бог, судя по всему, забирает то, что ему нравится, - кивая головой и глядя на пожелтевшую от времени газету, сказала Стелла.
Гость вздохнул, поднялся с дивана и сказал:
- Рад был знакомству, - немного подумав, он добавил:
- Решим так! Архив я оставляю Вам, Стелла. Вижу, он в надёжных руках. А вот эта папка… словом, в ней находятся рукописи Глории, которые она писала, как бы сказать, в тайне от Андрея. Хотела написать вторую книгу. Вы читали её первую книгу, Стелла? – поинтересовался Борис.
- Разумеется. Пять раз! Вы забыли? Я же написала комментарии! Отличная работа. Глубокий анализ и реальная история, то есть повесть. Как жаль! Я думала, мы будем подругами. Я звонила по номерам телефонов, которые оставил Андрей. Теперь понимаю, впустую. Я звонила им три года!
- Кстати, в рукописях есть и о Вас. На мой взгляд - обращение к Вам.
- Точно? Она меня помнила? Она не забывала обо мне?! - теребя платок в руках, спросила Стелла.
- Нет! И как будто знала, что Вы напишите по архивам Эдгара вторую книгу, которую так хотела написать она сама, Глория. Она словно чувствовала это и говорила Андрею: «Стелла напишет книгу за меня, если что-нибудь случится с нами». Андрей, конечно, не придавал значения этим словам, но…
- Вас послало Небо! Заезжайте, всегда заезжайте, когда будете ехать на море или приедете в Москву. Вот моя визитка, возьмите... Рукописи Глории, - нежно переворачивая страницы, говорила Стелла.
Борис встал и сказал:
- Спасибо! Мне пора. Рад был познакомиться с известной писательницей, красивой и к тому же очень ранимой. Не могли бы Вы, Стелла, подписать одну из своих книг моей дочери? Она, правда, старше Вас, но любит Ваши рассказы и повести.
- Двух мнений быть не может! Сейчас принесу. И не одну…
Стелла пошла в спальную комнату, вынула из тумбочки две книги и вернулась.
- Как её зовут? – поинтересовалась она.
- Аня. Отчество не нужно, - пояснил гость.
- Вот, пожалуйста. Передавайте Ане привет и скажите, что в Интернете, на моём сайте, она, если её интересует моё творчество, может прочитать пять новых рассказов.
- Вы не боитесь здесь находиться? Дом ведь такой древний, - осматривая кабинет, спросил гость, посланный Небом.
- Нет! Дух Эдгара присоединяется ко мне, когда я пишу. И говорите мне «ты», хорошо?
- Стало быть, дух Эдгара к Вам, извини, к тебе, присоединяется?! Хм! Ну и странные же вы люди – творцы. Мне повезло, что я был свидетелем истории жизни Глории и Андрея. О таких ребятах,  как они, книги надо писать. Вы были в бухте Инал?
- Да. И разбрасывала цветы по склону... Я читала романы Эдгара и знаю, где находится это место.
- Ясно. До встречи, Стелла, - гость пожал руку молодой писательнице, взял книги и направился к выходу.
- Борис Юрьевич, спасибо Вам за всё: и за архив, и за рукописи Глории. Это всё так важно для меня. Вы просто не представляете, какой бесценный подарок Вы мне сделали.
- Архив в надёжных руках! - сказал гость. - Теперь я спокоен и могу продолжить путь.
- Будьте осторожны. Уже стемнело...
- Мне не привыкать.
Борис уехал. Стелла села за стол и стала читать рукописи Глории, девушки, которую она полюбила, которой подражала, да так, что её жених однажды заметил: «Стелла! Ты ведёшь себя так, словно подражаешь кому-то, точнее  говоря, ты вошла в роль и не можешь из неё выйти. Но мне это нравится…» И надеялась, что в один прекрасный день состоится их встреча.
Но жизнь распорядилась иначе. И чем внимательнее читала Стелла рукописи Глории, тем громче она плакала. Скорее она не плакала, она отпевала свою богиню, свой идеал. Ах, детство, детство! Ей было тогда всего тринадцать лет. А в этом возрасте, если мы привязываемся к человеку, то на всю оставшуюся жизнь.
Начало светать. Стелла почувствовала усталость. Она вышла из-за стола, подошла к окну, раскрыла его, вдохнула свежего воздуха и сказала:
- Я написала книгу, Глория. Книгу, которую должна была написать ты. И в наших рукописях много общего. Я чувствовала, что твой дух, сотканный из света, всегда помогал мне, когда я оказывалась в творческом тупике. Сегодня мне почти двадцать четыре года. И та девчонка, тринадцатилетняя, мечтавшая стать писательницей, с твоего благословения стала ею, благодаря тебе.


                                ***



В ТО САМОЕ ВРЕМЯ, когда Стелла начала читать первые главы рукописи Глории, которые её потрясали лёгкостью слога, мелодичностью и поэтичностью предложений, на втором этаже двухэтажного большого дома, выложенного из итальянского красного кирпича, по той же улице, в посёлке Октябрьском лежали в кровати, в своей спальной комнате родители Стеллы. Отец, Демидов Анатолий Максимович, работающий заместителем начальника Московского метрополитена, был, к тому же,  другом мэра столицы. Они вместе окончили один университет и подружились, будучи ещё студентами. Они дружат, как говорят люди, семьями и все дни рождения справляют вместе в одном из самых дорогих и красивых ресторанов столицы. Мать Стеллы,  Марина Владимировна, психотерапевт и психоаналитик, принимает нуждающихся в её услугах людей в своём кабинете на улице Мира в Москве, недалеко от магазина «Дом обуви». Они лежали и разговаривали:
- Марина, когда я летел к вам, думал о наших дочерях. Кем же они станут, когда вырастут? Какие у них будут семьи, мужья, дети, наши внуки? О работе… Но больше о Стелле и Кире. И меня  стало беспокоить…
- Станут? Не беспокойся. Занимайся своей работой, а нашими девочками продолжу заниматься я. Я – психолог. Глядя на наших дочерей, я изучаю их со всех сторон. Расслабься, дорогой. Предоставь дочерей и заботу о них мне. Думай, как всегда, о работе. К тому же, они уже взрослые, за исключением Киры. И с чего вдруг ты стал...
- Беспокоиться за них? Я знаю, ты воспитываешь наших принцесс с детских лет. Ты – мать, и тебе с девочками управляться легче. Если бы у нас были мальчики, то…
- Что «то»? Ты бы занялся их воспитанием, образом жизни, мыслями? Изучал их? Нет! И тогда, безусловно, всем этим занималась бы я.
- Дарье двадцать восемь лет. У неё дочка, Анна, ей четыре годика, и Игорёк. Стелле будет двадцать четыре года, она не замужем, но вся в работе, и мне порой кажется, что она вряд ли когда-нибудь выйдет замуж, ибо она так увлечена литературой… Она встречается уже больше года…
- Не увлечена! Она живёт литературой. Это её образ жизни. Нельзя увлекаться литературой, это искусство! И она…
- «Молодая, красивая, талантливая, уже богатая, известная писательница, образованная и импульсивная россиянка. К тому же ещё – русская католичка». Всё это я слышал много раз. Её читают, издают. И жених, если у них это серьёзно, богатый, к тому же в свои двадцать восемь лет  известный и уважаемый в деловых кругах человек. И он – иудей, - опередил супругу муж.
- О чём ты, Анатолий? – запивая таблетку, спросила супруга. - Ты забыл ещё о Кире, младшей нашей дочери, которую, как мне кажется, ты любишь больше Дарьи и Стеллы.
- Что за вздор, Марина?!
- Да, да! Я это чувствую. Но…
- Продолжу. Когда я летел из Москвы к вам в посёлок Октябрьский, рядом со мной, в соседнем кресле, сидела женщина и читала книгу. Я обратил внимание на название – «Трафик Рака», было написано золотыми буквами на обложке.
- «Тропик Рака» - так называется книга, которую написал в Париже Генри Миллер, вернее, роман, - уточнила мать трёх дочерей.
- Точнее, разврат и непристойность! Читать противно! Что в ней есть от литературы? Я, взрослый человек, прочитав пять страниц, покраснел! Стыд и срам! Когда женщина уснула, книга упала мне на колени. Я стал её читать, вспомнив, как ты подключила все свои связи девять лет назад на поиски этой книги, чтобы её прочитала наша пятнадцатилетняя дочь. Да ещё на английском языке! На русский язык её, видимо, никто не осмелился перевести. Прочитать такое от корки до корки в таком возрасте!.. - возмущался отец Стеллы, глядя в глаза супруги. - Как это повлияло на неё? Вот и пишет…
Через минуту он начал читать по памяти отрывок из книги: «Она просто тихо стояла, а как только я скользнул рукой вверх по её ногам, шевельнулась, чтобы открыть чуть шире промежность. Мне кажется, никогда моя рука не попадала в такую сочную промежность. Я засунул все четыре пальца, взбивая её сок до пены. Рот у неё был полон, а сок проливался на ноги…»  Как тебе эта гадость? - возмущался отец  дочерей, одна из которых стала писательницей.
Возникла пятиминутная пауза, после которой взволнованный супруг продолжил:
- Если бы я раньше знал, какими книгами ты её пичкаешь, я бы это дело, само собой, запретил! Но я полностью доверял тебе, Марина. Объясни, пожалуйста, что происходит?..
Жена лежала и слушала, не перебивая мужа. Через минуту она спросила:
- Что ответила тебе женщина, когда ты спросил её: «Как книга?» Она ответила тебе: «Интересная». Так ведь она тебе сказала?
- Как ты догадалась? – приподняв голову и устремив удивлённый взгляд на жену, спросил Анатолий.
- Я – психолог, родной мой! Раз ты прочитал целых пять страниц самого непристойного текста в мире, значит, книгу стали издавать на русском языке. Всё-таки осознали, что эта книга не столько об откровенных интимных отношениях, подробно и смакующе описанных, несмотря на грубость языка, сексуальные откровения, тошнотворные подробности, за буффонадой повествования автора распознаётся отчаянное переживание абсурдности человеческого бытия и, наконец, они поняли... Именно так и поняла Стелла. Ты не читал и других книг, которые Стелла прочитала в пятнадцать лет: «Цветы зла» Бодлера, «Дневник Анны Франк», «Голый завтрак», «Листья травы», «Над пропастью во ржи» и другие книги, бывшие раньше в индексе…
- В индексе? – переспросил муж.
- Значит в запрете. Их не разрешали публиковать. Издателей сажали даже в тюрьмы или приговаривали их судом к большим штрафам. Вольтер, Руссо, Бодлер, Чаадаев, Шиллер, Гёте, Бомарше и так далее. Все либо сидели в тюрмах, либо были оштрафованы на большие суммы.
- Всё перечисленное тобой - такая же, видимо, непристойность. Ты в ответе за душевное состояние Стеллы. Она… особенная. Сколько мы с ней хлебнули всего…
- Вот и ты это признаёшь, милый. Да, особенная. Что ты так разволновался? Хочешь выдать её замуж? Альберт - хороший человек, не спорю. Может, вы тайком уже договорились обо всём, а? Вы ведь встречаетесь на совещаниях у мэра, премьер-министра? Что скажешь? – спросила Марина Владимировна.
- Мы об этом не говорим. Пусть Стелла решает сама. Но Альберт – хорошая партия. Мне кажется, наша дочь этого не понимает. Только вот… 
- Что «только»? Это то, о чём я подумала? Не думай об этом. Она - католичка, он – иудей. Его дедушка Яков – ортодокс, и он не позволит  успешному, известному в деловых кругах страны, любимому внуку жениться на католичке. Хоть она русская и должна была бы выбрать скорее православную веру. Да и твои, и мои предки все были верующими православными… Я – неверующая. А вот почему Стелла выбрала именно католицизм как веру, до сих пор для меня загадка…
- Это и есть - первые плоды твоего воспитания и, возможно, чрезмерного внимания к Стелле. Ты любишь её больше, чем Дарью и Киру.  Так что первые всходы или побеги налицо! Смотри, уже два часа ночи, а её нет. Пишет или читает. Да у неё и детства-то не было. Детство и юность она просидела взаперти в своей комнате. Читала, писала… И ещё, я не пойму одного: почему ты не отдала её в общеобразовательную школу? Учила её сама, дома. Ребёнок так и не понял, что такое студенческие годы, дружба…
- Анатолий, с чего ты вдруг стал после стольких лет интересоваться именно Стеллой? После прочитанных в самолёте пяти листов? Раньше тебя не беспокоило душевное состояние Стеллы.
- Теперь интересует. Она ещё так молода, а живёт уже как взрослая женщина. В стороне от семьи, от всего.
- Любимый, Стелла – особенная девочка. И стала она такой после травмы головы, помнишь? Пролежала в коме неделю, и мы готовились уже к худшему, как она вдруг открыла глаза. Вспомни, через что нам пришлось пройти? И я стала замечать за ней после того, как она поправилась, тягу, возможно, даже страсть к книгам. Думала, пройдёт. Не придавала этому значения, пока не нашла, ей было тогда двенадцать лет, рассказ на пятнадцати страницах. Прочитав рассказ, я сразу всё поняла. И вот результат: она известная, богатая, талантливая и востребованная писательница. В Москве и Питере ей нет равных. Она автор пяти книг, пока пяти книг, подчёркиваю. И все перечисленные мной книги, которые ты называешь непристойными, оказали на неё положительное влияние. Ей нельзя было их не прочитать, если она выбрала своей путеводной звездой в этом воплощении  литературу.
- Воплощение! Снова твои штучки. Но то, что ты сказала, впечатляет, - одобрил муж.
- Поверь, нагрузки, с которыми она справлялась в детстве, могли убить любого ребёнка её лет. Да и сейчас среди её современников, сочиняющих книги, ей нет равных. Почитай критику столичную. А они, критики, щадить не будут. Есть ещё три писательницы, из них одна, забыла её фамилию, живёт в Калининграде.
- Что верно, то верно. Меня на работе спрашивают часто: «Как там Стелла? Скоро напишет новую книгу?»
- Вот и результат. А всё – травма… Что-то произошло в центральной нервной системе или в мозге. Так бывало со многими знаменитостями и гениями. Загорского током било, он остался жив…
- Тот, о котором она писала? - спросил отец писательницы.
- Да. И пишет сейчас в этом доме, где он провёл свои последние творческие годы, диссертацию о его поэзии, - пояснила мать писательницы.
- Кто у неё идеал? Должна же она кому-то подражать, если не в литературе, то в жизни. Говорить мысленно с ним, со своим образом, входить в него. Кто ею владеет? Я правильно выражаюсь? Не смейся!
- Браво! Никогда бы не поверила в то, что ты…  Есть такая – Глория. Стелла даже книгу за неё дописала. Наша дочь увидела её в первый  и в последний раз в тринадцать лет. Глория с мужем приехали за архивом Эдгара, муж приходится Эдгару внуком, но он не творческий человек. Бабушка послала Стеллу к ним в дом с пирожками. Стелла постучалась, ей разрешили войти, и она, рассказываю с её слов, чуть не выронила из рук поднос с пирожками, когда увидела Глорию в лучах солнца: высокую, стройную, худенькую, с зелёными большими глазами, в белой блузке и джинсах, с проницательным взглядом и приятной улыбкой. Она показалась нашей дочери божеством. К тому же она, Глория, в то время уже написала свою первую книгу. И Стелла влюбилась в неё с первого взгляда. Ей так хотелось показать Глории свои первые рассказы, чтобы она прочитала их, восхитилась ими. Больше она их не видела. Они должны были забрать архив, но почему-то быстро уехали. Стелла, когда приезжала на лето, всё время ждала Глорию. Потом стала читать архив…
- Глория? – переспросил супруг.
- Да. Я даже чувствую, когда разговариваю со Стеллой, кто она в данный момент: моя дочь или Глория, так глубоко отпечатавшаяся в её памяти. Стелла выросла, прочитала повесть Глории в Интернете, и эта повесть её потрясла. Оказала сильное влияние на все творчество нашей дочери.
- Чем же? Я этого не знал.
- Узнал! Теперь ты спокоен за наших дочерей? Моя работа с ними, особенно со Стеллой, не вызывает у тебя больше беспокойства? Я на правильном пути?
- Продолжай! Сдаюсь! Выбрасываю белый флаг, - подняв руки вверх, сказал Анатолий.
- Стилем и откровенностью. В её предложениях больше поэзии, чем прозы, лёгкости, мелодичности. Тексты несравненны, анализ материала впечатляет. Есть настолько блестящие отрывки и вариации, что их хочется читать и изучать, это я про её повесть «Троица большой любви». И Стелла остановилась! «Мам, я так никогда не напишу!» - сказала в отчаянии она. Мне пришлось приводить немало доводов и убеждать Стеллу в том, чтобы она не опускала руки, что они обе прекрасны и каждая по-своему оригинальна. И когда Стелла написала книгу по мотивам повести Глории «Троица большой любви» и комментарии к книге, она почувствовала: дух Глории соединился с её душой. Она поверила в себя, а я успокоилась. Это опасно. Стелла была в двух шагах от отчаяния, как Ференц Лист, который услышал игру Паганини… и так далее. В искусстве такое бывает. Один, прочитав другого, бросает писать. Так бывает и у художников, и у композиторов, и у других творческих людей.
- Словом, чувствуют, что прочитанное – это то, к чему ты так стремишься и чего не добьёшься? - уточнил отец.
- Что-то в этом роде. Творческий люд очень ранимый.
- Но она всё ждёт, что Глория наконец появится. Они встретятся и поговорят по душам…
- И Стелла комплексует по этому поводу. Ты знаешь? Одним словом, уверенная в себе, в своих поступках, а вот встречи с Глорией, своим кумиром, побаивается. Вот и сидит в том доме и ждёт… И, конечно, пишет – это главное. Ждёт, что Глория и Андрей наконец вернутся за архивом. И образ, в который часто входит наша дочь, скажет ей: «Стелла, ты – настоящий творец!» А ей этого и надо. В искусстве часто бывает так: хвалят тебя, хвалят… И вдруг лишь один человек скажет своё особое мнение, и всё летит к чёрту!
- Но позволь, нашу дочь публикуют, у неё контракты, солидные издательства желают с ней работать и тут…
- Только Глория, её одобрение работ нашей писательницы имеет для Стеллы значение. Как заключительный аккорд в музыкальном произведении, если хочешь.
- Вердикт! Не думал! Когда же они встретятся? Пора бы уже появиться Глории и Андрею, - сказал отец.
- Искусство, мой родной, искусство! Стелла выбрала литературу. А химия, алгебра, биология, на которые она истратила бы столько драгоценного времени, только бы забили ей голову бесполезными знаниями. Теперь ты доверяешь мне? Разогнала я в твоей голове туман?
- Абсолютно! И прости мне мой неудачный выход на сцену…
- Это мне нравится больше! Я что, экзамены сдаю? – засмеялась супруга.
- Значит, всё началось с одиннадцати лет? После травмы?
- Как у Эдгара, он тоже начал писать стихи с одиннадцати лет. И он, к твоему сведению, тоже влияет на творчество нашей дочери. Пусть лучше они – Глория и Эдгар, чем бездарные профессора, купившие научную степень, и горе-учителя, которых заменила я тем, что не вмешивалась в её творчество. Как писал в одном из своих стихов Эдгар: «Значит, пришёл приказ!»
- Объясни! – удивился Анатолий Максимович.
- И Небеса в неё вдохнули жизнь. То есть: «Я оставляю тебя среди живых, ты ж будешь мне служить!» - так распорядились на Небе, оставив нашу дочь среди живых.
- У нашей дочери задание? Бог?! Хм! Начинаю верить. Её результаты заставляют верить. Мне тоже нравится, что она пишет и как… Ну…
- Закончим разговор, раз уж начали, - сказала мать трёх дочерей.
- Я же…
- И знай, мне так кажется, что Стелла никогда не выйдет замуж. Она сделала свой выбор – литературу. Искусство требует жертв. В её случае это – семья. Возможно, я ошибаюсь.
- А Глория? Она же замужем за Андреем.
- Это другая история. Думаю, мы о ней, придёт время, узнаем. Стелла узнает. Я тоже удивляюсь. Столько ведь лет прошло. А теперь о Дарье и Кире. Дарья, как ни странно может тебе показаться, тоже писала. Она писала рассказы, пробовала писать новеллы, даже начала писать роман. Я чувствовала это. Она работала, но боялась показать их мне и, что ещё больше, Стелле. Она соперничала со Стеллой и хотела написать лучше того, что написала Стелла. Мечтала, ждала, что её рассказы тоже напечатают. Я ей не мешала. И когда пришло время показать кому-нибудь свои работы, как это бывает у всех творческих людей, она не знала, как это сделать, вернее Дарья боялась, что я не одобрю её творчества. Однажды она оставила их в своей комнате, намеренно, конечно, в расчёте на то, что я их прочитаю. До этого случая она их прятала. Я читала их целый день, Дарья уехала к подруге и сказала, что приедет только к вечеру, дав мне понять, что у меня в распоряжении целый день. Чтобы я не спешила и не ошиблась. Я прочитала десять рассказов и одну новеллу. Объём работ впечатлил меня. Она, как выяснилось, писала много. Но, к великому сожалению, рассказы оказались слабыми. Художественное повествование рассказов было слабым. Сюжетная линия развивалась медленно. Темы были обречены и не вызывали к персонажам интереса. Я думаю, это от того, что фабулы рассказов были обычными и не захватывали меня как читателя с первой строки. В некоторых рассказах было отчётливо видно её подражание рассказам и новеллам Стеллы. Концовки произведений - большинства рассказов были неопределёнными, они «рассыпались». Читатель не смог бы понять, что же она хотела сказать. Разумеется, читатель задал бы ей вопрос: «Куда ты меня привела?» Короче, она поняла, что я их прочитала, и… Я тебе рассказываю так сумбурно… Время позднее.
- Они тебе не понравились? Не знал, что Дарья тоже писала. Она ведь сейчас…
- Не перебивай, дослушай. Мы обе сделали вид, что ничего не произошло. И она поняла, что писать прозаические произведения - не её дело. Она, конечно, переживала, но недолго. Стелла тоже знала, что старшая сестра пишет, но не проявляла к этому ни малейшего интереса. Не знаю, почему? Ты же знаешь свою дочь. Она так уверена в том, что лучше её никого нет, тем более в семье, я имею в виду только творчество. Дарье это не нравилось, но она терпела. Поняв, что из неё не выйдет писательницы и, тем более, ей не добиться результатов сестры, думаю - в этом всё и заключалось, показать Стелле, что она не хуже её. Дарья прекратила писать, не спросив даже меня о том, что я думаю о её произведениях.  На этом бы всё и закончилось. Но она полюбила литературу, работая над рассказами. И я стала замечать, как Дарья в кругу подруг рассказывает им о творчестве великих писателей. У неё получалось. И тогда она поняла, что из  посредственной писательницы она может превратиться в профессионального педагога. Что мы сейчас и видим. Я часами занималась с ней, здесь, в посёлке Октябрьском, перед поступлением в педагогический институт. И теперь Дарья настоящий педагог. В свои двадцать восемь лет она ещё и известный филолог. Поэтому её и оставили в институте на кафедре. Наша старшая дочь защитила в прошлом году кандидатскую, у неё хороший муж - лётчик и послушные дети, любящие своих родителей, которые обожают своего дедушку, то есть тебя, больше бабушки, потому что бабушка всегда рядом со Стеллой. Это о Дарье. Теперь о Кире, нашей третьей дочери…
- Достаточно, Марина. Я уже всё понял. И полностью доверяю тебе. Продолжай в том же…
- Доверяй, но проверяй. Банально, да? Теперь доверять уже поздно! Они состоялись. Многие их подруги, у Дарьи, разумеется, их больше, ибо у Стеллы подруг почти нет, вернее нет, не считая Глории, которая намного старше её и которую она всё ждёт, ждёт, чтобы та прочитала её книги. Так вот, о чём я? – запуталась в своих мыслях супруга, отчитываясь перед мужем за судьбы дочерей.
- О подругах, - напомнил глава семьи Демидовых.
- Да-да! Подруги Дарье завидуют. Скажем так, они обе нашли дело своей жизни, любят своё призвание и преданы ему. Кира, наша младшая дочь, которой четырнадцать лет, тоже выбрала себе профессию.
- Хм! - удивился глава семьи. - Уже?
- Уже! Она будет врачом. Я думаю – хирургом. Поверь мне, Кира добьётся в медицине больших результатов. Она станет первоклассным специалистом в своём деле. Вот увидишь.
- Почему именно хирургом? Большинство женщин терапевты.
- Мы с Бертой Соломоновной хотим, чтобы Кира стала нейрохирургом. Это…
- С Бертой Соломоновной? – спросил глава семьи.
- Она с ней в Москве занимается. Иногда даже берёт с собой на операции. Кира не боится крови и чувствует себя в операционной как дома. Так говорит Берта. Её муж – мой клиент…
- Вот и дела! По всей вероятности, я много чего пропустил. Марина, ты – прелесть!
- Это ещё не всё! Здесь, в Октябрьском, есть медпункт, и Евдокия Ивановна разрешает Кире приходить и смотреть, как она работает. Точнее, она ей передаёт опыт. А Евдокия хороший фельдшер. Поверь, я знаю. Евдокия Ивановна так же, как и Берта, моя подруга в Москве, берёт Киру с собой в городскую местную больницу, когда дежурит, которую почему-то выстроили на самом высоком месте, что, конечно же, создаёт определённые трудности зимой, особенно в снегопады, для доставки больных. И нашу Киру больные зовут по имени-отчеству – Кира Анатольевна. Она разносит им таблетки, измеряет давление и температуру. Словом, Евдокия Ивановна довольна ей.
- Вот это да! А ты помнишь, как она потрошила кукол, делала им уколы, измеряла давление, бинтовала их, накладывала, что-то вроде гипса?
- Тогда-то я и заметила: наша младшая дочь будет врачом. Я всё время помогаю ей в том, чтобы она чувствовала себя  доктором.
- Да, больше двух дней куклы не жили. А я ругал её за это. Вот дурень…
- Тем самым мешал мне! – засмеялась мать.
- Я не думал…
- Её тянет к взрослым. Часто вечерами, когда мы приезжаем сюда, в Горячий Ключ на всё лето, а ты остаёшься в Москве, она сидит с бабушками и…
- С бабушками?
- Она учится у них медицине…
- Медицине?
- Да, нетрадиционной медицине. Но это тоже медицина. И Кире о ней нужно знать. А кто, если не бабушки, в глубинке нашей необъятной страны, где врачей мало, знают, какой отвар нужно пить, что прикладывать... Как и когда собирать травы. Как их сушить. На каких полях они растут и как выглядят. Всё это только на пользу Кире. Вот ты можешь отличить листья мелиссы от листьев кипрея?
- Конечно, нет! О чём ты?
- А Кира может. Вот и всё. Считай это отчётом любящей жены любящему мужу. О моём воспитании наших любимых дочерей. И пока ты задерживался на планёрках, работал по выходным дням и праздникам, я усердно трудилась в нашем тылу.
- Отлично, Марина! Извини. Я начал с этой книги, как её там?
- «Тропик Рака», - освежила память мужа жена.
- И всё узнал о дочерях, чего раньше и представить себе не мог, - целуя супругу, сказал Анатолий Максимович и добавил:
- Тут такой чистый воздух! Не тот, что у нас в Москве, хоть мы и живём на Рублёвке, но всё же. Ты ничего не хочешь? Умная и заботливая моя…
- Пять часов утра, Анатолий! Если, правда, прислушаться к чувствам, то насчёт воздуха ты прав. Он возбуждает!
- Вот и хорошо! - снимая с себя пижаму, сказал муж. - Уже светает.
Зазвонил телефон. Анатолий протянул руку, взял его и спросил:
- Слушаю! Кто это?..
Анатолий Максимович положил трубку и сказал жене:
- Завтра первым рейсом я улетаю в Москву. Такие дела.
- Сегодня, родной, сегодня. Авария в метрополитене? Жертв нет?
- Звонил заместитель мэра и сказал, что авария произошла поздно ночью. Два человека госпитализированы. Приступили к ликвидации аварии. Шеф улетел в Лондон по делам, заключать контракт. Я должен лететь, Марина.
- Что поделаешь? Ты прилетел три дня назад. Мы хотели погулять в лесу, устроить обед на свежем воздухе, собрать травы…
- Утром надо выезжать. Кто меня отвезёт? Стелла или ты?
- Вызови такси. На столе визитка…
- Таксист найдёт сюда дорогу?
- Ещё как! Скажи, в посёлок Октябрьский, вызывает писательница из Москвы, так таксисты называют нашу дочь. Она им щедро платит. И через двадцать минут увидишь, у ворот будет стоять машина. Обычно приезжает Тимур.
- Стелла часто пользуется услугами такси? Я же ей купил в Краснодаре машину?! И номера у неё региональные, чтобы её не останавливали по пустякам.
- Она никак не может привыкнуть к местному дорожному движению… Словом, здесь ездят по-другому...  И хоть город маленький, курортный, но пробки на дорогах почти целый день. Она боится. Вдруг ДТП или ещё что-нибудь… Это, безусловно, отразится на её работе. Ради работы она и осторожничает.
- Ясно! А я хотел принять минеральные ванны, как три года назад. Мне они тогда помогли. Нервная система успокоилась. Да и желудок с кишечником я тоже хотел промыть. Не получится!
- Решишь вопросы и возвращайся к нам. Догуляешь свой отпуск. Примешь ванны…
- Это вряд ли уже. Кстати, Дарья прилетит с детьми и Валерием?
- С детьми. У учителей большой отпуск, а у лётчиков…
- Вот мы с Валерием и будем вас ждать всех к концу лета в Москве.
Они лежали и смотрели в окно. Небо над лесом становилось всё светлее и светлее.
- Да успокойся ты! - сказала жена. - В полдень будешь в аэропорту. А в три часа дня на месте. Там уже без тебя всё сделают. Первым рейсом, очевидно, не получится.
- Ты права. И правильно, что я поеду на такси. А то я всегда нервничаю думая, как Стелла или ты доедете обратно. Хм! Хотели заняться любовью, но… Когда мы с тобой занимались этим последний раз? – спросил супруг.
- Позавчера, Анатолий! - уточнила супруга.
- Извини, авария в голове всё перемешала.
- Тебе надо, Анатолий, меньше реагировать. Чуть что, ты сразу нервничаешь! И мои сеансы на тебя не действуют.
- Психоанализы!
- Ты как ирландец…
- Ирландец? Объясни…
- Фрейд сказал, что только ирландцы не поддаются психоанализу. Всех можно просчитать, а их  нет.
- Вот как? Когда Стелла с Кирой встанут? Я Стеллу не видел уже два дня.
- Анатолий, Кира на дежурстве в городской больнице, помогает Евдокие Ивановне. Их привезёт домой её муж. Он приезжает за супругой, когда она дежурит. А Стелла, в данный момент, работает в кабинете.
- Не могу спокойно относиться к тому, что она в этом сарае, то есть… в кабинете, проводит большую часть года. Он же вот-вот рухнет. Этому дому, если то, где она пишет можно назвать домом, наверное, уже лет сто! Всё время переживаю за неё. И как она зимой там не замерзает?
- Ей хорошо в нём пишется. И поверь, она там не замерзает. И можешь быть спокоен, те ребята, которых ты нанял в прошлом году, укрепили стены и потолок. Она, правда, не разрешила им наклеивать обои, стелить ДСП или что-то там ещё… Внутри всё оставила так, как было при Эдгаре.
- При Эдгаре?
- Да. О поэзии которого она сейчас пишет. Да ты ведь позавчера там был и всё видел, Анатолий! Забыл?
Зазвонил телефон. Анатолий быстро взял его и ответил:
- Слушаю, Равиль Сабитович! Слава Богу! Всего хорошего.
- Что там в метро? – спросила супруга.
- Всё уже устранили до открытия метрополитена. Успели. Молодцы. Можно расслабиться.
- Отлично!
- Я тут подумал, Марина, может, нам в отпуск слетать зимой в Эмираты? Побудем вдвоём дней десять и всё наверстаем…
- Согласна. А Кира поживёт у Дарьи. У неё будут длинные новогодние каникулы.
- Договорились, мой психотерапевт!
- Решили, мой ирландец! Но не будем пока загадывать.
- Значит, как там говорит Альберт про нашу дочь, которую любит: «Молодая, красивая, талантливая, известная, богатая, образованная, импульсивная, русская католичка». И она сейчас сидит в кабинете и пишет?
- Независимая!
- Что?
- Ты забыл слово «независимая», а оно среди этих слов – определяющее.
- Католичка! Что ей вздумалось?
- Конституция Российской Федерации разрешает выбирать гражданину вероисповедание. Не знаю, по каким причинам она так поступила, очевидно, они были. Её трудно порой понять. Да и сама не скажет даже под пыткой.
- Все удивляются, когда узнают, что моя дочь – католичка. Между православием и католицизмом много споров…
- Оставь! Это её дело. Мой прадед был православным священником на Сахалине. А правнучка, то есть я – неверующая. А Стелла кем ему приходится? Не хочется сейчас вычислять - католичка. А он, мне рассказывала мама, говорил о католиках…
- Кажется, Стелла пришла. Который час?
- Девятый. И, папаша, прошу тебя, не задавай Стелле вопросы по поводу её выбора - принять католическую веру. К твоему сведению, она хорошо знакома с местным православным батюшкой, ходит иногда в церковь, которая находится рядом с третьей школой. Они отлично ладят. Он образованный, начитанный и тоже пишет, но на религиозные темы. Им есть о чём поговорить, так что…
- Вот как? Возможно, она станет мостом между православием и католицизмом? – улыбнулся отец.
- Не иронизируй. И Стелла, к твоему сведению, писала уже на эту тему в рассказе «Святой Либерий».
- Кто он, святой Либерий?
Супруга вздохнула и ответила:
- Католический святой. В Краснодаре есть католическая церковь Святого Либерия. Твоя дочь иногда посещает её. Правда, там больше армяно-католиков, почти восемьдесят процентов. Находится она, если мне не изменяет память, на улице 40-летия Победы. Наша дочь хорошо знакома со священником, исповедуется ему и, конечно же, много жертвует.
- Да, деньги у неё есть. И немалые… Богатой её сделала, как мне кажется, экранизация одного из её рассказов. Помнишь, мы смотрели все вместе в кинотеатре фильм? Он мне понравился, а вот ей не понравились главные герои. А именно, как они играли свои роли.
- Помню, помню. Наша писательница и городским поэтам помогает. У них в городе работает литературное объединение. Его создали ещё в прошлом веке, в 1994 году.
- Откуда такая точность? - поинтересовался муж.
- Я иногда читаю рукописи Эдгара, пока Стелла в находится городе. Он всё написал о работе ЛИТО, так они называют литературное объединение: ЛИТО «Горячий Ключ».
- Чем же она им помогает?
- Она финансирует альманах, который они выпускают с 2005 года. Три раза в год выступает в Центральной городской библиотеке на встречах с читателями. Стелла всё-таки знаменитая в свои двадцать четыре года писательница, и это придаёт ей больше шарма.
- Молодая, талантливая… Что они пишут в альманахах, поэты?
- Правду!
- Хм! Это не опасно?
- Анатолий, пощади! В каком веке мы живём? Диктатура в прошлом. И кто, по-твоему, если не поэты, скажет правду народу?
- Правда не нравилась властям во все времена.
- Уф! Всё! Ты утомил меня сегодня своими вопросами, допросами, опросами, - вставая с постели, сказала Марина Владимировна.


                                    ***


- РОДИТЕЛИ! ГДЕ ВЫ? Ау?
- Это Кира пришла с дежурства…
- Вот вы где, - обнимая по очереди папу и маму, сказала младшая дочь. - Как выспались?
- Прекрасно! - ответил отец, целуя младшую дочь. - Я пошёл в душ.
- Хорошо. Ну, иди же к мамочке. Всех больных вылечила?
- Всех, всех! Меня привёз дядя Митя, а Евдокия Ивановна повезла тяжелобольную женщину в три часа ночи в краевую больницу.
- Обними мамочку. Устала?
- Чуть-чуть…
- Умойся, а я пока приготовлю завтрак. Сегодня прислуги не будет. Егор, наш садовник, - именинник, а его жена Матрёна - домработница… Словом, их сегодня не будет. Мамочка сама вам сегодня будет прислуживать.
- А подарок мы подарили имениннику? Они хорошие люди -  дядя Егор и тётя Матрёна.
- Папа подарил им конверт… Хорошо, что ты беспокоишься о людях.
- Конверт? А что это за подарок такой, мам? – удивилась Кира.
- А в конверте деньги. Дядя Егор купит себе то, что захочет сам. Сейчас так делают. Иди и умойся.
- А где наша писательница? Ночью, когда я разносила таблетки, видела у одной больной на тумбочке книгу, которую написала наша примадонна. «Ступени» называется.
- Хороший выбор. А примадонна, чтоб ты знала, певица, которая поёт лучше всех в театре, если выразиться просто, чтобы до тебя, наш доктор, дошло.
- Лучшая – там, лучшая – здесь! Какая разница? Всё равно – лучшая…
- Ясно. Пусть будет по-твоему. Отвечаю: примадонна в своём кабинете. Скоро придёт, если не спит.
- Мам, приготовь мне омлет, а? - улыбнулась Кира.
- Слушаюсь! – отрапортовала мать.
Мать пошла в кухню. Отец готовился к отъезду. Начался день. Когда мать приготовила завтрак и омлет, пошла в комнату к Кире, чтобы сказать, что всё готово. Открыв дверь, она постояла немного, глядя на сладко спящую дочь, улыбнулась и произнесла вслух: «Вот и Кира сделала свой выбор. Все дочери на своих местах. Да здравствуют психоаналитики!»
Она позавтракала с мужем и пошла в зал. Села в кресло и тут, тихо вздыхая, вошла в прихожую Стелла.
- Привет всем! Как у вас дела? Где наша медсестра? – спросила она.
- Стелла! Как успехи? Выглядишь уставшей. Всю ночь работала? И глаза у тебя красные, словно ты плакала. Ты похожа на одного из своих персонажей. Не можешь выйти из образа? - спросил, обнимая дочь, отец.
- Что-то в этом роде, - тихо ответила Стелла.
Мать сидела в своём любимом кресле. Взглянув на дочь, она сразу поняла: что-то произошло. Но что, она не могла понять. Стелла действительно выглядела уставшей. Мать смотрела на дочь и строила догадки.
- Пап, ты уезжаешь? - спросила дочь.
- Да. Улетаю…
- Авария? – поинтересовалась дочь.
- Уже устранили. Но я должен лететь. Шеф в Англии, я его замещаю… Ты понимаешь, о чём я…
- Ясно! - не дослушав отца, сказала уставшая дочь.
Стелла подошла наконец к матери, поцеловала её и положила на стол синюю папку, на которую с таким интересом и вниманием смотрела мать с того момента, как в комнату вошла дочь. Она всё думала: что же может быть в этой папке, которую она раньше среди папок и рукописей дочери не видела. «Очевидно, кто-то ночью приезжал к Стелле», - подумала она.
Стелла вздохнула, села рядом с матерью и сказала, обращаясь к отцу:
- Пап, там, в кабинете, на американский клей поймалась змея…
- Змея?! Боже мой, Стелла! Змея! А если она ядовитая? Я так переживаю за тебя, когда ты находишься в этом сарае.
- В кабинете, пап, в рабочем кабинете. Ты переживаешь по любому поводу. Даже сеансы мамы тебе не помогают избавиться от этой, скорее, лишней суеты, чем переживаний. В каждой комнате на полу в тех местах, где мыши прогрызают доски пола, я разложила картонки с клеем. Мыши прилипают, а вот сегодня попалась змея, - чихнув в платок, пояснила Стелла. - Если бы стояли простые, допотопные мышеловки, змея проползла бы мимо них, а вот клей остановил её. Это придумано здорово. Представляешь, если бы не клей, то я, возможно, умерла бы, как царица Клеопатра, проигравшая войну с римлянами. Римляне, по обычаю, доставили бы её в Рим, для публичного обозрения. Змея, забравшись мне на грудь, нанесла бы укус в левый сосок, впрыснув в него свой ядовитый сок, как на картине Гвино Рени «Клеопатра». Правда, нужно уточнить: на картине царица держит змею в руке, и змея жалит её  в левый сосок. Клеопатра сама приказала принести ядовитую змею со смертельным укусом ввиду того, что не смогла бы перенести позор поражения от римлян. В то время на Земле не было красивее женщины, чем Клеопатра.
- Суицид! - сказал отец.
- Я бы так не сказала. Скорее гордость в положительном её проявлении, и… Но я не Клеопатра, и клей не пропустил змею. Она приклеилась. И если она такая же гордая, как царица, она укусит себя, лишь бы не попасть в руки человека и не быть порубленной на кусочки рукой  самого кровожадного из всех созданий. Возможно, твоей, папа.
- Блестящая концовка, Стелла! Это сравнение Клеопатры со змеёй и гордостью… Блестящий отрывок, молодец! - восторженно захлопала в ладоши мать.      
- Ты думаешь? Нужно будет записать. Потом вставлю его в какой-нибудь рассказ.
- Змея попалась на клей, а ты говоришь об этом так спокойно! - возмутился отец. - Клеопатра, римляне, левый сосок… Она большая?
- Сантиметров тридцать-сорок! – ответила «царица».
- Пойду, посмотрю, что можно сделать… и как она попала в дом, чёрт, в кабинет.
- Сходи, дорогой, а мы поговорим.
Анатолий Максимович пошёл разбираться со змеёй, а мать с дочерью остались наедине. Мать спросила:
- Ты плакала?
Дочь глубоко вздохнула и ответила:
- Это видно?
- Видно. Что же тебя могло так пронять? Сижу и гадаю, но не могу найти ответа. Твои слёзы – большая редкость. Что в папке? Надо полагать, в ней ответ. Можно?
- Конечно, мам. Это рукописи Глории…
- Рукописи Глории?! – удивлённо спросила мать, раскрывая бережно папку, словно в ней находились неизданные рукописи Фрейда или Юма. - Той самой, которую ты так…
- Той самой, - кивнула головой Стелла.
- Она что, приезжала? Или они с мужем вернулись наконец за архивом? Дай продолжу свой анализ, не перебивай, хорошо?
Дочь посмотрела на мать, которая, закрыв глаза, пыталась представить встречу дочери с Глорией, которую она полюбила ещё в тринадцать лет, встречи с которой так ждала, особенно после того, как стала знаменитой. Через несколько минут мать продолжила:
- Они приехали. Вы разговаривали о творчестве, ты объяснилась ей в любви, в том, какая она талантливая, а Глория, в свою очередь, что-то сказала нелестное о твоих работах. Возможно, о некоторых работах. Но она ведь должна отдать должное книге, которую ты написала за неё?! Она не могла этого не признать, - возмущённо сказала мать. - Или она тебе сказала, что сама бы дописала…
- Мам, мам! Остановись. Анализ пошёл не в ту сторону…
- И ты расстроилась. По-видимому, они приезжали днём и после всего сказанного Глорией в твой адрес, должно быть в вежливой форме, забрав архив, они с Андреем уехали, а ты осталась до первых петухов одна, переваривая её слова.
- Мам, прошу! Я знаю свои работы, их уровень, силу, глубину… Я – автор. Я их все написала. И Глория, если бы  прочитала мои рассказы, скорее, я даже уверена в этом, похвалила бы их, но…
- Что «но»? - подняв брови, спросила мать.
- Приезжал Борис Юрьевич. Андрей, муж Глории, работал под его руководством. Андрей был компьютерным гением и работал на спецслужбы. Когда он выполнил очередное задание, они думали, что их переведут в Москву. Глория хотела этого, да и руководство в Москве пообещало им это. Они должны были отсидеться у себя в квартире, в городе Сочи, месяц, потому что за ними шла настоящая охота. Мафия решила их убрать. И всё было бы хорошо, если бы Глория не пошла в магазин, где была замечена бандитами, искавшими их три месяца. За Глорией началась слежка. Бандиты выяснили, в каком доме они проживают, и стали ждать момента, когда с ними можно будет расправиться. И такой момент наступил. Их сбросили ночью в Чёрное море с парома. Спецагенты сработали плохо, скажем так. Борис Юрьевич сказал: за провал операции шесть человек были уволены. И ещё, Борис Юрьевич, это он сам так думает, потому что знал их и видел, как они любили друг друга, заботились друг о друге.  Сделав свой анализ, он предположил, что когда Глория уже была мертва, дело было осенью, и море было неспокойным и холодным, Андрей – хороший пловец, решил утонуть вместе с ней. Возможно, он даже видел, что их уже разыскивают спасатели и мог доплыть до них, но… Это, если коротко.
- Как печально. Господи! Стелла, девочка моя… - прикрывая руками губы, сказала мать, увидев слёзы на глазах дочери.
- Тебе ничего, мам, не напоминает эта драма?
- Что-то… Дай вспомнить… Припоминаю, Леопольдина Гюго утонула в реке Сене со своим мужем. А точнее, муж Леопольдины, Шарль Викери, если не ошибаюсь, поняв, что не сможет уже спасти супругу, решает утонуть с ней. Мысли путаются…
- «Решил утонуть с ней!» Мам, «решил утонуть»… Она уже утонула, а он совершил поступок, достойный подражания, – героизм. Представляешь, через несколько столетий история любви, вернее сказать, её романтическая трагедия, повторилась. На этот раз на Чёрном море. Леопольдина и Шарль, Глория и Андрей. Их жизнь, любовь и последний акт – достойны пера! Вот и конец. А архив Борис Юрьевич мне любезно оставил. Сказал, что мать Андрея живёт в Америке, а мать Глории умерла. Следовательно, архив, как он сказал, «в надёжных руках». И передал мне эту папку с рукописями Глории, в которой  300 страниц! Я подписала ему свои книги и он уехал. Они с семьёй едут отдыхать в Сочи.  В папке есть четыре главы, не вошедшие в книгу «Троица большой любви», которые Глория, очевидно, не успела написать до выхода книги. Но и на её страничке в Интернете в тексте их нет. Она просто не успела внести эти главы в текст повести. Вот преимущество Интернета перед бумажными носителями… Я спишусь с руководством портала Проза. ру и добьюсь разрешения внести эти главы на страничку Глории  в её повесть, которую до сих пор с большим интересом читают на сайте и покупают в магазинах. Это видно по количеству читателей, которых становится  всё больше и больше, несмотря на то, что автора (пауза) уже нет в живых. Такая печальная история, мам. А я думала, почему они не едут за архивом, и никак не могла понять, почему Глория не отвечает на рецензии? Теперь всё ясно…
- Не знаю, что и сказать, Стелла. Ты так ждала встречи с ней. Ты разрешишь? Я прочитаю эти главы и, вообще, рукопись, пока ты примешь душ и выспишься. Очень интересно. Кстати, «доктор» спит после ночного дежурства.
Стелла улыбнулась и пошла в душ. Отец в это время наводил порядок в кабинете дочери, то и дело повторяя: «Как она работает в этом сарайчике? Нужно будет проверить все комнаты и посмотреть, где могут пролазить эти твари и гады?» Он прошёлся по комнатам и, убедившись в том, что в полу нет дыр, прогрызенных мышами и крысами, сел за стол. Прочитал несколько страниц рукописного текста, написанного дочерью, покачал головой, выключил компьютер и откинулся на спинку стула. Ничто не радовало его глаз. «Была б моя воля, снёс бы этот сарай и выстроил новый небольшой домик. Но они мне не разрешают», - он вздохнул. - «Стелле там пишется хорошо!» И как она тут пишет зимой, в морозы? - он посмотрел на котёл. - Так откуда же лезут эти твари?» Вспомнил, что в маленькой комнате, где спит дочь, когда много работает, есть небольшой погреб, он встал и пошёл в маленькую комнату искать дверцу в подвальчик. «Ничего не могу понять? Где же она?» Он вытянул из-под кровати утеплённый палас и увидел дверцу, которую искал (ту, которую так долго искали Глория и Андрей, но он не знал этого). «Наконец!» - воскликнул отец, обрадованный находкой.  Он приподнял кровать  с одной стороны и пододвинул под неё маленькую тумбочку. Убедившись в том, что кровать не упадёт на него, когда он полезет в подвал, он хотел уже лезть под кровать, но ему мешал его большой живот. «Нужно худеть! Что за фигура? Когда я был последний раз в спортивном зале? Так и жена, чего доброго, разлюбит», - поднимая кровать выше со всем её содержимым – матрасом, одеялом, подушками, разговаривал он вслух. Прислонив кровать к стене (как это сделал Андрей), он открыл дверцу. Из подвальчика потянуло сыростью и неприятным запахом. Взяв фонарь, он спустился вниз. Прошёлся лучом по всему подвальчику и сказал: «Да тут столько хлама, паутины!» На корточках он пролез в дальний угол. Поняв, что кроме старого хлама тут ничего нет, он хотел  вылезти наверх, в комнату, но луч фонаря осветил квадратный предмет. Ему стало интересно. «Коробка, что ли?» Он на четвереньках пробрался, убирая на своём пути мешающий ему хлам, к коробке. «Что тут? Посмотрим». Открыл коробку и посветил фонарём внутрь находки.  Увидев исписанные листы, он воскликнул: «Рукописи! Чьи они? Видимо, того поэта, о котором пишет Стелла. Вот она обрадуется». Он хотел прочитать пару страниц, но, вспомнив, что пора возвращаться, закрыл её и с большим трудом вытащил наверх. Весь в паутине, но довольный тем, что находка, несомненно, обрадует дочь, поставил её на стул рядом со столом, за которым его дочь написала много рассказов и публицистических материалов. Вернувшись в маленькую комнату, Анатолий Максимович опустил кровать на место, поднял  с полу постель и положил всё на кровать. «Сама заправит, - подумал он, - а теперь пора домой и снова в душ. Стелла будет в восторге». Закрыв дверь на ключ, он пошёл в свой дом.


                                       
                                              *** 


- МАТЬ МОЯ ЖЕНЩИНА! - воскликнула супруга. - Что ты там делал? Ты весь в паутине. Ты что, клубок змей разворошил? Надеюсь, ты не сломал «сарайчик»? Так ты называешь кабинет дочери, да? Ты что, с удавом сражался, богатырь?
- Тихо, тихо. Сколько вопросов.  Выслушай вначале…
- Я хотела идти за тобой. Через час приедет такси. Ты не забыл про аэропорт?
- Нет. Я всё проверил в этом сарае и по-прежнему настаиваю на том, чтобы снести его и выстроить новый домик на том же фундаменте. Одноэтажный…
- Мы это уже обсуждали. Стелла не позволит.
- Так вот. Я в подвальчике нашёл коробку пластмассовую с рукописями. И…
- Коробку с рукописями?! Ты уверен? - снимая очки, спросила супруга. - Как со своим животом ты пролез в эту щель? – удивилась супруга.
- Пролез и вытащил.
Марина Владимировна подошла и поцеловала мужа. Провела ладонью по его щеке и сказала:
- Дорогой, ты не представляешь, как будет рада Стелла! Она пишет диссертацию о поэзии Эдгара, и, несомненно, материалы, которые ты нашёл, помогут  ей. Проходи. Снимай рубашку. Вот это подарок! Рождественские подарки в сравнении с твоей находкой просто отдыхают, как наша дочь сейчас в своей комнате. Она спит. У неё, как бы это сказать… день скорби.
- День скорби?! Кто-то умер? – с тревогой в голосе спросил отец.
- Глория…
- Это та девушка, которую всё ждёт и ждёт наша дочь, как Ассоль свой белый пароход? Или как там, в этой сказке? И что с ней? - снимая рубашку, спросил муж.
- Они с Андреем утонули в Чёрном море. Точнее, их выбросили за борт…
- Что ты говоришь?! Как она узнала? От кого?
- Анатолий, это всё так сложно. Стелла рассказала мне немного и пошла спать. Я сижу и читаю рукописи Глории, которые ей передал некий Борис, под началом которого работал Андрей, муж Глории, приехавший за архивом. Вернусь в Москву и всё расскажу, если тебя вдруг стали интересовать дела наших дочерей.
- Кто же их так?
- Андрей работал на спецслужбы…
- Можешь не продолжать. Мне всё ясно. Как Стелла?
- Переживает. Она так хотела услышать мнение своей богини  о книгах, которые написала. Теперь ясно, почему Глория не объявлялась и почему они не приезжали за архивом. Всё! С сегодняшнего дня архив принадлежит только нашей дочери – определённо и безраздельно.
- Он так ценен, этот архив?..
- Ценен? Бесценен! Помимо всего прочего, знаешь, сколько за него дадут на аукционе? Сейчас в Интернете такой большой спрос на архивы, на рукописи…
- Хм! Не думал, что...
- Анатолий, творческий мир или мир искусства – это Вселенная! Судьбы, жизни, поступки, истории любви, тайны и… и… и… Всё реально. Надеюсь, твоя находка утешит нашу дочь и она, как говорят, уйдёт в работу с головой. А ей сейчас это просто необходимо. Так что ты – герой дня, - поцеловав мужа в лоб, сказала жена.
- И этот герой, как паук, весь в паутине опаздывает в аэропорт…
- Как всегда! Я всё собрала. Прими душ и я тебя провожу.
Анатолий Максимович пошёл принимать душ, а Марина Владимировна подошла к окну и о чём-то задумалась. Стелла, работавшая всю ночь с рукописями и расстроенная рассказом нежданного гостя, спала в своей комнате  рядом с комнатой Киры, которая так же находилась во власти сна после проведённой бессонной ночи в больнице, где она помогала Евдокии Ивановне ухаживать за больными.


