Все персонажи вымышлены,

все совпадения случайны.

 

 

Изабелла Кроткова

 

Волшебное зеркало Тимеи

 

Пролог

 

 

«Марина Обручева приглашает…»

Вот уже много дней, сковывающих моё тело тугим кольцом, я всерьёз полагала, что это имя больше не способно нанести мне боли… Но, оказывается, эта боль живее меня, и она просто змеёй дремала на дне моего сердца.

В тёмно-синем длинном плаще я быстро шла, держа в руках пакет с вещами. Едва я увидела этот красивый цветной лист на столбе, тут же поняла, что мне не следовало идти именно здесь, мимо проклятого театра с проклятой афишей… но я думала, что…

Против воли я остановилась перед афишей, где Марина Обручева стояла, подбоченясь и задорно глядя вперёд. Где развевались по ветру её шикарные чёрные, как смоль, волосы. И невольно потрогала русые пряди на собственном парике.

Внезапно во мне начали пробуждаться давно забытые горькие чувства, и я ощутила в горле стойкий тяжёлый ком.

Быстро отвернувшись и надвинув парик плотнее на голову, я ещё крепче сжала в замерзающей руке ручки пакета и стремглав юркнула в узкую щель между театром и высоким забором, отделяющим его от территории шоколадной фабрики.

Мне показалось, что тесный проход сдавил меня невидимыми мрачными клещами.

Спеша и путаясь в полах плаща, я побежала по хлюпающей грязью тропинке вперёд по улице Матросова, а в голове завертелись, словно поднятые ураганной волной со дна памяти, мысли.

«Марина Обручева приглашает… Интересно, кто она – та, которая приглашает? Кого они нашли и втиснули в это имя? И знают ли они, как и где обитает сейчас настоящая Марина Обручева?..»

Ведь настоящая Марина Обручева – это я…

 

 

Глава первая

 

Несколько месяцев назад

 

 

Говорят, что судьба придёт – по рукам свяжет. Вот и я не знала, что моя жизнь, которая с самого детства катилась легко и беззаботно, как детский паровозик, вдруг сойдёт с рельсов и рухнет под откос… И что чёрный день, когда она изменится и станет не моей жизнью, уже совсем близок.

В свои двадцать три года я была примой областной филармонии, обращалась на «ты» к её директору, другу нашей семьи, имела большой дом с садом, маму – актрису на пенсии и богатого жениха, владельца дорогого ресторана «Рио-Рита». Через месяц мне предстояла свадьба, через два – зарубежные гастроли, меня окружали сотни поклонников, я была молода, красива, и казалось, что ничто не сможет разрушить стройного жизненного порядка. Чёрная тоска прожигает сердце, когда я понимаю, что ничего этого уже не вернуть.

И всё чаще и чаще я мысленно возвращаюсь в тот переломный день, обернувший светила тёмной стороной. Сначала словно дотрагиваюсь до него… потом прорастаю внутрь и вновь переживаю последние минуты той, прежней, рухнувшей жизни. А началось всё с обычного, рядового звонка директора филармонии Виктора Никитича и его дружеской просьбы. Таких звонков были десятки, и этот не предвещал ничего из ряда вон выходящего.

Звонок раздался, когда я расчёсывала перед зеркалом блестящие чёрные волосы, невольно любуясь своей красотой.

- Мариша, привет! Как мама? Говоришь, оладьи печёт? Так это замечательно! А у меня к вам важный разговор!

В нашей филармонии часто выступали известные певцы, певицы, актёры и актрисы, поэтому я уже предполагала, в чём будет заключаться просьба Виктора Никитича.

- Послезавтра приезжает месье Рене Валли́н, знаменитый французский дирижёр. Сама понимаешь… – директор чуть замялся.

Я всё понимала. Парижскому дирижёру, так же, как до этого итальянскому певцу, а до него балерине Большого театра не хочется жить в гостинице, даже в номере «люкс». Его тоже тянет поближе к природе. А потому решено поселить его в нашем двухэтажном доме, стоящем на берегу реки.

- Понимаю, Виктор Никитич, - приветливо отозвалась я. Мы с мамой никогда не были против гостей. Мама обожала общество, новых людей и светские беседы за столом, любила хлопотать по хозяйству; к тому же, мы имели помощницу Клавдию Петровну.

- Примете его на недельное проживание, не откажете? – голос директора потеплел.

- Не откажем! – весело прощебетала я, не подозревая, что мрачные тучи уже сгущаются над нашим домом. – Сейчас скажу тёте Клаше, чтобы приготовила гостевую комнату.

- Месье Валлин необычайно интересный человек! Ему около семидесяти лет, он объездил весь мир, так что вам предстоят вечера занимательных рассказов! – понёсся вскачь монолог директора, услышавшего моё одобрение. – Он приезжает не один, а с двумя помощниками – месье Ксавье, это его секретарь, и месье… м-м… забыл, у него такое сложное имя…, это импресарио. Они остановятся в гостинице. Все трое прекрасно говорят по-русски.

Надо сказать, что я была весьма заинтригована личностью месье Рене Валлина.

- С нетерпением ждём нового гостя, дядь Вить! – перешла я с официального тона на дружеский. – Нам тоже есть, что ему рассказать!

- Желаю тебе удачно выступить на концерте, Мариш! Честно сказать, меня очень радуют твои успехи… Жаль, Валера не дожил… - дядя Витя вздохнул и сменил тему. – Как Вадим?

- Спасибо, у нас всё хорошо! Готовимся к свадьбе.

- Приятно смотреть на вашу пару! Такие молодые, красивые, влюблённые… Что ещё нужно для счастья?..

Закончив разговор, я положила трубку на рычаг, подошла к окну и откинула занавеску. Взглянула на сад, которому не было видно конца. Почувствовала, как мою душу переполняет самое настоящее счастье. А месье Рене Валлину семьдесят лет… В семьдесят уже никак невозможно быть счастливым… Ведь всё самое лучшее – далеко позади…

Вздохнув, я задёрнула занавеску и начала спускаться вниз, в кухню, чтобы сообщить Клавдии Петровне о приезде именитого постояльца.

 

 

Глава вторая

 

 

Месье Валлин прибыл через два дня. Он оказался высоким худощавым стариком с глубокими морщинами на щеках. У него были выразительные карие глаза и длинные гибкие пальцы дирижёра.

- Бонжур, мадемуазель! – поздоровался он скрипучим голосом.

- Рада приветствовать вас, – ответила я, продолжая разглядывать его.

Месье можно было бы назвать красивым, если бы не цепкий взгляд, которым он просверлил меня насквозь.

- Проходите, пожалуйста! – тем не менее, гостеприимно предложила я, слегка запнувшись.

Из-за спины дирижёра выглядывал маленький толстяк скользкого вида с чемоданом в руке.

- Это А́урунтам, - произнёс месье Рене на чистейшем русском языке, - мой помощник.

Я вспомнила слова Виктора Никитича об импресарио со сложным именем и неожиданно почувствовала сухость в горле.

 

«Не надо было приглашать его к нам…» - почему-то мелькнула нелепая мысль, хотя тогда я ещё, конечно, не знала, что колесики моей судьбы уже покатились в другую сторону.

 

Месье Рене вновь пронзил меня взглядом глубоких карих глаз.

- Как вы красивы, мадемуазель…

Я сглотнула слюну, проклиная себя за это странное состояние, похожее на ступор.

- Чемодан можно отнести наверх, в комнату, - выручила меня подошедшая мама, направив Аурунтама жестом руки.

Я приняла у месье Рене лёгкое серое пальто и повесила на вешалку.

В этот момент его узкая ладонь случайно коснулась моей, и я ощутила неприятный холодок.

- Мама, я к Вадиму! – поспешно крикнула я, оживая и убегая от буквально потрошащего мои внутренности взгляда.

- Марина… Как же… А ужин? У нас же гости… - растерялась мама, но я уже просовывала руки в рукава своей жёлтой куртки с норковым мехом на вороте.

- Не могу… Он ждёт… - прошептала я, чувствуя, что задыхаюсь.

- Как вы красивы, мадемуазель… - опять долетел до меня прилипчивый шёпот.

Я, как ужаленная, выскочила в сад и захлопнула дверь.

- Что с вами, Марина Валерьевна? – поразился подошедший Антон, мамин шофёр.

Я, наконец-то, смогла перевести дыхание.

- Отвези меня… - начала я и судорожно закашлялась.

- Одну минуту, хозяйка, - подозрительно глядя на меня, произнёс шофёр. – Идите к машине.

Неверными шагами я почему-то пошла не к своему «Ниссану Ноуту», а к маминому микроавтобусу «Фольксваген», открыла его и упала на заднее сиденье. Сердце бешено колотилось.

На водительское место забрался Антон.

- Куда везти, хозяйка?

- В «Рио-Риту», - пролепетала я.

 

«Как вы красивы, мадемуазель…» - этот бархатный шёпот до сих пор обволакивал, окутывал, вился змеёй вокруг меня.

 

«Я ведь не собиралась к Вадиму, - подумала я, - зачем я еду к нему? Почему я сбежала из дома? Ведь ОН… не сказал ничего плохого… Он просто сделал мне комплимент! Может, вернуться?..»

Я выглянула в окно машины и увидела, как влажные осенние сумерки ложатся на улицы города, делая их длиннее. Вернуться… Нет. Что-то во взгляде прибывшего гостя, что-то такое… СТРАШНОЕ гнало меня прочь, как можно дальше…

- Приехали, хозяйка! – перебил мои сумбурные мысли будничный голос Антона.

Путаясь в длинной юбке, я вылезла на тротуар, и передо мной выросло красивое, похожее на терем, деревянное здание ресторана «Рио-Рита».

Ощущая непонятную слабость в ногах, я медленно двинулась к нему.

 

 

Глава третья

 

 

- Марина Валерьевна?.. – у входа меня встретил официант Юра Каверин, симпатичный белокурый парень. - Вы дрожите?..

Глаза его были встревожены.

- Вадим Романович у себя. Пойдёмте, я провожу вас… - Юра подхватил мою фигуру, которая шаталась, как былинка на ветру, и повлёк наверх, в кабинет Вадима. Опираясь на его уверенную руку, я почувствовала, как ко мне возвращаются силы.

 

«Да что это я, в самом деле? – и я даже сумела внутренне улыбнуться. – Испугалась какого-то французского старикашки?.. Он никакой не маньяк, не убийца… Просто дирижёр! И причём знаменитый…»

 

В кабинет жениха я вошла, уже успокоившись. Вадим сидел за своим столом и разговаривал с кем-то по телефону. Увидев меня, он улыбнулся и указал на один из стульев, стоящих в ряд у стены.

Я скромно села на место для посетителей.

- Нам понадобится сто бутылок «Мадам Клико», - втолковывал тем временем мой жених невидимому собеседнику. - Чувак, это моя свадьба! Ну ладно, я тебе перезвоню.

При слове «мадам» я отчего-то вздрогнула. И это не укрылось от Вадима. Выйдя из-за стола, он подошёл ко мне и ласково обнял за плечи.

- Что с моей кисонькой? Сфальшивила на самой высокой нотке? – игриво спросил он.

- У нас новый постоялец… - тихо проговорила я.

Вадим нахмурился.

- Это из-за него ты такая растрёпанная? Кто? Тенорок итальянский или балерун американский? Он что, к тебе приставал? – я почувствовала, как под пиджаком моего любимого наливаются мускулы.

- Что ты… что ты! – сдавленно произнесла я и попыталась изобразить улыбку. – Он только что приехал, дирижёр из Франции… Ему лет семьдесят. Он сказал… - я посмотрела на Вадима. – «Как вы красивы, мадемуазель!»

Тот облегчённо вздохнул.

- Попробовал бы он сказать что-нибудь ещё… Старый ловелас! – и жених притворно грозно сдвинул брови.

Я вновь почувствовала себя в безопасности.

- Он точно больше ничего не говорил? – внимательно посмотрел на меня Вадим. – Он тебя не обидел? Руки не распускал? Знаю я этих богатых и знаменитых стариков…

- Нет… только то, что я красива, - уверила я, – но знаешь… У него был такой взгляд… У него такая холодная рука…

- Это потому что он уже одной ногой в могиле! И рукой тоже! – рассмеялся Вадим.

Я тоже рассмеялась, но это вышло неискренне.

- Хочешь, съездим в выходные в клуб? – предложил жених, приблизив своё лицо к моему, и я вдруг увидела, какие у него прозрачные и холодные глаза – как два голубых осколка льда. Почему я не замечала этого раньше?..

- Пожалуй, - кивнула я.

- Выпьешь? – предложил Вадим, подходя к бару.

- Выпью, - опять кивнула я.

Вадим налил пятьдесят граммов коньяку и протянул мне.

- Вот… И забудь о нём. Вся эта ваша плешивая богема… Тьфу!

Его крепкое тело оказалось рядом, и я прильнула к нему, как замёрзший птенец. Мне захотелось открыться ему, словно признаться в чём-то очень сокровенном, как священнику.

В кабинете стояла тишина.

- Вадим… Ты знаешь, такое со мной впервые. Он как будто ощупал меня взглядом. А его шёпот… как змеиный шорох…

Мне казалось, что Вадим сейчас так близок со мною, и он спасёт меня от этого жуткого ощущения…

Но в этот момент вновь зазвонил телефон, жених метнулся к столу, и любимое тепло ушло вместе с ним.

- Да! Да, и сорок голов сыра «Пармезан», - распорядился он в трубку.

Когда он вновь взглянул на меня, глаза его были озабочены. Я с надеждой поймала этот взгляд… но, как выяснилось, озабоченность Вадима принадлежала не мне.

- Мариш… - произнёс он извиняющимся тоном. – Ко мне сейчас придёт Николаев… Ну, по курам. Ты извини. Давай завтра созвонимся? Хочешь, я скажу Серёге, он тебя отвезёт?

- Нет, не нужно, - ответила я, приподнимаясь. – Спасибо за коньяк, милый.

Надев куртку, я вышла из кабинета.

Рядом снова оказался Юра.

- Всё в порядке?.. – заботливо спросил он.

Мне не хотелось выглядеть перед ним слабой, ведь он знал меня как будущую жену босса.

- Да-да, спасибо! – ответила я, пряча взгляд, и быстро вышла на улицу.

 

 

 

 

 

 

Глава четвёртая

 

 

На улице было уже совсем темно. Не дожидаясь меня, Антон давно уехал, а на такси или даже на автобус у меня не оказалось денег, так как в спешке я выбежала из дома без сумки. Возвращаться обратно к Вадиму не хотелось, и я бесцельно побрела мимо скамеек и фонтанов. Вскоре я вышла к дороге и поняла, что опять замерзаю.

От холода или от странной тревоги меня слегка трясло, я снова вспомнила прозрачные глаза Вадима и его тёплую руку, так некстати ускользнувшую от меня…

От этих размышлений меня пробудил резкий визг машины. Оказывается, я незаметно вышла на дорогу! Но авария случилась не из-за меня, она произошла неподалёку. Прямо на моих глазах завертелась вьюном синяя «семёрка», а из другой, красной машины, вылетело и со стуком упало посреди дороги тело мужчины в тёмном пальто.

В ужасе я подбежала к этому телу.

- Помогите! Помогите! – закричала я не своим голосом.

Откуда-то набежала толпа, все загудели, заметались вокруг.

- Девушка… девушка… - вдруг прошептал человек, лежащий на дороге.

Я наклонилась к нему, прислушиваясь к неровному слабому голосу, и увидела, что рукав моей дорогой жёлтой куртки окунулся в кровавую лужу.

- Я умираю… - сказал человек, - поцелуй меня.

Внезапно почудилось, что всё это происходит во сне. Слишком долгим и слишком невероятным был этот день.

 

Поцеловать его?! Незнакомого небритого мужчину, лежащего в крови, с растрескавшимися губами и помутневшими глазами? Мыслимо ли это?!

 

Но сегодня всё было не так, как всегда.

Я наклонилась над ним и поцеловала его в щёку.

- Спасибо, доченька… - прошептал он тихим-тихим голосом, и шершавая рука сунула мне что-то в карман. - Возьми мою визитку… Может быть, наступит день, когда она тебе пригодится… Запомни – агентство «Справедливость»…

- Захватывай с той стороны! – заглушил последние слова мужчины крепкий санитар.

Зажав визитку в кармане, я отошла в сторону.

- Смотри, это Марина Обручева! – присвистнул кто-то в толпе. Меня дёрнули за окровавленный рукав.

- Вы свидетель? – надо мной завис полицейский.

- Нет… - покачала я головой.

Разум начал проясняться. Это не сон?! И я что, действительно поцеловала того человека?!

- Что он вам дал? – грозно вопросил страж порядка.

- Визитку, - ответила я окрепшим голосом.

- Покажите! – потребовал он.

Я сунула руку в карман, но никакой визитки там не оказалось.

- А в другом кармане?

Из другого кармана вылетела монета и звякнула об асфальт.

Хотя несколько минут назад там тоже было пусто! В поисках денег я обшарила свои карманы ещё возле ресторана «Рио-Рита» и точно это помнила.

Полицейский посмотрел на меня. Я заметила, как какой-то подросток глупо хихикнул и покрутил пальцем у виска.

- Я ничего не знаю… Правда, - взмолилась я.

Потом подняла монету. Это оказались десять рублей. Они как-то непривычно ярко блестели.

- Имя, фамилия, - вновь потребовал полицейский. Он был высокий и рыжий.

- Обручева Марина Валерьевна… - начала я и почувствовала, что почва под ногами куда-то поплыла.

- Обручева? Марина? ТА САМАЯ? – брови рыжего взлетели вверх.

- Отпустите меня, пожалуйста, - попросила я парня.

- Может, вас домой доставить, Марина Валерьевна? – осведомился он, сменив тон с грозного на заискивающий. – У меня и мама, и бабушка – ваши поклонницы… И друзья в вас влюблены…

Я так часто слышала эти слова, что отмахнулась от них, как от назойливых мух.

- Нет-нет… Я сама, если можно.

- Можно! - растянул он рот в улыбке и зачем-то сдвинул фуражку набок.

«Люди погибли, а он лыбится….» - с неприязнью подумала я и отвернулась.

К остановке подошёл автобус.

Надеюсь, десяти рублей хватит, чтобы доехать домой.

 

 

Глава пятая

 

 

Усталая кондукторша дремала у окна, и никто не спросил у меня денег. По стеклу барабанил дождь, в душе моей бродила горечь, и хотелось только одного – скорее оказаться дома.

Увидев мой рукав, Клавдия Петровна всплеснула руками.

- Мариночка! Что это?!

Я покосилась на приоткрытую дверь гостиной.

- А где месье?

- Какой месье?! – вытаращила глаза домработница. И я подумала, что схожу с ума.

- А-а! – тут же сообразила старушка. - Этот… как его… Рено?

Я кивнула. В груди затеплилась робкая надежда, что ему здесь не понравилось, и он переехал от нас.

Но тётя Клаша меня сразу в этом разубедила.

- Спит… Наверху, в гостевой. Умаялся! Три стопки выпил. Мамаше твоей все уши прожужжал про эти, как их… пар… партитуры, вот. Про Новую Зеландию да про Голландию всё рассказывал… Я ему бельё васильковое постелила, воды в графин налила, ботинки почистила…

Слушая вполуха, я бросила куртку на пол.

- Тёть Клаш, в прачечную не носи. Выброси на помойку.

Тётя Клаша подозрительно посмотрела на меня.

- Вадим?..

Я промолчала.

Она осмотрела меня с головы до ног и неопределённо кивнула.

- Ладно.

Я обула мягкие тапочки и прошла в душ на первом этаже. Нужно смыть этот тяжёлый день, выкинуть его из своей жизни, плотно укутать сном, и тогда завтра от него не останется и следа…

Когда, замотанная полотенцем, я проходила мимо гостевой комнаты, дверь была приоткрыта, и оттуда потянуло каким-то другим воздухом – воздухом дальних странствий. Всего мгновение я была рядом с этой дверью, но в этот миг перед глазами вдруг промелькнули далёкие города, незнакомые улицы, гомон непонятных голосов… Словно в нашем доме появился маленький чужестранный остров…

Спать, немедленно спать! Только сон и полный покой.

Войдя в спальню, я сбросила полотенце и с наслаждением растянулась на кровати.

Мне приснился Вадим, который, улыбнувшись, как рыжий полицейский, произнёс «Бонжур, мадемуазель!» и поцеловал меня в щёку.

Утром от вчерашнего дня, действительно, не осталось и следа.

Я вышла к завтраку в светлом платье и ещё издали услышала скрипучий голос месье Валлина и заразительный мамин смех.

- Заходи скорее, Марина! – нетерпеливо махнула мне мама. – Рене рассказывает о гастролях в Венеции.

От меня не ускользнуло, что церемонное «месье Рене» превратилось в домашнее «Рене».

- Вы тоже можете называть меня просто Рене, дорогая! - предложил мне именитый дирижёр. Он, похоже, был в прекрасном расположении духа. Перед ним стояла чашка кофе и пепельница, хотя мама не любила, когда курят в гостиной. Это означало, что седовласый собеседник завоевал её сердце.

И мне это почему-то опять не понравилось.

- Доброе утро, - сказала я, обратившись к его фигуре в сером костюме. Потом улыбнулась маме.

- Доброе, мадемуазель, садитесь! – Рене уверенно выдвинул стул из-за стола, словно был здесь хозяином.

- Благодарю, - отозвалась я, но села на своё привычное место.

Мне показалось, что колючие огоньки на миг мелькнули в его карих глазах.

- Может быть, сядешь рядом с Рене? – слегка виновато спросила мама. – Он очень интересуется тобой! Я уже рассказала, что ты у меня певица, работаешь в филармонии и скоро собираешься замуж. Он очень хочет послушать твоё пение.

Тетя Клаша внесла блюдо с оладьями.

- Спой, Мариша, не откажи гостю!

Я заспанными глазами уставилась на кабинетный белый рояль, стоящий в углу.

- Пусть поест дитё, - вступилась за меня домработница, и я прыснула.

 

Весёленькое начало…

 

Рене вдруг озорно мне подмигнул и улыбнулся, отчего морщины на щеках разошлись в разные стороны.

- Спою, пожалуй! - решила я и подошла к роялю.

- На своём веку я знавал таких певиц, - стряхивая пепел, проскрипел француз, - когда они пели, стёкла в окнах дрожали… У вас, Марина, сильный голос?

- Нет, нет, голос у Мариночки не сильный, - поспешно оповестила мама, - стёкла не лопнут!

- Не сильный? – сигарета зависла в воздухе. Месье насмешливо взглянул на меня. – А за что же вас любит публика? Или вы обманываете её?

От таких вопросов у меня внутри всё вскипело.

«Сейчас ты узнаешь, за что… - подумала я с вызовом, – сейчас ты сам лопнешь…»

Рене отпил глоток кофе и прищёлкнул языком.

- Что будете исполнять? – спросил он, и я почувствовала себя Фросей Бурлаковой.

- Я спою вам песню из мультфильма «Стальное колечко», - ответила я скромно.

Старик удивлённо поднял брови:

- Из мультфильма?!

И засмеялся, глядя на маму.

- Никогда не слышал, чтобы филармонические певицы пели песни из мультфильмов…

Морщины вновь разошлись в стороны.

Месье поудобнее устроился на стуле, сложил руки на груди и уставился на меня как на редкое животное, привезённое в зоопарк.

- Пожалуйста, - благосклонно разрешил он.

Тётя Клаша, поставив блюдо на стол, отошла и замерла в углу.

Я откинула подол платья и села к роялю.

Из-под пальцев полилось тихое вступление, и над гостиной взвился мой голос – прозрачный и чистый, как хрусталь, по словам критиков. Один столичный журналист писал, что голос Марины Обручевой похож на полёт одинокой птицы. При первых же звуках пожилой мужчина нахмурился, потом подался вперёд и замер, словно боясь пропустить летящую ввысь песню. Голос не пробивал окна, но он делал что-то совершенно другое. Для него просто не существовало ни окон, ни дверей, ни потолка. В нём была лишь бесконечная, охватывающая всё, свобода.

В полной тишине я закончила.

По тому, каким прерывистым стало дыхание господина дирижёра, я поняла, что он потрясён.

- Садись, Марина! – с оттенком гордости произнесла мама, жестом отпуская замершую, как статуя, Клавдию Петровну.

Я подошла к столу и почему-то, сама не желая того, села на стул, выдвинутый маэстро.

Он очень внимательно посмотрел на меня, и в глубине его глаз я уловила затаённую страсть.

Не отрывая от него взгляда, я спокойно придвинула к себе чашку кофе и блюдце с оладьями.

Он всё не мог успокоиться. Снова закурил, отвернувшись в сторону. Красивая худая рука слегка дрожала.

- А вы женаты, Рене? – с любопытством спросила мама.

Рене кашлянул, затягиваясь, и, обратившись почему-то ко мне, хрипло сказал:

- Я был женат семь раз. Но все мои жёны, к сожалению, трагически погибли…

От этого откровения лёгкая дрожь прошибла меня под домашним платьем. Я чувствовала его близость, и словно огонь полыхал вокруг меня. Но мама этого не замечала.

- Какой ужас! – ахнула она.

- …Но я не теряю надежды ещё раз встретить свою судьбу, - оптимистично заявил маэстро.

- Ещё раз?! По-моему, пора остановиться! – вырвалось у меня, и я бестактно засмеялась. Мама резко толкнула мою ногу под столом, призывая прикусить язык.

Заезжий гость внимательно посмотрел на меня, и я почувствовала, что щёки мои заалели.

Мама метнула в меня испепеляющую молнию.

- Позвольте вашу ручку, мадам, - наконец, пришёл в себя дирижёр и обратился к маме, очевидно, пытаясь сгладить неприятный инцидент. – Я, знаете ли, обладаю некоторым даром предвидения и у себя в замке частенько развлекаю гостей подобным образом.

Сразу забыв о моей некорректности, мама протянула гостю душистую ухоженную руку.

- Обожаю предсказания! – и она даже мурлыкнула от удовольствия.

- Вы дважды были замужем, - начал маэстро, вглядываясь в линии маминой руки, - первый раз был неудачным.

- О, да, да! - воскликнула мама. – Первый раз был ошибкой, безусловно, ошибкой!

- Вы любите роскошь, любите общество, развлечения…

Я хмыкнула. Для таких предсказаний не нужно быть прорицателем…

На миг он поднял на меня глаза и вдруг произнёс то, чего ни я, ни мама совсем не ожидали услышать.

- Вскоре, мадам, вы познаете одиночество. Вашу привычную жизнь разрушит боль утраты…

Мама мягко высвободила руку.

- Что вы такое говорите?! – на её лице застыла смесь обиды и испуга.

Маэстро протянул ко мне свои длинные пальцы и обхватил ими мою ладонь. Я почувствовала, как у меня сильнее забилось сердце.

- А вот почему, - произнёс он, глядя не на руку, а мне в глаза. - Ваша дочь скоро уедет из этого дома. Уедет неожиданно и надолго.

Мама сдавленно засмеялась.

- Ну конечно, уедет! Марина через месяц выходит замуж!

Взгляд карих глаз резко полоснул меня по сердцу, и я вдруг поняла, что между мной и месье Рене уже существует какая-то невидимая, но очень явственная связь. И мы, глядя друг другу в глаза, ощущаем некие сигналы, которых не замечают и не принимают окружающие. Словно безмолвный разговор начался между нами, хотя внешне мы выглядели как спокойная молодая девушка и старик, держащий её за руку.

