На заре кооперации

 

 

     Деревня Ширино Сталиногорского (сейчас Новомосковского) района Тульской области. Начало пятидесятых, мне лет 7-8 – совсем пацан, почти беспризорный весь световой день, скорый на ногу и любознательный донельзя. Таких в деревне немало, чуть старше, чуть младше, зараженных жаждой приключений и духом предпринимательства. Приключений хватало с избытком – в лесу, на стрельбище, в личных и общественных садах и огородах. С предпринимательством было гораздо хуже, и сводилось оно по причине почти полного отсутствия наличных к натуральному обмену.

     Незатейливые наши деревенские игры просто жаждали какого-то интеллектуального начала. Кино было редко, телевизор к нам еще не добрался, но были диафильмы! В железных, или пластмассовых баночках с крышечками проживали чудесные 36-ти миллиметровые пленки с рисованными кадрами фильмов на самые разные темы. Были здесь и сказки и героические былины, и фильмы по рассказам известных детских писателей. Была даже редкая тогда фантастика. Кадры были цветные, с сопроводительным текстом. Фильмы можно было проектировать на экран через проектор, но о таком способе мы и не помышляли. А был у нас самый, что ни на есть простецкий кинескоп, умещавшийся на детской ладошке. Небольшой кубик с матовой задней панелью и увеличительным глазком на передней. Сбоку  - колесико для ручной прокрутки фильма и устройство приема-передачи пленки. Через глазок мы открывали для себя красочные сказочные героические миры. По сути дела это были комиксы на целлулоиде. Американские комиксы, столь поносимые в нашей идеологии, в российском варианте были красочны, познавательны и  увлекательны. Продавались они в небольшом магазине канцелярских товаров на окраине Сталиногорска.

      Компания наша из трех пацанов в силу ограниченности средств каждого, организовала складчину. Сейчас бы это предприятие назвали обществом с ограниченной ответственностью (ООО), а тогда мы просто заключили устный союз и на общие теперь карманные деньги и деньги, под разными предлогами выпрошенные у родителей, купили мини-кинескоп и дюжину диафильмов. На несколько дней мы окунулись в фантастический и красочный мир приключений. Мы по нескольку раз просмотрели  наши небольшие запасы диафильмов и решили, что надо расширять предприятие, но на новые диафильмы не было средств. Случай помог нашему проекту осуществиться и просуществовать почти два месяца. В то время по деревням ходило много старьевщиков, собиравших всякий бытовой хлам - вышедшие из употребления вещи и предметы домашнего обихода. На большой телеге у такого старьевщика были навалены горой скупленные за бесценок вещи, и стоял сундучок с всякими поделками-безделушками. Для ребятишек он был как сундук Али-Бабы. В нем было все, чего так жаждало детское сердце: самые разнообразные глиняные и деревянные свистульки, игрушки «уйди-уйди», или «тещин язык», мячики на резинке, бусы и колечки (конечно, самые простые, медные, но горящие золотым блеском), ножички и гребни, заколки и иголки, и много-много всяких других мелочей. Чтобы заполучить что-либо приглянувшееся, из дома тащили зачастую самое нужное. На это и рассчитывал старьевщик, получая вместе с тряпьем и вполне приличные вещи. Лучшее из добытого он сразу же припрятывал, а ребят одаривал всякими безделушками.

      У нас в семье в это время жила собака, маленькая лохматая сучка по кличке Дамка. И как раз в день приезда старьевщика притащила она откуда-то высушенную, но еще не выделанную шкуру кролика - вопрос, что отдать старьевщику, отпал сам собой. Старьевщик, старый армянин долго и придирчиво осматривал добычу Дамки, ворчал на наличие нескольких маленьких дырочек (может от зубов, а может от дробинок), стараясь всячески сбить не назначенную нами цену, а потом предложил целую кучу столь привлекательных в другой ситуации игрушек, но мы стояли твердо – нам были нужны деньги. С большой неохотой (и видимым удовольствием) он расстался с назначенной самим собой суммой в размере десяти рублей – такой щедрой добычи мы и не ожидали. Так, случай в лице (то бишь морде) Дамки принес нам оборотный капитал.

      Значительную часть капитала мы почти тут же раскатали на закупку новых диафильмов. Но нельзя же было и дальше полагаться на случай в виде Дамки, надо было изыскивать источник пополнения нашего постоянно уменьшающегося капитала. И такой источник вскоре был найден. То, что у нас появилось «ручное кино»,  скоро узнали многие. Мы охотно давали посмотреть всем желающим наши фильмы. Но когда у нас в очередной раз случился кризис наличности, то возникло предложение - взимать за каждый просмотр по пять копеек. Деньги небольшие, но желающих было много, и у нас вскоре появились вполне приличные наличные средства. Когда в кассе набиралось рублей пять, меня обычно отправляли за покупками в Сталиногорск.

      Небольшая лавочка канцтоваров на окраине таила настоящие сокровища.  Поначалу меня интересовали только диафильмы, но когда появились свободные средства, то я стал заглядываться и на другие товары. А поглядеть было на что. Какие там были ручки - и простые в виде деревянной палочки с устройством для перышка на конце - самых разных размеров и расцветок, и складные, в виде железной трубочки, в которую с двух сторон вставлялись железные же трубочки-перевертыши – на одном конце ручка, а на другом карандаш. Были и запрещенные в школе ручки-самописки, заправлявшиеся чернилами. А сколько там было перьев самых разных размеров и форм, почти сплошь запрещенных к употреблению в школе по причинам чисто- и правописания. Каждое перышко под своим номером. Мне особенно нравилось перышко «утиный носик», с утолщением на конце. Оно не царапало бумагу, не делало клякс и очень мягко писало. Но буквы, написанные таким перышком, получались одинаковой толщины, что по школьным правилам категорически не допускалось.

      А какие здесь были наборы карандашей разных размеров и цветов, кохиноры разной твердости, двуцветные красно-синие, карандаши с линейкой на одной из граней. А какие ластики! Мечта школьника – красный жесткий ластик для стирания клякс, мягкие карандашные ластики разных размеров, форм и цветов. А точилки! А какое разнообразие тетрадей и блокнотов! И все это можно было купить, что мы и делали. Со временем у нас собралась вполне приличная фильмотека. Кроме того, наша компания была отлично экипирована канцелярскими принадлежностями. Через нас поставлялись в школу запрещенные к употреблению ручки, перышки и ластики, которыми можно было очень аккуратно подчистить неугодную оценку.

      Предприятие набирало обороты, но длилось наше благосостояние недолго. Не знаю, на чем мы «прокололись», может быть, жалобы учителей, зависть других, не приобщенных подростков, но нам строго-настрого было приказано прекратить нашу коммерцию. На нас нажали на всех уровнях, от взрослых парней, до родителей и школы, и мы свернули столь успешно начатое и процветающее дело. Однако страсть к предпринимательству осталась и вылилась со временем совсем неожиданно для меня, в игру на фондовой бирже.

      Дамка, первоначальный спонсор нашей компании, окончила плохо. Спустя некоторое время после своего щедрого вклада она заболела. Ее и несколько других дворняг покусала бешеная собака. Дамка стала выть, кружиться на месте, гоняясь за собственным хвостом, прятаться от людей. Это была первая стадия болезни, но лечить  ее никто не собирался. Бешеную собаку пристрелили, и, чтобы не рисковать, решили истребить всех покусанных ею собак. У отца рука не поднялась самому застрелить почти члена семьи, а потому позвали соседа, у которого было ружье. Сосед наш частенько поддавал, вот и в тот день он был уже на взводе, и по этой причине, скорее всего, перепутал патроны. Свою двустволку он зарядил не жаканами, а патронами с мелкой дробью. Дамка с изрешеченным задом умирала долго. Она сначала визжала, потом только скулила и плакала,  пытаясь только на передних лапах утащить свое уже не служившее ей тело подальше от таких жестоких людей. Ружье перезарядили и ее добили. Я об отстреле собак ничего не знал.  Как раз в это время я был в школе, но, услышав многочисленные выстрелы в деревне, поспешил к месту событий. Застал я самый последний акт этой кровавой драмы и был потрясен до самых глубин своей ребячьей души. Людям в этом возрасте свойственно ударяться в крайности, а потому я почти месяц не разговаривал с отцом, виня его в убийстве своего друга. Со временем душевная рана затянулась, но еще долго мы не пытались даже завести себе нового верного члена семьи.

 

 

 

Жил-был Анри …

 

     У меня в жизни было три собаки, и каждая оставила свой неизгладимый след. И если первых двух заводили родители, то третьего я завел сам. Какой породы заводить собаку – вопроса не стояло. В то, давнее уже время (начало 80-х) как раз прошел телесериал про шотландскую овчарку Лэсси. И уж такая она была красивая и умная, такая хозяйственная и сообразительная, такая замечательная нянька и защитница, что решено было мною однозначно – у нас будет только овчарка, и только колли. У нас к тому времени росла трехмесячная дочка, и я втайне надеялся, что из колли получится хорошая нянька.

     Не помню уже, кто мне дал адрес клуба собаководов, но то, что я помчался туда незамедлительно, помню прекрасно. Клуб не впечатлил – в тесном закутке двух комнат полуподвального помещения, увешанных плакатами и дипломами, было пусто и … одиноко. За единственным столом, укутавшись в шаль по причине промозглой прохлады, притулилась пожилая женщина. Она сразу же мне сказала, что особого выбора сейчас нет, вот позже …. Но мне так нетерпелось заиметь щенка колли, да и время поездки в экспедицию на Курилы поджимало, что я отказался ждать перспективных приплодов, а сразу поехал по адресу заводчика у которого уже были на выданье почти месячные щенки. При этом я не озадачился даже поинтересоваться у специалистов признаками настоящей породы. Впрочем, если бы я даже и захотел это сделать, то выполнить это было бы непросто – знакомых кинологов у меня не было, и не существовало еще тогда всезнающего Интернета. Впрочем, меня тогда и не интересовала вся эта атрибутика элитности – мне нужен был не кобель-производитель, а друг и член семьи, а друзей не выбирают.

     Заводчик мне понравился сразу – интеллигентный добродушный и радушный дядька сразу пригласил меня к столу, предложил крепкий ароматный чай с мятным листочком, и стал описывать все прелести своей овчарки Граны. И такая она оказалась умница и красавица, и кровей то чистокровных, и все признаки породы налицо: полный белый воротник, белый кончик хвоста и белые кончики лап и ног, и ниспадающие вперед кончики ушей, и все, все, все, что требуется для породистой колли.  Грана сидела тут же, внимательно слушала хозяина и время от времени улыбалась, и всегда впопад, демонстрируя, что слова хозяина близки к истине. Была предъявлена ее родословная и куча дипломов и медалей, причем передник с медалями был тут же надет на Грану – она сразу стала серьезной и важной и окончательно завоевала мои симпатии.

     Пора было переходить к выбору щенков. Хозяин сразу предупредил, что двух лучших он не отдаст – один «алиментный» по правилам уходит к хозяину кобеля, а другого уже выбрали до меня, но пока еще не забрали. Я не возражал – мне нужен был друг, которого я не собирался загружать хождением по выставкам.

     Щенкам и маме была предоставлена отдельная небольшая, но уютная комнатка с полным набором собачьих радостей – подстилки, мисочки для еды и питья, игрушки с которыми усердно возились пять занятных щенов. Мне разрешили разуться и вступить туда для выбора своего предпочтения. Откровенно говоря, я растерялся – уж больно ответственное это дело выбирать себе друга. По счастью проблема разрешилась элементарно просто – один из щенов сразу отметил меня. Отметил самым натуральным образом – отделился от щенячьей компании, забавно ковыляя, поспешил ко мне и помочился мне на ногу. Хозяин поторопился заверить, что это хороший признак – меня признали и приняли за своего. Больше всего расстроилась Грана, которая виновато посмотрела на меня и тут же подлизала все за своим отпрыском. Я же был искренне тронут таким вниманием, и посчитал случившееся знаком судьбы. По счастью оказалось, что забияка был не из числа заказанных – выбор был сделан!

     С хозяином договорились о цене (хотя и говорят, что друзей не покупают), правда, в рассрочку, и о том, что щенка я забираю сразу. Хотя отрывать его от мамки время еще не подошло, но на несколько недостающих дней заводчик махнул рукой, и я так и ушел со щенком, упакованным в мою старенькую шапку и в корзинку. На прощанье мне надавали кучу полезных советов по кормлению и воспитанию друга, а Грана, волновавшаяся все время смотрин и переговоров, так грустно-грустно посмотрела на меня, что сердце защемило от своей жестокости к хвостатой мамаше.

     Вот так появился у нас Анри. Ах, да, почему именно Анри? Имя для породистой собаки вопрос немаловажный, подчиняющийся строгим правилам, но оставляющий и свободу воли для владельца. Главную роль в выборе имени играет мама щенка, вернее ее имя в сочетании с номером помета. У Граны это был третий помет, значит щен должен именоваться на третью букву ее имени – в нашем случае на «А». Имя должно быть короткое, звонкое, но и предостерегающее, желательно с буквой «Р». Тут я долго не думал – только АНРИ! В то время как раз с успехом демонстрировался фильм «Гусарская баллада» в котором лихо распевалась песенка на стихи А.Гладкова - она так и начиналась: «Жил-был Анри Четвертый, он славный был король …». А у нас будет славный пес АНРИ почти королевских кровей, подумал я – так и закрепилось за щенком это имя, и попало в родословную. Уже после, на выставках собак встречал я и однопометных братьев Анри – Атоса, Арамиса и Арчи, но это уже совсем другая история.

  

 

Вот мы какие

 

Про Анри и марафон

 

     Не перестаю удивляться братьям нашим меньшим, которых мы с подачи Павлова продолжаем считать существами неразумными, подчиняющимися только инстинктам.    

     Я уже писал, как выбрал себе друга Анри (1), хотя и говорят, что друзей не выбирают. Получается, что иногда и выбирают, выбирают партнера для совместного времяпровождения, а вот дружбу его приходится завоевывать. Вот и Анри я приобрел месячным щенком и очень сожалел, что не успел завоевать его дружбу, поскольку вскоре улетел в экспедицию на Камчатку и Курилы.

     Экспедиция предполагалась месяца на два, но как писал Твардовский: «Было гладко на бумаге, да забыли про овраги, а по ним – ходить». Вот и наши все расчеты поломались  из-за погодных условий и жизненных обстоятельств, и двухмесячное предполагаемое турне по маршруту – Камчатка, Приморье, Сахалин, Курилы вылилось в пятимесячный круиз с множеством приключений и впечатлений.

     Домой я вернулся только в середине ноября, и очень опасался, что за время такого долгого моего отсутствия Анри забудет своего несостоявшегося друга-хозяина, ведь знакомство наше было недолгим, да и Анри был тогда совсем молод. Ан, нет – вспомнил меня сорванец мгновенно, и, как только я открыл входную дверь, то сразу бросился мне на грудь и облизал лицо, и так и стоял, пританцовывая на задних лапах, передними упираясь мне в грудь и вращая неистово своим длинным пушистым хвостом. Это был уже не маленький щен, а великолепный почти девятимесячный пес-подросток.

     Как мне потом жаловалась Лариса: «Вот, пестовала его почти полгода, кормила мясом свежим шесть раз в день (достать свежее мясо тогда, в начале восьмидесятых, было тяжело, и пришлось познакомиться с мясником), выгуливала каждые три часа, творожком собственного приготовления потчевала, чтобы косточки были крепкие, холила и лелеяла каждый Божий день, а таким счастливым вижу его впервые. Тебя он почти полгода не видел, а столько радости!».

     Что мне было сказать любимой супруге? Что одно дело хозяйка – добрая и заботливая, и совсем другое дело – друг, которого сам же и выбрал в свое время (1). Так что я благоразумно промолчал. Теперь заботы о друге перешли на меня. Я был не против – общаться с умным другом было одно удовольствие. И на прогулки он меня вытаскивал регулярно. И все бы хорошо, но сказались мои экспедиционные похождения.

     На Курилах, на острове Кунашир, приходилось мне часто забираться на вулкан «Менделеев». Вулкан считается спящим, но спит он весьма активно – пыхтит парами и фонтанами гейзеров, а ближе к кратеру земля местами просто горяча, и надо весьма осторожно выбирать маршрут, чтобы случайно не провалиться в пустоту. Практически, от подножия до самой вершины склоны вулкана покрыты зарослями бамбучника, стебли которого растут так густо, что через них практически не пробиться. И остается одна возможность подняться наверх – подниматься прямо по ручьям и речушкам, стекающим по склонам. Вот так и приходилось шагать практически день за днем в высоких резиновых сапогах да по холодной, а, зачастую, и ледяной воде. А в октябре нас замело метелью прямо у кратера вулкана, и хорошо, что на этот раз мы догадались взять с собой двухместную палатку и запас продовольствия. Так и провели вчетвером две ночи в палатке на двоих, и только на третий день, когда стаял снег, мы только к вечеру по ледяной воде ручья спустились в погранотряд.

     Такие «ледяные» вылазки не прошли даром, и к зиме у меня так разболелись колени, что каждый шаг давался с трудом. Я старался не напрягать ноги, но на работу все равно приходилось ходить и с Анри гулять. Такое бережное отношение к конечностям ни к чему хорошему не привело, и к весне дело стало совсем швах  – каждый шаг давался с болью. И решил я тогда, что клин надо выбивать клином, а боль – только болью – через «не могу». Я решил боль лечить бегом. Так и начали действовать вместе с Анри, и поначалу он был мной весьма недоволен, поскольку даже пробежка в несколько шагов давалась мне такой болью, что прогулки наши пришлось очень урезать по времени.

     Но время шло, и к лету я уже пробегал сотни метров. Дом наш располагается на самой границе Национального парка «Лосиный остров» – собственно, между домом и лесом тогда пролегала лишь неширокая полоска травы. А в лесу была масса исхоженных дорожек. Которые я ранее, во время прогулок, промерял шагами, и теперь, наращивая объемы пробежек, я всегда знал – сколько пробежал на этот раз.

     Анри всегда бегал со мной, то отставая, то забегая вперед, успевая при этом обнюхивать и метить кусты по сторонам. Когда расстояния еще исчислялись километрами, то я старался максимально разнообразить маршрут. И это было интересно нам обоим. Но когда объем нагрузок перевалил за десять километров, то мне стало трудно запоминать – сколько и по каким маршрутам я бегал, и я перешел на один – самый протяженный маршрут. И теперь считал только количество его пробеганий.  Это было не так интересно, но зато позволяло контролировать наращивание нагрузок и время по кругам. Такая тактика Анри явно не понравилась – пробежав один круг, и прометив маршрут он терял интерес к последующему следованию по нему раз за разом. А потому он стал сам со временем разнообразить его, срезая углы маршрута, и поджидая меня впереди. А то и вовсе пропадал надолго по своим собачьим делам, но неизменно возвращался и встречал меня впереди.

     Я по-настоящему увлекся бегом, и даже успел забыть про причину его начала. Но поведение Анри стало меня смущать все больше и больше. Когда объем пробежки переваливал за полтора десятка километров, он отставал от меня и возвращался в начало маршрута. Может молодой еще пес уставал к этому времени? А, может, не понимая необходимости бега раз за разом по одному и тому же маршруту, считал это занятие бестолковым и не отвечающим его собачьим интересам. Впрочем, это было неважно, но бегать в одиночку мне стало, откровенно говоря, скучно. Была у меня идея фикс – пробежать дистанцию марафона. Ноги уже ничуть не болели, и даже не уставали после пробежек, и, как-то раз, я решился устроить им экзамен на выносливость.

     Все было как обычно – Анри сначала бежал со мной, но километров через пять начал хитрить и срезать углы, а после десятого километра отстал, но неизменно встречал меня в начале каждого круга, немного провожал и опять отставал. Видя его, я успокаивался и продолжал бег, но к двадцатому километру его не оказалось и в начале маршрута. Видно не рассчитал время моего прибытия, подумал я, и продолжил бег. Но его не оказалось и на следующем круге, и на следующем, и меня все больше стало охватывать беспокойство. С каждым кругом оно нарастало, но я терпел – уж очень велико было желание пробежать сорок два километра сто девяносто пять метров – классический марафон, благо усталости почти не чувствовал, и очень надеялся на успех. Однако, к тридцатому километру, не встретив Анри после очередного круга, беспокойство пересилило желание – я сошел с привычной уже дистанции и начал розыски пропавшего пса.

     Домой он не возвращался, не было его и возле домов в ближайшей округе, и возле домов в отдалении. И тогда начался мой повторный забег по многочисленным парковым дорожкам с посещением лесничества, пруда, поляны сказок и, тогда еще существовавшего, собачьего тренировочного лагеря. Добрался в забеге даже до отдаленного кладбища, но все без результата. Я совсем отчаялся, а потому повторил поиск опять, посетив все примечательные места, и побегав по всем дорожкам. Таким образом, больше часа пробегал я безрезультатно в хорошем темпе в поисках беглеца, но его и след простыл. От огорчения я даже и про усталость забыл, и готов был длить и длить поиски, но уже стемнело, и я повернул к дому.

     У подъезда сидел понурый, но вполне довольный собой, Анри. Он так и побежал ко мне – поджав хвост и улыбаясь вовсю пасть, выражая всем своим видом и раскаяние, и радость. Ну, и как было ругать этого повесу? На радостях я простил его безоговорочно. Он, конечно, был виноват в том, что убежал, но, в конце концов, проступок его привел к тому, что я все-таки осуществил свою идею-фикс – пробежал классический марафон, а, может и больше. Конечно, по кругам я преодолел всего тридцать километров, но потом, как ошалелый мотался по окрестностям  еще более часа, и за это время я вполне пробежал больше, чем недостающие двенадцать с хвостиком километров.

     Вот так и не знаешь – где найдешь, а где потеряешь, ведь не факт, что я смог бы преодолеть намеченное без этой своеобразной «помощи» Анри.

     На этом, собственно говоря, и закончились мои забеги. Ноги поправились полностью, идею-фикс я воплотил, а Анри проявил стойкое нежелание тратить собачьи силы на какие-то бесполезные забеги, отвлекающие его от насущных собачьих проблем. Про историю с побегом вскоре забыли, а зря – позже она аукнулась мне в Хибинских горах, но это уже совсем другая история.

 

 

 

Добром за добро

 

     Вот говорят: «Не делай добра не получишь зла», так я с этим совершенно не согласен – добро это основополагающая концепция всего живого и разумного, ее принимают и поддерживают не только люди, но и братья наши меньшие. Многие скажут – но они же неразумные. Еще какие разумные, просто интересы их лежат в другой плоскости мировоззрения. Но зачастую те, кого мы приручили, поневоле перенимают привычки и порядки своих хозяев. Впрочем, ближе к делу.

     Кошек в семье никогда не было. Даже когда мы въезжали в новую квартиру, мы так и не нашли кота, чтобы запустить его первым, и судьбе видимо было суждено исправить это упущение. Однажды, когда жена моя Лариса, разговаривала на лестничной площадке с соседкой, мимо них и в открытую дверь квартиры прошествовала кошка. Лариса было вознамерилась прогнать непрошенную гостью, но соседка остановила: – «Кошка в дом счастье приносит». Против такого аргумента не возразишь, и кошка в одночасье была признана членом семьи. Но, Господи, каким же голодным и запущенным оказался этот член.

     Все предложенное съестное сметалось моментально, а потом уже пополневшая гостья жадно лакала молоко из блюдечка. Поев, кошка потянулась, замурлыкала и легла отдыхать на коврике у двери – видимо еще не очень веря, что уже утвердилась в правах.

     Вечер ушел на приведение ее в порядок – мытье со специальным противоблошиным шампунем в семи водах, сушка феном и причесывание. По окончании всех процедур миру предстала весьма симпатичная классическая сиамка с элитным хвостиком-помпончиком – настоящий бобтейл.  И у кого поднялась рука выгнать на улицу такую красавицу?

     Вопрос об имени решился на удивление легко и быстро – Ника, только Ника, богиня сама определяющая свою судьбу. Имя понравилось всем, в том числе и Нике, которая приняла его с гордостью и стала практически сразу на него откликаться. И кто сказал, что сиамцы злые и необузданные – Ника была сама доброта и ласка, тянулась к людям, всячески показывая свою благодарность за добрый приют.

     Но видимо она долго прожила на воле, и ее неудержимо тянуло на улицу. Часто она сидела у окошка, глядя на знакомый двор, а то шла к двери и тоскливо лежала на коврике у выхода. Делать нечего – Нике купили ошейник и поводок и стали выводить на улицу. Миниатюрной коротколапой кошечке прогулочные аксессуары не понравились – она предпочла восседать у меня на плече, когда мы шли по двору, а в Лосиноостровском парке, примыкавшем к дому, я отпускал ее пощипать травку и поохотиться.

     И все бы ничего, но как-то однажды мы переходили двор. Ника сидела у меня на плече, смотрела  с высоты с достоинством на проходящих собак, а на самых наглых угрожающе шипела – видимо были у нее в дворовую бытность стычки с ними. Обычно собаки, остерегаясь сердитой кошки, находящейся еще и под защитой человека, сторонились нас. Но тут во двор выпустили погулять сеттера. Этот интеллигент собачьего мира повел себя явно не по интеллигентски. Видимо, натаскивали его на кошках, а потому он сразу бросился мне на грудь. Тут уж перепугалась Ника, соскочила с плеча и юркнула в подвальное окошко соседнего корпуса – сказалась видимо ранее приобретенная сноровка.

     Вот так новость – только приютили кошку и вот опять потеряли? Счастье, стало быть, ушло? Так мы не договаривались. Я походил вокруг дома. Покричал в каждое подвальное оконце, подождал, Ника не вышла - ладно, проголодается и придет, как в первый раз. До вечера кошка не показалась, не было ее и утром, не было и в обед. Лариса расстроилась ужасно - счастье надо было возвращать.

     Бомжей в те времени было несравненно меньше и о террактак мы еще и не слышали, а потому двери в подвал тогда еще не закрывались на замок. До этого я в подвале не был и плохо представлял себе, сколько же там всего наворочено из труб, и сколько закоулков. И какая темнота сплошная – пара маленьких, в размер кирпича, окошек под потолком света не прибавляла, а служила только ориентиром для кошек. А кошки здесь были, грелись на теплых трубах и шарахались из-под ног. Коробок спичек, взятый по наивности, скоро опустел, а я нисколько не продвинулся в поисках – пришлось возвращаться за фонариком. В доме фонарика не нашел, а потому возвращение свелось к поездке в магазин, где и куплен был «жучек»  - ручная динамо-машина, удобно умещающаяся в кулаке и дающая свет только при непрерывном нажатии рычажка. В детстве у меня был такой, и мне нравилось, что он не требует батареек, а при нажатии упоительно жужжит.

     Кошкам в подвале жужжание и свет не понравились, и они кидались врассыпную при моем приближении. Каких только хвостатых здесь не было – всех пород, мастей и размеров, не было только Ники. Я был настойчив и стал последовательно обходить все закутки, заглядывая под все трубы, и в самом дальнем углу подвала нашел-таки беглянку. Она сидела на пристеночке, вжавшись в угол, и я очень боялся, что она испугается и убежит. Но все обошлось, Ника узнала мой голос, узнала свое имя и подпустила меня. Возвращение было радостное и хлопотливое. Пришлось повторить все водные и косметические процедуры первого знакомства. Ника все смиренно терпела, а потом с урчанием насыщалась свежим мясом и напивалась теплым молоком – жизнь опять виделась ей в розовом свете.

     Она по-прежнему посиживала на подоконнике, глядя во двор, но у дверей на коврике уже не лежала и на улицу не просилась, а стремилась чем только можно  выразить свою благодарность. И чувствовалось, что хочется ей сделать для нас что-то большее, но что? И ходила она задумчивая, но потом видимо пришла к какому-то решению, и с тех пор все в доме завертелось колесом. Ника ходила возбужденная, отирала все углы и напрашивалась на ласку, но, ни ласка, ни обильное питание возбуждение не снимали. Отчаявшись от такой людской непонятливости, кошка приступила к более решительным действиям – стала кататься по полу и орать «нечеловеческим» голосом. Тут только мы и узнали, какой неприятный, громкий и скрипучий голос у прекрасной сиамки. Такое поведение нас изрядно переполошило – физически Ника была в прекрасной форме, но физиологически …. В общем, вспомнили мы, что на дворе-то уже весна, и дочка для которой весенние настроения были более понятны, чем нам с Ларисой, пообщавшись с подругами у которых тоже были кошки, решительно заявила: «Ей нужен кот!».

     И кот нашелся у одной из дочкиных подруг – огромный, замечательный сиамский котяра, чемпион Москвы. Его одолжили на пару дней, доставили в переноске, и Вини (Вениамин) тут же начал наводить в доме порядок, строить всех согласно собственным представлениях об иерархии в прайде. Тут-то нам и припомнились все разговоры о сиамском характере. Первым делом Вини прошелся по всем комнатам, потом вспрыгнул на новенький «Panasonic» (с которого мы пылинки сдували), стал выше всех в доме, и свысока стал наблюдать за поведением членов своего временного прайда. Лариса попробовала согнать его тряпкой, но он ощерился, зашипел, а потом так заорал, что нас сковал ужас - сразу стало ясно кто на ближайшие дни в доме (то бишь в прайде) хозяин.

     После отбытия Вини Ника ходила умиротворенная и усиленно питалась, а вскоре начала и полнеть. Месяца через два стало ясно – на днях будет приплод. Мы заранее приготовили ей домик с мягкой теплой подстилкой, и она с благодарностью в него переселилась. Поутру каждый раз мы заглядывали к ней, но она не торопилась. А окотилась она, по всей видимости, ночью, вылизала своих слепых крошек, накормила их и по одному перетаскала к нам на постель, а конкретно – мне подмышку. Вот оказывается, что она задумала за наше доброе к ней отношение – подарить нам самое дорогое, что у нее есть - свое потомство. Двое из этого помета, чистопородные и очень добрые красавцы Максимилиан и Алиса так и остались жить с нами, и от Алисы потом пошло наше многочисленное кошачье поголовье. Больше Ника уже не рожала.

 

 

 

 

Тимоша и родословная

 

 

     Я совершенно не суеверный человек, но общение с братьями нашими меньшими нет-нет, да и наводит на мысль – а может быть и правы в чем-то индийские мудрецы, говоря о реинкарнации. Так вот, наш кот Тимоша в одной из прошлых своих жизней, скорее всего, был хозяйственником – обстоятельным, добротным, вникающим в каждую жизненную мелочь. Чистокровный сиамец, бобтейл, у которого в дедушках был чемпион Москвы, Тимоша пошел явно не в дедушку.

     Когда наша дама неопределенного возраста, Ника (я как-нибудь поведаю Вам ее недолгую, но увлекательную историю), начала по весне кататься по полу и истошно вопить (а голос у сиамцев далеко не благозвучный), то мы поначалу испугались, что она заболела. Но аппетит у кошки был отменный, глазки горели, а все ее поведение просто источало крайнюю степень влюбленности, а потому мы быстро сообразили, что у нее весенний рецидив потребности в любовном партнере.

     Кошачья какофония затянулась на несколько дней и, в конце концов, растопила наши ледяные сердца. Предпринятые поиски привели к замечательному результату – знакомые принесли нам на двухдневный постой роскошного кота, чемпиона Москвы, голубоглазого, длинноногого и длиннохвостого сиамца Винни.

     Кот, как и положено настоящему чемпиону, сразу же повел себя гордо и независимо, и стал строить обитателей нашей трешки, сообразуясь с собственными представлениями о прайде. Незадолго до описываемых событий мы купили прекрасный по тем временам (начало девяностых) цветной телевизор «Panasonic». До этого нам приходилось довольствоваться маленькой черно-белой «Электроникой» с экраном размером с поздравительную открытку, купленной в эпоху тотального дефицита. Тогда на работе на всю лабораторию (18 человек) спустили право покупки одного транзисторного мини-чуда, и я, никогда в лотереях не побеждавший, вытянул вожделенный билетик. «Электроника» долго и честно служила нам (кстати, она сейчас на даче и до сих пор в рабочем состоянии), но со временем захотелось чего-то более солидного. И вот роскошный цветной «Panasonic» с 21-дюймовым плоским экраном и автоматической настройкой каналов. Можете себе представить, как мы гордились такой покупкой – водрузили ее на высокий комод и старались сдувать с нее каждую пылинку.

