Надежда Белякова
Пиши стихи, папа!
Рассказ
На шумном московском перекрестке Абельмановской заставы, на первом этаже высокого сталинского дома, находился тот самый детский сад, в который я ходила перед школой. Наш районный детский сад. На прогулку нас выводили во внутренний двор этого серьезного и по тем временам очень высокого дома. Или в узкую бороздку палисадника, протянувшегося вдоль дома, рядом с которым гремело и рычало шумное шоссе. В палисаднике царили сплошные заросли. Копаясь совочками в земле этого заросшего и одичалого газона, малышня радовалась, своим драгоценным находкам- кусочкам настоящей слюды!Там находились залежи слюды.
Поэтому, когда мы туда попадали, нами овладевала «золотая лихорадка» кладо-искательства. Увести нас обратно от наших сокровищ воспитательницам детского сада каждый раз было нелегко. Теплыми днями, мы копались в земле, отыскивая слюду. Прекрасную, слоистую, таинственно мерцавшую. Она была причудливо – капризно ломкой. И переливалась волшебно-радужным переливами. Это был такой восторг, что каждый раз, начиная копаться в земле около здания детского сада на Абельмановской заставе, я ничего не замечала вокруг.
Так было и в тот детсадовский вечер. Я так увлеклась, что не заметила, что всех детей уже разобрали по домам, и, что за мной пришел папа. Он пришел за мной, как обычно после работы, чтобы забрать меня домой. Но и папа не спешил ко мне, потому что у него завязался разговор с нашей воспитательницей Анастасией Романовной. Оказалось, что у них разгорелся спор о поэзии.
Все началось с того, что папа этим вечером пришел в наш детский сад очень счастливый и обрадованный тем, что он как раз в этот день получил в издательства сборник стихов молодых поэтов. И среди опубликованных в этом сборнике поэтов был и мой папа - Александр Ливанов.В этой книжке было напечатано десять его стихотворений.
И эта стопка книг, перевязанная веревочкой, стояла на скамейке, как подарок , подаренный ему Судьбой. И я увидела, как веселый и счастливый папа, развязав веревку, достал одну из этих книжек из стопки книг. Чтобы подарить её нашей воспитательнице.- Анастасии Романовне. Потом достал из портфеля ручку и надписал сборник стихов, заодно балагуря с нею.
Но Анастасия Романовна неожиданно резко высказала моему папе свои взгляды на поэзию. И лицо папы, от этого менялось и погрустнело на глазах.
Я почувствовала, что происходит, что-то скверное. И я замерла с совочком в руках, обронив на землю, только что с трудом добытый пласт слюды. Папа, дописав дарственную надпись на белом форзаце книги, замер слушая её , так и не поставив подпись под дарственной надписью.
- Вы, товарищ-поэт, видимо не учли, текущий момент! – строго отчитывала она моего папу. Моего папу- штурмана, боевого летчика истребителя , честно воевавшего на войне! И потому, гордо одевающего на праздники пиджак со своими орденами и медалями! Ведь у него столько медалей за победу! А теперь-в мирное время- редактор очень крупного и уважаемого издательства! Но, не смотря на всё это, молоденькая воспитательница, Анастасия Романовна, словно решила поиграть с моими папой в строгую учительницу. Она почувствовала себя маленьким, но начальничком, от мнения которого кто-то зависит. И потому не унималась:
- У нас в стране строго: «КТО НЕ РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ!» Людям не нужны красивые слова! Людям нужен хлеб ,одежда, жильё! А те, кто отлынивают от работы – дармоеды и тунеядцы!И правильно делают, что наказывают их!
- Но!!! Я редактор в издательстве «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»! Почему Вы, Анастасия Романовна, решили, что я – тунеядец и дармоед? Вам не нужны красивые слова? Аааа…. Я понял! Вы не замужем! И у Вас нет детей, потому что Вам никто еще не говорил «красивых слов»… Но, у Вас все прекрасное еще обязательно будет!
- Причем тут «замужем-не замужем»???!!! Красивые слова, вся эта поэзия нужна только для обмана честных девушек! Вот о чем Ваши стихи?-вознегодовала она в ответ.
- О любви!- опять начал веселиться папа, внимательно рассматривая пухленькую, раскрасневшуюся от негодования, голубоглазую воспитательницу Анастасию Романовну.
- А!!!Вот! Вот! «О любви!»О чужой любви женатого человека! «О любви не говори! О любви все сказано! Сердце верное любви молчать обязано!» -выкрикнула Анастасия Романовна слова популярной песенки, и продолжила возмущаться:
- А зачем мне « Ваша» любовь? Это любовь женатого человека!!!! Ведь это же чужая любовь?! Это же Вы о своей любви пишете, и мне от неё - от какой-то «Вашей любви» к другой женщине: ни жарко - ни холодно! Делом бы лучше занялись! Взрослый человек! У нас гегемон – пролетариат! Застрельщик….
Но папа не дослушав её, махнув на неё рукой , как на надоедливую осу, повернулся ко мне и крикнул:
- Всё!!! Надя, идем домой!
В одной руке он держал стопку своих сборников, а в другой крепко держал мою руку. Папа был явно расстроен, мрачен. Он нервно кусал губы. И совсем не разговаривал со мной по дороге, глубоко погруженный в свои невесёлые мысли. Только , когда кондукторша, глубоко вздохнув, громко выкрикнула на весь 16 –ый троллейбус : «Милиция!!», так называлась наша остановка. И папа словно очнулся. Выходя на нашей остановке, он вдруг сказал:
-Так! Решено! До школы будешь опять у бабы Насти сидеть! Верну тебя туда. Там гораздо лучше и чище, чем в Детском саду!
Я тотчас вспомнила - это «чище» бабы Насти. Баба Настя работала домашней нянькой, держала у себя чужих детишек, чьи родители не смогли устроить своих ребят в детский сад. Она жила в стареньком покосившемся бревенчатом доме , там же в закоулках Таганки. Да, она старательно мыла полы. Но они были такими щелястыми с отслаивающейся буро-рыжей краской, что мыши легко пролезали через давно изношенные половые доски из подвала. И, увидев нас, испугано мчались то в одну, то в другую сторону.
Я хорошо относилась к доброй бабе Насте, но возвращаться туда – к ней, не хотела. У меня появилось такое чувство, словно у меня отняли самую любимую игрушку.
Целый мир для меня рухнул от этих произнесенных папой слов. И вспомнился один из первых дней в детском саду. Когда я играла в песочнице, наполняя разноцветные пластмассовые формочки песком, оттискивала у себя под ногами песочных котят и утят. Пока не залез в песочницу Мишка Нечаев. Он сказал , что мою куличики - скука. А вот он мне слепит настоящий дворец. И я присела на деревянный бортик песочницы, и стала смотреть, как он сделает для меня дворец своим руками
И я сидела , а Мишка у моих ног лепил для меня дворец. И солнце светило. И было так хорошо! И все радовало; и то, что мама ошиблась, когда уверяла меня, что меня ни один мальчик не полюбит, если чулки у девочки «морщат».
