В О Л Ь Д Е М А Р Г Р И Л Е Л А В И

 

 

ПРО ПОГРЕБОВСКОГО И ЕГО ПОХОЖДЕНИЯ

 

 

 

Мой любимый дядька всегда хотел, как лучше, а у него, разумеется, получалось, как всегда. Но он продолжал жить, радоваться жизни и радовать своим присутствием близких.

 

 

 

Гришкевич Владимир Антонович. Тел: 89062125549. 238520. Калининградская обл. г. Балтийск. Ул. Солдатская, д.2 кв. 8.

 

 

 

1

 

П О Г Р Е Б О В С К И Й И Е Г О Д Е Р Е В Н Я П О Н О С Ы

 

Давным-давно, когда еще маленькие дети носили значок октябренка, а чуть побольше одевали пионерский галстук, жил да был в одном селе, или деревне, расположенной в самом центре Советской Социалистической Республики Беларусь, мой дядька по фамилии Погребовский, а по имени Миша. Ну, почему жил? Он и сейчас живет-доживает свои интересные исторические годы. Однако сейчас его все зовут дедом. А в те упомянутые годы его звали мальчиком.

Село называлось Поносы. Почему так называлось? Вопрос. Скорее всего, от слова, которое означает некий длительный износ чего-либо, или от диареи во множественном числе. Вообще-то, не столь важно, но диареей мой дядька, будучи еще маленьким мальчиком, страдал часто. А посему его родители, папа и мама, собираясь в какой-нибудь путь, всегда за час до отправления сажали мальчика Мишу на горшок, настоятельно требуя исполнения своего гражданского долга перед этой посудиной.

Часто, если не всегда, с долгом возникала проблема. Но стоило только выйти на дорогу, как сразу посреди деревни маленький Миша извещал о своем желании срочно присесть на горшок. А как присесть, если, во-первых, горшок дома остался, во-вторых, от дома уже порядком отошли, и, в-третьих, решение требовалось принимать безотлагательно. И прямо посреди села. Что так же вызывало массу неудобств. И посторонние возмущались нелицеприятным поступком, и владельцы заборов, под которыми приходилось зависать на маменькиных ручках мальчику Мише, выражали недовольство.

Бывали случаи, что мать или отец возмущенно протестовали против такой спешности и требовали от сына терпения до окончания деревни. Сынок, хоть и со слезами, но вынужденно соглашался. Однако последствия оказывались всегда катастрофические, и за деревней уже приходилось переодевать ребенка, а в ближайшем пруду застирывать штанишки. Часто такие процедуры сопровождались не только криком матери и ревом ребенка, но и блевотными и рвотными деяниями отца, который со страшного похмелья, а в нем он пребывал регулярно, очень не выносил запахов и вида, испачканного диареей, белья.

Основная беда таких вот катаклизмов заключалась в органической непереносимости мальчика Миши пустоты во рту. Ему в обязательном порядке требовалось постоянно что-то жевать, кусать и глотать. А есть хотелось постоянно, поскольку в доме еды всегда было мало, или она вовсе отсутствовала. Вот и посвящал Миша все свое свободное время поиску чего-либо съестного. В те годы в колхозах зарабатывали в основном трудодни. Платили за них редко, или очень мало, так что, питались в основном с собственного огорода и дарами леса. Благо, в лесу много всего росло. А Миша любил все произрастающее пробовать на вкус. Оказывалось не всегда перевариваемым. Вот отсюда и эта проблема.

Он даже зимой умудрялся из-под снега чего-нибудь откопать и сразу же зажевать. Съедобным оно оказывалось редко, а результатом такого безрассудства чаще вырисовывался понос, как и называлась его деревня. И в зимнее время постоянно эту самую диарею маленький Миша приносил в дом уже в собственных штанишках. Не успевал он разобраться в многочисленных слоях зимнего одеяния.

Потом у Миши были школьные годы, когда с возрастом он уже научился распознавать мало съестные предметы от пригодных в употребление. Поэтому сюрпризы с диареей постепенно уходили в историю. Он уже умел регулировать желудочно-кишечные процессы, поскольку появились такие душевные качества, как стеснительность и стыд. Ведь в школе, которая располагалась в соседнем селе в километре от родных Поносов, появились новые друзья, и среди них попадались и девочки. А Миша вдруг стал очень компанейским и заводилой, к которому потянулись ровесники одноклассники. И такой статус требовал достойного поведения. Высокое положение лидера не позволяло совершать в неуместное время скоростные полеты в сторону домика, расположенного в конце школьного двора. Если уж приспичило, то он достойно дожидался перемены и не спеша, словно еще до конца не определился в маршруте, хотя глаза к этому моменту лопались от перенапряжения, двигался в сторону желанного строения.

И вот по окончанию школы приехал на военной машине военный дяденька и собрал во чрево темно-зеленого автомобиля всех пацанов нужного возраста и под рев матерей увез в район. Там их завели в большой многокомнатный дом, где раздели догола и под смущения и хохот долго изучали, щупали, слушали и задавали глупые вопросы. По окончанию этой процедуры выдали военное обмундирование и разместили в большом сарае по имени казарма с двухэтажными кроватями. Но долго и здесь не пришлось пожить. Вскоре приехали так называемые купцы и разобрали всю эту толпу по частям. Не в том смысле, что по кусочкам, а в воинские подразделения.

Дядя Миша Погребовский угодил в одну из подмосковных мотострелковых частей. Служба хорошая, почетная, и не очень трудная. Заставляли бегать, прыгать, так этого добра хватало и на гражданке. Да мало ли он носился по полям за коровами и деревенскими девками! Хватало на селе суеты. Единственное, чего он никак не мог понять, так это в строевой подготовке некоторые моменты. Ну, на кой это надо было, чтобы задать вопрос тому же сержанту, еще перед собственной речью произносить набор неких ритуальных фраз. Еще и обижались, если он для облегчения общения опускал их, так как не мог понять необходимость их произношения. Ругались и назначали наряды. А лишние наряды на кухню он вообще воспринимал, как высший дар и награду за успех. Даже, почувствовав тоску по кухонным запахам, моментально преднамеренно совершал мелкий проступок или правонарушение и к большой радости и к великому наслаждению вслушивался в строгий рык и ор начальника, заканчивающийся присуждением очередного похода на кухню.

А уж отъедался там по полной программе. Нет, конечно, в армии кормили во стократ лучше и богаче, чем дома в деревне. Но по режиму, а к такому распорядку потребления пищи долго не мог привыкнуть. Остро желалось в промежутках между кормлениями чего-либо пожевать. По старой привычке. Даже какую-то странную кличку от сослуживцев получил: «Пылесос». За то, что сметал в свой рот всевозможные крошки со столов, как в столовой, так и разделочной на кухне. Само слово ему нравилось, так как сам агрегат, чье имя он носил, ему видеть не приходилось. Как дома в деревне, так и в казарме имелось всего два прибора для наведения чистоты. Это веник и швабра. А о чуде технике пылесосе даже впервые услыхал, лишь получив почетное прозвище. Попытки разъяснить предназначение и саму конструкцию агрегата не увенчались успехом. Непонятны были бестолковые функции столь сложной конструкции. Ведь любую пыль легко и беспроблемно можно смести, смахнуть и стереть простым и дешевым незатейливым способом. И на кой забор городить из-за какой-то злосчастной пыли? Но сама кличка нравилась, и откликался на нее с гордостью и с удовольствием.

Что-то в этот раз запылесосил малосъедобное и плохо усвояемое. И сходу вспомнилась родная деревня с чудесным ее названием Поносы. И под общий смех казармы вприпрыжку, не успевая одеться и обуться, несся, пританцовывая и завывая, через весь плац к спасительному домику, именуемому в армии сортиром. И уж если понимал, как он катастрофически не успевает, то сбрасывал портки и прямо посреди плаца и под общее веселье избавлялся от постороннего продукта, угодившего по чистой случайности в его организм.

Долетела его эпопея с недолетами до сортира и до ушей полкового врача, который незамедлительно издал приказ о размещении Погребовского в лазарет, чтобы уже здесь в специальных условиях заняться ликвидацией последствий прожорливости бойца. Лечение было изнурительным и жесточайшим. Лекарства и прочие микстуры Миша потреблял с удовольствием. Какая, никакая, а пища. А вот с нормальной едой, так просто беда. Ее настолько ограничили и уменьшили, что хоть волком вой и собакой скули. Тогда-то и вспомнились те сладкие наряды на кухню. Так безумно хотелось совершить правонарушение и угодить под нехорошее настроение сержанта, который, не понимая своей благодетельности, остервенело приговаривал рядового к внеочередным работам на кухне, ошибочно считая сей труд не престижным и утомительным, не понимая, что Миша только и мечтает об исполнении сих угроз.

Здесь же попытка нарваться на желанный наряд заканчивалась внеочередной клизмой. То не физическая боль, поскольку процедура безболезненная. Но мучили душевные страдания потерь тех крох пищи, что с таким трудом добывались в этом голодном лазарете. Поэтому такую экзекуцию он считал высшей мерой бесчеловечности. И после очередных вливаний изо всех сил старался подольше удержать влитую жидкость в своем организме.

Сегодня на такую процедуру его пригласили в специальный кабинет. Доктор, после длительного осмотра и прощупывания живота, заявил, что он принял решение прямо сейчас полностью и начисто промыть все засоренные уголки внутренностей, чтобы вместе с лекарственной водой удалить из организма вредные вещества, вызывающие расстройство и диарею.

Укладываясь на кровать в привычную процедурную позу, Погребовский с опаской и недоверием поглядывал на огромный прозрачный шар, наполненный жидкостью подозрительного цвета, и высказал сомнения, что сия емкость никак не сумеет разместиться внутри него. Но настойчивый врач не только убедил в необоснованности сомнений, но и доказал обратное. Еще как поместилась. Словно ее и не было внутри этого шара. Предупредив об обязательной необходимости весь этот лекарственный объем, задержать в организме минут на десять, врач покинул кабинет, оставив Погребовского самостоятельно продолжать лечение.

А это не представляло особых сложностей для такого многоопытного в таких делах пациента. Вот так легко и просто избавляться от полезного лекарственного раствора он и сам не желал. Хотелось подольше задержать его, чтобы он успел принести максимум пользы. Как говорится: терпел до последнего. Курс и скорость в нужном направлении взял в последнее мгновение. Но не успел выйти из кабинета, как осознал грандиозную ошибку, свершенную за отсутствием грамотного расчета. Прошлые клизмы он получал в своей родной палате, расположенной в трех шагах от «царского трона». А вот процедурная разместилась в другом конце длинного коридора. Лазарет был хоть и одноэтажным, но весьма и весьма длинным.

Это, конечно, не беговая дорожка, а простой коридор, но хотелось бежать, как на стометровку: рывком и быстро-быстро до самого пункта назначения. Однако с мыслью о беге пришлось расстаться в первые спортивные шаги. Нельзя было так широко расставлять ноги. Не просто рискованно, но и сил в теле не было. Пришлось скакать на одной ноге, с трудом удерживая рвущуюся массу наружу. Единственное, что пока удавалось без последствий, так это смена скачущих ног.

И вот, когда до заветной двери, за которой располагалась заветная комнатка, оставались считанные шаги, из палаты вышел в коридор серьезный и сердитый с бумагами подмышкой начальник отделения майор Ходоков. Почему-то в эту минуту вспомнился устав и его нужные параграфы о действиях рядового при встречах с офицером. И требовали эти пункты строевой стойки, и отдания воинской чести строевым шагом. Погребовский все эти требования четко и быстро самопроизвольно исполнил. И честь отдал, и прошел правильно, да вот делать этого вовсе было, как необязательно, так и рискованно. Тем более, что и одет он был не по форме, да и голова оказалась непокрытой головным убором. И расслабленный организм не выдержал внутреннего давления. С таким трудом удерживаемая лекарственная масса получила наконец-то долгожданную свободу и шумно выплеснулась на пол, слегка обрызгав обувь и халат майора. Минутное молчание нарушил грозный рык начальника:

-Погребовский! – крикнул майор.

-Я, товарищ майор! – бодро и радостно ответил Погребовский, продолжая соблюдать уставные правила.

-Облажался! Опять!

-Так точно!

-Бегом, марш в ванную. И чтобы мне полы потом до блеска отдраил. По всему коридору.

-Есть, - ответил Погребовский, и уже не спеша поплелся в ванную, расположенную рядом с туалетом, до которого он так неудачно не доскакал. А мало, ведь, осталось.

Но было во всей этой эпопеи и светлое пятно. Стоять под теплыми струями душа было легко и приятно. Ощущаешь теплоту и свежесть. Наслаждался радостями душа долго, пока не пришла тетя Клава и грубо не прервала радость общения тела с водой. Обижался на строгую тетю недолго. В определенный момент даже хотелось поблагодарить, поскольку у него еще был невыполненный приказ майора по вопросу уборки коридора, испачканного собственной клизмой. И если бы не тетя Клава, то процесс наведения чистоты намного бы усложнился. Поскольку в некоторых местах уже просохло, и теперь требовались определенные усилия для удаления грязи.

