Описание:

Испуг – состояние приходящее. Оно может проявляться в разных формах, степенях тяжести и возникать в любых ситуациях, в зависимости от особенности личности, его испытывающей. Главное в таких случаях – не наделать глупостей, иначе можно напороться на самые разные и неблагоприятные последствия.

 

ЧАСТЬ 1.

Страх подобен онкологической болезни. Он возникает совершенно внезапно, и первые стадии его метаморфоз протекают абсолютно безболезненно и незаметно. Он питается картинами и иллюзиями вашего сознания, размножается в столь благоприятной среде и ищет лишь удобный случай для выхода. Если при обнаружении первых симптомов вы не принимаете мер, благодушно сваливая свое неврастеническое состояние на любимый и наиболее часто используемый в лексиконе каждого врача термин «стресс», то будьте уверены – страх сожрет вас изнутри, как это делают злокачественные опухоли.

Когда вы работаете в морге, ни о каком страхе не может быть и речи, иначе вы бы там не работали. Ваша болезнь – скорее распространять споры суеверного страха, будто цепляющиеся за каждую свою жертву паразиты, а не самому с дрожью в коленках лезть ночью под одеяла, дергаясь от каждого звука в квартире. Это не есть хорошо, но дурь из вашей головы выбьет только хорошая дубинка, да и то нет гарантии, что кто-то возьмется за столь трудоемкую работу – можно проломить череп к чертям, а результата не добиться. Пугать рассказами о живых мертвецах, бегающих по всему корпусу морга – ваш конек, да и бывают случаи, когда ваши байки правдивы. Так или иначе, сами вы не подвержены трепетному страху перед подобными рассказами, потому что знаете наверняка – вскрытое тело, содержимое нутра которого уже разложено сердобольными патологоанатомами по емкостям, уж точно никуда не убежит. Эти люди холодны, неподвижны, на них жутко и жалко смотреть, однако вы уже столько их перевидали, что и вы и ваша хирургическая пила встречают нового покойника как старого друга. И тем более вы не боитесь мысли о том, что когда-нибудь и вы окажитесь на холодном металле стола, и пила будет резать уже вашу черепную коробку. Все потому что вы – почетный работник морга.

Так думал и Уинстон, когда закрывал каждый вечер комнату с холодильниками, ставшими приютом для сотен мертвецов. Снимая кожу с затылка, удаляя кость и вытаскивая оттуда мозг, склизкий, желеобразный и противно хлюпающий, он думал о том, как чьи-то латексные перчатки лезут ему в голову и отдирают его мыслительный орган ото всех сосудов и прочих элементов природного крепежа. Он относился к этому с легкостью, ибо знал, что момент истины настанет, как настает он для других ежедневно, и его не стоит бояться. Он представлял, как его грудную клетку вскроют, открывая доступ к кроваво-красному мясу, за барьером которого кроется бьющееся сейчас размеренно сердце. Как это сердце аккуратно отделят от всех вен и аорт, в которых уже не будет бурлить кровь, и положат на подобие подноса, чтобы искромсать его вдоль и поперек, а потом сунут его обратно в тело и оставят как жуткий экспонат не менее жуткого музея. Он все это ярко себе представлял, аккуратно проводя лезвием скальпеля по коже, отделяя ее от ребер, и совершенно ничего не боялся. Но страх, как я уже говорил вам, подобен раку – долго развивается и в один прекрасный момент дает о себе знать.

Так случилось и с Уинстоном, когда он заснул в своей постели, а проснулся на столе для аутопсии* в жесточайшем морозе, который едва соответствовал двум градусам нормы, холодильной камеры морга. По крайней мере, так казалось ему. Когда глаза стали нормально фокусироваться, Уинстон оторвал голову от ледяного металла и тут же убедился в правдивости своих мыслей о местонахождении. Дверцы холодильных камер были нараспашку открыты, но в них не было ни одного трупа. В том, что это был морг, Уинстон не сомневался, ибо слишком долго проработал в этом заведении, чтобы не знать, как оно выглядит. К правой его руке тянулась трубка, острой иглой вонзившаяся в кожу и сосавшая из его тела кровь. Небольшая эластичная емкость была уже доверху наполнена содержимым жил Уинстона, отчего он и чувствовал легкое недомогание, лишившись крови чуть меньше, чем обычный донор. Потеря крови вкупе с действием транквилизатора, только теперь перестававшего действовать и вызвавшего ко всему прочему сильные звуковые галлюцинации, составили убийственный коктейль. Где-то будто вдалеке звучали голоса, Уинстон пытался различить их, но не мог: они двоились и троились у него в голове, сливаясь в сплошную какофонию звуков, из которых невозможно было выделить ни одного слова. Да, Уинстон довольно долго проработал в морге и с детальной точностью запомнил, как выглядит его место работы. Он мог с совершенной точностью сказать, что холодильные камеры этого морга не имеют ничего общего с такими же камерами его морга.

Впервые в жизни Уинстоном овладел жесточайший страх. Его зубы стучали не то от холода, не то от испуга. Быть может, по обеим причинам. Не думая ни о чем, кроме своего спасения, Уинстон выдернул иглу из кожи и, зажав пальцем дырку, попытался подняться со стола. Но одного движения хватило, чтобы голова стала неимоверно кружиться, и Уинстон с внушительной высоты стола свалился на холодный пол, сильно ушибив плечо. Судорожно хватая ртом ледяной воздух, Уинстон с трудом занял сидячее положение и отполз к стене, прислонившись к ней спиной. Материал оказался настолько холодным, что Уинстона пробила крупная дрожь. Он был в одних джинсах и футболке, никаких пальто и ботинок, в которых он вышел из морга вчера вечером, не было ни на нем, ни где-то поблизости. Дождавшись, пока головокружение пройдет, он поднялся на ноги и почувствовал под ступнями ледяную корку: кто-то переборщил с температурой. Под ладонью, которой он опирался на стену, тоже чувствовался лед, который лип к его холодной коже. Уинстон попытался найти в комнате что-нибудь, чтобы закрыть дырку из-под иглы, но здесь ничего не было кроме операционного стола и висящего пакета с кровью. Вся комната была девственно чиста.