А мои чулочки в резиночку желтого цвета на щиколотках предательски улеглись валиками-морщинками, как всегда бывает , когда увлечешься игрой. Но моя строгая мама, оказалась не права;-вот сижу я в чулочках со сморщивщимися складочками на щиколотках, а у моих ног такой замечательный Мишка Нечаев дворец для меня лепит.
И Мишка нравится мне, и его дворец, и все вокруг прекрасно!И дворец получился красивый. И сломанная веточка с листьями, воткнутая им в вершинку –"крышу" дворца, развевалась на ветру, как флаг песочного королевства.
Но дворец простоял недолго, потому что вдруг налетел Вовка Дугин. И растоптал подаренный мне Мишкой песочный дворец. Он злобно растоптал мой дворец, потому что,…да понятно почему, раз с первого дня моего появления ходил за мною хвостиком. И на уроке пения садился рядом. И даже в куклы пытался со мной играть, но девчонки его на смех его подняли… А теперь этот тихоня не только расправился с Мишкиным дворцом, но и подрался с ним. Но, получив сдачи –убежал. А Мишка сидел с расквашенным носом. И, смеясь, смотрел на меня. И я достала из кармана пальто кружевной платочек, как всегда тщательно отглаженный мамой. И попыталась им протереть лицо героя. Но испугалась сделать ему больно. И отдала платочек Мишке, чтобы он сам остановил идущую из носа кровь и вытер лицо. Но он , не отводя от меня смеющихся глаз , вытирал под разбитым носом рукой, а другой , как цветок, держал свой трофей-мой кружевной платочек. А ребята скакали вокруг нас, корчили рожицы и дружно дразнили нас:
- «Тили-тили-тесто-жених и невеста!!!» И мне и Мишке Нечаеву было так приятно, что и им всё понятно, что не только : тили-тили, ти-ли - тесто» , но и , что мы с ним –«жених и невеста»!И совсем не обидно!
Вспоминая всё это, я старалась сдержать слезы до возвращения домой. Чтобы не расстроить и без того раздосадованного папу. Потому что решение папы вернуть меня к бабе Насте, испугало меня, что все то хорошее, что я встретила в детском саду , теперь будет отнято у меня. Подумав, вот останусь одна тогда и поплачу, а пока старалась глубоко дышать и не вспоминать о Мишке Нечаеве.
К тому же в детском саду я со многими подружилась! Там было столько игрушек, огромный ковер , посреди общего зала, на котором все играли. А какие там разноцветные обеденные столики со стульями! А как весело играть в игрушечном городке ! Ведь там был разноцветный домик посередине! И так хорошо было играть там с куклой, словно ; не я сама принесла куклу, а пришла к кукле в гости. А в песочнице стоял огромный гриб мухомор- с ножкой из высокого полена и «шляпкой из покрашенного в красный цвет железа с белыми горошинами! Под этим зонтом-мухомором можно болтать с друзьями в дождь, а не бежать прятаться домой!
А главное, в детском саду были уроки пения и музыки ! С настоящей учительницей! Это было таким счастьем петь на этих уроках, что скрыть его было невозможно! Настолько не возможно, что учительница время от времени была вынуждена поворачиваться ко мне. И , продолжая играть, проворно пробегая изящными пальчиками рук по клавишам, чтобы музыка не прерывалась,смеясь, делать мне замечания:
-Надюша! Мы сегодня учимся петь, а не кричать!
Или:-Наденька! Петь громче всех это не значит, петь лучше всех!
Словом , учительнице музыки и пения нелегко со мной пришлось. Но то, что я в восторге от неё, конечно, она не могла не догадаться. Поэтому расстаться со всем, что я так легко обжила с первых же дней, мне было очень жаль. Тем более, что кроме глуповатой Анастасии Романовны, была еще и другая воспитательница-замечательная, молоденькая, добрая и очень красивая Тамара Дмитриевна.
Когда в тумане сумерек показался наш двух этажный дом, я вспомнила, что хотела спросить у папы. И спросила, пока мы не пришли домой:
- Пап, а кто это такой –ГЕГЕМОН? Ну, застрельщик, понятно…это тот, кто кого-то застреливает…Застрельшик пролетариата, …только зачем его застреливать?
- О, Господи! Плоды воспитания в детском саду!- сказал папа и засмеялся.
И почему-то именно от этих моих вопросов в наш дом вернулся праздник выхода книги. Потому что папа и мама стали так оба смеяться, что все мрачное сразу улетело. . А главное , что во всех этих переживаниях, я не заметила, что стол был накрыт праздничной белой скатертью!А на столе - салат Оливье, разные вкусности. И тут я заметила, что и мама особенно красива в этот день . Причесана, в новых туфельках на тонюсеньких, по моде того времени, каблучках. Но папа вспомнил, что не ответил на мой вопрос и сказал:
- Гегемон – это главенствующий, ведущий, главный. Это твоя воспиталка хотела сказать , что пролетариат, то есть рабочие, в нашей стране-главные.
-А кто же не главный? –переспросила я наблюдая, как папа вместо того, что бы сесть на чудесно накрытый мамой стол, переодевается к приходу гостей. Белая рубашка сменила, повседневную клетчатую. Да и к тому же он старательно завязывает праздничный галстук, отвечая на её вопросы.
- А кто же не «не главный», хм, получаемся мы, дочка!- Мы – творческая и научная интеллигенция, а не пролетариат. Пролетариат- это рабочие!! Но не главные только мы для тех, «кому не нужны красивые слова», а для умных это в целом- чушь! Все нужны и важны одновременно! Все главные и друг без друга не могут, как настоящая семья! Смотри, какая наша мама сегодня красивая! Потому что интеллигенция создает не только «красивые слова», но всю науку и технику!-ответил папа, так и не справившийся с узлом галстука. И поэтому теперь его завязывала на нем мама.
-«Физики и лирики!» - пояснила она, смеясь. И добавила-«Вот через минут двадцать их тут столько будет, что….ох! Вот и познакомишься!
-Науку и технику делают «Физики и лирики»? Так значит и в космос?-продолжала допытываться я.
-Молодец, что догадалась! И в космосе без единства «красивых слов» и научных открытий , которые излагают тоже «красивыми словами», ничего не получится! И научные формулы – это самые красивые слова! Но , взглянув на рассмеявшуюся маму, улыбнулся и добавил :
--Или одни из самых красивых! И не полетел бы Юрий Гагарин в космос , если бы не наука, достигшая таких высот…не была бы она ему в помощь!
Папа хотел еще что-то пояснить мне, но раздался звонок в дверь. Это пришли гости. Папины друзья, поэты, художники и среди них - его сокурсники по Литературному институту. И мамины приятельницы - манекенщицы, художницы. Мне особенно нравился поэт Александр Ревич – сокурсник папы. Потому что он всегда приходил с трубкой и не только как-то особенно красиво курил, но курил он всегда особенно приятно пахнущий табак.