Учитывая прежний отрицательный опыт, Погребовский в следующее приглашение на столь неприятную медицинскую процедуру подготовился намного основательней. Во-первых, больничный халат набросил на голое тело, а во-вторых, после вливания лекарственной жидкости во внутрь организма, необходимую паузу в десять-двадцать минут решил выдержать не на процедурной тахте, а возле входной двери в туалет. Вот так, как часовой в ожиданиях критического момента, Погребовский похаживал невдалеке от туалета, прислушиваясь к командам изнутри своего тела. На легкие позывы не реагировал, поскольку доктор рекомендовал терпеть из последних сил до последнего.

И вот, когда этот исторический момент уже настойчиво требовал исполнения служебного долга, Погребовский, скрипя зубами и с выпученными от натуги глазами, легким усилием правой руки потянул за дверную ручку. Его даже удивила ее неподвижность. Не мог он, как часовой на посту, прозевать нарушителя. Как вообще могло произойти, что в такую ответственную минуту заветная комнатка оказалась занятой? А сил уже не оставалось ни на требования немедленного освобождения, ни на ожидания, когда этот некто добровольно и самостоятельно покинет кабинет. Однако, превозмогая позывы и стремления к самопроизвольному очищению кишечника, он из последних усилий постучал и жалобно плаксиво попросил поспешить. В ответ услышал грубое и матерное указание заткнуться.

А как заткнуться, когда и нечем, и совсем уже сил нет. И только сумел, что сильно сжать зубы и громко ими проскрипеть. Аварийная ситуация неотвратимо надвигалась, готовая в любое мгновение разразиться повторным грязным скандалом с уборкой территории. И, когда Погребовский уже смирился с ее неизбежностью, дверь добровольно распахнулась, и счастливый, довольный своей жизнью и настроением фельдшер Панасюк, пригласил Погребовского к снаряду.

Проклиная конструкторов и строителей этой важной и нужной комнаты, Миша приступил к восхождению и покорению вершины. Это у кого же ума хватило на построение трех высоких ступенек перед главным сидячим местом? И откуда взять силы, чтобы так высоко поднимать ноги, карабкаясь наверх к заветному пьедесталу? Смахивать обильный пот уже некогда и нечем, поскольку все до единой руки были заняты. Кое-как из последних сил вскарабкался на вершину, но на точное прицеливание уже времени не оставалось. Потому залп оказался совсем неточным. Противоположная стена вмиг преобразилась, меняя рельеф и окраску, покрываясь обильным содержанием клизмы и кишечника.

Но повторной уборки хотелось избежать. И не только уборки, но и предстоящего скандала. Поэтому Погребовский, соблюдая максимальную маскировку и скрытность, незаметно покинул кабинку и тихо, и незаметно нырнул в свою палату, притворившись уже давно спящим. Однако фокус не удался, и тетя Клава, как главный блюститель чистоты и порядка, безошибочно вышла на виновника безобразия, требуя немедленного приведения единственного в лазарете туалета в порядок.

-Да нет, клянусь завтраком, обедом и ужином, что это вовсе и не я там нахулиганил! – божился и клялся Погребовский.

А зря сразу не согласился и так долго сопротивлялся. Время сегодня работало против него. Доказать виновность Погребовского для тети Клавы не стоило и труда, поскольку такую процедуру на сегодняшний день он единственный прошел. И никто во всем лазарете сегодня клизму не принимал. Даже свидетели нашлись. А поскольку свидетели имели воинские звание выше, чем рядовой Погребовский, то соглашаться пришлось без оспаривания и быстро. Но за время этих дебатов испачканная стена подсохла. И уже простым отмыванием здесь не обойтись. До ужина чуть ли не зубами выгрызал Погребовский въевшуюся ядовитую смесь, проклиная свою несчастную судьбу и эту глупую попытку замять позор. Не следовало скрывать свои грехи и долго спорить над доказательством легко доказуемым.

 

2

 

В Л Е С П О Я Г О Д Ы

 

Летний лес изобиловал богатством ягод и грибов. А еще там всегда было уйма орехов. Лесных и очень вкусных. Ну, разве мог Погребовский упустить такие халявные изобилия съедобных продуктов. Сердце кровью обливалось, когда попадался огромный, но уже червивый и сгнивший, и совершенно недавно полный и сочный, гриб. И почему он не оказался здесь и в этом месте вчера? Такое богатство абсолютно понапрасну сгнило, съедено червями, а труха его скоро рассыплется по земле. Такие видения вызывали тоску и тупую боль. Хватало работы в деревне в эту пору, в этот жаркий сезон года, но Погребовский использовал каждую свободную минуту, чтобы заскочить в лес и принести оттуда хоть пригоршню его даров. Не оставлять же их этим неумным птицам и тупым червям, которые только и караулят, чтобы наброситься на спелый созревший плод. Миша желал оказаться раньше их и вкусить плод прежде, чем он будет испорчен этими глупыми лесными обитателями.

Черника уродилась на славу. И не просто много по количеству штук на куст, а к тому же весьма крупная и сладкая. Так и манила и просилась сама в ведро. А зашел в лес всего-то на час-полтора, и уже успел наесться досыта, и тара переполнена с большой запредельной горбушкой. Ужасно не хотелось покидать эти бесконечные россыпи черно-синих ягод, да такая вот жалость, что ведро имеет границы, а за пазуху, как яблоки или орехи, не напихаешь. А если и наложишь, то жена будет очень недовольна за испорченную мануфактуру и страшный синюшный вид живота. Уж в постель точно не пустит. Не стоят ягоды таких жертв.

Погребовский выходил из леса, когда солнце уже цеплялось за макушку самой высокой сосны. Такое время непредсказуемо и трудно контролируемое. Вот оно светит, а потом его словно кто-то торопливо заталкивает за горизонт, и мгновенно царица ночь укутывает пространство. Легкий щелчок выключателя – и темнота беспросветная. Лишь луна, если у нее есть сегодня выход, может немножко подсветить тропинку, петляющую по полям и оврагам к дому. Однако настроение у Погребовского было в данную минуту просто замечательное: и ведерко переполнено лесным продуктом, да и дотемна успеет добежать, если поторопится. Порадует жену урожаем. И поест черники от пуза. Правда, сегодня он уже ни одной ягоды не поместит в переполненном пузе. Это, как минимум, точно такое ведерко, только без самой тары, он уже разместил, пока собирал ягоды, в свой любимый живот. Вот она самая надежная тара, дающая стопроцентную гарантию, что донесет до дому и ни единой ягодки не рассыплет, не уронит на землю.

А вот уже и выходим на финишную прямую. То есть, на широкую асфальтную новую дорогу. Ее совсем недавно проложили мимо их деревни. Так что, теперь даже в темноте спокойно и без эксцессов доберешься до родной хаты. Сейчас только вот этот неглубокий овражек перепрыгиваем и приземляемся на асфальт, по которому легко и весело пошагаем по просторам. Разогнавшись по полю, Миша легко и даже с хорошим запасом перелетел эту канавку. Но уже в полете он осознал небольшую ошибку своего поспешного решения. Траектория его полета от усилий такого толчка направила его тело в ту точку приземления, где совершенно недавно прошло колхозное стадо коров. И одно из этих животных именно в точке предполагаемого касания оставила большую дымящуюся лепешку. Если не предпринимать ни каких мер, то его новые сапоги не только приобретут иную окраску, но и обновятся излишним ароматом, который не успеет выветриться до дому.

Усиленно размахивая руками, словно птица или иной технический летательный аппарат, пытаясь созданием дополнительной тяги хоть на пару сантиметров отдалиться от посадочной опасной площадки, Погребовский манипулировал всеми подвижным частями тела. Однако результат получился не просто отрицательный, но еще более усугубляющий сложную и без того ситуацию. Перелететь с помощью рук коровий подарок не удалось. Никакой дополнительной аэродинамической силы их взмахами не создалось. А усугубилось приземление по причине кардинального изменения позы самого туловища. И эта поза изменила в худшую сторону устойчивость и надежность опоры в момент касания асфальта. Сапоги сами были спасены от всех катаклизмов, так как коснулись лепешки лишь пятками и самый краешек этого блина. Но поскольку благодаря этим телодвижениям ноги выдвинулись намного вперед от основной массы тела, то, коснувшись пятками мокрой скользкой массы, они резко рванули вперед и вверх. Поскольку ноги оказались выше головы, то само приземление уже произошло обоими полушариями прямо по центру лепешки. Да еще в полете с такими маханиями рук совершенно выпустил из вида, что в одной из них находилось полное ведерко сладкого лесного продукта. Ну, разумеется, вся черника горохом разлетелась по всему асфальту.

Полушария мы имели в виду нижние, в которых полностью отсутствует мозг. Но от такого грубого и жесткого касания асфальта и в верхних полушариях произошло сильное мозговое трясение. Очень грубая посадка случилась. Лепешка оказалась очень свежей, то удара самого она смягчить не смогла. Но зато получился замечательнейший фонтан из брызг. Жаль, что самому Погребовскому не удалось понаблюдать за таким фейерверком, так как глаза в момент касания переполнились мгновенно снопом искр и ярких вспышек. Ко всему прочему добавилось приостановление дыхания и сердцебиения, что никаких усилий не хватало для желанного вдоха, не говоря уже о выдохе. А уж колхозного пастуха с его подопечным стадом так в сердцах материл, что у того и у всех коров икота надолго поселилась.

С огромным трудом приподнялся, с силой выдохнул спертый, застрявший в легких воздух, и теперь уже громко и многоэтажно матерился вслух от увиденного и осязаемого собственного вида. Брюки промокли и пропахли отходами жизнедеятельности проклятой буренки, оставившей такой примечательный след на асфальте. И в деревню с таким амбре и с подмоченной репутацией уже не войдешь. Можно лишь войти в историю и в местные сельские анекдоты, которые с прибавлением и добавлением эпитетов будут распространяться и размножаться на завалинках и на вечерних посиделках. Быстро сняв испачканные брюки, Погребовский окинул проницательным взглядом окрестность, с радостью и надеждой остановив свой взгляд на приличной лужице в трех метрах от приземления. Но через пару минут усиленной стирки вдруг осознал, что уже с неделю в округе стояла сухая погода. И, стало быть, производитель и создатель этой единственной лужи находился в том же стаде с той коровой, что оставила на асфальте эту злополучную лепешку.

Громко зарычал, пытаясь всеми имеющимися в запасе фразами выразить свое неуважение и к этой буренке, и с неудержимой яростью зашвырнул брюки подальше в поле, поскольку ядерная смесь лепешки с этой лужей напрочь сделали невозможным появление с таким ароматом даже на окраине села. Хотелось материться и вспоминать нехорошими словами всю ближайшую родню пастуха колхозного стада во всю мощь своей здоровой и многоголосой глотки, чтобы хоть отголоски эха сумели долететь до их ушей. Но неожиданно на окраине леса послышались женские голоса со смехом и веселыми вскриками.

То женщины с полными ведрами черники возвращались домой. Они, видать, так же любили собирать дары леса, но занимались этим сбором в другом конце болота, так как про их существование Погребовский не знал. Его в данный момент мало интересовал такой факт, как то, что из какого села и не соседи ли в этот момент грозились появиться из лесной чащи. Однако, предстать перед любыми женщинами в таком непрезентабельном одеянии не сулило успеха и радости встреч. Чем же можно сейчас им объяснить причину отсутствия на его теле брюк, а к тому же и наличие мокрых трусов. Про дождь они так же в курсе. И явно в их мозгах возникнут неординарные ассоциации. Даже если они и из соседнего села, то и там дождя давно не было. Еще подумают, что в лесу мужчину некто сильно перепугал, оттого и сырость в штанах. А про коровью лепешку с лужицей, так грамотней вообще промолчать.

Пулей пронесся метров двадцать к одиноко стоящему рядом с дорогой клену и ракетой взлетел, чуть ли не до самой макушки, зарывшись с головой в его кроне. Благо, крона была богата листвой и ветками. Закопался так, что даже земли не видать. Вышедшие из леса женщины долго обсуждали вид разбросанной на дороге вокруг бесхозного ведра ягоды и размазанной коровьей лепешки. У них возникало много фантастических версий по поводу свершившегося непонятного явления. Но к единому мнению придти было сложно, поскольку хозяина пострадавшей посудины вокруг не наблюдалось, а вот так запросто оставить без присмотра такую нужную в хозяйстве посудину мог только больной на голову человек. Будь он хоть мужиком, хоть бабой. Решали, что делать с ведром, но к единому мнению не пришли. Поскольку брать с собой чужое никто не хотел, то решили, что вполне вероятно хозяин может вернуться.

