Сергей Кургинян и Александр Дугин - этюды пессимизма.

 

1. Предварительные замечания.

 

Год 2014-ый займет, видимо, особое место в истории и не только российской - как год резкого и, главное, совершенно неожиданного обострения борьбы идей. Неожиданного, поскольку, казалось, что после ликвидации советского государства с таким социальным неудобством, как борьба идей, покончено раз и навсегда - Россия даже поспешила зафиксировать свою идеологическую невинность в конституции. Резкого, поскольку в борьбу, ставшую уделом изнеженных, тонконогих спиноз, активно включился... человек с ружьем - окраина Русского мира Новороссия вышла из потребительского забытья и бросила, по существу, вызов всем: и Украине, и Западу, и России.

Оценить, чем все это закончиться , пока сложно - пока равновероятны оба крайних варианта. И полное купирование новороссийского обострения - в квалификации лекарей, подобранных властью на Старой площади сомневаться не приходится; и некая цепная, но управляемая реакция на территориях русского мира, которая и очистит его от либеральной заразы. Но факт обострения борьбы идей очевиден, и вопрос о существе обострения приобретает особую важность - переходит в область практических вопросов.

 

Следующие далее заметки - попытка приблизиться к пониманию этого существа, и реализована она будет на основе сравнительного ( хотя и не всегда явного) анализа двух идеологий, жесткую конфронтацию которых запустили революционные события в Новороссии. Речь идет о концепции консервативной революции А.Дугина и концепции сверхмодерна С. Кургиняна. Я не хочу утверждать, что к двум эти идеологиям можно свести все российское идеологическое многообразие, и ничего существенного, кроме них, в России не существует. Просто восставшая Новороссия жестко столкнула именно их и, можно полагать, не случайно. К сожалению, столкновение это быстро приняло форму кабацкой драки - взаимные обвинения и разоблачения в нем господствовали, до спокойных критических оценок дело так и не дошло.

И пусть дерутся, казалось бы...Но, слишком уж важна для судеб Русской цивилизации Новороссия, объект столкновения двух этих идеологий, и слишком уж велика вероятность серьезного влияния каждой из них, чтобы оставлять все эти события в столь неопределенном, конфликтном идеологическом поле - необходимость прояснить его крайне актуальна.

И еще одно замечание из числа предварительных. События в Новороссии оценивается здесь исключительно, как процесс, способный запустить механизм управляемого преображения России, всей Русской цивилизации. Это существенно усиливает требования к той совокупности идей, которая будет положена в основу преображения. Тем более, что идеологические предпочтения в сегодняшней России разнообразием не отличаются и сводятся к тем или иным формам либерализма - махрового у элит всех мастей, сдержано-умеренного, среднеевропейского у формального лидера - президента. Вытянуть такую Россию из либерального болота ( или хотя бы ее президента из числа средних европейцев )без ясной, лишенной двусмысленностей идеологии вряд ли удастся .

 

Далее последует серия коротких заметок. Они составлены таким образом, что читаться могут независимо друг от друга и почти в любой в общем-то последовательности.

 

 

2. Два типа социальных моделей.

 

Социальные модели без особого труда можно объединить в две группы: с одной стороны, модели, которые в той или иной степени выстроены на представлениях о принципиальной неограниченности прогрессивного социального развития, с другой - модели в той иной форме такое развитие, опять-таки принципиально, ограничивающие. К первому типа относятся истматовские модели, как в классическом исполнении( собственно исторический материализм), так и в современном, где вместо ужасов рабовладения, безнадеги феодализма, бесчинств капитализма и светлых зорей коммунизма действуют более или менее нормальные премодерн и модерн, да неизвестно откуда взявшийся придурковатый постмодерн, в который весь мир постепенно и погружается. С. Кургинян оценивает это состояние как тупиковое, как некоторое межеумочное - как своего рода паузу в развитии, которая завершится для земной цивилизации либо самопроизвольным опрокидыванием в контр-модерн ( тотальная деградация), либо сознательно подготовленным прыжком в загадочный и обладающий неограниченными возможностями к прогрессивному развитию сверхмодерн. Две эти возможности, если рассматривать их в понятиях отвлеченных, и вытекают из представлений С. Кургиняна, соответственно, о черной и красной метафизике.

Что касается контр-модерна, то нельзя не признать, что С. Кургинян является одним из ярких и успешных критиков такой перспективы. То, против чего он и созданное им движение выступают, определено ясно и четко. Многолетняя интенсивная постмодернисткая обработка идеальных смыслов в полной мере подготовила человечество к рефлекторному существованию . И у денежных мешков, и у примкнувшей к ним среднеобеспеченной прослойки появилась реальная возможность сохранить свое привилегированное бытие, отказавшись от какого-либо развития - удерживая с помощью жесткой диктатуры в полускотском состоянии население, уже подготовленное ( одно ЕГЭ-образование чего стоит) к такой участи.

Подобная перспектива, спустя четверть века после падения Советского Союза, действительно может рассматриваться как реальная .И здесь с С. Кургиняном нельзя не согласиться и даже можно принять его терминологию( контр-модерн?.. - пусть будет контрмодерн; черная метафизика?.. - пусть будет черная метафизика). Хотя, конечно, далеко не очевидно, что возможности европейской цивилизации исчерпаны и самопроизвольное заваливание ее в контр-модерн неизбежно. По крайне мере, в восточной части Европы существуют вполне авторитетные политики, которые определенно исходят из того, что у западноевропейской цивилизации есть, и неплохая, перспектива на сносное существование. Президент Путин, например, с его надеждами на Россию-корпорацию в большой Европе от Лиссабона до Владивостока к контр-модернистким ужасам от С. Кургиняна должен относиться, скорей всего, весьма и весьма сдержанно.

 

У моделей первого типа два очевидных слабых места. Они линейны или почти линейны - упрямо заточены под бесконечный прогресс. И кроме того, традиция и связанное с ней представление о   типах цивилизации присутствует в этих схемах пока на правах бедной родственницы: обряженная в лохмотья премодерна приживалка на социальном пиру -  не более того

Если в соответствии с моделями первого типа для социума существуют две возможности: либо новый рывок развития под водительством очередного перспективного класса, либо обвал в прошлое да еще в предельно непотребном варианте, то для моделей второго типа является совершенно естественным умирание той или иной цивилизации и возникновение на ее месте какой-нибудь псевдоморфозы с возможностью прогрессивного развития на свой манер.

Родоначальником  социальным модели второго можно считать    Н. Данилевского,  отказавшегося от глобальной шаблонизации прогресса еще     в   те  времена, когда  Марксом только разрабатывалась универсальная    концепция  прогрессивной смены социально- экономических формаций.  Н.  Данилевский исходил из возможности вполне автономного развития каждого  культурно-исторического типа( цивилизации) по своим законам, со своим ценностным набором. Причем, хотя это и не декларировалось, развитие им понималось, надо полагать, не как движение по безумной экспоненте, устремленной в бесконечность, а в соответствие с законам живого: рождение, жизнь, смерть... 

Константин Леонтьев именно в этом направлении и усовершенствовал( прояснил) разработки Н. Данилевского, выделив три стадии развития цивилизации - первичная простота, цветущая сложность и ведущее к смерти угасание («вторичное смесительное упрощение»). И хотя К.Леонтьев был крайне сдержан ( выразимся так ) в оценках вероятности какого-либо возрождения угасающей цивилизации, он допускал продление жизни России, в качестве формы византийской цивилизации, полагая, что для этого надо ее ""подморозить», т.е. затормозить процесс умирания".

В идее подморозки, торможения К.Леонтьевым и высказана наиважнейшая для сегодняшнего времени мысль о необходимости управления развитием, новизной через сдерживание его( ее).

Дальнейшее усовершенствование( углубление ) этой модели связано с именем И. Шафаревича , который попытался оценить условия формирования новых культурно-исторических типов ( цивилизаций ) - сформулировал требование к той цивилизации- наследнику, которая попытается занять место утомленной прогрессом и ветшающей на глазах западной цивилизации. Отвечая на вопрос, что же нам делать, если именно мы, русская цивилизация, и вознамеримся стать наследником, И. Шафаревич категоричен: автаркия - нам «необходимо отгородиться от остального мира». И тут же подчеркивает: увы, но «это возможно, лишь при полном единстве народа и власти"

Очевидно, что   именно  представления  Н. Данилевского  о  культурно-исторических  типах  и открывает возможность постановки проблемы управления развитием.  Рождающаяся,   живущая  и  стареющая   цивилизация ( конкретный   культурно-исторический    тип ) -  вот  что  должно стать   главным  предметом внимания в таких моделях.   То,  что обеспечило  возникновение цивилизации, ее самосовершенствование,  усиление    и,  наконец,  перехват  ею    исторической   инициативы.   То,   что   могло   бы продлить период  ее  активного  существования  -   совершенствования   и  действительно   прогрессивного  развития.  Но  именно ее,  этой   конкретной цивилизации,  опирающейся  на  конкретную  историю  -  на  выработанную    этой   историей    и  постоянно  обновляющуюся    традицию. 

 

 

 

3. Развитие и управление развитием

 

Собственно  развитие  и    управляемое   развитие…   Здесь  и  проходит, скорей всего, принципиальная   граница  между    моделями  прогрессивного   движения  под  патронажем  очередного,   подающего  надежду    класса  и   моделями  развития, основанного  на   критической   оценке      всего,  что  уже   имело  место  в  истории, на  сверхбережном отношении к  каждому  реальному   достижению  в  этой   истории, на сверхосторожном отношении к любой новизне.

 

Сторонники   моделей    первого типа буквально загипнотизированы  идеей    прогрессивного   развития - они   очарованы  ею   настолько,  что основным объектом в их социальных моделях оказывается новый класс, новая элита.... Выделили его ,  обосновали его роль,  огляделись,  что-то   перенастроили    и...  пошли  развиваться  дальше... Возможно, именно поэтому у них  всегда  или  почти  всегда   без   должного внимания   остается  (  оставалась  пока)   идея  управления развитием.  То есть развитие превращалось в абсолютное, безусловное благо.

С. Кургинян не является здесь исключением - главные усилия его движения направлены именно на    создание и  консолидацию     некой  особой (духовной )элиты, способной   удержать   российский   социум,    скатывающийся  в   контр-модернистское  небытие. Элиты в определенном смысле традиционной по своим  основным ценностным установкам, но сверхмодернисткой   по   своим  устремлениям Даже термин соответствующий одно время был в "Сути" очень популярен - когнитариат.  

Работа   по  собиранию   и  концентрации всего, что   является   золотым   запасом  России, всей мировой цивилизации, нет слов,  необходима.   Но сама по себе она ничего принципиально нового не обеспечит.   Потому  что  и   желанный   выход  на   просторы  сверхмодерна, даже при самой обстоятельной критической оценке первого, образца 1917 года, российского броска в сверхмодерн, не даст никаких гарантий . И в этом , втором светлом  будущем нашем,  если оно  состоится, нельзя   будет  исключать  какой-нибудь новой,  теперь   уже  сверхпостмодернистской   петли  вырождения… Потому что единственной гарантией от подобных петлей может быть лишь управление развитием, то есть разумное ограничение его, - именно к этой мысли упорно подталкивает нас история человечества. Из идеи же бесконечного, ничем не ограниченного развития, этой основы моделей первого типа, петли вырождения следуют с неизбежностью - как своего рода форма внешнего ограничения, как действие некого фундаментального закона, блокирующего неограниченное развитие. То есть: либо социум сознательно ограничивает свое развитие и таким образом управляет им - либо развитие будет ограничиваться извне - систематическим погружением зарвавшегося социума в периоды застоя и вырождения. И в этом безусловно срабатывающем законе нет ничего мистического и, видимо, ничего ,кроме, увы, неадекватности моделей первого типа, в нем не отражается.

  Мне  уже   приходилось  высказываться  по  поводу  триады  Традиция-  Модерн-  Постмодерн( http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2010p0615sred2.htm ) .   Модель,  к  которой   я   в той статье пытаюсь  привлечь  внимание,  относится  к  тому  же  типу,   что  и  модель  Данилевского.   Там нет  смены  «формаций», этой     затертой чрезмерным  и   не  всегда  разумным  употреблением схемы.  Там  речь  может идти лишь о  непрерывном  процессе   модернизации,  обновления  традиции.  Об опасности   выхода  этого обновления  из  под  контроля   социума   с  последующим смертельным  (постмодерн)   заболеванием  последнего.

  Вменяя  моделям  второго   типа     безусловное    стремление  в   средневековье  и  характеризуя    их потому,   как  консервативный  романтизм, С. Кургинян,  конечно же, опрощает,  вульгализирует  их,  поскольку  они    не  сводятся  к  банальной  идее  механического   возвращения.       Да,  в  них  заложена  возможность  регресса,  умирании  определенной  цивилизации,  но  подразумевается,  допускается  и  ее    обновление, модернизация,  развитие  -  продление  активной   жизни  ее.   И  именно  в  этом  типе   моделей   становится    уместным, оправданным   отбор лучшего и   из  феодализма, и    из  капитализма,  и  из  социализма.   

  С. Кургинян   несомненно   прав полагая,  что    механическая    реставрация прошлого может стимулировать появление человеконенавистнических режимов. И явятся они во  вполне  современной  форме  и  даже  без  свастик   и  зигов  -   люди  воздуха,   или   еще  кто-то из  подобных,  преподнесут   его  очень даже политкорректно -  с  чарующей американской  улыбкой  на  устах.

  Нужна,  конечно же, и именно к этому должен сводиться смысл консервативной революции,  не тупая реставрация, а   грамотное  неспешное  обновление   традиции – приторможенное  развитие  с постоянной оглядкой   на  последствия. И такая  система    организации  и  самоорганизации социума,  которая  позволяет   осуществлять  подобное  обновление. С.  Кургинян  свои рассуждения о сверхмодерне венчает   очень жестким   выводом: «или –или»: «задача заключается в том, чтобы либо восславить развитие, либо проклясть его. И никакого третьего пути не существует»… Но он все-таки   есть, он  всегда  есть,  этот   третий   путь -  путь  не  логического   умножения, а  логического   сложения.  И  восславить  и  проклясть  -  осуществить  это  разумное,  неспешное,  приторможенное  развитие …   Оно  и  есть   альтернативное -  русское  -  развитие, путь "Россия- цивилизация"... Который не приемлет ни президент Путин, ни политолог Кургинян.

4.Цивилизации и традиция

 

Представление о культурно-исторических типах( типах цивилизации) С. Кургиняном отбрасывается с порога. И логика у этих решительных действий приблизительно такая: мы живем  в  эпоху  светского социума, и  религиозная  принадлежность    уже  не  является   всеопределяющим  признаком, в то время как цивилизации - это общности, "имеющие в качестве стрежня религию". К тому же современная эпоха является   эпохой национальных   государств , а пока они, порождения проекта модерн, существуют, нет и не может быть цивилизационных общностей.  Возникнут же    они только    тогда,  когда     мир   опрокинется  в контр-модерн.

Это задиристое противопоставление национального государства   и     цивилизации - несомненно одна из априорных установок сознания С. Кургиняна . Она и является тем изъяном ( метафизическим изъяном, если угодно), который в конце концов обрекает С. Кургиняна на первый тип моделей. И резко ограничивает созидательные возможности его концепции и его движения. По существу это та установка, которая полностью закрывает для С. Кургиняна, в качестве объекта приложения его идей, такую страну, как Россия.

Причем это именно мировоззренческая установка - один из тех принципов, что не выводятся, а принимаются на веру. Предлагаемая С. Кургиняном  альтернатива (  национальное  государство  или     цивилизация ) и   коррелирующая   с  ней    вторая  пара ( модерн  -  контрмодерн )  совершенно    не  очевидна -  в  том  плане,  что  не  ясны  основания,  на  которых  сведенные в пары понятия   столь   жестко противопоставляются .  Можно  предположить,  что  в  представлениях  С. Кургиняна  цивилизация  есть  нечто,  относящееся   исключительно   к  полуаморфному,  нераскристаллизовавшемуся домодернистскому  субстрату традиционного. Тогда кристаллизация последнего - это    формирование     национальных    государств,  уничтожающая   цивилизации  на  корню.  То есть цивилизация для С. Кургиняна - состояние, а не сущность. Как состояние понимается им и традиция. Этап  традиции,  к  примеру,   уже  завершился,  что-то оставшееся от  нее  еще   путается   под  ногами,   но  влияние ее  в  целом    ничтожно… И религия , хотя и называется определяющим стержнем цивилизации, по существу низводится до служебного атрибута некоего ограниченного временными рамками состояния социума.

Такого рода толкования располагают к представлениям о трагической социальной несовместимости религиозных конфессий, а следовательно, о неизбежности столкновения цивилизаций - не на жизнь , а насмерть. И тогда вполне естественным кажется стремление полностью упрятать это состояние ( цивилизацию) в прошлое - в пережитое и преодоленное, что собственно и делает С. Кургинян. Своей априорной мировоззренческой установкой он, похоже, защищается от этих несовместимостей и столкновений.

Однако, если отказаться от подобных установок и исходить из иных, открывающих путь к моделям второго типа (то есть допустить для цивилизации не служебный, а сущностный статус), то тогда совершенно иными окажутся и следствия.

Конкретно, если взять русскую цивилизацию, то можно и нужно говорить о Православии, как о ее центральном корне,    питавшем и продолжающим питать  ее   культуру,  обычаи, нравы,  всю  систему    специфических  русских  самоограничений. И         представители других конфессий   также   оказываются (  растут,  формируются)   под  влиянием  поля,  создаваемого   Православием.  В   цивилизации нельзя не признать наличие  государствообразующего    народа и    формирующей  ее конфессии, которая определяет культуру (  в  самом  широком  ее  понимании)   данной цивилизации  и  в  этом  смысле   она в  многоконфессиональном едином  государстве -  над-конфессиональна.  Ни     иудаизм, ни  мусульманство,  ни католицизм,  ни  буддизм,   мирно  в  русской    цивилизации     сосуществующие     между  собой    и  с Православием,    над-конфессиональными в этой цивилизации  не  являются.  Не  является  таковым  и  язычество,  и  какой-нибудь    зороастризм . Не-теизм  -  и тот   не   является.  Не  были  они основой для  русской     цивилизации   - не  их  защищая  она  создавалась,  не   ради  них  приносились  в жертву  жизни   русских  людей.

5.Социальные эксперименты с черной материей

 

 

Те априорные установки А. Курниняна, о которых шла речь выше, не являются, как оказалось, простыми , принятыми на веру постулатами - они обосновываются, они выводятся из установок более глубокого уровня и именно на них есть смысл теперь остановиться.

При создании своей социальной модели С. Кургинян несомненно находился под сильнейшим влиянием представления о ведущей роли "физических теорий в построении модели мира и мировоззрения" (об этом очень подробно в 35-м выпуске "Сути времени" , существует стенограмма). Физика питала социологию в момент зарождения модерна, утверждает он, и ссылается на попытку Локка перенести достижения Ньютона в механике на социальные науки. Этот исторический факт локковской попытки механистического истолкования социального , судя по всему и вдохновляет С. Кургиняна. Но его собственный эксперимент куда сложнее локковского и не сводится к тривиальному перенесению физического в социальное. У него вообще нет переноса как такового. Он лишь использует обобщенное толкование трех теорий( претендующих на приближающуюся к абсолютной истину) в качестве некой закваски для своей сверхобобщенной социальной теории. Выглядит это так . Берутся сегодняшние, представления о темной материи и темной энергии, восходящие к Эйнштейну - именно подобным представлением, а не на основе единого принципа, он замкнул свою физическую теорию. К ним подверстываются "методически" Эйнштейну близкие( тот же отход от единого принципа), "однотипные" ( так это во всяком случае С. Кургиняном трактуется) попытки замыкания теории в двух других науках: Фрейдом в психологии ( через представление о танатосе) и Марксом в социологии( через представление о превращенных формах)... Три факта да еще связанные с такими именами воспринимается, видимо, С. Кургиняном как убедительнейшая статистика - как безусловное указание на то, что существует нечто, фундаментальное, субстанциональное по своему статусу - влияющее на самый широкий круг процессов (физических, социальных, психологических). Оно (нечто) и отразилось в экзотических добавках Эйнштейна, Маркса, Фрейда к разработанным ими теориям и выразилось в современных представлениях физики о темной энергии-материи. Эти добавки, этот отказ от единого принципа означает, по мнению С. Кургиняна ,"признание того, что в мире помимо чего-то, что формы создаёт и совершенствует, есть ещё что-то, что относится к формам совсем иначе". Вот здесь и вспоминается " запустившая модерн" пара Ньютон-Локк: разработка представлений о темных энергии- материи вполне может иметь своим следствием великие открытия в социологии - то, что сейчас лишь интуитивно нащупывается единицами, станет очевидным для многих. И формулируется опорное положение: "Если есть субъект, непрерывно наращивающий организацию, то есть субъект, который непрерывно наращивает дезорганизацию. И эти два субъекта находятся в непрерывной борьбе".

