Воин Света, Воин Тьмы
Стремительно холодает. Бледное солнце здешних широт уже укатилось за горизонт, утащив с собой любые намеки на тепло. Со стороны Рваных Гор потянул холодный ветер, щедро приправленный колючим серым песком. Под ногами хрустят каменные осколки, намекая на то, что даже сами горы здесь умирают. Я взбираюсь на большой валун чуть выше моего роста, чтобы получше осмотреться в наступающих сумерках.
Не самая приветливая, но и не столь враждебная к человеку долина Скаргаади осталась позади. Впереди лишь Рваные Горы, за которыми заканчиваются изученные земли. Фактически, перед нами — край мира. Но мы не пойдем через хребет. В полумиле впереди на возвышении, которое еще нельзя назвать настоящей горой, стоит крепость-храм Дол-ун-Скар — некогда самый дальний закатный рубеж Империи, а ныне — лишь заброшенный остов. По сути от всего комплекса зданий и сооружений осталась лишь центральная башня на вершине холма, а все остальное обратилось в иззубренные останки, торчащие из песка и щебня.
Там меня ждет судьба. Десять лет я шел к этому моменту и к этому храму. Многие опасности вставали на моем пути и оставались преодоленными. Сотни врагов скрещивали со мной клинки и падали замертво. С того дня, когда гадалка на рынке в порту Миренгарда открыла мне мое предназначение, я, не зная усталости, шел по следам древних легенд в поисках Меча Мечей — клинка, который защищает наш мир, и который отдаст себя в руки только тому, кто достоин.
Я оборачиваюсь и смотрю на то, как мои спутники разбивают лагерь среди огромных камней. Эти люди — все те немногие, кем я дорожу, кому доверяю, кого уважаю и люблю. Учитель Син со мной с самого начала, он обучил меня всему, что умел сам, а ведь он когда-то был величайшим воином северных провинций. Он уже стар, но еще достаточно крепок, чтобы переносить вместе со мной тяготы и лишения этого путешествия. Более того, я могу с уверенностью заявить, что мало сыщется бойцов во всем мире, кто смог бы потягаться с ним. Не далее как месяц назад, во время стычки с бандой мародеров в брошенном городе Салеме, Син единолично расправился с грозной предводительницей разбойников, пока я удерживал ее прихвостней в узком проходе. Сейчас старик сидит, прислонившись спиной к еще теплому камню, отдыхая после тяжелого перехода.
Рядом возводит походную палатку Молчун Рейн. Свое прозвище парень заслужил тем, что никогда не затыкается. За десять лет нашего знакомства я видел Рейна молчащим лишь несколько минут, исключая, конечно, время, когда парень спал. Хотя, надо заметить, что Молчун даже во сне иногда бормочет, причем на разные голоса и на разных языках. Даже сейчас он что-то рассказывает старику Сину, хотя последний вряд ли вслушивается в его болтовню.
Рейн со мной уже десять лет, с самого Миренгарда, где я спас его от группировки Мануса, которой парень задолжал приличную сумму. Услышав мою историю и пророчество, сказанное мне гадалкой, юный бард вызвался путешествовать со мной. С тех пор Рейн окреп, возмужал и заработал несколько приметных шрамов, чтобы хвастаться ими перед девицами, однако не растерял своего задора и таланта к красивому слову. Мне грамота всегда давалась с трудом, но даже я пытался читать свое жизнеописание в его исполнении. Остается лишь надеяться, что парень переживет путешествие и донесет свою рукопись до народа, оставив нашу историю в веках. Как жаль, что я сам не могу рассказать о своем путешествии так же ярко и интересно, как Рейн.
Возле костра копошится Руфима, моя верная спутница, сердце моего кочующего очага и тепло моей походной постели. Смуглая черноволосая кетерианка присоединилась к нам сравнительно недавно, после славной войны в юго-восточных землях Старой Империи три с половиной года назад.
Наш путь тогда лежал через провинцию Сетток, которая подверглась варварскому нападению со стороны царства Кетерийского, населенного жестокими иноверами, издревле донимающими цивилизованные земли своими набегами. Карательная экспедиция имперских легионов была в разгаре, и легат Батис набирал отряд наемников, для усиления армии перед решающим наступлением на столицу Кетерии. Мы присоединились к войску, и я оказался в числе первых имперцев, кто вошел в древний град Саранор и штурмовал дворец царя. Многочисленная, но недисциплинированная орда рабов его не смогла противостоять легионам Империи, а наемники, стремясь за славой и деньгами, умудрились вырваться вперед и первыми добрались до Ханона Четвертого — Кетерийского царя.
Увы, не мне выпала честь перерезать его глотку. Я заблудился среди бесконечных построек дворца и попал в его святая святых — царский гарем. Юго-восточные правители всегда набирали себе до нескольких сотен жен, которым едва ли уделяли достаточно внимания как женщинам. Их и за людей-то не считали, держа как скот или, быть может, как предметы роскоши, причем не самые ценные.
Вот и Ханон перед гибелью отдал приказ, не оставить своего имущества завоевателям. Его слуги поджигали постройки дворца, бросали в костры роскошные платья и ковры, швыряли золото в бездонные колодцы, а двое самых верных рабов отправились в гарем, чтобы умертвить две сотни его жен. Когда я оказался там, слуги царя уже заканчивали дело. Красиво убранные помещения гарема обратились бойней, где повсюду валялись окровавленные тела. Лишь на берегу искусственного пруда, созданного для омовения царских жен, встретил я живых людей. Здесь последняя, совсем юная, обитательница гарема билась насмерть с воинами, пришедшими умертвить ее. Она одна из двух сотен жен дала отпор рабам Ханоновым, и еще какой!
Один из мужчин уже плавал лицом вниз в пруду, а вокруг него стремительно расплывалось красное пятно. Девчонка умудрилась заколоть бугая, который казался огромным чудовищем рядом с нею. Наверное, ей удалось захватить его врасплох, но это никак не может отменить ее смелости и решительности. Окровавленный кинжал девушка сжимала перед собой, прижавшись к каменной стене, куда ее загнал второй убийца. Судя по тому, как несчастная хватала ртом воздух, прижимая руку к животу, мерзавец смог достать ее кулаком или ногой, и теперь занес над нею тяжелый меч, уже испивший крови десятков царских жен. Раб, несомненно, преуспел бы в своем кровавом служении, если бы не мой метательный нож, который посвистел над прудом и вонзился в основание шеи здоровяка.
Когда я вытащил из-под обмякшей туши перепуганную девицу, та приняла меня за очередного убийцу и попыталась отбиться. Кое-как мне удалось убедить ее в том, что я друг. Не разумея варварского каркающего языка юго-восточных народов, сделать это было непросто. К счастью, юная Руфима оказалась умной и сообразительной. Она поняла, что я спас ее, и решила всюду следовать за мной.
Бывшая царская жена оказалась ценным приобретением для отряда в целом и лично для меня в частности. Во-первых, она умеет готовить огромное количество разнообразнейших блюд, может практически из любого животного или растения сделать нечто съедобное и, более того, вкусное. Странная заморская кухня поначалу была нам непривычна, а старик Син до сих пор то и дело мается животом с Руфиминой стряпни, но это было всяко лучше чем сожженное до углей мясо, которое получалось у меня или невнятная похлебка из горьких листьев, что варил Рейн.
Во-вторых, девушка, несмотря на юность, оказалась искусна и неутомима в постели, что наводило на мысль о том, что Ханон Четвертый утвердил в своем гареме некую систему обучения интимным делам, чтобы любая из его многочисленных жен в любой момент могла порадовать своего мужа. Меня не смущает прошлое Руфимы, и я с удовольствием пользуюсь результатами трудов неизвестных учителей. И буду пользоваться впредь, по крайней мере, покуда длится мой поход. Я бы, без сомнения, взял эту женщину в жены по возвращении домой, но меня настораживает то, что за три года, которые мы делим одну палатку и одну постель, она так и не понесла от меня. Может быть тот презренный раб, что загнал ее в угол в гареме и почти убил, успел таки что-то сломать у нее во чреве, что ей больше не дано выносить дитя. Жаль ее, но, увы, бесплодная женщина не годится мне в супруги, ведь после похода главной моей целью станет продолжение рода.
Руфима говорит, что все понимает, что уйдет, когда это станет необходимо, но я вижу, что она плачет временами тайком, думая, что ее никто не заметит. Сердце мое разрывается, когда думаю об этом, но не в нашей власти что-то изменить. Вернувшись героем в родной город, я стану объектом желания всех женщин на сто миль окрест — останется только выбрать самую крепкую и широкобедрую, чтобы выносила мне богатыря-сына и пару шустрых дочек для услады взора в старости. Руфиму я оставлю при себе в роли служанки, а может и отпущу на все четыре стороны, на поиски своего счастья, коли найдется где-то в нашем мире оное для таких как она.