Пока женщины дискутировали по вопросу загадки на дороге, в кроне клена получила развитие своя трагедия. В трусы к Погребовскому забрался муравей и нещадно кусался. По лицу ползали пауки и комары в поисках халявной крови. Радости-то для них сколько – жертва, не способная оказать сопротивление. Замерла, как статуя, а ты пользуйся моментом и насыщайся молодой здоровой кровью. А женщины и не спешили покидать любопытное место, словно дома их не ждала семья и голодное хозяйство во дворе. Кто же за вас, твари вы эдакие, коров доить будет и мужей с детьми кормить? Так и хотелось крикнуть, чтобы немедленно расходились по домам. Наконец-то одна из них заметила, что солнце уже почти закатилось за лес, и не мешало бы поспешить, чтобы до дома добраться дотемна. Остальные согласились с ее доводами и заспешили в сторону домиков, торчащих из-за холмов.

Погребовский наконец-то позволил себе облегченно громко вздохнуть. И первым делом он быстрыми движениями разобрался с обнаглевшими муравьями и пауками. Не слабо досталось и комарам. Но, однако, зря он так резво устроил разборки. Не стоило в такой ненадежной среде грубо шевелиться. Сук предательски треснул, и Погребовский с победным воплем: «йо-йо» грубо шлепнулся прямо под деревом. Благо, что внизу не было асфальта. Но трусы в быстром полете успели зацепиться за обломок сука и остались висеть высоко и глубоко где-то в кроне. Погребовский взвыл, как раненный кабан, проклиная чернику, корову, пастуха, всех женщин того села, куда направились эти свидетели, а так же муравья с комарами, из-за которых он не только так больно приземлился, но и в добавок лишился очень важной детали одежды. Теперь он мог предстать перед односельчанами лишь в рубашке и сапогах на голое тело.

Сбросил рубаху и повязал ее на пояс. Если не делать резких движений, то вполне сойдешь за отдыхающего на пляже, мирно проводящего отпускное время на берегу водоема. Вот только поблизости ни пляжа, ни водоема, кроме оставленной коровой лужи. Благо, уже в свои права медленно, но напористо и неуклонно вступала ночь. Этот факт позволял менее заметно огородами и оврагами пробраться к дому. Но, когда уже до родного дома, сердцу милого и желанного, оставалось буквально каких-то чуть более ста шагов, Погребовский наступил на невидимый, но подлый и коварный сук, и вновь под ним провалилась земля. Она, как бы вроде, никуда и не проваливалась. Это сам Погребовский катился вниз, чередуя перед взором темную землю и звездное небо. И так много раз подряд. Из конечностей, включая и голову, ничего серьезного не повредил. Однако пропала из поля видимости такая нужная и остро необходимая рубаха.

Теперь без скандала и в собственный дом не войти. Проблема из проблем. Ну, как быстро и внятно, чтобы получилось доходчиво, объяснить такую череду происшествий родной жене. Разумеется, если все по порядку и внятно разъяснять, то не только поймет, но и поверит. Но в первые часы говорить и жестикулировать с применением физических прикосновений будет она, не позволяя, ни одной буквы вставить в ее непрерывный монолог. И прерывать его будет лишь для физических пояснений по всем частям тела без разбора. Хорошо хоть вспомнил о портянках. И из двух приличных материй получилась неплохая набедренная повязка.

Тяжело вздохнув, Погребовский поплелся дальше на штурм последних метров, отделяющих его самого от родного дома. И почему-то только лишь тогда, когда вступил на границу собственного двора, отчетливо и ясно вспомнил, как перед походом в лес просмаливал бочку. Но эти воспоминания оказались слишком запоздалыми. И главное явились, не запылились, когда тут все и без них предельно ясно. И явились не к мозгам, где и положено быть мыслям, а к ногам, которые прочно и надежно вляпались все обе в пролитую в этом месте смолу. Ох, зря не хотелось убрать ее сразу. Грамотно рассудил и рассчитал – к вечеру остынет, и он одним махом всю эту лепешку и закатает в руло. Теперь хоть самому закатывайся. Ни вперед, ни назад. Оно, вроде бы, и затвердело, но умный Погребовский сообразил ведь смесь немного разбавить керосином. В армии еще научили, когда заливали щели на крыши. Она тогда не лопается от мороза. Но застывает медленно. Вот и вляпался в собственное ноу-хау.

Попытки разозлиться и пойти нагло вперед закончились смачным шлепком пуза о землю. Так что, возле родного крыльца он уже стоял в одной набедренной повязке. Так бездарно, словно в жестокой кровавой битве, растерял всю имеющуюся на теле одежду и обувь. Хорошо, что вместо носков сообразил портянки на ноги намотать. С носками вид был бы похуже. Когда вошел в хату, жена визжала, словно аварийная сирена, без перерыва минут 15. Ничего не понимающий Погребовский, решился глянуть в трюмо, стоящее в углу комнаты. И только тогда он понял ее ужас. Ему и самому стало страшно от собственного отражения. А отразилось в зеркале нечто, слабо схожее с мужем: без лица и весь в мазуте и грязи. Есть от чего до смерти перепугаться. И любая попытка телодвижения, чтобы успокоить и прояснить, только вызывала агрессию и усиление крика. Затем она схватила ухват и перешла в контрнаступление, пиная ужасного монстра в живот и чуть пониже. И вот одним неловким махом ухвата она сумела сорвать с него эту кошмарную набедренную повязку, и сразу узнала в нечистой силе своего родного и любимого мужа.

 

3

 

В Е С Е Л А Я П О Е З Д К А

 

Поездка в районный центр для Погребовского, как и для его односельчан вообще, были не менее редчайшим и уникальным явлением, как и для любого советского гражданина поездка в столицу. Не часто приходилось покидать пределы родного села, не считая походы в лес, поля и луга вокруг деревни по грибы и ягоды, а также выполняя трудовые сельские подвиги. Но ведь эти перемещения никто не называл поездкой из дома или от дома. Вся эта округа считалась самим селом. Но, если случались такие отдаления от Родины, и не только Погребовскому, но также и любого из родни или из соседей, с посещением таких крупных населенных пунктов, как районный центр или, не приведи господь, областной, то к такому событию готовились, как к отправке в космос. И встречали аналогично, как возвращение из оного. И самое главное в них, так это заказы, порою не вмещающиеся в одном тетрадном листе. После долгих споров и коррекционных сокращений вдвое, остальной список все равно еще долго подвергался сомнениями. Не может и не потянет один человек такой объемный и тяжелый груз.

Деньги завернул в платок, который булавкой приколол к трусам. Список заказов положил в карман пиджака. Если его и украдут, то только избавят от излишней беготни и хлопот, так как очень долго спорил и сопротивлялся натиску родни. Ну, где это видано, чтобы одних лишь баранков заказано 10 кило. Это же, как минимум 5-6 вязанок на шею. А уж мануфактуры, в особенности женского белья, словно он султан и делает закупки для своего гарема. Как же он сумеет сказать продавцу, что ему требуется женских трусов и бюстгальтеров сразу десять размеров. И не детских, где оправдание на многодетность есть. Но спорить с женщинами не имело смысла, пользы и результата. Себе дороже. Вот и согласился, тихо и молча. Но предупредил, что всего этого из списка может просто не оказаться в магазине. Так что, особо не надейтесь. А сам про себя решил, что даже заходить в такие срамные магазины не будет.

Поезд на вокзал прибыл рано утром. А обратный рейс только где-то к полуночи. Вот и решил после главного дела, ради чего и прибыл сюда в районный центр, приятно прогуляться по улицам и проспектам с потреблением пива и мороженого. Глядя на проходящие поезда, Погребовский углубился в воспоминания многолетней давности, от чего сильно зачесалось правое ухо и неприятно загудело внутри головы, словно там включили бензонасос. Звук противный и мерзопакостный. Погребовский вспомнил, как его, уже старослужащего, отправили в помощь старшине собирать по селам и хуторам новобранцев.

На станции, с которой начиналась отправка будущих бойцов, военком выделил им газик с шофером, и они в течение трех дней объезжали глухие районы в поисках 19 летних юнцов. В те годы, если помните, паспортов на селе не выдавали. Да и свидетельство о рождении не у всех на руках было. А может и было, но просто не находилось в нужный момент (или вовсе не искалось). И тогда только принципиальная настойчивость старшины и его убедительные аргументы с трудом могли поколебать мнение родителей, что их усатому отроку ну никак не могло быть 12 или 14 лет, если не перевалило давненько за 19. А в пятом классе оно учится вовсе не потому, что такой младенец, а просто на бис повторил несколько классов подряд. И это как минимум.

Обижались, спорили, плакали, но в нашей стране власть пользовалась уважением. Поэтому долго никто не спорил и не препятствовал выполнению поставленной задачи. Вот так убеждением и настойчивостью удалось собрать положенные 25 человек. И с вещами и многосуточным пайком, которым снабдил их военком, выгрузили этот контингент на перроне дожидаться нужного поезда. Время впереди было немного, но старшина решил воспользоваться свободной минуткой и отойти в здание вокзала попить в буфете пива. Погребовский такую вольность позволить себе не мог, но справедливость и авторитет компенсировать решил иным способом. Оставшись наедине с молодежью, он неожиданно почувствовал себя большим начальником перед призывниками. Как минимум майором. Тем более, что смотрели они на него такими преданными и рабскими глазами, готовые выполнять любые его приказы и распоряжения.

Грех не воспользоваться такой удачной ситуацией. И Погребовский срочно построил их вдоль перрона, чтобы прочесть небольшую лекцию-назидание, в которой показать себя бывалым и заслуженным воякой, коими им стать еще предстоит. И это лишь в том случае, если они сумеют воспользоваться его умными советами. А чтобы заслужить такое количество значков и побрякушек, что украшают его грудь, так им еще придется много пота пролить и пороху понюхать. Погребовский так распылился, что уже начал приписывать себе подвиги и заслуги, кои не существовали в природе.

А в это время и появился шумный дымящийся паровоз с вереницей вагонов за ним. Такое чудо техники многих призывников просто шокировало, так как в глухих местах и хуторах самое современное устройство для многих встречался лишь трактор и лошадь с плугом. А такую большую шумную и дымящуюся громадину многие видели впервые. Нет, они не совсем такие забитые и тупые. И в книгах о нем читали, и в кино наблюдали. Но читать и видеть на экране – дело иное. Но другое встретиться с ним вживую, когда эта куча металла чуть ли не касается их. Да еще, как они понимали, придется залазить в ее нутро и прожить там долгое время. К видимому еще добавилось воображение, и народ просто впал в ступор.

А Погребовский, наблюдая, как е впечатление произвело на всех прибытие паровоза, и вовсе раздулся, как индюк, и с сарказмом заметил:

-Чего, салаги, перетрухали, облажались? Это вам не коровам хвосты крутить. Техника серьезная. А ну-ка, осади назад, сейчас разворачиваться будет.

Зря он так пошутил. Представив, как эта длинная змея сейчас начнет разворачиваться по всему перрону, призывники в ужасе так припустили, что в мгновение ока за горизонтом скрылись. Даже мешки с вещами и продуктами на перроне оставили. Погребовскому в этот миг сделалось очень скверно и тоскливо. А старшина, который всласть напился пива, и уже подходил к паровозу, в момент Погребовской шутки, томно ковыряясь в зубах, от увиденного и услышанного, застыл, как изваяние. Минуты две не мог захлопнуть рот. Так сильно скулы свело. Когда наконец-то сознание и силы вернулись к нему, он, молча и без комментариев, но очень сильно и крепко приложился кулаком к правому уху Погребовского. Потом они еще дней пять собирали разбежавшихся призывников.

Вот от этих воспоминаний, глядя на приближающий состав, и зачесалось то самое правое ухо. Прогнав от себя нехорошие мысли, Погребовский повернулся спиной к вокзалу и весело зашагал вглубь города. Погода приглашала к приятному времяпровождению. Солнце, теплый летний ветерок, вокруг красивые многоэтажки, усатые автобусы, именуемые троллейбусом, много и разнообразные машины и мотоциклы. На остановке Погребовский купил эскимо и решил, сочетая приятное с полезным, скушать его в троллейбусе. Но сердитая кондукторша вывела его из салона, предупредив, что с таким опасным продуктом вход воспрещен. Но есть, стоя на остановке, не хотелось. Ведь такой деликатес и чудо, невиданное в их селе, необходимо не просто проглотить, как обычную повседневную пищу, разместив, как обыкновенный кусок сала или ломоть хлеба, в одном из отсеков своего желудка. Его хотелось смаковать и наслаждаться. И такую процедуру приятно исполнить, сидя в уютном салоне троллейбуса и наблюдая любоваться мелькающими красотами города.