Голоса стали еще дальше и перестали раздваиваться, но и теперь Уинстон не мог определить, сколько человек, где говорит. Понимая, что может замерзнуть насмерть в этой комнате, Уинстон бросил тщетные поиски аптечки и бросился к двери, которая тоже немало замерзла. Створки открывались и внутрь и наружу, Уинстону пришлось здорово попотеть, чтобы открыть их. Ледяная корка с треском лопнула, и Уинстон едва снова не оказался на полу. От дверей пошел ледяной пар. В коридоре не было ни одной зажженной лампочки, но одно заставляло радоваться – здесь было тепло. Во всяком случае, теплее, чем в камерах. Не отрывая руки от шершавой поверхности стены, Уинстон неторопливыми осторожными шагами следовал вперед. Под его ступнями то и дело хрустело стекло, раня кожу. Пройдя половину пути, он наткнулся на что-то мягкое на полу, заставившее его вздрогнуть. Осторожно присев на корточки, Уинстон принялся шарить в темноте рукой. Он почувствовал под пальцами грубую ткань, а переместив руку правее, холодную кожу. Он машинально отдернул руку, и кровь новой волной прилила к голове, начав пульсировать в ней. Никаких звуков, ни шороха – только стук собственного сердца и далекие голоса.

Труп лежал прислоненный головой к стене. Уинстон принялся снова шарить по нему и вскоре наткнулся на оружие, висевшее в кобуре на поясе. Он аккуратно расстегнул кобуру и взял пистолет свободной рукой, большой палец другой руки все еще покоился на ранке и начинал затекать. Уинстон поднялся и почувствовал влагу под ступнями: кровь, которой немало он уже потерял, теперь сочилась из ранок. В некоторых застряли осколки, причиняя сильную боль. Пытаясь сохранить равновесие, он вновь двинулся по коридору, идя на одних пятках, пока не наткнулся на стену: здесь коридор заворачивал. В его конце Уинстон четко видел светлое пятно. Дверь какого-то помещения была наполовину открыта, выпуская в коридор полоску света. Из помещения доносилось невнятное бормотание и звон металла, падающего на кафельный пол. Крепче сжав рукоятку пистолета, Уинстон нетвердой походкой направился в сторону двери, напрочь забыв о стеклах в ступнях, которых, казалось, стало еще больше.

Приблизившись к двери, Уинстон заглянул внутрь помещения, стараясь при этом оставаться скрытым в тени коридора. Спиной к нему стоял мужчина с поредевшим затылком. Седые волосы, казалось, никогда не дружили с расческой, а туфли – с губкой. На его плечи был накинут белый халат, низ которого был запачкан кровью, а пояс был вдет лишь в одну шлевку. Один его конец свободно свисал почти до пола, а другой был засунут в карман, заставляя его топорщиться. Мужчина что-то бормотал себе под нос и копошился в чем-то, постоянно роняя какие-то медицинские инструменты. По полу были разбросаны окровавленные бинты, везде валялись скальпели разных размеров, да еще и в таком количестве, в каком в хирургической клинике не бывает. Весь кафель был забрызган кровью.

Пока незнакомец копошился в инструментах, Уинстон переместился к другому косяку и заглянул в остальную часть комнаты. На койке лежало тело, покрытое белой простыней. Из-под нее торчала лишь безвольно висящая рука, с безымянного и указательного пальца которой звучно капала на пол кровь, собравшись в большую темную лужицу. Рядом стояла металлическая этажерка с тремя настольными лампами, направленными друг на друга и кучей шприцов, часть из которых была наполнена прозрачной и красной жидкостями. Уинстон убедился, что он находился в какой-то больнице, где только одна комната была занята моргом. Только вот обитатели этой больницы его совсем не радовали.

Уинстон засмотрелся на капающую с пальцев покойного кровь и напрочь забыл о мужчине в халате, лицо которого столь внезапно появилось перед ним, что Уинстон, дернувшись как ошпаренный, попятился назад и врезался спиной в стену. Он держал перед собой пистолет, сжимая его до побелевшей кожи на костяшках пальцев, и его дуло тряслось так, точно Уинстон был пьян. Какие-то до безумия странные глаза мужчины смотрели на него не то с любопытством, не то с недоверием.

- Зачем же вы встали? – произнес незнакомец скрипучим голосом, заставив Уинстона подпрыгнуть на месте. – После такого переливания вам надо было лежать…

- Чтобы я там сдох от мороза? – со злостью процедил Уинстон. Ему хотелось поскорей сбежать из этого странного места, и ради этого он был готов пристрелить всякого, лишь бы не мешался на дороге.

- Я вам сейчас пластырь найду… - пробормотал мужчина и поспешил вернуться на свое место.

В первое мгновение Уинстону отчаянно захотелось бежать, но пораненные ноги и дыра на сгибе локтя заставили его передумать. Из-под большого пальца уже сочилась кровь, и Уинстон еще сильней надавил на ранку. Незнакомец выдвинул ящик тумбы, в которой ковырялся минутой раньше и начал шарить там, буровя всю сваленную там кучу. Уинстон, не опуская пистолета, зашел в комнату в поисках места, но так и не нашел, где бы присесть. Наконец мужчина отыскал в недрах ящика обещанный пластырь и направился к Уинстону, невзирая на то, что тот все еще целился в него. Мужчина попытался самостоятельно залепить пластырем ранку, но встретил взгляд полный угрозы и остановился как вкопанный перед Уинстоном. Тот вырвал из сухих дрожащих рук незнакомца упаковку с пластырем и трясущейся рукой, испачканной в крови, кое-как залепил дырочку.

