Меня зовут Игорь Валерьянович Бигус. Я очень плохо помню своих родителей и свое детство. Да и имя мое мне известно лишь только потому, что во внутреннем кармане пиджака, в целлофановом пакете оказался паспорт с моей фотографией. Меня подобрала в акватории Черного моря рыболовецкая шхуна под флагом Турции. По словам очевидцев, я был одет в легкий летний костюм, спасательный жилет, изо рта торчал свисток. Я был грустен и без сознания.
Уже позже выяснилось, что за 3 дня до моего чудесного спасения потерпел крушение французский круизный лайнер "Tsarine des champs". Однако, в списке пассажиров моей фамилии не значилось. Доставлен в Одессу, где и прохожу лечение в данный период в областном психоневрологическом диспансере. Нет-нет, вы не подумайте... Врачам вкупе с моим организмом достался редкий вид амнезии. И если кто-то хочет открыть миру глаза на это диво и написать кандидатскую, что ж... я-не против. Былые события приходят фрагментами, ничем не связанными между собой, и иногда представляются одним днем моей жизни. Часто утром, просыпаясь в палате, я отчетливо вспоминал что-то из своей жизни и стремился в ординаторскую, чтобы рассказать об этом Льву Николаевичу( мой лечащий врач). Прослушав несколько историй, Лев Николаевич посоветовал мне их записывать, это должно усилить воспоминания и наполнить их деталями. И пусть вас не смущает, что эти события сильно разбросаны во времени. Себя я нахожу молодым, крепким и умелым. Все эпизоды моей жизни прошу считать правдивыми, все персонажи существующими. А склонность моего характера к приверанию лишь только приукрасит возможную серость отдельного эпизода. Врачи меня любят и считают здесь "за своего", часто перечитывая мои истории студентам.
Итак, перед глазами 1918 год. Я тогда присматривал за животными в цирке. Мой день начинался рано и был насыщен неприятными запахами. Животина-это вам не парфюмерная лавка товарищества "Брокаръ и Ко". Работал я, не покладая рук, за что и был жалован нашим директором Афанасием Ассыловым. Он был большим мужичком, сажень в плечах и добрый сердцем, даром, что наполовину удмурт. Работы хватало всегда, особенно накануне и после представлений. А нынче цирк жил жизнью, полной радужных ожиданий. И вот почему.
Позавчера красные ушли из нашего Ижевска перед наступающий армией Колчака. Улицы города были пустынны и можно было услышать как по мостовой у далекого завода цокают копыта лошадей, запряженных в экипажи. Одинокие дамы открывали окна своих домов навстречу весне и некогда бравым офицерам царской России. В город ехали деньги и остатки былого великолепия. А это значило, что в ресторанах будут лить шампанское, а женщин водить под руку в цирк. В такие моменты Афанасий Ассылов становился красным и счастливым, а мне полагался дополнительный рубль в неделю.
Я проводил в своем зверинце весь световой день, а иногда оставался и за полночь, по сему неудивительно, что все мои друзья находились здесь. Цирковой жеребец Ей-Ей особенно любил, когда я с ним разговаривал, и жаловался мне на "неподражаемую наездницу мадам Андрэ" и ее дикость в обращении с хлыстом. Тогда я тер ему спину щеткой, а он благодарно в ответ улыбался. Иногда я ему волок сахар, он причмокивал и обнажал свои белые зубы. Мне казалось, что он не любит спать стоя. Ей-Ей часто вздрагивал, просыпаясь, когда под тяжестью сна сгибалась его правая передняя нога. И всегда виновато опускал голову, когда я лопатой убирал за ним. В соседней просторной клетке на особом положении находилась сука французского бульдога Кира Зверская. Она выступала в цирковом номере вместе с клоунами братьями Череповецкими. И история ее попадания в наш цирк заслуживает особого внимания.
Некогда баронесса фон Штиль, жена известного промышленника и миллионщика, путешествовала со своим супругом по России. Жажда инвестировать привела их в наш заводской город. И пока муж занимался вопросами бизнеса, его супруга скрашивала свой скромный досуг как могла. И уже спустя два дня по приезду, пошли слухи, что она действительно могла. Проведя четверо стремительных суток в Ижевске, баронесса, прощаясь с Афанасием Ассыловым, сунула своего французского бульдога ему в руки и сказала на ломанном русском: "Это Вам на долгую память, в благодарность за прекрасную атмосферу и дивный промышленный воздух Вашего уютного городка. Пускай она своим присутствием напоминает Вам обо мне". Затем ее губа дернулась, она закрыла половину лица воздушной белой перчаткой и быстро ушла. Ассылов стоял красный, мял подол своей рубахи рукой и смотрел в пол. Во второй он держал в руках дивной породы собаку. В подслушанном разговоре Афанасия с управляющим я узнал, что стоила она целое состояние. На собрании Ассылов сказал, что зовут ее Кира Зверская, и теперь она будет работать в нашем цирке.