     Так вот, Винни, познакомившись с обстановкой, деловито подошел к комоду и одним прыжком с пола перелетел на обожаемый нами «Panasonic», поставив себя, таким образом, по положению выше всех обитателей квартиры. Ларису, которая как раз направлялась с тряпкой протереть наше сокровище, такое беспардонное поведение постояльца крайне возмутило. Сделав серьезное лицо, она попыталась тряпкой смахнуть наглеца. Но тут Винни показал, кто глава этого, пускай временного, но прайда. Подняв практически вертикально свой длинный узкий хвост, выгнув спину и вздыбив шерсть, он зашипел, а потом и заорал таким устрашающим голосом, что Ларису как ветром сдуло – на два дня наш прайд обрел своего главу.

     Вы, наверное, уже поняли, что это был знаменитый дедушка нашего Тимоши. От него Тимоша и унаследовал полную независимость и способность постоять за себя, все остальное же от своей мамы, Алисы – коротколапость, хвост помпончиком (бобтейл), а также крайнюю доброту и любознательность, которые впоследствии неоднократно ввергали его в различные жизненные приключения. Но об этом уже совсем другие истории.

 

 

 

Медвежатник Лакки

 

 

     Каждый раз, глядя на поведение братьев наших меньших, вспоминаю Павлова и поражаюсь – как можно было объяснять поведение животных только рефлексами? А они ведь думают, соображают и согласовывают свои действия с обстановкой и обстоятельствами. И у каждого свои черты характера и свои особенности поведения, так что и к ним применимо понятие личности.

     Про Тимошу я уже неоднократно писал, и вы могли убедиться в его уникальности. Попробую немного рассказать о другом нашем питомце – о Лакки. Это был один из первых наших полусиамов, и появление его на свет прямо связано с нашим желанием уберечь его маму Алису от очередного потомства.

     Как-то уже очень глубокой осенью, в самом преддверии зимы, когда у Алиски наступил очередной любовный период, мы с Ларисой решили поберечь ее от наших доморощенных котов, взяв с собой на недельку на дачу. Уже подмораживало, дачный сезон завершился, и, кроме сторожа, на участках уже никто не жил, так что мы с чистой совестью верили в свою спасательскую миссию.

     Почти трехчасовую поездку в электричке Алиска перенесла вполне хорошо, но за  получасовое путешествие в переноске от платформы до дачи ее основательно укачало.. По дороге мы действительно не встретили ни души – поселок был пуст, тих и явно готовился к зиме. Под ногами похрустывали первые льдинки, изба была выстужена, и мы первым делом стали растапливать печь, а укачанную Алиску выпустили проветриваться во двор. Когда же, минут через пять, уже затопив печь, я выглянул в окошко, то изумлению моему не было предела – по дорожке рядом с домом прогуливалась наша миниатюрная Алиска бок обок с огромным черным котом.

     Как говорится, от судьбы не уйдешь, и в нашем прайде вскоре появился выводок абсолютно черных зеленоглазых котят, в которых сиамская половина практически никак не отражалась. Котят со временем раздали (оказалось, что именно черные пользуются повышенным спросом), но себе на счастье оставили одного, у которого хоть что-то свидетельствовало о сиамской родословной, и назвали его Лакки – счастливчик по-английски. От мамы Алиски унаследовал он лишь ломаный хвост, но если у Алиски он был сломан в нескольких местах и представлял собой в результате пышный помпон, то у Лакки его длинный хвост загибался только на самом кончике, делая его похожим на небольшую кочережку.

     Во всем же остальном он был копией своего безвестного папаши – такой же рослый, сильный, предприимчивый и очень сообразительный.  По любознательности он очень походил на небезызвестного Тимошу. Но, если Тимоша специализировался  по хозяйственной деятельности, то у Лакки был прирожденный талант по открыванию всяческих дверей. Вкупе сообразительность и сила способствовали тому, что он вырос настоящим кошачьим «медвежатником».

     Он прекрасно знал - какую дверь надо толкнуть, чтобы она отворилась, а какую для этого надо подцепить коготком снизу и потянуть на себя. Одно время была у него проблема с дверьми, где надо было нажимать на ручку, но и тут он не подкачал – подсмотрел, по-видимому, как это делают люди. И вот однажды, когда его случайно заперли в туалете, он подпрыгнул, повис на ручке двери, и торжественно выехал на ней вместе с дверью в коридор.

     После этого случая отгородиться от кота можно было, только закрыв дверь на ключ. Также на ключ надо было закрывать и дверцы шкафов, поскольку Лакки доставляло удовольствие их вскрывать, и тогда остальная кошачья братия располагалась в шкафах на отдых – у каждого по своей полочке. В этом отношении особенно им нравился платяной шкаф, где можно было понежиться на стопочках чистого белья – шкаф Лакки проверял на предмет открытия в первую очередь.

     На этом наш «медвежатник» не остановился. Обычно мы прятали пакеты с сухим кормом для котов в выдвижной ящик внизу электроплиты. Коты об этом знали, и, если хотели поесть, то собирались у плиты и терпеливо ждали, когда выдвинут ящик и их угостят вкусненьким. Но это было до Лакки – с его появлением пришлось нам для хранения кошачьих припасов подыскивать другое место, поскольку теперь коты обращались уже не к нам, а к Лакки, и он с легкостью выдвигал ящик и угощал своих родственников всем разнообразным ассортиментом сухопродуктов.

     Освоив процесс выдвижения на малых формах, Лакки пошел еще дальше. Как то, вернувшись поздно вечером с работы, дочь прошла в свою комнату, но вскоре выбежала оттуда – «Кто-то скребется там, в темноте» - сказала она с испугом. При таком наличии котов мышей в доме не водилось, и тем более странным показались эти скребущиеся звуки. При включенном свете выяснилось, что скребется кто-то в комоде. Тяжелые ящики комода начали с осторожностью выдвигать снизу, и уже во втором обнаружили нашего неугомонного красавца – Лакки, возлежащего на спине на чистых выглаженных простынках. Видимо, выспавшись вдоволь, он пытался отворить свое убежище, упираясь когтистыми лапами в днище верхнего ящика (вот ведь вопрос – и почему это коты так любят отдыхать именно на чистом и выглаженном белье?).  Такого от Лакки даже я не ожидал – надо же было открыть дверь в комнату, потом закрыть ее, выдвинуть тяжелый ящик комода (выдвинуть, дергая за ручку), забраться в него, а потом еще ухитриться задвинуть его за собой – просто какой-то Копперфилд, а не простой черный кот.

     Если вы думаете, что это был верх «профессиональной» карьеры Лакки и приключения счастливчика на этом закончились, то вы глубоко заблуждаетесь, но это уже совсем другая история.

    

 

 

Тимоша, второе рождение 

 

     Как я уже говорил, Тимоша при рождении был, по-видимому, наделен душой бывшего и весьма предприимчивого хозяйственника. Он еще с детства отличался от всех котят крайней любознательностью, а когда немного подрос, то подросла с ним и его любознательность. Он досконально изучил все наше столичное жилище, зафиксировал положение каждой вещи, и каждое утро совершал инвентаризационный обход. Он всегда оказывался самым первым, встречая приходящих, и всегда участвовал с хозяевами при разборе покупок, за что и вознаграждался всякий раз чем-нибудь вкусненьким – от того он и рос самым подвижным и упитанным.

     Но много ли можно узнать интересного и нового хотя и в трехкомнатной, но, все же, такой ограниченной по площади квартире для такого любознательного коротконожки? Однако, подошло время, и мы переехали по весне со всей живностью на дачу. Вот уж где было раздолье для любознательной натуры – двухэтажный деревянный особняк, летняя кухня, недостроенная баня и обширный, не огражденный еще забором участок, подступающий почти вплотную лес, и многочисленные домики дачных соседей. А какое разнообразие живности - от мух и бабочек до лягушек, кротов и вкусных мышей. Алиса, прирожденный мышелов, научила свое потомство этому увлекательному и полезному со всех точек зрения занятию. Любознательный Тимоша быстро освоил домашние окрестности и в поисках хвостатого лакомства повадился ходить к соседям. Там было где разгуляться – масса построек и кучи строительного материала видимо изобиловали мышиными гнездами, и Тимоша редко когда возвращался без добычи. Было, правда, одно препятствие – высокий без единой щели забор, но, видимо, он для Тимоши не служил большой проблемой. Забор был поставлен не зря – хозяин в Москве разводил охотничьих собак, и, когда наведывался на дачу, всегда привозил с собой несколько разновозрастных сеттеров. Он, не стесняясь, хвастался, что натаскивает их на кошках. Тимоша старался охотиться в отсутствие соседа, но и на кота бывает проруха, и в один из дней, когда из-за забора доносился визгливый лай щенков, он долго отсутствовал, а потом приполз к крыльцу на одних передних лапах, таща за собой парализованную заднюю часть.

     Став «не выездным», всегда добродушный и общительный Тимоша замкнулся, лежал в избе на подстилке и не притрагивался ни к одной из многочисленных мисочек с разнообразной едой. Большой любитель поесть (за эту  особенность мы прозвали его «пылесосиком»), всегда упитанный кот потерял интерес и к пище и к жизни, он чах буквально на глазах, и мы уже не верили поговорке, что на кошке все заживет, и думали, что вскорости потеряем его.

     Однако, есть по всей видимости у Тимоши хороший ангел-хранитель, который оберегает его от фатальных несчастий, и раз за разом предоставляет возможность жизненного спасения. Вот и на этот раз он в моем лице дал ему такой шанс. Была самая напряженная огородная пора – пора посадок, и я буквально пропадал на грядках. В этот день я перекапывал участок под картошку и выкопал мышиное гнездо с 6 или 7 маленькими мышатами. Никогда ранее, да и позже тоже, я не выкапывал такое «сокровище». «А почему бы и нет?» - подумал я, собрал расползающихся мышат и отнес их Тимошке. Вялый, ко всему уже безразличный, смирившийся с неизбежностью кот сразу же оживился, с аппетитом скушал принесенное угощение, и с того дня резко пошел на поправку. Интерес ко всему новому у него ничуть не пострадал, и вскоре он возобновил свои вылазки за мышами, но теперь уже избегал места обитания своих злейших врагов – собак.

     И тут оказалось, что этого добродушного коротконожку ожидают неприятности от своих же родственником, но это уже совсем другая история.

 

 

 

Тяжело рождаться заново

 

Тимоша новосел

 

     Любопытный «народ» эти кошки – вот вроде бы живут вместе с людьми и зависят от них зачастую полностью, но привязаны исключительно к дому, а людей только терпят, поскольку получают от них еду и ласку. Дом же для кошки все – жилье и защита, место, где их кормят и любят, где они желанны, и где они … хозяева. У кошки в доме обязательно есть любимое место, где ей комфортно, и каждое новое место поселения она непременно начинает с детального обследования, заглядывая в каждый доступный ей уголок. Потому, наверное, кошку и пускают первой в каждое новое жилище. Вот и мы, когда впервые привезли кошек на дачу, то первым в еще свеженький, пахнущий деревом дом запустили Тимошу – только этот любознательный и обстоятельный кот был достоин стать первооткрывателем, и его авторитетному мнению мы доверяли больше всего. Тимоши не было довольно долго, и мы уже начали волноваться, когда он появился взъерошенный на крыльце, потянул последовательно передние, а потом задние лапы, уселся поудобнее, и начал с довольным видом приводить себя в порядок, вылизывая шерстку. Мы, естественно заключили, что приемка дома произошла успешно и жилище Тимоше явно понравилось.

     Вообще-то по задумке дом у нас комбинированный, зимне-летний. Нижний этаж сложен из бруса, утепленного с обеих сторон вагонкой, а верхний – только вагонка в одну досочку. А, чтобы можно было проживать в нем в холода, в избе сложена печь. Дом строили два местных умельца, которых мне порекомендовал один знакомый. Парни, действительно, были работящие и способные, но далеко не спецы, и все делали, что называется, «с листа». Кроме того, как все селяне, были они жуликоваты, и, при наличии отсутствия, должного контроля с нашей стороны (впоследствии выяснилось, что значительная доля закупленных материалов ушла налево) дом был построен со значительными огрехами. Но это выяснилось позже, а пока и мы, и коты радовались, что у нас есть такое красивое сельское жилище, да еще с печью и камином. Наши умельцы ухитрились два этих блага совместить в одном строении, а поскольку ранее они такой комбинации не строили, то, как и дом, печь-камин строили также «с листа», и оттого это строение получилось просто гигантских размеров, перегородив весь первый этаж на две неравные части – прихожую-спальню с камином, и маленькую кухоньку с печью-плитой. Пишу об этих вроде бы не касающихся котов вещах, поскольку именно Тимоша впоследствии ухитрился и здесь отыскать себе поистине незабываемое приключение.

     Коты освоились с домом довольно быстро и начали изыскивать себе разнообразные приключения. Чего только стоил нам случай, когда Тимоша, забравшись в приоткрытую на время дверь чуланчика на втором этаже, ухитрился отыскать там щель, через которую и проник в «карман» под стрехой. Найденное укрытие ему, по всей видимости, весьма приглянулось, и он решил там поселиться на время. Но подошло время обеда, надо было выбираться наружу, но дверь чуланчика была уже закрыта, и Тимоша стал невольным затворником. К тому времени мы все уже «стояли на ушах» - пропал кот. Тимоша, большой любитель покушать, пропускал уже второе кормление – случай небывалый. Был тщательно обыскан дом и прилегающие постройки – кот как в воду канул. И только ночью уже, укладываясь спать, мы услышали над головой царапанье – кто-то пытался карабкаться на чердак в узком пространстве между обрешеткой крыши и вагонкой комнаты. Для мыши звуки были явно тяжелы, а потому мы решили, что это возможно Тимоша. Звуки стали слышны уже с потолка – видимо Тимоша выбрался на чердак. Люка на чердак у нас не было, мы пытались звать его через открытую дверь чуланчика, но вниз, в карман под стрехой Тимоша уже не спускался – вопрос высвобождения невольного затворника переносился на следующий день.

     Поутру мы пошли на поиски каких-либо рабочих, и к нашему счастью обнаружили, что наши строители неподалеку ремонтировали дом, перекосившийся в результате весеннего паводка. Ребята согласились (не безвозмездно) нам помочь, и прорезали в эркере на потолке люк на чердак – так у нас в доме «благодаря» Тимоше появилось еще одно, правда пока не обустроенное, помещение для хранения предметов не первой необходимости, а Тимоша был торжественно снят с чердака  и вкусно накормлен.

     Происшествие это нисколько не остудило его пыл к поиску приключений, а, глядя на него, изыскательским духом заразились и остальные коты. Самым любимым их занятием стало карабканье по углу дома на второй этаж и расхаживание по узенькому карнизу между этажами. При этом, взбирались они довольно шустро, а вот со спуском у них были постоянные проблемы, и нам приходилось приставлять лестницу и снимать горе-путешественников. Это продолжалось регулярно и довольно долго, но как-то произошел случай, который перевернул наши представления о безопасной высоте пребывания наших питомцев.

     Как я уже писал, большая часть нашего кошачьего прайда состояла из сиамцев, которых принято почему-то в народе считать злобными и злопамятными, но наши сиамцы были воспитаны в добре и ласке, а потому отличались крайне покладистым характером. Им не довелось участвовать в борьбе за выживание, как дворовым кошкам, и поначалу они относились к своим дачным сородичам весьма лояльно. До поры до времени это им сходило с лап, но как-то за пределами нашего участка  Тимоша наткнулся на огромного черного кота, грозу всех местных кошачьих, и, по всей видимости, чем-то ему не угодил - видимо нарушил границы его охотничьих угодий.

     Надо было видеть, как черная бестия, распушив длинный хвост, гнала нашего короткохвостика. Тимоша летел прыжками к дому, по пути увлекая за собой других наших питомцев. Так группой из четырех-пяти котов они вскочили на крыльцо и уселись в твердой уверенности, что теперь они под защитой и дома и его обитателей. Но не тут-то было – черный бродяга и не думал останавливаться, видимо Тимоша чем-то ему очень насолил. Он так и погнал всю компанию через террасу, а потом по лестнице на второй этаж, через комнату и прямо в эркер. К счастью для наших усатых в эркере было открыто окно, и они не долго думая посыпались горохом с пятиметровой высоты на газон. Черный же бродяга прыгать не стал, а важно, развернувшись, не спеша стал спускаться по лестнице, тут-то он и стал моей добычей. Взяв наглеца за шкирку, я строгим голосом внушил ему, что такое поведение в гостях недопустимо, что я, как хозяин, строго настрого запрещаю ему появляться в окрестностях нашего дома и обижать наших питомцев. Наказывать я его не стал, просто вынес за пределы участка и отпустил на волю. Не знаю как насчет конфликтов с котами, но в доме нашем он больше не появлялся. Что же касается Тимоши, то прыжок из окошка он перенес без последствий, и опять был готов к новым подвигам, Но  это уже совсем другая история.

 

 

 

А высоко прыгать-то ...

 

Тимоша, Маркиз и другие …

    

     После своего чудесного спасения (1), Тимоша остался он таким же добрым и удачливым в охоте – пожалуй это был лучший ученик Алиски, и остальные коты откровенно завидовали его удачливости, а некоторые и пользовались его добротой. Этим особенно отличался Маркиз – младший братишка Тимоши. Сам он не очень любил подолгу сторожить добычу, а потому реже отлучался из дома, предпочитая, чтобы добычу ему приносили прямо «к столу». Вот это был тот самый случай, когда «как корабль назовешь, так он и поплывет» - всеми повадками и манерами Маркиз честно соответствовал своему имени – аристократизм так и пронизывал все его поведение.

     Поначалу удачливый Тимоша приносил добычу домой и затевал с ней на виду у всего почтенного хвостатого семейства игры в догонялки и салочки. И если все семейство только наблюдало за играми и болело за своего родича, то предрасположенный ко всяким развлечениям Маркиз сразу же включался в игру, помогая Тимоше не упустить добычу. И, как правило, в конце игры добыча меняла своего хозяина, и Маркиз, устроившись в сторонке, с аппетитом предавался ее усвоению.

     Поначалу Тимка не очень переживал такие потери – быстро уходил и быстро возвращался с новой добычей, и … все повторялось сначала. В Тимке явно боролись два чувства - голода и гордости, он по-прежнему таскал каждую мышь домой, и хотя с каждым разом он начинал свои игры все дальше от крыльца, финал их был предсказуем – всякий раз добычей лакомился Маркиз. Гордость охотника по-прежнему доминировала у Тимоши над голодом, но он уже старался их примирить – приносил добычу, и, если видел Маркиза, ожидающего очередного угощения, то разворачивался и уходил лакомиться пойманным за пределами участка.

     Видя, что лакомство раз за разом ускользает из-под его носа, Маркиз, вопреки ожиданиям, охотиться не пошел – не барское это дело добывать мышь насущную, а просто изменил тактику поведения. Теперь он прятался под кухонный домик, и когда на границах участка «нарисовывался» Тимоша с очередной добычей, осматривался, и, не видя Маркиза, гордо шествовал прямо к крыльцу, то последний выбирался из засады у него за спиной и отрезал охотнику все пути отступления. Собственно говоря, путь был один – по дорожке от избы к кухне, но там, на полпути его ждал Маркиз.

     Надо сказать, что когда мы впервые привезли котов на дачу, то дорожек еще не было и в помине – в лучшем случае тропинки, протоптанные от крыльца в самых популярных направлениях – к кухне, туалету, колодцу и к бане. Коты, само собой, разумеется, ходили по траве и мокли, особенно в дождь и при утренней росе. А поскольку они были хоть и дальними, но все же родственниками уроженцев теплого Индокитая, выходцев из Таиланда (ранее Сиама), то тепло любили страстно и в нашей средней полосе были предрасположены к простудным заболеваниям. Это обстоятельство и послужило последней соломинкой, склонившую чашу весов давно уже колеблющуюся между «отсутствием времени и средств» и «необходимостью цивилизованного перемещения» в сторону последнего – я таки решился выложить дорожки, примирив «отсутствие» и «необходимость» единственно возможным путем – самому заняться дорожным строительством. Вспомнив опыт ССО*, когда я два сезона строил железные дороги, а один сезон бетонку, я сначала с неохотой, но потом все больше и больше втягиваясь и уже с интересом, начал из щебня, песка, цемента и пластиковой формы «семь камешков» творить красоту.

     Наши хвостатые питомцы, обжившиеся уже на даче и привыкшие считать, что все происходящее касается и их лично, принялись активно вмешиваться в строительство. Не успел я прорыть канавку для засыпки «подушки» под дорожку, как они тут же устроились в ней, остужая прохладой сырой земли, разогретые на солнцепеке тела. Поначалу это мне не мешало, но, когда дело дошло до засыпки канавки гравием, пришлось их из канавки попросить.

 

 

 

Дело поначалу по техническим причинам (всего одна форма, а застывание раствора имеет свои сроки) двигалось медленно, но когда соседи подарили нам вторую, точно такую же, форму, то работа закипела. Поначалу я удивлялся такому подарку, поскольку соседи не очень-то были склонны к благотворительности, но вскорости выяснилось, что их попытка проложить себе  такие дорожки закончилась полным провалом, и форма за ненадобностью и из свойственного любопытства (а получится ли у соседа) была подарена мне.

     У меня же, умудренного хоть каким-то, но опытом – получилось, и получалось ровно до половины намеченных работ, а потом так прихватило поясницу, что ни повернуться, ни согнуться-разогнуться. Но не бросать же на полпути начатое дело? А потому я, скрипя зубами, старался выполнять все работы, не сгибая спины. Никогда не думал, что нежелание гнуть спину так осложняет жизнь индивида, ставя его в буквальном смысле на колени. Так и выполнял почти все работы, ползая на коленях – и копал, и раствор месил, и в ячейки формы его закладывал мастерком. Давно это было, со временем щели между рукотворными камешками заросли травой, и вот на днях, вырезая траву из щелей, придавая дорожкам товарный вид, я наткнулся на вмурованные в камешки следы кошачьих лап – конечно же, это были следы Тимоши. Возвращаясь с очередной добычей в зубах, он  шагал сначала по тропке, а когда она переходила в свежеотлитую дорожку, то продолжал шагать по еще вязкому раствору, оставляя свой след в истории нашего поместья. Мне не всегда, учитывая мое болезное состояние, удавалось вовремя замазывать отпечатки его лапок, и вот теперь они красуются то там, то здесь, отмечая триумфальную тропу удачливого охотника.

 

 

     И ведь закончилось это противоборство голода и гордости у Тимоши тем, что Маркиз отучил-таки его регулярно приносить свою добычу домой. Толстенький коротколапый Тимоша явно отъедался на стороне, а когда очередная пойманная добыча конфликтовала с удовлетворенным аппетитом, то он приносил ее все же домой, клал перед членами Алискиного прайда, сыто зевал, отворачивался и уходил в сторонку вылизывать шерстку.

     Я все же осилил свое дорожное строительство, и, что удивительно, в тот день, когда я буквально «на зубах» отлил последние «семь камешков» у меня перестала болеть поясница. Какое-то время я еще осторожничал и гордо ходил с прямой спиной, предпочитая не гнуть ее, а подгибать колени, но рецидивы таки не последовали ни тогда, ни теперь по прошествии  уже значительного времени – сила духа укротила болезнь. А коты с той поры так и взяли моду – ходить только по дорожкам даже если при этом к намеченной цели приходилось делать изрядный крюк. Но кто сказал, что кошки, как люди, должны торопиться по жизни?  Вот уж кто умеет и любит жить не торопясь, в свое удовольствие, и людям в этом отношении есть чему поучиться у братьев наших меньших.

     Жизнь кошачья на природе, изобилующая приключениями и опасностями, продолжалась, и я как-нибудь расскажу обо всех их радостях и бедах, но пока разговор идет о Тимоше, и приключения этого любознательного кота еще далеки от завершения.

 

1) Смотри рассказ «Тимоша, второе рождение» 

*) ССО – Студенческий строительный отряд.

 

 

 

Лакки, приключение в ночи

 

 

     Прошло два года после достопамятного вывоза Алиски на дачу (1), Лакки заматерел и мы с Ларисой решили на новогодние каникулы прихватить его с собой на дачу, на его историческую родину. Из дома  выбрались уже к вечеру, и, когда добрались до дачных мест, была уже ночь, правда, при полной луне, а потому светлая. Мы были единственными, сошедшими на нашем полустаночке, и были опасения, что пойдем по бездорожью. Однако от платформы шла довольно утоптанная тропинка, но, по мере углубления на территорию соседнего дачного товарищества, тропинка мельчала, пока не превратилась в нетронутую ногой человека снежную целину. Мы все же продвигались, поминутно проваливаясь в снег, и не очень жалея о затраченных усилиях – мороз был за двадцать и без этих временных  трудностей мы рисковали подморозиться.

     Однако, Лакки эти снежные шараханья явно не нравились – переноску бросало из стороны в сторону, кота укачало, и в конце концов этот обычно вежливый и сдержанный кот не выдержал - заорал «нечеловеческим» голосом, и стал своими могучими лапами буквально раздирать переноску. И кота можно было понять – увезли из теплой квартиры и куда-то уносят в ночь, в мороз, да еще и по лесу. Никакие уговоры на него уже не действовали, и я решил выпустить его на время с тайной надеждой, что он сам пойдет за нами по нашим следам. Но не тут-то было! Видимо страх за свою молодую кошачью жизнь перевесил привязанность к хозяевам (недаром же говорят, что кошки привязываются к дому, а собаки к хозяевам), и, обретя свободу, Лакки, не раздумывая, нырнул под ближайшее укрытие.

     Укрытием этим оказался небольшой щитовой дачный домик, едва возвышавшийся над землей на каменных столбиках. На наши уговоры кот  уже не покупался и из своего укрытия не выходил. Домик едва возвышался над снегом, и я не решился под него подлезть, да и мороз уже начал прихватывать, а до нашей избы было еще с километр. Ничего, не замерзнет, махнул я рукой – вон какой лохматый, да и батяня его, похоже, жил не в доме. В конце концов, может по нашим следам сам к избе прийти, а мы пойдем, а то скоро в сосульки превратимся.

     Оставшийся километр отнял у нас полчаса и последние силы, но по приходе мы всё же ухитрились растопить печь. Прошел еще час, в избе был уже устойчивый плюс, а Лакки все не было. А ведь замерзнет кот с непривычки, впервые на морозе, да еще таком сильном - подумал я. Вот на улице еще похолодало и неизвестно, что будет в полночь – надо идти выручать бедолагу. Похоже, Ларису мое решение очень обрадовало. Видимо, она очень болела за счастливчика, но боялась предложить мне пойти в спасательный рейд. Еще бы - мороз за двадцать, да по глубокому снегу, а если и под дом?

     На дворе действительно похолодало еще больше, и я, не мешкая, по протоптанным следам заторопился на выручку. Луна ушла за облака, и к домику я добрался в полной темноте. Подсвечивая фонариком, обошел вокруг домика и нашел только одни следы – входящие, значит Лакки еще под домиком.

     На уговоры Лакки не поддавался, на имя не откликался, и выходить сам явно не собирался. Для спасения бедолаги оставалось только одно – исхитриться и самому залезть под домик. Делать нечего, пришлось раздеться до свитерка и раскопать снег до самой земли. Только тогда с трудом протиснулся я под обвязкой, посветил фонариком – Лакки под домиком не было. Правда, оставался еще центральный столбик, и мне пришлось по-пластунски ползти к нему.

     Так и есть, за ним сидел ссутулившийся и нахохлившийся Лакки, и уже практически ни на что не реагировал. Вытащить его из-под домика оказалось совсем не просто. На спине, отталкиваясь ногами и свободной рукой, я «вытеснился» из-под домика, накинул дарханку, привезенную еще из Монголии, засунул Лакки под ее полу, прямо в мех, и поспешил домой.

     По сравнению с улицей, в избе уже была настоящая жара. Я распахнул тулупчик и выпустил страдальца. На печи посвистывал чайник, Лариса, довольная удачным исходом операции спасения, буквально светилась, Лакки уже освоился с новым местожительством и довольно урчал на кресле, на столе стояла еда и запотевшая бутылочка вина, удачно сохранившаяся в пока не тронутой бомжами избе – жизнь определенно обратила к нам свое личико.

     Лакки историческая родина определенно понравилась – поутру, он уже бойко разгуливал по прокопанным в снегу дорожкам, пытался под домом ловить мышей, и даже преуспел в этом. Он гордо притащил свою добычу в дом и с достоинством отказался от предложенной каждодневной пищи. Так мы провели втроем почти две новогодние недели. Лакки, унаследовавший по всей видимости навыки своего отца-аборигена, успешно охотился, мы с Ларисой ходили на лыжах, по вечерам топили камин, а во время оттепели слепили отличного снеговика, и оставили его охранять дом до весны.  Весной же нагрянули на дачу со всеми котами и кошками, и приключения Лакки продолжились, но это уже совсем другая история.

 

1) Смотри рассказ «Медвежатник Лакки»

 

 

 

Новая профессия Тимоши

 

 

     Обычно на дачное жительство мы со всей нашей хвостатой живностью и домашним скарбом, отслужившим свой век в столице, переезжаем в конце апреля – начале мая, когда тепло еще не установилось и возвратные холода раз за разом дают о себе знать, а потому для наших хвостатых мышеловов приходится время от времени топить печь. Печь приходится топить также и осенью – ночные холода со временем выстуживают хату, вот и подтапливаем, чтобы поддерживать для  наших любимцев комфортную температуру..

     История эта произошла осенью и протекала без моего непосредственного участия - подвернулась небольшая работа по договору, и я на несколько дней уехал в столицу, оставив Ларису на беспокойном хозяйстве из 6 котов. А потому, в виде исключения, изменю своему правилу вести рассказ только от первого лица – история достойна такого исключения. Итак, дадим слово Ларисе.

     Было раннее утро бабьего лета, а потому росистое и прохладное. Солнца пока не было, но день, как и предыдущий, обещал быть теплым, хотя столбик термометра с этим был не согласен. Предыдущий теплый день не очень-то прогрел избу, и теплолюбивые сиамцы жались друг к другу и не рисковали выходить во двор – надо было топить печь.

     Я пересчитала котов, заложила растопку, принесла и заложила мелкие полешки, затопила печь и пошла к колодцу за водой – прямо в ведре погреть на печи для хозяйственных нужд. Коты по-прежнему жались друг к другу на диване в прихожей, но стало их вроде бы меньше. Пересчитала заново – так и есть, одного не хватало! Дверь была заперта, прятаться коту было решительно негде, да и незачем, сердце екнуло от нехорошего предчувствия – не хватало любознательного Тимоши, а от него можно было ждать всякого. Печную и каминную заслонки я закрыла автоматом - угарный дым полез изо всех щелей. На плите стояло ведро с водой, и я прямо через открытую конфорку залила уже разгоревшиеся дрова. Теперь к угарному газу добавился еще и пар. Входные двери уже были нараспашку – это Лакки постарался, единственный наш кот, который с легкостью открывал любые двери и запоры. Но о нем особая история, а пока коты высыпались на крыльцо и недоуменно переглядывались – за что им с утра такая «катавасия»? Поленья в печи еще тлели, пришлось вытащить их на травку – настало время все хорошенько обмозговать. Опять пересчитала котов – Тимоши по-прежнему не было. Захолонуло сердце – неужели загубила невинную душу?

     Открыла окна, сквозняком вытянуло газ и пар, из открытой печи не доносилось ни звука. Оно и понятно – в недрах этого капитального строения заглохнет любой звук. Я села и заплакала. Вот так плакала и молилась не знаю, сколько времени, а потом позвонила Анатолию.