Внезапно перед глазами возник слабый туман, потом он начал рассеиваться, и сквозь его сероватую завесу проступил высокий замок с двумя башнями по краям. Над одной из башен висела луна, а к замку шаркающей походкой подходила сгорбленная пожилая женщина в серо-зелёной шали…

Женщина подошла к двери замка. Она взялась за круглое кольцо на двери и начала медленно поворачивать ко мне голову. Сейчас я увижу её лицо…

Неожиданно предсказатель выпустил мою руку, и это разрушило неясные образы в моей голове.

- Видели что-то? – его лицо осветила мрачноватая улыбка, и мне показалось, что он играет со мной в какую-то опасную игру.

- Видела, но ничего не поняла… - ответила я, пожимая плечами.

Моя левая ладонь горела огнём.

Мама, тоже ничего не понимая, растерянно хлопала глазами, переводя взгляд с меня на месье Рене.

- Тебя что-то испугало, Марина? – с тревогой спросила она.

- Ваша дочь немного заглянула в будущее и увидела свою судьбу, - серьёзно ответил маэстро-предсказатель.

- Что там было, Марина?! – ещё тревожнее повторила мама, и на шее у неё забилась тоненькая голубая жилка.

 

Аромат страха разлился по уютной гостиной.

 

- Не знаю… Какой-то дом с башнями и женщина в шали…

- Может быть, это дом Вадима? У него тоже есть башенка… - предположила мама.

Но я не могла вымолвить ни слова. Я вдруг подошла к окну и закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти образ этого дома.

 

Нет, тот дом не был домом Вадима. Он был выше и тоньше, и намного изысканнее, чем аляповатый современный коттедж моего жениха. Замок, который я увидела, был словно не выстроен грубыми руками строителей, а вышит нежными пальцами кружевниц… Но, несмотря на свою неповторимую красоту, он был страшен и жуток…

 

- Марина, тебе уже пора на репетицию! – будильником прозвенел мамин голос. – Я всё же полагаю, что ты видела дом Вадима. У моего будущего зятя, - обратилась она к месье Рене, - прекрасный дом с башенкой и пруд, правда, очень маленький. Жаль, что лебедям там не разместиться… Я обожаю лебедей!

- Сегодня вечером ко мне, возможно, приедет сестра, - вдруг заявил месье Рене, и я с удивлением обернулась к нему.

Возникла минутная пауза.

- А… а ваша сестра тоже обладает даром предсказания? – наконец, отмерла мама.

- Скорее, даром ясновидения, - произнеся эти слова, месье Валлин почему-то неприятно усмехнулся. - Она слегка не в себе, но не опасна. Время от времени я лечу её в санатории в одном уютном местечке Германии, но, к сожалению, осенью бывают обострения…

Мы с мамой с ужасом переглянулись.

- Она не слишком навредит вашей хрупкой психике. И ещё. Завтра мы уезжаем. У меня появились неотложные дела…

Неожиданно он взглянул на часы и, что-то бормоча себе под нос, вышел из комнаты.

 

Завтра они уедут. Уедет этот странный человек в сером костюме и его ещё не приехавшая сестра, у которой бывают обострения. Они уедут, и я забуду его холодные прикосновения, его взгляд, видения замка, и моя жизнь вновь вернётся в своё привычное русло.

 

 

Глава шестая

 

 

Я перебираю в памяти каждую минуту этого последнего дня. Интересно, в какое мгновение можно было повернуть неудержимый ход событий вспять? И было ли оно, это мгновение? Позже я часто вспоминала юного Якова из сказки «Карлик Нос», который посмеялся над старухой, и за это она превратила его в карлика и заставила прослужить семь лет в своём заколдованном доме. Семь долгих лет!.. В детстве это была моя любимая сказка…

И снова я возвращаюсь в этот день, словно пытаясь запоздало изменить в нём что-то – роковую сцену у рояля, неосторожно оброненную фразу или что-то ещё… Может быть, я могла убежать, скрыться, обратиться за помощью к Вадиму… Но мой чёрный день – как старый фильм, который ты смотришь в десятый раз, каждый раз надеясь, что он кончится по-другому, но он всегда кончается одинаково…

Репетиция к вечернему сольному концерту немного отвлекла меня, будто я вырвалась из душной клетки, в которую неожиданно превратился мой горячо любимый дом. Шутки коллег, восхищение молодого дирижёра оркестра филармонии, моё счастливое отражение в большом зеркале фойе – всё это вытеснило из сердца неприятные утренние события.

 

Завтра он уедет.

Завтра для тебя не будет…

 

Что это за мысль прилепилась?..

Я замерла, прислушиваясь к происходящему в собственной голове…

- Мариночка! – окликнул меня концертмейстер оркестра. - Подойдите на минуточку, нужно уточнить фермату в четвёртой цифре!

Наконец, репетиция была окончена, и я спустилась вниз.

- Аншлаг, Марина Валерьевна! – громко сообщила мне кассирша из своего окошка. – Все билеты проданы!

В приподнятом настроении я села в «Ниссан» и поехала домой, чтобы перекусить и вернуться назад к началу концерта.

В гостиной был накрыт праздничный стол.

- Что отмечаем?.. – весело спросила я, заглянув в комнату, и осеклась, увидев месье дирижёра. Он успел сменить серый костюм на траурный чёрный, и от его торжественного облика повеяло похоронами. Атмосфера гостиной вызывала те же ассоциации. Шторы на окнах почему-то показались слишком мрачными, воздух – тяжёлым и душным, как перед грозой…

Сердце моё неожиданно ёкнуло.

- Есть повод, дорогая хозяюшка! – оповестил месье скрипучим голосом.

- А где мама? – насторожилась я, тревожно озираясь.

В доме стояла непривычная тишина. Она была какая-то… стеклянная. Казалось, тронь её и… заденешь. Она зазвенит. Как люстра с десятками сосулек…

О Господи!..

Я приложила ладонь ко лбу. Неужели температура?..

- Она уехала к подруге.

Я остановилась в дверях зала, ничего не понимая. Мама не собиралась никуда ехать, это было не в её правилах - уезжать, оставляя гостей дома одних.

- Но обещала скоро вернуться, - пояснил чёрный гость и невозмутимо добавил:

- Не составите нам компанию?

- Нам?.. – я оглянулась по сторонам и увидела, что со второго этажа спускаются помощники маэстро – долговязый Ксавье и маленький тучный импресарио с труднопроизносимым именем.

- С удовольствием… - ответила я медленно. Интересно, где тётя Клаша?.. Что, кроме Рене Валлина и его друзей дома больше никого нет?..

Где-то в глубине первого этажа звякнула посуда. Наверно, это она…
Без всякого удовольствия я прошла в гостиную и в изумлении уставилась на стол. Откуда все эти яства? Какие-то диковинные соусы, огромная рыбина на блюде… У нас точно ничего такого нет…

- Разрешите угостить вас? – прищурил месье левый глаз. – Я бы пригласил вас в ресторан, но у нас совсем мало времени! Тем более что я хочу сделать вам одно интересное предложение.

Я села за стол, по-прежнему ощущая смутную тревогу, и Ксавье тут же услужливо поставил передо мной блюдо с каким-то варевом.

- Что это? – отпрянула я, начиная жалеть, что не поехала перекусить в ресторан Вадима.

- Суп из лошадиных глаз! – любезно сообщил Ксавье, и я в ужасе оттолкнула кушанье.

- Напрасно… - заметил импресарио, запуская ложку в свою тарелку и отвратительно чавкая.

- Что всё это значит?! – резко спросила я, чувствуя, что тревога в груди отчаянно нарастает.

Наверху хлопнула дверь. Кто там?.. Тётя Клаша?..

Месье Рене Валлин придвинул свой стул чуть ближе, так, что я услышала его дыхание.

- Марина! - начал он свою речь, и я содрогнулась. - Почти пять лет назад скончалась моя седьмая, горячо любимая жена. С тех пор я безуспешно искал ту, что заставит моё сердце вновь забиться. Искал, но не находил. Пока не встретил вас…

Я молчала, уже понимая, что он скажет дальше, и не представляя, что я могу ему ответить.

- Вы… нет, ты! – глаза его сверкнули. – Ты! Та самая, кого я ищу. Ты вызываешь во мне восторг, трепет и страсть! Да! Страсть, которую, казалось, уже невозможно возродить в моём сердце. И вот она снова жива, я снова влюблён, страстно, горячо влюблён!

- У меня есть жених… - шепнула я растерянно.

Неожиданно фотография Вадима в весёлой рамочке, стоявшая на комоде в углу, сорвалась и упала на пол. Я бросила на неё взгляд… но она лежала в таком ракурсе, что казалось, будто рот у Вадима перекосился, а один глаз уменьшился.

- Мама!!! – закричала я, вскакивая.

Рене схватил меня за руку своей костлявой рукой и силой удержал на стуле.

- Мама!!! – завопила я ещё истошнее, изо всех сил стремясь вырваться. Импресарио тем временем невозмутимо поедал омерзительный суп, а Ксавье копался вилкой в спагетти с какими-то существами, похожими на фиолетовых червей.

- Мариночка, своими криками ты разрываешь мне душу… Неужели я настолько неприятен тебе? – он качнулся ко мне, пожирая глазами, и я засеменила ногами под стулом, безуспешно пытаясь выскочить из-за стола.

- Я предлагаю тебе стать моей женой! – пророкотал он неожиданно громко и сильно, и от этого рёва погасла стоящая перед ним свеча. Только сейчас я обратила внимание, что по углам стола стоят зажжённые свечи.

- Готичненько! – заговорщицки подмигнул мне Ксавье.

- Но я не люблю вас! – закричала я, дёргая рукой. – У меня есть жених… Оставьте меня, прошу вас!

 

Я кинула взгляд в угол… И мне показалось, что Вадим на фотографии, по-прежнему лежащей на полу, вновь скривил рот в противной ухмылке.

 

- Я дам тебе всё… - зашипел старик, и дыхание вдруг стало жарким, как огонь, и опалило мои губы. – Ты будешь хозяйкой моей парижской квартиры и огромного замка с прудом, где плавают восхитительные лебеди! У тебя будут бриллианты величиной с перепелиное яйцо, я обещаю тебе гастроли по всему миру и деньги… много, много денег…

- Но я не люблю вас! – вскричала я, чувствуя, как из глаз брызнули слёзы. – Вы такой… вы такой СТАРЫЙ!!!

Это слово выскочило из моего рта и словно запрыгало по полу. Мне послышалось, как изо всех углов вдруг раздались его отзвуки – «старый… старый… старый…»

Внезапно он выпустил мою руку. И я тут же отпрянула, потирая ладонь.

- Так значит, моя сестра всё-таки приедет… - прошептал он, - как я не хотел этого…

Я вновь попыталась отодвинуть свой стул, но он неожиданно стал очень тяжёлым.

Маэстро повысил голос:

- Ксавье!

- Да, месье Рене? – поднял брови долговязый секретарь.

Хозяин произнёс несколько слов, кажется, по-испански, но я не была уверена в этом. Ксавье кивнул и на том же языке обратился к импресарио. Тот мгновенно перестал жевать и резво выбежал из-за стола.

- Старый… - горестно произнёс в сторону маэстро, и внезапно мне стало жаль его.

Вдруг он резко повернул голову и обратился ко мне почти отчаянно:

- Согласись, Марина! Я прошу тебя в последний раз!

 

В последний?.. Значит, если я сейчас откажусь, он больше не будет просить меня?..

 

В дверях возник импресарио и двинулся в нашу сторону. Разложив на стуле небольшой жёлтый чемоданчик, он открыл его и начал азартно рыться. Наконец, он нашёл какой-то предмет и показал маэстро.

- Погоди, - жестом остановил его тот и вновь обратился ко мне.

- Итак, я жду ответа.

Я сглотнула. Как они смеют? В моём доме… У меня сегодня концерт…

- Нет! – закричала я громко и пронзительно. – Нет, нет и нет! Гнусный, отвратительный старик! Не смей прикасаться ко мне! Ты мне противен! И никакие богатства на земле не заставят меня выйти за тебя замуж!

Месье едва заметно кивнул импресарио, и тот передал Ксавье извлечённый из чемодана предмет.

В то же мгновение мои плечи оказались в цепких руках секретаря.

- Пустите меня! Что это значит? Тетя Клаша! Помогите!!! – заверещала я.

Маэстро поудобнее откинулся на стуле.

- Спокойно, спокойно… - увещевал над ухом мелкий импресарио.

Ксавье тем временем трижды быстро махнул чем-то перед моими глазами, и я ощутила три лёгких укола – в запястье, в бровь и в губы.

К горлу подступила дурнота, которая неожиданно быстро прошла.

- Ну, вот и всё! – захлопал в ладоши импресарио и засмеялся.

Маэстро строго взглянул на него, и тот сразу замолчал.

Острые пальцы отпустили меня.

Я дёрнула плечом и гневно посмотрела на маэстро и его помощников. У меня открытое концертное платье, а тело слишком нежное для таких грубых ручищ, как у мерзкого Ксавье… Наверняка останутся синяки, которые гримёрше придётся замазывать огромным слоем тонального крема…

- Ну нет – так нет! – развёл костлявыми руками месье Рене, неожиданно повеселев. – Воля ваша.

Он перевёл взгляд на часы.

- А время-то…

Я тоже посмотрела на часы. Без пятнадцати шесть!

- Надеюсь, когда я вернусь после концерта, вы уже уберётесь отсюда! – с ненавистью бросила я.

В ответ раздался отвратительный старческий смех.

Стул непостижимым образом вновь стал лёгким, я без труда отодвинула его и бросилась к выходу.

- До скорого свидания… - долетел до меня скрипучий голос дирижёра, но я захлопнула его вместе с входной дверью.

 

 

 

 

Глава седьмая

 

 

У врат филармонии, как обычно, дежурили два охранника – Эдик и Доберман. Толстый Эдик стоял у служебного входа, а Доберман, прозванный так за определённое сходство с данной породой собак, – у центрального.

Подходя к служебному входу, я заметила, что Эдик озабоченно разговаривает с кем-то по телефону.

- Нет, не подошла ещё, Виктор Никитич! - донеслось до моего слуха, и Эдик взглянул на безвкусные часы на своей волосатой лапе. – Шесть двадцать. До концерта десять минут. А вы ей звонили?..

В этот момент я лёгкой походкой подлетела ко входу, кивнула охраннику и взялась за ручку двери.

- Эй, вы куда?! – рот Эдика раскрылся, как бездонная пещера, полная желтоватых прокуренных зубов.

- Добрый вечер! – ответила я, ослепительно улыбнувшись, и потянула дверь на себя. Она приоткрылась, я юркнула туда, но тут же силой Эдика выкатилась обратно.

- Вы куда, вам говорю?! – надо мной, как два белесых шара, зависли два злых глаза навыкате.

Я, начиная выходить из себя, вырвала из рук охранника рукав шерстяного пальто.

- Эдик, ты что себе позволяешь?! Ты что, не видишь, я спешу!

Эдик, который, по моим понятиям, должен был, узнав приму, смутиться и извиниться, неожиданно громко заржал.

- Ты глянь, Николаич, спешит она! – вместо извинений он показал меня подошедшему начальнику охраны Александру Николаевичу.

Я почувствовала, как щёки мои запылали.

Ну, сейчас «Николаич» ему задаст!..

Тот озабоченно наклонился надо мной.

- Вы что хотели, женщина?

Чувствуя, что мой рукав в безопасности, я поправила пальто и отошла на шаг назад.

- Александр Николаевич, Эдуард не пропускает меня на концерт!

Вопреки моим ожиданиям, Эдик ничуть не смутился, а Александр Николаевич по-прежнему смотрел на меня в непонимании.

- На концерт?.. Так вам нужен центральный вход, а это служебный! – разъяснил он.

Теперь уже я ничего не могла понять.

- Мне и нужен служебный, вы что, с ума все посходили?!

В этот момент у Эдика опять зазвонил телефон. Он достал аппарат и приложил его к уху. Я снова метнулась к служебному входу, но начальник охраны мягко развернул меня назад.

- У вас есть билет? – спросил он спокойно.

- Да какой ещё, к чёрту, билет?! Что здесь происходит?! - взорвалась я, не на шутку свирепея.

- На концерт Марины Обручевой. Вы же на концерт Обручевой пришли?

Я остолбенело воззрилась на него, потом на Эдика, невозмутимо вещавшего в трубку:

- Нет… Не подошла. Не знаю, что и думать.

 

Они что, разыгрывают меня?!

 

- Не смешно! Пропустите, Александр Николаевич! Я и так уже опаздываю.

Я снова дёрнулась к двери.

- Я не понял, милицию, что ли, вызывать?! – рявкнул, подходя, Эдик, и я невольно отпрянула. – Вам же сказано – с центрального входа!

Откуда-то из глубины пока ещё далёкой волной начала подниматься уже знакомая смутная тревога. Чувствуя, что происходит что-то не то, я не стала больше спорить и рваться, а отошла и остановилась в стороне. Может, они пьяны?.. А может, служебный вход по какой-то причине не работает, и нужно действительно зайти с центрального?.. Я попыталась вспомнить, не говорил ли на репетиции директор о перекрытии служебного входа, но ничего подобного на память не приходило.

Ещё раз окинув взглядом уже позабывших обо мне Эдика и его начальника, я, наконец, развернулась и медленно пошла навстречу Доберману.

Тот, не увидев в моей руке билета, без разговоров отшвырнул меня от входа чуть ли не за грудки.

Едва сдерживая закипающие от несправедливости слёзы, я, наконец, сообразила, что можно позвонить Виктору Никитичу и потребовать разобраться в вопиющей ситуации.

Тут же я вытащила мобильник и набрала его номер.

- Кто это? – резко спросил директор, услышав мой голос.

- Марина… - шепнула я.

- Марина? – с явным облегчением отозвался директор. – Ну, наконец-то! Ты где? Народ уже зал заполняет, я тебе обзвонился, дома никого, на сотовом – никого… Что случилось?! Хочешь до инфаркта довести старика? – он рассмеялся.

- Меня не пускает охрана! – пожаловалась я.

- Не пускает? Как это, не понял? А что у тебя с голосом? Ты сможешь петь? – посыпались тревожные вопросы.

- А что у меня с голосом?.. – переспросила я, замечая вдруг, что голос, мой волшебный хрустальный голос, меня не слушается и начинает помимо воли дребезжать, как будто железом скребут стекло.

Волна смятения в душе приподнялась чуть выше.

- Спуститесь, пожалуйста, Виктор Никитич! – взмолилась я, чувствуя, что голос дребезжит ещё сильнее и мельче, и голова моя тоже вдруг затряслась вместе с голосом.

«Батюшки мои…», - испугалась я. Что это со мной?..

- Ты где? – спросил Виктор Никитич каким-то напряжённым тоном. Вопрос донёсся немного издалека, и я поняла, что он смотрит на экран своего телефона, на котором написано «Марина», и проверяет, я ли это.

- У центрального входа, - стараясь выровнять интонацию, произнесла я. И кажется, мне это удалось. Хрустальный голос вновь звякнул заливисто и легко. Я приободрилась, но Виктор Никитич не разделил моего оптимизма.

- Чёрт знает что такое… Не голос, а скрежет какой-то… Хорошо. Я сейчас спущусь, - строго сказал начальник, и связь прервалась.

Через две минуты, двигаясь наперерез толпе, из здания вышел Виктор Никитич в костюме и парадных туфлях. Я сделала неловкую попытку подойти к нему, но будто споткнулась о его взгляд. Он направил его прямо поверх моей головы, куда-то вдаль. Потом осмотрелся поблизости, словно перелистывая идущих и стоящих людей. Всё это время я была в непосредственном поле его видимости, но ни разу не попала в него.

Волна тревоги хлынула из меня мощной и неудержимой силой. Я стрелой подлетела к директору.

- Виктор Никитич!.. Здравствуйте.

Он перевёл на меня отсутствующий взгляд.

- Потом… потом… позже… - и он отскочил от меня куда-то в сторону, по-прежнему озираясь вокруг. Потом полез в карман за телефоном.

Сейчас он позвонит мне и увидит, как я возьму трубку!..

Но взять трубку мне не дал Доберман.

- Простите, но вы мешаете! - вежливо молвил он, беря меня под белы ручки и уводя подальше от директора. – Если вы на концерт, то проходите в зал, концерт скоро начнётся!

Похоже, он был не в курсе. Высокое начальство в образе Эдика не просветило его.

- Ты… ты что, не узнаёшь меня? – робко спросила я Добермана.

Он пристально всмотрелся в моё лицо.

- Простите, нет. Так вы идёте в зал?

- Нет… у меня здесь свидание… - почему-то отказалась я и брякнула первое, что пришло в голову.

- Свидание?..

Доберман окинул меня высокомерным взглядом с головы до ног, ухмыльнулся и отпустил мой локоть.

Я повернула голову. Директора у входа уже не было.

Сотового в кармане тоже не оказалось.

Я начала шарить в пальто и нащупала в глубине кармана ощутимую дыру. Когда она успела появиться?.. Ещё пару минут назад никакой дыры там не было…

Ощущая внезапную сухость в горле, я растерянно стояла у входа, а мимо меня быстро шли на мой концерт опаздывающие зрители. Один из пробегающих мужчин случайно зацепил меня плечом.

- Извините… - он взглянул мне прямо в глаза, я откинула капюшон и умоляюще подалась к нему.

- Я не хотел, - мужчина равнодушно прошёл мимо.

«Они не узнаю́т меня… - поняла я, – но почему?.. Что со мной?»

Посмотрела вниз, на подол своего пальто, на свои стильные сапожки… Это была моя одежда, моё пальто, мои сапоги… Это была я! Но никто почему-то не узнавал меня во мне.

Народ всё прибывал и гудел возле моей афиши, как потревоженный улей.

Не замечая меня, одиноко стоящую прямо перед ними.

Никем не узнанная, я медленно развернулась и пошла к своей машине, оставленной недалеко от служебного входа.

В голове стоял полный туман.

Возле моего «Ниссана» уже собралась толпа, и Виктор Никитич, оказывается, тоже был там. Вокруг него возбуждённо бегал Эдик с выпученными глазами, а рядом, тихо переговариваясь меж собою, стояли мой администратор, растерянная гримёрша и несколько музыкантов оркестра.

Ну и чёрт с ними!.. Толкают, хамят, не замечают… Не нужна я им? Хорошо! Пусть тогда сами поют, а я поеду домой!

Я уверенно двинулась было вперёд… но, подходя ближе, невольно замедлила шаг. И в голове возникла странная, дикая мысль – а пустят ли они меня в МОЮ МАШИНУ?..

Заметив меня издалека, Эдик бешено сверкнул глазами, и я остановилась.

Сейчас достану ключи, невозмутимо подойду, сяду и уеду…

Происходящее казалось сценой из фантасмагории.

Я сунула руку в карман и снова нащупала там ту же дыру.

Потом судорожно заметалась рукой внутри сумки…

Они лежали там, сбоку, в кармашке.

Уже менее уверенно я вновь начала приближаться к толпе, обступившей «Ниссан».

- Пропустите! – дрогнувшим голосом попросила я, и на мою просьбу обернулся Виктор Никитич.

- Вы кто? – резко спросил он.

- Никто! – ответила я в тон ему и открыла дверь своего автомобиля.

- Э, э, откуда у вас ключи? - изумлённо крикнул Эдик. – Это же не ваша машина!

- Моя! А с тобой я не разговариваю, упырь! – разгневанно закричала я, но охранник отработанным жестом больно заломил мне руку, и ключи выпали и шлёпнулись куда-то в лужу.

- Пусти! – заверещала я, вырываясь. – Да как ты смеешь!

- Что это за тётка? – раздался недоумённый вопрос гримёрши, и я подумала, что если это страшный сон, то мне пора уже проснуться, иначе можно остаться в нём навсегда.

- Вызывай милицию! – приказал кому-то директор. И в этот момент я вырвалась из лап Эдика и побежала прочь.

- Да ну её… Больная… - отряхиваясь, отмахнулся Эдик, подобрал ключи из лужи и погрозил мне кулаком.

Я постояла ещё немного под осуждающими и насмешливыми взглядами коллег, и что-то сломалось во мне.

Крепко прижимая к груди сумку, я медленно пошла в сторону станции метро.

Я поеду к Вадиму. Может быть, он узнает меня?..

 

 

Глава восьмая

 

 

«Прошу тебя в последний раз…» - вспомнила я слова месье Рене, прислонившись щекой к боковине сиденья и слушая грохот колёс. В последний раз?.. Что он хотел этим сказать?.. В памяти всплыли три укола – в надбровную дугу, в запястье и губы… Что он сделал со мной? Неужели этот дед заколдовал меня? В кого он меня превратил? Почему меня никто не узнаёт?..

Эта мысль казалась абсурдной, невероятной, невозможной… Но… почему тогда?..

Наконец, я вышла из душного метро на улицу и, ускоряя шаг, поспешила в ресторан «Рио-Рита». Путь мой лежал через главную площадь города, мимо аллеи высоких фонарей и фонтана со скульптурой прекрасной девушки с корзиной цветов. Сегодня этот вид меня не обрадовал, он, напротив, вселил необъяснимую грусть в моё сердце.

У входа курил официант Юра. Увидев его, я снова замедлила шаг и даже попыталась отвести взгляд и сделать вид, будто собираюсь пройти мимо, но он вдруг приветливо улыбнулся мне, и я передумала делать этот вид.

- Здравствуйте! Решили посетить нас в этот чудный вечер? – спросил он гостеприимно.

- А Вадим Романович у себя? – поинтересовалась я чуть окрепшим голосом.

- Да, он в кабинете. Вас проводить?

Юра не назвал меня по имени, и я не поняла, узнал ли он меня или спросил по долгу службы.

Ласковым взглядом он смотрел мне прямо в глаза, и я смутилась.

- Я сама, - тихо сказала я и услышала в своём голосе несвойственную ему робость.

- Хорошо, - улыбнулся Юра и открыл передо мной стеклянную дверь.

Я вошла в ресторан. Повеяло знакомыми запахами, которые я знала наизусть. Осторожно, будто крадучись, я подошла к лестнице… Сердце колотилось быстро и горячо. А если Вадим не узнает меня? Что делать тогда? И как вообще жить дальше?

- …Кур семьдесят штук. И двадцать ящиков пива светлого «Ночной Марсель», - донёсся до меня энергичный голос жениха, и сам он, прижимая сотовый к уху, стремглав сбежал с лестницы и оказался возле моей застывшей фигуры.

- Вадим! – окликнула я его, и он, приостановившись, обернулся.

Лицо его сделалось недоумённым и недовольным. Он почему-то окинул взглядом моё пальто и сапоги.

- Это я, Марина, твоя невеста! – произнесла я еле слышно.

- Моя невеста? Ты себя в зеркале видела? – спросил он, грубо рассмеявшись.

- Видела… днём… - пробормотала я, чувствуя, что перила ускользают из-под пальцев.

- Да ты, видать, пьяная! Хорошую водку, значит, Авдеев привёз… - Вадим тряхнул красивой чёлкой. – А я ещё не хотел брать.

- Вадим, ты не узнаёшь меня? – я осмелела и подошла чуть ближе. Попыталась тронуть его за руку.

- Охрана! Кто это? Выставить её! – распорядился он куда-то в сторону, брезгливо отталкивая мою руку.

Я вздрогнула, как от удара.

- Кого, Вадим Романович? – услужливо спросил возникший рядом охранник Илья.

Вадим небрежно ткнул в меня пальцем и завернул к стойке бара.

- Не трогайте меня! - резко вырвавшись, я бросилась к выходу, распахнула дверь и выбежала на крыльцо ресторана.

Брызнувшие вдруг слёзы застлали глаза. Прислонившись к деревянному крыльцу, я размазала их по лицу, узнавая светлую фигуру, которая приблизилась ко мне.