Пришел и другой сокурсник-Владимир Цыбин, он почти не слушал те стихи, которые читали другие, а с удовольствием громко читал свои. Я очень обрадовалась , увидев манекенщиц- потому что сразу догадалась, что раз они пришли-значит будут танцевать. А танцевали они всегда потрясающе , самые смелые модные танцы! И, как всегда с шутками и веселым подтруниванием друг над другом. И вот наконец -все они уселись за стол, отпраздновать выход папиного сборника стихов. Они веселились, а мама меня поторапливала пока кормила ужином, напоминая, что скоро мне нужно идти спать. Но я насмотреться не могла на то, какие они яркие , красивые и остроумные и красивы какой-то особенной красотой . Но, вскоре мама отвела меня спать в другую комнату. С моим уходом в другую комнату, смех в той комнате, где кипел праздник, явно усилился. До меня донеслось и то, как папа рассказывал о высказанном мнении Анастасии Романовны о том, что поэзия это ненужные красивые слова. Ни кому не нужные слова!
Тут соседи стали стучать в стену. И когда все затихли и стали говорить тише , я услышала мамин голос:
- Да будет вам всем смеяться над влюбленной дурочкой! Я, как услышала эту историю, сразу догадалася, что эта Гретхен влюблена в нашего Сашку лохматого!
-Подумать только , это же новый ненаписанный Фаус. Мольба обманутой Грэтхен-« Поэзия- это красивые слова о чужой любви!» Не забудь записать это! Какой материал, золото под ногами! Лохматый, а ты везунчик! Из этого такую повесть можно сделать!- говорил поэт Александр Ревич.
- Или – роман! Не случайно и отчество у неё - Романовна - мечтательно произнес другой поэт- Владимир Цыбин.
Мама в ответ так рассмеялась, но вдруг пояснила: Да она, как увидела Сашу, сразу глазки ему строила! Но!!! Хватит обсуждать влюбленную девушку! Давайте танцевать!
И из-за стены послушался грохот стульев. Раздалась музыка А я задумалась, о том, что оказывается у взрослых всё, как у детей ! Как у нас с Мишкой Нечаевым! Анастасия Романовна- вовсе не злая, а влюбленная в моего папу! А , как же и не влюбиться в моего папу?! В летчика, в героя войны, поэта, такого доброго и веселого! Но папа любит маму! И,наверное, Анастасия Романовна страдает и от обиды наговорила папе, что в голову пришло, лишь бы обидеть его…..Она влюбилась совсем, как я в Мишку Нечаева, тогда в песочнице. Но мне- повезло- и Мишка тоже меня любит, а папа любит маму-у-у. А Анастасия Романовна не глупая и не злая, раз она поняла-какой мой папа хороший, добрый....она поняла...поняла...она...
И я заснула, перелетев туда, где все хорошо. Повезло - сон был такой теплый, светлый. Там был улыбающийся папа, танцующая мама, Анастасия Романовна поливала диковинные цветы в кадках, которые цвели конфетами вместо цветов.
Но резкий звонок в дверь вытолкнул меня из сна, как грубиян, в очереди за колбасой.
За стеной все веселились, но танцы закончились. Мне стало интересно. И я на цыпочках, не обувая тапочки, чтобы оставаться незамеченной, подошла к двери. Чуть приоткрыла её, чтобы увидеть, кто это так поздно пришел, но так , чтобы меня никто не увидел. А в гости к родителям пришёл настоящий «стиляга», которых изредка удавалось встречать на улице. Они так нравились мне, что когда я увидела их на улице, начала хлопать им в ладоши, как в цирке. За, что мне тотчас влетело от мамы. Потому, что они очень напоминали мне увиденных в цирке клоунов.
Но этот-папин друг «стиляга» и среди клоунов был бы самым- самым лучшим. Потому что он чудесно играл на саксофоне. Он принес маме цветы. И сняв зеленое пальто с ярким клетчатым красно- фиолетовым шарфом, вежливо поцеловал маме руку , со словами: « Музе поэта!» Проходя следом за мамой в комнату , где отмечали появление папиного сборника стихов, он слегла подправил обеими руками свой высоко взбитый кок.
Эта , взбитая и тщательно уложенная челка его черных волос, возвышающаяся и нависающая над его лбом-выделяла его среди всех гостей, которые не обращали на это внимания, потому, что все были давно знакомы.
И он, немного перекусив и выпив за удачу папиной книги, встал у окна и стал играть на своем саксофоне. А все сначала задумчиво слушали его. А потом он стал играть веселую музыку. И все опять стали танцевать полу-запрещенный в то время рок-ен-рол. Я стояла босиком в новенькой ночной рубашке в полоску с розовыми цветочками. У чуть открытой двери, любуясь мельканием гостей в проеме.
И свет из ярко освещенной комнаты, где шумел праздник, наложился на меня яркой полосой, разделяющей тот -праздничный мир, и мой- еще тонущий в темноте и сумраке коридора, я делала шаг в сторону и яркая полоса света рассекала коридор. Вставала обратно, и полоса света вновь ложилась на меня, разделяя пополам. Потом, я стала, подражая их движениям, танцевать свой рокенролл. И я веселилась. Пока не заметила, как у двери оказалась мама. Она, как раз хотела заглянуть ко мне в комнату, чтобы проверить, насколько крепко я сплю. Конечно, она расстроилась и рассердилась на мое непослушание. И пошла укладывать меня спать еще раз.
Перед сном, лёжа в постели, я думала о загадочном гегемоне. Потому что и сейчас , когда произношу слово «гегемон» представляю себе не главного трудящегося , с лопатой и молотом, потного в грязной одежде, а огромную и сердитую птицу. Которая,крыльями за спиной зловеще хлопает и всех пугает.
- Только бы не приснился мне этот гегемон!- подумала я ,засыпая.
Но он мне всё же приснился. Это был какой-то ужасный рабочий с огромными черными крыльями за спиной. В промасленной шоферской кепке, в рваной майке и в черных сатиновых шароварах, как на физкультуре. В тряпичных синих кедах «Турист» одетых на босу ногу, с широким резиновым кантом и белой резиновой блямбой по бокам. В одной руке он держал лопату, а в другой молот, как царь-скипетр и державу на картинке в книжке русских народных сказок.Он ,пугающе взмахивая огромными чёрными крыльями, громко курлыкал, как воркуют голуби весной:"Я-Гегемон!Гегемон!Гегемон! Гегемон!" И бегал за мной, угрожая лопатой.
Когда утром я в ужасе проснулась, мама сразу поняла, что у меня высокая температура. Рок-ен-рол в ночной рубашке и босяком в темном, холодном коридоре не прошел бесследно.
Поэтому я не которое время в детский сад не ходила. Болела. И «страсти улеглись», как мне казалось. Но и папа больше не приходил за мной в детский сад. Приходила мама после работы и забирала меня домой. Но оказалось, что и после того, как я выздоровела, что ничто не забыто. И вскоре Анастасия Романовна все же устроила мне показательно-воспитательный урок, который я запомнила на всю жизнь.