     Прерву на время описание очевидицы и несколько слов скажу от себя. Я уже разогрел микроанализатор и собирался приступить к измерениям, когда позвонила Лариса, жалобно и несвязно, хлюпая носом, изложила мне эту почти криминальную жалостливую историю, и попросила совета. Был уже полдень, ближайшая электричка, на которую я успевал, отходила только в пять вечера – оставалось ждать и надеяться. Еще было время, и я решил сделать самые срочные измерения, но какие тут измерения, когда в голове только одно – а как нам достать из системы дымоходов трупик нашего любознайки. То, что Тимоша, скорее всего, задохнулся в дымоходах, в этом я не сомневался, надо было только определить где, и решить как его оттуда вытащить. Ничего лучшего, как полностью разобрать печь, в голову не приходило. У печи и у камина свои дымоходы, которые затем выходят в одну широкую (чтобы была лучше тяга у камина) трубу. По той же причине (для лучшей тяги)  труба была выше нашей и без того высокой остроконечной крыши. Как в этой печно-каминной конструкции под потолок проходят дымоходы я не знал, а потому надо было, скорее всего, начинать разборку с высоченной трубы.

     Положение осложнялось тем, что это кирпичное строение не имело своего фундамента, а было элементом конструкции дома, стояло просто на полу на специально проложенных дополнительных балках, так что считай надо было почти что дом разобрать. И какая уж тут работа при таких мыслях, а потому, промучившись в раздумьях пару часов, стал я готовить прибор к отключению – срочный договор, а с ним так необходимый заработок, горели синим пламенем.

     Но видимо Лариса выплакала и вымолила у неба благоприятный исход, поскольку в два часа пополудни раздался звонок, и уже радостным голосом Лариса доложила, что на самом верху трубы «нарисовался» совершенно черный кот. Несомненно, это был наш, когда-то светленький Тимоша. Кот нарисовался, но не слезает – высоко, боится, стало быть. Что делать? Ждать моего приезда уже не было смысла, надо было искать мужиков и лестницу и срочно снимать бедолагу с трубы, что я и посоветовал, а сам решил немного погодить с выключением прибора. Действительно, через полчаса позвонила Лариса и доложила, что операция по снятию Тимоши счастливо завершена. Я вздохнул с облегчением - судьба, грозившая огромными моральными и финансовыми затратами, явно улыбнулась нам – жизнь определенно налаживалась.

     Я молилась и плакала, плакала и молилась - рассказывала потом Лариса – и практически потеряла уже надежду, ведь прошло уже более шести часов с пропажи Тимоши. Но видимо свыше восприняли мои слезные мольбы и к двум часам пополудни на вершине трубы нарисовался коротколапый маленький чертенок бобтейл, который обеспокоенно обходил периметр трубы, боясь сорваться с огромной высоты. Восторгу и благодарности не было предела – настоящее воскрешение Лазаря. По совету Анатолий я нашла работяг, согласившихся помочь (конечно, не бескорыстно) бедной исстрадавшейся женщине. Они от соседа через улицу, где ремонтировали хату, принесли две лестницы. Одну приставили к козырьку крыши, а другую положили на крышу от козырька до трубы, и через несколько минут абсолютно черный, изрядно перенервничавший, но ужасно довольный Тимоша был торжественно вручен хозяйке с рук на руки. И обошлась эта операция всего-то в бутылку французского коньяка, которая бережно хранилась в баре на предмет празднования окончания дачного сезона.           

     Стояло бабье лето, и к моменту чудесного спасения воздух уже изрядно прогрелся, а потому мытье черномазого страдальца проводилось «на воздусях» под сочувственными взглядами членов усатого прайда. Тимошу мыли несколько раз, но ко времени моего возвращения из столицы (через три дня) он еще оставался пепельно-серым, и только голубые глаза свидетельствовали об его  принадлежности к славному клану сиамов.

     По трезвому размышлению я сообразил, что Тимоша попал в дымоход через камин, а потому при приезде вырезал из оргалита заслонку, закрывающую зев камина. Коты, которые, как выяснилось при очередной топке камина, любили отправлять в нем свои естественные потребности, были поначалу сильно расстроены, пытались, и довольно успешно, эту заслонку выцарапать, но потом смирились – возможно Тимоша объяснил им чем заканчиваются каминные шалости.

     Сам Тимоша с той поры стал крайне задумчив, и, по моему, слегка заторможен. Он уже не бросался выполнять каждую просьбу, а давал себе пару минут на обдумывание предложения, и только потом медленно, но непременно шел его выполнять.

     Что же касается меня, то я до сих пор не пойму как этот бедняга остался жив, и что стоило ему по широкой каминной трубе подняться на почти десятиметровую высоту – воистину пути Господни неисповедимы, и это применительно ко всему живому.

 

P.S. После этого происшествия, тяга в камине стала гораздо лучше, а за Тимошей на некоторое время закрепилось прозвище - ТРУБОЧИСТ.

 

 

 

 

Милый котик наш, Тимоша

 

 

 

До чего же он хороший

Милый котик наш, Тимоша –

Чистокровнейший сиамец, и бобтейл к тому же он.

Любопытный, как все кошки,

Но не дремлет на окошке,

А везде сует свой носик, как отъявленный шпион.

 

Не шпион он, а разведчик,

И совсем, как человечек

Любопытный, и все дырки ему надо посетить.

Как-то очень постарался,

Чрез камин в трубу забрался,

А супруга в это время печь собралась натопить.

 

Дым Тимошу гонит выше,

Из трубы те звуки слыша,

Вмиг задвинула заслонку моя милая жена.

Вроде все как по уму,

Но вся комната в дыму,

В этой чадной круговерти наступила тишина.

 

От утра и до обеда

Не видать Тимоши следа –

Затерялся видно где-то в чреве сумрачном печи.

Отодвинута заслонка,

Мы зовем Тимошу громко –

Только нам в ответ ни звука, милый котик наш молчит.

 

Горе трудно передать,

Стали мы тогда гадать –

Как извлечь на свет Тимошу не порушив сильно печь.

Но наш милый бедолага

В чьей груди горит отвага

Разрешил наши сомненья, и позволил печь сберечь.

 

Черный весь – сплошная сажа

(Что Тимоша и не скажешь),

На трубе сидит высокой, и мяукает в усы.

И такой, бедняга, жалкий,

Только радостно хозяйке –

Не напрасны все страданья в эти долгие часы.

 

И уже не важно стало,

Что с трубы его снимала

Приглашенная бригада за бутылку коньяка.

А потом его кормили,

И до вечера все мыли –

Все равно остался Тима сероватенький слегка.

 

До чего же он хороший,

Милый котик наш Тимоша –

Обстоятельный бродяга, и дотошный домосед.

Из кошачьей нашей братии

Он и самый занимательный,

Он и самый независимый, и комфортный, как сосед.

 

 

 

 

 Охотник Лакки

 

 

Лакки в молодости

 

     Какие же все-таки разные бывают коты. Вот, вроде бы, одно семейство, где все по большому счету родственники, а здесь не то чтобы привычки и повадки разные, а и внешней похожести особой не наблюдается. И в этом отношении Лакки еще больше расцветил эту живописную картину – добавил роскошный иссиня-черный окрас, добавил рост, силу, и независимость поведения. Вскоре выяснилось, что и охотничьи повадки у него уникальные. Началось с того, что на даче он почти не столовался, но всегда был сыт и доволен собой. Думаю, что как кот самодостаточный, он не хвастал добычей перед хозяевами, а сразу использовал ее по назначению – в пищу. Иногда он пропадал на сутки и более, возвращался частенько в царапинах и ранах, но это были отнюдь не опасные для жизни приобретения – скорее награды, которые так украшают каждую мужескую особь.

     Хорошо летом на даче, на лоне природы, и людям и животным. Но если у первых есть определенные и, зачастую, довольно обременительные обязанности по саду-огороду и домашнему обустройству, то вторые, в частности наши коты, наслаждаются безграничной свободой вкупе с обеспеченным теплым жильем и полным пансионом. Конечно, и у них есть негласные обязанности по охране дома и сада от серых пронырливых и прожорливых хвостатых. Но поскольку эти обязанности негласные, а потому необязательные и необременительные, то и превращаются в своего рода игру – увлекательную, и, ни к чему не обязывающую. Некоторые из котов, тому пример Тимоша, подходили к охоте ответственно и стремились донести добычу до дома, чтобы показать сородичам и хозяевам, что они честно отрабатывают свой пансион. Другие, и яркий пример тому уже упомянутый мной ранее Маркиз, предпочитали не тратить время на сидение в засаде, а отбирали добычу у более удачливых, но менее наглых сородичей (1).

     Лакки же, видимо по наследству, перенял у «батяни» профессиональное отношение к охоте, как к средству пропитания. Дома он практически не питался, и мышей хозяевам не приносил, но был всегда сыт и доволен жизнью, хотя зачастую возвращался из своих длительных вылазок изрядно потрепанным в процессе ли передела сфер влияния, или любовных сражений. Уверен, что противникам его доставалось гораздо более - был Лакки и ростом и весом больше своих соперников, а уж таких когтищ, как у него, я не встречал у других кошек.

 

 

     Сам он свою силу сознавал, но использовал ее исключительно в мирных целях, охраняя своих собратьев и помогая им в открывании всевозможных дверей (2). А еще он охотно откликался на просьбу: «Лакки, покажи лапку!». Лакки садился и поднимал переднюю лапу с растопыренными пальцами и торчащими великолепными и очень острыми когтями. При таком изобилии острющих «кинжалов» он ухитрялся никогда и никого не оцарапать.

     Длиннющие когти помогали ему в охоте. При этом он не ограничивался мышами и притащил как-то домой большую куропатку. Было это днем, и все мы видели, как он ее тащил – птица крыльями путалась у него между ног, но он упорно дотащил ее до крыльца и положил у ног Ларисы. Полагаю, что был здесь и элемент хвастовства – не часто удавалось поймать такую добычу, но, скорее всего, Лакки просил хозяйку помочь ему в разделке добычи. Оперенная птица плохо подходила для пищи, но вот, если ощипать, то …. Лариса намек поняла, птицу унесла на кухню с намерением выбросить ее попозже, когда Лакки уйдет. Но Лакки, заядлый непоседа, никуда не ушел, и весь день слонялся возле кухонного домика в надежде на приготовленную вкусную еду. К вечеру надежды его иссякли, а аппетит разыгрался, и он, недовольно фыркнув, ушел в лес за  новой добычей. Думали мы, что куропатка явилась верхом охотничьего трофея Лакки, но то, что он этим же летом притащил как-то поутру, сразило нас наповал.

     Весной мы немного задержались с переездом на дачу, и на участке вымахала такая густая и высокая трава, что триммером взять ее было просто невозможно, тем более что и триммера у нас еще не было, а была обычная литовка семерка (длина полотна косы семь кулаков). Я в детстве немного косил, а потому был уже навык, который я восстановил довольно быстро. Так и продвигался по участку, укладывая траву ровными рядками, как вдруг из-под  косы порскнули два зайчонка – каким-то чудом я их не подрезал. Охотничий азарт тут же возобладал над необходимостью работы, и я бросился ловить длинноухих. Возник классический вариант «за двумя зайцами», которые, в самом деле, побежали в разные стороны. Жизнь, прожитая, чему-то да учит, и я погнался за одним, и поймал, и торжественно принес, держа за уши, показать домочадцам. Когда же прошли первые восторги, я отпустил косого, и он попрыгал в лес. Я никак не ожидал, что наша главная кошка Алиса, которая по размерам была меньше зайчонка, погонится за ним. И догнала бы беглеца, но тут из подворотни выбежала побрехать дурная соседская собака, и охота сорвалась, едва начавшись – косой скрылся в лесу, а мы еще долго обсуждали происшедшее событие.

     Ну, так вот – Лакки притащил зайца. Когда он его поймал, и как он донес косого, который по размерам был разве что не больше нашего Счастливчика, мы не знаем, но поутру заяц с отгрызенной задней ногой лежал на веранде кухни. Лакки, сытый и весьма довольный, покрутился на веранде, похвастался добычей и ушел не торопясь и враскачку спать. Дни стояли жаркие, и вокруг зайца уже начали собираться мухи, а потому мы отнесли добычу к бане и забросали травой.

    Плотно покушавший, Лакки спал весь день, и только к вечеру вышел на прогулку, попил водички и пошел проведать зайца. Надо было видеть его расстроенную мордашку, когда он обнаружил, что с таким трудом пойманная и принесенная добыча пропала. Он кружил по веранде, вопросительно смотрел нам с Ларисой в глаза и жалобно мяукал. И какое сердце выдержит такие страдания. Короче, мы отнесли Лакки к бане, достали зайца и для удобства разделали его на части. Лакки благодарно смотрел на все наши манипуляции, а потом уселся поудобней,  и начал пиршествовать.

     К этому моменту к месту застолья подтянулись остальные усатые – Алиса, Макс, Тимоша, Сильвер, Маркиз, Чарлик и Масяня. Вся эта пестрая компания, соблюдая субординацию и уважая права охотника, расселась кружком на почтительном расстоянии вокруг пирующего Лакки, с завистью и сожалением наблюдая, как кусок за куском уменьшается вожделенная добыча. Лакки ел не торопясь, до насыщения, и к концу трапезы от зайца мало что осталось. Сытый и довольный, Лакки побрел, именно побрел, неся с осторожностью свой раздувшийся живот, в избу спать, и только тогда к остаткам добычи подошли наблюдатели. Оставшиеся кожа да кости их не удовлетворили, и немного потоптавшись у «пиршественного стола», компания стала с усердием зарывать несъедобные объедки.

     Да, что ни говори, а Лакки был замечательным котом, которого любили младшие и уважали старшие сородичи, а сам он трепетно относился к своему потомству – вылизывал их, играл с ними и им давал возможность играть с собой, чем-то напоминая героя известного романа Джека Лондона «Белый клык». Наблюдая за таким осмысленным поведением наших меньших братьев, позволю себе не согласиться с расхожим мнением, что жизнь их зиждется только на рефлексах – они способны оценивать свои и чужие поступки, и действовать вполне разумно и целенаправленно. В конце концов, для природы все мы сущие - одна семья.

 

 

 

 

Наш черный, ласковый бродяга

 

 

Наш Лакки – черный мудрый кот,

С ним ни печалей, ни забот.

Гуляет смело по лесам,

И кормится обычно сам.

 

Но в этот год – какая жалость,

Мышей в природе не осталось,

И Лаки бедный наш грустит.

Его немалый аппетит

 

Его гнетет, его тревожит –

Никак без мышки он не может.

И как-то вечером, украдкой

Он притащил в дом куропатку.

 

И смотрит жалобно и жалко –

Мол, ощипи ее, хозяйка.

Мне по зубам и пух и шерсть,

Но ни к чему мне перья есть.

 

Кота за холку потрепали,

Но перепелку ощипали.

Теперь мы знаем – этот кот

И без мышей не пропадет.

 

Наш черный, ласковый бродяга,

В его груди кипит отвага,

Ведь тигры, львы – его семья,

Он хищник все-таки, друзья.

 

 

 

Выбор свободы и свобода выбора

 

     До чего же разнообразен животный мир. И разнообразие это не только в смысле типов, классов, или отрядов животных, но даже в семействах столько родов и видов, что голова кругом. Вот, скажем, семейство кошачьих – кого здесь только нет. Это и царь зверей лев, и тигр, леопард, рысь, ягуар, снежный барс и так далее – всего 36 видов. В состав семейства входит и домашняя кошка с большим числом пород и межпородных представителей. И даже, если взять в самом узком смысле, то в каждой кошачьей семье, в каждом кошачьем прайде среди сестер и братьев бывает такая большая разница, и не только по экстерьеру, а, скорее всего, по характерам и манерам поведения, что просто диву даешься – как от одной мамы появились такие разные детишки.

     Вот и наша мама, Алиса, кошка сиамская и весьма плодовитая, регулярно приносящая по два приплода в год, снабдила нас многочисленным и таким разнообразным потомством, что ни за что не подумаешь, что это родные братья. Это черный элегантный красавец-силач Лакки, хозяйственный и любознательный сиамец-бобтейл Тимоша, изящный и умненький чернявый Поль, черный хитроумный проказник Чарлик, изысканный и себе на уме сиамец Маркиз, бело-черный красавец Баська, свободолюбивый и добрый серый в полоску Сильвер. Вот о нем-то и пойдет далее рассказ.

     Сильвер, дачный уроженец, с кровью своего неизвестного папаши впитал любовь к свободе и жизни вольной. Немного освоившись на даче, он, в отличие от всех остальных котов, перестал постоянно пребывать и ночевать дома, а пропадал надолго, но неизменно возвращался, отсыпался и опять пропадал. Даже, приходя домой, практически ничего не ел – в общем, был самостоятельным и самодостаточным. Длинноногий, жилистый, он обладал изрядной силой и всегда мог себя защитить.

     Нам было интересно, куда же он пропадает так надолго. Но этот вопрос так и оставался без ответа, пока как-то в разговоре одна из дачниц, Сима (Серафима Петровна), не упомянула, что у ее знаменитого персидского кота, Кая, появился постоянный серый приятель, который и днюет и ночует вместе с Каем у нее на участке. А вскоре Сильвер привел к нам и самого Кая – огромного рыжего и пушистого кота. Наши коты при виде этого страшилы на всякий случай спрятались в доме. Лариса тоже поначалу испугалась такого гостя, но с ним был Сильвер, вели они себя мирно, а потому гостю в результате досталось несколько мисочек домашних деликатесов. Надолго они не задержались, пополдничали и ушли, как и пришли, вместе.

     Сима рассказала, что Кай и Сильвер все время проводят вместе. Кай страстный и удачливый мышелов, но сам мышей не ест, предпочитает домашнюю еду и сухой корм, а вот пойманных мышей он исправно приносит и отдает Сильверу. Время от времени Сильвер приходил к нам погостить, но теперь уже без Кая. Так продолжалось до глубокой осени, до времени отбытия на зимние квартиры в столицу. Всех котов мы уже с оказией отправили в Москву, оставался на природе только Сильвер. За день до отъезда в столицу мы с Ларисой сходили к Симе. Оказалось, что Сима уже неделю как закрыла сезон, и уехала в столицу вместе и Каем. Сильвера на ее участке мы так и не нашли.

     В день отъезда мы до самой последней электрички ждали возвращения Сильвера, и он явился буквально за час до отъезда. Мы только и успели, что засунуть его в переноску и поспешили к платформе, нагруженные донельзя. Кот с самого начала повел себя неадекватно. Почувствовав, что его уносят из родимых мест, он поднял в переноске такую бучу, что меня, нагруженного огромным рюкзаком и той же переноской, бросало из стороны в сторону. И все бы ничего, но с полпути начинался лес, и когда Сильвер за деревьями перестал видеть дома, то он удвоил свои старания вырваться на волю. Толстая пластиковая дверь переноски не выдержала его напора, сломалась ровно посередине и распахнулась на две стороны. Сильвер ломанулся в распахнутые «двери» и подался от тропинки прямо в лес. Я сбросил рюкзак и попытался поймать его, но куда там – от тропинки в лес начинались заболоченные места и я только увяз по щиколотку. Так мы и уехали в город на последней электричке, и хорошо, что народу было мало, а то я в мокрых ботинках и брюках смотрелся весьма непрезентабельно.

     На следующие выходные я специально отправился на дачу за котом, пробыл там пару дней, но беглец так и не появился. Выходные вояжи повторялись весь ноябрь и декабрь. Выпал снег, ударили сильнейшие морозы, но кота так и не было. Правда, по приезде я видел на снегу старые кошачьи следы, но сам кот так и не появлялся. По всей видимости, он тоже время от времени наведывался в родные пенаты, но наши периоды посещения так и не совпали. Перед самым Новым Годом я еще раз побывал на даче, но на этот раз и следов кошачьих не было. Перед этим стояли страшнейшие морозы и я, откровенно говоря, уже и не надеялся увидеть Сильвера в живых.

     Прошли многодневные праздники, вымотавшие нас с Ларисой донельзя, и после них мы выбрались на дачу – немного передохнуть. Видимо, на время праздников на дачи мало кто ездил и от самой платформы, через лес и далее до самых наших участков все тропинки были занесены снегом. Час, наверное, потребовался нам, чтобы пробиться через высокие снега до дома. Занесенная до половины калитка не открывалась, пришлось снять ее с петель и пробиться к дому почти по пояс в снегу. Стоял мороз градусов под пятнадцать, но по такой трудной дороге мы буквально вымокли от пота. Чтобы не простудиться, сразу же растопили печь и, в ожидании тепла, приняли по рюмочке.

     Часа через два в доме было уже тепло, можно было раздеться и с комфортом перекусить, что мы и начали претворять в жизнь. И в самый разгар нашего пиршества в дверь кто-то поскребся. Я подумал, что ослышался – был уже поздний вечер, в поселке не было ни огонька, входная дверь была закрыта на щеколду – мы никого не ждали. Но кто-то поскребся снова – в распахнутой двери нарисовался Сильвер. Надо сказать, что с крыльца на веранду у нас было еще с весны выставлено в раме одно стеклышко как раз для котов – вот Сильвер и воспользовался этим. Был он худ и неопрятен, видимо жизнь одинокая на воле, да еще в сильные морозы, была для домашнего кота не сахар. Да и одичал он порядком – не сразу дался в руки, но с аппетитом принялся за предложенную еду, и ел жадно и долго. У нас даже молоко было, так что все потребленное он затем залакал молочком и, довольный донельзя теплом и сытостью, позволил себя приласкать, да и сам ластился, как мог – запрыгивал ко мне на руки и на плечи, терся своей головой о мою, а потом удовлетворенно заурчал и замяукал. Посмотрев на его хоть и худую, но умильную и умиротворенную мордашку, можно было смело утверждать, что жизнь кота наконец-то удалась.

 

 

Жизнь кота наконец-то удалась

 

     Еще неделю мы провели на даче, и Сильвер всегда был с нами и в доме, и во дворе – даже охотился на участке, но ни разу даже за калитку не вышел. Когда же пришло время уезжать, он безропотно вошел в переноску и до самой платформы вел себя образцово, а потом, уже в электричке, он проспал всю дорогу. В квартире его с восторгом встретили многочисленные братья и заботливая мама, Алиса. Но самое интересное выявилось по весне, когда мы опять перебрались на природу – наш гуляка Сильвер стал заядлым домоседом. Он, конечно, выходил во двор, но все свои перемещения ограничивал периметром забора. Когда же мы покидали участок, то он исправно провожал нас только до калитки, и всякий раз тревожно заглядывал в глаза – словно вопрошал, а не покинем ли мы его навсегда.

     Вот так, порой, экстремальные обстоятельства круто меняют и характер, и манеру поведения живого существа. И это не инстинкты, как полагал Павлов, а разумный выбор. Просто мы привыкли считать себя единственно разумными тварями, а в природе разум не так уж редок, да и сама природа по большому счету разумна. Все в ней построено логично и толково, и только люди своим поведением не очень вписываются в эту систему, всякий раз нарушая ее сложившийся баланс, противопоставляя себя и самому миру, и самим себе.

 

 

 

Баллада о коте Сильвере

 

 

Кот Сильвер – серебристо-серый

И полосатый, как тигренок.

Большой, красивый, но не смелый,

И незлобивый, как ребенок.

 

Сначала был он очень смел,

По нашей дачной деревушке

Гулял непуганый пострел

На мышек писк настроив ушки.

 

Завел знакомств на стороне

Быть может не один десяток,

Пел серенады при луне,

И был на это очень падок.

 

Домой являлся, между тем,

Чем ближе к осени, тем реже,

Не создавал совсем проблем –

Счастливый клоун на манеже.

 

Но подкатили холода,

Мы всех котов свезли в столицу,

Лишь Сильвер скрылся без следа,

Себя представив вольной птицей.

 

Но как-то поздно, ненароком,

Уже в глубоком ноябре,

Когда окончились все сроки,

Он появился во дворе.

 

Усы вразлет и шерсть лоснится,

Свободный и довольный вид.

Мы ж: – Отлеталась наша птица,

Пока в столицу, индивид.

 

Кота за шерсть и в переноску –

До электрички б донести!

Но наш серебряный, в полоску,

Сбежал в лесу на полпути.

 

Напрасно мы бродягу звали,

Пеняли, что нехорошо,

До самой электрички ждали,

Но Сильвер так и не пришел.

  

На даче мы не раз бывали

В снега глухие и в мороз –

Все беглеца прихода ждали,

Жалели бедного до слез.

 

И в январе, в ночи морозной,

Под ветра вой и в снегопад,

Уже за полночь, очень поздно

Приплелся Сильвер наш назад.

 

Худой, голодный, диковатый,

Утративший свой внешний лоск,

Пугливый, шрамами богатый,

Познавший вольной жизни толк.

 

Домой приплелся бедолага –

Достал, достал его мороз.

Куда хваленая отвага

Исчезла, только мокрый нос,

 

Да «мяу» хриплое остались –

Полночи чавкал корм сухой,

Ну, а когда согрелся малость,

То даже песенку завел.

 

В Москву поехал без напряга,

Не вырывался, не кричал

(Ручной котишка, не бродяга),

Довольно песенки урчал.

 

Два года минуло с тех пор,

Как Сильвер наш остепенился –

Теперь ни лапой за забор,

С разгульной волей сам простился.

 

Когда же в гости нас попросят

(Часов на парочку всего),

С тоской смотрит – а не бросят

Его на даче одного?

 

 

 

Сказ о Баське

 

     Не люблю вспоминать плохое, а, тем более, об этом писать. Но бывают случаи, когда просто невозможно не написать – хочется, чтобы за доставленную боль хоть кто-то, но ответил – своего рода пассивная самозащита.

     А все дело в том, что был у нас кот Баська – замечательный кот, отмеченный не только красотой и добротой нрава, но и незаурядным умом. Рос он в любви и заботе, исходящих не только от хозяев, но и от своих многочисленных усатых и хвостатых родственников – мамы Алисы, дяди Макса и старших разновозрастных братьев – Тимоши, Сильвера, Лакки и Тёмы. Все любили забавного малыша и всячески его обихаживали, а потому и вырос Баська нежнейшим и добрейшим котом не боявшимся (к сожалению) ни людей, ни собак.

     Это лишь часть истории и часть действующих персонажей, поскольку были, и до сих пор (к сожалению) есть наши дачные соседи. Наискосок, через дорогу дача доктора наук Бориса Петровича. Его специализация – радиационная геология, но более всего он известен среди дачников не по ней, а в связи с тем, что он родной брат Юрия Власова, известного нашего супертяжелоатлета, многократного чемпиона и рекордсмена мира, героя римской олимпиады.

     Человек большого ума и недюжинной (несмотря на преклонный возраст) физической силы, Борис Петрович никогда не кичился ни ими, ни своим известным братом, всегда отличался скромностью и крайней интеллигентностью. И все бы хорошо, но … но был у Бориса Петровича сын Петя, и был Петя бизнесменом, псевдоохотником и любителем-заводчиком охотничьих собак – с моей точки зрения владелец одних отрицательных качеств. Тем не менее, он вбил себе в голову, что может смотреть на всех свысока, и вести себя соответственно, игнорируя общепринятые правила общежития.

 

 

Знакомьтесь - Баська

 

     Не такие уж в наших дачных краях большие и густые леса, да и живности в них маловато, а тут еще Петя, при каждом приезде устраивающий такую пальбу в лесу неподалеку от дач, что отпугивал из леса не только малочисленных бедных животных, но и осторожных дачников. Шума и собачьего гама было вдоволь, а вот добычи я лично не видел ни разу. Вдобавок, любил Петя и по дачным улочкам гулять в компании своих охотничьих шавок, именуемых сеттерами, бегающих, естественно, без поводков и намордников. При этом Петя открыто хвастался, что собак своих на охоту натаскивает на кошках.

     Пока он приезжал ненадолго в гости к Борису Петровичу, это двуногое зло можно было как-то терпеть. Но тут по осени Борис Петрович упомянул, что Пете нравится в наших краях, и хочет он построить здесь большой дом. Под нашими окнами пустовал участок, и вот на нем-то как раз Петя и собирался возвести свое жилище. И давно бы купил эту землю, но вот незадача – владелец участка был недостижим, поскольку находился в долговременной зарубежной командировке.

     Лариса, прослышав об этих планах, представила (а воображение у нее всегда было очень богатым и прозорливым), как, выходя на крылечко, будет до конца жизни упираться взглядом в высокую глухую (поскольку выходит на северную сторону) серую стену. Она тут же выставила мне ультиматум – или мы сами покупаем соседний участок, или на дачу больше ни ногой. И это притом, что она является хозяйкой нашего участка.

     «Чего хочет женщина, того хочет Бог» – эта французская мудрость вспомнилась как нельзя кстати, а с Господом спорить себе дороже. Пришлось мне приложить все силы и связи (благо отсутствующий сосед работал в том же институте, что и я), и перед самым Новым Годом, буквально в день возвращения командировочного, я связался с ним и получил принципиальное согласие на продажу участка. И еще до Нового Года Лариса и Сергей в самый мороз съездили в Шаховскую и оформили сделку купли-продажи.

     Наверное, это очень не понравилось Пете. Мы и раньше почти не общались, а тут перестали общаться фактически. Зная, что у нас несколько кошек, он до покупки старался все же не афишировать себя на нашей улочке, а тут вдруг она ему с собаками сразу полюбилась. До поры до времени обходилось без происшествий, а потом приполз искусанный Тимоша, приполз на одних передних лапах, поскольку вся задняя часть туловища его не слушалась. И столько горя было в его голубых глазках, что и у нас с Ларисой навернулись слезы. Мы уложили его в доме на мягкую подстилку, предложили всяких вкусностей и молочка, но Тимоша от всего отказывался. Так продолжалось несколько дней, Тимоша все слабел и слабел, и мы в душе уже прощались с этим славным хозяйственным и любознательным котом. А потом … впрочем, не буду повторяться, я уже писал об этом (1). Короче, Тимоша выкарабкался, но у нас осталось стойкое негативное отношение к Пете и его псам, а у меня лично огромное чувство благодарности Ларисе за то, что она буквально вынудила меня приобрести соседний участок и избавиться от неприятного соседа.

     Петя все же построился по соседству с Борисом Петровичем, участки бок о бок, но с выходом на соседнюю улицу, и мы вздохнули свободно. Как мы и предполагали, дом получился темный, грузный и без окон на северную сторону. Мы же на выкупленном участке посадили сад, который за несколько лет разросся и стал обильно плодоносить. И теперь, выходя на крылечко, мы наслаждаемся прекрасным видом сада, цветущим и благоухающим по весне, а летом радующим глаз изобилием ягод и фруктов.

     На этом умиротворяющем моменте и следовало бы закончить повествование, но я продолжу, хотя и не лежит душа. Продолжу, поскольку обещал вам поведать о судьбе Баськи. Этот молоденький умный и красивый кот был любознательностью схож с Тимошей, а добротой и лаской превосходил любого из наших котов. А еще был у него другой поистине уникальный дар – он умел разговаривать. Конечно, разговаривал он на своем кошачьем языке, но весьма складно, и (при хорошем воображении) довольно доходчиво. Надо отметить, что говорил он не отдельными кошачьими мяу, а целыми предложениями больше похожими на распевные рулады, и был исполнен благодарности, когда его понимали. Особенно хорошо, внятно и к месту, у него получалось выражение «А мне?», когда он видел, что начинают кормить других котов.

     На даче ему сразу понравилось, и не мудрено – это было его отечество, из которого его по осени увезли в столицу совсем крохой. Его любили люди и все его многочисленные усатые и хвостатые родственники. И он любил всех и всё – особенно охоту на мышей и … баню, но не парилку, а предбанник, откуда и выходил разгоряченный, и сидел с кем-нибудь из парящихся на крылечке, и беседовал на свой распевный манер.

