Артур Винсмолли

 

 Коровушкин и сплошное безобразие

 

 

 

 

Оглавление:

 

 

1. Нарко

2. "Скажите волшебникам..."

3. Здесь могла быть легенда

4. Знакомьтесь: волшебник!

5. Заюшкин, Иван Петрович

6. Царапки

7. Старец

8. Как наш друг опростоволосился

9. Великий и распрекрасный

10. В мире фэнтези или в тюрьму не попал никто

11. Новая жизнь Павла Красавина

12. Суматоха

13. У них что, один красавчик на всю деревню?!

14. Поверь в сказку

15. Проделки Шныркина

16. Пирогастые пироги

17. Сосед оказался вовсе не молчун

18. ООО "Три желания"

19. Про колбасу и происшествие в "Ретрополе"

20. Спокойный дружеский ужин

21. Страсти-мордасти

22. На облаках

23. Как влип наш великолепный

24. А вот и симпозиум подкрался незаметно...

25. Встреча в общественной бане

26. Хорошо в деревне летом...

 

 

 

 

 

 

1

Нарко

 

Однажды утром на высоком этаже небоскреба, принадлежащего одной уважаемой компании, некто Отто Нарко носился по кабинету и с досады рвал волосы на голове убегавшего от него Омара Фармштейна.

— Объясни мне, черт тебя подери, скелет ты щучий, что здесь происходит! — Отто брызгал слюной, был в основном красен и местами бледен, ведь он уже представлял себя на месте Омара, только в кабинете своего начальника — Аугустино Винсенте.

— Ничего не знаю, — мялся Омар, озираясь и боясь вдобавок ко всему, что обрушилось на него за последние дни, еще и свалить одну из дорогущих антикварных статуэток с какими-то нагими девицами, что в избытке покоились на малахитовом столе упитанного мистера Нарко.

— Что ты заладил: "Ничего не знаю"? Почему упали продажи, я тебя спрашиваю?! — тут Отто схватил-таки Омара и встряхнул так, что у того свалился лакированный черный башмак. — Ты мне тут не отпирайся, рыбья твоя голова, почему вдруг ни с того ни с сего эти олухи просто взяли и перестали брать наши лекарства от синдрома ребенка?! Ну хорошо, некоторые все же берут, но это же мизерная цифра! Мы зачем вкладывали деньги в научные исследования, зачем финансировали всех этих специалистов, которые придумали этот новейший синдром и разработали для него научное обоснование; зачем мы платили за рекламу синдрома ребенка, а потом и за рекламу лекарств от него? Чтобы за неделю все доходы псу под хвост?! Чтобы уже попасть в миллионные убытки, грозящие перерасти в миллиарды? А он не знает! А кто знает?! Пушкин?

— Н-ну, н-н-ну просто не покупают, — от страха Омар начал зеленеть и заикаться, пальцы на ногах у него дрожали, левый глаз подергивался.

— Что значит — просто не покупают?! — рычал Нарко. — Почему натуральные лекарственные средства покупают, антибиотики — покупают, всякую прочую ерунду покупают, а киндр-антистресс, антидепрессин-кидс, детский нарколин от синдрома ребенка и остальные препараты этой линейки не покупают?! Причем похожие средства для взрослых по-прежнему берут охотно!

В дверь постучали.

Вошла степенная молодая секретарша в черных кружевных чулках и с какими-то бумагами.

Нарко отвлекся от своего занятия, бросил злой взгляд на чулки и поинтересовался:

— Какого лешего вам здесь понадобилось, не видите, я занят?!

— Но, но мне сказали, что это очень важно, очень п-просили ср-сразу вам передать лично в руки, — пролепетала девица, взмахивая ресницами.

— Ладно, давайте, что у вас там? — Нарко взял документы, а секретарша, не забывая вилять бедрами, едва прикрытыми чем-то клетчатым, шустро удалилась.

Отто пробежал глазами по строчкам, лицо его вытянулось и посерело, на лбу выступил пот — он опять уже видел себя в кабинете у главного, ко всему прочему докладывающим о решении суда выплатить по иску о детском суициде по причине приема нарколина один миллиард долларов. Отложив этот документ, Нарко обнаружил, что беда не приходит одна. Под ним лежало еще штук двадцать подобных решений в связи со смертями и жестокостью, вызванными приемом детских антидепрессантов и препаратов от синдрома ребенка. А последний иск так вообще убил: приказано помимо компенсации в размере двадцати миллиардов долларов отныне ставить на каждой упаковке вышеуказанных препаратов (порядка тридцати наименований) черный череп с костями и надпись: "приводит к летальному исходу".

Пальцы Нарко ослабели, листки повалились на пол, ноги подкосились, он плюхнулся в массивное кресло из крокодиловой кожи и уставился на среднюю мраморную статуэтку. Затем вдруг вспомнил о существовании Омара Фармштейна, застывшего возле зеленой шторы вместо того, чтобы делать ноги, и обратился к нему потерянно:

— Дорогой Омар, давай ты выяснишь, что случилось, проведи... там... опросы какие-нибудь... делай, что хочешь: сходи сам в аптеки, поболтай с покупателями, загляни к судьям Врущу и Вранцу, прокурорам Страхбергу, Манилавскому и Криводумко, узнай, почему они наши дела не замяли. Да припугни на будущее, вот тебе инструмент, — Нарко протянул Фармштейну черный револьвер. — И ребят с собой захвати, для пущей убедительности.

Омар неловко спрятал в кармане лимонных брюк револьвер и поспешил скрыться, забыв, однако, упавший ботинок, но вернуться не решился.

 

Отто Нарко сидел, поддерживая позеленевшее лицо руками, и, локтями упершись в малахит стола, глотал детский нарколин, запивая минералкой, и думал, думал... "Дети... все решения судов связаны с ними. И практически не покупают именно детские препараты. Будто сглазили, навели порчу, демоны! Узнаю, кто это сделал — пожалеет, что на свет появился!" Нарко нервно постукивал изумрудными перстнями о край стола. "И ничего этот нарколин не помогает, только еще больше от него бесишься, и мысли дурные в голову лезут, про каких-то чертей и кровь, да!" Тут он зашвырнул статуэтку с девицами в зелено-черную абстрактную картину напротив, в холсте образовалась вмятина, а мраморные части прекрасного посыпались на черный кафель. Нарко вздрогнул — затрещал телефон. Вызывает главный.

 

Омар Фармштейн, об одном ботинке, все еще дергаясь левым глазом и, по меткому выражению Нарко, действительно походя на щучий скелет, особенно теперь, будто бы еще похудев за последний час так, что и без того свободный белый пиджак в черный кружок стал совсем большим, обращался к секретарю:

— Лиз, детка, закажи мне туфли, черные, лаковые, сорок седьмой с четвертью размер, пусть срочно принесут в офис, хотя, — краем глаза он заметил, как из зеленой двери выскочил малиновый костюм Нарко, и, что-то самому себе взволнованно объясняя, скрылся в лифте, — отменяю, Лиз, — тут Омар прошмыгнул в кабинет, забрал туфлю и был таков.

 

Оказавшись на августовской улице, пахнущей пылью, бензином и почему-то вишней, Омар тут же заметил неладное, а именно: огромную толпу — она громоздилась даже на проезжей части перед зданием его уважаемой компании, вылезала из каждого ближайшего закоулка, торчала из окон соседних домов и притом орала довольно складно: "Руки прочь от наших детей!" На всех участниках события красовались черные футболки с черепами, а над головами трепыхались длинные плакаты с такими вот возмутительными надписями: "Синдром ребенка — блеф с целью обогащения!" "СР — выдуманный диагноз!" "Я никогда не дам своему сыну психотропный препарат!" "Антидепрессанты приводят к смерти!" "Нарколин — детский кока..." — Омар читал бы и дальше, если бы в глаза вдруг не врезалось что-то красное, тотчас запахнувшее томатами. Он стал было вытираться, но то оказались лишь цветочки. Вслед за сеньором помидором полетели тухлые яйца. В скорлупе, а некоторые даже и в посуде. Тогда Фармштейн, смекнув: "Дело плохо", юркнул в соседний переулок, по случайности оставшийся без демонстрантов.

 

Быстро проскочив значительное расстояние и оказавшись вполне себе в безопасности, Омар достал из кармана кольца кальмара и принялся зажевывать стресс. Помогало неважно. Кое-как убрав продукты с лица и одежды, он теперь плелся сам не зная куда. Нужно было наведаться к судьями Врущу и Вранцу, прокурорам Манилавскому, Криводумко и Страхбергу, в аптеки, а наведываться не хотелось. Левый глаз продолжал дергаться. Омар присел у стены дома на асфальт — модным лимонным штанам терять уже было нечего — и стал тупо разглядывать то, что попадалось на глаза. А именно: кожуру от банана, половинку газеты, крышку люка, огрызок от яблока, апельсиновые корки, сухой асфальт, почерневшие, с дождевыми разводами стены домов, кактус в окне первого этажа, выглядывающий между решеток, заплатку голубого неба где-то ужасно далеко, половинку газеты, банановую кожуру, половинку газеты, — что-то в ней цепляло взгляд. Омар приблизил к глазам затоптанный лист и начал читать:

 

"Невероятное происшествие возле центрального парка в стране, где медведи ходят по улицам. Янинбург.

Сегодня я случайно оказалась свидетелем престранных событий, а именно: прямо на моих глазах в считанные минуты безвольный жалкий человек лет сорока пяти, с мешками под глазами, следами запоев на красном лице, мутным плавающим взором и прочая, и прочая, превратился вдруг в симпатичного крепкого мужчину тридцати лет, со свежим лицом, белыми зубами, густыми волосами и ясным взором серых глаз. При этом он о чем-то спорил с пареньком в соломенной шляпе, закончилось тем, что последний убежал. А этот так и остался сидеть, прося милостыню, прохожие глазели на него ошалело, но денег не кидали, вероятно, думали: "Шел бы лучше работать, детина!" Я давай спрашивать, кто знает мой язык, но никто не знал, так что поговорить нам не удалось.

Вот некоторые возможные причины произошедшего:

— Возрастная мутация блуждающего гена.

— Массовая галлюцинация.

— Результат воздействия философского камня, который может превращать обыкновенный металл в золото, больного человека — в здорового, старого — в молодого и так далее.

— Розыгрыш из разряда: "Вас снимает скрытая камера" с быстрой сменой актеров и отвлекающим маневром в лице парня в соломенной шляпе.

— На самом деле, попрошайка — не кто иной, как известный фокусник-иллюзионист. Такие вот дела, до встречи в следующих выпусках рубрики "Очевидное-невероятное", Джуди".

 

"Н-да, чего только не бывает. Мне бы так", — вздохнул Омар. Вдруг он вспомнил о существовании у него машины на другом конце этого квартала, выбросил газету и целеустремленно направился к своему черному "леопарду", постукивая лаковыми туфлями по мостовой и едва не навернувшись на банановой кожуре. Левый глаз дергаться перестал.

 

Только очутившись внутри баснословно дорогого автомобиля, Омар снова почувствовал себя человеком. Одним движением руки он включил музычку из разряда: "Тунц-тунц" почти на полную громкость, ионизатор воздуха, очиститель костюма и ботинок, массажное кресло, кондиционер, агрегат для приготовления молочных коктейлей — выбрал со взбитыми сливками, какао, мятой, апельсином и миндалем; нацепил черные очки, отчего физиономия приняла крутое выражение, и, подпевая сиплым голосом, плавно тронулся по Двадцать девятой Авеню.

 

Мимо плыли оранжевые плакаты, кое-где выглядывали вишневые деревья, черные провода тянулись без конца, на крышу и лобовое стекло гадили голуби, думая: "Так ему и надо", мелькали длинные ноги на красных шпильках, отчего челюсть падала на руль; бабушки с тележками годами тащились по зебре, светофоры договорились всегда показывать красный, Омар отвечал им, сложив пальцы в нехорошую комбинацию, другие водители шевелили губами, перекосив рожи, — восхищались его искусством вести машину, в общем, жизнь удалась.

 

Знак черной змеи и крест заметил сразу. "Выпьешь яду и помрешь", — подумал Омар и, сверкая лакированными ботинками, заявился в аптеку. Встал, якобы разглядывая одну занимательную витрину, а сам на очередь косится, прислушивается.

— Мне, пожалуйста, детский нарколин, три упаковки по двести таблеток, и детский суицидин, пять упаковок по триста таблеток, — разбирает невменяемый почерк на рецепте молодая мама.

— Вы что?! Вы хоть знаете, что это за лекарства?! Они приводят к летальному исходу, у них миллион побочных эффектов, включая порок сердца, тошноту, склонность к насилию и суициду, — набрасывается на мамашу продавщица, ("Вот ..!" — думает Омар).

— Но... нам врач прописал... он сказал, это не опасно, и что если синдром ребенка не лечить, будет очень плохо, — лепечет мамаша.

— Да вы кому верите?! Ваш "врач", от слова, кстати, "врать", получает проценты с каждого рецепта! Или уже хорошо заработал на исследованиях новых расстройств. Затем диагноз и состряпали! И вообще — что такое синдром ребенка?! Это ж выдуманный диагноз! Чтобы таким дурам, как вы, продавать нарколин, суицидин и прочую дрянь! — продолжает рассказывать ужасные вещи продавец! ("И как она, коза, не понимает, что о таком нужно помалкивать?!" — злится Фармштейн). — Вот какие у вашего малыша симптомы?

— Ну, он очень активный, много бегает, шалит, смеется, не слушается, иногда ему сложно сосредоточить свое внимание на чем-то одном.

— Так он же ребенок! Его жизнь еще не потрепала, он веселый и счастливый, потому и бегает, смеется, шалит, разбрасывает свое внимание на множество вещей, и ему бывает сложно сосредоточиться на чем-то одном, особенно на школьных заданиях. Иногда он делает ошибки по невнимательности. А вы не делаете? И каким же он, по-вашему, должен быть? — не отступает аптекарша.

— Спокойным, послушным, тихим.

— Хорошо, берите ваш суицидин с нарколином, малыш будет очень тихим и спокойным. В гробу.

— Что вы такое говорите?! — восклицает мать.

— А вы что такое говорите?! Хочется плакать при виде тихого ребенка! И потом, даже если действительно что-то с его поведением не так — нервный, подавленный, самооценка заниженная, ему сложно общаться с другими детьми... неужели вы думаете, что это от отсутствия у него в крови нарколина, который, по сути, является легальным наркотиком, его еще называют детский кокаин и успешно продают наркоманам! Нужно быть очень глупой, чтобы верить, что нервные расстройства — не важно, у детей или взрослых, можно вылечить таблетками! Ведь не от отсутствия в крови этих веществ появляются депрессии, мании, страхи и другие странности! Нет никаких тестов, подтверждающих эти домыслы! Такие "врачи", и я не имею в виду обычных медиков, сами признают, что не могут никого вылечить, а лекарства назначают методом проб и ошибок. Это просто бизнес! Притом крайне выгодный и настолько же нечестный. И еще, у ребенка может быть какая-нибудь невыявленная болезнь тела, что и отражается на поведении. Сделайте хорошее медицинское обследование. Или, возможно, у него плохие отношения с кем-то в детском саду или в школе, что его расстраивает. Выясните это. Поймите, если есть проблема, нужно искать ее причину, а не подавлять симптомы, — закончила, наконец, свою гнусную тираду продавщица. "Вот дрянь, а? Ну кто ее за язык тянул, а? — справедливо бесится Омар. — Зато теперь понятно, откуда ветер дует. Эту уволить, нанять нормальную, чтобы выдавала всем таблетки и мило улыбалась, молча!"

— Спасибо вам! Я не знала, я хотела, как лучше, я же очень люблю моего мальчика! Я всем друзьям расскажу! — благодарит, чуть не плача, мамаша, а очередь ей поддакивает, причем половина просто разворачивается и стройными рядами направляется к выходу. "Форменное безобразие! — справедливо возмущается Омар. — Тьфу!"

 

И поспешил он в другие аптеки. Там ситуация оказалась не лучше, если не хуже, и все примерно в таком духе. Кое-где даже висели самодельные объявления о вреде препаратов определенной группы. К вечеру Омара, наконец, осенило спросить у одной продавщицы, почему мир сошел с ума. Он вдруг сообразил, что еще недавно те же самые люди спокойно все продавали.

— Не знаю. Просто я вдруг почувствовала, что очень люблю детей и должна им помогать, даже если я их не знаю, ведь они в любом случае есть, и они — дети, наше будущее! Ну, и давай читать все побочные эффекты у детских лекарств. Потом еще в Интернет залезла, там нашла очень много интересной информации по защите прав детей, о том, к чему приводит прием таких препаратов, ну, и решила: буду говорить всем правду!

— Ясно, — кисло улыбнулся Омар и отправился в другую аптеку с опросом.

Почти все говорили примерно то же самое, причем выяснилось, что эту странную любовь к детям они почувствовали одновременно!

 

Судьи Врущ и Вранц, а также прокуроры Страхберг, Манилавский и Криводумко, как один, объясняли свое глупое поведение на суде той же пресловутой любовью к детям, будь она неладна!

 

Вот тут-то, наверное, нам бы пора объясниться, почему Омар Фармштейн, Отто Нарко, Аугустино Винсенте и прочие подобные им субъекты сами не озадачились вдруг любовью к детям. А дело все в том, что эти товарищи уже принесли столько непоправимого вреда людям, в том числе и детям, что поменяй они свое отношение к ним и осознай всю глубину содеянного, им пришлось бы туго. Начались бы нервные срывы, болезни, комы, несчастные случаи и скоропостижные переходы в мир иной по разным причинам, в том числе от передозировки детского нарколина. Так что они не могли себе позволить чувствовать любовь к детям. Честность с самим собой — роскошь, доступная не каждому.

 

На следующее утро Омар явился не запылился в зеленый кабинет Отто с отчетом.

Нарко восседал в своем малиновом костюме от Линачи, положив крокодиловые туфли с ногами на стол, и покуривал сигару, отчего разило дохлыми кошками. Вчера ему уже доставили по заказу новую статуэтку с Грациями, взамен разбитой, и настроение у гиганта мысли сегодня было вполне сносным.

— Ну что, скелет щучий, добыл информацию? — радушно приветствовал Нарко гостя. Тот встал, переминаясь с ноги на ногу, у другого конца стола, и принялся докладывать...

— Н-да... — выдохнул Нарко сигарный дым в лицо Омару, — чертовщина какая-то. Подумайте только: любовь к детям, — передразнил он писклявым голосом, — эка важность! "Буду говорить всем правду", тьфу! Всех уволить!

— Осмелюсь возразить, я на улице у людей тоже поспрашивал о детях — это тотальная любовь. Толку увольнять нет. Нужно бороться другими средствами. Запугать там...

— Олух! Нужно причину искать! С чего это вдруг такая массовая истерия, а? Ты вот что мне скажи! — Отто поднялся для внушительности, и, опираясь руками об стол, навис над Омаром всей своей грузной тушей.

— Откуда мне знать, я не... — лепетал Фармштейн, напрягая свою щучью голову.

— А кому знать?! — начинал закипать Нарко, запихивая в себя горсть нарколина и заглатывая минералкой. — Вот ты мне и ответишь! А, может, это ты все и устроил, а? Подговорил всех, а? — Отто перешел в наступление и теперь гонялся за Омаром по кабинету, пытаясь схватить того за взъерошенные волосенки. Утренняя разминка в виде бегов за Омаром начала входить в привычку.

— Как подговорил? И незнакомых прохожих тоже?! — вопил Фармштейн.

— Ну, наколдовал, значит! — кидал аргументы Отто.

— Я тебе что, колдун, что ли? Да если бы я был колдуном, я бы вообще здесь не работал, я бы так все устроил, чтобы вы обо мне никогда и не слыхивали! — оправдывался Омар, доказывая, что он не верблюд.

— Слушай, а это идея! — оскалился Нарко. — Какой-нибудь, скажем, волшебник, в народе же именно они якобы добрые дела делают, взял да и внушил всем любовь к детям — ах, как великодушно, как мило, я смахиваю благородную слезу! А мы, честные люди, потом расхлебывай его легкомыслие.

— Однако! — одобрил Омар. — Причем все проще, чем ты думаешь, волшебники действительно есть, а живут в основном они и пакостят в стране, где медведи ходят по улицам, я так слышал, по крайней мере.

И вот тут-то в голову Фармштейну и влезла та заметка из газетки. Ага. Ага. Парень в соломенной шляпе. Вы спросите, почему он сразу подумал, что тот имеет прямое отношение и к превращению бродяги, и к безобразиям в аптеках, а я отвечу — Омару важно было как можно скорее найти козла отпущения, не важно, вправду ли он тот самый козел или какой-то другой. Поэтому он вообще не думал, а просто выпалил наобум:

— Я знаю, кого искать. Тот волшебник носит соломенную шляпу.

— Вот можешь же, когда захочешь, — изобразил подобие улыбки Нарко, поднимая трубку телефона под старину. — Лиз, закажи нам с Омарчиком два билетика на сегодня до страны, где медведи ходят по улицам и пьют водку.

— Она спрашивает, какой город, — обратился Отто к Фармштейну.

— Ой, а я не помню... — съежился Омар.

— Чучело! Я тебе покажу "не помню", — на всю жизнь запомнишь! — заорал шеф.

— Какой-то бург на "Н", кажется. Наташинбург... Настинбург, Нининбург. О, Янинбург! Точно.

— Сам ты на "Н", — усмехнулся Отто.

Так одним августовским днем Отто Нарко и Омар Фармштейн оказались в обширной стране снегов, рублий, полей, лесов, северного сияния и белых ночей, чугунных решеток, деревянных домишек, изысканного метро и еще много чего.

Поиски волшебника в соломенной шляпе начались.

 

 

2

"Скажите волшебникам..."

 

В моей взрослой жизни до десяти лет вспомнить нечего. У счастливых родителей рождаются малыши. У дураков — ненужные никому обузы. Для малышей мир — волшебный, каждая капля росы — чудо, они, улыбаясь, удивляются, почему солнечные пятна на стенах — зайчики; они стряпают из земли котлеты и пирожные, зовут маму с папой в свой ресторан; мастерят снежинки из бумаги, кидаются под елку за подарками от настоящего Деда Мороза; они счастливы, когда родители к ним куда-нибудь приезжают; они наполнены улыбками мамы, и просто потому, что малыши есть — им рады. Малышам позволяют быть маленькими, их учат ходить, не падая, говорить правильно, им приносят игрушки и цветные мелки, их...

 

Я же оказалась кругом виновата. И что так некстати появилась в принципе; и отцом не угодила матери, и отцу не угодила матерью, спрашивается, зачем тогда вообще вы оказались вместе-то?! Потом, несмотря на все попытки, не исчезала я. А, родившись, кричала я. И кричала я. Невыносимо хотела к маме. Она же просто "выделила" меня, затем нажала на Delete, и продолжила писать свою линию жизни отдельно. Не думаю, что ты счастлива, мам.

 

Уж они и рот мне пластырем заклеивали, и чего только со мной ни делали, и злились страшно, что такой малявкой меня отдали, и за мной еще ухаживать и ухаживать. Спрашивается, зачем вы пошли работать в детдом, если детей ненавидите? Да, больше всего виновата я, что не родилась сразу взрослой.

 

Но в десять лет все переменилось. Я хорошо помню тот день, даже спустя годы. Не все я тогда поняла верно, но запомнила точно. Из глухой черноты моего мира до — он один выхвачен солнцем, а после тот мир просто рассыпался на кусочки.

 

Старшие мальчики разорвали коричневого мишку. На месте лапы и головы торчало что-то мягкое, в прошлом белое. Это был мой мишка! Единственный друг в этом мире чужих, слепых и глухих. Его принесла одна добрая женщина.

 

Только мишка знал, как я жалела новенькую мелкую Нину. Как я мечтала, что, когда вырасту и уйду отсюда, у меня будет красивое белое платье в зеленый горошек, белые колготочки с красными сердечками, белые пышные бантики и настоящая кукла! И я смогу посмотреть все мультики и попробовать мороженое — я слышала, как о нем рассказывала одна девочка. У меня будет много цветных карандашей и чистой бумаги вместо газет и обгрызенного простого карандашика, и тогда я нарисую разных зверушек, а еще — всех наших ребят, даже плохих, и что у них есть мама с папой и дом, и они стали добрее. Думала, когда стану взрослой, у меня будет детство. Тогда я в это верила.

 

Только мишка знал, как мне здесь паршиво и одиноко, и что со мной тут проделывали. Я взяла голову, лапку и пыталась приставить обратно, но не могла закрепить. Как я рыдала, было слышно даже на улице.

— Эй, ты чего ревешь? — кто-то обращался ко мне за окном.

Я подтащила стул к облезлой желтой стене, встала на него на цыпочки — до защелки иначе просто не достать — отворила окно и выглянула наружу. Внизу стоял незнакомый пацан.

— Привет! — он размахивал шляпой, и вдруг я поняла, что все эти годы так по-доброму мне улыбался только мишка.

— Привет! — крикнула я в ответ.

— Выходи во двор, поболтаем.

— Не могу, меня заперли.

— Ну ладно, я тогда мигом сам к тебе залезу, третий этаж — вообще ерунда!

Он решительно подошел к водосточной трубе, захватил шляпу зубами и быстро полез наверх, будто всю жизнь только это и делал. Вскоре он уже примостился перед окном, передал мне на хранение соломенную шляпу, и я с удивлением рассматривала его зубы: надо же, какие они, оказывается, бывают белые!

— О, уже не плачешь, молодец, меня Димой звать, — он протянул мне руку.

Раньше я и представить не могла, что у людей улыбки могут быть такими добрыми, веселыми и искренними. С ним плакать не хотелось ни капельки.

— А я — Алина.

— Рад знакомству! Н-да. Страшновастенько тут у вас, штукатурка с потолка куском вот-вот отвалится; мамочки, да вы гляньте, какие стены! Желто-грязные, обшарпанные, всюду размазанные черненькие пальчики, другие разводы и даже кой-какие слова. Однако! У паркета части досок нету; в углу стоят чьи-то носки, — гость наполовину влез в окно и, лежа животом на подоконнике, ошарашенно осматривался. — Пахнет пылью. Батюшки, сколько кроватей в такой маленькой палате и сколько барахла! Ужасть! Никогда раньше не видел детдома изнутри. А с другой стороны здания дорогущие иномарки стоят, интересно, к чему бы это? Заняться что ли ими? — тут он вернулся на водосточную трубу. — Что тут происходит-то? Почему тебя заперли, о чем плакала?

— Мишку жалко, его старшие мальчишки разорвали, а я ревела, потому и заперли.

— Вот в чем дело. А, знаешь, я ведь волшебник, могу три твои желания исполнить! — вдруг выдал он.

В волшебников я не верила.

— Вот еще. Нашел дурочку.

— Зачем не веришь? Ведь если даже я бы и врал, тебе бы хуже от этого не стало. А вдруг, правда? Так у тебя хоть шанс будет, попробуй, ничего не потеряешь. Вот скажи, чего ты хочешь, а я исполню, увидишь, что я настоящий волшебник.

— Ну ладно. Хочу, чтобы не было на свете ни одного детдома. Чтобы у меня появились хорошие приемные родители, а мишка снова стал целым.

Тут мой гость обрадовался — прямо просиял весь, но задумался.

— Хм... здесь вроде как много желаний получается. Ведь чтобы не было ни одного детдома, это ж надо, чтобы каждого ребенка сразу забрали, допустим, желание номер раз. Потом, нужно, чтобы родители своих детей никогда не бросали. Теоретически, желание номер двас. Но тут ведь опять матрешка получается: нужно, чтобы с наркотиками завязали (алкоголь — туда же), тогда сразу куча плюсов: не будут с кем попало детей делать — ой, извини, что я с тобой прямо как со взрослой тут болтаю, — замолк он на самом интересном.

— Сразу видно, что ты в детдоме не жил! Что, думаешь, я верю в сказки про то, как аист детей в капусте приносит? Вот Лизка наша, например, уже ребеночка ждет, только т-с-с, а то санитары ее прибьют, если узнают. А ей ведь всего четырнадцать.

— А тебе сколько? — обалдел гость.

— Да мне десять только исполнилось. Ну, так что там ты говорил?

— Ну вот, значит, с кем попало не будут, а еще больных деток намного меньше станет появляться, а ведь их почему-то тоже бросают — вот козлы! — тут он разозлился не на шутку, даже чуть с трубы не свалился. — А еще, чтобы не расставались, значит, чтобы влюблялись в тех, с кем смогут быть счастливыми, следовательно, чтобы умели разбираться в людях и знали, какого именно человека хотят видеть рядом всегда, а найдя, умели отношения сохранять, а для этого должны столько всего знать! Тогда дети будут расти не просто в семьях, а в семьях счастливых, и я бы даже мог сказать, что все совсем наоборот, чем один уважаемый господин придумал раньше: все несчастливые семьи похожи друг на друга, а каждая счастливая семья счастлива по-своему. Что-то меня опять понесло, и вообще, я не должен всего этого говорить тебе, и советы давать тоже не положено.

Я поняла тогда: нужно придумать такое одно желание, что, если его исполнить, люди больше не будут детей бросать, а брошенных и сирот сразу заберут в семьи.

Через некоторое время я сказала вот что:

— Хочу, чтобы все люди помогали детям и любили их.

— О, это можно, — он посмотрел на меня с восхищением. — Потрясающе! Ты даже себе не представляешь, что из этого может выйти! Даже я не вполне представляю! Ты... ты... ангел! Эх, все бы такие желания загадывали... Ну, я, пожалуй, пойду, так хочется еще кого-нибудь вроде тебя встретить, чтобы хорошие-хорошие желания исполнить, чтобы не только одному, а сразу множеству людей помочь! Где ж только такого желателя раздобыть... обычно ведь им только до себя в основном дело есть. Эх...

— Погоди, и что, ты теперь совсем-совсем уйдешь? Оставь хоть что-нибудь на память для меня.

— Что ж тебе дать... ну, может, значок? Выбирай.

— "Дождем не поливать", вот его хочу, — он передал мне значок, я ему — шляпу. Затем сунул руку в карман и вытащил оттуда другой значок, совершенно белый, а также синий фломастер, и размашистым почерком написал на значке: "Дети — цветы жизни". Потом подмигнул мне:

— Ну, я что ли пошел, может, еще встретимся!

— Ну пока, может быть. Спасибо тебе!

Мы еще долго махали друг другу, а когда он совсем скрылся за поворотом дороги, я спрыгнула с подоконника в комнату. На душе было легко-легко и как-то солнечно.

 

На кровати лежал мишка, я схватила его за лапки и давай кружиться по комнате, что-то напевая. Нет, Дима даже лучше мишки улыбается, совершенно точно.

 

Вдруг дверь отворилась, и появилась наша дирекрыса. Так ее прозвали за маленькие злые глазки, тонкий мышиный хвостик неопределенного цвета на голове и серый костюмчик на всем остальном — жалком и тощеньком, но больше всего — за крысиный характер.

Дирекрыса добродушно улыбалась.

— Бери, что тебе нужно, и пойдем скорее, мы закрываемся, всех деток забирают по семьям, — она чуть ли не подпрыгивала от радости!

— Я только мишку возьму, можно?

— Конечно, солнышко!

Мне казалось, что я сплю. Понимаете, такого в моей жизни просто не могло происходить взаправду. Но все выглядело таким настоящим, и верить так хотелось!

 

Мы спустились вниз: что тут творилось! Голоса гудели, то и дело кто-нибудь смеялся, на лицах сверкали улыбки, взрослых оказалось даже больше, чем нас, и они старались пообщаться со всеми детишками, чтобы выбрать себе приемного сына или дочь. Кого-то уже уводили, он озирался, таща за собой какую-нибудь грязную игрушку, с которой не мог расстаться. С кем-то оформляли бумаги. Кто-то, видя, что ему здесь делать нечего, быстренько так улепетывал в другой детдом, окрыленный советом: "Сходите в "Малышок", там их очень много, глядишь, и успеете, чего ж вы раньше-то думали? — Да раньше я как-то не думал... а вы?"

— Привет! — на меня смотрела высокая стройная женщина с длинными черными волосами, собранными в густой хвост, и улыбалась. На пальцах у нее красиво блестели кольца.

— Здравствуйте, — ответила я, разглядывая ее веселые карие глаза, и умопомрачительную одежду. — Вы такая красивая!

— Ой, спасибо, солнышко! Ты тоже! — заулыбалась она. — А сколько тебе лет?

— Десять, а вам?

— А мне тридцать два, у меня есть сын, твоего возраста, и дочка, ей семь с половиной, она очень хочет большую сестренку, и папа у нас хороший, пойдешь к нам жить?

— Конечно пойду! Я так об этом мечтала!! А цветные карандаши у вас есть?

— Сколько угодно, — опять заулыбалась она, — и фломастеры, и мелки, и перламутровые есть, а еще — куча игрушек! И даже кошка — Пунцик!

— Правда? — не верилось мне.

— Кривда! Конечно, это же так просто! И обращайся ко мне, пожалуйста, на "ты", а то я себя какой-то прямо тетей чувствую.

— Ладно. Я так рада, что ты пришла за мной! — тут я обратилась к мишке: — Теперь у меня, наверное, будет все, о чем я тебе рассказывала, помнишь? — он лишь загадочно улыбался. — А белые колготки с красными сердечками и большие белые бантики тоже можно?

— Конечно, можно, все можно! — тут она меня обняла и почему-то расплакалась. Я же не плакала, мне было очень весело, я представляла, что теперь у меня будут мама и папа, добрые, веселые, братишка, младшая сестренка, кошка, я хотела с ними со всеми подружиться и радовать их чем-нибудь. Я могла бы нарисовать им красивую большую картину со звериками и голубым небом, и солнышком, я могла бы помогать с уборкой, я была бы очень хорошей! Еще я представляла, что теперь меня не будут колотить, запирать, обзывать, таскать за волосы по всему коридору, заставлять есть этот ужасный суп на одном жире, обижать моего мишку, обливать меня холодной водой во сне и делать кое-что похуже, теперь мне радостно станет просыпаться каждое утро, ведь мне будут рады, у меня появится дом, колготки с красными сердечками; наверное, меня пустят погулять по деревне, вдруг там есть речка — вот бы здорово! Даже, может быть, покажут город, еще я смогу сидеть во дворе, рисовать цветными карандашами и мелками, и, как же она сказала? Перламутровые какие-то, кажется, интересно — как это?

— Я же не знаю, как тебя зовут! — вдруг воскликнула она, а я подумала, что тоже не знаю ее имени и удивилась, как это я не спросила. Ведь всегда знакомишься с имени, но потом обычно его забываешь, и выходит глупо.

— Меня Алина, а тебя как?

— Анжелика, или просто Лика. Алина — чудесно! Можно я буду звать тебя Али?

— Давай, — улыбнулась я, мне понравилось стать просто Али.

— Ну, тогда пойдем скорее, нам с тобой столько всего нужно успеть! А скоро мы поедем все вместе на море!

— На море... а какое оно?

— Оно такое бескрайнее, живое, может быть нежным и ласковым, а может мощным и сердитым. В нем сокрыто много тайн, но открываются они не каждому, а только тому, кто любит его всем сердцем. В нем много разнообразных жителей — целый мир. Я уверена, ты с морем подружишься.

 

А потом мы с мишкой оказались на заднем сиденье большой мягкой машины, там было так здорово, я держала мишку на коленях, мы смотрели в окно на солнечный день, на холмы, поля, высокие деревья, разноцветные заборы, черепичные крыши, дорога прыгала и петляла, иногда мимо проходили малыши с мамами и папами, они все так весело чему-то смеялись, бегали друг за дружкой, детские голоса залетали в наше открытое окно, и мне тогда становилось немного грустно, что никогда моего голоса не звучало среди них, и что вот такое, настоящее, детство прошло мимо, где-то совсем рядом, по другую сторону обшарпанных желтых стен, закрывающих собой солнце. А в вашем мире есть детские дома? А волшебники — есть? Если да, пожалуйста, скажите волшебникам, пусть заглянут к тем детям. Там их очень-очень ждут, даже если в чудеса уже не верят.

 

***

…Так вспоминала Алина о том далеком дне, когда все началось. И то, о чем мечтал Дима, и то, о чем никто еще не знает...

 

— Эй, стоп! Это что такое?! А где про меня? Начало где? Как меня Кристиной чуть не пришибли, и про Эву...

— Ах, да, я увлекся. Начнем тогда с легенды.

— О, нет! Только не с нее!

 

 

3

Здесь могла быть легенда

 

Давным-давно, в какие-то там доисторические времена, когда еще не существовало трубочистов, фантиков, чизкейков, Эйфелевой башни, "Города мертвых" на левом берегу Нила и мармелада, оловянных солдатиков и грецких орехов, иных туфелек кроме инфузорий, экзистенциализма и даже тетрадей в косую линейку, жили были на свете вполне себе разумные существа. На самом деле, умные они были до жути! Знали — ну прямо все! Могли — тоже все! К примеру, создавать и разрушать материю. Оказываться в любой точке пространства. Читать мысли...

 

А уж какие они были веселые и добрые — вы бы знали! Ни грамма мрачной серьезности, ни капли плохой мысли на соседа... — словом, жилось им радостно и легко. И, скажу вам по секрету, состояли они из ничего. Ну да. Вот прямо так: из ничего. Ну, это в физическом плане, а, так сказать, в духовном — из любви и вдохнове...

 

— Т-с-с, а рассказчик-то того, задремал. На легенде исторически дрыхнет не одно поколение наших студентов и даже преподавателей. Вам повезло — вот легенда быстрого приготовления:

Уйму времени назад жили-были существа. Все могли. Все знали. Стало скучно. Решили поиграть — разобрали себе тела и характеры людей, про себя самих все забыли и способности почти все растеряли, дурни. Кое-кто, правда, помнил — бродили они средь этого странного занятия под названием "жизнь на Земле", бродили, чудили-чудесили, а затем и им надоело смотреть со стороны. Записали истину в книгу и ай-да к остальным. Стали как все — "нормальными". Минуло много лет, и один чудак отыскал случайно тот манускрипт. Вот здесь я вам даже процитирую — любимый момент:

 

Начиналась Книга так:

"Если ты продолжишь читать, ты больше никогда не сможешь оставаться прежним. И тебе придется вести за собой других, ведь одному ужасно грустно. И смотреть на это безобразие, зная все, — невыносимо. Но! Подумай хорошенько, прежде чем пуститься в дальнейший путь. Он ведет обратно. К твоим истокам. К звездам. Назад, туда, где ты сейчас, дороги не будет. Перед тобой лестница в небеса, и каждый следующий шаг разрушит нижнюю ступень. Выбрать нужно сейчас. Это твой выбор. Мы тебя предупредили".

 

И снова появились волшебники и принялись они чудить сами и учить других. А лет так триста спустя основали нашу Высшую школу волшебства. Прибавьте еще двадцать лет — и вот он — я! Ой, просыпается. Не выдавайте меня!

 

— Внезапно вздремнул, извините. А на чем же мы остановились?

— Сразу после легенды.

 

 

4

Знакомьтесь: волшебник!

 

...По пыльной дороге из одного города в другой бодро шагал начинающий волшебник. Солнце светило ему в правый глаз. Он только окончил свое обучение, дал "Слово волшебника", обязавшее соответствовать основным принципам этой нехитрой профессии, и теперь направлялся на все четыре стороны. "Слово волшебника" — как присяга для новобранца в армии или клятва Гиппократа для врача. Обратной дороги нет. Дал слово — держи, не удержал — потерял в тот же момент все свои способности и знания, как будто и не бывало вовсе. Наш волшебник был очень серьезным молодым специалистом: все, за что он брался, старался делать хорошо, а уж что из этого получалось, увидите сами. Та еще профессия, скажу я вам. Привлекла она нашего юного героя своей необычностью.

 

— Погоди, погоди, погоди... "Наш юный герой"! Скажите пожалуйста! Герой! Сам ты герой! А я... я... я — настоящий! У меня... Бреду по дороге, здесь пахнет летом — полевыми тонкими цветками и скошенной травой. Сиреневые пятна лепестков светятся среди зелени стеблей повсюду, словно ночью звезды или окна небоскребов. Нежное солнце в дымке, короткие тени... И птицы кричат в небесах. Звуки шагов, шепот листвы... — да, что-то сегодня на меня напало особенно романтическое настроение.

— Конечно, настоящий, слышите? Очень даже настоящий!

 

В детстве нашего друга, понятное дело, посещали такие же мысли, как и всех мальчишек — стать пожарником или космонавтом, но потом все это перегорело и куда-то улетучилось. Закончив общеобразовательную школу, он понял, что совершенно не знает, что же у него в жизни может лучше всего получаться. Моде он следовать не стремился, поэтому юристом или экономистом стать не захотел. Необыкновенных талантов за ним не водилось, из масс своих сверстников ничем особо не отличался, числился в середнячках.

 

— Эй, многоуважаемый! Попрошу не клеветать! В середнячках! Да я мог учиться и на пять, если бы пожелал. Талантов, говоришь, не водилось? А в позе лотос кто умел сидеть часами? А рисовать, держа карандаш в зубах? Я уж не говорю про способность жарить яичницу прям в скорлупе и щеки раздувать, чтоб с затылка были видны.

— Так, ты все время будешь меня перебивать?!

— Ага.

 

...Поэтому, подойдя к важному моменту, когда следовало крайне серьезно выбрать себе учебное заведение, он остановился на самой странной профессии из всех, которые ему попались на страницах книжек "Куда ж пойти учиться?". Называлась она: "Волшебник". "Что-то новенькое! Интересно, — решил он. — И ничем не хуже, чем быть актером или музыкантом". Тогда он еще не знал, во что ввязывается. Ему было очень любопытно. А вы знаете, что случилось с одной любопытной Варварой на базаре... Но о выбранной деятельности наш дружок пока не жалел. Учиться оказалось интересно, и сейчас перед ним открывалось столько нового и загадочного, что все манило и звало в неизведанные дали...

 

Так вот, те, кто хочет стать добрым волшебником, учатся в Высшей школе волшебства. И начинается все это безобразие со специалистов по трем желаниям, кем и стал наш юный друг. Как и ожидалось, успешно сдать вступительные экзамены на "волшебника трех желаний" оказалось не так уж и сложно нашему абитуриенту — отбор проводился по умению любить людей, а с этим у него проблем не водилось. Но вот грызть гранит науки без закуски оказалось тяжело. Расслабляться не давали, каждый предмет был довольно мудреным. Возьмем, например, курс "Основы мироздания" — казалось бы, выучил и все, основы и основы, их не так уж и много, но нет, здесь требовалось не просто их зазубрить, а на собственной шкуре все прочувствовать, осмыслить хорошенько, да еще на семинарах предлагалось объяснить это другим студентам, причем еще совершенно с этим не знакомым! Но чувство ответственности в таких случаях всегда выручало нашего волшебника, и он благополучно получал один зачет за другим. Скажу по секрету, на курсе "Основы мироздания" изучали, как создавать миры. Неплохо, а?

 

И вот сейчас, шагая по пыльной дороге, он с ностальгией вспоминал учебу и бесшабашные молодые годы, проведенные в познании основ волшебства. Чего там только не было, студенты есть студенты, народ перспективный и безбашенный, полный энергии и инициатив, которые далеко не всегда заканчиваются благополучно. Но наряду с этими занятными воспоминаниями в голове всплывал образ любимого учителя, который открыл перед ним новый мир, а может даже и не один, научил всему интересному и необычному, и молодой человек тепло улыбался этому образу. Эх, жаль расставаться с хорошими людьми... вот так привыкаешь, что они есть в твоей жизни, а потом вдруг оказываешься далеко и тогда еще больше чувствуешь, насколько же они тебе дороги. Но прошлого, увы, не вернуть... Что ж, значит, нужно найти что-то в будущем!

 

Помимо ностальгии парнишка ощущал решимость осуществить что-нибудь грандиозное и даже довольно дерзкое. Мне самому ужасно интересно, что же выйдет, если ему удастся выполнить задуманное.

 

— Тебе-то хорошо, тебе-то ничего за это не будет! А вот мне... но я все равно попробую...

— Вот и молодец! Выше нос! Зато и повеселишься!

— Хм...

 

...Ух! Теперь передо мной открыт весь мир! Делай — что хочешь! Иди — куда левая нога прикажет! И можно столько всего хорошего насовершать — аж самому страшно! Как-то там оно с желателями выйдет? Скорее бы уже кого-нибудь встретить! Будущее волнует и манит, одновременно пугая неопределенностью. Ведь вмешиваться в судьбу человека — огромная ответственность. Так, если он сам совершает ошибки, ему же и расхлебывать компот из лжи, обманутых надежд — своих или чужих; потерь — вещей или людей; по вкусу — горя; довольно — страха... и далее, в зависимости от им же выбранных ингредиентов. Но у меня — другое дело. Могу для человека сделать почти все, что он попросит, но... и только. Затем смотреть на этот цирк, по-детски радуясь, или кусая локти. А, впрочем, все лишь мысли, и как на деле выйдет — пока не знаю.

 

 

5

Заюшкин, Иван Петрович

 

Так, погруженный в свои размышления, юный волшебник вдруг обнаружил себя в незнакомом городке и во второй половине дня. Он тут же убрал размышления в шкафчик и принялся с интересом разглядывать местность. Поначалу казалось, что это хорошо ухоженная деревня. По обеим сторонам дороги дремали, посапывая, маленькие одноэтажные домики, окруженные невысокими декоративными заборчиками и стрижеными по последней моде газончиками. Чистый серенький тротуарчик, по которому пробирался наш волшебник, все больше и глубже вовлекал его в сердцевину города. Теперь уже отдельно стоящие домишки остались позади, и многоэтажные многооконки загораживали горизонт. Улицы будто взбесились и начали разбегаться в разные стороны, образуя паутину перекрестков.

 

Молодой человек находился в прекрасном расположении духа. Особенно забавным ему казалось шагать не в какое-то определенное место, а просто — куда угодно. Вот так, идя куда глаза глядят, вскоре он оказался в историческом центре этой щедро заселенной людьми местности. Здесь было все в лучших традициях городочка с богатым наследием сказаний и преданий. Церковь, центральная площадь, торговые ряды, матрешки, пуховые платки, искусственные бутерброды с красной икрой, натуральные шапки-ушанки, картины, амулеты, толкучка, реклама, суматоха, перемешанная с прогуливающейся праздностью, уютные местечки общественного питания, обязательный фонтан, а за ним зеленые насаждения городского парка. Туда и направился наш начинающий волшебник, желая встретить того счастливчика, кто ждет именно его — исполнителя желаний, и на ком можно опробовать свое волшебное мастерство.

 

В ту же минуту, проведя день во трудах возле центрального входа в городской парк, названия которого Ивану Петровичу Заюшкину в память не запало, последний мирно спал, уютно укрывшись глянцевым журнальчиком. Рядом валялась картонка с вежливым, а главное, честным обращением к вечно спешащим гражданам: "Помогите на пиво!" Нажитые общественно-полезным трудом капиталы Иваном Петровичем расходовались, в основном, по назначению, поэтому застать сей субъект спящим было дело нетрудное.

 

Молодой человек среднего роста, довольно плечистый и в соломенной шляпе беспечно проходил мимо, напевая себе под нос модный в то время мотивчик. При себе он имел небольшой узелок странного содержания и большой запас жизнерадостности. Голубые глаза его смотрели задорно, по лицу раскинулись веснушки, нос очень смахивал на картошку, а рот то и дело норовил улыбнуться, предъявляя тридцать два здоровых белых зуба. Когда парень снял шляпу, показались светло-русые густые волосы, остриженные довольно коротко и криво. Завидев среди свежей травы похрапывающего господина в ореоле бутылок, молодой человек совершенно просиял. Он мигом очутился возле спящего и уже хотел того будить, как заметил фото девушки на журнале и все забыл... Но вскоре опомнился и давай тормошить первого встречного-горизонтального с таким энтузиазмом, будто вот-вот наступит Новый Год.

— Дяденька! Просыпайтесь! Солнце еще светит, птички поют!

Просыпаться дяденька не спешил, до солнца и птичек ему не было никакого дела, как, впрочем, и до всего остального. Но человек в соломенной шляпе и не думал сдаваться. Провозившись минут десять и кое-как растолкав хмельного гражданина, он не замедлил тут же торжественно сообщить последнему:

— Я волшебник! Исполню ваши любые три желания!

Вы бы видели, как он это произносил! Взгляд его устремился в небо, шляпа устремилась на землю, а жест правой руки был преисполнен такой поэтичности, что прямо и словами не описать, разве только холст-масло подавайте.

Но если любому нормальному человеку понятно, как нужно себя вести, когда встречаешь волшебника, то разум товарища Заюшкина не мог постичь сути происходящего. Мутные глаза его попеременно то мигали, то моргали, а весь облик демонстрировал отсутствие мысли. Справедливости ради нужно сказать, что выглядел наш волшебник действительно несколько непрезентабельно: рваные на коленях светло-синие джинсы клеш увешаны значками сомнительного содержания, хотя некоторые очень даже ничего. Позвольте перечислить их все:

Дождем не поливать!

И што тебе здесь понадобилось?

Медаль за справедливость.

Апчхи...

Как пройти в библиотеку?

О-о...

Руки вверх!

Одуванчик.

Вверх ногами не ставить.

Уснувшего не будить.

Што посоветуешь почитать?

Кормить вовремя!

Ищу даму сердца...

Налево пойдешь — налево придешь.

 

Огромные черные ботинки с налипшей грязью проселочных дорог да кричащая фиолетово-зеленая рубашка в крупную клетку, ну и шляпа эта, ни к селу, ни к городу, дополняли картину.

 

— Попрошу не привирать! И очень даже хорошая у меня шляпа! И к селу, и к городу, да-да. И вид у меня вполне подарочный, презентабельный то есть.

— Ладно, ладно, "подарочный" ты наш.

 

Хотя, с другой стороны, а кто сказал, что волшебник должен выглядеть иначе? Как бы там ни было, достопочтенный Иван Петрович в любом случае видел перед собой лишь в меру расплывчатое пятно, но, в конце концов, все же неуверенно произнес нечто глубокомысленное:

— Ты рыба?

— Ну да, то есть нет. Не золотая рыбка, а волшебник. Но я, как в той сказке, могу исполнить три твоих желания! Говори, чего ты хочешь! — ему не терпелось скорее испробовать свои новые знания в серьезной жизни.

Заюшкин помолчал, затем слегка улыбнулся одной третью уголка рта, затем, что-то вспомнив, изрек:

— Много денег и здоровье.

— А много — это сколько? — решил уточнить волшебник, ведь если со здоровьем все ясно, то много — понятие относительное.

После очередной длинной паузы, сопровождаемой мучительным скрипом заедавших шестеренок в голове у без пяти минут облагодетельствованного, последний изрек следующее:

— Чтобы я был милльёнером. Милльён давай!

— Да не вопрос. Евро, долларов США или Летбабве, инглиманских фунтов стервингов, боливийских боливиано, сейчасских франков, рублий?

— Рублий, — этот вопрос не поставил Заюшкина в тупик, так как он заранее знал на него ответ и просто вежливо ждал, когда же собеседник закончит метать бисер перед баранами.

— Договорились. А третье желание?

Это была как раз та ситуация, когда нужно думать, а уже нечем, и, помучившись немного, новоиспеченный "милльёнер" решил на этом успокоиться.

— Ну не знаю я, — вздохнул он и улыбнулся. Бок и зуб перестали болеть, в голове прояснилось, насморк как рукой сняло, и прочее, и прочее.

Вдруг во внутреннем рваном кармане засаленного до невозможности пиджачка что-то стало мешаться. Иван Петрович машинально запихнул туда руку и, что вы думаете, обнаружил магнитную банковскую карточку! А что это такое и с чем его пьют, он не знал.

Насморк и больной зуб забылись сразу, будто никогда и не бывало ни простуд, ни зубов, а вот пластиковая непонятная вещица заинтересовала чрезвычайно.

— Енто еще что за чорт? — недоумевал Заюшкин, неловко пробуя предмет на зуб, — ты же мне обещал милльён, а не эту штукенцию!

— Не штукенция, а банковская карта, по ней ты сможешь получить свой "милльён" в банке.

— А откуда я узнаю, дадут или не дадут милльён? — начал не на шутку злиться Иван Петрович. — Ты сейчас свалишь, где мне потом тебя искать? Не буду же я в банке рассказывать, что мне волшебник повстречался... и вообще, может, ты вовсе и не волшебник? Может, ты шарлатан! У-у, жулье, чтоб тебя! Морочишь тут честным людям голову милльёнами своими, зубы заговариваешь, подсунул карточку тайком в карман, а сам мое место занять хочешь, чтоб самому с табличкой сидеть и всех моих добрых благодетелей отбивать? За дурака меня считаешь, думал, я тебе поверю, убегу в банк твою фальшивку проверять, а ты тут хозяйничать станешь? А ну как повернись, где ты прячешь свою табличку "Подайте бедному студенту: на цветы и тортик не хватает"?

 

Да, разгорячился Заюшкин всерьез, вот и верь потом фамилиям, весь прищурился, оскалился и больше походил даже на Тигрова. Надо сказать, что вместе со здоровьем ясность мышления его несколько увеличилась, вот только однобокость никуда не исчезла. Иван Петрович принял вызывающую стойку — согнулся, опираясь руками о колени, и оценивающе стал осматривать нашего паренька исподлобья. Тот слегка опешил от столь непредвиденного поворота событий и весь съежился. Теперь у него действительно был жалкий вид — самое то для попрошайничества. Значки, висящие на джинсах, застенчиво побрякивали.

 

— Да, было дело. Испугался чуток.

 

— Я смотрю, ты и шляпу припас подходящую, чтоб кидали бумажки, а мелочь вся сквозь дыры просеивалась? — все больше и больше наседал на мальчишку уважаемый господин, форменно проснувшись и глаза продравши. Теперь наш "Тигров" вдруг вырос пред волшебничком во весь могучий рост и застыл как отвесная скала.

Паренек попятился назад и решился на вопрос, как на последнюю надежду спастись от такой неожиданной благодарности:

— А третье, третье какое у тебя желание?

— Третье?! Да чтоб ты свалил отсюда поскорее вместе со своими милльёнами! Глаза чтоб мои тебя не видели!

Заюшкин схватил толстенный глянцевый журнал, которым укрывался ночью, свернул его в трубочку, замахнулся и хотел было треснуть нашему пареньку по лбу, но тот ловко увернулся и, выхватив журнальчик из рук неблагодарного, принялся улепетывать подобру-поздорову, поднимая пыль тяжеловесными ботинками. Пока этот первый блин комом, то есть первый желатель, не нашел какую-нибудь палку. Здоровья то теперь у него хоть куда! Толкнет разок, и улетишь в тридевятое царство.

 

...Иван Петрович Заюшкин, наконец-то успокоившись и убедившись в том, что никто не посягает на его пространство, стал разглядывать сам себя. Вернее сказать, не он сам себя, а его — прохожие, что семенили мимо. Заюшкина обычно народ баловал и монеты кидал щедро: ну нравился он публике! Неизвестно, правда, чем именно. Но то ли симпатию, то ли жалость, вызывал исправно, так что на пиво хватало всегда, а частенько еще и на мороженое с вялеными кальмарами. Сегодня же, после окаянного волшебника, день не заладился радикально: все мимо проходят, глаза удивленные таращат, и ни одной монеты никто не кинул. А тут еще какая-то бабуленция остановилась и давай причитать, мол, совсем молодежь обнаглела, работать не желает, здоровья сколько хочешь, а все туда же — попрошайничать! Тогда-то Иван Петрович и понял, что с ним приключилось неладное — желание исполнилось — синяков нет, кожа — красивая, спина гнется как у гимнаста, и зубы все на месте! Что ж теперь де-е-лать-то? Кто ж ему теперь такому здоровому детине поверит, что он работать не может? Кто пожале-е-е-т? Ну, волшебник, ну, подлец, здоровье вернул, денег — не дал — жизнь совсем под откос пошла...

 

А начинающий волшебник все дальше и дальше удалялся от этого злополучного места. "Ну чудак-человек, — размышлял он, — вот уж никогда не подумал бы, что так мой первый опыт волшебства закончится! Даже спасибо не сказал! А зубы-то, зубы у него — прям с экрана голливудского фильма — все как на подбор — блестят так, что на велике можно ездить с открытым ртом, и светоотражатели не нужны! А кожа на лице какая стала! Прямо как из косметического кабинета выхоленная фифа вышла! А фигура-то, фигура — подтянутый весь, мышцы играют... вот он какой в молодости-то был... и куда что девалось, ну, ничего, теперь какое-то время красавчиком походит, может, добрее будет".

 

Парнишка остался доволен собой — хоть и пришлось убегать от первого изъявителя желаний, но главное: он теперь знает — волшебничать получилось. "Ура! Оно сработало! И здоровье поправилось, и карточка появилась, и я исчез, — с иронией вспоминал молодой чудесных дел мастер. — Теперь я настоящий волшебник..." Хотя что-то в душе все же свербило и ощущение радости притупляло. "Два желания. Вроде, все правильно... Почему он просил всего миллион? Из всех предложенных валют выбрал рублии? И почему так просто все вдруг потерял? Почему обозлился на непонятную ему карточку и на меня заодно? Ведь у него появился шанс начать с нуля: вымыться, переодеться, снять жилье, найти работу, завести семью! Или, если человек позволяет себе быть грязной обузой для общества, постоянно прося, не принося пользы, вызывая лишь жалость или отвращение, деньгами его не исправишь? Ведь деньги — это не просто счета в банках и бумажки в кошельке — а показатель того, сколько ценных вещей или услуг может создать человек для людей..."

 

Быстрый шаг разбудил в молодом организме здоровый аппетит, и паренек решил перекусить. Желания других исполнять-то он умел, а вот со своими дело обстояло сложней. Вернее, вообще никак оно не обстояло. Не мог он для себя поволшебничать — и все тут! Так что наш юный друг решил порыться в своем узелке, в надежде найти там что-нибудь съестное, но наткнулся только на тот самый глянцевый журнальчик. На обложке в центре красовалась очаровательная улыбка некой Кристины Черри. Зубы так сияли белизной, что хотелось щуриться, а стильная прическа наполовину закрывала собой название журнала. Вдумчивые, слегка грустные глаза смотрели на тебя в упор, этот взгляд пробирал насквозь. "Да, красота — страшная сила, — подумал паренек. — И меня этой красотой чуть не пришлепнули как муху". Он перевернул пару страниц и вскользь пробежался по строчкам: "...популярная актриса Кристина Черри заключила очередной контракт с... многотысячная толпа поклонников... а вот личная жизнь пока не складывается... рассталась с очередным высоким блондином, красавчиком и покорителем женских сердец...".

 

"Как всегда, сплетни пишут, написали бы лучше, что она думает о мире, какие у нее цели, чем увлекается, о чем мечтает, интервью бы у нее взяли — интересная ведь девушка очень. И красивая... и фамилия необычная — Черри — звучит! И вообще, зачем мне этот журнал попался в руки? То есть он, конечно, угодил бы мне в лоб, если бы я его не схватил. Но все же, может, оно неспроста? Может, это намек или предзнаменование, и эта девушка будет что-то значить в моей судьбе? Хотя, что может меня связывать с такой поднебесной красотой? Но случайности — это же плохо прослеживаемые закономерности, и все может быть, и только подлости, хамства и предательства может и не быть вовсе, — подумал молодой человек. — А кушать-то все равно охота, но в этом журнале только реклама съедобная, да и та нарисованная, как котел в каморке папы Карло".

 

— Вот видишь, я уже тогда предчувствовал!

— Тише ты — всю неожиданность мне тут распугаешь!

— Скажите пожалуйста!

 

 

6

Царапки

 

Перекусив чем попутный магазин послал, в раздумьях и легкой сиреневой меланхоличности брел наш юноша дальше по румяной дороге. Пыль клубилась, солнце по-черепашьи выбиралось из дымки сладкой ваты, а к вечеру вызрело как яблоко: стало большим, алым, и, окончательно устав за день светить и греть землю, уже готово было свалиться за горизонт. Так и наш юноша готов был свалиться куда угодно, хоть за горизонт, лишь бы стянуть с себя тяжелые ботинки, подложить что-нибудь под голову и смотреть сладкие сны, ни о чем не беспокоясь. И вот, стемнело уже изрядно, скоро станет как ночью в коридоре, а населенного пункта нисколечко не видать. Что ж, придется заночевать прямо на дороге... Простите, как это на дороге? У него ведь не водилось ни палатки, ни даже приличного полиэтилена, чтобы накрыться от дождя. И волшебник решил свернуть в лес, может, там найдется подходящее местечко для отдыха уставшему чудеснику, полянка какая уютная, мох мягкий, аль еще что. Перешагивая через кусты спелой черники, наступая на ломающиеся с хрустом ветки, между елей, еле-еле переставляя ноги, паренек упрямо шагал вглубь леса. Пахло все хвойнее и хвойнее, сил становилось все меньше и меньше, но ничего подходящего не попадалось.

 

И вот, когда уже готов был наш друг рухнуть где угодно, лишь бы горизонтально и, желательно, не в муравейник, увидел он шалашик — маленький такой шалашик. Это неуклюжее зеленое строение кто-то соорудил вокруг ствола березы. Большие ветки конусом опирались на прочный ствол старого дерева, а маленькие веточки поперек переплетались с большими — так вырисовывались контуры стенок. Сверху строение все завалили пушистыми еловыми ветками. И получился вполне так уютный домик, только очень крохотный — туда едва ли во весь рост мог поместиться ребенок. Паренек решился заглянуть внутрь. Он встал на четвереньки и, просунув голову, заметил сухую траву и мох, кем-то заботливо уложенные на полу и стенах. Затем наш друг прополз внутрь, насколько позволяло гостеприимство, и тут же растянулся на импровизированной кровати. После чего, уткнувшись лицом в душистое сено и глубоко вдохнув обожаемый с детства пряный аромат, мгновенно провалился в крепкий молодецкий сон человека, у которого к тому же и совесть чиста. То есть нет, он еще успел подумать, что пока не выспится, никуда отсюда не уйдет, кто бы тут ни был хозяин, хоть леший, хоть мишка косолапый, — сил идти больше нет. Только поместился он в домик не полностью, ноги с ботинками так и остались ночевать под открытым небом. Все равно хорошо.