В тот день заболела, обожаемая мною, учительница пения. И урок был отменен. Но тотчас заменен на другой. И провела его Анастасия Романовна. Узнав, что урока пения не будет, мы все разбрелись, кто играть, кто посильнее - качаться на коне качалке. Словом, кто ,чем хотел, тем и занимался. Но, несколько раз хлопнув в ладоши , Анастасия Романовна приказала всем встать в круг. Услыхав это, я и мои подружки, очень обрадовались. Мы решили, что затевается игра в хоровод «Каравай».
Это значит, что будем водить хоровод , распевая «Каравай, каравай, кого хочешь – выбирай!» А потом внезапно, выхватывается из цепочки тот, кого выбрали проворные игроки. И мы взялись за руки и стали водить хоровод. В хоровод вошла и Анастасия Романовна, крепко взяв за руки детишек.
Анастасия Романовна водила хоровод так же, как и все дети, указывая , кого выхватывать из хоровода. И ,среди выхваченных из хоровода ребятишек, оказалась и я. Выдернутая из хоровода я стояла по середине зала. А все вокруг водили хоровод.
Мы стояли смеясь и радуясь этой веселой и доброй игре - «Каравай».
Но вдруг Анастасия Романовна резко остановила хоровод. И сказала детям:
-Дети пусть каждый громко скажет нашей Наде, кем работают ваши папы! Ну, Петя! Скажи!
И Петя отвечал - «Мой папа рабочий!»
-А твой папа, Машенька, кто?- требовала ответа Анастасия Романовна.
Мой папа повар…А, что?
-А твой папа, кто Ванечка?!Кем он работает? Ну, ка! Скажи громко нашей Наденьке!
- Ну-ну….ну-у..ну.это...-милиционер! А что?
-Вот видишь , Наденька! У всех папы честно работают! Люди работают, а твой папочка в это время стишки пишет! А в это время папы всех ребят работают на заводах и фабриках! А он -стишки пишет! Вот сегодня вечером придешь домой, и скажи папе:
-Папа! Ты - тунеядец! Хватит бездельничать, папа! Хватит писать стихи! Ты должен стать рабочим! «КТО НЕ РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ!»
С этим лозунгом, повторяя его несколько раз, как заклинание , она подхватила детишек, так, что опять образовался хоровод. Но теперь он послушно двигался вокруг меня. А я в него не была включена. Я стояла посередине, на том самой красном ковре. На котором мне раньше так нравилось играть.
А дети, ведомые по кругу Анастасией Романовной, вяло и скучая, повторяли за нею привычные советские лозунги, которые и без того постоянно неслись из радиоприёмников, телевизоров, белели буквами плакатов на кумаче:
«КТО НЕ РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ!» "Тунеядству- бой"-«Наша цель коммунизм!», «Рабочий класс-гегемон!»- она так увлеклась, что маршировала все напряженнее. И тут я заметила, что вошедший в моду капрон ее чулок, так же, как и чулки у заигравшихся детей, сложился складочками на её полноватых щиколотках.
Тут я и вспомнила, что об этом говорила мама. И подумала:
-А мама-то-права! Вот ведь, как важно подтягивать чулочки, чтобы не быть похожей на Анастасию Романовну!
Действительно, кто же её такую полюбит?-думала я глядя на неё , словно в первый раз увидела. Черные, разметавшиеся волосы, полу-разметавшаяся модная тогда причёска "Бабетта" на её голове....
И я гордо подтянула чулки. Так ровно, что: « мама точно похвалила бы меня»- пронеслось у меня в голове в эту минуту.
Мишка Нечаев вдруг выдернул руки из кулаков, идущего впереди и за ним - ребят, с которыми он был в хороводе. Нарушив движение в хороводе.
Анастасия Романовна прикрикнула для него:
-Назад, Нечаев! В хоровод! А, ну! Вернулся быстро!!!
Но Мишка, мрачно, опустив голову, ответил ей:
- Нога болит! – и ушел к окну, повернувшись ко всем задом, глядя в окно.
Чтобы не упасть, не дать им всем возможность смеяться надо мной, я как на физкультуре, поставила «ноги на ширину плеч». Определение, которое в детстве тоже приводило меня в изумление, своей акробатичностью, потому , что представляла чьи-то ноги на чьих-то плечах.
И не заплакала. Только старалась ровно и глубоко дышать. Думая только о том, что никогда не буду такой злой, и никогда никого не буду так обижать. Но, подняв голову развеселилась, потому что увидела Мишку Нечаева, который стоя у окна, передразнивал ребят и корчил уморительные рожи.
Но только в тот момент, когда Анастасия Романовна, водя хоровод, оказывалась к нему спиной. Как только ситуация становилась опасной, и Анастасия Романовна оказывалась лицом к стоящему у окна Мишке, от тотчас становился серьезным. И отворачивался к окну, делая вид, что увидел там, что-то интересное.
Меня спасли, неожиданно возникшие в дверях; заведующая этим детским садом и Тамара Дмитриевна. Не помню , как звали заведующую, но это была хорошая и добрая женщина. Она и вторая воспитательница, отлучились куда-то, как раз, когда Анастасия Романовна затеяла этот зловредный хоровод. Заведующая строго приказала Анастасие Романовне немедленно «зайти к ней в кабинет».И судя по её строгому тону-ничего хорошего Анастасию Романовну в кабинете начальства не ожидало.
Удивительно, но именно в тот вечер за мной зашел папа. Меня отдала ему приветливая Тамара Дмитриевна. В ушах у меня звенело:
-«Папа! Хватит писать стихи! Иди работай!Кто не работает-тот не ест!»
И я смотрела на папу , подняв голову вверх. И эти непроизносимые слова душили меня. Но я собралась с силами. И, старая не плакать, когда мы вышли из детского сада на улицу , я спросила папу:
-Папа, а ты правда пишешь стихи? Папа?Ты поэт?
-Да…я –поэт! Я пишу стихи. А для тебя это важно?- остановился папа, внимательно глядя мне в лицо. Он присел на одно колено рядом со мной, и мы оказались почти «одного роста». И он шепотом очень серьезно спросил меня:
-Доченька, но, понимаешь, тревожно мне. Я всё думаю; а вдруг, окажется , что я пишу не те стихи, не такие хорошие , как хотел бы, понимаешь? Бездарные...
-Папа! Всё равно пиши! Ты всегда будь поэтом! Пожалуйста!!!
- А ты будешь любить папу, если стихи окажутся не те… И поэт я окажусь- так себе? Знаешь, ведь я этого боюсь…
-А почему ты боишься, папа?
- Потому что тогда мы будем бедны. У тебя не будет игрушек. Знаешь, как живут бедные поэты? Штаны и рубашку купить не на что будет!
- Пап! Я, когда вырасту куплю тебе рубашку и штаны! Только ты никого не слушай! Пиши стихи! Всё равно какие!-отец так обрадовался , услыхав это, что схватил мена на руки и поднял высоко, радостно смеясь, выкрикнул посреди тротуара около троллейбусной остановки:
- Купишь папке рубашку?!!!А???!!Купишь?
- Куплю-ю-ю!!!-кричала я.
- И штаны папке купишь?-спросил папа, опустив меня так, что я привычно обняла его за шею и прижалась к его груди с модным, ярким шарфом.