Юра Каверин потрясённо смотрел на меня.

- Что случилось?! – спросил он.

- Тебе что, делать нечего? – раздался резкий окрик, и я увидела на крыльце Вадима. – Иди работай!

Но Юра словно застыл, продолжая смотреть, как заворожённый, с изумлением и болью.

- Ты что, не боишься работу потерять? – свирепо крикнул Вадим, и официант, немного потоптавшись, зашёл внутрь ресторана.

Любимый жених грубо толкнул меня со ступенек.

- Убирайся вон… Невеста!

От сильного толчка я перелетела через порог и упала на грязный асфальт.

Вадим, сплюнув, исчез за дверью.

Медленно, потирая ушибленный бок, я поднялась на ноги и побрела прочь. Через несколько минут я заметила, что сумерки уже сгустились и моросит мелкий противный дождь. Его капли текли по моим щекам, смешиваясь с солёными слезами. Перебирая непослушными ногами, я тащилась к метро, и горькие, такие непривычные мысли просачивались в мою голову.

…Осталась только мама.

Неужели и она не узнает меня?..

 

Первым, кто узнал меня дома, оказался месье Рене. Увидев его, я испытала неимоверную тяжесть в груди.

О Боже! Он ещё здесь!

- Ну, наконец-то! – воскликнул он прямо с порога, едва тётя Клаша открыла мне дверь. – А мы уже тебя заждались!

И, не дав опомниться, старик заключил меня в свои объятия.

За весь этот страшный вечер это было первое прикосновение не с отвращением, а с любовью.

Чувства смешались. Тяжесть слегка растворилась, и в душу прокралась робкая радость. Словно в горькую микстуру добавили маленькую ложечку мёда.

Эмоции мои были тихи, и я молча сняла пальто и протянула его тёте Клаше. Та тоже посмотрела на меня ласково.

- Устала, Мариночка?

Собственное привычное имя вдруг показалось мне ангельской песней. Неожиданно для себя я заливисто рассмеялась.

Однако дирижёр, услышав эту реплику, нахмурился и взглянул на домработницу так пронзительно и жутко, что старушка вздрогнула и уронила пальто. Я благодарно нагнулась и подала его ей.

 

«Мариночка…» Значит, они меня отравили… этим супом из лошадиных глаз… хотя я его не ела… Но наваждение, кажется, начинает рассеиваться…

Старая служанка, которая нянчила меня с детства, узнала своё любимое «дитё»! И нас теперь двое – я и она!

 

Наши взгляды встретились, но старушка внезапно пугливо отвернулась.

В ту же секунду в гостиной стало мрачно, как перед бурей.

Радость, едва возникшая, снова поникла, и, едва ворочая пальцами, в неотвратимом нехорошем предчувствии я начала разуваться.

С лестницы в красивом алом платье спустилась мама.

- Ида Львовна… - начала тётя Клаша и почему-то замолчала.

 

В моей груди стало горячо и больно. И я поняла, что сейчас что-то случится. Случится что-то очень важное, после чего всё либо вернётся назад, либо кончится навеки.

Я смотрела на маму, а перед глазами заискрились картинки – счастливый Вадим, родная мама, весёлый Виктор Никитич, уважительный Эдик… Темнота… и другие кадры… Резкий толчок Вадима, хамство охранника, равнодушие директора… Не хватало только одного кадра… Только одного.

«Мама!» - мысленно воззвала я к ней.

 

- Здравствуйте! – сказала мама чужим голосом, и я почувствовала, что молния на сапоге дёрнулась и застряла.

- Здравствуй, мама… - ответила я, приподнявшись, и в ужасе ощутила, как изнутри начала всходить всё та же тревожная, тяжёлая волна.

 

Мой дом не принимал меня. Он не хотел меня видеть. Моя мать не узнала меня.

 

Мама неловко улыбнулась и беспомощно посмотрела на месье Рене.

- А это и есть моя сестра Агнесса, - широко улыбнувшись, вдруг пояснил он ей, и я невольно ахнула.

Неожиданно нервы мои окончательно сдали.

- Мама! Мама! – истошно закричала я и бросилась к ней. – Это же я, Марина!

- Я предупреждал, что она больна… - покачал головой «брат». Мама грустно кивнула.

- Но, Ида Львовна! Это же… - подала робкий голос Клавдия Петровна, всё ещё стоя с пальто в руках.

- Ступай на кухню, Клаша, - резковато ответила мама, и тётя Клаша, сгорбившись, зашаркала из прихожей.

- Мама… - я подошла ближе, чувствуя, что прошлая жизнь неудержимо ускользает от меня. – Мама!

Мама натянуто улыбнулась.

- Проходите, Агнесса. Ужинать будете?

- Сейчас она расскажет вам, что этот дом ей как будто знаком. Сумеет угадать обстановку и даже некоторые факты из вашей жизни, - предостерёг маму месье Рене.

- Как интересно! – оживилась та.

Я поняла, что проиграла по всем статьям. Он предусмотрел всё.

- Спасибо, я не хочу есть, - произнесла я, полностью раздавленная. – Где комната, где я смогу остаться одна?

- А со мной ты не хочешь поговорить, дорогая? – с дьявольской усмешкой вопросил Рене. – Неужели нам нечего обсудить после долгой разлуки?

Я промолчала.

- Пойдёмте наверх, я покажу вам вашу комнату, - радушно проворковала мама и прошла вперёд, источая такое знакомое, такое родное тепло.

Вскоре мы оказались в гостевой комнате на втором этаже.

- Оставьте нас, мадам! – попросил Рене, и мама понимающе кивнула.

Дверь за ней закрылась, и я осталась наедине с дирижёром-дьяволом.

 

 

Глава девятая

 

 

Я прошла вглубь комнаты и села на стул возле окна. Месье Рене расположился напротив в уютном кресле.

- Ну, вот мы и вновь оказались лицом к лицу, Марина! – произнёс он. – Наконец-то ты будешь принадлежать только мне одному! Ведь у тебя не осталось выбора, не так ли? Даже родная мать не узнаёт тебя. И если ты не отправишься со мной, она попросту выгонит тебя из дома. Могла ли ты подумать о таком повороте судьбы, когда была так надменна и горда?

- Что вы сделали со мной? – спросила я обречённо.

Костлявым пальцем Рене указал на стоящий боком ко мне высокий шкаф с зеркалом на двери.

- Взгляни, и всё увидишь сама!

С трепетом в коленях я приподнялась со стула и подошла к зеркалу… Медленно повернула голову…

Из глубины тёмной поверхности зеркала на меня смотрела сморщенная старуха лет восьмидесяти, с редкими седыми волосами, узловатыми пальцами и морщинистым лицом, в котором с большим трудом угадывались какие-то черты.

Я содрогнулась.

- Нет, не может быть!!!

Черты старухи в зеркале исказились, и её рот прошуршал что-то.

«Нет, не может быть», - угадала я сквозь сковавшую меня жуть.

С ужасом вглядывалась я в какой-то заношенный наряд, который скрывал дряхлое тело старухи, в её спутанные космы, в её мутные глаза.

- И это – я?..

Рот женщины в зеркале снова шевельнулся, глаза раскрылись – она повторила мои движения.

- Вернись на место! – приказал дирижёр, и я послушно выполнила требование.

- Ты очень больно ранила меня, - покачал головой месье Рене, кажущийся теперь уже не таким старым и дряхлым, как моё собственное отражение в зеркале. – Ты уязвила моё достоинство. Ты не обратила внимания на мою любящую и страстную душу… Ты посмеялась надо мной… Скажи, ведь сейчас, в этом теле, ты точно так же любишь мать и жениха, ты испытываешь те же чувства к другим близким людям?

- Да, те же… - еле слышно прошептала я.

- Только теперь ты сможешь понять, каково это – любить, а в ответ получать лишь безразличие и насмешку…

Я кинулась в ноги к маэстро.

- Верните мне мою молодость! Я прошу, я умоляю вас! – закричала я исступлённо. – Я прошу у вас прощения, искренне прошу! Я теперь всё-всё понимаю!

Мне казалось, что стоит попросить прощения, как он погладит меня по несмышлёной голове и вернёт всё обратно.

Он действительно поднял длинную ладонь и провёл ею по моим волосам.

- О нет, дитя моё! Испытание не длится днями – оно исчисляется годами… Я тоже просил и умолял – и что же ты? Вспомни!

- Но я ведь не любила вас… - всхлипнула я, - и не люблю…

- Не любила… Потому что ты видела лишь старую невзрачную оболочку и не утруждала себя заглянуть в душу, которую она скрывает… А теперь у тебя будет много, много времени, чтобы хорошенько изучить её и полюбить.

- Но я люблю другого! – воскликнула я.

- Другого? Вадима? – старик усмехнулся. – А его душу – ты знала? Нет, не тогда, когда он пресмыкался перед твоей красотой, не тогда, когда швырял лёгкими деньгами на подарки… А тогда, когда он швырнул тебя с порога своего ресторана как заблудшую собаку? Ты увидела его душу? А ведь это была ты! Та, которую он – вроде бы – любил! Видишь, как обманчиво бывает зрение, когда ты молода, здорова, красива и богата… И те же глаза, но в другой, нищей и старой оболочке видят всё совсем, совсем иначе. Но всё это лирика, моя дорогая. Я эгоистичен, как все мужчины – будь они молоды или стары… Главное, что я вижу тебя по-прежнему очаровательной и молодой! В моих глазах ничего не изменилось. Ты всё та же красавица, только более послушная и смиренная…

Холодный ужас сковал моё тело.

- Неужели никто, никто не видит меня той, прежней Мариной?! – в отчаянии вскричала я.

Месье Рене вновь покачал головой.

- Когда моё желание слишком велико, то волшебство, сотворённое под его влиянием, имеет довольно большую силу. И ты сама постаралась разогреть мою страсть до такой температуры, что противостоять этой силе теперь мало кто сможет. Основная масса будет видеть тебя такой, - сказал он, - но в этом мире найдутся и те, кому моё волшебство не способно застлать глаза. Это те, кто любит тебя так сильно, что не замечает, в каком ты облике. Или люди с очень чистой и светлой душой, которые видят не глазами. Как ты понимаешь, их очень и очень мало. Настолько мало, что шанс встретить их на пути почти невероятен, если он вообще существует. Но даже если тебе повезёт, не обольщайся, что в первом увидевшем тебя юной и прекрасной ты найдёшь помощь. Есть и другая категория людей, которая тоже видит то, что есть на самом деле… Это я, например! И люди вроде меня, обладающие особым видением, также разбросанные по всему свету. Правда, их тоже очень и очень мало, и если тебе опять-таки встретятся таковые, то они будут на моей стороне. А отличить тех от других ты не сумеешь. Это не в твоих силах. И поэтому довериться не сможешь никому.

- Тётя Клаша! – проронила я.

- Да, твоя няня, тётя Клаша – одна из тех, чья душа прозрачна, как кристалл, и к тому же искренне любящая тебя. И она видит тебя своей любимой, родной Мариной. Но сегодня мы уедем, уедем очень, очень далеко. И ты больше никогда не увидишь тётю Клашу. У тебя начнётся совсем другая, новая жизнь! А обо всём, что было раньше, ты должна забыть. Так будет лучше для тебя же самой.

- Но ведь… если вы такой всесильный, вы могли бы вернуть себе молодость… - прошептала я.

- Ты опять пытаешься торговаться… Вернуть молодость и облечься в бессмертие я не могу. Это не под силу даже Господу Богу. Я могу, конечно, сделать так, что окружающие будут видеть меня молодым, но моложе от этого я не стану... Ненастоящая любовь не удовлетворит меня, а те, кто верен мне, верны мне именно в этом облике. Вот и ты, я уверен в этом, рано или поздно полюбишь меня таким, каким видишь сейчас.

Потрясённая, я сидела, вжав голову в плечи, не имея сил выговорить ни слова… Сколько прошло времени, я не знаю. Очнулась я от оклика мамы.

- Собирайтесь, дорогая Агнесса! Ваш брат сообщил, что вы отказались от ужина. Жаль… На ужин была жареная перепёлка… А как вас кормят там, в санатории?..

Я подняла на неё безысходный взгляд. Мама смутилась и скомканно произнесла:

- Ваш брат и друзья ждут у порога. Я провожу вас… Жаль, что вы не успели познакомиться с моей дочерью Мариной – она прима нашей филармонии, молода, очень красива и скоро выходит замуж за владельца ресторана! Как раз сегодня она даёт сольный концерт…

Я заглянула в мамины глаза. Получалось, что даже она не видит меня сердцем, а видит лишь мою красивую и успешную оболочку.

Мне захотелось коснуться её на прощанье, но мама невольно отстранилась от моей руки, которая казалась ей морщинистой и старческой, и ладонь ухватила лишь воздух.

Внизу стояли месье Рене в чёрном костюме, импресарио и Ксавье при полном параде. Мимо прошёл водитель Антон. Увидев меня, он коротко кивнул.

«И ты, Брут!..» - подумала я.

- Счастливого пути! – поспешно сказала мама, и я подумала, что она, наверно, рада, что мы уезжаем.

Глубокой, дождливой сентябрьской ночью мы без долгих прощаний погрузились в «Фольксваген», и Антон отвёз нас на вокзал.

 

 

Глава десятая

 

 

До пункта назначения мы добирались несколько дней и ночей. Сначала ехали в почти пустом и мрачном поезде, потом летели в самолёте с разноголосой публикой, потом снова ехали в открытом авто, и, наконец, прибыли в шумный город с высокими и нарядными зданиями.

Я уже подумала было, что мы добрались, однако путь ещё не был завершён. В этом городе Ксавье и Аурунтам оставили нас, а мы с месье Рене вновь пересели, на этот раз во что-то похожее на карету, запряжённую парой лошадей, и опять долго ехали через длинный и сумрачный лес по узкой и извилистой дороге.

- Это мой сюрприз для тебя, дорогая! Чтобы ты почувствовала себя настоящей королевой! – шепнул Рене, склонившись к моему уху.

Ответом ему явилось молчание.

Когда, утомлённая и обессиленная, я уже начала думать, что путешествие никогда не кончится, к концу третьего или четвёртого дня от его начала мы прибыли, наконец, в глухое и заброшенное, но очень красивое место.

Всю дорогу я пребывала в странном дремотном состоянии, граничащем между сном и явью, со мной никто не разговаривал, месье со спутниками лишь изредка переговаривались вполголоса на незнакомом языке, поэтому какие города и страны мы проехали и где, в конце концов, оказались, я не имела ни малейшего понятия.

Карета проехала вдоль ажурной кованой ограды, которой не было конца, и сквозь которую был виден огромный парк и чистый голубой пруд, и остановилась возле высоких ворот. Они распахнулись, и оттуда вышел слуга с безучастным выражением лица. Он склонил голову в молчаливом поклоне и увёл лошадей.

Месье подал мне руку, и мы вошли в ворота.

И тут я увидела вдали прекрасный замок и замерла от восхищения.

Да, он и в моем видении был прекрасен, но наяву предстал во всём своём великолепии!

 

Этот замок станет твоей тюрьмой.

 

- Теперь это твой дом, дорогая, - прошептал Рене и коснулся моей щеки отвратительными старческими губами, - скоро ты станешь его хозяйкой!

По прозрачному пруду навстречу мне поплыли очаровательные белые и чёрные лебеди. Они вытянули вперёд свои длинные шеи, и я увидела, что глаза их полны невыразимой тоски.

И та же тоска просочилась в моё сердце.

- Ты дрожишь, милая… Дай-ка, я тебя укрою! - Рене заботливо накинул мне на плечи серо-зелёную шаль.

«Так вот кто был той старухой из видения…» - запоздало поняла я, со страхом оборачиваясь на ворота. Они уже закрывались, оставляя меня в новых владениях. В моей великолепной кружевной тюрьме.

Двери замка были сделаны из прочного дерева, переплетённого с тёмным металлом. Они, казалось, уходили под самое небо, и были такими тяжёлыми, что не сдвинулись с места, когда я попыталась открыть их.

- Ну-ну, прекрати дрожать! – притворно гневно произнёс месье Рене, легко распахнув не поддавшиеся мне двери, и вдруг скрипуче рассмеялся, и смех раскатился под высокие своды замка. – Располагайся, отдыхай и переодевайся к ужину! Мишель покажет тебе твою спальню.

Откуда-то, словно из-под земли, появилась невысокая пожилая служанка в кружевном чепчике. Не поднимая головы, она быстро пошла вглубь длинного коридора, увлекая меня за собой. По узкой лестнице со свечами на перилах мы забрались высоко-высоко; у меня уже начала кружиться голова от бесчисленных лестничных поворотов, когда, наконец, они завершились маленькой дверцей.

- Ваша комната, мадемуазель, - произнесла служанка, и не успела я удивиться, что она обратилась ко мне по-русски, как она быстро-быстро засеменила ножками, и её силуэт исчез внизу.

Комната оказалась маленькой и светлой. При том, что всё в ней дышало роскошью, обстановку можно было назвать довольно аскетичной. Кровать, застеленная свежими ароматными простынями, тумбочка возле кровати, торшер, столик с небольшим зеркалом, два стульчика и шкаф, тоже с зеркалом – но огромным, во весь рост – вот таким было её убранство.

Стеклянная дверь вела на балкон, идущий по окружности башни. Отодвинув штору, я вышла на воздух и задохнулась от высоты! Как высоко!.. Круглый пруд внизу показался маленьким, как блюдце.

«Нечасто я смогу выходить отсюда…» - тоскливо подумала я.

В комнате стояла гробовая тишина. Ни телевизора, ни радио, ни других источников звука здесь не было. Не было даже книг или журналов.

«Я сойду здесь с ума…» - вновь подумала я и с тревогой почувствовала, что тоска усиливается и сжимает клещи на моём сердце.

«Только старый месье будет моим собеседником здесь… И эта Мишель…»

- Возле двери есть синяя кнопочка. Как только переоденешься к ужину – нажми на неё, и окажешься внизу, – послышался сзади голос Рене. Обернувшись, я увидела его у входа. – Такая же кнопочка установлена и на первом этаже. Язык служанки я переключил на твой родной, так что не удивляйся. Она напичкана всеми языками! Мои жёны были разных мастей… Итальянка, гречанка, полька… Видишь, как я внимателен к тебе, дорогая?.. Впрочем, переключать всех слишком сложно… Здесь бывает много разного люда, и легче переключить тебя! – старческий смешок. – В этом замке ты будешь прекрасно понимать все языки мира…

«Он не знает, что я и без его забот понимаю несколько языков мира, - догадалась я. – Мама не успела сообщить, что мечтала видеть меня звездой мирового уровня, а потому я училась в школе с языковым уклоном и неплохо знаю немецкий и французский. И чуточку помню испанский, так как трижды бывала там на гастролях. А, судя по всему, именно они мне и пригодятся здесь…»

 

Значит, Мишель – просто марионетка в руках месье. Она говорит на том языке, на который он её переключает.

 

Последний огонёк, который тлел в глубине моей души, сверкнул и погас.

- Я жду тебя внизу. – Рене вышел.

В это мгновение я заметила, что на стуле висит роскошное платье с пышной юбкой и глубоким декольте, и начала печально переодеваться к ужину. Ужин состоялся в огромной зале, увешанной картинами и уставленной напольными вазами с мёртвыми цветами. И вокруг, в полумраке люстр, царила та же мёртвая красота.

Прислужницы принесли и поставили на длинный стол несколько блюд с диковинными кушаньями, но я не притронулась ни к одному. Месье, переодетый в зелёный шёлковый халат, сидел напротив и хищно разглядывал меня.

- Я вижу, ты всё ещё расстроена, дорогая, - произнёс он с грустью. - Позволь налить тебе немного «Шато Монтроз» 2010 года? – и он потянулся к тёмной бутылке.

Я кивнула, чувствуя, как душат и жгут слёзы. Мама, Вадим… И вся моя прошлая жизнь… Всё умерло.

- Тебе не понравился замок?

Я промолчала, а слезинка быстро-быстро потекла по щеке.

Он протянул через стол тощую руку и положил её на мою.

- Ты привыкнешь. Вот увидишь! Ты полюбишь меня!.. Настанет день, когда ты прибежишь и бросишься мне на грудь со словами «Возьми мою душу, возьми моё сердце! Я хочу принадлежать тебе всецело, мой дорогой, любимый Рене!»

Он неприятно рассмеялся. Я резко выдернула руку.

- Этого никогда не будет! Я ненавижу вас!

Взгляд его пронзительных карих глаз стал ледяным, однако он взял себя в руки и никак не отреагировал на мою резкость.

- Успокойся и поешь. И ложись сегодня пораньше, дорогая. Завтра вечером у нас большой приём по поводу нашей помолвки. Я хочу представить тебя своему окружению.

Я в ужасе раскрыла глаза.

- Помолвки?..

- Помолвки, - повторил Рене хладнокровно. - Через месяц, в пятницу, 24 октября, мы с тобой обвенчаемся в церкви Сент-Констанс. Тебе нужно подготовиться к этому событию. Утри слёзы! – грубо повысил он голос. – Мои гости должны видеть счастье на твоём лице. И будь любезна к завтрашнему вечеру изобразить его на своей старушечьей физиономии!

Не в силах выдержать этих злобных слов, я зарыдала.

- Не волнуйся… Мои друзья увидят тебя молодой красавицей. Не могу же я показать им то, что ты увидела дома в зеркале? – Рене расхохотался. – А теперь самое главное, дорогая.

Он пристально посмотрел мне в глаза. Я вздрогнула.

- Лишь в паре со мной ты будешь видеться всем той, кем являешься на самом деле. Когда мы рядом или я поблизости, везде и всюду ты предстанешь миру обворожительной красавицей!.. В моё же отсутствие лишь этот замок будет хранить твою красоту. Но избегай смотреться в зеркала, чтобы не разбивать иллюзию. Их невозможно обмануть… В любом же другом месте без наличия рядом супруга ты почудишься окружающим древней старухой в лохмотьях. А теперь съешь хотя бы кусочек рыбы или салат из морских гребешков!..

Голос моего новоиспечённого жениха смягчился. Он вновь взял меня за руку; узкая ладонь по-прежнему была холодна и суха.

- Дорогая, я очень тебя люблю. И хочу, чтобы ты была счастлива со мной! Запомни – со мной. Поэтому, если ты будешь со мной, ты будешь мадам Валлин, молодой красавицей, хозяйкой замка за лесом. Но стоит тебе задумать что-то… - он вновь неприятно усмехнулся, - например, сбежать от меня…

Моя спина покрылась мурашками.

- Иногда я вспоминаю моих бедняжек-жён и их трагическую судьбу… А ведь они тоже были юны и прекрасны и могли бы жить долго и счастливо!

Я остановила глаза. Неужели он…

Он кивнул на еду, и я начала давиться салатом из гребешков.

 

Итак, у меня есть выбор. Молода и хороша собой – но повсюду с ним. Или…

 

- Ешь, дорогая. У тебя ещё будет время на раздумье, - поторопил меня месье Рене и многозначительно добавил: - Много, много долгих одиноких дней!.. Ведь, имея плотный график гастролей, я буду часто отсутствовать.

Я искоса посмотрела на него. Может, я и впрямь привыкну?.. Я научусь переключать служанку на режим беспамятства и в эти долгие дни его отсутствия буду принимать у себя любовников… Ведь именно так поступали испокон веков молодые и красивые жёны, когда их старые ненавистные мужья были в отъезде…

Пока в моей голове крутились порочные мысли, месье спокойно разливал «Шато Монтроз».

- И обращайся ко мне просто Рене, дорогая. Совсем скоро ты будешь принадлежать мне душой и телом!

Я поперхнулась кусочком рыбы.

- Ну что ж… - Рене откинулся на спинку стула. – Я вижу, ты утомлена. Поднимайся к себе и отдыхай, – разрешил он милостиво.

Я быстро подхватила подол бархатного платья и кинулась к двери.

 

Я больше не буду плакать. Я обдумаю своё положение и придумаю, как выкрутиться из него.

 

 

 

Глава одиннадцатая

 

 

Чем больше проходило времени, тем отчётливее я понимала, что попала в ловушку, выход из которой найти очень и очень непросто. На следующий день после описанных событий я изучила все семь этажей замка и четырнадцатиэтажную башню, все комнаты, основная часть которых была нежилой, и всю прилегающую территорию. Однако когда я сделала попытку выйти за ограду, невесть откуда появился слуга в строгом чёрном камзоле и мягко остановил меня.

- Вам туда не положено, мадемуазель, - произнёс он безучастно, как робот.

- Но я бы хотела погулять в лесу… - я покосилась на лес, стоящий в пятидесяти метрах от ограды, и содрогнулась. Лес закрывал половину неба и чем-то пугал меня. Нет, я не хотела бы там гулять! Но я хотела бы исследовать местность за оградой… Узнать, куда ведёт колея вдоль неё, по которой мы приехали сюда…

- Прогулки по лесу не самое подходящее занятие для вас, госпожа. Месье распорядился оберегать вас и не отпускать в опасные путешествия.

- Но это вовсе не опасно! – кокетливо улыбнулась я и кивнула за забор. - Я просто хотела сорвать вон тот милый цветочек!..

- Попросите Дидье, и он нарвёт вам целый букет. Впрочем, ещё с утра по поручению месье все вазы в замке наполнены голландскими розами.

- Но…

- Простите, госпожа, но это приказ.

Закусив губу, я отошла. Похоже, что выйти за ворота мне не удастся. Может быть, в ограде есть какая-нибудь дыра?..

Я обошла замок, но нигде не обнаружила ни малейшей лазейки. Ограда была высокой и очень прочной. Расстояние же между перекладинами было вроде бы и не узким, но недостаточным для того, чтобы я могла пролезть сквозь них.

Невольно припомнилась судьба студента из сказки Андерсена «Калоши счастья», чья голова намертво застряла в подобной ограде, и я тяжело вздохнула.

Настроение серьёзно ухудшилось. Похоже, я нахожусь под строгой и неусыпной охраной. Но, впрочем, возможно, слуги не всегда будут столь бдительны. Я больше не стану заводить таких разговоров и сделаю вид, что мне вполне достаточно пространства парка. А заодно при случае узнаю, кто хранит ключи от вечно запертых ворот.

Я медленно подошла к спокойному, как зеркало, пруду и присела возле него на мягкую траву. Белые и чёрные лебеди разрозненно плыли по зеркальной глади пруда. Внезапно меня охватило странное волнение, словно этот пруд – приют для утопленников… Одна из лебёдушек подплыла совсем близко и вдруг глянула на меня своими тёмными глазами. От этого взгляда внутри у меня всё похолодело – глаза птицы были совсем как человеческие! В их глубине застыла боль.

О Господи! Руки мои задрожали. Глаза расширились…

- Мадемуазель! – окликнул вдруг кто-то. Я обернулась. Вытирая руки о фартук, ко мне приближалась одна из служанок.

- Месье вернётся через сорок минут. Вам нужно переодеться к его приходу.

Я смотрела на неё, с трудом осознавая происходящее.

Неужели всё это происходит со мной?.. Неужели на дворе 21 век?.. Я вновь взглянула в темноту леса. Слуги, бальные платья… Средневековье какое-то! Всё это удивляло и даже слегка забавляло меня.

- Вечером будет приём. К нему нужно подготовиться, - словно подслушала мои мысли молоденькая служанка. – Месье представит вас своему окружению.

- Как вас зовут? – спросила я хрипло.

- Таналь, - ответила она.

«Странное имя…», - подумала я и вспомнила маленького импресарио, не без помощи которого Ксавье трижды кольнул меня диковинным прибором. У него тоже странное имя… Аурунтам.

