Либералы

Широко известный не в таких уж и узких кругах форума «Русской Балтики» человек под ником «Бедный Йорик» сидел в своем автомобиле на узенькой загородной дороге неподалёку от поселка Таширово и, легонько барабаня пальцами по рулю, смотрел на бесконечное стадо коров, переходившее через эту самую дорогу. Коровы шли непрерывным потоком, они со всех сторон окружали и обходили автомобиль, некоторые из них заглядывали в наглухо закрытые окошки, какая-то даже лизнула стекло, оставив на нем широкий «жвачный» след: зеленоватый — след слюны, перемешанной с не до конца пережеванной травой. Иногда автомобиль вздрагивал: это какая-нибудь из коров, встретив на своем пути препятствие, задевала своим тяжелым корпусом корпус машины. Бедный Йорик, ощутив толчок, переставал постукивать по рулю, оглядывался, саркастически усмехался и снова принимался за руль. На корпусе автомобиля наверняка оставались царапинки или даже вмятинки, но именно это Йорика волновало меньше всего: он спешил — отчаянно, зная, что каждая минута на счету, — а выходило так, что оказался невесть насколько заперт в невесть каких размеров стаде! Вот они — плоды «вставания с колен»: еще недавно в дым разоренный колхоз превратился в одно из крупнейших фермерских хозяйств Московской области и теперь, гоняя стадо с пастбища на пастбище, наглухо перекрывал единственную дорогу, по которой можно было выбраться на Кубинское шоссе! При этом самое обворожительное заключалось в том, что никакого расписания «перегонов» хозяйство не придерживалось, а значит, стадо могло оказаться на дороге когда угодно: и поздно вечером, и рано утром, и посреди белого дня.

Прямо сейчас было утро: раннее, но яркое и уже чрезвычайно жаркое. Собственно, именно поэтому в автомобиле Йорика все стекла и были подняты до конца: работал климат-контроль, без какового климата в салоне было бы можно поджариться живьем. Самих коров Йорик — коренной, но с раннего детства приученный к деревне горожанин — не боялся. Когда какая-то из них заглядывала в окошко, он только губы кривил в очередной саркастической усмешке: «Ну надо же такому случиться! Чтобы именно сегодня! Тьфу…»

Суть в том, что именно сегодня, то есть утром того дня, с которого начинается наш рассказ, Йорик до одури торопился в банк. До банка в Москве было добрых сто километров, преодолеть которые за хоть сколько-нибудь вменяемое время можно было только рано поутру. Каждая минута проволочки означала появление всё большего количества машин, а все эти машины разом означали страшную, многокилометровую, на часы стояния пробку! Плотным движение становилось уже на Кубинском шоссе. На Минском автомобильный поток делался непрерывным. А незадолго до Лесного Городка машины вставали глухо: насмерть, безнадежно. «Автобанный участок» Минского шоссе от Голицыно до Лесного Городка был уже построен и был вполне себе ничего — по четыре полосы в каждую из сторон, с недурственным асфальтовым покрытием, еще не продавленным отвратительными колеями, — но реконструкция дороги непосредственно в Лесном Городке была далека от завершения. Непосредственно в Лесном Городке всё еще работали светофоры, сама дорога с четырех полос резко сужалась в две, даже, по сути, в полторы, что, в дополнение к бедам строительных работ, создавало и так называемое «бутылочное горлышко». Из-за этого «горлышка» в будние дни пробка в сторону Москвы начиналась уже на выезде с «автобанного участка». Ее общая длина, считая до МКАД, поскольку никакого облегчения после Лесного Городка не происходило, составляла порядка двадцати пяти километров. Причем в районе Одинцово начиналась настоящая свалка: в и без того перегруженную транспортом дорогу вливался не менее мощный поток «одинцовских». Это неминуемо приводило к мелким ДТП, каковые ДТП — спасибо несовершенству российского законодательства, требовавшего до приезда ГАИ не трогать с места попавшие в аварию машины¹ — становились еще одной причиной того, что простоять в двадцатикилометровой пробке можно было и два часа, и три, и сколько угодно вообще! Платной дороги от «автобанного» участка Минского шоссе в объезд что Лесного Городка, что Одинцово еще не существовало, так что и выбора не было никакого: только стоять! Впрочем — немного отвлекаясь, — непродуманность системы оплаты и нерасторопность самих водителей даже на платной дороге (когда она наконец-то появилась) привели к образованию уже и на ней многокилометровых заторов с реальной возможностью застрять в них на полчаса — час.

Зная всё это, Йорик специально выехал как можно раньше — разве что не совсем уж в ночь. И вот — на тебе! Это стадо! Где-то в Домодедово техники уже наверняка готовили к вылету самолет, на котором директор банка должен был на целых две недели улететь в какие-то е***я, а директор этого банка — старинный, еще со школьных времен — приятель Йорика был единственным человеком, способным решить навалившуюся на Йорика проблему. Вернее, он и решил ее, однако для того, чтобы это решение получило путевку в жизнь, требовалась его, директора, собственноручная подпись на нескольких десятках документов. Документы же, понятно дело, лежали в кожаном портфеле на заднем сиденье автомобиля Йорика, застрявшего посреди коров! Опоздание из-за коров грозило обернуться опозданием не на час или два, а на целых две недели. Опоздание же на две недели означало для Йорика не только прямые убытки в миллионы и миллионы рублей, но и реальную возможность лишиться по суду заложенного в другом банке имущества: в банке маленьком, провинциальном и потому особенно чувствительном к просроченным платежам по кредитам. Ведь он, этот банк, и сам был вынужден существовать кредитами!

Бедный Йорик взглянул на часы и в очередной раз саркастически усмехнулся: если бы на этой чертовой дороге был хоть кто-то — помимо коров, — кто мог бы его видеть прямо сейчас, он, этот кто-то, ни за что бы не сказал, что Йорик беден! И не просто беден, а нищ, как церковная мышь!

Без выпендрежа, но вполне себе респектабельная Ауди. Дорогой, ручного пошива, костюм. Настоящего шелка галстук. На запястье — рукава пиджака поддернуты, манжеты сорочки расстегнуты и отвернуты — ограниченной серии Corum из коллекции Admiral’s Cup… часы вообще презабавные, на каучуковом ремешке, с безелем из вулканизированной резины, сами — как уголь, чернее самой черной тропической ночи, но словно в ауре приглушенного света почти незаметного на взгляд красного золота корпуса. Этот Corum — прости, Господи! — стоил больше, чем Ауди, правда — признавать, так признавать — Йорик его не покупал: эти часы ему подарили, зная его любовь — именно так: любовь, а не пристрастие — к водным видам спорта. Но, как бы там ни было, очутившись среди коров, Йорик — в Ауди, в часах дороже Ауди, в костюме на заказ, в натурального шелка галстуке и даже в очках, при виде ценника на которые подавляющему большинству очкариков сделалось бы дурно — Йорик являл собою поразительное зрелище. Одновременно смешное и трагичное. Смешное, если просто смотреть со стороны. Трагичное, если вдруг оказаться на месте Йорика. То есть вдруг осознать, что минуты летели стремительно и что каждая из этих пролетавших мимо минут зубами белой акулы вгрызалась в надежду. Интересно: самолет уже стали выводить к посадочному терминалу?

Наконец, последняя корова перешла через дорогу. Можно было ехать, но вместо этого Йорик вышел из машины, достал из багажника рулон специальных салфеток, оторвал несколько из них и вернулся к водительской двери. Оставленный особенно любопытной коровой след слюны уже подсох: пришлось опять перейти к багажнику и «спрыснуть» салфетки капелькой жидкости для омыва лобового стекла. Внутренне Йорик так и кипел, но внешне был совершенно спокоен. Если бы тот самый гипотетический некто, кто мог бы видеть Йорика в тот час, посмотрел на него, он увидел бы элегантного, худощавого, подтянутого мужчину лет сорока, с добродушной улыбкой во взгляде неторопливо оттиравшего коровью слюну со стекла водительской двери. Затем он увидел бы, как этот мужчина скомкал салфетки и огляделся вокруг: нерешительно, даже с недоумением. Повертел в пальцах комок использованных салфеток, покачал головой и бросил этот комок в багажник: странный поступок, если учесть, что обочины вдоль дороги были изрядно замусорены. Наконец, он увидел бы, как этот мужчина уселся обратно за руль, пристегнулся ремнем безопасности и, слегка оттопырив нижнюю губу, всмотрелся в боковое стекло: точно ли след слюны больше не мешает обзору через зеркало заднего вида? Удовлетворенно кивнул и завел мотор.

Ауди, ожив дневными ходовыми огнями, тронулась: спокойно, без срыва передних колес в пробуксовку, без визга турбины двигателя. Наблюдатель решил бы, что мужчина в Ауди покатил куда-то в расслабленном самодовольстве. Но на самом деле стокилометровая гонка со временем началась.

***

По Таширово Йорик ехал, едва касаясь ногой педали газа: мало того, что дорога была неважной; мало того, что мост через Нару был напрочь разбит и являл собою хаотичное скопище ям и выбоин, в иные из которых колесо могло бы провалиться целиком; мало того, что после моста — метрах в пятидесяти от оставшегося по левую руку магазина — наделенные невиданной силы умом местные власти соорудили пару «лежачих полицейских»: с упрятанными в ветвях придорожных деревьев предупредительными знаками и без всякой предупредительной раскраски на самих «полицейских» надолбах; мало того, что на дорогу то и дело выбредала чья-то домашняя птица, так еще и по обочинам шло немало народу: преимущественно азиатской наружности и никак вообще не заботившегося о соблюдении даже элементарной осторожности! Глядя на этих людей, Йорик вздыхал: им даже сигналить бесполезно. Эти люди, оторванные от собственных домов, оказавшиеся за тысячи километров от них, брели вдоль дороги с какой-то отчаянной решимостью: бессмысленной настолько, как если бы им самим до полного пофигизма надоела жизнь, в которой не было ничего, кроме постоянной борьбы за кусок хлеба.

Не стал Йорик разгоняться и на открывшемся после автобусной остановки довольно протяженном прямике. На этот прямик вплотную выходили жилые дома. И хотя Йорик лично ни разу не видел, чтобы на этом прямике кого-нибудь задавили, ожидать следовало чего угодно. Да хоть выскочившую на дорогу собаку: разгонись, и у несчастного животного не осталось бы ни единого шанса! Собак же Йорик любил и давить их из-за собственной спешки не собирался.

Но вот — крутой, под девяносто градусов поворот, длинная пологая петля, и дорога не только вышла из неприятного Таширово, но и уперлась в Кубинское шоссе. Как Йорик и опасался, движение по шоссе уже было весьма плотным. Чтобы повернуть налево — в сторону Минки — пришлось стоять еще и еще: несколько минут, прежде чем, наконец, образовался достаточный для маневра просвет. Газ в пол, и теперь уже ведущие колеса на мгновение сорвались в букс, издав какую-то странную помесь писка и шипения. Правда, система контроля тяги тут же задушила пробуксовку, но вывернутые колеса успели создать такой вектор тяги, что Ауди, вливаясь в поток на шоссе, чуточку встала боком и пару раз махнула «хвостом». На приборной панели замигал индикатор сработавшей системы курсовой стабилизации.

Йорик легонько прищурился. Смысла в этом не было никакого: лучше видеть от этого Йорик не стал. Но как иные, надеясь лучше видеть дорогу и происходящее на ней, наваливаются на руль, так и Йорик прищурился чисто инстинктивно. Эта инстинктивная мимика добавила ему уверенности: ложной — да, но против глубинных причуд инстинктов не попрешь! Йорик нажал на газ.

Ауди легко полетела вперед: что ни говори, а современные турбированные моторы — песня! Главное, чтобы стрелка тахометра держалась в зоне «рабочих» для турбины оборотов, и тогда вот он — весь, полностью, целиком, до последнего ньютон-метра — крутящий момент! Не нарастающий пиком, как у атмосферных моторов, а идущий «полкой» в широком диапазоне оборотов. Не выдавливаемый мотором капля за каплей, а выплескиваемый сразу полноводной рекой! Как кто-то однажды сказал, посмеиваясь над гордостью владельца мощной, но с атмосферным мотором машины, «лошадиные силы помогают машину продать, но везут ее ньютон-метры!» И это — чистая правда. Но правда, как это ни смешно, заключается еще и в том, что такой «эффект» — эффект полной отдачи крутящего момента в широком диапазоне оборотов — был достигнут совершенно случайно, явившись… побочным «продуктом» борьбы за экологию! Ведь сами по себе турбины и разного рода нагнетатели в двигателях внутреннего сгорания — не новость. Им практически столько же лет от роду, сколько и самим ДВС. Но никогда прежде при помощи турбин не достигалось ничего подобного. Можно сказать, разные по своей сути инженерные задачи обернулись диаметрально противоположными результатами: та, старая, задача — при помощи турбин и нагнетателей повысить мощность — привела к созданию прожорливых и (в ездовом плане) мало чем отличных от атмосферников моторов: всё с тем же нарастающим пиком крутящего момента, а новая — за счет турбин уменьшить рабочий объем цилиндров и, тем самым, снизить количество заполняющей их топливной смеси (меньше топлива, меньше вредных выбросов в атмосферу) — породила поколение моторов, своими ездовыми характеристиками уложивших атмосферники на обе лопатки. Доподлинно неизвестно, что там на самом деле с экологией и вправду ли современные турбированные малолитражные моторы выбрасывают в окружающую среду существенно меньше всякой дряни — разумеется, считается, что это именно так, — но «побочный эффект» оказался настолько интригующим, настолько преобразившим поведение даже самых заурядных легковушек, что его рыночная востребованность взлетела до небес. И пусть «зеленые» на голубом глазу утверждают, что распространение таких моторов — заслуга самих «зеленых», в действительности их распространение — заслуга демократии. Точнее, заслуга понимания того, что масса «рядовых потребителей» охотно обзаведется автомобилями, способными на такое, что еще вчера им было недоступно. Обзаведется автомобилями, характеристики которых ни в чем не уступают суперкарам вчерашних дней!

Конечно, нашлись и ретрограды. В буквальном смысле слова на их глазах произошедшая в автоиндустрии революция заставила их не хлопать в ладоши и кричать «ура!», а содрогаться в конвульсиях занудства. Мол, ужас-ужас что произошло! Мол, современные моторы не выхаживают миллион! Они ненадежны и пожирают масло! В них нужно заливать высокооктановый бензин, а это — деньги! То ли дело раньше: плеснешь бензинчику с колхозного грузовика и катишь себе, ни о чем не задумываясь! Сломался бензонасос? — прямо на дороге и починим! В крайнем случае, канистру под капот пристроим и так до магазина запчастей домчимся! Чугунный блок цилиндров — не чета алюминиевому: служит веками! Вместо масла можно залить мазут! Ну и что, что динамика ни к черту? Это же с чем сравнить! Если с Ламборгини — да, вяленько. А если с трактором?! Чем были плохи Жигули, обгонявшие (был такой рекламный проспект) ворону? Разве мало обогнать ворону? Обязательно нужно обогнать кого-то еще?

Йорик, слушая такие рассуждения, смеялся до упаду: гомерически, до слез в глазах, до колик в животе. И вопрошал какого-нибудь знакомого зануду: а сам-то ты на своей машине миллион километров уже проехал? Зануда начинал сердиться и впадать в раж. Топать ногами и размахивать руками. Сыпать научными терминами и… околоавтомобильными байками, из которых неизменно почему-то выходило так, что лучше бы человечество продолжало ездить в конных упряжках!

А вот инженеры, мимо которых стенания зануд тоже, разумеется, пройти не могли, чесали затылки, шли к маркетологам и плакались маркетологам в жилетку: как же так? Мы столько всего изобрели! Даже небогатым людям подарили возможность летать быстрее ветра! Дали им радость ощущения непрерывно льющегося из мотора потока движущей силы! А они… отдайте, говорят, нам взад наши атмосферные моторы! Хотим чугунные блоки и пробег под миллион! Хотим, чтобы не восемь секунд с места до ста, а двадцать! Чтобы мазут, а не масло! Чтобы семьдесят шестой, а не девяносто восьмой! Чтобы свечи наждачной бумагой можно было почистить!

Маркетологи загадочно улыбались:

— Каждому свое, — говорили они, поглаживая инженеров по взъерошенным кудрям. — Кому — турбина, а кому — без нее. Хочет человек топтать педаль газа без всякой с ее стороны отзывчивости — имеет право: пусть топчет! А еще… еще мы специально для них продолжим выпускать древние автоматические коробки передач: чтобы переключались мееедленно, печааально… ну, то есть так, чтобы всё как в Америке шестидесятых годов. Или нет, постойте! Какая, к черту, Америка? Там брали диким объемом кубических дюймов, а наш предел — пара литров, не больше. Вот пусть и катаются на двухлитровых моторах: в сочетании с древними коробками эффект окажется особенно впечатляющим! Клиент всегда прав! А мы работаем для клиентов. Правда, даже при таком подходе двадцать секунд с места до ста не обещаем, но секунд пятнадцать — почему бы и нет? Мазут вместо масла? Гм… гм-гм! Тоже не выйдет: масло даже этим занудам придется покупать. Миллион километров? А вот это уж точно дудки! Если каждый на одном моторе будет проезжать миллион, как же мы обеспечим рост продаж? Что скажут акционеры?

Ибо — да: рыдавшие над происходившей технической революцией зануды в своих стенаниях напрочь забывали о главном. А именно о том, что прибыль — основа основ любой корпорации. Что никакая корпорация по доброй воле не станет работать в убыток себе. Что, наконец, у каждой корпорации есть владельцы: многочисленные акционеры, перед которым раз в год необходимо отчитываться о «проделанной работе», то есть о работе, проделанной на благо их, акционеров, кошельков. Можно было сколько угодно плакаться об уходивших в прошлое способных отходить по миллиону километров моторах, на сами процессы эти рыдания уже не могли оказать никакого влияния! Если одна компания гребет лопатой деньги в том числе и на том, что век ее продукции существенно сократился, другие компании вынуждены поступать так же. Иначе — конец. А коли так, неумолимая логика подсказывает: неважно, какие моторы стоят под капотами автомобилей той или иной марки — турбированные или атмосферные; важно то, что по своей надежности — или, если угодно, ненадежности — они ничем друг от друга не отличаются!

Получалась забавная штука. Сторонники новшеств (вроде того же Йорика) легко расставались с деньгами, приобретая машины с чумовыми, если так можно выразиться, характеристиками, каковые характеристики как раз и обеспечивались теми самыми новшествами, тогда как зануды и ретрограды платили за старье, за, в сущности, отжившие своё технологии и получали — за свои-то кровные! — автомобили, не только неспособные в повседневной эксплуатации доставить хоть какое-то удовольствие, но и ровно настолько же ненадежные или, во всяком случае, ничуть не более надежные, чем автомобили сторонников современности! Эти пенсионеры в душе (даром что многим из них до пенсии было как до Луны пешком) кучковались по виртуальным клубам, в которых — глядя на задор сторонников современности — пытались самих себя убедить в правильности сделанного ими выбора. Йорик, однажды зайдя на страничку такого клуба (по наводке еще одного приятеля — невероятно строгого в быту, но совершенно безбашенного во всем, что касалось автомобилей: он владел редкой даже для Москвы Ауди RS 7 Спортбэк, на которой выписывал невероятные кренделя по дорогам общего пользования, никого и ничего не стесняясь) — Йорик, зайдя по его наводке на страничку одного из клубов зануд, провел совершенно восхитительный вечер, зачитываясь сообщениями владельцев машин, марку которых мы — во избежание скандала — называть не будем. Эти люди умудрялись в соседних темах писать буквально следующее:

— Народ, подскажите, это нормально, что у меня при пробеге в 12 тысяч километров загорелся «чек», приборная панель светится контрольными лампами как новогодняя ёлка, а тачка не едет вообще? Под капотом всё залито маслом, прямо как будто что-то взорвалось!

— Бу-га-га! Народ! Общался сегодня с владельцем Тиги², поржал над тем, как он масло в движок доливал! Прикиньте? Чувак возит с собой канистру специально на долив!

— Всем привет! Встал сегодня на МКАД. Загорелся «чек», остановился, вышел, под машиной лужа масла! Пробег — 18 тысяч!

— Один знакомый на Гольфе поехал менять по гарантии турбу³! Отходила всего сорок «К»⁴! Нафиг-нафиг турбированные движки! Лучше атмосферника еще никто ничего не придумал!

— Ребята, посоветуйте, как быть… При пробеге в 23 тысячи километров оборвался ремень ГРМ. Клапаны встретились с поршнями. Дилер говорит, что случай негарантийный: мол, я сам виноват. Якобы нарушил условия эксплуатации…

— Вчера соседкина Шкода с мотором TSI превратилась в овощ. Походу, сдохла турбина! Соседка в истерике!

— Сидел в гараже, от нечего делать глянул на ремень ГРМ. Всё в норме! Пробег сорок одна тысяча, а на ремне всего пара поперечных трещин длиной 6 миллиметров… буду, конечно, приглядывать, но не критично! До ТО точняк доходит!

Само-собою, ремень до ТО «точняк» не доходил: Йорик натуральным образом ржал как лошадь, читая более поздние сообщения от этого же человека! Ржать, конечно, над чужой бедой было со стороны Йорика не очень-то красиво, но ничего поделать с собою Йорик не мог: его так и распирало.

Тем не менее, несмотря на всю абсурдность ситуации, мир и вправду разделился на два противоположных лагеря. И вслед за этим на два же лагеря разделились автопроизводители. Те из них, которым ежегодные отчеты перед акционерами застили фантазию и мозги, сосредоточились на воспроизводстве старины, разве что «подретушировали» эту старину так, чтобы она жила не столько же, сколько английские газоны: то есть не вечно. А те, которым акционеры препятствовать не могли, вовсю пустились в инновации. Так что вышла еще одна забавная штука: публичные компании оказались в арьергарде, а компании с «монолитными» по преимуществу капиталами вырвались вперед. Возглавил же странную для двадцать первого века гонку Фольксваген; точнее, Группа Фольксваген, то есть не одно из ее подразделений, а концерн целиком. Активно внедряя свои разработки в жизнь, Фольксваген настолько далеко оторвался даже от ближайших преследователей, что те схватились за головы и, не имея возможности биться честно, пустились во все тяжкие на поприще клеветы. Особенно японцы принялись усердствовать. Тот же Йорик однажды собственными глазами видел невероятно омерзительный образчик черного пиара: какой-то австралийский клоун — якобы известный в Австралии журналист (может, и вправду известный, но тем хуже для него) — уверял аудиторию в том, что покупка Фольксвагена Гольф сродни русской рулетке: бах! — и погиб. Мол, страшная, кошмарная, опасная машина: специально для тех, кому надоела жизнь! А вот Мазда 3 — это «О!» Мазда 3 — лучший выбор для нормального человека! Не покупайте Гольф! В нем нет абсолютно ничего из того, что могло бы оправдать покупку! Выбирайте Мазду 3: Мазда кладет Гольф на обе лопатки!

Разумеется, положить инновационный Гольф не то что на обе, но хотя бы и на одну лопатку (если такое вообще возможно) никакая Мазда 3, основанная сплошь на древних технологиях, не способна в принципе. Йорик слушал разглагольствования австралийского клоуна и поражался: сколько заплатили этому вруну? А потом до него дошло: «Ба!» — подумал Йорик. — «Да ведь все вообще скандалы последних нескольких лет, раздутые вокруг ВАГа⁵, инициированы японцами! Теми самыми, президенты корпораций которых, размазывая сопли по собственным лицам, то и дело каются в прямых эфирах: то из-за того, что утаили массовый и смертельно опасный дефект, то из-за того, что как-то еще надули потребителей! Но главное, главное — корпорации которых настолько погрязли в прошлом, что напрочь и, возможно, уже навсегда проиграли битву за прибыль! Там, где ВАГ, благодаря своей смелости, деньги гребет шагающими экскаваторами, японцы из-за своей консервативной трусости едва-едва подбирают мелочь детскими совочками!»

— А как же гибриды? — спросит читатель. — Как же электромобили? Разве эти чудеса современности Йорику в голову не пришли? И разве не японцы являются лидерами в этих процессах? И американцы? Та же Тесла, например?

На это мы ответим так: чхать хотел Йорик и на гибриды, и на электромобили. И те, и другие Йорик считал не более чем маркетинговым обманом, с будущим нашей планеты, с будущим автомобиля не имеющим ничего общего. На взгляд Йорика, не было никакой технической революции ни при создании гибридов вроде «Приуса», ни при создании электромобилей вроде той же Теслы Model S. Велика заслуга — набить подполье автомобиля кучей аккумуляторных батарей! Ровно то же делали еще на заре автомобильной эры. Ровно то же делал русский инженер Романов⁶: его машина по своей сути — та же Тесла. Только Тесла выглядит как современный нам автомобиль, а машина Романова — как безлошадный экипаж. А если сравнивать еще и по качеству… Роскошь отделки романовских машин и плохонькие отделочные материалы Теслы, словно подобранные на ближайшей помойке — это в чью пользу? А еще Йорик мог бы сказать, что машина — не гаджет. Мало к четырем колесам приделать кучу дисплеев и доступ в интернет, чтобы эти четыре колеса превратились в инновационный автомобиль!

***

Итак, Йорик нажал на газ, и Ауди, питаемая добрым бензином и взбадриваемая турбиной, легко полетела вперед. Однако почти тут же пришлось притормозить: шедший впереди рейсовый автобус — первая намеченная Йориком «жертва» — начал заходить в пологий, но слепой поворот, совершать обгон в котором было бы самоубийством. Но едва поворот завершился, Йорик, по-прежнему чуточку щурясь, бросил машину на встречную полосу и, не смущаясь отчаянным миганием фар шедшего в лоб автомобиля, завершил маневр. Ауди Йорика и встречная машина разошлись, что называется, тютелька в тютельку. Это было опасно, но такая опасность, по мнению Йорика, «укладывалась в рамки»: оба водителя видели друг друга, оба имели возможность что-то предпринять. Встречный — сбавить ход, Йорик, напротив, скорость еще увеличить. Главное при таком «разъезде», чтобы нервы ни у кого не сдали: чтобы никто не начал крутить рулем, пытаясь уйти от неизбежного, казалось бы, столкновения.

Говоря строго, такая манера езды — сугубо на наш личный взгляд — должна быть наказуема. За такую манеру езды нужно давать по шапке независимо от того, какие оправдания способен придумать нарушитель. Но, как ни странно, действующие в России правила дорожного движения никак подобные ситуации не комментируют и, как следствие, действующий же в России Кодекс об административных правонарушениях тоже как воду в рот набрал: формально-то никакого нарушения нет! Линия разметки прерывистая? Прерывистая. Значит, можно выезжать на встречную полосу. А то, что по встречной полосе движется автомобиль, так это — на усмотрение обгоняющего, поскольку правила требуют всего лишь убедиться в безопасности совершаемого маневра. И если какой-нибудь Йорик, выходя на обгон, считает, что этот маневр рискованным не является, доказать обратное возможности нет. Разве что и вправду машины разобьются: одна или обе — неважно. Вот если они разобьются, тогда — по факту — будет и нарушение. Не разбились — проехали!

Йорик хорошо это знал, но — опять же, говоря строго и по совести — руководствовался не только, а точнее, не столько этим соображением. Прежде всего, Йорик знал, что стандартная ширина дороги такого класса, каким является Кубинское шоссе, составляет, не считая обочин, порядка семи метров, то бишь эти семь приблизительно метров целиком приходятся на проезжую часть. Ширина же «среднестатистического» легкового автомобиля не только, как правило, не превышает пары метров, но и существенно меньше пары. Например, ширина Ауди А4 — «всего» метр восемьдесят шесть. Таким образом, на формально двухполосной дороге с изрядным — под два метра! — запасом могут разместиться три легковых машины, что делает рискованные обгоны куда более предсказуемыми и безопасными, хотя и при определенных условиях. Важнейшим из которых как раз и является общее спокойствие оказавшихся в такой ситуации участников дорожного движения! И, конечно, готовность обгоняемого не жаться к осевой линии разметки, а несколько принять к обочине. Правда, в случае с обгонами автобусов это «правило» не работает или почти не работает: автобусы существенно шире легковушек, и даже если считать «впритык» (что вообще-то категорически недопустимо, поскольку уже и является столкновением), никак не получится, чтобы на семи метрах проезжей части не то чтобы разъехались, но хотя бы просто уместились автобус и две легковых машины!

Йорик обгонял автобус, то бишь совершил маневр, в им же самим давно усвоенное «правило» не укладывавшийся. Но задачка имела другое решение, являясь простым математическим уравнением. Даны: скорость автобуса и его габаритная длина, скорость сближения встречных машин и дистанция между ними. Мгновенный ответ — «успеваю!» А если учесть еще и то, что водитель встречного автомобиля наверняка и скорость сбросил, выпустив пар в моргание фарами, «успеваю» выходило с запасом. Опасный маневр — безусловно. Маневр, за который морду бить нужно. Но… просчитанный и потому завершившийся благополучно. Ощутив, как Ауди вздрогнула под ударом воздушной волны от встречного автомобиля, Йорик, продолжая щуриться, вернулся в свой ряд⁷.

Дальше, едва автобус остался позади, пошло легче. Вперед убегала вереница почти сплошь легковых машин, причем машин небольших: всё-таки в России, по крайней мере в ее Европейской части, самый популярный «размерчик» — это сегмент «С» по европейской же классификации, то есть такие машины, как Пежо 308, Форд Фокус, Опель Астра, Фольксваген Гольф. Длинные и широкие лимузины у нас, разумеется, обожают, но, к счастью, они далеко не каждому по карману, а потому и на дорогах таких, в общем-то, раз, два и обчелся. Что же до машин вроде собственной йориковой Ауди (всего-то А4), «трешек» БМВ, Мерседесов С-класса, всевозможных Тойот Камри и Ниссанов со странным названием Теана, то их хотя и немало, но всё-таки много меньше, чем тех же «народных» Фокусов или Астр. И еще меньше автомобилей настоящего бизнес-класса: «пятерок» БМВ, Ауди А6, Мерседесов Е. Правда, есть еще и всевозможные «паркетники», не говоря уже о здоровенных «джипах», и вся эта камарилья в обычную классификацию укладывается не очень; кроме того, в последние годы наши сограждане словно взбесились, обычным легковушкам всё больше и больше предпочитая то, что гордо величают «внедорожниками», но что на самом деле является не более чем приподнятыми универсалами или даже хэтчбеками, однако… на удачу Йорика и таких в тянувшейся перед ним веренице попутных машин практически не было. И на встречу валили сплошь «Фокусы», «Астры» да старенькие «Пассаты», каковые «Пассаты» по современным меркам уже никак не относились к сегменту «Е».

Одну за другой, Йорик обходил попутные машины. Одна за другой, встречные моргали ему фарами, но в целом обстановка уже не была такой напряженной, как в «деле с автобусом». Стрелка спидометра в машине Йорика металась, как сумасшедшая, между сотней — пристраиваемся в попутный багажник после обгона — и ста шестьюдесятью – ста восьмьюдесятью: снова несемся по встречной! В такт стрелке спидометра по всей шкале носилась и стрелка тахометра. Сама же Ауди шла причудливыми зигзагами: короткие «галсы» в «свой» ряд, длинные по встречке. Но уже через несколько минут этой езды скорость снова пришлось сбросить. И снова — как и в Таширово — основательно: до шестидесяти – семидесяти километров в час.

Ауди Йорика въехала в Головеньки.

***

Современные Головеньки — небольшая, тесно жмущаяся к шоссе деревушка с постоянным населением, согласно переписи 2010 года, в двадцать семь человек. Впрочем, к деревне почти вплотную примыкают несколько так называемых садовых товариществ, что делает хотя бы сезонное — если уж не постоянное — население этого места куда как более значительным. Садовых товариществ с дороги не видно — имеются только указатели подъездных дорог, — но сама деревенька как на ладони.

Может показаться, что этимология названия деревни — «Головеньки» — тесно связана с головешками, с пожаром, с чем-то, что некогда уничтожило прежнее поселение, возможно, совсем иного имени. Во всяком случае, это — первое, что приходит на ум, а взгляд по сторонам только укрепляет наблюдателя в этом предположении. Так как — смотри, не смотри — ни одного хоть сколько-нибудь старого дома в деревне попросту нет. Всё — сплошь застройка современная, «дачной архитектуры», либо советского, послевоенного времени. Если во многих других подмосковных деревнях и поселках дореволюционные дома — крестьянские, господские, иных поселенцев — не редкость, можно даже сказать — обыденность, то в Головеньках ничего подобного нет.

Подтверждают предположение о связи названия с пожаром и старые карты, никаких Головенек между Кубинкой и современным Нарофоминском (Нары Фоминские до революции) не знающие. Однако на картах имеется сельцо Головенкено, а в описи селений и жителей Московской губернии, составленной незадолго до памятного 1861 года — сельцо 2-го стана Верейского уезда Головинкино: 13 дворов, 32 души мужского пола и 37 женщин, в шестидесяти верстах от столицы, в тридцати пяти — от уездного города, на проселочной дороге; владелица — княгиня Зоя Михайловна Волконская (урожденная Кудрявцева).

В том, что все три сельца — современные Головеньки, Головенкено карт Московской губернии второй половины XIX столетия и Головинкино описи селений от 1852 года — в том, что всё это — одна и та же деревня, сомнений нет. Все они соседствуют с деревней Малые Семенычи, каковое название — Малые Семенычи — для Московской области уникально. Да и вряд ли могло получиться так, чтобы на одной и той же «проселочной дороге» — дороге от Наро-Фоминска до Кубинки, — аккуратно между Акулово и съездом на Таширово, в непосредственной близости (менее километра) от деревни с причудливым названием «Малые Семенычи» расположились три сельца с на удивление схожими названиями: Головеньки, Головенкено, Головинкино! Получается, к пожарам название никакого отношения не имеет? Получается, налицо — естественный процесс «упрощения», мало-помалу трансформировавший Головинкино в Головеньки?

Возможно. Об этом же свидетельствуют и уже советские, но якобы еще довоенные⁸ карты района, на которых Головеньки — именно Головеньки, а не как-то иначе. И всё же «народное опрощение», естественное свойство живого языка сокращать и упрощать имена и названия всегда, когда это возможно, в данном конкретном случае — если оно было вообще — оказалось пророческим. Если «Головинкино» — это, несомненно, от «головы»; если «Головенкено» — не более чем грамматическая форма изменившихся требований письма, то «Головеньки», как ни крути, «головня», «головешка» — слово пусть и однокоренное с тою же «головой», но смысл имеющее совершенно другой: печальный, трагичный, даже зловещий.

Однако столь странное упрощение не давало нам покоя: как могло получиться, чтобы народ, обыкновенно столь чуткий к значению слов и напрочь несклонный собственным жилищам давать прозвания ужасного провидческого смысла, в случае с Головеньками всё же поступил именно так? Ответ оказался на удивление прост: те карты, которые ныне под видом довоенных имеют широкое хождение в «Сети», в действительности составлены уже после войны. Да: в их основе — и впрямь предвоенные карты. Да: на их титулах в качестве дат указаны предвоенные годы. А вот названия, использованные в них для населенных пунктов, с предвоенными годами уже не всегда соотносятся. Все эти карты используют названия, образовавшиеся и устоявшиеся уже после войны или в последние ее периоды. Как правило, непосредственно к сорок пятому году. Но Головеньки и здесь — небольшое, но исключение.

Как нам удалось установить, впервые это название «по-настоящему», то есть в самом прямом его значении, было использовано только в конце 1941 года, а свое отображение на подлинных картах оно нашло лишь в 1942 году. До этого времени деревня на подлинных довоенных картах, вплоть до последнего, сорокового года, выпуска называлась Головенькино, что, как мы видим, и в самом деле является не более чем естественным упрощением, причем упрощением, в данном случае связанным не только с процессами, происходящими в живом русском языке, но и с проведенной советской властью реформой орфографии. Что же случилось дальше?

А дальше, как известно, война и была. К осени сорок первого года фашистская армия вышла на рубежи Москвы. Одной из главных линий обороны стала протяженная «дуга» от Можайска до Наро-Фоминска, включавшая в себя и многочисленные деревушки, по факту оказавшиеся на передовой. В конце октября, под натиском пятикратно превосходивших сил противника, пал Наро-Фоминск. Первого декабря 258-я и 292-я пехотные дивизии немцев — при поддержке танковых батальонов и бомбовой авиации — прорвали оборону нашей 222-й стрелковой дивизии и, пройдя через Таширово, к двум часам дня вышли на Кубинское шоссе. Еще через несколько часов немцы рапортовали о взятии Акулово — важнейшего населенного пункта перед Кубинкой, — а незадолго до того прошли и Головенькино, оставив в нем 478-й пехотный полк 258-й дивизии и тридцать танков. Вероятно, именно тогда был стерт с лица земли так называемый «господский дом» — усадьба бывших владельцев деревни.

Из Головенькино полк и танки повернули на проселок — в центр Алабинского военного полигона, — укрепились на господствовавшей над полигоном высоте («Прожекторной», высота 210,8) и, имея эту высоту в качестве оперативного тыла, утром следующего дня попытались совершить прорыв в направлении Киевского шоссе.

Попытка провалилась. К вечеру третьего декабря наши 136-й и 140-й танковые батальоны под командованием полковника Михаила Павловича Сафира и при поддержке двух рот 23-го лыжного батальона, в сложнейших условиях наступавших сумерек, из-за чего танкисты не имели возможности точного прицела, выбили немцев с высоты, и те, бросая технику, ринулись обратно в Головенькино. Однако уже утром четвертого декабря 136-й и 140-й танковые батальоны РККА вошли в деревню: немцы, побросав уже абсолютно всё, припустились дальше.

Всем известна чудовищная, никакими тактическими соображениями не оправдываемая жестокость гитлеровцев, как при наступлениях, так и при отступлениях разрушавших всё на своем пути. Поэтому с нашей стороны вряд ли будет несправедливостью допустить, что именно они — беглые остатки 458-го пехотного полка 258-й дивизии — до основания спалили Головенькино, воспользовавшись небольшим перерывом между собственным ночным бегством до деревни и утренним приходом в нее же советских батальонов. Однако — из той же справедливости — необходимо упомянуть и то, что ровно тем же утром четвертого декабря, когда 136-й и 140-й танковые батальоны входили в Головенькино, они трижды подверглись бомбардировке с воздуха: наша, советская, авиация ошибочно приняла их за противника. А значит, возможно и то, что Головенькино было сожжено и нашей же собственной авиацией.

Как бы там ни было, но именно четвертого декабря 1941 года Головинкино-Головенкено-Головенькино приобрело свое современное название — Головеньки. И это название — не предвидение будущего, не следствие естественного в народе упрощения, не странное употребление зловещего слова в качестве имени для населенного пункта, а память. Память о нескольких днях злодейств одних и геройства других. Злодейств фашистов и геройства советских солдат. А также — память о том, что не все раны излечиваются до конца: иногда случается так, что шрам от раны сохраняется навсегда.

***

В современных Головеньках есть только одна «достопримечательность» — заправочная станция неизвестного бренда, недавно построенная и открытая по правую руку от дороги, если ехать в сторону Минского шоссе. Но в то утро, когда в Головеньки въехал Йорик, станции еще не было: вместо нее до лесополосы протирался пустырь.

Шедшая впереди Йорика машина, не сбавляя ход, поехала дальше, а Йорик, как мы уже сказали, скорость сбросил: километров до шестидесяти в час. Домики деревни настолько близко подходят к дороге, обочины перед ними настолько узки, что рисковать на кого-нибудь наехать Йорик не хотел. Ведь даже несмотря на то, что нынешние Головеньки постоянным населением меньше того, каким оно было еще в середине XIX века, деревня обитаема, а стало быть, в любой момент из придорожного домика и чуть ли не прямиком на дорогу могут выйти человек или броситься какое-нибудь животное. Кроме того, в паре мест — обычно вблизи автобусной остановки — кто-нибудь обязательно чем-нибудь торгует: утро ли, день ли, вечер — неважно. Случайное движение рулем, неосторожный или вынужденный, инстинктивный маневр и — всё: бабульки, вёдра с яблоками или картошкой окажутся на капоте. Только совершенный дурак или совершенная скотина, въезжая в подобную Головенькам деревню, может мчаться так, как если бы по сторонам было чистое поле!

Ни совершенным дураком, ни совершенной скотиной — осмелимся сказать — Йорик не был. Да, если посмотреть со стороны и непредвзято, он мог совершать не вполне адекватные обстановке поступки, мог идти на риск и действовать слишком уж грубо, вынуждая встречных водителей переживать не самые приятные мгновения в их жизнях. Но так, чтобы заведомо и без всякого, хотя бы хиленького расчета, оставлявшего окружающим надежду на благополучный исход — нет. Примерить на себя шкуру заведомого убийцы Йорик не желал. Более того, даже оказавшись под сильным давлением обстоятельств, даже отчаянно спеша, он всё-таки прижал ногою педаль тормоза, а когда скорость снизилась до шестидесяти километров в час, осуждающим взглядом проводил стремительно уходившую в отрыв машину:

— Ну и баран, прости, Господи! — пробормотал он и припомнил еще одну историю: совсем недавнюю; может быть, месячной давности.

Тогда тоже было утро, но не солнечное и жаркое, а хмурое, темное, валившееся на дорогу проливным дождем. Прекрасно зная предельные возможности своего автомобиля, обутого в покрышки, купленные по результатам тщательного изучения сравнительных тестов, Йорик — на прямике до Головенек — уверенно держал сто двадцать. Временами помаргивала контрольная лампа системы курсовой стабилизации, но это было не страшно: это пыталась уйти в занос задняя ось машины, тогда как на залитой потоками воды дороге основную опасность даже для напичканного самой современной страхующей электроникой автомобиля представляет аквапланирование. Это когда покрышки, не справляясь с отводом воды по ламелям, натуральным образом всплывают над дорогой. В такой ситуации не может помочь никакая электроника: водитель полностью теряет над машиной контроль, машина становится совершенно неуправляемой. Особенную опасность в дождь — и уж конечно, в сильный дождь — представляют низины между подъемами дороги, повороты (в них вероятность «всплытия» резко повышается), колейность. Колейность — вообще беда российских дорог. Даже по сухой погоде продавленные в покрытии колеи создают угрозу потери управления, а в дождь — тем паче. В дождь колеи превращаются в своего рода ванны, наполненные никуда не уходящей водой: если само по себе дорожное покрытие, как правило, имеет специальные уклоны в сторону обочин как раз для отвода воды, то колеям всё по фиг — они на дороге живут сами по себе и по собственным законам. Но еще хуже то, что колейность чаще всего — следствие активной «грузовой» езды, то есть ее ширина — ширина среднестатистического грузовика (тех же фур, например), а не легкового автомобиля. Если грузовик, идущий по исполосованной колейностью дороге, более или менее удерживается именно в них, в колеях, то легковая машина — нет. Если колеса грузовика по этой причине на мокрой дороге почти всегда имеют одинаковый коэффициент сцепления с дорожным покрытием, то колеса легковой машины то и дело попадают на участки с разными коэффициентами: допустим, левые колеса, оказавшиеся в колее, уже норовят «всплыть», теряя контакт с дорогой, тогда как левые продолжают за дорогу «цепляться». Это приводит к тому, что легковушку постоянно норовит развернуть в сторону более «цепких» колес. Вкупе с эффектом аквапланирования это уже не просто риск внезапной потери управления, а риск смертельный. «Всплывшая» и одновременно с этим ушедшая в занос машина может оказаться и под встречным многотонным грузовиком, и в объятиях придорожных столба или дерева. Или выброшенной на ту же автобусную остановку в тех же Головеньках. Потому что дорога между Наро-Фоминском и Кубинкой, дорога непосредственно в Головеньках именно такова — с колейностью, образованной тяжелыми фурами, срезающими путь между Минским и Киевским направлениями.

Йорик, зная особенности данной конкретной дороги и предельные возможности своей Ауди, обутой в без дураков хорошие покрышки, уверенно держал сто двадцать. Временами, как мы уже сказали, на панели приборов вспыхивала сигнальная лампа системы стабилизации курсовой устойчивости, но это Йорика не беспокоило. А вот что его беспокоило не на шутку, так это — фары мчавшейся позади попутной машины. Разобрать ее марку в пелене дождя Йорик не мог, но достаточно тусклый свет галогенок его смущал: шедшая за Ауди машина явно относилась к «экономическому» классу или, по крайней мере, ее владелец сэкономил на многом из того, на чем экономить категорически не следует. В том числе — на хороших фарах⁹.

Сто двадцать километров в час — нешуточная скорость на мокрой, скользкой, изуродованной колейностью дороге. И если уж даже оснащенная всей вспомогательной электроникой Ауди нет-нет да и взбрыкивала, то что говорить о машине, лишенной, возможно, и половины доступных для современной Ауди электронных «ошейников» и «страховок»? В общем, Йорик с беспокойством поглядывал в зеркало заднего вида, опасаясь того, что неизвестную машину с откровенно дешевыми фарами попросту выбросит в кювет! Он, думая, что водитель попутной машины всего лишь одержим встречающимся у людей определенного психического склада — особенно у молодежи — задором — задором при виде кого-то, с кем можно «посоревноваться» в лихачестве, — даже чуточку притормозил: пару раз коротко моргнув стоп-фарами и плавно снизив скорость со ста двадцати до круглой сотни. Однако, к его изумлению, быстро подкатившийся под багажник Ауди неизвестный автомобиль не только не поступил так же, но и принялся отчаянно моргать фарами, требуя уступить дорогу! Теперь, когда попутная машина вплотную приблизилась к Ауди, стало видно, что это и в самом деле недорогой автомобиль: корейский Cruz, соплатформенный псевдо-немецкому Опелю Астра и собранный, очевидно, в «подпитерском» Всеволожске. Сказать, что Йорик поразился до глубины души — не сказать ничего.

Выйти на обгон «кореец» не мог: встречное движение было активным и плотным. Йорик опять увеличил скорость до ста двадцати, но «корейцу» уже и этого было мало: он продолжал наседать на багажник и моргать фарами. Однако на эту провокацию Йорик не поддался, а там и Головеньки показались впереди.

Если подъезжать к Головенькам со стороны Наро-Фоминска, дорога сначала довольно круто уходит вниз, а затем идет на такой же, довольно крутой, подъем. В проливной дождь — пренеприятнейшее место! И — опасное. В подошве между «холмами» собирается вода, плюс — колеи, плюс — поперечные, невесть откуда постоянно берущиеся трещины, напоминающие «стыковочные» швы, как если бы дорога была уложена из плит, а не покрыта обыкновенным асфальтом. На этих швах автомобиль содрогается и шлепает покрышками со звуком мчащегося по рельсам локомотива.

Йорик опять коротко моргнул стоп-фарами, а затем и вовсе нажал на тормоз, снижая скорость так, чтобы с подъема в «подошву» въехать не быстрее километров восьмидесяти в час. Водитель «корейца» также был вынужден снизить скорость.

В Головеньки обе машины въехали на чинных и законных шестидесяти. Но дальше произошло невероятное. Внезапно — как по мановению волшебной палочки — встречный поток автомобилей иссяк. Cruz, несмотря на то, что деревня, несмотря на то, что вплотную к дороге жмутся дома, несмотря на то, что видимость даже на шестидесяти из-за сильного дождя оставляла, мягко говоря, желать лучшего, вывалился на встречную полосу и пошел на обгон. Какую скорость он успел набрать перед неизбежным, теперь уже сказать невозможно, но тогда Йорику показалось, что не меньше ста: уж очень быстро он пошел в отрыв.

Протяженность Головенек вдоль дороги невелика: с полкилометра; может, метров семьсот, не больше. Но и этой дистанции «корейцу» хватило на то, чтобы прилично ускориться. Ближе к выезду из деревни есть довольно коварный — вроде бы небольшой кривизны, но, тем не менее, слепой — поворот, к которому «кореец», догнав еще одну машину, и подлетел на тех приблизительно ста километрах в час, которые «в уме» отметил Йорик. Несмотря на явное безумие маневра (как и до этого несмотря ни на что), водитель «корейца» выскочил на встречную полосу и тут же едва не столкнулся лоб в лоб с рейсовым автобусом. Вильнул обратно и, видимо, попав колесами одного из бортов в залитую водой колею, «кореец» «всплыл», развернулся поперек дороги и — на тех же примерно ста километрах в час — беспомощно заскользил к обочине. Еще через секунду он грохнулся о старое могучее дерево и сложился пополам.

Конечно, на момент удара скорость была уже частично погашена: за счет какой-никакой, а всё-таки силы трения. Но и той скорости, с какою «кореец» обнял столетнее дерево, хватило для того, чтобы последствия удара оказались ужасными: то, что еще секунду назад являлось автомобилем, прямо на глазах Йорика и других невольных свидетелей превратилось в груду искореженного металла. На десятки метров вокруг дорогу усыпало обломками пластика и крошевом битого стекла.

Йорик остановился. Выскочил из машины под проливной дождь и бросился к месту аварии. Там же к нему присоединились и другие мужики: водитель той машины, которую Cruz настолько неудачно попытался обогнать и пассажиры рейсового автобуса. Совместными усилиями им удалось вскрыть пассажирскую дверь «корейца», но представшее их взглядам зрелище убило теплившуюся надежду: водитель Круза — хоть в чем-то удача: он был в машине один — даже не выглядел живым. Как только дверцу удалось вскрыть, на дорогу, смешиваясь с дождевой водой, полилась кровь. Оторванная голова водителя Круза прокатилась по искореженной передней панели и упала на пассажирское сиденье.

— Господи! — выдохнул кто-то.

— Египетская сила! — процедил кто-то еще.

Йорик сглотнул, моргнул, провел тыльной стороной ладони по мокрому от дождя лбу и, медленно достав из кармана телефон, принялся набирать «112».

***

На выезде из Головенек гонка со временем возобновилась. Йорик легко догнал ушедшую было в отрыв легковушку, обошел ее и, не видя вообще никакого встречного движения, встревожился. Ауди (стрелка спидометра — на ста восьмидесяти) летела по совершенно пустой встречной полосе, оставляя справа и позади попутные машины. Иногда какие-то из них включали левые поворотники, показывая, что тоже не прочь прокатиться по встречке, дабы обогнать особенно медлительных «товарищей», но Йорик жал на клаксон, Ауди басовито гудела, поворотники гасли. Однако на сердце у Йорика легче не становилось: полное отсутствие встречного движения четко указывало на одно — закрылся железнодорожный переезд через перегон Бекасово — Акулово¹⁰.

Этот переезд вообще был сущим бедствием Кубинского шоссе, вернее, он таковым и является. Даже если отбросить в сторону то, что иногда его закрывают на ремонт — на день, на два, на несколько дней, — обрывая единственную связь между Кубинкой и Наро-Фоминском, его работа и без таких эксцессов носит самый непредсказуемый характер. В отличие от переездов на магистральных железных дорогах, время открытия и закрытия которых подчиняется более или менее жесткому расписанию и потому является более или менее предсказуемым, переезд на перегоне Бекасово-Акулово закрывается как Бог на душу положит. По крайней мере, именно такое впечатление складывается у всех, кто вынужден ездить по Кубинскому шоссе. Пассажирскими поездами этот перегон практически не используется — редкие и почти всегда полупустые «сокращенные» электрички не в счет, — а грузовые составы, формируемые на крупнейшей в Подмосковье сортировочной станции Бекасово или, напротив, следующие к ней, способны взяться «из ниоткуда» в любой момент. Не меньше проблем автомобилистам доставляют и грузовые составы, формируемые в Акулово — на принадлежащем «Армаде-А» терминале. Точно так же, как сортировочная станция в Бекасово является крупнейшей из подобных в Подмосковье, терминал «Армады» в Акулово — крупнейшая перевалочная база для новеньких автомобилей. Сюда они приходят на автовозах с региональных складов импортеров и производителей, отсюда же они укатывают во все регионы России в специальных железнодорожных вагонах. Бывает и так, что сюда они поступают в вагонах, а на автовозах «разъезжаются» по дилерским складам Подмосковья. Кроме того, именно этот перегон — Бекасово-Акулово — активно используется для распределения по разным направлениям (скажем, с Киевского на Белорусское) нефтеналивных составов. Стоя перед закрытым шлагбаумом, именно здесь нередко можно наблюдать такую картину: «впряженный» в шестьдесят-семьдесят цистерн локомотив медленно и печально тащит «черное золото»; цистерны то новенькие, блестящие, окрашенные самым новомодным образом и щеголяющие на своих бортах названиями различных компаний; то старые, еще едва ли не советских времен производства, потускневшие, характерного еще для советских цистерн беловато-бежевого оттенка, замаранные потеками нефти, с названиями компаний, едва различимыми под этими потеками. Локомотив тужится, пыжится, помощник машиниста свешивается из окошка, тревожно оглядываясь назад, цистерны еле-еле влачатся: даже перестука колес практически не слышно, нет веселого перестука колес. Лишь тихое и едва уловимое — тук… тук-тук… тук… И всё это время, все эти драгоценные для автомобилистов минуты — какие минуты! Четверть часа, двадцать минут! — безумолчно «играет» трель сигнала опасности, а запись женского голоса твердит: «Внимание! Поезд по второму пути! Внимание! Поезд по второму пути!» Служительница переезда стоит в оранжевом жилете подле своей крошечной будки с парой зарешеченных окошек и внимательно за всем этим действом наблюдает. Что же до водителей скопившихся по обе стороны переезда машин, то они… кто как и в зависимости от погоды: в дождь, в мороз, в снегопад — сидят по своим машинам и носа на улицу не кажут. А в ясные, приятные деньки толпами бродят вдоль «очереди», покуривают, обмениваются новостями и не слишком веселыми шутками.

Помимо непредсказуемости и медлительности, этот переезд отличался — отличается — еще одной неприятной особенностью: он может быть закрыт всего лишь потому, что поезд… не движется, а стоит, и не на самом переезде, а метрах в двухстах-трехстах от него — подле «акуловской» станции. То ли требования безопасности такие, то ли что-то еще, но факт остается фактом: шлагбаум закрыт, светофоры мигают красным, устройства заграждения переезда приведены в полную боевую готовность, то есть подняты и блокируют возможность выезда на пути, сигнал опасности свиристит, механический голос надрывается своим бесконечным «Внимание! Поезд по первому пути! Внимание! Поезд по первому пути!», а поезда-то как такового и нет! Виднеется он, надменный в своей неподвижности, около станции, огни горят, но когда тронется и тронется ли вообще, только черту известно! Ожидание может быть настолько продолжительным, что — мы сами неоднократно были этому свидетелями — водители скопившихся у переезда машин теряют терпение и устраивают настоящий бунт. Служительница, как может, отбрыкивается от наседающих на нее водителей, но в итоге сдается: опускает УЗП, открывает шлагбаумы, сама выходит на пути и — очевидно, осознавая всю противозаконность своих действий и ничуть не утешаясь тем, что поступает по-человечески — напряженно всматривается в сторону станции и застывшего на ней сатанинского состава. Впрочем, бывает и так, что служительница сама, по доброй воле, видя, что движения как не было, так и нет, опускает УЗП с какой-нибудь из сторон проезжей части, с той же стороны открывает шлагбаум, и, опять же выйдя на пути, принимается — наподобие гаишного регулировщика — руководить проездом. Под ее руководством машины — штук по пять с каждой из сторон переезда — проезжают переезд «ёлочкой»: торопясь, не обращая внимания на погромыхивающие под колесами стальные плиты и выбоины около самого железнодорожного полотна.

Закрытый переезд на перегоне Бекасово-Акулово означал для Йорика возможную потерю кучи времени: сравнимую с той, какую он потерял посреди стада коров. Йорик еще поднажал, стрелка спидометра подошла к двумстам, но уже через минуту или даже меньше пришлось тормозить: показался хвост застывших в ожидании автомобилей.

***

Обычно, если переезд закрывался сравнительно ненадолго — чтобы, скажем, пропустить редкую электричку или чтобы смог проехать сформированной на терминале «Армады» состав, — хвост (если ехать со стороны Наро-Фоминска) начинался только в прямой видимости самого переезда: за сотню метров от него или около того. Но на этот раз машины останавливались задолго до переезда: километрах в полутора, не меньше. Таким образом, считая даже по самым скромным меркам, в очереди, когда к ней подъехал Йорик, скопилось не меньше двухсот – двухсот пятидесяти машин, что даже без всякого времени ожидания открытия означало застрять минут на сорок, а то и на весь час. Ни сорок минут, ни, тем более, час потери для Йорика были неприемлемы. Он, подъезжая к хвосту очереди припомнил, как однажды — с год назад или чуть больше — простоял и вовсе полтора часа: хорошо еще, в тот раз он никуда не торопился и вынужденный простой воспринял как забавное приключение. В тот раз особенно нетерпеливые водители разворачивались и уезжали в сторону Киевского шоссе, но это те, кто (подобно, кстати, и самому Йорику) ехал на Минку, а значит, в Москву. То есть, говоря проще, мог себе позволить выбрать «альтернативный маршрут» для того, чтобы попасть в столицу. Те же, кто направлялся всего лишь в Акулово или в Кубинку, или в одно из расположенных за переездом садовых товариществ, или в военную часть, то бишь в ту же, по сути, Кубинку, были вынуждены ждать. Йорик остался среди них и с ними вместе дивился происходившему: текли минуты, минуты складывались в получасы, получасы — в целый час и еще в одну половину, очередь, теряя «развернувшимися», редела и продвигалась к закрытому переезду как бы сама по себе. Это и вправду — если никуда не спешить — выглядело смешно. Как если бы опущенный шлагбаум был пылесосом, бесследно поглощавшим приближавшиеся к нему автомобили.

Но теперь Йорик не просто спешил. Он спешил так, что хотелось губы кусать от злости. И вот, завидев хвост на полтора километра растянувшейся очереди на переезд, он, тормозя, был вынужден решать: рискнуть и дождаться открытия или помчаться обратно — в Наро-Фоминск, в его уже утренние пробки, на Киевское шоссе, уже явно забитое и, к тому же, по своим тогдашним характеристикам куда как менее скоростное, нежели Минка? Осложняло выбор еще и то соображение, что, если выбрать Киевское шоссе, уже непосредственно в Москве пришлось бы либо продираться через лишние заторы на половину города, либо делать здоровенный крюк по МКАД и тоже без всякой уверенности в том, что МКАД будет ехать, а не стоять!

С двухсот Йорик сбросил скорость до сотни, потом до шестидесяти, наконец, километров до тридцати в час и медленно покатился вдоль застывших на дороге машин. Показался и сам переезд. Увидев его, Йорик принял решение: вперед! Потому что переезд хотя и был закрыт, но движение по путям уже шло: в сторону Бекасово катились цистерны, причем состав с ними уже явно наполовину или даже больше переезд миновал. Оставалось вклиниться в очередь, чтобы не возвращаться в ее хвост.

Читатель, наверняка не раз и сам оказывавшийся в подобных ситуациях — мы имеем в виду длительное ожидание в какой-нибудь пробке или в чем-то подобном, — конечно представляет, насколько сложная встала перед Йориком задача: вклиниться в очередь из людей, обозленных не только самим ожиданием, не только тем, что в ожидании потеряно столько драгоценного времени — время ведь для каждого человека имеет цену, даже если этот человек всего лишь едет в ближайший магазин, — но и наглостью иных из «попутчиков», так и норовящих «оказаться умнее всех» и то протиснуться вперед по обочине, то втиснуться в очередь с той же встречной полосы. Разумеется, в таких ситуациях можно просто наплевать на чувства обозленных людей и, сделав морду кирпичом, всё-таки вклиниться, тем более что чаще всего никакими серьезными последствиями для наглеца это не грозит: совсем немногие готовы к действенному выяснению отношений, сиречь к размахиванию кулаками посреди дороги. Чаще всего подобные действия — наплевательское отношение к окружающим — вообще не имеет для наглеца никаких последствий — даже открытой брани, поскольку брань, если она и есть, тонет в наглухо закупоренных салонах машин. Однако, чтобы поступать именно так, нужно обладать совершенно определенным складом характера или, говоря проще, быть обыкновенной равнодушной свиньей. Морда кирпичом и пустые, ничего не выражающие глаза — удел далеко не всех. И хотя иной раз, глядя на обилие тех же «обочечников», в этом поневоле начинаешь сомневаться, это всё же — и к счастью — именно так. Просто, как говорится, свиньи, при всей своей немногочисленности, расставлены так ловко, что натыкаешься на них на каждом шагу!

Быть свиньей Йорика коробило. Иногда, чего уж греха таить, приходилось ему и свиньёй бывать, но всякий раз после этого Йорик впадал в уныние: его настроение надолго портилось, мысли в его голове начинали вращаться самые неприятные, совесть, поднявшись в полный рост, угрызала его без всякой пощады. Что угрызения совести, что скверное настроение Йорик терпеть не мог. Он вообще предпочитал находиться в ладу с окружающим миром и жить так, чтобы окружающий мир доставлял ему удовольствия без всякого к тому принуждения. И вот теперь, видя необходимость либо вклиниваться в очередь давно ожидавших людей, либо возвращаться в самый конец этой очереди, Йорик сам оказался принужден принимать решение: свинство или нет?

Ауди проехала еще метров сто: показалось боковое ответвление от дороги — направление в какие-то садовые товарищества, одно из которых, судя по указателю, носило смешное и неожиданное для этих мест название «Онтарио». Но помимо того, что этот съезд уводил к садовым товариществам, он же вел и к терминалу «Армады»: именно на него съезжали шедшие на погрузку или разгрузку автовозы. И именно с него выезжали. Причем, что характерно, выезжали не в сторону Наро-Фоминска, а, как правило, в сторону Минского шоссе. То есть — на переезд. Объяснялось это «чудо» простейшим образом: вдоль Минки расположено наибольшее количество дилерских складов, обслуживающих автосалоны Московского региона. Два таких автовоза стояли на съезде и в тот момент, когда к нему подкатился Йорик.

Это решило вопрос: мало того, что, если вернуться в конец очереди, пришлось бы пропустить вперед две с лишним сотни легковушек, так еще и два автовоза — эти-то вклинятся в очередь без проблем! — будут тащиться впереди со скоростью черепахи. Посмотрев на автовозы, Йорик прибавил ходу и, обойдя уже всю очередь вообще, остановился бок о бок с машиной, первой стоявшей на пока еще закрытый переезд.

Цистерны всё еще ползли, вяло постукивая на стыках, когда Йорик, распахнув дверцу, выбрался на дорогу и, обойдя свою машину, подошел к машине удивленно смотревшего на него молодого парня. «Повезло!» — отметил про себя Йорик. — «Не какой-нибудь зануда-старпёр!» И постучал в окошко. Окошко опустилось.

Чтобы слышать не только ответы сидевшего за рулем молодого человека, но и самого себя — дзыыынь, «Внимание! Поезд по второму пути!» дзыыынь, «Внимание! Поезд по второму пути!» — Йорик согнулся пополам. Его глаза оказались почти на уровне глаз молодого человека, хотя молодой человек по-прежнему был вынужден смотреть снизу-вверх.

Не ходя вокруг да около, Йорик, согнувшись пополам, сразу же ухватил быка за рога:

— Вопрос жизни и смерти! Вот та́к нужно! — Йорик взмахнул ладонью вдоль собственного горла. — Я заплачу́!

В руке Йорика — для молодого человека совершенно неожиданно, судя по его округлившимся от изумления глазам — появился бумажник: довольно дорогой, настоящий Боттега Венета, но без вызова — классика как она есть. Быстрым движением Йорик раскрыл бумажник и извлек из него сложенную пополам купюру в тысячу рублей. Молодой человек дернулся, словно отшатываясь:

— Я… э… — забормотал он, краснея. — Ну… наверное… не надо…

Не давая молодому человеку опомниться, Йорик буквально силой всучил ему деньги, разогнулся, спрятал бумажник во внутренний карман пиджака и быстро вернулся к своей машине. Последняя цистерна как раз миновала переезд, когда Йорик, усевшись за руль, пристегнулся и завел мотор.

Едва свирель сигнала опасности и механический голос умолкли; едва светофор перестал перемигиваться красным; едва заграждающие проезд устройства опустились, а шлагбаум, наоборот, поднялся, Ауди Йорика рванула вперед: стоявшая бок о бок с ней машина молодого человека не тронулась с места.

Вся встречная полоса, насколько хватало взгляда, была забита разномастным транспортом, но зато собственная для Ауди полоса была восхитительно пустой. Уже через семь с небольшим секунд стрелка спидометра перешла через отметку «сто», через семнадцать — «сто шестьдесят», через полминуты Ауди преодолела километр, а стрелка спидометра подобралась к отметке «двести». Но еще через пару сотен метров песня дышавшего полной грудью мотора оборвалась: Йорик нажал на тормоз.

Промелькнул, почти размазавшись в пространстве, знак «60». Еще через пару секунд — знак «40». Этот уже не столько промелькнул, сколько проплыл по правому борту. Знаки «20» и «искусственное препятствие» почти проползли: во всяком случае, после двухсот это казалось именно так. Дорога расширилась в карман под автобусную остановку. Знак — «пешеходный переход». Ауди перевалилась через лежачего полицейского.

Акулово.

***

Ударение в названии этой деревни — Акулово — ныне ставится на второй слог, из чего поневоле можно сделать вывод, будто некогда — скажем, в совсем седую старину — здесь или поблизости отсюда водились акулы. И хотя деревня действительно стоит на берегу реки, а сравнительно неподалеку имеются так называемые «Нарские пруды», этот вывод, даже если рассуждать с насмешкой, настолько абсурден, что никакого обсуждения — ни серьезного, ни даже с насмешкой — не заслуживает.

Во-первых, Нарские пруды — единственный более или менее приличный водоем в окрестностях — всё-таки слишком малы для того, чтобы в них, неважно когда, могли водиться акулы, не говоря уже о том, что происхождение этих прудов недавнее, а во-вторых, река, на берегу которой стоит деревня, настолько узка, настолько мелка, настолько неприметна для взгляда, что не только акул не удостоилась, но и простого указательного знака: автомобилисты, пересекая эту речку по искусственной насыпи, даже не видят ее. Невозможно ее увидеть и в том случае, если остановиться и выйти из машины: речка, а вернее — ручей, совершенно теряется в оставшихся после вырубки леса лугах, а примыкающая к насыпи жилая застройка и вовсе создает впечатление чего-то сплошного, чего-то, что построено совсем не на берегу. Только местные жители и знают: вот она, если присмотреться и ногами влезть в заболоченное течение — Мята, Дуденка, Песочный ручей. Какие уж тут акулы!

Как и в случае с Головенькино, налицо — естественное упрощение, но еще и «отягченное», к тому же, особенностью местного, московского, «акающего» говора. В прежние же времена, когда в Московском царстве еще сохранялось свойственное северным славянам «оканье», деревня называлась «правильно»: Окулово, причем с ударением не на второй, а на первый слог.

Окул — имя или прозвище. Если прозвище, тогда его старинное значение — проходимец, обманщик, человек, склонный жить на чужой счет. И если так, получается, что основанная примерно в середине шестнадцатого столетия деревня изначально была населена какими-то проходимцами. В пользу этой версии может говорить и то, что первое летописное упоминание деревни звучит так — «починок Окулов», где «починок» — «новоявленный», а «Окулов» — притяжение. То есть, говоря по-современному, «новоявленное гнездовье шального люда». Однако уже тогда земля, на которой возник «починок Окулов», принадлежала Савво-Сторожевскому монастырю, монастырские же владения всегда управлялись твердой рукой и были поэтому совсем не тем местом, обосноваться в котором «шальному люду» было бы с руки. Значит — имя.

Считается, что имя Окул является «окающей» калькой греческого имени Акил, некогда получившего на Руси довольно широкое распространение в качестве крестильного имени. Иные в своих исследованиях доходят даже до того, что дают перевод этого имени — «орёл». Но если с первым — с тем, что Окул — это Акил — еще можно согласиться, то со вторым — с тем, что Акил — это «орёл» — нет. Прежде всего, потому что ни в новом греческом языке, ни в языке греческого классицизма нет никаких «орлов», которые звучали бы как «акил». Можно, правда, допустить и то, что Акил — имя в действительности не греческое, а латинского корня, то есть только пришедшее через Грецию-Византию на Русь, но пришедшее из западной части некогда единой Римской империи. В этом случае Окула-Акила и вправду было бы можно «идентифицировать» как «орла»: Акил — Аквил — аквила¹¹. Но нам по нраву совсем другое соображение.

Не будучи филологами и поэтому не берясь судить о происхождении имен профессионально, мы, тем не менее, обеими руками готовы отстаивать такую точку зрения: Окул-Акил — это Ахиллес. Во-первых, потому что налицо явное созвучие. Во-вторых, потому что так устраняется лишняя сущность. А в-третьих — и для нас это главное, — потому что для нас эта версия наиболее удобна: не просто так, а в прямой связи с нашим рассказом. Помните апорию Зенона, согласно которой именно Ахиллес никогда не догонит черепаху? Вот так и у нас: способная ехать не просто быстро, а очень быстро, Ауди Йорика, оказавшись в «Окуловом починке», то есть в деревне Ахиллеса, и сама превратилась в героиню, перед которой черепаха — призовой бегун!

***

Кем бы ни был тот Окул, который первым поселился в этом месте (мы полагаем, это был доверенный монастырский крестьянин, которому выпала честь «распахать целину» или вырубить лес под распашку отошедшей к монастырю земли) — кем бы ни был тот Окул, в современном Акулово память о нем совершенно утрачена. Можно сказать, в народе его постигла та же участь, какая постигла еще одного Ахиллеса: не великого бегуна, не победителя Гектора, не обидевшегося из-за Брисеиды на Агамемнона воина, увековеченного Гомером и ставшего прародителем бесчисленных мифов и легенд, а также одной из ролей Бреда Питта, а того, чье имя встретилось на глиняной табличке линейного письма, найденной археологами в Кноссе — какого-то землепашца или слуги; возможно, даже раба, а может, ремесленника: в общем, человека, известного только по имени, да и то — случайно. Возможно, это связано с тем, что монастырское житие, равно как и житие приписанных к монастырям крестьянам, вообще отличалось скромностью, отрешенностью от мирских суеты и славы: до нашего времени ровно ничего не дошло не только о людях вроде Окула-Ахиллеса, но и о его господах. Разве только монастырские настоятели сохранились в списках правителей, но и о них — о львиной их доле — неизвестно ничего, что делало бы их живыми людьми, а не только датами рождения, правления и смерти. Но может статься и так, что всё это потому, что данное конкретное поселение — Акулово — никогда не являлось каким-то особенным: ни в бытность свою владением Саввино-Сторожевского монастыря, ни в бытность государственным имуществом — после секуляризации церковных земель в 1764 году. Ни даже после того, когда крестьяне указом императора Александра обрели свободу. Хуже того: как только крестьяне эту самую свободу обрели, население деревни стало стремительно сокращаться. За несколько десятилетий оно сократилось примерно вдвое: люди бежали от земли на городские промыслы. И если раньше с этим возникали определенные трудности — как таковой дорожной связи между Акулово и крупными населенными пунктами или хотя бы с магистральными трактами не было, — то ближе к началу двадцатого столетия «дело пошло»: между Кубинкой и Наро-Фоминском проложили доныне существующее шоссе, и «деревня Ахиллеса» оказалась аккуратно на нем. Постепенно это привело к тому, что в Акулово не осталось старожилов. Без старожилов же, как всякому известно, умирает и память о местных событиях: о всяких мелочах, о конкретных людях. Навсегда исчезают сведения, за иные из которых иные из архивариусов — любителей старины — дали бы несколько лет собственных жизней.

Первую известность Акулово приобрело уже после революции: сюда приезжал Ленин. Впрочем, и эта известность принесла деревне не столько пользу, сколько ущерб: Владимир Ильич похлопотал за оказавшихся в трудном положении участников соседней коммуны «Красный песочник», нуждавшихся в строительных материалах и в строительной же технике, коммуна получила и то, и другое, а заодно и приток новых «участников» — за счет, разумеется, деревни. С другой стороны, и в двадцатые годы двадцатого века делать в деревне было нечего: из всех благ в ней имелась лишь школа начальной ступени. Никаких перспектив жития деревенская молодежь не имела.

А дальше, как и в Головеньках, была война. Жителей Акулово успели эвакуировать, в самой деревне расположился командный пункт 32-й Сибирской стрелковой дивизии под командованием полковника Виктора Ивановича Полосухина. Первого декабря сорок первого года, заняв и пройдя Головенькино, фашисты вышли к Акулово и атаковали его. Четверо суток бойцы 32-й дивизии вели отчаянный бой, стремясь не позволить агрессору прорваться к Кубинке и выйти на Минское шоссе. Четверо суток сдерживали натиск численно превосходившего их противника. Четверо суток, теряя убитыми и ранеными, рвали немецкие танки, срывали попытки окружения через примыкающий лес, блокировали все пути наступления. А к исходу четвертых суток — к исходу четвертого декабря, — когда фашисты, растратив всю свою ударную мощь, дрогнули и побежали, от Акулово, как и от Головенькино, не осталось ничего: отступавшие изверги со всех концов запалили деревню, заминировали ее, дабы пожары невозможно было остановить и потушить, и даже березовую рощу у того самого домика лесника, в котором двадцать лет назад останавливался приехавший в Акулово Ленин, переломали, извели на бурелом.

Если, проезжая через современное нам Акулово, всё-таки остановиться и выйти из машины, по правую руку — в направлении Кубинки, — метрах в пятидесяти от автобусной остановки можно будет увидеть мемориал. Первый памятный знак — в память о героизме солдат и офицеров 32-й стрелковой дивизии — был установлен на этом месте в пятьдесят девятом году, и он, пожалуй, выглядит наиболее трогательно. Это — небольшая каменная доска, надпись на которой гласит: «Слава героям, павшим в боях за нашу Родину. От пионеров пионерского лагеря Механической фабрики №1 города Москвы». Через восемь лет, в шестьдесят седьмом году, появился и нынешний мемориал: пушка ЗИС-3 на развернутом в сторону Наро-Фоминска постаменте и обустроенная братская могила с перечнем погибших на Акуловском поле и похороненных здесь бойцов.

Ныне наша страна — самый большой, но всё же осколок от СССР — заражена ростками надменного национализма. Мы, видя выходцев из других осколков СССР — иных национальностей, частенько не похожих на нас ни обликом, ни языком, — жалуемся друг другу на «новое нашествие», на «оккупацию», на то, что эти выходцы заполонили всё вокруг и топчут наши обычаи, нашу культуру, занимают наши рабочие места. А между тем, их предки лежат на Акуловском поле рядом с нашими предками. Их предки — точно такие же солдаты, как и наши предки: те самые солдаты, которые остановили рвавшихся к Москве нацистов. И если, проезжая через современное нам Акулово, всё же остановиться, выйти из машины и подойти к мемориалу, на плитах этой братской могилы можно будет прочесть:

…

Старший сержант Каримонян

Красноармеец Алиев

Красноармеец Асадулин

Красноармеец Абдула Базизов

Красноармеец Яр Незамутдинов

Красноармеец Гамунян

Красноармеец Хусаинов

Красноармеец Шардибек Еспелибетов

…

Вечная слава защитникам Родины!

***

Современное Акулово — что-то вроде магазина «шаговой доступности» для окрестных садовых товариществ. Если нужен «супермаркет», то это, конечно, в Кубинку или в Наро-Фоминск. Но если нужны картофель — «свой», яблоки — «свои», огурцы, помидоры, всевозможная зелень, а заодно — пиво, сигареты, закуска без изысков, то это сюда. В современном Акулово, не столько даже для немногочисленных постоянных жителей, сколько для обитателей окрестных садовых товариществ, открыты несколько небольших магазинов и такой же небольшой, но пользующийся широкой известностью рынок. Кроме того, с весны по осень здесь же, около рынка и пары магазинчиков, ведется торговля с машин. Номера на машинах — не только местные, подмосковные, но и соседней Калужской области и даже отнюдь не соседней Белоруссии. Впрочем, ныне машин с белорусскими номерами хватает по всему Подмосковью: рынок в Акулово и дорога вдоль него — явление в этом смысле не исключительное.

Однако подлинную известность «в массах» Акулово приобрело вовсе не благодаря парочке магазинов, рынку и торговле с машин, а потому что бок о бок с ним, но еще недавно отделенный от него глухим бетонным забором находится так называемый микрорайон Кубинка-10, именуемый также «Стройка», но на самом деле являющийся войсковой частью № 52361. Назначение этой части — радиолокация в составе ПРО Московского региона.

Поговаривают, что станция «Акулово» Большого кольца Московской железной дороги своим существованием обязанная именной ей. Мол, станция была построена вовсе не ради обеспечения транспортной доступности незначительной деревни и десятка разбросанных вокруг нее садовых товариществ, а как раз для того, чтобы ускорить, облегчить, оптимизировать строительство части и, прежде всего, сердца этой части — гигантской радиолокационной антенны. Так ли это, нам неизвестно, но сама живучесть сплетни свидетельствует о том, что «правда где-то рядом»: в конце концов, транспортную доступность деревни и товариществ станция «Акулово» если и обеспечивает, то так себе. Даже в советские времена движение пассажирских электричек по этой ветке — а стало быть, и до станции — было довольно хилым, «прямой» же поезд, то есть поезд, на котором было бы можно добраться до Москвы без пересадок, ходил всего один и только два раза в сутки — утром и вечером¹². Кроме того, от станции до деревни — добрых минут двадцать пешком, тогда как до части — пара минут неспешной прогулки. Впрочем, этой версии противоречит тот факт, что не только данный участок Кольца, но и станция на нем существовали задолго до начала строительства части. Участок уложили в сорок втором году, а первые «картографические» отметки «Акулово» относятся, вероятно, к сорок седьмому году: более ранних нам обнаружить не удалось. Часть же, вернее, даже не часть, а только строительная база под нее появилась в начале шестидесятых. Правда, планы строительства могли вынашиваться и задолго до его начала, но факт остается фактом: между его началом и временем основания «Акулово» прошло, по меньшей мере, пятнадцать лет.

Местные жители, да и дачники тоже, к услугам станции редко прибегали уже в советские времена: чем тратить время на то, чтобы сначала взмыленно бежать на нее к единственному «прямому поезду», а потом, опоздав на этот поезд, куковать на станции в ожидании поезда «кривого» — с неминуемыми последующими пересадкой и ожиданием на пересадочной станции, уже тогда было проще сразу добраться до Кубинки или Наро-Фоминска на регулярно ходившем рейсовом автобусе и уже оттуда катить в Москву: с комфортом до Киевского вокзала или в тесноте, но не в обиде — до Белорусского¹³. Ныне же, когда у каждого дачника имеется собственный автомобиль, а немногочисленные «безлошадные» окрестные жители обеспечены просто чертовой уймой маршруток, через каждые несколько минут отправляющихся в любом из указанных направлений, станция и вовсе настолько утратила свое пассажирское значение, что в руководстве железной дороги ее решили… сократить. Но не в том смысле, что ликвидировать вообще, а в том, что, во-первых, пар проходящих через нее электричек с каждым годом становится всё меньше; количество вагонов в этих электричках — во-вторых — также уменьшается, а в-третьих, одну из платформ станции «обкорнали»: если в советское время все платформы «Акулово» были способны принимать «полноценные» десятивагонные составы, то ныне одна из платформ принимает лишь два вагона — двери других предусмотрительно не открываются.

Что же до связи воинской части с «гражданкой», то она, эта связь, также всё больше осуществляется автомобильным транспортом, а не железнодорожным. Даже солдат предпочитают возить автобусами, а не по железной дороге, хотя еще лет десять назад мы собственными глазами видели, возможно, последний призыв, прибывший в часть на электричке.

Молодежь, изумленно разглядывая разграбленные и в то время стоявшие бесхозными «останки» базы обеспечения части, ангаров для техники и бетонного завода — на этом заводе когда-то делали плиты для укладки дорог и плиты для строительства домов непосредственно в части, — молодежь, разглядывая всё это «богатство» с нескрываемым удивлением, явно не могла понять, как такая разруха способна сочетаться с передовыми, ежедневными и еженощными наблюдениями и разведкой в комплексе обеспечения противоракетной обороны Москвы. Молоденький лейтенант, сопровождавший призывников, тщетно призывал перешучивавшихся юнцов «отставить» и «прекратить»: так они, сойдя с платформы на лесную дорожку, и ушли — с беспокойными шутками и в самых мрачных предчувствиях¹⁴.

***

Гнать мимо рынка, расположенного по левую руку от дороги, если ехать в сторону Кубинки, возможности у Йорика не было. Не только потому, что подле рынка дорогу перекрывают «лежачие полицейские», вынуждающие водителей сбрасывать скорость до самого минимума, но и потому что обе обочины в этом месте оказались плотно забиты разномастным транспортом, сузившим и без того неширокую проезжую часть. По раннему утреннему времени рынок еще не работал, но торговцы уже приступили к разгрузке своих машин и так и шныряли через дорогу туда-сюда: приходилось быть предельно внимательным. Правда, этот отрезок дороги невелик — в смысле, протяженности невеликой, — но торговцы, таскавшие через дорогу мешки, овощные сетки и ящики, не знали вообще никакого страха и никакого стыда: пропускать влачившуюся по дороге легковушку они не собирались. Йорик, глядя на них, чертыхался, правой ногой придерживал педаль тормоза, педаль газа не трогая вообще, Ауди, недовольно сопя на почти холостых оборотах, ползла вперед исключительно тягой поставленного в режим «драйв» вариатора¹⁵. Судя по раздраженным — то длинным, то коротким — гудкам скопившихся в образовавшейся пробке встречных машин, чертыхался не только Йорик: чертыхались все. Однако торговцы, не дуя ни в ус, ни в бороду, внимания на раздраженные сигналы не обращали.

Едва рынок с его очумевшими от полной безнаказанности «обитателями» остался позади, Йорик отпустил тормоз и снова нажал на газ. Ауди понеслась вперед, набирая скорость так, что дух захватывало: дорога в этом месте идет под заметный уклон, поэтому сказывался и собственный вес машины. Уже через несколько секунд стрелка спидометра разменяла первую сотню, что, говоря по правде, тянуло — окажись на выезде из Акулово гаишники — на лишение «прав». Но дорога, несмотря на уклоны и подъемы, просматривалась хорошо, Йорик никаких гаишников не видел — да и редко они стоят в засаде в этих местах, — давил на газ и краешком глаза косился на пролетавший по правому борту заградительный барьер искусственной насыпи: той самой, которая свидетельствовала о наличии «где-то рядом» реки или ручья. Барьер давно не обновляли, он — то ли от ударов о него, то ли от естественной усталости металла — пошел волнами, иногда настолько сильно подпирая проезжую часть, что на высокой скорости создавалась полная иллюзия неминуемого с ним столкновения. Умом Йорик понимал, что это — чепуха, что никакого столкновения не будет, но избавиться от неприятного ощущения не мог. А когда барьер закончился; когда, казалось бы, можно было вздохнуть с облегчением и расслабиться, справа появилось то, при виде чего, проезжая мимо, Йорик неизменно морщился: рекламное объявление об оказании ритуальных услуг.

Не то чтобы Йорик был очень уж суеверным человеком, но свои закидоны по этой части у него имелись. Да такие, что знакомых Йорика порою оторопь брала. Например, однажды он, выехав из коттеджного поселка на примыкавшую к нему и выводившую на общее шоссе дорогу, минут сорок простоял в полной неподвижности, ожидая, когда кто-нибудь пройдет или проедет мимо. Обычно весьма оживленная, в тот день дорога оказалась совершенно пустой. Ожидание прохожих или проезжих тянулось и тянулось, тянулось и тянулось — четверть часа, полчаса… — но Йорик не трогался с места. Он так и не тронулся бы с места ни через час, ни через два, если бы и в течение такого времени на дороге никто не появился. А причина была всего-то в том, что прямо перед его машиной дорогу перебежала кошка! Даже не черная, а самая обычная, пёстрой раскраски, каковая раскраска в народе считается безобидной, но Йорик на этот счет имел собственное соображение. Он рассуждал примерно так: «Если скверной, проверенной веками, приметой являются черный кот или черная кошка, не может быть так, чтобы любые другие кот или кошка были совсем «ни при чем». Это как если заявить, что серая гадюка, в отличие от гадюки черной, никакой опасности не представляет! Какая разница, какой расцветки живность, приносящая, как считается, беды тем, кому она, эта живность, переходит дорогу? Все кошки родственны друг-другу, нет никакой гарантии того, что в роду у этой пёстрой не было черных кошек и котов!» Это рассуждение, при всей его логичности, чем-то отдавало в паранойю или в шизофрению, не говоря уже о самом что ни на есть пещерном мракобесии. Йорик это понимал и сам, но ничего поделать с собой не мог. Он разве что утешался казавшейся ему забавной мыслью о «шотландских» кроликах: если никто не смеется над шотландцами, шарахающимися от кроликов, где бы они их ни встретили, почему же нужно смеяться над ним, Йориком, шарахающимся не только от черных, но и от пёстрых котов и кошек? Ему вспоминался короткий, но «дельный» диалог из «Детей капитана Гранта», когда перед отрядом лорда Гленарвана в пампасах Аргентины промелькнул кролик. Тогда один из матросов, нахмурившись, сказал:

— К беде!

— Да ведь это только у нас в Шотландии! — возразил майор Мак-Наббс.

— Что плохо в Шотландии, — не отступился матрос, — то плохо везде!

Читатель помнит, какие беды после встречи с кроликом обрушились на отряд: и страшная жажда из-за продолжительной засухи, и нападение кугуаров — «красных волков пампасов», — и мощное наводнение, в водах которого объявились крокодилы… Да, конечно: вся история выдумана Жюлем Верном от начала и до конца, но кто сказал, что ничего подобного не могло бы происходить в реальности?

Впрочем, к придорожным кенотафам и всякого рода подобным свидетельствам приключившихся на дороге насильственных смертей Йорик относился равнодушно: с кем не бывает? И — все там будем. А вот придорожные объявления об оказании ритуальных услуг воспринимал не то чтобы за дурную примету, а, скорее, за что-то вроде недопустимой бестактности: от этих объявлений его коробило примерно так же, как покоробило бы от похлопывания по плечу незнакомым человеком или от нежданной и непрошенной реплики в разговоре тет-а-тет — если бы вдруг кто-то подошел и самым развязным образом в разговор вмешался. Объявление же в Акулово коробило Йорика особенно сильно из-за его необычной формы. Оно представляло собою развернутые друг к другу торцами параболические антенны (во всяком случае, на антенны эти вогнутые «тарелки» были очень похожи), что уподобляло его колесному диску без покрышки: омерзительная «аналогия» — страшная и неприятная.

***

Незадолго до «ритуального» объявления уклон закончился, дорога пошла на малозаметный, но всё же подъем. Йорик немного поддал газу, не позволяя машине сбавить ход и даже напротив — понуждая ее разгоняться и дальше. Но и после того, как отвратительное объявление осталось позади, о расслабленности не приходилось и думать: на этом отрезке шоссе изобилует слепыми и ни разметкой, ни знаками не обозначенными участками. Не хватало еще получить «в лоб» какого-нибудь встречного торопыгу — подобного Йорику, но не совсем: Йорик, даже рискуя, хотя бы не позволял себе совершать обгоны вслепую, а вот сумасшедших, готовых пойти на обгон в условиях никудышной видимости, почему-то всегда с избытком.

Впрочем, винить торопыг на Кубинском шоссе — по крайней мере, на этом его участке — значит быть не слишком справедливым. Если здесь временами и происходят аварии, основная вина за них — не по правилам, а по совести — должна ложиться на службу, обслуживающую этот участок. На глаз крутизна подъемов и спусков здесь почти неуловима, незнакомые с дорогой водители, введенные в заблуждение неправильно нанесенной разметкой, без опасений выезжают на встречную полосу и, увы, случается так, что слишком поздно понимают, какую ошибку они совершили. Еще вот только что казавшаяся пустынной встречная полоса внезапно и уже перед самым капотом озаряется светом фар встречной машины, взявшейся словно из ниоткуда. Причем, несмотря на малую заметность для глаза крутизну, перепады высот на этом участке таковы, что за гребнем дороги может спрятаться не только легковушка, но и здоровенная фура! Те, кто ездят здесь постоянно, эту особенность знают и не слишком выеживаются, но, к несчастью, хватает на Кубинском шоссе и новичков, и просто ненормальных: первые опасны своей доверчивостью не к собственным инстинктам, а к прерывистой линии разметки, вторые — тем, что плевать хотели на ничем не оправданный риск. И всё же, повторим, основная вина «за всё» именно здесь со всей очевидностью лежит на тех бестолковых людях, которые, обновляя разметку, из года в год, с тупым, даже скотским упрямством наносят ее, игнорируя реальное положение дел. Когда-то давно нанеся разметку вот так, они просто дублируют ее по заданному ошибочному лекалу, ничуть не задумываясь о последствиях, ничуть не страдая муками совести и ничуть не считая себя виновными в чужих смертях и увечьях.

Кроме этого неприятного обстоятельства, на данном участке шоссе есть и еще одно: многочисленные съезды на второстепенные дорожки, тоже, как правило, не обозначенные никакими знаками. Эти съезды ведут в старые садовые товарищества, летом совершенно скрытые листвой придорожных деревьев, но, тем не менее, к дороге примыкающие вплотную. Иные из домиков товариществ имеют ограждения в виде хиленьких заборчиков, неспособных служить надежной гарантией того, что на дорогу не вывалится пешеход. Но основную опасность представляют не пешеходы — тьфу-тьфу, но Йорик всё же ни разу не видел, чтобы кто-то выскочил из-за забора, — а старички-автомобилисты, выбирающиеся из дачных кооперативов на оживленное шоссе. Такие старички, выехав за шлагбаум товарищества, как правило, находящийся тоже уже почти вплотную к шоссе, высовывают морды своих разномастных «Жигулей» и «Логанов» на полдороги и только потом начинают осматриваться. При свободной встречной полосе объехать их можно, но при плотном движении — не всегда. Если скорость в пределах правил, еще остается шанс успеть затормозить, но если скорость, как у Йорика, под двести, шанс затормозить практически равен нулю. А еще старички «обожают» начинать движение, не убедившись, говоря языком правил, в безопасности совершаемого ими маневра. Старость — не радость, обижаться на старичков грешно. Их реакции и скорость мышления притуплены временем — участь, ожидающая практически любого из нас, кому предстоит «войти в возраст» и кто не слишком сильно утруждает себя какими-нибудь интеллектуальными занятиями. А всё-таки, глядя на то, как неспешно и как бездумно старички выворачивают на дорогу при виде с явно высокой скоростью мчащегося по дороге автомобиля, становится не только страшно, не только обидно за неизбежное и мало-помалу подкрадывающееся угасание мозга, но и до чертиков злобно: ругательства так и сыплются с языка, перемежаясь чем-то нечленораздельным. Потом, конечно, становится совестно, но это — потом.

Зная всё это, Йорик, заставляя свою машину нестись подобно колеснице Ахилла, только что завалившего Гектора — зная всё это, Йорик уже не просто легонько щурился, а напряженно всматривался в летевшие ему навстречу дорогу, обочины и встречные автомобили. Для этого участка дороги установленная Йориком скорость была запредельно высока. Настолько, что любая мелочь, любая неожиданность могла привести к трагедии. Понимая это, Йорик «держал наготове» левую ногу: снял ее с площадки для отдыха и поставил так, чтобы в любое мгновение можно было нажать на тормоз — тормозить левой ногой Йорик научился еще в далеком юношестве, но главное было даже не в этом, а в том, что торможения левой ногой, особенно торможения от души, всегда получаются более резкими, более, если так можно выразиться, насыщенными, более действенными, если нужно как можно быстрее остановиться. Даже система помощи при торможении, на современных автомобилях, оснащенных ею, распознающая «паническое» нажатие на педаль и тут же принудительно развивающая в тормозной магистрали максимально высокое давление, даже она, несмотря на всю свою и без того электронную стремительность, быстрее реагирует при торможении левой ногой. Наконец, торможения левой ногой, если нога уже наготове, не отнимают драгоценную секунду времени, требующуюся на перенос правой ноги с педали газа на педаль тормоза. А секунда при скорости в двести километров в час — это пятьдесят пять метров «свободного полёта». В полтора раза больше, чем требуется Ауди для торможения со скорости в сто километров в час и на сухом асфальте!

Конечно, вынырни из какого-нибудь товарищества старичок на «Логане», Йорик и левой ногой не успел бы затормозить. Вернее, нажать-то на педаль тормоза он бы нажал, да только остановить с двухсот за несколько метров полуторатонный — в снаряженном состоянии — автомобиль — задачка не для левой ноги какого-то Йорика, а для Господа Бога. Понимая и это, Йорик, даже удерживая левую ногу над педалью тормоза, пребывал в напряжении, близком к стрессовому. А может, и в самом что ни на есть стрессовом. В какой-то момент Йорик поймал себя на том, что, затаив дыхание, не дышит. С шумом выдохнул, вдохнул и… снова затаил дыхание.

К счастью для нервной системы Йорика, на двухстах километрах в час этот пренеприятнейший участок шоссе закончился быстро. Справа промелькнул выезд из последнего до Кубинки по этой стороне дороги садового товарищества. Сама дорога размашисто пошла под уклон, видимость увеличилась до нескольких сотен метров. Йорик еще раз шумно выдохнул и переставил левую ногу обратно на площадку для отдыха.

Справа и слева, не скрываемые никакими деревьями, потянулись глухие бетонные заборы. Точнее, справа глухими они были когда-то, а ныне — в то утро, когда Йорик проносился мимо них — местами покосились своими бетонными секциями, а местами упали. Правда, справа за упавшими плитами и не было ничего, что могло бы заинтересовать недружелюбного наблюдателя: только поросшие молодняком поляны, а за полянами — лес. Слева же забор находился в куда как более приличном состоянии, а поверх него тянулась свернутая широкими витками колючая проволока.

Промелькнул знак «Обгон запрещен», прерывистая линия разметки сменилась сплошной.

Йорик начал осаживать.

Знак населенного пункта.

Йорик еще крепче придавил педаль тормоза, скорость снизилась до разрешенных шестидесяти.

Ауди Йорика въехала в Кубинку.

***

Если посмотреть на Кубинку с высоты птичьего полёта, может сложиться впечатление, что название этого ныне городского, а в прежние времена сельского поселения имеет прямое отношение к квадратам или кубикам — настолько четко прослеживается деление кварталов и районов на эти самые квадраты или кубики. Однако, разумеется, ничего общего ни с квадратами, ни с кубиками название — Кубинка — не имеет.

Официальная версия гласит, что Кубинка — Кубенское или Кубинское до начала тридцатых годов двадцатого столетия — получила свое название по фамилии бывших владельцев села — князей Кубенских, один из которых, Иван Иванович, получил деревню во владение от Ивана Грозного. Отчасти это действительно так: деревня, ранее, как и всякое другое новое и не слишком значительное поселение на Руси безлично именовавшаяся Починок (вспомним то же Акулово), с переменой владельца получила и новое название. Однако на самом деле Кубенские князья — ни Иван Иванович, ни кто-то другой из этого рода — Кубинкой никогда не владели. Князь Иван Иванович был казнен задолго до того, как Починок формально перешел в его собственность личным распоряжением Ивана Грозного, тут же — от имени давно почившего князя — передавшего деревню московскому Новодевичьему монастырю. Условие владения деревней было простым: в монастыре должны были регулярно молиться за упокой души казненного по ложному доносу князя. Так Иван Грозный замаливал собственный грех и так Починок, никогда не являвшийся собственностью Кубенских, усвоил, тем не менее, их имя.

Но, может быть, сама фамилия Кубенских происходит от слова «куб» и в этом — схожесть современной Кубинки с поставленными друг подле дружки кубиками — проявилась исконная склонность истории к шутливым (а иногда и к не очень шутливым) совпадениям? Нет: фамилия этих князей своим происхождением обязана району вологодской реки Ку́бена, впадающей в Кубенское озеро. Эту местность, так называемое Заозёрье, сначала получил в удел младший сын Ярославского князя Дмитрий Васильевич, а затем его собственный старший сын Фёдор, ставшие князьями Заозёрскими. Второму сыну Дмитрия Васильевича, Семёну, отошла непосредственно Кубена: хитрыми путями — через брак, через многочисленные тяжбы, через головоломную череду отчуждений и пожалований. Этот-то Семён и стал родоначальником Кубенских князей. Впрочем, Кубена — и вот здесь как раз склонность судьбы или, если угодно, истории к насмешкам и шуткам проявилась очевидно — недолго оставалась во владении не то что Кубенских князей вообще, но даже и самого Семёна: уже через несколько лет она была отобрана у него Василием Вторым. Получилось так, что Кубенские князья к владению Кубеной имели такое же незначительное отношение, как и к владению Кубинкой! Ирония воистину недобрая.

Что же до самого названия — Кубена, — то и оно не имеет никакого отношения к кубикам. Этимология этого слова — на каком-то из ныне вымерших диалектов какого-то, возможно, тоже вымершего угро-финского языка — до сих пор остается неясной. По аналогии с другими угро-финскими языками и диалектами известно только то, что суффикс «ена» в названии «Кубена» означает большую речку, большой водоем, изобилие воды или что-то иное в таком же роде. Но что означает «куб», теперь уже одному Богу и ведомо.

***

Благодаря дельному монастырскому управлению, но также благодаря и выгодному расположению у большой проезжей дороги — Смоленского тракта, — Кубенское развивалось быстро и столь же быстро росло. Уже Лжедмитрий¹⁶, проходя через него, застал на месте Починка значительное по своим размерам село. Будущий граф, будущий действительный тайный советник, будущий российский посол в Константинополе, а тогда — стольник и бывший устюжский воевода Пётр Андреевич Толстой, по указу Петра направлявшийся в Европу с целью изучения морского дела, в ночь с первого на второе марта 1697 года легко нашел в Кубенском ужин и приют. А генерал Милорадович, в год нашествия Наполеона и незадолго до битвы при Бородино подыскивавший место для своего штаба и удобный пункт для наблюдения за противником, обосновался в Кубенском как в наиболее подходившем для этих целей поселении. Впрочем, к двенадцатому году село уже с полвека принадлежало не Церкви, а государственной казне: так же, как и Акулово, оно было отобрано у монастыря в 1764 году.

О значении Кубенского как точки пересечения множества дорог свидетельствует и вот какой примечательный факт: к середине девятнадцатого века село имело сто двадцать пять дворов, 430 душ мужского пола и 486 женщин, каменный храм, два ярморочных «сезона» — в мае и в ноябре (в день святого Леонтия Чудотворца и в Михайлов день), тогда как древний Звенигород — город, а не село! — в то же время имел населением 605 мужчин и 655 женщин, около пары сотен дворов и четыре церкви при монастырях. К началу двадцатого столетия «пропорция» в населении выровнялась, а в наше время в Кубинке живет на несколько тысяч больше человек, нежели в одном из самых старых городов Черниговского, Суздальского и Московского княжеств! Именно через Кубенское прошла железная дорога, причем собственно кубинский, кубенской железнодорожной станции, грузовой оборот к началу двадцатого века достиг величины без малого миллион пудов — более шестнадцати миллионов килограммов, около шестнадцати тысяч тонн. К началу двадцатого века в Кубенском имелось несколько школ, располагались волостное управление и полицейская контора, управление Верейского лесничества. Работала ткацкая фабрика. Жители и «гости села» могли отобедать в нескольких «чайных», выпить и закусить в казенной винной лавке, сходить в бесплатную читальню, равно являвшуюся и библиотекой. Шоссирование, то есть укладка твердого покрытия¹⁷ на проезжую часть, Смоленского тракта и дороги между Кубенским и Наро-Фоминском дало очередной толчок к развитию села, сравнимый с прокладкой через него железной дороги. И всё же наиболее быстрыми темпами развитие Кубенского пошло в советские годы. Уже после революции здесь были открыты почтовое и телеграфное отделение, кустарные мастерские — объединены в артели, положившие начало обувным и столярным заводским производствам. В целях обеспечения древесиной столярных производств был создан деревообрабатывающий завод. К уже существовавшей библиотеке с читальным залом добавилась еще одна. Открылось представительство кредитного товарищества.

Но всё это, конечно, сущие пустяки по сравнению с тем, что принесло Кубенскому не только процветание, но и — не побоимся этого определения — широчайшую известность в масштабах всей страны. А именно: с построенным здесь в тридцатые годы испытательным полигоном и — чуть севернее непосредственно Кубенского — тогда же построенным аэродромом истребительной авиации. Эти полигон и аэродром легли в основу того, что, в сущности, и превратило Кубенское в известную всем современную Кубинку: в важнейший узел системы обороны Москвы, в место, где квартируют элитные части различных родов войск. Именно здесь находится узел управления той самой станцией радиолокационного слежения системы противоракетной обороны, о которой мы упоминали в связи с Акулово. Именно здесь находятся знаменитые пилотажные группы «Русские Витязи» и «Стрижи». Именно здесь находится 45-й полк ВДВ. Именно здесь находится 46-я отдельная бригада специального назначения. Именно здесь находится знаменитый 38-й НИИ Министерства обороны России, больше известный ныне как «Танковый музей»¹⁸. Именно здесь находился Московский институт радиоэлектроники Космических войск¹⁹. Наконец, по дороге через Кубинку выходит на Парады Победы и возвращается с них всевозможная техника; в частности, принадлежащая знаменитой не менее всех упомянутых Кантемировской дивизии — 4-й гвардейской танковой дивизии, расквартированной неподалеку: в Наро-Фоминске.

В пятидесятом году из Кубинки в Китай, на прикрытие Шанхая от обстрелов гоминдановской авиацией, вылетал 29-й авиационный полк под командованием Героя Советского Союза полковника Пашкевича²⁰. И этот же полк обеспечил прикрытие с воздуха Северной Кореи, развязавшей не слишком удачную для себя войну с Кореей Южной.

***

Еще недавно, въезжая в Кубинку, Йорик испытывал сложные чувства, не последнее место среди которых занимала тоска. Глядя на повалившиеся секции бетонных заборов, на грязные от времени, неухоженные, буквально на глазах разваливающиеся панельные дома для офицерского состава расположенных в Кубинке частей, Йорик поневоле задумывался не только о том, что слава, величие, даже сама надежда на лучшую жизнь — явления преходящие и легко убиваемые, но и о том, что всё это запустение, вся эта разруха, всё это бедствие на фоне стремительно богатевших отдельных прослоек граждан — вопиющая несправедливость как в отношении людей, непосредственно служащих, так и в отношении всех вообще людей, живущих в России и поставленных в зависимость от хиреющей без заботы о ней системы обороны. Всех вообще людей, чья мирная жизнь, чей мирный труд поставлены в зависимость от мрачных настроений и растущих недовольства и даже наплевательства тех, кто призван их защищать.

Несмотря на свои либеральные, в целом, взгляды, Йорик, увлекаясь историей, не тешил себя иллюзиями хоть сколько-нибудь прочного и равноправного партнерства с оказавшимся на коне — после развала СССР — «западом». История нашептывала Йорику: никогда России не стать частью этого самого «запада», никогда этот самый «запад» не остановится на половине пути — до тех пор, пока Россия вообще существует, «запад» будет стремиться к окончательной, то есть безусловной, победе над ней. И та же история показывала Йорику: цена любых попыток сближения с «западом», любых попыток игры по его правилам, отказ от собственной многовековой культуры в пользу постоянно меняющихся и постоянно деградирующих «западных ценностей» — цена всего этого всегда оказывается непомерной. Россия, впадая в маразматическую мечту не сравнивать себя с «западом», а идти с ним под ручку, обязательно расплачивается миллионами жизней, повальной нищетой, страшными бедствиями и потрясениями. Йорик, прислушиваясь к урокам истории, полностью соглашался с тем из российских императоров, который однажды в сердцах сказал: «У России никогда не было и никогда не будет иных друзей и союзников, кроме как ее собственные армия и флот!» На примерах истории Йорик видел: только возможность силового противостояния с «западом» может гарантировать России спокойную жизнь и процветание. А коли так, пренебрежительное отношение к армии, постановка ее на голодный паек и в условия скотского, невыносимого существования — не просто преступление правящей верхушки дорвавшихся до власти псевдо-либералов, а самая настоящая измена Родине.

Еще недавно въезжая в Кубинку и видя царившую в ней разруху, Йорик хотел зажмурить глаза: даром что, находясь за рулем, зажмуриваться нельзя. Даже самые запущенные городские районы таких мегаполисов, как Москва и Петербург, не казались ему настолько же депрессивными, насколько депрессивной в его глазах выглядела Кубинка. Внутри Йорика всё начинало клокотать, негодование выливалось в желание с кем-нибудь немедленно повздорить. Но в какой-то момент всё неожиданно и разом переменилось.

Однажды, въезжая в Кубинку, Йорик обнаружил в ней деловитую суету. За тем бетонным забором, что слева по направлению к Минскому шоссе, появились строительные краны. Эти краны вращались, поднимали и опускали какие-то конструкции. В ворота части один за другим въезжали грузовики с кирпичом. Вскоре — не в тот же, понятно, день, а какое-то время спустя — Йорик увидел, что над забором появился ряд симпатичных зданий. Здания росли, работа над их обустройством кипела. А чуть дальше, уже ближе к выезду из микрорайона, ближе к Минскому шоссе, за тем же забором Йорик приметил и вовсе поразившую его стройку: судя по характерным очертаниям и небольшой занимаемой площади, на территории части возводился… храм! Прямо как в дореволюционных традициях — полковой храм на территории постоянной дислокации воинской части! В самом прямом смысле Йорик не поверил своим глазам. Однако чуть позже — жилые дома продолжали увеличиваться в размерах — поразившая Йорика постройка и вправду приняла окончательный облик храма: над белоснежными полукруглыми приделами поднялась центральная часть, приделы покрылись синими куполообразными крышами, над центральной частью появился настоящий, горящий сусальным золотом, купол. А потом над куполом появился и крест: трехлистный, с чашей и виноградной лозой в основании. В обращенном к дороге приделе и хорошо видимый несмотря на забор «встал» образ святого. Какого именно, Йорик с дороги разобрать не мог, но чуть позже «просветил» себя в интернете: оказалось, храм, построенный на территории 45-го полка ВДВ, был освящен в честь иконы Божьей Матери «Благодатное Небо», а на дорогу смотрел Сам Христос²¹. Но что показалось Йорику особенно примечательным, так это то, что храм был выстроен пожеланиями и на средства офицеров, проходивших службу в полку: в память об их погибших товарищах. Это желание и то, что люди, удовлетворяя его, смогли заплатить из собственных средств, лучше всего другого свидетельствовало: возрождение началось.

***

Когда жилые здания совсем-совсем поднялись над забором²², Йорик, проезжая мимо них, начал удивляться по-другому: не с грустью и разрухе, а с недоумением и неожиданной в таком деле скупости или чрезмерной расчётливости при том, что средств-то как таковых на стройке не экономили!

Суть в том, что зданиям — об этом Йорик также узнал из интернета — предстояло стать Центром специального назначения, в котором планировалось разместить пятьсот контрактников-спецназовцев, и сами здания — кирпичные, с двуцветной кладкой и кладкой вообще как на подбор — уже на этапе строительства выглядели невероятно роскошно и красиво для того, что, как ни крути, по-простому называлось бы казармой. Своей сдержанной и стильной красотой, своей добротностью эти здания вполне могли бы сойти за самое что ни на есть элитное жилье, если бы не одно «но». А «но» заключалось в том, что маленькие окна при немалой высотности самих зданий (в какой-то из дней Йорик насчитал в них девять уже возведенных этажей) как бы намекали на очень низкие потолки. Вот эти-то низкие потолки в сочетании с красотой и роскошью добротности и удивляли проезжавшего мимо Йорика. Йорик недоумевал: если уж не стали экономить на одном, к чему такая странная экономия на жизненном пространстве? Ведь восприятие жизненного пространства напрямую зависит от высоты потолков жилых помещений! Человек куда комфортнее ощущает себя в помещении пропорциональном, в помещении, где всё соответствует друг-другу, в том числе и площадь соответствует высоте потолков! Или квартиры — «жилые блоки», как их назвали непосредственно в презентации строительства — и сами по себе должны были стать невеликой площади? Но если правда, что группа возводимых зданий рассчитывалась на проживание в них всего пятисот человек, по всем прикидкам выходило, что нет! Говоря короче и на взгляд Йорика, получалась какая-то путаница. Может, у зданий будет иное, не разрекламированное поначалу, назначение?

Как бы там ни было, сам факт строительства такой, пусть и чудаковатой в отношении потолков, но всё же несомненной красоты на территории части воодушевлял. Въезжая в Кубинку, Йорик перестал хмуриться, а желание зажмуриться его покинуло. Наоборот: хотелось смотреть и смотреть. Кубинка на глазах расставалась с еще недавней депрессивностью, оживала и хорошела.

Другим свидетельством того, что в Кубинке начались серьезные перемены к лучшему, стали многочисленные и отнюдь не самые дешевые автомобили, буквально наводнившие обочины по обеим сторонам дороги. Особенно много их было в выходные и праздничные дни, когда в часть приезжали родственники военнослужащих: это косвенно говорило о том, что в часть перестали попадать едва ли не исключительно те, кто — по бедности родителей — не сумел «откосить» от армии. Косвенно это говорило о том, что нижние чины части стали комплектоваться не закомплексованными парнями, у которых ни до, ни после армии не было особенных перспектив на гражданке, а «с разбором» — молодыми людьми из вполне благополучных и обеспеченных семей, то есть такими молодыми людьми, для которых служба в армии являлась не бременем безысходности, а нормальным состоянием души отдающего свой долг человека. И если это было действительно так — верить в это Йорик очень хотел, — тогда и в этом смысле можно было говорить о начавшемся возрождении.

География автомобильных номеров стоявших по обочинам в выходные и праздничные дни машин также поражала своим разнообразием, причем московские и подмосковные номера среди этого географического изобилия терялись. Но и в будние дни машин хватало: эти уже сплошь имели «местные» номера, а значит, принадлежали офицерам и гражданскому персоналу части. И это уже тоже были не потрепанные жигулёнки, купленные за гроши на ближайшей свалке, а вполне себе современные и добротные автомобили. Значит, материальное благополучие служащих также возросло. Значит, заявления с высоких трибун о том, что государство, без малого четверть века с этих же трибун беззастенчиво клавшее на нужды офицеров, наконец-то сообразило повернуться к армии лицом — эти заявления оказались не пустым трёпом на публику, а правдой. И это тоже не могло не радовать.

А вот что проезжавшего по Кубинке Йорика продолжало бесить, так это уже со стороны военных наплевательское отношение к гражданским.

***

Вообще-то, сколько себя ни помнил Йорик проезжающим на машине по Кубинке, наплевательское отношение к гражданским в ней присутствовало всегда. Вернее, оно проявилось тогда, когда на дорогах общего пользования стало модным обустраивать «лежачих полицейских». Да не просто «лежачих», а «вздыбленных» — устроенных в виде асфальтовых надолбов той или иной высоты и той или иной крутизны: в зависимости от фантазии самих устроителей. Само-собой, такие «полицейские» появились и в Кубинке, а именно — перед многочисленными пешеходными переходами с одной стороны дороги на другую.