- И штаны куплю!!!-кричала я радостно. И, увидев сверху папины ноги в черных ботинках, стоящие на сером асфальте, прошептала ему на ухо:
- И ботинки тебе самые модные, самые пижонские-распижонские - куплюююю!!! Только ты пиши стихи, папа!!! Все равно какие! Хоть самые плохие! Пиши!!!
Проходящие по тротуару люди, увидев таких счастливых, смеющихся отца и дочь, улыбались. Не мешая нам, огибали нас, как корабли встреченный остров посреди течения. Островок нашей с папой любви.
Так было и в тот детсадовский вечер. Я так увлеклась, что не заметила, что всех детей уже разобрали по домам, и, что за мной пришел папа. Он пришел за мной, как обычно после работы, чтобы забрать меня домой. Но и папа не спешил ко мне, потому что у него завязался разговор с нашей воспитательницей Анастасией Романовной. Оказалось, что у них разгорелся спор о поэзии.
Все началось с того, что папа этим вечером пришел в наш детский сад очень счастливый и обрадованный тем, что он как раз в этот день получил в издательства сборник стихов молодых поэтов. И среди опубликованных в этом сборнике поэтов был и мой папа - Александр Ливанов.В этой книжке было напечатано десять его стихотворений.
И эта стопка книг, перевязанная веревочкой, стояла на скамейке, как подарок , подаренный ему Судьбой. И я увидела, как веселый и счастливый папа, развязав веревку, достал одну из этих книжек из стопки книг. Чтобы подарить её нашей воспитательнице.- Анастасии Романовне. Потом достал из портфеля ручку и надписал сборник стихов, заодно балагуря с нею.
Но Анастасия Романовна неожиданно резко высказала моему папе свои взгляды на поэзию. И лицо папы, от этого менялось и погрустнело на глазах.
Я почувствовала, что происходит, что-то скверное. И я замерла с совочком в руках, обронив на землю, только что с трудом добытый пласт слюды. Папа, дописав дарственную надпись на белом форзаце книги, замер слушая её , так и не поставив подпись под дарственной надписью.
- Вы, товарищ-поэт, видимо не учли, текущий момент! – строго отчитывала она моего папу. Моего папу- штурмана, боевого летчика истребителя , честно воевавшего на войне! И потому, гордо одевающего на праздники пиджак со своими орденами и медалями! Ведь у него столько медалей за победу! А теперь-в мирное время- редактор очень крупного и уважаемого издательства! Но, не смотря на всё это, молоденькая воспитательница, Анастасия Романовна, словно решила поиграть с моими папой в строгую учительницу. Она почувствовала себя маленьким, но начальничком, от мнения которого кто-то зависит. И потому не унималась:
- У нас в стране строго: «КТО НЕ РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ!» Людям не нужны красивые слова! Людям нужен хлеб ,одежда, жильё! А те, кто отлынивают от работы – дармоеды и тунеядцы!И правильно делают, что наказывают их!
- Но!!! Я редактор в издательстве «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»! Почему Вы, Анастасия Романовна, решили, что я – тунеядец и дармоед? Вам не нужны красивые слова? Аааа…. Я понял! Вы не замужем! И у Вас нет детей, потому что Вам никто еще не говорил «красивых слов»… Но, у Вас все прекрасное еще обязательно будет!
- Причем тут «замужем-не замужем»???!!! Красивые слова, вся эта поэзия нужна только для обмана честных девушек! Вот о чем Ваши стихи?-вознегодовала она в ответ.
- О любви!- опять начал веселиться папа, внимательно рассматривая пухленькую, раскрасневшуюся от негодования, голубоглазую воспитательницу Анастасию Романовну.
- А!!!Вот! Вот! «О любви!»О чужой любви женатого человека! «О любви не говори! О любви все сказано! Сердце верное любви молчать обязано!» -выкрикнула Анастасия Романовна слова популярной песенки, и продолжила возмущаться:
- А зачем мне « Ваша» любовь? Это любовь женатого человека!!!! Ведь это же чужая любовь?! Это же Вы о своей любви пишете, и мне от неё - от какой-то «Вашей любви» к другой женщине: ни жарко - ни холодно! Делом бы лучше занялись! Взрослый человек! У нас гегемон – пролетариат! Застрельщик….
Но папа не дослушав её, махнув на неё рукой , как на надоедливую осу, повернулся ко мне и крикнул:
- Всё!!! Надя, идем домой!
В одной руке он держал стопку своих сборников, а в другой крепко держал мою руку. Папа был явно расстроен, мрачен. Он нервно кусал губы. И совсем не разговаривал со мной по дороге, глубоко погруженный в свои невесёлые мысли. Только , когда кондукторша, глубоко вздохнув, громко выкрикнула на весь 16 –ый троллейбус : «Милиция!!», так называлась наша остановка. И папа словно очнулся. Выходя на нашей остановке, он вдруг сказал:
-Так! Решено! До школы будешь опять у бабы Насти сидеть! Верну тебя туда. Там гораздо лучше и чище, чем в Детском саду!
Я тотчас вспомнила - это «чище» бабы Насти. Баба Настя работала домашней нянькой, держала у себя чужих детишек, чьи родители не смогли устроить своих ребят в детский сад. Она жила в стареньком покосившемся бревенчатом доме , там же в закоулках Таганки. Да, она старательно мыла полы. Но они были такими щелястыми с отслаивающейся буро-рыжей краской, что мыши легко пролезали через давно изношенные половые доски из подвала. И, увидев нас, испугано мчались то в одну, то в другую сторону.
Я хорошо относилась к доброй бабе Насте, но возвращаться туда – к ней, не хотела. У меня появилось такое чувство, словно у меня отняли самую любимую игрушку.
Целый мир для меня рухнул от этих произнесенных папой слов. И вспомнился один из первых дней в детском саду. Когда я играла в песочнице, наполняя разноцветные пластмассовые формочки песком, оттискивала у себя под ногами песочных котят и утят. Пока не залез в песочницу Мишка Нечаев. Он сказал , что мою куличики - скука. А вот он мне слепит настоящий дворец. И я присела на деревянный бортик песочницы, и стала смотреть, как он сделает для меня дворец своим руками
И я сидела , а Мишка у моих ног лепил для меня дворец. И солнце светило. И было так хорошо! И все радовало; и то, что мама ошиблась, когда уверяла меня, что меня ни один мальчик не полюбит, если чулки у девочки «морщат».
А мои чулочки в резиночку желтого цвета на щиколотках предательски улеглись валиками-морщинками, как всегда бывает , когда увлечешься игрой. Но моя строгая мама, оказалась не права;-вот сижу я в чулочках со сморщивщимися складочками на щиколотках, а у моих ног такой замечательный Мишка Нечаев дворец для меня лепит.
И Мишка нравится мне, и его дворец, и все вокруг прекрасно!И дворец получился красивый. И сломанная веточка с листьями, воткнутая им в вершинку –"крышу" дворца, развевалась на ветру, как флаг песочного королевства.