Вспомнив об импресарио, я словно заново пережила момент укалывания. А если… если ещё раз кольнуть этим приборчиком в те же места?.. Не способно ли это вернуть мне молодость?

- Скажите… - обратилась я к Таналь, - господин Аурунтам часто бывает здесь?

- Бывает иногда, - кивнула девушка.

- А кто такой Дидье?

- Садовник, мадемуазель.

- А кто вон тот человек в чёрном камзоле?

- Спиркс. Охранник ворот, - вновь приветливо ответила Таналь.

В солнечном сплетении стало горячо. Охранник ворот! Значит, у него и ключи.

 

Какая вежливая и почтительная девушка эта Таналь! И кажется совсем живой… Может быть, со временем мне удастся подружиться с ней?..

 

- Скажите, пожалуйста, - вновь обратилась я к служанке, едва поспевая за ней, - а как называется место, где мы находимся? Какая это страна? Франция?

Голос Таналь внезапно стал ледяным.

- Простите, мадемуазель, но этого вам знать нельзя. Осторожно, ступени.

Надежды на дружбу с нею враз рухнули. Не так-то прост господин Валлин… Скрывая горькое разочарование, я решила больше пока не задавать провокационных вопросов. И ни в коем случае не отчаиваться.

Мне припомнилась фраза будущего мужа.

 

У тебя будет много, много времени…

 

- А вот и моя драгоценная невеста! – у двери замка стоял он сам с распростёртыми объятиями. Я увернулась от его объятий, но месье Валлин лишь негромко усмехнулся.

- Я скучал по тебе, дорогая! Сегодня я сократил репетицию и приехал пораньше. Тебе пора начинать готовиться к приёму! И повтори какую-нибудь из своих песен, гости непременно должны услышать твоё ангельское пение! Наверху тебя ждёт парикмахер Аделаида Куприс. Иди в свою комнату, да не задерживайся.

«Ну и голос… Не голос, а какой-то скрежет!» - вспомнились мне слова, брошенные в телефонную трубку директором филармонии. Боль разлилась под красивым домашним платьем, в которое утром меня нарядила Мишель. Мой ангельский голос будет слышен только здесь, в этом прекрасном и безлюдном месте, где сердце сводит холодной тоской… Только здесь живёт настоящая Марина Обручева, а за его пределами зашаркает ногами седая скрюченная старуха… Если мне удастся когда-нибудь попасть за эту красивую, словно сплетённую из металла, ограду.

Наши глаза встретились.

- Убери вселенскую муку из взгляда! – резко приказал Рене. – И помни, для всех гостей ты - счастливая и влюблённая невеста. Улыбайся! Ну?!.

Оттеснив ненавистного старика плечом, я побежала к лестнице, задыхаясь от отвращения и безысходности.

 

 

 

 

 

Глава двенадцатая

 

 

С безупречно, локон к локону, уложенными волосами, нежным макияжем, в длинном ярко-синем платье я спускалась по лестнице в бальный зал. Взгляд мой не был счастливым. Он был каменным. Изо всех сил я старалась подавить в себе боль, разрывающую сердце.

Сверху, со ступеней, я видела обильно накрытые столы, снующих худосочных дам, мужчин разных комплекций. От всей этой разноцветной толпы веяло чем-то ненастоящим и жутковатым.

При виде спускающейся невесты гости приподняли свои головы и дружно уставились на меня.

Неожиданно возле столика, на котором стояли бокалы с шампанским, я увидела привалившегося к стене отрешённого Ксавье.

Сердце моё ёкнуло.

«Где-то здесь должен быть и Аурунтам… - подумала я, чувствуя, как от волнения ком встаёт в горле. - Может быть, удастся проникнуть в его чемоданчик?..»

- Какая красавица! – послышался низкий раскатистый голос. – Рене, да ты счастливчик! И как только тебе удаётся влюблять в себя таких прелестных женщин?.. Но эта, пожалуй, самая красивая из них!

Мужчина говорил по-французски.

Мы во Франции, утвердилась я в своём предположении.

Хор мужских голосов загудел восторженно, женских – высокомерно и завистливо.

Я спустилась и встала по правую руку Рене. Месье Валлин был в ослепительно-белом костюме, который ещё сильнее подчёркивал желтизну его лица. Он улыбнулся и нежно посмотрел на меня.

Скоро мы станем мужем и женой… Меня передёрнуло от одной мысли об этом.

- Я рад представить вам мою Мари, будущую мадам Валлин, - гордо оповестил присутствующих Рене.

Мои ладони невольно сжались в кулаки, ногти впились в кожу.

 

Мари… Теперь у меня отнято и имя – последнее, что ещё оставалось от прежней жизни.

 

- Познакомься, дорогая, с музыкантами моего оркестра. Это первая скрипка – Поль Вергелен.

Гася горькие мысли, я обернулась к гостю.

Столь звучное имя принадлежало, увы, горбатому седовласому человечку с проницательным взглядом. Он подозрительно посмотрел на меня, затем резко отвернулся и ткнул в рот вилку с кусочком сельди.

«Никаких манер», - подумала я.

- А это концертмейстер группы альтов – Даная Фиориди.

Внешность Данаи тоже оказалась далека от совершенства – она была довольно молода, но одета безвкусно и даже вульгарно. Глаза её были жирно подведены чёрным, и определённо дама пребывала в плену у порока пьянства. Она хлебала коньяк « Riply’s day» в огромных дозах.

Имена музыкантов были итальянскими, греческими, французскими, внешность различалась от жгучих брюнеток и брюнетов до бледных белобровых блондинов и блондинок, и мне так и не удалось понять, какая нация преобладает в нём.

Гости шумели, восторгались, ели, пили, произносили тосты за нашу предстоящую помолвку – а я приглядывалась к ним. Вглядывалась в каждого, пытаясь определить, кто из них смог бы стать мне в будущем… другом?.. Нет, не другом. Возможных друзей среди этой компании быть не могло. Сообщником – вот верное слово. Быть тем, кого я могла бы подкупить, заинтересовать, даже соблазнить, чтобы вырваться из своей тюрьмы. Кому я могла бы доверять. Прислушиваясь к обрывкам разговоров, я пыталась составить впечатление о каждом. Поль Вергелен был, определённо, неглуп. Он рассуждал о музыке и высказывал неординарную точку зрения на многие понятия. Подведённые глаза Данаи быстро скосились к носу, язык стал заплетаться, и я поняла, что ей довериться было бы опасно. Пара трубачей – Дантон и Яков – показались мне беспечными и легкомысленными ребятами. Они наперебой дудели друг другу в ухо и ржали, как молодые жеребцы. Я разглядывала опьянённые жующие лица, танцующие фигуры, потом они слились в безликую шумящую толпу. Уверенность в том, что замок находится во Франции, серьёзно поколебалась, так как часть гостей говорила по-испански. Проскочило и несколько немецких фраз… Но, увы, никто не говорил на моём родном языке…

- Милочка! – вдруг послышалось над ухом русское слово.

Я вздрогнула.

Передо мной стояла крикливо одетая женщина средних, а вернее сказать, неопределённых лет. Скорее всего, она тоже была из «богемы», хотя среди представленных мне музыкантов её не оказалось.

- Я художница, - шепнула она, словно это был секрет, - меня зовут Роза.

Моё внимание приковал парик на её голове. Если бы мне иметь парик…

Мысли завертелись, как шестерёнки часового механизма.

- Рене так мил, так очарователен! - защебетала Роза. – Говорят, что с музыкантами он строг, но ведь так и положено! Зато в компании ему нет равных. И как он смотрит на вас! А вот мой муж совершенно не понимает меня! – пожаловалась она.

Подхватив Розу под руку, я незаметно увлекла её на балкон.

- Не понимает? Как это, должно быть, неприятно… - посочувствовала я, осторожно разглядывая парик. Короткое чёрное «каре».

- Говорят, женщина должна часто менять свой образ, - вещала Роза, прикладываясь к бутылке мадеры, - но куда уж чаще? Одних париков у меня – целых триста штук! Когда я езжу в…

В самый разгар интересного разговора на мои плечи опустились костлявые руки.

- Спой нам, дорогая! - за спиной стоял Рене. – Мои музыканты будут аккомпанировать.

Я обернулась и увидела, что оркестранты уже расселись по своим местам на маленьком подиуме в углу залы, а остальные гости заняли небольшие уютные креслица напротив.

 

Триста париков! С Розой непременно нужно подружиться.

 

- Милая Роза! - лицемерно промолвила я. – Я несказанно рада знакомству с вами! Пожалуйста, займите вон то мягкое кресло, а чуть позже я буду счастлива продолжить нашу беседу.

Роза просияла.

- С удовольствием послушаю ваше пение! – улыбнулась она.

Подойдя к сцене, я с изумлением обнаружила, что от лоснящихся лиц, вульгарных манер не осталось и следа. Музыканты сидели строго и с достоинством. Это были те же самые люди, но… совершенно другие! Даже Даная казалась трезвее любого завзятого трезвенника. Взгляд её был чист и светел, глаза бездонны и ясны.

«Как всё это необъяснимо и странно…» - подумала я.

- Ария Дидоны из оперы Кристофа Виллибальда Глюка «Дидона и Эней», - объявил Рене своим несмазанным голосом.

И я запела. Нежный, словно сотканный из шёлка или вылитый из прозрачного хрусталя, голос вознёсся под своды старинного замка.

Все замерли.

На середине пения я заметила, как Роза встала со своего кресла, поправила парик и поспешно вышла из залы. Сердце моё оборвалось.

Ария кончилась, послышались громкие восклицания, гости повскакивали со своих мест и кинулись обнимать меня.

Я натянуто улыбалась, говорила что-то по-испански и французски, то и дело поглядывая на опустевшее место Розы.

Сейчас она «припудрит нос» и вернётся.

Но она больше не вернулась.

 

 

Глава тринадцатая

 

 

Потянулись дни, нескончаемые, похожие один на другой, отличающиеся только погодой, стоящей на дворе, и вскоре я потеряла им счёт. Моя маленькая камера в высокой башне, одинокие или с месье Рене безвкусные трапезы, потом столь же одинокие, сводящие с ума прогулки по парку… Короткие обмены фразами со слугами. Иногда выходы «в свет» - в гости к чужим для меня людям, в чьём присутствии месье Рене неизменно оживлялся, делился впечатлениями от гастролей и бесконечно острил, и чью речь я едва понимала. В основном я сидела, глупо улыбаясь или глядя в одну точку, когда надоедало делать довольный вид. А чаще всего выходила на балкон и смотрела на небо, представляя, что где-то, на другом конце Земли, на это же небо смотрит моя мама.

И это всё, чем была наполнена моя жизнь.

Напрасно питала я надежды найти союзников среди друзей и знакомых Рене. Напрасно рассчитывала хитроумными уловками разговорить слуг. Напрасно угощала Спиркса вином и дарила Таналь браслеты и перстни. Напрасно пыталась воззвать к состраданию Мишели… Все они были словно лишены сердца. Они были пунктуальны, точны, расчётливы и ответственны, но стоило мне заикнуться о чём-то, не относящемся к поручениям, как голоса их становились металлическими, ответы – односложными, глаза – пустыми. Их невозможно было ни умолить, ни подкупить, ни задобрить, ни растрогать.

Точно так же обстояло дело и с друзьями и приятелями Рене. Музыканты, к которым мы захаживали в гости, были милы в общении, но едва я делала попытку чуть приблизиться в беседе к чему-то личному, тотчас же холод проникал в их взгляд и голос. Своим мгновенным отчуждением они словно внушали - ничего личного, мадемуазель. Разговоры касались только обсуждения премьер, концертов, спектаклей, выставок, а затем следовало непрерывное питьё, хохот и ощущение пустоты после этих посещений. Через некоторое время они наносили ответные визиты, где всё повторялось сначала. Смех, вино рекой, музицирование… Изредка я пела, потом, улыбаясь и кланяясь, провожала их и, опустошённая, возвращалась в свою комнатку под куполом башни.

Вновь выходила на балкон, смотрела на зависшую над прудом луну и чувствовала горькую, слепящую тоску по маме, по тому, прежнему Вадиму, по Клавдии Петровне и подружкам. По моим многочисленным верным поклонникам, по любимой работе и по всей моей молодой и яркой жизни.

Отчаяние моё нарастало.

 

Мари…

 

Наконец, я начала терять всякую надежду вырваться отсюда.

А страшный день 24 октября, день нашей свадьбы, неумолимо приближался. И чем ближе он становился, тем ужаснее я себя чувствовала. Депрессия начала постепенно накрывать меня своим тёмным крылом. Я стала беспрерывно плакать ночами, отчего утром под глазами образовывались мешки. Всё чаще за завтраком я выглядела уныло и скорбно, и, наконец, однажды Рене, не выдержав, сказал:

- Дорогая, твоё состояние весьма огорчает меня. Скажи, разве тебе плохо здесь? У тебя есть прекрасная комната, в твоём распоряжении целый штат слуг, ты проводишь много времени на природе… Мне тяжело видеть, как ты угасаешь. Чем я могу развеселить тебя? Будь у меня больше времени, я непременно придумал бы что-нибудь, но через три дня я улетаю в Испанию… Ты ни разу не выразила желания поехать на гастроли вместе со мной, иначе я взял бы тебя с радостью.

 

«Я улетаю в Испанию…» Значит, замок находится не в Испании, - автоматически отметила я, исключив из географии поиска эту страну.

 

Старик выжидательно смотрел на меня, но у меня хватило ума не сказать, что он отвратителен мне настолько, что даже Испания не в силах это изменить.

- Как-нибудь возьми, пожалуй… - Предложение, тем не менее, меня обрадовало, но не возможностью посетить другие страны, а возможностью узнать, где он хранит мой заграничный паспорт.

 

И, если Бог будет на моей стороне, может быть, он позволит мне ускользнуть от ненавистного Валлина…

 

Я подняла на Рене печальные глаза, раздумывая, стоит или нет высказать ещё одну мысль, которая давно не давала мне покоя.

- Ты знаешь… - начала я осторожно, - я просто скучаю. У меня здесь совсем нет подруг…

- Нет подруг… - ворчливо перебил Рене. - Ты сама вечно сидишь в гостях, как бука! А ведь и Даная, и Лидия, и Календи – все были бы не прочь подружиться с тобой!

Лидия – сухая чопорная блондинка, арфистка.

Календи – заносчивая, но очень красивая шатенка с флейтой.

- Помнишь наш первый приём? – продолжила я чуть увереннее, словно обретя почву под ногами. - Там была женщина по имени Роза…

Рене поморщился.

- Роза? Эта сумасшедшая художница? Жена вечно пьяного русского барабанщика…

 

«Русского…» - по сердцу прошла горячая волна.

 

- Да, Роза… Она показалась мне интересной… Если бы ты разрешил ей почаще бывать у нас, она бы, пожалуй, смогла поднять мне настроение…

Рене задумался. Я с замиранием сердца ждала его вердикта.

Наконец, взгляд его потеплел.

- Бывать у нас… Как хорошо ты это сказала! Что ж, я приглашу её письмом. Но если ты что-то задумала, помни – как только ты выйдешь с ней за ограду замка, она упадет в обморок, увидев тебя.

Я прекрасно это помнила. Но убегать вместе с Розой не входило в мои планы.

- У меня не было подобных мыслей… - я хотела прибавить «милый», но передумала, дабы Рене не заподозрил меня в двуличии.

- Ну что ж, - наконец, выдавил из себя Рене. – В будущую среду Роза навестит тебя. А месяца через два мы отправимся с тобой на гастроли в Швейцарию.

- А паспорт, Рене? Ты не забыл, куда положил мой заграничный паспорт? – уцепившись за повод, деланно спокойно спросила я, а сердце ухнуло в пятки.

Он внимательно посмотрел мне прямо в глаза, и холодок пробежал по моей спине.

- Не волнуйся, дорогая. Я никогда ничего не забываю. Твой загранпаспорт в библиотеке, в нижнем ящике стола.

Острые глаза старика пронзили меня насквозь, и он добавил:

- Не забудь и ты.

Не знаю, что месье Валлин хотел этим сказать, но взгляд его был так чёрен, словно зрачки были залиты густой тьмой. Они засасывали в свою вязкую глубь, и в этот момент мне захотелось отказаться от мысли о побеге.

Внезапно Рене рассмеялся.

- Ты станешь моим талисманом, милая! Если ты будешь со мной, все концерты будут проходить на ура!

У меня отлегло от сердца.

Стараясь не разочаровать опасного жениха, я тоже улыбнулась, и в пылу радости он попытался заключить меня в объятия. Я инстинктивно отшатнулась, о чём мгновенно пожалела. Взгляд вновь стал гнетущим и чёрным. Я почувствовала его груз, словно на плечи легли тяжёлые рыцарские доспехи.

Рене опустил вдоль старого тщедушного тела длинные руки, которыми я не разрешила прикоснуться к себе, развернулся и, сгорбившись, пошёл прочь.

А в мои мысли снова проникла художница Роза.

 

 

Глава четырнадцатая

 

 

Как и обещал Рене, через три дня она пришла навестить меня.

- Милочка! – вскричала она уже с порога. – Как я рада тебя видеть!

На этот раз на Розе был другой парик – длинные светлые волосы, и я едва узнала её.

 

Как всё же прическа меняет внешность человека! – в который раз поразилась я.

 

- Я тоже очень рада! – сообщила я в ответ, и это было совершенно искренне.

Я предложила Розе чай, и мы, расположившись в огромной зале на первом этаже, начали болтать.

- Скоро моя персональная выставка! – похвалилась она. Хлебнула чай и недовольно вытянула и без того удлинённое личико. - В чае недостаёт имбиря… Не признаю чай без имбиря!

Изо всех сил желая угодить гостье, я покорно вызвала Мишель и попросила принести имбирь.

 

Может быть, не воровать парик, а попросить его?.. Но Роза боготворит Рене… Она тотчас же расскажет ему об этом, и я больше не увижу ни парика, ни её самой…

 

Получив требуемое, Роза вновь пришла в прекрасное расположение духа.

- Я пишу портреты… Немного в стиле Ван Гога. В таких жёлто-голубых тонах, крупными мазками!

Она вытащила каталог с репродукциями своих картин. На мой взгляд, они ничем не напоминали Ван Гога.

- Правда, похоже? - пытливо заглянула художница мне в глаза.

Взгляд её тоже был острым и пронзительным, каким-то отталкивающим, и моё решение не украсть парик, а попросить, разбилось на осколки.

 

Нет!.. Это было бы крайне неосмотрительно!

От мысли, что я могла всё провалить из-за своей доверчивости, мне стало не по себе.

 

- Почему у тебя дрожат руки? Тебе не нравятся работы? – резким голосом выкрикнула художница. Она становилась мне неприятна. Однако я сделала усилие над собой и вымученно улыбнулась.

- Что ты! Они великолепны!

- А какая особенно? Покажи! – потребовала Роза.

Мне захотелось стащить с неё парик и вытолкать вон.

Но я снова себя сдержала и ткнула пальцем в первую подвернувшуюся репродукцию.

- Вот эта!

- Это портрет моего мужа! – гордо возвестила Роза.

Я взглянула на портрет, в который упирался мой палец. Всё в тех же жёлто-синих тонах, выдаваемых за схожесть с Ван Гогом, был изображён пожилой рокер в бандане, косухе и рваных джинсах, сидящий перед ударной установкой. Лицо у него было открытое и приветливое. Странно, что Розе удалось это запечатлеть…

 

«Русский барабанщик…», - подумала я.

 

- Его зовут Жорж, - сообщила Роза.

Я непонимающе посмотрела на неё.

- Жорж?.. Разве он француз?..

Она опять сморщилась, словно захотела дополнительной порции имбиря.

- Ой, да какой там француз… Русский, Жора! Но сама посуди – что это за имя для мужа известной художницы?

Роза обмахнулась ажурной салфеткой.

- Жарко что-то…

И она вдруг сняла парик и оказалась коротко стриженной, как Наталья Крачковская в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».

Я закашлялась. Потом промолвила:

- Да… Жорж гораздо лучше. А чем он занимается?

Роза положила в рот кусочек изумительного венского пирожного.

- Всё той же никому не нужной ерундой… Музыкой. И представь себе, милочка! Он даже умудряется собирать небольшие залы! И гастролировать! Но в основном, в России – там его ещё помнят… - она закатила глаза, словно удивляясь, как никчёмного Жоржа, занимающегося ерундой, могут помнить в России. - Он ездит на гастроли раз или два в год. В этот, как его… Новосибирск, в Кострому и в…

 

И она назвала мой город!

Я застыла. Уснувшая было мысль немедленно проснулась и встревожилась. Бежать! Не знаю как, но бежать вместе с ним, хоть в его чемодане!..

 

- Там ему нравится больше всего. Там прекрасная филармония!..

Дрожь волной прокатилась по моему телу.

- А когда он в следующий раз поедет в Россию?.. – спросила я, с трудом удерживая на привязи волнение.

 

Десятки мыслей носились в моей голове. Бежать вместе с ним. Бежать тайно. Бежать в качестве солистки его группы. Соблазнить его. Запугать его… И БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ!..

 

Роза вновь напялила парик на голову.

- Боюсь, что никогда. Ему не подходит тамошний климат. В прошлый раз он подцепил там жуткую простуду и теперь мучается артритом. А артрит для барабанщика… Сама понимаешь…

- Понимаю… - глухо произнесла я, чувствуя, как обрубается сук, на котором я сидела, и голос мой дрогнул. Из уголка глаза выкатилась слезинка. Я постаралась утереть её незаметно, но от Розы не укрылся мой жест.

- Ну… не надо принимать так близко к сердцу… - подскочила она ко мне. – Я покупаю Жоржу самые дорогие лекарства. Мы его вылечим! По правде сказать, он на себе крест не ставит. Он как раз собирался лететь туда на Новый год. Представляешь? Но с этой болезнью… Раньше, чем через три года, теперь и думать нечего…

Я тяжело задышала. Да, удар был силён… Словно всё против меня.

Я снова уткнулась в каталог. И, рассматривая странные портреты, вернулась к размышлениям о парике.

- Хочешь, сходим вместе на мою выставку? – приблизила ко мне Роза своё длинное лицо.

- Если только вместе с Рене… - робко ответила я. А что я ещё могла ответить?

Она хитро усмехнулась.

- Можно и без Рене… Мы бы сходили в чудесную кондитерскую, а потом в магазин кукол… Зачем тащить за собой Рене?

И она снова скривилась.

И тут я, наконец, задала вопрос, который с самого начала вертелся у меня на языке.

- А где будет выставка?

- В музее изобразительного искусства! – незамедлительно ответила Роза с придыханием.

Меня, однако, интересовало не это.

- А в каком городе?

Роза дико посмотрела на меня.

- В столице, конечно! Или ты думаешь, я соглашусь выставляться в провинции? Уф-ф, жарко!

И она снова неожиданно сняла парик и вытерла голову салфеткой.

- В столице чего? – решила я довести допрос до конца.

В это самое время в зал вошёл Рене в костюме-тройке. При виде Розы без парика он едва заметно усмехнулся в сторону.

Увидев маэстро, Роза засуетилась. Кое-как водворив парик обратно на голову, она по-щенячьи засюсюкала:

- О, Рене! Мы с вашей невестой замечательно проводим время! Вы отпу́стите её со мной на выставку?

Она спросила это так непринуждённо, что я замерла.

Глаза Рене сверкнули. Я подумала, что он ответит – ни в коем случае, такая красота нуждается в моем неусыпном надзоре, однако после томительной паузы он вдруг подмигнул Розе и, повернувшись ко мне, произнёс:

- А почему бы и нет, дорогая? Сходи, проветрись с Розой!

Похоже, он упивался своей сладкой местью. И ожидал услышать что-то вроде: «Нет, любимый, без тебя я не выдержу и двух часов!..» Но назло ему я дерзко произнесла:

- Пожалуй, схожу, милый! Мы будем прекрасно смотреться в паре!

Я представила нелепо одетую Розу без парика и рядом с ней – старушку с дребезжащим голосом. А что, можно сказать ей, что я хочу посетить выставку инкогнито и загримировалась под старуху…

Эта мысль пришла ко мне неожиданно. Ведь данная старуха – не кто-то другой в моём теле, это я, и черты – мои, нужно только хорошенько приглядеться…

- Сходи, дорогая. Тебе самой решать – со мной или без меня. Но без Аурунтама и Ксавье ты не обойдешься!

Рене вновь подмигнул Розе. И тяжёлый ком опять поднялся к моему горлу.

Роза, предвкушавшая свободу и магазин кукол, услышав о Ксавье и Аурунтаме, недовольно поморщилась и заторопилась к выходу.

- Отделайся от них! – шепнула она мне у двери. – Давай сходим вдвоём! Убеги от них, слышишь? Впрочем, ни Доротее, ни Анне ни разу это не удалось… Я буду ждать тебя в субботу в одиннадцать в своём особняке.

Дверь открылась, и, пока я раздумывала над её словами, Роза исчезла.

 

 

Глава пятнадцатая

 

 

Ночь была на редкость ясной и тёплой. В окно светила луна. Проворочавшись без сна в постели до поздней ночи, я подошла к балконной двери, отдёрнула прозрачную штору и прямо в ночной рубашке вышла на узенький балкон, опоясывающий башню. Внизу в лунном свете простирался парк, слева чернел пруд. За оградой густой стеной стоял лес.

Душу леденила тоска.

Ах, если бы превратиться в голубку и взлететь над этим замком, а потом над лесом… Прозрачная ограда кажется отсюда такой низкой и тонкой, почти игрушечной, но когда я там, внизу, она высится передо мной непреодолимым препятствием.

Чужая луна светила равнодушным светом, замок молчал, и вокруг стояла такая же тягостная тишина.

Я хочу убежать… Но куда и зачем? Кто ждёт меня в моём городе? Меня – ту, которая я сейчас? У меня нет там дома, нет работы, нет родных и близких людей. Там меня ожидают лишь одиночество и нищета. Жизнь в какой-нибудь ночлежке… Ни одна подруга не узна́ет меня, коль уж не узнала родная мать… Впрочем… Меня узнала тётя Клаша, и, может быть, она пустит меня пожить в своём маленьком доме на Упряжной улице?.. А где я буду работать? Петь я больше не могу… Я снова горестно, прерывисто вздохнула. Нет, такая жизнь не устроит меня – она принесёт лишь боль. Получается, Рене не оставил мне выбора. Все концы обрублены, и возвращаться мне некуда. Он отнял у меня не только молодость. Вместе с нею, получается, ушло всё. Вот если бы… Если бы вернуть её обратно!.. Но как её вернуть? Может быть, как в сказке – если меня-старушку полюбит и поцелует прекрасный принц?..

 

Испытание не длится днями – оно исчисляется годами…

 

Я вновь вспомнила таинственный предмет, похожий на пинцет – тот, которым Ксавье с Аурунтамом трижды укололи меня. Может быть, этот пинцет имеет и обратное действие? Уже не впервые мне приходила в голову эта мысль. Однако маленький импресарио, владелец загадочного чемоданчика, был нечастым гостем в замке. С того момента, как я в первый раз подумала о волшебном пинцете, он не появлялся здесь ни разу.

 

«А вот от Ксавье и Аурунтама тебе не отделаться…» - вспомнила я фразу Рене.

 

Значит, в субботу он появится – чтобы сопровождать меня в город, а попросту – чтобы шпионить за мной. И может быть, у меня будет возможность остаться наедине с жёлтым чемоданчиком и вытащить оттуда пинцет…

 

Вытащить пинцет, украсть парик – всё это мне ужасно не нравилось, но другого выхода я не видела.