                                     ***


- МАМОЧКА, ПРИВЕТ, - спускаясь по лестнице в большую комнату, громко сказала младшая дочь. - Я хочу есть. Я так проголодалась.
Она подошла к матери, поцеловала её и села рядом с ней. Мать сняла очки, положила рукописи на стол и обняла дочь.
- Идём, я тебя накормлю. Всё уже готово.
Они пошли в кухню. Мать разогрела в микроволновке курицу и, вынув её, положила на большую тарелку, поставив блюдо  в центр стола.
- Вкусные салаты, мам. И полезные.
- Тебе виднее. Ты – доктор.
- А где папа? Писательница?
- Папа улетел в Москву, а Стелла… по-моему, спускается. Кстати, пообедаем втроём.
В кухню вошла Стелла. Посмотрела на мать, на сестрёнку, на стол и сказала:
- Я проголодалась. Никогда не испытывала такого чувства голода.
- Вот и хорошо. Садись, - сказала Кира.
- Как дела в больнице? Все живы и здоровы?
- Конечно! Для чего тогда врачи, фельдшеры?
- Ясно!
- Написала книгу?
Мать и Стелла улыбнулись, и Марина Владимировна сказала:
- Ты, Кира, думаешь, что книги штампуют? Пишут их за одну ночь? Ты ошибаешься, хорошая моя.
- Стелла, ты такая красивая, когда нерасчёсанная. Такая… Никогда не причёсывайся. Ладно?
- Хорошо, хорошо! - пробуя один за другим салаты, ответила сестра.
- У тебя уставший вид, - продолжала Кира. - Нет, в твоих глазах печаль. Возможно, скорбь. Я…
- Откуда ты знаешь это слово? - спросила мать.
- «Скорбь». Ты знаешь значение этого слова? - спросила писательница.
- Значение? Нет. Ты, Стелла, знаешь. Зато я могу определить его по глазам.
- Как же? - спросила мать.
- Вы забыли! Я работаю, то есть помогаю в больнице. А там не только выздоравливают, там ещё и умирают. Когда родственники умершего приходят к врачу за справкой о смерти, у них в глазах такой же  взгляд,  как сейчас у тебя, сестра.
Стелла вздохнула. Выпила полстакана молока и посмотрела на мать. Мать смотрела на Киру.
- Ты угадала, - сказала Стелла, - не ошиблась. Это так. А слово «скорбь» означает крайнюю печаль, горесть и страдание. Например: глубокая скорбь. А слово «скорбить» имеет значение… Скажу короче: испытывать скорбь, горевать. Например: скорбить о гибели близких, родных…
- Кто-то умер? - удивлённо спросила Кира.
- Нет, нет, - ответила мать, глядя на Стеллу. - Все живы и здоровы. Господи, Кира, ты в таком возрасте видишь, как люди умирают?! Я не думала об этом… бедная моя девочка!
- А как вы думали, милые мои! Нужно было думать и с этой стороны. Каждый, кто хочет стать доктором, должен видеть смерть. Ладно, я пошла погуляю. Подружки, наверное, уже заждались меня. Я всё им рассказываю. Они любят страшилки. Боятся, но слушают. Мама, писательница, я пошла. Вернусь, как только начнёт темнеть.
Она поцеловала мать, помахала рукой сестре и ушла к подругам.
- Да! Она рассуждает, как взрослый человек, а играет в прятки, - улыбнулась Стелла.
- Она сделала свой выбор. Вы все, мои девочки, сделали свой выбор. И мы, родители, чувствуем себя  счастливыми. Как ты спала? Выспалась?
- Ворочалась, спала - не спала… Сама не знаю. Отдохнула немного. Как стемнеет, пойду в кабинет, - ответила Стелла, стараясь показать матери, что она в порядке.
- Тебя ждёт сюрприз!
- Да. И какой же?
- Отец ходил в твой кабинет, пока ты спала, и нашёл в подвале коробку… Пятую коробку с рукописями Эдгара. Он поставил её на стул, чтобы ты не надрывалась. Видимо, Андрей с Глорией её не нашли. Она находилась на противоположной стороне, и Андрей не увидел её среди старого хлама и паутины.
- Это хорошая новость, мам. Не иначе, как дух Глории… Ты читала её рукописи? Прочитала недостающие главы книги?
- Да. Ещё не все, но впечатляет. Почему она не включила их в книгу? Они, как ты говоришь, сильные, насыщенные, динамичные…
- Скорее всего, она хотела именно с них начать работу над новой книгой. Так мне кажется. Они хороши, нейтральны… Поучительный приём. Браво!
- Почему она писала дневник втайне от мужа? - спросила мать.
- Андрей работал в спецслужбах  или на спецслужбы. Вот она и боялась. Им не позволено писать о своей жизни. Дневник может навредить или выдать при обыске… Что-нибудь в этом роде, понимаешь? А Глория, смотри, не побоялась.
Раздался телефонный звонок.
- Твой. Уже забыла, говорила ли я тебе, что звонил Альберт и просил перезвонить ему, когда ты проснёшься. Что-то срочное, по всей вероятности.
- Пойду отвечу. По всей видимости, нужно лететь в Москву - снова какой-нибудь бал-маскарад или приём у премьер-министра.
- Иди и ответь. Что сделаешь…
Стелла взяла телефон и пошла в свою комнату. Телефон перестал звонить. Она легла на постель, посмотрела на номер телефона и сказала: «Альберт». Нажала на кнопку, и в трубке раздались гудки.
- Стелла! Я сижу в офисе и жду твоего звонка. Как ты, моя умная, светская, красивая, знаменитая русская католичка?
- Здравствуй, Альберт. Извини, что сразу не ответила, а этот набор слов я знаю наизусть, но ты забыл ещё два слова: «уникальная» и «неповторимая».
- Банально, да?
- Да, в наших кругах это так называется. Как идут дела в корпорации? Как торгуются акции на биржах?
- Всё замечательно. Акции поднялись на полтора процента! Это меня радует. Мы  процветаем. Хочу открыть представительство в Риме. Ведём переговоры. Я соскучился, Стелла.
- Мы не виделись всего месяц!
- Для тебя, любовь моя, «всего месяц». А для меня… Словом… Стелла, когда ты дашь ответ на моё предложение? Когда мы соединим наши сердца?
- Альберт, тебе хорошо со мной? Ты любишь меня?
- Да, да, да, - ответил глава корпорации.
- Я ещё не готова. Не дави на меня. Ты знаешь мой ответ: я никогда не выйду замуж. Тем более, твой дедушка, который передал тебе все дела и поставил во главе большой корпорации, против нашего брака. Он – ортодоксальный иудей. И я уверена, что он и твои родственники уже подыскали тебе спутницу жизни. Ты молод, богат, умён, что ещё нужно для брака с красивой и умной иудейкой? Любая ответит тебе «да»! С восклицательным знаком, разумеется.
- Я не ортодокс. Я женюсь только по любви. А люблю я – тебя. Разве я не доказал тебе это? Моя любовь сильней твоей, Демидова!
Стелла рассмеялась. Она вспомнила о Камилле, которая говорила Эдгару такие же слова.
- Что в этом смешного, Стелла?! Мы встречаемся уже полтора года и знаем друг друга достаточно…
- Альберт! Из всех, буду откровенна с тобой, кто искал со мной близости, скажем так, я выбрала тебя.
- Я польщён! Помню этот день по часам. Александр встретил меня в приёмной министра социального развития и предложил поехать с ним и его женой на присуждение литературной премии «Писатель года». У меня было время, я согласился. Мы приехали тогда, когда ты уже выступала с ответной речью, после присуждения тебе премии. У него были пригласительные билеты за столик №5. Я внимательно слушал тебя и мне, бесспорно, понравилось твоё выступление. Оно меня и заставило обратить на тебя внимание. Александр пригласил тебя за наш столик. Тогда я понял, как отличаешься ты от всех женщин, с которыми я когда-либо общался. Именно за столиком я увидел, какая ты красивая. Редкая красота. Ты держалась как королева. Банально, но я влюбился. Если бы не Александр…
- Ты был бы уже женат и имел детей. А твой дедушка Яков – внуков, которых он так хочет. Ведь ты – единственный его наследник.
- Не говори так. Это – судьба.
- Альберт!..
- Перехожу к делу. Послезавтра открывается Экономический форум. Приедет вся финансовая элита Европы. Премьер-министр откроет Форум. Президент в поездке по Азии. После первого дня работы, вечером, в семь часов, премьер будет принимать гостей. Словом, будет большой приём. Звёзды эстрады, комики, танцы… Ты знаешь, как это бывает. Форум будет проходить в Москве. Я пришлю свой самолёт, будь готова. В три часа дня самолёт с одним пассажиром на борту должен вылететь из Краснодара в Москву. Это если коротко, не вдаваясь в подробности. Никаких «нет» и…
Стелла вздохнула и ответила:
- Я всё поняла и так же, как ты, соскучилась.
- Хочешь сказать, природа берёт…
- Прекрати! Я сказала, что соскучилась. Да и отдых мне нужен. Развеяться…
- Вот и развеешься, и отдохнёшь. Да и супруга премьера ждёт тебя. Вы, кажется, нашли общий язык. Она твоя поклонница и всегда при всех спрашивает меня: «Что Стелла пишет?» Светлана Юрьевна будет на приёме, там и расскажешь ей о своей новой работе.
- Она старше меня!
- И что? Главное, что она читает твои произведения. Ей нравится с тобой общаться, поверь мне.
- Только не говори, что это полезно для твоей и папиной…  Ты понимаешь?
- Нет, нет! Как можно! Значит, договорились?
- Договорились, договорились до того…
- Стелла, с тобой всё нормально? В твоём голосе я слышу нотки скорби. Что-то случилось? Да, я забыл, извини, как чувствуют себя Марина Владимировна, Анатолий Максимович? У них всё в порядке? А у «доктора» как дела?
- Всё в порядке. Отец улетел в Москву.
- Ах, да! Я что-то слышал про аварию в метрополитене по радио, когда ехал на машине в офис. Значит, и он будет на приёме?
- Глория, Альберт, Глория…
- А, Глория! Слава Богу, она нашлась! Порой мне кажется, что кроме Глории, ты никого не любишь. Шучу! Конечно, шучу. Но то, с какой страстью ты рассказываешь о ней, наводит на такие мысли. И что она сказала о твоих произведениях? Ты ведь так хотела услышать её мнение о твоих работах.
- Она утонула в Чёрном море. Со своим мужем Андреем, - тихо вымолвила Стелла.
- О! Соболезную. Извини, я не хотел. Как это случилось? Ты ведь книгу написала…
- Встретимся, всё расскажу.
- Мы после приёма поедем к тебе  или ко мне? Я бы хотел, чтобы мы поехали ко мне. Во-первых – ближе, во-вторых – я приготовил тебе сюрприз. Ты будешь ему рада и приятно удивлена. Даже два сюрприза.
- Альберт, я просила тебя не делать мне сюрпризы. Меня трудно чем-либо удивить. А тебе…
- Этот удивит тебя, увидишь! Вот ты и повеселела.
- Как ты догадался о скорби?  Кира, увидев мои глаза, сказала то же самое…
- Я - еврей! А среди нашего брата много музыкантов, поэтов, актёров.
- Знаю. И ты, кстати, превосходно играешь на скрипке. Когда я слушаю твою игру, у меня по спине «мурашки» бегают. Это впечатляет.
- Спасибо!
- Возможно, мир искусства потерял в твоём лице выдающегося скрипача или композитора, - сказала Стелла.
- Всё, любовь моя! Мне пора. До встречи!
- Встретимся в Москве, - ответила Стелла.
Стелла подошла к окну, посмотрела на сад, вытерла слёзы и спустилась вниз к матери. Ей нужно было с кем-нибудь поговорить. Она чувствовала в этом непреодолимую потребность. Так бывает и с нами. И чувство это кричит и хочет быть услышанным.
Мать сидела за столом в комнате. На большом столе перед ней лежали рукописи Глории. Стелла подошла, села напротив и спросила:
- Что скажешь, мам? То, что ты успела прочитать, впечатляет?
- Легко читается. И, несмотря на большое количество сложносочинённых и сложноподчинённых предложений в тексте, что отличает его от повести, которая, несомненно, тоже хороша, создаётся впечатление, что она берёт тебя за руку и проводит по всему тексту, чтобы читатель не спотыкался… Здорово! Я кое-что выписала для себя…
- Я читала до утра, - сказала дочь, вздыхая.
- Ты снова плакала? Ты до сих пор её любишь? Поверить не могу! Как можно влюбиться в тринадцать лет в девушку лет тридцати? Не иначе как синдром. Изучаю тебя. Изучаю как новое явление в психиатрии и не могу дать определение, хотя бы сравнить, найти сравнение…
- Так влюбляются ученицы в учителей, студентки в профессоров. И…
- Ты ведь так хотела, чтобы она прочитала твои работы.
- Альберт, когда я ему сказала, выразил свои соболезнования и сказал те же слова, что и ты.
- Видишь? Соболезнует. Словно Глория – наш член семьи или твоя сестра-близнец. Все знают о твоей любви к ней. Парадокс! - продолжала мать удивляться.
Стелла сидела, смотрела на рукописи и кивала головой.
Мать вздохнула и спросила:
- Она что, была наркоманкой? Как же она вылечилась?
- Это долгая история. То, что поведал мне Борис Юрьевич, достойно описания. Любовь Глории и Андрея была особенной.
- Разумеется, если ты с детства никого даже близко не  ставила рядом с ней. Если ты, которая ничего не замечала вокруг, особенно после травмы, и ни в ком не нуждалась, вела себя, словно герцогиня или принцесса, влюбилась в Глорию, то она действительно – особенная!
- Если коротко, то история их жизни будет выглядеть так. Глорию сбил водитель, выехав на тротуар. Она потеряла сознание. Он вызвал «скорую» и уехал. Хирурги делают одну операцию за другой. Обезболивающие, снотворные, психотропные и другие таблетки… и она становится зависимой от препаратов. И пошло, и поехало. Иногда она даже кололась. На Старом рынке, в Горячем Ключе, она повстречалась с Андреем. Год жили вместе. Он вытаскивал её из притонов. Через год они вступили в законный брак. Глория, оказывается, не могла иметь детей! Но Андрей не бросает её. Глория окончила Кубанский университет. Она  филолог и мечтала с детства, как и я, стать писательницей. Однажды она узнаёт, что её муж – внук известного поэта и писателя Эдгара Загорского! Вот совпадение! И в ней после прочтения его романов «Камилла» и «Лара» просыпается уснувшая до поры-до времени писательница.
- Эдгара Загорского?! - удивилась мать. - Мир тесен! Теперь ты пишешь о его поэзии в его кабинете и используешь в качестве материала его архив, превратив его кабинет в свою творческую лабораторию. Никогда бы не подумала и вряд ли могла представить себе такие совпадения. Тут не психология… скорее что-то с духами связано. С потусторонним!
- Кстати, о духах и их делах. Они не ошибаются в расчётах. И вот пример:
  Стелла взяла в руки книгу «Унесённые ветром», лежавшую на столе, и, улыбнувшись, спросила мать:
- Ты до сих пор читаешь эту книгу?
- Она моя настольная книга! Ты же знаешь: я два-три раза в год перечитываю её.
- Знаю. Конечно, знаю. А ты знаешь, что Маргарет Митчелл тоже попала под машину и, как и Глория, или Глория, как Маргарет, пусть будет так, ходила долго на костылях. И они, Маргарет и Глория, написали по одной книге. Только Маргарет попала в автомобильную аварию через год после свадьбы. А 11 августа 1949 года Маргарет попала под колёса автомобиля второй раз. Вот судьба! В Атланту съехались все лучшие врачи Америки. Президент Трумэн просил постоянно сообщать ему о состоянии здоровья Маргарет. Но через пять дней она скончалась. После «Унесённых ветром» она не написала ни одной книги. И тут, и там - машины и трагедии. Вскоре после смерти жены Джон Марш сжёг весь архив. Возможно, не сожги он архив, на свет бы появились ещё две-три книги.
- Я этого не знала, - удивилась мать.
- Одним словом, прочитав романы Эдгара, в ней просыпается страсть. Андре, так она называла мужа, помогал ей морально и материально. Андрей был компьютерным гением и научил её работать на компьютере. Она написала книгу, но так и не увидела её. А так хотела, судя по дневникам. Море поглотило их. Эта страсть - написать книгу и отвлекла, увела, оттащила Глорию от пагубного пристрастия к препаратам. К кайфу.
- Как же Андрей терпел это?
- Он её сильно любил.
- Страсть, - вставая, сказала мать. - Ещё Юм писал: «Страсть может всё». В нашем случае, страсть превратила твою богиню, «сидевшую» на таблетках и уколах, из наркоманки в писательницу. А ломки, кризисы?..
- Была парочка, но, благодаря Андрею, они их преодолели.
- Андрей вызывает симпатию.  Не каждый сможет… Значит, они утонули в Чёрном море. Повторюсь, но это  и впрямь похоже на романтическую трагедию Леопольдины и Шарля.
- Именно! Это к твоему «мир тесен». И Борис пришёл к выводу, что Андре, так сильно любивший Глорию, ушёл с ней. Мысли ещё не созрели, поэтому я говорю, возможно, ещё не вполне ясно.
- История достойна того, чтобы о ней узнал литературный мир. О  Леопольдине и Шарле, благодаря Интернету, люди знают всё. И количество читателей о них растёт. Надо полагать, кто-нибудь напишет книгу и о Глории с Андреем…
- Кто-нибудь, мам! Ты что? - удивилась Стелла. – Как «кто-нибудь»? Всё, что нужно для книги, у меня под рукой! Моей рукой…
- Так ты?.. Как они нашли архив?
- Продолжим, - улыбнулась дочь, ничего не ответив.  – Когда я зашла к ним ещё девчонкой, увидела коробки на столе. Это, тогда я ещё не знала об этом, и были рукописи Эдгара.  А нашли они его, как пишет Глория, случайно. Они уже  отчаялись и стали собираться в дорогу, вдруг Глория заметила стрелку в маленькой комнате. Они подняли кровать и…
- Достали из погреба архив. Четыре коробки. А пятую нашёл сегодня твой отец.
- Точно. Духи ему подсказали. И как пишет Глория: «Это и был архив, тот архив, о котором в последнее время я думаю: архив деда моего Андре – моей единственной любви…»
- Вот как?! – удивилась мать.
- Глория до знакомства с Андреем ни с кем не встречалась. Она была гордой, независимой, красивой, талантливой и …
- Прям как ты. У вас много общего. Только ты католичка. А она – православная. И, кстати, в конце рукописи я прочитала о тебе!
- Обо мне? Я ведь прочитала страниц 50-60. Борис Юрьевич говорил что-то… Но я не поняла.
- Я, как ты знаешь, читаю книги с конца. И в конце есть такие слова: «Стелла, Стелла допишет книгу. Мою вторую книгу о нашей…» И всё…
- О чём она? – удивилась Стелла.
- Прочитаешь - узнаешь. Нужно всё прочитать. Глория была верующим человеком. И как она пишет: «Меня спасла от этого кошмара, от этой дьявольской карусели, несомненно, вера. Любовь и вера», - сделав акцент на слове «вера», сказала мать писательнице.
- От дьявольской карусели? – переспросила Стеллу мать.
- От наркомании. От зависимости. От…
-  Понятно! Ты конечно права.
- И почему ты выбрала католическую веру? Дед Альберта знает об этом?
- Альберт ещё не говорил ему, видимо, боится. Когда я работала над анализом поэзии Эдгара, вошёл Борис Юрьевич. Он меня испугал. А когда он сказал, что приехал за архивом, я чуть в обморок не упала. Мы поговорили. Он встал и сказал: «Архив в надёжных руках, теперь я спокоен». Если коротко, то примерно так всё и было.
- Коротко! Коротко! Да ты только что изложила мне фабулу книги или, как там у вас говорят?
- Новой книги? Нужно эту вначале дописать, об Эдгаре, а потом…
- Уже представляю, как ты сидишь в кабинете Эдгара и пишешь роман «История большой любви». И рукой твоей водят страсть и чувство глубокой благодарности к Глории за то, что она в конце своей рукописи, чувствуя в тебе страсть к писательству и талант, пишет о тебе. Не этого ли ждала ты, дочь моя?
Стелла расплакалась. Мать подошла, обняла её и поцеловала в затылок так, как она делала это, когда Стелла была ещё маленькой.
- Нет, - вытирая слёзы, сказала Стелла. - Я назову книгу просто – «Глория».
- Одним словом и просто, как божий день! Ты плачешь?! Это так не похоже на тебя. Ты, такая сильная, умеющая владеть своими чувствами, не замечающая ничего вокруг и…
- И не стесняюсь своих слёз. С какой стати! Это слёзы скорби и одновременно радости.
- Радости?! Понимаю, о чём ты. Вот что значит любовь с большой буквы! Альберт любит тебя, просит твоей руки, присылает за тобой самолёт…
- Это – другое! Таких чувств, которые Глория испытывала к Андрею, к Альберту у меня пока нет. Такая любовь – редкость. О ней пишут романы, стихи, поэмы, снимают фильмы. К тому же, по всей вероятности, и это доказывает жизнь, божественная любовь должна заканчиваться, к великому сожалению…
- Романтической трагедией, - продолжила мысль мать.
- Именно! Печатью, поставленной Небесами: «Сомнению не подлежит!»
- Красиво сказано, Стелла! Красиво и глубоко!
- Только ради любимой можно…
- Пойти на сознательную, страшную смерть, которую можно назвать не иначе, как героизм. Ты уже говорила об этом. Что будешь делать теперь, когда тебе стало всё известно?
Стелла посмотрела на мать и ответила:
- Завтра поеду в церковь, а сейчас пойду в кабинет. Продолжу работу над книгой об Эдгаре.
- Я буду дома. Позвоню Анатолию и спрошу, как у него дела. Приготовлю обед, накормлю Киру, уложу её спать, почитаю, а вечером приду к тебе. Там и договорим. Поговорим о твоей жизни, надеюсь, уже новой. О жизни после того, как ты всё узнала о Глории. О жизни «до» я всё знаю.
- Отлично! Только постучи, когда будешь входить, чтобы я не испугалась.
Мать поднялась на второй этаж, а дочь пошла работать в свой кабинет.


                                    ***   
   

ИТАК, УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ, Стелла сидела в своём кабинете, в посёлке Октябрьском и работала в доме, в котором последние годы своей творческой жизни провёл Эдгар, о поэзии и прозе которого Стелла писала аналитическую книгу, точнее уже заканчивала её. В этом же доме были и Андрей с Глорией, приехавшие в него в надежде найти в нём архив и автобиографическую повесть. Тут и познакомились две будущие писательницы: Глория, успевшая написать книгу «Троица большой любви», но так и не увидевшая её, и Стелла, в данный момент известная уже  писательница.  Теперь в этом доме, на который никто из родственников Эдгара не выдвигал своих прав, ибо одни знали про его существование, а другие, и их большинство, даже и представить себе не могли, что есть где-то недвижимость, на которую они могли бы претендовать, обосновалась и сделала его своим рабочим кабинетом Стелла. Тем более, все внуки и правнуки Эдгара были женского пола и носили фамилии своих мужей. Были ли среди них, внучек и правнучек, творческие люди, сейчас трудно установить. Возможно, что одна из его правнучек или внучек и пишет стихи, а может, и романы. Но это лишь наши предположения. Да к тому же жива ещё мать Андрея – Камилла Оксакова, проживающая в Америке. Так что, никто не заявлял своих прав на этот домик. Стелла аккуратно оплачивала все коммунальные услуги. Кроме того, квартира в комплексе "Инга", где жила семья Оксаковых – отец Андрея, мать и сам Андрей, в данный момент закрыта. После того, как мать Андрея уехала в Америку к своему скрипачу, которого полюбила безответной любовью, в квартире никто не проживает. Но Стелла знала из романов Эдгара, что в ней находятся картины Камиллы Белоцерковской. И что квартира не охраняется. И на одной из её стен висит портрет Эдгара, написанный Камиллой. И это не единственная картина Камиллы. В квартире, кроме портрета, остались ещё четыре картины. Итого пять! «Это много, учитывая их стоимость и то, что квартира не охраняется» - думала иногда Стелла. Вот она и хотела, когда поедет в Москву к Альберту, после всех приёмов связаться с Борисом Юрьевичем, который помог ей с разрешением посетить архив спецслужб для ознакомления с некоторыми документами, имеющими ценнейший материал для написания книги. И попросить его о том, чтобы он узнал адрес, по которому проживает в настоящее время мать Андрея, чтобы в письме предложить дочери Эдгара продать картины Камиллы Белоцерковской ей, Стелле. А также, если она даст на это своё разрешение, оплатить коммунальные услуги и вообще следить за квартирой. Но главное, это нужно было для книги Стеллы, Камилла, мать Андрея,  была одним из персонажей её будущей книги. И она хотела узнать о ней всё, что касается её жизни после смерти единственного сына. Для этого и нужен был Борис Юрьевич, который, очевидно, без всяких проблем может выполнить просьбу Стеллы. И Стелла, без всякого сомнения, начала верить в то, что Бориса Юрьевича послали ей ангелы. «Мистика, да и только», - думала она. Ей нужны были только адрес и картины, а текст письма она уже написала. 
Стелла сидела и работала. Мать собиралась навестить её. День прошёл и настал вечер - тихий, жаркий вечер.


                                                                                                                  ***


КОГДА В ДВЕРЬ КАБИНЕТА постучала мать, Стелла отбирала стихи и прозаические миниатюры Эдгара для поэтического анализа. Стихотворение «В лесу». Вот оно, прочтите его.

Раздет!
Догола!
Не пощадив ни единого тела, осень
Сорвала ноябрём  всё –
До самого ствола.

Переломала, разметала – тридцатипятиметровым –
В секунду!
Всё перемешала!.. Всё под ногами…
Стоит, в чём мать родила!
Ждёт. Дрожит под луной.

Господи!
Какие же стройные тела у берёз!
(есенинские)
Собрались тут – семнадцатилетние – в хоровод!
(Меня кличут – бесстыжие!)

Вот они!
Подхожу. Прикасаюсь. Обнимаю  каждую!
(как в «Калине красной»!)
А вспоминаю Вас!..

Стоят,
Проливными дождями омытые,
Перед белым нарядом-то –
Невестами!
Голенькие, беленькие – в ожидании декабря.

Придёт! Придёт ваш юный декабрь!
(куда ж ему…),
Разукрасит, разоденет – золотом и серебром.
Выдаст – каждую!

Уж скоро. Скоро.

Далее стихотворение «Письма». Вот оно, прочтите его.

Осень!
Сколько содержания и форм,
глубоких чувств и строк,
стихо-сложений и стихо-творений
отослано мною тебе!

Столько
вопросов о смысле жизни,
о добре и зле,
о любви и ненависти,
о грехах и искуплении,
о свободе и истине
было запечатано и отправлено
по твоему адресу – по сути
покаяние моё!..

Всё ли дошло? Прочитано?

Нет ответа. Один лишь
ветер песню напевает,
слова которой не в силах
я понять.

И третье произведение «Возвращение блудного сына».

Я долго стоял у этой двери, из которой когда-то без спроса и разрешения сбежал… Стоял и не решался… Но всё же постучал! И вы, вместо того, чтобы поступить со мной по-библейски, как на картине великого мастера, - простить, впустить, обнять, обогреть и залечить мои душевные раны - стали бить меня, кричать, судить страшными словами и гнать прочь – со всею злобой и ненавистью, захлопнув передо мною дверь на все замки!.. И я, не осуждая вас, покусанный псами и изгнанный, пошёл дальше, куда глядят глаза. А когда до боли знакомый голос, дрожащий и отчаянный, окликнул меня: «Вернись!», я остановился и с радостью понял, что в этом доме всегда ждали меня и любят до сих пор! Но Луна и звёзды звали меня… Не всегда в жизни получается так, как на полотнах у великих мастеров. Не всегда. И далеко-далеко забросив ключ, побрёл ему навстречу – новому дню!..

Стелла вздрогнула и спросила:
- Мам, это ты? Входи!
Она вспомнила, что закрыла дверь, встала и открыла её.
- Проходи, садись на диван, - приглашая мать и целуя её в губы, сказала Стелла.
- Чем занимаешься? Глупый вопрос, да?
- Отбираю стихи и прозу Эдгара для книги. К началу осени, думаю, она будет готова. Вот эти три прочитай, - она протянула три листа матери.
Мать стала читать. Прочитав стихи, он положила листы рядом с собой и сказала:
- Сейчас так не пишут.
- Времена меняются. И сейчас есть хорошая поэзия.
- И будет всегда, - добавила мать. - Так эту коробку нашёл отец? И что в ней?
- А знаешь, мам, я всё думала, читая и перечитывая архив и автобиографическую повесть, почему в нём нет ни слова о политике? Ведь то время было временем больших перемен. Перестройка, развал СССР, Россия вернула себе Крым… Появились Донецкая и Луганская республики. Столько политических событий! Неужели Эдгар пропустил их? Не высказывал своего, как всегда, особого мнения. Ведь он изучал историю, философию, психологию. Был деистом, как все просвещённые и передовые мыслители прошлых эпох и веков, как то: Вольтер, Руссо, Чаадаев, Байрон, Лесаж и многие другие, вступавшие в дискуссии с властью, когда она делала что-то не так, а в результате страдали народы. Этого я понять не могла. Да и ни в одном его романе нет о политике ни слова! Парадокс! Поэт, писатель, мыслитель - и… тишина в области политики. А ведь когда он жил в СССР, высказывал свои политические убеждения открыто. За что его вызывали в КГБ. Да и дело на него было заведено. Я читала об этом где-то, и когда он был редактором альманаха, он, можно сказать, с большой долей уверенности превратил его в трибуну своих политических взглядов. Это – бесспорно! Я читала его публицистические статьи в альманахах. И читателю это нравилось. И снова его приглашали на собеседование в прокуратуру, как и в эпоху Советского Союза. Я не подбираю слов, поэтому говорю, возможно, не так ещё… Я не политик и всерьёз ею не занималась…
- Я понимаю. Итак…
- За два года до наступления 2014 года он говорил всем: «Грядёт 2014 год…»
- Что это значит? – спросила мать.
- Переломный год. Поворотный пункт в истории. Так политики выражаются.  И приводил в пример 1914 год, как год, который изменил людей, их мысли… Вот послушай:
«До 1914 года мир, с человеческой точки зрения, был далёк от того, чтобы думать о всемирных бедах и глобальных войнах. До 1914 года на земле были мир, покой и безопасность. До 1914 года все думали, что мир будет всё лучше и лучше. Все жили дружно и небедно, особенно в Европе. Мог ли кто-нибудь себе представить до этого, что 1914 год окажется таким поворотным пунктом в истории? Мир становился лучше и лучше. В таком мире и жили народы. Внезапно и неожиданно в одно прекрасное утро 1914 года всё пришло к концу. Началась Первая мировая война. Всеобщее помутнение. Словно год гнева свалился с небес на головы людей и у них помутился разум». Мне кажется, это из какой-то статьи или…
- Впечатляет. Мы изучали этот феномен. Феномен 1914 года…
- Да? Вот и Эдгар тоже!
- Так что там с 2014 годом? – спросила Марина Владимировна.
- Люди смеялись. Он им говорил: «Ждите, всё повторится!»
- 2014 год! Распад Украины… Майдан… Присоединение Крыма к России, образование новых республик. Санкции… Мы и это изучали.
- Об этом он и говорил. Может, я, прочитав, не поняла: он был против присоединения Крыма и вооружённой помощи Донецкой и Луганской республикам, или нет? Считал ли это аннексией чужих территорий? Послушай: "...Это приведёт только к конфронтации с западными странами и, в конечном счёте, изоляции России от всего цивилизованного мира. Сейчас не Средневековье, чтобы решать геополитические задачи. Зачем  брать в руки оружие? Расширять и без того огромную территорию страны, которая, по сути, превратилась в одно большое невспаханное поле. Страны в которой нет оппозиции, и подавляется свобода слова. После введённых санкций со стороны цивилизованных и уважающих законы ООН стран, народ стал жить беднее. Прав Чаадаев!» - закончила читать Стелла. - Текст закончен. Он писал его или нет? Текст отпечатан на печатной машинке. Надо полагать, он хотел отправить этот текст или письмо?.. Не исключено, что ему кто-то дал его? Вопросы, вопросы…
- Ты получишь ответы на них. Прочти это, - указывая на новую коробку с рукописями, сказала мать. – Чаадаева объявили сумасшедшим и посадили под домашний арест, когда его письмо напечатал один из журналов. Письмо к Панаевой…
- Я знаю. Словом, нужно будет прочитать.
- Вот тебе и пример того, что все поэты – политики. Так ведь говорил граф Оксфорд Бенджамину Джонсону, писавшему пьесы, которые признавали бунтарскими, современнику Шекспира: «Мы ведь не сапоги шьём, Джонсон!»
- А ты знаешь, Стелла, что Чаадаев после того, как его отправили в отставку, поехал учиться философии к Шеллингу, и неожиданно для всех принял там католичество. Это было до его писем, если я не ошибаюсь.
- Отлично, Марина Владимировна, отлично! Вот тебе и коробка. Допишу книгу, а к политике ещё вернусь. Времени много – вся жизнь впереди.
- Слушай, нужно отдать её папе. Он интересуется историей и политикой. Кандидат исторических наук всё же! Ему будут интересны эти рукописи. Он входит в состав Московского правительства. Пусть прочитает эти мысли и сравнит с тем, что у них происходит сейчас.
- Всю коробку? Сам нашёл, сам и читай! Может быть… Но пусть читает только тут, в кабинете, или в доме. Архив должен находиться здесь, и только здесь. Не дай Бог…
- Словом, политику в роман ты не…
- Я её напишу, и мои читатели скажут: «Вот это да! Стелла Демидова написала настоящий роман!» Но политики в нём не будет.
- Ты уже так оцениваешь книгу: «Вот это да!» Не иначе? А она будет такой? Уверена?
- Обещаю! «Она уже в моей голове. Осталось её выписать на бумагу». Так говорили Эдгар, Глория, Моцарт о своих операх.
- Уф! У тебя паранойя! Мания! Ты становишься…
- Ненормальной! Покажи мне нормального писателя или поэта. Назови фамилию, сделай одолжение.
- Так ты уже составила план романа? Придумала сюжет?
- Тут составлять и придумывать нечего. Он уже… Фабула ясна. Остаётся только всё художественно оформить. Включить на всю катушку воображение – и начнётся большая работа. Я так уверена в этом, мам. И эта книга будет моей первой большой работой.
- И обращение Глории к тебе, и упоминание твоего имени в её рукописях - только подтверждение этому.
- Так оно и есть! Разве я не знаменита? Разве нет?
- Достаточно! Я поняла.
- Эдгар написал «Камиллу» и «Лару», два романа. Я напишу третий – продолжение, в котором персонажами станут и они. Но сюжет, разумеется, будет развиваться вокруг Глории и Андрея. Книга расскажет о любви двух молодых людей, об искусстве и о том, как говорил Эдгар: «Нет спасения вне лона искусства».
- И это лоно спасёт её! Не забывай о вере… Искусство и вера…
- Помню. Ты внимательна. И в конце, а концовку нужно выписать потрясающе, по всей видимости, четвёртую, заключительную часть романа, это главное, я сделаю сравнение…
- Проведёшь аналогию с трагедией на Сене? Отлично, Стелла! Финал, как говорят сегодня, будет «убойным». Я уже представила, - кивая головой в знак одобрения, сказала растроганная сюжетом и финалом еще ненаписанной книги мать писательницы.
- Точно! Вы проницательны, Марина Владимировна.
- У тебя хватит материала? С воображением, я смотрю,  у тебя как всегда порядок. У тебя «горят» глаза! Давненько я тебя не видела такой, - сказала мать.
- Теперь, когда Борис всё рассказал и оставил мне архив, у меня развязано воображение, прежде всего, необходимо составить план. Написать всё, о чём мы тут говорили.
- Эдгар и предположить не мог, что так всё обернётся. Что такие красивые молодые девушки, к тому же, талантливые и преданные искусству, так войдут в образ. Одна уже написала книгу, другая собирается… Жена цыганского барона была права.
- Как хорошо ты это сказала о девушках, мам! Надо это записать…
- Не надо! - ответила мать.
Стелла удивилась такому совету и сжала губы.
- Диктофон включён! Я ведь мать писательницы, припоминаешь?
- Мамочка, ты прелесть! Неужели всё записано? А я откладывала всё в голове, чтобы не пропали плоды моего воображения.
Стелла поцеловала мать и продолжила:
- Книги основаны на реальных событиях - то, что сегодня, да и всегда, люди любят. Он не изменил ни одной фамилии – ни поэтов, ни художников, ни родственников. И читают ведь их сегодня не современники Эдгара, а внуки и правнуки тех родственников, о которых он писал, представляешь? - спросила Стелла.
- Как я понимаю, увидев в книге фамилию своего деда или прадеда, внучата обязательно её приобретут…
- Некоторые по три-четыре книги! Понимаешь? А прочитав «Камиллу» и «Лару», им станет интересно, - открыв окно в сад, продолжила Стелла, - кто кем стал? И тут…
- Они станут покупать твою книгу, которая будет иметь успех не только как литературный шедевр. – «Вот это да!», но и коммерческий, - не без иронии, сказала мать.
- Именно! Сейчас и всегда, прежде всего, литературный. Коммерческий – дело издателей.
- «Не  иначе, как божественное вмешательство!» – так говорил в таких случаях ваш кумир. Или учитель, или…
- Начинаю в это верить. И сомневаюсь…
- В чём же? - меняя кассету на диктофоне, спросила мать.
- Мы, к великому сожалению, не увидим продолжения, но кого-нибудь книги, безусловно, притянут. - Стелла засмеялась, глядя на коробку с политическими статьями Эдгара, что не осталось без внимания Марины Владимировны и добавили: - Обязательно притянут. Главное, смотри, сколько у меня рукописей, работы…
 Они  рассмеялись. Стелла вытерла слёзы и продолжила:
- Вот что значит архив. А у Эдгара большой архив. Мам, ты не представляешь себе, сколько в архиве неопубликованных стихов, прозаических миниатюр! Изучай и изучай. Он вёл в Интернете девять страничек! Девять!
- Как он выкраивал время? Вероятнее всего – дисциплина и распорядок.
- В нашем деле без них... 
- И глядя на тебя,  понимаешь – это так! – кивнула головой мать.
- Вот, взгляни! - Стелла протянула лист бумаги, и села на стул напротив матери.
Судя по всему, мать Стеллы прочитала текст, написанный на листе, не менее трёх раз. И при этом, когда она его перечитывала, у неё трижды менялось выражение лица. Она положила лист рядом с собой и, подняв брови от удивления, сказала:
- Не может быть?! И ты хочешь напечатать об этом… об этом…
- У тебя, Марина Владимировна, такое выражение лица, словно ты… Ты ведь психоаналитик!
- Ну, знаешь, рядом с таким…  психоанализ отдыхает. Спит. Теряет ориентацию.
- Эдгар не терял, к счастью, ориентацию, понимаешь, о чём я? Ему…
- Он же был женат! Да и девчат у него было немало. И до Камиллы…
- Ему что, жены не хватало? Написать такое! Нет, стих впечатляет!
- Да так, что у психоаналитика речь отбивает. У тебя такой вид, мам, словно ты раздвоилась. Да и что в этом особенного? Так или иначе этим занимаются все. Вспомни «Исповедь» Руссо. Он признался в этом… всему миру. Почему же Руссо смог? А у Эдгара кишка тонка, что ли?
- Теперь вижу: не тонка… Вы – безумцы! Я думала в фильмах «Слияние двух лун», «Окончательный анализ», «Сафо», «Девять с половиной недель»… вымысел. И сцены, в которых девочки - молоденькие девочки, занимаются этим…
- Теперь понимаешь, что нет! Да и что в этом особенного?
- Вы - чокнутые! Ты знаешь это? Скажи ещё, что и ты занимаешься этим…
Стелла промолчала. Её молчание насторожило мать, и она, вдохнув воздуха, спросила:
- Ты почему молчишь, Стелла? Это… правда? Мать моя женщина! Теперь всю ночь буду думать об этом. Вот дела! А я думала, что изучила тебя вдоль и поперёк. Скажу прямо, теперь я понимаю: изучение только начинается. 
- Вот и напиши, а до утра много времени, психоаналитическую статью о том: «Почему моя дочь занимается этим…» Только не забудь слово «иногда». Это будет правдой.
Минут пять мать приходила в себя и, молча сидя на диване, смотрела с невероятным удивлением на дочь. Потом покачала головой и сказала:
- Но ведь это, если ты, конечно, хочешь написать об этом, может навредить репутации твоего героя.
- Разумеется, двух мнений  не может быть. Я не напишу об этом. Я знаю правду, ты знаешь правду. Всё, забудем. Но не напишет ли об этом тот, другой человек, которому когда-нибудь попадёт в руки архив, мы этого не знаем. Но я писать не стану.
- И хорошо! Знаешь, ведь люди какие!..
- Если даже узнают, ничего не произойдёт. Люди, посвящённые и просвещённые, да и простой читатель, любят правду. Так что, репутация, напиши я об этом, без всякого сомнения, не пострадает.
- Он, кстати, ты сейчас снова откроешь рот от удивления, послал это стихотворение в Союз российских писателей, председателю. Когда из Союза писателей пришло письмо, в котором его обвиняют в разврате и непристойностях в его стихах, типа «Домашнее задание», они думали, что он сделает выводы, тогда он им отправил это стихотворение и написал: «В поэзии главное – правда. И, в первую очередь, о себе. Людям хочется узнать, каким был поэт, писатель или композитор на самом деле. И свободу слова и творчества никто ещё не отменял».
- Не могу поверить! Вы, без всякого сомнения, - психически больные люди.
- Придётся. Ответное письмо в архиве. Стихотворение ты прочла. Поверь, не каждый творческий человек скажет о себе правду, раскроется. А насчёт твоего «больные люди», покажи здорового.
- Надо же, в Союз…
- Вспомни, все письма и всю переписку Байрона, другими словами, его архив, сжёг после смерти поэта его друг Мур. Посоветовавшись с друзьями, а они одобрили его предложение, и сказав, что архив может дурно повлиять на репутацию Байрона, он в присутствии друзей бросил в камин всю переписку, весь имеющийся у него  архив! Представляешь?! Как будто о репутации Байрона в Англии не знали. Он любил и состоял в любовной связи со своей сестрой Августой. У них была такая любовь! Они не прекратили её даже после того, когда Байрон женился. Какой бесценный материал для нас, творческих людей, он уничтожил в камине. И что? Всё, чего они опасались, восстало из пепла. Такова правда. И это далеко не единственный случай.
- Ладно, - вставая с дивана, сказала мать, - с меня на сегодня хватит! Голова кругом идёт. Вот тебе диктофон. Продолжай работу, и, надеюсь, ты не будешь   заниматься этим… сегодня.
- Послезавтра у меня встреча с Альбертом.
- Ох, если бы он знал, сколько тайн в человеческих душах! Особенно в твоей.
- И наша задача – вытащить их на божий свет. Всё это, мам, старо, как мир! У Альберта, я уверена в этом, также есть тайны. Возможно, появятся…
- У тебя есть дела в Москве помимо развлечений и…
- Нужно будет заехать в Главный архив и почитать, если Борис Юрьевич добьётся разрешения, о гибели моих героев. Да и с ним самим поговорить. Он что-нибудь да добавит, несомненно. Словом, нужен материал для воображения.
- Ох, моя милая! Тебе пора замуж. Определённо. Вот и решите с Альбертом…
- Мам, мой друг и психоаналитик, я знаю, что мне пора, а что…
- Ухожу, - махнула мать рукой и вышла из кабинета.
- Спокойной ночи!
- Какой уж там…
Мать ушла домой, а Стелла продолжила работать. Ночь была светлой, тёплой и тихой. Она сидела за столом и, включив диктофон, записывала нужные слова и предложения для своей новой книги на бумагу.

                                                                                                                      ***


СТЕЛЛА ОТКРЫЛА ГЛАЗА С ОЩУЩЕНИЕМ, что спала слишком долго, хотя проспала она всего несколько часов и чувствовала себя отдохнувшей. Природа, тишина и чистый воздух посёлка Октябрьского, который находился среди дубрав и густой зелени, делали своё дело, а именно – быстро восстанавливали силы. Она встала, посмотрела на часы и, закрыв кабинет, пошла в большой дом.
Приняв душ, она спустилась в кухню, села рядом с матерью, которая не спала всю ночь и думала о вчерашнем разговоре с дочерью, вернее о её признаниях.
- Где «доктор»? - спросила сестра у матери.
- Спит.
- Спит? А как же больные?
- Тоже спят, - пошутила мать. - У Киры выходной. Они с подругами в одиннадцать часов поедут в Горячий Ключ, на Новый рынок. У них шопинг.
- Ясно. Пусть проветрится. Совсем заработалась.
- Стелла!.. То, что ты рассказала мне вчера об Эдгаре и себе, – правда?
- Нет, мам! Конечно, нет!
- А стих, письма?
- Писем нет, я пошутила. А к стихотворению есть пояснение на втором листе, который я тебе не дала прочитать. В нём он пишет об этом стихотворении, как об «Экспериментальной поэзии». Есть в поэзии такой раздел. Вот в нём они, поэты, и расслабляются. Включают воображение, как в стихе «Две голых лилии».
- Это тоже – воображение? И про себя ты навоображала? Скажи только правду. Не лги мне!
- Разумеется, навоображала! Нужно же тренировать воображение перед большой работой. А тебя это, как я посмотрю, зацепило. Нет, ещё раз - нет, мамуля! Как в фильме «Книга чувств», в котором молодая девушка, страстно желавшая стать писательницей, встречает в кафе знаменитого писателя, чьими книгами она в буквальном смысле зачитывалась. На его вопрос: «Вы тоже пишите?» она отвечает: «Да». Далее она признаётся ему в том, что она проститутка. И на всю мощь включает воображение, он испытывает шок. Ибо её рассказ, в котором она так детально выписывает словесный портрет интимных услуг, как то: «Вы можете взять меня сзади, делать со мной всё, что захотите…» - и так далее, шокирует его. Он ей говорит: «Каждый волен делать со своим телом то, что считает нужным». Её откровенные рассказы о мужчинах, о её чувствах легли в основу сюжета новой книги писателя, который находился в творческом кризисе. Его новая книга шокировала  читателей. Общаясь с ней, писатель влюбляется в неё, зная, чем она занимается. Она оказывает ему услуги. Выходит книга, на презентации которой должна присутствовать и она. Тут она исчезает. Он решает после презентации книги жить с ней. Ему лет шестьдесят пять, а ей двадцать пять. Разыскивает её родителей, чтобы узнать, где он может найти её. Родители читали новую книгу. После того, как влюблённый писатель узнаёт от родителей, что она нормальная девушка, любит литературу и умерла от рака поджелудочной  железы перед презентацией книги, он теряет дар речи. Подарив книгу родителям и сказав, что он как профессор доволен её результатами в учёбе, и вспомнив слова матери: «Она хотела стать писательницей, ведь у неё было такое богатое воображение…» - он понимает, что книга, написанная им с её слов, ничто иное, как плод её воображения. Так, мамуля. Всё рассказанное мной вчера тебе – плод моего воображения. И нужно добавить: они переспали раза два. Видимо, она вошла в роль…
- Вы не чокнутые! Вы – психи! – повторила мать.
- Да, мы такие, - ответила Стелла, намазывая на хлеб своё любимое айвовое варенье. – Так, во всяком случае, думали те, которые сажали поэтов и писателей в психушки в 30-40-е годы прошлого столетия. Они ошибались. Теперь ты это знаешь.
Мать встала, покачала головой и рассмеялась. Поцеловала свою дочь в щёчку и сказала:
- Я пошла спать.
Марина Владимировна поднялась по лестнице, дубовой лестнице, остановилась, посмотрела на дочь, улыбнулась, покачала головой и пошла в спальную комнату, удовлетворившись ответом писательницы, у которой вчера вечером так сильно разыгралось воображение, что мать не смогла всю ночь сомкнуть глаз. Своих синих и проницательных глаз.
Зазвонил телефон. Стелла ответила:
- Слушаю! Дарья! Когда вы прилетаете?
- На днях. Валерий летает то в Рим, то в Барселону… Большой наплыв туристов. Я завтра освобождаюсь. Дети со мной и ждут не дождутся, когда увидят бабушку.
- Кира тоже ждёт их. Дарья, ты билеты не покупай. Завтра я вылетаю в Москву, встречусь с Альбертом, потом заеду в архив и поеду домой, к папе. Через день, побуду с папой денёк, он ведь улетел в Москву, так и не отдохнув с нами, мы встретимся. Ты, разумеется, в курсе. И мы вместе совершим перелёт на самолёте Альберта из Москвы в Краснодар.
- «И вместе совершим перелёт…» Ты словно книгу пишешь. Как мама? – спросила старшая сестра.
- Она спит.
- Спит?! Работала всю ночь? Это так не похоже на неё. Да и спит она крепко на зависть всем нам. Что произошло?
- Скажем так: она кое-что узнала, и это «кое-что», - Стелла вздохнула и продолжила, - ввергло её в шок! Встретимся и поговорим. Она всю ночь не спала, всё думала, представляла…
- Стелла! Временами мне кажется, что не она, а ты всех нас подвергаешь своим экспериментам и психоанализам, словно мы твои персонажи. Если её и может кто-то ввергнуть в шок, так это ты со своим не знающим границ и правил этики воображением. Не заходи так далеко, сестрёнка! Мама у нас одна. Она много сделала для нас. Отдала всю себя…
- Я знаю, Дарья, где эти границы. Если быть точнее - это линии между реальностью и... Но они не соприкасаются.
- Ты у неё любимая дочь, и она…
- Прекрати, Дарья! Опять в тебе ревность, как в детстве и юности, заговорила. Я пропущу это мимо ушей, пока к тебе не вернётся твоя былая скромность. Так мы договорились?
- Что пишешь? О чём? - спросила старшая сестра, пытаясь вернуть разговор в более спокойное русло.
- Я всё расскажу тебя в самолёте, хорошо?
- Жду твоего звонка. Мы будем готовы. Но если произойдут изменения, сразу сообщи о них.
- Договорились! До встречи, сестра!
Стелла положила телефон на стол, покачала головой и сказала вслух: «Неужели Дарья до сих пор завидует мне? Нет, я ошибаюсь. У неё всё в порядке. У таких людей, как моя старшая сестра, всегда и во всём порядок. Мне показалось. Хочется в это верить».


                                 ***


ВЕЧЕР… В ЭТОЙ НИСПОСЛАННОЙ ТИШИНЕ, когда усталые листья шуршат под тихим, летним ветерком, создавая приятный шелест под немногословной луной, солнце уже пробуждает других. Как хочется, чтобы завтра оно взошло в наших сердцах, наполнило их добром и светом. Прошёл вечер, и наступила ночь – особое время для творческих людей. Ночь. Тишина никак не отстоится. В этой буре летних звуков трудно выбрать хоть одну  достойную слова мысль. Даже чувства не могут наткнуться на материю и, прошивая ночь насквозь, остывают где-то в космосе. Да и что может произойти… в разгаре лета, в душную ночь?
Ночи! Ночи… Они колдуют над нами, изматывают наши тела, уродуют наш мозг! Ночи, ночи без сна! Эти палачи, изверги, варвары, садисты! У каждой своя казнь.
Они вонзают в наши души когти, эти ночи без сна. Было два часа ночи. Стелла пыталась работать. Работа  не продвигалась. Она думала о завтрашнем дне, о перелёте из Краснодара в Москву, о банкете, о встрече с Альбертом, о делах в архиве, о вечере с сюрпризом, романтическом вечере, как сказал Альберт; об их взаимоотношениях и, конечно же, о Глории, которой она решила посвятить свою новую книгу. Воображение отключилось, мысли не приходили, музы не помогали. Она зевнула и, почувствовав усталость, легла на диван. «Тяжело писать, когда Небо не подаёт… Неописуемые муки! А в результате – чушь…» - подумала она про себя. Точнее, вспомнила стих Эдгара. Улыбнулась, и, вспомнив русскую пословицу «Утро вечера мудренее», попыталась заснуть, но, так и не сомкнув глаз, встретила стоя у распахнутого окна рассвет, вдыхая чистый утренний, пьянящий воздух.

                                                                                                                       ***


СТЕЛЛА СМОТРЕЛА НА ТОПОЛЯ, росшие вдоль дороги. Она покрутила головой вправо, влево и вспомнила стихотворение Эдгара «От себя не убежишь».

Все те же, те же тополя!
Всё та же – длинная дорога!
Все те же – солнце и луна!
Всё те же – звёзды, звёзды, звёзды!

Всё
то же!
Всё, как прежде!
Они
мне рады, я им – тоже:
о ссудном дне мы говорим.

Вот
только нет любви, похоже,
которая связала б нас…

И мне осталось лишь одно:
прямая, длинная дорога
вдоль этих мудрых тополей
к другой луне,
к другому солнцу…

«Отлично, Эдгар, отлично!» - сказала она и вернулась к его рукописям. Доставая из коробки стопку листов, она увидела красную тетрадь. Положила листы на диван и взяла её в руки. «Толстая, - сказала она и добавила, - в наши дни такие не выпускают». На обложке было написано «Дневник». Стелла посмотрела на часы и подумала: «Прочитаю листов десять и пойду. Нужно собрать вещи, привести себя в порядок и… в аэропорт». Она села на диван и стала его листать, удивляясь тому, что Эдгар вёл ещё и дневник. «Странно! Где он время находил? Дневник! Хм, хорошая находка. Именно из дневников мы узнаём все тайны или сокровенные мечты людей, писавших их. Отличная находка!» - обрадовалась она.
«Итак, приступим, - сказала она себе. – Посмотрим, что в нём и о чём. Вот это… Страница пятьдесят шесть. «Марина и её «Бог накажет тебя, Эдгар…» Интересно, за что же?»
Она начала читать дневник, вернее разговор Эдгара с Мариной.
« - Эдгар, заводи уже машину. Мне пора, куда ты смотришь? Ты расплатился?
- Что за вопрос? Конечно, нет! Они с меня денег не берут. У них иногда обедает отец. И поэтому я деньги кладу под скатерть.
- Ресторан-то дорогой. Вкусная еда. А деньги, по-видимому, достаются официанткам? И они, зная этот трюк, пока мы сидели и говорили, всё время крутились вокруг тебя. Да?
- Какая муха тебя укусила сегодня? Цэ-цэ?!
Едем ещё минут десять молча. Проехали кинотеатр «Лола». Марина явно закипает. И, не выдержав кипения, повернувшись ко мне, спрашивает:
- Эдгар, кто мы для тебя? Любовницы? Или те, кого ты захочешь в...
- Ну, хватит уже!
Не обращая внимания на мои слова, она продолжает:
- Одна - в понедельник, другая - во вторник, третья…
- Марина, я догадываюсь, что ты только одна знаешь всех, с кем я…
- Сплю, - перебивает она меня, не дав договорить или объяснить…
- Называй это… как хочешь! Всех…
- Любовниц! И нас – семь! Почему семь, Эдгар? Не двадцать?
- Не любовниц, - отвечаю я, - а сестёр. Вы мои сёстры. Я всех вас люблю. И благодарен тебе за то, что ты, как это у вас, девчат, принято, не обзваниваешь их и не говоришь: «Вы любите человека, который вас…»
- А вот возьму и позвоню. И всё им расскажу. Поразительно! Они друг о друге ничего не знают. И каждая думает, что она - единственная и неповторимая, - повышая голос, сказала она.
- Я не хочу ругаться. Поступай, как знаешь. 
Едем ещё минут десять молча. Остановились на светофоре у Нового базара. Она говорит:
- Я не сплетница, но я не хочу делить тебя ни с кем… Ты понимаешь это? Я люблю тебя. Мы встречаемся уже три года, боже мой! Я хочу серьёзных отношений. Мне не нужны деньги, дорогие подарки и всё прочее. Мне нужен ты! Разве это трудно понять, почувствовать?..
Я слушал её и не перебивал, кроме того, я впервые слушал её так внимательно. Она махала руками и говорила:
- Вот вспомнишь меня и мои слова: Бог накажет тебя за это. Он пошлёт тебе такую любовь, от которой тебе мало не покажется.
- Что с тобой, моя рыбка? Я думал, пока не услышал твой бред, что Бог посылает нам любовь как награду, как чудо, как сказку с хорошим концом. Хочешь заставить думать меня по-другому? «Мало не покажется!» Что за вздор?! Ты же врач! – возмутился я.
- И как наказание тоже!
- Значит, в будущем меня ждёт любовная трагедия? Отлично! Накаркай ещё! Шучу.
- У тебя всё – шуточки. С тобой невозможно говорить серьёзно. Останови машину.
Я остановил машину, но она, хоть и опаздывала, продолжала сидеть в ней. Видно, хотела высказать мне всё и сразу. Снять накипь со своей души. Поделить свою боль поровну - между собой и мной. В первый день осени она предложила мне руку и сердце. Я ничего не ответил, но… Теперь, думаю, злится на меня.
- Сёстры, - продолжала она. - Придумал же?! Что я должна чувствовать, Эдгар? Как жить, зная, что у меня, оказывается, ещё шесть сестёр? Соперниц…
- Я всех вас люблю! Ты не беременна? – спросил я.
- Отстань!
- Ревность, рыбка моя, не очень хорошее качество. Поверь мне.
- А может, «очень»! Без «не»… Рыбак мой!

(Стелла читала диалоги с большим вниманием и всё время улыбалась. Временами, поднимая брови и произнося слово «Круто!», она качала головой…)

- Да что с тобой сегодня такое? В чём причина?
- Вчера я видела тебя у кинотеатра «Юбилейный» в Старом городе. Ты вышел из машины и направился в бассейн…
- Покупать абонемент! Ты ведь хочешь плавать, как Байрон!
- В машине сидела красивая девушка и курила.
- Её зовут…
- Светлана Бурлакова. И она ещё девочка!
- Хватит уже ревновать меня к каждой звезде, - сказал я, и хотел было поцеловать её, но она убрала мою руку. - Я тебе объясню…
- Изволь!
- Мы ехали с ней из университета. После занятий она попросила меня довести её до Луна-Парка. Знаешь, где это? Приехал из Праги Луна-Парк… Вероятно, захотела острых ощущений. Мне это по пути…
- А позавчера, на пляже? Тоже… острых ощущений?
- Мы просто купались! Уф! Сегодня ты невыносима, - возмутился я.
- В десять часов утра! – упорно продолжала свой допрос с пристрастием "моя рыбка".
- А ты, позволь тебя спросить, как оказалась в зоне отдыха в 10 часов утра? Следишь за мной?
- Я делала забор воды в озере для анализа! Наклонилась и вижу: на берегу воркуют два голубка…
- Поверь, ничего между нами нет, рыбка моя!
- Не называй меня «рыбка»! Чушь какая-то!
- Подчиняюсь. Успокойся. Тебя словно подменили. Да и в ресторане ты выпила всего ничего – три рюмки ликёра. Больше не буду заказывать этот ликёр. Действует он на тебя странно. От водки ты так не кричишь! Повторяю, сосредоточься, прошу тебя: между нами ничего нет! Мы учимся в университете. Света - начитанная, интеллектуальная девушка или девочка, как там у вас? С ней приятно общаться. Она пишет стихи…
- А мы все дуры! Все – семь! Это уж точно дуры! Почему ты из нас всех делаешь дураков? Ты это специально? Или у тебя всё это получается произвольно? - доставала она меня.
- Вот совпадение! Отец мне тоже задаёт такой вопрос.
- Значит, не совпадение! Так я и думала…
- Я не специально! Так получается. Так всё складывается… Не знаю… Кто заставляет вас чувствовать рядом со мной, что вы…
- Как можно любить сразу семерых девиц?! Дурочек из нас делаешь?
- Сразу!
- Не цепляйся за слова. Ты понимаешь, о чём я. Скорее всего, в тебе нет чувства любви. Так бывает. Ты, Эдгар, не знаешь о любви ничего! Да и что это за любовь такая странная, в которую ты всех нас втянул?
(«И нас тоже», - подумала Стелла.)
Марина вышла из машины, попрощалась, отошла метров на десять, остановилась, повернулась и крикнула:
- Я беременна, Эдгар!
Она так громко произнесла эти слова, словно хотела, чтобы их услышал весь город. Три молодых женщины, услышав слова Марины, засмеялись. А мужчина в чёрном костюме сказал: «Поздравляю!»
- Ты правду говоришь? - спросил я, так как уже задавал этот вопрос, и она ответила: «Нет».
Она села в машину, посмотрела мне в глаза и повторила:
- Я – беременна! На четвёртом месяце…
- Отлично! Значит, будем рожать. Ребёнок всё меняет…
- И ты женишься на мне?
- Разумеется. Назови дату! Я, что греха таить, временами веду себя… но я не подлец!
Марина вдруг перестала говорить. Поднесла к своим губам ладони и уставилась на меня так, будто видит моё лицо впервые. В такой позе она просидела, а после того, как я узнал, что буду отцом, можно сказать с большой долей вероятности, мы просидели минут пять. Вдруг она сказала:
- Ты либо невероятно глуп, Эдгар, в чём я сомневаюсь, зная тебя, либо у тебя сердце льва. Большое сердце, в котором найдётся место всем.
И тут она разрыдалась. О! Я её такой ещё не видел! Закрыв лицо руками, уткнувшись в колени, она плакала и плакала. Я её успокаивал, как мог: «Сыграем свадьбу, вырастим детей. Будем отдыхать на Чёрном море. В Геленджике. И всё такое…» - утешал я её.
Она перестала плакать. Я своим платком вытер ей слёзы, и она успокоилась. Затем она как-то странно посмотрела на меня и сказала:
- Теперь я понимаю, за что тебя любят девчата. И сейчас, как никогда, уверена в том, что мои остальные «сёстры», безусловно, знают об этом. Ты – надёжный. Почему ты даёшь человеку рядом с тобой почувствовать себя виноватым? У тебя это само собой получается или ты специально так делаешь? Воспитатель чувств…
- Мы об этом уже говорили, Марина. Я не знаю, как это получается. Возможно, ты  преувеличиваешь.
- Мы говорили о дураках. О таких дурах, как я! И ты мне сейчас дал это понять. Прежде всего, твой поступок. Твоё - «будем рожать»! Я круглая дура! Редчайший на планете экземпляр…
- Что ты, Марина! Не говори так о себе! Я понимаю, ты беременна… вот у тебя и путаются мысли.

(Стелла читала этот отрывок с особым вниманием, как сейчас говорят: «Он зацепил её». По ходу чтения она всё больше убеждалась в том, что только по дневникам можно понять душу, мотивы и поступки человека. И именно в дневниках люди не лгут, и в первую очередь – себе. Перевернув страницу, она продолжила читать дневник…)

- Эдгар, я солгала тебе… Я не беременна. Я – дрянь! И ты дал мне это почувствовать.
- Ты… Так у нас…
- Я разыграла тебя. Хотела увидеть твою реакцию. Услышать слова типа: «Ты что… Ещё рано… Почему ты не предохранялась? Надо делать аборт…» и всё такое…
Я сидел и молчал. У меня не было слов. Я уже строил планы на будущее. Сидел и ничего не понимал, кроме главного:  моя рыбка - «круглая дура» и, как она сама говорит, «не беременна».
- Ты с честью и достоинством прошёл проверку. Ты настоящий мужчина.
- Я что, Штирлиц что ли? - засмеялся я. – С какой стати, ты проверяешь меня? Стало быть, я прошёл проверку на детекторе лжи? И…
- Выдержал её с честью. Я солгала, а ты нет. Ты говорил правду. Чистую правду, одну лишь правду. Я тебя люблю, - сказала она и положила голову мне на плечо.
- Я знаю! Что дальше?
- Я… прошу прощения.
- Ты прощена. Тебе денег дать?
- Нет. Я ещё не истратила те… Читала твои новые стихи в газете. Они другие, не такие, как у других наших поэтов. Странные, но интересные. И я… ничего не поняла! - засмеялась она. – Ты другой, Эдгар! И всё у тебя по-другому. (Пауза.) Даже мы… Таким ты мне больше нравишься.
- Это комплимент? – спросил я.
- Больше! – ответила она.
- Так в чём причина всего того, что ты сегодня наговорила мне? И смеялась, и плакала, и злилась, и сочиняла… Полнолуние? Или у тебя критические дни и в твоём животе происходят боевые действия?

(«Вот это разговор! Какая динамика! Страсть! Ясность! Так вот как всё обернулось!» - читая дневник, всё больше удивлялась Стелла…)

- Второе!
- Тогда всё ясно! Придёшь в пятницу?
- Приду, обещаю. Теперь приду. И можешь продолжать называть меня «рыбкой». Я этого заслуживаю, поверь.
- Верю! Тогда до пятницы, рыбка моя...


                                      Узбекистан, Андижан, 1980 год».


Стелла вздохнула, встала, прошлась по комнате, сделала несколько упражнений. Выпив остывший зелёный чай, села на диван и вспомнила слова Марины: «Бог накажет тебя, Эдгар. Он пошлёт тебе такую любовь, от которой тебе мало не покажется». Стелла подумала немного и сказала:
«И этой любовью оказалась Камилла Белоцерковская. Да, Эдгар, Марина угадала. Может быть, и сказала она эти слова в сердцах, но… Только вот знала бы она об этой любви и её конце. А так всё сходится. Можно понять любовь как награду и как наказание. Никогда бы не подумала, не прочитай я этих страниц, что любовь может быть наказанием. Вот и новое! Новые чувства, эмоции, оборот и речь. А какая глубина!.. Интересно, Марина и её шестеро «сестёр» (Стелла засмеялась) читали книги Эдгара? Кто знает? Впрочем, нужно прочитать весь дневник и дать прочитать его маме», - она закрыла дневник, положила на него руку и добавила:
«Пусть прочтёт наш психоаналитик, наш психотерапевт и, разумеется, психолог…»
Посмотрев на часы, она быстро встала, положила дневник в коробку, закрыла кабинет и пошла домой.
«А соскучилась ты по Альберту, да?» - спросила она себя, входя в дом. 


                                    ***


УСТАВШАЯ ОТ ПОСЛЕДНИХ событий и новостей, от работы над завершением книги о поэзии Эдгара, войдя в салон самолёта, Стелла поздоровалась с командиром и двумя стюардессами, одну из которых знала, и села на своё место. Вздохнув с облегчением, она откинулась на спинку кресла и тут же заснула.
Полёт проходил нормально. Самолёт не бросало из стороны в сторону, он не попадал в воздушные ямы, небо было безоблачным, и временами казалось, что самолёт не летит, а стоит на взлётной полосе.
В специально отведённом для стюардесс отсеке работали две девушки, они и были стюардессами. Одну звали Алсу, другую – Нина. Самолёт находился в воздухе уже час, и Алсу спросила:
- Нина, ты бы предложила Стелле «Шардоне» или мартини «Сапфир»! Может, она…
- Она спит как ребёнок. Не хочу её будить. Пусть отдыхает. А если ты забыла, я напомню тебе: будущая хозяйка пьёт только аргентинское вино «Коста Роза». Ясно?
- Да, да! Она красивая…
- Писательница! Пишет книги.
- Книги? Ты читала её книги? Они интересные или так себе? Сейчас, по-моему, кто только не пишет, - пояснила Алсу.
- Читала. Её книги даже перевели на другие языки. Две книги мне точно понравились.
- На иностранные языки? - удивилась Алсу.
- Да, на иностранные языки. Я вот никак не пойму: мы за ней прилетаем уже полтора года. Почему они не поженятся? В такого мужчину не влюбиться невозможно! Альберт Давидович красивый, умный, вежливый, воспитанный, необыкновенно привлекательный… Любая девушка уже давно бы вышла за него. А она…
- Это точно! Может быть, ей в детстве кто-то сказал: «Знай себе цену». Вот она и...
- Не понижает её! Стелла - богатая невеста, знаешь об этом? Книги приносят ей большой доход.
- Большой доход? Большие деньги! Тогда всё ясно…
- Ничего не ясно! Может, она его не любит?..
- Брось! Такого парня, как наш управляющий, поискать надо.
- Не поймёшь их, богатых. Вот за тобой, Алсу, кто пришлёт самолёт?
- Какой там самолёт?! Муж не всегда на машине-то в аэропорт приедет за мной, а живём рядом. Да и не работает он. Без работы сидит. Ну, моей зарплаты нам хватает. В корпорации щедро платят. По гроб буду тебе обязана, Нина, за то, что устроила меня на эту работу. Летала бы сейчас по Сибири на пассажирских и вахтовых вертолётах. А там знаешь, какой контингент? Нефтяники да газовики. Газ добывают. Словом, работяги, что тут добавишь. А здесь…
- С женой премьер-министра дружит, поняла? И хотя жена премьера старше, они – подруги.
- Вот как?! Нашли ведь общий язык.
- Насчёт того, что мало работы… Скоро налетаемся! Где-то в Средней Азии будут строить современный медицинский центр.
- А ты откуда знаешь?
- Ну, у тебя и память! Муж работает в плановом отделе, он и сказал.
- На таком самолёте приятно летать. Да и больше пяти пассажиров  я не видела на борту нашего самолёта.
Вышел командир и сказал:
- Будите Стеллу Анатольевну. Снижаемся.
- Стеллу Анатольевну! - удивилась Алсу.
- Зови её по имени-отчеству, ясно? - спросила Нина.
- Поняла. Пошла будить. Скажу ей, чтобы ремень безопасности пристегнула.
- Не пристегнула, а сама пристегни, - пояснила Нина.
- Хорошо! - ответила Алсу и отодвинула штору. – Смотри, как спит. Жалко будить.
- Не напугай! Знаешь, как правильно будить пассажира?
- Разумеется. Учили…
В московском аэропорту «Шереметьево» Стеллу встретил Альберт. Машина, на которой он приехал, стояла недалеко от разметки. Самолёт выключил двигатели, открылась дверь, и Стелла спустилась по маленькому трапу. Альберт поздоровался с командиром, со стюардессами, поблагодарил их за работу, поцеловал Стеллу, спросил её о самочувствии…
Они сели в машину и поехали на банкет.

- Вот жизнь! - сказала Нина.
- Сказка! –  прибавила Алсу.