Но дворец простоял недолго, потому что вдруг налетел Вовка Дугин. И растоптал подаренный мне Мишкой песочный дворец. Он злобно растоптал мой дворец, потому что,…да понятно почему, раз с первого дня моего появления ходил за мною хвостиком. И на уроке пения садился рядом. И даже в куклы пытался со мной играть, но девчонки его на смех его подняли… А теперь этот тихоня не только расправился с Мишкиным дворцом, но и подрался с ним. Но, получив сдачи –убежал. А Мишка сидел с расквашенным носом. И, смеясь, смотрел на меня. И я достала из кармана пальто кружевной платочек, как всегда тщательно отглаженный мамой. И попыталась им протереть лицо героя. Но испугалась сделать ему больно. И отдала платочек Мишке, чтобы он сам остановил идущую из носа кровь и вытер лицо. Но он , не отводя от меня смеющихся глаз , вытирал под разбитым носом рукой, а другой , как цветок, держал свой трофей-мой кружевной платочек. А ребята скакали вокруг нас, корчили рожицы и дружно дразнили нас:
- «Тили-тили-тесто-жених и невеста!!!» И мне и Мишке Нечаеву было так приятно, что и им всё понятно, что не только : тили-тили, ти-ли - тесто» , но и , что мы с ним –«жених и невеста»!И совсем не обидно!
Вспоминая всё это, я старалась сдержать слезы до возвращения домой. Чтобы не расстроить и без того раздосадованного папу. Потому что решение папы вернуть меня к бабе Насте, испугало меня, что все то хорошее, что я встретила в детском саду , теперь будет отнято у меня. Подумав, вот останусь одна тогда и поплачу, а пока старалась глубоко дышать и не вспоминать о Мишке Нечаеве.
К тому же в детском саду я со многими подружилась! Там было столько игрушек, огромный ковер , посреди общего зала, на котором все играли. А какие там разноцветные обеденные столики со стульями! А как весело играть в игрушечном городке ! Ведь там был разноцветный домик посередине! И так хорошо было играть там с куклой, словно ; не я сама принесла куклу, а пришла к кукле в гости. А в песочнице стоял огромный гриб мухомор- с ножкой из высокого полена и «шляпкой из покрашенного в красный цвет железа с белыми горошинами! Под этим зонтом-мухомором можно болтать с друзьями в дождь, а не бежать прятаться домой!
А главное, в детском саду были уроки пения и музыки ! С настоящей учительницей! Это было таким счастьем петь на этих уроках, что скрыть его было невозможно! Настолько не возможно, что учительница время от времени была вынуждена поворачиваться ко мне. И , продолжая играть, проворно пробегая изящными пальчиками рук по клавишам, чтобы музыка не прерывалась,смеясь, делать мне замечания:
-Надюша! Мы сегодня учимся петь, а не кричать!
Или:-Наденька! Петь громче всех это не значит, петь лучше всех!
Словом , учительнице музыки и пения нелегко со мной пришлось. Но то, что я в восторге от неё, конечно, она не могла не догадаться. Поэтому расстаться со всем, что я так легко обжила с первых же дней, мне было очень жаль. Тем более, что кроме глуповатой Анастасии Романовны, была еще и другая воспитательница-замечательная, молоденькая, добрая и очень красивая Тамара Дмитриевна.
Когда в тумане сумерек показался наш двух этажный дом, я вспомнила, что хотела спросить у папы. И спросила, пока мы не пришли домой:
- Пап, а кто это такой –ГЕГЕМОН? Ну, застрельщик, понятно…это тот, кто кого-то застреливает…Застрельшик пролетариата, …только зачем его застреливать?
- О, Господи! Плоды воспитания в детском саду!- сказал папа и засмеялся.
И почему-то именно от этих моих вопросов в наш дом вернулся праздник выхода книги. Потому что папа и мама стали так оба смеяться, что все мрачное сразу улетело. . А главное , что во всех этих переживаниях, я не заметила, что стол был накрыт праздничной белой скатертью!А на столе - салат Оливье, разные вкусности. И тут я заметила, что и мама особенно красива в этот день . Причесана, в новых туфельках на тонюсеньких, по моде того времени, каблучках. Но папа вспомнил, что не ответил на мой вопрос и сказал:
- Гегемон – это главенствующий, ведущий, главный. Это твоя воспиталка хотела сказать , что пролетариат, то есть рабочие, в нашей стране-главные.
-А кто же не главный? –переспросила я наблюдая, как папа вместо того, что бы сесть на чудесно накрытый мамой стол, переодевается к приходу гостей. Белая рубашка сменила, повседневную клетчатую. Да и к тому же он старательно завязывает праздничный галстук, отвечая на её вопросы.
- А кто же не «не главный», хм, получаемся мы, дочка!- Мы – творческая и научная интеллигенция, а не пролетариат. Пролетариат- это рабочие!! Но не главные только мы для тех, «кому не нужны красивые слова», а для умных это в целом- чушь! Все нужны и важны одновременно! Все главные и друг без друга не могут, как настоящая семья! Смотри, какая наша мама сегодня красивая! Потому что интеллигенция создает не только «красивые слова», но всю науку и технику!-ответил папа, так и не справившийся с узлом галстука. И поэтому теперь его завязывала на нем мама.
-«Физики и лирики!» - пояснила она, смеясь. И добавила-«Вот через минут двадцать их тут столько будет, что….ох! Вот и познакомишься!
-Науку и технику делают «Физики и лирики»? Так значит и в космос?-продолжала допытываться я.
-Молодец, что догадалась! И в космосе без единства «красивых слов» и научных открытий , которые излагают тоже «красивыми словами», ничего не получится! И научные формулы – это самые красивые слова! Но , взглянув на рассмеявшуюся маму, улыбнулся и добавил :
--Или одни из самых красивых! И не полетел бы Юрий Гагарин в космос , если бы не наука, достигшая таких высот…не была бы она ему в помощь!
Папа хотел еще что-то пояснить мне, но раздался звонок в дверь. Это пришли гости. Папины друзья, поэты, художники и среди них - его сокурсники по Литературному институту. И мамины приятельницы - манекенщицы, художницы. Мне особенно нравился поэт Александр Ревич – сокурсник папы. Потому что он всегда приходил с трубкой и не только как-то особенно красиво курил, но курил он всегда особенно приятно пахнущий табак.
Пришел и другой сокурсник-Владимир Цыбин, он почти не слушал те стихи, которые читали другие, а с удовольствием громко читал свои. Я очень обрадовалась , увидев манекенщиц- потому что сразу догадалась, что раз они пришли-значит будут танцевать. А танцевали они всегда потрясающе , самые смелые модные танцы! И, как всегда с шутками и веселым подтруниванием друг над другом. И вот наконец -все они уселись за стол, отпраздновать выход папиного сборника стихов. Они веселились, а мама меня поторапливала пока кормила ужином, напоминая, что скоро мне нужно идти спать. Но я насмотреться не могла на то, какие они яркие , красивые и остроумные и красивы какой-то особенной красотой . Но, вскоре мама отвела меня спать в другую комнату. С моим уходом в другую комнату, смех в той комнате, где кипел праздник, явно усилился. До меня донеслось и то, как папа рассказывал о высказанном мнении Анастасии Романовны о том, что поэзия это ненужные красивые слова. Ни кому не нужные слова!