Которое тут же конкретизируется: "То, что наблюдается как тёмная материя и тёмная материя, оно ... и порождает хаос. И оно атакует мир форм, стремясь эти формы поглотить, истребить, разрушить. .....Такой же атакой, интервенцией чего-то чужого и иного в мир социальных форм является превращение социальной формы – мутация социального организма...Источником мутагенеза является ...тёмное начало, в котором нет ничего от вселенной, в которой формы образуются"

Что же касается ссылок С. Кургиняна на экзотические идеи современной физики, то сошлемся здесь на комментарий В. Ашмарина ( "Анализ красной метафизики " -

http://swayn.livejournal.com/26018.html ): темная материя рассматриваются наукой всего лишь как специфическая разновидность материи, не вступающая с обычной в электромагнитные взаимодействия( в гравитационные вступает ) . Так что подверстывание к ней злого начала - это идеологический произвол, это накачивание физики гностическими идеями. К тому же, по одной из современных теорий она не так уж и "злобна" эта темная энергия. И даже спасительна в каком-то смысле ибо именно она, воздействуя на обычную материю, термодинамически открывает систему "Вселенная". Является топливом для ее расширения, источником свободной энергии, если угодно. То есть откладывает ее тепловую смерть.

С. Кургинян считает нужным напомнить, что это таинственное нечто было зафиксировано задолго до появления на свет трех великих ученых - буквально в первых строках Ветхого Завета. По мнению С. Кургиняна, именно в этих строках было зафиксировано нарушение принципа единого творения мира.

Первый день творения в Библии описан так:

"1.В начале сотворил Бог небо и землю.

2.Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

3.И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.

4.И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.

5.И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один."

В качестве указания на таинственное нечто С. Кургиняном приводится часть второго стиха "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною". "Тьма над бездною" это и есть нечто, существующее до творения мира и являющееся, в конце концов, источником вырождения созданных при творении форм. Это - "предвечная тьма" - "она грозит поглотить творение"...

Но в совокупности с остальными стихами первого дня такую трактовку "тьмы над бездной" принимать не хочется. Тьма над бездной это, скорей всего, все-таки метафора - образ только что созданного Богом неба, не более того. Но С. Кургинян, ссылаясь на знатоков древних языков и религиозных текстов, настойчиво трактует эту метафору, как указание на нетварную предвечную тьму - как предвечную силу, постоянно атакующую творение. Отсюда и миссия человека: "вместе с Творцом отстаивать остров блага от океана тьмы". То есть первичная, действительно принимаемая на веру установка С. Кургиняна , находится здесь, все остальное, включая представление о цивилизации, как о состоянии социума, - это следствия.

Из двух начал (Творец и противостоящая ему предвечная тьма) естественным образом следуют две, актуальных и для нашего времени, религиозных метафизики: красная ( хилиастическая ) и черная (гностическая), которые политически, согласно С. Кургиняну, оформились в 20 веке в виде идеологий коммунизма и фашизма. Он считает (соглашается с этим): 20-ый век сделал зло настолько масштабным, что господствующая когда-то еще одна религиозная метафизика, сводящая проблему зла к свободе воли, дарованной человеку ( либеральная по его классификации) отступила, освободив поле для жесточайшей и бескомпромиссной борьбы красной и черной. Более того, борьба эта выплеснулась за рамки религии - две метафизики готовы оформиться и как светские метафизики.. Противостояние этих опорных бытийных метафизик - черной и красной - и определяет всецело ход развития. Развитию, которое мыслится исключительно, как усложнение форм, мешает, сдерживает его, таким образом, "не заблуждение, не косность и не неправильная организация",а враг фундаментальный - онтологический, метафизический.

6. О гностических корнях цветных метафизик.

Выбор первых принципов, сделанный С. Кургиняном, нельзя признать полностью оригинальным, поскольку нельзя не замечать связь этого выбора с мировоззренческими установками гностицизма. Сам С. Кургинян центрирует гностицизм лишь на черной метафизике, но гностическим по сути своей является и сам принцип дуальности, который им реализуется.

В основу гностического мировоззрения положен, как известно, принцип антикосмического дуализма -дух и материя не просто разделены, но и противопоставлены: мир создан несовершенной, ограниченной в могуществе, злой силой (Демиургом), Высший же Бог, пребывающий в занебесной области к этому творению не имеет никакого отношения - он лишь посылает в мир своего Посланника, который должен передать людям некоторое тайное знание ( гнозис) - научить их, как освободиться от власти Демиурга. Созданный Демиургом материальный мир, таким образом, - это не замысел творения , а результат сбоя в творении, возникшего из-за своеволия одной из духовных сущностей, одного из эонов.

Гностицизм неслучайно называли темным двойником христианства, видели в нем вариант его сугубо языческого понимания. Центральная идея христианства - Боговоплощение - настолько сложна, что потребовались века интенсивного коллективного творчества, долгая последовательность вселенских соборов, чтобы, наконец, освоить ее. И христианству, осваивающему идею Боговоплощения, предстояло переболеть серьезнейшими болезнями роста. Арианство, отрицавшее единосущность Бога-отца и Христа и тем самым покушавшееся на идею Боговоплощения ... несторианство... монофизитство... Гностицизм был, похоже, первым заболеванием - своего рода детской болезнью христианизации языческого мира.

Категорическое изначальное разделение Верховного божества и Творца неба-земли в гностицизме находит свое выражение( на это обращает внимание В. Соловьев ) и в гностической христологии - гностический Спаситель призрачен, докетичен - это всего лишь либо Бог, казавшийся человеком, либо человек, казавшийся Богом . Отсюда, это тоже подчеркивает В. Соловьев, и представления о материалистах- душевниках- пневматиках и о спасении лишь пневматического элемента пневматиков - мир же и человек остаются, какими были. Из безусловного и полного разделения плоти и духа у гностиков следует, и этическое "либо- либо" - от плоти нужно или совсем отрешиться (аскетизм), или предоставить ей полную волю( распущенность).

Теоретические эксперименты С. Кургиняна в социальной области не являются , конечно же, буквальным воспроизведением гностических идей, но они вполне могут рассматриваться в качестве пусть вольной, но вариации на темы гностицизма.

Гностическое "или -или" , то есть логическое противопоставление сущностей - до их полного разделения ... Только такой - тривиальной, заметим - реакцией и мог языческий мир ответить христианству. Мир просвещенный и достаточно рациональный, вооруженный своей уникальной системой развитых философских учений... Ибо христианство открывало путь к непостижимому рациональным мышлением "и- и" - к логическому сближению противоположных сущностей... Категорическое противостояние добра и зла при этом не отрицалось. Но только не в мире, как противостояние двух субстанциональных сущностей мира ( как в гностицизме, и как у С. Кургиняна ), а в каждом человеке.

С. Кургинян , похоже, поспешил с похоронами христианского толкования проблемы добро-зло. Владимир Ашмарин ( "Анализ красной метафизики " - http://swayn.livejournal.com/26018.html), полемизируя с ним, приводит обширную цитату из Василия Великого, который еще в 4 веке не оставил камня на камне от гностической идеи субстанциональности зла . Он еще тогда увещевал: "зло не живая и одушевленная сущность, но состояние души, противоположное добродетели и происходящее в беспечных чрез отпадение от добра. Посему не доискивайся зла вовне, не представляй себе, что есть какая-то первородная злая природа, но каждый да признает себя самого виновником собственного злонравия."

А если это так, то отступление С. Кургиняна в этом вопросе от христианского понимания к гностическому выглядит, между прочим, как покушение на прогресс и развитие - как чистейшей воды контр-модернизм.

7. Проблема теодиции и цветные метафизики.

Мобилизовав предвечную тьму в качестве мифологической основы при толковании тех нерегулярностей, которые вынуждены были вводить в свои теории три выдающихся исследователя бытия, С. Кургинян не мог не поставить под сомнение и христианские представления о природе зла . И здесь он не ограничивается одними только декларациями ( "классическое христианство в части отношения к природе зла... утратило свою актуальность" ) , а предлагает свое толкование проблемы теодиции - проблемы совместимости безусловной благости Творца и очевидной несовершенности сотворенного им мира. Она была сформулирована лишь в начале 18 века- Лейбницем, но фактически разрешена была уже в 4 веке Василием Великим( ранее, часть 6 , приводилось его исчерпывающее суждение на этот счет). Эта проблема, отсутствовавшая в политеистических картинах мира, обнаружила себя именно в монотеизме. В дохристианском монотеистическом иудаизме с его представлениями об одном и единственном Боге, эта проблема хотя и не формулировалась сколько-нибудь внятно, но фактически решалась переносом источника зла на конкретного человека. То есть еще тогда зло рассматривалось не как сущность, а как качество - как недостаток Добра, как его отсутствие. Бог совершенен, человек нет, но он может совершенствоваться, руководствуясь заданными Богом заповедями. Христианство усилило эту схему до абсолютно безупречной , универсальной: Бог не только дает заповеди, но и воздействует на стремление к совершенству личным примером - стесняет Себя, приносит в жертву миру собственного Сына. В основе этого усиления лежит идея Боговоплощения - самая сложная религиозная идея. Осмысление ее породило в христианстве многие ереси, в том числе и две крупнейшие, особенно жестко противостоящие друг другу - несторианство и монофизитство, - каждая из которых на свой лад понижала качество жертвы Бога, а значит ставила под сомнение абсолютность Его благости. Христианская церковь выстояла в борьбе с этими ересями как единая православная, но и в последующем разделении ее на Восточную и Западную, на православную и католическую, опять-таки сработали тонкости понимания проблемы Боговоплощения.

 

К сожалению, С. Кургинян не останавливает своего внимания на этих особенностях христианства и , судя по всему, антихристианский мотив в его трактовке проблемы теодиции не является случайным. Он не скрывает связи анонсируемого им мировоззрения и с каббалой, и с более древними "иудейскими традициями дуалистической космологии" , подчеркивая, что великой троице исследователей, на которую он ссылается, эта иудейская традиция наверняка была известна... То есть для него " есть не просто религиозная традиция, а традиция, сопрягаемая с пострелигиозными величайшими психологическими, социальными и физическими открытиями."

Но если гностицизм еще можно воспринимать, как вполне естественное отклонение устремившегося в христианство древнего, языческого мира, то у С. Кургиняна все, действительно, серьезнее - им реализуются древнейшие принципиальные установки. Да, они не получили господства в ортодоксальном иудаизме, но они существовали - переводили зло в разряд сущностей онтологических, а значит принципиально неустранимых. Из чего легко можно было обосновать абсолютность сложившихся социальных градаций, а значит, господство одних над другими. Христианство с его принципиальной асоциальностью покушалось именно на вечность, абсолютность, онтологичность если угодно, социального разделения. В этом, возможно, одна из главных причин 20-векового антагонизма христианства и иудаизма.

В своих оценках христианского учения о зле С. Кургинян исходит из того, что в христианстве долгое время безраздельно господствовало то, что он называет религиозно-либеральной традицией и во что он закладывает в общем-то очень вольное понимание теодиции: "зло порождено благостью Бога, его стремлением дать человеку свободу воли, то есть возможность выбрать между добром и злом и даже уклониться в сторону зла.". На этом либеральном перетолковании и держится по существу утверждение С. Кургиняна, что 20-ый век, фашизм, в частности, с его запредельными бесчинством и насилием подвел к необходимости " фундаментальной метафизической ревизии" - к отказу от универсальной концепции религиозного либерализма. Но подобное утверждение трудно отнести к числу адекватных, поскольку именно в основе фашизма как раз и лежит отказ от универсализма христианства, которым любой человек, независимо от национальности, социального положения, образования, совершенных им подвигов и проступков рассматривается прежде всего как человек. Фашизм обнуляет значимость всех корпоративных характеристик человека. Всех, кроме одной - национальной. Пятый пункт - как граница между человеком и животным - отсюда все зверства. И не сами эти зверства привели к отказу от универсальных принципов христианства, как считает С. Кургинян, а как раз наоборот: отказ от последних в крайней форме и потому - зверства. Понятно и то, что именно на отказе от универсального подхода христианства прежде всего и держится идеологическая сущность, названная С. Кургиняном черной метафизикой...

И красная метафизика в методологическом отношении в целом ничем не лучше. Тот же отказ от христианского универсализма в трактовке человека, но только в пользу опять-таки одной корпоративной характеристики - на этот раз в пользу принадлежности к социальной группе, к классу. В идеологии Великой русской революции представление о том, что нравственное начало в человеке не универсально, а классово, было самым большим заблуждением , определившим и раскол на красных - белых, и все зверства как гражданской войны, так и социалистического строительства, жесточайшее преследование Церкви, и гибель советской России, выстоявшей в войне против практически всей Европы, но бездарно слинявшей за три десятилетия мирного существования. Выстраиваемые либеральной урлой параллели между советским социализмом и фашизмом особого интереса не представляют - эти сущности, и здесь нельзя не согласиться с С. Кургиняном, взаимоисключаемы. Но и ту, и другую производит на свет, как впрочем и либеральную вольницу, одно - отказ от христианского универсализма.

Выстраивая свою систему мировоззрения, С. Кургинян, таким образом, приходит к представлению о неизбежном отказе от " одной-единственной метафизики, основанной на теодиции как единственно возможном объяснении природы зла" в пользу нескольких метафизик. Более того, по его мнению, эти иные метафизики, существовали и раньше, но пребывали в загоне и только в 20-м веке вышли на авансцену - оформились политически. Что и подвело итог многовековому красно- черному противостоянию ( хилиасты и гностики), имеющему глубочайшие - онтологические - корни, восходящему к антагонистическому противостоянию нормальной и черной материи. Что оттеснило "елейный" христианский универсализм окончательно.

Но итог двадцатого века можно представить и по-иному:

- одноцветные метафизики( черная, красная, зеленая, голубая - любая ), увы, до добра не доводят;

- метафизические крайности еще как-то срабатывают на ограниченных пространствах и отрезках времени, в ситуациях войн и борьбы, в условиях, требующих мобилизации;

- христианский же универсализм с его идеей самостеснения человека как был, так и остается единственной, видимо, идеологией, способствующей как борьбе, так и устойчивому мирному сосуществованию .

Просматривается в 20 веке и еще один вывод: нет более неподходящей основы для справедливого социального строительства, чем марксизм. То что было сделано на этой основе в России, при всех очевидных и многочисленных достижениях, ничего, по сути, в человеке не изменило, а лишь на время заблокировало что-то в нем , и только. Доказательством чего и явился тот жадный рывок социализированной по марксовым рецептам России в самое похабное и разрушительное потребление. Вот, что больше всего заставляет усомниться в надеждах С.Кургиняна на скорейшую встречу в СССР. Хотя, нет слов, внешне предлагаемый им его образный ряд выглядит очень даже убедительно:

"Если Тьма над Бездной, то Тьма предвечна, несотворенна и враждебна Творцу и Творению. Бытие – это мир форм, созданный и охраняемый Творцом. По ту сторону – активное и самодостаточное Антибытие...Тьма, подпитывающая любые противоречия в отношениях Творца и Творений ...Есть суперсила, способная играть на этих противоречиях по «формуле превращения». Форма отпадает в силу противоречия... Не чахнет, а наливается Тьмой, коль скоро в отпадении своем Форма соглашается пожирать свое Содержание, свою субстанциональность, бытийственность. Как только Форма приняла окончательное решение и начала каннибальствовать, пожирая смысл и его субстанциональность, ее начинает подпитывать не какое-то там вторичное зло, а Госпожа Тьма, несотворенная предтварность, потревоженная Творцом, та Тьма, что над Бездной. . "

8. Универсализация принципа дуальности.

Нельзя не отметить, что принцип дуальности бытия, выдержан у С. Кургиняна очень последовательно - как воистину универсальный и даже абсолютный.

Вот характерный пример.

С. Кургинян охотно признает наличие у русских
стремления к критической самооценке, внутреннему раскаянию - называет все это принципом самоумаления и связывает его с русской духовно-религиозной традицией. То есть фактически признает наличие некоторых специфических особенностей русской цивилизации и решающую роль Православия в ее формировании. Более того ему ясно и то, что " никакой сверхмодерн, никакой новый Красный проект не будет построен на конфронтации с религией вообще и православием в особенности ". Да, при этом он вносит своего рода антицивилизационную поправку в свои рассуждения - подчеркивает, что русские всего лишь альтернативная часть Запада( за альтернативность Запад Россию и ненавидит).

Эмбрион модели второго типа, казалось бы, здесь очевиден. Но С. Кургинян практически тут же берет себя в руки и вводит в действие свой абсолютный принцип - использует его в уже приложении к конфессиям.

И делается это с привлечением понятия развития. Есть силы, считающие развитие грехом, есть считающие благом - обе силы живут и сосуществуют в любой конфессии... Красно-черное расчленение волевым усилием вводится, таким образом, во все, надо полагать, конфессии - понятия красный латинизм, черный буддизм и даже серо-буро-малиновое язычество становятся нормальными, естественными. А собственно метафизика конфессии, следовательно, отодвигается, как устаревшая - ничего кроме столкновения и борьбы двух сил нет и в принципе быть не может. Всякие там цивилизационные модели, традиционализм - туда же.

Мало нам красно-белой социальной свары, теперь еще появляется и внутриконфессиональная.

У С. Кургиняна она названа "внутриконфессиональным диалогом", "в котором есть место и контрмодерну, и модерну. А главное – и контрразвитию, и развитию." Дуальность в этих суждениях становится какой-то зловещей, все без исключения охватывающей - гностическая дуальность выглядит на этом фоне детской шалостью. Идеология предвечной тьмы отработана здесь С. Кургиняном по исчерпывающей программе. И все в угоду бесконечному, свирепому, устремленному в никуда развитию по гиперболе. Неизбежно становящемуся развитием ради развития и убивающему в конце концов субъект развития - земную цивилизацию.

Н. Данилевский, видимо, одним из первых осознал гибельность этого гиперболизма и попытался развернуть внимание общества к моделям скромным, ограниченным, как отдельная индивидуальная жизнь, но допускающим бесконечное развитие, как последовательность сменяющих друг друга форм... Он разрушил в своих построениях уже обнаружившую себя у Маркса паневропейскую систему социальной эволюции - попытался оторвать Россию от Европы, допустил , что она может, совершенствуя свою традицию, развиваться на свой манер. Это у него важно , а не конкретные формы. Не развитие вообще, а развитие конкретного, самобытного и исключительного.

Формально С. Кургинян готов признать специфику России, раз говорит о русской альтернативе модерну. Но для него это, видимо, лишь вариация в рамках его парадигмы гиперболизма. Потому и предлагается не антиглобализм, а альтерглобализм.

Именно ставка( надежда, упование) на абсолютную благость ничем не ограниченного развития и понуждает С. Кургиняна гнать вперед без оглядки на прошлое, одаривая порой публику совсем уж расслабленными умозаключениями: "Контрмодерн пытается
вернуть человека к религии, причем к религии, лишенной гуманистического потенциала"... Этот безнадежный недоумок модерн все еще " цепляется за классический гуманизм и классического человека" ... А связывать судьбу земной цивилизации следует исключительно с сверхмодерном, грезящем "и о новом гуманизме, и о новом потенциале развития, и о новом огне метафизической страсти"... Осуществление этих грез и сблизит, по С. Кургиняну, сверхмодерн и религию - обеспечит возможность "если не метафизического синтеза ..., то по крайней мере метафизического диалога".

А путь к этому благостному финалу будет, надо полагать, очень кровавым, поскольку диалогу по всем признакам должна предшествовать великая война - без нее вряд ли удастся утвердить " красную религиозность, не противоречащую духу религии (причем разных религий: ислама, буддизма, православия, католицизма)"...

Уж слишком воинственны намерения:" Мы докажем свою правоту. Мы докажем, что в мире действительно существует то, о чем мы говорим, что в нем есть левая хилиастическая церковь и есть правая, черная, гностическая. Что они есть, что они противостоят друг другу, что они противостояли друг другу в истории всегда."

Совсем как после 1917-го - тогда также начали доказывать свою - атеистическую - правоту...

9. Сверхмодерн, наука нового типа и управление развитием.

Превращенное в субстанцию метафизированное зло - на борьбу именно с ним зовет красная метафизика С.Кургиняна. Особые надежды на успех в этой борьбе связываются с наукой нового типа, несущей не только гносеологическую, но и идеологическую нагрузку, мыслящей " не только категорией истины ..., но ... ещё и категорией спасения...", имеющей " метафизическое ядро" - наукой, становящейся по существу своему парарелигией.

Модерн, по мнению С. Кургиняна, утратил "культурообразующее качество" сразу же, как " разделил внутри себя всё на гносеологию, этику и эстетику, т.е. на истину, справедливость (право) и красоту"... Но, во- первых, вряд ли имеет смысл говорить здесь о разделении - знание, этика и эстетика это, скорей, три координаты, в системе которых с максимальной полнотой только и можно описывать и моделировать деятельность разумного существа. Модерн ввел эти три координаты и упрекать его можно лишь настолько, насколько можно упрекать , скажем, Декарта за то, что он, введя три координаты, разделил единое пространство на три направления.

Разделение, о котором речь ведет С. Кургинян, это разделение для удобства описания, которое вовсе не означает, что деятельность человека распадается на три автономных - познавательную, этическую и эстетическую. Деятельность едина - три компоненты в ней связаны и плотно взаимодействуют( на эту тему подробнее, на примере литературы-искусства смотри здесь(Литература как тензор  второго ранга  ) ).