И Погребовский решил схитрить. Дождавшись следующего троллейбуса, он спрятал мороженое под пиджак, и смело, словно честный и правильный пассажир, вошел в салон. После приобретения нужного билета хотелось присесть где-нибудь подальше от зоркого и зловредного кондуктора в мягкое дерматиновое кресло. Но вот только не учел он тех обстоятельств, что в городе ритм жизни иной, чем в их селе. Посему неторопливого, привольно двигающегося, Погребовского успели не только грубо обматерить, но и раз 15 толкнуть, как в спину, так и в грудь, где он бережно прятал прохладный и сладкий продукт.

С ужасом усаживаясь в кресло, он доставал эскимо. Логично рассуждая, оно, вроде, как и не пострадало. Вот только шоколад остался на рубахе, а на палочке торчал белый, слегка измятый черенок, похожий на ножку гриба. Тяжел и печально вздохнув, он приоткрыл рот и хотел спрятать остатки в глубине своего нутра. Но грубо и резко толкнули еще раз в спину, покрыв его романтическую и мечтающую натуру простым сельским матом, намекая, что здесь вам не бульвар для прогулок и мечтаний, а общественный транспорт. И просьба, не торчать, как корова посреди прохода, а шевелиться и не мешать спешащим гражданам.

Запас лексики и тяжелый сельский труд позволял ответить этим торопливым субъектам в полном объеме и со всеми вытекающими последствиями. Они бы быстро узнали настоящий и полноценный деревенский мат и почувствовали бы свободный полет от его неслабого толчка. Вот стоило бы ему толкнуть одного, как сразу бы весь проход освободился. Стал бы чистым, словно и не было в троллейбусе тесноты. Но помешал прискорбный факт. От толчка нервного пассажира выскочил из рук этот многострадальный черенок, так похожий на сладкую ножку гриба. А ведь еще бы одну спокойную секунду, и он уже радовал бы желудок Погребовского.

Попытки не допустить падения на пол, где с ним можно было бы расстаться навсегда, увенчались более-менее успешно. И эскимо, выскользнув из его рук, благополучно шлепнулось на переднее сидение. Погребовский вмиг протянул к нему руку, но в эту секунду пассажирка кошмарно огромного телосложения, уставившись своими свинячьими глазками в потолок, шлепнулась всей центнеровой массой на эскимо с рукой Погребовского. Чертыхнувшись, руку успел вырвать в последнее мгновение, но эскимо навечно похоронил под огромным многопудовым задом пассажирки. Однако сами похороны растянулись не надолго. Уже порядком измученное мороженое, видать, весьма быстро растаяло под горячими телесами и напомнили пассажирке о своем существовании, как сыростью, так и прохладой. Женщины весьма быстро сообразила, что под ней не дерматиновое сидение, которое по всем законам комфорта должно греть и ублажать. А ощущения не соответствовали действительности.

Вставание толстой женщины произошло сравнительно в ускоренном темпе, что не вязалось с массой и грузностью самой хозяйки тела. Еще страшней оказался ее громкий пронзительный рык:

-Какая сволочь подсунула мне эту гадость?

Погребовский усиленно смотрел в окно, с большим вниманием и любопытством наблюдая за мелькающими домами и машинами, словно не было в этот миг более важного и интересного занятия. Однако, такое его безразличие не спасло от заслуженной расправы. Грозная дама брезгливо отлепила остатки белоснежной массы от черной юбки и прорычала уже непосредственно в адрес Погребовского, нежно отрывая его двумя пальцами от кресла за ворот рубахи:

-Я ведь у тебя, засранец, недавно наблюдала это чертово мороженое. Сейчас твоя идиотская шутка очень дерьмово закончится для тебя.

Погребовский уже мысленно представил свою жену овдовевшей и безутешно рыдающей на могильном холмике, как ворот совершенно новой рубахи затрещал так неожиданно и спасительно. И от такого грубого освобождения Погребовский шлепнулся вновь на свое сидение. Но в этот раз не стал надолго задерживаться, поскольку мясистая лапа уже тянулась следом и грозилась повторить экзекуцию уже с менее счастливым концом. Поэтому, проявив смекалку и сноровку, быстро перебирая ногами и руками, он пополз на четвереньках к выходу, юркая между ног ни о чем не подозревающих пассажиров. Следом за ним, разбрасывая по сторонам слабо возмущающихся граждан налево и направо, как ледокол во льдах Арктики, шла злая и шумливая, пострадавшая от эскимо, крупная мадам.

Саму остановку с открывавшейся дверью Погребовский воспринял, как божье послание. Ведь злая мстительница уже наступала на пятки и пыталась постоянно во время перемещения ухватить его за брючный ремень. Чудом он успевал двигаться на пару сантиметров быстрее ее рук. А может жирные пальцы никак не могли зацепиться за узкую полоску ремня. Но Погребовский все свалил на удачу и везение. Он даже не пытался встать на ноги, и так на четвереньках выполз по ступенькам на тротуар, где наконец-то в полной мере почувствовал себя спасенным от разбушевавшегося монстра. От радости, что бегство увенчалось успехом, Погребовский весело стряхнул с себя излишние пылинки и соринки и показал язык в троллейбус, откуда уже собиралась выпрыгивать его преследовательница. Но Погребовский на воле чувствовал свое явное превосходство перед обремененной излишками веса женщиной.

Бегать он умел. Это вам не замкнутое пространство с ограниченными возможностями и ему захотелось в отместку за унижение полностью выказать свое отношение к этой безобразине. Но поскольку в этот момент ощущал трудности с речью и запасом лексики, то обошелся простым кривлянием рожицы. Благо, троллейбус тронулся, и двери захлопнулись, обхватив своими створками толстую шею разъяренной женщины. Такой факт еще больше развеселил и раззадорил Погребовского. И он вприпрыжку побежал за троллейбусом, продолжая издеваться, над защемленной и бордовой от ненависти и бессилия, женщиной.

Он бежал и смеялся до тех пор, пока правым ухом не впечатался в столб. Перед его глазами моментально возник образ старшины, окутанный ореолом из звездочек и искр, с которым в те далекие времена ему пришлось дважды собирать одних и тех же призывников. А вывел из забытья его громкий противный смех. Он стряхнул с глаз видение и увидел удаляющийся троллейбус, из дверей которого торчала зажатая, но уже счастливая смеющаяся пассажирка.

 

4

 

З А Н А Ч К А

 

Вечером к Погребовскому зашел сосед с бутылкой вина «Белое крепкое» и предложил составить ему компанию. А почему бы и не составить, если у соседа такое правильное предложение. И не просто само по себе разумное, а очень даже кстати и ко времени, поскольку ужинать еще не садились по причине полного отсутствия жены из-за ее задержки на своей ферме. Вечно ее там притормозят питомцы или неотложные дела. А Миша не желал садиться за стол без супруги. Он просто не знал расположения по дому съестных продуктов. А если кое-какие компоненты и находил, то не мог правильно ими воспользоваться, отчего потом страдал, как животными болями и расстройствами, так и от упреков самой жены. Мол, если неведомы способы и правила потребления того или иного продукта, так и нечего его в рот совать.

Ну, а тут сам бог велел найти кусок хлеба и пару яблок. Для такого вина лучше закуски и не придумать. Сосед недолго ходил вокруг да около, поскольку пол-литра вина, как ни занимай светской беседой, а заканчиваются раньше, чем закуску и темы общения. Вот и он, разлив последние капли по стаканам, объяснил истинную причину внезапного своего появления в апартаментах Погребовского. Причина банальна, но довольно-таки интересна. Три дня тому назад обнаружил он волчий выводок. Конечно, а признался сразу и без кривляний, что не острое желание поделиться находкой привело сюда. Одному воспользоваться таким кладом не представляется возможным: сложно и небезопасно. Во-первых, волчица за задницу цапнуть может, да и, во-вторых, хватает немало мелких неурядиц, не позволяющих провернуть такую прибыльную махинацию.

Одним словом, без помощника не обойтись. Нужно, чтобы некто, кто волчицы бы не испугался и сумел ее вилами отгонять от напарника, пока тот не собрал бы всю эту стайку в мешок. Рассматривались варианты, как пристрелить и саму волчицу, да ни у кого в селе ружья нет. Ну, не будешь же тратиться на его приобретение ради такого единичного случая. Дороже выйдет. А за волчий выводок и так хорошие деньги отвалят. На многое хватит даже для двоих.

Отвалили и вправду неплохо. Лично Погребовскому как раз на ящик водки хватило. С женой таким богатством не стал делиться. Если ей предъявишь, так вместо спасибо по полной программе накостыляет. Вот и решил припрятать, чтобы единолично воспользоваться плодами рискованного мероприятия. Вырыл в коровнике в сене норку и замаскировал так, чтобы следов тайника даже видно не было. В ящик между бутылками бросил стакан и несколько, хорошо и качественно просохших, завернутых в тряпку, сухарей. Чтобы было загрызть чем. Спрятал и забыл до лучших времен. А куда спешить? Это богатство принадлежит теперь лично только ему. Старое сено, используемое под подстилку, кроме него самого никто в этом сарае не тронет, ибо такая забота о скотине возложена на него. Жена не касается вил и лопаты. Ее стихия – кормление скотины, дойка и позвать мужа, коль возникают серьезные трудности.

Сенокос, уборка, жатва и прочие сезонные работы-хлопоты с водкой качественно не исполнишь. Погребовский любил в труде аккуратность и ясность. Он заборы, как сосед слева, спьяну не городил, чтобы потом, каждый, мимо проходящий, не попрекал. Потому до скончания полевых работ в доме царил почти сухой закон. А когда опустели огороды, вот тут и начинается печная жизнь. Сразу вспомнилась столь нужная заначка, могущая скрасить сельский досуг. Перед ужином под предлогом глянуть скотину, чтобы спалось спокойно и без тревог, Погребовский заскакивал в коровник, находил на ощупь тайничок, так же на ощупь наливал полстакана, опрокидывая в горло одним большим глотком и закусывая сухариком, как ни в чем, ни бывало, возвращался в дом.

Жизнь с заначкой потекла гораздо веселей и радостней, что порою возникали далеко идущие планы по обновлению запасов и по их пополнению к следующей зимней спячке. По вечерам на ужин жена всегда наливала пару стопочек хорошего самогона, который всегда заготавливали для нужных дел в доме, так что алкогольный запашок Погребовского не волновал. Зимой спать укладывались. Жена после хорошего ужина, любви и ласки засыпала моментально, громко и крепко. И если к Погребовскому сон не желал приходить быстро и безапелляционно, то он предпринимал дополнительный поход в коровник к заветному тайнику.

Но однажды все-таки произошел сбой. То ли жена еще не совсем уснула, то ли резко встал, совсем потеряв бдительность, и зацепил грубовато ее телеса. Но она проснулась и очень удивилась внезапному исчезновению мужа. Первая женская мысль нехорошо стрельнула в мозгах – не к соседке ли бегает ее суженый, что даже портки не потрудился надеть, чтобы не тратить время на излишние процедуры одевания-раздевания. После этой мысли в ту же голову пришел замысел о нещадном наказании прелюбодеев. Но для осуществления требовалось знание точного адреса. Решила проследить. Однако, первое время никак не могла понять, что же ему понадобилось в такое неурочное время в коровнике. Всякие подозрения на любовницу, спокойно поджидающую его на сене, можно отбрасывать сразу и в овраг. Не такой уж он герой-любовник, чтобы за пять минут пребывания в сарае, да еще после исполнения супружеского долга аккурат перед самым сном, еще сумел в такой короткий промежуток еще кого-нибудь порадовать. Ни о каких любовных утехах и мысли быть не может. Мысли в голове вились роем, но не приходили к логическому завершению. Уж если понадобилось ему сгонять до ветра, так он бы данную процедуру провернул в чистом поле, дабы до весны оно удобрялось и порадовало всходами. Мимо своего поля Погребовский минеральные удобрения не носил. Да и зачем ему такая двойная и малоприятная работа. Самому же потом и чистить коровник.

Всю последующую часть ночи жена слушала храп и перебирала всевозможные вариации, способные логически объяснить ночные походы мужа в сарай. Но поскольку умная мысль сама в голову не приходила, то решила сию таинственность выяснить с помощью рук. То есть, провести тщательный осмотр сарая, чтобы ответить на ряд вопросов: что, зачем и какого хрена. Сам ответ не желал приходить. Но там, в сарае должна находиться отгадка. Иначе черепная коробка просто не вынесет такое бурное движение мыслей в беспорядочном направлении. Им необходимо задать вектор. Ведь если учинить допрос мужа? или попытаться намеками подвести к нужной теме, то можно вообще напрочь забыть про эту тайну. Он ее перепрячет или сделает чего-либо неведомое. И тогда до конца жизни придется мучиться и страдать в неизвестности.