Как я уже сказал раньше, у Киры было особенное положение. Ее клетка была заметно больше остальных и по требованию директора должна была быть идеально чистой. Я мыл ее (Киру) дважды в неделю, она смешно чихала и норовила лизнуть мой палец. Кира снисходительно относилась к соседству со стройным жеребцом и настороженно реагировала на заигрывания гусей из клетки напротив. Ела она хорошо и много, поэтому была упитанной и неуклюжей. Каждый раз перед выступлением я должен был ее наряжать в цирковой костюм. Так, шаг за шагом, на Кире появлялось белое жабо, плетеные лапти на каждую лапу. Ее спину я оборачивал куском позолоченной ткани с пришитыми мелкими монетами. Такой французско-удмуртский костюм был придуман братьями Череповецкими и имел успех у разношерстной публики. Кира хрюкала и сопротивлялась, но, поскольку не обладала спринтерскими способностями, быстро сдавалась, безвольно раскинув лапы. Свою работу я строго осматривал, ставил собаку на лапы, говорил одно известное мне слово на французском: "Magnifique!!!",- и крестил на православный лад. После этого я отдавал Киру одному из братьев и, когда начиналось представление, мог немного отдохнуть.
В этом году май выдался теплым, и я выбежал на задний двор, чтоб с удовольствием вдохнуть аромат распустившейся сирени. Два куста благоухали на целый двор, очищая мои ноздри от запаха навоза. Я обнял высокие ветки куста и закрыл глаза, представляя себя в дорогом костюме в салоне мадам Рюззо. В моем воображении вокруг носились белоснежные девицы и подкидывали свои надушенные платки в воздух, наполняя салон сказочным ароматом. Из моих мечтаний меня вернули на задний двор два голоса, в одном из которых я узнал голос Афанасия Ассылова. Голоса доносились из-за большого куста и имели тон заговорщицкого характера. Не имея должного воспитания и по причине природного любопытства, я решил остаться.
Подслушав разговор, выяснилось, что адъютант какого-то полковника белогвардейцев обращался к Ассылову с деликатной просьбой. Все дело в том, что месяц назад барон фон Штиль развелся со скандалом с ветреной баронессой, застав ее в объятиях капитана прогулочного теплохода (адъютант хохотнул). Оскорбленный барон провел частное расследование и, узнав о последних годах жизни своей супруги, сильно поседел и осунулся. Используя свое влияние и знакомства в высших офицерских чинах, он во что бы то ни стало решил вернуть породистую суку Вислу (в Ижевске известную как Кира Зверская). За это недоразумение адъютант платил 1000 рублей и просил Афанасия о благоразумии и понимании.
Я умчался в свой зверинец. В голове рупором звучало: "Животинка моя, подруга моя морщинистая, как же я, куда ж тебя?!.." Ей-Ей недоуменно посмотрел на меня и призывно мотнул хвостом. Я забежал к нему, вплел ему в гриву сорванную сирень и обнял на прощанье. В зверинец зашли братья и протянули мне Киру. Как только они вышли, я сунул тяжело дышащую собаку в котомку, повесил ее на плечи. Перекрестившись и гоготнув гусям, я вылетел из зверинца.
Я бежал что было сил. Тогда мне казалось, что я должен выполнить свой долг друга перед обрусевшей Кирой. Бежал, на ходу представляя себя командиром Красной Армии, который должен спасти что-то важное от черных рук интервенции. Я остановился только на берегу Ижа. Развязав котомку, я увидел обезумевшие глаза Киры. Они говорили мне, что не готовы к новой цирковой программе. "Успокойся, подруга моя",- сказал я. "Теперь ты свободна". Кира, сомневаясь в моей искренности, отбежала от меня на шаг и обернулась. Она моргнула мне одним глазом, чихнула и умчалась, весело подкидывая свой упитанный зад. Я смотрел ей вслед, пока белое пятно жабо не растворилось в траве. Командир красных выполнил задание и лег на спину, раскинув руки. И лишь тонкий аромат сирени, затерявшийся в моем носу, менял кожаную куртку на дорогой костюм и вновь возвращал меня в салон мадам Рюззо.
P.S. Уважаемый Лев Николаевич! Спешу доложить, что позавчера на прогулке встретил милейшего человека из соседнего отделения. Он рассказал мне, что в его родном Ижевске стоит памятник французскому бульдогу. Как знать, может именно это упоминание восстановило часть моей потерянной памяти. Впредь обещаю Вам анализировать поступающие воспоминания, чтоб облегчить Вам задачу.
Храни Вас Бог, Ваш Игорь Валерьянович.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/