 

Но если меня никто не ждёт… И даже не знает обо мне… Я должна написать письмо о том, что со мной случилось, и передать человеку, который узнал меня в новом облике – Юре Каверину. Старушка не в счёт, она плохо видит, даже в очках, да и не поймёт, пожалуй, что к чему в моей бессвязной речи…

 

Я вспомнила, как резко взглянула на тётю Клашу мама, когда та попыталась робко возразить, что я – это я, а вовсе не сестра Агнесса из психушки, нескромно называемой санаторием…

 

Взяв ручку и лист бумаги, найденные в тумбочке, я села за столик и принялась быстро писать письмо. В нём я без утайки рассказывала Юре обо всём, что произошло.

«Вот такие ужасные события приключились со мной, - завершила я свой печальный рассказ. – Это кажется невероятным, но всё же той старухой, которую Вадим отшвырнул с порога «Рио-Риты», была я! Я не знаю, где нахожусь (знаю только, что не в Испании), но предприму всё возможное, чтобы сбежать отсюда. Прошу тебя, Юра, поверь мне и вызволи из этого плена! Помоги!»

Подумав, я добавила на всякий случай: «На улице Упряжной, 39 находится дом моей няни Клавдии Петровны. О нём никто не знает, и если мне каким-то образом удастся вернуться в наш город, там я смогу скрыться от посторонних глаз, пока мы с тобой не придумаем, как быть дальше... Буду ждать тебя в этом доме. С надеждой… Марина».

Сложив листок вчетверо, я сунула его в кармашек халата.

Вдруг где-то совсем близко раздался странный шум. Я очнулась от своих раздумий и увидела, как вереницей поднимаются к небу лебеди.

Несколько прекрасных белых лебедей. Вернее – я прищурилась – пять белых и два чёрных лебедя. Куда это они собрались на ночь глядя?.. Последний чёрный лебедь, пролетая мимо моего окна, вдруг вывернул шею и посмотрел на меня влажными умными глазами – совсем как человек…

Я вздрогнула. Похоже, и птицы здесь непростые…

Крыло чёрного лебедя дрогнуло, и из-под него вылетел какой-то маленький предмет и с лёгким стуком упал прямо мне под ноги.

Изумлённая, я подняла его. Это было прелестное зеркальце в серебряной оправе. Удивительно, как оно не разбилось о каменный пол балкона…

Когда я выпрямилось, лебедей уже не было.

Крупная дрожь внезапно сотрясла тело.

Дрожа от страха и холода, я вернулась в комнату.

Нырнула в постель и натянула одеяло до подбородка.

 

Пусть поскорее настанет суббота!..

 

С раннего утра в субботу Мишель нарядила меня, причесала и дала в руку сумочку.

- Здесь расчёска и пудреница, мадемуазель.

Взгляд её будто проходил сквозь меня, и я подумала, что она, наверно, даже видит зеленоватую стену комнаты.

Внизу, как я и ожидала, передо мной предстал Аурунтам - маленького роста, пухленький, в костюме, застёгнутом на все пуговицы. В руке его был неизменный жёлтый чемоданчик.

 

Где лежит волшебный пинцет… - подумала я.

 

- На прогулку собрались, госпожа? – ухмыльнулся он.

Я быстро отвела взгляд от чемодана, чтобы он не догадался, что я проявляю к нему усиленный интерес, и нацепила на лицо улыбку.

- Как видите, дражайший.

Вместе с ним мы вышли за ограду, уселись в кабриолет, где нас уже ждал Ксавье, и отправились к Розе.

Особняк художницы и её русского супруга, как выяснилось, находился всего в двадцати минутах езды и выглядел значительно менее представительно, чем замок моего престарелого жениха. Это был низкий каменный дом, окружённый заросшей травой. «Похоже, садовника у них нет… - подумала я, - Роза всё время ваяет шедевры живописи, а муж барабанит…»

Вышедшая на звонок Роза выглядела, как всегда, дорого, но безвкусно. Увидев меня, она на мгновение задохнулась, словно ей перекрыли кислород.

- Это я, Мари, - поспешно пояснила я, чтобы рассеять её сомнения.

Она отшатнулась. Глаза непонимающе блуждали по моему лицу.

- Мари? Ты?.. Что с тобой?

- Это такая игра, - проскрипела я. – Грим и одежда старухи. Я люблю выдумывать что-нибудь необычное…

Тёмная горечь захлестнула меня при этих словах.

Роза шумно выдохнула, потом пожала плечами.

- Над тобой поработал великий гримёр, - сказала она, наконец. - Ни за что бы не узнала тебя! Шмотки могла бы надеть и поновее, а не эту грязную ветошь.

Я была одета в дорогой бежевый плащ, но промолчала. Я ещё раз убедилась в том, что другие видят невзрачную и отталкивающую картину.

- Не пригласишь на минутку?.. – попросилась я робко.

Роза помялась, но всё же прижалась к стене и пропустила меня в дом.

Внутри стоял какой-то особый запах – масляных красок, смешанных с острыми пряностями. Глянув через просторную прихожую, я увидела Жоржа.

Он сидел в глубине зала в глубоком кресле и выглядел именно так, как я себе представляла – обросшие волосы, стильная одежда, в зубах трубка. Взгляд его был устремлён куда-то вдаль. На моё появление он даже не прореагировал.

«Ну, была не была…», - решилась я.

Вошла в зал, поздоровалась. Жорж обернулся и окинул меня с головы до ног недоумённым взглядом.

- Дорогой, это невеста месье Валлина из замка за лесом, - пискнула Роза. – Она тоже из России. Поболтайте, пока я переоденусь!

В лице Жоржа ничего не переменилось.

Не отводя озадаченного взгляда, он указал рукой на кресло рядом с собой.

- Невеста? – наконец, произнёс он. – Вы, наверно, вдова?

Сердце моё упало. Он тоже видит меня старухой.

Однако времени было очень мало. Я не хотела, чтобы наш разговор слышала Роза.

- Простите, что я сразу с просьбой…

Жорж приподнялся в кресле. Его брови нахмурились.

- Роза сказала, что у вас планируется поездка в город N…

Вопросительный взгляд.

- Неважно, через три месяца или через три года…

Кивок.

- Дело в том, что мне необходимо передать письмо… Вы не могли бы помочь мне?

Не давая Жоржу опомниться, я вытащила из-под чулка мятый конверт и протянула ему.

- Здесь нет адреса, - строго заметил он.

- Да… - заторопилась я, чувствуя, как дрожат руки. – Письмо нужно передать официанту по имени Юра, который работает в кафе «Рио-Рита»…

Не сказав ни слова, Жорж сложил его и быстро убрал в карман.

- Если вам это будет не трудно… Это очень важно… Только не говорите, пожалуйста, никому о письме… - пробормотала я.

Он повернул ко мне голову, и вежливая улыбка тронула его губы.

- Наверно, в восемьдесят лет тяжело выходить замуж… А Юра, видимо, ваш внук? Или правнук?

Я дёрнула головой. Жорж расценил этот жест как положительный ответ.

- Я передам письмо по возможности. Я хорошо знаю этот город. Выступал пару раз в филармонии. Вам нравится рок-музыка?

Он вдруг вскочил с кресла и с неизвестно откуда взявшейся прытью подбежал к ударной установке, стоящей в другом углу большой комнаты.

- Помните «Memory of a Melody»? Вот это соло на ударных в «Skin Deep»?

Жорж впрыгнул за установку и отчаянно забарабанил по ней. Его взгляд стал безумным.

Я попятилась к двери, где была подхвачена Розой.

- Посмотри, какой парик мне надеть?

Незаметно для вошедшего в раж Жоржа покинув зал, я пошла за Розой и оказалась в маленькой комнатке, заваленной париками.

Встав спиной к столику, где один на другом их валялось штук десять, я уверенно сказала:

- Вон тот! Который на вешалке у кровати.

Роза повернулась на мой указующий перст.

- Косу, что ли? – и она двинулась в указанном направлении.

Скрестив руки за спиной, я зацепила, по-моему, парочку изделий из человеческих волос и быстро сунула в мешок.

Роза покрутилась у зеркала, поправила на голове случайно выбранную мною длинную русую косу, вздохнула и повернулась ко мне.

- Ну, пойдём, что ли, подруга. Тряхнём стариной… Н-да… Ну и затеи у тебя!

Она ещё раз окинула меня с головы до ног и вытолкала в прихожую.

Неистовый барабанный бой продолжался. Жорж сидел за установкой с невменяемым лицом. Моё сердце сжалось в горький комок. Напрасно я всё это затеяла… Муж под стать своей жене. Горечь залила меня, оттого, что по воле высохшего старика я нахожусь в обществе этих странных чужих людей и вынуждена использовать их…

- Мы уходим, дорогой! – Роза послала мужу воздушный поцелуй, однако он этого не заметил.

- Пошли, - буркнула она неприветливо, схватила какую-то нелепую корзинку, и мы зашагали к кабриолету.

Глава шестнадцатая

 

 

Часа через два автомобиль выехал на красивую широкую площадь, и предо мною предстал удивительный город.

- Будапешт! – шепнула Роза, и я, наконец, поняла, что мы находимся в Венгрии.

Я с любопытством высунулась из машины и ахнула:

- Какая красота!..

Однако Роза своей, видимо врожденной, бестактностью быстро поставила меня на место:

- Своим обликом ты портишь всю эту красоту! И надо было тебе обрядиться в старуху?

Она засмеялась, словно залаяла; Ксавье и импресарио дружно поддержали её.

Я внутренне сжалась в комок. Потом выпрыгнула на просторную мостовую.

- Пошли.

Я шла, стараясь запомнить окружающий городской пейзаж: вот магазинчик с непонятной надписью «Bear», вот остановка. Вот высокое здание с колоннами, рядом ресторанчик и яркая клумба с розами… И повсюду люди – красивые, нарядные, спешащие по своим делам.

- А вот и магазин кукол, про который я тебе говорила! - дрожа от нетерпения, сообщила Роза, показав на зелёную вывеску. Обернувшись к моим спутникам, она спросила неприязненно и с вызовом:

- Можно, мы зайдём без вас?

Ксавье зевнул и, отвернувшись, облокотился на машину и закурил.

Аурунтам что-то буркнул и закопался в своём чемоданчике.

А я, задрав голову, рассматривала крышу магазина кукол. Она была синего цвета, высокой и остроконечной, и напоминала колпак астронома, а по краям её, как по небу, были рассыпаны мелкие серебристые звёзды.

Роза недовольно дёрнула меня за рукав.

Не дождавшись ответа, мы вошли внутрь магазина и оказались в царстве волшебных кукол. Куклы заполоняли всё пространство помещения. Они сидели и стояли, маленькие, большие, улыбающиеся и мрачные, а по углам магазина расположились четыре куклы в человеческий рост. Это были Король, Королева и Золушка с Принцем.

Розу заинтересовали куклы, находящиеся в левой части магазина, и она отошла к ним. Я же остановилась перед Золушкой, разглядывая её удивительное платье и маленькие хрустальные туфельки.

Я такая же красивая, как она… Неужели ни один человек не видит этого?..

Словно повинуясь какой-то силе, я достала из сумочки брошенное лебедем зеркальце и заглянула в него.

И… вдруг увидела себя настоящую – молодую, с блестящими чёрными локонами, рассыпанными по плечам. Дыхание во мне замерло… Я не могла налюбоваться своим образом – таким красивым и недоступным теперь.

В бессознательном волнении я перевела зеркальце на Золушку, а потом снова посмотрела в него.

Что это?.. Из зеркала на меня глянула Золушка. Вместо своего лица я увидела её холодное белое личико… Зеркало что, ловит образы?.. Не успела я понять, что это значит, как звякнул дверной колокольчик: в магазин вошёл ещё один посетитель.

Я повернула голову из своего угла и вздрогнула, узнав вошедшего. А вернее, вошедшую.

Это была Календи – красавица-флейтистка из оркестра месье Рене. Оглянувшись по сторонам и никого не увидев, Календи двинулась прямо к витрине.

Спрятавшись за фигурой Золушки, я направила на флейтистку зеркальце, чтобы проверить свою догадку. Однако то, что случилось через секунду, поразило меня. Красавица Календи быстрым движением схватила очень дорогую фарфоровую куколку и сунула под свой длинный плащ шоколадного цвета. Проделав это, она развернулась и исчезла так быстро, словно её унесло ветром.

Я растерянно вылезла из своего укрытия.

- Вы будете что-нибудь брать, мадам? – Я и не заметила, как рядом возник продавец, одетый как персонаж старинной сказки – в костюм пажа и шляпу с пером.

- Да… да… - отчего-то заволновалась я, сунула руку в карман плаща и не поверила своим глазам. На моей ладони лежала яркая блестящая монетка в десять рублей! О, нет, это не десять рублей… Там какие-то другие буквы… Откуда она взялась?..

Продавец пристально посмотрел на неё, потом поднял на меня глаза. Казалось, сквозь невзрачный наряд они видят мою душу.

- Знак агентства «Справедливость»… - чуть слышно пробормотал он себе под нос. Я вздрогнула. Агентство «Справедливость»! Эти же слова произнёс, помнится, человек, умирающий на дороге. И он же дал мне тогда эту монетку. Но ведь она осталась в выброшенной на помойку куртке… Откуда она взялась?!

- Это значит, что я должен продать тебе за неё нашу тайну. Так слушай! – он прислонил губы к моему уху и зашептал:

- Эта кукла Золушка – непростая! Если раскрыть замок на её широком платье и залезть внутрь, то увидишь ступеньки вниз. Спустись по ним, и окажешься у речного вокзала.

С этими словами он взял у меня монетку и бросил в кассу.

- Что-то ещё, мадам?

 

Подземный ход?.. Я задрожала так сильно, что задела стоящую на витрине фигурку Кота в сапогах, и она громко зазвенела, привлекая внимание посетителей.

 

Продавец выжидательно смотрел на меня.

- Спасибо, больше ничего… Вы очень добры… - пролепетала я и добавила зачем-то:

- А Будапешт – очень красивый город…

Во взгляде продавца мелькнуло замешательство.

- Будапешт?.. Никогда не бывал в Будапеште. Всего доброго, мадам!

Потрясённая и не понимающая ничего, я стояла и смотрела, как удаляется его спина в бархатном камзоле.

- Какой противный голос у этой старухи! - раздалось поблизости, и, повернув голову, я увидела, как в меня тычет пальцем юная прелестница, идущая под ручку с прыщавым молодым человеком.

Тот усмехнулся. Парочка отвернулась и прошла мимо, при этом девушка больно зацепила меня железной пряжкой сумки.

На мои глаза невольно навернулись слёзы.

- Мари! Ты что стоишь столбом? – резкий окрик вернул меня к действительности.

Из глубины магазина ко мне приближалась Роза. В руках у неё были две куклы в бальных платьях – одна в ярко-зелёном, другая – в бледно-розовом.

- Смотри, каких красоток я купила! – громко воскликнула она. Помолчала, подозрительно глядя на меня, потом спросила:

- Что с тобой? Ты вся дрожишь!

Я посмотрела на неё.

- Ничего.

Роза вдруг стала отчуждённо-холодна.

- Пойдём, - сказала она отрывисто. – Твои провожатые уже заждались. И нам нужно успеть в художественный салон за красками, а потом в музей!

Держа покупки подмышкой, она поспешила к выходу. Я – за ней.

У самой двери я обернулась. Продавец в форме пажа любезно показывал нарядно одетой женщине фигурку одноногого оловянного солдатика. Казалось, он уже позабыл обо мне.

Вновь звякнул колокольчик, и красивая шумная улица встретила нас.

Новость, купленная за монетку, похожую на десять рублей, клокотала во мне, будоражила и бурлила внутри.

- Прости, Роза, но, наверное, я не поеду в салон… – извиняющимся тоном произнесла я, чувствуя, что улица вместе со стоящими на ней зданиями качается то вверх, то вниз.

Мне показалось, что художница испытала облегчение. С едва заметной улыбкой она вновь окинула меня взглядом с головы до ног.

- Я думаю, это мудрое решение, милочка. Тогда до встречи! – вскричала она чересчур радостно.

Вздохнув, я подобрала подол своего старческого наряда и с грацией, вызвавшей улыбку у Ксавье, села в кабриолет. Моя неотлучная охрана забралась вслед за мной, и Аурунтам, который был за рулём, повёз нас обратно в замок маэстро.

 

 

Глава семнадцатая

 

 

«Какой противный голос у этой старухи…»

«Над тобой поработал великий гримёр!.. Ну и затеи у тебя!..»

Я лежала в своей маленькой комнате и смотрела на неровные тени на потолке. Внизу шла какая-то вечеринка, но, сославшись на неважное самочувствие, я ушла к себе. Я устала почти каждый вечер наблюдать, как благородные женщины и солидные мужчины, пьянея, превращаются в разухабистых мужланов и вульгарных девиц. Но моего ненавистного жениха это, похоже, забавляло…

- Доброй ночи, милая! – милостиво отпустил он меня и чмокнул в лоб на прощание.

Этот поцелуй до сих пор ожогом горел на моей нежной коже.

 

Которая кажется всем дряблой и морщинистой…

 

Я потрогала лоб и почувствовала, как тяжело бьётся в груди сердце.

 

Там, внизу, был Аурунтам.

 

В последнее время он очень редко бывал в замке, и я уже почти распрощалась с надеждой проникнуть в его чемоданчик, но сегодня после нашего путешествия в город он зашёл. Как бы выманить его из зала?.. Он не танцует, если пьёт, то немного, и чемоданчик всё время у него на виду…

Чувствуя, что мысли будоражат и не дают уснуть, я вылезла из постели, накинула лёгкий синий халат в горошек и вышла на балкон.

На лужайку, освещённую фигурными фонарями, высыпала разгорячённая вином и танцами толпа. Весёлую компанию не пугал даже начинающийся дождь и ветер, срывающий с деревьев последнюю листву.

Может быть, Аурунтам отвлечётся, и я смогу залезть в его чемоданчик?..

Охваченная внезапной решимостью, я вернулась в комнату, облачилась в длинное тёмное платье (с недавних пор весь мой гардероб состоял только из длинных платьев), поднесла руку к кнопочке, опускающей меня вниз…

Потом отдёрнула. Лучше спущусь по лестнице.

Осторожно вышла на лестницу. Тишина.

Бесшумно начала спускаться.

Помнится, в первые дни я исследовала замок и все его помещения. Вот здесь, на седьмом этаже, находятся две пустые спальни. Так и есть. Двери приоткрыты, а за ними - две пропылённые нежилые комнаты.

Я спустилась ещё на один этаж, потом ещё и ещё…

На четвёртом этаже, вот за этой высокой дверью – зала, неизвестно для чего предназначенная, с парадной обстановкой и подобием трибуны в углу.

Здесь – кабинет, тоже всегда пустующий, а рядом огромная библиотека. Всю её площадь занимают дубовые столы, а по стенам расставлены бесчисленные шкафы с книгами… И не далее как вчера я стащила из этой библиотеки свой загранпаспорт.

Проходя мимо неё, я неожиданно приостановилась. За дверью слышался какой-то плеск.

Медленно и тихо я подошла к двери, приоткрыла… и обмерла.

На этот раз за дверью была совсем не библиотека, а… бассейн!

Чудесный бассейн с приглушённым освещением и стеклянными стенами… и почему Рене не показал мне его раньше?

 

Но раньше здесь была библиотека…

 

Поражённая, я застыла возле входа.

Сверкающая вода подходила прямо к моим ногам, словно пытаясь лизнуть кончики пальцев. Чуть осмелев, я шагнула вперёд. Да, передо мной лежал бассейн, освещаемый разноцветными мигающими в потолке огоньками. Длинный, с просвечивающим дном, ступенями…

Повинуясь внезапному желанию освежиться, я быстро скинула платье и бельё и осталась нагишом.

Спустилась по ступеням и вошла в прозрачную тёплую воду.

На миг почудилось, что это вовсе не вода – она была какая-то чуть маслянистая и плотная. Мне показалось, будто она облепила меня, сжала со всех сторон. Немного удивившись, я поплыла по ней, чувствуя необыкновенную лёгкость во всём теле. На воде играли жёлтые, оранжевые и синие блики.

Вода сама несла меня, и ко мне впервые после долгих дней начало возвращаться давно забытое успокоение. Задумавшись, я плыла и плыла вперёд, пока не заметила, что какое-то время двигаюсь почти на ощупь. За несколько минут, проведённых в воде, в бассейне стало намного темнее. Блики почти исчезли, огоньки в потолке потускнели и, один за другим, медленно угасали. Лёгкая оторопь охватила меня. Ещё немного, и я окажусь в кромешной тьме!..

Я развернулась и поплыла назад, но, по-моему, свернула не в ту сторону, потому что слегка маслянистая вода всё никак не кончалась. Я вытягивала руки во все стороны в надежде коснуться, наконец, стены бассейна, но её всё не было и не было.

Последние огоньки погасли, и я оказалась в полной темноте.

Мне вдруг стало по-настоящему страшно.

Проплыв наугад ещё несколько метров, я почувствовала, как руки начинают уставать, а признаков краёв бассейна по-прежнему не ощущалось.

«Нужно позвать на помощь…», - подумала я и уже открыла рот, чтобы закричать: «Помогите!», как вдруг вода резко отхлынула, и мои колени коснулись ровного прохладного пола.

Опершись на руки и дрожа от непонимания и страха, я встала и ощупью двинулась вперёд.

Внезапно впереди забрезжил свет. Я ускорила шаг. Похоже, это дверь наружу. Слава богу!.. Наверно, в определённый час воду из бассейна спускают и гасят свет… После почти панического ужаса ко мне начало возвращаться равновесие.

Подойдя к двери, которая по-прежнему была чуть приоткрыта, я начала искать место, где бросила свою одежду, но платья и алого комплекта белья, оставленных возле ступеней, нигде не было. Я обошла вокруг несколько раз… Ничего.

Придётся возвращаться наверх голышом!..

Ситуация показалась мне забавной, и я хихикнула.

Освежённая и весёлая, я распахнула дверь, намереваясь вновь выйти на лестницу… Но неожиданно увидела узкую, но ровную дорогу, по краям которой росла трава и стояли редкие деревья.

Липкий страх вновь сковал тело. Дорога?.. На четвёртом этаже замка?.. Куда я приплыла?.. Ничего не понимаю. Декорации какие-то, что ли?..

Крадучись я просунула голову за дверь и как была, нагишом, выскользнула наружу. Резкий, пронизывающий холод обдал меня со всех сторон. Трясясь, как осиновый лист, я начала озираться вокруг. Какая-то незнакомая местность, и никакая не бутафория, а самый настоящий лес…

Тёмная фигура мелькнула вдалеке. Я ринулась в сторону и, сжавшись, юркнула под первый попавшийся куст.

На дороге показалась лошадь. Её вёл под уздцы высокий статный человек. Когда он подошёл совсем близко, я, не веря своим глазам, узнала в нём Аурунтама. Маленький, невзрачный, коренастый… Куда девалось всё это? Высокого роста, широкоплечий… И только черты лица остались прежними.

 

…Но как Аурунтам оказался здесь? Ведь он только что был внизу, на лужайке, вместе с остальными гостями…

 

- Домой, Седрик! – сказал он вполголоса, вскочив на коня.

Словно почуяв что-то, Седрик замотал головой и заржал.

- Что ты? – удивился странный импресарио или его брат-великан.

На моё счастье, лошадь не умела говорить.

Пыль взвилась из-под копыт Седрика, и я едва сдержалась, чтобы не чихнуть.

Послышался удаляющийся топот, задрожавшие кусты, наконец, успокоились, и я осторожно вылезла из своего убежища.

Всё ещё находясь в изумлении, посмотрела в сторону, куда скрылась лошадь со своим седоком. Сделала пару шагов вперёд… Деревья по бокам закачались и зашумели, словно недовольно зашептали.

Нет, пешком и голышом совсем ни к чему здесь бродить среди ночи…

С той стороны, откуда пришли Аурунтам с Седриком, послышалось тихое лошадиное ржание. Похоже, там не одна лошадь, а целая конюшня…

 

На территории замка, разумеется, есть конюшня… Но откуда она на четвёртом этаже?..

 

Рассеянно я вернулась к двери. Как же мне попасть в свою комнату?..

С лёгким скрипом дверь открылась, и я увидела… лестницу.

Платье, бельё и обувь валялись рядом, и, подхватив их, по ступенькам я пробралась наверх, оставляя мокрые и грязные следы.

Нашла, наконец, свою комнату.

Зашла в ванную и включила горячий душ.

Завтра с утра обязательно рассмотрю всё это – диковинный бассейн и ведущую из него прямо на улицу дверь… И ещё нужно отыскать конюшню и в следующий раз проследить, куда это ездит Аурунтам…

Согревшись, я нырнула под одеяло.

Сколько ещё опасных тайн хранит моя кружевная тюрьма?..

 

 

Глава восемнадцатая

 

 

- Ты помнишь, что скоро наша свадьба, дорогая? - встретил меня за завтраком месье Рене. – До неё осталась всего две недели, и после свадьбы тебе не будет позволено так свободно бродить по замку!

Мой жених был облачён в длинный дирижёрский фрак, белоснежную рубашку и наглаженные брюки. Он развалился на удобном стуле и не отрываясь смотрел на меня.

Маэстро казался беззаботным и довольным, но его взгляд был по-прежнему остр и пронзителен. Меня охватило волнение. Он что, знает о моём ночном путешествии?..

- Сегодня я улетаю на концерт в Испанию, - обронил Рене мимоходом, отправляя в рот вкуснейший круассан с клубникой. – А через три дня, когда вернусь, наступят приготовления к свадьбе.

Он помолчал немного и добавил:

- Веди себя хорошо, моя дорогая. И не делай глупостей!

Последняя фраза была произнесена резко изменившимся тоном. Может, он действительно знает?.. А что особенного я сделала? Просто искупалась в бассейне… Может быть, спросить его, что находится на четвёртом этаже?..

Но кто-то словно удержал меня за язык.

- Я и не делаю глупостей, – подойдя к нему, промолвила я кротко. – Я целыми днями в своей комнате или в саду, вот и все мои занятия.

Мне показалось, что маэстро облегчённо вздохнул.

- Когда на твоём пальчике появится обручальное кольцо, мне будет спокойнее. Это колечко – настоящий клад! Можно назвать его старинным оберегом. Пока оно на твоей милой ручке, с тобой ничего не случится.

Рене встал и трепетно прижал меня к себе.

- Ты очень дорога мне, Марина! Я безумно люблю тебя!

Он назвал меня уже почти забытым именем. Звук его так давно не раздавался под сводами этого замка, что, услышав его, я невольно вздрогнула в объятиях Рене. «Мари», «мадемуазель», «госпожа», «милая», «дорогая», - вот какие обращения были здесь в ходу, и собственное имя слегка резануло слух.

 

«Какой противный голос у этой старухи…», «Зачем ты вырядилась этой старухой?..», - вспомнились все те оскорбления, что получала я в данном им образе…

 

- Если ты любишь меня… Тогда верни мне прежний облик и отправь меня назад! – зашептала я, уткнувшись губами в ворот его фрака.

Месье тихо и скрипуче рассмеялся.

- О нет, девочка!.. Я слишком эгоистичен, чтобы так поступить!

Надушенными кончиками пальцев он легонько оттолкнул меня и произнёс с нежностью:

- Не трави свою душу, любимая! О прошлом нужно забыть. Забыть навсегда. Через две недели у тебя начнётся новая жизнь! И не нужно плакать, это оставляет следы на твоём очаровательном личике! Посмотри, что я привёз тебе из Парижа!

На моей ладони оказалось рубиновое ожерелье.