Йорик никогда не сомневался в том, что в подобных сооружениях действительно имеется прямая нужда на оживленных дорогах с не менее оживленными и при этом нерегулируемыми пешеходными переходами. «Лежачие полицейские» — отличное средство повышения безопасности. Как водится, конечно, никакой статистики по сохраненным ими жизням у нас нет, но Йорик не сомневался: с тех пор, как пешеходные переходы стали обустраиваться «полицейскими», количество погибших и раненых на них существенно сократилось. Но! Уже тогда, когда кому-то впервые в нашей стране пришла в голову светлая мысль обезопасить нерегулируемые переходы таким вот образом, были разработаны и стандарты подобных «сооружений». В стандартах описали всё: и максимальную ширину, и максимальный угол возвышения, и необходимость установки знаков совершенно конкретного, в зависимости от всех этих факторов, ограничения скорости, а также — предупредительных о наличии «искусственного препятствия» (в современной редакции) или (в старой) собственно «лежачего полицейского». А еще — необходимость делать эти «искусственные препятствия» заметными загодя: благодаря не только предупреждающим знакам, но и специальной раскраске. Однако, как и во многих других начинаниях, в начинании этом приключился бардак: каждый «строитель» возомнил себя умнее стандартов и начал вытворять то, что ему подсказывали его собственные чутье и — будем считать именно так — добрые намерения. На дорогах появилось невероятное количество невероятно разномастных «искусственных препятствий». Практически ни одно из которых в стандарты не влезало никаким своим боком. Позже эту порочную, нередко приводившую к повреждению автомобилей, практику отчасти победили введением стандарта на «узких» пластиковых «полицейских», но не везде. В Кубинке победа осталась за «строителями».

То, что в Кубинке асфальтовые надолбы не заменили пластиковыми поперечинами, понять можно: уже при первом же прохождении по дороге тяжелой военной техники от пластика не осталось бы и следа. Но чего нельзя понять, а вернее, что можно объяснить только наплевательским отношением к гражданским, это — отсутствие всякой разметки на здоровенных асфальтовых «лежачих полицейских». Люди, проезжающие через Кубинку регулярно, давно привыкли к этому, а сами места расположения надолбов знают наизусть, притормаживая перед ними уже «на автомате» даже без всяких подсказок со стороны. А вот «новичкам» или тем, кто на данной дороге оказался случайно, может и не повезти: совершенно незримые, лишенные всякой раскраски, надолбы появляются внезапно. И не только «действующие», но и остатки — или останки? — «былых», коими дорога также изобилует. Правда, знаки имеются перед всеми, но где гарантия того, что человек посмотрит на знаки? Мало ли на дороге блондинок и блондинов? Мало ли отвлекающихся? Мало ли тех, кто смотрит только на дорогу, а не по сторонам?

Говоря по совести и совсем по правде, разметку на этих монстров всё же наносят: бывают периоды, когда в этом плане ни к ним, ни к военным претензий нет. Да вот беда: держится разметка недолго, быстро истираясь и теряя свою основную функцию — предупреждать. Обновлять же ее никто не торопится: прежде чем ее обновят, может пройти уйма времени²³! И вот за эту-то уйму времени приключиться способно всякое. Даже если отбросить в сторону такую «мелочь», как повреждение автомобилей в результате наезда на скорости на «невидимых» лежачих полицейских, следует опасаться того, что машина — скажем, ночью, в темноте, — налетев на такое препятствие, на какой-то момент из-за испуга водителя или непосредственно в результате повреждения рулевого управления окажется неуправляемой и вылетит с дороги на обочину или на тротуар. Прямо напротив части имеется работающий круглосуточно продуктовый магазинчик, что, в свою очередь, не исключает вероятности того, что даже ночью на тротуаре могут оказаться люди. А всё это в совокупности — предпосылки трагедии. И хотя нам неизвестны случаи наезда на людей в этом месте и по указанным причинам, всё когда-нибудь происходит в первый раз. Впрочем, будем надеяться на счастливое исключение и на то, что всё, так или иначе, образуется.

С другой стороны (продолжая тему о наплевательстве), кадровые военные — люди особой породы. Они не во всем и не всегда похожи на гражданских, а их реакция на те или иные житейские ситуации может кардинально отличаться от реакции «обычных» людей, относя к «обычным» и гражданских высокопоставленных чиновников. Причем отличаться не в худшую, а в лучшую сторону. То есть оказываться не наплевательской, а ровно наоборот: сдержанной, спокойной и мудрой. И Йорику, бесившемуся при виде никак не обозначенных «лежачих полицейских» подле части полка ВДВ, это также было хорошо известно. Однажды он сам попал в ситуацию почти анекдотическую, в каковой ситуации, с одной стороны, действующим лицом выступал именно он, а с другой — неизвестный ему, но явно немалого чина военный. Случилось это так.

Еще за много лет до описываемых нами событий; наверное, где-то ближе к концу девяностых годов или около того, жарким, душным, угрожавшим вот-вот обернуться грозою и ливнем утром Йорик неспешно катил в своем «сорок первом» Москвиче по Минскому шоссе в направлении Кубинки. Двигатель «Москвича» перегревался. Для отвода от него хоть какой-то частицы тепла Йорик был вынужден включить печку, так что в салоне его машины царили «Адъ и Израиль». Даже несмотря на полностью опущенные стекла во всех четырех дверях, салон продувался плохо: набегавший извне воздушный поток был ненамного прохладней того, который свирепствовал из вентиляционных решеток работавшей печки. Йорик, сидя в потрепанном от времени кресле и одною рукою держась за руль, обливался потом. Он чувствовал, что задницей и спиной в буквальном смысле прилипает к сиденью. Его рубашка была — хоть выжимай. Потела и ладонь, лежавшая на полиуретановом, «потливом» даже в нормальных условиях, руле. Время от времени Йорик менял руки, вытирая освободившуюся о еще недавно белоснежные, а ныне покрытые грязными разводами джинсы. Разводы на джинсах особенно удручали Йорика. Поглядывая на них и горестно покачивая головой, он вынужденно констатировал: джинсам — конец! Никаким порошком, никакими средствами, ценой никаких усилий их уже не отстирать.

Движение по Минскому шоссе тем утром было достаточно плотным не только в Москву, но и, что самое странное, из Москвы: обычно утрами в будние дни дорога в сторону области совершенно свободна даже в самой близи от столицы, а уж в десятках километров от нее — подавно. Почему в то утро в сторону Кубинки ехало столько машин, Йорик не знал, да и знать не хотел: его куда больше беспокоил вопрос — доедет ли он сам на заартачившемся «Москвиче»? Скорее всего — Йорик полагал именно так, — проблема заключалась в сгоревшем предохранителе, но запасных в машине не было: в те годы разжиться запасными, уже миновав Голицыно, можно было только в Кубинке, то есть почти уже в самом конце пути. А между тем, от Голицыно до Кубинки — добрых двадцать километров! Мог ли двадцать километров протянуть «кипевший» мотор «Москвича», являлось для Йорика загадкой, причем загадкой чрезвычайно неприятной: если бы «Москвич» всё-таки встал, это было бы катастрофой — карманы Йорика, его бумажник были пусты. Правда, в заднем кармане тех самых еще недавно белоснежных джинсов имелось мелочью рублей десять-пятнадцать, если считать в современных эквиваленте и покупательной способности²⁴, но их могло бы хватить как раз на пару предохранителей, но не хватило бы даже на билет на автобус или электричку, не говоря уже о том, чтобы расплатиться за буксировку машины или за ее эвакуацию! Осложнялось дело и тем, что уже тогда широкое распространение — можно сказать, преимущественное — получили предохранители так называемого «ножевого» типа, тогда как в «Москвиче» использовались «старые», похожие на цилиндрики, с плавкой вставкой, а точнее — даже еще с тянувшейся по боку предохранителя плавкой «нитью». Взаимозаменяемыми те и другие не были. Не окажись «москвичёвских» предохранителей в Кубинке, это означало бы форменный п****ц. Потому как если бы «Москвич» с неработающей системой охлаждения и смог преодолеть двадцать километров до Кубинки, то семьдесят обратно до Москвы — навряд ли. Не факт и то, что было бы можно доехать хотя бы до Наро-Фоминска, в котором также имелся шанс найти «москвичевские» предохранители.

Йорик, насупившись и горестно поглядывавший на замаранные вусмерть штаны; Йорик, обливавшийся потом и не находивший облегчения во врывавшемся в салон воздушном потоке — таком же горячем, как и тот, что дул из дефлекторов печки; Йорик, отвергший мысль заменить предохранитель какой-нибудь проволочкой, потому что проволочка при неизвестной причине выгорания предохранителя могла привести к настоящему пожару, этот Йорик, меняя на руле отчаянно потевшие ладони, ни по сторонам, ни в зеркала не смотрел. Этот Йорик упивался свалившимся на него несчастьем, ощущая себя героем какой-нибудь байроновской романтической чепухи. Чего-нибудь вроде: мой пёс поплачет день-другой, разбудит воем тьму и станет первому слугой, кто бросит кость ему²⁵! И то: романтики в ситуации было хоть отбавляй. Если бы «Москвич» остановился; и если бы его двигатель «стуканул», а не просто перегрелся; и если бы ехать на нем дальше было нельзя, Йорику предстояло либо топать пешком часов эдак пять или шесть, либо проявлять чудеса смекалки, пытаясь «автостопнуть»: в те годы наши сограждане на загородных шоссе и дорогах останавливаться в ответ на поднятую руку не спешили — боялись. Йорик мог голосовать один и быть честнейшим человеком на свете. А могло быть и так, что в кустах за спиной у безобидного на вид Йорика притаились молодчики самых зверских наружности и наклонностей. И всё это — не считая брошенного на произвол судьбы «Москвича», который совсем не факт, что пережил бы ближайшую ночь: более чем вероятно то, что в ближайшую же ночь его бы разворовали до голого металла! Наконец, повторим, явно надвигались гроза и дождь: окажись Йорик застигнут ими топающим пешком по обочине, его и без того взмыленный и непрезентабельный видок мигом превратился бы в вид натурального оборванца. Да еще и сумасшедшего к тому же: в белых штанах. Прямо как у Остапа Бендера, если бы Остап сумел осуществить свою мечту, так и не доехав до Рио-де-Жанейро.

Сейчас всё это может показаться странным и даже надуманным, но это лишь потому, что мы за последние годы привыкли к ставшему доступным для каждого из нас прогрессу и уже подзабыли основные факты нашей собственной недавней бытовой истории. Ныне, окажись мы в схожей ситуации, мы бы потыкали пальцами в кнопки мобильника… нет: в сенсорный экран смартфона… и, без проблем связавшись с друзьями или приятелями, с коллегами или с кем-нибудь еще, как-нибудь да разрулили бы свалившуюся на нас проблему. На худой конец, мы добрались бы до ближайшего банкомата, коих, как известно, ныне в каждой деревне больше, чем грибов в августовском лесу, и, даже если бы на нашей кредитке не оказалось денег, без стеснения залезли бы в кредит, превысив баланс на благое дело собственного спасения. Однако в те годы, о которых речь, сотовые телефоны были сравнительной редкостью, их стоимость зашкаливала, как зашкаливала и стоимость минуты разговора, причем если сейчас мы могли бы разговаривать даже при нулевом состоянии счета — имей мы подходящий тариф или воспользуйся мы предлагаемой современными операторами услугой разговора в тот же кредит, — то в те годы отсутствие денег «на телефоне» означало и отсутствие самой возможности позвонить. Мы помним, как сами, примерно тогда же ночью оказавшись без денег в московском кабаке, были вынуждены взывать о помощи посредством телефона-автомата, к счастью обнаружившегося у входа и к счастью работавшего, а не с издевкой поглядывавшего на нас обрезком провода вместо телефонной трубки. Кроме того, несмотря на то, что легковушек было уже прилично и даже вон — могло наблюдаться плотное движение по Минскому шоссе, собственные машины имели еще далеко не все наши друзья, приятели и знакомые: даже если мы сами таковой обладали. Собственный автомобиль всё еще относился к разряду известной роскоши: даже такой потрепанный «сорок первый» Москвич, который взбрыкнул у Йорика. Потому что тогда, при среднем, считая в долларах, доходе в пятьдесят-семьдесят долларов в месяц (а именно такими были доходы у большинства даже в обеих столицах), даже те семьсот долларов США, которые Йорик заплатил за свой «Москвич», считались довольно большими деньгами, а не суммой, которой ныне в любой момент располагает любой из нас. Йорик, веди он рассказ от собственного лица, мог бы с улыбкой добавить на этот счет несколько слов о том, как продавец машины несколько минут разглядывал на просвет отданные ему семь сотенных бумажек, ощупывал их и так, и эдак, проводил пальцами по нарочно сделанным на купюрах шероховатостям и всё равно никак не мог отделать от мысли, что доллары — фальшивые. Он, продавец, даже всерьёз растерялся, когда Йорик, подыгрывая его сомнениям, важно подтвердил: мол, да, всё верно — я сам их печатаю на конспиративной квартире, но вы не беспокойтесь: качество моих долларов — отменное, их всюду принимают как настоящие! Вот такими были те времена, когда Йорик, вспотев и в печали, катил по Минскому шоссе, не глядя в зеркала. Мы позабыли о них, как о страшном сне, как о наваждении, заставившем нас побегать и покрутиться в надежде элементарно выжить, если уж не выбраться из обвалившейся на нас нищеты. Мы стараемся не думать о них, отгородившись от них нынешним сравнительным благополучием и более или менее твердой уверенностью в более или менее светлом будущем. Мы окружили себя и теми же автомобилями, и всякой всячиной из ставших вдруг доступными для каждого вещей: смартфонами, планшетами, компьютерами, ноутбуками, стиральными машинами, двухметровыми холодильниками, кондиционерами, «плазмой» если уж не на полстены, то на треть — точно… Мы платим за безлимитный интернет несколько сотен рублей в месяц и помнить не желаем о том, что еще несколько лет назад — лет десять, считая от даты написания этой книги — за полгигабита скорости по оптоволокну приходилось платить до сотни долларов в месяц. Что даже такая технология, как ADSL, была доступна немногим из-за своей дороговизны. Мы психологически отгородились от тех страшных времен и, может быть, зря: у многих из нас именно в тех временах осталась роскошная, бурная, великолепная своей подвижностью молодость. А молодость стоит любых денег и благ. Тем более таких, какими мы окружили себя теперь: в общем-то, излишних в своей востребованности лишь на сотые доли процента от заложенных в них возможностей.

Итак, Йорик ехал, не глядя ни в зеркала, ни по сторонам. Да и рассматривать-то было особенно нечего: оба ряда — правый и левый — катили с примерно одинаковой скоростью, никто не шалил, не выписывал по рядам зигзаги. Вдоль дороги тянулись еще нетронутые вырубкой под строительство скоростной магистрали леса. Темные, непроглядные, пусть даже это и было определенной иллюзией: в действительности это были не столько леса, сколько, в своем большинстве, лесопосадки, за каждой из которых что-нибудь да скрывалось — деревни, поселки, предприятия, дачные кооперативы. Об этом же свидетельствовали и придорожные знаки, указывавшие на съезды — да хоть в ту же Петелинскую птицефабрику, — но Йорик и на придорожные знаки внимания не обращал.

Стрелка указателя температуры охлаждающей жидкости даже при включенной на полную мощность печке не желала выходить из красной зоны, сигнализируя: если так и дальше пойдет, кирдык неминуем. «Москвичу» бы разогнаться километров за сто, до ста двадцати²⁶: тогда бы набегающий поток пусть и жаркого, но все-таки мощной струей проходившего под капотом воздуха смог бы — худо ли, бедно — сбить с двигателя жар. Но разогнаться было нельзя: не только правый, но и левый ряд держали приблизительно километров восемьдесят в час, не больше. И в правом, и в левом рядах катили фуры: еще не современные нам Мерседесы, Вольво, Рено или МАНы, способные мчаться как оглашенные, и даже не современные нам МАЗы и КамАЗы — с пришпоренными дополнительными лошадками движками, — а старенькие, многие еще советского производства, совсем слабосильные, неспособные по современным меркам ни на что, и если и пригнанные из-за рубежа иномарки, то столь же старые и в плане динамики безнадежные. Возможно, именно они, все эти фуры, почему-то двинувшиеся из Москвы в одночасье, и создали что-то вроде того затора, в котором «кипел» Йориков «сорок первый» Москвич. Йорик, видя стрелку указателя температуры ОЖ в красной зоне — от этого зрелища было не спрятаться — уповал на одно: мотор на его «Москвиче» был старым добрым заслуженным уфимским ветераном. С алюминиевым блоком, убить который перегревом было не так-то легко, и «съемными» чугунными гильзами цилиндров, даже при перегреве способными приличное время сохранять работоспособность, а «в случае чего» без проблем заменяемыми без полной «капиталки» мотора²⁷. Если бы на «Москвиче» стоял куда как более современный жигулевский мотор, его бы точно уже давно и без надежды расстаться с ним навестил северный пушной зверек.

В тягомотине размеренного неспешного движения был в то утро разве что единственный плюс: Йорик мог не беспокоиться о том, чтобы «словить клина» на скорости. Со всеми вытекающими — возможным ДТП, причем смертельным. Неспешность движения давала определенную гарантию: если мотор и встанет, ничего страшного хотя бы в этом плане не случится. Максимум, кто-нибудь сзади легонько поддаст под бампер… ну и пусть! Задумавшись над этим, Йорик в первый и в последний до Кубинки раз бросил взгляд в зеркало заднего вида: за «Москвичом», соблюдая достаточную при таких скоростях дистанцию, ехали не менее, чем «Москвич», потрепанные «Жигули». Вид этих «Жигулей» с несчастным взглядом четырех круглых фар отпечатался в сознании Йорика.

До Кубинки «Москвич» дотянул. Пыхтя и подергиваясь раскаленным мотором, временами демонстрировавшим явные намерения заглохнуть и в такие моменты издававшим звуки наподобие «трум-бум-бум», «трум-бум-бум» с характерными нотками разрушительной детонации, он съехал с Минского шоссе, добрался до поворота на путепровод в сторону «военного» микрорайона Кубинки и Наро-Фоминска, взобрался на путепровод по довольно крутому и уже тогда изрытому здоровенными ямами подъему и поехал по нему. Скорость движения упала километров до тридцати в час, но теперь уже не потому, что ехать быстрее было нельзя из-за плотного движения, а потому что ехать быстрее не мог сам «Москвич». Йорик начал вглядываться в окрестные строения, выискивая среди них магазин автозапчастей. Справа тянулся забор воинской части. Слева — «гражданские» постройки.

За спиной у Йорика что-то аккуратно крякнуло. Йорик мотнул головой, как бы отмахиваясь от нового, ничего хорошего не предвещавшего, звука всерьез заболевшей машины, но это не помогло: кряканье повторилось. Йорик скорчил гримасу: «Ну, что еще?» Решил было мельком обернуться, но тут же едва не подскочил от новой неожиданности — из-за спины раздался голос:

— Водитель! Пожалуйста, пропустите кортеж!

Йорик быстро посмотрел в зеркало заднего вида и обомлел: вместо отпечатавшихся в сознании четырех круглых фар стареньких «Жигулей», в зеркале маячили фары «тридцать первой» Волги. Взгляд этих фар был хмур и даже зол. На крыше «Волги» помигивал синий маячок. Однако голос, призвавший Йорика посторониться, ни хмурым, ни злым не был. Скорее, в нем звучали дружелюбные нотки с примесью веселья.

— ?! — промелькнуло в голове Йорика. — Откуда он взялся?

Но откуда бы ни взялся кортеж — за «Волгой» виднелись и другие машины, — нужно было ответить на призыв. Йорик прижал «Москвич» к обочине, давая кортежу дорогу. Головная «Волга» быстро набрала ход. Замелькали черные — военные — номера. А когда с «Москвичом» поравнялась замыкавшая колонну машина, прозвучал другой, но такой же, как и первый, дружелюбный и не без примеси веселья голос:

— Спасибо!

С отвисшей челюстью и не веря своим ушам, хлопая глазами, Йорик смотрел вслед удалявшемуся кортежу.

— Черт побери! — наконец вырвалось из Йорика. — Однако!

Что было неудивительно: любой из нас неоднократно «сталкивался» с «чиновными» кортежами и знает их наглую и хамскую манеру плевать на всё и всех. Но тот, военный, кортеж повел себя совершенно иначе: с достоинством человечности.

Придя в себя от приятной неожиданности, Йорик вдруг припомнил другую, совсем давнишнюю историю, приключившуюся с ним в метро. Тогда в вагоне ехал то ли подполковник, то ли полковник — этого Йорик точно вспомнить не смог, — рядом с которым, держась за поручень и покачиваясь в такт раскачивавшемуся вагону, стоял обыкновенный работяга. В какой-то момент работяга, собираясь выходить, выпустил поручень из рук и тут же, не удержавшись на ногах из-за особенно сильного крена, полетел едва ли не в объятия полковника. Полковник подставил руки, удержал работягу на ногах и, усмехнувшись, сказал:

— Положитесь на армию: армия всегда подставит плечо!

Йорик улыбнулся. А там и магазинчик запчастей показался. Припарковав раскаленный «Москвич» напротив, Йорик выгреб из заднего кармана всю обнаружившуюся в нем мелочь и пошел покупать предохранители.

***

Дорога в Кубинке не только перегорожена многочисленными «лежачими полицейскими», но и так же узка, как и всё Наро-Фоминское шоссе. Поэтому знаки, ограничивающие скорость то на сорока километрах в час, то на двадцати, расставлены не по прихоти, а логично. Въехав в Кубинку и — поначалу — сбросив скорость до шестидесяти, Йорик был вынужден сбрасывать ее и дальше: до тех пор, пока стрелка спидометра не легла почти на ноль.

Ауди, даже не имея впереди себя никого, катилась медленно и печально, то и дело переваливаясь через «полицейских». От нетерпения Йорик покусывал губы, но сделать ничего не мог: разгоняться на этом отрезке дороги было бы чистым безумием.

Наконец, по правую руку, показалась главная достопримечательность этого микрорайона (по крайней мере, главная для любителей автомобильной старины) — водруженный на крышу гаража-мастерской «Москвич-401». Аляповато выкрашенный в неаутентичные желтый-вырви-глаз и зеленый цвета, с наглухо затонированными стеклами, «четыреста первый», неведомой силой вознесенный на сомнительный пьедестал и превращенный в рекламную вывеску мойки, являл собою душераздирающее зрелище. Всякий раз, проезжая мимо него, Йорик болезненно морщился и норовил отвернуться. Йорик не мог понять: какому варвару могла взбрести в голову идея так поступить с заслуженным ветераном? И это при том, что, судя по внешним признакам, «Москвич» находился в неплохом состоянии, многое в нем было «родным», даже имелся — на это указывал не задранный к небу капот — мотор, а значит, машина не только была известной ценностью с точки зрения любителей советской старины, но и, возможно, не требовала капитальных вложений при реставрации. Этот «Москвич» стоил дороже того гаража, на крыше которого он очутился. Дороже той мойки, которую он рекламировал. Дороже многих из тех машин, которые стояли по обочинам вдоль шоссе. Но главное всё-таки заключалось в том, что этот «Москвич» был символом целой эпохи, а не безликой консервной банкой, каковые банки представляет собой подавляющее большинство современных машин. Какая из современных машин может похвастаться сложенными в ее честь стихами? Какая из современных машин соединилась с едкой иронией баснописца? Какую из современных машин привечают одобрительными сигналами клаксона? А у «четыреста первого» всё это есть:

Писательский вес по машинам

Они измеряли в беседе:

Гений — на ЗИМе длинном,

Просто талант — на «Победе».

 

А кто не сумел достичь

В искусстве особых успехов,

Покупает машину «Москвич»

Или ходит пешком. Как Чехов.²⁸

Иногда Йорика так и подмывало остановиться и порасспрашивать: скорее всего, найти владельца «Москвича» не составило бы труда, как не составило бы труда и выкупить машину. Тормозило Йорика только одно: сам он коллекционером не был, должным образом хранить выкупленный «Москвич» ему было бы элементарно негде. По этой же, кстати, причине Йорик всё никак не мог осуществить парочку своих совсем-совсем давних грёз: обзавестись настоящими «Ягуаром XK120» и «Ягуаром XJ12» первого года выпуска и Дино 246 GT — невероятно красивым, невероятно элегантным, невероятным во всем: словом, таким же, в какой он влюбился с первого взгляда, увидев британский сериал «Сыщики-любители экстра-класса»!²⁹ Временами Йорик — на иностранных сайтах — даже просматривал объявления о продаже, особенно как раз на предмет «Дино», но даже тогда, когда финансовое положение позволило ему совершить покупку, делать этого он не стал. Вздохнув и сокрушенно покачав головой — денег, в общем-то, просили совсем немного, — Йорик отложил осуществление мечты «на потом»: на безмятежную старость в какой-нибудь сельской местности, где было бы можно обустроить хороший, годный во всех отношениях и смыслах, гараж. Или даже не гараж, а подиум: Йорик так и видел, закрывая глаза — обширная застекленная гостиная, вместо мебели щеголяющая тремя красавцами: двумя темно-зелеными «Ягуарами» (цвет «British Racing»!) и стоящим меж ними хищным, приземистым, льющимся волнами перетекающих друг в друга обводов, такого же алого цвета, как у Кёртиса, «Дино»! Это видение было настолько отчетливым, что прямо-таки поражало своей «структурированностью». А коли так, не приходилось сомневаться (и Йорик не сомневался ни на минуту): когда-нибудь так и случится. Но до тех пор приходилось сдерживаться. И не только насчет «Ягуаров» и «Дино», но и, конечно, насчет бедолаги «Москвича», очутившегося на ржавой крыше. Впрочем, «Москвич» в видениях не присутствовал. Не возьмемся утверждать наверняка, но, всего вероятнее, не нашлось бы ему места и в будущей «гостиной». Жаль, конечно, но такова, как говорится, жизнь.

***

«Четыреста первый» на крыше гаража означал, что вскоре станет полегче: не в том смысле, что уже вот-вот получилось бы увеличить скорость, а в том, что до Минского шоссе уже было рукой подать. Йорик перестал покусывать губы и принялся вглядываться в дорогу: вскоре она и впрямь вышла на путепровод через железнодорожные пути, а затем показался и мост через «Минку» — здесь предстояло пропустить встречных, повернуть налево и вырваться, наконец, на «оперативный простор».

В то время на этом отрезке дороги еще не было двух препакостнейших светофоров: на пересечении с Богом забытыми съездами перед путепроводом через железнодорожные пути и на съезде с моста. В то время на этом отрезке дороги еще не скапливались утрами колоссальные пробки, виновнику которых каждый из стоявших в этих пробках водителей мечтал хорошенько начистить физиономию. Впрочем, какому психу взбрело в голову установить если уж не светофор перед путепроводом (этот хотя бы таких уж больших проблем не создавал), то светофор на съезде с моста, оставалось загадкой — тайной из тайн, самым большим секретом городского поселения «Кубинка». Вероятно, затейник-энтузиаст настолько испугался результатов собственной инициативы, что предпочел уйти в тину, справедливо опасаясь за целостность своих челюстных костей. Но, повторим, в описываемое нами время светофоров еще не было, и Йорик, подкатываясь к путепроводу и, далее, к мосту, никаких подвохов не ожидал. Он даже весело улыбнулся, приметив еще одну — новенькую — достопримечательность Кубинки: рекламный штендер шиномонтажа с «оригинальным» названием «Шинок».

Очевидно, открывшие его люди либо напрочь не знали, что такое шинок, либо отличались настолько специфическим и зловредным юмором, что не постеснялись использовать для названия своей мастерской созвучие между автомобильными шинами и старинным питейным заведением. Сам Йорик склонялся к первому варианту, но исключать второй тоже было нельзя: мало ли на Руси завзятых шутников? Но как бы там, однако, ни было, лично для себя Йорик решил твердо: даже в самой крайней нужде, даже оставшись без «запаски», в этот шиномонтаж-кабак — ни ногой! Не хватало еще нарваться на пьяных или с постоянного бодуна «мастеров», если название использовалось в шутку, или на людей — если название использовалось всерьез, — настолько слабо знавших значения слов, что — особенно если это были славяне — возникало вполне обоснованное сомнение и в знании ими предмета работы. Ведь что такое работа, если не результат обучения? А что такое обучение, если не слова? И если всё это верно, как может хорошо работать тот, кто, впуская слова в свои уши, не озабочивается их смыслом? Похоже, примерно также думали и другие водители, не только Йорик: перед шиномонтажем с чересчур уж говорящим названием не было ни одной машины. Правда, появился этот шиномонтаж недавно, может, народ просто еще не успел привыкнуть к самому факту его существования, и всё же голое пространство перед ним как бы намекало: люди шарахались от «Шинка».

На съезде к «Минке» пришлось подождать: встречное движение, теперь уже с моста, по-прежнему оставалось плотным. Народ спешил по своим делам, одинокая Ауди, застывшая на пустынной полосе (настолько Йорик опередил всех, кого обогнал из попутных, начиная с парня на железнодорожном переезде в Акулово) — одинокая Ауди, застывшая на пустынной полосе и моргавшая поворотником, сочувствия ни у кого не вызывала. Йорик попробовал было поморгать и фарами, прося уступить, но и это ни в ком не вызвало никакой ответной реакции, что, вообще-то, было достаточно странно: обычно люди у нас отзывчивы и на явные просьбы о помощи или о чем-то подобном откликаются легко. Возможно, день таким был — неудачным. Начался с коров и продолжился равнодушием встречных водителей.

Но вот — рейсовый автобус. Этот в силу естественных причин не мог катиться быстро: его водитель придерживал свою здоровенную машину тормозами, автобус едва сползал со спуска моста. Йорик мгновенно вывернул руль и нажал на газ. Ауди, почти развернувшись боком, но тут же стабилизировавшись, рванула через дорогу. Автобус проплыл прямиком за ее багажником, водитель недовольно гуднул. На это Йорик саркастически хмыкнул, но и сам прижал педаль тормоза: крутой поворот, короткая прямая, крутой подъем перед Минским шоссе…

Мгновенный, но пристальный взгляд налево: по правому ряду подлетает фура, за ней — еще и еще, но левый ряд чист. Опять газ в пол и сразу — быстрые маневры рулем.

Подчинясь, Ауди стрелой выскочила на Минское шоссе, и не в бок, а по диагонали: почти перед капотом магистрального тягача, водитель которого наверняка и охнуть не успел. Завиляла кормой, но, с каждым мгновением обретая обратно устойчивость, понеслась по левому ряду, стремительно обошла пролетевшую вперед фуру, получила вдогонку еще один гудок — уже не короткий, недовольный, а длинный, разгневанный — и, пару раз мигнув, извиняясь, аварийкой, помчалась в Москву.

Гонка со временем возобновилась.

***

Несмотря на крайне «стрёмный» способ, благодаря которому Йорик прошмыгнул на Минское шоссе, движение непосредственно по шоссе оказалось на удивление свободным: не считая той фуры, которую Йорик сначала подрезал, а затем обогнал, равно как не считая и шедших за этой фурой других фур, дорога выглядела пустынной. Навстречу машины попадались, но впереди, в попутном направлении, насколько хватало глаз, не было ни одной. Штука для данного времени суток и дня недели весьма необычная.

Йорик, в душе удивляясь, почувствовал, тем не менее, изрядное облегчение: по крайней мере, на этом отрезке — скорее всего, теперь уже вплоть до Лесного Городка — никаких затруднений не предвиделось. Еще, конечно, могли повыскакивать автомобили с разных примыкавших к «Минке» съездов и тропок, но вряд ли они создали бы серьезные затруднения на достаточно широкой дороге с двумя полосами в каждом из направлений. Ожидались и фуры — на Минском шоссе их всегда в изобилии, — но эти, придерживаясь правого ряда, уж точно помехой, во всяком случае, долговременной, стать не могли. А пока, повторим, насколько хватало взгляда, шоссе и вовсе выглядело совершенно пустым. Правда, Йорику, едва он подумал о фурах, вспомнилась свеженькая на тот момент история, приключившаяся, к счастью, не с ним, но затронувшая огромное количество автолюбителей.

Читатель и сам наверняка помнит ее: это когда зимою Ленинградское шоссе на сотни километров между Москвой и Петербургом оказалось перекрыто вставшими на нем фурами. Напрочь безответственные владельцы транспортных компаний выпустили на зимнюю, засыпаемую снегом, дорогу машины на летней «резине». А так как Ленинградское шоссе изобилует подъемами, большинство из которых в условиях снегопада обледенело, начался натуральный коллапс. Тяжелые грузовики, не в силах одолеть ледяные подъемы, намертво забили всё. В пару безответственности своих нанимателей, столь же безответственные от полной безнаказанности водители фур, наплевав на других участников движения, не стали выстраиваться друг за другом в один ряд по обочинам или хотя бы только в правых рядах. Они заняли всю ширину дороги, полностью парализовав любое движение на ней. МЧС пришлось в спешном порядке организовывать доставку топлива, горячего чая и прочей снеди, разворачивать пункты обогрева: без помощи люди в заглохших с пустыми баками машинах могли замерзнуть насмерть.

Творившееся тогда на Ленинградском шоссе безумие попало в топы всех телевизионных новостей, в топы новостей радиостанций, в топы новостей интернет-изданий. Особенно интернет-площадки пестрели жуткими комментариями и время от времени появлявшимися фотографиями последствий устроенного водителями фур бесчинства. Застрявшие в растянувшейся на сотни километров пробке «рядовые» автолюбители полнили интернет снимками с собственных телефонов, благо хотя бы мобильный интернет оказался вне власти распоясавшихся дальнобойщиков!

Как и многие другие, Йорик в тот вечер, просматривая новости, хватался за голову, кипел душой и сердцем, а на форуме — форуме «Русской Балтики» — даже выразил сожаление о том, что современная российская власть трусовата и слишком мягкотела. По мнению Йорика, для наведения порядка нужно было не пункты обогрева МЧС обустраивать, а вывести в разных местах на дорогу несколько танков и на фиг посбрасывать фуры в кюветы! Без жалости и возмещения ущерба. По крайней мере, те из них, которые были на летних покрышках. А на будущее, дабы впредь подобное не повторялось, Йорик предлагал ввести колоссальный штраф за «резину» не по сезону: такой, чтобы от уплаты его любая транспортная компания, не говоря уже о частниках, могла вылететь в трубу. Такой, чтобы стоимость магистрального тягача по сравнению с ним выглядела детским лепетом!

Столь радикальные предложения Йорика встретили не много сочувствия, но возражения других участников форума сводились, прежде всего, не к этическим сторонам вопроса, а к сугубо техническим. Йорика спрашивали, например, каким образом могли бы проехать танки по уже забитой дороге? Пожимая плечами, Йорик отвечал, что главное начать, а там уже легче пойдет: главное на каком-нибудь пересечении со второстепенной дорогой вывести танк, сбросить им несколько фур, а дальше чистить проезд станет всё легче и легче. И так как пересечений со второстепенными дорогами Ленинградское шоссе имеет немало, то и танков было бы можно запустить в достатке: чтобы за несколько часов полностью расчистить шоссе. А то, что кюветы вдоль него оказались бы завалены обломками фур и тягачей, так это не беда: ответственность за уборку и утилизацию обломков и попорченных грузов было бы можно — опять же! — возложить на владельцев фур и — опять же! — под страхом колоссального денежного штрафа. Нашедшие на форуме юристы возражали: мол, это совершенно незаконно. Но Йорик твердо стоял на своем: достаточно объявить чрезвычайное положение и тогда любые меры по наведению порядка обретут силу закона! Тогда уже юристы, скорее всего, пожимали плечами, набивая ответы: «Чушь и дичь!»

***

Обойдя фуру, Йорик, не видя впереди никаких вообще машин, перестроился в правый ряд и покосился направо же: Ауди пронеслась мимо установленного на постаменте танка ИС-3, разработанного под занавес Великой Отечественной и принять участие в боях не успевшего. Зато этот танк участвовал в параде союзных войск в Берлине, что лично Йорику казалось не совсем справедливым, а точнее — совсем несправедливым. И вот теперь этот танк, нигде и никак не отличившийся на благо Отечества, занял место на постаменте перед въездом в Танковый музей! Ну, не странно ли? Уж где-где, а в этом-то музее могли бы для «вывески» подыскать что-то более подходящее, что-то более заслуженное, более отзывавшееся в сердце! Впрочем, насколько Йорику было известно, ИС-3 для постаментов выбирали повсеместно, не только в кубинском Танковом музее: и во времена СССР, и после его развала — на всем постсоветском пространстве. Почему это было именно так, для Йорика являлось загадкой: может быть, потому что как раз ИС-3 было не жалко? В том смысле, что не было жаль вывести его из состава вооруженных сил и взгромоздить на постамент? Тогда как другие танки либо имели бо́льшую боевую ценность, либо ценность музейную и, во втором случае, заслуживали храниться в закрытых от непогоды помещениях? Но даже если и так, не издевка ли над каким-нибудь боевым — «настоящим»! — танком — поставить его в ангар, чтобы сдувать с него пылинки? Разве настоящие, боевые, танки создавались для этого? С каких это пор танки, выражаясь словами рекламы, стали бояться грязи, дождей и снега?

Миновав, а вернее пролетев постамент и съезд на территорию музея, Йорик расслабился: впереди — чистая дорога, можно безбоязненно «топить». Разве что через несколько километров, при повороте в коттеджный поселок Кубинка-60 и близ обустроенного недавно надземного пешеходного перехода, решением чьей-то светлой головы была установлена камера фото- видеофиксации нарушений правил дорожного движения, причем камера, как Йорик уже успел убедиться на собственном опыте, исправно работала. Первое «письмо счастья» пришло ему уже вскоре после установки этой камеры: рублей на триста или около того. Распечатав письмо, Йорик тогда удивился поразительной точности описания: «14:00. Скорость 123 км/ч. Разрешенная 90 км/ч. М-1 а/д «Беларусь», Минское ш. 61 км 170 м, в сторону Москвы». И — фотография морды автомобиля с четко читаемым номерным знаком: всё честь по чести! Штраф, разумеется, Йорик оплатил, но на заметку это новшество принял. В дальнейшем ему еще не раз приходили «письма» именно с этой камеры, но уже только в ситуациях, когда он по-настоящему торопился. Если же причин для торопыжничества не было, Йорик заблаговременно сбавлял ход и проезжал «под объектив» с чинным спокойствием.

Положа руку на сердце, против камер — ни против этой конкретно, ни против других, вскоре заполонивших Минское шоссе на разных его участках — Йорик ничего не имел. Как он сам признавался, камеры действительно способствовали наведению определенного порядка, но… как и всегда — добавлял Йорик — дьявол и в этом случае «порылся в деталях».

Обсуждая новшество на том же форуме «Русской Балтики» — автомобилистов, начавших получать аналогичные «письма счастья», на нем хватало, — Йорик упирал на то, что по-настоящему камеры способствуют безопасности только тогда, когда о них знаешь заранее. Если же заранее о камере ничего неизвестно, грош ей цена: водители как мчали, так и продолжают мчать. То есть, — пояснял Йорик, — известный порядок наводится только среди постоянных участников движения на тех или иных дорогах, где камеры установлены: «новички» или «случайные люди», каковых на магистральных шоссе хватает всегда, из процесса наведения порядка как бы исключены.

— Что делать? — спрашивали Йорика.

— Наносить, как это принято в других странах, предупреждающую о камерах разметку. Устанавливать предупреждающие знаки, — отвечал Йорик.

И самое забавное заключалось в том, что эти ответы Йорика, словно форум читали наделенные соответствующей властью люди, были услышаны: вскоре после дискуссии всё Минское шоссе на тех его участках, где появились камеры, было «разукрашено» соответствующей предупредительной разметкой. Разметкой грамотной: нанесенной на дорожное полотно загодя, еще до того, как автомобиль-нарушитель попадал в объектив. Однако «эксперимент» провалился или его «провалили»: Бог весть. Суть в том, что из-за очень активного движения «камерная разметка» достаточно быстро пришла в негодность, стерлась, и возобновлять ее никто не стал. Как слышал Йорик от недобрых языков, причина этого была проста: разметка резко сократила «доходность». Вплоть до того, что вновь устанавливаемые камеры даже перестали «окупаться!»

Впервые услышав такую версию, Йорик округлил глаза:

— Да ведь назначение камер не в пополнении бюджета!

— Так-то оно так, — ответили ему, — но, сам понимаешь, денежка любит счет!

А чуть позже Йорику в руки попала статистика аварийности: если после установки камер она снизилась, но не так чтобы очень, то после нанесения разметки резко пошла вниз, а когда разметка исчезла, ее кривая опять поползла вверх. Количество погибших и раненых стало увеличиваться.

Еще один нюанс, из-за наличия которого Йорик, не имея, в целом, ничего против камер, всё-таки их не жаловал, заключался в том, что — сугубо по мнению Йорика — камеры в большинстве своем устанавливались безграмотно. Или наоборот: очень грамотно, но не в целях снижения аварийности и сохранения человеческих жизней, а именно что в целях просто содрать деньгу. Редкие на по-настоящему опасных участках дороги, они появлялись там, где никакой опасности от превышения скорости не было. Это раздражало.

К категории совершенно бессмысленных с точки зрения реального обеспечения безопасности относилась и камера под Кубинкой. Но теперь, летя прямиком на нее со скоростью около двухсот километров в час, Йорик, уже видя ее подвешенной на штанге над дорогой, смотрел на нее даже с какой-то благодарностью: до ее появления гаишники частенько вставали за переходом и, скрытые массивной конструкцией этого сооружения, измеряли скорость переносными и ручными радарами. Камера сделала их «пост» ненужным и даже не совсем законным: как только камера появилась, устраивать засады гаишники перестали. Для Йорика это означало то, что ему, разумеется, придет еще одно «письмо счастья», причем уже не на сто или двести рублей (как ни старался, Йорик так и не смог вспомнить сумму из первого «письма»), а рублей под тысячу или около того³⁰, но, по крайней мере, он, Йорик, не лишится водительских прав за превышение скорости более чем на шестьдесят километров в час³¹. Это грело душу и успокаивало. А когда машина, не сбавляя ход, проскочила под объективом, Йорик и вовсе тихонечко усмехнулся: хорошее изобретение! И тут же вспомнил еще один форумный спор: о методах воздействия на злостных нарушителей.

Как уже понял читатель, Йорик и сам относился к категории злостных нарушителей. Правда, не то чтобы убежденных или идейных — больше вынужденных давлением тех или иных обстоятельств, но тем не менее. Превысить скорость, и превысить существенно, крепко, на грани, а то и за гранью разумного, для Йорика было что до ветра сходить: если он чувствовал необходимость гнать, он гнал без всякого зазрения совести. Или нет, не так: в каких-то отдельных ситуациях совесть могла его угрызать, но даже при этом он, поеживаясь от укусов совести, продолжал давить на газ. Поэтому, казалось бы, Йорик как никто другой должен был выступать за «мягкую линию» в отношении нарушителей вообще и злостных — в частности. Но в действительности это было не так, а самым ярким тому подтверждением и стал тот форумный спор.

Началось, как это обычно бывает на форумах, с какой-то ерунды: кто-то процитировал кукую-то очередную инициативу Правительства и — понеслось. Каким образом всё это съехало на правила дорожного движения — уму непостижимо, а вот то, что с правил спор перетек на их нарушения и ответственность за эти нарушения, было уже логично. И спор, нужно сказать, разгорелся нешуточный: если бы участники пламенной дискуссии стояли друг перед другом, лицами к лицам, а не были отделены друг от друга мониторами и — нередко — сотнями, а то и тысячами километров, в ход могли бы пойти и кулаки! Более жаркие споры случались разве что при «срачах» на «белорусские» или «украинские» темы, когда участники делились на лагеря непримиримых противников и были готовы сражаться до полной потери пульса.

Разделились участники и в споре о ПДД: ровнехонько на два лагеря. Окопавшиеся в первом требовали ничего не менять, с пониманием относясь к тому, что на дорогах полно людей не очень хорошо обеспеченных: пенсионеров, бюджетников и так далее. Атаковавшие из второго, наоборот, требовали введения самых суровых наказаний и особенно за те нарушения, которые частенько приводят к самым печальным последствиям. То есть за проезд на запрещающие сигналы светофора, за выезд на встречную полосу в нарушение разметки, за обгоны в конце подъемов, за движение с неразумными скоростями в условиях недостаточной видимости, вообще за езду без нормально работающих приборов внешнего освещения машин, за езду на машинах с заведомо известными серьезными неисправностями вроде неисправностей рулевого управления, тормозной системы, подвесок. И, разумеется, за превышение скорости более чем на двадцать-тридцать километров в час, каковые двадцать-тридцать километров в час атаковавшие сочли вполне допустимыми.

Но что такое — «самые суровые наказания»? Если окопавшиеся в первом лагере настаивали на том, что и существовавшие на тот момент наказания достаточно велики для среднестатистических водителей и только-де бездействие ГАИ и скверная организация дорожного движения приводят к многочисленным нарушениям, то нападавшие из второго лагеря откровенно над такими заявлениями-сентенциями смеялись. Даже ржали: фыркая и не скрывая своего презрения к тем, кто нёс эту расхожую ахинею. Нападавшие заявляли, что ни при каких условиях нельзя считать суровыми наказаниями штрафы в сто — много в пятьсот — рублей за чудовищные проделки на дорогах вроде проезда на красный свет или разворота через двойную сплошную. Нападавшие заявляли, что сто рублей — смешная сумма даже для пенсионера: пенсионер-автолюбитель больше на водку потратит, едва добравшись до своего дачного домика. Наконец, нападавшие заявляли, что это вообще нелепость — оправдывать низкие штрафы бедственным или мнимо-бедственным финансовым положением нарушителей: ведь никто не заставляет нарушителей нарушать! И если, допустим, да: некоторые нарушения могут быть спровоцированы никуда негодной организацией дорожного движения или бездействием той же ГАИ, то всё же подавляющее большинство самых грубых нарушений — плод доброй воли непосредственно нарушителей. Над которыми с кнутом никто не стоит. А коли так, то и кара должна быть отвязанной от соображений финансового благополучия. Короче, нападавшие предлагали кратно увеличить штрафы, а за некоторые виды нарушений еще и лишать водительских прав: не на полгода-года-три года, как это было тогда, а лет на десять. Некоторые предлагали даже пожизненно лишать.

Йорик, сходу присоединившись к лагерю нападавших, повел себя, тем не менее, куда радикальнее. Или, если угодно, даже на фоне предлагавших вроде бы весьма жесткие меры умудрился выделиться совсем уж оголтелым радикализмом. Йорик предложил, во-первых, обсуждаемые нарушения вывести из административного права в право уголовное; во-вторых, повысить штрафы не кратно, а многократно, и не до пары-тройки тысяч рублей, а — минимум! — до полумиллиона³²; в-третьих, ввести особенную шкалу, согласно которой штрафы могли бы увеличиваться в зависимости от стоимости автомобиля нарушителя: если машина стоила куда больше полумиллиона рублей, к полумиллиону добавлялись еще и проценты от стоимости автомобиля. В самых простеньких случаях — процентов десять. В случаях посерьёзней — пятьдесят. В совсем серьезных — сто. Как уверял Йорик — спорщики с обеих сторон в изумлении онемели, — только такие меры можно признать действительно жесткими, и только такие меры способны оказаться эффективными в стране, где в отношении водителей никогда не применялась по-настоящему серьезная карательная практика, из-за чего, собственно, водители и распустились.

— Возьмите ту же Германию, — строчил Йорик предложение за предложением, пользуясь гробовым затишьем в споре. — Германия считается идеалом порядка и законопослушности. Но всегда ли немцы были такими — порядочными и законопослушными? Нет! Для того, чтобы их сделать такими, понадобились годы беспощадного избиения кнутом: избиения без всякого пряника поблизости. Власти, дрессируя немцев на законопослушность, ломали их через колено самым безжалостным образом. И вот результат: немцы ведут себя как шелковые. Нам нужно взять эту же практику и заставить водителей уважать закон. Не уговаривать их, не пытаться воздействовать на них смехотворными суммами штрафов, а бить жестоко, бить так, чтобы у водителей, предвидящих неизбежную при нарушении порку, волосы дыбом на голове вставали. Бить так, чтобы до икоты от дикого испуга. Так, чтобы при одной только мысли о возможности совершить нарушение, водители начинали в ужасе креститься!

— Да ведь ты сам постоянно нарушаешь, сам говорил! — робко, ожив, нарушил тишину один из спорщиков.

— Правильно! — мгновенно подхватил Йорик. — А почему? Да потому что я не боюсь ответственности. Мне существующие ныне штрафы по фиг. Хоть засыпьте меня ими, я не обеднею. И вот так же или примерно так же рассуждают и многие другие нарушители. Но — уверяю! — я тут же перестану нарушать, если за нарушение — не за аварию, заметьте, да еще и с жертвами, а всего лишь за нарушение — мне будут светить лет пять тюрьмы, штраф в полмиллиона и еще стоимость моей машины. Никто в таких условиях не окажется настолько богат или состоятелен, чтобы позволить себе нарушать! Даже если у тебя в кармане миллиард, причем не рублей, и даже если ты посылаешь в жопу тех, у кого миллиарда нет, даже тогда ты не напасешься денег, «Бентли» и «Майбахов», чтобы расплатиться за свои художества на дороге. А уж сидеть — так и подавно не захочешь!

— Но пенсионеры…

— Плевать! Никто не заставляет пенсионера проезжать на красный свет!

— Но у него и денег-то таких может не быть: чем он штраф будет выплачивать?

— С заработка в колонии заплатит! С пошива рукавичек!

— Но…

— И вот еще что! Предлагаю срок лишения свободы рассчитывать в том числе и по задолженности: до тех пор, пока штраф не погашен, человек продолжает сидеть. Скажем, дал ему судья полмиллиона штрафа и пять лет, он продал свою развалюху за сто тысяч рублей, но остался должен еще четыреста. Вот и считаем… Ау! Кто-нибудь знает, сколько в колониях платят за пошив рукавиц?

Никто не ответил: все, включая и ожившего было участника, хранили потрясенное молчание. Тогда Йорик прикинул самостоятельно:

— Хорошо: допустим, за одну пару в колонии платят рубль. Допустим также, что за один рабочий день осужденный способен пошить сто пар. Тогда выходит… выходит… — Йорик отвлекся от написания на то, чтобы пощелкать кнопками на калькуляторе, — выходит около двух с половиной тысяч рублей в месяц или тридцати тысяч в год. Вычитаем из этой суммы подоходный налог — 13% — и получаем двадцать шесть тысяч сто рублей в год. Таким образом, за пять назначенных ему лет «наш» нарушитель заработает сто тридцать тысяч пятьсот рублей. Вычитаем из четырехсот… двести шестьдесят девять тысяч пятьсот. Делим на двадцать шесть тысяч сто. Получаем десять с небольшим лет. Стало быть, всего нарушителю из этого примера придется провести на зоне около пятнадцати лет. Впрочем…

Нарочно или нет в этом месте Йорик сделал театральную паузу, ныне доподлинно неизвестно. Но эффект превзошел все ожидания, если таковые у Йорика были вообще.

— Впрочем, — добавил Йорик, — нарушитель может продать и квартиру. Наверняка квартиры хватит на погашение штрафа, а значит, и пятнадцать лет сидеть не придется. Только пять!

Вот тут-то форум и взорвался, отойдя от гробовой тишины. Теперь уже не только защитники существовавшего порядка вещей, но и нападавшие на них сторонники более жестких мер навалились на Йорика: сообща со своими бывшими противниками. Один из них даже попытался обвинить Йорика в том, что он, Йорик — тролль. Но так как Йорик говорил совершенно серьезно, от обвинения в троллинге обвинителю пришлось отказаться. Зато никто не отказался от других обвинений, самое мягкое из которых заключалось в том, что Йорик сошел с ума. Спятил. Рехнулся. Йорик отбивался как мог, но, в силу очевидного численного превосходства навалившихся на него участников спора, терпел явное поражение. Тем не менее, чувствуя свою правоту, он мужественно отбивался, а под конец заявил:

— Что вы все всполошились? Не я же принимаю законы, а значит, предложенное мной никогда не осуществится. Вы же знаете наших «управителей»: трусоватых, нерешительных, заботящихся не об истинном благе сограждан, а только о том, как граждане будут голосовать. Популистов, если короче. Так что — расслабьтесь!

Но расслабиться участникам спора пришлось нескоро: неожиданно на подмогу Йорику пришел один, дотоле на форуме отсутствовавший, участник. Человек с остроумным, хотя и нетолерантным ником «Погонщик скотов». Погонщик скотов согласился с Йориком в том, что «никакая» ответственность за нарушения только провоцирует эти самые нарушения. И что он, Погонщик, так же, как и Йорик, будет нарушать ровно до тех пор, пока ответственность не будет реальной. Реальная же ответственность — это такая ответственность, которая очень сильно бьет по карману. Заставляет задуматься: а оно мне надо? И это — не тысяча рублей, не пять тысяч или что-то в таком же роде, а суммы по-настоящему серьезные для любого. Даже для состоятельного человека вроде него самого — Погонщика.

Обалдевший от такого заявления народ набросился уже и на Погонщика, но Погонщик был модератором, и нападавшим пришлось держать себя в руках. Это — необходимость сдерживаться при том, что всё внутри так и кипело — раскалило тему докрасна. Но это же и затушило ее в итоге: еще побрыкавшись, участники дискуссии разбрелись по другим темам. Получилось, Погонщик и Йорик победили.

***

Проскочив под камерой, Ауди уже не набирала ход, а шла ровно: на примерно установившихся двухстах километрах в час. В принципе, можно было включить круиз-контроль (обычный, не адаптивный, которого на Ауди Йорика не было и который на двухстах километрах в час всё равно работать не смог бы³³), но делать этого Йорик не стал: ему показалось, что передоверить управление скоростью электронике при таком «полете» было бы неразумно. И, по большому счету, Йорик был прав: езда на круиз-контроле расслабляет, рассеивает внимание, тогда как на двухстах километрах в час рассеянное внимание — совсем не то, что доктор прописал. Пусть даже дорога впереди выглядела совершенно свободной, один лишь Бог мог знать, что могло на ней приключиться в любой из моментов движения. Об опасности рассеянного внимания предупреждали и время от времени мелькавшие знаки «Дикие животные». И хотя Йорик за свою многолетнюю «практику» езды по Минскому шоссе ни разу не видел, чтобы на дорогу выскакивали какие-нибудь дикие животные, он понимал: не видел — не значит, что такого не может быть в принципе. «Поймать» же лося или даже какую-нибудь живность поменьше на двухстах километрах в час — верная гибель. Кто их знает, этих лосей? Вдруг они по-прежнему водятся в этих местах, несмотря на то, что леса вдоль дороги редеют всё больше, а коттеджные поселки на месте вчерашних лесов растут как грибы после дождя?³⁴ В общем, Йорик решил не увеличивать и без того имевшийся риск частичным передоверием управления электронике.

Ехать, однако, предстояло немало даже при таких скоростях. Находиться в постоянном напряжении, удерживая руль и придерживая педаль газа, Йорику не хотелось так же, как и рисковать излишней расслабленностью. Скосившись в сторону бардачка, он прикинул, сможет ли до него дотянуться, но решил, что ну его на фиг. И вместо того, чтобы достать и поставить какой-нибудь компакт или флешку с записанными на них музыкой, ограничился тем, что просто включил радио. В конце концов, каким-то особенным меломаном Йорик и не был, и не считал себя: музыки по радио ему было достаточно. Конечно: выбор чужой. Конечно: не всё из того, что ставили невидимые ди-джеи, могло понравиться и нравилось. Но в целом — совсем не так плохо, как могло бы быть. И уж точно намного лучше наполненной гулом покрышек «тишины». А покрышки, нужно признать, шумели изрядно: сказывались и высокая скорость, и специфическое, шероховатое, покрытие дорожного полотна. Такое дорожное полотно в плане безопасности превосходит гладкий асфальт — тормозной путь на нем существенно меньше, покрышки вообще более цепко держатся за дорогу, — но акустический комфорт на нем оставляет желать много лучшего.

Однако вместо музыки на этот раз из динамиков посыпались новости. Йорик бросил взгляд на часы и поморщился: переключаться бессмысленно, новости в такое время идут везде. Не то чтобы Йорик терпеть не мог новости, но по радио они его раздражали: во-первых, на развлекательных радиостанциях вечно под соусом новостей мелят какую-нибудь чепуху; во-вторых, на развлекательных радиостанциях новости — всегда суррогат, из которого хрен поймешь, что хорошо, а что плохо; в третьих, развлекательные радиостанции — в этом Йорик был искренне убежден — должны развлекать, а не шпарить о курсах иностранных валют, о визите Путина в Корейскую Народную Демократическую Республику, о последней выходке Медведева насчет часовых поясов или о том, что какой-нибудь разочаровавшийся в жизни бедолага сиганул под поезд в московском метро. Йорик считал так: если уж ты задался целью скрасить будни работящего люда или скучающих бездельников, делать ты должен именно это, а не что-то еще. И если уж тебе настолько необходимо делать какие-нибудь паузы в потоке проигрываемой музыки, тогда трави анекдоты или рассказывай забавные байки. А новости оставь другим: тем, кто подвизался на новостях. Захочет народ разжиться новостями, он на новостные ресурсы и пойдет. На ресурсы развлекательные он ходит развлекаться! Новости на развлекательных радиостанциях сродни тому, как если бы в кабаках раз в полчаса-час заставляли отвлекаться на сообщения о лесных пожарах.

Йорик слушал, и уши его вяли:

— Совет безопасности ООН призвал участников противостояния в Йемене не портить инфраструктуру…

— В центре Самары трактор переехал мальчика…

— Юлия Тимошенко недовольна поведением своей сокамерницы: сокамерница много курит…

— Новая волна уличных грабежей и поджогов охватила два пригорода Бирмингема. Как сообщает ИТАР-ТАСС, ссылаясь на данные британской полиции…

Хорошо еще голос у ведущей новостной рубрики был приятным, даже задорно-приятным: с некоторыми новостями это создавало настолько разительный контраст, что Йорик, не переставая морщиться, поневоле и улыбался. А когда ведущая своим приятно-задорным голосом рассказала о том, что в детском саду в Забайкалье произошел взрыв, он и вовсе — прости, Господи — рассмеялся! Правда, детишек по летнему времени в садике не было, так что никто не пострадал.

Но вдруг Йорик слегка подался вперед, словно надеясь расслышать получше:

— Как сообщает информационное агентство «Русская Балтика», в Ленинградской области четвертые сутки подряд полыхает мусорный полигон. По состоянию на данный момент на месте пожара работают шестьдесят два человека и тридцать одна единица техники. Дознание по пожару ведет отдел надзорной деятельности Ломоносовского района. Между тем, по данным пресс-службы Северо-Западного регионального центра МЧС России, ликвидировать скрытое горение на свалке мусора в Ленинградской области пожарные планируют в субботу. Напомним, сообщение о горении мусора по адресу: Ломоносовский р-н, Волхонское шоссе, территория закрытого акционерного общества "Завод комплексной переработки отходов" поступило трое суток назад в семь часов двадцать семь минут утра. Пожар был локализован в тот же день, в половине второго. А еще через день к шести часам вечера ликвидировали открытое горение. Очевидцы сообщают, что из-за пожара в районе пересечения Киевского и Пулковского шоссе — сильное задымление. Там ощущается резкий запах гари. По данным Роспотребнадзора, содержание диоксида азота в атмосферном воздухе в Московском районе превышает гигиенические нормативы в два и три десятых раза, а в Пушкине — в один и семь десятых. Как предупреждают экологи, дым от пожара на мусорной свалке чрезвычайно вреден для здоровья. Прокурором Ленинградской области создана рабочая группа для проверки обстоятельств возгорания на полигоне отходов закрытого акционерного общества "Завод КПО" в Ломоносовском районе. По итогам проверки прокуратура обещает наказать виновных в возникновении столь крупного пожара. Также административное производство по факту возгорания на полигоне, эксплуатируемом ЗАО "ЗКПО", возбудил Департамент Росприроднадзора по Северо-Западному федеральному округу. Обществу грозит штраф до двухсот пятидесяти тысяч рублей. Между тем среди причин пожара на мусорной свалке на Волхонском шоссе Ленинградской области Росприроднадзор по Северо-Западному федеральному округу рассматривает версию поджога.

Пожар на свалке городских отходов — дело, несомненно, серьезное. Такой пожар — не шутка, а его последствия могут быть печальными. И всё же, вряд ли это было тем, что само по себе могло бы привлечь внимание Йорика, даже если считать, что Петербург для Йорика чужим городом не являлся. Если мы скажем, что Йорик, подавшись вперед, заинтересовался именно пожаром, именно новостью о нем, мы соврем, а нам никто не поверит. И, не поверив, правильно сделает: потому что заинтересованность Йорика вызвал, разумеется, не пожар. Его заинтересованность вызвал источник новости о пожаре — «Русская Балтика». Как уже понял читатель, Йорик бывал на электронной площадке этого новостного агентства, на его форуме. И не просто бывал, а вел на этой площадке активные дискуссии. Новость от «Русской Балтики», вообще-то, несмотря на федеральный статус агентства, достаточно скудно представленной в радиоэфире, была для Йорика чем-то вроде бальзама на душу. Как если бы вдруг распахнулась дверь хорошо знакомого дома и кто-то, столь же хорошо знакомый, показавшись на пороге, пригласил войти.

Йорик заулыбался во все свои тридцать два никогда не пломбированных зуба.

***

На форум «Балтики» Йорик попал совершенно случайно. В один из дней тому назад уже несколько лет, он, маясь от редко выпадавшего на его долю безделья — всё шло настолько чудесно, что заняться было решительно нечем, а домашние, как сговорившись, разом находились в отъезде, — сидел, перекинув ноги через подлокотник, в кресле и, держа на «пузе» ноутбук, бесцельно бродил по интернету. Правда, «на пузе» сказано громко, потому как никакого «пуза» у худощавого Йорика отродясь не водилось, но сама поза была именно такой: расслабленной, вальяжной, в чем-то, возможно, не слишком удобной — ноутбук приходилось придерживать, чтобы он не свалился на пол, да и сам ноутбук был слишком велик для таких посиделок, — однако умиротворявшей и настраивавшей на соответствующий лад. Читать ничего «из серьезного» не хотелось, вникать в какие-то сложные вопросы — тоже. Время от времени, стараясь не опрокинуть ноутбук, Йорик протягивал руку к стоявшему подле кресла журнальному столику, брал со столика наполненный хересом бокал, делал глоток-другой и ставил бокал обратно. Прекрасный, двадцатилетней выдержки, херес — любимый Йориком «Амонтильядо» — умиротворял не хуже позы с перекинутыми через подлокотник ногами: растекался по венам приятно тяжелившими струйками, вымывал из мозга безотчетное, инстинктивное, связанное с непривычным бездельем беспокойство. Йорик, водя пальцем по тачпаду, перепрыгивал с одной открывавшейся страницы на другую, с одного сайта на другой, смотрел на содержимое вполглаза, задавал в строке поиска всё новые и новые запросы и так — раз за разом, раз за разом. Более или менее надолго — почти на полбокала — он задержался только на сайте одного из российский яхтенных производителей, но и с этого сайта ушел, уже безмятежно пожав плечами: ничего достойного внимания производитель предложить не смог. Потом были всякие-разные картинки, сайт о железных дорогах и подвижном железнодорожном составе разных стран мира. А потом — ссылка на чьи-то откровения как раз о тепловозах. Йорик перешел по ней и попал на форум.

Открывшаяся ему картина поразила его: множество людей обсуждали, причем «вживую», то есть прямо в тот самый момент, когда Йорик смотрел и читал, ту самую тему о тепловозах. Судя по количеству уже исписанных «страниц», тема была животрепещущей, но не так, как это могло бы, по мнению Йорика, происходить на каком-нибудь «железнодорожном» форуме или сайте, а в совершенно ином ключе: участники не вели беседу о достоинствах и недостатках тех или иных моделей тепловозов, а отчаянно спорили о том, что к тепловозам имело весьма опосредованное отношение. Например, один из участников дискуссии говорил о том, что трамвайные пути в Питере — невероятное зло, а другой ему возражал: нет, чудак, трамвайные пути — часть системы общественного транспорта, а общественный транспорт — важнейшая составляющая любого мегаполиса! Слово за слово, парочка начала обмениваться «любезностями» в стиле «сам дурак», а кто-то еще, встав на сторону противника трамвайных путей, рассказал историю о том, как он, оказавшись в Питере и сняв квартиру на Кронштадтской улице, в первые несколько ночей не мог уснуть из-за постоянного грохота трамваев: грохот-де прекращался поздно ночью и возобновлялся ни свет, ни заря!

Йорик, и сам нередко бывавший в Петербурге, Кронштадтскую улицу превосходно знал: так уж сложилось, что именно в Кировском районе Города и именно неподалеку от Кронштадтской улицы он и сам почти всегда «останавливался». Мнения о Кировском районе Йорик, не будучи ярко выраженным снобом, был наилучшего, а потому рассказ незнакомого ему человека его, что называется, задел за живое. Йорик даже чуточку покраснел, прочитав нелицеприятный отзыв. И это — затронутость за живое вкупе с немедленно возникшим желанием возразить — заставило Йорика и дальше оставаться на форуме.

Чем больше сообщений Йорик читал, тем больше его так и подмывало вмешаться. При этом словесно надавать по шеям он хотел уже не только тому, кто нелестно писал о трамвайных путях на Кронштадтской, но и его оппоненту, позволившему себе заявить примерно такое: «Я по окраинам Питера никогда не шлялся и поэтому право на их глубокое знание оставляю вам!» Безмятежная расслабленность с Йорика слетела, будто сорванная злобной рукой.

В спешке, судорожно, уже без всякого наслаждения специфическими букетом и вкусом «Амонтильядо» Йорик сделал несколько больших глотков, резким движением отставил бокал и принялся хаотично метаться вверх-вниз по странице в поисках того, как было бы можно ответить. Проблема заключалась в том, что читать-то Йорик мог, а вот никаких «инструментов» для написания ответа у него не было или он их не замечал. Оказалось — не было: пометавшись по странице, Йорик обнаружил предупреждение, что писать сообщения в темах могут только зарегистрированные пользователи. На мгновение это его расхолодило — регистрироваться Йорик не хотел, — но, вернувшись, к «простому» чтению и тут же наткнувшись на очередной «перл» вроде «Понимаю, гопникам с окраин трамваи не нужны», не выдержал и перескочил на страницу регистрации. Там он быстро заполнил практически все необходимые поля, но над полем для ника впал в ступор: какой ник взять?

В голову решительно ничего дельного не шло. Собственное имя? Система отвергла его, заявив, что такой «ник» уже существует. Имя латинскими буквами? — то же. Какая-то комбинация имени и фамилии? — как ни странно, опять «пролёт». В новой вкладке открыв страницу обсуждения, Йорик стал «изучать» ники участвовавших в дискуссии. Бог мой! Каких только ников там не было! Йорик с отвисшей челюстью смотрел на удивительное многообразие и поражался фантазии людей: вот бы ему, Йорику, такую фантазию! И ведь что самое невероятное, многие из ников, с одной стороны, никакой «расшифровке» не поддавались вообще, хотя какой-то смысл носители этих ников в них наверняка вложили, а с другой, были «говорящими», нередко — говорящими двусмысленно. А еще — аватары! Ибо каждый из участников имел под ником «картинку», и эти картинки с никами сочетались примерно так же, как лошадь сочетается с кедами. Вот, например, некто «Бука»: почему Бука? Потому что бука? А почему тогда на аватаре спасательный круг? Или «Арктик»: человек живет где-то в Заполярье? Но почему тогда у него аватар — пёс-такса в скафандре на Луне? А что сказать о «Мэд_Кэт» с обезьяной в очках и сигаретой? Впрочем, обезьяна в очках и с сигаретой с «Мэд_Кэт» еще, пожалуй, сочеталась.

Йорик вернулся на страницу регистрации и опять впал в ступор над полем для ника. А затем его осенило: ну конечно же! Ведь что его так задело? Пренебрежение к народу! К людям, населявшим рабочий по преимуществу Кировский район! А значит, «Друг Народа»!

Быстро набрав этот ник, Йорик нажал на кнопку «пройти регистрацию» и… снова был отвергнут. Правда, на этот раз по какой-то непонятной причине: система ругалась не на то, что такой ник уже существовал, а просто указывала на его недопустимость. Почему?

Размышлять над этим странным обстоятельством уже вовсю полыхавший Йорик не стал и попросту решил обмануть брыкливую систему: набрал по-французски знаменитое прозвище Марата³⁵ «l’ami du peuple». Этот вариант система приняла. Оставалось дождаться письма с подтверждением на электронный ящик.

Потянулись минуты ожидания. Если бы Йорик в те минуты находился в здравом, не взволнованном, уме, он бы и сам посмеялся над тем, насколько такой пустяк — ожидание какого-то нелепого письма какой-то нелепой регистрации в какой-то нелепой системе виртуального общения — выбило его из колеи, заставило нервничать, переживать: а ну как не придет? Но письмо пришло. Открыв его и перейдя по уже в нем представленной ссылке, Йорик обнаружил себя… зарегистрированным. Но теперь, как вдруг оказалось, нужно было еще заполнить профиль: всякими дополнительными сведениями. То есть потратить еще какое-то время на то, что отвлекало от главной цели — ввязаться в дискуссию и «поставить на место» зарвавшихся наглецов! К счастью — иначе Йорик от нетерпения треснул бы ноутбук прямиком по монитору, — выяснилось, что заполнять профиль немедленно не было никакой нужды: можно было ворваться в спор и без всяких дополнительных «настроек» вроде того же аватара, указания собственного места жительства, настоящих имени и фамилии, интересов, адреса в Скайп или в AOL, странички — при ее наличии — в других социальных сетях. Йорик решительно закрыл эту форму и, уже под собственным ником, l’ami du peuple, вернулся в тему о «тепловозах».

***

Сказать, что встретили его холодно, не сказать ничего. Встреча оказалась не просто морозной, а леденившей: минуту-две после того, как Йорик написал свое первое же сообщение, царила мертвая тишина, а потом сначала рассказчик об ужасах Кронштадтской улицы и, за ним, адепт трамвайных путей, видевший в Кировском районе окраину и жопу, набросились на него со схожими репликами.

— Это еще… кто такой? — написал, прямо к Йорику не обращаясь и как будто нарочно его игнорируя, кошмаривший Кронштадтскую человек.

— Друг народа? — подхватил адепт трамвайных путей.

— Думаешь, он самый и есть?

— Нет, не похоже!

— Эй! — вмешался вконец обозленный Йорик. — Я говорю, что вы оба — чудаки. На четырнадцатую букву алфавита!

— Ты кто? — спросил противник Кронштадтской.

— Друг народа! — незамедлительно ответил Йорик.

На это тут же последовал вот такой смайлик: . Человек откровенно над Йориком ржал. А почему, Йорик понять не мог: вроде бы он, Йорик, не сказал ничего смешного и даже наоборот — обругал человека! Смайлик подпрыгивал, скалился и всякими прочими способами gif-анимации выражал бурное веселье вкупе с насмешкой, царившими, похоже, в душе ненавистника трамвайных путей. А тот, который, напротив, был их адептом добавил к смайлику совсем уж бессмысленное «Бу-га-га!»

Йорик смотрел на это, дивился, но складывать руки и не подумал. Выждав немного, он переменил тактику и разразился длинным — целых пять минут писал! — сообщением, смысл которого сводился к тому, что, во-первых, Кировский район — никакая не жопа и даже не совсем окраина; что, во-вторых, какая-нибудь Петроградская сторона, которой так восхищался немало проживший на ней адепт трамвайных путей — не более чем хаос безвкусной эклектики; что, в-третьих, полоумным домом Зингера на Невском могут восхищаться только дремучие провинциалы, о хорошем вкусе знающие исключительно понаслышке; что, наконец и в-четвертых, только круглые дураки могут говорить о рабочих людях через губу, демонстрируя собственную принадлежность к деклассированной массе бездельников, возомнивших себя цветом нации только на том основании, что с горем пополам, перемежая протирание штанов попиванием пивка, закончили какой-нибудь так называемый ВУЗ.

— Взять, например, проспект Стачек, — писал Йорик своим притаившимся после ржания оппонентам, — Комсомольскую площадь, сдержанные в своих красоте и величии дома сталинской постройки: они одни дадут фору любому эклектическому безвкусию. А конструктивизм здания администрации Кировского района? Даже нелепость голого под шинелью Комсомольца, стоящего в физически невозможной позе (если только он не валится навзничь) … даже нелепость этого памятника — ничто по сравнению с дикой нелепостью Медного Всадника, сидящего в седле, если присмотреться, с голыми пятками, к которым присобачены оторванные от чужих сапог подметки! Что же до трамвайных путей на Кронштадтской, до шума, всего-то и нужно сравнить этот «шум» — именно так: в кавычках — с шумом любой «центральной» улицы, зажатой между рядами домов и битком набитой без устали сигналящими машинами. Или с шумом от тех же трамваев на узенькой Марата или на Садовой!

Как и в первый раз, ругатель трамвайных путей отреагировал первым и, как и в первый раз, обратился не к Йорику, а к своему давешнему противнику, теперь превратившемуся в его же союзника:

— А ведь похоже, мы ошиблись! Это точно он!

— Ты о путях на Марата?

— Да!

— Гм…

И снова Йорик ничего не понял: что за ерунда?

— Послушайте… — начал было писать он, но не закончил: появилось новое сообщение.

— Весьма уважаемый админ весьма средних способностей к маскировке решил поприкалываться?

Йорик впал в ступор: админ? Маскировка? Эта парочка сошла с ума или следует какой-то неведомой новичкам линии «местных» юмора и стёба? А потом его глаза и вовсе полезли на лоб: к обсуждению подтянулись и другие участники, каждый из которых либо стоял за то, что Йорик — неведомый ему Анжольрас, либо за то, что ничего подобного. Эта дискуссия стала более жаркой, нежели та, что была о трамваях, о трамвайных путях, общественном транспорте и вообще обо всём, с чего, собственно, всё и началось. Йорик читал и диву давался. А люди спорили, спорили, спорили. Наконец, Йорик не выдержал и прямо спросил:

— Кто такой Анжольрас?

Несколько секунд тишины и — посыпалось:

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

Йорик смотрел на этот поток разнообразных смайликов и чесал затылок.

Плюнул, закрыл страницу форума и заново наполнил хересом бокал.

***

То, что Йорик зарегистрировался на «Русской Балтике» при желании было бы можно объяснить как тем, что в момент принятия решения он находился пусть и в легком, но все же подпитии, так и тем, что в нем взыграла свойственная ему тяга к справедливости. Но ничем невозможно объяснить то, что через несколько дней он вернулся на форум: ближе к вечеру, измотавшийся за день во всякой деловой беготне и единственным подлинным желанием имевший просто отдохнуть. Какая сила понесла его к домашнему компьютеру и, далее, на форум — загадка.

Регистрируясь, Йорик не поставил галочку «запомнить меня», а потому, памятью на всякие пароли и прочую чепуху такого рода не отличаясь, для начала битых минут десять пытался заново войти на форум, вспоминая пароль. Перебирал различные варианты — что-то в голове смутно маячило, — но каждая новая попытка заканчивалась одним и тем же: сообщением о неверно введенном пароле. Йорик аж раскраснелся от напряжения, но затем, после очередной провальной попытки, откинулся на спинку кресла и рассмеялся, смеясь над самим собой.

— Что за фигней я страдаю? — спросил он самого себя и нажал на ссылку «Забыли пароль?»

Открылась форма восстановления. Йорик ввел запрашиваемые системой данные, подтвердил и, ожидая ответного письма на электронную почту, перешел на главную страницу этой площадки: с форума на обычные для любого информационного агентства ленту новостей и подборку свежих материалов.

Новостная лента, которую он бегло просмотрел, его ни капельки не заинтересовала, показавшись плоской и ничем не примечательной, а вот подборка авторских материалов — другое дело. Погрузившись в чтение одного из них — помнится, это были рассуждения вполне еще молодого человека о событиях 91-го, завершившихся ликвидацией СССР, — Йорик и не заметил, как пришло письмо с новым паролем. Йорик читал, мысленно с чем-то спорил, а с чем-то соглашался… в общем, и думать забыл о том, что еще несколько минут назад ломился на форум ради, возможно, потехи или чего-нибудь вроде того. А когда спохватился, его настрой уже был совершенно иным: Йорик захотел оставить комментарий под только что прочитанным авторским материалом. Благо, как он это видел по отметкам под статьей, сделать это было можно и, более того, народ уже участвовал в обсуждении.

Открыв письмо со ссылкой на процедуру восстановления, Йорик перешел по ней, оказался на странице своего «профиля», ввел новый, только что придуманный (и — на всякий случай — записанный на бумажку) пароль, поставил галочку в поле «запомнить меня» и «вошел». Быстро отыскал нужную тему — в ней комментировался тот самый авторский материал — и приступил к написанию собственного комментария.

Писал долго: взвешивая каждое слово, стараясь быть максимально последовательным и логичным, стирая такие выражения, какие могли бы показаться обидными, и заменяя их на более нейтральные, стирая и сыпавшиеся из него специализированные термины, чтобы тут же заменить их словами из человеческого языка. Получалось длинно, но всё, как казалось Йорику, по делу: он еще не знал, что на форуме, как и в жизни, краткость — сестра таланта. Впрочем, на лавры «талантливого писателя» Йорик и не претендовал: он хотел выразить своё отношение к «зацепившему» его материалу и к тому, о чем, собственно, этот материал и был. А для того, чтобы сделать это, Йорику требовалось немало «букв»: он не хотел, чтобы его комментарий сочли голословным и неубедительным.

Писанина заняла, наверное, добрые полчаса, в течение которых Йорик, летая пальцами по клавиатуре, получал истинное наслаждение. Писать комментарий в качестве ответа на интересный авторский материал было совсем не тем же, что спорить с какими-то сумасшедшими, завалившими его ржущими смайликами и назвавшие Анжольрасом — героем Виктора Гюго? В ответ на l’ami du peuple? Писать комментарий к авторскому материалу было сродни беседе с вменяемым человеком. Йорик даже улыбался, когда ему удавалось найти особенно подходившие к делу слово, выражение или довод. Но как только он закончил писать и попытался разместить комментарий на форуме, наслаждение сменилось сначала недоумением, а затем злостью. Йорика будто огрели пыльным мешком по голове: система отказалась принимать ответ. Вместо того, чтобы принять его, она выдала уведомление такого толка: «Вам запрещено оставлять сообщения на форуме. Если вы считаете, что это ошибка, свяжитесь с Администрацией»!

Йорик сделал back страницы и попытался еще раз, но с тем же успехом: снова появилось уведомление о запрете. Тогда Йорик, полагая, что и впрямь произошла какая-то ошибка, опять вернулся назад, скопировал свое сообщение в буфер обмена, вышел с форума и снова зашел на него. Вход произошел нормально. Форма ответа под статьей также появилась. Йорик вставил в нее текст и нажал «отправить».

Не изменилось ничего. Вместо того, чтобы разместить сообщение на форуме, система и в этот раз, после всех этих манипуляций, выдала «Вам запрещено оставлять сообщения». Йорик чертыхнулся и в друг заметил, что кто-то написал ему в «личку». Открыл эту самую «личку» и, не веря своим глазам, прочитал: «L’ami du peuple! Вы навечно забанены за грубое нарушение правил».

Подписи под этим посланием не было, но в адресной строке стояло: «Анжольрас».

***

Анжольрас! Опять этот загадочный неизвестно кто: не то герой Виктора Гюго, не то какая-то местная сила, причем уже не фольклорная, как это было на днях, когда самого Йорика называли этим именем, а более чем реальная — способная блокировать учетные записи и вышвыривать с форума вон!

Как и все, наверное, русские люди, читать инструкции Йорик не любил. Он обращался к ним только тогда, когда приходилось признать очевидное — собственное бессилие перед чем-то, что вроде бы как работать должно, но почему-то не работает. Так, например, ему однажды пришлось обратиться к инструкции по эксплуатации собственного автомобиля, когда он — хоть тресни! — не мог понять, почему не работал омыватель фар: он и так нажимал на подрулевой рычажок, и этак, но форсунки из бампера не выдвигались, жидкость на фары не лилась. Взбесившись, Йорик тогда даже подумал, что дилер нагло его обманул, подсунув машину без омывателя, хотя он и числился в списке опций заказанной Йориком комплектации. Ведь не может быть так, чтобы он, Йорик, перепробовав всё, так и не сумел заставить омыватель работать! К счастью — это позволило ему потом не краснеть, бывая на плановых ТО, — он, прежде чем позвонить в автосалон, всё-таки решил пролистать увесистый том инструкции. На какой-то странице этого тома он и обнаружил разгадку «нерабочей» системы: омыватель включался только при включенном свете фар! Если же фары были выключены, жми на рычажок — не жми, ничего не происходило и не должно было происходить.

Так и на форуме: решив зарегистрироваться на нем, Йорик, попивая херес, и в мыслях не держал ознакомиться с правилами и прочими «инструкциями». И хотя непосредственно в процессе регистрации от Йорика потребовалось подтвердить — мол, с правилами ознакомился и принимаю, — он не только их не прочитал, не только не пробежал глазами хотя бы по диагонали, но и вообще, быстренько промотав в самый конец, поторопился закрыть. Теперь же, столкнувшись одновременно с двумя явлениями непреодолимой силы — с Анжольрасом и с заверением в том, что он, Йорик, грубо нарушил те самые правила, — ему, наконец, стукнуло: неплохо бы и почитать! Правда, Йорик при этом испытывал немалую злость: не ставя под сомнение право владельцев площадки блокировать нарушителям доступ к ней, он думал, что делать это можно было и как-то иначе. Как-то поделикатнее что ли. Сразу ставя в известность, а не после того, как человек дал себе труд угрохать полчаса на написание текста! И еще этот Анжольрас: кто же он всё-таки такой?!

Однако злость — злостью, но процесс, как говорится, пошел, и Йорик, в некоторых ситуациях будучи очень упрямым, сдаваться не собирался. Оказавшись перед глухой стеной, он решил прояснить для себя до конца: откуда эта стена взялась и что за правила он «грубо нарушил». Говоря проще, Йорик перешел на страницу с правилами и начал внимательно читать.

Но чтение, даже внимательное, к разгадке происходившего Йорика не приблизило. Правила состояли из множества разделов и пунктов, были весьма подробными и охватывали, как показалось Йорику, все потенциальные «случаи жизни», включая и такие, о самой возможности которых Йорик доселе и не догадывался, но, тем не менее, ни один из разделов и ни один из пунктов под случившееся с ним явно не подходили. Он не разжигал социальную или религиозную рознь. Не занимался пропагандой фашизма. Не обсуждал модерацию форума. Не пытался впихнуть на форум зловредные скрипты. Не взламывал чужие почтовые ящики и «лички». Даже не флудил! Разве что вот это? — «оскорбление других участников форума»? Но так ли уж он кого-то оскорбил, назвав чудаками, пусть и на четырнадцатую букву алфавита? Нет: концы с концами как-то не сходились.

Не найдя ответа на свои вопросы в правилах, Йорик перешел на страницу Администрации, которая, по заверению всё тех же правил, была ответственна за всё, действия которой публично не обсуждались, но с которой можно было связаться через форму обратной связи. И уже на этой странице истина начала приоткрывать лицо!

Прежде всего, Йорик увидел, что среди администраторов и модераторов форума как раз и числился тот самый загадочный Анжольрас. Получалось, «Анжольрас» был ником конкретного человека, а не абстракцией, пугалом, фольклором или коллективным псевдонимом. Анжольрас существовал на самом деле и, похоже, был главным. В его статусе значилось не только то, что он — администратор форума, но еще и представитель Агентства по связям с общественностью. То есть лицо более чем официальное.

Далее, Йорик обнаружил, что под аватаром Анжольраса стояла подпись… «Друг народа»! L’ami du peuple, только на русском языке! Сразу же вспомнилось, что уже при первой регистрации система отказывалась принять этот ник, написанный по-русски! И хотя подпись под аватаром ником не была, но… Моргнув, Йорик быстро вернулся на страницу с правилами: где же это, где… ага, вот: «Запрещается создавать ники и подписи, до смешения похожие на ники администраторов и модераторов»! Нет, конечно, l’ami du peuple — никак не ник и не подпись, до смешения похожие на ник «Анжольрас», но…

— Да чтоб тебя… — пробормотал Йорик, начиная соображать. — Так вот почему они меня за Анжольраса, за админа, приняли! Друг народа! Египетская сила!

Йорик закусил губу. Ему припомнились и трамвайные пути на улице Марата, после упоминания которых рассеявшиеся было подозрения вспыхнули вновь.

— Не удивлюсь, — усмехнулся Йорик, — если этого Анжольраса Маратом и зовут. Однако, — тут же добавил он, — Марат он или нет, а делать что-то нужно!

Собственно, вариантов «что-то делать» было только два: плюнуть и отказаться от форума или заново, подобрав другой ник, пройти регистрацию на нем. Йорик сохранил написанный текст в «Блокноте» и отложил решение на следующий день.

***

Как всегда для едущих и — уж тем паче — для мчащихся по Минскому шоссе в сторону Москвы Бутынь открылась неожиданно. Вернее говоря, не сама Бутынь, а расширение дороги перед нею: до трех полос, с полосою для левого поворота. Впрочем, Ауди Йорика к этому моменту уже не летела под двести: еще за несколько минут до Бутыни вот только что пустое шоссе начало полниться автомобилями, правый ряд оказался «заторможен» караваном фур и парочкой рейсовых автобусов. Йорик перебрался в левый, но и в нем поддерживать скорость «под двести» было уже невозможно: левый ряд тоже превратился в цепочку шедших друг за другом машин. И если километров за несколько до Бутыни эти машины держали хотя бы сто сорок – сто пятьдесят, то перед Бутынью началось «всеобщее торможение»: машины активно сбрасывали ход, вползая в деревню на дозволенных законом, но в положении Йорика дьявольски медленных шестидесяти: с некоторых пор в Бутыни появилась камера.

В отличие от камеры под Кубинкой, «бутыньская камера» злила Йорика неимоверно. Но еще больше его злили водители попутных машин, так же, как и Йорик, знавшие о наличие камеры, но, в отличие от Йорика, не отличавшиеся наблюдательностью и потому, двигаясь в сторону Москвы, сбрасывавшие ход. Суть в том, что эта камера работала только на движение в сторону от Москвы, тогда как в сторону столицы нарушителям ничто не угрожало. Делать, однако, было нечего: оказавшись в толпе боязливых водителей, Йорик был вынужден подчиниться их страхам и тоже нажать на тормоз. В Бутынь Ауди въехала «пешком».

Ничего примечательного в этой деревне не было вообще: смотри, не смотри по сторонам — ничего достойного внимания не увидишь. Разве что как-то разом появившиеся по левую — если ехать в Москву — сторону от дороги магазинчики всякой строительной всячины, продуктовый магазинчик и магазинчик, если судить по его названию, для рыбаков. Магазинчик назывался «Рыбачок» и, вероятно, торговал рыболовецкими снастями. Правда, на все сто Йорик не был в этом уверен: ловить рыбу где-то поблизости было элементарно негде. Не в вонючей же, в самом деле, речушке, протекавшей через деревню: узкой, заполненной стоками находившегося к северу какого-то промышленного предприятия, давно из речки превратившейся в зловонный ручей! Но альтернативное предположение — что в магазинчике торговали не снастью, а собственно рыбой — казалось Йорику еще нелепей: ни один человек в твердых памяти и здравом уме не стал бы покупать рыбу в таком месте и в «лавке» с таким названием — «Рыбачок». Ни один человек в твердой памяти и здравом уме не стал бы местную рыбу скармливать даже кошкам, что уж говорить о том, чтобы приготовить ее себе на обед! Конечно, было бы можно, остановившись, найти ответ на вопрос — чем же все-таки торговали в удивительном магазинчике, — но с этим как-то не складывалось: сколько бы Йорик ни ездил через Бутынь, останавливаться ему было недосуг.

Незначительность деревни, даже ее незримость с дороги — жилых домов не было видно вообще — делали этот участок шоссе довольно странным местом для установки камеры фото и видео фиксации нарушений, однако камера именно здесь являлась, возможно, старейшей на Минском шоссе. Насколько мог вспомнить Йорик, именно ее установили первой на всем протяжении дороги от Москвы до Кубинки. Поначалу этот факт удивлял Йорика, но позже удивление прошло: если камеры устанавливались не ради безопасности, а ради пополнения бюджета, всё становилось логичным. Еще в самые тучные советские времена, когда в деревне проживало наибольшее за всю ее историю количество человек — около сотни, — дорожный знак при ней был выполнен на белом фоне, и даже тогда, когда постоянное население сократилось до одиннадцати человек, знак менять не стали. А коли знак оставался «белым», именно «под ним» и можно было славно «поохотиться»³⁶. То, что со временем, когда о камере стало известно всем, деревня превратилась в «узкое место», в причину заторов, а в выходные дни даже самых настоящих пробок, гаишников, администрацию городского поселения Голицыно и администрацию Одинцовского района Московской области, похоже, не волновало. Еще бы! Сами-то они катаются, поди, с эскортом из машин с мигалками и на всякие заторы плюют со встречной полосы!

***

Откуда взялось само название «Бутынь», Йорик знал: от имени речки Бутынька, того самого зловонного ручья, что протекал через деревню. Но откуда взялось название «Бутынька», Йорик понятия не имел и, сколько ни ломал над этим голову, ничего сообразить не мог. Слово решительно не поддавалось «дешифровке», как не поддавался «дешифровке» и найденный Йориком его вариант «Бутыня». Умных версий не было вообще, а заумные выглядели настолько хило, что говорить о них и не приходится. Заинтригованный, Йорик, когда — с появлением интернета — появилась такая возможность, перелопатил кучу всевозможных лингвистических, филологических и исторических сайтов, электронных библиотек, электронных же архивов, но и в них ничего не нашел. Бутынь вообще упоминалась чрезвычайно редко, словно этимология названия этой деревни филологов не интересовала в принципе. А если и упоминалось, то вскользь, ненароком, небрежно: словно филологи от него бежали, не в силах признаться в собственной беспомощности. Единственное, что Йорику удалось отыскать более или менее по делу и что при этом более или менее походило на правду, это — робкое предположение того, что «Бутынь», «Бутыня» — слова даже не финно-угорской группы языков, некогда характерных для территории современной Московской области, а какого-то языка, существовавшего в этих местах еще до того, как их заселили финно-угорские племена. Филолог, робко написавший это, с не менее робким юмором отметил и то, что, вероятно, уже и финно-угры — жившие здесь мещера и меряне — не понимали значения слов «Бутыня» и «Бутынь», но, очарованные их загадочной красотой, плюнули на возможность дать речке другое имя и сохранили это. И если это было действительно так, получалось, что сначала с мещерой и мерянами, а после и с нами продолжали говорить не просто давным-давно умершие люди, а люди, от которых, кроме нескольких слов, не осталось вообще ничего. Йорик, задумываясь над такой возможностью, ощущал, как по его спине начинали бегать мурашки. Как если бы среди придорожных деревьев стояли призраки с неясными лицами, с грустными глазами, обличия расплывающегося и в памяти не фиксирующегося. Призраки призраков. Шепчущие что-то, но что — разобрать невозможно. Предупреждающие о беде? Взывающие о помощи? Рассказывающие о славных деньках своего давно миновавшего бытия?

Что же до исторических времен, то когда-то здесь туда-сюда-обратно шастали поляки, в своей звериной злобе уничтожавшие всё вокруг: бывшее на этом месте сельцо, предшественник современной Бутыни, было сожжено ими дотла. А неподалеку, в Вязёмах, родовой вотчине Бориса Годунова, Лжедмитрий, первый из самозванцев этого имени, устроил в палатах бордель. Позже окрестные земли отошли казне, а Пётр Первый подарил их своему воспитателю — князю Борису Алексеевичу Голицыну, руководителю приказа Казанского дворца. С тех пор и Бутынь, и Вязёмы, и многое вокруг так и закрепилось в собственности этой ветви рода Голицыных: вплоть до революции. А после революции незначительная деревушка разрослась, но, как мы уже говорили, еще к излету СССР снова начала впадать в ничтожество и полностью пришла в упадок уже в «демократические» времена. Из сотни жителей к две тысячи шестому в Бутыни осталось одиннадцать человек.

Тем не менее, несмотря на полный упадок места, именно в новейшее время оно неожиданно приобрело широчайшую известность в обществе, когда вдруг выяснилось, что Бутынь — родная деревня Алексея Навального. Поразительно, но даже в этом, настолько, казалось бы, незначительном, факте биографии знаменитого оппозиционера проявилась склонность последнего к мудреным комбинациям и мифотворчеству. Так, например, в его «официальной» биографии Бутынь превращена в «военный городок», хотя не только она сама военным городком никогда не являлась, но и связанных с нею военных городков никогда в природе не было. Возможно, на мысль «облагородить» происхождение политика анонимного «биографа» Алексея Анатольевича — или самого Алексея Анатольевича — натолкнула сравнительная близость к Бутыни довольно известного Городка-17: военного городка открытого типа, на месте которого до пятидесятых годов располагался полк транспортной авиации ПВО, а с начала восьмидесятых — 185-й Центральный аэрофотогеодезический отряд, ныне — воинская часть № 67978. Одна беда: этот городок имел прямую связь не с Бутынью, а с Вязёмами, и уже в наше время, после референдума две тысячи первого года, вошел в их состав на правах микрорайона. Нет Алексея Анатольевича и в списках известных уроженцев этого городка, хотя, родись он в нем или будь его рождение как-то с ним связано, это, несомненно, было бы отражено. Ведь ныне господин Навальный известен даже больше, чем, скажем, Герой Советского Союза Алексей Михайлович Молчанов — уроженец Вязём, пошедший «по воздушной стезе» как раз благодаря организованным здесь военному аэродрому и летной школе при нем.

Как и многие другие, Йорик с интересом наблюдал за карьерой Навального, а как человек наклонностей либеральных только приветствовал созданный Алексеем Анатольевичем проект, посвященный разоблачению коррупционных схем в российском правительстве и крупном российском бизнесе — «РосПил». Даже когда Навальный решил баллотироваться в мэры Москвы, Йорик не только не приметил в этом намерении ничего дурного, но приветствовал и его, посчитав, что «номенклатурный» выдвиженец Собянин — далеко не лучший вариант. Понравилась Йорику и остроумная рекламная кампании Навального; в частности — наклейки на автомобили. И хотя сам Йорик на свой автомобиль наклейку «За Навального» не поместил, но, видя на улицах машины с ними, приветливо улыбался.

К слову и чуть отвлекаясь, с этими наклейками у Йорика вышел спор. В самый разгар предвыборной кампании на форуме «Балтики» стало появляться немало материалов, прямо или косвенно поддерживавших молодого кандидата в московские мэры. Комментариев эти материалы собирали немало, дискуссии велись оживленные, мнение участников форума поляризовалось. Сам Йорик, к тому времени уже более чем на форуме освоившийся, стоял на стороне относительного меньшинства — сторонников перемен, какие, как тогда это представлялось Йорику и многим другим искренним либералам, могли бы произойти к лучшему в управлении столицей. А учитывая и то, что Йорик сам являлся урожденным москвичом, его мнение в дискуссии имело определенный вес: он спорил с позиции человека, которого ожидавшиеся перемены должны были коснуться напрямую. И вот — наклейки. В одном из комментариев Йорик похвалил Навального за остроумную инициативу и… тут же нарвался на благодушный по форме, однако весьма резкий по существу ответ:

— Видел я такова, — написал оппонент, склонный к упрощению слов на простонародный манер. Это упрощение вообще было его «фирменной фишкой», стилем, по которому его узнавали все и который (помимо прочих качеств) принес ему известность. — Парковался у магазина. Пока другие не могли проехать и ждали. Вот што же это за реклама такая, если она заставляет людей ругаться? Видят люди осла за рулем, наплевательски относящегося к окружающим, и што решают? Што «За Навального» — признак идиотии.

Прочитав такое, Йорик растерялся: чего-чего, но такого возражения на свои аргументы он не ожидал! А главное, что он мог возразить? Что в любой семье не без урода? Он попытался, но был остановлен:

— Да што там — урода? Щитать, так не на пальцах, а на щотах: сколько таких уродов по Маскве катается? И почему у каждого второго номера не масковские, а областные?

Это было явным передергиванием сути, а в чем-то смахивало на шовинизм или ксенофобию, но как раз с такими передергиваниями и с такими шовинизмом или ксенофобией спорить практически невозможно. По крайней мере, аргументированно. Чтобы не просто с доводами, а с фактами. Йорик растерялся вконец. Пытаясь уйти от неудобной для него постановки вопроса, он было попробовал перевести спор на иные рельсы — на непригодность Собянина к управлению мегаполисом просто в силу того, что этот кандидат никогда и ничем крупнее Когалыма и Тюменской области не руководил (зря, мол, даже шутка существует: Тюмень — столица деревень?), но и этот фокус тут же натолкнулся на отповедь:

— Ну, во-первых, Навальный даже Бутынью порулить не успел, а во-вторых, што такое Масква, если о ней самой говорят, што она — большая деревня? Вот смотрят люди на эти наклейки и думают: «Ладно, паркуется как олень, так ишо Маскву с Бутынью соединит?»

После этого Йорик вообще язык проглотил. Далее спор продолжался уже без Йорика и как-то быстро угас далеко не в пользу Алексея Анатольевича.

***

Увидев указатель «Бутынь», Йорик поневоле припомнил ту историю и легонько поморщился: да уж, уел его Батька — таким был ник оппонента — с потрохами! Но неприятное воспоминание тут же прошло: дорожный знак остался позади, и Йорик отвлекся на другое зрелище.

Прямо перед ним ехал дорогущий «джип», задний номерной знак которого был сильно потёрт. Потёртости имели явно «искусственное» — не в силу естественного износа — происхождение. Такое, как если бы владелец машины собственноручно повозюкал по номеру железной щеточкой или каким-то подобным «инструментом». Наверняка, — подумал Йорик, — передний номер в таком же состоянии, если не в худшем!

Йорику и прежде доводилось видеть такие номера, причем преимущественно на машинах недешевых. Это не были машины промышлявших автоподставами мошенников, не были машины каких-то иных участников криминальной жизни. В основном такие машины принадлежали вполне респектабельным членам общества; во всяком случае, людям вполне обеспеченным и с вполне «прозрачной биографией»: не «безработным» с невесть откуда взявшимися деньгами; не подозрительным выходцам из каких-нибудь диаспор, чье реальное имущественное положение совсем не обязательно совпадало с создаваемой видимостью; не чиновникам-взяточникам с декларациями о годовых доходах в миллион рублей, но с антуражем отнюдь не рублевых миллионеров. Парочку владельцев таких машин Йорик даже знал лично: один из них и вовсе жил в том же доме, что и он сам. И оба этих человека — и Йориков сосед, и другой — уж точно не были ни злодеями, ни расхитителями государственного бюджета. Сосед Йорика являлся собственником бизнеса средней руки, им же основанного, им же поднятого с нуля, им же обустроенного и доведенного до совершенства механизма швейцарских часов. Другой практиковал как юрист, имея широкий круг клиентов и отменную репутацию человека, способного помочь в любом затруднении. Оба, в отличие от чиновников-взяточников, более чем заслуженно обладали своими миллионами. И всё-таки номера на своих машинах испортили!

— Понимаешь, — объяснял Йорику сосед, — не хочу я штрафы платить! Ездить мне — да ты и сам знаешь — приходится много, езжу я быстро — а иначе никак! — камер же понавешали тьму тьмущую. Что же, мне с каждой из них отстегивать? Ты только прикинь, какие это суммы!

— А как же моральный долг? — спрашивал Йорик в ответ. — Ответственность за свои дела? Принцип «нарушил — заплатил»?

— Я налогов больше плачу, чем все эти камеры вместе взятые за год собирают! Класть я хотел на другие принципы!

Йорик только головой качал. Правда, однажды сосед, в совершенно расстроенных чувствах, заглянул к нему на огонек и прямо с порога показал пришедшее ему «письмо счастья»:

— До чего додумались, стервецы! — сосед всучил Йорику «письмо». — Ты только посмотри!

Йорик посмотрел и хмыкнул: нечитаемые цифра и буква номерного знака были аккуратно подведены ручкой!

— Я думал, там только автоматика, а они, оказывается, еще и руками навострились править… как думаешь: платить или ну его на фиг? Это же каракули какие-то, а не фото?

Йорик пожал плечами.

Юрист, однако, удивил Йорика куда как больше:

— Да знаю, знаю я, что это незаконно, — говорил он, чуточку нервно помахивая рукой. — Знаю! И то, что не к лицу всё это, понимаю. Стыдно — аж жуть! Но ничего с собой поделать не могу. Это как с Шерлоком Холмсом — помнишь?

Йорик выгнул бровь.

— Ну, когда он вламывался в чужие дома, вскрывал чужие сейфы, копался в чужих бумагах… он еще Ватсону говорил, что преступный мир многое потерял в его, Холмса, лице. Что будь он по другую сторону закона, полиции пришлось бы совсем несладко. И получал истинное наслаждение от своих беззаконных вылазок!

От такой трактовки произведений досточтимого сэра Артура Конан Дойля Йорик, и сам любивший рассказы о Шерлоке Холмсе, несколько опешил, но, впрочем, тут же понял, что именно имел в виду юрист: его, обычно стоявшего на страже законных интересов клиентов, забавляла игра в мелкое беззаконие. Если уж не в уголовщину чистой воды, так хотя бы в административные правонарушения. А еще Йорику припомнился не упомянутый юристом — кстати, странно, почему — Перри Мейсон, еще один персонаж, обожавший ходить по грани. Но между поведением юриста и поведением литературных персонажей — Холмса и Мейсона — была колоссальная разница: юрист сознательно нарушал закон ради некоторой остроты ощущений, тогда как Холмс и Мейсон действовали так исключительно в интересах правосудия и установления истины. О чем Йорик и напомнил сославшемуся на Холмса юристу. Но тот, перестав нервно помахивать рукой, только плечами пожал:

— Слава Богу, — сказал он, — такие жертвы от меня не требуются. Лазить через заборы и шастать в маске на лице — не моя епархия.

— А если бы от этого зависела судьба клиента?

Юрист улыбнулся:

— Судьба моих клиентов от такого рода выходок зависеть не может. Уж поверь. Я не для того занимаюсь их делами, чтобы вдруг обнаружить: Боже мой, всё пропало, если не вломиться в чужую квартиру и не обчистить чужой сейф!

***

Камера в Бутыни ни на встречную полосу, ни «вдогонку» автомобилям не работала, но в Москве и в Области — Йорик это знал — были и такие камеры, которые и в самом деле отслеживали встречный поток и замеряли скорость не только приближавшихся к ним, но и удалявшихся от них автомобилей. Именно поэтому Йорик, разглядывая задний «потертый» номер ехавшего перед ним «джипа», не удивлялся. Йорика больше занимал вопрос, кем был владелец «джипа»: таким же предпринимателем, как его, Йорика, сосед? Юристом, как знакомый Йорику юрист, не мысливший свою жизнь без мелких административных правонарушений и считавший это бодрящей игрой? Может быть, успешным журналистом? Скажем, ведущим какой-нибудь телевизионной передачи об автомобилях и дорожных происшествиях?

«Джип», как и Ауди Йорика, сдерживаемый медлительностью побаивавшегося камеры потока, проявлял явные признаки нетерпения. Он то, легонько разогнавшись, подкатывался прямо под бампер неспешно катившей перед ними легковушки, то, моргнув стоп-фарами, увеличивал дистанцию. Эти «маневры», в другой ситуации нелепые и бессмысленные, в ситуации данной лились на сердце Йорика утешительным бальзамом. Йорик видел в них явное свидетельство того, что, как только Бутынь останется позади, «джип» пойдет «на таран», без тени смущения сгоняя с левой полосы особенно тормознутых сограждан. А значит, и перед Йориком в его гонке со временем препятствий на пути не будет.

Так оно и вышло. Даже еще до того, как поток миновал перечеркнутый указатель «Бутынь», «джип» — мачту с камерой проехали — начал решительный разгон, подавая сигнал клаксоном. Машины перед ним засуетились. Перестраиваться правее в плотном потоке им было не очень-то просто, но «джип» напирал на них с такою экспрессией, что выбор у них был невелик. В правом ряду тоже началась суета: «праворядники» оказались вынужденными притормаживать, чтобы впустить сгоняемых из левого ряда. Но, очевидно, водителя «джипа» нисколечко не тревожил устроенный им переполох. Возможно, водитель «джипа» счел, что свой человеческий долг перед попутчиками он выполнил на все сто, не наседая на них хотя бы перед лицом мифической угрозы со стороны бутыньской камеры. Как бы там ни было, но дорога перед «джипом» стала расчищаться с невероятной быстротой, и «джип», еще вот только что топтавшийся слоном в посудной лавке, стремительно полетел вперед. Ауди Йорика, не отставая ни на пядь и разве что чуть увеличив дистанцию с учетом возросших скоростей, понеслась за ним.

По-настоящему разогнаться, однако, им не удалось: менее чем через километр обе машины — «джип» и Ауди — буквально вломились на участок дороги, до боли похожий на таковой в Бутыни. Дорога снова расширилась до трех полос: одна — для левого поворота. По левую руку возникли многочисленные уродливые домики магазинчиков: опять «Рыболов», опять продукты, опять строительные материалы. Принципиальная разница заключалась только в том, что, в отличие от Бутыни, которую с дороги и видно-то не было, здесь с дороги виднелись постройки гостиничного комплекса «Голицын-клуб». А прямо перед ним дорогу пересекал пешеходный переход. Кто мог бы по этому переходу ходить, куда и зачем, Йорику было неведомо, как, возможно, было неведомо и водителю «джипа», но «джип», как будто его водитель вдруг обнаружил что-то из ряда вон, вспыхнул, не угасая, стоп-фарами и начал активно тормозить. Йорик, увидев это, чертыхнулся и тоже нажал на тормоз.

В следующее мгновение «джип» резко вильнул вправо, и перед Йориком во всей своей полноте открылась устрашающая картина: на дополнительную полосу со встречного направления вылезла фура, заняла эту полосу целиком, а кабиной очутилась на половине полосы «джипа» и Ауди. Йорик сглотнул и, как за секунду до него водитель «джипа», вывернул руль. Ауди завизжала покрышками, шарахнулась правее, резко дернулась — какое-то из колес угодило в извилистую колею, — пошла было боком, но, подчинясь работе рулем и командам неусыпно за всем наблюдавшей страхующей электроники, выправилась. Йорик вздохнул и посмотрел в зеркало заднего вида: фура, как ни в чем ни бывало, продолжала выползать с уширительной полосы.

— Упало, упало в последние годы искусство вождения фур! — почти стихами продекламировал Йорик, переведя дыхание. Перед его мысленным взором очень отчетливо встало зрелище буквально за несколько дней до того собственными глазами виденных последствий жуткого ДТП.

В тот день — дня три или четыре тому назад — Йорик никуда не торопился и потому катил с рассудочной неспешностью. Возможно, именно это и спасло ему жизнь, впрочем, не пощадив другие жизни: трех мужчин и одной женщины.

Как и теперь, в Ауди играла какая-то музыка, транслируемая Ретро-ФМ — из множества доступных в московском регионе радиостанций Йорик предпочитал именно эту, — сам Йорик поглядывал по сторонам, любуясь открывавшимися пейзажами, всё шло не просто хорошо, а чудненько. Впереди, так же неспешно, ехал Мицубиси Ланцер предыдущего поколения. Навстречу машин было немного, движение вообще было на редкость спокойным. И вдруг как раз со встречного направления появились две фуры. Одна из них ехала по правилам, а вторая норовила ее обогнать. Эта, вторая, фура вышла на встречную полосу, игнорируя близость встречных машин, еще поддала, на полкорпуса обошла «конкурента» и, видимо сообразив, что дело запахло реальным керосином, стала резко уходить обратно в собственную полосу, теперь уже игнорируя то, что полоса занята другой фурой. Ее полуприцеп буквально снес кабину попутной фуры, после чего и сама она, фура-нарушитель, потеряла управление, развернулась поперек дороги и, движимая инерцией собственных скорости и колоссальной массы, понеслась — вот так, боком и одновременно складываясь — на Ланцер и Ауди.

Йорик что было силы нажал на тормоз и вывернул руль, предпочтя, если уж так случилось бы, уйти в кювет, чем оказаться под огромным полуприцепом. Аналогично поступил и водитель Мицубиси, если судить по тому, что у Мицубиси загорелись стоп-фары, а сама она, как и Ауди, стала уклоняться вправо. Но, увы, всё развивалось настолько стремительно, что времени для маневра Мицубиси не хватило: через какое-то мгновение, прямо на глазах у Йорика, она, уже было почти съехавшая в кювет, была подхвачена полуприцепом фуры, выброшена обратно на дорогу и, влекомая им, в мгновение ока превращена в груду обломков. Эта груда и полуприцеп пролетели мимо Ауди: в каких-то миллиметрах от нее. Йорик бросил педаль тормоза и, вывернув руль в обратную сторону, каким-то чудом ухитрился вернуться с обочины на асфальт, так и не оказавшись в кювете.

Остановившись и выскочив из машины, Йорик побежал к искалеченным грузовикам и легковушке, надеясь, что кого-то еще можно спасти. Но еще через секунду вся эта свалка металла, брезента, пластмассы и битого стекла взлетела к небу гигантским столбом пламени. Йорик спрыгнул с дороги в придорожную канаву и побежал по ней, огибая бушевавший пожар и по-прежнему надеясь на то, что хотя бы Мицубиси была отброшена достаточно далеко для того, чтобы оказаться вне пламени. Но и эта надежда не оправдалась: Мицубиси затянуло под снесшую ее фуру; она, как и оба грузовика, полыхала.

С попутного направления одна за другой остановились три машины. Их водители достали было огнетушители, но даже приблизиться к огню не смогли. Йорик присоединился к ним.

Все они — что Йорик, что трое других водителей — были настолько подавлены чувством собственного бессилия, что даже не разговаривали друг с другом: молча стояли и смотрели, стараясь не вслушиваться в рев огня и хлопки взрывавшихся шин. Вслушиваться было страшней, чем смотреть: что Йорик, что другие водители боялись услышать крики возможно заживо сгоравших людей!

Наконец, кто-то вышел из мертвенного оцепенения и, по мобильнику, сообщил о случившемся. Еще минут через пятнадцать прибыли пожарные. За ними — ГАИ. Пожарные споро взялись за дело, сбили огонь, потом и затушили его. Но к этому времени от обеих фур и легковушки остались лишь почерневшие остовы. Один из пожарных подозвал гаишного майора. Вместе они прошли к остовам, майор, зажимая нос платком, осмотрел их один за другим.

— Четверо, — констатировал он, вернувшись обратно. — Оба водителя фур, водитель Мицу и пассажирка.

Быстро посмотрел по сторонам, отвернулся и, так, чтобы не слишком заметно, перекрестился.