    Мышей ловить он любил на участке, соседнем с участком Бориса Петровича. Там Петя только что возвел свое высокое и мрачное строение вокруг которого еще располагались кучи строительных материалов, в которых, по всей видимости, и гнездились мыши. Там и пропадал Баська днями, и возвращался всегда довольный и сытый. Такая идиллия продолжалась практически все лето, а потом нагрянул Петя со своими собаками – видимо время подошло приучать молоденьких щенков к охоте. Вот и привозил их Петя на дачу. Лесную живность  (и без того малочисленную) он разогнал ранее, и теперь натаскивал своих шавок на дачных кошках. И начинал он свое учение сразу по приезде – сначала выпускал из машины свою свору, а только потом выгружался сам.

     В один из таких несчастливых дней ко мне буквально прибежал Борис Петрович.

     – Анатолий, не вашего ли кота загнали собаки под доски? Он к нам не идет, а собаки в доме беснуются, рвутся наружу. Я Петю уговорил подождать их выпускать из дома.

     Да, это был Баська! Бедняга забился в щель между досками в строительном штабеле и глядел оттуда испуганно, обиженно и со слезами на глазах. Крови не было видно, но когда я с большим трудом извлек его из щели, он заорал пронзительно – видимо что-то повредили ему собаки внутри. И всю дорогу, пока я нес его на руках до дома, он пытался вырваться, и что-то говорил, говорил обиженно и вскрикивал от боли при каждом неосторожном шаге.

     В избе он оставаться не захотел – все полз на передних лапах к двери и буквально стонал. Я вынес его осторожно во двор, на свежий воздух и положил на травку. Какое-то время Баська лежал спокойно, видимо набирался сил, а потом на передних же лапах уполз под кухонный домик. Может оно и к лучшему подумал я – отлежится, оклемается, а там вытащим его потихоньку, ведь вытащили мы в свое время почти безнадежного Тимочку.

     День в волнениях и тревогах тянулся нестерпимо долго, но, в конце концов, скатился к вечеру. Баська из-под домика так и не появился, несмотря на все наши просьбы. Не появился он и к утру, а ближе к обеду меня позвал наш сосед, Володя Знаменский.

     – Посмотри, Толя, не ваш ли котик у меня тут лежит?

     Это, действительно, был Баська. Он лежал, свернувшись в клубок, в небольшой ямке почти посередине соседского участка, лежал уже окоченевший с остановившимся горьким взглядом. По всей видимости, уже ночью, почувствовав свой конец, он нашел в себе силы уползти подальше от дома. Я и раньше слышал, что коты (в отличие от собак) привязываются не к людям, а к дому, и при приближении смерти стремятся всегда покинуть любимое жилище. Вот и Баська уполз подальше, насколько хватило его последних сил.

     Баську я похоронил в лесу – есть у меня там одно красивое и скорбное местечко на котором до Баськи упокоился уже Мартин, ставший невольной жертвой людских разборок. Привыкаешь к этим усатым и хвостатым подлизам, отдаешь им невольно частичку своего сердца, и горько потом жалеешь об их уходе. Вот так и остались мы без Баськи. Этим же днем Борис Петрович при встрече спросил:

     – Петя интересовался, как здоровье кота?

     Это был уже явный перебор со стороны собачника Пети, который за неделю до этого всенародно хвастался, что от его собачек ни один кот живым не уйдет. Вот так порой через отношение к животным формируется и отношение к людям. Доброта и сострадание к братьям нашим меньшим порой лучше характеризуют человека, чем ум и воспитание. «Мы с тобой одной крови, ты и я» – говорил Маугли. Все мы дети одной матери – Природы, и должны жить в мире и согласии, у нас родство душ и мироощущений. Так вот, к отдельным представителям рода человеческого такое определение я бы не применил. Не одной я с ними крови!

 

1) Смотри рассказ «Тимоша, второе рождение»

 

 

 

 

   Кошкин дом

 

 

Кто мы такие, в самом деле,

Чтоб в мягкой нежиться постели,

Когда голодные коты,

Подняв пушистые хвосты -

Ручные наши звери

Пасутся возле двери?

Все - от котов и до котят

С утра пораньше есть хотят.

Особо хочет кошка,

Она - беременна немножко.

 

Довольно спать! Вставай скорей -

У нас в квартире семь зверей:

Элитных и здоровых,

Сиамских и дворовых.

И самый главный МАКС (пока).

 

 

Он в прайде в роли вожака.

И выглядит серьезно он -

Как папа, Винни-чемпион.

Суровый, справедливый,

Умеренно драчливый.

И, как маманя, Ника,

Макс - истинный мурлыка.

Его сестра - АЛИСКА -

Общительная киска.

Хоть у нее и малый рост,

Зато вполне элитный хвост,

И доброе сердечко

(Когда настанет течка).

Вот потому-то всякий раз

Она беременна у нас.

И, дважды за год, не шутя,

Она приносит нам котят.

И, как назло, с недавних пор

Ну, все дворяне на подбор -

От черного до белого

(Не исключая серого).

 

 

Все дачники, а от кого -

О том не знаем ничего.

И не узнаем никогда,

Но это, право, не беда.

Поскольку, между прочим,

Мы всех их любим очень.

А следом ТИМОЧКА у нас.

Вот чудо-котик, просто класс.

И не слюнтяй и не сморчок -

Серьезный, крепкий мужичек.

Он Ники сын и потому

Идет короткий хвост ему,

И голубые глазки,

Но он не любит ласки.

Не ноет понапрасну - Ме-е-е,

Сам по себе и на уме.

И кто Тимоше запретит

Иметь прекрасный аппетит?

И кто за то ответит,

Что он повсюду метит?

 

Из всех прекрасных наших кис

Всех утонченнее МАРКИЗ.

 

 

Маркиз и Сильвер

 

Алисы сын и Макса (вроде) –

Он белой кости по природе.

Весь из себя и для себя,

И любит только лишь себя.

Погладишь эту мурку –

Он сразу чистит шкурку.

Идет ему и малый рост

И куцый, но элитный, хвост.

 

Спокойный, избегает драки,

И самый элегантный – ЛАККИ.

Большой - сплошная доброта,

И черный – от усов и до хвоста.

Он у Алиски от кого? –

На даче родина его.

На роль годится вожака,

Но молодой еще пока.

И Макся это знает,

И потому гоняет.

Гоняет он не просто так –

У прайда есть уже вожак.

А это всем известно –

Двоим на троне тесно.

И Лакки бегает пока,

Готовясь к роли вожака.

 

Кот серый есть у нас один

И это СИЛЬВЕР – дворянин,

И дачник - от Алиски

И неизвестной киски.

 

 

Будем знакомы - я Сильвер

 

Ребенок он еще пока,

Но ростом с Макса-вожака.

Он это понимает

И все перенимает.

И очень быстро, на лету,

Что так не свойственно коту.

Он мышелов, большой мастак –

Мышей таскает только так.

Всегда сгодится по утру

Мышь для еды и на игру.

А скроется за печью –

Останется на вечер.

 

Его друган и брат родной,

Не серый и не заводной,

Спокойный, милый котик БАСЬКА.

Его смышленая мордаська

Хоть поутру, хоть к вечеру -

Всегда придется ко двору.

Пушистый, белый, обожает ласки,

Хвост полосатый, голубые глазки,

Упитан, весел и здоров,

Но далеко не мышелов.

 

Вот так живем мы понемножку,

Содержим шесть котов и кошку.

Нам не приходится скучать –

На нас кошатников печать.

А ведь лет пять тому назад

Никто о нас не мог сказать,

Что все так обернется

И в нас любовь проснется

(Вот случай небывалый)

К хвостатым братьям малым.

 

А почему? О том спроси-ка?

А просто – к нам прибилась НИКА.

И мы решили, что люба

Нам Ника – счастье и судьба.

От этой пришлой старой кошки,

В которой сплошь кишели блошки

И срочно требовался кот

Пошел весь наш кошачий род!

 

 

 

 

Тимоша и бодиарт

 

 

     Что делать непоседливому и любознательному коту в городской квартире, в интерьере которой за дюжину прожитых им лет мало что изменилось? Другое дело на даче, на природе, где каждый новый день таит массу соблазнов и приключений. Но дача это только одна половина года, а вторая вновь в четырех стенах с минимумом развлечений и приключений. Одно дело, когда жизнь от рождения протекает в квартире, и совсем другое, когда ты успел хлебнуть вкус вольницы  в приусадебных джунглях.

     А Тимоша хлебнул в полной мере, и потому страдал в городских условиях более других. Его предприимчивая натура требовала перемен, а жизненная энергия искала выхода. Вот и заскучал наш Тимоша, а ведь месяца не прошло, как привезли его с дачи, где почти полгода он был хозяином всех хозяйских угодий и прилегающих окрестностей.

     Поначалу бродил он неприкаянно по знакомым с детства трехкомнатным апартаментам, а больше спал, свернувшись в клубочек. Мало того, жизненное пространство сократилось на одну комнату, в которую его не пускали ни при каких условиях. В этой комнате жила хозяйская дочка Аленка, и из комнаты этой на всю квартиру разносился ранее незнакомый тонкий запах масляных красок и резкий неприятный запах скипидара.

     Но надо было такому случиться, что хозяева затеяли в квартире строительство. Сначала непонятно для чего застеклили балкон, отрезав предприимчивому коту возможность побродить по балконным перилам, заходя к соседям в гости.  По правде сказать, занятие это было небезопасным, и в памяти Тимоши уже был случай, когда по весне на перилах отдыхал его младший братик Мартин. Сначала он грелся на солнышке, потом задремал и, неожиданно, куда-то исчез. Вернулся он только к вечеру с загипсованной лапой – так и хромал потом на даче почти месяц, лишив себя возможности лазить по деревьям. Не участвовал он также и в другой кошачьей забаве – прогулках по шесту до домика скворцов.

     У Тимоши уже был опыт общения с этими забавными птичками. Как-то он, несмотря на свои короткие лапки, не только вскарабкался к самому скворечнику, но и забрался на его плоскую крышу. Только он расположился полежать на огромной высоте, позагорать и покачаться на ветру, как, откуда ни возьмись, налетела целая стая этих горластых драчунов и чуть было не заклевала любознательного бедолагу. Пришлось срочно сползать по шесту, отмахиваясь то одной, то другой лапой, и все равно на голове потом обнаружилось несколько проплешин от удачных поклевок. Но зато - какие воспоминания остались!

     И вот исчезла теперь у кота возможность погулять на свежем воздухе, не выходя на улицу. Мало того, хозяева заложили балкон от пола до перил кирпичом, а на такой прохладный летом бетон наложили деревянные полы. Затем стены и потолок обшили панелями, и стал этот, продуваемый всеми ветрами и омываемый всеми дождями кусочек природы частью жилого помещения, частью, конечно, красивой и теплой, но для общения с природой совершенно бесполезной.

     По правде говоря, в процессе строительства любознательному коту скучать было некогда – можно было гвозди по полу погонять, или в минеральной вате запутаться, или всеми четырьмя лапами угодить в тазик с цементным раствором. А однажды он прислонился к стене, намазанной чем-то очень липким, и хозяевам потребовалось приложить немало усилий, чтобы отклеить его. Все хорошее когда-нибудь заканчивается, однако явно не в эту зиму – после балкона настала очередь прихожей, в которой от стенки до стенки и от пола до самого потолка стали возводить деревянные конструкции с полочками-ячейками очень подходящими в качестве домиков для котов. Вот уж где было веселье, и возможность полазить по возводимым строениям.

     Однако и на этот раз котов оставили без пристанища – в ячейки поставили книги, закрыли все это стеклянными фасадами с магнитными защелками, и опять наступила тишь да гладь. Был бы жив Лакки (1), он бы эти дверцы с защелками живо пооткрывал, и дал бы возможность котикам заселить некоторые все еще пустующие полочки, но ….

     Зима потихоньку катилась к весне, а забав у Тимоши не прибавлялось. По правде говоря, была у него одна задумка – проникнуть во всегда закрытую комнату и хорошенько разведать, что это там такое от него скрывают? Из-за двери долетали разнообразные и всегда резкие запахи – там явно, как на кухне, что-то готовили, и похоже, что  не съестное.  Жила в этой комнате хозяйская дочка Аленка, которая котов не привечала по причине аллергии на кошек и шерсти – и то, и другое мешало в ее творчестве. А творила она картины, и Тимоше было крайне любопытно посмотреть на это действо, а то и самому попробовать что-либо сотворить – на такие дела он был, как вы уже знаете, большой мастак.

     Картины писались маслом, а масло Тимоша любил страстно – ему всегда оставляли обертку от брикетика, и он самозабвенно гонял ее по комнате, вылизывая до стерильной чистоты. А вот масло для картин попробовать ему все никак не удавалось.

     Когда написанных картин набиралось много, то часть их выставлялась на просушку в прихожую, но на них можно было только смотреть, а Тимоша хотел творить. И вот однажды ему такая возможность представилась.

     В тот вечер Аленка собиралась писать новую картину. На мольберт было поставлено полотно, на палитру выдавлено десятка полтора красок, но что-то не заладилось, и на ночь практически нетронутая палитра была вынесена в прихожую. Она лежала на высоком табурете, манила запахами и сулила сказочное удовольствие приобщения к прекрасному. Но Тима понимал, что настоящее приобщение возможно только в тишине и наедине с вожделенным объектом. Он был хоть и предприимчивый, но очень терпеливый кот, каждое решение принимал обдуманно и не торопясь, а после пребывания в дымоходе (2) времени на обдумывание стало уходить гораздо больше. Выспавшийся за день, Тимоша терпеливо дождался середины ночи, когда хозяева погружены в глубокий сон, и приступил к исполнению своей заветной мечты. А мечтал он украсить только что возведенные девственно светлые, а потому скучные, книжные стеллажи яркими и веселыми мазками. Пусть хозяева порадуются и поймут, что в душе маленького котика живет большое чувство, и он готов им поделиться, если уж представилась такая возможность.

     Палитра лежала на высоком табурете, и края ее далеко выступали за табурет. Тимоша, даже встав на задние лапы, не смог бы дотянуться до них – надо было действовать более решительно. Прыгать в центр палитры было неразумно – можно было сразу и бессмысленно перемешать все краски, и Тимоша прыгнул на край. Вот тут-то и сказалась неопытность «молодого художника» - палитра перевернулась и всем своим весом  в совокупности со всеми свежевыдавленными красками припечатала бедолагу к полу. Был, конечно, большой грохот от падения, да и потом, уже на полу, палитра продолжала грохотать по паркетинам, не желая отлипаться от метущегося по прихожей кота. Такая привязанность явно сулила Тимоше блестящие художественные перспективы, ведь рано или поздно он бы из-под палитры выбрался, и тогда …. Но тут совсем некстати проснулись хозяева, и с охами и ахами (а кто и со смехом) отклеили несостоявшегося художника от палитры, и понесли за шкирку в ванну – отмывать нелапотворный бодиарт. А отмывать, по правде говоря, было что - вся спина, голова, бока и лапы были покрыты толстым разноцветным слоем хороших, стойких масляных красок.

     Мыли котеньку с мылом и шампунем, оттирали ваткой, смоченной в спирте, но все это помогало слабо – краски лишь втирались в нежную Тимошину шерстку, создавая бесподобный колорит. Проще было бы кота помыть в скипидаре, но где же его столько найдешь ночью, да и для здоровья он не безопасен. Были предложения – кота остричь, или обрить, но, и то, и другое сразу отпали – краски к инструменту прилипали сразу и намертво. А потому, Тимошу мыли, мыли и мыли – намыливали и снова мыли под душем, стараясь, чтобы в ушки не попадала вода.

     Пушистый в бытности котик, мокрый в натуре от носа до кончика хвоста, представлял собой жалкое зрелище, и это его явно огорчало больше всего. Сначала он сопротивлялся, и даже орал скрипучим громким голосом, свойственным сиамцам, но потом, по прошествии продолжительного времени,  устал и смирился, уже безропотно принимая все производимые над ним процедуры. А, может быть, просто надышался парами спирта и захмелел.

     Мытье затянулось часа на полтора, а потом Тимошу обтирали кусками порванной простыни и сушили феном. И, все равно, после всех этих процедур Тимоше не удалось вернуть сиамскую внешность – на свет явилось существо расцветки  совершенно фантасмагорической. И у кого после этого повернется язык сказать, что котик не преуспел в живописи? И, как оказалось, не только в бодиарте, но и напольной росписи.

     Откровенно говоря, мы уже устали удивляться проказам нашего любимца, но эта последняя его выходка вновь пробудила интерес к возможностям этого уникального котика. Думаю, что это не последняя его шалость.

 

 

 

Чарлик

 

 

Орет котенок, смежив веки,

Разинув маленькую пасть: -

«Эй, вы, лентяи-человеки,

Ужель животному пропасть?

 

Пока вы дрыхните в постели,

Периной нежите бока,

Мы, кошки, кушать захотели -

Попить хотя бы молочка!

 

Но лучше курочки и рыбки,

И мышек чтобы принести!

А то мы станем очень хлипки

И не поднимемся с земли.

 

Кто будет тешить ваши души?

Ласкать ваш взор, творить уют?

Плодить котят и бить баклуши?

Нам утром кушать не дают!!!

 

А мы такие симпатяги,

На все фасоны и цвета.

Полны достоинства, отваги,

И мы собакам не чета!

 

От нас, конечно, пользы мало.

Не служим мы и не юлим.

Зато достоинства – навалом

И кошка лучший … подхалим!

 

Придти, о ножку потереться,

Добавить «мяу» – видит бог,

Растопится любое сердце,

«Мур-мур» и вы у наших ног!

 

Нам услужить любой возьмется,

Не надо далеко ходить.

Нам голодно и вам неймется –

Вас надо только разбудить!!!

 

 

 

Душа нации

 

     Как много на свете хороших людей, готовых по первому зову прийти на помощь, поддержать в трудную минуту. Но, как это обычно бывает, с чувством благодарности за помощь всегда откладывается в сознании ощущение необходимости ответного воздаяния. А много ли найдется людей, совершенно бескорыстно отдающих частичку своей души и сердечное тепло абсолютно безвозмездно, даже не помышляя об ответном воздаянии?

     Я весьма рад, что у меня есть такая знакомая, которая одним своим видом внушает доверие и душевное спокойствие. Она одинаково бескорыстно дарит сердечное тепло и простому цветку, и бродячей кошке, и человеку - цветы не рвет, кошку всегда приласкает и накормит, а с людьми всегда готова поделиться последним.

     Хорошо помню нашу первую встречу. Мы только-только отстроили дачный домик и начали осваивать землю, а потому были рады любому подаренному ростку. А тут совершенно незнакомая девушка приносит тазик с рассадой великолепной ремонтантной земляники. И надо сказать, что это не усы, а именно рассада, выращенная из семян. Кто видел семена земляники, тот поймет, как трудно из этой почти пыли вырастить полноценную рассаду. А вот Марина вырастила, и теперь рада передать ее в надежные руки. Каким путем она определила надежность – не ведаю, но думаю, что не ошиблась, поскольку и родился и вырос я в деревне и земляные утехи мне не в новинку.

     Сама Марина посадила немного земляники у себя на участке, но на успех не надеется, поскольку, в связи со своей работой, практически не имеет свободного времени, и на дачу приезжать будет очень редко. Мы, конечно, поинтересовались, что это за работа такая, отнимающая у молодой девушки все так необходимое в ее возрасте свободное время.

     Марина неохотно, но открыла свою тайну. Оказалось, что работает она воспитателем в приюте для детей с неполноценным умственным и физическим развитием, отдает им свою любовь и нежность, и все своё время. Работает не за те жалкие гроши, которые ей нерегулярно платят в виде зарплаты, а исключительно из сострадания к обиженным жизнью малышам. Не перевелись еще, как оказалось, честные, бескорыстные и сострадательные люди.

     Мы потом виделись несколько раз, но очень редко. Я подарил ей свой первый сборник стихов, а она заходила ко мне на страничку, и даже специально зарегистрировалась, чтобы можно было не только читать, но и делиться с автором мыслями о прочитанном. А потом она на несколько лет пропала из виду. И вот на днях я опять повстречал ее при обстоятельствах ярко показавших, что сострадание и любовь ко всему живому у нее за эти годы ничуть не уменьшились.

     Я торопился за продуктами в дачную лавочку и догнал ее по дороге. Дело было в начале мая. Мы только что переехали из столицы на жительство, даже не все еще распаковали из привезенного на нанятой машине. И Марина только-только приехала на электричке. Это, первое в году, посещение дачных мест и стало темой последующего разговора. Я посетовал, что единственного оставшегося у нас кота, Тимошу, сильно укачало в дороге, и лежит, бедняга, не вставая, отказываясь и от еды и от питья. Вот тороплюсь купить ему молочка.

     – И у меня, Анатолий, тоже проблема, – сказала Марина – стала разбираться с вещами и в кровати обнаружила мышиное гнездо. Мышка-мама сразу убежала, бросив семерых слепых мышат.

     Я, грешным делом, обрадовался, вспомнив свой аналогичный случай. Тогда нашего Тимошу сильно погрызла соседская собака, и бедняга приполз домой, волоча задние ноги. Мы уложили его в доме на подстилке. Так и лежал он почти без движения несколько дней, отказываясь от еды. И мы уже думали, что потеряем этого любознательного и хозяйственного котишку. Но тут, копая огород, я выкопал мышиное гнездо. Мама-мышь также убежала, оставив шестерых слепых и пищащих мышат. А что если …, подумал я, собрал их и отнес умирающему Тимоше. И у безнадежного кота появился интерес к жизни и аппетит. И с этой минуты он быстро пошел на поправку.

     Вот и теперь, услышав от Марины про мышат, я чуть было не заикнулся отдать их на корм заболевшему Тимоше. Хотел сказать и не сказал. Не знаю, что меня остановило, но остановило очень вовремя, поскольку последующие слова Марины:

     – Вот и я за молоком тороплюсь для бедных слепых и голодных мышат, – показали какая пропасть лежит между моим состраданием и состраданием этой милой девушки.

     Дай Бог ей здоровья на долгие-долгие годы, с которыми, я думаю, ее жертвенность и сострадание будут только расти. Не перевелись еще на Руси душевные и отзывчивые люди. И пока они есть, живет душа нации, нации щедрой, отзывчивой и любвеобильной. Нации, чуждой корысти и стяжательства.

 

 

 

Москвичка поневоле

 

 

     Трудно сказать какой породы эта красавица. Маленький плоский носик на большой приплюснутой мордашке с большими же оранжевыми глазами и маленькими стоячими ушками с волосяными кисточками, пушистый, достающий до земли, хвост, и такая же длинная пушистая шерстка, свисающая по бокам до земли. Дополняли картину короткие толстенькие лапки с большими, покрытыми мягким длинным ворсом, стопами. Окрас – от черного до желтого с множеством оттенков.

     Она появилась на нашем участке прошлогодней осенью, и, не обращая внимания на наших пожилых Максима и Тимошу, занялась ловлей мышей. Это было, как нельзя, кстати, поскольку мыши у нас, при наличии двух котов, просто обнаглели, изрыли норами весь газон, ходили можно сказать пешком ничуть не опасаясь хозяев.

     Незнакомка их приструнила - ловила очень быстро и ловко, но не ела, а относила куда-то в зубах. Я долго терялся в догадках, и как-то из окошка второго этажа заметил, что кошка с мышью в зубах шествует к домику соседа через улицу. На подходе к дому к ней из-под крылечка выкатились два пушистых клубочка – темненький и светленький. Так вот для кого она таскала свою добычу. Кошка отпустила полупридушенную мышь и уселась на крылечке, а котята принялись с мышью играть.

     В выходные приехала Лиза, наследница и хозяйка участка и домика. Оказалось, что про кошку, живущую под ее домиком, она ничего не знает. Правда, и кошка с котятами на выходные куда-то исчезла, а на неделе появилась уже из-под сарайчика другой соседки.  Какое-то время она еще охотилась у нас, но потом наступили плохие времена – котята подросли, а погода испортилась, и маминой добычи явно уже не хватало на пропитание.

     Видя это, мы начали подкармливать кошку. К дому она не подходила, и к себе не подпускала, а потому плошки с едой выставлялись сначала вдали от дома, но с каждой кормежкой все ближе к дому. Пришел момент, когда кошка стала приходить кормиться на крылечко кухни. Она по-прежнему никого к себе не подпускала, а после еды сразу же убегала к котятам. Но однажды, при очередной кормежке, из-под крылечка показались две забавные мордашки – кошка переселила свое семейство к нам под кухню. Так и повелось – мы выставляли еду и молоко, и уходили, чтобы не мешать кушать кошачьему семейству.

     Подступили холода, дачники разъехались, уехала и Лариса с двумя нашими котами и припасами на зиму, а я остался готовить дачу к зиме. Кошка жила под кухней и регулярно выводила свое семейство на крылечко подкормиться. Котята подросли, уже лакали молоко, и ели твердую пищу. Я варил им куриные супы и давал на второе курицу, но каждый раз при моем приближении они прятались под домик. Кошка же давала себя гладить, вытягивала к руке голову и от удовольствия переступала пухленькими передними лапками - видно очень соскучилась по ласке. По всей видимости, жила она раньше в доме, но что-то случилось, и осталась эта красавица без крыши над головой.

     Приближался декабрь, стали крепчать морозы, и я решил переселить семейство под крышу. На кровать в кухне я поставил один из кошачьих домиков, оставшихся еще от некогда многочисленного кошачьего семейства, утеплил его изнутри и снаружи и показал его кошке. Во входной двери уже давно было прорезано отверстие для кошек – я только открыл его, и стал оставлять пищу  для кошки и котят уже в домике.

     Была у меня надежда приручить котят, а затем увезти семейство и пристроить в столице к хорошим людям. Думаю, такую красавицу можно было легко пристроить, а уж котята были просто прелесть – пушистый мраморный котик и такая же пушистая и, похожая на маму, кошечка. И все шло к этому, но в начале декабря прорезалась в столице срочная и выгодная работа, от которой бедному пенсионеру отказываться было не след. Я, как мог, оттягивал отъезд, но котята в руки не давались - пришлось уезжать одному. Я разложил по мискам оставшиеся припасы, открыл консервные банки, и уехал с надеждой вскоре вернуться.

     Но человек предполагает, а …, в общем, работа оказалась длительной, да еще некстати сломался прибор, и пришлось его ремонтировать. А потом Лариса привлекла меня к ремонту квартиры, и на дачу я смог вырваться только в марте. Уезжал с надеждой отдохнуть недельку на природе, а потому набрал рюкзак продовольствия для себя и для кошки, захватил и ноутбук, и, изрядно нагруженный, вышел из электрички на нашу платформу «141 км». Я слышал про большие снегопады, но увиденное превзошло все мои ожидания. Правда, от платформы через лес шла узенькая, но утоптанная тропинка, и я довольно быстро дошагал до соседнего дачного товарищества, а когда увидел, что по его центральной улице недавно прошел грейдер, то совсем повеселел. Однако когда я свернул на улицу, ведущую к нашему «Экологу», то в полной мере прочувствовал, сколько же снега высыпали прошедшие снегопады. Короче, оставшиеся триста метров отняли у меня час времени и последние силы. Наст не держал меня с рюкзаком, я проваливался по пояс – так и пробивался вдоль заборов, а когда они закончились, то буквально полз по снегу. Замок на полузанесенной снегом калитке я открыл, но сама калитка открывалась, вернее не открывалась, вовнутрь, и пришлось ее снять с петель. Силы остались только на то, чтобы растопить печь и переодеться.

     Весь следующий день я пробивал траншеи – к кухне, колодцу, туалету, бане, теплице, а потом и к снятой с петель калитке. Большие снега грозились раздавить теплицу – пришлось и ее окопать. С утра я осмотрел участок с крыльца, но не увидел ни одного кошачьего следа, а когда пробился к кухне, то и там не нашел ни кошку, ни котят. Все припасы были съедены, в домике было пусто – семейство ушло.

     На этом можно было бы поставить точку, но оставалась в этой истории щемящая недосказанность, травившая душу. Лето прошло под ее знаком, и перед самым отъездом в столицу на горизонте опять нарисовалась пушистая незнакомка. Радости нашей не было предела -  пережила кошка лютую зиму и снова с холодами пришла к людям. Лариса тут же положила ей еды и дала имя – теперь это была не просто кошка, а Ксюша. Ксюша быстро ела, пила молоко и тут же убегала, из чего мы и заключили, что у нее опять есть котята.  Она уже приходила сразу на крылечко кухни и ждала еду. Тимоше, оставшемуся одному и привыкшему, что все носятся с ним, как с писаной торбой, визиты Ксюши явно не понравились. В драку он не лез, но орал на Ксюшу своим громким скрипучим «нечеловеческим» голосом. Ксюша в ответ шипела, но не боялась.

     В середине октября Лариса с Тимошей откочевала в столицу, а я остался  готовить дачу к зиме, и надеяться, что Ксюша приведет котят, я их непременно отловлю, и отправлю семейство в Москву. Ксюша уже трижды в день приходила за едой, пила и ела от души и уходила. Вскоре резко похолодало, и несколько дней Ксюши не было, но потом она опять появилась, и все пошло своим чередом до тех пор, пока однажды с утра Ксюша пришла, поела и никуда не ушла – так и осталась сидеть на ступеньках кухни. Я накормил ее обедом, потом ужином, а она все не уходила и при каждом моем приближении тихо мяукала. Я взял ее на руки и почувствовал, что у нее большой и плотный живот, и тут же решил, что, по всей видимости, пришла она к нам рожать – потому и не уходит. В общем, взял я Ксюшу в дом, в тепло и на мягкое кресло у печи. Она не возражала, ела от души и спала, набираясь сил, а когда хотела в туалет, то подходила к двери и тихо мяукала, какое-то время гуляла на улице, а потом неизменно возвращалась по зову. Так прошла неделя, роды почему-то все откладывались, и мне уже грозило выкармливание котят на даче, а потому, как только спал мороз, я решился на перевозку Ксюши в Москву.

     К будущей маме надо было относиться с осторожностью, а потому путь до платформы занял в два раза больше времени – я нес переноску с Ксюшей максимально осторожно, избегая всяческой тряски. Ксюша вела себя очень спокойно и в дороге до платформы и почти три часа в электричке, а потом в транспорте по Москве все старалась разглядеть окружение. Дома ее встретили с восторгом все, кроме Тимоши. Этот великовозрастный барчук, привыкший к всеобщему вниманию, не хотел делить его ни с кем. Несколько дней Ксюша все пряталась по углам и отказывалась от пищи. А потом пришла Аленка, взяла ее на руки и авторитетно заявила, что никаких котят кошка не ждет – просто перекормил я ее на даче. Теперь стало ясно, почему она пришла к нам – видимо потеряла котят во время сильных морозов, и пришла поделиться своим горем.

     Вот так у нас появился еще один член семьи, которому теперь придется налаживать отношения с Тимошей, но это уже тема для отдельного рассказа.

 

 

 

 

    

Ксюша и Тимоша

 

 

Кто теперь в семье глвнее?

 

     Не думал уже, что доведется мне еще писать о котах наших – время прошло и остался от нашей многочисленной веселой и немного шальной кошачьей братии только старожил Тимоша. Когда ушел наш старший кот, Максим, то Тимоша, кот весьма компанейский по натуре, оставшись в одиночестве, совсем заскучал. Летом, на даче он даже из дома редко выходил на природу, а, потеряв по старости предпоследний зуб, потерял с ним и интерес к ловле мышей. Мы так и увезли его на зиму в столицу без особой надежды на то, что он дотянет до следующего лета. Но все изменилось с появлением Ксюши.

     Еще на даче Тимоша и Ксюша невзлюбили друг друга. А когда я привез Ксюшу на зимовку в столицу, то возмущению Тимоши не было предела – какая-то безродная незнакомка посмела делить с ним  столичное жилье, которое он за время многолетнего проживания в нем привык считать только своим. Он тут же вспомнил про свой сиамский нрав и громкий скрипучий голос, и стал доводить Ксюшу – всем своим поведением показывая, кто в доме хозяин.