Оно было таким изысканным и роскошным, что у меня невольно замерло дыхание.

- Это чтобы ты не забывала, как я люблю тебя!

В его глазах отразилась горечь.

- Спасибо, Рене, - ответила я, чувствуя какие-то странные угрызения совести.

- Наденешь сейчас?

- Нет… - я положила ожерелье в карман платья, – лучше к твоему возвращению…

Он взглянул на часы и нахмурился.

- Мне пора, Мари! Не скучай без меня! Через три дня я вернусь.

 

«Через три дня я вернусь…»

«Через две недели наша свадьба…»

 

Вытерев слёзы, я кивнула жениху.

- Я буду ждать тебя. Удачи на концерте!..

Он улыбнулся.

- Ну вот, видишь, ты уже не такая дикарка, которую я привёз сюда месяц назад!

Месяц! Уже месяц я томлюсь в его прекрасном пугающем замке, где обычная комната вдруг заполняется водой, а дверь из неё выводит с четвёртого этажа прямо на дорогу… А как этот самый тяжёлый месяц в моей жизни прожили мама, тётя Клаша, Вадим?.. Как дела в филармонии? Кто теперь вместо меня?..

Я почувствовала, что что-то заболело внутри. Наверно, это терзалась и билась в клетке груди моя измученная душа.

Хлопнула дверь. Маэстро вышел из столовой. Снаружи раздались его резкие приказания.

Я села на стул и посмотрела в глубину чашечки с кофе. Она была черна и беспросветна.

С каждым днём становится всё труднее и труднее…

Механически я взяла из вазы банан и начала очищать его от кожуры.

- Хозяин! – раздался грубый голос, и на пороге столовой появился Аурунтам.

 

С чемоданчиком в руке.

 

От неожиданности мурашки пробежали по моему телу.

- Месье Рене ушёл к слугам… - пролепетала я. Аурунтам неприятно сощурил маленькие глазки. Он немного помедлил в дверях, затем, не сказав ни слова, развернулся и вышел.

Подобрав подол платья, я поспешила за ним.

В коридоре я столкнулась с Ксавье, безразлично жующим что-то.

- Вы так испуганы, мадемуазель… - промямлил он.

- Я… я хочу проводить Рене… - сообщила я, косясь краем глаза в сторону удаляющегося импресарио.

- Ага! – беззаботно ответил секретарь и, повернувшись ко мне худым задом, уставился на картину, изображающую полуголую женщину в венке из алых маков.

Откуда ни возьмись, передо мной возникла Таналь.

- Господин в гримёрной.

- Один? – спросила я спокойно, придерживая пульсирующее сердце.

- К нему пошёл господин Аурунтам.

Я кивнула и не спеша проследовала в конец коридора, где находилась гримёрная.

- Мишель! – раздался недовольный голос маэстро. – Пошевеливайся! Я могу опоздать к самолёту!..

Неприятный шёпот и смех Аурунтама.

Я покосилась на левую половину замка, где жили слуги. Сейчас Мишель понесёт ему поднос с баночками и кисточками… А что, если ей поскользнуться и рассыпать их?..

Идея показалась мне удачной. Оглянувшись, чтобы убедиться, что меня никто не заметил, я нагнулась и положила в тёмном переходе, прямо на пути Мишели, скользкую шкурку от банана.

И тут же из-за угла появилась она – в белых ботиночках, накрахмаленном фартуке и с неизменным каменным выражением лица.

Трепеща от волнения, я нырнула в проём между дверями.

- Ах!.. – в следующее мгновение случилось то, на что я рассчитывала. Мишель растянулась на полу, а баночки и тюбики раскатились по полу.

Из гримёрной выкатился Аурунтам, а следом за ним вышел мой плечистый жених. Они поспешили по коридору, вспоминая всех чертей.

Не теряя ни секунды, я проскользнула в комнату.

- Что случилось? – послышался обеспокоенный голос Рене. – Аурунтам, помоги! Собери эти банки, чёрт возьми! Я опаздываю!..

Какая удача!..

Чемоданчик лежал на стуле у зеркала и был открыт!..

Я сразу увидела то, что искала.

В специальном углублении сверкал стальной предмет, похожий на пинцет.

Руки мои задрожали, мысли поскакали, как резвые зайцы.

 

«Так… Краешек губ, бровь и запястье…»

 

Из коридора донеслись приближающиеся шаги.

Я поспешно выхватила пинцет и кольнула им в край нижней губы. Рука тряслась как под током.

Шаги раздались совсем близко.

 

Не успею…

 

Судорожно сунув пинцет на место, я бросилась в противоположный конец комнаты и втиснулась в пыльный шкафчик с фраками.

- Ужас… - прозвучало почти над ухом, едва я успела прикрыть хлипкую дверцу. – Моя пудра рассыпана! Как я появлюсь на людях в таком виде?..

- Позвольте, господин… - это заискивает Мишель, пытаясь загладить оплошность.

- Господин! Машина подана! – отчётливый голос дворецкого Альберта.

- Убери всё, Мишель. Аурунтам! Нам пора!

Зашаркали шаги, скрипнула дверь, охнула Мишель…

Через пять минут шум стих, и я выбралась из шкафа.

В комнате всё было на своих местах, и только чемоданчик Аурунтама исчез вместе с ним.

 

 

 

 

 

 

Глава девятнадцатая

 

 

Я замужем.

Ещё совсем недавно эти слова казались мне волшебной музыкой. Я то и дело доставала из шкафа свадебное платье, мерила тонкое, нежное кольцо и шептала «я замужем», «я замужем», представляя, как гордо и счастливо буду говорить об этом после свадьбы с Вадимом…

И вот теперь я замужем, и безымянный палец моей правой руки сжимает и сдавливает кольцо – тяжёлое, весом граммов в двадцать, из красного золота, с крупным чёрным бриллиантом.

Я замужем уже пять месяцев.

Незаметно пролетела зима, и наступил апрель – звонкий, нежный месяц. Но здесь, в замке, он не был звонким – он был таким же унылым и не принёс мне ни облегчения, ни радости.

Помню, как после истории с пинцетом, полная надежды и волнения, я подбежала к огромному зеркалу в бальном зале…

И помню, как долго стояла возле него, обливаясь слезами. Горло перехлёстывало от рыданий. К моему ужасу, ничего не изменилось!

Из зеркала на меня по-прежнему взирала древняя старуха в лохмотьях. И она тоже обливалась слезами… Горькие капельки текли по её лицу, застревая в глубоких морщинах.

Всё было напрасно. Наверно, я сделала что-то не так. Может быть, нужно было произнести какое-нибудь заклинание. А может, ткнуть во все три части тела сразу. Я же успела коснуться лишь краешка губ… А вероятнее всего, мне вообще это не под силу, и расколдовать меня может только тот, кто заколдовал, или тот, кто обладает не меньшей могущественной силой…

Выплакав, казалось, все слёзы, я в последней отчаянной надежде предприняла несколько попыток вновь попасть в заветный бассейн, ведущий на лесную дорогу, но мне так и не удалось отыскать его, словно кто-то настойчиво прятал его от меня… Каждый раз, открывая дверь, я видела там всё ту же знакомую библиотеку.

А потом была бесконечная апатия, долгое лежание на кровати и только белый потолок перед уставшими и, казалось, выцветшими от слёз глазами. Я не могла ни есть, ни спать, и вставала с постели только для того, чтобы, подойдя к окну, отдёрнуть вечно задёрнутые шторы и посмотреть, день сейчас или ночь, дождь или солнце. Потом мне стало безразлично и это. В какой-то момент, уже всерьёз опасаясь за своё здоровье, я, собрав последние силы, спустилась вниз, в комнату прислуги, и попросила дать мне какое-нибудь средство, чтобы хотя бы на время забыться сном. Таналь провела меня в кухню, вытащила из аптечки розовую баночку, открыла её и протянула маленькую таблетку, такую же розовую, как баночка. Там же я запила её водой и, едва успев добрести до постели, рухнула, как подкошенная, и проспала без просыпу целые сутки. Наверно, это и спасло меня, придав хоть немного сил. Несколько раз я прибегала к помощи этих таблеток, и мне удалось, в конце концов, восстановить свой сон; однако за неделю я очень похудела, и обеспокоенному жениху пришлось заказывать для меня другое платье взамен приготовленного…

Мы поженились тихо и незаметно в маленькой церкви на каком-то пригорке; нашу пару, слегка удивляясь, тем не менее, чин по чину обвенчал батюшка с польским именем Любомир, и богато украшенная карета вернула нас домой уже мужем и женой.

Внизу состоялся небольшой торжественный вечер, опять-таки в узком кругу, где на меня, прищуривая красивые чёрные глаза, пристально и молчаливо смотрела красавица Календи, рассказывал пошлые анекдоты концертмейстер Поль Вергелен, и дружно ржали над ними придурковатые трубачи Яков и Дантон. Розы с Жоржем на церемонии не было, мне в моей смертельной тоске оказалось вовсе не до неё, Рене – тем более. Поэтому, когда я получила от неё записку с церемонным обращением «мадам Валлин, я порываю с Вами всяческие связи», я не удивилась. Но и не расстроилась и не обрадовалась. Я смяла её и бросила в угол своей комнаты, чувствуя, что и это, новое платье, становится мне слишком широким…

Вечер прошёл как в тумане, и в середине его я незаметно покинула залу, решив, что и без меня гостям теперь уже моего законного мужа будет весело и интересно. Прямо в платье упала на кровать лицом вниз и заткнула уши от доносившихся снизу звуков музыки и смеха.

А ночью он пришёл ко мне. И приходил теперь каждую ночь, гадкий, омерзительный старик! Его поцелуи, его объятия… Сжав зубы, я терпела их и недвижимо ждала, когда же, кончив своё дело, он уйдёт быстрой шаркающей походкой… Старец оказался страстным любовником. Только для меня его страсть была горькой, как полынь… Словно манны небесной, я ждала его очередных гастролей, чтобы с новой силой приняться за осуществление планов побега, коих за это время накопилось великое множество. К сожалению, все они были неосуществимы. Но я мечтала, мечтала и надеялась, что какой-нибудь заплутавший ангел, пролетая над замком, пошлёт мне спасительное решение… Здоровье моё начало поправляться, и вскоре я совсем окрепла и была свежа и бодра, как раньше.

Наконец, Рене уехал на гастроли в Италию, захватив с собой, на моё счастье, своих верных оруженосцев, не менее противных мне, чем он сам. С утра я была в приподнятом настроении и даже попыталась сразу после отъезда мужа снять с руки тяжёлое кольцо, однако мне это не удалось. Символ брака сидел на моём пальце намертво.

Я пыталась на время избавиться от него с помощью куска ароматного клубничного мыла, когда, словно лист перед травой, передо мной возникла Таналь.

- Не желаете ли погулять по саду? Сегодня прекрасная погода!

 

Как незаметно она вошла… как внезапно она появляется… будто из воздуха…

 

Неудача опять ввергла меня в уныние. В голове застучало, и на глаза навернулись привычные слёзы.

- Да, пожалуй… - ответила я тускло, вытирая руки, - что-то неважно я себя чувствую…

- Неважно? – встревожилась служанка и потрогала мой лоб. – Госпожа, похоже, у вас температура!

 

…Мой муж на гастролях вместе с Ксавье и Аурунтамом. Я осталась одна, без присмотра… Может быть, мне всё же удастся сбежать?.. Напоить Спиркса вином из бочки, что стоит в подвале, и сбежать?..

 

Тыльной стороной ладони я неловко вытерла слёзы.

 

Однажды я уже пыталась проделать это, и, увы, безуспешно.

 

Я снова взглянула в зеркало. Горестные складки залегли у дряблого старушечьего рта.

 

Как же вырваться из этого душного замка?.. Я ненавижу его!..

 

- Не вызвать ли доктора? – ещё больше обеспокоилась Таналь, глядя на моё заплаканное лицо.

Я пристально посмотрела на неё, раздумывая… И вдруг меня осенило.

 

Доктор! Доктор будет моим спасением!..

 

- О… - я пошатнулась и чуть не упала на руки служанки.

- Сейчас, мадам! – поддерживая меня, она сноровисто вытащила из кармашка фартучка крошечный телефончик. – Доктор Вили? Нашей госпоже плохо. Приезжайте, пожалуйста, в замок за лесом, да поскорее!

Удостоверившись в скором прибытии доктора, Таналь отвела меня в мою комнату, раздела и уложила в постель.

Похоже, мне и правда нездоровилось, но не настолько, как я пыталась это изобразить. Оказавшись в постели, я начала лихорадочно продумывать, как уговорить доктора Вили вывезти меня из замка.

- Груши, мадам, - в комнату торжественно вошла Мишель с подносом, на котором лежали ароматные фрукты. Я состроила скорбное выражение лица и тихо простонала. – И мазь для разогрева ног. Доктор Вили прибудет с минуты на минуту. Объясните ему ваше состояние, и он обязательно поможет. Он прекрасно владеет своим ремеслом! И хорошо говорит по-русски.

Я еле-еле кивнула, делая вид, что каждое движение даётся мне с непомерным трудом.

- Отдыхайте, мадам! – громовым голосом пожелала на прощание Мишель и покинула комнату, оставив меня в одиночестве.

Не успела я немного взлохматить волосы и придать лицу сонное выражение, как прибыл доктор.

Он вошёл в мою светёлку размашистым шагом – среднего роста, улыбчивый, с суетливо бегающими глазками.

Эскулап с прекрасной рекомендацией от моей прислуги подошёл к кровати и сел на краешек. Из-за его плеча выглядывала Таналь.

- Доктор… - я слабым движением откинула волосы со лба и незаметно указала на служанку глазами.

Доктор Вили среагировал мгновенно. Он обернулся к ней и строго объявил:

- Попрошу оставить меня наедине с больной!

Таналь подозрительно взглянула на меня, открыла рот, словно желая что-то возразить, но, передумав, кивнула и вышла.

Я рывком приподнялась на постели.

- Доктор Вили! – зашептала я, притянув к себе его потную голову. – Вывезите меня из замка!

Он вырвал голову и с ужасом взглянул на меня.

- Что? Как это то есть?..

- То есть скажите, что у меня… воспаление среднего мочевого пальца, и вы один не справитесь. Нужно срочно отвезти меня к более опытному доктору!

Доктор Вили недовольно нахмурился.

- Что значит – к более опытному?

Я сунула руку под подушку и вновь притянула к себе голову лекаря.

- Вот это – рубиновое ожерелье. Оно ваше.

Голова дрогнула.

- …Только вывезите меня из замка. И найдите предлог остановить возле магазина кукол. Дальнейшее вас не касается.

Доктор впился алчными глазами в рубиновое ожерелье, потом бросил на меня вопросительный взгляд.

- Да, да! – зашептала я, пряча ожерелье ему за пазуху. – Вы правильно поняли!

- Возле магазина кукол?.. – негромко спросил доктор Вили, и глаза его забегали ещё быстрее.

В комнату вновь вошла Таналь, за ней – Мишель. Я едва успела в изнеможении откинуться на подушку.

- К сожалению, больная очень слаба. Редкий вид воспаления лёгких, - сочувственно покачал головой врач.

Служанки озабоченно переглянулись.

- Здесь нужно стационарное лечение. Совершенно необходимо везти мадам в клинику доктора Станислава Уиллса.

- В клинику доктора Уиллса? Это так необходимо? – вперёд выступила роботоподобная Таналь.

Я судорожно закашлялась. Доктор бросился ко мне. Я испугалась, как бы ожерелье не выпало из-за его пазухи.

- Нельзя терять ни минуты! Собирайтесь, мадам, – он обернулся к служанкам. – Срочно соберите вещи мадам на несколько дней.

Те с удивительной расторопностью достали небольшую дорожную сумку и бросились собирать мои вещи.

- И обязательно, слышите? Обязательно положите паспорт и деньги!..

 

«Замечательный специалист!» – убедилась я.

 

Придав голосу солидность и значимость, месье Вили произнёс:

- Мадам, спускайтесь вниз, к моей машине.

Доктор вышел.

Я медленно встала и, ковыляя, двинулась к шкафу. Проходя мимо Мишели, я легонько качнулась и вновь застонала. Служанки задвигались ещё быстрее.

- Ваши документы во внутреннем кармане сумки, мадам, - сообщила Таналь.

– Очень хорошо… - похвалила я, незаметно пряча на груди украденный из библиотеки заграничный паспорт.

Через десять минут дорожная сумка была собрана, я, причёсанная и одетая, бессильно свесив руки вдоль тела, стояла у ворот, а по бокам грозно, как монументы, возвышались двое охранников замка, имевшие традиционно необычные имена - Клаус и Гриент.

Для предстоящего побега я облачилась в клетчатый плащ до пят, нежно-голубой платок по самые брови и тёмные очки в пол-лица, чтобы при выезде из замка доктор не ужаснулся моему перевоплощению.

У ажурных ворот стоял автомобиль марки «Шевроле».

Меня, охающую и бледную, усадили в него, подошедший доктор Вили оглядел сопровождающую компанию, поменял всех местами, и машина отправилась в путь.

В этот момент небо поразил разряд молнии, и через мгновение в окна застучал резкий проливной дождь.

Я расположилась было сзади, в неудобной позиции между Клаусом и Гриентом, однако чуть задержавшийся из-за получения гонорара за консультацию доктор приказал мне пересесть вперёд, дабы ненароком не заразить молодых людей. Слегка дрожа от волнения, я уселась рядом с ним, поближе к двери. Автомобиль медленно ехал по тропинке, освещаемой редкими высокими фонарями. Мерный стук дождя по стеклу нарушал тишину леса. Затем сидящий позади меня Клаус что-то сказал Гриенту, и оба тихонько прыснули.

- Ехать далеко… - произнёс между тем доктор и, обернувшись к охранникам, протянул им что-то. – Вот, скоротайте время.

Ребята дружно загоготали. Наверно, получили в свои крепкие лапы кроссворды или карты…

«Редкое везение… Сообразительный доктор и недотёпы-стражи…» - подумала я.

В этот момент струя ливня ударила в окно «Шевроле», заливая стёкла. Я поёжилась. Редкое везение… Пожалуй, с этим можно поспорить.

Колёса машины начали увязать в грязи, и она даже стала слегка заваливаться набок, когда мы неожиданно выехали на красивую и ровную мостовую незнакомого города, который Роза называла столицей. Я выглянула в окно. Над городом тоже начинали собираться тёмные, тяжёлые тучи.

Колёса пошли намного легче, автомобиль выровнялся и быстро помчался вперёд по широкой чистой улице. Напрягая глаза, я пристально вглядывалась в сумерки, пытаясь не пропустить знакомый пейзаж – остановку, клумбу и павильон с непонятной надписью «Bear».

Внезапно доктор незаметно, но довольно сильно толкнул меня в бок.

Я прижалась лбом к стеклу и… увидела магазин кукол. Я узнала его по синему колпаку крыши и рассыпанным по нему звёздам. Но вокруг почему-то не было ни павильона, ни остановки, ни клумбы с розами. Сзади располагался какой-то высокий офис, а рядом пристроилось ателье или швейная мастерская – на огромной вывеске, растопырив ножницы, подмигивал прохожим усатый портной в фартуке.

О Боже! Это был другой магазин!.. Но, может быть, в нём тоже есть Золушка?.. Это, видимо, сеть магазинов…

Целитель пихнул меня в бок ещё сильнее.

- Остановите… - прохрипела я, - остановите!

От звука моего голоса доктор вздрогнул.

- Меня сейчас вырвет! – воскликнула я. – Выпустите меня!

- Ого, гляди, какая картинка! – раздалось сзади прищёлкивание языком.

Машина остановилась, я распахнула дверь и вышла.

- Быстрее… - шепнул доктор Вили. Глаза его вновь забегали из стороны в сторону.

От сильного ветра полы моего плаща, как паруса, взвивались вверх. Подхватив их замерзающей рукой, я побежала к магазину.

 

Сейчас, только забежать в него, найти Золушку, раскрыть «молнию» и броситься в спасительный подземный ход, а очнуться уже у вокзала… Паспорт, вещи и какая-то сумма у меня есть…

 

Я радостно вдохнула полной грудью прохладного сырого воздуха и подняла глаза на дверь магазина.

На высокой стеклянной двери красовалась табличка с надписью на французском языке: «Réparations».

«Ремонт!»

Мысли, как резвые чёртики, забегали в голове, заметались и начали рушиться.

«Réparations» - белая табличка с чёткими буквами качалась перед глазами всё сильнее и сильнее, вверх-вниз, вверх-вниз…

Я лихорадочно дёрнула ручку. Заперто.

Внезапно я поняла – нужно немедленно что-то решать. Пока ещё Клаус и Гриент рассматривают картинки, заботливо подсунутые доктором, а его лицо пятном светится из окна, строя какие-то гримасы… Но всё это продлится очень недолго. Если через несколько секунд я не предприму чего-нибудь, то тупоголовые молодцы мигом водворят меня назад и, чего доброго, действительно отвезут в клинику Станислава Уиллса…

Дрожа и спотыкаясь, с пересохшим от волнения горлом, я быстро завернула за магазин и увидела в здании офиса низкую арку.

Не задумываясь больше, я нырнула под неё и побежала.

 

Глава двадцатая

 

 

Выбежав из-под арки, я едва удержалась на ногах – так силён был порыв ветра, хлестнувший из-за угла. С ужасом я увидела, как деревья, стоящие вдоль дороги, начинают клониться чуть ли не до земли, а небо совсем почернело, и вот-вот начнётся настоящий ураган! Прижавшись к краю арки, я робко огляделась. Усиливающийся с каждой секундой ветер доставал меня и там, пронизывая до костей тело в лёгком плаще. Из своего ненадёжного укрытия я видела пересекающую улицу пустую дорогу, за которой блестела узкая речка, отгороженная тротуаром и серебристой резной оградой.

Не успела я подумать, что же делать дальше, как тяжёлое нависшее небо осветила яркая вспышка молнии, и через секунду грянул страшный гром. Небо дрогнуло и разлилось мощными струями дождя. Набережная незнакомой реки сейчас же превратилась в клокочущий ручей.

Сзади послышались далёкие голоса, и, обернувшись, я в ужасе увидела, как, прикрыв головы руками, к магазину подбегают две высокие фигуры. Это были Клаус и Гриент.

Вдохнув в грудь как можно больше воздуха, я, наконец, выбежала из-под арки прямо навстречу бушующей стихии и устремилась по дороге, по щиколотки утопая в бурлящей воде. Позади раздались гневные крики и топот. Не оборачиваясь, задыхаясь и дрожа от ужаса, я бежала дальше, почти не замечая, что обувь моя промокла насквозь. Вокруг уже было черно как ночью. Небо вновь озарилось вспышкой и обрушилось таким жутким ливнем, что его резкие тугие струи едва не сбили с ног мою тонкую похудевшую фигурку. Топот за спиной неумолимо приближался, когда огромный раскидистый вяз начал с треском крениться вниз. Я успела проскочить как раз перед тем, как дерево со страшной силой рухнуло поперёк дороги, преградив путь моим преследователям.

Не останавливаясь, прерывисто дыша, я свернула на какую-то глухую улочку и полетела по ней изо всех сил, лихорадочно озираясь на бегу. Слева показались высокие дома, однако двери их красивых подъездов были накрепко закрыты, и только огоньки домофонов прожигали темноту.

И вдруг какая-то серая фигура под зонтом метнулась к одному из подъездов. Человек нажал на кнопку домофона и исчез внутри. Пропустившая его дверь начала медленно закрываться. В это мгновение я собрала все оставшиеся силы и загнанным зверем устремилась к ней, успев схватиться за дверную ручку в последнюю секунду.

Держа дверь приоткрытой, я вновь огляделась. За мной никто не гнался; похоже, Клаус и Гриент, отстав, потеряли мой след.

Открыв дверь пошире, я нырнула в пахнущий свежестью подъезд, резко прижалась к тёплой стене и, наконец, отдышалась.

Дверь тихо закрылась, отделяя меня от прошлой жизни.

Продрогшая, вымокшая до нитки, со спутанными волосами и сбившимся набок голубым платком, я поднялась на несколько этажей выше и осторожно выглянула в широкое окно. Снаружи по-прежнему бушевала сильнейшая гроза. По почерневшей реке бежали барашки. Улица была пуста. И я, наконец, резко выдохнула. Неужели я смогла?.. Неужели мне удалось?!.

Вдруг где-то наверху скрипнула дверь. Я медленно приподняла голову и увидела на площадке мужчину лет тридцати пяти. На нём была домашняя одежда - футболка и синие трикотажные брюки. Пристально рассмотрев меня, так, что внутри у меня всё перевернулось, он, наконец, произнёс приветливым и мягким голосом какую-то фразу на французском языке.

Не отвечая, я лишь испуганно смотрела на него.

Тогда он повторил, видимо, то же самое, но уже по-русски, с небольшим акцентом:

- Вы совсем промокли, девушка… Поднимайтесь сюда.

Почему он выбрал этот язык?..

Чуть поколебавшись, но всё же взяв в руки полы плаща, с которых текли струи воды, я начала подниматься наверх, к распахнутой двери, от которой веяло теплом и уютом. Поднялась, заглянула в небритое лицо мужчины, в его голубые глаза. И только в это мгновение до меня дошёл смысл сказанного им.

«Девушка». Он сказал «девушка»!.. Значит… значит…

Я едва не попятилась назад, но он уверенно удержал меня за локоть.

- Проходите, - повторил человек, пропуская меня в просторную прихожую.

 

Может, показалось?..

 

Искоса глянув на него, я неловко шагнула вперёд. Внутри всё трепетало. Сердце колотилось быстро и сбивчиво.

Мужчина, будто не замечая моего волнения, помог мне снять обувь и плащ.

 

Кто он? Человек с кристально чистой душой или из общества Рене Валлина?.. Спасёт или предаст?..

 

Я внимательно всмотрелась в него. Спокойное лицо, лёгкая полуулыбка, приятные черты…

- Чаю?

Мрачную природу за окном осветила пронзительная молния, и небо расколол гром такой ужасающей силы, что я не удержалась и выглянула на улицу.

По широкому асфальту бежали мощные струи воды. Витая решетка шаталась и звенела от ветра.

От того, что я неожиданно наткнулась на такого человека, как говорил месье – большую редкость, мне было не по себе. Лучше бы он назвал меня бабушкой… Не надо было бы сейчас гадать и трястись от страха… Но человек, похоже, не замечал моего состояния. Он размеренно достал из тумбочки сахар, выложил в сахарницу горку кубиков, потом поставил чайник на плиту и начал насыпать заварку в глиняный чайничек.

Я, вымытая и закутанная в какой-то тёплый халат, сидела у окна, наблюдая, как чёрное небо снова рассекает огненное остриё молнии, а вслед за этим стёкла сотрясаются от удара грома.

Наконец, мужчина разлил чай по чашкам и сел напротив.

- Что с вами случилось? – обеспокоенно спросил он. - Может, немного коньяка? Иначе вы можете простудиться.

Перебив сам себя, радушный хозяин встал и прошёл к шкафчику. А я напряжённо всматривалась в его спину, пытаясь понять – довериться ему или нет?

 

…поэтому доверять ты не сможешь никому…

 

- Вы богато одеты, но оказались в такую погоду на улице одна и выглядите до смерти перепуганной… Вы, наверно, убежали от мужа? - вдруг произнёс он и резко повернулся ко мне, держа в руках бутылку с коричневой этикеткой.

Мои зубы стукнули друг о друга.

Он внимательно посмотрел на меня. Я только сейчас вспомнила, что он не представился.

- Вы русская? Как вас зовут?