                                                                                                                             Возник ли мир по Ветхому Завету,
                                                                                                                             Иль сам собой, без божьего труда, -
                                                                                                                             Мыслители не вскрыли тайну эту.
                                                                                                                             И, может быть, не вскроют никогда.
                                                          Байрон, «Дон-Жуан»

 

                            Вторая часть

                                 ***

                           В доме у Альберта


- ПРОХОДИ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОХОДИ, любовь моя, - пропуская вперед Стеллу, сказал улыбаясь Альберт. - Твоё платье промокло. Сейчас переоденемся, выпьем чего-нибудь и продолжим…
- Продолжим романтический вечер? - уточнила Стелла, надевая тапочки. - Хороший, тёплый, летний дождь.
- Тебе идёт, когда ты не…
- Причёсана? Так мне говорит Кира, наш «доктор».
- Она права. Ну, вот ты и дома. Тебе всё здесь знакомо, так что хозяйничай.
- Пойду приму душ и надену свой любимый белый халат. Не терпится посмотреть на новую спальную комнату. На изысканную белую мебель и всё такое…
- Я тебе всё покажу, но вначале прими тёплый душ, не хватало ещё…
- Чтобы я простыла? Альберт! Я и зимой на улице обливаюсь холодной водой. И в минус десять тоже! Это укрепляет организм и повышает работоспособность.
- Как представлю тебя в купальнике на снегу, так мороз по коже. Ты – сильная женщина.
Стелла посмотрела на Альберта с улыбкой, и он уточнил:
- Девушка.
- Так уже лучше. Я пошла, а ты, пока я буду принимать душ, завари мне зелёный чай, будь любезен.
- Зелёный чай? Даже не знаю, есть ли он у меня. И почему зелёного чая? Есть кофе – пяти сортов, чёрный чай, какао. Ах, да! Вспомнил! Зелёный чай пили Байрон, Эдгар По и Эдгар, забыл его фамилию…
- Загорский, - уточнила Стелла.
- Верно. Почему его назвали Эдгаром? - снимая костюм, спросил хозяин дома. – В честь Эдгара По?
- Не знаю. Нужно спросить у духов, - улыбнулась она.
- Но ведь русские не называют своих детей таким именем. Почему же они… его родители?..
- Он не совсем русский, если так можно выразиться. Русского в нём немного. По матери он поляк, по отцу… в его венах течёт русская, украинская и, совсем немного, молдавской крови. Что-то в этом роде, если я не ошибаюсь…
- Вот это набор?! Я слышал, чем больше разной крови в человеке, тем он талантливее. Я правильно выражаюсь? Каждая кровь в определённый момент заявляет о себе. Или это плохо?
- Мама говорит, а она изучала этот вопрос с точки зрения психоаналитика, что подтверждений этому нет, но примеров достаточно. Всё зависит от природы, от условий, которые заставят эту кровь «проснуться». От воспитания, от окружения и так далее. Лучше всех из философов этот вопрос изучил Шопенгауэр…
- Шопенгауэр? Когда мы вместе, я становлюсь учеником. Иди в душ, а я посмотрю, что там у нас с зелёным чаем? С этим необычным для меня зелёным чаем, - сказал Альберт.
- Это приказ? - засмеялась Стелла.
Стелла пошла принимать душ, а хозяин дома в кухню на поиски зелёного чая. Через двадцать минут она вышла из душа и пошла в кухню. Альберт ждал её. И когда она вошла, он встал и сказал:
- Царица моя, вот зелёный чай, - показывая рукой на чашки.
- Пахнет приятно! Значит, ты и не знал, что у тебя есть зелёный чай?
- С трудом отыскал… но это дело рук Софьи Фёдоровны. Она всё предусмотрела. И она…
- Ты её отпустил? Сколько лет она работает у тебя домохозяйкой?
- Около пяти лет. Ей пятьдесят семь лет. Она чистоплотная, приятная, много не говорит и отлично справляется со своими обязанностями. Мне рекомендовал её мой дедушка. Она работала у него, пока он не передал все дела мне. Вот и зелёный чай…
- Она и мне нравится. А чай действительно превосходный. Самый что ни есть лучший. В супермаркете такой сорт не купишь.
- Да?! 
- Зелёный чай вот в таких шариках размером с грецкий орех – самый дорогой и самый ароматный.
- А я подумал: что за шарики, да ещё завёрнутые в бумагу? - удивился Альберт.
- Именно. Это и есть высший сорт. Самый-самый…
- Как тебе приём? О чём вы говорили с супругой премьер-министра?
- Приём мне понравился. Лучшие повара, официанты, еда и всё то, чему положено быть  лучшим. Развлекательная программа составлена  безупречно. Пригласили даже поэтов, что в таких случаях во времена Эдгара не делали в Кремле.
- Вероятно, не понимали поэзию?
- Поэты читали стихи с выражением. Мне понравился второй поэт. Его стихи были проницательными и мелодичными. Со Светланой Юрьевной мы говорили о моих рассказах. Вернее, я слушала, а она делилась впечатлениями о моём рассказе «Дважды два – четыре». Она не совсем поняла, о чём он, но я не стала её поправлять, и, кроме того, я заметила, что люди, читая какое-нибудь произведение, понимают его по-разному.
- По-разному? - сжал губы Альберт. – С виду схоже, по существу различно?
- Она начитанная, интеллектуальная женщина… Мне приятно общаться с ней. Она училась в Англии, в Оксфорде…
- Ещё бы! Жена второго человека в стране…
- Альберт! Мы же договорились…
- Молчу, молчу! - прижимая пальцами правой руки губы, вспомнил глава корпорации.
Стелла с Альбертом сидели за столом и говорили, но больше Стелла. Она рассуждала о своих планах, интересовалась делами Альберта, который смотрел на неё и думал: «Когда же ты станешь моей женой, Стелла?»
- Альберт! Ты где? - махая правой ладонью у его лица, спросила она.
- Что, любовь моя? - заморгал Альберт.
- Может, прежде всего, покажешь мне спальную комнату? Я намекаю на это уже третий раз, - громко заметила Стелла.
- Задумался, извини. Представил, что мы муж и жена. Сидим после трудового дня и пьём кофе, а рядом бегают наши дети – мальчик и… еще мальчик.
- «Мальчик и ещё мальчик»! Хм! Два сына, так не проще? Хочешь продолжения рода? Мы обсуждали это, забыл? - улыбнулась она.
- Молчу, молчу. Мечтать ведь не вредно? Что говорит об этом наш маленький «доктор»?
- Не вредно. Наш маленький «доктор» ушла с головой в биологию.
Альберт встал, подошёл к Стелле, опустил голову, протянул ладонь, в которую, улыбаясь, вложила свою ладонь девушка его мечты, и повёл её в спальную комнату. Подвёл к двери, приоткрыл её и сказал:
- А теперь, любовь моя, закрой глаза. Подчиняйся будущему мужу.
- Подчиняюсь! Но будущему… - Стелла сжала ладонь Альберта.
Он включил свет, провёл её до середины комнаты и тихо сказал:
- Теперь открой глаза. Свои умные глаза.
Первое, что сделала Стелла увидев новую спальную комнату, был глубокий вдох. Затем, чуть приоткрыв рот, она повернулась к Альберту и с восторгом воскликнула:
- Альберт, это так божественно! Ощущение такое, будто я – Снежная королева. Всё белым-бело! Потолок, стены, мебель, кровать, пол. А это что? Зеркало? О-го! После всего… мы будем лежать и смотреть на себя в зеркало? Слов нет, одни чувства…
Альберт понял, что произвёл на Стеллу впечатление и это ему удавалось крайне редко. Стеллу вообще мало чем можно было удивить, если, конечно, это «мало» не касалось мира искусства: глубокое по смыслу стихотворение или интересный, захватывающий рассказ, возможно, красивая картина… Альберт был на седьмом небе. «Наконец она в восторге!» - обрадовался он.
Он подошёл к ней, отодвинул воротник халата, поцеловал в плечо и тихо, почти шёпотом произнёс:
- Я рад, моя звезда, рад твоему восторгу. Тронут, польщён, удовлетворён…
Стелла повернулась к Альберту, он поцеловал её в губы. Они обнялись. Альберт снял  халат, Стелла сбросила свой. Поднял её на руки, и, сделав несколько шагов, положил  осторожно на кровать. Нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и в комнате воцарилась ночь. Через минуту комната осветилась лунным светом, а на потолке появились звёзды.
- У меня нет слов, Альби! (Так Стелла иногда называла Альберта.)
- У писательницы закончились слова?! Это новость…
- Слов не надо. Люби меня. Люби так, чтобы я забыла про всё на свете. И про всех, кто проживает в нём! Я соскучилась… Взлетим вместе к этим звёздам…
И Альберт исполнил её просьбу. Чувствительный по своей натуре и отличный скрипач, он тонко и нежно всё исполнял. Всё, что любила в такие минуты, минуты любви, Стелла. Она ничего не помнила, ей казалось, что она находится в созвездии Льва. Альберт словно играл на скрипке. И чувства Стеллы, будто струны, подчинялись этой божественной игре, этим пальцам. Альберт ревновал Стеллу к Глории и хотел, чтобы она забыла её. Он любил её так, как никогда… У него всё получалось. Душа Стеллы, не ощущая тела, парила в ночном небе. И ей вспомнился, вернее, промелькнул в её памяти, стих Эдгара:

Мои тонкие пальцы тянутся к твоему телу.
Оно передо мной, покрыто «мурашками», слегка
дрожит и пока не расстроенно.
Скрипка! Скрипка, которая ещё не звучала, к струнам
которой ещё не прикасались пальцы мужчины, -
это твоё тело.
Оно замерло и ждёт неизвестного, неповторимого, высокого…
Я впервые медленно и нежно настрою эти девственные
струны – твои чувства (словно Гварнери), прежде чем
извлечь из них первые звуки любви, пение ангела…
Сотворю из этих звуков музыку, и крылья ноты «ми»
и ноты «ля»  унесут нас…
В Рождественском небе ты будешь плакать и петь, стонать
и наслаждаться, глубоко дышать и…
Ты закрыла глаза.
Мои руки коснулись…
Не сфальшивить бы, не сфальшивить!

Стелла глубоко дышала, стонала, улыбалась, целовала Альберта. В её сознании рождались новые картины. Ей казалось, что её душа блуждает в ночи, ищет встречи с Луной, а встречается на Млечном Пути с другой одинокой душой. И души парили в ночи в созвездиях Девы и Льва, сливались в большое одно, и в небе рождалась звезда… И перед первым лучом, простившись с последней звездой, на грани весеннего дня душа обвенчалась с душой.
Через двадцать минут их души вернулись в спальную комнату, точнее, очутились в реальном времени. Насладившись друг другом, удовлетворившись, их тела разъединились. Они лежали и смотрели на себя в зеркало, усталые и довольные.
- Альби! Это было… это было… Моя душа, словно парила в ночном небе! Ты меня ввергнул в пучину любви, вознёс моё тело к небесам. И вот эту белую розу (она протянула руку к Альберту, в которой ничего не было, Альберт всё понял) я сорвала для тебя, прогуливаясь по ночным полям Вселенной, держи её! Она – лучшее из всего, что я увидела там. Остальное словами не выразить!   
- Стелла! Ты – поэт! – глубоко дыша, сказал Альберт, удивлённый блестящим поэтическим отрывком.
- Ты подарил мне вдохновение. Сама удивляюсь. Слова приходят сами собой, словно кто-то мне их диктует. Альби, я испытала то, что испытывают поэты – вдохновение. Теперь я знаю, что такое поэтическое вдохновение. Это состояние души, в которое приходят образы и перевоплащаются в нём в слова, слова в строфы, строфы в стихи… Вдохновение писателя отличается от вдохновения поэта. И сильно!
- Сильно?! В самом деле? Разве это, не одно и тоже?
- Нет, я ошибалась! Должна это признать, и думала, что…
- Мне кажется, что ты впервые почувствовала силу любви. Ты мне сама говорила: без любви, без секса пишется… Что ты там говорила? Слабо или неглубоко?
- Не хочу ни о чём говорить!  Не желаю ни о ком думать. Я стараюсь всё записать в памяти и описать это… в одном из моих новых произведений. Всё уже отпечаталось в моей голове!
- Мать моя женщина! Была такой обычной… и на тебе, за работу. Расслабься. Смотри на звёзды. Наслаждайся и не думай о сюжете…
- Нас тянет после этого… за стол, понимаешь? Нас – творческих людей!
- Ты о чём? Принести вина, твоего любимого аргентинского «Costa Rosa»? Его любила Камилла-художница?  Я скоро всех твоих персонажей выучу наизусть… Камиллы – две! Какая из них?
- Альби! Сегодня ты… Такого ещё с нами не происходило, да? - не слушая его, пояснила Стелла.
Стелла вздохнула, повернулась лицом к Альберту, и добавила:
- Жаль, что подобное бывает только раз!
- Почему ты так уверена в этом?
- Раньше ведь так лирично и романтично у нас не получалось! Не получалось! И поверь, такое бывает один раз!
- Хм! Посмотрим! - удивился Альби.
- Неужели? Мои чувства могут не выдержать…
- Ты – сильная! Поцелуй меня…
- Нет, теперь моя очередь, Альби. И посмотрим, кто кого вознесёт выше…
- Мне начинает нравиться. Я готов! О! О-го-го!
Через пятнадцать минут уже Альберт рассказывал Стелле, как высоко она вознесла его тело.
- Ах, Стелла! Я не испытывал ничего подобного. Восторг, восторг! Ты – ангел! Я устал. Отдохну и принесу вино, чай и восточные сладости, которые ты, по неизвестным причинам, так любишь.
- Лежи уже. Мы оба в отличной форме, но я… Я  сама всё сделаю. И занимайся спортом, Альби. Сидишь целыми днями в своём офисе и слабеешь. Когда ты в последний раз был в спортзале? – теребя за плечи Альберта, спросила, улыбаясь, она.
Альберт поцеловал Стеллу в плечо и сказал:
- Я люблю тебя. Теперь придётся скосить траву на дорожке, ведущей в спортзал.
Стелла промолчала. В комнату заглянула настоящая луна, и к искусственному свету луны добавился природный. Полночь. Это значит, что прошла половина ночи. У них оставалась ещё одна половина этого божественного времени суток, и она только начиналась…

                                     ***


ПРОШЛО ПОЛЧАСА. Они лежали в постели, точнее, полусидели, облокотившись на подушки, и молчали. Альберт мелкими глотками отпивал из фужера своё любимое вино,  а Стелла наслаждалась ароматом зелёного чая.
- Почему ты не пьёшь ни вино, ни коньяк, ни шампанское? Чай, чай, чай! Все люди пьют…
- Не люблю, когда у меня голова неясная. Терпеть не могу, не по нраву мне такое, - ответила Стелла и посмотрела на Альберта.
Он улыбнулся. Затем сосредоточился и серьёзно сказал:
- Знаешь, мы получили большой заказ на проектирование и строительство медицинского центра. Большая и ответственная работа для нашей корпорации. Определённо!
- Ты, по всей вероятности, хотел сказать  проектирование и строительство…
- Да. Именно так. Я забыл, кто рядом со мной. Порядок слов в предложении - и всё в том же духе…
- Это важно. Продолжай. Ты должен говорить правильно. Ты, Альби, – руководитель.
- Сегодня на банкете премьер-министр сказал мне о заказе…. И строительство медицинского центра – это большая ответственность для нас и, безусловно, проверка всего моего коллектива на прочность. Правда, сам проект находится ещё в стадии завершения и до воплощения его в чертежах и макетах ещё есть время, но наш проект премьеру понравился в общем виде. Медицина – это серьёзно. Полагаю, через три месяца мы закончим работу над чертежами, сделаем макет и представим его на Совете министров. Центр будет отвечать всем требованиям современной медицины.
- Современной медицины? Ты хотел сказать, наверное, современной архитектуры? То есть о…
- Понял, понял. Но сегодня такая ночь! И мы так любили друг друга… могла бы и не уточнять…
- Извиняюсь. Могла бы и сама понять. И где будет этот центр? Кому повезёт? В каком регионе страны?
- Либо в Ташкенте, либо в Бишкеке. Для нас это неважно. Президенты договорятся, и всё будет ясно.
- Узбекистан и Киргизия. Две среднеазиатские республики, - пояснила Стелла.
- Да? Бишкек - это столица…
- Киргизии. А Ташкент – Узбекистана.
- Благодарю. Но я ещё не всё сказал. Пока, как говорят, суд да дело, я бы хотел с тобой посоветоваться.
- Со мной? С чего ради? Написать книгу о том, как вы его строить будете?
- Стелла! Дослушай. После всего, то есть, как мы его выстроим, нужно будет оформить внутренний интерьер. Мне всё равно, будут ли это картины, написанные маслом, или хорошие профессиональные фотографии.
- О! Это большой заказ. Любой художник в Москве или в северной столице, равно как и фотограф, будет рад выполнить такой заказ. Только дайте объявление и…
- Вот я и хотел с тобой посоветоваться по этому поводу. Разумеется, художник или фотограф должен быть настоящим мастером. И надо решить: картины или фотографии. Мы на совете директоров так и не пришли к единому мнению. Да и дизайнерский отдел у нас возглавляет новенькая. Дизайнер она профессиональный, но пока не знакома ни с художниками, ни с фотографами…
- А должна. Она возглавляет отдел по дизайну интерьера. А разработка дизайн проектов - это искусство. Как же ты её на работу принял? - удивилась Стелла, поправляя волосы.
- Ты просветила меня. По рекомендации…
- Ты не смог отказать? По блату? Я думала, эти времена прошли…
- Как видишь… Это – бизнес. Много друзей, знакомых, которым не откажешь. Словом, что скажешь? У тебя есть кто-нибудь на примете? Займёшься нашим дизайном?
- Перестань! Ты хочешь сделать мне подарок? Чтобы те, кого я предложу вам для этой большой работы, а здесь в одиночку не справится ни художник, ни фотограф, а, следовательно, нужны будут как минимум  три художника или пара фотографов. Центр-то большой, это уж точно! Картин триста понадобится, если не больше. Хочешь, чтобы художники или фотографы, которых я вам порекомендую, были обязаны мне по гроб?! Ты этого хочешь?
- Тебя не проведёшь! Угадала. Но ведь у тебя есть кто-нибудь на примете? Здесь, в Москве, или в Петербурге? А в Краснодаре? Или в этом, как там его, Горячем Ключе? Ты сама говорила, что в Горячем Ключе много талантливых художников. 
- Ты вторгаешься в мир искусства, Альби! Он не такой, в котором живёшь ты. В нём свои законы, свои правила… Вашей корпорации обойдётся это недёшево. Фотографии, несомненно, будут дешевле. Но полотна  маслом…
- Мы за ценой не постоим! Деньги не главное. Ты только порекомендуй нам художников или фотографов, а дальше мы разберёмся сами.
- Но у меня время-то есть? - спросила Стелла.
- Есть. Что-нибудь придумаешь. И уверен, это будет оригинально. Картин триста потребуется – это точно.
- Если бы ты знал, как художники и фотографы мечтают о таких заказах. Всё равно, что Собор Парижской Богоматери  расписывать.
- Вот и договорились. Пусть расписывают.
- Преобладать будут, надо полагать, пейзажи, натюрморты, местный колорит. Словом, ничего серьёзного. Так ведь, Альби?
- Пожалуй! Да, ты права. Это же медицинский центр, а не…
- Галерея изобразительных  искусств!
- Стелла! - спохватился Альберт. - Я же тебе сюрпириз приготовил! Как же ты забыла?
- Ты забыл, Альби! И я из вежливости не напоминаю тебе о сюрпризе. А ты всё о корпорации и молоденькой девушке, возглавившей дизайнерский отдел, которая ничего пока не понимает, что от неё требуется и что она должна делать. Она красивая?
- Красивая. О, Стелла! Как это не похоже на тебя. Может, ты всё-таки решишь выйти за меня замуж?! И она знает своё дело.
- Сюрприз! Где мой сюрприз? Хочу взглянуть…
- Набрось на себя халат, и пойдём в мой кабинет. Она там! - помогая Стелле, сказал Альби.
- Кто? - расхохоталась Стелла. - Девушка, возглавившая дизайнерский отдел?
Альберт тоже рассмеялся. Он положил руку на плечо Стеллы, и они стали спускаться на первый этаж, на котором находился кабинет Альберта.
- Это забавно, Альби! Ни слова по-русски. Как же она входит в курс дела?
- Я думаю, она выучит русский язык за полгода. Сейчас она ходит к репетитору, а совещания, если это касается её отдела, мы проводим пока на английском языке.
- Как же её зовут? - чуть не споткнувшись, спросила Стелла.
- Дора. Она из Иерусалима. Её порекомендовал мой дед.
- Вот как?! - удивилась Стелла, предположив, конечно, что Дора – это невеста…
- Входи! - открыв дверь, сказал Альберт.
Они вошли в красиво обставленный кабинет Альберта. Рядом со столом из красного дерева, около которого росла в большой вазе пальма, стоял стул, на котором находилась, по всей видимости, картина. Картина была накрыта белой материей. Напротив стола висел портрет деда Альберта Якова.
- Я полагаю, это – картина, и ты хочешь меня удивить. Ты сегодня уже сделал это – удивил меня своей спальной комнатой, в которой мы отлично провели первую часть ночи и я думаю, проведём остаток этой незабываемой романтической ночи ещё лучше. Разве не так? Хочешь?
- Надеюсь на это. А теперь отойди метра на два-три от картины и закрой глаза. Я знаю, как сильно ты любишь живопись. Но предупреждаю - эта картина необычная! И на ней…
- Какое длинное вступление, Альби. Какой интригующий пролог! Или так ты поднимаешь во мне интерес к картине. Накаляешь мои чувства и будоражишь воображение. Открывай уже, аукционщик!
- То, что нарисовано на ней… Словом, это не намёк…
- Картины пишут, а не рисуют, Альби. Снимай же материю! Или мои глаза «затекут» и изображение будет расплывчатым. Как ты этого не поймёшь?
Альберт аккуратно снял белую материю с картины и сказал:
- Можешь открыть!
Открыв глаза, в которых, конечно же, не сразу воспроизвелось то, что написано на полотне, Стелла не сразу поняла, что написал художник. Поэтому не смогла определить, что на ней изображено. Удивлённый тем, что Стелла не сразу отреагировала на сюжет картины, Альберт спросил её:
- Тебе не нравится?
- Рамка великолепная. А картину, вернее сказать, что на ней… никак не могу… Твоё длинное вступление, Альби… Вот, начинает что-то просматриваться.
Через минуту Стелла громко, не веря своим глазам, вдруг воскликнула и, зажав рот, села на корточки.
Альберт ничего не мог понять. «Вот это реакция! Что с моей любимой? Надо было другую картину купить на аукционе. Стелла, по всей вероятности, обиделась. Я ей несколько раз намекал в сердцах на то, что в ней больше любви к женщинам, нежели к мужчинам. Что я наделал? Перебор!» - думал расстроенный Альберт, стоявший между картиной и Стеллой, теребя в руках белую бархатную ткань.
- О, майн Гот! Альби! - подходя к картине и нежно прикасаясь к ней пальцами, как к чему-то дорогому, наконец, изрекла Стелла. - Не могу в это поверить, как же иначе?..
Альберт уже совсем растерялся и не мог понять, нравится ли ей эта необычная, хорошо выписанная картина или ему долго придётся объяснять Стелле, что картина вовсе не намёк… а сюрприз.
Стелла продолжала нежно, стараясь не повредить полотно, прикасаться к картине. Вот она провела пальцами правой руки по картине, потом опустила их и потрогала рамку, затем левой ладонью провела по обнажённым девушкам, занимающимися любовью, страстной любовью. И было видно, как сильно они любят друг друга в этот момент. У одной были закрыты глаза, и по её лицу можно было прочитать, как высоко вознеслась к небесам её душа. Вторая девушка была написана также голой, лишь белая простынь слегка прикрывала её ноги. Всё было белым, как комната Альби, спальная комната, интерьером которой он так удивил Стеллу, не сказав ей, что именно Дора создала эту красоту. Та Дора, которая приехала из Иерусалима и не говорила по-русски. На картине, внимательный читатель, были изображены две девушки, занимающиеся любовью.  И было видно, что они, безусловно, делали это не в первый раз. Любовь! Белые тела девушек, белые простыни, белая кровать, белые стены и белые платья, брошенные рядом с кроватью, два летних платья, были выписаны художником - безупречно. Мы не узнаем, уважаемый читатель, послужила ли Доре вдохновением эта картина, когда она работала над интерьером спальной комнаты Альберта, которую она увидела первой (Альберт показал Доре картину), или Дора сама всё придумала, подключив к этому своё вдохновение. Очевидно только одно: и спальная комната Альберта, и картина произвели на Стеллу глубокое впечатление. Стелла отошла от картины, посмотрела на растрёпанного и непонимающего, в чём на самом деле дело, Альберта и произнесла:
- Альберт! Как тесен мир! Если бы ты знал!
- Тебе понравилась картина, любовь моя? - спросил он. - А то, что мир тесен, я…
- Но ты не представляешь, насколько он тесен! Картина всё изменила. Теперь мир для меня стал ещё теснее и реальнее. И нет никакого провала между прошлым и будущим!
- Ты говоришь загадками. Я иногда не понимаю тебя.
Она подошла к Альберту и так его поцеловала, что у него, как пишут в книгах, «от счастья закружилась голова». Поцелуй Стеллы был похож на затяжной прыжок.
Альберт отошёл в сторону и с широко раскрытыми глазами вымолвил:
- Стелла! За всё время, что мы знакомы с тобой, так… Что это было?!
- Ты заслужил! Это настоящий сюрприз! А когда я тебе расскажу об этой картине, ты поймёшь, насколько она дорога мне. Божественное вмешательство - и только! Волшебство!
- Вот не думал, что картина может так изменить человека! Вы, творческие люди...
- Чокнутые! Это все знают, Альби!
- Я хотел сказать, странные, - оправдался он.
- Это одно и то же, Альби. Одно и то же…
Альберт глубоко вздохнул и сел на диван. Стелла продолжала внимательно рассматривать картину. Оценивать её. С открытой душой и с радостью в сердце она смотрела на двух девушек, любивших друг друга, – любовниц. Стелла глядела на картину, Альберт с улыбкой на неё. «Ох уж эти творцы! Несомненно, они не такие, как мы. У всех есть какие-нибудь да отклонения от нормы. А сколько среди них гомосексуалистов, лесбиянок, транссексуалов, трансвеститов? Чихали на всех. Живут, как душа того желает. Как внимательно рассматривает девиц! Такое чувство, будь они живыми, она тут же прыгнула бы к ним в постель. И пошло бы дело… А на мои предложения о свадьбе отвечает отказом. Хм! Может, сегодня ещё раз попробовать и сделать ей предложение, пока она в таком возвышенном настроении? Так и поступлю. Вернёмся в постель и…»
Стелла подошла к Альберту и села рядом. Они молча сидели и разглядывали картину. Молчание нарушила Стелла:
- Ты даже представить себе не можешь, Альби, какой сюрприз ты мне сделал! Я такие сильные чувства переживаю к этому великому шедевру!
- Я понял это и, между прочим, рад!
Стелла вздохнула и спросила:
- Ты знаешь, кто художник, написавший эту картину? Где ты её вообще взял? Я догадываюсь…
- Купил её по Интернету, на электронных торгах в Милане. Продавал картину итальянец. Начальная цена была… Впрочем, не будем об этом. Но в конце торгов цена на неё возросла в пять раз! - разглаживая волосы возлюбленной, ответил Альби.
- Представляю!
- Но итальянец, выставивший картину на аукционе, был из Рима. И зовут его Корсо!
- Никогда бы не подумала, что Инна назовёт внука Корсо в честь деда. А может, посоветует, по всей вероятности, старшему сыну назвать внука в честь деда. Его дед Корсо, был женат на русской девушке Инне. Инна родом из России, с Кубани. Она родилась недалеко от бухты Инал. Корсо был коллекционером - страстным коллекционером картин и большим любителем погонять на спортивных автомобилях. Он погиб в автокатастрофе. Инне пришлось нелегко,  она воспитывала младшего сына, а старший сын воспитывался в Милане у бабушки, оперной певицы. Сейчас бабушка, надеюсь, в раю.
- Стелла! Откуда? Как ты… Что всё это значит?
- Это значит, мой Альби…
- «Мой Альби»! Это мне нравится, моя звезда! Сегодня необычный день! Столько всего нового. Одни восклицательные знаки. И ты – такая новая! Может, ты всё-таки выйдешь…
- Не перебивай! - отрезала Стелла!
- Молчу, молчу! Продолжай историю.
- Картина называется «Две голых лилии». И если мне не изменяет память, а об этом написано Эдгаром в романе «Лара», их несколько. Картина принадлежит кисти художницы Камиллы Белоцерковской, которой сделали эвтаназию в Цюрихе в 25 лет. У неё был рак крови. У них в роду эта трагедия унесла немало жизней женского пола. Камилла была единственной любовью поэта и писателя Эдгара Загорского. Так писали в газетах, и…
- Я слышал о ней и знаю эту историю. Ты, по-моему, говорила, что работаешь над книгой, посвящённой творчеству этого поэта.
- Слушай дальше. Когда Лара…
- Кто такая Лара?
- Альберт! У тебя в доме два романа: «Камилла» и «Лара». Скоро будет год... Ты что, до сих пор не прочитал их?
- Не помню… Если честно, не могу найти их. В тот же день Галина, моя секретарша, взяла «Камиллу» и… А потом и «Лару»… И они, как я думаю, до сих пор переходят из рук в руки или по этажам – из кабинета в кабинет. В корпорации много молоденьких мисс, любящих, если мне не изменяет память, романтические трагедии. Словом, она… Нужно спросить у Галины.
- Хорошо, хоть мисс читают. Лара полюбила Эдгара, и они прожили вместе…
- Пока их не разлучила смерть!
- Так и есть. Но Эдгар продолжал любить Камиллу, и Лара это зная, делала вид, что не видит происходящего. Однажды Эдгар и Лара, когда они только познакомились, поехали в Италию, в Рим, встречать Новый год. Там, в жемчужной комнате, среди других шедевров Лара увидела картину Камиллы «Сон поэта, или Призрак…». Корсо, дед внука Корсо, купил картину у венгра и тоже на аукционе в Милане. И так же, как ты, не знал художника, написавшего её. Им, этим художником, и была Камилла Белоцерковская. Как-то на Рождество Эдгару позвонила Инна и сказала, что Корсо купил ещё одну картину на аукционе в Будапеште. Он долго «охотился» за ней. А сейчас внимательно слушай:

Тепло твоего тела…
Я
чувствовал,
как
оно остывает с каждой полночью,
как
ночи рядом с тобой становились
всё длиннее,
но,
не понимая причин,
устраивал разборки внезапным похолоданиям…
А
вчера вечером
случайно увидел, как ты отдавала его подруге…
Вы
не заметили меня  две голых лилии,
два белых цветка, вышитых страстью
на белой простыне.
Как твоё тело подвластно ей!
Выбежав из дома,
я побрёл прочь, гонимый стужей
и
ревностью.

Вот, Альберт, и всё. Не знала, что у Корсо в колекции была эта картина. Я прочитала тебе стихотворение по памяти. Такие необычные стихи, как стихотворение Эдгара «Две голых лилии», все стараются заучить. Теперь предстоит выяснить: с натуры Эдгар писал это произведение или выдумал его? Нужно будет посмотреть в архиве, возможно там ответ.
- Что значит с натуры? – удивился Альберт. – Художники пишут с натуры. Но, чтобы поэты…
Пока Стелла читала стихотворение, а Альберт слушал его с открытым ртом, переводя взгляд со Стеллы на картину и наоборот, он думал: «Как точно изобразила художница сюжет стихотворения. И с каким чувством и восхищением прочитала его Стелла», Стелла, которую он так сильно любит и которая не даёт согласия на их брак. Он впервые почувствовал большой мир искусства, впервые прочувствовал сердцем строки стихотворения, впервые увидел всей душой цвета, линии, технику живописи, впервые почувствовал силу искусства. И ему понравилось, что Стелла (а он подумал и о том, что великие творцы передают из уст в уста фалимии тех, чьи работы тронули их сердца и души людей,  читают их стихи и рассказывают о картинах) чтит традиции. «Совсем другой мир, - подумал он. - Никакой зависти, никакой ревности, никакой злости. Всё с глубоким уважением и достойно примера. У нас в большом бизнесе всё не так!»
- Стелла!
- Что, Альби? - продолжая рассматривать картину, спросила Стелла. 
- Ты бесподобна. А как читаешь стихи. С каким вдохновением, какой нежностью, словно боишься вспугнуть муз и не обидеть этим память тех, кто причастен ко всему тому, что ты сейчас мне поведала. Браво, Стелла!
- Тебе понравилось? - улыбнулась она.
- Как на втором этаже! А стихотворение и воистину красивое и необычное. Не знал, что лесбиянкам посвящают стихи!
- Альберт! Не лесбиянкам, а любви!
- И тем более, я не знал, что на стихи пишут или писали картины.
- Вот и Камиллу вдохновил этот стих. Впрочем, как и его другие, на создание шедевра. Она писала свои работы на стихи Эдгара. Видимо, у Корсо, то есть у внука Корсо и Инны, дела идут плохо, если он выставил на продажу эту картину. Дед бы её не продал ни за какие деньги. На всех выставках картин Белоцерковской рядом с каждой картиной висело стихотворение. Такова история, Альби. Я могла бы рассказывать тебе историю об Эдгаре и Камилле всю ночь. И о людях, попавших в их орбиту - в орбиту  большой любви. Даже Глория…
- Твоя единственная любовь!
- Прекрати!
- Порой мне кажется, хотя и стыдно мне говорить об этом как мужчине, что ты старше меня и взрослее. Вот такие моменты, как этот, заставляют меня думать так, Стелла. Чувствую себя, как школьник, ей-богу!
- Так говорила и Лара. По всей вероятности, люди говорят одни и те же слова, когда дело касается сильных жизненных моментов. Я изучала эти «совпадения в речи». Альби! Я взрослее тебя! Хоть ты и руководишь одной из крупных или больших корпораций в Европе, я взрослее тебя. И не раз говорила тебе: «Альберт, повзрослей!»
Альберт улыбнулся и, кивнув головой, сказал:
- И за это я люблю тебя сильнее! А ты…
- «Из двух влюблённых, один любит сильнее», - сказала Стелла и уточнила:
- Слова Камиллы-художницы. Я уже порой путаю, где мои слова, а где слова моих персонажей, чьё творчество я изучаю и буду изучать всю жизнь, и оно так вдохновляет  меня. Это мой родник, и он никогда не иссякнет! Поверь, мои амбиции безграничны!
- Уже верю! Глубокое стихотворение и красивая, похожая на правду, картина.
- В Интернете ты можешь прочитать стихи Эдгара и посмотреть картины Белоцерковской. А теперь давай посмотрим, подделка это или оригинал?
- Как? Что ты имеешь в виду? Разве она не прошла экспертизу?
- Вот так! На картину Камиллы, вернее, на портрет Эдгара Камилла написала с Эдгара потрясающий портрет в единственном экземпляре, написано пять подделок! Посмотрим, есть ли подпись?
- Да?! А как ты узнаешь, эта картина подделка или нет?
- Идём, - поднимаясь с дивана, сказала Стелла.
Они подошли к картине. Стелла взяла её в руки и перевернула.
- На обратной стороне картины есть название - «Две голых лилии». Ты права. Но подписи автора нет, - удивился и забеспокоился Альби.
- Камилла не ставила подпись на лицевой стороне картин, как это делает большинство художников. Она говорила, что подпись забирает на себя часть внимания человека, смотрящего на полотно. Поэтому, она подписывала картины с обратной стороны. Но так как она не была известной художницей при жизни, а стала ею после смерти, её подписи стирали и говорили: «Картина неизвестного мастера из России», - намекая при этом на то, что автор – мужчина. Да, да! Есть такое предвзятое отношение к женщинам-творцам. Камилла, узнав про это, стала ставить буквы…
- Не знал!
- Смотри, название написано её рукой. Я её почерк знаю. Я купила на аукционе её письмо, прощальное письмо к Эдгару. Длинное и настолько трогательное письмо… Она его написала перед отъездом в Швейцарию, где и… Ты понял?
- Эвтаназия? В переводе с греческого, «хорошая смерть».
- Растёшь на глазах. Взрослеешь. Письмо продавал человек… словом аноним. Мне, как и тебе, пришлось поторговаться. Но кто это был? Родственник Эдгара? Или…
- Письма разве выставляют на аукционах?
- Как и всё в этом мире! Разумеется, если письмо представляет собой литературный шедевр.
- Это новость. Покажешь письмо?
- Так что почерк её я знаю, обязательно покажу. Пришлось брать деньги в долг у отца. «Что? За какое-то письмо столько денег, Стелла?! За такие деньги я напишу тебе тысячу таких же!» - это реакция отца, и она длилась два дня, пока не вмешалась мама.
- Анатолий Максимович, как и я, далёк от живописи… Значит, помогла Марина Владимировна?
- Да. В то время мои книги не приносили дохода. Одни расходы. А именно – выпуск первых двух сборников рассказов за счёт автора. Это уже после того, как я стала читать архив, вернее, материалы из архива Эдгара, и учиться, книги стали содержательнее и глубокими по смыслу. Развитие сюжета, диалоги… Тогда и стали покупать мои книги и…
- Ты разбогатела. А я хотел бы, чтобы ты была бедненькой. Тогда, может быть, ты бы с первого раза сказала «да».
- Альби! Продолжим. Поднесём картину к торшеру.
- И мы увидим эти буквы? А если их нет, тогда эта картина подделка? – забеспокоился новый  хозяин картины.
- Классная копия! Так это называется, Альби. Итак, смотрим внимательно. Так… теперь здесь. Чуть-чуть поверни. Так… хорошо. Теперь нужна лупа.
- Мы же в кабинете. Сейчас.
Альберт достал из стола лупу, с помощью которой разглядывал чертежи проектируемых его корпорацией зданий, торговых центров. Словом, те места на чертежах, которые без увеличительного стекла не увидеть и не оценить.
- Вот, пожалуйста!
- Смотрим дальше. Теперь вот тут. А… что-то есть. Вот, смотри две буквы: «К»,,«Б». С двумя запятыми между ними.
- Вижу! Значит, сюрприз удался! - обрадовался Альберт, не на шутку испугавшись, что картина могла оказаться отличной копией. И тогда всё коту…
- Оригинал, Альби! - бросилась обнимать и целовать его от радости Стелла.
Альберт был на седьмом небе, а может, и выше.  Он многое узнал от Стеллы сегодня ночью в своём рабочем кабинете. И он был потрясён знаниями Стеллы и тем, с какой ответственностью она всё рассказывала, объясняла, доказывала. «Как знает она своё дело. Недаром с ней любит говорить и общаться и Светлана Юрьевна – жена премьер-министра. Если Стелла говорит и рассказывает о чём-нибудь, ей так же, как и мне, то это делает мне честь. Моя девушка – подруга жены премьер-министра. Да, Стелла взрослее меня. Нужно как можно быстрее  вырасти и, прежде всего, в её глазах», решил Альберт.
- Что ты там бубнишь, эксперт? - засмеялась Стелла.
- Я горжусь тем, что люблю такую девушку, как ты, Стелла! Моя девушка – Стелла Демидова - красивая, знаменитая, небедная, независимая…
- Спортсменка и комсомолка! Я это уже слышала. Альберт, можно нескромный вопрос?
- Хоть сто! - целуя ей руку, ответил он.
- Сколько ты заплатил за эту картину? За этот сюрприз? Ты хочешь получить таким способом мою душу и сердце? Сюрпризом?
- Не буду отвечать! Всегда ты так… сразу за живое! - ответил Альберт. 
- А как же «Хоть сто»? - спросила Стелла и поставила картину на место.
- Эти вопросы очень трудные! Думай, что хочешь. А точнее, ничего не думай. Тем более, сюрпризом оказалась не сама картина, а твой рассказ и твоё расследование.
- Так или иначе, я благодарна тебе. Повешу её в своём кабинете, в посёлке Октябрьском! Там нет сигнализации…
- Что ты, что ты! Её нужно сдать на хранение в банк! Отнесись к этому серьёзно. Посёлок…
- Идём! Постель уже остыла. Теперь я, пожалуй, догадываюсь, сколько стоит картина.
- Поймала! Умеете вы, творческие люди, в самую душу, в самое…
- Сердце! - продолжила Стелла, поднимаясь по лестнице.
Они вернулись в кровать и лежали, глядя на себя в зеркало, вмонтированное в потолок.
Альберт думал о работе, об оформлении интерьера. В черновом варианте центр был уже спроектирован. Осталось только оформить всё внутри…
Стелла думала о картине: куда бы её повесить? В доме, в посёлке или в доме на Рублёвском шоссе, где она проживала вместе с родителями и младшей сестрой Кирой, будущим доктором, когда приезжала в Москву. Или в своей московской квартире… «Поверить не могу, как мир тесен. Вот и картина Камиллы… Я и мечтать о таком не могла. Это – сюрприз. Сегодня Альберт удивил меня дважды. А может, выйти всё же за него…» - её мысли прервал Альберт:
- Любовь моя, ты довольна? – облокотившись на руку и глядя на Стеллу, спросил он.
- Ещё бы! Сегодня я довольна всем: и спальной комнатой, и тем, что и как в ней происходило и, конечно же, картиной. Стелла лежала и, довольная всем происходящим, смотрела на себя в зеркало. Альби внимательно рассматривал Стеллу, но его мысли были далеко от неё. Он думал о медицинском центре, о том, как современнее оформить интерьер. О предстоящей встрече с Шухратом, его заместителем, и о многом другом, что касается его любимой работы и ответственности перед дедом Яковом, поставившим его (Альберта) во главе могущественной корпорации. Словом, как это бывает после всего прочего, они лежали и думали о самом главном в своей жизни: Стелла о своём призвании, Альберт о работе.
- Строительство новейшего и ультрасовременного медицинского центра, Стелла,- большая ответственность для меня. Испытание. Проверка на прочность. Почему мне всегда кажется, что мой дед Яков дышит мне в затылок? Стоит за моей спиной, находится рядом, наблюдает и контролирует…
- Синдром, Альби! - и Стелла засмеялась. - Это похоже на то, что ты мне говорил, помнишь? О моих персонажах, которых ты стал, как ни странно, тоже чувствовать. Что они – Камилла, Глория, Лара, Эдгар - находятся рядом со мной.
- Похоже. Значит, мы психически нездоровая пара?
- Вопрос для психоаналитиков, как моя мама. А так мы нормальные-ненормальные люди, думающие больше всего о своём деле и как сделать это самое любимое дело в нашей жизни лучше: «Бог не раздаёт таланты напрасно, и тех, кто ленится, наказывает страшно…»
- Опять цитаты, строчки. Кто же их доказал, эти теоремы жизни?
- Эдгар. В стихотворении «Лень». Так что мы обречены на работу, работу и ещё раз работу, Альби. А что касается твоего синдрома, скажем так: дед Яков действительно приглядывает за тобой и в быту, и на работе, а теперь ещё и…
- В быту - это домохозяйка. В работе - Семён Александрович, а «ещё и»? - спросил Альберт.
- Дора! Она тебе предназначена. И ты что-то от меня скрываешь, мой волшебник, подаривший сегодня мне столько новых чувств и воскресивший во мне…
- Ничего я от тебя не скрываю! - перебил Альберт Стеллу, явно почувствовавшую своей женской интуицией соперницу в лице Доры. - У меня нет тайн от тебя, Стелла.
- Поживём - увидим. А насчёт того, что «мне кажется, дед стоит за моей спиной», так это правильно с его стороны. Он столько сил, энергии, средств вложил в корпорацию и в тебя, а теперь присматривает за всем происходящим в корпорации. Вот и Дору прислал из Иерусалима… - засмеялась Стелла.
- Не ревнуй, не ревнуй! Нет никакой тайны. Я люблю только тебя. И сегодня я доказал тебе это. Я, между прочим, весёлый и счастливый человек.
- Альби! Без благословения деда Якова ты не женишься. Он, прежде всего, человек жёстких нравов и глубоко верующий. И у них – ортодоксов…
- Я не маленький и могу…
- Тогда он лишит тебя наследства и корпорации… Это серьёзно. Поверь мне.
- Оставим это, Стелла. Итак, два маниакальных синдрома лежат в одной постели и вместо того, чтобы спать, как все простые люди, говорят о работе. Так что ты пишешь сейчас? - спросил Альберт.
- Закончила книгу, почти закончила, об Эдгаре. Хочу написать о Глории.
- Святые небеса! О Глории! И назовёшь её «Моя единственная любовь»?
- Ты уже говорил об этом. Я назову её просто, как божий день, - «Глория». И это будет роман. Хватит уже рассказов! Пора взяться за настоящее дело…
- За роман! Ты не писала романов. Это будет трудно? - спросил Альберт и вспомнил, что хотел сделать ей предложение выйти за него. Ещё одно предложение.
- Не сомневаюсь. Большая работа,  как ваш медицинский центр.
- Да, о центре. Как только в правительстве решат, где его строить, мне нужно будет уехать, чтобы посмотреть всё на месте. Встретиться с врачами, архитекторами, администраторами, министром строительства, министром здравоохранения и… и… и… Внести коррективы, если понадобится, посетить строительную площадку, мэрию, департамент здравоохранения…
- На пять лет уедешь? - перебила его Стелла.
- Нет! Кстати, вернёмся к нашему разговору о художниках и фотографах…
- В постели?! Сколько можно, Альби? На тебя вдохновение нашло что ли? После…
Но Альберт не понял намёка Стеллы и продолжил:
- Самое главное, чтобы картины или фотографии, это ты решишь сама, были не только мастерски выполнены, но и укладывались в концепцию внутренних интерьеров центра…
- Альберт! Милый мой Альберт! Остановись. Мы это уже обсуждали. Такой заказ, Альби, может сделать из художника или фотографа настоящую звезду, принести ему не только славу, но и деньги. Я умываю руки. В Израиле или в Москве, или в Санкт-Петербурге ты обязательно найдёшь их. У тебя большие возможности. И, возможно, я согласилась на твоё предложение найти художника для оформления интерьера, тем самым давая тебе понять, что проявляю участие. Но моё решение написать роман «Глория», решение, принятое мною ещё дома, когда я читала дневники писательницы написавшей безупречную повесть «Троица большой любви», всё изменило. Я начинаю работу над романом так же, как ты начал работу над медицинским центром. И у нас впереди два самых важных испытания в жизни, которые мы должны с честью и любовью выполнить и не напортачить. Нам придётся пройти через это, Альби. Я не писала романы, ты не строил таких больших и дорогостоящих объектов…
- Что тут скажешь? Всё по полочкам. Но после того, как ты напишешь свой роман о своей любви, а я выстрою центр, ты должна будешь выучить, если мы поженимся, роль супруги главы могущественной корпорации.
- Ты снова делаешь мне предложение? Альби, будь реалистом. Твой дед Яков не допустит такого самовольства с твоей стороны. Да и мне кажется, что он уже выбрал тебе жену, а ты, милый мой, скрываешь это от меня. И всё определено, понимаешь? А со мной ты просто проводишь время.
- Я пропущу это мимо ушей! И мы познакомились раньше, до… Я люблю тебя, Стелла. И порой мне так хочется, чтобы ты была нормальной, бедной, простой девчонкой, которую я давно бы уже склонил к браку своим напором и роскошью. И суждено же влюбиться  мне в такую!
- В делах о наследстве, как обычно, - продолжала невеста, - на первый план выходят деловые отношения, Альби. Дед отберёт у тебя корпорацию, сделай ты что-то не так. Например, пойди против его воли… В деловых кругах браки по любви – редкость. В них царствует любовь по расчёту. И эта любовь коварна. Ты ведь не оставишь компанию,  если… Признайся? Давай же!
- У меня много денег, Стелла! Мы поселимся на острове, и пиши свои романы, моя известная, обеспеченная, любимая романистка.
- На острове ты запоёшь по-другому, поверь мне. И ты, повторяю, хотя не люблю этого делать, что-то скрываешь. И ещё одно!
- Что же? Боже мой, Стелла! Как всё ты усложняешь! Разве нельзя…
- Я – католичка! А иудеи и католики… длинная история! Для меня так… А для ортодоксов…
- Так прими православие! В чём проблема?
- В том, что мы творческие люди, делаем то, чего желают наши души, сердца, чувства. Мы свободны! А вы – нет! И ты скоро поймёшь, о чём я тут говорила. Мы – две половины, но не одного целого. И потом, как я приму православную веру, если уже приняла…
- И это я слышал. Но ты сегодня, должен признать, говоришь яснее, серьёзнее и, что мне совсем не нравится, убедительно. Ты внесла в моё сердце смуту. Не знаю, что и думать. Есть в твоих словах взрослая, какая-то беспощадная правда. И…
- Альби! Успокойся и закрой глазки. Вот так! Я расскажу тебе, сыночек, сказку. И ты заснёшь. Тебе завтра проводить совет директоров, а это дело утомительное.
- Это мне нравится. Я любил, когда мама мне рассказывала сказки на ночь.
- Так слушай. Сказка называется «Тысяча и вторая ночь».
- «Тысяча и первая ночь», любовь моя, - поправил, улыбаясь и проводя ладонью по щеке любимой, так и не давшей ему согласие стать его женой, Альберт. – «Тысяча и одна ночь» - так называется этот шедевр арабской литературы. Я хорошо знаю это произведение.
- Не пе-ре-би-вай! Начнём сначала. Дубль два: «Тысяча и вторая ночь» написана Эдгаром Загорским…
- «Теперь ясно», - подумал Альберт.
И Стелла начала читать сказку. Она читала Альберту сказку, как читала сказки своему маленькому сыну мать Эдгара По, которая была актрисой и очень красивой женщиной, исполнявшей свои роли безупречно, с чувством, достоинством и все роли знала наизусть.
« - Мой повелитель, я расскажу тебе…
- Сказку! Что ты ещё умеешь? Время тянешь. О чём же она?
- О любви.
- В моём гареме её столько!
- О настоящей. О той, которая способна все войны на земле остановить.
- Ха, ха, ха! Любовь?! Способна на такое только Вера! Запомни это. Поняла меня? А войны на земле на все века. Так было раньше и будет так всегда! Начинай.
- Начну я с песни двух сердец, которые любви отдали души и вознесли себя к великим Небесам. И будут помнить люди всех народов о той любви во все века, пока по небу плавает Луна.
- Хорошее начало, продолжай!
- А ты, мой повелитель, слушай и запоминай. Пока я не закончу, вопросов мне не задавай. И так всё будет ясно. Ты всё поймёшь. Поверь мне и внимай. Готов? Так слушай и запоминай.

 - Люблю тебя, Луна моя, моя Звезда! – сказал он девушке, закрыв её уста своими тёплыми и нежными губами.
- Я жить без тебя не смогу, - обнимая и разглаживая его волосы, сказала она голосом флейты.
- Ничто не разлучит нас, птица моя! – пропел он от счастья эти слова.
- Смерть! – И она положила голову ему на сердце. Сладкие слёзы упали на сильную грудь.
- И смерть! Мы её опередим. – Он посмотрел на  позолоченные чаши, наполненные вином, и спросил: - Что там за шум внизу?
- Отец убьёт меня, а мой жених тебя. Время пришло за нами.
- Поверь мне, если нас убьют, на третий день я встану из могилы, найду то кладбище и ту могилу, в которой спать ты будешь, и во сне в любви ты будешь признаваться мне; её я раскопаю и тогда прилягу рядом, разбужу тебя. Сольёмся мы в последнем поцелуе, а потом уснём спокойным, безмятежным сном. Полярная звезда о нас напишет драму, наша мечта ей вдохновенье даст. И станут чтить её, читать и ставить во всех театрах моей страны. Платон поможет ей.
- Кто он?
- Философ, космос… Он воплощал в себе законы движения миров и чтил в них красоту. Его бессмертные, как Солнце, диалоги, свидетельство тому. Платон  велик. Теперь ты это знаешь. А пока дверь охраняет нас, она крепка, надёжна, и мы можем любить ещё друг друга и любить…

(Уж это точно,  для любящих сердец минуты страсти готовы в годы превратиться и дать влюблённым время  друг другом насладиться.)
- Так, значит, есть ещё миры? Никто не говорил мне о том, что можем мы попасть в наш общий милый дом и жить в нём, и любить.
- Прижмись ко мне.
- Ломают двери, Александр! Я не боюсь! Пусть будет так, как мы решили. – И, прижавшись к возлюбленному, она спросила: - На шее твоей крестик. Он красивый. Какой-то человек на нём висит. Не стану спрашивать тебя об этом, но верю в то, что души наши  охраняет он. Его я поцелую, и тогда…
- Я поцелую полумесяц, красующийся на груди твоей, Лейла, моя богиня. Моя любовь! Мой сон! Я верю, что твой полумесяц и крестик мой откроют Миру Мир! И остановят войны…
- Ах, Александр, это сделает Любовь! Какая же она, страна, родившая тебя? Хочу узнать о ней.
- В ней много света, красок и тепла. Мой город в море погружён, и навсегда. Кругом вода, солёная вода. И улицы, и площади, мой дом - всё отвоёвано у суши злой водой. Не всадники на скакунах по улицам гарцуют, а лодки плавают: и тут, и там – повсюду. Людей развозят по домам. И там страна, родившая меня, и дивный город, в нём и проживаю я.  И правят в нём искусства.
- Как странно, что твой город в море погружён. Но я хочу увидеть чудный дом, твоих родителей и братьев, и сестер. Потрогай здесь, горит в моей груди костёр, так хочется увидеть мне твой дом.
- Мы их увидим всех с твоей звезды, которая у полумесяца в ночи всем людям, в чьих сердцах любовь, путь освещает, а грудь твою надеждой согревает.
- Люблю тебя, как море любит чаек в твоей стране! Ещё есть время! Дверь крепка. Не нужно слов! Целуй, люби меня. Минуты эти превратим в часы. Никто не нужен мне сейчас, лишь только ты!

Им показалось, что пятнадцать лет (хоть не прошло и десяти минут) они были во власти той Любви, которая передвигает горы и отнимает жизнь у смерти вопреки…
- Люблю тебя, Лейла!
- Жить не смогу без тебя, Александр! Мой господин! Мой повелитель!
- Душа моя, настало время. Пришёл наш час, благословенный час! Пора…»
- Ну, что ты замолчала? Смахни слезу и продолжай. Чем всё закончилось? Его схватили и казнили?
- Когда сломали дверь и в комнату Лейлы вбежал отец, а с ним и сыновья, и стража, они лежали бездыханными уже на ложе, где любили и мечтали. Как два цветка, успевших распуститься пред бурей грозовой.  По обоюдному согласию в вино рукой своею каждый в чашу любимого капнул яд. Смерть опоздала. Там, где царит Любовь, она слаба, нерасторопна, несильна, не так могущественна, не так важна. Любовь опередила смерть.
 Прошло время. Отец Александра сидел у окна, смотрел на море и думал: «Гомер был прав». В правой руке он держал цепочку с полумесяцем, которую он снял с шеи единственного сына. Он посмотрел на полумесяц, поцеловал его и, сильно сжав в руке, о сыне вспоминал: "Звезда с Востока манила его ночами, на сердце проливала свет. Лицо её, глаза и губы снились ему, и он страдал и говорил: - Моя возлюбленная там, где Солнце ярче, где соловьи поют и круглый год цветы цветут, среди кустов павлины ходят и важно распускают хвост, растут гранаты, айва… и теплыми ночами ждёт она меня. - И ты уехал, Александр…»
Султан, потерявший дочь и чувствующий себя опозоренным, смотрел на лежащий перед ним крестик с распятием, который он снял с шеи любимой дочери. Он вздохнул и сказал: «Хайям был прав… И если бог един, так почему же мы воюем?»

- Насколько я помню, у сказок счастливый конец. Что ты насочиняла?
- А это не сказка, мой господин.
- Так я и поверил. В моём гареме есть христианки. Мусульманам разрешено брать их в жёны. И так будет всегда. Но чтобы неверный взял в жёны дочь правоверного - такому не бывать! Пошла прочь! Завтра мои воины окружат христиан и всех перебьют. А жён их и детей возьмут в рабство. 
Мы их сюда не звали. Вот тебе и сказка».

Альберт слушал и сквозь сон одобрительно кивал головой и говорил: «Неплохо, совсем неплохо». И в конце сказки заснул.
 
Так закончилось их свидание или встреча. Стеллу тянуло временами к Альберту. Он красив, умён, воспитан. То, что он любит Стеллу, сомнению не подлежит. Это было так. Он звонил ей каждый день из машины, из офиса, выходил из конференцзала, когда там решались вопросы и споры заходили в тупик. Звонил в надежде, что его любовь не отключила телефон, и он скажет ей о своей любви или щегольнёт своими успехами в работе. Он чувствовал в ней потребность, прислушивался к её советам... Если подумать, можно прийти к выводу: Альберт был одинок. Мать, с которой он редко общался, проживает в Америке. Дед говорит с ним только о делах и задаёт один и тот же вопрос: «Когда ты бросишь эту ненормальную?» Так что, кроме Стеллы и друга Шухрата Ганиева, заместителя Альберта, у него никого не было. Вернее, у его души и сердца никого не было. Без Стеллы он не мог обойтись, она была ему нужна. Он чувствовал: Стелла сильнее, умнее его. Он гордился ей и собой, когда они были на банкетах и приёмах, на разных конференциях и форумах. Стелла вела себя безупречно, просто и раскованно. И ему нравилось то, что на них всегда смотрели и говорили: «Какая красивая пара. Они созданы друг для друга». Они не общались со своими сверстниками. Им было не интересно с ними. Стелла в свои годы была не по возрасту мудра и, в отличие от своих сверстниц, с которыми она практически не общалась, которые собственно и не знали о жизни пока ничего, и не могли определиться в своём отношении к нашему, подчас противоречивому и жестокому миру, Стелла уже выбрала свою роль в большом театре, именуемом миром, и стала тем, кем хотела стать в этой жизни – писательницей. Так и свела их судьба в один из весенних солнечных дней… Но, впрочем, всё по порядку. Вначале утро, потом день, за ним вечер, и ночь… Всё как в природе. Ибо всё в конце концов подчиняется её законам. Единственное, что Стелла никогда не простит человеку, особенно близкому, каким является для неё Альберт, - измену.