- Бинты есть? – сурово спросил Уинстон, швыряя упаковку из-под пластыря на пол.

- Что-то осталось, - отозвался незнакомец, поправляя очки, сползшие на кончик носа. – Вы ранены?

Уинстон показал мужчине пораненные ступни, и тот со вздохом вернулся к тому же ящику. Конечно, их стоило обработать более основательно, но Уинстон ни о чем не мог думать, кроме побега. Он уселся прямо на пол и ждал, когда незнакомец отыщет нужный предмет. Когда он подошел к Уинстону, в руках его был толстый моток бинтов, здоровенные щипцы и флакончик с какой-то обеззараживающей жидкостью. Напрочь забыв об осторожности, Уинстон положил пистолет рядом с собой и принялся вытаскивать из кожи куски стекла.

- У вас какой размер ноги? – внезапно спросил незнакомец. Уинстон поднял голову и обнаружил того у изножья койки с трупом.

- Я не стану носить обувь покойника! – отрезал Уинстон, догадавшись, к чему клонит незнакомец.

- А у вас выбора нет.

Небрежно обмотанные ноги походили на какие-то безобразные валенки. Всунуть их в таком состоянии в обувь не представлялось возможным, однако незнакомец все же стащил с покойника его кеды, оказавшиеся на удивление свободными. Уинстон был крайне недоволен своим видом, но другого выхода у него не было.

- Откуда я здесь? – спросил он, натягивая на себя кеды.

- Почем же я знаю? – развел руками незнакомец и тут же опрокинул медный тазик с этажерки. Емкость с грохотом упала на кафель, разбрызгав все свое содержимое. Уинстон поморщился от звона.

- Не машите руками! – гаркнул он. – Зачем вы меня сунули в морг и выкачали из меня кровь?

- Я ничего не делал, только собрал установку. Хотел, было, повысить температуру, да Габриэль не дал. Но вы там всего два часа пробыли, так что опасаться нечего.

- Что еще за Габриэль?

- Не знаю я! Появился здесь невесть откуда и начал командовать…

На смену страху пришло бешенство.

- Да какого черта вообще происходит? – прогремел Уинстон, потрясая оружием в руке.

Незнакомец выставил вперед руки, да еще и с таким лицом, будто Уинстон сделал величайшую глупость. Мужчина попытался закрыть дверь, но Уинстон оказался проворнее и достиг ее сворок раньше. Он оттолкнул от себя незнакомца, который чуть не упал, и спиной вперед вышел в коридор, держа мужчину на мушке. Не отрывая яростного взгляда от незнакомца, Уинстон попятился в темную глубину коридора.

- Не стоит этого делать, - осторожно произнес незнакомец.

Но Уинстон уже не слушал. Ему крайне надоела эта немыслимая шарада, и теперь ему хотелось только одного – выбраться отсюда. Он маленькими шагами шел прочь, не поворачиваясь к незнакомцу спиной, пока не уперся в очередную дверь. Верхняя ее часть была застеклена, но стекло оказалось непроницаемым для картинки. Уинстон видел только свет. Убедившись, что незнакомец остался на своем месте, он толкнул плечом дверь. Яркий свет ослепил его, в нос ударил едкий запах хлора, он долго стоял, жмурясь и закрывая рукой глаза. Когда глаза немного привыкли к обстановке, он убрал руку. Последнее, что он увидел: тяжелый металлический предмет, похожий на кусок арматуры, опустился ему на височную кость. Удар оказался несильным, но и его хватило, чтобы обескровленный Уинстон рухнул на кафельный пол. Пистолет выпал из его рук и прокатился по полу. Лакированный ботинок остановил оружие, и чья-то жилистая рука подняла его. Веки Уинстона опустились. На смену резкому свету пришла темнота.

 

ЧАСТЬ 2.

Уинстон стал приходить потихоньку в себя. Пары хлора, казалось, порядком испарились. Голова неимоверно кружилась, к горлу подкатывала тошнота, но холодный пол смягчал эти симптомы. Он разлепил веки, и неохотно фокусировавшееся зрение уловило движение. Чьи-то ноги ходили взад и вперед перед самым его носом в такой близости, что казалось, будто они вот-вот его заденут. Ухо, прислоненное к полу, болезненно воспринимало вибрацию и стук каблуков. От этого голова болела еще сильней. Уинстон попытался встать, но руки оказались совершенно слабыми, и он снова рухнул на пол. В горле сильно запершило, и Уинстон начал надрывно кашлять, отчего глотку будто царапало несколькими ножами. В тихом ярко-освещенном помещении раздался чей-то приглушенный смех. Кому-то было забавно наблюдать за задыхающимся от кашля Уинстоном.

Уинстон, несмотря на свое удручающее состояние, начинал звереть с каждой секундой. Мало ему было психов-стариков, которые зачем-то копались в медицинских инструментах, роняя их все на пол? Он снова сделал над собой усилие, чтобы попытаться хотя бы сесть, и снова руки его подводили. Едва замолкший смех вновь повторился.

- Оставь, - проскрежетал тот же голос, что мгновение назад над ним насмехался. – Не то Морис тебя еще раз огреет по башке.

Уинстон, было, открыл рот, но тут же зашелся в очередной волне удушающего кашля. На этот раз неизвестный не стал смеяться.

- Где этот докторишка? – снова прозвучал его голос, обращенный, по-видимому, к Морису. – Я долго буду ждать обещанную кровь? Или мне заставить этот полутруп тащиться за ней?