     А Ксюша оказалась персом, вернее персиянкой редкого черепахового окраса, что еще более удивило меня – за два года никто не прибрал красавицу к рукам. Уж на что Лариса, уставшая порядком за время многолетнего ухода за некогда многочисленным нашим кошачьим семейством, и та дала согласие на то, чтобы кошку не пристраивали на сторону, а оставили у нас дома. И все бы хорошо, но Тимоша, с которым мы не согласовали этот вопрос, был резко против незваных гостей. Ему, привыкшему уже к тому, что все внимание и любовь хозяев достаются только ему одному, а потому, естественно, считающему себя самой важной фигурой в доме, появление пушистой молодой соперницы не повысило настроение. Чувствуя, что внимание хозяев уже не все отдается ему, а частично отвлекается и на Ксюшу, он решил соперницу извести.

     Вот тут-то мы и почувствовали разницу в вокальных способностях сиамца и персиянки – на нежное и еле слышное «мяу» Ксюши Тимоши разражался такими громкими и скрипучими тирадами, что кровь леденела в жилах. Ксюша, привыкшая к кошачьим разборкам, и ухом не вела на Тимошины тирады, и только шипела для порядка, если этот барчук подбирался совсем близко. Тимоше, имевшему богатую биографию нестандартных жизненных ситуаций, такое явное пренебрежение его персоной сильно раздражало, и заставляло изыскивать новые пути удаления нежелательной гостьи.

     Изысканный гурман в отношении пищи, вкушающий (при почти полном отсутствии зубов) все только протертое и вкусное, Тимоша у Ксюши съедал буквально все, намереваясь, видимо, уморить кошку голодом. Большой любитель кефира, Тимоша выпивал у Ксюши все молоко, которое в повседневной жизни он не очень уважал. Для кошки, не приученной к туалету, было куплено специальное судно, которое Ксюша, прятавшаяся несколько дней по углам, тут же с благодарностью и заняла. Тимоша быстро оценил ситуацию, забросил два своих корыта в туалете и начал ходить в судно Ксюши.

     Я лишний раз поразился кошачьей сообразительности, целенаправленности и продуманности их действий. В конце концов, бросив все свои обжитые места, Тимоша переселился на батарею в комнате Ксюши. Он уже не кричал непрерывно, поняв, что кошку не запугать, но бдил все ее перемещения. Открыто Тимоша и Ксюша не воевали, но скрытое противостояние продолжалось всю зиму и весну – вплоть до отъезда на дачу.

     Вместе мы их везти не рискнули – две непримиримые личности в кабине одного грузовика – это уже перебор. Ксюшу привезли первой, и, пока мы с сыном разгружали грузовик, она покрутилась с видимым удовольствием по двору, обнюхала все постройки, а потом куда-то на время исчезла. И все бы ничего, но только время это растянулось на добрые две недели.

     Приехавший к вечеру на электричке, Тимоша, на отсутствие Ксюши никак не отреагировал. И его можно было понять – было ему не до Ксюши. Он всегда очень плохо переносил любую дорогу, страдая своего рода морской болезнью – его сильно укачивало. Несколько дней прошло в хлопотах по благоустройству и наведению порядка, и все это время Тимоша был при деле – наблюдал и инспектировал все изменения и перемещения на участке и в постройках. Однако, потом, когда потекли будни, он явно заскучал – в его одинокой будничной жизни не хватало естественного раздражителя в виде той же самой Ксюши. И опять потекли дни домашнего затворничества.

     Как-то, через пару недель по приезде, я в очередной раз пошел в палатку за продуктами, и неподалеку от нее, на обочине дороги, увидел кошку очень похожую на беглянку Ксюшу. Я позвал ее по имени, и эта пугливая персиянка подошла и стала тереться о ноги – признала, стало быть. Была она страшно запущена и буквально напичкана клещами. Я ей, конечно, посетовал, что она забыла нас, сказал, что мы ждем ее с нетерпением в любое время, и пообещал на обратном пути забрать ее с собой. Но на обратном пути ее на дороге уже не было, и это меня сильно огорчило.

    Только зря я огорчался. Выйдя утречком из избы, я увидел Ксюшу на крылечке кухни – на ее привычном, с прошлого года, месте. И кто мне теперь скажет, что кошки не понимают речь? Все они понимают, и, в первую очередь, конечно, чувства и эмоции, но и речь в каком-то объеме понимают тоже.

     День ушел на приведение кошки в цивилизованный вид – освобождение от клещей и свалявшейся шерсти, и расчесывание ее роскошной шубки. В благодарность за заботу, Ксюша уже надолго никуда не уходила – она приняла нас в свою семью и приняла наш дом в качестве собственного жилья, а для кошки самое важное – иметь собственное жилье, ведь привязываются она не к хозяевам, а к дому.

     С этого момента встрепенулся и Тимоша – у него опять появился жизненный интерес. Однако, он уже не орал на Ксюшу, как ранее, изображая из себя крутого мачо (коим на самом деле не являлся, и кошка это чувствовала, и не воспринимала его как кота), а старался завоевать ее доверие обходительными манерами. Большая лохматая Ксюша внушала ему уважение и опасение. Он, как в охоте за мышью, приближался к ней всегда медленным-медленным затянутым шагом, и с каждым днем все ближе и ближе. Кошка его не боялась, а, скорее всего, терпела и даже в какой-то степени презирала, а потому всегда уходила при его приближении.

     В середине лета мы соорудили большие садовые качели с матрасом, тентом и пологом, и Ксюша частенько запрыгивала на них – поспать и покачаться. И уж на что Тимошу укачивало всякое движение, но он превозмог свою морскую болезнь и тоже запрыгивал на качели – лишь бы быть поближе к неуступчивой даме сердца. Он мог предложить ей только платоническую любовь, чего Ксюша не понимала и не принимала, но с каждым днем все дольше и дольше терпела надоедливого ухажера.

     А вскоре, в отличие от недееспособного ухажера, к нам во двор потянулись разномастные ухажеры дееспособные. Вот тут и пригодился скрипучий бас Тимоши – он, как мог, отгонял от Ксюши и, естественно, от дома эту, охочую до любви, братию. Да и сама Ксюша к сторонним котам до поры до времени не проявляла интерес. Она усердно ловила мышей и всегда приносила их поближе к дому. Тимоша тоже поначалу выходил на охоту, но, видимо возраст его уже не способствовал успеху, а потому он, по примеру Маркиза (2), теперь старался  заполучить мышку у Ксюши. Когда Ксюша была голодна, то это ему не удавалось, но, частенько, уже сытая кошка ловила мышей из спортивного интереса, и вот тогда она приносила мышь к дому, а сама ложилась неподалеку, делая вид, что спит.

     Интересно было наблюдать за Тимошей, который очень медленно и долго подбирался к лежащей добыче, все время сообразуясь с поведением Ксюши, а потом, в последний момент, коготком утаскивал мышь из-под носа якобы спящей кошки. Думаю, Ксюше тоже было интересно наблюдать за поведением Тимоши, может она для того и притаскивала мышей и ложилась неподалеку – развлекала себя таким образом.

     До поры до времени Тимоше удавалось  отпугивать многочисленных кавалеров, но к концу лета они сами перестали появляться, а Ксюша стала на глазах прибавлять в весе. Дело шло к прибавлению в семействе, и Тимоше надо было уже готовиться налаживать контакты с молодым поколением. Впрочем, это уже совсем другая история.

 

 

 

Первая ёлка

 

     Сегодня разряжаем елку. Прошел и Новый Год, и Старый Новый Год, и пора бы уже разрядить нашу красавицу, но так хочется продлить праздник, что рука на нее не поднимается. Она у нас искусственная и могла бы еще постоять, радуя нас своей красотой. И она, конечно, постояла бы, ведь даже к Старому Новому Году она не уронила ни одной иголки, зато с нее начали сыпаться игрушки – это Крош и Даша уже активно приступили к их съему. И так это у них ловко и быстро получается, что елка пустеет и тускнеет прямо на глазах.

     Вообще, они к этой операции приступили еще накануне, даже не дождавшись Старого Нового Года. Это было не по правилам. Я всячески пытался им это втолковать, а когда они меня не послушались, то просто шуганул их из комнаты. Что за молодежь пошла – на старших ноль внимания, и старшие для них не указ. Тут, конечно, отчасти и мама их виновата – Ксения могла бы привить молодым капельку уважения к старшим. Впрочем, ее трудно винить – уж очень она их любит, в обиду не дает, и, буквально, облизывает с ног до головы, а они, чертенята, тому и рады – подросли немножко и носятся по комнатам, задрав хвосты.

     Да, совсем забыл сказать, что Даша и Крош – это котята, детишки Ксюши, которым как раз в Старый Новый год стукнуло три месяца. Вроде бы возраст детский, но они родились уже большими, а к трем месяцам стали размером с нашего патриарха – сиамца Тимошу. Они пока уступают ему в весе, зато явно превосходят в быстроте и бестолковости. Правда, последнее качество – явление преходящее, и исчезает у них буквально на глазах. Они учатся на всем и на всех, активно используя свои острые коготки, и еще маленькие, но очень острые зубки.

     Вот ведь как бывает – Ксюша, черепаховая трехцветная персиянка , произвела на свет розового пушистого Кроша и совершенно черную гладко, но длинношерстую Дашу. Крош с рождения был гораздо больше Даши – и по весу и по пушистости. Зато Даша превосходила его по резвости и любознательности. По сравнению с увальнем Крошем, Даша выглядела настоящим чертенком, быстрым, как молния, и таким же шкодливым – за ней почти сразу же закрепилось соответствующее прозвище – «чумовеночек».

     Котята росли не по дням, а по часам, впитывая активно все для них новое, и пробуя активно все материальное на зубок, и на коготок. При этом заводилой всегда была Даша. Она шкодила и быстро скрывалась, а за сделанное частенько доставалось более медлительному Крошу.

     Вот и в разряжении елки Даша приняла самое активное участие. Гибкая и быстрая, она, шутя, забиралась по ярусам елки почти до самой макушки, и, также шутя, лапой сбрасывала с веток игрушки. Крош даже не пытался забираться на елку – он принимал игрушки внизу и гонял их с грохотом по полу, пряча в разных закоулках. Игрушки были из пластика и не бились, но грохот от их падения и укрывания по углам стоял изрядный. Совместными усилиями, и без нашего участия котята сняли почти половину игрушек, и продолжали бы снимать и далее, но тут пришлось и нам вмешаться. А дело в том, что на елке неожиданно погасла одна из двух гирлянд. Мы поначалу подумали, что перегорела одна из лампочек, но оказалось, что кто-то из котят (скорее всего Крош) просто перегрыз оба подводящих проводка. И как его не ударило при этом током – уму непостижимо.

 

 

Даша-Данька на елке

 

     И тогда мы решили, от греха подальше, окончательно разрядить и размонтировать нашу красавицу – тем более, что все праздники были уже позади. На все про все хватило и часа, но еще несколько дней нам попадались в разных уголках, и даже в разных комнатах, игрушки, загнанные туда нашими пушистыми озорниками. Надеюсь, что первая в их жизни елка произвела на них хорошее впечатление.

     Новый год принес котятам (и нам, естественно) неожиданные откровения. Оказалось, что милая озорная кошечка Даша ухитрилась, не выходя из дома, сменить пол, и теперь ее, то бишь его, следует называть Данька. Правда, в отличие от Даши, на Даньку он пока не отзывается. Но ведь недаром говорят, что как корабль назовешь, так он и поплывет – вот и кот должен быть котом – сильным, ловким, умным, умеющим постоять за себя в разборках с дачными котами. Весна не за горами, и скоро на дачу, так что за оставшиеся до отъезда полтора месяца надо нашим Крошу и Даньке  привить боевой дух, такой, например, как у того же Даньки из неуловимых мстителей. Впрочем, они и сами, наверное, это понимают. Вот и возятся круглый день друг с другом, воюя (правда, мирно) за каждую игрушку, за лучшее место, за лакомый кусочек. Я поначалу покупал им парные игрушки, но скоро понял свою оплошность – им неинтересно играть каждому со своей игрушкой, а вот сражаться друг с другом за игрушку – в этом и есть интерес.

     Так что учатся котята, и мы учимся, на них глядя, и верим в то, что кошки защищают и оберегают хозяев – потому и миримся с их проказами и шкодами. Но об этом как-нибудь в другой раз.

 

 

 

Родительский день

 

     Вот уже две недели как мы перебрались на дачу, и питомцы наши – котята Крош и Данька, уже в достаточной мере освоились с новым местом жительства. Освоились они и с безграничной свободой, дарованной новым местопребыванием, и все же не понимают еще до конца всех преимуществ вольной жизни. Оно и понятно, хотя и родились они на даче, но впервые открыли глазки уже в Москве, и полгода пребывали в четырех стенах, знакомясь с миром через телеэкран и оконное стекло. Правда, Ксюша попыталась научить их ловле мышей, но многому ли научишь, используя в качестве мыши кусочек пенопласта. Уж как она играла с этой псевдо мышью – и перепасовывала ее с лапы на лапу, и подбрасывала вверх, и сама прыгала за ней, а оба сыночка во все глаза следили за этими манипуляциями, и учились.

     И ведь научились! И когда на даче Ксюша принесла им мышь, то они по очереди исполнили с ней весь игровой репертуар. На этом дело и кончилось – как говорится, «поматросили и забросили», поскольку мышь им принесли уже неживую, да и есть этого неаппетитного волосатого зверька никто их не учил. А тем более никто не учил этих зверьков ловить – Ксюше было не до учебы, у нее начался брачный период и дома она появлялась нечасто – только покушать, да доставить великорослым сыночкам очередную добычу с которой они дальше игры так и не продвинулись. Зато старожил наш, Тимоша, хорошо знал, что следует делать с подарком. И хотя последний свой клык он потерял еще год назад, он как-то ухитрялся съедать очередную принесенную мышь.

     Вообще говоря, отношения Тимоши и Ксюши так и не наладились. Ксюша попросту презирала немолодого увальня, но при конфликтах предпочитала отступать, признавая в Тимоше хозяина и дома и дачи. И московский дом, и дачу она так и не признала за свои, предпочитая жить вольно и приходить домой только столоваться, отдариваясь за это пойманными мышами.

     В отличие от Ксюши, Крош и Данька не знали другого местопребывания, кроме как московская квартира, но и дачный интерьер вписались почти сразу, правда, не без приключений.

     Сначала не заладилось с дорогой. На намеченный вечер переезда котов не кормили весь день, но в столице устроили репетицию парада и заказанное легковое авто так и застряло в перекрытом центре – отъезд наметили на раннее утро следующего дня.  Теперь заказали Газель-пикап. С одной стороны это было очень удобно – в нее поместились все вывозимые вещи и запасы продовольствия, но, с другой стороны, в кабине поместились только мы с Ларисой, да взрослые коты, а молодежь в переноске разместили среди вещей в кузове, да еще закрыли теплым одеялом, чтобы не замерзли.

     Добрались на место, в общем-то, нормально, только последние три километра от новорижского шоссе до дач были самые неприятные. В свое время, в период властной неразберихи и полной безответственности кто-то по осени затеял в ближнем лесу массовую вырубку. Мало того, что после этого безобразного мероприятия в лесу осталось огромное голое поле, перепаханное колеями и усеянное кучами отрубленных ветвей. Осень была весьма дождлива, срубленные бревна вывозили на тяжелых тягачах и мокрую проселочную и когда-то очень ровную дорогу разбили вдрызг. Ремонтировать ее ни у кого не было ни сил, ни средств, и каждую весну она представляла собой настоящую полосу препятствий, преодолевать которую можно было на самой малой скорости, объезжая наиболее глубокие ямы и стараясь не попасть в ранее наезженную и глубокую колею.

     Эти три километра вымотали сидящих в кабине более, чем предшествовавшие полторы сотни, и что уж тут говорить о пассажирах в закрытом наглухо фургоне. Когда же мы, наконец, добрались до места и открыли дверь фургона, то предстала такая картина – кошачья переноска с выломанной дверью, в ней лежит Крош, а на соседнем пуфике восседает Данька. Оба, естественно, изрядно напуганы обстоятельствами неожиданной резкой смены обстановки, и никак не хотят покидать свое временное жилье. Пришлось занести обеих в дом и приступить к разгрузке машины. Тимоше и Ксюше не надо было долго осваиваться, места были хорошо знакомы, и они сразу же приступили к их инвентаризации – Тимоша на участке, а Ксюша на всем садовом товариществе.

     После окончания разгрузки пришло время покормить питомцев, но нашелся только Тимоша. Ксюшу мы и не надеялись вскоре увидеть, а вот куда подевались малыши – было совершенно непонятно. Беглые поиски ничего не дали. Обычно общительные котята, отзывавшиеся на первый же зов, как в воду канули, и только после обеда их почти случайно обнаружили забившимися за кресло и тесно прижавшимися друг к другу. Впрочем, молодость быстро взяла свое, и уже к вечеру они с осторожным любопытством облазили весь дом, и впервые в жизни выбрались на волю, на землю, на молодую травку – все для них было ново и интересно.

     Ксюша, в отличие от прошлого года, когда она после приезда пропала дней на десять, в этот раз явилась на следующий день – признала, стало быть, дачу за свой дом, да и детишки, пусть и великовозрастные, у нее здесь остались. Вообще-то она держала их в строгости – при случае могла и лапой затрещину отвесить, и зашипеть, если вели себя недостойно. Детишки были уже выше и тяжелее мамы, и по всему следовало, что без хорошей родословной здесь не обошлось.

     Что касается Даньки, то папашу его мы видели еще в прошлом году – вылитый Лакки, только размером не вышел, а вот дите его будет, мы надеемся, побольше и попушистей деда. Что касается Кроша, то он так и оставался у нас полусиротой – никогда мы не встречали на дачах кота рыжей расцветки. И вот, наконец, такой день настал, и назвали мы его родительским днем.

 

 

Пират - батяня Кроша

 

     В этот день Ксюша, как всегда, где-то отсутствовала по своим неотложным кошачьим делам, Данька и Крош самозабвенно ловили бабочек и гоняли лягушек. Первым на дорожке, ведущей от калитки к крыльцу, нарисовался батяня Даньки. Он и сам по себе был небольшого роста, а теперь, когда Данька подрос, стал и выше и пушистей его, то батяня совсем потерялся, а потому и не приближался к своему высокорослому сынку.

     Пока мы сравнивали и оценивали Даньку и отца, на пороге кухонного домика нарисовался большой и лохматый бело-рыжий кот. Сразу стало ясно, что Крош это его произведение. А поскольку мы такого кота ранее не видели, то резонно решили, что привело его к нам чувство родительской долга. Издали вид у него был просто устрашающим – исцарапанный в битвах нос, правое ухо откинуто назад, а левое лежит на лбу и оттого вид у него угрожающий, прямо скажем – пиратский. Мы так и прозвали его – Пират.

     Уже позже, просмотрев с увеличением отснятые кадры, я увидел, что не такой уж он страшный, и даже, скорее всего, несчастный. Видимо досталось ему от жизни бездомной сполна приключений, и не всегда приятных. Был он, хотя и лохмат, но худ, и настроен явно по-боевому. Данька при виде его сразу же отступил к дому, а вот Кроша потянуло к своему папаше – видимо почувствовал родственную душу. Обнюхались они, пообщались, а потом Пират с чувством исполненного родительского долга ушел со двора.

     А ведь мог бы принести хотя бы мышку сынку, но он, скорее всего, приходил за алиментами – растешь мол в тепле, сынок, в любви и сытости – так что делись с папашей. Кстати, так оно и произошло – оставляемые на ночь мисочки с едой оказывались к утру зеркально чистыми, а Крош и Данька изрядно голодными. Пират стал появляться регулярно, и с каждым своим визитом приобретал все более респектабельный вид. Правда, левое ухо так и лежало на лбу, а нос был покрыт старыми шрамами, но на вид кот справнел, шерстка уже не выглядела сваленной, а блестела, и вид у него был уже боевой и веселый. Можно сказать, что обживался он весьма споро, и уже метил территорию наших котов, как свою собственность. Данька, хотя по размерам уже превосходил Пирата, его пока побаивался, но это в силу своего юного возраста. А вот Крош не боялся и все норовил приблизиться к папане, но Пират предпочитал больше с ним не контактировать.

     Думаю, что вскоре наступит время разграничения кошачьих интересов, Данька и Крош подрастают и будут вскоре давать бой другим котам, посмевшим вторгнуться на их исконную  родную территорию. Однако, поживем-увидим – история наших юных питомцев только начинается. Что-то еще будет!

 

 

 

Ласковое дитя …

 

 

     Вот и началась осень, началась дождями и холодами, дождями мелкими и нудными, вроде бы не заставлявшими отсиживаться дома, но весьма мешавшими любой работе на свежем воздухе. Молодняк наш, Крош и Данька, осени еще в глаза не видевшие, и не понимающие, что непогода может быть надолго, продолжают охотиться и под дождем, но теперь пропадает самый главный их интерес от охоты – не очень удобно играть с мышью на мокрой траве. Однако, молодежь быстро находит решение этой проблемы – пойманные мыши теперь разгуливают по закрытой веранде, собственно говоря, в доме, и сколько их натаскали эти сорванцы никому не известно. Зато котам теперь охота в удовольствие – тепло и сухо, и добыча никуда не убежит. И только Ксюша одна остается приверженной традициям – приходит в любую погоду с мышью в зубах (как плата за цивилизованное питание), поест и опять пропадает надолго. И как-то так получается, что в любую погоду она сухая, ухоженная, и не очень голодная. Вот почему у нас с Ларисой зародилось сомнение в том, что дом наш для нее единственный гостеприимный, а есть у нее еще одно (или не одно) любимое местопроживание.

     Так бы и оставался этот вопрос открытым, но на днях, совершенно для меня неожиданно, у калитки нашей припарковался внедорожник со смутно знакомым водителем. Поздоровались.

     – А я узнал Вас, у меня Ваша книжка есть, помните, подарили как-то.

     Я, конечно, вспомнил. Года три-четыре назад я брал у моего собеседника, Кирилла Георгиевича, отростки аралии маньчжурской – уж очень Ларисе понравились по осени ее разлапистые и разноцветные листья. У меня же был другой интерес, ведь, как известно, женьшень он из семейства аралиевых, и корень аралии обладает более сильным стимулирующим свойством, чем женьшень. Вот я и решил вырастить у себя это лекарственное деревцо.

     В свое время я привез из экспедиции другой сильный стимулятор – корень родиолы розовой, которая в народе зовется золотым корнем, и посадил его в огороде. И он отлично принялся, за пару лет образовалось солидное корневище, которое я по весне собирался рассадить на грядке. Но когда стаял снег, вместо заветного  корневища я нашел в земле только коническое углубление. Я тогда решил, что это мыши сгрызли лечебный корень, и очень этому огорчился, ведь экспедиции мои к тому времени уже закончились.

     А вот теперь у нас по забору, и гораздо выше его, стоят несколько разлапистых деревцев аралии с острыми шипами, усеявшими не только ствол и ветки, но и листья. На них я и указал Кирилл Георгиевичу:

     – Узнаете? Ваши питомцы!

     Процесс обоюдного узнавания прошел успешно, и я поинтересовался – каким это ветром гостя занесло в наши пенаты. Сам он жил в деревеньке Чухолово, это километрах в трех от нас и понятия не имел, где мы проживали.

     – Молва о вас идет и в наших краях. Говорят, что у вас 26 кошек, а у меня пропал кот, вот я и подумал, а может вы его приютили? Он такой пушистый персикового цвета, уже пять дней отсутствует. Он и раньше пропадал, но так надолго впервые.

     – Есть здесь один такой рыжий со сломанным ухом, мы его Пиратом зовем. Кстати, он батяня нашего Кроша.

     Тут как раз и Крош нарисовался в окошке.

     – Ну, точь в точь мой Персик, и уши у него не поломаны. Мне его кошка приходящая подарила. Вот ведь странное создание эта кошка, нос плоский и пушистая черепахового расцвета, совсем как перс. Она даже в зиму приходит и сидит, пока не накормишь, а потом уходит.

     – А в эту зиму она приходила?

     – Нет, вот уже две зимы не показывалась, но по весне опять стала захаживать время от времени.

     – Так это Ксюша наша, она уже два года в Москве зимует, а Крош и Данька ее детишки.

     Мы пообещали Кириллу Георгиевичу, что будем отслеживать появление его кота, и, если он появится, то сообщить хозяину. А потом еще потрепались за чаем, заваренным с мятой и мелиссой, и пошли к калитке прощаться. Тут-то как раз неподалеку и нарисовалась Ксюша, спешащая к нам на обед.

     – Вот она и ко мне приходит, и Персик от нее. Гена, Гена, иди ко мне дорогая!

     И ведь Ксюша действительно побежала к нему, но увидела нас с Ларисой и растерянно остановилась – к кому из знакомых подойти. Хозяевами она никого не признавала. Хозяина у нее просто не могло быть. Она привыкла к тому, что свободна во всех отношениях, и заботу о себе воспринимает как должное за ее красивую внешность и доброту. Вот и сейчас обижать кого-то выбором она не стала – просто отвернулась от нас и нырнула под забор – разбирайтесь, мол, сами, а я кошка свободная и свободу свою не променяю ни на какие житейские блага. Этим днем она к нам так и не пришла.

     На следующий день она появилась, как ни в чем не бывало, с мышью в зубах, положила ее на ступеньки кухни, нашипела и разогнала своих великовозрастных детишек и улеглась на коврик – ждать пищи. В таком режиме ожидания с ней можно было делать все, что пожелаешь – гладить, расчесывать, отыскивать и вытаскивать клещей – она благосклонно, терпеливо и ласково принимала все действия, откликаясь певучим тихим «мя-у-у-у». Но стоило только ей вкусно поесть и запить молочком съеденное, как у нее тут же просыпалась охота к перемене мест, и никакие уговоры не могли удержать ее при доме. Она делала вид, что боится нас и быстро-быстро уходила. Крош и Данька пытались догнать ее, но у калитки она останавливалась, грозно шипела на детишек, ныряла под штакетник, и можно было только гадать, когда она в очередной раз осчастливит нас своим посещением.

     Невольно на ум приходит старая русская поговорка: «Ласковое дитя двух маток сосет» – это как раз тот самый случай. Не удивлюсь, если со временем узнаю, что маток у Ксюши не две, а гораздо больше – уж очень она добрая, осторожная и мудрая. Вот говорят, что собака привязывается к хозяину, а кошка к дому. Такая привязанность чревата неприятными последствиями в случае потери того, или другого. Так вот, Ксюша привязана к свободе. Похоже, что у нее и не было родительского дома, а, вернее всего, домом ей стала улица – вот и привязана она к ней всем своим милым и мудрым сердечком, и находит разные пути сохранения этой привязанности, обращаясь за помощью к людям.

     Вот говорят, что мы в ответе за тех, кого приручили. За несколько лет нашего знакомства мы так и не приручили Ксюшу, но все равно считаем себя в ответе за ее нелегкую судьбу, и пытаемся всячески скрасить ее быт, надеясь, что, в конце концов, она привяжется, если не к нам, то к нашему дому, тем более, что при нас теперь ее милые детишки – Крош и Данька.

     Надеюсь, что это не последняя история о жизни нашей пушистой семейки.

 

 

 

Крош, Данька, Белолапый и другие …

 

     Жизнь на природе и в согласии с природой дарит массу событий и впечатлений. Вот и наши старые знакомые Ксюша, Крош и Данька начали по весне круто вживаться в изменившуюся жизненную обстановку. Из теплой, уютной, но такой малогабаритной (по кошачьим меркам) московской трешки их за несколько часов перенесли, а, вернее, перевезли на дачные просторы. И если Ксюша, их мама, как всеми уважаемая авторитетная кошка, преодолела неблизкий путь в кабине газели, сидя на моих коленях, то Крош и Данька (каждый в своей персональной переноске) коротали путь в темном закрытом фургоне. При их непоседливости и любопытстве трястись несколько часов в темном узилище было, наверное, невыносимо. Ксюша же, имея из кабины прекрасный кругозор, все вертела головой, по всей видимости, запоминая дорогу, и старалась для лучшего обзора выбраться на приборную доску. Она, естественно, беспокоилась – куда же ее увозят из столицы? Но, когда с МКАД мы съехали на новорижское шоссе, она успокоилась, уяснив, что везут ее в родные края. Так и спала потом всю дорогу, оживившись только, когда мы свернули с трассы к дачным местам. Почувствовав близость родных мест, она буквально рвалась из рук – на свободу от опостылевшей за зиму столичной жизни взаперти. У калитки она просто выпрыгнула из кабины и сразу же куда-то скрылась. Когда открыли фургон, то коты, как ни странно, сидели по своим переноскам спокойно, но тоже тут же «слиняли» как только почувствовали свободу.

     Все, закончилось столичное прозябание, началась настоящая вольница – свежий воздух, зеленая травка и масса соблазнительных возможностей для ищущих и страждущих хвостатых непосед.

    Пока разгружали машину и обустраивались, было не до котов. но потом о них вспомнили. В связи с предстоящим переездом котов не кормили и не поили с самого вечера, а они в столице привыкли питаться регулярно. Но куда делась эта привычка перед запахом свободы – никто из хвостатых к обеду не пришел. И только к ужину, как ни странно, но первой «нарисовалась» Ксюша – стало ясно, что кошка окончательно признала дачный дом своим. А вот Данька и Крош заявились только под утро, голодные и изрядно потрепанные. Дачная жизнь началась для них, по всей видимости, с передела территорий. И тут им, молодым, но изнеженным отдыхом на «зимних квартирах», противостоял противник, закаленный суровыми дачными буднями.

     Ксюша, нагулявшаяся и настрадавшаяся за прошлую жизнь бездомную, и признавшая дачу своим отечеством, надолго уже не отлучалась, предпочитая своих ухажеров принимать на дому. В их славную когорту влились и Данька с Крошем. За благосклонность Ксюши братья готовы были воевать друг с другом, что и случалось довольно часто и происходило в виде мелких потасовок, которые однажды перешли в настоящую гражданскую войну, в которой брат ни в чем не хотел уступать брату.  Сцепившийся комок зубов, когтей и шерсти перекатывался на лужайке перед домом, шипя и подвывая. Лариса не рискнула разнимать драчунов – пришлось мне вмешаться в это гражданское действо, взяв каждого за загривок и внушив строго, что братья должны жить в мире, а не то им достанется уже от меня. После этой потасовки лужайка была усеяна клочками белой шерсти. Как оказалось, это был подшерсток Кроша, и Данька, выдрав его основательно, только помог Крошу избавиться от излишней летом теплой одежки. При этом на Кроше не было ни царапины, а гладкошерстый Данька в отсутствии подшерстка был изрядно располосован когтями Кроша.

 

 

Хорошая потасовка - залог крепкой дружбы

 

     За всем этим действом с интересом наблюдала Ксюша, сидя на перилах крылечка. Сыночками своими она не интересовалась, держала их в строгости, шипела, если приближались, а, проходя мимо, могла запросто шлепнуть лапой по морде. Сынки ее уважали и всюду надоедливо шатались за ней, и только на узких перилах крылечка Ксюша чувствовала себя в полной безопасности. И все ждала прошлогодних ухажеров – в первую очередь крутого кота Пирата, папаши Кроша.

     И дождалась, но не Пирата, а Белолапого. Черный котяра с белой грудкой и белыми лапами в фаворитах в прошлом году не ходил – был еще молод и слаб, но за прошедший год изрядно возмужал и окреп. В отсутствии Пирата он, по всей видимости, мнил уже себя хозяином дачных угодий, и непрошенные соперники в «лице» Даньки и Кроша были ему ни к чему. Началась настоящая война!

     Братья оставили свои междоусобицы, и, заручившись поддержкой хозяина, то бишь меня, активно ополчились на Белолапого, ведь этот черный старожил не только метил вверенные им территории, но и съедал всю еду, оставленную им на ночь хозяевами. Битвы протекали регулярно, сначала на нашей территории, а потом и вне нее. Белолапый с настойчивостью, внушающей уважение, наведывался к Ксюше, и, похоже, что она его привечала. Пользуясь благосклонностью дамы, Белолапый стал заходить даже в дом, а это уже не понравилось не только котам, но и мне.