                                * * *

СТЕЛЛА ПРОСНУЛАСЬ В ПОЛДЕНЬ. Встала, надела халат, взяла со стола записку, оставленную Альбертом, прочитала её и спустилась вниз.
В записке Альберт писал:
«Любовь моя, извини, я не стал будить тебя. Уезжаю на совет директоров. Рад, что мне, по-видимому, удалось тебя удивить. Водитель отвезёт тебя домой. Не забудь картину. Софья Фёдоровна сделает тебе завтрак. Спасибо за ночь!
Твой Альберт». 
- Здравствуйте, Стелла. Как выспались? Что вам приготовить на завтрак?
- Доброе утро, Софья Фёдоровна. Уже полдень?! А мне нужно в архив заехать. Зелёного чаю, пожалуйста, и сыра.
Стелла приняла душ, оделась, позавтракала, поблагодарила Софью Фёдоровну, взяла сумочку, картину и вышла на улицу, где её уже ждал водитель Альберта. Водитель помог ей с картиной, и они поехали в архив.
- Игнат, вы не ждите меня. Я не знаю, сколько пробуду в архиве. Можете ехать и передавайте привет своим милым близняшкам.
- Спасибо! Тогда я поеду в корпорацию. Но как вы с этой картиной?..
- Управлюсь? Отдам пока на хранение в банк.
Водитель уехал, а Стелла, показав паспорт охраннику архива, вошла в здание, в котором её ждал молодой офицер, которому позвонил Борис Юрьевич и попросил его дать девушке-писательнице все необходимые документы по поводу трагической гибели Глории и Андрея ввиду того, что молодая писательница использует необходимый ей материал для написания книги.
- Вы Стелла? - спросил старший лейтенант, смущённый её красотой, её роскошным видом, и чёрными, смотрящими в глубину его души, глазами. И голос его слегка задрожал. Так бывает обычно с неженатыми молодыми людьми. По всей видимости, Стелла понравилась ему с первого взгляда.
- Да. Я Стелла Демидова. Здравствуйте. А вы?
- Старший лейтенант Серов Анатолий Григорьевич.
- Очень приятно, Анатолий. Могу я вас так называть? - пожимая ему руку, спросила писательница.
- Конечно. Прошу Вас, идите за мной.
Нетрудно догадаться, дорогой читатель, что здание, в которое вошла Стелла, являлось большим архивом, принадлежащим Управлению по борьбе с коррупцией, в котором, если вы помните, и работал Андрей Оксаков, компьютерный гений, принесший управлению немало пользы своей работой.
Анатолий и Стелла стали спускаться по лестнице в подвал, где и располагался архив… Здесь и оставим их на время, на лестнице, ведущей вниз, как это делаем мы, просматривая очередной фильм в Интернете, и нажмём курсором на «паузу». А затем, как кое-что уточним по поводу родственников Альберта и истории создания корпорации, руководимой им, нажмём курсором на слово «пуск» и вновь продолжим смотреть (читать) историю…
Корпорацию, которую возглавлял Альберт, основал его прадед Иса Мельденсон, как только в СССР началась перестройка. Иса вместе со своим другом открыл в Москве небольшую проектную фирму. Они проектировали дома, усадьбы, школы, рынки, развлекательные комплексы. (В Советском Союзе большинство зданий проектировались на один манер и были типовыми. Пример этому фильм - «Ирония судьбы, или С лёгким паром», который так полюбился зрителям СССР, а впоследствии и зрителям СНГ, что его показывают до сих пор в канун каждого Нового года). В начале девяностых годов прошлого столетия в Россию устремились как честные на руку предприниматели, так и те, которые хотели по-быстрому заработать капитал и уехать... Прадед Альберта был не из таких. Он знал, что приехал делать свой бизнес в Россию надолго. Тем более рынок жилья и строительный бизнес процветали, и работы было много. Перспектива большая. Поэтому он общался с подчинёнными вежливо и, по сути, благодаря только ему коллектив из работников по найму быстро превратился в одну большую семью. Дела у прадеда и его компаньона пошли быстро вверх. Через пару лет, в 1995 году, фирма открыла филиалы в Санкт-Петербурге и в Саратове… Всё шло успешно, пока компаньон не решил прибрать всё к своим липким рукам. Они поругались. Друг предпринял попытку рейдерского захвата главного офиса, но безуспешно. Началось длительное судебное разбирательство, в результате которого прадед Альберта выкупил у компаньона все акции, заплатив за них в три раза больше, чем они стоили на момент договора. Компаньон, Иуда, как называл его прадед, был доволен таким поворотом дела и, подписав все необходимые документы, уехал богатым в Израиль, в Тель-Авив. В город, в котором они выросли, дружили и женились на сёстрах своего друга по школе. Он открыл стоматологический центр на деньги, которые фирма хотела пустить на развитие бизнеса, и зажил без забот и хлопот, а Мельденсон стал единственным руководителем фирмы.
Время шло, фирма превратилась в большую корпорацию, насчитывающую 30 тысяч служащих. Большинство филиалов находилось в Европе, две в Америке, но основная работа велась в России. Необходимо добавить, что прадед в своё время учился в Москве, с отличием окончил МГУ (Московский государственный университет) и хорошо знал русский язык. Так как он был ортодоксальным иудеем и, следовательно, глубоко верующим человеком, он открыл в Саратове синагогу, был её почётным членом и, само собой, содержал её. Пришло время, когда нужно было выбирать себе замену. Выбор пал на единственного сына Якова. Яков в то время рос с матерью и бабушкой, изучал медицину и, так же, как отец, был верующим человеком. Отец иногда брал его в Россию и, если так можно выразиться, в турне по филиалам корпорации. Учил его, рассказывал, чем занимается корпорация, знакомил с людьми. Когда Якову исполнилось тридцать лет, видя то, что в медицине сын так и не преуспел, а ушёл с головой в догматы религиозных писаний, подумал: «Пора передавать дела…»
Настал день, когда это случилось. Отец убедил сына в том, что корпорация – дело всей его жизни. Что сын должен возглавить её и впоследствии передать дела своему старшему сыну Симону. Сын долго не сопротивлялся, а стал сразу учить азы строительного дела. С этого дня они стали одним целым. Отец обучил Якова всему. Пришёл тот долгожданный для старшего Мельденсона день, когда он мог с радостью и уверенностью передать бразды управления корпорацией из своих трудолюбивых рук в руки сына. И он это сделал на совете директоров. Так как последние годы они были вместе, служащие успели привыкнуть к высокому, черноглазому и вежливому, но строгому наследнику престола могущественной империи, которую создал его отец. Якова ввели в совет директоров, и он стал управлять фирмой…
Яков своим усердием и талантом руководителя утроил доход корпорации. И империя «Мельденсон и К» стала одной из уважаемых и богатейших корпораций в России. Яков был знаком со всеми влиятельными людьми как в России, так и за её пределами. Он также, как его отец занимался благотворительностью. На деньги корпорации в одном из городков России, в Центральном округе, он финансировал строительство православного храма.
Время шло быстро и пришёл день, когда нужно было позаботиться и о преемнике. О том, кто заменит его на этом поприще. И он вспомнил слова отца, который всё же, пока был жив, следил за тем, как идут дела у Якова: «А потом передашь все дела Симону».
К тому времени Симон закончил архитектурно-строительный институт в Свердловске. Он управлял одной из фирм корпорации в Томске. Так что Якову долго думать не пришлось. Как-то задержавшись в кабинете, он подумал: «Через три года можно будет передать корпорацию старшему сыну». Утром он вылетел в Берлин по случаю сдачи в этом красивом немецком городе развлекательного центра. И на борту самолёта ещё раз одобрил своё решение. «Сообщу сыну на Новый год. И выполню волю отца. Тем более, Симон скоро женится. И будущая его жена нам очень нравится. Она умна, послушна, немногословна и из нашей веры, - вздохнув, подумал он и продолжил строить планы, когда самолёт после того, как его бросило воздушным потоком в яму, выровнял полёт. - Вот Альберт! Он беспокоит меня. Его увлечение скрипкой… Концерты… Синагогу не посещает… Не верит в наши… что из него получится? Про таких, как мой внучек, говорят: «Сам себе на уме». Нет, только Симон. Он уже готов возглавить начатое моим отцом дело. Через три года я введу его в совет директоров, а сам…» Самолёт после этих слов так бросило в сторону, что Яков стал молиться и не на шутку испугался. В самолёт попала молния. Но всё обошлось. Лётчики, набрав высоту, облетели грозовой фронт, и самолёт больше не бросало из стороны в сторону. «Ах, уж эти самолёты! Не люблю я летать», - и он начал читать молитву…
 Яков очень любил музыку Моцарта (странно для ортодоксального верующего, учитывая, какую бурную жизнь вёл Моцарт) и посещал оперы в Москве, в Нью-Йорке, в Санкт-Петербурге, в Вене, где исполняли музыку великого композитора. Музыка была страстью Якова с детства. У Якова Мельденсона были сын Симон и дочь Сара. Сара была моложе Симона на два года и никак не могла найти своё место в мире. Её ничего не интересовало - ни музыка, ни искусство, ни медицина, ни чтение. Она вышла замуж за богатого издателя и уехала с ним в Колорадо, оставив сына Альберта на попечение деда. Якову это не нравилось. И воспитанием Альберта занялась бабушка, жена Якова. Кроме игры на скрипке, Альберта ничего не интересовало. «Кого может воспитать женщина?» - думал он, глядя на внука, когда прилетал в Тель-Авив.
Но жизнь любого человека, как вы знаете, состоит из белых и чёрных дней. И этот «чёрный день» наступил. Белые дни все похожи, - в них много света, радости, надежды, любви. Чёрные – все разные. Они, как вороны, кружат над нами, а мы их не замечаем. И вот один из таких «чёрных воронов» прилетел к Якову. Его сын, на которого он возлагал большие надежды, погибает. Нелепая смерть. Случай, да и только. Он погиб на остановке от осколка ракеты «Хасан», которыми нет-нет да и обстреливают территорию Израиля радикальные исламисты из террористической организации «Хамаз». В тот злосчастный день по Тель-Авиву было выпущено со стороны Палестины пятнадцать «хасанов». И одна упала прямо на остановку, на которой стоял и ждал автобус Симон. Отец долго думал: почему сын не поехал, как всегда, на своей машине, а решил ехать на свадьбу друга на общественном транспорте? Но не находил ответа…
Яков заболел. Перестал интересоваться делами корпорации. Думал: смерть сына – божья кара. Искал подтверждение своим мыслям, словам. Он ни с кем не общался, не принимал докторов. Единственным человеком, который мог войти в тёмную комнату Якова, был его старый друг, раввин из Иерусалима, который также потерял внука, как и Яков любимого сына, на войне, на этой непрекращающейся войне. («Пусть бог покарает того, кто её начал», - всегда говорил Яков в таких случаях.)
Этот священник из Иерусалима и вывел из длительной депрессии Якова, своего друга. И Яков дал клятву: «Если я встану на ноги, посвящу себя служению тебе, господи!» Прошло несколько лет. Яков вернулся в корпорацию. Поправив дела, стал искать себе замену. Тут он и подумал о внуке, «который сам себе на уме». «Делать нечего! Других наследников нет! Буду учить Альберта», - размышлял он, сидя в московской синагоге…
Время шло. Альберт на удивление всем окончил Оксфордский университет в Англии. Выучил три языка («Кто бы мог подумать?» - удивлялся дед.) - русский, испанский и немецкий. Быстро вошёл в курс дела. И когда ему исполнилось двадцать четыре года, дед Яков торжественно вручил ключ от корпорации внуку. Все полюбили Альберта. Так Альберт стал во главе империи, которую основал его прадед. Дед Яков уехал в Израиль, чтобы выполнить данную им богу клятву: отдать всего себя вере.
Но за Альбертом и за тем, как идут дела в корпорации, всё-таки приглядывал. И два раза в год, несмотря на свой возраст, летал в Москву, чтобы лично убедиться в том, что дела империи идут правильным путём, а личная жизнь Альберта – согласно канонам веры.
Тут мы и вернёмся к нашим героям, которые спускались, как вы помните, в архив, и нажмём курсором на слово «пуск»…

- Значит, вы начальник архива? - спросила Стелла.
- Шестого отдела. Так вы писательница? Будете писать книгу? Мне это сказал Борис, то есть полковник в отставке Борис Юрьевич.
- Романтическую трагедию, - пояснила Стелла.
- Жаль времени нет на чтение. Всё работа, работа. Даже жениться нет времени.
Стелла посмотрела на старшего лейтенанта, засмеялась и сказала:
- Что-то новенькое. Обычно всё наоборот.
- Мы пришли. Вера Ивановна, помогите этой красивой писательнице. Дайте ей те документы, которые она попросит. Хорошо?
- И с грифом «секретно»? - спросила Вера Ивановна.
- Нет! Документы с грифом «секретно» только с моего разрешения. Но я уверен, что Стелле этого не понадобится. Все интересующие её документы находятся в ячейке №13. Борис мне сказал, что нужно будет… - улыбнувшись Стелле, сказал начальник.
- Очень любезно! - сказала Стелла.
- А как книгу назовёте? Выбрали уже название?
- «Глория», - ответила писательница.
- Будем ждать её выхода!
- Вы ведь не читаете книг! - напомнила Стелла.
- Эта будет первой, - сказал старший лейтенант и, попрощавшись, ушёл.
- Итак, - спросила Вера Ивановна, - с чего начнём, Стелла?
Через пять часов Стелла вышла из здания архива, остановила такси, сказала водителю: «На Рублёвку», - и машина поехала в сторону Рублёвского шоссе. Через пять минут она изменила своё решение и сказала таксисту, чтобы он довёз её до «Издательского дома». Стелла подумала, что будет правильно, если она заедет к своему издателю и сообщит, что она решила написать роман…


                                ***

                         Израиль, Тель-Авив,
                         дом Якова Исаевича.
                         Десять часов вечера.

В БОЛЬШОЙ КОМНАТЕ, в которой не было ни одного лишнего предмета, относящегося к мебели, за столом, большим дубовым столом, сидел дед Альберта и молча смотрел на фотографию своей жены. Он то вытирал слёзы платком, то закуривал новую сигарету, то перебирал фотографии, лежащие на столе. Листал альбомы, семейные альбомы, которых набралось за его долгую и насыщенную событиями жизнь немало. На столе, на подоконнике, на комоде, на тумбочке - всюду горели свечи. И комната выглядела, скорее празднично, совсем не так, как были настроены его чувства. Он внимательно разглядывал каждую фотографию. Вглядывался в них. Вот он взял в руки пожелтевшую фотографию, на которой была запечатлена его супруга Мария. Он улыбнулся. Наверное, что-то вспомнил приятное, связанное с тем временем, когда он ухаживал за ней, добивался её руки и сердца. Он улыбнулся и бережно положил фото рядом с собой. Взяв в руки другую фотографию и рассматривая её,  пустил слезу. На фото была вся его семья: жена Мария, ещё молодая, он – Яков, сидящий рядом с ней, и дети - Симон и Сара. Совсем ещё дети. Он вытер слезу, прикурил новую сигарету, встал и подошёл к окну. Раздался стук в дверь. Яков подумал: «Кто это может быть? Уже поздно». Он открыл дверь. Вошёл человек и от удивления замер.
(Разговаривают на иврите.)
- Яков, ты что, встречаешь католическое Рождество? Рановато вроде… Должен признать, здесь красиво.
- Скажешь ещё…
Яков помог гостю снять плащ и повесил его на вешалку. У деда Якова был большой двухэтажный дом. Но дом был так просто обставлен внутри, что никто бы, вошедший в него, не смог даже и представить себе, что когда-то хозяин этого дома был главой могущественной корпорации. Да он и сейчас (Яков Исаевич) хранит солидную сумму на своём счету в одном из больших частных банков в Нью-Йорке.
- Проходи, Матфей! Рад тебе! Садись к столу. Света до сих пор нет, вот я и зажёг свечи.
- Да, после вчерашней бури, будь она неладна, столько деревьев повалило на провода. До сих пор устраняют обрывы. Сколько живу, не припомню что-нибудь подобное. Видимо, правду говорят эти учёные…
- Ты о чём? - спросил Яков.
- Климат на Земле меняется. Учёные говорят, малый ледниковый период начинается.
- Ледниковый период? Слушай их больше. Ты же священнослужитель! Всё создал Бог, а не учёные…
- Так что ты тут, язычник, свечей столько запалил? - спросил священник, усаживаясь за стол, на котором, кроме фотографий, стоял кофейник с крепким кофе. - Одобряю! - наливая в чашечку кофе, добавил раввин.
- Вспоминаю Марию, любовь свою. Сегодня у неё день рождения.
- И смотришь фотографии. По глазам вижу, всем сердцем вспоминаешь. Они, наши жёны, стоят наших слёз. Дай-ка я тоже взгляну.
- Сегодня ты, Матфей, отслужил, как мне кажется, лучшую свою службу. Настолько понятно и глубоко ты говорил с верующими, что слова, сказанные тобой, минуя уши, проникали прямо в сердце. И от этих слов вера наша стала сильней…
- Вот Симон… А как погиб… Войны, войны… Порой мне кажется, что люди воюют со времён Адама и Евы. И мы, священники всех конфессий, не можем здесь сделать ничего. Религиозные войны – самые страшные и коварные…
- Эх, Матфей, я тебе по-дружески, ведь на одной улице родились. Сколько лет бок о бок прожили. Вместе праздники справляли, детей хоронили… Я так тебе скажу: нефть и деньги - вот что правит миром. Они правят людьми. Они сильнее нас всех. И, что самое печальное, – сильнее веры!
- Но ведь не все! Не у всех есть нефть и деньги. У небольшой кучки людей, да?!
- Верь мне, я знаю этот мир, жил в нём и работал. Изучал его изнутри. Внутри он прогнил. Могильные черви в животах этих людей, поверь мне. И если нужно, начнут войну в любом уголке земли. Хочешь правду? - спросил Яков друга.
Матфей кивнул головой, и Яков сказал:
- Они Бога не боятся! А ты говоришь…
- Как это, Бога не боятся?! Что ты говоришь, Яков? Побойся Бога! Когда ты болел, помнишь, слёг после гибели сына Симона, все думали ты… Но молитвы, которые мы читали каждый день с тобой подняли тебя. Я тебе напомню твои слова: «Если выживу, отдам жизнь служению Богу», - Матфей поднял руку вверх.
- Да, я так говорил. Но я знаю этот мир и сильных мира сего. Они очень коварны - волки, лисы, шакалы, львы…
- И ты был одним из них. Укрепляй веру, брат Яков. Нет-нет, да и проснётся в тебе этот волк… Укрепляй! Ты слово дал. И вспомни слова из писания «К римлянам», глава 12-я: «Итак, умоляю вас, братия, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего», - Матфей остановился, словно вспомнил, что написано в писании далее, и продолжил: «И не собразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлениям ума вашего, что (есть) воля Божия, благая, угодная и совершенная».
Матфей читал стихи из писания наизусть и не заметил, как Яков, опустив глаза, повторял за Матфеем всё слово в слово.
- Полгода ты мне читал эти священные строки, пока я не встал на ноги… Они же из Библии?!
Раввин взял фото супруги Якова и стал смотреть на него.
- Из Библии… Какая разница? И тут, и там – евреи. А красивой была Мария, красивой и доброй.
- И верующей. Не чета мне. В нашей жизни, Матфей, всё было и…
- Я знаю. Она приходила ко мне в трудные для вас времена, которые вы переживали. И всё, конечно, рассказывала…
- Всё?! - подняв голову, удивился Яков.
- А как же! К кому же ещё прикажешь идти со своим горем, как ни к нам! Священники знают всё. И должны знать всё, что происходит вокруг…
- Она мне не говорила, что ходила к тебе за…
- Оставим. Поговорим о мирских делах. Ты сказал в синагоге, что собираешься в Москву. Ты ведь недавно был у внука. Сказал, что дела идут хорошо. Альберт оказался… Как это слово?.. Компетентным в делах. И дела идут в вашей империи ладно. Мир прадеду его, начинателю и создателю сего предприятия. Что же тебя тревожит, друг? Что в сердце твоём, какие сомнения гложут душу твою? Говори, не держи в себе. Не ровен час, колики в печени начнутся, - засмеялся Матфей.
Яков встал, прошёлся по комнате, закурил сигарету и сказал:
- Альберт! Меня беспокоит Альберт!
- Что же с ним? И брось ты курить, нам нельзя…
- Вернее, его выбор! – вздохнул дед Альберта.
- Выбор? – переспросил Матфей.
- Да. Влюбился он в русскую. Нет, она из хорошей, уважаемой в Москве семьи. Семья богатая. Мать – психотерапевт или психоаналитик… Отец работает заместителем управляющего Московским метрополитеном. Имеют трёх детей – все девочки. Так сказал мне Альберт.
- В чём же дело? Она замужем? Или не вашего круга человек? Что в ней не так, кроме того, что она – русская? Чем она занимается? Охотница за богатыми женихами? Имеет вредные привычки? Может, уже беременна? Исповедуется? Смотри сколько вопросов ты из меня…
- Мы не в синагоге, Матфей. Она… она… Словом, она писательница - независимая, свободная, богатая, красивая и знаменитая. Альберт, как мне кажется, влюбился в неё. Постоянно звонит ей. Она живёт на Кубани большую часть года, в лесу, в посёлке. Там пишет книги. А он высылает за ней самолёт, чтобы она прилетала к нему и они сходили куда-нибудь… Ну, не знаю… поужинать, в театр, на банкет… куда ещё?
- Судя по твоей характеристике, она уверенно идёт по пути, который ей указывает…
- Матфей! Если она станет его женой, мне кажется,  Альберт забросит дела корпорации. Если бы ты видел, как он с ней щебечет по телефону: «Моя любовь, моя жизнь!»
- У вас, Мельденсонов, все женщины были и есть еврейки, сплошь и рядом. На другой крови не…
- Так уже не первый век. И первым может нарушить наш закон Альберт, он недалёк от этого. Русские девушки - они другие. Их по-другому воспитывают, обучают. Их не готовят к браку. У них всё по-другому. Я в России жил, работал и скажу: евреи, родившиеся в России, по большей части женятся на еврейках, российских еврейках. На нашей крови. Но есть и такие, их тоже немало, которые женятся на русских, на украинках, на полячках…
- Российские евреи тоже другие, они не такие как мы. Я знаком с несколькими еврейскими семьями, приехавшими в Израиль на постоянное место жительства из России. Даже евреи, приехавшие из Франции, не такие как мы. Видимо, происходит ассимиляция, что ли? Это много значит, в какой стране ты родился, рос и воспитывался. История народа, его традиции… Они хорошие люди. Среди них много учителей, врачей, стоматологов, хирургов, писателей, музыкантов… Но они – другие…
- Я всё понимаю лучше, чем ты, Матфей. Я там жил, работал. Русские - добрые люди. Среди них много талантливых людей, образованных. Ответственные работники, трудолюбивые. Но они не такие как мы. И дело касается даже не работы, а моей семьи. Альберт тоже становится другим.
- Ах, эта молодёжь! Моя внучка живёт в Чикаго и хочет выйти за… ирландца! Понимаешь, за ирландца! Родители против. И с его стороны, и с её. Моя дочь не даёт согласия на их брак. Так они уехали в Одессу, есть в Америке такой город, и живут вместе на окраине города.
- И у тебя тоже такая проблема?! Мир перевернулся! Что делается? Где уважение к старшим? Почему они не слушают нас, Матфей?
- А может, мы…
- Что мы, Матфей? Замахнулся, бей!
- Во всех писаниях слово «любовь» повторяется чаще остальных. Любовь это Бог! А Бог – это любовь! В Ветхом Завете, в Библии, в Коране…
- Как это понимать? – спросил, наливая себе остывший кофе, Яков.
- Любовь правит миром, Яков. А ты про деньги, про нефть…
- В роду Мендельсонов нет другой крови…
- И в роду Беркнеров – тоже. Если она, как ты говоришь, красивая, богатая, знаменитая писательница, почему русский парень не покорит её сердце? У неё, будь уверен, поклонников хоть отбавляй!
- В том-то и дело, друг ты мой!
- Объясни, - Матфей встал и зажёг потухшую свечу.
- Она не хочет замуж. Ни за кого!
- Ничего не пойму. А наш Альберт?
- Они встречаются уже полтора года, так мне сказал Семён…
- Семён? А это кто ещё? - удивился раввин.
- Семён оставлен мною на хозяйстве. И всё мне докладывает обо всех делах в корпорации и о жизни Альберта. Он – моё всевидящее око!
- Так ты, Яков, одной ногой в синагоге, а другой в корпорации? Никак не можешь отдаться вере целиком.
- Я стараюсь. Но дело-то о наследнике! Уже пора Альберту иметь детей, а Семён говорит, что внук влюблён в Стеллу! И она…
- Стелла! Редкое имя. Разве не еврейское? Так почему же ты разволновался? Она не хочет замуж, ни за кого. Я таких женщин знаю. Они замужем за работой, он ей сделает предложение, и она откажет ему. И он вернётся на путь истинный. Вопрос решён…
- Какой ещё путь истинный? Он ей делал предложение дважды! И она отказала! Всё сомневается. Ей сейчас, видите ли, не до свадьбы…
- Дважды?! Отказала? Да что она себе позволяет?!! Нашему Альберту! Красавцу, умнице, президенту могущественной корпорации!
- Вот и я говорю.
- Что-то мы не туда заехали! Нам сейчас за Альберта обидно, что она его отвергает, или мы хотим, чтобы он понял, что…
- Матфей, мы запутались. Дела сердечные священны, ты сам говорил это в синагоге. Тут надо действовать тонко. Что мы имеем? Какие у нас козыри? Она не хочет замуж вообще!
- Это плюс! - одобрительно кивнул головой Матфей.
- Я просил полгода назад, как только узнал об этом, Альберта, чтобы он нашёл работу Доре у себя в корпорации. И убедил его в том, что она может возглавить дизайнерский отдел.
- Какой? - переспросил друг.
- Дизайнерский, - повторил Яков.
- Она же…
- Не знает русского языка. Выучит. Свободно говорит по-английски и очень красивая девушка. Из наших кровей. Думаю, он её полюбит.
- Дора, Дора! Это не внучка напарника, с которым твой дед начинал в России дело?
- Компаньона! Его правнучка - красивая, образованная, вежливая и ходит в синагогу. Лучше не найти, поверь мне.
- Молодёжь уже так не верит, как мы. Время меняет их. Поверить не могу. Ну и дела! Вы простили его, Яков?
- Ты же учишь нас прощать.
- Но в данном случае прощение какое-то выгодное… тебе не кажется? Не от чистого сердца, вроде как…
- Пути господни неисповедимы, - ответил Яков.
- Тут особое дело.
- Они же живут в Иерусалиме, так?
- Да. Я как-то зашёл в Иерусалиме в магазин и увидел её. Познакомился. Предложил работу. Она согласилась, потому что ей её работа не нравилась. Продавала в магазине женское бельё. «Нужно, чтобы отец дал согласие», - ответила она. Пошли к её отцу. Пришли к большому дому. Вошли, и тут… выходит сын Иуды, с которым мой отец в России судился двадцать пять раз и который чуть не пустил нас по миру со своей… Прости господи! Он увидел меня и сказал: «Вот видишь, Яков, мир тесен. А сейчас он стал ещё теснее!»
- Воистину так! - удивился раввин рассказанному Яковом. - Воистину так…
- Мы поговорили, словно ничего между нашими семьями не было.
- Остановись! Припоминается мне, что вы с ним были друзьями со школьной скамьи.
- Не разлей вода! Все нам завидовали. Нашей дружбе. Друг за друга в огонь и воду. И наши родители дружили между собой. Поэтому отец и взял его отца в компаньоны, чтобы не шатался без дела по Иерусалиму. А мы так и дружили. Мы были…
- И?
- У него родилась внучка Дора. Но она почему-то называет его отцом. У меня – внук Альберт. Родились они в одном родильном доме и в один день. Мы решили, что это знак божий и дали клятву, что они будут мужем и женой. И в тот день, когда обрезали Альберта, обвенчали их. Моего внука и внучку этого…
- Дела! Я этого не знал. Хорошо, что зашёл к тебе. Мы, слуги Бога, оказывается, многого  не знаем, смотри…
- Он, разумеется, дал своё согласие. Мы ударили по рукам, и она улетела в Москву.
- Дора красивая?
- Очень. Я тебе уже говорил. Что с тобой?
- А Стелла? – глядя в глаза другу, спросил Матфей.
- Тоже. Они почти ровесницы.
- Дора и Альберт знают о том, что они помолвлены? Или как ты сказал?..
- Откуда? Они были маленькими, совсем дети, и не понимали, что мы делаем. Забыли. Во всяком случае, ни Альберт, ни Дора ничего не помнят.
- Дед скажет внучке. Увидишь…
- Уже, наверняка, рассказал. Дело-то выгодное! Дора станет, если всё пойдёт так как мы задумали, женой управляющего корпорацией. Войдет в свет… Всюду будет с Альбертом, словом…
- Вот тебе и дела божьи? Божий промысел.
- На днях позвонил Семён и сказал, что Альберт со своей любовью поехал в гости к жене премьер-министра.
- Премьер-министра! Вот как высоко взлетел твой внук!
- Да. И супруга премьера – большая поклонница творчества Стеллы. Все её книги читает. Они, несмотря на различие в возрасте, подруги. И, как говорит Альберт, только они войдут с ней в зал, супруга премьера сразу зовёт её к себе. Они долго и мирно беседуют о литературе. Такие, брат, дела. Вот тебе и русская писательница. В светских делах так всё запутано… Ты ведь знаешь литературу. И знаешь биографии великих писателей, художников, композиторов. Сам как-то мне говорил, что читаешь запоем. Слово-то какое! И как там, в мире искусства, хватает нашего брата? Евреи женились на не еврейках? Женились на других?
- Женились, что уж греха таить.
- Послезавтра вылетаю.
- Вернёшься - поговорим. Вот тебе и сюжет для книги. Как я хотел стать писателем! Но…
- И ещё одно, Матфей. Альберт сказал по телефону, что она хочет принять католичество.
- Католичество?! - удивился раввин. - Она же русская! Значит, православная. С чего ради? С какой стати?
- Видишь, сама себе на уме. Такой невесты нам ещё не хватало.
- Странные они – русские. А почему вы внука назвали Альбертом?
- Не знаю. Сара с Давидом дали имя… А что? В этом что-то не так? Я даже не думал об этом, - ответил Яков.
- В католичестве известное имя. Альберт Великий, в средние века был такой философ и богослов, учитель Фомы Аквинского, был большой фигурой в католичестве. Фома Аквинский в 1323 году был причислен католической церковью к лику святых. Искал гармонию веры и разума. Очень много написал. Альберт Великий - один из первых теологических комментаторов и интерпретаторов аристотелевской философии…
- Аристотелевской? - переспросил Яков. – Аристотель! Вот великий грек!
- Хотел приспособить идеи Аристотеля к католической вере. Вот тебе и Альберт.
- Совсем запутал меня! Альберт  – католическое имя?
- Да не бывает католических имён! Просто его так звали…
- Стелла - тоже нерусское имя. Но…
- Мы, иудеи, должны показывать пример веротерпимости. Понимаешь, Яков?
- Мы и показываем. И Иерусалим – доказательство этому. «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить» - слышал такую пословицу? - спросил Яков.
- Нет. Но ты там повежливее, повежливее.
- Повежливее? Да я всё сделаю для того, чтобы Альберт и Дора стали мужем и женой. Если понадобится, я посажу их рядом, в кабинете, и расскажу им всю правду.
- Что они уже…
- Да. Именно так, Матфей, я тебе как другу всё рассказал. Ты понимаешь? Как на исповеди. Коротко, конечно, но…
- Мне пора, - вставая, сказал друг Якова. - Вот и поговорили. Следуй нашим традициям. И помни: мы – богоизбранный народ.
- И мне стало легче. Вовремя ты зашёл. Голова кругом идёт от всего этого…
- На всё воля господа! На всё! Вот он и послал меня к тебе. Будь здоров. Приедешь - непременно зайду. Самому стало интересно, как Бог всё расставит…
Яков кивнул головой и закрыл за гостем дверь. Подошёл к столу и продолжил рассматривать фотографии.
Раввин вышел из дома Якова и пошёл в синагогу, думая: «Надо всё записать. Сколько же тайн у людей! Сколько загадок! И сколько работы у Бога! Завтра почитаю Иудейское  право, раздел «нашим» (Жёны), о семейно-правовой проблематике».




                                   ***

                              О душах наших


МАТФЕЙ, ДРУГ ЯКОВА, СИДЕЛ в синагоге и читал Иудейское право. Но прежде он всё записал, то есть, весь разговор в доме у Якова. Прочитав раздел «Нашим», он заменил свечу, ибо, когда он читал религиозные тексты, он читал их при свете свечи, так текст и его суть проникали глубоко в душу. «Любовь, любовь… - сказал он вслух и подумал, - надо прочитать о ней в Библии, освежить память, а в четверг начать службу со слов о любви».
Он достал Библию, открыл «Первое послание к Коринфянам Святого Апостола Павла» и начал читать тринадцатую главу.
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру так, что могу и горы переставлять, а не имею любви – то я ничто.
И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею – нет мне в этом никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла.
Не радуется неправде, а сорадуется истине. Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». 
«Сильно и глубоко написано, - сказал о прочтённом Матфей. – Человеку так не написать. Воистину – божественное писание. В наших душах должна быть любовь. Без любви мы – ничто. И Яков хочет убить в Альберте это божественное чувство. По его словам выходит, что Альберт уж очень сильно любит эту русскую девушку, как её… Стеллу. Наверное, это – грех? Делал ей предложение, а это серьёзное доказательство того, что он её любит. Любовь зарождается в душе. В наших душах. У Якова сильная душа, сильный дух. Вот веры маловато. Но он, Яков, всегда добивается того, чего хочет, и если он задумал их разлучить, то, прости, господи, совершит грех. Буду молиться за него, чтобы Бог помог ему в этом нелегком деле. Без божьей помощи тут не разобраться. Только господь способен на такое. У него большая душа. И весь мир со своими страстями найдёт убежище в ней. Не наломал бы Яков дров, как говорят в России - стране, в которой он жил и работал. А то может получиться так, что Стелла примет решение стать женой Альберта и придёт неожиданно сказать ему, но дела Якова всё испортят. Надо почитать Коран, что сказано в нём о любви, освежить память. Да, раньше я читал  все священные писания. Забывать стал…»

                                     ***


ОСТАВИМ, УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ, наших героев в покое. Пусть занимаются своими делами: Матфей – размышлениями о душе; Стелла – поиском материала для книги; Альберт – изучением чертежей медицинского центра; Яков – осуществлением своего плана, а именно – поженить Альберта и Дору; мать Стеллы – воспитанием младшей дочери Киры и своей работой… Оставим их, пусть каждый делает то, ради чего он рождён. А мы в это время посмотрим, заглянем в справочники и словари и прочитаем в них о душе. О душах, наших душах, ибо у каждого героя книги есть душа. «Чужая душа – потёмки!» - так говорят в народе. И всё же! Что о душе думают психологи, философы, религиозные деятели, медиумы…
Итак, начнём с двух противоположных и старых, как мир, мнений: религиозного и научного.
Религиозное: «Душа, по религиозному представлению, духовная сущность человека, особое начало, противопоставленное телесному и определяющее жизнь, способности и личность человека. Душа дарована человеку богом при его рождении, и отторгается от тела после смерти. Душа бессмертна и вечно существует в потустороннем мире после смерти тела. Душа спасётся в Царствии небесном.
Из прочитанного понятно: наши души – бессмертны.
Психология: «Душа – понятие, отражающее исторически изменявшиеся воззрения на психику человека.
 Душа – это нематериальное, независимое от тела животворящее и познающее начало. Возникновение понятия «душа» связано с анимистическими представлениями первобытного человека. Сновидения воспринимались ими (первобытными) и воспринимаются большинством людей до сих пор, как впечатление души, покидающей тело и обретающей независимое от него существование («Душа возвратилась с небес, устало присела у спящего тела…» - автор). Уже в период античности было известно, что органом души является головной мозг (Алкмеон), сама же душа представлялась одним из видов вещества: душа, как огонь (Гераклит, Демокрит), воздух (Анаксимен), смещение четырёх элементов (Эмпедокл) и др.».
Впервые положение о неотделимости души от тела выдвинул Аристотель. В научной литературе термин «душа» не употребляется или используется очень редко – как синоним слова «психика».
Посмотрим, что о душах наших говорят философы.
Философский словарь. «Душа – термин, употребляемый иногда в качестве синонима термина «психика». Этим понятием в философии выражается воззрение на внутренний мир человека. Душа рассматривается, как нечто материальное (кровь, дыхание, вес и т. д.). В философии душа отождествляется с тем или иным элементом сознания. У Платона – это вечная идея, у Гегеля – низшее, чувственное проявление духа, в его связи с материей.
Душа понималась философами (да и сейчас некоторые и, прежде всего, медики, стоят на этом…) как производное, вторичное, зависимое от тела. Некоторые философы-материалисты допускали всеобщую одушевлённость мира (гелозоизм)».
Что скажут медиумы?
Книга «Жизнь вечная», первый том.
«Душа – это небольшое энергетическое поле, которое может вмещать в себя другие похожие энергетические поля, может развиваться автономно. Это поле не может самовосстанавливаться, самообучаться, но имеет для развития очень большой потенциал: эмоциональный, рациональный, энергетический и потому воспринимает информацию не только душ, но и духов разных направлений, оставляя всё в своём опыте.
Свет души – это такое количество души, когда человек может направить себя на реализацию других людей и будет это делать не так, как делают благодетели, объявляя о себе, а будет делать так, как будто осуществляет другой человек сам по себе, естественно, без помощи этой души. Свет души – это абсолютное бескорыстие.
Главное, чтобы душа не набрала в этом воплощении отрицательного опыта, тогда в следующем воплощении может осуществиться большая, интересная и насыщенная жизнь.
Есть души, которые работают для того, чтобы Земля стала светлей и легче, чтобы люди научились понимать души других людей. А жизнь человека – это опыт души, набранный ею в предыдущих воплощениях. Такие души и посылают на Землю…»
Уже теплее. Не находите?
Душа и духовность, что же это?
Словарь по этике.
«Духовность – специфическое человеческое качество, характеризующее мотивацию и смысл поведения личности, не доступное ни животному, ни моделирующим действия человека машинам.
…Однако подлинная природа духа человека (вспомните, читатель, слова Матфея Якову: «Укрепляй дух, Яков!») и его духовности не религиозная: дух порождён потребностями социального бытия. Духовность человека характеризуется бескорыстностью, свободой, эмоциональностью, оторвавшейся от физиологических переживаний.
…Только нравственные стимулы поведения: стремление к добру, к справедливости, к помощи - чисто духовны и полностью бескорыстны: так, совесть и долг являются прямыми «инструментами» духовности. Так и формируется душа человека».
Да, казалось бы, душа… И мы все знаем о ней, а вот… Что тут скажешь? Можно только посоветовать, чтобы Вы были добрее друг к другу. Ценили и уважали ближних, делали добрые дела. И чтобы на Небе были нами довольны (когда настанет час) и не роптали на нас, как вот в этом стихотворении.

Гнев
На
небе только и говорят
о
душах, поставляемых Землёй:
о пустоте их и алчности.

В писании сказано: «Кто бережёт свои уста, тот бережёт  и душу». Значит, «молчание – золото». А мне ближе люди с открытою душой. Те, кто не боятся сказать о ней всю правду. И впустить в неё другую душу, как этот человек:

«Моя поэзия – врата. На них написано: "Неизлечимая  душа". Входи  смелей – не бойся, с моей душою познакомься, сравненье  сделай  со своей. Врата - на них нет ни замка, звонка, и нет кольца во рту у Льва, чтоб не нарушить, не вспугнуть в ней птиц, поющих на ветвях, в садах, где есть деревья, цветущие – как по весне, и есть деревья высохшие, с которых буря жизни большие ветки обломала до стволов. А где и целые деревья лежат – повержены  внезапным ураганом… Прохожий, не бойся в них войти! Открой калитку ржавую со скрипом. Зайди  и  по тропинке вглубь иди, иди, иди… Увидишь сад - в нем соловьи  божественные  трели исполняют, а вороны над ними всё летают… Увидишь ты  не только там цветы. Увидишь бесов и чертей, червей, что пожирают мою душу. Увидишь в ней немало и пороков, среди которых зависть, ложь и лесть: они за садом сорняком  растут. Конечно, скажешь ты: "Ну и душа! Коль в ней такие, брат, дела. Больна неизлечимо и скверна!" Ты  будешь   прав!
Когда увидишь водопад страстей, ты не пугайся мрачных, злобных лиц, а искупайся в озере, что сразу за аллеей разлилось.  В нём  чистая вода, она – живая. Я к ней чертей, злых духов не пускаю.  Всё отняли они: у тела - силу, радость - у души; и еле-еле моя душа порхает в моём теле,  но вода даёт мне силы и надежду, как всегда. Цветущий сад  и озеро святое мне душу наполняют верой и покоем. Смелей! Ведь у меня душа большая. Ходи, смотри. Сравненье сделай  со своей душой и мыслями своими. А какими? По чёрным коридорам походи. Зайди в те комнаты,  в которых сладким, безмятежным сном все  тайны спят, что скрыл я от людей. Может, одна из тайн проснётся  да всё расскажет о душе – моей душе. О моём «Я»…
Не бойся  заблудиться в ней, но если забредёшь ты далеко и не услышишь звуков водопада  иль трели птиц, иль криков воронья, шакалов вой, ведь в наши души нанесло всего немало; всему есть место: и дьяволу, и сатане, и Богу, и наваждению, и наслажденьям тоже. Ты  не заблудишься! В душе живёт Сова. И поселилась в ней надолго … Печальный чей-то голос - сам не знаю, чей - он  выведет тебя к вратам. Не опускай очей! Взбодрись! Не предавай суду  всё,  что увидишь в ней. Сравненье сделай со своей. И всё.
Пусть страх тебя не пронимает, когда в пещеру ты войдёшь,  в которой тёмные мои мыслишки поживают. Увидишь ты, какими чёрными они бывают! Над ними силы зла летают. Прошу тебя, не осуждай! Там, в глубине живёт Сова, она им путь на волю преграждает и, словно   змеи, они в  большой клубок сплелись. И ту, которая наружу захочет выползти, Сова одним ударом убивает и заживо чудовище съедает.  Да,  если б не Сова, то мысли  превратились бы в дела и окончательно добили бы меня. А так, Сова – защита мне.
Душа – без края и конца. Она – венец Творца! Броди, увидишь всё: колодец есть в душе моей, в него не раз плевали и друзья мои. Почти он полон, но Сова пьёт из него. Ты,  кстати, тоже можешь плюнуть. Вспомни: ведь не раз плевали мы от злости в свою душу, говоря: «Мне наплевать на жизнь мою и душу, коль счастья и любви нет у меня!»
Когда насмотришься и наплюёшься, увидев все пороки (предупреждали же пророки…) свет и тьму. Прочтёшь все тёмные мыслишки и покачаешь головой, ты закричи: «Всё! Всё! Хочу на волю, здесь душно, страшно и темно,  и много гадкого всего живёт в больной чужой душе, довольно, мне не по себе. Куда идти? Где выход? Где та калитка, в которую зайти решился я по своей воле, чтоб душу незнакомую узнать?» Печальный голос нежно скажет, где она - калитка ржавая, и те врата…
Но помни и запомни навсегда: когда из той калитки выйдешь, что не в моей душе ты побывал, что не мою ты душу осуждал.  Ты  изнутри увидел свою душу. И ты не первый, не последний, кто мимо не прошёл, а, посмотрев по сторонам, чуть-чуть подумал, и всё-таки  вошёл…»

Такие вот бывают души. Пора мне за работу браться. Отвлёкся я, виной всему – душа. О ней ведь мы узнать хотели, да?
Душа, душа, душа. Всё о тебе - и Библия, и песни, и стихи! Но не становишься ты чище и мудрей. Не выздоравливаешь, не поёшь, как соловей.
Итак, посмотрим, что же происходит в уютном кабинете Альберта. Чем он занят?


                                    ***

                            Офис главы корпорации
                          «Мельденсон и К». Полдень

- РАЗРЕШИТЕ, БОСС?! - спросил молодой человек, вошедший без стука в офис Альберта.
Альберт сидел на диване, кожаном коричневом диване, и пил кофе. После того, как он поцеловал Стеллу, которая ещё спала, он оделся и поехал в корпорацию. Нужно было ещё раз просмотреть все чертежи, по которым будет строиться медицинский центр, и посоветоваться со своим заместителем.
- Входи, Шухрат! И не называй меня «Босс»! Я просил тебя…
- Понял! Дубль два: разрешите, Альберт… - Шухрат хотел назвать Альберта по имени и отчеству, но Альберт перебил его и указал рукой на место рядом с собой.
- Шухрат, мы ведь учились вместе в Оксфорде. Знаем друг друга не первый год. Я понимаю, ты хочешь соблюдать субординацию, но это ни к чему. Присядь, присядь.
Шухрат сел рядом со своим «старым» другом, секретарь принесла ему крепкий кофе и хотела выйти, но Альберт остановил её и напомнил, что Шухрат пьёт зелёный чай. Она извинилась, поправила блузку и вышла с чашкой кофе.
- Шухрат, извини, что не пришли со Стеллой на день рождения твоей супруги. Если честно, мы провели ночь у меня дома. Неслыханная дерзость с моей стороны…
- Спасибо за подарок и цветы, Альберт. Их принёс рассыльный в тот момент, когда мы садились за стол. Я понял, что вас не будет. Райхон довольна. Альберт… такой подарок…
- Супруге, чей муж является моим заместителем, пашет сутками на корпорацию и умножает её доход! Это то малое, что я мог сделать. И ещё раз извини. Подарок от меня и Стеллы.
- Принимается. Значит, вы со Стеллой провели…
- Незабываемую ночь, Шухрат, это было… Это было…
- Ты говоришь, как все влюблённые. Когда, кстати, вы поженитесь? Пора бы!
- Стелла, Стелла…
Вошла секретарь. Она принесла чайник с заваренным зелёным чаем и чашку. Налила в неё чай и вышла.
- Спасибо! – поблагодарил Шухрат. – Да, Стелла красивая, известная и своенравная девушка. И, подчёркиваю, знает себе цену. Она что-нибудь пишет сейчас? Над чем работает? – спросил Шухрат Ганиев, посмотрев на кучу документов, лежащих на столе босса.
- Пишет. Мне кажется, что она все время пишет. Вчера я её удивил!
- Стеллу! Я думал, что твою невесту невозможно чем-нибудь удивить.
- Удивил! Во-первых, новой спальной комнатой, - сказал Альберт другу, от которого у него не было секретов, - и… картиной.
- Картиной? – удивился друг.
- Точно! Я купил на аукционе картину, чтобы сделать ей сюрприз. Но картина оказалась больше, чем сюрприз, понимаешь? Сам не ожидал, что так выйдет. Хотел удивить её, а получилось наоборот.
- Как это? – глотнув из чашки чай, поинтересовался друг.
- Картина оказалась… Словом, её написала художница Камилла Белоцерковская. Она называется «Две голых лилии», и написана ею со стихотворения Эдгара… По стихотворению… Или, как там у них?..
- Загорского. Я помню. Читал его романы. А роман «Камилла» супруга так любит, что перечитывает его каждый год. Камилла писала картины на стихи Эдгара и тем прославилась. Она нашла свою тему.
- Да ты больше меня знаешь, Шухрат! Стелла подарила мне два романа «Камилла» и «Лара», но я до сих пор не прочитал их. Так, пролистал и всё…
- Так прочти. Возможно, книги тебе помогут понять душу Стеллы. Творческие люди… они похожи…
- Когда я снял ткань с картины, она закрыла руками рот и опустилась на корточки. Я думал, что она…
- Не может быть, Альберт. Эта картина находится в коллекции Корсо, коллекционера из Рима. У него жена русская. Неужели он её…
- Не он. Видимо, выставил её на торги его внук или ещё кто-то из их семьи.
- Корсо, он не бедный. Судя по роману, который написал Эдгар, после смерти Лары, то есть жены, Корсо был фабрикантом и имел в нескольких городах заводы. Что же произошло? Вот только не помню, Эдгар с Ларой состояли в браке?
- Слушай, видимо, я один не в курсе того, что происходит за стенами этого офиса.
- Тебе больше нужно уделять внимания своему самообразованию. Ты много работаешь. И, в сущности, и в действительности, не я работаю сутками на корпорацию, а ты, Альберт.
Альберт вздохнул, налил себе кофе и сказал:
- Возможно, это так.
- Скажу тебе, как другу, Альберт: кроме работы в мире есть вещи,  достойные нашего внимания. И главное среди них – искусство. Поверь, искусство учит, вдохновляет, отвлекает.
- Я помню, как в Оксфорде ты просиживал порой целыми днями в библиотеке, читая на английском языке поэтов, писателей, философов Англии. Тогда я всё думал: к чему такая трата времени? Теперь признаюсь - был неправ.
- Вот! И бог послал тебе Стеллу. А она как раз и относится к тем людям, создающим это искусство. И у неё получается. А они, творческие люди, очень сложные и своенравные натуры. Это я понял, читая о судьбах великих людей. Тебе это, несомненно, пригодилось бы сейчас. Прочти книги. И, к твоему сведению, творческие люди очень ревнивы.
Альберт слушал Шухрата и кивал головой.
- Она мне рассказала о картине и обо всём, что с ней связано. А Корсо любил гонять, как она сказала, на спортивных авто и… погиб в автокатастрофе.
- Это новость. Жаль. Он таким был весёлым, жизнерадостным.
- Слушаю тебя и чувствую себя одним из её персонажей.
- Так как у вас со Стеллой? Скоро…
- Два раза предлагал, Шухрат, не хочет и всё.
- Но она ведь чувствует, что ты её любишь.
- Надеюсь.
- А ты?
- Что касается меня, то я иногда чувствую, что она где-то далеко-далеко. А вот вчера…  всё было так натурально. И я почувствовал, будто мы уже муж и жена.
- Здорово!
- И ещё я почувствовал, стыдно сказать, что она взрослее меня. Есть в ней какой-то стержень внутри, на котором она вся держится. Я вчера почувствовал, что слабее её… Понимаешь, о чём я?
- Стелла - начитанная, образованная, талантливая девушка и взрослая не по годам. Для них мы, как открытая книга, которую они листают и читают. И если им надоест, они тут же её закроют. Имей это в виду.
- Как хорошо ты сейчас сказал, Шухрат! Так вчера и было!
- Что произошло? - спросил Шухрат.
- Я предложил ей найти художника или фотографа, который занялся бы оформлением интерьера медицинского центра. Рассказал о серьёзности такого предприятия. Она промолчала. Но после того, как мы вернулись в спальную комнату, посмотрев картину, она сказала: «Альберт, ты хочешь мне сделать хорошо законспирированный подарок? Чтобы художники или фотографы, которых я предложу, были обязаны мне до конца жизни? По гроб?» Так примерно. Порядок слов я не запомнил.
- Она тебя расшифровала. Видишь, такие они – творцы. Только и делают, что изучают человеческие души, наши мысли, поступки, желания. И, безусловно, знают, говорим мы правду или…
- Так оно и есть. Расшифровала, как лёгкий кроссворд. И сказала: «Я умываю руки. У меня много работы. А художника или фотографа найдёшь сам. В Израиле, в Москве или…» Ты прав. Теперь будем искать сами и художника, и…
- Дора найдёт. В Иерусалиме, в Тель-Авиве, но найдёт.
- Я бы хотел, чтобы интерьером занялись художники из России. Понимаешь? А Дора, она по-русски ещё говорит плохо. На работе мы с ней разговариваем по-английски – ты и я. Когда она выезжает на объект, приходится  приклеивать к ней переводчика.
- Дора. Её ведь твой дед Яков порекомендовал.
- Да, - как-то отвлечённо ответил Альберт.
- Она красивая, образованная, умная…
- Как Стелла? - улыбнулся Альберт.
- Альберт, друг мой, мы после того, как проводили гостей, сели за стол и до утра разговаривали с женой.  И о вас с Дорой.
- О нас с Дорой?! - удивился Альберт.
Да. О тебе и Доре. И, как думает моя жена Райхон, дед Яков прислал Дору не просто так. Он хочет, чтобы вы…
- Продолжай.
- Поженились. Извини, если я обидел твои чувства к Стелле, но…
- Я не думал об этом с этой стороны. Но сейчас припоминаю, как Стелла рассмеялась, когда я сказал ей, что начальник дизайнерского отдела не говорит по-русски. И добавил, что она из Иерусалима и её прислал мой дед. И зовут её Дора. Она посмотрела на меня и сказала, вот тогда я и не понял значение её слов, а сейчас понимаю – «Невеста». Шухрат, - вставая с дивана, обратился Альберт, слегка встревоженный таким поворотом дела, - а ведь это, по всей вероятности, именно так! Как же я раньше об этом не догадался, когда дед сказал мне, позвонив из Тель-Авива: «Альберт, послезавтра прилетит девушка. Найди ей работу. Её зовут Дора. Она внучка моего друга. Она – дизайнер, очень милая и образованная. И, пожалуйста, встреть её лично». Так он сказал. Я ему ответил, что у меня много работы. Чтобы он не волновался. Её, мол, встретят, отвезут и устроят в лучший отель. Но он и слышать не хотел. Настоял, чтобы я лично съездил в аэропорт и встретил её. И… пригляделся к ней. Должен признать, я не придал никакого значения ни её прилёту, ни его словам. Иначе говоря…
- Теперь ты всё знаешь. А Стелла расшифровала всё за пять секунд, - улыбнулся друг.
Альберт сел в своё кресло и задумался.  Через пару минут он встал, прошёлся по офису, посмотрел на Шухрата, и сказал:
- Чёрт побери! Теперь это всё усложнит! Раз Стелла догадалась, она, будь уверен, сделает из этого выводы. Ах, дед, дед!
- Время всё расставит по местам, друг. Ты любишь Стеллу, это знают все. Стелла… Думаю, пройдёт какое-то время и…
- Скажет: «Да, Альби, я согласна стать твоей женой!»
- Думаю, она уже близка к этому, особенно после вашей вчерашней романтической ночи, так понравившейся тебе. Любовь – это терпение. Я пять лет добивался руки Райхон. Пять лет! И в один прекрасный день, Аллахом посланный мне день, она сказала «Да». В кинотеатре, Альберт. Видишь, они тоже думают… Сказала в кинотеатре, неожиданно и вдруг… Кто бы мог подумать?
- «Пять лет»? - повторил слова Шухрата Альберт.
- Целых пять лет! И, быть может, Стелла тоже скажет тебе «Да» неожиданно и в странном месте. Кто их поймёт, женщин?
- Неожиданно и без предупреждения? – сказал Альберт.
Зазвонил телефон, но Альберт не подошёл к нему. Секретарь открыла дверь и сказала, что звонит Яков Исаевич.
Альберт подошёл и взял трубку.
- Слушаю, Яков Исаевич! Как здоровье, дедушка? Как дела у деда Матфея? (Пауза.) Понял. Встречу сам. По какому вопросу? (Пауза.) Не по работе? До встречи.
Альберт положил трубку, почесал затылок и сказал:
- Дед Яков прилетает. Послезавтра. Говорит, нужно серьёзно поговорить, но не только о работе…
- Но и о Доре! - пояснил Шухрат.
- Ты так думаешь? Ладно, Шухрат. Время всё расставит, как ты говоришь. Займёмся делами.
- А как мать поживает, Альберт?
- Она в Америке. Вчера с ней разговаривал. Спрашивала, когда я уже женюсь и подарю ей внука, а деду Якову – наследника? Всё сходится. Ты мне открыл глаза, Шухрат… Наследника…
- Это только предположение, Альберт, и всё.
- Теперь взгляни на то, что тут творится!
Альберт показал пальцем на свой стол, на котором были разложены папки, планшеты, чертежи, сметы, буклеты, факсы, компьютерные распечатки. Там столько всего лежало, что всему отделу Шухрата не хватило бы и года, чтобы разобраться со всем этим… Так говорили глаза.
- Это медицинский центр? - спросил Шухрат.
- Он самый. Это уже не черновой вариант, но ещё и не чистовой. Вот мы и разберемся с этим. Собственно говоря, всё уже спроектированно. Через неделю изготовят по чертежам макет центра. Остался только интерьер. Что же нам с этим интерьером делать-то?
Альберт, сказав эти слова, подумал о Стелле и Доре.
- И где мы будем его строить? - спросил Шухрат.
- В Узбекистане или в Киргизии. Как решит правительство. Мне кажется, в Узбекистане, вблизи Ташкента. Он там необходим.
- Здорово! - воскликнул Шухрат.
- Ты ведь родом из Узбекистана? – спросил Альберт.
- Да. Мы с супругой из Андижана.
- Андижан. Где-то я уже слышал об этом городе. Вот ты и будешь курировать строительство и отвечать за него. Через два дня копии будут у тебя на столе. Объясни всему отделу, что дело серьёзное и ответственное.
- Мы месяц назад сдали торговый центр. И вот…
- Через два месяца всё должно быть готово. И мы с тобой и с Екатериной Петровной, нашим главным бухгалтером, поедем в Министерство здравоохранения защищать проект. А потом и у премьер-министра. А сейчас засучим рукава и займёмся делом, - сказал глава корпорации.
Склонившись над чертежами, они стали изучать их…
В одиннадцать часов ночи уехал Шухрат. Альберт остался ночевать в офисе. Он лежал на диване, укрывшись пледом, и думал о разговоре с Шухратом. В полночь позвонила Стелла, она знала, что Альберт ещё на работе. Он всегда ночевал в офисе, когда решал важные дела - дела, которые выведут корпорацию на новый уровень. Она поинтересовалась, как идут дела, и ещё раз поблагодарила его за сюрприз.
Альберт, успокоенный звонком Стеллы, придавшим ему уверенности в том, что пройдёт время, и она скажет ему неожиданно и вдруг «Да», выпил полфужера красного вина, разбавленного водой, и заснул.


                                   ***


ПРОСНУВШИСЬ В СВОЁМ ОФИСЕ, Альберт выпил кофе, приготовленный ему Галиной, и до часу дня занимался изучением чертежей медицинского центра.
Стелла целый день провела в архиве. За два дня она собрала необходимый материал для романа, который она решила написать в память о Глории.
Она поблагодарила Веру Ивановну за помощь, за участие и пошла выразить слова благодарности старшему лейтенанту. Подойдя к кабинету, на двери которого была табличка «Начальник шестого отдела. Серов Валентин Фёдорович», Стелла постучала в дверь. Раздался голос: «Входите». Она приоткрыла дверь и спросила:
- Можно войти?
Увидев молодую красивую писательницу, старший лейтенант встал из-за стола и направился к ней.
- Проходите, не стесняйтесь. Присаживайтесь вот на этот стул.
- Спасибо, - улыбнувшись, поблагодарила Стелла.
Зазвонил телефон. Старший лейтенант снял трубку и ответил. Сказав несколько слов «Я тебе перезвоню», он положил трубку и сел рядом со Стеллой.
- Как продвигается работа? Сбор материала? Всё нашли, что искали?
- Даже больше, чем я надеялась извлечь из вашей лавочки!
- Лавочки?! Это архив и…
- Я пошутила. Большое спасибо, - сказал Стелла. Она была в хорошем расположении духа, и поэтому шутила.
- Понимаю. Чай, кофе? - предложил Валентин, немного смущаясь присутствием в своём кабинете такой молодой красавицы. - Вы… вы…
- «Вы… замужем? Есть ли у вас жених?» Это вы хотели спросить, Валентин Фёдорович? - помогла она старшему лейтенанту, поняв, что смущает его.
- Вы, писатели, проницательны. Так могу я пригласить Вас…
- У меня есть парень. Мы встречаемся…
- Жаль.
Стелла улыбнулась и сказала:
- Вы опоздали. Сожалею. Вы найдёте свою любовь. Сколько красивых девушек работает в вашем архиве. Я это заметила за два дня, пока собирала материал для работы.
- Они, узнав, что Вы известная писательница и находитесь в здании архива, делали вид, что им тоже нужны документы в комнате № 13. На самом же деле, они приходили, чтобы посмотреть на Вас. Возможно, некоторые из них – Ваши поклонницы.
- Вот как?! Ну, это дело не меняет. Поверьте, здесь есть из кого выбирать. Я бы даже сказала – большой выбор. Одна, в синем облегающем платье, понравилась даже мне.
Старший лейтенант поднял от удивления брови. Стелла, заметив это, пояснила:
- Всё красивое и прекрасное нужно, несомненно, замечать.
- Теперь ясно. А то я подумал…
- Понимаю, о чём вы…
- И название вашей книги «Глория» - необыкновенное и редкое женское имя. Ну, раз так, - сказал, вставая, старший лейтенант, - желаю Вам творческих успехов.
Поблагодарив начальника шестого отдела, Стелла поехала на своей машине домой. Вечерело. Точнее, было пять часов вечера. Большинство москвичей закончили свою работу и ехали домой. Стелла терпеть не могла ездить по Москве. Пробки, пробки… Сколько времени они отнимают, драгоценного времени, которого уже не вернуть…



                                    ***


АЛЬБЕРТ ПРИЕХАЛ ДОМОЙ. Принял душ, лёг на диван и стал думать о приезде деда Якова. Вдруг ему захотелось поиграть на скрипке. Он встал, подошёл к шкафу, открыл дверцу, достал футляр, в котором находилась его любимая скрипка, достал её  и стал  гладить струны, словно любимую девушку. Он вспомнил, как впервые услышал звуки скрипки, которые тут же овладели им, и он стал брать уроки игры на скрипке. Отец, видя то, с какой страстью и любовью сын полюбил звуки скрипки, пригласил для его обучения лучшего учителя из Иерусалима. Альберт делал поразительные успехи. Сам учитель удивлялся тому, как быстро учится и познаёт секреты одного из древнейших музыкальных инструментов его ученик.  Через год Альберт выступал уже на первом в своей жизни конкурсе.  И победил. Следом за первым успехом последовали конкурсы в Париже, в Лионе, в Страсбурге, в которых он так же был первым. Отец стал думать о сыне, как о музыканте, начинающим карьеру великого скрипача. И который, несомненно, завоюет своей игрой весь музыкальный мир. «Но судьба распорядилась иначе» - так говорят о несостоявшихся музыкантах, поэтах, художниках. Альберт стоял посреди комнаты и играл на скрипке. Он играл произведения известных композиторов, а также и свои. Он играл с чувством и с большим вдохновением, извлекая из скрипки поистине божественные звуки. Его игра была настолько приятной слуху, будто музы собрались в его комнате и помогали ему.
Стелла не раз слушала игру Альберта и при каждом удобном случае просила его сыграть на этом божественном инструменте. Она всегда слушала игру Альберта, закрыв глаза. И, слушая скрипку, в её воображении рождались то дремлющее море, то белые облака, то снежные вершины неприступных гор. Альберт играл с большим удовольствоием, когда Стелла просила его об этом. Исполняя произведения великих мастеров, он часто, как делал это Ференц Лист, играя на фортепиано, импровизировал. И такие моменты Стелле нравились больше всего. «Браво! Браво, Альби!» - восхищалась она, когда он заканчивал играть.
Вот и сейчас, не видя того, как Софья Фёдоровна замерла на пороге, держа чашку с кофе в руках, наслаждаясь игрой хозяина дома, Альберт играл и думал о Стелле.  И ему вдруг так захотелось увидеть Стеллу, что он остановился. Софья Фёдоровна, поняв, что концерт закончен, крикнула: «Браво! Браво!» Альберт оглянулся и, улыбнувшись, сказал:
- Спасибо!
Зазвонил телефон. Альберт ответил:
- Слушаю, Шухрат!
- Альберт, ты дома или?..
- Дома. Играл на скрипке.
- Жаль, что я этого не слышу. Давненько ты не играл для друзей. Последний раз это было на корпоративной вечеринке. Помнишь?
- Год назад. Ты по делу, Шухрат? Что-то срочное?
- Хотел обсудить с тобой… вернее, показать картины и фотографии, которые Дора передала мне. Она в Интернете нашла художника из Венеции и говорит, что его картины могут нам подойти для оформления интерьера медицинского центра.
- Шухрат, я на совещании ведь ясно выразился: художник или фотограф должен быть из России. Это важно!
- Дора и об этом позаботилась. Она просматривала сайты российских художников и нашла на одном из сайтов художника из Белгорода и фотографа из Нижнего Новгорода.
- Другое дело, Шухрат.
- Если у тебя есть время, я покажу тебе их. Она скачала из Интернета картины и фотографии. Они в моей машине. Я могу заехать к тебе? Я рядом.
- Заезжай, посмотрим вместе и, наконец, решим эту проблему. Софья Фёдоровна тебе откроет.
- Через пятнадцать минут буду. Я еду по проспекту Мира. Жди, Босс!
Альберт улыбнулся, услышав слово «босс», поцеловал скрипку, положил её в футляр и убрал в шкаф. Он сидел на диване, пил остывший кофе и думал о Стелле. Он хотел увидеть её и поговорить с ней прежде, чем поговорит с дедом Яковом, чтобы знать, что и как отвечать деду Якову, когда он будет задавать вопросы о Стелле. И, само собой, о Доре.
В комнату с большой и толстой папкой вошёл Шухрат.
- Проходи. Показывай, что предлагает нам Дора.
- Минуту, - ответил Шухрат.
Шухрат разложил цветные фотографии и картины художников, размноженные на ксероксе, на белом большом ковре. Встал и сел рядом с Альбертом.
- Вот те, в первом ряду, картины художника из Венеции? – показывая рукой на картины, спросил Альберт.
- Как ты догадался? - удивился Шухрат.
- Венецианская школа. Сразу видно. Надеюсь, это не её ухажёр или знакомый? Вообще-то, всё равно, кто он… Картины красивые, но он не из России.
Альберт встал и осторожно начал ходить между «картин» и «фотографий», боясь не наступить на них.
- Вот этот художник, к удивлению, хорош. Смотри, как выписаны пальцы, глаза, цветы. Из какого он города? – рассматривая фотографии картин, поинтересовался хозяин дома
- Из Белгорода. Отлично, Дора! Молодец! Надеюсь, на совещании работы этого художника одобрят все. После этого Дора свяжется с ним, и мы сделаем ему предложение…
- От которого он не сможет отказаться!
- Точно!
- Фотографии, Шухрат! Они… тоже профессионально выполнены. Смотри, вот это серия «Ночной Красноярск», впечатляет! И эти три, - указывая на лежащие в стороне три чёрно-белых фотографии, - удивился Альберт. - Хм, что же лучше? Картины или фотографии? Мне нравятся фотографии. Из Нижнего Новгорода, говоришь?
- Да. Молодая девушка. Лет двадцати пяти. Так сказала Дора.
- Тебе не кажется, мой друг, что Дора делает успехи? И они налицо!
- Кажется, Босс!
Альберт вздохнул, посмотрел на друга, и улыбнулся. Позвал Софью Фёдоровну и сказал ей, чтобы принесла две чашки с кофе.
- Что будем делать? Что ты выбрал? Картины или фотографии? – спросил Шухрат.
Глава корпорации подумал минут пять и ответил:
- Картины тоже хороши. Но фотографии мне нравятся больше.
- Картины будут стоить дороже, они написаны маслом, не акварелью, - пояснил Шухрат.
- Деньги - не проблема. Ты же знаешь. Дела в корпорации идут хорошо. Это значит, мы можем себе позволить купить их.
- Тебе видней.
- Мы поступим следующим образом. Закажем картины и фотографии. Пусть будет так.
- Соломоново решение, Альберт. Я тоже думал так, но хотел, чтобы ты предложил это первым.
- Вот и предлагаю: на одном этаже будут висеть картины, на других – фотографии. Будем их чередовать для разнообразия.
- Фотографии сейчас в большой моде, - пояснил Шухрат.
- Такие, как эти! У девушки, несомненно, большой талант. Значит, решили. Послезавтра на совете директоров сообщим всем о нашем решении. Думаю, они одобрят. И пусть Дора представит их и расскажет о художнике и о фотографе. После того, как совет утвердит их, а я уверен, они людям понравятся, пусть Дора свяжется с ними.
- Хорошо. Ещё, чуть не забыл.
- Что?
- Пришёл правительственный факс. Место строительства медицинского центра определено.
- Узбекистан?
- Место находится недалеко от Ташкента.
- Твоя родина. Через десять дней нужно будет слетать туда и посмотреть всё на месте. Если я буду свободен, слетаем вместе. Если нет, тогда полетишь с кем-нибудь из своего отдела.
- С Еленой Александровной. И, если ты не возражаешь, я хотел бы взять с собой жену. Пусть пообщается с родственниками…
- Не возражаю! Шухрат, ты ведь на Рублёвке живёшь?
- Чуть дальше. А что?
- Подвезёшь меня до Стеллы? До её дома. Моя машина на техобслуживании, а вызывать…
- А она у родителей?
- Мать на Кубани. Кира тоже. Анатолий Максимович в Петербурге. Она одна дома.
- На чём вернёшься домой? Может, возьмёшь машину моей жены. Заедем и…
- Нет. Думаю, останусь у неё. Хочу поговорить с ней перед приездом деда Якова.
- Ах, да! Яков Исаевич прилетает завтра в одиннадцать. Ты его встретишь?
- Разумеется! Лично. Наш шофёр заберёт меня утром от Стеллы, и я поеду его встречать.
- Я жду в машине, - собирая с ковра листы, сказал Шухрат. Затем взял папку и вышел. Альберт стал одеваться.