Тут соседи стали стучать в стену. И когда все затихли и стали говорить тише , я услышала мамин голос:
- Да будет вам всем смеяться над влюбленной дурочкой! Я, как услышала эту историю, сразу догадалася, что эта Гретхен влюблена в нашего Сашку лохматого!
-Подумать только , это же новый ненаписанный Фаус. Мольба обманутой Грэтхен-« Поэзия- это красивые слова о чужой любви!» Не забудь записать это! Какой материал, золото под ногами! Лохматый, а ты везунчик! Из этого такую повесть можно сделать!- говорил поэт Александр Ревич.
- Или – роман! Не случайно и отчество у неё - Романовна - мечтательно произнес другой поэт- Владимир Цыбин.
Мама в ответ так рассмеялась, но вдруг пояснила: Да она, как увидела Сашу, сразу глазки ему строила! Но!!! Хватит обсуждать влюбленную девушку! Давайте танцевать!
И из-за стены послушался грохот стульев. Раздалась музыка А я задумалась, о том, что оказывается у взрослых всё, как у детей ! Как у нас с Мишкой Нечаевым! Анастасия Романовна- вовсе не злая, а влюбленная в моего папу! А , как же и не влюбиться в моего папу?! В летчика, в героя войны, поэта, такого доброго и веселого! Но папа любит маму! И,наверное, Анастасия Романовна страдает и от обиды наговорила папе, что в голову пришло, лишь бы обидеть его…..Она влюбилась совсем, как я в Мишку Нечаева, тогда в песочнице. Но мне- повезло- и Мишка тоже меня любит, а папа любит маму-у-у. А Анастасия Романовна не глупая и не злая, раз она поняла-какой мой папа хороший, добрый....она поняла...поняла...она...
И я заснула, перелетев туда, где все хорошо. Повезло - сон был такой теплый, светлый. Там был улыбающийся папа, танцующая мама, Анастасия Романовна поливала диковинные цветы в кадках, которые цвели конфетами вместо цветов.
Но резкий звонок в дверь вытолкнул меня из сна, как грубиян, в очереди за колбасой.
За стеной все веселились, но танцы закончились. Мне стало интересно. И я на цыпочках, не обувая тапочки, чтобы оставаться незамеченной, подошла к двери. Чуть приоткрыла её, чтобы увидеть, кто это так поздно пришел, но так , чтобы меня никто не увидел. А в гости к родителям пришёл настоящий «стиляга», которых изредка удавалось встречать на улице. Они так нравились мне, что когда я увидела их на улице, начала хлопать им в ладоши, как в цирке. За, что мне тотчас влетело от мамы. Потому, что они очень напоминали мне увиденных в цирке клоунов.
Но этот-папин друг «стиляга» и среди клоунов был бы самым- самым лучшим. Потому что он чудесно играл на саксофоне. Он принес маме цветы. И сняв зеленое пальто с ярким клетчатым красно- фиолетовым шарфом, вежливо поцеловал маме руку , со словами: « Музе поэта!» Проходя следом за мамой в комнату , где отмечали появление папиного сборника стихов, он слегла подправил обеими руками свой высоко взбитый кок.
Эта , взбитая и тщательно уложенная челка его черных волос, возвышающаяся и нависающая над его лбом-выделяла его среди всех гостей, которые не обращали на это внимания, потому, что все были давно знакомы.
И он, немного перекусив и выпив за удачу папиной книги, встал у окна и стал играть на своем саксофоне. А все сначала задумчиво слушали его. А потом он стал играть веселую музыку. И все опять стали танцевать полу-запрещенный в то время рок-ен-рол. Я стояла босиком в новенькой ночной рубашке в полоску с розовыми цветочками. У чуть открытой двери, любуясь мельканием гостей в проеме.
И свет из ярко освещенной комнаты, где шумел праздник, наложился на меня яркой полосой, разделяющей тот -праздничный мир, и мой- еще тонущий в темноте и сумраке коридора, я делала шаг в сторону и яркая полоса света рассекала коридор. Вставала обратно, и полоса света вновь ложилась на меня, разделяя пополам. Потом, я стала, подражая их движениям, танцевать свой рокенролл. И я веселилась. Пока не заметила, как у двери оказалась мама. Она, как раз хотела заглянуть ко мне в комнату, чтобы проверить, насколько крепко я сплю. Конечно, она расстроилась и рассердилась на мое непослушание. И пошла укладывать меня спать еще раз.
Перед сном, лёжа в постели, я думала о загадочном гегемоне. Потому что и сейчас , когда произношу слово «гегемон» представляю себе не главного трудящегося , с лопатой и молотом, потного в грязной одежде, а огромную и сердитую птицу. Которая,крыльями за спиной зловеще хлопает и всех пугает.
- Только бы не приснился мне этот гегемон!- подумала я ,засыпая.
Но он мне всё же приснился. Это был какой-то ужасный рабочий с огромными черными крыльями за спиной. В промасленной шоферской кепке, в рваной майке и в черных сатиновых шароварах, как на физкультуре. В тряпичных синих кедах «Турист» одетых на босу ногу, с широким резиновым кантом и белой резиновой блямбой по бокам. В одной руке он держал лопату, а в другой молот, как царь-скипетр и державу на картинке в книжке русских народных сказок.Он ,пугающе взмахивая огромными чёрными крыльями, громко курлыкал, как воркуют голуби весной:"Я-Гегемон!Гегемон!Гегемон! Гегемон!" И бегал за мной, угрожая лопатой.
Когда утром я в ужасе проснулась, мама сразу поняла, что у меня высокая температура. Рок-ен-рол в ночной рубашке и босяком в темном, холодном коридоре не прошел бесследно.
Поэтому я не которое время в детский сад не ходила. Болела. И «страсти улеглись», как мне казалось. Но и папа больше не приходил за мной в детский сад. Приходила мама после работы и забирала меня домой. Но оказалось, что и после того, как я выздоровела, что ничто не забыто. И вскоре Анастасия Романовна все же устроила мне показательно-воспитательный урок, который я запомнила на всю жизнь.
В тот день заболела, обожаемая мною, учительница пения. И урок был отменен. Но тотчас заменен на другой. И провела его Анастасия Романовна. Узнав, что урока пения не будет, мы все разбрелись, кто играть, кто посильнее - качаться на коне качалке. Словом, кто ,чем хотел, тем и занимался. Но, несколько раз хлопнув в ладоши , Анастасия Романовна приказала всем встать в круг. Услыхав это, я и мои подружки, очень обрадовались. Мы решили, что затевается игра в хоровод «Каравай».
Это значит, что будем водить хоровод , распевая «Каравай, каравай, кого хочешь – выбирай!» А потом внезапно, выхватывается из цепочки тот, кого выбрали проворные игроки. И мы взялись за руки и стали водить хоровод. В хоровод вошла и Анастасия Романовна, крепко взяв за руки детишек.