- М… Мария, - ответила я, опустив глаза в чашку.

Воцарилась тяжёлая пауза. Потом хозяин мягко произнёс:

- Не нужно меня обманывать. Я не желаю вам зла и не собираюсь вмешиваться в вашу судьбу, если вы сами того не захотите.

Я подняла на него глаза. Он смотрел пристально и спокойно. Какие мысли таятся в его голове?..

Может, уйти?..

Но за окном по-прежнему шумел ураган. Мои промокшие сапоги стояли у порога. Я покосилась на них и отвела взгляд.

Хозяин не торопил меня.

Отпив глоток коньяка, я решила попросить его о помощи, не рассказывая ничего о себе.

- Мне необходимо уехать… Далеко, - тихо сказала я. – Помогите мне.

Хозяин наклонился через стол, и я увидела близко его лицо. Оно было серьёзным и озадаченным.

- Ну, хорошо, не хотите говорить – ваше право. Какая помощь вам нужна?

- Билет… - прошептала я. – в Россию.

- Это похоже на побег, - заметил он, прищурившись.

Я отвела глаза, раздумывая, что сказать.

Не дождавшись моего ответа, он кивнул.

- Однако прежде я должен узнать ваше настоящее имя.

Я глотнула ещё немного коньяка, чувствуя, что нервная дрожь отпускает, и, наконец, решилась.

- Меня зовут Обручева Марина.

- И паспорт. Мне нужен загранпаспорт, – сказал хозяин.

Дрожащей рукой я залезла в сумочку и извлекла из неё слегка помятый документ.

Он взял его у меня из рук.

 

Ну, всё. Теперь назад пути нет.

 

- Мари Валлин? – уточнил он, заглянув в паспорт.

Я кивнула. Словно подчёркивая важность момента, на улице вновь грянул гром.

Рассмотрев документ, мужчина вышел из комнаты.

 

Теперь либо пан, либо пропал.

 

Оставшись одна, я выпила ещё и почувствовала, что успокаиваюсь и согреваюсь. И мне становится безразлично всё, что может случиться дальше.

Через некоторое время он вернулся, сел напротив и протянул мне паспорт.

- Я заказал вам билет, но начальная дата вылета не раньше, чем через пять дней.

 

Через пять дней…

 

Лёгкая тревога коснулась моего сердца.

- Зато это самый удобный и безопасный рейс из всех, которые я знаю. Билет можно будет получить в аэропорту перед вылетом.

- Что же я буду делать эти пять дней? – спросила я, скрывая волнение.

- Ну, пять дней вы вполне можете пожить у меня. Мне вы не помешаете.

Я вытащила из сумки деньги за билет. Хозяин принял их, слегка поколебавшись. Однако мне показалось, что колебание его связано не с сомнением, взять или не взять деньги, а с чем-то другим, и это тоже настораживало и пугало.

На языке у меня вертелось несколько вопросов, но он опередил их:

- Если вам неудобно жить бесплатно, можете считать, что я нанял вас в качестве домработницы, и время от времени наводить порядок в квартире.

Помолчав, он добавил:

- Моё имя Грегори Андерсон… Впрочем, можно просто Грег. Пойдёмте, я покажу вашу комнату.

«Англичанин…» - подумала я, и мысли мои смешались.

 

Просто Грег… Нет, он не просто Грег, раз сказал «девушка»…

 

Я понимала, что он видит больше, чем обнаруживает. Но выбора у меня не было.

Оказавшись в небольшой уютной комнатке, я быстро разделась и легла.

 

 

Глава двадцать первая

 

 

Несмотря на то, что я жила у приютившего меня мужчины уже четыре дня, мне так и не удалось выяснить, в каком городе я нахожусь. На мой немного уклончивый вопрос Грег ответил столь же уклончиво, магазин кукол по-прежнему был заперт, а подойти к прохожему с подобным вопросом я посчитала рискованным. Впрочем, из речи в магазинчиках, где я бывала по хозяйству, из вывесок и ценников можно было сделать однозначный вывод, что я во Франции. Более подробное местонахождение меня мало интересовало, поскольку очень скоро я собиралась его покинуть. Билет был уже заказан, и завтра мне предстояло забрать его в кассе аэропорта, куда пообещал отвезти меня добрый хозяин.

Четыре дня в его доме прошли для меня незаметно и спокойно. Утром я готовила Грегу завтрак, потом мыла посуду и шла за покупками. Днём хозяин куда-то уходил, и я занималась уборкой. Я не задавала никаких вопросов о том, кто он, чем занимается и почему видит то, чего не видят другие. Я сочла, что раз он решил мне помочь, то всё остальное меня не касается.

Утром пятого дня Грег выглядел немного взволнованным. После завтрака он подозвал меня к себе.

- Мари, - сказал он, пристально глядя на меня. – Может быть, тебе не стоит выходить сегодня на улицу?

- Но у нас кончился хлеб и те австрийские булочки, которые вы любите к вечернему кофе… - возразила я.

Он немного помолчал, глядя в сторону.

- Хлеб я мог бы купить сам, - произнёс он, наконец, - а без булочек можно один раз и обойтись. В конце концов, они вредят фигуре!..

- Вы в замечательной форме! – снова возразила я.

Возвращаясь в своей памяти к этому моменту, я теперь понимаю, что Грег хотел предупредить меня о грозящей опасности, которую, очевидно, предчувствовал, но я не поняла его иносказаний, не придала значения его тревожному тону и доброму совету. Если бы в тот день я не вышла на улицу, мои злоключения закончились бы гораздо раньше… Но я по-прежнему была немного высокомерной и самоуверенной.

- Со мной ничего не случится, - заявила я, - куплю булочки и сразу вернусь. А себе возьму ватрушек с яблоками, я от них просто без ума!

Грег задержал на мне обеспокоенный взгляд, но я мысленно отмахнулась от него.

Чего мне опасаться, коль билет почти у меня в кармане?..

- Тогда возьми немного денег на покупки, - вдруг решительно сказал Грег и вытащил из потёртого портмоне горсть монет. – И запомни – никаких ватрушек с яблоками не покупай!

- Это почему? – изумилась я. Вместо ответа Грег добавил:

- И ни в коем случае не практикуй яблочную диету. Поняла?!

Я растерялась.

- Какую ещё яблочную диету?..

Но Грег не ответил. Он посмотрел куда-то в сторону. Казалось, мысли его бродят далеко.

Я сочла, что он немного со странностями, и протянула руку за деньгами. Мужчина очнулся и высыпал в мою ладонь мелочь.

- Если уж ты непременно хочешь пойти за булочками, то лучше иди вечером или днём, - произнёс он отрывисто, словно приказ.

Но я опять не послушала совета.

- Днём я хотела бы заняться уборкой, и ещё мне нужно собрать свою сумку… А к вечеру, боюсь, булочек не останется…

Я демонстративно наморщила нос.

- Ну, как знаешь…

Я не глядя сунула деньги в кошелёк.

- Мне пора идти, - проговорил Грег, надевая тонкую серую куртку. – Будь осторожна!..

- Угу, - думая о том, чем заняться в первую очередь, кивнула я.

Едва Грег ушёл, на меня навалилась вдруг необъяснимая тоска. Обстановка комнат, к которым я успела привыкнуть за прошедшие дни, показалась мне мрачной, одиночество – тягостным, а предстоящие дела – унылыми и скучными.

На улице же, напротив, было солнечно и тепло. Раздвинув ветви огромного дерева, озорной лучик заглянул в кабинет, посреди которого я стояла.

Может быть, перед началом работы немного прогуляться?

Я выглянула в окно. Во дворе дома никого не было. Река золотилась яркими бликами. Вдоль неё, за резной оградой, прогуливались парочки и бегали нарядные дети.

«Пойду-ка и я пройдусь…» - скользнула мысль.

Я прикусила губу.

Грег так говорил… словно…

Я взялась за ручку пылесоса и тут же отставила её в сторону.

«Гулять мне и вправду опасно. Зачем искушать судьбу?.. Вот вернусь домой, там и нагуляюсь досыта!.. Но за булочками… За булочками сходить можно. Магазин находится буквально за углом, но не там, где кукольный, а с другой стороны. Мне не нужно будет проходить через арку, а лишь пройти немного вдоль реки…»

Рассуждая сама с собой, я уже надела плащ и обувь.

Постояла на пороге. Сердце отчего-то горько сжалось. Может, всё-таки не ходить?..

Но рука сама повернула замок, а ноги понесли меня по лестнице вниз.

И эти ноги… о, предатели ноги! Они продолжали нести меня, но не вдоль реки к магазинчику с выпечкой, а почему-то к проклятой арке, где находился кукольный магазин.

Наконец, сама не зная как, я очутилась под аркой.

Отсюда хорошо был виден фасад магазина, и – я напрягла зрение – кажется, сегодня он был открыт… Я увидела, как к магазину подошли люди, и он поглотил их.

Магазин манил меня, как магнит.

Озираясь, я медленно вышла из-за угла.

«Билет уже почти у тебя! - строго напомнила я себе. – И завтра утром ты улетишь домой! Зачем ты идёшь к магазину кукол? Что влечёт тебя туда?.. Ведь ты попросила доктора Вили остановить машину именно здесь, значит, и искать тебя начнут отсюда…

Я сделала шаг назад и снова прижалась к стене арки.

«Мало ли, о чем я попросила… Прошло четыре дня. Я могу быть уже у китайской границы…»

И я опять выступила вперёд.

Возле магазина ничего не предвещало беды. А мне почему-то очень хотелось посмотреть на Золушку – действительно ли под её пышным платьем существует подземный ход?..

Я сделала ещё один уверенный шаг и остановилась.

Я вдруг вспомнила, что сегодня Рене возвращается с гастролей по Италии. И он наверняка послал за мной своих ищеек… Не лучше ли вернуться в уютную квартиру Грега?

Поборов своё желание, я, наконец, решительно вышла из-под арки, но уже с другой стороны, и двинулась к реке за булочками.

Внезапно мне показалось, что кто-то наблюдает за мной.

И этот кто-то не снаружи, а словно внутри меня.

И впервые за эти дни обратила внимание на то, как тесно сжимает палец тяжёлое обручальное кольцо. Я словно забывала о нём на время, но в этот миг оно буквально впилось мне в палец.

Снять бы эту дорогущую отвратительную ношу… Но мне, помнится, это ещё ни разу не удалось.

Безуспешно крутя кольцо на затёкшем от него пальце, я незаметно приблизилась к реке и вышла за ограду.

Ноги вдруг стали словно чугунные, и мне неожиданно не захотелось идти за булочками, хотя магазин был совсем рядом.

Внезапно я ощутила какой-то сумбур в мыслях и попыталась их проанализировать. Мне хотелось подойти к магазину кукол, но в то же время мне было незачем туда идти. Это было ощущение не моего собственного желания, а какой-то неясной чужой потребности. А самой мне хотелось в кондитерскую, однако тяжеленные ноги поднимались всё медленнее, как будто выложенная фигурным камнем мостовая засасывала их в себя. Пройдя таким манером шагов десять, я, наконец, рухнула на скамейку рядом с читавшим газету мужчиной.

Несколько минут я сидела молча, словно в забытьи, потом вдруг сообразила, что мне уже давно пора быть с булочками дома и заниматься делами.

- Вы не знаете, сколько времени? - произнесла я наугад по-французски, пытаясь сфокусировать взгляд на соседе.

- Да время-то почти обеденное, - охотно откликнулся тот на моём родном языке. От его голоса мурашки побежали у меня по спине.

- В двенадцать часов месье устраивает обед по случаю возвращения с гастролей, а вы, Мари, так загостились, что и домой не спешите… Вот уже битый час карета ждёт вас возле магазина кукол!

Я медленно повернула голову. На меня чуть ли не радостно взирал Ксавье.

- Ты думала, что сумеешь убежать, дурочка?.. Так знай же - хозяин просто проверял тебя! Если бы ты изменила ему, то уже сегодня оказалась бы в «Сосновом раю», а оттуда…

- А, вот вы где! – перебил Ксавье подбежавший Аурунтам с чемоданчиком. Он так запыхался, словно пробежал десять километров. Я с ненавистью взглянула на него.

- Колечко, Мари… - слащаво улыбнулся он. – Колечко не простое, а наблюдательное! Ну, это на будущее!

Ксавье посмотрел на него притворно строго.

- Вот этого не стоило говорить, балбес! – пожурил он.

- Ну, наша госпожа ведь не дура! – возразил импресарио. – Она уже и сама всё поняла! Мы подождём у подъезда, мадам Валлин. Соберите вещи и скорее возвращайтесь.

Вместо ответа я молча встала и пошла к дому Грега Андерсона. При этом ноги мои стали лёгкими и быстрыми и несли меня сами, как на колёсиках.

 

 

Глава двадцать вторая

 

 

Чем дальше отъезжала карета, запряжённая парой лошадей, тем сильнее горечь обволакивала сердце. Сколько уловок было применено, чтобы подкупить доктора и обмануть слуг, сколько страху я натерпелась, убегая от Клауса и Гриента, как устала и промокла, пока меня не подобрал и не обогрел подаренный судьбой человек по имени Грег – и сколько надежд рассыпалось в прах!..

Ненавижу, ненавижу их всех!..

Ксавье и Аурунтам тем временем весело переговаривались меж собой на непонятном языке и ржали мне в оба уха.

Наконец, карета подъехала к знакомой узорчатой ограде, за которой стоял в глубине величественный готический замок Валлина. Ещё издали было понятно, что в замке царит безудержное веселье – отвсюду слышалась громкая музыка, а в окнах метались быстрые цветные тени.

- Прошу, мадам! – чопорно произнёс Ксавье, спрыгивая и подавая мне руку.

Сдерживая внутреннюю дрожь, я подала ему в ответ свою, и мы направились к замку.

С каждым шагом на сердце всё сильнее наваливалась тоска. Перед глазами вдруг встал образ Грега Андерсона. Он укоризненно посмотрел на меня своими голубыми глазами и произнёс с лёгким акцентом:

- Зачем же ты ушла?.. Я не мог приказать тебе, но я просил… Ты должна была понять… Они не нашли бы тебя в моём доме. Я обладаю силой…

… - Плащ, мадам!

- Что?.. – я очнулась и поняла, что передо мной стоит Таналь, прямая и неподвижная, как манекен. На её равнодушном лице не было ни единого проблеска эмоций.

Молча я подала ей плащ и собиралась уже шмыгнуть наверх, в свою комнату, чтобы скрыться от этих оглушающих звуков, от этого рёва, хохота и топота, внезапно обрушившихся на меня.

Но едва я сделала шаг к лестнице, как огромные двери, ведущие в зал для приёмов, распахнулись, и на пороге показался мой муж. Лицо его было перекошено злобой.

- Полюбуйтесь, господа! – воскликнул он и, схватив меня за руку, резко вытащил прямо в центр зала и выставил перед гостями, как провинившегося ребёнка. Все звуки вдруг, словно по мановению волшебной палочки, одновременно стихли, и я предстала перед собравшимися в гробовой тишине.

- Где ты провела пять ночей, дрянь?! – заревел Валлин, как раненый зверь.

Я молчала, краем глаза выхватывая из толпы свидетелей своего позора – тупоголовых Дантона и Якова, замерших с кусками мяса у рта, невозмутимо жующего концертмейстера Поля Вергелена, остолбеневшую за арфой Лидию и Календи, стоящую у рояля с бледным лицом.

Месье Рене выхватил из моих рук сумку с вещами и изо всех сил швырнул её об пол.

- Ах!.. – вскрикнул оркестр так слаженно, словно это было хорошо отрепетировано.

Первым делом из сумочки вылетел мой загранпаспорт, вслед за ним посыпались разные дамские принадлежности: носовой платок, расчёска, духи, и последним выскочило волшебное зеркальце. Ударившись о мрамор пола, оно разбилось на груду мелких осколков, но не осталось лежать, а стремительно покатилось по полу, осколки же, отчего-то сияя, брызнули в разные стороны.

Один маленький треугольный осколок оказался возле моей ноги, как раз со стороны, противоположной оркестру, где никто не мог его заметить. Я быстро укрыла его подолом платья.

Увидев зеркальце, маэстро пришёл в настоящее бешенство.

- Зеркало Тимеи!.. Откуда оно у тебя?! – он схватил меня за грудки, и кипящие яростью глаза засверкали перед моим лицом.

- Какой Тимеи?.. Я не знаю никакой Тимеи! – закричала я, отчаянно вырываясь.

- Вот зеркало, господин, - перед нами возникла услужливая Мишель.

Рене в исступлении отшвырнул пустую оправу в сторону.

- Зачем мне ЭТО?!

Мишель отскочила от него как ужаленная. Музыканты оркестра стояли и сидели, разинув рты.

Рене вновь громко обратился ко мне, словно мы были на суде, а вокруг находились присяжные:

- Я прекрасно знаю, что это за зеркало, и осведомлён о его свойствах. Изволь сообщить, как оно к тебе попало?

- Я… Я нашла его, - прошептала я.

- Нашла?! – заревел он. – Где?

- В саду… - прошептала я ещё тише.

Во время моей экзекуции Яков тайком откусил кусок бутерброда с колбасой. Крупная альтистка Даная, похожая на цыганку, басовито прыснула.

Полупьяный Поль Вергелен, вытерев губы салфеткой, достал скрипку и прошёлся смычком по струнам.

Рене не заметил мелких движений в оркестре.

- Ну, допустим… А что было записано на нём?

Я попыталась было сделать непонимающий вид, но маэстро пресёк мою ещё не высказанную ложь.

- Осколки сияли… Значит, зеркало не было пустым, оно успело что-то уловить… Что?

Я заметила, что лицо Календи, по-прежнему недвижно стоящей у рояля, стало белее мела.

- Что?! – старый грозный муж схватил меня за руку.

Я вырвала руку, чувствуя, что тоже начинаю приходить в неистовство.

- В отличие от вас, мой господин, я не знаю свойств этого зеркала. Я просто положила его в сумочку и забыла о нём. В замке достаточно зеркал, но и в нём, и за его пределами мне не очень-то хочется смотреться в зеркала!.. А теперь позвольте мне удалиться!

Рене немного растерянно замер на месте.

Я демонстративно повернулась к ёрзающим на стульях гостям.

- Продолжайте веселиться, господа!

С этими словами я поправила низ платья и, незаметно зажав в руке осколок зеркальца, быстрым шагом направилась к выходу.

В тот же миг мне в спину грянула бравурная музыка, и раздался гомерический хохот нескольких пьяных голосов.

Сорвав с вешалки плащ, небрежно повешенный Таналью, я неловко накинула его на себя и выбежала в парк. Мне хотелось убежать как можно дальше отсюда, из этой удушливой атмосферы, от этого человека и его гостей.

Я прибежала к пруду и села возле берега прямо на землю, ещё кое-где покрытую снегом. Лебеди тут же подплыли ко мне и облепили, захлопав крыльями и словно пытаясь что-то сказать… Их было семь…

Как и предыдущих жён всемогущего Рене Валлина.

«Наша госпожа не дурочка. Она и так уже всё понимает!..»

Аурунтам был прав. Я уже давно понимала, кто эти лебеди и почему пруд не замерзал даже зимой, в самый лютый мороз…

Анна, Доротея… Эти имена называла Роза… Теперь я могла добавить к нему ещё одно имя – Тимея.

- Анна… Тимея… Доротея… - зашептала я, и три нежные шеи протянулись ко мне. Я снова увидела полные невыразимой печали и боли глаза.

Внезапно мне показалось, что кто-то наблюдает за этой картиной. Лебеди резко вспорхнули и метнулись к середине пруда.

Я обернулась. Со стороны замка ко мне приближалась белая тень.

Это была Календи.

 

 

Глава двадцать третья

 

 

- У меня очень мало времени, Мари, - проговорила флейтистка, приблизившись ко мне почти вплотную. – Слушай внимательно и не перебивай. Я видела тебя тогда в магазине. Спасибо за то, что не выдала меня!.. Если бы он снова уличил меня в клептомании, то выгнал бы из оркестра с такой рекомендацией, что я больше нигде не нашла бы работу. Он и так постоянно шантажирует меня, потому что знает мою слабую сторону… Но и я кое-что знаю о нём.

Я молча внимала её словам.

- Эти лебеди – не лебеди вовсе, а несчастные жёны безумного старика, - продолжала говорить Календи. - Но несколько раз в год они принимают свой истинный облик. На четвёртом этаже замка есть библиотека. Дождись, когда ночь с субботы на воскресенье придётся на сырую и ветреную погоду. В эту ночь зал библиотеки заполнится водой, и они поплывут по ней. Ты должна плыть за ними. Выйдя на берег, они превратятся в женщин. Тебе нужно будет поменяться одеждой с одной из них, оставить ту, с кем поменяешься, за дверью и выйти на улицу вместо неё. Потом – запоминай всё крепко-накрепко! – отыщи конюшню, а в ней коня по имени Дивный. Выдерни у него из гривы несколько волосков. Они не простые, а волшебные! Стоит обвязать этим волоском волосы, как ты станешь невидимой. Но помни, что одним и тем же волоском можно воспользоваться только раз. Надеюсь, это когда-нибудь пригодится тебе… Потом снова переоденься и немедленно возвращайся в свою комнату. И сразу же забудь про пруд и про всё, что видела. Ни в коем случае не делай больше ничего, как бы тебя ни разжигало любопытство! Оно никогда не доводило до добра! Если ты ещё раз провинишься перед Рене, он отправит тебя в санаторий «Сосновый рай», а оттуда ты вернёшься лишь в образе бессловесного лебедя…

От услышанного у меня захватило дух.

- А где находится этот «Сосновый рай»? – спросила я пересохшими губами.

Календи покачала головой.

- Это никому не известно… Рене лишь раз обмолвился, что непослушных жён хорошо лечат в одном укромном местечке Германии. Точное место знает только Гриент. Но он и под страхом смерти не выдаст его. Лучше бы тебе не попадать туда, Мари… Это самое ужасное и непоправимое, что может случиться с тобой.

Я, как зачарованная, слушала страшные откровения флейтистки-клептоманки.

 

«…Время от времени я лечу её в санатории в одном уютном местечке Германии…» - вспомнилось вдруг, как рассказывал Рене о своей несуществующей сестре Агнессе.

 

- Мне пора, - сказала Календи. – Надеюсь, ты будешь умницей.

Не успела я произнести ни слова, как молодая женщина повернулась и растворилась в гуще деревьев.

Так вот оно что!.. Когда ночь с субботы на воскресенье придётся на сырую и ветреную погоду!.. Вот почему мне не удавалось обнаружить этого бассейна, впрочем, Календи назвала его прудом.

Я вспомнила его вязкую воду…

Новые надежды начали оживать в душе. Улыбаясь сама себе, я представила, как становлюсь невидимкой и бесшумно выхожу в раскрытые ворота… и вдруг запела. Маленькие хрустальные колокольчики зазвенели в холодном воздухе.

- Ты простудишься, дорогая, - ласково произнёс за спиной знакомый голос.

Песня оборвалась на полуслове. Я обернулась.

- Гости уже разошлись, - произнёс Рене печально, - а ведь они так хотели услышать твой великолепный голос… Не замечаешь ли ты, что он звучит уже не так, как у старухи? Что он стал таким же сладким и нежным, как раньше?..

Я застыла. Неужели он знает?.. Но тогда на моей руке ещё не было обручального кольца…

- Это иллюзия, милая. Просто ты привыкаешь к своему новому облику. Даже мне показалось, что он настоящий… Что он божественен по своей природе, а не по воле моего колдовства… Но ведь этого не может быть, Мари. Этого просто не может быть. И перестань сновать глазами туда-сюда. Иначе я могу подумать, что однажды осенним вечером ты попыталась ограбить Аурунтама и обмануть меня…

Под ногами качнулась земля. Лебеди позади возбуждённо захлопали крыльями.

Он шутит или всё знает и просто издевается надо мной?..

Карие глаза супруга-дьявола заискрились у моего лица.

- Впрочем, ты вернулась, и у меня сегодня праздник. В честь этого праздника я могу сделать вид, что ничего не замечаю…

Я, наконец, поняла, в чём дело. От Рене несло спиртным. Он был пьян, как извозчик!

- А коль уж у нас праздник, ты должна выпить со мной!

Я захлопала глазами, увидев, как в его руке появляется бутылка с какой-то жидкостью почти на дне.

Он схватил меня за руку и прорычал:

- Пей!

Я взяла бутылку и хлебнула из неё. Какой приятный освежающий вкус, а ведь вид – как у болотной жижи!..

Рене вырвал напиток у меня из рук.

- А теперь скажи, что любишь меня!

Полная отвращения и ужаса, я стала вырываться, но рука намертво завязла в железных клещах. Тогда я закричала:

- Но я не могу этого сказать, Рене! Не в моих силах полюбить тебя!

Он сжал мою руку ещё сильнее и заревел ещё свирепее:

- Но сказать-то ты можешь?! Раз уж ты вернула себе голос, так произнеси им то, что меня порадует!

Но мой голос от страха забился куда-то вниз живота, и я не могла вымолвить ни слова.

Рене вдруг отпустил мою руку и рухнул передо мной на колени.

- Мари, дорогая! Я никогда не говорил тебе этого… Вернее, я говорю тебе это каждый раз, когда мы остаемся наедине, но ты меня не слышишь, не хочешь слышать, не хочешь замечать моего чувства к тебе. А оно становится уже неуправляемым. Более того – оно уже управляет мной! Я люблю тебя так сильно, как не любил ни одну из своих жён. Без тебя я не могу дышать, не могу заниматься музыкой!.. Ты нужна мне, как воздух, как глоток воды в палящий зной! Всё, что я делаю, чем обладаю, без тебя не имеет никакого смысла…

Он слегка приподнял моё испачканное в грязи платье и начал исступлённо целовать щиколотки. Я стояла как заворожённая. Неужели он и впрямь так сильно любит меня?.. Вадим никогда не говорил мне таких слов, он вообще не отличался романтической нежностью. Он предпочитал строить практические планы совместной жизни и чмокать меня в щёчку… Я внимательно посмотрела на Рене. Если бы он был молодым… Я мысленно не добавила «красивым», потому что господин Валлин был красив. А в молодости он был, наверно, просто писаным красавцем… Но сейчас… Поредевшие волосы, пожелтевшая кожа, дрябнущие руки…

Я почувствовала, как у меня начинает кружиться голова.

- Сейчас я отнесу тебя в спальню, милая… - раздался над ухом ускользающий шёпот. - Я так соскучился…

- Чем ты напоил меня?.. – спросила я сонно.

- Ничем особенным… Настойка на девятнадцати травах, растущих вокруг замка. Я хочу сегодня быть счастливым и молодым! - голос Рене вдруг стал нежным и звонким, как у месяца Апреля из сказки.

Я приоткрыла слабеющие веки и увидела перед собой лицо прекрасного молодого юноши. У него были чёрные брови вразлёт и глаза голубые, как утренний туман.

А потом были его объятия – трепетные руки прикасались к моей коже, и обжигали её поцелуи бархатных губ… И его лицо, свежее, юное, с тонкой светлой кожей наклонялось надо мной, а волосы, как шёлк, рассыпались по моей груди…

- Кто ты?.. – шептала я на ухо молодому принцу, но он ничего не отвечал…

 

 

Глава двадцать четвёртая

 

 

«Ах, это был всего лишь сон, вызванный дурманом, которым опоил меня гадкий Рене», - подумала я наутро, проснувшись на смятой и скомканной постели. Тот красавец, страстный, нежный, просто привиделся мне… И всё же юноша не шёл у меня из головы. Белизна его кожи, свет его глаз, тонкий румянец и пылкость объятий заставляли моё тело сладостно ныть при воспоминании о прошедшей ночи.