***

Миновав выползавшую на полосу фуру, «джип» снова стал ускоряться. Йорик поступил так же. Но и на этот раз разогнаться до приличных скоростей не удалось: менее чем через километр появился щит с предупредительной надписью: «Разделительное ограждение через 800 метров». Это означало то, что «джип» и Ауди приближались к новенькому «автобанному» участку дороги, но до него — к нелепо и даже опасно устроенному въезду: с петлей из двух ощутимых по своей кривизне поворотов. Кто до такого додумался — проектировщики, в Автодоре, к которому отошел контроль за дорогой «Беларусь», или непосредственно строители, столкнувшиеся с какой-нибудь «неразрешимой» трудностью — Йорик не знал и знать не хотел. А вот что он знал совершенно точно, так это то, что так строить скоростные дороги нельзя. Мало того, что это действительно небезопасно, так еще и создает «затык»: вместо того, чтобы разгоняться при въезде на скоростную дорогу, автомобили, подъезжая к ней, вынуждены существенно сбрасывать скорость. И хотя с двух полос дорога тут же расширяется до четырех, «петля» поворотов создает эффект бутылочного горлышка не хуже, чем если бы дорога в этом месте сужалась!

«Джип» сбавил ход. Йорик — тоже. Еще недавно примерно в этих местах слева по направлению к Москве уже тянулась застройка Голицыно, а справа, примыкая вплотную к дороге, находилось прекрасно видимое кладбище. Чуть дальше стоял светофор, создававший немало проблем для движения, но зато наводивший остановившихся на нем водителей машин на правильное настроение: стоя на светофоре в направлении Москвы, разглядывать на вынужденной остановке можно было только кладбище.

Подступавшие прямо к обочине могилы не выглядели заброшенными; по крайней мере, не все. На иных красовались венки, как если бы захоронение было сделано совсем недавно, чего, однако, быть никак не могло. На других виднелись цветы. Вероятно, родственники лежавших на кладбище людей навещали могилы регулярно, ухаживали за ними. А потом именно эти могилы снесли. Их укатали в асфальт при реконструкции шоссе. Так что и «джип», и Ауди Йорика, и все другие машины — впереди, позади — шуршали покрышками по прошлому и по памяти. Возможно, и по останкам людей, если, конечно, при сносе этой части кладбища, останки не перезахоронили.

Не будучи ни слишком уверенным материалистом, ни слишком уверенным верующим, Йорик, проезжая здесь, чувствовал, тем не менее, какое-то беспокойство: его не покидала мысль, что это неправильно. Неправильно укатывать в дорожный асфальт могилы, какая бы при этом ни преследовалась благая цель. Неправильно как с точки зрения веры, так и с материалистической точки зрения. Вера — это упокой души, а кто же беспокоит упокоившихся мертвых? Материализм — это зрительная память, а кто же рушит зрительную память в угоду слепоте? Йорик полагал, что эту часть кладбища закатали в асфальт не из соображений того, что поступить иначе при реконструкции дороги не представлялось возможным, а только из экономии средств. Дорогу запросто можно было расширить не за счет кладбищенского участка, а за счет гражданской застройки. Не вправо по направлению к Москве, а влево. Но снос гражданской застройки потребовал бы от Автодора вкладываться еще и в компенсации живым. Тогда как снос кладбища компенсацию перед мертвыми не учитывал. Выкинуть кости из могил или прямо с костьми укатать могилы в асфальт было намного проще и дешевле.

Приняв правее, а затем чуть влево, «джип» выкатился на автобан. Йорик — следом. Дорога сразу разлетелась в стороны, вширь, в пространство. «Джип» начал ускоряться, но Йорик, уже не вися у него на хвосте, а понимая то, что «джип», каким бы мощным он ни был, всё же не сможет ехать так же быстро, как «прижатая» к дороге Ауди — Йорик стал разгоняться еще активней. Мигнул фарами, прося уступить дорогу, и «джип», не артачась, посторонился.

Йорик выжал газ в пол. Слева, почти слившись в сплошную полосу, понесся разделительный отбойник. Справа, словно они стояли на месте, одна за другой оставались обгоняемые машины. Стрелка спидометра перевалила за «двести», за «двести двадцать». Темп набора скорости замедлился. Двести тридцать.

Йорик, щелкнув клавишей на руле, сделал погромче радио.

Двести сорок.

Из динамиков понеслось заводное «Tu es foutu» очаровшки In-Grid.

Двести пятьдесят.

Набор скорости прекратился.

По спидометру запас еще был достаточным, но «по технике» на прямой без уклона это было всё. Даже, пожалуй, спидометр чуточку привирал, набрасывая несколько «лишних» километров в час.

На данном этапе Йорик сделал всё, что мог.

***

Автомобильная дорога М-1 «Беларусь» — одна из самых загруженных в московском регионе. Она обслуживает «сухопутный поток» российских грузов в Европу и она же — «сухопутный поток» европейских грузов в Россию вообще и в Москву и в Подмосковье в частности. По значимости для региона эту дорогу можно сравнить только с питерским направлением — дорогой М-10 «Россия», связывающей две столицы нашего государства, но, главное, обеспечивающей перемещение грузов из балтийских портов и обратно. Но если о реконструкции существующей М-10 или о строительстве новой скоростной магистрали взамен безнадежно устаревшей «России» задумывались давно и даже в самые смутные времена «девяностых» один за другим предлагались соответствующие проекты, то о реконструкции «Беларуси» задумались совсем недавно: спохватились, так сказать. Впрочем, возможно потому, что технически М-1 и в существовавшем виде явно находилась в лучшем положении, чем «Россия». На всём своем протяжении от Москвы до Белоруссии М-1, построенная существенно позже, имела по две полосы для движения в каждую из сторон, тогда как М-11 частенько сужается до двух. Кроме того, на М-1 отродясь не бывало участков с реверсивным движением, тогда как на М-11 таких участков полно. Такие участки для загруженной транспортом магистральной³⁷ дороги — жуткая гарантия повышенной аварийности. Однако и М-1, на всем своем протяжении свободная от такой «гарантии», издавна являлась одной из самых аварийных и поэтому одной из самых опасных дорог. Это — следствие отсутствия на ней целого ряда инженерных сооружений, само назначение которых — обеспечение безопасности. Сравнительно скоростная, М-1 была лишена разделительного бруса между встречными направлениями, а многочисленные перекрестки со второстепенными дорогами, многочисленные пешеходные переходы априори являлись зонами особого риска. Правда, как ни странно, подавляющее большинство ДТП происходило на М-1 вовсе не на перекрестках со съездами в захолустье и даже не на пешеходных переходах, а «просто так» — в любых и даже, на первый взгляд, в самых неопасных местах. Почему так — Бог весть: возможно, карма такая.

Тот же Йорик, проезжая по некоторым участкам М-1, не мог отделаться от воспоминаний о наиболее страшных виденных им авариях. И хотя аварии на М-1 он видел едва ли не каждый раз, как ехал по ней, некоторые из них врезались ему в память своими особенно жуткими подробностями.

Например, вдребезги разбитая легковушка: то, что даже марку этой машины невозможно было понять — настолько она была изувечена, — Йорика не слишком взволновало, а вот то, что метрах в ста от обломков на дороге лежала мертвая собака, Йорика заставило содрогнуться. Йорик любил собак, сам, сколько себя помнил, являлся собачником, вид мертвой, погибшей в ДТП собаки стал ему как ножом по сердцу. На дорогах погибает множество собак, но почти все — потому что выбегают на дороги под колеса мчащихся автомобилей. Та же собака на дорогу не выбегала. Она вылетела при столкновении из салона: в нескольких метрах от нее лежал и труп ее владельца, тоже вылетевшего из машины при ударе. Голова собаки была размозжена: сначала о лобовое стекло, а затем об асфальт. Человек был разорван ровнехонько пополам: верхняя часть туловища с головой и руками — отдельно, нижняя, с ногами — отдельно. Дорога на десятки метров вокруг была залита кровью. Внутренности человека были также выставлены на всеобщее обозрение.

Другая авария — неподалеку от Голицыно. Позже о ней трубили по всем телеканалам: в той аварии погибло больше десяти человек, из которых несколько — дети. Ее прямой причиной стал заводской брак одной из машин — «Волги», сошедшей с конвейера с неисправной рулевой тягой. Каким образом с такой неисправностью эта «Волга», прежде чем попасть в ДТП, сумела отъездить по дорогам общего пользования около полугода — тоже загадка, но загадка, как бракованную тягу могли вообще поставить на новый автомобиль и почему в итоге за это никто не понес ответственности, важнее. Как сообщали СМИ, «Волга», двигаясь в сторону Москвы со скоростью около девяноста километров в час, то есть со скоростью дозволенной, внезапно — из-за лопнувшей тяги — стала неуправляемой, выскочила на встречную полосу, где сначала протаранила встречный же БМВ, а затем еще две или три машины. Еще несколько машин, не успев затормозить, влетели в образовавшуюся кучу-малу. Одной из машин был старенький «Москвич», в котором помимо двух взрослых находилось и несколько детей.

В те годы — самое начало «двухтысячных» — в наших Правилах дорожного движения еще ничего не говорилось о детских удерживающих устройствах и об обязанности водителей легковых машин использовать их при перевозке детей. В те годы и сами-то водители — отцы, мамы, дедушки, нередко и бабушки — о такого рода вещах не задумывались: сажали детей и внуков в машину и ехали: на дачи, по магазинам, просто покататься. Не было — нет спроса, нет и предложения — детских креслиц и в магазинах, так что, если даже кто-то и хотел такими обзавестись, скажем, прочитав о них в автомобильной прессе или увидев за границей, сделать этого он не мог. В те годы даже такие термины, как «крепления Isofix», «бустер» и так далее были мало кому знакомы. А между тем, первое детское удерживающее устройство было изобретено еще в 1935 году, массовый выпуск начался в семьдесят третьем, в восемьдесят втором был принят Европейский стандарт для сертификации детских удерживающих устройств, а в девяностом — разработан стандарт крепления для них, получивший название Isofix³⁸. Согласно исследованиям американцев, использование детских удерживающих устройств снижает риск гибели младенцев на 71%, а детей старших групп — на 50%. Но в России, только что пережившей разруху девяностых, ни система крепления детских автомобильных кресел, ни сами кресла были еще неизвестны.

Конечно, нельзя утверждать с уверенностью, что дети из «Москвича» остались бы живы, будь в «Москвиче» установлены детские кресла. Йорик видел его обломки: выжить в них было тяжело. Но шанс, тем не менее, был. А вот где точно не было никакого шанса — это в БМВ, первой попавшей под внезапный удар. Всю левую сторону БМВ, от передней кромки капота до задней кромки багажника, словно корова языком слизала. Ее словно срезало каким-то чудовищным инструментом. И тем страшнее, тем трагичнее выглядели висевшие в месиве останков салона окровавленные обрывки подушек безопасности. Эти окровавленные обрывки как будто издевались и над живыми, с ужасом смотревшими на них, и над мертвыми — подушками не спасенными. Смывавшие с асфальта кровь и битое стекло пожарные старались вообще не смотреть в сторону БМВ: настолько демонически-страшно он выглядел.

Авария в Голицыно, прямой причиной которой стала лопнувшая бракованная рулевая тяга, засвидетельствовала не только то, что производство автомобилей и автокомпонентов должно подчиняться особенно жесткому контролю, но также — и не в первый раз — то, что многополосная дорога, то есть дорога, встречный разъезд на которой не затруднен, просто обязана иметь разделительный брус. Если бы разделительный брус был на дороге в тот страшный день, погибших, вполне вероятно, не было бы вообще. Вполне вероятно то, что потерявшая управление «Волга», ударившись о брус, еще какое-то время «покрутилась» бы на своей стороне дороги, даже, возможно, ушла бы в итоге в кювет, но, выдержи брус удар, не вылетела на встречную полосу, а столкновения с попутными машинами не так страшны, как столкновения с встречными. При столкновениях с попутными машинами сама скорость столкновения априори намного ниже, особенно при столкновениях внезапных, когда никто не жмет на тормоза. Элементарная арифметика подсказывает, что в аварии при Голицыно скорость столкновения «Волги» и БМВ составляла никак не меньше ста восьмидесяти километров в час. На своей же стороне дороги, оттолкнувшись от бруса, «Волга» максимум с какою скоростью могла столкнуться с попутными машинами — это около девяноста. Энергия удара квадратично зависит от скорости. Энергия удара на ста восьмидесяти километрах в час превосходит энергию удара на девяноста километрах так же, как Гулливер превосходил лилипутов!

До начала «двухтысячных» «Беларусь» имела разделительный брус только на участке от Москвы до Баковки, то есть на протяжении всего лишь около шести километров. Вероятно, страшные лобовые столкновения непосредственно на подъезде к Москве еще во времена царя Гороха казались нонсенсом, штукой недопустимой, чем-то, что могло бы испортить имидж. Где-то подальше — пожалуйста. Но в непосредственной близи от столицы — ни-ни. Иначе никак нельзя объяснить, почему разделительный брус внезапно заканчивался, толком не успев и начаться! В «девяностые», даже в начале всё тех же «двухтысячных» тогдашняя дорожная служба, ответственная за содержание М-1 в Московской области, оправдывалась катастрофической нехваткой средств: иначе-де кто ж спорит — нужен брус, поставили бы! Но годы шли, всеобщая — и, в том числе, государственная — нищета сменилась уверенным ростом, а у кое-кого и настоящим процветанием, в дорожные фонды стали поступать колоссальные деньги, однако брус на М-1 как был до Баковки, так до нее же и оставался. Наверное, денег на брус по-прежнему не хватало. На загородные дома подрядчикам — легко. На брус — извините. Лобовые аварии за Баковкой продолжали случаться с пугающей частотой.

Именно поэтому, когда брус внезапно потянулся дальше, Йорик пришел в восторг: наконец-то! Но радость, что называется, была недолгой: брус вытянулся еще на несколько километров и на этом «заглох». Однако позже, еще через несколько лет, уже совсем-совсем ближе ко времени описываемых нами событий, дело не просто сдвинулось с казавшейся мертвой точки, а сдвинулось вприпрыжку: началась активная реконструкция автодороги в целом. Правда, покамест только в Московской области и даже не на всем протяжении в ней, но всё же. Работы повелись с невиданным для постсоветского времени размахом: нечто подобное Йорик если и видел прежде, то разве что однажды — возвращаясь на машине из Латвии и попав на участок только что законченного Новорижского шоссе. Тогдашняя «Новая Рига» выглядела настоящим чудом. И вот — пожалуйста: схожие по объему работы охватили и многострадальную «Беларусь»!

Но, как это почему-то частенько бывает в нашей стране, логика работ удивляла. Вместо того чтобы вестись непосредственно от Москвы, они начались… в добрых тридцати с лишним километрах от нее, сразу же за Лесным Городком. Почему не перед ним, а за ним — тоже загадка. Мы уже говорили о том, что Лесной Городок — одно из самых неприятных, «узких» мест на пути в Москву или из Москвы. Этот населенный пункт «сжимает» магистраль с обеих сторон, тянется вдоль нее сплошной застройкой, выходит на нее второстепенными дорогами, пересекает пешеходными переходами. Светофор на одном из таких переходов еще до недавнего времени являлся настоящим бичом «путешественников»: утрами в будние дни по направлению к Москве, вечерами воскресных и завершительных праздничных дней в направлении нее же, утрами суббот и первых праздничных дней и вечерами в будни в сторону Области он собирал колоссальные пробки. Пробка от Москвы могла начинаться прямо в Москве, прямо от МКАД, даже чуть раньше — с Можайского шоссе. Получалось, светофор в Лесном Городке становился причиной пробки, растягивавшейся на тридцать километров! Логика подсказывала, что, если уж начинать реконструкцию не от Москвы, а на каком-то от нее расстоянии, начать следовало именно с этого «объекта». Но кто-то «наверху» решил иначе, и стройка пошла в нескольких километрах от него.

Впрочем, то, что в итоге получилось, Йорика заставило ахнуть. Как только работы на первом реконструированном участке были завершены, взгляду Йорика открылось современное скоростное шоссе протяженностью двенадцать километров. Не какая-то пародия на скоростные дороги, не абы что и слепленное как придется, а самый что ни на есть настоящий автобан и даже лучше: если немецкие автобаны имеют, как правило, всего по две полосы для движения в каждую из сторон и от обычных дорог отличаются только наличием разделительной полосы (похожий небезопасный принцип разделения встречных потоков был использован и на «Новой Риге»), то участок «Беларуси» от Лесного Городка до Голицыно получил по четыре полосы, получил мощный разделительный брус — и не брус даже, а двойную силовую ограду, — получил фонарное освещение (нечто подобное делают на магистральных дорогах Франции, вообще, пожалуй, являющейся самой освещенной европейской страной в том, что касается автомобильных дорог), получил ограждения безопасности вдоль обочин, получил, наконец, разноуровневые развязки со второстепенными дорогами. То, что увидел Йорик, можно было назвать сказкой: не привидевшейся во сне, а ставшей реальностью на российской дороге!

Только одно омрачило сказку: как мы уже говорили, небезопасный — со стороны Голицыно — въезд на автобан. Именно там вскоре после открытия реконструированного участка прямо на глазах у Йорика разбилась машина с белорусскими номерами. Ее водитель проморгал предупреждающий щит о скором начале разделительного ограждения, на повороте, каковой поворот он явно вообще не ожидал, не справился с управлением и налетел прямиком на самое начало ограждения. Машину буквально разорвало по продольной оси. Водитель погиб на месте. Пассажира где-то минут через двадцать увезли по «Скорой» в больницу — с тяжелейшими травмами. Но в целом, если забыть о том происшествии и не думать о возможности его повторения, дорога вышла изумительной: Йорик остался доволен как слон.

Потом начались работы и в Лесном Городке. Убрали злополучный светофор, построив вместо наземного надземный пешеходный переход. Правда, сооружение вышло пугающе-нелепым³⁹, но это уже детали: главное, светофор исчез, движение и на этом отрезке пути пошло веселее. А дальше — больше: работы охватили и участок до Лесного Городка, если считать от Москвы, и участок после Голицыно, если смотреть от нее же. Логика работ и на них оставалась непонятной, но работы шли, идут и обещают очень серьезные перемены к лучшему уже, как минимум, на отрезке пути до Кубинки. Первенцем же этих работ — вынужденным или, если угодно, пустым и, в свете уже планировавшихся реконструкций, кажущимся пустой, но бравурной тратой денег — стала модернизация нерегулируемых пешеходных переходов так, чтобы они «бросались в глаза». То есть так, чтобы водителя видели их загодя и задолго до того, как к ним приблизиться. Выразилось это в установке фонарного освещения и специальных мигающих фонарей, работающих, ни много, ни мало, от… солнечных батарей! Решение, по меньшей мере, странное для Подмосковья, пасмурного в течение трехсот из трехсот шестидесяти пяти дней в году! Но поначалу смотрелось неплохо. Йорик, впервые увидев эдакую штуку на Минском шоссе, пришел в совершенный восторг, хотя издали и принял мигавший желтым фонарь не за предупреждение о приближающемся пешеходном переходе, а за катящуюся по правому ряду машину коммунальной службы с включенным проблесковым маячком

Как бы там ни было, но М-1, во всех отношениях родная для Йорика «Беларусь», после долгих лет запустения и пренебрежения, после множества лет, уносивших десятки человеческих — и не только — жизней, стала меняться. Не так быстро, как этого хотелось бы, но куда быстрее, чем можно было ожидать. Однако…

Да: трагедия России в том, что никакое благо в ней не обходится без дегтя. Деготь обнаружился и в реконструкции автодороги М-1.

***

Однажды на форуме «Балтики» завязался бурный спор о дорожном строительстве. Кто выступил его инициатором, не только теперь покрыто мраком, но и тогда, как это вообще нередко случается с «виртуальными» дискуссиями, забылось очень быстро: спорщики, как водится, разделились на несколько лагерей и, начав собачиться, напрочь позабыли о роли «заводил». Но что не позабылось и ныне, так это то, что поначалу речь зашла о строительстве новой магистрали «Москва — Санкт-Петербург». «Балтика» разместила чей-то «оппозиционный» материал, посвященный борьбе защитников Химкинского леса: автор материала придерживался той позиции, что защитника леса — герои, а строители дороги — *удаки. В материале было немало резких выражений, немало обвинений в сторону властьпредержащих и подрядчиков, немало обвинений в сторону тех, кто проектировал новую дорогу, и, конечно, в сторону тех, кто проводил конкурсы на выдачу подрядов. Можно сказать, весь материал являлся сплошным обвинительным заключением: с той только разницей, что настоящий прокурор не позволил бы себе основывать обвинение на собственных домыслах и размышлениях, на параллелях самого сомнительного толка и на воде, поскольку иначе, как водой и словоблудием, тот авторский материал никто бы не назвал. Или почти никто: бездоказательное словоблудие всегда привлекает определенные группы лиц, но, к счастью для подлинного гражданского общества, эти группы немногочисленны.

Кто первым разместил свой комментарий под тем материалом, ныне, повторим, совершенно забылось. И кто первым ответил на первый комментарий — тоже. Но — так всегда и бывает — слово за слово и разгорелся эпический срач. Оппозиционно настроенные к власти участники форума приняли сторону автора материала. Участники, против власти ничего не имевшие, набросились на них с едкими замечаниями. А третья, если так можно выразиться, сторона обрушилась с фланга на тех и на других. Потому что если «оппозиционеры» и «охранители» спорили преимущественно о том, кто такой Путин — мерзавец или величайший правитель за всю историю России, то «флангисты» ухватились за внешнюю оболочку статьи — за лес и новую дорогу. Но как только их, «флангистов», силами спор перешел в «дорожный» характер, то есть как только личность Путина была оставлена в покое и речь зашла уже непосредственно о новой магистрали, в лагере самих «флангистов» произошел раскол: не расходясь во мнении о том, что новая магистраль, безусловно, нужна, они разошлись во мнении, насколько справедливо то, что эта магистраль априори планировалась как платная.

— Всюду, где строят дороги такого класса, они платные! — писал один из тех, кто в платности дороги не видел ничего плохого. — А как иначе? Только плата за проезд и позволяет окупать строительство и содержание дороги. Взять, к примеру, Францию. Во Франции…

— А в Германии, — оборвали его, — автобаны тоже платные?

— Автобаны в Германии были построены еще Бог весть когда! — парировал защитник «платной идеи». — В те годы на Германию работала вся Европа, причем работала задарма. Германия могла себе позволить швыряться деньгами практически без счета!

— Хорош заливать! — грубо вмешался проживавший в Германии участник. — От тех автобанов давным-давно ничего не осталось! Дорожное строительство идет в Германии постоянно. Иначе откуда, по-твоему, взялись бы расценки на прокладку дорог, на их содержание, на озеленение, на обустройство всяких электронных систем и так далее? Тридцать миллионов евро за каждый километр! И это — без учета стоимости выкупаемой под новые дороги земли. Тридцать миллионов! За километр! Но при этом ни один из километров немецких дорог платным не является!

— Вот-вот! — подхватили с разных сторон. — С какой стати платной должна быть дорога, построенная на деньги налогоплательщиков? Налогоплательщики уже за всё заплатили: и за проект, и за согласования, и за экспертные оценки, и за само строительство, и за всю инфраструктуру, и даже за свет фонарей на ближайшие двадцать лет! Взимать плату за проезд по дороге, построенной на деньги налогоплательщиков — даже не бред, а преступление! Вымогательство и воровство!

— Э, нет! Минуточку! — защитник идеи платности. — С чего это вы все взяли, что дорога строится на деньги налогоплательщиков?

— А на чьи же?

— Глаза-то разуйте! На сайте Автодора всё есть! Строительство идет не на деньги налогоплательщиков, а на деньги концессионеров. Там французы подтянулись, наши инвесторы…

— Вот ты глаза и разуй! Читать вообще умеешь? Тогда читай: только 25% средств, необходимых для строительства этой дороги, пойдут из карманов частных инвесторов. Львиная же доля — 75% — это деньги из государственного бюджета. То есть наши деньги! Налогоплательщиков! И еще момент: с какой стати «инвесторам» отданы под строительство и эксплуатацию самые выгодные участки с точки зрения трафика? И почему они будут вкладываться в строительство там, где строить легче и дешевле всего? И почему при этом стоимость проезда именно по этим участкам дороги будет наиболее высокой? Это как называется?

— Но…

— Вот тебе и «но»! Тоже мне, благотворители хреновы нашлись! Ротенберги, понимаешь! А то, что этот же Ротенберг даже не своими деньгами вкладывается, а взятыми в кредит, нормально? В кредит у Сбербанка! Под мизерные проценты! То есть — опять у нас! За наши деньги!

— Да ведь Сбербанк давно уже — частная контора!

— С контрольным пакетом у ЦБ РФ! А ЦБ РФ — федеральная собственность! Почему какой-то Ротенберг должен на мои же деньги строить дорогу, а потом с меня же требовать плату за проезд? Тебе не кажется, что это всё равно, как если бы ты заявился на мой дачный участок, взял у меня деньги, на эти деньги нанял таджиков, которые выложили бы дорожку от въездных ворот до двери дома, а потом, когда всё было бы готово, потребовал от меня платить за проход по этой дорожке? По копейке за метр?

— Это уже утрирование!

— Какое, к черту, утрирование! Так оно и есть! Нет, я ничего не имею против того, чтобы Ротенберги строили дороги: на здоровье! И даже не имею ничего против того, чтобы за построенные ими дороги они же собирали и плату с желающих по этим дорогам ездить: это справедливо. Но строить дороги на таких условиях они должны исключительно за свой счет! Не за мой, не за твой, не за бабы Вали из деревни Кукуево, а за свой! И никак иначе! Аналогично и с государством. Если государство берет с меня подоходный налог, обкладывает меня дорожным налогом, заставляет платить акцизы и прочее, и прочее, с какой такой стати оно, строя дорогу на полученные от меня деньги, должно меня же заставлять и оплачивать проезд? Андестенд?

На это всё защитник идеи платности не сумел убедительно возразить. В итоге его возражения свелись к мелким придиркам и постепенно заглохли.

Йорик читал дискуссию и диву давался: как вроде бы здравомыслящие люди не видят главного? Ведь главное — по мнению Йорика — заключалось совсем не в том, будет дорога платной или бесплатной, и уж тем более не в том, кто будет получать плату за проезд — государство или Ротенберги. Йорик считал, что суть всего заключается непосредственно в новшестве: дорогу не реконструировали, а строили с нуля, предлагая именно ее в качестве альтернативы загруженной «Ленинградке», а не наоборот — «Ленинградку» в качестве бесплатной альтернативы. Востребованность новой дороги Йорик видел, прежде всего, в среде компаний-перевозчиков, для которых логистика перевозок — не пустой звук. Во вторую — в среде таких водителей-«частников», которым без машины что в Питере, что в Москве никак и которые при этом не просто катаются туда-сюда-обратно с завидной регулярностью, но и готовы платить за то, чтобы эти «покатушки» проходили максимально быстро и комфортно. Без многокилометровых заторов перед каким-нибудь Торжком и без риска застрять на несколько суток зимой. Таким образом, по мнению Йорика, что государство, что Ротенберги, взявшись за осуществление данного проекта, в реальности преследовали самую обыкновенную коммерческую цель — оказание априори платной услуги тем, кто в этой платной услуге нуждается. То есть поступали не как персонаж из сравнения с дачным участком, а как, например, лодочник, стоящий подле разведенного моста: лодочник никого за рукав не хватает. Хочешь — садись. Не хочешь — бери такси и езжай через Вантовый⁴⁰. Или жди ходящую раз в полчаса электричку⁴¹. Обычный бизнес: ничего личного. И в таком обычном бизнесе Йорик не видел ничего противозаконного: где, в каком законе сказано, что государство не имеет права заниматься «предпринимательством»? Да мы — Йорик, ввязавшись в спор так и написал — каждый Божий день сталкиваемся с предпринимательской стороной государства! Что такое, к слову, «пошлина за регистрацию транспортных средств», если не оно — предпринимательство? А что такое пошлина за выдачу водительского удостоверения? А что такое даже плата за сдачу экзаменов на водительские права? Всё это — бизнес чистой воды, направленный на оказание услуг тем, кто жить не может без тех же автомобилей. А уж явно или мнимо граждане не могут прожить без машин — их, граждан, частное дело. Государство не обязано спонсировать нужду гражданина в автомобиле, если только этот гражданин — не инвалид! Или вот: плата за проезд в общественном транспорте. Никто же не возражает против нее, хотя услугу пассажирских перевозок оказывают не только частные «конторы», но и вполне себе государственные! Что такое метро? Частная лавочка? — нет. А что такое троллейбусные или трамвайные маршруты в своем подавляющем большинстве? Или пригородное железнодорожное сообщение? Или поезда дальнего следования, принадлежащие РЖД? Можно ли обойтись без поездки на поезде из Москвы в Петербург? Да. Вызывает ли плата за билет в какой-нибудь Сапсан гневное возмущение? Нет. Гневное возмущение может вызывать разве что размер этой платы, но сам принцип того, что государство в лице принадлежащего ему ОАО РЖД имеет право брать плату, ни у кого сомнения не вызывает. А ведь те же железные дороги и вся связанная с ними инфраструктура тоже построены на наши, налогоплательщиков, деньги! Почему же такое возмущение по поводу платы за проезд по новенькой автомобильной дороге?

Единственным более или менее дельным возражением, последовавшим на эти заявления Йорика, стало опасение того, что после введения в строй новой дороги государство забросит заботу об уже существующей. Мол, существующая дорога быстро придет в негодность и станет непроезжей. А коли так, получается, что государство вынудит уже всех автомобилистов перебраться на платную магистраль! Но в ответ на это опасение-возражение Йорик только посмеялся:

— Дорогие мои! — написал он. — Вообще-то существуют стандарты, придерживаться которых обслуживающие дороги службы обязаны. Эти стандарты никто не отменял и отменять — если, конечно, вы не располагаете иной информацией — не собирается. Означает же это то, что ямы по-прежнему будут латать, асфальт по-прежнему будут перекладывать. Мостовые переходы по-прежнему будут поддерживать в рабочем состоянии. Чтобы стало как-то иначе, саму дорогу необходимо закрыть. Передать ее из ведения государства в ведение какой-нибудь частной структуры, которая обязуется закрыть дорогу для общего пользования. И никак иначе! Говоря проще, для того, чтобы государство напрочь забросило Ленинградку, Ленинградка должна исчезнуть с автомобильных карт!

— А где гарантия, — возразили Йорику, — что будет не так?

— А где гарантия, что завтра мы все не умрем? — ответил Йорик.

И добавил:

— Теории заговора, конечно, интересны, но только для любителей сказок. Лично я предпочитаю оперировать фактами. Фактов же, свидетельствующих о намерении государства забросить существующую ныне Ленинградку, попросту нет.

— То-то дороги разбиты так, что по ним не проехать! Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Или дальше Москвы и Московской области никогда не выезжал?

Но и от этого Йорик отмахнулся:

— Государство, — написал он, — птица гордая: пока не пнешь, не полетит. Вы сами-то что сделали для того, чтобы дороги не были разбиты? Вот, скажем, ты… — Йорик адресовался непосредственно к одному из участников дискуссии. — Помнится, ты рассказывал, как в какой-то яме колесо оторвал. Было?

— Было! — немедленно подтвердил оппонент. — Я и говорю…

— Нет! — перебил Йорик. — Ты говоришь совсем не то, что нужно. То, что ты говоришь, свидетельствует только о твоей собственной инфантильности, о том, что лично ты к построению гражданского общества не готов. Или не хочешь в нем участвовать. Потому как что бы сделал настоящий гражданин, оказавшийся в твоей ситуации? Правильно: вызвал бы ГАИ, зафиксировал повреждения, заставил бы гаишников указать в протоколе размеры ямы и тэ дэ, и тэ пэ. А после отправился бы в суд. В каковом суде накатал бы иск на обслуживающую дорогу организацию. Ты сделал всё это?

На минуту оппонент притих, а потом взорвался:

— Знаю я наши суды! Пустая трата времени!

— О как! — усмехнулся, поставив соответствующий смайлик, Йорик. — Знаешь, говоришь… ну, давай: поведай нам о своей богатой судебной практике!

Оппонент промолчал.

Дискуссия, однако, на этом не закончилась: был еще рецидив скатывания на личность Путина, был рецидив обвинений братьев Ротенбергов во всех смертных грехах, был рецидив обсуждения героизма защитников Химкинского леса. НО во всем этом Йорик уже практически не участвовал: обсуждать Путина и Ротенбергов в привязке к строительству новой дороги ему было неинтересно. Правда, насчет защитников леса он всё же прошелся, заявив, что если кто во всей этой истории и являлся преступником, то это именно они. И даже не потому, что не самым законным образом препятствовали строительству, а потому что вся их деятельность не имела ни малейшего отношения к заявленным целям — охране экологии и сохранению уникального лесного массива. Йорик утверждал, что так называемые защитники Химкинского леса — самые обычные экстремисты, для которых важна не цель, а непосредственно акция: не то, что от строительства дороги откажутся или изменят ее маршрут, а сам протест. Йорик перечислял фамилии «защитников» и указывал на их прямую связь с множеством других, по большей части совсем уж бессмысленных, акций. Указывал и на то, что иные из этих «защитников» — участники существовавшего на иностранные гранты «НКО». То есть указывал на то, что деятельность этих «защитников» направлена не во благо, а в русле: на общество и его интересы этим «защитникам» откровенно плевать, а вот на что не плевать, так это — следование течению. Течение же определяют не они: течение определяют за них!

Высказавшись так, Йорик «ушел»: тема перестала его занимать. Но уже вскоре — уже после того, как Йорик впервые восторженно прокатился по новенькому автобанному участку дороги «Беларусь» — грянул настоящий гром. Услышав его раскаты, Йорик, что называется, обомлел. Ему тут же припомнился спор о праве государства на взимание платы за проезд по автомобильным дорогам и та позиция, которую он, Йорик, занял.

Раскрыв от изумления рот, Йорик всё на той же «Балтике» прочитал:

Как сообщили в государственной компании Автодор, реконструкция дороги М-1 «Беларусь» продолжится и полностью завершится на участке от 33-го до 132-го километра к 2018 году. С этого же года проезд по реконструированному участку станет платным.

Йорик, отказываясь верить своим глазам, дважды или трижды моргнул.

***

Нет, денег как плату за проезд Йорику было не жалко. В той же дискуссии, речь о которой шла в предыдущей главе, он говорил примерно так:

— Я не люблю дальние поездки за рулем, но, в первую очередь, потому что они утомляют не столько своей протяженностью в пространстве, сколько своей протяженностью во времени. Сейчас на то, чтобы доехать из Москвы в Питер или из Питера в Москву, то есть на то, чтобы преодолеть около семисот километров — даже чуть меньше, — нужно потратить порядка двенадцати часов драгоценного времени, и это при условии, если ехать ночью. Днем же время в пути вообще непредсказуемо: можно выехать в шесть утра и не доехать ни до Москвы, ни до Питера даже к полуночи. Вот что утомляет и бесит больше всего! В таких условиях Сапсан — наше всё. Но давайте прикинем, что будет, если то, что нам говорят о новой дороге — правда. Итак, протяженность — 669… будем считать 700 километров; максимальная разрешенная скорость — 150 километров в час; средняя плата за проезд — рубль за километр⁴². Сколько топлива жрет средняя легковушка? Моя при таких скоростях и незатрудненном более или менее равномерном движении (допустим, на круиз-контроле) — около восьми литров на сотню. Если их и взять за отправную точку, получится вот что: плата за проезд — семьсот рублей, плата за бензин — тысяча шестьсот⁴³, всё вместе — две тысячи триста. Время в пути… в лоб, конечно, не посчитаешь: вряд ли даже на такой дороге средняя скорость реально составит сто пятьдесят километров в час, но… пусть будет сто двадцать. Если так, время в пути — около шести часов. Приемлемо? На мой взгляд, да! А если еще учесть и то, что уж я-то — факт — буду держать не сто пятьдесят, а все двести (вряд ли платную дорогу обвешают камерами), моя средняя скорость как раз в районе ста пятидесяти и может оказаться. А значит, мое время в пути окажется равным примерно четырем с половиной часам. Впрочем, на этом я не настаиваю: давайте продолжим отталкиваться от шести часов… Сравним с Сапсаном: время в пути — четыре часа. Но это — только от Ленинградского вокзала в Москве до Московского в Питере. Добавим минут сорок езды от дома до вокзала здесь и полчаса — там. Добавим еще полчаса на то, что приезжать к Сапсану в РЖД требуют именно так — загодя, за полчаса минимум. Итого — еще полтора, полтора с лишним часа, а в общей сложности — пять с половиной часов как минимум. Сравнимо? Еще как! С двумя только различиями: первое — в пользу Сапсана — на поезде нас везут, тогда машиной приходится управлять самостоятельно; второе — в пользу машины, — отправившись на своих четырех, на них же и останешься: и в Питере, и в Москве, тогда как отправившись на поезде, что в Питере, что в Москве будешь ходить пешком или пользоваться общественным транспортом. Кто как, а личное я — не большой любитель общественного транспорта! А что по деньгам? Машину мы уже подсчитали: менее двух с половиной тысяч рублей. Давайте посмотрим, сколько стоит билет на Сапсан… ага: три с лишним тысячи минимум. Таким образом, всё говорит в пользу езды на машине⁴⁴! А если ехать не в одиночку? Хотя бы с женой? А то и целой компанией?

С этими доводами согласились все. Один из участников, питерский, даже добавил:

— Камеры, не камеры, а к ста пятидесяти в любом случае можно смело набрасывать еще двадцать. За превышение на двадцать километров в час не штрафуют⁴⁵!

В общем, как видим, сама по себе плата за проезд Йорика не только не смущала, но и привлекала — в каком-то смысле. Привлекала тем, что могла почти гарантировать отсутствие пробок, возможность ехать «с ветерком», ехать быстро, а значит, не тратить впустую время. Привлекала тем, что разница между двенадцатью часами в пути и шестью «по максимуму» огромна! И всё же, прочтя о планах государства сделать платной и автодорогу «Беларусь», Йорик сначала не поверил своим глазам, а потом возмутился. Почему?

Объяснялось это просто: если в строительстве новой дороги между Москвой и Петербургом Йорик видел альтернативное предложение, улучшавшее положение автомобилистов — да, на коммерческой основе, но тем не менее, — то в реконструкции уже существующей дороги с последующим ведением платы за проезд по ней — грубое, наглое вытеснение автомобилистов с хорошей дороги на дорогу заведомо худшего качества, заведомо большей протяженности, требующей заведомо большего времени в пути. То есть не альтернативное предложение с лучшими условиями, а ультиматум, требовавший либо раскошелиться, либо проваливать вон! Если первое, на взгляд Йорика, было нормальным и незазорным даже для государства бизнесом, то второе — гнусным использованием довлеющего положения. Мошенничеством. Отвратительным поступком, само участие в котором государства характеризовало это государство далеко не с лучшей стороны. И неважно, сколько денег предполагалось брать за проезд — копейки или рубли: на взгляд Йорика, это был тот случай, когда неправедно нажитая копейка марает не меньше, чем неправедно нажитый рубль!

Прочитав новость и немного придя в себя, Йорик разместил под ней соответствующий комментарий. Без внимания этот комментарий не остался, но подтянувшийся в тему народ не столько взялся за обсуждение новости, сколько начал подтрунивать над самим Йориком, еще едва ли не накануне защищавшим идею платных дорог и даже оправдывавшим государство в его стремлении на них заработать!

***

На то, чтобы со скоростью около двухсот пятидесяти километров в час пролететь двенадцать километров, много времени не требуется: всего-то около трех минут. Добавим немного времени на разгон и чуть побольше на торможение — пять минут от силы. Но даже за пять минут Йорик — впрочем, как обычно — успел заметить многочисленные комплексы технического обслуживания и продаж автомобилей самых различных марок: легковых БМВ, Шкоды и Вольво, грузовых — Мерседеса, той же Вольво, Скании… правда, насчет грузовых Вольво Йорик не был уверен: прямого указания на продажу и обслуживание грузовиков у комплекса под флагами Вольво он не видел. Но продавались грузовые Вольво или нет делом было вторичным. А вот что всегда изумляло Йорика до глубины души, так это то, что кому-то вообще пришло в голову разместить все эти комплексы именно там — вдоль трассы, в Голицыно.

Не будь этих комплексов, первые из которых начали появляться еще на излете девяностых годов — в начале двухтысячных, о Голицыно и сказать-то было бы нечего: поселок как поселок — не хуже и не лучше других, большой, но без истории, без явных достопримечательностей. Дома, появившиеся подле построенной в девятнадцатом веке железнодорожной станции. Дома, появившиеся — помимо пристанционных участков — на некогда лесистой и совершенно в хозяйственном плане бессмысленной территории, входившей в комплекс поместий однофамильных князей. Даже то, что поселок получил такое название, не было, по большому счету, свидетельством его историчности. Скорее, ровно наоборот: этим гордым названием ему постарались историчность придать.

Вот комплексы — совсем другое дело. Они как-то сразу оживили место. Первенцем, если Йорику не изменяла память, стал технический центр Скании, а после него — «понеслось». Комплексы стали расти как грибы после дождя, постепенно, но быстро превратившись в так называемый «складской терминал Голицыно». Затем «терминалов» стало два. Еще через год или пару лет — несколько. Йорик точно не знал, но где-то читал или от кого-то слышал, что на этих «терминалах» «подвизалась» целая куча автопроизводителей: не только уже упомянутые, но и Дженерал Моторс, Крайслер, Форд, Фольксваген… Сюда же как будто везли и продукцию калужского завода PSMA — Пежо, Ситроены и Мицубиси. Говоря короче, «складской комплекс Голицыно» превратился в крупнейший подмосковный объект по временному хранению новеньких, предназначенных для продажи в московском регионе автомобилей и запасных частей к ним. Но почему именно так — загадка. Близость к Москве, но и сравнительная удаленность от нее? Близость — удобство дальнейшего распределения по московским дилерам. Удаленность — экономия на арендных платежах, а значит — снижение себестоимости, увеличение прибыли. Может, на выбор места повлияла его транспортная доступность? Одновременно по двум шоссе — Минскому и Можайскому? Да еще и с возможностью «выхода» на третье направление — Киевское? Возможно. Правда, все три дороги всегда отличались крайней загруженностью, но велика ли беда для автовоза или фургона с запасными частями — простоять в пробках лишние час-полтора?

Как бы там ни было, но с тех пор, как эти комплексы появились, появилось и то, на что можно было, проезжая мимо, посмотреть. И хотя после ввода в строй «автобанного» участка «Беларуси» время на любования сильно сократилось, это обстоятельство никак не умалило достоинства: неброская, скучная лесополоса сменилась вполне себе промышленным «ландшафтом». И пусть для кого-то промышленный ландшафт — беда, для Йорика он значил кипевшую вдоль дороги жизнь. А жизнь — это, знаете ли, такая штука, которая краше любого, даже самого живописного, запустения!

Неспешно проезжая мимо или, напротив, как сейчас — проносясь ураганным вихрем, Йорик неизменно поглядывал на выстроившиеся вдоль дороги комплексы. Вообще-то, говоря по совести, довольно уродливые и ничем не примечательной архитектуры — ангары ангарами и коробки коробками, — они, тем не менее, казались ему если и не прекрасными, то, как минимум, очаровательными: тем очарованием, которое для пропитанных бензином людей таится в любом строении, если только это строение под завязку набито автомобилями, подъемниками, всякими баночками и баллончиками — с красками, лаками, растворителями, добавками в масло, «кондиционерами» и с черт еще знает чем! За каждым полоскавшимся на ветру фирменным флагом Йорик видел людей: важных, при галстуках, и в рабочих комбинезонах; продавцов, механиков, бухгалтеров, водителей, управляющих, сисадминов… И все они, все эти люди, были пристроены к делу, а не болтались без работы по пыльным улицам поселка. Не тратили кучу времени на поездки на работу в Москву. Каждый фирменный флаг говорил Йорику об экономическом процветании: чем больше становилось флагов, тем лучше у жителей поселка шли дела. А еще эти флаги напоминали Йорику то, как он сам, несмотря на первый облом, всё-таки очутился на форуме «Балтики».

***

Обнаружив себя навечно забаненным и разобравшись в причине бана, Йорик отложил решение — регистрироваться заново или нет — на следующий день. Но следующий день, в отличие от бесхлопотного и бездельного предыдущего, выдался очень беспокойным. Внезапно посыпались телефонные звонки, внезапно потребовалось присутствие в десятке мест, внезапно обнаружилось, что жизнь — совсем не такая ленивая тянучка, какою она представлялась накануне. Время для Йорика спрессовалось, перешло на галоп, потребовало исхитряться, выкручиваться, вертеться, чтобы поспеть всюду, где нужно было быть. Поэтому, вернувшись к вечеру домой, Йорик и не вспомнил о «Балтике». А вернее, если и вспомнил, то мимолетом: очень хотелось есть, очень хотелось в душ и очень хотелось спать.

Аналогичным был и следующий день, и следующий, и вся неделя. Только дней через семь или восемь Йорику удалось выкроить время, и даже не на то, чтобы заняться проблемой регистрации, а просто на то, чтобы почитать. Впрочем, на этот раз чтение не только новостной ленты, но и авторских материалов «Балтики» Йорика разочаровало: интересного — на его, разумеется, взгляд — не было ничего.

Какой-то Швейк (наградил же Бог человека фамилией!) заливался соловьем об ужасах жизни в Белоруссии и деспотизме «последнего тирана в Европе». Словоблудие Швейка показалось Йорику на редкость нудным: не то чтобы Йорик не разделял точку зрения автора, но то, как эта точка зрения была выражена, заставляло его зевать.

Не менее нудным показался Йорику и материал некоего Никиты (фамилию Йорик не запомнил, а имя запомнил «по-соседски»: так же звали одного из хороших приятелей Йорика): Никита разразился обширной, но, как показалось Йорику, совершенно бестолковой статьей — сравнением пары только что вышедших на российских рынок автомобильных новинок. Никита настолько тщательно расписывал каждую деталь, настолько восторгался тем, что лично Йорику казалось давнишней обыденностью, настолько сильно хвалил отнюдь не самые современные решения и настолько явно не замечал откровенных недостатков описываемых им машин, что Йорик, с одной стороны, дивился, но с другой — по-прежнему зевал. Откровенная провинциальная наивность Никиты не пробудила в нем добрых чувств.

Далее следовал материал завзятого алкоголика: первых же строчек Йорику хватило для того, чтобы дать их автору эту нелестную характеристику. На почве алкоголизма выживший из ума человек щеголял поэтическими параллелями, неумеренно цитировал Гомера (почему Гомера? зачем Гомера?), чрез абзац на следующий вставлял свои собственные стихи, тщетно пытаясь и их замаскировать под цитаты, а под конец разразился настоящим гимном выдержанному коньяку. Всё это в совокупности выглядело настолько нелепо и жалко одновременно, что Йорик даже поморщился: как такое вообще могли пропустить в набор?

Или вот: некая — боги! — Фульвия Римская разразилась рассказом о своем приключении в лесу. И не просто в лесу, а в дремучем. И не просто в дремучем, а в заросшем высокими темными непроницаемыми елями. В этом лесу водились медведи и волки, а туристы исчезали пачками. Йорик, хмурясь, продирался сквозь многочисленные эпитеты, метафоры и гиперболы, но так и не мог уловить главное — смысл. О чем вообще писала Фульвия Римская? О брошенных кем-то пакетах с мусором? То есть о том, что, граждане, нужно бы как-то поаккуратней, с большей заботой об экологии? Или о том, что отсутствие приколоченных к каждой второй «непроницаемой» ели щитов с указаниями направлений («север — туда», «Каменногорск — вон в том направлении») никак не способствует безопасности туристических прогулок и, как следствие этого, резко снижает поступления в бюджет? Или Фульвия Римская просто споткнулась о некстати подвернувшуюся корягу, неловко упала и решила по этому поводу поворчать?

Но апофеозом бессмысленности стала редакторская статья: главный редактор «Балтики», словно в целом мире не нашлось ничего интереснее и важнее, навалял добрых двести строчек о латвийских шпротах! Да, конечно, Онищенко только что обнаружил в этих шпротах массу вредных веществ и добавок. Да, главный санитарный врач Российской Федерации пригрозил запретом на поставки латвийских шпрот. Но разве это стоило такой обширной статьи, половина которой сводилась к личным вкусовым предпочтениям главного редактора? Сто строчек, около тысячи слов о том, насколько выгодно вкус латвийских шпрот отличается от вкуса шпрот какого-то отечественного производителя! Сто строчек, тысяча слов о том, как капельки масла стекают с латвийских шпрот на кусочек белого хлеба, оставаясь на этом кусочке даже на вид аппетитной влагой! Сто строчек, тысяча слов о том, что в банках отечественного производителя нет такой красоты, а есть лишь грубо напиханные в банку и залитые невесть чем разваливающиеся на вилке рыбешки неясного происхождения. «Если, — писал редактор, — латвийскую шпротину положить на язык, она отзовется на рецепторах знакомым с детства вкусом: вкусом нежным, умиротворяющим, с легкой сладковатостью и, вместе с тем, легкой же дымчатостью — напоминанием о янтарном побережье Рижского взморья! Но если вместо нее попробовать на вкус «шпротину» (именно так, в кавычках) из банки отечественного производителя, первым порывом станет не восхититься, а сплюнуть. Потому что вкус отечественной «шпротины» напоминает не о янтаре, а о жженой резине! Только представьте себе, что вас заставляют есть оплывшую в пожаре автомобильную покрышку и называют это заботой о вашем же здоровье! Только представьте…» Йорик закрыл статью: редакторские откровения показались ему невыносимыми.

Тот выпуск «Балтики», если, конечно, выпуском можно назвать размещенные на электронной площадке материалы, произвел на Йорика самое тягостное впечатление. Возможно, виной тому была накопившаяся за неделю усталость. Возможно, будь Йорик в своем обычном — благодушном — настроении, он бы даже нашел над чем беззлобно посмеяться или чему без выпендрежа улыбнуться. В конце концов, Гомер — не худшее, что можно встретить на просторах интернета! Но именно в тот вечер Йорику было совсем не до смеха. И именно в тот вечер он, читая авторские материалы «Балтики», решил, что оказался не то в дурдоме, не то в яслях. Однако первое впечатление — первым впечатлением, но впечатление от авторских материалов — не то же самое, что впечатление от комментариев к ним, а именно не в последнюю, если даже не в первую, очередь из-за них, из-за возможности вообще оставлять комментарии Йорик и подумывал над возобновлением регистрации.

Вот потому-то, покончив с чтением и просмотром авторских материалов, Йорик переметнулся непосредственно на форум и начал проглядывать оставленные его участниками комментарии. Увы, но и в этом плане тот вечер выдался очень неудачным: куда-то исчезли искрометный юмор и злые, но дельные придирки друг к другу. Вместо эпических, но захватывающих срачей Йорик обнаружил ленивые перебранки: без огонька, без выдумки — плоские, нелепые, бессодержательные. Наиболее неприятное впечатление на него произвели даже не маловменяемые переходы на личности в стиле «сам дурак», а плоский национализм. В тот вечер комментарии к некоторым заметкам из новостной ленты и к некоторым авторским материалам буквально пестрели «перлами» вроде «ЭSSтония», «России нужны мигранты» (не в том смысле, что действительно нужны, а в том, что всех мигрантов нужно подвести под общую гребенку и — пинками, пинками — вышвырнуть восвояси). Встречались «определения» «матрасники» и «Матрасия» — в отношение Соединенных Штатов и жителей этой страны; «Евроколхоз» и «еврогеи» — в отношении ЕС и жителей Европейского Союза; «Сасуд», «Синявокая» и «со знаком качества» — в отношении Белоруссии и белорусов; «Украдина» и «хохлопитеки» — в отношении Украины и украинцев. Меньше всего на свете будучи националистом, Йорик, читая подобные высеры, брезгливо морщился и удивлялся тому, что вот за это, прямо являвшееся грубым нарушением правил форума, никто не подвергался никаким наказаниям: никого не банили и никому даже предупреждений не делали! И еще больше Йорик удивился тому, что подобные высказывания позволяли себе не только «рядовые» участники форума, но и некоторые из таких, у кого под аватарками красовался статус «модератор»! Йорик в тот вечер еще не знал, что расплата не только последует, но и последует обязательно — ближе к ночи, а то уже и ночью, — и поэтому мнимую безнаказанность нарушителей правил принял за якобы процветавшую на форуме политику двойных стандартов: своим позволяется всё, чужим — строго по меркам самых строгих пунктов правил. И это, как и прочее, тоже заставило Йорика усомниться: а так ли уж он, Йорик, действительно хочет зарегистрироваться на этой помойке?

Размышляя над этим вопросом, Йорик продолжал бродить по форуму и вдруг обнаружил, что, помимо «новостного» раздела, то есть раздела, комментарии в котором оставлялись под размещенными на сайте новостями и авторскими материалами, на форуме имелся и так называемый «пользовательский» раздел. В том, пользовательском, разделе тем для обсуждения было существенно меньше, чем в разделе новостном, но жизнь кипела не менее активно. Первое обстоятельство — меньшее количество тем для обсуждения — объяснялось просто: темы создавали сами участники форума. Второе обстоятельство — бурная жизнь — объяснялось остротой постановок вопросов или попросту интересной многим тематикой. Так, например, для себя Йорик тут же приметил тему с интригующим названием «Автохоливар» и, не отходя далеко от кассы, погрузился в нее.

***

«Автохоливар» — это, разумеется, срач на тему автомобилей. Не то чтобы вся тема целиком состояла из срача, но споры в ней бушевали нешуточные. Правда, в отличие от новостных тем, в этой народ придерживался каких-то рамок и не только не грубил друг другу с полной откровенностью, но и не обзывался друг на друга всякими националистическими прозвищами. Хотя участников в теме из самых разных стран хватало: Йорик быстро «вычленил» парочку жителей США (которых никто не называл «матрасниками», как и сами США в этой теме никто не называл «Матрасией»), «вычленил» жителя Канады, нескольких прибалтов, украинцев, белорусов, одного грузина, одного молдаванина… в общем, публика в «Автохоливаре» подобралась не менее интернациональная, чем в новостном разделе, но неэксцессная, если так можно выразиться. И это при том, что — Йорик и это подметил практически сразу — многие из участников «Автохоливара» были теми же самыми людьми, которые в новостном разделе направо и налево разбрасывались отвратительными ярлыками и кличками!

— Чудны дела Твои, Господи! — пробормотал Йорик себе под нос, читая и пролистывая страницу за страницей этой очень обширной темы.

Спорить на тему автомобилей можно бесконечно, и это, возможно, самые интересные и захватывающие споры на свете. Если, скажем, статью Никиты на предмет сравнения двух автомобилей Йорик только что прочитал зевая, то споры в «Автохоливаре» зажгли его глаза бесовщинкой, заставили их сузиться. Йорик, читая, покусывал губы и, сгорая от нетерпения, жаждал вмешаться. Вот, например, человек утверждает, что им по случаю Ауди оказалась полным дерьмом и что никогда… нет, не так, а вот так: НИКОГДА!.. он больше не купит европейский автомобиль и уж тем более — «немца»!

— Не нужно мне говорить, — писал Византия (таков был ник этого человека), — что немецкий «премиум» — это что-то супер-пупер. Не супер и не пупер! Масло течет из всех соединительных швов. Обивка в салоне пачкается. Пластиковые детали отваливаются. Вентилятор печки шумит. А когда я заехал к официальному дилеру, мне назвали такую стоимость устранения всех косяков, что я открытым текстом послал всех на *уй! За такие деньги у нас в Торонто можно купить еще один автомобиль! И не европейское говно, а нормальное японское качество!

Понятное дело, Йорик — давний клиент именно Ауди — не мог безропотно читать такое. Но кроме того, что он, Йорик, ездил именно на Ауди, он еще и терпеть не мог азиатские машины: японские, корейские, китайские — безразлично. Похвала японскому автопрому явилась для него иголкой в задницу: он подскочил из кресла, плюхнулся обратно и, уже не сомневаясь в необходимости новой регистрации, «помчался» на страницу регистрационной формы. Там он быстро заполнил основные поля, но… как и в первый раз, впал в ступор при выборе ника.

Мы помним, что первая попытка Йорика выбрать ник оказалась провальной, хотя и не по его, Йорика, прямой вине. На этот раз Йорик решил отнестись к выбору более взвешенно, но, как и тогда, ничего дельного в голову не шло: в голове крутилась какая-то ерунда. Погорев на l’ami du peuple, Йорик не решился снова прибегать к иностранщине, но что можно было придумать на русском языке? «Любитель немецких машин»? «Ауди — навсегда»? «Немецкий автопром — лучший»? Всё это пусть и отражало сиюминутное настроение Йорика, но никак не подходило для долговременного ника, если только Йорик намеревался задержаться на форуме «Балтики» всерьез. Да и вообще больше походило на какие-то слоганы, а не на имя. Но что тогда?

Взгляд Йорика упал на книжную полку… нет, Шекспира, если читатель подумал именно так, на этой полке не было: она была заставлена томами советского издания нескольких серий — «Литературных памятников», «Памятников исторической мысли» … всякими геродотами, марками аврелиями, цицеронами, тацитами, ливиями и прочими ксенофонтами и плутархами с монтенями. Но почему-то в глаза Йорику бросились стоявшие рядышком «Илиада» и «Одиссея» Гомера: возможно, потому что каких-то полчаса назад сам Йорик кривился, читая статью какого-то алкоголика, неумеренно цитировавшего как раз Гомера.

«Лаэрт!» — вспыхнуло у Йорика в мозгу. — «Сын Аркисия, участник Калидонской охоты, но главное — аргонавт! Аргонавт — это самое то, что доктор прописал: море, лодка, путешествия…»

И море, и лодки Йорик очень любил. Он и сам хаживал по ним и на них: помните подаренные ему весьма специфические часы? Поэтому герой, прямо связанный с морем; герой, не побоявшийся бросить вызов «пенной пучине» и скалам, шатавшимся туда-сюда на погибель кораблей и моряков; герой, часть жизни проведший под скрип уключин, рангоута и такелажа — такой герой, на взгляд Йорика, подходил для ника как нельзя лучше. Однако, уже собравшись было вписать «Лаэрт» в соответствующе поле при регистрации, Йорик внезапно застыл: «Лаэрт? Но ведь Лаэрт — это еще и приятель Гамлета и именно так, скорее всего, и будет воспринят ник! А кто такой Гамлет и его приятели? Да просто кучка полоумных бездельников, свихнувшихся на почве подозрительности! Люди во всех отношениях ничтожные! Лаэрт? Гм… нет: пожалуй, никаких лаэртов!»

И вот тогда-то Йорика осенило: «Йорик! Бедный Йорик! Единственный, кто вызывает симпатию в череде шекспировских имбецилов, инфантилов и дегенератов! Как там говорится? Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки? Отлично! То, что нужно!»

Вот таким причудливым образом Йорик и стал Йориком с форума «Русской Балтики».

***

О том сообщении, которое он, обнаружив себя забаненным, скопировал в «блокнот» и сохранил, чтобы разместить его на форуме позже, Йорик и думать забыл: Автохоливар поглотил его целиком. Успешно пройдя новую регистрацию и появившись на форуме в новой же ипостаси — уже не как l’ami du peuple, а как восставший из могилы персонаж Шекспира, — Йорик в первое время целиком и полностью сосредоточился на общении в автомобильной теме.

Прежде всего, разумеется, он дал бой проживавшему в Канаде Византии, так нелестно отозвавшемуся о немецких машинах вообще и об Ауди в частности. Наскок получился настолько внезапным, настолько неожиданным, настолько экспрессивным, что Византия растерялся. Давая ответы на ехидно поставленные вопросы, он стал запутываться, а в конце признал, что ту Ауди, у которой «масло текло из всех соединительных швов, детали салона отваливались, обивка стремительно пачкалась», он приобрел даже не просто по случаю, а очень-очень по случаю и очень сильно подержанной.

— Ну и что? — попробовал он было отбиться. — Нас же уверяют, что это — Ауди! Немецкое качество! У меня первой машиной была старенькая Мазда: не было с ней таких проблем! А лет ей было даже больше, чем этой немецкой лохани!

Но Йорик оставался неумолимым:

— Знаю я вас, жителей американского континента! Вместо масла нужной классификации льете в высокотехнологичные европейские моторы чуть ли не мазут, а потом поражаетесь последствиям. Возите в салоне легковой машины дрова и удивляетесь тому, что где-то что-то отвалилось или запачкалось. Признайтесь, уважаемый Византия: вы ведь обнаружили течь только тогда, когда решили масло поменять?

— Ну…

— Да или нет?

— Да. И что с того?

— Слили старое, залили новое?

— А как иначе?

— И вот тогда-то новое и потекло?

— Моментально!

— Диагноз ясен на все сто: предыдущий владелец, несмотря на требования руководства по эксплуатации, лил минералку вместо синтетики. Экономил. Это привело к порче уплотнительных соединений. Сравнительно вязкую минералку они еще не пропускали, но «жидкая» синтетика хлынула через них. Лечится только полной заменой всех уплотнительных соединений. И то — при условии, что минералка не наделал еще больших бед. Что же до салона, то Ауди по этой части — лучшая в своих классах. Особенно — в классе «D» по европейской спецификации, то есть как раз в классе, к которому принадлежит семейство А4. Ни у какой машины в мире салон не собран настолько же прецизионно, как у Ауди А4! Чтобы в нем хоть что-то отвалилось, нужно очень постараться. Видимо, предыдущий владелец старался вовсю.

— Но вентилятор печки! Он воет!

— Еще бы ему не выть, если машина ни разу не обслуживалась надлежащим образом!

— Откуда вы знаете, что ни разу?

— Официальный дилер — даже американский, не говоря уже о канадском — ни за что и ни при каких условиях не позволил бы себе залить в мотор Ауди минеральное масло. Отсюда сам собой напрашивается вывод: машина обслуживалась где угодно, но только не у официального дилера. Не удивлюсь, если просто в каком-нибудь гараже. В каком-нибудь таком, где Ауди если и видели, то разве что ворованные и разве что предназначенные для разбора на запчасти. В любом случае, в таком, «персонал» которого понятия не имел, как обходиться с машинами такого класса. Американский-то «премиум» технически на век отстает от европейского! А что до азиатов… впрочем, в Азии «премиума» нет вообще!

Это последнее заявление вызвало немедленную реакцию, но уже не Византии, а Погонщика скотов — того самого модератора, о котором мы как-то уже упоминали. Погонщик, поставив издевательский смайлик, что называется, расхохотался Йорику в лицо:

— Скажи, Лэнд Ровер — это «премиум»?

— Причем здесь Лэнд Ровер? — удивился Йорик. — С каких это пор он стал азиатским?

— А «Лексус»? — продолжал говорить загадками Погонщик.

На это Йорик ответил так:

— Тойота претендует на то, что ее «Лексус» — «премиум». Но до настоящего «премиума» «Лексусу» как до Луны пешком. Во всем мире вообще есть только три марки, выпускающие настоящий «премиум». Это — Мерседес, БМВ и Ауди. Все остальные не более чем кидают претензии. Какие-то из них более приближаются к немецкой «тройке», какие-то — менее, но никто из них не приближается вплотную. Взять, к примеру, Вольво…

— Погоди, погоди! — перебил Погонщик. — По-твоему, «премиум» определяется не ценой?

— Ценой, — ответил Йорик, — в самую последнюю очередь. На первом месте — ощущение качества. Если его нет…

— Вот! — возликовал Погонщик, вставив в текст еще один насмехающийся смайлик. — Качество! Если бы ты присутствовал на форуме подольше, ты бы знал мою печальную историю: мой опыт владения Лэнд Ровером. То, как я трахался с ним, не вылезая из сервиса. Форсунки движка постоянно летели…

— Дизель? — уточнил Йорик.

— Он самый, — подтвердил погонщик.

— Фриландер?

— Да.

— Мотор — французский. Англичане к нему никаким боком. Правда, и без такой засады англичане сами себе на уме. Как однажды сказал Джереми Кларксон, ведущий Топ Гир⁴⁶, «сделано в Англии» — не синоним качества»⁴⁷.

— Но по цене это премиум!

— По цене — возможно. Но по сути — нет.

— Тьфу ты! — Погонщик вставил смайлик, смысл которого еще не слишком искушенный в смайликах Йорик понять не смог. — А теперь возьмем «Лексус». Замучившись с Лэнд Ровером, я плюнул на него и пересел на RX. Езжу и хлопот не знаю! «Премиум» не только по цене, но и по качеству, с которого речь и началась. Точнее, о котором ты сам завел речь! Что скажешь?

Для начала Йорик, раз уж его самого засыпа́ли смайликами, тоже вставил смайлик. Вот такой: . Смайлик был не статичным, а «гифом». Он подмигивал и грозил пальцем, как бы говоря: ничего подобного.

— Ничего подобного, — теперь и текстом написал Йорик. — Я сказал иначе: не качество, а ощущение качества. Это, мягко говоря, не одно и то же. Качество — это всё, что мы относим к такому понятию, как «надежность». А ощущение качества — это то, что мы воспринимаем глазами, на ошупь, обонянием. Качество — это да: то, например, что «Лексус» наматывает себе километры и ничего, кроме периодического обслуживания, не требует. А ощущение качества — это материалы отделки салона, то как салон вообще собран воедино из множества деталей и деталек, отсутствие кривых зазоров в кузовных панелях, отсутствие барабанной дроби песка и мелких камушков по колесным аркам… такие вот вещи, их совокупность. И, конечно же, плюс к ним — то, как машина «рулится», как она едет. Потому что можно всё в салоне затянуть в кожу, включая торпедо и облицовку дверей, но машина как ехала подобно беспородной кобыле, так и продолжает ездить на таком же уровне. Породистая рулёжка — тоже составляющая ощущения качества, премиальности автомобиля. Без нее «премиума» нет. А еще «премиума» нет и быть не может в голимой азиатчине. Я имею в виду стиль, дизайн. Как экстерьера, так и интерьера. «Премиум» в дизайне — это изящество сдержанности, продуманность каждого штриха, отсутствие вульгарной крикливости в деталях. Взять, например, совсем не премиальные Форд Фокус и Фольксваген Гольф — чтобы яснее было, о чем вообще идет речь.

— Ну?

— Фокус нелеп и снаружи, и внутри. Снаружи ему не хватает стиля, внутри же он — буйная, голимая, самого низкого пошиба безвкусная азиатчина. Посмотри на его переднюю панель: это же воплощенный бред какого-то укурка, наркомана в стадии приближающейся ломки! Европеец ничего подобного создать не мог. Но так как в судиях Форда европейцев, похоже, давным-давно не осталось, получилось то, что мы видим: кошмар мелкого клерка, запутавшегося в долгах, вколовшего себе в вену героина и взобравшегося на подоконник пятого этажа. Что ни делай с Фокусом — вот если бы кому-то пришла в голову идея начать позиционировать его как «премиум», — но до «премиума» с такими салоном и внешностью ему примерно так же, как эмигранту из Литвы в лондонском Доклендс — до титула лорда! Можно под завязку набить салон Фокуса качественным мягким пластиком. Можно обтянуть его сиденья и всё прочее самой качественной кожей. Можно собрать салон так, чтобы в нем не было зазоров в палец шириной или криво прилаженных друг к другу деталей. Можно. Но уже из-за одного дизайна это ничего не даст: Фокус как был простонародной деревенщиной, так ею и останется. Разве что в «качественном прикиде» станет еще нелепей: как фермер, вырядившийся в смокинг. А вот Гольф — совсем другое дело! Внешне Гольф — сама породистая сдержанность. Он — этакий хмурый, но ладно сбитый тевтонец, который что в латах, что в придворном костюме, что в крестьянских обносках выглядит джентльменом. В салоне — торжество практичности. Да: не изысканного изящества, а практичности, но эта практичность — плоть от плоти хорошего вкуса. Как неброский, но сшитый на заказ костюм из шерсти высоких номеров для выездов в деревню, на свежий воздух, на поле… для гольфа!

Здесь Йорик не удержался и вставил еще один смайлик. Вот такой: .

— Сравнительно качественные материалы, хорошая точность сборки не выглядят в Гольфе диссонансом с внешними данными. Поэтому и воспринимается Гольф как машина, к премиуму достаточно близкая. Буквально полшага и — вот он, «премиум»! Поэтому и переплачивают за Гольф сравнительно с другими автомобилями его сегмента. Поэтому и стоит он дороже всех в своем классе, не считая только уже настоящей премиальной троицы: Мерседеса А-класса, БМВ первой серии и Ауди А3, каковая Ауди, впрочем — ни что иное, как "напомаженный» Гольф: технически-то они одинаковы! И вот потому-то Гольф, несмотря на свою относительную дороговизну, год за годом бьет рекорды продаж и год за годом является самой популярной машиной в сегменте «С». Как говорится, почувствуй разницу! А что могут предложить азиаты, если уж даже европейцы попроще впали в грех азиатчины? Да ничего! Давай сравним твой RX с Ауди Q5, или с БМВ Х3, или с Мерседесом GLK. Премиум, говоришь? Да какой это, к черту, премиум! Ну нет, нет у азиатов ни чувства меры, ни вкуса в том понимании, в каком вкус и меру понимаем мы, европейцы. Не дано им это. Не ощущают они пропорций. Не видят греха в нелепых линиях, в нелепой напыщенности, в нелепых сочетаниях несочетаемого. Выдавать Лексус RX за премиум — то же самое, что пытаться напомадить Форд: напомадить-то можно, да вот только к премиуму это не приблизит ни на шаг!

Йорик хотел добавить еще парочку-тройку уничижительных сравнений и характеристик, но его перебил вмешавшийся в дискуссию четвертый участник, житель Петербурга:

— Лично я, — написал петербуржец, — могу согласиться с тем, что Гольф, да и вообще продукция ВАГа — это порода. Но я категорически не согласен с тем, что Фокус — голимая азиатчина. Мне его салон нравится. И едет Фокус хорошо.

На заявление о салоне Йорик, цитируя, сделал вот так:

—

Но возражать не стал, оставив проблему «обращения в правильную веру» на будущее. Что же касается второго утверждения — о том, что Фокус хорош в езде, — то с ним, будучи человеком вполне справедливым, Йорик вынужден был согласиться:

— Да, едет Фокус хорошо: что есть, то есть. Но при всём прочем его кошмаре этого недостаточно для того, чтобы вывести его в лидеры европейского, то есть самого взыскательного, рынка. Отменные ездовые повадки заслуженно поставили его на второе место продаж, но никакая внешность и чудовищный салон обусловили колоссальный разрыв между уровнем его, второместных, продаж и уровнем продаж стоящего на первом месте Гольфа. Разница двукратная с постоянной тенденцией к увеличению! Можно сказать, европейцы отшатываются от Фокуса, едва посмотрев на его интерьер. И, отшатнувшись, направляют свои стопы в салоны фольксвагеновских дилеров.

— Тем не менее, у нас Фокус продается лучше Гольфа, — возразил петербуржец.

— Ничего удивительного, — мгновенно нашелся с ответом Йорик. — В сравнимых комплектациях Гольф существенно дороже Фокуса, а наш небогатый в массе своей народ рассуждает примерно так: если за кровно заработанные шестьсот пятьдесят тысяч рублей⁴⁸ я, покупая Фокус, получаю двухлитровый мотор, автоматическую коробку передач, фронтальные и боковые подушки безопасности, подогрев передних сидений, климат-контроль, обогрев лобового стекла, боковые зеркала с электроприводом и автоматическим складыванием, мультимедийную систему со всякими блютуз и прочими фишками, датчики света и дождя, то за каким же дьяволом я стану брать Гольф, в котором за те же деньги будут моторчик, в лучшем случае, один и четыре, механическая коробка, простенькая магнитола и…всё? То, что при этом в Гольфе уже «в базе» не четыре, а семь подушек безопасности⁴⁹, система стабилизации курсовой устойчивости — покупая Фокус, за нее нужно доплатить как за опцию, чего многие наши сограждане, конечно, не делают, — нашего гипотетического покупателя не интересует. Как не интересует его и то, что — на самом деле — турбированный «моторчик один и четыре» Гольфа везет машину куда как лучше атмосферного двухлитрового фордовского мотора! Потом-то, видя, с какою легкостью от него при старте со светофора уходит «Гольф один и четыре», он начинает догадываться, что где-то и в чем-то его на*бали, но непосредственно в автосалоне он думает о другом. Он подсчитывает, во сколько ему обошелся бы Гольф со всем перечисленным богатством. Перед его глазами возникает ценник эдак тысяч на двести — двести пятьдесят более весомый, и он, наш покупатель, от Гольфа отворачивается. Ему, нашему покупателю, больше греют душу неважно работающий блютуз, не лучшим образом климатящий климат-контроль, побрякивающие на басах восемь колонок и датчик света, который не различает тоннели, вкупе с датчиком дождя, который не включается даже в ливень, но зато охотно трет покрытое пылью стекло, если на него падает пара капель из пронесшейся мимо тучки! Наш покупатель не может себе представить, что по совокупности потребительских качеств «пустой» или почти «пустой», но породистый до кончиков пальцев автомобиль может быть лучше хорошо упакованного автомобиля. До Гольфа нашему покупателю нужно еще дорасти. Но когда-нибудь — я в это верю — он дорастет обязательно.

***

Если читатель подумал, что «дорастет обязательно» было сказано примирительным тоном, он, читатель, ошибся: ничего примирительного в этом замечании Йорика не было, и все участники дискуссии это сразу почувствовали. «Дорастет обязательно» Йорика было наполнено такой высокомерной пренебрежительностью к автомобилям других, не «ВАГовских», марок, что на ее фоне померкли даже вполне шовинистические заявления того же Йорика об азиатском автопроме и о самих азиатах. Со слов Йорика выходило так, что если человек предпочитает что-то иное — то, что в сферу деятельности Фольксваген Групп пока еще не входит, — этот человек — лох, невежда, глупец, потерянный член цивилизованного общества, которого то ли еще учить и учить, то ли учить уже бесполезно и поэтому проще пристрелить в придорожной канаве. Даже то, что Йорик делал оговорку для БМВ и Мерседеса, ничуть не означало то, что он, Йорик, ставил Мерседесы и БМВ хоть сколько-нибудь высоко. И хотя прямо об этом речь не заходила, все ощутили и это. И, ощутив, решили прояснить такие чудеса открыто.

— Что, — задал прямой вопрос Погонщик, — Мерседес — тоже говно? И БМВ?

— Конечно, — моментально откликнулся Йорик. — Не такое, правда, как всякое прочее барахло, но, тем не менее, от барахла ушедшее в своем развитии совсем недалеко. Обе эти марки сильно переоценены и, прежде всего, рассчитаны на фанатиков. Особенно БМВ. Нужно быть двинутым на всю голову, чтобы покупать БМВ: архаичную по своей сути, плохо собранную машину, все претензии которой на тот же «премиум» рассыпаются в пух и прах, едва пощупаешь ее отделочные материалы, едва наткнешься рукой на грубо приклеенный под рулевой колонкой поролон, едва постучишь костяшками пальцев — например, в «пятерке» — по торпедо (бум-бум-бум, как будто это — самая дешевая американская машина!), едва посмотришь на «помойку» под центральной консолью — ничем не прикрытую, с отвратительной резиновой вкладкой… И потом: что это за ужас — в машине, претендующей на «премиум», нет даже микролифта для всяких крышечек всяких тайничков и прочих вещевых отсеков? Жмешь пальцем, убираешь палец, думая, что крышка мягонько откроется, а она — бац! — шмякается как в давно ушатанных Жигулях бомбилы-таджика⁵⁰! Единственное, что у БМВ не отнимешь — хорошая звукоизоляция: в салоне тихо. Но! Ровно то же я могу сказать о Ситроене С5, который почему-то на «премиум» не претендует. Дизайн у нынешних БМВ тоже, мягко говоря, не айс: да здравствует мистер Бэнгл⁵¹, американец! Ведь мы-то знаем, что американцы — самая безвкусная нация на свете… при условии, конечно, что об американцах можно говорить как о нации. Но можно или нельзя, сути это не меняет: бэнгловские БМВ — всё что угодно, но только не «премиум». Их и автомобилями-то можно назвать с очень большой натяжкой: только потому, что у них, как и у нормальных машин, тоже есть колеса, руль и мотор!

— Но, — возразил Погонщик, воспользовавшись использованным давеча аргументом петербуржца, — эти «бэнгловские» БМВ бьют рекорды продаж!

— Конечно бьют, — согласился Йорик. — Благодаря китайскому и американскому рынкам! С американцами мы уже разобрались — они способны купить любую бяку, им для этого даже не нужно вешать на уши основательную лапшу… стало быть, поговорим о китайцах?

С ответом на это Погонщик замешкался, чем Йорик тут же воспользовался, возобновив атаку:

— Мерседес… «Были когда-то и мы рысаками» да все вышли. Когда-то Мерседес и вправду являлся уважаемой фирмой, производившей машины подлинно «премиум»-класса. Но всему когда-нибудь приходит конец. Ничто не вечно под Луной. Империи рушатся. Старики умирают. Давайте вместе посмотрим на какой-нибудь Е-класс: что это? До нелепости короткий капот, нелепый угол ниспадания линий… кажется, что машина разваливается на части, особенно при взгляде сбоку! Это — дизайн премиум-сегмента? Да нет конечно! Это — работа, в лучшем случае, выпускника школы-интерната для детей с заторможенным развитием. А в худшем — просто случайного человека, невесть каким образом пробравшегося в автомобильные дизайнеры! Глядя на такое, вспомнишь творения незабвенного Бруно Сакко⁵² и прослезишься! А сборка? Откуда эти зазоры в отделке салона в палец толщиной, да еще и неровные? Как у самого низкого пошиба «китайцев»? А почему задние двери — иногда правая, иногда левая, а иногда и обе — у Мерседесов топорщатся снизу, как если бы все они побывали в авариях и были неудачно восстановлены? А дворники, мажущие по стеклу и ни фига его не очищающие должным образом? Я уже молчу о такой нелепице, как один-единственный дворник, ответственный за очистку лобового стекла! Мерседес это что — Таврия? Или Ока? Ну, хорошо: у Таврии и Оки привод единственного дворника простенький, а у Мерседеса — сложнее некуда: дворник как бы танцует по стеклу. Но тогда получается, что Мерседес — стриптизер из ночного клуба? Или вот: коробка передач. Это же сколько нужно было фанатизма вложить, чтобы сделать настолько отвратительный агрегат, место которому — под капотом какого-нибудь Джили, но никак не Мерседеса?

А вот на это Йорик мгновенно получил в ответ:

— Можно подумать, DSG Фольксвагена лучше!

— Еще насколько лучше! — ответил Йорик. — Ни в какое сравнение!

— Наверное, поэтому она и десяти тысяч не выхаживает?

— Случается и такое, — спокойно согласился Йорик. — Что не выхаживают. Но с надежностью мы как будто уже разобрались? А теперь говорим не столько о качестве, сколько о его ощущении?

— Бу-га-га!

— А вот и не «бу-га-га». Преселективный робот Фольксвагена — произведение инженерного искусства. Эта коробка делает машину стремительной, даже если все прочие характеристики достаточно посредственны. А при равных условиях машина с DSG легко уделает машину с любой другой коробкой передач. За коробками типа DSG — будущее. Вот Мерседес, очевидно, и решил пощупать это будущее, создав свой собственный преселектив. Но лучше бы он этого не делал: получилось настолько плохо, что даже курам не смешно! Такое впечатление, что в Мерседесе уже не только на конвейер турок ставят, но и к ватманам. А что? Экономия! В какие деньги обойдется высокой квалификации немецкий инженер? Вот то-то и оно. А неквалифицированного турка можно и за штуку евро в месяц нанять!

— Таких зарплат в Германии просто не существует!

— Не все ли равно? — расхохотался Йорик, вставив в свое сообщение вот такой смайлик: . — Все цифры условны!

— А я согласен с Йориком! — внезапно для всех, и для Йорика тоже, заявил Византия: даром, что только что сами сцепились в споре. — Был я недавно в Германии, взял на прокат Мерседес… да это просто говно какое-то, а не машина! Ну, или не говно, но ничего особенного. Откуда такие восторги? Не понимаю! Салон — проще некуда, качество материалов хорошим, вот так чтобы настоящий «премиум», не назовешь, едет машина плохо… я был вынужден каждые пару сотен километров останавливаться: спина начинала болеть. Не кресло, а прокрустово ложе какое-то! Многое можно, конечно, списать на нелегкую жизнь прокатного автомобиля, но в целом-то, в целом! Нет, доложу я вам, такой Мерседес и даром не нужен! А чтобы еще и за собственные деньги… на фиг, на фиг! И еще момент: я могу понять англичан, блюдущих традиции, какими бы нелепыми они ни были, тем более, что и сами англичане, если присмотреться, взбалмошный народ, и традиции у них далеко не все нелепы. Но немцы! Эти «квадратиш, практиш, гут»? Это же в какой маразм головного мозга нужно впасть, чтобы сохранять традицию единственного подрулевого рычажка, ответственного за множество самых разнообразных функций? Из поколения в поколение! Я за всю свою поездку по Германии так и не смог привыкнуть к этому кошмару. Постоянно путался. И ведь давно уже разработан и стал общепринятым более или менее единый стандарт на подрулевые рычажки и возложенные на них функции: за каким дьяволом нужно цепляться за явно неудобную вещь? Чтобы подчеркнуть свою «уникальность»? Так это, я так скажу, не уникальность, а дебилизм. Ну, или уникальный дебилизм, если Мерседесу так понравится больше!

— Мля… это пипец какой-то! — не выдержал Погонщик. — Батьки на вас нет!

И Батька тут же явился.

***

О Батьке мы уже упоминали в связи с другим, более поздним, спором: о Навальном. Но в первый день спора о машинах Батька для Йорика был еще величиной неизвестной. Поэтому первое, что Йорика поразило до глубины души, едва Батька вмешался в автомобильный спор, это — его причудливая манера обращаться с правописанием. Сам Йорик не то чтобы слишком уж трепетно относился к правописанию — невольные ошибки его не раздражали и не смущали: кто без греха? — но нарочитая манера коверкать слова под то, как они слышатся, а не пишутся, Йорика и удивила, и смутила. Удивила тем, что это вообще выглядело странно. Смутила тем, что было неясно, как на это реагировать и реагировать ли вообще. А еще Батька, как и Погонщик, был модератором, то есть лицом, наделенным вполне себе реальной на форуме властью, и это обстоятельство также не способствовало душевному спокойствию: Погонщик вроде бы произволом не занимался, но как насчет неведомого Батьки? Да еще и призванного под соусом «нет его на вас»? Может, подразумевалось то, что вот он-то «возьмется за дело» и спорщиков разгонит по углам, попросту их, спорщиков, забанив под любым благовидным или не очень предлогом? Поставит такую вот точку? Тем более что и за благовидным-то предлогом далеко ходить не пришлось бы: положа руку на сердце, тот же Йорик в пылу спора нарушил не одно и не два правила форума. Он и матом ругался, пусть даже подменяя букву-другу «звездочкой», и взгляды высказывал такие, какие запросто было можно подвести под пункт о «разжигании»! Одних только турок у ватманов в противовес немецким инженерам было достаточно. А уж азиатов, которым «не дано чувство пропорций и прекрасного» — подавно.

Батька, однако, использовать данную ему власть не спешил. Для начала просто попеняв на то, что матом ругаться некрасиво, он перешел непосредственно к сути, взяв, что называется, быка за рога:

— Вчера в деревню съездил, сама поездка ниочом, но куб досок отвёз лехко. Вот даже не знаю, што и сказать, если б в моей машине был мягонькой пластик. Как думаете, Йорик, для досок мягонькой пластик — это самое то, што дохтор прописал? Ну там, штобы над царапками поубиваться? Штобы тряпочкой по салону пройтись?

— Зачем, — осторожно поинтересовался Йорик, — в собственной машине возить доски, если можно нанять Газель?

— Ну как? — ответил Батька. — В нашу деревню Газель не проедет. Посуху — вряд ли, а после дождя — тем паче. Глинозем. Раскисает. Лужи стоят. Без полного привода нечего и соваться. Ежели только трактор еще нанять. Чтобы тянул или вытаскивал.

— А какая у вас машина?

— Форик.

— Это Форестер что ли?

— Да.

Йорик вставил осторожный смайлик: вроде бы и не насмешливый, но, с другой стороны, явно показывающий насмешливое недоумение:

—

— А што не так?

— Ну… — Йорик начал подбирать слова, стараясь не выходить за рамки. — Вряд ли Форестер можно назвать хорошим «проходимцем». Наверное, даже можно сказать, что «джип» из него не очень. Низковат, да и вообще… На днище на раскисшем глиноземе посадить не боитесь?

— Сажал.

— И… как?

— Выезжал.

— Своим ходом?

— Своим.

Йорик растерялся: можно или нет, уместно или нет обвинить человека в откровенном вранье? Сделать это Йорика так и подмывало, но символ модераторской власти, красовавшийся под аватаром Батьки, желание попридерживал. Снова оказаться в бане, едва начав входить в настоящий вкус, Йорик никак не стремился! И всё же природное свободолюбие или, если угодно, природная самонадеянность взяла в Йорике верх:

— Не верю! — выпалил он, перестав сдерживаться. — Беда любого «паркетника» — в быстром перегреве трансмиссии. Достаточно пару раз побуксовать и всё — приехали: полного привода как не бывало. А без полного привода выбраться своим ходом в таких условиях нельзя. Но и этого мало! Посадив машину на днище, вы вывесили колеса, а вывешенные колеса не цепляются за грунт, не сообщают автомобилю поступательное движение. Таким образом, вы…

Йорик написал «врёте», но всё-таки спохватился, «врёте» стер и заменил его на «фантазируете»:

— Таким образом, вы фантазируете. Или чего-то недоговариваете.

— Вы, — ответил на это Батька, — знаток систем полного привода?

Поставленный в лоб вопрос Йорика смутил: разумеется, знатоком он не был. Любителем автомобилей — да. Человеком, имеющим собственное мнение — тоже. Постоянным читателем уважаемых изданий автомобильной тематики — несомненно. Но подлинным знатоком? Никак нет. Хуже того, говоря с апломбом о бедах «паркетников», Йорик в действительности весьма смутно представлял себе подлинное устройство их трансмиссий, опираясь в своих суждениях не столько на фактические знания, сколько на слышанное, прочитанное и довольно запутанную, как-то не слишком стройно выстроившуюся у него в голове, теорию. Йорик вообще «джипы» не слишком жаловал: ни «настоящие», ни «паркетные». На особенности их конструкций он, по большому счету, плевать хотел. Но тестов с их участием он «проглотил» немало, так что собственное мнение об их мнимых или реальных возможностях заполучил. Однако, что такое «собственное мнение», если, не солгав в ответ, нельзя назвать себя подлинным знатоком? Спор начал оборачиваться неприятной стороной.

— Нет, — всё-таки честно ответил Йорик. — Я — не джиповод и не механик. Назвать себя знатоком не могу.

— Тогда вернемся к доскам.

Йорик ожидал чего угодно, но только не этого: Йорик думал, что Батька, выудив из него признание в том, что — при желании — можно было назвать невежеством, начнет торжествовать в каком-нибудь духе вроде «Тогда о чем речь?» или «А раз не знаете, лучше помолчите!», но Батька просто свернул в другую сторону; вернее — вернулся к своему первому вопросу.

— К доскам? — Йорик не поверил своим глазам.

— Ну да… так што там с мягоньким пластиком?

Йорик выдержал паузу, благо виртуальные дискуссии позволяли такое, а когда «вернулся», написал:

— Мягкий пластик — не повод отказываться от машины в пользу машины с «дубовой» отделкой. Даже необходимость возить доски и прочую строительную хрень — не повод при выборе автомобиля загонять себя в рамки нужды ориентироваться на что-то примитивное, что-то исключительно утилитарное. В наше время нет причины ограничивать себя, стремясь совместить потребности в грузоперевозках с необходимостью вообще иметь собственный автомобиль. Если мы воспользуемся калькулятором и просто прикинем, получится, что выгоднее время от времени нанимать сторонних перевозчиков. И если уж куда-то невозможно подъехать на обычной Газели, всегда можно найти перевозчика с грузовичком повышенной проходимости. Например, с полноприводным Газоном. Или с полноприводным Камазом. Или с полноприводным Уралом. Да мало ли вариантов? Всё зависит от необходимой грузоподъемности. Никакой Форестер не окупит себя в качестве грузового транспорта. А это означает…

— А если дом большой?

— Ну и что? — Йорик продолжил обращаться к цифрам. — Сколько вы заплатили за Субару?

— Полтора миллиона.

— А в какую сумму обойдется аренда «Шишиги»?

Теперь уже Батька взял паузу. Йорик же «давил»:

— Допустим, на строительство деревенского дома нужно перевезти столько строительных материалов, что десятитонному полноприводному Камазу придется совершить двадцать рейсов. На сугубо мой личный взгляд, и этого как-то чересчур, но — допустим. Допустим и то, что стоимость одной перевозки… да вот: прямо сейчас на сайте смотрю… — Йорик дал и ссылку на сайт грузоперевозок машинами повышенной проходимости, — десять тысяч рублей. Стало быть, за двадцать «ходок» — двести тысяч. Или в семь с половиной раз меньше той суммы, в какую обошелся Форестер! И вот уже со всею очевидностью напрашивается вывод: не лучше ли было за миллион триста⁵³ купить Ауди А4 с мягоньким пластиком, а на двести тысяч заказать грузовики? И материалы были бы доставлены, и повседневная езда доставляла бы удовольствие! Я уже молчу о том, что даже «премиальную» Ауди обслуживать дешевле, чем «народный» Форестер. Субару-то у нас славится своими неадекватными ценами на ТО, расходные материалы, запчасти и нормо-час! Да и У-Сервис, полностью подмявший под себя торговлю этими машинами, пользуется не шибко хорошей славой. Что ни отзывы, то жалобы и нарекания. Что ни жалоба и нарекание, то глаза на лоб!

Батька «вернулся».

— А лужу посреди деревни предлагаете засыпать?

— В смысле? — не понял Йорик, напрочь позабыв о том, что в батькину деревню на простой легковушке как бы вообще не проехать.

— В прямом. Ишо и асфальт проложить. Возьметесь?

Йорик, невидимый оппонентам, почесал затылок, не зная, как выкрутиться из такой постановки вопроса. Но вскоре его осенило:

— Тигуан!

— Тигуан?

— Тигуан! Дешевле Форестера. Проходимость такая же. Пластик много где «мягонький».

— Калуга?

— Калуга.

— Нет, спасибо.

— А почему?

— Япония мне как-то ближе.

Йорик понавставлял издевательских смайликов:

—

После чего добавил:

— Это те самые японцы, у которых машины в ДТП попадают из-за неправильного коврика под педалью газа? Те самые японцы, директора которых рыдают на публику, обещая, что всё изменится к лучшему, а пока, мол, простите нас за то, что мы вас обманывали? Те самые японцы, которые, если посмотреть на их финансовые отчеты, едва-едва концы с концами сводят?

Батька пожал плечами:

— Ну, не Калуга же!

Это уже было упёрто, как любая бессмыслица, вышедшая на новый круг. Йорик опять растерялся. А потом просто махнул рукой, решив на этом пока ограничиться. «Пока» — в том смысле, что споров на тот вечер было достаточно. Вернуться к спорам можно было и на следующий день. Благо, на этот раз новенькую учетную запись — «Бедный Йорик» — никто, похоже, блокировать не собирался.

***

Автомобильные споры быстро вошли в привычку. Вошло в привычку и легкое изменение порядка дня. Теперь, садясь за утреннюю чашку чая, Йорик включал планшет и, наслаждаясь изобретением индусов, прочитывал основные темы «Балтики», начинавшуюся или продолжавшуюся полемику на ее «страницах», свои собственные последние сообщения и ответы на них. Это было что-то вроде чтения утренней прессы, только намного более захватывающим. Да еще и интерактивным: буде Йорику приходила в голову такая мысль, он просто отставлял чашку с чаем в сторонку и быстро печатал свое собственное мнение на ту или иную «животрепещущую» тему.

Довольно быстро Йорик сообразил, что «удачные» и «неудачные» «выпуски» «Балтики» чередовались без всякой зависимости от каких-то внешних причин и больше, вероятно, являлись результатом более или менее успешного труда выпускающего редактора. Случалось так, что насыщенность «номера» интереснейшими материалами зашкаливала все мыслимые пределы: настолько, что глаза разбегались и возникало желание ухватываться за всё подряд. Но случалось и так, что даже под вроде бы интригующими заголовками скрывалась такая муть, что, пробежав глазами буквально пару строчек, Йорик с этого вздора «переключался». Настолько неровная работа поначалу Йорика удивляла, но вскоре он перестал обращать на нее внимание, смирившись с ней как с чем-то вроде «фирменного стиля». Да и справедливости ради нужно было отметить, что удачных дней у «Балтики» выходило больше.

Потихоньку Йорик начал различать и авторов: некоторые из них обладали ярко выраженным собственным стилем, так что достаточно было прочесть первый абзац, чтобы точно назвать автора, не подглядывая в конец страницы — на подпись. И вот это обстоятельство не радовать не могло: талантливые авторы в электронных СМИ, да и в СМИ вообще — огромная редкость в наше беспокойное и пораженное безграмотной, невежественной амбициозностью время. Амбиций в современных СМИ — хоть ложкой ешь. Таланта — аптечные весы не шевельнутся!

В «Балтике» с талантами всё обстояло на удивление. То есть — по высшему разряду. То есть — фантастическим образом. Потому как оставалось только дивиться тому, что кто-то сумел сплотить вокруг электронной площадки столько явно незаурядных людей. Даже тот самый алкаш, над статьей которого Йорика еще недавно морщился, дивясь, для чего в ней столько цитат из Гомера — даже этот самый алкаш неожиданно раскрылся с совсем иных сторон и превратился в едва ли не самого любимого Йориком автора. Йорик даже жалел, что публиковался Евгений Савельевич нечасто. Но и без Евгения Савельевича интереснейших авторов у «Балтики» хватало. То, что не каждый из них и не каждый день непременно оказывался на высоте, явлением было объяснимым: только заурядный человек может день за днем выдавать равноценного качества ахинею — материал за материалом, один малоосмысленный набор слов за другим. У талантливых же людей бывает по-всякому. Бывает, что «О!» А бывает, что «Ой…» И если относится к этому с пониманием, не придется уже ни морщится, попав на что-то неудачное, ни ворчать: можно просто отложить в ожидании чего-то другого.

Начал Йорик вникать и в структуру непосредственно форума. А вернее говоря, не в структуру — с этим-то всё было просто, — а в систему его ценностей и в то, как именно эта система поддерживалась и обеспечивалась.

Прежде всего, Йорик всё-таки обнаружил, что так называемые «баны» работали, причем работали без всяких двойных стандартов. Если в первое время Йорик неприятно поражался тому, что даже иные из модераторов позволяли себе малоприятные выходки и комментарии с явным националистическим уклоном, то уже вскоре он совершил открытие: далеко не всё из этого оставалось безнаказанным. В некоторых случаях возмездие настигало нарушителей немедленно, в некоторых — с отсрочкой, под покровом ночи, ближе к утру. В первом случае нарушители имели выраженно русофобскую позицию. Во втором — выраженно «патриотическую». То есть такую позицию, которая вроде бы «наша», но как-то немножко чересчур. Как-то с налетом оголтелости. Как-то с готовностью подменять правосудие актами самосуда. Первых, «чужих», мгновенно отправляли в «баню» собственно модераторы: рядовые, как понял, «чистильщики, к администрации форума не имевшие никакого отношения и свою работу выполнявшие по принципу общественных работ: из убеждения и даром. Вторых, «наших», возмездие настигало аккуратно тогда, когда на форуме появлялся до сих пор для Йорика довольно загадочный Анжольрас — «Друг народа». Анжольрас проходился по теме за темой, вычищал из них наиболее возмутительные грубости, а виновников лишал доступа к форуму на максимально возможный по правилам срок. Иногда — навсегда. И если навсегда, то нередко с комментарием «Не нужен». Этот комментарий — «Не нужен» — вообще, как понял Йорик, был чем-то вроде фирменной метки Анжольраса: несмываемым знаком, получив который, вернуться на форум было невозможно вообще.

Постепенно Йорику начала вырисовываться вполне четкая «диспозиция». На самом верху — никем нелюбимый, всевластный Анжольрас: своим крылами осеняющий форум то ли ангел, то ли демон; существо, вызывающее многочисленные нарекания, но такие нарекания, которые сродни деревенскому фольклору о могущественных и далеко не всегда дружественных силах. Говорить о них — если уж вообще говорить — лучше шепотом и лучше так, чтобы сами эти силы о разговорчиках были ни сном, ни духом. Только после того, как эдакая сила коснулась тебя, можно выразить негодование — без опаски именно потому, что всё уже позади, всё свершилось, а впереди — ничего. Впрочем, Анжольрас побеседовать любил, причем побеседовать в язвительном тоне. И это тоже добавляло красок в его портрет, для многих схожий с портретом Дориана Грея: на взгляд неизменный, блистающий красотою юности и невинности, но в действительности таящий в себе многочисленные морщины злых и даже кошмарных поступков. Злых и кошмарных, разумеется, по мнению заядлых нарушителей правил.

Ниже Анжольраса располагались модераторы. А Модераторы, в свою очередь, отчетливо делились на тех, кого можно было назвать либералами, и тех, кого можно было назвать консерваторами. Все вместе они создавали определенный баланс, не позволяя рядовым участникам форума уж слишком разойтись в буйстве выражения мнений. Но так как модераторы и сами являлись не более чем людьми со свойственными каждому человеку симпатиями и антипатиями, их усилия по наведению порядка частенько отдавали протекционизмом: если бы не витавший где-то и не являвшийся ночами Анжольрас, их собственных усилий надолго не хватило бы.

Наконец, собственно участники форума. Этих Йорик легко разделил на две основные группы: экстремистов и самых обыкновенных спорщиков. Первым было неважно, о чем спорить, главное — в самой непримиримой форме выразить свое мнение на суть явлений или вещей. Вторые спорили сдержанней и больше о том, в чем на самом деле более или менее разбирались. Например, на форуме обнаружились врачи, экономисты, профессиональные водители, программисты, военнослужащие, и все — без кавычек. То есть люди, действительно таковыми являвшиеся и потому оставлявшие дельные комментарии во всему, что так или иначе пересекалось с их собственной профессиональной деятельностью. Разумеется, и эти — ровно как и экстремисты — были непрочь оставить комментарий на тему, в которой были ни в зуб ногой, но — для Йорика это не стало открытием — такова уж вообще человеческая природа: каждый человек считает себя особенным докой в чем-то, чему никогда не учился. Врач считает себя прирожденным градоправителем. Экономист — прирожденным знатоком военных тактики и стратегии. Военный — прирожденным политиком. А все вместе — прирожденными государственниками, лучше кого бы то ни было других понимающих: вот это — для нашего государства благо, а вот то — измена, кошмар, преступление! Таким образом, получалась пестрая и в этой пестроте живейшая, жизненная картина: форум бурлил схватками профессионалов либеральных и консервативных убеждений, вокруг которых рыскали убежденные провокаторы. Всё равно как бабульки на лавочке перед парадным, среди которых непременно имеется хотя бы одна такая бабулька, которую хлебом не корми — дай стравить всех остальных бабулек друг с дружкой!

Особняком стояли ярко выраженные националистические группировки, причем группировки не столько из русских или россиян, сколько из русофобов самых различных национальностей. И в этом смысле Йорик больше всего и всего неприятнее поразился многочисленности и активности армянской группировки: до тех пор Йорик искренне верил в многовековую дружбу между русскими и армянами; читать откровенные гадости от армян о русских было не просто неприятно: это было как ножом по сердцу. И хотя Йорик понимал, что такими националистами представлено отнюдь не большинство Армении, а ее незначительная часть, всё равно это было ужасно.

Армяне вообще действовали так, чтобы спровоцировать наиболее отвратительные срачи. В первую, конечно, голову, они нападали на представителей «азербайджанской диаспоры» форума, кляня и чихвостя азербайджанцев на чем свет стоял, но даже это они старались проделать так, чтобы втянуть в разгоравшиеся битвы как можно больше русских участников: чтобы русских сначала стравить с азербайджанцами, а затем и тех, и других обильно полить дерьмом. Делали они это достаточно грубо, тонкостью в их провокациях и не пахло, но, тем не менее, обязательно находились такие, кто на эти провокации велся, участвовал в безобразных спорах и, выходя из себя, себя же и выставлял не с лучших сторон. Йорик смотрел на это и поражался.

Но в целом форум «Балтики» оказался очень симпатичным местом, управляемым весьма твердой и, как показалось Йорику, адекватной рукой. Несмотря на все те ужасы, которых Йорик наслушался об Анжольрасе, сам Анжольрас с каждым днем все более близкого знакомства нравился Йорику все больше. В Анжольрасе Йорик увидел не только умелого администратора, ухитрявшегося держать более или менее под крышкой пар невероятно разогретого котла, но и интересного собеседника, сама язвительность которого удивительным образом всегда приходилась к месту. Это был своего рода талант: далеко не каждому дано быть язвой уместной. Подавляющее большинство таких людей — нудные и неинтересные глупцы.

В общем, освоившись, Йорик влился в коллектив. И в этом коллективе, несмотря на все его недостатки, ему чертовски понравилось.

***

Когда едешь, даже очень быстро, по широкой дороге, скорость, какой бы высокой она ни была, как бы сглаживается. Дорожная разметка плавно летит на машину; приближаясь к ней, ускоряется, огибает ее по бортам и незаметно исчезает позади. Создается впечатление, будто сидишь не за рулем автомобиля, а за штурвалом катящегося по взлетной полосе самолета. Но и в этом нет ничего пугающего: всё происходит чинно, замедленно, без ощущения того, что вот-вот взлетишь. Единственное, что может напрягать, это — мельтешащие слева стойки отбойника, но если не коситься на них и в них не вглядываться, и они — не более, чем естественный антураж. Разве что следует быть внимательным насчет впереди — в соседних рядах — движущихся машин: в таких условиях водители попутных машин плохо ориентируются в подлинных скоростях нагоняющих их автомобилей и поэтому могут совершить какой-нибудь не слишком адекватный маневр. Например, вывалиться в соседний ряд, чтобы обогнать кого-то перед ними. То есть вывалиться аккуратно под мчащуюся со скоростью взлетающего самолета машину. Понятно, если скорость крепко за двести, оттормозиться не получится. Как не получится и уйти от столкновения в сторону. Вот эта особенность по-настоящему скоростных шоссе — самая опасная. И вот поэтому-то Йорик, летя по самому левому ряду на пределе возможностей своей Ауди, пальцы левой руки держал на подрулевом рычажке, а большой палец правой — на клаксоне. Время от времени — примерно с равной периодичностью — он помаргивал дальним светом фар и «гудел». Создавался как бы эффект работающего «спецсигнала»: стробоскопов в паре с сиреной. Конечно, принять всё это за настоящие спецсигналы было нельзя, но и такая имитация позволяла попутным водителям лучше ориентироваться и, если вдруг у них возникало желание выехать в левый ряд, отказаться от этого намерения.

Стойки отбойника по левому борту Ауди практически сливались в непрерывную металлическую полосу, но вся правая сторона дороги, включая и фонари освещения, и дорожные знаки, и дорожные указатели, проплывали мимо словно в замедленном показе. Поставь любой из таких указателей поближе к машине, и он пронесся бы мимо нее так, что разобрать его было бы невозможно. Но на широком автобане Йорик с легкостью читал указатели: разворот в сторону области, съезд в какие-то окрестные населенные пункты, река Незнайка…

Всякий раз, когда Йорик видел именно этот указатель — «река Незнайка», — он усмехался, хотел остановиться и сфотографировать его. Всякие справочники, вообще интернет кишели указаниями на то, что речка получила такое название в силу… незнаемости ее настоящего названия: мол, те, кто ее впервые увидел, понятия не имели, как она называлась, вот и дали ей это — простенькое и незамысловатое — имя. Но для Йорика такие разъяснения выглядели очевидным абсурдом: что за человеком нужно быть, чтобы, обнаружив у себя под носом что-то новенькое, назвать это новенькое «незнайкой»? Не знаю, что это, и знать не хочу? Речка невесть как называющаяся, а потому — Незнайка? Ну, не дикость ли? Не дикость ли для страны, славной своими первооткрывателями, славной грандиозным приростом земель, позволившим сравнительно небольшому европейскому государству стать самым большим мире, раскинуться на колоссальном пространстве, протянуться от Балтики до Тихого океана?

— Батюшки! Море!

— Как называется?

— Не знаю!

— Значит, Незнайка!

— Ай, какие горы!

— Как называются?

— Не знаю!

— Значит, Незнайкины горы!

— О, посмотрите: река!

— Как называется?

— Не знаю!

— Незнайка тож!

Нелепость такой «этимологии» в стране, где каждое название — либо память о некогда живших здесь народах, либо названия, данные народами существующими и потому обязательно о чем-то говорящие, либо свидетельство удивительно зоркого глаза первооткрывателя, умудрявшегося подмечать мельчайшие детали, мельчайшие особенности открытых им мест и объектов… нелепость такой «этимологии» — не знаю, а потому — Незнайка — поражала Йорика, не любившего, чтобы заведомые глупости входили в общий оборот. Но так как Йорик и сам понятия не имел, почему река — именно Незнайка, а не как-то еще, он для себя решил: потому что именно здесь когда-то находился Город Коротышек, а коли так, естественно, что протекавшая через город речушка в итоге стала называться по имени самого знаменитого из горожан. Ясен пень, к реальности «этимология» Йорика имела столь же отдаленное отношение, как и заверения ученых-филологов, но она, этимология эта, хотя бы выглядела по-людски. Да и то: разве не здесь, а точнее — совсем неподалеку раскинулось одно из самых известных дачных мест Подмосковья? Жил в нем Носов или нет — дело десятое, потому что в нем уж точно жили те, кто книжки Носова читал, а значит и всю округу, читая, перестраивал на собственный лад: вон там — Цветочный город, вон там — мастерская Шпунтика, дальше — площадка, с которой коротышки, ничтоже сумняшеся, рванули на Луну, а вот здесь — река… по правде говоря, и не речка вовсе, а что-то вроде ручья, но для коротышек-то — ого-го! Целая Волга в своих низовьях! И вот, когда Незнайка, дождавшись, чтобы Солнце село, а Луна зашла; дождавшись, чтобы даже звезды поблекли в особенно густых предрассветных сумерках — когда Незнайка, соблазненный ошвартованным у пристани только что построенным Шпунтиком пароходом, пробрался на борт белоснежного красавца, случилось то, что и должно было случиться: швартовы лопнули, и пароход, влекомый течением, поплыл от пристани прочь. Как это всегда водилось с Незнайкой, первый испуг сменился в нем жаждой приключений, и он, Незнайка, вместо того чтобы дернуть за шнур гудка и подать сигнал бедствия, встал к штурвалу, выровнял пароход на фарватере и двинулся вниз по реке.

— Незнааайка! — кричали коротышки, обнаружив утром пропажу парохода.

— Назнааайка! — кричал опасавшийся за свое детище Шпунтик.

— Незнааайка! — кричал больше всех сердившийся Знайка: пароход был построен по его чертежам, а так как Шпунтик, строивший пароход, чертежи напрочь замаслил бутербродами с колбасой, восстановить их было бы сложно.

— Незнааайка! — неслось по реке и разносилось эхом по ее берегам.

— Незнааайка… — отзывалось с реки и берегов.

Вот так и стала эта река Незнайкой: в честь своего пусть и не слишком рассудочного, но зато самого предприимчивого и бесстрашного исследователя!

***

В день своей эпохальной гонки со временем Йорик, увидев проплывший мимо указатель «река Незнайка», улыбнулся как обычно, но тут же снова стал серьезным: автобан летел под колеса Ауди, скорость полета была высока, автобан вот-вот должен был закончиться. Если на скорости около ста пятидесяти километров в час — вполне обычной скорости для этого участка дороги — на проезд автобана уходило не больше пяти минут, то на скорости под двести пятьдесят — всего-то пара с половиной минут. А это означало, что вот-вот, уже перед самым Лесным Городком, начнется резкое сужение: с четырех полос до двух и, как следствие, образуется бутылочное горлышко. Йорик помнил, как однажды начиная именно с этого места провел в стихийной пробке без малого три часа, причем без возможности из пробки вырваться: ни развернуться, ни свернуть куда-то еще, приблизившись к Лесному Городку, возможности не было.

Позже, когда одной из частных компаний был обустроен так называемый объезд Одинцово, такая возможность появилась: появилась возможность уйти с автобана на платную дорогу, выводившую прямиком на МКАД. Но в то утро, с которого начался наш рассказ, эта дорога еще не существовала. Впрочем — отвлекаясь, — скажем, что и ее появление пусть и разгрузило Минское шоссе перед Лесным Городком и, далее, перед Москвой, но не дало гарантии быстрого проезда непосредственно по ней. Однажды Йорик прокатился по ней и пришел в негодование: пункты оплаты на ней были организованы так, что и перед ними образовывалась глухая, многокилометровая пробка. Лично Йорик провел в той пробке добрых двадцать минут. И ровно так же — без варианта выбраться из нее. Объяснялось же это тем, что многие водители не заботились о приобретении специальных карточек, деньги с которых снимались автоматически и обладателям которых не нужно было стоять перед шлагбаумами. Нет: водители предпочитали платить наличными, и сам это процесс требовал изрядного времени. У кого-то не было «круглой суммы»: такие ждали, пока им выдадут сдачу с тысячи, а то и с пяти тысяч рублей. Кто-то начинал скрести по карманам только уже оказавшись перед пунктом оплаты. А так как полос для движения вплоть до пунктов оплаты на этой дороге организовали всего две (по две в каждую из сторон), немудрено, что в пробке-очереди вынуждены были стоять все: и те, кто не желал обзаводиться «автоматическими» карточками, и запасливые обладатели таковых.

Но, повторим, в то утро, когда Йорик мчался в Москву словно ошпаренный, даже этой, не вполне совершенной, но хоть как-то облегчавшей ситуацию, дороги не было. Все, кто ехал по «автобану» в Москву в итоге упирались в бутылочное горлышко перед Лесным Городком, и начиналась свалка. Из четырех рядов машины уплотнялись в два, что, как известно, в нашей стране — процесс скандальный и нервный. Процесс, влекущий создание хаоса. Процесс, упорядочить который невозможно никакими здравыми рассуждениями и соображениями.

Отягчалось всё это и ремонтными работами в самом Лесном Городке. Даже те две полосы, в которые превращался автобан, были в нем сужены до полутора, то есть до такой ширины, при которой хоть сколько-нибудь быстрая езда невозможна в принципе. Даже две легковушки, оказавшись бок о бок на этих полутора полосах, были вынуждены ползти с осторожностью: малейшее неверное движение рулем и — здравствуй, дорожно-транспортное происшествие! Если же на дороге оказывался грузовик — не Газель какая-нибудь, а что-нибудь посерьезней, — тогда и езда «бок о бок» становилась невозможной. Тогда полторы полосы превращались в одну.