- Эй, - острый нос ботинка ударил Уинстону в бок, и он завыл от боли. – Где этот доктор?

Уинстон промолчал. Не столько из-за того, что не мог говорить, сколько из-за того, что не понимал, кого они имеют в виду. Нос ботинка снова ударил ему между ребер, и из горла Уинстона вырвался хрип.

- Ты его сейчас убьешь, - весело заметил скрежещущий голос. – Лучше пойди и сам найди этого придурка.

Уинстон облегченно вздохнул и еле вывернул затекшую руку, чтобы потереть отбитые ребра. Послышался противный скрип стула, а затем еле слышные шаги. Обладатель «металлического» голоса осторожно потыкал носком обуви в предплечье Уинстона, будто хотел убедиться, что тот еще жив, а затем нагнулся и перевернул его на спину. Уинстону стало легче дышать, но он чувствовал, как в горле становилось мокро, и боялся, что захлебнется своей собственной кровью, если это, конечно, была она. Что-то над его головой отбрасывало тень ему на лицо. Уинстон резко распахнул глаза и увидел перед собой ухмыляющееся лицо обладателя странного голоса. Он почесал нос дулом пистолета, в котором Уинстон узнал оброненное им оружие, и глядел ярко-зелеными глазами на него. Действие лака, очевидно, закончилось, и незнакомец постоянно убирал свисающие волосы назад. На его подбородке кожа отчего-то шелушилась, а щеки выглядели воспаленными. Уинстон не шевелился, и незнакомцу надоело на него смотреть. Он разогнулся и вернулся на свое прежнее место, не забыв при этом без надобности поправить пояс на брюках.

- Где я? – простонал Уинстон, кашлянув.

- А черт знает, - пожал плечами незнакомец. – Это какая-то больница.

- Я уже понял, - прошипел Уинстон. Он сделал усилие над собой и рывком поднялся. Мышцы торса тут же отозвались резкой болью, а перед глазами начали ползать мушки.

У него за спиной раздался смешок. Уинстона начинало бесить беспричинное веселье незнакомца. Каждое его движение было развлечением для того. Не обращая внимания на его странное поведение, Уинстон поборол волну тошноты и уселся, выпрямив спину. Ужин, по-видимому, недолго пролежавший в желудке, вернулся обратно. Уинстон подобрал одну ногу под себя и тут же дернулся, проехав на пятой точке по кафелю прочь от дверей. На полу, в непосредственной близости от того места, где лежала его нога, валялся фрагмент человеческого мозга. Уинстону не раз доводилось извлекать этот орган из чужих голов, проводя муторную процедуру, включавшую в себя снятие скальпа и разрез твердых костей черепа. Но мертвый мозг от «свежего» он мог отличить безошибочно. И Уинстон ни минуты не сомневался в том, что перед ним лежит окровавленный кусок мозга, обладатель которого сравнительно недавно умер.

Уинстону было жутко страшно и противно. Холодный воздух потоком прорывался через двери, шевеля кудрявые волосы Уинстона. Казалось, будто он находится на кладбище, а не в больнице. Фрагмент мозга лежал так, будто ему тут самое место. Его столь грубо отделили от остальной части, что позади него тянулись словно хвосты окровавленные лоскуты мозговой ткани. Новая волна тошноты подступила к горлу Уинстона, и он звучно сглотнул. Ни запаха крови, ни разлагающихся трупов не было, стояла лишь устойчивая вонь хлора. Уинстон отвел взгляд от куска органа и заметил два металлических стола на колесиках, которые стояли вплотную друг к другу в самом углу комнаты. Один из столов пустовал, а другой был накрыт сверху белой грубой тканью, очертания которой говорили о том, что под ней лежал человек. Возможно, тот самый, чей мозг валялся на полу.

- Ты выглядишь так, будто тебя сейчас хватит удар, - заметил незнакомец, о присутствии которого Уинстон уже успел забыть.

Уинстон развернулся так, что в позвоночнике захрустело. Хруст разнесся по всей комнате, в которой только жужжала мигающая лампа над их головами и каждую секунду капала вода из носика крана.

- Да ты сейчас рассыплешься! – весело произнес незнакомец, крутя на пальце пистолет.

- Кто такой Габриель? – вдруг спросил Уинстон, не обращая внимания на едкие замечания незнакомца.

- Это я, - не без гордости ответил тот. – Ты меня знаешь?

- Тебя знает тот мужчина с седыми волосами.

- Ты видел чертового доктора? – сразу оживился Габриель. Его глаза заблестели как у хищника, и он подался всем корпусом вперед.

- Я не знаю, кого я видел. Я хочу убраться отсюда.

- Валяй! Далеко уйдешь. В лес.

Сначала слова Габриеля показались ему очередным насмехательством. Но судя по серьезному виду мужчины, на этот раз он не шутил.

- Где я?

- Хирургическая клиника, названия не помню. Ближайший населенный пункт не ближе, чем в семи километрах отсюда. Если хочешь заночевать в берлоге у медведя, можешь бежать прямо сейчас.

Уинстон уставился на незнакомца, не веря своим ушам. Он жил и работал в городе, а теперь с какого-то перепуга попал черти куда, да еще и черт знает за сколько километров от цивилизации! Испуг на его лице сменился шоком, таким глубоким и реальным, что он не мог пошевелиться. В ушах отдавали страшные слова Габриеля: «Если хочешь заночевать в берлоге у медведя, можешь бежать прямо сейчас». Куда ему было бежать? Можно было рассчитывать на помощь этого странного человека, ведь судя по виду и поведению доктора, тот не в своем уме и, кажется, здесь живет, питаясь внутренностями трупов, соответственно и доверия к нему у Уинстона не было. А Габриель? Какое доверие у него к этому человеку? Ровным счетом никакого, как и никаких шансов на спасение. Конечно, Уинстон понимал, что жизнь его закончится именно в морге, но не так же скоро и не при таких обстоятельствах? Волновало ли его то, как он сюда попал? Минуту назад, да. А теперь он только и думал, как бы выбраться отсюда.