Молодая женщина поднимает взор от очага и улыбается мне ровными зубами, ослепительно белоснежными на фоне темной кожи. Я киваю ей в ответ, предвкушая очередную приятную ночь в нашей палатке. Что бы там не ждало нас в будущем, надо пользоваться тем, что имеешь сейчас и брать от жизни все, что сможешь. Так учил меня Син. Так я живу уже много лет.
Старик поднимается со своего места и, не обращая внимания на Молчуна Рейна, который все еще что-то рассказывает ему, подходит к валуну подо мной. С удивительным для его возраста проворством Син взбирается ко мне, хотя кряхтит и ворчит, пока карабкается на камень. Щуря свои еще не сильно растерявшие зоркости глаза, учитель смотрит на отроги Рваных Гор и на изломанную долину, что уходит на северо-восток от нашего лагеря. Там из-за холмов тянется к небу далекая струйка серого дыма.
— Он там, — говорит старик.
— Почему ты уверен, что это именно Он? — интересуюсь я.
— Кто еще может оказаться в этом забытом древними и новыми богами месте в то же время, когда пришел сюда ты? Его пророчество ничуть не слабее твоего, юный ученик. Он прошел столь же долгий путь, и Он не похож ни на одного из твоих прежних соперников. Это не просто враг, это Враг с большой буквы, погибель мира, предначертанный Разрушитель. Гадалка из Миренгарда, шаман из земель к северу от Гароны, руны колдунов юго-востока — все они говорили о событии, которое случится завтра на рассвете. Ты найдешь в Дол-ун-Скаре Меч Мечей и сразишься с Врагом, как и было предначертано.
— И одержу верх, — уверенно и без ложной скромности говорю я. — Нет под этим небом воина, что смог бы устоять против меня в честном поединке один на один.
— Под этим небом таких и впрямь не сыскать, — кивает учитель. — Ты давно уже превзошел меня, юный воин. Однако сами боги ведут тебе этого противника из мест столь отдаленных, что небо там иное и даже само солнце не похоже на наше. Тебе придется вспомнить все, чему я тебя учил, и даже больше! Не стоит недооценивать своего врага, иначе — рискуешь повторить Кынский мост.
С этими словами Син кладет ладонь мне на грудь, где под рубахой прячется страшный шрам — напоминание о моем давнем и единственном поражении.
Это случилось семь лет назад возле града Кына, где я ухитрился оскорбить сына удельного наместника императора. Княжич Горт оказался горячим молодым человеком и искусным мечником. Он, не задумываясь, вызвал меня на поединок, который состоялся на закате того же дня на мосту через реку Гарону. Я уже тогда был уверен в себе и силен в бою и принял вызов. Рейн стал моим секундантом, а позади Горта стоял молодой коротко стриженный парень из числа приближенных княжича.
Мы бились коротким мечом в правой руке и кинжалом в левой. Весь мой, уже немаленький, опыт, полученный в междоусобных разборках удельных князей, как оказалось, никуда не годился в честной дуэли один на один. Горт вертелся юлой, скакал горным козлом, извивался ядовитой змеей и постоянно норовил ужалить меня одним из своих клинков. Мне приходилось стараться изо всех сил только, чтобы не подставиться под удар, не говоря уж об ответной атаке.
Мне очень ясно вспомнился тот вечер. Вот я парирую очередной выпад меча, а сбоку уже спешит кинжал, заставляя меня отскакивать назад. Возле моста собрались зеваки, они кричат, подбадривая княжича, и норовят толкнуть меня в спину — так близок я к тому, чтобы быть вытесненным с нашей своеобразной арены. Прямые контратаки невозможны, а те финты и маневры, которые я считал хитроумными, противник просчитывает на раз и перекрывает их раньше, чем я успеваю начать движение. К счастью мне удается отбиваться достаточно долго, чтобы заметить некоторую закономерность в атаках княжича. Я решаю использовать ее в своих интересах. Улучаю момент и иду в наступление. Приходится брать решимостью и яростью. Подставляюсь под неопасный удар, который, тем не менее, выводит из строя мою левую руку. Этим я разрываю привычную последовательность атак противника и вывожу его из равновесия. Благодаря этому, оказываюсь с неожиданной для княжича стороны и наношу удар.
Но противника уже нет на своем месте. Оказывается, он заранее просчитал все мои движения, в том числе этот отчаянный шаг. Наверное, он сам и заманил меня в эту ловушку, вынудив своими действиями двигаться именно так, как ему было нужно. Мгновение, и мой клинок оказывается прижат книзу его мечом, а его кинжал вонзается мне в грудь, точно туда, где должно быть сердце. Раненый, я переваливаюсь через перила моста и падаю в Гарону.
Когда Молчун и Син выловили меня ниже по течению, я оказался, внезапно, жив, хоть и едва-едва. Друзья дотащили меня до ворот монастыря, что расположился в лесах неподалеку. Монах-целитель взялся меня подлатать, хотя сам не верил в успех. Тут-то и выяснилось, что боги поместили сердце в мою грудь справа, а не слева, как остальным людям, чем еще раз обозначили мою избранность. Клинок княжича не задел самого главного органа, повредив лишь дыхательные мешки. Монах опоил меня снадобьем и долго копался в моем собственном теле. Он извлек кинжал, вырезал поврежденные части органов, залил мою грудь каким-то отваром, а потом долго зашивал. Три седьмицы я провел в монастыре, практически не поднимаясь с постели. Меня преследовали лихорадка и бред, а монахи ежедневно и еженощно молились за меня. Боги услышали слуг своих и подняли меня на ноги. Вскоре я продолжил свои странствия. Боль в груди возвращается до сих пор, но мне нравится относиться к ней как к напоминанию о важном уроке, преподанном мне княжичем Гортом, который и по сей день пребывает в уверенности, что убил меня на дуэли.
— Никогда не повторяй своих ошибок, мой ученик, — говорит мне Син. — И помни, что завтра ты будешь биться не за себя, но за весь наш мир. Это не тот бой, на который идут, чтобы сражаться. На него идут побеждать, и никак иначе.
— Я понимаю, учитель, и не подведу ни вас, ни кого иного.
Старик кладет руку мне на плечо и сжимает с силой, какую трудно заподозрить в этом сухом теле. Я киваю учителю и спускаюсь, наконец, с валуна к костру, где Руфима уже приготовила ужин. Мясо диковинного зверя, убитого мною накануне, оказывается немного жестковатым, но вполне съедобным, в особенности после того, как прошло через руки моей женщины. Учителю достается бульон, который Руфима сварила на хрящах и костях добычи. Почти беззубый рот старика просто не способен уже управиться с мясом. Рейн с набитым ртом рассказывает какие-то сказки о тех давних временах, когда Дол-ун-Скар, был еще населен и стерег дальние границы Империи. Я же смотрю на свою верную спутницу, уставшую после дневного перехода и потягивающую из бурдюка чуть хмельной напиток, который мы приобрели у странствующего торговца, встретившегося нам на Закатном Тракте.
Мне вдруг приходит в голову мысль, что это может быть наш последний вечер вместе. Если боги иных миров, пославшие мне противника дадут ему больше сил и везения, чем мои покровители мне, то я паду завтра в схватке и обреку наш мир на погибель. Легенда гласит, что каждые пятьсот лет происходит такая битва. Дуэль между двумя избранными, Воином Света и Воином Тьмы, за власть над миром. Чей представитель одержит верх, та сила и будет властвовать во всех землях следующую половину тысячелетия. А это значит, что если Враг победит, то все, что мы знаем, будет разрушено до основания в угоду новому миропорядку.
Что станет с моими друзьями и спутниками, случись мне завтра умереть? Старик Син вступит в бой, чтобы отомстить за меня и спасти мир своими силами. Он, конечно, погибнет, но именно так, как всегда хотел — в сражении, с мечом в руке. Руфима попадет в руки Врагу и станет ему рабыней и усладой, если, конечно, тот не принесет ее в жертву своим неведомым богам. А Рейн... Лучшее, что он может сделать — это убежать, чтобы спасти свою жизнь и сохранить легенду о нашем путешествии в веках нового мира.
Наверное, именно из-за таких вот мыслей, под покровом ночи, когда костер уже почти потух, а ужин давно съеден, я люблю Руфиму с куда большей страстью и яростью, чем обычно. Ее вскрики далеко разносятся окрест, пугая диких зверей и мешая спать моим товарищам. Но все это неважно этой ночью.