Первые поиски принесли счастливые и добрые открытия. То есть, ничего не принесли, поскольку признаков женского пребывания обнаружено не было. А это радовало и успокаивало женское сердце. Значит, не соперница тому виной, что у мужа по ночам возникают необходимости проверять сон буренки и телка. И вот в конце поиска, когда уже начали угасать все надежды на раскрытие секрета, неожиданно обнаружился тайник с ополовиненным ящиком водки. Да еще и стакан с сухариками. Полный джентльменский набор. В одной из початой бутылки плескалось с полстакана. Тут уж жена обрадовалась окончательно, так как наконец-то окончательно разрешились ее сомнения. К такой любовнице она не очень ревновала мужа и знала, что отклонение от трезвости он мог себе позволить лишь зимой при отсутствии серьезных работ в поле и в саду.

В полной эйфории она вылила содержимое вскрытой бутылки в стакан, залпом выпила и закусила сухариком. Обжигающая жидкость томно разбежалась по всему организму, неся ему тепло и радость. От выпитого весело закружилось в голове и потянуло на безрассудные поступки. Увидев, как корова задрала хвост, она подставила под струю стакан. Затем аккуратно перелила урину в бутылку, а сухари скормила удивленной буренке, заменив их хорошо подсохшей лепешкой. Все это с такой же аккуратностью положила в ящик и привела тайник в порядок.

Загадочно улыбаясь, шатающей походкой вернулась в дом и, с трудом сбросив с себя одежду, завалилась спать, так как глаза уже сами слипались, а сновидения нагло вторгались в мысли. И снилось ей, как они с буренкой распивали всю водку в ящике, а затем опустевшую тару заполняли своей уриной. Притом, бутылки наполняли каждый своей уриной и только те, кто какую опустошил. Однако ей все время казалось, что корова постоянно жульничает, норовясь выпить больше, чем заполнить. Потому она по такому поводу называла ее коровой безрогой, хотя рога у нее были очень большие и острые.

Застав жену крепко спящей, Погребовский не очень удивился. Она знала, что он сегодня припозднится, так и незачем было дожидаться его явления. Ужин лежал на столе, прикрытый полотенцем. Позаботилась, даже стопочку налила до краев. Но он ее потом опорожнит. А пока терять время даром не хотелось, и он спешно заскочил в сарай. Нащупал привычными движениями тайник, стакан, закуску. За это время научился действовать автоматически и ни разу не споткнулся и ни капли не пролил. Вылил спешно содержимое раскрытой бутылки в стакан, залпом опрокинул в открытый рот и, не закрывая его, отправил следом сухарик. Не задумываясь и не раздумывая, вышел из сарая и затянулся папироской.

Через пару секунд после двух-трех затяжек в душу вкрались сомнения. Обнаружилось ряд несоответствий: во-первых, стакан был чересчур полным, хотя отчетливо запомнилось, что оставалось менее половины стакана, и, во-вторых, жжения во рту и груди, а так же и тумана в голове после выпитого не последовало. Хотя это постоянные атрибуты после выпитого натощак. И, в-третьих, не должен сухарик в сухой тряпочке и хорошем сене подпортиться. Не его это вкус сейчас во рту: кисловато-горьковато-плесневелый. Страшная догадка вкралась в перепуганный мозг. Сразу же вспомнилась сонная смешливая гримаса жены и ее ехидное похрапывание. Влетев в хату, он с трудом растолкал жену и категорично потребовал разъяснений:

-Заначку нашла, да? Говори, зараза, чем мужа отравить хотела, какой заразой подменила высококачественную водку и свежий сухарик?

Жена пьяно усмехнулась и как бы мимоходом заметила:

-Мне еще бабушка рассказывала о целительных свойствах коровьей урины, а по-русски – мочи. Но с коровьей лепешкой она великолепно влияет на мужскую потенцию и омолаживание этих органов.

Блювал Погребовский до первых петухов. Да и после вторых и третьих остановиться не мог. Только уже нечем было. Он ведь кроме того кусочка лепешки после обеда ничего во рту и не держал. А убивать жену передумал. Во-первых, заначку не тронула, и сам виноват. Зачем прятал? Вон как здорово все вышло: вместе перенесли остатки в дом и потихоньку по вечерам вместе допивали. Но уже на коровью урину еще много месяцев смотреть не мог. Как и на сушеные лепешки.

 

5

 

Я И Ч Н И Ц А Н А В Т О Р О Е

 

Не успела начаться паспортизация страны, как Погребовский в числе первых со своей семьей превратился в горожанина. А поскольку в селе с сельхозтехникой обращался на «ты», то проблем с трудоустройством не случилось. А буквально через год аэропорт, где трудился Погребовский, обеспечил его скромным жильем, куда они втроем с женой и маленькой дочкой с восторгом переехали, став коренными жителями города, а не какими-то там приезжими. В аэропорту все труженики аэрофлота были обеспечены спецодеждой, в ассортименте которой, если не полностью, то обязательно какая-нибудь частица была деталью, говорящей о принадлежности ее владельца к системе Гражданской Авиации. То есть, Аэрофлот.

Ну, а Погребовскому в дополнение к его спецовке выдали настоящую летную фуражку с капустой и крыльями, как у настоящих пилотов. Только без дубов. Но для несведущего это не столь значимо. Поэтому на работу и с работы Погребовский в любую погоду надевал свою фуражку. И очень гордый и счастливый через весь город на автобусе красовался своей принадлежностью к труженикам неба. И вовсе необязательно было кричать и заявлять всем о своей истинной работе в аэропорту, то есть, в аэрофлоте. Тем более, что словечек из авиационного лексикона он быстро нахватал, и мог запросто встрять в диалог и закрутить умную мысль по аэрофлотским темам. Уж технические фразы совпадали с сельским техническими, а самих летных наслушался из уст пилотов, которые часто и громка вперемежку с матом обсуждали перипетии летных будней.

За год семья Погребовского так вписалась в городскую жизнь, что очень быстро забылось село с его примитивным бытом. Взяли в кредит телевизор – это незаменимое чудо техники, заменяющее им вечерний досуг вместо коров и свиней. Жена даже научилась маникюр отращивать и раскрашивать, чего в селе отродясь не видела. Но здесь в аэропорту она быстро почувствовала себя весьма интеллигентной, поскольку общалась с разнообразным контингентом, среди которых встречались и заслуженные товарищи из высокого начальства. Должность, что занимала она на своем рабочем месте, имела настолько длинное и витиеватое название, что пришлось несколько дней заучивать, чтобы суметь произнести. Но по-простому она стояла на регистрации и копошилась в документах и чемоданах, навешивая на них ярлычки. Но сама она считала себя, чуть ли не главным, кроме начальника, на весь аэропорт, поскольку могла повелительным тоном заставляла пассажиров раскрывать сумки и показывать содержимое.

И вот, когда жену положили в больницу по, вроде бы, пустячному заболеванию, Погребовский был просто шокирован такой заботой о здоровье пациента. Его удивило внимание врачей о судьбе чужого для них человека. В селе пару дней на печке отлежалась бы, да опять в скотоферму. А тут аж на 10 дней в койку. И еще совершенно бесплатно три раза в день кормят. Так можно было бы и месяц пролежать, вот только где бы такую болезнь подыскать. И все бы ничего, и даже прекрасней не придумаешь, если бы не одно но. На Погребовского внезапно взвалились все семейные хлопоты и суета. Они не очень утомительны и многообразны, но вот сложности с кормлением ребенка ставили в тупик. Ведь ничего кроме чая и бутерброда с его кулинарными способностями он изобрести не мог. А зачем его способностям развиваться, коль на протяжении всей семейной жизни жена присутствовала. Вот она утром завтрак готовит, вот в обед, если дома, а не на работе, а ужин как само собой разумеющееся. Казалось, что никуда жена не денется, да получилось вот заминка.

Вот потому этот сложный кулинарный вопрос и был затронут при очередном посещении жены. Она не требовала изыска и деликатесов. Без надобности борщи и гуляш, но, дабы хоть как-то разнообразить меню, она порекомендовала приобрести обыкновенные куриные яйца. Чем и обеспечить ребенку ежедневный горячий ужин. Тем более, что особого кулинарного дара для приготовления глазуньи от него и не требовалось. Попасть разбитым яйцом на горячую сковороду он сумеет без проблем. Благо, или во вред, но в портфеле совершенно случайно оказалась авоська. Погребовский всегда на работу и с работы ездил с портфелем, в котором кроме авоськи лежал еще термос с чаем, или пустой, если дорога домой. Еще пару бутербродов, которые съедались в обед. А авоська совершенно непонятно, или на всякий случай. Вот случай и подвернулся.

Погребовский, осчастливленный таким умным подсказом жены, позволяющим легко и беспроблемно справиться с такой сложной проблемой, как кормление дитя горячим блюдом, приобрел прямо на остановке три десятка яиц. Поскольку портфель по дороге домой всегда почти пустовал и являлся лишь простым атрибутом важности и значимости и великолепно сочетался с летной фуражкой, то почему бы туда не положить эти чудные яйца. Нет, сложил в авоську. Посчитал недостойным занимать важный предмет никчемным куриным продуктом.

Больница располагалась на конечной остановке, поэтому Погребовский садился в полупустой автобус. Сидеть было удобно и комфортно, но вот после третьей остановки осознал свою роковую ошибку. Время после рабочее, народу набилось плотно, как шпроты в банку, а он так безрассудно расселся посреди салона, держа авоську с яйцами над полом навесу. Вот глупец! Ведь точно такие яйца можно было приобрести рядом с домом. Зачем устроил для столь деликатного товара эти экстремальные поездки? Как будто цена и качество там иные! Единственная, но существенная разница – доставка к месту потребления намного сложней и рискованней. Вот вкусней и полезней после такого перемещения не станут. Сколько говорил и утверждал, что не обязательно просьбу жены моментально приводить в исполнение. Эмоции захлестнули, вот и поддался искушению. А как теперь пробиться к выходу, если эта процедура представлялась сплошным кошмаром! И еще зачем-то понадобилось этой проклятой старушке рассмотреть у себя под ногами это мерзкое яйцо. Где надо, так у нее, поди, со зрением проблемы. А сейчас так радостно и с восторгом подняла яйцо над головой и задала глупейший вопрос:

-Граждане, а кто это из нас тут яйцо потерял?

Все оказалось банальным и простым, как это самое яйцо. Ячейки в авоське рассчитаны на иной сорт продукта. Как раз для этих оказались немного крупноваты. Потому это нестандартное нехорошее яйцо и выпало. А от колебаний автобуса в процессе движения он неслышно перекатилось под ноги этой старушки. И если бы она не изучала с таким пристальным вниманием свои старческие лапти, то такой факт мог остаться незамеченным. Уж, в крайнем случае, могла и с собой его забрать. Нет, не молчалось ей и чужого не хотела брать. А дальше ошибку уже совершил сам Погребовский. Никто ведь поначалу не обратил внимания на бабкин вопрос. Но и ему не у молчалось, вот и прокукарекал:

-Это мое яйцо. Оно от меня укатилось.

Вроде и негромко поговорили, но народ после тяжелого трудового дня был слегка притомленным и молчаливым. Так что, вопрос и ответ услышал четко и внятно. А поскольку тема затронута актуальная, то народ ее сразу подхватил, вклинился в диалог и развил видение этого вопроса. На голову Погребовского со всех уголков общественного транспорта посыпались, как советы по сбережению и сохранению яиц, так и серьезные замечания с упреками по поводу небрежного отношения к столь жизненно важному предмету.

-Мужчина обязан яйца беречь, как зеницу ока.

-Лучше голову потерять, чем яйца.

-Мужчину без яиц даже инвалидом назвать не хочется. Это стократ хуже, чем без рук и ног.

-Вот если бы не старушка, так и приехал бы домой без яиц. Как бы потом перед женой отчитался? Как общественности в глаза смотреть?

-Ну, вот совсем мужики безалаберными стали. Яйцами сорят, как шелухой от семечек. Одно налево, другое направо.

-Нет, без яиц налево не сходишь.

-А еще летчик. Не место таким в авиации. Как же такой раззяве жизни свои доверить можно?

Красный от злости и стыда Погребовский двинулся к выходу. Ему на следующей остановке выходить. А до выхода необходимо протаранить такую плотную шатающуюся толпу. Абсолютно беспроблемный вопрос с одним портфелем, как обычно и всегда. Но в руках у него была еще и переполненная авоська с нестандартными ячейками и яйцами. Решил вперед пустить портфель. Следом шел сам, а завершала цепочку авоська. Поскольку он уже успел приобрести некую популярность, то в его выходе принял участие весь народ, пытаясь раздвинуть ему безопасный коридор и при этом давая советы и рекомендации безучастным пассажирам:

-Граждане, пропустите летчика с яйцами.

-Осторожней, не раздавите мужчине яйца.

-Женщина, потеснитесь, ужмитесь малость, иначе вы своим задом перетрете летчику все яйца.

-Бабуля, зачем лапаете яйца руками. Не надо помогать, летчику это может не понравиться.

-А вдруг он щекотки боится.