 

Утром его, еще не успевшего окончательно замерзнуть от августовской росы, разбудило что-то острое, втыкающееся прямо в эти несчастные ноги, спавшие на улице.

— Ты кто? Вылезай сейчас же! Не то я старшего брата позову! — раздавался девчачий писк снаружи.

Молодой волшебник, спросонья ничего не соображая, высунул испуганную мордашку из своего жилища и принялся усиленно хлопать глазами, пытаясь закрепить их в открытом положении.

— А ты кто? — он посмотрел на девочку так, будто никогда в жизни не видел девчонок, при этом налипшая трава и солома щедро покрывали его лицо и волосы.

Перед ним стояла рыжеволосая девчушка лет семи с большими серыми глазами и внушительной палкой в руках. Настроена она была весьма решительно.

— Ты зачем залез в мой домик? А ну, вылезай!

— Ой, барышня, простите, пожалуйста, не сердитесь на меня так и не тыкайте больше палкой в мои затекшие ноги, я даже пошевелиться не могу. Так это ваш домик! А я в темноте и не распознал, думал, медвежья берлога, и заглянул в гости к другу мишке, а его дома не оказалось, вот я и вздремнул чуток, пока его ждал.

Маленькая барышня оторопела от такого ответа, слега подобрела и даже заулыбалась.

— Да, это мой шалаш, а вовсе не медведя, а ты что, с медведями дружишь?

— Я со всеми дружу, кто такие хорошие домики строит и разрешает мне поспать в них.

— Ну, ладно, так и быть, не буду больше в тебя тыкать, — девчушка прислонила палку к еловой стене-крыше. — Но ты меня напугал и чуть не разломал весь мой шалаш! Ты вон какой огроменный, еле поместился, даже ноги с башмаками не влезли!

— Спасибо добрый друг, — волшебник явно хотел расположить к себе маленькую хозяйку зеленого шалашика. Теперь он выполз из своего ночного убежища и отряхивался от налипшей сухой травы, греясь на утреннем солнышке, что пятнами бегало по лесу.

Тут девочке удалось, наконец, хорошенько рассмотреть парнишку. И хотя он был намного старше, его неказистая внешность располагала к себе.

 

— Позвольте, уважаемый, почему сразу внешность неказистая! Сами вы неказистый! А я вполне себе казистый и, между прочим, знаю одну особу, которой очень даже нравлюсь! Так что попрошу впредь это слово ко мне не употреблять! Не то буду жаловаться в вышестоящие инстанции.

— А я-то было обрадовался — наконец меня прекратили перебивать! Хорошо, будь по-твоему!

 

Да, его "казистая" внешность располагала к себе. Что-то в нем внушало доверие, то ли добрые глаза, то ли веснушки, то ли побрякивающие как колокольчик у буренки значки на штанах. Девочка, окинув взглядом эти значки, вертикально прикрепленные вдоль штанины, сразу заметила некую закономерность в таком расположении. Надписи на значках оказались мелкими и сходу не прочитывались, а вот буквы, с которых они начинались, видны были хорошо. Чтение семилетняя девчушка освоила ладно, и ей не составило труда сверху вниз по заглавным буквам прочесть "ДИМА".

— А-а-а-а... ты, значит, Дима? — многозначительно спросила новая знакомая нашего волшебника.

— Да, Дима, а как ты узнала? — хитро улыбаясь, спросил парнишка.

— Я... я... угадала!

— Ух! Ты прям волшебница!

— Волшебников не бывает! И вся магия это всего лишь иллюзия и обман! — серьезно произнесла девочка.

— Почему ты так считаешь? — удивленно поинтересовался начинающий специалист по волшебству.

— Так говорит Сережка из соседнего дома, он уже большой, ему девять лет, и он все знает!

— Молодец, Сережка, что все знает, но ты сейчас как-то ведь угадала, что меня Димой зовут?

— Ну, я это... по значкам прочитала на твоих штанах и подумала, — смущенно проговорила она.

— Значит, ты совсем не веришь в волшебников? — едва сдерживая смех спросил молодой человек.

— Я верю, и в Дедов Морозов верю, только никому не говори, а то надо мной Сережка смеяться станет и на рыбалку с собой не возьмет!

— Хорошо, я нем, как рыба! — заверил Дима, изобразив окуня.

— Но я никогда не встречала волшебников, хотя и читала в книжках про них, — взглянув на "окуня", задумалась девочка.

— А если бы встретила, то что? — любопытствовал парнишка, все с большим интересом вовлекаясь в беседу.

— Если бы встретила, попросила бы сделать что-нибудь такое, волшебное!

— А что, например?

— Например, исполнить мои желания! — мечтательно проговорила рыжеволосая барышня.

— Ну так загадывай! — сразу так с ходу выпалил Дима и принял гордую позу.

— Что загадывать? — не поняла девочка.

— Желания!

— Так волшебник же еще не встретился!

— Встретился! И ты его, то есть меня, сегодня чуть палкой не пришибла! — смеялся над ребенком наш чудесных дел мастер.

— Ты — волшебник?! Не может быть!

— Почему это не может быть? — повел левой бровью (правой так лихо не получалось) Дмитрий.

— Потому что... потому что... ну, ты не такой... как я себе представляла... и вообще, волшебники не залезают в чужие шалаши и не спят в лесу!

— А где же они спят, по-твоему?

— Во дворцах!

— А если у меня нет дворца, и вообще, мне надо много путешествовать, чтоб исполнять желания людей, а если я стану сидеть во дворце, то так никогда и не сделаю то, чего... — тут он запнулся и загрустил.

Девочка, ошарашенная удивительным фактом пребывания в пешей доступности с настоящим живым волшебником, не заметила глубокомысленных размышлений вышеупомянутого субъекта.

А парнишка вдруг решил резко сменить тему.

— А что ты делаешь в лесу одна и как здесь оказалась?

— Я пришла проведать свой шалаш. А в лесу он, потому что мне хотелось спрятаться от всех, и чтоб никто не знал, где я.

— А где ты живешь?

— Тут недалеко совсем деревня, вон там, за холмом, там я и живу, — заговорщически сообщила барышня, ручонкой указывая дорогу к квартире, где деньги лежат, а, может и не лежат. — И если ты волшебник, почему ты все спрашиваешь, я думала, что волшебники все знают!

— Я начинающий волшебник, еще не все умею, совсем недавно выучился и теперь путешествую, чтоб стать настоящим профессионалом своего дела, — ответствовал Дмитрий, жуя соломинку.

Ему вдруг захотелось рассказать этой рыженькой девочке про свою жизнь, пооткровенничать, поговорить по душам, но она смотрела на него теперь совсем по-иному, нежели до этого, и явно ждала не обыкновенных откровений, а чего-то совсем другого, волшебного.

— Ладно, загадывай желания, и мне пора уже идти, — с грустью вымолвил парнишка.

— Ой, сейчас, подожди минутку, не уходи... я хочу... Я хочу: книжку с выкройками, три куклы Мокси, еще пять Барби и Винкс: Лейлу, Стеллу, Музу, Блум, Текну, Флору, ой, Флора и Муза у меня уже есть. Золотистую летающую гофрированную бумагу, мыло-арбуз, кокосовую соль для ванны и красные туфли на высоких каблуках, как у мамы. Еще сиреневые, розовые, вишневые и салатовые нитки для вязания, крючок для вязания, спицы для вязания, журнал для вязания, книжку для оригами, разноцветные лески, бисер, пуговицы, скрепки, большую лопату, как у дяди Васи, петарды, хлопушки, бенгальские огни, перламутровые фломастеры, перламутровые мелки, перламутровые краски, царапку маленькую и среднюю, пакетик с пузыриками, каучуковый мячик и лизун, набор бумажек, изумрудные сережки, как у мамы, набор игрушечных самолетиков — восемь штук, красных, управляемых, живого слона — я его в свою комнату поставлю и буду рисовать. Сестренку, чтобы с ней играть можно было, а еще... еще... хочу, чтоб мы с мамой и папой, и братом, и новой сестренкой, и Сережкой (только никому не говори, что это я тебя за него просила), и бабушкой, и дедушкой, и другими бабушкой с дедушкой, и моей троюродной сестренкой Василисой съездили отдохнуть на море, я там уже целый год не была, а мама говорит, что она устала и хочет погреться на песочке, но у нее на работе очень много дел, а лучше нее их никто не сделает, и ей никак не вырваться на море, так пусть мамины дела вообще закончатся, и мы поедем все на море, чтоб мамочке было хорошо... и светящуюся подставку для цветов, новые лыжи...

 

Девочка возбужденно говорила и говорила, боясь что-нибудь забыть или пропустить, не каждый же день ей волшебники в шалашах попадаются. А волшебник слушал ее внимательно и не мог перебить, не мог сказать, что он всего только три желания может исполнить... Всего три. И как теперь ему смотреть этой девчушке в глаза, и как разочаровывать? А когда она выберет, вдруг там окажется слон, и как же тогда разобраться, слон в комнате — это скорее хорошо или скорее плохо, а если плохо, то как ей объяснить, почему слона у нее не будет, хотя объяснить-то как раз можно, дети же почти все понимают, если с ними нормально потолковать... И как жаль, что нельзя ей ничего подсказывать... Наконец, когда девочка немного замешкалась и возникла пауза, он смог выговорить:

— Слушай, у тебя замечательные желания! Только, понимаешь, какое дело, э-э, просто я это, ну, я думал, ты знаешь... как бы там ни было, в любом случае, можно сказать, что... как бы это так выразиться, видишь ли, что я вспомнил, нужно было, конечно, сразу тебя предупредить, да, это я несомненный осел, но вот какое дело, дело в том, что, так получилось, просто я могу только три желания исполнить. Да, я волшебник трех желаний. Так что тут без вариантов. Загадывай три, — под конец он уже тараторил как ужаленный, на всякий случай даже зажмурившись, тогда как начало фразы получилось у него, как бы это так выразиться... ну, медленное, протяжное.

Сначала девочка стояла, не понимая, что же он пытается сказать, потом раскрыла рот, потом закрыла, а глаза казались полными разочарования.

— Значит, вот ты как... так бы сразу и сказал... а я-то думала, а я-то... надеялась. Только три. Ох. Я... в любом случае... как бы там ни было... хочу, ладно, я хочу, чтобы мы... чтобы Лизе подарили куклу Мокси с двухцветными волосами, челка коричневая, а остальные светлые (она о кукле давно мечтает, а у ее папы денег мало, вот). Это было первое. Второе... а, я хочу сестренку! Сделай, чтобы у меня появилась настоящая старшая сестренка, чтобы с ней можно было на резиночке скакать, а то когда в гости Лиза приходит, нам третья девочка нужна для игр. Ну и вообще, мне с сестренкой веселее будет. И последнее... а четыре совсем никак нисколечко, ниполсколечко нельзя? Просто я очень хочу на море, чтобы маме было хорошо, и царапки тоже очень хочу, понимаешь! Ладно, давай на море, только чтобы все, кого я в первый раз называла, и новая сестренка, и Лиза тоже, и царапки с нами. Вот.

— Молодец, у тебя отличный выбор, — улыбнулся волшебник ("Хорошо, со слоном пронесло", — подумал он). — Все будет исполнено. Ну, я что ли пошел?

— Честно-честно все-превсе сбудется?

— Ага, только домой раньше времени не беги.

— Договорились. Ну, пока.

— А, чуть совсем не забыл, как твое имя?

— Эвелина. Мама называет меня Эва, а мама у меня — Анжелика, мы ее зовем Ликой, у нас дома у всех очень красивые имена, даже у кошки, ее Рапунцель зовут, сокращенно Пунцик, ну все, я побежала, пока!

 

***

И вот, наш начинающий волшебник распрощался с Эвой и зашагал в сторону дороги, в надежде встретить там какой-нибудь транспорт и выбраться в цивилизацию. У Димы появилось странное необычное ощущение. Он, уже привыкший к свободе и неопределенности направления пути, в этот раз чувствовал, что ему надо куда-то срочно торопиться. Куда именно и зачем — он не знал. Как будто его кто-то где-то ждал... Но кто и где — он понятия не имел. Он нервничал и даже суетился, как человек, который опаздывает на жизненно важную для него встречу.

 

Бодро дошагав до дороги, Дмитрий обнаружил, что по ней иногда ездят автобусы. А точнее, он заметил автобусную остановку, вследствие чего и сделал такой смелый вывод. Это было символическое сооружение, некогда предназначавшееся для укрытия пассажиров, дожидающихся своего транспорта, от дождя и ветра. Сейчас же оно превратилось в перекошенное и опасное для жизни строение, которое того и гляди рухнет на голову, если подойти поближе. Остановка одиноко стояла посреди леса, рассеченного на две половины трассой. Вокруг лежала пылища, дорога больше смахивала на направление движения, нежели на обустроенную магистраль. Асфальт периодически переходил в хаотично набросанный гравий и самопроизвольно появляющиеся рытвины и ямы.

 

Дима был заинтересован как можно быстрее куда-нибудь добраться, и что-то внутри ему подсказывало, что там должны быть люди. Он обошел кругом остановку и заглянул под козырек. В нос ударил, прямо скажем, не цветочный запах. Как это часто бывает, совершенно безлюдные остановки в лесу используются не по назначению. Но обонятельные страдания нашего друга не прошли даром — в углу на скотч кто-то добрый прилепил мелкую бумажку, где корявым почерком было начиркано кое-что: не то, где находится шарашкина контора, выдающая кредиты, а таки расписание местного транспорта! Дима посмотрел на солнце и определил, что если удача соблаговолит ему, через десять минут он преобразится из пешехода в пассажира местного чуда технического прогресса, который начался с изобретения колеса.

 

Автобус прорисовался из облака пыли почти без опоздания. Волшебник с трудом протиснулся между потными телами таких же как и он желающих ехать. На удивление, парнишка даже не услышал в свой адрес ни одного обидного слова — в лоно автобусного салона его приняли как родного, даже пирожками угощали. До города оказалось совсем недалеко, каких-то двадцать минут висения на одной ноге, и свобода! Да и эти двадцать минут пролетели для него незаметно — добрые соседи рассказали всю историю города, начиная с царя Гороха, а также про все основные достопримечательности.

 

Как выяснилось, одним из главных памятников архитектуры являлся детский дом. Туристов он привлекал чугунной верандой на столбах с великолепной, тоже чугунной, лестницей, аналогов которой нет нигде. Но вовсе не чудеса кузнечного дела привлекли Диму. Как только болтливый рассказчик произнес сочетание "детский дом", внутри волшебника что-то екнуло, он вздрогнул, легкий озноб пробежал по телу, он заволновался и понял — именно туда-то он и опаздывает! "Может быть, там получится сделать что-нибудь ТАКОЕ!" — с энтузиазмом подумал он и сошел на нужной остановке...

 

И оказался полностью прав, на свою беду. Потому как именно в этом детском доме он и встретил Алину — девочку, которая загадала то, чего нельзя — любовь к детям! Тут и фармкомпании взбеленились, и кое-кто еще. Алина же не знала больше бед в семье Эвы.

 

Но вернемся к нашим заграничным баранам. Не прошло и десяти дней, как двое подозрительных типов — тощий высокий в оранжевых широких штанах и белом пиджаке в черный квадрат Раскрашевича и среднего роста упитанно-жирный в излюбленном малиновом костюме с изумрудным галстуком и с сигарой уже брели по славному Янинбургу в поисках злодея в соломенной шляпе. Настроены они были решительно, поэтому сразу же решили подкрепиться ароматными яблоками, что невинно росли в роскошном саду прямо возле дороги. Господин Отто еле пролез в узкую калитку, причем крючок схватил его за локоть, оставив недвусмысленную дыру, за что Омару был тут же отвешен смачный подзатыльник, тот было начал возмущаться, но вовремя сообразил, что ворам не положено привлекать к себе внимание криками. Яблоки оказались на удивление сочными и мягкими.

 

 

7

Старец

 

В это же время наш дорогой друг шагал по улице Зябликова, слушал пение птичек, улыбался встречным собакам, но вот собака-голод опять несколько омрачал его летнее настроение. Эх, не появлялась сама собой еда, и скатерти-самобранки в узелке не водилось.

 

— Такие вот нынче волшебники пошли: ни тебе ковра-самолета, ни скатерки, хоть бы метлу дали — и то удобнее, и от желателей, если что, улепетывать... эх.

— Хе-хе. Размечтался!

 

...Нос вдруг учуял аромат, что исходил из видневшегося за высокой оградой сада. Яблоки! Такой родной, из бесшабашного детства, запах бабушкиных яблок! И конечно, волшебник решил заглянуть внутрь. Молодые и старые яблони раскинули ветви — не пригнувшись, не пройти. Многие ветки поддерживались длинными подпорками, из картин Дали прихваченными, потому как созревшие плоды оказались тяжелы. Паренек оглядывался вокруг и не знал, что выбрать: такого разнообразия и красоты яблок он давно не встречал. Солнечно-желтые с алыми крапинками, бордовые глянцевые, огненно-красные, просто зеленые... и всего-то нужно протянуть руку, и оно твое — спелое, ароматное, сочное.

 

И решился наш волшебник сорвать яблоко из райского сада. А сад действительно походил на райский, повсюду, казалось, было разлито вдохновение, и безмятежное умиротворение наполняло душу. Хотелось жить каждой травинкой, каждой частицей аромата, быть глазурью, то есть лазурью, в вышине, растворяться в узоре листвы, в запутанных линиях темных ветвей, в солнечном свете. Алые, бордовые, желтые яблочные мазки среди ажурной зелени и светло-голубой дали напоминали картину в стиле Сезанна. Время замерло, щебет птиц и шелест листвы звонко и шершаво наполняли воздух, скрывавший звезды за миллионы световых лет от нас.

 

...Яблоко пьянило благоуханием. Надкушенное, оно источало живительный сок. Увлеченно дожевывая плод, мальчишка опустился на траву и прислонился к дереву, мечтая отдохнуть. Шляпа блаженно сползла на нос, веки сомкнулись, а он, загадочно улыбаясь, уже собирался было уснуть, как над ухом послышалось: "Ну, как яблочко?" От неожиданности молодой человек вскочил, шляпа слетела, а из карманов посыпались собранные впрок запасы. Перед ним стоял старец. Высокий, с длинными волосами и бородой цвета слоновой кости, в свободной льняной рубашке до колен и таких же светлых брюках — он напоминал волшебника из мира Хоббитов и Эльфов. Худощавый, чуть сгорбившийся, но, казалось, не от старости, а от яблонь, что мешали свободно ходить по саду, он внимательно разглядывал посетителя лукавыми мудрыми глазами цвета влажного асфальта и улыбался.

— Ой, здрасьте вам! Яблочко — очень вкусное! А я, ...я тут просто шел мимо, а тут, тут такие яблоки, и аромат, дай, думаю, зайду — и так захотелось попробовать, — оправдывался как провинившийся школьник молодой волшебник.

— Кушай, кушай, сынок, на здоровье, — улыбнулся добро и чуть насмешливо старик.

— Спасибо большое! А я даже не слышал, как вы подошли, ни одна веточка не хрустнула под ногами, — удивлялся паренек. — Это ваш сад и ваши яблочки? Да, удивительно вкусные! А я был чрезвычайно голодным и вот, съел пару штучек. Хорошо тут у вас, и дышится хорошо, и спится! А красота-то какая! — начал от смущения без перерыва болтать молодой специалист по волшебству. После своего первого опыта с Иваном Петровичем Заюшкиным он решил сразу не рассказывать взрослым, что может исполнить три желания, а вначале поговорить, расспросить про жизнь, чтобы снова не пришлось уносить ноги. "Хотя, наверное, застраховаться на все случаи жизни невозможно, — подумал он тогда, — только вот если бегать быстро научиться, ну, и в людях получше разбираться тоже бы неплохо. Вот Кристина Черри, наверное, очень хорошая..."

— Да, это мой сад, моих сыновей и внуков, правнуков, а теперь и праправнуков.

— Ух ты! У вас уже праправнуки? А по виду и не скажешь, что вам так много лет!

— Не так уж и много, всего-то девяносто шесть. Вот мой дед прожил до ста семи, но тогда другая жизнь была, экология лучше, люди более внимательные были друг к другу. А праправнуки у меня уже давно бегают, есть и совсем большие, а вчера вот восьмая первые шаги сделала! Скоро и она до яблок дотягиваться начнет! — старец мечтательно улыбался и, казалось, совсем забыл про своего гостя. А гость тем временем кой о чем размышлял... "На этот раз шансы опять есть поймать большую рыбу — желание Алининого масштаба! А то после нее, хоть желания и были важными и большими, но в рамках нескольких жизней... правда, и один человек влияет на многих... А, и что самое чудесное — с любовью к детям все обошлось благополучно! Думаю, все довольны! Вот с первым желателем скверно вышло, ну, хоть здоров остался — он то есть, здоров, ну и я — тоже".

— Вот у вас дети, внуки, правнуки, праправнуки, сад чудесный. А чего бы вам еще хотелось? — спросил, наконец, наш волшебник.

— Чего бы еще хотелось? — переспросил задумчиво седовласый человек, гладя бороду. — Друг мой, хороший вопрос ты мне задал, — вздохнул.

Затем присел на невесть откуда взявшуюся скамейку, раньше ее не было видно, а тут как выросла из ниоткуда. Пряталась. А хозяин пришел — сразу любезно появилась. "Вот я, пожалуйста. Присядьте отдохнуть. Я к вашим услугам!" "Вот так чудеса", — удивлялся про себя волшебник.

— ...Прожил я долгую счастливую жизнь, — начал рассуждать старик, перебирая выбеленную временем бороду, — вырастил пять сыновей и две дочери, и внуки мои уже давно повзрослели. Построил дом добротный. Всю жизнь занимался любимым делом, людей много хороших повстречал. Земля всегда мне с благодарностью свои плоды давала, кормила, поила, согревала. И все вроде в жизни есть, жена у меня хоть куда, и пироги такие вкусные печет, что до сих пор все соседи сбегаются на запах по воскресеньям. Солнце над головой светит ласковое, и дождик всегда вовремя идет, поливает мой урожай. Здоровье никогда меня не подводило, спасибо сердечку — службу свою славно несло. И в доме всего вдоволь...

 

И еще долго рассказывал о себе человек, прошедший длинный путь, долго слушал его наш юный друг. И думалось ему, если кто здесь и есть настоящий волшебник, так это седовласый старец, что сидит пред ним: вот оно — настоящее волшебство — жить, как он. Каждый день — не вычеркнешь. Самому хорошо, и людям, что рядом, тепло. И умирать — не страшно. А после останется то вечное, что переходит из поколения в поколение. И никогда не оборвется. И то самое ценное, что может передать человек детям — умение жить — не забудется, не сотрется и в пыли не заваляется, мхом не зарастет, ветром не разрушится, да солью его не разъест. И духовное богатство будет расти — новыми людьми приумножаться. И непрерывный, бесконечный процесс жизни не остановится. Жизни, которая вновь и вновь возрождается с каждым появляющимся на свет малышом.

 

Какие же еще желания могу таиться в душе у этого загадочного человека? И услышит ли парнишка то, что хочет услышать? И готов ли он к этому?

— И вот теперь чувствую, пора мне уходить, уходить в другой мир, — без всякой горечи и грусти спокойно продолжал говорить старик. — Да, пора, пора, время пришло. Но есть одна вещь, и ты меня, мой юный друг, спрашиваешь, чего бы мне еще хотелось... Хотелось бы узнать ответ на один мною неразрешенный вопрос, и тогда я спокойно уйду, уйду зная...

— Что за вопрос?

Старик сделал паузу, тишина зависла над садом. Упало созревшее яблоко. И он продолжил.

— В моем саду хорошо, мне хорошо, моим детям хорошо, тебе вот хорошо. И иногда почувствуешь вдруг что-то и понимаешь, что вот оно, то самое, что-то важное для меня и для всех, и хочешь всем рассказать, чтобы они это осознали. А не получается, слов не хватает. И приходит такая мысль в голову, что если бы все это хоть на минуту почувствовали, то на Земле больше не было бы войн и страданий. Вот что я хотел бы знать — как рассказать людям об этом, как донести это, чтобы правдиво и без искажений, чтобы сразу понятно... и надо ли это человечеству?

А еще, я с детства мечтал делать маленькие снежинки, нет, не из бумаги, а из воды, и чтобы я мог самостоятельно выбирать им формы. Мог определять, где какой будет узор, формировать выпуклости и впадины — конструировать то, что обычно природа делает сама. И пусть снежинки создаются, повинуясь моим мыслям, становятся такими, какие я хочу. А потом падают с неба как настоящие. Научишь? — и старец так хитро взглянул на волшебника и рассмеялся так заразительно и по-детски, что парнишка не удержался и тоже начал хохотать вместе с ним.

На доли секунды молодой человек засомневался в своих волшебных способностях: снежинки-то научить делать он мог, а вот ответ на вопрос... вдруг не получится исполнить желание этого милого доброго человека? И желание-то как будто то, что нужно! Только такого он еще никогда не пробовал... Но сомнения длились недолго — как говорится — глаза боятся, а руки делают, и он принялся добросовестно исполнять свой служебный долг!

 

И тут вдруг произошло странное. Старец закрыл глаза, по лицу расплылась блаженная улыбка, тело все преобразилось, начало излучать какое-то неясное еле уловимое свечение. Лицо старика стало прекрасным, оно притягивало взгляд, и сил отвести глаза уже не было, нет, черты остались те же, но необъяснимая красота исходила от него и как будто освещала все вокруг. Мелодичной музыкой опьяняющие радость и гармония заполняли пространство. Парнишка не мог пошевелиться и, затаив дыхание, боясь спугнуть чудо, смотрел на старца. А он тем временем поднялся, легко и непринужденно, как бы в знак благодарности, похлопал дружески по плечу своего молодого друга и, ничего не говоря, все с той же улыбкой на лице стал медленно удаляться в сторону дома. Крупные снежинки, кружась, едва касались бороды и волос цвета слоновой кости, таяли на алых яблоках, большими прозрачными каплями падали вниз, приземлялись на листья, ветви, подпорки, взятые из картин Дали; на соломенную шляпу...

 

Невесомой походкой, почти не касаясь травы, скрылся старец из виду, и понял волшебник, что этот удивительный человек преклонных лет последний раз идет по своему саду. Как завороженный, несколько минут юноша еще смотрел вслед старику, затем помахал рукой саду, такому же прекрасному как и раньше, но теперь более одинокому. Хотя какое уж тут одиночество, вскоре звонкие детские голоса заполнят пустоту, и для грусти не останется места.

 

Господа же Нарко и Фармштейн до того угостились яблочками, что заснули прямо в траве, среди горы огрызков. Не судите строго наших интуристов — яблоки были поистине изумительны, солнышко — теплое, и сам сад в предвкушении осени и со счастливой семьей поблизости просто окутывал все вокруг волшебной безмятежностью. Нарко снилось, как он мальчишкой играет в гольф с отцом, и мячик попадает ему, Отто, по лбу, сразу же вдруг идет снег, и крупные снежинки в виде слонов, медведей и кружев касаются кожи холодными тающими пятнышками.

— Эй, проснись, чертовщина какая-то, снег пошел, уходим, — тряс шефа Омар.

— А я тебе говорил, скелет щучий, валенки-шапку-ушанку взять! Не послушал — дурень! — потер ушибленный яблоком лоб Нарко.

— Так август же! — развел руками скелет щучий.

— От этой страны ожидай всего — вот помяни мое слово! А, может, это волшебник чудит?

— Пойдем поинтересуемся.

Товарищи вышли за ограду. Как раз вовремя, чтобы зацепить взглядом кусочек джинсов и рубашки в клетку, скрывавшихся за угол. Поднажали и таки догнали парнишку лет двадцати с соломенными растрепанными волосами, щедро усыпанного веснушками, с голубыми смеющимися глазами и даже — вот чудик — с узелком, какие бывают только в книжках о приключениях. Паренек насвистывал песенку, выглядел беззаботным, странные снежинки все падали, дети визжали от радости — такое чудо — фигурные снежинки в августе!

Обогнав молодого человека, Отто без предисловий спросил того, знает ли он волшебника в соломенной шляпе, и кто тут устроил снег, и что ему известно о любви к детям, и где в этой дыре купить нормальные гамградеры, и будут ли заморозки, но парень лишь то ли кивал, то ли мотал головой, добавляя при этом нелепые сочетания букв, и на лице его сияла совершенно идиотская, по мнению Нарко, улыбка. Затем почесал затылок, сделал большие глаза, помахал озадаченным иностранцам и бодро зашагал обратно в сторону яблочного сада. Скажу по секрету — он кое-что забыл в саду, впрочем, это его и спасло.

 

 

8

Как наш друг опростоволосился

 

— Ну и название! Может, как-то помягче выражаться...

— Зато правдиво!

 

Тихо-мирно прошло еще дня три. Волшебник бродил с утра до вечера по городу, ночевал в простенькой гостинице, вы спросите, откуда у него деньги? А я отвечу — не знаю, может, стипендия у них какая имеется, словом, кое-какие деньжата у нашего друга все-таки водились, правда небольшие. Бродил он, значит, тут и там, исполнял желания, глобального больше ничего пока не загадали, и он уже было заскучал. Но потом Диме на плечо приземлился почтовый голубь необычайной белизны, а на лапке было прикреплено послание. Там сообщалось, что в ближайшем почтовом отделении его ждет пачка ценных бумаг. Как находили голуби получателей посланий, для Димы было и остается загадкой по сей день.

 

И вот, явился наш Коровушкин Дмитрий Пантелеймонович, довольный, в главное почтовое отделение забрать толстенный конверт ценных бумаг. А бумаги ценны были тем, что привносили в его жизнь некую положительную определенность — ему предстояло путешествие в другой город, и не на какой-нибудь слет туристов-скалолазов-любителей (мы ничего не имеем против туристов), а на симпозиум! Нет, вы не понимаете, какой трепет в душе Коровушкина вызывало это импортное слово! Он тысячу раз повторил про себя благоговейное "С И М П О З И У М" и так бы и остался в трогательном неведении, что бы это значило, если бы не прочел дальше: "Научная конференция молодых специалистов-волшебников". Там Коровушкину предстояло поучаствовать в интеллектуальных обсуждениях его любимой науки и профессии, поделиться опытом, послушать, что нового узнали его коллеги.

 

— Стоп, стоп! Что такое! Что вдруг сразу Коровушкин? И Коровушкин, да. Но зачем-же теперь все по фамилии, да по фамилии! Ты же мне весь образ испортишь, собака ты переодетая, всю репутацию загубишь! Что обо мне девушки воображать станут? Ведь когда видишь енту, с позволения сказать, фамилию, представляется какой-то рыхлый дядька средних лет с глупым обширным лицом.

— Дим, может тебе фамилию другую придумать? Лысокобылко? Непейпиво? Кукарека?

— Нет уж, в паспорте значится Коровушкин, выходит, я он и есть.

 

Вот и славно, продолжим. Мероприятие сулило много нового и интересного. Организаторы сего полезного дела выслали каждому участнику билет от места пребывания до места проведения симпозиума и оплатили гостиницу и проживание в городе в течение девяти дней. Все это делалось с целью комфортного отдыха каждого волшебника. Симпозиум должен был состояться на седьмой день.

 

Дима весьма обрадовался такой поездке, он надеялся целую неделю до конференции гулять по музеям и осматривать достопримечательности Соленовбурга — так назывался городок, где проводился слет волшебников. Благополучно добравшись до вокзала и найдя нужный вагон своего поезда, Коровушкин уверенно протянул билет проводнику. Тот с высоты важности своей профессии проверил билет и почтительно предложил пройти на 2012 место. Видимо, места в этом поезде нумеровались от начала состава и до конца, а уж сколько там имелось вагонов — нам неведомо... но если кому интересно, могу сообщить телефончик человечка, который все подсчитает.

 

Юный волшебник уютно растянулся на своем месте и прилип к окну всей своей счастливой физиономией, как малое дитя (ей-богу, не вру).

 

— Только посмотрите на него! Теперь "физиономией"! Сам ты — физиономией!

— Ладно, ладно, не бурли. А ты хоть знаешь происхождение этого слова?

 

Он всегда выбирал место поближе к окну, если представлялась такая возможность, даже когда за окошком ничего не было не видно.

 

— Ну как за окошком может быть ничего не видно? Как ты себе это представляешь, а? Там всегда что-нибудь да есть интересненькое.

 

Поезд еще не отправился, картинка застыла, Дима рисовал на запотевающем стекле разных зверушек и то и дело видел, как перрон начинает плыть вдаль, фонари трогаются с места, но через несколько секунд видение исчезало. У вас ведь тоже так бывает?

 

А в последний момент вдруг показались и наши приятели — высокий тощий и приземистый полный, с заплатой на локте малинового пиджака. Они с трудом забежали в крайний вагон и потом еще долго стояли в тамбуре, пытаясь отдышаться и одновременно споря, ехать ли им в Соленовбург или в Сладкоград, потому как на сей раз Омар решительно забыл, где намечено тайное сборище волшебников для планирования мирового заговора и наведения всеобщей порчи и заражения Сибирской язвой. Немного пораскинув тощими мозгами, остановились на Сладкограде — все же мегаполис. А как они вообще узнали о симпозиуме? Подслушали болтовню продавщиц на базаре, подслушавших шушуканье бабулек у подъезда, подслушавших разговор волшебников в санатории "Синие зори". И, судя по Сибирской язве, цепочка была длиннее.

 

Дмитрий обожал поезда, их запах, тесные проходы, стук колес и горячий чай в стаканах и грохочущих подстаканниках. Поистине, ощущение спокойствия и безмятежности посещало его в такие минуты. Никуда не надо торопиться, ничего не надо делать, и в то же время ты при деле — едешь! Уже не тут и еще не там. Ни для кого не досягаем и предоставлен сам себе.

 

Волшебник давно не ездил в поездах и теперь наверстывал упущенное, хватаясь за всевозможные дела пассажира. Нужно было успеть поесть, поспать, опять поесть, перезнакомиться с соседями, несколько раз сбегать к умывальнику и обязательно понажимать на все кнопочки, что там имелись, снова поесть и немного полежать, заявиться с деловым видом в тамбур; посидеть на всех свободных местах, с видом особой важности заглянуть в соседние вагоны, узнать, чем там лучше, чем в своем. Потом расспросить проводницу про все станции, мимо пролетающие, о правилах поведения во время пожара или затопления, и как, если что, прыгать с парашюта, и про остальных проводниц. Для умного вида почитать книжечку какую или газету, разгадать кроссворд, собрать всю пыль на собственные штаны, ползая под столом, так как либо туда обязательно закатится карандаш, либо там застрянет ботинок. Перечитать все надписи на стенах и потолке, а там всегда пишут что-нибудь интересное, и главное — глубокомысленное. Высунуть голову в форточку и, зажмурив глаза, ловить вязкий воздух, обволакивающий все лицо. Попробовать пересчитать столбы, мимо проносящиеся и сливающиеся в сплошной ух, ух, ух. Помахать рукой жителям деревень, что остаются где-то в другом мире, вне поезда, как на далекой планете или в телевизоре. Чуть не забыл — непременно купить зразы с грибами у третьей бабушки слева в Кокосове, а также кулебяку у дедушки Митяя в Кулебякове.

 

— Вкуснящее, надо сказать, кушанье...

— Вот видишь, как я о тебе забочусь!

 

...А вишню — у любого желающего в Овражке.

Диме понадобилось много часов на все эти важные дела, и за всеми собираниями кроссвордов со штанов, болтовней с кулебяками, пересчитыванием соседей и продажей вишни в Кокосове он так умаялся, что изрядно сонный подошел, наконец, к самому главному делу — лежанию в горизонтальной позе на верхней полке с закрытыми глазами. Довольный собой и окружающим миром, уснул он, как всегда, крепко-крепко. Молодецкий сон оказался так сладок, что когда проводница объявляла остановку "Соленовбург", Дмитрий даже ухом не повел и с полки не свалился.

 

Пролетело еще неопределенное количество часов, и поезд, сбавив скорость, медленно приблизился к своей конечной станции — Сладкограду. Сладкоград слыл крупным мегаполисом, и чтобы попасть к вокзалу, поездам приходилось полгорода тащиться по-улиточьи к концу своего маршрута в центре славного Сладкограда. Со всех сторон света тепловозы и электровозы, набитые пассажирами, стекались в одну точку. Составу приходилось аккуратно продвигаться и протискиваться между узкими платформами. Каким-то чудом, машинистам удавалось не запутаться во всех этих сплетениях рельс. И вот, в последний раз резко дернувшись, поезд остановился. Пассажиры, пассажирки и пассажирчики, уже прижившиеся на своих местах и полках, принялись усердно подскакивать, суетиться, толкаться, пихаться и неравномерным потоком утекать на жужжащий перрон. Коровушкина кто-то сильно задел чемоданом, и он, проснувшись и вглядевшись хорошенько в глобальное вагонопокидание, понял: "Я проспал!" И тут молодой волшебник испытал всю гамму чувств, которую испытывают обычно люди, попадающие в подобную ситуацию.

 

"Где я? Куда приехал? Что теперь делать? Куда идти? Вот, невезуха-то... ой, да это ж Сладкоград... а мой Соленовбург остался далеко позади, так, вот тут расписание остановок, батюшки, до него семь часов и шестнадцать с половиной минут на поезде, хорошо же я поспал! Денег уже нет (последний килограмм вишни был явно лишний), билетов нет, эх, нужно что-то придумать!" Молодой человек одним из последних покинул гостеприимный вагон и оказался на платформе, где он одиноко озирался по сторонам и теребил завязки на узелке. Вокруг вертелась куча народу, все куда-то спешили, целовались, обнимались, кого-нибудь высматривали в толпе, а его... а его здесь никто не ждал. Коровушкин почувствовал тоскливое состояние души, похожее на голод. О! Только не это! Оплаченные обеды остались в Соленовбурге, а здесь его никто кормить не собирался. Да и жить-то негде, словом, человек без определенного места жительства. На такой поворот событий Дима не рассчитывал, он уже давно представлял себя на казенных харчах в отеле, где все включено, и пусть даже что-то не включается и пару розеток не работает, главное, это горячий душ, горячий кофе и теплый прием местных администраторов. А здесь — ну совсем ничего горячего и даже хоть чуть-чуть теплого.

 

Дима покинул шумный вокзал и оказался на площади. Ранее утро чуть освещало город, дворники еще не вышли на работу, и повсюду валялись кучи мусора — его почти как снег можно было загребать ногами. На редких хилых газонах спали на картонках и без них сородичи и собратья по несчастью или притворству господина Заюшкина, ой, простите, оговорился, те, кто притворством занимаются, они обычно с рабочих мест уезжают на "мерседесах", а раз спят здесь, значит, действительно негде, еще раз извините. Но нашему волшебнику работать не хотелось, и настроение было совсем не подходящее для исполнения чужих желаний, его бы кто желания исполнил. А желаний у него сейчас было много. И самое неугомонное — позавтракать. Дима порылся в карманах, нашел несколько монет и заглянул в первый попавшийся магазинчик. Дверь скрипнула, и Коровушкин оказался возле прилавка. Полки ломились от разного продуктового товара, но в воздухе зависла тишина, и не наблюдалось ни одной живой души.

— Эй, тут кто-нибудь есть? — неуверенно обратился к тишине Дима.

Возле него что-то зашевелилось и это что-то сонным грубым голосом прохрипело:

"Чего тебе?"

— Доброе утро, прошу прощения, что разбудил вас, но мне бы хотелось купить вон тот румяный бублик с маком и молоко "Одуванчиково".

— Который час? — поинтересовалось что-то.

— Начало шестого! — любезно сообщил Дима.

— И откуда ты свалился в такую рань?

— С поезда, тетенька!

— Какая я тебе тетенька! — возмутилось что-то.

— Ой, простите, девушка, — паренек внимательней вгляделся в продавщицу.

— Вечно с поезда вваливаются в такую рань, как будто других мест нет, где бублики продают! — тихо ворчала себе под нос разбуженная ранним покупателем девушка. — Держи свою баранку с молоком, совсем свежая, за ночь не успела обветриться даже.

— Спасибо, очень вкусно, — Дима сразу же откусил половину и запил молоком.

— Да ты парень не хил, откуда приехал? — заинтересовалась девушка, окинув волшебника оценивающим взглядом.

— Ой, прибыл я с мест, где трава зеленая и воздух ароматный, да совсем не туда попал.

— Как это не туда?

— Да так, проспал я в поезде, и теперь не добраться мне до славного города Соленовбурга, а где денег на билет раздобыть и где жить теперь — не знаю.

— Да ты не один такой, таких как ты здесь много, без денег и без жилья, — иронизировала девушка.

— Да?! И что, все проспали? — наивно удивился парнишка, дожевывая остатки бублика и убирая молоко в узелок.

— Ну, может, и не все проспали, но многие всё проспали, и паспорт, и вещи, и квартиру, и профессию свою, и друзей... ну ладно, здесь тоже не так уж и плохо, не хуже, чем в твоем Соленовбурге. Я тебе сейчас напишу кой-какой адресок, где можно денег заработать. Мой брат там начальником отдела, я ему позвоню, он тебя примет. Условия хорошие, платят посуточно — день отработал — сразу получил зарплату. В той конторе текучка, народ требуется все время, тебя возьмут без проблем. У тебя документы-то есть?

— Имеются!

— Ну, вот и хорошо.

— Спасибо, добрая душа!

— На здоровье, — засмущалась девушка, давненько никто не вспоминал о ее душе, даже слеза готова была навернуться.

 

 

9

Великий и распрекрасный

 

Павлик Красавин, наверное, с самого зачатия, рос крайне честолюбивым мальчиком. Ему хотелось быть лучшим во всем и, самое главное, чтобы другие это замечали, непрестанно восхищались, преклонялись и боготворили великого и распрекрасного Павлика Красавина.

 

А уж помечтать завсегда любил. Вот он, красивый и ловкий, как Маугли, вытаскивает из старинного замка, охваченного огнем, белокурую девочку, продираясь сквозь едкий дым и непременно рискуя жизнью. Вручает ребенка изумленным радостным родителям и скрывается под гром аплодисментов и крики "браво". Или вот он — кумир молодежи, космонавт Павлик Красавин, его достопочтенная правая нога первой покидает ракету, на божественном челе появляются улыбки для камер, восторженная галдящая толпа получает автографы, назойливые журналисты — звездное интервью, девушки — воздушные поцелуи... А вот он уже в белом "лямурзине", затем — на банкете в честь единственного человека в мире, побывавшего на Марсе — Павлика Красавина!

 

Его лицо давно поселилось на обложках модных журналов, все девчонки с ума по нему сходят, вешают над подушкой фото и обклеивают сердечками; про него пишут романы, слагают стихи и поэмы, а школьники изучают на литературе "Хроники звездных подвигов Павлика Красавина" а по эпопее "Павлик Красавин" снимают десять фильмов. Или вот он — блистательный капитан корабля, покоряет морскую стихию во время ночного шторма или блаженствует в безмолвном спокойствии штиля. Светит солнышко, птички поют. Прекрасная девушка загадочно улыбается ему. "Иди есть борщ!" Скоро закат, он стоит у штурвала в капитанской фуражке с гордо поднятой головой и рассказывает девушке мечты о своих опасных приключениях и благородных замыслах на будущее. "Иди есть, а то остынет!" И она, она... "Павлик! Опять ворон считаешь?! Иди есть, тебе говорят! Уже все холодное!"

Ее глаза...

— Ой, бабуля, сейчас иду.

— Ну сколько можно тебя звать, все остыло!

— Забей, все о'к.

— Все что?

 

...Н-да... хотелось всего и сразу, а главное, славы, и тогда придумал наш великий и распрекрасный одну хитрую штуку: решил стать актером. Благо внешность позволяла — высокий, стройный, белокурый, нос орлиный, глаза — как небо, губки — бантиком, ни дать ни взять — Давид Микеланджело. В меру накаченный, с детства увлекался занятиями в спорт-зале, а как вы думаете, конечно, ведь не на шутку наш великолепный стремился ко вселенскому восхищению.

 

На актерский он, конечно, поступил — чего отец для родного сына не сделает! Учился через пень колоду — погулять и пошалить-то наш друг тоже не дурак, ведь лучшим — это ж везде!

 

Так что умел наш великолепный в основном мечтать, гулять, играть в футбол, в хоккей и во влюбленного прекрасного принца. Да, актером он все-таки числился отменным — с длинноногими блондинками и прекрасными брюнетками! Он был очень убедителен, и если бы за его игрой понаблюдали господа преподаватели, уж будьте уверены, остались бы довольны.

 

Но вот, институт худо-бедно закончен, а на первые роли не берут. На вторые — тоже. Даже в массовку! Хоть убейте! Не нуждаются в непревзойденном гении Павле Красавине. Не видят. Не понимают. Не признают.

 

Отчаиваться наш великолепный пока не собирался, решил пойти другим путем, и его взяли на роль курьера. О нет, не в большом драматическом, не в кино, а в интернет-магазине "33 полезных полезности". Курьеры им нужны были позарез. Большую часть времени молодой человек шатался себе по городу, разнося полезные товары: отпугиватель штрафов, держатель для комаров, устройство для вылавливания гвоздей из ящика, мультифазный дезинтегратор снега (лопата), универсальный загрязнитель легких — своих и соседа (сигареты), и многое, многое другое.

 

И вот перед нами просторная комната неправильной формы, отовсюду торчат столы, чернеют, белеют и светятся морды мониторов, а шум, дорогие мои, как в улье. Менеджеры усиленно работают. Если очень хочется, можно и уловить в шелесте шуршащих звуков некий смысл. Подобно тому, как переключаешь радиоволны или каналы по телеящику, можно настроиться на тех или иных субъектов. "А, так вы тоже пробовали... а крайнюю левую среднюю вторую справа кнопку нажимали? Не помогает? Ну, в конце-то концов, милейший, достаньте эти ваши гвозди сами. Представляешь, дорогая, он вчера назвал меня заводной электродрелью попробуйте просверлить три отверстия, и тогда замечательно туда кладешь клубничку, сверху взбитые сливки, и получается...м-м-м...очень нежный турбогенератор хорошего настроения у вечерних страусов. Как зачем? Идете вы как-то вечером, а навстречу вам страус в прескверном расположении духа, и он такой красивый, высокий, а глаза какие... обтекаемое черное авто..м-м-м... и прочая белибердистика. И вот, появляется Красавин. Голоса смолкают, восхищенные радужные оболочки следят за каждым движением пальцев, приглаживающих светлые кудри. Сам он заворожено изучает свое блистательное отражение в большом зеркале, улыбаясь и подмигивая.

 

Ну что за человек! Им невозможно не любоваться, уж больно мил и обаятелен. Хоть и лентяй, тщеславный эгоист, и, в некотором роде, подлец, но не по сути, а по незнанию. Просто Павел уверен, что быть таким — нормально. Так что извиняйте, он не со зла. И боги мои, как же он соответствует всей этой псевдодеятельной обстановке, этим галстукам, костюмчикам, офисным мини, полупрозрачным блузкам и шпилькам — на туфлях и тех, что любят вставлять "друзьям". Он немного более элегантен, чем они, красив, уверен, весел и беспечен, для них — верх совершенства. И сотрудники интернет-магазина стремятся быть на него похожими, хоть наш герой всего лишь и курьер.

 

Муми-мама мечтала похудеть и заказала килограмм ветчины. Так и Павлик подался в курьеры, хотя собирался стать актером. Последовательностью природа его не наградила. Но великолепные мечты по-прежнему заполняли его в чем-то пустую, в чем-то гениальную голову. Щегольской походкой пробирается он среди столов, стульев и чьих-то ног, кивая, улыбаясь, обмениваясь шуточками и приветствиями. Присаживается на крутящееся кресло и раскрывает свою большую сумку. Здесь у него трофеи от путешествия в два конца города, из которого он так самодовольно только что вернулся в самый разгар рабочего безделья. Справа на столе уже сложены листы с очередными заказами и адресами. А слева на столе... батюшки, что за безобразие! Там чья-то довольно покоцанная соломенная шляпа!

 

Шляпа эта вырывает Павла Валериановича из грез, он поворачивает царственную голову влево и видит: растрепанные волосы, напоминающие, собственно, солому, нос, щедро усеянный веснушками, один глаз, посмевший сосредоточиться на чем-то ином, нежели его преосвященстве Красавине Павле. Лицо, чувствуя к себе внимание, резко поворачивается, показывая и второй глаз, и все прелести носа картошкой, тут же поспевает и белозубая улыбка.

— Здрасьте вам. Дима, — произносит неказистое, веселое и крайне доброжелательное лицо, протягивая руку.

— Ну, привет. Павел, — насмешливо, пожимая руку. — Новенький что ли?

— Ага.

— А знаете, какая у этого перца фамилия? — голос за кадром. — Коровушкин, — злобное хрустящее хихиканье.

— Надо же, а похож. Му-му, дашь нам молочка? — сами шутят, сами смеются.

В щеку Диме ударяет смятая бумажка.

— Не обращай внимания, мужик, они тут все придурки, — снова включается Павел, разворачивая листок с коровьей мордой в соломенной шляпе.

Дима, лишь мельком обернувшись, окидывает серыми глазами ехидные лица господ-глумителей, преисполненных чувства собственной значимости, по-доброму и с любопытством смотрит на людей из другого, не его, мира, как наблюдают за жизнью, например, насекомых, и, поблагодарив Пашу за поддержку, снова углубляется в изучение витиеватой карты метро.

 

Тем временем его величество принимается рассматривать причудливый "прикид" незадачливого курьера. Джинсы открывают взору загорелые колени, на грубых ботинках занимает лучшие апартаменты трехнедельная грязь, волосы кажутся остриженными далеко не в парикмахерской, и даже не ножницами. "Вот чудак! Кто ж так в наше время одевается? А значки вы эти видели? «Спящего не будить» — вот умора!" Но что-то в этом чудике кажется Павлу очень и очень любопытным.

— Тебе куда сейчас ехать? — спрашивает он снисходительно.

— В Какаово.

— Славно. Мне в Орешково, на две остановки дальше. Пошли.

— Погоди, мне еще нужно последний звонок сделать.

— Валяй.

Коровушкин набрал номер, закинул ногу на ногу и мечтательно взглянул в зеленое окно.

— Здравствуйте, Эдуард Анатольевич.

— Меня зовут Дмитрий. Я курьер интернет-магазина "33 полезных полезности". Вы заказывали удлинитель рекламы для телевизора?

— Отлично. Цена с доставкой три тысячи рублий.

— Да, насадки для радио входят в стоимость.

— Ваш адрес: метро Врубелевская, средний вагон из центра, улица Подинайди, дом 9, корпус 22, подкорпус 2, подподкорпус 8, квартира 178,5?

— Тогда ждите. До свидания.

 

И парочка отправилась восвояси. Фисташковые трехэтажные домики топали мимо, иногда перемежаясь одноэтажными цвета грецкого ореха или хлопка. В воздухе пахло ранней осенью: сухими листьями березы, скошенной травой, яблоками, сливой и немного корицей. И если бы вы только посмотрели на тех двоих! Мешковатые видавшие виды штаны Димы, подпевая покоцанной шляпе (вы спросите — как это Коровушкин в таком виде собирался на симпозиум? Что ж, волшебники — народ особенный, и все они совершенно разные, я знаю парочку, так они, наоборот, даже в булочную ходят не иначе, как в смокинге...) Так вот, о чем бишь я? А, штаны Димы, басом подпевая шляпе, контрастировали с высокими нотами утонченного льняного костюмчика (в мелкую оранжевую полосочку) гражданина Красавина. Последний ростом вышел на голову выше, а лицо его украшали до невозможного правильные черты, особенно на фоне неказистой физиономии нашего волшебника, усыпанной веснушками (знаю, Дим, ты сейчас опять станешь ругаться — но что поделать, если я так вижу? Девушки как-то по-другому тебя воспринимают, им ты нравишься, это я точно не вру, так что не беспокойся).

 

— Ладно-ладно, живи пока.

 

...Протиснувшись в вагон метро, товарищи, уже изрядно разговорившись — Павлик был тот еще болтун — продолжали живо обмениваться идеями вопреки ту-ту-ту, у-у-у, "Будьте шустрее, двери прикрываются, следующая станция Мандаринка". Ш-ш-ш-у-у-у-у-у-у-у-у-у.

— А на самом деле, я хочу стать актером, понимаешь! Чтобы всё... Вот выходишь на сцену... и так волнительно, на тебя смотрит много-много женских глаз, а ты так великолепен, так прекрасен! Чтоб красные ковровые дорожки, цветы и влюбленные взгляды...

Тут Дима не выдержал:

— Только ты никому, на самом деле, я — волшебник. Могу исполнить три твои желания, вот хоть прям щас заказывай.

— Да ну! Я хочу попасть в мир фэнтези хоть на несколько часиков! Ну, знаешь, где эльфы, гномы, волшебники, тролли... Второе: хочу найти взаимную и счастливую любовь на всю жизнь (чтобы девушка мне под стать)! Третье: хочу побывать внутри Луны, — вдруг не растерялся сосед слева, удивляясь, как это так лихо он сумел схватить быка за рога, а точнее, нашего Коровушкина за плечи, и немного даже потрясти из вежливости, мечтательно заглядывая тому в глаза.

— Вы же так и так вместе едете, а мне на следующей выходить, — объяснил он свое нескромное поведение ошарашенному форменным неуважением к собственной августейшей персоне Павлу.

 

 

10

В мире фэнтези

или

в тюрьму не попал никто

 

Гоша блаженно улыбался. Он стоял посреди дивной поляны, залитой ярким солнцем. На стройных деревьях вокруг легонько позвякивали колокольчики, воздух пьянил ароматами диковинных цветов, похожими на запахи клубники, ванили, черной смородины и почему-то свежих огурцов. Всюду порхали бабочки — так близко, что он принялся за ними гоняться, стараясь поймать в ладони, но безуспешно.

— Немедленно прекрати! — нежный, будто из лепестков роз сотканный голос переливался где-то перед Гошей.

— Только посмотрите на него! — вторил ему другой, более глубокий, но не менее прекрасный.

Гоша изумленно застыл с открытым ртом как был (нагнувшись за бабочкой), затем распрямился и давай озираться по сторонам, хлопая глазами, вдруг он заметил большой сиреневый цветок, а в нем — фею! Какая крохотная! С голубенькими др-рож-жащ-щими крылышками! Она сидела на лепестке в коротеньком платьице цвета заката, поджав ноги, а рядом лежали миниатюрные оранжевые туфельки на каблуках, наверное, бедняжка устала. А красивая какая! У Гоши аж дух перехватило, он наклонился, чтобы поближе разглядеть небесное создание, чувство вселенского восхищения переполняло его.

— Ты... ты фея? — робко озвучил он вопрос, ответ на который был бы и ежу понятен.

— С ума сойти, какой он странный, — ответила изумленно фея кому-то рядом, и послышалось колокольчиковое хихиканье, — видимо, ее тоже удивило поведение незнакомца.

Тут Гоша заметил и вторую, на соседнем цветке, только то был юноша-фея — тоже удивительно красивый, изящный, но по сравнению с подружкой несколько более крупный. Сначала его скрывали лепестки, вот почему Гоша в первую очередь обратил внимание на его соседку. А может, и вовсе не поэтому.

— А вы кто? Ну, то есть, я уже вижу, что вы феи, только не знаю, как называть мальчика, когда он — фея, то есть фею, когда она, он — мальчик... — вконец растерялся и запутался смущенный Гоша.

— Я ма...м-м-м...ф-фха-ха, — звенящий смех опять рассыпался над поляной, — какой же я тебе мальчик! Мальчик-фея! Хи-ха-ха! Ты откуда такой взялся?

— Я... я... ой, вы такого города и не знаете, — опешил паренек, — Сладкоград он зовется, извините мою необразованность и, может, странное поведение, здешние люди, верно, вам уже не удивляются, а для меня вы в диковинку! Вы такие красивые, ох!

Феи переглянулись и давай опять хохотать.

 

А Гоша вдруг почувствовал, что ему пора, куда — он не знал, но то, что пришло именно "пора", не сомневался. Будто какая-то неведомая сила толкала его вперед. Помахав феям, он шагнул в сторону рядов деревьев, прошел как бы вглубь леса, но очутился вдруг на широкой дороге, по которой в разные стороны с грохотом бежали толпы гномов, троллей, гоблинов... сразу всех поди-разбери! Попав в один из потоков, он тоже побежал, вертя головой во все шесть сторон и стараясь разглядеть побольше интересных экземпляров. Оп! Споткнулся и чуть не упал, засмотревшись на неземной красоты эльфийскую девушку. Время будто замерло. Она плыла, помахивая светлыми роскошными волосами и шевеля кончиками розовых длинных ушей, очи цвета предгрозового неба сверкали, а на губах играла улыбка Будды. Короткое узкое клубничное платье и длинные сапоги того же цвета очень ей шли, а за спиной болтались колчан со стрелами и лук. Гоша глядел на эльфийку во все глаза, стараясь запечатлеть в памяти совершенные черты на всю жизнь.

 

Вокруг все куда-то стремилось, толкалось, кружилось, и казалось, что деревья тоже движутся в противоположную тебе сторону, воздух метался вихрями, развивая бороды и остроконечные шляпы, перед глазами мелькали чьи-то большие, покрытые растительностью, уши, а перед носом то и дело появлялись мечи в ножнах. Тяжелый топот ног сотрясал воздух, голоса сливались в плавное у-у-у, острое ц-ц и тихое ш-ш-ш.

— А куда все бегут? — попробовал поинтересоваться Гоша у гнома справа.

— А я почем знаю? — ответствовал гном, оценивающе глядя на пришельца.

— Ну, вот вы, например, куда торопитесь? — не унимался почему-то осмелевший Гоша.

— А твое какое дело? — недоумевал озадаченный гном, теребя бороду и начиная даже слегка раздражаться на прицепившегося к нему гостя.

— Просто интересно, дружелюбно улыбнулся Гоша и развел руками (на бегу выглядело глупо).

Гном покрутил пальцем у виска и куда-то юркнул. "И как только с таким пузом можно так шустро двигаться", — подумал Гоша.

 

А затем будто нажали на стоп. Движение прекратилось. На самом деле, оно тихонько продолжалось, но почти незаметно. С трудом Гоше удалось рассмотреть причину затора: гномы и прочая шатия садились в маленькие кабинки, что-то вроде нашей канатной дороги, чтобы проехать на вершину горы. Туда, где облака-лошадки касались неба, солнце пригревало сильнее, и казалось, будто там Рай. Кабинки двигались, покачиваясь, друг за другом, и располагались в два ряда. Но вот что показалось Гоше странным: в левые никто не садился, все почему-то непременно хотели попасть в правые, хоть это только усиливало пробку — очередь двигалась очень медленно.

 

Гномы сопели рядом, гоблины — ворчали, время прилипло, повисло, Гоша, переминаясь с ноги на ногу и периодически почесываясь, изучал затейливые одежды, физиономии, прически и всю какофонию на самом деле выдуманных существ, оказавшихся вдруг такими реальными. Страшно не было. Ай-да волшебник, ай-да молодец! Удружил! Будет потом, что внукам рассказывать!

 

Долго-ли коротко-ли, наконец, и Гоша оказался перед причудливыми кабинками — свободны были и левая, и правая, и он, на свой страх и риск, шагнул налево. С характерным скрипом дверца захлопнулась, и подъем начался. Лес покачиваясь, уходил вниз, дух захватило, открывшаяся вдруг панорама поглотила Гошу! Смешные жители нового мира, все удалялись, превращаясь в копошащиеся точки где-то за синими облаками. Солнце казалось все ближе, радость наполняла душу, открывшийся простор пьянил непередаваемым ощущением полной свободы. Гоша раскинул руки и закричал, что он в небесах. Ветер проникал в открытые окна кабинки, трепал взъерошенные волосы, пахло почему-то мятными леденцами.

 

С ощущением безмятежной легкости ступил Гоша на вершину горы, когда божественный подъем окончился. Тут он заприметил, что чуть поодаль имеется и спуск обратно. "Авось пригодится", — подумал предусмотрительный Гоша.

 

***

А несколько раньше...

Красавин с Коровушкиным не сводили глаз с высокого худого паренька, что стоял рядом. Сказать, что они были шокированы — ничего не сказать. Дима повторял про себя: "Вот черт! Вот черт! Вот черт! Вот..."

 

Паренек блаженно улыбался и принюхивался. Вдруг, словно что-то увидев, принялся порхать по всему вагону, с удивительной ловкостью огибая пассажиров и хлопая ладошами перед их возмущенными носами и не только носами. "Так это ж наш Гоша!" — подумаете вы и будете совершенно правы!

— Немедленно прекрати! — полное лицо "тети Зины", как ее звали на работе, затруднялось выбрать: удивляться ему, пугаться или негодовать, когда шустрый паренек вдруг будто кого-то поймал на полу возле ее ног. ("Неужто мышь" — подумала затем тетя Зина и полностью растерялась).

— Только посмотрите на него! — разводил руками и грозил указательным пальцем (для солидности) сосед тети Зины и (по совместительству) ее супруг, дядя Ваня. Чета сидела в центре вагона прямо под заумственной схемою метро.

Тетя Зина решила-таки именно удивиться, когда Гоша, услышав ее голос, изумленно застыл с открытым ртом как был — пригнувшись за "мышью", а потом весь распрямился и принялся озираться по сторонам и хлопать глазами. Затем произошло вообще неслыханное! Вдруг заметив тетю Зину (неясным остается, как он раньше не углядел женщину столь почтенных размеров), Гоша уставился на нее восхищенными глазищами — прям влюбился! Улыбкой озарилось полное лицо, а на глаза навернулись слезы: на нее никогда и никто так не смотрел! Даже супруг двадцатилетней давности, в ту пору еще женихавшийся. А ей ведь тоже хотелось тепла и восхищения! Хотелось почувствовать, что кто-то и ее может видеть красивой, ведь она-то умела разглядеть красоту в других там, где большинство ее не замечало.

— Ты... ты фея? — робко задал Гоша вопрос, ответ на который был бы и ежу понятен, а также, ежу стало бы ясно, что товарищ-то наш — того, не в себе то есть.

Тут и тетя Зина, которая интеллектом вышла не хуже ежа, а намного даже лучше, заметила легкую отчужденность во взгляде новоиспеченного обожателя и, поняв, что взгляд этот предназначался не ней, опечалилась.