     И вот однажды, когда Белолапый в самый разгар дня и при полном попустительстве Ксюши проник через дверцу для кошек на кухню, я дверцу эту прикрыл, отрезав воришке пути к отступлению. Но этого проныру не так-то легко было взять. Воспользовавшись тем, что лючок на чердак был в это время открыт, он по дверному косяку быстро-быстро добрался до люка и скрылся на чердаке среди многочисленных пустых коробок, предназначенных для переезда на зимовку в столицу. Тщетно я пытался выкурить его с чердака, и тогда я закрыл люк – пусть недельку посидит на чердаке без еды и воды, может это отобьет у него охоту красть еду и воевать с нашими котами.

     Но, человек предполагает …, в общем, получилось все наоборот. Первой тревогу забила Ксюша, которая никуда уже не уходила, а все сидела на перилах и вслушивалась, как на чердаке пытается найти выход ее почитатель. Крошу и Даньке, по всей видимости, тоже было некомфортно без главного оппонента – вся наша компания никуда не уходила. И все ждала, когда же выпустят Белолапого. Я продержался до вечера, потом еще и всю ночь, а утром, не выдержав немого укора пушистиков, открыл люк. Белолапый появился не сразу, выждал момент, когда никого не было поблизости, и вышел, вальяжно потягиваясь, и только, увидев меня, нырнул под забор.

     Полученный урок Белолапого ничему не научил – через день война возобновилась с новой силой. После одной из стычек Крош прихромал на трех лапах – на груди под левой передней лапой зияла глубокая рваная рана. Такое было явно выше способностей Белолапого сравнимого по силе с Крошем – появился кто-то, превосходящий по силе и когтистости и того и другого. Вскоре открылась и эта тайна – у Симы (Серафимы Петровны, хозяйки не очень далекого от нас дачного участка) в день приезда убежал молодой мэйкун, чем очень расстроил хозяйку. Скорее всего, с ним и столкнулся наш воинственный Крош. Похромав недельку в пределах участка, Крош опять вернулся к активной зазаборной жизни. Какое-то время после чердачного узилища Белолапый на участке не появлялся, но видимо вынужденный отдых не пошел ему впрок, и он опять замелькал возле, и под нашими строениями.

     Накануне его нового появления я как раз занимался очередной операцией спасения земноводных, попавших в наш рукотворный бассейн. В отличие от прошлых лет (1), этим знойным летом лягушки были буквально на счет, и спасти каждую из них было для меня весьма важно. Воды в бассейне было всего с полметра – пришлось спустить в бассейн лестницу и буквально вычерпывать квакш-бедолаг. Одна из них, самая шустрая все никак не давалась – ныряла на дно и долго-долго не появлялась. В конце концов, мне эта «рыбалка» надоела, и я решил и себе и лягушке устроить небольшую передышку. Лестницу из бассейна я вытащил, а, чтобы больше никто из лягушек не запрыгнул в бассейн, я застелил его куском укрывного материала – спанбонда.

     Не успел я дойти до кухоньки, как появился Белолапый, увидел меня и рванулся прочь, прыгнул через бассейн и как раз угодил на спанбонд, который под его тяжестью порвался, и кот рухнул вниз, в мутную и холодную воду. Его счастье, что мы с Ларисой видели этот кульбит и поспешили на помощь. Пока стянули спанбонд, прошло время. Кот нырял, отталкивался от дна, потом быстро-быстро скребся передними лапами по бетонной стенке бассейна в надежде подняться наверх, и … опять нырял. И столько было в его глазах боли и страха, что стало не по себе. Хорошо, что я, собираясь продолжить спасение лягушки, не отнес лестницу за дом, и, тем не менее, пока я тащил ее и спускал вниз, прошло время, и кот изрядно уже нахлебался воды. Тем не менее, не успела лестница коснуться дна, как он буквально вылетел по ее ступенькам наверх больше похожий на большую мокрую крысу, чем на пушистого вальяжного кота, прошмыгнул у меня между ног к забору и сгинул. Мы так рассчитывали, что надолго, но оказались, как всегда, не правы – российского «дворянина» не так-то просто запугать – через день Белолапый возобновил свои визиты к Ксюше, стал опять начисто подъедать оставшийся корм и возобновил войну с Крошем и Данькой. В результате, Крош уже к вечеру пришел с исцарапанной мордой и заплывшим глазом – жизнь возвратилась в свою повседневную колею. Но об этом как-нибудь в другой раз.

 

1) Смотри рассказ «128 бедолаг»

 

Мэйкун - Мейн-кун (англ. Maine Coon) — аборигенная порода кошек Соединенных Штатов Америки, которая произошла от кошек, проживающих на фермах Северо-Восточной Америки в штате Мэн. Среди домашних кошек это крупная порода: самцы могут весить от 5,5 до 8 килограммов, самки от 4,5 до 6 килограммов.

 

 

 

Крош и Данька – новые приключения

 

     Наступивший новый дачный сезон стал для наших пушистиков порой взросления и становления. Данька и Крош восприняли вхождение во взрослую жизнь по-разному. Вот, вроде бы, всего пять минут разницы в возрасте, но старший, Крош, всячески это подчеркивал, пытаясь главенствовать над Данькой. Но все же, наверное, дело было не в возрасте, а в наследственности – папаша, Пират, наделил сынка неизбывной жаждой власти над своими сородичами, отчаянной, я бы даже сказал безрассудной, отвагой и любовью к ласке. Видимо, тайная мечта беспризорного бродяги о том, чтобы хоть кто-то его приютил и обласкал передалась Крошу без остатка – он буквально млел, когда его брали на руки, расслаблялся, закрывал глаза и позволял делать над собой все, что заблагорассудится очередному гомо сапиенсу, но не без задней мысли, что за такое доверие и предоставленную возможность приласкать его просто обязаны угостить чем-то вкусненьким. И если этого не происходило, то он удивленно распахивал свои зеленые глазищи, валился на спину, демонстрируя пушистый животик – как бы подсказывая недогадливому гомо, что такого милого кота просто грех не угостить каким-либо деликатесом. Ну, и как тут устоять перед таким умильным попрошайкой? Однако, следовало иметь в виду, что это кот натурал, в том смысле, что потребляет только натуральный продукт, и на дух не выносит всякие кошачьи рагу и паштеты в пакетиках и баночках. Унюхав такой магазинный деликатес, он с возмущенным мяуканьем начинал зарывать предложенное, словно вопрошая:

     – Ну как можно такому достойному коту предлагать такой недостойный продукт?

     Я уже отмечал, что между двумя братанами существуют поразительные отличия, и не только в экстерьере. У черного, как смоль, Даньки проявились гены благородного и элегантного Лакки, нашего кота, когда-то изрядно погулявшего по дачным просторам. Вот и Данька уродился весьма интеллигентным котом, добрым, очень осторожным и удачливым в охоте, как и Лакки (1).  В отличие от Кроша, Данька просто без ума от кошачьего корма в пакетиках, и, если какое-то время им его не кормить, то у кота начиналась настоящая ломка.

     В отличие от бесшабашного Кроша, смело и без размышлений бросающегося в схватку с противником, Данька попусту в драку не лезет, но и не уклоняется от выяснения отношений.

     По всей видимости, у него еще с прошлого года завелась где-то на стороне интрижка. И если сразу же по приезде Крош начал осваивать дом и участок, то Данька почему-то тяжело перенесший дорогу в темноте и тряске салона, ни за что не хотел самостоятельно выходить из переноски. Пришлось мне буквально вытрясти его из нее. На этот не очень дружественный жест Данька явно обиделся, ушел под дом и пропал где-то на целых три дня. Мы уже начали беспокоиться за обиженного кота, а он вернулся после трехдневного отсутствия ничуть не удрученным, ужасно голодным и с мордой, покрытой свежими и подсохшими царапинами – видимо бои были нешуточные.

     Крош в отсутствие брата тоже мирно не дремал, а воевал, защищая свои домашние владения и маму кошку от пришлых кавалеров-захватчиков, количество которых временами доходило до трех особей. В этих неравных схватках я частенько вставал на сторону нашего защитника.

     Отстояв участок и дом, Крош добросовестно пометил каждый уголок своих владений и на какое-то не очень продолжительное время превратился в уютного ласкового домашнего кота. Но чуть только немного затянулись боевые раны, кот понял, что дом и территория это далеко не все, что нужно для удовлетворенного самолюбия – для полного преуспевания просто жизненно необходима любимая подруга. Вот, у того же Даньки, наверняка, такая есть – потому он и пропадает днями, отстаивая в боях симпатии своей пассии, и в редкие визиты домой он гордо щеголяет с высоко поднятой головой, украшенной вдоль и поперек шрамами разной давности и тяжести.

     Крош с завистью поглядывал на счастливого братца, вынюхивал информацию о его похождениях, и, по всей видимости, тайно мечтал о своей собственной подруге. А вскоре он тоже, по примеру Даньки, стал пропадать из дома. Правда, пропадал он ненадолго и возвращался всегда украшенный боевыми трофеями. Больше всего доставалось его лохматой голове. Глубокие царапины на морде и ушах не успевали заживать, как появлялись новые, свежие, и мы мазали их раствором мумие, чтобы быстрее зарастали. Как-то дня три он никуда не ходил, залечивая правую лапу. Ран на ней не было, но и наступать на нее он боялся – видимо кто-то из двуногих поспособствовал этой травме.

     Лапа зажила, и возобновились любовные отлучки. Вскоре я узнал, где он пропадает и кто его друзья-соперники, и кто их хозяева. Пассия его проживала в домике Тамары Зиборовой. Всего у Тамары жили две кошки – блондинка и брюнетка. Одна жила с самого рождения, а другую Тамара приручила на даче, как и мы в свое время приручили бездомную Ксюшу.  Эти две красавицы были предметом воздыханий трех бравых котов – темно-рыже-полосатого кота Мыскиных, светло-рыжего Кроша и большого серого, скорее всего беспризорного и безымянного. Даже коту было ясно, что в данной ситуации третий кавалер явно лишний, а вот кто конкретно – это и выяснялось в каждодневных рыцарских поединках.

     И все бы хорошо, и победители могли бы быть счастливы, но один маленький нюанс сводил на нет все усилия доблестных пушистых рыцарей – оба предмета воздыханий были полностью стерилизованы. И воздыхатели, безусловно, знали об этом, и потому протекающие сражения были лишь способом получения морального удовлетворения, что, безусловно, тоже важно для всякого уважающего себя кота.

     Когда Тамара была дома, друзья-соперники устраивали под домом самодеятельный концерт, такой, что впору было брать ноги в руки и уходить в гости – подальше от этих истовых солистов. Но как только и если Тамара покидала дом, действия солистов начинали разворачиваться по совершенно другому сценарию. 

     Чтобы красавицы кошечки могли свободно и в любое время выходить на прогулку, Тамара выставила в раме нижнее стеклышко и пушистые воздыхатели прекрасно знали об этом. Стоило Тамаре удалиться от дома, как солисты тут же замолкали, вылезали из-под дома и наперегонки спешили к открытым «вратам рая». А, попав в дом, сразу же начинали заявлять свои права на захваченную территорию – дружно метить все, что подвернется под лапу. Возвращаться в такой «замечательный» дом было весьма неприятно. Тамара, сердечный и добрый человек, доведенная проделками хвостатой братии почти до нервного срыва, стала подумывать даже – а не поставить ли капканы на этих разбойников? Однако вскоре все как-то утряслось – серый бродяга куда-то пропал, видимо сообразив, что на любовном фронте ничего ему здесь не светит, а без него рыжие почти подружились. Они теперь терпеливо дожидались своих подружек на лавочке под окошком – рыже-полосатый – брюнетку, а Крош снежно-белую даму.

 

 

В ожидании подружек

 

     До окончания летне-осеннего дачного сезона осталось еще почти четыре месяца, и я уверен, что основные приключения Даньки и Кроша еще впереди, и мы не раз еще встретимся с этими забавными братанами.

 

 

 

Новое знакомство

 

    

     Как часто бывает, когда в одном существе уживаются порой самые противоположные черты характера. Вот и в этот раз, поджидая на лесной железнодорожной платформе электричку из Москвы, услышал я историю о Найде, и саму Найду увидел, и даже погладил ее по большой лохматой голове, и за ушком почесал, чем, по всей видимости, весьма ей потрафил. По крайней мере, я так заключил, глядя на ее улыбчивую морду и весело вертящийся загнутый колечком пушистый хвост. Было в ней что-то от лайки – и морда, и хвост и густой подшерсток, но при этом мощная грудная клетка, дающая видимость чрезмерной упитанности. Собака была ничья, и не потому, что никому не была нужна. Впрочем, вот ее короткая история, рассказанная здесь же, на платформе одной сердобольной женщиной. Есть такой тип старушек, знающих все и обо всех, и охотно делящихся своими наблюдениями.

     Найду на наш «141 километр» привезли из столицы, но не в ссылку – просто деть ее было некуда. Была она сторожевой собакой и охраняла гаражный кооператив, служила честно и добросовестно, и за это ее любили автовладельцы, и содержали справно. И все бы ничего, но тут местная администрация озаботилась благоустройством владельцев железных коней. Вместо одноместных жестяных стойл-ракушек она вознамерилась возвести теплую светлую и многоуровневую автоконюшню, охраняемую бойцами ЧОП. Найде места в планируемой автоконюшне не предусматривалось. Гаражи быстренько снесли, грядущую новостройку обнесли забором, чтобы у автовладельцев не было соблазна бесплатно парковаться на будущем доходном месте, и осталась наша Найда без работы и без средств существования.

     Сторожевая собака в качестве домашней собачки оказалась никому не нужна. У одного из обманутых автовладельцев был дачный участок в товариществе «Ветеран», что по соседству с нашим «Экологом» – таким образом, Найда, потеряв московское местожительства, прописалась за 141-м километром. Впрочем, это громко сказано – определенного места жительства у нее не было. Несколько раз ее пытались приютить садоводы, но безрезультатно. Не прельщали ее ни будка отдельная, ни хлебосольство хозяйское – Найда ни у кого надолго не задерживалась. Не помогали ни запоры, ни ошейники, ни заборы – что-то она отгрызала, где-то подрывала и уходила туда, где есть машины.

     Она привыкла их охранять, и по приезде на дачу никак не могла понять, для чего ее привезли туда, где нет объекта охраны. Найда искала гаражи и не находила, а потом смирилась, ограничившись охраной отдельных машин. Она не отдавала предпочтение ни одной из них, но охраняя в первую очередь те, которые парковались на проезжей части, вне огражденных участков. К каждой новой прибывающей машине радостно бежала навстречу, ложилась рядом и лежала до тех пор, пока хозяин авто не загонял его за ограду, или не уезжал. Правда, она могла на время оставить пост, встречая новоприбывших, а, убедившись, что новое авто под присмотром, возвращалась на пост.

     В ней прекрасно уживались два противоположных чувства – абсолютная свобода и беззаветная привязанность. Даже зимовала Найда не на чьем-либо подворье, а в земляной норе, вырытой неподалеку от товарищества, и добывала себе пропитание охотой в лесу. Впрочем, перепадал ей харч и от редких дачников, посещающих и зимой свои отдаленные угодья, чтобы хоть ненадолго, но пожить в тишине и покое в этих богом забытых местах.

     Услышав звук одинокого мотора, Найда неизменно прибегала, преисполненная чувством долга и радостью от общения. Ее не тяготило одиночество, но общение давало новые импульсы к жизни. К весне, наголодавшись без контактов, она выбегала встречать каждую электричку, прибывающую из столицы. Вот и сейчас она, вполне упитанная по виду, и вполне довольная жизнью крутилась на платформе в предвкушении приезда кого-нибудь из старых знакомых. Впрочем, она и новыми не гнушалась, благосклонно включив и меня в их число. И я теперь, зная ее историю, буду тоже стараться ее привечать.

 

 

 

Кар-луша хор-роший

 

 

     Вот уж никогда бы не подумал, что обыкновенные черные галки существа весьма интеллектуально развитые. Впрочем, это я сейчас бы не подумал, а в детстве во все необычное верится с легкостью – как в само собой разумеющееся.

     Дело было весной, и было мне тогда лет, наверное, восемь, или девять. Семейство наше проживало в деревне Ширино, что в Тульской области неподалеку от Новомосковска (Сталиногорска). Наш длинный барачного типа рубленый дом, в котором мы занимали пару комнат с большой холодной и затемненной прихожей, располагался на самом краю деревни. Далее шли только сараи, погреба, рядок высоких развесистых тополей за которыми начинались огороды и поля.

     Тополя были буквально усеяны разнокалиберными гнездами врановых. Там гнездились и вороны, и грачи и галки. Они уже вывели птенцов, и теперь кормили питомцев, прилетая, откликаясь на зов, и улетая. А потому у тополей стоял настоящий гай. Под тополями же дежурили кошки, охотясь на выпавших птенцов. На деревья забираться они не решались – врановые птицы серьезные, запросто и заклевать могли.

     Как-то поутру и я выбрался к деревам, и почти сразу наткнулся на дымчато-серого и еще желторотого птенца. Он уже оперился и довольно шустро бегал, но силенок не хватало даже на подлет, так что, считай, это был уже не жилец. И если бы я вышел чуть позже, то птенец уже стал бы добычей кошки.  Бедолагу надо было спасать, и я отнес его домой. Правда, у нас тоже жил вальяжный котяра Василий, а потому Карлушу (так я его назвал) пришлось поначалу посадить в клетку и максимально изолировать от Васьки.

     Был Карлуша говорлив и весьма прожорлив, ел жучков и червячков, что я приносил ему с улицы, да и от домашней пищи не отказывался, и рос, как на дрожжах. Скоро ему стало тесно в бывшем жилище канарейки, и Карлуша перебрался на шифоньер.  Получив желанную полусвободу, он важно расхаживал по шкафу, и с высоты своего положения поглядывал, наклоняя голову то вправо, то влево, на приземленных обитателей этого большого человеческого гнезда. И не просто расхаживал, а уже пробовал свои вполне оперенные крылья, размахивая ими во время прогулки.

     Наш Васька, считавший себя до вселения нового пернатого жильца хозяином квартиры, при водворении Карлуши на шифоньер решил утвердить перед ним свои исконные права, и стал карабкаться на шкаф. И, как только над шифоньером нарисовалась его бедовая головушка, так тут же Карлуша наклевал его в макушку. Кот, не в состоянии отмахнуться, какое-то время удерживался когтями передних лап за край шкафа, но, не выдержав наскоков сердитого пернатого, сорвался на пол, возмущенно визжа от боли и обиды – власть буквально уплывала из его когтистых лап.

     Уплыла она, впрочем, не вся – только та часть, что распространялась на предметы, существенно возвышавшиеся над полом – от спинки стула и выше. То, что ниже, осталось за Василием. Пока это было неустойчивое равновесие, поскольку и люди и звери казалось понимали, что Карлуша подрастает, и скоро покинет нас. Поэтому, наверное, Васька и мирился с таким временным разделением полномочий.    

     Время шло, Карлуша уже твердо встал на крыло, и пришла пора начинать ему жизнь  самостоятельную. Как-то поутру я посадил его на плечо и вышел во двор. Надо сказать, что за пару месяцев пребывания в доме Карлуша вполне освоился и подружился со всеми его обитателями, мы же с ним стали просто приятелями. Жаль было расставаться с таким умным и понятливым другом, но и у него должна быть своя пернатая семья – вот и шли мы с ним к тополям. А когда дошли, то поговорил я с ним по-мужски (это я так предположил, что он был самцом) и подбросил в воздух – лети, птица, ищи себе подругу, и будь счастлива.

     Огорченный расставанием, я вернулся домой и обнаружил Калушу, сидящего на открытой входной двери.

     – Кау, кау – произнес мой питомец, из чего я заключил, что расставаться он со мной пока не собирается.

     – Добро пожаловать, живи, пока не надоест.

     И Карлуша стал жить у нас на полном довольствии и при полной свободе. Временами он улетал ненадолго поохотиться, по всей видимости, на дичь, но неизменно к вечеру возвращался в родные уже пенаты. Во дворе он подружился с нашей собакой, дворнягой Дамкой (1), у которой при доме была своя теплая будка, и частенько ходил к ней в гости, что-то выискивая в ее густой шерсти. Временами он даже катался, сидя у нее на спине. Вообще, умея прекрасно летать, он, тем не менее, очень любил на ком-нибудь кататься. Чаще всего он был моим наездником, сидел у меня на плече, что-то нежно ворковал на ухо и рылся клювом в волосах. А мне было приятно, что у меня есть такая ручная живность.

     Так что Карлуша задержался у нас до осени, а потом остался на всю зиму. За это время он вполне освоился с домом и его обитателями. Из дымчато-серого подростка он превратился во взрослого красавца с черными животиком и крыльями, и серебристо-серыми головой и грудкой. Он начал довольно успешно учиться говорить, и первыми его словами были: «Толя» и «Кар-луша хор-роший». Он уже знал свое имя, любил хвастаться – « Кар-луша, Кар-луша хор-роший», и гордо выхаживал, приподняв голову. С Василием он после нескольких стычек все же подружился, но не упускал момента всякий раз, когда Василий, беспечно развалившись, сладко спал, ущипнуть его за хвост.

     Наступила и прошла весна, Карлуша много времени проводил на воле, но неизменно каждый вечер возвращался домой. Похоже, было, что покидать нас он не собирался. Но как-то раз уже в середине лета я возвратился домой уже в темноте. На то были свои причины – мы, малолетние пацаны, до самой темноты пытались взорвать найденный накануне в ручье снаряд времен войны (2). Наскоро поужинав, я завалился спать, забыв даже, за избытком дневных впечатлений, о своем питомце.

     Наутро выяснилось, что Карлуши нигде нет. Обычно он просыпался очень рано и всегда будил меня, перебирая волосы на голове и наговаривая на ушко свое коронное – «Кар-луша хор-роший». Но тем утром мне было не до него – я торопился на поле к военным воронкам, чтобы продолжить начатое накануне, и наконец-то взорвать найденный боеприпас. Вы, надеюсь, уже знаете чем закончилась эта эпопея, я же, расстроенный донельзя, к обеду возвратился домой, и опять не нашел пернатого друга, но не придал этому значения – днем он обычно летал на свободе. Но когда и вечером Карлуша не явился домой, я расстроился уже всерьез – привык, однако, к его всегдашнему присутствию.

     Сочувствуя моему явному огорчению, родители решили не усугублять его далее, и честно признались, что Карлуши уже нет. По их словам, он, как всегда, сидел на входной двери, был сильный ветер и, когда в доме открыли окно для проветривания, нашего пернатого друга насмерть прищемило захлопнувшейся дверью. Его сразу же, еще вчера, и похоронили. Два несчастливых события (со снарядом и с Карлушей) расстроили меня донельзя – это была моя первая значительная потеря, которую я не забыл до сих пор.

     Уже значительно позже, по прошествии многих лет, я начал сомневаться в объяснении родителей. Карлуша был молодой, сильной и ловкой птицей, и не могло его прихлопнуть какой-то дверью. Уже потом я прочитал, что галки находят себе единственную на всю жизнь подругу как раз на втором году жизни, и это событие для однолюбов перевешивает все, существовавшие до этого, дружеские отношения. Хотелось бы надеяться, что как раз тогда Карлуша отыскал свою любовь, и еще долго (галки живут до двадцати лет) проживал с ней в любви и согласии.

 

 

Галки — извечные спутники людей, городских и сельских жителей. Они являются представителями отряда воробьиных птиц, только входят в самостоятельное семейство врановых. Кроме них в эту черную семью входят крупные черные вороны, серые вороны, грачи, сороки, сойки, кукши, клушицы, кедровки.  (И. Ф. Заянчковский. ГОВОРЯЩИЕ ПТИЦЫ. БАШКИРСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО.-УФА — 1981)

 

 

 

Я строю скворечник

   

Весны проворные гонцы

Повсюду гнезда вьют скворцы.

А я, безбожный грешник,

Не сколотил скворечник.

 

А у соседа Праниса

И у соседа Вовы

(Хотя и тоже грешники)

Скворечники готовы.

 

Еще зимой, в пургу, в мороз

Ольху я из лесу принес.

И отвечаю головой –

Она была еще живой.

 

 

А у соседа Праниса

И у соседа Вовы

(Хотя и тоже грешники)

Скворечники готовы.

 

И я спешу (хотя с трудом)

Скворцам построить новый дом.

Добротный, теплый, без щелей

Певцам дубравы и полей.

 

А у соседа Праниса

И у соседа Вовы

(Хотя и тоже грешники)

Скворечники готовы.

 

Не вечно мне ходить в грехе –

Висит скворечник на ольхе.

И в нем живет проверь-ка

Веселая семейка.

 

И у соседа Праниса

И у соседа Вовы

И у меня, безгрешного

Скворечники готовы!

 

 

 

Жизнь скворцов и не только

 

     Вот уж никогда не думал, что у скворцов такая насыщенная и полная опасностей жизнь, особенно в период высиживания и воспитания птенцов. В первый же год нашего дачного существования сколотил я для них скворечник. Срубил высокое сухое деревце и вкопал его на горке рядом с колодцем, почти сразу его заселила пара скворцов. Вот вроде бы и лес сразу за забором – селись в нем, но нет же – комфортабельная, пахнущая еще свежими опилками «однушка» с крышей над головой явно перевесила все грядущие опасности близости людского жилья.

     В первые годы проживания пернатых все было мирно и гладко, но затем у нас появилась кошка Алиса, пошли многочисленные котята, которые быстро подросли до котов и стали пробовать свои силы, лазая, где придется. Дошла очередь и до скворцов. И вроде бы высоко, на шестиметровой высоте располагался их домик, на гладком ошкуренном стволе деревца, но это не остановило молодых забияк. Не помогали никакие запреты. Не стала препятствием даже проволока, беспорядочно накрученная вокруг ствола и кусок фанеры, прилаженный перпендикулярно стволу – коты ухитрялись обходить препятствия и с каждым разом взбирались все выше.

     И вот как-то Тимоша, самый любознательный и настырный из них, несмотря на свои небольшие размеры и короткие лапки, долез до самого домика, и даже взобрался на его плоскую крышу, и, свесив голову, стал любопытствовать насчет подробностей личной жизни пернатых. Было самое время выкармливания птенцов – родители без устали таскали своим питомцам букашек и червячков, и такое незваное вмешательство в личную жизнь их явно не устраивало. Сначала они вдвоем безуспешно пытались отогнать любознательного наглеца, а потом скворец-папа куда-то улетел и вернулся с целой стаей воинствующих сородичей, настроенных серьезно и крайне агрессивно.

 

 

Хвостатый эквилибрист

 

     Какое-то время Тимоша держался на крыше, отмахиваясь от нападающих лапами, а потом стал срочно ретироваться, сползая задом по стволу. Вот тут-то, когда все лапы были заняты, ему и досталось по полной программе. Изрядно пощипанный, он скатился со ствола и убежал под дом, а скворцы, поблагодарив и проводив сородичей, уселись на веточках над скворечником и стали оживленно ругать кошачью братию, наблюдавшую с крыльца за проходящей баталией. Полученный урок явно пошел впрок и самому Тимоше и всему кошачьему семейству – набеги на скворечник прекратились на длительное время. Несколько лет скворцы благоденствовали.

     И надо было видеть их удивление, когда очередной весной они не нашли своего домика на привычном месте. Еще по осени вкопанное у колодца сухое деревце подгнило и как-то в ветреный день рухнуло вместе со скворечником, расколовшись на части. Скворечник я починил, прибил к нему сухую разлапистую ветку и водрузил это сооружение на шестиметровый шест, который уже не стал вкапывать, а просто поставил на землю и прибил к боковой стенке нашей баньки. И все бы хорошо, да не учел нерадивый хозяин, что дым из банной трубы временами попадал на скворечник. Вот и приходилось баньку топить или в безветрие, или когда ветер дул от скворечника, и все равно скворцам иногда доставалось по полной.

     По осени скворечник перенесли к сараю, а весной переезд этот скворцы встретили восторженно. Мало того, новое местоположение скворечника приглянулось и стрижам, и пока скворцы выводили птенцов, стрижи частенько навещали скворечник,  каждый раз убеждаясь, что он пока занят. Но только скворчата поднялись на крыло и улетели с родителями в лес, как в тот же день в скворечник вселилась пара стрижей, вселилась и начала активно высиживать яйца, а вскорости и выкармливать появившихся из них птенцов. Мы были этому только рады – и насекомых на участке стало меньше, и всякое ненастье стрижи предсказывали гораздо лучше Гидромета.

     Вот так и поживали мы, не мешая друг другу – даже единственный оставшийся наш кот Тимоша перестал проявлять по отношению к пернатым всякую активность. И длилось это мирное сосуществование до сегодняшней весны, до времени пока не вылупились первые скворчата. Не знаю, в связи с чем, но появившийся на свет выводок был весьма голосист. Как только кто-либо из родителей приносил в клювике еду, в скворечнике начинался такой гвалт, что можно было подумать, что в нем проживает целая стая.

 

 

     А проживало только три птенца – это стало ясно позднее, когда они подросли и начали высовываться по очереди из гнезда. Родители старались вовсю, таская им жучков и червячков, и малыши росли буквально на глазах. И это не форма речи – я установил на втором этаже дома на треноге цифровик с хорошим зумом, и стал наблюдать и фотографировать общение поколений.

     Особенно интересным оказался сам процесс кормления. Птенцы между прилетами родителей сидели молча, но уже на подлете очередного кормильца поднимался гвалт, и в окошке скворечника появлялась голова одного из желторотиков с широко открытым клювом. Родитель спешно забрасывал в клювик добычу и тут же улетал за новой. Кормление продолжалось с час, а потом оба родителя улетали и отсутствовали довольно долго – видимо сами кормились, и отдыхали от ненасытных детишек. Затем процесс кормежки продолжался, и так весь день. При таком усиленном питании птенцы скоро сравнялись размерами с родителями, и только по желтому ободку на клюве можно было догадаться, что это еще подростки.  Прокормить таких «малышей» становилось все труднее. По прилете родителя они уже высовывались наполовину из окошка, а то и вылезали на приступочку, пытаясь расправлять крылья, а улетающему родителю кричали вслед, наставляя возвращаться поскорее и еды приносить побольше и повкуснее.

 

 

Такого прокормить не просто

 

     Родители явно уставали, и в какой-то момент они видимо решили, что пора бы мальчикам и девочкам становиться на крыло и самим заботиться о пропитании. Подлетая, они уже не садились сразу на приступочку, а устраивались с добычей на веточках над скворечником, пытаясь подвигнуть детишек на самостоятельные действия. Но не тут-то было – «малыши» орали, и сердобольные родители снисходили до них. Противостояние длилось пару дней.

 

 

Отцы и дети

 

     На третий день птенцы уже по очереди вылезали на приступок, и прилетавший родитель с лета приземлялся туда же, и на нем становилось уже тесновато. Я отвлекся на секундочку, чтобы поправить треногу, и успел только захватить момент, когда желторотик по крутой траектории планировал к земле. Приземлился он за забором на территории соседей Знаменских. После смерти Володи Знаменского, вдова была не в состоянии обихаживать сдвоенный участок, и половина его, прилегающая к нашим владениям, заросла чертополохом и высоченной (в рост человека) крапивой. Вот в эти заросли и спланировал выпавший птенец. Но выпавший ли?  На этот счет у меня были большие сомнения – его запросто мог подтолкнуть сидевший рядом родитель, или братишки, выглядывавшие из окошка. Траектория падения была далека от полета, он просто планировал без взмаха крыльев – малыша надо было спасать.

     Заметив сверху место приземления, я перебрался через забор и побрел, раздвигая высоченную и жгучую крапиву. Птенец сидел на земле и даже не пытался скрыться. Перелезать через забор с птенцом в руках было гораздо труднее, но мы справились, и встал вопрос, а что делать дальше? До высоченного скворечника мне не дотянуться, оставить птенца на крыше сарая – кошки съедят, оставался единственный выход – взять на время на себя роль родителя и докормить сорванца до летных кондиций.