Уинстон хотел что-то сказать, но внимание Габриеля в одно мгновение переключилось на происходящее за спиной первого. Уинстон тоже повернулся и увидел в дверях Мориса, держащего в руках пакет с выкачанной из Уинстона кровью. При виде его Уинстона опять одолела тошнота, и он отвернулся. Морис так несся к своему товарищу, что чуть было не наступил на кусок мозга у порога. Он отскочил в тот момент, когда фрагмент органа оказался в сантиметрах от его ноги, и чуть не поскользнулся на кафеле, окропленном чьей-то кровью, и не упал носом на пол. Равновесие ему все же удалось сохранить, и он, перепрыгнув через ногу Уинстона, подлетел к Габриелю, как изголодавшаяся оса к цветку.

- Доктора я не нашел, но зато обнаружил это, - с торжествующим видом Морис поднял руку с пакетом. – С донором он не обманул.

Мгновение лицо Габриеля оставалось спокойным, но спустя какие-то секунды он выхватил и его рук пакет, швырнув его на металлический стол, стоявший рядом с нагромоздившимися друг на друга койками, и что было силы вмазал товарищу по лицу. Морис издал вопль, схватившись за нижнюю челюсть. Будь удар сильнее, то ему бы непременно ее разворотило. Лицо Мориса покраснело, а веснушки, в обилии рассыпанные по всему лицу, стали еще ярче.

- Ты идиот! – рявкнул Габриель. – Найди этого доктора и приведи его сюда! Или ты сам умеешь делать переливание? Он же подохнет, пока мы тут копаемся!

С последней фразой Габриель неимоверно длинным указательным пальцев ткнул в пространство у себя за спиной. Уинстон, до сих пор еще не оглядевший всю комнату, увидел теперь еще один стол, явно предназначавшийся для аутопсии. Он был застелен той же грубой тканью, под которой лежал труп в противоположной стороне. Уже не молодой мужчина очень крепкого телосложения, но небольшого роста, лежал на столе в одной майке и джинсах. На белой ткани майки выступали пятна крови, и под ними явно были наложены бинты, иначе бы ткань не топорщилась. Волосы у него были на порядок гуще, чем у врача, которого встретил здесь Уинстон, но такие же седые и жесткие. Правая часть его головы была обращена к Уинстону, и он четко видел, как волосы на ней слиплись от крови. Она была и на виске, только кость здесь, казалось, была еще цела. Кровь стекала по извилинам ушной раковины и медленно капала тягучими каплями на подложенную под мужчину ткань.

Уинстон не успел рассмотреть мужчину лучше, послышался очередной удар, и Морис, который все это время что-то бормотал – Уинстон его не слушал – упал на холодную плитку, задевая по дороге стол с трупом. Потирая ушибленный затылок, он пятился на мягком месте от наступавшего на него Габриеля, лицо которого было страшнее морды оскалившегося тигра. Он демонстративно зарядил пистолет и направил на Мориса его дуло, угрожая при этом нажать на курок, если он сейчас же не найдет доктора.

- Иду я! – простонал Морис.

Он еле поднялся на ноги, видимо, его мобильности мешала грузная туша. Габриель скривил губы и вернулся на свое место, не спуская глаз с пятящегося Мориса.

- Что расселся? – обратился он гавкающим тоном к Уинстону. – Подниматься собираешься, или тоже хочешь подохнуть тут, как некоторые?

Чувствуя, что тоже может схлопотать по физиономии от него, Уинстон повиновался и начал медленно подниматься с пола, стараясь не причинять лишней боли своим пораненным ступням. Габриель отвел взгляд от копошащегося Уинстона, и его лицо застыло в ужасе. Со страху, который теперь витал в воздухе вместе с молекулами хлора, Уинстон грохнулся обратно на пол и повернулся всем корпусом в сторону дверей. Морис, все еще стоявший к ним лицом, замер на месте. Через мгновение послышался характерный звук, какой бывает, когда скальпель врезается острым лезвием в кожу, и хруст. В горле Мориса торчал конец одного из скальпелей, в котором Уинстон узнал тот самый, которым режут наиболее твердые кости. Секунды спустя лезвие с таким же звуком, что в начале, вышло из горла, и из образовавшейся раны фонтаном хлынула кровь, забрызгав штанину вытянутой ноги Уинстона. Морис беспомощно протянул руки к горлу, из которого хлестал поток, поливая его ладони, и, что было силы, зажал рану. Из его горла донесся хрипяще-хлюпающий звук, изо рта потекла кровь, которой он начал захлебываться. Он рухнул на колени, окончательно придавив фрагмент мозга, и лицом упал на холодный кафель. Его тело все еще дергалось в конвульсиях, а из глубины глотки доносилось бульканье. Лужа вокруг его головы расширялась с поразительной скоростью, в ее поверхности отражались безумные от страха глаза Мориса.

Запах страха витал вокруг них. Уинстон прижался спиной к ножке стула, за которым сидел Габриель, а последний, дрожащими, как хрупкие конструкции при землетрясении, руками сжимал рукоять пистолета. Дуло, направленное в сторону дверного проема, ходило с большой амплитудой - так трясся Габриель. Его дрожь Уинстон чувствовал даже через ножку стула, и дрожь эта усиливалась подобной лихорадке тряской самого Уинстона. Жуткое бульканье, хрип и звук льющейся крови не стихали. В могильной тишине, нарушаемой лишь этими звуками, и Уинстон и Габриель чувствовали удушающий запах склепа и стенания душ умерших в этих стенах. Теперь страх уже не был похож на онкологию. Раковые опухоли не образовывались за секунды и не вызывали в сознании столь странных и пугающих галлюцинаций. Молекулы хлора стали более ощутимыми, они как будто прилипли к стенкам легких и не давали свободно дышать.