— С ума сойти, какой он странный, — изумленно и с некоторой досадой сообщила она мужу, на что последний ответил глупым каким-то хихиканьем, за что и был замечен Гошей.

— А вы кто? Ну, то есть, я уже вижу, что вы феи, только не знаю, как называть мальчика, когда он — фея, то есть фею, когда она, он — мальчик...

— Я ма...м-м-м...ф-фха-ха, — заржал на весь вагон в меру упитанный и слегка седеющий "мальчик-фея", в народе дядя Ваня, — какой же я тебе мальчик! Мальчик-фея! Хи-ха-ха! Ты откуда такой взялся?

Весь вагон внимательно следил за чудиком, улыбаясь, один только паренек озадаченно мял соломенную шляпу. Да его красавчик-сосед, то и дело поглядывая на проделки Гоши, в то же время прикидывал, как бы так получше сформулировать собственное желание, чтобы не оплошать, или, может и вовсе не связываться, от греха подальше...

 

Дима же пытался разобраться, в чем ошибка. "Так, как он сказал? Хочу попасть в мир фэнтези на несколько часов, верно? Ну и попал бы тогда целиком, какого лешего он здесь открытие зоопарка устраивает? Ох... это ж я все устроил, я в этом зоопарке первый осел... может, он по-другому как-то просил?"

— Я... я... ой, вы такого города и не знаете, — опешил паренек, — Сладкоград он зовется, извините мою необразованность и, может, странное поведение, здешние люди, верно вам уже не удивляются, а для меня вы в диковинку! Вы такие красивые, ох!

Тут уже вагон не выдержал, грянул разношерстным хохотом громогласно, подтянулся с галерки поближе к сцене, а прозевавшие расспросили соседей о происшествии. Впрочем, нашлись и те, кто смотрел на Гошу с сочувствием, а кто-то подумал: "И тебя вылечат..."

 

Тетя Зина с дядей Ваней переглянулись и давай тоже смеяться — так они давно не хохотали...

 

У этой истории быстро выросли ноги, так что она, думаю, и поныне бродит по закоулкам Сладкограда. Да, насмешил паренек! Кто ж Сладкоград-то не знает?! И уже хотели было еще чаво-нибудь выспросить у чудака, но тут двери открылись, и Гошу как ветром сдуло. Выйдя из вагона и миновав арки, он оказался в гуще спешащих любителей Сладкоградского метрополитена и был таков.

 

Что с ним дальше было — мы не знаем, но очевидцы рассказывали, что какой-то паренек встал на эскалаторе не справа, а почему-то слева, загородив проход (к слову сказать, и правильно сделал, а то сил нет на них смотреть, как сначала толпятся в длинной очереди перед эскалатором, а потом оставляют его половину свободной, непонятно, для кого (для бегающих одиночек, кстати, молодцы ребята, и зарядку заодно делают), а не глупили бы, в два раза быстрее оказывались бы наверху). Так вот, дальше, по слухам, будто бы он размахивал руками, кричал что-то про небеса, кукарекал, прыгал на одной ноге, снял с себя рубашку, рубашка упала на голову какой-то рыжей девице со шваброй, та поднялась ее вернуть (не швабру, а рубашку, хотя какая-разница), они долго целовались под крики "Браво!" и скрылись в неизвестном направлении. В тюрьму никого не забрали.

 

 

11

Новая жизнь Павла Красавина

 

Наш начинающий волшебник был немало озадачен этой историей, он не мог понять, как получилось, что мир фэнтези для Гоши оказался прямо в вагоне метрополитена. Почему в тете Зине он увидел прекрасную фею, а в обыкновенных людях разглядел гоблинов и гномов...

 

Специалист по волшебству залез в свой узелок и вытащил оттуда малюсенький справочник волшебника, который разрастался у него в руках по мере поступления запросов. А Коровушкин, напряженно думая, искал тот раздел, где содержалась информация по методам волшебства, чтобы разобраться, что произошло.

 

Павлик стоял рядом и наблюдал за всем этим действом. Красавин знал, что человека во время работы лучше не отвлекать, а то он еще и не такого наделает, но ему уже не терпелось самому получить кусок пирога с желаниями!!!

— Вот! Нашел! — воскликнул Дима. — Оказывается, занесло меня в область "изменения восприятия", — теперь уже он обращался к Павлу, — а как ты думаешь, что он хотел на самом деле?

"Может быть, это ему и надо было..?" — уже в никуда задумчиво пробормотал Дима.

 

Павлик вертелся вокруг Коровушкина, неожиданно оказавшегося волшебником. Он заглядывал тому в глаза, то с одной стороны, то с другой подходил к нему, выжидая удобного момента, чтоб продолжить разговор. Нетерпение Павлика рвалось наружу. Дима оглянулся по сторонам и вспомнил, что он не один, и что рядом его коллега-курьер, с которым нужно куда-то добраться и что-то кому-то доставить... Красавин поймал момент и выпалил:

— Так вот: хочу, чтобы я уже был супер-известным, талантливым, богатым актером с кучей фильмов со мной и множеством предложений для новых съемок! А остальные два желания потом, по ходу пьесы придумаю.

— Хорошо, будь по-твоему, — ответил Коровушкин, подумав: "Эх, вот бы мне так, чтобы уже быть волшебником, положительно повлиявшим на судьбы миллионов людей в мире, если не миллиардов".

— Постойте, никак сам Красавин, "Удивленное солнце"?! — воскликнул дядя Ваня, таращась на Пашу.

— Батюшки, а ведь он! — подтвердила тетя Зина, улыбаясь и вздыхая.

— Ой, оставьте, пожалуйста, автограф, неделю мыться не буду, — подскочила молоденькая брюнетка, тыкая в Пашу перманентным маркером и подставляя загорелое плечо.

— А можно, я вас потрогаю, вы мне так нравитесь, так нравитесь! — приблизилась ее подружка блондинка, и если бы у нас тут шел мультик, ей бы следовало нарисовать в глазах сердечки.

— О, боже! Звезда фильмов: "Карбюратор", "Другие", "Таблица", "Достучаться до тех, кто за облаками", "Если наступит вчера", "Человек до..." — носатый мужичок в красной кепке припоминал их все, восторженно глядя на Красавина.

— "Влюбленный диджей" — подсказывала девица слева, и по ее виду казалось, будто она намерена съесть нашего великого и распрекрасного прямо здесь.

— "Однажды в" — продолжала другая девушка. — О! Хочу фото с вами! — она сделала такие глаза (как у кота в одном мультике), сунула своему обалдевшему парню фотоаппарат, а сама прижалась к довольному Паше (он уже начал входить во вкус).

По вагону шелестел шепот, заглушавший стук колес.

— Там Красавин!

— Сам?

— Сам!

— Где?

— Там!

Вагон и думать забыл про бедного Гошу — какой уж тут чудик с феями, когда сам Красавин, вона, как настоящий!

 

Паша ставил автографы направо и налево, улыбался, а сам попеременно думал следующее: "Вау, как в сказку попал / занафига поехал на метро?! / Нет, как же все-таки прикольно быть знаменитым! / Вот же ж блин, это что, теперь так все время будет?" Он не знал, на какой мысли все же остановиться, но, к ужасу, скорее склонялся ко второй, утешая себя, в прочем, тем, что со временем он привыкнет. Ввиду этого перегон казался очень долгим. Наконец, еле дождавшись остановки, Паша нацепил Димину шляпу на лицо, и они с Коровушкиным выскочили из нехорошего вагона, конечно, а какого же еще — с нормальными вагонами такой чертовщины не случается, и молодые люди растворились в толпе. По крайней мере, попытались.

 

Находясь в шляпе, Красавин привлекал к своей почтенной особе намного меньше внимания, можно даже сказать, что почти и не привлекал. Однако, юркий черный человечек небольшого росточка и в темных очочках, незнамо откуда взявшийся, принялся усердно следить за парочкой. И ведь не как-нибудь, а сообразно законам жанра, а именно, имелась у него при себе и газетка, чтобы, в случае чего, где-нибудь присесть с читающим видом, якобы он не при делах.

 

Под прикрытием шляпы, чувствуя себя снова человеком, Красавин начал было думать, что жизнь-то налаживается, а в это же время Коровушкин внезапно вспомнил, что ему нужно вообще-то в Какаово, а потом на Врубелевскую, искать улицу Подинайди, он же теперь курьер. Паша отдал Диме свои пакеты с товаром, начиркал на клочке бумаги адрес (они договорились, что наш бездомный друг поживет пока в созданной им же актерской квартире), и друзья распрощались. Да, между ребятами начала зарождаться дружба, во как!

 

Позвольте немного рассказать здесь о технических деталях превращения неизвестного Красавина в Красавина известного: жизнь Павлика стала меняться с первого курса института, то есть он делал другие вещи, ему встречались другие люди — его кривая свернула в ином направлении. Другими словами, от рождения его жизнь петляла себе одной линией, а на первом курсе разделилась на две, одна из которых привела Пашу в интернет-магазин, а вторая — на Олимп. Помнил он обе линии, однако, только что появившийся отросток выглядел в его воображении как-то безвкусно. Взлеты и падения на пути к славе не таили в себе никаких эмоций, а лишь представление о них, и казались скорее математическими выкладками, нежели подъемом на вершину Эвереста; какой-то неопределенной смесью чего-то с чем-то, нежели пирожным тирамису после суши с изрядной массой васаби.

 

Вот примерно в таких думах наш "красавчег" выбрался из метро и остановился возле проезжей части, желая поймать машину. Черный человечек аккуратненько упаковался за столб, для пущей правдоподобности развернув и газетку, и принялся ждать вместе с Пашей. Черному требовалось более безлюдное место, например, парадная, чтобы исполнить то, что ему поручили. Вскоре притормозила салатовая в розовый цветочек иномарка, Павлик снял шляпу, решив воспользоваться тем, что вызывало у него такие противоречивые мысли в метро, и заглянул в салон.

— Ой, и правда он! Красавин! Какие люди без охраны! Садись! — безукоризненные черты лица киношной дивы подчеркивались блеском темно-каштановых волос, рассыпавшихся по плечам (как в рекламе шампуня), а синеву больших глаз с длинными пушистыми ресницами (правильно подумали — как в рекламе туши) дополняли бесподобные синие серьги на тон темнее глаз. Золотые кольца разной формы сверкали на длинных пальцах, кожа имела шоколадно-персиковый оттенок, какой появляется лишь на южных курортах, и вообще, вся хозяйка зеленого авто искрилась роскошной далекой жизнью, бьющей ключом в самом центре вселенной. Есть женщины, на которых невозможно не смотреть, даже не столько потому, что все кажется в них прекрасным: от улыбки до кончиков туфель, сколько из-за их бесконечной внутренней силы, уверенности в себе и энергии жизни, что выплескивается через край, озаряя все вокруг волшебным светом, и рядом с ними и сам становишься сильнее, умнее. И хочется жить, и хочется тоже стремиться к звездам. Такую женщину и увидел Паша, с большим трудом узнавая в ней свою одноклассницу Кристи Черри — скромную ранимую девочку с бездонными глазами, в сером платьице с чужого плеча, мечтами, косичкой и потрепанными книжками. Он сел в машину, не сводя глаз с Кристины.

— Узнаешь? — улыбнулась она, набирая скорость.

— С трудом, — все еще не веря глазам своим, отвечал он. Теперь в памяти всплывали картинки из фильмов с ней. Тогда, восхищаясь актрисой, он никогда не связывал ее со школьницей из туманного детства, и только увидев в жизни, вдруг вспомнил ту Кристину. — Ты очень изменилась.

Загорелся красный.

— Да, ты прав, я так хотела, — она взглянула на него прямо, опять улыбаясь, затем будто вспомнила что-то еще и усмехнулась этому чему-то. — А куда мы, кстати, едем?

 

***

— Куда они едут? — спрашивал сам себя черный человечек, успевший таки поймать такси и теперь следя яркими бегающими глазками за розовыми цветочками впереди. Очочки он снял и убрал в дипломат, где, завернутый в алый платок, лежал заряженный револьвер сорок пятого калибра и кое-что еще.

 

***

— Мы едем на Прозрачную набережную, дом одиннадцать, пятый этаж, — серьезно ответил Красавин, не сводя своих глаз цвета пасмурного неба с Черри. Красный сменился зеленым.

— Пятый этаж? — тихий смех, легкая музыка, пляшущие дома, фары за окном. — Сколько же мы не виделись?

— Лет десять. Ты стала совершенно другой, не понимаю, как такое возможно?! Я все еще с трудом верю, что это ты... — Красавин смотрел на знакомые с детства черты и не узнавал. Для него та тихая девочка в обносках всегда была пустым местом. А сейчас он, как и множество других, был задет уверенным обаянием звездной актрисы и внешностью, сводящей с ума. И если раньше, восхищаясь Черри на экране, мог о ней лишь мечтать, находясь далеко внизу, то сейчас он запрыгнул так высоко, что можно почувствовать едва уловимый запах ее грейпфрутовых духов. Он улыбался открывшимся возможностям.

 

Обогнали леопардовый "лено". Красавин взглянул на машину, но ничего не вспомнил. Он только окунулся в новую удивительную жизнь, наполненную чарующими обещаниями, так что такие мелочи, как "лено" леопардовой окраски — единственный в городе, его не занимали. Что ж, по крайней мере, шанс вспомнить у него был.

 

— Просто перестала верить тем, кто этого не стоит. Перестала общаться с теми, чьи цели — опустить тебя ниже плинтуса, открыто или под маской друга. И еще поняла кое-что важное. И тогда комплексы и неуверенность, самокритика эта дурацкая — все отвалилось как шелуха от лука. Пойми, сначала я и была другая, в отличие от большинства в классе. Какие-то свои мечты, взгляды, отношение к людям лучше, меня не занимали ваши двухмерные интересы, я не соглашалась издеваться над Маринкой со всеми, помнишь, что вы придумывали? Не желала прогуливать уроки за чашечкой пива в грязном пятом дворе, кидая бычки мимо урны, что так хорошо выходило у тебя. Я осмелилась не соответствовать этим рамкам, но при этом не имела красивой одежды и способности за себя постоять. Тогда я была наивной девчонкой, которая хотела верить всем людям и вообще не заморачиваться по поводу того, а стоит ли? Так что вскоре зло подшучивать стали уже надо мной. И на месте той Кристи Черри сейчас, я бы знала, что им ответить, чтобы заткнулись. Я бы знала, что мои идеи лучше и выше, что я гораздо способнее их, и меня ждет интересная жизнь и успех, и именно поэтому на меня нападают. Ведь в нашем обществе есть люди, которые до ужаса боятся, что остальные станут умнее и успешнее, и они делают все, чтобы их раскритиковать, высмеять и уничтожить. (Причем этих людей гораздо меньше, чем кажется).

Но тогда я не знала. Вместо того, чтобы послать всех к чертям, пару раз вылить достаточно горячий кофе кому-нибудь в рожу или выкинуть что-нибудь еще, начать одеваться красивее всех и завести роман с парнем, которого тогда любила, — она увидела мысленно его в той исчезнувшей уже ее юности, и чувства вновь обрушились градом, застилая дома и авто. Но тех дней не вернешь, все в прошлом, и он — тоже. Красавин прав: она — другая. Паша подумал... в прочем, не важно. Кристина продолжила, сжимая руль и стараясь следить за дорогой: — Научиться чему-нибудь новому, самой стать законодательницей мнений и выставить тех нескольких человек, которые больше всех злорадствовали, теми, кем они и были — бездарными шутниками-глумителями, слабыми и трусливыми... Вместо этого я соглашалась с критикой, копалась в себе и вскоре начала думать о себе так же, как говорили обо мне другие. В общем, больной казался скорее мертв, чем жив, — улыбнулась она уже весело, без тени грусти или иронии. Красавин смотрел на нее ошарашенно, будто всю жизнь просидел в серой пыльной комнате, восхищаясь минимально одетыми куклами и боясь тени под шкафом, а теперь вдруг распахнули заплесневелое окно, а там — целый мир, полный ярких красок, там пахнет мимозой и незабудки колышутся на ветру, а на другом берегу...

— Вот как. Какой же я был дурак тогда, я стремился быть лучшим, но лучшим в рамках убожества, согласно стандарту общественного мнения. Я ведь тоже над тобой смеялся. В то время это казалось очень забавным. Прости. На самом деле, я не со зла, просто не думал, что тебе больно. Я тогда вообще мало о чем думал.

— Тебя я давно простила, — произнесла Кристина, разглядывая осколки мыслей, что мелькали среди старых домов и спешащих людей, заблудившись в лабиринте прошлого.

Одна из этих мыслей не давала Паше покоя, вдруг появившись из ниоткуда, она летала теперь вокруг, жужжала, обращала на себя внимание, будоражила сознание, расставляя все на свои места и в то же время вызывая целый рой ответных идей, отчего все становилось еще запутаннее. Он смотрел на город за окном и пытался ответить себе на один вопрос.

 

***

Черный человечек свернул газетку в трубочку и давай дубасить муху, что шныряла по салону такси — и откуда только выползла, скотина?! За этим занятием он упустил розовые цветочки из поля зрения, отчего начал нервничать и даже ругать себя разными нехорошими словами. Водитель удивленно косился на клиента правым глазом, навострив уши.

 

***

— Ты так и не сказала, что случилось потом, — вопрос Паши вернул ее к реальности.

— Просто закончилась школа, вы все — и хорошие, и плохие, исчезли из моей жизни, а в новой я оказалась среди других людей. Гораздо более утонченных, с философским взглядом на мир, людей моего круга. Тех, кем я могла восхищаться, с кем не опасно было дружить, с кем не страшно молчать, с кем можно говорить о чем-то гораздо большем, чем кто как одет, у кого с кем шуры-муры, и почему опять поругались Ленусик с Яшей из "Квартирки-3" (а потом ругаться так же, беря с них пример, ведь раз их показывают по телеящику — они, должно быть, крутые). Я попала в мир людей, которые позволили мне поверить в себя. И я очень захотела стать лучшей, добраться до звезд, играть так, как никто прежде, найти себя и создать свою жизнь заново, такой, какой я хочу, чтобы она была. И тогда я поняла, что глупо равняться на середину, и глупо критиковать себя их же словами. Глупо быть глупой, нужно быть собой. И что самое смешное, я и раньше, учась с вами, все могла. Я в любую секунду могла все повернуть на 180 градусов. Просто думала, что это невозможно. Знаешь, как ловят рыбу на одном озере? Оно настолько мелкое, что солнце хорошо освещает дно. Рыбаки держат палки вдоль воды и плывут в лодках. Рыбы видят тени от палок на дне, и, боясь их, движутся в противоположную сторону, к ловушке.

Паша смотрел на нее зачарованно.

— Ты столько знаешь! У тебя такая необычная жизнь! Я вдруг понял, что сам не знаю ничего. И ничего не умею, а то, что имею — не заслужил. Меня, как сухой лист, жизнь носит туда-сюда, от одной к другой, от одних занятий к другим. Да что я говорю, ты же думаешь, что я — успешный актер, верно? "Боже, какая она красивая" — думал он.

— Да, и мне странно от тебя такое слышать, кое-что ты явно знаешь и умеешь, и все заслужил, иначе ты не мог бы так великолепно играть. Я обожаю фильмы с твоим участием! Ты везде разный, и везде — настоящий. Порой, я думаю, как тебе это удается? — казалось, ее синий взгляд проникает куда-то глубоко, и там она вот-вот увидит всю правду.

 

Когда-то давно он мечтал о том, чтобы им восхищались, его ценили, говорили примерно такие слова, как сейчас, даже просто обычные люди. А теперь он на самом деле слышит искренний восторженный отзыв о своем творчестве, и от кого? Удивительно талантливая актриса с блестящим будущим, а не просто намалеванная кукла для обложки глянцевого журнала. Мудрая женщина, понявшая очень многое, что позволило ей достичь определенных высот. Но раньше, мечтая, пусть реальность и была другой, он чувствовал настоящее счастье. А теперь, теперь — нет. Хоть в жизни все и обернулось даже лучше, чем в его фантазии. Но нет здесь даже и намека на счастье, а лишь какая-то пустота и разочарование в себе. Так что же такое счастье?

 

И ведь придется притвориться, что рад, не говорить же ей правду. Не хочется превращаться в ее глазах в обычного человека, не хочется терять ее восхищение и уважение. Ведь кто он на самом-то деле? Простой курьер, хоть и пижон. А ей поклоняется полмира. Да, раньше он и не смотрел на нее, а лишь посмеивался со всеми за компанию и даже в числе первых, чтобы быть лучшим и не стать, как она, белой вороной. Только вот теперь он, по большому счету, никто, а она — Кристина Черри. Как странно, что лишь получив то, чего хотел, он понял, что у него ничего и нет. Но все-таки, почему же нет счастья? Ведь он желал стать успешным актером и стал! В чем же ошибка? И все же, хочется ей все рассказать, может, она поймет... Нет.

— Спасибо на добром слове, мне приятно, да я сам не знаю, как удается. Само как-то выходит, — естественно улыбнулся он, поражаясь тому, как легко он теперь может играть. Завтра съемки, интересно, как оно пройдет? Вернее, уже понятно, что пройдет хорошо, как обычно. Загоревшийся было огонек потух. "А играть, выходит, придется теперь и в жизни. Когда же быть собой?" — подумал он.

— Слушай, меня терзают смутные сомнения... чертовщина какая-то, — сказала она.

— Ты о чем? — напрягся Красавин, не желая расставаться с тайной.

— Мне кажется, за нами следят.

— С чего ты взяла? — расслабился и забеспокоился наш великолепный.

— Глянь назад. Видишь, черная "мойка". Я ее сразу заметила, как ты появился, а теперь она опять едет за нами. Сейчас проверим, сделаем кружок по кварталу.

 

Кристина свернула в тихий переулок, "мойка" — за ней. Теперь уже и таксист догадался, что все это время ехал за салатной иномаркой в цветочек, и давай опять коситься на клиента правым глазом. Черный человечек заерзал и закручинился. "Вот работа собачья! Нет, чтоб сейчас где-нибудь на песочке возле волн, потягивая холодный сок..." А, может, он даже и не такое представил... А вот скажите, что ему еще было делать?! Человека в соломенной шляпе — вынь, да положь! А знаете, сколько разновидностей этих человеков в шляпах водится? А вынуть нужно именно того самого, который всю кашу и заварил, чтоб вернул все в.., а не то его... и самого заодно. И еще какие-то хорошие планы на того, кажись, имеются. Вот работа собачья! А спросите-ка, спросите, почему же он ее тогда не поменяет, раз не лежит душа этим заниматься? А то мне тоже интересно! Смотрю на таких чудиков и удивляюсь. Работа — это ж огромная часть жизни! А жизнь должна быть наполнена счастьем. Только вот что же такое счастье?

 

***

Долговязый мужчина, весь уже на нервах, бродил по асфальту, взад-вперед. Признаться, он заблудился. Хорошо, хоть еще ни одного медведя на улице ему не попалось. "И почему именно нас сюда послали?! — обоснованно возмущался он. — Сидел бы себе в офисе, смотрел на закат, Лиз бы вечером документы занесла на подпись... А тут, в какой-то дыре, говорят все не по-нашему, улицы лихо спутаны, а этот олух тоже ничего сказать не может, куда идти. Тьфу!" Человек со злостью запихал телефон в карман салатных в красную крапинку штанов. Присел на корточки, закрыл лицо руками и начал собираться с мыслями.

 

***

— Слушай, и правда, хвост. Что там в таких случаях в фильмах делали? — вопрошал Красавин, ощущая адреналин в крови.

— Можно попробовать уйти от погони, как думаешь, кто из нас лучше водит? — интересовалась Кристина, чувствуя азарт и желание выиграть. — И, вроде, они не стремятся нас догнать, просто любопытствуют, куда мы едем, я так думаю... хотя, кто знает? Что будет, если мы остановимся?

 

Визг тормозов заглушил последнюю фразу. В неположенном месте на дорогу вышвырнулся человек, его слегка задело, но в целом, отделался легким испугом.

— Что же ты делаешь?! Почему не смотришь, куда идешь?! — негодовала Кристина, выбежав из машины и все еще находясь в шоке от произошедшего. Человек что-то мычал в ответ и глупо таращился, поднимаясь и потирая ушибленную ногу.

— Юс пик инглимани? — поинтересовалась Кристина, увидев у гражданина иностранную физиономию.

— О, яс яс!

И дальше разговор продолжался на инглимани, который девушка знала в совершенстве.

— Я так извиняюсь, что переходил дорогу в неположенном месте, я здесь совершенно запутался, — лицо у человека в салатовых штанах в красную крапинку выглядело каким-то жалким и вместе с тем неприятным, хотя сами черты изъянов не имели.

 

И он бы еще долго продолжал мямлить извинительную речь, но резкий звук трения автомобильной резины об асфальт не позволил договорить. И дальше все случилось очень быстро! Черный человечек, выскочив из такси и, забыв заплатить (не судите его строго, на его месте вы бы тоже обо всем на свете забыли — такой шанс выпал), так вот, выскочив из такси он тут же вскочил на место Кристины, нажал на газ, и был таков. Красавин от неожиданности сначала потерял дар речи, затем нашел, но смог только вымолвить про себя что-то вроде: "Меня украли, ну дела!" А затем принялся бороться с вором, но тот оказался на удивление сильнее, несмотря на свой малый рост, так что трогать его моги не моги, а толку нет.

 

Кристина не растерялась, прыгнула в такси, прихватив, впрочем, и гражданина в ярких штанах, на всякий случай. Таксист вдавил педаль газа в пол, и погоня началась.

— Вот гаденыш! Он мне сразу еще странным показался, так-то с виду вроде хлюпик хлюпиком, но какой-то уж больно себе на уме. И ни копейки не заплатил! Я только вот-вот понял, что мы за вами следили, ох, как нехорошо получилось, вот гаденыш! — сетовал водитель такси.

— Что за день сегодня такой?! — риторически заметила Кристина, ее охватило беспокойство. — Поехали быстрее, пожалуйста! — подгоняла она водителя, не сводя глаз со своей цветочной подруги, петляющей впереди. Осколки мыслей норовили собраться в одну. "Не может быть! Это какой-то бред!"

— Что здесь происходит? Куда вы меня везете?! — возмущался гражданин в салатовых штанах, ошалело оглядывая затылки попутчиков и трепыхаясь по своему сиденью как уж на сковородке, особенно на поворотах. — У меня дела, я человек подневольный, меня в номере ждут, я и так слишком долго болтаюсь, мне шеф шею свернет! Сначала сбивают, потом хватают и похищают самого честного и добропорядочного человека в мире! Я буду жаловаться в посольство!

— Успокойтесь, гражданин честный, я — Кристина, вас как зовут? — она обернулась к субъекту и постаралась улыбнуться вполне дружелюбно.

— Ом... Кальмар Шляйн, — чуть не сдал все явки и пароли тот.

— Очень приятно, Кальмар, — вымолвила она, едва сдерживая смех из внешнеполитических соображений. "Хорошо хоть я еще могу смеяться", — подумала.

Мимо летели куски домов, прохожие, собаки, фары, фонари, провода и брызги от луж. Сердце подпрыгивало вместе с машиной, другие автолюбители крутили пальцем у виска, подкрепляя свое мнение известными аргументами.

— Мне тоже приятно, обаятельно заулыбался во весь тридцать один зуб "Кальмар", — просто он вдруг углядел кое-что интересное прямо за стеклом машины в цветочек, что мелькала не так далеко от Мойки, таксист оказался прекрасным водителем, особенно когда свои, кровные, впереди петляют и пытаются всеми силами от хвоста избавиться. Не плюй в колодец.

— А давайте мы их и впрямь догоним! — предложил "Кальмар".

 

***

— Нас не догонят! — остервенело давя на газ, мчась по встречной, по переулкам, дворам и мостам, твердил про себя черный человечек, соображая также, как бы теперь вытряхнуть всю правду у владельца соломенной шляпы. На всякий случай, револьвер уже лежал в кармане его красной кофты с капюшоном.

 

***

Тем временем, вернее, чуть раньше, настоящий владелец соломенной шляпы спокойненько себе бродил в поисках улицы Подинайди, позвякивая значками на штанах, жуя соленую соломку, радуясь солнышку, птичкам, напевая себе под нос песенку и ощущая внутреннюю гармонию. Вдруг визг тормозов прервал его мысли — далеко впереди человека сбила машина, Коровушкин бросился на помощь, но не успел, пострадавшего запихали на заднее сиденье и срочно увезли. "Наверное, в больницу, — подумал Дима, — вона как помчались, хотя, погодите, запихать-то запихали, да в другую машину, а эта раньше умчалась. Но он, вроде, ничего, даже сам встал, обошлось. Значит, все хорошо. Я зна-а-аю, где-то есть страна-а-а, без мух и о-ос..."

 

***

— Немедленно останови машину! Что тебе нужно?! Псих какой-то!!! — вопил Красавин человечку прямо в ухо, пытаясь все же забрать себе управление, но, как ни досадно, хорошо получалось у него только орать. Человечек отбивался исправно, молчал упорно и действительно производил впечатление психа.

"Как спросить так, чтобы не соврал, как так спросить, как, — думал человек, — и думать нужно было раньше, а я мух ловил, вот дурак! Собачья работа! А, может, ну его? Не-е, гоняться станут и за мной заодно. Вот влип!"

— Слушай, че те надо? — сменил тактику Красавин, — Денег? Пожалуйста. Ну не молчи, красна девица!

— Ладно, я скажу тебе правду, — у незнакомца оказался мягкий приятный голос, и в миг человек представился довольно разумным и приятным существом, даже будто стал выше. — Один волшебник перешел дорогу очень влиятельным и богатым лицам. Уж не знаю, что он там натворил, только за ним теперь гоняется куча народа. Мое имя — Керк. Я знаю пять языков, разные единоборства, прекрасно владею любым видом оружия, мне тоже заказали найти того волшебника, и я нашел пока тебя, ведь известно, что тот ходит в соломенной шляпе. Но меня уже достала эта собачья работа. Я хочу уйти. Меня станут искать. И единственный выход — найти волшебника, чтобы он исполнил мои желания, иначе я никогда не буду в безопасности. Я согласен помочь волшебнику спастись в обмен на желания. Понимаешь, я... я просто хочу быть обычным человеком, иметь семью, детей, жить где-нибудь в деревне на берегу океана... — он чуть ли не плакал, доставая револьвер. — А если я его не найду, мне и жить смысла нет. Скажи — ты и есть тот самый волшебник? — с надеждой уставился на Красавина Керк, крутя оружие в правой руке, а другой едва держа руль. По встречной проносились фуры. Дорога вела загород.

Красавин опять потерял дар речи. Такого исхода он никак не ожидал. "Нужно как-то выхватить пистолет. А если выстрелит случайно? Или Керк свернет влево? Вот же псих! И как этот тип может помочь Диме, если Коровушкин и есть тот самый волшебник? Хотя скорее всего, они же не все в шляпах-то ходят. Или все? Вот черт! А если блефует, тогда нельзя ничего говорить. И думать нужно быстро, ведь если бы я был не при делах, давно бы ответил! Вот черт!" Паша то не сводил глаз с оружия, то с ужасом смотрел на проносящиеся в нескольких сантиметрах машины, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Кристины уже не было видно.

— Вообще-то, я — не я, и шляпа не моя, то есть не волшебник я, а шляпу на улице нашел и надел, просто я известный здесь актер, все глазеют, надоели уже! Я не знаю ничего! — протараторил он.

— Ладно, тогда извините, — вдруг свернул на встречную полосу Керк, Красавин зажмурился, машина, казалось, случайно разминулась с летящими на нее, послышались остервенелые гудки, Керк остановился на обочине и, убирая револьвер обратно в карман (Красавину даже стало немного жаль Керка), собрался выходить, кое-что однако подумав.

— Подождите, а если я вдруг встречу того самого волшебника, ну, мало ли, что в жизни бывает, и если ему действительно нужна будет помощь, как с вами связаться? — не мог не спросить Паша, уж и не знаю, к добру ли. Шок еще не прошел.

— Боюсь, как бы не оказалось поздно. Вот моя карточка, — с трагичным выражением на лице произнес Керк, протягивая серебристую плотную визитку с черными витиеватыми надписями на чужом языке. — А это передайте таксисту с извинениями, добавил он, шелестя крупными купюрами.

— Спасибо, если что, я свяжусь с вами, — медленно проговорил актер.

Дверца за черным человечком захлопнулась, не забыл он и чемоданчик с газеткой в нем и еще кое-чем интересным, а затем уверенно направился на другую сторону улицы, не боясь попасть под колеса. Красавин смотрел вслед.

 

В этот момент мимо пролетела "мойка", затем развернулась и затормозила рядом, оттуда выпорхнула взволнованная Кристина, навстречу ей вышел Паша, они долго обнимались, чувствуя радость по поводу хеппи энда и уже кое-что еще, осколки мыслей прошлого все кружили вокруг них, и каждый не знал, что и думать теперь.

 

Водитель улыбался, вспоминая молодость и смахивая даже слезу, но особенно был рад, когда Паша протянул ему валюту с извинениями.

— Вот какой хороший человек, вот молодец, — принялся нахваливать иностранца таксист.

 

"Ага. Это его женщина, — подумал наш Омар Фармштейн, с заднего сиденья ему тоже кое-что было видно. — Тем лучше, будем знать, чем пугать, иногда этот аргумент весомее инструмента, — решил он, поглаживая револьвер в кармане. — Отто будет счастлив, ах какой я таки молодец! Мне сегодня везет! Да я — герой! Рискуя жизнью, броситься под колеса, ни о чем не подозревая..."

 

Планы Кристины изменились. Она подошла к Мойке, перекинулась парой неизвестных Омару слов с водителем, поинтересовалась, куда нужно Кальмару, все оплатила, и, не успел последний и глазом моргнуть, как его уже везли, "куда ему нужно", а машина в цветочек вместе со шляпой удалялась в противоположном направлении. "Однако, не такой уж я и дурак, номера запомнил", — бодрился Омар.

 

Паша выглядел ошарашенным. На него вдруг свалился Керк и проблемы Коровушкина, его чуть не пристрелили или не раздавили; он только что обнимал Кристину, сердце билось как сумасшедшее, голова шла кругом. Система практически зависла, срочно требовалась перезагрузка.

 

Машина тронулась, и опять понеслись вскачь дома за стеклом; вскоре оказались ближе к центру, деревья и окна смешивались с приглашениями заглянуть в кафе "У Кролика", купить диван, срочно лететь на Гаванары или еще куда, съесть клубничный торт, сесть на диету Зазули, не пропустить то да се. Все вокруг пришло в беспорядочное движение, вторя хаосу в голове актера.

— Что это было? Чего хотел тот человек в черном? Ты точно в порядке? — посыпались еще вопросы на Красавина.

— Ты такая красивая! — вырвалось вдруг у него вместо ответа, вызвав улыбку у обоих. — Я сам ничего не понимаю! Абракадабра какая-то, бр-р, — усилием воли он постарался сосредоточиться на чем-то одном. Не важно, на чем именно, главное, на одном. "Так, я не буду думать о Кристине, о том, что только что было, я возьмусь за этого черного и отвечу на ее вопросы", — решил Паша.

— Его зовут Керк...

 

Он максимально точно описал, что произошло, и как сыщик объяснил свое поведение.

— Ужас какой! — она сдвинула брови у переносицы, проницательно взглянув на Красавина. — Ты знаешь того волшебника? Это его шляпа?

— Да, скорее всего знаю именно того, и он мой друг, — удивился сообразительности Кристины и быстроте развития событий Паша, ведь только несколько часов назад он впервые увидел и злосчастную шляпу, и Коровушкина, будучи всего лишь курьером с пятьюстами рублиями в кармане и ничего не ведая о волшебниках. А теперь он уже известный актер, мчится куда-то с самой Черри! С той самой Кристи Черри, о которой и не вспоминал никогда, а теперь не может выкинуть из головы! Он закрыл глаза, — "Может, сплю? И я сейчас проснусь где-нибудь в шумном вагоне метро, разочарованно оглянусь по сторонам, понимая, что все лишь сон?"

— Так и в чем проблема?! Выкидываем шляпу, покупаем другу новую одежду, вообще можно имидж сменить, и, как говорят, дело в шляпе! — засмеялась Кристина, вернув Пашу в действительность.

— Ведь ты права. А Красавин тут голову чуть не сломал, гениально! — Паше тоже стало очень смешно. — Коровушкин просто больше никогда не носит соломенную шляпу, видимо, они не знают, как он выглядит, раз прицепились даже ко мне. А ты думаешь, стоит верить словам Керка о желании помочь?

— Я бы не верила, вел он себя как псих, а психам верить — глупо. А смотрит он как — нормально, или глазки перебегают то с предмета на предмет, то куда-то вбок, то поверх тебя, то в пол, в таком вот духе? И что твой друг-то натворил?

— Да чтоб я знал! — произнес Красавин, доставая шляпу и выбрасывая в окно. — А как черный смотрит, я внимания не обратил, не до этого было.

— А зря, — вдруг стала серьезной Кристина, — на самом деле, если все так, как говорит Керк, я не о его мотивах, а о ситуации, то твой Коровушкин действительно крупно влип. Нужно срочно его разыскать. Где он?

— Так... у него, кажется, несколько поездок было, плюс я ему свои отдал ("Черт, что я болтаю", — сообразил Паша), телефона у него не водится, Дима вообще весь необычный, он тебе понравится, таких людей сейчас почти нет, нет, с ним не должно ничего случиться, он очень хороший! — опять принялся переживать Павел, озираясь по сторонам.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Кристина. — Ну так где нам его искать? — добивалась она внятного ответа на свой вопрос.

— Сейчас без семи шесть. Он обещал, как все развезет, быть у меня. Где он сейчас — ума не приложу, освободится он, вероятно, часам к восьми... а, может, и раньше.

— Тогда мы едем к тебе, по пути заскочим в сотомагазин, все будет хорошо, — спокойно сказала она, и казалось, что так оно и будет. — Повезло, что я в отпуске.

— А у меня завтра с утра съемки.

 

Перед глазами снова возникла та девочка, какая осталась теперь лишь в его памяти, в сером платьице с чужого плеча, с грустными синими глазами, стоящая одна возле большого окна, бегущая от реальности в такой знакомый ей и такой чужой для него — мир книг, и в близкий обоим — мир грез. Вспомнил, как кидали ее портфель по всему коридору, как обзывали и передразнивали, выливали за шиворот сладкий чай, приклеивали на спину дурацкие записки,.. и за что? "За то, что она была не такой, как мы? Добрее, умнее... теперь я вижу, не только сейчас, а и тогда она была на голову выше любого, но я был слеп, почему я ее тогда не защищал?! Ведь я мог! Проклятая трусость и безразличие. И я даже в этом участвовал. Эгоизм и жестокость. Глупость. Вот подлец! И еще... неужели..."

 

Он был сам себе противен и в эту минуту больше всего на свете хотел изменить прошлое. Склонный к мечтательности, он уже представлял, как бьет паре ребят морды, или как объясняет кому-то, что каждого человека нужно уважать, а Кристи — особенно, она ведь такая...

— Что с тобой? — спросила она.

— Да... просто чувствую себя последним подонком, и с этим уже ничего не поделаешь, — ответил он, смотря на летящие мимо машины и молчащие фонари.

— Ты о прошлом?

Он кивнул.

— Но прошлого уже нет. А живешь ты сегодня, и от тебя зависит твое завтра. Какой смысл жалеть о том, чего нельзя исправить? Мое детство не перепишешь заново, и я сама тогда соглашалась с тем, что происходило. В любом случае, причина во мне. Но, если смотреть относительно тебя — да. Ты мог что-то сделать, но не сделал. Ну да и ладно. Сейчас ты это понял, и, наверное, больше не будешь таким, как прежде. Это же замечательно! — она опять улыбалась, ну что за человек, а?

— Ты права... но все-таки грустно, я самый настоящий кретин, гораздо больше, чем остальные! — он вдруг еще кое-что вспомнил... и смог, наконец, ответить себе на один вопрос, по крайней мере, сомнений осталось меньше. Возможно, так даже хуже.

— Да, вот это точно, ты кретин! Самый настоящий, гораздо больше, чем другие, — продолжала весело улыбаться Кристина, в то же время внимательно следя за дорогой. Казалось, ей все легко, и даже веские причины для печали на нее обычно не действуют, у нее для всего находится решение, и жизнь не кажется ей запутанным переплетением судеб, полным случайностей, черных и белых полос, ссор, слез, одиночества, отсутствия понимания, неуверенности, минутных радостей, что иногда дарит эта мифическая женщина — судьба... Да, раньше, тогда, она думала именно так, плача в подушку от обид, непонимания, одиночества и не нужной ему любви.

Но не сейчас. Не сейчас. Другая точка зрения — другие действия. Другая жизнь. О да, жизнь может быть другой: полной захватывающе интересных событий, неслучайного, а значит и не исчезающего счастья, гармонии, больших возможностей, огромных целей, планов, уверенности в том, что все достижимо, и, конечно, трудностей, что создают игру, которая и зовется жизнью... Только что же такое счастье? К чему все так стремятся, а находят...

 

Они проезжали Шахматную площадь — большую, сплошь выложенную черными и белыми плитками, со множеством деревьев и мудреным фонтаном, наполненным королями, рыцарями, ладьями, конями, пешками... Брызги разлетались, отскакивая от фигур, и задорно блестели на солнце. Эта площадь еще многое увидит.

 

— А расскажи мне, кретину, как ты пришла к успеху? Ты счастлива? Тебе нравится быть известной? — посыпались вопросы на Кристину, ему просто хотелось отвлечься от проблем и мыслей, взглянуть на актерскую жизнь ее глазами, понять, что она чувствует, и почему у него все иначе. Хотелось понять, как она пришла от такого прошлого к такому настоящему, чего, по сути, хотел и он, но у него, как обычно, все вышло как-то криво... Ему хотелось знать, все ли изменилось в ее душе с тех пор, или что-то все же осталось... Ему хотелось смотреть, как она живо общается, то улыбаясь, то становясь задумчивой, то смешливой, слышать, как легко она передает идеи точно подобранными словами и интонациями. Ему нравилось то, о чем она говорила. Никто никогда в его окружении раньше об этом с ним не общался, а, скорее всего, даже и не задумывался.

— Слушай, а мы же на Прозрачную набережную едем, дом одиннадцать, пятый этаж? — вдруг спохватилась она. — А то ты меня заговорил, а я же не знаю, дом там у тебя или что? А на вопросы сейчас отвечу.

— Ага, туда.

— Как я пришла к успеху? — повторила она.

Он смотрел на ее улыбку и восхищался.

— Я по-настоящему поверила в себя и очень захотела к нему прийти. И я точно себе представляла, что для меня успех. А остальное — это уже технические детали. Помню, как сначала у меня долго не шла одна роль, там героиня часто улыбалась и смеялась, и ей все казалось занятным, а я не могла так много улыбаться и хохотать, оставаясь естественной. Тем более, тогда я еще очень тосковала по... не важно, так вот, я много дней часами репетировала перед зеркалом. Забавно, что если начать просто так смеяться, то вскоре находишь и причину для этого, попробуй как-нибудь на досуге. Я наблюдала за людьми и жизнью глазами героини, пыталась думать, как она, быть, как она, и постепенно начало получаться. Невероятное ощущение, когда можешь становиться как бы другим человеком, временно, то есть не только оказываться в его обстоятельствах, но и думать, видеть, мыслить и действовать, как он. Для меня это стало большим открытием, помню, как прыгала по квартире счастливая, когда поняла, что теперь у меня получается эта роль, а значит и с другими тоже дело пойдет проще. И тогда мне стало еще больше нравиться играть. Понимаешь, я это всегда обожала, потому и выбрала, но чувствовала, что должна играть лучше, чего-то мне не хватает. И вот, когда поднялась на новый уровень понимания сути, тогда я по-настоящему оценила это занятие и влюбилась в свою профессию...

 

Она еще много чего рассказывала, много смеялась, и глаза ее светились тем самым счастьем, природу которого так хотел понять Паша. Вспоминала, как один режиссер никак не хотел ее снимать, а она с ума сходила по его фильмам и знала, что обязательно должна в них сыграть, и все приходила, и приходила к нему, убеждая дать ей хоть какую-нибудь роль, дать ей шанс проявить себя. И как она потом радовалась, буквально на седьмом небе была от счастья, когда получила-таки роль в одном колоритном эпизоде... режиссер ее оценил, и следующая была уже главной в его другом фильме, принесшим ей мировую известность.

 

***

Тем временем неизвестный гражданин в белых клетчатых штанах, до разных полезных находок охочий, заметил соломенную шляпу на обочине и хвать ее, родимую, к себе в авоську.

 

***

— По сути, с этого все и началось. Необычные сложные роли, интересные люди и разговоры, путешествия со съемочной группой в загадочные уголки Земли, множество образов, изматывающие но и захватывающие съемки по четырнадцать часов в день, конечно, что-то не получалось, были и ошибки, и слезы, и ссоры с партнерами, операторами, сценаристами и режиссерами из-за разных взглядов на мир и кино, и отстаивание своей точки зрения, и торжество побед, да много-много чего было, так и не описать... а первые поклонники... их восхищение... трогательно до слез. А личная жизнь — вечный поиск того, кто тебе подходит, эти взлеты к небесам, когда думаешь, что нашла, что с ним можно вместе, к звездам, и сразу миллион планов на общее будущее, на вечность, а потом, по мелочам, образ мельчает, приходит разочарование... или разочарование появляется в виде другой. В его постели. Об этом сквозь следующие отношения вспоминать смешно, и радуешься, что все так, что не с ним, но это потом, а сначала... очень больно. А роса по утрам, когда босиком по траве, а шум прибоя... счастлива ли? Всякое бывает, но в целом, очень счастлива. А нравится ли быть известной... иногда — да, иногда нет. Нравится приносить людям радость своим искусством.

 

Красавин слушал, широко раскрыв глаза, он будто только родился и теперь узнавал мир. Попутно вспоминались моменты, люди и разговоры из его настоящей жизни, череда девушек... он никогда не рассматривал отношения с ними как поиск той, которая ему подходит. Просто они ему нравились, во многих он легко влюблялся, не задумываясь, к чему это их заведет, а когда страсть проходила, он так же легко увлекался другими, не переживая, что кому-то больно.

 

Он будто спал все эти годы, жил не свою жизнь, играл навязанную обществом роль, не зная, в сущности, а кто же он сам? Чего он хочет на самом деле? Нужны ли ему эти известность и восхищение, нравится ли ему играть? Он будто все это время ходил по заранее намеченным кем-то другим линиям, не стремясь подпрыгнуть, изменить маршрут, поступить наоборот, нет, он хотел все делать очень хорошо в этих рамках. Но действительно ли он хотел именно этого? Он стал лучшим представителем тех, кто находится посередине, кто уже не, но и еще не, а, скорее всего, и никогда, да им этого и не нужно. Им нужна стабильность, рутинная работа, которую терпишь, потому что так нужно (кому нужно?), и откуда стремишься уйти пораньше, если не видит начальник, а по пятницам чем-нибудь запить, так как без этого расслабиться уже не можешь; телевизор; средненький брак с бытовыми ссорами и обязательными изменами, (сам виноват, сама виновата; а зачем вы тогда выбрали друг друга или почему не сохранили любовь?), стандартные развлечения, отпуск раз в год — отдохнуть от такой жизни...

 

А тут... Кристина, с каплями росы на траве, ссорами из-за точек зрения на мир и кино, с радостью от получения эпизодической роли и от того, что другим людям ее творчество приносит радость. С влюбленностью в свою профессию, вечными поисками того, кто подходит, и бесконечностью еще не озвученных ею идей...

— Такую жизнь и я бы хотел, — прошептал он.

— Зачем тебе чужая жизнь?

— Моя не интересна. Я сейчас это понял.

— Странно. Ты ведь правда здорово играешь, у тебя куча поклонниц, множество актрис вокруг, тебе они не интересны? Гонорары, гениальные режиссеры... ты тоже сам к этому пришел, неужели тебе нечего вспомнить?! И ты ни разу не радовался победам? А это чувство, когда наконец-то получилась сложная роль или эпизод? Когда валишься от усталости, приходя вечером домой, и засыпаешь с мыслью: "О, да! Это был самый лучший день в моей жизни!" Премьеры, мурашки по коже... отзывы... да множество, множество вещей, которые заставляют сердце биться быстрее, восхищаться миром, людьми, искусством, красотой...

— Да, вроде и у меня все это было, — произнес он, припоминая моменты из новой жизни, думая, что он только начал ее, и, быть может, еще все впереди? И сложные роли, и роса на траве? Посмотрим.

Хотя, когда говорил, что жизнь ему не интересна, кривил душой, но не специально. Интерес пришел неожиданно и не в той сфере, на которую рассчитывал.

 

Набережная замерла за окном, Кристина смотрела на Пашу и пыталась понять, что с ним происходит, и что происходит с ней. Еще несколько часов назад все было понятно, а потом, будто ветер ворвался, смешал все рукописи, часть вылетела в окно, исчезла, и теперь даже автору сложно разобраться в хаосе мыслей, времен, вымысла, реальности, важности, желаний и здравого смысла... Подумать только, раньше она бы все отдала за этот взгляд, за откровенный разговор, за те случайные объятья у машины, а сейчас... столько воды утекло, столько пережито и передумано, и она уже совсем другая, и он, хотя, возможно, того Красавина она себе придумала, чтобы перенести все остальное, а, может быть, и нет. Но почему тогда все возвращается? Какой же он на самом деле? Да он и сам, видимо, не знает... а если... одна догадка ее вдруг поразила... не может быть... слишком невероятно... но.

 

***

Тем временем...

— Ты остолоп! Тебя зачем посылали? "Я номера-а запо-омнил", — передразнивал Омара шеф. — Как ты сказал? Кальмар Шляйн? Ха-ха-ха, Это мозгов у тебя как у кальмара! Да я бы на твоем месте уже притащил бы сюда обоих, и дело с концом! Ты знаешь, что соломенные шляпы давно вышли из моды? Их здесь почти никто не носит! А ты все прошляпил, скелет ты щучий! И голова у тебя рыбья! Вот тебе! — в бедного Омара полетел графин с водой, осколки и брызги рассыпались на пол, а там, где стоял Фармштейн, на стене осталось мокрое пятно.

— На моем месте, ты бы вообще не попал под их машину! А я добыл и номера, и слабое место человека в шляпе, каких здесь, как ты верно заметил, единицы! — оправдывался Омар. "Вот работа дурацкая! — думал он. — Эх, сейчас бы в офис, зашла бы Лиз... унесла бы подписанные документы".

— В следующий раз на дело пойдешь со мной, — примирительно сообщил Нарко и включил телевизор, попав на фильм, жаль только, все не по-ихнему говорят.

— Стоп. Знакомое лицо! — оживился Омар.

 

***

— Ой, мы ж забыли заехать в магазин! — вдруг вспомнила Кристина.

— Да ничего страшного, он в соседнем доме!

Вскоре, купив телефон "без прибамбасов" они уже шли на пятый этаж, так как лифт изволил сломаться.

Себе на удивление, открыв дверь с первого раза, Красавин поразился обилию разных интересных вещичек, да и вообще, хоть он и "помнил", как тут все выглядит, но в жизни-то увидеть — это ж совсем другое дело! "Это начинает мне нравиться", — подумал он. Они скинули обувь и первым делом пошли осматривать квартиру, Паша хотел "показать актрисе, как он живет", и сам посмотреть, заодно.

— О, какие интересные шторы, — восхищалась Кристина, разглядывая изображения наскальных рисунков Майя на них.

— Вау, можно спать аж поперек! — воскликнул Красавин и повалился на кровать, забыв сообразить, как это выглядит со стороны.

Кристина о чем-то подумала, усмехнувшись, но ничего не сказала.

Затем он вскочил и принялся усиленно изображать из себя законного владельца четырехкомнатной квартиры в лучшей части города, добавляя каждый раз: "А вот это я купил в..." или "А это мне подарили..."

 

Новая техника, в спальне на полу пальма, белый ноутбук на ковре, множество дисков, на стене гобелен с верблюдами в пустыне, тканевые кофейные обои, потолок с лепниной по углам и по центру, новомодная люстра в стиле минимализм, и все в черно-бело-кофейно-красных тонах. Стильно. В чем-то роскошно. Кое-где живописно набросана одежда. В целом, очень мило.

 

Что делают обычно, когда впервые приходят в гости? Рассматривают фотографии владельца апартаментов. Конечно, Паша с Кристиной решили сделать именно это. Тем более, что Красавин не особенно помнил, что же там за фото (память-то у него на новую жизнь оказалась в этом отношении как у обычных людей, то есть тут помню, тут — не помню).

 

Они расположились на краю кровати, и Кристина открыла первый альбом. Вечеринка после премьеры фильма "Влюбленный диджей" (два года назад) с Красавиным в главной роли (и вечеринка тоже) о-о... лучше было бы это пропустить. Танцы-шманцы, какие-то полуголые девицы, почему-то в основном вокруг Красавина крутящиеся, и он — довольный и не очень трезвый; пьяный вдрызг режиссер Валентин Рубик (Кристина тоже как-то у него снималась, хотя чаще появлялась в зарубежных картинах, ну или столичных, ведь давно уехала из этого города, еще когда в институт поступала). Красавин смотрел и думал: "Епонский городовой..." Кристина разглядывала фото с любопытством, она и сама иногда бывала на таких сборищах, только внешне более шикарных и утонченных, а по сути — примерно то же самое. "Да, я так и думала, что он... — думала она, улыбаясь, — ну почему меня именно к таким тянет?! Может, потому что..." Потом были фото с одной актрисой, тоже не оставлявшие сомнений в характере их знакомства, а потом — с другой, и так далее, все в таком духе, на фоне красивой жизни, дорогих машин, ресторанов, курортов, довольно, впрочем, безвкусно.

 

А замечали, что если о чем-то не думать, этого как бы и нет? То есть, оно, конечно, есть, но если вот просто совершенно не вспоминать, то ведь вроде и нет, верно? Вот Красавин и не вспоминал, хотя уже второй раз случай подкинул ему кое-что любопытное.

 

Паша делился "своими" историями, стараясь рассказывать красочно и естественно, будто бы и впрямь он там был, мед пиво пил. Кристина смеялась — он мог быть очень забавным и красноречивым, если хотел. И делилась своими воспоминаниями. Время летело незаметно, золотая молодежь и думать забыла о волшебнике, которого, они, собственно, и ждали с минуты на минуту. То есть должны были ждать.

 

"Почему я раньше ее не замечал? — размышлял Красавин. — Хотя раньше в ней этого не было... и мне тогда другие девушки нравились, да я и сам тогда был другим, нет, не могли бы мы быть тогда вместе. Или могли, и куда бы мы пришли теперь? Как бы тогда сложилась моя настоящая жизнь, и каким бы стал я с ней? А теперь можем? И куда придем? Да и какая к черту разница, если я этого хочу!" Он сравнивал Кристину с девицами на фото и находил, что она бесконечно лучше, и не только внешне, что вдруг стало для него самым важным. Густые пряди закрывали красивое лицо, и он не знал, что она чувствует, смотря на все это безобразие. А ведь это даже не его безобразие! А если выяснится, что он всего лишь курьер? Как дико все перепуталось! Он закрыл на секунду глаза, пытаясь потушить мысли. Голова опять шла кругом.

 

Кристина медленно встала, взяла с полки другой альбом, потрепанный, с вываливающимися фото, открыла, и сразу на глаза попалась та старая общая карточка, в девятом. Воспоминания нахлынули... он почти тот же, будто и не минуло десять лет. "Что со мной? Я так долго с этим боролась, и выкинула, казалось, навсегда из сердца, из мыслей, обрела свободу, гармонию, все поняла, решила: и пусть, так лучше. И вот, он опять со мной. Безумие какое-то. Он когда-нибудь меня отпустит?!"

 

А он уже не хотел никуда ее отпускать... полетел на пол альбом, школьные фото рассыпались по ковру, вскоре там же оказалось и голубое платье...

 

 

12

Суматоха

 

"Счастье... — думал Паша, разглядывая лепнину на потолке и улыбаясь. — И все-таки, что же такое счастье?"

Кристина знала, что такое счастье, поэтому просто улыбалась давней и уже забытой мечте, обнимая вернувшуюся первую любовь. Вдруг звонок в дверь нарушил тишину.

— О! Это же Дима звонит, а мы про него совсем забыли! — улыбнулся Паша, вскакивая и собирая с ковра одежду, — лови!

— Ой, точно, проводи его в другую комнату, так вот, зачем их четыре...

Натянув джинсы, он подошел к двери, и, не глянув в глазок, открыл. А зря.

 

Энергичным шагом в квартиру влетела одна очень эксцентричная особа в чем-то красном коротком и сразу бросилась на шею Красавину, тут только он сообразил, что это, вроде как, его девушка. И они даже собирались куда-то вечером, вот она и пришла. Блондинка мигом учуяла чужие духи, а немного отойдя, опытным глазом точно оценила общий взъерошено-ошарашенный вид своего бой-френда, так что едва заметные следы помады и белые босоножки в углу оказались даже лишними. Затем, не долго думая и хорошенько размахнувшись, влепила пощечину обидчику, и с воплями "Где она?!" понеслась к закрытым дверям. Паша в ужасе кинулся следом.

 

Кристина только успела одеться, когда услышала шум и крики в коридоре, и все это тут же ввалилось в комнату и набросилось на нее.

— Ах ты ... ! Я покажу тебе, как чужих мужчин уводить! ... ! — продолжала кричать блондинка, размахивая руками и ногами, в то время, как Паша крепко держал ее за талию и при этом нес что-то несусветное, с отчаяньем глядя на уходящую Кристину.

— Я все объясню! Это не я, клянусь! Я эту женщину впервые вижу! У меня с ней ничего не было! Это все Дима! Я хочу быть с тобой! Пожалуйста, верь мне!

Дверь захлопнулась.

Женщина успокоилась. А точнее, принялась истерически хохотать, обращаясь уже к Красавину.

— Ты ... ! Я всегда это знала! Теперь ты это продемонстрировал! Больше ко мне не подходи, ... ! И знаешь, что? Твой друг лучше ... !

— Отлично, я очень рад за вас, — бормотал Красавин, быстро выпроваживая блондинку из квартиры, затем вернулся в комнату, схватил ключи от машины, телефон, деньги, и вылетел следом. Кристины и след простыл.

 

"Идиот! Как можно было забыть о девушке, пусть и как бы чужой! И что он в ней нашел? Истеричка какая-то, и пустышка, да еще с другом спит... наверное, я должен расстраиваться, но мне на них фиолетово. Кристина бы никогда так не сделала. И Дима тоже. Что за жизнь здесь у меня?! Что за люди вокруг? Наверное, такие же, каким был я", — вдруг понял он.

Где Кристину теперь искать?!

И где Коровушкина черти носят?

Паша сел в дорогущую серебристую иномарку, которая была припаркована у его дома, и помчался сам не зная куда. Часы показывали начало десятого.

 

***

А Коровушкина черти действительно где-то носили. Но все по порядку. В половине восьмого Дима явился к последнему клиенту, некоему Пышкину, который заказал держатель для комаров. Маленькое дорогое приспособленьице непонятного назначения. И как наш волшебник голову ни ломал, так и не уловил суть этого полезного изобретения. Пышкин оказался доброжелательным, правда немного со странностями — в своей квартирке-студии он держал: велосипед (одного колеса нет), запчасти от машины "сладкоградич", несколько поломанных стульев, книжку "Как стать космонавтом", потрепанное пальто (явно с чужого плеча), и еще много чего в таком же роде. Поговорили. Попили чаю с плюшками. Еще поговорили. Вышли на балкон, "посмотреть изумительнейший вид" — вот тут-то все и началось. Вместо вида Дима сразу заприметил, что бы вы думали? Соломенную шляпу. Ее зачем-то помыли и повесили на скрепку сушиться. То, что вещь была именно его, Коровушкин не сомневался, так как он хорошо знал СВОЮ шляпу. И наш чудак не постеснялся полюбопытствовать:

— А откуда у вас эта шляпа?

— Как это откуда? Из магазина, — последовал ответ.

— А велосипед без колеса, а запчасти от "сладкоградича" — тоже из магазина, — наседал Дима.

— Да, то есть нет. Их друг подарил, — начинал нервничать Пышкин, переминаясь с ноги на ногу.

— А если я скажу, что это моя шляпа? — не шутил Коровушкин.

— А я скажу, что это моя шляпа! — не отступал и человек в клетчатых штанах, и был прав, ведь он ее честно нашел! Как и все остальное.

— Но это совершенно точно моя вещь! — сверкал глазами Дима, снимая влажную шляпу с веревки.

— Грабят, караул! — причитал Пышкин, схватив находку тоже и не желая расставаться с ней задаром.

— Пусти, ты ее сейчас порвешь! — перешел на "ты" возмущенный волшебник.

— Я ее на дороге нашел! Если бы не я, твоя шляпа бы давно тю-тю, так что давай меняться. Ты мне значок, я тебе ее, — вдруг сдался Пышкин.

Дима просиял. Этих значков у него — полные карманы.

 

Вы спросите, почему Дима сразу не предложил просто исполнить желания в обмен на шляпу, но тут он уже поумнел и не собирался связываться с неадекватными личностями, да и желания за какую-то шляпу — ну, знаете ли!

 

Таким образом, расставшись со значком "Кормить вовремя" и получив назад вещь, недоумевая при этом, как она могла очутиться на дороге, может, с Пашей случилось чего, Коровушкин отправился к Красавину, как и обещал, и около девяти оказался возле его дома. Он как раз уже собирался зайти следом за эффектной блондинкой в красном, как...

 

— Ну разве я не молодец! — хвалился Омар. — Я все нашел, — уж и не спрашивайте, как он сумел вычислить местонахождение машины по ее номерам, — понятия не имею. Но тем не менее, в арендованном черном "сладкоградиче" сидели наши знакомые: Отто Нарко (за рулем) и Омар Фармштейн. Наверное, вам еще интересно, почему они выбрали далеко не самую лучшую машину — угловатую развалюху, а я отвечу, что и мне это интересно. Ну, может, чтобы не выделяться. Дураки. И вот, они только что подъехали к дому одиннадцать по Прозрачной набережной, так как именно там должна была стоять иномарка в цветочек, и их ожидания оправдались, отчего и хвалился Омар. Они уже собирались выходить, соображая, в какую квартиру податься, как увидели нечто необыкновенное: длинноногая девица в красном, виляя бедрами, прошла прямо около их машины, тут Омар подумал: "Эх, был бы я не на работе, я бы... эх..."