     Я посадил его в кресло в эркере второго этажа, но малыш живо перебрался на спинку, с нее на книжную полку – откуда и уставился на меня сразу испуганно, дерзко и вопросительно. Я вздохнул и пошел копать червей. Черви, как на зло, попадались очень крупные, и прошло время пока я не нашел несколько небольших особей. Птенец все еще сидел на книгах. При виде меня он раскрыл во всю ширь свой клювик, и закричал. Первый червяк провалился в эту пасточку шутя, птенец сглотнул и опять открыл клювик. Так один за другим я скормил ему четыре червя. От воды малыш отказался, и вроде как задремал. Я дал ему полчасика на сон, а потом решил, что пора малышу учиться летать, открыл окно и посадил скворчонка на подоконник в надежде, что он спланирует с высоты, а я его опять принесу, и так до тех пор, пока он не начнет махать крылышками.

 

 

     Очутившись перед открытым окном, скворушка хитро оглянулся на меня и вывалился наружу. Почти до земли он планировал, потом отчаянно замахал крылышками, и … полетел. Полетел над самой травой, через весь участок, к забору, у забора приподнялся, перевалил через него, долетел до соседской яблони, где и устроился на ветке. А как только устроился, так сразу начал кричать, и добился-таки того, что его нашел родитель и покормил. У меня сразу отлегло от сердца – с такими способностями и с такой поддержкой птенец не пропадет.

 

 

Без скворечника как-то неуютно

 

     Уже вечерело, и я перенес наблюдение за оставшимися птенцами на следующий день. Но назавтра скворечник был уже пуст, а к обеду его заселила пара быстрых деятельных стрижей – как говорится, свято место пусто не бывает. А для птиц комфортное родовое гнездо действительно свято.

 

 

 

Дачные страдания

 

 

Сойки стайкою веселой

       споро ягоды клюют,

Облепиху очень скоро

       и умело оберут.

 

Нипочем ни дождь, ни ветер –

       урожайная пора,

Позабыли все на свете,

       и пируют на ура.

 

Ну, скажите, Бога ради –

       что же это за напасть?

Раньше жимолость склевали,

       после вишню ели всласть.

 

И ведь не было их раньше,

       были мирные скворцы –

Эти ж в стае, как на марше,

       и большие наглецы.

 

Их шугнешь, и врассыпную,

       отвернешься – снова здесь,

И за что печаль такую,

       и за что такую месть?

 

Поклевать могут калину,

       и рябину под окном,

Снять хотя бы половину,

       унести скорее в дом.

 

Под дождем и с кислой миной

       урожай спасаю свой,

А не то без витаминов

       мы останемся зимой.

 

 

 

Когда обыденность ранит

 

     Как часто наши самые, казалось бы, обыденные поступки больно ранят окружающих. А все потому, что совершая их, мы больше думаем о себе, своих интересах, и меньше, или совсем не думаем, об интересах окружающих нас.

     Отцвела и покрылась мелкими зелеными ягодками облепиха. Ближе к осени ягодки подрастут и пожелтеют, плотно-плотно облепляя веточки дерева – красота для глаза и неистощимый кладезь витаминов.

     У нас по забору сразу несколько невысоких деревьев, а, напротив, через улицу, на участке Пранаса деревья облепихи высокие и очень урожайные. Ни сам он, ни дочка его, Ирина, ни внучка, Лиза, в отличие от нас с Ларисой, облепиху не собирали. И их можно понять – деревья весьма шипасты, ягоды, когда поспеют, сидят на веточках так плотно и так цепко, что срывать их себе дороже – лопаются под пальцами. Вот и приходится их обстригать по одной – работа длительная, кропотливая и чреватая многочисленными уколами. Вот и остается неснятым урожай до прилета профессиональных сборщиков – дроздов-рябинников. Поначалу дроздов в наших краях практически не было. Вернее, они, скорее всего, были, только не показывались у нас, поскольку мало чем могли поживиться. Но подрастали сады, а в садах и рябина, и черноплодка, и барбарис почти у каждого дачника. И почти у каждого растет облепиха, которую рябинники просто обожали.

     Перемещались пернатые по садам большими стаями, в которых основную массу составляли рябинники, но встречались и галки и сороки. Организация налетов была у стаи отлажена идеально – слева и справа от выбранного участка на проводах устраивались «на стреме», как правило, сороки, а основная масса рассаживалась на высоких деревьях, с которых и налетала на ягодники.

     Наш уголок подходил для таких налетов просто идеально – по улице проходила линия электропередачи, у нас и у Пранаса по забору произрастала облепиха. Было еще одно, и для налетчиков весьма полезное обстоятельство – у Пранаса в центре участка росла береза. Говорят, что он посадил ее в день рождения внучки, Лизы, и вымахала она почти за двадцать лет в высоченное и развесистое дерево. Вот на этой березе и обустраивалась обычно вся стая, высылая на трудовую вахту десяток-другой добытчиков. Насытившись, грабители снимались с ягодников и перелетали переваривать добытое на березу, а на «хлебное место» с березы прилетала очередная вахта желающих перекусить.

     Операция плодосбора шла так организованно и быстро, что хватало получаса, чтобы опустошить облепиховые заросли. Пару раз и мы попадали под раздачу и оставались без урожая. Прошлой осенью нашествие пернатых было уж очень впечатляющим, и по количеству налетчиков, и по масштабам опустошений. Особенно досталось участку Пранаса, а, точнее, участку его внучки Лизы, которая после ухода деда стала полновластной хозяйкой его угодий. И, надо сказать, хозяйкой ответственной и добросовестной. Лиза училась в институте, и все же находила время для поддержания участка в образцовом состоянии.

     Невысокого росточка, худощавая девчонка трудилась при этом в поте лица с утра до вечера, а потом быстро убегала на последнюю электричку в столицу. Летом-то было еще светло, а по осени уже стояла темень, и эта кроха не боялась в одиночку идти к железнодорожной платформе через лес. За трудолюбие и бесстрашие мы ее уважали и, по возможности, старались немного подкормить, видя, что у нее совсем нет времени, чтобы себе что-то приготовить.

     Время от времени на участок приезжала ее мама, Ирина – еще молодая разбитная женщина. Приезжала она с постоянным кавалером, который не приходился отцом Лизы. То ли небольшие размеры домика Пранаса, то ли стойкая антипатия между его посетителями, но Лиза и мама проживали на даче порознь. И если Лиза приезжала обихаживать дедовское наследство, то Ирина с кавалером приезжали в основном отдыхать. Лиза, приезжая, всякий раз радовалась каждому цветку, каждому кустику и деревцу, посаженному еще дедом. Особо дорожила и гордилась березкой, посаженной в ее честь ее.  И ничуть ее не раздражали по осени стаи пернатых налетчиков избиравших березу в качестве штаб-квартиры для своих набегов на ягодники.

     А вот Ирину нашествия дроздов раздражали, и очень. И как-то прошлым годом уже ближе к осени в один из своих приездов она решила нанести пернатой компании превентивный удар. Приехали они с кавалером, как обычно, на пикапчике уже в темноте, долго не выключали двигатель, потом долго же и шумно что-то пилили, не давая нам спать. А поутру мы не узнали поместье Лизы – посередине участка вместо высокой и развесистой березы торчал голый ствол с отпиленной пышной кроной. Дрозды лишились своей штаб-квартиры, а участок сразу же потерял всю свою прелесть.

 

 

И Лизу и березу жалко

 

     Сам не видел, но говорят, что Лиза плакала в голос, увидев по приезде, что сделала из лучших побуждений ее мама. Вот ведь, вроде бы, обыденный житейский поступок, но сделанный вне контекста с окружающими близкими, и … такая человеческая боль. Ведь живем мы не сами по себе, а в окружении людей и природы и должны действовать, сообразуясь с окружением, подчиняясь законам общежития и законам природы, если, конечно, хотим жить в мире с природой и обществом.

     Лизу после этого случая словно подменили – она как-то сразу повзрослела, стала меньше улыбаться и реже приезжать на дачу. Этой весной она была пару раз, а потом пропала. Не приезжает и «сладкая парочка». Участок стоит неухоженный, запущенный и какой-то грустный. Помните, как у Некрасова «Только не сжата полоска одна … грустную думу наводит она». Поговаривают, что Лиза, круто изменив свою судьбу, уехала к молодому человеку в Англию. Точно не знаю. Поживем-увидим, как сложится дальнейшая судьба нашей героини. А вскоре, по осени, увидим как, лишившись своей штаб-квартиры, выйдут из положения пернатые налетчики.

 

 

 

Птенцы гнезда Мухиных

  

     Что-то развелось в последнее время на садовых участках много сорок. Если раньше пролетит одна, стрекоча и развернув веером хвост, то и хорошо, и целое событие. И мы радовались суетливой, болтливой и красивой птице, и не прятали мелкие блестящие предметы. Но года два назад сороки стали попадаться на глаза все чаще и чаще, радуя нас и видом и веселой болтовней. И повадки у них стали необычные – любопытство и боязнь смешались в такой крутой коктейль, что предсказать поведение отдельной птицы было практически невозможно. То от слабого шороха птица взмывает в небеса, а то забирается в жилище, не боясь хозяев.

     Одна такая любознательная дама долго сидела на коньке банной крыши, и, наклоняя голову то влево, то вправо, все высматривала, как наши коты проникали в дом. Чтобы не держать входную дверь открытой, мы для котов выставили одно нижнее стекло в раме, выходящей на крылечко. Эта «дверца» оставалась открытой круглосуточно, и наши усатые жильцы, отсыпавшиеся, как правило, днем дома, по ночам выходили на охоту, а под утро возвращались в родные пенаты.

     Высмотрев весь распорядок кошачьего дня, и убедившись, что все коты вернулись домой на дневной ночлег, сорока проникла под утро в дом через выставленное стекло и начала хозяйничать на столе в эркере. Но не учла длиннохвостая стрекотунья того, что кот наш, Сильвер, приходит домой далеко не каждый день. Вот и этим утром он вернулся в родные пенаты после многодневного отсутствия, и в тот самый момент, когда сорока важно расхаживала по столу, упиваясь возможностью безнаказанно поживиться, Сильвер «нарисовался» в оконном проеме, отрезав воровке все пути бегства.

     Сорока заметалась по небольшому эркеру, тщетно ища выход на улицу, но единственный выход сторожил, сидя на подоконнике, Сильвер, и перепуганная птица вылетела на застекленную веранду, шумно потыкалась в стекла, а затем вылетела через лестничный проем на второй этаж, перебудив своим появлением мирно дремавших там котов. Теперь к Сильверу прибавились и остальные охотники за дичью – Алиска, Максим, Тимоша, Лакки и Маркиз. Совместными усилиями они устроили настоящую и очень шумную облаву. На пол полетел карниз со шторами, с полок посыпались книги – поднялся настоящий бедлам со стрекотанием, мяуканьем, шипеньем и скрипучими сиамскими воплями.

     Поутру, когда спится особенно сладко, этот ор вытряс из нас с Ларисой остатки сна, вытряхнул из постели и вынудил навести порядок. Возмутительницу спокойствия я отловил не без труда, и выпустил на волю. Получив свободу в обмен на два хвостовых пера, сорока ретировалась, громко и возмущенно стрекоча на всю округу.

 

 

Та самая сорока, устроившая переполох

 

     Если вы думаете, что после этих потрясений визиты длиннохвостой хулиганки закончились, то спешу вас уверить – ничего подобного. Любопытство пернатой склочницы дополнилось вполне понятным чувством обиды за поруганное достоинство и вытекающей из нее жаждой мести. Сорока стала еще более осторожна в своих действиях, и, прежде чем к чему-либо подобраться, тщательно осматривалась, наклоняя голову из стороны в сторону, затем боком-боком делала несколько скачков к намеченной цели, и опять осматривалась. Застать ее теперь врасплох было совершенно невозможно, так же как невозможно оказалось отыскать и многие мелкие, и в первую очередь столовые, предметы. Дефицит чайных ложечек был успешно ликвидирован новыми закупками, а вот постоянный дефицит туалетного мыла стал очень раздражать.

     Умывальник с краником, бывший ранее бочонком пива, располагался на столбике во дворе, и там же открыто в мыльнице до поры до времени лежало и мыло, а потом поутру мы перестали его находить. Сначала грешили друг на друга, что не положили, мол, на место, а потом кусочек мыла нашли на огороде, потом в саду и на дорожке – все они были со следами когтей от чего мы и заключили, что это проделки сороки. По правде говоря, на месте преступления мы длиннохвостую так ни разу и не застали, и грешили на нее заочно, полагая, что никто другой на такое не способен. А поскольку каждому минусу соответствует свой плюс, то и из случаев с сорокой мы извлекли свои плюсы – стали более собранными и аккуратными. Так и гостила у нас сорока и лето, и осень, а уже по весне и мы к ней в гости попали.

 

 

Сорока-мама

 

     Как-то перед самым переездом на дачу позвонил мне хороший знакомый – Александр Мухин из соседнего дачного товарищества «Ветеран». Он тоже собирался переезжать и перевозить на дачу кое-то из вещей, но показалось ему, что дорого одному, а «вдвоем–то, знамо дело, гораздо веселее» и дешевле. Так и скооперировались, и в начале мая заехали сначала ко мне, а потом к нему, и покатили по Новорижской трассе к летнему своему пристанищу. А по дороге рассказал он мне интересную историю о том, что этой весной завелась у него на участке сорока, свила гнездо на небольшой сосенке и невысоко от земли, и высиживает там птенцов. Ездил он на дачу в середине апреля, а сейчас уже и птенцы, наверное, появились.

     Гнездо у сороки интересное – имеет шарообразную форму, изнутри сплетено из тонких прутиков и проволоки, а снаружи из толстых прутьев. Из толстых же прутьев сплетен и навес над гнездом в виде высокой крыши, чтобы защитить сидящую на яйцах сороку, а в дальнейшем и птенцов от нападения хищников. У гнезда есть два входа, вернее, вход и выход. Хвост у сороки длинный, в гнезде с таким не развернешься – вот она и не разворачивается, поскольку напротив входа в гнезде есть выход. Так и сидит красавица в гнезде – клюв и хвост наружу.

     Подивился я этой истории и загорелся желанием взглянуть на это чудо. Саша загружал вещи вторым, стало быть, разгружаться ему первым – вот и свернули мы сначала к нему на участок, где я увидел воочию все рассказанное. На участке у забора и вблизи калитки растет небольшая сосенка – метра три с половиной высотой, и в развилке ветвей на двухметровой высоте в пределах досягаемости руки сплетено гнездо. С внешними прутьями и крышей оно сантиметров семьдесят в диаметре и столько же в высоту, но сороки в нем нет, а есть семеро сорочат, которые шустро скачут по веткам, уходя от контактов с человеком. Я попробовал сфотографировать их, но они быстро переместились на другую сторону сосенки. Я зашел с другой стороны – и с тем же успехом – хитрецы перемещались явно быстрее меня. Перемещениями этими с березы на противоположном конце дачного участка руководила мамаша сорока. При каждом моем перемещении вокруг гнезда она начинала пронзительно стрекотать, и сорочата сразу прятались от меня.

 

 

Молодые, но уже большие сорочата

 

     Сначала я подивился такой беспечности осторожной птицы, устроившей гнездо в пределах досягаемости для человека и других своих врагов. Но строить гнездо сорока стала, скорее всего, еще в феврале, когда на дачных участках кроме сторожа и народа-то не было. Защитой от ворон и ястребов у гнезда была крыша, а с кошками две взрослые птицы управятся играючи, ведь известно, что они даже на верблюдов нападают, расклевывая  их горбы, чтобы поживиться салом.

     Вполне вероятно, что на строительство гнезда пошли и некоторые украденные у нас предметы, но это можно будет установить потом, и  при условии, что сороки по весне не вернутся к старому дому. В литературе говорится, что некоторые птицы строят новые гнезда, а другие обновляют и надстраивают старые – так что доживем до весны.

     В середине лета нас уже посещала не одна сорока, а целая стайка из пяти-шести птиц, которых мы так и называли – «птенцы гнезда Мухиных». Надеюсь, что Саша за это на нас не обидится.

 

PS.

Пролежала эта писулька почти год, прежде чем я поинтересовался – а что же стало с сороками и гнездом? Так вот – сороки по весне в гнездо не вернулись, видимо близкое соседство с людьми им не понравилось. А поскольку огромное гнездо явно угнетало сосенку, то Саша его разобрал, разобрал с трудом, поскольку внутри плетеного гнезда еще  находилась обмазанная глиной полость, в которой на подстилке изо мха, травы и шерсти и высиживались птенцы. Серебряных ложечек и других ценных предметов в гнезде обнаружено не было.

 

 

 

Птенцы гнезда Знаменских

 

     До чего же интересная эта птица – сорока. Я уже писал, как у нашего знакомого, Саши Мухина, на садовом участке развелись сороки (1), и как это нам аукнулось. Вот, думал и закрыл тему – ан нет! Эти длиннохвостые любознательные бестии начали в этом году докучать нам прямо при приезде.

    Вот ведь птица, у которой ухитряются сочетаться одновременно – наглость, осторожность и крайняя любознательность. Человека она и близко не подпустит. Но стоит убраться с ее глаз – непременно лезет во все, даже самые жилые места. При этом она заранее, путем долгого наблюдения, убеждается, что никого там нет. Вот, про одну такую я уже писал. Она под утро, когда хозяева еще крепко спали, а коты, угомонившись после ночной охоты, уже крепко спали, залезла через выставленное (для удобства входа-выхода котов) стекло в эркер и начала хозяйничать на столе. Но плутовка не учла того, что в это утро вернулся домой кот Сильвер, которого не было больше недели. Он то и отрезал ей путь к отступлению. Поднявшиеся стрекот и мяуканье разбудили бы и мертвого, а не только нас с Ларисой. Сороку я тогда отбил у котов уже на втором этаже, и отпустил на все четыре стороны.

     Потом она свила гнездо на участке у наших хороших знакомых в соседнем товариществе. Гнездо было на низенькой, но развесистой сосне и в пределах досягаемости человека. Хозяева заехали на дачу, когда птенцы уже вовсю скакали с ветки на ветку. Конечно, их не тронули, и вскоре эта веселая стайка покинула родовое гнездо. На следующий год они в старое и такое уязвимое гнездо уже не вернулись, зато по всей округе, и в нашем товариществе тоже, замелькали пестрые, длиннохвостые любознательные воришки. А одна сорока, казалось, так и не улетала с нашего двора. И недаром казалось – вскоре появилась она уже в окружении пятерых сорочат.

     Оказалось, что свила она гнездо на соседнем участке. Хозяйка его, вдова Володи Знаменского, приезжала очень редко, и принадлежала ей теперь только половина участка, а вторая, перешедшая по наследству к дочери Володи, так и стояла запущенная, заросшая травой и крапивой, в которой прятались кусты смородины, и над которой возвышались бесхозные яблони и три прелестные сосны.  Вот и воспользовалась одной из них  наша старая знакомая, обитавшая в свое время у Мухиных, чтобы построить себе гнездо и вырастать пятерых горластых любознательных сорочат. Вскоре этот выводок стал на крыло, освоился и стал хозяйничать у нас на участке, как у себя дома.

     Персиянка Ксюша, перезимовавшая в столице, на даче опять жила вольно – приходила и уходила, когда заблагорассудится, и дома категорически не жила. Спать она предпочитала на крылечке кухни, на выделенной ей подстилке, которой она очень гордилась и с недоумением оглядывалась, когда ее куда-нибудь убирали на время. Рядом с подстилкой у нее была и собственная столовая – мисочки с различным кормом, водой и молоком. Под вечер они всегда заполнялись, а утром, как правило, оказывались пустыми. Можно было бы порадоваться такому отменному аппетиту Ксюши, но каждое утро она толкалась у пустых мисок с голодным видом и еле слышным: «Мяу».

 

     Надо сказать, что большая пушистая, и немного страшноватая на вид, Ксюша, была неговорлива.  А, если и мяукала, то так тихо, что только по открытой пасточке можно было догадаться, что она что-то говорит. В этом отношении Тимоша мог дать ей сто очков вперед. Небольшой гладкошерстый сиамец обладал таким могучим скрипучим голосом, что поневоле, услышав его, можно было вздрогнуть. Так что, когда он требовал еду, это можно было услышать издалека. Был он в своих желаниях упорным, и даже настырным. Его можно было понять – столько раз этому небольшому любознательному коту приходилось сражаться за свою жизнь.

     Ксюша же, вынужденная бомжевать в самых экстремальных природных и житейских условиях, была весьма пуглива и осторожна. Вот и пользовались этой ее особенностью все окружающие, включая Тимошу, всех кавалеров-котов, нашего почти домашнего (живет у нас под домом) ежа, и, самое главное, сорок Знаменского. Так что, оставленная на ночь для Ксюши, еда съедалась подчистую,  пока Ксюша охотилась на мышей. И, если охота была неудачной, то, возвращаясь поутру к пустым мискам, оставалась наша Ксюша впроголодь до часа, когда соизволят проснуться хозяева.

     Обнаружив это, мы стали оставлять миски на кухне, а Ксюше показали прорезанный в двери лаз. На какое-то время это спасало, но любознательные сороки по всей видимости выследили этот путь,  стали по утрам пробираться на кухню и склевывать кошкину еду. И благо бы только кошкину – склевывали все, что плохо лежит, а, если не склевывали, то утаскивали. Пришлось нам срочно приучать вольную кошку к домашней жизни. Впрочем, внутренние двери для нее всегда были приоткрыты, и одно стекло в эркере было заменено на висячую заслонку – так что Ксюша, даже живя в доме, всегда имела возможность выходить во двор, чем она и пользовалась широко, приходя домой только поесть да еще отоспаться днем после ночной охоты. Что не говори, а кошка существо вольное, которое любезно соглашается почтить своим присутствием людское жилье и дать возможность этим наивным человекам приласкать ее и покормить.

     Впрочем, мы отвлеклись на Ксюшу, в то время как соседские сороки, потеряв доступ к постоянному пункту питания, стали изыскивать другие возможности поживиться на дармовщинку, а таких возможностей при наличии у хозяев сада-огорода было предостаточно. И если раньше на сады-огороды налетали в основном дрозды-рябинники, то в этом году первенство крепко держали  вороновые, и основными зачинщиками среди них стали наши соседи – сороки.

     Собиралась эта компания (сороки, галки, вороны и вОроны, грачи ) огромными стаями и мгновенно опустошала всякие ягодники по мере их созревания. Самой первой под гильотину вороновых попадала жимолость, потом вишня, слива (предпочтение отдавалось желтой, сахарной на вкус). Но особой популярностью пользовалась облепиха. Оно и понятно – ягода весьма полезна во всех отношениях. Мы обычно собираем ее, когда она становится мягкой, а потом перетираем с сахаром, и в таком первозданном виде она может храниться очень и очень долго, не теряя своих вкусовых и целебных свойств.

     И здесь главное – не упустить момент. Пару лет мы не успевали, и дрозды оставляли нас без ягод. Но в этот раз мы уже собрали, сколько смогли, и оставили еще ягоды для пернатых, и они этим не преминули воспользоваться. Но сначала огромная стая вороновых наведалась к соседям напротив. Они приобрели дачу гораздо раньше нас, и облепиха у них успела вырасти в довольно большое дерево. Тем не менее, его не хватило на всю стаю. Основная масса пернатых облепила стоящую рядом высоченную березу, а с десяток птиц обрабатывало облепиху. Наклевавшись, они улетали на березу, а к трапезе приступала следующая десятка.

     Все это делалось так организованно и быстро, что через час облепиха была уже без ягод. Соседи приезжали нечасто и облепихой не интересовались. Вот и в этот раз их не было, и пернатая компания чувствовала себя вольготно, не торопилась, и обобрала дерево по-хозяйски рачительно. Пора было подступиться к нашей облепихе, но вот незадача – росла она напротив окон жилого дома, и хозяин его, то и дело мелькал в открытом окне с каким-то неопределенным, может быть и опасным, предметом в руках. Вот почему стая отрядила толкового наблюдателя –  одну из сорок, которая и уселась на верхушку столба линии электропередачи, вертя головой по сторонам и балансируя длиннющим хвостом. В случае опасности она начинала громко трещать, и сборщики урожая тут же снимались с места и присоединялись к стае, оккупирующей соседскую березу.

     Поскольку мы свою долю облепихи уже собрали, то мне было совсем не жаль остатков ягод – пусть пернатые полакомятся, но мне очень хотелось сфотографировать их трапезу. Если галки, вороны и грачи просто клевали ягоду, то сороки привносили в этот процесс изрядную долю экстравагантности. Они срывали кончиком клюва ягоду и подбрасывали ее, а потом ловили открытым клювом. Это выглядело весьма занимательно, и фотогенично. Но как только я с фотокамерой в руках появлялся в открытом окне, сорока-наблюдатель сразу начинала верещать, и любители трапезы быстро перелетали на березу.

     Это повторялось раз за разом, я даже не успевал навести на резкость, как все улетали. Отчаявшись, я закрыл окошко, и теперь, что бы я ни делал за закрытым окном, сороки меня уже не боялись. Так и пришлось фотографировать через стекло. Качество, к сожалению, получилось не очень четко, но из многих снимков удалось отобрать именно тот, на котором так забавно сорока лакомилась облепихой. На наши небольшие кусты облепихи у стаи ушло минут десять, а потом она снялась с соседской березы и полетела искать другие лакомые места. Улетели и наши знакомые сороки, но поскольку участок Знаменских так и остается бесхозным, то велика вероятность, что и на следующий год сороки выберут его для гнездования, и мы еще вернемся к этим любознательным созданиям.

 

 

 

Соловей

 

Вот ведь – серенькая птица,

А, поди ж ты, мастерица –

Средь деревьев сыплет трели из восторженной души.

Достает такие звуки,

Ясно дело – не от скуки

Будоражит населенье этой призрачной глуши.

 

Заковыристые стансы,

То любовные романсы –

Своей даме невеликой дарит сердце соловей.

Дарит щедро, дарит жарко,

Ничего ему не жалко –

Ведь с подругой жить на свете, знамо дело, веселей.

 

Вот настанут птичьи будни,

Он про песнь свою забудет –

Каждодневные заботы не потеха для души.

Не взирая на уменье,

До весны отложит пенье –

Воспитает новых певчих – будут дивно хороши.

 

Не болит голова у дятла

 

     Как все-таки, живя на природе и общаясь с ней, размягчаешь свое сердце, становишься добрее и чувствительнее, порой сверх меры. В городе, с его жесткими правилами и распущенными нравами, с черствостью житейских отношений сам невольно черствеешь сердцем, приспосабливаясь к действительности. Город жесток и безжалостен, лишен сострадания к человеку и уж тем более к братьям нашим меньшим. Впрочем, все это лирика, невольно пришедшая на ум в связи с недавними дачными событиями.

     Как-то, ближе к полудню, на нашем дачном участке появился дятел. Небольшая красивая птица в красном беретике и красных штанишках сидела на вертикальном шесте, на котором был водружен скворечник, и увлеченно что-то выклевывала в нем. Я поначалу удивился такому гостю, которого даже в лесу редко можно увидеть воочию. И чего бы ему у нас делать?

     Правда, накануне я заготавливал в лесу дрова, пилил сушняк, в том числе спилил одну высокую сухую осину, стоящую уже без коры, и от комля до вершины покрытую выклеванными лунками. Была это, по всей видимости, столовая дятла, но я сообразил это позже, раскалывая чурбаки на дрова – чурбаки были буквально напичканы личинками. Так и сложил дрова с личинками в поленницу возле шеста скворечника и позабыл об этом, а вот дятел, по всей видимости, не забыл про свою трапезную и прилетел на участок полакомиться.

     А на следующий день после этого события прибежала со двора возбужденная супруга – скорей говорит, спаси! Во дворе Крош трепал вовсю красавца дятла. Как рассказывала потом Лариса, она услышала страшный крик и увидела, что Данька поймал дятла. Тот, правда, вырвался и забрался под лежащие во дворе доски, и, пока Лариса бегала за мной, его вытащил Крош и начал трепать.

     Дятел уже не кричал и не сопротивлялся. Увидев меня, Крош попытался затащить птицу под доски, но я успел ухватиться за кончик его роскошного хвоста, и отбил дятла. Птица была изрядно потрепана, но дышала, и гулко колотилось ее бедное сердечко. На Ларису жалко было смотреть – слезы стояли в ее глазах.

    – Не жилец, бедняжка, даже глаза не открывает, – горестно заключила она.

     – Это еще не факт, ведь дышит, сердечко бьется, да и крови нет. Может еще оклемается. Вот вылечим, и будет у нас ручной дятел, – утешал я ее, как мог.

     Бедняжку отнесли в предбанник, где и устроили ему из чистого белья уютное гнездышко. Он уже открывал и закрывал замутненные глаза, но даже не пытался двигаться.

     Лариса уже откровенно хлюпала носом, да и у меня на душе было горько – не уследили за своими пушистиками  и погубили они такую чудесную птицу. День был безнадежно испорчен. Я понимал, что надежды мало, но успокаивал Ларису, а она, совсем уж в горе, решила дать дрозду сеанс Рэйки на исцеление. Я же пошел колоть осиновые чурбачки в надежде отыскать дятлу для первого прокорма несколько личинок.

     И часа не прошло, как Лариса прибежала ко мне уже не убитая горем, а веселая.

     – Пойдем, что покажу,  – и повела меня в предбанник.

     В предбаннике на стене сидел во всей красе дятел и пытался стучать в нее. Как он держался на вертикальной стенке из лакированной вагонки – ума не приложу.  Я попытался взять его в руки, но он быстро перелетел на другую стенку. Держать такую шуструю птицу в доме не представлялось никакой возможности, надо было как можно быстрее отнести дятла в родную стихию, благо лес начинался почти за забором.

     Не с первой попытки, но дятла я поймал, при этом он сердито и громко закричал на меня и попытался вырваться, клюя раз за разом мои сжатые пальцы. Должен вам сказать, что удар клювиком у него довольно увесистый и весьма болезненный. Долго я его держать не мог, и потому, после короткой фото-сессии, понес его сразу в лес. Понес в чем был – в тапочках на босу ногу, трусах и майке. Накрапывал дождь, мокрая высокая трава за забором сразу же намочила меня до пояса, а сверху, уже в лесу, меня намочила вода с веток. А еще крапива в рост дала мне понять, что в таком ненадлежавшем виде в лесу лучше не появляться. Но я шел и шел, не обращая внимания на все эти мелкие трудности, гордый, что возвращаю лесу его утраченное чудо.

 

 

Тот самый спасенный дятел

 

     Посадил я дятла на толстую сухую, с еще не опавшей корой, осину, и он быстро-быстро полез вверх, опираясь на хвост и помогая себе крыльями. Эту живописную картину стоило бы заснять, но у меня под рукой не оказалось мобильника.

     Возвращался домой я мокрый с ног до головы и покусанный крапивой, но довольный счастливым исходом так грустно начавшейся истории. Дома Лариса буквально светилась от радости – спасли, стало быть, живое существо, не взяли грех на душу. Я переоделся, обул сапоги, захватил мобильник с камерой и еще раз сходил в лес проведать и заснять нашего нового знакомого, однако дятла уже не нашел – улетела птица, наверное, от греха и людей подальше.

     Вот так, в течение часа природа подарила нам и горе и радость, и показала еще раз, что за радость надо бороться, а перед горем не опускать руки.

 

 

 

Те же и не те …

 

     Что ни говори, но в этом году спасение различного рода пичужек стало входить у нас в привычку. При этом и место действия, и обстоятельства, и действующие лица остаются практически теми же, за исключением главной жертвы.

     В качестве охотника-добытчика опять выступает Крош. При всей своей доброте, мягкости и диванности он оказался еще и весьма удачливым в охоте. Охота для него не форма добычи пропитания, а лишь увлекательная игра.

     В отличие от матушки своей, Ксюши, наигравшейся, по всей видимости, в детстве, а потом, во время жизни бездомной, в силу борьбы за существование порядком отвыкшей от игр, и душившей сразу пойманную добычу, и приносившей ее к крыльцу уже бездыханной, Крош с пойманной добычей обращался очень бережно, зная, что чем нежнее он будет с ней играть, тем дольше продлится это удовольствие. Каждую пойманную мышь он также, как и Ксюша, тащил к дому, и на газоне перед ним начинал ее гонять. Как правило, все эти веселые догонялки заканчивались огорчительно.