                                      ***


ОНИ ДОЕХАЛИ ДО ДОМА,  в котором Стелла проживала иногда с родителями, когда приезжала в Москву (в Москве у неё была своя трёхкомнатная квартира), довольно быстро по московским меркам. Они сами удивились. Ни пробок, ни аварий…
Альберт вышел из машины и, поблагодарив Шухрата, направился к дому, но Шухрат окликнул его:
- Альберт! Забыл тебе сказать, звонил Бенджамин из Лондона, наш друг по Оксфорду.
- Как он? Чем занимается?
- Преподаёт в одной из лондонских школ физику. У него родилась четвёртая дочь!
- Четвёртая?! Всё не угомонится. Хочет наследника. Бедная Холли! Она, вероятно, устала рожать… Вспомни, как английские монархи ждали наследника. Но рождались девочки-королевы. Что с Англией?!
- По всей вероятности, не Бенджамин страстно хочет мальчика для продолжения рода, а его отец. Иначе, кто возглавит его фабрики по изготовлению знаменитых английских шерстяных тканей после его смерти? А Бенджамин… Ты его знаешь! Кроме физики и футбола, его ничего не интересует. Тебе это ничего не напоминает?
- Деда Якова и его…
- Я поехал. Желаю хорошо провести время.
- Спасибо. Нам есть о чём сегодня поговорить.


                                    ***


КОГДА СТЕЛЛА ПОДЪЕХАЛА К ДОМУ, уже темнело. Она закрыла машину и направилась в дом. На пороге её встретила домработница:
- Добрый вечер, госпожа! - помогая Стелле, взяв у неё из рук сумочку и папку с бумагами, поздоровалась она.
- Августа! Сколько раз я вас просила не называть меня госпожой! Я не дворянка, а Вы – не крепостная… Если уж не можете без… Говорите мне просто «мисс».
- Хорошо, мисс Стелла. К вам гость.
- Гость? И кто же он?
- Альберт, - ответила Августа.
- Альберт? И как же он оказался у нас? Пришёл пешком? Приехал на такси? Прилетел? Я не заметила на лужайке у дома ни машины, ни самолёта, ни вертолёта, ни танка…
- Его привезли Шухрат. А потом они уехали.
- Привёз Шухрат, так правильно, и уехал, так точнее. Теперь всё понятно. А вы знаете, Августа, в Узбекистане был такой поэт Шухрат Ганиев? И довольно известный поэт. Он дружил с Эдгаром.
- С Эдгаром? - спросила Августа.
- Ещё один поэт. Понимаете? Два поэта – два друга. И Эдгар, друг Шухрата, продвигал в России его творчество. Публиковал стихи Шухрата в альманахе, который редактировал. Прочту вам несколько строк из поэзии Шухрата Ганиева, чтобы не нагружать вас. Послушайте: «Кто он, сука? Шутник, пророк? Завещавший мне стать поэтом!» Сильно сказано, да?
Августа махнула рукой, дав понять Стелле, что не понимает стихов, и, сказав, что гость ждёт её на втором этаже, в комнате для гостей, пошла по своим делам.
Когда Стелла поднималась в комнату для гостей, Альберт дочитывал письмо Камиллы Белоцерковской к Эдгару, которое она написала перед отлётом в Швейцарию на лечение. Письмо, которое Эдгар нашёл на столике в мастерской Камиллы после того, как вернулся из Волгограда, куда ездил на юбилей поэта Геннадия Дементьева. Письмо, всколыхнувшее душу поэта, письмо, которое Стелла купила на аукционе.
Вот его содержание:

«Любимый Эдгар. Пишу тебе быстро и коротко. Меня ждут. Иван Сергеевич, врач, дал мне 20 минут, чтобы я написала одно письмо - самому близкому человеку, ибо время не ждёт. Поэтому, за неимением времени, пишу пространно, но ты сумеешь отделить главное. Помнишь, когда ты был ещё в городе, мы гуляли вечером около часовни в зоне отдыха и у меня закружилась голова? Ты сказал, что так бывает от свежего воздуха или от усталости. Ты заметил также на моей выставке в Краснодаре, что я  побледнела. Так вот, Эдгар, пришло время тебе всё узнать. Я больна. У меня белокровие. Тебе не нужно объяснять, что это такое.  Ты три года учился в мединституте и знаешь, какой щадящий образ жизни надо вести при этом заболевании. Но когда я приехала в ваш город, мне стало лучше. Я стала больше работать, ходить и не уставать. Могла писать до первых петухов. Началось всё ещё в Магадане. Когда от рака крови умерла тётя Аня, тогда мне было 17, а ей 45 лет. Тётя Аня – двоюродная сестра мамы. По материнской линии в нашем роду семь женщин, я – восьмая. Но я тогда не поняла, почему мои родители так взволновались. Ведь они должны были быть готовы к этому, ибо тётя Аня долго болела и лечилась. А в последние недели она уже не вставала с кровати, и сиделка в больнице делала ей каждые два часа укол. Когда мы к ней  приходили,  она  была  похожа  на  тоненькую, высохшую хворостинку, ожидающую сильного порыва ветра, который избавит её от мук. А раньше тётя Аня была красивой, цветущей женщиной. В нашем роду по линии матери все женщины красивые. Она так мучилась… Ей не помогал даже морфий, который ей вводили через капельницу с каким-то лекарством. Она стонала и никого не узнавала. Позже я узнала (забегая вперёд), что мама, тётя Даша и тётя Алла дали разрешение на то, чтобы тётю Аню отключить от системы. Вернее, я это нечаянно подслушала. На следующее утро из больницы позвонили маме и сказали, что тётя Аня умерла в 4 часа ночи. То есть, надо понимать, что они её отключили в 4 часа ночи и ввели большую дозу наркотического препарата или ещё что-то… Тогда отец подошёл и сильно прижал меня к своей груди, странно глядя на маму, словно она в чём-то виновата. После похорон, на десятый день, мы с папой полетели в Москву, в какую-то клинику. Я ничего не понимала. Отец долго разговаривал с профессором в кабинете, я же играла с девочкой в коридоре, которая была без волос, без бровей. Я хотела её развеселить, но она была такая белая и худая… Наконец, вышли отец и профессор. У отца было хорошее настроение, и мы поехали в хороший японский ресторан. Поели. Я спросила отца, почему меня обследовали? Ведь я чувствую себя хорошо. Он ответил шуткой: «Береги здоровье смолоду!» Поехали к нему домой. Он был весёлым. Вечером он позвонил маме в Магадан и сказал, что все анализы хорошие и что мы завтра вечером улетаем. Мы прилетели домой, и жизнь пошла по-прежнему. Но родители часто ругались и, наконец, развелись. Я осталась в Магадане. Мне было уже 20 лет. Вдруг заболела тётя Алла, ей было 43 года. И она умерла тоже от рака крови. И также мучилась. Тогда отец так перепугался, что на нём не было лица. Я пошла к подруге, но её не оказалось дома. Был сильный мороз, и я пошла домой. Дверь была приоткрыта. Я тихонько вошла в дом. Мама с папой (мама ещё была у нас после похорон и хотела улететь в Санкт-Петербург после девяти дней) сильно ругались. Я невольно слушала их разговор. Папа говорил о том, что меня нужно постоянно возить в Москву на обследование. Так рекомендовал доктор. Мама же говорила, что не все женщины из их рода, достигнув 45-летнего возраста, умирают от рака крови. Что умерли девять женщин и лишь одна в 25 лет. Это Лена. Врачи говорят, что так бывает. В каком-то поколении болезнь уносит одну из молодых. «А что, если ей окажется наша дочь? – кричал отец. – Ты думала об этом? Или ты думаешь только о своей новой жизни, банкетах, приёмах, отдыхе за границей…» На что мама сказала, что если боишься, свози её ещё раз на обследование в Москву. Прошло уже 2 года, как её обследовали. Иван Сергеевич показывает на время. Словом, однажды, когда мы справляли мой 21 год рождения, мне стало плохо. И меня увезли в больницу. Отца в городе не было, он был в Москве на выборах мэра Москвы и возглавлял штаб одного из кандидатов в мэры. Он тут же прилетел на своём самолёте и сразу приехал ко мне. На следующий день прилетела мама. Доктор долго разговаривал с папой, который рассказал ему о плохой нашей наследственности по женской линии мамы. Доктор порекомендовал ему отвезти меня в Москву к профессору, который меня наблюдал, но лишь тогда, когда я окрепну. Через десять дней мы были уже в Москве, в привычной для меня обстановке. Только после обследования меня оставили в клинике в хорошей одноместной палате. И делали переливание крови. Вводили какие-то препараты через вену и давали лекарства. Тогда, любимый Эдгар, я и поняла, что попала в тот маленький процент наших женщин, которые могут умереть молодыми. Вспомнилась песня Виктора Цоя «А кому умирать молодым…» И мне стало страшно. Но больше всего меня беспокоило то, что я не смогу писать картины. Заниматься живописью. В палате я сделала много эскизов карандашом для будущих картин. Впоследствии ты их все видел. Курс лечения закончился. Мы вернулись в Магадан. И всё шло, как прежде. Я писала картины. Мы гуляли с подругами. Я читала литературу об искусстве, живописи. Когда приезжал папа, мне становилось спокойнее. Мы были вдвоём. Время поджимает... Короче, мне позвонила Дильнара из вашего города, куда они переехали из Магадана, и спросила: что ты там делаешь в Магадане одна? Приезжай в гости. Здесь море, не такая, как на Севере, зима, дубравы, тепло. Город-курорт, можешь наблюдаться круглый год. Я съездила, и мне понравилось. Тогда я уговорила папу купить мне дом в вашем городе. И вот я здесь. Дальше ты знаешь всё. Но когда ты уехал в Волгоград, на следующий день я почувствовала себя плохо. Я не обратила на это внимания, думала, от вина. Звонила тебе, но у тебя всегда был телефон занят или отключен. Я посылала СМС-ки, но ты их не читаешь, я знаю. На следующий день, когда я писала картину на заказ, вдруг потеряла сознание. Хорошо, что Дильнара решила меня навестить. Она-то меня и привела в чувство холодной водой и нашатырным спиртом. Уложила в постель, дала успокоительного и позвонила папе. Через час к дому подъехала машина и мужчина, приехавший на ней, представился доктором онкологической больницы. Он сказал, чтобы я быстро собиралась, и дал время на то, чтобы я написала тебе письмо. Через три часа я уже проходила обследование (как они мне надоели, если бы ты знал, любимый!) Прилетел отец. Они с доктором говорили около часа. После разговора, меня одели, и папа сказал: «Всё будет хорошо! Через два часа мы вылетаем в Цюрих, в Швейцарию, в специализированную клинику. Друзья уже купили нам билеты на рейс швейцарских авиалиний, который выполняет полёт по маршруту Краснодар - Москва - Цюрих». - «Вот бы в Париж вместо Цюриха», - подумала я. (Дописываю письмо уже в аэропорту. Дильнара со мной, она и положит письмо на стол, где ты его найдёшь.) Через 30 минут регистрация, Эдгар. Я боюсь, ты же знаешь, какая я трусиха, но держусь. Чему быть, того не миновать. Что будет с нами, Эдгар? Но что бы ни случилось, знай: ты – моя единственная любовь, а это сильнее смерти, к которой, мне кажется, я начала готовить себя с того момента, когда услышала разговор отца с матерью в Магадане. Меня никогда не обманывали мои чувства и предчувствия. Там, на втором этаже (пишу, а сама плачу, и буквы сливаются), в комоде, ты найдёшь свёрток. Это деньги, которые я заработала, продавая свои полотна на выставках, и деньги от заказов. Четыре заказа я не выполнила. Верни авансы заказчикам, их телефоны написаны на бумаге, в которой они завёрнуты.
Машину оставь себе. Картины заберёт отец. Да, за шкафом ты найдёшь две самые любимые картины, написанные на твои стихи «Два ангела» (как она сейчас напоминает нас) и «Поэт, или Призрак». Я продала хорошие копии, а оригиналы оставила, хотела подарить тебе их на Рождество. Теперь они твои. Повесь их на самом видном месте, и пусть они напоминают тебе о нашей настоящей и верной любви, в которой всё же я любила больше… Не обижайся, любимый, но так всегда - один из двух влюблённых любит больше. Всё! Пора. Прощай или до свидания… Буду звонить сама, туда звонки не проходят, там, где буду я. Вот и Дильнара расплакалась. Сидим и ревём.
                                                                                                                             С любовью, твоя Камилла.

Р.S. Не открывай картину на мольберте, пока я не разрешу! В машине на сидении водителя ты найдёшь дарственную на машину. Милый, твоя машина опасна. На ней нельзя ездить. Прошу тебя. И жди письма. Обещаю звонить при первой возможности. Милый Эдгар, я так хотела родить от тебя девочку. И тогда бы у нас была настоящая семья».

Прочитав письмо, Альберт глубоко вздохнул и положил его на большой белый стол. В это время и вошла Стелла.
Альберт встал, она подошла к нему, они поцеловались и сели на диван.
- Рад тебя видеть, любовь моя!
- Я тоже, Альберт.
- Так хотелось увидеть тебя. Ты все дела сделала в архиве? Как, кстати, тебя впустили в архив спецслужб?
- Выдали пропуск, Борис Юрьевич помог – офицер в отставке. Начальник Андрея, мужа Глории.
- Понятно. Скоро я их всех буду знать наизусть. Тебе не кажется, Медея, что ты проживаешь чужие жизни, к тому же, уже прожитые?
- Нет, не кажется. И лучше прожить или прочувствовать чужие жизни – насыщенные событиями, интересные, полные счастья, а порой и трагедий, чем свою – никчёмную…
- Но… ты не тянешь на «никчёмную», поверь мне. Скорее, ты одна из тех - «лучше прожить чужие жизни…» Так про твою жизнь скажут потом твои биографы.
- Что скажешь? Вижу, ты прочитал письмо. Хочу включить содержание письма в роман. Оно стоит того, и, несомненно, усилит лирическую составляющую книги.
- Впечатляет. Я почувствовал тяжесть в душе, читая эти чувственные и полные как драматизма, так и любви, строки. И, без всякого сомнения, письмо стоит таких денег. Теперь имею представление, что содержится в письмах, выставляемых на продажу на аукционах. Оно написано душой…
- Наконец! Браво! Так оно и есть. Только душа может так трогательно написать. Итак, ты приехал... Я приму душ, и мы поужинаем.
- Хорошо, - согласился гость.
- Останешься на ночь? Я одна, - спускаясь вниз, спросила Стелла.
- Я согласен, любовь моя.
Стелла принимала душ. Альберт сидел и смотрел на пульт управления телевизором. Августа, домработница, готовила им ужин. Прошло двадцать минут.
Когда Стелла вышла из ванной комнаты, набросив на себя синий атласный халат с вышитыми на нём маленькими жёлтыми птичками, она улышала такие… слова, рассыпающиеся по всему дому и занимающие всё его пространство, словно в доме начался камнепад, от которого она пришла в ужас.
Вот эти слова:
«О, о, о! Уф, уф, уф! А, а, а! Трахни меня! Чпокни меня! Вставь мне, как следует. Сделай это ради меня, моё чудовище, мой урод! А, а, а! Мать моя была девушкой! Вздрючь меня, кобелина. Преврати меня в грязь и влезь в неё по уши…»
- Альберт! Какую дрянь ты смотришь? – стараясь перекричать молодую девушку, сидящую на пожилом мужике и орущую во весь рот, кричала Стелла, вбежав в комнату.
Альберт судорожно нажимал на кнопки пульта, стараясь остановить фильм или хотя бы уменьшить звук.  Но у него не получалось. И он с растерянным видом смотрел то на происходившее на экране, то на Стеллу, застывшую от удивления. Тем временем девушка продолжала орать: «Воткни мне, чтобы у меня мозги задымились! Отхлестай своим шлангом моё тело. Насилуй меня, насилуй!..»
Стелла подбежала к Альберту, взяла из его рук пульт и нажала на красную кнопку.
Воцарилась тишина.
Минут пять они сидели и старались понять то, что услышали. Первой пришла в себя от всего услышанного Стелла и сказала:
- Ух! Вот это да!
- Вот это – секс! - добавил Альберт. - С ума сойти можно. А слова… как заводят…
И они расхохотались до слёз. Смеялись и смеялись…
Августа после всего услышанного стала креститься.
- Да, Альби, в сексе не должно быть цензуры.
- Хорошо сказано. И мы это - «не должно быть» только что увидели и услышали. Круто!
- Что это тебе пришло в голову…
- Я не хотел! Думал, пока ты принимаешь душ, посмотрю выпуск новостей. Но нажав на кнопку…
- Попал на кабельное телевидение!
- После всего увиденного и услышанного, можно сказать – на  кОбельное.
Они снова рассмеялись.
- А ты знаешь, Альберт, слова впечатляют, да? Всего два-три простых предложения, связанных между собой смыслом и интонацией, сливаются в единое целое, а результат!.. И называется оно односложным предложением. Это я на слух… Понимаешь? Пара предложений, а сколько страсти, напора, желаний! Вот преимущество нецензурной речи перед той, на которой мы говорим и общаемся. Скажу тебе откровенно: иногда мне так хочется перейти на эту дрянь. Выругаться девятиэтажным матом и выпустить из души пар. Да так, чтобы стены потрескались и посыпалась штукатурка с потолка, и всё превратилось в руины. И не дай бог кому-нибудь в это время оказаться рядом!
- Стелла! Что тут скажешь? Копия верна! Не перестаёшь меня удивлять.
- Вот чего порой не хватает нам, писателям, в своих работах. Определённо. Всё боимся, что скажут…
- Нецензурщины? Мата? - удивился Альби.
- Впечатлений, страсти, напора, откровений…
- О! Кажется, я понимаю аналогию…
- Именно! Да и чего тут стесняться? Многие пары, занимаясь любовью или сексом, применяют такие слова. Заучивают их, посмотрев фильм или прочитав книгу. Это держит их в тонусе. А на людях они цивилизованные, культурные, вежливые члены нашего общества. Вот так, милый. Всё просто, Альберт! Нажми на красную кнопку и… конец фильма. Это я тебе так, на будущее, если ты окажешься в другом доме… У тебя серьёзный разговор ко мне? - неожиданно сменила тему Стелла.
- Как ты догадалась? - удивился Альберт.
- По твоим глазам. И ты… немного взволнован.
- Завтра дед Яков прилетает…
- А я подумала, что ты уже соскучился по мне, - улыбнулась Стелла.
- Конечно же, соскучился! - целуя ладонь любимой, ответил он.
- И каким будет предмет нашего разговора?- спросила Стелла.
В это время Августа вошла в комнату и сказала:
- Ужин готов. Прошу к столу.
- Пойдём, Альберт, за столом и поговорим.
Спустившись в большую кухню, они сели за стол напротив друг друга. Альберт разлил вино по фужерам и сказал:
- За нас, любовь моя! За нас! Выпьем стоя, Стелла!
- Альберт! Не узнаю тебя. У тебя такой вид, словно ты на совещании и тебе предстоит сделать выбор, от которого зависит дальнейшая судьба корпорации. Ну… хорошо, - подчинилась Стелла.
Они выпили и сели. Альберт посмотрел на стол и сказал:
- Безупречная сервировка!
- Да, Августа – профессионал в своём деле. Ей, правда, сейчас помогает племянница  Анастасия.
- Та красавица, ростом с метр девяносто, которая открыла мне дверь? Я её прежде в вашем доме не встречал. Стало быть, она племянница Августы? Очень красивая. И ходит так, будто…
- Её обучали! Ты угадал. Она училась в Ростове на модель. Но в этом бизнесе или шоу-бизнесе трудно найти работу. Вот мы её и взяли на полгода. Пусть поработает, пока не найдёт работу по специальности.
Альберт слушал Стеллу, но думал о том, с чего бы ему начать. И Стелла, заметив это, посоветовала:
- Альберт, начни с главного. Я слушаю.
- От тебя ничего не ускользнёт. Итак, Стелла… Только прошу тебя, не перебивай. Это как в танце…
- И ты ведёшь! - кивнув головой, согласилась она.
- Это кто?..
- Лара говорила так Эдгару, пригласив его к себе на ужин… Ваши чувства схожи… Продолжай.
- Порой я чувствую себя…
- Итак…
- Стелла, - начал Альберт, собрав всю свою волю и, если так можно выразиться в подобной ситуации, смелость, - мы знакомы уже полтора года. Когда мы познакомились, тебе было двадцать три. Скоро будет двадцать пять, а мне двадцать восемь. Я вчера провёл весь вечер и всю ночь в своём офисе, правда, я в нём и заночевал, - Альберт говорил стоя, то и дело, жестикулируя руками, - и думал о нас. О наших взаимоотношениях, которым пора бы уже…
Он остановился, засунул руку в карман, потом вынул её, посмотрел на Стеллу и продолжил:
- Нет, начну с этого, - пояснил он.
Стелла покачала головой и улыбнулась. Она еле-еле сдерживала смех, потому что не видела Альберта, всегда уверенного в себе и знающего, что сказать, таким робким и застенчивым. Но в душе она понимала, к чему он клонит и, разумеется, что хочет сказать.
Альберт начал читать стихотворение, что сильно удивило Стеллу.

А
если спросишь ты меня:
«Откуда это –
такая горечь и тоска
в
душе поэта?
Откуда слёзы и печаль,
досада, беды? –
Как будто вороны кричат в сердцах поэтов».
Отвечу
сердцем я тебе,
душой поэта: за все страданья на земле
Поэт в ответе.

Прочитав стихотворение, он сделал паузу, и Стелла воскликнула:
- Браво, Альберт! Ты прочитал наизусть стих Эдгара «Ответ». Хороший выбор! Прочитал его с большим чувством и искренностью. Он написал его в 1999 году.
Альберт раскланялся и, достав из кармана коробочку, продолжил:
- Рад, что тебе понравилось. Я готовился. Перед зеркалом. Уф! Как вы читаете на публике?
- И это видно. Я – удивлена! Итак, танцуем дальше!
- Стелла, - обратился он к невесте, открывая коробочку, в которой находилось кольцо с бриллиантом, - стань моей женой. Я буду счастлив, если ты на этот раз согласишься.
Он протянул коробочку с кольцом Стелле. Она взяла её, вытащила кольцо из коробочки и…
- Нет, нет! Я сам надену его на твой пальчик. Он подошёл к ней, взял у неё из рук кольцо и надел его ей на палец. Поцеловав её в губы, он сел на место.
- Альберт! Я же тебя просила, не делать мне таких дорогих подарков! Картина. Теперь вот кольцо.
- Я хочу выразить этим кольцом свои чувства к тебе!
- «Этим кольцом»! Хочешь купить меня?
- Любовь моя, давай поженимся осенью, а? Что нам мешает?
- Альберт! Я тебе уже говорила, что…
- Хочешь свободных отношений. Я помню. Но я хочу полноценную семью, понимаешь? Жить вместе, спать вместе, есть вместе, проводить вместе с нашими детьми вечера. Смотреть, как они растут. Помогать им… Разве это не ясно? Это третье моё предложение и… ты не даёшь мне даже надежды, - обиженным голосом произнёс жених.
- Альби! Мне кажется, что ты не говоришь мне настоящей, истинной причины таким переменам… Мы были вместе несколько дней тому назад. И ты даже не обмолвился словом…
- Время идёт, любовь моя.
- Ты ведь не знаешь моего характера…
- Я тебя люблю! И этого достаточно.
- Ладно. Поговорим серьёзно. Мы взрослые люди. Вот, что я тебе скажу о себе, о своём характере, с которым ты будешь жить вместе, спать вместе, растить детей вместе… Я очень разборчива, подозрительна, иррациональна, вспыльчива и чудовищно ревнива. Мало того, я с трудом прощаю людей. В мужчинах я ценю превыше всего верность, искренность, самообладание, выдержку, мужество и смелость.
- Как эти качества присущи тебе. Мужские качества. За это я и полюбил тебя. 
Стелла сделала глоток вина и продолжила:
- Я не терплю в человеке гордыни, самолюбия, тщеславия, зазнайства и чванства. Этот список можно продолжить, само собой. И… я знаю, Альберт, что чувства, как и произведение искусства, в частности живопись, можно подделать, как это делали и делают художники, копируя  шедевры.
- Что ты этим хочешь сказать? - удивился Альберт.
- То, что любое чувство можно подделать, то есть скопировать. И великие артисты, к твоему удивлению, - это не те, которые играют в кино, в театрах свои роли по сценарию. Великие артисты – они среди нас. Они живут рядом. Это – мошенники. И у них нет права на второй дубль. Поэтому они играют вживую и без дублей. Они без особого труда подделают любое чувство – ревность, дружбу, доброту, жалость, верность и, конечно же, любовь. 
- Просветила, Стелла! Я читал об этом в одном из твоих рассказов.
Стелла, вошедшая в роль, улыбнулась. Альберт спросил:
- И что? Как с нашими чувствами? Вернее, с моими чувствами к тебе?
Стелла посмотрела на Альберта и сказала:
- Копия верна! Шучу, Альби! Без всякого сомнения, безусловно, само собой разумеется, несомненно, очевидно, что твои чувства – подлинники. И, к нашей радости, вводные слова, произнесённые мной, подтверждают это.
- Уже хорошо. Продвигаемся. Мне кажется, что ты слегка наговариваешь на себя.
- Ты о чём? - удивилась она.
- О вышеперечисленных тобой чувствах, которых я не замечал за тобой раньше, как то: «вспыльчива, разборчива, чудовищно ревнива, с трудом прощаю людей…» Ты пугаешь меня?
- Я такая, Альби! Верность в браке для меня – религия! Измена…
- Я не замечал за тобой ревности. Если бы ты была ревнива, звонила бы мне по пять раз на дню. Так, для контроля. Но звоню обычно я!
Стелла рассмеялась и спросила:
- Ты таким образом меня контролируешь? И не думала об этом… Боишься, что меня уведут… или полюбит другой и… Вот не думала! А говоришь, знаешь меня! Выучил. Альберт, когда мы с тобой первый раз легли в постель, я была девственницей! Чистой, как снег, лёгкой, как птица! Помнишь? Ты у меня…
- Помню, мужчинам приятно, когда их…
- А теперь знай,  я тебе не изменю. Расслабься и не переживай.
- Приятно слышать, моя католичка. Вам вера не позволяет изменять? Шучу! – улыбнулся Альберт.
- Я не сомневаюсь в искренности и правде твоих слов, Альберт. Напротив, я чувствую их силу. Твои желания…
- Рядом с тобой, Стелла, я становлюсь лучше, чем есть на самом деле. Я учусь у тебя. Ты меня вдохновляешь, подаёшь пример, как нужно работать и жить. Вселяешь в меня уверенность.
- Значит, в процветании твоей корпорации есть и моя заслуга?! - пошутила Стелла и добавила:
- Альберт, давай я угадаю, почему ты форсируешь события, то есть наши отношения, и хочешь, чтобы я прямо сейчас за этим столом дала тебе ответ в такой прекрасный летний вечер.
Альберт слегка заёрзал на стуле и, взяв бокал, выпил оставшееся в нём вино.
Стелла, заметив это, продолжила:
- Приезжает дед Яков. И он, разумеется, настроен на этот раз решительно. Иначе говоря, речь пойдёт о Доре! Да и пора уже с этим всем разобраться. С невестами…
- Как ты догадалась?! Ты права. Это так. Этим и объясняется моё решение…
- Когда ты почувствовал, что Дора отряжена тебе дедом Яковом в качестве невесты? После того, как я тебе намекнула?
- Шухрат открыл мне глаза. Подсказал. Ведь я люблю тебя. А любовь – слепа. Вот со стороны и виднее! Я не хочу тебя терять.
- Возможно, Дора хорошая девушка! И…
- Невероятно! О чём ты, Стелла?! Я словно между двух огней: с одной стороны ты, не дающая мне даже надежды на брак, с другой стороны дед Яков со своими принципами, традициями, и… Дора, действительно красивая, современная девушка. Она решила нашу проблему с оформлением интерьера медицинского центра. Нашла подходящего художника и отличного фотографа. Она воспитана… Но я её не люблю! Я люблю тебя! Как ты, такая умная, проницательная, талантливая, понимающая души и сердца людей, не понимаешь таких простых вещей. Ей богу, Стелла!
Альберт встал из-за стола и подошёл к окну.
В это время в кухню вошла Августа и спросила: «Можно подавать чай?» Стелла ответила «Пожалуйста, Августа. Мне чай, а синьору Альберто кофе».
Анастасия убрала со стола, а Августа принесла чай и кофе.
Стелла вздохнула. И вздох этот, глубокий вздох, был впервые… Словом, она почувствовала от слов Альберта на душе тяжесть. Она задумалась. Она, возможно, впервые испытала чувство ревности. Вероятно, она поняла в этот момент, что Альберт - тот самый человек, с кем можно идти по жизни, соединив две судьбы в одну. Может быть, причиной ревности стала Дора, и Стелла начала понимать, что может потерять Альберта. «Не будет же Альби ждать меня всю жизнь…» - подумала она. Приезд деда Якова, Дора, третье предложение Альберта - всё это только возбуждало её чувства; она не понимала этих странных новых чувств, нахлынувших на неё, и не могла подобрать слов к своим внутренним переменам. «Да что со мной?» - удивлялась она. Так прошло двадцать минут. Альберт смотрел на ночное небо. Чай и кофе остыли. И это затянувшееся молчание, начало которому положила Стелла, она же и нарушила:
- Альберт! Я дам своё согласие...
Альберт, не веря тому, что услышал, резко повернулся, подошёл к столу, сел и спросил:
- Когда? И почему "дам", любовь моя? Где?
- В неожиданное время, в неожиданный момент!
- Так делают сюрпризы! Но… Я согласен!
- Пусть будет так.
- Назови хотя бы примерную дату!
- На Старый новый год!
- Что?! Сейчас лето, Стелла! Лето! Как, на Старый новый год?! - широко открыв глаза, спросил Альберт.
- Во-первых, мне нужно закончить книгу о поэзии Эдгара. Во-вторых, начать писать и закончить роман - первый в моей жизни большой труд. А роман – проверка моего таланта на прочность. Это для меня важно, нужно и интересно.
- Больше полугода ждать! «Глория» первая! Я – второй!
- Дело всей моей жизни, Альберт! И то, и другое!
- Творчество и свадьба! Ясно. Не это ли – гордыня и эгоизм? Ты сильная, ты справишься. Но разве мы не найдём между строк в твоём плане свободного места, которое заполним свадьбой?
- Это моё твёрдое решение, Альберт. Ещё чуть-чуть и…
- Полгода! А если ты не успеешь? И твоё «в неожиданное время, в неожиданный момент» снова нужно будет переносить? А жизнь не даёт никаких гарантий, и это я понял находясь рядом с тобой…
- Альберт! Я сейчас в хорошей творческой форме и… Я не могу тратить время… Мне нужны три месяца на то, чтобы написать роман, и три – на корректировку, редактирование, выпуск книги. Итого – полгода. И книга к нашей свадьбе должна, разумеется, стоять на полках магазинов. Я так думаю. А твоё терпение  будет мне свадебным подарком. А, хороший мой! Терпеливый мой!
- Полгода! Ещё полгода! Надеюсь, роман «Глория» стоит моего терпения. Но ведь ты не написала ещё ни одной строки? Твоя уверенность подкупает, но…
- Спасибо, Альби! Как благородно с твоей стороны. И ещё, Альби, ты хоть представляешь, сколько времени уйдёт на подготовку к свадьбе? Минимум три месяца. За это время я закончу свои дела и буду свободна. Мне необходимо выписать роман из головы. Он уже написан. Подготовка к свадьбе, а это серьёзное мероприятие, остановит меня. Сколько будет приглашённых! Всех надо будет оповестить, пригласить. Подвенечное платье, репетиции… Это же будет не просто свадьба, а свадебное шоу. Только с твоей стороны придёт человек двести: родственники, бизнес-элита, друзья, в том числе из-за границы. С моей стороны издатели, писатели…
- В этом ты права. Я и не думал об этом! А ведь… Что верно, то верно. Подготовка займёт много времени. Это будет не просто свадьба… а…
- Вот именно! Нам и сейчас хорошо. Это главное! Жизнь не проходит  впустую, чувствуешь?
Альберт улыбнулся и сказал:
- Теперь у меня есть надежда! Хоть так.
- А она умирает последней, - добавила Стелла.
- Альби, нам, девушкам-невестам, необходимо время. Ну, чтобы мы разобрались с нашим будущим!  Проститься  с прежней жизнью.
- Ты красивая, известная, современная, умная…
- Я это знаю. Останешься до утра? Зачем тебе ехать на ночь глядя? На неё и так многие глядят… Оставайся, а утром…
- Позвоню в корпорацию и скажу, чтобы в десять прислали машину, и поеду встречать Якова Исаевича! И что мне предстоит?..
- Но, Альберт, раз уж мы договорились, и я уже вроде как невеста, хочу, чтобы ты знал, милый: я всё прощу, кроме измены! Помни об этом! Не забывай, хорошо? Мой…
- Будущий жених! Почему ты всегда не договариваешь главные слова? Конечно, я понял. Да и с какой стати мне изменять тебе?!
- С этой минуты всё будет у нас по-другому, Альби. И наш устный брачный контракт, назовём это так, соединит наши сердца.
- Навсегда! – добавил Альберт.
Они поднялись в спальную комнату. Альберт взял с собой недопитое вино и два фужера. Стелла открыла дверь, и они вошли в неё.
- Ты купила кровать? А я уже подумал, что мы как в прошлый раз будем…
- Слетать на пол! Нет!
- Красивая кровать. Вот мы её на прочность и испытаем…
Они повторили всё, будто под копирку, что они делали в доме у Альберта той романтической ночью, когда Альберт подарил Стелле картину. Каждое движение, каждое чувство, каждое слово…
И, само собой, к своему удивлению, они занимались любовью, в которой теперь стало больше страсти, каждый сам про себя вспоминал слова из фильма (не станем их повторять). И эти слова, их напор, откровения и непристойность придавали их любви новые яркие краски.
Ничто человеческое нам не чуждо!
Утром Стелла проводила Альберта до машины и спросила:
- Альберт, моя, так сказать, развлекательная командировка подошла к концу…
- Ах, да. Когда ты хочешь вернуться в Краснодар?
- Завтра, часов в пять. Вместе со мной полетят Дарья и мои племянники. Ты не против?
- Конечно, нет! Я позвоню Владимиру Ивановичу и скажу, чтобы он готовил самолёт.
- Спасибо! Звони.
Альберт уехал в аэропорт встречать деда Якова, а Стелла пошла работать. Альберт и Стелла весь день думали только об одном: о вчерашнем разговоре, который, наконец, внёс ясность в их отношения, продолжавшиеся уже полтора года, и который превратил эти взаимоотношения в устный брачный контракт.

                               Третья часть
 
                                                                                                                 Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
                                                                                                                 Насторожусь – прельщусь – смущусь - рванусь.
                                                                                                                 О, милая! Ни в гробовом сугробе,
                                                                                                                 Ни в облачном с тобою не прощусь.
                                                                                                                                Марина Цветаева
                                       


                                                                                                                        *  *  *

                              Разговор деда Якова с Альбертом


         «ВНИМАНИЕ! СОВЕРШИЛ ПОСАДКУ самолёт из Тель-Авива, рейс 612. Встречающих просим пройти к шестому терминалу. Спасибо!»
- Наш, Альберт Давидович, - сказал шофёр. – Идёмте к шестому терминалу.
Альберт с шофёром подошли к шестому терминалу и стали ждать Якова Исаевича. Через двадцать минут дед Яков вышел из терминала к внуку с дипломатом в правой руке. Они обнялись.
- Как прошёл полёт, дедушка?
- Яков Исаевич, - уточнил дед Яков и добавил, - в Москве я – Яков Исаевич.
- Извините, Яков Исаевич! – улыбнулся Альберт.
- Полёт прошёл незабываемо. А как у тебя дела, Игнат Иванович? Машина в порядке?
- В полном, хозяин! – ответил шофёр.
- Отлично! – похлопал гость по плечу шофёра.
Они вышли из здания аэропорта и направились в сторону стоянки. Через пятнадцать минут шофёр лимузина вёз внука и деда в корпорацию.
- Выпьешь чего-нибудь? – предложил Альберт. – Может, перекусим?
- Спасибо! В самолёте была такая вкусная еда, что я, кажется, перестарался. Налей мне стакан «Боржоми».
Альберт налил в стакан воды. Дед Яков выпил её и спросил:
- Как дела? Медицинский центр?
Яков Исаевич, конечно же, знал обо всех делах в корпорации, ему о них докладывал каждую неделю Семён Александрович Строев, которого он просил присматривать за всем и в случае чего немедленно звонить ему. Поэтому Яков Исаевич был в курсе всего. Семён позвонил пять месяцев назад и сказал, что в правительстве рассматривается вопрос о строительстве современного медицинского центра. Яков Исаевич тут же позвонил «кому надо»… Заказ был очень престижным. За такими заказами охотились многие крупные фирмы и корпорации, и он, дед Яков, решил, что будет неплохо, если его проектированием и строительством займётся корпорация «Мельденсон и Ко». Тем более, у корпорации, возглавляемой в данное время его внуком, отличная репутация. Бывший глава корпорации думал, что успех поможет Альберту упрочить эту репутацию и, само собой, своё имя в деловых кругах.
- Как нельзя лучше, - ответил Альберт. – Акции растут, сдали торговый центр. Строим ещё три объекта…
- Но медицинский центр – серьёзный объект. И вы должны потрудиться на славу, ребята. Я слышал, строительство будет осуществляться в Средней Азии?
- Точно так. Вблизи Ташкента, столицы Узбекистана.
- Не нужно уточнять. Я карту мира знаю отлично… Вернее – на отлично. По географии в университете у меня всегда была пятёрка. Это вы, молодёжь, чуть что – сразу бежите к карте. Вчера смотрел, как торгуются наши акции на Московской бирже. Я доволен.
- Да, выросли ещё на один процент. Это радует.
- Альберт, до меня дошли слухи, что в Кремле хотят принять решение о национализации двух нефтяных компаний – американской и английской. Америка и Англия – две сестры. Имей это в виду.
- Но международные законы запрещают это!
- А! Когда это Россия соблюдала эти законы? Нет, она соблюдает… но что касается денег, а, видимо, в стране что-то пошло не так… Короче, если быть… Словом, это политика. Уже политика. Мой отец рассказывал, как тяжело им пришлось в 2008 году, когда грянул мировой кризис и все биржи за три дня обвалились. Упали «ниже плинтуса». Но они выжили. Второй кризис, если так можно назвать аннексию Крыма, Донбасской и Луганской областей, чуть не потопил корпорацию. Сколько фирм обанкротилось! Банки, туристические агентства!.. Перестали давать кредиты. И…
- Аннексию? Что это за слово? – спросил Альберт.
- В 2014 году на Украине решили сменить власть. Началась революция. И в этот момент Россия, как бы это сказать, вернула свои земли – Крым и Юго-Восток, принадлежащие в то время Украине. Мировое сообщество сильно удивилось. Ведь не средневековье, чтобы, как писали в газетах западные СМИ, присваивать себе чужие земли. Решать свои геополитические вопросы. Если быть кратким, то весь цивилизованный мир был в ярости. Результат – экономические санкции. Даже Советский Союз в такие «ежовые» санкции не попадал. Ну и пошло, и поехало. Словом, еле-еле, как говорил отец, они выстояли. Много потеряли, конечно, но выстояли. Немало фирм и корпораций рухнуло. Вот так! Я тебе уже говорил. Если они национализируют эти две нефтяные компании, Запад снова…
- Я не знал этого. В российских СМИ ничего про это не пишут.
- А тебе и знать не надо. На Западе обеспокоены таким развитием событий. Если вдруг что-то закрутится, я узнаю о переменах первым и сразу позвоню тебе. И в политику – ни ногой! Сейчас у России с западными странами хорошие отношения. Новое поколение российских политиков, как мне кажется, нашло общий язык с мировым сообществом, и между ними и Западом трений пока не возникает. И помни: «Умом Россию не…»
-«…понять, аршином общим не измерить», - продолжил Альберт отрывок из стихотворения известного русского поэта.
- Вот, вот! Да, о национализации… Всё эти разговоры могут оказаться на поверку просто слухами. Так или иначе, это дело русских. Им виднее.
- Наверняка слухи! – согласился Альберт.
- Слухи – не слухи! Я тебе о чём тут твержу? Будь начеку.
- Яков Исаевич! Ты рассуждаешь по старинке. Времена меняются. Люди – тоже. Все хотят жить дружно. Да и если честно, мировая экономика связала всех. Никаких преград. Анахронизм! – резюмировал внук.
- Что?
- Пережитки прошлого!
- Может, я уже теряю хватку? Старею, старею. Тебе нравится жить в России?
- Нравится. У меня много друзей. Русские – трудолюбивый, гостеприимный народ…
- Хорошо. Если нравится – хорошо. Почему ты не привлекаешь к строительству объектов, которые строишь сам, инвесторов? Это хорошие деньги! И со стороны…
- У нас достаточно денег! Можем строить за свои и продавать… Вообще, есть на примете четыре фирмы, которые давно хотят сотрудничать с нами, вложить свой капитал в нашу корпорацию. Но ведь это дело хлопотное.
- Вот и займись этим. Проведи переговоры, убеди их в том, что их вложения принесут им хороший доход. Больше инвесторов – и ты сможешь с полным правом повысить цены на акции и получить прибыль, о которой даже не мечтал…
- Мало у нас денег?!
- Дело не в том – мало у нас денег или много. Можно повысить оклады и заработную плату работникам корпорации. Молодёжь купит квартиры, хорошие машины – и так далее. Нужно больше проявлять внимания к своим рабочим. Они приносят нам доходы, процветание корпорации. Понимаешь, о чём я? И не нужно забывать об инженерно-техническом персонале.
Альберт кивнул головой. Дед посмотрел на него, правой рукой взвихрил волосы на затылке внука и сказал:
- Масштабней думай, с размахом! Но помни: люди – это главный наш капитал. И кстати, о деньгах на наших счетах должны знать только ты и главный бухгалтер. Это – коммерческая тайна. Промышленный шпионаж ещё никто не отменял!
- Яков Исаевич!
- Анахронизм, да? – улыбнулся дед.
- Что-то в этом роде.
- И пора бы тебе проводить на заслуженный отдых тех, кому за шестьдесят пять, с хорошей пенсией и выходным пособием. Дай дорогу молодым. У них вся жизнь впереди. Пусть начнут её без проблем.
- Старый конь борозды не испортит! – возразил Альберт.
- Это так, но всё же…
- Понял. Займусь этим. Первым провожу на пенсию Семёна Александровича, твоего…
- Ты что? Ни в коем случае! Это мои глаза и уши!
- Вот мы и начнём с твоих «глаз и ушей»! – пошутил Альберт, думая о Стелле и о вчерашнем разговоре с ней.
- Не вздумай начать с него, скрипач!
- Я шучу! Но нужно ведь выполнять приказы…
- Как там Софья Фёдоровна? Ты доволен ей? Она готовит ещё свои фирменные блюда?
- Готовит. Доволен.
- Нет соблазна изысканней, восторга выше, чем еда, которую она, Софья, готовит.
- Ты прям как поэт, дедуш…
- Яков Исаевич!
- Извиняюсь, Яков Исаевич!
- Ладно! О делах насущных поговорили. Теперь о главном. У меня к тебе серьёзный разговор, Альберт! Из-за этого я и прилетел…
- Догадываюсь! Речь, по всей вероятности, пойдёт о моей…
У Альберта зазвонил телефон. Он посмотрел на экран и ответил:
- Да, Стелла! Слушаю… Встретил. Едем вместе в офис… Передам. Готовишься к перелёту в Краснодар? Как прилетишь – позвони. Дарье привет!
- О, легка на помине! Стелла! Тоже мне…
- Что ты говоришь, Яков Исаевич? Стелла моя… 
- Не будет твоей! – перебил Альберта раздражённым голосом дед.
- Невеста!
- Почему ты мне не сказал, что она уже приняла католическую веру? Что за тайны? Семён утром, как бы между прочим, сказал мне об этом. Ты ведь говорил, что она ещё только думает об этом...
- Я ошибся! Да и что в этом такого странного и страшного? – обиженно спросил Альберт.
- Странного и страшного, говоришь? А то, что ты должен жениться на девушке из нашей веры!
- Что плохого в Стелле? Я её люблю…
- А она тебя?
- Вчера, перед твоим предстоящим визитом, мы говорили о свадьбе! И это – серьёзно!
- О свадьбе? Уже? А на мнение старших тебе уже…
- Я сделал ей предложение. Она сказала, что даст ответ на Старый новый год!
- Альберт, ты ей делал уже два предложения. Где твоя гордость? Где твоё самолюбие? Два раза! Видите ли, она соизволила подумать ещё полгода! Снизошла! Вникаешь? Не дала даже своего согласия, а просто обещала… Уже прогресс!
- Даст на Старый…
- А ты уверен в её положительном ответе? И почему через полгода? Что за вздор!
- Ей нужно дописать книгу и написать новую – роман. Это важно для неё…
- Видишь! У неё на первом месте не ты, а романы. Она уже замужем за романами. Будет писать книги, пока смерть не разлучит их.
- Это важно для неё! Как ты не можешь это понять? Ей нужно время, пока она в форме, чтобы написать роман «Глория».
- «Глория»! Вспомнишь мои слова: допишет роман и начнёт новый. Так и быть: пусть получит за свой роман Нобелевскую премию. А ты женишься на Доре. Эти творческие люди, они…
- Ненормальные! И это я  слышал.
- Напишет книгу – возьмётся за другую. Для них это важно! Им нужно всегда доказывать себе, что они гениальны. Понимаешь? Особенные…
- Но Стелла, она известная писательница. Её работы переведены на…
- Хватит! Я читал пару её рассказов в Интернете. Писательница она хорошая. И красивая к тому же, здесь ты прав. В такую можно влюбиться. Но по её лицу я прочитал, что у неё трудный характер. Почему она? Сколько девушек вокруг тебя… Наших… Почему русская, да ещё католичка? Альберт, ты красив, умён, воспитан – любая пойдёт за тебя замуж. Чем Дора хуже этой…
- Я не люблю Дору. Она хороша собой и тоже умна, но я не люблю её.
- Ты просто ещё не разглядел её как следует. Да и прошло полгода! Неужели ты не…
- Я не люблю её, - отрезал Альберт.
- Это не разговор. И ты, узнав, что я прилетаю, сразу побежал делать этой Стелле третье предложение, прозондировать почву так сказать, чтобы опередить меня. И если твоя затея состоялась бы, сказал мне: «Обратной дороги нет. Мы женимся!» Но ты получил от ворот поворот, так русские говорят, - сказал дед и засмеялся.
- Яков Исаевич, прошу… Не «этой», а моей невесте.
- Она, эта Стелла, твоя невеста, пусть так, знает о Доре?
- Догадалась сразу, как только я сказал, что в корпорации работает… Да что вы, дедушка, с дедом Матфеем зациклились?.. «Наша кровь, наша кровь»…
- Ясно! Приехали. Договорим в офисе. Пусть все женятся, как хотят. Но ты – мой внук…
Они вышли из машины и поднялись на лифте на девятый этаж.
- Яков Исаевич, как долетели? С приездом! Рады видеть вас в корпорации, - вставая с места, поприветствовала гостя Галина, секретарь Альберта.
- Галина, спасибо! Долетел хорошо. Я привёз тебе подарок, роскошная блондинка!
Дед Яков достал из дипломата Библию и вручил её Галине, на что она сказала:
- Библия? Спасибо! Но ведь я неверующая!
- Так стань ей. Что за жизнь без веры? Вера тебя спасёт.
- Как оригинально! – улыбнулась Галина Альберту, подмигнувшему ей, и добавила. – Меня спасёт только любовь!
- Изучай. И принеси мне кофе… нам кофе. Мы… У нас будет серьёзный разговор. Никого не…
- Поняла. Уже делаю вам кофе.
Внук с дедом вошли в офис. Альберт остановился в дверях и сказал:
- Галина, если кто-то придёт по срочному делу, пусть входит.
Галина кивнула головой.
Дед Яков сел на место Альберта, на котором просидел не один десяток лет, положил дипломат на стол и сказал:
- Продолжим.
- Я думал, что мы уже достаточно поговорили обо всём, что касается моей личной жизни.
- Не обо всём. Всё будет тогда, когда ты скажешь «да». Видишь, здесь требуется только твоё согласие и всё. А в твоём случае, наоборот – согласие этой писательницы. Вот в чём разница. Большая разница, Альберт. Скажи «да» - и Дора будет твоей.
- Я не люблю её. Нет, она красивая… Господи, да я уже тебе говорил об этом в машине. Судя по голосу, Альберту стал надоедать этот затянувшийся разговор о его личной жизни.
В дверь постучали. Альберт сказал:
- Войдите! – и подумал: - Слава Богу! Хоть отдохну пару минут от этих нравоучений.
- Разрешите, Альберт Давидович!
- Входите, входите, Юрий Силантьевич. Что там у вас? – спросил глава корпорации.
- Нужно подписать смету работ… Яков Исаевич! Вот так сюрприз!
Яков Исаевич встал из-за стола, и они обнялись.
- Юрий, рад тебя видеть, дружище! Как дети, внук, супруга? Семья – это главное в жизни. Только некоторые не возьмут это в толк, - он посмотрел на внука.
- Тут я с Вами соглашусь.
- Жаль, что это понимает не каждый. Внук стал художником? Насколько я припоминаю, он подавал большие надежды. Мы за счёт корпорации выучили его в Академии искусств.
- Стал, Яков Исаевич. Живёт на Сахалине. Пишет, по большей части, портреты. От заказов отбоя нет.
- Рад за тебя, Юрий. Передавай привет семье.
- Альберт Давидович, подпишите смету.
- Давайте.
Альберт взял смету, просмотрел её и спросил:
- Я не вижу в смете уточнений. Мы ведь говорили об этом на совещании. Если вы помните, нам пришлось внести изменения в проект. Я имею в виду третий корпус.
- Ах, да! Я забыл. Извините. Сегодня же всё сделаем.
- Вот и хорошо, - возвращая смету начальнику планового отдела, сказал Альберт.
- Старею, Яков Исаевич, старею. Уже не тот.
- Сколько тебе лет, Юрий? – спросил дед Яков.
- В декабре будет семьдесят! Юбилей. Я пойду. Всего хорошего! Рад был встрече.
Юрий Силантьевич вышел, и дед Яков с грустью сказал:
- Бедняга Юрий. Он сильно сдал за последние пять лет. А ещё десять лет назад ему не было равных. Хорошо помню, как он учил меня всяким премудростям. Он ведь, насколько я помню, пришёл к нам на работу из частного банка. Там всему и выучился. Понимаешь, о чём я? А теперь теряет хватку. Не успевает за ходом времени, не воспринимает нового. Ведь ему только семьдесят, а выглядит старше меня, хоть я и старше его на восемь лет.   
- Да, Яков Исаевич, Вы выглядите молодо, - сказал Альберт и улыбнулся.
- Вот и отправь его на пенсию. Пусть отдыхает. Наработался. Он много пользы принёс нам. Вот о таких работниках, я и говорил тебе, Альберт. Обнови корпорацию молодыми кадрами. Надеюсь, ты понял? Так на чём мы остановились?
Пока Альберт и Яков Исаевич разговаривали о будущем Альберта, в приёмную вошла Дора.
- Здравствуйте, Галина! Альберт Давидович у себя? К нему можно войти? У меня…
- Дора, - перебила её Галина, - вы уже хорошо говорите по-русски, почти без акцента. Уроки явно идут вам на пользу. Приехал Яков Исаевич, и они с Альбертом Давидовичем о чём-то говорят. Яков Исаевич сказал: никого не пускать…
- Я зайду позже… А «почти без акцента» - это Вы…
- Нет, нет! Я думаю, он будет рад Вас увидеть. И, по всей видимости, привёз Вам подарки от родственников, то есть из дома, из Иерусалима. Так что входите смело.
- Спасибо, - поблагодарила Дора и, постучавшись в дверь, вошла в офис.
Она поздоровалась и направилась с документами, которые хотела подписать, к столу, за которым сидел дед Яков. Яков Исаевич встал, подошёл к Доре, обнял её и поцеловал. Альберт поздоровался тоже, но остался на своём месте. Дед Яков не скрывал радости (говорят на иврите):
- Проходи, дочка, проходи. Ты становишься красивее с каждым днём. А, Альберт? Чего ты молчишь?
Дед Яков посмотрел на внука и сказал:
- А… Думает о своём… - и чуть было не добавил, - о своей писательнице.
Но вовремя остановился.
Дора, конечно, знала о том, что Альберт любит Стеллу, что он делал ей два предложения, что они встречаются уже полтора года и что Стелла – известная в России писательница. «Да, с такой соперницей будет трудно», - думала временами она. Ради справедливости надо заметить, что Дора полюбила Альберта с первого (как бы это банально ни звучало и  скорее похоже на литературный штамп) взгляда. И… по-настоящему. Доре нравилось в Альберте всё – и глаза, и улыбка, и его обаяние, тактичность и умение держаться в обществе. Как не влюбиться в такого парня! Но рядом с её возлюбленным незримо находилась тень Стеллы – красивой, независимой, свободной и талантливой…
- Я привёз тебе подарок от твоего деда, - сказал Яков Исаевич и направился к столу. Открыл дипломат, достал из него коробочку и протянул Альберту.
- Я? – удивился от неожиданности Альберт.
- Альберт, открой коробочку и покажи Доре, что в ней находится. Что с тобой?
- Да так, - ответил Альберт и взял коробочку.
Открыв её, он увидел кольцо с большим бриллиантом – точь-в-точь такое же, какое он подарил вчера Стелле в тот момент, когда просил её руки в третий раз. Он подумал: «Это совпадение или нечто большее? Надо же!»
Дед Яков и Дора смотрели на Альберта, мысли которого летали где-то в облаках, и ничего не понимали.
- Альберт, - крикнул дед Яков, - ты с нами? Передай Доре подарок, а лучше надень кольцо ей на палец. Да что с тобой? Ты можешь оторвать свой взгляд от кольца?
- О чём вы, Яков Исаевич? – спросил Альберт.
- Не Яков Исаевич, а дедушка Яков. О чём, о чём? Подойди к Доре и надень ей на палец кольцо, которое купил ей…
- Хорошо, хорошо, - сказал Альберт, явно смущённый таким оборотом дела.
Дора ждала, когда же Альберт наденет ей кольцо на палец, который она уже приготовила. Конечно же, она, ожидая такое событие, улыбалась, робела и смущалась, а душа её трепетала…
Альберт вытащил из коробочки кольцо, подошёл наконец к Доре и надел его ей на палец. Надевая кольцо на палец Доре, он вспомнил, как вчера надел на палец Стелле такое же кольцо. Это было трогательно…
- Вот так лучше! Наконец-то! Это хороший знак, дети мои, хороший знак, - улыбнулся друг Матфея.
Дора засмущалась, посмотрела на кольцо, потом Альберту в глаза и произнесла:
- Спасибо, Альберт Давидович!
- Нет, нет, Дора! Зови его просто Альбертом. Я разрешаю. С сегодняшнего дня будет так. Да, Альберт? – хлопая по плечу внука, спросил дед Яков.
Альберт посмотрел на деда, потом на Дору и ответил:
- Конечно, Дора. Зовите меня просто Альберт!
- Я… как это будет по-русски – с удовольствием согласна? – обрадовалась Дора.
- Вот и договорились. Тебе нравится жить в России, доченька, или вернее, внученька? Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? – создавая семейную обстановку, продолжал сближать Дору и Альберта дед Яков, всё также говоря на иврите.
- Зовите, как вам хочется, Яков Исаевич, - ответила «внучка». - Холодно. Даже летом бывает холодно, а так… мне нравится.
- У тебя есть машина? – продолжал интересоваться жизнью внучки друга гость.
- Нет, - подняв брови вверх, ответила Дора.
- Нет? Как нет?! Что значит «нет»?! На чём же ты добираешься до работы? На метро, что ли? – глядя на Альберта, словно эти вопросы звучали в его адрес, спрашивал он Дору.
- Я живу рядом и езжу на работу и с работы на такси, - тихо ответила она.
- У тебя есть права? Ты можешь управлять машиной?
- Конечно! В Иерусалиме я ездила на своей машине. Я люблю ездить на машине.
- Альберт, что скажешь? Это надо исправить и немедленно. В корпорации много машин. Пусть начальник гаража покажет завтра нашей девочке все машины, которые стоят без дела. Дора, - обратился он к смущённой и удивлённой таким напором «будущей невесте», - а ты выбери ту, которая тебе понравится. Хорошо? А ты, Альберт, скажи шофёру Игнату Ивановичу, чтобы он принял у Доры, как бы это сказать, экзамен. И подучил её… По Москве трудно ездить. Здесь не Тель-Авив. Я сам ездил и знаю, как здесь гоняют, особенно с мигалками…
- Я всё понял, - ответил Альберт.
- Да ты и сам мог бы, мой любимый внучёк, покатать Дору по Москве. Пусть она сядет за руль. Покажи ей Москву, хорошие рестораны… Альберт, неужели тебе нужно это говорить?! Наш человек в чужой стране, а ты… У нас так не поступают. Забыл наши традиции? Бедная Дора, - сказал дед Яков и, подойдя к ней, поцеловал, - тебе так одиноко в этом большом городе. А Альберт, наш красавчик, бросил тебя на съедение скуке! Ничего, он всё исправит. Исправишь, Альберт?
- Разумеется!
- Вот и поговорили. Ах, молодёжь, молодёжь! Занимаетесь взрослыми делами, а в головах – ветер! У тебя дело какое-то, внучка?
Дора не сразу пришла в себя, точнее, сразу растерялась, от такого внимания к своей персоне, чтобы незамедлительно ответить. Ещё двадцать минут назад Альберт находился для неё вне зоны доступа, а теперь, после сладких речей деда Якова, она почувствовала себя членом семьи Мельденсонов, о чём ещё полгода назад и мечтать не могла, работая в Иерусалиме в одном из магазинчиков, где продавала нижнее бельё. И вера в то, что в один прекрасный день она может стать женой Альберта, росла в её сердце.
- Я хотела, чтобы… Альберт… посмотрел, вернее, подписал решение собрания… 
- Какое решение собрания? – спросил дед Яков.
- На собрании мы утвердили кандидатуры художника  и фотографа – молодой девушки, чьими картинами и фотографиями мы будем оформлять интерьер медицинского центра. Девушка согласилась сразу, а вот художник сказал, что подумает три дня…
- Подумает? – возмутился дед Яков. – Подумает? Чего там думать? Любой был бы рад… Не говоря уже о том, сколько он заработает на нашем заказе…
- Яков Исаевич! Может, у него срочный заказ или ещё что-нибудь…
- Он хороший художник? Не маляр?
- Профессиональный живописец. Я нашла его картины в Интернете, Яков Исаевич. Он талантливый художник.
- Это меняет дело. Подождём. Подпиши бумаги, Альберт. И пусть Дора…
- Давайте я подпишу. Хорошая работа, Дора, - сказал, подписывая решение, Альберт.
Альберт подписал документы, Дора поблагодарила его, улыбнулась и сказала уже по-русски:
- Всего хорошего! Будьте здоровы!
Нельзя сказать, что Дора не знала о приезде деда Якова. Конечно же, она  знала и (ей позвонили из Иерусалима), выбрав удобный для её предприятия момент, а именно план по покорению сердца Альберта, она его осуществила. Дора спускалась по лестнице в свой офис и была довольна тем, что дед Яков хочет, чтобы они с Альбертом стали мужем и женой. В чём она не сомневалась после его пламенных речей и была на седьмом небе. Не будем называть её поступок ни эгоистичным, ни хитроумным, ни некрасивым… Любовь… А Дора действительно полюбила Альберта, и вы об этом уже знаете. И сейчас ей улыбнулась судьба, подарив ей надежду. Она зашла в офис и принялась за работу  в хорошем расположении духа.
- Вот, внучек, теперь я доволен. И как ты мог забыть о наших людях? Оставил бедную девочку одну в большом городе на съедение скуке. Она же в другой стране и уж точно тоскует по дому. Что с твоим сердцем? Повзрослей, Альберт!
Альберт улыбнулся, вспомнив, что так же говорит иногда и Стелла: «Повзрослей, Альберт!»
- Что ты там смеёшься? Ты видишь разницу? Ты её чувствуешь? Стелла и Дора… Дора будет хорошей женой, матерью, другом. Она всё сделает для того, чтобы ты был счастлив в семье. Семья у нас, иудеев, - это главное. Так было всегда.
- Но времена меняются. Нравы, мораль, традиции…
- Прекрати! И главное – она влюблена в тебя (переходит на русский язык), влюблена по уши! Дора, наша Дора будет думать о семье, о детях, о тебе, а не о романах и сказках. И уж точно – ходить по земле, а не летать в облаках и думать о своих персонажах. Ты ведь не простолюдин, не Иван, не помнящий родства. Ты – иудей! И должен гордиться этим.
Альберт слушал деда и, быть может, в глубине души в чём-то был согласен с ним, но любовь… Любовь – сильное чувство, и он думал о Стелле.
Дед Яков, набравший форму и вошедший в образ, продолжал:
- Мы сыграем большую свадьбу в Тель-Авиве по нашим обычаям. Три раза просить руки! Это уже слишком! Ты обрезанный, Дора – иудейка, вы – пара! И забудь про эту писательницу-католичку. Я всё сказал!
- Слов нет. Тебе, Яков Исаевич, работать бы в театре режиссёром. Спектакли, которые ты ставил бы на сцене, проходили бы под крики «браво!» Сколько раз ты повторил слово «будет»…
- Сколько бы ни повторил – я доволен. Надеюсь, ты всё понял? А сейчас, - сказал дед Яков, вставая из-за стола, - поедем к тебе домой. Покажешь свою спальную комнату, дизайном которой, как мне шепнули, занималась Дора.
- Как ты?.. Кто тебе?..
- Опустим это. Тебе не кажется, слишком много совпадений, знаков? Ты надел на палец Доре кольцо, она занималась интерьером твоей спальни, я случайно увидел её в магазине…  И есть ещё одно… Вас обручили в детстве. Вот так.
- Мы с Дорой обручены? – удивился Альберт.
- Именно так. При свидетелях. Всё как и положено…
- Это новость! Но…
- Никаких «но»! Если всё пойдёт по-другому, Бог разлучит вас – тебя и Стеллу. У него много на это причин. Он так всё подстроит, что вы разойдётесь врагами.
- Что ты говоришь, дедушка? У Бога своих проблем хватает. Хм! Врагами… Нет, такое невозможно. Только не врагами. Что ты там ещё придумал?..
У Альберта зазвонил телефон, он посмотрел на экран и мягким, вежливым голосом сказал:
- Светлана Юрьевна, слушаю вас.
- Кто это? – спросил дед Яков.
- Жена премьер-министра, - прикрывая ладонью телефон, ответил Альберт. – Спасибо… Нет, Стеллы рядом нет… (Услышав эти слова и имя «Стелла», дед Яков сгустил брови). Хорошо, передам. Она хочет написать роман «Глория»… Да, это большой труд! Будем ждать… Спасибо за приглашение.
- Что она хочет? – спросил дед.
- У неё в декабре юбилей. Насколько я помню, ей исполняется пятьдесят пять лет. Она нас лично пригласила.
- Мило с её стороны. Значит, они подруги? Писательнице нет и двадцати пять, а жене премьера – пятьдесят пять. Во! И что общего может быть между ними? Ну, едем к тебе. Сыграешь мне на своей скрипке Моцарта. Нет соблазна изысканней, восторга выше, чем…
- Фирменные блюда Софьи Фёдоровны, которая уже наверняка всё приготовила и ждёт нас, - громко добавил внук.
Пока они общались, рабочий день уже закончился. Галина ушла домой. Альберт закрыл офис, и они спустились в лифте на первый этаж. В машине Альберт спросил:
- Как там мама?
- В своей Америке. Разве она тебе не звонит?
- Редко, - ответил Альберт с грустью в голосе.
- И мне тоже. Осенью приедет в Тель-Авив. Сказала: может, заеду в Москву к сыну.
- Как поживает дед Тимофей?
- Да что с ним станется! Проповедует. Накануне моего отъезда заходил ко мне. Помянули твою бабушку. Долго говорили о тебе, о нас всех, о жизни, что она не делает остановок и всё так быстро меняется в душах и сердцах людей. Одобряет ваш брак… с Дорой, разумеется. Разное говорит. О наших обычаях, о вере… Что мы должны вступать в брак только со своими девушками… А утром… вдруг заговорил о любви, когда провожал меня в аэропорту. Что любовь – это главное. Любовь от Бога… Потом спросил у меня: «А может, мы неправильно делаем, что хотим Альберта и Стеллу разлучить? У них же любовь. Не будет ли это грехом? Все люди братья…» Начитался ночью, возможно, псалмов. Странный он в последнее время… Мне так кажется. Ладно, хватит на сегодня разговоров. Хочу услышать, как ты играешь на скрипке. В этом ты мастер! И тем, как идут дела в корпорации, я доволен. Молодец! Ты ходишь в синагогу?
- Иногда, - ответил Альберт.
Альберт слушал деда, а думал о Стелле, об их свадьбе и… о Доре, так неожиданно вошедшей в его жизнь усилиями деда Якова, прилетевшего специально для этого.
Яков Исаевич же думал так: «Кажется, получилось. Сам не ожидал такого!»