— Ты куда смотришь, олух? — оборвал его Отто. — Ты вон куда смотри!

Проследив за пальцем, Фармштейн увидел-таки паренька в соломенной шляпе, бодро шагающего на некотором расстоянии от блондинки, глазеющего по сторонам и что-то даже мычащего себе под нос.

 

Только за девушкой закрылась дверь, как Дима был схвачен и запихан на заднее сиденье черного "сладкоградича". Злодеи немного замешкались, пока лепили скотч на рот и руки-ноги и зачем-то надевали обратно свалившуюся шляпу, и потом, пока заводили машину. Наконец, отъехали благополучно. Но ошибку в выборе автомобиля уже поняли и теперь ругались друг на друга, поминая всех родственников. Коровушкин продолжал мычать и глазеть по сторонам.

 

А в бирюзовой иномарке, немного поодаль, спокойно прикорнул наш друг Керк. Он очень устал во время сегодняшних происшествий, и теперь уютно дрых, накрывшись газеткой. Поэтому все пропустил, вернее, не совсем. Когда дверь хлопнула так, что едва не отвалилась, а из парадной выбежала темноволосая девица в голубом и в слезах (смутно знакомая), Керк приоткрыл один глаз, которым заметил, как она села в ту самую машину в цветочек и умчалась в неизвестном направлении.

 

Вскоре дверью хлопнули и второй раз, чего бедная не выдержала, накренилась, и блондинка в красном пробежала в другую сторону, сломав каблук и в сердцах зашвырнув туфлю в машину Керку! Этого уже не вынес Керк и пошел разбираться, но не успел: девица села в леопардовый "лено" и укатила на все четыре стороны. В этот момент, окончательно сломав дверь, выбежал тот самый человек, но уже без шляпы и даже без рубашки, что обязательно оценил бы Керк, будь он девушкой, и что, впрочем, не ввело в заблуждение сыщика — он эту мордашку хорошо запомнил.

 

Красавин поглазел по сторонам, не заметив знакомого (Керк, не будь дураком, спрятался за скамейку), сел в машину и уехал. Бирюзовая иномарка с Керком последовала за ним на некотором расстоянии.

 

***

"Какая же я дура, — думала Кристина, еле различая дорогу сквозь слезы, — идиотка. — Надеялась, со мной будет другим. Зачем, зачем? Ведь все же было хорошо. Без него. Я заперла его в том темном прошлом, где так мало солнца, где солнцем был он один, но когда началась новая жизнь, и все вокруг залило светом, его солнце померкло, и, спустя годы, смогла сказать ему "прощай", перевернуть страницу и никогда не возвращаться назад. Влюблялась в других, писала новые романы, уходя от него все дальше. А теперь... Зачем остановилась тогда, увидев похожего парня и решив, может он? Зачем опять вошла в ту реку? Вновь пустила его в свою жизнь и мечты, теперь намного ближе. Когда же ты меня отпустишь навсегда?! Ведь тебе важнее твои блондинки, милая ложь, и видела же, видела: что-то ты скрываешь! Но закрыла глаза. Когда же ты отпустишь меня навсегда?! Но я не хочу, чтобы ты меня отпускал. Я люблю тебя".

 

Кристина не хотела и не могла мириться с реальностью. Слезы мешали ей смотреть вперед. Сумерки плавно опускались на город.

 

А если бы не слезы, она бы давно заметила кое-что любопытное.

 

***

Красавин хотел две вещи: найти Кристину и найти Коровушкина. Впервые в его обеих жизнях кто-то стал ему по-настоящему дорог. Впервые его трогали чьи-то чувства. Впервые он беспокоился за друга. Впервые он хотел быть только с одной девушкой, не размениваясь на остальных. Впервые он мог отличать настоящую любовь от видимости, в которую обычно искренне верят даже ее обладатели. Впервые он...

 

***

Керк ехал на почтительном расстоянии за человеком без рубашки, тот же очертя голову гнал в неизвестном никому направлении. А время шло. "Наверное, все же следовало скоммуниздить что-нибудь менее бирюзовое, а то уж больно заметное авто", — размышлял Керк под аккомпанемент полифонии. Наконец он сообразил, что это его телефон надрывается.

— На связи, — важно ответил он.

— Керк?

— Он самый, а кто его спрашивает? — поинтересовался он самый.

— Это Петр, — уверенно заявили на том конце. — Мы с вами сегодня познакомились при странных обстоятельствах.

— А, что-нибудь узнали про волшебника, — оживился Керк.

— Нет. Я, собственно, по другому вопросу звоню... вы же сыщик, мне нужно отыскать одну девушку.

— Какую? — разочарованно процедил сыщик.

— Кристину Черри. Вы ее машину угнали.

— Откуда ты знаешь? — вдруг засуетился Керк, испугавшись, что у него отнимут бирюзовую красавицу.

— Так я ж в машине сидел, — удивился Красавин.

— Ах, эту. Я знаю, как ее найти. А ты мне за малышку информацию про волшебника, — Керк чувствовал, что хоть из Петра волшебник, как из кой-кого балерина, тот супчик явно что-то знает.

— Но я ж ничего не знаю! — взмолился Паша.

— Ну, тогда и я ничего не знаю, — парировал Керк.

— Ладно. Я скажу, где волшебник, но только после того, как увижу Кристину, — согласилась трубка.

— Чудесно. Я перезвоню.

 

Керк припарковался у парка и вскоре добыл адресок, похимичив с номерами цветочной иномарки.

Красавин записал: "Пролетайкова тринадцать" и полетел сами знаете куда.

Керк полетел тоже.

 

Дома прыгали за окном. На город опускалась ночь. Красавин подъехал к номеру тринадцать, но ее машину посередине дороги заметил несколько раньше. Сердце упало. Дверца открыта, ключ в замке зажигания, на сиденье — ее сережка. "Кристина" — позвал он. Тишина. "Что было?" — в ужасе спрашивал Паша, но молчали дома. Он припарковал ее машину возле обочины, закрыл, спрятал ключ в карман, вернулся в свою, замер.

 

А затем поехал куда-то в темноту, в неизвестность. Там его и оставим, в страшной ночи скитаться в обрывках догадок, не зная, что из них правда, и желая, чтобы неправдой было все. Но: брошенная машина, ключ в замке зажигания, синяя сережка на сиденье — упрямые факты не оставляют места надежде, хоть ей и невыносимо грустно исчезать.

 

Только лишь встретил настоящую улыбку среди мишурного блеска силиконовых фраз, среди масок, тряпок и тачек, в том числе собственных... Живые мысли, эмоции среди картонных, квадратных. Только лишь оказался готов к тому, чтобы видеть, только лишь открыл глаза, а там — целый мир, там капли росы на траве, шум прибоя и загадочное, неуловимое счастье. Счастье, которое ищут многие: кто-то в легких деньгах — обратной стороне чужого горя; кто-то — в чужой постели на осколках доверия; кто-то — тратя впустую время и получая лишь разочарование и упущенные возможности; кто-то... и всё ждут, старея, что вот оно появится, но счастье капризно и находит приют лишь в честных сердцах.

 

Только он поверил... и вдруг — снова все пропало. Остались — ключ в замке зажигания. Синяя сережка на сиденье. Цветки на капоте нарисованы розовым.

 

А ведь если подумать... как давно она уже — в его жизни! Та же, что была. Стоило только открыть глаза, чтобы увидеть ее. А теперь — что теперь? Теперь поздно.

 

***

И тут мы переносимся в тот момент, когда негодяи похитили Коровушкина и везли в неизвестном направлении.

 

Омар повернулся к Диме, освободил тому рот от скотча и торжественно произнес (до этого они долго тренировались с Нарко, что именно нужно говорить):

— Мы о тебе все знаем. Можешь не отпираться. А если станешь врать, твоей малышке не поздоровится.

— Куда вы меня везете, дяденьки! Немедленно пустите, я ничего не сделал! — стал требовать от мошенников справедливости Дима, несмотря на то, что обратились к нему на чужом языке.

— Юс пик инглимани, щенок? — Дима понял только первую часть фразы и отчаянно помотал головой.

— Ты! Чучело! Почему не сказал, что он ни бэ ни мэ по-нашему?! — справедливо набросился Отто на Омара.

— Да откуда ж я-то знал! Я видел его через стекло и со спины! Может, это вообще не он! — оправдывался тот.

— Шляпа ты, дурень! Какая разница, он, не он! Шляпа-то при нем! А вот с языком неувязочка вышла. Я тебе это припомню, — ехидничал Нарко. — Кстати, так это ж тот тип у сада с яблоками! Точно он. У гаденыша тогда шляпы не было.

— О, ведь и правда. А про язык мог бы и сам догадаться, — сообразил Омар.

Они еще какое-то время продолжали поругиваться. Дима отвернулся и смотрел на красивую девушку в машине, что ехала следом. Смутно знакомую...

Что-то, хранившееся на задворках памяти, всплывало и слегка волновало. Где-то раньше он уже видел этот красивый овал лица.

 

***

"Хочу быть с ним. Хочу его забыть. Хочу, чтобы его не было. Хочу, чтобы не было ее. Не будет ее — будут другие", — продолжала сходить с ума Кристина, стоя в пробке на мосту Удачливых. Зажглись фонари. Вдруг сквозь слезы до нее дошел чей-то взгляд. И тогда она заметила то, что уже давно маячило рядом в длиннющей пробке. Парень в соломенной шляпе, за стеклом передней машины, и смотрит прямо на нее как-то несчастно. Конечно, как ему еще смотреть — мало того, что руки-ноги скотчем залепили, да еще и шляпу задом наперед надели! И шляпа будто та же. Кристина стала искать вещицу в своем салоне. "Должна быть здесь, мы же забыли выкинуть, куда ж она подевалась? Ах, ведь он волшебник, как-нибудь, значит, забрал" (у нее имелось довольно смутное представление о волшебниках). Кристина достала помаду и листик, написала "Дима?" и поднесла к стеклу. Парень очень удивленно кивнул.

Мурашки побежали по телу.

"И телефона Паши нет", — мелькнула мысль. Обиды как не бывало, по крайней мере, на время. Слезы высохли. Она снова мыслила ясно. Появилась цель: спасти Диму. Записав номера, стала прокручивать варианты. А вариантов как будто не было. "Ехать следом? До пустынного места, где никто не поможет. Выбежать, закричать, позвать других? Которым все параллельно. Или нет? А похитители пока свернут на встречную и скроются. Что же этот Дима сделал? Раз насолил явно преступникам, значит, что-то для остальных очень хорошее. Возможно, настолько, чтобы перевернуть мир".

 

***

Нарко резко повернул руль влево, и "сладкоградич" на полной скорости припустил по встречной. Это Омар, наконец, заметил машину Кристины нос к носу и поведал об этом мистеру Нарко. А зачем же мистерам Нарко свидетели в их мокром деле? Но Кристина тоже свернула на встречную и помчалась следом.

 

Грузовик появился неожиданно и уже летел на них, но в последний момент, чуть не врезавшись друг в друга, цветочная иномарка и "сладкоградич" скрылись от поседевшего водителя грузовика в тощем переулке.

Фонарей почти не было, фары скользили по колдобинам.

— Что же ты делаешь, скотина такая?! — рычал Нарко. — Ты бы еще позже про нее сказал! Эти цветочки уже давно мне глаза мозолят, а ты, значит, не видел! Идиот! Мы чуть в грузовик не влетели! А она опять за нами едет! Нам хвост не нужен!

— Я случайно. Я не знал, — пищал Омар, вжавшись в кресло.

— Он не знал! Да я тебе голову оторву и скажу, что так и было! — продолжал горячиться Отто Нарко. — Уже два раза ты меня подводишь! Нам теперь переводчика искать и от бабы в цветочек отделываться. Ты создаешь мне проблемы!

Омар пытался что-то припомнить. Какая-то мысль комаром летала вокруг, попискивала, но не садилась. Он давай ее ловить... если бы хоть шеф замолчал...

 

В темном переулке зажигались редкие тонкие фонари. Густые деревья чернели, скрывая светящиеся оранжевым окна. Уже пахло осенью, и на асфальте шуршали березовые листья.

 

"...Переводчика искать и от бабы в цветочек отделываться. Ага, поймал! Берем ее в переводчики, а потом с ней разделываемся", — осенило наконец Фармштейна.

— Не сердись, я все исправлю! Она знает инглимани, мы сейчас ее хвать к нам, вона переулок какой пустой, скотч у тебя далеко? — гордо произнес Омар.

— Ха, — оскалился Отто, — вот молодец! Вот можешь же, когда захочешь!

 

***

Кристи продолжала подпрыгивать на колдобинах и размышлять, как спасти Диму.

 

Вдруг машина впереди резко затормозила, Кристина — тоже, но не успела она заметить, что происходит, как ее, впрочем, не забывшую захватить сумочку и рассечь Омару бровь каблуком, уже вытаскивали из машины в четыре руки, зажав рот. И тут же запихивали на сиденье к волшебнику, одновременно заматывая ноги и руки скотчем. Черные дома запрыгали дальше, на город опускалась ночь.

 

Темные переулки кружили. Омар с Отто продолжали ругаться, теперь по поводу того, что заблудились. Вопросы Кристины похитители игнорировали, как и ее персональное обращение к "подлецу Кальмару Шляйну". Диме она рассказала, что знала. Он ей — что знал сам. Они ломали голову, как выбраться из ловушки. А заодно Дима пытался вспомнить, где же раньше видел ее, но спросить стеснялся.

— Так. Мне надоело. Давай прямо здесь все решать. Приготовь инструмент, — приказал Отто.

Они ехали по тихой, темной и длинной улице с одним фонарем-калекой. Ни людей, ни машин, ни собак. Сплошная черная пустота, и виден лишь раздолбанный асфальт.

— Ты будешь переводить, — обратился Нарко к Кристине.

— Ладно, — согласилась она.

— И только попробуйте нам соврать! — пригрозил Омар, направив револьвер на Кристину, глаза у Димы округлились: такого он совершенно не ожидал.

— Мы знаем, что ты волшебник, и ты должен исправить ту кашу, которую заварил, и сделаешь это прямо сейчас, иначе мы вас обоих кокнем, — серьезно произнес Омар.

Кристина перевела.

— Я не знаю, какую кашу я мог заварить, вы меня точно с кем-то путаете! — честно отвечал Дима.

— Я не волшебник и не знаю, о какой каше речь. Овсянка? Гречневая? — переводила Кристина.

— Они что, за дураков нас держат?! — вопрошал у Омара покрывшийся малиновыми пятнами Отто.

— Если ты прямо сейчас все не исправишь, я спущу курок, и ей конец! — Омар не шутил.

Кристина перевела. Дима побледнел.

— Ладно, ладно, да, я волшебник, я все исправлю, только скажите, что конкретно нужно сделать?

Кристина открыла рот, чтобы переводить, но тут кто-то решил вылить ведро помоев прямо в окно, и, залив лобовое стекло, что-то нехорошее и некрасивое потекло себе дальше.

— Ах ты, гаденыш! Все ты виноват! — принялся рычать Отто на Омара, забыв обо всем остальном.

— Как я? Это ж не я! Шеф! — недоумевал тот.

— А кто? Ты всегда во всем виноват, скелет ты щучий! Голова рыбья!

— Ну, я... — не знал, что ответить бедный Фармштейн. — "Эх, сейчас бы в офис, зашла бы Лиз..." — попробовал он сбежать от реальности в мир мыслей и вдруг, как завопит!

— Мне надоела эта работа! Ухожу! Пошло оно все к черту! — останови машину, я ухожу!

— Во псих! Да кто ж тебя пустит, — засмеялся Нарко.

— Нет. Псих — у нас ты, — прошептал Омар, приставляя револьвер к виску Отто.

— Эй, дорогой, зачем ты так, эй, потише, успокойся. Мы повысим тебе зарплату, вдвое, будешь вообще в шоколаде, — залепетал Нарко.

— Сейчас ты останавливаешься и по-хорошему выходишь из машины, считаю до трех, — не оставил сомнений в своих намерениях Омар. — Раз...

 

Визг тормозов оглушил черную улицу. Из машины что-то выпало. Омар сел за руль, и черный "сладкоградич" покатил дальше.

 

"Преступники самоликвидируются, — улыбнулась Кристина, — ну да, Дима же волшебник!"

Волшебник радостно недоумевал, как все так быстро переменилось.

— А теперь переведи кое-что для меня, пожалуйста, — вдруг стал вежливым Омар, обращаясь к Кристине.

— Валяй, — ответила та.

— А ты ведь, правда, волшебник, а? Давай ты будешь волшебником! Я же больше не жилец. Меня найдут. Они такого не прощают, пожалуйста, пожалуйста, исполни мои желания, — у Омара случилась форменная истерика, даже со слезами, и руки задрожали так, что машина петляла то вправо, то влево. — Меня теперь прибьют, — пожалуйста, пожалуйста, а, давай ты окажешься волшебником...

— Прекратить истерику! Давай он будет волшебником! Говори лучше толком, че те надо и имей в виду, он только три желания может исполнить, — перебила причитания "Кальмара" Кристина.

— Что, правда? Я спасен! Я буду хорошим, я мухи не обижу, честно-честно, да я...

— Хорошо, хорошо! Давай желания уже говори!

— Желания: хочу, чтобы я никогда в жизни не работал в компании Аугустино Винсенте. Хочу счастливо жить в горах. И чтобы Лиз со мной.

Кристина перевела.

— Эт можно, — промолвил Дима.

 

Омар остановил машину. Освободил всех от скотча, пересел на пассажирское сиденье и попросил срочно везти его в аэропорт. Ему нужно было спешить на самолет, домой, в горы. К Лиз.

 

С Омаром получилось по-другому, чем с Красавиным. Вот спросите — почему? Да кто ж этого Коровушкина разберет! Так что помнил теперь Омарчик только свою новую жизнь, которая пошла по иному пути после выбора другого института. И гражданин Фармштейн очень удивлялся тому обстоятельству, что вез куда-то замотанных липкой лентой людей, что у него на лице кровь (бровь рассечена каблуком Кристины), и он бы еще больше поразился, найдя в кармане своих салатных штанов в красную крапинку настоящий револьвер (который предусмотрительная Кристина незаметно вытащила). Так что узнать у Фармштейна о том, какую все-таки кашу заварил Дима, не представлялось возможным. Фармштейн никогда не слышал о компании Аугустино Винсенте. Как и компания о нем.

 

Ночной самолет взлетал, мерцая огнями, Кристина сидела за рулем чужой машины, закрыв глаза, чувствуя дикую усталость, радуясь, что кошмар окончен, удивляясь существованию настоящего волшебника на соседнем сиденье и стараясь не вспоминать того, что случилось у Паши. Когда опасность, заставлявшая ее собраться и действовать, миновала, Кристина опять начала погружаться в проблему, для которой у нее, как ей казалось, не находилось решения. Хотелось ни о чем не думать, ничего не делать, просто спать. Она открыла глаза и вышла из машины. Точки далеких звезд рассыпались в пустоте неба, образовывая причудливые фигуры. Млечный путь мягко освещал спящие дома и деревья. Только в здании аэропорта кипела жизнь. Тишина разлилась вокруг, обволакивая, свежий ветер трепал волосы и платье, но расслабиться не получалось. Тревожные мысли не давали покоя. Она вернулась в автомобиль.

— Дим, исполни и мое желание, — попросила она волшебника.

— Конечно, я тебя слушаю, — пробормотал тот спросонья.

— Сделай так, чтобы у Паши не было той белобрысой, пожалуйста.

— Бр-р, — хлопая себя по щекам пытался окончательно проснуться Коровушкин, — какой белобрысой?

— Ну, той, что пришла вчера вместо тебя к нему, когда мы были вместе, и кричала, что она мне покажет, как уводить чужих мужчин. И я тогда убежала от него. А я не хочу, чтобы все это было правдой, я хочу, чтобы у него была только я.

— Так. Это такая швабра в красном? — начал соображать Дима.

— Ну да, — улыбнулась Кристина.

— Так, допустим, они не знакомы или хотя бы не пара. Значит, она к нему не приходит. Значит, ты остаешься с ним. Тогда похитители меня везут, а ты за нами не едешь. Мы не сворачиваем от тебя в переулки, не попадаем на ту улицу с ведром, шеф не набрасывается на пустом месте на Омара, тот не психует, меня доставляют в место назначения... не, девицу в красном убирать не годится, — констатировал Дима, — давай другие варианты.

Кристина задумалась. "А если все, что было — правильно? Ну, или хотя бы теперь, когда уже ничего не исправишь, а лишь можешь быть умнее в будущем, стоит найти в плохом хорошее? Не случись одного, не произошло бы чего-то другого. И все связано одной сложной цепочкой. Меняешь звенья, и узор получается иным? Другая жизнь, другие встречи, другие обстоятельства. И что, так каждый день? Каждый шаг приводит к последствиям. А если бы между нами ничего не было, и Паша бы в другом виде открыл ей дверь и смог бы по-тихому спровадить, я бы ничего не знала, и он продолжал бы водить меня за нос, играя с обеими?

А если бы я не остановилась тогда подвезти Пашу, так и не знала бы, что все еще люблю его. Как бы это продолжало влиять на мою жизнь? У меня и так все парни на него чем-то похожи, внешне и внутренне, будто пытаюсь осуществить с другими мечту о нем. Далеко же я убежала! А что, если путь из чего-то лежит через?

А еще, ведь за Димой бы все равно гонялись. И чем бы, не убеги я от Паши, это кончилось? Или в любом случае хорошо, ведь жизнь Димы зависит от него самого. Не будь швабры в красном, — она улыбнулась, — был бы Дима сейчас в беде, или обстоятельства, сложившись по-другому, пусть и без ведра, все же привели бы Омара к правильному решению? Или что бы произошло с нами, не вылей та женщина помои? Кстати, их остатки до сих пор на стекле, нужно срочно на мойку, — решила Кристина. — Почему происходят некоторые случайности? Потому, что мы их притягиваем своими мыслями, действиями? Или сами по себе?"

— Тогда я пока не знаю, чего хочу, — наконец, сказала Кристина, решив не растрачивать желания на глупости. А выбрать что-нибудь стоящее в таком состоянии не получалось. "Я не буду думать об этом сегодня, вернусь к желаниям, когда мне снова станет хорошо", — решила она. На душе скребли кошки.

— Ладно. Слушай, я вот все смотрю на тебя и не могу припомнить, где тебя видел. Уж очень лицо твое знакомо. Мы раньше нигде не могли встретиться случайно? — решился-таки на вопрос Дима.

Кристина очаровательно улыбнулась.

— Нет, раньше я с волшебниками не встречалась, но мое лицо растиражировано желтой прессой до неприличия, и, как это ни печально, любой, купив дешевую газетку, может оторвать страничку с фотографией Кристины Черри и завернуть туда недоеденный бутерброд.

— А! Так ты та самая Кристина Черри?! Вспомнил! Меня чуть не прихлопнул один гражданин журнальчиком с твоей фотографией! Все же случайности не случайны, и красота спасет мир, как сегодня спасла меня! — обрадовался Дима.

— Какое применение только ни находят люди для прессы, но, что делать, издержки профессии! — улыбнулась девушка, ее настроение начало улучшаться — как-никак сегодня произошло чудо — невероятная встреча с прошлым, а потом она, Кристина, сыграла не просто интересную роль, а роль важную — по спасению волшебника и просто хорошего человека.

 

***

А что же наш дорогой Отто? А вы, небось, думали, что его "того"? Не-е-ет.

...Отто сидел на асфальте и ничего не понимал. Как он сюда попал? Кажется, вывалился из машины, ах, точно, он уже поймал человека в шляпе, вез их вместе с девицей, но потом напарник приставил револьвер к его виску и велел убираться. Вот Отто и убрался. Как же только звали этого гаденыша? Отто не знал. Именно не знал! И как тот выглядит — тоже понятия не имел. "Чертовщина какая-то. Может, завязать уже с нарколином", — подумал он, доставая из кармана горсть и запивая минералкой. Тяжело поднявшись, мистер Нарко побрел на все четыре стороны одновременно.

 

***

Помытый "сладкоградич" сверкал в ночных фонарях, как чистый кран, Кристина спешила к своей машине, потом домой, забыться сном, хорошо хоть никуда не нужно, отпуск. То есть нет, еще нужно бездомного Диму подбросить к Красавину, не к ночи будь помянут, так как у него жилищный вопрос в этом городе решен явно лучше. Она знала район, где петляла улица Пролетайкова, поэтому свою цветочную подругу отыскала без труда. Поцеловала закрытую дверь, пару раз обошла кругом и умчалась дальше, озадаченная. "Хорошо, хоть сразу не угнали", — думала она, пока Дима усердно и обреченно портил любимую шляпу маникюрными ножницами и складывал остатки в черный непрозрачный пакет по наказу Кристины.

 

На Прозрачной набережной простились, причем теперь технический прогресс дошел-таки и до Коровушкина, которому был вручен простенький телефон, объяснено, как звонить Кристине, да и вообще, как там и что. Дима улыбался и благодарил. Она посмотрела, как парень без соломенной шляпы и, вроде, без приключений скрылся за сломанной дверью парадной, и уехала к себе, наконец. Какой длинный день. Рассвет еще не начался.

 

***

А через несколько часов...

...Первые лучи показались на востоке, залив Прозрачную набережную нежным светом. Измученный Красавин отчаялся найти Кристину и, так и не вспомнив не только о том, что у него еще остались два желания, но и о существовании волшебника в принципе, припарковал машину и поплелся домой. И лифт, как назло, все еще не работает. Если бы Паша мог замечать окружающие его неважные предметы, он бы удивился сломанной двери парадной, недоумевая, кто же так с ней пошутил. Но добравшись до пятого этажа, он обнаружил нечто гораздо интереснее! На коврике возле его квартиры прикорнул наш волшебник.

— Ой, прости, друг, — тронул Паша за плечо Коровушкина, — ты ж меня с вечера ждешь, а тут столько всего случилось!

— Ничего страшного, я не очень давно приехал, — ответил Дима, проснувшись, отряхнувшись, прошмыгнув в квартиру и разглядывая картины с изображениями слонов и жирафов. "Какие у него теперь хоромы, однако!" — подумал он.

— Ну, тогда ладно, — не стал задумываться Красавин о причинах приезда Коровушкина среди ночи, — у меня есть еще желание: хочу, чтобы с Кристиной все было хорошо!

— Так с ней же и так все будто нормально, домой поехала. Грустная она, правда, из-за этой твоей швабры в красном, — поведал Дима.

— Когда? Когда ты ее видел? — накинулся Паша.

— Кристину — ночью, может, часа в четыре, а швабру...

— Да бог с ней, со шваброй, — перебил взволнованный Красавин, — расскажи мне толком, что было-то! А то я нашел ее машину открытой на Пролетайкова и с тех пор с ума схожу!

— А, вот оно что, дело, значит, было так...

И Дима красочно и в лицах все описал.

— Вот черт! Это ж все из-за меня! Ну зачем я выкинул злосчастную шляпу прямо на дорогу?! Что за дурацкая привычка все кидать где попало?! — набросился Красавин сам на себя, вместе с тем радуясь, что с девушкой все хорошо.

"О, теперь понятно, как шляпа попала к Пышкину", — сообразил Дима, положив очередной кусочек мозаики в картинку произошедшего.

 

Друзья еще немного поболтали и разошлись по комнатам. Паша ломал голову, что сказать Кристине о швабре, не раскрывая правды о Красавине-актере, то есть курьере, и как спрятать Коровушкина, чтобы его не нашли враги. В итоге голова оказалась сломана, хотя решение лежало на поверхности, но мы же легких путей не ищем.

 

 

13

У них что, один красавчик на всю деревню?!

 

Утром Коровушкин, с сожалением расставшись от греха подальше с рваными джинсами во значках и рубашкой в клетку, облачился в красавинские наряды, подвернул рукава и штаны и тихонько отправился в интернет-магазин сдавать деньги и увольняться. А затем велено ему было явиться в торговые ряды за новой одеждой, на которую, а также на карманные расходы, ему по-дружески и в благодарность за новую жизнь выдали хорошенькую сумму. Велено также было "не высовываться", смысла коего выражения Дима, впрочем, не знал, но спросить постеснялся. "Наверное, не нужно высовываться из окошка, когда едешь в автобусе", — решил он.

 

***

А немного раньше, Красавин, еле проснувшись по будильнику, принялся по-хозяйски хлопотать и кормить гостя, чем нашлось, а нашлись блины с красной икрой, а также заморской и баклажанной, почему-то рябчик в кляре и картошечка с грибочками в соусе дэли, — все это Коровушкин уплетал за обе щеки, думая: "А хорошая у меня профессия, однако", и с интересом разглядывал кухню в стиле Ренессанс. Затем Красавин, снабдив друга ценными указаниями и распрощавшись с ним до вечера, поехал на съемки. У него уже имелся телефон Кристины, но звонить он ей не спешил, ведь так и не придумал, что сказать в свое оправдание, а миссию сообщить о ключах от машины возложил на друга. К слову сказать, Керк как в воду канул, хотя должен бы думать, что вправе рассчитывать на информацию о волшебнике. "А жаль, — размышлял Паша. — А то можно бы ему соврать, и что Кристину вчера нашел, спасибо, и что знакомый волшебник некто Соловьев улетел пару дней назад на Лоа, подарив перед этим на память свою шляпу".

 

***

Съемки модного подросткового сериала проходили за городом, на берегу Дивного озера. Повторяя по солнечной дороге среди елей роль, Красавин вспомнил, что партнерша у него сегодня та самая швабра Лена, и опечалился. "Почему все так? Так глупо! — думал он. Подъезжая к месту парковки мимо ряда иномарок, он с удивлением обнаружил среди них черную развалюху отечественного производства, названную в честь славного города Сладкограда. "Вот чудики, кто это на такой догадался приехать?! Ах, да, здесь же еще и обычных людей полно, тогда понятно", — улыбнулся он. На пляже царило оживление, случайные отдыхающие рады были играть роль массовки и прихорашивались. Девушки рисовали на лицах губы и ресницы, некоторые мужички втягивали пивные животики и усердно сосредотачивали в глазах мысль. Актеры в купальных костюмах кучковались отдельно, громко хохотали, кем-то восхищались, кого-то расспрашивали об иностранных режиссерах и вообще радовались жизни, ожидая запаздывающего главного героя. Вокруг суетились операторы с камерами, то и дело к кому-нибудь подбегали гримеры что-то дорисовать на лице поестественнее, словом, работали люди.

 

Наш великий и распрекрасный эффектной размашистой походкой направился к группе избранных. Что ни говори, а держался он отлично, и обаяния Красавину не занимать. Внешность удачная, прямо мальчик-красавчик, очень занятный экземпляр.

 

Вчерашние воспоминания ударили в голову, затопили сердце, увидел ее.

 

***

И пару слов о том, что случилось накануне.

— Я не буду с этим ... играть! Вычеркивайте меня! — закатила истерику блондинка Лена режиссеру с утра пораньше, для убедительности разорвав контракт и бросив тому в лицо. А затем, тряхнув накладными волосами, выбежала вон, хлопнув многострадальной дверью и сломав искусственный ноготь с сердечком, часть и поныне там лежит.

 

Режиссер, он же Валентин Рубик, принялся названивать знакомым миловидным актрисам, умаляя заменить истеричку Леночку: "План горит, серии нужно выпускать, публика ждет, деньги вложены, работа не должна простаивать, ну, войди в положение!" — убеждал он. А у тех у самих все расписано, другие роли, другие режиссеры. Но одна все же оказалась полезной — слышала, что ее знакомая Черри как раз только приехала в отпуск. "Вот пусть и поработает, даже и телефончик где-то завалялся, сейчас посмотрю". — Ай, спасибо, дорогая, — не верил своему счастью Рубик. "Если сама Черри снимется в моем сериале, хоть несколько серий, сколько успеем, это ж ого-го!" Но счастье еще должно было согласиться, на что он очень надеялся.

 

Около девяти утра Кристину, мечтающую проспать как минимум полдня, разбудил звонок.

— Нет, я не снимаюсь в сериалах, — услышала ответ на предложение трубка. Но трубка, не будь дурой, оказалась очень красноречивой и настойчивой, ну вроде как иначе случится конец света, а Кристина, будучи доброй, и действительно понимая положение, согласилась. "Заодно развеюсь, роль очень даже романтичная, актер, как обещали, красавчик, хоть Красавина, может, забуду, — подумала. — Да, нужно утопить печаль в работе. Только вот на чем я поеду на съемки? Неужели опять на этом чуде отечественного автопрома, что мне вчера в наследство досталось от тех бандитов? Ужас: там тормоза тормозят сами по себе, а при нажатии на педаль газа двигатель захлебывается, и все это железо встает как вкопанное. Пока доедешь на такой машине, все проблемы личной жизни точно уйдут на второй план, только и думаешь, как бы добраться живым и здоровым".

 

Рубик вытер оранжевым платком пот со лба и вздохнул облегченно. "Все-таки нет худа без добра: Черри — не истеричка-Леночка", — решил он и радостно заскакал по кабинету как молодой олень.

 

***

Теперь вернемся к нашим баранам.

И вот, режиссер не обманул, актер действительно оказался красавчиком. У них что, он один красавчик на всю деревню?! Стоит теперь перед ней почти без одежды и смотрит диким взглядом со взрывной смесью восхищения, радости, уважения, сожаления, вины и еще непонятно-чего. Такой милый! Она опускает глаза, спрятав за пушистыми ресницами любовь, боль, ревность, разочарование, обиду и что-то еще. Немая сцена у реки нарушается окриком:

— По местам. Камера, мотор! Дубль первый!

 

***

Врач Эдуард Дивин (Красавин) с женой (его бывшей пациенткой) Ниной — люди из высшего общества. Они отдыхают на пляже с друзьями. Неподалеку находится дача Дивиных. Компания мило болтает, обсуждая светские новости, сплетни и, впрочем, даже что-то умное. На пляже, где все уже друг друга знают, вдруг появляется новое лицо — начинающая и очень молодая актриса Ника-Валерия (Черри). Она, как все юные девушки, довольно мечтательна. Издалека наблюдает за разными компаниями, собравшимися у воды, разглядывает красивых загорелых мужчин и женщин, мечтает о будущей интересной жизни и успехе, радуется восхищенным взглядам в ее сторону. Выйдя из воды, долго бродит по берегу, брызги разлетаются, она любуется бликами на солнечной дорожке, шелестом листвы, бесконечностью прекрасной жизни впереди, птицами в вышине. Ника собирается уже снова лечь загорать, как к ней подходит высокий симпатичный блондин со смешливым лицом, знакомится и предлагает присоединиться к их компании. Она с радостью соглашается.

 

И вот, Ника-Валерия уже сидит рядом с Ниной, ее мужем (просто Дик), с тем высоким блондином Андреем, другими девушками и молодыми людьми, и они все с ней общаются. Красивые, интересные, старше нее и, несомненно, такие важные. Она поражает их, привыкших к искусственности, лицемерию и манерам, своей непосредственной восторженностью и просторечными словечками. Ей нравится Андрей. Но и Дик тоже начинает нравиться, и она не может определить, кто же из двоих больше ее интересует. Дик предлагает пойти купаться. Никто не хочет — недавно из воды вернулись, только Ника-Валерия — с радостью. Они идут, мило болтая о чепухе, о том, что видят вокруг, о ее карьере и внешности. Девушка польщено улыбается. Брызгаются у воды, он затаскивает ее в воду и целует, целует...

— Стоп! Красавин! Вы что, паразиты, делаете?! — вмешивается режиссер. — Экспромтом, это ж не значит вовсе без головы! У Дика жена на пляже! Назад, заходите снова в воду. Дубль два.

 

...Солнце заметно сдвигается вправо.

— Стоп. Снято. Перерыв полчаса, — окатывает пляж голос Валентина Рубика.

 

Красавин уверенно тащит за руку Кристину подальше от "жены на пляже", за кусты и деревья.

— Нам нужно поговорить. Пожалуйста, выслушай меня! — просит он. — Я пережил самую ужасную ночь в моей жизни, когда думал, что с тобой что-то случилось! Да, раньше я тебя не замечал, но за те несколько часов, пока мы были вместе, я многое увидел и понял, будто проснулся, и я уже не тот, что был позавчера. Та блондинка давно мне надоела, и я собирался с ней расстаться еще до встречи с тобой. Просто не успел, понимаешь! У нас все так быстро случилось! Встретив тебя, я обо всем на свете забыл! Я хочу быть с тобой, мне никто кроме тебя не нужен, Кристина! Ведь ты тоже этого хочешь! Да, следовало тебе о девушке сообщить, но скажи — когда?! Я не думал тогда о ней совершенно, пойми!

— А когда тебе подвернется кто-то еще, красивее и моложе, ты так же обо мне забудешь? — спрашивала Кристина, пряча улыбку, ей очень хотелось ему верить, и он ведь всего лишь чуть-чуть выдумывал.

— Нет, я хочу быть с тобой, солнышко, ну прости меня, я дурак! — отвечал он, опять целуя... а в этот момент все доводы рассудка застывали где-то по дороге к мыслям. Она тоже хотела быть с ним. Всегда хотела...

 

— Красавин, Кристина! Куда вы запропастились? Конец перерыва! — голос Рубика доносится сквозь кусты, требуя вернуться к "жене на пляже".

 

Вторая половина дня проходит в веселом блаженстве, много хохочут, играют отчасти самих себя, Дик встречается где-то с Никой-Валерией наедине, режиссер в восторге: "Так естественно, так чувственно, молодцы, ребята!" В общем, жизнь налаживается.

 

Вечером Красавин подходит к машине, Кристина замешкалась, одеваясь, но возле авто догоняет, закрывает ему глаза ладонями: "Угадай, кто?" И, не дав ответить, целует...

 

Но что-то не то. Он открывает глаза и отскакивает от рыжей девицы с зелеными линзами. "Вот черт, я же и с ней тоже", — вспоминает Паша, пока девица тараторит:

— А мне Светик на хвосте принесла, что Леночка психанула, от съемок отказалась, вот я и примчалась устроить тебе сюрприз, ты рад, зайчик?

"Зайчик" в ужасе глазеет по сторонам в поисках Кристины, но ее пока нет, и лихорадочно думает, как в срочном порядке отделаться от рыжей, причем лучше бы сразу навсегда.

— Слушай, я люблю другую, между нами все кончено, — не находит ничего лучше ответить он.

Девица в шоке, смотрит ошарашенно с полминуты, наконец, вспоминает, как в таких случаях положено реагировать:

— Ах ты ... ! Ты же говорил, что меня любишь! — бонус ко вчерашней пощечине, на другую щеку. — Ты водил меня за нос! Обещал бросить белобрысую мымру и на мне жениться, а сам!

Паша перехватывает занесенную руку с сумочкой, а тушь, кошелек, помады, ежедневник, телефон, пудреница, дезодорант, пилочка для ногтей, лак для волос, крем для кончика носа, тональник, расческа, салфетки — все богатство под воздействием силы тяжести при исчезновении силы центробежной приземляется на песок, едва миновав красавинское лицо. Владелец лица принимается наспех собирать все обратно, обеспокоенно поглядывая по сторонам. Рыжая картинно ревет, закрыв лицо руками. "Если Кристи сейчас придет — я пропал", — понимает Паша.

— Ну, прости меня, — трогает девицу за плечо, та отпрыгивает, — мне не следовало тебе ничего обещать, да и вообще ничего не нужно было начинать, я кругом неправ, не переживай, найдешь ты себе еще другого мужа, гораздо лучше, чем я... — не знает, как спровадить рыжую Павлик.

— Ты мерзавец! Выходит, ты все мне врал! А я верила тебе! И на кого ты меня променял, скотина? Я ведь так люблю тебя, гнида! Чтоб ты сдох!

Паша продолжает незаметно озираться, усиленно делая вид, что слушает, а сам только представляет лицо Кристины и думает: "Я пропал! Я пропал!". Затем наконец догадывается схватить девицу за локоть чтобы увести выяснять отношения в лес, но она брезгливо отдергивает руку, резко забирает свою сумочку и тут же сама стремительно убегает со сцены.

 

Через минуту появляется улыбающаяся Кристина в розовой футболке и короткой белой юбке, Красавин придает лицу радостное выражение и старается не поворачиваться к девушке пылающей левой щекой. Они садятся в его машину и уезжают. За окнами проносятся леса и поля, в голове копошатся тараканы: "А что, если ей расскажут? Если кто-то видел? Она же больше мне не поверит. Так, нужно сосредоточиться, вспомнить, кто еще может тут на меня набрасываться как на собственность... так, актриса, что играла сегодня жену Нину — моя бывшая, о, и еще одна девушка — тоже, с ней вообще скверно расстались. С гримершей было один раз по пьяни, Господи, она же такая страшная! С ассистенткой режиссера — тоже. Ага, еще я когда-то увел девушку у Торновского, то-то он на меня все косо смотрит. Еще я... — думал Паша. — Столько всего натворил, а вспомнить-то нечего! Все какие-то швабры. И не во внешности дело, да я и сам с ними вел себя как швабр. Так, едем дальше, какие-то фанатки, ну это ладно, ого! Да у меня же двое детей! Один в Соленовбурге, другая в Шоколадове. Старшему четыре, младшей два с половиной. Вот здорово! — вдруг обрадовался Паша, сам от себя такого не ожидая. — Нужно срочно их навестить, так, алименты я плачу вовремя и хорошие, но вот черт! Я же не могу с ними жить с обоими, получается, они без отца растут, мне их не отдадут, да это и неправильно, мамы же тоже нужны. Вот черт! Это как же я так влип? Ладно, буду брать их к себе на время, навещать буду, — решил он. — Ну, Коровушкин! Это все он!" Но злиться на друга Паша не мог. "Так...

— О чем ты думаешь? Что с тобой? — Кристина наблюдала какое-то время за странным выражением правой половины красавинского лица, и вот решила полюбопытствовать, что происходит.

— Да так, ни о чем особенном, просто устал — целый день ведь играли, и эти бесконечные дубли, окрики Рубика, столько всего на меня свалилось, — припомнил он и содержимое сумочки рыжей, и вчерашнюю сцену, и поиски Кристины.

— Ты же в этом сериале уже два года, я смотрела пару первых серий! — удивилась она.

— Ну, я не совсем то имел в виду, что сказал, просто после этой ужасной ночи, я очень за тебя волновался, спал мало, — выкрутился Красавин и даже умудрился не соврать.

— Не спорю, но ты явно что-то вспоминал, и много! А говорить не хочешь! Слушай, я не знаю, какие у тебя принципы, видимо у тебя их и нет, но я считаю, что отношения строятся на взаимном доверии, когда двое могут все честно сказать друг другу. А ложь и недомолвки стоят стеной, не давая людям быть по-настоящему вместе, и быть счастливыми.

— Почему ты так считаешь? Это не значит, что я что-то скрываю, просто мне интересно, почему ты думаешь, что нужно все друг другу рассказывать? — перешел в наступление Красавин, и что она привязалась?!

— Тебе не кажется, что храня неизвестные скелеты в шкафу, ты продолжаешь за них держаться, зло продолжает существовать, ложь рождает дальнейшую ложь, и вскоре все становится очень запутанным? Ты уже не можешь искренне наслаждаться жизнью, искренне общаться на любые темы, то и дело что-нибудь тебе напоминает о прошлом, и ты уходишь в себя. А если ты будешь что-то плохое делать мне и молчать об этом, вскоре станешь меня критиковать, ты найдешь, что я тебя раздражаю, наша жизнь превратится в кошмар. Я так не хочу! — ответила Кристина, огорчившись, что он этого не понимает, и думая о том, что ведь с ним и было все ясно с самого начала, но, может, он изменится?

 

"А если она права? — он стал опять вспоминать, на сей раз свои настоящие отношения, там тоже этого добра хватало, хотя и не в таком масштабе, конечно. — Черт, а ведь похоже на правду, а? Но как же признаться ей, что я всего лишь курьер?! Ладно, допустим, я молчу, — вдруг решил он проанализировать свои поступки заранее, — восемьдесят процентов, что ей кто-нибудь расскажет о сегодняшней сцене с рыжей. Тогда Кристине станет больно, и она будет выглядеть дурой в глазах сплетников. И мне все равно придется все ей рассказать, только захочет ли она меня слушать после этого? Одно дело забыть расстаться с блондинкой и другое дело целоваться с рыжей после того как..."

 

Он заглушил мотор среди поля и повернулся. Щека все еще горела, брови Кристины поползли вверх.

— Хорошо, я все тебе расскажу, — начал чудесное повествование Паша. — Познакомился я с Коровушкиным вчера днем (казалось, прошло месяца два). Последний год я работал курьером в интернет-магазине "33 полезных полезности", а Дима только вчера к нам устроился. Ты это все сможешь у него подтвердить. Мы взяли заказы и вместе поехали развозить.

Брови Кристины все еще ползли вверх.

— По дороге разговорились, — продолжал Паша, — он сказал по секрету, что, на самом деле, — волшебник, и предложил исполнить три желания. Дальше там случилась еще одна история, но меня она, в общем, не касается, а потом я загадал стать известным и успешным актером, так как на самом деле учился на актерском плохо, и работать по специальности никуда не брали. И вот, в тот же миг пассажиры стали меня узнавать, прямо с ума все посходили, что сам Красавин в их вагоне едет!

Тут Кристине вспомнился Кальмар в аэропорту.

— Мы вышли, я спрятался от славы в шляпе Коровушкина, Дима поехал развозить заказы, а я поднялся наверх и стал ловить машину. Дальше ты знаешь. Так что никакой я не известный актер, на самом деле, а все, чего я достиг — снимаю комнату не в лучшем районе и работаю курьером, — он засмеялся. — Так вот, я, конечно, бабник, но в этой новой актерской жизни как-то уж совсем бабник!

Она улыбнулась.

— У меня были романы с половиной девушек, кого мы видели сегодня на съемках, даже с самой страшной гримершей (тут просто по пьяни) и с ассистенткой Рубика, еще очень много других, у меня сын Соленовбурге и дочь в Шоколадове,

"Ого!" — подумала Кристина.

— Вот это только что и вспоминал. А в последнее время кроме блондинки Лены я встречался с Дашей, рыжая такая, и сегодня, узнав, что Лена отказалась от роли Ники-Валерии (психанув из-за вчерашней сцены)...

"Так вот вместо кого я здесь играю!" — осенило Кристину,

— Даша решила сделать мне сюрприз и встретить после съемок. Когда ты переодевалась, а я подходил к машине, Даша подбежала ко мне незаметно, закрыла глаза руками и давай целовать, понимаешь, я думал, что это ты, но почти сразу обнаружил подделку и отпрыгнул от нее.

Брови Кристины поползли вниз.

— Тут я и вспомнил, что с ней тоже встречаюсь, сказал, что люблю другую.

"Другая" заулыбалась.

— И между нами все кончено. Даша залепила мне пощечину, замахнулась сумкой, все оттуда посыпалось...

Кристина засмеялась.

— Я положил все обратно, и рыжая, высказав все, что она обо мне думает, убежала. Так что — если тебе будут рассказывать, что я с ней целовался, ты теперь знаешь, как обстоят дела. И еще: воспоминания из этой новой жизни до того, как настоящий я в нее залез, — они, вроде, есть, но как бы без эмоций, просто идеи, как что происходило, а если о чем-то не думать специально, то я вообще не помню. Поэтому такая ерунда с девушками и происходит. Вот, теперь ты все знаешь, — облегченно вздохнул Красавин, чувствуя, будто камень с души свалился. Он счастливо улыбался.

— Ну, хорошо, что ты мне все рассказал! — обрадовалась Кристина. — Значит, ты никогда не играл в "Карбюраторе"? И не получал Оскара за "Влюбленного диджея"? — смеялась она. — Но, подожди... выходит, я — тоже часть твоей новой жизни, раз я смотрела все эти фильмы. У меня-то ничего не менялось! То есть в моем мире ты стал знаменитым актером, но на самом деле ты — курьер. Я вот чего не понимаю, если бы ты не встретил Коровушкина и не загадал желание, то для меня бы ты все равно остался актером?! А в своей жизни ты бы продолжал быть курьером. Тебя два — так что ли получается? Ничего не понимаю.

— Слушай, я тоже теперь ничего не понимаю, — озадачился Паша. — А, может, вместе с моим превращением у тебя изменились воспоминания о том, что связано со мной? То есть до вчерашнего утра ты ничего обо мне не слышала после школы, а как только волшебство произошло, у тебя вдруг появились все эти воспоминания о фильмах со мной и прочее, и так, будто они всегда были. Ведь это всего лишь воспоминания, они могут быть любыми и их невозможно проверить, если и у других людей они тоже поменялись.

— Интересно... так, а если поискать физические доказательства, да что далеко ходить, квартира-то у тебя вон какая шикарная! Она-то как сама собой вдруг образовалась? Ведь до встречи с Димой у тебя ее не было, там жил кто-то другой. Значит, история жизни этих людей тоже переписана? А они об этом и не знают? Как все запутано... — размышляла Кристина.

— Да, значит, история жизни этих людей тоже переписана, — испугался Красавин, — слушай, получается, поступки каждого человека влияют на других в гораздо большей степени, чем я думал! — вдруг осенило его. — Вот я стал учиться хорошо, меня еще во время учебы начали брать на небольшие роли, заметили, новые режиссеры стали моими знакомыми, пригласили сниматься в свои фильмы. Во многом благодаря моей игре, "Влюбленный диджей" был обречен на успех, режиссера тоже заметили... а если бы я учился плохо (что я и делал), наши линии никогда бы не пересеклись, как бы тогда сложилась его жизнь? Нашелся бы другой достойный актер на эту роль? Наверное, да... или? Или у меня всегда и была эта вторая жизнь, просто я не знал о ее существовании? Или у меня и сейчас есть все эти миллионы других жизней, идущих параллельно где-то в других мирах, и они постоянно разделяются и множатся, как ветви у дерева, в зависимости от моих дальнейших шагов в них? Или нет, и все это чистейшей воды волшебство?

— Да, это хороший вопрос, — улыбнулась Кристина. — Какие у нас планы на вечер?

— Пойдем в кино! — предложил Паша.

— А давай! — согласилась она.

Потом они долго целовались без свидетелей, потом мчались на закат, болтая о разном, потом сидели в уютной темноте зала, держась за руки, потом...

 

 

14

Поверь в сказку

 

А теперь вернемся назад, в утро, когда Коровушкин, Дмитрий Пантелеймонович, вышел из дверей интернет-магазина, куда он добрался без приключений, и теперь, будучи свободным, как ветер, держал путь в центр города, в торговые ряды, намереваясь явно приодеться. Добравшись до места опять без происшествий, Дима с наслаждением погрузился в изучение вешалок и полок магазинчиков, что приютились аж на двух этажах по периметру большущего здания, во весь квартал. Тут уж перемерил наш друг целую кучу брюк, рубашек, футболок, панамок, кепок и кроссовок всех расцветок и всех фасонов. Он вертелся так и сяк перед зеркалом и выбрал, наконец, себе наряд. Эх, Красавин-Красавин! Забыл ты Диме кое-что сказать! Так что наш чудак, конечно, прикупил себе брючки в клетку, зеленую, знаете ли. А сами алые такие, широкие, с карманами, и им в цвет кепку, козырьком назад повернул, как модно. Алые же подтяжки зачем-то взял. Рубашку серую, однотонную (хоть что-то подходящее!), кроссовки чисто белые. Сумку ярко-зеленую через плечо, вместо узелка, чтобы шагать удобнее, в ногу с прогрессом.

 

— Красивый же наряд получился! Я потом еще себя в каждой витрине разглядывал, и девчонки мне улыбались! Вот здорово-то было! Так что отставить критику!

— А ты вот посмотришь у меня, что из этого выйдет!

 

Так что, оставшись собой довольным весьма, пошел он шататься по городу, по фонтанам там всяким, площадям и памятникам, побывал и около музеев, окультурился немного. Видели его и на Облачковом мосту, и на Мармеладном, и на Кисельных берегах, что возле Молочной реки. Наконец, уставши бродить и вспомнив о своих прямых обязанностях, присел наш Коровушкин отдохнуть на скамеечке, что в центре Шахматной площади, возле Главного фонтана с фигурами. Сидит, птички поют, водичка журчит, по голубым небесам облачка белые летают, солнышко светит, тени уже довольно длинные, сиреневатые. Вдруг серые брюки с идеальными стрелками быстрой походкой добираются до нашей скамейки и присаживаются. Хозяин брюк, мужчина лет тридцати с хвостиком, в белой рубашке, сиреневом в желтый узор галстуке и сером пиджаке ставит будильник на дорогом телефоне, чтобы через сорок минут поспешить на встречу. Человек внимательно изучает фонтан, шахматные фигуры, тени, облака, дорожки, дома, лепнину на них, колонны, блестящие водосточные трубы, памятник бездомной собаке с обтертой сверкающей мордой, слушает журчание воды в фонтане, птичек... — так он отдыхает от бесконечных встреч с хозяевами других костюмов, их галстуков, машин и надкушенных груш; бумаг, кофе и дорогого печенья, вечной минералки в прозрачных стаканчиках, финансового планирования, разных проектов, предложений и презентаций.

— Извините, что к вам так вдруг обращаюсь, — слышит он голос справа, — вы не против немного поболтать?

Удивленный человек в костюме удивленно поворачивает удивленную голову и видит: алые подтяжки на фоне серой рубашки еще ярче на солнце светятся, от зеленых клеток на алых же брюках и вообще в глазах рябит, зеленая сумка видна за километр, белые кроссовки и алая кепка козырьком назад дополняют пеструю картину. "И как же я его раньше не приметил? — удивляется человек. — Совсем заработался".

— Можно и поболтать, а вы, вы давно здесь сидите? — вопрошает он.

— Да минут за пять до вас пришел, — отвечает Дима.

— О! А я вас и не заметил совершенно, представляете! Все думал пока сюда подходил, по поводу предстоящего собрания акционеров, правда, уже оно мне не кажется таким сложным делом, отдохнул немного, я частенько здесь бываю. А вы какими судьбами? Меня Анатолием зовут, — улыбается он, протягивая руку.

— А меня Димой, — улыбается в ответ последний. — Да, бывает, так в свои мысли залезешь, что и не замечаешь ничего вокруг. А я просто шел себе, шел и решил отдохнуть. Вообще-то я волшебник, исполняю людям по три желания, — Коровушкину хозяин костюма сразу понравился, и он решил долго не тянуть, тем более вон какой человек занятой, убежит, ищи его потом.

— Вот прямо так! И мне можете три желания исполнить? — обрадовался Анатолий.

— Конечно, — обрадовался и Дима.

— Тогда...

 

***

А примерно в это же время в одном японском ресторанчике неподалеку...

— А я вот не верю в волшебников, — говорила кареглазая улыбчивая Ксюша, макая в соус суши.

— Аккуратнее, они же так развалятся! — шутливо беспокоился ее сероглазый спутник, теперь уже просто друг, Игорь. — А почему ты в них не веришь?

— Ну как, их же не бывает! Это невозможно! Ой, развалились, теперь только ложкой, — улыбается она, беря чайную ложечку, вылавливая из соуса лосось и собирая по берегам рис вперемешку с васаби.

— Почему невозможно?! А в сказки ты тоже не веришь? — удивляется Игорь.

— Нет. А ты что, веришь? Ты веришь, что Братец Иванушка стал козленочком? — удивляется Ксюша.

— Да. А почему нет? А помнишь, давно, когда мы познакомились, ты верила в сказки!

— Нет, не верила. Не помню такого. Ха, раньше верила, связалась с тобой и перестала. Шучу, — смеется она.

— А ты поверь в сказку. Ты что, думаешь, что возможно только то, что кажется таким? — у него тоже разваливается композиция из огурца, рыбы, риса, нори (такие прессованные водоросли) и мелкой икры. — У меня авария, — улыбается он.

— Ну да. Нет, ну я верю в то, что все зависит от человека, и он всего может достичь, я знаю, что счастливые случайности неслучайны, впрочем, как и плохие. Но в сказки я не верю. А ты что, и в русалок, значит, веришь, и в домовых, и в леших? Во все, что придумали люди?

— А почему нет? Поверь в сказку! Возможно вообще все. Кажется, что вселенная плотная, а на самом деле можно все, что угодно. Все может быть легким. Почему ты думаешь, что деньги тяжело заработать? Или найти любовь — сложно. Ну, хорошо, любовь ты нашла, ты так не думаешь, но... попробуй имбирь!

— Фу, он же как шампунь! Да, любовь нашла, ты прав, как по волшебству, он такой, как я мечтала, и я сделала это так: просто в один момент меня достало быть одной, достали проблемы, и я поняла, что именно сейчас мне срочно нужна любовь. Настоящая, идеальная, на всю жизнь. И через день-два я его нашла, мы пообщались дней пятнадцать и решили пожениться. Да, это действительно как в сказке, скоро будет два года, как мы женаты, это фантастика, я когда вспоминаю, как мы нашли друг друга, как общались, как невероятно быстро все произошло, и насколько мы счастливы вместе, и все легко, сама с трудом верю... особенно с учетом того, как у меня всегда со всеми все было плохо... ну, ты знаешь.

— Ну вот, а ты говоришь, что не веришь в сказки! Просто поверь! — его серые глаза улыбаются.

— То есть ты хочешь сказать, что возможно вообще все?! Даже то, что кажется нереальным с точки зрения законов физической вселенной, ну или просто логики?! А здесь имбирь вкусный, я его, наконец, распробовала, — начинает понимать девушка.

— Ну да! Возможно вообще все!

— Да, я поняла, то есть может быть все, что угодно, можно летать, деньги могут появляться легко, вообще, жизнь может вмиг стать другой, зависит от твоего решения. Ты просто не соглашаешься с тем, как сейчас идут дела, не соглашаешься с общими соглашениями о том, что возможно и что невозможно, и все. Да, я начинаю понимать! — с широко открытыми глазами она смотрит на хорошо одетого и дико успешного по жизни мужчину, которого когда-то безумно любила и не представляла себя без него, а потом лишь поняла, что же такое настоящая любовь, когда встретила мужа — одетого не безупречно, и далеко не такого успешного пока по жизни, но самого лучшего для нее в мире, того, с кем она счастлива каждый день, даже если он просто сидит рядом, пьет чай и шуршит упаковкой от печенья, когда она пытается уснуть, но она слышит эти звуки, знает, что он здесь, и улыбается своему счастью.

— Ты прав, невозможное возможно.

— Да! — улыбается он. — Это просто сейчас люди не верят. Им внушили, что есть только материальная вселенная, что они — это просто тела, что духовности нет, раз ее нельзя потрогать. И что все должно происходить так, как сейчас. А еще пятьсот лет назад люди были другими. А когда-то давно мы могли сами создавать и рассоздавать планеты. А теперь... мы едим суши.

— Понимаю...

— А вон, смотри, человек на облаке полетел! — показывает на происходящее за окном Игорь.

— Вижу...

 

***

— ...В детстве я мечтал покататься на облаке, чтобы оно... — и Анатолий подробно описал свое желание. — А остальные два потом.

— Договорились, — ответил волшебник и с интересом принялся наблюдать за происходящим.

А происходило теперь вот что: облако, из тех, что побольше, плавно опустилось и зависло возле скамейки. Анатолий со счастливым лицом и не вполне еще веря своему счастию осторожно потрогал странную субстанцию. Выдержит ли?

— Садись, садись, — подбадривал Дима.

Тот послушался, присел на краешек чего-то удивительно мягкого, пушистого и сразу провалился в него как в гамак, состоящий из густого белого воздуха вперемешку с плюшем. Перед глазами раскинулось небо, и бизнесмен стал медленно подниматься к облакам-барашкам. Он перевернулся на живот и высунул голову за край, желая смотреть вниз. Дима махал красной кепкой, поставив вторую руку козырьком от солнца, и улыбался. Ошалелый народ на площади переводил взгляд с пестрого паренька на человека в сером костюме на облаке, кто-то снимал на камеру, кто-то фотографировал, дети были в неимоверном восторге.

 

Анатолий все поднимался, мимо плыли окна домов, деревья, вот уже показались и черепичные крыши, башенки, мансарды, антенны и чердаки, люди внизу все больше походили на мух, Земля уже не казалась такой плоской, а вокруг раскинулось его величество небо. Свежий ветерок приятно обдувал лицо, Анатолий снова перевернулся на спину, положил руки под голову и принялся рассматривать пятна света и тени на облаках разных причудливых форм, проплывающих мимо так близко. "Как же хорошо!" — думал он. Все проблемы стали вдруг малюсенькими и разлетелись, как перышки, а здесь и сейчас, в безграничном пространстве, на Анатолия нахлынуло вселенское счастье. Вот где, оказывается, оно прячется! Прямо над землей!

 

Но время отдыха истекло быстро, и звуки будильника вернули летуна на грешную Землю. Облако послушно опустилось рядом с волшебником, ловко юркнув в просвет между другими любителями покататься на облаках, заполонившими небо. Анатолию пришлось приземлиться на колени к одному толстому дядьке, сидящему рядом с Коровушкиным на скамейке и что-то оживленно болтающему. Просто других свободных мест рядом с волшебником уже не осталось. Желающих немедленно полетать, а заодно и получить остальные прелести жизни, вмиг набралось очень много (молва распространялась быстро). Нашелся даже один предприимчивый человек, который организовал очередь и следил, чтобы она не шалила. А другой шустрый малый, получив свой кусок пирога с желаниями в первых рядах (потратив все три, кстати, на какую-то приятную ерунду) и поняв, что банкет для него окончен, тут же принялся подрабатывать, продавая свое место в очереди и занимая новые места каждые пять минут. Но через некоторое время нашелся и третий предприимчивый господин, который, заметив неладное, вытолкал шустрого малого вон.