Утомленная женщина быстро засыпает, положив голову мне на грудь, а я еще долго смотрю на тонкий полог палатки, думая над тем, что свершится завтра.
Еще до рассвета, я выбираюсь наружу. Несмотря на краткость моего сна, меня переполняют решимость и сила. Раз уж богам было угодно выбрать меня, значит, я достоин этой чести. Значит, я могу победить и сделаю это сегодня. Бесконечное небо над головой, лишенное сегодня одеяла из облаков, ждет появления светила. К тому времени, как солнце поднимется над горизонтом, судьба мира будет решена.
Я быстро собираюсь и отправляюсь в путь, стараясь двигаться бесшумно, дабы никого не разбудить. Впрочем, Син все равно уже проснулся и тайком следит за мной. Старик не растерял остроты слуха с годами, а сон его чуток и неглубок. Он лежит в своей палатке и притворяется спящим, чтобы не мешать моим сборам.
Храм ждал меня пять сотен лет, подождет и еще несколько минут. Сначала я дохожу до родника, который нашел накануне Рейн. Только искупавшись в ледяной воде, чувствую в себе силы и бодрость для настоящей схватки. Вот теперь ноги несут меня к Дол-ун-Скару. Небо все светлеет, и ночные животные спешат укрыться в своих норах и в расщелинах скал, что высятся вокруг. Изломанная земля поднимается все выше, выводя меня на следы древней дороги, что вела в крепость.
Предрассветный воздух прозрачен и кажется чистым, но неприятные запахи режут нос. Тут пахнет самой смертью. Кое-где на обочине виднеются белесые кости и черепа, следящие за мной пустыми глазницами. Напоминания о древних битвах не исчезают, не зарастают травой, не растаскиваются дикими животными. Никто не обитает рядом с проклятым храмом. С каждым шагом я все дальше и дальше от любого живого существа в округе. Говорят, что во время одной из войн могучий колдун выжег всю жизнь окрест и сделал так, чтобы она не вернулась. Горло мгновенно пересыхает, и я делаю глоток родниковой воды из бурдюка, прежде чем войти в Дол-ун-Скар.
Основное здание не сильно разрушилось за столетия. Какая-то еще более древняя магия держит эти стены. Я вхожу в мрачный зал, где царят пустота и забвение. Лишь каменный алтарь в дальнем конце пережил века, все остальное, что тут было, давно обратилось в пыль. Высокие узкие окна дают немного света в этот предрассветный час. Древние строители были мастерами своего дела, каждый камень занимает свое место, каждое отверстие вырезано именно там, где нужно. Глаза привыкают к полумраку, и я понимаю, что здесь нечего искать. Если когда тут и хранился Меч Мечей, Хранитель мира, то теперь его здесь нет.
Я шумно выдыхаю с досады, и в тот же миг алтарь с грохотом проваливается через пол, открывая путь в подземелье крепости. Достаю из заплечного мешка маленький факел, почти лучину, и зажигаю его своим огнивом. Такого источника света хватит ненадолго, но большего, как оказывается, и не надо. Под алтарем скрывались ступени, которые приводят меня в меленькую крипту глубоко под землей. Здесь на каменном столе лежит хорошо сохранившаяся мумия, облаченная в доспехи. Высушенное лицо смотрит в низкий потолок черными провалами, а скрюченные руки сжимают на груди клинок, покрытый слоем пыли, но, тем не менее, целый. Неужто, это и есть тот самый Меч? Простой клинок без украшений с маленькой гардой, едва способной защитить пальцы владельца от скользящего удара.
Едва я беру меч, как сухие кисти рук трупа рассыпаются пылью. Следом начитает разваливаться проржавевший доспех. Некоторое время пустые глазницы еще смотрят вверх, а потом череп проваливается сам в себя, подняв небольшое облачко праха. А меч — цел и невредим. Я стряхиваю с него пыль и обнаруживаю блестящий клинок, простую, но удобную рукоять, острейшую заточку — будто за этим оружием ухаживали каждый день. Что ж, для Меча Мечей не удивительно обладать чудесными свойствами.
С клинком в руке я выхожу обратно в зал. Там меня уже ждет мой Враг. Высокий и статный мужчина стоит возле входа в храм, сжимая в правой руке меч, а в левой небольшой круглый щит. Длинные светлые волосы его собраны в хвост, а аккуратно постриженная борода обрамляет красивое и строгое лицо. В зыбком полумраке Дол-ун-Скара трудно разглядеть его глаза, но я удивительно ясно ощущаю на себе его взгляд. Меня терзает мысль, что я уже видел где-то это лицо, но сейчас нет времени задумываться над этим, да и света в зале храма не хватает, чтобы разобрать отдельные черты. Грудь воина защищена пластиной из толстой кожи, а вот руки открыты, демонстрируя развитые мускулы и несколько замысловатых шрамов.
— Приветствую тебя, Враг мой, — произносит мужчина. — Наконец, мы встретились.
— Беги прочь, Враг, — отвечаю я, — И останешься жив.
Смеется. Поудобнее перехватив меч, он идет на меня. Только тут я обращаю внимание, что его клинок — брат-близнец того, который лежал в подземной крипте. Два воина — два меча — две силы. Свет и Тьма привели своих избранников на бой. Нам нет нужды представляться друг другу, не надо искать причины для конфликта, не нужно оскорблять или дразнить соперника. Эта схватка была предначертана нам давным-давно, и самые жизни наши были лишь тренировкой перед нею. Отбросив все сомнения, я устремляюсь навстречу Врагу уверенным и размеренным шагом.
— Готовься к смерти, Воин Тьмы! — восклицает противник и наши клинки сталкиваются в первый раз.
Мне недосуг обращать внимание на его лживые речи. Мечи-близнецы поют, ударив друг о друга. Они встретились через пять сотен лет разлуки и теперь жаждут битвы. Если подумать, то сейчас именно они сошлись в схватке, а не двое воинов, которые шли к этому всю жизнь. Эти Мечи были врагами на протяжении тысячелетий, что значат простые человеческие жизни рядом с таким сроком? Я покоряюсь воле своего клинка и начинаю смертоносный танец.
Мой Враг силен и искусен. Никогда еще у меня не было столь опасного противника. Даже княжич Горт оказывается на его фоне несмышленым оруженосцем. Но и я за прошедшие годы стал куда сильней того паренька, что бился на Кынском мосту.
Схватка длится не дольше минуты, но сил она требует больше, чем часы иного боя. Враг бьет так, как не стал бы никто иной. Его клинок всегда оказывается там, где его трудно ожидать и лишь моя ловкость позволяет парировать его удар своим мечом или кинжалом, который я взял в левую руку. Мой Меч тоже не занят одной лишь защитой. Он усердно ищет бреши во вражеской обороне, пытается просочиться в любую щель. Но там всякий раз оказывается щит Врага или его клинок.
Боги свидетели — мне нравится этот парень. Вот настоящий боец, каких не сыщешь во всем белом свете. Единственный, кто действительно может сравниться со мной. При других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями. Эх, сколько славных подвигов мы совершили бы вместе! Никто и ничто не смогло бы устоять против нашего искусства и нашей ярости. Но мы — лишь орудия в руках богов, и древние Мечи жаждут крови. Только один из нас выйдет из Дол-ун-Скара живым...
И это должен быть я! Слова учителя Сина звучат в моих ушах: это не тот бой, чтобы сражаться. Это бой, чтобы победить. И если в защите противника нет слабых мест, а его атаки точны и выверены, то именно в этом надлежит искать его слабость — в его мастерстве и безошибочности. Но если я, якобы случайно, откроюсь для атаки, то Враг без сомнения заподозрит в этом ловушку. Он прочитает мои движения на несколько шагов вперед и будет точно знать, что случится, если он поддастся на провокацию. А поэтому надо попытаться встроить ловушку в ловушку, так, чтобы противник был уверен, что все идет по его плану и все мои движения укладываются в его предположения, а я сам не сумел правильно просчитать движения Врага.
Перезвон стали утихает на время. Мы кружим друг вокруг друга по залу храма, который все более наполняется утренним светом. Вот-вот взойдет солнце, а судьба мира еще не решена. Именно в этот момент у меня появляется мысль, как победить. Я ухмыляюсь:
— Последний шанс, Враг мой! Сдайся, и уйдешь живым. Я лишь хочу защитить наш мир, а чего хочешь ты?
— Спасти его от Тьмы! — восклицает противник и вновь бросается в атаку.