                               *  *  *

                        Разговор двух сестёр


      ЕДВА САМОЛЁТ ОТОРВАЛ шасси от земли, набрал высоту и взял курс на Краснодар, Стелла достала из сумки портативный компьютер, открыла его и начала работать – набирать текст. Дарья расстегнула ремень безопасности и стала смотреть на сестру.
- Кто эта девушка? – спросила Алсу стюардесса.
- Старшая сестра Стеллы. Их в семье трое. Ещё есть младшая сестра Кира. Дарье около тридцати, по-моему, а Стелле почти двадцать пять, если я не ошибаюсь. Дарья – преподаватель в университете. Преподаёт, короче.
- Она тоже писательница? – разглядывая старшую сестру, спросила Алсу.
- Возможно. Но я не видела её книг и ничего об этом не знаю. Тебе-то что за дело? – спросила Нина.
- Так просто. Что ещё делать? А муж кто?
- Лётчик гражданской авиации. Летает на «боингах», в основном, за границу.
- Наш человек!
- Тише. Услышит ещё. Дарья летит с нами пятый раз за мою карьеру…
- Карьеру? Какая у нас, стюардесс, может быть карьера? Скажешь тоже! – усмехнулась Алсу.
- Ну, не так выразилась, - поправляя причёску, сказала Нина. – За время, пока я работаю в корпорации, так устраивает тебя? Они всегда спорят о чём-то. Начинает Дарья, а Стелле это не нравится.
- Две сестры… По всей видимости, и в детстве спорили: доказывали друг другу, кто умней, кто красивей и на кого больше смотрят мальчики. У меня есть сестрёнка, сейчас, конечно, выросла, мы тоже всю дорогу соперничали – спорили, даже дрались. А дети чьи?
- Дарьи. Анна и Игорь. Кстати, как проснутся, предложи им блинчики с красной икрой. А Дарье – шампанское с клубникой…
- О! Губа не дура! – удивилась Алсу.
- Да тише ты! Услышат. Идём на место. Расскажешь, как там у тебя с твоим дружком?..
Не проработав и тридцати минут, Стелла убрала компьютер и закрыла глаза. Она вспоминала события последних дней. Думала об Альберте, о его третьем предложении выйти за него замуж, о романтической ночи, о разговоре с женой премьер-министра. Вспомнив о старшем лейтенанте из архива, который пригласил её на ужин, Стелла улыбнулась. «Мне кажется, у Альби кончается терпение, - подумала она. – Да и какой уважающий себя парень станет столько ждать? Значит, любит, без всяких сомнений».
Размышления Стеллы прервала Дарья:
- Ты в самолётах уже работаешь? Или рисуешься передо мной, Стелла? Открой глаза…
- Господи ты, Боже мой! Дарья, я думала, мы это пролетели, но чувствовала, когда ехала на такси в аэропорт, что скатимся к этим… твоим разговорам.
- Нужно выпендриваться передо мной! Мы редко видимся, общаемся по телефону, а ты за работу…
- Я уже не работаю, если ты заметила, - ответила с улыбкой на лице Стелла. – И что это за выражение такое – «выпендриваешься»? От студентов?..
- Не цепляйся к словам…
- Прекрати, Дарья. Ты бываешь невыносима. Неужели ты до сих пор завидуешь моему успеху? Это продолжается с детства. Тебе необходимо показаться маме. И в том, что у тебя не получилось стать даже средненькой писательницей, я не виновата. Здесь нет моей вины.
- Серенькой! Ты хотела сказать: серенькой писательницей…
Стелла вздохнула, но не стала спорить с сестрой.
- Вот можешь ты вывести своими осиными словами человека из равновесия.
- Я этого не говорила, - ответила Стелла, уже начиная раздражаться. Ей не нравились разговоры на тему "кто есть кто".
Но Дарья не успокаивалась:
- Надо же, серенькой! – развела она руками.
- Дарья, откуда у тебя такая зелёная зависть? Повторяю, я не виновата в том, что ты не стала известной писательницей, даже… Несколько рассказов в газете, это ещё… Нужно было больше работать над собой. Зато ты стала отличным преподавателем. Студенты любят тебя. Ты открываешь в них талант. Трое твоих студентов уже издают книги. А это, несомненно, дар!
- Я мечтала не о таком. Дар – это когда твои книги издают, продают в магазинах… Интервью на ТВ, радио, встречи с читателями…
- Это зависть, а не дар! И чтобы книги появлялись на свет, Дарья, необходимо трудиться, не покладая рук.
Дарья обратила внимание на бриллиантовое кольцо на пальце сестры и подумала: «Какое красивое! А какой большой бриллиант! Видимо, Альберт подарил. Почему в этом мире одним всё, а другим…»
- Дарья, - продолжала Стелла, заметив то, с каким интересом сестра разглядывает кольцо, - во-первых, у тебя должна быть «установка на творчество». Во-вторых, ты не обладаешь навыками письменной речи, поэтому, когда ты пишешь, твоё внимание больше направлено на то, чтобы избежать ошибок в тексте и правильно расставить знаки препинания. По большому счёту, ты учитель. Этим и занимайся. А для писателя главное – сюжет, его развитие, место и время действия, персонажи и характеры… Словом, сюжет, который он вытягивает из себя, как паук паутину.
- Умница-разумница ты наша. Можно подумать, я этого не знаю. Читаешь лекцию педагогу.   
- В писательском деле много тайн, которые открываются в творческом акте. Ты пишешь, они открываются. Что с тобой, сестра? Жизнь идёт своим чередом, расставляя всё на свои места. А ты никак не успокоишься! Тщеславие, Дарья, - так называется твоё психическое заболевание. А это – к маме…
Стелла посмотрела в иллюминатор и закрыла глаза. Дарью это разозлило, и она спросила:
- А ты? Не тщеславная?
- С чего бы это?
- Ты не единственная писательница в стране. Разве тебе не нравятся рассказы и стихи Киры Альтовой, Светы Соколовой или романы Дарины Авдеевой, Анны Огородниковой?
- Я пишу иначе. Кое-что нравится. Но если бы они писали лучше, их произведения, без всякого сомнения, переводили бы на иностранные языки. А мои переводят.
- Вот и тщеславие выглянуло из твоей души…
- Да что с тобой, сестра? Или Эдгар действительно попал в точку, говоря: «Нет спасения вне лона искусства»?
- И что «обратной дороги нет». Я читала романы Эдгара. Я порой не пойму, ты ли говоришь со мной или один их твоих персонажей? Возможно, цитаты Эдгара, Камиллы, Лары, говорят со мной.
- Ты должна радоваться за меня, гордиться мной, как все, и даже Кира. Ведь я прославляю нашу фамилию – фамилию Демидовых! Или у тебя с благодарностью и радостью проблемы? А твои коллеги по университету… Неужели они не смотрят на тебя, когда ты проходишь по коридору, думая: «Наша Дарья – сестра Стеллы Демидовой!» А студенты не гордятся тем…
- Они определённо думают наоборот!
- Как же? – спросила Стелла.
- «У нашей Дарьи Анатольевны знаменитая сестра. А сама Дарья Анатольевна ничего не смыслит в писанине!..» – так думают они.
- Так думаешь ты, сестра. Ни для кого не интересны и не представляют никакой ценности посредственные произведения – будь то картины, романы или оперы. Ну, не получилось у тебя. И вместо того, чтобы трудиться до первых петухов, ты стала воспитывать в себе чувство то ли отверженной, то ли поверженной, то ли самоотверженной… Как Фрейд сказал: «Художник – болезненный человек, борющийся со своим безумием посредством создания художественных образов». Ты попробовала, но не «заболела».  Позволь, я тебе кое-что разъясню: писатель не может написать сильного произведения, руководствуясь шаблонными нормами мышления. Писатель должен сотворить свой мир и жить в нём. Открыть душу читателю – всё красивое и порочное в ней без всякого стеснения, если у него хватит на это духу. Людям интересно, какую страницу своей души ты откроешь им, как далеко зайдёшь в этом… А в твоих произведениях, когда ты их писала, нет точности, всё расплывчато, затуманено, напыщенно, раздуто и, извини меня, не хочу тебя обидеть, но раз ты завела этот бесполезный разговор, всё посредственно. Ты не нашла, к сожалению, нужных слов, которые взволновали бы души людей и заставили биться сердца читателей. И ещё, раз у нас зашёл разговор о талантах и поклонниках, книга – это не просто носитель твоих мыслей, это история жизни…
Стюардессы слушали разговор, и Алсу сказала:
- Ты права. Дарья начала первой. Мне кажется, что она завидует сестре. Но Стелла… какая она умная, а? Как говорит, словно бьёт…
- Была бы глупенькой, на нашем самолёте не летала бы. Тише говори. Стелла идёт к нам.
- Девочки, - отодвинув штору, обратилась к стюардессам писательница, - налейте мне минеральной воды. Если есть вода без газа «Горячий Ключ», то…
- У нас такой воды нет, Стелла, - ответила Алсу.
- Так купите! – сказала она.
- Я передам капитану. «Боржоми» пойдёт?
- Пойдёт? Куда? – улыбнулась Стелла, намекая Алсу на то, что нужно говорить правильно.
Стелла вернулась на место, выпила полстакана воды и обратилась к сестре:
- Дарья, моя любимая сестрёнка, почему мы говорим всё время обо мне, о… Расскажи лучше о том, как вы живёте с Валерием? О моих племянничках. Чем они занимаются? Что любят?.. Это мне больше по душе. У меня сейчас много работы, а тут…
Дарья почувствовала себя виноватой. Стелла продолжала смягчать напряжение, возникшее между ними:
- Хватит уже, а… старшая сестра. Мама нами гордится. У нас замечательная семья. У тебя послушные красивые дети. Всё хорошо, что ты в самом деле? Давай завершим боевые действия и просто отдохнём.
- Извини, Стелла. Не знаю, что на меня нашло. Я так хотела, чтобы Валерий поехал в отпуск с нами… но не получилось. Работа.
- Принимается, - улыбнулась довольная ответом Стелла.
Она откинулась на спинку кресла и заснула. Стелла всегда в самолётах либо спала, либо работала. Дарья тоже закрыла глаза и попыталась уснуть. И ей вдруг вспомнился разговор с сестрой, когда они были ещё юными – Стелле лет четырнадцать, а Дарье восемнадцать.
 
« - Стелла! Хватит уже! Этот дом вот-вот развалится. Идём домой, что ты там всё пишешь? И что это за коробки такие?
- Не мешай мне. Скажи, скоро приду. Мне нужно закончить главу! Иди…
- Мама приехала. Тебе это ни о чём не говорит?
- У меня мало времени. Мне необходимо за лето успеть написать книгу. Поняла? Уже забыла, да?..
- Книгу? Не круто ли ты хватила? Хм! Книгу… Писательница нашлась, Артюр Рембо!
- Рембо – поэт! Вспомни фамилию писателя.
- Не умничай. Мама нас ждёт. Она…
- Отстань! Иди уже! Как старшая сестра ты могла бы мне помочь, прикрыть меня.
- Мы что – на войне? Стелла, все знают, что ты – вундеркинд! Ты хочешь доказать это?
- И ты мне завидуешь? Конечно же, завидуешь!
- С чего ты взяла?
- Я чувствую. Займись чем-нибудь. Своей жизнью, к примеру.
- Мама сказала, чтобы ты пришла. На улице дождь и холодно не по-летнему. Ты простынешь в этом сарае. Она волнуется.
- Это не сарай. Прочь руки от листов! Это - кабинет! Мой кабинет. В коробках рукописи. Мне нужно успеть. Вернутся Глория и Андрей и заберут архив. А тут столько всего для рассказов!
- Глория и Андрей?
- Иди же, Дарья. Не стой за спиной. И скажи, дорогая, что я скоро приду. Мама всё поймёт.
- Поработать! Писательница нашлась! Смотрите на неё!
- Господи ты, Боже мой! Иди уже, няня!
- А это ещё что? Господи…
- Прочитала в рукописях эту фразу и запомнила. Иди, иди…
- Совсем озверела! Теперь ты будешь повторять её на каждом углу, как колумбийский попугай. Да?

- Где Стелла, Дарья? На улице холодно. Ты ей сказала, что я прилетела?
- Чихала она. Работает в этом сарае с какими-то рукописями. Мам, я читала эти листы. Разврат и непристойность… Детям такое читать нельзя. А она прилипла…
- Прилипла! Другого слова в твоём словарном запасе нет? Сколько я тебя учу, учу…
- Ты Стеллу любишь больше.
- Дарья, я вас всех люблю, девочки вы мои. А где Кира? Чем она занимается?
- Прооперировала всех своих кукол и выбросила. Теперь поймала соседскую курицу и выщипывает из неё перья. Хочет до кожи добраться, измерить пульс…
- Выщипывает? Боже мой! Ещё не хватало нам с соседями проблем.
- Они смеются над ней. Кира тоже ходит в этот сарай-кабинет. Мам, она уже пишет целый месяц. Сидит там с утра до вечера.
- Я с этим разберусь. Оставь её. Это тот редкий случай, говорю тебе, как психотерапевт, когда душа человека знает, что от неё хотят.
- Мам, ты  всегда её защищаешь и выгораживаешь. Разрешаешь ей делать и читать то, за что меня, а я ведь старше Стеллы, ругаешь. Ты разрешила ей прочитать «Тропик Рака»! Я прочитала две страницы и чуть с ума не сошла! Это же гадость! И правильно делали, что запрещали этот роман много лет…
- Стелла - особенная. Она всё понимает правильно. Ей это пригодится в её будущей творческой жизни.
- Как уверенно ты говоришь, мам, о её будущем. А вдруг всё обернётся иначе? И она не станет писательницей, а я, в которую ты не веришь, стану. Её даже соседи зовут по имени и отчеству, словно ей сто лет!
- «Тропик Рака» - несомненно, не для детей, но Стелле это пригодится. Нужно начинать с самого верха или с самого дна. И то, и другое – литература. Дарья, поправь маму, если я думаю неправильно: мне кажется, что ты, я в этом уверена, завидуешь сестре?
- Нет, нет, мам! С чего ты взяла?!
- Зависть сжигает изнутри. Перестань. Лучше напиши что-нибудь увлекательней, чем то, что ты написала вчера…»

Самолёт приземлился, Стелла, взяв за руки Анну и Игоря, осторожно спустилась с ними вслед за Дарьей. Они вышли из здания аэропорта. К Стелле подошёл таксист из Горячего Ключа, поздоровался, взял багаж, и через час с небольшим они были дома, в посёлке Октябрьском.

                                 *  *  *

                           Последний день лета


         СТЕЛЛА ПИСАЛА ВСЮ НОЧЬ. Она встала, подошла к окну, открыла его, сделала несколько упражнений, взяла ведро с водой, разделась и вышла на улицу. Вылив на себя холодную воду из ведра, вернулась в кабинет.
«Всё, Эдгар! Я закончила книгу о твоей поэзии и отослала текст по электронной почте в издательство».
Через двадцать минут она оделась и пошла домой, зашла в дом, поздоровалась с домработницей Матрёной, и громко крикнула:
- Мам, я закончила книгу «Анализ поэзии Эдгара Загорского»!
- Стелла, тише. Дети спят… - указывая на кресло, сказала мать. – И… что думаешь?
Стелла упала, в буквальном смысле, в кресло и ответила:
- Я выбрала всё сильное, оригинальное, необычное и присущее только поэзии моего героя.
- Разумеется, в одной книге, на трёхстах пятидесяти страницах, нельзя показать все достоинства поэзии… но поздравляю!
- Отправила текст в издательство, не нарушив договора. Вот так, мамуля!
- У тебя хорошее настроение. Но видно, как ты устала.
- Знаешь, работая над книгой и читая стихи Эдгара, я написала утром стих! Веришь?
- Похвались! Прочти… - улыбнулась мать.
Стелла встала, словно школьница, от которой ждут её первого поэтического шедевра, и стала читать:

                           В открытое окно в июле,
                           Без спроса, разрешения – внагляк
                           Влетают мухи, осы, даже пчёлы
                           И с наслаждением себе жужжат.
                           И комната полна, в ней много звуков.
                           Так и в открытые всем людям души
                           Влетают боль, безумие, тоска.
                           И создают в ней музыку страданий,
                           Порой – трагедию, а чаще звуки драм.
                           И всё это становится твоим.
                           И надо будет с этим жить,
                           И выживать, уж несомненно.

Мать, выслушав «шедевр» дочери, посмотрела на неё и сказала:
- Шестая, седьмая, восьмая, девятая, десятая и одиннадцатая строки, наводят на размышления. И сравнение с открытым окном и душой тоже, но в целом… Если бы ты писала с одиннадцати лет, как твой герой, возможно, у тебя сегодня получилось бы…
- Я знаю, знаю. Я просто попробовала. Если его вытянуть  в прозаическую миниатюру…
- Для первого раза, пожалуй, неплохо.
- Работая со стихами, я пришла к выводу: слова в поэзии отличаются от слов, которые мы применяем в прозе. В поэзии они более весомы, несут в себе больше информации и значений. Поэзия относится к тем сферам в искусстве, сущность которых не до конца ясна науке…
- Как шизофрения! – уточнила мать.
- Хм! Гм! Поэтому, делая анализ художественного текста, а именно стихов, приходилось много работать со словарями, брать информацию с творческих сайтов. Проза – явление более позднее, чем поэзия. Но, несмотря на кажущуюся простоту и близость к обычной речи, проза, безусловно, эстетически сложнее поэзии. И главное, её нужно достичь…
- Слушая тебя, я иногда задаю себе вопрос: кто же больше педагог из вас – Дарья или ты? И мне кажется, Дарья проигрывает тебе и здесь. Что дальше? Садись, садись, если, конечно, не собираешься читать стихи своего производства, - сказала мать.
- За «Глорию». Я так хочу, мам, горю желанием написать книгу о ней – другим стилем, новыми формами… и своими словами, опуская все законы жанра, как это делал Эдгар. Почему слова, которые мы пишем для себя, намного лучше тех, что мы пишем для других? Разве это не внутренняя цензура? Что скажут «там»? Что подумают критики? Как воспримет читатель? Внутренняя самоцензура – и только. Вот я и хочу свободы "во всю ивановскую"!
- И когда собираешься разойтись "во всю ивановскую"? Через неделю, месяц?
- Шутишь? Вечером и начну, мамуля.
Наклонившись к матери, Стелла обняла её. Мать улыбнулась, положив тёплые ладони на кисти рук дочери. Она почувствовала, что они холодные.
- Стелла, ты много работаешь. И тебе необходимо больше ходить, двигаться. Возможно, бегать, и, конечно же, отдыхать. Перезагрузиться. Ты, моя радость, устала. Это видно по твоему лицу. Последние месяцы для тебя были волнующими, эмоциональными: гибель Глории и Андрея, точнее, весть об их гибели, завершение книги, предложение Альберта…
- Мам, я люблю писать книги. Стоит мне сесть за стол, открыть ноутбук, как я сразу чувствую, что за моей спиной появляется чья-то тень. Обнимает меня, берёт за кисти рук и говорит: «Начинай! И смотри, как это делается. Слушай голос, пиши и не сопротивляйся. И ни о чём не думай…»
- Мистика! Иначе не назовёшь.
- Я всё время чувствую чьё-то дыхание за спиной. Нежное, тёплое дыхание. Порой это меня пугает. Да, да! Однажды, я помню это хорошо, я так устала, что не дописала главу, не помню, из какой книги… Пальцы устали набирать текст. Концовка главы, где-то строк двадцать – двадцать пять, была у меня в голове. Я запомнила все предложения и подумала: выпишу утром. Просыпаюсь, включаю компьютер и… Что ты думаешь? Текст набран… да ещё курсивом! Другим шрифтом, чего я никогда не делаю. Что скажешь? Так и просидела с открытым ртом минут двадцать. Хочу встать, а тело не слушается… И самое интересное то, что текст, набранный курсивом, гораздо лучше, чем тот, который я сохранила в своей памяти. Вот такие, брат, дела…
- Что-то подобное Эдгар писал в романе «Лара», если мне не изменяет память. Думаешь, призрак бродит по кабинету? Вот я, Стелла, никогда и ни за что не осталась бы на ночь в этом доме. Всё равно, что по кладбищу ночью ходить. Да он и построен на отшибе.   Как тебе не страшно? Последствия травмы, которая убила в тебе ген страха и чувство меры тоже.
«Я в аду?» - вспомнила мать слова дочери, произнесённые ей в реанимационном отделении, когда Стелла наконец вышла из комы. – И что тебе взбрело в голову? Надо же сказать такое! Мы все рассмеялись… и доктор тоже.
Стелла ушла в себя и уже не слушала мать. Она думала о романе. Мать это заметила и не мешала дочери размышлять. Через несколько минут Стелла пришла в себя:
- Хочу написать роман лёгким, образным; выписать тщательно характеры, обстановку, диалоги… И, несомненно, финал романтической трагедии должен быть сильным…
- Соединишь две романтические трагедии в одну? – поинтересовалась мать, глядя на дочь, смотревшую в одну точку.
- А начну с того, как Глория выходит из дома – жизнерадостная, солнечным утром. И раз… Жизнь меняется в один момент. Какой она мне запомнилась в тринадцать лет, такой её и выпишу. Думаю,  дух Глории поможет мне. Присоединится...
- Одобряю. Ты сможешь. Я всегда верила в тебя. И верю сейчас, когда ты стоишь и смотришь в неведомые тебе дали. В неизвестное. В пустоту. И эту пустоту ты должна наполнить содержанием.
Стелла прошлась по комнате, подошла к окну и спросила:
- Почему в доме такая тишина? Где Дарья? Племяннички мои любимые?
- Племяннички спят. Дарья с Кирой уехали на твоей машине в Горячий Ключ, в зону отдыха. Погуляют в Дантовом ущелье, поднимутся на гору Петушок, пройдутся вдоль набережной, зайдут в часовню и, само собой, - коктейли… Они приедут вечером.
- Когда проснутся Анна и Игорь, я займусь ими. Появилось непреодолимое желание поиграть с детьми.
- Пора иметь своих. Альберт – хороший парень, вежливый с нами, воспитан, образован…
- Я знаю, знаю… Напишу роман и… Мы с ним обсуждали это… Он вначале…
- И начнёшь новый, как всегда.
- Альберт тоже так сказал. Кстати, дед Яков прилетел. Воспитывает, наверное, внука. «Русская! Католичка! Сама себе на уме!» - Стелла рассмеялась.
- Хочет поставить точку… Решить вашу проблему за вас. Стелла, вы не поругались с Дарьей в самолёте? У неё после полёта был невесёлый вид. Словно вы, мои милые…
Стелла повернулась лицом к матери и ответила:
- Всё завидует мне. Не может остановиться.
- Все пробуют себя в литературе. Желают стать знаменитыми, уважаемыми, раздавать автографы… И в кого она у нас такая тщеславная? Ведь она – отличный педагог! Без всякого сомнения. И…
- Она много добилась, мам. Но не ценит этого. Или не хочет видеть. Ей нужно больше. Но, видишь ли, у большинства профессий есть потолок. А в искусстве его нет. Над искусством открытое небо – ясное и большое. Пугающе большое! Покоряй, если сможешь, если есть талант. Места хватит всем. Вот и завидуют, чувствуя, что могут написать не хуже, но не знают как. В этом вся проблема.
- И это не даёт им покоя, - добавила мать.
- Знаешь, мам, как хорошо написал Эдгар в своём стихотворении об этой беде, о зависти? Не знаю, кому адресованы его слова, но послушай:

                   Слова, слова, слова…
                   Неправильно их применяя,
                   Не зная тайны слов,
                   Ты создаёшь из них
                   Сплошную пустоту –
                   Без образа,
                   Без смысла,
                   Без любви…
                   Ты никогда не мог
                   Из слов творить стихи.
                   Куда тебе там вытворять шедевры!

- Последняя строка мне понравилась, должна это признать. Несомненно, Эдгар оказывает на твоё творчество влияние.
- Есть ещё одно. Хочешь, прочитаю? Называется «Поэтессе». Кому? Неизвестно. Над первой строкой инициалы «К.С.»
- Слушаю!
Стелла начала читать стихотворение.

                  Как
                        в детстве
                                        вспомни,
                   Потрошила куклы ты,
                   Теперь так потроши свои стихи…
                   Увидишь, в них не меньше пустоты.

- Да, забавные стихи. И сравнение оригинальное.
- В этом и есть – поэзия. Сравнение, точность, правда.
- Кстати, Стелла, вчера днём, когда ты спала, Дарья ходила в твой кабинет. И…
- Я же никому не разрешаю читать то, что ещё не дописано до конца! И вообще…
- Она не справилась со своим любопытством. Дослушай. Вернулась через три часа…
- Три часа? Что она там делала? Читала рецензии?
- Не перебивай, прошу. И не говори ей о нашем разговоре. Она вернулась. Я ни о чём не спрашиваю. Тихо села и стала пить свой любимый кофе. Минут через пятнадцать она говорит: «Стелла талантливей меня. Это очевидно. Определённо, она не от мира сего, мам. Они все – Эдгар, Камилла, Глория, Стелла – другие! Теперь я это поняла. Она выписывает шутя, играючи такие сложные и содержательные вирши, которым мы обучаем в университете одарённых студентов пять лет! А ведь она плохо училась в школе и в университете. Убегала с уроков и писала, писала… Даже в метро, сидя на скамейке, среди шума и грохота она делала записи. Если бы не папа, её бы исключили из университета за прогулы. Вот этого я не пойму, мам, - сказала Дарья, - как они это делают? Или они пишут под чью-то диктовку?»
- Дарья, Дарья что-то стала понимать. В самолёте мы действительно повздорили. Она опять принялась за старое. Но потом угомонилась. Я всё равно люблю её, мам. Она это чувствует. И мы все любим тебя – нашего организатора и вдохновителя. Кстати, Дарья  спрашивала меня, нравятся ли мне рассказы Киры Альтовой, Светы Соколовой, Анны Огородниковой? Я читала их книги – только те, за которые они получили премии, но я не об этом. Меня заинтересовала Кира Альтова. Сколько ей лет? Моего ли возраста. Я посетила её сайт, прочитала о ней, но там информации мало. Мам, какая она красивая! Мне она показалась нежной... У неё, без всякого сомнения, ранимая душа. И мне так захотелось обнять её, прижать к себе, как делала это Глория со своим медвежонком, поцеловать её…
- О, о, о! Стоп, стоп! Глории нет, теперь Кира? Есть в тебе что-то от мальчика в брюках. Ты…
- Чокнутая! Я это уже слышала и не обращаю внимания.
- Нет, определённо, это… тебя беспокоит. Я  ещё в детстве заметила, когда ты внимательно смотрела на девочек, как они играют в куклы, словно выбирала ту, которая тебе нравится. Потом подходила к одной из них и целовала в губы. Мне родители некоторых из них жаловались на тебя. Мол, девочка растёт с отклонениями. А вы – родители…
- Да? Что-то не припомню. Я так делала?
- Потом травма и…
- Я хочу написать хорошую рецензию на её новый рассказ. И таким образом познакомиться с ней.
- Подмазываешься к ней? Рассказ хороший?
- Откровенный. Очень даже. Кира не боится своих чувств и признаний… По-моему, она одинока.
- И ты почувствовала, что в эту душу нужно залить любовь.
- Во всех смыслах!
- Ох, Стелла, Стелла! Сколько ко мне на приём приходит девиц с этой любовью. Боятся родителей. А некоторые обеспокоены, что их тянет к девушкам. Требуют прописать таблетки. А что я им пропишу? От этого лекарства нет. Только любовь, партнёрша или любимая подруга… В средневековье таких отправляли в монастыри.
- Мам, а среди этих девиц есть дети наших друзей или чада чиновников? Кто…
- Есть. Если назову их имена, а это касается и парней, то ты откроешь рот от удивления. Но я не имею права разглашать эту информацию. И не мечтай. Профессиональная тайна. Поэтому мы так по-дружески и говорим с тобой об этом. Но, Стелла, прошу тебя. Альберт – хорошая партия. Мы с отцом сразу  дадим своё согласие на ваш брак.
- Я знаю, знаю. Но ведь ты не «сдаёшь» их родителям? – продолжала дочь…
- Кого?
- Тех девчат и парней…
- Ты снова о том же… Стелла, ты эксцентрична и непредсказуема.
- Так оно и есть! Вот что значит психолог! Мам, - подсаживаясь к матери, обратилась дочь, - ты не просто нам, твоим детям мать, ты – друг. У тебя к каждой из нас свой подход. И с каждой из нас – тайны. Свои тайны. Вот и племяннички проснулись. Идите к тёте. Я вас накормлю блинчиками с красной икрой, а потом мы пойдём в лес.
- Ура! – обрадовались дети.
- Стелла, ты не утомляй их в лесу. Они сегодня ночью улетают в Москву…
- А в чём дело?
- Как в чём? Послезавтра первое сентября. Первый день осени. Забыла за  работой? Хотя для вас…
- Осень! Надо же! Осень! А я и не заметила.


                                *  *  *

                         Начало учебного года


- АННА, ИГОРЁК, НЕ БАЛУЙТЕСЬ. Всё, хватит. Оставь её, Игорь. Лучше поухаживай за сестрёнкой. Учись, тебе это пригодится в жизни, когда женишься и…
- Я никогда не женюсь, - ответил сын.
- Уверен, когда ты встретишь однажды красивую, умную девочку, ты изменишь своё решение, - сказал Валерий, муж Дарьи.
- Где наша мамочка?
- Дарья! Всё остывает. Иди уже…
Дарья вошла в комнату, и все воскликнули: «О!»
Она была в красивом вечернем платье тёмно-синего цвета.
- Я, очевидно, что-то пропустил… - удивился, вставая со стула, Валерий и, решив поухаживать за супругой, отодвинул стул и помог жене сесть за стол. – Может, просветишь нас?
- Мы все пропустили, - сказала Анна.
Валерий сел на место, налил шампанское жене, детям лимонад, а себе водки и сказал:
- За начало нового учебного года. И пусть он… вернее, на твоих лекциях присутствует как можно больше студентов, тем более, они любят твои лекции и с большим вниманием их слушают.
- Спасибо, - кивая головой и улыбаясь, поблагодарила супруга.
Они выпили и приступили к трапезе.
- Ты сегодня выглядишь шикарно! Надела своё любимое вечернее платье. Обычно ты его надеваешь, когда…
- Именно так! Я хочу вам всем сказать, мои дорогие, что оставляю попытки написать лучшую в мире книгу. К писательству я больше не вернусь, и это моё твёрдое решение. Признаюсь, далось оно мне с большим трудом. А причиной, такого поворота в моей судьбе, стал наш разговор в самолёте со Стеллой. Тогда я и поняла, что из меня никогда не получится писательницы. Как ни трудно это признать, но Стелла во много раз талантливее меня. Я прекращаю эти гонки…
- Ушам не верю! И ты спустишься с облаков на грешную землю к нам? И у тебя будет всегда хорошее настроение? И эти попытки создать произведения лучше тех, которые пишет твоя сестра и приносящие тебе лишь одни разочарования, закончились?
-  Я вынуждена это признать. Эту страницу своей жизни я перевернула, и весила она сто килограммов. Всё, баста! – ответила Дарья.
- Да, что-то там, видимо, над облаками произошло, если ты приняла такое решение. Не буду скрывать, я доволен, - сказал Валерий.
- И мы тоже, - добавили дети, конечно, не понимая, о чём идёт речь и как трудно далось это решение  маме.
- Я знаю тебя: если ты что-то решила, так тому и быть. Решений своих ты не меняешь и не даёшь им задний ход.
- Всё. Вот, собственно говоря, о чём я хотела вам сообщить в этом праздничном платье. Отныне я сосредоточусь на своём призвании, так говорит ваша бабушка, и отдам всю себя работе, а именно – преподавательской деятельности. А она сродни творческой.
Семья продолжила ужинать. Довольный переменами в доме и в душе супруги Валерий спросил детей:
- Как там бабушка?
- Хорошо. Читает и что-то пишет.
- Вся семья что-то пишет! А Кира, ваша сестра?
- Кира делает уколы курам и уткам, - ответил Игорёк и засмеялся. – У нас прикольная сестра!
- Уткам?
- Она перешла на… на… - Анна посмотрела на брата в надежде, что он подскажет ей слова, которые она забыла.
- На домашнюю птицу, - уточнил Игорь. - Никак не можешь запомнить. Ты же старше меня и должна быть, как это, умнее.
- Ясно, - подытожил отец.
- Завтра, второго сентября, у меня лекция в университете. Для меня, по крайней мере, важная лекция…
- Важная? Чем же? – спросил муж и налил себе водки.
- Тем, что этой лекцией я хочу открыть новые темы о литературе, о её истории – как классической, так и современной. Гуляя в лесу, собирая цветы с Кирой, я много думала о своей работе. Как в них, в темы, привнести новые краски, новые тени, новые линии, новый цвет, как говорят художники.
- За важную лекцию! - предложил тост Валерий.


                                  *  *  *

ДАРЬЯ ВОШЛА В ЗАЛ,  в котором читала лекции, с небольшим опозданием. (Москва, пробки.) Зал был переполнен, ибо на лекции Дарьи Анатольевны ходили не только студенты университета, в котором она преподавала, но и студенты из других вузов и университетов, начинающие писатели и журналисты.
Дарья поздоровалась и обратилась к присутствующим:
- Сегодня мы поговорим о творчестве и творческих людях. Почему одни остаются в тени, а другие достигают вершин искусства? Об этом мы с вами и поговорим…
Дарья прочитала блестящую лекцию. Но никто из присутствующих в переполненной слушателями аудитории не знал, да и откуда, что в основу лекции она ввела разговор со Стеллой, состоявшийся у них в самолёте, и, разумеется, развила его. Она была, как говорят, в ударе.
Когда Дарья закончила лекцию со словами «Благодарю за внимание. На сегодня всё», все встали и долго аплодировали ей. Когда аплодисменты стихли, один студент встал и сказал: «Дарья Анатольевна, это лучшая ваша лекция из всех, которые мы прослушали в этом зале. Спасибо!»
Девушка в красном свитере с двадцатого ряда подняла руку и задала вопрос: «Дарья Анатольевна, почему вы не пишете книги? Уверена, вы бы писали увлекательные и поучительные книги с захватывающим сюжетом».
Дарья сделала небольшую паузу и ответила: «Моя сестра, Стелла Демидова, пишет книги. У неё дар. Каждый должен делать то, к чему у него есть призвание и…»
Парень в синей толстовке не дал ей договорить и спросил: «Мы любим произведения вашей сестры. Она очень талантлива. Не скажете, над чем она работает сейчас? Что пишет? О чём?»
Дарья окинула взглядом всех присутствующих и ответила:
- Не стану раскрывать вам  сюжет, но она решила написать… роман. И называться он будет «Глория». Романтическая трагедия. Вам понравится.
- Роман? Будем ждать его появления на свет. Бесспорно, это будет нечто!
- Будем ждать! - согласилась Дарья Анатольевна.
Она стояла и смотрела на всех пришедших на её лекцию. Студенты стоя аплодировали ей. Кто-то подарил большой букет цветов. Она была тронута. Раньше такого не происходило. Она впервые почувствовала себя удовлетворённой, нужной, востребованной (как это нужно поэтам, художникам, писателям, композиторам – быть востребованными). И чувство гордости за себя, за свою работу переполняло её. «Настоящий триумф, - подумала она про себя, вытирая слезу. – Ты была права, Стелла, когда говорила мне: "Твоё призвание – преподавать и открывать таланты". Теперь я вижу это, сестра, и чувствую. Прости меня за все мои…»
- Браво! Браво! – кричали студенты, среди которых был и её муж Валерий, смотревший внимательно на всё происходящее. И в этот момент он гордился тем, что у него такая умная жена.
- Браво, Дарья! Ты наконец нашла себя! – крикнул он…
Валерий, внимательный и предусмотрительный человек, записал лекцию на видеокамеру. Лекцию, изменившую  супругу изнутри и сделавшую её счастливой. Вечерами, когда дети уже спали, а на улице лил дождь или был сильный мороз, они просматривали эту запись. И Дарья то и дело спрашивала мужа: «Неужели это я?!»
Так Дарья Анатольевна, как звали её студенты, любившие её и восхищавшиеся ей, нашла себя, открыла в себе дар, который так долго не проявлялся и наконец проявился после разговора с сестрой, а вместе с ним и душевный покой.


                                *  *  *

- КИРА, ДОЧЕНЬКА, ТЫ ГОТОВА? Все вещи собрала?
- Да, мамочка.
- Девять сумок, Матрёна! Зачем так много? Как мы со всем этим управимся в аэропорту? Что в них?
- Тут – яблоки. В этой сумке – сливы. В этой – грибы, а в чёрной – груши, скороспелый сорт, - ответила домработница.
- Груши! Кира, иди ко мне. Знаешь, как Стелла получила травму головы?
- Нет.
- Она полезла в детстве на дерево. Ей понравилась груша на самой верхней ветке. Мы поздно это заметили. Она почти добралась до неё, мальчик в юбке, и хотела уже сорвать плод, но ветка, на которой она стояла, сломалась. И она, как подстреленная птица, стала падать вниз, ударяясь о ветки. Боже мой, я уже представила, как мы её отпеваем в церкви. Отец со всех ног бежал к ней, но так и не успел. Она упала и ударилась о землю… о бугор… Потом больница, реанимация… Запомни, на грушу лазить нельзя. Груша – хрупкое дерево. Поняла?
- Да, мамочка! И она стала – другой…
- Так точно! Совсем другой: писательницей. Иди и скажи садовнику, чтобы выносил сумки. Таксист ждёт. А я схожу и попрощаюсь со Стеллой.
- Хорошо, - ответила дочь.
- Хорошего полёта, хозяйка. А фрукты Анатолий Максимович любит. Особенно из вашего сада. Он ведь эти деревья сам сажал.
- Я помню. Всего хорошего тебе, Матрёна. И присматривай, пожалуйста, за Стеллой. Если что – звони. Хорошо? Нужно, чтобы она хоть раз в день ела горячую пищу.
- Я всё поняла, Марина Владимировна.
- Вот деньги за три месяца вперёд. И спасибо за всё. Устали вы, наверное, с нами? В этом году…
- Нет, нет! Что Вы! А за деньги спасибо. Завтра заплачу по кредиту или, как там правильно, кредит…
Егор, муж Матрёны, стал выносить сумки. Кира пошла прощаться с подружками, ждавшими её около такси, мать - к Стелле.
Подойдя к кабинету, в котором над планом и главами романа уже восемь дней работала Стелла, она открыла дверь, вошла и сказала:
- Стелла, нам пора. Береги себя. Ты остаёшься одна. Не скучай.
Стелла закрыла ноутбук, встала и обняла мать, указывая ей на диван. Они сели, и мать продолжила:
- Не выключай телефон и хотя бы один раз в день принимай горячую пищу, будь осторожна с газом, не забывай выключать воду и следи за домом…

- Выучила уже наизусть. Насчёт телефона не обещаю. Вдруг заработаюсь… Звоните садовнику, а лучше Матрёне.
- Вчера звонила Дарья, такая радостная. Говорит: первую лекцию прочитала великолепно. А когда закончила читать, студенты аплодировали ей стоя. А некоторые даже кричали «Браво!»
- Дарья! Я рада за неё. Она сделала выбор, и, по всей видимости, у неё это получилось.
- Ты о чём?
- Так просто.
- Я вчера читала план и несколько глав романа, пока ты ходила по лесу. Мне они понравились. Читатель, поверь на слово, будет сопереживать героям. И характер у…
- Ты вторглась на запретную территорию! И…
- Я твоя мать! Мне так захотелось прочитать начало…
- Так легко мне ещё не писалось, мам. Но эти главы из третьей части. Первых глав ещё нет. Что-то я…
- Не забывай звонить Альберту. Обещаешь?
- Как вспомню, что в декабре, когда я буду писать о главном, нужно ехать на юбилей к Светлане Юрьевне…
- Отдых необходим. И вообще, доченька, ты так нагружаешь себя… Закончив одну книгу, берёшься за другую, словно боишься не успеть в этой жизни… Тебе скоро двадцать пять лет.
- Все так работают. Я уверена, что  Кира тоже…   
- Кира? – мать удивлённо посмотрела на дочь.
- Двадцать пятого числа! Она родилась на католическое Рождество. По всей видимости, придётся ехать. Заодно заеду в собор на праздник. Пообщаюсь со святым отцом, поговорю с прихожанами – Марысей, Марией, Станиславом, Джоакино… Посмотрим, всё будет зависеть от…
- Книги, сюжета и его развития.
- Возможно. Лишь бы никто не мешал…
- Ты остаёшься одна, Стелла. Идеальные условия для написания книги.
- Обстоятельства, мам. Всегда что-то помешает, остановит работу. Или кто-то… Но насчёт телефона я не шучу. Я полна сил, чувствую вдохновение и никому не позволю отрывать меня от работы своими тревогами. Мои амбиции безграничны!
- Вот и поговорили. Нам с Кирой пора.
- Я провожу вас. Кто за рулём?
- Тимур. Он нас отвезёт.
- Он отличный водитель и никогда не нарушает правил, - заметила Стелла, закрывая кабинет.
Мать с дочерью дошли до машины. Стелла попрощалась с Кирой, сказавшей ей: «Не скучай, сестра. И напиши потрясный роман. Покажи им всем». Стелла ещё раз попрощалась с матерью, с младшей сестрой и они уехали в аэропорт.
Стелла смотрела им вослед, пока машина не выехала на Хадыженскую трассу и не повернула налево, скрывшись за деревьями.
Она ещё постояла минут пять и вернулась в кабинет. Открыла ноутбук, выключила телефон и стала работать.

                                *  *  *

                           Стелла пишет роман


          ПРОШЛА НЕДЕЛЯ. СТЕЛЛА не продвинулась в написании книги ни на йоту - ни на главу, ни на строку. Её вдохновение словно остановил сильный встречный ветер. Она набросала концовку, отдельные главы, диалоги, но не могла найти «дверь» в книгу, как говорил Эдгар. И она вспомнила, как долго и мучительно искал эту «дверь» Эдгар, приехавший в бухту Инал, в пансионат "Дубрава", чтобы написать свой роман о Камилле и об истории их любви. Вспомнила Олесю, с которой Эдгар познакомился на сайте Стихи.ру. О встрече на пляже, случайной или нет…  Их разговор и о том, как в отчаянии от того, что книга не открывает ему «дверь», он, Эдгар, рассказывает Олесе сюжет книги. «Эдгар, ты только что рассказал мне, устно, разумеется, всю книгу! Теперь иди и напиши её», - посоветовала Олеся Эдгару.
«И у Эдгара всё получилось», - подумала Стелла. Вспомнила и о том, с какой любовью писал он свою книгу. Как тщательно выписывал характер героини, её талант, настроение, любовь к живописи. О том, как удивилась Света, работница пансионата, и администратор, когда вошли в номер и увидели Эдгара – исхудавшим, обросшим, с красными глазами и потемневшими «мешками» под ними. «Робинзон Крузо – да и только», - сказала Света. Увидев большое количество исписанных листов, валяющихся повсюду, и множество стержней от авторучек, они широко открыли глаза. Всё это Стелла помнила. Она перечитывала роман «Лара» три раза.
«Да, Эдгар, трудно начинать писать, когда тебя переполняют эмоции и чувства. Это очень мешает. Хочется весь материал выплеснуть из себя разом! Но… Понимаю тебя. Теперь понимаю. Роман, видимо, написать труднее. Но Олеся выручила тебя. Она показала дверь, которую ты искал. Олеся появилась в твоей жизни вовремя. И книга «пошла». Где же тот человек, который подскажет мне?» - сидя на диване, думала Стелла.
Она ходила по комнате, снова садилась на диван, заваривала крепкий кофе, выходила на улицу, но… Утром, сидя за столом и глядя на первые строки, она понимала: «Всё не так!» Она не могла начать, мысли не приходили – не те слова, не те чувства, не та тональность. Утром, в половине четвёртого, она поднималась с дивана, обливалась холодной водой под дубом и приступала к работе. А в полночь, засыпая, с нетерпением ждала, что принесёт ей день грядущий. Но…
На десятый день мучений, когда она сидела на крыльце и её ласкали солнечные осенние лучи, раздался звонок. Она подошла и ответила:
- Мам, что-то случилось?
- Нет. Почему непременно должно что-то случиться? Решила узнать, как пишется роман?  Я не  звонила десять дней, чтобы не отрывать тебя от работы.
- Я же просила не мешать мне работать… Если честно, я никак не могу начать… Всё не то!
- Так ты ещё ничего не написала? – удивилась мать. - Прошло десять дней! Роман – это не рассказ? Да?
- Сто раз начинала, но дальше шестнадцатой строки дело не идёт. Всё стираю и заново начинаю. Не могу попасть в тональность… Сердце говорит: «Не то, не то! Начни сначала!»
- Ты застряла? Помнишь, как Эдгар мучился, пока не встретил девушку?
- Олесю, помню. Что-то я забыла, про что-то забыла. Я столько раз начинала писать её в голове, и всё получалось. Ах!.. Сколько раз я говорила, приказывала себе: «Записывай!» Ненавижу себя!
- Успокойся. Так ты вообще не начнёшь. Насколько я помню, с твоих слов, ты хотела её начать просто: «Глория тёплым, солнечным днём, в хорошем настроении и приподнятом духе собирается на работу в школу № 2», - помогала мать дочери, застрявшей между строк.
- Глория смотрит на себя в зеркало. Рядом стоит мать и говорит ей: «Какая же ты у меня красивая, доченька! Вот бы твой отец видел это!» Глория отвечает ей: «Увидел бы, если б не сбежал, узнав о том, что ты беременна». Так, так, что-то вырисовывается, - начинала вспоминать Стелла.
- Глория идёт на работу, и её сбивает машина. И жизнь…
- Становится другой… Мам, ты прелесть. Я забыла про машину. Определённо… Теперь всё складывается! Глория выходит из дома, и тут её сбивает лихач, выехавший на тротуар. Что-то про собаку…
- Отлично, продолжай, - одобрила мать. – Роман начинается. А почему он выехал на тротуар?
- Дорогу перекопали и бросили… Грязь, лужи и всё такое, вот он и выехал на тротуар в то самое время, когда Глория вышла из дома…
- Хорошо! Что дальше? Продолжай! – подгоняла мать.
- Он… он… он прислонил её к забору, вызвал «скорую помощь» и дал дёру…
- А Глория? Что с ней? Она ведь прихрамывала иногда…
- Точно. Глория сидит, прислоненная к забору. Она без памяти – болевой шок. Переломы на правой ноге. Приезжает «скорая». Молодые ребята помогают бригаде… Её везут в больницу.
(Пауза.)
– Стелла, где ты? Алло! Алло!
- Мам, я на связи. Не успеваю набирать текст.
- Потом наберёшь. Сейчас запоминай. Что дальше?
- Так… так… По дороге в больницу, в машине «скорой помощи» заканчивается кислород, выходит через трещины в шланге. Так кажется…
- Вспоминай, вспоминай! Не останавливайся! Думай, думай.
- Ей делают операцию… Это я всё художественно выпишу. Вторая глава будет начинаться со слов: «Глория открыла глаза. Первое, что она увидела, был белый потолок. Она закрыла их снова. Через пять минут она снова открыла глаза. Тот же белый потолок. Она повернула голову налево и увидела сидевшую рядом с ней мать. Мать дремала на стуле. Глория посмотрела направо и увидела два больших окна и три кровати, на которых лежали женщины. Глория поняла: она в больнице…» - едва переводя дух, закончила Стелла.
- И…
- Мам, тебя мне послали силы небесные! И надо же как кстати я не выключила телефон. Я забыла про машину. Хотела эту сцену с аварией выписать после того, когда она будет возвращаться с работы домой. Это меня и сбило с тональности. А нужно было начинать с главного. Мам, я тебя люблю! Отключаюсь. Начинаю работать.
- Удачи! – пожелала мать, вспомнив слова Эдгара: «Не иначе, как божественное вмешательство!..» И не натягивай поводья воображения! Отпусти их  - и всё пойдёт своим чередом», - добавила мать.
- Папе привет, - сказала Стелла и выключила телефон.
«Удачно я позвонила, - подумала Марина Владимировна, - словно чувствовала! Да и ночью снилось чёрт знает что!" - Стас, кто там следующий? Проси.
В кабинет Марины Владимировны вошёл пожилой человек лет шестидесяти на сеанс психотерапии. Он работал в театре.



                                  *  *  *


          ПРОШЛИ СЕНТЯБРЬ И ОКТЯБРЬ. Наступили последние дни ноября. Ноябрь выдался холодным, но Стелла так и продолжала по утрам обливаться холодной водой из красного пластмассового ведра. Она уверенно продвигалась вперёд. И то, что она написала, и то, как она это делала, нравилось ей. Она впервые за всё время, которое посвятила творчеству, убрала ноутбук. И со второй части романа стала писать текст шариковой ручкой на листах, чтобы не терять время на исправление ошибок, опечаток, на удаление неудачно подобранных слов и прочего, что, иначе говоря, тормозило её мысли, полёт, работу воображения. Ей это даже понравилось. И она вспоминала, что Эдгар, имея в своём распоряжении ноутбук, не набирал на нём текст, а писал все книги шариковой авторучкой, как говорится, вручную. «И в этом есть своя прелесть, - подумала она, - но нужно будет потом набирать текст заново. А набирая текст, с ним можно будет работать: вносить поправки, уточнять, изменять синтаксис. Может быть, так делать и в будущем?» – решила она.
Безусловно, без всяких сомнений, наша героиня устала. Она забывала о еде, не ходила в большой дом, чтобы принять ванну, выспаться в удобной кровати, привести себя в порядок. Всё это было лишним, лишённым в её случае смысла, не имеющим логики. К тому же, все эти процедуры, так это назовём, только тормозили бы творческий процесс.
И чтобы не мешать этому самому важному в творчестве каждого художника процессу, домохозяйка Матрёна утром, днём и вечером, как и наставляла её мать писательницы, улетая с Кирой в Москву, приносила еду и оставляла её на крыльце, забирая подносы, к блюдам на которых Стелла даже не притрагивалась. Иногда, правда, дикие кошки лакомились кашами, супами и блинчиками с творогом. Стелла, когда чувствовала, что пора бы и поесть, выходила на крыльцо, чтобы взять поднос с остывшей едой, и, увидев, что обед почти съеден, с улыбкой забирала то, что оставили ей кошки.
Заметив это, Матрёна стала стучать в дверь, намекая на то, что обед остывает. Но она никогда не входила в кабинет. Таковы были правила, установленные Стеллой.
Как-то в воскресный день, в начале ноября, Матрёна принесла Стелле праздничный обед по случаю дня рождения мужа. Она приготовила своё фирменное блюдо и решила угостить Стеллу.
Подойдя к двери кабинета, она робко постучала. Через минуту дверь открылась, и из неё вышла Стелла или то, что от неё осталось (вы понимаете, уважаемый читатель, о чём я).
Увидев молодую хозяйку, Матрёна выронила из рук поднос с едой. Стелла удивилась. Матрёна, придя в себя, произнесла:
- Девочка ты моя! Что ты с собой сделала? На тебе лица нет! Как ты исхудала, Боже мой! Волосы не мыты и не чёсаны, под глазами «мешки», щёки впалые, глаза красные… 
- В самом деле? – поднимая конфету с земли, равнодушно спросила Стелла. – Давненько я не смотрела на себя в зеркало. Я его вообще убрала. Я работаю, Матрёна. Ты привидение увидела? Призрака? – смеялась Стелла, помогая домохозяйке собирать тарелки. –  Посуду заберём, а еду оставим диким кошкам.
- Да что же это за работа такая – издеваться так над собой? – Матрёна перекрестилась.
- Всё гениальное – просто, но его простота рождается в муках и большом напряжении.
- И эти муки на твоём лице, девочка ты наша. Что скажет хозяйка, если увидит тебя такой? Подумает, что я уморила тебя голодом. Я сейчас схожу и принесу…
- Нет! – сказала Стелла. – Раз ты меня остановила, а большую часть романа я уже написала, ты права: нужно отдохнуть и привести себя в порядок. Тем более, у Егора день рождения.
- Ты помнишь? Вы, писательницы…
- Чокнутые! Не стесняйся, говори всегда так, как думаешь.
- Прошу прощения, - сконфузилась Матрёна, - но я об этом где-то читала.
- Отлично! Больше читай – и всё будет…
- Я приготовлю ванну с лепестками роз и ромашки.
- А холодно нынче, а? Я приду в шесть. Приведу себя в порядок, а после этого мы отпразднуем день рождения дяди Егора.


                                 *  *  *


          ПОСЛЕ УЖИНА СТЕЛЛА встала из-за стола, ещё раз поздравила именинника, поблагодарила Матрёну за всё, что она делает для неё, и ушла в свою комнату, решив эту ночь переночевать дома в своей комнате.
Стелла лежала на кровати и думала: «Нужно позвонить Альберту и сказать, что я не успею закончить книгу к Старому новому году. Он, по крайней мере, обидится, но… что делать. Перенесём наши планы на восьмое марта».
Так она и сделала:
- Альберт, дорогой! Надеюсь, строительство медицинского центра идёт полным ходом?
- Любовь моя, наконец ты объявилась. Строительство только начинается. Скоро Старый новый год… ты не забыла?
- Поэтому я тебе и звоню. Альберт, я знаю, тебе не понравится, что я скажу, но я не успеваю…
- Что значит «не успеваю»? Ты не закончишь книгу к сроку, не дашь мне ответа?.. Ты ведь обещала. Так уверена была, - говорил Альберт раздражённым тоном в присутствии Шухрата.
- Думаю, восьмого марта это обязательно произойдёт, Альби. Что ты так… Мне осталось совсем немного. Я задержалась вначале… Не могла никак начать, найти «дверь» в книгу.
- Надеюсь, дверь в мою спальню ты найдёшь? – пошутил Альберт, глядя на Шухрата.
- И ещё одно…
- Продолжай, раз уж начала.
- Нужно будет набрать текст…
- Набрать текст? Разве ты не набрала его на компьютере? Что случилось? Не сохранила? Это же катастрофа!
- Дослушай же ты. Я писала текст шариковой ручкой, исписала пятьдесят стержней. Мне понравилось писать книгу ручкой, а не набирать его на компьютере. И в этом, есть своя прелесть…
- Как динозавры? – рассмеялся Альберт. – Извини.
- Вот такие дела, Альби. Поэтому я не успеваю к сроку, определённо и без всяких сомнений. Восьмого марта, дорогой. И я тебе дам свой ответ. Целую, соскучилась, жду встречи. Так надолго мы с тобой ещё не расставались.
- Ах, Стелла, Стелла, ты режешь меня без ножа.
- Не говори штампами.
- Что я скажу друзьям? Какими штампами буду оправдываться? Конечно, они подумают: не бросила ли ты меня? Будут шушукаться. А я этого не люблю.
- Мне пора, Альби. Работа не ждёт. А то ещё и к восьмому числу не успею. Каждая минута на…
- Не говори штампами! Я чуть-чуть обижен на тебя, Стелла, - вздохнул Альберт.
- «Чуть-чуть». Ты либо обижен, либо нет! Нельзя быть «чуть-чуть» беременной. Я шучу.
Стелла попрощалась, ещё раз извинилась и отключила телефон.
Альберт ходил по кабинету и что-то говорил. Шухрат сидел молча и делал вид, что личные дела его друга-босса не касаются. Он поднял брови, покачал головой и стал рассматривать фотографии, принесённые Дорой двадцать минут назад.
Разговор со Стеллой Альберту не понравился, и он был в состоянии, близком к ярости.
«Как мы будем жить вместе, если она такая непредсказуемая?» - вслух спросил сам себя руководитель корпорации «Мельденсон и К».
Стелла положила телефон на стол и подумала: «Обиделся!»
Немного остыв, Альберт перезвонил Стелле. На этот раз он разговаривал с ней, как обычно, вежливо, но чувствуя при этом вину, что впервые позволил себе разговаривать со Стеллой повышенным тоном. Он жаловался на судьбу, на обстоятельства, мешающие им быть вместе, и сказал, что сильно скучает.
- Стелла, извини, но и ты меня пойми. Я же не скрипка, которую можно перенастраивать на свой лад, когда тебе вздумается.
- Я всё понимаю, Альби, но дел невпроворот. Поэтому прошу извинить меня. Я должна дописать книгу, не прекращая творческий процесс. Мне жаль, что всё так получается… Я тоже скучаю, поверь мне.
- Может быть, мне прилететь к тебе? Проведём два-три дня вместе. Ты мне покажешь Горячий Ключ, зону отдыха, часовню, скалу Петушок… Что там ещё? Какие достопримечательности…
- Нет, Альби! Я буду тебе звонить. Позвонила же сегодня, как только появилось время. Я молодец! Выполняю наш устный контракт…
- Любишь ты себя! У тебя всегда хорошее настроение, когда ты приближаешься к финалу очередного шедевра. Я это заметил. Но когда ты в процессе, ты, извини, бываешь…
- Невыносимой! – засмеялась Стелла.
- Что тут сделаешь? Заканчивай свой роман, но не выпадай из моей жизни. И помни: восьмого марта я жду и…
- Я дам ответ, не сомневайся, - серьёзно ответила Стелла.
- Звони, я буду ждать заключительной части нашего контракта.