Подлетая к окончанию автобана и уже готовясь начать тормозить, Йорик пристально вглядывался вперед: что там? Вроде бы — на удивление! — на самом автобане машин было немного, и это давало определенную надежду на то, что свалки перед Лесным Городком не будет. Но… всё на наших дорогах появляется внезапно. Наши дороги вообще имеют такое исключительное свойство: преподносить сюрпризы ровнехонько тогда, когда никаких сюрпризов не ожидаешь! Например, буквально на днях Йорик — хорошо, без спешки — внезапно встал в пятикилометровый хвост, двигавшийся едва ли быстрее пешехода. Во всяком случае, на преодоление тех пяти километров пути ушло добрых сорок минут, а причина, как выяснилось, крылась в легком столкновении трех машин. В аварии никто не пострадал, даже машины получили незначительные повреждения, но раскорячились они поперек дороги так, что объезжать их приходилось, с одной стороны, по опасной, наклонной обочине, а с другой — по встречной и отнюдь не пустовавшей полосе. «Потерпевшие», стоя рядом со своими легонько побитыми «конями», весело переговаривались между собой, живо обсуждали, кто же всё-таки виноват, звонили по мобильникам и чхать хотели на то, что тысячи других людей теряли из-за них драгоценное время! Им бы, этим «потерпевшим», быстренько всё сфотографировать да убраться на ту же обочину или вообще отъехать к какому-нибудь уширению, благо такие на Минском шоссе — не редкость. Но нет, куда там: стоять наперекор всему и всем куда, очевидно, приятнее! Если я не могу ехать дальше, то и ты постой! Если у меня приключилась беда, то и ты бедствуй! Такое отношение к людям Йорика возмущало, но сделать он ничего не мог. А еще — понимал: не всегда попавшие в ДТП действуют вот так из злых по отношению к другим намерениям. Нередко причина — в боязни лишиться выплат по страховке. И вот это-то — наше совершенно маразматическое, отвратительное, унизительное для водителей и всех-всех-всех страховое законодательство, при котором страховые компании поставлены в роль непогрешимых и всевластных царьков — Йорика и вовсе бесило. Будь его воля, он, во-первых, надавал бы по шеям всем тем из депутатов, кто вообще подписывал касавшиеся страховых компаний законы, а во-вторых, собрал бы всех страховщиков в столыпинский вагон и — без всяких разговоров, без всяких снисхождения и жалости — отправил валить тайгу или шить рукавицы. В конце концов: если отправили шить рукавицы Ходорковского, почему нельзя осудить на то же всяких владельцев «страховых групп»?

Подлетая к окончанию автобана и пытаясь понять, свободна дорога или нет, Йорик — вот по такой причудливой логике — припомнил дискуссию на форуме: как раз о страховых. Речь тогда зашла о том, что страхование в России — узаконенная афера в масштабах государства.

***

Тогдашний спор начался с рассказа одного из участников форума о приключившемся с ним горестном событии: он попал в ДТП. В принципе, ничего особенного: немного задрался капот, разбилась левая фара, было поцарапано левое крыло. Кроме этих, видимых невооруженным взглядом, повреждений осмотр выявил еще и скрытые, но тоже, говоря по совести, ерунду: в общей сложности — тысяч на пятьдесят работы, причем это — вместе с запчастями. Мелочь по современным меркам. Именно как к мелочи отнесся к ДТП и участник форума — поначалу. Виновным он не был, что подтверждалось справкой из ГАИ, а значит, и подвохов ожидать не приходилось. Но подвохи посыпались один за другим.

Во-первых, в страховой компании отказались давать направление на ремонт к официальному дилеру, сославшись на то, что ни с одним из официальных дилеров данной конкретной марки у нее нет договоров. Вот так: по условиям полиса ремонт — у официалов, а по условиям реальности — нет. Уголовный Кодекс Российской Федерации имеет что сказать на этот счет, но для барышни в окошке Уголовный Кодекс указом не служил. Не стал он указом и для руководства компании:

— Подавайте в суд! — пожав плечами, буркнул управляющий офисом.

— В суд? — эхом ответил какой-то из директоров уже компании в целом. — Да на здоровье! Пыль за*бетесь глотать!

Осознавая то, что наши суды и в самом деле имеют далеко не лучшую репутацию, а всякого рода рекламные истории с «нанопылью» и прочими чудесами вселенского масштаба создали им не слишком привлекательный образ, бедняга от идеи обращаться в суд отказался, но потребовал хотя бы направления просто в сервис. На это ему сказали: «Не вопрос!» — и направление и в самом деле выдали. Да вот беда: в неавторизованном сервисе сделали пересчет ущерба, а дальше… никто, читая сообщения бедняги, не в такое поверить: дальше начался вообще маразм!

Сумма новой оценки ущерба оказалась даже меньше первоначальной, но и она потребовала согласования со страховой. День проходил за днем, никакого ответа рассказчику не давали. Прошла неделя. Вторая. Рассказчик взбеленился и, что называется, явился в сервис «мебель ломать». И вот тогда-то его отвели в сторонку и — под большим секретом! — показали пришедшую из страховой бумажку: ремонт провести на сумму не более… двенадцати тысяч рублей! Двенадцати тысяч и баста!

Рассказчик схватился за голову:

— Как же так?

— А вот так, — пояснил директор сервиса. — Постоянно такое. И ничего поделать мы не можем: сделаем по нашим расчетам, нам их не оплатят, сделаем по расчетам страховой… так вообще ничего не сделаем! Что мы на эти двенадцать тысяч можем сделать? Фару поменять?

— Но ведь это мошенничество!

— Да, — согласился директор сервиса. — Вот только чтобы доказать, нужно в суд идти. Вы пойдете?

Рассказчик, что называется, выпал в осадок.

На форуме ему предложили «забить» и доплатить из своего кармана: ездить-то нужно, чего волынку тянуть? Но сама история раздула тему: посыпались схожие истории, а за ними — сравнения с тем, как «там», у проклятых капиталистов. И начали выясняться очень интересные вещи.

Вообще, это удивительно — насколько наши люди в массе своей не задумываются об очевидных вещах и уж тем более не прибегают к сравнениям аналогов. Взять те же принципы автомобильного страхования. Там, на клятом «Западе», оно зародилось как ответ на частую невозможность возмещения ущерба виновником невиновной стороне. По мере распространения автомобилей страхование собственной гражданской ответственности на случай ДТП становилось всё большей обыденностью, а в итоге приняло вид обязательного для всех закона: чтобы справедливость торжествовала всегда. Чтобы не могло получиться так: бедный студент на стареньком Опеле въехал в борт новёхонького Бентли соседа-торговца цементом и с этой поры попал в едва ли не вечную долговую кабалу. Или так: чтобы владелец новёхонького Бентли остался с носом, потому как с бедного студента (одинокого пенсионера на пороге могилы, многодетной матери-одиночки и так далее) взять абсолютно нечего. «Справедливость для всех» начала означать: хочешь иметь автомобиль, оплачивай страховку. Но какую именно страховку?

Как водится, на форуме нашлось несколько человек оттуда, в подробностях рассказавшие, как страхование выглядит там. А чтобы не быть голословными, они накидали ссылок на региональные сайты своих страховых компаний, присовокупив к этим ссылкам фотографии собственных — действующих! — страховых полисов. Так, например, проживавший в Бордо (Франция) участник форума показал: его полис, покрывавший не только гражданскую ответственность перед третьими лицами на сумму более восьмисот тысяч евро, но также покрывавший ущерб его собственному автомобилю в случае вандализма, кражи, природных бедствий, а также гарантировавший возмещение пострадавшим людям на сумму в двести пятьдесят тысяч евро, обходился ему в тридцать евро в месяц или в триста пятьдесят три евро в год, причем оплачивать этот полис можно было по-всякому: хочешь — равными ежемесячными платежами, хочешь — поквартально, хочешь — всю сумму сразу. Нехитрые подсчеты свидетельствовали: соотношение между стоимостью полиса и суммой к возмещению по нему составляло (делим 353 евро на 800 тысяч) … 0.00044! Тогда как в России простой полис ОСАГО на какие-нибудь Жигули, «оцениваясь» в девять с лишком тысяч рублей и «гарантируя» (именно так, в кавычках, учитывая многочисленные истории с отказом в выплатах и с занижением их размера) всего-то четыреста тысяч рублей за «железо» и полмиллиона за здоровье и жизнь, имел соотношение 0.01. То есть почти в двадцать три раза худшее! И это — простенький полис ОСАГО, тогда как во Франции полис совмещал гражданскую ответственность с ущербом собственному автомобилю!

В Германии — участник форума из Хаммельна привел в пример свой собственный полис — оказалось еще «забористей»: лимит тамошнего полиса крепко превышал миллион евро, а его стоимость была даже несколько ниже, чем стоимость полиса «французского». Таким образом, соотношение цена/гарантированные выплаты оказывалось еще ниже в сравнении с «французским» полисом, а в отношении «российского» разрыв становился совсем уж колоссальным.

Народ, глядя на все эти цифры, челюсти обронил: за мониторами компьютеров так и слышался неумолчный стук падавших на клавиатуры челюстей! Это что же получалось? В России страховые компании попросту обдирают клиентов? Попросту завышают стоимость своих услуг? Да как еще завышают? И при этом имеют наглость ежегодно жаловаться на свою убыточность и проталкивать через вконец обнаглевшее депутатское лобби всё новые и новые грабительские законы в ущерб автовладельцам? Сколько уже раз повышалась стоимость? А на какую сумму поднялись выплаты? Да это просто грабеж!

Кто-то из участников форума взял в руки калькулятор и выдал заставившую всех схватиться за головы цифру:

— Исходя из соотношения хотя бы французского, полный полис в России, то есть ОСАГО + Каско на те же Жигули при существующем лимите возмещения в четыреста тысяч рублей третьей стороне и в полмиллиона рублей за жизнь и здоровье опять же третьей стороне должен стоить… ТРИСТА ДЕВЯНОСТО ШЕСТЬ рублей! Хорошо: пусть будет ЧЕТЫРЕСТА круглым счетом. Но никак не девять тысяч! А если полис стоит девять тысяч, значит, возмещение только по ОСАГО и здоровью должно составлять — крепко сидите? Если нет, присядьте и ухватитесь за подлокотники! — при стоимости в девять тысяч рублей возмещение по такому полису должно составлять двадцать миллионов четыреста пятьдесят четыре тысячи рублей! И это не считая возмещения ущерба собственному автомобилю… Что-то, господа, подсказывает мне, что нас нагло имеют!

Нагло — Йорик воспользовался бы определением покрепче — не то слово. Сказать, что в России страховые компании нагло обманывают своих клиентов — не сказать ничего. Неудивительно, что, несмотря на жалобы о якобы убыточности, все без исключения владельцы подвизавшихся на автостраховании фирм — миллиардеры и завсегдатаи списков ФОРБС! Нет, против миллиардеров как таковых Йорик ничего не имел — заработал, молодец! — но против оборзевших вконец мошенников, против подлецов, превративших идею обязательного страхования в аферу государственного масштаба не только имел, но и имел с табуреткой, веревкой и мылом. С колченогой табуреткой, с грубой веревкой и с плохоньким хозяйственным мылом: по заслугам и честь!

Если на «клятом Западе» автомобильное страхование существовало исключительно как реализация принципа справедливости для всех, то в России подлый люд, взявшийся за страховое дело, в считанные годы ухитрился опоганить благородную идею, превратив ее в гнусный источник наживы.

Иногда задумываясь над этим, Йорик гадал: до каких еще гнусностей и преступных мерзостей сумеют докатиться члены так называемого Российского союза автостраховщиков при полном попустительстве, а то и покровительстве со стороны государства? Гадал, строил предположения, но то, что грянуло в итоге, даже ему, Йорику, в голову прийти не могло. А грянуло, как мы теперь знаем, совсем уж нечто: негодяи протолкнули через Думу закон, согласно которому, во-первых, стоимость ремонта застрахованных автомобилей должна определяться ценами того региона, где произошло ДТП — даже если человеку это крайне неудобно и даже если до его собственного «региона» рукой подать. А во-вторых, стоимость запчастей должна высчитываться по издаваемому РСА «каталогу», в каковом «каталоге» даже на ближайший взгляд все цены оказались невероятно занижены! И это — не говоря уже о возможных колебаниях рубля относительно иностранных валют (большинство запчастей, как-никак, импортного происхождения) при том, что «каталог» предполагается обновлять лишь пару раз в год!

Рассмотрим простейший пример. Едет этакий типичный дедуля на Рено Логане к себе на фазенду в Тверской области. Вот получилось так, что участок дедуля имеет именно там, в десятке километров от границы с Московской областью, хотя сам он, дедуля, всю жизнь и прожил, и проработал в Москве. В Москве же имеет постоянную регистрацию. В Москве же обслуживает своего верного коняшку у одного и того же дилера: неподалеку от дома. И цены на обслуживание не ломовые, и качество устраивает, и скидочки ему подбрасывают: как пенсионеру, как ветерану, как просто старому въедливому ворчуну. Ему и в голову не придет не то что — случись что — ремонтироваться в Тверской области, но даже перегоревшую лампочку в этой области поменять. Больше того: ему в голову не придет и то, чтобы в самой Москве отправиться куда-то еще, кроме как к тому самому дилеру, у которого он некогда купил свой Логан и которому при каждом периодическом ТО выносит мозг придирками, советами и рассказами за жизнь. А тут — оп-па! При выезде с АЗС перед Завидово (полутора километров от границы с Московской областью не будет) какой-то дятел на тонированном ведре не уступил дорогу: звон битого стекла, срежет металла… Все живы и здоровы, но Логан — в ремонт. Дедуля хватается за телефон и набирает номер дилера:

— Алло, алло! Такая жуть… давайте эвакуатор!

От Завидово до дилера — девяносто восемь километров. Согласно договора о помощи на дорогах, эвакуация в пределах пары сотен километров происходит бесплатно, но даже если эвакуатор и выставит счет, он, этот счет, уже согласно закона об ответственности перед третьими лицами, должен присовокупиться к счетам виновника ДТП. Сиречь — войти в перечень погашаемых страховой компанией убытков. Дедуля это знает и, не дуя в ус, спокойно дожидается. Эвакуатор приезжает, а еще часа через три покалеченный Логан оказывается на дилерской стоянке. Дедуля отправляется смотреть футбол и даже не подозревает о том, какой кошмар его ожидает вскоре.

Перво-наперво — где-нибудь на следующий день — дилер показывает ему честную смету расходов на восстановление коня. Несмотря на вроде бы незначительные внешне повреждения, сумма оказывается приличной: ничего не попишешь, Рено славится не по чести дорогими запчастями. Тем не менее, в четыреста тысяч она укладывается, и дедушка продолжает хранить невозмутимое спокойствие. Но дальше… а дальше ему говорят:

— Вообще-то вы зря надеетесь на выплату именно такой компенсации. По новым правилам она будет совсем другой. В полтора раза меньше!

— Не понял? — и впрямь не понимает, а потому еще и не хватается за сердце дед.

— Видите ли… В РСА постановили, а Бешеный Принтер утвердил, что расчет стоимости должен вестись по месту ДТП. В вашем случае — по ценам на работу в Тверской области. Но и этого мало: стоимость запасных частей… вот список, видите?.. теперь определяет не поставщик в минуту обращения к нему на склад, а тот же РСА: вот по этому каталогу… видите?

Дедушка смотрит в развернутый перед ним каталог. До него начинает доходить.

— Это… внучек… а эвакуатор?

«Внучек» разводит руками:

— Эвакуатор тоже придется оплачивать вам. По новым правилам РСА, утвержденным полоумными придурками из Думы, вы вообще не должны были везти машину в ремонт… сюда. Вам нужно было… бросить ее где-нибудь там. Говорят, в Твери есть неплохой авторизованный сервис… не знаю, насколько неплохой, но если авторизованный, причин для беспокойства быть не должно… вы понимаете?

Дедушка, багровея, кивает головой:

— Понимаю, внучек, понимаю…

И — брык на землю!

Суета, нашатырь, валидол под язык… да куда там: нет больше дедушки, отжил. А в это же самое время господин Юргенс Игорь Юрьевич⁵⁴ — вот ровно тогда же, когда почившего старичка застегивают в пластиковый мешок — с усмешкой просматривает какую-то новость на канале РБК. Берет со столика чашечку кофе, помешивает ложечкой, откладывает ложечку в сторонку и делает осторожный глоток:

— Ммм… неплохо! Совсем неплохо! Да!

***

Когда-то Лесной Городок и вправду был городком в лесу. Точнее, россыпью дач среди вековых деревьев, вырубку которых начали одновременно с прокладкой железной дороги Киевского направления. Случилось это еще в девятнадцатом веке и тогда же — в девятнадцатом веке — местечко приобрело популярность в богемной среде. Одна за другой здесь стали появляться дачи артистов московских театров, музыкантов из консерватории, всевозможных литераторов и прочей подобной публики. Не сказать, что место стало престижным — уровень всё же не тот, — но более или менее славным — да. А после революции участки здесь стали раздаваться и более заслуженным лицам, так что к предвоенному времени население Лесного Городка приняло смешанный характер, а после войны именно в нем проживала и настоящая знаменитость — «Маршал Победы», Георгий Константинович Жуков. Но, как и всякие дачные поселки, постепенно обзаведшиеся собственной, весьма обширной, инфраструктурой, Лесной Городок превратился со временем в настоящий поселок, основная часть жителей которого — разного рода оставшаяся не удел обслуга, дети и внуки этой обслуги — оказалась в довольно бедственном положении. Работы собственно в Городке на всех не хватало, ближайшим местом, где можно было трудоустроиться, стала Москва. В советское время это обстоятельство сильно сдерживало развитие поселка, численность его постоянного населения практически не возрастала. Бывали даже периоды, когда уезжавшие в Москву на заработки люди так и оседали в столице, и постоянное население «проседало», сокращалось. Однако сравнительная близость к Москве — тридцать четыре километра «от центра до центра» или километров пятнадцать-шестнадцать до МКАД — не только скверно сказалась на Городке, но и пошла ему на пользу: уже в постсоветское время.

От станции «Лесной Городок» до Киевского вокзала в Москве — около получаса езды на электричке, что по нынешним временам совсем немного. Это даже меньше, чем на машине в будние дни в условиях нескончаемых пробок. А так как электрички на Москву и обратно ходят по этому направлению часто, Лесной Городок в постсоветское время превратился в один из самых желанных форпостов при штурме столицы приезжими разного рода. Лесной Городок облюбовали выходцы из других регионов России. И его же — выходцы из стран СНГ. С ростом трудовой миграции в столичный регион, а в нем — поближе к самой столице, стало расти и население Лесного Городка. Только официальное постоянное население за последние четверть века выросло вдвое, а если считать вообще всех, тогда, вероятно, раз в пять или в шесть. Или даже еще больше. Ведь кто-то, приобретая жилье в Лесном Городке, регистрировался в нем по всем правилам, но было немало и таких, кто, арендуя жилье, регистрацией пренебрегал. И таких, очевидно, всегда было куда как больше.

Бурный рост населения дошел до того, что в этом некогда тихом местечке стала ощущаться острая нехватка жилого фонда. Добавила проблем и дороговизна жилья непосредственно в Москве, обусловившая уже обратный поток мигрантов: из мегаполиса в его окрестности, причем очень удобно расположенный Лесной Городок и в этом плане оказался весьма привлекательной целью. С жилым фондом приключилась настоящая катастрофа. Но на то, однако, и капитализм, чтобы оперативно решать проблемы спросы: был бы сам спрос, а уж предложение организуется вмиг! И вот — примыкая непосредственно к Минскому шоссе — стали подниматься ввысь непритязательного вида, но вполне современные бетонные коробки: кирпич для Лесного Городка был бы слишком жирно, панельные дома в привычном для советских граждан облике — слишком скверно, а вот с этакими вычурностями, с завитушками, с полукругами «эркеров» «панельки» современных проектов — самое то, что банк прописал. Сравнительно дешево и нестрашно. Даже в чем-то удобно. Например, при каждом таком доме имелась собственная парковка на множество машин, что в наше кошмарно автомобилизированное время — настоящий клад, приятное дополнение, подарок! Кому как не автомобилистам из старых районов злосчастной Москвы известна проблема парковок: приезжаешь в собственный двор, а в нем — забито! Не только «своими», но и чужими, без зазрения совести занявшими места в чужом дворе и плевать хотевшими на то, что у жителей дома из-за этого проблемы!

Единственный минус Лесного Городка оказался в том, что он при расширении Москвы до новых административных границ в эти границы не попал. Буквально чуть-чуть не хватило, но и этого «чуть-чуть» оказалось достаточным для того, чтобы на поселок не распространились московская «прописка» и московские же льготы. Такие, скажем, как повышенная пенсия или бесплатный проезд в общественном транспорте для некоторых категорий населения. Тем не менее, это обстоятельство, печальное для переселенцев из других регионов России и стран так называемого ближнего зарубежья, ничуть не повлияло на выбор мигрантов из мегаполиса. И если поначалу, когда вдруг выяснилось, что Лесной Городок в границы «Большой Москвы» не войдет, имелись все основания полагать, что бурное строительство в нем несколько поутихнет, то уже вскоре стало понятно: нет, не утихнет. От слова «совсем». Дешевые сравнительно с Москвой квадратные метры, вполне симпатичные новостройки, развитая инфраструктура как привлекали, так и продолжили привлекать тех жителей столицы, кому столица сама по себе опостылела на фиг, а также и тех, кому благоустроенная жизнь в ней оказалась не по плечу. Прежде всего, молодые семьи, справедливо решившие, что лучше обустраивать очаг пусть и в четырнадцати километрах от МКАД, но в собственной квартире, нежели в пределах МКАД, но с родителями, бабушками и дедушками. Таким образом, ни на минуту не приостановившееся жилищное строительство приняло в Лесном Городке воистину грандиозные размеры.

Одним из следствий такого строительного бума стало то, что, как мы уже сказали, жилая многоэтажная застройка вплотную приблизилась к шоссе, сжав его так, что местным властям пришлось хлопотать об устроении каких-то мер превентивной безопасности: уже очень возрос риск того, что люди массово станут гибнуть под колесами! Областная ГИБДД пошла властям Городка навстречу и установила камеры фото- видеофиксации нарушений, тем самым заставив водителей сбрасывать скорость: с некогда обычных для данного участка дороги девяноста километров в час до шестидесяти. Перед камерами немедленно образовались заторы. А так как камеры отслеживали движение в обе стороны — в сторону области и в сторону Москвы, — заторы образовались в обоих направлениях. Лесной Городок, и так-то благодаря своему светофору на пешеходном переходе, являвшийся «затычкой» в хоть сколько-то бодром движении, стал настоящей занозой, вонзившейся в Минское шоссе, загноившейся в нем и — продуктами распада — отравившей всё на многие километры окрест.

Некоторое время спустя, когда уже было принято решение о серьезной реконструкции всего Минского шоссе на протяжении, как минимум, до Кубинки, стало очевидно: такое положение дел, мягко говоря, недопустимо. При таком положении дел, какие реконструкции ни затевай, всё будет впустую: одни только злосчастные камеры при ограничении скорости в шестьдесят километров в час убили бы всю затею. И тогда, начав работы, камеры убрали. Убрали и светофор, соорудив надземный пешеходный переход. Разрешенную скорость повысили до восьмидесяти километров в час. Средняя скорость движения тут же возросла, но теперь уже непосредственно дорожные работы стали естественным ограничителем и причиной пробок. Но с этой причиной водители смирились, зная, что — не сегодня, завтра — она исчезнет сама собой.

Но в утро нашего повествования ничего из этого еще не было. Вернее, были уже какие-то работы по реконструкции шоссе, но пешеходный переход в Лесном Городке и светофор перед ним же продолжали существовать, существовали и камеры фиксации нарушений. Причем в сторону Москвы этих камер почему-то было больше, чем в сторону области. А значит, имелись все предпосылки для того, чтобы «застрять». Вот Йорик и вглядывался в дорогу, подлетая к концу автобанного участка: что там? Жопа или надежда всё-таки есть?

***

Поразительно, но больше попахивало надеждой! Четыре полосы стремительно сузились до двух и пошли «волнами» неровно уложенного асфальта. Скорость упала до девяноста километров в час, но девяносто — не двадцать и уж тем более не мертвая, глухая пробка! Девяносто в Лесном Городке и его ближайших окрестностях — шикарная скорость. Такая, жаловаться на которую грех!

Йорик и не жаловался. Наоборот: возносил хвалу богам — известным и неизвестным. Всяким вообще. Тихонечко посмеивался и уверенно держал свою Ауди за бампером шедшего впереди автомобиля. Водитель этого автомобиля оказался явно парнем не промах и тоже вел себя максимально уверенно и, если так можно сказать, раскованно. Он, не смущаясь, влезал в казавшиеся непомерно узкими щели между ограждением встречной полосы и катившими по правой полосе фурами. Не смущаясь повисал на самых багажниках медливших и сбрасывавших скорость, проделывал это так, что те, не выдерживая психологический прессинг, из левого ряда убирались в правый. В сущности, Йорик, вися у него на хвосте, и с ним самим проделывал то же самое, но с тою только разницей, что водитель шедшей впереди машины воспринимал поведение Йорика как должное и, по-прежнему ничего не смущаясь, свой собственный автомобиль вел так, что лучшего и пожелать-то было нельзя.

Йорик и не желал. Осознавая, что выше головы не прыгнуть никому — даже такому хорошему водителю, каким оказался водитель шедшей впереди машины, — Йорик молился о том, чтобы и дальше всё шло настолько же хорошо: насколько это вообще возможно в имевшихся условиях. И вроде бы как боги молитву Йорика воспринимали благосклонно: даже светофор на пешеходном переходе горел зеленым для машин! Даже дернувшийся было с обочины гаишник отскочил обратно, со злостью, но в никуда махнув своим жезлом. Похоже, завидев парочку явно превышавших скорость машин, гаишник решил навести порядок, но передумал, оказавшись перед выбором: сигануть с обочины в левый ряд под носом у какой-нибудь фуры, устроить ДТП или послать нарушителей к черту. И если так, гаишник, несомненно, оказался разумным человеком! Но дальше всё и как-то сразу пошло наперекосяк. Возможно, боги отлучились на перекур.

Где-то на излете «девяностых» — может, чуть раньше, может, позже: Йорик точно припомнить не мог — прямо у обочины Минского шоссе по направлению к Москве в Лесном Городке появился мотель. Ориентир — лукойловская автозаправочная станция. Когда мотель появился, Йорик был удивлен: кому пришла в голову идея столь странного заведения? Странного в том смысле, что место для него казалось не слишком удачным? До Москвы — рукой подать: никто из движущихся в Москву останавливаться в этом мотеле не станет. Из Москвы — проехали совсем чуть-чуть: какой смысл останавливаться на ночлег? И на роль чего-нибудь вроде дома отдыха этот мотель никак не тянул: какой может быть отдых прямо у обочины одной из самых оживленных дорог московского региона? Но то, первоначальное, удивление Йорика было ничем по сравнению с удивлением в дальнейшем: мотель не только не захирел, не только не свернул свою деятельность, но и стал довольно быстро разрастаться! Будучи сначала простеньким маленьким домиком, в итоге он вырос до внушительного вида усадьбы: дела у его владельцев явно шли хорошо! Факт поразительный, но всё-таки факт. Если в первом, положившем всему начало, домике количество номеров едва ли превышало два или три, то ко времени нашего рассказа мотель насчитывал уже сорок четыре номера, сауну, бильярдную и бар! Как такое стало возможным при настолько неблагоприятных условиях места, лично Йорику представлялось неразрешимой загадкой.

Но в то утро Йорик над этой загадкой голову не ломал: он просто вглядывался в дорогу, опасаясь какого-нибудь подвоха. Очевидно, ровно такие же мысли бродили в голове и водителя шедшего впереди автомобиля: водитель шедшего впереди автомобиля, приближаясь к съезду на территорию мотеля, снизил скорость. А всё потому, что здесь уже случались неприятные истории: поворота на мотель со встречного направления не было, развернуться к нему, если ехать со стороны Москвы, можно было только у поста ДПС — на том самом светофоре, что обслуживал и пешеходный переход, — но ехать до него хотели не все. «Железного» разграничения встречных направлений перед мотелем не было, время от времени вместо стационарного отбойника появлялись хиленькие «строительные» конусы, и те, кому по какой-то причине было невтерпеж повернуть в мотель, не стеснялись, выбрав момент, конус-другой раздавить и рвануть поперек дороги. Иногда этот фокус проходил без последствий. Но иной раз такие маневры приводили к ДТП.

Зная об этом, Йорик ничуть не удивился тому, что водитель шедшей впереди машины снизил скорость: от греха подальше. Йорик и сам притормозил, не испытывая раздражения или недовольства. И, как тут же оказалось, не зря: прямо перед носом шедшей впереди машины со встречной полосы рванул какой-то лихач, водитель попутки что было дури ударил по тормозам. Йорик поступил также. Обе машины застыли как вкопанные, но машина лихача, проскочив перед ними, в аварию всё-таки угодила: успев проскочить левый ряд, она всею мордой грохнулась о ехавший в правом ряду рейсовый автобус, отлетела обратно в левый ряд, чудом не задев ни Йорикову Ауди, ни машину попутного водителя, выкатилась обратно на встречку и там угодила под новенький «Мерседес». Этот удар снова ее развернул, поставив опять в левый ряд, да так, что разбитой мордой она оказалась направленной в сторону Москвы. Возможно, именно это вкупе с какими-то другими соображениями (может, лихач был попросту пьян, а может, у него не было страховки) заставило лихача поступить так, как он поступил: не выходя из разбитой машины, даже не поинтересовавшись, живы ли, здоровы ли те, кого он «подбил», он поднажал на газ и, волоча перед собой полуоторванный бампер, помчался прочь!

Улепетывавшая с места аварии «колесница» являла собою странное зрелище. Ее передний бампер отлетел в сторонку метров через пятьдесят. Со скособоченной на бок морды так и сыпались всевозможные осколки. Заднее колесо, цепляясь за разбитое крыло, издавало воющий звук. Скрежетало и что-то еще: несмотря на то, что странный автомобиль оставался на ходу, повреждения он получил серьезные. Шлейфом за ним тянулся и дым или пар: возможно, дым сработавших подушек безопасности, а может, и пар из пробитой системы охлаждения.

— Ну ни фига себе! — воскликнул вышедший из своей машины попутный водитель.

— Что это было? — задал встречный вопрос тоже вышедший из машины Йорик.

— Мужики! — это уже водитель встречного «Мерседеса». — Вы номер этого козла запомнили?

«Мужики» переглянулись и покачали головами.

— *лять! — схватился за голову водитель «Мерседеса». — Ну что за на *уй! Это же теперь по страховке *уй чего получишь! Придется по КАСКО ремонтироваться! На следующий год вдвое цену задерут!

Йорик посмотрел на водителя «Мерседеса» с сочувствием: бедолага был прав. Страховой компании было начхать на обстоятельства произошедшего, если к ней обращались за возмещением по КАСКО. Кто прав, кто виноват — неважно: ты обратился, тебе и пени на следующий год! Да такие, что мало не покажется.

— Мужики! — водитель «Мерседеса». — Может попытаемся догнать, пока он в какие-нибудь дворы не свернул? По шоссе он далеко не уйдет, а во дворах *уй его отыщешь!

Водитель попутки кивнул и уже шагнул обратно к своей машине, но Йорик перехватил его за руку:

— Стой! Куда? И ты, — это уже к водителю «Мерседеса», — стой на месте и не дергайся. Вызывай ГАИ и жди. Не хватало еще погоней спровоцировать новые ДТП. Кто тогда виновниками будет? Этот *удак что ли? Нет: мы!

Во взглядах «попутчика» и водителя «Мерседеса» появилась растерянность: в словах Йорика был очевидный смысл. А потом они и вовсе заморгали: Йорик вдруг скривился в нехорошей усмешке и, отбросив руку «попутчика», побежал по шоссе.

— Эй!

— Эй…

Но Йорик даже не обернулся. Он, положившись на то, что движение у него за спиною замерло, лихо промчался те самые метров пятьдесят, на протяжении которых за беглым лихачом волочился полуоторванный бампер, подскочил к обломкам этого самого бампера, выхватил из кармана мобильник и, включив камеру, сделал несколько фотографий. После чего подобрал из обломков автомобильный номер и, уже не спеша, пошел обратно к обалдело смотревшим на него «попутчику» и водителю «Мерседеса».

— Никуда он, голубчик, не денется! — сказал Йорик, протягивая номер водителю «Мерседеса». — Давай-ка, фото на твой телефон переброшу: чтобы не было сомнений, откуда этот номер взялся. Или пошли, положим его обратно… главное, чтобы его никто оттуда не спер!

Но ни того, ни другого не потребовалось. Коротко мявкнула сирена, так же коротко крякнула и тут же сменилась всполохами синего и красного: рядом с автобусом остановилась машина ДПС. Понятно, вызвать ее никто не успел, но она, что называется, явилась по собственному почину: от поста у светофора.

Из машины, хмыкнув, выбрался тот самый гаишник, который несколько минут назад едва не «заловил» Йорика и «попутчика» на серьезном превышении скорости.

— Знакомые всё лица! — ухмыльнулся он.

Но тут же стал серьезным до хмурости и добавил:

— Задолбали пидара*ы, которые тут поворачивают и разворачиваются! Что ни смена, то просто какой-то пи*дец! И когда только нормальное ограждение поставят? Да только и его снесут, к гадалке ходить не нужно!

Прошелся вдоль разбитого «Мерседеса», поморщился и вздохнул:

— Хоть с номером повезло, уже радость!

Принял от Йорика номер беглеца, отмахнулся от предложения перебросить фотографии, а на возражение, мол, без них беглец может суметь отвертеться, ткнул пальцем в том направлении, куда только что сам Йорик и бегал:

— Да на кой мне ваши фотографии? Вон, своих хватает!

Йорик, «попутчик» и водитель «Мерседеса» одновременно посмотрели в указанное место и впервые с момента ДТП разом заулыбались. Йорик так и вовсе хлопнул себя по лбу:

— Да уж! Ну, хоть ноги размял…

Полицейский тоже улыбнулся:

— Внимательнее нужно быть, товарищ водитель, внимательнее!

Йорик, «попутчик» и водитель «Мерседеса» опять посмотрели в направлении пальца офицера ГАИ: как раз в том месте, где валялись обломки отвалившегося бампера и где Йорик подобрал автомобильный номер, стояла на обочине переносная камера фиксации всякой всячины. И уж она-то, разумеется, зафиксировала всё в мельчайших деталях. И то, как беглец рванул через сплошную. И то, как он влетел в автобус. И то, как его отшвырнуло обратно на встречку. И то, как в него врезался «Мерседес». Зафиксировала она и само бегство. А заодно уж и то — гаишник не сумел удержаться от подколки, — как Йорик, размахивая руками и очень походя на бьющую крыльями тощую птицу, мчался по шоссе.

Все четверо, представив это, расхохотались.

***

Конечно, сам факт ДТП ничего смешного из себя не представлял, но, как говорится, хорошо всё, что хорошо кончается, а в данном конкретном случае замечательным было уже то, что виновника аварии установили. У нас ведь как? Благодаря всё тем же безумным законам в области автомобильного страхования и прямо-таки преступным «инновациям» непосредственно страховых компаний в случаях, когда виновника аварии установить по какой-то причине невозможно, вся материальная ответственность ложится на плечи пострадавшей стороны. Исключение — вред, причиненный жизни или здоровью: в этом случае даже при неустановленном виновнике компенсационная выплата потерпевшему положена, хотя и за ней придется побегать, поскольку заявление о компенсации придется подавать не в страховую компанию, а непосредственно в Российский союз автостраховщиков. Таким образом, не оставь беглец на месте ДТП не только оторванный бампер, но, вместе с бампером, и регистрационный номер своего автомобиля, владельцу разбитого «Мерседеса» возмещение по ОСАГО не светило бы. Он, как и сказал, мог бы обратиться за возмещением по собственному полису КАСКО, но это означало бы наличие такого страхового случая, который неизбежно привел бы к существенному росту стоимости полиса на следующий год. А так как у нас такие полисы даже без всяких «штрафов» стоят на порядок дороже, чем в «загнивающей Европе», удар по карману всё равно оказался бы существенным. Просто для сравнения: мы уже приводили стоимость полного полиса во Франции — около трехсот пятидесяти евро. То есть полиса, по которому застрахована не только собственная гражданская ответственность перед третьими лицами, но и любой имущественный вред, причиненный кем бы то ни было или чем бы то ни было автомобилю непосредственно страхователя. За триста пятьдесят евро в год страхователь-француз получает гарантию на возмещение убытков в сумме восьмисот тысяч евро — имущественных, и в сумме двухсот пятидесяти тысяч евро — жизни и здоровью. Автомобиль, о котором шла речь в приведенном примере — самый популярный в Западной Европе хэтчбек сегмента «С» по европейской классификации, Фольксваген Гольф. В нашей стране якобы полная страховка (ОСАГО + КАСКО) для аналогичной машины обойдется — держитесь крепче! — вот во что: ОСАГО (ответственность перед третьими лицами) — 9609 рублей 60 копеек, КАСКО (угон + ущерб) — 172329 рублей. Всего — без малого сто восемьдесят две тысячи рублей или (по текущему курсу) три тысячи сто девяносто два евро!⁵⁵ Примерно в десять раз больше, чем во Франции и это при том, что российские полисы в любом случае не обеспечивают покрытие целого ряда вещей, а максимальная сумма выплаты по ним многократно ниже, чем по французскому полису. Само собой, страховка для новенького «Мерседеса» обойдется еще дороже, а ведь в наших расчетах — максимум благоприятствования для «клиента»: и приличный — не пацанский — возраст водителя, и ограниченный список допущенных к управлению лиц, и большой стаж вождения основного водителя! Понятно, почему сам факт возможного исчезновения виновника ДТП может стать в России подлинной головной болью не только для тех, у кого нет полиса КАСКО, но также и для тех, кто такой полис имеет!⁵⁶ Впрочем, для тех, кто не имеет ничего, кроме полиса ОСАГО, головная боль, понятно, на порядок сильнее. Ведь если они, не поведясь на самый настоящий разбойничий шантаж российских страховщиков и отказавшись выплачивать им в качестве премии совершенно безумные, ни в какие цивилизованные ворота не лезущие деньги, угодят в ДТП с неизвестным виновником, они… попросту вообще лишатся своего автомобиля, поскольку восстановление современных машин после достаточно серьезных столкновений обходится в суммы, сопоставимые с покупкой нового автомобиля! В лучшем же случае машину они восстановят, но за всё заплатят из собственного бюджета.

Такое ненормальное положение дел, инициированное преступным сговором страховых компаний и поддержанное не менее преступным депутатским и правительственным лобби, приводит в нашей стране к бесчисленному количеству самых настоящих трагедий. Мало того, что без машин остаются люди, остро в этих машинах нуждающиеся (например, пожилые люди, для которых личный автомобиль — единственное доступное средство передвижения из деревни в город и обратно); мало того, что это происходит безвинно, то есть является самой вопиющей несправедливостью, так это еще и приводит к последствиям, совсем уж и диким, и страшным.

Помните, владелец «Мерседеса» предложил пуститься в погоню за удиравшим с места аварии виновником? Йорик сумел его удержать. Но частенько случается так, что рассудительных «йориков» под рукой не оказывается, и погони всё-таки имеют место быть. Российский сегмент YouTube’а кишмя кишит видеороликами с такими погонями и их последствиями: всё новыми и новыми авариями, сбитыми насмерть случайными прохожими, погибшими как преследователями, так и преследуемыми. И если преследуемых, положа руку на сердце, как-то не очень и жаль — ибо не фиг! — то в чем вина угодивших под колеса бешено мчащихся машин пешеходов? В чем вина гулявшего по двору семилетнего мальчика, которого сначала, уходя через двор от погони, отбросил на фонарный столб виновник на соседней улице приключившегося пустякового ДТП, а затем переехал колесами преследователь? Почему из-за дикого «страхового» законодательства, заставляющего людей в полном ослеплении, в полном беспамятстве о возможных последствиях бросаться в погони невесть за кем и невесть из-за чего — почему из-за этого тот семилетний мальчик всю свою жизнь должен провести в инвалидной коляске?

Но и этого мало! Как будто мало страховщикам и тех злодеяний, что ежедневно ложатся на то, что им заменяет совесть, они, бывает, входят в сговор с представителями правоохранительных органов, чтобы те, если к этому есть хоть какая-то возможность, всячески затягивали следственные мероприятия по розыску скрывшихся виновников ДТП либо вообще отказывались проводить такие мероприятия! Нам лично известны случаи, когда потерпевшим было отказано в розыске даже при том, что эти потерпевшие называли несколько цифр и букв номерного знака и марку и цвет скрывшейся с места аварии машины! Известны случаи, когда в следственных мероприятиях отказывали даже при наличии записи с автомобильного видеорегистратора, на каковой записи номерной знак скрывшегося виновника был виден совершенно отчетливо! Чем, если не сговором со страховщиками, можно такое объяснить?

Конечно, у нас и в мыслях нет обвинять всех представителей правоохранительных органов в преступных делишках, но, тем не менее, семья определенно не без урода. И вот это «не без урода» — тоже прямое следствие патологической жадности, патологической лживости, патологической склонности к на*бательству своих клиентов российских страховых компаний. И, конечно, глупости и недальновидности подмахивающих им Правительства и депутатов.

Эти самые Правительство и депутаты, вместо того чтобы собрать «за круглым столом» страховую кодлу и вынести ей ультиматум — «либо завтра вы начинаете работать так, как работают ваши коллеги в Европе: с теми же принципами и теми же ценами, либо послезавтра вы в полном составе и строем отправляетесь добывать для страны древесину», — эти самые Правительство и депутаты идут у кодлы на поводу и, таким образом, множат и множат бедствия, горе, трагедии, боль. В этих бедствиях, трагедиях, горе наши Правительство и депутаты повинны столько же, насколько повинны в них и российские страховщики⁵⁷.

Именно Правительство и депутаты своими действиями, своим бездействием, своим попустительством превратили хорошую идею «справедливость для всех» в источник бесконечной наживы для одних и в причину нескончаемых бедствий других.

***

К счастью для Йорика, разбирательство по поводу приключившегося у него на глазах ДТП много времени не заняло. Гаишник быстро записал его показания, переписал паспортные данные, дал на подпись протокол и отпустил восвояси, предупредив, что, возможно, его, Йорика, еще вызовут в качестве свидетеля, если вдруг, паче чаяния, состоится суд. Но против этого предупреждения Йорик ничего не имел: вызовут — так тому и быть. Главное — теперь возобновить движение! Гаишник дал на это свое позволение, и Йорик, вернувшись в свою машину, поехал дальше.

Теперь перед ним довольно бодро катила «Шкода» с украинскими номерами. Настолько бодро, что ее водитель, очевидно, полагался не столько на свое умение «рулить» и не столько на то, что с наказаниями за нарушения «пронесет», сколько на еще одну особенность российской действительности: фактическую невозможность привлечь к ответственности за нарушения тех автомобилистов, которые участвуют в «международном движении» и чьи нарушения зафиксированы не лично представителями ГАИ, а всё теми же камерами фото- и видеофиксации. Говоря проще, водитель «Шкоды» знал: даже если номера его машины попадут в объектив камеры, ему за это ничего не будет. Просто по факту того, что высылать «письмо счастья» некуда! Ибо да: за границу российская полиция административные взыскания не отправляет, а какого-то иного механизма принудить нарушителей-иностранцев оплачивать свои грешки у нее элементарно нет. На «клятом Западе» эта проблема решается просто: запретом нарушителю на последующий въезд в страну, если для этого въезда требуется виза, или грандиозным штрафом «на месте», если виза не нужна, а нарушитель в итоге попался в объятия полицейского. Но российские погранслужба и таможня списков таких нарушителей не имеет, и поэтому автомобилисты-нарушители, передвигающиеся на машинах с иностранными номерами, могут вполне безнаказанно вытворять на российских дорогах всё, что им вздумается.

Это обстоятельство, известное Йорику, так же, как и безобразия в деле страхования, обычно возмущало его до глубины души, но теперь, глядя на лихую поступь «украинской» Шкоды, он только возрадовался ему. Именно эта — еще одна! — несправедливость в отношении россиян сегодня позволила Йорику возобновить гонку с драгоценным временем. Но вместе с тем позволила припомнить и то, как он, Йорик, внезапно оказался в центре дискуссий уже не на автомобильные темы, так затянувшие его на форуме «Русской Балтики», а на темы совсем иного характера.

Мы уже говорили о том, что Йорик, в какой-то из дней попав на форум в очень неудачное время, был поражен и даже оскорблен бесчисленными проявлениями самого оголтелого национализма. Это был день, когда в комментариях к новостям и авторским материалам так и сыпались «определения» вроде «укропитеки», «ЭSSтония», «Матрасия», «Евроколхоз», «мамеды», «чурки», «знакокачественные» … так и сыпались предложения «гнать всех в шею», «ставить раком», «жечь напалмом», «резать, не дожидаясь, пока зарежут тебя». Народ бушевал по поводу какого-то очередного высера со стороны какого-то не то литовского, не то латвийского политика и оперировал терминами исключительно уничижительного характера: «шпроты», «фашисты», «нацики» (в применении ко всем представителям прибалтийских стран), «лимитрофы», «подпиндосники», «натовские подстилки».

В тот день Йорик, видя такое, даже усомнился в том, что так уж ему и хочется зарегистрироваться в подобном «сообществе». Но потом, всё же зарегистрировавшись, больше ушел в автомобильные дискуссии, на политические темы почти не ходя. Это позволило ему как-то абстрагироваться от свирепствовавших в политических темах взаимных оскорблений, даже забыть о том, что там, в политических, это — едва ли не норма. Разумеется, если нормой вообще можно назвать подобный стиль общения.

Однако форум на то и форум, чтобы в нем невозможно было запереться в какой-то одной из тем. Вся структура форума была такова, что так и подталкивала к выходу из «застенков» одной-единственной темы. А если учесть и то, что Йорику полюбилось читать авторские материалы «Балтики», рано или поздно он должен был вернуться в «политику». Так оно, конечно, и произошло. Но не чинно и благородно, а с битьем посуды и едва ли не дракой. Почти так же, как это произошло в самый первый для Йорика раз — в его неудавшейся ипостаси l’ami du peuple. Разве что теперь Йорик уже более или менее пообтерся и кое-какое представление о том, кто есть кто, имел.

По иронии судьбы, как и в прошлый раз, это оказалась тема, так или иначе связанная с трамваями. И, как и в прошлый раз, одним из заводил в ней являлся некто Бука. Собственно, сама тема заинтересовала Йорика только потому, что в ней — авторский материал — описывался опыт поездки на машине по Скандинавии. Автор блистал остроумием, проводил неожиданные и меткие параллели, а под занавес рассказал забавный эпизод о том, как в Хельсинки едва не получил инфаркт из-за бесшумно подкравшегося сзади трамвая. Мол, привыкнув к тому, что питерские вагоны катятся с невероятными грохотом и лязгом — ни за что не прозеваешь, — он, автор, «легонько заплутав», выехал на трамвайные пути и, поглядывая на домовые таблички с причудливым шрифтом — считывать названия из-за этого шрифта было особенно тяжело, — неспешно катил по трамвайным путям, даже и не думая о том, что может кому-то помешать. Так он ехал добрых минут пять, когда внезапно, прямо у него за спиной и чуть ли не над ухом, раздался хорошо известный каждому сигнал: «Дзззынь!» Автор так и подскочил на кресле, не вылетев через крышу только потому, что вовремя и что есть силы вцепившись в руль. Посмотрел в зеркало заднего вида и обомлел: подсвечивая парой желтоватых огоньков, в зеркало смотрелась хищная и довольно злобная зеленая морда трамвайного вагона!

Подобных историй о коварном нраве хельсинских трамваев Йорик слышал немало, все они были чистой правдой, и поэтому, читая авторские откровения, Йорик добродушно посмеивался: открыл человек Финляндию! Особенно понравилось Йорику описание самого трамвая: трамваи в Хельсинки и вправду чем-то напоминают недобро поглядывающих на окружающий их мир «зеленых человечков»: то ли инопланетян, то ли исконных аборигенов-эльфов, то ли еще кого-то в таком же роде. Разве что размерами эти существа — трамваи — явно превосходят своих космических или исторических предков, при условии, конечно, что история более или менее верно донесла до нас сведения о небольшом росточке представителей «лесного народа», а уфологи не слишком ошибаются, являя миру портреты пришельцев из далеких миров. Хельсинский трамвай и в своих поступках схож с эльфами: если его не злить, относиться к нему с должными уважением и почтением, он служит людям, и делает это верно и усердно. Катает их в собственном теплом брюхе в снежные и морозные дни, защищает от промозглого ветра, не дает метели швырять в лицо человеку колючие льдинки. Но если его прогневить… о! Тогда хельсинский трамвай встает на дыбы и становится беспощадным по отношению к своему обидчику. Если встать у него на пути и тем игнорировать сам факт его полезного существования, он, сияя огненными, как солнце, фарами-глазками, будет гнать обидчика по узеньким улицам, преследовать его скрежещущими проклятиями, и счастье, если обидчик в какой-то момент сумеет улизнуть от него в боковой проезд! Потому что если нет, тогда трамвай непременно выгонит его на площадь, а там, на площади, обидчика уже будет поджидать полиция. Полиция же в Хельсинки — такие ребята, договориться с которыми «по-хорошему» не получится: только по закону! Закон же, со своей стороны, таков, что обидчик трамвая запросто может угодить в тюрьму!

Для автора «Балтики» приключение с трамваем закончилось благополучно. Возможно, сам день — солнечный, светлый, мягкий — способствовал такому исходу: трамвай, подзынькав, позволил автору спокойно съехать с путей и — снова окутавшись бесшумием — испарился за поворотом улицы, как будто его и не бывало.

«Вот так, — закончил автор свою статью, — я окончательно убедился в пользе иметь при себе хотя бы простенький навигатор. Поэтому совет: если в вашей машине нет штатной системы навигации, обязательно возьмите с собой в путешествие какой-нибудь «Том-Том», не забыв установить на него соответствующие карты. Это может сэкономить не только время, не только деньги, не только нервы, но даже целые дни, а то и недели, проведенные не в осмотре достопримечательностей, а на общественно-полезных работах в столице нашего северного соседа!»

***

Закончив чтение статьи и перейдя к комментариям, Йорик сначала не обнаружил никакого криминала: обсуждение шло спокойно. Люди делились собственным опытом поездок в разные страны. Рассказывали о трамваях, вообще о системах общественного транспорта. Травили анекдотические байки: то ли и в самом деле бывые, то ли не то чтобы лживые, но уж очень внушающие сомнения. В любом случае всё шло благополучно, но только до тех пор, пока речь не зашла о системе общественного транспорта Петербурга. И как только речь зашла именно о ней, некоторые участники форума словно с цепи сорвались. Невесть откуда, а главное, невесть зачем начали появляться истории о том, как кого-то зарезали, а кому-то проломили башку. История о том, как пассажиры шедшего по шестнадцатому маршруту трамвая прямо на ходу выбросили в Обводный канал «обнаглевшего чурку». История о том, как некие молодчики, переходя из одного вагона метро в другой, избивали людей неславянской внешности.

Йорик читал такие «комментарии» и диву давался. Причем теперь уже не только безнаказанности «комментаторов», но и их очевидной для всякого глупости: выбросили в Обводный канал? Да еще и на ходу? Это с Ново-Калинкиного-то моста? На котором трамвайные пути идут по центру? Написать такое мог только человек, никогда по Ново-Калинкиному мосту на трамвае не ездивший. Возможно, и в Питере-то никогда не бывавший. То есть — провокатор. Лжец, придумавший историю с трамваем от начала и до конца, да еще и придумавший ее настолько топорно, что она не выдерживала ни малейшей критики!

Йорик, взяв в цитату это сообщение, ответил:

— Не ври! Не было такого и быть не могло! Ты хоть в панорамах на Яндекс.Картах посмотри: можно или нет выбросить кого-то из трамвая в Обводный на Ново-Калинкином мосту! А потом уже пиши свою провокационную чушь!

— Причем тут Ново-Калинкин мост? — возразил провокатор.

— Ба! — резюмировал Йорик. — Да ты, оказывается, еще и понятия не имеешь, как проходит маршрут шестнадцатого трамвая!

— По набережной! — огрызнулся провокатор.

— Бу-га-га! — расхохотался Йорик. — «По набережной»! Чувак, номер шестнадцать по набережной Обводного не идет. Единственное место, где он вообще хоть как-то «пересекается» с Обводным, это как раз Ново-Калинкин мост! И не пиши, что ты перепутал маршрут. Потому что, даже если ты прямо сейчас посмотришь, какой номер действительно идет по набережной, ты всё равно соврал: из трамвая, идущего по набережной Обводного тоже нельзя выбросить человека в канал! Как тут принято говорить? Учи матчасть? Ну так вот иди и учи эту самую матчасть. А то — «на ходу», «из трамвая», «в Обводный» … Клоун, честное слово!

Провокатор испарился, но его место тут же заняли люди, знавшие Петербург куда как лучше, чем неудавшийся поджигатель срача. И один из них, тот самый Бука, заявил примерно так:

— А чего это ты за весьма средних азиатцев вступаешься? Сам что ли физик из Казахстана?

— А ты-то кто такой? — перенаправил Йорик вопрос.

— Знаешь, кто вопросом на вопросы отвечает?

— Ты!

Возникла небольшая заминка, после которой Бука поспешил «оправдаться»:

— В отличие от некоторых — не буду показывать пальцем — я учился в Питере. И пока весьма средние азиатцы прямо на моих глазах загаживали город, я и учился, и работал, и квартиру себе позволить смог, и ремонт…

— Да ты крутой, я погляжу! — рассмеялся Йорик.

И, чтобы Бука знал, что над его похвальбой откровенно потешаются, добавил смайлик. Вот такой: . Немного помедлил и откорректировал сообщение, добавив еще один смайлик. Вот такой: . Сочетание этих смайликов показалось Йорику отличным способом выразить не только насмешку, но и высшую степень этой насмешки. Так, словно Бука сморозил что-то особенно нелепое, что-то такое, что иной реакции и вызвать не могло!

И Буку понесло:

— Пока весьма средние азиатцы, к числу которых, похоже, принадлежит и неуважаемый инкогнито «Бедный Йорик», гадили на остановках общественного транспорта, заплевывали полы в вагонах метро, воняли на все автобусы, троллейбусы и трамваи, Бука усердно учился, усердно работал, спал на железной двери…

— Господи! — не выдержал кто-то: не Йорик. — А это-то как?

— А вот так! — взорвался Бука. — Сначала в моей квартире ничего не было, и первое, что я купил, это — железную дверь. Чтобы квартиру, когда я ее обставлю, не обнесли заполонившие город весьма средние азиатцы! Устанавливать дверь я сразу не стал: положил ее в прихожей. А так как в квартире не было вообще никакой мебели, даже раскладушки, я застелил дверь простыней и спал на ней! Не на полу же мне было спать!

Последовавшие на это комментарии больше напоминали смешки: здравомыслящих людей на форуме хватало, и они, эти люди, тоже не прошли мимо такого шедевра. Однако связываться с Букой по-настоящему никто из них не стал: не захотели цепляться к одному из самых почтенных, судя по количеству сообщений и дате регистрации, участников. Кроме того, смех — смехом, но определенная доля истины в том, о чем с пеной у рта распространялся Бука, всё же была. Даже Йорик, несмотря на весь свой обычный либерализм, не мог не признать, что кое в чем Бука был определенно прав. А именно в том, что — вслед за Москвой — приезжие из Средней Азии стали очень активно заселять и Петербург, причем их поведение далеко не всегда соответствовало цивилизованным или, если угодно, принятым в российском обществе нормам. И если Москва за какие-то несколько лет вполне заслуженно получила ярлык «Москвабада» — настолько резко, грубо, внезапно проявились в ней самые что ни на есть кишлачные черты, — то и участь Петербурга могла бы стать ровно такой же: если не бить тревогу и не требовать от власти взять под контроль напрочь на тот момент бесконтрольные миграционные потоки.

Бука, писавший о бесчисленных толпах «весьма средних азиатцев», без всякого дела слонявшихся по улицам, конечно, утрировал, но, пусть и злая, правда в его словах была. Йорик, частенько бывая в Петербурге, тоже не мог не заметить, насколько быстро возрастало в нем количество приезжих и, хуже того, насколько много из этих приезжих действительно не находило себе места. Если еще за несколько лет до описываемых нами событий тот же Йорик мог совершенно спокойно прогуляться ночью через весь Город, то уже к моменту дискуссии и он, вообще-то особенной робостью не отличавшийся, не рискнул бы вот так, запросто, ходить по иным из районов и улиц в час, «когда силы зла властвуют безраздельно». И даже днем… вернее, именно днем… Йорику порой становилось не по себе при виде здоровенных компаний чуждого Петербургу облика людей, бесцельно бродивших по скверам, бесцельно — в разгар рабочего дня! — сидевших по лавочкам, бесцельно ютившихся по бордюрным камням. Сидя прямо на камнях или просто на корточках, эти люди провожали взглядами торопившихся пройти мимо прохожих, прожигали их этими взглядами, ощупывали. Хороший костюм, хоть какой-то намек на хоть какое-то финансовое благополучие могли обернуться для прохожих серьезными неприятностями. Пресса — правда, преимущественно «желтая» — пестрела рассказами о нападениях на прохожих: и среди белого дня, и вечерами, и в скверах, и в подворотнях. И в большинстве таких рассказов фигурировали «лица неславянской наружности».

Но одно дело — констатировать факты, вообще именно фактами оперировать. Одно дело — говорить о причинах, породивших такое (чего уж там!) неприятное явление. Одно дело — задаваться вопросами, как можно ситуацию исправить. И совсем другое — грести под одну гребенку всех вообще приезжих, призывать к едва ли не вооруженной с ними борьбе, проповедовать идеологию крайнего нацизма, даже не стараясь прикрыть ее подлинной заботой о благополучии города и горожан. Эти Буковские «весьма средние азиатцы» — определение, походя даваемое Букой абсолютно всем — не просто коробили, они возмущали и требовали ответа. Они шли вразрез со всем, что следует из элементарного здравого смысла, не говоря уже об элементарной порядочности.

Йорик, начитавшись откровений Буки, так прямо и заявил:

— Майн Кампф — настольная книга?

Как и всякий человек, оперирующий крайне националистическими взглядами, Бука воспринял вопрос о гитлеровской идеологии в штыки. Как и всякий крайний националист, он попытался отвертеться от собственного родства с идеями Бухенвальда и доктора Менгеле. Но, как и у всякого крайнего националиста, получилось это у него неважно. Отбрыкиваясь от связей между собственными взглядами и взглядами идеологов нацистской Германии, он всё больше увязал в трясине поверхностных различий, в тонкостях аргументации, в разнице между определениями «де-юре» и «де-факто» нацизма и фашизма. Чем больше он писал в собственное оправдание, тем больше его писанина смахивала на горячечный бред, главный посыл которого сводился к единственному утверждению: к «весьма средним азиатцам» нельзя относиться так же, как к вполне цивилизованным евреям. Евреи-де никого за всю свою историю не убили, не вырезали, вообще никому ничего плохого не сделали. Евреи-де занимались торговлей, жизнь вели тихую, своих ценностей в принимавших их обществах никому не навязывали. И поэтому-де их массовое истребление — безусловное преступление против человечности, геноцид, которому нет и не может быть оправдания. А вот «весьма средние азиатцы» — дело совсем другое! Эти проявили себя во всей красе в начале девяностых: когда толпами носились за русскими, избивали русских на своих национальных окраинах, резали русских пачками, пытали их, отбирали у них имущество, то есть сами устроили геноцид и сами вели себя как те же гитлеровские нацисты!

Читая эти немыслимые с точки зрения аристотелевской логики «доводы», Йорик не верил своим глазам: неужели кто-то и в самом деле может собственные зверства оправдывать зверствами других людей? Неужели кто-то и в самом деле может искренне верить в то, что есть какая-то разница между призывами жечь в печах никому ничего плохого не сделавших евреев и утверждениями о том, что «весьма средние азиатцы» — не вполне люди и даже, возможно, вообще не люди, а дикари, которых следует изолировать и держать разве что в клетках?

Наконец, Йорик не выдержал:

— Будь моя воля, — прервал он излияния Буки, — отправил бы я тебя в бан. Благо, соответствующий пункт в правилах форума имеется!

Бука отреагировал ожидаемо:

— А ты модераторам настучи! Полегчает!

Йорик:

— Ты натолкнул меня на дельную мысль. Даже странно, что на форуме нет такой функции — «написать жалобу». Но я это сделаю и без всякой функции, будь уверен. Напишу какому-нибудь из модераторов в личку.

— Стукачек-с?

— Гражданин, не желающий, чтобы всех судили по тебе. Гражданин, не желающий, чтобы какой-нибудь казах, читая твои безнаказанные откровения, решил, будто русские всем коллективом двинулись в уме. Будто русские, которым в генетику вколотили ненависть к фашизму, сами, несмотря на генетику, превратились в фашистов. Знаешь, Бука, есть у меня хороший знакомый — как раз казах, о которых ты почему-то отзываешься наиболее скверно. Так вот: этот казах — художник. Он — книжный оформитель. К числу его работ принадлежат издания, считающиеся классикой книжной иллюстрации. Издания, к слову, советские и российские. И что-то мне подсказывает, что ты, Бука, за свою жизнь сделал для славы России неизмеримо меньше, чем сделал этот казах. Если ты вообще хоть что-то сделал для славы России. Потому что твою писанину на форуме иначе, как позором России, назвать невозможно!

***

Жаловаться, впрочем, Йорик не стал, хотя и не потому, что это не соответствовало его убеждениям, а только в силу того, что понятия не имел, кому именно можно пожаловаться. Модераторов-то на форуме хватало, но все они, даже уже знакомые Йорику Батька и Погонщик скотов, как-то не очень спешили реагировать на подобные букиным выходки. Был еще администратор Анжольрас, который, как Йорик в этом уже убедился, являлся ночами и порядок наводил, направо и налево раздавая баны, но именно к Анжольрасу Йорик обращаться не хотел: уж очень суровым выглядел этот виртуальный герой Виктора Гюго! А если совсем по правде, Йорик имел основания подозревать, что Анжольрас, как администратор, видел ай-пи участников форума, видел электронные почтовые адреса и поэтому, если привлечь к себе его внимание, мог с легкостью установить связь между Йориком и l’ami du peuple. В принципе, ничего страшного в этом, скорее всего, не было, но рисковать не хотелось: в правилах имелся пункт, запрещавший создание клонов. А Йорик — так выходило по букве правил — и был самым что ни на есть настоящим клоном забаненного l’ami du peuple! Таким образом получалось, что Йорик, несмотря на всю свою убежденность в необходимости наказывать таких, как Бука, сам же и проявил определенную трусость, не рискнув своей собственной шеей ради шеи тех, за кого только что и заступался! Даже в собственных глазах Йорика выглядело это… как-то не очень, как-то совсем нехорошо, но в этом смысле Йорик ничего поделать с собой не мог: он хотел остаться на форуме! И поэтому нашел себе оправдание: мол, если разок забанят Буку, это ничего не изменит — Буа вернется и продолжит свою агитацию; а если забанят его, Йорика, он, Йорик, не сможет писать на форуме против таких, как Бука! Оправдание, нужно признать, выглядело жалко, но Йорик поспешил «укрепить» его, написав еще одно сообщение всё в той же теме.

— Господа! — написал он. — Странно видеть, как взрослые вроде бы люди не понимают очевидных даже для подростков вещей: если не хочешь, чтобы тебя самого называли козлом, не называй козлом собеседника. Если ты, общаясь с кем-то, обзываешь этого кого-то разными обидными кличками, не строй удивленную рожу и не выпучивай на лоб глаза, когда тебе прилетает ответка в виде таких же, а то и похлеще, кличек. Я не только об этой конкретной теме говорю. Я — вообще. Здесь — «весьма средние азиатцы». В соседней теме — «укропитеки». Вчера — «лимитрофы». Пять минут назад — «подпиндосники». Вон, в теме о литовском молоке, в котором господин Онищенко что-то обнаружил, Литву и литовцев называют не иначе как шавками. На что же вы, кидаясь такими определениями, обижаетесь, когда вас самих называют кацапами, дикарями, поцреотами? На что вы обижаетесь, когда вам в лицо — в ответ на «Мелкобритания» — бросают «Рашка»? Можно понять неприязнь одного человека к другому. Можно понять неприятие позиции каких-то государств в отношении России. Можно понять недовольство поведением приезжих. Но является ли всё это поводом для того, чтобы направо-налево сыпать оскорблениями? Когда в какой-нибудь статье какой-нибудь русофоб пишет что-нибудь вроде такого: «Россия в очередной раз доказала всему миру, что не придерживается и не собирается придерживаться общечеловеческих ценностей» — повод ли это писать в ответ «пид*р-лимитроф из ЭSSтонии, иди отсоси у своего хозяина и не забудь подставить ему задницу, потому что твои «общечеловеческие ценности» — трахать мужик мужика и ходить в кружевных трусиках»? Ну ладно: допустим, автор статьи ваши комментарии не прочтет. Но что вы скажете об участниках форума из других стран? Насколько я вижу, прямо сейчас на форуме присутствуют жители Прибалтики, жители США, человек из Канады, несколько жителей Германии… вон, у двух из участников — польские флажки под никами. А сколько здесь украинцев? Вижу я и парочку казахов — или жителей Казахстана. Вижу кого-то из Таджикистана. Вижу участника из Узбекистана. Вижу нескольких азербайджанцев и столько же армян. А еще — четыре израильтянина, один из Турции, двое из Болгарии, один из Франции… И вот им-то вы всем в лицо и пишете свои гадости: «укропитеки», «наглосаксы», «матрасники», «жиды», «пшеки», «братушки-христопродавцы», «урюки», «азерботы», «ары» … Их страны называете «Израиловкой», «Пиндосией», «Наглией», «Украдиной». И при этом требуете, чтобы все эти люди называли Россию уважительно Россией? А вас самих — русскими? Да с чего бы это? С какой такой стати? Если вы сами даете им повод называть вас так, как они вас и называют?

— И еще один момент. Вижу, на форуме — среди российских участников — сложились два вполне четких лагеря: либералов и консерваторов. А вернее, тех, кто сами себя называют либералами, и тех, кто сами себя называют патриотами. И даже в этом, даже между собой вы не можете удержаться от обидных друг для друга кличек! «Путиноиды», «либерасты», «говно нации», «поцреоты» … Одни, как выясняется, черпают информацию с «Уха Мацы», из «Газеты Вру», из «Ноги». Другие — из «зомбоящика», из «Кремлесми», из «сурковской пропаганды». Одни — выкормыши «Матрасеншпиллера» и «Бабы Леры». Другие — «гэбни» и лично Суркова. Одни — «белогандонники», другие — «зомби с промытыми мозгами». Вы что: всерьез, вот так друг друга называя, рассчитываете на какой-то хоть более или менее продуктивный диалог? Думаете, что можно хоть о чем-то договориться, если один — либераст, а второй — поцреот? Или вы вообще не думаете ни о чем друг с другом договариваться, втайне надеясь, что всё рассосется как-нибудь само, а еще лучше — то ли США наконец-то сбросят на «кровавый Мордор» атомную бомбу, и тогда непременно оставшимся в живых «либералам» жить станет ух как зашибись, то ли Путин отдаст приказ вырезать подчистую всю «пятую колонну», и тогда оставшимся в живых патриотам будет что намазывать на хлеб?

— Вы, господа, производите впечатление сумасшедших. Да, именно так: пациентов дурдома, оставшихся без присмотра. Санитары ушли на перекур, и тут-то вам и попёрло: можно швыряться кроватями, бить стекла, устроить пожар в туалете, написать в кастрюлю с борщом и разрисовать стены фекалиями. Неужели вам самим всё это приятно? Впрочем, вопрос скорее риторический, потому как честного ответа лично я не жду!

Написав всё это, Йорик покинул тему, покинул «политический» раздел форума и вернулся в «пользовательский». А там — в ставший уже родным «Автохоливар», практически свободный от «сленга» политического раздела. Прочитал последнее сообщение — похвалу большим рамным внедорожникам — и с головой окунулся в «разоблачения».

«Рамные внедорожники, — строчил Йорик в Автохоливаре, — бессмысленная в наше время архаика: непрактичная и небезопасная. Краш-тесты таких конструктивно устаревших монстров с незавидной регулярностью показывают, что уровень их пассивной безопасности находится ниже плинтуса. Первое, что происходит при косо-фронтальном ударе, это — срыв кузова с рамы, из-за чего рулевая колонка буквально влетает водителю в грудь, двигатель разрывает моторный щит и оказывается в салоне, люди — водитель и пассажиры — погибают. Именно по этой причине на рамные внедорожники нельзя устанавливать подушки безопасности: они не только не будут правильно работать, но хуже того — станут дополнительным травмирующим фактором. Взгляните, например, на британский Лэнд Ровер Дефендер — последний рамный внедорожник этой фирмы. Недавно вышла новая модель, но даже в этой модели подушек нет! Сами англичане заявили, что, мол, это обусловлено чисто внедорожной спецификой машины: де, устанавливать подушки в автомобиль, то и дело бьющийся бампером о всякие буераки — нелепица. Но истина заключается в том, что англичане так и не смогли получить приемлемое поведение установленного на раме кузова при моделировании хоть сколько-нибудь серьезных фронтальных столкновений. Как ни старались. А это, в свою очередь, означает то, что, соответствуя всего лишь требованиям правила ЕЭК ООН какого-то там лохматого года — это правило, как ни странно, действует до сих пор и является основополагающим при сертификации новых автомобилей, — Дефендер напрочь не соответствует современным требованиям безопасности, пусть и существующим «негласно»: благодаря усилиям неправительственных организаций. Аналогичная картина и с другими рамными внедорожниками, коих, впрочем, в современном мире осталось совсем немного. Как ни крути, а подавляющее большинство автопроизводителей — кто вынужденно, а кто и с чистой совестью — перешло и переходит на производство внедорожников с несущими кузовами. Даже больших, «тяжелых» внедорожников»⁵⁸.

«Еще более скверная картина — с рамными пикапами: при производстве пикапов от рамы никуда не деться. Эти машины с точки зрения безопасности вообще не лезут ни в какие ворота. И никогда, вероятно, не влезут⁵⁹. Скорее всего, когда официальные правила сертификации машин серьезно ужесточатся повсеместно, пикапы вымрут⁶⁰: их будет невозможно сертифицировать по новым правилам. И тогда…»

Йорик перестал стучать по клавишам и задумался: «а что тогда?» Открывшаяся его мысленному взору картина выглядела, мягко говоря, неправдоподобно: мир без единого пикапа? Да это абсурд! Далеко не в каждой стране пикапы — модный аксессуар. На свете немало и таких местечек и мест, где пикап — выносливый, неприхотливый трудяга, особенно в незамысловатых версиях: без хрома в декоре, с неразрезными мостами вместо независимых подвесок, с неприхотливыми дизелями без всяких систем, уж очень угодливо следующих экологическим требованиям. Немыслимо, чтобы в том же Таиланде вдруг взяли и отказались от целого класса машин, в буквальном смысле везущего экономику Таиланда на собственном горбу! Немыслимо, чтобы фермеры в Южной Америке или в Африке отказались от пикапов только потому, что пикапы могут не укладываться в требования пассивной безопасности! Чем вообще заменить пикап? Полноприводную, не боящуюся говн машину грузоподъемностью килограмм на восемьсот — на тонну? Максимум, на тонну с небольшим? Не с кузовом типа «универсал», в который не напихаешь ни сена, ни ящиков с бананами, ни парочку коров, а с открытой платформой, пригодной для перевозки чего угодно, когда угодно и куда угодно?

Едва Йорик осмыслил это, его указательный палец сам потянулся к клавише «бэкспейс»: стереть написанное. Но… стирать написанное Йорик все же не стал: нелюбовь к внедорожникам вообще и к пикапам в частности пересилила в нем соображения справедливости. А в том, что Йорик на дух не переносил подобную «технику», он и сам не раз уже признавался. Он и сам не раз уже писал в «Автохоливаре», насколько его бесят заполонившие дороги «паркетники», «джипы» и прочие «бестолковые» в городских и обычных дорожных условиях машины. Писал, что из-за них ухудшается обзор. Писал, что они не только ограничивают видимость едущим за ними — словно грузовики какие-то! — так еще и ведут себя частенько по-хамски: лезут, пользуясь повышенным клиренсом, на тротуары даже с высокими бордюрами, шпарят в объезд пробок по обочинам, ничуть не заботясь о том, что из-за этого стоящие в пробке люди вынуждены дышать пылью, создают аварийные ситуации похлеще любых других автомобилей: мол, адекватность водителей «внедорожников» нужно поставить под большое сомнение и, проведя принудительную психиатрическую экспертизу, также принудительно лишить их всех — к чертям собачьим! — водительских прав. На возражения вроде «не все такие» Йорик только пожимал плечами:

— Пусть и не все. Но раз большинство, значит — диагноз!

Единственное возражение, с которым Йорик, скрипя зубами, был вынужден согласиться, это — более удобная, чем в легковушках, посадка. Вернее, не сама по себе посадка за рулем — с этим Йорик как раз усиленно спорил, — а вход/выход. Если в обычную легковушку, садясь, словно проваливаешься куда-то вниз, а, выходя из нее, совершаешь почти акробатический трюк, легкий только в силу его привычности, то в любой «паркетник» садишься с достоинством и с таким же достоинством из него выходишь. И чем старше становишься, тем настоятельнее этого «достоинства» требует собственное тело: из легковушки выбираешься кряхтя и постанывая, из «паркетника» — без единого стона. Но даже это — единственное, с которым Йорик был вынужден согласиться — возражение ничуть не поколебало его позицию в целом: в современном мире, по крайней мере, в мире преимущественно асфальтированном, любые «внедорожники» — безусловное зло и с ними нужно бороться максимально жесткими запретительными мерами. Например, обкладывать такими налогами, чтобы даже очень состоятельным людям они стали не по карману. Скажем (это Йорик написал совершенно всерьез), вводить налог от стоимости в пятидесятикратном размере: если, допустим, дилерская цена какого-нибудь Тигуана — миллион рублей, покупатель обязан доплатить в казну государства еще пятьдесят миллионов. Если дилерская цена Лэнд Крузера — три миллиона, покупатель обязан доплатить в казну государства еще сто пятьдесят миллионов. На это Йорика мягко спросили, не спятил ли он вконец, но Йорик ответил твердо:

— Нет. Пусть вместо Лэнд Крузеров покупают Роллс-Ройсы, а вместо Тигуанов — Пассаты.

— Но если человеку действительно нужна повышенная проходимость?

— Для чего? Чтобы на бордюры взбираться или без риска по ямистым обочинам гнать?

— Для того, чтобы по зимнему тракту где-нибудь под Новым Уренгоем проехать. Или на рыбалку выбраться. Да мало ли вариантов?

— Вариантов практически нет. А решается это совсем просто. Пусть покупатель подобной техники пишет заверенное заявление, что его «внедорожник» не будет использоваться в городах и на обычных дорогах общего пользования. Пусть пишет заявление, что будет кататься на такой машине только по деревне или «под Новым Уренгоем». Тогда — ради Бога: налог в пятидесятикратном размере не взимается. Но если владелец попадется в городе или на обычной асфальтированной дороге, тогда с него штраф — уже в стократном размере от дилерской стоимости машины!

— Да как же до рыбалки добраться, не проехав и по обычной дороге?

— На автовозе! Типа эвакуатора! Хочешь на рыбалку на Лэнд Крузере кататься вместо электрички и ножками — ставь своё чудище на эвакуатор!

В общем, нелюбовь Йорика к «джипам» была такова, что стирать свое сообщение он не стал, так и отправив его и даже с дополнением:

«И тогда во всем мире наступит благоденствие».

Дополнение, положа руку на сердце, довольно странное, но это если не знать подоплеки. С подоплекой же — для Йорика логичное.

Ответ последовал быстро и был ожидаемым:

— Господи, — написал в ответ Византия, — какая ерунда! Даже у нас в Канаде зимой на внедорожнике ощущаешь себя куда уверенней, чем на обычной пузотёрке. А уж в России, надо полагать, подавно! А пикапы — рабочие лошадки не только в странах третьего мира, но и здесь. Я уже не говорю о том, что большой внедорожник или пикап — отличный транспорт для буксировки лодок, которых у нас много, и всякого для них оборудования. Просто представь: пикап типа Сильверадо тянет за собой прицеп с каким-нибудь Бостон Вэйлер⁶¹, а в кузове самого пикапа — еще всякой всячины под завязку. Что ты можешь предложить взамен?

— Ауди Q7, — написал в ответ Йорик.

— То есть, — Византия поставил смайлик , — опять-таки внедорожник?

— Ну… — Йорик замялся.

— Да и не потянет Ку Зибен такую нагрузку.

Тут уже разгорелся спор о технических возможностях «несущей» Ауди в сравнении с рамным Сильверадо, но вскоре он был прерван появлением Погонщика, написавшего Йорику странное:

— В личку загляни.

Йорик заглянул и опешил.

***

— Привет! — писал Погонщик в личном сообщении, открытом Йориком. — Твой пост о либерастах, поцреотах и прочих пиндосах произвел настоящий фурор. Меня, как модератора, уже начали заваливать письмами с вопросами, станет ли это официальной политикой ресурса? И если да, то когда? Сижу, читаю и даже не знаю, что отвечать. Подбросил ты задачку! Сам-то как думаешь, решаемо это всё или нет? Можно вычистить форум от пиндосов и поцреотов? Ты объем работы представляешь? На форуме одновременно пишут несколько сотен человек, активных пользователей за сутки — несколько тысяч. Можно прочитать все оставленные ими сообщения? Лично я вот о чем подумал… вижу, мужик ты неплохой, с позицией, но еще много в чем не в курсах. Однако, если уж взялся за гуж, не говори, что не дюж. Или сказал «а», говори и «б». Открою небольшой секрет: еще недавно модераторов на форуме выбирали общим голосованием, но с приходом Анжольраса всё изменилось. Теперь модераторов назначает и снимает именно он и только он. Нескольких старых он уже снял, попробовал назначить из новеньких, но и с ними у него не пошло. Наверняка твоя кандидатура ему понравится: с такими-то взглядами! Так что, если хочешь, я предложу тебя в модеры. Да если и не хочешь, всё равно предложу: вот прямо сейчас и напишу Анжольрасу. Дам ему ссылку на твой пост, пусть оценивает. Ну, и на другие твои сообщения дам: чтобы видел, кого оценивает. Правда, по «Холивару» у него может сложиться впечатление, что ты малость не в себе, но это поправимо. А главное, история у тебя нормальная: банов нет, а если в каких-то сообщениях и проскакивали нарушения — злоупотребляешь ты ненормативной лексикой, пусть и маскируешь ее звездочками, — это нестрашно. Точнее, не тот грех, из-за которого Анжольрас уж очень расстроится. Главное, ваши взгляды на удивление совпадают. По некоторым позициям. Так что жди. Не удивлюсь, если приглашение стать модером ты всё-таки получишь. Ну, а если получишь, надеюсь, у тебя хватит чувства ответственности отвечать за собственные слова. Повторю: за язык тебя никто не тянул, вот и впрягайся!

Это было полной неожиданностью. Ясное дело, до сих пор Йорик понятия не имел, как формируется модераторский состав. Всё, что он знал, а точнее, всё, что он видел, это — то, что все модераторы без исключения были людьми «частными», то есть непосредственного отношения к «Балтике» как к Информационному Агентству не имевшие. Общественники, так сказать. Исключение составляли только представители Администрации, а из Администрации — непосредственно сам Анжольрас. Но если представителей Администрации на форуме формально было всего четыре человека, а реально работа только один — как раз Анжольрас, — то модераторов-общественников насчитывалось около дюжины. Эту дюжину можно было условно разделить на «старых» и «новых», но именно что условно: Йорик ориентировался на даты регистрации участников форума, а даты сами по себе не гарантировали правильность выводов. Так, например, тот же Погонщик дату имел сравнительно свежую — где-то за год или около того до регистрации самого Йорика, — но впечатление производил пользователя не просто опытного, но и прожжённого, если так можно выразиться, знавшего всех и вся и в модераторах находившегося — по ощущению — куда как дольше собственной же даты регистрации на форуме! С другой стороны, некая дама с необычным для дамы ником «Кавия», написанным, правда, ученой латынью, дату регистрации имела едва ли не старейшую на форуме — относившуюся буквально к первым году-двум после создания форума, но ее поведение в качестве модератора сам Йорик охарактеризовал бы как робкое. Не в том смысле, что Кавия чего-то или кого-то боялась или стеснялась, а в том, что для модератора, то есть для лица, наделенного властью, ее действия носили уж слишком интеллигентный характер. Вместо того, чтобы жестко пресекать явные нарушения, она, как это видел Йорик, пеняла нарушителю, призывала его воздерживаться от нарушений, читала мораль — уместную, но малодейственную — и только после того, как убеждалась в невозможности образумить человека добрым словом, применяла к нему данную ей модераторскую власть. Да и то: применяла мягко. Выписываемые ею «сроки» были возможно минимальными из предусмотренных за то или иное нарушение. Вот и гадай, глядя на две такие противоположности, кто же из модераторов «старше» — Кавия или Погонщик?

Как бы там ни было, в то, что некогда модераторы выбирались самими участниками форума, Йорик охотно поверил: условно деля модераторов на «старших» и «младших», он подметил за ними не просто принципиальную разницу в поведении относительно непосредственно участников форума, но и в поведении относительно представителей Администрации. То есть в отношении всё того же Анжольраса и некоего Шушундера, о котором лично Йорик знать ничего не знал, но которого частенько поминали то «рядовые» участники, то как раз иные из модераторов. Причем поминали в самых доброжелательных выражениях, тогда как Анжольраса чаще ругали, чем хвалили. При этом поразительным образом мягкость поведения иных из модераторов в отношении нарушителей совпадала с лестными отзывами о загадочном Шушундере и не самыми лестными об Анжольрасе. До письма Погонщика эта взаимосвязь оставалась для Йорика загадочной, но письмо ситуацию прояснило. Если некогда модераторов и впрямь выбирали открытым голосованием непосредственно на форуме, не было ничего удивительного в том, что именно выбранным модераторам соответствовал «мягкий стиль», а так как выборы, очевидно, происходили «во времена Шушундера», то и отзывы о Шушундере оказывались положительными. Как и всякая зависимая от избирателей власть, выборные модераторы были вынуждены подстраиваться под настроения большинства. И даже когда — с приходом Анжольраса — настроение большинства перестало иметь значение, привычка к «мягкой форме правления» у таких модераторов осталась.

Полной противоположностью им были модераторы уже явно назначенные. Эти — впрочем, из целой дюжины их можно было по нескольким пальцам пересчитать — проводили в отношении нарушителей куда как более «агрессивную политику». Тот же Погонщик, к примеру, мог запросто не только забанить нарушителя на максимально предусмотренный правилами срок, но и сопроводить свое решение каким-нибудь издевательским, обидным для нарушителя, комментарием. И не просто комментарием, а комментарием публичным: доступным для прочтения всем. Ни малейшего пиетета перед кем бы то ни было Погонщик не испытывал в принципе, за словом в карман не лез, а если кто-то в сердцах называл его быдлом, смеялся такому в лицо: «Да, — заявлял он столь же публично. — Я — быдло! А потому смирись: быдло всегда побеждает небыдло!» Свобода, с которой всё тот же Погонщик распоряжался модераторской властью, воистину могла ошеломить любого, кто был воспитан исключительно на принципах старой доброй милой интеллигентной добропорядочности. И ведь что самое смешное, именно таковыми считали себя иные из самых злостных нарушителей, в отношении которых Погонщик действовал максимально жестко! Они обижались, ошеломленно переглядывались и разносили по форуму гадкие слухи. Так, например, до Йорика дошел слушок, что Погонщик, ничтоже сумняшеся, взломал сначала «личку», а затем и электронную почту одного из участников, после чего вывалил свою добычу на форум, сделав достоянием гласности множество такого, что для посторонних глаз не предназначалось никак. Правдой был этот слушок или нет, Йорик не знал, но сам по себе такой поступок — когда он о нем услышал — заставил его задуматься: в глазах Йорика Погонщик совсем не выглядел подлецом, но взлом чужой почты с определением приличного человека не вязался. В итоге ситуацию — с одной стороны, явно, а с другой, самим молчанием об этом — прояснили как непосредственно Погонщик, так и шокированные его поступком люди. Выяснилось, что взлом действительно имел место быть. Выяснилось также, что Погонщик на самом деле выложил добытую из «лички» и почты информацию на всеобщее осмотрение. Но помимо этого выяснилось и то, что «пострадавший» человек был редкостным мерзавцем, редкого двуличия негодяем, который буквально достал всех, кого считал своими оппонентами, письмами самого гнусного содержания. Письмами, наполненными такими оскорблениями, какие не позволил бы себе даже самый отпетый козел. Письмами, наполненными — помимо оскорблений — угрозами. Угрозами, впрочем, нелепыми, но оттого менее отвратительными не становившимися. На форуме, то есть публично, этот человек прикидывался вполне себе воспитанным и вежливым человеком, зато в письмах и в «личках» раскрывал свое истинное лицо. Поначалу жалоб на него поступало немало: мол, что за безобразие? С какой стати этот человек захламляет мою почту всякими мерзостями? Но действия эти жалобы не имели никакого: в правилах форума имелось четкое указание на то, что личная переписка модераторам недоступна и потому не может служить основанием для наказания. Просто в силу того, что проверке не подлежит, а в России принято правило презумпции невиновности. Вот и выходило, что вроде бы подлый, с одной стороны, поступок Погонщика, с другой, как ни крути, являлся следствием единственной возможности хоть как-то наказать мерзавца. И то, что Погонщик вообще решился на такой шаг, характеризовало его не с худшей, а с лучшей стороны. Делало новым Шерлоком Холмсом, без страха вломившимся в дом Чарлза Огастеса Милвертона. И пусть мистер Шерлок Холмс вломился к Милвертону не ради публичности, а ровно наоборот — ради сокрытия от публичности частной переписки, поступок Погонщика был полной с него калькой. Он вывалил весь ужас и срам на общее обозрение: как Ватсон своим рассказом вывалил на общее обозрение подлость отвратительного шантажиста! Репутация ославленного таким образом человека была подорвана вконец, и уже никто не принимал его на форуме всерьез: он превратился в нечто вроде «придворного» шута, а сам его ник стал нарицательным выражением. Отныне если кто-то хотел нанести оппоненту особенно сильную обиду или подчеркнуть особенную глупость/мерзость/вздорность чьего-то сообщения, он писал — «Как Юкки». От этого ника появились и производные: «юккнуть» (к слову, ранний аналог современного «псакнуть»), «юккнутый», «объюккнуться». Грязными методами Погонщик сделал чистое дело, лишний раз доказав справедливость старой истины: белые перчатки хороши на параде, но в реальной битве со злом саперная лопатка в уверенной руке куда как уместнее!

Оценивая эти, теперь уже — после письма Погонщика — ставшие понятными, различия в поведении модераторов, Йорик не мог не утвердиться во мнении, что наведение порядка силами зависимых от «избирателей» людей практически невозможно. Йорик, давая свою оценку, проводил примерно такую параллель: что было бы, если бы граждане выбирали полицию? Судей? Прокуроров? Да: с одной стороны, хороших людей всегда больше, нежели моральных уродов, но даже хорошим людям свойственно порою терять берега. А это значит, что, выбирая тех, в чьей власти они окажутся ровно в такие моменты, они поневоле будут стремиться выбрать лояльных, мягких, склонных к оправданию на основе какой-нибудь философщины. Говоря проще — неуверенных в своей собственной власти, неуверенных в своем праве ловить, обвинять, судить и наказывать. Слабых. В свою очередь, такая система «правоохраны» и «правосудия» неминуемо означала бы и то, что от ответственности уходили бы не только хорошие, но согрешившие люди, но и откровенные подлецы, для которых устои общества — пустой звук. И даже не просто пустой звук — а уязвимость, на которой можно играть, наживаться, спекулировать. Как мы уже говорили, по своим убеждениям Йорик был человеком либеральным, а стало быть — всецело за право граждан самим назначать себе «управляющих»: законодателей и так далее. Диктаторские замашки иных из власть предержащих ему претили так же, как Бруту, наверное, претили замашки Цезаря. Или, вернее, как Цицерону, если учитывать то, что по своей натуре Йорик был ближе к позиции гражданского соглашательства, нежели к позиции безусловного торжества одних над другими, хотя бы и большинства над меньшинством. Но даже при таких взглядах Йорик понимал: уж что-что, а функции надзора, функции полиции, функции суда от граждан зависеть не должны. Иначе это — бардак, анархия, торжество преступности и вообще беззакония.

Форум «Балтики», как, вероятно, и любой другой «политический» форум, основанный на разноголосице множества участников, являл собою в миниатюре модель организованного в государство общества. То есть модель такого общества, которое уже вышло из стадии полной общинной демократии и утвердилось на стадии, когда, как сказал бы Цицерон, люди связаны не только единством сосуществования бок о бок, но и единством законов, единством декларируемой цели. А в таких условиях защита декларации — задача первостатейная: если ее нет или если она осуществляется из рук вон плохо, общество обречено на развал и гибель. Форум «Балтики» своей декларацией выбрал свободу выражения мнений, и это была такая декларация, защищать которую наиболее тяжело. Потому что право на свободное выражение собственного мнения всегда и неизбежно наталкивается на вопрос: насколько это право безгранично? И четкого ответа на этот вопрос не существует в принципе. Иногда, подменяя понятия, на него пытаются ответить словами французских революционеров, определивших, что личная свобода заканчивается там, где начинается личная свобода другого человека, но это именно что подмена: личная свобода и право на свободное выражение мнения — не одно и то же. Личная свобода, ограниченная свободой других — это свобода шагать по улице, зная, что никто тебя не спихнет с тротуара, а если всё-таки сделает это, неминуемо заплатит за свой поступок. Личная свобода, ограниченная свободой других — это свобода делать что пожелаешь в пределах своей компетенции; например, в собственном саду поливать цветы не холодной, а горячей водой, но, будучи приглашенным помочь с поливом к соседу, соседские цветы поливать так, как это угодно именно ему. Право же на свободное выражение мнения — нечто совсем иное. Нельзя поливать горячей водой цветы у соседа, если сосед считает, что холодной — лучше. Но можно сказать соседу, что он неправ: от холодной воды в солнечный день сгорают листья. Нельзя спихнуть с тротуара вызвавшего неприязнь встречного человека, но можно сказать ему, что он, этот встречный, мог бы, выходя на общественный тротуар, хотя бы ширинку застегивать. Однако можно ли сказать, что сосед — идиот, а встречный прохожий с расстегнутой ширинкой — извращенец? В любом сплотившемся по каким-то правилам обществе наступает момент, когда даже самым широко трактуемым представлениям приходится положить какой-то предел. И наиболее быстро эта необходимость возникает как раз в таких обществах, чья основная декларация — свободное выражение мнения. И вот тогда-то в таких обществах поставленный вопрос приобретает особенную остроту: именно в силу того, что ясного и приемлемого для всех ответа на него нет и никогда не будет. Это положение может показаться парадоксальным, но объясняется оно самою природой человека: с одной стороны, индивидуалистичной, а с другой — коллективной. Индивидуализм диктует одно, коллективный образ жизни — другое. Естественно, в любом хоть сколько-нибудь крепком обществе побеждает коллективное начало, поскольку именно оно — источник и основа благополучия каждого члена общества как части коллектива. Но индивидуальное начало никуда не исчезает: оно становится тою силой, которая стремится разорвать коллектив изнутри. Стремится поставить личные нужды выше нужд коллектива. И главное оружие этой силы в коллективе — свобода выражения мнения. Понятно, что отсюда с неизбежностью следует необходимость эту свободу ограничивать, но так как ограничения идут вразрез с декларацией, получается насильственное изменение того договора, на основе которого общество и сложилось в единый коллектив! Как защищать декларацию, не соответствующую подлинным интересам коллектива, и как защищать коллектив, уверенный в святости собственной декларации?

К счастью, форум — всё-таки не государство в полном смысле этого определения. Или, если угодно, любой форум, какую бы цель он ни декларировал — хотя бы и самую свободолюбивую во всех ипостасях свободы, — государство, априори основанное на принципах автократии, а не демократии. У любого форума имеется явный или неявный хозяин, каковой хозяин и устанавливает правила общения, правила самой жизни принадлежащего ему форума. И если владелец форума желает своему детищу долгих лет жизни и процветания, он, владелец, не стесняется обнаруживать свою власть в диктатуре. Не заморачивается вопросами морали: соответствуют его действия декларации или нет. Не погружается в философские дрязги. Он просто управляет. И чем тверже его рука, тем больше порядка, тем дольше длится существование форума.

Даже будучи либералом, Йорик это понимал и именно в силу этого понимания удивлялся царившей на форуме сравнительной свободе, лишь изредка вмешательствами Анжольраса ограничивавшейся наказаниями наиболее оголтелых смутьянов. Удивлялся тому, что даже не выборные (как оказалось), а назначенные модераторы всё-таки старались если и не заигрывать с публикой, то хотя бы закрывать глаза на отдельные, даже самые вопиющие, нарушения. При условии, что нарушители во всем остальном этих модераторов поддерживали и даже вступались за них перед «широкой общественностью». Скажем, того же Батьку, подобно Свинке чаще действовавшего мягкими увещеваниями и только в исключительных случаях применявшего свою власть, многие «простые» участники форума ставили в пример образцового модерирования, хотя именно Батька, уже в отличие от Свинки, проявляя данную ему власть, проявлял ее на полную катушку. Анжольраса терпеть не могли, Погонщика не любили, Батьку и любили, и уважали, Свинку кто-то любил, кто-то уважал, но никто — как модератора — не воспринимал всерьез: если она использовала свои полномочия, на нее обижались. Впрочем, были и другие модераторы, на которых обижались еще больше, но уже по другой причине: из-за их «специфического» происхождения. А вернее — из-за их места жительства. Это были модераторы-«колбасники»: вроде бы и соотечественники, но бывшие. Вроде бы и писавшие по-русски, но не из России, а из Америки, из Германии, из Белоруссии. Учитывая же всерьез пустивший ростки на форуме «Балтики» национализм, даже не всегда прикрываемый таким определением, как «патриотизм», модераторам-«колбасникам» приходилось совсем несладко. И тем удивительнее было видеть, что и они, уж точно не выборные, а назначенные, стремились не столько к наведению порядка, сколько к оправданию самих себя, своих образа жизни и мыслей, своего выбора. Разве что один из таких — Дорожный Воин — чувствовал себя достаточно вольготно. Но Дорожный Воин, в отличие от прочих «колбасников», был урожденным американцем, а значит, в глазах участников форума «предателем» не являлся.

В такие или примерно в такие рассуждения с самим собой и пустился Йорик, получив письмо от Погонщика. Конечно, Йорик не мог знать наверняка, что выйдет из затеи Погонщика обратиться к Анжольрасу с предложением наделить его, Йорика, модераторскими полномочиями. Но исходить следовало из «худшего»: из того, что инициатива Погонщика увенчается успехом. В этом случае, как Йорик понимал, он, Йорик, оказался бы поставлен в более чем двусмысленное положение: либерала на службе диктатуры. Даром что диктатура, как это видел Йорик, и сама по себе имела выраженную либеральную направленность.

Следовало подготовиться, и, прежде всего, морально. Утешением и подспорьем в этой подготовке Йорику служила мысль, что, став модератором, он сможет хотя бы попытаться окоротить всевозможных «бук». Всех этих сеявших отвратительную рознь создателей терминов вроде «весьма средних азиатцев», «укропитеков» и «пиндосов».

Рассуждая так, Йорик и близко не представлял себе, с чем ему придется столкнуться на самом деле.

***

Твердо установленного распорядка дня Йорик не имел, но, с детства будучи воспитанным на весьма жестких распорядках, предпочитал пораньше вставать и, как следствие, пораньше ложиться. Это шло еще с его занятий плаванием в ЦСКА, с летних и зимних сборов, когда «подъем» звучал по-армейски рано, а команда «отбой» подавалась уже к десяти часам. Даже став человеком свободным, Йорик так и не смог избавиться до конца от привитых ему «армейских» привычек. Нежась в постели или задерживаясь с отходом ко сну, он поневоле испытывал чувство смутного беспокойства: словно что-то было не так, происходило неправильно, грозило неприятными последствиями — как минимум, днем насмарку. И ведь при этом выраженным «жаворонком» Йорик не был: пожалуй, он сам не знал, кто он такой — «жаворонок» или «сова». В ранней молодости и несколько позже он мог легко проводить и сутки на ногах, и больше без особых расстройств для самочувствия. Но к сорока годам усталость «в организме» уже поднакопилась: зная, что утром — снова дела, Йорик уже не мог отплясывать в клубе до этого самого утра или до этого же утра заниматься чем-то еще. Вот если бы утром поспать… но тут же — смутное беспокойство: как это — утром поспать? Утро дано для свершений! Вставайте, граф⁶², и всякое такое, и бла-бла-бла! Именно поэтому, зная, что раньше ночи Анжольрас на форуме не появлялся, Йорик не стал дожидаться результатов «эксперимента» Погонщика и, поколебавшись совсем чуть-чуть, уже в одиннадцатом часу вечера отправился на боковую. Так что предложение Анжольраса примерить на себя модераторские права он получил и прочитал уже утром следующего дня.

Нельзя сказать, что это предложение стало неожиданностью: кто предупрежден — вооружен. И всё же полученное Йориком сообщение уже непосредственно от Анжольраса Йорика изрядно взбудоражило. Прежде чем написать на него ответ, Йорик дважды или даже трижды его перечитал, сходил на кухню, приготовил чай, прошелся по улице с собакой. Писать и отправлять ответ было всё равно когда: хоть сразу, хоть днем, хоть ближе к вечеру. Всё равно Анжольрас не получил бы его раньше ночи, а значит, у Йорика было время подумать. Последняя, так сказать, возможность взвесить все «за» и «против». Йорик и взвешивал или делал вид, что взвешивал, старательно обманывая самого себя: говоря по чести, решение он уже принял, причем загодя, еще накануне, еще тогда, когда получил сообщение от Погонщика. В этом смысле реальное предложение Анжольраса стало для него продолжением не столько размышлений, сколько чем-то вроде испытания на решимость. И даже не столько испытанием на решимость принять весьма двусмысленное, как мы уже выяснили, предложение, сколько на решимость сразу же броситься в бой. Была ли вот эта решимость у Йорика?

Ближе к полудню Йорик вернулся к компьютеру и снова зашел на форум, сразу начав с «политического» раздела. «Гвоздем сезона», темой дня было требование международной правозащитной организации Amnesty International, обращенное к петербургским законодателям: оказывается, накануне депутаты питерского Законодательного Собрания приняли городское постановление, запретившее под страхом штрафов пропаганду гомосексуализма среди детей — среди несовершеннолетних вообще. Что конкретно подразумевалось под этой пропагандой, оставалось покрыто мраком тайны — таковы вообще многие из наших законов: расплывчатые; понимай, как знаешь, — но правозащитники забили тревогу: мол, при такой расплывчатости отныне в Петербурге можно будет хватать даже за простое шествие по улицам с плакатами ЛГБТ! Мол, теперь достаточно на улице взяться за руки и — всё: пропаганда гомосексуализма! Среди несовершеннолетних! Ведь не станет же кто-то утверждать, что по улицам Петербурга ходят исключительно взрослые?

Впрочем, и сами депутаты, принявшие это постановление, своих истинных настроений не скрывали: сама расплывчатость и в самом деле была направлена на то, чтобы правоохранительные органы могли трактовать «пропаганду» максимально широко. Чтобы максимально ограничить любые попытки лиц нетрадиционной сексуальной ориентации донести свое мнение до общества: неважно причем — «совершеннолетнего» или нет. Главное — просто свои собственные взгляды. Даже бывшая губернатор Петербурга, Валентина Ивановна Матвиенко, едва-едва оставившая свой пост и едва-едва успевшая перебраться в Совет Федерации, не скрывала, узнав об этом постановлении, своих чувств:

— Мы, — сказала Валентина Ивановна, имея в виду Совет Федерации, — могли бы рассмотреть возможность принятия подобного закона и на федеральном уровне. Это — правильный закон.

Вторил ей — разумной в общем-то даме, ранее в заскоках «экстремизма» незамеченной — и городской сумасшедший Милонов. Читая «откровения» этого человека, Йорик и вовсе брезгливо морщился: это же насколько нужно быть не только не в себе, но и не в ладах ни с совестью, ни со здравым смыслом, чтобы нести подобную ахинею? Милонов вообще Йорика всегда изумлял до полного отторжения: в глазах Йорика Милонов был жалкой пародией на раннего Жириновского, бледной и неумелой копией экспрессивного, склонного к шутовским выходкам, но совсем неглупого человека. Да что там — бледной копией или пародией! В глазах Йорика Милонов был существом, каким-то невероятным, каким-то непонятным образом ухитрившимся обвести вокруг пальца психиатров и вырваться из дурки на свободу. И уж тем паче Йорик не понимал, как такой человек умудрился пробраться в Законодательное Собрание так называемой Культурной Столицы: на ее, Культурной Столицы, позорище и осмеяние!

Союз Матвиенко и Милонова — союз респектабельной дамы и клоуна — не только изумил Йорика, но и поверг в натуральный шок. Матвиенко вторит Милонову? Милонов вторит Матвиенко? Чудны дела Твои, Господи! А еще эта фамилия — «Милонов», — так живо напоминавшая Йорику о римском популисте времен последних лет Республики: об Аннии Милоне, прихотью судьбы оказавшегося вознесенным из самых низов на видное место и тою же прихотью оказавшегося союзником Цицерона! Тот, римский, демагог сумасшедшим уж точно не был, но человеком странным — да. Уж не передалась ли его склонность к буйствам и к самым что ни на есть нелепым поступкам собственно прозвищу «Милон», от которого, несомненно, происходит и фамилия «Милонов»?

Но, конечно, не речи Матвиенко, не фиглярство Милонова, не требования Amnesty International и даже не сам закон привлекли к себе самое пристальное внимание Йорика. В первую голову Йорик сосредоточился на комментариях.

К тому моменту, когда он открыл статью, комментариев к ней набралось уже под сотню — не меньше. И практически все они пестрели словами «пи*арас», «заднеприводный» и прочими подобными — обычными в нашем обществе по отношению к нетрадиционалам. Сама обыденность таких определений даже в глазах либерального Йорика нивелировала их оскорбительность, а вот что никак не могло «снивелироваться», так это — настроение. Призывы к расправам. Утверждения необходимости едва ли не газовых камер и уж точно — ежедневного кнута: прилюдно и до смерти. Это настроение комментаторов тем более удивило Йорика, что оно-то как раз обыденным для нашего общества никогда и не было. Да: у нас не любят лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. Да: у нас не желают признавать их за полноценных, здоровых, если так можно выразиться, людей, считая их извращенцами, то есть кем-то, ничуть не лучшим, чем, скажем, педофилы, зоофилы или некрофилы. Да: идеи, проталкиваемые членами сообщества ЛГБТ, всегда вызывали у нас откровенное неприятие. Но в чем выражалось это неприятие? В призывах «мочить» и «вешать»? Нет: всего лишь в одобрении властей, раз за разом отказывавшим членам ЛГБТ в организации «парадов» или предлагавшим откровенно издевательские для проведения «парадов» места. Помнится, однажды в Администрации Губернатора — в Москве о «парадах» не рассуждали вообще, запрещая их попросту и без всяких объяснений… помнится в Администрации Губернатора Петербурга однажды выдали разрешение на проведение «парада геев», но в качестве места его проведения определили… загородное кладбище⁶³! В этом даже выразилось что-то вроде здорового юмора или, если угодно, юмора людей, больше склонных к решению неприятных вопросов словом, а не палкой. Откуда же теперь взялось столько бешеной, лютой злобы?

Йорик читал комментарии и не мог отделаться от ощущения, что мир сошел с ума. Как человек совершенно нормальной ориентации, Йорик и сам относился к геям… скажем так: с недоверием. Но ему, Йорику, было глубоко фиолетово, кто и чем занимается в собственной постели, при условии, что в его, Йорика, постель этот человек не лезет. В обыденной жизни, если только сам человек нетрадиционной ориентации не старался подчеркнуть свою нетрадиционность, Йорику было по фиг абсолютно на эту самую ориентацию, даже если он, Йорик, твердо знал, что перед ним — гей. А вот недоверие, какой-то червячок сомнения — это шло от видимой даже невооруженным взглядом активизации ЛГБТ: ЛГБТ прямо на глазах теряла скромность и сдержанность. Потеря же скромности и сдержанности как раз и было для Йорика тем самым, что заставляло его настораживаться: с чего бы такая активизация? Не равноценно ли это тому, как если бы активизировались… допустим, пожарные, но не в качестве людей, призванных пожары тушить, а в качестве поджигателей? Правда, сравнение с пожарными и самому Йорику казалось мало уместным. Однако подобрать какое-то еще он не мог: элементарно не находил подходящего сравнения! Ибо с чем или с кем вообще можно сравнить лиц нетрадиционной сексуальной ориентации? Сравнение же с пожарными «натягивалось» хотя бы потому, что и те, и другие «играли» с огнем. Правда, пожарные — с самыми благородными целями, тогда как геи — с целями неясными, двусмысленными, завуалированными обильным словоблудием, в каковом словоблудии цели «игры» четко не определялись и не давались. Но убивать за это? Бить кнутом? Жечь или травить в газовых камерах? Что за дикость?

Имелось и еще одно обстоятельство, в силу которого Йорик очень близко воспринял к сердцу безумные комментарии. Дело в том, что Йорик обожал книги Вудхауза, а снятый по приключениям Дживса и Вустера британский телесериал со Стивеном Фраем и Хью Лаури в главных ролях считал просто блестящим. И ему, Йорику, было совершенно начхать на то, что Фрай — гомосексуалист! Комментаторы же не щадили никого: прошлись они и по Фраю, который тоже уже успел высказаться на предмет принятого в Петербурге закона. И вот этого-то, этой огульный хулы прекрасного актера и — по всему видно — хорошего человека, Йорик уж точно стерпеть не мог. Обрушившаяся на Фрая хула заставила Йорика, во-первых, немедленно отправить Анжольрасу ответ на его предложение о модераторских полномочиях и, во-вторых, «взяться за перо», чтобы принять участие в «обсуждении».

***

Ждать раньше ночи новое сообщение от Анжольраса с его окончательным решением не приходилось, но и ждать до ночи, чтобы выступить в «дискуссии» уже в новом качестве, Йорик не мог. Поэтому, скрипя зубами от охвативших его нетерпения и бешенства, он ввязался в бой пока еще в статусе «рядового» участника форума, что тут же не замедлило сказаться: любые его попытки воззвать к здравому смыслу оппонентов проваливались с треском, а где-то «на половине» он даже всерьез сцепился с дамой-американкой, выражавшей самые крайние взгляды и откровенно поддерживавшей тех, кто ровно такие же — самые крайние взгляды — выражал настолько же открыто. Цимес ситуации заключался в том, что эта дама-американка — Мама-Кошка, как следовало из е ника — являлась действующим модератором. Правда, каким — выборным или назначенным — неясно.

Мама-Кошка в невероятно серьезных выражениях вещала о том, что члены ЛГБТ-сообщества составили настоящий всемирный заговор и, твердо придерживаясь выбранных методов борьбы, в достижении поставленных этим заговором целей сметают всё, вся и всех на своем пути. Она утверждала, что основные цели этого заговора — ни много, ни мало, полное подчинение здоровых членов общества влиянию лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, установление тотального контроля над ними, такое вмешательство в общественные дела и политику, чтобы эти дела и политика служили интересам исключительно членов ЛГБТ-сообщества. В качестве аргументов Мама-Кошка оперировала разрозненными случаями локальных побед, как то: признанием за лицами нетрадиционной сексуальной ориентации равных имущественных прав при сожительстве — наподобие тех прав, какими обладают законные супруги; признанием за лицами нетрадиционной сексуальной ориентации права не только свободного и открытого сожительства, но и заключения юридически значимых отношений, то есть права вступления в самый настоящий брак; наконец, признанием на законодательном уровне права таких «семейных» пар усыновлять и удочерять детей, родившихся, понятно, от родителей нормальной ориентации.

То, что писала Мама-Кошка, выглядело особенно убедительным потому, что в качестве аргументов использовалась голая правда. Масла в огонь подливали и недавние решения некоторых западноевропейских стран отказаться от упоминания определений «мать» и «отец» в метрике ребенка, заменив их определениями «родитель №1» и «родитель №2». Этому Йорику нечего было противопоставить, тем более что он и сам от такого решения европейских властей пребывал, говоря достаточно мягко, в полном недоумении. Тем не менее, основные посылы Мамы-Кошки — о всемирном заговоре и о целях этого заговора — казались Йорику настолько абсурдными, что он так прямо и заявил:

— Чепуха!

На что Мама-Кошка, сохраняя полную серьезность, ответила:

— Любой здравомыслящий человек видит то, что происходит во всем мире, видит последствия инициатив ЛГБТ-сообщества. Видит, какие происходят изменения. Уже сама организация лиц нетрадиционной сексуальной ориентации в международное и при этом, заметьте, влиятельное сообщество есть ни что иное, как следствие заговора: сообщество — инструмент координации и скоординированного давления. Разве не очевидно то, что разрозненные требования признания каких-то прав — пустяк на фоне выступления единым фронтом по всей планете? Разве не очевидно то, что правительства всех так называемых цивилизованных стран находятся под мощнейшим прессингом этого наступления, из-за чего сдают одну позицию за другой? Разве не очевидно, что лица нетрадиционной сексуальной ориентации само свое выживание в здоровом обществе видят не иначе как через порабощение этого общества путем принудительного навязывания ему своих собственных, извращенных, ценностей? По-моему, очевидно. И то, что все мы наблюдаем прямо сейчас — все эти «родители №1» и «№2», признание законности браков между лицами одного пола, внедрение в школьные программы уроков «толерантности» по отношению к — уж извините — пид*расам и недоженщинам, всё это — прямое тому доказательство. Я с удовольствием послушаю ваши возражения, если они у вас вообще имеются, но главное — если они аргументированы. Итак?

— Видите ли, уважаемая Мама-Кошка, — так или примерно так начал Йорик, — всё совсем не настолько очевидно, насколько это представляется вам. В своих рассуждениях вы упускаете из виду одно, но чрезвычайной важности обстоятельство. А именно: вы упускаете из виду тот факт, что само выживание лиц нетрадиционной сексуальной ориентации действительно было поставлено под угрозу так называемым здоровым обществом. Большинство из нас привыкли к тому, что геи где-то есть, где-то, возможно, рядом, но их не видно и не слышно. А почему? Не в смысле, почему мы привыкли именно к такому положению вещей, а в смысле, почему такое положение вещей вообще приключилось? Я — раз уж вы сами предпочитаете об этом не вспоминать — напомню: такое положение вещей сложилось потому, что практически во всех странах либо существовала, либо существует до сих пор уголовная ответственность за так называемое мужеложество. И если вы думаете, что такая ответственность существовала только в тоталитарном СССР, вы глубоко ошибаетесь. Она существовала и в Англии, и в Германии, и в США, и много где еще. Она и поныне существует в подавляющем большинстве государств мира или, если угодно, в государствах, население которых представляет абсолютное большинство Земного шара. Например, в Индии, чье население уже давно перевалило за миллиард, содомия признается тяжким уголовным преступлением. В некоторых мусульманских странах, в частности, в таком обожаемом Соединенными Штатами очаге ближневосточной демократии, как Саудовская Аравия, содомия карается смертной казнью. Говоря о Германии, следует помнить, что вовсе не Гитлер ввел в уголовный кодекс этой страны ответственность за содомию, а также то, что эта ответственность де-юре просуществовала аж до тысяча девятьсот девяносто четвертого года! Еще в пятидесятых годах теперь уже прошлого века в Соединенном королевстве пойманных на мужеложестве направляли на принудительное психиатрическое лечение: говоря попросту, закрывали в сумасшедших домах, где применяли к «осужденным» самые изуверские методы «лечения». Вам напомнить, что такое британский сумасшедший дом и почему именно он стал синонимом невыносимых страданий и безумия? Вам напомнить, сколько человек в одной только Англии стали жертвами ее бесчеловечного законодательства? И сколько среди этих людей — мировых, без преувеличения, знаменитостей?