Другое дело, что по мере развития деятельность настолько усложняется, что возникает соблазн (вот она конкретная издержка усложняющегося развития ) специализации - соблазн разделения не только мысленного, но и практического. Но это уже свойства не модерна , а заболевающего модерна.

У С. Кургиняна восстановление потерянного модерном культурообразующего начала связывается исключительно с новым типом науки, который сумеет, наконец, преодолеть затянувшееся и ставшее привычным взаимное противопоставление "истинного, прекрасного и доброго" и обретет "синтетическую силу". Но эти надежды являются, скорей всего, заблуждением и именно потому, что связаны с существованием идеологизированной, подчиняющей себе этику и эстетику науки. С такой нагрузкой вырождение науки, увы, становится неизбежным, поскольку она очень быстро лишится возможности развития. Ярчайшим тому примером является судьба того же диалектического материализма, довольно-таки быстро утратившего все свои и немалые креативные возможности именно из-за идеологической нагрузки.

Мотивы, побуждающие С. Кургиняна на столь вдохновенные фантазии, в принципе понятны. Двадцатый век со всей очевидностью продемонстрировал( а 21-ый с еще большей очевидностью продолжает это делать), какую опасность для человечества представляет ничем не стесненное, самопроизвольное, не управляемое обществом развитие. Но за все это время был сделан всего лишь один более или менее серьезный шаг в деле такого управления - введение международного контроля за использованием атомной энергии.

Управление развитием не означает , конечно же, введение тупого чиновничьего контроля за ним - оно предполагает лишь одно: серьезную оценку перспектив каждой нарождающейся новизны - этико-эстетическую оценку прежде всего. Не упования на некую сверхнауку под контролем неких сверхкогнитариев, а тесное взаимодействие познания, этики и эстетики - синтез их в таком взаимодействии. К нему, собственно, в конце концов, и должна свестись вся метафизика. А окрасить ее будет позволительно в любой свет, кроме голубого, разве что.

Теснейшее взаимодействие, а именно: познавательно-эстетическая оценка этики , этико-познавательная оценка эстетики, эстетико-этическая оценка познания, и должны стать основным средством управления развитием.

Понятное делом, что для осуществления такого управления требуется особая организация социума. Общество , к примеру, должно иметь возможность на основании оценки экспертов потребовать и заставить госорганы ограничить исследования в определенном направлении. В том смысле ограничить, что заявить бизнесу через соответствующий закон: "пока сюда со своими деньгами не суйтесь, исследования здесь будут вестись под жестким контролем государства и до тех пор, пока не прояснятся все перспективы". Понятно, что ни Западная цивилизация с ее коленнопреклоненным стоянием перед деньгами и рынком, ни та система, которая в начале 20 века сложилась по результатам торопливого социального строительства в России с ее предельной заорганизованностью, решить эту проблему не в состоянии. Убрать деньги из власти и выстроить эффективную систему самооуправления социума - лишь движение в этом направлении откроет перспективу управляемого развития.

Совершенно очевидна здесь и непреходящая роль религии ( а значит, необходимость опираться в социальном строительстве исключительно на традицию - на осторожно модернизируемую традицию). Проблема мирного сосуществования отдельных личностей поставлена именно религией - она и является поэтому единственным правомерным источником этического. Да, практическая реализация такого сосуществования решалась, как правило, в рамках одной конфессии и каждой конфессией на свой манер. Но Россия сумела, опираясь на исключительную по мощи надконфессиональную составляющую Православия, нашедшую отражение в универсальности русского культурного поля, реализовать и идею мирного межконфессионального существования...

Так что реальные надежды свои нам есть смысл связывать не со сверхнаукой-когнитариатом-сверхмодерном, а исключительно с традицией русской цивилизации. И если такая переориентация надежд наших произойдет, то поменяются смыслы и таких понятий , как сверхмодерн и контрмодерн.

Что здесь имеется в виду?

В рамках концепции С. Кургиняна потребность в сверхмодерне определяется исключительно всходящей к предвечной тьме природной дефективностью модерна, который понимается им как отдельная стадия социального развития. Она сформировалась в новое время, увы, наперекосяк - легкомысленно развела, в частности, по отдельным углам познание, этику, эстетику... И бодро нацелившийся на развитие социум постепенно ослаб и, в конце концов, настолько, что в нем стремительно активизировались силы предвечной тьмы и он, социум, оказался в тупичке модерна под названием постмодерн. И ныне готов даже опрокинуться в черное небытие контр-модерна.  У мировой же цивилизации в связи с этим не остается никакого другого выхода , кроме как восстановить познавательно- этико- этическое единство в форме сверхнауки, выделить в человечестве фракцию когнитариата, развить, укрепить, организовать ее и повести за ней человечество в светлое его будущее - в сверхмодерн.

Так выглядят судьбы мира по С. Кургиняну. Но если принять одну из моделей второго типа, то всю эту драматическую историю можно представить по-иному. Европейская цивилизация достаточно долго благополучно развивалась и достигла на этом пути таких скоростей, такого прироста новизны, что постепенно утратила возможность справляться с нею. Новое стало самоцелью и поначалу оттеснило, а затем и подавило традиционное. Оставшись без сильных традиционных корней, новое стало формировать свои структуры - соблазнилось прямым противостоянием с традиционным. Выпущенная из-под контроля традиции модернизация есть всего лишь болезнь - цивилизационная болезнь под названием постмодерн. Котрмодерн в таком случае - результат патологического, вовремя не остановленного развития этой болезни.

Социум с государством, способным, с одной стороны, организовать полностью обеспечивающее себя самоуправление, а с другой лишить деньги и собственность статуса абсолютной ценности и превратить их в сущности сугубо служебные... Социум, который сумеет решить такую задачу путем методичного вытеснения этих ценностей с авансцены другими - идеальными, вне всякого сомнения, сумеет наладить и то самое познавательно-этико-эстетическое взаимодействие, что откроет путь к управлению развитием - позволит держаться на гребне постоянной, мягкой, осмотрительной модернизации. Она-то и станет желанным сверхмодерном...Который окажется всего лишь возвращением к нормальной, находящейся под контролем традиции модернизацией.

Выглядит, таким образом, всё достаточно обыденно: оглядеться, отступить чуть назад, умно перенастроиться и жить дальше. Без какого-либо надрыва - не предрекая "пересборку модели мира, пересборку человека, пересборку всего на свете"...Прогрессивистская модель С. Кургиняна буквально пропитана не то что новизной - сверхновизной: "новый гуманизм", "новый потенциал развития", "новый огонь метафизической страсти"...

10.О синтезе красного проекта и Православия

 

 

С.Кургинян сумел убедить свое движение, а прежде всего себя самого, что им в полной мере решена фундаментальная задача - ему удалось синтезировать красный социальный проект и христианство. По возвращению из Донбасса в июле 2014 года он так и заявил - синтез красной звезды и христианского креста состоялся...

Но столь экзотические синтезы вряд ли удастся убедительно увязать с деятельностью отдельных движений и тем более отдельных личностей . Более того, размышляя об этом синтезе, нельзя не принимать во внимание, что появление такой задачи связано в первую очередь с особенностями развития русской цивилизации - с ее, состоявшимся почти век тому назад, резким и, главное полностью оторванным от традиции, рывком в социальное строительство. Именно с этим вырванным из контекста русской истории рывком связаны и грандиознейшие успехи Росиии в 20 веке, и все ужасы ее бытия в том веке, и ее безвольная, безоговорочная, горбачевско-ельцинская капитуляция перед западной цивилизацией. Очевидно, что и красно - белое противостояние, так обострившееся на фоне пробуждения Новороссии, питается в конце концов все тем же рывком.

Те расшаркивания перед христианством, что имеют место в красной по преимуществу риторике " Сути времени," никак не могут быть названы синтезом и воспринимаются, скорей, как макияж. Потому что реальный красно- православный синтез, уж если Россия своей историей поставлена перед необходимостью его осуществить, не удастся свести к подмешиванию православного к красному - он может состояться только на основе русской традиции, то есть через мощный социальный проект на православной основе.

Но подобный проект требует объединения усилий православной церкви и государства и становится реальным только как цивилизационный проект. Очевидно, что он не по зубам ни самому сверхидейному и сверхорганизованному движению ( гибель СССР это наглядно показала ), ни тем более самой выдающейся личности - пусть она аж семи пядей во лбу и ярко выраженная индивидуальность...

 

Но в настоящее время к такому проекту, а значит и к такому синтезу, не готово, кажется, ни российское государство, ни представляющая государствообразующую религию России Русская православная церковь. Перед последней пока, все еще как насущная, стоит куда более скромная задача - не форсируя свою социальную роль, залечить раны, нанесенные поспешным броском в светлое социальное будущее, восстановиться и окрепнуть. Эта задача при относительном нейтралитете государства и решалась после 1991 года - Патриархами Алексием II и Кириллом. И лишь ее решение сделает возможным скоординированные синтезирующие усилия церкви и государства, если, конечно, последнее сумеет, что не очевидно, возвыситься до такой роли.

 

Эта проблема будущих времен, хотя , естественно, ничто не мешает готовиться к ее решению и сегодня. Сотрудничество государства и церкви является основой для любой современной социальной модели, опирающейся на традицию( модели второго типа ). И вовсе не по причине масштабной секуляризации современного социума , а потому, что отношения государства и церкви долгое время оставались без должного внимания. Остались, в частности, без него и замечательные суждения- оценки А.В. Карташова ( Карташев А.В. "Воссоздание Св. Руси" ). Хотя, скорее всего, их время попросту еще не пришло - с тех пор, как они были опубликованы в Париже (1956 год), задача соединения усилий православной церкви и государства на основе надконфессионального( культурного) поля православия так и не стала задачей практической. В моделях первого типа, безраздельно господствовавших более века, церковь была оттеснена в до-модерн, в средневековье, и сотрудничество государства с ней рассматривалось как задача благотворительности, патронажа, заботливого ухода за когда-то мощным, но, увы, катастрофически состарившимся социальным институтом. " Суть времени" не стала в этом отношении исключением - христианство в его социальных моделях не более, чем изысканная приправа к багрово-красному по своей сути и основе проекту. О каком-либо синтезе вести речь здесь бессмысленно, ибо синтез с реальными и на длительное время рассчитанными перспективами возможен, повторим это еще раз, лишь как цивилизационный проект - как трансформация традиционного, как взращивание на его основе неких социальных форм, которые, скорей всего, будут иметь мало общего с советскими.

Рассуждая о красно-религиозном синтезе С. Кургинян особо подчеркивает , что в основу этого синтеза будет положена новая, переопределенная коммунистическая парадигма, новая метафизика революции, будет выстроен принципиально другой "формат отношений с религией".Но как только дело доходит до собственно выстраивания этих новых отношений, на поверхность тут же извлекается категорически не совместимая с христианством гностическая дуальность. Да, мы идем с вами на союз, говорим о значимости духовного, но выношенную вами за 20 веков духовность пропустим все-таки через свои фильтры....

Однако сущности с такой временнОй выдержкой, как христианство, и через самые искусные фильтры не проходят - они их сметают. Поэтому, если хотите сотрудничать с этой мощью, стройте союзы на ее принципах и на ее принципах опровергайте ее заблуждения( например о безусловном сатанизме всех революций). Не Христа примеряйте к революции, а революции ко Христу.

Но в кургиняновском синтезе именно Христа и примеряют - выщелкивают из христианства, из русской традиции лишь то, что вписывается в коммунистическую парадигму. По существу все та же методология - до основания, а затем... Отсюда, наверное, и брань в адрес премодерна, перегораживающего путь сверхразвития.

На то, что методология остается неизменной указывает и предлагаемая С. Кургиняном новая метафизика революции, в основу которой положена все та же гностическая дуальность, поскольку идея революции решительно переводится в основу бытия, а творение превращается в растянутый во времени "акт Созидания, акт построения Нового мира в условиях, когда есть, или невнятно присутствует Старый". Таким образом, "первый революционер это Бог Творец, а первая революция - Творение»! Но "создав Творение, Творец потревожил дотварное бытие" - предвечную тьму, надо полагать. И тем самым запустил темные силы зла - напустил их на тварный мир...И старый мир, старая система начинает сопротивляться...

И С. Кургинян не останавливается на подобных отвлеченных характеристиках - он предельно конкретен:

"И в ходе смут, таких как перестройка, по площадям носятся осёдланные этой Тьмой люди....Революционеры являются прямой противоположностью этим тёмным толпам, осёдланным тёмными вожаками. Одно дело - бесы («Мы пустим смуту, пьянство, сплетни, донос, неслыханный разврат. Мы всякого гения задушим во младенчестве» - классический лозунг постмодернизма). А другое дело - революционеры, которые должны всех образовывать, нести новый культурный уровень, просвещать массы, выводить их на новых уровень и т.д."

Допустим, что это, действительно, так. Но ведь такие же благостные намерения имели хождение в России и начале 20-го века. Только вот беда к 1991 году сработало все-таки что-то таинственно-неопределенное, скрывавшееся за "и т.д". И потому, наверное, сработало, что этот переход "революционер-бес" ( у С. Кургиняна это два разных, принципиальных качества, а цитируемый им Достоевский считал их единосущными), увы , самопроизволен и удерживать от него( как отдельных людей, так и их массы) может, видимо лишь скрытый источник свободной (творческой) энергии. А он заключен в традиции - больше ему попросту негде находиться. Так что традиция это вовсе не заложник предвечной тьмы, коим она является у гностицирующего С. Кургиняна , - у нее совершенно иное предназначение. Как это ни парадоксально, но оно чем-то напоминает роль темной материи в современных разработках физической теории. Там темная материя своего рода гарантия от тепловой смерти, здесь традиция - универсальная гарантия от смерти духовной в лапах очередной порции революционеров, выродившихся в бесов.

Высокая вероятность такого вырождения угадана Достоевским - ему было достаточно одного процесса над Нечаевым, чтобы оценить ее как приближающуюся к ста процентам. И хотя вероятность такого перерождения Достоевским завышена, проблема перехода революционер-бес все равно должна находиться в центре внимания при анализе итогов русского социалистического строительства. Кургиняновская же метафизика, сводящая эту проблему к таинственному "вторжению тьмы",к "интрузии тьмы" успешному анализу этих итогов несомненно препятствует. Поскольку блокирует именно то направление поиска, которое открывает путь к пониманию русских революционных тайн.

Эта метафора - вторжение тьмы - да, очень эффектно срабатывает при характеристике текущего состояния российского социума и в этом сила кургиняновского движения. Но "Что делать"С. Кургиняна ничем по сути не отличается от ленинского - дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем весь мир. Перевернули... Да мир оказался ванькой -встанькой . На основе одного только революционного идеализма не удалось поменять положение центра тяжести таким образом, чтобы перевести мир в иное устойчивое состояние. И без традиционного - христианского - идеализма эту задачу, похоже, не решить.

Но С. Кургинян в своих построениях делает ставку именно на революционный идеализм и ради него даже готов согласиться с тем, что движение его относят к разряду сект. Если секта -"это мобилизационная духовная социально-политическая система, которая выстаивает в условиях, так сказать, чуждого ей мира", то готовы и так называться. И укрепить себя вопросом а "что, христиане не были сектантами?"...

Так вот, даже в те времена, когда христиане были малочисленной сектой на территории Иудеи, сектантами они не были. И только потому, что воспринимали мир, не как чуждый им, а лишь как несовершенный, который через индивидуальные усилия каждого надо преобразовать . Да, были резкости в адрес иудеев, но не было антагонизма. Потому, видимо, и стал самым успешным завоевателем мира ...апостол Павел. С единственным оружием - проповедями.

У С. Кургиняна же антагонизм положен в основу системы и определяется это его положение исключительно гностическими заигрываниями с предвечной тьмой.

11.Сверхмодерн и религии

 

 

Итак, при оценке социальной роли религии С. Кургинян идет по простейшему пути - он пристегивает религию к новейшим названиям формаций, и на этом проблема для него, судя по всему, исчерпывается...

 

"Религиозный человек – это религия чего? Контрмодерна? Постмодерна? Модерна? Она же тоже разная." Трудно понять, что здесь у С. Кургиняна первично, а что вторично. Потребительское восприятие религии и потому брезгливое отношение к традиции. Или наоборот- источник недоразумений поверхностное восприятие традиционного.

Но Карл и Фридрих в любом случае аплодируют здесь стоя. Еще бы! Этическая составляющая бытия, восходящая к метафизической основе любой конфессии, полностью отключена, и все религиозное мгновенно становится легкой добычей социальной демагогии. Все следующие далее рассуждения С. Кургиняна о бедной и богатой церкви, о правых и левых католиках и о прочем из этого ряда - всего лишь попытка сделать социальное главным в Церкви. Совершенно бесперспективная попытка, свидетельствующая о том, что, поставив задачу выстроить СССР-2, С. Кургинян, судя по всему, так и не обратил внимание на главный промах того социального строительства , что было осуществлено в 20-ом веке в России. А именно: на принципиальный отрыв от традиций России, который и породил все проблемы, в том числе и красно- белое противостояние. Именно этот отрыв перевел нравственное в число понятий классовых - все зверства русской революции и послереволюционного периода питались этим переводом, этим надругательством над традиционным пониманием нравственного. И можно не сомневаться, что и когнитарии сверхмодерна, дорвавшись до власти, далеко в этом отношении не уйдут, а придумают и установят какую-нибудь свою диктатуру - диктатуру когнитариата...

Занимающимся социальными экстраполяциями в будущее , особенно тем, что на каждом перекрестке подчеркивают свою нетеистичность , никоим образом нельзя упускать из виду то фундаментальное обстоятельство, что секулярное общество и при самом выдающемся интеллектуальном облачении своих институтов, своих членов , без особого напряжения оттеснив Церковь в вопросах познания и эстетики, будет постоянно проигрывать ей на этическом поле. А в практической деятельности - чем жестче Церковь будет вытесняться из этики , тем катастрофичнее , внезапнее будет общий социальный провал. В этом обстоятельстве нет особой тайны - именно этика, а не юридический закон( последний лишь пытается исправлять допущенные ошибки) регулирует межличностные отношения, то есть обеспечивает относительно устойчивое сосуществование разумных. И осуществляет она эту регуляцию исключительно через идею самоограничения. В этических установках отражен коллективный опыт сосуществования, но применяются они исключительно индивидуально - в этом суть этического регулирования, совершенно не похожего на регулирование общественное или государственное. Там тебя заставляют - здесь ты заставляешь себя сам.

Нет ни одного общественного института, который мог бы составить реальную конкуренцию Церкви в деле проповедования, популяризации идеи личного самостеснения. Эта идея наличествует в любой конфессии - они и отличаются друг от друга ( если отвлечься от догматики и обрядов ) теми формами , в которых это проповедование осуществляется. И если оценивать конфессии по этим формам, то христианство, благодаря идеям Боговоплощения и Крестной смерти Божиего Сына, становится апофеозом идеи самостеснения: Божественное самостеснение как высшая форма человечского. Понятно , что это прежде всего относится к Православию, как наиболее последовательному христианству евангельского извода.

Игнорирование церкви, так же как попытки нагружать ее политически( а этим, увы, и занимается С. Кургинян ), не просто бесперспективны. Они уводят в тупик все начинания в деле справедливого социального строительства, поскольку именно таким образом дискредитируется традиция, а значит, и весь исторический опыт нации. А это и есть реализации той жесточайшей формулы - до основания , а затем, - на которой Россия едва не сгорела. Опыт социалистического строительства в России показал, что рано или поздно, пусть через 70 лет, но после "до основания" - "затем" бывает только катастрофическим. Девяносто первый год и далее - это не только происки ЦРУ и дурь Горбачева. Это - отложенная расплата за "до основания."

 

Бескомпромиссная ориентация С. Кургиняна на социальные модели первого типа и связанное с ней попирание традиции и есть современные формы "до основания, а затем". Такое намерение не декларируется, как столетие назад, но оно скрыто заложено в этих благостных надеждах на сверхмодерн. В такой, скажем, форме: " идея левого и правого, красного и чёрного должна быть доведена до конца всюду". И никакие разговоры о социалистическом православии, о красном православии этого разрушительного намерения скрыть не в состоянии. Да, С. Кургинян говорит о достигнутом в его движении "синтезе креста и красной звезды", но это всего лишь слова, слова, слова - попытка советскую социальную модель подсластить христианством. Ибо реальный синтез может состояться только через практическое строительство справедливого социума ( методом проб и ошибок - другого просто не существует) на православной основе. Справедливое социальное устройство нужно, одним словом, вывести из Православия.

12.О четвертой политической теории А.Дугина

В разработках А. Дугина,   основная  смысловая  нагрузка   лежит  на традиционном - на реконструкции традиционного. И это с чисто формальной стороны позволяет вроде бы относить его построения к разряду социальных теорий второго типа. К сожалению, это далеко не так - что и придется продемонстрировать.

Для начала несколько слов о Четвертой политической теории А. Дугина, которая им подается, как результат постепенного усовершенствования его собственных представлений в области социологии - как завершение его антилиберального проекта, начатого с национал-большевизма и продолженного в евразийстве.   По сути своей эта теория, несмотря на всю свою очевидную установку на консерватизм, - сверхавангардна : "волевое конструирование Традиции с опорой на деконструкцию современности"... Целеполагание   в  целом вполне  позитивное,  хотя революцией от  него несет   за версту. Волевое конструирование с опорой на деконструкцию ... В  октябре  1917  в  России  и  началось что-то  вроде  этого.