                                *  *  *


           СТЕЛЛА И АЛЬБЕРТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не встречались почти три месяца, и Альберта это злило. Но каждый раз, вспоминая в такие минуты, что его невеста – писательница, улыбался и говорил себе: «Ничего не поделаешь, буду ждать, пока она не закончит свой роман…»
Стелла работала над книгой, как говорят критики, в творческом угаре. Испытывая трудности в написании первых глав и преодолев их с помощью матери, вовремя позвонившей ей и напомнившей начало, она быстро вошла в сюжет и развивала его каждый день. «Глорию перевели в Краевую больницу…», «Глории сделали третью операцию», «Свадьба Глории и Андрея…», «Глория вышла из церкви и встретила подруг…»
«Так легко мне ещё не работалось, - говорила она матери. – Книга словно пишется сама…»
Сюжет развивался, воображение работало, а это – главное. Она хорошо подготовилась к работе: собрала много материала, благодаря, в первую очередь, Борису Юрьевичу и его рассказам об истории жизни её героев, а также своему безграничному воображению и работоспособности. Она дописывала книгу, точнее, её финал. И финал, главное в любом романе, в нашем  случае - романтической трагедии, ей нравился. Теперь нужно было его написать так, как она его видела в своём воображении. Потом набрать текст на компьютере, перечитать его, внести изменения, добавления, уточнения и отослать по электронной почте в издательство, чтобы там начали с ним работать: редактировать, корректировать, верстать…
Она сидела в кабинете (доме Эдгара) в окружении словарей, справочников, пособий, текстов…
Альберт в эти месяцы вынужденной разлуки два раза ходил с Дорой в ресторан (Стелла этого не знала). Точнее, это Дора приглашала Альберта после разговора с дедом Яковом.   
Но сегодня, двадцать первого ноября, он решил пригласить Дору на ужин в ресторан (это было до звонка Стеллы), в ресторан японской кухни, ибо подумал: «Так некрасиво! Не по-мужски, когда тебя приглашает в ресторан девушка, которой нельзя отказать. Подумает, что я…» (Он вспомнил разговор с дедом Яковом).
Он позвонил Доре и предложил ей поужинать с ним в ресторане. Дора, вне себя от радости, думая про себя: наконец-то «лёд тронулся», не раздумывая, дала согласие. «Я согласна, Альберт! В семь часов буду готова», - тут же отчеканила Дора радостным голоском, и не дожидаясь окончания работы, поехала в парикмахерскую к своему волшебнику.
Понятно! Дора полюбила Альберта душой и сердцем. Стелла, ушедшая с головой в работу, само собой, ни о чём таком не догадывалась. Она доверяла Альберту всем сердцем и душой, и была бы крайне удивлена, увидев их вместе. Ради всего святого, а сердечные дела, как говорил Джон Китс, английский поэт, «святы», нужно уточнить, что Дора никогда не встречала Стеллу. Но увидев однажды её лицо на обложке одной из её книг, подумала: «Красивая соперница!»
Стелла тоже не видела Дору, она слышала о ней от Альберта. Иначе говоря, их судьбы не пересекались. В отличие от Доры, Стелла не считала её своей соперницей. Она была уверена в том, что в их с Альбертом сердечных делах всё развивается, как в настоящих романах. И, разумеется, безгранично доверяла Альберту и верила в преданность будущего мужа будущей жене.
Альберт, когда встречался с Дорой, чувствовал себя неловко. Ему казалось, что он поступает неправильно, и совесть его только усиливала это чувство, а воображение писало мрачными красками удивлённые глаза Стеллы, которые смотрели на него и спрашивали: «Что я вижу, Альби?! Дора!» И Доре частенько приходилось возвращать Альберта из заоблачных далей к столу, на котором стояли изысканные блюда, а также отвечать по два-три раза на его вопросы: «Альберт, ты меня спрашивал об этом две минуты назад!»
Но, возвращая Альберта с небес на землю, она не догадывалась, что человек, которого она полюбила с первого взгляда, с которым была обручена ещё в детстве, думал, на самом деле, не о строительстве медицинского центра, как ей казалось, а о Стелле, её сопернице. Альберт же, получив ответ на свой вопрос и поняв его с третьего раза, снова устремлялся мыслями к Стелле: «Когда же она закончит писать книгу? Три месяца! По всей видимости, выход книги примут в литературных кругах как сенсацию года. Или, как они говорят, «бомбой»! Самому уже интересно, превзойдёт ли Стелла саму себя? И хочется им, писателям, сидеть в одиночестве и писать, писать…»
«А ты помнишь Иерусалим?» - продолжала задавать вопросы Дора, пробуя салат из брюссельской капусты, который так любил Уинстон Черчилль, премьер–министр Англии и художник. «О чём ты спросила, Дора?» - переспросил Альберт, вспомнив слова Стеллы: «Альби, чтобы написать роман, знаешь, какой разбег нужно взять? Выпасть из реальности минимум на полгода! И помни, я всё тебе прощу, кроме измены. Измена – это грязь. Изменишь мне – значит, обольёшь меня грязью, унизишь. Что касается меня… в этом можешь быть абсолютно спокойным».   
Дора повторила вопрос, Альберт ответил: «Иерусалим? Помню, но смутно. В основном, синагоги, католические соборы, православные церкви, мечети. Иерусалим – особый город, как Нью-Йорк. О детстве помню… Я ведь больше времени проводил не с друзьями, а с репетиторами. Но тебя помню худенькой девчонкой, с чёрными глазами и длинными волосами. И, конечно, цветы. Ты всегда ходила с цветами в руках. Тебе дарили их поклонники или ты собирала их за городом?» - «Я собирала цветы за городом, а потом, принеся их домой, делала из них композиции. Вот из меня и получился…» - «Начальник дизайнерского отдела», - закончил её слова Альберт. «Видишь, Альберт, сколько у нас общего…» - улыбаясь и глядя Альберту в глаза, уточнила Дора. Но она не сказала вслух то, о чём подумала: «А ты влюбился в какую-то русскую, которая вьёт из тебя верёвки…»
Когда Альберт и Дора оказывались наедине, в офисе или в ресторане, они всегда разговаривали на родном языке, на иврите.


                                  *  *  *


           СТЕЛЛА ХОРОШО ВЫСПАЛАСЬ, оделась, привела себя в порядок и спустилась вниз. Увидев её, Матрёна сказала:
- Вот, Стелла, на тебя сегодня и посмотреть любо.
- Спасибо, Матрёна, приготовь мне три бутерброда с сыром, я пойду работать.
- Опять?! – удивилась домохозяйка. – Я думала, что ты отдохнёшь дня два-три… Значит, продолжение следует…
- Иначе говоря, да! Нужно работать. Это для меня важно, нужно и интересно. Так что кофе я выпью в кабинете. Не возражаешь?
- Как можно! Только оденься потеплее. На улице мороз минус десять градусов. Конец ноября выдался холодным. Егор говорит, что ожидается снегопад. Тучи-то какие со стороны моря идут.
- Ветер гонит тучи с моря… - пропела Стелла.
- Поняла. Мы люди простые и университетов не оканчивали.
- В университетах не учились… Не обращай внимания, у меня хорошее настроение. Я дурачусь.
- Я и не обижаюсь, - сказала, улыбаясь, Матрёна, обрадованная тем, что молодая хозяйка находится в хорошем расположении духа  и не похожа уже на привидение, как это было вчера.
- Я помню прошлогодний снегопад. Но он был в конце февраля. Как мы с Егором с лопатами пробирались друг другу навстречу, убирая снег. Устали мы тогда…
- Вот бутерброды. Обед я принесу…
- Я пошла, - сказала Стелла, одевая оранжевый пуховик с капюшоном.
Стелла зашла в кабинет и почувствовала холод. Прибавила на котле температуру до восьмидесяти градусов, заварила кофе, позавтракала и села за рабочий стол. Но работать ей явно не хотелось. И она встала и подошла к окну. Она о чём-то думала. Затем заговорила вслух сама с собой, как это делают люди, оказавшись в одиночестве не по своей воле или как отшельники, ушедшие от людей, от их глупостей в тишину по своей воле, или как творческие люди (кому повезёт), которых манят тишина и уединение, создавая им обстановку для осуществления их планов.   
«Да, а работать-то и не хочется. Нужен, пожалуй, перерыв – смена обстановки. Определённо. Но куда податься? К кому? В Москву не хочется. Ах, нужен свежий воздух… А что, если вам, знаменитая писательница, слетать в Калининград к другой знаменитой писательнице? Посмотреть город, а заодно познакомиться и с Кирой Альтовой, тем более, она мне понравилась на фото. А это идея!» - обрадовалась Стелла, решившая сделать перерыв в работе перед заключительной частью, которая уже была набросана как черновой вариант. Открыв ноутбук и подключившись к Интернету, она нашла сайт Киры Альтовой и стала читать её стихи.
«Похожи, без всякого преувеличения, на стихи Эдгара. Его творчество, конечно же, оказало влияние на её поэзию. Но, определённо, чувствуется и свежесть, и индивидуальность, глубина строф. Отлично, отлично! Не думала…» Прочитав ещё пятнадцать стихотворений и три новых рассказа, Стелла добавила: «Класс!» Она долго рассматривала фотографии Киры. И чем больше она смотрела на них, тем сильнее её тянуло к ней. Ей стало уже казаться, что она влюбляется в Киру. «Боже мой!» – бросив взгляд в окно и чувствуя, что её сердце наполняется странным чувством к этой молодой девушке, слегка испуганно произнесла Стелла.
«Да что со мной происходит? Её красота притягивает, манит меня, её губы зовут, белая, как снег, кожа, печаль в глазах – в её больших синих глазах, словно они молят о помощи, взывают…» - разговаривала Стелла с фотографией Киры на экране ноутбука, которую она увеличила.
Просидев за столом минут двадцать и тщательно всё обдумав, Стелла решает написать Кире письмо и отправить его по электронной почте. Она нажимает курсором на слова «написать письмо», открывается рамка, и Стелла пишет письмо следующего содержания: «Здравствуйте, Кира. Скорее всего, Вам покажется это странным, но я бы хотела с Вами познакомиться. Мне нравятся Ваши стихи и рассказы. Если такое возможно, позвоните по этому номеру: 8-961-121-333-42. Жду Вашего звонка.
P.S. Если хотите, можете ответить по электронной почте.
                                                                                                                                 Стелла Демидова».

Через десять минут Кира позвонила:
- Стелла, здравствуйте! Конечно же, приезжайте. Я покажу Вам город, познакомлю Вас с творческими людьми. Номер в гостинице заказывать не нужно. Остановитесь у меня. Мы хорошо проведём время. В моей квартире пять комнат. Думаю, нам хватит места. У Вас будет свой кабинет, в котором Вы сможете работать. Я и сама хотела связаться с Вами, но… стеснялась.
Не ожидая такого поворота, Стелла чуть-чуть растерялась. Она хотела ведь только познакомиться, а тут: «Приезжайте!..» Кира так быстро говорила, что Стелла не могла вставить ни слова. Теперь, когда Кира всё сказала, она ответила:
- Здравствуйте, Кира! Вы, по всей вероятности, быстро находите с людьми контакт. Очень мило с Вашей стороны, но может, всё же я остановлюсь…
- Даже и не думайте! Заказывайте билет и вылетайте. Я уже Вас жду. Сообщите время и дату прибытия, - сказала тихо, но приятным мелодичным голосом Кира.
- И правда, что тянуть. Я пишу новую книгу, и мне необходимо передохнуть…
- Понимаю, о чём Вы. И мне не помешает… Закажите билет прямо сейчас. Время летит быстро. Жду Вашего звонка. У нас стоит хорошая погода – плюс двадцать градусов.
- Отлично! А у нас в этом году холодно как никогда. Ждите моего звонка. Я сейчас позвоню в кассу и…
- Жду! – ответила Кира. – Я уже больше года жду, вернее… мечтаю с Вами познакомиться… но сама… я такая стеснительная в таких делах. А вот Вы позвонили. Вы – смелая! Жду звонка.
- Обязательно позвоню, Кира.
Стелла позвонила в кассу аэропорта и  спросила:
- Девушка, скажите, пожалуйста, на какое число можно купить билет до Калининграда?
- Вам срочно?
- На ближайший рейс, - ответила Стелла, слегка взволнованная быстро развивающимися событиями.
- Подождите.
(Пауза.)
- На послезавтра. В одиннадцать часов утра. Будете заказывать?
- Послезавтра… Это второе декабря. А на завтра?
- К сожалению, нет, девушка.
- Забронируйте, пожалуйста, один билет.
- Каким классом полетите?
- Первым.
- Ваши фамилия, имя, отчество, место проживания…
Стелла ответила на все вопросы и, поблагодарив девушку, отключила связь. Она тут же позвонила Кире и обо всём сказала ей.
- Буду ждать Вас в здании аэропорта. Рейс 6013?
- Совершенно верно. До встречи!
Стелла села на диван и начала думать: «Чем же занять эти два дня?»
Она продолжила читать стихи Киры, думала о ней…
Наступил первый день зимы. Зима.


                                     ***


Зима - это три долгих зимних месяца: снежный декабрь, морозный солнечный январь и сердитый метелями февраль. Зимняя природа погружена в сладкий сон, надежно укрывшись под белым покрывалом пушистого снега. В одни дни - мороз, тишина и благодать, изредка нарушаемая лишь хрустом ветки в лесу, а в другие - снежная вьюга с холодным завыванием ветра.
Как художник описывает природу красками, композитор и музыкант описывает природу музыкой. От великих композиторов прошлых веков нам достались целые сборники произведений из цикла "Времен года". Времена года в музыке такие же разные по цветам и звукам, как различны произведения в творчестве музыкантов разного времени, разных стран и разного стиля. Вместе они образуют музыку природы. Это цикл времена года итальянского композитора эпохи барокко А. Вивальди. Трогательное до глубины пьесы на фортепиано П.И. Чайковского. И ещё, обязательно попробуйте на вкус неожиданное танго времен года А. Пьяццоллы. Итак, наступила зима. Весь день Стелла перечитывала главы романов Эдгара «Камилла» и «Лара». Она подумала: было бы неплохо ввести в роман героев этих книг. Тогда у читателей, полюбивших персонажи первой и второй книг, возникнет ощущение присутствия их рядом, что, безусловно, вызовет эффект продолжения истории. «Так и сделаю», - одобрила свой план Стелла.
«Нужно позвонить маме и сказать, что я завтра улетаю в Калининград».
Она так и сделала. Мать удивилась, но подумав: раз надо – значит, надо, спросила у дочери:
- Стелла, и сколько дней ты собираешься пробыть у Киры?
- Три-четыре дня. Жить буду у Киры. Она мне покажет город, познакомит со своими друзьями. Она так сказала. Мне нужен отдых, мам.
- Раз нужен, тогда… Альберту звонила?
- Нет. Я вообще хочу обо всём забыть. Мне нужно сменить обстановку и подышать вдоволь свежим воздухом. Если он позвонит, скажи ему сама, хорошо? Не позвонит… значит, моя поездка останется в тайне.
- В тайне? Очень смешно. Он и так уже озабочен переносом даты… Понимаешь?
- Восьмого марта! В этот день он получит ответ. И моя поездка больше похожа на девичник, который устраивают девушки перед свадьбой. Кстати, и мальчики тоже устраивают мальчишники. Видела, как это делают в фильмах?
- Ох, Стелла! Надеюсь, вы с Кирой…
- «Вы с Кирой…» Мам, что за пауза? Что в этом молчании? Как его трактовать?
- Сама всё понимаешь.
- Чтобы мы с Кирой не влюбились?..
- Это из паузы, из тишины… Хочешь новых чувств, ощущений, эмоций? Наставлять тебя, разумеется, нет смысла, и в этом смысле нет логики, а у этой логики…
- Пошло и поехало, мам. Я вылетаю завтра в одиннадцать часов первым классом.
- Желаю тебе провести с Кирой незабываемые дни… В чём я ни на секунду не сомневаюсь… Сердце матери не обманешь. Звони и не пропадай. Счастливого пути!
- Спасибо, мам.
Мать положила телефон на стол, села в кресло и задумалась.


                                *  *  *


         ВТОРОГО ДЕКАБРЯ СТЕЛЛА проснулась в восемь часов утра. И, как ни странно, она  выспалась. Ей даже не снились сны, что бывает довольно редко. Она не ворочалась, не просыпалась среди ночи, не ходила по комнате, как это делает большинство из нас перед дорогой.
Она подошла к окну и воскликнула:
- Что такое? Не может быть! Как же я доберусь до аэропорта? Снега-то сколько!
Она быстро спустилась вниз и, увидев Матрёну, спросила:
- Что мне делать?
- Да, восемьдесят сантиметров снега. Как повалил в одиннадцать часов и только в шесть перестал. Егор уже расчищает дорожку.
- Боже ты мой! Нужно позвонить Тимуру.
Она нажала на слово «Тимур» и стала ждать ответа. Тимур, водитель такси, не отвечал. Она повторила вызов:
- Ну, Тимур, возьми же трубку! Где ты, дорогой?
- Алло! Стелла? Слушаю вас.
- Тимур, мне нужно ехать в аэропорт.
- Во сколько рейс? – спросил он.
- В одиннадцать часов утра. Уже скоро…
- Да! Что же нам делать? Стелла, у вас дорогу расчистили до трассы?
- Какое там! Расчистят, через неделю!
Немного подумав, Тимур предложил:
- Сделаем так: я подъеду к вашей дороге и буду ждать вас на Хадыженской трассе. Вам нужно будет выйти с вещами к трассе. Что касается федеральной трассы «Дон», её уже расчистили от снега. Артём ездил сегодня в аэропорт и сказал, что дорога чистая. Он отвозил дочь. Она улетает в Саратов. Итак, в половине десятого я подъеду. А вы с Егором постарайтесь к этому времени пробиться или выйти на трассу.
- Всё поняла. Начинаю пробираться, - пошутила Стелла. – И почему я не позвонила Тимуру вечером? – подумала она про себя.
«Вечером ты думала о Кире», - ответил ей внутренний голос.
- Стелла, ты опоздаешь. Иди собирайся. Я всё слышала. Уже девять часов, - подгоняла её Матрёна.
Стелла быстро поднялась в свою комнату и начала одеваться.
Через пятнадцать минут она вернулась с двумя сумками в руках. Зашёл Егор и сказал:
- Расчищать дорожку бесполезно. Не успеем. Я пойду с сумками впереди, а ты, Стелла, за мной. Вот сапоги. Снега по пояс. Так что… А в машине переобуешься, и я их заберу.
- Выходим, - сказала Стелла.
- А присесть на дорожку…
- Нет времени, Матрёна.
- Тогда с Богом! Стелла, на улице минус десять!
- Я наброшу на голову капюшон. Кира сказала, в Калининграде плюс пятнадцать.
- Кира? Наш «доктор»? Что она там делает?
Стелла махнула рукой, и они вышли с Егором на улицу. Егор, держа сумки в руках, пробивался к трассе медленно, Стелла в сапогах и с сумочкой – следом за ним. Со стороны они были похожи на партизан, получивших задание, во что бы то ни стало пустить вражеский эшелон под откос.
- Не отставай, Стелла! - кричал Егор.
- Я ничего не слышу! Сильный ветер!
Когда подъехал Тимур, они были на полпути к трассе. Поняв, что им нужна помощь, он поспешил в резиновых сапогах им навстречу. Добравшись до них, он взял одну сумку у Егора и возглавил шествие…
- Ух! Всё, - стряхивая снег с одежды, устало сказала путешественница.
- Стелла, поторопитесь, - подгонял Тимур. – Садитесь в машину, в ней тепло. В машине снимите сапоги и обуете свои.
- А где второй сапог? – спросил Егор.
- Ещё этого не хватало! Я, вероятно, обронила его, где-то в снегу.
- Садитесь, садитесь в машину, Стелла. Ветер холодный.
Стелла села в машину, сняла резиновые сапоги и стала греть руки.
«Если Егор не найдёт сапог, придётся по дороге в аэропорт покупать новые сапоги», - подумала она.
Через три минуты в машину сел Тимур. Он отдал Стелле найденный сапог, она обула его и сказала:
- В Калининград, Тимур!
- Стелла, в термосе кофе. Откройте «бардачок», возьмите разовый стаканчик с крышкой и налейте кофе в стакан.
Стелла так и сделала…


                                 *  *  *

                           В Калининграде у Киры


            СТЕЛЛА ВЫШЛА ИЗ ТЕРМИНАЛА, прошла контроль, получила багаж – две сумки - и стала искать глазами Киру. Встречающих было много. Она старалась среди них узнать Киру. Стелла отошла в сторону и встала рядом с киоском, в котором помимо газет продавали книги. Посмотрев на ассортимент, она увидела свою книгу и рядом с ней книгу Киры «До востребования». «Что это? Случайность или знак?» - удивилась Стелла.
- Здравствуйте! Вы Стелла?
Стелла повернулась и застыла.
Перед ней стояла не девушка, а божественное создание, похожее скорее не на человека, а на ангела. Вьющиеся пепельного цвета волосы рассыпались по её плечам. Голубые глаза, в которых было столько любви, смотрели на неё. Белая, как снег, кожа, к которой хотелось прикоснуться губами, проглядывалась сквозь лёгкое, тонкое платье. На плечи ангела была накинута курточка белого цвета. Стелла смотрела на неё и не могла отвести глаз. В ней проснулись сильные чувства, от которых у неё, сильной натуры, слегка закружилась голова. Кира смутилась и опустила глаза.
Наконец Стелла пришла в себя и ответила:
- Да, я Стелла!
- А я Кира!
- Святые угодники! Какая же Вы нежная и красивая! Теперь я понимаю, почему у Вас столько читателей.
- Вы тоже красивая и… сильная. У Вас больше читателей…
- Оставим это, - сказала Стелла, протягивая руку. Кира тоже протянула ей свою руку. Их ладони соединились, нежные ладони с длинными красивыми пальцами, как у большинства людей, занимающихся творчеством. От этого лёгкого прикосновения их сердца почувствовали тепло – тепло, которое раньше они никогда не испытывали, а души… души говорили… точнее будет сказано – хотели стать одной большой душой. Глаза смотрели в глаза. Сильный взгляд Стеллы заставил лицо Киры покраснеть. Так когда-то смотрела на Стеллу Глория, и Стелла сейчас вспомнила ту далёкую и волнующую минуту. Девушка, продававшая газеты, смотрела на них с улыбкой и не могла понять – сёстры они или подружки, не видавшие друг друга много лет. Они стояли, смотрели друг на друга, и ни одна из них не хотела прерывать это затянувшееся, без всякого сомнения, рукопожатие. Молчание нарушила Стелла:
- Вы ангел, Кира! Я…
Девушка вышла из киоска. Подошла к ним и, внимательно приглядевшись, с восторгом спросила:
- Вы Кира Альтова?! А Вы – Стелла Демидова?! Глазам не верю. Девчата, я же все ваши книги прочитала. Времени-то много, вот и прочитала. Стелла и Кира так и продолжали стоять, глядя друг другу в глаза. Девушка забежала в киоск, взяла две книги, ручку и подошла к ним. Посмотрела на них и робко попросила:
- Девчата, подпишите книги, пожалуйста!
Кира посмотрела на Стеллу. Стелла – на Киру. И они рассмеялись.
- И здесь тоже, - произнесла Стелла. – Давайте!
Они подписали книги, вышли на площадь и сели в машину, на которой приехала Кира.
- Кира, поправь меня, если…
- Это так…
- Не могу поверить! – вытянув губы от удивления, сказала гостья.
- Да, да! Мне рисунки тоже понравились.
- И я их…
- С одной стороны – восход солнца, с другой – закат.
- Всё, как у Камиллы Белоцерковской. Хорошо, что Эдгар не пропустил это в своём романе. Уверена, и не только я, но и, к великой радости, я думаю, нашлись среди читателей фанаты, которым понравился сюжет рисунков.
- Понимаю! И машина у тебя цвета вишни, - сказала Стелла  и хотела извиниться, но Кира опередила её:
- Перейдём на «ты»! Сама хотела предложить тебе это, Стелла.
- Мы понимаем друг друга с полуслова. А знакомы – всего ничего. Куда мы едем?
- На выставку картин Фреда. Он хороший художник. Если я не приду – обидится. Но, если хочешь, Стелла, мы можем поехать ко мне домой. Может, ты устала с дороги? Я живу одна… Я уже говорила…
- На выставку. Разумеется, на выставку. Не искусство ли наша жизнь? – внесла ясность Стелла.
Машина подъехала к зданию, на котором висела табличка: «Большой выставочный зал изобразительных искусств». А рядом реклама: «Выставка работ художника Фреда Грекова».
Кира взяла Стеллу за руку и подвела к молодому человеку, рассказывающему двум девушкам о картине. Увидев Киру, он извинился перед посетительницами выставки, подошёл к ней и нежно поцеловал в губы.
- Красавица наша, любимица наша, вдохновительница моя!
- Фред, это Стелла! Стелла, это Фред! – познакомила их Кира.
- Очень, очень приятно! – целуя руку Стелле, сказал Фред. – Читал Ваши рассказы. Впечатляет. Да, да!
Он посмотрел на Киру и спросил:
- Так это та самая девушка, к визиту которой ты так тревожно готовилась?
- Та самая! – Кира смутилась. – Зачем выдавать секреты, Фред?
- Прости. Ну, раз мы все творческие люди – полусумасшедшие, полубоги… какие могут быть секреты. Я напишу Ваш портрет, Стелла. И выпишу Вас такой, какая Вы на самом деле…
- А какая я на самом деле? Интересно, - спросила Стелла и улыбнулась Кире.
- Мужественная, сильная, непредсказуемая. Такая…
- Довольно уже, Фред! – хлопая его по плечу, сказала Кира.
- Идем, я покажу тебе…
- Да, да! Посмотри на себя. Потом скажешь, понравился тебе твой образ или нет, - обратился Фред к Кире.
Кира повела Стеллу к картине, пробиваясь между посетителями.
Стелла была взволнована. Она не могла поверить в то, что происходит с ней. Кира, такая раскрепощённая, внимательная, нежная и ласковая, возбуждала в ней странное чувство. Чувство, похожее на любовь с первого взгляда. И это чувство спрашивало её: «Стелла, что происходит?»
Наконец Кира увидела картину, которую искала, и подвела к ней Стеллу. С картины на Стеллу смотрела Кира. Она стояла в воде по колено. Видно было, что это река: за спиной Киры росли камыши. Она стояла непринуждённо. В левом углу картины была видна белая луна. Цвет луны был таким же, как и обнажённое тело Киры. Рассвет. На втором плане картины летели какие-то птицы. Кира руками поправляла волосы. Справа, сантиметрах в двух от  соска левой груди, виднелась родинка. Картина называлась «Две луны на восходе». Стелла от удивления и неожиданности, она ведь думала о портрете, широко раскрыла глаза и отошла на два шага назад. Посмотрела с большим удивлением  на Киру и сказала:
- Это же не портрет!
- Это ню – изображение обнажённого тела. Так сказал Фред.
- Ты не испытываешь чувство стыда, Кира? Смотри, сколько народа на выставке, и большинство, насколько я понимаю, знает тебя.
- Когда Фред писал картину, а он уговаривал меня почти год, первые два дня я ужасно стеснялась. Заливалась краской. Внутри шла борьба. Появлялись голоса, они спорили между собой, но самый громкий из них сумел, так скажем, уговорить мою совесть и затушить мой стыд. Это было нечто… На третий день я уже позировала без всякой внутренней борьбы и голосов. И, разумеется, испытала новую гамму чувств, похожую на букет из диких полевых цветов. Кстати, в студии у Фреда мы находились не одни. Фред пригласил всех своих учеников, а их у него немало. И один, как ни странно, сразу влюбился в меня. Не подумай, Стелла…
- Да кто же не влюбится в тебя, Кира? – улыбаясь, сказала Стелла и продолжила смотреть на картину.
- А после того, когда я испытала эти новые и сильные чувства, сразу написала двадцать новых стихов. Понимаешь, о чём я? Новые чувства – новые стихи, необычные формы, словом, свобода…
- Когда я прочитала их в Интернете на твоём сайте,  была несколько шокирована. Они мне напомнили стиль Эдгара. Так вот в чём причина? В воспитании чувств.
- Стелла, ты должна знать: в конце тридцатых годов прошлого столетия, перед Второй мировой войной, в Париже стало модой позировать обнажёнными, да ещё перед людьми, специально приходившими посмотреть на знаменитостей – поэтесс, писательниц… Иначе говоря, всё происходило в творческой среде…
- Но не каждому это было под силу. Да и деньги нужны были. Произведения-то не продавались. Вот они и бедствовали.  Я об этом знаю. И ты решила попробовать? Продолжить почин…
- В сущности, да! – ответила Кира.
- Поверь на слово, Кира, я бы так не смогла. У меня просто бы не хватило духу, о котором ты ничего не сказала. Ты удивляешь меня с каждой минутой, будь уверена.
Они пробыли на выставке около двух часов. Стелла ходила по многолюдному залу и смотрела на картины. Кира сидела с Фредом и что-то говорила ему. Фред кивал головой и улыбался.
«Вообще, да. Фред – профессионал. В его картинах есть сюжеты, перспектива, объём, линии, цвет, - размышляла Стелла, глядя на полотна Фреда. - Но… всё же чего-то в них не хватает. Картины Камиллы Белоцерковской производят на человека больше впечатлений. В них глубина, сила… По всей вероятности, Фреду нужно найти главное – свою тему, как когда-то сделала это Камилла, поняв, что ей нужно подняться на новый уровень. И она нашла вдохновение в стихах Эдгара. И всё получилось. Картины растут в цене с каждым годом. Может быть, подсказать или намекнуть Фреду на то, чтобы он попробовал писать картины на сюжеты стихов Киры. А у неё есть образные стихи. Я думаю, получится… Проблема Фреда – отсутствие индивидуальности, - продолжала размышлять Стелла, глядя на картину, на которой художник изобразил двух обнажённых мужчин, сидящих на берегу всё той же реки. Фред лучше художника, которого нашла Дора для оформления интерьера медицинского центра. Двух мнений быть не может!»
- Ты не скучаешь? Извини, я разговаривала с Фредом. Он продал почти все картины. Идёт торг за мою…
- Не продавай! Ни за какие деньги! – посоветовала гостья.
- У меня нет картин в доме. А Фред торгуется с голландцем. Я буду рада, если он её купит и выставит, как он говорит, в своей галерее. И Фреду польза, о нём узнают и, если честно, у него много заказов из Европы. Он работает сутками. Поразительная выносливость и работоспособность! Ну что? Едем ко мне. Отдохнёшь с дороги.
- Согласна. Едем, - ответила гостья, решившая развеяться перед финальной частью своего первого романа.


                                   *  *  *

                               В квартире у Киры


     КИРА ПРИПАРКОВАЛА МАШИНУ на стоянке у дома. Они зашли в подъезд, вошли в лифт и вышли на седьмом этаже. Кира открыла дверь. Стелла вошла первой. Прошла несколько шагов и остановилась. Поставила сумки на пол и сказала:
- Мне нравится. Ничего лишнего. Даже стены, как ты говорила, не утруждают себя… картинами. Мило!
- Я помогу. Снимай куртку.
Кира взяла сумку и понесла её в комнату для гостей. Стелла, сняв пуховик, проследовала за ней, держа в руке вторую сумку.
- Ставь сюда. Вот  комод, можешь вещи разложить по ящикам. Пойдём, я покажу тебе квартиру… Это гостиная комната. Вот эта – моя спальная комната. Твои вещи в комнате для гостей, которых почти не бывает…
Кира опустила глаза, выдержала паузу и продолжила:
- Там кухня, а тут ванная комната и…
- Туалет… Мне нравится, - сказала гостья.
- Хочешь принять душ? Приготовить тебе что-нибудь?
- Нет. У Фреда мы, мне кажется, хорошо… Ты понимаешь меня.
- Итак, это и есть мой дом. А кабинет, в котором я работаю, когда ты примешь душ и мы выпьем по чашке зелёного, если я не ошибаюсь, чая, ибо так написано в резюме на твоём сайте в Интернете, я с большим удовольствием тебе покажу. Вот и всё! Осталось добавить, что сейчас восемь часов вечера. Долго же мы катались по городу.
- Бесподобно! (Стелла чуть было не сказала, «любовь моя».)
- Я пошла в кухню…



                                  *  *  *


       - ОТДОХНУЛА? – СПРОСИЛА хозяйка.
Стелла кивнула головой. Они сидели рядом на диване. Стелла в халате жёлтого цвета, Кира в длинной белой рубашке. Рубашка просвечивала, и снежного цвета  тело Киры манило Стеллу, соблазняло, притягивало. И с этим притяжением Стелла еле-еле справлялась.
- Идём, я покажу свой кабинет…
- Святая святых всех писателей  и поэтов. Сгораю от нетерпения посмотреть, где ты работаешь и создаёшь свои шедевры, за один из которых ты получила «Национальную премию».
Кира смутилась и после небольшой паузы сказала:
- Я тоже хотела бы увидеть твой кабинет, в котором ты создаёшь свои шедевры, за два из которых ты получила две премии…
- И во что бы то ни стало, ты увидишь, - кивнула головой гостья.
Они рассмеялись. Кира коснулась своей рукой руки Стеллы. Их руки соединились. Глаза смотрели в глаза, сердца наполнялись теплом, похожим на начинающуюся любовь, на завязывающиеся отношения, на близость. Они вошли в кабинет. Кира отошла от Стеллы и спросила:
- Как тебе? Странновато, да?
- Оригинально! Это слово точней и выражает всё, что я вижу. Так и должно быть. Кабинет, по моему убеждению, или комната, названная кабинетом, должна быть маленькой. А вот эти… Я ещё такого не видела.
На столе лежали рукописи, а в центре стола чистые листы, готовые в любой момент быть заполненными словами, текстом… Стол был установлен так, что узкой стороной он касался белой стены, а широкой – голубой. И на нём стояли, как бы точнее выразиться, донести до вас, уважаемый читатель, то «оригинальное», чтобы вы представили себе место, на котором хозяйка дома создавала свои поэтические и прозаические шедевры. Словом, Кира разрезала картонные коробки и боковины от них прислонила к стенам, в которые упирался стол. И к этим картонным квадратам высотой в метр были прикреплены английскими булавками листы, вырезки из газет, журналов, части рассказов, главы. Другие листы, прикреплённые справа, были исписаны вводными словами, вводными предложениями, наречиями, фразами, заметками, трудно запоминающимися словами, именами существительными, именами прилагательными и всем тем, что, без всякого сомнения, помогало ей в работе, в создании произведений. И, конечно же, разгружало память и сокращало время…
Шкаф, телевизор, DVD-плеер, магнитофон и двуспальная кровать дополняли интерьер кабинета. Стоит упомянуть и о шести стоящих друг на друге полках, на которых были аккуратно расставлены книги.
Стелла прошлась по кабинету, посмотрела на книги, на их названия и, кивнув головой, сказала:
- Но я не вижу здесь ноутбука.   
- Я не набираю текст на компьютере. Я пишу шариковой ручкой на чистых листах. А после этого набираю текст на компьютере. Мне так легче.
- Но… это же двойная работа! – удивилась Стелла.
- Понимаешь, когда я пишу текст ручкой, я делаю это быстро, и если я что-то забываю или мне нужна информация, я не вхожу в программу, чтобы получить информацию, потому что могу потерять связь между предложениями, и, как следствие, мысль, которую нужно будет ещё постараться вспомнить. Исходя из этого, я просто подчёркиваю слово или предложение, а потом, при наборе текста уже на компьютере, работаю с ними…
- В этом есть логика. Эдгар так писал – вручную…
- Ты права, порой, пока найдёшь информацию, забудешь, что и как хотела написать. И вспоминаешь… И конечно, в текст попадают другие слова… Одобряю. И с вводными предложениями я согласна: они должны быть «под рукой», это сокращает время. Словом, Кира, ты меня приятно удивила. Я свою новую книгу тоже пишу ручкой. Но ты опередила меня. Я хочу оборудовать свой кабинет таким же образом. Ты не против?
- Нет! Я рада, - нежно произнесла Кира. – Я вообще всему рада, что с нами происходит, и… что произойдёт.
От последних слов Киры у Стеллы забилось сердце. В глубине души она хотела, чтобы это «произойдёт», которое Кира так уверенно сказала, на самом деле произошло. Её тянуло к телу Киры: соски, проглядывающие из-под тонкой ткани рубашки, её кожа, упругие груди, красивые глаза, роскошные волосы и сладкие губы, желавшие любви, казалось, говорили Стелле: «Мы готовы! Почему ты тянешь?.. Ты разве не видишь? Не чувствуешь, как мы изголодались по любви? К ним ведь ещё никто не прикасался!..»
- На сколько дней ты прилетела?
- Дня на три-четыре.
- Этого мало…
Стелла смотрела на Киру, Кира смотрела на Стеллу. Воцарилось неловкое молчание. Они думали, но больше Стелла… Их разделяла постель, накрытая розовым покрывалом, на которой лежала одна подушка. И Стелла поняла, что на этой кровати ещё не спали два человека. И эта постель не знает ни человеческих страстей, ни вздохов, ни слов любви…
Кира подошла первой. Она расстегнула свою рубашку и сбросила её. Стелла задышала быстрей и глубже. Кира взяла ладони Стеллы и приставила их к своим грудям. Она смущалась, стеснялась, но… сделала это первой. Она любила Стеллу. Она полюбила её, прочитав её рассказы, в которых было столько желаний, откровений, правды и любви. И она с тех пор, уже два года, думала о ней. И вот сейчас она, её любовь, стоит перед ней в её кабинете… Сколько раз она представляла этот момент в своём воображении. Ждала этой минуты.
Кира медленно опустила ладонь Стеллы ниже своего живота. Стелла почувствовала тепло. Кира развязала пояс и сняла со Стеллы халат, Стелла не сопротивлялась. Желание обнять и поцеловать Киру росло в ней с каждым движением. Страсть говорила: «Чего ты медлишь? Перед тобой ангел…»
Они стояли голые друг перед другом – одна красивее другой, две знаменитых писательницы, чьими работами зачитываются читатели, поклонники и фанаты. Две голых лилии, два белых цветка раскрыли друг другу души – бутоны любви, набухшие бутоны любви, вот-вот…
И Стелла не выдержала. Она обняла Киру и страстно поцеловала. И этот поцелуй был таким нежным и горячим, что у Киры от напряжения слегка закружилась голова. Стелла опустилась на колени и стала целовать живот Киры – нежный живот, как у птенца птицы. Кира закрыла глаза. Она возносилась к небесам. Её руки ласкали волосы Стеллы. Кира села на край постели. Давая понять Стелле, что главное должно произойти здесь, на белых простынях. Она одним движением стащила покрывало и легла вдоль кровати. Стелла стояла и смотрела на красивое тело Киры. Они пока флиртовали, это расслабляло их и сближало (ничто и никто так не сближает людей, как постель).
Стелла легла рядом на бок и стала целовать Киру в шею, в губы, облизывать её соски, гладить её между ног. Кира возбуждалась и начинала издавать стоны – стоны любви, наслаждения, желания и страсти.
- О, Боже, ты прекрасна, Кира!
Кира раздвинула ноги, Стелла наклонилась и стала ласкать её языком. Кира, обхватив руками голову Стеллы, ритмично двигала бёдрами и постанывала. Стелла проникая кончиком языка внутрь… постепенно приводила её в неистовство…
Не станем обсуждать, а тем более, осуждать их действий. Это любовь! А любовь священна. И кто бы, и чтобы там ни говорил из нас о такой любви, мы все будем неправы. Оценить, понять и прочувствовать эти чувства могут только те из нас, в ком вспыхнула любовь к себе подобному, в нашем случае – одной девушки к другой. «Однополая любовь…», - скажут одни. «Лесбиянки чёртовы! Им не хватает мужиков?» - добавят другие. Не осуждайте и не обсуждайте. Любовь – она повсюду и во всей красоте… И нет ничего (мы уже говорили об этом) выше любви. Ни-че-го!
Да, в этой любви есть свои особенности, помимо того, что ей занимаются две девушки, и им это нравится, есть особенности в движениях, в позах и в достижении главного… В этой любви больше задействуются или применяются, или… языки, пальцы, губы, руки. Но больше всего – языки. Поэтому в этой любви нет слов – только вздохи, звуки и стоны. Она без слов и словосочетаний… Она – безмолвна.
(Кто из вас, уважаемый читатель, не видел фильмов, в которых рассказывают и подробно показывают про такую любовь: как всё в ней происходит, развивается, начинается и… заканчивается. Вот и включите своё воображение и память. И вы представите, как всё происходит сейчас в кабинете, на кровати у Киры). Трудно это художественно описать. Кинематографу в этом нет равных.


                              *  *  *


           ОНИ ГУЛЯЛИ ПО ГОРОДУ, особенно вечерами. Кира была желанной гостьей, куда бы они ни заходили. Её встречали улыбки, поцелуи. Видно было, что она была в этом городе, в творческой среде всеобщей любимицей. Они посещали галереи, студии художников, заходили к местным, ещё не сыскавшим известности писателям и поэтам. Просмотрели в кинотеатре два фильма, в театре – пьесу Шекспира «Леди Макбет». И Стелле нравилось быть вместе с Кирой. Они уже не стеснялись  и появлялись всюду в обнимку. Шутили, смеялись, вышагивали по тротуару, словно по подиуму, как известные модели (они и вправду были хороши собой, а шарм, который они перенимали друг у друга, только усиливал красоту и раскованность их движений и ходьбы). И мужчины, видя таких молодых и счастливых девушек, оглядывались. Да и женщины, глядя на них, вспоминали свою молодость.
Они любили друг друга, наслаждались  временем, предоставленным им судьбой, и, само собой, хотели, чтобы оно никогда не кончалось…
…Прошло пять дней – в царстве любви и наслаждений.


                                 *  *  *


        СТЕЛЛА И КИРА ЛЕЖАЛИ в постели. Они много гуляли днём и устали. Кира лежала на животе, Стелла, облокотившись на свою руку, лежала рядом с ней и водила пальцами по бёдрам Киры, и она, то и дело говорила, вздыхая:
- Как хорошо! Как я счастлива, моя милая Стелла. Ты внесла в мою чёрно-белую жизнь новые краски, новые мысли, новые чувства. Я благодарна тебе! Тебе не кажется… с точки зрения морали наша любо…
- У каждого поколения своя мораль, - поцеловав Киру в плечо, ответила Стелла. – А к словам – «с точки» и «морали», мы добавим ещё две точки,  получится – многоточие. А у любви многоточия стоят в конце каждого предложения. Словом – действие продолжается, - добавила гостья.
- Как точно ты сказала! Я могу вставить это в один из своих рассказов? Ты не против?
- Нет!
- Хочешь?
- Да! Мы будем дополнять друг друга… Ты не против?
- Нет!
- Хочешь?
- Да!
Они обнялись, рассмеялись и прослезились…
Зазвонил телефон Стеллы. Она сказала:
- Надо ответить.
Кира перевернулась на спину, взяла Стеллу за руку и сказала:
- Не хочу тебя терять. Не хочу, чтобы ты уезжала, - словно знала тему разговора и то, что он может разлучить их.
- Надо ответить, - повторила Стелла. – Я никому не звонила с тех пор, как прилетела к тебе.
Стелла соскочила с кровати и голой прошла через всю комнату. Достала из сумочки телефон и ответила:
- Слушаю, мам!
- Ты что, решила остаться там навсегда? Забыла о книге?
- Нет, мам. Но теперь я кое-что переделаю в ней. Мне здесь так хорошо. Кира такая… божественная, нежная, хрупкая… Мы гуляем по ночному городу, она знакомит меня со своими друзьями. Мы вместе обедаем, ужинаем. Вместе…
- Вместе, вместе… Это не то, о чём я подумала? У тебя голос…
- Какой, мам? – спросила дочь.
- Как у влюблённой девчонки. Девчонки, встретившей любовь всей своей жизни, о которой она мечтала бессонными ночами…
- Да, я счастлива. Сейчас я счастлива…
- Звонил Альберт. Я сказала ему, что ты уехала в Калининград в гости к писательнице, а заодно и развеяться. Отдохнуть от работы. А также, что ты близка к завершению книги. Он удивился, что ты не предупредила его. Вы приглашены на банкет по случаю…
- Мне надоели эти банкеты…
- Дослушай. Он беспокоится по поводу книги. Боится, что ты не закончишь её в срок, к восьмому марта, а, следовательно, и…
- Возможно, и не закончу. Ничего страшного. Он звонил мне вчера.
- Ты меня пугаешь. Твоя непредсказуемость…
- Мам, всё будет хорошо.
- Когда ты прилетишь? Ты уже в гостях у Киры неделю. Пора и честь знать.
- Думаю, послезавтра.
Кира вздохнула. Она всё слышала. У них не было секретов друг от друга.
- Вот и хорошо. У меня много работы. Пришёл пациент. Отключаюсь.
Стелла положила телефон в сумочку, подошла к  окну и стала смотреть на улицу. Автобусы, маршрутные такси, спешащие люди… Она повернулась, посмотрела на Киру и вернулась в постель.
- Мама обо всём догадывается, - тихо прошептала Кира. – Мамы чувствуют всё сердцем.
- Кира, как ты решилась позировать обнажённой? Повтори ещё раз.
- Это было нечто! Я чуть со стыда не сгорела. Даже дома, позируя перед зеркалом, я стеснялась.
- Я подумала: если пройду через это, стану более смелой…
- Читая твои произведения, не скажешь, что ты стеснительная или застенчивая. Всё так откровенно, подробно, смело и без всяких там намёков.
- Герои моих книг – смелые люди, без комплексов. Это то, чего мне не хватает в жизни. В книгах я смелая, а в жизни…
- Отражение!
- Точно сказано. Можешь себе представить? Ты стоишь голая, а на тебя смотрят десять учеников да ещё Фред. Я столько чувств пережила…
- Я бы точно не смогла, определённо, - сказала Стелла.
- Ты и так смелая и… Мы говорили об этом на выставке.
Стелла приподнялась. Посмотрела на груди Киры и, смеясь, сказала:
- Кира! У тебя родинка рядом с правым соском, а на картине – рядом с левым. Как такое может быть? Или это…
- Что?! (Пауза.) А ведь ты права! О, Боже мой! Позвоню Фреду…
- Фред, это ты?
- Это ты, наша богиня? Как вы провели ночь? Стелла хороша в постели?
- Как ты догадался? – удивилась Кира.
- Достаточно было взглянуть на вас в галерее, и всё… Ты понимаешь? Вы, как две влюблённые, не отрывали глаз друг от друга. Неделя прошла, герцогиня.
- Фред догадался, - тихо сказала Кира Стелле. – Фред, ты написал мой портрет… но родинку нарисовал, или как там у вас, с левой стороны. А она у меня с правой!
- Да? Эту деталь заметила твоя Сафо? После того, как целовала твоё ангельское тело? Картину дописывал ученик, возможно, он и…
- Так исправь. Не то все будут думать, что…
- Невозможно, ангел наш. Картина продана.
- Кто же купил? – спросила натурщица.
- Городской богач, в частную коллекцию. Я не могу назвать его имени, понимаешь? Он заплатил больше голландца. Половина суммы – твоя.
- Деньги оставь себе, Фред!
- Кстати, он большой поклонник твоей поэзии, - добавил Фред. – Учился вместе с тобой в Академии, и влюблён в тебя до сих пор. Так что, не волнуйся. Сделаю копию для тебя и всё исправлю. Тебе ведь нужна картина?
- Буду рада, - ответила Кира.
Стелла слушала разговор. Кира говорила с художником по громкой связи.
- И кстати, я добавлю несколько деталей в картину.
- Каких?
- После того, что с вами, писательницами, произошло, я нарисую на ветке белого голубя. Он будет напоминать тебе о Стелле. Она красивая и сильная девушка. Это видно. Поражаюсь, вам ещё по двадцать пять лет, а вы уже такие продвинутые, необычные и феноменальные. Отключаюсь.
- Ты всё слышала, любовь моя? – спросила Кира.
- Любовь трудно скрыть. Рано или поздно, поверь мне, о нас будут говорить, как о любовницах и добавлять… - они рассмеялись.
- Вчера звонил Альберт, когда ты принимала ванну. Он тоже встревожен и удивлён не меньше Фреда, - с грустью в голосе сказала Стелла. – А где твои родители? Расскажи, расскажи, - перебирая пальчики Киры, спросила загостившаяся невеста. – Как мне нравится твоя родинка, Кира. Она словно утренняя звезда… Итак, твои родители …
- Развелись. Папа, его зовут Герасим, проживает в данное время в Германии. А мама умерла три года назад. Она похоронена на городском кладбище, здесь, в Калининграде. Был ещё старший брат… Но он утонул в реке. В том месте… Ты видела картину и теперь понимаешь, почему я стою голая в реке… Это то самое место, где Антон утонул, когда ему было два годика. Меня ещё не было в этом мире, когда он… Родители отдыхали с друзьями и упустили его из виду…
- Кира, хорошая моя, извини, я не знала, да и представить себе такое не могла, - обнимая Киру, сказала подруга.
- Я одна. У меня нет ни братьев, ни сестёр. Я в этом мире совсем одна. Только друзья. Я боюсь жить, Стелла. Ночью мне лучше. Страх проходит. Тяжело осознавать, что ты одна на белом свете. Чувство тревоги мешает мне жить. Я прихожу в себя ночью или когда кто-то рядом. Тогда я забываю обо всём. Но ты, Стелла… Рядом с тобой я оживаю, чувствую ритм жизни, становлюсь сильнее. Одна мысль о том, что ты рядом, вселяет в меня уверенность. Стелла, ты – моё лекарство. Есть ещё тётя, но она живёт в Америке. Она присылает мне четыре-пять тысяч долларов в квартал - это большие деньги.  Да  у меня самой хватает их. Она любит мои рассказы и всегда ждёт выхода новой книги. Поэтому я отдаю её деньги в церковь. Там им рады. Благодарят меня…
- Ещё бы, такие деньги! – удивилась Стелла. Я тоже жертвую, но я…
- Католичка! А я православная! Не стану спрашивать тебя о твоём выборе, судя по всему,  были причины, но мы должны помогать людям – те, кто с божью помощью добились в этом мире признания и успеха. Ты уедешь послезавтра… Что я буду делать? Всё вернётся…
- Не вернётся! Я буду звонить. Вспоминай обо мне, о нас. Хорошо? Ну, что ты плачешь?
- Так и буду делать. Обещаю.
Стелла засмеялась. Она хотела прогнать тоску, вернувшуюся к Кире. Кира вытерла слёзы и спросила:
- Чем вызван твой смех, любовь моя?
- Хорошо, что мы - писательницы, а не пигалицы. И у нас нет длинных ногтей – ни своих, ни нарощенных. Иначе бы мы в постели исполосовали ими наши тела – красивые и молодые тела, этими «саблями» в кровь – вдоль и поперёк… тут… и там…
Кира тоже рассмеялась.
- Ты живёшь в городе, в котором жил, творил и учил Иммануил Кант!
- Я хожу по тому же маршруту, которым ходил Кант много лет. Он, как и Бах, Бетховен и Марина Цветаева, много ходил.
- А ты была с парнем? Понимаешь меня?
- Нет! – ответила, смутившись, Кира.
Стелла сидела на кровати и с удивлением смотрела на неё.
- Вот откуда кровь… Я думала, что ты потеряла счёт своим «критическим дням»! Так это у тебя впервые?!
- Впервые. Мне не нравятся мужчины. Я брезглива. Под мышками не бреют, щетина, запах табака, усы… Словом, грубые, невежественные создания с небритой шеей…
- Значит, я лишила тебя девственности? – удивилась Стелла, заодно и улыбнулась.
- Получается, так.
- Поверить не могу! – она обняла Киру. – Это, по всей вероятности, первый случай в мировой практике. Одна девушка лишает девственности другую. Хорошая ты моя, чудо ты моё, - целуя спину Кире, говорила шёпотом Стелла.
- Такое возможно только по любви. Если бы я тебя не полюбила – сначала платонической любовью, а теперь - реальной, ничего бы…
- Ты ангел! Но всё равно идём в ванную комнату и я посмотрю, что там у тебя. Вставай, это необходимо.
Они, взявшись за руки, пошли в ванную комнату. Через двадцать минут они лежали в постели и Кира сказала:
- Мне нравятся Света, Галя, Ася… Они хотят со мной близости, но они такие грубые, шумные и невежественные… Им нужно одно – секс! А мне – любовь. И я почувствовала её в твоих рассказах. Хотела познакомиться с тобой, но когда узнала, что ты – невеста и у тебя есть парень, оставила эту затею. Но когда увидела тебя вживую, ты отвечала на вопросы по НТВ-плюс, во мне… Я хочу одного, Стелла, без которого моё счастье в этом мире невозможно – не просто жить, а любить и быть любимой. И я сейчас близка к этому, как никогда. Ты ведь…
- Кира! Кира! Кира! Почему судьба не свела нас раньше? Возможно, мы много работали, чтобы заявить о себе в полный голос: «Я есть!» Вот и…
- Стелла, я люблю тебя! Ты ведь не бросишь меня?
- Кира, девочка моя! Всё так непросто, запутанно, неопределённо, сложно…
- Если не усложнять… будет проще. Всё гениальное - просто! Ты должна это знать, ты – писательница. Вспомни свой рассказ «Слушайте только сердце». Я буду любить тебя днём и ночью. Я могу купить квартиру в Москве, и она станет нашим домом. Я чувствую: разлука заполняет наши сердца. Всем сердцем, каждой клеткой… Банально, да?
«Господи! Как она на меня влияет… Такое чувство, что я оставляю на произвол судьбы ангела. А за это будет наказание, - думала Стелла. – Нужно сменить разговор».
 Она вспомнила о двух листах, которые привезла с собой, чтобы прочитать написанный на них текст Кире и бодрым голосом произнесла:
- Знаешь, Кира, когда я летела к тебе, то есть ещё собиралась, думала о встрече, представляла себе… Я о чём-то таком думала, а теперь это произошло с нами. Меня влекло к тебе. В два часа ночи я решила сделать перерыв в работе и, подойдя к коробке №1, в которой хранятся ранние главы автобиографической повести Эдгара, произвольно достала из неё листов пять. Легла на диван и стала читать. И то, что я читала, ввело меня…
- В шок! Расскажи, давай! Не томи!
 Стелла встала с постели, подошла к сумочке и, достав из неё два листа, вернулась в постель.
- Вот послушай! Я прочитаю тебе вслух. Очень интересно.
«Когда я подошёл к двери, она была приоткрыта. Я подумал, что мать, уходя на работу,  забыла закрыть дверь на замок. Я толкнул дверь, она открылась. В прихожей я увидел сапоги Марины и плащ, висящий на вешалке. Я разделся и крикнул: «Марина, где ты?» Никто не ответил. Прошёл в зал, на столе стояла открытая бутылка шампанского и два фужера. Бутылка была почти пуста. Рядом с ней валялись обёртки от конфет. Я удивился! Куда пропала Марина,  и что вообще происходит? Вдруг я услышал звуки, доносящиеся из спальной комнаты. Я подошёл к двери и тихо открыл её. То, что я увидел, шокировало меня и удивило. На постели, в которой обычно спят родители, занимались любовью Марина и Света. Они так были увлечены страстью, вспыхнувшей в них, что не заметили меня. Они лизали друг друга, словно ванильное мороженое. Гладили и целовали друг друга. Света лежала на спине, а Марина левой рукой, точнее двумя пальцами левой руки делала то, что обычно делают мужчины, но не пальцами. Света извивалась, стонала, издавала звуки и держала руку Марины своими руками. Судя по тому, что через несколько минут она издала такой крик, - она «приехала». Я знаю, что означает этот крик. Я сидел в углу, как мышка, и улыбался. Потом Марина перевернулась на спину. И Света повторила, как под копирку, всё то, что делала с ней Марина. Марина тяжело задышала и сказала: «Уф!» И это мне знакомо. Последняя нота её «песни»… Света поцеловала соски Марины и вытащила пальцы».
- Стелла, вот это да! У Эдгара жизнь была интересной, насыщенной и волнующей. И представить себе такое не могла. Эдгар…
- Читаю дальше:
«Девчата отдохнули, и первой засмеялась Марина. Тут я кашлянул, они приподнялись и увидели меня. «Эдгар! Как ты?..» - спросила Марина. «Вошёл? – ответил я. – Дверь надо закрывать, милые мои. Ни стыда, ни совести! Но мне понравилось. Особенно ваши длинные языки… Вы ведь это делаете впервые, но… красиво. Вот что значит инстинкты! «Извини», - сказала Света. «И не извиняйся, - ответил я. – Мне понравилось то и как...»
Они встали и без всякого стеснения, так как «приговорили» бутылку шампанского и были навеселе, пошли в обнимку голыми в зал. Я следом за ними. Открыв им вторую бутылку шампанского, ибо и Света, и Марина любили его, я их спросил: «А теперь расскажите, милые мои, как вам это удалось? Любовь с первого взгляда, да?»
Они засмеялись, и Марина ответила: «Я пришла, как всегда, если ты не забыл, Эдгар, в наш день и в наш час. Я прихожу по средам. А Света, как теперь выяснилось, перепутала день. Ты же на нас, родной, график посещений завёл. Мы как-то с тобой говорили об этом в твоей машине, помнишь? Вот мы и встретились. Я сказала Светлане, что ничего особенного, дождёмся Эдгара и, как всегда, он превратит всё в шутку. Он должен скоро приехать. Наверное, испытывал или принимал, насколько я знаю, передние ноги к самолётам…»
Я прервал её и поправил: «Передние шасси к самолётам ИЛ-76 и ИЛ-76М».
«Мы выпили по бокалу за знакомство… уже язык заплетается, и познакомились. Света сказала, что ей нравится моё ретро-платье, которое ты мне подарил, а я, в свою очередь, сказала, что мне нравятся её серёжки, которые, без сомнения, ты ей и подарил. Ну, слово за слово… Комплименты, и я сбросила платье… Я влюбилась в Свету, а она в меня. Она сняла костюм, и мы пошли, целуя друг друга, в спальную комнату, раздевая на ходу наши тела. Потом…» - «Что было потом, я видел. Что вы испытали? И что я должен чувствовать после этого и о чём думать? Вы обе наставили мне рога? Это смешно! Хотели… это ещё смешнее. Расскажите, девчата, о чувствах, которые вы испытали в постели. Они отличаются от тех, которые вы испытываете со мной?» - спросил я.
«Абсолютно, Эдгар, - ответила, выпив бокал воды, Марина. – Совсем другие чувства. Более глубокие, чистые, нежные и неземные…» - «Это так, Эдгар», - подтвердила Света.
«Значит, вам понравилось? И вы по-тихому теперь будете заниматься этим в подворотнях или в отелях? Нет, девочки, это не Запад, вас распнут, будут показывать на вас пальцем, но мне, чёрт возьми, понравилось…»
Кира с большим интересом и вниманием слушала Стеллу. На её лице улыбка сменялась удивлением, удивление – любопытством…
Стелла же продолжала:
«Ты ведь никому не расскажешь, да, Эдгар? Тебе можно доверять. Между нами возникло чувство, и мы не удержались», - сказала, стесняясь произошедшего, Света. «Я же не трепач. Я напишу, пожалуй, стихотворение и назову его «Две голых лилии».
- Так вот как родилось это стихотворение, на сюжет которого Камилла написала такое прекрасное произведение – картину, - удивилась Кира.
- И эта картина – оригинал, висит на стене в моей квартире в Москве, в моей спальне.
- И мы, Стелла, теперь знаем, что одну девушку звали Светой, а другую Мариной. Вот что значит архив, рукописи…
- Света и Марина. А ведь Эдгар так и не сказал, о ком это стихотворение. И не назвал Камилле их имён. Сдержал слово. Можно же было назвать стихотворение «Света и Марина», но нет…

- Читаю продолжение, осталось всего ничего:
«И почему все эти странности происходят именно со мной? Понять не могу». - «Потому что ты – особенный», - ответила Света. «А я особенный?» - «Да, - подтвердила Марина. – Эдгар, может, займёмся этим втроём?» - «Нет! Вы знаете, я не терплю, как её там называют такую любовь, групповуху. Я другой. Но если вы хотите, можете продолжить, а я тем временем вздремну». Они переглянулись и ушли в спальню. Когда я проснулся, стол был чистым, посуда вымыта. Кровать аккуратно застелена, а дверь захлопнута на замок. Я улыбнулся, закрыл окно, которое они открыли, без сомнения, для того, чтобы освежить воздух, и на столе нашёл записку следующего содержания:
«Эдгар, ты лучше всех. За это мы тебя и любим. Твоя седьмая сестра Марина.
Пишу, не исправляя ошибок и не обращая внимания на синтаксис».
- Седьмая сестра? Он спал со своими сёстрами? – удивлённо спросила Кира.
- Нет. У него не было сестёр. Я расскажу тебе о них – «сёстрах» - позже. Но ты заметила, Кира…
- Разумеется! Готовый рассказ – лаконичный, сюжетная линия выстроена безупречно и захватывает, что тут скажешь?
- И между нами произошло то же, что и между Светой и Мариной. Встречались они тайком от Эдгара или нет, я не нашла в рукописях, не встречала. Он жил на Востоке, а Восток – дело тонкое: другой образ мысли, жизни… Это видно в стихах.
- Он же обещал… Вот и сдержал слово. Ни строки, ни постскриптума, поэтому ты и не нашла…
- А Фред? Он разве не…
- У Фреда есть друг…
- Понятно, - удивилась Стелла.
- Какая она, Глория?
- О-о-о! Тебе она понравится, когда ты прочитаешь роман. Осталась доработать концовку. Я её дописала, но финальная часть мне не нравится. Взяла ноутбук, думала, поработаю у тебя, но… Кира, ты видела фильм «Сафо» 2008-го года?
- Почти сто лет назад! Нет. Фильм о древнегреческой поэтессе Сафо?
- Не совсем. Фабула такая: на греческий остров Лесбос, на котором жила и творила поэтесса Сафо, создавая свои шедевры, первый из которых, «Поэму о любви», сожгли первые христиане, потому что поэма была написана о любви женщины к женщине. Кстати, от названия острова Лесбос образовалось слово «лесбиянка», что-то в этом роде, приезжает молодая пара из Америки, чтобы провести на нём свой медовый месяц. Они живут на вилле Байрона, которую построил поэт – безрассудный, талантливый гений, любивший мальчиков и свою сестру.
Сафо – так звали молодую жену - взбалмошная и странная девушка, желает перемен. Внутренних перемен. Она встречает Хелену, дочь археолога. Они с отцом из России и не могут вернуться домой из-за революции. Хелена знакомит её с островом и с произведениями Сафо. Неожиданно она целует её, молодую американку. Та отстраняется и говорит, что это неправильно. Между ними начинается дружба, которая быстро перерастает в любовь, и они становятся лесбиянками. Сафо влюбляется в Хелену по-настоящему. Затем они решают завлечь в свою любовь и мужа Сафо. Он, человек твёрдых моральных устоев, шокирован этим...
Знаешь, Кира, я только сейчас поняла, почему Эдгар называл своих девушек сёстрами. Возможно, потому, что у него была женская душа. Он, кстати, так и писал об этом в автобиографической повести. И они его любили особенной любовью – не как парня или охотника, а как родственную душу. Поэтому и прощали ему…
- Я – Сафо, ты – Сафо и Эдгар – тоже Сафо! Оригинально! – сказала Кира. – Расскажи, что было дальше? – нежно проводя по грудям Стеллы, попросила Кира. – О жизни Сафо, поэтессы, я знаю. О Сафо – героине фильма, которая, насколько я поняла, вначале сопротивлялась, а потом влюбилась…
- Она пошла до конца. Она полюбила Хелену всем сердцем и душой. Хелена же полюбила её мужа-художника и сказала Сафо: «Я тебя больше не люблю. Я хочу нормальной жизни – мужа, дом, детей». Сафо была потрясена тем, что Хелена оставляет её после всего, что с ними произошло. И поняв, что Хелена говорит правду, бросается с утёса, с которого, по легенде, бросилась в море Сафо от неразделённой любви в пучину моря. Вот и фильму конец. Романтическая трагедия. Игра актёров безупречна, сценарий потрясающий, пейзажи древней Греции ослепительны, - добавила Стелла. – Советую посмотреть. Создатели фильма – Украина и Америка. Греки тоже помогли. Подбор актёров – безупречен…
Воцарилось молчание. Девушки лежали и смотрели в потолок. Голые, красивые, знаменитые и влюблённые…
- Она пошла до конца, - нарушила молчание Кира, - и не предала своей любви. Стелла, если ты меня оставишь… я… прыгну с седьмого этажа… Моим утёсом будет мой балкон, а бушующим морем – проспект.
Стелла подумала о Кире, об Альберте и о том, что Кира может остаться одна. А она, Стелла, выйдет замуж за Альберта. «Боже мой! Сюжет нашей любви развивается в том же направлении, как и сюжет фильма. Почему Кира так сказала? Что она чувствует?» - спрашивала она себя. И чувство ответственности за Киру начало расти в ней.
- Ах, Кира! О чём ты говоришь, милая моя! Но твоё сравнение так поэтично. Можете же вы, поэты, выразить суть в нескольких словах. И ещё, милый мой ангел, когда я уеду, закрой дверь на балкон. И вообще, забей эту дверь гвоздями и не открывай, пока…
- Что «пока»? Можешь не отвечать, я всё понимаю. Обещаю тебе, обещаю.
Они рассказывали друг другу о своём детстве, об учёбе в университете, о том, как мечтали стать писательницами... Стелла подробно рассказала о своей семье, о сёстрах, о своей жизни, об Альберте, который всё ждёт и ждёт, когда же Стелла ответит наконец ему «да» и станет его женой. О дедушке Якове, о своей травме, после которой её жизнь изменилась, и о многом другом. Кира молча, не перебивая, слушала её рассказ…
Они снова гуляли, наслаждались тёплыми не по-зимнему днями, солнцем (в Москве было минус 20 градусов) и, разумеется, друг другом. А вечером, последним вечером, любили друг друга…
Так наступило «послезавтра» - день отъезда Стеллы.
Стелла ещё раз осмотрела квартиру Киры, в которой она провела незабываемые дни, и они поехали в аэропорт.