- Госпожа, вам пора спускаться к завтраку, - в комнату вошла Мишель и оглушительно возвестила распорядок дня. Раздражённая тем, что служанка отвлекла меня от мыслей о ночном любовнике, я буркнула:

- Сейчас спущусь.

Рене уже сидел за столом в неизменном зелёном шёлковом халате. В невольном сравнении с тем юношей он показался мне ещё более древним. Лоб был перерезан множеством морщин, поблекшие глаза выглядели уставшими, губы - потерявшими цвет. Его рука покоилась на столе. Я обратила внимание, как сквозь сухую кожу на ней проступают бугристые вены.

Рене заметил мой оценивающий взгляд и, прищурившись, убрал руку. Края его губ дрогнули в лёгкой усмешке. Он приоткрыл рот, словно намереваясь что-то спросить, но передумал.

В глазах его таилась та же усмешка. Я покосилась на него. Почему он не оставит меня?.. Он жаждет моей любви, но он уже понял, что не получит её – той самой, искренней, а не фальшивой, как он желает. Так почему он не отправит меня домой?..

- Завтра я опять уезжаю, дорогая, - проскрипел Валлин, перебив мои мысли. – Ты остаёшься здесь на две недели.

Я так неподдельно выразила радость, что он закусил бескровную губу. Поняв, что сделала ему больно, я невольно ощутила укол в сердце. Однако через мгновение он нанёс мне не меньший удар.

- Следующую ночь тебе придётся провести в весьма уютном местечке – Комнате Отражений. Там тишина и покой! И отражения… Они будут целовать тебя, ласкать, жечь… Если тебе не по нутру ласки любящего мужа!

Голос Рене прогремел, как эхо в горной пещере, а глаза сверкнули бешеным огнём.

- Потом ты снова ответишь на вопрос – любишь меня или нет.

Я подняла на него глаза.

- Что?..

- Ты изменила мне прошлой ночью.

Я во все глаза уставилась на него.

- Не может быть…

- Ты же не могла не заметить, что провела ночь не со мной?

Глаза Рене сощурились.

Я возмутилась:

- Ты заставил меня выпить эту бурду в бутылке, она опьянила меня, и я не помню, что было дальше!

- Ты говоришь мне правду, Мари?

Хитрая усмешка всё так же крылась в его взгляде.

Я опустила голову. Потом подняла и выкрикнула:

- Нет, неправду! Сегодняшней ночью со мной был молодой красавец. Но это были галлюцинации, вызванные зельем! На самом деле это был ты! Ты бы не позволил никому другому прикоснуться ко мне! За что же ты наказываешь меня?

- За то, что ты позволила это.

И, не дав мне произнести более ни слова, Рене прищёлкнул длинными пальцами. На этот звук явился сонный Гриент.

Жёстким голосом Валлин произнёс несколько слов. Страж кивнул и взял меня за плечо. Во мне всё кипело от гнева. Уходя, я обернулась на Рене, желая оскорбить его какой-нибудь едкой фразой, но увидела, как на задумчивом лице моего нелюбимого супруга проступили страдание и боль.

Заметив, что я смотрю на него, старик отвернулся.

 

Наверно, этот напиток вызывает у окружающих искажение зрения. Уж что-что, а подавать старость под видом молодости и наоборот – это мой муженёк умеет как никто другой!

 

Я снова обернулась на него и увидела, что Рене по-прежнему смотрит в сторону. Неужели в молодости он был таким красивым? Вполне возможно, люди с возрастом меняются до неузнаваемости…

Гриент привёл меня в мою светлицу под куполом башни.

- А как же Комната Отражений?.. – спросила я, чувствуя, как тяжесть понемногу отпускает душу.

- Чтобы оказаться в Комнате Отражений, мадам Валлин, вовсе не обязательно выходить отсюда… - жутковато улыбнулся страж, и моя душа вновь испуганно дрогнула.

Он мягко втолкнул меня внутрь и запер.

Я затравленно огляделась, но в комнате всё было как прежде – безукоризненно застеленная кровать, шкаф с зеркалом, натёртый до блеска паркет, маленький столик у стены… Тихо колыхалась балконная штора.

И вдруг все предметы начали сами собой перемещаться по комнате! Шкаф задвигался и тяжело переполз на другую её сторону. За ним юркнул в противоположный угол стул…

Неожиданно на меня навалился сон. Тяжёлый и удушающий. Заболело всё тело – с ног до головы. Заломило руки, ноги, даже челюсти. Я добрела до кровати и обессиленно прилегла на неё. В комнате внезапно потемнело. Я перетащила на кровать неподъёмные ноги и хотела забраться с головой под одеяло, но какая-то неведомая сила вдруг словно распяла меня на этой кровати и пригвоздила к ней.

Мои глаза сами собой уставились в потолок. Из белого он стал сначала синеватым, потом начал чернеть, и в центре его появилась едва заметная трещина.

«А если он рухнет… Он же убьёт меня!..» - я испытала жуткий леденящий страх и снова попыталась сдвинуться с проклятой кровати, но та держала меня, словно я была к ней намертво приклеена. Попытавшись дёрнуть ногой, я с ужасом поняла, что не могу сдвинуть её с места.

Стало прохладнее. Углы комнаты начали сдвигаться и медленно приближаться ко мне. Кривая трещина на потолке угрожающе расширилась, и её неровные края заметно ужесточились. Сам потолок почернел и стал похож на подвижное одеяло – края его начали выгибаться и сворачиваться, словно от ветра, хотя ветра ещё не было.

Стены вдруг как будто задышали, выгнулись и отделились друг от друга. Они резко сжались, словно были сделаны из пластилина, и начали, хаотично двигаясь, принимать разные причудливые формы и, наконец, словно облились чернилами и превратились в четыре тёмных силуэта.

Все они были без лиц. Они протянули ко мне тонкие руки и закачали головами, как неваляшки.

Ужас сковал меня, крик прирос к нёбу. Сердце стучало, как молот, оно словно выросло внутри и заполнило собой все внутренности. Оно стучало из горла и из пяток, откуда-то из-под рёбер и из печени, разрывая тело изнутри.

Один силуэт был в костюме и шляпе, он приблизился ко мне и, наклонившись надо мной, заглянул безлицей головой и дыхнул чем-то омерзительно горячим и смрадным.

Другие выстроились за ним и молчаливо кивали, то вытягиваясь в длину, то расширяясь поперёк.

«Дин-дон, дин-дон…», - звенели, покачиваясь, их головы.

Кровать вместе с полом вдруг взметнулась ввысь и остановилась где-то высоко-высоко, словно на утёсе, который обрывался ровно там, где стояли её ножки. Со всех сторон хлынул резкий ветер. Потолок взвился простынёй и улетел. Силуэты растворились и тёмными клочьями посыпались вниз, и я увидела сияющие надо мной звёзды. Вокруг развевалось чёрное полотно неба. Отовсюду выл ветер. Ощущение было, словно подо мной холодная нескончаемая бездна.

Я шевельнулась на кровати. Ах, зачем я это сделала?.. Равновесие нарушилось, простыня подо мной вдруг заскользила, неотвратимо таща меня за собой. Липкими от ужаса руками я попыталась удержаться за край спинки кровати, но не успела, а в следующее мгновение она была уже недосягаема для меня. Не слушающимися пальцами, крича своим звонким хрустальным голосом, я хваталась за край матраца, за угол одеяла, чувствуя, что ноги мои уже сползли вниз и колышутся над пропастью.

В тщетных попытках удержаться руки проскользили по постели вниз, и с непередаваемым чувством я поняла, что в следующее мгновение меня уже ничто не спасёт. И тотчас же из рук вывернулся край скользкой простыни, кровать взлетела вверх, а я ринулась вниз, успев подумать, что на том свете надо покупать только грубые холщовые простыни…

Сердце под рубашкой заколотилось неимоверно, со лба заструился пот, по глазам стегал летящий чёрный воздух, я словно рассекала его каждым взмахом ресниц. И неминуемо приближалось дно зияющей внизу бездны. И вдруг над самым ухом мягкий и вкрадчивый голос Рене спросил:

- Теперь ты будешь слушаться меня, моя жёнушка?

- Да, да… - задыхаясь, пробормотала я.

- Не будешь больше позорить перед гостями?

Я наклонила голову и увидела стремительно надвигающуюся землю. Она была усеяна грудами острых камней. Я летела прямо на них.

- Нет! Нет!!! – завопила я истошно.

Камни подступали всё ближе, я уже начала различать отдельные острия.

Мой разум от страха начал отключаться. Откуда-то сбоку вновь прозвучал голос, требовательно вопрошающий:

- А теперь ответь – ты любишь меня?

И вдруг перед моими глазами, прямо в летящем чёрном небе, возникло его лицо.

Я хотела было ответить ему, но почувствовала, что в лёгких кончается воздух, а в голове растворяются последние мысли.

Клочья лица Рене запрыгали перед глазами – его сверкающие глаза, его шевелящиеся губы… И в тот же миг сознание моё отключилось.

 

 

Глава двадцать пятая

 

 

Не знаю, упала я или мне каким-то образом удалось избежать падения, но ещё долго я не могла ухватить свой витающий где-то разум. Я не знаю, где, в каком месте и в каком образе я провела остаток этой страшной ночи, и кто бесконечно смотрел и дышал мне в лицо… Я словно была пьяна до бесчувствия и помню только душный воздух вокруг, очертания то подходящих, то отходящих теней и ударяющий по вискам вопрос: «Ты любишь меня? Ты любишь меня?!.»

Когда я, наконец, пришла в себя, то увидела, что лежу на полу комнаты возле перевёрнутой набок кровати. Все предметы мебели были на своих местах, в окно светило ясное весеннее утро, а рядом валялись скомканное одеяло и смятая простыня.

Я приподнялась на руке и почувствовала боль в пальцах. Они были сбиты до крови и тяжело ныли. В большом зеркале шкафа прямо передо мной сидело моё отражение. За проведённые в плену Рене месяцы я уже успела свыкнуться и даже отчасти примириться с ним, но увиденное меня устрашило.

Старуха в зеркале была поистине ужасна. Её редкие космы были всклокочены, беззубый рот перекошен, а во взгляде запавших глаз читалось безумие.

Я отвела взгляд в сторону, чувствуя, как горечь и отчаяние заполняют душу.

В комнату зашла Мишель с подносом.

- Ваш завтрак, мадам.

Внезапно во мне всё закипело, забурлило, заметалось… На бедную женщину-робота обрушилась моя испепеляющая ненависть и боль.

- Вон отсюда! – заревела я. – Вон!!!

Выплеснув эмоции, я бессильно рухнула на пол и зарыдала.

Вопреки ожиданиям, Мишель не уронила поднос и не выбежала вон, как было приказано. Тем же металлическим голосом она возвестила:

- Это сырая и ветреная погода так на вас влияет, мадам!

Послышался стук подноса о стол.

Я подняла голову.

- Причесать вас? – деловито осведомилась служанка.

- Простите… - пробормотала я, приглаживая растрёпанные волосы. – А где месье?..

- Господин с утра отбыл в Англию вместе с оркестром, - сообщила Мишель, не отреагировав на извинение. Она подошла ко мне вплотную, сощурилась и ухватила прядь волос.

- Может быть, позвать Аделаиду, чтобы она сделала вам прическу?

Я посмотрела на неё бессмысленным взглядом.

 

Отбыл в Англию?.. Сырая и ветреная погода?..

 

- Какой сегодня день, Мишель?

- Суббота, мадам.

 

Горячий удар в солнечное сплетение, сгустки мыслей, перебивающих друг друга…

 

- Я позову Аделаиду Куприс.

- А кто такая Аделаида Куприс?.. – спросила я отстранённо, витая в мыслях возле вязкого пруда.

- Та парикмахер для торжеств, которая делала вам свадебную прическу. Неужто забыли?

Мне показалось, что Мишель оживилась, говоря об Аделаиде. Это было невероятно. Я покосилась на её причёску – прилизанное «каре» под чепчиком.

Никакой Аделаиды я не помнила, как почти не помнила и саму свадьбу – она прошла словно в бреду и не оставила следа ни в моей душе, ни в памяти.

- Нет… - вежливо отказалась я. – Не надо Аделаиду.

Не найдя отклика на своё разумное предложение, Мишель поджала губы и задрала голову.

С достоинством взяв со стола пустой поднос, служанка ушла, не сказав больше ни слова.

Едва за ней закрылась дверь, я накинула халат и, перешагнув через одеяло и простыню, вышла на балкон.

 

Сырая и ветреная погода… Ночь с субботы на воскресенье…

 

Если и есть у меня этот шанс, подсказанный Календи, то только сегодня. Как знать, может, такая погода и ночь с субботы на воскресенье совпадут теперь очень не скоро...

Я подошла к зеркалу и, стараясь не смотреть на старуху, принялась причёсывать тусклые редкие волосы. И опять эта не дающая покоя мысль шевельнулась где-то внутри.

Кому я нужна там, в своём родном городе, в этом образе?.. Мама выгонит меня из дому, Вадим посмеётся…

Но тётя Клаша… Она меня не предаст. Она поселит меня в своём маленьком домике на Упряжной улице, и я буду жить дальше. Как угодно и в каком угодно облике, только не здесь, не в этих постылых стенах, со страшными тенями и лебедями с человеческими глазами, с роботами-слугами, а самое главное – я больше никогда не буду, дрожа от омерзения, принадлежать ненавистному, отвратительному старому колдуну! Я не буду, подчиняясь его злой воле, падать в пропасть, прощаясь с жизнью… Я буду гулять по ночным улицам, ловя в ладони дождь, встречать весну на обрыве у реки, я буду читать по вечерам книги, сажать в саду ёлочки, и я буду свободна! Абсолютно свободна!

Полная решимости, я отбросила приготовленное к завтраку платье до пят и, открыв шкаф, надела какую-то лёгкую юбку и трикотажную майку. Вместо надоевших туфель на каблуках обула домашние тапочки-балетки.

Потом нажала на кнопочку в стене и оказалась внизу.

 

Во время завтрака и обеда, во время одинокой прогулки вокруг замка и такого же одинокого блуждания внутри кружевной тюрьмы одна только мысль сверлила, буравила мою голову.

 

Сырая и ветреная погода. Суббота…

 

Когда волнение и эйфория немного улеглись, пришло одно воспоминание. О том, как в прошлый раз я видела в странной аллее Аурунтама. Может быть, в этот раз он тоже будет там, куда я собираюсь, и мне повезёт больше?.. И я сумею вновь открыть таинственный чемоданчик и уколоть себя на этот раз во все три нужные точки?

 

Господин отбыл с оркестром… Тогда, скорее всего, Аурунтам тоже отбыл. А вдруг нет?..

Тогда он будет там, куда я собираюсь сегодня ночью.

 

Вот только…

Мысль оборвалась, и я перевела тревожный взгляд на безымянный палец правой руки, где по-прежнему прочно сидело золотое обручальное кольцо.

 

 

Глава двадцать шестая

 

 

В замке тихо и темно. Никто не шпионит за мной. Где-то внизу в своих кельях попрятались слуги, а я, поужинав и сказавшись слегка нездоровой, сижу в комнате наверху. За время моей прогулки кто-то невидимый привёл её в порядок, и уже ничего не напоминает о моём ночном полёте. Ничего, кроме ноющей боли в ладонях…

Я подошла к зеркалу. Отражение смотрелось так же отталкивающе. От вида его замирало и проваливалось куда-то сердце, а на его месте образовывалась чёрная дыра. У тонких бескровных губ ещё глубже проступили морщины. Глаза ввалились, веки болезненно покраснели. Выражение лица было удручающе скорбным, даже обречённым. Нелепо смотрелась на голове причёска, сотворённая мною из спутанных седых волос.

Даже кудесница Аделаида Куприс вряд ли смогла бы поправить положение.

Я отошла от зеркала и вновь прислушалась к тишине. Тихонько отворила дверь… На лестнице было темно, лишь на перилах тускло мерцали редкие лампочки в форме свечек, зажжённые Мишелью.

Осторожно, на цыпочках, я начала спускаться. Кольцо стало тяжёлым, оно обвивало палец, как пудовая гиря. Как же избавиться от него?.. Сейчас Рене в Лондоне, и ему не до меня, но это лишь вопрос времени. Кольцо просигналит ему о моей безумной затее в то же мгновение, как он сойдёт со сцены.

Стоило мне снова вспомнить, что каждое моё действие лежит перед ним как на ладони, как шаг мой замедлился.

Не сошла ли я с ума?!

Жуткий призрак санатория «Сосновый рай», о котором упоминали и Ксавье, и Календи, явственно замаячил передо мной. Оттуда не возвращаются… Или возвращаются, но лишь в образе бессловесной птицы с глазами, полными невыразимой тоски… В следующий раз прощения не будет… А ведь он узнает, непременно узнает… Как же быть?..

Рискованная затея не спасёт меня, а приведёт прямиком в «Сосновый рай»!

Я остановилась, снова взвешивая, как на весах, свои сомнения.

Тишина замка обступила меня и закачала на ступенях лестницы.

И в этой тишине откуда-то снизу послышался едва заметный плеск воды.

Я только одним глазком…

Чувствуя нервную дрожь внутри, я быстро и бесшумно сбежала вниз и остановилась перед знакомой дверью библиотеки.

Она была приоткрыта.

Я прислушалась… Какой-то неразборчивый, но явственный птичий клёкот доносился оттуда!

Неужели…?

«Тебе нужно поменяться платьем с одной из них… Потом найти в конюшне коня по имени Дивный…»

Может быть, он видит не всё?.. Иначе бы он узнал о моём разговоре с Календи, и она уже была бы вышвырнута из оркестра, однако этого не произошло…

А если это… осколок?.. Тот осколок зеркала Тимеи?.. В тот момент он ещё был в моём кармане!

«…Я вполне осведомлён о его свойствах…»

Может быть, одно из магических свойств зеркала - то, что оно закрывает кольцу некоторые события?..

Я сунула руку в карман. Маленького осколочка там не было. В каком же платье он остался?..

Где-то внизу хлопнула дверь, и к ногам взвился холодный ветер.

- Ну и ну! Снег, как в феврале! Завтра чистить до обеда… – послышался голос садовника Дидье.

Я резко вздрогнула и ласточкой вспорхнула наверх, в свою маленькую комнатку.

В каком же платье я была?..

Кинувшись к шкафу, влажными от волнения руками я начала судорожно перебирать наряды.

Вот, кажется, в этом, сиреневом. Побег в город я совершила именно в этом сиреневом платье.

Я вытащила платье наружу и ощупала, но на нём не обнаружилось никаких карманов.

Где же тогда мой осколок?..

Секунды капали, время текло, а выхода не находилось. Я уже вспомнила все детали побега – как ко мне вызвали доктора Вили, как по его совету обрядили вот в это сиреневое платье и вывели к «Шевроле»… Зеркало тогда было в сумочке. Но потом, когда я подняла осколок… Куда же я его сунула?..

И, наконец, я вспомнила.

Плащ.

Осколок остался в клетчатом плаще.

С тех пор плащ я больше не надевала, и он, скорее всего, до сих пор висит внизу, в гардеробной для верхних вещей.

Надо забрать его оттуда.

Я быстро нажала на кнопочку и спустилась вниз.

Приоткрыв дверь гардеробной, я сразу увидела плащ. Чёрно-белым пёстрым пятном он выделялся на фоне однотонных вещей. Волнение отпустило. Быстро протянула руку к карману… Осколок здесь!

Я схватила его и зажала в руке.

- Что вы здесь делаете, мадам, в такой час? – раздался вдруг за спиной чей-то резкий вопрос.

Кровь бросилась мне в лицо. Возле двери стояла Таналь.

 

 

Глава двадцать седьмая

 

 

- Раздеваюсь, - ответила я спокойно и поправила плащ на вешалке.

В ту же секунду Таналь сняла плащ с вешалки и бросила в огромную корзину на колёсиках.

- Я как раз собиралась почистить его. Хорошо, что я вовремя.

«И я тоже», - подумала я.

Груды плащей и курток полетели в корзину.

Я развернулась к выходу. Сердце билось со скоростью, наверно, двести ударов в минуту.

- Как погуляли, мадам? – пронзительный голос прозвучал – или мне показалось – ехидно.

- Апрель, а снегу насыпало, - повторила я мгновенно пришедшие на память слова садовника. – Я только выглянула и сразу передумала.

Черты Танали чуть смягчились.

- Согласна, мадам. Погода не для прогулок.

Обретённый осколок резал кожу ладони, так сильно я сжимала его.

- Вам снова не спится? Может быть, принести таблетку? – она испытующе впилась в меня взглядом.

- Нет-нет… Сон уже на подходе. Спокойной ночи, Таналь, - пожелала я, притворно зевнув.

Служанка сдвинула узкие брови.

Её молчание на несколько мгновений накалило атмосферу в тесной гардеробной.

- Спокойной ночи, мадам, - наконец, кивнула она.

Я вышла и прислонилась к лестнице, удерживая бешеную дрожь.

Потом нащупала кнопочку и очутилась в своей комнате.

 

И вот, в ночной пижаме, я снова стою у двери библиотеки. Идти или нет?.. Осколок спрятан в кармашке короткой пижамной майки – это единственная подходящая вещь, имеющая карман, которую я обнаружила в шкафу. По моим плечам спускаются длинные русые волосы – один из украденных Розиных париков, а под майкой, в кожаном мешочке, на всякий случай, ещё один – чёрное «каре». Но я по-прежнему сомневаюсь – верно ли я разгадала свойство волшебного осколка и не грозит ли мне страшный «Сосновый рай»?..

Дверь вдруг скрипнула и приотворилась чуть шире.

Понимая, что это знак, я шагнула внутрь, и огромная зала поглотила меня.

У ног плескалась вода.

Как и в прошлый раз, маленькие огоньки света бегали по ней. Но сейчас глаза то тут, то там ухватывали светлые плывущие пятна, то взлетающие вверх, то опускающиеся вниз. Я поняла, что это лебединые крылья.

Трепеща от волнения, я поплыла за ними, разгребая руками вязкую воду и время от времени проверяя осколок в кармане на груди и прижимая его к себе вместе с мокрой липнущей майкой.

Свет огоньков путал меня и сбивал с верного маршрута. Один раз я даже закружилась на месте, светлые пятна начали удаляться, а потом рассыпаться на мелкие части, но я напрягла зрение, вновь собрала их воедино и устремилась за ними.

Как и в прошлый раз, огоньки постепенно потускнели, и какое-то время я плыла, ориентируясь лишь на плеск впереди и не понимая, верен ли мой путь или я уже плыву назад, а кто-то неведомый просто издевается надо мной, то там, то здесь вспарывая воду.

И когда уже казалось, что пруд никогда не кончится, под ногами вдруг проступила земля.

Я ухватилась за скользкий берег, больше похожий на ограждение бассейна и, мокрая и дрожащая, выбралась наружу.

Удивительное дело – но в следующее мгновение и моя одежда, и кожа, и волосы вновь стали абсолютно сухими!..

И в этот миг я, наконец, увидела их – всех семерых. Семь женщин в платьях до пят – чёрных и белых – стояли передо мной. Я, невольно раскрыв рот, начала всматриваться в их лица, узнавая каждую по глазам. Три из них были примерно моего возраста, из чего я сделала вывод, что в своё время месье женился на совсем юных красотках. Остальные – очевидно, это были первые жёны маэстро – были старше. Их красота, изящество и грация ошеломили меня.

- Наконец-то ты пришла!.. – облегчённо воскликнула та, что стояла ближе всех, статная женщина лет пятидесяти с роскошной гривой русых волос. Она значительно отличалась от других по возрасту. – Мы провели в ожидании несколько ветреных субботних ночей! Но нужно торопиться. Нас ждут в Замке Отражений. Сегодня у них большой праздник. Я – Тимея. Твои волосы больше всего напоминают мои, поэтому я и поменяюсь с тобой одеждой.

Взмахнув руками, она быстро перекинула через голову длинное чёрное платье и сбросила его на землю. Переодевшись, я встала последней в шеренгу красавиц.

- Удачи… удачи… - зашептали они.

- Будь осторожна и возвращайся скорее, - предупредила на прощание Тимея.

В моей ночной пижаме она уселась на край водоёма и тревожно проводила меня своими янтарными бездонными очами.

Девушка, идущая впереди, открыла дверь, и оттуда хлынул весенний ветер. Уже знакомые деревья кивали макушками, как головами. Внезапно показалось, что они чуть расступились, пропуская нас…

Тимея закрыла дверь, и мне почему-то стало очень жутко.

Вслед за остальными я очутилась на тропинке и двинулась направо, где, как я помнила, находилась конюшня.

- Прячься за нами и не показывай лицо! - шепнула идущая впереди. – Я – Анна. – Сегодня на конюшне дежурит Алтас, он уже неважно видит в темноте.

«…и немедленно возвращайся…» - коснулись воспоминанием слова Календи.

«Хорошо-хорошо, зачем мне попусту рисковать… - мысленно ответила я ей, спеша за бывшими жёнами, которые быстро продвигались вперёд, шурша подолами платьев. - Я только выдерну пару волосков, и сразу назад…»

С любопытством озираясь по сторонам, я и не заметила, как мы приблизились к тускло освещённому длинному деревянному ангару. Возле него стоял пожилой коренастый конюх с журналом в руках.

- Имя! – потребовал он у первой девушки.

- Эвелина, - отозвалась она.

- На ком поедете?

- На Огоньке.

Конюх кивнул и отметил что-то в журнале.

Несколько секунд растянулись как годы.

Наконец, он вывел рыжего жеребца, и Эвелина ускакала на нём.

Шесть раз процедура повторилась в точности, разница была лишь в именах несчастных жён колдуна и кличках их коней.

И вот я осталась одна. Колени у меня подгибались от страха, ладони вспотели.

Конюх оказался передо мной. Я чувствовала его дыхание на своём плече.

- Имя? – произнёс он спокойно.

- Тимея… - прошептала я.

- Кого предпочтёте?

- Дивного, - обретя некоторую уверенность, вымолвила я.

И тут случилось то, чего никто не предусмотрел.

- На Дивном уже уехал месье Элемер, - сказал конюх. – Его любимый Аметист приболел. Возьмите Брикса, тоже хороший скакун!

Конюх поднял на меня взгляд, такой же тусклый, как свет возле конюшни.

Я едва успела опустить глаза.

Нужно было принимать какое-то решение, и прямо сейчас.

«И помни - не делай ничего, кроме того, что я сказала! Любопытство ещё никогда не доводило до добра!», - всплыли в памяти слова Календи.

Настоящая Тимея ждёт меня у пруда. Может быть, отложить задуманное до следующего раза?.. Но когда он случится, следующий раз? И суждено ли будет повторно выпасть этому шансу?..

- Месье Элемер уехал десять минут назад, - добавил конюх.

Мысли перевернулись.

 

Неведомый Элемер поехал туда же, куда собираются все. Там я и найду Дивного. Выдерну волоски – и сразу назад…

 

- Хорошо, давайте Брикса, - наконец, решилась я.

Конюх сделал отметку в журнале и вывел красавца-коня с вороной гривой.

Навыки верховой езды, полученные на ипподроме, когда ещё был жив мой отец, не забылись.

Я легко взобралась на скакуна и, управляя поводьями, полетела по дороге.

Чувствуя трепещущим сердцем, что конюх смотрит мне вслед.

 

 

***

Полный текст мистического романа "Волшебное зеркало Тимеи" (51 глава) можно прочитать или скачать на моей страничке на сайте СамоЛит, книга "Волшебное зеркало Тимеи" с синим названием. Приятного чтения!

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/