И тогда я вижу его ловушку. Он раскрывается, убеждая меня атаковать. Брешь в обороне едва заметна. Только по-настоящему опытный боец увидит ее и, тем более, попытается использовать в своих интересах. Это его способ заманить меня, дав мне понять, что эта ошибка случайна, что никто не стал бы намерено открываться лишь на такое ничтожное мгновение, что этим практически невозможно воспользоваться.
Я бросаюсь в атаку, навстречу ловушке, которую мне приготовил мой Враг. И тут же вижу его план. О, он совершенен! Задуманная им контратака безупречна и смертоносна — иной и не жду от столь умелого бойца. Угодив в ловушку, я уже не в силах ничего изменить. Все, что могу — это немного изменить положение своего тела, так чтобы его удар пришелся туда, куда мне надо.
Мой клинок пролетает возле самого его горла, лишь чудом не дотянувшись до цели, а его Меч в следующий миг, описав красивую дугу, отсекает мне правую руку почти по локоть. Воспользовавшись мой беззащитностью, Враг крутится вокруг себя и наносит добивающий удар, пронзив мне грудь. Его план сработал целиком и полностью, ведь он был идеален. Но именно тут я затаил свою ловушку. Противник не посчитал нужным вернуть на место щит, который я отвел в сторону при своей атаке. Зачем, если соперник уже побежден?
Моя левая рука устремляется вверх и узкий клинок кинжала входит под подбородок светловолосого воина, пронзая его голову насквозь. Левый глаз Врага мутнеет и поворачивается в сторону, а правый — смотрит на меня с изумлением. Едва я выдергиваю кинжал обратно, как противник падает на пол к моим ногам.
Я победил.
На подгибающихся ногах отхожу к стене и сажусь на пол. Холодный камень приятно холодит спину, в глазах темнеет. Боли нет, лишь пустота и разочарование. Вся моя жизнь была ради этого момента, но теперь, когда цель достигнута, я не чувствую удовлетворения. Этот мужчина, павший от моей руки — это единственный человек, который мог бы меня понять, ведь он прошел через то же самое. Но я только что убил его. Причем Меч Мечей оказался лишь орудием, которое помогло мне, но даже не он нанес финальный удар. Я был не прав, думая, что являюсь лишь его слугой. Меч, каким бы древним и заколдованным он не был, всего лишь проводник для силы и мастерства воина, который держит его в руке. Двое являются воплощением высших сил, а одинаковые Мечи служат лишь одной цели — сделать так, чтобы противники встретились.
Син появляется в храме почти тотчас же. Со скоростью недоступной обычным старикам, он устремляется ко мне, уже снимая с себя кожаный пояс. Сделав петлю, он накидывает ее мне на культю и принимается затягивать жгут.
— Ты мог бы обойтись и без этого, — ворчит старый учитель.
— Прости, — говорю я. — Ты сам сказал, что этот бой только для того чтобы победить. И я сделал это!
— Но какой ценой?!
— Именно такой, какой было должно, — я умолкаю на время, а потом спрашиваю Сина. — Учитель, мой Враг сказал нечто, что я не могу уразуметь.
— Я слышал, — бормочет старик. — Я был за дверью и все слышал. Он сказал правду.
— Как такое возможно? Всю жизнь ты готовил меня к спасению мира, а он утверждает, что спаситель — это он, а я — Воин Тьмы. Неужели мы изначально были на стороне зла?
— Зла? — учитель затянул пояс на моей руке, остановив кровь. — Кто говорит о зле или добре? Эти абстрактные понятия здесь ни при чем. Понимаешь, это длится с первых дней мира. Каждые пятьсот лет двое воинов сходятся в поединке. Свет и Тьма сражаются их руками за власть на миром. Две тысячи лет назад Свет уступил и Воин Тьмы одержал верх. Миропорядок, существовавший тысячелетиями пал. Великий катаклизм уничтожил все, что было построено людьми. И после этого на руинах старого мира появился и развился новый. Мы все живем в мире Тьмы и не ведаем иного.
— И если бы я проиграл...
Син обеими руками берется за рукоять меча, все еще торчащего из моей груди, и выдергивает клинок. Крови почти нет, ведь в этом месте моей груди уже давно лишь пустота, которую семь лет назад лекарь стянул умелыми швами. Вновь моя анатомическая необычность спасает меня от смерти. Может ли быть совпадением то, что две эти схватки оказались так схожи по своему течению, хоть и различны по итогам?
— В этом случае, — говорит старик, отирая Меч о рукав, — новый катаклизм прокатился бы по всем землям людей, сметая все, что мы отстроили за два тысячелетия. Но этого не случится ни — благодаря тебе — сегодня, ни через пятьсот лет. Воины Света в Светлом мире были почти непобедимыми защитниками. Они знали, за что сражаются, что берегут, и бились так, как нам и не снилось. Но теперь, они оказались в роли врагов, штурмующих чуждый им мир. А эта позиция не очень подходит Рыцарям Света, а потому, они заведомо слабее тех, кто бьется за Тьму. Впрочем, судя по тебе, этот парень был близок к тому, чтобы победить, чтобы обречь мир на погибель.
Медленно-медленно я поднимаюсь на ноги. Голова кружится, а в глазах темно, но мне удается устоять. Покачиваясь, подхожу к поверженному Врагу, лежащему в луже крови. Воин Света. Он же знал свою роль, свое предназначение. Учитель скрывал правду от меня с понятной целью — чтобы я не боялся своей участи избранника Тьмы. Но этот человек наверняка знал правду, и знал что будет, если он достигнет своей цели. Он шел, ведомый судьбой, несмотря на то, что его действия уничтожат мир. Он готов был пожертвовать всем ради победы. Или нет...
И тут память моя с необычайной ясностью подсказывает, где мне довелось видеть лицо моего врага.
— Нет! — выдыхаю я. — Все не так! Я вспомнил: этот человек был секундантом у Горта семь лет назад! Боги не приводили его на битву из дальних земель и из-под чужого солнца. Он родился и вырос в тех же краях, что и я, и знал — за что сражается и чем дорожит. Мы оба очень изменились за прошедшие годы, но он узнал меня. А я не смог сделать этого раньше. Он видел мое тогдашнее поражение и знал, куда вонзился кинжал княжича, и сегодня ударил меня в то же самое место. А это означает: он понимал, что я переживу удар! Моя ловушка в ловушке оказалась именно тем, к чему он меня вел. Этот человек встроил свой трюк еще глубже, заставив меня поверить, что я сделал все правильно. Он не хотел побеждать, потому что знал, чем это грозит миру!
— Ты в этом уверен?
— Да! Мир Тьмы будет вечен, потому что Воины Света не готовы обрекать на смерть и лишения тысячи людей, даже если они служат другой силе. Воин Тьмы всегда дерется только за себя и своих близких, а потому нам плевать на все остальное человечество. А мой враг думал о благе всех людей и не хотел уничтожать мир, даже если тот стал царством Тьмы. Пусть это и глупо, но достойно уважения.
— А ты, как погляжу, стал философом!
— Ну, — я демонстрирую учителю окровавленную культю. — Воином-то мне больше не быть.
— Пойду позову Молчуна и Руфиму, — кивает старик, направляясь к выходу. — Нам тут понадобится помощь, чтобы обработать твои раны и похоронить твоего противника. Мне и в голову не приходило, что последние две тысячи лет Воины Света на самом деле продолжали спасать мир, только несколько иначе.
— Однако именно так оно и есть. Мы похороним воина в крипте под храмом, там же, где лежал его героический предшественник. Пятьсот лет назад тогдашний Воин Тьмы тоже все понял, убив противника, и воздал ему соответствующие почести. Так сделаем и мы. Почтим память Героя, раз уж истории суждено запомнить его Врагом.
Мы выходим из крепости, и я остаюсь ждать учителя у входа. Бледное солнце выползло из-за горизонта и висит теперь белесым пятном в дымке между двумя пиками Рваных Гор. Почему-то вспоминаются все те, кого я лишил жизни на пути сюда. Столько крови пролилось ради исполнения предначертанного. Наверное, все же это было не напрасно. Каким бы отвратительным местом не был наш мир, но даже он достоин спасения. Воин Света, чьего имени я даже не знаю, пожертвовал всем, включая жизнь, чтобы уберечь человечество от гибели. Он сделал то же самое, что и другие избранники до него. Но Мир Тьмы и тут показывает свое уродливое лицо, делая так, чтобы сами имена этих героев канули в лету. На этот раз все будет точно так же. Несмотря на безграничную самоотверженность и следование до конца своим идеалам, истинного героя позабудут. В истории сохранится другой. Многим поколениям будут рассказывать о том, что мир спас я. И лишь немногие будут знать, что я был Воином Тьмы.