Погребовский старался побыстрей покинуть этот проклятый автобус с этими чертовыми яйцами. Подальше от этих добросердечных и участливых граждан с их советами и подсказками. Еле добрался до спасительного выхода, и они поочередно стали покидать автобус: портфель, сам Погребовский и …хлоп – яйца остались по ту сторону дверей, а автобус поехал. Погребовский окончательно ошалел от такого завершения движения. Не выпуская из рук авоськи, он побежал рядом с автобусом, ускоряя движение по мере увеличения скорости, и вопил на всю округу благим криком:

-Ты, придурок, яйца отпусти. Убью, гад, отдай немедля яйца!

Народ дружно включился в акцию спасения и поддержал Погребовского, с пониманием его трагедии и, пытаясь выручить яйца из плена.

-Водила, летчику яйца прищемило, дверь открой, а то мужик совсем без яиц останется.

-Беспредел. Совсем охамели. Так и норовят яйца отхватить. Страшно без оружия на людях появиться! – это громогласно оглашал мужчина от лица всех пассажиров мужского пола.

-Чем языком болтать, так лучше делом помогли бы. Давайте, бабоньки, все вместе поможем летчику яйца из плена освободить, - советовала женщина, пытаясь руками преодолеть гидравлику дверей.

Погребовский, наконец, понял свою безысходность и трагичность сложившегося положения и выпустил авоську из рук. Водитель тоже услыхал крик о помощи и, разобравшись в обстановке, открыл двери и остановился. Авоська, приобретя свободу с обеих сторон, в свободном падении шлепнулась вместе с содержимым под ноги Погребовскому. В салоне установилась мертвая тишина.

-Песец яйцам, - скорбно и печально пропела старушка.

Но в этой тишине ее тихое пение прозвучало, как громкий приговор. И с Погребовским случилась истерика. Его словно прорвало. Он с яростью топтал яйца и матерно приговаривал:

-Вот тебе горячее, вот тебе яичница и на ужин, и на обед, и на завтрак. Бутербродами перебьешься.

Утром, попив чаю с бутербродами, дочь ушла в школу, а Погребовский отправился на работу. За ночь происшествие со злосчастной авоськой забылось, поэтому утренней настроение было просто великолепным. Портфель и летная фуражку присутствовали при нем. Он шел на свою остановку, где всегда в это время стояла огромная толпа. Всем нужно было, как на работу, так и в садик и ясли. И тут из толпы отделилась маленькая девочка и, ткнув пальцем в Погребовского, радостно прокричала:

-Мама, мама, глянь, это ведь тот дядя летчик, которому вчера в автобусе яйца прищемили!

 

6

 

Д О Б Р Ы Й К О Т И З Л Ы Е П Ч Е Л Ы

 

Отпуск Погребовский решил провести всей семьей у тещи в деревне. И время сельского отдыха выпало идеальным, что и задумал бы подгадать, такое вряд ли получилось бы. Закончилась посевная, сенокос еще впереди. Так что, работой теща не перегрузила. Оно и хотелось, чтобы просто отдохнуть, развлечься, не нагружая организм и его мышечную систему сельскохозяйственными хлопотами и заботами. Отвыкли они уже от колхозных премудростей в своей городской квартире, где за водой и дровами бегать не надо, а чтобы баньку истопить – без надобности полдня таскать из колодца ведра с водой. Левый кран откроешь – тут тебе и холодная вода, правый – горячая. Оба сразу – то, что доктор прописал. Хоть каждый день баню устраивай. Столько и грязи на бани не напасешься. Так ко всему еще и на работе в конце смены душ примешь, если посчитаешь необходимым. Бесплатно и с халявной газировкой.

Нет, теперь в село и колом не загонишь. Если только вот так в отпуск. Как сейчас стало модным слова – пообщаться с природой. Хотя природа в городе не хуже. Даже зоопарк со всякими экзотическими животными и бочкой с пивом. Нет, конечно, приходится и поработать, не без того. Руки еще помнят вилы и косу. Но все остальное время Погребовский проводит с удочкой на берегу местного озера, раскинувшегося свои глади почти сразу за домом. Еще ему нравилось просто поваляться на травке с сигареткой в зубах, позволяя солнцу своими лучиками поиграть по сытому и слегка пьяному животу.

Утренний дождик слегка подмочил травку, поэтому Погребовский прилег на лавку возле собачьей будки, и увлеченно покуривая «Приму», изучал жизнь и суету сельского двора. Вот этот рыжий петух попытается взобраться на курицу, и предпринимает, как минимум, уже третью попытку. Или оная категорически возражает принимать его ухаживания, или у самого неправильное настроение. Но, как понимал обстановку петух, давно пора придти к какому-нибудь логическому завершению. Или смени партнершу, или иди и поклюй червячков и восстанови свой статус главы семейства, чьи интересы должны неукоснительно исполняться. Возмущенный Погребовский поставил неудачнику на вид с устным замечанием за деяния, позорящие мужское достоинство. А если быть более точным, то за недееспособность. А дел-то тут на пару секунд - запрыгнул на спинку, придавил поплотней к земле и прыгай на радость себе и окружающим. Сейчас бы сюда в этот момент пару людских цыпок, показал бы, что и как, преподал бы урок сексуального мастерства.

Теща прошла мимо с полными ведрами в сторону громогласно визжащего свинарника, виляя бедрами немыслимого размера, превышающего многократно ширину лавки под Погребовским. Глядя на вибрации перемещающихся телес, он мысленно поблагодарил судьбу и бога, а заодно и генетику. Жена удалась в худого, но быстрого и подвижного тестя. Да и характером не в маму. Мягкий, добрый, податливый. Ох, не тещин! Та, если и податливая, да только способная поддавать лишь по шее или под зад. Тесть старается общаться с ней на пониженных тонах и не перечить, так как теща не выносила громкого в ее адрес голоса и пререканий. Скора была на физическую расправу. Лишь потом уже выслушивала доводы и аргументы.

Но после пятого-шестого стаканчика тесть неожиданно вспоминал о своей половой принадлежности, и громко стучал кулаком по столу, требуя уважения и послушания. В конце концов, он хозяин в доме, или кто? Обычно в таких случаях его дальнейшая судьба зависела от настроения тещи. Не редко после вопроса следовала анестезия с временной амнезией древним старинным способом с последующим забрасыванием мужа на сеновал. Но утром она без комментариев и излишних объяснений забиралась к нему, требуя любви и ласки, против чего тесть абсолютно не возражал, поскольку хорошая выпивка и продолжительный сон благотворно влияли на его мужскую силу. А теща после такой вылазки становилась доброй и податливой на весь день. Если, даже и так можно сказать, не на несколько, а пока кто-нибудь не подпортит ей это благодушие.

Судя по происшедшим событиям дня и ночи, настроение у тещи было сегодня весьма благоприятным. Ее походка и выражение лица несли по двору радость и благодушие. Она напевала себе под нос веселую популярную молодежную мелодию из репертуара Кристалинской, и в такт покачивала бедрами и ведрами. Утро началось хорошо, поэтому Погребовский пожелал ей от чистого сердца всего доброго и такого праздника почаще. Покрутив в руках остатки выкуренной сигареты, выглядывая место, о которое можно потушить ее, Погребовский заметил проходящего мимо кота Магарыча, и сказал ему:

-Кис-кис!

Макарыч, не ожидая подвоха и подлостей от гостя в этом доме, ласково мяукнул в ответ и, задрав хвост трубой, нежно потерся о ножку лавки, мурлыкая и выговаривая свое традиционное:

-Мрр-мяу!

И в этот миг Погребовский придавил сигаретку под хвостом у киски. Если вы хоть раз видели вылетающего из катапульты летчика-истребителя, то мне не придется останавливаться на подробностях реакции Макарыча. Для несведущих объясняем, что результат вышел идентичный. Или, схожей с картинкой, когда со всей мощью бьют доской под зад. Вот с такой приблизительно стремительностью, ну, может быть, на чуть-чуть меньшую высоту Макарыча подбросило вертикально вверх. И он уже с иным криком:

-Ой-йо-мяу-оу-ой-ё-ё! – и, как потревоженная дикая утка на взлете с характерным треском и знакомым шумом избавлялся от балласта прямо на оголенное пузо Погребовского.

Погребовский в первый миг вроде порадовался реакций Макарыча и его великолепными прыгучими качествами, но очень быстро грубо и матерно огорчился от растекающегося по телу балласта кота. Однако в последствие события получили такое бурное и скоростное развитие, что ругаться и материться времени уже не хватало, поскольку Макарыч приземлился, а это трудно назвать землей, на сонную морду Шарика, мирно дремавшего рядом с лавкой, и в приятных сновидениях не ожидал никаких внезапных сюрпризов. Чтобы унять как-то боль от сигареты у себя под хвостом, Макарыч запустил когти в Шарикину морду, судорожно сжимая и разжимая их, продолжая жалобно выть и избавляться от продуктов жизнедеятельности.

Теперь уже эффект катапульты изобразил Шарик, предварительно от ужаса и страха выбросив балласт рядом с лавкой под носом Погребовского. Но балласт Шарика, разумеется, многократно превышал размеры и запах балласта Макарыча, что от такого амбре у Погребовского закружилась голова, и начались рвотные позывы. Как взлетал, так и приземлялся Шарик с Макарычем на морде, который продолжал свои упражнения с когтями, и дико выл, что у бедного пса сердце от ужаса леденело. Он бешено вращался и носился вокруг лавки, пытаясь избавиться от прилипшего кота, пока не опрокинул лавку вместе с Погребовским, который шлепнулся лицом в Шарикины балласты. А сам животный тандем продолжал метаться, пока сильно натянутая цепь не выдержала такого яростного напряжения и не лопнула возле ошейника, влепив освободившимся концом Погребовскому в глаз.

Взбесившаяся парочка, мяукая и скуля, скрылась в будке, изобразив из нее подобие сильнейшего землетрясения по шкале Рихтера. Затем оттуда после непродолжительной возни и тряски вылетел ошалевший Макарыч. Продолжая выть и скулить уже, как пес, Макарыч присел на зад и, перебирая передними лапами, потащил свое пылающее тело через весь двор. И только потом из будки выполз с окровавленной, но очень удивленной мордой, Шарик. Наблюдая за манипуляциями Макарыча, пес оскалился, изобразив на морде саркастическую улыбку, и весело прорычал.

Весь в дерьме от пуза до прически Погребовский, вспоминая свой матерный лексикон, с трудом выпутался из клубка лавки с цепью. Приятный утренний хмель и благодушное настроение в миг испарилось. Попытки смахнуть с лица неприятно пахнущую гремучую смесь дерьма с песком лишь усугубили ситуацию. Смесь лишь размазывалась, но от лица не отставала. Да еще от нее сильно щипало глаза, резало в носу и горело пузо. Боль, злость, ярость требовали немедленной сатисфакции, возмездия и наказания ближайшего виновника всех этих свалившихся внезапных страданий. Поскольку в их числе себя он не видел, а Макарыч уполз на горящем заду куда-то в закуток, то единственным виновником остался Шарик, сидящий рядом со своей идиотской улыбкой на морде.

Погребовский без раздумий со всего маха и попытался пнуть этого негодника ногой. Но с такой постановкой вопроса категорично не согласился сам пес, который без словесных возражений просто ловко увернулся от летящей к его пушистому боку ноги. Босая нога Погребовского, не получив должного и ожидаемого соприкосновения с туловищем Шарика, по инерции полетела дальше и вверх, увлекая за собой все тело ее носителя, которое в силу больших инерционных сил подлетело над землей на некоторую допустимую высоту и шумно шлепнулось на собачью будку, с хрустом и треском в миг превратив жилище Шарика в руины. Издав пронзительные звуки страдания и ненависти:

-Ё-йё-ой-юйойо! – Погребовский вскочил на ноги и погнался за Шариком с единым страстным желанием от души попинать это мерзкое животное.

Шарик возражал и продолжал ловко увиливать от босых пяток и пальцев. И ноги Погребовского чаще встречались с забором, стеной сарая и отдельно стоящей посреди двора колодой. От таких контактов с твердыми предметами она онемела, кровоточила, но еще сильней раззадоривала и требовала мщений. Однако страдали чаще невинные куры и петух, которые лишь усиливали общие звуковые шумы и панику двора. Лай, мат и кудахтанье были услышаны тещей, которая кормила в сарае поросят. Такие децибелы сильно отличались от обыденного шума и нарушали гармонию утра. Она вышла из сарая, чтобы выяснить и устранить источник беспокойства. И Шарик, который уже потерял веру в справедливость и в возможность скрыться от бешеного преследователя, бросился к ней под ноги, ища защиты и спасения у родной хозяйки.

А Погребовский, по инерции продолжая свой бег и махания покалеченной ногой, вновь промазал, но зато попал теще в большое мягкое пузо. Ноге стало приятно, но последовало законное возмущение женщины. Однако, вместо того, чтобы остановить зятя и прекратить его судорожные стремления угодить ногой по Шарику, она истошно завопила:

-Черт, черт, спасите, нечистая! Пошел вон, скотина! Бейте его, на кол сатану проклятую!