     Здесь стоит немного углубиться в историю, отмотав назад месяца четыре. Это будет как раз то время, когда мы со всей нашей живностью по весне перебрались из столицы на дачу. Когда улеглись первые пасторальные восторги, мы буквально ахнули – вместо нашего бережно оберегаемого роскошного газона перед глазами предстала сплошь холмистая местность – продукт усиленной жизнедеятельности подслеповатых подземных обитателей – кротов.

     Ксюша с нами в прошлом году практически не жила (впрочем, как и сейчас). Тимоша после потери последнего клыка потерял и интерес к охоте, и кроты, почувствовав безнаказанность, расплодились и уже по осени стали воздвигать свои мини-терриконы. Я, как мог, боролся с ними, но потом похолодало, и мы перебрались в столицу. За время нашей зимовки в городе кроты отвели душу, превратив когда-то ровный ухоженный газон в нечто холмистое и весьма неприглядное. Я по весне попытался убрать земляные холмики, и сделал это, но засыпать сотни мышиных и кротовьих дыр оказался не в состоянии – они так и остались под травой газона. Так что Крош, гоняя по газону свою добычу, практически всегда ее упускал – рано, или поздно, но мышь находила дырочку в земле и ускользала от зубастого и когтистого игрока, к величайшему его огорчению.

     Такое случалось с мышами, а вот птицам прятаться было некуда и надеяться не на что – разве что на чудо в лице сострадающих двуногих. Вот и на этот раз я, услышав крик Ларисы,  выбежал из дома – Крош уже вовсю забавлялся с кем-то маленьким и пернатым. Вокруг были разбросаны перышки, и, когда я отобрал у Кроша его забаву, то подумал, что надежды на счастливое спасение птенца совсем мало.

     Однако, птенец в ладонях шевелился, и крови не было видно – надо было дать ему возможность прийти в себя. Мы с Ларисой, как и ранее дятла, отнесли птенца мухоловки в предбанник и поместили на мягкую подстилку, а сами стали думать – чем же беднягу кормить, если он живой останется. Мы, ярые мухо-ненавистники, впервые, наверное, порадовались, что на участке полно мух. Все дело в том, что до недавнего времени в нашем ветеране-скворечнике проживала семейка стрижей, и не просто проживала, но и активно охраняла участок от всякой мушиной нечисти. Но неделю как они снялись с родового гнезда и улетели куда-то, и мухи не замедлили восстановить свою популяцию. Из их истребителей остались одни мухоловки – вот почему мы так огорчились проделкой Кроша.

     Направляясь к дому, чтобы хоть что-то поймать для птенца, я с удивлением обнаружил, что на второй ступеньке лестницы, прислоненной к эркеру, сидит еще один птенец мухоловки. При моем приближении он вспорхнул со ступеньки и спикировал в траву – видно еще не научился летать. И как его Крош не заметил – ума не приложу. Я попробовал его поймать, но птенец шустро перебежками и подлетами добрался до забора, потом пересек улицу и спрятался где-то в кустах шиповника на участке соседей. По всей видимости, у мухоловки было там гнездо, ведь недаром во все время переполоха и с первым и со вторым птенцом она встревожено кричала, перепрыгивая на кустах с ветки на ветку.

     Поймав несколько мух, мы вернулись в предбанник, но не нашли птенца в положенном месте. После долгих и упорных поисков он обнаружился у топки под поленницей, выложенной от пола до потолка. Достать его не было никакой возможности, не разобрав полностью поленницу, а потому мы оставили птенца в покое еще на время, обеспечив его питьем и едой.

 

 

Вот мы какие, мухоловки

 

     Наведавшись еще через часок, мы не нашли птенца под поленницей. Оказалось, что сидел он уже в уголке перед выходом, и за спиной у нас попытался перескочить через высокий порожек на волю. Допустить этого нельзя было ни в коем случае, потому что за порогом сидел Крош, и уж во второй раз он бы добычу просто так не отдал. Птенца я отловил уже на пороге, и справедливо решил, что при такой воле к жизни он имеет свой шанс на выживание. И хотя у него практически не было хвоста и ряда перьев на правом крыле, но бегал он вполне прилично, а потому было решено не держать его у себя, а отпустить к маме. Я зажал его бережно в ладонях, отнес к соседскому забору, и выпустил напротив куста, к которому удрал второй птенец, и на котором сидела беспокойная мама-мухоловка. Наш бедолага быстренько запрыгал к кусту и забрался под него. Мухоловка перестала кричать, из чего мы заключили, что эта история все же благополучно закончилась.

     Что принесут нам дальнейшие дни проживания на природе – не ведомо. Тем они и хороши, что живы и непредсказуемы. Включаясь в природный круговорот, мы становимся ближе к жизненным истокам, и можем черпать из них доброту и силу.

 

 

 

Песенка про ёжку

 

  

По травке, по травке,

        по мягкой дорожке

Шагал, поспешая колючий зверек.

Ему уступали

        мохнатые кошки,

Его уважали лиса и хорек.

 

Он добрый, он милый,

        но очень колючий.

Захочешь потрогать – подумай сперва.

Себя он считает

        конечно же, лучшим,

Но, все же, для ёжки важнее семья.

 

Спешит он добычей

        своей поделиться,

Несет на иголки наколотый гриб.

Под домиком нашим

        у ёжки «столица» -

Милее и краше далеких Кариб.

 

По травке, по травке,

        по мягкой дорожке

Домой возвращался колючий зверек.

Собой довольный,

        уставший немножко,

С удачной добычей, в положенный срок.

 

 

 

Здравствуй, Жорик!

 

     Раз от раза убеждаюсь, что природа отнюдь не агрессивна – просто все в ней стремится к жизни и дорожит ею в силу своих возможностей и способностей. Кто родился в тепле и комфорте городской квартиры, тот вживается в природу с трудом, набивая себе шишки и зарабатывая шрамы.

     Вот и Даньке с Крошем привычка к вольной жизни доставалась нелегко, но смолоду опыт приходит быстро и запоминается легко, а ссадины и царапины заживают шутя.

     Мышей и кротов ловить они все же научились, но дальше игры с ними дело поначалу не шло. В ловле очень преуспел Крош. Он, как и мама Ксюша, ловил их быстро и сноровисто, а потом, наигравшись вволю, оставлял их на газоне. Данька ловил реже, и  тоже, наигравшись, терял интерес к добыче. Время от времени мышей приносила Ксюша. Она как бы приходила трапезничать (часто после очень долгого отсутствия), и, как плату за обед, приносила мышь. Часто получалось так, что к вечеру до полдюжины мышей было разбросано по участку, но поутру все они исчезали бесследно.

     Поначалу мы думали, что это приходящие коты их подъедали, но потом заметили, что это делает еж. Он появлялся, как правило, в сумерках и ночью бродил по участку, фыркая время от времени. И до того ему приглянулось это бесплатное лакомство, что он стал вылезать на свет уже в ранних сумерках. А когда мы по обеим сторонам крыльца поставили ему по мисочке  - одну для корма, а другую для питья, то он стал бродить по участку и днем, инспектируя мисочки и проверяя территорию на предмет бесхозных мышей.

     Котов он совсем не боялся, а только огрызался, если они слишком настойчиво ему докучали. Коты же его явно опасались, даже играя с ним, держались на безопасном расстоянии. По всему было видно, что с ежом у них были уже столкновения, закончившиеся явно не в их пользу. Стало теперь понятным откуда у Кроша долгое время была распухшая нижняя губа – видимо захотелось ему обнюхать нового колючего незнакомца – вот и уколол его еж основательно.

     На первых порах ежик опасался любого присутствия человека, но потом, видя, что никакой опасности от двуногих не грозит, перестал убегать всякий раз, потом перестал сворачиваться в клубок, а потом перестал и реагировал на нас, особенно в тех случаях, когда ему подкладывали в мисочку еду.

     А ел он много, разнообразно и с большим аппетитом. Оказалось, что еж обладает отменным обонянием, и ходит по участку не ради праздного любопытства, а от одной добычи к другой. Вот поднимет он голову, упрет нос в зенит, повертит головой, принюхиваясь, и уже безошибочно идет к источнику запаха. Со временем он окончательно осмелел, и уже начал бродить по участку открыто, предпочитая, правда, ходить по бетонным дорожкам. Время от времени он по дорожке доходил до калитки и на время куда-то пропадал, но неизменно возвращался. Рацион его питания стал весьма широк, он ничем не брезговал и доедал все до крошечки. Видя, что еж стал по сути как бы членом семьи, мы решили дать ему имя. Тут и вспомнился сразу его отменный аппетит, и еж получил имя Жорик.

 

 

Крош, Данька и Жорик за обедом

 

     Он так много порой съедал за день, что у нас резонно закралось подозрение – а не посещает ли нас под видом Жорика целая семейка иглокожих? Кстати, вспомнилась прошлогодняя осень, когда к нам, уже в темноте, пожаловал выводок ежат. Маленькие, не больше спичечного коробка, три карапузика отужинали поднесенным угощением, сфотографировались и ушли. Больше мы их не видели, но ведь прошел почти год, ежата подросли, и, может быть, эта семейка и посещает нас по очереди – попробуй, отличи друг от друга трех ежей близнецов. Возникла даже идея как-то пометить Жорика, но решили подождать и проследить, не появятся ли одновременно на участке два, или даже три, одинаковых ежа.

     Вот так, живя на даче, обрастаем мы новыми членами семьи: Ксюша, Крош и Данька, а теперь еще и Жорик. Скворцов и стрижей в счет не берем – они хоть и появляются и растут в нашем скворечнике, но потом покидают родной дом до очередной весны. Правда, стоит отметить, что и тех и других стало на участке больше, а мух и слепней гораздо меньше. Так что в какой-то степени и скворцы, и стрижи тоже причастны к нашему семейству. А недавно мы подружились с дятлом, но это уже совсем другая история.

 

 

 

Эта серая колючая семейка

 

     Как я и думал, рассказ про Жорика получил почти прогнозируемое продолжение. Сам Жорик к нам за неделю каждодневного общения привык – ходит по участку не только в сумерках  и ночью, но и в светлое время суток, ничуть не опасаясь наших котов. Коты тоже ежа не трогают – по всей видимости, на первых порах у них уже был неприятный опыт общения с Жориком.

     И все бы хорошо, и говорить больше бы не о чем, но сам Жорик временами стал вести себя неадекватно. Вроде бы уже приученный к общению с людьми и почти прирученный, он иногда начинал бояться каждого шороха. Вскоре, однако, многое прояснилось, и события начали принимать поистине стремительный оборот – возле бани «нарисовался» маленький ёжик.

     Крошка вел себя вполне самостоятельно, что-то отыскивая в траве. При виде этого колючего маленького чуда, размером чуть больше спичечного коробка, у нас сразу же возникло желание приласкать и подкормить малыша. Насчет того, чтобы приласкать, малыш сразу же, возмущенно фыркнув и распушив иголки, дал понять, что с ним этот номер не пройдет. Наверное, мама  ему запретила общаться с незнакомыми существами. А вот к идее подкормиться он отнесся более благосклонно – поднесенное блюдо (курица с рисом) он обстоятельно обнюхал, а потом очень аккуратно выбрал из риса и съел кусочки курицы. Насытившись,  он побрел прочь, переваливаясь.

     Как оказалось, ушел он недалече – нашел себе в травке освещенное местечко и заснул, лежа на боку. Вот что значит совсем молодой – никакого чувства опасности и ответственности перед родителями за свою маленькую жизнь еще не выработано.

     Спал он недолго и чутко, а когда проснулся, то пошел доедать рис, где и наткнулся на мисочку с молоком, которую я заранее поставил перед недоеденным рисом, предчувствуя, что малыш еду не бросит – обязательно придет доесть. Мисочка, хоть и была мала, но все же оказалась высока для малыша. Он несколько раз попробовал с земли дотянуться до молока, а когда не получилось, то он просто залез передними лапами в миску – так и пил, пока не отвалился. Отобедав с нашей помощью, он как бы стал причастен к нашему семейству и получил свое имя – Гарик. А раз есть малыш Гарик, значит, обязательно, должна где-то быть и его мама, и это наше предположение не замедлило исполниться не далее, как тем же вечером.

 

 

Молоко Гарику нравится

 

     Уже в потемках возле бетонной дорожки на кухню обнаружился еще один малыш. Он сидел не двигаясь, нахохлившись, как квочка. Лариса с тревогой пришла за мной – «Может ежичек уже и неживой»? Пришлось мне инспектировать это колючее создание. Живой оказался «ежичек», и очень даже живой. И совсем даже он не нахохлился, а просто сидел верхом на небольшом (чуть меньше себя) мышонке, и с увлечением его поедал, не реагируя на внешние раздражители в лице любопытствующих человеков.

     Похоже, что его за трапезой не пугало наше с Ларисой присутствие, зато оно пугало кого-то более взрослого. Стоило кому-либо из нас приблизиться к ежонку, как из-под сложенных вблизи досок раздавался резкий предупредительный крик. Ларису поначалу этот крик даже испугал, а меня разобрало любопытство – кто же это такой волнуется за ежонка? Пришлось буквально лечь на землю и заглянуть под доски. Вот те раз – ежиха, и довольно большая, нашлась, стало быть, супруга Жорика. И если Жорик только фыркал, когда его что-то раздражало, то Нора, так мы назвали ежиху, еще и кричала, беспокоясь за своих малышей, а, может, созывая их.

     Я говорю их, поскольку неподалеку от Гарика прогуливался еще и Гоша. Вот такая ежиная семейка, как оказалось, проживает у нас под кухонным домиком. Самый общительный из них – наш старый знакомый Жорик, который стал уже почти ручным. Он регулярно выходит из-под домика на ужин, и ужин этот, надо сказать, у него весьма  разнообразный и плотный. Это и остатки от кормежки котов, и молочко, и, как правило, всегда мыши – зачастую сразу несколько штук, которых наши коты и кошка регулярно ловят, но не едят. Жорик от такого питания растет прямо на глазах.

     Кстати, Гарик так и не тронулся с места, пока не доел мышонка. Операция эта заняла у него довольно длительное время. В результате этой трапезы он сразу же подрос не в ширь, а в высоту, и стал представлять из себя довольно комичное зрелище – высокий и колючий холмик на коротких ножках. Он и ходил теперь вперевалку, часто останавливаясь для отдыха.

     Если общительный Жорик стал уже фактически членом нашего семейства, ходил везде, не опасаясь ни нас, ни котов, и даже гоняя котов, если они сидели у него на пути, то Нора так и осталась весьма осторожной и осмотрительной особой.  Она только пару раз показывалась на глаза, вылезая ненадолго из-под домика по делам. Дела эти были сугубо домашние – она срывала пучки травы и затаскивала их под домик, видимо, учитывая размеры подрастающего поколения, увеличивала размеры своего родового гнезда.

    Вот так, почти в одночасье, наше семейство получило солидное колючее пополнение. Надеюсь, что мы еще встретимся с героями этого повествования и вместе проследим за ходом развивающихся событий.

 

 

 

 

Царевна-лягушка

 

     Лето. Знойный день. Дачное товарищество – не очень старое, но и не молодое со своим, уже устоявшимся, коллективом, привыкшим к жизни на природе и к ее обитателям. Поскольку товарищество не старое, то  есть еще неосвоенные участки, и время от времени на них появляются новые хозяева. Узнать таковых очень просто – по восторженному отношению ко всему увиденному и по обращению к общественным колодцам.

     Один из таковых колодцев находится неподалеку от нашего участка, и как раз из него набирает воду молодой папа. Он набирает ее в десятилитровые полиэтиленовые канистры, заполняя их из колодезного ведра через небольшую воронку. Три уже полные канистры теснятся в садовой тачке, а одна пустая стоит на приступке у колодца. Рядом с папой нетерпеливо топчется двух-трехлетний малыш, и уговаривает папочку:

     – Па-а-а, ну пойдем домой скорее, жарко ведь. Ну, пойдем скорее!

     Жарко на самом деле. Папаша весь в поту вытаскивает из глубокого колодца очередное ведро ледяной воды и долго-долго переливает ее в канистру. Малышу тоже несладко, мокрая маечка прилипла к телу, но, тем не менее, в руках у него объемное прозрачное цилиндрическое ведерко с крышкой, в котором плещется вода.

     – Ну, скорее, папа-а-а! Ну, жарко же Кваше! Пойдем уже домой.

     Последние слова малыша меня заинтриговали – не папе жарко, и не самому малышу, а Кваше. Я внимательно присмотрелся к этой живописной парочке. Так и есть, есть третий персонаж! Есть Кваша! На дне ведерка, что в руках малыша, распласталась под водой большая лягушка. Так вот, оказывается, кого малыш жалеет больше всего – не папу, не себя, а это глазастое земноводное. Наверное, это первое животное, увиденное малышом на природе, первое его собственное, и забота о нем переполняет его маленькое любвеобильное сердечко.

     Вот так и все мы, как этот малыш, являемся в мир с добротой и состраданием ко всему живому, и уже потом среда формирует в нас и жестокость и злобу, выжигает из сердец и доброту и сострадание, а на пепле бесчувственности всходят ростки всего негативного. Дай Бог этому малышу сохранить навсегда тепло своего сердца, ведь такие общения с природой несомненно будут способствовать этому.

 

 

 

128 бедолаг

 

 

     Теплая и даже жаркая весна перешла в лето, которое выдалось весьма дождливым. Протекавший в овражке ручеек, превратился в бурный поток, колодец под завязку наполнился верховодкой, также как и рукотворный бассейн возле бани. Этот бассейн был в свое время вырыт по заказу и под руководством моей супруги. Предназначался он для окунаний после посещения парилки. Вырыли его два местных шустрых хлопчика, таких старательных, что перестарались, не рассчитали глубины, и когда в вырытую яму опустили друг за другом два бетонных кольца полутораметрового диаметра, то никакого бортика над землей не получилось – края рукотворного бассейна оказались вровень с землей. Соответственно, и глубина его получилась, более чем хотели – целых два метра. С глубиной мы худо-бедно справились – подсыпали землицы и щебня, и забетонировали дно, но выявилась другая проблема – для наполнения такого широкого бассейна требовалось столько воды, что не хватило бы и нашего колодца, воды в котором, особенно в жаркое лето, едва-едва хватало для редкого полива. Долгое время бассейн стоял открытый, но когда в нем утонула, прыгнув за лягушкой, наша любимая молоденькая кошка Масяня, то я сколотил для него огромную крышку с отверстиями между досок, чтобы поверху после дождей не застаивалась вода. Так и стоял этот недодел, служа прибежищем для земноводных.

     Так и стоял до этой жаркой весны, до дождливого лета и засушливой осени. По весне, где-то в конце апреля, когда уже схлынули талые воды и слегка обмелели открытые водоемы, а в лесу они стояли, еще полнехоньки, подпитываясь не до конца растаявшим снегом, началась миграция лягушек. Сотни и сотни этих земноводных шествовали степенно от ручья и пруда в овражке до недалекого леса – от мест зимовки к местам нерестилищ. Это было удивительное зрелище, но особую пикантность ему придавал тот факт, что многие лягушки-самки несли на себе самцов. Много меньшие по размерам, самцы лапками нежно обнимали своих подруг, не делая ни малейшей попытки путешествовать в одиночку. Говорят, что у самцов в период размножения появляются на передних лапках специальные шероховатые брачные мозоли, которые помогают им удерживаться на скользкой самке. Не берусь судить, но лягушки действительно были скользкие, а самцы не спадали с них даже во время прыжков. Это потрясающее зрелище продолжалось несколько часов, до тех пор, пока последняя лягушка не скрылась в лесу.

     Почти все дождливое лето на участке было не так много лягушек, и служили они забавой для наших недорослей-котят – Кроша и Даньки, пока те не научились ловить мышей и играть с ними. Однако к середине августа вышедшие из лесу лягушки наводнили и газон, и грядки, забирались и жили даже в теплицах. Дожди к тому времени закончились и земноводные искали на участке каждое относительно влажное место. А дождей все не было и не было. Вода в колодце опустилась до критического уровня еще достаточного для работы насоса – метров на восемь от уровня земли. Пришлось максимально сократить полив, а потом и открыть крышку рукотворного бассейна в надежде хоть что-то почерпнуть и оттуда.

     Откровенно говоря, такой картины я увидеть не ожидал – на дне бассейна было всего сантиметров тридцать воды и море лягушек разных по величине и цвету. Бедняги от жары спасались в бассейне, проникая в отверстия между досок крышки. Двух мнений не могло быть – только спасать, и чем скорее, тем лучше. Пришлось опускать в бассейн лестницу и вычерпывать лягушек мелким лукошком. При этом крупные экземпляры норовили спрятаться под водой и подолгу не вылезали на поверхность. Но за полчаса мне удалось, как я полагал, вычерпать всех лягушек до одной – семьдесят две штуки. Я посчитал, что несчастные рады своему освобождению и постараются больше не попасть обратно на неминуемую гибель, а потому со спокойной совестью водворил крышку бассейна на место и занялся другими делами.

     Однако ближе к вечеру, проходя мимо этой импровизированной тюрьмы, я услышал в бассейне всплеск. Это ж надо, значит, кого-то не отловил, мается, наверное, бедняга в одиночестве. Пришлось снова снять крышку и удивиться во второй раз – опять все дно бассейна было заполнено земноводными, такое количество просто не могло спрятаться под водой при первом отлове, значит напрыгали по доброй воле – настоящие камикадзе. Надо было решать вопрос кардинально. Пришлось вновь опускать лестницу, брать лукошко и вычерпывать всех квакш и всю малышню. На этот раз из заключения было отпущено пятьдесят шесть лягушек. Чтобы все не повторялось вновь и вновь, щели в крышке закрыли, настелив поверх нее толстый полиэтилен.

     Итак, 128 спасенных душ (возможно и меньше, ведь многие побывали в заключении дважды) за неимением доступа к открытому источнику воды расползлись (или распрыгались?) по всему участку к немалому удивлению наших пушистых недорослей – Кроша и Даньки. С одной стороны, те уже прошли этап охоты за лягушками, переключившись на мышей и кротов, а с другой – грех не поохотиться при таком изобилии прыгучих.

     Забава продолжалась до самой темноты, а с утренней зарей оказалось, что практически все спасенные куда-то упрыгали. Скорее всего, подались они в недалекий овражек, где протекал от ключей небольшой ручеек и был в свое время сотворен рукотворный прудик, откуда они, скорее всего, и путешествовали через наш участок по весне, направляясь к лесным озерцам. Итак, круг замкнулся, и я рад, что помог его замкнуть, значит, и на следующий год наши сады и огороды будут спасать от насекомых эти ластоногие и хладнокровные создания.

 

 

 

Журавлиное горе

 

     Потянуло холодком, и потянулись на юг птицы. Одними из первых снялись скворцы, недельку полетали, сбиваясь в стаи и приучая молодежь к коллективизму, а потом как-то разом исчезли.

     За скворцами улетели грачи, галки и другие враньи, а к самым холодам потянулись клинья журавлей. Поначалу они были не совсем упорядоченными, летели уступами, часто перестраивались по ходу движения. По всей видимости, это были наши местные журавли, только-только снявшиеся с насиженных мест и еще не набравшие опыта коллективных полетов. В осенней напряженной тишине их курлыканье навевало светлую грусть и теплую нежность к этим красивым и гордым созданиям, которым предстоял долгий и опасный перелет до зимних квартир.

     Как можно не любить это элегантное чудо природы? Как оказалось, можно. Один за другим грянули два выстрела, и почти сразу новый дуплет, и из низколетящей, еще не упорядоченной в клин, стаи выпал один летун. Выпал как-то сразу, и, не планируя, камнем полетел к земле. Видимо принял он свой конец еще в родной стихие, а упал в самую гущу леса.

     Я много в жизни повидал животных смертей, и сам по молодости и глупости поучаствовал как-то в охоте, но никогда не было так больно и горько от этого бессмысленного убийства. Не знаю, кто был этот убийца, но то, что в нем мало что осталось человеческого, знаю точно. Не думаю, что это был кто-то их пожилых – в них еще осталось от былых времен чувство сострадания и милосердия к каждой Божьей твари, осталось чувство прекрасного и уважительное отношение к заповеди «не убий».

     Думаю, что это был кто-то из молодых, выросших уже в эти безнравственные времена в которых жизнь человеческая ничего не стоит, а уж тем более жизнь какой-то перелетной птицы. Во времена, в которых доброта и милосердие попираются силой и жесткостью щедро приправленной адреналином. Неуютно и горько жить в такие времена и зверям и людям.

 

 

 

Кто в Монголии живет

 

Кто в Монголии живет?

Нет, не лев, не бегемот,

Зато буквально всюду

Увидишь ты верблюда.

 

 

Он в зоопарке очень горд,

На всех глядит он, словно лорд,

А здесь совсем не страшный -

Ручной он и домашний.

 

Здесь нет слона и кенгуру,

Зато обычно поутру,

Да на огромной площади

Пасутся вольно лошади.

 

 

Овец отары тут и там,

 

 

Стада гуляют по лугам.

 

 

Пасется в стаде овцебык,

Зовут смешно его - сарлык.

 

 

Это телята сарлыков

 

Он без рогов и шерстяной,

Шерсть отличается длинной -

Висит почти что до земли.

А вот гуляют журавли,

Обычно ходят парочкой -

Папочка и мамочка.

Не могут друг без друга

Журавль и его подруга.

Смотри, степенно, чуть дыша,

Гулять выводят малыша -

Снует пушистенький клубок

У родителей меж ног.

 

Здесь нет гепарда и жирафа,

Зато живет здесь птица дрофа,

Она живет всегда в степи

И к ней никак не подступи.

В степи живут еще куланы,

И тарбаганы, и джейраны.

Куланы - дикие ослы,

Они пугливы, но милы,

И часто ходят в стаде

На воле, не в ограде.

На воле бегает джейран,

Он антилопа - не баран.

И если он на воле -

Ищите ветра в поле.

Могу я вас заверить -

Быстрее нету зверя.

Свистит толстяга тарбаган,

Свистит, когда напуган,

Свистит, когда играет,

Когда предупреждает.

Раз он сурок - живет в норе,

Или под камнем на горе.

Хоть он трусливый с виду,

Себя не даст в обиду.

В горах Монголии живет

Манул - большой скалистый кот,

Пушистый и усатый,

К тому же полосатый.

В степи живет степная кошка -

Кота поменьше на немножко.

И вовсе не лохматая,

Но тоже полосатая.

 

Здесь не гуляют носороги,

Но по обочинам дороги,

Как сфинксы немы и мудры,

Сидят на столбиках орлы,

 

 

Птенец орла, почти орленок

 

Или парят над головой,

Плывут под неба синевой.

Иль за добычей камнем вниз -

Тогда, добыча, берегись!

Орел утащит поздно ль, рано

Ягненка, зайца, тарбагана.

И коршун с беркутом туда же -

Здесь не проскочит мышка даже.

Крылатых хищников семья

Не пощадит и воробья.

И только гриф - большая птица,

Совсем не любит торопиться.

Он не позарится на мышку,

Упрячет голову подмышку.

Чего же ему надо?

А надо только падаль.

 

Здесь нет дельфина и кита,

В реке не плещется кета.

Но если в ночь, и не спеша

Иметь приманкою мыша

И капельку везения -

Поймаешь ты тайменя.

Клюет на мышку и ленок,

 

 

Удачная рыбалка

 

И в этом он не одинок -

В том верная порука

Зубастенькая щука.

За камнем хариус живет -

Он на кузнечика берет.

Осман клюет на что попало,

На все, что в озеро упало.

Его поймать - проблемы нет,

Он так и рвется на обед.

 

Здесь не гуляет обезьяна,

Но только поздно, или рано

В степи, горах, или в лесу

Ты встретишь рыжую лису.

Плутовка зайца сторожит,

А он под камешком лежит.

Да, у него врагов не счесть,

Средь них и волки тоже есть.

Для серых хищников, однако,

Опасна только лишь собака,

Да человек - когда с ружьем,

Или с собакою вдвоем.

 

Ну, кто остался из зверей,

Давайте вспомним поскорей?

Пантера, зебра? - Их здесь нет,

Ищи хоть сотню с лишним лет.

Зато живет олень в лесах,

Архар пасется на горах,

И там и тут живет медведь.

Терпенье надобно иметь,

Чтобы живым, не в книжке,

Хоть раз увидеть мишку.

 

Зверей, конечно, много есть,

И всех не смог я перечесть.

Но всех, о ком я написал,

Я видел сам!

 

 

 

В  зоопарк

  

Мы с Аленкой ясным днем

В Зоопарк пойдем вдвоем.   

Мы уже большие стали,

А слона мы не видали.

Не видали мы мартышек,

Тигров, львов и белых мишек.

Не видали кенгуру

И сегодня поутру

Мы поднимемся скорей

И посмотрим всех зверей.

 

Наш знакомый - бурый мишка.

Здесь у мишки есть домишко.

Он зовет его - берлога.

В ней зимой он спит помногу,

А во сне сосет он лапу.

Летом бродит косолапя.

 

Тигр гуляет взад-вперед,

В клетке он большой живет.

Он ступает мягкой лапой,

Он совсем не косолапый.

Он зубастый и усатый,

Сильный, ловкий, полосатый.

 

Лев - могучий царь зверей.

С львенком кошки он добрей.

Он лежит, раскинув гриву,

Львенок маленький игриво

Папу дергает за хвост,

Лев урчит, задравши нос.

 

Белых мишек вся семья:

Папа, мама, сыновья,

Дочка - пухленький комок

Белый-белый, как снежок.

Мишке в теплой шкурке жарко,

Только нам его не жалко.

Если тени нет нигде

Мишка прячется в воде.

 

Слон живой, он настоящий.

Хобот длинный и блестящий,

Бивней белые клыки,

Уши словно лопухи.

Слон обедает как раз -

Пять корзин съедает враз.

Пищу хоботом берет

И кладет степенно в рот.

А покончивши с едой

Обливается водой.

Гибкий хобот - словно лейка,

Так облить себя сумей-ка.

 

Важно, чинно - перья длинны

Ходят по двору павлины.

Носят пышные хвосты

Небывалой красоты.

 

Два верблюда молчаливо

Шеи выгнули спесиво,

Важно смотрят свысока -

Два горба, как два мешка.

 

Бегемот разинул рот -

Хочет кушать бегемот.

Он сидел в воде с утра,

А теперь поесть пора.

 

Мы в гостях у носорога.

Только он сердит немного -

Опустив угрюмо рог

Роет землю носорог.

Почему он так сердит?

У него живот болит,

Много сладкого он съел,

Потому и заболел.

 

За решеткой шум и гам,

Кто-то скачет тут и там.

Это рыжие мартышки,

Обезьянки-коротышки.

Им на месте не сидится,

Не стоится, не лежится -

Видно прыгать им не лень,

Суетятся целый день.

 

Мы с Аленкою устали,

Целый день мы прошагали.

На ногах мы с ней с утра -

Отдохнуть пришла пора.

Мы домой поедем, к маме,

Про зверей расскажем сами.

Посмотрели мы немало,

Вот обрадуется мама!

 

 

 

Кукушка

 

В лесу неиствуют кукушки,

И я тому ужасно рад,

Хоть эти серые подружки

Гнезда не вьют, как говорят.

 

Да, вот еще – толкуют всюду

Про то, что вещие они,

И с этим спорить я не буду –

Пусть не спеша считают дни.

 

Да что там дни, уж лучше годы –

Я жить готов еще лет сто,

Опять пройти огни и воды

По этой грешной и святой,

 

По кровью политой и потом,

Распятой и воскресшей вновь,

По озабоченной работой,

И перепаханной войной.

 

Считай, считай, моя кукушка,

Мой день грядущий не во мгле,

Мне никогда не будет скучно –

Я на родной своей земле!

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/