Воин Света, Воин Тьмы
Стремительно холодает. Бледное солнце здешних широт уже укатилось за горизонт, утащив с собой любые намеки на тепло. Со стороны Рваных Гор потянул холодный ветер, щедро приправленный колючим серым песком. Под ногами хрустят каменные осколки, намекая на то, что даже сами горы здесь умирают. Я взбираюсь на большой валун чуть выше моего роста, чтобы получше осмотреться в наступающих сумерках.
Не самая приветливая, но и не столь враждебная к человеку долина Скаргаади осталась позади. Впереди лишь Рваные Горы, за которыми заканчиваются изученные земли. Фактически, перед нами — край мира. Но мы не пойдем через хребет. В полумиле впереди на возвышении, которое еще нельзя назвать настоящей горой, стоит крепость-храм Дол-ун-Скар — некогда самый дальний закатный рубеж Империи, а ныне — лишь заброшенный остов. По сути от всего комплекса зданий и сооружений осталась лишь центральная башня на вершине холма, а все остальное обратилось в иззубренные останки, торчащие из песка и щебня.
Там меня ждет судьба. Десять лет я шел к этому моменту и к этому храму. Многие опасности вставали на моем пути и оставались преодоленными. Сотни врагов скрещивали со мной клинки и падали замертво. С того дня, когда гадалка на рынке в порту Миренгарда открыла мне мое предназначение, я, не зная усталости, шел по следам древних легенд в поисках Меча Мечей — клинка, который защищает наш мир, и который отдаст себя в руки только тому, кто достоин.
Я оборачиваюсь и смотрю на то, как мои спутники разбивают лагерь среди огромных камней. Эти люди — все те немногие, кем я дорожу, кому доверяю, кого уважаю и люблю. Учитель Син со мной с самого начала, он обучил меня всему, что умел сам, а ведь он когда-то был величайшим воином северных провинций. Он уже стар, но еще достаточно крепок, чтобы переносить вместе со мной тяготы и лишения этого путешествия. Более того, я могу с уверенностью заявить, что мало сыщется бойцов во всем мире, кто смог бы потягаться с ним. Не далее как месяц назад, во время стычки с бандой мародеров в брошенном городе Салеме, Син единолично расправился с грозной предводительницей разбойников, пока я удерживал ее прихвостней в узком проходе. Сейчас старик сидит, прислонившись спиной к еще теплому камню, отдыхая после тяжелого перехода.
Рядом возводит походную палатку Молчун Рейн. Свое прозвище парень заслужил тем, что никогда не затыкается. За десять лет нашего знакомства я видел Рейна молчащим лишь несколько минут, исключая, конечно, время, когда парень спал. Хотя, надо заметить, что Молчун даже во сне иногда бормочет, причем на разные голоса и на разных языках. Даже сейчас он что-то рассказывает старику Сину, хотя последний вряд ли вслушивается в его болтовню.
Рейн со мной уже десять лет, с самого Миренгарда, где я спас его от группировки Мануса, которой парень задолжал приличную сумму. Услышав мою историю и пророчество, сказанное мне гадалкой, юный бард вызвался путешествовать со мной. С тех пор Рейн окреп, возмужал и заработал несколько приметных шрамов, чтобы хвастаться ими перед девицами, однако не растерял своего задора и таланта к красивому слову. Мне грамота всегда давалась с трудом, но даже я пытался читать свое жизнеописание в его исполнении. Остается лишь надеяться, что парень переживет путешествие и донесет свою рукопись до народа, оставив нашу историю в веках. Как жаль, что я сам не могу рассказать о своем путешествии так же ярко и интересно, как Рейн.
Возле костра копошится Руфима, моя верная спутница, сердце моего кочующего очага и тепло моей походной постели. Смуглая черноволосая кетерианка присоединилась к нам сравнительно недавно, после славной войны в юго-восточных землях Старой Империи три с половиной года назад.
Наш путь тогда лежал через провинцию Сетток, которая подверглась варварскому нападению со стороны царства Кетерийского, населенного жестокими иноверами, издревле донимающими цивилизованные земли своими набегами. Карательная экспедиция имперских легионов была в разгаре, и легат Батис набирал отряд наемников, для усиления армии перед решающим наступлением на столицу Кетерии. Мы присоединились к войску, и я оказался в числе первых имперцев, кто вошел в древний град Саранор и штурмовал дворец царя. Многочисленная, но недисциплинированная орда рабов его не смогла противостоять легионам Империи, а наемники, стремясь за славой и деньгами, умудрились вырваться вперед и первыми добрались до Ханона Четвертого — Кетерийского царя.
Увы, не мне выпала честь перерезать его глотку. Я заблудился среди бесконечных построек дворца и попал в его святая святых — царский гарем. Юго-восточные правители всегда набирали себе до нескольких сотен жен, которым едва ли уделяли достаточно внимания как женщинам. Их и за людей-то не считали, держа как скот или, быть может, как предметы роскоши, причем не самые ценные.
Вот и Ханон перед гибелью отдал приказ, не оставить своего имущества завоевателям. Его слуги поджигали постройки дворца, бросали в костры роскошные платья и ковры, швыряли золото в бездонные колодцы, а двое самых верных рабов отправились в гарем, чтобы умертвить две сотни его жен. Когда я оказался там, слуги царя уже заканчивали дело. Красиво убранные помещения гарема обратились бойней, где повсюду валялись окровавленные тела. Лишь на берегу искусственного пруда, созданного для омовения царских жен, встретил я живых людей. Здесь последняя, совсем юная, обитательница гарема билась насмерть с воинами, пришедшими умертвить ее. Она одна из двух сотен жен дала отпор рабам Ханоновым, и еще какой!
Один из мужчин уже плавал лицом вниз в пруду, а вокруг него стремительно расплывалось красное пятно. Девчонка умудрилась заколоть бугая, который казался огромным чудовищем рядом с нею. Наверное, ей удалось захватить его врасплох, но это никак не может отменить ее смелости и решительности. Окровавленный кинжал девушка сжимала перед собой, прижавшись к каменной стене, куда ее загнал второй убийца. Судя по тому, как несчастная хватала ртом воздух, прижимая руку к животу, мерзавец смог достать ее кулаком или ногой, и теперь занес над нею тяжелый меч, уже испивший крови десятков царских жен. Раб, несомненно, преуспел бы в своем кровавом служении, если бы не мой метательный нож, который посвистел над прудом и вонзился в основание шеи здоровяка.
Когда я вытащил из-под обмякшей туши перепуганную девицу, та приняла меня за очередного убийцу и попыталась отбиться. Кое-как мне удалось убедить ее в том, что я друг. Не разумея варварского каркающего языка юго-восточных народов, сделать это было непросто. К счастью, юная Руфима оказалась умной и сообразительной. Она поняла, что я спас ее, и решила всюду следовать за мной.
Бывшая царская жена оказалась ценным приобретением для отряда в целом и лично для меня в частности. Во-первых, она умеет готовить огромное количество разнообразнейших блюд, может практически из любого животного или растения сделать нечто съедобное и, более того, вкусное. Странная заморская кухня поначалу была нам непривычна, а старик Син до сих пор то и дело мается животом с Руфиминой стряпни, но это было всяко лучше чем сожженное до углей мясо, которое получалось у меня или невнятная похлебка из горьких листьев, что варил Рейн.
Во-вторых, девушка, несмотря на юность, оказалась искусна и неутомима в постели, что наводило на мысль о том, что Ханон Четвертый утвердил в своем гареме некую систему обучения интимным делам, чтобы любая из его многочисленных жен в любой момент могла порадовать своего мужа. Меня не смущает прошлое Руфимы, и я с удовольствием пользуюсь результатами трудов неизвестных учителей. И буду пользоваться впредь, по крайней мере, покуда длится мой поход. Я бы, без сомнения, взял эту женщину в жены по возвращении домой, но меня настораживает то, что за три года, которые мы делим одну палатку и одну постель, она так и не понесла от меня. Может быть тот презренный раб, что загнал ее в угол в гареме и почти убил, успел таки что-то сломать у нее во чреве, что ей больше не дано выносить дитя. Жаль ее, но, увы, бесплодная женщина не годится мне в супруги, ведь после похода главной моей целью станет продолжение рода.
Руфима говорит, что все понимает, что уйдет, когда это станет необходимо, но я вижу, что она плачет временами тайком, думая, что ее никто не заметит. Сердце мое разрывается, когда думаю об этом, но не в нашей власти что-то изменить. Вернувшись героем в родной город, я стану объектом желания всех женщин на сто миль окрест — останется только выбрать самую крепкую и широкобедрую, чтобы выносила мне богатыря-сына и пару шустрых дочек для услады взора в старости. Руфиму я оставлю при себе в роли служанки, а может и отпущу на все четыре стороны, на поиски своего счастья, коли найдется где-то в нашем мире оное для таких как она.