Из темноты коридора в комнату шагнул человек. Он швырнул скальпель на пол, и инструмент со звоном упал аккурат в лужу крови. Морис постепенно утихал, только бульканье еще продолжало звучать. Доктор, еще полчаса назад заботливо ухаживавший за напоровшимся на неприятности Уинстоном, теперь стоял перед ними в забрызганных кровью клетчатой рубашке и халате. Капли крови были и на его впалых щеках, и на выступавшем вперед подбородке, но доктор не спешил их стирать. Его спокойное лицо, с каким он стоял, вытирая окровавленные руки о полы халата, доводило Уинстона до грани, близкой к истерике. Страх сожрал его мозг, заставил его истлеть прямо в черепной коробке. Уинстону казалось, что у него в голове ползают пауки и насекомые-падальщики, прогрызающие в корке бороздки, как на коре дерева. Сознание перестало функционировать, остался только один животный инстинкт. Инстинкт, который орал, разрывая ему голову на части, что пора отсюда убираться. Пусть даже к медведям в берлогу, но лишь бы не здесь.

 

 

ЧАСТЬ 3.

В воцарившейся тишине можно было услышать только звук падающих в засоренную раковину капель. Боковым зрением Уинстон уловил, как по грязному кафелю стены проползло какое-то черное насекомое размером со спичечную коробку, и шмыгнуло в одну из щелей между металлическими столами и стеной. Возможно, это всего лишь сознание нарисовало ему такую картину, но загадочная ползающая тварь казалась ему в тот момент настолько живой и настоящей, что дрожь пробрала его до костей.

Бледное лицо доктора выглядело как посмертная маска. В ослепляющем свете ламп под гниющим по краям потолком все складки, морщины и черточки на его лице вырисовывались столь четко, как будто их обрисовали карандашом. Безжизненное выражение его лица и отсутствующий взгляд пугали не хуже трупов в этой комнате. Мужчина тяжелой походкой двинулся на Уинстона и Габриеля, отчего последний резко дернулся и стал трястись еще сильней. Уинстону казалось, что Габриель не был склонен к суеверному страху, а потому свалил такое его состояние на шок и напряжение, которое превратило его тело в деревянную куклу с проржавевшими и еле крутящимися шарнирами. Он так сильно сжал пистолет, что на его руках проступили все сухожилия, и толстые вены змеями ползли по ним. В тени Уинстону виделось, будто эти вены синие, как джинсы на нем. Вот что может делать страх вкупе с оптическими иллюзиями.

Доктор, не обращая никакого внимания на пистолет, находившийся в опасной близости от него, прошел к одному из свободных столов и уселся на него, будто на скамью в парке. Стол с трупом, чуть не опрокинутый Морисом, отъехал в сторону, и Уинстон со своего сидячего положения увидел кровь на ткани, покрывавшей человека. В этом месте материя прилипла к телу и была пропитана кровью так, что на поверхности ее выступали кровяные капельки. Доктор долго глядел на то же пятно с отстраненным взглядом, пока Уинстон смотрел то на ткань, то на него самого с неподдельным ужасом. Затем доктор перевел взгляд на напряженного Габриеля и вдруг расхохотался. Смех не был зловещим или пугающим, какие бывают у всех шаблонных злодеев дешевых ужастиков. Он был самым настоящим смехом сумасшедшего. Габриель глядел на него, не понимая, что происходит. Казалось, что у него сейчас лопнет терпение, как оно лопнуло чуть раньше у Уинстона.

- Какого черта ты вытворяешь, урод? – рявкнул Габриель, рывком спрыгивая со стула. Не прилипни Уинстон к его ножке, он бы непременно опрокинулся.

Бешенство будто придало сил Габриелю, он встал в фирменную полицейскую стойку, направив пистолет прямо в грудь доктору, и совсем перестал дрожать. На лице его выступили желваки, а рот совсем сжался, отчего перестало быть видно губы. Страх Уинстона и гнев Габриеля смешались в один ядовитый коктейль, заполнявший до отказа канистру, разлей которую, и ее содержимое загорелось бы без всякой искры.

Доктор перестал смеяться, уголки его рта сильно опустились. Он тупо глядел в самое дуло пистолета и молчал, продолжал играть на нервах Габриеля. То ли он просто издевался, то ли действительно был сумасшедшим.

- За что ты его убил, а? – продолжал потрясать оружием Габриель. – Отвечай!

- Ему не нужны ответы, ему нужны результаты, - проговорил каким-то странным и до ужаса низким голосом доктор. Лицо его при этом стало таким серьезным, будто его сумасшествие куда-то исчезло.

- Что он несет? – обратился Габриель к Уинстону. – Ты понимаешь что-нибудь?

Уинстон яростно замотал головой и сделал еще одну попытку подняться. Если бы не страх за свою собственную шкуру, он бы непременно решил, что его разыгрывают. Складывалось такое впечатление, будто он попал в какой-то жуткий театр, декорации в котором до ужаса были реалистичны, а актеры переигрывали отработанную систему.

- Потом он убьет и вас, - снова подал голос доктор.

- Заткнись! – бешенство окончательно овладело Габриелем, и он с размаху врезал рукоятью пистолета доктору по физиономии.

Удар оказался настолько внезапным и сильным, что доктор рухнул со стола с приглушенным возгласом. Под самым глазом в непосредственной близости от виска кожа стала краснеть.

- Быстро делай, что я сказал, иначе пристрелю, - прошипел Габриель.