— Впрочем, — продолжил Йорик, — оставим знаменитостей в стороне. Давайте поговорим о тех ценностях, которые вслух, во всеуслышание декларируются если уж не всеми государствами мира, то, как минимум, государствами Европейского Союза, Соединенным Штатами, Канадой, Австралией, Новой Зеландией. Что это за ценности и как они соотносятся с угнетением людей по тому или иному признаку, не являющемуся приобретенным пороком? Соотносятся ли они с угнетением по признаку расы? Соотносятся ли они с угнетением по национальному признаку? Соотносятся ли они с угнетением по признаку половой принадлежности? Может быть, они соотносятся с угнетением по признаку принадлежности к аристократии — между прочим, врожденная принадлежность, как и гомосексуализм, и, как и гомосексуализм, неизлечимая? Возможно, европейские и англосаксонские декларируемые ценности как-то соотносятся с угнетением людей из-за того, что эти люди — хромы от рождения? Кривые на один глаз? Имеют заячью губу? Нет? Не соотносятся? А почему тогда они должны соотноситься с угнетением за гомосексуализм? Допустим, гомосексуализм — болезнь, а ряд заболеваний действительно требует изоляции от общества. Например, различного рода опасные лихорадки вроде лихорадки Эбола, открытая форма туберкулеза, психические расстройства в острой, буйной, фазе, даже в каком-то смысле обыкновенный грипп, потому что обыкновенный грипп способен становиться причиной настоящих пандемий, каковые пандемии способны выкашивать население миллионами — насмерть, в землю, в гроб. Из недавних добавим сомнительный «птичий грипп» и какое-то коровье бешенство, якобы приводящее к идиотии. Но всё это — либо заболевания чрезвычайно заразные и при этом смертельно-опасные, либо опасные теми последствиями, которые могут наступить как для самих больных, так и для круга их общения: травмами, ранениями, гибелью. Но относится ли к таким заболеваниям склонность к содомии? Очевидно, нет. В отличие, к слову, от заячьей губы, которая является ничем иным, как генетическим пороком, а потому передается по наследству. Что опаснее для общества: заболевание, никакими путями другим не передающееся и неспособное ни его носителям, ни окружающим их людям причинить какой-нибудь вред, или генетический порок, при известных обстоятельствах способный распространиться на обществе целиком, превратив его, это общество, в сборище генетических уродов? Однако за генетические отклонения никого не преследуют и не бичуют!

— Мы, — снова Йорик, — подходим к сути обсуждаемого. Вы, уважаемая Мама-Кошка, видите заговор и его последствия в том, что на самом деле является не более чем обычной реакцией: с одной стороны, реакцией угнетенных людей на длительное угнетение, а с другой — реакцией государств на выступления угнетенных людей. Государств, поставленных перед выбором: или уровнять в правах взбунтовавшихся угнетенных, или признать, что декларируемые этими государствами ценности — туфта, словоблудие, кучка чернильных пятен на бумажках, предназначение у которых одно — подтереться ими. Вы, уважаемая Мама-Кошка, говорите о прессинге, под которым находятся правительства современных и при этом так называемых цивилизованных государств. И в этом вы абсолютно правы: правительства этих государств действительно находятся под прессингом. Вот только не под прессингом членов ЛГБТ-сообщества, а под прессингом собственных моральных обязательств — той самой декларации о ценностях, общих для всех без исключения граждан. Никакое ЛГБТ-сообщество само по себе не смогло бы достичь и малой толики тех успехов, каких оно достигло в последние годы именно в силу того, что так называемые цивилизованные государства сами себя поставили в безвыходное положение. Здесь нет заговора. Здесь есть только естественное следствие. Это как в Риме самим раскладом вещей поставленные в безвыходное положение патриции были вынуждены сдавать позицию за позицией в своей многовековой борьбе с плебеями. Чем закончилась та борьба? Правильно: полным уравнением в правах плебеев и патрициев. Сейчас мы видим нечто похожее: прямо на наших глазах происходит последовательная сдача позиций теми, кто сами себя поставили в априори невыгодное положение, заявив о своей приверженности не традиционным ценностям, а ценностям, выходящим за рамки традиций. Как в прямом, так и в переносном смыслах. И мы видим, что развернутая членами ЛГБТ-сообщества борьба имеет успех исключительно в силу этого обстоятельства.

— Далее… — Йорик хотел было вставить вот такой смайлик — , но воздержался. — Далее следует отметить то, что побеждающие стороны вообще далеко не всегда отличаются скромностью в своих притязаниях. Нередко бывает так, что их притязания выходят за рамки разумного, но даже такие притязания — вышедшие за рамки разумного — проигравшие поневоле вынуждены принимать. Поневоле вынуждены с ними соглашаться. Оглянитесь вокруг себя: вы ведь в США живете? Что вы видите, если абстрагироваться от геев и связанных с ними дел? А видите вы беспрецедентную вакханалию черного населения, в буквальном смысле за последние несколько десятилетий поставившего белых в позу рака. И это — ровно по той же причине, по какой прямо сейчас члены ЛГБТ-сообщества добиваются успехов в своей борьбе. В основе этого положения — всё те же декларации и всё та же борьба жестоко угнетенных людей за свои права или за то, что они считают — считали — своими правами. Речи Мартина Лютера Кинга ничем по своей сути не отличаются от речей лидеров ЛГБТ-сообщества. И если первые имели успех, то и вторые обречены на него же. Причем, возможно — вот тут я с вами соглашусь, — с теми же последствиями: с перебором в отношении как притязаний, так и признания этих притязаний. Заходя в магазин и сталкиваясь с хамским поведением продавщицы-негритянки, вы можете возмущаться, но вы же должны и признать: это — ваших собственных рук дело, и если хамству продавщицы-негритянки вы ничего противопоставить уже не можете, то вина за это лежит исключительно на вас. Негритянка всего лишь умело использует то, что вы сами ей предоставили. А предоставили это вы ей исключительно из своей собственной декларации, из необходимости или признаться в собственной лжи, или повесить себе на шею вот такую продавщицу. Вполне вероятно то, что члены ЛГБТ-сообщества действительно перегнут палку. Но не вследствие заговора, а вследствие естественного хода вещей: уж таковы правила игры, установленные вами же! Мы уже, на примере тех же «родителей №1» и «№2» видим примерно это, но, видя примерно это, мы вправе предположить и наступление реакции: рано или поздно. Потому что всегда, везде, на протяжении всей истории и в любом обществе общество, поставленное перед необходимостью выполнять чрезмерные требования победителей, рано или поздно начинает отвечать: исподволь, но больно. И рано или поздно это заканчивается тем, что требования «с перебором» уходят в прошлое так же, как ушло в прошлое и угнетение. И тогда в обществе воцаряются порядок и мир. Вы напуганы буйными ростками первых побед. В этих ростках вы видите будущее. Но в действительности будущее не за ними: эти ростки со всей неизбежностью отомрут. В действительности всё закончится как обычно: установлением равенства — да, но не установлением превосходства лиц нетрадиционной сексуальной ориентации над лицами ориентации нормальной.

— И последнее, что я хотел бы сказать… — Йорик про себя вздохнул, но на форуме этого не выразил. — Подлинная сила никогда не проявляется в унижениях и оскорблениях. Правота — тем паче. Люди, унижающие и оскорбляющие других людей, расписываются в собственном бессилии перед этими другими людьми. Потому что именно тогда, когда нет никаких других аргументов, остаются эти последние два — унижения и оскорбления. Правота ни в чем подобном не нуждается. И если посмотреть со стороны на поведение членов ЛГБТ-сообщества и на поведение таких людей, как вы — да хоть на примере участников прямо этой дискуссии, — неизбежно складывается впечатление, что правота не за вами и вашими сторонниками, а за теми, кого вы и ваши сторонники шельмуете без всякой оглядки. Правота — за Фраем, который признается в любви к России, к ее истории, к ее культуре, и которого здесь, на российском форуме, называют «проклятым гомиком», «пи*арасом» и прочими очаровательными прозвищами. Кто вообще такие эти люди — хулители Фрая? Это под их голос засыпают миллионы детей во всем мире, потому что именно Фрай озвучил одну из самых любимых детишками сказок — о Винни-Пухе? Это их игрой в кино и театре восторгаются миллионы зрителей? Это их книги расходятся миллионными тиражами и переводятся на кучу языков? Что, кроме грязных ругательств в адрес признающегося в любви к России человека, сделали эти люди хотя бы для самой России? Многих из этих «дам» и «господ» я вижу едва ли не сутками просиживающими на форуме: они кто? Бездельники? Безработные, решившие, что сидеть на пособии лучше, чем ходить на работу? Продвинутые пенсионеры, овладевшие компьютером и скрашивающие свой досуг не болтовней на лавочке у подъезда, а кривляньями в интернете? Кто все эти люди: вы можете ответить или их самих побудить к ответу?

Положа руку на сердце, последние фразы были, конечно, лишними, но и Йорик был зол, а потому не остановился перед тем, чтобы не пройтись по личностям незнакомых ему людей. Это выходило за рамки им же самим озвученного принципа о правоте, не нуждающейся в оскорблениях, но свои собственные оскорбления Йорик почему-то счел не оскорблениями, а констатацией факта. Лишь позже, когда он уже отправил свое сообщение и когда на него стали появляться ответы, он осознал свою неправоту именно в этом поступке, но сожалеть о содеянном было уже поздно. Недаром существует пословица: написанного пером не вырубить топором. И еще: слово — не воробей, выпустишь — не поймаешь! Йорик допустил промах, и этим промахом немедленно воспользовались его оппоненты. Оппоненты, уцепившись за этот промах, немедленно перешли на обсуждение личности самого Йорика: вместо того чтобы давать ответы на поставленные Йориком куда как более важные вопросы.

Йорик читал обсуждение самого себя и кривился: что можно ответить на такое? Впрочем, его порадовало то, что «прямая» оппонентка, которой по форме и были адресованы его сообщения, в начавшейся вакханалии участия не приняла. Мама-Кошка вообще на какое-то время исчезла с форума, а когда появилась, стала не сыпать оскорблениями и дикими предположениями насчет непосредственно Йорика, а детально — до занудства — разбирать написанное им. Это читать было уже куда интереснее, но ничего нового в свои рассуждения Мама-Кошка так и не внесла. Разве что к своим предыдущим обвинениям во вселенском заговоре добавила утверждение того, что геи-де специально протолкнули закон об усыновлении, чтобы таким вот образом воссоздавать свою «питательную базу». Мол, этот закон позволил геям расширить свой круг за счет подрастающих поколений, отныне в каждом из которых геев будет становиться всё больше и больше. Потому как, мол, ребенок, воспитанный в семье геев или лесбиянок, и сам неизбежно пойдет по той же дорожке.

Йорик поморщился и вышел из дискуссии: ему показалось, что спорить с такими утверждениями — всё равно что вступить в спор о том, можно ли воспитать ребенка с врожденной аллергией на ананасы страстным пожирателем их.

Посмотрел на часы: однако!

Вечер уже наступил.

***

Облачив собаку в ошейник, Йорик вышел на улицу.

Для антуража здесь, возможно, следовало бы написать, что вечер не выглядел томным: была гроза, ливший стеною дождь, падая на землю, превращался в бурные потоки смешанной с землею воды, ураганный ветер гнул деревья охватом в несколько человеческих рук и, раскачивая их кроны, сшибал с них тяжеленные ветви. Эти ветви-де, обрушиваясь с многометровой высоты, вонзались в газоны то справа, то слева от Йорика и его собаки, так что и Йорик, и собака едва успевали уклоняться от них: вздрагивали, бежали, останавливались, прислушивались, снова вздрагивали и снова бежали. А еще — в небе летали сорванные с мест рекламные щиты, являя собою поразительное зрелище чего-то инопланетного. И, конечно, машины: всплывая на затопленной дороге, они — неуправляемые и несомые потоком — сталкивались, бились, утыкались в бордюрные ограждения и превращались в итоге в прообраз будущего любого из них — в хаотичную свалку.

К несчастью, однако — то, что мы пишем, максимально соответствует правде, — ничего этого не было. Ровно наоборот: вечер был тихим и умиротворенным. Дождь недавно и в самом деле прошел — тротуары, не успев подсохнуть, выглядели черными, а не серыми, трава на газонах стелилась, а не вытягивалась вверх, с деревьев капало, — но это был дождь, если так можно выразиться, лирический. Он согнал с мегаполиса излишний жар, наполнил воздух той очаровательной, немного прелой «на вкус» влажностью, которая так люба мечтателям и поэтам, и — в свете уже горевших фонарей — раскрасил город брызгами причудливых красок. Вывески, светофоры, всё те же рекламные щиты, фары автомобилей и их же задние, красные, габаритные огни — всё это в наполненном влагой воздухе искрилось, искажалось, вытягивалось лучиками: ярко-красными, нежно-розовыми, желтоватыми, синими, зелеными, белыми. Автомобильные покрышки мягко шипели на еще мокрой дороге, а не катились по ней с жестким и неприятным на слух гулом. Всё вместе это было красиво и хорошо. К несчастью же потому, что это мало соответствовало настроению Йорика: так и кипевшего, так и кипевшего!

До парка, где Йорик обычно гулял с собакой, было рукой подать, но только если идти «самостоятельно». Если же с рыскающей по сторонам избалованной и своевольной псицей — четверть часа, не меньше. А именно такой — избалованной и своевольной — собака Йорика и являлась. Лет семь тому назад подобранная им прямо на улице примерно четырехмесячным щенком, она умудрилась вырасти в совершенно нахальную особу, свои собственные желания отстаивавшую требовательно, настойчиво, так, что хоть тресни: решив пойти направо, если Йорику было нужно налево, она, считая, что идти направо — куда важнее, нежели идти налево, могла просто улечься всей своей тушей на землю — не сдвинуть! Или брыкнуться на спину и, зная, что Йорик этого терпеть не мог, начать перекатываться на спине с боку на бок, причем с особенно показательной энергией в том случае, если брыкнуться довелось не в более или менее чистую травку, а просто на голую землю или — еще того лучше! — в глинистую лужу. Подходящим вариантом также являлась снежная каша, но это — зимой или ранней весной.

Обычно собак стараются воспитывать, не позволяя им усесться себе на шею. Но Йорик с воспитанием явно промахнулся. Подобранный им маленький щенок сильно болел, не мог самостоятельно есть, его приходилось аккуратно кормить с ложечки. Когда же болезненный щенок превратился в пышившую отменным здоровьем суку, эта сука по-прежнему желала кормиться только с ложки! То есть, скажем, мясные кости она сгрызала сама, но каши, консервы и прочую подобную снедь — сухие корма Йорик за еду не признавал — исключительно с ложки. Так что пару раз в день в доме Йорика разыгрывалась такая примерно сценка: собака взбиралась на диван, призывно гавкала — пора, мол, пора! — и после подставляла пасть, в которую Йорик вкладывал с ложки «завтрак» или «ужин». После завтрака или ужина собака спрыгивала с дивана и топала на кухню: к столу, в ящике которого хранился запас «зубных щеток» — специальных съедобных «палочек». Садилась подле стола и снова гавкала: где моя «доза»⁶⁴? Получив «палочку» и удалившись для ее погрызания, она появлялась снова уже с какой-нибудь игрушкой в зубах и, несмотря ни на какие вообще обстоятельства, требовала играть с ней. К счастью для Йорика, такие игры продолжались недолго: от силы минут десять. Иначе было бы можно рехнуться: носясь, собака нарочно загоняла игрушки в самые труднодоступные места и, сама растянувшись на полу в попытках достать игрушку обратно, требовала, чтобы и Йорик растягивался рядом. Впрочем, растягиваться Йорику приходилось поневоле: достать игрушку самостоятельно собака и впрямь не могла, а ее лай, пока игрушка была «вне доступа», мог бы, несмотря на хорошую звукоизоляцию, поставить на уши весь дом.

Говоря по чести, такую собаку следовало драть и драть, драть и драть: как сидорову козу и даже хлеще. Но у Йорика рука не поднималась. А когда собака «вошла в возраст», делать это и вовсе стало бессмысленно: примерно настолько же, насколько бессмысленно пытаться перевоспитать давным-давно заматерелого преступника. Единственным утешением во всем этом безобразии служило то, что йорикова собака, несмотря на характер оторвы, а может, как раз и потому, являлась всеобщей любимицей многих домов окрест. Во-первых, несмотря на все свои закидоны, она была добрейшей души созданием, что резко контрастировало с ее обликом — хищным, волчьим. Во-вторых, она, совершив какой-нибудь очевидно нехороший поступок (например, запрыгнув в багажник соседской машины и все перевернув в нем в поисках аппетитно пахнувшего мяса, только что купленного соседом в супермаркете), настолько умильно морщила лоб, что и соседу оставалось только бессильно вздыхать, принимая от Йорика компенсацию ущерба:

— Ну что ты будешь делать: вот ведь создание Божье!

В-третьих, она обожала детей, и дети обожали ее. Если незнакомые взрослые, видя идущего на поводке «волка», бывало, шарахались в сторону и приговаривали что-нибудь вроде «совсем обалдели, уже волков по улицам прогуливают!», то дети вели себя совершенно иначе: они показывали пальцами, улыбались, радовались и выкрикивали:

— Мама, мама! Смотри: собака в облике волка!

Наконец, она дружила практически со всеми окрестными собаками или, как минимум, ни с кем из них не вступала в конфликты. И не потому, что — случись что — не смогла бы за себя постоять, а просто в силу добродушного характера: ей нравилось играть, а не задираться и драться. Если какая-то из собак оказывалась настолько невежливой, что играть отказывалась и начинала огрызаться, она — уже недоуменно — морщила лоб и, словно пожав плечами, отходила.

В просторечии собаку Йорика звали Мартой. Официально (Йорик так «пошутил», оформляя, как полагается, документы) — Марцией Умидией Квадратой. Но все, кто ее знал, предпочитали называть ее Мартофельницей. Это «Мартофельница» как-то удивительно ей шло и именно на «Мартофельницу» она откликалась с наибольшей охотой.

***

По пути в парк Йорик, сбиваемый с дороги Мартой, то и дело останавливался, возвращался к уже пройденным местам, сворачивал то в одну, то в другую сторону, а иногда задерживался и на то, чтобы раскланяться с кем-нибудь из знакомых. Иногда это были такие же, как Йорик, собачники, только уже возвращавшиеся из парка по домам, иногда — просто знакомые, благо знакомых у Йорика в окрестностях дома было предостаточно. С «просто знакомыми» Йорик перебрасывался словечком-другим, с собачниками приходилось обмениваться уже более подробной «информацией»: собачники, как правило, вообще такие люди, которых хлебом не корми — дай о чем-нибудь поболтать. И, кстати, совсем необязательно о собаках. Просто, возможно, собачники — самый общительный народ в мире: после детей.

Эта непринужденная болтовня, сопровождавшаяся окриками «Цезарь, фу!», «Честер, ко мне!», «Шерри, не прыгай!», «Алиса, постой спокойно!», отвлекала Йорика от гневных мыслей, порожденных недавним спором на форуме. Она успокаивала, свидетельствуя о том, что мир вообще-то — реальный мир — совсем не таков, каким его было бы можно представить, если бы он, этот мир, существовал только в «параллельном измерении» — в интернете. Если в интернете люди словно сходили с ума и выглядели бесноватыми торквемадами, то в реальной жизни никому из них и в голову не приходило кидаться друг на друга со злобными и язвительными замечаниями, призывать друг друга ополчиться против инакомыслящих или взяться за дубины и хорошенько отколошматить кого-нибудь непохожего на них. А если и приходило, то подобные мысли реальные люди держали при себе, выставляя себя напоказ не с худших, а с лучших сторон. Возможно, реальную жизнь, как и общение в интернете, тоже можно назвать своего рода игрой, но, по крайней мере, правила в этой игре таковы, что их нарушение влечет за собою не призрачное, а столь же реальное, как реален и сам окружающий мир, наказание. Впрочем, лично Йорик предпочитал думать иначе: предпочитал видеть в людях людей, а не монстров. Однажды Йорик даже признался, что так намного проще жить: если ты вокруг себя замечаешь только плохое, неудивительно, что и жизнь твоя плоха́; если же видеть «разумное, доброе, вечное», жизнь сама устраивается так, что доставляет удовольствие и тебе и окружающим тебя людям, причем без второго — без того, чтобы окружающие тебя люди тоже получали удовольствие от общения с тобой — первое невозможно в принципе. А коли так, способность снисходительно закрывать глаза на темные стороны и сосредотачиваться только на светлых — необходимое условие процветания. Во всех смыслах: и в прямом, и в переносном; и в философском, и в сугубо материальном; в душевном и в физических проявлениях. Как говорится, подобное тянется к подобному, а значит, зло тянется к злу, нищета — к нищете, отвратительные проявления — к отвратительным. С другой стороны, добро всегда находит путь к другому добру, отзывчивость оборачивается такой же отзывчивостью, «не суди да судим не будешь» — прощением твоих собственных мелких прегрешений. Жизнь в ладу с окружающими — жизнь в удовольствие. Жизнь в придирках и склоках — жизнь до тошноты ко всему.

Болтая о том, о сем со встречными и поперечными, Йорик как будто вынырнул из жуткого омута, в который было погрузился с головой. И теперь, идя в парк уже добрых минут двадцать, он даже с некоторым удивлением самому себе вспоминал и свою горячность, и свой гнев, и своё страстное желание немедленно приступить к очищению форума от злодейств и злодеев. Глядя на окружавших его людей, Йорик думал о том, что любой из них мог оказаться его «виртуальным» собеседником: анонимность, если только пользователь сам о себе ничего не рассказывал, царила на форуме полная. А так как увлечение форумами и социальными сетями в последние несколько лет приобрело характер эпидемии, действительно любой реальный знакомец мог оказаться не только реальным Иваном Ивановичем, Митей, Саньком, Еленой Григорьевной или просто Алёной, но и виртуальным Букой, виртуальной Мамой-Кошкой, любым из тех виртуальных персонажей, с которыми Йорик поцапался каких-то полчаса назад. Ведь он и сам, Йорик, был, если подумать, не только реальным человеком, но и виртуальным персонажем. И при этом таким персонажем, который вот только что своей позицией довел до белого каления добрую сотню участников форума!

Подумав об этом, Йорик усмехнулся: и что это на него нашло? Вот, например, Иван Иванович: милейший человек! Генерал-майор в отставке, изумительный рассказчик о всякой всячине, любитель с церемонной серьезностью предложить приложиться к фляжке с коньяком и тут же приложиться к ней самому. Но не допьяна, не в скотский хлам, а просто чтобы зимою не только ветер и минус пятнадцать окрашивали щеки багрянцем, но и добрый согревающий алкоголь. Мог бы он быть завсегдатаем какого-нибудь форума? А почему бы, собственно, нет? Чем он занимается в те долгие часы, когда не гуляет с собакой и его никто не видит? Предается нескончаемым воспоминаниям? Разгадывает кроссворды? Пишет мемуары? Или… сидит на форуме под каким-нибудь залихватским ником и собачится на какой-нибудь или на чей-нибудь счет? Или Алёна: настоящее произведение искусства, природный феномен, такая барышня, о которых принято говорить «само совершенство»! Не в шутку или в насмешку, не в качестве комплимента, а на полном серьезе: с восхищением, с изумлением, с недоверием. Кто она, эта похожая на греческую статую Алёна? Только ли Алёна, с которой мужики не сводят глаз, но от которой при этом держатся подальше, напуганные самим ее совершенством и холодом мрамора античного памятника? Может ли быть Алёна не только Алёной, но и какой-нибудь виртуальной фурией? Да почему бы и нет? Чем занимается эта Алёна в часы, свободные от испуганного и потому особенно назойливого внимания? В часы, свободные от жалости к самой себе? В часы, свободные от добродушной болтовни того же Йорика, старающегося не показать, что общество прекрасной Алёны-статуи его изрядно напрягает?

Реальный мир совсем не похож на виртуальный, но, тем не менее, связан с ним настолько тесно, насколько это возможно вообще. Ведь вся эта сама виртуальность — плоть от плоти реального мира. Ее населяют не призраки и анонимы, а те же самые люди, которые прямо сейчас мирно беседуют с тобой о новом планшете или смартфоне, о новинке от производителя собачьего корма, о том, что вчера супер как съездили на шашлыки, да хоть о погоде: когда, наконец, установится лето? И если уж ты на этих людей предпочитаешь смотреть так, чтобы видеть в них самое лучшее, затушевывая их темные стороны, почему же на тех нужно смотреть иначе?

Окликнув смывшуюся к помойке Марту, Йорик почесал затылок: а ведь и правда — почему?

***

Ответ пришел уже прогулки, когда Йорик снова уселся за компьютер и зашел на форум: просто посмотреть — нет ли чего новенького? Ибо, говоря высоким стилем, так устроена человеческая природа: становясь «медийной личностью», насколько бы скромной и малой ни была при этом аудитория, человек не только ожидает ответной реакции на свои реплики и «выступления», но и жадно отслеживает их. Говорить, выступать, писать в пустоту — нет испытания худшего, чем именно такое. А так как форум — любой — ни что иное, как медийный способ самовыражения оказавшихся на нем участников, реакция или ее отсутствие — важнейшая составляющая подобного общения. До прогулки Йорику казалось, что он, выходя из дискуссии, в ответах не нуждается, тем более в таких, какие на него посыпались и больше походили не на ответы по существу, а на переход на личность и самую обыкновенную брань. Но после, когда самим своим видом, самим своим присутствием на столе компьютер так и подначивал вернуться и посмотреть, он понял: вообще-то нет. Вообще-то нуждается. Вообще-то, что бы и кто бы ни писал в ответ на сделанные им заявления, эта писанина важна. Потому что в ней — смысл написанного и собственно Йориком. Ведь без нее, ответной писанины, выходило бы так, что Йорик общался со стенкой или с самим собой: с зеркалом, скажем. То есть вел себя как безумец, потому что кем еще, если не безумцем, можно назвать человека, на протяжении нескольких часов распинающегося о высоких материях перед самим собой, а не перед публикой — в надежде эту публику склонить на свою сторону?

Усевшись за компьютер и вернувшись на форум, Йорик зашел в ту же тему и стал жадно прочитывать новые сообщения. Без ложной скромности, «предчувствия его не обманули»: нового было немало, сообщений за те полтора часа, в течение которых Йорика на форуме не было, изрядно прибавилось, и львиная доля из них была ответами на его, Йорика, собственные посты. Какие-то из них были в том же духе, что и самые первые «ответы», то есть являли собою ничто иное как «сам дурак», но немало было и ответов настоящих: таких, авторы которых вступили с Йориком в серьезную дискуссию. Правда, большинство из них не только придерживалось примерно таких же взглядов, что и Мама-Кошка, но и оперировало примерно такими же аргументами. Тем не менее, это было уже что-то. Это была не примитивная реакция вроде рёва возбужденной толпы: это была реакция осмысленная, то есть такая, которая прямо свидетельствовало: что ни говори, а форум «Балтики» — действительно площадка для дискуссий. Что ни говори, а людей, дающих себе труд напрягать не только голосовые связки, но и мозги, на этой площадке достаточно. И вот тогда-то — с пониманием или открытием этого — ответ на поставленный вопрос к Йорику и пришел. «Да, — перечитывая ответы, подумал Йорик, — реальный и виртуальный миры похожи друг на друга, но всё же не совсем. И вот это «не совсем» — колоссальная на деле разница! В реальном мире всё уравновешено, в виртуальном равновесия нет. В реальном мире настоящее зло потому и бросается в глаза, что оно выпячивается из общей сглаженности. Потому-то на злое начало в любом из людей легко закрывать глаза: это начало не «выступает», оно не развито, если его и видишь, то не более чем мелкую составляющую ничуть не пугающей обыденности. Убийца — выпирающее зло. Лжец напропалую и на голубом глазу — выпирающее зло. Но парочка повздоривших на дороге водителей, обложивших друг друга матом или побившихся друг с другом на кулаках — нет: эти водители — обыкновенные люди. На минуту взявшее в них верх злое начало неспособно доминировать в них постоянно. Уже через минуту оно нивелируется совсем другими поступками, растворяется в них, подавляется. Человек, привирающий о своих рыбацких успехах — не то же самое, что человек, постоянно врущий на поджигательные темы. И если в реальном мире вруна на поджигательные темы не только видно за версту, но и легко схватить и за руку, и за шиворот как безусловно зло, то в виртуальном всё ровно наоборот. В виртуальном мире само зло — квинтэссенция. Оно не выпирает по случаю, не бросается в глаза на фоне обыкновенной сглаженности. Не растворяется в других поступках и никак не подавляется. В виртуальном мире зло — самостоятельный участник жизни, а не часть совокупности присущих людям эмоций. В виртуальном мире зло — куда как более реальная и могущественная сила, чем зло настоящего мира. В виртуальном мире зло обладает массой таких качеств, каких у зла из реального мира нет и в помине. В виртуальном мире зло — опаснейший вирус, способный мутировать, развиваться, маскироваться, захватывать всё новых и новых носителей, становиться причиной самых настоящих эпидемий и пандемий, но главное — против этого вируса в виртуальном мире нет никакого лекарства. В виртуальном мире нельзя зараженному человеку сунуть таблетку в рот и надеяться на его выздоровление. В виртуальном мире нельзя оступившегося человека отвадить от заблуждений воспитательными примерами. В виртуальном мире «баня» — не аналог тюрьмы: если в реальности призрак тюрьмы еще способен заставить задуматься, способен напугать, способен остановить уже решившегося было на злой поступок человека, то виртуальная «баня» — нет. Зло в виртуальном мире мимикрирует так, что даже «награду» за себя — бан, временное исключение из дискуссии — представляет не в виде наказания, а в качестве награды за доблесть. В виртуальном мире пораженные вирусом зла участники — настоящие зомби. Переубедить их или перевоспитать невозможно. Как невозможно и не обращать внимание на их уже нечеловеческую сущность. С другой стороны, не меньшие зомби и те, кто так или иначе противостоит пораженным злом. В каком-то смысле они и сами — зло. Разве что какою-то прихотью воли стоящее на службе совсем иных идей. В виртуальном мире поневоле приходится относиться к людям не так, как этого хочешь ты, а так, как этого требуют от тебя. Если твой «собеседник» позиционирует себя Фантомасом, он Фантомас и есть: в виртуальном мире закрыть на это глаза — такое же безумие, каким было бы в реальном мире — закрыть глаза на выхваченный убийцей нож».

— Виртуальный мир, — Заключил Йорик, — не зеркальное отражение реального мира, каким он кажется на первый взгляд. Это — Зазеркалье: мир со своими собственными правилами, законами и особенностями. Правила реального мира в нем хотя и присутствуют, но искажены так, что действуют совсем иначе. Если в реальном мире наступить на грабли, получишь по собственному лбу. В виртуальном — не факт. В реальном мире ничто не может обходиться без фундамента. В виртуальном фундамент отсутствует сплошь и рядом. Более того, отсутствие фундамента в виртуальном мире — обыденная данность. Однако при этом возводимые без фундамента конструкции не только не рушатся, но и захватывают все новые и новые площади. В виртуальном мире скорее именно без фундамента в основе намного проще что-то построить, чем подводить под постройку фундамент. «Много букв» — вот типичный ответ на попытку создания чего-то основательного. Логика и знания в виртуальном мире востребованы куда как меньше, чем напористость и, вместе с тем, закостенелость. Напористость считается смелостью. Закостенелость — принципиальностью. Враньё — не порок, а нечто само собою разумеющееся. Гипертрофированная передача фактов — нормальный способ борьбы за умы. Передергивания — почтенное мастерство, а не шарлатанство.

— В виртуальном мире зло ощущает себя чрезвычайно вольготно: оно отравляет души реальных людей, но при этом не рискует быть пойманным.

***

Читая сообщения, появившиеся в ответ на его собственные, Йорик испытывал двоякое чувство. С одной стороны, он был польщен: народ «зацепило». С другой, избитость и схожесть аргументов «противной стороны» вгоняли в апатию: отвечать на них не хотелось. А вот чего действительно хотелось, так это перебанить к чертовой матери тех, кто не столько дискутировал, сколько просто хамил. Анжольрас, однако, еще не появлялся, модераторских полномочий у Йорика по-прежнему не было. Поэтому — отчасти с удовольствием, отчасти со скукой: такой вот странный симбиоз, — понаблюдав за развитием темы с четверть часа или около того, Йорик «удалился». Правда, не с форума вообще, а в «пользовательские» темы, в «Автохоливар». Но и в «Автохоливаре» в тот вечер Йорика поджидала настоящая засада.

Обычно — об этом мы уже говорили — «автомобильная» тема в «пользовательском» разделе форума если (в строгом соответствии со своим названием) и превращалась в срач, то в срач неполитический. По крайней мере, политика в этой теме никогда не играла первостепенную роль: если кто-то вдруг и начинал «выёживаться» не как автомобилист или поклонник/противник чего-то связанного с автомобилями, а как житель/гражданин какой-то страны, такого быстро окорачивали. Тот же Батька гнал таких с темы самой беспощадной метлой. Но в тот вечер Батька куда-то запропастился, Погонщик, также являвшийся постоянным участником темы, не появлялся тож. Других модераторов в эту тему было не загнать: по крайней мере, других модераторов в Автохоливаре Йорик еще ни разу не видел. И вот, явившись в нее из политического раздела с целью немного отдохнуть душой и поспорить насчет недавно прочитанного мнения о покрышках (один из участников похвалился, что уже пятый год катается на одном и том же комплекте, который не знает износу: пройдено уже почти сто тысяч километров, а покрышки «всё как новенькие»), Йорик обнаружил и в этой теме накал политических страстей. В тему буквально ворвался человек, проживавший, судя по флажку под его аватаром, в Литве.

Литовец (или не литовец, а просто житель Литвы — кто же разберет?) с места в карьер начал нести невероятную и при этом до предела политизированную околесицу. Он писал, что в Рашке (именно так: не в России, а в Рашке) всеобщая бедность, даже нищета достигли таких пределов, что старые ржавые Жигули превратились в предел мечтания «русских», живущих при «тоталитарном режиме, единственная цель которого — ограбление собственного народа на волне инспирированной им истерии в отношении Запада». Мол, так грабить проще всего: внушаешь «поцреотам», что вокруг — враги, и залезаешь в их карманы совершенно безнаказанно. Мол, «поцреоты» сами охотно отдают последние гроши, с радостью и благоговением пересаживаясь с нормальных машин на древние «вёдра»!

— То ли дело у нас! — писал литовец, совсем обалдев от потери чувства реальности и собственной безнаказанности. — Куда ни посмотришь — сплошь БМВ, Ауди и Мерседесы. В крайних случаях — Опели и Фольксвагены. У нас даже всякие Пежо и Ситроены за машины не считаются: распробовав немецкий автопром, от всякого другого у нас воротят нос. И если уж воротят нос от французских машин и даже японских, что говорить о помойках вроде Жигулей! Это только в вашей Рашке люди могут годами копить на машину, а в итоге усесться в «ТАЗ»! Завязывали бы вы со своим поцреотизмом: глядишь, тоже на нормальных машинах ездить станете!

У Йорика от такого в самом буквальном смысле глаза полезли на лоб. Чего-чего, а такого в «Автохоливаре» он никак не ожидал. Подобные высказывания еще могли бы пройти в какой-нибудь политической теме, извилистым путем превратившейся в обсуждение автомобилей: как, например, некоторые темы с неизбежностью и силами Буки превращались в обсуждение трамваев, поездов и всякого вообще общественного транспорта. Но чтобы в «Автохоливаре»? Йорик не верил своим глазам: что за бесовщина?

Литовец же не унимался. Не встречая сколько-нибудь действенного отпора, он развивал и развивал свои вздорные утверждения и под конец — Йорик как раз появился — дошел до того, что вывел «формулу»: членство в ЕС обеспечивает граждан вступившей в ЕС страны всеми мыслимыми и немыслимыми благами, среди которых хорошие машины — дело даже десятое. А вот членство в союзах с тоталитарной России максимум чем кого и обеспечивает, так это очередями за водкой. И даже картинку — «демотиватор» — приложил: толпы бедно одетых людей штурмуют винный магазин.

— Уважаемый, — немного оправившись от первого шока написал Йорик, — в современной Литве разучили работать с источниками, подменив их помоечными сайтами с нелепыми «демотиваторами»? В современной Литве перестали преподавать математику? Или это лично вы настолько съехали с ума, что видите собственный мир через розовые очки, а российский — через параноидальную кашу? Вы, часом, не ЛСД обкушались? Или по вене прошлись?

Литовец (или не литовец, а житель Литвы: по одному флажку под аватаром не поймешь) тут же отреагировал:

— Еще один поцреот, вместо аргументов переходящий на личности! Я доказал, что в Рашке — полный пипец, причем этот пипец прямо связан с вашим всенародным холуйством. А вот у нас — и это я тоже доказал — демократия позволяет жить припеваючи. Причем тут ЛСД? Причем тут вена? Только настоящий рашкинский поцреот в ответ на факты может говорить об ЛСД!

Сказать, что Йорик опешил, не сказать ничего. Йорик не просто опешил. От такой наглости, а главное — от такой дикой самоуверенности, основанной на откровенной лжи, Йорик едва из кресла не выпал. Он, Йорик, читая этот феерический бред, даже поперхнулся чаем и едва не расплескал горячий чай по клавиатуре. Доказал? Этот человек болен или… прикидывается? Может, он не всерьез? Может, это какой-то новый вид черного юмора?

— Вы твердо уверены в том, что говорите? — на всякий случай уточнил Йорик, по-прежнему не веря своим глазам или, вернее, отказываясь верить, что подобные бредни можно говорить без шуток.

Литовец (или не литовец, а житель Литвы: сам черт не поймет!) остался, однако, неумолим:

— Что, — написал он, — правда глаза режет? Впрочем, вам, россиянцам, хоть ссы в глаза — всё Божья роса!

Терпение Йорика лопнуло. Обложив литовца (или жителя Литвы) отменно изысканными характеристиками, в числе которых «при рождении уроненный головою на пол» даже не претендовало на место в первой дюжине, Йорик перешел в активное наступление, для чего, будучи воспитанным в уважении к подлинным фактам и к логике их использования, призвал на помощь самую обыкновенную статистику. И хотя в последние годы в моду вошло выражение «есть ложь, есть наглая ложь и есть статистика», Йорика это ничуть не смущало. Он знал: указанное выражение вошло в обиход и в моду с подачи как раз лжецов, как раз любителей передернуть, как раз стремящихся поставить всё с ног на голову, для чего им и потребовалось дискредитировать важнейший аргумент возможных оппонентов — статистику. Обвинив беспристрастность в наиболее страстных выдумках, эти насквозь пристрастные люди решили, что дело в шляпе и что отныне так и пойдет: в ответ на статистику — фразочку. «Есть ложь, есть наглая ложь и есть статистика». Слабые духом и не слишком уверенные умом на эту уловку поддавались. Но в случаях с йориками, привыкшими оперировать именно фактами и как раз статистикой, такой фокус не проходил. В чем литовец (или житель Литвы) тут же и убедился.

— Давайте сравним, — перейдя от характеризующих эпитетов к сути, написал Йорик. — В минувшем году в России было продано два с половиной миллиона новых автомобилей или 0.018 штук на душу населения. В минувшем же году в Литве было продано одиннадцать с половиной тысяч новых машин или — если верить тому, что население современной Литвы составляет два миллиона девятьсот тысяч человек — 0.004 на душу населения. То есть в четыре с половиной раза на душу населения меньше. При этом средняя стоимость проданной в России новой машины составила — по текущему курсу — 24 тысячи евро, тогда как в Литве не дотянула и до двадцати тысяч. Далее: вторичный рынок. В минувшем году в Литве было продано 150 тысяч подержанных машин. Это — 0.052 на душу населения. В России — более шести миллионов или около 0.043 на душу населения. То есть всего на семнадцать процентов меньше. Но будем считать, что не всего на семнадцать процентов, а аж на целых семнадцать процентов меньше. Но! При этом средняя стоимость подержанного автомобиля в России составила 13400 (тринадцать тысяч четыреста) евро, а средний возраст — три с половиной года, тогда как в Литве — 3400 (три тысячи четыреста) евро и более десяти лет! Так где же, драгоценный вы наш, процветание, а где — нищета? Цифры показывают, что нищета, причем едва ли не повальная — это как раз участь вступившей в ЕС Литвы. Тогда как процветание — участь «тоталитарной» России! Цифры показывают, что «процветающие» литовцы не только в четыре с половиной раза покупают меньше новых машин на душу «процветающего» населения; не только на эти новые машины тратят существенно меньше денег, но и подержанные машины вынуждены покупать в три раза более старые, чем «нищие россияне», и при этом в четыре раза более дешевые! Зашибись, какое процветание! Самому-то не стыдно?

С этого момента литовец (или житель Литвы) «поплыл». Ответить цифрами на цифры он, разумеется, не мог и поэтому начал импульсивно втирать об «иных предпочтениях», об «ином смысле жизни» и вообще о том, что в Литве «умеют считать деньги» и вот потому-то как раз и предпочитают подержанные автомобили новым, новые практически не покупая.

— По доброй воле (потому что «смысл жизни иной») предпочитают новым или хотя бы трехлетним подержанным машинам пятнадцатилетние с польских и немецких свалок? — с издевкой уточнил Йорик.

— Не со свалок! — почти заорал (капслоком) литовец (или житель Литвы).

— Да? А откуда?

— Со специальных стоянок!

— То есть со стоянок, на воротах которых вместо слова «свалка» написано «машины для Литвы»?

Наверное, литовец (или житель Литвы), прочитав такое, поперхнулся. Во всяком случае он на некоторое время умолк, а когда снова появился, резко перешел на другую тему:

— В Литве нет ни нефти, ни газа!

— И что? В Люксембурге их тоже нет.

— А то, что если бы в России не было нефти и газа…

— Если бы у бабушки были яйца, — перебил Йорик, — она была бы не бабушкой, а дедушкой. Дальше что?

— А то! — литовец (или житель Литвы) начал писать «болдом». — А то! Я вообще ржу с москвичей, которые покупают машины в кредит под сорок процентов годовых, живут в «двушках», не знавших ремонта с брежневских временем, но зато колотящих понты на новых автомобилях! А если посмотреть на глубинку, так там и под сорок процентов никому кредит не дадут!

Йорик поставил смайлик:

—

И еще один:

—

И еще:

—

А затем написал:

— А я ржу с литовцев, которые не могут себе позволить вообще ничего и никак, вообще ни при каких условиях и обстоятельствах, но при этом втирающих россиянам байки как о собственной жизни, так и о жизни... самих россиян! Причем откровенное, даже можно сказать наглое вранье в обоих случаях просто зашкаливает. Например, в данном конкретном сообщении особенно смешон кредит под 40%. Впрочем, двушка, не видевшая ремонта с брежневских времен — такой же перл. А уж знание нашей провинциальной жизни — это вообще отпад. Вы, уважаемый, если чего сказать хотите, так хотя бы в какую-нибудь реальность из собственных фантазий вернитесь. Иначе получается совсем смехотворно: до колик, до гомерического хохота!

Неизвестно, ответил бы на это литовец и если да, то что, но его опередила внезапно появившаяся в теме жительница Америки: не Мама-Кошка, а другая — с ней Йорик «напрямую» еще не сталкивался, но мельком ее сообщения иногда читал. Эта дама производила впечатление вменяемой и приличной особы. И поэтому к тому, что она написала прямо сейчас в «Автохоливаре», Йорик отнесся куда как серьезнее, нежели к тому, что писал предыдущий его «оппонент». Написала же она вот что:

— Вы, Йорик, неправы. Я тоже предпочитаю подержанные машины, хотя и живу в стране, которая — вы же не станете с этим спорить? — куда богаче России. Просто, видите ли, стратегия это такая. Лично я ориентируюсь на лакшери⁶⁵, смотрю на выбор и, приложив некоторые усилия, совершаю отличный дил⁶⁶: без всяких лонов⁶⁷ и за кэш. Мне не нужен новый автомобиль. На купленный так, как покупаю я, страховка и налоги стоят копейки. Зачем же я буду заморачиваться? Тратить лишнее?

— Хорошо, — сбавил обороты Йорик. — Пусть так. Тогда всего лишь ответьте на вопрос: вы на свою подержанную машину потратили три тысячи семьсот долларов, приобретя десятилетний БМВ? Или всё же купили что-то более свежее, при том что могли себе позволить и новенький Шевроле?

— Ни Шеви⁶⁸, ни БМВ меня не интересуют, — уклончиво ответила американка.

— Пусть так, — не сдавался Йорик. — Пусть будет Кадиллак. Вы купили Кадиллак двухтысячного года с пробегом около двухсот тысяч миль за три с половиной тысячи долларов?

— SRX⁶⁹ за такие деньги — это что-то из области фантастики!

— А! — обрадовался Йорик. — Значит, с Кадиллаком я угадал… впрочем, это неважно. Важно то, что вы сами только что подтвердили: в отличие от среднестатистического литовца, вы не покупаете десяти-пятнадцатилетние машины за бросовые цены. Говоря проще, это у вас стратегия. А у среднестатистического литовца — не стратегия, а давление обстоятельств. Вы, покупая несильно подержанный Кадиллак, вместе с тем можете себе позволить и новую машину: из огромного выбора более скромных марок и моделей. Литовец же, покупая подержанный автомобиль, ничего подобного себе позволить не может. А это — колоссальная разница.

— Вообще-то я сама из Литвы! — ответила американка.

— Сочувствую, — без всякой политкорректности съязвил Йорик. — Давно уехали?

— Давно, — призналась американка.

— Планируете вернуться?

— Нет.

— Ну и славненько, — подытожил Йорик.

Американка вставила смайлик:

—

— Вообще-то я люблю Литву. Очень скучаю. Мне не нравится, когда на Литву наезжают так, как это делаете вы.

Йорик почесал затылок и написал:

— Я не на Литву наезжаю. Скажем так: я наезжаю на распоясавшегося хама. Который, пользуясь отсутствием модераторов, превратил сугубо автомобильную тему в политический срач. А уж то, что он проживает в Литве — дело десятое.

Отправил сообщение, подождал и написал еще одно:

— А знаете что? Давайте вернемся к тематической сути и пособачимся на тему автомобилей. Ну его, этого провокатора... Предлагаю затравку: вы сказали, что предпочитаете «люкс». Но я на это отвечу так: Кадиллак если и относится к сегменту «премиум», то очень и очень условно. Потому что в основе большинства его моделей лежат опелевские платформы, а Опель, мягко говоря, к премиуму вообще никак. То есть вас элементарно обманывают.

Но вместо американки ответил объявившийся Византия:

— Ника, — написал он, обращаясь к американке, — не спорьте с этим одержимым о премиуме! Он заморочит вас так, что Мерседесы, Ауди и БМВ начнут преследовать вас в кошмарах! Он искренне верит в то, что только эти марки к премиуму и относятся. А всё остальное — говно!

— Правда?

— Отож!

Йорик хотел возразить, но не успел. Византия взял его собственное утверждение о Кадиллаке в цитату и, не комментируя словами, поставил смайлик:

—

Йорик вздохнул: что за день сегодня такой?

Вышел с форума, выключил компьютер и отправился спать.

***

Все двадцать или около того километров от Лесного Городка до МКАД Минское шоссе проходит в обрамлении уже сплошной застройки. И хотя непосредственно с дороги это видно не всегда — иногда создается впечатление наличия настоящих лесов, — факт остается фактом: практически всё примыкающее к дороге пространство на этом участке шоссе более или менее плотно застроено. Здесь — Одинцово и его многочисленные микрорайоны. Здесь — всевозможные пансионаты и дома отдыха, практически находящиеся в городской черте или в черте того, что официальным административным делением области именуется «городскими поселениями». Здесь — дачные поселки: преимущественно старые, советских времен. Но здесь же — поселки и сравнительно новые: коттеджные. Непосредственно к дороге примыкают и жилые дома, и всевозможные рынки, и магазины, среди которых — весьма популярный «садовый» комплекс, если судить о популярности по напрочь и всегда заполненной стоянке перед ним. В этом комплексе предлагается всё: от нехитрого садового инструмента вроде обыкновенных секаторов до фонтанных насосов и декоративных фигур вроде статуй для парка или искусственных уток для собственного пруда. Здесь же, у дороги — один из крупнейших в Московской области питомников всевозможных саженцев: деревьев, цветов и так далее. Здесь же, если верить придорожному указателю — одинцовская автошкола, какое-то полицейское управление, управление каким-то хозяйственными делами при Правительстве РФ. Здесь — Сколково, о котором граждане России самых разных взглядов говорят не иначе как с усмешкой: кто с грустной, а кто — с язвительной. Наконец, здесь же — один из первых в России пейнтбольных клубов, расположенный, впрочем, настолько неудачно, что съехать в него с дороги можно только двигаясь по направлению из области к Москве.

Сплошная застройка — иные, нежели на «оперативных просторах», требования к движению. Мало кто знает, а вернее, мало кто замечает, что практически всё протяжение шоссе от Лесного Городка до МКАД имеет ограничение скорости в шестьдесят километров в час. Большинство водителей, завидев знак, обозначающий выезд из Лесного Городка, начинают давить на газ и… тут же попадаются «под камеру». Йорик и сам под нее попадался, но, в отличие от тех, кто на пришедшие им «письма счастья» смотрел с искренним недоумением, знал, в чем дело: сразу же после Лесного Городка и вплоть до указателя «Баковка» Минское шоссе находится в зоне действия вот такого дорожного знака —

Знак же этот, как известно, устанавливает «городское» ограничение скорости — шестьдесят километров в час. Впрочем, совсем уж разгоняться на этом участке шоссе и негде: сразу же после Лесного Городка дорогу «перегораживают» четыре светофора, создающие в часы пик немалые пробки перед ними. Особенно тяжко идет движение в утренние часы по будням и в вечерние часы под конец выходных и праздничных дней. Йорик же как раз и ехал, стремясь в Москву, утром буднего дня.

Шедшая перед ним Шкода с украинскими номерами проблем не создавала: она шпарила так, как это только было возможно, учитывая вообще сложившиеся условия. А условия эти, как ни странно, Йорику благоприятствовали: он ожидал, что уж вот сейчас-то, вот теперь-то наверняка встанет в едва ползущей пробке, но какою-то прихотью судьбы пробка не образовывалась.

И «украинская» Шкода, и Йорик за ней лихо промчались под камерой, установленной сразу же после знака «Конец Лесного Городка». Не сбавляя хода — если честно, от украинца такой «нерачительности» Йорик никак не ожидал — перепрыгнули через железнодорожные пути перед первым из светофоров, по неизъяснимому чуду сиявшим благословенным зеленым сигналом. Все так же, несмотря на присутствие гаишной машины, миновали второй светофор: если гаишники и отметили вопиюще нарушение правил, то виду они не подали. Наконец, на тех же примерно ста десяти — ста двадцати километрах в час поднырнули под еще одну камеру: неподалеку от съезда в пейнтбольный клуб и в какое-то фермерское хозяйство — хотя какое фермерское хозяйство может быть на столь малом удалении от Москвы и на землях, отравленных океаном выхлопных газов? Вышли на пологую кривую перед еще одним светофором — на перекрестке с Восточной улицей Одинцова — и так же успешно проскочили и его. Дальше вплоть до МКАД дорога была прямой, но в Баковке — на последнем светофоре — везение кончилось: издали заметный, светофор поначалу манил «зеленым», но стоило Шкоде еще поднажать — игнорируя, к слову очередную камеру, — как он, собака, переключился на желтый, а там — и на красный сигналы. Водитель Шкоды, сначала думавший проскочить, что было силы дал по тормозам. Йорик, сначала тоже рассчитывавший на успех, был вынужден последовать его примеру. Две ошалелые машины — Шкода и Ауди, — легонько «крестясь» в колеях и чуть ли не с дымом из-под колес, буквально вывалились в поле зрения стационарного поста ГАИ и стоявших подле него блюстителей правопорядка.

— Приехали… — подумал Йорик.

Что подумал водитель Шкоды, Йорик, понятно, знать не мог, но, судя по нервно, на мгновение, вспыхнувшим на Шкоде огням заднего хода, украинец с досады размашисто перевел рычаг переключения скоростей в положение R, а затем, опомнившись (отступать-то некуда!), так же быстро перевел его обратно. Погасли и снова загорелись стоп-фары: украинец отпустил педаль тормоза и снова нажал на нее. Всё это говорило о том, что водитель Шкоды нервничал, причем, похоже, нервничал куда больше стоявшего прямо за ним Йорика.

Эта нервозность Йорика удивила. «Ладно, — подумал Йорик, — я: я по-настоящему спешу и вот что-что, а длительные разбирательства с гаишниками мне и впрямь ник чему. Но он-то с чего так взъерепенился?» Правда, если гаишники замеряли скорость или имели доступ к информации с ближайшей к их посту камеры — камера, напомним, висела в каких-то паре сотен метров от них, — украинцу (как и Йорику) грозило лишение водительских прав. Но, во-первых, всё-таки вряд ли «местные» гаишники могли оперировать информацией с автоматической стационарной камеры, работавшей на Центр видеофиксации нарушений ПДД по Московской области, а во-вторых, не было похоже и на то, чтобы они сами что-то фиксировали. Да и было бы это — фиксация скорости с их стороны — настоящим абсурдом! Помимо прочего, камеры для того и ставят, чтобы исключить всякую предвзятость со стороны «ручных» измерений. Так сказать, вывести из цепочки «ненадежное звено», оборачивающееся «скандалами, интригами, расследованиями», а попросту говоря — взяточничеством и коррупцией. Иногда, конечно, гаишники, невзирая на наличие стационарных камер, устанавливают и «собственные» радары, но дело это вполне исключительное и требующее каких-то серьезных обоснований. Да и происходит такое, как ни крути, не на стационарных постах, а вдали от них. Кроме того, даже нарушения, зафиксированные таким образом, частенько «перенаправляются» в тот же Центр видеофиксации, то есть непосредственного контакта «сотрудник ГИБДД — водитель-нарушитель» не происходит.

Чем ближе было время переключения светофора с красного на зеленый, тем больше нервничал водитель Шкоды с украинскими номерами. Йорик увидел, как тот приоткрыл окошко, закурил и, не сделав и двух-трех затяжек, выбросил едва прикуренную сигарету. Затем, перегнувшись на пассажирскую сторону, полез в бардачок и начал копаться в нем. Достал из него что-то и сунул себе в рот. Йорик покачал головой: да не пьян ли он попросту? Или с похмелья? А в рот засунул жвачку или что-нибудь вроде кофейного зернышка — запах отбить?

Если водитель «украинской» Шкоды и вправду был пьян или «рулил» с остаточными явлениями алкогольного опьянения, его поведение — сование в рот отбивающих запах «веществ» — был вдвойне нелепо. Мало того, что стоявшие на посту гаишники (их было двое) всё это также наверняка приметили — солнечный свет падал на машины так, что лобовые стекла не мешали обзору салонов со стороны, — так еще и сам факт наличия «перебивающего» запаха должен был этих гаишников насторожить: буде они остановили бы украинца, именно этот запах стал бы первым, что могло побудить их усомниться в трезвости водителя! А там — экспресс-тест или направление на медицинское освидетельствование. Со всеми, скорее всего, вытекающими.

Пьяных за рулем Йорик на дух не переносил, считая их самой большой опасностью на дорогах общего пользования. Пьяные, а тем более «с бодуна» водители — водители неадекватные. Пьяным море по колено: эти едут, не отдавая себе отчет вообще ни о чем. «С бодуна» — не лучше: эти «трясутся», их нервы напряжены, они шарахаются от любого «постороннего» звука. Время от времени на них накатывают неконтролируемые приступы дурноты, в течение которых могут наступать и мгновения фактической слепоты: когда перед глазами — всё что угодно, сумрак, но только не дорога. Водители «с бодуна», пожалуй, даже опаснее «просто» пьяных. Уж лучше бы — коли прав всё равно лишаться — опохмелялись!

Едва Йорику в голову пришла мысль о том, что водитель «украинской» Шкоды попросту пьян, он, Йорик, «окаменел»: из его, Йорика, сердца ушло всякое сочувствие к возможным другим причинам нервозности. Более того: Йорик от всего сердца пожелал, чтобы гаишники украинца тормознули: пьяным на дорогах не место!

Так и случилось. В том смысле, что едва светофор загорелся зеленым, едва Шкода тронулась, один из гаишников вышел на проезжую часть и жезлом указал ей на обочину. Но и второй гаишник не остался без дела: он тоже вышел на проезжую часть, а взмах его жезла был направлен на Ауди Йорика.

Йорик, только что желавший «остановки» для украинца и остановленный за компанию с ним, чертыхнулся:

— Да чтоб тебя!

Свернул на обочину и включил «аварийку».

***

Украинец выходить из машины явно не собирался. Он приспустил стекло водительской двери и даже не отстегнул ремень безопасности. Йорик напротив — отстегнувшись и вытащив из бардачка документы, из машины вышел. Без специального требования сотрудника ГИБДД делать это он был не обязан, но, когда его останавливали, поступал так всегда: такое поведение, в чем он не раз и не два убедился лично, давало психологический выигрыш.

Гаишники — черствые люди только на первый взгляд. На самом же деле они — весьма ранимые люди, очень болезненно переживающие любые проявления неуважения к ним. Их служба тяжела и часто неблагодарна. Им часто безосновательно хамят. К ним часто обращаются так, словно они — не офицеры при исполнении, а мальчики на побегушках или самый обыкновенный обслуживающий персонал. Любой человек начнет потихоньку звереть, если к нему так относиться!

Выходя из машины по собственной воле, Йорик как бы выказывал почтение: как в не настолько уж и далекие от нас времена люди, встречаясь друг с другом на улице, приподнимали шляпы или просто касались кончиком пальца ее полей. Приподнять — выказать уважение. Просто коснуться — пренебрежительно поприветствовать: мол, знаю, знаю — правила вежливости и всякое такое, но не пошел бы ты к черту?

— Здравствуйте, уважаемый, первый полк ДПС, инспектор Иванов, что ж так быстро-то? — без единой запинки выпалил молоденький лейтенант, принимая от Йорика документы и бросая на них мимолетный взгляд. — Куда торопитесь, Павел Николаевич? Ограничение шестьдесят!

Йорик, и не думая спорить насчет непосредственно нарушения, пустился в краткие, но энергичные пояснения: вопрос жизни и смерти… ну, почти, но всё равно очень и очень серьезно… вот так… нет: ВОТ ТАК нужно быть в Москве к такому-то часу и ни минутой позже!

Инспектор машинально взглянул на часы: Йорик вытянул левую руку и пальцем правой постучал по циферблату.

— Разобраться если строго, даже в эти пять минут можно сделать очень много⁷⁰?

Нижняя челюсть Йорика так и отвалилась от верхней, а сам Йорик воззрился на инспектора с неподдельным изумлением. Инспектор, видя такую реакцию, усмехнулся:

— Хорошая песня, мне нравится. Главное, посыл у нее хороший, добрый, вы с этим согласны?

Йорик, продолжая пялиться на молоденького инспектора как на невиданную диковину, кивнул.

— Но бывает, что минута всё меняет очень круто: всё меняет раз и навсегда! — инспектор говорил быстро, но выразительно. — Как по-вашему, сколько метров машина проезжает за минуту на скорости шестьдесят километров в час и на тех примерно ста двадцати, с которыми ехали вы? Навскидку? Приблизительно? И если до перекрестка или пешеходного перехода — двести метров, а светофор, как показывает индикация на нем, вот-вот с зеленого переключится на желтый, а с желтого — на красный?

Йорик понял, что вопрос носил сугубо риторический характер, но всё же ответил:

— Тысяча метров на шестидесяти, две — на ста двадцати. Но все остальные условия задачи…

Инспектор быстро перебил:

— Посыл, главное — посыл. Как в песне: добрый он или не очень. Вот ваш посыл, Павел Николаевич, совсем не добрый. Ваш посыл эгоистичен. Вы собственные интересы поставили выше интересов других участников движения. Например, бабушки, переходящей через дорогу…

— А если это неправильная бабушка⁷¹? — невольно вырвалось из Йорика.

Инспектор засмеялся:

— Пионеру это должно быть всё равно⁷²!

Йорик начал выпадать в осадок: Задорнов явно ошибается насчет современной молодежи! Или инспектор — исключение?

Между тем, инспектор вернул Йорику документы:

— Подумайте об этом, Павел Николаевич, подумайте и о пяти минутах, и о той минуте, которая может стать роковой. Так ли уж важны ваши дела, если они способны обернуться трагедией для других, а для вас — лишением свободы? Не лишением водительских прав — подумаешь, через годик-другой новыми обзаведетесь, — а лишением свободы за убийство той правильной или неправильной старушки, которая окажется под колесами вашего авто? А в том, что рано или поздно она под ними окажется, если вы не задумаетесь, можно не сомневаться!

Йорик, в одной руке держа документы, другой провел по лбу, внезапно ощутив, насколько всё-таки на улице жарко. За прошедшее с момента встречи с коровами время, когда он, чтобы вытереть коровью слюну со стекла, был в первый раз вынужден выйти из машины, утро разошлось настолько, что даже тогдашний вроде бы немилосердный жар теперь показался Йорику подлинной прохладой. Даже когда Йорик выходил из машины при случившемся в Лесном Городке ДТП, он не ощущал таких духоты и жары. Лоб Йорика покрылся испариной.

Стоявшая в нескольких метрах от инспектора и Йорика Ауди тоже, казалось, начала задыхаться от внезапно обрушившейся на нее жары. Ее незаглушенный мотор шелестел уверенно, но вентиляторы, сгоняя с него температуру, работали непрерывно: шумно, с упреком. Этот непрерывный вой словно взывал о передышке в тенечке, о часике покоя.

— Вы, Павел Николаевич, можете ехать, — сказал инспектор, тоже как будто прислушавшись к звуку непрестанно работавших вентиляторов. — Но уж будьте добры, окажите всем и, прежде всего, самому себе милость: езжайте спокойней. Так оно, поверьте моему опыту, надежнее выйдет!

Йорик моргнул: вкупе со всем остальным «поверьте моему опыту» из уст совсем молодого человека добило его. Кивнув и прикусив губу, немного ссутулившись, он вернулся к машине и уселся за руль. Не спеша пристегиваться, посмотрел вперед: Шкода с украинскими номерами по-прежнему стояла на обочине, а инспектор подле нее явно злился и, направив указательный палец в приоткрытое окошко водительской двери, явно требовал от украинца, чтобы тот покинул автомобиль.

Молоденький инспектор, уже не глядя на Ауди, поспешил к своему старшему коллеге. Вдвоем они склонились к приоткрытому окошку Шкоды и — уж тоже вдвоем — начали бурно жестикулировать.

Йорик пристегнулся и снял машину с ручника.

Выключил «аварийку», включил левый поворотник и вырулил с обочины обратно на дорогу.

***

Название «Баковка», в которой Йорик был остановлен и по которой теперь катил с задумчивой неспешностью, обычно произносят с ударением на первый слог — Ба́ковка, но правильно говорить Бако́вка. Это название происходит от процветавшего здесь в девятнадцатом веке промысла — бако́вки, «разделки» вырубленного нестроевого леса на всякую всячину и, в первую голову, на лыко с последующей выделкой из этого лыка рогожи. Аналогичным образом назывались и места промысла: бако́вки. Бако́вок в окрестностях было немало: еще на стыке девятнадцатого и двадцатого веков эта местность оставалась весьма лесистой даже несмотря на ведшуюся здесь активную и, прямо скажем, варварскую вырубку. Особенным варварством «отличались» крестьяне рядышком расположенной деревни Мамоново, некогда принадлежавшей графам Зубовым — тем самым, чей предок, Николай Александрович Зубов, подстрекаемый английским посланником — любовником его родной сестры, — на пару с Паленом составил заговор против императора Павла, какового императора и убил, ударив его табакеркой в висок.

Какой хозяин, таковы и слуги: крестьяне зубовской деревни, давно уже освободившиеся от крепостной зависимости, то есть «работавшие» по собственному почину, а, стало быть, по собственному почину и совершавшие, как сказали бы сейчас, экологические преступления, даже в голову себе не забирали то, что их действия приводят к уничтожению богатейших флоры и фауны, к высыханию еще недавно лесных, а ныне обезлесевших речушек и ручьев. Им было совершенно наплевать на то, что из-за их копеечной выгоды всё и вся погибало на вёрсты вокруг. А так как деревня была совсем немаленькой — около двухсот душ, — то и вред ее жителями был нанесен соответствующий: именно они, «мамоновцы», превратили эту часть Подмосковья в практически безжизненную пустыню.

Но — пустыня или нет, а «расчистка» территории от «бесполезного», кроме как на лыко, леса дала и толчок для развития этих мест в качестве, как это ни странно, дачных. Странно потому, что современные дачники стремятся окружить себя природой, желают иметь на своих участках настоящие лесные деревья, готовы платить за «уголок в лесу» немаленькие деньги, а вот те, тогдашние, дачники явно думали иначе: они желали не лес, а поляну. «Мамоновцы» охотно продали им поляны, и дачники развернули активное строительство.

Уже в дореволюционное время «поляны», застроенные дачными домиками и называвшиеся «Бако́вка-1», «Бако́вка-2», «Бако́вка-3» и так далее, начали сливаться в единый поселок, а после революции, когда здесь же стали возводиться и дачи уже советских людей, бывшие «бако́вки» слились в одну и превратились просто в Баковку. Место считалось довольно элитным: именно здесь находились дачи наркома Сокольникова⁷³ и самого, не считая Жукова, знаменитого маршала Советского Союза — Будённого. Но особенный «цимес» этому месту придало то, что менее чем через год после войны, в 1946-м, здесь же был организован исправительно-трудовой лагерь: организован с присущей советской службе исполнения наказаний размахом. Если постоянное население собственно Баковки можно было оценить в несколько сотен человек — в тысячу от силы, то постоянное «население» лагеря колебалось от двадцати тысяч с лишком в «лучшие времена» до девяти тысяч перед закрытием. То есть в десять — двадцать раз превосходило население «законопослушное». Заключенные из «Баковлага» работали на многочисленных стройках Подмосковья, в том числе и на стройках Министерства Обороны: именно их силами возведены многие из объектов, доныне входящих в систему обороны Москвы. Может, поэтому, из-за наличия здесь некогда лагеря, инспектор и вспомнил о лишении свободы?

— Впрочем, нет, вряд ли, — подумал Йорик. — Гурченко — ладно. «Квартет И» — допустим. Но лагерь в Баковке? Это было бы уже слишком!

Однако по какой причине инспектор, читая Йорику нотацию, заговорил о «зоне» — по этой или по какой-то другой, — было уже неважно: его слова запали Йорику в душу, и почему-то больше, чем любые из тех отвлеченных рассуждений, которые Йорику на данный предмет приходилось слышать раньше. Слышать же их ему, нарушителю злостному, но идейному, доводилось немало: он частенько спорил на эту тему с разного рода людьми, в том числе и на форуме. Мы уже рассказывали о его собственном отношении к ответственности за нарушения на примере как раз одной из форумных дискуссий. Тогда он и сам говорил о тюрьме как о необходимой мере для наведения прядка на дорогах. Но только теперь, когда об этом же, хотя и под другим углом, заговорил молоденький инспектор ДПС, Йорик задумался всерьез. И не о том, нужно ли какие-то нарушения выводить из поля административного в поле уголовное, а вообще: о том, стоят ли любые нарушения того, чтобы их совершать. Какой бы ни была законная ответственность за них — ничтожной или беспощадной, — может ли она заменить ответственность моральную: ту самую, которую каждый человек должен ощущать в своей душе?

***

Эти размышления поневоле вернули Йорика к мыслям о форуме «Балтики» и о его, Йорика, собственной деятельности на нем: уже в качестве модератора. Йорик вспомнил то утро, когда, наконец, он получил от Анжольраса модераторские права и тут же воспользовался ими для «наведения порядка». Или для наведения того, что он, Йорик, сам понимал под порядком.

Для начала Йорик, зайдя на форум и обнаружив под своим аватаром модераторский знак отличия (по совести, этот знак — остроконечная зеленая «шапка» с крупной золотистой звездочкой — чем-то неуловимо, но явственно напоминал клоунский колпак) — для начала, обнаружив под своим аватаром значок модератора, Йорик вернулся в тему о геях, в которой ожесточенно спорил накануне. Но там уже царил относительный порядок: за ночь, судя по отметкам, лично Анжольрас успел в этой теме прибраться: какие-то сообщения из нее удалил, за какие-то кого-то забанил. Оставалось еще несколько откровенно поджигательных сообщений, каковые сообщения Анжольрас то ли не заметил, то ли по какой-то причине закрыл на них глаза, но Йорик, подумав, решил ни их, эти сообщения, ни их авторов не трогать. Решил, что по прошествии суток наказание не будет эффективным. Кроме того, согласно правилам форума, данные конкретные сообщения тянули не больше, чем на те же сутки бана, то есть получалось, что время как бы вышло. Как бы истек срок давности, если сравнивать с реальной жизнью.

Это обстоятельство сразу же заставило Йорика задуматься о пределах модераторской власти. С одной стороны, она казалась практически безграничной, открывая возможность для любого произвола, но с другой, не только — хотя бы формально — ограничивалась правилами форума и ясно расписанной ответственностью за каждое из предусмотренных правилами нарушений, но и моральной ответственностью самого модератора: прежде всего, перед идеей. Идея же выражалась в том, что модератор, во всем остальном такой же участник форума, как и другие его участники, был призван не в качестве проводника той или иной идеологии, не в качестве судьи о превосходстве одной идеологии над другой или правоты одних мнений при неправоте других, а в качестве охранителя порядка при свободном выражении любых из этих идеологий и любых из этих мнений. Действия по принципу «своим — всё, чужим — закон» неминуемо подрывали бы эту идею, превращая модератора из «охранителя» в примитивного «карателя». И — да: насколько в прошлое распространяется такая власть?

Проводить прямые параллели с реальной жизнью Йорик уже не мог, поскольку, как мы это видели, уже убедился в том, что между реальностью и виртуальностью, несмотря на всё их сходство, различий столько, что сами эти различия не позволяют подходить к участникам форума с теми же мерками, с какими один человек подходит к другому человеку при личных встречах и личном знакомстве. Кроме того, реальная жизнь длится десятилетия, виртуальная может ограничиваться днем, несколькими днями, годом — в любом случае сроком, несопоставимым с продолжительностью реальной жизни. И пусть виртуальная жизнь, как понял Йорик, куда как более концентрирована, ее скоротечность, тем не менее, требует учитывать и самое себя. Наконец, еще одно важнейшее отличие виртуальной жизни от реальной — отсутствие периода незрелости: того, что в реальной жизни мы называем детством, школьными годами, юношеством… в общем, определяем как возраст, требующий особенного к себе отношения, в том числе — снисхождения. Эти два фактора — быстротечность и зрелость — априори вступали между собой в очевидное противоречие: первый требовал мягкости, второй — предельной суровости. И если уж всё-таки проводить параллель, это было бы как с совершеннолетним преступником, зараженным какой-то смертельной болезнью и доживающим свои последние дни. Что делать с таким преступником, ухватив его за шиворот и притащив в суд? Вынести приговор по всей строгости закона, учитывая умышленный характер преступления и то, что совершивший его человек полностью осознавал творимое им? Или дать ему по максимально возможной нижней планке, сообразуясь с тем, что суровость в его отношении бессмысленна?

На какое-то время Йорик, размышляя над этим, зашел в тупик. Он читал и перечитывал правила форума, смотрел на отведенные для каждого из нарушений сроки банов и не мог отделаться от мысли, что всё это — лукавство. Инструмент, скопированный с другого инструмента. Скопированный с огрехами, но с такими огрехами, как будто копиист допустил их нарочно. Но если так, то зачем? Чтобы дать бо́льшую свободу для выражения мнений? Или чтобы дать бо́льшую свободу маневра модераторам? Или чтобы дать бо́льшую свободу самому себе? Глядя на все эти «до трех суток», «до пяти дней», «на срок до недели» и так далее при пометках, что «действия модератора не обсуждаются» и «открытое обсуждение модерирования на форуме запрещено», Йорик не мог понять, почему именно так, а не иначе. Но главный вопрос, на который он не находил ответа вообще, оставался всё тем же: насколько в прошлое распространяется модераторская власть и распространяется ли она в него?

Вот допустим: увлекся модератор чтением какой-то старой темы — просто решил заглянуть в «архив», — а тема эта — сплошь нарушения на нарушениях. Что ему делать? Все нарушители — «живы» и «здоровы»: прямо сейчас общаются в «актуальных» темах и вроде бы не безобразничают. Но перед глазами — их прошлые «художества»! Да такие, что волосы дыбом встают! Можно за это банить или уже нельзя? Теме — полгода. А если неделя? А если месяц? Или три дня? Положим, можно ориентироваться на сроки банов, предусмотренные за каждое из допущенных нарушений. Но если теме — шесть дней, максимальный срок за нарушение — семь, что делать? Забанить на сутки? Но сутки бана за «тяжкое» нарушение — прямой путь к недоумению других участников форума, когда-то поплатившихся неделей за ровно то же: почему мне «прописали» неделю, а ему — всего сутки? Где справедливость? Модераторы судят по принципу «свой-чужой»? У модераторов есть любимчики? И есть те, кого они травят?

Соглашаясь на модераторство и даже уже предвкушая его, Йорик не думал, что столкнется с такими вопросами. Еще вчера ему казалось всё ясным и простым: вот правила, вот прописанная за нарушения ответственность, вот само нарушение — получите! Но теперь от ясности и простоты не осталось и следа. Разве что пришло понимание ответственности: как раз за идею. И мы не можем сказать, что Йорику это понимание понравилось. Йорик начал догадываться, что взвалил на себя больше того, что он обычно себе позволял, памятуя о своих собственных слабостях и наклонностях. Деваться, однако, было некуда: как заявил в своем письме Погонщик, сказав «А», говори и «Б», иначе к чему говорилось «А»?

Из раздела правил Йорик вернулся в «политический». Вздохнул и начал читать всё подряд.

***

«Всё подряд» — это значит, именно всё подряд. Если раньше, приходя на форум, Йорик ограничивался чтением лишь тех тем, которые были интересны лично ему, то теперь он, что называется, пошел сверху страницы в самый ее низ: не пропуская ни одной «активной» темы, то есть такой темы, в которой имелись новые сообщения. Всего тем на странице было под пятьдесят, а страниц в каждой из тем — разное количество: в совсем новых — и нескольких сообщений на страницу не набиралось, в уже вызвавших интерес и пробудивших обсуждение сообщения исчислялись и десятками, и сотнями, что — при двадцати пяти сообщениях на страницу — могло давать и несколько страниц, и десять, и двадцать. В общем, чтения было с избытком, да настолько, что вскоре у Йорика зарябило в глазах.

Справедливости ради следует сказать, что большинство из тем и, как следствие, сообщения в них имели самый безобидный характер. Темы эти являлись не более чем тривиальными, зачастую даже не федерального уровня, а региональными новостями — мало кому интересными и потому живого отклика не находившими. Например, никакого отклика не нашла новость о том, что в Петербурге предложили проект так называемого «Орловского тоннеля» — тоннеля под Невой, который мог бы связать Смольную и Свердловскую набережную при пропускной способности около шестидесяти тысяч автомобилей в сутки. Два-три вялых комментария к этой новости на подлинные отклики не тянули никак. Один из откликов был явно написан каким-то ботом из Администрации Петербурга, пара других — людьми, в Петербурге явно никогда не бывавшими и поэтому не имевшими даже приблизительного представления о том, что, собственно, предлагалось построить. Доброжелательность одного из таких откликов и враждебность другого относились скорее на счет теоретической приверженности или отсутствия таковой у авторов откликов существующему порядку вещей: не в качестве обсуждения конкретного события, а в качестве отвлеченного занудства. Не вызвала интереса и новость об изменившемся расписании паромов «Хельсинки-Петербург» в связи с появлением на линии еще одного судна: какого-то немолодого корыта, арендованного вновь зарегистрированным в Петербурге акционерным обществом и спешно переименованного из чего-то навроде просто «Паром» в громкое навроде «Принцесса Балтийского моря». Под этой новостью тоже «подписалось» всего несколько человек и тоже — больше с теоретической точки зрения, нежели с практической. Но и теория в связи с паромом не смогла разжечь политическую дискуссию.

Тем не менее, Йорику приходилось прочитывать не только немногочисленные комментарии в такого рода статьях, но и сами новости: чтобы быть в курсе того, о чем идет речь. Йорик вообще давно уже обратил внимание на то, что далеко не все участники форума, ввязываясь в ту или иную дискуссию, читали материалы, в основу этих дискуссий легшие. Иногда доходило вообще до абсурда: например, материал, особенно если это был авторский материал, повествовал о проблемах с персоналом в больнице какого-то района, а публика начинала дискутировать о мечети на Горьковской⁷⁴. Или вот так: автор писал о том, насколько трудно родителям найти свободные места в детских садах, а комментаторы разворачивали травлю автора за то, что он якобы славит существующий «режим» за счастливое детство тех, кто лишен возможности оказаться в детском саду! Невнимательность такого рода иногда бывала настолько вопиющей, что Йорик диву давался: как такое возможно. И: что заставляет людей писать комментарии к статьям и заметкам, не ознакомившись прежде с самими статьями и заметками? Чтобы не повторять такие грешки комментаторов, Йорик и был принужден прочитывать не только комментарии, но и сами материалы Агентства.

Материалов было множество. Это только на первый взгляд может показаться, что пятьдесят «новостей» на заглавной странице форума — не так уж и много. Мол, минута-другая, и все они осилены. На самом же деле за минуту-другую можно было осилить разве что заголовки, но никак не все материалы вообще, не говоря уже о комментариях к ним, даже если комментариев было раз, два и обчелся. Йорик добросовестно читал всё подряд и потихоньку начинал злиться. На самого себя: вот зачем ему это нужно? И почему раньше получалось так, что стоило только открыть интересную тему, как в ней тут же обнаруживались шокирующие комментарии? А теперь открываешь одну за другой, а в них — тишина? Словно мертвые вдоль дороги с косами стоят? Но в итоге Йорику «повезло»: очередная открытая им тема оказалась из тех, которые задевают за живое вне зависимости от места жительства. И, конечно, комментарии в ней были соответствующими. Что же до «невезения» только что, оно объяснялось просто. Собственно, сам же Йорик и дал ответ: тема теме — рознь. А коли так, нет смысла сосредотачиваться на чтении всего. Смысл имеется только в отслеживании заведомо «проходных» материалов.

***

Тема, на которую Йорик «напал» уже в качестве модератора, называлась без изысков: «Батька навсегда». Речь в авторском материале шла о Лукашенко, а точнее, об итогах его правления к какой-то юбилейной дате. Автор развел настоящую полемику с самим собой, давая оценки деятельности белорусского президента: вот это — славно, вот это — хорошо, вот это — никуда не годится, а вот это — еще как посмотреть. Бабушка надвое сказала. Кому хлеб и масло, а кому аллергия.

Одной из «реперных точек» статьи являлись так называемые аграрные городки — придумка Лукашенко, призванная привлечь в сельскую местность более или менее образованную молодежь, а заодно и удержать в ней уже сложившиеся квалифицированные кадры. Согласно автору, Лукашенко додумался до того, чтобы, во-первых, на государственный счет решить таким причудливым образом проблему с жильем для молодежи, а во-вторых — вернуть в Белоруссию и узаконить в ней крепостное право. Мол, вроде всё и ничего, да только условия проживания в «аграрных городках» сильно смахивали на полное закабаление. Автор, отдавая должное тому, что молодежь и квалифицированные кадры обеспечивались в таких городках коттеджами со всеми удобствами, одновременно с этим сетовал на то, что, получив коттедж, люди лишались права хоть какого-то дальнейшего выбора своей судьбы: они навсегда оказывались привязанными к селу, поскольку нелегкая это штука — однажды взять и сняться с уже насиженного места!

Йорик с интересом прочитал рассуждения автора. Не только об аграрных городках, но и в целом: о ситуации в Белоруссии глазами вроде бы как ее знатока. Сам Йорик давным-давно в Белоруссии не бывал и о том, что в ней реально происходило, знал разве что из таких вот публикаций в СМИ, из фоторепортажей вроде репортажей Артемия Лебедева и так далее. Нельзя сказать, что положение дел в Белоруссии было тем, что остро интересовало Йорика, не давая ему, как говорится, спать. Положа руку на сердце, Йорику положение дел в Белоруссии было даже… гм… до лампочки или фонаря: положение дел в ней для Йорика было почти такой же абстракцией, как положение дел в какой-нибудь латиноамериканской стране: если на глаза попадается, интересно, конечно, но не более того. Но всё же разница между Латинской Америкой и Белоруссией Йорику была очевидна: в конце концов, Белоруссия вот она — под боком. И даже живет не просто под боком, а на пару с Россией: на довольно странную пару, но тем не менее. И белорусов в России — не чета в России же латиноамериканцев: вторых разве что в кабаках обряженными в пончо и встретишь — фольклорные песни, подзарабатывая, исполняют. Белорусов же — тьма тьмущая. Или море. А недавно их еще и уравняли в правах с российскими гражданами, позволив им легальное трудоустройство без всяких яких, то бишь — без всяких разрешений и справок, патентов, квот и тому подобных, обязательных для граждан других государств, вещей. То есть белорусы, получалось, как бы стали и не совсем иностранцами. Можно даже сказать, совсем не иностранцами. А коли так, новости из жизни их страны следовало воспринимать совсем не так, как новости из Латинской Америки.

Впрочем, подобные соображения Йорика тоже не очень волновали. А вот что волновало всерьез, так это — манера подачи материала. Манера же у автора была поразительной: автора как будто швыряло из стороны в сторону, из крайности в крайность. И это при том, что и здравых — на взгляд Йорика — суждений у него тоже хватало. Говоря проще, интереснейший был материал, интереснейшая была подача!

Очевидно, ровно так же или близко к такому считали и комментаторы, коих уже вскоре публикации набежало в тему немало. Но, как это водилось во всех таких случаях, спокойное, взвешенное обсуждение продолжалось недолго. Мало того, что комментаторы расходились в собственных взглядах на предмет обсуждения — это еще ничего, это нормально, — но и многие из комментаторов находились в непримиримой «оппозиции» друг к другу: даже тогда, когда их взгляды на обсуждаемый материал совпадали! Данное обстоятельство неминуемо порождало переходы на личности, но и переходы на личности выглядели сущим пустяком на фоне почти немедленно вломившихся в дискуссию националистов, причем националистов, как минимум, с двух сторон: с российской — само-собою, но и с белорусской тоже! А ведь помимо эти двух националистических групп имелись и другие. Если первые две просто, что называется, срались, то все другие подзуживали их, стравливали. Провоцировали. Нарочно разжигали конфликт, подбрасывая в него дровишки и не давая ему как-нибудь улечься. Эти группы состояли из участников разных национальностей, но превалировали в них украинцы, грузины и армяне.

Ненависть грузин, выступавших в роли провокаторов, Йорик мог понять и даже где-то отнестись к ней снисходительно. В конце концов, грузины совсем недавно понесли от России тяжелый урон, причем урон, прежде всего, психологического характера. Йорику доводилось слышать (сам он этого уже не застал), что накануне и в разгар известных событий грузинские участники форума устроили настоящую свистопляску, суть которой сводилась к ура-заявлениям: «Ура! Вперед!» «Ура! Покажем этим осетинам!» «Ура! Уже завтра Цхинвали будет наш!» Безумные поступки Саакашвили, развязавшего ни Грузии, ни Южной Осетии, ни России, ни даже заокеанским покровителям Грузии войну, вызвали в их сердцах живейший отклик. Природу такого отклика Йорик тоже мог и понять, и где-то простить: в этом плане грузины очень напоминали русских. Как и русские, грузины — народ гордый — слишком долго находились в униженном состоянии. Униженном осознанием своей зависимости от чужих, униженном более чем скромными бытовыми обстоятельствами, униженном территориальными потерями, униженном раздвоением сознания: когда величие прошлого и величие надежд резко контрастировало с действительностью. Поведение грузин, недавно перенесших тяжелую психологическую травлю Йорику, повторим, было в целом понятно.

Понятно ему было и поведение украинцев. Эти, на протяжении двух десятилетий питаемые оголтелой пропагандой исключительности, построенной на ненависти к москалям, просто не могли вести себя как-то иначе. За двадцать лет они впитали в себя столько разлагающего мыслительный процесс ультранационалистического поноса, что даже было бы странно, если бы они вели себя как-то иначе. И, как и грузины, украинцы находились в состоянии фактической шизофрении, в состоянии фактического раздвоения сознания: им внушили их превосходство над москалями, внушили, что они — европейцы, внушили, что отказ от реального родства в пользу культивации родства мнимого есть залог процветания и державности, а на деле они наблюдали совсем другое. Они видели, что Украина — бедная страна бедных людей с невероятным для Европы расслоением общества, в котором подавляющее большинство едва-едва сводит концы с концами, тогда как крошечная, олигархическая, элитка прямо перед бедностью большинства бравирует огромными состояниями, высоким уровнем жизни, дорогими игрушками и побрякушками. Они видели, что масса исключительных людей с великой историей и великим, как их ежеминутно заверяли, будущим почему-то работает на отъезжих промыслах, и в первую голову — у тех самых москалей, которые «вина всему» и которых нужно ненавидеть. Они видели полное несоответствие правительственных деклараций реальному положению вещей. И это требовало от них искать и находить объяснения. А еще — жить в состоянии постоянной мобилизации самых черных сторон человеческой души: только такие качества, как злоба и добровольный отказ от логического мышления, могли удержать их над бездной полного, совсем уже животного, безумия. Им было важно выплескивать эту злобу, постоянно подыскивая какие-нибудь объекты и поводы. Им было важно доказывать самим себе, что не они безумцы, а другие: конкретно — москали. Им было важно наблюдать процессы внутреннего распада у самих москалей, чтобы собственные губительные процессы не так бросались глаза. Как следствие, им было важно происходившие у москалей негативные процессы поощрять, раздувать, не давать им погаснуть. Эти процессы были для них что маяк для терпящих бедствие в море, что костер для бездомных в холодную зимнюю ночь. Но если причину поведения украинцев Йорик понимал, то само поведение извинить не мог. В отличие от грузин, не выглядевших в его глазах ни предателями собственной истории, ни предателями вообще, украинцы казались ему именно что предателями. Всего и вся. И при этом предателями самого низкого пошиба — за тридцать серебряников. В глазах Йорика украинцы-националисты были обыкновенными иудами, как и их прародитель, не заслуживавшими ничего, кроме дерева с крепкой веткой и веревки с петлей на конце.

А вот армян, само их участие в стравливании народов и в раздувании вражды, Йорик понять не мог. Их-то что заставляло выступать против России и русских? Что Россия и русские сделали армянам настолько плохого, чтобы так ненавидеть? Для Йорика подобное поведение армянских участников форума вообще стало настоящим откровением и, вместе с этим, настоящим шоком. До сих пор Йорик пребывал в святой уверенности, что армяне и русские — дружественные народы, связанные друг с другом многолетней взаимной историей, обязанные друг другу взаимным культурным влиянием, давшие друг другу немало хорошего. Йорик мог назвать десятки имен выдающихся в российской истории армян: военных, политиков, людей искусства. И вот — пожалуйста: вместо ожидаемых приязни и дружелюбия из армянских участников форума буквально сочились ненависть и злость! Это было настолько странно, что Йорик самому себе сделал пометку: при случае разобраться в причинах.

Почему при случае, а не прямо сейчас? Потому что прямо сейчас разбираться было некогда! Йорик вышел на «тропу войны».

***

Прежде Йорик уже видел, как поступали другие модераторы, отправляя кого-нибудь в бан или вынося кому-нибудь предупреждение: прямо в тексте сообщения нарушителя они оставляли сделанную красным цветом пометку. При этом появлялась и автоматически сгенерированная «подпись», что-де сообщение отредактировано таким-то или такой-то: не самим автором-нарушителем, а модератором. Немного поигравшись с панельками и менюшками редактора, Йорик нашел и красный цвет шрифта, и всё прочее — необходимое и не очень. А дальше началась «работа».

За пять минут Йорик отправил «в баню» добрый десяток человек: не взирая на лица и национальности. В течение следующих пяти минут он забанил еще полдюжины. Наконец, когда потрясенная запестревшими красными пометками публика взяла паузу и перестала строчить одно за другим собственные сообщения, Йорик — все тем же «красным шрифтом» — написал свое. Смысл его сводился к тому, о чем мы уже говорили: по сути, это был повтор того сообщения, которое и накликало на Йорика модераторские полномочия. Только теперь оно исходило не от «частного лица», чьим мнением можно было безнаказанно пренебречь, а от наделенного властью модератора. Как говорится, «две большие разницы»! Йорик, повторяя уже сказанное пару дней тому назад, разве что дал себе труд «детализировать» своё видение цивилизованных форм общения: с точки зрения существовавших на форуме правил. Он прямо заявил, что всевозможные «укропитеки», «кацапы» и так далее; всевозможные «Рашки», «Украдины» и так далее; всевозможные бездоказательные инсинуации, всевозможные заведомо обидные сравнения будут наказываться по пункту разжигания межнациональной вражды. Мол, только на первый раз он, Йорик, «выписал» уже забаненным по этому пункту участникам дискуссии всего лишь «сутки»: исключительно в качестве «вступления», в качестве, так сказать, начальной острастки. Далее же все такие нарушения он, Йорик, будет наказывать со всей возможной строгостью в тех случаях, когда такие нарушения особенно злостны. Что же до переходов на личности, то сегодня — пусть их: он, Йорик, закроет на них глаза. Если какой-то другой модератор посчитает нужным забанить и за них, так тому и быть, а он, Йорик, сегодня не будет. Но «во все остальные времена» — опять же по всей строгости правил и в зависимости от категории злостности.

В следующие часа полтора Йорику было не до форума как такового: он отвечал на посыпавшиеся от забаненных личные сообщения. По своей неопытности делал он это со всем возможным тщанием, вникая в подробности и аргументы, так что переписка оказалась не только оживленной, но и обременительно обширной. Только часа через полтора, когда голова у Йорика уже стала пухнуть от вновь и вновь поступавших в его «личку» сообщений — ответов, претензий, уговоров, — он понял: всё это — пустое. Таким манером его просто-напросто пытаются втянуть в дискуссию о принципах модерирования, пытаются поколебать уверенность в его, Йорика, собственной правоте. Причем поколебать не в том смысле, чтобы прийти к какому-то консенсусу, а в том, чтобы заставить его подчиниться требованиям нарушителей. Подчиниться сложившимся на форуме «традициям», как заявляли ему, хотя, разумеется, традиции совсем уж безнаказанно нарушать правила на форуме не было. Да, было такое положение вещей, которой условно можно было натянуть на «традицию»: то самое положение, о котором мы уже говорили и которое сводилось к тому, что многие из модераторов — еще «выборные», а не назначенные — относились к нарушителям максимально мягко и с оглядкой на их «принадлежность», то есть с оглядкой на соответствие или несоответствие взглядов нарушителей взглядам самих модераторов. Да, было и такое положение вещей, что иные из уже назначенных, а не «выборных» модераторов тоже не слишком усердствовали в «охоте на ведьм». Но всё это было именно тем — и об этом мы тоже уже говорили, — что Йорику как раз не нравилось категорически. И уж тем более это было тем, что Йорик не желал и не собирался рассматривать в качестве «традиции», не говоря уже об основании смягчения наказания или его полной отмены. Поняв, что забаненные всего лишь «разводят» его, стараясь перетянуть на свою сторону и сделать чуть ли не сообщником и покровителем нарушений, Йорик на переписку плюнул и отвечать на новые сообщения от забаненных перестал.

Тем временем и на собственно форуме возобновилась жизнь. Началось оживление. Начал набирать силу самый настоящий скандал. Когда Йорик вернулся в покинутую ради переписки тему, первое, что он в ней обнаружил, это — стенания тех, кто лично «в баню» не угодил, но взгляды забаненных и их манеру общения поддерживал полностью. Эти люди обрушились на Йорика с беспощадной критикой, обвинив его в крайней предвзятости и в попытках заткнуть рот честным и действовавшим из самых благородных побуждений участникам. Самое смешное — Йорик, читая эти нападки, и впрямь усмехался — заключалось в том, что обвинения в предвзятости сыпались в равной мере со всех сторон: и со стороны русских националистов, и со стороны белорусских националистов, и со стороны украинских националистов, и со стороны армянских националистов, и со стороны грузинских националистов. То есть предвзятость Йорика, если смотреть на ситуацию без эмоций, оказывалась довольно странной: это была предвзятость ко всем. Такая предвзятость, в которой ни одна из сторон не получала преимущества. Обрушившиеся на Йорика люди городили очевидную чушь. С равной «убедительностью» они могли бы обвинить в предвзятости воспитателя в детском саду, разведшего по углам сцепившихся из-за игрушки драчунов. Де как же так: Ванечка, поставивший фингал Вано, ни в чем виноват: это Вано, поставивший фингал Ванечке, виновен во всех грехах! И даром, что Ванечка и Вано дрались над раздавленным паровозиком с такою самозабвенностью, что «угол» для одного и «угол» для второго были еще не самым скверным исходом для обоих!

Прочтя такого рода нападки, Йорик ответил просто:

— Если вы, господа, считаете меня предвзятым, укажите пальцем на того или тех, кого я пропустил, раздавая баны. Уверяю вас, я тут же исправлю ситуацию: пропущенный мною нарушитель отправится вслед за своими «коллегами».

Дельных возражений на это не нашлось, а максимум аргументации свелся к ожидаемому «Мы не стукачи!» На «стукачей» же Йорик ответил не менее просто:

— Значит, проблему можно считать исчерпанной.

Но проблема, конечно, исчерпанной не была или, если угодно, исчерпанной ее не считали участники форума. Однако им, поставленным перед выбором либо донести на самих себя, либо отступиться и признать нелепость своих обвинений, пришлось переменить тактику. Теперь они зацепились за непонятное, расплывчатое и таковым являвшимся на самом деле йориково «строгость правил в зависимости от злостности нарушения».

— Как это понимать? — написал один из участников. — Что или кто определяет злостность нарушения? И как эта злостность соотносится с уже прописанными в правилах наказаниях?

Йорик пояснил:

— Во-первых, в правилах, за редким исключением, не прописан «нижний предел». То есть максимум, на который модератор может отправить в баню, действительно определен и модератор не может его превысить. Но отсутствие «нижнего предела» дает модератору возможность использовать меньший срок бана, нежели тот, который определен как максимальный. Это означает, — тут Йорик, еще вот только что и сам недоумевавший имевшейся в правилах двусмысленности, пустился в откровенные, но трудно оспоримые фантазии, — что (и это «во-вторых») модератору дано право решать: насколько подпадающее под правило нарушение является злостным, зловредным, наносящим ущерб. Я считаю, что, как и в реальной жизни, давая такую оценку, следует учитывать несколько обстоятельств. А именно: случайный или неслучайный характер нарушения, то есть — умышленно, «со знанием дела» оно совершено или нарушитель просто «сболтнул лишнего» в пылу дискуссии: без реального умысла нанести своими речами действительную обиду. Далее: является ли нарушитель «рецидивистом», то есть нарушал ли он и прежде данный конкретный пункт правил, получая за свои нарушения взыскания от модераторов. «По первости» можно и ограничиться «минимумом». Но при «рецидивах» — извините. Наконец, степень публичности: одно дело — что-то пробормотать себе под нос, другое — выступить при массовом стечении народа. В нашей, форумной, ситуации это означает вот что: если тема, в которой нарушитель позволил себе нарушить правила, популярностью не пользуется, комментариев в ней мало, не сегодня-завтра она уйдет из топа, утонув в «архиве», это — пробормотать себе под нос, за что — наказание по минимуму. Но если тема вызывает живейший интерес, собирает множество комментариев, превращается в оживленную дискуссию, способную продлиться сколь угодно долго и удерживающуюся в топе на протяжении длительного времени, это — выступление при массовом скоплении народа. За что — наказание по максимуму. Так что, господа, всё просто, а главное — ничуть не вступает в противоречия с уже существующими правилами. Если есть еще вопросы, задавайте: я постараюсь ответить на них, чтобы в будущем между нами не было недопонимания. Будем считать, что в данный момент это — не публичное обсуждение модерации, то есть не нарушение всё тех же правил, а что-то вроде знакомства. Итак?

Вопросы посыпались один за другим. На какие-то из них Йорик отвечал легко и даже не всегда задумываясь: какие-то были и вправду простыми, а какие-то настолько дурацкими, что над ними и думать было нечего. Но были и такие вопросы, которые заставили Йорика попотеть. Относились они преимущественно к категории казуистических: их авторы, уцепившись за какую-нибудь несущественную деталь, раздували ее до размера слона и преподносили как непреодолимое препятствие в деле «справедливого судейства». Например, само понятие продолжительности нахождения в топе:

— Как быть, — спрашивал один из казуистов, — если нарушение допущено в только что созданной теме? Она находится в топе, но комментариев в ней еще практически нет. Как вы собираетесь решать, останется эта тема на верхних позициях или вскоре уйдет в «архив»? На мой взгляд, вы не можете видеть будущее, а значит, не можете в такой ситуации вынести справедливое решение по вами же озвученным принципам. Вами озвученные принципы вообще не укладываются в эту схему! Если же вы всё-таки возьметесь гадать на кофейной гуще и сами решите, какою будет дальнейшая судьба вновь созданной темы, вы рискуете допустить явную несправедливость: дать максимум при том, что тема уже через пару часов исчезнет, или дать минимум при том, что тему будут мусолить неделями! Таким образом, озвученные вами принципы, возможно, и хороши, но только как ретроспектива, то есть при взгляде на уже состоявшееся. В режиме реального времени они работать не могут!

Казуистику любых видов Йорик не любил, а склонных к казуистике людей — подавно. В реальной жизни Йорик вообще предпочитал держаться от таких подальше: своим занудством они сводили его с ума, раздражали, злили, мешали радоваться жизни во всем ее многообразии и наслаждаться приятными ее сторонами. Даже скверные стороны, от которых, несмотря на всё свое природное добродушие, Йорик, разумеется, застрахован не был, такие люди ухитрялись превратить в нечто совсем уж беспросветно-мрачное, в нечто такое, от чего хоть прямо сейчас — в петлю. И ладно бы то были обычные пессимисты с наполовину пустым стаканом, так ведь нет! Казуист — не пессимист. Казуист — своего рода вампир, питающийся огрехами рассуждений, мелочами, всем, к чему можно придраться и что, выворачивая его наизнанку или выпячивая его недостатки, можно представить в виде трагедии вселенского масштаба. Именно казуисты, а вовсе не пессимисты, губят в реальной жизни большинство многообещающих начинаний: как своих собственных, так и — прежде всего! — чужих. Именно казуисты — виновники того, что плодотворные дискуссии на важнейшие темы превращаются в пустое балабольство, как, например, приключилось с проектированием первого в истории лунохода: если бы Сергей Павлович Королев собственной железной волей не положил конец бессмысленным спорам, никакого лунохода не было бы вообще⁷⁵. Именно казуисты способны вогнать в тоску самого Господа Бога: достаточно вспомнить поставленный ими вопрос о безграничном могуществе и неподъемном камне. Наконец, именно казуисты — самая непроизводственная часть населения из всех существующих на планете бездельников — оттягивают на себя несправедливо значительные ресурсы.

Столкнувшись с казуистикой на форуме (в принципе, этого следовало ожидать: люди-то всё те же), Йорик на какое-то мгновение растерялся, но затем обозлился: еще и здесь они обосновались! Обозлившись же, решил было дать резкий ответ, но сдержался: он, Йорик, сам предложил задавать ему вопросы, пообещав хотя бы в этот день ответить на все из них!

«Ну и влип!» — подумал он про себя, а на форум отправил примерно такое сообщение:

— Не вижу ничего невозможного. Модератор вправе как уменьшать, так и увеличивать сроки наложенных им банов. Останется тема в топе, срок для «раннего» нарушителя увеличится. Уйдет в «архив» — уменьшится. Всё справедливо и ничуть изложенным мною принципам не противоречит. Еще вопросы?

Но казуист не унимался:

— Конечно! — мгновенно отреагировал он. — Тема может быть очень популярной, но — в прошлом. Я имею в виду, она уже находится на издыхании: еще вчера в ней бушевали страсти, а сегодня — предсмертное затишье. Справедливо ли выносить человеку максимально возможный бан, если нарушение — чуть ли не последнее в этой теме сообщение?

Йорик, пусть даже виртуальный собеседник этого видеть не мог, нахмурился: сначала он, казуист этот, попытался обвинить его, Йорика, в гаданиях на кофейной гуще, а теперь, ничтоже сумняшеся, сам гадает! Где логика? Впрочем, казуисты таковы: в средствах они не стесняются. А так как далеко не все из них — люди образованные, то и с логикой у многих из них беда.

— Уважаемый! — написал Йорик в ответ. — Понимаю ваши опасения, но, поверьте, они беспочвенны. Я вам так скажу: нарушитель из вашего примера не просто заслуживает максимального наказания, он заслуживает удвоенного максимального наказания, если бы такое было предусмотрено правилами. Ведь он, по сути, является не только нарушителем, но и подстрекателем: он, снова поднимая в топ уже «упокоившуюся» тему, возобновляет угасшую было склоку. А на людях что со склочниками делают? — правильно: гоняют их пинками и затрещинами до тех пор, пока от синяков на них живого места не останется! И поделом! По заслугам! Хочешь плеснуть бензинчику, поезжай на АЗС и вставляй шланг в горловину бака своего авто. А здесь не нужно. Здесь это будет расцениваться как особенно злостное нарушение.

— Тогда такой вопрос…

Угомонить казуиста оказалось непросто. Йорик еще битых полчаса пререкался с ним, но был в этом и положительный момент: в то время, как Йорик и казуист пинали мяч, перегоняя его друг дружке, все остальные «молчали». То есть никто не скандалил, не провоцировал, не нападал, не оставлял злобные или поджигательные комментарии. Народ словно расселся по трибунам и тихо-мирно наблюдал за матчем. А если за кого-нибудь и болел, то никак свои эмоции болельщиков не выражал. Да оно и понятно: болеть за Йорика с его «тираническими новшествами» участники форума не могли, а болеть за казуиста не желали. Казуистику никто не любит, кроме самих казуистов. Казуисты, если подумать, люди бесконечно одинокие.

Только когда у казуиста иссякли вопросы, в теме снова возникла жизнь. Но теперь она была направлена не на взаимный срач, а на обсуждение последствий. Участники форума принялись обмениваться мнениями, что бы это всё означало и каким будет конец. На Йорика при этом никто внимания не обращал.

***

Следующий день, как и первый день модерирования, выдался весьма урожайным. Без всяких колебаний и в полном соответствии с озвученными давеча принципами Йорик отправлял «в баню» одного нарушителя за другим. Снова в личку стали приходить «послания» от забаненных, но теперь уже Йорик, проглядывая их мельком, по диагонали, ограничивался одной единственной отпиской: «Если вы не согласны с моим решением, пишите жалобу Администрации». Эта отписка была почерпнута Йориком из Правил, в которых так прямо и говорилось: обсуждение модерации запрещено, но всегда можно оспорить наложенный модератором бан перед Администрацией. Перед Анжольрасом то бишь. Правда, в случаях с краткосрочными банами — на сутки — делать это было, как правило, бессмысленно (большинство из имевшихся на форуме модераторов «работали» утрами, днями и вечерами, считая по Москве, тогда как Анжольрас раньше ночи не появлялся; к ночи же «суточные» баны уже успевали «ополовиниться», а то и сократиться на две трети: отменять их смысла не было), но с банами более длительными ситуация была иной, и народ, попавший под такие «санкции», с жалобами в Администрацию — к Анжольрасу то бишь — действительно шел.

Чаще всего, как выяснилось позже, Анжольрас оставлял такие жалобы без удовлетворения. Нет, он честно, даже скрупулезно просматривал не только сообщения, вызвавшие модераторскую реакцию, но и ход дискуссии, из которого вполне могло следовать, что нарушитель нарушителем не был, однако чаще всего соглашался не с жалобщиком, а с наказавшим нарушителя модератором. Но бывало и по-другому. Бывало и так, что Анжольрас, рассмотрев жалобу, удовлетворял ее: наложенный модератором бан снимал, а самому модератору либо в личном сообщении, либо в специальном, видимом только модераторам, разделе форума выносил что-то вроде порицания или предписания, а иногда — совета и пояснения: почему вот так или так поступать не нужно и почему в таком-то конкретном случае нарушитель — не нарушитель, а модератор — не модератор, а злоупотребляющий своими полномочиями человек. Именно поэтому, то есть именно потому, что жалобы всё-таки не всегда оставались без удовлетворения и сам «институт опротестования» вроде бы как работал, забаненные участники форума, чувствуя свою правоту, к Анжольрасу действительно обращались. Но — и это тоже выяснилось позже — не все.

Как выяснилось, Анжольрас в первую очередь рассматривал жалобы от так называемых «либералов»: от участников, продвигавших на форуме идеи, прямо или косвенно осуждавшие сложившийся в России порядок вещей, а также прямо или косвенно утверждавшие превосходство порядка вещей, царившего на «Западе». Тогда как жалобы от так называемых патриотов рассматривал в самую последнюю очередь, причем, в отличие от рассмотрения жалоб «либералов», рассмотрение жалоб от «патриотов» далеко не всегда выполнялось им с теми же тщанием и корректностью. Не потому, что Анжольрас и сам был ярко выраженным «либералом», а потому что именно «патриоты» слишком уж часто нарушали правила всерьез, нарушали грубо, нарушали без стеснения в выражениях, относя сюда же и прямые оскорбления оппонентов. Поначалу Анжольрас и тем, и другим уделял примерно равное внимание, но со временем ему надоело копаться в заведомо или в слишком часто оказывавшихся пустыми и вздорными жалобах «патриотов». Таким образом на форуме сложилась ситуация, когда — мало-помалу — одна группа получила заведомое преимущество над другой, по крайней мере, именно в таких «административных» вопросах. Не заметить этого участники форума не могли, и вот — те, кто стояли на позициях «патриотизма», так же мало-помалу к Анжольрасу обращаться практически перестали. «Либералы» же ровно наоборот: эти использовали ситуацию на полную катушку и кляузничали, кляузничали, кляузничали…

Йорик, еще не зная об этой особенности, не только банил всех равной мерой, но и всем давал одну и ту же отписку: не согласны — в Администрацию. И если «либералы» воспринимали ее как должное, то для «патриотов» она выглядела натуральным издевательством. Словно Йорик нарочно отфутболивал их в инстанцию, из которой их отфутболят на *уй! Это не замедлило вызвать перешептывания, результатом которых стал вердикт: Йорик — такой же отпетый и оголтелый «либераст», как и сам Анжольрас, а вдобавок — еще и двуличная скотина. В качестве подтверждения вынесшие такой вердикт люди приводили не только отписку Йорика забаненным, но и его, Йорика, сообщения на форуме: действительно больше либерального толка, нежели какого-то еще. Вот таким, совершенно, в сущности, случайным образом Йорик — человек вообще-то за равные для всех возможности и равную для всех ответственность — заполучил ярлык, мгновенно поставивший его в один ряд с самыми одиозными на форуме представителями «западничества».

Этот ярлык сохранялся за Йориком вплоть до последних дней существования форума «Балтики», а позже стал причиной как обратных обвинений — в ренегатстве, — так и напоминаний о «черных днях» и «несмываемом пятне на репутации». Но это уже — совсем другая история. О ней — когда-нибудь потом или при случае.

***

Что до «модераторского сообщества», то, несмотря на взятый Йориком резкий старт и почти мгновенно заработанную им репутацию «либераста», оно, сообщество это, приняло Йорика достаточно тепло. Даже, говоря по чести, дружелюбно. Объяснялось это, прежде всего, тем, что модераторский состав «Балтики» вообще был подобран по-человечески удачно и состоял из людей приличных, хороших, отзывчивых и совестливых. Не всегда в понимании исконно русского «интеллигентность», но в понимании куда как более точном: в сердечном. Взглядов модераторы «Балтики» придерживались самых разных, иные из них, как мы уже говорили, вообще не являлись россиянами, навешиваемые на людей ярлыки смущали их меньше всего на свете, а принцип, которым они руководствовались, поворачиваясь к кому-то лицом или спиной, был предельно прост: если ты сам руководствуешься совестью, а не сиюминутными выгодами; если ты сам стоишь на своих убеждениях не потому что так модно, а потому что веришь в них; если ты сам, отстаивая свои убеждения, не прибегаешь к вранью, к передергиваниям, к тому, чтобы лить на оппонентов потоки дерьма — добро пожаловать. Нет — извините. И неважно при этом, «свой» ты или «чужой» по выражаемым тобою взглядам. Важно — какой ты человек.

Йорику, похоже, удалось произвести впечатление человека, на подлости неспособного, а для «модераторского сообщества» Балтики этого было достаточно. Его, сообщество это, не волновало, что Йорик — «либераст». Правда, в том, что Йорик — и в самом деле «либераст», «сообщество» усомнилось сразу же. Либерал — пожалуй. Но либераст? — это вряд ли. Возможно, одним из доказательств того, что это не так, послужил весьма примечательный случай: Йорик забанил главного «либерала» форума. Во всяком случае человека, чей ник у всех и вся на форуме «Балтики» уже давно ассоциировался с самой оголтелой «либерастией».

Этот человек, подвизавшийся не столько в «новостном» разделе, сколько в «пользовательском», был не просто выразителем идей, шедших резко вразрез со всем, что делалось или декларировалось «к производству» в России. Этот человек не просто выискивал на просторах интернета свидетельства наиболее абсурдных проявлений тех или иных сторон «вертикали»: это бы еще куда ни шло, поскольку этим же страдают все вообще так называемые «либералы», а стало быть, это не ново и не слишком интересно. Этот человек такими вещами не ограничивался. Ему ничего не стоило самому придумать какую-нибудь гадкую «новость» и, создав под нее целую тему в «пользовательском разделе», начать обмусоливать ее с видом похоронной плакальщицы и с соответствующими причитаниями. А уж как он поступал с реальными новостями даже самого нейтрального толка — вообще непостижимо ни уму, ни даже самому элементарному, самому примитивному представлению о порядочности. Конечно, он, бывало, и повторялся, превращаясь в заезженную пластинку, о чем ему тут же с ликованием и сообщали помнившие его прошлые выходки люди, но в целом его «выступления» превращались в аншлаг абсурда, мерзостей, клеветы и даже откровенной уголовщины, если подходить к ним с мерками не только правил форума, но и с Уголовным кодексом — постатейно.