Молодая женщина поднимает взор от очага и улыбается мне ровными зубами, ослепительно белоснежными на фоне темной кожи. Я киваю ей в ответ, предвкушая очередную приятную ночь в нашей палатке. Что бы там не ждало нас в будущем, надо пользоваться тем, что имеешь сейчас и брать от жизни все, что сможешь. Так учил меня Син. Так я живу уже много лет.
Старик поднимается со своего места и, не обращая внимания на Молчуна Рейна, который все еще что-то рассказывает ему, подходит к валуну подо мной. С удивительным для его возраста проворством Син взбирается ко мне, хотя кряхтит и ворчит, пока карабкается на камень. Щуря свои еще не сильно растерявшие зоркости глаза, учитель смотрит на отроги Рваных Гор и на изломанную долину, что уходит на северо-восток от нашего лагеря. Там из-за холмов тянется к небу далекая струйка серого дыма.
— Он там, — говорит старик.
— Почему ты уверен, что это именно Он? — интересуюсь я.
— Кто еще может оказаться в этом забытом древними и новыми богами месте в то же время, когда пришел сюда ты? Его пророчество ничуть не слабее твоего, юный ученик. Он прошел столь же долгий путь, и Он не похож ни на одного из твоих прежних соперников. Это не просто враг, это Враг с большой буквы, погибель мира, предначертанный Разрушитель. Гадалка из Миренгарда, шаман из земель к северу от Гароны, руны колдунов юго-востока — все они говорили о событии, которое случится завтра на рассвете. Ты найдешь в Дол-ун-Скаре Меч Мечей и сразишься с Врагом, как и было предначертано.
— И одержу верх, — уверенно и без ложной скромности говорю я. — Нет под этим небом воина, что смог бы устоять против меня в честном поединке один на один.
— Под этим небом таких и впрямь не сыскать, — кивает учитель. — Ты давно уже превзошел меня, юный воин. Однако сами боги ведут тебе этого противника из мест столь отдаленных, что небо там иное и даже само солнце не похоже на наше. Тебе придется вспомнить все, чему я тебя учил, и даже больше! Не стоит недооценивать своего врага, иначе — рискуешь повторить Кынский мост.
С этими словами Син кладет ладонь мне на грудь, где под рубахой прячется страшный шрам — напоминание о моем давнем и единственном поражении.
Это случилось семь лет назад возле града Кына, где я ухитрился оскорбить сына удельного наместника императора. Княжич Горт оказался горячим молодым человеком и искусным мечником. Он, не задумываясь, вызвал меня на поединок, который состоялся на закате того же дня на мосту через реку Гарону. Я уже тогда был уверен в себе и силен в бою и принял вызов. Рейн стал моим секундантом, а позади Горта стоял молодой коротко стриженный парень из числа приближенных княжича.
Мы бились коротким мечом в правой руке и кинжалом в левой. Весь мой, уже немаленький, опыт, полученный в междоусобных разборках удельных князей, как оказалось, никуда не годился в честной дуэли один на один. Горт вертелся юлой, скакал горным козлом, извивался ядовитой змеей и постоянно норовил ужалить меня одним из своих клинков. Мне приходилось стараться изо всех сил только, чтобы не подставиться под удар, не говоря уж об ответной атаке.
Мне очень ясно вспомнился тот вечер. Вот я парирую очередной выпад меча, а сбоку уже спешит кинжал, заставляя меня отскакивать назад. Возле моста собрались зеваки, они кричат, подбадривая княжича, и норовят толкнуть меня в спину — так близок я к тому, чтобы быть вытесненным с нашей своеобразной арены. Прямые контратаки невозможны, а те финты и маневры, которые я считал хитроумными, противник просчитывает на раз и перекрывает их раньше, чем я успеваю начать движение. К счастью мне удается отбиваться достаточно долго, чтобы заметить некоторую закономерность в атаках княжича. Я решаю использовать ее в своих интересах. Улучаю момент и иду в наступление. Приходится брать решимостью и яростью. Подставляюсь под неопасный удар, который, тем не менее, выводит из строя мою левую руку. Этим я разрываю привычную последовательность атак противника и вывожу его из равновесия. Благодаря этому, оказываюсь с неожиданной для княжича стороны и наношу удар.
Но противника уже нет на своем месте. Оказывается, он заранее просчитал все мои движения, в том числе этот отчаянный шаг. Наверное, он сам и заманил меня в эту ловушку, вынудив своими действиями двигаться именно так, как ему было нужно. Мгновение, и мой клинок оказывается прижат книзу его мечом, а его кинжал вонзается мне в грудь, точно туда, где должно быть сердце. Раненый, я переваливаюсь через перила моста и падаю в Гарону.
Когда Молчун и Син выловили меня ниже по течению, я оказался, внезапно, жив, хоть и едва-едва. Друзья дотащили меня до ворот монастыря, что расположился в лесах неподалеку. Монах-целитель взялся меня подлатать, хотя сам не верил в успех. Тут-то и выяснилось, что боги поместили сердце в мою грудь справа, а не слева, как остальным людям, чем еще раз обозначили мою избранность. Клинок княжича не задел самого главного органа, повредив лишь дыхательные мешки. Монах опоил меня снадобьем и долго копался в моем собственном теле. Он извлек кинжал, вырезал поврежденные части органов, залил мою грудь каким-то отваром, а потом долго зашивал. Три седьмицы я провел в монастыре, практически не поднимаясь с постели. Меня преследовали лихорадка и бред, а монахи ежедневно и еженощно молились за меня. Боги услышали слуг своих и подняли меня на ноги. Вскоре я продолжил свои странствия. Боль в груди возвращается до сих пор, но мне нравится относиться к ней как к напоминанию о важном уроке, преподанном мне княжичем Гортом, который и по сей день пребывает в уверенности, что убил меня на дуэли.
— Никогда не повторяй своих ошибок, мой ученик, — говорит мне Син. — И помни, что завтра ты будешь биться не за себя, но за весь наш мир. Это не тот бой, на который идут, чтобы сражаться. На него идут побеждать, и никак иначе.
— Я понимаю, учитель, и не подведу ни вас, ни кого иного.
Старик кладет руку мне на плечо и сжимает с силой, какую трудно заподозрить в этом сухом теле. Я киваю учителю и спускаюсь, наконец, с валуна к костру, где Руфима уже приготовила ужин. Мясо диковинного зверя, убитого мною накануне, оказывается немного жестковатым, но вполне съедобным, в особенности после того, как прошло через руки моей женщины. Учителю достается бульон, который Руфима сварила на хрящах и костях добычи. Почти беззубый рот старика просто не способен уже управиться с мясом. Рейн с набитым ртом рассказывает какие-то сказки о тех давних временах, когда Дол-ун-Скар, был еще населен и стерег дальние границы Империи. Я же смотрю на свою верную спутницу, уставшую после дневного перехода и потягивающую из бурдюка чуть хмельной напиток, который мы приобрели у странствующего торговца, встретившегося нам на Закатном Тракте.
Мне вдруг приходит в голову мысль, что это может быть наш последний вечер вместе. Если боги иных миров, пославшие мне противника дадут ему больше сил и везения, чем мои покровители мне, то я паду завтра в схватке и обреку наш мир на погибель. Легенда гласит, что каждые пятьсот лет происходит такая битва. Дуэль между двумя избранными, Воином Света и Воином Тьмы, за власть над миром. Чей представитель одержит верх, та сила и будет властвовать во всех землях следующую половину тысячелетия. А это значит, что если Враг победит, то все, что мы знаем, будет разрушено до основания в угоду новому миропорядку.
Что станет с моими друзьями и спутниками, случись мне завтра умереть? Старик Син вступит в бой, чтобы отомстить за меня и спасти мир своими силами. Он, конечно, погибнет, но именно так, как всегда хотел — в сражении, с мечом в руке. Руфима попадет в руки Врагу и станет ему рабыней и усладой, если, конечно, тот не принесет ее в жертву своим неведомым богам. А Рейн... Лучшее, что он может сделать — это убежать, чтобы спасти свою жизнь и сохранить легенду о нашем путешествии в веках нового мира.
Наверное, именно из-за таких вот мыслей, под покровом ночи, когда костер уже почти потух, а ужин давно съеден, я люблю Руфиму с куда большей страстью и яростью, чем обычно. Ее вскрики далеко разносятся окрест, пугая диких зверей и мешая спать моим товарищам. Но все это неважно этой ночью.