 

Дима устал. Он еще никогда в жизни не общался с таким огромным количеством народа. И ведь все от него чего-то хотели, все друг друга подгоняли, стремились как можно скорее оказаться рядом, толкались, нависали толпой. В воздухе помимо облаков летало общественное мнение, все стремились соответствовать, выбирать наиболее модные желания вроде полетов на облаках, кто-то догадался попросить и просто полеты, так что в небе над площадью и возле соседних переулков теперь творилось черт знает что. Из окон выглядывали изумленные горожане с абсолютно круглыми глазами. Кто-то все норовил упасть в обморок, его вовремя ловили, кто-то догадывался докричаться до летуна, отчего тут же сам летел к Шахматной площади, иногда в чем был, например, в пижаме, спросите, почему он в семь вечера оказался в пижаме, отвечу — об этом история умалчивает. А народ все прибывал — поглазеть на варьете-шоу, да и самому поучаствовать в представлении. Иные летали уже и в машинах, отчего девицы внизу кидали в воздух шляпки и просили покатать, так что один ловкач успел и подзаработать, подвозя или, скорее, подлетая девушек. Остальные летали за поцелуи или просто так. В обиход вскоре вошло новое выражение: "хочу полетаться на машине". К слову, облака по умолчанию выдерживали только их хозяев, для остальных же людей они казались обычными, состоящими на ощупь из ничего и от того еще более волшебными. Не прошло и полчаса, как на несколько километров вокруг образовалась пробка. По мобильным телефонам со всех концов города были срочно вызваны родные и друзья очевидцев, им занимали очередь, а общественное волнение все возрастало, а ну как волшебник куда-нибудь исчезнет и не успеет всех обслужить!

 

"Вот черт, — думал он, оглядывая толпу и слушая очередного желателя, — как-то надо же выбираться отсюда. Мы так не договаривались! Это даже и не честно!"

 

Вот именно в этот момент и приземлился Анатолий на колени к этому самому желателю и, быстро оценив ситуацию, шепнул на ухо Диме следующее:

— Второе: хочу, чтобы я мог катать на своем облаке, кого пожелаю.

Дима кивнул, зависшая над ними белая пушистость опустилась, и не успел Коровушкин оглянуться, как уже толпа, фонтан, деревья, крыши, все начало, пошатываясь, удаляться, становясь игрушечным, а они с бизнесменом плыли в неизвестном направлении.

 

***

До места проведения собрания акционеров председатель правления концерна Эйр, Анатолий Дудочкин, добрался благополучно. Загадал он и последнее желание, но о нем мы упоминать здесь не будем, слишком личное. А еще он, как человек предусмотрительный, обменялся с волшебником телефонами, чтобы его близкие тоже могли загадать свои желания. Засим и распрощались. Коровушкин поплелся к Красавину, размышляя над своим поведением. С одной стороны, ему понравилось быть в центре внимания, исполнять желания — тоже, но с другой стороны — уж слишком толпа целиком больше походила на один безумный организм, чем на собрание положительных индивидуальностей, кем являются люди по отдельности. И кто знает, до чего бы это дошло, не вернись за ним Анатолий. Пустили бы его на ночь отдохнуть, и вообще, позволили бы иметь свою жизнь? Хотя он мог бы и сказать, что в противном случае исполнять желания больше не станет. А как бы отреагировал на это безумный организм? Бр-р-р, морщился Дима мыслям, сворачивая в знакомый переулок, ведущий к Прозрачной набережной одиннадцать. Поднявшись на пятый этаж (лифт так и не починили, и дверь, кстати, тоже), Коровушкин открыл квартиру даденным ему запасным ключом, и только заперев изнутри, почувствовал себя спокойно.

 

Залез в холодильник достать "чаво-нибудь" перекусить, вытащил палку колбасы твердого копчения, нарезал толстыми ломтями, положил сверху модный плавленый сыр, из тех, у которых каждый кусочек в отдельной оберточке, сверху — какой-то заморский хлеб с семечками, заварил сладкого чаю и отправился в "свою" комнату. От нечего делать включил телевизор, которых имелось в каждой комнате по штуке, и чуть не подавился. В новостях крупным планом передавали его собственную физиономию, парящие вокруг облака, машины и прочее безобразие, затем на место подоспел репортер, и начался прямой эфир с места событий. Толпа и не собиралась расходиться, басом слаженно скандировали: "Верните нам волшебника, верните родимого, ой, верните!"

 

"Родимый" сидел, открыв рот, забыв про ароматную колбасу и моргая обоими глазами. Затем схватил голову руками и давай ходить кругами по периметру, соображая. Да только ничего не соображалось путного, тогда он выключил телевизор и принялся дожевывать бутерброды в тишине.

 

 

15

Проделки Шныркина

 

Тем временем Анатолий Дудочкин, отлично выступив на собрании акционеров и получив одобрение всех своих проектов, кстати, довольно разумных, вышел в коридор и, устроившись у окна, позвонил другу и по секрету поведал об удивительном человеке, продиктовав и телефончик последнего. Эх, не видел Анатолий Александрович, что некто Шныркин телефончик-то записал тоже, и тут же скрылся.

 

И посыпались Коровушкину звонки, только тот успел доесть свою колбасу. Сначала собственно Шныркин, представился другом Анатолия, очень просил трехкомнатную квартирку в центре города, два миллиарда долларов в банке на свое имя и машину черный "лямурзин", с джакузи. Затем сразу позвонил Шоркин, просил виллу на Гаванарах, место председателя правления Эйр и свой небоскреб рядом с главной площадью. В месте председателя Дима отказал сразу, и его заменили на учредителя собственной авиакомпании. Но ничего не вышло, как Коровушкин ни старался, из чего был сделан вывод, что Шоркин и Шныркин одно лицо, тогда все трое расстроились, Дима — что его одурачили, а Шныркин и Шоркин — что больше ничего не достанется, но у него уже созрел и другой план. Действовать следовало быстро.

 

Потом звонили: Шурочка, Валентина Модестовна, Сашок, Александр Дубик, Серега,.. В общем, то тюлень позвонит, то олень. Заказывали все: от каких-то там сережек с бриллиантами до хорошего мужа и здоровья бабушке. Можно сказать, вечер добрых дел удался на славу!

 

Одного звонившего Дима просил передать, что на сегодня прием окончен, и обещал включить телефон завтра в 11:00 по местному времени.

 

"А что, и хорошо, — думал наивный Дима, лежа на диване, — и ходить никуда не надо, и никто не знает, где ты, как выглядишь, надоело, отключил трубку и все, тебя нет".

 

— Ну почему же сразу "наивный"? Я что, разве не прав? Хочешь — отвечаешь на телефон — не хочешь — не отвечаешь. По-моему — очень даже удобно — гораздо лучше, чем на Шахматной площади!

— Ты, друг, просто Шныркиных не знаешь...

 

Около полуночи заявились Красавин с Кристиной и цветами, веселые и романтичные. Актрису очень позабавил вид Коровушкина, она от души смеялась, а более серьезный Павел причитал:

— Я же просил не высовываться, а ты что ж?

— Ну, я же не знал, что все захотят на облаках покататься (стал вдруг понятен смысл "не высовываться"), и соберется очередища, и все их родственники как набегут! — оправдывался Дима.

— Подожди, ты что, при всех кого-то на облаке покатал? — опешил Красавин, начиная понимать, что все гораздо хуже, чем алые штаны в зеленую клетку.

— Да, — признался волшебник, потупив взор, — там такое началось...

— Идите сюда, — позвала Кристина с кухни, где занималась ужином.

Все устроились перед телевизором и, разинув рты, наблюдали за событиями на площади. Кто-то просил снять его с облака, потому как, загадывая желание, сформулировал его так: "Хочу чтобы меня облако катало, куда ему в голову взбредет", а поскольку Диму отвлекали и торопили остальные, он сходу не сообразил, что коряво получится. Тогда Кристина не могла смолчать:

— Вот мои желания — хочу, чтобы всех, у кого с облаками проблемы, те стали слушаться. Хочу, чтобы народ на площади успокоился и немедленно разошелся. Хочу...

— Стой! — решил вмешаться Дима, забыв, что этого нельзя делать, а может, и можно в такой формулировке, черт его знает. — Ты что, все свои желания на других потратишь? Оставь хоть одно себе! Вон, народ уже расходится, мужик с облака слез, и оно рядом с ним теперь летит, жизнь налаживается.

— Ладно, — улыбнулась она, — тогда хочу тоже, чтобы и у меня свое облако появилось и катало меня, куда скажу и когда захочу, я в детстве о таком мечтала!

— Хорошо, — улыбнулся Коровушкин.

— А я вот облако не хочу, — подал голос Красавин. — Я пока подожду желания тратить.

— Как скажешь, — ответил волшебник.

 

Друзья доели нехолостяцкий ужин, еще немного поболтали, посмеялись и разошлись по комнатам. Точнее, Красавин с Кристиной разошлись в одном направлении. Дима уснул моментально.

 

А утром, поскольку он обмолвился, что хочет посетить музей архитектора Боуди (мимо которого вчера проходил, но не попал по причине выходного), будить волшебника пришли спозаранку. Ведь актерам рано на съемки, а пока еще доедешь до этого озера. И на Коровушкина у них уже имелись свои планы.

 

Дима быстро надел что разрешили, а именно: свою серую рубашку и такого же цвета льняные брюки, которые пришлось опять подворачивать, затем позавтракал и уселся перед зеркалом. Красавин принес трофеи, а Кристина принялась колдовать над волшебником. Вследствие нехитрых махинаций на Диме появились черные усы и парик, а его белесые брови и даже ресницы оказались покрашены тушью для глаз и теперь выглядели вполне черными и даже естественными.

— У темненьких бывают веснушки? — поинтересовалась Кристина.

Никто из собравшихся не знал, поэтому веснушки на всякий случай замазали тональным кремом. В довершение туалета солидному брюнету вручили очки от солнца и дипломат для пожиток, с которыми тот везде таскался.

— Хорош! — осталась довольна результатом Кристина. — Все, отчаливаем, мы уже опаздываем!

 

Диму высадили рядом с музеем, открывавшимся через час, а точнее в десять, напутствуя: "Потом сразу домой, и постарайся без приключений, ладно?" Без приключений просидев на дипломате возле музея, довольный Коровушкин очутился, наконец, внутри в качестве первого и пока единственного посетителя.

 

Большие макеты причудливых зданий поражали самое искушенное воображение, не говоря о Димином, который ничего подобного даже представить не мог. В удивительной архитектуре растительные элементы сочетались с восточными башенками и расцветками... Да сложно так описать, словом, переплеталось много всякой всячины, гармония создавалась впечатляющая, интерьеры тоже выглядели крайне оригинально, с изысканными витражами, смешными лестницами, уходящими в дырку в потолке, и странными колоннами. Каждое здание будто имело свое лицо и свою душу. "Мне бы такой дом, — думал Дима. — Эх, вот все остальные могут его иметь, если меня попросят, а я — нет. Где же справедливость? Но они и не просят... а почему? Потому что не знают о нем. Допустим, если бы даже и знали, захотели бы не все, но у них была бы возможность выбора. Вывод: чем больше знаешь, тем... — но размышления прервал звук будильника. — Ах, это ж мне телефон пора включать, звонить опять будут", — объяснил Коровушкин сам себе происходящее. Он вышел на улицу, и началось.

 

Телефон исправно трещал каждые пять минут, а вскоре и просто на том конце один желатель начал оперативно сменять другого. Деловой усатый человек с дипломатом и в темных очках расхаживал тут и там с трубкой и был краток:

— Хорошо.

— Эт можно.

— Ладно.

— А так не получится, давайте другое...

 

Он даже перекусывал, не прекращая разговоров, а что еще ему оставалось делать? Впрочем, вскоре он изрядно вымотался от бесконечных звонков... И вроде ведь не кирпичи таскал и даже не бухгалтерский отчет о прибылях Разруливающей компании кусковых вкладывательных фондов для налоговой впервые высчитывал. Всего-то знай языком трещи, даже наоборот, слушай да исполняй (а материализация желаний много сил не отнимала, — только подумал о чем-нибудь, якобы оно уже есть, к примеру: "У Шныркина имеется трехкомнатная квартира в центре Сладкограда", и оно на месте. И вовсе не обязательно про себя все словами проговаривать, можно просто с такой идеей согласиться. Главное при этом тут же не создать заодно другую идею, что это невозможно. Ох, и намучился же Коровушкин с этим на учебе! Поначалу-то, когда только пробуешь волшебничать, разные мыслишки как грибы "вылазят!" "А вдруг не получится? Так же не бывает! Да где ж это видано?! Я не смогу!" И так далее, и тому подобное, но потом, ничего, натренировался мыслить в правильном направлении, чтобы даже намеков на невозможность не появлялось.

 

Правда, тут ведь есть еще разные секретные фокусы-покусы. Взять ту же квартирку. А откуда она, по-вашему, возьмется? Можно, к примеру, впихнуть невзначай лишний дом в центр города, коли место есть. А ну как там детская площадка была? Вот и думай... И как тогда быть с этим домом по отношению к другим людям? В чью собственность остальные квартиры отдавать? Как его в срочном порядке в план города вписывать и во все учетные записи? А с соседями как быть? Смотрят в окно, а там вдруг дом себе стоит! Так ведь и в другой дом недолго отправиться, желтый такой, знаете. Вот и думай. Так что тут нужно каким-то другим способом мыслить и на настоящие (в отличие от видимых) законы вселенной опираться. А потому у Коровушкина имелся превосходный такой секрет, благодаря которому обычно все устраивалось легко и наиотличнейшим образом. Иногда лишь в системе случались сбои.

 

И вот теперь волшебник устал. Чего ж устал-то? От однообразия. Диме захотелось срочно сделать все наоборот: чтобы он много говорил, его слушали и вдобавок ему помогли. Для восстановления вселенского равновесия, так сказать. Он объявил очередному желателю, чтобы после него час не звонили, мол, закрыта лавочка на обед, поставил будильник на три ровно и выключил шайтан-машину.

 

***

— Стоп. Снято. Перерыв полчаса, — объявил Рубик. Съемки на этот раз проходили на "даче Дивиных". В трехэтажном деревянном доме под старину, на берегу озера, с просторной светлой верандой, балкончиками и высокими качелями во дворе, которые сразу облюбовала Кристина. Она уютно устроилась там с йогуртом и книжкой, медленно покачиваясь и углубившись в текст. На шелковом ветру весело шелестели листья березы. Красавин что-то обсуждал с Рубиком на балконе, поглядывая на качели.

 

— А знаешь, что я вчера видела? — ассистент режиссера, невесть откуда взявшаяся, буквально сияла. Она так долго ждала этого момента — со вчерашнего вечера — но сегодня около Кристины все время ошивался Красавин, или вообще шли съемки. И теперь ей уже совсем не терпелось все выложить и посмаковать реакцию девушки.

— Да мне не особенно интересно, — нехотя отвлеклась от книги Кристина, сплетни ее не занимали.

— А вот именно тебе это должно быть интересно в первую очередь! Знаешь, чем вчера занимался твой Павлик, пока ты переодевалась? — злорадствовала ассистент.

— Знаю, целовался с Дашей. Ну и что? — искренне улыбалась Кристина.

— Как что?! — опешила девица, но тут же нашлась. — Я желаю тебе добра и думаю, ты должна знать о нем всю правду, так вот, пока ты там разъезжала по заграницам, он тут такое вытворял! Он и с Леночкой, и с...

— Извини, что перебиваю, но я остановилась на самом интересном в книге, кстати, с тобой ему меньше всех понравилось.

Ассистент покраснела, затем позеленела, но этого уже никто не видел, так как скрылась она очень быстро и больше к Кристине не подходила. Красавин все понял и едва сдерживался, чтобы не засмеяться, но разговор с Рубиком шел о серьезном. Павлику срочно понадобилось уехать на несколько дней, а разрешали только на один. "И так уже сегодня одна отпросилась, куда-то ей позарез понадобилось, теперь ты еще — нет уж! Вот будет у тебя законный выходной, езжай, куда хочешь!" Павлик злился, но о цели отлучки не сообщал. А зря. Скажи он о том, что хочет навестить дочь в Шоколадове и сына в Соленовбурге, его бы мигом отпустили, любви к детям пока еще никто не отменял. Но ему было совестно, что такой он никудышный отец, и дети у него аж в разных городах, так что с режиссером так ни до чего и не договорились. Но наш великолепный надежды не терял. У него уже имелся другой план, и, поняв, что самому переубедить шефа не получится, он спустился к Кристине и попросил ее поболтать с Рубиком. "Все-таки красивая обаятельная женщина, сложнее будет отказать", — размышлял Паша.

 

Красавин остался ждать Кристину на качелях, поглядывая на балкон. Вот она подошла к Рубику, вот сказала пару слов, вот он взволнованно размахивает руками и что-то причитает, вот она смотрит на него удивленно-радостно и улыбается, затем благодарит и уходит.

 

— Конец перерыва. По местам!

 

 

16

Пирогастые пироги

 

А пока они там играют, мы вернемся в вечер погони, когда Красавин обнаружил машину Кристины открытой. Салатовая иномарка, кстати, до сих пор там стоит, так как некогда актерам за ней заехать, работают с утра до вечера, потом заняты Коровушкиным, а потом друг другом.

 

Керк, остановившись поодаль и усмотрев, что машина открытой оставлена посреди дороги, Кристины — нет, а Красавин — в шоке, сообразил, что информацию о волшебнике за такие новости ему теперь никто не даст. И отправился к себе в гостиницу, отдыхать и выдумывать новый план.

 

На следующий день ближе к вечеру, спускаясь в лифте, Керк стал свидетелем преилюбопытной сцены: полный солидный господин в малиновом костюме не первой свежести и несколько даже на локте с заплатой разодранном, остервенело искал что-то в кармане, бормоча себе под нос о соломенной шляпе, о какой-то каше, красотке, пропаже и подлеце напарнике. Керк заинтересовался.

— Позвольте вам помочь, вы что-то потеряли? — обратился он к малиновому костюму.

— Да, у вас, случайно, нарколина не найдется? Мой куда-то запропастился! — обрадовался родной речи и участию полный господин.

— Конечно-конечно, вот, пожалуйста, — Керк протянул упаковку. — Будем знакомы, мое имя Крек, — протянул и руку, милейшим образом улыбаясь.

— Очень рад, меня зовут От...то есть, Отавио, Отавио Науриссимо к вашим услугам, — представился наш друг Нарко.

— Чрезвычайно счастлив, Отавио! — расплескался в любезностях Керк.

Нарко запил горсть таблеток минералкой, которую всегда носил с собой, убрал бутылочку в дырявый карман, тем временем лифт остановился на первом. И вы спросите, неужели иностранцы и впрямь оказались в одной гостинице? Да! А что вы думаете, в этом городишке много приличных мест для подобных особ? Это ж вам не столица, хотя и большой, и довольно красивый город. Так вот, отели там, конечно, имеются, но приличный из них один. Где и встретились наши заморские гости.

 

— А пойдемте, за знакомство, так сказать, в кафе или даже в ресторанчик какой, я угощаю, — не желая упускать добычу, приглашал Керк. — Так приятно встретить соотечественника в этой медвежьей глуши! Какими судьбами здесь?

— Ком-командировка, по работе, — отвечал Нарко, насупившись, но виду не подавал. — Извольте, посидим где-нибудь, я тоже поистине в восторге от нашей встречи! — "И так проблем море, — думал он, — так еще этот, как его, прицепился! А зачем ты, дурень, просил у него нарколин? — А что еще было делать, — объяснялся сам с собой Нарко, — тут-то он запрещен, в аптеках нет, связей нет, фиг достанешь, а ну как ломка начнется?! Уж лучше перетерпеть общество этого подозрительного типа".

 

Парочка вышла из отеля, Керк аккуратно поддерживал товарища за локоток, чтобы тот не сбежал, они сели в бирюзовое краденое авто, которое почему-то никак не могли отыскать владелец и полиция (хотя оно и понятно, те же не умели находить машины по номерам, в отличие от наших шустрых интуристов). И покатили по городу в поисках подходящего местечка. Далеко, правда, уехать не удалось, ибо застряли в какой-то жуткой пробке, плюнули, оставили машину на обочине и отправились пешочком. Вскоре их внимание привлекла большая вывеска: "Сладкоградские пироги — самые пирогастые пироги в мире!" Заинтригованные столь самонадеянной фразой, мошенники открыли звенящую колокольчиками дверь полуподвального помещения и шагнули внутрь. Заказав пирогастых пирогов, и устроившись поудобнее в полумраке зала возле окна, друзья принялись разговаривать разговоры о погоде и прочей чепухе. Керк не удержался, заказал себе водочки, отметить замечательное знакомство с... "Как там он сказал? А, не важно!" Нарко держался и не пил, потому как мешать нарколин с алкоголем не рисковал, еще не настолько он был дураком.

 

— Прошу меня извинить, птичкой из головы ваше имечко вылетело, — решил все же исправиться Керк.

"Как там я назывался?" — озадачился Отто. — Ну что вы, не стоит извинений, меня зовут Оттело. Да, Оттело Наркочи меня зовут, — представился Отто, думая, как бы не забыть, что только что сказал. — "Оттело — почти как отель, а Наркочи как моя фамилия и звук апчхи".

— Очень рад, теперь запомню, — радовался Керк, соображая, что, кажется, в прошлый раз Оттело назвался как-то по-другому. А ну-ка и правда стоит запомнить, а потом переспросить невзначай. Так, Оттело почти как Отелло. А Наркочи как наркочи (много наркочей).

— А вас как? — использовал возможность поправить память Отто.

— Ах, у вас тоже имена птичками в голове летают? — посмеивался Керк. — Мое имя Крек. Почти как Кряк, так легче запомнить.

— Спасибо, теперь не забуду, — улыбнулся Нарко.

Наступило молчание, прерываемое лишь постукиванием ножей о тарелки, пока резались пироги, аппетитным чавканьем, ведь последние оказались действительно самыми пирогастыми, да разговорчиками за соседними столиками. Ну, и еще телевизор что-то верещал на незнакомом Отто языке. Керк усиленно соображал, как бы вывести попутчика на чистую воду и вытянуть информацию о соломенной шляпе, не раскрывая своих карт. Нарко размышлял над злободневными вопросами: как найти волшебника, зачем привязался этот Кряк и как бы забрать у того побольше нарколина про запас! Керк уже выпил и вторую, и третью рюмочки по триста грамм, так ничего и не решив, и сидеть бы им здесь еще долго, но тут произошло нечто совершенно неожиданное! Отто вдруг удивленно раскрыл рот, откуда сразу вывалился пирог, и впился глазами в знакомую физиономию в телевизоре. "Во приоделся, — словил мысль Нарко, — думает, я его не узнаю! Что ж там говорят-то?!" — он беспомощно хлопал ушами, в то время как Керк уже давно повернулся к соседу спиной, лицом к экрану и внимательно слушал следующее: "На Шахматной площади творится нечто невообразимое! Повсюду летают горожане на облаках, в машинах и даже просто так, да вы и сами все видите. В Сладкограде появился волшебник, и он исполняет желания людей, так что, если поспешите, может быть, и вам повезет, он пока еще здесь..." Керк поспешил. Забыв о Наркочах, о недоеденном пирогастом пироге и опрокинув случайно соседний столик, он пулей вылетел вон. Отто тоже было поспешил, поняв: "Кряк что-то знает, — и сообразив, — ведь так и есть, он же и заказывал эти самые пироги на чистейшем здешнем языке". Но в последнюю минуту толстяка прихватил за шиворот детина-официант и вежливо поинтересовался:

— А платить, собака, кто будет?

— Я не понимай, — отвечал, отбиваясь, Отто все, что мог сказать на местном диалекте.

— Мани, мани гони, — перевел официант и потер друг о друга большим, указательным и средним пальцами для пущей убедительности.

— А, яс яс, — Отто вытащил наобум пару купюр, по довольной ухмылке понял, что переборщил, но разбираться было некогда, и устремился следом за Кряком.

 

Нарко повезло: Керк никак не мог найти толкового прохожего, чтобы ему объяснили, как пройти к Шахматной площади. "Понаехали тут всякие, город совсем не знают, — раздраженно думал он, — а ведь каждая минута на счету!"

— Стой, я с тобой! — пыхтел уже рядом Отто, — ты что, тоже волшебника ищешь?

— Да, — не стал отпираться Керк, — а тебе что за дело?

— Мне он тоже нужен, давай объединять усилия, я про него все знаю, со мной ты живее его поймаешь, слово даю, не пожалеешь, что с Отелио связался! — лебезил Отто.

— Л-ладно, убедил ("Что-то наш Наркоча мутит", — подумал Керк). И что ты знаешь? И вообще, ты на кого работаешь, и как мы его делить-то будем, когда... когда поймаем? Мне велено его по одному адресочку до-доставить, — завалил бедного Нарко вопросами деловой Керк. Впрочем, он уже не выглядел столь деловым, гражданин ведь уже был выпимши, и пошатывало его изрядно, а в глазах иногда двоилось и даже троилось. Ай-ай-ай, очень непрофессионально!

— Работаю я на... а все тебе скажи, — сообразил вдруг Отто, — на одну уважаемую фирму, у нас из-за волшебниковых проделок все вдруг стали детей любить, и хорошие лекарства не продаются, вот мы и ищем этого сорванца, чтобы вернул все в ... !

— А мне в-велено его передать одному уваж-жаемому наркофеодалу, чтобы парнишка его желания исполнил и действительно вернул все в з-занормальное состояние, а то всем, видите ли, помогает, и что ты думаешь, только твои пилю-люли не идут?! Ихние ведь порошки и травы тоже больше не берут, детям то есть не продают, даже хуже, объясняют научно-популярно и даже с юмором, но в то же время очень даже жутко, как эта др-рянь разрушает твой разум и все там так спутывает, что становишься тор-рмоз-зом. Как ты больше не можешь испытывать счастье в обычной жизни, ж-жизнь без этого яда превращается в ад (яд-ад — какая рифма хорошая!), и думаешь только о том, как достать очередную дозу, а твое тело начинает гнить, так что лучше к этой отраве и за километр не подходить. А эти мешки с родительскими деньгами слушают и верят! А горе-торговцы теперь, раз видят, что не могут товар сбыть и на дозу заработать, давай в реалиби-биарили-билитационные центры кидаться, пусть их там от зависимости избавляют. Ты представляешь, что устроили?! Беспредел какой-то! Там еще мнения разошлись относительно того, до какого возраста считать человека ребенком, но в целом доходы упали изрядно, наркофеодалы на голове волосы рвут, у кого они еще остались, просто форменное безо-бразо-заззие! Вот ко мне и обратились. А попробуй им откажи! — разоткровенничался вдруг Керк, Нарко вел его под локоть, чтобы тот не упал, "Надо ж, как развезло, все-таки нарколин много лучше, — думал Отто, с интересом разглядывая проходящего мимо медведя леопардовой окраски. — Да, правду говорят, что здесь они прям по улицам ходят!" Только т-с-с, мы ему не скажем, что на самом деле то был леопардовый "лено" блондинки Леночки, так вероломно обманутой Красавиным. Она в этот момент разблондинисто припарковывалась рядом с туристами, затем эффектно вылезала из авто, сверкая ногами и браслетами на передних и задних конечностях и собралась уж было удалиться, но...

— Из-звините, а где здесь Матшахная площадь, — обратился к ней Керк.

— Шахматная? Это рядом: идите сейчас прямо, потом налево, потом опять налево, потом прямо, затем направо, еще немного прямо, на втором повороте налево, затем сразу направо и упретесь в нее. Надеюсь, ничего не напутала, — усмехнулась она и забарабанила каблуками прочь.

— Ты все запомнил? — толкал в бок Керк товарища, позабыв, что тот ни бэ ни мэ на местном наречии.

— Ну, дела! Ты это видел?! На наших глазах из медведя баба вылезла, а ноги какие... м-м... — ошалело смотрел вслед таким ногам Отто.

— Какого медведя? Что ты несешь? Дорогу запомнил?

— Какого-какого, вона, лежит!

Керк посмотрел в указанную сторону, покрутил пальцем у виска и решительно потащил Отто куда-то прямо. "Подумаешь, из трех одинаковых "лено" вышли две одинаковые бабы с ногами", — думал Керк.

 

Уж не знаю, как, но до площади они таки добрались! Может, увидели скопление облаков с пассажирами и машин в воздухе, или еще что, но дошли, родимые, и с горящими глазами стали проталкиваться к началу очереди, которая кружила, плотными кольцами обвивая заветную скамейку, где сидел мессия. Им, конечно, мешали! И хорошо, что Керк не знает местных крепких выражений, он бы, пожалуй, и обиделся. И вот, Керк уже почти схватил волшебничка за загривочек, как тот ловко запрыгнул вместе с каким-то проходимцем на спустившееся вдруг облако и был таков. Так что схватил Керк один лишь воздух. Хорошо, что собравшиеся не знали некоторых выражений на инглимани, они бы, пожалуй, обиделись тоже. Что тут началось! Голубчики принялись вопить кто во что горазд на разные минорные лады, много вспоминали чью-то мать, рыдали, грохались в обморок, кто-то нервно хохотал, кто-то кричал: "Я же вам говорил, что так и будет! Обманщик, дурачит только честных людей, вон, какой балаган устроил! А деньги-то небось в листочки кленовые превратятся, вот проверьте, вспомните потом меня!

— Держи его, держи же, ну!

— Эй, вы там, наверху, догоняйте, улетит же совсем сейчас, нам ничего не достанется, так не честно! — восклицали обиженные на земле.

 

Но тем наверху было настолько хорошо, что они боготворили волшебника и желали ему добра. Они уже не являлись частью безумного организма, а просто самими собой. Улыбались небесам, наслаждаясь свободой.

 

Начались беспорядки, ругань, драки, прикатило еще больше журналистов, звуки скорой и полиции наполнили площадь, уж и непонятно, как они добрались сюда с такими пробками, разве что по воздуху; изъяли у некоторых фотоаппараты и камеры, чтобы знать, какого именно преступника ловить, а что, преступник и есть, вон какое безобразие учудил! А когда стало известно, что он и деньги людям из ничего создавал, и больных здоровыми делал, и квартиры просто так направо-налево раздавал, и путевками на Гаванары разбрасывался, и карьерами блестящими, и мужьями отменными, и нефтяными компаниями, — тут уж его мигом в разряд особо опасных разыскиваемых определили.

 

Шалит товарищ! А врачи на что? А частные риэлторы и ЗАО "Сладкоградская недвижимость"? А нехватка денег, чтобы людей проще контролировать и работали задешево? А кредиты тогда кому нужны будут? А нефть лишняя в обход монополии — как вам это нравится?! А свадебные салоны? Этак ведь все по одному только разу замуж выскочат, и на всю жизнь! А разводиться и опять жениться кто будет? Весь сложившийся порядок вещей псу под хвост, так что ли?! Это ж если каждый сможет получить, что захочет, что ж тут начнется? А ну как захотят правительство сместить? А ну как кто-нибудь скажет: "Хочу, чтоб не было преступников вообще" — кто тогда полицию содержать будет?! А ну как скажет: "Пусть все станут душевно здоровыми" — а психиатров тогда куды девать? На помойку что ли? Или: "Чтобы не было вообще наркотиков" — а как же бедные наркологи?! И опять же, как население тогда контролировать? Что, все вдруг станут умными и способными, будут иметь свое мнение, основанное на реальных фактах, перестанут верить авторитетам, прекратят сидеть часами у телевизора и кушать эту жвачку, не будут проигрывать последние деньги в автоматах, алкоголь пить перестанут вообще, начнут с интересом учиться и станут профи, это что же начнется? А если так и скажет: "Хочу, чтоб все стали умными и способными" — мамочки! Караул! Или "Чтоб все стали честными" — тогда же и взятки никто брать не будет, да и предлагать тоже, ведь все — это все! Тогда ж придется действительно качественные товары производить; дипломы нигде не купить же будет, учиться придется самим, да и поступать в институты тоже самим! Шпорами не пользоваться. На права по-честному сдавать, налоги все платить, и налоги ведь эти придется действительно на школы, больницы, дороги и прочую ерунду тратить, и никаких тебе дворцов, никаких огромных счетов в заморских банках! И обвесить ведь никого нельзя, телефон не украсть, если платье сидит кошмарно, то придется так и сказать, а не продавать его этой гусыне!.. В общем, не растет кокос. Вот ужас-то! Ловить, немедленно, ловить подлеца и за решетку его, за решетку! На всю жизнь! В отдельную камеру, и чтоб никто с ним не разговаривал, а то ведь и убежит, за желания-то любой дурак тебе что хочешь сделает! Ловить ради общественной безопасности! Ради блага всех людей!

 

Так что к утру следующего дня уже появились на многих столбах объявления о розыске особо опасного преступника с цветной фотографией веснушчатого улыбающегося блондина в красной кепке, серой рубашке и алых подтяжках. Да ярко-зеленая сумка через плечо перекинута. И награду назначили — целый миллион долларов, во как! И по телевизору вовсю передавали. И в газетах на разворот напечатали.

 

А почему же тогда Красавин с Кристиной ничего не заметили, пока Диму в музей отвозили и дальше в сторону озера ехали? Да потому, что объявления расклеены были несколько позже. А сам наш друг, когда по городу с телефоном бродил да чужие мечты в реальность превращал, почему ничего не заметил? О, тут все просто: внимание его почти целиком на желателей ушло, какие уж тут столбы!

 

 

17

Сосед оказался вовсе не молчун

 

И вот теперь, отключив на час аппарат, Дмитрий обнаружил, что находится на площади, не-а, не на вчерашней, на другой, но стало как-то не по себе. "Ну, все, — решил он, — здесь ну никому ни одного желания, даже маленького такого желаньишка — не исполню!" Присел на лавочку отдохнуть, да устроился поудобней. Дипломат рядышком поставил, ногу на ногу положил, на спинку облокотился. Сидит. Отсутствием людей наслаждается. Конечно, будний день, порядочные граждане на работе, только лодыри-тунеядцы где ни попадя шатаются. Солнышко сквозь темные очки светит ласково, птички поют. Облачка по небу барашками летают. Хорошо.

 

Но не успел наш Коровушкин как следует отдыхом насладиться, как тут же нарисовался парнишка лет девятнадцати, будь он неладен, и уселся рядом. На носу его неуклюже висели большие очки в черной широкой оправе, коричневый вельветовый пиджачишко выдавал худобу, на плече примостилась огромная потертая сумка, из которой вылезали тетрадки и учебники. Судя по всему, это был студент какого-то местного учебного заведения, возможно, философского факультета. Уж что-то точно указывало на его гуманитарные наклонности, но что именно, Дима пока не понял. Коровушкин напрягся, втянул голову в плечи и состроил такое выражение лица, которое, по его представлениям, должно было говорить, что оно ничего не хочет говорить. Настолько Диме не хотелось вести разговоры и исполнять сейчас чьи-то желания, но и со скамейкой он расставаться тоже не собирался.

 

Как всегда, по закону подлости, сосед оказался вовсе не молчун.

— Простите, что я присел к вам, а вы вчера видели толпу на Шахматной площади? — обратился студент к усатому брюнету в темных очках. Дима готов был провалится сквозь землю. — Говорят, там работал волшебник и исполнял желания! — продолжал свою речь молодой человек. — А я вот ничего не хочу получить от волшебника!

— А почему?! — подскочил удивленный неожиданным поворотом дела Коровушкин.

— Потому что так не интересно! Мне уже от рождения даны начальные условия, исходя из которых, я должен успешно играть в этой игре под названием жизнь и решать задачи, встающие на моем пути. Если я что-то получу, не самостоятельно этого добившись, то нарушатся основные принципы игры. Я считаю, что большего просить просто бессмысленно. При получении халявы, взявшейся из ниоткуда, в моей жизни образуется дыра, которую будет нечем восполнить. Возможно, я либо не буду ценить полученное и потеряю, либо не смогу этим владеть, так как не готов был именно к этому подарку, а еще в моем развитии останется прореха.

— Ну, можно же просить не для себя, для других! — все еще удивлялся волшебник.

— Можно, но тогда у них будет такая же история, как у меня, и это тоже им не пойдет на пользу, — уверенно отвечал собеседник, следуя своей теории.

— Но можно же, в конце концов, попросить мир во всем мире! — не отставал от него Коровушкин.

— Если попросить мир во всем мире, то, получив его нелогичным путем, человечество таким образом себя не застрахует от завтрашней войны, и этот мир будет недолог.

А еще, человек должен доказать сам себе, что он самостоятелен и без потусторонних чудес может сам обеспечить себе достойную жизнь, иначе он так и не будет достоин гордого звания Человек.

Проявив слабость и воспользовавшись помощью волшебника, я оскорблю природу, которая трудилась над созданием такого самостоятельного существа, как я. К тому же, один раз получив дар, я буду потом стремиться еще и еще раз получить желаемое не своим трудом, а чудом. И это будет дурно влиять на мой характер.

— По-моему, ты слишком строг к себе! — произнес Дима, удивляясь занудству молодого человека.

— Вовсе нет, я предусмотрителен и хочу быть хозяином своей судьбы, а не марионеткой в руках случая. Я благодарен этому миру, что он меня создал таким, какой я есть, а остальное могу исправить сам, а если что-то не могу изменить, значит, возможно, и не нужно это менять вовсе!

— Но так же можно оправдать любое самое страшное преступление на Земле!

— Нет, нельзя, и дело не в оправдании, а в понятии сути происходящего, причинно-следственных связей. Зло, существующее на Земле, не берется из ничего, оно появляется вследствие определенных обстоятельств. Возможно, зло появилось, чтоб указать на какую-то совершаемую людьми ошибку. Например, зубная боль — это плохо, с одной стороны, а с другой, говорит, что хватит есть конфеты по ночам килограммами. Главное, идти в ногу с законами природы в целом и своей личной природы в частности, тогда успех обеспечен!

— Так что ж, по-твоему, со злом не надо бороться? — воскликнул Дима.

— Надо, но не со злом, а с причинами появления зла!

— Тогда можно загадать желание волшебнику, чтоб все люди в раз поумнели и не делали того, что приведет ко злу!

— Загадать такое нельзя, потому что тогда начнется ужасный хаос, и жизнь планеты окажется под угрозой! Система взаимодействия между людьми построена так, что резкое поумнение всех одновременно приведет к поломке старой модели, а новая еще выстроена не будет. Нужен постепенный переход человечества от неразумности к разумности, а он и так идет без помощи волшебников! Даже если попробовать сформулировать разумное желание на благо человечества, то оно будет расплывчато, и результат непредсказуем. Когда-то я думал, что можно пожелать человечеству больше любви и доброты, но ее в природе и так в достатке, люди ею не пользуются просто.

Принудительно всех сделать лучше, добрее, счастливей нельзя — это нарушает основной принцип существования человека — свободы воли. Человек либо сам по своему желанию становится лучше или сам же не становится. И борьба на этой Земле идет за этот выбор в ту или другую сторону. Убрав свободу выбора, шансов достичь высокого развития у человечества уже не будет. Будем счастливые, добрые, хорошие, но при этом как кролики жующие траву и не способные на творческое начало. Так что путь у нас один — маленькими шажочками каждый день делать выбор в сторону добра. А волшебнику загадать мне нечего — шансы увидеть, понять, осознать есть у каждого каждую секунду его жизни — остается только захотеть, а захотеть можно только самому без посторонней помощи волшебников, — аксиомой закончил свой нудный монолог паренек в коричневом пиджачке, после чего поднялся, пожелал всего доброго и удалился восвояси. По всей видимости, он не хотел никому навязывать свое мнение, но очень хотел высказаться, а тут как раз Коровушкин и подвернулся. Дима хотел еще что-то у того спросить, но уже не мог. Студент словно испарился. "Как хорошо, что он не узнал меня", — подумал волшебник, вздохнув и поправляя правый ус. Затем уставился на скульптуру лебедя, щедро поливаемую фонтаном, и задумался...

 

"А почему он не включает волшебников в ту часть, которая дана ему изначально? Как возможности, которые он все равно использует, если не дурак. Ведь мы же есть? Разве нет? Почему он тогда принимает в расчет все, что кроме волшебников? Компьютеры, книги, вот, очки он носит — их же кто-то сделал, не он. Не он шил себе пиджак, не он прял ткань, не он гонялся по двору за курицей, которую ел сегодня на обед. Ведь, следуя его логике, что ему уже все дано, он тогда должен сам изобретать колесо, добывать огонь... так ведь можно дойти до абсурда. Не принимать волшебство — все равно, что сказать: я буду везде ходить пешком. Мне даны две ноги, вот с помощью них я и стану передвигаться, а поезда, самолеты... ну, они дарят мне время, которое я не заслужил, и я тогда его растрачу впустую, или в моем развитии будет прореха, ведь не я сам придумал, каким образом тело тяжелее воздуха может держаться на весу. По сути, это тоже сродни волшебству, что-то вроде телепорта — зашел в этой точке пространства, вышел — в другой, что было бы просто невозможным так быстро, передвигайся ты пешком. Вот это и можно было бы ему сказать... правда навряд ли он бы изменил "свою" точку зрения. Он к ней привязан. У него нет свободы выбора, о которой он тут столько говорил, хотя в чем-то он может быть и прав".

 

 

18

ООО "Три желания"

 

— Стоп. Снято. Чудно сыграли, молодцы, ребята! Перерыв полчаса, — взволнованно воскликнул Рубик и испарился.

Красавин с Кристиной побежали к озеру, держась за руки. Вода задорно искрилась на солнце яркими прыгающими бликами. Плакучая ива полоскала ветви возле берега. Легкое сиреневое платье с капюшоном, принадлежащее героине (Нике-Валерии), металось на ветру. Одна мысль все не выходила у Павла из головы.

— Скажи, почему ты потратила вчера два желания из трех на какую-то ерунду?! А если бы Дима тебя не остановил, то и третье бы псу под хвост! А их же у тебя больше не будет, их всего три, понимаешь?! — спросил он.

Тут будто что-то сломалось. Она застыла. "Ерунду? Псу под хвост?" — подумала.

— Так для тебя жизни незнакомых людей — ерунда? — уставилась на него большими глазами.

— В общем, нет, но ведь это были твои желания! Ты могла бы все, что угодно у него просить! — не унимался Красавин.

— Да я же и так могу все, что угодно! А что не могла, я попросила — облако, — отвечала она. — Да, в другой раз, можно было бы и лучше ими распорядиться, но в тот момент следовало срочно разрешить ту ситуацию с обезумевшими орущими людьми на площади в полночь, не желающими расходиться, и с человеком, которого облако носило где-то под небесами, ты представляешь себе его состояние? Поставь себя на его место! И не факт, что он один такой оказался.

— Да, но ведь твоя-то жизнь бы не изменилась, даже если бы те люди до сих пор торчали на площади, а человек летал на облаке, — гнул свое Красавин.

 

Что-то продолжало ломаться.

 

— Как это не изменилась бы? Ты думаешь, я бы смогла спокойно спать, если бы знала, что в эту самую минуту, такие же, как я, люди, продолжают стоять там, звать волшебника, который к ним не придет, и который, кстати, мой друг, и тот человек на облаке сходит с ума, а я могу все это исправить буквально парой слов, но не делаю этого? Думаешь, я бы смогла сегодня так хорошо играть, что даже Рубик это заметил, если бы знала, что накануне из-за моего бездействия множество людей продолжало находиться в нехорошей ситуации? Ты бы смог? Хотя, можешь не отвечать.

"Наверное, он этого никогда не поймет" — подумала она.

— Ну зачем же все так усложнять! Это чужие жизни, тебя они не касаются! Только представь, ты могла бы попросить роскошный дом на берегу моря! Ну, или даже просто способность самой по себе летать, раз тебя это привлекает, или целую кучу денег, чтобы не работать, возможность предсказывать будущее, жить вечно, читать мысли, кстати, хорошая идея, сжимать или растягивать время, чтобы все успевать и не ждать, путешествовать по нему назад и вперед, да все, что угодно, понимаешь! — не понимал он.

— Ладно, оставим пока вопрос о чужих жизнях, — устало произнесла она, опускаясь на теплый песок и обхватив колени руками. — Я могу купить себе роскошный дом на берегу моря, когда захочу. Для полетов мне достаточно будет облака, да и это может наскучить. Пойми, летать самой по себе не является целью моей жизни! Для кого-то, возможно, да, и он бы нашел, как это применить, и наслаждался бы бесконечно, но не я. Денег у меня и так много, и их всегда можно заработать, а свою профессию я обожаю, и я была бы очень несчастна, если бы мне не позволяли играть! Да и что бы я делала без любимой работы?!

Зачем предсказывать будущее, читать чужие мысли? Ведь любая игра интересна именно тем, что ты не все можешь, не все знаешь, не все контролируешь. А что-то — наоборот, у тебя получается, и ты можешь научиться делать это лучше, найти информацию, стать способнее. И в итоге выиграть. А жизнь, по-моему, самая настоящая игра. Представь, тебе известно вообще все! Ты все можешь вот так, — она щелкнула пальцами, — это безумно скучно.

Красавин опустился рядом, кивая, она продолжила:

— Еще насчет мыслей... лучше просто уметь разбираться в людях, смотреть на человека, на то, что он и как делает, слушать, о чем он говорит и как, и видеть, понимать, какой он, и чего следует ожидать от него и чего — опасаться. Стоит ли верить его словам, продолжать с ним общаться или лучше как можно скорее избавиться от его общества. И, наверное, ты бы не хотел, чтобы кто-то лез к тебе в душу без спроса, читая твои мысли.

Ты что, думаешь, счастье лишь в том, чтобы что-то иметь?

— По идее ведь да, люди же и стремятся к новым машинам, квартирам и дачам, хорошей работе, карьерному росту, вкусной еде, интересному отдыху, чтобы были верные друзья, любимый человек рядом...

— Да, и они правы, к этому стоит стремиться, и еще ко многому другому. Так ты думаешь, что если ты возьмешь одного человека и сразу дашь ему все, что он захочет, он станет самым счастливым?

— Да.

— Хорошо, вот дали тебе карьеру. Ты — успешный богатый актер, тебя узнают на улицах, все девушки без ума! Ты счастлив? — задала она вопрос, который занимал Красавина почти с самого начала новой жизни. Вернее, его мучил несколько иной вопрос, но очень близкий.

— Нет. В этом отношении почему-то нет.

— Но почему же? Ведь вот у тебя все уже есть! Не нужно преодолевать препятствия на пути к успеху, искать режиссеров, играть в массовке, стоять часами у зеркала, репетируя сложную для тебя роль, читать кучу книг об актерском мастерстве и биографии великих, делать еще много чего другого — ничего не нужно уже! Все это уже тобой же и проделано, но, как ты сам говоришь, твои эти воспоминания без эмоций остались, одни лишь сухие данные, о том, как и что было. Теперь играешь ты бесподобно, тебе это сразу легко, как орешки щелкать. Все в восторге, новые роли сыплются как из рога изобилия, чего же тебе еще надо-то?

— Я не знаю. Но чего-то не хватает.

— Зато я знаю.

— А что это? Скажи!

— Нет. Я хочу, чтобы ты понял это сам.

— Ну, хоть подсказку дай, что же тогда счастье? — не терял надежды Павлик.

 

— Конец перерыва! Красавин, Кристина, где вас опять черти носят?! — разливался над августовским озером голос Рубика.

 

***

Дима продолжал сидеть на скамейке с крайне задумчивой физиономией. "А может, студент и прав, — думал волшебник, — или нет? Нужны ли мы миру или нет? Вот вчера, например. Многим людям я помог, они были такие счастливые, благодарили, на облаках летали. Ведь если бы ни я, никогда в жизни бы они так летать не смогли точно! А те, которым я подарил квартиры? Сами бы они когда на них заработали? Так бы и ютились всю жизнь по углам с соседями-пьяницами? Или все же они должны были бы заработать сами? Честно сделать много чего-то полезного для общества, в котором живут, получить в обмен на это деньги и, в свою очередь, обменять их на жилье? Да, кому-то пришлось бы меньше лениться и не сидеть прилепленным к телевизору или еще к чему, кому-то бы пришлось освоить новую профессию, кому-то прекратить думать, что во всем виноваты государство, начальники, налоговая, богачи, и что он сам рожден, чтобы тянуть свою лямку и большего не достоин. Да, многое пришлось бы им в своей жизни изменить и многие взгляды пересмотреть, но как бы они тогда себя чувствовали? Они бы собой гордились, и они могли бы и дальше успешно работать и обменивать заработанное на то, что хотят, на те же путевки на Гаванары, на книги, фильмы, машины, одежду, участвовать в благотворительности... А так, вот есть у них эта халявная квартира, вот они так же сидят вечерами, к телевизору приклеены, ходят на какую-то дурацкую неинтересную им работу, ни к чему не стремятся. Или наоборот: их больше не раздражают пьяные соседи, им не нужно платить аренду и волноваться по поводу поиска жилья, если их выселяют, и теперь они могут уделить свое внимание чему-то еще! Как достичь большего в жизни, как узнать что-то новое, теперь они могут завести детей, верить в мечты и стремиться к ним, раз они увидели, что мечты сбываются...

 

А с другой стороны, что вчера творилось после того, как я улетел! Остальные-то как расстроились! Они-то думали, отстоят очередь, и я исполню их желания, ну, я своим присутствием и действиями вроде как им это обещал, а я возьми, да и улети вдруг. А обещания же выполнять надо! Или тогда уж не обещать. Они-то, небось, и желания уже придумали, какие-то очень для них важные, и вот, все почти сбылось, а тут, раз — и нет! Пустота! Очень скверно получилось. И расстроенных-то оказалось гораздо больше, чем довольных... не буду теперь прилюдно желания исполнять. А как-нибудь по-тихому.

 

Ой, а эти-то, которые звонят?! У них же там тоже вроде как очередь! Мне что ж, бесконечно что ли с ними теперь общаться?! А откуда они вообще берутся? Откуда у них мой телефон?" — вдруг озадачился Коровушкин. Давно пора бы.

 

— Закурить не найдется?

От неожиданности Дима весь вздрогнул. На его скамейке теперь сидел невысокий черный человек, с дипломатом в руке.

— Я нет. Не курю то есть.

— Жаль.

Человек положил на колени свой дипломат, раскрыл его, извлек газету, закрыл дипломат, поставил обратно вниз, развернул газету и показал Диме.

— Вы не знаете, где его найти?

Коровушкин опять вздрогнул и собрался уже бежать, как вовремя смекнул, что он сейчас сам на себя не похож.

— Я нет. Не знаю то есть. А что случилось? — спросил он, стараясь, чтобы голос не дрожал. С газеты на него смотрела его же физиономия крупным планом, и приписочка имелась, что тому, кто доставит этого особо опасного преступника, обещается миллион долларов!

И в эту самую минуту затрещал будильник. Дима опять вздрогнул. "Ой, это ж мне сейчас звонить должны, я ж обещал, там же очередь, что ж делать-то!" Он кое-как выключил будильник.

— Да что это вы все дергаетесь, милейший? — вопрошал приставучий черный.

— А, вот ты где! — появился и какой-то гусь в малиновом драном костюме, Дима обернулся на иностранную речь и тут же малинового узнал, опять вздрогнув. Но тот смотрел на черного собеседника.

— Вьот чьорт вуаля! — выругался черный на каком-то никому непонятном языке. — Опять за мной вздумал ходить, "объединять усилия", в гробу я видал такое объединение, вчера ведь из-за него и упустили, бегать-то быстро этот жир-трест не может! (Керк совсем запамятовал, что именно Отто его, пьяненького, в основном и тащил).

— Чего это ты все болтаешь не пойми что! Ты по-человечески скажи, по-нашему! — возмущался неуважением малиновый.

 

Дима, обрадовавшись, что иностранцы нашли друг друга, и про него черный будто забыл, потихоньку встал, взял свой дипломат, и так, бочком, бочком, и уже почти даже он ушел, как опять затрещал будильник! Дима от неожиданности подпрыгнул, достал трубку и давай дрожащими руками тыкаться во все кнопки — это ж он в прошлый раз на "дремать" нажал, вот и трезвонит каждые две минуты. Но интуристы уже его не замечали, устроили перепалку средь бела дня, что-то выкрикивали, темнокожий тряс газетой перед товарищеской мордой, малиновый обиженно размахивал руками...

 

Коровушкин быстро-быстро семенил по улицам прочь от площадей — пропади они пропадом, вечно там куда-нибудь влипнешь! А еще наставят скамеечек — садитесь, люди добрые, фонтанов там понавтыкают, фонарей витиеватых, газончиков с марусиными глазками понасажают, смотрите, как красиво! Тьфу!

 

Пестрые дома скакали мимо, столбы с пресловутыми объявлениями — тоже, Дима стремился убраться подальше, а лучше бы сейчас просто оказаться в тихой красавинской квартире, навернуть бутербродов с колбасой, напиться чаю с мятой и лечь спать — хоть от проблем отвлечься, а то столько всего навалилось!

 

— Не наваливайтесь, гражданочка, не на базаре! — услышал вдруг волшебник окрик за углом и свернул туда. А там!

 

Весь тротуар неширокой улочки до следующего поворота был забит людьми. Они переговаривались, бранились, кто-то молчал, мечтательно глядя на небо, кто-то принес стульчик и спокойно читал книжечку. Дима, чувствуя неладное, пошел вдоль людей по проезжей части, добрался до поворота, побрел и дальше вслед за очередью, и в конце третьей улицы обнаружилось вот что: на закрытых дверях висела наскоро приделанная табличка: "ООО "Три желания".

 

Очередь волновалась. До сих пор никого не впускали, хотя обед полчаса как закончился! Безобразие! Деньги собрали у всех, шутка ли, три тысячи рублий билет! Народ все прибывает, а обслуживать и не собираются! Жулики! Шарлатаны! И так не быстро все это, некоторые вон с утра стоят! Десятки кулаков барабанили в дверь и дергали несчастную ручку!

 

Вот в этот самый момент некто Шныркин понял, что лавочку пора прикрывать, раз волшебник телефон не включает, а тем более, ведь и деньги-то за билеты уже все на его, Шныркина, счет перечислены, значит, можно и не заморачиваться с предоставлением обещанного, к тому же и страшно медлить, а ну как дверь сломают, из него же шампунь дегтярный сделают! Жаль, конечно, можно было бы и больше тут подзаработать, но что поделаешь, пора уносить ноги. Он быстренько собрался и направился к черному выходу, захватив и секретутку, простите, секретаршу.

 

— А чего вы тут ждете? — поинтересовался Дима, и так с ужасом поняв, чего они ждут.

— Там волшебник сидит, желания исполняет, мы билеты купили, ждем свою очередь. Только обед полчаса как закончен, а что-то никого больше не зовут. А у вас, кажется, ус отклеился.

— Спасибо, — Дима поправил ус, — а билеты-то дорогие? — спросил он.

— Да по три тыщи!

— Ого! Во паразиты! — воскликнул в сердцах Коровушкин.

— Угу, — взволнованно подтвердила очередь.

 

Дима встал чуть поодаль и принялся соображать: "Однако! Тут ведь либо деньги всем возвращай, либо желания исполняй. Однако!"

 

Тем временем дверь действительно выломали и забежали внутрь небольшого помещеньица, состоявшего из прихожей, где стоял и стол, и стул, и книга учета посетителей имелась, и еще недавно сидела секретарша. Дальше шла небольшая комнатка с двумя стульями, опять же столом и телефоном. Всюду было пусто. Волшебника как след простыл. К слову, обслуженные желатели выходили через черный ход, так что в очереди никто и понятия не имел, что все действо происходит по телефону. Да в очереди вообще не знали, исполнялись ли желания на самом деле, или это настоящее надувательство, но в чудеса все же верили, тем более, что вчера некоторые были и на Шахматной площади, а уж новость о появлении волшебника слышал почти каждый.

 

Дима тоже заглянул со всеми в помещение, выбрал самого смышленого парнишку, шепнул тому кое-что, начирикал на клочке бумажки ряд цифр и незаметно удалился. Парнишка, как велено, подождал пару минут, затем вышел на улицу и громко объявил:

— Никому не расходиться, у кого есть билеты, все получат свои желания. Вас много, продумайте все заранее, говорите быстро и четко. Ничего злого не загадывать — не исполняет. Начнем через десять минут. Передайте это в конец.

Очередь возрадовалась.

 

Коровушкин забежал в соседний магазинчик, прикупил колбасы с хлебом и горячего чая в термосе, вот спросите, откуда это в обычном магазине? Не представляю, но вот оказалось, может, наш волшебник и для себя на досуге чудесничает? Не знаю... А затем аккуратненько прошмыгнул в парадную в доме на углу, поднялся на последний этаж, оттуда через чердак попал на крышу и устроился, кстати, довольно уютно, возле высокого бортика у края на прихваченном откуда-то коврике. Отсюда открывался изумительный вид на шабашкину контору "Три желания" в дальнем конце улицы и на часть очереди на соседней, ради чего он, собственно, сюда и полез — хотел следить за уменьшением желателей. Включил телефон.

 

— Мне хороший крючок для большой рыбы, много качественной лески и новую модную удочку, — хриплый мужской голос.

"Рыбу жалко, — подумал Дима. — И вообще... хм"

— В этом не хочу участвовать. Давай другие желания, — ответил он.

— Тогда... новую шубу жене, чтоб отстала, много рассады помидоров, кабачков и лука. И ведро квашеной капусты, только чтобы вкусная!

— Ладно, — молвил Дима, а сам подумал: "Хм..."

— А мне, мне это... — женский голос, — ну, чтобы волосы вились, а то прямые, как палки! А еще, еще чтобы ресницы стали длинными, и много их, много! И самое главное: грудь на два размера больше (смущенно).

"Однако!" — усмехнулся Коровушкин, а вслух сказал: — эт можно.

— Значит так: первое — пусть студенты все резко поумнеют, хотя бы настолько, чтоб не отравляли себе жизнь всяким ненужным мусором. Второе — пусть ходят на все мои пары по "Сопротивлению материалов" (сокращенно "сопромат"). Третье — пусть всем преподавателям зарплату повысят в три раза, — произнес серьезный мужчина.

— Все — это вообще все в мире или как? — решил уточнить Дима.

— Ну, пусть будут все в мире, раз можно, — обрадовался вдруг свалившемуся на него большому влиянию профессор.

— Хорошо, и по поводу пар, все-таки должна быть свобода выбора у студентов: ходить им или не ходить. По-другому как-то сформулируйте это желание, пожалуйста.

— Ну, тогда, чтобы я так интересно и понятно излагал материал, что студенты, кому нужен мой предмет, не хотели бы пропускать мои занятия, — сообразил человек.

— Договорились, — улыбнулся волшебник, подумав: "Ах, как здорово, вот молодец!"

— Мне, пожалуйста, леопардовый "лено", как у Леночки, волосы густые и блестящие, как у Кристины, и чтобы Красавин в меня влюбился!

Ого! — подумал Дима. — Знакомые все лица!"

— С волосами согласен, а влюблять в себя насильно никого нельзя, должна же быть свобода выбора у человека! Это самое важное! А расцветка такая же... вот вы бы хотели, чтобы вашу оригинальную вещь скопировали без разрешения, или чтобы какой-то человек, который вам неинтересен, заставил бы вас его полюбить?

— Я бы не хотела, но это же не мою вещь копируют без разрешения, а чужую, и не меня заставляют влюбиться! Я хочу Краса-а-авина и хочу машину-у-у, — принялась вопить дамочка.

— Другие желания говорите или зовите следующего, — вздохнул Дима.

— Вы шарлатан! Я вам деньги за что платила?! Я специально отпросилась у режиссера сегодня, с утра здесь в общей очереди с этими ... торчу, для чего, спрашивается?! Я буду жаловаться!

— Слушайте, ну зачем вам этот леопардовый Красавин сдался? Других же мужчин и расцветок машин полно!

— Затем, что люблю его, вот зачем! Значит, он должен быть со мной, а не с этой пигалицей Черри! И если он будет со мной, о, тогда все эти крали от зависти лопнут! Представляю их лица!

— Постойте, но ведь это ж его жизнь! Его! Он выбрал Кристину, потому что ему с ней лучше, потому что с ней он счастлив, не с вами! А какая же это любовь, если вам на его желания и выбор плевать, а просто хотите его заполучить, как... ну как модную дорогую вещь, всем на зависть! А настоящая любовь... она другая...

— Да вы вообще, кто такой, чтобы мне тут мораль читать?! — дамочка бросила трубку на пол и вылетела вон.

"Во дает! Она ж могла меня попросить, чтобы все наоборот!" — подумал Дима.

Вскоре опять зазвонил телефон. Кто говорит? Он:

— А мне, будьте добры, знаете, есть такие листья, их ешь, они как-то там набухают, и потом уже ничего не хочется, ни пирожных, ни шоколада килограммами. Вот их жене, для похудания, пожалуйста, и побольше, а то уже все уши...

— Извините, пожалуйста, но мне срочно (женский голос мужчине с листьями), — у меня дочь на опасной операции прямо сейчас, вот чтобы прошло все успешно, и чтобы она впредь была здоровая, ну, и муж тоже пусть будет здоровым всегда! — волшебнику. — Спасибо, — мужчине.

— Хорошо, — ответил Дима, но она уже ушла.

— Так вот, нас перебили, значит, мне листья жене для похудания, их ешь, и никаких тебе тортов, никаких пончиков со сгущенкой — не хочется! Еще хочу уметь читать так: приложил книгу к голове, уже знаешь, о чем там написано. И еще — чтобы мог вообще не спать, тогда у меня куча времени появится — я столько всего успею!

"О, — размышлял Коровушкин, — ну почему он считает, что вот только так можно достичь желаемого? Почему некоторые люди так криво думают, и им кажется, что по-другому мыслить нельзя, и выбора у них нет?! А про чтение, тут же вся прелесть в том, что события развиваются во времени, и ты пока не знаешь, что будет дальше, а если у тебя в один момент появляется идея всего сюжета, — так же не интересно! Ну, разве что учебную литературу так читать, да, это хорошо. А художественную тогда можно обычным способом, ладно, убедил. А о жене он подумал?! Вот он не будет спать ночами и начнет читать книги пачками, изучит целую кучу всего и переделает, он же изменится! Он же в миг станет намного сообразительнее и способнее, чем она. О чем тогда они будут разговаривать? Как они тогда будут продолжать быть счастливы вместе? Да и вообще, если он уже сейчас о ней не думает, загадывая такое, что же это за брак, и зачем он такой вообще нужен?! Эх, а так хочется, чтобы человек из всего, что я могу ему дать, выбрал именно то, что действительно сделает его жизнь лучше, и не только его... Но советовать не могу..." — озадачился наш Коровушкин и, попросив подождать минутку, полез в свой дипломат за книжечкой, чтобы быстренько перечитать кодекс волшебника, может, есть там какая лазейка. "Это еще что?! Какие-то бумаги на непонятном языке, таблетки — какой-то нарколин, ой, и пистолет имеется, мамочки! Заморские деньги, документы на имя Керка Бенуа Кулибали, еще коробочка чуть больше спичечной, с чем-то крайне беспокойным внутри, должно быть, живым". Дима с опаской покосился на коробочку и тут же захлопнул блестящие защелки на дипломате. "Это ж я впопыхах дипломат того черного прихватил, — сообразил он. — А ну как он мой откроет, у меня ж там все! Он не должен смотреть! Ну я влип!"