Было время, когда этого человека банили беспрестанно: банили все модераторы независимо от их собственных взглядов и независимо от принадлежности к некогда «выборным» или позже «назначенным». Но в какой-то момент банить этого человека стало невозможно: Анжольрас, появляясь ночью, один за другим такие баны отменял, так что в конечном итоге любая попытка забанить этого человека стала синонимом борьбы с ветряными мельницами. Почему Анжольрас взял этого человека под свою особенную «защиту», для всех являлось загадкой: сам Анжольрас никаких пояснений на этот счет не давал, ограничиваясь ничего не значившими отговорками. Но по какой бы причине он так ни поступал, факт оставался фактом: тролль приобрел на форуме почти безграничную свободу. «Почти» — потому что сам Анжольрас, не давая делать того же модераторам, этого человека всё-таки банил: иногда. И — опять же — самым непредсказуемым и напрочь необъяснимым образом: бывало, он отправлял этого человека «в баню» за то, что другие модераторы как раз за нарушение и не сочли бы!

И вот Йорик, зайдя в «пользовательский» раздел и не обнаружив в Автохоливаре новых сообщений, наткнулся на очередную, созданную этим человеком, тему. Почитал-почитал и автора забанил. И не только забанил автора, но и «снес» саму тему: удалил ее с видимой только модераторам пометкой «мерзость».

Пометка «мерзость» уже и сама по себе достаточно характеризовала реакцию Йорика, не очень-то похожую на реакцию «либераста». Записные форумные «либерасты», наоборот, радовались и, как сказали бы ныне, скакали в угаре от такого рода «фишек», поддерживая их и устраивая настоящие клоунады, если им пытались возражать или пытались их вразумить. Они, записные «либерасты», начинали вести себя как ужи на сковородке: изворачиваясь, переводя «стрелки» на совсем иные темы, делая усиленный вид «моя твоя не понимай». А потом, когда народу надоедало объяснять им, что такое совесть и в чем отличие бессовестного человека от совестливого, в чем отличие вруна от человека честного, в чем отличие констатации факта от интерпретации факта, они возвращались к вброшенной выдумке или к организованному передергиванию и снова начинали скакать, заверяя (больше самих себя, разумеется) в творящихся на российской земле кошмарах и тоталитарных ужасах и в процветающем на ней же мракобесии. Они называли это процессом выявления истинного лица «православнутых», «путиноидов» и «коммуняк», а также — процессом объяснения истинной природы «скреп», которыми якобы пытались связать якобы разваливающееся на глазах российское общество. То, что сами они, «либерасты», выглядели при этом настоящими клоунами из числа буйных и только чудом не прикованных к кроватям, их, «либерастов», не смущало: они попросту не замечали этого.

Уже через несколько минут после того, как Йорик забанил автора темы и «снес» саму тему, он получил в личку сообщение от одного из модераторов, который выразил ему свое искреннее сочувствие. Мол, занялся ты, Паша, неблагодарным трудом. Вот увидишь: придет Анжольрас и не только снимет наложенный тобою бан, но и удаленную тобою тему восстановит! Йорик, во всех тонкостях «закулисного» бытия форума еще не разбиравшийся, этому, конечно, удивился, но ответил так: «Неважно. Анжольрас — представитель владельцев форума, так что здесь он — полновластный барин. Хочет делать так, а не иначе — имеет на это полное право. Мало ли, какими соображениями он руководствуется! Может, ему нужно «движуху» на форуме создавать: вон как возбудился народ в той теме… а может, ему просто нравится иметь под рукой «придворного шута», которого он сам то поощряет, то пинает; то вольную ему дает, то табуретку ему на башку натягивает! Как бы там ни было, мне всё равно: свой долг модератора я исполнил, а дальше будь, что будет».

Анжольрас действительно, появившись ночью, бан снял. Но тему восстанавливать не стал. Возможно, Йорик был не очень далек от истины в своих предположениях о «придворном шуте», однако созданная этим шутом тема была и вправду настолько гнусной, что и владельцу шута не показалось приличным вернуть ее на место.

***

Время шло, Йорик всё больше осваивался со своими модераторскими полномочиями и всё больше оперировал ими так, что со стороны могло создаваться впечатление своеволия.

Особенно характерно это выражалось в пометках Йорика к сообщениям нарушителей. Если большинство других модераторов ограничивалось общепринятым указанием на пункт правил (например, вот так: п. 3.1.) и на срок прописанного бана (например, вот так: сутки), то Йорик не только давал куда как более развернутые характеристики, но и мог, скажем, из многих нарушавших правила сообщений одного и того же участника форума выбрать какое-то одно и, не ссылаясь ни на какие другие, написать примерно следующее: здесь, ранее и далее. И вот это-то «здесь, ранее и далее» производило сногсшибательный эффект: без ссылок, то есть без возможности немедленно проверить, а так ли это, «здесь, ранее и далее» в совокупности с максимально возможным «сроком» выглядело натуральным проявлением деспотии, оправдывающей себя какими-то побасенками.

Другой, не менее эффектной и настолько же сильно смахивавшей на произвол, особенностью «банов от Йорика» стал комментарий… о невозможности наложения бана в виду того, что нарушение совершено по времени более далеком от момента жалобы, нежели тот срок, который за такое нарушение предусмотрен. То есть Йорик начал, как он это сам понимал, реализовывать тот принцип «давности срока», о котором мы уже говорили и который Йорику поначалу не давал покоя. Но если в самом по себе этом принципе и не было, возможно, ничего плохого, то его реализация Йориком вызвала настоящую волну возмущений. Ирония судьбы заключалась в том, что Йорик не самостоятельно выискивал «просроченные» нарушения, а реагировал таким образом на официально поступавшие жалобы: на форуме хватало участников, готовых рыться в прошлом и, роясь в нем, находить пропущенные модераторами нарушения. Получалось, Йорик давал окорот энтузиастам, а энтузиазм, как известно, страшная штука. Возможно, такая же страшная, как и казуистика. Понятно дело, энтузиасты, потратившее время на розыск пропущенных модераторами нарушений, проявляли в ответ на решения Йорика самое бурное возмущение.

Впрочем, была и еще одна категория участников, именно такими решениями не просто недовольная, а недовольная до смертельной обиды и вплоть до угроз жаловаться даже не в Администрацию форума, а в инстанции более высокие: хоть в тот же Роскомнадзор. Уж там-то — уверяли эти участники — найдут управу и на нарушителей, и на покрывающего их Йорика, и на покрывающую Йорика Администрацию. Эта категория участников состояла из двух основных «подгрупп»: в первую, наиболее активную, входили армяне, превратившие форум «Балтики» в площадку для выяснения отношений с азербайджанцами, а во вторую, тоже, безусловно, очень активную, но всё же не настолько — «русские патриоты», обозленные «безнаказанностью» своих оппонентов. Для членов первой подгруппы Йорик превратился в символ подкупленного «базарными торгашами» «чиновника», для членов второй — в символ предателя «национальных интересов», причем, несомненно, тоже подкупленного, но уже «Госдепом».

Само-собою, денег Йорик ни от кого не брал, да ему и предложений таких ни от кого не поступало. А выходило всё так, как выходило, по очень простой причине: в первой подгруппе именно армяне чаще своих оппонентов оказывались в «бане» и поэтому не могли своевременно реагировать на пропущенные модераторами нарушения противной стороны — азербайджанцев, во второй же подгруппе именно «русские патриоты» чаще своих оппонентов оказывались всё в той же бане и, как и армяне, не могли своевременно реагировать на допущенные их противниками нарушения. «В частном порядке», то есть посредством личных сообщений, Йорик не раз и не два пытался образумить что первых, что вторых, давая им добрый совет: вместо того, чтобы заваливать модераторов жалобами на давно совершенные нарушения, сами ведите себя прилично, сами не допускайте таких нарушений, за которые надолго оказываетесь отлученными от форума, сами возьмите себя в руки и сбавьте в дискуссиях обороты. Учитесь у своих оппонентов: те быстро просекли фишку и перестали откровенно «нарываться». Те быстро сообразили, что если отныне «Рашка» — нельзя, значит, нельзя. Если «кацап» нельзя, значит, нельзя. Почему же вы никак не примете это во внимание? Почему по-прежнему с каким-то прямо мазохистским удовольствием используете определения «Украдина», «Пиндосия», «Азерботия»? Почему не пишите «украинец», «американец», «азербайджанец», а вместо этого щеголяете «укропитеками», «пиндосами», «азерботами»? Но советы и увещевания пропадали втуне как минимум в том смысле, что ни армяне, ни «русские патриоты» «прощать» Йорика не собирались: раз решив, что он, Йорик — наймит Госдепа и рыночных торгашей, они на этом убеждении так и оставались.

Положа руку на сердце, Йорику на это было наплевать. Его больше волновало другое: проводимая им политика действительно неожиданным образом стала всё больше превращаться в политику покровительства русофобов, если говорить о склоках именно на этой почве. Что же до «разборок» между армянами и азербайджанцами, то Йорику было удивительно, что больше понимания он нашел в людях культуры, на первый взгляд, более чуждой, нежели в тех, чья культура казалась ближе. В мусульманах, а не в христианах. В народе, сравнительно мало связанном с Россией и с русскими и, помимо прочего, имеющего право обижаться на Россию за ее позицию по Нагорному Карабаху. Впрочем, рассуждая так, Йорик рассуждал как типичный русский, малознакомый или вообще незнакомый с историей этих двух народов и — в своих рассуждениях — отталкивавшийся от привитых школьным образованием посылок: нередко искаженных, а нередко и просто ложных. Стоя на этих посылках, Йорик игнорировал и очевидные факты, вскрывшиеся уже после распада СССР, и такие факты, которые, в общем-то, никогда и не скрывались, но, как минимум, затушевывались и широкой огласке не предавались. Однажды для Йорика стало подлинным откровением даже то, что после распада СССР именно Азербайджан, а вовсе не Армения остался подлинно многонациональным государством, тогда как Армения из государства еще недавно вполне себе многонационального буквально в одночасье превратилась в государство практически моноэтническое.

Поневоле (как модератор) вычитая армяно-азербайджанские склоки (а склоки эти начинались в любых темах, если в них объявлялся хотя бы один армянин или хотя бы один азербайджанец), Йорик искренне хотел встать на позицию армян: примерно так в советское время русские становились на позицию Палестины против Израиля. Но, вычитывая сообщения за сообщениями, всё больше отшатывался от тех, кого еще недавно считал друзьями и союзниками: его в прямом смысле шокировали бивший из армян сумасшедший национализм и не менее сумасшедшая идея превосходства над всеми и вся. Шокировали его и те «дискуссионные приемы», которые армянские участники форума использовали против своих оппонентов. Разве что один из этих участников временами заставлял его поневоле улыбаться, фактически шпаря по Гомеру. Этот участник не просто писал, а писал почти гекзаметрами. Его лексика была лексикой поэта. Его метафоры — метафорами, словно сошедшими со страниц «Илиады» и «Одиссеи», только утрированными до гротеска. «Шлемоблещущий», «лилейнораменная», «коннодоспешные» — всё это превращалось в его сообщениях в нечто, что здесь, в печати, лучше оставить за скобками. Но это по крайней мере было смешно. А вот всё остальное смешным никак не являлось. Азербайджанцы такими изысками похвастать не могли, но зато с их стороны было и меньше грубых нарушений.

Еще Йорика волновало то, что проводимая им «политика» давала очень незначительные результаты. Для самого Йорика она обернулась бесчисленными попреками и обвинениями, но очищением для форума — нет. Только две вещи удерживали Йорика от того, чтобы не махнуть на всё рукой и не сложить с себя модераторские полномочия в виду очевидно скудной результативности «работы». Во-первых, Йорик по-прежнему считал, что бороться с откровенными проявлениями зла необходимо. А во-вторых, Йорик вдруг начал получать письма поддержки. Писавшие их люди принадлежали к разным «лагерям» и выражали на форуме разные взгляды, но их объединяло то, что все они понимали: бессмысленные взаимные оскорбления и бессмысленное, вошедшее в привычку, употребление оскорбительных и унизительных прозваний, эпитетов и определений ничуть не способствуют налаживанию диалога, а главное — ничуть не доказывают чьей-либо правоты. Эти люди понимали ровно то же, что понимал и Йорик: грязная лексика в отсутствие аргументов — признак не силы, а слабости, не удали, а умственной немощи. Эти люди понимали: их же собственные «соратники», ведущие себя как свиньи в хлеву, не помогают тем странам и народам, которых они вызвались представлять, а позорят их, выказывая не только самих себя отбросами этих стран и народов, но и страны с народами представляя в самом худшем свете. Ибо трудно поверить в то, что в этих странах и у этих народов нашлось так мало образованных и адекватных людей при таком изобилии хамов. А ведь именно такое впечатление и складывалось, если судить исключительно по «срачам» на форуме!

В отличие от тех, кто записал Йорика в «либерасты» и «деспоты», в «двуличную скотину» и «продажного модера», эти люди понимали истинную природу поступков Йорика и всецело поддерживали его. Эта поддержка была для Йорика ценным подспорьем, и он за нее был благодарен. Тем не менее, во всем остальном «дела модерирования» шли совсем не так хорошо, как этого Йорику хотелось бы.

***

Общаясь с другими модераторами — часто не в специальном, закрытом от всех остальных, разделе, а посредством личных сообщений, — Йорик постепенно просвещался на предмет прошлого форума, насчет тех или иных старых его участников, иные из которых присутствовали на форуме с первых же дней его существования, насчет в какой-то момент круто изменившейся политики: в тот момент, когда форумом стал управлять Анжольрас.

Из рассказов следовало, что форум при Анжольрасе «уже не тот» и что многие из старых его участников, разочаровавшись в «новой политике», покинули его ради других площадок: возможно, не столь многолюдных, как форум «Балтики», но зато управляемых в соответствии с ожиданиями.

— Те «старички», которых ты видишь, — писал один из модераторов Йорику, — не уходят только потому, что «Балтика» для них как дом родной: враги сожгли родную хату, почти сгубили всех, кто был здесь прежде, но куда им идти и кому нести свою печаль⁷⁶? Они бы, возможно, ушли вслед за другими, но те, другие, не были их друзьями, ведь и до Анжольраса здесь бушевали споры и страсти. Те, другие, сумели подыскать себе новые пристанища, а эти остались не у дел. Правда, теперь-то их, скорее всего, и те приютят: нет друзей лучших, чем былые противники. Но здесь уже играет другой принцип: с какой стати должны уходить мы?

— Неужели всё настолько плохо? — спрашивал Йорик в ответном «письме».

— Еще хуже, чем можно представить. Когда админом был Шушундер, всё шло наилучшим образом. Но стоило админом стать Анжольрасу, всё покатилось в пропасть.

— Однако я вижу, что народу на форуме тусуется тьма.

— Да. Но это — не тот народ.

— В каком смысле?

— В таком, что раньше здесь блистали художники слова, поэты… знаешь, к слову, о том, что сборник стихов, написанных участниками «Балтики», был издан?

— Нет.

— И тем не менее, это так. А теперь — посмотри: Анжольрас даже в ветке эпиграмм не дает никому прохода, удаляя из нее всё, что кажется ему неправильным.

— Я не видел такую ветку.

— Она в «пользовательских».

— Я в «пользовательских» почти исключительно в Автохоливаре сижу.

— Тогда посмотри на досуге. Только предупреждаю: то, что ты увидишь в этой ветке сейчас — лишь бледная тень того, что было раньше. Анжольрас совсем ее загубил своими бесчисленными придирками и удалением того, что «не соответствует политике ресурса». Как будто эпиграммы и стихи — нож в спину лично ему!

— А что: и на него пишут?

— Бывает.

— И он удаляет?

— Не всегда. Но банит в той ветке беспощадно. Иногда — насовсем. Нескольких наших поэтов выгнал с концами. Со своей знаменитой формулировочкой «не нужен»! Они теперь на другом форуме пишут, но там, сам понимаешь, аудитория куда меньше, так что — обидно.

— Но ведь есть же всякие «Стихи.ру» и тому подобные сайты?

— Да. Но это — другое.

Заинтригованный, Йорик перешел в «пользовательские» и, минуя «Автохоливар», отыскал тему, которая так и называлась — «Эпиграммы».

Зашел и стал читать.

Йорику открылся новый мир.

***

Что поразило Йорика прежде всего — это обилие «пишущих ников»: людей, искренне или в шутку считавших себя поэтами и самозабвенно рифмовавших на любые подворачивавшиеся им темы. Собственно, название ветки — «Эпиграммы» — не вполне отражало ее суть: эпиграмм в ней действительно хватало, но ее основным «контентом» было всё же иное. Ее основным «контентом» были стихотворные дуэли, происходившие в режиме онлайн, то есть прямо на глазах у читателей, а еще — разного рода рифмованные заметки обо всякой всячине: от дорожных заметок во время путешествий до реакций на происходившие в России и в мире политические события. Были, разумеется, и «просто стихи»: любовная лирика, более или менее вольные переводы с иностранных языков, сонеты на случай или вовсе без случая и так далее. Ветка «Эпиграммы» бурлила жизнью, причем, что неудивительно, далеко не всегда протекавшей в дружеской атмосфере. Бывало, поэты и поэтессы обменивались экивоками по принципу кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. Но бывало и так, что те же самые поэты и поэтессы с явно различимым даже через монитор наслаждением таскали друг дружку за волосы, соревнуясь в изысках нанесения рифмованных обид.

В «Эпиграммах» Йорик обнаружил и уже знакомых ему людей. Например, Маму-Кошку, что также поразило его до глубины души: меньше всего, о чем Йорик мог подозревать, формируя собственное мнение об этих людях — их склонность к самовыражению в стихах. По другим темам эти люди представлялись Йорику кем угодно, но только не людьми, способными присесть за письменный стол и, задумавшись над вырывающимися из подсознания образами, прикусить зубами гусиное перо.

Наконец, Йорика поразило качество. Конечно, многое из написанного в «Эпиграммах» было не больше чем мусором, но было в «Эпиграммах» и немало по-настоящему талантливых вещей. Причем, что еще более удивительно, принадлежавших не одному-двум поэтам или поэтессам, а весьма значительному количеству авторов. Йорик даже не думал, что столько людей, совершенно, в сущности, случайно оказавшихся в одно время и в одном месте, может обладать поэтическим даром. Это выглядело противоестественно: как будто Пушкин, Лермонтов, Фет, Северянин — явления не исключительные, а рядовые. Как будто можно похватать на улице случайных прохожих, и каждый второй из этих прохожих окажется поэтом!

Говоря о качестве, можно отметить еще и то, что Йорик, читая иные из произведений, словно забрался в поразительный мир людей, писать стихи вроде бы как и не умевших, но по образам, фигурам речи, метафорам, неожиданным и красивым сравнениям поэтами явно являвшихся и даже больше, чем просто поэтами: эти люди своими корявыми, несовершенными с точки зрения стиля строчками укладывали на обе лопатки зрелых мастеров, для которых пара пустяков подыскать, не теряя смысла и сюжета, рифму не только к слову «кровь», но и к сложному сочетанию слов наподобие смелых рифм Гнедича, переводившего Байрона. Как и зрелые мастера, эти люди ничуть, когда того требовал смысл, не смущались избитых и «опальных» рифм, вроде всё той же парочки «кровь-любовь», спокойно использовали «переносы» (вроде того же «байроновского» Гнедича, запросто писавшего примерно так: «поэт, лауреат / отменный тори, ат / тестован…»), но главное — видели мир куда более сложным, ярким, насыщенным, нежели иные из зрелых мастеров, и выражали этот мир в строчках, полных, несмотря на стилистическое несовершенство, такой неизъяснимой прелести, какой у зрелых мастеров не всегда и встретишь! Многие ли зрелые мастера, занятые «высокими материями», способны увидеть осыпающуюся весной отцветающую вишню, под которой лежит спящая собака, на нос которой падают лепестки, отчего собака, не открывая глаз, морщится и смешно пофыркивает?

Йорик и сам, бывало, пописывал, отдавая преимущество переводам с французского и подделкам под такие переводы. Какой-то особенной значимости своим «упражнениям» он не придавал, но, что называется, «представление имел» и поэтому судить о качестве, о достоинствах того или иного произведения мог как с точки зрения читателя, так и с точки зрения автора. Йорик знал, что это такое — тяга выразить что-то в стихах, с одной стороны, и скованность в средствах — с другой. Поэтическая смелость и поэтическая же трусость. Банальность, маскирующаяся под творчество, и творчество, маскирующееся под банальность. Не говоря уже о творчестве, не маскирующемся ни подо что, но стесняющемся самого себя из-за видимости несовершенства своих плодов. Йорик, читая «Эпиграммы», читал их не столько с усмешкой оказавшегося на сборище графоманов человека, сколько с выпученными на лоб глазами человека, не верящего этим самым глазам, потому что открывшееся им зрелище выглядит невероятным. Допустим, вот это короткое стихотворение:

 

Я с собакой пошел погулять,

Чтоб размять свое тело бренное,

И решил на снегу написать

Для истории что-нибудь ценное.

 

Две синички устроили гвалт,

Солнцу радуясь скороспелому.

На снегу стынет слово «РусБалт⁷⁷»:

Так красиво — желтым по белому⁷⁸.

Кто-то скажет — ерунда. Но Йорику понравилось. Или вот это:

 

Отчего же не в моем —

голышом —

Дремлет сакура саду?

Я бы к ней скользнул ужом,

А потом...

 

Рассказал бы ей историю,

Как пленил аудиторию

Лет тому семь тыщ назад.

 

Тоже: дерево и сад,

Я — в ветвях, а с ними рядом,

Без стеснения нарядом

Естества, — Адам и Ева...

 

Да, отличие одно:

То — познаний всяких — древо

Ни в кого не влюблено.

 

Я тогда уже немолод,

Умудрен, на сердце холод,

С языка текут слова,

Им понятные едва:

 

"Ах, Адам! Взгляни на Еву:

Сколько сладостных мгновений

Проживешь ты без сомнений,

Взяв в объятья эту деву!"

 

"Ева! Не страшись Адама!

Никуда тебе не деться:

Он — всего лишь приглядеться —

Сердцу капелька бальзама!"

 

"Ну же, дети! Вот — возьмите...

(Я срываю сочный плод):

На двоих одно возьмите,

По кусочку откусите,

Преисполнитесь забот

 

"О друг друге в понимании,

Что весь смысл лишь в этом знании!"

 

Знаю, сакура нелепа:

Яблок сладких не дает.

Для чего она цветет,

Лепестки роняя слепо?

 

Я бы мог ее наставить

Поучением на путь!

Я помог бы ей расправить

Сонный разум, чтобы суть —

Смысл всего — в него вдохнуть!

 

Я б ее взрастил во древо,

Где бы вишню съела Ева!

 

Отчего же не в моем —

голышом —

Дремлет сакура саду?

Я бы к ней скользнул ужом,

А потом...

 

Кто-то снова скажет — ерунда. Но Йорику и это понравилось. А потом он наткнулся и на одну из тех эпиграмм, о которых ему говорили в личной переписке. Эпиграмма была написана довольно давно, никто — ни Анжольрас самолично, ни кто-то другой из модераторов — ее не удалил, и этот факт, учитывая содержание, шел полностью вразрез с заявленной «жестокостью» Анжольраса в отношении авторов. Вот она:

 

Кто у нас суров, но жалок?

Кто весь в белом, но черней

Синяков от гибких палок

И злодейства всех чертей?

 

Кто, едва на город с неба

Мрак нисходит, в форум вхож?

Кто святого банит Глеба,

Но не видит гнусных рож?

 

Кто по пятницам трезвее

Инквизитора при том,

Что растлен он на Бродвее

И душою, и умом?

 

Кто в любом противоречье

Видит повод для обид?

Для кого любые речи

Как намек на то, что бит?

 

Кто, себе присвоив имя

Благородного юнца,

Жив идеями, но злыми

От начала до конца?

 

Если ты сочтешь, читатель,

Это — тот, в ком нет души,

Тот, который здесь — каратель,

Успокойся, не спеши.

 

Ты, конечно, прав, но всё же

Много знаний — много бед:

Он мурашками по коже

Метит свой приметный след.

 

Если ник его ты скажешь,

Вслух его произнесешь,

Ты его же и подмажешь,

Как собака кормит вошь!

 

Ты разделишь участь злую

Тех, кто был здесь до тебя:

Тех, кого напропалую

Эта банила змея.

 

Ты придешь на форум… о-па! —

Ни войти, ни написать,

Потому что эта жопа

Всё успела прочитать!

 

Не только эпиграмма не была удалена, но и ее автор не был забанен: Йорик убедился в этом, посмотрев статус его аккаунта. Почесал затылок и, взяв эпиграмму в цитату, написал, несмотря на давность:

 

Вообще-то странно это:

Точно ль кара неизбежна

Что для дерзкого поэта,

Счет ведущего прилежно

То ли сплетням, то ли байкам,

Что для тех, кто, рты разинув,

Внемлют лживым балалайкам,

С глузду, видно, напрочь сгинув?

 

Год за годом миновали

Три, как водится, и что же?

Те, кто это прочитали,

В форум более не вхожи?

Или сам поэт забанен?

Или нужно, чтобы в среднем

Каждый третий могиканин

Стал на форуме последним?

 

Я смотрю на это дело

И терзаюсь в непонятках:

Ладно — время пролетело,

Но ведь суть игры — не в прятках?

Я готов рискнуть, открыто

Всех назвав под именами,

Только точно ль буду битым,

Если строго между нами?

***

Как ни странно, ответ не заставил себя ждать. Не прошло и десяти минут, и тот же автор выдал:

 

Йорик! Ты — дурак со стажем?

Или, верный ученик,

Ты подначен инструктажем

И не зря сюда проник?

 

Провоцируешь походу?

Поднял тему, чтобы всласть

Твой учитель смог народу

Дать по шапке и не пасть

 

Сам в глазах народа? Впрочем,

Ерунда: понятно всем —

Ты с заданием рабочим

Ищешь жертвы среди тем.

 

Ты ступай отсюда с Богом,

Здесь никто тебе не рад:

Толку спорить с демагогом,

Если тот — дегенерат?

 

Не ожидавший ни настолько быстрого ответа, ни настолько открытого — вроде бы ничем не спровоцированного? — хамства, Йорик даже слегка опешил. Перечитал адресованное ему «послание», затем собственное стихотворение — в собственном глаз зацепился разве что за «лживую балалайку», — опять почесал затылок и написал:

 

Каркать скор,

Ты затеял странный спор:

Научись держать ответ —

Поэт!

 

И снова оппонент не замедлил с реакцией: в девяти написанных за считанные минуты четверостишиях он пронес Йорика по всем кочкам и закоулкам, начав с того, что — «жалкое это зрелище, когда кто-то, явно не имеющий никаких талантов, заявляется на ветку стихов и, не в силах выдавить из себя ничего, кроме пары дурно рифмованных строчек, начинает направо и налево раздавать советы, кому, о чем и какой ответ держать», и закончив новым переходом на личность Йорика с указанием на то, что «бессовестному человеку, рьяно взявшемуся подмахивать главному из тех, кто терпеть не может свободы слова, вообще не стоит даже заикаться на предмет выведения кого-то на чистую воду: потому что никакое это не выведение на чистую воду, а чистой воды провокация с целью добиться всё-таки наказания человека за правду и непримиримую к любой лжи позицию». Впрочем, в этом, втором, переходе оппонент явно пошел по второму кругу, всего лишь переиначив свои же собственные, высказанные прежде, обвинения.

На этот раз быстроте реакции Йорик не удивился: похоже, его оппонент был способен сыпать четверостишиями, даже не продрав со сна и не промыв глаза. И повторный переход на личность Йорика уже не так задел: повторение, конечно, мать учения, но повторение в стихах, как и назойливое повторение остроты — дурная манера и признак отсутствия вкуса. Это как если человек, услышавший где-то и вправду забавный анекдот, принимается рассказывать его через каждые пять минут, причем всё тем же самым слушателям. На основании прочитанного Йорик пришел к выводу, что его оппонент не очень умен, пусть даже и наделен способностью быстро рифмоплетствовать. Осознание этого сразу же дало Йорику определенное преимущество: нащупав уязвимое место, в него-то Йорик и принялся «бить».

«Бил» Йорик, понятно, не столько ради оппонента как такового, сколько на публику: чтобы публика, которой в теме объявилось немало, переняла его, Йорика, мнение. То есть он, не заметив того, оказался втянут в одну из тех «дуэлей», на которые еще с четверть часа назад всего лишь смотрел со стороны.

 

Но порок ли глупость? Трудно

Однозначный дать ответ:

Глупость может быть занудной,

Но пороком — вовсе нет.

Глупость в жизни — не проблема:

Мало ль в мире дураков?

Но, однако, вот дилемма:

В сотрясателе основ

Что такое глупость, если

Этот так сказать поэт,

Пишет, развалившись в кресле,

Всякий вздор, а не памфлет?

Если всё, что пишет, глупо?

Если всё, к чему зовет,

Дурь и только? Если тупо

Обвиняет он народ

В том, в чем грешен сам? И коли

Злоба с глупостью в клубок

Свиты в нем? Не в нашей ль воле

Объявить, что да, порок —

Глупость, коль она в поэте:

Вот в таксисте ли, в атлете —

Это ладно, не беда…

Но в поэте — всё же да!

 

Так продолжалось и час, и два. Оппонент писал на каждый стишок Йорика три или четыре стишка, но Йорик писал чуточку осмысленней. Закончилось же это тем, что с обеих сторон посыпались откровенные ляпы и откровенный «брак». И тогда, к очередному удивлению Йорика и в прямом противоречии с его первоначальной оценкой, оппонент написал:

Ладно, дружба, мир и жвачка:

Видно, ты и вправду свой —

Не сработала подначка,

Ну и Бог тогда с тобой!

 

Оставайся: может, позже

Мы затеям новый спор.

Это лучше, чем по роже

Или в темечко топор!

 

Выходило, Йорика «приняли» в «Эпиграммах», а его заступничество за Анжольраса перестали считать провокацией. Это было приятно, но, вместе с тем, и досадно: выходило и так, что Йорик никакого спора не выиграл, а исход «дуэли», в которую он внезапно оказался втянут, ничуть от него не зависел. Выходило, Йорик битых два часа сражался с ветряными мельницами при том, что Дон-Кихот ему никогда не нравился: если символ чего-то он в Дон-Кихоте и видел, то это был вовсе не символ старомодного и чистого в своих побуждениях и проявлениях благородства; это был символ взбалмошной глупости и вздорной самоуверенности. Выходило, Йорик битых два часа поддавался на подзуживания, попросту развлекая праздную аудиторию! Как клоун в цирке. Как мишка на арене. Как уличный жонглер, вокруг которого собрались зеваки, еще не решившие — освистать или похлопать.

Утешало, конечно, то, что похлопали. Но печалило то, что всё оказалось бессмыслицей. И тогда, чтобы выплеснуть из себя эти грустные мысли, Йорик, в уме, по инерции, всё еще продолжавший складывать слова в рифмы, написал:

 

Ксенон огнем холодным льется,

Мотор надежно шелестит,

Так что ж водителю неймется,

А конь его, понур, стоит?

Поверху — звёзды. Под кроссовком —

Песок обочины. Домкрат

Под брюхо сунут. Зарисовка —

Печальней нет для автострад.

 

Запаска брошена: болтами

От штатных дисков прикрутить

Ее нельзя, и лишь руками

На это можно разводить.

Смотреть на то, как в свете вьется

К беде глухая мошкара:

Лишь для нее ксенон и льется —

Настолько яркий до утра.

***

Выезд из Одинцово на Минское шоссе — сущее бедствие в любой будний день за исключением самых ранних утренних и самых поздних вечерних часов. Этот выезд, сливаясь с Минским шоссе, фактически пересекает основной поток автомобилей, превращает шоссе в бутылочное горлышко, своими двумя полосами и двумя полосами шоссе упираясь в две перед Новоивановским. Свалка в этом месте получается знатная, чему особенно способствует расположенная здесь же автозаправочная станция, через которую наиболее ушлые из водителей обожают «срезать» и «сократить». Эти бессовестные торопыги, на сотню, другую метров опередив основной поток, начинают вклиниваться в него, тормозя его еще больше. Оборачивается это и нередкими мелкими ДТП: возмущенные «законопослушные» водители далеко не всегда сдают свои позиции без боя, а не менее возмущенные бессовестные торопыги навязываемый им бой принимают в самом буквальном смысле. Мелкие ДТП в районе Новоивановского частенько заканчиваются не только тем, что весь поток из-за них встает в уже совсем глухой пробке, но и живейшими потасовками, в которых взрослые дяди и тёти показывают всё, на что они способны. И неважно, что способными они, как правило, оказываются не на многое. Неважно, что со стороны их размахивание руками, прыжки и увертки выглядят на редкость нелепо. Главное — экспрессия представления и то, что эта экспрессия позволяет не только выпустить пар, но и лишний раз убедиться в собственной исключительности. Ибо, конечно, только верящие в свою исключительность люди способны устраивать на дорогах драки, не стесняясь того, что перед глазеющими на них зрителями выставляют себя настоящими клоунами.

Зная эту особенность коварного места, Йорик, только что в задумчивости неспешно кативший по правому ряду, встрепенулся, завидев одинцовский путепровод, стряхнул с себя порожденные инспектором сомнения и, даже не дав себе труд как следует всмотреться в зеркало заднего вида, включил левый поворотник и тут же начал перестроение. Почти сбоку, из района багажника, тут же раздался возмущенный сигнал клаксона: начав перестроение, Йорик вынудил обходившую его машину резко ударить по тормозам. Йорик, встроившись перед ней, ткнул пальцем в кнопку аварийной сигнализации, позволив всем четырем поворотникам моргнуть два-три раза. Типа — извинился. После чего вдавил педаль газа в пол и с легкостью оторвался от, судя по вспышкам дальнего света фар, не собиравшегося принимать извинения автомобиля. Водитель «скандальной» машины еще попытался было нагнать Йорика, тоже увеличивая и увеличивая скорость, но угнаться за вновь пришпоренной и при этом мчавшейся без оглядки на реальную дорожную обстановку Ауди не смог: его «атмосферному» японскому «паркетнику» такое было элементарно не по силам.

Обстановка же на дороге складывалась довольно напряженная. Обычной для этого времени пробки, на удивление, не было, но движение казалось очень плотным. «Казалось» — потому что Йорик, взглянув на часы, решил на эту «кажущесть» не обращать внимания. То есть плотным-то движение было и в самом деле, но Йорику было на это решительно наплевать. Теперь он сам беспрестанно моргал фарами, не снимая краешек ладони с «кнопки» звукового сигнала. При этом он и не думал тормозить или хотя бы притормаживать, подлетая к очередному багажнику очередного попутного автомобиля. И водители тех, явно ошеломленные не только запредельной наглостью, но и откровенно опасным, вытворяемым на скорости, поведением напиравшей на них Ауди, спешно принимали правее, освобождая хоть сколько-то места для проезда между самими собой и разделявшим встречные потоки брусом безопасности. Глаза Йорика, как это уже было на Кубинском шоссе, снова легонько сощурились. Но если на Кубинском шоссе это был скорее рефлекс, обманывавший мозг иллюзией того, что так лучше видно, то теперь Йорик щурился по другой причине: он злился на самого себя за то, что поддался на розовые сопли, разведенные мальчишкой-инспектором. Злился на то, что впустую потерял столько драгоценного времени. Злился, наконец, на то, что именно из-за этого был вынужден теперь вести себя как последняя отмороженная скотина, хотя меньше всего на свете ему хотелось быть отмороженным скотом.

Толкотня на месте слияния съезда из Одинцово и Минского шоссе производила впечатление, но и на эту толкотню Йорик «положил». Скорость, правда, пришлось прилично снизить, но наглая напористость никуда не делась: Ауди Йорика всё так же буквально спихивала со своего пути попутные автомобили, вынуждая их водителей жаться в сторону. Скорее всего попавшие под «прессинг» водители отчаянно матерились, но, не желая угодить в аварию, поневоле освобождали дорогу. Только однажды наиболее упертый из них попытался игнорировать «сигналы» Йорика: моргание дальним светом фар и непрерывный гудок клаксона. Очевидно, этот наивный человек полагал, что ему достаточно не обращать внимания на гудевшую и моргавшую ему машину, чтобы та не смогла проехать вперед. Но, разумеется, он ошибался. Как только он, принужденный к тому «тесниной», сбавил скорость почти до пешеходной, Йорик, приняв правее и «отжав» еще правее более сговорчивого «попутчика», втиснулся в образовавшуюся щель всем корпусом своей машины. При этом Ауди двигалась так, что из салона могло показаться, будто автомобили вот-вот зацепятся бортами. Примерно так оно и было на самом деле, но, мало того, Ауди еще и явно смещалась влево, с мгновения на мгновение грозя процарапать борт «соседки» аркой своего переднего крыла. Нервы упертого водителя не выдержали: он опустил окошко с пассажирской стороны, нагнулся к нему от руля и что-то заорал. Но — как заорал, так и замолк в полном обалдении: Йорик тоже опустил окошко и, сияя злой улыбкой на интеллигентном лице, просто заявил:

— Если ты, уважаемый, не примешь влево и не пропустишь, я выверну руль до упора и колесом расфигачу тебе всю бочину. Я сейчас даже специально пропущу тебя чуточку вперед, чтобы пройтись колесом по порогу, по крылу, а потом оторвать и бампер. Кроме этого я вышибу тебе переднюю ступицу, а точнее — согну рычаг на правой стороне передней подвески. После чего ты останешься стоять, а я уеду. Ты, конечно, можешь запомнить мои номера, но это будет твое слово против моего слова. На моей-то машине никаких повреждений не окажется. Так что я с тебя еще и компенсацию за ложное обвинение слуплю. А самого тебя на условный срок пристрою.

Если бы Йорик кричал таким же матом, каким начал было кричать упертый водитель; если бы угрозы Йорика носили теоретический характер «помять лицо», «намять бока», «отправить к стоматологу»; если бы Йорик выглядел как-то иначе — был, например, не в дорогом костюме, а в обычной футболке, или внешность имел «среднестатистическую», «народную», а не с претензией на «породу»; если бы всё было именно так, вряд ли речи Йорика возымели бы действие. Но, во-первых, контраст между поведением Йорика и его внешностью был настолько разительным, что уже и это, говоря современным языком, разрывало шаблон. А во-вторых, те угрозы, о которых Йорик вещал спокойным голосом, выглядели куда как более реальными и куда как более неприятными, нежели угрозы физической расправы.

Неизвестно, за кого упертый водитель принял Йорика, но, что-то пробормотав уже только себе под нос, он закрыл окошко и «посторонился». Ауди Йорика смогла свободно вырваться вперед и продолжить гонку со временем.

***

Конечно, мы осуждаем поведение Йорика, снова поставившего свои собственные интересы выше интересов сограждан, но, живописуя исключительно правду, вынуждены писать и об этом. Не будь мы связаны обязательством излагать всё так, как оно и было, мы бы предпочли умолчать о рассказанном выше происшествии, характеризующем Йорика с далеко не лучших сторон. Но так как умолчать о нем мы не имели права, то теперь хотя бы — в небольшой противовес — дадим небольшое пояснение.

Прежде всего, угрозы Йорика и в самом деле носили исключительно теоретический характер. Они выглядели неприятно и даже пугающе реальными, но таковыми не были и быть не могли. Если бы решивший не пропускать Йорика водитель дал себе труд чуточку подумать, он бы понял: проделать то, о чем с улыбкой вещал ему Йорик, невозможно в принципе. То есть, конечно, можно, вывернув руль, упереться колесом в боковину другого автомобиля, но для этого нужно, чтобы автомобили находились друг относительно друга в определенном положении. Иначе не колесо упрется в соседний автомобиль, а что-нибудь другое: например, бампер. Положение же машин, когда Йорик озвучивал свою угрозу, исполнению данной угрозы не соответствовало никак. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на параллельно друг другу и примерно у одной черты стоящие автомобили. Но и этого мало: недостаточно упереться вывернутым колесом в боковину другого автомобиля, чтобы разворотить ему порог, колесную арку, оторвать бампер и смять рычаг подвески. Вернее говоря, проделать такое вообще немыслимо, если только речь не идет о каком-нибудь «биг-футе» или сильно «лифтованном» и на широких, также сильно выступающих за габаритную ширину, колесах внедорожнике. Что же до Ауди Йорика, то она для такого «подвига», мягко говоря, не подходила.

Далее. Даже если допустить, что Йорик мог хотя бы попытаться привести свою угрозу в действие (допустим, обозлившись вконец и войдя в раж), и даже если допустить, что его маневр мог увенчаться успехом (каким-то чудом), сказанное им насчет «слова против слова» и «отсутствия повреждений на Ауди» от истины было так же далеко, как и всё остальное. Во-первых, среди такого количества людей, которое в тот момент, что называется, находилось в том же месте и в тот же час, обязательно нашлась бы парочка сознательных свидетелей: они бы подтвердили всё, что рассказал бы потерпевший водитель прибывшим на место ДТП гаишникам. Особенно если учесть, какую невероятную злобу в них вызвал бы поступок Йорика, ведь, как мы уже говорили, даже мелкое ДТП на этом участке дороги означало его фактическую блокировку. И пусть на месте оставалась бы только одна машина, затор всё равно мгновенно образовался бы такой, что если бы Йорика — допустим на секундочку — догнали, ему бы точно не просто намяли бока, а отделали бы так, что следующим пунктом назначения стала бы реанимация. Во-вторых, в эпоху популярности так называемых видеорегистраторов, когда едва ли не каждый второй частный автомобиль оснащен такими игрушками, почти наверняка бы нашлась и запись учиненного Йориком бесчинства. И хотя наши суды не обязаны принимать такие видеозаписи в качестве доказательства вины, ориентироваться на них, принимать их в расчет они имеют полное право. Наличие такой записи почти на сто процентов гарантировало бы признание Йорика виновным как в совершении ДТП, так и в оставлении места ДТП, что означало, учитывая умышленный характер аварии, не только возмещение ущерба из собственного, Йорика, кармана, но и лишение Йорика водительских прав как минимум на год либо административный арест на пятнадцать суток. Сам Йорик, зная это, даже затруднился бы сказать, что именно было бы ему больше «по вкусу»: на год остаться без прав или на пятнадцать суток оказаться вычеркнутым из активной (в смысле — свободной) жизни.

И, наконец, последнее. При разборе такого ДТП в дело обязательно включились бы представители заинтересованной страховой компании, то есть страховой компании потерпевшего водителя, если машина этого водителя оказалась бы застрахованной по КАСКО. Эти настырные и ушлые люди уж точно не оставили бы Йорика в покое, постаравшись сделать всё для того, чтобы следствие имело возможность доказать его вину, а суд — вынести соответствующе вине постановление. Говоря проще, Йорик оказался бы в положении, когда против него ополчились бы силы куда как более серьезные, нежели какой-то несчастный и мало на что сам по себе способный потерпевший водитель. Это обстоятельство тоже следовало учитывать, и Йорик, разумеется, его учитывал.

Говоря проще, Йорик блефовал. Он воспользовался совокупностью выгодно сложившихся условий и, как в покере, не имея на руках ничего, обыграл своего противника.

***

Новоивановское закончилось так же, как и началось: полной бессмысленностью своего существования. Когда-то, возможно, это поселение, организованное в виде рабочего поселка, и не было лишено оснований для формальной независимости, но в наши годы, когда сплошная застройка, перекинувшись из Москвы за границы МКАД, полностью стерла реальные границы, Новоивановское превратилось не более чем в стиральную машину для расположенных здесь и — де юре — находящихся вне компетенции московских структур навроде налоговой инспекции и прокуратуры торговых комплексов, строительных рынков и прочего подобного «хозяйства». Тянущиеся вдоль Минского шоссе рынки и ТРЦ Новоивановского — головная боль не только для автомобилистов, но и для правоохранительных и проверяющих органов, особенно, возможно, для УФМС по Москве, имеющего под носом настоящий рассадник всякого миграционного беззакония, но сделать хоть что-то не имеющего полномочий и сил. Выехав из Новоивановского к МКАД, Йорик вздохнул с облегчением: ему всегда, когда он проезжал по этому участку дороги, было неприятно смотреть на заполонившие обочины безобразия. Впрочем, в то утро, о котором идет речь, во вздохе Йорика было больше облегчения не от того, что безобразия Новоивановского остались позади, а потому что дорога с двух полос расширилась до трех, не считая широкой «разделительной полосы» — обозначенной разметкой, но проезжей.

Столица нашей Родины встретила Йорика беспорядочным скоплением машин при съезде на МКАД в сторону Севера и красным сигналом светофора по направлению в Центр. Такое здесь случалось частенько, жаловаться на это было грешно, и Йорик не жаловался. Встав на светофоре, он прикидывал, как бы ему поймать «зеленую волну» на многочисленных и часто расположенных впереди светофорах: это было возможно, но сложно. Все без исключения перекрестки впереди вплоть до нужного Йорику съезда на Рублевское шоссе являлись «большими»: широкими, оживленными, бескомпромиссными к возможным нарушителям — таким «товарищам», которые могли бы попытаться проскочить их «ходом»: не глядя на желтый или красный свет. «Зеленая волна» на этих перекрестках была явлением редким, но всё же она существовала. Главным препятствием в ее ловле была нерасторопность самих водителей: не тех, которые «волну» ловили, а тех, которые двигались в том же направлении и вели себя как последние чайники. К несчастью, чайников на дороге всегда немало, поэтому на оживленной дороге всегда присутствуют такие, кто, стоя на светофоре, ждет по часу уже после того, как загорелся разрешающий движение сигнал, или катит не со скоростью потока, а затормаживая поток своими медлительностью, неловкими перестроениями и прочими подобными — на взгляд Йорика, чрезвычайно предосудительными — делишками. Увы, но чайники как дураки: их, возможно, и не подавляющее большинство, но почему-то они всегда расставлены настолько умело, что натыкаешься на них постоянно.

Сейчас, когда пишутся эти строки, проблема светофоров вплоть как раз до съезда на Аминьевское и Рублевское шоссе решена: над «Можайкой» вознесся путепровод, обеспечивший бессветофорное движение. Решение, многим казавшееся спорным еще на стадии проектирования и уж точно каждому водителю — на стадии строительства, полностью себя оправдало, оказавшись настоящей палочкой-выручалочкой. А если эта волшебная палочка тоже порой останавливается в пробках, то виной тому общий для Москвы переизбыток транспорта, общая для Москвы неприспособленность к активному движению, низкая пропускная способность улиц, увязанных в единую по сути дорожную сеть. Предпринимаемые Правительством Москвы усилия хоть как-то сгладить ситуацию неизбежно, что-то и в чем-то победив «с одной стороны», «с другой» наталкиваются на неразрешимые проблемы. Особенность московской дорожной сети такова, что достаточно встать лишь незначительному ее участку, чтобы пробка, распространяясь со скоростью степного пожара, охватила сначала все прилегающие улицы, затем — весь район, после — целый округ и, наконец, половину города, а там — и весь город, каким бы огромным он ни казался и насколько бы невозможной ни выглядела вероятность остановить его затором в одном-единственном месте. Тем не менее, строительство новых путепроводов, тоннелей и прочей дорожной инфраструктуры, способной если и не снять проблему пробок целиком, так хотя бы стать аспирином при жа́ре, — дело, несомненно, нужное. Безумно дорогое, но полезное. Такое, без которого город умрет. И если отвечать на упреки в необоснованности колоссальных затрат на то, что, будучи созданным, не обеспечивает окончательную победу, можно сказать вот так:

— Что делать, если на руках — истекающий кровью человек: по виду — лицо совсем незначительное, даже, возможно, с социального дна? Алкаш, подрабатывающий выносом мусора из домовых мусоросборников: заработанных денег ему как раз хватает на то, чтобы жить от выпивки до выпивки? Он — вот: лежит на операционном столе и истекает кровью. Над ним — хирург. Но у хирурга нет обычных хирургически ниток: случилось так, что вместо них — тонкие золотые нити. Оперировать алкаша или нет? Спасать ему жизнь ценой высокопробного золота или оставить истечь кровью до конца? Кто-то, возможно, скажет — оставить. Но врач — на то он и врач — выбирает другое: спасать. Понятно, что спасение даже «золотой ценой» окажется ненадолго и не «победным до конца»: уже через неделю, выписавшись из больницы, алкаш снова нажрется так, что в беспамятстве свалится в какой-нибудь коллектор. Но покамест выбор очевиден: шить. Это — выбор не разума, а совести.

Москва — такой же точно опустившийся на самое социальное дно алкаш. Она уже давно из города садов и парков, из города театров и кино, из города Булгакова и Маяковского, из города первого в России электрического трамвая и города — как Рим — на семи холмах превратилась в грязный, душный, безликий мегаполис, в котором такие символы, как Кремль, Останкинская телебашня или дворцового вида метрополитен смотрятся скорее насмешкой над безмятежным прошлым, нежели украшением страшного настоящего. Это как если бы у спившегося человека каким-то чудом сохранился драгоценный перстень: надетый на грязный палец с обкусанными ногтями, он смотрелся бы страшно, чудовищно, нелепо.

Современная Москва — город, для жизни не предназначенный. Современная Москва — плавильный котел над выгребной ямой, в которую потоками стекаются те, кто в собственных домах не пригодился. Искатели лучшей доли, чье представление о способах достижения этой самой доли заключается в примитивном рассуждении о преимуществах столицы с высокими зарплатами и бо́льшими возможностями. Люди, уверенные в том, что, ничего не сумевшие достичь где-то еще, они чего-то непременно достигнут в столице. Таким образом, современная Москва — город неудачников, маскирующихся под что-то более значимое, но ни значимым, ни даже нужным для жизни страны не являющихся.

Однако значит ли это, что Москву нужно бросить на произвол судьбы, оставить ее задыхаться в безразмерных пробках, позволить ей умереть от бесчисленных противоречий и потери собственной самоидентификации? Конечно нет. Москву, как алкаша, разбившегося в коллекторе, нужно штопать: пусть даже и золотыми нитями. Нужно поддерживать в ней жизнь, давая ей шанс за шансом: пусть даже она проживает все шансы так, словно ей они достаются по праву — бесцельно, без выводов на будущее, без желания хотя бы отблагодарить.

Почему? Всё просто: в России нет другого города, в названии которого столько же «для сердца русского слилось». Это понимали Наполеон и Гитлер. Мы тем более это должны понимать.

***

Стоя на светофоре, Йорик прикидывал, как бы ему поймать не так уж просто на Можайском шоссе дающуюся в руки «зеленую волну», и одновременно — чуточку искоса, чуточку исподлобья — поглядывал на прогуливавшегося вдоль тротуара гаишника: с противоположной стороны дороги находился стационарный пост, а с этой гаишник «просто гулял», высматривая потенциальный «непорядок» среди тех, кто направлялся в сторону Центра. В отличие от молоденького инспектора в Баковке, здешний гаишник представлял собою весьма внушительную фигуру: и ростом, и уже далеко не юношеским возрастом, и выправкой, свидетельствовавшей об укоренившейся властности. Этот гаишник явно был из породы таких, которые сыпать цитатами из некогда популярных песен не станут. Этот гаишник явно принадлежал к числу таких, которые без протокола не отпустят. Йорик поглядывал на него и думал: с места в карьер занять разделительную полосу или повременить?

Идея воспользоваться широкой и ничем, кроме разметки, не отделенной от прочих частей проезжей части разделительной полосой новшеством не отличалась. Да что там — новшеством: Йорик Америку вообще не открыл. Любой московский водитель нечто подобное видит едва ли не каждый день: если есть такая полоса, по ней непременно кто-нибудь мчится. Иногда — кортежи. Но чаще всего — самые обычные нарушители. Имущественный, социальный статус этих нарушителей может быть разным — от топ-менеджеров крупных корпораций, передвигающихся в «шестисотых» с наемными шоферами, до «бомбил», торопящихся сделать побольше «рейсов», — но всех их объединяет одно: высокомерное наплевательство в отношении правил дорожного движения. И не менее высокомерное наплевательство на то обстоятельство, что в конце разделительной полосы или в том месте, где нужно ее покинуть из соображений собственных нужд, придется вклиниваться в общий поток, этот поток тормозя и, тем самым, усугубляя проблемы и без того напряженного трафика.

Ездить по таким «полосам» Йорик не любил, но иногда и он проделывал такое. Правда, всегда с определенной опаской: не в страхе перед возможным наказанием, а в осознании сильно повышенного риска угодить в ДТП. Ведь движение по таким «полосам» никак не регламентируется. Оно, движение это, запросто может идти во встречных направлениях: нарушители, объезжая вставшие в пробках машины, могут нестись навстречу друг другу. Но даже это — еще ерунда. Самый распространенный вид ДТП на таких «полосах» — не лобовые столкновения, а попутные. Когда кто-то, не глядя в зеркала, начинает тоже выруливать на эту же полосу, а ты влетаешь ему в бочину. Срабатывает что-то вроде заложенного в подкорку даже нарушающих правила водителей «механизма»: согласно этому «механизму», на разделительной полосе никого не может быть, а потому и смотреть в зеркала не обязательно. Ровно так же, к слову, происходят попутные столкновения на перекрестках с ответвлениями влево: человек начинает поворачивать, не ожидая, что кто-то может нестись в попутном направлении по встречной полосе, и получат мощный удар в борт. Невнимательность такого рода — явление сугубо психологического характера. Ничего поделать с ним невозможно. Сколько ни напоминай себе, сколько ни пытайся выработать рефлекс обязательно смотреть в зеркала, перестраиваясь влево с нарушением правил или поворачивая налево строго, казалось бы, по правилам, но стойким рефлекс не получается. Его перешибает еще более стойкая вера в ПДД, насколько бы парадоксально это ни звучало и особенно — в отношении нарушителей.

Йорик, зная эту особенность человеческой психологии в теории и повидав немало ее последствий на практике, ездить, повторим, по такого рода полосам не любил, прибегая к их «услугам» только в случаях действительно крайней нужды. Была ли нужда таковой в то утро? На этот вопрос Йорик самому себе ответил утвердительно. Он решился ехать по «выделенной полосе» и теперь всего лишь прикидывал: выскочить на нее сразу, то есть на глазах у прогуливавшегося вдоль тротуара гаишника, или немного повременить? В принципе, гаишник, даже увидев столь грубое нарушение, сделать уже ничего бы не смог. Максимум, на что он был способен, это — передать по рации сведения о нарушителе на следующий пост. Но следующий пост находился только уже при съезде на Аминьевское шоссе, и, если подъехать к нему чинно-спокойно (а Йорик именно так и намеревался поступить), гаишникам с поста у съезда на Аминьевское предъявить будет попросту нечего. Они, конечно, могли бы тормознуть просто из вредности или в надежде на то, что нарушитель не станет запираться в ответ на уверенное обвинение в нарушении, но вероятность такого поворота была невысока: хватало собственных забот, чтобы еще, положившись на авось, разбираться с кем-то, кому, кроме слов, и вменить-то нечего! И всё же Йорик решил не рисковать: ну их на фиг! Вдруг «что-нибудь пойдет не так», и «аминьевские» гаишники всё-таки проявят настойчивость? Наказать они, конечно, никак не смогут, но промурыжить несколько минут — запросто. Даже ничего не нарушая со своей стороны. Запросто может оказаться так: взмахнет инспектор палочкой, повелевая остановиться, а сам отойдет к другой, еще раньше остановленной машине. И будет с ней возиться нарочито долго. А ты — жди. Мол, торопился проскочить по «выделенной полосе»? Ну так теперь охолонись маленько, поджидая, когда инспектор освободится и займется лично тобой: уехать-то, плюнув на инспектора, нельзя! Это будет рассматриваться как неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции. А неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции — совсем другой, нежели выезд на «разделительную полосу», коленкор. За «полосу» — выложил полторы тысячи рублей и свободен. За неповиновение — пятнадцать суток. Причем пятнадцать суток могут оказаться еще не самым худшим вариантом, если сотрудники полиции всерьез разозлятся на строптивость. Худшим может оказаться обвинение в применении насилия в отношении представителя власти. Например, взмахнешь неловко рукой, всего-навсего жестикулируя от нестерпимой обиды на несправедливость жизни, а тут — о-па! — гаишник, сиречь «представитель власти», уже схватился за нос или за сердце. До пяти лет согласно части первой статьи триста восемнадцатой Уголовного кодекса Российской Федерации! Конечно, в суде всё быстро развалится, а может, и до суда вообще не дойдет, но, тем не менее, нервов будет потрачено неадекватно первоначальной ситуации.

Итак, Йорик, поглядывая на прогуливавшегося вдоль тротуара гаишника, решил не рисковать. Когда загорелся зеленый сигнал светофора, он спокойно тронулся в своей законной полосе и лишь после того, как гаишник перестал быть видимым в зеркалах, вырулил на «разделительную». Увеличил скорость, но не так, чтобы просто помчаться вперед, а так, чтобы постараться войти в общий ритм со светофорами. Светофоры были хорошо видны далеко вперед: Йорик, глядя уже на них и поигрывая педалью газа, варьировал скорость, выбирая нужную. Ауди покамест катилась по «разделительной полосе» в рваном темпе, что со стороны наверняка выглядело весьма причудливо, но Йорика это заботило меньше всего. Наконец, он вроде бы «попал в ритм». И если читатель думает, что Ауди понеслась, он ошибается: скорость, с какою машина Йорика поехала в нарушение всех правил по «разделительной полосе», оказалась даже меньше, нежели та скорость, с какою двигался левый ряд. Но левый ряд останавливался на «красном», а Йорик проезжал на «зеленый». В конечном итоге это дало неоспоримое преимущество.

***

Незадолго перед съездом на Аминьевское шоссе Йорик покинул гостеприимную «разделительную полосу», перестроился максимально правее и к путепроводу над стыком Аминьевского и Рублевского шоссе подъехал с самым благопристойным видом. «Аминьевские» гаишники даже не взглянули в его сторону, когда он проезжал мимо них. А дальше — сам путепровод и правый поворот с него: на «Рублёвку». Или, вернее, на Рублевское шоссе, поскольку «Рублевкой», имя в виду престижное направление, называют не Рублевское шоссе, а его продолжение за городом — Рублево-Успенское. Само же Рублевское шоссе, в силу занятости образованного от его названия прозвища, никаких собственных прозвищ не имеет. Несправедливо, но факт. Впрочем, Рублевское шоссе — место на всем своем протяжении ничем особенным не примечательное. Здесь нет ничего из разряда «эдакого»: такие же, как во многих других районах Москвы, панельные дома, такие же, как во многих других районах, магазины, такая же инфраструктура. Разве что уже ближе к выезду из Москвы, то есть ближе непосредственно к Рублево-Успенскому шоссе, появляются первые признаки «статусности», да и то весьма чахлые: после того, как в Барвихе, то есть на Рублево-Успенском шоссе, был построен комплекс Luxury village, именно туда предпочли перебраться многие из знаковых торговцев — поближе к реальным клиентам. Именно там «поселились» Феррари, Мазератти, Ламборгини, Бентли. И, конечно, бутики всякой всячины из разряда той, какую ни одна вменяемая домохозяйка с достатком ниже крепко-миллионерского приобретать не станет. На Рублевском шоссе или в непосредственной от него близости остались разве что такие «народные» бренды, как БМВ, Лексус, Лэнд Ровер. То есть бренды, ориентированные не столько на подлинных или поддельных, но всё-таки богачей, сколько на «средний класс», способный себе позволить что-то повыше действительно народных марок. В общем, собственно Рублевское шоссе — даже не сени престижа, а всего лишь направление к нему. Проезжая дорога, по которой катаются не только богатые и сильные мира сего, но и самые обычные смертные.

Сворачивая с путепровода в сторону Рублевского шоссе, Йорик притормозил перед пешеходным переходом, пропуская мамашу с коляской, прокатился вперед, еще раз повернул направо и, быстро посмотрев налево и убедившись в отсутствии чего-нибудь вроде автобуса, рванул, давя на газ, через всю ширину проезжей части в самый левый ряд. Столь резкий маневр на этот раз был вызван подлинной необходимостью: через сотню метров шоссе искусственно сужалось до одной полосы. Точнее, до двух, но правая из них была предназначена для движения маршрутного транспорта и пользоваться ею можно было только по выходным.

В этом месте — при выезде из-под того путепровода, с которого съехал Йорик — организация дорожного движения всегда носила и продолжает носить самый безумный характер. Мало того, что стоящие здесь гаишники искусственно суживают проезжую часть, выставляя на ней пластиковые переносные ограждения, так еще и главной дорогой является не Рублевское шоссе, а съезд на него с Кутузовского проспекта. Разумеется, сделано это из самых антинародных соображений, к оптимизации условий дорожного движения не имеющих никакого отношения. Сделано это для того, чтобы властьпредержащие, спешащие по домам с заседаний различных комитетов, из министерств, из Думы, из, не побоимся этого слова, Кремля, могли беспрепятственно съезжать с основной правительственной артерии — Кутузовского проспекта — на ведущее к их загородным домам шоссе — Рублевское. Таким образом, те, кто движутся в сторону этой развязки по Аминьевскому, перетекающему в Рублевское, шоссе, оказываются заложниками превосходства частных интересов одних над интересами других.

В определенном смысле это даже забавно. Не то, конечно, забавно, что властьпредержащие в нашей стране присваивают себе никакими законами не обговоренные привилегии, ставя собственные интересы выше интересов «простых граждан». А то, что эти люди ведут себя ровно так же, как и подобные Йорику нарушители: нарушающие правила из соображений превосходства собственных дел над делами окружающих. Во всяком случае, Йорик, приблизившись к безумному перекрестку и вынужденно остановившись, чтобы пропустить активный поток с по виду и по логике вещей второстепенной, но по факту и по закону главной дороги, иронию, сарказм ситуации оценил. Он всегда, оказываясь в этом месте, с пониманием оценивал иронию здешнего genius loci.

Наконец, в потоке появился просвет, чем Йорик тут же и воспользовался. Посмотрел на часы и поморщился: ехать оставалось всего ничего, но опоздание уже составляло добрых четверть часа. Надежда на то, что школьный товарищ-банкир все еще ждал его, была минимальной.

***

Свернув с шоссе во двор самого обычного по виду панельного дома, Ауди едва не столкнулась с отъезжавшим от подъезда Мерседесом: машины — морда к морде — застыли в считанных миллиметрах друг от друга. Дворовый проезд был узким: не разминуться. Но Йорик и не подумал что-то предпринимать или какими-то знаками требовать, чтобы что-то предпринял водитель Мерседеса. Йорик быстро отстегнул ремень безопасности, заглушил мотор, распахнул дверь и выбрался из машины на тротуар. Шагнул к Мерседесу, собираясь постучать в его заднее боковое окошко, но и дверь Мерседеса распахнулась: с заднего сиденья навстречу Йорику выбрался солидного вида господин.

— Я уж думал, ты не приедешь! — сказал солидный господин, пожимая Йорику руку.

— Коровы задержали, — ляпнул в ответ Йорик, не подумав, что прозвучало это довольно странно.

Солидный господин выгнул бровь, но в уточнения вдаваться не стал. Вместо этого он с упреком констатировал:

— Мог бы и позвонить. Что задерживаешься.

Но Йорик только головой покачал:

— Гнал так, что не мог. Нужно было смотреть на дорогу.

— Но ответить-то на звонок ничто не мешало?

— То есть? — удивился Йорик.

— Да я обзвонился тебе, — пояснил солидный господин.

— Не может быть! — опять удивился Йорик. — Входящих вызовов не было.

— Гм…

Йорик залез в карман и вытащил из него мобильник. На экране мигал «пустой» индикатор уровня зарядки. Сам-то мобильник в таком состоянии еще работал, но к автомобильному устройству «хэндс-фри» через блютуз подключиться не мог. Учитывая же то, что в машине всю дорогу и довольно громко играла музыка, Йорик, привыкший к тому, что радио автоматически выключается при входящих вызовах, «простые» звонки, то есть не через динамики мультимедийной системы Ауди, не слышал.

— Вот черт! — воскликнул Йорик, глядя на экран и мигавший на нем индикатор зарядки с таким же, наверное, выражением на лице, с каким бараны, если верить пословице, смотрят на новые ворота.

— Ладно, — вздохнул солидный господин, — проехали. Бумаги-то где? Их-то хоть по дороге не посеял?

Йорик рывком развернулся к Ауди, распахнул ее заднюю дверцу и достал с заднего сиденья кожаный портфель.

— Вот.

— Ага! — взгляд солидного господина повеселел. — Ну, хоть что-то…

Бумаги из портфеля — одна за другой, в количестве сорока трех штук — стали перекочевывать на капот Мерседеса. Согнувшись в поясницах, Йорик подавал, а солидный господин подписывал. И всё это время на обоих через лобовое стекло поглядывал невозмутимый шофер. Точнее, шофер желал казаться невозмутимым — по примеру своих английских коллег, — но по его губам то и дело проскальзывала усмешка: в отличие от своих английских коллег, он — человек русской души — не мог не смеяться над тем, что и вправду выглядело смешно.

Мимо, косясь, прошли две бабульки, но, едва отойдя на пару шагов, они остановились и тоже начали во все глаза рассматривать солидного господина и Йорика, склонившихся над капотом Мерседеса. Спустя еще несколько секунд между бабульками завязался живейший диалог, смысл которого сводился к одному: нельзя раскорячивать машины так, что «ни пройти, ни проехать». И даром что пройти-то как раз было можно: бабульки сами же это и продемонстрировали. Упреки, вроде бы как напрямую ни к Йорику, ни к солидному господину не обращенные — бабульки делали вид, что общаются исключительно между собою, — так и сыпались, так и сыпались. Солидный господин не выдержал и, оторвавшись от бумаг, выпрямился и улыбнулся:

— Анастасия Ильинична! Будет вам с утра собачиться. Посмотрите лучше, какая погода замечательная!

Одна из бабулек — очевидно, Анастасия Ильинична — хмыкнула, боевито вздернула брови, открыла рот, но вдруг, подняв глаза к невероятно синему небу — настолько синему, что в Москве такого почти никогда не бывает, — тоже улыбнулась. И всё же, движимая укоренившимся в ней духом противоречия, проворчала:

— Жарко. Лучше бы дождик какой…

Солидный господин покачал головой:

— Будет вам дождик, Анастасия Ильинична. Если профессор не врет, к полудню будет. С грозой. Дай Бог, чтобы деревья, как в прошлый раз, не повалило!

Анастасия Ильинична засуетилась:

— Профессор⁷⁹ сам сказал? Правда? Не включала телевизор… а ведь душно, да! Душно… к грозе… Пойдемте, Телегония Ивановна, пойдемте скорее! Нужно успеть обернуться до грозы!

Йорик в изумлении посмотрел на вторую из бабулек: Телегония Ивановна? Спрашивать, однако, напрямую было невежливо, и Йорик промолчал. Но как только бабульки отошли на почтительное расстояние, воззрился на солидного господина. Тот засмеялся:

— Не смотри на меня так! Понятия не имею, почему Телегония. Может, на самом деле ее и не так зовут. Но все обращаются к ней «Телегония»⁸⁰!

— С ума сойти…

— Да уж: лечь — не встать.

Солидный господин и Йорик, еще немного проводив бабулек взглядами, вернулись к разложенным на капоте Мерседеса бумагам. Через пару минут с бумагами было покончено.

— Ну, — сказал, опять разгибаясь, солидный господин, — удачи!

— Спасибо, — ответил Йорик, — выручил!

***

Сдавать задним ходом по узкому дворовому проезду было не слишком приятно, но деваться было некуда: только так Йорик мог и сам выехать обратно на шоссе, и Мерседесу позволить сделать то же. Со стороны, вероятно, это выглядело так, будто здоровенный «шестисотый» наваливался на более скромных размеров Ауди, заставляя ее пятиться под натиском мощной и хищно блестевшей на солнце фальшрадиаторной решетки. Но на деле водитель Мерседеса вел себя корректнее некуда. Он, видя, что Йорик местами испытывал затруднения, даже подсказывал, куда лучше вывернуть руль: влево для пятившегося Йорика — моргал правым для Мерседеса поворотником; вправо для Йорика — моргал левым для Мерседеса поворотником. Так обе машины и выбрались на дорогу. Там Мерседес сразу же обошел Ауди и в считанные мгновения исчез, в считанные же мгновения набрав совершенно неприличную скорость: банкир торопился в аэропорт.

А вот Йорику торопиться уже было некуда. Собственно, вариантов дальнейших действий он имел два: без спешки вернуться за город или провести день в московской квартире. Поколебавшись, он выбрал второе: вот так сразу отмахать еще сотню километров ему не хотелось, а квартира находилась совсем недалеко. Ауди взяла курс на Крылатское.

Не доезжая на до Крылатского совсем чуть-чуть, Йорик свернул в сторону Нижних Мневников. Пересек по Крылатскому мосту Москва-реку и покатил по «острову» — так называемой Мнёвниковской пойме, образованной излучиной реки и искусственным каналом — «Карамышевским спрямлением». Когда-то здешние земли со всем их, впрочем, немногочисленным, населением находились в ведении Дворцового ведомства, а после революции семнадцатого года отошли к совхозу. В черту Москвы они попали только в шестьдесят первом году двадцатого столетия, но даже тогда, уже оказавшись «столичной территорией», продолжали удивлять запустением и неблагоустроенностью: в нескольких расположенных здесь деревеньках, так и не попавших под снос, не было даже канализации и водопровода — вещь для Москвы неслыханная! Современным же горожанам Мнёвниковская пойма больше известна лет двадцать находившимся в ней огромным рынком, на котором торговали сомнительного качества продуктами: овощами, фруктами, молочной продукцией, мясом. Рынок занимал существенную часть поймы, а стоянка перед ним всегда была забита грузовиками. Попытки закрыть рынок предпринимались не раз, но всякий раз терпели неудачу. Закрыть его удалось только после того, как Зураб Церетели, которому пойма была выделена под строительство детского парка и который постоянно строительство откладывал, однажды заявил, что стройка «точно начнется» и начнется «вот-вот». Стройка так и не началась, но рынок всё-таки «эвакуировали». А потом уже непосредственно московское правительство озвучило планы по превращению поймы в нечто совершенно особенное: в полностью рекультивированную зону отдыха с многочисленными прогулочными и велосипедными дорожками, с причалами для прогулочных теплоходов и яхт, с детскими аттракционами и секциями по занятию всевозможными видами спорта, но главное — в место, куда из центральных районов города будут переведены федеральные учреждения: Совет Федерации и Государственная Дума. Трудно сказать, сильно ли обрадовались «федеральные парламентарии» такому решению московских властей, но власти Москвы оказались непреклонны: мол, хватит занимать дорогущую недвижимость в самом Центре и провоцировать своими ежедневными «покатушками» многочисленные пробки! Что же до жителей окружающих пойму районов, то они не обрадовались точно: как уже было сказано, Мнёвниковская пойма — остров, причем остров с единственной проходящей через него магистралью, и без всяких «парламентариев» с их кортежами и прочими «фенечками» намертво встающей в часы пик. Свернуть с нее в сторону невозможно: въехав на остров, деться с него уже некуда. Если к массе «рядовых автолюбителей» добавятся еще и депутаты всех уровней и мастей, дорожная ситуация в пойме рискует превратиться в настоящую катастрофу.

Но покамест Йорик катил по Нижним Мневникам совершенно свободно: самый-самый утренний час пик уже миновал, все, кому нужно было пробраться в сторону Народного Ополчения или метро Полежаевская, уже проехали. Светофоры встречали Ауди неизменно зелеными сигналами, парочка камер фотофиксации нарушений остались ни с чем: Йорик почти не касался педали газа, машина катилась «почти пешком» — на разрешенных правилами шестидесяти километрах в час. Иногда по левому ряду Йорика обгоняли попутки, но Йорик, не загораясь, провожал их равнодушными взглядами: пусть себе!

В районе логова «Ночных волков» — уже почти у Карамышевского моста, то есть почти на выезде из поймы — Йорик покосился на внушительных размеров «скульптуру»: невероятных размеров мотоцикл. Этот «мотоцикл» свидетельствовал: да, именно здесь находится самый известный в России байк-центр, в последние годы получивший даже не просто известность, а известность скандальную. Именно здесь Президент России Владимир Владимирович Путин встречался с членами клуба, заручившись их поддержкой и сделав их чем-то вроде неофициальной «моторизованной гвардии». Именно здесь — главный координационный центр всевозможных предприятий, неизменно получающих в прессе широчайшее освещение⁸¹. И здесь же — один из самых приятных ресторанов и ночных клубов Москвы: Секстон. С непринужденной атмосферой при полном отсутствии нелепых, вздорных и безвкусных подделок под «престиж», «элитарность» и прочую чепуху, которыми частенько грешат московские рестораны и клубы.

— А что? — пронеслось в голове у Йорика. — Может, заехать? Кружка-другая холодного пива по такой погоде — самое то, что доктор прописал!

Но Ауди уже миновала въезд на территорию клуба. Да и пить за рулем Йорик всё равно бы не стал.

***

В магазин, однако, Йорик заехал: неподалеку от дома. Но взял не пива, а бутылку вина: молодого, сухого, белого. Как раз по погоде. Даже лучше, чем пиво. От пива то и дело бегаешь в туалет, а вино на мочевой пузырь не давит. Да и вкус у пива — не ровня приличному вину. И вообще. Конечно, «выпил с утра, весь день свободен», но весь день действительно свободен: вот парадокс! Йорик посмеялся.

Но во дворе Йорика поджидал удар. Что удар последует, стало ясно уже на подъезде: перегораживавший въезд шлагбаум был поднят, да так, что даже издали бросалась в глаза его какая-то особенная безжизненность. Шлагбаум не просто был поднят: он сломался. Означало же это то, что во двор непременно хлынули массы беззастенчивых «чужаков», поспешивших собственными машинами забить стояночные места. Йорик нахмурился.

Когда такое происходило, а происходило такое нередко, спасу от наглых «чужаков» не было. Жильцы дома, считая и Йорика, пробовали вызывать эвакуаторы, но, ясное дело, эвакуаторы не приезжали: формального нарушения правил стоянки не наблюдалось. Жильцы пробовали блокировать выезд из двора: так, чтобы автомобили «чужаков» оказались в ловушке, но и это «чужаков» не смутило. Они ведь не были одними и теми же: кто-то, разок угодив в ловушку и не сумев уехать, больше во двор не совался, но на смену таким обязательно появлялись всё новые и новые наглецы. Не помогла даже радикальная мера, «инициированная» с подачи проживавшего в доме юриста: отключив камеры наружного наблюдения, группа жильцов пропорола каждому из чужих автомобилей по одному колесу. На одном настоял юрист, заявив, что при отсутствии коллективного иска (о чем явно можно было не беспокоиться), одно пропоротое колесо не может являться основанием для уголовного преследования, равно как и разбирательством со стороны страховой компании, если кто-то обратится за возмещением в нее. А вот два и больше — запросто. Возможно, если бы жильцы не послушали юриста и, отключив камеры, пропороли все покрышки всем чужим автомобилям, причем поступали бы так несколько дней подряд — скажем, неделю, — какой-то положительный эффект и получился бы. Но от единичной акции с одним колесом на машину — нет. В общем, когда шлагбаум ломался, во дворе начиналось сущее бедствие. Однажды Йорик предложил согласовать с управой организацию во дворе платной парковки — с почасовым тарифом для «чужих» и льготным годовым для «местных», — но эту идею жильцы отвергли: им показалось странным оплачивать парковку в собственном дворе! Йорик пытался убедить соседей — мол, выход-то наилучший и, как пить дать, действенный, — но соседи упёрлись как те ослы, что оказались на равном расстоянии меж двух охапок сена.

Двор и вправду оказался заполнен «под завязку». Йорик, сделав по двору круг, так и не нашел ни одного свободного парковочного места. Тогда, подрулив прямо к подъезду, он поставил Ауди поперек сразу трех чужих автомобилей, заодно и заблокировав дорогу еще целой дюжине. Если бы понадобилось выехать кому-то из «своих», любой из них знал, чья эта Ауди и где искать ее владельца. А на «чужих» в такой ситуации Йорику было решительно наплевать: пусть теперь стоят до утра, потому что он, Йорик, и не подумает до следующего утра освобождать проезд!

Едва поступив таким образом, Йорик испытал большое душевное облегчение: злость, навалившаяся было при виде поднятого шлагбаума, прошла. Но в подъезде Йорик вдруг остановился и снова нахмурился: появилось ощущение чего-то забытого. Но чего? Бутылка вина — в руке. Ключи от квартиры… да, в кармане. Документы? — в портфеле, а портфель — в другой руке. Так что же?

— Что-то случилось, Павел Николаевич? — спросила консьержка с искренним участием.

— Даже не знаю… — промямлил Йорик, по-прежнему не понимая причину охватившего его беспокойства. — Такое ощущение, что что-то забыл, но что — понять не могу: вроде бы всё на месте!

Консьержка расплылась в улыбке:

— Такое бывает. Вот у меня однажды…

Но Йорик уже подскочил: чуть ли не бросил на стол консьержки портфель и бутылку и ринулся вон из подъезда.

На улице подошел к Ауди, снял ее с сигнализации, открыл багажник и вытащил из него смятые бумажные салфетки: те самые, которыми он вытирал коровью слюну и которые не решился выбросить на обочину. Улыбнулся, захлопнул багажник, щелкнул кнопкой брелока — Ауди отозвалась, беззвучно мигнув поворотниками — и направился к мусорному контейнеру.

Выбросил салфетки и с облегчением вздохнул:

— Ну, кажется и в самом деле доехал!

***

Оказавшись в квартире, Йорик сбросил пиджак, откупорил бутылку, наполнил бокал и уселся в кресло, перебросив ноги через подлокотник. Потянулся к стоявшему на столике рядом ноутбуку, подтянул его поближе и включил. Зашел на форум «Балтики». Сделал глоток, еще один, еще — вполглаза поглядывая на список новостей и авторских материалов. Поставил бокал на столик и выбрал одну из новостей: о таинственном происшествии в музее. Судя по заголовку, музей буквально дотла разграбили за несколько минут, вынеся из него самые значительные шедевры из всех, какие только имелись в Российской Федерации.

Само собою, заголовок был чистой воды туфтой, и всё же новость действительно заслуживала того, чтобы ее прочесть. Оказалось, полиция провела что-то вроде рейда-проверки, выявляя слабые места в государственных музеях и определяя, возможно ли их вообще ограбить. Выяснилось — можно. И не просто можно, а в каких-то немыслимых, невероятных масштабах и с такими же немыслимыми и невероятными легкостью и простотой!

Новость уже успела собрать массу комментариев, большинство из которых сводилось к тому, что музейное руководство необходимо жестко наказывать. Но были и такие комментарии, в которых люди откровенно злорадствовали, называя Россию страной воров, взяточников и полудурков. Соответственно были и комментарии, отвечавшие на «полудурков» «полудурками». На «Рашку» — «Пиндосией». На «кацапов» — «укропитеками».

Нужно было что-то делать. Но развалившийся в кресле и потягивавший вино Йорик делать ничего не хотел.

— Разве что вот этого забанить…

Глоток.

— И вот этого, конечно…

Еще один.

— И этого: как же иначе?

Тема запестрела красным.

— О, Йорик объявился! — прокомментировал кто-то.

Йорик сделал еще глоток и забанил комментатора тоже.

Консерваторы

Если бы свирепствовала снежная буря, ветер рвал жесть со старых крыш, а мгла, окутывая мир, вселяла в его сердца леденящие мысли, было бы не так обидно. Но увы: когда форум подвергся атаке клонов, светило яркое весеннее солнце, щебетали вернувшиеся с юга птички и вообще царили мир, прелесть и всякое такое, что попросту называется благолепием. Этот контраст с происходившим в природе и на форуме злил, раздражал, являлся основой для самый нехороших побуждений и вынуждал модераторов действовать особенно свирепо.

Клоны, считая по Москве, явились поздно вечером, почти ночью, но на Восточном побережье США это был разгар изумительного дня: такого же изумительного, какой миновал, а затем и снова настал сначала в Западной Европе, а затем и в Европейской части России. Океан искрился, разбросанные по его побережью города и городки утопали в благоухании цветников, даже бензиновое марево, протянувшееся на тысячу миль с юга на север, отдавало приятным привкусом обновления и благополучия.

Клоны рассчитали точно. Вломившись на форум поздно вечером, они легко прорвали линию обороны в лице одного на тот момент присутствовавшего модератора — Мамы Кошки. Мама Кошка, единственная заокеанская представительница модераторского корпуса, билась отчаянно, но, ослабленная завораживающе-прекрасной погодой и полным одиночеством, сдержать атаку не смогла. Она перепрыгивала из темы в тему, но каждый раз опаздывала, причем опоздание нарастало всё больше, поскольку всё больше накапливалось оставляемого клонами мусора, который было необходимо вычищать. Мама Кошка пыталась банить собственно клонов, чтобы выиграть время, но клоны на то и клоны: они плодились быстрее, чем Мама Кошка размахивала банхаммером. Стоило в бане исчезнуть одному, на его место вставали двое. Стоило в баню отправиться двоим, их место занимали четверо. Прогрессия ужасала, и это тоже вносило свою лепту в то, что Мама Кошка всё более и более очевидно проигрывала битву. Настолько очевидно, что даже появление Анжольраса спасти ситуацию уже не смогло.

Анжольрас, как обычно появившись на форуме ночью, мгновенно оценил создавшееся положение вещей, но, найдя его вопиющим и тут же включившись в сражение, был вынужден сдавать одну позицию за другой под тем же страшным натиском, который уже принудил к отступлению Маму Кошку. А если учесть и то, что Мама Кошка и Анжольрас довольно плохо ладили между собой, вернее, настолько плохо ладили, что Анжольрас, бывало, открыто признавался в желании снять с нее модераторские полномочия и не делал этого только из соображений популярности Мамы Кошки у значительного числа «рядовых» участников форума — если учесть и это, а также то, что внутренний разлад порождал и скверное взаимодействие, не придется удивляться тому, что клоны уверенно побеждали. За несколько часов они захватили форум и устроили на нем полный бардак. Мама Кошка, бросив банхаммер, сбежала в подступавший приятными сумерками американский вечер. Анжольрас, схватившись за голову, смотрел в наливавшееся рассветным огнем окно и думал о единственной остававшейся у него возможности разом закончить битву. Он думал о том, чтобы форум закрыть.

Однако эта идея — закрыть форум — только по виду была победоносной. В действительности же она требовала множества согласований, не говоря уже об отсутствии у Анжольраса технических средств осуществить такое. Поэтому если бы даже он всё-таки принял такое решение, ему пришлось бы ждать, как минимум, появления на рабочем месте Шушундера. Но даже появление Шушундера не давало гарантию немедленных действий: Шушундер мог, запустив пятерню в кудряшки, пуститься в рассуждения о самых отвлеченных материях: чтобы чуточку потянуть; чтобы дождаться прихода Людмилы; чтобы не брать на себя ответственность за гибель ее любимого детища. Ги бель не в том смысле, что навсегда, но на очень приличное время. И ответственность не в том смысле, чтобы спихнуть ее со своих плеч на плечи Анжольраса, а в том, что только Людмила могла принимать такие решения.

Анжольрас смотрел на разгоравшийся за окном рассвет, смотрел на краешек Лиговского проспекта, даже слышал уже, как пошли — сначала один, а за ним другой — утренние трамваи, но в его душе не было умиротворения хорошо проведенной ночью, каковое умиротворение он обычно испытывал по утрам. Но хуже всего было то, что он точно знал: произошедшее на форуме и продолжавшее на нем происходить безумие — целиком и полностью его вина. Может, и не вина, конечно, но следствие его поступков. То есть, наверное, совсем не вина — поступки-то были правильными, — однако следствие точно! И если так, получалось, что гибель форума под натиском клонов — данность, связанная именно с ним. Осознавать это было не только неприятно, но и больно: столько усилий и все прахом! Столько времени, затраченного на чистку Авгиевых конюшен, и всё напрасно.

Анжольрас выключил компьютер, встал из-за стола и подошел к окну:

— В небесах зари полоска заполощется, раз березка, два березка, будет рощица, раз дощечка, два дощечка, будет лесенка, раз словечко, два словечко, будет пе-сен-ка…

Помолчал и добавил, тоже вслух:

— Вот тебе и песенка с лесенкой и рощей!

***

Слухи о готовившейся атаке доходили до Анжольраса, но он отмахивался от них, как от пустой угрозы. Не верил в то, что разбредшиеся по разным норам вышвырнутые им с форума «Русской Балтики» люди способны скоординировать не то что свои действия, но хотя бы мысли и пожелания. Конечно, этих людей объединяла ненависть к нему, но только и всего: больше ничего общего между ними не было. Они являлись крайностями даже по отношению друг к другу, где уж тут говорить о координации! Анжольраса не насторожило даже то, что однажды эти люди уже проявили вполне себе скоординированность: когда сочинили и отправили руководству «Балтийского Дома» свой «Манифест». Не насторожило его и то, что мало-помалу эти люди сорганизовались в новый форум, на который стали активно переманивать участников форума «Балтики»: в этом он видел не более чем естественный ход вещей; такой же, в силу которого плывущий по реке мусор неизбежно скапливается в узких местах и на крутых поворотах. Можно ли безвольный мусор, целиком и полностью зависящий от прихотей течения и особенностей речного русла, считать самостоятельной величиной и признавать за ним способность к организации?

Анжольрас, оценивая врага самым пренебрежительным образом, допустил классическую ошибку тех полководцев, чьи действия однажды увенчались легким успехом: эти полководцы, напялив на себя триумфальные тоги, и мысли не допускают о том, что триумфальное шествие преждевременно. Они, полководцы эти, наслаждаются красочным шествием и ликованием толпы и видеть не видят, как за стенами их родного города нарастает мощь рассеянных было противников: исподволь, ручейками, тем самым мусором, который вообще-то не просто скапливается в узких местах течения и на крутых поворотах, но и, уже течению не подчинясь, превращается в могучие заторы, вырастает в плотины, превращается в силу, вбирающую в себя силу течения, чтобы чуть погодя быть прорванной уже не спокойным ручьем, а сатанинским потоком, сметающим всё и вся на своем новом пути. Анжольрас уподобился тому из Клавдиев⁸², который, памятуя о славной морской победе, одержанной плебеем Дуилием⁸³, преисполнился такого высокомерия⁸⁴ и такой уверенности в собственных превосходстве и непогрешимости, что, приняв командование над флотом, пренебрег абсолютно всем: и неблагоприятно складывавшимися погодными условиями, и советами опытных моряков, и даже результатами гадания при обращении к богам. Не поверив тому, что цыплята способны говорить правду, он вышвырнул их в море⁸⁵, вступил в бой и был разбит. Анжольрас, пренебрежительно относясь к уже разбитому им противнику, зашел, пожалуй, еще дальше: Клавдий в своем бахвальстве опирался на опыт чужой победы; Анжольрас — на собственный опыт, что ослепило его окончательно. Став полновластным по сути диктатором, он, как и Цезарь, проморгал под самым его носом готовившийся заговор и, как и Цезарь, даже в самый последний момент не стал читать поданную ему записку о заговорщиках. Как и Цезарь, он, получая предупреждение за предупреждением, смеялся: «Так когда? Назначенный день уже наступил!» Но если Цезарю провидец ответил просто — «Да, наступил, но еще не прошел», — то так же или примерно так же ответить Анжольрасу было некому: точной информацией не располагал никто.

***

Самое поразительное в этой истории то, что лазутчиков во вражеском стане у Анжольраса хватало. Вернее говоря, это были не столько лазутчики, то есть не лица, отправленные во вражеский стан специально, сколько добровольные помощники, взявшие на себя труд наблюдать за противником. Пользуясь тем, что организовавшиеся в новый форум изгнанные из «Русской Балтики» люди вели активную пропаганду своего детища, добровольные помощники регистрировались там и вели наблюдение. Иногда вступали в горячие дискуссии. Иногда «прикидывались ветошью». Но в обоих случаях их «разведывательная деятельность» имела богатейшие результаты. В случае дискуссий противника — вообще чрезвычайно, как это показал «Манифест», эмоционального — легко удавалось развести на болтовню о дальнейших планах. В случае с «ветошью» противник, не чувствуя никакой угрозы, и вовсе говорил свободно. Именно так и стали известны его планы организовать атаку клонов на форум «Русской Балтики».

Идея принадлежала одному из самых «старых ветеранов» «Русской Балтики»: человеку, как это ни парадоксально, в реальной жизни спокойному, даже умиротворенному, но в жизни виртуальной — склочному до безобразия, взрывному до бомбы, упавшей на Хиросиму, мстительному настолько, что его готовности мстить вкупе с неугасимым годами пылом позавидовал бы любой корсиканец. Этот человек, по воле Анжольраса оказавшийся за боротом «Русской Балтики», поначалу пристроился на одном из более скромных форумов, но, недовольный слишком малым кругом общения и тем, что в том кругу его взрывной характер тоже не нашел понимания, решил обустроить собственную площадку, благо притаившихся за его спиной единомышленников у него хватало. Больше того: с каждым днем правления Анжольраса на «Русской Балтике» количество единомышленников увеличивалось. Но и площадку этот человек рассматривал лишь как ступеньку к более высокой цели: к мести. Поэтому всё, что происходило на ней, следовало рассматривать как непрерывный процесс подготовки к атаке. Выражался же этот процесс в искусственном нагнетании истерии, в поддержании у «вновь прибывших» впечатления, что Анжольрас — не только виновник их собственного отлучения от «Русской Балтики», но и монстр, повинный в куда более тяжких преступлениях. Вообще главный монстр русскоязычного сегмента интернета, ни дня, ни ночи не способный прожить без того, чтобы не сделать какую-нибудь пакость. Психологически рассчитав всё верно, этот человек давил на патриотическую мозоль, беспрестанно указывая на то, что Анжольрас — враг России, которого каждый уважающий себя патриот России не только обязан ненавидеть, но и в отношении которого обязан думать: как избавить человечество от новоявленного дракона. Будучи опытным скандалистом и подстрекателем, этот человек вел на своем форуме ежедневную «колонку», в которую сваливал все прегрешения Анжольраса — реальные или мнимые. Но не просто сваливал, а с комментариями самого уничижительного характера. Такие комментарии разъедали души «последователей», вселяли в них уверенность: нет ничего плохого в том, чтобы расправиться, пусть и виртуально, с обретшим на «Русской Балтике» власть Анжольрасом. Как сказали бы современные политтехнологи, организатор и владелец нового форума применил прием «расчеловечивания». Нечто подобное мы видим сегодня на Украине в отношении жителей Донбасса: грешно поднимать оружие на брата, страшно бомбить отцов и матерей, преступно грохнуть снарядом в детский садик, но нет никакой беды, как нет и никакого преступления в том, чтобы сбросить бомбу на «колорадов» и выстрелить из миномета по месту, в котором собраны их «личинки». Даже наоборот: это похвально и правильно.

«Колонка Анжольраса» (или об Анжольрасе, что всё-таки точнее передает ее суть) наполнялась материалами каждый божий день, так что скучать пришедшим на новый форум не приходилось. Если все другие разделы этой площадки едва-едва собирали несколько человек, вяло перебрасывавшихся мнениями о «либерастах» и «врагах народа», то «Колонка Анжольраса» находилась в состоянии постоянного аншлага. Выглядеть это могло, например, вот так:

— Итак, камрады, — делал утренний вброс владелец площадки, — этой ночью Жулька, — так называли Анжольраса, причем именно так: через «у», с намеком, а не через «ю», если бы это была простая пародия имени «на французский манер», — снова отличилась… — Использование женского рода вместо мужского также являлось обязательным: это тоже давало нужный психологический эффект. — В теме о пидарасах она заявила, что пидоры куда как лучше нормальных людей, потому что — держитесь крепче — имеют гражданскую позицию и не боятся ее отстаивать, выходя на шествия и митинги! Просто ох**ть! Значит, у пидоров гражданская позиция есть, а у нормальных людей — нет. Значит, жарить друг друга в жопы — позиция, а рожать детей — нет. Прикиньте: гражданская позиция — участие в параде гомиков, а ее отсутствие — работу работать!

Далее могла идти картинка из тех, какие называют «демотиваторами», но которые чаще всего являются обыкновенной похабщиной, причем неумной. Картинка шла применительно к теме вброса: в случае с «пидарасами» — какой-нибудь отвратительный рисунок в не менее отвратительном виде представлявший лиц нетрадиционной сексуальной ориентации.

Вброс подхватывался и начиналось бурное обсуждение. Никого не волновало: правда ли то, что написано «в заглавии»? Никто не давал себе труд сходить на «Русскую Балтику» и проверить. Само отсутствие проверок преподносилось как бравада: пока Анжольрас там главный админ, мы туда ни ногой. Понятно, что в таких условиях вбрасывать было модно любую ахинею, хотя, конечно, провокатор при всей грубости своих действий поступал тоньше. Понимая, что — рано или поздно — может найтись кто-то, кто всё же захочет проверить соответствие истине громогласных заявлений, совсем уж голословных обвинений он не делал. То, что он говорил, являлось враньем, но враньем, замешанным на правде. Провокатор всё ставил с ног на голову, передергивал всё, что можно было передернуть, но основу оставлял нетронутой. В примере с геями это могло быть так: Анжольрас и вправду мог высказаться в том духе, что геи имеют гражданскую позицию, причем готовы отстаивать ее куда активнее «нормальных» людей — отстаивать несмотря на угрозы физической расправы, несмотря на явные опасности, исходящие от фанатиков, несмотря на уже имевшие место быть столкновения, в том числе и столкновения с явно превосходящими силами: с какими-нибудь бывшими десантниками или с «действующими» боевыми националистами. Иными словами, Анжольрас говорил о несомненном мужестве, порою проявляемом лицами нетрадиционной ориентации — в противовес несомненной трусости тех из «нормальных» людей, которые свои идеи высказывают на кухнях, но публично — боятся. И, конечно, о несомненной трусости тех из «нормальных» людей, которые, пользуясь подавляющим физическим преимуществом, способны дубасить беззащитных (и только беззащитных) оппонентов. Лишь злая воля могла интерпретировать высказывания Анжольраса такого рода в том духе, что все «нормальные» люди — безынициативные трусы, не имеющие гражданской позиции. И лишь злая воля могла утверждать, будто Анжольрас в такого рода высказываниях ставил геев выше «нормальных» людей. Однако злая воля потому и злая, что, оперируя выхваченными из контекста словами, она сохраняет основу этих слов: основу, пригодную для возведения совсем иного здания. Провокатор, опасаясь возможности проверки, преподносил дело так, будто его реакция — свободно выражаемое мнение, основанное на реально существующем фундаменте.

Типичными комментариями на это были заявления вроде того, что «Жулька — сама пидарок», откуда-де и растут ноги ее ненависти к нормальным людям и… православию. Потому что православие — неотъемлемая часть патриотизма: кость в горле любому, кто отрицает традиционные семейные ценности, отрицает право на защиту детей от тлетворной пропаганды гомосексуализма и бла-бла-бла. Тот факт, что Анжольрас вообще ничего не говорил о православии, смущал комментаторов не больше, чем всё остальное.

Другой типичный пример — политический. В какое-нибудь утро «Колонка Анжольраса» могла начинаться так:

— Одминчег РБ⁸⁶, — вот так, с претензией на «удавистость»⁸⁷ и «язык падонкафф» и, опять же, с целью наибольшего психологического давления, — совсем с катушек съехал. Этой ночью он прямо назвал Россию Рашкой, а потом еще и глумился на теми, кто возмутился. Мозг у Жульки совсем протух: она уже и не скрывает, что Россия для нее — «эта страна» и «Рашка»! Либерастия на марше, и это, что самое страшное, в высшем руководстве РБ! Форум на глазах превращается в помойку. Слава Жульке!

И снова никого не интересовало: правда ли всё это? И снова, как и с геями: всё-таки побаиваясь возможной проверки вброшенного утверждения, провокатор брал за основу подлинные слова Анжольраса. Только опять переворачивал их с ног на голову и, оставляя их в качестве основы, перевирал саму суть: Анжольрас действительно мог назвать Россию «Рашкой», но в совсем ином контексте, а именно — в ответ на то, что кто-то, разбушевавшись, призывал все казни египетские на голову, допустим, Белоруссии, не задумываясь о том, что белорусы, читая такое и полагая, что это — мнение большинства, к России «Рашку» как раз и примеряют! Ведь как иначе, если твою собственную страну смешивают с дерьмом представители страны, называющей себя братской? Анжольрас, говоря «Рашка», имел в виду не более чем то, что «Рашка» — это страна призывающих на головы других всевозможные бедствия, причем страна — в глазах тех, на чьи головы бедствия и призывались. Но злая воля выдавала иную трактовку и разводила на этой почве самый настоящий срач. А комментаторы спешили подхватить и целый день поддакивали:

— Анжольрас — русофоб!

— РБ — помойка!

***

Доводить людей до точки кипения, не давая кипению выход — бессмыслица. Поэтому с первых же дней такой политики прозорливым «наблюдателям» стало понятно: затеяно это не просто так, а с какою-то определенной целью. Цель в виде «просто посраться» выглядела слишком уж мелко, особенно в глазах тех, кто давно и хорошо знал склочную — виртуальную — натуру основателя «альтернативного» форума. А коли так, основатель имел какую-то иную цель: более соответствовавшую его характеру, более злобную, более грандиозную. Довольно быстро «наблюдатели» пришли к общему выводу, что эта цель не много и не мало — атака на «Русскую Балтику» для полного ее, «Балтики», развала и разрушения.

Учитывая мощь «Русского Балтийского Дома» — к тому моменту уже огромного холдинга федерального уровня, — эта идея могла показаться абсурдной: может ли кучка озлобленных «отщепенцев» под водительством одного-единственного провокатора не только напасть, но и разрушить принадлежащую холдингу электронную площадку? Сама мысль о таком варианте попахивала безумием. Но опытные «наблюдатели», что называется не одну собаку съевшие в форумных баталиях и видевшие не одно крушение некогда процветавших площадок, давали зуб: не только нападение возможно, но и результат его заранее непредсказуем. Шанс отбиться у холдинга был велик. Но и шанс потерпеть поражение имелся. Причем отнюдь не равный статистической погрешности. Даже наоборот: весьма и весьма значительный! Опытные «наблюдатели» приводили в пример сравнительно недавнюю гибель форума при другом, мощью почти не уступавшем «Балтийскому Дому», холдинге. Тот форум пришлось закрыть всего-то в результате примитивной провокации: от имени холдинга и со ссылками на его форум по наиболее популярным социальным сетям в течение нескольких дней распространились «фейковые» новости самого абсурдного содержания. Фейки подначивали возмущение: ответную реакцию, в ходе которой уже сам форум заполонили комментарии в стиле «а не пойти бы вам на х*й?» с добавлениями пожеланий скорейшей встречи в прокуратуре или в суде. Администрация форума попыталась вступить в диалог, доказывая, что к распространению фейков холдинг ни сном, ни духом, но ее оправдания на фоне творившегося абсурда выглядели настолько жалко и неправдоподобно, что лишь провоцировали еще большие раздражение и озлобленность. Закончилось всё тем, что уже руководство непосредственно холдинга приняло решение о закрытии форума как площадки, являвшейся как потенциальной, так и — получалось — реальной угрозой для репутации и деловых качеств всей компании. Таким образом, задуманная кем-то и кем-то осуществленная довольно простенькая атака увенчалась полным и безусловным успехом. При условии, конечно, что ее целью как раз и было закрытие форума.

«Наблюдатели» пытались донести до Анжольраса эту нехитрую в общем-то информацию, но, как мы уже сказали, Анжольрас от нее отмахивался: он не верил в то, что история может повториться. Он так и говорил:

— Снаряд в одну воронку дважды не попадает. От чего-то подобного мы застрахованы. Распространять фейки от нашего имени технически невозможно.

— Да мало ли способов нападения? — возражали ему. — Совсем не обязательно должно быть так же!

— Ну, пусть попробуют! — усмехался Анжольрас, ставя смайлик и закрывая дискуссию.

«Наблюдатели» возвращались на свой «пост», черпали там все новую и новую информацию, опять приносили ее Анжольрасу, пытаясь до него достучаться, и снова наталкивались на высокомерное пренебрежение.

— Да что вы как бабы? — говорил Анжольрас. — Эти люди уже два года не могут родить ничего путного: «Манифест» был вершиной их потенциала. Они уже показали свою немощь, но если им так уж неймется, пусть приходят. Здесь им не там. Здесь мы быстро подрежем им крылышки!

И добавлял:

— Так когда?

На это «когда?» наблюдатели ответить не могли. В их распоряжении имелся целый ворох всевозможных сведений, но этим сведениям не доставало ответа именно на такой вопрос: «когда?»

Известно, что многие беды вот так и начинаются: с нехватки крошечного куска мозаики. Анжольрас, отвергнув картину в целом, уцепился за отсутствовавший кусочек, придал ему непропорциональную картине значимость и успокоился. А может, он и вовсе не волновался.

И беда, разумеется, пришла.

***

Наряду с факторами мрачными была в ситуации и забавная сторона. Заключалась она в том, что техническую сторону атаки на «Русскую Балтику» подсказал супостатам, как ни странно, совершенно безобидный человек.

Этот человек — на форуме его звали Морозулькой — обожал вечерами пятницы покуролесить. Добираясь с работы домой на поздней электричке, он прихватывал в дорогу «дюжину пива» или бутылочку чего-нибудь покрепче. Начав выпивать, он с телефона заходил на форум и оставлял на нем несколько напрочь лишенных смысла сообщений: например, состоявших исключительно из смайликов или являвшихся стишком… неважно, о чем: важно то, что этот стишок не лез ни в какие ворота, если пытаться соотнести его с обсуждаемыми в теме вопросами. За злостный флуд (правилами запрещенный) Морозулька оказывался в бане и вот тогда-то потеха и начиналась.

Уже через пару минут после блокировки основного ника Морозулька снова оказывался на форуме: как клон. Причем имя клона могло быть как тоже напрочь лишенным смысла, так и довольно ироничным — применительно к конкретной ситуации. Если основной ник банил Анжольрас, Морозулька давал клону какое-нибудь ироничное имя. Если основной ник банил кто-то еще, клон получал бессмысленное имя. Разумеется, клон также отправлялся в баню. На форум выходил второй клон.

За полтора – два часа, уходивших у Морозульки на дорогу до дома, он ухитрялся создать до нескольких десятков клонов: по одному в каждые две-три минуты. Скорость их создания поражала, ведь для каждого из них требовалось обзаводиться новым ящиком электронной почты, да и ссылки на активацию регистрации не могли — теоретически — приходить настолько быстро. Обычно на всю процедуру регистрации у «рядового пользователя» уходило не меньше четверти часа, да и то при условии, что пользователь не заморачивался над именем. Морозулька же не только ухитрялся укладываться в пару минут, но и над именами успевал подумать; по крайней мере, когда банхаммером размахивал Анжольрас!

Оказывавшиеся на форуме в пятницу вечером модераторы с ног сбивались, гоняясь за клонами Морозульки. Однажды, как об этом рассказывали автору, парочка модераторов на протяжении двух часов беспрерывной «охоты» выловила тридцать восемь клонов, причем для того, чтобы их выловить все и все забанить, модераторам пришлось сидеть «в засаде»: на главной странице форума — постоянно ее обновляя и глядя на строчку, в которой отображались все новые регистрации. Морозулька создавал очередного клона, имя клона появлялось в списке новых регистраций, один из модераторов его тут же банил. А пока один из модераторов занимался «оформлением» бани, второй уже вылавливал очередного клона.

Со стороны всё это казалось забавным состязанием. Со стороны Морозульки так, вероятно, и было. Но со стороны модераторов — нет. Для модераторов «морозулькин день» — вечер пятницы — был тяжким испытанием, пустою тратой времени, каковое время любой из модераторов, не шали Морозулька, мог бы использовать для общения с другими участниками форума. В закрытом разделе даже поднимался вопрос: а не оставить ли Морозульку в покое? Может, ну его: пусть пишет под своим основным ником, какой бы бессмыслицей ни были его сообщения? Всё проще, чем гоняться за десятками клонов! Но предложение оставить Морозульку в покое не прошло: было сочтено, что дурной пример заразителен, и если один из участников форума получит такое послабление, другие, включая по-настоящему злостных нарушителей, потребуют льготного отношения и к себе. Поэтому в пятничные вечера модераторы, как могли, спихивали друг на друга «почетную обязанность» охотиться за морозулькиными клонами, пускаясь даже на такую хитрость, как сокрытие собственного присутствия на форуме. Благо, это было можно устроить через настройки. Правда, первое же сообщение в любой из тем, вступление в любую из дискуссий или проявление модераторских полномочий в отношении других, помимо Морозульки, нарушителей сразу же раскрывали «инкогнито», но это было лучше, чем полная обреченность. Это хотя бы давало время на спокойное чтение форума, на чашечку чая, на что-то еще. Конечно, это было не слишком красиво по отношению к «коллегам», но… «морозулькин день» оправдывал отступление от норм «корпоративной» морали и этики!

В любые другие дни Морозулька был милейшим человеком, которого любили и привечали. И вот этот-то пятничный безобразник и любимец публики во все остальное время и дал наводку на то, как форум «Русской Балтики» можно атаковать.

***

Разумеется, сделал он это не нарочно: никакого злого умысла в его поступках не было. Он сам по себе вообще ничего не знал ни о замыслах отверженных форумистов «Балтики» атаковать свой бывший дом, ни о том, что его собственные пятничные выходки подшофе навели отверженных на гениальное в своей простоте техническое решение. Тем не менее, факт оставался фактом, и после, когда всё более или мене устаканилось, Морозульке еще долго этого не могли простить.

Пьянство, даже не ежедневное, но вошедшее в привычку — страшная штука. Вошедшее в привычку пьянство — корень большинства из бед, не только преследующих собственно пьяниц, но и обрушивающихся на окружающих пьяниц людей, на общество в целом. Даже тихое, на первый взгляд безобидное, пьянство оборачивается в конце концов чем-нибудь пакостным, чем-нибудь мерзким, чем-нибудь гнусным. Оборачивается невыполненным обещанием, пропущенной встречей, заплаканным ребенком, оставшимся без матча в футбол, пустым холодильником, перебранкой с соседями, синяком под глазом от неудачно подвернувшейся лестничной ступени. Оборачивается постепенным сползанием с уверенной жизни к тягостному существованию от выпивки до выпивки. Оборачивается угасанием мысли, поскольку природное для каждого человека богатство мысли мало-помалу подменяется только одной: как бы выпить?

Нельзя сказать, что напивавшийся каждую пятницу по дороге домой Морозулька был законченным алкоголиком. Нельзя сказать и того, что Морозулька деградировал на глазах: сколько его ни знали, он вел себя с внушавшим тревогу, но не внушавшим более серьезных опасений постоянством. На фоне иных из участников форума, в результате пьянства действительно катившихся по наклонной буквально на глазах, Морозулька выглядел неколебимым титаном, которого не могли свалить ни пятничные возлияния, ни годы их практики. И всё же именно пьянство Морозульки подложило форуму свинью. То есть, как и пьянство любого другого человека, обернулось в итоге самыми неприятными последствиями.

Остается лишь удивляться тому, что форум не стал ареной каких-нибудь бедствий еще раньше: так же, как в обыденной жизни мы удивляемся тому, что какой-нибудь дом с вхожими в него алкоголиками сгорел не год назад, не позавчера, а только сегодня. Поразительно, но факт: в нашем обществе лишь крайние проявления бытового пьянства вызывают негативные отклики, но пьянство, еще не развившееся в крайние степени проявления, оставляют нас равнодушными. Мы даже потягивающих пиво на детских площадках мамаш редко воспринимаем в качестве угрозы. А если кого и гоним прочь, так это очевидных бомжей. Если человек не бомж, если, тем паче, мы знаем его лично, если на нем — более или менее приличная одежонка, а лицо его не покрыто грязной многодневной щетиной, мы либо равнодушно проходим мимо, либо приветливо беседуем с ним, обмениваемся новостями, считаем его таким же членом общества, какими являемся сами. Не в том смысле, что мы — какие-то выдающиеся члены общества, а в том, что нам хотя бы не требуется срочная медицинская помощь. Нам и в голову не приходит воззвать к откровенно пьющему человеку с увещеваниями обратиться к врачу. Мы считаем, что это — не наше дело. И лишь тогда, когда, вернувшись с работы, оказываемся не в обустроенной квартире, а на пепелище многоквартирного дома, разражаемся гневными речами и начинаем сжимать и разжимать кулаки. Лишь оказавшись в состоянии потерпевших от чужого бытового пьянства, мы начинаем соображать, что вообще-то было бы куда рачительней уже при первых демонстрируемых соседом признаках бытового пьянства воззвать к его совести, насесть на него с советами и даже, как бы это ни выглядело с точки зрения «понятий», буквально раз за разом сдавать его в полицейский отдел.

«Ложная скромность» — бич нашего общества. В нашем обществе ложная скромность имеет такое количество обличий, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ложная скромность прикидывается безотказностью. Ложная скромность прикидывается осуждением «стукачества». Ложная скромность прикидывается широтой души. А в результате — севшие на шею бессовестные люди, пропойцы и уголовники. В результате — трагедии и гибель людей, потому что «западло» позвонить в полицию. В результате — разбитое корыто, голодные и оборванные дети, обворованные пенсионеры, нож у горла в открытом настежь подъезде, куда «совестливый» сосед пять минут назад запустил молодняк с бутылками пива и, побоявшийся связываться сам, не сообщил о происходящем и в полицию. Ложная скромность сковывает нас при виде пьющих на лавочках, в вагонах метро и электричек, на остановках общественного транспорта, просто на улицах, когда, куда ни глянь, идут, не разбирая дороги, люди с бутылками. Ложная скромность — то, что превращает нашу повседневную жизнь в подобие лотереи: сегодня мы еще не получили по голове, но что будет завтра — лишь Богу одному известно. Ложная скромность, мимикрирующая под принцип невмешательства и оперирующая банальностями вроде «сам живешь и другим давай» — основа того, что беды всегда подстерегают нас, а когда настигают нас, являются не по одиночке, а целой толпой. Именно ложная скромность легла в основу нашего старого и отнюдь не доброго присловья: пришла беда, отворяй ворота!

***

Тем не менее, если в реальной жизни мы еще хоть как-то, но с пьянством пытаемся бороться, то в жизни виртуальной кладем на него вообще. Если в реальной жизни ложная скромность имеет над нами власть не всегда и когда-нибудь обязательно наступает такой момент, когда она — бывает, поздно, но всё же — отступает, то в виртуальной, как это ни парадоксально, ложная скромность довлеет над нами до конца. Это и в самом деле удивительный парадокс, если посмотреть, с какою развязностью многие из нас проводят свои «виртуальные деньки»! Казалось бы: эта развязность и ложная скромность — противоположности, между собою не сочетающиеся никак. А вот поди ж ты. На форумах и в социальных сетях мы ведем себя так, как ни за что не позволили бы себе в реальной жизни. Но при этом та самая ложная скромность, с которой в реальной жизни мы еще способны иногда совладать, в виртуальной приобретает полностью завершенные черты «кодекса чести».