Пробивается же А. Дугин к своей теории    путем наисложнейшим. Отказывается от субъектов( индивидуум, класс, нация+государство) трех классических политических теорий ( либеральной, социалистической, националистической ),  а в качестве нового субъекта истории, призванного спасти мир, предлагает таинственный хайдеггеровский Dasein .

  В   дугинских интерпретациях (конкретизациях)  Dasein, увы,     утрачивается та неопределенность, что заложена Хайдеггером в это понятие - Dasein у А.Дугина обретает контуры, пусть несколько размытой, полускрытой , но все-таки сущности, данной нам в некие специфические ощущения . Тогда как у Хайдеггера в это понятие заложена всего лишь некоторая принципиальная возможность, которая становится  ненулевой, перестает быть ничем, когда в бытии зачинается бытиё человека , и тот получает шанс стать пастухом бытия. Это назначение существует для человека поначалу как ничто - как нечто, таящееся в Dasein. А далее - паси! Ты - паси, твоя семья - паси, твой род - паси, любая общность, в которой ты окажешься - также паси!..

Идея использовать в качестве субъекта политической теории Dasein - скорей всего, из разряда соблазнов, искушений. И если чем-то она и может быть логически оправдана, то попыткой найти некую метафизическую основу для традиционного. Формирующееся традиционное, то есть созданное самим человеком, пастухом бытия, не представляется, похоже, А. Дугину в качестве надежной, и главное , универсальной основы, и он, видимо, отдает предпочтение традиционному данному - данному через Dasein . Недоверию к созданной самим человеком традиции А. Дугин обязан, видимо, своим симпатиям к Рене Генону и Юлиусу Эволе - певцам примордиальной( первозданной) традиции.

В восприятии мира человеком принцип дуальности и вытекающий из него принцип антагонизма двух начал относится, скорей всего, к числу фундаментальных. Человек никогда не торопился, и до сих пор не торопится, искать альтернативу этому принципу в своих, даже далеких от рационализма, моделях бытия. На этом принципе выстраивался гностицизм. Этот принцип заботливо нянчит в своих социальных построениях С. Кургинян. Он же воспроизведен и в моделях Генона-Эволы - в исповедуемых ими идее о двух типах цивилизации, или двух образах жизни человека: становящийся, склонный к вырождению модерн и изначально данная, не подверженная изменениям традиция... С этой дуальностью ( благородная, благодатная традиция и покушающийся на нее мерзкий модерн) не расстается и А. Дугин. Он, похоже, только отказывается от геноновских (индуистских) оснований в понимании дуальности - в пользу оснований хайдеггеровских.

Но нельзя полностью исключать и того, что А. Дугин лишь пока не расстается с этой дуальностью, поскольку остается впечатление, что ему не очень уютно возле хайдегеровского Dasein. О чем свидетельствует, в частности, то, с какой легкостью во время дискуссии в Институте динамического консерватизма  он согласился   на  такую сверхконкретную  трактовку Dasein,  как цивилизационный код   ... 

Но ведь  в последнем, если разобраться,   как  раз    и присутствует  в закодированном  виде  традиция  конкретной   цивилизации  - ее  деятельное, конструктивное начало...  Уже  одно   это  соображение, казалось бы, должно было развернуть   А. Дугина   к идеям Данилевского - Леонтьева-Шафаревича, в пределах которых  найдется место и цивилизационному коду, и  приоткрытому по-дугински Dasein , и даже столь любезному сердцу С. Кургиняна эгрегору , если,  конечно, полностью снять с последнего понятия всякую оккультную, теософскую нагрузку (ментальный конденсат и прочее), и отождествить его с неким коллективным идеальным.

И вполне можно допустить, что именно идеальное начало в человеке А. Дугин и отождествляет с Dasein. Да, оно им абсолютизировано - превращено в сущность, в первоначало. Но, вопреки установкам Генона с Эволой, он, похоже, все-таки не исключает и возможность становления культурного кода - конкретного коллективного идеального того или иного качества.

 

Возможность отождествления Dasein Четвертой теории с культурным кодом настойчиво подталкивает к мысли, что без всех этих Dasein -сложностей вполне можно обойтись... Тем более, если заменить задачу революционной реконструкции традиции на более   скромную  и  утонченную  задачу  реконструкции деятельного, конструктивного начала в традиции - того  начала, которое как раз и убивает сорвавшийся с цепи здравого смысла модерн. И сводиться такая реконструкция будет к снятию, там где это еще возможно, постмодернистской коросты с традиционного - извлечения деятельного начала традиции из-под нее. Такая задача не является, естественно, тривиальной , поскольку при ее решении потребуется не только политическая воля лидера и сгруппировавшейся вокруг него элиты, но и цивилизация- затравка. Ни западноевропейская, ни ее американский  клон, ни мусульманская   цивилизации роль такой затравки сыграть не смогут. Первые две слишком    рациональны и прагматичны, чтобы биться за прошлое.В третьей слишком уж подавлено индивидуальное, личностное начало, которое вряд ли разовьется, поскольку этой цивилизации придется утверждать  себя на интеллектуальных достижениях первых двух, а не на своих. Только Россия, с ее культурным кодом, с ее уникальным стратегическим запасом идеального, - иных шансов у мировой цивилизации нет.

Корни же этого идеального в Православии - в религии, которую русская цивилизация избрала и в поле которой сформировалась. Эти корни не перестают быть по сути своей религиозными и в мозгах самого отпетого атеиста, если конечно, понятие "корни" для него вообще существует.

Россия и сегодня по-прежнему свидетельствует, что самой надежной основой формирования запаса идеального является трансцендентное. Это,   в  конце  концов,  и определяет  иерархию в идеальном -приоритет религий и положение искусств при них в качестве ассистента, в качестве пристяжной. В христианской традиции абсолютная ценность идеального заложена мученической смертью Христа, Его апостолов, Его рядовых последователей, как ставших святыми, так и безымянных. Это основа выдержала( и продолжает выдерживать) двухтысячелетнее давление обыденного и, похоже, при решении задачи восстановления роли традиции( роли идеального) рассчитывать, действительно, больше не на что.

13. А. Дугин на фоне С. Кургиняна .

 

Выбор С. Кургинян в пользу двухцветного набора метафизик во многом связан с его ориентацией на первый тип моделей - моделей истматовских, классовых по сути своей, предполагающих четкое деление социума на принципиально враждебные друг другу группы. Нет слов, выделение таких метафизик может быть полезно, и главное удобно, при описании состояний общества - для их классификации. При характеристике состояний классификационные подходы вообще очень удобны.

Другое дело описание процессов. Здесь использование характерного для текущего времени набора метафизик вполне может завести в ловушку, поскольку злоупотребление злободневным резко сужает возможности адекватной оценки прошлого, а следовательно, снижает надежность экстраполяций в будущее.

 

Разоблачая А. Дугина, С. Курнинян также обращается за помощью к моделям первого типа - дугинская социальная модель ( консервативная революция) подается им именно как такая модель. В этом случае любые упования на традицию легко представить, как архаизацию - а где последняя, там рядом и призрак фашизма. К тому же сам А. Дугин существенно облегчает задачу С. Кургиняна - прежде всего своими симпатиями к Генону-Эволе.

И в самом деле, если исходить из того, что адекватными реальности являются только модели первого типа, то любые иные модели, с навешенной на них сигнатуркой " тип первый", действительно выглядят как дегенеративные . И надеяться тогда остается лишь на " доведённый до предельного каления хилиазм",на "мобилизационную антигностическую" - красную метафизику, - на сверх-модерн ...

Да, С. Кургинян часто добавляет, что перечисленные только что сущности должны работать во

"взаимосвязи с русским историческим опытом"... Но такая связь ( связь традиция- сверх-модерн) самопроизвольно может возникнуть, активизироваться только в условиях сверхкритических - таких, как Великая Отечественная война. Коррозии же мирного времени она не выдерживает.

Устойчивой такая связь окажется, видимо, только тогда, когда "сверх-модерн" будет выведен непосредственно из традиции, а не пристегнут к ней - то есть перестанет считаться сверхмодерном. Но для реализации такого плана необходимо будет, увы, обуздать, подморозить прогресс - отступить.

Не исключено, что А. Дугин это хорошо понимает. И, возможно, его пониманию, о котором он пока не спешит известить читающую и слушающую публику , в немалой степени способствовали и его юношеские блуждания по гностическим лабиринтам, и его симпатии к Генону-Эволе.

Очевидно, что С. Кургинян убежден в обратном - в том, что успех в социальном строительстве может обеспечить лишь решительное наступление - что уж на этот раз удастся обеспечить идеальное , без издержек развитие . Стоит только подмигнуть русской традиции . Если традиция в положительном ключе им и упоминается, то исключительно как русская традиция развития "не по прописям модерна".... Он убежден, что специфика русского развития материализовалась во всей полноте лишь в советском опыте России. Но и этот опыт, по его мнению, "был недостаточно отодвинут от модерна, он недостаточно ещё вывел свою сверхмодернистскую суть."

Почтительнейший реверанс в адрес русской исторической традиции и тут же совершенно ложное положение о концентрированной материализации этой традиции в советском опыте, который, видите ли, был недостаточно отодвинут от модерна. В то время, как истинная ущербность этого опыта заключена в том, что он слишком уж был отодвинут от традиции . То есть был исполнен по лекалам совершенно безумной, ничем не ограниченной модернизации - являлся по сути своей сверх-модерном. И это благо великое , что он не выявил свою сверхмодернистскую суть до конца - именно русская традиция помешала закрутить все в России на манер Петруши Верховенского или Полпота.

К сожалению , А. Дугин в своих теоретических построениях по-прежнему, как и подавляющее число современных исследователей, касающихся социальных тем, не видит в связке традиция- модерн- постмодерн единого целого. Для него это, увы, не характеристики состояния социума - модели второго типа требуют именно такого понимания. Не являются они для него и отдельными вполне самодостаточными стадиями развития, как у С. Кургиняна. Они у А. Дугина родом из Генона-Эволы, то есть , скорее, сущности, чем качества.

Это и делает уязвимой главную идею А. Дугина - его консервативную революцию очень легко представить , как принципиальное отступление. Что собственно и делает С. Кургинян (смотри , например, стенограмму 40-го выпуска "Сути времени " ) , вменяя А. Дугину отход в средневековье, в контр- модерн.

Но идея консервативной революции значительно глубже дугинских интерпретаций этой идеи. И связана эта глубина с отказом от буйства ничем не ограниченного развития и с возможностью перехода к развитию на основе традиции.

Однако постмодернизм не назван А. Дугиным болезнью модернизации, и фраза "изменяется матрица цивилизации — мы переходим от модерна к постмодерну" им произносится... И уже одним этим вполне позитивная идея консервативной революции ставится под удар.

С. Кургинян этот удар и наносит - умело и профессионально. Сила же удара заключена во все том же толковании модерна , не как характеристики состояния , а как стадии прогрессивного развития. Он выделяет связку "традиция- модерн"( этот истматовско -геноновский рудимент в разработках А. Дугина и одна из основ его собственных разработок) и начинает

 

методично А. Дугина изводить: "это традиция минус гуманизм, минус развитие", это путь в контр-модерн, это " союз постмодерна и контрмодерна" , это -"неразвитие навсегда", это- «гетто фореве»...

 

Существуют ли основания для таких беспощадных оценок? Да, существуют . Но здесь никак нельзя упускать из виду, что, если у А. Дугина его реверансы истмату и Генону с Эволой - это всего лишь реверансы, последствия которых он пока почему-то не считает нужным оценивать, то у С. Кургиняна его представления о традиции- модерне - это предмет страстной веры.

Хотя бывают и у него мгновения просветления - ведь называется же им постмодерн "экзистенциальным смертным заболеванием, уничтожившим культуру", то есть оценивается им, как аномальное, патологическое состояние модерна... С. Кургинян даже близок к тому, чтобы признать: русскую революцию сгубила полная оторванность от традиции - останавливается он около этой мысли, временами определенно останавливается.

Но в целом, и это очевидно, модели второго типа С. Кургинян отвергает безапеляционно. Идея же консервативной революции для него - как сапоги всмятку. «Консервативные революционеры»... - откуда это? И что это за метафизические новости?...

14. А. Дугин сам по себе.

Если на фоне С. Кургиняна концепцию А. Дугина еще можно ассоциировать с моделям второго типа, воспринимать его Четвертую теорию, как некую переходную к таким моделям форму и всячески понижать влияние на него идей Генона-Эволы, то при оценке концепции как таковой взгляды А. Дугина на проблему традиция -модерн в качестве не изжитого пока заблуждения признать сложно. Между ним и моделями второго типа, видимо, существует стена, которая и понуждает А.Дугина к таким экзотическим импровизациям , как Четвертая политическая теория. Генон-эволовское толкование традиции пока, похоже, достаточно устойчиво в мышлении А. Дугина - об этом убедительно свидетельствует одна из последних его работ " Глобальная сеть либералов против «удерживающего» " -http://evrazia.org/article/2582 . Переход от традиции к модерну понимается им не как результат стихийно свершившегося обновления, а , скорее, как принципиальная ошибка, как историческое недоразумение : "Переход от Традиции к Модерну состоит в лишении мира и человека священного (духовного) измерения, в секуляризации, в преобладании материальных ценностей и практических забот предоставленного самому себе человечества. Этот переход предполагает отказ от Бога, религии, духа, неба и утверждении вместо них человека, рациональной науки, материи, земли."

Согласитесь, что в этот пассаж заложено все то же столь почитаемое С. Кургиняном "или- или". Триада "традиция-модерн- постмодерн" как единое целое не рассматривается , а ее составляющие подаются как три совершенно автономных состояния, каждое со своим опорным признаком: священное, реальность, виртуальность соответственно.

"Все три политические идеологии" ,- свидетельствует А. Дугин - " ... направлены против Традиции, и видят историю, как путь развития от дикости к цивилизации, где под цивилизацией понимается именно современная западная цивилизация и никакая иная."

Из этой оценки очевидно, что традиция у А. Дугина субстанциональна - это данная нам сущность, которой в определенный момент что-то начало активно противостоять. Откуда взялось оно? Этот вопрос даже не ставится - оно появилось и начало оттеснять традицию.

Ну, а если источник у них общий, и все дело в том, что традиция это не что иное, как структурированная новизна - выкристаллизовавшаяся в каких- то устойчивых, универсальных для данной цивилизации формах, и воспринимаемая, по причине устойчивости и универсальности, как традиция... И есть еще новизна свободная, становящаяся, агрессивная, готовая традицию уничтожить , снести. Но и способная ее обновить - напитать новым содержанием.

Такие особенности взаимоотношений традции и новизны А. Дугиным, к сожалению, не рассматриваются и уж тем более не принимается в расчет то обстоятельство , что традиции прежде всего угрожает сама традиция ... Традиция, не сумевшая справиться со своим обновлением, не научившаяся управлять им... Тот же современный либерализм - разве не на традиционных дрожжах поднялся этот монстр?.. Разве не сама традиция беспечно предоставила ему такую возможность...

 

Из дугинского субстанционального понимания традиции следует, видимо, и его запредельный антилиберализм. Истинно все, что антилиберально - что-то вроде этой максимы им и исповедуется. Поэтому для него допустимы практически любые союзы на антилиберальной основе - такие понятия , как левое, правое, возведенные С. Кургиняном в ранг метафизических, для него как бы и не существуют. Увы, но перевод антилиберального в некий чуть ли не сущностный признак обрекает А. Дугина, на чисто механическое смешивание левого и правого, а такие гетерогенные образования, как крайне неустойчивые, становятся легкой добычей оппонентов . И атака " Сути времени" лета- осени 2014 года хорошо продемонстрировала насколько добыча легка.

Гомогенизировать эту смесь могла бы переоценка взаимоотношений традиция-модерн. Но А. Дугин здесь отступать не хочет:

" Европа Нового времени - это результат победы расы торговцев (капитализм) над расой героев (Средневековье)

... Православие не может быть "современным", это будет пародия, симулякр. Оно может быть либо Античным, либо Средневековым. "Современность" - это вотчина антихриста."

Казалось бы, методологически А. Дугин и С.Кургинян здесь неразличимы - каждый находится во власти своей, и жесткой, установки сознания. И тем не менее дугинский подход представляет для С. Кургиняна, надо полагать, большую опасность . И вот почему.

 

В дострелковские времена дугинский проект консервативной революции( в любой из его форм: национал-большевизм, евразийство и даже четвертая политическая теория ) можно было легко дезавуировать, ссылаясь , скажем, на юношеские увлечения А. Дугина и навешивая на него симпатии к фашиствующим теориям. Но И. Стрелков, как деятельный идеалист консервативного толка и к тому же человек с ружьем, не просто усиливал консервативную революционность А. Дугина, но и намечал, в принципе, дорогу для такой модификации( не на бумаге - на практике) консервативного проекта, которая могла бы свести на нет все успехи " Сути времени". Поэтому, скорее всего, " Суть " с таким ожесточением и двинулась на И. Стрелкова. Одновременно не менее мощная атака была предпринята и на А. Дугина.

 

Много чего припомнили ему в незабываемом 2014-ом. Каждая его попытка так или иначе материализовать свою идею "Антилибералы всех стран соединяйтесь!" получила от "Сути времени" недвусмысленный сертификат.

За участие в венских консультациях (нареченных съездом Черного интернационала ) , посвященных "спасению Европы от либерализма", А. Дугин тут же назван "последовательным и глубоким идеологом и практиком оккультного гностицизма и эзотерического фашизма" - "черный интернационал - не просто союз ультраправых всего мира, а метафизический враг, стоящий на позиции жизнеотрицания,  мертвящей архаики, черного неоаристократизма и остановки истории"

Хотя, казалось, обсуждать нужно было бы не сам факт собрания этих махровых антилибералов, где присутствие А. Дугина было совершенно естественным , а то, какие конструктивные возможности сулит их объединение.

 

Контакты А. Дугина с правым греческим движением " Золотая Заря" - ну, не мог А.Дугин со своей идеей единства антилибералов пройти мимо этой золотой жилы... И движение тут же признано аналогом Правого сектора , а дугинская поддержка антилиберальной ориентации" Золотой зари" немедленно превращена в безусловную поддержку самого этого движения.

 

Да, конечно, геноновско-эболовская закваска в трактовке А. Дугиным идеи консервативной революции оказывает дурную услугу и этой идее, и самому А. Дугину - именно она сводит его проект к механическому , а значит формальному, возврату традиционного. Она превращает идею консервативной революции в иллюзию. И в объект, чрезвычайно удобный для политического злословия.

Но эти дугинские иллюзии( а они - иллюзии, хотя бы потому, что потребуют для своей реализации свернасилия ) все-таки не столь опасны, как кургиняновские надежды на когнитариарный рывок в будущее. Потому что в движении Кургиняна будут задействованы, и уже задействованы, а значит фактически парализованы, идеалисты - главная опора любого обновления.

Для выхода на действительно конструктивный путь социального строительства А. Дугину достаточно лишь естественным образом свою идеологию скорректировать ( и ее можно скорректировать). С. Кургиняна же к реально конструктивному придется разворачивать...

Не меньших упреков получила и дугинская идея консервативной революции, поданная в форме евразийства. Эта тема будет рассмотрена чуть позже в отдельной главке. Пока же ограничимся замечанием о том, что славословие А. Дугина Чингисхану ( в рамках его трактовки евразийства) связано , похоже, со все той же абсолютизацией антилиберального, антизападного. Либеральное ярмо Запада для А. Дугина - абсолютное зло. Несоизмеримое с татаро-монгольским ярмом, которому он так охотно подставляет шею.

Его стремление отодвинуть пути России как можно дальше от западных... Его толкование татарской, азиатской составляющей, как своего рода гарантии русской традиции... Зерно истины в последнем несомненно присутствует. Но без православной почвы оно погибло бы , не проклюновшись.

 

Из дугинского толкования традиции следуют и его мрачнейшие мысли ( со ссылкой на Е. Головина) о будущем. Если консервативная революция, если безусловный поворот к традиции невозможен, то лучше самоуничтожение - логика в этих мыслях приблизительно такая ( " надо думать не о том, наступит или не наступит конец мира, нам надо думать, как его осуществить " ).

Мир иллюзорен - почему от него не избавиться ... Такое действительно можно вывести из опорных генон-эволовских установок Но главное здесь не сама попытка довести эти установки до логического конца - она вполне естественна при столь характерной для нынешних времен ослабленной модерном этической координате бытия. Главный вопрос здесь - в какой степени А. Дугин освободился от увлечений своей молодости. В полной мере, видимо, нет, а значит, в определенной ситуации все это в нем вполне может взыграть. И не только в виде комментария к Е. Головину.

15. О евразийстве по В. Малявину.

 

 

К теме " А. Дугин и евразийская идея" я уже обращался в "Беседах о евразийстве". Кое-что из прежних заметок (в сокращенном и местами отредактированном варианте ) воспроизведу и здесь.