Он схватил доктора за воротник халата и рывком поднял его на ноги, швырнув в сторону стола с раненым. Уинстон, заняв сидячее положение, отпрянул и вжался в спинку стула. Доктор ударился головой о край стола, чуть не раскроив себе череп. Металл зазвенел на всю комнату, и Уинстона одолело головокружение. Габриель не спешил успокаиваться. Он бросил пакет с кровью на стол и поднял за шкирку доктора, чуть ли не тыкая его носом в этот пакет.

- Давай! – снова послышался гневный голос Габриеля.

Доктор медленно разогнулся, и в его руке блеснул скальпель. Крик застрял в горле Уинстона, когда доктор стремительно развернулся и вонзил лезвие Габриелю в грудь. Габриель не успел вовремя отреагировать, пистолет из его рук вылетел к ногам Уинстона, который тут же подобрал его. Габриель продолжал бороться, хоть лезвие уже глубоко вонзилось ему в грудину. Он перехватил руки доктора и ударил его ногой в живот. Тот согнулся пополам и отшатнулся от него, чуть не врезавшись в стол с раненым. Уинстон быстро взял себя в руки и нажал на курок. Раздался щелчок.

Габриель, рыча сквозь зубы, схватился обеими руками за лезвие и вытащил скальпель из груди. Теперь кровь хлестала нещадно, скальпель с оглушительным, как показалось с больной головы Уинстону, звоном упал на кафель тяжелой ручкой вниз и оставил на плитке трещину. Уинстон не мог понять, в чем дело. Он извлек магазин и обнаружил, что ни одного патрона в нем нет. Со злости он швырнул оружие, и пистолет, ударившись о ножку стола, проскользил к самой стене. Доктор уже успел прийти в себя, и Уинстон понял, что от его реакции зависит не только его жизнь. Он бросился к скальпелю и успел схватить его, прежде чем доктор протянул свои костлявые руки.

Уинстон подставил плечо, и доктор врезался в него. Под ладонями Уинстон чувствовал кровь, она уже разлилась небольшой лужицей вокруг. Лицо Габриеля лежало в этой луже, он яростно отплевывался и изо всех сил зажмурился, прижав ладонь к кровоточащей ране. Уинстону казалось, что он сходит с ума. Снова звучало это зловещее бульканье, он измазался в крови, сам истекал ей, а голова кружилась, как после получасовой прокрутке на карусели. Доктор схватился за запястье той его руки, в которой был скальпель, и пытался отвернуть лезвие на себя. Уинстон чувствовал дрожь от напряжения в руках доктора и удивлялся той силе, с которой он боролся. Лезвие начинало приближаться к животу Уинстона, еще бы немного, и он бы лежал со вспоротым брюхом на холодном кафеле заброшенной больницы.

Когда Уинстон почувствовал через ткань холод металла, доктор дернулся. Его безумные глаза вперились в него, а хватка стала ослабевать. Прозвучало еще два хлопка, и доктор замертво рухнул на пол. Уинстон отпрянул и начал отползать к стене, беспорядочно перебирая ногами. В дверях стоял мужчина, держа в руках точно такой же, что нашел Уинстон, пистолет. Лицо его было бесстрастно, нельзя было понять, доволен ли он своей работой или нет. Радоваться было нечему, но Уинстон хоть радовался, что одна угроза была ликвидирована. Не глядя ему в лицо, он подполз к захлебывавшемуся собственной кровью Габриелю, крепко держа в кулаке скальпель.

- Он уже труп, - произнес мужчина в дверях. – Брось его.

- Но он же еще дышит! – воскликнул Уинстон. Холод в голосе незнакомца заставил его вновь затрястись от бешенства.

- Скоро перестанет, - мужчина сделал широкий шаг и оказался в комнате. – Слишком много трупов в неположенном месте.

Мужчина поддел носком ботинка безвольно лежащую руку Мориса и скривил губы. Вслед за мужчиной к порогу подошел еще один человек в респираторе, но заходить внутрь он не стал.

- Жаль, что пришлось так рано расстаться с ним, - произнес первый мужчина, заталкивая пистолет за пояс. – Кажется, ты перестарался с психотропными, Эван.

Мужчина, которого назвали Эваном, хмыкнул и поспешил удалиться. Уинстон только успел разглядеть капюшон и испачканную кровью спину. Мужчина присел на корточки рядом с Уинстоном и внимательно поглядел на него. Уинстон инстинктивно отпрянул, встретившись со взглядом темно-карих, почти черных глаз, и поскользнулся на кровавой луже, оцарапав о трещину в плитке ладонь. Широкая рука незнакомца мелькнула у него перед глазами, схватила за грудки, не дав упасть, и потянула Уинстона на себя.

- Ведите себя осторожно, не то окажетесь в здешнем морозильнике.

Уинстон почувствовал скрытую угрозу в словах незнакомца, хотя будничный тон его намекал, что Уинстон может сам себя покалечить. Он уже изранил все ступни и страдал теперь от сильного недомогания, жалея, что не может вкачать собственную кровь обратно. Теперь она уже никому не была нужна, раненый почти не дышал и вот-вот готовился испустить дух.

- Доктор сказал, вы работаете в морге, - снова заговорил незнакомец, отпуская Уинстона.

- Откуда он знает? Откуда я вообще здесь?

-Я бы вам ответил, но, увы, доктор мертв и не может рассказать нам, откуда он взял вас. Пойдемте со мной.

Мужчина встал и посмотрел на Уинстона, будто говоря, что отказ не принимается. Уинстон тяжело встал, оскальзываясь на окровавленном кафеле. Мужчина двинулся вперед, периодически оглядываясь на шатающегося и шаркающего Уинстона. Они прошли темный коридор, под подошвами хрустело стекло, и Уинстон, когда они достигли двери бывшего обиталища доктора, готов был поклясться, что чувствовал собственную скользкую кровь под ногами.