— Ладно, будут вам листья, книги и отсутствие сна по желанию, — протараторил Дима, второпях складывая оставшийся хлеб, колбасу и чай в термосе в чужой дипломат.

— Вот спасибо тебе, добрый человек! — обрадовался проситель.

— Так, знаешь, что, убери ты всех этих попрошаек к чертовой матери! — пробасил другой голос. — Надоели уже! Сами ничего не делают, только все просят, просят, детей чем-нибудь напоят, чтобы спали целый день, не ели и не орали, а один умрет, так берут нового. А им все знай подают, поддерживая ихний бизнес. Вообще, они ж там все на кого-то работают, может, заставляют их, может, больше пойти некуда, вот ты того, кто всю эту дрянь придумал, тоже убери, чтобы не было его вообще!

Дима уже скользил по перилам очень быстро, зажав между ухом и плечом телефон.

— Погоди, тут нужно подумать, куда ж я их уберу? Ты как-нибудь по-другому попроси.

— Тогда пусть все бомжи захотят трудиться во благо, и их труд будет востребован обществом. И они, конечно, отмоются, бросят пить и начнут соображать быстрее. А тех, кто организовывает этот попрошайнический бизнес, замучает совесть, и они пойдут выращивать крыжовник, ну или капусту... — добавил мужчина. — Так можно?

— Ага. Отлично, — обрадовался Дима, пулей выбегая из парадной, проталкиваясь сквозь очередь на проезжую часть и пытаясь поймать машину.

— Второе: чтобы мои родители не умерли бы, когда я был ребенком, и жили бы сейчас, и у меня было бы счастливое детство.

— Хорошо, — улыбнулся Дима, радуясь за желателя, ведь у него теперь будет счастливое детство, а значит и сам он станет другим, больше жизненных сил и уверенности останется у него, да и вообще!

— Спасибо! И третье — хочу, чтобы исполнилось то желание, которое ты сам себе загадаешь!

— О, ничего себе! — удивился волшебник. — Спасибо тебе большое, сейчас я что-нибудь загадаю, мне надо!

— Пожалуйста, — улыбнулся человек, вспоминая любящих его и друг друга родителей и все время, проведенное вместе. Он передал трубку следующему, выбежал на улицу, сел в машину и отправился в гости к маме с папой. Новая жизнь казалась полностью настоящей, а старая — смутной и нереальной, как кошмарный сон.

 

***

Петр Воробейчиков очень торопился. Но настроение у него было теперь прелестным, и он вроде как ощущал себя в долгу перед миром, так что решил все же остановиться и подвезти человека, если тому по пути.

— А мне, знаете, здесь где-то не очень далеко такая площадь с писающим мальчиком есть, вот туда бы попасть, — просунул усатую голову в окошко жгучий брюнет.

— Садись, найдем твою площадь.

Брюнет сел, положил портфель на колени и принялся дальше болтать по телефону, извинившись, и поглядывая изредка на водителя.

— Хорошо, — говорил он, правда, больше все-таки молчал. — Не, так нельзя, тут больше трех получается, по-другому сформулируйте; свой самолет можно, алкогольный завод — нет, от него же больше вреда, чем пользы! Давайте другое что-нибудь сообразите.

И Воробейчиков сообразил: "Да это ж тот самый волшебник и есть! Фантастика! Как хорошо, что я остановился его подвезти!"

Вообще, Дима уже давно сообразил, что водитель — Петька Воробейчиков, с которым они учились со второго по девятый класс, общались не очень много, так, играли со всеми, иногда прогуливали уроки, а один раз Дима даже был у Петьки на Дне Рождения. В гостях ему понравилось: кормили вкусно и много, родители такие простые, веселые — красота! А, впрочем, Коровушкину некогда было об этом думать, его занимали желатели, не кончающаяся очередь, пропавший дипломат, объявления о розыске особо опасного преступника в его лице, иностранцы, которым он тоже зачем-то понадобился, а еще неплохо бы сейчас загадать желание, чтобы все эти проблемы решить. Правда желание-то всего одно! Ох! Голова шла кругом! Так, будем действовать по порядку.

— Хорошо, все сделаю. Передайте, что у меня перерыв двадцать минут, — попросил волшебник, поставил будильник и выключил телефон.

Он убрал трубку в карман брюк и принялся думать над желанием — это сейчас самое важное: можно хотя бы часть проблем рассоздать.

— Я сразу понял, что это ты! — воскликнул Воробейчиков, обрадовавшись, возможности поболтать с волшебником.

Дима уставился на него круглыми глазами (очки он поднял на лоб, когда садился, чтобы не пугать водителя бандитским, на его взгляд, видом).

— Я тебя, Воробей, тоже сразу узнал, но как ты-то разглядел меня в таком виде? — удивился он, забыв о своем мешке с проблемами. — Хотя, наверное, без очков...

— А откуда ты... а, ну понятно, волшебники же все знают... Я по разговорам, по тому, о чем ты болтал по телефону понял, кто ты.

Дима переваривал информацию. "Так, он знает, кто я, но не знает, что я это я".

— Так ты тоже был в той очереди? — осведомился Коровушкин.

— Да, я родителей просил вернуть, помнишь? — отвечал Петька, радостно улыбаясь.

"Ах, вот оно что. Значит, у него их на самом деле не было. Но ведь они у него были, я же помню, забирали со школы, и тот День Рождения! Неужели все это я же и создал?! Ух-ты! Как по-настоящему! И я теперь и понятия не имею, как бы все сложилось в другом варианте, может, его бы не в нашу школу отдали, и мы бы вообще не учились вместе".

— А ты знаешь, у меня же все поменялось! У меня хватило духу институт закончить, а не училище бросить, и в детстве я ходил в гимназию, а не в обычную школу. Да просто жизнь по-другому пошла, лучше намного, девушки другие, друзья, город, вот, вспоминаю...

— Ого! — ничего себе! — изумился волшебник, — а мы ведь вместе учились. Дима Коровушкин, помнишь?

— Димон! Конечно, вот сейчас узнаю, только ты же светленький у нас был.

— И есть. Это я просто шифруюсь, — улыбнулся Дима.

— Кто бы мог подумать... все вроде обычные у нас в классе, а ты волшебником заделался! Невероятно! Вот помнишь, играли в шахматы у меня на Дне Рождения в седьмом классе? — Дима кивнул. — Мама еще тогда пирог с черносливом испекла и торт "Графские развалины"!

— Да, помню то ощущение, будто опять эту вкуснятину пробую! — мечтательно улыбнулся Дима.

— Я тоже. И вот, мы вместе гоняли по дворам, играли в морской бой на задних партах, а теперь ты — волшебник! Да нет же, это просто в голове не укладывается! Димон — волшебник, и к нему очереди на всю улицу, даже на три. Но ведь если бы ты не стал волшебником, мы бы и не познакомились, я учился бы в другой школе и даже в другом городе, где жила бабушка. Я теперь смутно это помню, без эмоций, без боли, знаешь, будто просматриваешь старый учебник спустя много лет, вроде раньше все там понимал, с упоением мог решать алгебраические уравнения с дробями, высчитывать интегралы и косинусы, а теперь думаешь — а что же это вообще такое? И гордишься тем, что хоть можешь вычислить проценты с помощью пропорции. Да большее в жизни и не пригодилось, будто и не было ничего. Так я что хотел сказать, если бы ты не стал волшебником, мы бы не встретились, скорее всего. И если бы я не купил этот билет, я бы тоже тебя не знал, пусть ты и был бы волшебником. А ведь наше общее детство так реально, будто все так и происходило! Если об этом думать, можно сойти с ума...

— А ты не думай, ой, вон тот фонтан с мальчиком, это здесь, только их там уже нет! — заволновался Дима. А что он хотел? Два часа прошло.

— Кого их? — не понял Воробейчиков.

— Иностранцев. Черного компактного и малинового обширного. Где их теперь искать-то!

— Где-где, в "Ретрополе", конечно, где же у нас еще можно остановиться приличным людям, — уверенно ответил Петька, сворачивая в сторону отеля. — Ты пока желание свое загадай, если еще не успел, а то опять очередь начнет тебе названивать.

— Ах, да, спасибо, спасибо! — обрадовался Дима существованию гостиницы "Ретрополь", единственной пригодной для интуристов, и желания.

 

"Что ж выбрать-то... чтобы меня не искали как преступника, тогда нужно не исполнять желание первого человека с облаком при всех, тогда не будет происшествия на Шахматной площади, и не появятся эти объявления. Но и множество людей снова останутся без квартир, машин, облаков, работы, здоровья, способностей. Или лучше, чтобы не было очереди, мой телефон чтобы никто не знал. Тогда бы я не помог той девушке на операции и многим другим, Воробью тоже, а он не подарил бы мне это желание... — абсурд какой-то получается. Как на картине, где рука рисует руку. Хотя тогда бы мне желание и не было нужно для того, чтобы убрать очередь. Или лучше, чтобы я просто не знал о ней? А люди бы стояли, и стояли, начались бы опять беспорядки... да они ведь и так стоят, и я физически не могу их всех выслушать, не хватит времени. Ладно. А если взять правильный дипломат, свой? Одной проблемой меньше. Тогда я не убегаю с крыши, не еду сейчас сюда... стоп, наверное, я как-то неправильно размышляю. Сделаем так: сейчас своими силами пробую забрать вещь, и тогда загадываю кое-что для очереди. А если не получается, трачу желание на то, чтобы не путать дипломаты, а с людьми разбираюсь сам", — принял решение Дима, и ему полегчало. Хорошо, когда есть определенность.

 

***

— Перерыв полчаса, Вика, подойди на минутку, — обратился Рубик к только что вернувшейся актрисе. — Ты где пропадала?! Мы же договорились, что в два придешь, сейчас четыре; нам же куски с тобой нужно снимать, ребята к ним готовились, а пришлось брать другие, опять полуэкспромтом. Из-за твоей безалаберности все сдвинуто и перепутано! И что у тебя с волосами?! — продолжал рычать Рубик. — Где твои три волосины мышиного цвета? У тебя ж и героиня такая, я тебя зачем, думаешь, на эту роль поставил?! Да если бы ты сразу сказала, что пойдешь в парикмахерскую волосы наращивать и перекрашивать, я бы тебя вообще не пустил! Что нам с тобой делать теперь?! Роль переписывать ко всем чертям что ли? Правда, смотрится, конечно, красиво... но Вика!

 

Вика разрыдалась, закрыв руками вполне миловидное (особенно с новыми волосами) лицо. "Заполучить Красавина с машиной не удалось, а тут еще и Рубик орет! А волшебник, так тот — вообще козел, гореть ему в аду! За что ему деньги платят? Хотя это, конечно, и не деньги, но там столько людей пришло... О, несчастная я женщина! — думала она, продолжая реветь на плече у Рубика, который не знал, что еще делать, кроме как непременно обнимать, когда женщинам кажется, что они несчастны, особенно если при этом они симпатичные и еще не старые. — О, как несправедлива ко мне жизнь! Никому я не нужна, ничего у меня не получается, выходит, что и роли за крысиный хвостик выдают, а теперь и их не будет. Мама, роди меня обратно! Жизнь ... А пошло оно все к черту! И Красавин со своим леопардовым "лено" первыми! Полно других мужчин, других расцветок и марок!"

— Ну и не надо меня снимать, злые вы, ухожу я, вот пусть твоя ассистентка вместо меня снимается, у нее шевелюра как раз что надо! А волосы у меня настоящие, я к волшебнику ходила! — воскликнула Вика, и, тряхнув настоящими волосами, пошла прочь.

— Стой, подожди, ну зачем же так сразу, Викуля, ну, погорячился, ну, перепишем роль, отправим героиню тоже к какому-нибудь волшебнику, а вот о последнем поподробнее, пожалуйста, у меня тоже есть, что загадать. Ты где его раздобыла?

— Да билет купила в ООО "Три желания", — сообщила Вика, вытирая слезы, — но там очередь жуткая, на три улицы, не пробиться, я и-то полдня простояла, и билеты больше не продают.

— Так что ж мне делать?! Мне надо! — засуетился Рубик. — Дай адресок, я поеду, мне надо, — заладил он, забыв обо всех на свете. Записал улицу и был таков, Вика осталась стоять с открытым ртом — таким Рубика она еще никогда не видела.

 

***

Красавин с Кристиной опять проводили перерыв на берегу озера. Она сказала Павлику то, что знала о счастье, вернее, не совсем так, намекнула, и он догадался сам, как она и хотела. Когда он понял, минут пять бегал абсолютно радостный туда-сюда, прыгал и даже перекувырнулся пару раз на турнике между двумя кленами, восклицая: "Да я теперь... у меня вообще все будет по-другому! Я горы сверну!" Она смотрела на него, восхищаясь красотой, и пыталась запрятать одну мысль подальше, которая вдруг появилась во время предыдущей дискуссии, и как назойливая муха все кружила и кружила, заставляя смотреть на себя. А смотреть Кристина готова не была. Так что вскоре она увлеклась и забыла мысль. Потом они долго целовались, болтали о чепухе и совсем выпали из времени.

— Слушай, сколько мы уже здесь сидим? Почему Рубик нас не зовет? — вдруг спохватилась она.

— Да и хорошо! И черт с ним, с Рубиком! — не озадачился Красавин.

— Нет, но это же странно! Он всегда зовет, что-то случилось! — она вскочила и побежала к дому. Красавин нехотя поплелся следом.

Никого. Ни-ко-го. Ни актеров, ни операторов, и сценарист исчез, и противная ассистент режиссера, и костюмеры, гримеры, да все!

— Ощущаю себя как в кино, когда герои чудом избежали встречи с чудищем, отлучившись куда-то, и вот вернулись, в растерянности смотрят вокруг и ничего не понимают, — произнесла Кристина, когда Павлик приблизился.

— Куда все подевались-то? — удивленно спросил он, доставая трубку. — О, уже половина шестого, мы на берегу полтора часа просидели!

 

 

19

Про колбасу и происшествие в "Ретрополе"

 

Но вернемся к нашему волшебнику — на некоторое время назад.

Автомобиль затормозил возле отеля "Ретрополь". Димон, не переставая слушать телефон, распрощался с Воробьем, тот полетел в родное гнездо, а наш Коровушкин бодрым шагом направился прямо в дорогой вестибюль. Батюшки, как же здесь все сверкало изяществом! Отель не зря назвали "Ретрополь", старинные люстры и канделябры громоздились под потолком и вдоль стен, повсюду висели портреты императоров и каких-то красавиц с объемными телесами, как раньше было модно; имелся и (в дорогой позолоченной раме) натюрморт тонкой работы, где все до мельчайших капелек на красной смородинке выписано, а долька лимона со спиралью кожуры почти благоухает цитрусом; средневековая лепнина едва не валится с потолка, чугунные витиеватые перила бросают на пологие ступени тени-кружева, красный узорным ковер струится вниз по лестнице, в центре холла красуется голый мраморный мужик с фиговым листком и обязательным фонтаном, а персонал щеголяет во фраках и горностаевых накидках, словом, стараются не ударить в грязь лицом.

 

И вот наш Коровушкин, миновав вертушку на входе, вмиг оказывается возле серьезного человека в черном фраке и при бабочке.

— Здравствуйте, мне нужно узнать, проживает ли у вас Керк Бенуа Кулибали, и если да, у себя ли он сейчас?

— Мы такую информацию не выдаем, молодой человек, — презрительно.

— Ну и ладно, не очень-то и хотелось, — спокойно, направляясь к выходу. "Да, на кривой козе к ним не подъедешь", — думает он, разглядывая огонь в камине и шкуру леопарда возле него. Затем возвращается к черному фраку, тот удивленно вскидывает брови.

— Мне, пожалуйста, номер на одну ночь. Сколько стоит? — спрашивает наш Коровушкин, представляете?!

— Секундочку. У нас, к сожалению, только люкс остался, это...

— Ого! Это ж можно сто килограмм моей любимой дорогой колбасы прикупить! Во дают! Ладно, давайте ваш люкс! — достает деньги Дима, из тех, что пожаловал ему щедрый Красавин.

— Ваши документы, пожалуйста, — улыбается фрак.

Коровушкин без задней мысли протягивает паспорт. Во дает, а? Его, значит, по всему городу разыскивает полиция, его физиономия по всем столбам расклеена, по всем телевизорам крупным планом каждые полчаса передается и в газетах в цвете напечатана, а он протягивает паспорт!

— Ого! — восклицает фрак, взглянув на фото. — А что это вы тут на себя будто не похожи?

— Да... я это... репетирую роль, в театре любительском играю, вот, паричок с усами прикупил, хорошо смотрюсь? — улыбается Дима.

— Замечательно! Великолепно! Бесподобно! Вот ключ, мальчишка вас проводит, вы в номере будете? — старательно улыбается фрак.

— Спасибо, любезный, думаю, да.

Подбегает паренек, тоже во фраке и при бабочке, и живо ведет Коровушкина в сторону лифта. Двери захлопываются. Кабина поднимается к двадцать второму этажу.

— Слушай, хочешь я три твои желания исполню? — говорит волшебник.

Старший фрак, тем временем, уже звонит куда нужно и тихонько, почти не шевеля губами, сообщает информацию.

— Конечно! А что надо делать? — оживляется парнишка, поправляя бабочку.

— Есть в этом отеле такой черный, невысокий, только зубы и глаза торчат, с похожим дипломатом ходит, а может, и вместе с одним толстяком в малиновом драном пиджаке?

— А как же, конечно есть! Я их сразу заметил! Странные они типчики.

— Отлично, выходит, не зря колбасой пожертвовал, — радуется Дима. — А запасной ключ от номера черного раздобыть сможешь?

— Смогу.

— И мне сказать, когда он заснет.

— Ой, а вам зачем? — вдруг пугается мальчишка.

— Да просто я случайно его вот этот дипломат прихватил, а у него мой остался, хочу поменять, только чтобы тот меня не видел, вот и вся история, — заговорщически шепчет волшебник.

— А, это можно. Только когда заснет, я вам не подскажу, кто ж его знает! Советую так сделать: я скажу, когда он мыться уйдет, он обычно в одно время, да и слышно, как вода шумит, вы и подмените дипломаты.

— О, здорово придумано! Легко и просто! — чуть не подпрыгивает наш друг. — Ты тогда мне желания на листке напиши, отдашь, когда про мытье-бритье докладывать придешь, а я, как освобожусь, исполню. Пиши хорошие, конкретные три желания. Такие, чтоб и тебе хорошо, и людям, — сообразил предупредить Дима, а вот телефончик не спросил, а мало ли что уточнить нужно будет? Эх, Коровушкин-Коровушкин!

 

— Так, опять он за свое! Я тебя что, просил свое мнение тут постоянно вставлять, а? Я просил про меня все честно рассказывать, как было, а ты, пользуясь моим доверием, постоянно от себя что-то приписываешь!

— Не нравится — можешь дальше все писать сам!

— Что ты, да мне ж некогда! У меня дел — во сколько! Мне же людям помогать нужно. Тут началось...

 

И вот так всегда, господа хорошие! Вечно он меня перебивает! Так, о чем же я до этого говорил? А, Дима отправился к себе в номер и обалдел. Пять комнат одна другой больше, по плоскому телевизору в каждой, две огромные ванные с джакузи, повсюду ковры, разве что на потолке нету, шикарные бархатные портьеры с кистями на окнах, нежнейший тюль с тончайшим узором, позолоченные люстры со множеством лампочек в виде свечей, какая-то мазня на стенах в массивных рамах. А уж вы бы видели, какие там кровати! Высокие такие, в размер футбольного поля, с узорными балдахинами и кучей перин. Красотища! С открытым ртом обошел Коровушкин эти хоромы, на всех кроватях повалялся, на одной даже попрыгать изволил; на каждом диване и кресле посидел, потом скинул одежду и ай-да в джакузи! Надоевший изрядно парик снял и эти чертовы усы отклеил, и голову казенным шампунчиком помыл, и гель для душа испробовал, лежит, балдеет, песенки поет, водичка журчит, пузырики идут. Эх, хорошо.

 

Тем временем в дверь стучали. Ломать не хотели — дорогую дубовую дверь жалели. Думали, раз у того хватило ума паспорт предъявить, значит, и откроет сам, как миленький.

 

Продолжая напевать, Дима выключил воду и услышал-таки надрывный стук десятков кулаков. "А, это ж мальчик пришел, а я тут намываюсь, а ну как Керк уже и вылез из ванной, что делать мне с ним тогда?" Обернув на талии полотенце, Коровушкин, святая наивность, приоткрыл дверь.

— А где чернявый с усами? — поинтересовались полицейские.

— Он только что туда побежал, — не растерялся волшебник.

Детинушки тоже не растерялись и ломанулись было куда им показали за "только что" убежавшим, как душевный окрик начальника: "Вы идиоты! Это ж он и есть!" их остановил. Но Коровушкин уже захлопнул обратно дверь. И принялся в срочном порядке одеваться под удары кулаков и чего-то похуже. Дверь все же решили выломать. Руки немного дрожали, ноги никак не хотели полезать в брюки, потому что то были рукава, наконец, кое-как одевшись, не забыв и дипломат прихватить, и паричок с усами, Дима вышел на балкон, воздухом подышать. Глянул вниз — мамочки! Двадцать второй этаж — это вам не хухры-мухры! Это ого-го! И притом, что кое-кто мог запросто летать на облаках или даже просто так, благодаря нашему волшебнику, сам он такой способности не имел. Но ведь у него оставалось еще желание в запасе, — вспомните вы, а я отвечу — Коровушкин об этом забыл. Он же не привык пользоваться желаниями, а во всем только на себя обычно рассчитывал, вот и запамятовал. К тому же, за вами когда-нибудь гонялось столько народа? Тут и не такое забудешь! Повесив портфель на локоть, он полез по пожарной лестнице вниз, в эту минуту дверь выломали и пошли осматривать помещения и высовывать головы с балкона. На счастье, Дима успел юркнуть в открытую чужую балконную дверь.

— А-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а! — визжала дамочка, увидев, как к ней с балкона восемнадцатого этажа вбегает незнакомый мужчина в расстегнутой рубашке.

— Ого! — воскликнул он, краснея и смущенно отворачиваясь. — Т-с-с, вы меня не видели, я вас не видел. Закройте балкон, — пулей вылетая в коридор, объяснился он.

"Так, это должно быть где-то здесь, — размышлял Дима, на цыпочках ступая по пушистому ковру, — ой, вот же!"

 

Достав из кармана ключ, который вместе с запиской желаний мальчишка успел занести, пока Дима осматривал свои апартаменты, волшебник аккуратно открыл дверь и прислушался. Тихо. Темно. Повезло. Заперев дверь, как была, он мигом очутился в одной из комнат и принялся искать свой портфель, поставив пока дипломат Керка возле кровати. "Да, здесь хоромы-то по скромнее будут, но тоже ничего так", — усмехнулся Дима. Осмотрев все две комнаты и удобства, Коровушкин пришел к выводу, что его портфель там же, где и Керк; когда тот придет — неизвестно, значит, можно пока продолжить выполнение своих прямых обязанностей по обслуживанию желателей. Дима включил телефон, извинился за длинный перерыв и, устроившись поудобнее в мягком кресле, принялся работать. Минут через тридцать возле номера послышались шаги и звук открываемой двери. Дима метнулся за штору, выключил телефон, не успев предупредить желателя о заминке, и замер. Керк бросил в прихожей портфель и забежал в туалет. Коровушкин, не долго думая, выскочил из прикрытия, подменил дипломаты и собирался было улизнуть, но скрип двери заставил его вернуться в окоп. Он притаился за шторой, одним глазом наблюдая за происходящим в комнате. А тут было на что посмотреть! Керк первым делом схватил свой дипломат, уселся на кровати, положил его на колени и открыл. А там!

 

Волшебник услышал любимый запах и вздохнул "Эх, колбасу с хлебом забыл, щас бы перекусить!" — подумал.

 

Керк с минуту смотрел на колбасу в своем портфеле и соображал: "Это еще что значит? Откуда здесь термос, хлеб, колбаса и даже парик с усами?!" Первым делом он схватил беспокойную коробочку, прислушался, произнес довольно: "Шевелится, жива моя зеленая малютка". Керк облегченно выдохнул. Затем принялся перебирать свои документы, считать деньги, проверять, все ли на месте. Потом вскочил и давай ходить по комнате, бормоча почему-то на местном наречии: "Так, я все время носил его с собой, ни на минуту из рук не выпускал. Чертовщина какая-то! Что происходит! Керк! Откуда в твоем дипломате колбаса?! Откуда у тебя колбаса?! Отвечай мне, ... сын! (тут Дима едва слышно хихикнул, ну, не сдержался человек!) А это что? Кто-то ржет! Да, совсем у тебя, дорогой, крыша едет с этой чокнутой работой! Иди-ка ты поспи". С этими словами он завалился на кровать и тотчас захрапел. Голодный волшебник вылез из своего убежища, пробрался к открытому чемодану, забрал все свои вещи, кое-что еще, и вернулся за штору. Наевшись колбасы с хлебом и напившись еще горячего чаю с клюквой, он почувствовал, что жизнь все же удалась, убрал трофеи к себе в портфель и загадал желание для очереди: "Хочу, чтобы для всех, кто там меня ждет с желаниями, время почти остановилось, то есть им казалось, что они совсем чуть-чуть подождали, ну, что я, считай, сразу с ними пообщался". И он включил телефон. Разговаривал, правда, шепотом, косясь на спящего Керка.

 

Очередь успокоилась. "А молодец, волшебник, быстро мы двигаемся, вот вроде только пришли, раз, и готово!" — радовались люди.

 

Где-то через час у Керка затрещал телефон. Он, сонный, нащупал нужную кнопку, и звонок затих.

Но через минуту пренеприятность повторилась!

Керк опять угомонил телефон.

И в третий раз! Нет, ну это уже слишком! Выругавшись на непонятном языке, он взял трубку и принялся болтать уже на инглимани.

"Вынос мозга", — подумал Дима, судя по интонациям и выражению лица несчастного Керка.

— Я не знаю, где он! Да, я помню, что половина мне уже уплачена.

— Да, я понимаю, что вы со мной сделаете, если не привезу его живым или мертвым, дайте мне еще сутки.

— Да знаю я, что все сроки вышли! Как? И студенты теперь не покупают? Но они же не дети вроде? Поумнели? Ну дела! Все, еще сутки, и я вам его из-под земли добуду! — обнадеживал Керк. (Хорошо, что Дима ни слова не понял).

 

— Ах, вот что он говорил! Ага, повезло мне.

 

Закончив разговор какой-то жуткой угрозой, на том конце положили трубку. Керк сидел бледный, если только темнокожий человек может быть бледным, руки у него дрожали. Он принялся искать в дипломате документы, все разворошил, перечитал одну важную бумаженцию и вдруг, как заорет! Дима аж подпрыгнул.

— А где колбаса?! — опять, кстати, на здешнем языке. — Нет, вот ты мне теперь объясни, куда делать колбаса из дипломата?! Я ж тебе говорю, совсем крыша съехала на этой работе! Тебе покой нужен, тихий дворик, а ты чем тут занимаешься?! Но я же не могу... Молчать! Здесь говорю я! Так, лови этого волшебника сейчас же и вали с работы!

Тут Диму черт дернул выйти из-за шторы. От неожиданности Керк чуть в обморок не грохнулся, но ничего, обошлось без жертв.

— Так, ты хочешь валить с работы, правильно я тебя понял? — спросил Коровушкин, пока тот соображал, что к чему.

— Хочу.

— И ты понимаешь, что даже если поймаешь меня, не факт, что от тебя отстанут? Ну, может и так, но не факт, верно? — Керк кивнул. — И еще не факт, что ты сможешь меня изловить, — последнее было сказано одновременно с демонстрацией револьвера, позаимствованного из дипломата Керка заодно с колбасой.

— Не факт, — сразу согласился черный, узрев здесь вмешательство высших сил, а заодно и испугавшись оружия, он же не знал, что Коровушкин бы никогда в жизни не выстрелил (просто Керк оценивал людей исходя из того, что те такие же, как и он сам).

— Предлагаю обмен: я исполняю три твоих желания, ты помогаешь мне отсюда выбраться, тут полно полиции.

— Да? Ты и мои желания можешь исполнить? — обрадовался Керк.

 

В номер вежливо постучали:

— Откройте, пожалуйста, это полиция, нужно кое-что проверить, — на инглимани, с жутким акцентом.

— О, вы так не вовремя! Я не одет, подождите секундочку, будьте так любезны, — ответил Керк на местном диалекте, быстро переодеваясь в халат. — Полезай в кровать прям в обуви и закройся с головой, — тихо, Коровушкину.

...Темнокожий мужчина в одном халате открывает дверь. Полицейские заходят в номер. Одежда разбросана. На кровати кто-то лежит.

— Так, нам нужно все здесь осмотреть, мы ищем особо опасного преступника, вот ордер на обыск, — главный трясет перед носом у Керка бумажкой с печатями.

— Т-с-с! Вы уже и так своим присутствием оскорбляете мою девушку, она пуглива, как лань, видите, даже лица не хочет показать. Бедняжка! Если вы начнете здесь все осматривать, у нее может случиться жуткая истерика! Такой стресс! И вообще, вы уже и без того грубо нарушили мое право на личную жизнь, врываясь без предупреждения ко мне в номер! Ко мне — в высшей степени законопослушному гражданину! Я буду жаловаться в посольство! Как ваша фамилия? — незаметно для остальных протягивая валюту.

— Ну, моя фамилия слишком известна, чтобы о ней говорить, мы, пожалуй, пойдем, извините, простите, мы не хотели никого оскорбить, — принялся мямлить главный. — Живее, ребята, выходим, выходим, не будем никому мешать.

 

Дверь захлопнулась, Коровушкин откинул одеяло и сел, восхищенно улыбаясь.

— Ловко придумано, — заметил он.

— Ну, а то! Так, теперь тебя нужно приодеть, — с этими словами Керк притащил большой чемодан и принялся доставать кое-что интересное: темные капроновые колготки, пестрый широкий шарф из легкой ткани, маникюрные ножнички, солнечные очки, широченные спущенные джинсы, свободную зеленую кофту с капюшоном и крупными неприличными надписями на инглимани. Пока Дима переодевался в заграничные шмотки, Керк тоже переоделся обратно в свое, затем ловко распаковал колготки, отрезал лишнее, сделал маленькие отверстия, где нужно, а затем приспособил то, что получилось, на голове у нашего беглого товарища. Кофту застегнули под горло, намотали шарф, надели капюшон и очки, и получился вполне так себе натуральный представитель южных стран, приехавший погостить к медведям и выпить водки.

— И ты молчишь, понял? Глухонемой совершенно, — напутствовал Керк.

— Идет, — отвечал "глухонемой".

— И руки из карманов не вытаскивать, убью! — продолжался инструктаж. — И портфельчик тебе нужно поменять.

"Может, не надо?" — подумал Дима.

— Вот тебе рюкзак, дарю, клади туда свой саквояж, — и он протянул парнишке бордовый такой рюкзачек. Коровушкин раскрыл портфель, проверил, что все его причиндалы, включая колбасу, на месте, и упаковал все куда велено. Увидев колбасу и кое-что другое, Керк было озадачился, но не стал тратить на это время, списав все на волшебство.

Керк засунул револьвер в карман брюк, для удобства; взял свой портфель, и парочка темнокожих покинула номер.

Во всех коридорах дежурило по полицейскому.

— Ваши документы! — спросил один. — У каждого велено проверять. Ловим особо опасного преступника.

Керк сделал едва заметное движение рукой, и человек сполз по стеночке.

Дима уже открыл было рот, чтобы возмутиться, но Керк это предвидел:

— Т-с-с, все с ним в порядке, очнется часика через два как миленький, и я тебя последний раз предупреждаю: ты — глухонемой! Дай мне по-человечески отработать свои желания, черт тебя побери!

Дима глухо-немо кивнул. Пока ждали лифта, еще пара полицейских прошли мимо, увидели отключенного товарища и вернулись за подозреваемыми, но те уже спускались. По рации объявили тревогу, и у лифтов внизу собралось по десять человек в форме. Беглецы сошли на третьем этаже и, отключив еще одного дежурного, скрылись в неизвестном направлении.

 

***

— Представляешь, я только из ванной вышла, сняла полотенце, сижу, ногти на ногах крашу, и вдруг какой-то симпатичный блондин в расстегнутой рубашке из-за шторы как выскочит! А у меня же за окном восемнадцатый этаж! Я как закричу! А он так быстро убежал, к сожалению! — рассказывала Эммочка подруге с третьего этажа. Они уютно расположились на диванчике и распивали мятный чаек с крендельками.

— Да что ты говоришь, дорогая, быть не может! — сомневалась истеричка-Леночка, ей иногда нравилось пожить в этом отеле.

— А-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а! — завизжали девицы хором, побросав и чашки, и крендельки, — когда через их номер пронеслись двое темнокожих парней и бесследно исчезли за окном.

 

***

А что же наш Красавин? Совсем его забросили...

Заметив отсутствие коллег, он тут же набрал номер Рубика.

— А куда все подевались? — поинтересовался Паша. Кристина стояла рядом.

— Не знаю, куда все, я еду к волшебнику, мне надо, — отвечал Рубик.

— Погоди, а где ты его нашел? — забеспокоился Павлик за друга.

— В ООО "Три желания" билеты продавали, наша Вика у него была, видал, какие волосы себе отхватила? Умереть не встать! Прям как у твоей Черри.

— Какое еще ООО? — нахмурил брови Паша (Дима же про звонки рассказать забыл).

— Да я-то откуда знаю, какое! — воскликнул Рубик. — Слушай, ты меня от дороги отвлекаешь, давай потом, а?

 

***

Вика сидела в кафе, попивая фруктовый коктейль и размышляя о своей бабьей доле, благо время у нее появилось, съемки сорвала, и то хорошо. Правда, она ведь не специально, честное слово! Вдруг модной мелодией зазвенел телефон.

"Ой, Красавин! — обрадовалась она. — Первый раз за все время! Вот что значит, когда у женщины красивые волосы! Наверное, он меня увидел и обалдел! Правда, я уже решила, что пошел он к черту, но, можно ведь и передумать". Телефон продолжал надрываться. "Не возьму трубку, пусть второй раз позвонит, это будет доказательством его чувств ко мне", — решила девица. И не ошиблась. Красавин позвонил и второй раз.

— Алло, — томно, с придыханием произнесла Вика.

— Привет! Слушай, что за контора ООО "Три желания"?

— Да пошел ты к черту! — ответила разочарованная Вика и бросила трубку.

"Все мужики — козлы!" — поняла она.

 

— Я всегда знал, что ты .., — ответил Красавин трубке.

— Что она сказала? — заинтересовалась Кристина.

— Послала меня к черту.

— Наверное, ты ей нравишься.

— Я много кому нравлюсь, и что с того! Как же они меня уже все достали!

— Но ты же ведь этого хотел, верно? — улыбнулась Кристина.

— Хотел, ну я же не знал, что оно так быстро надоедает! И Коровушкин опять куда-то влип! — Паша набрал его номер. — И телефон выключил, вообще красавец! Поехали в город.

"Хорошо, хоть на друга ему не плевать", — подумала Кристина. И тень забытой мысли опять выползла из-за угла. Ну, кто ее просил?! Откуда она взялась?! Чего ей надо?! Зачем портить сказку?! Ведь жизнь казалась такой солнечной — лето, любимый человек рядом, родной город, по которому скучала, на удивление неглупый сериал, талантливый режиссер, хоть и со своими тараканами; актеры, в основном — веселые душевные люди, хоть и стервы попадаются, но куда ж без них; старая мечта исполнилась, чего же ей еще? Но что-то не соответствует, грубо рушит реальность мира грез, что-то не вписывается в декорации, как забытый на столе ботинок. И она вновь пытается собрать разлетевшиеся кусочки в картинку счастья, но все перепутано, часть оказалась чужой, часть уже растеряли.

 

Они мчались среди берез и озер, длинные лучи скользили по листве, а воздух залетал в открытое окно. Кристина попросилась за руль, ведь ее машина так и стоит там, где ее оставили. И теперь наслаждалась поездкой. А, впрочем, не совсем. Хотелось что-то сказать, но она не знала, что выбрать. О пустом — сейчас не интересно, о текущих делах — тоже. Шутить — не то настроение. Опять о том, что для нее важно — не хочется слышать чуждые ей идеи, не хочется дальше в нем разочаровываться. Вот бы просто он сказал ей что-то хорошее — что-то о них, про их общее будущее. Вот бы просто услышать от него доброе слово!

 

Но он молчит. Ему сейчас не до нее. У него сын в Соленовбурге и дочь в Шоколадове, у него друг опять влип в историю, и в сериале сниматься Красавин больше не хочет, да и вообще играть — тоже. Не его это. Как выяснилось, слава сама по себе ему не интересна, когда она не заслужена. Когда все само получается, без малейших усилий, как по волшебству — скучно. Когда ты знаешь, что не ты это создал, не ты сам поднимался наверх через ошибки, успехи и поражения, не ты делал выводы и менял свою жизнь, не ты радовался каждому достижению, каждой мелочи, что приближала тебя к цели. Да и жизнь — не твоя. Здесь все создано — до тебя. А ты лишь должен продолжать, соответствовать, ходить вдоль этих, кем-то другим очерченных, рамок, делать то, чего ждут от тебя остальные. И в жизни играть роль. Чужую роль. В чужой игре.

— О чем думаешь? — спрашивает она. Ей очень идет голубая футболка и узкие джинсы. Волосы убраны в хвост. Темные солнечные очки соответствуют звездной карьере.

— Да так, ни о чем. Просто устал. Слишком много проблем. Сейчас бы просто на море, смотреть на облака, следить за полетом чаек, слышать лишь их крики и плеск волн, чувствовать гальку под ногами, ни о ком не знать, не думать, да, вот бы не знать, тогда и решать ничего не нужно, просчитывать, заботиться, действовать. Можно быть свободным.

— Хочешь свободы от всего?

— Наверное.

— И чтобы ничего не волновало, да? Свободы от ответственности, невзгод, проблемных друзей... но ведь это тупик! Без ответственности нет свободы.

— А у меня — есть!

Кристина устало замолчала. Потом продолжила:

— Давай вернемся к тому разговору о людях на площади. Значит, ты считаешь, что тебя они не касаются. Что к твоей жизни незнакомые люди не имеют ни малейшего отношения.

— Да. Считаю.

— Хорошо. А вот представь, какой-то ничего не значащий для тебя незнакомый человек очень расстроен тем, что ему не удалось попасть к волшебнику на Шахматной площади. Он простоял там весь вечер и ночь, и все ждал, ждал. Он знает, что по-другому такие желания не сбываются. Он очень подавлен. Ему ни до чего нет дела. Дома его обсмеяли, когда вернулся под утро. И вот он едет тебе навстречу. И он все вспоминает, думает, он очень невнимателен за рулем. Авария, — мимо пролетает микроавтобус. Красавин вздрагивает. — И ты совершенно не виноват! Ты соблюдал все правила. Ты следил за дорогой! Но он просто решил обогнать грузовик, забыв посмотреть на встречную полосу, или просто ничего не заметил. Твоя машина разбита. Ты в реанимации. Случайность?

— Конечно! Он мог врезаться в кого угодно.

— Но ведь именно ты ЗНАЛ о том, что происходит, и ничего НЕ СДЕЛАЛ с этим, ХОТЯ МОГ! Случайность?

— Да! Ведь тот человек же не знал, что именно я в машине еду, и именно я чего-то там не сделал!

— Ладно, — устало вздохнула она. — Хорошо, а как ты хочешь? Вот есть мир, вот прямо сейчас где-то идет война. Прямо сейчас, в эту секунду, кого-то насилуют, убивают, у кого-то закончился наркотик, и ему срочно нужно еще, потому что жить без них он уже не может. Ему очень плохо. Добавь множество других примеров и умножь на миллионы. Вот как тебе, Павлу Красавину, жить в таком мире и быть счастливым, в соответствии с твоей концепцией пофигизма?

— Да очень просто: я либо об этом не знаю, либо считаю, что меня это не касается, и вот я счастлив.

— А, так выходит, ты все-таки счастлив? То-то ты мне утром другое пел.

— А это к делу не относится. Это потому что мне играть не нравится, и жизнь не моя, правда, моя мне тоже не нравилась, сейчас хоть деньги есть, ну, и я хочу чем-то другим заняться, тогда все и будет у меня здорово, ты же сама говорила...

— А я и не отказываюсь от своих слов. Да, счастье — это... Вот только цели-то должны не только тебя и того, что с тобой напрямую связано, касаться. Или как: ты хочешь отгородиться ото всех, допустим, на необитаемом острове — море, чайки, как заказывал, хорошо, и девушка с тобой будет, не я, другая какая-нибудь, с такими же как у тебя взглядами, ну дети у вас родятся, но вы же все равно от других будете зависеть!

Пойми, здесь единственный путь — помогать другим жить лучше! Знакомым, незнакомым — без разницы! Единственный путь — что-то делать с той грязью, которую ты видишь. Конечно, ты не решишь всех проблем, но ты можешь сделать больше, чем делал до этого времени, и будешь чувствовать себя хорошо! Когда я вкладываю деньги в разумную благотворительность, я чувствую себя очень гордой! И я рада, что помогла многим людям! Ты можешь найти тех, кто занят эффективными программами по улучшению ситуации в мире, и помогать им, материально или действиями. У тебя огромное влияние в обществе, люди к тебе прислушиваются, они скупают газеты с твоими интервью, смотрят передачи, куда тебя приглашают журналисты. Какие идеи ты несешь этим людям, на которых тебе плевать? Чтобы они стали такими же безразличными? А они и стали. Ведь ты не один такой, с "умными" идеями. Только как жить в таком обществе, где другим до тебя нет никакого дела? Где никто не поможет в трудную минуту? Ты скажешь, но ведь сейчас не так, есть отзывчивые люди вокруг. Да. Пока есть. Но куда мы движемся? Или катимся? Их становится больше или меньше? Что льется на нас с экранов телевизоров? Посмотри на людей вокруг, какие у них взгляды? И что ты сделал для того, чтобы изменить их в сторону разумности и счастья? — Ведь эти вещи связаны очень тесно — без одного нет другого. А потом не спрашивай меня, почему тебе жить невесело. Ты знаешь, что многие поступают некрасиво с молчаливого согласия остальных? А если бы те не соглашались это терпеть, не молчали бы, ситуация бы изменилась. Но им все равно. "Моя хата с краю".

— Ладно. Я подумаю над твоими словами на досуге.

 

"Зачем так глубоко копать? Жить и так сложно, а тут еще какие-то другие люди, программы по улучшению ситуации в мире, какое мне до этого дело? Движемся мы или катимся, лет через пятьдесят меня здесь уже не будет. На мой век... ой, у меня же дети! Они-то будут! Ладно, еще лет двадцать-тридцать прибавим. А у них ведь тоже дети родятся. Да и вообще, уже сейчас полно детей в мире живет! Как они живут? В мире, где детей бросают и делают вещи похуже, где ругань в семьях, неуважение — привычное дело, а счастливые, гармоничные отношения — скорее редкость", — так размышлял Красавин. Он же не знал, что любовь к детям и желание им помочь вернулись не только в его сердце, и что теперь закрываются детские дома, ребят разбирают по семьям, а своих не бросают, что на детей уже не орут, их не бьют, не считают собственностью, а относятся с уважением, что их не закармливают нарколином и другими препаратами, влияющими на психику, им не продают наркотики. А в качестве профилактики "Синдрома ребенка" родителям объяснили, что диагноз-то выдуманный. Больше не заболел никто. Конечно, есть еще психи вроде Аугустино Винсенте, на которых волшебство не подействовало, но их на самом деле не так и много.

 

"Почему у некоторых людей все так перепутано в разуме? — думала Кристина. — Почему не хотят замечать очевидное? Откуда эти фиксированные идеи, которые они считают правдой и на которых основываются в размышлениях? Почему нельзя просто посмотреть на вещи прямо и увидеть их такими, какими они являются?! Как же мне надоело с ним бороться! Как хочется просто понимания, думать в одном направлении, почему я должна что-то ему доказывать, тащить его куда-то?" И тут опять появилась мысль. Она принялась назойливо маячить перед носом, но Кристина все еще не желала признавать ее реальность. Да, ей хотелось, чтобы Красавин смотрел на вещи прямо, видел очевидное, делал свои выводы. Как обычно поступала она. Но вот на мысль смотреть не хотелось! Выводы делать не хотелось! Откуда берутся фиксированные, застывшие идеи, которые не меняются, хотя обстоятельства уже давно другие? И почему люди продолжают их придерживаться — вот хороший вопрос!

 

— Да, ты права, нужно что-то делать для общества, хотя бы ради детей, я что-нибудь придумаю, — произнес Паша задумчиво.

 

Мысль разбилась, и осколки вмиг разлетелись, поблескивая на вечернем солнце.

 

***

Спустившись по пожарной лестнице, Керк с Димой незамеченными побежали было к своей краденой машине, но вовремя заметили толпу полицейских возле той. Полицейские что-то заносили в протокол, и рожи у всех выглядели явно довольными.

 

"Как они узнали, что это моя машина?" — спрашивал себя Керк, ползком пробираясь в сторону других авто и ведя за собой волшебника. Времени оставалось мало. Их могли заметить в любую секунду, поэтому Керк, особо не разбирая, опять решил угнать самую заметную иномарку, да еще и специфической расцветки: леопардовый "лено".

 

Обрадованные находкой краденой бирюзовой, полицейские не заметили ничего странного в том, что явно женский "лено", оглашая улицу звуками рэпа, проехал мимо с двумя темнокожими парнями.

 

Дима снял капюшон, очки, колготки, размотал шарф, снова надел очки и наконец почувствовал себя свободным человеком. Подпевая, развеселая парочка спокойненько колесила по улицам Сладкограда. Но вскоре Дима вспомнил об очереди, звук убавили, и общение с желателями продолжилось.

 

А несколько позже, остановившись возле красавинского дома, Дима выключил телефон и приготовился выслушать желания Керка, но сначала не удержался и полюбопытствовал:

— Скажи, а кто у тебя в коробочке живет?

— А, так это саранча — улыбнулся Керк. — Она меня много раз выручала: вот нужно тебе чье-нибудь внимание отвлечь — выпускаешь стрекочущую красавицу, и все взгляды только к ней прикованы.

— Однако! — улыбнулся Дима. — А теперь давай желания!

— Я вот много зла в жизни делал. Ну, там, убивал иногда, наркотиками приторговывал чуток, расследования разные для мафии проводил, с женщинами некрасиво поступал, машины вообще угоняю постоянно, подонок я, в общем. Мучает меня это последнее время. Знаешь, вот когда ты на меня мою же пушку наставил и стал про желания рассказывать, я вдруг понял, что ты же ведь очень хороший, а я за тобой гоняюсь. И я тогда увидел, что я неправ. А вот сейчас, пока ты со своим народом по телефону общался, мне вдруг вообще плохо стало — понимание величины вреда и горя, которые я принес другим людям, ворвалось мне прямо в душу, — в глазах Керка блестели слезы, — и я понял, что хочу это изменить, но не знаю, как. Понимаешь, раньше я думал, что для счастья нужно лишь делать все, что захочешь. Мне плевать было на других, я жил, как моя левая нога мне подсказывала, вот только счастья-то я и не нашел. Моя жизнь и все, что меня окружало, состояло из ненависти, лжи и страха. А теперь хочу новую жизнь начать. Сделай так, чтобы самоуважение ко мне вернулось, ну, то есть, чтобы я стал делать что-то хорошее, чем бы мог гордиться, ну вот как сейчас, когда тебя выручил, ты же хороший, и прямо я так счастлив, что поучаствовал в твоем спасении, — Керк широко улыбался.

— О, я так рад, что ты все это понял, — Дима снял очки, — и спасибо тебе, ты действительно меня спас! Без тебя пропал бы я там во цвете лет! Да, давай новую жизнь начинай! А остальные два желания у тебя какие?

— Так, хочу, чтобы...

 

 

20

Спокойный дружеский ужин

 

Красавин с Кристиной подъезжали к его дому.

— Не останавливайся! Это машина Лены. Ну что ей от меня нужно?! — воскликнул Павлик, пригибаясь, когда леопардовый "лено" оказался совсем близко. Кристина просто отвернулась в другую сторону: последняя встреча с истеричкой-Леночкой запомнилась ей надолго. Повторять удовольствие как-то не хотелось. — Наверное, меня поджидает, но она птица не из тех, кто будет за мужчинами гоняться, — вдруг Красавин побледнел от ужаса. Кристина побледнела тоже. Свернули на ближайшем повороте.

— Ты тоже об этом подумал? — спросила она, заглушая мотор.

— Да. Вот черт! Только не это! Я не хочу! Так не честно! — давай капризничать Красавин. — У меня и так все слишком сложно!

— Ладно, не паникуй раньше времени, может, что-то другое у нее на уме. Но видеть ее я не хочу.

— А кто же ее хочет видеть? Если Дима дома, пусть он с ней и разговаривает, он же волшебник, в конце концов. Лицо официальное, можно сказать, — нашел козла отпущения Паша. Хотя, если бы Коровушкин был дома, он бы запросто мог и поговорить с Леночкой.

Оставив машину и чудненько спрятавшись от греха подальше под темно-коричневым квадратным зонтом, который на всякий случай имелся в бардачке (Красавин запамятовал, что именно этот зонт ему подарила Лена), молодежь проследовала к парадной и, услышав хлопнувшую дверцу машины, припустила бегом по лестнице, ведь лифт так и не починили, волки позорные! "Леночка" не отставала. На своем этаже ребята затормозили и обернулись, ожидая увидеть блондинку.

— А-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а! — истошные крики оглушили лестничную площадку, и соседи побежали смотреть в глазок. Когда ожидаешь увидеть одного человека, а там оказывается другой, обычно пугаешься, но когда там мужик в черных колготках на лице — ну, знаете ли!

— Тише, тише, я же Дима, Коровушкин, что вы орете? — успокаивал актеров мужик, снимая капрон.

— Коровушкин, ... ! Ты что делаешь? Хоть бы предупредил! Нельзя же так людей пугать! — принялась воспитывать волшебника Кристина.

— Мы думали, за нами моя бывшая бежит, там ее "лено", Дим, когда Лена придет, мог бы ты с ней пообщаться вместо меня? — жалостливо посмотрел на друга Красавин.

— Зачем же Лене приходить? Керк сам ей машину вернет, он мне обещал! — вдруг сообразил Коровушкин, в чьей же машине они ехали.

 

Красавин с Кристиной расхохотались. Компания уже переместилась в квартиру, в крепость, где никто не догадается искать волшебника. Не должен, по крайней мере. На кухне занялись приготовлением быстрого ужина, Красавину поручили резать огурцы-помидоры и лук, Коровушкину — перец и зелень, и не успел он помыть овощи, как на него тут же посыпались вопросы, будто попался он журналистам:

— Что такое ООО "Три желания"? — Красавин, с любопытством.

— Откуда у тебя женские колготки на голове, рэперские шмотки, и вообще, что все это означает? — Кристина, поднося столовую ложку вместо микрофона.

— Как тебе удалось спастись от Керка? — Красавин, с микрофоном-вилкой.

— И вообще, как он тебя нашел? — Кристина.

— Скажи мне, что ты почувствовал, когда увидел свои фото на всех столбах? — Красавин.

 

Ответы оказались неожиданными:

— Ну, кто-то узнал мой телефон, быстренько открыл ООО, распродал билеты, а я со вчерашнего вечера на звонки отвечаю и желания этих людей исполняю. Вы бы видели, какая там очередь! — поведал Дима, мелко нарезая перец. — Около тысячи человек, если не больше! Так тот тип еще днем смылся со всеми деньгами, а люди остались. Вот, я теперь с ними общаюсь, скоро телефон буду включать, — добродушно улыбался наш волшебник, ловко управляясь с петрушкой и укропом. — А потом Воробей отвез меня в "Ретрополь", где остановился Керк, я тогда пожертвовал им сто кг колбасы и поселился в люкс — какие там кровати с джакузи, вы бы знали! Красота! Полицейские пытались меня изловить, но я оказался хитрее, по пожарной лестнице спустился на восемнадцатый этаж и через номер девушки, — тут Дима начал краснеть, — пробежал в коридор, затем в номер Керка, у меня имелся ключ, подменил ему чемодан, только колбасу с париком забыл! Вы бы видели его удивление — он давай по номеру ходить туда-сюда и сам себя спрашивает: "Ты мне скажи, откуда у тебя колбаса?" Потом к нам стали ломиться полицейские, я притворился девушкой Керка, — актеры слушали с открытыми ртами, вода в раковине продолжала течь, еще немного, и свинина бы подгорела, но Дима ее спас, — затем он принес колготки, шарф, одежду в общем, и рюкзачок мне подарил, клевый, правда? Преобразился я в темнокожего, просто так, прохожего, и мы, отключив парочку полицейских, и затем, чуть не оглохнув от женского визга, благополучно добрались до леопардового "лено" и приехали сюда. Керк очень хороший оказался, — оптимистично закончил свой рассказ и размельчение овощей Дима. — А что почувствовал, когда портреты увидел — даже и не знаю, подумал, странные все-таки есть на Земле люди — хотят, чтобы зло продолжалось. Чтобы существовали вредные таблетки, наркотики, попрошайки, детдома, жестокость, преступность. А если появляется кто-то, кто начинает делать с этим что-то эффективное, и ситуация резко меняется, Керк ведь мне рассказал, что в мире-то из-за меня происходить стало, так вот, если появляется кто-то действительно эффективный, его срочно нужно уничтожить, чтобы сохранить существующий порядок вещей. Очередь-то мне ведь хорошие желания загадывает. Кто-то, вот прям недавно, просил, чтобы чиновники перестали взятки брать, кто-то — чтобы вообще жители нашей страны прекратили воровать. Жаль, о других странах не вспомнили, но я же не могу им подсказывать. Может, кто и догадается рано или поздно... Так что сейчас что-то невообразимое начнется, и, конечно, меня будут ловить, куда же им деваться! А, мне же тут желание подарили! — улыбнулся Коровушкин, переворачивая мясо на сковородке. — Правда, я на очередь его уже потратил, чтобы им полегче ждалось, — закончил, наконец, свой монолог наш герой. Но тут на него вдруг повалилось еще больше вопросов:

— Откуда ключи от номерка Керка, — Кристина, пробуя свинину.

— Каким образом ты притворялся его девушкой? — Красавин, улыбаясь сквозь слезы и продолжая резать лук.

— При чем здесь колбаса? — Кристина, раскладывая колбасу по тарелке.

— Зачем ты вообще поехал в "Ретрополь"? — Красавин, открывая форточку, чтобы выветрить лук и перестать рыдать.

— Кто такой Воробей? — Кристина, улыбаясь.

— А что происходит в мире? — Красавин, с интересом.

— А почему...

 

Так что за ужином пришлось Коровушкину все толком и по порядку рассказывать, затем он удалился в "свою" комнату, блаженно растянулся на диване, включил телефон и занялся очередью, радуясь, что его бега хоть на сегодня закончились, и можно вот так лежать и практически ничего не делать. Красавин с Кристиной уединились в своей комнате.

 

Эх, не знал никто из наших ребят, что как только за ними захлопнулась дверь, одна соседка набрала кой-какой номерок:

— Участок номер сорок семь вас слушает.

— Алло! Полиция?

— Да, говорите!

— Тут такое дело, господа хорошие! Вот повсюду портретики-то расклеены, и в последних известиях передавали, что ищут преступника. Вот вы его ищите, а он у нас в соседней квартире спокойненько себе сидит — своими глазами видела! Так что с вас мне миллион обещанный причитается.

— Так! Давайте адрес, а миллион будет, когда поймаем.

— Пишите: Прозрачная набережная, дом одиннадцать, квартира пятьдесят восемь, ой, нет, это у меня пятьдесят восемь, а у них, погодите, сейчас гляну, — через минуту, — пятьдесят девять у них, во как! Только уж вы это, с миллионом-то не обманите, мне внуков поднимать надо, мне...

Но на том конце уже повесили трубку.

 

— Кого там еще черти принесли? — бурчал Красавин, нехотя надевая джинсы и выходя в коридор. Кристина, после подобной сцены с Леночкой позавчера (мне вот кажется, что уже гораздо больше времени прошло, а вам?), теперь готовая ко всему, быстро приводила себя в порядок.

 

Паша посмотрел в глазок и обалдел: всю лестничную площадку и даже часть ступенек занимали полицейские. Что-то долго они ехали, вам не кажется? — И сам удивляюсь, ну да ладно. Кристина выглянула из комнаты. Паша приставил палец к губам, она тихонько подошла и тоже увидела масштаб проблемы. Затем Красавин шепнул ей быстро собрать вещи, сам метнулся к Диме и проговорил:

— Хочу, чтобы у меня появилось облако, чтобы я на нем с кем хочу мог бы летать, ну, чтобы оно большое было, и вещи бы помещались. (Он забыл сказать: пуленепробиваемое). Выключай телефон, мы сваливаем, там полно полиции за дверью.

Коровушкин все понял, покидал в рюкзак все свои вещи, Кристина убрала остатки еды с кухни, — все это за минуту, под громовое: "Откройте, полиция" и модную мелодию звонка под аккомпанемент двери, ставшей ударным инструментом.

 

Конечно, Красавин не успел надеть рубашку, так в одних джинсах и прыгнул на облако, послушно ожидавшее под окном, что выходит во двор. Вполне одетая Кристина последовала его примеру, а за ней — Коровушкин.

 

 

21

Страсти-мордасти

 

Большое облако быстро поднималось.

— Как же здесь хорошо, мягко, прямо проваливаешься, удивительное ощущение! — восхищалась Кристина, лежа на спине, поджав ноги и смотря на вечернее небо, раскрашенное первыми мазками заката. Коровушкин с Красавиным сидели рядом и улыбались.

— Как на ковре-самолете, только круче! — заметил Паша.

— И гораздо мягче, — добавил Дима.

 

Двор уменьшался на глазах, пахло корицей и ванилью — кто-то готовил печенье. Скрипели качели. Кактусы упали. Блюдце разбилось. Автоматы мелькнули за стеклом. Распахнулись окна на пятом.

— Если вы немедленно не спуститесь, мы будем стрелять! — кричали квадратные лица, высовываясь на улицу. Просто сердобольная соседка, внезапно решив полить цветочки, заметила за окном неладное и пустила в гости полицию: уж очень хотелось заполучить заслуженный миллион. Поднимать внуков: девочку семи лет и мальчишку на два года младше. Они качались на качелях одни во дворе и с любопытством следили за волшебным облаком.

 

Облако метнулось вверх, вправо, влево, по диагонали, и начало стремительно удаляться, следуя дерганной траектории. Открыли огонь. Розовый воздух пронзали пули, оставляя в облаке едва заметные дыры, которые тут же затягивались. Рванули за дома, но на той стороне их тоже ждали с автоматами. Ребята застыли в ужасе, прижавшись друг к другу. Пока никого не задело, надолго ли? Красавин обнимал Кристину. Коровушкин злился на свою неспособность исполнять собственные желания и напряженно следил за пулями, вылетавшими из облака. Продолжали подниматься. Минуты текли бесконечно. Пара подстреленных птиц упала на асфальт. Девочка, что играла во дворе, схватила птицу, взяла брата за руку и, рыдая, побежала в парадную, с трудом протискиваясь между дядями в форме.

 

Выли полицейские сирены. Перед Пашей проносились осколки его настоящей жизни, в свете последних событий многое теперь казалось суетой, и он жалел о времени, потраченном впустую (в погоне за мнимым счастьем) на чужих ему женщин, на кажущихся друзьями чужих людей, на чужую работу, пьянки, разврат, и ведь он так ничего и не создал сам, чем мог бы гордиться, кроме любви к Кристине, но она появилась слишком поздно. И вот, теперь уже умирать, а он только начинает жить.

 

Дима пока никого хоронить не собирался, он внимательно смотрел по сторонам и думал так: "Мы выбрались, все хорошо, никто не пострадал".

 

Кристина относилась к происходящему философски, смотря на все немного со стороны, и в любом случае, она жила так, как ей нравилось, так, как считала правильным, обычно в гармонии с собой и миром, и даже если сейчас все закончится, ей есть, о чем вспомнить. Жаль только, что детей нет, хотя...

 

Облако, болтаясь из стороны в сторону как сумасшедшее, оказалось близко к пелене туч, но снова метнулось влево, следуя более раннему приказу Паши двигаться подобным образом.

— Паш, давай вправо! — крикнул Дима. Облако устремилось туда.

— Обстреливайте тучи, они сейчас будут там! — приказал главный. Окрик друга вернул Пашу к реальности, и он прекратил хоронить себя и остальных немного раньше, чем это стало бы правдой, и, увидев полосу огня, за секунду до встречи повернул назад, продолжая метаться по небу. Но попасть за тучи нужно было обязательно. Часть полицейских продолжала обстреливать тучи, часть пыталась попасть в "опасного преступника".

 

— Позвольте спросить, кто из нас преступник?

 

Вдруг красное от заката пушистое облако отделилось от группы ему подобных и вплотную приблизилось к беглецам. Полетав вместе достаточно времени, чтобы ребята могли на него пересесть, облако пустилось вскачь по небесам, окружным путем приближаясь к тучам. Первое облако, удалялось в другом направлении. Свистели пули.

 

Вдруг радостный рев заполнил улицу и двор, наконец-то благородные усилия стражей порядка оказались не напрасны. Новое облако начало краснеть. В кого-то попали.

В рупор передали:

— Ну что? Доигрались? Спускайтесь немедленно, и мы прекратим стрельбу.

Странные облака по-прежнему истерично метались по небу. И огнестрельный фейерверк продолжался бы еще долго, но оба вдруг скрылись за тучами, занимавшими, казалось, половину небосвода.

 

Вертолет летел в гущу событий. Прямо в сторону туч, вот уже появилось кровавое облако, и пилот устремился в него. "Не уйдете, черти!" — решил он. Что-то ударилось о лобовое стекло.