Евразийские взгляды А. Дугина вполне можно рассматривать в качестве достаточно вольного толкования классического евразийства. На эти интерпретационные вольности можно было и не обращать внимания, если бы они не перекликались с одним современным и сверх-вольным толкованием евразийской идеи. С этого ее фундаментального пересмотра и придется начать.

В. Малявин (http://www.intelros.ru/readroom/razvitie-i-ekonomika/r6-2013/20140-dlya-chego-evraziya.html ) ставит перед собой задачу создать последовательно евразийскую концепцию евразийства. И потому на вопрос " для чего евразийство ?" отвечает уже не из узкой степной полосы, вытянувшейся вдоль 50 параллели от Карпат до Малого Хингана, а из Евразии в целом .

Он исходит из того, что евразийская общность является общностью особого рода, и суть ее -" пустыня, все вмещающая и ничего не удерживающая, не имеющая самообраза и потому не перерабатывающая актуальные события в идеологические дискурсы". Ничто, конечно же, не мешает в качестве основы взять и такую особенность. Но вполне можно допустить и иное: это таинственное для европейца свойство Евразии является лишь свидетельством ранних стадий социального формирования. Да, мы имеем дело с чем-то специфическим, движущимся к своему, не похожему на европейское, но находящимся, в отличии от зрелого (стареющего) европейства, все-таки на стадии то ли позднего детства, то ли раннего отрочества. И следовательно, Евразия - это ареал не только иных, но и более юных, чем европейская, цивилизаций.

Ведь та самая "пустыня", о которой ведет речь В. Малявин, вполне может рассматриваться и как модель, причем довольно-таки точная, мировосприятия подростка. Пустынность, что возводится В. Малявиным в ранг сущностей, - нормальная особенность бытия, еще не раскристаллизовавшегося, которое еще только выклёвывается из хаоса и находится во власти культа иррациональности, интуиции и сладкоголосого экстатического говорения - шаманства . Поэтому малявинское жесткое противопоставление "чистого зеркала" Востока и «зеркала разума» Запада вряд ли может претендовать на статус сущностного, поскольку два эти зеркала разделяет лишь уровень структурированности мышления, и граница между ними, скорее всего, возрастная. Целостностному восточному восприятию еще предстоит, под давлением реальности, пройти стадию дифференциации, без которой оно будет вырождаться и умаляться в каждой из очередных своих форм, оставляя о себе память лишь в представлениях о мистической "евразийской пустынности"... Она все-таки следствие, а не причина, результат, а не предпосылка. И восточной целостности еще предстоит( если сумеет) подняться - развиться, организоваться - до целостности иного качества, основанной не на неведении, а на глубоком знании.

В. Малявин старательно выстраивает и метафизику своего евразийства - целеустремленно, с опорой на представление об одновременной "нетождественности и нераздельности сознания и бытия", разворачивает свою концепцию в область сугубо азиатских религиозных практик. На идее нетождественности-неразделенности зиждется у него, надо полагать, целостность евразийского миросознания, из нее же следует и преемственность человеческого и небесного начал. Принцип недифференциированности распространяется и на пару истина-ложь - с заменой европейского активного взаимодействия с реальностью на пассивное "следование изначально заданной реальности "... В таком же неопределенном, неоформившемся состоянии оказывается в малявинском евразийстве и политическое...

"Творческая двусмысленность"... «свободно конвертируемые отношения»... " всевместительность самоотсутствия"... "управление, недоступное пониманию управляемых"... Чувствуете постмодернистское амбре?... И ничего удивительного - крайности сближаются. Слабо дифференцированное мировосприятие перекликается с восприятием предельно дифференцированным, индивидуализированным...

Такая изысканная сущность, как евразийство, делает, видимо, неизбежным появление самых изысканных импровизаций. И среди них версия В. Малявина выделяется прежде всего тем, что Россия, как таковая, в его экстраполяциях отсутствует полностью. Получается, что ей предстоит выбор между Азией( евразийством по А. Малявину ) и Европой. И ее спасение , надо полагать, только в последней.

Высокохудожественная апология по-детски простого, нераскристаллизованного, до-индивидуального мировоззрения - таким предстает система евразийства, предложенная В. Малявиным. И если к почитаемому у евразийцев человеку с длинной волей добавить еще и человека с длинным воображением, способного евразийскую идею по А. Малявину перевести в последовательность политических действий, то Европе - конец, как западной, так и русской. России, если она, изгнав правителей из числа средних европейцев и обзаведясь лидерами-подвижниками, вознамерится выбраться из глобалистских лабиринтов 21-го века, придется, видимо, закрываться на двух направлениях. С одной сторон, чтобы уберечь себя от гнилостных испарений разлагающегося Запада, с другой - чтобы не позволить наивной сложности Востока раскристаллизовываться и расти, паразитируя на европейских достижениях...

Трудно даже представить, в каких формах реализуется развитие на Востоке ( самопроизвольное, нерегулируемое и идущее в поле технических достижений Запада), какой будет зрелость Востока - во что выльется вся эта" полнота типового существования"," пред-бытийная нераздельность сущего и не-сущего, трансцендентного и имманентного, божественного и человеческого"... Итог реального усложнения этой возвышенной, плохо структурированной "сложности", которая подается как высшая сложность, может оказаться еще более ужасающим, чем западноевропейский.

Евразийская идея у В. Малявина показана через оптику Востока, усиливающую, увы, все неструктурированное, хаотичное, до-понятийное . Здесь парадоксальным образом сближаются язычество, припудренные феноменологией восточные учения и европейский постмодернизм - в изящных, вполне европейских выражениях, на вполне метафизической основе. Россию здесь не просто уводят из Европы, ее - старательно заталкивают под Восток. И делается это по существу через осторожное, вкрадчивое выстраивание некоторой " альтернативы" православному христианству.

Но искусственность этой альтернативы очевидна. Жизненная философия православного христианина может быть описана приблизительно так: иди и живи; стесняй себя - готовь к вечной жизни; но стесняй ради других. Восток также требует стеснения: отрешись от мира, погрузись в себя - в самом себе найди совершенство. И очевидно, что самостеснение здесь совершенно иного качества: оно - "само-опустошение, само-оставление", оно - ради себя.

Обращай рефлексию " не на себя, а на преодоление себя, а следовательно на свое отношение к миру"... Но, чтобы это на самом деле следовало , в обращение рефлексии на себя надо заложить внешнюю мотивацию - ради других. В христианстве это и закладывается через любовь, через высшее ее проявление: через жертву Бога своим Сыном. Восточный же тип самостеснения с его "любовью как бдением", с этой "пустотой любящего, в уединении бдящего сердца, которое сотворило, со-зиждило себя тем, что опустошилось, раз-делалось с собой", - крайне неустойчив и имеет склонность вырождаться в примитивное презрение к миру. Оно может быть демонстративным или скрытым, но оно неизбежно.

16. Классические евразийцы

 

 

В вышедшей в 1926 году в Париже работе "Евразийство - опыт систематического изложения" (Н.С Трубецкой, Л.П. Карсавин, Н.Н. Алексеев при участии П.Н. Савицкого) евразийская идея была представлена именно как реальная политическая теория - альтернативная и жестко противопоставленная коммунистической идее. И прежде всего потому, что выводилась эта идея( идеология) из религии - из русского Православия ("раскрыть нашу идеологию, из него исходя и на него опираясь" - задача ставится именно так ).

Важнейшим элементом этого вывода можно считать высказанное в систематическом изложении представление о присущем Православию намерении: "Православие хочет, чтобы весь мир сам из себя стал православным и чтобы иные симфонически-личные аспекты Православия в союзе христианской любви и свободы соединились соборно, или симфонически, с русским, греческим и славянским"

И это говорится не из стремления подсластить исторически сложившиеся в России порядки, подчеркнуть государствообразующий характер русского народа и исповедуемой им религии. Это положение заложено в основу евразийской идеологии, и опирается оно на признание принципиальной возможности иных религий развиваться под воздействием русского Православия в православном направлении. Именно в качестве " потенциального Православия" рассматривается творцами евразийской идеологии религиозно-культурный мир, "тяготеющий к русскому Православию как к своему центру"... И называется он "потенциально православным" отнюдь не в качестве объекта принудительного обращения в Православие , а в качестве реального субъекта "свободного саморазвития" к Православию - в " новых, специфических его формах".

Историческая же задача русского народа, по мысли евразийцев- классиков сводится к тому, чтобы через свое собственное самораскрытие " создать возможность самораскрытия в Православии и для "неплодящей языческой церкви", и для мира, отпавшего в ересь."

Авторами евразийской концепции в полной, видимо, мере осознаются все сложности, связанные с их попыткой вывести новою идеологию из Православия. С пониманием этих сложностей связан, наверное, и выбор названия "субъекта культуры, географически определяемой границами русского государства", а следовательно, и новой идеологии. Имя России отклонено - надо было исключить саму возможность "какого-то принудительного подведения всех под русские формы Православия "... Отвергнуто и имя Российской империи - за которым "лишь внешнее ... государственное единство" ... Выбор делается в пользу Евразии, чем и подчеркивается, что "религиозно-культурное единство, объемлемое и выражаемое русским государством, шире, чем русская в узком смысле этого слова культура" .

Сегодня, почти через век после появления систематического изложения евразийской концепции уже нельзя, видимо, с тем же оптимизмом и в тех же словах вести речь о "самораскрытии в Православии ... "неплодящей языческой церкви" и " мира, отпавшего в ересь". Поскольку и самораскрытие русских пошло совсем не тем путем, который грезился классическим евразийцам, да язычество во всех его формах время зря не теряло ... Но задача, сформулированная классическими евразийцами, не утратила свою актуальность - она лишь усложнилась. К тому же проблема самораскрытия в Православии не сводилась ими к чисто религиозной - суть евразийской идеи передавалась ими и в таких словах: "Религиозное единство России-Евразии ... должно выразиться и как единая симфоническая культура, в коей руководящее положение принадлежит опять-таки культуре собственно русской".

Нельзя не заметить очевидную индифферентность классических евразийцев в отношении географического... Которое будет так взнуздано в евразийстве Л. Гумилевым, и в которое, как в ярмо, впрягутся современные апологеты евразийской идеи.

Позиция же классических евразийцев предельно ясна: утверждать можно "только органическую, а вовсе не причинную связь культуры, этнографии и географии, их так называемую "конвергентность" ("сообращенность"). Столь важная для современных евразийцев сообращенность в связке культура- этнос-география помещена, как видим, во вполне ироничные кавычки.

Особую значимость эти кавычки приобретают у классических евразийцев еще и потому, что они не скрывают, а даже выделяют исторический факт легкого, органического расширения России в Азию. Легкость эта связывается им со специфичностью культуры России, которая, по их мнению, не является ни чисто европейской, ни чисто азиатской, а особой, самоценной евразийской культурой. При этом "первенствующее значение в ней" русского народа не только не отрицается, но и усиливается. Что и находит свое выражение в следующем утверждении, парадоксальном и способным лишить дара речи любого ортодокса из числа русских националистов:"Мы должны осознать себя евразийцами, чтобы осознать себя русскими. Сбросив татарское иго, мы должны сбросить и европейское иго".

Как видим, реверансы в адрес Азии у классических евразийцев существуют, но они не в коей мере не покушаются ( во всяком случае в рамках, основного своего идеологического документа ) на системную, государствообразующую роль в России Православия, русского народа, русской культуры.

Не покушаются даже тогда, когда вспоминают про империю Чингисхана. Да, признается, что в ней " впервые евразийский культурный мир предстал как целое". Да, допускается , что "монголы сформулировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя";более того, утверждается, что они "ориентировали к этой задаче евразийские национальные государства, прежде всего и более всего – Московский улус"...

Но только ориентировали, только подталкивали. Ибо, как подчеркивается в документе , выраставшее из Северо-Восточной Руси Московское государство в лице Александра Невского предпочло надвигавшемуся с запада окатоличиванию верность исконному Православию... Москва всего лишь "заступила на место монголов и приняла на себя их культурно-политическое наследие"- стала"новой объединительницей евразийского мира." И " направила его силы к его истинному центру, к которому он бессознательно тянулся и который нашел в ней ясное идеологическое выражение и несомненное, т. е. религиозное, оправдание. "

17. Мультикультуралисткая версия евразийства.

 

 

А. Дугин несомненно является ведущим разработчиком современной версии евразийства ("Третий путь и третья сила. О геополитике евразийской интеграции - http://www.dynacon.ru/content/articles/1300/) . И, пожалуй, главной особенностью этих разработок является чрезмерное усиление роли самопроизвольного синтеза в процессах на евразийском пространстве - синтеза, обусловленного сугубо материальными мотивами. И такая версия вполне может быть названа мультикультуралистской.

Роль при формировании России христианского начала (общего с Западной Европой) снижается, видимо, вполне сознательно: европейское влияние часто вообще ограничивается областью техники, ремесел, быта. Возможно, именно это позволяет представить равноценным - генерирующим - начало азиатское и говорить о неком партнерстве славян и татаро-монголов в строительстве российской государственности и даже об определяющем влиянии последних .

Россию можно, конечно, рассматривать как полиэтническую и поликонфессиональную цивилизацию, сформировавшуюся на определенном географическом пространстве. Но формировалась она русским народом - в его борьбе за свою веру и свою культуру. Соблазн принять то, что получилось, за результат самопроизвольного по преимуществу сближения народов и культур и говорить о некой самостоятельной, а не ситуативной роли народов, встроенных русскими в свое государство действительно велик. Русская цивилизация, мол, заимствовала, интегрировала, накапливала, отбирала лучшее... Это и есть соблазн цивилизационного мультикультурализима. И в общем-то он мало кого беспокоил бы, если бы присутствовал исключительно в исторических исследованиях. Но, увы, на этих фантазиях сегодня пытаются выстраивать реальную политику . Из Азии, видите ли, мы заимствовали когда-то "формат имперского государства"... Заверните нам это чудо - мы попытаемся им воспользоваться и сегодня... Но формат-то этот создавался в жесточайшем многовековом противостоянии русских чуждой религии и диким нравам. И лояльность русская "к этническому, конфессиональному и культурному многообразию," вовсе не заимствовалась, а постепенно, методом проб и ошибок выстраивалась, как реализация великой евангельской идеи самоограничения, которая понуждала рассматривать шаг иноверца навстречу тебе не как признак его слабости, а как свидетельство твоей правоты, как демонстрацию его доверия к тебе. И понуждала отвечать на это благодарностью - двойным самостеснением. Приблизительно через такой механизм подтягивались на русскую службу иноверцы и инородцы - формировалась загадочная русская лояльность. И вовсе не за счет мифического "широкого, плюрального взгляда" получила Россия возможность "объединить в гармонии огромное пространство", а в результате многовековой и очень последовательной борьбы за русские национальные идеалы.

Но то, что Россией было создано за века противостояния как Западу, так и Востоку, за века упорного прорубания самобытного - русского - пути, может сыграть и дурную роль. Если взять все это как данность, как дар, а не как завоевание, не как результат напряженного труда поколений. То есть воспользоваться всем этим как рецептом для приготовления модного цивилизационного коктейля... В современных евразийских подходах просматривается этот барменовский стиль.

Революция 1917 года оторвала Россию от Запада и жестко противопоставила ее ему. И тем самым перевела, казалось бы, чисто теоретический вопрос о несостоятельности западных претензий на универсальность в практическую плоскость , что собственно и обеспечило появление евразийства уже в качестве реальной политической теории.

Распад же СССР сместил и сами идеи евразийства в практическую область: мысль об объединении усилий стран и народов бывшего СССР для успешного противостояния в конкурентной борьбе не могла не возникнуть, а возникнув - не могла не соединиться с идеей евразийства.

Мощная, полностью оформившаяся русская империя 19-го века, фактически восстановленная в своих границах при советской власти и продемонстрировавшая во время второй мировой войны свою исключительную устойчивость... Соблазн рассматривать это уникальное полиэтническое и поликонфессиональное образование, как самопроизвольно сформировавшееся был, конечно, очень велик. А тот факт, что даже обглоданное до размеров современной РФ, это образование сумело не погибнуть в условиях постсоветского нашествия, по масштабам, по бесцеремонности и по беспощадности превышающего все прежние нашествия на Россию вместе взятые, увеличивал тот соблазн многократно . И интерес к процессу формирования империи утрачивался почти полностью: ну сформировалось что-то, и ладно - какое это имеет отношение к реальной политике. Оно, многоликое и загадочное, уже есть и прекрасно держит удар. И нам, реалистам-прагматикам, остается лишь одно: правильно сориентировать костлявую руку рынка ...

Так возникала иллюзия, что с помощью одних только экономических рычагов удастся собрать и удерживать в одном союзе отдельные народы и регионы и после того, как они почти четверть века провели в свободных бегах... Для этого и нужно-то всего ничего: собрать обломки порушенного Горбачевым- Ельциным в некотором удобном экономическом поле, и оно оживет и заживет. Во власти этой иллюзии оказались не только реалисты-прагматики от политики, но и современные пропагандисты евразийства. Но идея евразийского союза в нынешнюю ситуацию переносится, увы, механически, а ее даже с ситуацией 1986 года сравнивать нельзя. Потому что территория СССР представляла тогда собой систему - образование, совершенно не похожее на Запад, евразийское по сути своей, но выстроенное с очевидным и четким приоритетом одной - РУССКОЙ - культуры, единородной ( по христианским своим корням ) культуре Запада. СССР был именно системой, то есть не плюральной механической смесью разноприродных элементов, а образованием, напитанным колоссальным количеством различных связей - их старательно и выстраивала советская власть, принося порой в жертву чисто экономические, но никогда сущностные, цивилизационные интересы русского ( системообразующего ) народа. Сейчас этой системы фактически нет. Она еще не распалась полностью, но резко снизилось количество и, главное качество, внутренних связей. И последнее справедливо не только для всего постсоветского пространства, но и для самой РФ, в которой то ли сознательно, то ли по недомыслию высшей власти методично разрушаются главные внутренние связи - подавляется роль системообразующей РУССКОЙ культуры... И которая неотвратимо теряет статус системы - опрокидывается в механические смеси. Именно поэтому сегодняшнее чисто формальное использование идеологии евразийства, призывы слепить альтернативный европейскому евразийский союз - мультикультурализм чистейшей воды. Объединение на чисто экономической или территориальной основе без каких либо идеологических, культурных приоритетов ( у А. Дугин речь идет именно об этом : плюрализм и никакой иерархии) -мультикультурализм еще более безумный, чем внутригосударственный. И более опасный, потому что нынешнее состояние русского народа, его статус в самой России таковы, что слишком поспешные, ориентированные по преимуществу на геополитику действия по сколачиванию союза могут завершится не усилением, а гибелью России. Этот союз должны строить русские - окрепшие и избавившиеся от комплекса неполноценности. Русским должно быть это строительство , а не совместным.

И формирование реального евразийского союза не начнется до тех пор, пока не будет максимально усилена роль русских на присоединенных когда-то к России территориях. Чтобы объединиться с Киргизией, Казахстаном, Таджикистаном на русских условиях, а не на киргизских-казахских-таджикских или отвлеченных геополитических нам для начала неплохо бы отделиться, отгородиться от них и саму Россию отстроить на русских условиях. Сделать ее столь привлекательной, чтобы в нее рвались. Рвущимся же и можно будет диктовать свои условия объединения...

18.Еще об особенностях дугинской версии евразийства.

 

 

 

Евразийство для А . Дугина является прежде всего некой альтернативой либеральному глобализму, способной составить последнему реальную конкуренцию - экономическую, политическую, идеологическую. Он определенно очарован потенциальными возможностями евразийской идеи , согласен с тем, что она - русская и по своей сути, и по происхождению, но многовековой евразийский опыт России при этом остается у него без должного внимания. А значит, и то обстоятельство, что евразийское мировоззрение складывалось на протяжении всей истории России - задолго до всяких однополярностей-многополярностей, евросоюзов и прочего. А.Дугин категорически сторонится пока каких -либо размышлений на этот счет, а значит, и размышлений о трудностях современной реализации евразийской идеи.

Это отстранение, возможно, и создает благоприятные условия, для появления тех , явно чрезмерных надежд на " евразийские принципы плюральности и многообразия".

Но само по себе многообразие с его нахлебником плюрализмом основой для сколько-нибудь серьезного социального строительства быть не может - для него необходимы доминанты. Очевидно, что сами понятия

цивилизации, цивилизационной идентичности, активно используемые А. Дугиным, предполагают наличие доминанты. Если речь идет о многообразии с сильными моноэтническим и моноконфессиональным ядром, то, да, такая цветущая сложность вполне жизнеспособна. Но если под сложностью с таким названием понимается полиэтническое оливье, то это - чистейшей воды иллюзия...

Увы, но и качественную общечеловеческую цивилизацию( систему плюральных цивилизаций), видимо, не удастся выстроить без цивилизации доминантной. Западно-европейская цивилизация и была, надо полагать, такого рода доминантой - доминантность ее и воспринималась долгое время как универсальность. Западно-европейская цивилизация, как могла , способствовала развитию человечества в целом и в условиях непрекращающейся ожесточенной внутренней борьбы, как могла, удерживала земную цивилизацию в относительно устойчивом состоянии. Но потенциал ее в таком качестве, кажется, исчерпан полностью, и русский социалистический проект был прежде всего попыткой выстроить новую доминанту. Социалистический проект в специфической форме( с ошибками, просчетами и недопустимыми вольностями), реализовывал исторические наработки России в строительстве устойчивого полиэтнического государства. На этот же опыт опиралось и классическое евразийство .