Утомленная женщина быстро засыпает, положив голову мне на грудь, а я еще долго смотрю на тонкий полог палатки, думая над тем, что свершится завтра.
Еще до рассвета, я выбираюсь наружу. Несмотря на краткость моего сна, меня переполняют решимость и сила. Раз уж богам было угодно выбрать меня, значит, я достоин этой чести. Значит, я могу победить и сделаю это сегодня. Бесконечное небо над головой, лишенное сегодня одеяла из облаков, ждет появления светила. К тому времени, как солнце поднимется над горизонтом, судьба мира будет решена.
Я быстро собираюсь и отправляюсь в путь, стараясь двигаться бесшумно, дабы никого не разбудить. Впрочем, Син все равно уже проснулся и тайком следит за мной. Старик не растерял остроты слуха с годами, а сон его чуток и неглубок. Он лежит в своей палатке и притворяется спящим, чтобы не мешать моим сборам.
Храм ждал меня пять сотен лет, подождет и еще несколько минут. Сначала я дохожу до родника, который нашел накануне Рейн. Только искупавшись в ледяной воде, чувствую в себе силы и бодрость для настоящей схватки. Вот теперь ноги несут меня к Дол-ун-Скару. Небо все светлеет, и ночные животные спешат укрыться в своих норах и в расщелинах скал, что высятся вокруг. Изломанная земля поднимается все выше, выводя меня на следы древней дороги, что вела в крепость.
Предрассветный воздух прозрачен и кажется чистым, но неприятные запахи режут нос. Тут пахнет самой смертью. Кое-где на обочине виднеются белесые кости и черепа, следящие за мной пустыми глазницами. Напоминания о древних битвах не исчезают, не зарастают травой, не растаскиваются дикими животными. Никто не обитает рядом с проклятым храмом. С каждым шагом я все дальше и дальше от любого живого существа в округе. Говорят, что во время одной из войн могучий колдун выжег всю жизнь окрест и сделал так, чтобы она не вернулась. Горло мгновенно пересыхает, и я делаю глоток родниковой воды из бурдюка, прежде чем войти в Дол-ун-Скар.
Основное здание не сильно разрушилось за столетия. Какая-то еще более древняя магия держит эти стены. Я вхожу в мрачный зал, где царят пустота и забвение. Лишь каменный алтарь в дальнем конце пережил века, все остальное, что тут было, давно обратилось в пыль. Высокие узкие окна дают немного света в этот предрассветный час. Древние строители были мастерами своего дела, каждый камень занимает свое место, каждое отверстие вырезано именно там, где нужно. Глаза привыкают к полумраку, и я понимаю, что здесь нечего искать. Если когда тут и хранился Меч Мечей, Хранитель мира, то теперь его здесь нет.
Я шумно выдыхаю с досады, и в тот же миг алтарь с грохотом проваливается через пол, открывая путь в подземелье крепости. Достаю из заплечного мешка маленький факел, почти лучину, и зажигаю его своим огнивом. Такого источника света хватит ненадолго, но большего, как оказывается, и не надо. Под алтарем скрывались ступени, которые приводят меня в меленькую крипту глубоко под землей. Здесь на каменном столе лежит хорошо сохранившаяся мумия, облаченная в доспехи. Высушенное лицо смотрит в низкий потолок черными провалами, а скрюченные руки сжимают на груди клинок, покрытый слоем пыли, но, тем не менее, целый. Неужто, это и есть тот самый Меч? Простой клинок без украшений с маленькой гардой, едва способной защитить пальцы владельца от скользящего удара.
Едва я беру меч, как сухие кисти рук трупа рассыпаются пылью. Следом начитает разваливаться проржавевший доспех. Некоторое время пустые глазницы еще смотрят вверх, а потом череп проваливается сам в себя, подняв небольшое облачко праха. А меч — цел и невредим. Я стряхиваю с него пыль и обнаруживаю блестящий клинок, простую, но удобную рукоять, острейшую заточку — будто за этим оружием ухаживали каждый день. Что ж, для Меча Мечей не удивительно обладать чудесными свойствами.
С клинком в руке я выхожу обратно в зал. Там меня уже ждет мой Враг. Высокий и статный мужчина стоит возле входа в храм, сжимая в правой руке меч, а в левой небольшой круглый щит. Длинные светлые волосы его собраны в хвост, а аккуратно постриженная борода обрамляет красивое и строгое лицо. В зыбком полумраке Дол-ун-Скара трудно разглядеть его глаза, но я удивительно ясно ощущаю на себе его взгляд. Меня терзает мысль, что я уже видел где-то это лицо, но сейчас нет времени задумываться над этим, да и света в зале храма не хватает, чтобы разобрать отдельные черты. Грудь воина защищена пластиной из толстой кожи, а вот руки открыты, демонстрируя развитые мускулы и несколько замысловатых шрамов.
— Приветствую тебя, Враг мой, — произносит мужчина. — Наконец, мы встретились.
— Беги прочь, Враг, — отвечаю я, — И останешься жив.
Смеется. Поудобнее перехватив меч, он идет на меня. Только тут я обращаю внимание, что его клинок — брат-близнец того, который лежал в подземной крипте. Два воина — два меча — две силы. Свет и Тьма привели своих избранников на бой. Нам нет нужды представляться друг другу, не надо искать причины для конфликта, не нужно оскорблять или дразнить соперника. Эта схватка была предначертана нам давным-давно, и самые жизни наши были лишь тренировкой перед нею. Отбросив все сомнения, я устремляюсь навстречу Врагу уверенным и размеренным шагом.
— Готовься к смерти, Воин Тьмы! — восклицает противник и наши клинки сталкиваются в первый раз.
Мне недосуг обращать внимание на его лживые речи. Мечи-близнецы поют, ударив друг о друга. Они встретились через пять сотен лет разлуки и теперь жаждут битвы. Если подумать, то сейчас именно они сошлись в схватке, а не двое воинов, которые шли к этому всю жизнь. Эти Мечи были врагами на протяжении тысячелетий, что значат простые человеческие жизни рядом с таким сроком? Я покоряюсь воле своего клинка и начинаю смертоносный танец.
Мой Враг силен и искусен. Никогда еще у меня не было столь опасного противника. Даже княжич Горт оказывается на его фоне несмышленым оруженосцем. Но и я за прошедшие годы стал куда сильней того паренька, что бился на Кынском мосту.
Схватка длится не дольше минуты, но сил она требует больше, чем часы иного боя. Враг бьет так, как не стал бы никто иной. Его клинок всегда оказывается там, где его трудно ожидать и лишь моя ловкость позволяет парировать его удар своим мечом или кинжалом, который я взял в левую руку. Мой Меч тоже не занят одной лишь защитой. Он усердно ищет бреши во вражеской обороне, пытается просочиться в любую щель. Но там всякий раз оказывается щит Врага или его клинок.
Боги свидетели — мне нравится этот парень. Вот настоящий боец, каких не сыщешь во всем белом свете. Единственный, кто действительно может сравниться со мной. При других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями. Эх, сколько славных подвигов мы совершили бы вместе! Никто и ничто не смогло бы устоять против нашего искусства и нашей ярости. Но мы — лишь орудия в руках богов, и древние Мечи жаждут крови. Только один из нас выйдет из Дол-ун-Скара живым...
И это должен быть я! Слова учителя Сина звучат в моих ушах: это не тот бой, чтобы сражаться. Это бой, чтобы победить. И если в защите противника нет слабых мест, а его атаки точны и выверены, то именно в этом надлежит искать его слабость — в его мастерстве и безошибочности. Но если я, якобы случайно, откроюсь для атаки, то Враг без сомнения заподозрит в этом ловушку. Он прочитает мои движения на несколько шагов вперед и будет точно знать, что случится, если он поддастся на провокацию. А поэтому надо попытаться встроить ловушку в ловушку, так, чтобы противник был уверен, что все идет по его плану и все мои движения укладываются в его предположения, а я сам не сумел правильно просчитать движения Врага.
Перезвон стали утихает на время. Мы кружим друг вокруг друга по залу храма, который все более наполняется утренним светом. Вот-вот взойдет солнце, а судьба мира еще не решена. Именно в этот момент у меня появляется мысль, как победить. Я ухмыляюсь:
— Последний шанс, Враг мой! Сдайся, и уйдешь живым. Я лишь хочу защитить наш мир, а чего хочешь ты?
— Спасти его от Тьмы! — восклицает противник и вновь бросается в атаку.