«Кодекс чести» виртуальной жизни запрещает указывать невеждам на то, что они — невежды. Засранцам — на то, что они — засранцы. Пьяницам — на то, что они — пьяницы. Но если первые два запрета, сложившиеся в «кодекс чести», еще хоть как-то, но можно понять и объяснить, то запрет на обсуждение и, как следствие, осуждение пагубного пристрастия к алкоголю — нет. Можно понять, почему невежды, едва-едва увязывающие слова в подобие связных предложений и неспособные писать без грубых орфографических и синтаксических ошибок, «пролоббировали» включение в «кодекс чести» понятие непристойности перехода на обсуждение грамотности. Невежды, направо и налево рассуждающие о проблемах космического масштаба, элементарно не могут допустить, чтобы их глупость доказывалась очевидным примером неспособности обучиться даже правилам правописания родного языка. Можно понять, почему засранцы всевозможных мастей требуют максимально жесткой модерации в отношении тех, кто так им прямо и говорит: мол, вы, господа, не мыслители, не философы, не оппозиционеры, не патриоты, не поборники демократии, не сторонники твердой и упорядоченной власти, а самые обыкновенные засранцы, кладущие кучи под общую дверь и наслаждающиеся процессом накладывания. Засранцы элементарно не могут допустить, чтобы их гнилая сущность доказывалась очевидным примером нежелания оперировать реальными фактами и реальной статистикой — без передергиваний и наглого игнорирования логики. Можно понять, почему все другие — не засранцы и не невежды — идут на поводу у подобных требований. Не засранцам и не невеждам элементарно по фиг: их трудно «зацепить» навозными кучами первых и ахинеей вторых. Но почему никто не выступает против запрета на обсуждение пагубных привычек — загадка.

Отвлекаясь в сторонку, скажем, что на форуме «Русской Балтики» были куда как более яркие, нежели Морозулька, персонажи, не только явно для взгляда со стороны находившиеся под влиянием прогрессировавшего алкоголизма, но и сами не стеснявшиеся в этом признаваться. Какие-то из них в своем ежедневном пьянстве уже и не видели ничего плохого. Какие-то пьянством бравировали. Некоторые из этих людей были людьми по-настоящему талантливыми, что делало созерцание их деградации особенно мучительной. К таким, например, относился некий Политический Беженец — человек, наделенный даром рассказчика, но жизнь проводивший в бессмысленном пьянстве.

«Политический Беженец» — ник, образованный не по смыслу «беженец из политических соображений», а в значении «бегущий от политики». Политический Беженец никогда не бывал в новостном разделе форума, предпочитая тусоваться в «пользовательских» темах. Там он вел задушевные беседы со всеми, кто проявлял интерес к его творчеству, а таких находилось немало: на форуме «Балтике» вообще хватало людей, прямо или косвенно связанных с творчеством и с так называемыми творческими профессиями. Политический Беженец писал сказки, рассказывал истории, травил анекдоты — нередко собственной выдумки, и… пил. Сначала — понемногу. Затем всё чаще. И наконец — ежедневно. Дошло до того, что утро он начинал словами «Привет! Сейчас схожу за «полторашкой» и продолжим!», к обеду начинал нести бессвязную чепуху, а ближе к вечеру с форума исчезал, возможно, просто свалившись с ног и погрузившись в сон мертвецкого опьянения. Его собеседники видели стремительно прогрессировавшую болезнь, но «кодекс чести» не позволял им поговорить с беднягой откровенно и всерьез. Бывало, они интересовались о его положении дел, но так — намеками: вскользь, не придавая значения, опасаясь даже, что значение намеков будет правильно истолковано. Политический Беженец катился по наклонной вниз, а считавшие себя его товарищами собеседники, глядя на это, умывали руки. Между собой они еще могли поговорить о проблемах Беженца, но даже в таких случаях предпочитали обходиться без конкретики. Вот типичный пример такого обсуждения:

— Несчастный и больной человек. Знаешь, я даже зауважал Хильду: это когда она, и глазом не моргнув, проигнорировала его последний перл. Наоборот: протянула ему руку и продолжила беседу!

— Да уж… ахинею он несет вынужденно. В силу своей болезни. Главное, это понимать и не делать всеобщего «фе»!

Неудивительно, что при таких составляющих всё обернулось безобразной историей.

***

У Беженца был собственный сайт, на котором он выкладывал свои произведения. Произведений в общем-то было немного: сказывалась не только прогрессировавшая болезнь, но и нередкая в одаренных людях убежденность в необходимости ожидания музы. Однако и тех, что были, хватало если и не на то, чтобы составить по ним впечатление о масштабе таланта их автора, то уж точно на то, чтобы сам автор относился к сайту серьезно: в меру возможностей холил его, считал своим «представительством», занимался его украшательством и приглашал на него друзей. Ссылка на этот сайт всегда присутствовала в подписи Беженца — в строчке, автоматически размещаемой под каждым сообщением на форуме.

Трудно сказать, откуда появился злоумышленник: был ли он родом непосредственно с форума «Балтики» или оказался случайной залетной птицей, но откуда бы он ни появился, сотворенное им стало для Беженца страшным ударом. Однажды, зайдя на собственный сайт, Беженец обнаружил его полностью разрушенным: вся структура была уничтожена, размещенные на нем произведения «порваны» в клочки и перемешаны самым безобразным образом, на каждой его странице поселился вирус, заражавший компьютеры посетителей и мешавший восстановлению.

Вирус вообще оказался на редкость зловредным. Как рассказывал сам Беженец, обращение в техподдержку хостера ожидаемых результатов не принесло: техподдержка посоветовала заблокировать сайт от внешних посетителей, после чего совсем его удалить, чтобы начать его строительство с чистого листа. Однако Беженец уже не имел ни средств, ни сил на то, чтобы заниматься новым строительством. Попытавшись хоть как-то привести сайт хоть в какой-то, более или менее относительный, порядок и убедившись в невозможности это сделать, он в отчаянии махнул на него рукой и запил совсем по-черному.

В отличие от прежних пьянок — ежедневных, но сравнительно «тихих», — этот запой получился буйным. Беженец вливал в себя литры отравы, а выливал из себя потоки чудовищных мерзостей, перемешанных с жалостливыми воспоминаниями. В реальной жизни это был бы алкаш, перемежающий грязные ругательства слезами — зрелище отвратительное. На форуме это выглядело еще хуже: не видя физических страданий Беженца, уже не находившего в алкоголе хотя бы временного успокоения похмельных симптомов, люди становились свидетелями только его душевных страданий, принимая их за величину самостоятельную и потому особенно гнусную. В отрыве от страданий физических страдания душевные приобретали в глазах наблюдателей характер откровений, вызванных естественным мыслительным процессом. Даже те из участников форума, кто помнил об алкоголизме Беженца, отказывались поверить в то, что лившееся из него дерьмо — следствие не его внезапно проявившейся скверной натуры, а результат невыносимой физической боли. Результат того, что физическая боль затемнила разум Беженца, подчинила его сиюминутным ощущениям: когда каждая новая порция алкоголя приносит не облегчение, а новые страдания; когда алкоголь, даже не успевая усваиваться, рвется наружу в непрекращающейся рвоте; когда тело бьется в конвульсиях, а в глазах постоянно либо темно, либо двоится. Участники форума, видя только душевные страдания и ничего не зная о страданиях физических; принимая душевные страдания за чистую монету ясного рассудка; проецируя собственное трезвое состояние на Беженца и его способности рассуждать адекватно — участники форума, столкнувшись с «новым» Беженцем, массово от него отшатнулись. Даже те, кто еще на днях «подавали ему руку» и, не обращая внимания на его пьяные выходки, продолжали общение с ним и как бы утешали его, даже они, не видя его реальных физических страданий и думая, что всё вытворяемое им — производное доброй, а вернее злой воли, от него отвернулись. Совершенно внезапно Беженец оказался в полном одиночестве.

Одиночество не только не расхолодило его, но и подхлестнуло еще больше. И в один далеко не прекрасный день за Беженца пришлось взяться модераторам.

***

Появление модераторов в обычно слабо модерируемом «пользовательском» разделе форума вызвало ажиотаж. То есть модераторы в нем, конечно, появлялись и раньше, но почти исключительно как «рядовые» участники дискуссий, к своим полномочиям наводить порядок не прибегавшие. Тот же Йорик, как помнит читатель, был завсегдатаем «Автохоливара», а позже — еще и «Эпиграмм». Мама Кошка активно общалась и в «Эпиграммах», и в так называемом «Камине» — в «собственной» теме одного из участников форума, самостоятельно решавшего, кого «позвать», а кого «отвергнуть». Кавия охотно делилась своими знаниями по домашнему рукоделию: вязанию и готовке. Она выкладывала рецепты вкуснейших блюд и фотографии связанных ею симпатичных вещиц — свитеров, рукавиц и так далее. А еще — делилась историями из процесса воспитания своей маленькой внучки и взрослых уже сыновей, рассказывала о своей работе, участвовала в дискуссиях на темы, когда жилось или живется лучше: при СССР, в девяностых или прямо сейчас. Батька спорил то с Йориком, то с Погонщиком в «Автохоливаре» и вел активную жизнь в «Камине». Погонщик «свирепствовал» в темах, носивших политических характер: по пятам преследовал Юкки и не давал ему ни вздохнуть, ни выдохнуть — выпытывал, потроша сознание, вправду ли Юкки такой дурак, каким кажется, или прикидывается. Но всё это было обычное общение, как правило, не омрачаемое напоминанием о правилах, красным цветом модераторских замечаний, предупреждениями от них же и банами. Поэтому появление модераторов в модераторской ипостаси и вызвало переполох. Точнее, не переполох, а, как мы уже сказали, ажиотаж: нездоровый, жаждущий зрелищ, готовый выплеснуться во что угодно, но только не во что-то доброе и разумное.

Сначала модераторы попытались воззвать к лучшим чувствам Беженца, не прибегая к банам. Они увещевали его и так, и эдак, но Беженец к увещеваниям оставался глух. Он продолжал безумствовать несмотря ни на какие уговоры. Возможно, если бы модераторы прямо указали ему на причину его бед и, вместо того чтобы увещевать, помогли советами медицинского характера или хотя бы советом немедленно обратиться к врачам, это произвело бы на него какое-то впечатление: хотя бы впечатление холодного душа, как это случается с такого рода больными людьми. Но из всех модераторов только Батька решился затронуть проблему пьянства, однако и он затронул ее не так, чтобы прямо в лицо связать ее с проблемами Беженца, а в назидательном смысле: Батька, вообще склонный к религиозности или даже человек по-настоящему религиозный, привел Беженцу в пример другого участника форума, отягощенного подлинными несчастьями, но эти несчастья стойко переносившего.

— Взгляни на Лёху, — писал Батька Беженцу, — вот человек. Ты бесишься на Бога за то, что Он послал тебе крошечное испытание в виде порушенного сайта, а Лёха живет с племянником-инвалидом, которого нянчит и лелеет в ущерб собственной личной жизни. Лёха, как и его маленький племянник, оставшийся без родителей, мог бы плюнуть на всё, сдать племянника в специальный приют и жить привольно: общался бы с девушками, шлялся по клубам — человек-то он молодой, сам, почитай, еще юноша. Но нет! Он тянет племянника. Каждое утро отвозит его в садик и каждый день забирает обратно. Гуляет с ним, записывает по врачам, проводит время в очередях в поликлиниках. Бегает по аптекам и магазинам. Готовит, стирает, убирает. И на жизнь не жалуется! Ты же попробовал завести котёнка, но и тот показался тебе обузой! Лёха крутится как белка в колесе, работает и надеется на лучшее: надеется на Бога и на то, что Бог обязательно подаст. Ты вот кто? Писатель? Поэт? Но когда в последний раз ты написал хотя бы четверостишие? А Лёха — музыкант. И, несмотря на все по-настоящему тяжелые обстоятельства своей жизни, находит время писать музыку. Зайди в его тему, сам посмотри: только вчера Лёха выложил новый ролик! Короче, завязывай пить, берись за ум, поставь свечку за свое освобождение от обуявших тебя бесов. Еще не всё потеряно. Впрочем, всё потеряно не бывает никогда, если в человеке есть вера. Взгляни на мир и на свои проблемы трезвыми глазами. Осмотрись. Вокруг тебя — множество людей в куда как более тяжелом положении, нежели ты. Но, в отличие от тебя, эти люди до скотства не опускаются!

Разумеется, призыв Батьки так же остался без внимания. Разве что Беженец на несколько часов куда-то пропал, но, появившись на форуме снова, снова же начал буянить.

Наблюдавшие за попытками образумить Беженца участники форума принялись эти попытки комментировать. Комментаторы вроде бы как напрямую к Беженцу не обращались, но масла в огонь подливали изрядно. Как будто им доставляло удовольствие мучить и без этого вконец измученного человека, без посторонней помощи не знавшего и не умевшего вырваться из того чудовищного круга, в котором он оказался заперт. Уже едва попадая пальцами по клавишам клавиатуры — это выражалось в стремительно множившихся опечатках: вплоть до того, что сообщения становились вообще нечитаемыми, — Беженец отбивался как мог или, что более точно, думал, что отбивается: на деле его писанина выглядела всё более безумными и страшными абстракциями, смешанными с не менее безумной и страшной действительностью. И, как и всё в этом мире — хоть в реальном, хоть в виртуальном — по-настоящему страшное, писанина Беженца привлекла в его тему невиданное количество людей: поначалу зрителей, но вскоре — всё новых и новых комментаторов. Впору было объявлять аншлаг!

Пытаясь сгладить уже не только поведение Беженца, но и поведение хлынувших в тему других участников форума, модераторы пошли на крайнюю меру: наложили на Беженца бан. Но время любого бана, за исключением «вечного», рано или поздно подходит к концу. Вышло время и бана Беженца. Всё завертелось по новой. Тема начала превращаться в какое-то подобие вакханалии. Но если для Беженца, и вправду переусердствовавшего с дарами Вакха, такое поведение было хоть как-то простительно, то для окруживших его трезвых «вакхантов» — нет. Модераторы оказались в совсем уж трудном положении: формальные поводы для бана давал только Беженец, но, по-хорошему, банить нужно было всех. Модераторы растерялись и отступили.

Пришел Анжольрас. Он, привлеченный разлетевшимися по форуму слухами о творившихся в теме Беженца необычных вещах, пришел, почитал и сразу же взял быка за рога. Вернее, взял за рога наиболее рьяных подстрекателей, после чего попытался вступить в беседу непосредственно с Беженцем. Неясно, на что он рассчитывал: вся, как мы уже говорили, политика форума (как и политика любых «виртуальных общежитий» и социальных сетей) была исполнена духом «кодекса чести», а «кодекс» этот, хорошим тоном считавший умолчания и невмешательства в личные обстоятельства, никак не подходил для чтения морали. Модераторы уже успели в этом убедиться. Но, возможно, Анжольрас, полагал, что его авторитета, как главного администратора, хватит на то, чтобы к нему прислушались.

Случилось, однако, то, что и должно было случиться: Беженец не прислушался к Анжольрасу так же, как не стал прислушиваться и к модераторам. Пожалуй, стало еще хуже: теперь уже Анжольрас, забанивший основных подстрекателей, превратился именного в такового. Вообще не отличаясь долготерпением и снисходительностью, будучи человеком довольно высокомерным от природы, да еще и отягощенным собственными представлениями о творчестве и том, как творческому человеку следует себя вести, Анжольрас не просто схватился за Беженца, а ухватил его за шиворот и принялся трясти как тряпичную куклу. Происходи подобное в реальной жизни, опешившие прохожие увидели бы, как некто — молодой и сильный — сначала опрокинул нетрезвого человека на асфальт, затем подхватил его за ноги, перевернул головою вниз и начал, методично поднимая и опуская, дубасить несчастного головой о непредназначенное для таких вещей покрытие. В реальной жизни уже после нескольких ударов асфальт покрылся бы кровью, кровь потекла бы ручейком, окрестности наполнились бы воплями, а в итоге, когда к крови примешались бы и мозги, наступила бы полная, гробовая, как принято говорить, тишина. Гробовая в самом прямом смысле: потому что именно гроб и следовало бы после такой «операции» заказывать. В «виртуале», конечно, кровь и мозги не растекались повсюду, звонить гробовщикам не требовалось и даже полицию не приходилось вызывать: Анжольрас и был той самой полицией, причем в генеральском чине. Но общее впечатление складывалось схожим.

Беженец, отбиваясь от атак Анжольраса, писал такие вещи, что в глазах у читателей меркло. Иногда в глазах у читателей меркло и от того, что прочитать написанное Беженцем оказывалось невозможно: он всё сильнее путался в клавишах, буквы путались и складывались не в слова, а в бессмысленный набор знаков. Такие сообщения Анжольрас отчасти удалял, отчасти сохранял: в назидание окружающим — смотрите, мол, до чего можно дойти, если не просыхать вообще!

Избиение продолжалось пару часов, после чего наступило утро, И Анжольрас, по своему обыкновению, ушел. День после экзекуции выдался тихим. Кто-то сидел в бане, а те, кто еще находился на свободе, то есть имел возможность общаться на форуме, предпочли «не лезть»: уж очень страшно выглядело случившееся. Только одна из дам, ранее общавшаяся с Беженцем, но после его заскоков от него, как и все остальные, отвернувшаяся, зашла в тему и, снова преисполнившись жалости, а где-то, возможно, и понимания, написала:

— Держись, друг! Анжольрас совсем обалдел. Не поддавайся!

Беженец ответил нечленораздельно.

***

Присловье «сон алкоголика крепок, но краток» существует не зря. Это присловье — не пустая фантазия, не выдумка, не красное словцо, призванное обозначить какое-то явление, но, как это обычно бывает с такими словцами, перегибающее палку. Сон алкоголика действительно крепок и действительно краток. Сон человека, упившегося до бессознательного состояния, прервать «человеческими» средствами невозможно. Упившегося можно тормошить, можно быть его по щекам, можно выливать ему на голову ушаты холодной воды или подносить к его носу ватку с нашатырем — всё бесполезно. Упившийся человек разве что покряхтит, но из сонного царства не вынырнет. И в этом — крепость его сна. Но вскоре наступает такой момент, когда алкоголь, переработанный организмом в совокупность сильнейших ядов, становится причиной сильнейшего же похмелья, скрыться от которого во сне невозможно. Физические страдания играют роль неумолимого будильника: человек просыпается — сразу, без переходов от сонного состояния к сумеречному, без чего-то такого, что было бы можно назвать желанием еще немного понежиться в постели. Алкоголику, разбуженному физическими страданиями, уже не до сна. Алкоголик нежиться в постели не может. Все мысли алкоголика в такой момент — есть ли под рукой чем опохмелиться и если нет, то как бы побыстрее опохмел раздобыть. Алкоголик, чувствуя волнами накатывающую на него дурноту, утирая дрожащими пальцами проступающий по всему телу пот, испытывает страх, близкий к отчаянию: не находя «заначку», не в силах припомнить, была ли она вообще, он начинает обшаривать карманы в поисках денег — их-то хотя бы хватит на опохмел?

Еще сравнительно недавно российские алкоголики, не найдя «заначку», но хотя бы наскребя на опохмел, освобождались от мучительного страха и шли в магазины. Там они свободно разживались драгоценной жидкостью — кто чем: у кого на что хватало — и приводили себя в относительный порядок: до нового приступа, до новой нужды рыться по карманам, до новой нужды искать на выпивку. Однако с некоторых пор Правительство России подложило алкоголикам жуткую свинью. Правительство одобрило впоследствии принятый Думой и подписанный Президентом закон, давший субъектам Федерации право ограничивать часы торговли алкогольной продукции. Для простых смертных… тьфу: для здоровых людей в этом законе не было ничего «такого». Здоровые люди даже приветствовали этот закон, сочтя, что он ограничит распространение алкоголя среди молодежи (правда, совсем непонятно как) и снизит употребление алкоголя теми, кто вроде бы как еще в алкоголиков не превратился, но в зону риска уже попал. Здоровые люди решили, что меньше пить станут благополучные отцы семейств, покамест зашибавшие по пятницам до позднего вечера. Что меньше станут пить по «рядовым» праздникам вроде невесть откуда взявшихся «Дня России» или «Дня Конституции». И в принципе, если верить статистике, примерно так оно и произошло, что, разумеется, благо: потребление количества спиртного на душу населения в России действительно стало сокращаться, его статистическая кривая уверенно пошла вниз. Даже настолько уверенно, что уже производители алкогольной продукции забили тревогу: как же так? «А нас-то за что?» Удивительно, но факт: снизилось потребление крепкого алкоголя, снизилось потребление всевозможных суррогатов — «коктейлей», «пивных напитков» и так далее. Потребление пива не снизилось, но здесь статистически получилась странная вещь: производство сократилось, а потребление — нет. Как такое возможно, если не рассматривать возможность экспортных поставок — загадка.

Здоровые люди хлопали в ладоши. Члены Правительства довольно потирали руками: в кои-то веки задуманное прошло без косяков и обратных эффектов. Да, понимаешь: ограничить время продажи — не то же самое, что сократить часовые пояса или заставить стрелки часов ходить вразнобой с астрономическим временем! Ограничение времени продажи вкупе с повышенными акцизами эффект, несомненно, дало. И какой! За несколько лет потребление алкоголя на душу населения снизилось — по разным оценкам — на 27-35 процентов! Разнобой в оценках — всего лишь следствие «консервативного» и «нормального» методов подсчета. «Консервативный» дает заниженную цифру, поскольку не учитывает данные о «левых» продажах и о «левом» потреблении. Это когда бутылка проходит не через магазин, а через руки таксиста. А выпивка сама по себе — не обязательно подпавшая под акциз легально произведенная водка, а вышедшая за ворота завода без всяких акцизных марок. Или элементарно самогон: с тех пор, как из Уголовного кодекса исчезла статья за самогоноварение для личных нужд, самогон стали гнать открыто. Не говоря уже о таких вещах, как всевозможные «настойки», рецепт которых прост: канистра «ферейновского»⁸⁸ спирта, вода, свежевыжатый сок самостоятельно выращенных или собранных ягод (брусники и т.д.), сахар. Вкус — пальчики оближешь. Гарантия того, что не отравишься — сто процентов. Ни по каким отчетам не проходит — ну и что? «Нормальный» метод такие вещи старается учитывать, а потому и получаемая им цифра потребления выше. Конечно, «нормальный» метод вряд ли способен учесть вообще всё, но ровно то же можно сказать и о методиках подсчета в любой другой стране мира. Ведь и в любых других странах мира, за исключением разве что живущих по строго соблюдаемым законам ислама, самогоноварение, виноделие для частных нужд — явления распространенные и популярнейшие. В конце концов, не в России придумали самогонные аппараты заводского изготовления для домашних хозяйств! Поэтому при всех недостатках «нормального» метода даваемая им цифра у нас имеет такую же степень достоверности, как и где-либо еще. А значит, принимать ее во внимание можно.

Увы, но аплодисменты здоровых людей и радостное потирание руками членов Правительства оставило за кадром другую проблему: насколько бы хорошо ни выглядели результаты борьбы с потреблением алкоголя, они ничего не говорили и не говорят о множестве «мелких» трагедий — трагедий уже спившихся людей. И в особенности таких людей, которые еще не дошли до того, чтобы выискивать по помойкам и урнам недопитые бутылки и банки, но уже скатились на то самое дно, когда «сон алкоголика крепок, но краток».

Люди, спящие крепко, но мало по причине физической необходимости как можно скорее опохмелиться, новым законом оказались поставлены в условия постоянного кошмара. На вопрос, сколько таких людей в России, статистика точный ответ не дает. Статистика оперирует лишь теми данными, которые можно получить из баз наркологических диспансеров, но, во-первых, эта информация является закрытой, а во-вторых, даже будучи извлеченной на свет Божий, вряд ли показывает полную картину: постановка на учет в наркологический диспансер — мера крайняя, а крайняя мера — совсем не то, что может дать четкие цифры. Взять, например, водителей, попавшихся за рулем в состоянии алкогольного опьянения. Такие водители обязательно ставятся на учет, но кто из них действительно алкоголик, а кто — нет? В России водитель окажется на учете после употребления пары кружек пива, тогда как в Англии для того, чтобы угодить на такой учет, ему потребуется выпить полбутылки виски. Во Франции даже бутылка вина, распитая перед поездкой, не даст основания заподозрить водителя в алкоголизме и поставить его на учет. А в Доминиканской республике — в этом раю для туристов и не слишком райском местечке для местного населения — не существует вообще никаких ограничений на выпивку за рулем. И тем не менее в России лишенные за «пьяную езду» водители составляют приличный контингент из тех, кто оказался на учете. С другой стороны, никто, возможно, из тех, кто уже с самого утра даже будних дней рассаживается по лавочкам в скверах и начинает прикладываться к пивным бутылкам, ни на каком учете не состоит. Как не состоят на учете и те семейки, что с утра до ночи бухают в собственных четырех стенах: при условии, что ведут себя сравнительно тихо и не дают соседям повод вызывать полицию.

Точное, повторим, количество людей, которых новый закон поставил в условия непрекращающегося кошмара, в России неизвестно. Но таких людей, мы полагаем, немало. Эти люди, оказавшиеся за бортом не только жизни, но даже и мысли о них, во всей полноте ощущают на собственных шкурах, что это такое — невозможность просто пойти в магазин и купить требуемое организмом «лекарство». В некоторых регионах применение закона оказалось настолько суровым, что час, с которого торговля алкоголем в них разрешена, это уже и час, когда помочь исстрадавшемуся человеку уже не всегда и возможно. Такой, проснувшись посреди ночи и мучимый тяжелейшим похмельем, к тем десяти-одиннадцати часам утра, когда открываются алкогольные отделы, уже оказывается лежащим в морге. Потому что похмелье реально способно убивать. И вот этот-то страх смерти для многих из спившихся россиян стал постоянным спутником и без того безрадостной жизни!

Однажды на форуме «Балтики» была дискуссия на схожую тему. Тогда подавляющее большинство участников выразилось в смысле одобрения закона: закон-де поможет России избавиться от репутации самой пьющей страны на планете, не говоря уже о том, что он, этот закон, принесет и реальные плоды в виде реального сокращения потребления алкоголя на душу населения. О беднягах, которых этот закон обрек умереть, никто не подумал. Точнее, некоторые из участников дискуссии, исходя из собственного опыта нечастых «перепоев», напомнили другим участника дискуссии, что есть и такая проблема: иногда любому требуется срочный опохмел. Но от них отмахнулись: запасайтесь заранее! — ответили им, как будто ответившие с Луны свалились или вообще не от мира сего: приобретение спиртного «с запасом» почти никогда не гарантирует наличие «заначки» под утро. А вот наличие еще более тяжкого похмелья гарантирует почти наверняка!

Высокомерие здоровых людей оказалось таким, что право, да, опустившихся, но всё же людей на жизнь было ими проигнорировано напрочь. И как только закон вступил в силу и начал применяться со всей беспощадностью, небогатые спившиеся люди стали жить в состоянии постоянного страха. Постоянный страх — дополнительный фактор, усиливающий похмелье. Похмелье у небогатых спившихся людей стало особенно тяжелым. И небогатые спившиеся люди начали умирать. Пачками. Работающие по ночам кабаки и клубы, в которых можно опрокинуть спасительные стопку-две и разжиться «на вынос» целой бутылкой — не для этих людей. Таксисты, прямо как во времена Горбачева, снова начавшие возить алкоголь на продажу — тоже не для них. Россия, в Конституции которой заявлено социальное равенство, внезапно превратилась в государство с жесточайшим проявлением такого неравенства. Алкоголик с деньгами (бывают и такие) на закон плевал: деньги позволяют опохмелиться в любое время суток. Алкоголик с мелочью на самую дешевую бутылку водки, а то и на отраву какую-нибудь вроде полуторалитровой бутылки «пивного напитка» — такой алкоголик встал перед необходимостью просто умереть: рано или поздно, не завтра, так послезавтра. Потому что новый закон сделал для этого всё.

Даже в системе рабовладения за бессмысленно-жестокое обращение с рабами полгалось наказание. В стране же, претендующей на то, что перед законами все равны, один-единственный росчерк начальственного пера узаконил самое страшное разделение граждан на группы: на группу тех, кому закон не помеха, и тех, для кого закон — смерть. Писавшие этот закон вопросами медицинского характера не озаботились. Вопросами гуманности — тем паче.

***

Какие-то деньги у Беженца еще водились, поэтому никто из засидевшихся на форуме заполночь не удивился тому, что он, уже было пропав, появился снова: несколько часов проспал, сбегал куда-нибудь «на точку», взял бутылку из-под полы и снова начал пить. Впрочем, могло быть и так, что бутылку ему продали «по знакомству» непосредственно в магазине: случалось и такое. Автор испытал такое отношение на себе: будучи в Петербурге и будучи поставленным перед необходимостью разжиться бутылкой «в запретный час», он, автор, обошел несколько ближайших к дому магазинов, в каждом из которых ему дали от ворот поворот. Но в очередном его приняли с распростертыми объятиями: продавцом оказался знакомый общей знакомой, в компании которой продавец не раз и не два автора наблюдал. Нужная бутылка легко прошла мимо кассы: продавец всего лишь отметил у себя на листочке то, что, когда придет время, вот такую-то бутылку нужно будет «пробить». Продавец сделал приятное знакомому, автор, довольный, упорхал с вожделенной бутылкой, закон остался с носом. Но, справедливости ради, необходимо отметить, что в той, «авторской», ситуации не работал и не мог работать другой закон — подлости. Во-первых, автору бутылка требовалась не на опохмел. Во-вторых, денег у автора было достаточно и на то, чтобы, если уж в магазинах ничего бы не вышло, отправиться за бутылкой в кабак. Таким образом, жульничество получилось половинчатым, но главное, это жульничество никак не отменяет всего, написанного нами раньше: при наличии денег хоть упейся, без денег, напившись, умри!

Когда-то Беженец и Анжольрас принадлежали к совершенно различным мирам: в том смысле, что графики их появления на форуме не совпадали. Анжольрас — ночная птица — являлся поздно вечером или уже после полуночи и сидел до первых признаков утра. Беженец — еще недавно жаворонок — заходил на форум утром, проводил на нем время до полудня, еще заглядывал где-нибудь ближе к вечеру и исчезал до следующего утра. Но с тех пор, как у Беженца всё пошло наперекосяк; с тех пор, как он, Беженец, стал заливать за воротник совсем уж отчаянно, время в его сутках потеряло значение. Часы перемешались, день, вечер, утро, ночь стали понятиями относительными. Поэтому и с Анжольрасом ему довелось схлестнутся напрямую.

Как мы видели, первый раунд схватки остался за Анжольрасом, что и неудивительно: трезвый Анжольрас легко разделался с Беженцем, находившимся в сумеречном состоянии. Что же до второго раунда, он лишь в первые минуты перепалки проходил хоть сколько-нибудь на равных: опохмелившийся и на четверть часа обретший хоть какую-то ясность рассудка Беженец парировал выпады Анжольраса более или менее удачно. Анжольрасу даже пришлось задействовать тяжелую артиллерию в виде нападок не столько на личность Беженца и его отвратительное поведение, сколько на творчество — вставшее намертво, ибо, как уже верно подметил Батька, спившийся Беженец давненько не брался за «перо». Анжольрас, и сам вообще-то, как ходили слухи, человек творческий, сам писатель, сам автор рассказов, время от времени издававшихся в различных журналах и сборниках — Анжольрас и сам (о чем тоже ходили настойчивые слухи) принадлежал к той категории творческих людей, которые большую часть отпущенного им времени проводят не за работой, не за письменным столом, не за компьютером, набивая в каком-нибудь Ворде текст, а в ожидании музы, вдохновения, в убежденности о том, что писать без вдохновения нельзя. Анжольрас (мы повторяем слухи) верил в то, что одна-единственная написанная вдохновенно строчка перевешивает страницы обыкновенной, из-под палки, писанины.

Вообще, этот взгляд на писательский труд является очень распространенным среди одаренных именно к писательству людей. Такие люди, когда им в пример приводят слова Бальзака о творчестве, на девяносто процентов состоящего из тяжелого труда и лишь на десять — из вдохновения, морщатся, отмахиваются, пожимают плечами и… продолжают ничего не делать. Они ждут. Ту самую музу, которая, по их убеждению, просто обязана их посетить. То самое вдохновение, без которого писать невозможно. На вопрос, откуда они взяли, что муза вообще обязана им хоть чем-то, а вдохновение непременно должно прийти, они отвечают свирепой бранью, весь нехитрый смысл которой сводится к одному: «тебе не понять». Потому как «ты» — не писатель, не поэт. А «они» — писатели и поэты. Им, стало быть, «лучше видно». Они, стало быть, «лучше знают». Выходит же, естественно, так, что эти одаренные люди впустую растрачивают годы, а когда спохватываются, оказывается поздно: лень, прикидывавшаяся ожиданием музы, веря в свою исключительность, прикидывавшаяся ожиданием «истинного вдохновения», завладевают их даже не душами, а бренными телами настолько, что им уже в самый настоящий лом усесться за письменный стол и начать проводить за ним хотя бы по нескольку часов ежедневно. Когда наступает прозрение, верх берет пагубная привычка к безделью. Талант оказывается растраченным на несколько стишков, пару коротеньких рассказов и две-три заметки ни о чем: скудное наследство, само-собою обреченное сгинуть навсегда.

Поговаривали, что Анжольрас, ко времени своего появления на форуме в качестве администратора успевший написать и опубликовать лишь несколько сказок, а после — вообще ничего, поговаривали, короче, что Анжольрас и сам принадлежал к такой же впустую растрачивающей талант когорте одаренных людей, из которых никогда не выйдет толка. И если это было действительно так (судить об этом мы не возьмемся из-за полного незнания подлинных обстоятельств), тем более странными выглядели его нападки на Беженца ровно за то же. Если Анжольрас и сам не помнил уже, когда в последний раз садился за письменный стол, неясно было, как вообще у него поворачивался язык упрекать за такое же поведение собрата. Но Анжольрас, нимало не стесняясь, принялся лупить в эту точку, и это, положа руку на сердце, выглядело еще более странно, чем всё остальное, при условии, что Анжольрас и сам был убежден в необходимости вдохновения. Согласитесь: когда один человек, уверенный в том, что нужно дождаться автобуса, а не идти пешком, начинает убеждать другого человека в необходимости длительной пешей прогулки — мол, ждать автобус бессмысленно: может, он вообще не придет или сломался, — это выглядит... ошеломляюще. Неестественно. Как если бы такой человек пытался спровадить из очереди конкурента на сидячее место: сам-то он знает, что автобус вот-вот подойдет, но знает также и то, что народу в автобусе будет немало, на всех сидячих мест не хватит!

Всерьез, конечно, на форуме никто не знал, как дело обстояло в действительности. Даже старожилы, которым Анжольрас свалился как снег на голову и которые по каким-то своим каналам раскопали информацию о его писательских трудах, не были уверены, насколько интенсивным или, напротив, вялым был этот писательский труд. Но, разумеется, думать о людях плохо всегда или почти всегда доставляет куда большее удовольствие, чем думать о них хорошо. По крайней мере, если речь идет о людях, которые нам неприятны и несимпатичны. Наделяя таких людей пороками, мы списываем свои обиды на порочную натуру неприятного нам оппонента, а не на то, что сами, возможно, были в чем-то неправы. Слух о том, что Анжольрас — «творческий бездельник», распространился поэтому быстро и широко. И когда Анжольрас, напав на Беженца, начал упрекать того в совершенно безделье, народ, от Беженца было отвернувшийся, встал на его сторону. Если после первого раунда, в котором Анжольрас расколошматил Беженца самым беспощадным образом, на сторону Беженца вернулась только одна жалостливая дама, то по ходу второго акта вокруг Беженца начали сплачиваться настоящие толпы.

Нельзя, однако, сказать, что снова набежавшие в тему люди, вставшие теперь не против несчастного пьяницы, а за него, сделали это из добрых к Беженцу побуждений. Они поступили так по причине недоброго отношения к Анжольрасу. Им, как они полагали, представился случай поймать Анжольраса на чем-то, что было не менее постыдным, чем беспробудное пьянство. Они, ухватившись за упреки в безделье, с точно такими же упреками обрушились на самого Анжольраса.

***

Трудно сказать, ожидал ли чего-то подобного Анжольрас, но Беженец ничего подобного не ожидал точно. Уже явно — судя по количеству опечаток — находясь в состоянии, далеком от здравомыслия, он внезапно (внезапно для всех, включая, очевидно, и Анжольраса) резко переменил тактику защиты и от сопротивления Анжольрасу при поддержке набежавшей в тему толпы перешел к атаке на толпу, имея в качестве оперативного тыла… Анжольраса!

Скорее всего, этот маневр не был осознанным тактическим ходом. Наиболее вероятно то, что затуманенный алкоголем разум Беженца всего лишь ухватился за схожесть обвинений, сыпавшихся как на него самого, так и на его противника. И задался вопросом: если обвинения схожи, кто же на самом деле враг? Как бы там ни было, зигзаг в «полемике» получился таким, что на какое-то время всё потеряли дар речи. Беженец воспользовался этим и, набирая сообщения с многочисленными ошибками и опечатками, застрочил (читатель нас извинит за то, что мы не станем копировать эти ошибки и опечатки):

— Вот я написал сказку… ага. А кто-нибудь из вас написал сказку? Хоть какую-нибудь? Чтобы ее на ночь детишкам рассказывали такие же моральные уроды, как вы? Что вообще вы сделали, чтобы иметь право кого-то упрекать в безделье? Вы кто вообще такие? Достоевские? Пушкины? Крыловы, не к ночи будь помянут со своими дурацкими баснями? О Крылове… да. Почему на этого козла никто не нападает, хотя он был не поэт и баснописец, а самый обыкновенный вор? Мля! Да если бы мне совесть позволяла, я бы прямо сейчас понаделал переводов, выдав их за свои стихи, и был бы маститый поэт! А вы водили бы вокруг меня хороводы, но уже не как говорящие «ай-ай-ай» санитары, а как восхищенная толпа почитателей! Ну, давайте! Что там припасено? Однажды Бог послал какой-то бляди кусочек сыра, а другая блядь пробегала мимо? Давайте! Дайте хоть что-нибудь! И вы увидите…

— Вот Анжольрас — козел полный… ага. Отмороженный тип. Но я его понимаю. Он, как и я, не засранец Крылов. А вот чего я не понимаю, так это того, кто такие все вы? Где ваши достижения? Кроме бесконечного бла-бла-бла? Вы сутками сидите на форуме и при этом других обвиняете в безделье? Бу-га-га! Так что там с блядью и кусочком сыра? Будет? Или нет?

— Что вообще вы понимаете в творчестве? Вы знаете, каково это — сидеть над пустым листом бумаги в обшарпанной комнате за круглым колченогим столом без скатерти и в пятнах от потушенных о него сигарет? А знаете, каково это — сидеть за компьютером в чистенькой уютной комнате с беленым потолком и запахом стоящего в вазе букета? Перед пустым, как и листок, экраном монитора? Вы думаете, поэт или писатель — машины по производству слов? А где слова-то взять, вы подумали? Вы подумали о том, что слова вообще-то не должны складываться в бессмысленный набор: в них смысл какой-нибудь должен быть! Вы на себя оборотитесь: загляните в ветку эпиграмм: «неспешно трусил»! Это кто из вас написал? Толстой, тот, который Лев Николаевич, предлагал кнутами бить авторов, использующих слова, смысла которых не знают. А вы предлагаете бичевать тех, кто старается подбирать слова осмысленно и поэтому не выдает на-гора потоки всевозможной ахинеи! Ну? Будет пробегающая с сыром блядь или проехали?

Беженец писал и писал, буквально захлебываясь в собственных сообщениях. От них, от сообщений этих, всё явственней разило спиртным, даром что через монитор запахи передаваться не должны. Кто-то не выдержал и огрызнулся:

— Ну, сам напросился: держи! Вот тебе блядь с сыром:

 

Ronsard repose icy qui hardy dés enfance
Détourna d'Helicon les Muses en la France,
Suivant le son du luth et les traits d'Apollon:
Mais peu valut sa Muse encontre l'eguillon
De la mort, qui cruelle en ce tombeau l'enserre.
Son ame soit à Dieu, son corps soit à la terre.⁸⁹

 

Крылов говоришь? Ну-ну!

На несколько минут Беженец прекратил фонтанировать, но по прошествии этих нескольких минут, в течение которых жизнь на форуме, казалось, замерла, выдал:

 

Так смело с детства приносивший в дар
Всех Муз французам, здесь лежит Ронсар.
Он шел на лютни звук по следу Аполлона,
Но смерти дела нет до Муз и Геликона:
Ее укол последний был весьма жесток.
Плоть отдана могиле, душу принял Бог.

— Еще вопросы есть? — добавил он после того, как вывалил перевод заданного урока. — Еще блядей подкинете?

Форум зашумел, заволновался, прямо как в тех частушках: о камыше и гнувшихся деревьях. Странно, но факт: собравшимся было равно неприятно как то, что их поддержка Беженца против Анжольраса обернулась атакой Беженца на них самих, так и то, что они, решив атаковать и Беженца, натолкнулись вдруг на явное проявление таланта. И ведь что особенно всех удручало — это то, что за каких-то несколько минут перевод, показав себя ничуть не худшим (а может, и лучшим) «Крыловым», выдал человек, находившийся в безобразном подпитии и в таком состоянии, когда не то что мозг работать не должен, но и тело должно, отвалившись от монитора, бесчувственно храпеть на полу!

Беженец же «отваливаться» не собирался. Он расходился всё больше и больше, едва ли не преследуя по пятам только наваливавшихся на Анжольраса людей.

— Видите? Видите? — вопрошал он бесновавшихся и разбегавшихся кто куда ошарашенных «участников дискуссии». — Писать на всем готовеньком легко! Какая разница, на каком языке, если всё основное сделано до тебя? Много ли труда в том, чтобы чужую мысль срифмовать на другой язык? А вы попробуйте выдать что-нибудь несомненно свое! Что-нибудь такое, над чем вы размышляли бессонными ночами, долгими днями, на протяжении недель, месяцев, лет! Попробуйте подыскать слова для собственных мыслей, а еще вернее — попробуйте вообще начать самостоятельно мыслить. Не пережевывать уже сказанное до вас, не выдавать сентенции столетней давности, не громоздить друг на друга избитые глупости, а сформулировать и высказать собственную мысль, собственную идею! Вот Анжольрас меня наверняка понимает: он сам предпочитает чужими идеями не питаться. Потому-то и сидит сиднем на форуме: писать ему не о чем, мыслей нет. Откуда им взяться, если нет вдохновения? Что писать, если муза гуляет где-то на стороне?

Анжольрас:

— Полегче!

Беженец:

— А что не так?

Анжольрас:

— Проспись!

Беженец:

— Я-то просплюсь. А вот ты как был дураком, так дураком и помрешь!

Анжольрас (красным «модераторским шрифтом):

— Сутки на то, чтобы протрезветь.

Второй раунд закончился.

***

Забанив оппонента, Анжольрас проявил слабость: он отступил. Предлог выглядел вполне благовидным, но причина таковой не казалась. О чем тут же не замедлили заявить только что разбегавшиеся от Беженца люди: как только Беженца «не стало», они снова сплотились и, о Беженце не думая вообще, обрушились с новыми порциями упреков на Анжольраса. Анжольрас отбивался вяло, без свойственной ему недоброй иронии, без закидонов вроде таких, какие за ними водились: без того, чтобы ухватиться за какое-нибудь утверждение оппонента и развить это утверждение до абсурда. Анжольрас вообще повел себя в данной ситуации необычно и, больше никого не баня, вскоре исчез.

Третий раунд не состоялся. Как говорится, одна из сторон, а именно Беженец, вернувшийся на форум после суточного бана, пылал готовностью, но другая сторона — Анжольрас — на бой не явилась. Складывалось впечатление, что после приключившегося накануне Анжольрас, как и модераторы до него, махнул на происходившее в теме Беженца рукой и от решения проблемы самоустранился. В всяком случае, на время. «На время», потому что события развивались бурно, всё более безобразно и, конечно, наступил такой момент, когда принимать окончательное решение пришлось. Но до того Анжольрас, как и модераторы, просто стоял в сторонке и наблюдал.

Разбушевавшиеся участники форума, потеряв любимый объект для нападок, снова сосредоточились на несчастном Беженце. Они поносили его на чем свет стоял и — такова уж человеческая переменчивость — пытались подловить его на «случайности». Еще давеча, еще позавчера, еще на днях видя в Беженце жертву трагичного стечения обстоятельств и потому жалея его, теперь они, столкнувшись с его же упрямством и его же нелицеприятным мнением о них самих, пытались найти в нем самое скверное, а самое скверное, по их мнению, заключалось в том, что Беженец занимался плагиатом. Разумеется, для поэта обвинение в плагиате звучало наиболее оскорбительно, оно задевало сильнее всего, и Беженец, пытаясь от него отбрехаться, слетел с катушек совсем. Он, перемежая свои сообщения отборным матом, вываливал на форум свои старые стихи, требуя показать, где же в них плагиат, но наталкивался на систематические издевки. Не в силах дать конкретные доказательства, «оппоненты» принялись издеваться над формой, над рифмой, над тем, что Беженец использовал слова, смысл которых от него ускользал. То есть обратили против него то самое, в чем накануне он обвинил их. Только вместо «неспешной трусцы» ему вменяли… да хоть употребление слова «лютня» в привязке к Аполлону: из того самого перевода, который Беженец ухитрился сваять за считанные минуты и буквально на коленке.

— Атрибутом Аполлона, — писал один из «оппонентов», — является кифара, а не лютня. Лютня с кифарой не имеет ничего общего. Если бы ты хоть чуточку разбирался в вопросе, ты написал бы «кифара», а не «лютня». На худой конец — «лира». Потому что кифара — разновидность лиры. Так кого, спрашивается, нужно бить кнутом, как завещал Толстой?

Обвинение было настолько несправедливым, что минут на десять Беженец потерял дар речи: возможно, опрокинул в себя стакан-другой. А потом просто процитировал:

— Suivant le son du luth et les traits d'Apollon… — особенно выделив luth, лютню, и тем показывая, что вообще-то «лютню» употребил Ронсар.

— Ну и что? — тут же последовало новое возражение. — Мало ли что имел в виду Ронсар! Может, у него какие-то аллитерации и ассонансы со словом «лютня» связаны. А в переводе этого нет!

И снова Беженец онемел минут на десять. А когда дар речи вернулся к нему, он обнаружил себя поставленным перед фактом:

— То, что ты навалял вчера, может быть простой случайностью. Вот тебе новое задание: переведи!

Беженец (в глазах у него наверняка двоилось) посмотрел и (опять же наверняка) обомлел: ему предлагалось перевести целую балладу из Карла Орлеанского: нелегкий труд даже на трезвую голову и даже при наличии достаточного времени, а здесь-то нужно было отвечать и делать быстро, да еще и в состоянии, как и вчера, мало подходившем для такой работы! Неудивительно, что уже через минуту или две появился издевательский вопрос:

— Что, сдулся?

Но Беженец не сдулся. Прошло еще минут десять, отмеченных десятком подобных прежнему комментариев, и он написал:

— Я даму схоронил в тиши

Монастыря влюбленных, в нем

За упокой ее души

Мы песню горькую поем;

Светло у гроба, словно днем,

В моей руке свеча горит,

Богат и пышен, гроб стоит,

Украшенный заботой клира —

Ценнейшим бархатом обит,

Ведь в нем воистину лежит

Богатство подлинное мира.

 

Как символ верности — сапфир,

Как символ дней счастливых — злато

Из века почитает мир.

Украшен ими гроб богато,

Ведь та, что в нем лежит, когда-то

Взяла от Бога то и это

На радость истинную света,

И — в блеске голубом сапфира —

Лежит на золоте теперь:

Дубовая закрыла дверь

Богатство подлинное мира.

 

Оледенело сердце, нет

Ни слова, чтобы описать

Все то, что должен был бы свет

О ней доподлинно узнать.

Лишь остается верить: взять

Ее к себе Господь решил,

Чтоб рай еще прекрасней был —

Возможно ль это без кумира

Всех тех, кто искренне считали,

Что в ней одной они узнали

Богатство подлинное мира?

 

посылка

 

Не плачь, не жалуйся же лира,

На смерть не нужно слезы лить:

Никто не может сохранить

Богатство подлинное мира.⁹⁰

 

И добавил:

— А теперь ПОШЛИ ВСЕ НА Х*Й!

***

Участь Беженца решилась пару дней спустя. Сам он уже на форуме не появлялся, твердо выдерживая собственный посыл, но разговоров о нем ходило предостаточно. В основном это были пустые «тёрки» — переливание из пустого в порожнее, даже не перемыв костей, а просто что-то вроде инерции. Но были и такие, в которых по-прежнему ощущалась злость. Получалось, последнее слово осталось за Беженцем, и это он, Беженец, хлопнул дверью, запахнувшись в белый плащ и умчавшись в сиреневую даль на белоснежном же скакуне. Не его вышвырнули с форума вон, а он покинул форум. Не его обваляли в грязи, а он ухитрился каким-то невероятным образом вывалять в грязи нападавших на него критиканов. Не его ссадили в лужу с расшитого грезами седла, а он, отпинав особенно на него наседавших, вскочил в седло и пришпорил… этого… как его? — Пегаса!

Нетерпимость — основа любого склочничества. Высокомерие — основа жгучего ощущения несправедливости: явной или мнимой — неважно. Даже, пожалуй, мнимая несправедливость вызывает в высокомерных людях наибольшее неприятие, жжет их сильнее несправедливости явной, потому что мнимые несправедливости для таких людей — на каждом шагу, тогда как несправедливости настоящие встречаются сравнительно редко. Высокомерные люди настолько пропитываются ощущением того, что всякое действие направлено на их унижение, на подрыв их собственного авторитета, на отрицание их достоинств, что это ощущение становится их второй, а вернее первой, основной, натурой. Именно поэтому высокомерные люди и есть, как правило, самые заядлые склочники и, как следствие, самые нетерпимые к окружающим индивиды. В каком-то смысле это — самое настоящее психическое расстройство, даром что психиатрия напрямую им не занимается, подыскивая для его проявлений иные определения, да и то лишь в самых запущенных случаях.

Вот склочники, одурманенные наложившейся на высокомерие обидой, и стали проводниками наиболее зловредной болтовни о поведении Беженца, склоняя имя уже ушедшего даже не просто всуе, а так, что волосы на головах более терпимых людей вставали дыбом. К несчастью, более терпимых людей вообще не слишком волновало произошедшее: они, подивившись и отряхнувшись, вернулись к своим повседневным занятиям, то есть к обычному политическому срачу и к обычным — с возможностью заднего хода — нападкам друг на друга. Таким образом, склочники составили «могучую кучку», нытье и жалобы которой перевесили еще лежавшее на другой чаше весов здравомыслие. Копаясь в событиях уже миновавших дней, они жали и жали на кнопочку «пожаловаться» и добились-таки того, что Анжольрас в отношении Беженца вынес вердикт: «Не нужен». Вслед за этим последовало и удаление аккаунта Беженца, и Беженец навсегда лишился возможности вернуться на форум.

***

История с Беженцем выявила много слабых мест в том, что касалось виртуального «кодекса чести». Но она никому не стала уроком в том смысле, что никому — ни Анжольрасу как главному администратору форума, ни модераторам как лицам, облеченным властью чистить форум от всякого дерьма — не показала саму уязвимость форума, участники которого закрывали глаза на сумасбродство других участников и, если только не случалось чего-то совсем уж вопиющего, лояльно относились к пагубным порокам вроде беспробудного пьянства. История с Беженцем вышла, возможно, самой скандальной из всех, какие были связаны с пьяницами, но она не стала последней и уж тем более не привела к изменению правил. На форум по-прежнему можно было являться в подпитии, и это подпитие чаще являлось фактором не более жестких действий в отношении нарушителей, а более мягких. Администрация и модераторы, сталкиваясь с нарушениями, совершенными кем-то в нетрезвом состоянии, действовали ровно противоположно тому, к чему призывала реальная, а не виртуальная правовая система: рассматривали состояние опьянения не как отягчающее вину обстоятельство, а как смягчающее. Прежде чем вернуться к Морозульке, своим пьянством давшему ключ к успешной атаке на форум, покажем это безрассудство еще на нескольких примерах.

Прежде всего, участник под сложным ником «Robertas iš kaimo». В переводе с литовского это значило просто «Роберт из деревни» или «Деревенский Роберт», хотя насчет второго предположения твердой уверенности у нас нет. А так как «Роберт из деревни» и «Деревенский Роберт» — совсем не обязательно синонимы, мы вообще не станем этот ник переводить, тем более стараясь придать ему больше благозвучия на русском. Что человек имел в виду, выбирая себе такой ник, оставалось неясным: возможно, в нем отражался факт переезда из города в деревню, но возможно и так, что человек больше ощущал себя деревенским, нежели городским, жителем. Из фактов его биографии известно было лишь то, что некогда Robertas iš kaimo действительно проживал в Каунасе, то есть в городе, но после предпочел переселиться в деревеньку неподалеку от этой древней столицы Литвы. Причину переселения он не открывал, как его об этом ни упрашивали.

В пользовательском разделе форума Robertas iš kaimo был настолько же примечательным участником, как и Морозулька, но только в том, что касалось регулярного закладывания за воротник. Во всем остальном это были противоположности: Морозулька — веселый, задиристый, когда трезвый — добрый и рассудительный; Robertas iš kaimo — всегда мрачный, насупленный, пьяный чаще, нежели трезвый, и в состоянии опьянения злой и глупый. А еще — причудливый русофоб, сам о себе заявлявший, что русских он любит, тогда как Россию ненавидит. При этом, разумеется, о русских он писал не иначе как о кацапах, дикарях, агрессорах, негодяях, захвативших его любимую Литву и навязавших этому замечательному краю полвека нищеты, полвека отсталости, полвека пути, насильно перпендикулярного пути цивилизованной Европы и пути всего просвещенного человечества. Robertas iš kaimo, появляясь на форуме практически каждый день, выкладывал длинные и нудные сообщения, состоявшие из цитат с русофобских ресурсов, в первую голову, конечно, с литовских. В Литве уже тогда началась истерия на правительственном уровне, антироссийская риторика зашкаливала, пропаганда работала вовсю.

Robertas iš kaimo со своими «простынями» являл собою великолепный образчик того, что позже на форумах и в социальных сетях получило определение «янезомби». Его разум был настолько восхитительно промыт, что ни у кого даже рука не поднималась одернуть его или вступить с ним в по-настоящему серьезный спор. Спорить с ним означало примерно то же, что спорить с пустой собачьей будкой: собака хотя бы лает по-разному, пустая же будка бессмысленна в самом своем существовании. Так Robertas iš kaimo и оставался бы никем не тронутой диковинкой, если бы не одно «но». Этим «но», как мы уже сказали, было его пьянство.

В отличие от Беженца, спивавшегося под влиянием тех же неопределенных факторов, под влиянием каких спиваются многие из одаренных людей, Robertas iš kaimo пил по совершенно конкретной причине: он был инвалидом. Как — в перерывах между русофобским гоном — рассказывал он сам, однажды ему сильно не повезло. Он угодил в серьезную автомобильную аварию и потерял в ней ногу. Лечение проходило трудно, долго, болезненно, но тяжелее всего было свыкнуться с потерей ноги: вот только что ходил на своих двоих, а теперь — культя, обрубок. Вот только что жил полноценной жизнью, ни от кого и ничего не завися, а теперь — инвалид в коляске или на костылях. Инвалид с протезом. Инвалид… инвалид… Robertas iš kaimo так часто упирал на свою инвалидность, что становилось понятно: она — его пунктик, его бич, его кошмар. Многие люди, попавшие в схожую ситуацию, психологически оправляются и возвращаются к не менее, чем прежде, насыщенной жизни, ничего из нее, по гамбургскому счету, не потеряв, то с Robertas iš kaimo вышло иначе: он пошел по дорожке углубившихся в свое бедствие и навзрыд — ежечасно, ежесекундно — жалеющих себя калек.

Жалость к самому себе — одно из самых неприятных чувств, какие только могут одолевать человека. Такую жалость поневоле желаешь утопить в чем-нибудь покрепче. И кто-то, вместо того чтобы трезво взглянуть на вещи и попытаться найти с самим собою психологический компромисс, поступает именно так: кто-то топит ее в таблетках, напрочь затемняющих сознание, кто-то — в алкоголе. Robertas iš kaimo предпочел алкоголь.

О том, что он, появившись на форуме, уже набрался выше бровей или, наоборот, еще более или менее себя контролирует, можно было судить по безошибочной примете. Если у Беженца состояние крайнего опьянения вызывало нарушение моторики, что приводило к многочисленным опечаткам, то Robertas iš kaimo в таком же состоянии забывал русский язык. То есть как забывал? В состоянии более или менее трезвом по-русски он писал скверно: не столько с орфографическими ошибками, сколько с немыслимым словоупотреблением, немыслимыми падежами, немыслимым синтаксисом. Какие-то из слов он коверкал так, что сходу невозможно было понять: о чем, собственно, речь? И всё же, худо ли, бедно, понять его сообщения было можно. В ответ на упреки он говорил просто: я-де родился и всю свою жизнь провел в Каунасе, где русскоговорящего населения отродясь практически не водилось. Он, разумеется, лгал, поскольку родился и вырос еще при Советском Союзе, когда русский язык являлся обязательным предметом и когда вся Прибалтика — что городская, что сельская, что с большою долей русского населения, что без — по-русски говорила пусть и с акцентом, но совершенно свободно. Ложь Robertas iš kaimo была тем более очевидной, что его нет-нет да прорывало: словно забыв о «Каунасской версии», он вдруг начинал писать «чисто»: с количеством ошибок, не превышавшим таковое у среднестатистического участника форума. Тем не менее, на эту его манеру давно махнули рукой: что взять с русофоба, непоследовательного настолько, что, с одной стороны, по-детски радуется возможности коверкать русский язык, а с другой, самого себя унижающего объясняющими извинениями? Когда же он напивался в зюзю, его русский язык превращался уже не в пародию даже, не в предумышленное коверканье, а в какую-то невероятную галиматью: словно Robertas iš kaimo и впрямь, набравшись по самые уши, русский язык утапливал в пучине алкоголя, напрочь теряя способность изъясняться на нем. Вот несколько образчиков его сообщений на разных стадиях опьянения.

Практически трезвый:

— Я не психиатр. Образование не то, что бы вам возрождать.

Пьяненький, но слегка:

— Я с зомбированным фанатиком думаю дискусия бесмысленна.

В средней стадии:

— Я лично с кувалдой разбивал радио завод в Каунасе.
Сначало из за недоколектации деталей остонавливался, на неделю, потом из за отсутствия заказов, потом полный банкрот. Но тебе главное рассказать что тупые литовцы нарошно загубили заводы Союзного починения... О казах и о языке я эту сказку Русскую уже слышал.

В изрядном… впрочем, нет: лучше не надо. Смысла от этого не прибавится ни на йоту.

Когда Robertas iš kaimo входил в раж, он начинал сыпать сообщениями со скоростью почти такой же, с какою Морозулька ухитрялся создавать клонов. Но если создание клонов требовало от Морозульки находчивости и труда, то написание галиматьи на языке, лишь отдаленно напоминавшем русский и никакими статистически значимыми закономерностями не обладавшем, не требовало от Robertas iš kaimo ни того, ни другого. Robertas iš kaimo выпаливал околесицу в бешенстве, и чем сильнее он заводился, чем вернее над ним забирал власть алкоголь, тем более нелепой и вздорной становилась его писанина. Заканчивалось же всё однообразно: он начинал переходить на личности, начинал сыпать оскорблениями, не разбирая, кто перед ним, и, понятное дело, оказывался в бане. Потому что если за «просто русофобию» и «просто коверкание» языка его, как мы уже сказали, никто не трогал, то за переходы на личности и оскорбления — да.

«Отсидев», Robertas iš kaimo возвращался угрюмым, разобиженным, но какое-то время старался держать себя в руках. И вот это-то его старание, как ни парадоксально, несло для форума больше опасностей, чем откровенно пьяный срач. Суть в том, что о слабости Robertas iš kaimo знали не просто все, но и такие участники, которых хлебом не корми — дай довести неприятного им человека до белого каления. Эти люди, видя Robertas iš kaimo вернувшимся к нудному копированию всякого русофобского бреда из литовской прессы, таким положением удовлетвориться не могли. Им казалось, что это не так забавно, не так оригинально, не так заводит: нету, мол, драйва в том, чтобы проглядывать унылую писанину. Вот собственные Robertas iš kaimo сообщения — сообщения на исковерканном языке, ругательства, полное отсутствие хотя бы видимости логики (наподобие истории с радиозаводом в Каунасе, в разграблении которого Robertas iš kaimo, по его признанию, принимал живейшее участие, но не потому, что желал помахать кувалдой, а потому что, видите ли, завод обанкротился, и его просто необходимо было размолотить в куски) — вот это всё — совсем другое дело! Стоило Robertas iš kaimo выйти из бани и начать занудствовать унылыми копипастами, в специализированную тему о Литве (именно в ней Robertas iš kaimo и подвизался на свои художества) набегало немало народу, причем с единственной целью: довести калеку до бешенства.

Как не раз и не два показала практика, сделать это было совсем нетрудно. Robertas iš kaimo заводился буквально с пол-оборота, что объяснялось, прежде всего, тем, что заводилами травли являлись… такие же жители и граждане Литвы, как и он сам. Точнее, не ровно такие же — сам-то он был литовцем или, по крайней мере, считал себя таковым, — а русские граждане Литвы при участии парочки поляков. И русским, и полякам доставляло истинное удовольствие поиздеваться над «природным литовцем», и делали они это без всякого зазрения совести.

Видя, кто на него нападает, Robertas iš kaimo практически мгновенно терял голову. А вкупе с алкогольным опьянением, тоже сносившим крышу, потеря головы от гнева превращалась в что-то навроде мыслительных конвульсий: когда какая-то мысль на уровне подкорки вроде бы и формируется, но выразиться ясным языком не может. Идет с подкорки на язык, но по пути из мысли превращается в бессмыслицу: в набор ругательств, перемежаемых какими-то стенаниями. Причем именно так: не в стенания, перемежаемые ругательствами, а в ругательства, перемежаемые стенаниями. Потому что ругательств элементарно больше.

В основном травля носила безыскусный характер. Например, Robertas iš kaimo припоминали его службу в Советской Армии — срочную, двухлетнюю, по ходу которой он дослужился до звания сержанта. Известно, что звание «сержант», полученное во время срочной службы в Советской Армии, всегда являлось посмешищем: людей, стремившихся получить ефрейторские, а затем и сержантские лычки, откровенно презирали. Не за то, конечно, что они становились сержантами, а за их стремление выслужиться любой ценой. Злые языки даже утверждали, что в процентном соотношении среди сержантов преобладали «национальные меньшинства»: так, мол, они компенсировали свою «ущербность». Особенно доставалось украинцам: эти, — утверждали злые языки, — вообще не могли существовать без «лычек». Хохол без «лычек», — утверждали злые языки, — не хохол! Показательна, скажем, такая история, почерпнутая нами на форуме:

— Был у нас в части лейтенант, — писал один из участников форума, — который никак не мог понять: почему способные русские ходят в рядовых, а туповатые хохлы — сплошь и рядом ефрейторы и сержанты. Это положение вещей злило его настолько, что он, видя, как хохлы старались выслужиться всеми правдами и неправдами, совершая поступки, прямого отношения к их служебным обязанностям не имевшие, подначивал их по-свойски. Не имея возможности оспаривать назначения, он выставлял хохлов на посмешище перед их подчиненными. Однажды, например, он приказал хохлу-сержанту настроить параметры станции, с чем этот сержант должен был справиться на-ура именно что в силу своих прямых обязанностей. Тот, разумеется, не смог. Тогда лейтенант вызвал русского рядового и приказал: «Рядовой Иванов! Объясните товарищу сержанту, как нужно обращаться со станцией!»

Или такая:

— Вспомни свою службу в СА, — писал другой участник форума. — Неужто не было у хохлов характерного желания получить сержанта, получить власть над своими же? А желание все под себя? Был у нас один такой: Нечитайло. Он за вахту ночную (четыре часа) съедал в одиночку четыре банки сгущенки (гад такой, в снабжении служил). При этом на всю нашу БЧ-4 и БЧ-7 (а это человек 100) давали в день банки три. Конечно, и узбеки, таджики, грузины, русские попадались разные, но массово такое было только у хохлов. На Русском острове, где в девяностые годы умерли от голода молодые матросы, снабжением заправляли хохлы. А там реально жопа была: на своей шкуре пришлось испытать. Не скажу, что в них одних дело было, но без них не обошлось.

На возражения о невозможности голода в Советской Армии этот человек ответил так:

— Ты, Серега, можешь прикалываться сколько хочешь, но ты, брат, не был на Русском острове, а я был. Для меня этим сказано всё! Кто был, тот знает. Найди любого, кто был там на службе, если тебе так прикольно вспоминать о том, что знаю я и во что не веришь ты, и спроси все, что хочешь. Ответ я знаю. Пока же твои хихоньки и хаханьки для меня звучат оскорбительно. Ты бы узнику Освенцима верил или нет, а может, тоже поприкалывался? Ведь врут же поди, что от голоду дохли, как мухи. Степка-то Бандера сидел тоже в концлагере и ничего: как выпустили его немцы, сразу в бой пошел. Если тебе это так прикольно, и ты это запомнил, что мешает тебе в инете поискать инфу по этому вопросу, раз мне веры нет? Посмотри, что пишут те, кто там был. Хотя, наверное, тоже врут, ибо такого быть не может, потому что не может быть. Это твой девиз. На всякий случай даю тебе несколько ссылок и закрываю этот вопрос насовсем. Извини, но больше на эту тему с тобой я не общаюсь. Смейся с своими корефанами от души. А пока — читай: «Каждый день мы просыпались с одной и той же мыслью — чем нас будут кормить на завтрак. Нам казалось, что порции становились все меньше с каждым днем. После еды мы начинали голодать снова. Голод превращал нас в животных. Мы буквально рыскали по части в поисках еды... Было голодно. Здесь я понял, что среди всех человеческих чувств самое сильное — чувство голода. Еда в ее отсутствие становится навязчивой идеей, доминантой сознания, притупляющей все остальные желания. Голодный человек теряет свое лицо не только в буквальном, но и в переносном смысле. За кусок хлеба голодный может сделать многое — отнять его у ближнего, например. Если ты голоден, ты не сможешь спать. Ты не сможешь ни о чем думать, кроме еды, тебе ничего не интересно, кроме еды. Мы не голодали, впрочем. Мы недоедали. Но недоедали систематически и слабели с каждым днем. Наши молодые, полные сил, растущие организмы не получали достаточного питания, начинали есть самих себя. Голод высушивал наши тела и наши души»⁹¹…

Разумеется, доставалось и представителям других национальных меньшинств, но украинцы, несомненно, лидировали. Robertas iš kaimo украинцем не был, но своими сержантскими лычками он гордился так, что это лишь подзуживало публику: лычки Robertas iš kaimo стали излюбленным поводом для насмешек, отправною, так сказать, точкой в процессе травли. Пикантности ситуации добавляло то, что даже в этом Robertas iš kaimo оказывался непоследовательным. Как русофоб, он, придумывая жалкие отговорки, непоследовательно извинялся за то, что коверкал русский язык. И как русофоб же, непоследовательно гордился что службой в Советской Армии, что достижениями во время службы в ней. Считая Советскую Армию оккупантом его родной Литвы, он вспыхивал и взрывался в ответ на подколки относительно верной и преданной службы в войсках ненавистных ему оккупантов.

Бывали, однако, нападки и более тонкого характера. Даже, можно сказать, артистического, что, впрочем, не делало их менее злыми, даже, пожалуй, делало их совсем неприличными: неэтичными, если угодно и если помнить о том, что все они имели только единственную цель — довести до белого каления помутившегося рассудком нетрезвого инвалида.

Автором одной из таких «артистически» выходок стал никто иной, как Йорик собственной персоной: уже модератор, что делало его «выступление» особенно отвратительным. Йорик — сам он впоследствии толком так и не смог объяснить, зачем он это вытворил — дошел до того, что создал целый видеоролик, этакую презентацию, в которой некто пишет Robertas iš kaimo письмо (на французском!), снабженное сравнительными диаграммами из показателей уровня жизни и производства в Литве «до советской оккупации», в Литве «непосредственно во время оккупации» и в Литве «освободившейся от советской оккупации» — в Литве, вступившей в Европейский Союз. Текст и видеоряд вызвали благосклонный отклик у тех, кто травил Robertas iš kaimo, а самого Robertas iš kaimo мгновенно отправили в нокаут:

— Чтоб ты сдох, литвофоб проклятый! — только и ответил он на чистейшем русском языке, исчезнув с форума на добрую неделю.

Особенный «артистизм» ролика заключался в том, что его озвучка шла «в рифму» на русском языке, а «письмо», повторим, по ходу ролика писалось на французском. Выглядело это примерно так:

Текст (ну еще бы: разве мог Йорик удержаться от того, чтобы не «срифмовать»?) звучал вот так:

 

Дорогой Робертас! Специально для ваших глаз —

Именно так: только для вас,

Потому что вы — единственный из людей,

Кто проспал очевидное для планеты всей —

Я подготовил небольшую презентацию:

Так сказать, наглядную, «кремлёвскую», агитацию!

 

Давайте по пунктам, начав с начала:

Что и когда Литва из себя представляла.

Сначала — Великое княжество. Дальше — в составе Речи.

Потом — Россия ее взвалила себе на плечи.

Небольшой период первой республики,

Советский Союз, от ЕэСа бублики.

 

О княжестве, Речи, Империи не будем:

Это не слишком интересно людям.

Оставим в стороне перевороты вроде Смятоны

И смятоновские диктаторские законы:

Из этого периода только взгляните

На то, как жил рядовой «вальстиети» —

Бедный, затюканный, чаще батрак…

В общем, не жил он почти что никак.

А кроме аграриев тогдашняя Литва

Чего-то другого имела едва.

 

Но вот приключился Советский Союз…

Втирают литовцам — чудовищный груз,

Литву превративший в задворки Европы,

Литовцев — в бесправных и жалких холопов.

Де был до Союза хозяйственный рай,

Де цвёл до Союза отеческий край,

Де было всего не помалу и люди

Свободу вдыхали в широкие груди!

 

Посмотрим, однако… Литовская ГРЭС:

Ее подогнали в Литву из ЕэС?

Игналинка… эта, наверное, просто

Была создана как преддверье погоста:

Чтоб бедных литовцев напичкать изотопами,

Чтоб ночью литовцы светились голыми попами!

А что до Каунасской гидроэлектростанции,

Ее — не иначе — возводили как давление и санкции!

 

Да это бы ладно… но вот диаграмма:

В сороковом году все литовские пилорамы —

В кубических метрах — произвели четыреста двадцать семь тысяч…

Кого за это следует высечь,

Если в семьдесят втором году с четвертью миллион

Был теми же пилорамами произведен?

 

Производство электроэнергии выросло с восьмидесяти одного миллиона киловатт

До девяти с половиной миллиардов… Робертас! А в этом-то кто виноват?

Электродвигателей три миллиона штук

При Союзе — каждый год! — стало производиться вдруг.

Цемента — два миллиона тонн,

А раньше в Литве не делался он.

 

Производство бумаги выросло в десять раз…

Советский Союз… Бармалей-Карабас!

 

Двадцатикратно возросло кирпича производство:

Наверное, потому что «советское скотство»!

 

Тканей аж в сорок раз больше выделывать стали:

Вот ведь литовцы как круто попали!

 

Рыбы четыреста тридцать тысяч тонн наловили:

Сравните, Робертас, с теми уловами, что прежде были.

Консервов — двести четырнадцать миллионов банок:

По банке на каждого почти из советских граждан и гражданок!

 

Я уж молчу о холодильниках, телевизорах, пылесосах,

Радиоприемниках, велосипедных насосах,

Как, к слову, и о самих велосипедах:

То есть о всех принесенных Союзом бедах!

Союз миновал. И что же случилось?

Промышленность гавкнулась. Тазом накрылась.

Литовцы бегут из Литвы за работой

И дом вспоминают с большой неохотой!

 

Недавно еще по всем показателям выглядела вот так Литва,

Но ЕэС — светлейшая голова! —

Решил иначе и перевернул диаграмму вот так:

Робертас, скажите, за что же он так?

 

Ах, да! Едва не забылось о главном: о свободе.

О той, что в литовском поселилась народе.

 

Вероятно, Робертас, ее проявления в том,

Что чужие законы явились в литовский дом?

Что народом данную конституцию Литвы

Заменили высосанной из брюссельской головы?

Что литовец с оглядкой на сраный Брюссель

Производит отсюда и только досель?

Что литовец не может удвоить надой,

Потому что коров увели на убой:

Ведь не в Вильнюсе, это в Брюсселе решили,

Чтоб коров побыстрее в Литве перебили!

 

Может, пресса свободой теперь наслаждается,

Так что ворогам всем постоянно икается?

Может быть. Только странное что-то творится:

Ваша пресса что сдохшая, мертвая птица —

Крылья есть, но шевелятся только при том,

Если харкает что-то еэсовским ртом!

Ни полемики нет без брюссельского слова,

Ни словечка о том, чтобы снова и снова

Не пройтись по ушам о великих свершеньях,

О — с Брюсселя поддержкой — больших достиженьях.

Если ж кто-то откроет вдруг рот: «Господа!

Это всё — чепуха! Это всё — ерунда!»

Его тут же хватают и быстренько в суд,

И статью «терроризм» без зазрения шьют!

Потому что в Брюсселе считают иначе,

Ну а коли в Брюсселе, то в Вильно тем паче!

 

Где свобода, Робертас? Литва докатилась

До того, что с фашизмом опять породнилась!

Или, может, свобода — подгавкивать шавкой,

От пинка из Брюсселя забившись под лавкой?

Или в том выражение этой «свободы»,

Чтобы стравливать между собою народы?

Или тех обелять, кто смертями питается

И при этом большим демократом считается?

 

Посмотрите, Робертас, последний «урок»:

Это то, в чем литовец «свободно» помог

Преисполненным жаждой убийства подонкам,

Пополняя их счет от бомбежек воронкам!

 

Если совесть, Робертас, хоть что-нибудь значит,

Навострите свой слух: это совесть в вас плачет!

***

И стихи были плохи, и поступок нехорош, так что впоследствии Йорику было стыдно за этот поступок. Стыдно тем более, что пакость была совершена не на эмоциях, а хладнокровно: с подготовкой, с затратой времени — как сказал бы Шерлок Холмс, Йорик не только тщательно подготовился к преступлению, но и совершил его с достойной осуждения невозмутимостью. Зачем — Бог весть. Возможно, поддавшись общему настроению, каковое настроение Robertas iš kaimo не жаловало. Но даже такое соображение служить утешением в раскаянии не могло: приняв участие в травле инвалида, да еще и прикрывшись модераторскими полномочиями, Йорик уподобился ядовитой змее, втихую подползшей к раненой мышке и даже не проглотившей ее, а просто ужалившей.

Но всё это — раскаяние, сравнения, муки совести — было потом. А тогда ни Йорик, ни кто-либо еще так и не поняли главного, говоря о формировании политики форума: снисходительное отношение к пьянству, свобода выражения мыслей в состоянии алкогольного опьянения непременно ведут к нехорошим последствиям, ослабляющим саму структуру пусть и виртуального, но все-таки общества. Собственно, то, что форум — общество виртуальное, то есть такое общество, в котором лишь многолетние «связи» способны формировать чувство стыда перед другими участниками, а «разовые» отношения не рассматриваются в качестве чего-то обязующего, собственно, именно это обстоятельство делает общество особенно уязвимым. В реальном мире даже самый отмороженный тип вынужден осматриваться по сторонам, не рискуя, скажем, помочиться прямо посеред улицы. Кто-то скажет, это потому, что в реальном мире почти неминуема ответственность за такой поступок: в виде, как минимум, не самых приятных нескольких часов, проведенных в обезьяннике. Но в действительности это потому, что любой не до конца деградировавший человек всё-таки связан внутренними моральными соображениями.

Эти соображения — внутренний тормоз — закладываются в нас воспитанием, каковое воспитание, в сущности, одинаково во всех без исключения социальных прослойках. Родители, вне зависимости от своего положения, стараются донести до своих детей схожие представления о дозволенном и недозволенном, моральном и аморальном. И пусть какие-то из этих представлений так и не укореняются — укоренялись бы, не было бы и преступности, — но то, что четко подпадает под категорию «стыдно», остается в людях навсегда. Стыдно выйти на улицу голым — никто и не выходит. Стыдно валяться мертвецки пьяным на детской площадке — никто и не валяется: даже законченные пьяницы стараются отползти в какие-нибудь кусты. По мере взросления человека категория «стыдно», с одной стороны, расширяется, пополняясь всё новыми определениями; с другой — размывается: в категорию «стыдно» добавляется не грабить старушек, но из нее же может исчезнуть запрет на распитие пива на тех же детских площадках. Категория «стыдно» приобретает причудливый вид, но каким бы причудливым он ни был, сама категория «стыдно» — и это главное — продолжает существовать, внося в повседневные поступки людей значимые коррективы. Люди подчиняют свои поступки этим коррективам даже не задумываясь: на автомате. Именно поэтому в реальной жизни человек, припертый нуждой сходить по-маленькому, обязательно оглядывается по сторонам, всматривается в интенсивность движения встречных и поперечных — людей, ему совершенно незнакомых и которых поэтому вроде бы как можно и не стесняться. Но человек стесняется, настойчиво ищет укромное местечко и только там, в укромном местечке, справляет свою нужду.

В виртуальном мире категорию «стыдно» подменил собою «кодекс чести». Незнакомые друг с другом люди руководствуются не заложенными в них с детства моральными принципами, а принципами, навязываемыми «здесь и сейчас». Эти принципы не могут иметь над человеком такой же безусловной, выработавшейся в рефлексы, власти. Поэтому люди, не рассчитывающие на длительное общение и уж тем более не рассчитывающие на то, что такое общение перерастет когда-нибудь во взаимную привязанность, на форумах и в социальных сетях легко ведут себя не в соответствии с заложенной в них с детства категорией «стыдно», а в соответствии с обезличенным по сути, лишенным твердого основания, построенном на зачастую ложных посылках и утверждениях «кодексом».

Такое положение неминуемо приводит к тому, что стыдные поступки множатся. Участники форумов и социальных сетей накапливают обиды. Эти обиды разъедают сообщества изнутри, делают их уязвимыми перед любым внешним вмешательством: перед любым вторжением в сложившийся виртуальный мирок. Виртуальный мир, лишенный главного стержня реального мира — рефлекторной категории «стыдно», легко зарождается и так же легко обрушивается в руины. Только такой виртуальный мир, в котором взаимная приязнь его участников со временем начинает доминировать над взаимным безразличием, способен выдержать серьезные испытания. Мир, в котором безраздельно властвует «кодекс чести», никакой приязни от участников не требующий, обречен. Только такой виртуальный мир, в котором результатом длительного общения становится возрождение общечеловеческой категории «стыдно», может, подвергшись нападению извне, дать отпор и выстоять.

***

Форум «Балтики» оставлял двойственное впечатление. С одной стороны, на нем, как и на многих других подобных форумах, первую скрипку играл именно «кодекс чести», подкрепленный стройной системой правил, нарушать которые категорически не рекомендовалось. Это, если так можно выразиться, было бездушной стороной форума: стороной, основанной не на морали, не на заложенных в каждого человека с детства тормозах, а на искусственной системе сдерживания, балансов, противовесов. Но, в отличие от многих других форумов и социальных сетей, форум «Балтики» имел и вторую сторону медали: не такую явную и не настолько, как формальная сторона, выпуклую для большинства посетителей, но, тем не менее, свой отпечаток на форум накладывавшую. Этой второй стороной было личное — в реальном мире — знакомство немалого количества участников между собой, склонность такие знакомства ширить, склонность относиться к виртуальным персонажам так, как если бы уже завтра они могли превратиться в реальных людей. Сюда же необходимо отнести и рожденное этим обстоятельством понимание: в реальном мире реальный человек далеко не всегда таков, каким представляется созданный им виртуальный персонаж.

Царством формальной стороны «Балтики» был «новостной раздел». Царством человеческой — «пользовательский». Участники одного далеко не всегда «пересекались» с участниками второго. А когда пересекались, могли происходить конфузы. «Новостной раздел» поражал своей многолюдностью, но, вместе с тем, и своею оторванностью от реальной жизни. «Пользовательский» по числу «поселенцев» был куда как скромнее, но поражал уже прямо-таки бросавшейся в глаза пронизанностью прихотливыми связями: от личных до сложно-шапочных, если такое определение вообще существует. На примере того же Robertas iš kaimo это можно показать так: Robertas iš kaimo, в основном подвизавшийся как раз в «пользовательском» разделе, вовсе не был сугубо виртуальным персонажем. Он не раз и не два встречался с другими участниками форума, его — вживую, лично — знал добрый десяток человек, что для участника из Литвы было совсем немало. В свою очередь, два или три человека из этого десятка частенько наведывались в Россию, а бывая в ней, встречались и с российскими участниками форума. Разговоры за пивом, туда, как говорится, сюда и выходило так, что Robertas iš kaimo оказывался «знакомым знакомых», то есть человеком, не полностью скрытым за виртуальной личиной даже от тех, кто лично его в глаза никогда не видел. В свою очередь, это оказывало определенное влияние на восприятие его не только в негативном плане — на основе только его писанины, — но и в том плане, о котором мы уже говорили: «знакомому знакомых» позволялось больше, чем незнакомому вообще. Если только он не начинал совсем уж зарываться, на его выходки смотрели сквозь пальцы. Его подзуживали, иногда откровенно травили, поступали с ним плохо и неэтично, но он оставался на форуме непотопляемой фигурой. Попробуй он выложить свою откровенно разжигавшую рознь писанину в «новостном разделе», формальный подход, основанный на правилах и личные связи не учитывавший, мгновенно раздавил бы его в лепешку. В «пользовательском разделе», пронизанном личными связями, Robertas iš kaimo можно даже сказать процветал. В «новостном» он не протянул бы ни минуты.

И всё же «кодекс чести» оказывал свое пагубное воздействие и на «пользовательский раздел» форума. Несмотря на меньшую зарегулированность и менее формальный подход к модерированию — да и вообще к общению, — даже в «пользовательском разделе» существовали свои табу, определяемые именно «кодексом чести». Мы уже видели, что одним из таких табу было публичное осуждение пагубных привычек: это табу погубило Беженца, это табу губило Robertas iš kaimo, это табу губило и других людей. Неписаный запрет на осуждение пагубных привычек и в «пользовательском разделе» форума выстраивал между даже знавшими друг друга людьми глухие барьеры и привносил в общение между ними не меньше искусственности, чем это было в «новостном разделе». Участники «пользовательского раздела» могли сколько угодно рядиться в одежды более или менее дружественных друг другу людей, но реальность была такова, что никто из них подлинным другом ни для кого не являлся. За очень редкими, быть может, исключениями, но исключения, как известно, лишь подтверждают общее правило. Порожденная «кодексом чести» ложная стеснительность, в отличие от стеснительности, в реальной жизни являющейся порождением рефлекторной категории «стыдно», делал «пользовательский раздел» прочти настолько же уязвимым, насколько уязвимым, как оказалось, являлся раздел «новостной».

***

Хуже всего было то, что «кодекс чести», предусматривая запреты на осуждение, не предусматривал запретов на обсуждение. В том смысле, что не было ничего зазорного в том, чтобы пустится в обсуждения собственно выпивки, в обсуждения личных предпочтений, в обсуждения похождений. Участники форума запросто могли публично делиться, мягко говоря, некрасивыми деталями своих пристрастий и так же запросто получать советы на предмет, как эти пристрастия «расширить» и «усугубить». Вот типичный диалог, состоявшийся на форуме после Новогодней ночи, для иных из его участников ставшей чуточку слишком бурной, нежели о том следовало говорить:

— Всем привет! Мордами еще не все в салате? Подскажите, как быть: ломает — жуть! Залакировал шампанское водкой, а потом еще и пивка добавил. Пузырь шампанского, пузырь водки, полтора литра «Охоты». Полный пипец! Ау! Живые есть? Или все тоже при смерти?

— Привет-привет! Как сказали бы англичане, если вечер выдался слишком томным, на утро нет ничего лучше бокала-другого шампанского. Любой другой алкоголь требует времени, чтобы подействовать, шампанское снимает симптомы похмелья мгновенно. Газировка: в этом вся суть!

— Рекомендуешь?

— А то!

— Лады! Пойду по сусекам рыться: где-то еще пузырь должен быть. Правда, «Советского», но… разницы ведь никакой?

— Абсолютно!

— Окей! Ушел опохмеляться.

Через час или около того следовало закономерное продолжение:

— Чего-то мне совсем фигово…

— Да ладно: не может быть!

— Отвечаю…

— А сколько выпил?

— Да весь пузырь и засосал…

— Ну…

Выяснялось, понятно, что шампанское было дрянным, да еще и сладким ко всему прочему: на «старые дрожжи» наложились новые, «газировка» усугубила проблему, количество (вместо бокала-двух — целая бутылка) тоже сыграло свою роль. Здесь бы и сделать вывод о том, что не только пить нужно в меру, а если уж не удалось, то хотя бы воздержаться от вопросов насчет опохмела на форуме, но нет: то, что бедняга едва не помер, никого ничему не научило. Даже то, что где-то неделю спустя сам бедняга рассказывал, как пришлось «Скорую» вызывать и как его насилу откачали, определив затем на больничную койку, пыла не убавляло: народ продолжал обмениваться рецептами, продолжал сетовать на маринованные огурцы, продолжал бравировать грядущими поездками на шашлыки, на рыбалку, на посиделки «в хорошей компании». Продолжал расписывать количество и качество.

— Вот: вчера мы выдули пять «Журавлей» по ноль семь и четыре «Охоты» по полтора, затем поссорились. А сегодня — три «Журавля» и без «Охоты». Помирились. Может, это пиво виновато?

— А конфетки не было? Ну, или сырка? Может, в них проблема?

— Что вы гоните? Пива теперь нет! Пиво было тогда: когда на пробке было «Срок годности пять дней»! И на этикетке были засечки. А теперь пива нет. Есть бурда и шмурдяк. А водка, самая лучшая, это — «Кустувка». Если ты — белорус!

— Вот тут согласен ваще! Кислятина одна. Вкус остался только у «Балтики 9». Раньше к Розенбауму в ресторацию ходил («Толстый фраер» зовется, на Думской, у Гостиного Двора) — «Жигулевского» попить. А щас и этого не стоит!

— Здрасьте все!

— О! Живой!

— На работе горю. А потом на рыбалке!

— Ура! Пошел дальше пить!

— У тебя фонтан во дворе?

— Трубопровод у него. От КиНа⁹². Прямой!

— Алкаши! Лишь бы глэкнуть

— Не ворчи

— А может, ему в ухо разика два?

— Что, стыдно стало?

— А по спине лопатой?

***

Почитаешь такое и останешься с убеждением, что форум «Балтики» был сборищем алкашей. Это, однако, не так. Пьяниц, конечно, на нем хватало, пьянство на нем не осуждали, выпивку обсуждали активно, но всё-таки настоящих алкоголиков на нем было немного. Даже приведенный выше диалог состоялся вовсе не между пропащими людьми, а людьми почтенными, в каком-то смысле — столпами общества, по крайней мере — между людьми, у которых в реальной жизни всё было сравнительно хорошо. И всё же сам факт того, что даже приличные, как принято говорить, люди пускались в подобные беседы, не смущаясь демонстрировать свою «разухабистость» и склонность к «простым житейским радостям», подливал масла в огонь, мешал установлению того, что было бы можно назвать защитным механизмом. Без этого механизма не только здоровое большинство позволяло себе такие вот вольности, но и явно больные люди чувствовали себя вольготно. Вольготность же такого рода как раз и оборачивалась скандалами вроде скандала с Беженцем, а заодно и еженедельными проказами Морозульки. В совокупности это всё порождало уязвимости, тем более опасные, что о них никто не задумывался. А ведь звоночки звенели, и было этих звоночков немало. Если бы кто-то дал себе труд прислушаться к ним, возможно, атака на форум и провалилась бы. Но все оставались глухи: те самые пороки, осуждать которые категорически запрещалось «кодексом чести» при явных этих пороков проявлениях, казались всем невинными и даже забавными шалостями, против которых никто не возражал, даже считая и модераторов, каждую пятницу трудившихся в поте лица и каждую пятницу старавшихся спихнуть с себя ответственность за баны морозулькиных клонов. При условии, что «разгулы» не вырождались в откровенную похабщину. Открытой опасности никто не видел даже тогда, когда не просто звонил звоночек, а вовсю громыхал пожарный колокол. Приведем пример такого «набата».

На протяжении нескольких лет во всех так называемых «хохлосрачах», то есть в жестких, порою жестоких словесных перепалках между россиянами и украинцами, неизменно принимал участие некто под ником «Зенит». Никакого отношения, как было бы можно подумать, к питерскому футбольному клубу этот человек не имел: «Зенит» было именем не футбольного клуба, а ракеты-носителя — «Зенит-3» или с каким-то подобным индексом. В общем, ракеты, созданной в Советском Союзе, но на Южмаше⁹³, Украина, и потому украинцами считавшейся «своей». Соответственно и «Зенит» как человек, а вернее как участник форума был не россиянином, а украинцем.

В отличие от некоторых совсем уж оголтелых украинских националистов, риторика которых сводилась исключительно к оскорблениям России и россиян, к уничижению российской истории, каковую историю эти националисты называли не иначе как ворованной, и к пустому, ни на чем вообще не основанному восхвалению Украины (вот они — ростки будущих «печенюшек» на Майдане и негроподобных прыжков под кричалки «Кто не скачет, тот москаль!») — в отличие от этих откровенных, прости, Господи, идиотов даже без намеков на зачатки головного мозга, Зенит был человеком неглупым, по-своему неплохо образованным и, в целом, на конфликты — вообще на жесткую конфронтацию с россиянами — не настроенным. Однако патриотизма ему было не занимать, и этот его патриотизм, разумеется, был патриотизмом украинца, а вовсе не абстрактного «советского человека». Несмотря на то, что родился Зенит именно в СССР, своей родиной он считал Украину, а Украину считал не частью единой страны, как бы эта страна ни называлась — Советским Союзом, Российской империей, просто Россией, — а чем-то совершенно особенным, чтобы не сказать обособленным. История Украины представлялась ему смешением бесконечных унижений со стороны пресловутого «Старшего брата» и великой борьбы свободолюбивых украинцев за самоопределение. Старший брат, конечно, в такой интерпретации выглядел коварным захватчиком и эксплуататором, а украинцы — нацией людей, чей потенциал искусственно сдерживался: в угоду имперских амбиций «брата». Как видим, взгляды Зенита основывались на той же националистической пропаганде, которая лежала и в основе риторики будущих майданных скакунов, однако в отличие от них, Зенит свою позицию выражал не прыжками, не кричалками, не оскорблениями, а тем, что спокойно, с достоинством — без всякого преувеличения, — аргументированно рассказывал о достижениях украинской технической мысли, украинской промышленности, украинских таланта и гения. В чем-то его рассказы действительности не соответствовали, в чем-то, напротив, являлись чистой правдой, но в обоих случаях они были искренними, а искренность вкупе с достоинством, исключавшим всякую унизительную для оппонентов трескотню, вызывала уважение. Зенит, таким образом, был одним из немногих украинцев-националистов, которых российские участники форума принимали не в штыки, а с интересом. Национализм Зенита настолько походил на их собственный национализм — быть может, ограниченный, но без дурных намерений, — что, глядя на этих оппонентов со стороны, невозможно было удержаться от ласковой усмешки: братья братьями, даром что от родства пытаются откреститься!

Зенит никогда не скатывался на «кацапов». Никогда не утверждал превосходство «истинно славянского народа — украинцев» над «дикой смесью угро-финно-монголов», так же как его прямые оппоненты — «нормальные» российские националисты — никогда не скатывались на «укропитеков» и на утверждения не славянского, а тюркского происхождения украинского народа. Зенит не оперировал «стосорокатысячной историй» Украины, не опускался до признания Христа и Будды украинцами, сам охотно посмеивался над дикими опусами тех из своих соотечественников, которые в украинском языке находили корни некоего языка с Венеры, откровенно потешался над братом Ющенко, издавшим книжку, полную утверждений, что все народы Земли так или иначе происходят от украинцев. От русских или россиян, то есть от России во всей ее совокупности Зенит просил одного: оставить Украину в покое, ибо в присмотре со стороны «Старшего Брата» ни Украина, ни украинцы не нуждаются. Украины-де, как, понятно, и украинцы — не просто вот уже как два десятилетия с лишним самостоятельное государство и самостоятельный народ, но и государство и народ, обладающие достаточным потенциалом для независимого от России процветания.

Естественным следствием таких утверждений были ссылки. Множество ссылок. Море ссылок. Ссылки для Зенита вообще являлись чем-то вроде конька: он оседлал их так же, как какой-нибудь его предок мог седлать лошадей, выбирая одну за другой из огромного, пасущегося в бескрайней степи, табуна. Каждая из ссылок демонстрировала новейшие достижения Украины, никак, по мнению Зенита, с Россией не связанные. Даже, пожалуй, наоборот: появившиеся на свет вопреки усилиям России сдержать экономический и уж тем паче творческий потенциалы Украины.

При ближайшем рассмотрении многие, как мы уже говорили, достижения оказывались бутафорией, пылью в глаза. По ссылкам на них всё выглядело красочно и достойно, но даже мало-мальски серьезной проверки они не выдерживали. Например, достижения КрАЗа — некогда очень известного производителя грузовой техники, в годы украинской независимости скатившегося с уровня производства в двадцать-тридцать тысяч автомобилей в год до уровня от нескольких сотен штук до тысячи с небольшим в периоды наивысших пиков. Зенит давал ссылки на новые модели, на участие завода во всевозможных выставках, на фотографии из Ирака⁹⁴, на всевозможные правительственные указы, присуждавшие заводу не менее всевозможные громкие награды и звания, на публикации в специализированной прессе, признававшей КрАЗ одним из самых динамичных предприятий Украины: предприятием с поразительно светлым будущим и отсутствием каких-либо проблем. Но любая проверка тут же показывала полную несостоятельность всей этой бравады, потому что уже единственный факт сокращения производства в тридцать примерно раз — как прямое следствие обретения Украиной независимости — опровергал абсолютно всё. Правительство Украины могло давать заводу какие угодно награды, а специализированная украинская пресса могла сколько угодно называть его «самым динамичным предприятием», но реальность от этого лучше не становилась. Игнорируя другие «инстанции», не глядя на пышные правительственные награды, отбрасывая в сторону рюшечки и завитушки специализированной прессы, оппоненты шли прямиком на официальный сайт завода и вытаскивали на свет Божий его финансовую отчетность. После чего разражались смехом. Причем, выкладывая всё по справедливости, смехом не столько злорадным, сколько попросту смехом — искренним, веселым: более причудливых и, вместе с тем, забавных «финансовых отчетов» видеть оппонентам не доводилось. Так, например, то ли потому что в независимой Украине действительно приняли такую невероятную форму отчетности, то ли потому что сам завод посчитал, что так будет «красивше», под чистым доходом в отчете подразумевалась выручка от реализации произведенной продукции минус налоги, но без учета затрат на собственно производство. В отчете так и было, строчка за строчкой: валовый доход, акцизные выплаты, чистый доход… себестоимость, чистая прибыль. Один из оппонентов даже не поленился и, скопировав отчет в качестве картинки, выложил его на форум. На всеобщее, так сказать, осмотрение и всеобщее осмеяние. Но в первую очередь, конечно, просто как демонстрацию того, что победные реляции и действительность далеко не всегда идут рука об руку. Вот как выглядела эта картинка:

Чистый доход в 677 с лишком миллионов гривен, указанный в первых строчках отчета и в строчке последней превратившийся в чистый убыток в размере ста семидесяти семи миллионов гривен, действительно вызвал всеобщий гомерический хохот. Не смеялся только Зенит: он был настоящий боец и так сразу никогда не сдавался.

— Да, — ответил он оппонентам, — но, — уже, как выяснилось чуточку позже, цитируя официальный сайт завода, — трудно представить, что в советское время КрАЗ выпускал всего четыре модели. Потому что сейчас их более тридцати, а общее количество модификаций достигает двухсот! Это ли не свидетельство развития?

— Свидетельство развития любого промышленного предприятия, — ответили Зениту, — заключается не в том, чтобы множить модели разными и при этом закупаемыми в Китае кабинами, а в том, сколько денег оно приносит. Мы видим, что денег КрАЗ не приносит от слова «вообще». Ровно наоборот: мы видим, что КрАЗ, существуя только за счет кредитов, по факту является банкротом. Это не развитие. Это — регресс. Это демонстрация не гения украинской государственности, а ее неспособности выйти хотя бы на безубыточный уровень. Это — позор, а не повод для похвальбы. Пожалуйста, впредь не давайте подобных ссылок!

***

Но Зенит действительно был бойцом. Любой другой на его месте в ответ на такие нападки разразился бы спичем о российских промышленных предприятиях, далеко не все из которых чувствовали себя лучше того же КрАЗа. Взять хотя бы пресловутый Волжский автомобильный завод, в просторечии называемый АвтоВАЗом. За годы, прошедшие после развала СССР, этот завод не только потерял львиную часть своей рыночной доли в России, не только практически ушел со всех экспортных рынков, не только сократил производство, но и, подобно КрАЗу, наращивая количество моделей, превратился в фактического банкрота, неспособного выживать без государственной поддержки. Даже вхождение в альянс с корпорацией Рено-Ниссан не избавило его от необходимости быть пылесосом, вытягивающим из государственного бюджета (то есть из карманов добросовестных налогоплательщиков) миллиарды и миллиарды рублей. Рассуждая с позиции оппонентов Зенита, если показателем развития промышленного предприятия является его доходность, ВАЗ не просто свалился в бездну: он, достигнув дна этой бездны, практически расшибся в лепешку!

Зенит, однако, такими примитивными путями не хаживал. Отстаивая свою точку зрения, он обратился к другим аргументам. Особенно любопытным выглядел вот какой:

— Возможно, — написал Зенит в одном из своих сообщений, — китайские кабины — не самое лучшее, что можно придумать. Не буду спорить. Но давайте поговорим о прошлом и о перспективе. Что досталось КрАЗу в наследство от СССР? Деревянная кабина, поставленная на одно-единственное шасси: это — прошлое. Да, с такими кабинами и на этом шасси в год могло выпускаться до тридцати тысяч грузовиков четырех моделей, но какова была их репутация? Уверен, на форуме найдется немало людей, работавших при Союзе водителями. Уверен, что все эти люди, если только они имели возможность поездить на КрАЗах, от одного воспоминания о них будут плеваться: более неудобной машины в СССР просто не существовало! И не только более неудобной, но и более опасной, ведь тогдашний КрАЗ со своей деревянной кабиной, намертво поставленной на мощную раму, не соответствовал принятым даже тогда нормам пассивной безопасности! То, что его вообще выпускали на дороги, больше говорит о наплевательском отношении к людям со стороны тогдашнего режима, нежели о том, что КрАЗ действительно пользовался спросом и популярностью. Вспомним о системе заказов и о системе распределения техники по «народным хозяйствам»: негодную по большому счету технику элементарно всучивали — силком, без возможности от нее отказаться — тем из несчастных, кому не повезло иметь хорошего, пробивного снабженца. На протяжении сорока лет завод выпускал машины, конструкция которых восходит к довоенному⁹⁵ времени: к ярославским грузовикам «двухсотой» серии. Только вдумайтесь: вот этакую древность на КрАЗе выпускали целых сорок лет! А если посмотреть еще глубже, то ведь и тот грузовик, ярославский, не был спроектирован с чистого листа: его собственная конструкция основывалась на инженерных решениях, привычных еще для тридцатых годов двадцатого века! Стоит ли удивляться, что завод, выпускавший такое вплоть до развала СССР, пользовался в среде хозяйственников далеко — и это мягко говоря — не лучшей репутацией? Кому могли понравиться перекашивавшиеся после первого же дождя кабины? Кому могло понравиться работать на машине, в кабине которой постоянно царили холод и сырость? В кабине которой было столько щелей, что сквозняки быстро превращали водителей в замученных ревматизмами бедолаг? Вы говорите о том, что «Старший Брат» снабдил Украину развитой промышленностью, но разве пример КрАЗа не свидетельствует об обратном? Разве этот пример не свидетельствует о том, что «Старший Брат» просто спихнул в Украину старье, заставив производить это старье без надежды на какое-то иное будущее? Но хорошо: не будем говорить о том, что могло бы быть, если бы Украина еще тогда обрела независимость. Не будем говорить о тогдашней возможной участи КрАЗа: в конце концов, история действительно не знает сослагательного наклонения, и всякий, кто бьет себя пяткой в грудь, ссылаясь на упущенные возможности, впустую сотрясает воздух. Давайте посмотрим на совсем недавнее прошлое и настоящее. Союз развалился. Не стало принудиловки распределения продукции. Само собой разумеется, что в таких условиях КрАЗ со своей архаикой под видом грузовиков был обречен: производство разом упало практически в тридцать раз. А потом — еще. И еще. И еще. Доходило до того, что завод вообще останавливался, не имея заказов. И это было, положа руку на сердце, нормально: а как иначе? Если нет конкурентной продукции, будь любезен сосать лапу! И всё-таки завод выжил. Мало-помалу на нем стали осваивать новые модели. Мало-помалу — в условиях, заметьте, полного безденежья — довели продукцию до уровня, который стал востребованным. Пусть и не в количестве тридцати тысяч ежегодно, но даже тысяча грузовиков при таких предпосылках — немалое достижение. Эта тысяча — свидетельство того, что нашлись покупатели, поверившие в завод и его возможности. Новые покупатели. Покупатели, которых никто ни к чему не принуждал. Покупатели, сделавшие осознанный выбор в пользу новинок от КрАЗа при наличии на рынке множества машин от других производителей: со схожими характеристиками и с куда как лучшей, заработанной годами, репутацией. О чем это говорит? Правильно: о том, что завод действительно начал развиваться. Но для развития, как ни крути, требуются деньги. Отсюда — кредиты. И вот уже факт кредитов — не факт бессмысленной поддержки, не факт банкротства, а факт доверия. Долгосрочные кредиты, выданные КрАЗу — факт веры в правильно взятое заводом направление. Вы смеетесь над тем, что завод не показывает прибыль, точнее — пока еще не вышел на прибыль. Смеетесь над отчетами, в которых якобы чистый доход оборачивается чистым убытком. Но разве в таких условиях это что-то уникальное? Сколько времени нужно на то, чтобы очухаться от тяжелого советского наследия: от никудышной репутации, от без малого столетней давности конструкций, даже от образа мышления, согласно которому можно не дергаться, потому что «Большой Брат» всё равно найдет, куда пристроить никому ненужную продукцию? Давайте сравним положение оказавшегося на вольных хлебах КрАЗа с положением любого другого освободившегося от советского прошлого завода. Вот — чехи. Их быстренько взяли под свое крыло немцы, снабдив и технологиями, и рынками сбыта. Вот венгры: аналогично, с поправкой разве что не только на немцев, но и на японцев с корейцами. А кто-нибудь взял под свое крыло КрАЗ? Нет. КрАЗу пришлось бороться самостоятельно. Поэтому неверно думать, что его результаты пло́хи. Правильно думать, что при таких посылках его результаты впечатляют. Попробуйте это опровергнуть!

***

В доводах Зенита было немало уязвимых мест, но главное, в них просматривалось свойственное современным украинцам раздвоение сознания: с одной стороны, Зенит гордился самостоятельными достижениями отечественного производителя, но с другой, сетовал на отсутствие сладкой европейской халявы. Чехам повезло, венграм повезло: им не пришлось и пальцем о палец ударить ради того, чтобы их отсталые производства превратились в передовые! А украинцам не повезло: украинские предприятия оказались в положении, когда мечтать о халяве не приходилось. Придраться к доводам Зенита было несложно, но, тем не менее, по-настоящему придираться к ним никто не стал. Говоря, конечно, о «нормальных российских националистах» — фактических побратимах Зенита, — а не о тех безумцах, которые, подобно безумцам украинским, не шли дальше «укропитеков» и насмешек над «пiдводним човном у степах Окраины». Пылкая речь Зенита была воспринята снисходительно, с оговорками, но дружелюбно.

Срачи были ежедневными, Зенит день за днем принимал в них самое активное участие, но так как это участие сводилось к таким вот, как мы показали выше, примерам, этот человек заслужил репутацию адекватного, что было совсем немало. На фоне-то напрочь неадекватных сравшихся, причем как с той, так и с другой сторон. Разве что был у Зенита пунктик, делавший его — как бы это сказать? — занудой. Да, именно так: невыносимым, если отбросить в сторону снисходительность, занудой. Его примеры никогда не менялись. Сколько ни проходило времени, они оставались всё теми же. Покрывались пылью, но Зенит раз за разом всё их же выволакивал на свет Божий и демонстрировал в качестве процветания Украины. Или ее упорного движения в сторону светлого будущего.

Особенно он любил напирать на космические программы Незалежной. Если в программах прочих отраслей промышленности его примеры не только попахивали нафталином, но и выглядели достаточно спорно, то космические программы смотрелись совсем уж… одиозно. Тут не помогали не снисходительность, ни дружелюбие, ни заработанная репутация адекватного. Народ, глядя на эти примеры покатывался со смеху, тыкал пальцами в явные несуразицы, указывал на невозможность их реализации не то что без участия России, но и с Россией-то — не всегда: такими — да — были эти с позволения сказать программы. А еще Зенит обожал указывать на то, что собственно российские космические программы в принципе не могут считаться самостоятельности. Мол, убери из них украинскую составляющую, и от российских космических программа не останется даже гулькиного носа. Потому как, — на голубом глазу утверждал Зенит, — всё вообще, что используется Россией «в космосе» и «для космоса» суть не более чем творения украинских ученых и украинской промышленности.

Ясное дело, такие заявления, да еще и повторяемые с занудным упрямством, никому понравиться не могли. Бог с ним, с КрАЗом, равно как и Бог бы с какими-нибудь ЗАЗом, Мелитопольским заводом и прочими предприятиями, выпускавшими кто автобусы, кто автомобили, кто тепловозы или тележки для грузовых и пассажирских вагонов. Но космическая отрасль всегда была особенной гордостью россиян: наезжать на нее значило не больше и не меньше, как наезжать на саму российскую государственность. По крайней мере, в глазах непосредственно россиян, включая даже и таких, которых никто не назвал бы ультрапатриотами или людьми, склонными к преувеличениям достижений России. Даже таких, которые не только видели многочисленные провалы России в космической отрасли за последние годы, но и говорили об этом — никого и ничего не стесняясь. Но ведь и говорили-то они об этом с горечью, с досадой, с обидой на то, что руководство страны настолько инфантильно в важнейших вопросах государственности, что даже неспособно навести порядок при наличии явно ответственных за беспорядок и провалы!

Зенит, раз за разом нападая на российскую космическую промышленность, а вернее, раз за разом демонстрируя превосходство украинской космической промышленность, что как раз и можно было расценивать в качестве нападок на российскую — сравнение-то шло не в пользу, а в ущерб, — Зенит, поступая так, создавал атмосферу нездорового ажиотажа, приводившего к тому, что его, одного из немногих, кого считали адекватным, начинали гонять по форуму с таким же остервенением, как и каких-нибудь отмороженных националистов. Типичный пример таких «событий» выглядел примерно так:

Зенит:

— Если бы наши ракеты целиком собирались у нас и нами же подготавливались к полетам, не было бы очередного крушения. Невозможно представить, чтобы на нашем заводе блок управления установили вверх ногами! Вот что вы за народ такой, россияне? И нам не даете нормально заработать, забирая у нас ракеты в недособранном виде, и сами при этом не можете справиться с нормальной досборкой! Шесть спутников коту под хвост. Миллионы долларов на ветер. А в какую сумму оценить потерю драгоценного времени?

Кто-нибудь:

— Эй, чувак, ты ничего не попутал? Какая такая ваша ракета?

Зенит:

— Так ведь ракеты производятся у нас на Южмаше. Мы их и разработали!

Кто-нибудь:

— У тебя с головой всё в порядке? Южмаш был построен при СССР, а его главными конструкторами⁹⁶ были русские!

Зенит:

— Украинские академики!

Кто-нибудь:

— Ага, Янгель, родившийся в Иркутске, и Уткин, родившийся под Рязанью! Причем один учился в Москве, а другой — в Ленинграде!

— Но все их достижения неразрывно связаны с Украиной!

Кто-нибудь:

— Мать-перемать….

В другой раз (в другой в том смысле, что шедшие по кругу примеры в очередной раз замкнули круг) могло быть так:

— Современную космическую отрасль невозможно представить без двух основополагающих вещей, и обе эти вещи — украинские. Первая — амбициозный и уже показавший всю свою значимость проект «Морской старт», целиком и полностью основанный на украинских технологиях, вторая — отказ Соединенных Штатов от собственной программы по выпуску ракет-носителей в пользу украинских ракетных движков. Трудно переоценить значение обоих явлений. Оба они — в своей совокупности — выводят Украину на лидирующие позиции в мире как воистину космическую державу, равной которой на сегодня, пожалуй, нет!

Читатель понимает, какая немедленно поднималась буря, особенно учитывая то, что, во-первых, программа «Морской старт» изначально являлась совместным детищем России и США, к участию в котором Украину привлекли «по старой дружбе», совершив при этом важную стратегическую ошибку: спланировали всё так, что ракеты «Зенит» украинского производства стали основными для пусков. Во-вторых, как утверждали злые языки, именно эта ошибка стала одной из фатальных для всего проекта: участие Украины привело к такому количеству непредсказуемых вещей, что дело закончилось натуральной катастрофой. Наконец (возвращаясь к движкам), если чьи-то ракетный двигатели США и решили покупать, то уж точно не украинские, а российские. На фоне фактов заявления Зенита выглядели настолько дико, что вроде бы вот оно — самое время лишиться дара речи. Но реакция участников форума оказывалась ровно противоположной: начинался настоящий скандал! И что самое поразительное, Зенит и при таких нелепицах собственного изготовления ухитрялся биться «на совесть»: сыпал аргументами, давал ссылки на сайт компаний и разработчиков, с такой убежденностью наводил тень на плетень, что людям, малознакомым с предметом спора, этого было бы достаточно для того, чтобы уйти убежденными: да, «Морской старт» и ракетные двигатели, поставляемые США — не российские, а украинские проекты, начинания и достижения!