 

***

— Смотри туда! — двое прохожих подбежали к упавшей с неба вещи, тот, что выше, поднял многострадальный предмет.

— Похоже на простреленный пакет с соком, — задумчиво произнес второй.

— Точно. Гранатовый, — вынес вердикт первый.

 

***

В это же время где-то в другой стороне небес.

— Какой кошмар, — шептала Кристина. Сердце подпрыгивало.

— Да уж. Но мы, вроде, ушли. Хорошо ты придумала их отвлечь своим облаком. Вряд ли нас здесь достанут, — отвечал ей Паша. Он кое о чем забыл.

— Да пока рано радоваться, — задумчиво сказал Дима, продолжая искать в рюкзаке карту. Вскоре ее разложили, нашли там Прозрачную набережную, но уже не знали, где находятся на данный момент, а посмотреть вниз мешали облака, так что пока карта оказалась бесполезной.

— Давайте просто улетим далеко-далеко, потом подумаем, как найти Соленовбург, и отправимся туда, но сейчас нужно срочно убираться отсюда, — предложила Кристина, но ее слова увязли в шуме вертолета.

 

Тогда Дима вскочил, бросился к краю облака, схватил его и, как в одеяло, завернул на себя и друзей — получилось что-то вроде пирожка с яблоками. Ребята лежали рядом в центре облака и старались даже не дышать. Гул все усиливался, вертолет летел прямо на них, рассекая облака, а изменить местоположение в пространстве было равносильно смерти. Продолжать медленно плыть вместе с остальными небесами — возможно, тоже. Оставалось ждать и верить в сказку. Ни сейчас, ни раньше, о последнем желании Красавина не вспомнил никто. Время застыло. Кристина сжала руку Паши.

 

Пропеллером задело край нашего облака, шум был ужасен, вертолет пролетел дальше.

 

"Спасены" — думал Паша, целуя Кристи. Коровушкин улыбался. Время продолжило свой путь, унося вертолет далеко. Полиция внизу отчаялась поймать, а точнее, прикончить беглецов. Но расходиться не собиралась.

 

 

 

22

На облаках

 

...В чернеющем прохладном небе разливалось спокойствие, и сияли звезды. Ясность мысли вернулась в головы.

— Вместо того, чтобы думать, лететь ли нам вправо или влево, просто прикажи держать путь в Соленовбург, — предложил Дима Паше, — вдруг получится!

Облако изменило курс и поплыло, кажется, в нужном направлении. Внутри было тепло и безопасно, а ночь скрывала любителей приключений от любопытных глаз. Паша что-то шептал Кристине, гладя ее волосы, отчего она опять светилась счастьем, забывая все плохое. Коровушкин отодвинулся от них подальше, оказавшись как бы в отдельной облачной комнате, и включил телефон, стараясь говорить с обрадованными желателями не очень громко, и одновременно пытаясь не думать о том, что и он бы хотел быть влюбленным, и чтобы его тоже любили... Но он безнадежно один. А одиночество особенно близко, когда рядом двое. Он подполз к краю, высунул лицо и стал разглядывать звезды.

— Да.

"С моей жизнью только и влюбляться".

— Эт можно.

"Опасней, чем у полицейского, пожарника и космонавта вместе взятых и умноженных самих на себя".

— Хорошо.

"Непредсказуемо, не знаешь, где окажешься завтра вечером, встретив кого-то днем".

— Не могу, ведь она его любит, не вас. Другое, пожалуйста.

"И ей тогда нельзя же будет сказать, что я — волшебник, так написано в нашей клятве. А с теми, кто знает, встречаться запрещено, иначе больше не сможешь волшебничать".

— Так пойдет, молодец.

"А если вдруг будет у меня девушка, и она случайно узнает, что я волшебник? Меня ведь теперь, наверное, каждый пес уже знает... неужели же никогда..."

— Третье повторите, пожалуйста, отвлекся.

— Хорошо, исполню.

"Нужно было раньше думать, когда институт выбирал, дурень!"

— Кокаиновый завод — нет, другое давайте.

"Но ведь не зря же я стал волшебником? Ведь не зря? Кому-то я помог. Кто-то счастлив?"

— Героиновый завод тоже нет! Нормальное желание давайте!

"А мои друзья из-за меня чуть не погибли..."

— Слушайте! Что вы заладили одно и то же! Марихуана не легкий наркотик, а очень даже на нее подсаживаешься! И потом без травы уже не можешь. Без нее ты злой, на близких бросаешься, и только с ней можешь казаться добрым и нежным, но это видимость. И ее становится мало, а там уже и героин, и кокаин, и все остальное. И вообще, счастливым, творческим и оригинальным можно быть и без наркотиков, зато это будет твоя собственная заслуга, которой можно гордиться. Так что давайте нормальные желания или зовите следующего.

— О, вот совсем другое дело! Можете же, когда захотите!

"Но если бы не я, Паша с Кристиной бы вообще никогда не были вместе... или были?"

— Хорошо.

Желания мешались с обрывками грустных и не очень мыслей, и где-то там внизу очередь уменьшалась, а в небесах постепенно светало, и вот уже первые лучи окрасили горизонт. Когда люди закончились, на связь вышел тот смышленый парнишка, которого Дима выбрал администратором.

— Ну, все. Быстро управились, молодец! Я думал, такая очередища — не меньше, чем до утра, а вроде часа два всего прошло. Тут, правда, еще человек двадцать набежало, все киношники, прождали до конца, очень хотят желания загадать. Билетов у них нет.

— Да, быстро управились, — Дима посмеивался, — ладно, давай и киношников, продай им билеты, деньги себе за работу забирай, ты мне здорово помог!

Трубку передали желателю.

— Наконец-то! Я так рад, что могу поговорить с вами! Я хочу бросить пить вообще. Вот чтобы больше ни капли. Я так устал от этого! — взволнованно просил Валентин Рубик.

— Хорошо, — улыбался Дима. Глаза у него уже слипались.

— И чтобы с личной жизнью все наладилось. Чтобы нашлась девушка, с которой бы мне было хорошо. Которая бы меня понимала, ценила, уважала, любила, считала самым лучшим для нее, я бы относился к ней так же. Чтобы нам весело было вместе и очень легко, чтобы я мог с ней оставаться самим собой, не казаться лучше или умнее, не подстраиваться, чтобы она принимала меня таким, какой я есть, и я бы ее — тоже. Чтобы не раздражала, не хотелось ее переделывать, чтобы мы доверяли другу, не изменяли... радовались друг другу всю жизнь... — и он еще довольно долго и подробно все описывал. Удивительно, что он, так хорошо все представляя и понимая, ее еще не встретил. Дима смотрел на восход и думал о том, что хотел бы быть на месте этого человека, ведь у него будет любовь, такая, какую и сам бы Дима хотел, но...

 

***

...Пушистое облако светилось в утреннем солнце, зависнув над просыпающимся Соленовбургом. Волшебник спал, спрятавшись от лучей. Ему снилось прекрасное, и он улыбался.

 

Кристина открыла глаза. Все вокруг обволакивало что-то белое, пушистое, ласковое. Паша еще спал.

 

"Боже, где я?" — появилась первая сонная мысль. Но за ней подоспели и другие, более сообразительные, и картина происходящего восстановилась. Девушка села, сделала дырку в импровизированном потолке, похожем на пену в ванной, и высунула лицо наружу.

— Боже, как красиво! — прошептала она. Повсюду — чуть выше, чуть ниже, были раскиданы облака-барашки, они ярко светились на солнце, а голубой купол неба вдохновлял радоваться и мечтать. Свежий воздух легким ветерком привносил и сюда жизнь, и облака плыли в неведомые дали. Кристина выбралась наверх, подползла к краю. Внизу раскинулся город. Башенки, мансарды, антенны, блестящие на солнце крыши и водосточные трубы, спешащие куда-то мухи (простите, люди)... и Серебристая река, извиваясь и опутывая паутиной дома, стремится на восток. Не терпелось скорее спуститься вниз, но будить друзей не хотелось, пусть еще поспят, особенно Дима, наверное, он допоздна со своей очередью общался. Она позвала свое облако, и оно явилось, специально залетевшее по пути под дождь, но все же немного розовое от сока. Запахло гранатом. Кристина взяла сумочку и, оказавшись на розовом облаке, стала медленно спускаться, выбирая тихое местечко. "Да... минус облака в реакции людей на него, или это минус людей... им бы больше лояльности к необычному..." — размышляла она.

 

На берегу никого не было. Река весело журчала что-то на понятном лишь птицам языке, листья березы спокойно плыли по течению, девушка присела и зачерпнула прозрачную воду рукой. Серебристые капли упали на песок.

— А я видел, что ты прилетела на облачке! — белокурый ребенок, похожий на ангелочка, внимательно разглядывал девушку большими глазами цвета пасмурного неба.

— Привет! — улыбнулась она. — А где ты сидел?

— Вон там, — малыш указал за дерево, — а меня покатаешь? Пожа-а-алуйста!

— Нам тогда нужно спросить разрешения у твоей мамы, а как тебя зовут? "Какой хорошенький!" — подумала Кристина.

— Тимоша. Не, она не пустит. Мама опять там плачет сидит, а когда мама плачет, она ничего не разрешает. Ну поката-а-ай, ну пожалуйста-а-а! Мы ей не скажем.

— Но ведь нехорошо обманывать маму! Меня Кристина зовут.

— Ну, пожа-а-алуйста-а-а! Покатай на о-о-облачке! Ну, Кристина-а-а-а! Поката-а-а-ай! — продолжал упрашивать малыш.

— Ну, ладно, только чуть-чуть.

— Ура-а-а!

— А почему мама плачет?

— Мама не говорит. Мама обещала мне сказать, когда я буду таким же большим, как папа.

— Ну, ладно.

Кристина позвала облако, расположилась с малышом поудобнее, держа его крепко, и чудесный подъем начался.

— Ух ты! Здорово! Какие деревья маленькие! И речка маленькая! И мама маленькая — вон она сидит у воды! — удивлялся Тимоша, показывая на женщину возле реки, она действительно плакала, закрыв лицо руками. — Мы как птички, да? Хочу, чтобы у меня тоже было свое облачко! Откуда оно у тебя?

— Мой друг волшебник подарил, — улыбнулась Кристина.

— Ничего себе! А ты попросишь его, чтобы и мне тоже он такое сделал?

— Попробую. Скажи тогда, где ты живешь, может, мы к тебе в гости залетим как-нибудь, и ты сам его попросишь.

 

Тимоша посмотрел вниз.

— Вон там мой дом, у речки, где много вишневых деревьев, видишь?

— Да.

 

Они еще немного поболтали, но вскоре мама успокоилась и стала звать сына, тогда сына быстренько спустили на землю, Кристина полетела в небеса, а Тимоша еще долго махал вслед облаку, и там ему отвечали тем же.

 

— Мам, мам, я сейчас катался на розовом облачке, представляешь! — малыш восторженно улыбался. — Там так мягко! И пахнет вкусно, и такое все маленькое внизу, и ты маленькая, а птички близко-близко летают, и солнышко яркое, другие облачка вокруг! Тебе тоже нужно покататься. Когда к нам волшебник прилетит, ты попроси у него облачко для себя! Попроси оранжевое!

— Ну какой же ты у меня выдумщик, солнышко! На облаках нельзя кататься, они же состоят из ничего! А волшебники бывают только в сказках, — улыбнулась она и погладила сына по голове.

— Тогда мы с тобой в сказке! — не унимался ребенок. — А еще, а еще, когда летишь...

 

***

Кристина вернулась на красавинское облако и принялась искать в нем друзей, что было не так-то просто среди множества белой воздушности. Часы показывали полдень. Вскоре она обнаружила Пашу. Солнечный свет залил его идеальное лицо, он поморщился и открыл глаза.

— Соня, хватит дрыхнуть! Ты же к сынишке приехал, Рубик отпустил тебя всего на неделю! А вот я у него, правда, вообще не отпрашивалась. Хорошо, сегодня у нас и так выходной. Завтра утром домой поеду. — Кристина почему-то была серьезной.

— Ну, не уезжай! Позвони ему, договорись, что попозже приедешь, ну пожалуйста-а! — начал упрашивать Паша, целуя девушку. В этот момент из облака вдруг появилась голова Коровушкина, но он тут же уполз обратно в норку.

— Не ной, ну пожалуйста-а, — передразнивала Кристина. — Кто там, в домике, живет? Вылезай! — позвала она волшебника.

Он снова показался, взъерошенный, с маленькими облачками в волосах.

— С добрым утром, дорогие друзья! — приветствовал собравшихся Дмитрий, — ой, это что ж, полдень уже? — взглянул на солнце. — Так, сегодня уже среда, в субботу симпозиум, мне ж еще доклад писать, а у меня конь не валялся! Мне в номер надо! Будьте добры, отвезите, пожалуйста, на... — он достал рюкзак, из него — портфель, оттуда — красивый конверт из плотной бежевой бумаги с золотой печатью, из него — сложенное приглашение, отпечатанное ярко-синими, серебристыми на солнце буквами на гофрированной бежевой бумаге. Развернул. — На Фисташковую двенадцать, в отель "Семь лун", четырнадцатый этаж, номер сто сорок три, — затем снова убрал все на место и закрыл рюкзак.

— Ну, мы можем тебя и прямо в окно закинуть, но лучше все же через вестибюль, — смеялся Паша, — хотя... слушайте, а ведь его и здесь искать могут...

 

Попетляв немного над крышами, облако спустилось возле отеля "Семь лун", Коровушкин спрыгнул на булыжную мостовую, помахал отплывающим ввысь друзьям и скрылся за стеклянной дверью.

 

Прохожие замерли в изумлении. Кто-то крестился. Одна дамочка почти грохнулась в обмороке, но ее вовремя подхватили.

 

— Хорошо, что в облаке встроенный навигатор есть, — улыбался Паша, летуны не видели бедной дамочки, — а то плутали бы здесь в поисках отеля. У людей ведь так просто не спросишь, с облака свесившись, еще в обморок кто свалится невзначай.

— Ага, я представляю их лица, — улыбалась в ответ Кристина. — А знаешь, мне уже до жути надоело кататься, меня укачало, хочу простую, твердую землю под ногами, чтобы ничего не шаталось и не летело.

 

Они выбрали безлюдный переулок, быстро соскочили на асфальт, а облако метнулось вверх и слилось с чередой других, приняв их скорость и направление. Вскоре ребята свернули на проспект Весельчаков и заглянули в один хороший магазинчик, где Паше была немедленно куплена белая футболка, чтобы не смущал гражданочек обнаженным торсом. Затем забрели в маленькое кафе, заказали восхитительный завтрак, холодный апельсиновый свежевыжатый сок с мякотью и, устроившись за столиком на втором этаже возле окна, принялись болтать, разглядывать прохожих и вспоминать вчерашнее...

 

Вдруг раздался какой-то шум, кто-то взвизгнул, остальные давай хохотать как сумасшедшие, включая и прилично одетого мужчину, оказавшегося в центре событий. Кристина вскочила, подбежала к собравшимся.

— Что случилось? — полюбопытствовала.

— Да просто мне на голову только что крыса упала, — отвечал человек, смеясь и показывая на свежую дыру в потолке над своим местом.

И ведь вроде бы смешного-то ничего и нет, господа! Но как Кристина хохотала, вы бы видели! Пострадавший смеялся тоже. Потом, правда, сходил к врачу, получил справку о не провоцированном с его стороны укусе неизвестной крысой, курс уколов на девять месяцев и подал в суд на владельцев кафе, так как по-хорошему возместить ущерб они отказались. Чем дело кончилось — история умалчивает.

 

Затем Кристина с Пашей быстренько управились с остатками завтрака, вышли из здания и распрощались: Красавин отправился искать дом, где живет его сын, а девушка — бродить по городу, наслаждаться спокойствием, одиночеством и свободой. Здесь мы ее и оставим, в чудесном дне отдыха, возле решеток и мостов, уютных скамеек, вкусных крошек для голубей и воробьев, памятников великим, освежающих фонтанов среди листьев каштана, загадочных дворов с красивыми граффити, анютиных глазок на Фисташковой площади, ребятишек, играющих в классики и резиночку, где чья-то мама зовет Полиночку, и дети бегают по дворам, играя в прятки, а Кристина разговорилась с большой собакой — черным ньюфаундлендом Камилем — и в полном умилении смотрит ему в огромные умные глаза, улыбаясь. И тени уже длинные, сиреневые. Но мы, господа, заболтались, а я же хотел к Красавину, что же там он...

 

 

23

Как влип наш великолепный

 

Да что же он делает?! Вот дурень! Ну а что, спрашивается, я еще от него хотел? Надеялся, что изменится? Ну, может быть, но не так быстро, как выяснилось. Нет, ну какой же все-таки дубина! Хотя...

 

Но вернемся в начало его истории. Дом нашел довольно скоро он, еще в магазин забежал за разноцветным конструктором и большим игрушечным трактором. Накупил фруктов разных, тортик. В общем, вроде как праздник — папаша объявился, год как не был, а тут, вдруг почти что свалился с неба. Пришел собой довольный, в звонок трезвонит, улыбается.

 

"Кого там черт еще принес", — думает она, туда-сюда бегает, одевается, глаза в порядок приводит, малыш за ней хвостом носится, радуется.

 

"Нет никого, что ли?" — спрашивает сам себя Паша, мучая несчастный колокольчиковый звонок.

 

— Одну секундочку! — раздается голос из глубины помещения.

Наконец, она открывает дверь, русые волосы наспех убраны в хвост, в серых глазах изумление и все остальное, что еще может там оказаться по случаю внезапного появления бывшего мужа.

— Папочка! — выбегает сынишка.

Папаша бросает пакеты, хватает на руки малыша, целует, обнимает.

— Привет, солнышко! Какой же ты стал большой! — говорит. — Привет, Сабина! Теперь папа будет приезжать к вам почаще, может быть, раз в месяц... — снимает обувь, проходит в гостиную.

— Не-е-е, не уезжай совсе-е-ем! Я тебя не пущу... — малыш крепко держит отца за шею ручонками.

 

А она стоит, смотрит на Пашу, думает: "Только уже решила, что он ... и пошел он .., а он вот, пришел, другой какой-то. Как же все надоело".

— Чаю хочешь? — говорит.

— Да, если можно, с мятой, я торт принес, фрукты... что ты грустная? Как дела у тебя? — А сам вспомнил вдруг ее веселую, его чужое прошлое начало почему-то обретать глубину, эмоции, краски. "Зачем же расстались, ведь мы были счастливы? Не всегда, конечно, во второй половине все превратилось в ад, но..."

— Помню, — улыбнулась она.

— Помнишь..?

— Мяту, ты любишь чай с мятой.

— А, ну да.

Сын спрыгивает на лаковый деревянный паркет, Паша заносит в гостиную пакеты.

— Это тебе, малыш, давай-ка посмотрим, что тут у нас есть, — садятся рядом на лохматый салатовый ковер с мультяшными героями, достают конструктор и трактор, тут же принимаются строить большой дом из ярких деталей. Машина подвозит готовые части, кипит работа... он любуется сыном, смышленым ангелочком со смешными кудряшками в зеленом летнем комбинезоне с оранжевым кармашком на животе, в разноцветных носочках, таким родным и таким веселым!

"Не хочется уезжать отсюда, и что мне та чужая жизнь, кому я там нужен на самом-то деле?" — вдруг думает Паша.

 

Сабина тем временем на кухне режет йогуртовый торт с эффектными киви, вишней и апельсинами, руки у нее слегка дрожат, пахнет мятой и цитрусом, не окончив, она опускается на табурет возле большого распахнутого окна. На подоконнике лежит корешком вверх раскрытая потрепанная книга с пожелтевшими от времени страницами и неброской фамилией автора. Сабина пытается собраться с мыслями, склеиться и сосредоточиться на серой обложке, на буквах, набранных шрифтом Антиква, но кое-что ужасно неправильно в ее жизни.

 

— Что-то мамы долго нет с нашим чаем, верно? Пойду-ка ей помогу, а ты тут пока поиграй, построй вон ту часть с окном, ладно? — Паша легко поднимается, заглядывает в кухню, заваренный чай остывает, торт лежит, брошенный, она оборачивается.

— Зачем ты приехал? — говорит тихо. — Ты знаешь, как он ревел в прошлый раз, когда ты ушел? Не спал всю ночь и все спрашивал, спрашивал, где же папа. А что я отвечу? Что папа нас бросил, не нужны мы ему сто лет, у него вон сколько любовниц, приезжает ради приличия раз в год, алименты платит исправно и много, чтобы совесть была чиста, будто деньгами можно... — она отвернулась к книге на подоконнике. Он подошел ближе, присел рядом на корточки.

— Зачем так грубо, я приехал потому что соскучился, и больше не пропаду надолго, хочешь, приезжайте ко мне в гости, там много комнат, сейчас у меня никого нет, — и он искренне верил в то, что говорил, будто попал в день из прошлого, когда все было правдой, еще не испорчено ложью, не разъедено раздражением и обидами, не выжжено ревностью. — А еще у меня друг — волшебник, я попрошу его, и он исполнит три твои любые желания, ты придумай, а я запишу для него. И я могу покатать вас на облаке хоть сейчас. Улыбнись, ну пожалуйста!

— Волшебник, на облаке, — она улыбнулась, смотря в окно, — "Какие одинаковые выдумки, — подумала, — а уж что у Красавина никого нет сейчас — это, наверное, последний час, он ведь как флюгер — где появляется поинтереснее юбка, точнее... туда он и смотрит".

— Не веришь?! Сейчас увидишь! — воскликнул Паша. От группы облаков отделилось вдруг одно большое и плавно спустилось на траву возле клумбы с гладиолусами. Сабина широко раскрыла глаза и уставилась на странное облако. Тогда Паша выбежал из дома, плюхнулся в волшебную пушистость и подлетел к окну в кухне, улыбаясь. Тут уж и Сабина, забыв о своих печалях, выскочила вон, забежала в гостиную, схватила сына и с радостными возгласами: "Тимочка, пошли скорее кататься на облаке!" выбежала из дома.

 

Семейка устроилась поудобнее, качнулся двор, дом из белого камня стал уменьшаться, показалась за вишней и кустами смородины Серебряная река, Тима смотрел во все глаза и чуть ли не визжал от восторга. Ветер трепал волосы, открылась дверь в сказку, Паша обнимал сына и экс-жену, и тогда она чувствовала ту острую мимолетную радость, когда тот, кого любишь, но кому ты уже не нужен, вдруг проявляет к тебе случайную нежность.

— Я же говорил, что есть волшебник и облачка! — лепетал малыш, перевернувшись на спину и разглядывая чайку, что летала сверху.

Паша удивлялся интуиции сына, он почти забыл про Кристину и хотел теперь просто остаться с ними.

— А помнишь, как мы отдыхали на Лазурном берегу три года назад?

— Ага! Там еще был ужасно милый дельфин, и Тима все смеялся, глядя на него, а глаза какие у того, — снова улыбалась Сабина. — А тот официант...

— Ты его забавно потом изображала в номере, и мы хохотали и кидались подушками...

— И перья вдруг как полетят!

— А потом мы встретили в коридоре уборщицу, и у нее стало такое лицо!

— И мы, не сговариваясь, показали на мирно спящего у тебя на руках ангелочка. Мол, крылышки себе хотел подлиннее, — улыбалась Сабина.

— Но она нам, кажется, не поверила.

— Хорошее было время, а потом...

— Вспоминать не хочется.

— Тиме очень нравится в садике, правда, солнышко? Расскажи папе, во что вы с Никитой, Толей и остальными играете.

— В лошадок, мы на палки сверху привязываем тряпки, это гривы такие, и катаемся, еще в прятки, в...

Обсудили догонялки, полдники, завтраки, тихий час, когда нужно положить игрушек под одеяло, а самим играть под кроватями в машинки, тихо-тихо. Тима знал, что родители не станут его ругать, и был прав: они рассмеялись.

— А как поживают твои костюмы? — Паша Сабине.

Они уже летели над центром города, внизу плескалась вода в фонтане на Фисташковой площади, брюнетка в голубом кормила голубей крошками, затем появилась крыша дворца, уставленная мраморными статуями древних богинь и богов, за ней другой рукав Серебристой реки, решетки, слившиеся в черные линии для взгляда с небес, мостики, бульвары и скверы, арки и эркеры, солнце, блестящее в окнах...

— О, с костюмами все хорошо, — оживилась Сабина, — сейчас рисую для одного спектакля, время действия 3081 год, фантастическое будущее, люди и машины летают по Парижу, все такое изысканно-утонченное, лаконично-возвышенное.

— Интересно! Покажешь эскизы? — Паша вспомнил слово, каким она называла свои наброски.

— Да, — улыбнулась она, — может, ты что-нибудь мне посоветуешь, не могу из трех выбрать, помнишь, раньше...

— Да, конечно, ой, т-с-с, он заснул, — перешли на шепот.

— Не знаю, как в садике, а у меня он обычно днем спит часа два. — А как у тебя дела? Как Рубик? Помнишь ту вечеринку после премьеры?

— Естественно! К нам еще подошла какая-то девушка специально восхититься твоими костюмами! — воспоминания вдруг все начали оживать и выпрыгивать одно за другим, будто жизнь и вправду становилась его.

— Было мило, — улыбнулась Сабина, — и там еще принесли такой огромный торт...

— Он пах ликером больше, чем шоколадом.

— Да, сверху взбитые сливки, посыпаны шоколадной крошкой вперемешку с орешками, и ты хотел достать самый лучший кусок с колоннами снизу.

— И торт...

 

...Облако снова оказалось на зеленой лужайке возле дома, Паша отнес спящего сына в кроватку, по дороге у Тимоши свалился один башмак, Сабина его подняла, "Вот зачем нужно двое родителей, — подумала, — боже, какая глупость".

На кухне Паша дорезал торт, она заварила новый чай, сели за круглый столик с бледно-розовой ближе к серому скатертью с большими пушистыми кистями по краям, недалеко от окна.

— Наверное, ты подумаешь, что я странная, и следовало проявлять любопытство раньше... но как может быть такое, что мы летали на облаке?! И неужели и правда бывают волшебники? И где ты его нашел? И какой он из себя? Стой, не говори, я сейчас сама опишу: такой статный старец с седой бородой до пояса, длинными волосами, густыми бровями, мудростью в светлых глазах, в белых одеждах до пола, с посохом и чуть ли не с нимбом над головой. В сандалиях.

Красавин чуть не подавился тортом от смеха.

— Нет, что ты! Коровушкин молодой задорный паренек, любит колбасу и дома в стиле Боуди, у него на носу веснушки, и на щеках — тоже, прическа та еще, когда мы познакомились, носил старенькую соломенную шляпу, какие-то немыслимые черные ботинки, рваные джинсы с кучей значков, клетчатую рубашку и узелок, но мы его принарядили, вернее, он сам, — Паша опять смеялся, представляя алые подтяжки, штаны в зеленую клетку и ту яркую кепку.

— Ого! Даже так! Веснушки? Рваные джинсы?! Так где ты его нашел? И кто это "Мы"?

Тут Красавину стало не до смеха. Больше даже от того, что он сам запутался. Ведь получается, что и Сабина, и сын, и этот дом, и море, пух, официант, общие друзья, шашлыки на берегу ночью, ее эскизы, смех, кипарисы на юге, медузы... — все выдумка? Волшебство чистой воды? Но все ведь такое живое, такое настоящее! И Кристина...

— Знаешь, это странная история... я как-то вечером шел по городу, и мне навстречу парень в соломенной шляпе. Разговорились, он сказал, что волшебник, мы подружились. И у него еще был друг, в общем, вот.

— И что ж в этом странного? Красавин, думаешь, я за столько времени еще не научилась видеть, когда ты врешь? — хитро улыбалась она, ложечкой собирая остатки сливок с блюдца.

— Да я сам ничего не понимаю уже ни в чем, в общем, полный бред получается, давай не будем пока об этом, как-нибудь в другой раз, ладно? Давай лучше о чем-нибудь простом, веселом, мне нравится, как ты смеешься. Хочется отдохнуть от суеты, проблем, хочется просто обычных тем. Эскизы ты хотела мне показать...

— Точно, сейчас принесу, — она убежала наверх, он следом, интересно посмотреть, какое здесь все на самом деле, давно же не был, да и в общем-то никогда, вот, опять эта белиберда, ладно, ладно.

— Можно? — спросил возле ее комнаты.

— Да, только тут не совсем убрано, я не ждала гостей...

— Да ладно, я же знаю, что ты не очень любишь все эти уборки, готовки, и мне это не так важно тоже, помнишь, как мы жили в Норвегии?

— Мои чулки несколько дней висели на люстре, — засмеялась она.

— И мы выдумывали, на кого они больше похожи — на чертенка или люняфчика.

— Да, у нас же были свои слова, и сначала мы много смеялись, ругались в шутку ...потом всерьез, все куда-то посыпалось, Паша с Сабиной перестали существовать, превратились в роботов, желающих воевать, ничего не помнящих, на все наплевавших. Зачем ты приехал? Нас дразнить? Позволь нам просто тебя забыть, — она опустилась на кровать, закрыла лицо коленями.

— Сабин, послушай, ты же самая для меня лучшая, я вдруг сейчас это снова понял, помнишь, нам же было здорово вместе, а потом... потом я совершал ошибки, ты тоже, что-то сломалось, мы стали чужими, злыми, да, роботами, и другие между нами множились, и все счастье подернулось паутиной, то, что было таким простым, светлым, солнечным, стало собственной противоположностью, смешалось с грязью, но кто сказал, что мы не можем начать сначала? Давай просто будем теми, кто мог быть вместе, а не теми двумя дураками, что откуда-то взялись после. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

 

***

А тени уже длинные, сиреневые, Кристина сидит в полутемном кафе, косые лучи солнца едва проникают внутрь, пьет молочный коктейль, мечтает, серебряные кольца блестят, вдруг, что-то вспомнив, выбегает на улицу, зовет облако и на глазах изумленных редких прохожих скрывается за домами. Спустя минут пять она уже аккуратно заглядывает в окна на четырнадцатом этаже (телефон у Димы отключен), тут никого нет, а здесь какая-то женщина спиной, повезло ей, этим повезло меньше, пальцами показывают, глаза круглые делают, рты раскрыли, там шторы задернуты, о, а вот и он, настольная лампочка включена, в окне телескоп зачем-то, сам склонился в дальнем углу, что-то строчит. Скомканные листы валяются на полу. Кристина слегка постучала, Дима отвлекся от доклада, подскочил к окну, отворил.

— Ну, ты почти как ведьма на метле, — приветствовал.

— Порой я себя именно так и ощущаю, — улыбнулась в ответ девушка. — Как твой доклад? Много еще?

— Довольно... я писать не большой любитель, признаться, сижу, голову ломаю над фразами, вот ведь есть мысли разные, но попробуй их в слова для бумаги запихай, да не как-нибудь, а красивенько! Можно сказать, дело плохо, но еще время есть.

— Слушай, давай помогу тебе с докладом, правда мне от тебя тоже кое-что надо, пожалуйста, можешь со мной слетать сейчас на реку, здесь, вроде, рядом, просто я обещала одному мальчику, что волшебник ему желания исполнит, он, наверное, ждет нас. Я же не могу его обмануть, понимаешь!

— Ну ладно, давай слетаем к твоему мальчику, тока недолго, — Дима залез на подоконник, спрыгнул на достойное волшебника транспортное средство, прикрыл окошко, и полет над темнеющим городишко продолжился.

 

Вскоре они уже плыли над сверкающей рекой, Кристина всматривалась в дворики, крыши, искала вишню, наконец появился, кажется, тот дом, окна светятся. Да, там еще была такая большая клумба с гладиолусами, время девять — для визитов не поздно.

 

Облако спустилось на траву, Кристина с Димой направились к двери, затем раздались трели колокольчикового звонка.

— Вообще-то все-таки странно, что вот так, с бухты-барахты вдруг заваливаемся в чужой дом, в неизвестную семью, вечером, — говорила Кристина больше даже сама себе.

— Не боись, я же волшебник, думаю, нам будут рады! Не каждый же день к ним наш брат заглядывает, — добродушно отвечал Коровушкин, (чуть не дописал: "помахивая хвостом").

 

— Простите, чем помахивая?

— Ну, фамилия у тебя такая, ну, что я могу поделать? Вот и лезут в голову мысли...

 

— Кто там? — женский голос.

— Кристина и Дима, мы к Тимоше на минутку, можно? Он ведь не спит еще?

— Не спит, здравствуйте, я Сабина, проходите, ой, а вы... вы Кристина Черри? — двери открыла красивая улыбчивая девушка лет двадцати на вид, хотя, скажу вам по секрету, ей двадцать четыре исполнилось летом. С распущенными густыми волосами по плечи, выразительными чертами лица и в стильном коротком халатике с капюшоном. Тима выглядывал из-за ноги мамы, он сразу узнал свою облачную знакомую.

— Привет! — поздоровался.

— Привет, Тимош, мы к тебе, это волшебник, его зовут Дима. Да, я та самая Черри, — улыбнулась она Сабине.

— Здравствуйте, Сабина, привет, Тимофей! — Коровушкин с важным видом пожал руку мальчику.

— Просто я сегодня днем у реки с вашим сыном случайно поболтала немножко и обещала волшебника привезти... — объяснила Кристина их неожиданный визит.

 

Паша превратился в часть мебели на кухне и, не дыша, прислушивался к разговору. "Сейчас она поймет, что это тот самый волшебник, зачем я сказал про веснушки! А одного взгляда на Кристи достаточно, чтобы понять, что я не мог... или еще хуже, Сабина пригласит их в дом. Но откуда они здесь вообще взялись, черт возьми?! А, она же познакомилась сама как-то с Тимой днем, но мы же все время вместе были... Красавин, ты идиот! Больших идиотов я просто не встречал в жизни! Что теперь делать? Или Тима решит поделиться радостью про папу с облаком. Боже. Боже. И я же не хочу причинять им боль правдой! Одну я люблю, как выяснилось, давно, просто сам же все и разрушил такими вот обстоятельствами вроде этих, вторую тоже люблю или любил, или мне казалось, но Кристи очень хорошая, она не заслуживает такого козла, как я, хотя она так не думает... и тоже мне дорога, и у нас по крайней мере еще мало общей боли, так что, быть может, все-таки с ней... или загадать Коровушкину, чтобы меня стало два? Не один идиот, целых двое!" Паша нервно мысленно хохотал над безвыходностью положения и над тем, как в один миг спутались все чувства, просто он услышал ее голос, и все будто снова вернулось... а если она все узнает, он же ее потеряет навсегда, а она ведь такая...

 

— Проходите в дом, что вы в коридоре стоите, у нас торт есть. Значит, вы волшебник, а вы — та самая Кристина, как интересно! Мне нравятся ваши фильмы! — приглашала Сабина, думая: "И ведь действительно веснушки на носу и щеках, и прическа та еще, веселенькая такая, а какой друг у него симпатичный, да еще и знаменитый. Действительно, очень странная у тебя, Красавин, история получается. Все страньше и страньше! Сейчас мы проведем следственный эксперимент".

 

Гости разулись и прошли в гостиную. Сабина заглянула на кухню за чаем, проницательно посмотрела на Красавина, но тот уже совладал с лицом и сосредоточенно намывал посуду, напевая что-то себе под нос.

 

— А твоего волшебника, случайно, не Димой зовут?

— Да, а что? — удивился Паша, отвлекаясь от тарелок.

— Да просто он сейчас к нам в гости зашел с самой Кристиной Черри, представляешь! Хочет желания Тимины исполнить, я твоих друзей пригласила попить чаю, так что они сидят в гостиной, вот они обрадуются, что и ты здесь! — улыбалась Сабина не очень весело, предчувствуя неладное, но не будучи еще уверенной вполне.

— Ничего себе! А почему они решили заглянуть именно к нам?

— Кристина с Тимошей сегодня случайно познакомилась, пока мы утром гуляли на берегу. Ну, что ты стоишь как истукан? Иди, покажись!

— Да, конечно, просто это так неожиданно!

"Еще бы!" — подумала Сабина и ушла наверх переодеваться. Она немного дольше обычного выбирала, что ей надеть, почему-то вдруг все разонравилось. "Она такая красивая! — беспокоилась Сабина. — И голубой ей очень идет, и джинсы, и слава, это невыносимо! Может, остаться здесь? Заболеть? Или все-таки есть надежда, что он не с ней? Может, она с этим Димой? "Мой парень — волшебник" — очень даже заманчиво. Или еще с кем-то, у нее же полно поклонников... нет, не может быть, чтобы она ему не нравилась или даже хуже, боже, у меня уже морщины возле глаз, если близко присматриваться, заметно, тоненькие такие, но мне же нужно срочно вниз, чай готовить, тоже джинсы надеть? Нет, буду выглядеть попугаем. Сарафан? Не хочется. Брюки — официально как-то. Ту клетчатую юбку — гладить нужно. А какие у нее шикарные волосы, хоть и прямые, правда, у меня тоже, но у нее длиннее и блестят больше, потому что темные. Может, покраситься в каштановый?" Наконец она отыскала простое черное платье по колено, приталенное и с широким поясом, надела длинные серьги из черного агата и спустилась к гостям, застав их за странным занятием.

 

***

А несколько раньше, Красавин выбрался из своего убежища — кухни — и уверенным шагом направился к своей погибели. Впрочем, надежда, что все как-нибудь само образуется, и никто ничего не поймет, его не покидала. Волшебник расположился на диване, Тимоша устроился у него на коленях и что-то оживленно рассказывал. Кристина разглядывала фото на рояле, у окна, стоя спиной к двери. Семейные карточки: Паша обнимает жену, она держит грудного малыша. "Ого! Так вот почему Тима на него похож! Значит, мне не показалось. Вот так сюрприз. Здесь они такие счастливые... странно, что он не с ней. Хотя и закономерно, с его-то поведением. Тем более, что ведь все это выдумка, он же до встречи с Коровушкиным был просто курьером, с меньшим послужным списком и без детей. Что же все-таки происходит? Ведь они настоящие, живые, а для него — всего лишь воспоминания без эмоций... и Сабина оставила эти фото на видном месте и рыдала утром на берегу, а теперь... я уже ничего не понимаю", — размышляла Кристина.

 

Кто удивился появлению Красавина, так это Дима. Он сделал большие глаза, "Ой, привет", — сказал.

— Привет! — ответил тот, а Кристина обернулась.

— Кого я вижу! Здесь столько интересных и красивых фото, не то что... — она вдруг замолчала.

Красавин оглянулся на дверь, он ощущал себя котом, который хорошо провел день один дома, везде напакостил: и по стенам в коридоре побегал, и об диван хорошенько когти поточил, и в тапок пописать не забыл, на всех столах оставил грязные следы, а самое главное, заныкал палку твердокопченой вкуснятины под кроватью в дальнем углу, про запас. И вот, хозяйка уже пришла, но еще пока ничего не видела, и хотя это неизбежно, кот все же надеется, что она не заметит. Вот она уже сняла сапог и сейчас... И это только часть того, что творилось теперь у Паши внутри, на самом деле, там все было гораздо сложнее, чем у котов.

— Да... я тоже не ожидал, Сабина мне сказала, что ты... такое странное совпадение... — он не знал, куда деть руки, поэтому запрятал их в карманы джинсов. Мысли проносились как вагоны скоростного поезда: "Нужно попросить при жене не показывать, что мы вместе, вдруг Сабине это будет неприятно, Кристина поймет. Или забрать всех и смыться, пока она не спустилась. Сказать правду? Сразу нет. Создавать для обеих видимость того, что я с ними (по отдельности). Это вообще непонятно как сделать. Выбрать одну? Кристина такая красивая и чудесная... умная и знаменитая, а Сабина как родная, и с ней очень легко и весело, и тоже красивая, и оригинальная, и талантливая, и... и Кристи тоже, и... о боже, как же ты влип, Красавин! Как же влип ты, зараза такая! Ну чем опять думал? Ну, днем казалось, что хочу быть только с Сабиной, я же ни слова ей про это не соврал. Она же самая лучшая для меня! Думал, как-нибудь вечером или завтра утром, без свидетелей, поговорю спокойно с Кристи... она поймет. А теперь, когда она уже здесь, и я вижу ее рядом, слышу голос... оказывается, чувства опять вернулись, так что же правда? Любовь к Кристи или к Сабине? Где правда? Сабина сейчас придет, она-то точно может догадаться, если уже ничего не заподозрила. И выкинет какую-нибудь штуку — это она умеет.

— Паш, ку-ку, что ты застыл как памятник самому себе? — Кристина вернула его к взрывоопасной реальности. Чем вы тут занимались?

— Ах, да, мы... ну... — Паша представил все в красках, — да много чем, на облаке покатались, Тиме очень понравилось, торт ели... построили дом из конструктора, вот он, — Павлик уселся на ковер рядом с домом и спиной к дивану, с интересом разглядывая постройку. Кристина опустилась тоже, совсем близко.

— Ты, наверное, не хочешь, чтобы она знала о нас, потому что она тебя еще любит, верно? — шепотом.

— Да, да, так и есть, — обрадовался Паша.

 

Вот в этот самый момент в комнату и зашла Сабина с чаем, увидев парочку на полу, шепчущимися. Павлик тут же вскочил и, как кот, желающий казаться хорошим, принялся помогать накрывать на стол.

 

"К чему весь этот фарс? — спрашивала себя Сабина. — Не нужно было никого приглашать, а потом просто поговорить с ним спокойно, и все. Но тогда я бы не знала наверняка, а он бы опять стал врать, я — верить, и продолжалось бы то, что уже много раз у нас происходило. Нет, уж лучше знать правду. Может, просто поболтать с ней наедине? Даже можно ей ничего не объяснять, а просто вроде как мне любопытно, как у него дела в личной жизни, а спрашивать его самого как-то неудобно. Но я же не могу вот так прямо, при всех, с ней уединяться. Нужно как-то, чтобы остальные разошлись куда-нибудь. Ну, или просто его обнять и посмотреть на ее реакцию. Только это может оказаться жестоко, а она мне нравится. Как-то по ней видно, что она не такая, как другие его девицы, у нее с моральными ценностями все в порядке, даже странно, что она с Красавиным, если это так... ей бы кого-то более... не знаю, как называется". Сабина продолжала лить в чашку воду, и та уже начала переливаться через край, но Паша вовремя это заметил, так что потопа не случилось.

— Ой, задумалась, — улыбнулась она.

"И я даже могу примерно представить, о чем", — размышляла Кристина, смотря на Пашу с Сабиной. Сабина теперь держала чашку, он управлял чайником. Дима болтал с малышом и ничего другого не замечал — вот кому было действительно весело.

— Все готово, прошу к столу, Паш, принеси, пожалуйста, Тимин стульчик с кухни.

 

За круглым небольшим столом в центре просторной комнаты расположились так: Красавин, слева Сабина, затем Кристина, потом волшебник и Тимоша, рядом с папой.

 

Повисла неприятная тишина. Паша чувствовал себя ужасно и обещал себе мысленно, что такого в его жизни не повторится больше никогда-никогда. Теперь он уже сравнивал себя с тортом, который делят на части, и он не может понять, какая из них остается им самим. "Бред какой-то", — так он оценивал мысли о торте и всю ситуацию.

 

Довольный Тима, уплетая торт и весь измазавшись в сливках, продолжил рассказывать Диме о своей жизни, а тому нравилось болтать с этим маленьким веселым ангелочком о том, о сем. Остальные тоже приняли участие в разговоре, уточняя подробности, затем Сабина стала интересоваться у Димы, родился ли он волшебником или стал им постепенно, и как именно он исполняет желания, и сложно ли было выучиться, и что обычно загадывают люди. Кристина тоже включилась в игру в вопросы, и атмосфера стала более воздушной и даже веселой. Паша посматривал то на Кристину, то на Сабину, размазывая торт по блюдцу и не замечая этого. Дима вспоминал самые смешные желания, какие ему довелось исполнять, но в технические подробности создания волшебства не вдавался. Кристина смеялась, но чувствовала, что происходит что-то за кадром, какая-то неизвестная ей драма, и что все эти вопросы и пустая болтовня — лишь изысканно подобранные драпировки, чтобы скрыть что-то другое.

 

Сабина уже давно все поняла, по тому, как изменился Паша в присутствии Кристины, и насколько он вдруг стал чужим, холодным и задумчивым, совершенно не таким, каким был весь день, особенно, когда они решили снова быть вместе и начать все сначала. И она удивлялась, как может продолжать здесь сидеть, мило болтать с волшебником, смеяться и задавать вопросы, ответы на которые ей сейчас не интересны. Да, в другой раз она была бы счастлива такой возможности. Загадать ему свои желания? Как-то нет настроения, а то, чего бы ей хотелось, вероятно, невозможно, и в любом случае находится вне компетенции Димы, да она и не хотела бы получить это с помощью волшебства. А все остальное уже есть.

 

Кристина продолжала разгадывать головоломку, пробуя выделить данные, относящиеся к делу, и составить из них нужную комбинацию. "Когда расставались днем, у нас с Пашей все было здорово. Утром Сабина плакала. А вечером, открывая дверь гостям, выглядела очень счастливой, но увидев нас с Димой, едва заметно помрачнела, а сейчас наигранно весела. Паша странный. Сам на себя не похож. Он явно что-то скрывает и одновременно сам себе противоречит, и то на меня взглянет, то на нее. Вопрос: что можно скрыть такого, чтобы это казалось ему настолько ужасным, чтобы желать провалиться сквозь землю, причем немедленно, судя по его виду?" — она еще раз вспомнила, как выглядела Сабина, открывая им дверь. Затем достала ручку, написала на салфетке ответ на мучивший ее вопрос, поставила в конце вопросительный знак, и под столом передала соседке, продолжая помешивать ложечкой чай. Та едва взглянула на три слова, грустно кивнула и, сославшись на головную боль, извинилась и убежала наверх.

 

— А мне что-то в доме душно, Паш, спасибо за чай, я лучше на улице Диму подожду, хочется свежим воздухом подышать, там сейчас хорошо, солнце садится, а ты оставайся лучше здесь, — спокойно сказала Кристина, улыбнулась и вышла, тихо закрыв дверь.

 

Паша рассеянно кивнул и вдруг очень точно представил, что у него никогда больше не будет Кристины. Понял, как это, когда ее нет в его жизни. А потом — что потерял Сабину. И в один момент все стало очень простым. Он увидел, без которой из двух он не хотел бы остаться, побежал за ней следом, отчаянно надеясь спасти положение и переживая, что не может в то же время хоть что-то сделать для второй.

 

***

Тимоша достал из-под стола салфетку с какими-то надписями и протянул ее Диме. "Красавин-Красавин", — подумал волшебник.

— А ведь ты так еще и не загадал мне свои желания! — обратился он к малышу. Что же ты хочешь?

 

***

Красавин с виноватым видом подошел к...

— Иди к ней. Я думала, ты изменишься, а ты... больше тебе не верю.

— Пожалуйста, можно я все объясню? Я не знал, что так все получится, и я на самом деле хочу измениться! Мне уже самому надоело, что меня постоянно кто-то между собой пытается поделить! Я хочу быть целым. Хочу быть с тобой. Дай мне последний шанс, пожалуйста! Я верю, что каждый человек может стать лучше, если он сам этого очень захочет. Я обещаю, что такого больше не повторится! Больше из-за меня страдать никто не будет, я, кажется, понял, что для этого нужно. Вернее, чего не нужно думать и делать.

— Я уже тебе все сказала, подумай о сыне. Один раз ты его уже бросил. Я не позволю тебе сделать это снова.

— Я не понимаю, о чем ты? Я же сына не бросаю больше, я теперь буду хорошим отцом.

— Правда, не понимаешь? — удивлялась она.

 

***

А в это время в гостиной случались чудеса: Тима сообразил, что раз облачко и так есть у папы, а они с мамой, похоже, днем помирились, собственное ему уже не нужно. Недолго думая, он заказал, чтобы... но тут все было непросто, Дима стал выяснять, почему так происходит, хотя вроде бы и понимал, что к чему, но вот прямо на это он повлиять не мог. Нужна была какая-то другая формулировка, которую он не имел права ребенку подсказывать, а как бы тот догадался сам?

 

***

— Нет, я не понимаю. Почему ты мне не веришь? Согласен, вопрос глупый. Ну, а вот представь, вдруг все получится? Вдруг я сейчас говорю правду? Ведь... почему ты молчишь?

По ее щекам текли слезы, тушь плыла, но через пару мгновений она вспомнила то, что он только что ей сказал и пообещал, увидела, что ведь плакать и нет повода, что она сама же и сгущает краски, и вполне теперь могут быть его слова правдой, и ему, наверное, нужна была эта встряска, чтобы, наконец, понять, да и в любом случае, ведь она появилась у Паши раньше.

— Ладно, я поверю тебе в последний раз, — улыбнулась она, вытирая глаза, и ты расскажешь мне, как ты дошел до такой жизни, хотя ты ведь из нее и не уходил, какой же ты, Красавин, бабник! — она даже смеялась. — Только разговор получится долгий, так что сейчас иди и объяснись с ней тоже, пожалуйста, а то совсем некрасиво получилось.

 

Одна гора свалилась с плеч, радостный Паша поблагодарил за понимание, он и сам хотел как-то что-то сказать второй, обнадежить, то есть не обнадежить, да он и сам толком не понимал, что теперь тут может поделать, но так все оставить тоже не мог.

 

***

Она сидела, обхватив руками колени.

— Только, пожалуйста, не говори мне сейчас, что это была очередная твоя ошибка, и ты все еще хочешь быть со мной! — она улыбалась. — Не хочу больше в тебе разочаровываться. Знаешь, сначала мне стало больно, но совсем недолго. А потом я поняла, что больше тебя не люблю. И, вероятно, никогда не любила, но не думай, что я тебя обманывала, я и правда считала это любовью. Просто любила не тебя. Понимаешь, я взяла лучшее, что в тебе видела, дорисовала воображением то, чего мне еще хотелось, сама создала идеальный для меня образ, восхищалась им... а на самом деле, ты другой. А она тебе правда подходит, наверное, ты как обычно, много ее предавал, давно растоптал к себе доверие и уважение, но если ты сможешь измениться, а я верю, что каждый человек достоин позволить себе такую роскошь — быть честным, вы будете очень счастливы. И у вас такой славный сынишка, у него твои глаза.

— Так ты, правда, не сердишься, не расстроена? — облегченно вздохнул Паша.

— Нет, я очень рада, что все вышло именно так, и ни о чем не жалею. Ты был моей детской мечтой, которая помогла мне выжить в той жуткой школе и от горя и одиночества не сойти с ума, ты подарил мне тогда много счастья, пока я думала о тебе, сбегая от, казалось, тупиковой, реальности. Конечно, вернись я туда сейчас, я бы действовала по-другому, но тогда у меня не было нужных знаний. Но и с мечтой я заигралась. Она стала идеей-фикс, как-то сама по себе обрела надо мною власть, и я продолжала тебя любить и искать в других. Теперь же, когда нашла тебя самого, я смогла, наконец, увидеть, что в жизни ты не такой, каким я тебя себе придумала. Ты просто другой, вот и все. Мы слишком разные, чтобы быть счастливы вместе, и даже она или иные твои увлечения здесь ни при чем. Спасибо тебе за то, что ты есть. Тогда, много лет назад, ты подарил мне мечту и надежду. Теперь ты подарил мне свободу. Свободу выбрать не того, кто чем-то похож на тебя, а того, кто будет меня полностью понимать. Кто будет смотреть на мир из точки, ко мне близкой.

 

Паша сидел рядом с Кристиной на облаке, прямо на берегу реки, и ему вдруг стало очень легко. Он увидел, что теперь сможет быть хорошим мужем Сабине, не тем, который женам верен был, а по-настоящему... "Как сказала Кристи? Что-то вроде... позволить себе роскошь быть честным. Вот чего нам не доставало! Честным — значит честным. Сначала ведь это и было, и отношения были такими простыми, искренними, столько веселья и счастья я мог находить в каждом моменте, находясь с ней рядом, а потом... просто променял все на мнимые удовольствия, на интригу флирта, на фальшь чужих губ, на вычурный блеск чувств, кажущихся настоящими. А ведь для меня Сабина — самая лучшая. И быть счастливым так просто: любить одну женщину, самую для тебя лучшую, ведь в ней уже есть все, и она — бесконечность. А других пусть любят другие, те, для кого те женщины — лучшие. Мы все достойны быть честными и не притворяться. Не знаю, что именно хотел сказать один автор фразой: "Ад — это другие", но теперь я это, хоть и по-своему, но очень хорошо понимаю. Ад — это другие. Как хорошо, что Кристина не такая, как большинство", — подумал Паша.

— Я очень рад, что как-то помог тебе, что тебе не больно, ты обязательно встретишь того, кто тебе нужен! Ты потрясающая! Я тоже тебе благодарен за нашу встречу, ты первая, кто обратил мое внимание на то, что разрушает отношения, и к чьим словам я прислушался. Так что все оказалось не напрасно.

— Вот видишь, как же на самом деле все хорошо! — произнесла Кристина, смотря на тот берег и луну над рекой. Она понимала, что это правда. Но ей вдруг стало очень грустно. Тяжело расставаться с мечтой. — Теперь зови Диму, мне еще ему с докладом помогать нужно, так что нам пора, и тебе тоже. Тебя там ждут! — она помахала ему на прощание.

 

Вскоре прибежал Дима, облако начало подниматься над серебристой водой, выше и выше, ближе к звездам. Коровушкин все удивлялся, как же эта ситуация так хорошо закончилась, но в то же время на лице его обозначилось несколько хитрое выражение — мысленно он подмигивал Тимоше, который загадал, чтобы мама больше не плакала тогда, когда то, что происходит с ней в жизни, на самом деле не так грустно, а может быть и вообще не грустно. Он как-то по-другому это сказал, по-детски, но суть была в этом.

— Что ты так улыбаешься? Без тебя не обошлось, верно? — подмигнула Кристина Диме.

 

***

Паша зашел в дом.

— Я вернулся. Теперь насовсем, — улыбнулся он, обнимая Сабину. — Только у меня ничего нет. Ни зубной щетки, ни тапочек...

— Не, ну без щетки я точно тебя не пущу, лети на своем облаке обратно в свой Сладкоград, — она стала выталкивать его за дверь, смеясь, Паша схватил ее на руки и понес наверх.

"Черт, она же еще про дочь в Шоколадове не знает, — промелькнула мысль, — но я подумаю об этом завтра. В любом случае, теперь мы вместе, я не стану ей больше врать, и все будет хорошо..."

 

***

Тимоша уже спал в детской, и ему снился огромный сиреневый пушистый слоненок, занимающий половину гостиной, так что ни в дверь, ни в окно его не вытащить, и к столу теперь не подойти. Но слоненок Тоша такой хороший! Его подарил Тимоше добрый волшебник. Сабина слона еще не видела.

 

 

24

А вот и симпозиум подкрался незаметно...

 

Но вернемся к нашему Коровушкину. Причем несколько раньше, в тот самый момент, когда днем ребята оставили его возле отеля "Семь лун", а сами полетели себе дальше. Волшебник подошел к портье, сказал, что на него зарезервирован сто сорок третий номер, протянул паспорт. Портье — девица в очках, похожая на учительницу, сверила имена в документе и в брони — Иван Иванович Матрехин, Дима принялся было неприлично таращиться на странное превращение себя в какого-то Матрехина, но вовремя сообразил, что его могут неправильно понять, а точнее, очень даже правильно, и сделал чрезвычайно спокойное лицо. К слову сказать, жаль, что он не видел этого лица глазами девицы, он бы еще больше удивился. Впрочем, оно соответствовало тому, каким ей представилось фото в паспорте. Так что гражданину Матрехину И.И. вручили ключи от номера и пожелали хорошего отдыха.

 

Дмитрий поднялся в лифте на четырнадцатый этаж, тут он вспомнил о желаниях мальчика из "Ретрополя", которые так и не исполнил. Прошел к себе в номер, заперся там и задернул шторы, не включая свет, отыскал первым делом в портфеле записку, уселся на мягкий диван. Долго разбирал каракули, как кура лапой нацарапанные, все же смог прочесть и даже выполнить, что загадали, затем скинул тапки, накрылся уютным клетчатым пледом и свернулся калачиком. Он ужасно вымотался от всех этих передряг последних дней, голова шла кругом, перед глазами все плыло. Слишком много всего случилось за такое короткое время, голова не успевала перерабатывать информацию, а тут еще нужно доклад, выступление готовить. Он пытался сосредоточиться, но перед глазами то Керк на облаке мерещился, то Кристина с автоматом, то очередь полицейских, то визжащая девица в музее Боуди, то Паша, приклеивающий Кристине усы. Полная неразбериха. Хотелось спать. Дима с трудом поднялся, притащил себе с кафе этажом ниже кружку ароматного кофе, бросил туда дольку лимона, засыпал это все сахарным песком и не спеша отхлебнул. "О, как хорошо, глядишь, на кофе продержусь пару часов, а потом в душ и спать, спать, спать..." — размышлял Коровушкин.

 

Планы, что имелись до этого сумасшедшего Сладкограда, все переменились. Не хотелось никаких экскурсий, видов, соборов и вообще какой-либо информации, отвлекающей от подготовки к симпозиуму. Никаких больше проблем, стрессов, полетов на облаках, разборок, полиции. Только доклад. Нельзя ударить в грязь лицом перед коллегами и опозориться на выступлении. Да, надо продумать речь и хорошо бы при этом внешность посолидней. Коровушкин осмотрел доставшуюся от Керка кофту с капюшоном, широченные приспущенные штаны и понял: в таком виде его серьезно не воспримут. "Все, утром в магазин", — решил он. Включил настольную лампу с зеленым абажуром, сел за стол в углу, покрытый зеленым сукном, взял ручку и бумагу, заботливо кем-то здесь приготовленные, и стал писать. Спустя час здоровый сон сморил нашего героя, он положил голову на руки, руки на столешницу, и проспал минут этак сорок. Потом поднялся, разминая затекшие конечности, и плюхнулся в кровать. И что вообще было затевать весь этот цирк с кофе? Спал бы себе сразу спокойно, времени-то еще вагон. Через неопределенное количество часов он вскочил, открыл шторы и принялся снова писать. Где-то в этом промежутке и застала его Кристина.

 

***

Не буду долго утомлять вас рассказами о том, что делал Коровушкин, когда вернулся на облаке, побывав в гостях у Сабины и вполне довольный произошедшим. Скажу только, что Кристина совсем чуть-чуть помогла ему с докладом, и дело пошло у Димы само, значительно лучше. Девушка же улетела в другую гостиницу, потому как в этой в связи с симпозиумом все номера оказались заняты.

 

Три дня пролетели как у студента перед экзаменом в сессию, бессонные ночи, наспех прожеванные бутерброды и не важно, что там за окошком — шторы наглухо задернуты. Немытая, закопченная чаем и кофе кружка, какие-то бумаги вперемешку с хлебом и колбасой, заляпанная чем-то футболка, домашний телескоп, торчащий из форточки, шелуха от семечек повсюду и безумные глаза, постоянно что-то ищущие в неимоверном бардаке. Как уж он умудрился навести такой хаос в номере — это уж только ему известно.

 

Вечером накануне мероприятия Дмитрий долго вертелся перед зеркалом, изображая из себя выступающего на сцене, и сам себе декламировал вслух. Ему вспомнилась непринужденность Красавина. "Вот бы и мне так легко и уверенно держаться, как он!" — мечтал Коровушкин.

 

И вот оно — утро ответственного дня. Дмитрий Пантелеймонович, разодетый в фиолетовый фрак, желтую рубашку, зеленую бабочку на шее, классические ковбойские джинсы, которые заканчивались молодежными кедами, вышел из номера отеля помытый, надушенный, причесанный, но на лицо слегка помятый бессонными ночами. Некоторое время спустя он оказался в нужном месте в центре города. Пройдя через грязный узкий двор-колодец, Дима увидел надписи над дверью подвальчика маленького неказистого домишки с плоской крышей и всего в один этаж: "Кузница больших умов", "Семинар по недотепству и другие важные жизненные навыки", "Подушки и диваны для тех, кто не спал последнюю тысячу лет".

"О! мне точно туда!" — понял Дмитрий. Так и написано в приглашении: "Каждый на вывеске прочтет то, что прочтет только он".

"Надо спросить вон у той старушки, выходящей из подъезда, что она видит над дверью. Ну вот, я так и знал, по словам бабули, там прием стеклотары, а вон та чумазая кошка наверняка сказала бы, что там рыбные котлеты под маринадом куриных грудок. Значит, я правильно пришел", — рассуждал Коровушкин, подходя к подвалу. Он спустился по видавшим виды ступенькам, толкнул массивную дубовую дверь, украшенную резными кренделями, и оказался в просторном светлом помещении. Встречавший его человек в черной накидке с капюшоном осведомился о надписях над дверью, Дима ответил, и его пропустили.

 

Солнечные лучи легко проникали сквозь прозрачный купол. Повсюду в больших кадках стояли пальмы, лавровые деревья, лимоны и другие растения. Люстры в виде белых лилий висели на серебряных цепочках на разной высоте. В самом центре круглого фойе журчал фонтан в виде рога изобилия, пол был выложен глянцевыми плитками бежевых тонов. По стенам в серебряных рамах висели художественные полотна в стиле сюрреализм. Пахло сиренью и трюфелями.

 

В левой части располагался стол со всевозможными яствами. Возле него, понятное дело, и толпились почти все достопочтенные господа волшебники. Дима тоже протиснулся к столу, положил себе в тарелочку несколько бутербродов с форелью и красной икрой, шесть — с разными сортами колбасы, взял ковшичек с жюльеном, пяток маслин, три тарталетки с аппетитными салатиками, одну мидию (на пробу), еще кусочек рулета с рисом и рыбой (он не знал, что этому и название имеется), с любопытством взглянул на сыр с плесенью и лягушачьи острые крылышки, но воздержался, налил себе цветочного чаю и, наконец, посмотрел по сторонам. Выглядело все здесь празднично: вдоль стен на высоких подставках красовались корзины с цветами, и даже шарики воздушные летали то тут, то там.

 

Публика собралась хоть и серьезная вокруг, но походила больше на артистов цирка. Волшебники разных возрастов и полов с умными, сосредоточенными лицами вылавливали вилками маслины из салатницы, косились на другие блюда, некоторые просто ходили туда-сюда, разодетые в невозможные и очень разношерстные наряды, перешептывались, глазели на картины, в общем, пришли на людей посмотреть и себя показать. Ну, и поесть заодно. (Т-с-с, только не говорите им, что угощение-то ненастоящее, бюджетный волшебный вариант, так сказать).