И после непродолжительного визга приступила к активному противодействию нечистой силе. Она схватила вилы, мирно опочивавшие возле стены сарая, и замахнулась на страшилище острым четырехзубцем с единственной желанной целью – пригвоздить этого монстра к земле, чтобы уже потом добить его всеми, имеющимися в доме, средствами против нечисти. Погребовский весьма быстро понял ее намерения и, не дожидаясь, пока она приговор приведет в исполнение, решил поспешно ретироваться со двора, клятвенно обещав Шарику разобраться с ним в более безопасной обстановке и попозже, поскольку сейчас произошла смена ролей. Теперь уже в роли преследуемого оказался сам Погребовский. Ему пришлось применить все свое умение и ловкость, чтобы увиливать от карающего оружия в руках у тещи. И это удавалось с большим трудом, поскольку внезапно крупная неповоротливая женщина в своих сокровенных желаниях приобрела кроме приличной скорости еще и боевой задор.

Совсем мало оставалось, чтобы достичь желанного результата. И Погребовский уже понимал бесперспективность своих попыток избежать возмездия. Дабы дальше не испытывать судьбу, ему пришлось вспомнить школьные уроки физкультуры. Особенно в той части, где они преодолевали высоко поднятую планку. А по прыжкам в высоту у Погребовского результаты высокого качества были не только в школе, но и в армии. Поэтому, видя в этом свое единственное спасение, он разогнался и с легкостью перемахнул полутораметровый заборчик, ограждающий хоздвор от сада с плодовыми деревьями, под которыми тесть установил несколько ульев. Сам забор Погребовский перелетел легко и даже с маленьким запасом. Но вот кусок болтавшейся штанины зацепился за торчащий гвоздик. Он-то и притормозил успешный перелет. Точнее изменил его траекторию, задержав нижнюю часть тела наверху. А верхняя продолжала полет, намного опережая нижнюю. Вот она-то, в смысле верхняя, и шлепнулась плашмя на улей рядом с забором, оставив точно такие руины от домика пчел, как и от собачьей будки Шарика. Только, если в конуре находилась пара-тройка мух и несколько блох, то население улья кардинально отличалось от мирных тех насекомых.

На несколько секунд удар при падении обездвижил Погребовского, перекрыв ему доступ воздуха в легкие. И он, усиленно хватая беззвучным ртом воздух, пытался восстановить дыхание. Благо, что позднее утро – время медосбора. Потому основное население улья отсутствовало. Однако и оставшиеся пчелы, возмущенные нанесенным уроном и давлением к земле грязным вонючим животом, не желали мириться с положением, и незамедлительно вонзили свои ядовитые жала во все открытые участки доступного неподвижного туловища. Только-только восстановившееся дыхание вновь пропало. Но от такого иглоукалывания к нему быстро вернулась подвижность, резко восстановились функции рук и ног. Третий раз описывать эффект катапульты я не буду, и без того предельно понятны последующие телодвижения Погребовского. Так не вопил он, наверное, со дня своего рождения. От балласта он избавлялся раза три, ежели не больше. Даже от того, что съел только утром, и оно еще не успело как следует перевариться. Снося все преграды на своем пути, махая руками, ногами и головой, он летел к спасительному озеру. К мостику, с которого так любил рыбачить. Преградивший путь забор он не стал перепрыгивать, а просто протаранил телом в нем проход.

А из дома с воплями: «убивают!» вылетели жена и тесть. Жена, еще не разобравшись в обстановке, но сердцем почуяв опасность, угрожавшую мужу, неслась спасать его. Тесть же в первую очередь решил разоружить свою жену и отнять у него вилы. Теперь его, как боевое знамя на ветру, мотало из стороны в сторону. Теща пыталась вернуть оружие, поскольку нечисть могла смыться в водоеме, а тесть желал предотвратить убийство. Погребовский, высоко подпрыгивая после каждого укуса, добежал наконец-то до спасительного мостика и без остановки в классическом прыжке бросился в воду, в полете вспоминая, что здесь очень мелко и топкое дно. Глубина чуть больше, чем по колено.

Вошел в тину по самый пупок. И только сейчас по-настоящему испугался за свое будущее. Выставленные руки вперед при нырянии глубоко вошли в глину под илом, и зажало, словно в тиски. Судорожные подергивания не приводили к положительному результату, и Погребовский стал задыхаться, прощаясь мысленно с семьей и всей родней. Он уже прощал Шарику его вертлявость, тещу за стремления посадить его на вилы, простил и пчел, загнавших его в этот капкан. Но вот сами пчелы прощать обидчика не желали. Видать на их шум и протест на помощь пришли пчелы из соседних ульев, желающих мстить и кусать за поруганное жилище. Они еще издали заметили торчащую из воды задницу обидчика и взяли курс на объект, сердито изготовив к бою свои орудия. Вонзили свои жала в мягкое место врага яростно и жестоко.

Получив внезапный заряд такой бодрости и энергии, Погребовский рванулся из последних сил и вылетел не берег прямо в руки своей жены, примчавшейся спасать своего мужа. Пока жена отмывала его от всех примесей, прилипших за все это злополучное утро, Погребовский громко плакал, обещая Шарику утопить его в этом озере, предварительно посадив его голой задницей на дюжину пчел.

7

 

П И В О С М А Л Е Н Ь К О Й З М Е Й К О Й

 

-А не сходить ли нам, доченька, в зоопарк? – спросил Погребовский дочь, когда утро выходного дня наполнилось шлейфом ароматов блинов и жареного сала из кухни.

По этим запахам можно всегда и безошибочно заявлять, что сегодня воскресение, не отрываясь от постели и не заглядывая в отрывной календарь, который все равно висел на кухне. А стало быть, у всей семьи сегодня законный выходной. Это тот день, который на протяжении всей недели все напряженно и по разным причинам с нетерпением поджидают, чтобы папа с дочерью прошвырнулись по каким-либо культурным достопримечательностям города, а мама наконец-то выполнила домашнюю и бесконечно откладываемую работу по дому.

-А почему бы и не сходить! – с радостью согласилась дочь. Тем более, что мама с вечера замочила белье. И значит, что она остается на целый день дома, чтобы его перестирать, высушить и выгладить.

С папой она любила ходить на любые прогулки. Даже если просто погулять и чего-либо прикупить из маминых заказов. А она всегда отправляла их на прогулку с большим списком товаров повседневной необходимости, как продовольственных, так и промтоварных. Так что, с прогулки они возвращались груженые под завязку. А еще папа никогда не ведет подсчет и учет съеденных эскимо и выпитых лимонадов. И мамины опасения по поводу какой-то мифической ангины объяснению не подлежат. Большая часть жизни ребенка прожита в селе на природе и среди нее. Это очень сильно отразилось на ее здоровье, и, как она сама представляет, не в лучшую сторону. Почему? Жгучей завистью завидует она одноклассникам, которые часто и регулярно прогуливают уроки и отсутствуют в школе по причинам сезонных заболеваний, как ОРЗ, гриппа, ангины и прочим недугам, сопровождаемые высокой температурой, кашлем и сопливым носом. К дочери Погребовского эти противные блага ни в какую не пристают. Ни сами, ни с ее помощью. Даже после разгоряченной спортивной или дворовой баталии пробовала грызть лед, пить ледяную воду – хоть бы раз чихнула. Не берет, зараза. Не уважает ее микроб с вирусом, хоть ты тресни.

Вот так и приходится весь учебный год изо дня в день, от звонка до звонка, регулярно и постоянно, так как прогуливать стыдно и опасно, посещать школу. Кроме каникул, чем пользуются все без исключений, ни одного дополнительного дня отдыха. Так что, мамины опасения еще ни разу не оправдались. Даже прыщик под носом не вскочит. А с папой гулять просто великолепно. Можно возле каждой будки с мороженым папе об эскимо напомнить. Так он без всяких нотаций и опасений сразу без возражений покупает столько, сколько она заявит. Ради эксперимента даже сразу по два просила – не отказывал. Для него самое главное, чтобы ребенок полноценно и без лишней нервотрепки отдыхал. А что это за прогулка, когда все вокруг жуют и пьют лимонад, а специально для тебя устраивают некие ограничения из-за несуществующих заболеваний. Вы сначала покажите на каких-либо примерах, что от мороженого можно приболеть или приобрести сопливость. Оно никак не получается.

У входа в зоопарк горилоподобная контролерша мило погладила дочь по голове, на что ребенок показал ей язык. Погребовский незамедлительно сделал ребенку замечание и указал на недопустимость подобного поведения еще на пути до клеток со зверями.

-Доченька, мы еще не вошли в зоопарк. Клетки с обезьянами немного дальше. Потерпи немного. Еще будет, кому рожицами покривить. А эта тетенька может запросто уши надрать или отлупить по шее.

Дочь испуганно спрятала язык и крепче сжала папину руку, на что отец уже ласково ответил:

-Ну, пугаться не надо так. Эта тетенька на вид такая страшная, а так, я думаю, она совсем не злая, и обижать тебя не будет. Но лучше подстраховаться.

Тетя покрылась розовыми пятнами, а в душе пожелала Погребовскому свалиться в яму к крокодилам. Погребовский по одному только ее виду понял пожелания, а потому ускорил шаг в сторону клеток и вольеров, чтобы избежать тех опасностей, что читались в глазах контролерши. Обезьяны встретили их шумом и гамом, и здесь уже папа с дочкой от души покривлялись и показали всем свои языки. Даже сами обезьяны удивлялись их выходке, и с презрением смотрели на эти непристойные людские кривляния. Они посчитали недостойным и унизительным отвечать этим двуногим, и демонстративно отвернулись, выставив на обозрение свои красные зады. В клетке со львами львица вальяжно развалилась посреди клетки, а мохнатый гривастый лев грозно рычал и ходил вокруг нее, хлестал ей по морде своим хвостом, а ей все это не нравилось, и она старалась отвернуться. Но встать и покинуть удобное и пригретое место, было лень.

Многих животных они, как жители села и природы, знали и видели вживую в естественной для них среде. Поэтому, обойдя неторопливо все клетки, дочь после третьего мороженого попросилась в туалет, а Погребовский взял курс на бочку с пивом и с грудастой теткой, ловко орудующей краном и бокалами, окруженной небольшой толпой отцов, решивших оторваться на несколько минут от своих детей и насладиться пенным напитком. Сидя на парапете потухшего фонтана, Погребовский попивал пивко, закусывая сигареткой «Прима», и рассматривал под ногами в траве жизнь насекомых. Городская жизнь и суета отдаляет человека от природы, приручая к техническому прогрессу. Мы смотрим на траву, как на красивое обрамление асфальта или коврик для прогулок. Но, если хоть несколько минут уделить особое внимание травяным зарослям, то много живого и любопытного можно увидеть среди травинок под ногами. Оказывается, там очень бурная сумасшедшая жизнь со своим бытом и удовольствиями.

Внезапно из трещины парапета ручейком вытекла небольшая змея. Погребовского, прожившего всю сознательную жизнь в селе и избегавшего босиком окрестные леса, таким чудом природы не испугать, поскольку по основным признакам и рисункам он определил в змейке безопасного мирного ужа. Ловким движением он выхватил змейку из травы и бросил за пазуху, чтобы потом преподнести урок биологии дочери. Ему захотелось ознакомить ее с таким представителем природы и научить не боятся безвредного мирного гада. По неписаным законам любителей пива для повтора со своей кружкой можно подходить без очереди. Чем и воспользовался Погребовский, когда последняя капля янтарного напитка стекла в рот. Тем более, что дочь еще даже не попала в туалет. Почему-то в такие массовые дни очередь всегда только в женском. Словно пиво пьют они, а не мужики. Возле буквы «М» ни одного страждущего, а у них вечно змейка из тетей и девочек змейкой метров на десять растягивается.

Подавая пустую кружку, Погребовский полез в карман за мелочью и застыл с рукой в кармане, поразившись переменами вдруг в мгновение ока, происходящими с продавщицей. Лицо ее неестественно вытянулось и покрылось бело-синими пятнами, глаза округлились, а из глотки послышались звуки, схожие с гортанным пением народов севера. И в тот же миг от него шарахнулась и очередь на почтительное расстояние. Наконец продавщицу прорвало, и она с дикими воплями японского самурая взлетела с легкостью гимнастки (все-таки сто кг) на бочку, оседлав ее, как кавалерист слона. ничего не понимая, Погребовский сам уже заволновался, поскольку происходящее не находило объяснений. Неужели его вид, совершенно недавно никого ничем не привлекавший, вдруг стал таким отпугивающим и отталкивающим? И что это за метаморфозы могли произойти с ним после одного бокала пива? Решил найти поддержку среди мужиков. Погребовский направился к ним с немым вопросом, но на один его шаг вперед очередь отвечала тремя назад и грубым матом.