Наконец, космодром в дебрях каких-то джунглей. Из всех «новостей», которыми Зенит оперировал изо дня в день, эта, о космодроме, внезапно и к удивлению всех оказалась даже не просто свежей, а с пылу с жару: свежачком — свежее не бывает! Она грянула из уст Зенита так, что вот теперь-то все и вправду онемели. А Зенит, обнаружив это, погнал как колесничий, перед которым замаячил последний поворот перед победной прямой:

— Стоит ли говорить, — Зенит позволил себе начать с довольно ехидного смайлика, но мы этот смайлик опустим, — что наличие собственных удобных космодромов является определяющим фактором в успешной конкуренции на рынке космических услуг? Лишь те страны, у которых такие космодромы есть, способны предлагать выгодные условия для вывода на орбиту коммерческих и прочих грузов, а также осуществлять пилотируемые полеты… да хоть к той же МКС. Или в рамках «Лунной программы», о которой недавно говорили в НАСА, как о важном приоритете на ближайшие годы. Или в рамках полетов к Марсу. К Марсу, впрочем, не только пилотируемые, но и беспилотные, однако, сама грандиозность замыслов такого рода невозможна без наличия у человечества надежного, удобно расположенного, способного к выводу за пределы Земли объектов с солидной полезной нагрузкой космодрома. Полагаю, никто не будет спорить с тем, что расположенный в Казахстане и арендуемый Россией Байконур — не самое удачное место как в силу своего местоположения, далекого от экватора, так и в силу политических факторов, любой из который в одно мгновение может перечеркнуть всю российскую программу космических запусков. Полагаю, никто не будет спорить и с тем, что космодром в Плесецке — еще менее привлекательная величина, пусть и лишенная политических рисков. А уж что говорить о «Восточном»! Вообще, как это очевидно для всех, абсурдное строительство, вызванное исключительно политическими соображениями и не имеющее никакой реальной перспективы. И вот на этом-то фоне мы, Украина, начали строительство собственного космодрома в самом выгодном месте. А это значит, что уже в ближайшем будущем мы перехватим у России все заказы. И на вывод грузов к МКС. И на пилотируемые полеты к ней же. И на запуски коммерческих спутников. И ведь главное — у нас теперь для этого есть абсолютно всё, и никто, даже Россия, не сможет нам в этом помешать.

— Поймите меня правильно, — несколько минут спустя дополнил свое сообщение Зенит, я не злорадствую, нет. Но это — естественный ход вещей, к которому привела в том числе и ваша, российская, политика в отношении Украины. Нам, имея настолько ненадежного партнера, просто пришлось взяться за ум и подготовить почву для полного отказа от сотрудничества с Россией в космическом «направлении». Как только наш космодром будет готов, мы окажемся полностью независимыми от ваших капризов и сможем развиваться как никогда!

На форуме долго царило гробовое молчание. Прежде всего, конечно, народ переваривал саму новость — о строительстве космодрома. Очевидно, многие полезли «за справками» в различные источники, но «справки» для спорщиков с российской стороны оказывались неутешительными: Зенит сообщил истинную правду. Украина действительно заключила соглашение на строительство и дальнейшую эксплуатацию выгодно расположенного близ экватора космодрома. Бразильские власти — вторая сторона соглашения — каким-то неведомом образом поддались на уговоры украинского правительства и предпочли именно эту страну многим другим странам: и с большим опытом в подобного рода начинаниях, и с большей ответственностью, и с положением в экономике куда как лучшим, чтобы участвовать в столь масштабных делах. Украина ухитрилась обскакать всех!

Далее, вероятно, пошли сравнения потенциальных выгод и невыгод: между Плесецком, Байконуром, Восточным и планировавшимся к строительству космодрома «Алькантара». Скорее всего, участники форума не забыли сравнить и с такими «площадками», как мыс Канаверал и Куру — в США и во Французской Гвиане соответственно.

Но потом всех прорвало. Возмущенные сообщения посыпались одно за другим. Некоторые не несли в себе никакой содержательной нагрузки, скатываясь на элементарную матерщину: такие сообщения набежавшие в тему модераторы немедленно удаляли. Другие справедливо упрекали Зенита в предвзятости: откуда он взял, что Россия — ненадежный партнер, и откуда он взял, что сотрудничество с Россией как-то сдерживало развитие Украины в качестве аэрокосмической державы, если как раз российские заказы на те или иные компоненты аэрокосмической техники вообще позволяли Украине существовать в таком статусе? Разве не Россия обеспечивала Украину постоянным потоком заказов — как никакое другое государство в мире? И разве не Россия является в этой истории пострадавшей стороной? Ведь, как ни крути, отдавая заказы Украине, Россия в ущерб собственной аэрокосмической отрасли отказалась от работ над аналогами, хотя сделать это могла бы как два пальца — то ли об асфальт, то ли обмочить?

Была и третья категория возмущенных сообщений. Авторы этих крутили пальцами у виска (ставили соответствующие смайлики) и приводили данные об эксплуатационных характеристиках различных космодромов, указывая, в частности, на то, что вовсе даже не Байконур, а Плесецк — крупнейшая в мире стартовая площадка, если говорить о количестве произведенных и производимых запусков. Мол, вплоть до девяностых годов двадцатого столетия именно Плесецк обеспечивал до сорока процентов всех космических запусков в мире и только в девяностые уступил пальму первенства Байконуру, да и то несильно: единственно, что в твоем, Зенит, сообщении верно (писали авторы таких сообщений) — это политическая ситуация с Казахстаном, который уже не раз блокировал запуски российских ракет. Конечно, терпеть такое положение Россия не намерена, но, тем не менее, вплоть до истечения срока аренды Байконура в 2050 году будет продолжать эксплуатировать его и, стало быть, поддерживать. А вот после — дудки. Вот после-то что Плесецк снова заработает на полную катушку, что новенький «Восточный», и оба они, как бы многим ни хотелось обратного, по-прежнему будут обеспечивать превосходство России по количеству запусков. Ни у какой другой страны нет подобных заделов на будущее, какие есть у России. Никакая другая страна ни в какой обозримой (и даже в необозримой) перспективе не сравнится с Россией в том, что касается космических программ: их реализованности, их востребованности, их вообще не фантасмагоричности, а близости к науке!

Наконец, четвертые — этих скорее можно было отнести к категории провидцев или гадателей на кофейной гуще — обрушились на саму идею строительства Украиной собственного космодрома в бразильских джунглях. Авторы таких сообщений никакими фактами не оперировали, но от этого не выглядели менее убедительными, что вообще-то — штука довольно необычная. Это как если бы оратор, обращаясь к широкой публике, принялся рассказывать байки и анекдоты, считая, что именно байки и анекдоты — лучшее доказательство возможности или невозможности чего-либо. И это как если бы такому оратору более чем удалось задуманное!

Авторы таких сообщений, гуляя на грани фола и потому находясь под пристальным вниманием со стороны модераторов, пустились в рассуждения о том, насколько вообще реалистично выглядит такой проект, коль скоро он задуман Украиной. Разве, — рассуждали они, — это не Украина уже не раз и не два являла миру свою недееспособность в том, что касается масштабных проектов? И разве это не Украина уже не раз и не два, затевая что-то, оказывалась опозоренной на весь мир? Взять хотя бы постоянные стенания украинских властей о газовой зависимости: к чему всё это привело? К строительству давно обещанного терминала по разжижению газа в Одесском порту? Нет: это привело к скандальному на весь мир подписанию договору с каким-то аферистом, оказавшимся не то лыжником, не то сноубордистом, но уж точно не человеком, в чьих полномочиях было подписывать такие соглашения! Или вот: в прессе появилось, а на форумах активно обсуждалась новость, что Украина-де разработала и приняла заказы на постройку крупнейших в мире десантных судов на воздушной подушке. Каково же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что в действительности речь шла — ни больше, ни меньше — о ворованном российском проекте 12322 «Зубр», корабли которого некоторое время производились на предприятии «Море» (Украина)⁹⁷, но после распада СССР производиться на нем не могли в силу наложенного Россией запрета? Как назвать эту аферу — вопрос второй. Но для начала давайте попробуем дать характеристику непосредственно заявлению о разработке Украиной самого большого в мире десантного корабля на воздушной подушке? Это что такое, если не откровенные вранье и очковтирательство?

Чего же, — наседали авторы, — ожидать от строительства космодрома, в каковом строительстве у Украины нет вообще никакого опыта? На что надеялись первые лица государства, втирая очки бразильцам и подталкивая тех к подписанию соответствующих бумаг? Ладно бразильцы — неискушенные люди. Бразильцы могут верить в то, что Украина и вправду построит космодром. Но неужели в это верит хоть кто-кто на самой Украине?

Как показало будущее, наседавшие на Зенита авторы такого рода сообщений в своих предположениях оказались правы: никакого космодрома Украина не построила, а когда события на самой Украине приняли самый тревожный оборот, в итоге вылившийся в антиконституционный переворот нацистского толка, Бразилия решительно разорвала подписанное ею соглашение. Но тогда, конечно, никому и в голову не могло прийти, что через каких-то два-три года Украина погрязнет в кровавом хаосе полного беззакония. Никому и в голову не могу прийти, что Украина из государства просто не слишком стойкого в плане взятых на себя обязательств, из государства, пораженного болезненным стремлением к халяве, превратится в полыхающую язву на теле Европы — в зловонный гнойник неофашизма и неонацизма: прорвавшийся и утопивший в собственных извержениях не только украинский народ, но добрую половину мира.

Иногда будущее можно предвидеть. Иногда — провидеть, что кажется наиболее странным если учесть, что провидцы в сознании масс сродни шарлатанам. Но чаще всего то будущее, которое рисует нам наше воображение так и не наступает: оно — порою к счастью, порой к несчастью — оказывается чем-то вроде альтернативной вселенной. Частота несбывшихся прогнозов такова, что люди здравомыслящие, сталкиваясь с очередным из них, качают головами. Если же какие-то особенно мрачные прогнозы затрагивают будущее этих самых здравомыслящих людей, то они, здравомыслящие люди, перестав пожимать плечами, дают фантазерам отпор. Оперируя (как им кажется) логикой и фактами, они показывают невозможность развития событий по такому сценарию.

Но если прогноз касается тех, чье здравомыслие… гм… sub judice⁹⁸? Как, например, того же Зенита, который пусть и снискал репутацию человека здравомыслящего, но только на фоне своих совсем уж оголтелых соотечественников? Тогда неминуемо происходит взрыв. Если начать обрисовывать самое мрачное будущее такому человеку, такой человек выходит из себя. Вышел из себя и Зенит.

Нельзя сказать, что будущее, показанное ему российскими участниками форума, совсем уж выходило за рамки приличия. Оно, говоря по правде, и близко не соответствовало тому кошмару, который приключился буквально через пару лет. Оно ограничивалось всякой ерундой или, если угодно, тем, что ныне любой из нас, включая и Зенита, счел бы ерундой. Тем не менее, оно было неприятным, а его лейтмотив — «научитесь принимать решения без колотушек в бочки на Майдане» — оказался слишком болезненным. Как противник всяких насильственных действий в отношении кого бы то ни было и уж тем более в отношении собственной страны; как человек, благополучие своей страны видевший в укоренении демократических процедур смены власти; как человек, считавший, что революция — не эволюция и даже не путь к переменам (в хорошем смысле), а путь в никуда или прямая дорога в пропасть, как такой человек, Зенит очень болезненно воспринимал напоминания об однажды уже совершившемся в его стране сомнительном действии. И уж тем более не мог спокойно принимать намеки на то, что такие действия способны войти в привычку и — вместо нормальных демократических процедур — определять векторы развития страны, ставить страну в зависимость от себя и своих последствий.

Едва Зениту было обрисовано, как его сограждане колотят в бочки, вместо того чтобы строить космодром, он вспыхнул:

— Клоуны! — вырвалось из него по адресу оппонентов. — Украина обязательно построит космодром! И уж тогда-то…

— Что? Что тогда?

— *уй мы вас, кацапов проклятых, пустим на этот космодром!

***

Когда Зенит позволил себе такое, в теме одновременно находились пять модераторов. Явление — одновременное присутствие в теме такого количества модераторов — чрезвычайно редкое. Похоже, тема зацепила каждого из них, вот они и тусовались в ней, наблюдая за схваткой.

Присутствие модераторов было явным: никто из них не скрывался. Были Кавия, был Погонщик, был Батька, была припозднившаяся (или рано вставшая?) Мама-Кошка, был Йорик. Первым отреагировал Батька, удалив матерное слово и вынеся предупреждение: мол, матом ругаться нельзя. Второй отреагировала Мама-Кошка, удалив «кацапов» и вынеся предупреждение: мол, «кацапы» — это тоже нельзя. Третьим отреагировал Погонщик, ничего удалять не ставший, но написавший «поверх» сообщения Зенита: «Еще одна такая выходка, и будет бан!» Четвертой отреагировала Кавия, взявшая сообщение Зенита в цитату и, как ответ, написавшая собственное: «Не ожидала от вас такого. А выглядели приличным человеком!» Наконец, отреагировал и Йорик, но не в теме Зенита, а в закрытом — «модераторском» — разделе.

— Дамы, господа, — написал Йорик в закрытом разделе, — давайте отнесемся к Зениту снисходительно. По сути, его спровоцировали, а так-то он — человек нормальный. Все это знают. Раньше его никогда не замечали на выходках националистического толка. Да и матом он раньше никогда не ругался. Будем считать, что это срыв. С кем не случается?

Обсуждать предложение Йорика никто не стал, ограничившись короткими ответами в духе того, что, мол, знали бы Зенита как скверного человека, забанили бы сразу. А так — снисходительность уже налицо. Чего же еще обсуждать?

— Но, — настаивал Йорик, — тема по-прежнему открыта, народ в ней пишет, причем, обратите внимание, пишет всякие гадости. Формально правил они нарушают, поэтому забанить за них невозможно, но ведь они провоцируют только что сорвавшегося Зенита на новые срывы! Не удивлюсь, если через сообщение-два он снова выдаст что-нибудь вроде «кацапов» и матерщины. А то и похлеще. Я призываю сделать так, чтобы страсти немного улеглись. Развести оппонентов по углам. Дать Зениту время остыть от навалившихся на него эмоций.

— Да? И как ты это предлагаешь?

— Давайте закроем тему хотя бы на несколько часов. Повесим на нее замок. У нас же есть такая возможность!

Кавия:

— Только формально.

— В смысле?

Мама-Кошка:

— Анжольрас запретил модераторам трогать темы в новостном разделе. Техническая возможность закрыть у нас имеется, но пользоваться ею мы не имеем права. Закроем, будет скандал.

— Но ведь это абсурд! На общее же благо!

Батька:

— На общее благо побеседуй с Зенитом в личке.

Погонщик:

— Я тоже ему напишу. Слетел мужик с катушек, бывает.

На том и порешили.

***

На первый раз «уладить недоразумение» удалось. Зенит выслушал доводы Погонщика и Йорика и вроде бы как успокоился. Да и чего беситься было, зная-то особенность форума и его участников? Форума — свободного практически для всех. Участников — людей, склонных не только к «доброму, разумному, вечному», но и к злому, при том что зло, как известно, так же претендует на вечность, как и доброта, а потому настолько же неискоренимо? Разве что Зенит подивился этакой формулировке — «неискоренимость доброты», но так как автором ее явился Йорик, вообще склонный к самому причудливому словоблудию и временами казавшийся малость не в себе, Зенит махнул на нее рукой и успокоился. Он даже с пониманием отнесся к просьбе воздержаться на день-другой от участия в данной конкретной — по поводу космодрома — дискуссии: бан-де на него никто не налагает, но лучше ничего не писать. Неизвестно, чем это может закончиться. Вернее, известно, что ничем хорошим закончиться не может, а вот насколько плохо может закончиться — загадка. Лучше не искушать судьбу.

Зенит, и вправду будучи человеком — не чета оголтелым зомби, с предложенным компромиссом согласился легко. Он действительно на целый день исчез из темы о космодроме. И хотя в других темах он всё-таки пару раз отметился, но там его появление с обычным для него занудством в замшелых фактах такого ажиотажа, как в теме о космодроме, не вызвало. Можно сказать, день завершился благополучно, а под конец этого дня — уже ближе к ночи — кто-то из модераторов и вовсе удалил злополучное сообщение. Побоялся, что его увидит Анжольрас и примет к нарушителю собственные, куда как более крутые, меры. Страх, в общем-то, беспочвенный: Анжольрас, прочитав дискуссию в закрытом разделе, вряд ли стал бы предпринимать что-то еще. Тем более, что сам факт удаления скрыть было нельзя: удаленные сообщения попадали в «помойку» — невидимую для «рядовых» участников форума, но доступную самим модераторам и Администрации. Некоторые модераторы, начиная свой день на форуме, первым делом как раз и шли на эту «помойку» — оценить произошедшее на форуме в их отсутствие. Так же поступал и Анжольрас. Но кто-то перестраховался, сообщение удалил… да и Бог бы с ним: за побуждения из лучших чувств на форуме не судили.

Анжольрас действительно не стал ничего предпринимать. Прочитав дискуссию, он оставил в ней собственное мнение, сводившееся к тому, что, с одной стороны, модераторы проявили вполне похвальную терпимость к явной жертве агрессии, а с другой — могли бы действовать и пожестче: в отношении провокаторов. Что же до закрытия тем в новостном разделе, то Анжольрас подтвердил: ничего закрывать не нужно. Закрытие тем в новостном разделе — прерогатива исключительно Администрации.

На первый взгляд, совокупность этих решений могла показаться приемлемыми действиями, направленными на пользу форума. Однако уже вскоре выяснилось, что все они, решения эти, были ошибочными. «Похвальная терпимость», отсутствие «мер пожестче» в отношении провокаторов, отсутствие у модераторов права хотя бы временно закрывать темы в новостном разделе форума — всё это в итоге вылилось в настоящую вакханалию. Причем итог наступил быстро и, как водится, внезапно.

***

Прежде всего, тема с космодромом сама по себе не заглохла. Даже исчезновение из нее зачинщика — приволокшего на форум новость Зенита — не сбавила накал бушевавших в ней страстей. Просто эти страсти приняли, если так можно выразиться, общее направление, вместо того чтобы оставаться направленными на одного человека. С обеих сторон и без Зенита нашлось немало желавших биться насмерть людей. Но если с Зенитом споры хоть как-то удерживались в рамках непосредственно новости, то после того, как он — по просьбе модераторов — из дискуссии вышел, всё свелось к типичному межнациональному срачу.

Далее, отсутствие Зенита было воспринято «российской стороной» как признак слабости. «Российская сторона», не будучи в курсе «закрытых переговоров», сочла, что Зенит из темы сбежал, побитый доводами противной стороны, то есть согласившийся с тем, что космодром Украина никогда не построит.

Наконец, вообще наивностью было предполагать, что можно вот так легко — нехитрой перепиской «в личке» — манипулировать возбужденными чувствами обиженного человека. Да: Зенит был человеком разумным. Но обида, жестокая обида, разум затмевает даже лучшим из нас… скажем так: философам. А уж кем-кем, но философом Зенит не являлся точно.

Зенит, движимый обидой и любопытством, но сдерживаемый собственным словом хотя бы день воздержаться от участия в теме, тему, тем не менее, читал, причем очень внимательно. Не имея возможности разом выплеснуть свое негодования на откровенные инсинуации своих противников, он это негодование копил. Давалось это трудно, в чем, учитывая тон и манеру оппонентов, не было ничего удивительного, так что когда прорвало, прорвало подобно Новому Орлеану. Даже, пожалуй, орлеанское бедствие, когда народ, спасаясь от него, взбирался на крыши самых высоких домов и, заламывая руки, взывал к кружившим над городом вертолетам — даже, пожалуй, такая жуть в сравнении с тем, что приключилось, едва терпение Зенита лопнуло, выглядела какой-то мультяшной, ненастоящей, лишенной эмоций. Одним словом, бесстрастной. Потому что в прорвавшемся из Зенита потоке эмоций было не просто много. Этих эмоций, подбери их кто-нибудь, хватило бы на сотню голливудских боевиков и еще на дюжину драм самого отменного качества. Хватило бы на революцию, то есть на то, против чего еще давеча выступал сам Зенит. Хватило бы не только на призыв крушить, ломать и брать штурмом, но и на сам штурм. А уж чего — Зимнего, Бастилии, укреплений окопавшейся армии или форума с зарвавшимися от безнаказанности участниками — неважно. Зенит, нужно полагать едва-едва дождавшийся срока окончания действия данного им слова — срока по минимуму, но и этого было много, — вломился обратно в тему подобно ангелу-мстителю или фурии, обнаружившей у себя под носом обнаглевшего грешника. Зенит даже не вломился: он въехал как бульдозер, круша всё на своем пути, да так, что только щепки летели.

Соотносясь с прежними нашими примерами, необходимо сказать, что Зенит — «для храбрости» или разогревая себя еще больше — изрядно принял на грудь. Это было безошибочно видно по спутанности мыслей, обычно ему несвойственной. Обычно он, даже оперируя не самыми выигрышными доводами, всё же выдерживал логическую последовательность. Как человек, поставленный перед необходимостью защищать ложный посыл, но делающий это по всем правилам построения силлогизмов. Еще накануне сам Аристотель одобрил бы его. Но теперь не только Аристотель бежал бы в ужасе, но и те из почтенных мужей, которые сами не брезговали выпивкой перед тем как вступить в полемику.

Впрочем, никакой полемики и не было. Зенит, как мы сказали, несся по теме обалделым трактором, бульдозером, машиной со свинцовым грузом на подвесе. Сказать, что ругался он страшно — не сказать ничего. Сказать, что он сыпал проклятиями — сильно преуменьшить происходившее. Сказать, что извергавшееся из него было обыкновенной матерщиной — погрешить против истины. Даже матерщина, лившаяся из него потоком, являлась не просто отборной, не просто выдержанной под гнетом, не просто свидетельством хорошего знания обсценной лексики. Матерщина Зенита была такою вершиной, о существовании которой не подозревали ни поручик Ржевский из анекдотов, ни авторы анекдотов о поручике, ни самые отчаянные сквернословы, в языке каковых услышать что-то помимо мата невозможно!

Модераторы по-прежнему присутствовали в теме, вяло удерживая ее в каких-то берегах: насколько понятие «берега» вообще применимо к межнациональным срачам. Но появление Зенита застало их врасплох. Натиск с его стороны оказался таким, что даже пятничные клоунады Морозульки померкли перед ним. Не в том, разумеется, смысле, что Зенит бросился в атаку, насоздавав себе кучу клонов — нет. Никаких клонов Зенит не регистрировал и делать этого, похоже, не собирался. Он просто повел «свой последний и решительный бой», не страшась перспективы пасть надолго или навсегда. Растерянность модераторов имела другую причину: как быть?

Вопрос «как быть» в свете происходившего уже не казался праздным. Если на предыдущем, инициированным Йориком, «совещании» все быстро пришли к казавшемуся разумным консенсусу, то теперь мнения разделились. Метавшийся по теме в доску пьяный Зенит ни у кого не вызывал сочувствия, но, с другой стороны, это был такой участник форума, который до сих пор выгодно отличался от других украинских участников. Потерять его значило лишить форум едва ли не единственный образ того, что и на мало-помалу сходившей с ума Украине еще оставались разумные, адекватные люди, пусть даже этих людей и нельзя было назвать сторонниками «русского мира». Зенит для форума был, если так можно выразиться, образцом противника, которого уважаешь, а потому и веришь в то, что — так или иначе, рано или поздно — всё образуется. Веришь в то, что жизнь наладится, причем не просто в цивилизованных рамках, а в таких рамках, которые цивилизованными признаются обеими противоборствующими сторонами. Потеря Зенита как бы оголяла форум «на украинском направлении», лишала его последней зацепки за брошенный свыше спасательный круг. Оставляла это направление форума на полный произвол оголтелых, безмозглых, невежественных националистов: как с той, так и с другой стороны. Потому что уход Зенита означал бы уход из украинских веток и сдержанных россиян. Впору было хвататься за голову!

Зенит бушевал, а тем временем растерянные модераторы — все, кто только оказался на форуме — совещались, не в силах прийти к единому мнению. Йорик выступал за миротворчество, но Мама-Кошка рубила его аргументы на корню. Кавия, Погонщик, Белоруска склонялись то к мнению Йорика, то к мнению Мамы-Кошки. Батька выступал жестко, но не без примирительной нотки:

— Конечно банить, — писал он, — здесь и рассуждать не о чем. Но не навсегда, а на неделю. По максимуму, какой мы сами можем ему дать. За неделю он как раз проспится, опохмелится, придет в себя и снова станет человеком. Держать же его на форуме сейчас — только позориться. Всем, прошу заметить, позориться: и нам, и ему. Нам — за бессилие, если мы проявим слабость. Ему — за всё, что он наворотил и еще наворотит. Если же его забанить, всем, и ему в том числе, станет лучше.

— Мы, — возражал Йорик, — прямо сейчас наблюдаем последствия вынужденной сдержанности: не нашей, а Зенита. Мы сами поставили его в такие условия: связали словом и обрекли на молчаливое созерцание всевозможных гнусностей в его адрес. Ладно бы мы эти гнусности удаляли, как бы держа и собственную марку и как бы выполняя свою часть сделки. Да, мы ничего не обещали, но ведь это подразумевалось: мы взяли с Зенита слово не за просто так, а под наши, с позволения сказать, гарантии. Мы были обязаны чистить тему от нападок на него в его отсутствие. Но мы не сделали этого, прикрывшись формальным отсутствием нарушений. Вот и получили то, что получили! Если мы сейчас вообще забаним Зенита, причем неважно на какой срок — хоть на день, хоть на наделю, — мы ничего не исправим. Зенит будет ходить на форум и читать. Уж не знаю, будет ли он всё это время пьянствовать, но то, что от обид он просыхать не будет — факт. Он будет эти обиды накапливать так же, как и накануне. Только в большем масштабе. И когда он снова вернется на форум, он вернется не образумившимся, не проспавшимся, не опохмелившимся, а таким же взбешенным… нет: в десять раз более взбешенным. Получится замкнутый круг. Мы снова его забаним. Он снова начнет копить обиды. Снова появится в состоянии, близком к безумию, и снова отправится в бан. По сути, если сейчас мы его забаним хотя бы на день, мы забаним его навечно!

— Так что же ты предлагаешь?

— Во-первых, не банить. Во-вторых, приступить к уборке: давайте просто вычистим всё, что он уже успел понаписать, а заодно — и все ответы ему. В-третьих, сделаем это молча: больше ни к чему Зенита не обязывая. Через час-другой он поневоле угомонится: не может же он в таком состоянии продержаться дольше!

Мама-Кошка:

— Ты понимаешь, к чему это приведет?

— В каком смысле?

— В прямом. Это ведь ты настоял на нынешней политике — жестко банить за все откровенно националистические выходки. Даже за тень таких выходок. Даже за намек. А что сейчас вытворяет Зенит? Вот то-то и оно. Если бы он просто матом ругался — еще куда ни шло: удалили бы сообщения, и ладно. Но как мы объясним другим участникам, почему вот этот конкретный человек запросто и при этом безнаказанно обзывает народ кацапами, страну — Рашкой, государственные символы — даже произнести неприлично, государственную систему — ветиКАЛом, и так далее и всё в таком же духе? Еще и покровительством модераторов пользуется: он пишет, а модераторы стирают, он пишет, а модераторы стирают — гуляй, Зенит, сколько душе угодно!

— С какой стати мы вообще что-то должны объяснять?

— Ни с какой. Но это как посмотреть.

— Мама-Кошка права, — Кавия. — Нас просто не поймут. Всё, а не только тема с космодромом, пойдет вразнос. Если мы не забаним Зенита, мы не сможем банить и других: на каком основании?

— На основании правил!

— От которых мы сами же отступили.

— По уважительной причине!

— Это мы понимаем. Но другие без объяснений не поймут. С объяснениями, впрочем, тоже.

Погонщик:

— Кавия верно говорит. Злорадства у многих будут полные штаны. Точка невозврата пройдена.

— Да ведь мы сами себя загоняем в тупик! Кто вообще останется? Жора?

— Жора — еще не самый плохой вариант, просто поверь…

Йорик покачал головой: видеть этого никто не мог, головою Йорик покачал машинально. Насчет Жоры — что это не худший вариант — Погонщик был, разумеется, прав. По большому счету, Жора — украинец до мозга костей — был вообще человеком безобидным. Но глупым настолько, что оторопь брала. Когда Йорик впервые столкнулся с этой — ко времени появления Йорика на форуме уже легендарной — личностью, он глазам своим не поверил: неужели такое возможно и это — не чей-то розыгрыш? Оказалось, возможно и не розыгрыш.

Считавший себя великим знатоком нефтегазовой индустрии, Жора совершенно серьезно писал о технической невозможности таких проектов, как Северный и Южный потоки, потому как… трубы вспуклятся! На глубине-де нельзя прокачивать по трубам газ. Трубы вспуклятся и всему конец. Жора даже ухитрился заключить с российскими участниками форума пари: если трубы не вспуклятся, он съест собственные ботинки! Но вершиной его размышлений стало, пожалуй, утверждение о том, что Украина имеет возможность легко наказать Россию «за всё». Достаточно, мол, того, чтобы Украина перекрыла транзит того же газа:

«Вот перекроем транзит, и России конец!»

«Без денег что ли останемся?»

«Не только без денег, но и без месторождений!»

«?»

«Всё просто: излишек газа поднимет давление в скважинах настолько, что они лопнут!»

«Какой еще излишек?»

«Тот, который мы не позволим прогнать через нашу трубу! Всё, что через нее не пройдет, окажется заперто. Давление будет расти. Чтобы не лишиться собственной газотранспортной системы, вы будете вынуждены загонять газ обратно в скважины. Но структура любой скважины такова, что сделать это безболезненно нельзя. Поэтому…»

«Жора! Очнись! Как ты вообще собрался газ обратно в скважины загонять?»

«Не я собрался, а вам придется. Если мы перекроем транзит. Если мы перекроем транзит, давление будет расти…»

«»…

Жора был глупым, но безобидным. Даже смешным. Его «прогнозы» (а прогнозами он занимался постоянно) имели обыкновение сбываться с точностью до наоборот. И это тоже было забавно. Однако на роль представителя украинской стороны в схватках с «москалями» он никак не годился. Его никто не воспринимал всерьез. С ним, в сущности, никто и не спорил. Над ним просто потешались, что баланса в подобных темах не добавляло никак. Останься безобидный, но глупый Жора единственным представителем Украины как показатель ее, Украины, возможности быть цивилизованной страной, и дело стало бы швах.

— Жора, — написал Йорик, — конечно, не самый плохой вариант: верю. Но ситуацию это не спасает.

— Тем не менее, — парировал Погонщик, — другого выхода просто нет. Забанить Зенита — меньшее из зол, если прикинуть по гамбургскому счету. Плохо, но сделать больше ничего нельзя.

Йорик только руками развел.

Зенита забанили.

***

Тему подчистили. Жуткие сообщения пьяного Зенита из нее удалили. Справедливости ради забанили и нескольких «оппонентов». Их сообщения тоже отправились в «помойку». Пришедший к ночи Анжольрас решения утвердил, но поступил еще жестче: вместо недельного, наложенного на Зенита модераторами, бана выписал слетевшему с катушек бан вечный. Со знаменитой формулировкой: «не нужен».

— Всему есть предел, — в закрытом разделе объяснил свое решение Анжольрас. — Парня, конечно, жаль, но он сам виноват. В конце концов, мы не няньки, чтобы вечно за ним подтирать. Иначе получится вторая история с Беженцем. Кому как, а мне и Беженца хватило!

Спорить с Анжольрасом никто не стал: смысла уже не было. То есть смысл, возможно, и проглядывался, но Анжольрас редко менял свои решения даже в случаях очевидных. В неочевидных же — никогда. Говоря проще, спорить с авторитарным Анжольрасом было пустою тратой времени. Если уж он однажды без всякой снисходительности не только лишил модераторских полномочий одного из самых уважаемых участников форума, но и вышвырнул этого участника вон всё с той же формулировкой «не нужен», о чем было спорить? Тот человек пользовался симпатией всех, а всё его нарушение состояло в «неподобающем поведении», причем «неподобающим» было то, что он в новостном разделе в каждую тему ухитрялся вставлять вот такой комментарий: «России нужны мигранты». В ироничном, понятно, смысле. В то время страсти по мигрантам бушевали нешуточные, сама «Балтика» откровенно злоупотребляла новостями о них: то мигранты кого-то ограбили, то мигранты кого-то зарезали, то мигранты сорганизовались в преступное сообщество, то мигранты устроили потасовку в метро, то мигранты напали на сотрудников ФМС, решивших проверить у них документы. Тем о мигрантах было столько, а их направленность была такова, что удержаться от ехидных замечаний кому угодно стоило немалого труда. Впрочем, никто особенно и не сдерживался: комментарии сыпались вполне ожидаемые, массово и почти без всяких последствий. И только Циник (такой ник носил разжалованный и выгнанный с форума модератор) поплатился за свое ехидство.

Во всем остальном Циник был замечательным человеком, даром что ник имел «сомнительный», а в качестве аватара — акулу с разинутой во всю ширь и напичканной зубами пастью. Как модератор Циник действовал осмотрительно и разумно. Как участник форума редко с кем вступал в конфликты, чаще находя в оппонентах что-нибудь положительное, нежели что-то, что заслуживало открытой конфронтации. И с Анжольрасом он уживался очень даже, тем более что оба имели общее увлечение, пересекаясь еще на одном форуме — узкоспециализированном. И всё-таки Анжольрас Циника не пощадил. Да не просто, а «с концами»: не просто разжаловал, не просто забанил навечно, но и сам аккаунт — все регистрационные данные, все вообще сообщения за многие годы — удалил! Это было из ряда вон. Впоследствии, правда, он раскаялся в настолько уж жестком поступке, тем более что и вина Циника никак на такое наказание не тянула, но было поздно: восстановить учетную запись и удаленные вместе с нею сообщения было нельзя. Из базы они пропали навсегда. В качестве жеста раскаяния Анжольрас попросил знакомых Циника передать тому, что он, Циник, может на форум вернуться и даже под прежним ником, благо ник никто не успел занять. Но начинать, увы, придется «с нуля». Но ведь это неважно, правда? Важна ведь узнаваемость и то, что все по-прежнему будут знать: вот это — старый добрый прежний Циник! Циник сообщение получил, но отверг его без всякого намерения «мириться».

Зенит — не Циник. По сравнению с Циником Зенит и был никем, и звать его было никак. Надеяться на то, что Анжольрас в его отношении передумает, было бессмысленно. Поэтому и спорить с Анжольрасом никто не стал. А дальше события начали развиваться так, как этого и следовало ожидать: «украинские» темы, и так-то всегда наполненные разного рода дерьмом, окончательно превратились в сливную канализацию. Из этих тем ушли все, кто видел возможность поспорить, но не подраться. В них смыло всех, кто приходил на форум исключительно ради срача. «Украинские» темы стали зловонной язвой форума, зарубцевать которую без оппонентов вроде Зенита было невозможно. И, как и всякая злокачественная язва, как и всякая гангрена, эта принялась расползаться по всему «организму».

Наступил такой момент, когда стало понятно: новостной раздел откровенно гибнет под натиском троллей всех мастей и наций. Анжольрас спохватился и предложил вернуть Зенита. Тем более что сделать это было легче: учетная запись Зенита сохранилась. Но, как раньше и Циник, как тот же Беженец, Зенит, получив приглашение вернуться, отказался:

— Сами *битесь в своей конюшне! — ответил он.

Опустившаяся на форум осень дохнула холодком. Модераторы поежились и посмотрели на Анжольраса. Анжольрас пожал плечами:

— Справимся!

Но уже каких-то несколько дней спустя он так не думал.

***

Итак, подобно любой хорошо спланированной атаке, атака клонов на форум «Балтики» была не только тщательно спланирована, но и разом учитывала несколько уязвимостей этой, казалось бы, хорошо защищенной и выглядевшей неприступной крепости.

Засевшие в крепости защитники, оглядывая раскинувшиеся вкруг нее просторы, тешили себя такими же примерно иллюзиями, какими некогда тешили себя защитники галльских городков при виде невесть откуда взявшихся римлян. Они — галлы в смысле — с высот земляных валов высокомерно смотрели на смешных голоногих обалдуев, размахивавших короткими мечами и этими мечами надеявшихся прорубиться сквозь бревенчатый частокол, в котором каждое бревно было в толщину упитанного человека. Галлы показывали пальцами на безумных пришельцев, смеялись и упивались: упивались гордыней, упивались ячменным пивом, упивались завезенным вином, упивались медовухой. В перерывах между попойками, когда головы трещали особенно сильно, они возносили хвастливые молитвы богам, в каковых молитвах поминали всуе и собственную отвагу, и видимую слабость осадившего их противника. Возможно, какой-нибудь умудренный старик, глядя на всё это, покачивал седой головой и, не ожидая ничего хорошего, призывал своих соплеменников образумиться, но его, разумеется, никто не слушал. Ведь это оттуда пошло наше вполне себе родственное пренебрежение дурными предсказаниями. И это оттуда растут ноги что пушкинских волхвов и Олега, что песенки Высоцкого о разящем перегаром старце, которому Олег, не вняв его предупреждениям, посоветовал опохмелиться.

Но и Цезарь, приведший свои легионы в Галлию, поглядывал на укрепленные городки с усмешкой: земляные валы и частоколы из обтесанных и заостренных кольев? Да что ему эти валы и частоколы? Видывал он укрепления — вооот такие укрепления! Видел он укрепления городов Испании, сохранившиеся в ней еще со времен владычества Карфагена. Видел он укрепления столиц восточных монархов — построенные по всем правилам эллинистического военного искусства. Видел он и укрепления павших на его глазах Митилен, а вернее — павших при его самом деятельном участии. Ведь именно за взятие этого города он, тогда еще совсем молодой человек, получил свою первую почетную награду — венок из дубовых листьев. А тут — земляные валы и бревенчатые частоколы!

В общем, смеялись все: и галлы, и Цезарь. Но галлы к прочим своим порокам еще и пьянствовали, тогда как Цезарь — нет. Галлы пили вино и пиво, солдаты Цезаря — воду из ближайшей реки. К ночи галлы валились с ног, Цезарь лишь усиливал караулы. Утрами у галлов раскалывались головы, солдаты Цезаря упражнялись во владении оружием, вели работы по лагерю и отрабатывали маневры и построения. Странно, но принято говорить «свеж как огурчик»: так было бы можно сказать о солдатах Цезаря в противовес отяжелевшим и охмелевшим галлам, если бы не одно «но». Это галлы, а не солдаты Цезаря, бывали зелены с похмелья, и это о них следовало бы сказать: «как огурцы»!

Разница между галльскими городками, судьба которых, как известно, сложилась весьма печально, и форумом «Балтика» заключалась в том, что в галльских городках каждый мужчина был воином. Пропойцей — да. Но — воином. Галльские городки являлись крепостями в полном значении этого слова: это были военные поселения, в которых гражданская жизнь текла лишь постольку-поскольку. Просто в силу необходимости: кому-то ведь нужно готовить, стирать, убирать… не воинам же этим заниматься! Дети, женщины, вообще всякий сброд, относя сюда же прислугу из более слабых племен или из впавших в ничтожество родичей, проживали в таких городках на птичьих правах, не имея в них ни влияния, ни численной значимости. Форум же «Балтики» больше напоминал античный полис, в котором гражданская жизнь перевешивала военную. Полис не вроде Афин, готовых поднять на войну гражданское ополчение. Полис не вроде Спарты, силой своего ополчения господствовавшей над доброй половиной Пелопоннеса. Полис не демократический в развитом смысле и не военно-демократический в смысле наличия сильных пережитков родового строя. Полис — подвластный тиранну или царю, в военном отношении больше полагавшихся на сторонних наемников, но зато во всем остальном дававших городу полную свободу. Город кипел ремесленной и купеческой жизнью. В его театре состязались авторы пьес, плясуны, кифареды. В гимнасиях обучалась и поколачивала друг друга молодежь. В банях травили анекдоты и пересказывали сплетни. В частных домах устраивали пирушки: когда без шума и буйств, а когда и с воплями на целый квартал. Форум «Балтики» напоминал привольно раскинувшуюся вдоль Средиземного моря Александрию: даже не полис как таковой, а громадный культурный центр — притяжение половины мира. В каком-то из кварталов этой «Александрии» жил-поживал всемогущий «Птолемей» (наверное, второй по счету, если учесть, что Анжольрас, безраздельно царивший в своей «Александрии», первым ее царем все-таки не был). Где-то вдоль выходивших в пустыню границ бродили немногочисленные дозоры. В «порту» — на регистрации — стоял автоматический Сфинкс, кого пускавший, а кого и нет. По улицам, не слишком вмешиваясь в будничную жизнь, прохаживались люди в зеленых шапках причудливой формы — так сказать стража, модераторы.

Изнутри величие «Балтики» подавляло. Немыслимо было вообразить, чтобы такое великолепие пало, такое средоточие жизни исчезло, такой прекрасно отлаженный механизм пришел в негодность. Снаружи всё выглядело несколько иначе. Снаружи внимательный взгляд неприятельского полководца подмечал многочисленные огрехи. Уже сама громада «города» говорила о том, что защитить его будет непросто: если нельзя поставить на «стены» всех горожан, то кто же на этих стенах встанет? Их протяженность требовала для защиты целую армию, тогда как «войска» «Птолемея» насчитывали всего ничего. Хаос улиц и кипевшая на этих улицах жизнь наталкивали на мысль, что если вдруг на улицах начнется паника, ее последствия окажутся знатными: народу будет передавлено немало, кровь и без вмешательства мечей и секир прольется в количестве, достаточном для того, чтобы вся дельта Нила, все побережье моря покраснели. Стиснутые с разных сторон занявшимися пожарами, жители «Александрии» окажутся в многочисленных ловушках: без выходов, без шансов!

Но кто подожжет ее изнутри? Кто посеет первую панику? Взгляд полководца блуждал по улицам и едва ли не на каждой из них натыкался на впечатлявшие зрелища: на потасовки что-то не поделивших горожан, на пьяные оргии слетевших с катушек завсегдатаев харчевен и кабаков, на группки недовольных заговорщиков, выдававших себя хмурыми, насупленными лицами. А еще этот взгляд обнаруживал не только широко распахнутые ворота для прибывавших в город, но и скрипучую калитку, то и дело отворявшуюся, чтобы получивший пинка под зад раскрытый заговорщик или просто попавший под горячую руку горожанин вылетели восвояси: в пустыню, в чуждый «Александрии» мир. В пустыню и в мир, наполненные нестерпимыми зноем, ненавистью, жаждой.

Ворота охранялись Сфинксом, но Сфинкс уже настолько разжирел, что его охрана носила чисто формальный характер. Калитка не охранялась никем, но ее значение заключалось не в том, что она не охранялась, а в том, что подле нее можно было собирать урожай: иногда вылетавшие из нее бедолаги возвращались обратно, но возвращались измененными. Пустыня и враждебный внешний мир меняли их жаром и жаждой. Воспламеняли их сердца и разжигали в них неугасимую ненависть. Давно потерявший бдительность Сфинкс был страшной ошибкой. Но еще более страшной ошибкой оказывалась калитка.

Неприятельский полководец, подмечая всё это, довольно потирал руками. Будь этот полководец Цезарем, он, предвкушая легкую победу, мог бы сказать: «Пришел, увидел, победил». Будь этот полководец уроженцем эпохи Возрождения, он мог бы сказать: «Разделяй и властвуй». Беда, однако, заключалась в том, что этот конкретный полководец ни Цезарем, ни человеком эпохи Возрождения не был. Цезарь нес разрушения и смерть, но также — обновление и процветание. Полководцы эпохи Возрождения не стеснялись в средствах и вешали напропалую всех, но и у них наступал момент пресыщения: они останавливали бойню, давали уцелевшим права, отстраивали для них новые жилища и места поклонений. Подошедший же к «Александрии» полководец вообще человеком не был. Он был порождением виртуального мира и виртуальных сил. Он не мыслил человеческими категориями. Возможно, к нему подошла бы характеристика «исчадие», если бы ад уже не был застолблен.

Подошедший к «Александрии» полководец был призраком реальности. А против призраков надежного оружия еще никто не изобрел. Равно как никому неведома и психология призрачного воинства: безжалостность известна всем, уязвимости психики — никому.

Подошедший к «Александрии» полководец прислушался, услышал брошенное «Птолемеем» небрежное «Справимся!» и рассмеялся. Если бы он был реальным, из его глаз брызнули бы слезы, а сам он, согнувшись пополам, ухватился бы за живот: уж очень это «Справимся!» его рассмешило!

***

Как и в любую другую пятницу, в эту (или в ту, если говорить о прошедшем времени) Морозулька пришел на вокзал, купил в ларьке у платформы⁹⁹ целую дюжину пива и, присев на лавочку в ожидании подачи электропоезда, одну из бутылок распечатал. После тяжкого, полного хлопот и суеты, рабочего дня… да что там: после тяжкой, полной хлопот и суеты, рабочей недели пиво показалось Морозульке особенно вкусным. Любому другому человеку оно показалось бы самым обыкновенным — что может быть особенного в недорогом бутылочном пиве? — но Морозулька, вынужденный сдерживаться с воскресенья по вечер пятницы, был иного мнения. Пиво, — убежденно считал он, — во-первых, просто не может быть невкусным, а во-вторых, пиво вечером пятницы — напиток и вовсе особенный. Пиво вечером пятницы, когда впереди — полтора часа нескучной дороги и шикарное развлечение; когда впереди — выходные, в каковые выходные не нужно думать о трезвом образе жизни, а точнее — о последствиях образа жизни нетрезвого, в такое время — вечером пятницы — пиво есть лучшее из всего, что за несколько тысяч лет изобрел человеческий гений, не считая, конечно, изобретения железных дорог, электричек, интернета, в том числе и мобильного, и гаджетов, позволяющих в этот самый интернет попасть под перестук колесных пар поезда, идущего сквозь тьму предночного вечера! Невкусное пиво под гаджет в электричке? — да вы бредите!

К несчастью, за последние несколько тысяч лет человечество изобрело не только пиво, электрички и гаджеты, но и странных на вид людей в неприятной форме — так называемых полицейских. До недавнего времени эти люди назывались милицией, но затем — еще одно сомнительное изобретение! — прошли переаттестацию и получили новое имя. Имя вздорное, так и подталкивающее на поступки, плохо сочетающиеся с поступками старых добрых милиционеров. Те, завидев какой-нибудь непорядок, сначала решали: а непорядок ли это? Вдруг — никакой не непорядок, а самое что ни на есть естественное воплощение человеческой мечты? Эти, завидев что-то, что выбивалось из инструкций, решали моментально: нет, не воплощение человеческой мечты, а непорядок! Только на вид суровый, дядя милиционер, увидев гражданина, распивающего пиво на станционной платформе, спросил бы документы, легонько — в добрых, надежных крестьянских руках — повертел бы протянутый ему паспорт, поинтересовался бы обстоятельствами, заставившими гражданина поступить именно так, а не иначе, и, не найдя в его мотивациях ничего преступного, вернул бы паспорт и пожелал счастливого пути. Возможно, он еще и добавил бы:

— Ты это, сынок… только в последний вагон не садись: держись поближе к кабине машиниста. А то мало ли что? Время позднее, людей не хватает, мало ли какие хулиганы по вагонам пойдут?

Парни в полицейской форме вели себя совершенно иначе: похлеще тех хулиганов, о которых мог предупредить милиционер! Два таких внезапно вынырнули из пятна сумрака прямиком под висевший над лавочкой фонарь и, встав перед Морозулькой так, чтобы он и дернуться не сумел, затараторили по очереди:

— Так-так-так…

— …нарушаем, значит…

—… спиртные напитки…

—…на платформе…

—…употребляем!

— Ваши…

— …документы!

Паспорт Морозульки перекочевал в подозрительно холеные, явно тяжелого труда не знавшие, злые руки старшего из полицейских: старшего по званию, потому что возрастом оба были примерно одинаковы — между двадцатью пятью и тридцатью. Но один из них носил офицерские погоны, а второй — погоны сержанта. Тот, что сержант, еще и автомат зачем-то при себе имел! Этот автомат, направленный дулом куда-то наискось, тревожил мирного Морозульку больше всего: а ну как палец сержанта дрогнет? В армии он, Морозулька, однажды видел, как выпущенная из Калашникова очередь разорвала брюшину старослужащего, вывалила из нее потроха и обернулась страшными воплями, огромной лужей крови (ее потом сутки не могли с асфальта оттереть), конвульсиями и смертью — долгой, мучительной, в агонии. Не то чтобы Морозулька с тех пор побаивался оружия — нет: как всякий честно отслуживший в армии человек, он к оружию относился ровно, — однако поведение сержанта его смущало. Зачем держать палец на спусковом крючке? И точно ли автомат на предохранителе?

— Так-так-так! — лейтенант. — Регистрация-то нездешняя!

— А что, по-вашему, я делаю на вокзале?

Морозулька инстинктивно дернулся, чтобы привстать, но тут же уселся обратно: сержант мгновенно направил автоматное дуло прямо ему в живот.

— Эй! — Морозулька выставил перед собой левую ладонь. — Товарищ сержант! Поосторожнее!

— Бутылку поставь! — каким-то совсем неземным голосом приказал сержант.

— Бутылку? — Морозулька перевел взгляд на собственную правую руку, в пальцах которой он сжимал едва початую бутылку пива. — Ах, да: бутылку! Конечно! Один момент…

— Придется вам проследовать с нами! — лейтенант.

— Зачем?

— Протокол составим, нарушение оформим. А в понедельник, прямо с утреца — в суд!

— В… какой еще суд? — Морозулька опешил и снова попытался привстать, но, как и в прошлый раз, мгновенно направленное ему в живот автоматное дуло заставило его отказаться от этого намерения.

Лейтенант, похлопывая морозулькиным паспортом и как-то вдруг перейдя на «ты», пояснил:

— Ну как же! Ныне все наказания определяет суд. Мы только протоколы оформляем. Как суд решит, так и будет. Решит судья — штраф, отделаешься штрафом. Решит — пятнадцать суток, получишь административный арест. Решит — общественные работы, пойдешь дворы мести. Тоже суток пятнадцать или около того… тут, понимаешь, возможны варианты: в законе нет четкого указания на верхний предел за такие нарушения общественного порядка. А что ты хотел? Любишь пиво на вокзалах пить, люби и дворы подметать! Иначе как с вами, алкашами, бороться?

— Я не алкаш! — вскрикнул Морозулька.

— Да ладно — не алкаш! — лейтенант подмигнул сержанту. — Слышал? Не алкаш он оказывается! А кто все перроны облевал? Кто по дворам бутылки разбрасывает и бьет? Вот у тебя: сколько в пакете?

— О…од…

— Только не ври, не держи меня за идиота! Я же вижу, что не одна!

— Да не одна! — Морозулька обрел только что утраченный было дар речи. — Я хотел сказать одиннадцать!

— Вот видишь! — тут же подхватил лейтенант. — Одиннадцать! И куда же, не алкаш ты наш, ты собирался их выбросить? После того, как нализался бы ими до потери чувств?

— Мужики! Да вы охренели что ли! — к Морозульке вернулся не только дар речи: к нему вернулось ощущение собственного достоинства. — Какой еще суд? Какая блевотина? Какие дворы? Если нужен протокол, пишите и отваливайте! Я что, прав своих не знаю что ли?

Лейтенант положил ладонь на вздернувшееся дуло автомата сержанта:

— Конечно, не знаешь. Знал бы, не пил на платформе. Тем более в пятницу вечером.

— А что такого особенного в вечере пятницы?

— А то… — лейтенант ухмыльнулся, но Морозульке показалось, что ухмылка получилась не искренней, а какой-то нарочитой, фальшивой, деланой. — А то, что суды по вечерам пятниц не работают. Представляешь, что это значит лично для тебя?

— Что?

— В обезьянник мы тебя закроем: до утра понедельника!

— Не имеете права! Только до установления личности! А личность мою вы уже установили: мой паспорт у тебя в руках!

И снова лейтенант фальшиво ухмыльнулся:

— Еще как имеем! Ты, мужик, не понимаешь, во что ты вляпался. Объясняю на пальцах. Во-первых, ты пьешь в общественном месте, а это запрещено. Во-вторых, это весьма тяжелое нарушение общественного порядка. В-третьих, за него полагается, как минимум, штраф. Но штрафы мы, — лейтенант кивнул на сержанта, — не выписываем: нет у нас таких полномочий. Потому что за твое нарушение возможен не только штраф, но и административный арест. А такими вещами занимается исключительно суд: постановление Правительства номер двенадцать тире четыреста двадцать шесть от пятнадцатого февраля две тысячи одиннадцатого года. «О мерах обеспечения охраны общественного порядка и взаимодействия полиции и судов»¹⁰⁰. Но суды, как я тебе уже говорил, в пятницу вечером не работают. Значит, нужно ждать до понедельника. Отпустить тебя под свою ответственность я не имею права: я, поймав тебя за руку за распитием спиртных напитков прямо на вокзале, обязан не только составить протокол, но и доставить тебя в суд. В тот самый, который в пятницу вечером уже не работает, но который откроется в понедельник утром. Вот для того, чтобы твою явку и обеспечить, мне — нам — дано право осуществить задержание тебя аккуратно на время, необходимое для того, чтобы судья появился на своем рабочем месте. Но не в своей же квартире я буду тебя держать до понедельника! И Колян, — кивок на сержанта, — в комнате своего общежития тебя не поселит. А это означает только одно: обезьянник! Теперь-то дошло? Или пойдем по новому кругу?

— Да чего с ним ходить! — сержант. — Цепляй на него наручники, да и дело с концом. Холодно тут ошиваться: сколько можно?

До Морозульки и впрямь наконец-то дошло: господа полицейские просто-напросто его разводили. Вопрос заключался лишь в том, на какую сумму. Морозулька быстро прикинул, сколько у него имелось наличности, и предложил:

— Пятьсот?

Сержант перекинул автомат за спину. Лейтенант ласково улыбнулся и снова перешел на «вы»:

— Что вы, что вы, уважаемый! Какие пятьсот? Давайте прикинем по ценам хотя бы недорогих отелей. Три ночи за одноместный номер или за одноместное размещение в двухместном. Это…

— А если, — Морозулька вступил в торг, — если я согласен на соседа в двухместном?

Лейтенант пожал плечами:

— Дешевле, конечно, но ненамного.

— Насколько — ненамного?

— Давайте считать…

Подсчеты заняли несколько минут, в течение которых Морозульке удалось снизить «стоимость проживания за три ночи» с заломленных поначалу двух тысяч в сутки до полутора. Четыре с половиной тысячи перекочевали в брючный карман лейтенанта.

— Это мы тоже заберем…

Лейтенант подхватил пакет с бутылками.

— Но…

— Ларьки еще работают, времени достаточно. Сбегаете за новыми!

Позвякивая пакетом, полицейские повернулись к Морозульке спиной и пошли прочь. Морозулька сплюнул:

— Долбо*бы! Чтоб вас от этого пива вспучило и пропоносило на всю оставшуюся жизнь!

***

В электричку — с новыми бутылками в пакетах — Морозулька уселся злой. Настолько, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Настолько, что всё в нем буквально кипело, бурлило и клокотало. Настолько, что он даже сцепился с каким-то дедулей, облюбовавшим ту самую скамью в вагоне, на которую зарился и он. Дедуля оказался боевым, так что Морозулька получил еще и наконечником палки в грудь. К счастью, наконечник оказался резиновым: унижения было больше, чем чего-то еще. То есть, конечно, Морозулька мог бы дедулю и поколотить, но, с ужасом оглянувшись на самого себя, вовремя одумался: ему ли, человеку мирному, драться с пожилыми людьми? Да еще и из-за какого-то места в вагоне, при том что свободных мест было хоть задницей ешь? Морозулька попятился, свободной рукой потер ушибленную (впрочем, несильно) грудь и сел подальше от боевого дедушки.

— Черт знает что! — пробормотал он, устроившись на лавке и достав из пакета бутылку. — Нет! Это просто какой-то пи*дец!

Но потом электричка тронулась, послышался характерный, успокаивающий, умиротворяющий звук тяговых моторов — специфическое, свойственное только электричкам нарастающее гудение, временами внезапно обрывающееся и в такие моменты сменяющееся почти полной тишиной. Вагон пораскачивался на привокзальных стрелках, колеса простучали по ним же хаотичной дробью, свет большого вокзала сменился мельканием редких и далеких фонарей: практически тьмой. В оконном стекле появилось морозулькино отражение. Морозулька посмотрел на себя, нашел себя неприлично взлохмаченным, ладонью пригладил волосы и сделал глоток.

На первый глоток, это пиво оказалось похуже «изъятого» полицейскими. Но на второй — таким же замечательным. Это ведь, — догадался Морозулька, — чистая психология: как говорится, что имеем — не храним, потерявши — плачем! А поэтому стоит лишь успокоиться и взять себя в руки, чтобы жизнь вернулась в привычную колею и пиво не казалось скверным!

Первая бутылка пролетела как один миг. Морозулька достал из кармана смартфон, подключился к интернету и зашел на форум «Балтики» под собственным ником: с прошлой пятницы бан уже истек, так что с этим проблем не возникло. Зато возникла проблема с другим: Морозулька внезапно обнаружил, что дурачиться так, как он дурачился на форуме каждую пятницу, настроения у него не было! Это обстоятельство поразило его до глубины души. Он даже задумался: неужели «приключение» с полицией настолько его расстроило? То есть, разумеется, да: расстроило. Но чтобы настолько?! Вот и пиво уже кажется таким же классным. Вот и дед через лавку не выглядит таким уж противным. Вот и всё как будто такое же, каким было неделю назад. Так в чем же дело? Пальба, трактиры, шпаги, стычки, кони и буйный пир от схватки до погони, и миг любви, и миг святого пыла…

— Рука ласкала, а душа любииила…

Морозулька, пока еще не выдавая своего присутствия на форуме, принялся бродить по форуму: из темы в тему, в надежде найти хоть что-то, что его встряхнет. Но настроение не возвращалось.

— И вот среди друзей я как в пустыне¹⁰¹…

Морозулька открыл вторую бутылку и уже под эту, вторую, бутылку наткнулся на тему, в которой Ныряльщик собачился с Пионервожатым.

Оба — Ныряльщик и Пионервожатый — щеголяли такими изысками, что у человека трезвого голова могла пойти кругом. Но вечер пятницы был таким вечером, что трезвых вокруг обоих наблюдалось немного. Оба тоже явно были под мухой, причем размеры мухи скорее напоминали слона. В общем, тема Морозульку заинтересовала: наконец-то Морозулька нашел то, что требовалось ему в его грустном и подавленном состоянии.

***

Ныряльщик и Пионервожатый имели между собой немало общего. Оба были людьми, разменявшими шестой десяток. Оба в девяностые были выброшены из привычной им колеи налаженной жизни. Оба нашли себя в занятиях, с прежними — советскими — не имевших никакой связи. Оба относились к категории людей, совать палец в рот которых означало остаться без пальца. Оба любили выпить и выпить немало и оба похвалялись этим совершенно открыто. Разница между ними заключалась лишь в том, что Ныряльщик был сравнительно беден и — прокорма ради — занимался не слишком квалифицированным трудом, тогда как Пионервожатый сумел добиться положения обеспеченного, стал владельцем (и одновременно капитаном) нескольких прогулочных лодок и вообще уехал из России, ведя свой бизнес в одной из балканских стран. Ныряльщик напивался недорогим спиртным, Пионервожатый — всяким хитрым, даже названия которого не всегда о чем-нибудь говорили «непосвященной» публике. Кроме этого, Ныряльщик, проживая в обычном многоквартирном доме, не имел возможности гнать самогон — по крайней мере, из выращенных собственными руками «ингредиентов», — Пионервожатый наоборот: проживая в собственной вилле на красивом морском берегу, он увил разбросанные по участку беседки диким виноградом и похвалялся тем, что каждый год изготавливает из него под тысячу литров превосходной чачи. На изумленные вопросы общественности, как можно приготовить чачу из дикого винограда — партеноциссуса, — он отвечал так:

— Гроздья, не разделяя, кидаю в мясорубку. Тара — пластиковые бочки по двести литров. Добавляю на бочку пару килограмм настоящего винограда. Желательно — черного, сладкого. Ставлю бочки в любое место, но так, чтобы они не стояли на земле. Через десять дней брага готова. Перегоняю. Выход — процентов десять-двенадцать от первоначального объема. Крепость получившейся чачи — шестьдесят – шестьдесят пять градусов. Приглашаю на пробу¹⁰²!

С другой стороны, проживавшему в многоквартирном доме Ныряльщику тоже было чем похвастаться, и это низводило преимущество чачи Пионервожатого на нет. Ныряльщик, поднакопив за осень и зиму денег, летом отправлялся на курорты Красного моря, где — потому и Ныряльщик! — подрабатывал, несмотря на возраст, нелегальным инструктором по подводному плаванию, а заодно исследовал множество красивейших придонных мест. Сделанными Ныряльщиком фотографиями любовался весь форум, тогда как чачу Пионервожатого не видел и не пробовал никто.

Оба — Ныряльщик и Пионервожатый — обожали похвастаться своими похождениями, что роднило их между собою окончательно. В сущности, на всей «Балтике» не было двух бо́льших хвастунов, чем эти двое. Причем обоим было неважно, насколько объекты их хвастовства являлись «приличными». В том смысле, что далеко не каждый рискнул бы похваляться тем, чем в открытую похвалялись эти двое! Например, однажды вечером Пионервожатый появился на форуме с историей о том, как только что… утопил один из своих катеров:

— Прямо у причальной стенки затонул. Криков было — мама-не-горюй! Глубина-то изрядная, даром что причал — вот он. Вопли, суета, полиция, меня из воды подняли да с удивлением так: чего это я в лодку отказываюсь забираться, а всё норовлю самостоятельно на причал взобраться? Когда же всё-таки «выловили», поняли: бухнул я накануне изрядно! Теперь вот сижу, обтекаю, репу чешу: как сделать так, чтобы меня лицензии не лишили?

Эту историю Ныряльщик легко парировал другой:

— Когда стемнело, вышел я из кафешки, пробрался на пирс и — в чем был: в рубашке и в шортах — сиганул в воду. Вода теплая, бултыхаюсь себе, наслаждаюсь, никого не трогаю. Вдруг — катер. Полиция! Подошел ко мне, а в катере — два мужика и девка. Девка — загляденье! Красавица невероятная! Ну, в общем, говорят: далеко, товарищ, вы от берега заплыли, давайте, в катер залезайте. Мы вас обратно до берега подвезем. Я, конечно, залез: девка на меня своими глазищами так смотрела, что где уж тут отказаться! Тронулись. Резковато тронулись. Я на девку-то с банки и упал. Схватил ее за талию, потом ладошками по бедрам провел, а после… бац! Фейерверк перед глазами! Бац! Искры из глаз! Бац! Что-то затрещало. Не поверите, мужики: девка меня электрошоком долбанула! Больно — жуть! А на берегу меня, беспомощного, почти не упиравшегося, разве что девку за шею ухватившего и слезть с нее отказывавшегося, сволокли в участок. Потребовали документы. А какие у меня документы, если я только что в море плавал? И ведь что самое гадостное, все меня в этих местах знают, любой мою личность может подтвердить, но именно девка уперлась: нет, документы давай! Короче, бросили меня в клетку «до выяснения», а выяснение могло состояться не раньше, чем утром. Так я в клетке басурманской всю ночь и провел. Можно сказать, пострадал за любовь с первого взгляда. Вот оно как в жизни бывает!

Разумеется, Пионервожатый не остался в долгу и тут же выдал историю о рыбалке, во время которой было всё: от акул до окуньков килограммов на пятнадцать каждый и от сломанных удочек до «стандарта» и кошек:

— Кошек я сам не держу, но странное дело: когда возвращаюсь с рыбалки, на моем крыльце обязательно три-четыре кошака восседают. Жалобные такие, ага. Словно хозяева, гады такие, неделю их не кормили. Мяукают так, что ясно становится: только рыбка из моего садка и может спасти их уже почти подошедшие к мучительной кончине кошачьи жизни. Куда деваться? Я же не монстр: рыбку помельче отдаю им, а окуньков — на сковородку.

— Мелкую рыбу нужно отпускать!

— Ага. Нужно. Вот и у меня стандарт такой: ту, что меньше ладони, я отпускаю. А ладонь по моему ГОСТу — это от локтя до кончиков пальцев!

На эту историю следовала история Ныряльщика, на историю Ныряльщика — история Пионервожатого, и так — по кругу. Как правило, мирно, без шума, образом, подобающим дядькам в солидном возрасте. Не дедулям еще, нет, но, как ни крути, а пятьдесят с гаком — всё-таки возраст. Иногда, однако, мир и спокойствие нарушались отнюдь не шуточными перепалками. В такие вечера оба — Ныряльщик и Пионервожатый — входили в такой раж и ярились настолько, что смешение в кучу людей и лошадей — жалкое зрелище на фоне их схваток! На одну из таких схваток Морозулька и угодил.

***

Обычно «обычные» скандалы Морозульку не привлекали. Тем более — между другими людьми. Он, Морозулька, сам любил создавать скандалы или, по крайней мере, замешательство. И сам выбирал объекты для своих штучек. Просто вмешаться в чужой скандал было для Морозульки чем-то неспортивным. Как если бы мастер по художественной гимнастике решил заставить скакать и прыгать напрочь к художественным прыжкам и скачкам неподготовленных людей. А Морозулька, как мы уже говорили, в этом деле был подлинным мастером. Он, являясь на форум, подбирал, как он думал, достойные для своих выходок объекты. Такие, которые могли бы не просто огрызаться, не просто ругаться, не просто давить обилием слов, но и были наделены существенной для форума властью. То есть модераторов и Администрацию. Модераторов — в лице обнаруживавшихся в наличии. Администрацию — исключительно в лице Анжольраса. Причем Анжольрас вообще являлся его излюбленной мишенью: модераторы бегали от бушевавшего Морозульки, как черт от ладана, тогда как Анжольрас, особенно если был в хорошем настроении, мог вступить и в прямое противоборство. Заставить власть плясать под свою дуду — в этом было что-то захватывающее. Заставлять заниматься плясками беззащитных участников форума — это навевало скуку.

Но теперь Морозулька и сам находился в таком расположении духа, когда всё рисовалось мрачными красками. Да еще и модераторов видно не было: попрятались. И Анжольрас покамест не заявился… Только Мама-Кошка сидела в «пользовательском» разделе, строча эпиграмму за эпиграммой в соответствующей теме. Конечно, можно было напасть и на нее, но в теме «эпиграмм» пришлось бы шпарить стихами, делать чего ему не хотелось. Он, разумеется, мог и стихами — почему бы и нет? Он вообще был личностью разносторонней. Написать издевательское четверостишие было для него… скажем, примерно так же, как откусить от стаканчика мороженого. Но ведь не будешь откусывать от стаканчика, если настроения нет! Вот потому-то, наискось просмотрев новинки от Мамы-Кошки, Морозулька прошел мимо. Вот потому-то он и блуждал по форуму, не зная к чему применить свои «разжигательные», как сказал бы он сам, способности. Вот потому-то в конечном итоге его и привлекла сумасшедшая перепалка между Ныряльщиком и Пионервожатым. В любую другую пятницу он плюнул бы на обоих и не стал встревать между ними, но в эту именно они показались ему единственными из бывших в наличии достойными объектами для шутейства.

Морозулька не спешил. Он допил вторую бутылку и откупорил третью. Попивая становившееся всё более приятным пивко, он внимательно читал доводы обеих сторон перепалки и мысленно оспаривал каждый из них. И только когда третья бутылка закончилась и в ход пошла четвертая, начал атаку.

Поначалу, как это вообще бывало в случаях с Морозулькой, выглядело это полной бессмыслицей. Посыпавшиеся от Морозульки имели настолько — на первый взгляд — ничтожную смысловую нагрузку, что уже этот факт сам по себе вызывал недоумение: какого черта ты хочешь сказать и что тебе нужно? Пикантности добавляло то, что из двух сцепившихся участников — Пионервожатого и Ныряльщика, — только Пионервожатый знал, кто такой Морозулька. Пионервожатый частенько заглядывал в «пользовательский» раздел, где, как правило, Морозулька и бесился по пятницам, а Ныряльщик в «пользовательском» не бывал почти никогда. Ныряльщик был завсегдатаем «новостного» раздела, в котором, в свою очередь, почти никогда не бывал Морозулька. Пионервожатый, увидев вклинившегося в перепалку Морозульку, ухмыльнулся:

—

Ныряльщик, не поняв, в чем дело, и решив, что ухмылка относилась к его последней реплике, ответил витиеватым набором фраз, главный посыл которых заключался в выражении «а не пойти бы тебе на?»

Морозулька:

— Бабочка…

Пионервожатый:

—

Морозулька:

— Правда, что в Африке едят печеных кузнечиков? Никогда не бывал в Африке.

Ныряльщик (думая, что Африка — намек на его занятия дайвингом в Красном море и что Морозулька — подошедшее к Пионервожатому подкрепление):

— Сам лопай кузнечиков! Дружок тебя еще и чачей из птичьих ягод снабдит. Отлично посидите!

Морозулька:

— Кстати о птицах. У Брэма¹⁰³ прочитал, что воробьи — не такое лакомое блюдо, как те же голуби. Очень костлявые, мяса мало, и это мясо легко подгорает, если жарить воробья на палочке¹⁰⁴. Голуби — другое дело. Жирные, питательные. А еще имеют преимущество перед воробьями в том, что несут отличные яйца. По вкусу напоминают куриные, но лучше всего их запекать. В золе. Тогда они получаются так, что пальчики оближешь¹⁰⁵! У моей соседки по дому есть голубятня. Давайте попробуем?

— Мальчик! — вспылил Ныряльщик. — Ты уже чачи нахлебался что ли?

Морозулька:

— Нет, пока только пиво пью.

Пионервожатый:

—

Ныряльщик:

— А сколько градусов в пиве?

— Не знаю, сейчас посмотрю…

— Глаза не сломай!

Морозулька:

— Между прочим, глаза — это не только зеница ока, но и радужная оболочка, а радуга — такая вещь, которую много кто видел, но сломать которую еще никому не удалось. Отсюда я делаю вывод, что сломать глаза тоже нереально. Правда, возникает вопрос, отчего же тогда люди слепнут, но, думаю, ответ на этот вопрос лежит не столько в плоскости радуги, сколько в теории Абу Али аль-Хасана ибн аль-Хасана ибн аль-Хайсама аль-Басри¹⁰⁶, каковой Абу Али аль-Хасан ибн аль-Хасан ибн аль Хайсам аль-Басри впервые показал строение человеческого глаза, обосновав происходящие с ним явления явлениями атмосферной оптики. Конечно, с теоретическими выкладками этого почтенного господина спорить и можно, и нужно, но в данном конкретном случае, полагаю, мы можем согласиться с тем, что он прав. Я верно говорю?

Пионервожатый:

—

Ныряльщик:

— Да пошли вы оба! Чтоб вам чача поперек горла встала!

Пионервожатый:

— Дурак! Это же Морозулька!

Морозулька:

— Да, это я. Здравствуйте. У вас чачу наливают?

***

Постепенно, прослышав о пятничном появлении Морозульки, в тему подтянулись и другие участники. Это были в основном завсегдатаи «пользовательского» раздела форума, но встречались среди них и завсегдатаи «новостного». «Пользовательские» удивлялись тому, что Морозулька, изменив самому себе, в «эту» пятницу поселился в «новостном», а «новостные» удивлялись тому, что Морозулька какой-то странный. Ненастоящий. Поддельный или голый, как сказали бы о короле. Однако основная масса тех, кто пришел понаблюдать за схваткой, подобно Ныряльщику понятия не имела о том, кто и что такое Морозулька. Этой, основной, части нахлынувшего в тему народа на самого по себе Морозульку было глубоко начхать, а вот устроенное им представление их заинтересовало. С разных сторон: кто-то смотрел на него с одобрением — зачетный, мол, троллинг; кто-то — с укором: куда смотрят модераторы? Была еще и такая группа, которая, как водится, выступила в роли провокаторов на подхвате, не разбирая кто прав, кто виноват и есть ли правые и виноватые вообще. Такая разница подходов к морозулькиному выступлению казалась нормальной, но только на первый взгляд. Потому что на пристальный взгляд всё оказалось совсем не так просто.

Одной из первых примчалась в тему Мама-Кошка. Ее, равно «свою» что в «пользовательском», что в «новостном» разделах, сразу же насторожило несколько странных моментов. Во-первых, конечно, она, как и другие, удивилась тому, что Морозулька объявился в «новостном». Но этот вопрос получил удобоваримое разъяснение, поскольку Морозулька лично, снизойдя до ворчливого благодушия, рассказал Маме-Кошке о своем «привокзальном приключении»:

— Зол я, Мама-Кошка, ох, зол! Не лезь мне под руку. А еще мне скучно. Очень скучно! Так скучно, что даже муторно. И ведь нет никого. Разве что ты. Но ты сидела в «Эпиграммах», а я сегодня на стишки не падок. Если только настоишь!

— Ведя себя прилично, — ответила Мама-Кошка, получив разъяснение, но по-прежнему ощущая какую-то тревогу. — Иначе забаню!

— Конечно, забанишь. Но ты ведь знаешь, что толку от этого ноль. Пока я не допью всё пиво и не доберусь домой, так просто ты от меня не избавишься!

Мама-Кошка погрозила пальцем:

—

И добавила:

— Я наблюдаю за тобой!

— Наблюдай, — ответил Морозулька.

И добавил:

—

Другим странным обстоятельством, насторожившим Маму-Кошку, стало появление в теме нескольких новичков. Даты регистрации на форуме у них не совпадали: кто-то зарегистрировался сегодня, кто-то — вчера, кто-то еще дней десять тому назад. Но, вместе с тем, были у них и общие черты: до этого пятничного вечера все они хранили молчание, то есть имели нулевое количество сообщений на форуме, и все они имели ники загадочного смысла или совершенно бессмысленные. Например, «мо-мо-123» или «Ответь-Ответь». Как опытный модератор, Мама-Кошка не только сразу же выделила этих новичков из присутствовавшей толпы, но и сразу же признала в них клонов. Вот только чьих? Морозулькиных? Отсутствие ответа на этот вопрос стало третьим, подмеченным ею, странным обстоятельством.

До сих пор Морозулька никогда не «выводил в поле» своих клонов одновременно с основным ником. Он терпеливо дожидался, когда забанят основной ник, и только тогда выпускал первого клона. Когда забаненным оказывался первый — второго. И так далее. Это было его принципиальным правилом, от которого он никогда не отступал, считая, как и многое другое, такое поведение признаком спорта, а не заурядного хулиганства. Но ведь от другого своего принципа — не нападать на «беззащитных» — он уже отошел? И ведь отошел и от другого принципа — устраивать дебоши исключительно в «пользовательском» разделе, где никакой дебош не мог помешать нормальной работе форума в целом! Так почему бы и этим клонам не быть его, Морозульки, клонами? Мама-Кошка немедленно начала «расследование».

***

Проводить всевозможные «следственные мероприятия» модераторы «Балтики» умели, но средствами для их проведения обладали довольно скудными. В сущности, эти средства ограничивались возможностью посмотреть IP того или иного участника форума и его «почту». Не переписку, понятно, а сам по себе почтовый адрес. Скажем, бла-бла-бла собака яндекс ру. Однако даже с такими скудными средствами модераторы «Балтики» наловчились работать споро и на удивление — оперативностью и адекватностью результатов проверок. Опыт и наметанный глаз у одних, поддержка «старшими товарищами» и готовность с их стороны поделиться опытом — у других, всё это в совокупности позволяло модераторам быстро докапываться до истины, причем до истины, что называется, в последней инстанции. Помимо созданного Анжольрасом баланса между модераторами, именно это обстоятельство ставило модераторов «Балтики» вне конкуренции, если сравнивать с любыми другими форумами. И это тем более удивительно, что у модераторов других форумов имелось на порядок больше технических средств, а главное — имелась свобода доступа к базам данных внутри самих форумов, чего модераторы «Балтики» были практически лишены. Из всех «баз» им, как и всем остальным — «рядовым» — участникам форума были доступны лишь поиск по сообщениям и никам.

Скудость технических средств не раз и не два ставились Анжольрасу в упрек. Но Анжольрас отговаривался тем, что «движок такой», большего-де не позволяет. Так это было на самом деле или нет, никто из модераторов не знал, ибо среди них не было специалистов по техническим вопросам функционального обеспечения форума. «Втихую» некоторые из них пытались узнать правду у подкованных «рядовых» участников, благо на форуме хватало программистов всех мастей и толков, но и те лишь пожимали плечами, отделываясь фразами типа «от многого зависит» и «нужно смотреть изнутри». Впрочем, не доверять Анжольрасу в этом конкретном вопросе у модераторов не было причин. Особенно «старые», еще «выборные» модераторы, жившие на форуме чуть ли не с первых дней его существования, качали головами, соглашаясь с Анжольрасом: «Да, на технику «Русский Балтийский Дом» предпочитает не тратиться!» Тем не менее, упреками Анжольраса продолжали засыпать, наказывая ему передать эти упреки руководству «Дома»: это же дикость, мол, что такое Агентство так скаредничает!

Среди «старичков» в притчу вошли и постоянные сбои в работе форума: в какой-то момент форум становился недоступным, но становился странно. Иногда — целиком и для всех. Иногда — частично и только для участников из каких-то конкретных стран или «сидевших» под каким-то конкретным провайдером. Типичной отговоркой на это была нехватка мощности сервера, но никаких, даже самых пустых, отговорок не следовало на вопрос, почему бы «Дому» не поставить новый, более мощный, сервер? Правда, в иные дни Администрация (не Анжольрас, к технической части, по гамбургскому счету, отношения не имевший, а совсем другие люди) всё-таки снисходила до того, чтобы сбои прикрыть объявлением о проводимых на сервере работах, но каждому «было известно»™, что всё это — туфта. Просто «Дом» экономил на спичках. Его верблюды тащили на своих горбах набитые золотом баулы, но сами довольствовались мутной водой и колючками. Странно, конечно, но факт. Или не странно? Может, обыкновенный капитализм?

Как бы там ни было, но и поставленные в довольно сложные условия модераторы «Балтики» наловчились обходиться имевшимися в их распоряжении средствами. Поэтому, приступая к «расследованию», Мама-Кошка ничуть не сомневалась в успехе. Она, щелкая по клавишам, даже припомнила, как лично вывела на чистую воду одного проходимца, прикидывавшегося американцем — эмигрантом из России. Тот «американец» любил поплевать в колодец, выступая от имени «великого народа США». Оказалось же, что проживал «американец» в Казахстане, ни к России, ни к США не имел вообще никакого отношения, а действовал так из сугубо русофобских чувств, каковые чувства демонстрировать «напрямую», то есть без «защиты» звездно-полосатого флага, побаивался. Ему казалось, что он, выполняя «просветительскую» миссию в отношении варварства и дикости России и русских, являлся настолько важной персоной, настолько неповторимым персонажем, настолько значимой особой, что русские непременно добрались бы до него, прознай они, что он вещает не из-за океана. Вот эти-то гипертрофированное чувство, природная трусость и нежелание отвечать за свои слова и заставили его прикидываться не тем, кем он был на самом деле.

***

Итак, Мама-Кошка пустилась в изыскания, но дело оказалось куда как более трудным, нежели обычно. Тот или те, кто создавали клоны «мо-мо-123» и так далее, оказались людьми предусмотрительными. В отличие от подавляющего большинства любителей обзаводиться клонами, эти люди постарались на славу. Подавляющее большинство не слишком утруждало себя маскировками. Кто-то — в силу слабых технических познаний, кто-то — просто не считая нужным. Но нынешние клоны были созданы так, что ни в лоб, ни по кривым дорожкам Мама-Кошка не смогла добраться до их потрохов. Зато она обнаружила, что явно такого же происхождения клонов в недрах форума притаилось намного больше, чем прямо сейчас их присутствовало в теме Ныряльщика, Пионервожатого и Морозульки. Их было столько, что Мама-Кошка глазам своим не поверила: откуда они? Как такое возможно? Как их прохлопали раньше?

Стало ясно и то, что к Морозульке эти клоны не имели никакого отношения. Морозулькины клоны вычислялись на раз-два, да и сам Морозулька не был таким человеком, чтобы скрываться. Что-что, а реально злодейские действия в его намерения никогда не входили, поэтому и клонов он никогда не маскировал. Даже наоборот: неприкрыто гордясь тем, с какими легкостью и быстротой он их создавал, он придавал им черты более или менее безошибочной узнаваемости. Иногда, конечно, он мог и поиграть, но не так, чтобы разоблачить его было невозможно. Мама-Кошка заподозрила неладное и вернулась в тему Ныряльщика.

Вроде бы и времени совсем немного прошло — упершись в глухую стену, Мама-Кошка не стала терять его, — но ситуация в теме изменилась кардинально. Те самые несколько клонов, которые присутствовали в ней открыто, из пассивных наблюдателей превратились в активных участников. И не просто в участников, а в участников-троллей. По сути, в чем-то они копировали поведение Морозульки, но так как Морозулькой они не являлись, выглядело это страшно. Вернее, выглядело это страшно для тех, кто знал, что «мо-мо-123», «Ответь-Ответь» и так далее — не клоны Морозульки. То есть для Мамы-Кошки и самого Морозульки. Для всех остальных покамест всё это выглядело очень смешным. Все остальные покамест считали, что это Морозулька в стараниях превзойти самого себя подключил к «одновременной» беседе клонов, то натравливая их на тех же Пионервожатого и Ныряльщика, то беседуя с ними лично. Смотрелось это дико, но и вправду забавно.

А вот Маме-Кошке и, понятное дело, Морозульке было совсем не до смеха. Морозулька, вступая в перепалки с клонами, явно не понимал, что происходит. Он старался держать свою марку на высоте, но чувствовал, что его откровенно топят. Вернее, не просто топят, а воруют его личину, как если бы он стал жертвой пластической хирургии. Как если бы кто-то, решив, что Морозулька хорош, решил и себе такое же личико справить. А чтобы Морозулька не смог возмутиться, решил и его, Морозульку, «в омут»: нет тела, нет дела; нет Морозульки, кто же поймет, что перед ним не Морозулька, а двойник? Но кому и зачем понадобилось это? Кто решил завладеть его, Морозульки, обличием?

Не без злорадства («ибо не фиг каждую пятницу устраивать модераторам веселую жизнь!»), но с еще большей тревогой в душе Мама-Кошка обнаружила, что Морозулька перепуган едва ли не до полусмерти. Ее опытный взгляд подметил, что Морозулька не вел бой равного с равными, а трепыхался в раскинутых сетях подобно всё больше терявшей силы рыбе. «Рыбаки» действовали искусно и безжалостно. А публика тем временем веселилась, не понимая, что прямо на ее глазах происходило настоящее убийство. Виртуальное, конечно, но оттого не менее жуткое. Может быть, даже более жуткое, чем убийство в реальном мире, поскольку в реальном мире у человека можно отобрать только одну жизнь, а в виртуальном — множество. Потому что в реальном мире смерть — это конец всему, а в виртуальном — только начало полной безнадеги. Виртуально убитый человек превращается в гонимый отовсюду призрак: в призрак, исполненный чувств живого человека, в призрак страдающий, в призрак, не находящий себе покоя, а главное — знающий, что покой ему не обрести никогда. В реальной жизни неупокоенную душу можно спасти. В виртуальном мире неупокоенность — это навсегда.

Видя, что Морозулька стремительно теряет силы, Мама-Кошка написала ему личное сообщение:

— Ты хотя бы представляешь, кто это может быть?

— Нет! — немедленно откликнулся Морозулька. — Что вообще происходит?

— Хотела бы я знать!

— Но ты можешь это остановить?

— Попробую!

— Пробуй, милая, пробуй! Получится, я тебя расцелую!

— Только сначала проспись, и чтобы перегаром от тебя не разило!

— Договорились!

— Исчезни пока.

— Исчезаю!

Мама-Кошка вступила в бой.

***

В наше время форумы, социальные сети и всякое такое — явление настолько обыденное, что нет, возможно, такого человека, который так или иначе не сталкивался бы с ними, не регистрировался на них, не имел представления о них и о том, что и как на них работает. Но для большинства людей это — взгляд снаружи, а не изнутри; взгляд поверхностный; взгляд, не идущий дальше внешних проявлений: пользовательского функционала, удобства или неудобства, свободы или ограничений свободы, причем последнее — тоже сугубо на внешний взгляд, далекий от реального представления, как та же свобода ограничивается. На внешний взгляд, всё предельно просто: есть модераторы, у модераторов есть «волшебная кнопочка», время от времени модераторы на нее жмут, изгоняя с форума или из группы в социальной сети неугодного участника. Словечко «забанить» для подавляющего большинства наполнено только тем примитивным смыслом, что «бан» — это неприятно. Если человек сам никогда не бывал модератором, особенно модератором большого и чертовски популярного ресурса, за действием «банить» он не видит никаких проблем, никакой ответственности, никаких затруднений не то что морального, но и — тем более! — физического характера. А между тем, нередко бывает так, что действие «банить» оборачивается кучей невероятных хлопот. И не для тех, кого «банят», а для тех, кто это действие выполняет. Бывает так, что это действие сродни процессу экзорцизма: смешение веры, сложных обрядов, надежды на лучшее, способности видеть то, чего не видят другие и во что другие не верят и что поднимают на смех. Подавляющее большинство участников форумов и социальных сетей считают модераторов обыкновенными уборщиками, мусорщиками, дворниками, обязанности которых неприхотливы и мало почетны. Но в действительности бывает и так, что модератор-мусорщик разом взваливает на себя обязанности священника, просто доброй души, строгого гражданина наподобие какого-нибудь Гракха в представлении французских революционеров и даже собственно Бога, терпеливо несущего крест к вершине Голгофы, чтобы на этом кресте умереть и тем спасти человечество. На хорошо организованных ресурсах модератор вынужден руководствоваться множеством соображений, среди которых соображения частного порядка, то есть собственные представления модератора о справедливости и несправедливости, о том, что правильно, а что — нет, о пользе того или иного участника дискуссий или о степени наносимого им вреда не имеют или по крайней мере не должны иметь первостепенного значения. На хорошо организованном ресурсе модератор должен оценивать картину в целом, а е только ее бросающиеся в глаза детали. И так же, как Сын, просивший Отца, чтобы чаша сия Его миновала, модераторы на хорошо организованных ресурсах — величины несамостоятельные. В отличие от «рядовых» участников форумов и социальных сетей, чья воля не стеснена ничем и которым предоставлено право свободного выбора, модераторы вынуждены подчинять свои действия «условиям миссии»: даже тогда, когда по собственной воле они предпочли бы действовать иначе.

Многие популярные форумы поражают царящей на них сумятицей. Форум «Русского Балтийского Дома» в этом плане ничем от других не отличался. Царившая на нем сумятица на внешний взгляд выглядела следствием дурного управления, однако любой, кто смог бы заглянуть за кулисы, был бы поражен тем, насколько в действительности продуманной являлась эта система. То, что на внешний взгляд представлялось губительными и произраставшими из дурного управления склоками, беспорядочными банами, самодурством наделенных властью администраторов и модераторов, на самом деле было следствием хорошо продуманной и тщательно культивируемой политики. Было следствием стремления установить на форуме такой баланс, чтобы, с одной стороны, никто, никакие «партии» и «группировки» не имели явного перевеса, а с другой — чтобы форум был интересен всем, чтобы количество участников множилось день ото дня, чтобы именно этот форум задавал тон в качестве самого значительного, самого популярного, самого посещаемого. Чтобы в полной мере оценить систему управления «Балтикой», впору вспомнить о Никколо Макиавелли, а точнее — о его «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия».

В этих рассуждениях прославленный флорентиец дал собственное понимание причин, возвысивших Рим над всеми другими государствами, при том что на внешний взгляд система управления Римской Республикой выглядела скверной, а жизнь в ней представлялась чередой всевозможных безобразий. «Быть может, — рассуждал Макиавелли, — кто-нибудь скажет: не странно ли, однако, не дико ли видеть, как народ всей толпой вопиет против Сената, Сенат против народа, как толпы шумно бегают по улицам, запирают лавки, бегут из Рима¹⁰⁷ — всё это ужасает даже при чтении. Рассуждающие таким образом не видят, что в каждой республике всегда бывают два противоположных направления: одно — к пользе народа, другое — к выгодам высших классов; из этого разногласия вытекают все законы, издаваемые в интересах свободы, что легко можно видеть по событиям в Риме, где в течение трехсот лет, от Тарквиния до Гракхов, смуты редко доходили до изгнаний граждан, а еще реже до кровопролитий. Нельзя, следовательно, считать эти смуты вредными, а республику разделенной, если в такой долгий промежуток рознь стоила всего 8 или 10 гражданам ссылки, нескольким — казни и совсем немногим — пени. Ни в коем случае нельзя основательно назвать государство неустроенным, если мы видим в нем столько примеров добродетели, ибо добрые деяния происходят от доброго воспитания, доброе воспитание — от хороших законов, а хорошие законы — от тех самых смут, которые многие безрассудно осуждают. Если хорошо вникнуть в результат этих смут, то мы увидим, что они никогда не вызывали насилий и изгнаний в ущерб общему благу, а всегда устанавливали законы и порядки для пользы общественной свободы. Итак, мы должны воздержаться от порицаний римского правления и иметь в виду, что всё добро, произведенное Республикой, необходимо должно было проистекать из хороших источников. Если смуты были причиной учреждения трибунов, они заслуживают похвалу, потому что способствовали народу добиться участия в управлении, способствовали ограждению римской свободы»¹⁰⁸.

Из царившей на форуме «Балтики» сумятицы, из обилия на ней разнонаправленных групп с постоянно сталкивавшимися и не находившими примирения взглядами рождались те самые законы общежития, которые быстро получили признание во всем русскоязычном сегменте интернета и стали своего рода классикой. Дурное, на первый взгляд, управление годами поддерживало форум «Балтики» на плаву, что для крупного политического форума — рекорд по времени существования. В русскоязычном сегменте интернета не было и нет другого настолько же крупного, настолько же посещаемого политического форума в полном смысле термина «форум», который, имея на внешний взгляд настолько дурное управление, имел бы такую же притягательность, такую же популярность, такой же собственное лицо и всё это — на протяжении многих лет. Мы уже говорили, что основная заслуга в «постановке» такого управления принадлежала Анжольрасу. Подобно Бруту, изгнавшему из Рима царей и установившему те самые принципы правления, которые привели к неслыханному в истории возвышению Республики, Анжольрас, придя в «Русский Балтийский Дом», решительно провел революционные реформы. Эти реформы вызвали резкое неприятие среди части «старых» участников и не менее резкое — поначалу — у руководства «Дома». Но Анжольрасу удалось отстоять свою правоту, а позже и результаты осуществленных им реформ стали говорить сами за себя.

Но так бывает, что успеху сопутствует головокружение. И так же, как в случае с Римом, головокружение от успехов привело Республику на край бездны, достигнутый Анжольрасом небывалый успех в управлении форумом вскружил ему голову, сделал его забронзовелым, нечувствительным к вызовам и угрозам. Внешне это пока что имело не слишком явные проявления: жизнь на форуме кипела, обсуждения велись бойко, любой, кто зашел бы на форум впервые, увидел бы картину процветания. Но изнутри — и мы об этом уже говорили — признаки упадка были уже налицо. На форум быстро опускалась осень. И хотя пока еще трава зеленела, солнце сияло и даже листья не начали опадать, ночные заморозки стали серебрить траву явными признаками усталости и старения. Мудрый законодатель и управитель всё больше напоминал своевольного тирана, уверенного в собственной непогрешимости. А коли так, воспрепятствовать вырождению уже ничто не могло.

***

Внешне, однако, всё оставалось по-прежнему, и даже видевшая ситуацию изнутри Мама-Кошка продолжала действовать так, как если бы всё оставалось по-прежнему на самом деле. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, если помнить о том, что людям вообще свойственно закрывать глаза на неприятные факты, цепляться за славное прошлое, жить не пониманием настоящего, а лично вскормленными иллюзиями. Жизнь большинства людей — слишком часто слишком уныла именно в настоящем. Не обладай люди способностью абстрагироваться от этого уныния, находя утешение в прошлом или в фантазиях, они бы массово сходили с ума, а на месте жилых кварталов еще вчера человеческих городов одна на другой громоздились бы психиатрические лечебницы. Но это же качество, позволяющее людям оставаться в здравом уме при далеких от здравия обстоятельствах, обрекает их на другие бедствия: витающий в облаках человек со всего размаху налетает на столб.

Мама-Кошка, пообещав Морозульке решить проблему с навалившимися на него клонами, и в мыслях не имела действовать как-то иначе, нежели это было предписано правилами, а главное — выработанной привычкой. Поэтому первое, что она сделала — забанила главного, как ей показалось, клона. Найти основания для бана ей не составило труда: этот, вроде бы главный, клон позволил себе написать «blya». Именно так: латинскими буквами, но от того, что матерное словечко было написано им латинскими буквами, нарушение никуда не девалось. Мама-Кошка, ухватившись за эту возможность, тут же его и прихлопнула, причем на максимально возможный срок. Так ж быстро и легко она расправилась и с несколькими другими клонами. Но дальше пошло туже.

Клоны «перестроились». Если с первых минут атаки они позволяли себе многочисленные вольности, то теперь начали придерживаться правил во всей их недвусмысленной строгости. То есть начали следовать букве, по-прежнему игнорируя дух. А дух — слишком субъективная штука, чтобы следующий привычкам и тем же правилам модератор — существо, повторим, подневольное и вынужденное ориентироваться на колоссальное количество переплетенных между собой идей и требований — мог дать ему самостоятельную оценку. Вернее, оценку-то дать он в состоянии, но самостоятельно решить, что делать дальше — нет. Модераторы «Балтики» уже не раз и не два горели на том, что их личные представления о добре и зле серьезно расходились с таковыми у Анжольраса, ведь Анжольрас в первую голову ориентировался не на добро и зло как таковые, а на выгоду от их сочетания: выгоду для форума. Модератор, считавший, что вот это уже точно следует пресекать, оказывался неправ: рассуждая с позиции Анжольраса, именно это пресекать и не следовало. Конечно, можно было рискнуть, но риск — совсем не то, что приветствуется в хорошо налаженном организме. Риск в хорошо налаженном организме чаще оказывается неоправданным. Мама-Кошка, закрывавшая глаза на явные признаки уже поразившей форум болезни, рисковать не стала.

Это решение — не рисковать — имело то следствие, что клоны обнаглели вконец. Мама-Кошка смотрела на их выходки и терялась всё больше. А дальше из подполья начали выползать и те «легионы», что были подмечены ею еще «на стадии следствия». Еще через полчаса клоны заполонили весь «новостной» раздел.

К несчастью, совпало так, что на форуме, несмотря на вечер (по московскому времени) пятницы, других модераторов не оказалось. Обычно их в это время бывало до полудюжины, не меньше, и даже если они «прятались», включив режим невидимости своего присутствия, обратиться к ним за помощью было можно. Мама-Кошка, еще не зная, что кроме нее на форуме никого нет, так и поступила: оставила отчаянный призыв в закрытом модераторском разделе. Она надеялась на то, что «спрятавшиеся» модераторы тут же и откликнуться.

Увы! Йорик в ту пятницу веселился в кабачке с нагрянувшими из Питера друзьями. Погонщик отмечал удачную сделку в пошедшем на широкую ногу бизнесе. Кавия возилась с оставленными ей на выходные внучками. Дорожный Воин летел в самолете через океан: из Германии в Соединенные Штаты. Недавно назначенный на должность модератора Олег из Перми уехал в деревню к брату, а там ему было совсем не до форума. Минчанка и Белоруска не появлялись давно: трудно было надеяться на то, что они и теперь появятся.

— Народ! Да отзовитесь же! — добавила к своему сообщению Мама-Кошка.

Но отзываться было некому. Оставалось надеяться на то, что скоро появится Анжольрас, но скоро — это как? И что к тому времени останется от форума?

— Батька! Ну хоть ты-то здесь? — уже не столько призывно, сколько с робостью обреченности поинтересовалась Мама-Кошка.

Но Мама-Кошка знала: уж этот-то призыв точно останется без ответа, потому что у Батьки буквально на днях родился сын, и Батька на время «выпал» из виртуальной жизни в жизнь исключительно реальную.

— Анжольрас!

Анжольраса пока еще не явился. На Восточном побережье США часы показывали приближение вечера, в России — в ее Европейской части — уже наступила ночь, но Анжольрас, как обычно, был непредсказуем: он мог бы уже и явиться, но могло случиться и так, что он явится лишь через час или два. Или три. В общем, тогда, когда от форума не останется ничего.

Мама Кошка выбралась из модераторского раздела: биться ей предстояло в одиночестве.

***

Поняв, что помощи ждать неоткуда и не от кого, Мама Кошка решилась на крайние меры. Да, — понимала она, — за это ей, возможно, придется поплатиться, но будет это потом, а пока что нужно спасать форум! Отбросив сомнения, укоренившиеся представления, ориентиры на правила и на то, что стало «модераторскими традициями», она ринулась в бой так, как бросались в него фурии: не те, что в римской мифологии, а те, что в эпопее Саймона Грина¹⁰⁹ — созданные искусственным интеллектом машины-убийцы. Неутомимые, безжалостные, проворные. Во всем превосходящие человека, включая, возможно, и ум.

Мама Кошка зачищала тему за темой, банила клона за клоном, разила так, что только ошметки летели. Но клонов становилось всё больше, а еще — на сторону клонов стали переметываться «нормальные» участники форума. Клоны сумели разжечь дремавшую в глубинах форума «вековую» вражду между Администрацией с ее представителями в лице модераторов и бунтарями из числа «рядовых» участников. А так как бунтарь живет в душе едва ли не каждого нормального человека, потому что любому нормальному человеку есть что сказать и есть с чем не согласиться, перебежчиков становилось всё больше.

Клоны действовали умело и во всем — опережая Маму Кошку. Собственно, Мама Кошка сама предоставила им преимущество, не решившись сразу на радикальные меры. Это промедление дало клонам фору не только на то, чтобы вывести «из подвала» свои затаившиеся в них легионы, но и на то — это главное, — чтобы посеять, взрастить и собрать урожай негодования. Нормальные участники форума, не отдавая себе в том отчет, оказались в роли оперативного прикрытия клонов: они думали, что их позвали бороться всерьез и за правду, но на самом деле их сделали щитом. Роль этого щита заключалась в том, что на него приходилось отвлекаться. Мама Кошка поневоле должна была принимать меры и к тем, кто клоном вовсе не являлся, но вел себя, проявляя все признаки «заражения». И пока она отвлекалась на таких бедолаг, клоны продолжали множиться и продолжали разносить форум в пух и прах.

Можно счесть, что, отвлекаясь на «щит», Мама Кошка допустила ошибку. Но это было не так: словно взбесившиеся, «нормальные» участники форума являли угрозу не только не меньшую, но, возможно, и большую, нежели клоны, потому что форумом, его плотью и кровью, были именно они, а не клоны. Клоны пришли, но могли и уйти. Клоны могли победить, но могли и проиграть. Их битва собственно к форуму имела лишь то отношение, что ее целью было полное разрушение форума. Они вели себя как захватчики, ничуть не заинтересованные в сохранении захваченного. Было бы правильнее сравнить их даже не с захватчиками, а с карателями, цель которых — не удержание, не перестройка удержанного на собственный лад и под себя, не сохранение какой-то структуры на пользу хотя бы самим себе и своим интересам, а полное, тотальное, навсегда «закрытие проекта». Превращение в пустыню процветающего. Их было бы можно сравнить с теми, кто в древности, взяв город, не поселялся в нем, а сравнивал его с землей и саму его землю, перепахав плугом, засеивал не зерном, а солью: чтобы никакая культура в хоть сколько-нибудь обозримом будущем на этой земле произрастать не могла.

В отличие от клонов, явившихся в чужой дом, взбесившиеся участники форума разрушали свое собственное жилище. И если бы атаку клонов удалось отбить, именно они — участники форума — оказались бы в положении погорельцев, задающихся вопросом: можно ли восстановить разрушенное? Именно им, участникам форума, пришлось бы решать: оставаться на их же усилиями, с их же помощью разрушенной площадке, чтобы воссоздать ее в прежнем великолепии, или куда-то уходить, чтобы заняться строительством на новом, более пригодном, месте? Это было бы так, как некогда приключилось с римлянами, при виде лежавшего в руинах Города едва не поддавшихся на уговоры всё бросить и переселиться в незатронутые нашествием галлов Вейи. Кто знает, какова была бы дальнейшая судьба склонявшихся к такому решению римлян, если бы Марк Камилл не убедил их остаться? Положение осложнялось еще и тем, что римляне хотя бы не знали за собой вины, тогда как участникам форума, переметнувшимся на сторону клонов, пришлось бы держать ответ за очевидную вину. Причем очевидную не только для тех, кто решил бы остаться, но и для тех, кто решил бы уйти. Переметнувшихся на сторону клонов участников форума при любом исходе войны и при любом решении по ее завершении ожидала незавидная участь. Их ожидало суровое осуждение и, скорее всего, изгнание отовсюду.

Начав сходу разбираться с такими участниками форума, Мама Кошка поступила не опрометчиво, а мудро. Она авансом раздавала наказания за измену, но наказания преходящие и как бы отменявшие осуждение в будущем. Ее решение, будь клоны отбиты, а форум сохранен, имело бы то последствие, что «гражданская распря» осталась бы в прошлом, а по факту ее никаких наказаний, никаких изгнаний, ничего, что могло бы обезлюдить форум, уже бы не предпринималось. Отвлекаясь на «щит», Мама Кошка смотрела в будущее, пусть даже настоящее не давало поводов для оптимизма. Она поступала с прозорливостью тех, кто даже на пороге гибели думает не только о том, как этой гибели избежать, но и о том, что будет дальше. Она поступала с прозорливостью тех государственных деятелей, которые в самый разгар опустошительной для их отечества войны принимают решения, направленные не только на победу, но и на то, чтобы отечество после одержанной победы смогло восстановиться. В ее лице как будто очнулись от сна Фабии, Порции, Корнелии, Эмилии, Клавдии, Ливии — люди, даже увидевшие Ганнибала почти у ворот, даже сразившиеся с ним и потерпевшие от него поражение, продолжавшие, тем не менее, думать и действовать на перспективу: на ту перспективу, когда никакого Ганнибала в Италии не останется. Подобно этим людям, осудившим целые толпы граждан на изгнание до конца войны, но тем вернувшим их же к нормальной жизни после ее завершения¹¹⁰, Мама Кошка изгоняла с форума переходивших на сторону клонов участников, тем самым спасая их для их же будущей жизни на форуме. Необходимость поступать именно так была для нее очевидна и всё-таки злила ее: пока она возилась с перебежчиками, клоны занимали всё новые и новые позиции.

Хаос множился. К моменту, когда появился Анжольрас, битва уже была почти проиграна.

***

Едва появившись на форуме, Анжольрас оказался в эпицентре сражения. Не веря своим глазам, он созерцал дымившиеся руины, смотрел на груды лежавших вповалку трупов, прислушивался к доносившимся из карцера воплям заключенных. А если без патетики, он, не веря своим глазам, пролистывал одну изгаженную клонами тему за другой, просматривал полученные им личные сообщения от забаненных, оценивал список забаненных навечно клонов. Свершилось то, о чем его предупреждали: форум подвергся жестокой атаке.

Анжольрас, как и Мама Кошка, был прирожденным бойцом. Кроме того, он имел куда как более широкие полномочия, что делало его не просто полководцем, а главнокомандующим. Правда, главнокомандующим без армии или, если угодно, главнокомандующим с одним подчиненным. Да еще и с таким, отношения с которым у него давно и сильно были испорчены. Да, Мама Кошка взывала к нему до того, как броситься в битву, но это было естественно с ее стороны несмотря ни на что: он, Анжольрас, представлял Администрацию. При этом показательно то, что к нему она обратилась в последнюю очередь, прежде попытавшись воззвать к солидарности других модераторов! Как было воевать в таких условиях? Но Анжольрас попытался.

Как римляне в условиях, когда консулы оказывались неспособными справиться с налетевшей на Город бедой или когда они погибали, назначали для ведения дел всевластного диктатора и подчиненного ему начальника конницы, так и Анжольрас, диктатором, в сущности, уже назначенный давно, попытался действовать по такой же схеме. Но связка между ним как диктатором и Мамой Кошкой как начальницей конницы получилась даже хуже, чем некогда связка между Фабием¹¹¹ и Минуцием¹¹² — Медлителем и человеком, отличавшимся буйным нравом. Как Фабий, тщетно призывавший Минуция к осторожности, так и Анжольрас тщетно наказывал Маме Кошке действовать так, а не иначе. Минуций игнорировал распоряжения Фабия, Мама Кошка практически игнорировала распоряжения Анжольраса. В какой-то момент их старая неприязнь друг к другу дошла до того, что они обменялись гневными посланиями в личке, а затем и вынесли спор в модераторский раздел. Этот раздел по-прежнему был пуст, судить о действиях обоих было некому, но если бы и было кому, вряд ли бы кто-то решился выступить на той или иной стороне. Скорее всего, повторилась бы история всё с теми же Фабием и Минуцием, когда разгневанный неповиновением своего подчиненного Фабий вынес свой гнев на публику: тогда тоже не нашлось ни достаточно смелых, ни достаточно благоразумных людей для того, чтобы вступиться за явно правого или за явно успешного — по крайней мере, пока. Если, однако, история Фабия и Минуция завершилась вполне благополучно — оба пришли к консенсусу, — то история Анжольраса и Мамы Кошки — нет. И в этом смысле они уже напоминали не столько Фабия и Минуция, сколько Эмилия и Теренция — пару злосчастных консулов, проигравших битву при Каннах.

В истории Рима, раз уж именно с ним мы проводим столько параллелей, бывали случаи, когда облеченные властью должностные лица плохо друг с другом ладили или не ладили вообще. Бывало и так, что эти люди оказывались в одной связке перед лицом самых страшных бедствий из всех, какие только когда-либо обрушивались на Город. Но никогда не бывало так, чтобы взаимная неприязнь этих людей оказывалась выше общих интересов. Даже Павел, испытывая к Варрону едва ли не ненависть и тщетно пытаясь уговорить того не спешить с выступлением на невыгодные позиции — даже он, имея возможность уклониться от выполнения принятых его коллегой безумных решений, всё-таки выступил вместе с ним. Это стоило ему жизни, но хотя бы отчасти способствовало тому, что в самой несчастливой для римлян битве, при Каннах, погибли или были перебиты не все. Схожим образом повели себя и Нерон с Салинатором¹¹³ — люди, ненавидевшие друг друга чуть ли не с детства и чуть ли не с детства пинавшие друг друга и вставлявшие друг другу палки в колеса. Оказавшись избранными консулами и увидев, что только совместными действиями они могли помешать перейти в Италию спешившему к Ганнибалу Газдрубалу, они оставили взаимную вражду, объединились и разгромили страшного врага. Потом, конечно, оба продолжили ненавидеть друг друга, но это было уже неважно.

К несчастью, ни форум «Балтики» не был Римом, ни Анжольрас и Мама Кошка — его должностными лицами. Они не сумели преодолеть взаимную неприязнь, не сумели договориться действовать сообща, не сумели хотя бы на время объединить усилия. Попытки взаимодействовать, предпринятые ими поначалу, провалились. Разрозненные действия — тем паче. Так что, когда на Восточном побережье США заклубились напоенные запахом бензина сумерки, а в Петербурге стал заниматься красноватый рассвет, Мама Кошка, накинув на голову капюшон, удалилась. Анжольрас же в отчаянии выключил компьютер и подошел к окну.

Битва за форум была проиграна.

***

Или нет? Или всё-таки форум больше походил на Рим даже несмотря на то, что могло показаться иначе?

Тягостное известие о поражении при Каннах вызвало в Риме переполох, но оно же вызвало к жизни такие добродетели, какие трудно представить в каком-то ином из тогдашних государств. В полном своем составе Сенат вышел навстречу разбитому и опозоренному Варрону, приветствуя его не как виновника страшного бедствия, а как человека, нашедшего в себе истинно римское мужество вернуться к осиротевшим гражданам¹¹⁴. Казна была пуста, снаряжать новую армию было не на что, но явились откупщики, заявившие: пускай-де, как прежде, сдаются с подряда поставки оружия, лошадей, провизии и амуниции — никто не потребует денег, прежде чем не закончится война. Явились частные лица, желавшие дать государству заём: пускай-де, как прежде, государство берет под проценты — никто не потребует ни основную часть долга, ни проценты по нему, прежде чем не закончится война. Явились матроны, пришедшие сдать в казну имевшиеся у них драгоценности: пускай-де квесторы, заведовавшие казной, распоряжаются ими по своему усмотрению. Явился, человек, пожелавший сделать свой взнос и для этого решивший продать принадлежавший ему участок земли. Участок был занят войсками Ганнибала, но цену за него продавец заломил такую, как если бы не только никакого Ганнибала не было и в помине, но и участок этот был прекрасным доходным имением. Явился и покупатель, немедленно уплативший сполна: пускай-де Ганнибал не думает, что ему принадлежит в Италии хоть что-то!

Сколько времени Анжольрас простоял у окна, трудно сказать, но в конце концов он нашел в себе силы оторваться от зрелища разгоравшегося над Городом рассвета и вернуться к компьютеру. С мучительной болью в сердце он включил его и снова зашел на форум. И снова не поверил своим глазам: жизнь на форуме продолжалась! Не та отвратительная возня, затеянная клонами, а полноценная — гражданская так сказать, привычная, радостная. Вернее, конечно, радости не было — руины еще дымились, — но было явление более сложное и более точно предсказывавшее возрождение: сплоченность. Еще каких-то пару часов назад носившиеся по форуму с бунтарскими призывами люди поддерживали теперь друг друга в солидарном решении «троллей не кормить!» Те же самые люди, которые каких-то пару часов назад способствовали успеху атаки клонов, теперь вгоняли клонам осиновые колья в грудь. Делали то, что для клонов, для троллей страшнее всего на свете — игнорировали их. Клоны пытались втянуть в свой круг каждого, кто оказывался поблизости, но натыкались на глухую стену. Да и самих клонов прямо на глазах становилось всё меньше, как всё меньше становилось и оставленных ими сообщений: кто-то, пользуясь тем, что более не было нужды отвлекаться на участников форума, методично чистил тему за темой, методично же, ник за ником, убивая расплодившуюся нечисть. Анжольрас посмотрел на логи модерации: Олег из Перми! Действительно: ведь в Перми уже настоящее утро!

А потом подтянулись и все другие. Поохав и повздыхав, все эти йорики, погонщики, кавии, благополучно севший в Нью-Йорке и сразу же явившийся на форум Дорожный Воин, Мама Кошка, решившая, что томный вечер подождет — все они, коих число насчитывало дюжину, и даже Батька, всего как несколько дней назад ставший отцом, взялись за метла и подняли пыль столбом. Клоны еще попытались дурковать, но это уже не имело смысла.

Тогда Анжольрас окинул взором минувшее, выцепил из него Морозульку и написал: «Не нужен». Подумал и отменил. Еще подумал и объявил всеобщую амнистию: как это бывало под праздники наподобие Нового года.

— Только, дамы и господа, — добавил он, обращаясь к «народу», — давайте на этот раз обойдемся без шампанского: нам бы от этого похмелья поскорее отойти!

 

При желании поддержать автора, сделать это можно переводом любой суммы на один из кошельков —

Яндекс.деньги: 410011091853782

Вебмани: R361475204874, Z312553969315, E407406578366

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/