Анастасия Романовна водила хоровод так же, как и все дети, указывая , кого выхватывать из хоровода. И ,среди выхваченных из хоровода ребятишек, оказалась и я. Выдернутая из хоровода я стояла по середине зала. А все вокруг водили хоровод.
Мы стояли смеясь и радуясь этой веселой и доброй игре - «Каравай».
Но вдруг Анастасия Романовна резко остановила хоровод. И сказала детям:
-Дети пусть каждый громко скажет нашей Наде, кем работают ваши папы! Ну, Петя! Скажи!
И Петя отвечал - «Мой папа рабочий!»
-А твой папа, Машенька, кто?- требовала ответа Анастасия Романовна.
Мой папа повар…А, что?
-А твой папа, кто Ванечка?!Кем он работает? Ну, ка! Скажи громко нашей Наденьке!
- Ну-ну….ну-у..ну.это...-милиционер! А что?
-Вот видишь , Наденька! У всех папы честно работают! Люди работают, а твой папочка в это время стишки пишет! А в это время папы всех ребят работают на заводах и фабриках! А он -стишки пишет! Вот сегодня вечером придешь домой, и скажи папе:
-Папа! Ты - тунеядец! Хватит бездельничать, папа! Хватит писать стихи! Ты должен стать рабочим! «КТО НЕ РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ!»
С этим лозунгом, повторяя его несколько раз, как заклинание , она подхватила детишек, так, что опять образовался хоровод. Но теперь он послушно двигался вокруг меня. А я в него не была включена. Я стояла посередине, на том самой красном ковре. На котором мне раньше так нравилось играть.
А дети, ведомые по кругу Анастасией Романовной, вяло и скучая, повторяли за нею привычные советские лозунги, которые и без того постоянно неслись из радиоприёмников, телевизоров, белели буквами плакатов на кумаче:
«КТО НЕ РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ!» "Тунеядству- бой"-«Наша цель коммунизм!», «Рабочий класс-гегемон!»- она так увлеклась, что маршировала все напряженнее. И тут я заметила, что вошедший в моду капрон ее чулок, так же, как и чулки у заигравшихся детей, сложился складочками на её полноватых щиколотках.
Тут я и вспомнила, что об этом говорила мама. И подумала:
-А мама-то-права! Вот ведь, как важно подтягивать чулочки, чтобы не быть похожей на Анастасию Романовну!
Действительно, кто же её такую полюбит?-думала я глядя на неё , словно в первый раз увидела. Черные, разметавшиеся волосы, полу-разметавшаяся модная тогда причёска "Бабетта" на её голове....
И я гордо подтянула чулки. Так ровно, что: « мама точно похвалила бы меня»- пронеслось у меня в голове в эту минуту.
Мишка Нечаев вдруг выдернул руки из кулаков, идущего впереди и за ним - ребят, с которыми он был в хороводе. Нарушив движение в хороводе.
Анастасия Романовна прикрикнула для него:
-Назад, Нечаев! В хоровод! А, ну! Вернулся быстро!!!
Но Мишка, мрачно, опустив голову, ответил ей:
- Нога болит! – и ушел к окну, повернувшись ко всем задом, глядя в окно.
Чтобы не упасть, не дать им всем возможность смеяться надо мной, я как на физкультуре, поставила «ноги на ширину плеч». Определение, которое в детстве тоже приводило меня в изумление, своей акробатичностью, потому , что представляла чьи-то ноги на чьих-то плечах.
И не заплакала. Только старалась ровно и глубоко дышать. Думая только о том, что никогда не буду такой злой, и никогда никого не буду так обижать. Но, подняв голову развеселилась, потому что увидела Мишку Нечаева, который стоя у окна, передразнивал ребят и корчил уморительные рожи.
Но только в тот момент, когда Анастасия Романовна, водя хоровод, оказывалась к нему спиной. Как только ситуация становилась опасной, и Анастасия Романовна оказывалась лицом к стоящему у окна Мишке, от тотчас становился серьезным. И отворачивался к окну, делая вид, что увидел там, что-то интересное.
Меня спасли, неожиданно возникшие в дверях; заведующая этим детским садом и Тамара Дмитриевна. Не помню , как звали заведующую, но это была хорошая и добрая женщина. Она и вторая воспитательница, отлучились куда-то, как раз, когда Анастасия Романовна затеяла этот зловредный хоровод. Заведующая строго приказала Анастасие Романовне немедленно «зайти к ней в кабинет».И судя по её строгому тону-ничего хорошего Анастасию Романовну в кабинете начальства не ожидало.
Удивительно, но именно в тот вечер за мной зашел папа. Меня отдала ему приветливая Тамара Дмитриевна. В ушах у меня звенело:
-«Папа! Хватит писать стихи! Иди работай!Кто не работает-тот не ест!»
И я смотрела на папу , подняв голову вверх. И эти непроизносимые слова душили меня. Но я собралась с силами. И, старая не плакать, когда мы вышли из детского сада на улицу , я спросила папу:
-Папа, а ты правда пишешь стихи? Папа?Ты поэт?
-Да…я –поэт! Я пишу стихи. А для тебя это важно?- остановился папа, внимательно глядя мне в лицо. Он присел на одно колено рядом со мной, и мы оказались почти «одного роста». И он шепотом очень серьезно спросил меня:
-Доченька, но, понимаешь, тревожно мне. Я всё думаю; а вдруг, окажется , что я пишу не те стихи, не такие хорошие , как хотел бы, понимаешь? Бездарные...
-Папа! Всё равно пиши! Ты всегда будь поэтом! Пожалуйста!!!
- А ты будешь любить папу, если стихи окажутся не те… И поэт я окажусь- так себе? Знаешь, ведь я этого боюсь…
-А почему ты боишься, папа?
- Потому что тогда мы будем бедны. У тебя не будет игрушек. Знаешь, как живут бедные поэты? Штаны и рубашку купить не на что будет!
- Пап! Я, когда вырасту куплю тебе рубашку и штаны! Только ты никого не слушай! Пиши стихи! Всё равно какие!-отец так обрадовался , услыхав это, что схватил мена на руки и поднял высоко, радостно смеясь, выкрикнул посреди тротуара около троллейбусной остановки:
- Купишь папке рубашку?!!!А???!!Купишь?
- Куплю-ю-ю!!!-кричала я.
- И штаны папке купишь?-спросил папа, опустив меня так, что я привычно обняла его за шею и прижалась к его груди с модным, ярким шарфом.
- И штаны куплю!!!-кричала я радостно. И, увидев сверху папины ноги в черных ботинках, стоящие на сером асфальте, прошептала ему на ухо:
- И ботинки тебе самые модные, самые пижонские-распижонские - куплюююю!!! Только ты пиши стихи, папа!!! Все равно какие! Хоть самые плохие! Пиши!!!
Проходящие по тротуару люди, увидев таких счастливых, смеющихся отца и дочь, улыбались. Не мешая нам, огибали нас, как корабли встреченный остров посреди течения. Островок нашей с папой любви.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/