Не будет другой опоры и у нынешней России, когда она попытается реализовать свои претензии на роль доминантной цивилизации.

Сегодня Россия не готова к такой роли прежде всего внутренне. Обрубок русской империи, жалкая калька русской цивилизации, муляж русского государства - вот вполне адекватные характеристики ее нынешнего состояния. И они будут оставаться в силе до тех пор, пока сама Россия не отстроит ( не восстановит) себя в качестве цивилизации с четкой и сильной русской доминантой.

У А. Дугина цивилизация и империя - фазы существования некого " большого пространства" . Они представляют собой состояния, тяготеющие к взаимному, почти самопроизвольному переходу , когда "одно может сосуществовать с другим или возникать на месте другого". Это качество фиксируется у А. Дугина понятием непрерывность - оно, как кажется, и уводит А. Дугина в унылый географизм: "все исторические «большие пространства» (как империи, так и цивилизации) располагались в конкретных географических зонах с плавающими границами, но с общим ядром и общей пространственной структурой... "

Общее ядро, таким образом, сначала уравнивается в правах с некой пространственной структурой, последняя получает приоритет, и... география начинает господствовать.

И этот географический экстремизм в современном евразийстве ничем не лучше экстремизма биологического в русском национализме. Поскольку и там, и там в простенок отодвигается ситемообразующая для русского государства идея - защита Православия. А. Дугин вроде бы признает, что ядром современной евразийской цивилизации является Россия, но в то же время утверждает, что она получила " двойное историческое и геополитическое наследие: одновременно от покорённой османами Византии и от рухнувшей Золотой Орды, став синтезом православной и степной (туранской) культур".

 

"Творческий синтез православной и туранской культуры"... "Глубинный славяно-тюркский симбиоз"... "Православный византизм плюс ордынский административный централизм породили особую, собственно евразийскую, не западную и не восточную, русскую государственность"...

По трем этим ступенькам А. Дугин и нисходит в опаснейшую область цивилизационного мультикультурализма. И требование равного числа мечетей и православных храмов в Москве получает вполне убедительное обоснование.

Когда А. Дугин утверждает, что смысл евразийства в том, чтобы сохранить многообразие народов и культур , с ним можно охотно согласиться. Сложности начинаются лишь тогда, когда ставится вопрос, КАК сохранить и сохранять - когда нужно сделать выбор. Экономически сблизить без разбору всё, что сближено географически, а дальше все само собой образуется-срастется?... Или все-таки постепенно, пробуя и ошибаясь, отстраивать это хранилище под покровом системообразующего народа и системообразующей культуры?...

Особенно поразительным в евразийских импровизациях А. Дугина является мирное сосуществование идеи славяно-тюрского симбиоза и представления о России, как о " ядре геополитической интеграции" . Каким же это образом жалкая жертва симбиоза стала вдруг ядром интеграции? Ответ на этот ключевой вопрос отсутствует. И , скорее всего, потому , что попытка ответить на него мгновенно разрушила бы основу для нынешнего торопливого выстраивания нового симбиоза - где все на равных.

Очевидно, что на характер суждений А. Дугина о евразийстве оказывает сильнейшее влияние геноновское понимание традиции. " Опора на традиционные, консервативные ценности"... Безусловная ценность любого традиционного и консервативного... Отсюда - "императив межконфессионального диалога и активного взаимодействия традиционных религиозных организаций на пространстве Евразии "... К сожалению, здесь определенно упускается из виду, что все эти прелестные вещи так и останутся благими пожеланиями, если этносы-культуры-конфессии усядутся в «государстве-мире», «государстве-континенте», «государстве-материке» за круглый стол... Если над этим круглым столом не будет возвышаться трон государствообразующего народа. Вот уж куда непременно должен быть заложен монархический принцип: народ-государь и народы-подданные этого государя. Иначе никакого стратегического альянса не будет. За круглым-то столом точно никто не уступит. И нужно, наконец, решиться и четко заявить то, что с необходимостью следует из истории России.

Да, каждый этнос, каждая культура теоретически имеет абсолютное право на абсолютно независимое существование. Но практически реализовать такое право да еще на протяжении многих веков может лишь редкая, уникальная культура. И с этим народам, проживающим в России, надо просто смириться, как мы смиряемся, например, с разной одаренностью отдельных людей и не уповаем в этом вопросе на всемогущий круглый стол. Надо смириться и считать потрясающим везением, что оказались в таком благодатном, охраняющем и сберегающем поле, как русская Россия.

 

Итак, в дугинском варианте евразийства отсутствует идея доминатности, идея системообразующей культуры, очень четко, как показано выше, выраженная у классических евразийцев. А раз так, то единственным претендентом на на роль реальной системообразующей сущности оказывается рубль-бакс- евро. Но на такой основе объединить можно интересы, например, господ Абрамовича и Дворковича, но не интересы народов . И попытка выстроить с помощью такой сущности да еще на принципах плюральности евразийский союз будет, скорее всего, очередной вариацией на тему " мы наш, мы новый мир построим"... Там надежды связывались с пролетариатом, который благополучно вместе со своей исторической ролью сгинул в новейших информационных и материальных потоках... Здесь упования на мифическое сближение ( спекание)татаро-монгольской и русской государственности, которое сгинет еще быстрее. Как только за этим круглым евразийским столом русское ослабнет, новая орда сметет его и установит тотальное свое, по сравнению с которым либерально-иудаистское покажется раем.

 

Без русской доминанты , без опоры на мощное православное поле цивилизационное единство в Евразии вряд ли возможно - средневековая по сути своей экспансия Азии не оставит от него и следа. Европейский путь нельзя абсолютизировать и превращать в универсальный. Но не стоит впадать в другую крайность - не замечать того, что европейский путь - это и общечеловеческое достижение, в котором воплотился великий опыт Европы в выпасе человеческого бытия.

19. Евразийская идея - исторический аспект.

 

 

 

Если заняться сопоставлением недавних и более древних срезов , например, системы государственного правления России, то, наверняка найдется немало четких свидетельств сильного ордынского влияния, подталкивающих к выводу об определяющей роли татаро-монгольских традиций в России . Но подобные выводы придется сменить на иные, если от изучения таких срезов перейти к процессу формирования российского государства. Поскольку складывалось оно все-таки как русское православное государство - в борьбе за Святую Русь, в жесточайшем противостоянии с окружающими государствами и народами. Татаро-монголам, как, впрочем, и Западу, не по зубам оказалось именно Православие.

 

Дохристианская Киевская Русь по господствующему мировоззрению мало чем отличалась от Орды, с которой ей спустя несколько столетий предстояло сойтись в многовековом поединке. Миграция славян-язычников на восток от Карпат, подальше от константинопольских миссионеров; их стихийное речное пиратство на новых местах; их колонии; организованное, профессиональное пиратство варягов на этой территории; победа клана Рюрика ... Те качества татаро-монголов, которые восхищали и некоторых классических евразийцев, наверняка были присущи и славянам- разбойникам, и славянам-колонистам, борющимся с туземцами, и организованным разбойникам - варягам. Это совершенно естественные качества практикующих воинов, и те земли, которые стали Киевской Русью, "европизировались", видимо, на приблизительно тех же принципах, на которых спустя несколько веков они будут "азиатизироваться".

 

Русское государство и в домонгольский период вряд ли может быть названо европейским в западном смысле этого слова. Выброшенный далеко на северо-восток, развивавшийся на специфической почве саженец византизма ... Ни роль самого саженца, ни почвы в этом эксперименте истории нельзя переоценивать. Это - всего лишь начала, которые, взаимодействуя, запустили процесс формирования России. В дальнейшем в нем важную роль сыграла и евразийская Степь - прежде всего роль мобилизатора. Татаро-монгольское иго могло уничтожить рождающуюся цивилизацию русских. Но они , несмотря на колоссальное и чуждое им по духу и сути внешнее воздействие, выдержали нашествие Востока, устояли в этом испытании и обрели силу, которая, например, западным славянам и не снилась.

 

И решающим фактором стало то , что эти земли в свое время попали в мощнейшее православное поле...

Противостояние Руси и Орды обретало форму религиозного противостояния постепенно - процесс растянулся на многие десятки лет и соотношение собственно военного и идеологического моментов в противостоянии менялось. В 13 веке, скорее всего, преобладал собственно военный, который постепенно подчинился усиливающемуся моменту идеологическому.

Орда оккупировала Русь с невиданной, нечеловеческой жестокостью - именно последняя являлась главной "скрепой" этого бандитского по своей сути государственного образования. Но существовала и другая скрепа , которой являлась практикуемая в Орде веротерпимость. Возможно, последняя и сыграла системообразующую роль: мы вас покорили, извольте платить дань и вести себя тихо - на веру вашу мы не покушаемся....

На территориях, захваченных татаро-монголами, христианство, как известно, получило распространение задолго до начала их завоеваний, и представлено было потомками несториан, отвергнутых Византией. Несторианство представляло собой весьма облегченную версию христианства, поскольку исповедуемое несторианами разделение божественной и человеческой природы в Христе покушалось на главную пружину христианства - на самостеснение, как подражание божественному самостеснению.

И, возможно, поэтому завоеватели Руси недооценили силу истинного Православия. Орду извела( во всяком случае, сыграла громадную роль в разрушении этого образования) сплотившаяся вокруг православной веры Русь, предъявившая миру совершенно удивительную способность христианства выживать и укрепляться в условиях тирании и гонений.

Процесс укрепления, консолидации православной веры на захваченной татаро-монголами Руси , начавшийся в монастырях северо-восточной ее части, сопровождался формированием очень специфического миросозерцания, восходящего к евангельскому принципу добровольного ограничения - самостеснения. Оно впоследствии получит название русского подвижничества, русского идеализма и навсегда будет привязано к русскому сдержанному, а то и пренебрежительному отношению к материальным атрибутам существования.

Именно в этой атмосфере в последней четверти 14-го века и появились "незаконные вооруженные формирования" - русским князьям удалось их создать, как подчеркивает Ю. Покровский( "Поле русской культуры"). И это стало началом нового, уже и военного противостояния Руси и Орды. И оно теперь держалось на незыблемой мировоззренческой основе, которая укреплялась и совершенствовалась - выходила на совершенно неожидаемый уровень. В обретающем все большую независимость русском православном, "зажатом между католическим и мусульманским мирами" государстве, постепенно формируется представление об исторической, цивилизационной миссии этого государства. Народ, сохранивший благодаря Православию себя, готовился встать на его защиту. Эта готовность и нашла свое выражение в короткой формуле: "Москва - третий Рим".

Таким образом, отнюдь не следование ордынским обычаям-правилам-порядкам, а преодоление их определяло и историю, и судьбу на русской земле. Москва, видимо, потому и выделилась, стала ведущей среди других русских земель, что в преодолении этом была впереди.

В историю России плохо вписываются представления о неком «евразийском братстве народов», о некой «вековой

общности» . Е.Холмогоров, возможно, не так уж и далек от истины, когда, рассуждая о евразийстве, использует словосочетание "вымышленное пространство" (

http://www.12online.ru/blog/vymyshlennoe-carstvo). В смысле братства народов и их общности это пространство и в самом деле было вымышленным - и в 13-м, и в 16-м веке. За время правления Романовых оно, опираясь на безусловный приоритет православия и русского народа, постепенно обрело признаки братства-общности - не растеряло и даже усилило их в советский период. Но национальная политика, проводившаяся в России постсоветской властью, ее демонстративная индифферентность в русском вопросе за какие-то двадцать пять лет фактически вернули это пространство в 16 век - вновь сделали его в определенном смысле вымышленным.

 

Русскую империю, ту территорию, которая стала областью существования и самой России , и евразийской идеи, надо воспринимать исключительно как трофей русского народа, добытый ценой большой крови и больших страданий в многовековом цивилизационном противостоянии. В этой борьбе за православную веру русские и завоевали право называться системообразующим , государствообразующим народом. Таким народом не рождаются - им становятся. Прельщают подобные лавры - попытайтесь. Но без великой, полностью очищенной от всякого прагматизма идеи можно и не начинать...

 

 

Не специфические ландшафты Евразии, вытянувшиеся вдоль 50-той широты, а русская, православная победа лежала в основе евразийской идеи, явленной

в политике русского государства задолго до откровений и обобщений классических евразийцев. Исходить, судя по всему, следует именно из этого. И следовательно, признать, что безусловный приоритет православия , русской культуры, русского языка, питаемое православием благожелательное отношение русских к национальным и религиозным особенностям присоединенных и присоединившихся народов, являются особенностями принципиальными, вневременными, не теряющими своей значимости и сегодня. Именно поэтому евразийскую идею нельзя рассматривать сегодня в отрыве от того объективного процесса, который условно можно назвать активизацией Степи, или, если угодно, "азиатизацией, накрывающей пространство Евразии" . Лишь при самом серьезном учете этого процесса евразийская идея может превратиться в идею конструктивную. В ассоциации же с европейским мультикультурализмом она крайне опасна. В умных руках она может стать средством возрождения и победы русской цивилизации в ее противостоянии с Западом. Но при неосторожном обращении может и сформировать среду ликвидации этой цивилизации.

 

Идея преемства российской и татаро-монгольской государственности имела популярность и среди классических евразийцев. Пдобные симпатии к Орде в общем-то вполне объяснимы, если принять во внимание, что их могло стимулировать. Гигантский разрыв русской традиции( последнее, на что можно было положиться в геополитике после первой мировой и падения империй ), имевший место в 1917 году и казавшийся тогда, полным уничтожением традиции, видимо, и заставлял искать некую незыблемую и неподвластную политическим страстям основу для традиции. Крушение России и понимание того, что на Запад надежд никаких.... Два этих глобальных мировоззренческих "нет" и разворачивают, возможно князя Трубецкого к лику Чингисхана - как к последней надежде: "По сравнению с крайне примитивными представлениями о государственности в домонгольской удельно-вечевой Руси, чингисхановская государственная идея была идеей большой, и величие ее не могло не произвести на русских самого сильного впечатления…" И, естественно, взор обращался на степную полосу от Карпат до Большого Хингана... А все, что время волокло и перемалывало в этой полосе на протяжении семи-восьми веков могло показаться, если не единосущным, то близкосущным - по одному только факту принадлежности к этой степной полосе. И главное, в это построение без особого напряжения вписывался и начинавшийся советский период истории России...

Сама идея существования определенного пространства, благоприятного для активного переселения и, следовательно, для интенсивного этногенеза, конечно же, может быть принята в качестве конструктивной. Однако, такое пространство позволительно рассматривать лишь в качестве необходимого условия. Но если мы обратимся к условиям достаточным( а это неизбежно, если оценивать качество этносов - их способность к развитию и совершенствованию ), то вся эта география стремительно теряет свои преференции, уступая место идеальному - религиям, культурам.

Что же касается идеи паритета религий, культур, этносов, то и ее можно принять, но при одной существенной и совершенно необходимой оговорке. Паритетны они лишь по принципиальным возможностям. По реальному же состоянию.... Вот здесь все и зависит от качества исповедуемого идеального.

Сегодня, когда евразийство переведено в разряд практической политики, крайне необходимо признать, что в основе евразийской идеи лежал и лежит факт русской, православной победы - факт подавления и последующего подчинения Орды русскими. Благодаря этой победе Русское государство становится геополитическим субъектом не только в Европе, но и в Азии. Признание этого удвоения субъектности России, а не мифическое мирное сосуществование двух начал должно быть заложено в основу современного евразийства. Таким евразийством Россия не порывает с Европой, она лишь заявляет о своем намерении идти другим путем. В таком варианте толкования евразийства Россия отказывается и от принципа жесткого противопоставления Европе, и от приплясывания " на цирлах" перед Ордой.

 

Одно из приобретений Русского сопротивления Орде это - переход русских из состояния " обычный европейский народ" в состояние "народ цивилизационный" , то есть способный формировать свою цивилизацию. Непонимание, а то и принципиальное непризнание такого перехода не только разводит по разным углам националистов и имперцев, либералов и патриотов, красных и белых, но и является главным истоком сегодняшней неприязни к евразийству.

Современные русские националисты западно- европейского толка евразийскую идею отбрасывают с порога в любом ее варианте. Они категорически не приемлют даже намека на паритетность западного и азиатского. Максимум, что они допускают со стороны России по отношении к азиатскому , это идею защитного камуфляжа с целью " переазиатить азиата". Но модель мимикрии в приложении к России, вряд ли можно признать адекватной. Куда более качественной кажется модель прививки на дичок. Сначала восточного христианства на славянский, языческий дичок.... Что дает, между прочим, новый импульс и христианству - без России за последнюю тысячу лет оно о-протестантнилось бы до полного самоуничтожения. Вторая прививка уже иная( мичуринская по сути ): христианский саженец оказывается в условиях экстремальных и напитывается от агрессивной среды сверхустойчивостью и сверхсилой...

Эта ордынская закалка во многом определила формирование российской мощи. И высвободив себя из ордынского рабства, Россия , памятуя о благодатном почине Святого Александра Невского, две мощных зуботычины которого на какой-то срок принудили агрессивных латинян к миру, стала уже по-настоящему вправлять мозги агрессивному Западу. Ставя его на место, причем с нарастающей жесткостью, после каждой попытки посягнуть на исконные русские земли. И в веке 17-м, и в веке 18-м, и в веке 19-м , и в веке 20.

Так что совершенно напрасно Запад дразнит Россию сегодня, в веке 21-ом...

 

 

 

 

20. Игорь Стрелков, Новороссия, " Суть времени".

 

Проект под названием, вынесенным в заголовок, приближается к завершению и потому самое время начинать готовить потенциального читателя к оптимистической его части. Этюд под номером 20 и есть такая подготовка.

Движением "Суть времени" наиболее сильно отражена -реально существующая в России и еще достаточно мощно выраженная в настроениях ее граждан - ностальгия по обществу, выстроенному не на безумствах рынка, а на принципах относительной социальной справедливости.

Конечно, от всех этих граждан и их диковатых настроений можно отгородиться - стыдливо прикрыть их какой-нибудь цветастой дерюжкой, как прикрываем, например, Мавзолей в часы празднования Дня Победы. Но не лучше ли наличие таких настроений признать и попытаться понять их...

Что касается движения "Суть времени", то оно не просто озабочено социальными проблемами, а явно претендует на роль лоцмана, призванного вывести Россию из нынешнего социального тупика. Более того " Суть времени" не только заявляет о своем монопольном праве на владение социальной истиной, а говорит об исключительно удачном синтезе своих социальных идей и российской традиции... Одним словом претензии "Сути" требуют самого внимательного отношения. Вот почему далеко не лучший вариант сводить прошлогоднюю июльскую активность "Сути" к интригам власти, олигархов, колонн под пятым, шестым и всеми следующими номерами... Куда полезней и для России, и для Новороссии, и для самой "Сути" допустить, что С. Кургиняна в Донецк сам С. Кургинян и послал... То есть его визит в столицу восставшего Донбасса, его оценки действий И.Стрелкова и вообще все, что мы слышали и видели от С.Кургиняна в Донецке и позже, по преимуществу определяется вовсе не предпочтениями господина Суркова и присных, а особенностями идеологии созданного С. Кургиняном движения.

Это движение достаточно стремительно оформлялось организационно, чему в немалой степени способствовало участие его в массовых, политически значимых кампаниях ( поддержка В. Путина на выборах 2012 , борьба с ювеналкой ). Появился и начал осуществляться собственный социальный проект " Сути" - александровская коммуна- своего рода советский плацдарм в капиталистической России. Но все эти свершения и дела пока не давали движению возможности выйти за грань своего рода секты. А к такому статусу подталкивало многое: и яркий неординарный лидер, и наличие специфической ортодоксальной идеологии, и изоляционизм движения - оно хотя и шло на контакты в определенных мероприятиях , но было плотно закрыто (оконтурено) идеологически.

Требовалось, одним словом, значительное, исторически значимое дело. До президентских выборов было далеко, но тут восстал Донбасс, взнузданный воссоединением Крыма с Россией, исключительной тупостью украинского руководства и очередным приступом амнезии у Запада, который придя, наконец, в себя после русской зуботычины 1945 года, вновь начал скалиться на Россию.

Нельзя было не обратить внимания на резкую смену стиля в выступлениях С. Кургиняна в 2014 году . Жесткая, подчеркнуто воинственная риторика конца февраля - середины марта и спокойный академический тон двух передач мая- июня, предшествующих его десанту в Донбассе. Причем, в июне отчетливо проступило это большое дело - силами существующих на территории Украины ячеек "Сути" возглавить национально-освободительное движение на ее территории.

И. Стрелков, прорвавшийся в Донецк во главе закаленного трехмесячными боями вооруженного отряда, видимо, этим планам кардинально мешал - легко и в полной мере перехватывал стратегическую инициативу. Полусектантский статус "Сути", ее претензии на абсолютность истины, открывшейся ее лидеру, исключал какое-либо продуктивное взаимодействие с донецкими, во главе которых оказался И. Стрелков - на его предложения встретиться со стороны С. Кургиняна ответа не последовало. Им был взят курс на дискредитацию И. Стрелкова.