И только тут Погребовский заметил в районе пупка голову змейки, которой надоело темнота и связанные с ней неудобства. Вот и высунулась на волю подышать свежим воздухом. Она-то своим сердитым взглядом и перепугала толпу. А чего пугаться? Пиво она не потребляет, ядовитого зуба при ней нет, так что, господа, продолжайте резвиться и развлекаться.

-Ха! И всего-то дел? – радостный воскликнул Погребовский, поняв причину паники народа. Он схватил ужа и выкинул с ним руку вперед, чтобы позволить всем внимательней осмотреть рептилию, и убедить их в абсолютной безопасности симпатичной змеи.

Но этот жест доброй воли неадекватно был встречен народом. И больше всех перепугал и без того обомлевшую от ужаса женщину, что оседлала бочку. Приняв демонстрацию Погребовского за намерения забросить змею к ней на бочку, женщина от страха завизжала, запаниковала и соскользнула со своего коня, рухнув всем центнером телесной массы на хрупкое худое тело Погребовского, так безалаберно подошедшего близко к пивной емкости. Который не успел в свое оправдание сказать ни слова, а только крякнуть и громко пукнуть под тяжестью женщины. Зато этим успел воспользоваться уж. Он быстро выскользнул из ослабшей хватки Погребовского и юркнул в новое затаенное место, коим посчитал декольте продавщицы.

Если у Погребовского, обездвиженного огромной массой, вдавившей его в землю, приостановилось дыхание и сердечная деятельность, то женщина, заметив исчезновение ужа под ее одеждой, приобрела новый заряд бодрости и энергии. Она визжала, как сирена, перепугав своим громогласным криком всех животных и обслуживающий персонал, которые затихли и забились по закуткам в ожидании очередного светопреставления. Но, кроме визга она еще вертелась, как карась на сковородке, все глубже вминая тело Погребовского в землю (благо, бочка стояла в стороне от асфальта), махая ногами и головой. А руками искала в белье заблудившегося ужа. Но она с перепуга так быстро сбрасывала с себя одеяния, прихватывая в спешке и одежду Погребовского, что со стороны это происшествие походило на легкую эротическую сценку.

И если очередь понимала и сочувствовала участникам скоростного раздевания, то несведущий люд каждый оценивал ситуацию, как видел. Однако вмешиваться никто не желал, поскольку всех больше волновала концовка сцены. Народ ждал кульминации момента. Нарушила сценарий вернувшаяся из туалета дочь. Она поняла из увиденной картины угрозу жизни для своего папочки, и мужественно бросилась спасать отца. Дочь отчаянно колотила кулаком по спине полуобнаженную женщину, требуя незамедлительно оставить папу в покое. Но, вошедшая в раж перепуганная обезумевшая женщина, даже не обращала внимания на слабые требования ребенка. И только тогда, когда она поняла, что таким способом эту проклятую змеюку не найти, женщина самостоятельно вскочила на ноги и с дикими воплями бросилась в кусты, с треском и грохотом проламывая своим телом в них проход.

А дочь помогла отцу присесть, собрала обрывки рубашки и принесла полную кружку пива.

-И что этот аллигатор хотел от тебя? – спросила участливо дочь, когда к отцу после первых глотков вернулось дыхание и сердцебиение.

-Попросил отстоя пены, и долить, - только и выдавил из себя Погребовский.

-Так разнервничаться из-за такого пустяка? Разве можно с такой слабой психикой в торговле работать.

-Это не пустяк, это ее хлеб. А если каждый будет требовать доливать, так и детям на конфеты не останется.

-А-а-а! – протянула дочь понятливо. – За хлеб тогда понятно. Она о детях думала. Зря ты ее обидел.

-Пива очень хотелось.

Кое-как заправив и поправив рваную рубашку, Погребовский с помощью дочери встал, и, обнявшись, они продолжили осмотр животных. И съели еще по пару эскимо. А пива ему больше не хотелось.

 

8

 

С Х О Д И Л З А Х Л Е Б У Ш К О М

 

Намотавшись в магазинной толкотне, выполняя длинный список продовольственных и промышленных заказов жены, Погребовский купил бутылочку пива и свернул в парк, дабы потребить этот янтарный прохладительный напиток в удобной позе, опираясь на землю, как минимум (а если быть точным, то максимальной площадью тела) тремя точками. Ну, если две ягодицы считать за одну точку. Его не очень огорчил вид плотно заполненных малочисленных парковых скамеек. Парень, проживший все детство и часть юности, а это очень большой кусок молодости, в селе, никогда не обратит внимания на такой пустячок. Это где же вы в поле или в лесу встречали сидячие удобства? Под каждым кустом, да и посреди поля, всегда можно сесть там, где стоишь, и устроить любое пиршество или потребление всякого продукта. А уж наличие пенька или сваленного дерева считалось чуть ли кожаным креслом или диванчиком с максимальными удобствами.

А что есть парк? Более-менее окультуренный и приближенный к городским условиям лес. Только дорожки слегка заасфальтированы, да тропки плотней притоптаны. Ну а с живностью, так и в настоящем лису ее практически не стало. Если быть кратким, то парк – городской цивилизованный лес. И есть в нем масса атрибутов, к нему приближающих. Вот один из таких атрибутов и присмотрел Погребовский немного в стороне от главной центральной дорожки через парк. Им оказался чудесненький низенький, хотя и старенький, но сухой и чистый пенек, вполне способный заменить ресторанное кресло. Даже намного удобней, так как природное окружение создает комфорт и уют, а легкий ветерок обеспечивает приток свежего воздуха. И пивко можно попить, и сигаретку выкурить без претензий со стороны окружающих.

Погребовский шлепнулся на пенек, как в просторное мягкое кресло, сладко потянулся, раскинув ноги, и приложился к прохладному горлышку, втягивая в себя пенную ароматную влагу, от блаженства прикрыв глаза. В организме от прохладного пива, чистого воздуха и от приобретенного телом покоя, образовалась сладкая истома и неописуемое блаженство. Мысли парили в облаках с неясными очертаниями. Солнышко сквозь листву ласково щекотало закрытые глаза. И в ту же секунду он вдруг ощутил тем местом, что расположил на пеньке, как в тело вонзился страшно раскаленный гвоздь, который после проникновения в мякоть ягодицы продолжал интенсивно нагреваться, усиливая боль по нарастающей, парализуя мышцы и наводя ужас на сознание от неведомого источника ужасной боли. Она нарастала, терзала мышцы и требовала каких-либо адекватных действий или противодействий. Но в эти мгновения Погребовский не способен был даже выразить свои чувства.

Это уже потом много минут спустя он разобрался в этом природном явлении и понял его источник. Оказалось, что шлепнулся в это кресло он весьма непредусмотрительно. Потерял сельскую бдительность и осмотрительность. Медленно, но безвозвратно становился горожанином. Почто садится, куда попало без предварительного осмотра места приземления. Раньше таких проколов не допускал. А ведь все случилось банально предсказуемо. Лето ведь, а на пеньке, невзирая на природные катаклизмы и влияние городских моментов, вырос маленький невзрачный цветок. Однако, учитывая такое незначительное в округе количество цветов, то и этот уродец приглянулся окружающей фауне в лице пушистого мохнатого шмеля. А ведь насекомое выполняло мирную и весьма важную в природе полезную работу, сочетая ее со своими меркантильными интересами. Шмель тоже решил присесть на пенек и потребить нектар, а заодно и опылить несчастный измученный одинокий цветок. И по всем правилам на пенек у него было больше прав по факту первого присевшего.

Трудно понять, чем мог привлечь его внимание малоприметный индивидуум представителя флоры, но реакция на наглую задницу Погребовского вполне адекватная и легко объяснимая. Ну, если затруднено поинтересоваться и спросить, а не занят ли пенек, так хоть зенками своими проверь. Нет, трудно понять этих городских. Ведут в парке, как у себя дома. Но все эти метаморфозы и катаклизмы объяснялись и понимались спустя определенное время. И причина пожара в заду с образовавшимся в нем огне определились погодя. Понималось и оправдалось поведение шмеля и его ответная реакция. Ведь в данный миг насекомому не представлялось выбора, как только вонзить ядовитое жало во внезапно свалившуюся на него массу.

А пока Погребовскому, объятого пожаром, болью и ужасом перед неизвестностью нежданного и внезапного пожара в заду, ничего не оставалось, как заорать на весь парк голосом, полным отчаяния и страдания. Орал он уже в полете, поскольку временный паралич слегка уже отпустил его, и высвободившаяся энергия подбросила тело высоко над пеньком. А зря он в крике так напрягался. Парализованные укусом мышцы не в состоянии оказались противостоять расслабляющему действию ора. В силу чего в полете произошло полное опорожнение кишечника и мочевого пузыря. Поскольку ор сильно приглушил звуки опорожнения, то народ, на секунду отвлеченный диким криком отдыхающего гражданина, не найдя в таком зрелище ничего для себя интересного и привлекательного, быстро потерял всякий интерес к происшествию и продолжил свои занятия и движения. Кто пил пиво и читал газеты, а кто шел по своим делам или домой.

Ситуация у Погребовского сложилась архи катастрофическая. Задница горела, словно ее опустили в кипящую массу, а не самому подуть, не людей попросить. Еще к тому же штаны заполнились отходами продуктов жизнедеятельности. Как же в таком виде и с таким амбре перед народом предстать и просить у него помощи? Забыв про сетки с продовольственными и промышленными товарами, Погребовский, продолжая дико орать и жадно хвататься за травмированные части тела, ринулся вглубь парка в поисках уединения и какого-нибудь маломальского водоема, чтобы охладить пылающий зад и отмыть одежду. По пути он снес несколько целующихся пар, до смерти перепугал некоторое количество старушек и двух перепитых алкашей, которые побросали недопитые бутылки с вином и по дороге домой уже клялись друг другу, что с сегодняшнего дня они в завязке.

Увидев впереди водную гладь, Погребовский без осмотра местности и разведки водоема, с разбега шлепнулся задом в воду (оказалось ужасно мелко) и запрыгал на трех точках, пытаясь сбить пламя. Где-то через несколько секунд, когда огонь поутих, его отрезвил крик испуганных девчат, мирно собиравших на берегу маленького озерца ромашки для венка. Детей ужасно потрясла необъяснимая выходка взрослого дяди, пляшущего дикий танец посреди водоема. Оставшись наконец-то, наедине со своей бедой, Погребовский оголился по пояс снизу и, вывернув шею на 180*, словно гусь, уставился в поврежденный и воспаленный адским пламенем зад, изучая и рассматривая всю оголенную поверхность.

В такой позе его застигли три девушки, вынырнувшие из кустов, видимо, желавшие уединиться на берегу хоть и маленького, но весьма живописного водоема. Какие бы желания не управляли ими в момент посещения, но они вместо желаемого получили порцию страха от вида неестественно скрученного обнаженного мужчины, рассматривающего себя сзади. У них даже первоначально возникла мысль, что сие явление не что иное, как ваяние Церетели или Эрнста Неизвестного. Однако искать уединение девушкам пришлось в ином месте. И они с визгом и истерическим смехом покинули компанию Погребовского. Но такой факт не удивил и не возмутил его. Он уже никак не реагировал на реакцию окружающих, поскольку основная мысль сделала его невосприимчивым к нервам граждан. Его волновала причина и возможные последствия укуса. Но тщательный осмотр места поражения его успокоил и вернул в нормальное людское состояние, поскольку красные точки на ягодице и незначительное покраснение вокруг их свидетельствовали об укусе насекомого, что в данной местности не является опасным для жизни и здоровья.

Этому он получил подтверждение в последствие, найдя под цветком погибшее тело мужественного, но подлого шмеля. Облегченно вздохнув, он прополоскал тело и одежду, натянул мокрое белье и брюки и отправился искать в парке покинутые в панике авоськи. К огромному удивлению даже слегка початая бутылка оказалась нетронутой, что вселяло надежду на благополучное возвращение домой. Дома жена долго рассматривала мужа и окно, в котором виднелось солнце и безоблачное небо.

-Да под ливень угодил!

Жена, молча, показала на солнце, на что дочь заметила:

-А бывает слепой дождь. И солнце светит, и льет, как из ведра. Помнишь, папа, как мы с тобой попали тогда? Вот умора была. Рядом сухо, а на нас льет и льет.

-Правда, доченька! – согласился Погребовский, обрадованный поддержкой и смекалкой ребенка.

-Папа! – воскликнула дочь. – А что было, пока ты ходил по магазинам! В парке маньяк объявился. Бегает без штанов, орет, как сумасшедший и на людей бросается. Просто ужас! Двух старушек чуть не убил. Их скорая помощь увезла. А еще на детей напал, так они еле убежали. Ты там случайно не видел никого?

-Нет, - тяжело вздохнул Погребовский. – Я, наверное, в это время пиво пил.

 

 

47

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com