И тогда я вижу его ловушку. Он раскрывается, убеждая меня атаковать. Брешь в обороне едва заметна. Только по-настоящему опытный боец увидит ее и, тем более, попытается использовать в своих интересах. Это его способ заманить меня, дав мне понять, что эта ошибка случайна, что никто не стал бы намерено открываться лишь на такое ничтожное мгновение, что этим практически невозможно воспользоваться.
Я бросаюсь в атаку, навстречу ловушке, которую мне приготовил мой Враг. И тут же вижу его план. О, он совершенен! Задуманная им контратака безупречна и смертоносна — иной и не жду от столь умелого бойца. Угодив в ловушку, я уже не в силах ничего изменить. Все, что могу — это немного изменить положение своего тела, так чтобы его удар пришелся туда, куда мне надо.
Мой клинок пролетает возле самого его горла, лишь чудом не дотянувшись до цели, а его Меч в следующий миг, описав красивую дугу, отсекает мне правую руку почти по локоть. Воспользовавшись мой беззащитностью, Враг крутится вокруг себя и наносит добивающий удар, пронзив мне грудь. Его план сработал целиком и полностью, ведь он был идеален. Но именно тут я затаил свою ловушку. Противник не посчитал нужным вернуть на место щит, который я отвел в сторону при своей атаке. Зачем, если соперник уже побежден?
Моя левая рука устремляется вверх и узкий клинок кинжала входит под подбородок светловолосого воина, пронзая его голову насквозь. Левый глаз Врага мутнеет и поворачивается в сторону, а правый — смотрит на меня с изумлением. Едва я выдергиваю кинжал обратно, как противник падает на пол к моим ногам.
Я победил.
На подгибающихся ногах отхожу к стене и сажусь на пол. Холодный камень приятно холодит спину, в глазах темнеет. Боли нет, лишь пустота и разочарование. Вся моя жизнь была ради этого момента, но теперь, когда цель достигнута, я не чувствую удовлетворения. Этот мужчина, павший от моей руки — это единственный человек, который мог бы меня понять, ведь он прошел через то же самое. Но я только что убил его. Причем Меч Мечей оказался лишь орудием, которое помогло мне, но даже не он нанес финальный удар. Я был не прав, думая, что являюсь лишь его слугой. Меч, каким бы древним и заколдованным он не был, всего лишь проводник для силы и мастерства воина, который держит его в руке. Двое являются воплощением высших сил, а одинаковые Мечи служат лишь одной цели — сделать так, чтобы противники встретились.
Син появляется в храме почти тотчас же. Со скоростью недоступной обычным старикам, он устремляется ко мне, уже снимая с себя кожаный пояс. Сделав петлю, он накидывает ее мне на культю и принимается затягивать жгут.
— Ты мог бы обойтись и без этого, — ворчит старый учитель.
— Прости, — говорю я. — Ты сам сказал, что этот бой только для того чтобы победить. И я сделал это!
— Но какой ценой?!
— Именно такой, какой было должно, — я умолкаю на время, а потом спрашиваю Сина. — Учитель, мой Враг сказал нечто, что я не могу уразуметь.
— Я слышал, — бормочет старик. — Я был за дверью и все слышал. Он сказал правду.
— Как такое возможно? Всю жизнь ты готовил меня к спасению мира, а он утверждает, что спаситель — это он, а я — Воин Тьмы. Неужели мы изначально были на стороне зла?
— Зла? — учитель затянул пояс на моей руке, остановив кровь. — Кто говорит о зле или добре? Эти абстрактные понятия здесь ни при чем. Понимаешь, это длится с первых дней мира. Каждые пятьсот лет двое воинов сходятся в поединке. Свет и Тьма сражаются их руками за власть на миром. Две тысячи лет назад Свет уступил и Воин Тьмы одержал верх. Миропорядок, существовавший тысячелетиями пал. Великий катаклизм уничтожил все, что было построено людьми. И после этого на руинах старого мира появился и развился новый. Мы все живем в мире Тьмы и не ведаем иного.
— И если бы я проиграл...
Син обеими руками берется за рукоять меча, все еще торчащего из моей груди, и выдергивает клинок. Крови почти нет, ведь в этом месте моей груди уже давно лишь пустота, которую семь лет назад лекарь стянул умелыми швами. Вновь моя анатомическая необычность спасает меня от смерти. Может ли быть совпадением то, что две эти схватки оказались так схожи по своему течению, хоть и различны по итогам?
— В этом случае, — говорит старик, отирая Меч о рукав, — новый катаклизм прокатился бы по всем землям людей, сметая все, что мы отстроили за два тысячелетия. Но этого не случится ни — благодаря тебе — сегодня, ни через пятьсот лет. Воины Света в Светлом мире были почти непобедимыми защитниками. Они знали, за что сражаются, что берегут, и бились так, как нам и не снилось. Но теперь, они оказались в роли врагов, штурмующих чуждый им мир. А эта позиция не очень подходит Рыцарям Света, а потому, они заведомо слабее тех, кто бьется за Тьму. Впрочем, судя по тебе, этот парень был близок к тому, чтобы победить, чтобы обречь мир на погибель.
Медленно-медленно я поднимаюсь на ноги. Голова кружится, а в глазах темно, но мне удается устоять. Покачиваясь, подхожу к поверженному Врагу, лежащему в луже крови. Воин Света. Он же знал свою роль, свое предназначение. Учитель скрывал правду от меня с понятной целью — чтобы я не боялся своей участи избранника Тьмы. Но этот человек наверняка знал правду, и знал что будет, если он достигнет своей цели. Он шел, ведомый судьбой, несмотря на то, что его действия уничтожат мир. Он готов был пожертвовать всем ради победы. Или нет...
И тут память моя с необычайной ясностью подсказывает, где мне довелось видеть лицо моего врага.
— Нет! — выдыхаю я. — Все не так! Я вспомнил: этот человек был секундантом у Горта семь лет назад! Боги не приводили его на битву из дальних земель и из-под чужого солнца. Он родился и вырос в тех же краях, что и я, и знал — за что сражается и чем дорожит. Мы оба очень изменились за прошедшие годы, но он узнал меня. А я не смог сделать этого раньше. Он видел мое тогдашнее поражение и знал, куда вонзился кинжал княжича, и сегодня ударил меня в то же самое место. А это означает: он понимал, что я переживу удар! Моя ловушка в ловушке оказалась именно тем, к чему он меня вел. Этот человек встроил свой трюк еще глубже, заставив меня поверить, что я сделал все правильно. Он не хотел побеждать, потому что знал, чем это грозит миру!
— Ты в этом уверен?
— Да! Мир Тьмы будет вечен, потому что Воины Света не готовы обрекать на смерть и лишения тысячи людей, даже если они служат другой силе. Воин Тьмы всегда дерется только за себя и своих близких, а потому нам плевать на все остальное человечество. А мой враг думал о благе всех людей и не хотел уничтожать мир, даже если тот стал царством Тьмы. Пусть это и глупо, но достойно уважения.
— А ты, как погляжу, стал философом!
— Ну, — я демонстрирую учителю окровавленную культю. — Воином-то мне больше не быть.
— Пойду позову Молчуна и Руфиму, — кивает старик, направляясь к выходу. — Нам тут понадобится помощь, чтобы обработать твои раны и похоронить твоего противника. Мне и в голову не приходило, что последние две тысячи лет Воины Света на самом деле продолжали спасать мир, только несколько иначе.
— Однако именно так оно и есть. Мы похороним воина в крипте под храмом, там же, где лежал его героический предшественник. Пятьсот лет назад тогдашний Воин Тьмы тоже все понял, убив противника, и воздал ему соответствующие почести. Так сделаем и мы. Почтим память Героя, раз уж истории суждено запомнить его Врагом.
Мы выходим из крепости, и я остаюсь ждать учителя у входа. Бледное солнце выползло из-за горизонта и висит теперь белесым пятном в дымке между двумя пиками Рваных Гор. Почему-то вспоминаются все те, кого я лишил жизни на пути сюда. Столько крови пролилось ради исполнения предначертанного. Наверное, все же это было не напрасно. Каким бы отвратительным местом не был наш мир, но даже он достоин спасения. Воин Света, чьего имени я даже не знаю, пожертвовал всем, включая жизнь, чтобы уберечь человечество от гибели. Он сделал то же самое, что и другие избранники до него. Но Мир Тьмы и тут показывает свое уродливое лицо, делая так, чтобы сами имена этих героев канули в лету. На этот раз все будет точно так же. Несмотря на безграничную самоотверженность и следование до конца своим идеалам, истинного героя позабудут. В истории сохранится другой. Многим поколениям будут рассказывать о том, что мир спас я. И лишь немногие будут знать, что я был Воином Тьмы.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/