                              *  *  *

                        Прощание в аэропорту


        - СТЕЛЛА! ЛЕТИ ДОМОЙ, к своей жизни, в своё родовое гнездо, как делают это птицы, но знай: я люблю тебя и буду ждать. Сделай правильный выбор, не ошибись. Тот, который сделает тебя счастливой, если я не могу сделать тебя такой. Я не принуждаю тебя ни к чему.
Кира расплакалась. Она была подавлена. После десяти дней абсолютного счастья мысль о том, что она теряет любовь своей жизни, а вместе с ней и надежду на счастье, которую она так долго ждала бессонными ночами в холодной постели, в полном одиночестве, опустошала её, покрывая её сердце печалью, чувством, которое она испытала, несмотря на свои годы, сполна.
- Душа моя, я не знаю, что нас ждёт впереди. Не могу предугадать то, что произойдёт в Москве с моей жизнью, но…
Стелла тоже расплакалась (всё же чувствительные эти натуры – творческие люди). Она не сказала тех слов, которых так ждала Кира. Они стояли, обняв друг друга, у того самого газетного киоска и, слившись в поцелуе, не хотели его прекращать.
Молодые парни, проходившие мимо, с улыбкой посмотрели на них, и один сказал: «Лесбиянки! Ставлю сто баксов!» - «Сёстры, - сказал другой. – Принимаю». Первый подошёл к ним и спросил: «Девчата, вы сёстры или у вас любовь?» - «Отвяжись!» - ответила Стелла. «Гони сто баксов, умник!» - «Я вычту их из твоего долга, игрок!» - ответил высокий.
- До свидания, любовь моя, - вытирая платком глаза, сказала Кира.
Стелла ничего не ответила – ни прощай, ни до свидания, ни до встречи. Её сковало чувство, чувство того, что она сейчас теряет, возможно, самое главное, самое ценное в своей жизни – Киру. И теряет её навсегда. Ком, большой ком сдавил ей горло, и она не могла сказать в ответ ни слова.
Стелла взяла сумки, ещё раз посмотрела на Киру и пошла на регистрацию. Кира смотрела на неё. Стелла показала билет, контролёр оторвал талончик и сказал: «Можете проходить».
Пройдя контроль, она взяла сумки и со слезами на глазах, и с комом в горле, который не дал ей сказать слова – слова, которые ждала Кира, пошла на посадку, как вдруг услышала: «Я люблю, люблю тебя. Я буду ждать тебя всю жизнь…»
Стелла остановилась, закрыла глаза, сделала глубокий вздох и пошла дальше.
Кира простояла на месте ещё минут десять в надежде, что Стелла вот-вот покажется снова, подойдёт к ней, обнимет и скажет: «Я не могу без тебя!» И они поедут либо к Фреду в студию, либо в ресторан… Стелла не вернулась, и Кира поехала домой.
Когда Стелла шла по коридору, зазвонил телефон. Она достала его из сумочки и ответила:
- Слушаю, мам. Я хотела позвонить, но...
- Перехотела? Стелла, когда ты вылетаешь? – спросила мать.
- Через полчаса, - тихо ответила дочь.
- У тебя странный голос. Ты плачешь? Что случилось, девочка моя?
Стелла промолчала. Мать слышала, как она всхлипывала, глотая слёзы. И мать сказала:
- Боже мой, Стелла, неужели случилось то, чего я так боялась?
- Мам, дома поговорим, хорошо? Я сейчас не в состоянии…
- Конечно. Ты куда поедешь, когда прилетишь? К себе или к нам? У нас гости. Августа приготовила вкусные блюда. Приезжай, доченька. Я не стану задавать тебе никаких вопросов. Обещаю тебе. Это твоя жизнь. И я надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, который подскажет тебе только твоё сердце. Я люблю тебя.
- Я тоже, мам. До встречи.
Весь полёт Стелла смотрела в иллюминатор на облака, на реки, озёра… и, как она любила говорить, «само собой разумеется», думала о Кире. Стелла вытерла слёзы и вспомнила стихотворение Эдгара «Разлука»:

Доедаю кусочек хлеба
За два дня уже зачерствел.
В красной пепельнице окурок
Твоих любимых сигарет.
В недопитой бутылке вода,
Горячеключевская – без газа,
Я запью этот чёрствый хлеб,
В ней осталось ещё полстакана.
А затем докурю твой окурок,
Это всё, что оставила ты.
И совсем уж завяли на кресле
Полевые цветы без воды.
Но в душе осел чёрный осадок
От того, что сказала ты мне:
- Вы, поэты, - придурки и психи,
В доме нет ни еды, ни воды,
И вселенский тупой беспорядок
Во всех комнатах вечно царит.
А вы строчите, пишите в муках,
Сотворяя поэмы, стихи: «Все
шедевры рождаются в муках!» -
Орёте от злости вы.
Все хотите великими стать
И весь мир изменить писаниной!
Ну, а в доме хозяйкой – разлука,
Всё вокруг прибрала уж к рукам.
Вот и вещи мои затолкала
В мой коричневый чемодан…
Это значит, чтоб я убиралась,
Хоть мне некуда и идти,
Но она на своём настояла:
«Забирай всё шмотьё, уходи!»
- Оставайтесь, вы победили:
С меня хватит этой войны!
Чтоб ты сдохла, слепая разлука!
Оставайся с поэзией, ты…
Вот такую записку нашёл я
Во вселенском своём бардаке.
И как хочется всю писанину
Мне поджарить в лесу на костре.
Трое суток звоню всем подругам,..
В голове марафет навожу!..
Ну, а в доме хозяйка – разлука…
Придушил бы её! – не могу!


                             *  *  *

                        В православной церкви


           НА ВТОРОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ отъезда Стеллы в Москву Кира поехала в православную церковь исповедоваться. Она припарковала машину возле церкви, повязала на голову платок, перекрестилась и вошла в церковь.
Служба только закончилась, и верующие люди стали расходиться по домам. Был воскресный зимний день. Увидев отца Серафима, которому на вид можно было дать лет шестьдесят-шестьдесят пять, она подошла к нему и поздоровалась:
- Здравствуйте, отец Серафим!
- Кира, рад тебя видеть. Как твои мирские дела? Как пишется? Скоро выйдет твоя новая книга? 
- Надеюсь, отец Серафим.
- Ты помолиться или как?.. Пожертвование принесла?.. Месяца ещё не прошло, как ты передала мне деньги. Мы благодарны тебе за это. Господь отблагодарит тебя за помощь церкви. На эти деньги мы кормим бедных и бездомных обедами, покупаем им одежду. Закупаем строительный материал. Если ты видела, мы делаем пристройку. Людей нынче всё прибавляется и прибавляется. Слава Господу!
- Нет, отец Серафим. Я пришла к вам на исповедь.
- Ты? - удивился отец. - Поверь мне, Кира, никто не знает лучше своих прихожан, чем мы, священнослужители, кому-кому, а тебе меньше всех это надо. Ты хорошая. Вы, творческие люди, на виду у горожан. И мы знаем о вас, если не всё, то… Надеюсь, ты понимаешь, о чём я? Жизнь творческих людей, как бы это сказать, полна соблазнов. И что греха таить, порой они грешат. Я ведь прежде, чем стать священником, был журналистом и, поверь на слово, жизнь богемы знаю. Значит, ты пришла на исповедь? Хорошо! Иди следом за мной.
Отец Серафим шёл впереди, Кира за ним. Он дошёл до двери, чёрной двери, и, открыв её, предложил ей войти. Кира зашла в комнату, мебель которой составляли стол и два стула. Отец Серафим указал ей на один из стульев и сказал:
- Садись, Кира.
Кира села, положив сумочку на стол. Напротив сел отец Серафим. Пауза затянулась, и он спросил:
- О чём ты хотела исповедоваться, Кира? В чём исповедоваться? Неужели ты согрешила?
Кира взглядом осмотрела комнату, опустила глаза и сказала:
- Отец Серафим, я видела в кино, как исповедуются верующие в католических церквях. Там… такая завешанная занавесками кабина, в которой сидит священник, а за перегородкой сидит на стуле… Вы понимаете? Обряд таинства называется…
- Да, у католиков это происходит так. Но у нас, православных, всё открыто. И мы видим лицо человека, пришедшего на исповедь. Его глаза, черты лица…
- Вы хотите сказать, что по глазам можно определить, правду говорит человек или нет?
- Точно, Кира. Но…
- А если я стесняюсь смотреть вам в глаза, это меня смущает…
- Господи, Кира! Да что ты могла сделать такого, что… Хорошо, ты говори, а я буду тихо ходить по комнате, чтобы не смущать тебя. Согласна?
Священник встал и стал тихо и медленно, держа крест в руках, ходить по комнате. После небольшой паузы Кира, собравшись с духом, сказала:
- Отец Серафим… я… полюбила!
- Рад за тебя, Кира! А я уж было начал думать о… Бог знает о чём. Поздравляю! Любовь нам дана свыше. Она священна. Бог наш всемилостивый награждает нас любовью за нашу праведную жизнь. Поздравляю тебя! Это, безусловно, знак внимания к тебе нашего Господа!
Отец Серафим, обрадованный тем, что Кира наконец-то нашла спутника жизни, стал читать ей отрывок из Первого послания святого апостола Павла, главу тринадцатую. Он читал наизусть и медленно:
«Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру так, что могу и горы переставлять, а не имею любви – то я ничто.
И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею – нет мне в том никакой пользы.
Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится…»
Отец Серафим прочитал всю тринадцатую главу о любви и остановился.
Кира слушала внимательно. Отец Серафим добавил:
- Какая сила в словах! Сколько в них правды!
- Отец Серафим, я полюбила девушку. Девушку своих лет. Я так сильно люблю её, что… Она уехала два дня назад, и я потеряла покой и сон. Что мне делать? И если вы так хорошо и с большим усердием прочитали о том, что нет выше любви на земле ничего, я могу думать, что не совершила греха!
Наступила пауза. Отец Серафим, шокированный таким признанием, не знал, что ответить. Он ходил по комнате и думал. Через пять минут он спросил Киру:
- Ты полюбила девушку? И вы с ней уже…
- Да, батюшка. Это произошло.
- А что она?
- Мне кажется… что она меня тоже полюбила.
- Вот задачу ты мне задала. Извини, что я на «ты», Кира. Ты для нас как дочь. И душа твоя одинока и чиста, но…
- Ничего, это ничего. Так грех это или нет? – спросила Кира.
Священник вздохнул и сел напротив Киры. Он смотрел на неё и не мог найти нужных слов. Через минуту он ответил:
- Кира, то, что вы сделали… хоть и нет об этом в писании… но церковью признаётся как непристойность и осуждается православными людьми. Да ты и сама знаешь об этом, дитя моё. Хм! В моей практике этот случай первый.
- Но вы так хорошо говорили о любви: «…а если любви не имею – нет мне в том пользы…» - процитировала слова из Библии Кира. – Я полюбила. Полюбила впервые. И какая разница – мужчина это или женщина? Это – любовь! И я нахожусь в её власти. Я испытываю настоящее чувство любви, неподдельное. Нам так хорошо вместе…
- Кира, ты сама знаешь, как называется ваша любовь. И твой друг Фред, художник, он тоже знает, как называется его любовь к  другу…
- Вы знаете об этом?
- К сожалению, да. Вы – творческие люди, у всех на виду. Что тебе сказать, что ответить? Если в сердце твоём родилась любовь…
- А она «никогда не перестаёт», - перебила Кира.
- Это… это… хорошо. Но… есть же в нашем городе молодые ребята, уверен, которые хотят познакомиться с тобой, создать семью. Господь сказал: главное – семья.
- Мы о любви, отец Серафим. Так грех это или… просто непристойное…
- Ох, Кира! Как дать тебе прямой ответ? Что сказать, как сказать, чтоб не обидеть тебя? И должно же было такое случиться с тобой!
- «Должно же было» - звучит осуждающе.
- Кира. Любить и быть любимой, без всякого сомнения, хорошо. Но… Как много «но» в нашем разговоре… Не могу назвать тебя грешницей, ибо знаю твою чистую душу. И не могу одобрить… Поступим так, дитя моё. Может, это не любовь, а только кажется… поэтому пусть пройдёт какое-то время, и, возможно, всё решится само собой.
- В других странах разрешают даже вступать в брак таким, как мы…
- Господи, Кира! Господи, прости! – перекрестился священник. – У католиков такая любовь… Словом, в некоторых странах разрешают. Но не во всех. Сделаем, как я говорю. Возможно, что девушка, которую ты полюбила, не заслуживает твоей любви. Пройдёт время, и она выйдет замуж.
- Кто же она такая? – поинтересовался отец Серафим.
- Я полюбила Стеллу Демидову!
- Писательницу? Известную писательницу? – удивился священник. – Насколько я знаю…
- У неё есть парень. Он её любит и она его невеста! – пояснила Кира.
- Господи, помилуй! Две писательницы! Начинаю уже думать, что…
- На это – воля Божья?
- Я так не сказал, - вытирая платком пот со лба, поправил Киру священник. – Ох, и задала ты мне задачу! Как вас угораздило?..
- Простите, батюшка. Но я полюбила и…
- Ты и впрямь – особенная. Если честно, в нашем городе есть, скажем так, такая любовь. Да и в других городах. Но это грех! Они встречаются. Летают в Москву в специальные бары или ещё куда… Но чтобы прийти с исповедью к священнику… Ты, наверное, одна такая на всём белом свете. Я одобряю твоё решение и не сомневаюсь, что вера подскажет тебе, что делать. Только верующий человек способен на такое откровение. Встретимся через месяц. Укрепляй веру, Кира…


                                *  *  *

            Москва, собор Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии


          В ЭТОТ ЖЕ ДЕНЬ и в то же время Стелла решила сходить на исповедь в католический собор в Москве к своему духовному отцу Георгию. Она зашла в собор, перекрестилась и направилась к кабинке, у которой всегда, когда, конечно же, было время, исповедовалась. Присев на стул, Стелла поздоровалась.
Священник, услышав знакомый голос, ответил:
- Стелла, рад, что ты пришла. Как поживаешь? Что сейчас пишешь? Давно тебя не было.
- Я живу большую часть года на Кубани. Мне там пишется хорошо. А пишу я романтическую трагедию. Приближаюсь к завершению.
- Романтическую трагедию?! Стелла, в мире так много трагедий… Написала бы что-нибудь светлое. И мы бы порадовались. Не буду тебя наставлять в этом  деле. Для вас, творческих людей, главное – свобода творчества! Слушаю тебя, дочь моя!
- Святой отец, я полюбила. Я, кажется, влюбилась!
- Отлично! Давно пора. И хоть Альберт – иудей, но парень хороший. И, насколько я понял на твоих исповедях, любит тебя и дважды предлагал тебе стать его женой. Одобряю! Любовь! Что может быть сильнее! Когда свадьба? Старина Яков, храни его Бог, сдался наконец…
- Святой отец (пауза), я полюбила девушку… и мы с ней…
Возникла длительная пауза. Наконец Стелла спросила:
- Святой отец, вы там?
Она услышала глубокий вздох, следом за которым последовал ответ:
- Я думаю, Стелла. Я в замешательстве. Ты… наша любимица и… полюбила девушку? Поверить не могу. Ты действительно её любишь? Или думаешь, что любишь? Если думаешь… Надо положиться на время. А что же с Альбертом? Как с его чувствами? И кто же она такая?
- Она живёт в Калининграде, там это и произошло между нами. Но я туда поехала с определёнными…
- Чувствами? Ещё не созревшими? Ах, Стелла, Стелла. Что скажут твои читатели, когда узнают?
- Её зовут Кира Альтова…
- Писательница? Известная писательница? Я читал её рассказы. И один – о верующем человеке – мне понравился. В нём она точно описала чувства верующих людей и о «непротивлении злу насилием». Хороший рассказ. Господи, Стелла! Господи, помилуй, - священник перекрестился в кабинке. – Как вас угораздило? Две известные писательницы: одна – православная, другая – католичка.
- Так это грех или нет? – спросила прихожанка.
- Католическая церковь относится к такой любви терпимо: «Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит…» Ты сама знаешь об этом, что я тебе цитирую… вся тринадцатая глава есть в одном из твоих рассказов. Твоим знаниям Священного писания позавидует любой католик. Вы хотите венчаться? Вам нужно будет уехать. Россия – православная и…
- Я знаю. Но мы об этом ещё не думали. Всё только началось, и, возможно, я…
- Всему начало. Ты сделала первый шаг? И…
- Признаюсь, святой отец. Мой поступок, это измена в отношении Альберта?
- А вы уже…
- Вынуждена признать, святой отец, да.
- О! Я думаю, если вы ещё не муж и жена, то грехом это не назовёшь. Скорее…
- Временным помешательством… - улыбнулась Стелла.
- Ах, Стелла! Трудно с вами, богемными… Порой вы оказываетесь в таких дебрях, словно сатана искушает вас. Такая любовь на земле не новость. Но то, что ты пришла и исповедуешься – большой тебе плюс. Думаешь, среди прихожан нет такой любви? Я же вижу, кто с кем приходит. Кто на кого смотрит с вожделением. А ведь до исповеди у них дело не доходит. А ты… Только верующий человек способен на такое откровение. Иди с Богом, Стелла. Встретимся через месяц. А пока пусть время сделает свой ход. Ничего в своей жизни пока не меняй. Через месяц придёшь и расскажешь о своих чувствах. Если не придёшь, я буду думать, что ты встала на правильный путь и любовь к Альберту победила. Я с тобой разговариваю разговорной речью. Извини.
- Всего хорошего, святой отец, - одевая чёрные очки, попрощалась с озадаченным священником Стелла.
- Храни тебя Бог! Буду молиться за тебя и за Альберта.
- Хорошо, святой отец. До встречи.
- Такое в моей практике впервые.  Стелла, задержись. Ты знаешь наверняка и видела, возможно, по телевизору, как мамы соблазняют своих пятнадцатилетних сыновей, а отцы - четырнадцатилетних дочерей. Вот  это – грех! Теперь ступай с Богом.
Стелла вышла из собора и поняла, что ничего не поняла, кроме одного: греха в этом нет. А может, она поняла неправильно. Пойми их – эти любовные… «неисповедимы». Им судья, помощник или враг – только время. И оно начало отсчитывать свои минуты – минуты неопределённости, разлуки, желаний и… и… и…


                                  *  *  *


           УТРО. РОДИТЕЛИ СТЕЛЛЫ, Дарьи и Киры сидели за столом в кухне и завтракали. Выпив какао, свой любимый напиток, Анатолий Максимович взял газету «Московские новости» и, прочитав несколько статей, спросил супругу:
- Марина, где вчера была Стелла? Куда она ходила?
- На исповедь, - ответила жена.
- На исповедь? Тебе не кажется, что после приезда из Калининграда наша католичка стала…
- Больше молчать? Я это заметила. Возможно, есть причины…
- Что с ней происходит? Трагически выглядит. Она там, часом, не влюбилась в кого-нибудь? Ты бы поговорила с ней как мать, как женщина. Она уже взрослая, несмотря на то, что ей ещё нет двадцати пяти лет. Узнай, что…
- Творится в её душе? Вечером собираюсь поговорить с ней по душам, - ответила супруга.
Марина Владимировна, конечно же, чувствовала перемены в душе Стеллы и понимала их природу. 
- Поверишь, - продолжал супруг, - мне неловко смотреть в глаза Альберту. Не стыдно пока ещё. Когда мы встречаемся с ним в мэрии у премьер-министра, я словно чувствую какую-то вину перед ним. И всё из-за Стеллы. Она ведь из него верёвки вьёт!
- Ничего не скажешь. Ты прав. Время, обстоятельства меняют нас.
- Снова перенесла дату, которую Альберт так ждал на Старый новый год. Говорит, из-за книги, а сама развлекается в Калининграде. Что с ней там  произошло?
- Мне тоже жаль Альберта. Три раза делал ей предложение, но она… Такова наша дочь, Анатолий, - свободная и непредсказуемая.
- Непредсказуемая! Как они будут жить вместе, если она всё время живёт в Горячем Ключе, а он в Москве?..
- Будем надеяться, что всё наладится, утрясётся.
- Это же надо столько писать! У неё, как говорят, «шарики за ролики не заходят»?
- Сама удивляюсь. Но Кира Альтова тоже много пишет. И весьма плодотворно. Результат налицо…
- Кто она, Кира Альтова?
- Как и Стелла, известная писательница. Она ездила к ней в Калининград.
- Вот как? Я снова что-то пропустил?
- Не бери в голову, дорогой. Я разберусь. Это – моя территория.
- У Альберта много работы, а тут… ещё наша дочь со своими капризами. Они начали строить медицинский центр…
- Он мне говорил. Где-то в Средней Азии.
- В Узбекистане… Где-то там… Поговори с ней, Марина. Если она ходила на исповедь, значит, жди какого-нибудь фокуса, или сюрприза.
- Вечером поговорю. Уже забыл? О работе думаешь?
- И мне доложишь! – твёрдо сказал муж.
- Это приказ? Слушаюсь, товарищ адмирал!
Оба рассмеялись. Муж поцеловал супругу и сказал:
- Мне пора. Водитель уже сигналит. Сегодня много дел.
Анатолий Максимович уехал на работу. Марина Владимировна сидела за столом и пила кофе. Она думала: «С чего начать разговор со Стеллой? Она опять будет спать до вечера. Когда не пишет – спит», - усмехнулась мать.


                                *  *  *

                      Разговор матери с дочерью


          НАСТУПИЛ ВЕЧЕР. МАРИНА Владимировна думала о нём весь день. «С каких слов начать разговор? Как его выстроить?» - гадала она, поднимаясь на второй этаж. Она подошла к двери комнаты Стеллы и остановилась. Прислушалась. Тишина. «Может, спит? Прийти попозже? Нет, необходимо поговорить. Сейчас это важно. Стелла приехала из Калининграда другой, это сразу видно. И чем раньше я узнаю, что на самом деле там произошло, тем  лучше будет для нас всех».
Она постучала в дверь. Стелла ответила:
- Войдите!
Мать вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Подошла к окну, посмотрела на пролетающие мимо окна снежинки и спросила:
- Хорошо выспалась?
- Ох! Давно так не высыпалась. Уже вечер?
- Да. Снег идёт. На улице минус двадцать пять. Холодно.
- Когда я улетала в Калининград, Горячий Ключ и, конечно же, посёлок Октябрьский засыпало снегом. Пришлось пробиваться…
- Я смотрела прогноз погоды в Интернете. Сегодня в районе Горячего Ключа плюс пятнадцать.
- Отлично! Там и отогреюсь. Всё-таки странная погода на Кубани: то минус  пятнадцать, а через неделю уже плюс пятнадцать. Я думаю, ты хочешь о чём-то поговорить со мной? А может, не надо… Сама разберусь.
- Нет, Стелла! И не раздражайся так. Но прежде, чем мы его… или я начну, хочу рассказать тебе кое-что. Вдруг тебе понадобится… для работы, для книги.
- Я слушаю, - вставая с постели и одевая на себя тёплый халат, сказала дочь.
- Ко мне на приём приходит грек – Сократ Апокулус…
- Сократ? Не иначе как в нём поселилась душа или воплотилась того, настоящего Сократа.
- Можно без сарказма? Дослушай. У него проблемы в семье, и связаны они с тем, что он пьёт. Лечиться не хочет. Считает это позором… Так вот, он в настоящее время живёт в Москве, у него в нашем городе бизнес. Родом он с острова Лесбос, там проживают его семья и родственники. Он коллекционер картин.
- Лесбос! Воистину, это не мир тесен, а уже Вселенная! – вспомнив о Кире, о Сафо и обо всём происходившем в далёком прошлом на острове, сказала дочь.
- Ты о чём? – спросила мать.
- Желаешь, чтобы я рассказала?.. Обо всём?
- Расскажешь потом, выслушай. Мы разговорились, и он сказал: «Мы, греки, гордимся тем, что создали современную цивилизацию и, кажется, затерялись в прошлом…»
- И мне так кажется, - усмехнулась Стелла. – Если его слова подвергнуть психоанализу, то это так. И я уверена, что те древние греки, создавшие столько всего, начиная от философии, медицины, поэзии, математики, израсходовали весь генофонд нации. Если грек говорит «да», значит, это – «нет»! И наоборот. Само собой разумеется, приходят на память слова Байрона: «Все лгут и лгут без всякой цели, – в особенности греки».
- И это тоже он сказал. Слушай дальше. У него на острове выставочная галерея. После того, как я закончила сеанс… он встал и воскликнул что-то по-гречески. Подошёл к картинам, точнее, к фотографиям с картин Камиллы Белоцерковской, которыми ты наполнила мой кабинет, и сказал по-русски: «Камилла! У меня есть две её картины – «Моё чёрное "Я"» и «Бухта Инал». Он спросил у меня: «Где находятся оригиналы?» Я ответила, что большая часть - в частных коллекциях. А картина «Две голых лилии» - у моей дочери, и она, конечно, не продаст её ни за какие деньги. Он сказал: «Портрет её любимого Эдгара мечтает заполучить в свою коллекцию любой коллекционер. Но никто не знает, где он. В Интернете портрет есть, - продолжил он, - а где сама картина, никто не знает». Я ему сказала, что портрет висит на стене в одной из квартир в городе Горячий Ключ… «Как его купить?» - спросил он. Я ему объяснила, и он ушёл.
- И в чём же «мораль сей басни такова»? – спросила дочь, присаживаясь рядом с матерью для серьёзного разговора, по поводу которого и находилась мать в комнате дочери.
- Думала, тебе это неинтересно… или хотела начать с этого разговор.
- Во-первых, картины, которые он купил, наверняка подделки. Никакой картины «Бухта Инал» Камилла не писала. Во-вторых, если мне не изменяет память, то у грека восьмая картина «Моё чёрное "Я"», а их всего три… По-моему, три. Во всяком случае, не восемь. У меня архив, мамуля, ты забыла? Ты ему не говори об этом. Пусть наслаждается живописью. Что касаемо портрета, я написала письмо матери Андрея, Борис Юрьевич позвонил мне как-то вечером и сообщил её адрес в Америке. Но забыла отправить. Вернусь в посёлок и сразу отправлю. В письме я ей сообщаю, что дописываю книгу о Глории и Андрее, и хочу, если это возможно, купить у неё портрет её отца и поставить дом на сигнализацию…
- Ты говорила об этом. Ей, вероятно, сейчас за восемьдесят… Поговорим о тебе и…
- Итак, - задала тон разговору Стелла.
- Хорошо. Что между вами – тобой и Кирой? Что произошло и произошло ли вообще что-то?
Стелла промолчала.
- Сделаем так… Я буду говорить, и если то, о чём я буду говорить, окажется правдой, ты будешь молчать. Если нет, останови меня. Поговорим как взрослые люди, и только о правде. Мне нужно знать правду и больше ничего. Это важно для нас всех: для меня и отца, для Дарьи и Киры, которые ни о чём таком даже и не догадываются. Потому, что одна ещё маленькая, а другая… и представить не может себе, что… Я начинаю! Вы с Кирой переспали? (Пауза.) Пойдём дальше. Вы полюбили друг друга, и этим объясняется твоё долгое отсутствие? (Пауза.) Безусловно, ты не знаешь, что теперь делать. И тебе предстоит нелёгкий выбор? (Пауза.) Теперь ты больше думаешь о Кире, чем об Альберте? (Пауза.) Ты в своём уме? – повысила голос мать, обычно не позволяя себе разговаривать со Стеллой в таком тоне.
- В своём… не в своём… Я испытала с Кирой… новые чувства. Намного глубже тех, которые я испытываю с Альбертом. И мне кажется…
- Что скажет Альберт, если всё узнает? Ты подумала про это?
Мать встала и начала ходить по комнате.
- Как же мы, творческие люди, напишем потрясающие произведения для читателей, не испытав новые чувства, эмоции, страсть? Как мы сделаем это? Нам нужны перемены в жизни. Мы – первопроходцы… первооткрыватели новых чувств. И читатель, читая книгу, почувствует нечто новое. Желаю, чтобы люди, прочитав «Глорию» и отдавая книгу подруге или другу, говорили так: «Прочти! Жаль, что я её прочитала и не смогу больше испытать эти чувства так, как в первый раз!»
- Так это всё лишь для того, чтобы испытать… Провести эксперимент – и всё?
- Мам, я тоже так думала, но.. Мы полюбили друг друга. Особенно она…
- «Из двух влюблённых один любит больше…» - процитировала мать слова Камиллы-художницы. Дочь вздрогнула и промолчала.
Воцарилась пятиминутная пауза. Мать и дочь «переваривали» разговор.
Стелла первая нарушила молчание:
- Мам, с Кирой всё по-другому. Она – ангел! Сказала мне, что влюбилась в меня, как только прочитала мои книги и увидела моё фото. Но не решалась позвонить… Долго не решалась.
- Позвонила ты, как только увидела её фото. Инициатива исходила от тебя, Стелла, мальчик в брюках… Стелла, это грех и измена! У меня…
- Мам, я же не с парнем… Всё так быстро произошло, словно это была не я, а та девчонка из моего детства… Нас накрыло волной. Да такой большой!
- Ты любишь Альберта? Скажи правду.
- Нельзя, пойми, вот так, в лоб, задавать вопросы о любви. Не знаю. Возможно…
- Не знаю? Ты дала ему слово! И если ваши отношения станут известны, а в Калининграде, я уверена, в творческой среде, они уже идут: «Вот это да! Две известные писательницы стали лесбиянками!» - громко сказала обеспокоенная судьбой дочери мать.
- Полюбили друг друга. В творческой среде так не выражёвываются.
- Не «выражёвываются»! Что скажут твои читатели? Её читатели? Ты потеряешь половину своих почитателей! Ты думала об этом? Россия – православная страна, и то, что вы сделали - грех! Но ты-то – католичка! У вас всё иначе. В некоторых странах разрешены даже однополые браки… А Кира? Она ведь верующая, и к тому же – православная. Что скажут в церкви ей? – возмущалась мать. – Как вас угораздило?!
- Что поделаешь, мам? Я, возможно, так и не узнала бы, что такое любовь! Если бы не Кира. С ней я испытала это чувство сполна. Её тело, шея, волосы, глаза…
- Ты расскажи мне ещё про то, как вы занимались любовью… - с сарказмом сказала мать.
Стелла не сказала матери, что лишила Киру девственности. Она не стала этого делать. Видя мать впервые в таком состоянии, она решила слегка смягчить разговор:
- Мам…
- А с Альбертом ты не испытывала?..
- Альберт – хороший человек, мам. Он любит меня и хочет, чтобы я стала его женой, и…
- Что ты об одном и том же заладила! Ты любишь Альберта? – повысила голос мать, всё больше раздражаясь.
- Что ты, мам, об одном и том же… Я не уверена…
- Не уверена? И думать забудь об этом. Подумай, что люди скажут…
- Неважно, что говорят люди. Важно, что они не говорят!
- Прекрати! Ты понимаешь, о чём я. Прекрасно понимаешь. Отец – известный в Москве человек. Мать… Сестра – лучший педагог. Кира… Жених тоже…
– Известный в стране человек! Я всё понимаю.
- Послушай, как мы будем смотреть Альберту в глаза? Что подумают на работе у отца? Что будут думать студенты, слушая лекции Дарьи и зная, что её знаменитая сестра любит, заглянем в будущее, и живёт в Калининграде или в посёлке Октябрьском со своей любовницей…
- Что да как! Мам, я поступлю правильно. Не сомневайся. Я сделаю выбор. Я дам ответ Альберту восьмого числа. Если…
(Вот это слово «если», вернее, простой союз, он такое… влияние оказывает на судьбы людей, порой круто меняя их жизнь. И это слово-союз мать не услышала, или не придала ему значения…)
- Это правильно, Стелла. Ты всегда знала, где нужно поставить точку, а не многоточие. Одобряю! Даже отец спросил меня: «Стелла странная стала, не похожая на себя. Она в Калининграде, часом, не влюбилась?»
- Ради благополучия нашей семьи, Демидовых, я поступлю так, как ты говоришь, «правильно».
- Вот и славненько, доченька, - обнимая Стеллу, обрадовалась мать. – От имени всех членов нашей семьи, которые ни о чём не догадываются, выражаю тебе признательность.
- Признательность? Мне нужно лететь в Октябрьский и дописывать книгу. Не ровен час, я и к восьмому марта не успею.
- Лети, доченька, лети. За работой всё забудешь. Когда улетаешь? – обрадовалась мать.
-  Сразу же после католического Рождества.
- Отпразднуешь его со своими подругами-католичками? В ресторане?
- Да. У нас традиция…
Мать встала и направилась к двери, но, открыв дверь, остановилась, посмотрела на дочь серьёзным взглядом, в котором улавливались нотки вины – вины, возможно, за то (её вины – матери), что она, обычно всегда и во всём поддерживающая поступки и дела Стеллы, на этот раз не поддержала её и, поняв это, сказала:
- Стелла (пауза), сделай правильный выбор. Тот, который подскажет тебе твоё сердце. И не слушай меня. Прислушайся к своему сердцу. Тебе в Октябрьском предстоит сделать самый важный и трудный выбор в своей жизни. Забудь, что я тебе говорила.
Стелла всегда понимала чувства матери, её слова, взгляд… И она подумала: «Мама пришла в себя. Такой я её люблю!»
- Спасибо, мам! Я всё поняла.
Они крепко обнялись, и Марина Владимировна вышла из комнаты дочери. И, с облегчением вздохнув, спустилась вниз, где за столом её ждал супруг. Увидев жену, он убрал в сторону газету и спросил:
- Всё хорошо?
- Да, родной! Иначе и быть не может…
Так закончился разговор, которого ждала весь день Марина Владимировна и, безусловно, боялась его.
Стелла стояла у окна и смотрела на снежинки. Через пятнадцать минут она спустилась в кухню, и семья вчетвером стала ужинать.
- Я начала изучать английский язык, - сказала Кира.
Все рассмеялись.
- Нет, вы только посмотрите на них! Что-то не так? – обиженно спросила Кира.
- Нет, нет! Изучай. Вне всякого сомнения, английский тебе пригодится, - ответила за всех мать.
- То-то же! – сказала младшая дочь. – Смотрите у меня…
Все переглянулись и снова рассмеялись. И Кира тоже.


                                  *  *  *

                            Католическое Рождество


Религиозное таинство в светском государстве XXI века – католическое Рождество. Какого числа отмечают рождество католики мира? Католическое рождество празднуют 25 декабря. В этот день рождение Христа отмечают не только католики, но и протестанты, и лютеране. Все европейские страны преображаются, украшаются не только квартиры, но и фасады домов, прилежащие участки. В Европе этот религиозный праздник отмечают более пышно, чем наступление Нового Года. В канун рождества, 24 декабря, все учебные заведения и организации закрываются на двухнедельные рождественские каникулы. За месяц до этого начинают работать рождественские ярмарки, парки обустраивают рождественскими аттракционами, украшают катки. Обычно традиции этого праздника разделяются на традиционные религиозные приготовления и ритуалы и на светские традиции празднования. В церквях и у религиозных католиков подготовка начинается с периода Адвента – усиленного покаяния. За три-четыре недели до рождества в знак покаяния духовенство облачается в фиолетовые одежды. Это время для исповедей. За четыре недели каждое воскресенье проводятся богослужения на определенную тематику: пришествие Христа в конце времён, переход от Ветхого Завета к Новому Завету, служение Иоанна Крестителя. Самое последнее служение в конце четвертой недели посвящается самому Рождеству и событиям, предшествующим ему. Накануне Рождества проводится особенная месса – Месса Навечерия Рождества. В полночь проходят торжественные пышные литургические песнопения. В ходе служения священник возлагает в вертеп фигурку младенца. Всего 25 декабря проходит три литургии: ночью, с приходом солнца и днем (в лоне Отца, во чреве Богоматери и в душе Верующих). Во время литургии все духовенство облачается в белые одежды.

- ИДИ КО МНЕ, ДОЧЕНЬКА. Поздравляю тебя с Рождеством. Как там у вас, католиков, принято проводить этот праздник, я не знаю, - сказал отец, целуя дочь, - но праздничный торт по такому случаю я заказал. Так сказать, католикам – от православных. Его доставят к семи часам вечера. Надеюсь, твоя праздничная программа к этому времени закончится?
- Спасибо, пап, - поцеловала отца дочь.
- Не поверите, но мне кажется, что сегодня седьмое января, раз мы о Рождестве. Я поехал на работу. До встречи. Удачного дня.
- С Рождеством, доченька! Вот тебе подарок, откроешь, когда вернёшься с праздничной мессы. Или как там у вас?.. Всё привыкнуть не могу к тому, что моя дочь…
- Католичка, - дополнила Стелла.
- Ты одна из всего нашего рода выбрала себе веру… И что…
- Мам…
- Какая у вас программа? – спросила мать.
- После мессы мы с подругами поедем в ресторан. Пообедаем, отпразднуем. Потом я вернусь домой.
- Как их?.. Марыся – полячка, Лукреция – итальянка. Правильно? Так зовут твоих одноверцев?
- Ты запомнила, - ответила дочь, посмотрев на часы. – Я готова. Девчата будут ждать меня в соборе. Они живут рядом. Они домохозяйки, а у мужей бизнес в России. Инвестируют…
- Марысю я как-то видела. Красивая особа. А вот итальянку нет.
- Тоже красивая, как ты говоришь, особа. Мне пора.
- Подожди, писательница, - спускаясь по лестнице, крикнула Кира. – Вот тебе подарок. Я перевязала его ленточкой, как это делают на Рождество в американских фильмах.
- Ох, Кирочка! Спасибо! Вернусь и открою его.
- Поздравляю тебя и желаю провести хорошо время, - добавила младшая сестра…


                                    *  *  *

        СТЕЛЛА, МАРЫСЯ И ЛУКРЕЦИЯ вышли после праздничной мессы из Римско-католического кафедрального собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии на Малой Грузинской улице.
- Холод какой, а? – заметила Марыся. – А мы одеты по-весеннему.
- Идёмте скорее в машину. Я припарковала её в квартале от собора.
Они, взявшись за руки, чтобы не поскользнуться, пошли за Стеллой.
- Стелла! Где ты припарковала машину? На окраине Москвы что ли? – спросила Лукреция. – Я начинаю замерзать.
– Ещё немного, и мы… Да где же она? – возмутилась Стелла.
- Ты не помнишь? Не помнишь, где припарковалась? Вот дела!
- Дайте сосредоточиться, - сказала Стелла. – Вон она. Идёмте быстрее.
Они подошли к машине. Стелла открыла её, включила печку и…
- Здравствуйте! Старший лейтенант ГИБДД Михаил Деев…
Стелла села в машину, не стала дожидаться всех формальностей, приоткрыла стекло и сказала:
- Продолжайте.
- Вы владелец машины? – спросил автоинспектор.
- Да. Вот мои документы, - Стелла вытащила документы из сумочки и подала их инспектору.
Старший лейтенант взял документы, посмотрел их и сказал:
- Вы припарковались в неположенном месте. Знаете об этом? Я выпишу вам штраф.
Лукреция опустила стекло и сказала:
- Какой красивый генерал! У нас сегодня праздник. Может, вы отпустите нас? Сделаете предупреждение. Мы так замёрзли, что зуб на зуб не попадает. Знаете об этом?
- Я не генерал. И какой же сегодня праздник, интересно?
- Рождество! – ответили все разом и засмеялись.
- Разыгрываете меня, красавицы. Сегодня же не седьмое января, - улыбнулся инспектор Деев.
- Католическое Рождество! Мы едем в ресторан отметить рождение…
- Католическое Рождество? Вы католички? 
- Да, - ответила Стелла. – А что, в этом что-то не так?
- Вы похожи на русскую… – удивился инспектор.
- Я и есть русская, а мои подруги: одна из Кракова, другая из Рима.
- Разве бывают русские католики? – спросил, глядя на Стеллу, полицейский.
- Как видите, бывают.
- Значит, вы…
- Начинающие замерзать католички, - пояснила Марыся.
«Генерал» посмотрел на девушек, вздохнул, улыбнулся и, вернув документы Стелле, сказал:
- Раз такое дело… С праздником вас, девушки. Езжайте, но будьте осторожны. Гололёд…
- Спасибо! Удачи, товарищ генерал! – крикнула Марыся.
Стелла выехала на дорогу, и повела машину в сторону ресторана, в котором по традиции они праздновали Рождество.
Старший лейтенант улыбнулся и сказал вслух: «Я ещё не генерал!»


                                   *  *  *

         ОНИ СИДЕЛА ЗА СТОЛИКОМ, который заказала Марыся за два дня до Рождества, и смеялись (Лукреция рассказала анекдот).
- Хватит, Лукреция! Сегодня Рождество и…
- Я вот всё думаю, девчата, - выпив водки, спросила Марыся, - почему христиане празднуют праздники в разные дни? У католиков Рождество 25 декабря, у православных – 7 января, у католиков Пасха в одно время, у православных – в другое. Католики носят обручальные кольца на левой руке, православные – на правой, католики крестятся слева направо, православные – наоборот. И так далее. В чём причина? И у нас, католиков, один папа. А у православных – пятнадцать патриархов. Так, да? Нет единого патриарха?
- Кто их знает? Возможно, причина в политике или в разногласиях, - ответила Стелла и добавила:
- А вы знаете, девчата, что в соборе Святого Петра в Риме покоятся мощи трёх женщин? Папы, епископы, святые – все мужчины. И среди них – три женщины. В другом месте, но в соборе. Это большая честь для женщин. И больше такими почестями не удостаивали ни одну из верующих женщин, что бы она ни сделала для веры.
- Кто же они? И что сделали? – спросила Марыся.
- Первая – итальянка, вторая – внучка польского короля и третья – шведка, королева Швеции Кристина.
- Интересно с тобой, Стелла. Всегда узнаешь что-то новое. Просвещаешь нас и посвящаешь в искусство, - сказала Лукреция. – Что пишешь сейчас? Когда ждать очередного шедевра? Мой муж любит твои рассказы.
- Любит? – улыбнулась Стелла.
- Ну, они ему нравятся. Я не русская, и только учусь, - пояснила Лукреция.
- Извини, я не подумала. «Глория», - так будет называться мой роман.
- Роман? О! будем ждать… - похлопала в ладоши Марыся.
- Вернее, романтическая тра…
(Пауза.)
- Что с тобой, Стелла? Ты побледнела.
Стелла увидела Альберта. Он с букетом цветов шёл к столику, за которым они сидели. Они не виделись с того самого дня, когда Стелла вернулась из Калининграда. Не ожидая его увидеть, она слегка растерялась. Вот и побледнела.
Альберт подошёл к столику, поцеловал Стеллу и сказал:
- Поздравляю вас, девушки, с Рождеством, - и вручил букет Стелле.
- Как ты узнал, Альберт, что мы…
- У вас традиция – праздновать Рождество в этом ресторане, который принадлежит моему другу. Он позвонил мне и сказал, что ты с подругами в ресторане. Я вспомнил, что сегодня у вас праздник. Моего друга зовут Якомода.
- Альберт, сколько раз мы с тобой ужинали в этом ресторане, и ты ни разу не сказал, что директор… твой друг. Спасибо за цветы. Очень милые, - прижимая цветы к груди, сказала невеста.
Марыся и Лукреция сидели и молча слушали. Альберт посмотрел на них и подумал: «Как я не догадался… Нужно было купить три букета». Он хотел крикнуть официанта, но в это время подошёл Якомода. Они обнялись. Альберт что-то шепнул на ухо другу, и через пять минут Марыся и Лукреция держали в руках по большому букету цветов.
- Очень красивые. Спасибо, Альберт, - вдыхая аромат цветов, поблагодарила Марыся.
Якомода подозвал управляющего залом и сказал ему: «Всё, что закажут эти красавицы, за счёт заведения».
Альберт улыбнулся и кивнул головой.
- Мне пора, любовь моя! Заскочил поздравить вас с праздником. Улетаю после юбилея Светланы Юрьевны в Петербург. Вернусь через неделю. А ты, солнце моё, не хочешь пойти и поздравить супругу премьер-министра?
(Лукреция и Марыся слушали их и улыбались).
- Я улетаю завтра… Извинись перед Светланой Юрьевной за меня. Придумай что-нибудь.
- Значит, «дан приказ ему на запад, ей - в другую сторону», - процитировал слова из песни Альберт. Оттого, что он наконец увидел Стеллу, у него поднялось настроение. – Увидимся восьмого марта, - поцеловав Стеллу в губы, уточнил Альберт. Скажем так, напомнил.
- Постараюсь, Альберт. Думаю, к этому времени закончу… и мы… - Стелла сделал паузу.
- «И мы»… - повторил он.
- Я дам тебе ответ, - держа жениха под руку и провожая его до двери, ответила Стелла.
- Осталось дописать концовку, а потом весь текст набрать на компьютере. Одним словом…
- Много работы! Буду ждать твоего «да». Хотя порой мне кажется, что я жду его от Рождества Христова. Возвращайся к подругам. И допиши, допиши книгу, раз это так важно, теперь, я думаю, для нас обоих.
Альберт поцеловал Стеллу, и она вернулась к подругам.
- Какой внимательный и элегантный у тебя жених, Стелла, - заметила полячка.
- И когда наконец вы уже поженитесь? – спросила итальянка.
- Восьмого марта я должна буду дать ему ответ, - ответила русская.
- Надеюсь, мы будем  в списке приглашённых гостей?
- Разумеется, Марыся! – ответила невеста.
- Альберт, он ведь иудей?
- Марыся, что за вопрос в наше время? Мы живём не в средневековье…
Стелла, вспомнив деда Якова, вздохнула.
- Любовь, перед ней все религии снимают свои красивые и модные шляпы, - продолжила свою мысль Лукреция. – Нам в следующем году на Рождество нужно съездить в Ватикан, - предложила итальянка.
- Ах, Стелла! Как я сразу не заметила этого чуда? Сними его, я посмотрю, - с восторгом и удивлением воскликнула Марыся.
- Кольцо, надетое женихом невесте, снимать нельзя, Марыся, - пояснила Лукреция.
Стелла, улыбаясь, протянула руку, чтобы Марыся могла хорошенько разглядеть кольцо.
- Какая красота! Бриллиант больше моего. Это знак большой любви к тебе, Стелла. Ты хоть понимаешь это? В кольце, как это по-русски, чувства Альберта.
- Думаю, да! – посмотрев с улыбкой на Лукрецию, ответила Стелла.
- Тогда почему ты его мучаешь? – продолжала Марыся. – Сегодня ты какая-то странная. Обычно ты весёлая, заводная… Что случилось, Стелла? Ты случайно не влюбилась в этом, как его, в Кёнигсберге, в кого-нибудь?
- Что ты говоришь, Марыся, о чём спрашиваешь? – покачивая головой, сказала итальянка.
- Альберт – джентльмен! Взгляни на свой букет… Кто может соперничать с ним? И если пораскинуть мозгами, как говорят русские…
- Раскинуть, - поправила в рамках приличия Стелла Лукрецию, чтобы та не обиделась – А соперничают только люди друг с другом, но не букеты. Извини, я тебя перебила.
- Вот я и говорю: пораскинув мозгами… Что я хотела сказать? Забыла… Ах, да! Если Стелла ещё не замужем за Альбертом, а встречаются они уже почти два года и временами живут как муж и жена… Мысли после водки путаются… значит, они доверяют друг другу. А доверие между женихом и невестой – это главное!
- Я пошутила, девочки. Сегодня праздник! Выпьем за Стеллу, которая, конечно же, допишет свой шедевр в срок, и за Альберта, который наконец услышит «да»! Я правильно это сейчас всё сказала? – спросила Марыся.
- Всё это ты сейчас сказала… хорошо сказала. За тебя и Альберта, Стелла, - добавила Лукреция.
- И всех нас с Рождеством! – подымая свой бокал, сказала невеста.
Стелла развезла подруг по домам и поехала к родителям, где её ждал праздничный торт «Православные – католикам». Такое название дал отец этому кулинарному шедевру.


                                * *  *

                     Возвращение в посёлок Октябрьский


 На Руси традиция празднования Рождества появилась в X веке, после принятия христианства. Христианские праздники тесно переплетались с языческими, и Рождество не стало исключением. Вместе с 27 тысячами приходов Русской Православной Церкви Рождество в ночь с 6 на 7 января встречают Иерусалимская, Сербская и Грузинская Православная Церкви, а также афонские монастыри, многие католики восточного обряда (в частности, Украинская Греко-Католическая Церковь) и часть российских протестантов. Из истории: православное Рождество "отстаёт" от католического на 13 дней. Это произошло из-за путаницы календарей: в 1582 году в Европе появился новый григорианский календарь, тогда как в России продолжали пользоваться юлианским. Когда в начале ХХ века советские власти ввели григорианский календарь и в России, церковь такого решения не одобрила. Рождеству предшествует Сочельник. По монастырскому уставу в этот день полагалось на трапезе вкушать только сочиво - вареную пшеницу (или рис) с медом. От этого блюда и происходит название праздника. Пищу и питье нельзя было употреблять до первой звезды. Как только звезда появлялась на небе, ужинали сочивом. Именно в эту ночь перед Рождеством, по народным поверьям, господствовали две силы: добра и зла. К какой человек примыкал, та и творила с ним чудеса. Одна зазывала колядовать и прославлять рождение Христа за праздничным столом, а другая собирала на шабаш ведьм. В рождественский вечер было принято разжигать костры. Эта традиция у славян, как и у других народов, связывалась с представлениями о возрождении Солнца, начале нового солнечного года, победе света над тьмой, и с культом усопших предков. Сами крестьяне объяснили этот обычай так: «На дворах зажигают огни, полагая, что усопшие родители приходят обогреться, и что от этого огня пшеница народится ярая». Среди каждого двора клался воз соломы, которая после службы в церкви поджигалась. «Делается это для того, чтобы умершим родственникам не было холодно лежать в мерзлой земле в рождественские морозы». При этом обряде "возжигания" огня все старались оставаться безмолвными. Очень большое значение в рождественский сочельник придавалось ужину. Избу при этом убирали с особой тщательностью, стол застилали чистой скатертью, ели в торжественном и строгом молчании. На Рождество в России было издавна принято устраивать праздничный стол, на котором должно быть непременно 12 блюд. Во время Святок мясо, по правилам православной церкви, можно есть каждый день. Праздничное меню всегда было обильно и разнообразно. Обязательными блюдами были: сочиво, кутья, блины, студень, заливная рыба, окорок, буженина, бараний бок с кашей, домашняя колбаса, жареный поросенок, поросенок, фаршированный гречневой кашей, гусь или утка с антоновскими яблоками, утка с капустой.


       САМОЛЁТ ИЗ МОСКВЫ СОВЕРШИЛ посадку в аэропорту Краснодара со второго захода. Стелла вышла из здания аэропорта и, увидев Тимура, направилась в его сторону. Тимур помог ей с багажом и они поехали в Горячий Ключ.
Стелла попросила Тимура поехать не через станицу Саратовскую, как обычно он ездит, а заехать в город через проспект Революции и остановиться возле Нового рынка.
Через полтора часа они подъехали к Новому рынку. Солнце клонилось к закату. День был солнечным и тёплым. Стелла посмотрела на заходящее солнце и, улыбнувшись, вспомнила о московских морозах.
Она купила четыре подарка, новогодних подарка (до Нового года оставалось три дня, и она знала, что уже не выберется в город до конца февраля) - для Матрёны, Егора и их внуков, которые жили в начале улицы со своими родителями, но часто приходили к ним в дом, когда в доме никого не было.
На Развилке она попросила Тимура остановить машину. Выйдя из машины, она перешла дорогу  и зашла в магазин «Цветы». Купила два больших букета - один для Матрёны, другой для себя. (Стелла иногда покупала себе цветы. Как бы дарила их сама себе. У нас у каждого свои странности, и мне кажется, что многие одинокие женщины делают так. Но Стелла не была одинока, поэтому отнесём её поступок именно к странностям, не вдаваясь в подробности.)
В семь часов вечера такси подъехало к дому. Стелла вышла из машины с букетами в руках и вошла во двор. Она осмотрела всё вокруг и сказала: «Наконец я дома!»
Тимур отнёс сумки в дом, Стелла поблагодарила его и рассчиталась с ним. Тимур начал возражать: «Стелла, это много! Хватит и половины. Мы ведь с вами…» - «И слушать не хочу, Тимур. И за всё вам спасибо. Вспомните: холодный, сильный ветер, снег по пояс и меня, опаздывающую в аэропорт. Вы тогда так помогли мне. А поездка в Калининград была для меня очень-очень необходимой. Купите подарки Алёне, дочке». – «Ну что с вами делать?! Спасибо».
Вышла Матрёна, поздоровалась с молодой хозяйкой и спросила, как она провела время в Калининграде, отдохнула ли, набралась ли сил?..
Ужин был готов. Стелла приняла с дороги душ, поужинала, почитала газету «Горячий Ключ» (в ней ей понравились стихи молодой девушки, начинающей поэтессы) и, отложив её в сторону, пошла к себе в комнату.
Вместе с Матрёной, Егором и их внуками – Иваном и Настей - Стелла встретила Новый год, затем и православное Рождество. Перед Рождеством она заказала по Интернету большой торт, на этот раз под названием «Католики – православным», как сделал её отец. Торт доставили по адресу в срок, чему удивились родители и обрадовалась Кира. Торт оказался настолько красивым и вкусным, что Киру пришлось в буквальном смысле оттаскивать от этого рождественского чуда пять раза. (Ну хорошо, два раза).
Перед Новым годом Стелла отправила через Егора, ехавшего в Горячий Ключ по делам, письмо в Америку матери Андрея Камилле Оксаковой. 
Утром, в день православного Рождества, она решила позвонить Кире - они не разговаривали с того дня, когда Стелла улетела в Москву. Перед тем, как позвонить Кире, Стелла ходила по кабинету и думала, что же сказать Кире, с чего начать разговор? Несомненно, трудный для Стеллы, решившей дать наконец Альберту ответ и тем самым сделать самый важный в своей жизни выбор, и для Киры, которая не знала и, разумеется, не догадывалась об этом выборе, что он вообще есть и от этого выбора зависит её любовь, судьба…
Стелла дважды хотела нажать на номер Киры, но, так и не решившись, снова клала телефон на стол.
Она ходила и думала, думала и ходила, но не могла найти тех слов, которые нужны были ей в данный момент. Она заварила кофе. Села на диван и  стала мелкими глотками пить кофе, думая о Кире и вспоминая всё, что произошло между ними. Её выбор стать невестой Альберта, а затем и его женой причинит Кире боль. И она чувствовала себя виноватой перед этим божественным созданием. Она думала: как сделать так, чтобы эта боль была как можно меньше и Кира не впала в депрессию. Стелла вдруг вспомнила слова Киры: «Если ты бросишь меня, то моим утёсом будет балкон, а бурлящим морем – проспект». Вспомнив эти слова, у Стеллы забилось сердце. «Я ведь по-прежнему её люблю! Что же мне делать?» - спрашивала она своё сердце. В это время зазвонил телефон. Стелла не хотела ни с кем разговаривать. Телефон замолчал. Через минуту он снова зазвонил, и Стелла, подумав о том, что, возможно, что-то случилось, ответила:
- Алло!
- Стелла, любовь моя! Я отрываю тебя от работы? Извини, но я…
- Кира! Как я рада, что ты позвонила. Молодец! Я хотела тебе позвонить, но ты опередила меня. Поздравляю тебя с Рождеством Христовым, - оправдываясь, сказала Стелла.
- Спасибо! Как ты? Как книга? – тихо спросила Кира.
- Всё нормально, продвигается…
- Ты не звонила больше месяца. Мне показались эти дни вечностью.
- Кира, давай договоримся, пока я не забыла: если я тебе не звоню, это не значит, что я забыла или… Это значит – я работаю. Договорились?
- Понимаю! Но так долго…
- И работа – моё оправдание в этом случае. Если всё будет продвигаться так, как сейчас, я имею в виду книгу, то в конце февраля я её закончу и начну набирать текст на компьютере, заодно делая поправки и изменения. А… - Стелла вздохнула, - к седьмому числу я должна роман отправить по электронной почте в издательство. А там…   
- Что «там»? – спросила Кира.
- Я позвоню тебе, и мы серьёзно поговорим.
- С нетерпением буду ждать твоего звонка, любовь моя. Надеюсь, ты не прекратишь наши отношения? Я не смогу... Уже не смогу. Ты можешь жить у меня, и мы будем вместе. Или мы купим тебе квартиру в нашем городе. А если хочешь – переедем в другой город, где нас никто не знает. Я могу приехать к тебе… Выбирай… Я приму и буду рада любому твоему выбору. Как скажешь, так и будет. Главное для нас – это быть вместе, - тихо сказала Кира. – Люди будут, конечно, говорить… Но наша любовь…
- Кира, не будем пока говорить о кольцах. Дадим нашим отношениям время – время, которое расставит всё по своим местам в наших душах, в наших сердцах, в нашей любви. Мы, люди, - самые метаморфические существа на свете, - отчаянно произнесла Стелла.
- Метаморфические? – переспросила Кира. – Надеюсь, внутри одной из нас не произойдёт никакой метаморфозы. Я понимаю, о чём ты, понимаю.
- Где будете отмечать Рождество? С кем?
- У меня. Придёт Фред с друзьями и две поэтессы. Вместе и отметим. Стелла, не буду отвлекать тебя. Успешной тебе концовки. Люблю тебя. И рада была увидеть тебя. Ты такая же красивая и сильная.
- Счастливого Рождества! И передавай привет Фреду и его друзьям. Они милые люди. И ты прекрасна!
Разговор закончился. Стелла положила телефон на стол. Ей приятно было видеть Киру (они разговаривали по видео-вызову и видели друг друга в лицо).
«Кира всё так же манит меня. Не знаю и почему? Так хочется обнять её, прижать к груди…» - думала она.
Но Стелла, в отличие от Киры, сказавшей «Люблю тебя», не ответила ей теми же словами. 
Перед ней стоял выбор. Трудный выбор. И она подумала: будет лучше, если она позвонит Кире и сообщит о своём решении после того, как скажет Альберту «да». И Стелла вспомнила слова Марины, которая сказала Эдгару: «Вот увидишь, Эдгар, Бог накажет тебя такой любовью, от которой тебе мало не покажется…»
«И этой любовью стала Камилла. Вот так, Эдгар. Я сейчас чувствую то, что ты чувствовал в те далёкие дни. И за что меня Бог так?.. Да ещё двумя сразу! Посмотрим, что из этого всего получится. Как силы небесные всё разрешат? Вот, Эдгар, всё повторяется: "Троица большой любви"! Только на этот раз троица – это я, Альберт и Кира. Мистика! Не правда ли? Будем ждать финальной сцены, - думала не без иронии Стелла, разговаривая с духом Эдгара. – Кира любит меня, сомнений нет. И пока я изводила себя, и убивала миллионы своих нервных клеток, она позвонила первой. А должна была позвонить я! Теперь, когда я сделала выбор, мне предстоит проверить свои чувства на детекторе лжи, а сердце выдаст заключение…»