Так что " сам себя и послал", скорее всего, и есть наиболее близкий к истине ответ на вопрос об июльской активности С. Кургиняна в Донецке. Вероятность решающего воздействия каких-либо внешних сил на его решение, видимо, не очень велика. У двух субъектов при движении к большим целям на определенном отрезке времени вполне могут совпадать направления движения - даже при полной противоположности целей. И тогда, наблюдая со стороны, очень легко убедить себя в том, что тот, который, скажем, политически сильнее нанял, купил, подчинил того, кто слабее. Хотя и последний сам себе голова , и в его странных действиях нет ничего, кроме его личных ошибок. А ошибка в общем-то, как правило, одна - старая как мир: непомерно высокая оценка себя и своей идеологии.

У С. Кургиняна, возможно, есть, если не понимание, то ощущение, что на Донецком плацдарме нового социального строительства, могут появиться люди и силы, способные задуматься о таком строительстве не на песке грез о сверхмодерне, а на камне традиции. Поэтому столь страстная атака на И. Стрелкова , главный мотив которой предельно прост - уничтожить потенциального конкурента еще в зародыше.

Возьмем для примера какую-нибудь конкретную публикацию "Сути", скажем, "Бородаевская АТО" - автор ruskom, конец августа, то есть спустя почти два месяца после визита С. Кургиняна в Донецк... И. Стрелков оставил Славянск по совету А. Бородая- этот тезис "обосновывается" здесь умело, с академическим спокойствием - без выпученных глаз и размахивания руками. Факты аккуратненько выстраиваются под заранее заданную оценку событий в Донбассе начала июля: не справляющийся с управлением в Донецке А. Барадай начинает интригу против одного из самых сильных полевых командиров и тянет из Славянска на помощь своего дружка И. Стрелкова. Два мелких интригана, чуть было не загубившие Д Н Р - вот впечатление, которое намерен создать автор материала. В нем ничего не говорится о роли С. Кургиняна, но в подтексте незримо присутствует то, что сам С. Кургинян будет повторять постоянно: появление его в Донецке всё тогда спасло, удержало, развернуло...

Но совершенно очевидно, что используя, без всяких добавлений, подобранную в публикации фактуру, можно предложить и иную модель, например, такую. Вооруженные отряды Д Н Р недопустимо автономны. Создание единого военного командования в Донецке саботируется. Скоординировать действия отрядов А. Бородай не может и, понимая это, призывает И.Стрелкова, чтобы, опираясь на его безусловный авторитет , добиться координации - превратить Донецк в укрепленный район. То есть убеждает И. Стрелкова совершить своего рода жертву качества - разменять часть территории Донбасса на единый военный центр в Донецке. И в дополнение еще один аргумент: защита Славянска и окрестностей имели смысл лишь в надежде на энергичное вмешательство России в новороссийский конфликт - ее пассивность превращала эту защиту в бессмысленное уничтожение сильного боевого подразделения.

 

Не пламенные речи С.Кургиняна, при такой интерпретации, а две тысячи вооруженных людей отряда И. Стрелкова успокоили полевых командиров ДНР. Исключительно фактом своего присутствия в Донецке - никаких зачисток и не требовалось. Причем не только их успокоили, но и существенным образом усилили оборонительный потенциал столицы республики . Ее же оборона несомненно становилась главной задачей в условиях фактического нейтралитета России.

 

 

Наряду с этой претензией к И. Стрелкову( оставил Славянск, сдал треть территории ДНР ) , предъявляемой как самим С. Кургиняном, так и членами его движения в совершенно недопустимых , бесцеремонных, подчеркнуто оскорбительных формах, выдвигалась и другая, связанная с тем, что И. Стрелков обнаружил непозволительную, с позиций правоверного члена " Сути времени", терпимость к не-красному миросозерцанию: он позволил себе выносить за скобки политические убеждения и придерживаться какой-то малопонятной, для людей со склонностями к крайностям , идеологии борьбы с общим , видите ли, врагом.

Эту идеологию нельзя , конечно, считать универсальной и прибегать к ней следует с большой осторожностью. Но главная проблема здесь совсем иного порядка - приблизительно того же , что существует и для А. Дугина. Как ученый, исследователь , А. Дугин может анализировать явления в свободном от этических оценок поле - снимать этическое поле, рассматривать явление в его, так сказать, чистоте и с этой стороны выходить на этические оценки. Но как действующий публичный политик он такой академической роскоши позволить себе не может. Так и в случае И. Стрелкова. Славянск объективно, то есть вне всяких его личных оценок и намерений, превращал его в фигуру политическую. И он был обязан оценивать и политические последствия столь любезного его душе выноса за скобку политических убеждений своих соратников .

Но в истории с его замполитом И. Ивановым значительно более важной является даже не стрелковская толерантность, в которую по-бульдожьи, мертвой хваткой вцепилась "Суть времении", а та, действительно, очень важная проблема, которую эта история резко обнажила - проблема красно-белого взаимодействия в современном русском социальном строительстве. От этой проблемы не удастся спрятаться в кущи кургиняновских цветных метафизик - ее не решить ни отрицанием белого, ни отрицанием красного. И ясно одно: не разобравшись с этой проблемой, Россию не отстроить как русскую цивилизацию ...

Мудрые люди советовали в связи с атакой С. Кургиняна на И. Стрелкова: не надо путать убеждения и поступки и особенно выдавать поступки за убеждения. Но в "Сути времени" именно это сознательно и путали - превращали И. Стрелкова в знамя антипутинской оппозиции , совершенно не обращая внимание на то, что не намерения И. Стрелкова, а планы всякой антирусской и антироссийской шушеры в отношении него да дряблая внутренняя политика президента Путина на подобное превращение прежде всего и работают.

 

Ставшая притчей во языцех стрелковская толерантность требует, конечно же , если не объяснения, то хотя бы толкования. С. Кургинян, например, воспринимает ее, исключительно, как политическую, в то время как она - из области психологии. И. Стрелков, да и, возможно и И. Иванов , очень остро воспринимают разрушение русской традиции. Они не формулируют это четко, но вполне возможно чувствуют - все нестроения наши именно отсюда. Традиция порушена, и русский идеалист цепляется ( не может не цепляться) за любую ее форму - как за спасательный круг.

Чисто политическое толкование проблемы красные-белые, похоже, безнадежно устарело, и С. Кургинян со своим делением всего и вся на два цвета - несомненно, во вчерашнем дне. Малейшие оттенки белого в красном воспринимаются им как всемирная катастрофа и белых с красными он будет разводить, видимо, с нарастающей интенсивностью.

Полной противоположностью С. Кургиняну является здесь господин Просвирнин . Он ( см. , например, его публикацию под названием "Как Новороссия примирила красных и белых" ) ярый противник любой идеологии - вдохновенный апологет смесей, сборных солянок, коктейлей... Если у С.Кургиняна пусть не очень качественная , но ясность, пусть с маузером, приставленным к виску , но выбор, то у г. Просвирнина - сознательное погружение в кашу, в трясину. Если в первом случае секта очевидная, идейная, то во втором сознательное идейное усреднение, антиидейная дрессировка - подготовка такой социальной "субстанции", которую можно развернуть ( одной глоткой! одним взмахом руки! ), в пользу любого из ее компонентов . У С. Кургиняна главное ясно определено. У г. Просвирнина главное может быть любым. Отсутствие идеологии - это ведь тоже идеология и куда более агрессивная и эффективная. А если применить ее на полях, лет двадцать перепахиваемых ЕГЭ ... Г. Просвирнин уже продемонстрировал , как можно будет воспользоваться этой раз-идеологизированной массой при случае - что можно будет выкрикнуть, как можно будет взмахнуть рукой.. Его буйный погромный скетч о 22-м июня 41-года - яркий пример разведки боем.

 

Симпатии И. Стрелкова к дореволюционной русской армии, да вообще к всему русскому дореволюционному, вызвали, естественно, повышенный интерес к нему у поклонников старой России, которые на свой лад могли интерпретировать и восставшую Новороссию. Но это был интерес к Стрелкову. А "Суть времени" подавала его, как интересы самого Стрелкова ... И на этой вольной интерпретации-передергивании развернула против него погромную кампанию. Такой же в точности прием подмены интереса задействован и г. Просвирниным.

Не последнюю роль в тех сложностях, с которыми столкнулся И. Стрелкова, сыграла и позиция политического руководства России. Оно по этому поводу не высказывалось, да и не рискнет высказаться, наверное. Но позиция такая существует, и она за 2014 год постепенно определилась . Суть же ее сводится к сдерживанию Новороссии - к блокировке всех ее инициатив в социальной области. Новороссия, заточенная на социальную справедливость, возможно, воспринимается российской властью ,как угроза ее существованию.

Если "Суть времени" идею Новой России лишь компрометирует, то путинский проект России-корпорации, заталкивающий русскую цивилизацию в европейский миксер, убивает эту идею на корню. То есть в определенном смысле позиции С. Кургиняна и В. Путина сближаются. Как и, видимо, их взгляды на Новороссию, которую и тот, и другой отказываются рассматривать как плацдарм для запуска русского цивилизационного проекта. Да, плацдарм, конечно, слабенький - не до жиру, но там уже была попытка объявления войны хамскому олигархату, там идея игорной зоны в Крыму и трех дней бы не прожила... И там появился человек с ружьем...

Потому неприятие. И давление. С одной стороны - оформившейся государственной идеологией (В. Путин) . С другой - выращенной в пробирке идеологией сверхмодерна(С. Кургинян).

 

 

 

21. О С. Кургиняне с оптимизмом

 

Нам не дано предугадать как , какими путями современная Россия двинется к Новой, отстроенной на традиции России. Трудно представить и то, как будет развиваться ситуация в Новороссии и какую еще роль сыграет там И. Стрелков. Но очевидно одно, что он несомненно войдет в число тех, о ком в свое время будет сказано: они были первыми на пути к Новой России.

Этот оптимистический мотив был намечен в предыдущем этюде. В двух следующих делается попытка и о главных действующих лицах настоящих очерков порассуждать с надеждой...

С. Кургинян определяет     коммунизм, как   раскрепощение  и  пробуждение   в  каждом  человеке   его  высших  творческих  способностей,   решительно подчеркивая при этом,  что  коммунистические   мечты  об  раскрепощении   и  пробуждении  очень   близки к христианской  идее  обожения     человека -   через его  нравственное совершенствование.

Основная  же   ошибка  коммунистов,  по   С.  Кургиняну,  была  заключена  в их иллюзорных  надеждах,  что  достаточно  человека   раскрепостить,  и  все   высшее немедленно  проявится в нем  .   Иллюзия  эта  носила тогда массовый   характер. И  только   единицы  в  среде  коммунистов,  такие  , как   А.  Богданов (основоположник  эмпириомонизма,  в   клочья   растерзанного   В. Лениным,  и      тектологии-  блестящего   прообраза   системного  подхода),  который      уже   тогда понимал,  что   одного  раскрепощения   недостаточно,  что совершенствование человека потребует  колоссальных  и    хорошо  продуманных   усилий  общества (   его   идея  всеобщей  организационной   науки  и  предполагала   такие     усилия).    Человека  надо   собирать.  Если   не  собирать,  то   человеческое  в  нем  может и не проснуться .  В  таких  словах   передает   С.  Кургинян    главную  идею  А.  Богданова.

С. Кургинян выступает здесь, казалось бы, как кондовый традиционалист, готовый признать, что идея пробуждения высшего в человеке есть идея христианская, у нее история в 20 веков и для ее реализации достаточно одного: вывести коммунистическую идею из христианства , поместить ее на христианскую основу и реализовывать, удерживая ее в постоянной связи с ней. И особо уместной тогда оказывается кургиняновская критика модерна , модернисткой идеологии, которая,  потеснив  христианство   евангельского  извода,   восторжествовала  в   Западной   Европе  в  Новое   время и заявила себя так: никаких  раскрепощений-пробуждений   -    достаточно заставить человека,   через  систему  по  преимуществу   внешних  ограничений,   нормализовать свое  поведение , то есть перевести его в некоторое   средне-нормальное состояние.   На   К. Леонтьева    С.  Кургинян  не  ссылается,  но  леонтьевский   средний   европеец    здесь несомненно   присутствует -  во  всей   своей тошнотворной  нормальности...

Очевидно, что в этой характеристике модерна главным является внешний характер ограничений - переход к ним и был отходом от христианства к ветхозаветному иудаизму. И у самого С. Кургиняна, в его светлом будущем человечества - сверхмодерне , действует все тот же дохристианский принцип внешних ограничений: требования общего коллективного характера будут поставлены во главу угла, а проблема их перевода в требования индивидуума к себе даже не ставится. То есть не ставится задача, которую христианская церковь решает уже 20 веков . С. Кургинян сетует на большевиков, не уделивших нужного внимания богдановской идее собирания нового человека, но он категорически отказывается от 20-векового опыта христианской церкви в деле такого собирания.

Это тем более удивительно, что С. Кургиняном вроде бы осознаются все опасности , заложенные в таком благостном на вид понятии, как норма. Он допускает не только самопроизвольное пробуждение низкого в норме в условиях, когда идеальное умышленно подавляется, но и  внезапное,   лавинообразное   перерождение   нормы: "вы  будете  с  помощью   системы   запретов    наращивать   нормальность,  а  она   ворвется   безумием". Рациональная,   машиноподобная, очищенная   от   влияния  идеального   норма, а именно такая утвердилась сегодня на Западе, "создает  взрывчатку   в   душе    человека"...

Это поразительно! Есть четкое понимание того, что коллективный опыт сосуществования , зафиксированный в виде внешней по отношению к человеку норме, вещь в высшей степени ненадежная, неустойчивая. Но С. Кургинян, как вкопанный, останавливается перед следующим из такого заключения естественным и реализованным в христианстве выводом: норма, чтобы быть устойчивой и надежной, должна быть переведена во внутреннее требование человека.

Вывод, который делает в конце концов, С.  Кургинян, кажется убедительным: деградирующая западноевропейская норма должна быть заблокирована, а уберечь  Россию  от судьбы  Запада, спасти от разрушения  русское идеальное  может  только  мобилизационная   задача -  высшая     духовная   мобилизация... Она и положена в основу идеологии сверхмодерна. Но положена без какого-либо учета ( самим же С. Кургиняном выявленной) возможности лавинообразного перерождения всякой нормы.

А перерождение нормы советской разве не свидетельствует об опасностях мобилизационного конструирования человека?.. Любовное собирание - вот альтернатива мобилизационной перековке . Двадцать веков тому назад предложенная, актуальности не утратившая и требующая сегодня в общем-то одного - солидарного усилия Православной Церкви и государства, выстроенного под идею социальной справедливости.

Любовное возделывание и мобилизационный напор. Две стратегии сборки человека. Христианская и красная. Соединить эти идеологии можно двумя путями. Украсить красный проект религиозными завлекушками - проект С. Кургиняна к этому и сводится. Или попытаться выстраивать систему социальной справедливости на христианской основе.

С. Кургинян определенно склоняется к первому пути: мобилизационный напор - основа его мировоззрения. И именно это сводит роль христианства в его социальном проекте к завитушкам- завлекушкам. Как это происходит - в этом смысле очень нагляден девятый выпуск " Школы сути".

Для обоснования идеи мобилизации предлагается следующая модель: мелкие  области  в  сознании,  сформированные   под    влиянием   современного    безблагодатного  (деидеализированного)   бытия,  и,     способная   вытеснить    этих "тараканов" ,  область  нового  сознания,  рождаемого новым  бытием, которое формируется при реализации духовного мобилизационного проекта... А вот модель, которую можно предложить в качестве альтернативы:   напитанное традицией и   по преимуществу  благодатное  сознание, но  спящее,  заторможенное   безблагодатным  бытием  и  постепенно  захватываемое     "тараканами"   -  сознание,  которое  (всего  лишь! )  надо  пробудить. 

Сформировать и вытеснить - или пробудить... Это и есть те две стратегии, о которых речь шла выше. Очевидно,  что  во  второй  стратегии   роль   традиции,  роль   уже  состоявшегося  русского  бытия  является  определяющей,  тогда как  у С. Кургиняна   традиция   лишь ассистент. И самое любопытное заключается в том, что роль этого ассистента у С. Кургиняна порой усиливается настолько, что создается впечатление: главная   роль   в   борьбе  с  нашествием  "тараканов"   отдается им по-существу  все-таки бытию    на  принципах   православной  традиции.

Это проявляется, например, в той формуле русского Православия, которую он предлагает: "Инобытие - в  бытие, трансцендентное -  в  имманентном"...   В  переводе   на      житейский   язык  это   звучит   совсем просто:  идеальное  - в реальном...  

Он   нигде  вроде бы не  ссылается на Нагорную  проповедь,  но одна из идей  этой главной проповеди  Христа   - идея самостеснения - незримо  присутствует в  рассуждениях  С. Кургиняна. Ей определенно   созвучна  кургиняновская метафора " альпинизм духа", в которой в общем-то и нашла отражение одна из максим, предъявленных человечеству христианством: самостеснение  есть  высшая форма   личного самоутверждения .

В  отдельных   эпизодах  своей  лекции   (  "отрекись  от  себя  для  себя"; "спаси   себя  и  вокруг  тебя   спасутся   тысячи" - ссылка  на  Серафима  Саровского)  С.  Кургинян    просто  неотличим   от     православного проповедника...

Но увы - все это, похоже, мгновения душевной слабости. И нутро, заточенное коммунистическим манифестом на мобилизацию духа, берет , в конце концов, верх .

22. Об А.Дугине с не меньшим оптимизмом.

 

 

Нужны ли новые политические теории ? Такой вопрос неизбежен. Более того, он совершенно естественен, если согласиться с тем, что время моделей первого типа закончилось, и перед земной цивилизацией вопрос стоит с предельной четкостью: либо она сгинет - либо примет на вооружение модели второго типа. Именно модели второго типа, понижая роль всего частного, нового и усиливая роль всего целостного, общего, традиционного, делают, в конце концов, бессмысленной идею политических партий, а следовательно, и идею новых политических теорий.

Что касается новых идей левого толка, то на примере "Сути времени",самой яркой и впечатляющей из современных версий левых идеологий, эта бессмысленность выше, выразимся так, приоткрыта. Имеется в виду, естественно, бессмысленность , бесперспективность историческая( сама же идеология С. Кургиняна отталкивается от очень даже значительных и живучих смыслов) , связанная не с ее левизной, а с тем, что она понуро обслуживает модель первого типа..

По той же причине бесперспективными могут оказаться и консервативные идеологии, создаваемые под модели первого типа, поскольку и в них, пусть не столь явно, как у С. Кургиняна, главной пружиной оказывается принцип перманентного противостояния двух сил( сущностей).

В этом отношении очень показательна публикация А. Дугина " В мире без России незачем жить"(http://www.dynacon.ru/content/articles/3623/), в которой с характерной для него системностью в изложении дан ответ движению С. Кургиняна на череду антидугинских выпадов, злобных, но плохо систематизированных.

Предлагается приблизительно следующая схема. Из трех главных политических идеологий, что бились друг с другом весь 20 век, к концу его свою политическую идентичность сохранил лишь либерализм. Павшие же в 1945 году фашизм и в 1991 году коммунизм оставили после себя лишь вырожденные формы - соответственно, псевдофашизм и псевдокоммунизм ( "Суть времени" к последнему и приписана). Воцарившийся либерализм и использует эти фальш-идеологии: псевдокоммунизм для того, чтобы не допустить превращения псевдофашизма в настоящий фашизм, а псевдофашизм для того, чтобы не допустить превращения псевдокоммунизма в настоящий коммунизм.

Как и у С. Кургиняна здесь все то же противостояние красного и черного ( в порозовевшей и посеревшей, соответственно, формах), да еще под чутким управлением либерализма...

Из этого представления о фактической победе либерализма следует совершенно естественный вывод о необходимости антилиберальной коалиции. Необходимо отказаться от политических идеологий модерна и противопоставить "реальному либерализму реальный антилиберализм, состоящий из объединения всех существующих антилиберальных групп - как справа, так и слева." .

И это намерение нельзя не признать разумным и, главное, адекватным той ситуации в мире, которая возникла после 1991 года. Более того , в этом намерении просматривался поворот к приоритету традиционного , а значит и к признанию России в качестве самостоятельной цивилизации, а следовательно - к социальным моделям второго типа. Не борьба двух идеологий -( красной и черной) под снисходительные ухмылки третьей( либеральной), а противостояние двух цивилизаций, предполагающее объединение всех национально(цивилизационно) ориентированных сил.

Но эта идеология, нареченная именем национал-большевизм, в 90- х не пошла. Ни в России, ни в Европе. И причины очевидны. Для России в 90-х либерализм представлялся землей обетованной. Европе же, еще только предстояло знакомство с либерализмом абсолютным, после 1991 года уже ничем не стесненным...

В конце 90-х А Дугин предпринимает попытку скорректировать идеологию национал- большевизма - предлагает "более развернутую и смягченную его форму ". Именно так он оценивает свою версию евразийства.