- Ты уверен, что она здесь? – спросил мужчина, когда они вошли в комнату.

На полу по-прежнему валялись скальпели, блестевшие острыми лезвиями в свете тусклых ламп. Эван поправил респиратор на лице, спустив его чуть ниже, и Уинстон заметил глубокий след от его края на его переносице и скулах.

- Морис выразился ясно: он зашил карту в труп, - спокойным тоном ответил Эван. Его светло-голубые радужки почти сливались с белком глаз, и Уинстон, уже до потери пульса напуганный происходящим, пытался не смотреть ему в глаза.

- Мне нужно, чтобы вы извлекли карту памяти из трупа, она должна быть в маленьком контейнере, - обратился незнакомец к Уинстону.

- Простите? – Уинстон ошарашенно глядел на него. – Я должен что?

- Бросьте, это же ваша работа. Просто найдите карту памяти, и можете отсюда уезжать.

Уинстон хотел, было, с сарказмом поинтересоваться, как он может уехать, но пристальный взгляд тусклых глаз Эвана заставил его передумать. Его сильно тошнило, голова просто раскалывалась от боли, но Уинстон понимал, что в случае отказа живым отсюда не выйдет. Он нагнулся, чтобы найти подходящий скальпель, бросив предыдущий, и упал на колени, не находя в себе сил стоять. Среди инструментов он увидел реберные ножницы, перепачканные в крови, и убедился, что доктор действительно мог что-то зашить в труп. Уинстон дорожил каждой минутой и решил попросту схватить первый попавшийся ему инструмент. Поднявшись на ноги с аутопсийным ножом в руках, Уинстон проковылял к столу с трупом и резким движением, от которого в голове застучали молоточки, сдернул ткань.

Бледное лицо мужчины с впалыми щеками подействовало на покалеченное сознание патологоанатома неожиданно. Уинстон звучно сглотнул и перевел взгляд на грудную клетку. Доктор ничего не зашивал, он лишь закрыл лоскутами кожи органы. Перчаток нигде не было, и Уинстону ничего не оставалось, как только ковыряться в трупе голыми руками. Он осторожно отвернул кровавые лоскуты и обнаружил, что и ребра и легкие под ними были целы. Мясо начинало подгнивать, ибо в комнате не было необходимой температуры. Брюшная полость была наполовину вырезана, и печень, явно отделенная от тела, светила надрезом на правом боку. Уинстон аккуратно извлек скользкий орган и положил его на ребра. На надрезе видна была хирургическая нить, Уинстон поддел ее лезвием и перерезал все швы. Он осторожно раздвинул края органа и обнаружил маленький контейнер, выпачканный в крови и прочих жидкостях.

Чья-то рука в латексной перчатке показалась слева от Уинстона и вытащила контейнер с картой. Уинстон выронил печень, и она с хлюпаньем упала на пол. Эван раскрыл коробочку, в которой, судя по пролегшей между его бровями складке, лежала попачканная карта памяти, и извлек ее наружу.

- Жить можно, - констатировал он.

- Ваши услуги больше не нужны, - повернулся к Уинстону с улыбкой на лице незнакомец, из-за пояса брюк которого угрожающе торчала рукоять пистолета.

Уинстон не верил своим ушам. Ему казалось, что работа будет куда сложнее, и так просто его не отпустят. Он бросился бежать из комнаты, невзирая на головную боль и боль в ступнях. Запутавшись в сети коридоров, он, наконец, выбрался из клиники, пулей вылетев из сломанных парадных дверей.

На улице стояла такая темень, что он едва мог что-то разглядеть. Он только чувствовал под ногами мягкий грунт, скользкий от влаги. Он пошел вдоль стены здания клиники, не отрывая руки от шершавой стены, чтобы не напороться ни на что в темноте. Глаза потихоньку стали привыкать, и он разглядел неподалеку от больницы неясные очертания автомобиля. На радостях он бросился бежать к транспорту, по дороге оскользнувшись несколько раз и чуть не улетев носом в грязь. Дверцы оказались не заблокированы, Уинстон сунул голову в салон и с досадой обнаружил, что ключей в замке зажигания нет. Он пошарил рукой по сидениям, но нигде их не обнаружил. Тогда Уинстон уселся в салон, захлопнув дверь, и включил лампочки. Одна из лампочек перегорела, и ему пришлось вслепую шарить по бардачку. Мучения закончились очень скоро, когда взгляд его опустился на замок зажигания. Материал вокруг него был весь исцарапан, и Уинстон догадывался, что запирающее устройство было наверняка сломано. Он откопал в глубине бардачка кусок сточившегося лезвия и вставил его в замок зажигания. Тяжело выдохнув, Уинстон повернул лезвие, и к его удивлению мотор завелся.

Тусклые фары плохо освещали дорогу, но Уинстон уже ничего не хотел, кроме того, чтобы сбежать, и гнал машину на высокой скорости. На поворотах шины скользили по размокшей почве, но Уинстона это не волновало. Наконец после долгой езды впереди показалось шоссе, по левой стороне которого шел лесной массив. Уинстон ударил по тормозам, но автомобиль упрямо не хотел останавливаться. В панике он еще раз нажал на педаль, поворачивая руль, но ничего не происходило. Уинстон решил выпрыгнуть из автомобиля, но под колесо что-то попало, и машину занесло. Авто вылетело на проезжую часть, с противным визгом шины заскользили по асфальту. Машина перевернулась и врезалась боком в ствол дерева. Водительское место было сплющено, как консервная банка. Верхушка дерева как маятник моталась из стороны в сторону, заставив взлететь беспокойную стаю воронов.