Это явилось существенным усилением созидательного начала в антилиберальном проекте, причем усиления на традиционной основе. К сожалению, А. Дугин не пошел по пути критического осмысления евразийства, что несомненно вывело бы его в ряды сторонников моделей второго типа. Возможно, именно последнее его и не устраивало. И он на свой манер усилил роль концепции русской цивилизации, четко зафиксированной в евразийстве - предложил четвертую политическую теорию. Сам факт движения от евразийства к новой политической теории несомненно свидетельствует о критическом восприятии им концепции евразийства. Она в чем-то его не устраивала. Усиление этой концепции требовало признание определяющей роли русских и Православия при создании русской православной ,многонациональной и многооконфессиональной империи на евразийском пространстве. Не самопроизвольное рождение , а именно целенаправленное строительство нового культурно-исторического типа ( цивилизации) на определенном географическом пространстве. А это значит переход к моделям второго типа, а следовательно отказ от Генона, от истматовской смены периодов - принципиальный отказ от политических теорий в западно-европейском стиле.

Но Дугин предпочел, увы. иное - новую, четвертую, политическую теорию . Бескомпромиссная антилиберальная позиция А. Дугина требовала устойчивой антилиберальной платформы. И дать ее, по его мнению, могла только новая политическая теория, свободная и не запятнанная - не скомпрометированная политическими играми модерна.

К сожалению, А. Дугин пока отказывается видеть альтернативу, связанную с моделями второго типа, тихо дремлющую в самой русской цивилизационной традиции и которую можно запустить. не обращаясь к какой-либо политической теории. Русская цивилизационная традиция, и может стать чаемой антилиберальной платформой, объединяющей все и вся( в том числе и красных с белыми) в противостоянии Западу. Если только не задвигать ее в домодерновые времена, если признать, что она и сегодня существует в русском цивилизационном коде. И единственное, что требуется: через аккуратные социальные преобразования освободить ее от коросты слишком уж безответственной модернизации...

Поэтому главная задача, стоящая сегодня перед Россией, как единственным носителем пусть деформированного, но еще окончательно не переопределенного на дохристианский манер цивилизационного кода - восстановить! И не столько традицию, сколько ее роль в поддержании и развитии цивилизационного кода.

Россия , благодаря Православию, сумевшему удержать христианство на евангельском уровне, и мощной азиатской подвеске, демонстрирует высокую цивилизационную инерционность. Она упрямо, доводя порой среднестатистического либерала( а в России он особенно злобен и непримирим) до умопомешательства, не желает модернизироваться через вытеснение традиции по-европейски. 

 Интеллигентным моделям второго типа даже сегодня сложно на равных конкурировать с  бравурными моделями победоносного развития. Можно даже признать, как это делает С. Кургинян, что «Россия – есть альтернативный Запад», то есть вплотную фактически подойти к идеологии, введенной в социологический обиход Н. Данилевским, и тем не менее тут же развернуться на 180 градусов: лучше уж продувные просторы всемирно-исторического прогресса в череде сменяющих друг друга модернов с их постмодернисткими отстойниками, чем этот затхлый, провинциальный биологизм полу- автаркического развития...

 И тем не менее для земной цивилизации существует только одна возможность миновать ( обойти) неизбежный на этих просторах тупик вырождения. Это - переориентация на модели второго типа, это - признание цивилизации ( культурно-исторического типа ) в качестве основной, безусловной и итоговой, завершающей формой межчеловеческой общности. Из последнего же с необходимостью следует все остальное. В цивилизации есть образующий ее народ, есть формирующая ее конфессия. Она исторически определяет культуру данной цивилизации и в этом смысле она  и  в многоконфессиональной цивилизации - над-конфессиональна.

Модели второго типа еще    и потому окажутся спасительными, что сориентируют каждую цивилизацию не на мечтания о сверх-сытой и сверх-удобной жизни, а на кропотливое, заботливое выделывание ее - на то, на что, по существу, и благословляет Евангелие - пасите свое бытиё.

23 . Этюд последний - оптимистический.

 

1.   

 Реальные  надежды    мировой  цивилизации  на  выживание  в  формах, к  которым  еще  можно  применять  термин гуманистические,  имеет  смысл  связывать,  видимо,  лишь  с  развитием,  опирающимся на  модели  второго  типа, то есть   с   теми,  в  основу  которых     положено грамотное  неспешное , управляемое обновление   традиции.  А значит, потребуется такая  система    организации  и  самоорганизации общества,  которая  позволяет   осуществлять  это   приторможенное, подмороженное,  с постоянной оглядкой   на  последствия, развитие .   То  есть    цивилизация ,   осознавшая   меру опасности, исходящей от новизны, вырвавшейся из-под общественного контроля,  новизны, не обновляющей, а самовластно господствующей , обязана позаботиться о создании  системы  управления, построенной на традиции и искусно регулирующей взаимодействие новой каймы и традиционного ядра.  И  в  фундамент  этой  системы  управления  должен  быть  положен один из  основополагающих  принципов христианства -  принцип  самоограничения.  Но  уже  не  как   индивидуальный, а  как  коллективный -  как  принцип  цивилизации, державы.

Однако цивилизация земная,  издревле выстраиваемая под управление сверху,  чаще оказывалась неадекватной,  чем соответствующей,  представшими  перед  ней вызовами. Она не считала нужным во время задуматься... О социальной нагрузке на капитал,  например… О последствиях некоторых открытий в физике,  а теперь вот и в биологии... Она явно заигралась с  правами человека… Она по-детски - изумленно раскрыв рот и выпучив глазки - встретила информационную революцию…

 Все эти «просчеты»  работают, в конце концов, на один,   действительно,  глобальный и,  главное,  политический вывод: организация человечества сверху исчерпала свои ресурсы и число «просчетов» будет теперь постоянно превышать число «достижений». 

2.

Существуют ли какие-либо серьезные основания для столь радикального вывода? Да, они существуют и смысл их заключается в том, что мировая цивилизация окончательно переместилась в неравновесное состояние, и именно поэтому классическое, ориентированное на равновесность управление (то есть организация человечества сверху) утратило свою эффективность.

Что здесь имеется в виду?

У меня есть статья 2007 года, в которой предпринята попытка разобраться в идеологии А.Неклессы, яркого сторонника равновесных схем управления в современных критических обстоятельствах (1). Кое-что из этой статьи я и приведу далее.

Элита понимается А. Неклессой ( несмотря на обильное и виртуозное использование модной синергетической терминологии) все-таки как образование, ориентированное на управление в ситуациях критических, но лишь умеренно отклонившихся от равновесия. На равновесные состояния ориентировано и утверждение А. Неклессы о возрастающей ныне"роли личности в истории " . Он  не раскрывает  в  закавыченной им  фразе  никакого   нового,  современного    содержания,   а оставляет  в  ней   смысл,  характерный,   скорее, для  19-го  века.   То  есть  сводит все  к  возрастанию « значения деятельного и амбициозного человека» . В  то  время как   последовательно неравновесный  подход требует признать рост  роли каждого  единичного и согласиться, таким образом,  что «элитарность»(  то  есть  сама-себя- обслуживающая элитарность, свободная  от обязательств перед  «массой» )перестает  быть карт-бланшем   на   историческую роль. Именно из этого следует рост роли самоорганизации в неравновесном состоянии.

В качестве основания для подобных выводов вполне можно взять исследования Ильи Пригожина в области неравновесной термодинамики и необратимых процессов -именно на его разработках выстраивалась синергетика.

«Вдали от равновесия когерентность поведения молекул в огромной степени возрастает. В равновесии молекула "видит" только своих непосредственных соседей и "общается" только с ними. Вдали же от равновесия каждая часть системы "видит" всю систему целиком. Можно сказать, что в равновесии материя слепа, а вне равновесия прозревает»…

Так,  на  примере химической  реакции   И. Пригожин  характеризует принципиальную  особенность  неравновесных  систем. Рост коммуникационности  (  согласованности, когерентности)— как  следствие  удаления  от равновесного состояния.  Этот  принцип, судя  по   всему, является  фундаментальным и, следовательно,   может  работать   и в  социальных системах. И для них его можно попытаться переформулировать в обратной редакции: рост коммуникационности и как следствие - переход из равновесного в неравновесное состояние.

В течение 19-го и 20-го веков коммуникационность росла во истину по экспоненте - иначе и не оценить этот фантастический переход в средствах передачи информации от скачущего с новостью всадника до сигнала в интернетовской сети. И именно поэтому придется согласиться: стремительный переход цивилизации в неравновесное состояние совершился, и с ним нужно считаться , как с непреложным фактом. А это    делает бесперспективными любые  ставки  на  классическое управление  и   выводит  в  лидеры   идею  самоуправления. Классическое управление здесь может держаться исключительно на подавлении коммуникационности - на возвращении пусть не к всаднику, то хотя бы к паровозу (идея консервативной революции , наверняка, держит в загашнике и такие средства ). Не лучшие перспективы и у той "самоорганизации " под управлением американских зеленых фантиков в костлявой руке рынка, что выстроена к сегодняшнему дню в России .

3.

Переход в неравновесное состояние коренным   образом переопределяет основной признак элитарности.  Отнюдь  ни самодовольным эффективным менеджерам , ни легковесным интеллектуальным петушкам  из  корпорации  «люди воздуха»  сулит история  первые  роли,   а максимально приближенным к  среде,   слившимся  с ней  людям почвы, людям традиции.   «Элите»,  оторвавшей себя   от  массы и   с пренебрежительным  прищуром рассматривающей ее, придется  возвращаться в породившую  ее среду    и   обустраивать ее.   В том  смысле,   что концентрировать  и обобщать ее  опыт самоорганизации.  

   Никакие,    даже  самые  изощренные, попытки  привить   идеологию   равновесного  управления   к  управлению принципиально неравновесному    ни одной  проблемы  до    конца  все  равно   не  решат.  «Люди  воздуха» или кто-то еще из им подобных,   вне   всякого  сомнения, предпримут   попытку   на  свой  манер   оседлать  неравновесный  мир.  Но им   все равно придется  уйти  —   элита   должна успеть снять   кавычки со  своего  наименования.   Это,  скорее  всего,  единственный  оставшийся  у  мировой  цивилизации  шанс. Поскольку попытки внешнего   управления    в    неравновесной  ситуации  как  раз и  могут  спровоцировать ту  флуктуацию,  что  запустит в неравновесной системе  катастрофические  лавинообразные  процессы.

Для  того  чтобы  совокупность единичных, обладающих  индивидуальными   волями,  демонстрировала не  только стихийное когерентное  поведение (с  чем     и наша,  и мировая  история   хорошо   знакома,  по   бунтам,  восстаниям,   революциям ), она   должна быть    пронизана — опосредствована —   некоторой   структурой.   Это -структура, практически   лишенная   управленческой   иерархии,  но  объединяющая    в  единую    сеть  тех,  за кем среда  готова  признать право на  высшие позиции в иерархии - в    иерархии  нравственной, взвалившей на себя  крест   элитарности. Она   внесет сознательный,  рациональный, нравственный  элемент в  когерентное поведение, а  значит,  обеспечит желанное  самоуправление. 

4.

 

Очевидно, что все это может стать реальным исключительно в рамках социальных моделей второго типа, которые, к сожалению, конкуренции моделям, тяготеющим к первому типу, в реальной политике составить пока не могут.

Но было бы несправедливым считать, что разработка моделей второго типа приостановилась. Отнюдь. Она в России не только продолжается, но идет достаточно успешно. И успехи эти связаны прежде всего с именем разработчика концепции динамического консерватизма и Русской доктрины В. Аверьянова, которого вполне можно отнести к продолжателям дела Данилевского- Леонтьева.

"Обновление без утраты идентичности", - определяет суть динамического консерватизма сам В. Аверьянов...

Развитие "на основе самораскрытия традиции", - усиливает это положение А. Кобяков...

Очень важно, что, эта концепция разрабатывается под ситуацию "неустойчивого развития". С целью "овладения ситуацией неустойчивости" , то есть , надо понимать, для управления в условиях "неравновесного состояния среды". Развернута же она (2) в виде совершенно конкретного представления об устройстве культурной традиции - взаимодействие трех сотрудничающих сфер положено в основу его.

Сфера откровения, озарения , где происходит десублимация духовного опыта - кристаллизация высших интуиций человека и высших интуиций культуры . Это сфера полноты, она представлена пророками, старцами, мудрецами, поэтами, некоторым типом ученых.

Сфера повторения, сохранения, обучения, где происходит взращивание человека, взращивание новых поколений на основе канонизированного опыта, узаконенного в тезаурусе данной культуры Это - сфера соборности, она представлена хранителями, учителями, воспитателями.

Сфера импровизации, экспериментирования, где происходит экспансия вовне, во взаимодействие с иными культурами. Эта сфера вселенскости, она представлена миссионерами, воинами, купцами.

  При описании процесса развития культурной традиции В. Аверьяновым используются такие понятия, как негармонические инновации и культурные мутации, опираясь на которые им формулируется принцип устойчивости таких систем: новизна должна встроиться в существующую систему - чтобы не нарушить гармонию взаимодействия трех сфер, не спровоцировать процессы вырождения. Очевидно, что проблема управления новизной для В. Аверьянова существует и относится к числу важнейших проблем взаимодействия традиции и новизны.

Отстаивая идею государствообразующего - русского - народа в России, В. Аверьянов предлагает возродить понятие русские этнические меньшинства (русские татары и т.д.) , полагая, что собственно русские в союзе с этими меньшинствами " это и есть точная, честная формула исторической России", воплощающая в себе " парадокс сверхнациональной нации". Что же касается права (воли) нации на самоопределение, то в качестве ее альтернативы предлагается идея цивилизационного суверенитета, в основу которой кладется "идентичность больших историко-культурных миров" . Более того для самой России в целом эта идея формулируется в предельно жесткой форме: "России нужен решительный поворот к манифестации себя как суверенной цивилизации, имеющей собственный духовный стержень, собственную парадигму экспансии." Россия вообще названа “правильной” империей, историческим шедевром (3), в котором "всечеловечность " соединилась с " “миродержавием” русских как духовно-политической нации", что несомненно свидетельствует о признании В. Аверьяновым русской цивилизации в качестве доминанты мировой цивилизации.

Затронута В. Аверьяновым и проблема самоорганизации в связи с необходимостью сетевой организации "смыслократии", то есть "ведущего слоя интеллектуального класса"( элиты), под решение совершенно конкретной задачи - "культурной контрреформации".

Существуют в разработках В. Аверьянова и такие, достаточно редкие на сегодняшний день, но совершенно естественные для моделей второго типа , положения, как необходимость" выработки модели хозяйства с оптимальной степенью открытости – по существу квазиавтаркии"

 

5.

Глобально осуществленная самоорганизация это единственный реальный процесс,  который может противостоять безумствам глобализации… Процесс,  способный усилить иммунитет традиционного перед гибельным напором новизны,  способный сначала приостановить расползание постмодернисткой опухоли,  а потом и подавить ее...

Людям надо дать реальную власть над обустройством собственной жизни. Через представителей, выбранных напрямую, минуя партии и прочее из этого ряда. Это реальное самоуправление и может свести на нет идеологические противостояния.

Партийно-денежный редуктор между народом и управляющей им властью должен быть ликвидирован. И речь идет вовсе не о деидеологизации, а об оптимальном подходе к идеологии - об ее оптимальном месте в социальном строительстве. Россия после 1991 года метнулась из одной крайности в другую. Провозгласив отказ от идеологии и закрепив его в конституции, она через партийную систему выборов, через усиление роли денег в избирательной кампании накачала систему управления страной самой примитивной, плебейской - основанной исключительно на выгоде - идеологией.

 

Если что России и нужно сегодня, так это два- три поколения в условиях свободного социального строительства и с опорой на русскую традицию .

С формой же государственного устройства спешить, наверное, не следует. Поскольку основная проблема сегодня заключается в том, чтобы запустить это строительство .

И для начала по сути нужно немного:

- наличие верховного правителя, осознавшего необходимость такого строительства и имеющего безусловную и искреннюю поддержку двух- трех десятков влиятельных в стране соратников;

- умная, конструктивная автаркия - Россия в полупроницаемой оболочке: полная свобода на выходе и мощные, обществом устанавливаемые фильтры на входе;

- наличие органов представительной власти, избранных на внепартийной основе ( одномандатные округа ) и при исключительно бюджетном финансирования выборов; никаких частных денег и имущественный ценз на выборах - деньги и власть несовместимы;

- теснейшее сотрудничество с Русской Православной Церковью .

 

6.

 

В 1956 году в Париже вышла книга Антона Владимировича Карташова "Воссоздание Святой России". Авторитетный историк церкви, автор фундаментального исследования "Вселенские соборы" уже в те, казалось бы абсолютно безнадежные для Русской Православной Церкви дни, начал разговор о принципах воссоздания Святой Руси. Причем принципы эти развертывались в совершенно необычном ключе - Русская Православная Церковь ориентировалась на активное участие в социальном строительстве.

Ссылаясь на халкидонский догмат -" во Христе две природы — Божеская и человеческая соединены «неслитно», но и «нераздельно» ", - А. Карташов утверждал, что эта формула "обязует нас считать безнадежное разделение церкви и государства ересью несторианской или монофизитской ..." И категорически усиливал социальную роль Церкви на земле:  "Церковь ....должна духовно управлять миром, водворять царство Христово и на земле" ...

«Возделывание земли», "культурное, историческое созидание и творчество" - как служение " деланию Царства Божия" в его "двуприродной, небесно-земной, богочеловеческой православно-халкидонской полноте"...

Вот к чему призывает А. Карташов Русскую Православную Церковь и находящихся под ее покровом мирян. К активной роли в строительстве справедливого, соответствующего Духу Евангелия социума. К активному выделыванию русского бытия. Именно с этим он связывает возможность воссоздания Святой Руси. Идите в мир и пасите его. Другого пути для православных не существует.

Эти идеи, всесторонне разработанные А. Карташовым, воспроизводятся в реальной русской истории постоянно. Так о русской православной вере" в осушествляемость идеала на земле" - говорят классические евразийцы: "Царство Божие растет и ширится на земле, несмотря на несовершенство и грехи людей". И почти через век им вторит В. Аверьянов: "Русская вера всегда включала в себя задачи построения земной, посюсторонней социальной системы, не бегства от мира, но его преображения и, как результат, миродержавия..."

Очевидно, что Русская Православная Церковь, ориентированная и на активное социальное служение, может стать влиятельнейшим и очень эффективным участником русской самоорганизациии - в том числе и сетевой. У А. Карташова названа, между прочим, и та форма самоорганизации, с помощью которой можно реализовать этот замысел - православные профессиональные братства... Форма, которой вполне по силам, во всяком случае в России , потеснить с авансцены политические партии и реализовать ту самую идею социальной солидарности ("согласовать все интересы по справедливости, а не по силе"), которую развернул перед Россией в своем недавнем выступлении в стенах Госдумы Патриарх Кирилл .

 

7.

Россия - это   единственная в  нынешней  Европе  страна, которая  еще  способна  на  цивилизационные  импровизации на  цивилизационное   творчество.   О русской    литературе когда-то  было  сказано,  что  она  как Колумб — ей  заказывают  Индию,   она  открывает  Америку. Россия и  в   целом такова  же —   ей  заказывают  самопроизвольное   скатывание  на   Северо- Запад,  но  она   еще   имеет 

силы дерзко развернуться  на Северо- Восток.   И  дело  здесь не только  в  идеологии    евразийства  -  последняя   лишь  один  из   мотивов  России.  В  своей   нацеленности на Северо- Восток  Россия    и  может  попытаться в масштабах уже цивилизации   реализовать одну из важнейших идей  евангельского христианства  - идею    самостеснения. Ожиревший самодовольный  Запад сам  по  себе   к этой   истине  не  вернется.  Он   упустил   жар-птицу  и  в   его   руках сегодня лишь  жалкие  перья под  названием   ничем  не стесненные   права   человека.  Россия  же  еще  может  реализовать  свой   цивилизационный шанс.    Она уже уходила   однажды   в  этом направлении,   что   и  обеспечило,  в  конце  концов,   ее величие,    ее право на цивилизационную  роль.   Сохранив  свой  центр на  днепровских  берегах,  она  имела  бы совсем  иную  судьбу и   также  могла  стать объектом   непрерывных  нашествий   и  разделов.

В  этом  своем,  и  связанном с большими напряжениями,   тренде  на   Северо-Восток  Россия как раз  и  сможет решить такие цивилизационные проблемы, как оптимизация производства  и потребления,   прав  человека  и его  обязанностей. Проблемы, которые   оказались   не по зубам европейской   цивилизации  в  западном  варианте.   

 

Примечания

1. -""Элите" нужно успеть скинуть кавычки" (http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=elitaall.htm) . существует она и в сокращенном варианте "Анти-Неклесса, или Три Александра" (http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=dn-antinekl.htm),три Александра - это Панарин, Дугин, Неклесса.

2. В. Аверьянов "Динамический консерватизм: принцип, теория, идеология " доклад от 26 декабря 2011)

 

3. Русская доктрина, тезисы - см.  “Главная тема”, № 8 2005

 

 

Автор благодарит Маргариту Сурикову и игумена Никиту за полезное обсуждение отдельных аспектов этой работы.

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/