 

— Как ты мог! Хоть бы предупредил! Но колбаса была отменная! Да и остальное... эх...

 

А какие у них наряды! Здесь можно было встретить: классический мужской костюм, карнавальный вариант Рио-де-Жанейро, национальное японское женское кимоно, рабочую форму сантехника-переводчика, "прикид" поклонника группы Битлз, форму солдата Инглиманской Королевской Гвардии и так далее. И все это были Димины коллеги волшебники, приехавшие сюда ко всему прочему поделиться своим профессиональным жизненным опытом и узнать что-нибудь новенькое.

 

— Здорово, Коровушкин! — услышал вдруг Дима громогласный знакомый голос у себя за спиной.

— О! Васёк! Привет! — повернувшись, наш герой увидел перед собой крупный торс и довольную физиономию своего друга по учебе в Школе волшебства. — Давненько не виделись, — крепко пожимая мускулистую руку, произнес Дмитрий.

— Да, да, где тебя носит все это время? Ни слуху, ни духу о тебе!

— Да и не спрашивай, я в средней полосе застрял, а ты где? Как? Что? — радовался встрече наш волшебник.

— А меня, то туда, то сюда заносит, замучился уже, только к шубе привык и оленей освоил, так тут же на экваторе оказался, бардак полный, не успеваю акклиматизацию пережить, как опять в другие широты попадаю...

— Да, веселенькая у тебя жизнь. Как тебе идея симпозиума?

— Хорошая идея, вот тебя повстречал — уже польза!

— Поесть опять же можно!

— Точно, а то я все на сухом пайке больше, а тут такой пир на весь мир — расщедрилось наше начальство!

— Ага, я уже все перепробовал, пузо набил, теперь еще больше спать охота,— смеялся Дима, — а ты молодцом, смотрю — загорел на своем экваторе!

— Не, это не на экваторе, это я в солярии заснул случайно, думал, там спрячусь от одного умника, а там бац, и включили лампу. Обалдуй тот за мной бегал и приставал с третьим желанием, а ты же помнишь — я же не доучился на волшебника трех желаний, перевелся за прогулы на два желания, так вот, и не мог ни чем ему помочь, и прятался от него.

— Да, весело у тебя! Ой, а мне-то сколько прятаться пришлось! — вспомнил Коровушкин.

— Вот, вот, если бы не пятерка по физкультуре, то я ну никак не пережил бы и месяца на такой работенке, — смеялся здоровяк всеми своими накаченными мышцами.

— Со мной один раз такой случай произошел, — продолжал рассказывать Васёк. — Я вылечил безнадежно больную старушку от туберкулеза в одной маленькой деревушке, так ее внук после этого начал ходить за мной хвостом, спрашивать, какой я религии принадлежу, говорил, что он теперь будет мне поклоняться и ходить за мной везде как за великим учителем. Я не знал, как от него отвязаться, он сущий фанатик какой-то, мне казалось, что ему все равно, за кем идти. Да, он любит свою бабушку, но вместо того чтоб наслаждаться жизнью с бабушкой, помогать ей, он мне предлагал организовать новую религию. И себя в мои первые ученики хотел записать. Об этом случае узнали многие соседи бабушки и прибежали ко мне, чтоб я им свои способности продемонстрировал еще на чем-нибудь. Больше никто у них не болел, только что корова одна хромала, и хвост у нее был длинный слишком, так она себе им все время в глаз заезжала, после чего ослепла частично. Местный пастух пожелал в доказательство, что я старушку сам вылечил своим методом волшебства, а не с помощью новых антибиотиков, чтоб эта корова песни пела по утрам ему, когда он проснуться с перепоя не может. Я не знал, куда деваться от таких желаний, но отвертеться не мог, теперь у них корова мелодично и в такт мычит современные шлягеры, а я еле ноги унес оттуда.

 

Ты же знаешь, сейчас кто хочешь может убедиться, что чудеса основаны на физических законах природы. Но для того, чтоб понять, как они происходят, понадобится много времени, которое люди не хотят тратить. Посему вера человечества в "чудо" не угасает. Вот так бывает: поволшебничаешь слегка и все — можно приобрести власть над тем, кто чудо созерцал. А дальше, коли властолюбец, то можешь рассчитывать на дальнейшее управление тем человеком. Кто-то из великих сказал: "Хочешь все узнать о человеке — дай ему власть". А те люди, что стремятся к власти, забывают, что власть – это, прежде всего ответственность и непростой труд, а не потеха для самолюбия.

— Да, вот такая у нас профессия, сплошные искушения, только и делай, что увиливай от них. А я уже устал, и мне бы на завалинку и рыбку поудить... — мечтал Коровушкин. — Вот доклад свой сделаю и все, в деревню укачу на отдых.

— Да, рыбалка это хорошо, я бы с тобой махнул в деревню, но долг зовет совершенно в другое место — в Коньгонг, а это ну совсем не тихий край. А знаешь, какие у меня еще проблемы были, — не унимался словоохотливый Васёк, — меня обвиняли в мошенничестве и фокусничестве. И чтоб доказать, что я не клоун, а имею научную степень, мне приходилось как раз из себя клоуна строить и демонстрировать бестолковые чудеса, ради доказательства своего мастерства. И эти чудеса слишком дорого обходились. Ресурсы тратились зазря, на каждое чудо столько идет энергозатрат Вселенной! Это схоже по сути со сжиганием красивых деревьев для демонстрации того, что из них можно сделать большой костер. Костер, может быть, будет и большим, но тут же начнутся споры, а настолько ли большой, а из деревьев ли он вообще был, и, в конце концов, самому же придется признать, что костра не было совсем, потому как пепел развеется через некоторое время. А деревьев уже будет не вернуть.

— Ну, ты не переживай так сильно, — успокаивал друга Дмитрий, — в конце концов, помнишь слова из песенки: "А ты был не прав, ты все спалил за час, и через час большой огонь угас, но в этот час стало всем теплей¹"?

— Угу, если бы согревал, было бы не так обидно, ну да ладно, буду стараться избегать таких ситуаций всеми возможными способами. Ты не знаешь, что у нас сегодня интересненького будет здесь? Сенсации может какие, аль чего другое?

— Не-а, не слышал, я отстал от жизни, за новостями не слежу, сплетни не успеваю собирать, ни с кем из наших не общался давненько.

 

Коровушкин успел встретить и некоторых других знакомых, поболтали о том, о сем, вспомнили былое, посмеялись. Правда, несколько человек были обеспокоены: прошел слух, что на симпозиуме ожидается что-то из ряда вон выходящее, нехорошее что-то.

 

Закончив с фуршетом, волшебники стали подтягиваться в зал, располагавшийся справа от фойе, на втором этаже, куда вела широкая винтовая лестница.

 

Дима, дожевывая бутерброды, пробирался сквозь толпу. В зале играла веселенькая музычка. Пустых мест почти не осталось. Коровушкин протиснулся меж бордовых кресел и занял свободное местечко в шестнадцатом ряду. Слева расположилась дама лет тридцати на вид, с пышной прической из вьющихся черных волос, греческим профилем и глубоким декольте. Справа вскоре подсел какой-то джентльмен в костюме пирата и принялся усердно разглядывать даму, больше интересуясь почему-то декольте. Дима сосредоточился на своем докладе.

 

Зрители сидели амфитеатром, сцена находилась внизу. Выступающий хорошо просматривался со всех сторон, и акустика была на высоте.

 

Появились ведущие, мужчина и женщина, разодетые в белый пух и черный шелк. Музыка стихла, симпозиум начался. После вступительного слова на сцене нарисовался первый докладчик в комбинезоне пожарника...

 

Мелькали наряды, фразы, овации и мысли присутствующих. Публика шепталась. Сердце Димы стучало все сильнее. Ему сложно было внимательно слушать, ведь момент его выхода на сцену неумолимо приближался.

 

— Да уж... как вспомню! Я боялся, что обязательно у меня заплетутся ноги, и я упаду, пока буду спускаться. Или случайно мне попадется навстречу официант, разносящий напитки и лакомства, я налечу на него, поднос упадет, и тарталетки посыплются на сидящих рядом, повалятся стаканчики с минералкой. А затем, на сцене, начну запинаться, из-за этого стану хохотать как ненормальный и не смогу ничего толком выговорить. А если даже все пройдет гладко, меня не поймут, закидают помидорами или огурцами в банках.

 

Да... Кажется, даже бегство от мафиози и полиции его так сильно не растревожило. Во чудак!

 

— Сам ты чудак! Там, наверное, человек пятьсот сидело, и все на тебя одного таращатся, оценивают...

 

Все же Дмитрию иногда удавалось сосредоточиться на выступлениях коллег.

 

Звучали доклады на темы: "Волшебство как гармоничная составляющая мира". Это про то, что произошло бы и само по себе, без участия волшебника, но волшебник послужил катализатором.

 

"Волшебство с использованием больших энергетических ресурсов и способы уменьшения затрат энергии Вселенной".

 

"Самые смешные желания желателей". Тут Диме более всего запомнилось про гнездо с воронами на голове.

 

И еще множество других тем, не менее важных и актуальных для современности.

 

Время пролетело незаметно, и вот уже на очереди последний доклад перед выступлением Коровушкина. Для него это как своеобразный рубеж: еще чуть-чуть, и он тоже окажется там, перед зрителем, в свете прожекторов, открытый и незащищенный. Но это еще не сейчас, еще пока есть какое-то время, можно сосредоточиться на чужом выступлении, забыться, погрузиться в другую тему, пока еще расслабиться, если получится.

 

В центр амфитеатра вышел тучный мужчина средних лет, в черном дорогом костюме, белой рубашке и при галстуке. Он был чрезвычайно серьезен. Недоверчиво осмотрев публику, он уперся взглядом в одну отдаленную точку, крепко зажал хрустальную указку и внушительно, с растяжкой произнес:

 

— Уважаемые коллеги! Мы рады представить вам наш научный доклад на тему: "Классификация чудес". Мы проанализировали разные виды чуда, подобрали терминологию, и теперь вы первыми ознакомитесь с этими исследованиями по чудологии. Итак, я разделил чудо на три основных вида: гипотетически-экзотерическое, диссонансно-минорное и пасьянсно-урбанистическое. Под гипотетически-минорным чудом подразумевается, что его истоки уходят корнями в доисторическое прошлое, воздействуя на микрокосмос макрокосмоса с целью материализации абстрактной тончайшей метафизической формы путем дуалистического преобразования последней в неоконченный дифракционный чудофазотрон с тем, чтобы его эпическая ля-бимоль могла проявиться в большей степени, чем до-диез, тогда, вероятно, возникает шестиразрядный выброс экзокринной энергии, что и приводит к возникновению урбанистически-гипотетического чуда. Как видите, здесь все просто. Сложнее становится, когда мы сталкиваемся с экзотерически-пасьянсным типом чуда. Тут...

 

Некоторые уже вовсю храпели, причмокивая губами. Другие изо всех сил держались, но то и дело предательски валились на соседа, а глаза закрывались, ну просто сами, честное слово! Кто-то уперся локтями себе в колени и положил тяжелую пустую голову на руки. Ближе к галерке увлеченно играли в морской бой. Словом, в зале происходило черт знает что. А один интересный экземпляр вообще думал следующее: "Почему там было написано: "Посторонним вход воспрещен. Быть тебе памятником"? Что они имели в виду? Ну, мало ли воспрещен, не такой уж я и посторонний, я по делу! Отчего меня так это впечатлило? Все ли правильно я сказал тому в плаще? Как-то слишком заумно", — последнее относилось к докладу.

 

Тем временем серьезный человек продолжал, важно растягивая слова и делая многозначительные паузы:

— В понятии эксзистенциального чуда мы различаем следующие оттенки: субконтинентально-транзисторный, это когда в материнскую плату материальной вселенной помещается гелиевый субстрат как катализатор реакции превращения мысленного импульса в физический объект. Далее, андроидный необарокко в классическом стиле...

 

Многие бедные слушатели продолжали кивать головой явно не в такт докладу. Да, прекрасная колыбельная доносилась с подиума. По секрету скажу вам рецепт: для начала ни за что не объясняйте, зачем нужно знать предмет, то есть, как это поможет, как это применимо в жизни. Затем начните с самых сложных моментов, ну, или возьмите что-то из середины, ни в коем случае не с начала, и перемешайте все части хорошенько, до однородной массы, при этом вы должны делать вид, что вы — удивительно умный, а остальные просто балбесы, раз не могут понять элементарных вещей! И ради бога, побольше всяких странных терминов, непонятных даже вам. Ну, и чего ни в коем случае забывать не следует, так это приправить описаниями явлений, которых нет, и фактов, которых никто никогда не видел, и, конечно, выводы из всего этого обязательно сделайте, чем нелепее, тем правдоподобнее, люди любят верить авторитетам, и вредные советы тоже добавьте по вкусу. Да, и никаких примеров!

 

Но мы отвлеклись. Передние же ряды, дабы не выглядеть неприлично, вели себя похвально и усиленно делали умные сконцентрированные лица. Особенно хорошо получалось концентрироваться на жужжании мимо пролетающих мух.

 

В то же время редкие волшебники внимательно всматривались и вслушивались в монотонность того, что рассказывалось докладчиком.

 

А Дима думал о том, что пока кто-то размышляет над классификацией чудес, кто-то другой в это время их просто создает, хоть и понятия не имеет обо всей этой "научной" тарабарщине. Ну и каша же в голове у докладчика!

 

Докладчик переминался с ноги на ногу, делал три па в одну сторону, потом столько же обратно, а его свободная от указки рука периодически то пряталась, то выскакивала из кармана пиджака.

 

Дальше он опять монотонно плевался неизвестными многим словами или их странными сочетаниями, описывая, как косеканс произвольного угла проекции чуда на гипотенузу, умноженный на переменную величину числа ПИ, возводится в десятую степень двоичных цифр периферийной гидроэнергетической системы.

 

А в это время Дима разглядывал замысловатую прическу из множества косичек впереди сидящей особы и думал: "Главная задача у чуда — происходить. И с чего этот докладчик взял, что его слова — правда? И почему такое простое, если смотреть на него прямо, явление, как чудо, вдруг становится таким сложным в голове того волшебника? И вообще, к чему нам вся эта белибердистика? Что она решает? Она как-то может помочь мне избавиться от преследования? Или найти поскорее желателя, который бы загадал что-то очень толковое и значительное? Вот в чем критерий научности теории — помогает ли она хорошо решать практические задачи? А не самые сложные из всех слов, которые можно найти в словарях. Или даже не найти...

 

— Приходим к выводу, — кажется, закруглялся рассказчик, тьфу-тьфу не сглазить, — что консистенция спектрального анализа чуда при дезинтеграции его на исходные ультраинфрарозовые частицы... — и так еще минут на тридцать.

 

Пока со сцены продолжался разговор с пустотой, ибо смысла речи уже не понимал никто, наш обеспокоенный все продолжал нервничать: "Что они имели в виду? При чем здесь памятник? Быть тебе памятником... Ладно, главное, не упустить момент... не уйдешь, голубчик!"

 

— Я хотел бы теперь представить свои таблицы... — о, Боже, он все еще здесь! Какие еще таблицы, уважаемый?

 

"Да, — думал Дима, почесывая нос, — хорошо бы, чтоб сами люди почаще являлись генераторами энергии, из которой чудеса делаются".

 

Затем оратор, — слава небесам! — собрал таблицы обратно в дипломат, поклонился под вежливые аплодисменты публики, остался собой доволен вполне и чинно удалился.

 

"Неужели я буду таким же занудой выглядеть?" — забеспокоился Дима, тут же принявшись ерзать на сиденье.

 

И вот его объявляют — Коровушкин Дмитрий Пантелеймонович, аспирант Высшей школы Волшебного мастерства и практикующий волшебник.

 

Ноги, кажется, не заплелись, на лестнице не заблудился, на официанта не налетел, но, оказавшись у трибуны, Дмитрий еще сильнее разволновался. Но он одернул фрак, взял себя в руки, чуть поклонился публике, широко улыбнулся и бодро произнес:

— Приветствую вас, дорогие друзья-коллеги. Я чрезвычайно рад, что все же оказался здесь сегодня, хотя у меня имелись все шансы пропустить это очаровательное мероприятие.

 

Тут обеспокоенный несколько недобро расхохотался. "Рано радуешься, я-то тоже тут", — подумал.

А кое-кто другой и тихо ухмылялся себе в усы.

 

— Скажу по секрету, — продолжал Коровушкин, — было не так-то просто сюда добраться, и все это благодаря непредсказуемости нашей профессии. Мне хотелось бы поделиться с вами впечатлениями обо всем, что пришлось увидеть по окончании учебного заведения. Меня посещали разные мысли, чувства, они были весьма сумбурны и неорганизованны, — он сделал круговое движение руками, — но вот в последние три ночи я их отсортировал (понятное дело, не от неприличного слова, а всего лишь от слова сорт).

Теперь смеялась уже вся сообразительная часть зала.

— Ну, привел все в более приемлемый вид, чтоб представить вам. Я раньше не задумывался над тем, что меня взволнует этот вопрос, что он станет моим личным вопросом. Но так уж оказалось, что обозначил я сегодняшний наш разговор вот так: "А готов ли каждый из нас ко встрече с волшебником?"

Да, да, друзья, не удивляйтесь, и каждый из нас, волшебников, тоже может быть готов или не готов к такой встрече. Моя специализация это "Три желания" — всего лишь три или "Ух, как много — три"! Для кого как!

 

"Да уж, всего три, а делов наворотил, будто там все тридцать три!" — соображал обеспокоенный.

 

— Я еще не так много успел повидать и узнать в своей новой роли — специалиста по волшебству — но проблем на меня свалилась уже целая гора, ну, пока еще не Фудзияма, но на Уральские уже тянет.

 

Нервный тип широко заулыбался. "Будет тебе и Фудзияма, и Джомолунгма!" — подумал.

"Еще бы она на тебя не свалилась, щенок. Ты у меня получишь сегодня", — радовался тот усатый тип.

 

— Вот мы идем с вами по жизни, и у каждого есть какие-то проблемы, желания, мечты. Кто-то в глубине души их прячет, кто-то у всех на виду с плакатом по улице ходит или на лбу у себя пишет, а кто-то — в записную книжку. Есть глубоко личные, есть срочные, есть общественные. Все мы расставляем приоритеты по-разному, от этого и зависит наша жизнь — что поставил на первое место, то и будет определяющим во всем. Потом изменил приоритеты, и жизнь развернулась как флигель по ветру в другую сторону.

В новогодний праздник бьют куранты, на день рождения мы получаем открытку, где написано: "Желаю тебе того, что тебе хочется!" — и к этим мероприятиям мы заранее готовим свои желания, формулируем их, продумываем. А вот иногда возвращаешься домой поздно вечером с работы, идешь усталый, замученный в летнюю жару, пить хочется ужасно, спать неимоверно, с начальником только что поругался, ботинки жмут, шнурок порвался...

 

"Ага, бывает!" — заслушался беспокойный.

 

— В общем, жизнь не радует совсем, и о своих больших величественных желаниях, о спасении мира, о голодающих Африки ну уж никак не вспоминаешь, самому бы как-то до дому дойти, а тут вдруг звезда падает в небе, ярко так летит и светится, и в голове мигом мысль проскакивает — загадать желание!

 

"К чему это он о голодающих в Африке?" — подумали вдруг многие в зале.

 

— Звезда падающая светится в небе хорошо если две, три секунды, и надо успеть!

Конечно же, большинство из нас прохлопает этот момент ушами, а если и успеет загадать, то скорее всего какую-нибудь нелепость. Мало кто из нас ходит с готовым желанием на устах каждую секунду. Так и мною встречаемые "желатели" не были готовы ко встрече со мной. Я был для них как падающая звезда. Хотя и не ограничивал в три секунды.

Еще в далекие времена известный зарубежный исследователь классифицировал потребности человека лесенкой от базовых физиологических до высшей самореализации. Между ними он поставил много всего полезного.

А вот те, кого встречал я, обычно загадывали желания, маячившие перед глазами на тот момент. Я сначала думал, что за нелепость такая, столько всего можно придумать, столько неразрешенных проблем мира, а они выбирают глупости какие-то. Но потом я сам попался на эту удочку. Когда мне представилась возможность загадать желание, я попросил исправить то, что меня больше всего тревожило на тот момент. Да, у меня есть маленькое оправдание — желание было направлено на улучшение состояния нескольких сотен людей, но... по сравнению с количеством реальных проблем в мире...

 

"Ах, какие мы хорошие, какие правильные, о проблемах в мире думаем, а сам только и делает, что создает мировые проблемы! Тьфу!" — возмущался наш обеспокоенный. А может, это тот усатый тип так думал? Оба ведь могли!

По залу поднялся шепот. "О чем это он? Какие мировые проблемы? То есть, оно понятно, какие, но при чем здесь мы?"

 

Тут Дима почесал в затылке и вздохнул.

— По сравнению с настоящими проблемами — это был сущий пустяк, и я потратил свое желание тоже, в общем-то, на ерунду. Да, я облегчил самочувствие многих людей, что стояли в толкучке и ждали меня, но я же мог вылечить всех детишек жаркого континента от эпидемии мартышкиной чумы, я мог бы помочь ученым изобрести лекарство от неизлечимой болезни и так далее, а я всего лишь улучшил самочувствие толпы, которая является песчинкой в пустыне по сравнению с общим количеством жителей Земли. И все это потому, что на тот момент это больше всего меня волновало, и я не мог ни о чем другом думать, кроме того, что меня ждут, что там бардак, и все из-за меня.

 

"О, куда он клонит! А он знает, что за это бывает? Он чем слушал на занятиях по Волшебной безопасности?" — задавали себе вопрос многие собравшиеся.

 

— И тогда я понял, что люди загадывают желания всякие ерундовые не потому, что они по своей природе эгоисты и не думают ни о ком, кроме себя, не потому что у них низкий уровень моральности, а потому, что человек так устроен, что пока он не решит первоочередную свою задачу, проблему, не переступит первую ступень, до следующей он не дойдет. Но только это может оказаться все что угодно, и совершенно не обязательно, что это будет желание для собственного удовольствия. Например, если на твоих глазах убивают незнакомого беззащитного человека, ты ему никак не можешь помочь, а тут тебе предлагают желание, то конечно оно будет соответствующим — спасти жизнь этого страдальца. Мало кто вспомнит в такой момент о своих желаниях, о не купленной жене шубе, сломанном автомобиле или ревматизме, мучающем годами, мало кто успеет вообще о чем-то задуматься — решение будет мгновенным, так устроен наш разум, я полагаю.

 

"Вот это правильно, так и есть, по крайней мере, в чрезвычайных ситуациях... соглашались волшебники, кивая головами, — и слава небесам, что это так, и что, в общем-то, обычно людям некогда задумываться о..."

 

— Или другой пример, менее жесткий — котенок стоит на перилах балкона двадцать пятого этажа, вдруг соскальзывает, виснет на одной лапке, того и гляди упадет. Почти любое сердце не выдержит и пожелает, чтоб котенок выбрался, не упал, а что будет в этот момент с остальным миром — не важно, важен только этот котенок, весь мир будет сосредоточен на нем.

Дима сделал паузу и отхлебнул воды из бутылки, что стояла рядом для случаев пересыхания горла выступающего. Публика притихла, думаю, в этот момент все сидящие в зале видели перед собой висящего над пропастью маленького котенка.

— Возможно, — продолжал волшебник, — где-то у нас закладывается программа, что мы будем делать в критические моменты жизни, что выбирать. Это как инструкция по пожарной безопасности — если ее отрабатывать и проигрывать несколько десятков раз, то при пожаре человек сделает все четко по инструкции, не успев подумать о своей корысти, бескорыстии или о подвиге, он не будет ни хорошим, ни плохим, он будет профессионалом. Простите, я отвлекся... гм... странное мне сравнение в голову пришло... инструкция... н-да.

Возможно, когда человеку встречается волшебник и предлагает исполнить его желание, то срабатывает тоже заранее заложенная инструкция. Каждый эту инструкцию себе закладывает сам в каждый момент своей жизни. Очень часто бывает, что когда мы влюбляемся, мы ходим с образом в сердце и с именем любимого человека на устах постоянно, как во сне, как загипнотизированные, нас разбуди посреди ночи, и мы скажем свое желание сразу, даже если вы спросите: "Где находится нофелет?".

...А еще очень бы хотелось, чтоб, когда встречают волшебника, не ляпали бы чужое желание. Люди слишком часто живут чужими желаниями. То наш отец мечтает о сыне летчике или даже сам хочет летать, но не может, то наша бабушка о внуке скрипаче, то директор школы убеждает тебя в том, что ты прирожденный математик, и в этих чужих желаниях так легко потеряться и больше себя не найти. Чужие желания не могут сделать тебя счастливым, и кто знает, встретишь ли еще раз волшебника. Хотя... на самом-то деле, волшебник всегда рядом с тобой.

 

"Чужие желания? Хм... — начал было думать нервный, но вовремя остановился. — Не к добру это, — решил он. — И что значит, волшебник всегда рядом? Их что, еще больше, чем тут собралось? Сколько же их на самом-то деле?

Публика одобрительно обменивалась фразами.

 

— Я для себя понял, — продолжал Дима, — что все эти люди, которые мне попадались на пути с их желаниями, не проходили просто так мимо: каждый оставался в моей душе, каждый забирал частичку меня, и поэтому я считаю, что проблемы желаний, они нас, волшебников, касаются напрямую, а не абстрактно — мы же практически как врачи человеческих судеб. Как хирурги — можем устранить боль и добавить счастье, я надеюсь. Но когда сам волшебник оказывается на месте желателя, он совершает те же ошибки, что и человек, не владеющий волшебством. Хотя профессия обязывает быть более мудрым.

 

Дима говорил еще какое-то время, и публика то смеялась, то была серьезна. То пугалась, то умилялась. Речь Димы походила на исповедь. Это не удивляло его. В самом деле, кому еще, как не коллегам, мог он рассказать о себе?! Мало кто понял бы его, а коллеги, — думал Дима, — поймут, они же как и он, в таком же положении... Он забыл кое-что очень важное.

 

Где-то через десять минут, Дмитрий закончил свою речь, свою дружескую беседу одновременно с сотнями людей. Усталость подкашивала его, но адреналин в крови не давал упасть. Под аплодисменты он поднялся на свое место. Он улыбался. Оглядывал людей в зале, думая: "Как здорово, что все позади!" Теперь они стали для него немного более родными.

 

Выступление следующего докладчика Дима благополучно пропустил мимо ушей, потому как вспоминал особенно удачные, на его взгляд, моменты своей речи и реакцию аудитории. Правда, было иногда в их лицах и что-то не то. И этот шепот... при этих воспоминаниях нашему другу становилось очень не по себе. А вскоре слова профессора по "Волшебной безопасности" неожиданно резко вернули Коровушкина к действительности.

 

Эрнест Михайлович, щупленький человечек лет пятидесяти с небольшим, в сером костюмчике, с жидкими волосами по плечи и густыми усами, не очень громким и чрезвычайно приятным вкрадчивым голосом говорил собравшимся следующее:

— Дорогие мои друзья! Именно друзья, ведь каждого я знаю лично, и все вы прослушали курс лекций по моей дисциплине "Волшебная безопасность", многие даже сдали экзамен на отлично. Мое выступление завершает наш вечер, так как мы не хотели сразу портить вам настроение. Мы о вас заботимся. Перейду сразу к делу. Все у нас с вами шло хорошо, пока один человек не осмелился ослушаться моих добрых советов, поставив тем самым под угрозу не только себя самого, но и весь институт волшебства, включая и каждого из вас. Я не буду произносить вслух его имя, он сейчас сидит здесь, и сам поймет, что речь идет о нем. Да и вы тоже можете догадаться.

 

В зале поднялся шорох и шепот: волшебники принялись обеспокоенно оглядываться по сторонам, ища предателя, и обсуждать с соседями кандидатуры. У Димы сердце ушло в пятки и начало там отчаянно колотиться так, что он боялся, как бы не отвалилась этажом ниже штукатурка с потолка. Заметив, что на него очень многие смотрят, он тоже стал усиленно глазеть по сторонам, ища себя самого, чтобы не выглядеть белой вороной. Его сосед в костюме пирата никуда не озирался и улыбался очень довольно, впрочем, стараясь этого не показывать.

 

— Прошу Вашего внимания, уважаемые коллеги, — напомнил о своем существовании профессор, в зале мгновенно воцарилась гробовая тишина. Кто-то кашлянул, другой чихнул два раза. — Продолжим нашу милую беседу. Так вот, как я уже сказал, этот волшебник стал исполнять очень большие желания, затрагивающие многих людей, что коренным образом изменило структуру и характер общественных отношений и вызвало сильнейший диссонанс. Мир стремительно разрушается, за этим глупцом теперь охотятся все, кому не лень, даже вознаграждение назначили. Еще раз повторяю, теперь жизнь каждого из вас под угрозой! Я позже коснусь подробностей, а сейчас хочу напомнить Вам, как положено вести себя господам волшебникам, если они хотят продолжать свою деятельность и жить в мире и согласии, ничего не боясь.

Первое. Нужно не говорить всем подряд, что ты волшебник, а сначала пообщаться с потенциальным желателем, узнать его получше, и только после этого, если считаешь нужным, предлагать ему исполнить три желания.

Второе. Не светиться. Стараться не исполнять всякие специфические желания прилюдно, чтобы не шокировать других людей, вызывая тем самым повышенный интерес к своей особе.

Третье. Ни в коем случае не исполнять таких желаний, которые затрагивают жизни огромного количества людей. Например: чтобы все стали здоровыми и не болели больше. Тут же сразу под угрозу ставится судьба миллионов врачей во всем мире. Ведь для остальных случаев, где нужна медицинская помощь, достаточно будет гораздо меньшее количество персонала.

Или: чтобы не было преступников, чтобы все люди продолжали оставаться хорошими, какие они есть изначально — тогда полиция не нужна будет вообще, судебная система, видимо, тоже, по крайней мере, значительно сократится; а все структуры, направленные на борьбу со злом, исходящим от человека, будут упразднены. Оборона, производство оружия в больших количествах, в том числе ядерного, научные разработки в этой области — все окажется ненужным, нефинансируемым. Как эти люди тогда станут зарабатывать себе на жизнь? Они потратили годы на обучение и освоение практических навыков. И что — все это зря? А ведь у них тоже есть семьи. О них кто подумает? Да и добро является добром благодаря тому, что существует зло. А без зла будет скучно жить на Земле.

Выводы: если вы уничтожаете каким-то образом зло в большом масштабе (в том числе проблемы, страдания, отсутствие способностей...), на обочине оказываются хорошие люди, которые со злом и так боролись. Если вы как-то масштабно помогаете хорошим людям, представители зла начинают нападать на вас, потому как видят в вас угрозу для себя и своей деятельности. А существующее зло гораздо больше, чем один маленький волшебник.

Следовательно, нужно исполнять три пункта, которые я здесь перечислил, и будет вам в жизни счастье. Еще раз: Первое. Сначала пообщаться с человеком. Второе. Не светиться. Третье. Не исполнять желания, затрагивающие большое количество людей. Все просто. Вопрос: как придерживаться третьего пункта, если желатель высказывает подобное желание? Ведь вы обязаны его исполнить, потому как оно хорошее. Ответ: поэтому и существует пункт один — чтобы, пообщавшись, примерно представлять, что этот человек может вас попросить. А еще — самое действенное — твердо для себя решить, что вы ни в коем случае не нарушаете третий пункт. Вы очень хорошо понимаете, к чему это может привести, поэтому даже не допускаете мысли о том, чтобы сделать что-либо подобное. Тогда такие желатели просто вам не будут попадаться. Вы же сами притягиваете к себе людей определенного типа.

 

Зал взорвался аплодисментами. Дима тоже хлопал вместе со всеми, думая: "Вот дураки! Безмозглые болваны, не желающие жить своим умом, делать собственные выводы и смотреть вокруг широко открытыми глазами!" Многие кричали: "Браво!", а его сосед в костюме пирата — так тот вообще впал в какой-то восторженный транс, хлопал в ладоши громче всех. Он даже хотел встать в знак особой признательности, но побоялся привлекать к себе внимание. Он и думать забыл о смысле странной фразы над входом: "Быть тебе памятником".

 

— Спасибо, спасибо, дорогие мои, — обаятельно улыбался довольный собой и послушанием волшебников профессор. — Не стоит оваций. Ну, а теперь о грустном, о сложившейся на сегодняшний день ситуации (мы провели свое расследование и получили более-менее точную картину происходящего): Некто сделал следующее: все люди теперь любят детей и стремятся им помочь. Ну, или почти все. Отлично — скажете вы, и будете в чем-то даже правы. Любовь к детям — это прекрасно!

Но к чему это привело? Все детские дома закрыты, ребят забрали по семьям, персонал сидит без работы, и им остается только выйти на улицы просить милостыню. И эти дети, которые привыкли жить по волчьим законам интернатов, привыкли к жестокости и хамству, к алкоголю, сигаретам, наркотикам и мату, теперь разлагают приличных детей, находясь с ними в школах и семьях. Общество заражается. А так бы жили они себе дальше в своей клоаке до старости, так как после восемнадцатилетия или даже раньше их ведь можно и в психоневрологический интернат сдать, там есть для них и специальные лекарства, которые любого сделают недееспособным, и оттуда уже обычно не выходят. И жилплощадь, положенная им после совершеннолетия, используется сотрудниками детдомов и прочими деятелями, кто помогал, гораздо более разумно, чем ею могли бы распорядиться плохо обученные, часто умственно отсталые, не знающие жизни, молодые люди. Так что пусть уж они сидели бы там, где сидят, зато остальные детишки были бы в безопасности. Вот что есть настоящая любовь к детям.

 

"Он хоть сам со стороны может на себя посмотреть и осознать, О ЧЕМ на самом деле говорит? — думал Дима. — Хотя и хорошо, что он не понимает, надеюсь, остальные сделают правильные выводы".

Слышно было, как пролетают мухи. Их никто не замечал.

 

— Дальше. Всякие сердобольные аптекари теперь направо и налево принялись распространять информацию о побочных эффектах лекарств. Особенно скверно это отразилось на психотропных препаратах. Тут же всем разболтали, что это по сути те же наркотики, хотя оно конечно и понятно, и даже в уголовном кодексе в статье на эту тему написано так: "Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ..." но ведь не все ж об этом знают! К тому же думают, что раз мозгоправ прописал, от синдрома ребенка, например, значит, оно так нужно! Они же не в курсе, что диагноз теми же мозгоправами и выдуман, чтобы новые лекарства от него сбывать, и денежки им за это фармкомпаниями уже уплачены. Так ведь теперь и это стало широко известно. И мамаши, не будь дурами, больше не покупают своим чадам эти лекарства.

 

"Даже так! Вот здорово! Значит, я был прав! Да, да, да! Теперь я точно знаю: я прав, что не стал следовать этим дурацким трем пунктам, мне этот усатый сразу не понравился!" — обрадовался Дима, стараясь не показывать улыбки.

 

— Так что продажи упали во много раз, руководители себе волосы рвут на головах, или не себе, изучили ситуацию, прознали, откуда ветер дует, и ищут теперь того волшебника, который всю эту кашу и заварил.

 

"Вот почему за мной гоняются", — констатировал Коровушкин.

 

— А представьте, его поймают, что с ним сделают? Это же бандиты самые настоящие! Они потерпели миллиардные убытки, в том числе из-за проигранных в судах дел о самоубийствах детей и других трагедиях, вызванных их препаратами. Так что теперь, благодаря одному глупцу, каждый волшебник под угрозой. Думаете, они будут разбирать, тот ты волшебник или не тот? А их много. Очень много.

 

Холодный пот начал крупными каплями стекать по лицам и шеям особенно впечатлительных. Димин сосед продолжал улыбаться. "Ай-да молодец! Вот это я понимаю — наш человек! Побольше бы таких умных людей. Вона как все по полочкам разложил", — восхищался он выступающим.

 

— И вы думаете, на этом Некто остановился? Нет. Потом он зачем-то сделал так, чтоб студенты поумнели, хотя бы настолько, чтоб не отравляли себе жизнь всяким ненужным мусором. Хорошо, правда? Но только недальновидный человек может так подумать. Ну, что наркотики они теперь перестанут употреблять, это понятно. Поумнели же. Когда им кто-то начнет предлагать, они сразу в Интернет за информацией полезут, а там есть лекции по теме "Правда о наркотиках", довольно доходчивые. И, что больше всего шокирует, причем слова становятся уже излишни — фото наркоманов — в начале приема и через несколько лет, а иногда и месяцев употребления этих веществ. Да, кто-то из них хотел стать крутым, кто-то — расширить свое сознание, кто-то — казаться взрослее, умнее, более творческим и оригинальным, или влиться в коллектив. Вот только ты смотришь на симпатичных, располагающих к себе людей на первой карточке, а затем на несчастные рожи на втором фото, и думаешь, что тот, кто продал им первый раз дозу, явно солгал. Хотя, не совсем, они теперь действительно кажутся взрослее. Лет на двадцать. Так вот, эти студенты подумают то же самое. Конечно, они найдут и положительные мнения, чтобы быть объективными, все проанализируют и сделают свои собственные выводы. Решат не рисковать и поискать другие способы расширить сознание и стать успешными в творчестве. Причем ведь и способы-то есть. И гораздо более захватывающие.

И что же получается? Не очень опытные торговцы кинутся с горя в реабилитационные центры, так как поймут, что на дозу теперь заработать не смогут. Наркофеодалы останутся частично без прибыли (хвала небесам, пока что только студенты с крючка слетают, ну, и дети, понятное дело). Начнется опять же расследование и охота. На кого? На волшебников! И если вы еще не ощутили опасности, то я вам объясню: в основном эти события произошли всего несколько дней назад.

Так, раз количество наркоманов сократится на студентов, наркологи тоже получаются в накладе. (Программы их неэффективны, к ним лечиться в здравом уме никто не идет, есть другие способы). Если и дальше так пойдет, кто их финансировать-то будет? А они же тоже люди. У них семьи, дети! Они тоже годы потратили на свою учебу! Годы практиковались, уже привыкли к профессии, что ж, теперь переучиваться им что ли? О них кто-нибудь подумал?

Далее. Компьютерные игры. Вы думаете, студенты теперь столько же будут дарить им времени и денег, как и раньше? Нет, нет, и нет! Им, видите ли, вдруг жаль станет этого самого времени, представляете?! Ладно, какие-нибудь развивающие игрушки, конечно, останутся, но большинство... Студенты ударятся — кто в точные науки, кого в гуманитарные занесет, прочтут много книг и, чтобы лучше разбираться в том, что читают и что слышат, догадаются смотреть в словаре значения незнакомых слов!

Многие вдруг увидят, что на самом деле знают и умеют очень мало, а значит, шансов преуспеть в жизни пока не так уж и много, и захотят срочно пробел восполнить; кто-то найдет себе интересное хобби, многие решат поискать себя в творчестве, пойдут в театральные студии, начнут писать стихи и прозу, рисовать, играть на гитаре, и так далее, и тому подобное... это я о тех, кого в детстве ни в какие кружки не отдавали. Кое-кто спортом займется, и, конечно, будут с увлечением и старательно учиться в собственных вузах, или поменяют их на более интересные и нужные.

Многие станут помогать разным общественным организациям, акции всякие там устраивать, призывая прохожих, например, быть человечнее, опять-таки не употреблять наркотики, соблюдать закон и тому подобное, что еще только можно себе вообразить; будут помогать в приютах для бездомных животных, в больницах... А, совсем забыл! Алкоголь-то вообще практически перестанут употреблять. Так, по праздникам, и то не все. Опять же, информацию решат пособирать о том, что же, собственно, они в себя заливают. А информация-то вся ж есть! Нужно только уметь найти и понять, отделить мух от котлет, так сказать. Вот и отделят. Подумают — это ж я уже столько раз... а оно же... на... мне это нужно! А о владельцах и простых рабочих алкогольных заводов они подумают? О работниках таможни? О бедных продавщицах из ларьков? Повсюду же продажи упадут, производство будет под угрозой, следовательно, усилят рекламу, на нее поведутся те, кому не посчастливилось быть в это время студентом или просто умным. Старшее поколение начнет в большей степени спиваться. Тут же баланс соблюдался, а теперь перекос получится! Так что ждать беды, дорогие мои волшебники. Наворотили делов! Точнее, один, а расхлебывать-то всем придется.

Едем дальше. Многие смогут бросить курить. Ну, просто они кое-что поймут... не все, конечно, видите, есть и хорошие новости! А сколько еще проблем! И в каждой вредоносной индустрии куча людей работает! Да, еще много разных последствий, можете додумать сами — не маленькие. Эх, хорошо хоть нашему другу еще никто не ляпнул: "Хочу, чтобы все стали умными!" — что бы тут началось!

 

"Отличная идея, нужно поискать такого желателя, — мысленно улыбнулся Дима, — вообще, он же много очень верных вещей говорит, но в целом... настолько у него все продумано, что скорее всего коллеги поведутся, или? Ведь выводы можно из речи сделать совершенно разные, даже противоположные! Эх, если бы те, кто слушает, могли отделять мух от котлет! А я очень на это надеюсь, так что шанс, что волшебники поймут слова профессора полностью правильно и сделают собственные выводы, вместо того, чтобы верить усатому на слово и соглашаться, как стадо попугаев, все же есть".

 

— И поймите, дорогие мои, я же не говорю, что это так уж плохо. Хорошо! Но не в таких масштабах. В рамках жизни отдельного человека это, безусловно, прекрасно! Дела его идут все лучше и лучше, у него появляются новые знания и способности, он не тратит свое время на чепуху, а значит, себе во вред, не расстраивается из-за этого, у него появляются интересные достойные цели, круг общения меняется, более незаурядные люди начинают с ним общаться, да много чего положительного происходит. Чудесно! Браво! Но это в рамках одной жизни, а никак не всех!

Так, а что получится, если каждый станет вдруг умным? Но здесь, поймите меня правильно, ведь могут быть разные представления о том, кого называть умным. Я говорю не только об эрудиции и знаниях или о желании эти знания получать, будучи при этом в состоянии быстро усваивать материал. Я говорю и о способности наблюдать, быть внимательным, делать правильные выводы из того, что происходит сейчас или было в прошлом, о том, что говорят или что написано, а также о способности быстро принимать верные решения и просчитывать, к чему приведут те или иные поступки. Здесь и достаточный уровень уверенности в себе, и целеустремленность, и способность разделять вещи по важности и из возможных вариантов выбирать те действия, которые дают наибольшие результаты. Да, наверное, я уже вышел за рамки определения "умный человек", а может, и нет, я просто хотел, чтобы вы поняли саму идею. Такой, который может ставить перед собой сложные, большие цели и достигать их наилучшим образом. Так вот, если все вдруг станут такими... то позвольте задать вам вопрос: дворниками, посудомойками, ассенизаторами... кто работать пойдет? Каждый придумает себе занятие поинтереснее и ведь сможет свои способности реализовать! Да тут такое начнется — даже думать не хочется, даже представить страшно!

И это не говоря уже о том, что ведь в понятие ума не входит доброта. На это, конечно, можно смотреть и с другой точки зрения — что только умный человек желает окружающим добра и действует таким образом, чтобы принести как можно больше пользы и людям, и себе, а глупцы, зацикленные на разрушении, в конечном итоге разрушают и себя, так что можно и так относиться к вопросу об уме, смотря на вещи широко, так сказать. Но ведь есть вариант мыслить и иначе, и я сейчас имею в виду вот что: если взять двух людей со злыми намерениями, то больше вреда принесет тот, который из них умнее, соображает лучше.

Так что, если человек наполнен желанием творить добро и помогать другим, его цели созидательны, в таком случае умный человек принесет обществу очень много пользы и будет успешен во всех областях жизни. Если он не успешен в чем-то, значит, в этой сфере он глуп в большей или меньшей степени. А мы сейчас говорим о наилучшем состоянии. Да, все это очень хорошо. А теперь представьте, что в числе всех людей, которых волшебник делает вдруг умными, оказываются субъекты (а они там обязательно будут) с разрушительными целями, направленными в сторону смерти, и субъекты эти ("Вроде вас", — подумал Дима) желают приносить вред, так вообразите, в каком масштабе они это сделают, имея ум! И я уверен, что вы можете привести кучу примеров этого.

Нет, друзья мои, общественный уклад менять нельзя! Каждому человеку, кто вас просит, его семье, друзьям, помогайте в каких угодно количествах. Денег ему давайте, сообразительности, здоровья, квартиру, счастье, дом у озера, гнездо на голове, чтобы корова ему арии пела контральто, да что ему на ум взбредет! Но не вмешивайтесь в ход истории. Вы же не Боги. Вы просто волшебники, призванные служить людям и помогать им. А нельзя помочь одним, принося беды другим. Вы и так делаете уже очень и очень много! Гораздо больше, чем кто-либо мог себе представить. Благодаря вам мир еще держится на плаву, хотя положение шатко.

 

И опять загремели аплодисменты, профессор сердечно улыбался и чувствовал себя на высоте.

 

— Ну, вы совсем меня избаловали сегодня, я уже собирался закругляться, напоследок скажу, что тот субъект еще кое-что натворил все в том же духе — удивительная способность совершать глупости, и как это я во время учебы его проглядел, нужно было принять меры! Но я хотел сказать не это. А то, что мы на всякий случай немного поволшебничали, так что по крайней мере в Соленовбурге посторонние люди видят вас несколько по-иному, и имена ваши, где-либо написанные, им тоже другими кажутся, может быть, кто-то из вас это уже заметил, — опять было принялись хлопать, но профессор утихомирил зал. — А теперь снова о грустном: какое наказание мы выберем для провинившегося коллеги, чтобы ему не повадно было повторять ошибки? Ваши предложения!

— Исключить из числа волшебников! — пожилая дама в центре зала.

 

Дима застыл в ожидании. Такого исхода он никак не предвидел. Если сейчас его исключат, все пропало. Постепенно все вернется на круги своя, ведь, несмотря на все его усилия, мир по-прежнему продолжает катиться вниз. Он сделал уже так много, но еще так мало, чтобы повернуть движение вспять. Нельзя останавливаться! Особенно сейчас, когда он наконец-то узнал о том, что его действия действительно приносят результаты! Он на верном пути! А если его исключат... неужели все было зря? Все, что он пережил за последнее время? Ужас, когда тебя похищают неизвестные типы, бросают в машину и везут в неясном направлении. Бегство от полиции, а эта страшная перестрелка на облаке, когда не только он, но и его друзья чуть не погибли?

 

— Да, это самый лучший, самый гуманный и безопасный для вас вариант! — обрадовался профессор. — Кто за?

 

Три четверти подняли руки. Сердце у Димы упало. Он как-то отстранено оглядел эти бесчувственные, бессмысленные и запуганные лица... неужели все закончится так? Он ведь надеялся, что они поймут, что они захотят, чтобы мир изменился, что они тоже считают, что у всех людей, в том числе и у детей — равные права, и у тех, кто растет в семье, и у тех, кого выкинули в детдом. В том числе право на свободу мысли и самовыражения, право владеть своими вещами и иметь дом и пищу, право на справедливый и свободный мир, право на... Он надеялся, что его коллеги тоже считают... и что у них хватит смелости поверить в возможность и другого исхода, чем тот, что красочно описал профессор. Неужели им наплевать? ...К горлу подкатил ком, еще немного, и потекут слезы глубокого разочарования и отчаянья. Он уже почти ничего не видел перед собой. Как перед казнью.

 

— Кто воздержался? — продолжал голосование профессор.

Остальная часть зала подняла руки, в том числе Дима.

 

— Кто против?

Три человека.

 

— Ну что ж, друзья мои, большинством голосов мы исключаем нашего коллегу из числа волшебников. Давайте пригласим его на сцену. Вполне даже и неплохо, у некоторых этот обряд проходит в гораздо менее торжественной обстановке. И не переживайте за него: жить будет, как обычный человек, вполне себе спокойно, заведет семью, а то, небось, как почти каждый из вас, болтается по городам и весям, деревням, то есть, о любви и подумать некогда. И пусть никто не унывает! Жизнь прекрасна! Коровушкин Дмитрий Пантелеймонович, аспирант Высшей школы Волшебного мастерства и практикующий волшебник, прошу!

 

Теперь все взгляды устремились на молодого человека в фиолетовом фраке, желтой рубашке с зеленой бабочкой и классических ковбойских джинсах темно-синего цвета. На ватных ногах, смотря в пол, Дима поплелся, тяжело дыша, вниз. "Жить будет, как обычный человек" — чем так жить, зная, что ты мог впустить счастье в каждый дом, изменить повсюду очень многое, но теперь... теперь уже бессилен... жить в этом мире, где даже волшебникам на мир, по сути, плевать, и в то же время знать... нет, уж лучше сойти с ума... не знать ничего, никакой ответственности, пусть сами разбираются, как хотят, я тут ни при чем... Боже, о чем я думаю?" Вот он оказался внизу, перед почти тысячей осуждающих глаз. Кто-то разглядывает его с презрением. Кто-то с насмешкой, продолжая жевать бутерброды, принесенные официантами, с которыми он опять не столкнулся, спускаясь, и не полетели подносы на пол. Кое-кто смотрит сочувственно. Двое с надеждой. Один с грустью. Но в массе лиц последние теряются. Не этого ждал он. Не этого. Хотя вполне закономерно, ведь он знал, что они именно этих идей придерживаются, а думай и действуй волшебники по-другому, мир уже был бы полностью иным.

 

Профессор широко улыбнулся, пожал Диме руку.

— Что ж у тебя физиономия такая кислая, дружище? Заживешь теперь как человек! Потом еще с благодарностью меня вспомнишь. Никакой тебе ответственности за происходящее, обычная работа, выходные, семья, детишки, зоопарк, кино, отпуск на море, если повезет. А то и дачу можно завести. Огород, огурцы, помидоры, петрушка, укроп, а?

Волшебник молчал. Профессор был ему противен до глубины души, и Дима не желал ничего отвечать.

 

"Вот и все, — размышлял Коровушкин, — сейчас я дам клятву неволшебника. Все закончится. Может, он прав? Я не создан спасать мир, из-за меня одни только неприятности? Может, лучше тихая, спокойная жизнь, огурцы, выходные, помидоры? Но, черт возьми, я не согласен сдаваться! Нет! Его идеи — самый настоящий бред абсолютного безумца! Просто он выглядит нормальным. Он очень логичен. Очень убедителен, вот они и поверили. Я попытаюсь им объяснить. А если не поймут, что ж, я хотя бы сделал все, что мог, я пошел до конца. Но так тяжело быть одному. И так уже и мафия, и полиция за мною гоняются, так еще и те, кого я считал друзьями, отвернулись". Дима выпрямился, посмотрел внимательно на людей в зале, заметил даже сидевших совсем на галерке, и очень уверенно начал говорить, совершенно пока не представляя, что он скажет, как именно выразит свои мысли, и чем это может закончиться. Но, вероятно, хуже уже некуда, так что и терять уже нечего, а зачем же тогда еще и беспокоиться по этому поводу?

 

— Я хочу поговорить с вами очень прямо. И я хочу, чтобы каждый из вас задумался над моими словами, а самое главное — посмотрел, так ли оно в жизни, и видел ли он это своими глазами или нет. И если после этого каждый решит, что я не достоин быть волшебником, что ж, я уйду. Но я хочу, чтобы вы понимали, с чем мы здесь имеем дело. И я хочу, чтобы каждый ДУМАЛ САМ!

 

Зрители заинтриговано притихли, некоторые даже забыли про бутерброды.

 

— Вот ответьте себе честно: вам нравится жить в таком мире, какой он есть сейчас? Вас не расстраивают плохие новости, передаваемые СМИ? Объявления о пропавших без вести? Не раздражают дурно пахнущие попрошайки? Вам не жаль бездомных животных? Брошенных детей в детдомах (ведь еще недавно они были правдой)? Вы не боитесь возвращаться поздно одни? Вас еще ни разу не обокрали? К вам относятся с должным уважением и не хамят? Все ваши права, перечисленные в Международной декларации прав человека, соблюдены? Вас никогда не предавали? Вас в принципе не трогают страдания незнакомых людей, и на самом деле, вам на них плевать? И если последний ответ да, то вам не место среди волшебников. Ну, а если вам не нравятся некоторые явления в этом мире, если вы думаете, если вы верите, что он мог бы стать лучше, а я надеюсь, что это так и потому вы здесь, то не хотите ли вы задать себе один вопрос? Всего один, дорогие коллеги! Почему, если уже пятнадцать лет подряд из нашего института выходит по пятьдесят дипломированных волшебников, каждый из которых, я полагаю, исполняет или может исполнять по девять любых хороших желаний в день, а то и гораздо больше, желаний, которые могут сразу изменять состояние огромных областей жизни, затрагивая каждого человека на Земле, почему до сих пор вам не нравится мир, и мы имеем все эти проблемы? Наркомания, безграмотность, рабство, проституция, алкоголизм, преступность, некомпетентность, глупость, грубость, хамство, предательство, нищета, взяточничество, упадок культуры...

 

Неужели вы и правда верите в то, что если бы мы все вместе, а именно каждый, честно выполняли свою работу, не следуя третьему пункту, и хотели бы встречать и встречали таких желателей, которые думают не только о себе и тех, кто рядом, но и мыслят гораздо более глобально и заботятся о будущем, а таких людей много, я уверяю вас, неужели вы верите, что мы не смогли бы тогда коренным образом изменить ситуацию, и причем довольно быстро? Да, это бы могло оказаться опасным — не спорю. Да, сначала бы появился хаос, полетели бы к чертям некоторые общественные институты, упразднились бы кое-какие профессии, происходило бы много чего интересного. Но постепенно бы появился порядок, потому что люди стали бы умными и способными, они бы лучше планировали свою деятельность, больше бы думали о будущем, стремились бы помогать друг другу, они бы уважали себя других, они действительно смогли бы каждый строить свою жизнь так, как хочется, они бы принимали собственные решения, и могло бы больше не быть преступников. Ведь преступность — не обязательна. Наркомания — не обязательна. Проституция — не обязательна. Не обязательно быть несчастным тупым алкоголиком. Нечестность и опасения быть обманутым — не обязательны. Жизнь дана каждому человеку не для того, чтобы он ее терпел. А для того, чтобы быть счастливым и приносить счастье другим. И я не верю в то, что без разных плохих вещей было бы скучно. Люди, которые могут получать удовольствие от собственной безопасности только на фоне того, что остальным приходится туго, выглядят довольно жалко. И я думаю, что когда у вас в жизни происходит что-то хорошее, когда вас окружают интересные вам доброжелательные и веселые люди, и вам с ними весело и хорошо, то это не потому, что кому-то другому где-то плохо, а также не потому, что вы когда-то находились среди людей, которые вам грубили, может быть, кричали на вас, пытались помыкать, зло хихикали, и вот теперь вам есть с чем сравнивать, и вы счастливы. Нет. Хорошие отношения и люди ценны сами по себе. На Земле не обязательно должно существовать такое количество боли, горя и насильственных смертей, чтобы нам здесь весело жилось. Просто вспомните момент, когда вы были счастливы, когда вам нравилась ваша жизнь, вы чувствовали себя на высоте, у вас были мечты, цели, вы добились чего-то, к чему стремились, рядом был любимый и любящий вас человек. Это не имеет отношения к боли и страданиям. Счастье ценно само по себе, и чем его больше — у вас, в вашей семье и у ваших друзей, коллег по работе, у жителей вашего города, страны и всех других стран — тем лучше. И это не мечта идеалиста. Это вполне реально, нужно просто чтобы не только я исполнял большие желания, затрагивающие многих. Мы могли бы даже составить список того, что бы мы хотели изменить в первую очередь, во вторую, и так далее, отметить, что уже сделано, координировать наши усилия и стремиться встречать таких желателей, которые нужны в данный момент для следующего шага по улучшению ситуации в мире. И мы бы их встречали, нужно лишь направить внимание на это. Земля могла бы быть раем, а не адом. И все это в наших руках, а на самом деле в руках каждого человека. Ведь каждый может встретить волшебника или даже стать им. Или вспомнить, кто он. Но нет же, мы отказались. Сами. Добровольно. Мы поверили профессору, у которого и была цель — запугать нас. Заставить нас поверить, что мы маленькие и ни на что значительное не способны, что мы должны бояться мафии и сидеть тихо. И мы не должны причинять никому вреда, даже тому, кто сам ужасно много вредит, мы должны быть хорошими мальчиками и девочками. Послушными. Мы должны ходить в панамках и собирать ромашки в поле, и плевать, что из-за нашего бездействия продолжаются войны. И в то же время мы должны верить, что он, профессор, все это говорит нам, заботясь о нас и желая нам самого лучшего. И мы поверили. Вы поверили. И когда нашелся кто-то один, кто не согласился. Кто захотел изменить многое, кто решил достичь той цели, ради которой и создавалась наша Высшая школа Волшебства, его теперь предлагают исключить из числа волшебников. Давайте, вперед. И живите по-старому, веря в то, что вы ни на что не годны кроме как заставлять коров петь. Ну, или делать еще много хороших вещей в таком незначительном количестве по сравнению с тем, сколько безумцы творят зла на Земле, что ваше влияние почти незаметно. Верьте, что вы маленькие, ни на что не способные. Верьте профессору. Только я тогда не с вами.

 

Дима замолчал, над залом нависла тишина. С первого ряда поднялся высокий человек лет тридцати пяти в широких серых брюках с карманами и зеленой футболке, его умные светлые глаза смеялись. Он вышел на сцену и встал рядом со своим учеником. Они радостно пожали друг другу руки.

— Если вы верите профессору, то я тоже не с вами — обратился к публике учитель по "Теории и практике волшебства".

 

Шумно всех расталкивая, к выступавшему пробирался Васёк, по ходу обо всех спотыкаясь и ругаясь. Потом еще один молодой волшебник поднялся и выбежал на сцену, встал рядом с Димой, с вызовом смотря в зал.

 

— Посмотрите на эту кучку самолюбивых и тщеславных глупцов и посмейтесь над ними, — взял слово профессор, нервно теребя усы и поглаживая волосины. Тут же поднялась компания молодежи человек пятнадцать и весело проследовала на сцену.

 

— Если вы верите профессору, который называет моего любимого учителя глупцом, то мы тоже не с вами! — заявил парнишка лет двадцати трех.

 

Вышли еще двое. Дима стоял с гордо поднятой головой, прямо смотря в глаза коллегам в зале. "Да. Чтобы поверить в себя, нужна определенная смелость. Ведь тогда придется взять больше ответственности. А так привычно сваливать все на других, говоря: "Ну что я могу поделать? Я же это просто я... песчинка, один из миллиардов, пусть ОНИ этим занимаются, я буду спать... посмотрю сериал. Отдохну. Или наоборот — даже если я и решусь что-то сделать для общества, если я не буду больше бросать окурки и обертки мимо урны, не буду хамить, врать, стану выполнять свои обещания, не буду предавать,.. но ведь ОНИ не изменятся. А что толку от одного меня? Так что лучше уж я останусь прежним". Волшебники, конечно, думают немного иначе, но в том же духе. Вот и ловушка. Хочется просто посмотреть в глаза каждому и сказать: "Мир начинается с тебя! Быть ли тебе маленьким или большим — решать тебе".

 

Пока Дима размышлял, спустились еще человек двадцать. Теперь компания на сцене уже выглядела боле внушительно, так что остальные вдруг начали вскакивать со своих мест как грибы после дождя, и у входа на сцену даже образовалась очередь. Профессор стоял где-то вдалеке, бледный, и пот выступил на его профессорском лбу. Он вытирал его кремовой салфеткой.

 

Волшебники жали друг другу руки, обнимались, смеялись, поздравляли Диму с замечательным выступлением, благодарили за то, что он открыл им глаза, извинялись, что голосовали за, высказывали предложения, с чего нужно начать изменение мира, где лучше искать толковых желателей, в каких местах, среди каких социальных групп.

 

Спустившимся уже стало тесно, они еле-еле помещались на небольшом пространстве, но всем было очень легко и весело, каждый теперь чувствовал себя частью огромной сильной команды, у которой есть одна общая цель, благородная цель — сделать жизнь на Земле веселым и счастливым занятием. А излишний драматизм хорош в кино и книгах, пусть там и остается. Вскоре в зале остался сидеть лишь один человек. Сосед Димы в костюме пирата. Он был очень серьезен. Больше всего он мечтал сейчас провалиться сквозь землю. Возле уха у него имелось приспособление по типу как для плохо слышащих. Наконец, он собрался с последними силами, поднялся и, не говоря ни слова, вышел из зала. Его никто не остановил, и он благополучно покинул подвальное помещение.

 

Затем было проведено повторное голосование, и единодушно решили исключить из числа волшебников профессора, церемонию провели тут же, в торжественной обстановке. Пожелали жалкому человеку, уже не скрывающему своей злобы на всех волшебников и мир, завести дачу, огурцы, помидоры и сельдерей, и он покинул место проведения симпозиума с головой хоть и поникшей, но уже полной новых идей и планов в соответствии с целями, которые поставил себе давно, и которые до этого времени так удачно воплощались в жизнь.

 

Волшебники же еще долго не расходились, все обсуждали произошедшее, поздравляли Диму, составляли планы, распределяли ответственность, придумывали, как обхитрить мафию и всех недовольных грядущими переменами, как быстро устроить жизнь тех, чьи профессии в скором времени станут ненужными. Как организовать быстрое общение между всеми волшебниками, чтобы о значительных желаниях и их последствиях, а также, где водятся разумные желатели, можно было бы узнавать сразу же. Тут на помощь пришли Интернет и сотовая связь, так что все волшебники обещали обзавестись ноутбуками, современными телефонами или чем-то из этой серии. В двенадцатом часу, когда на Соленовбург уже спустилась ночь, наконец, чудесных дел мастера, вдохновленные новыми перспективами, стали выходить из подвальчика, улыбаясь и оживленно беседуя. Внимание их привлек странный памятник, появившийся вдруг во дворе. Раньше его там не было. Полный рослый человек в костюме пирата застыл на одной ноге, пытаясь сделать очередной шаг. Скульптура была выполнена из чугуна, а на лоб бедняге уже нагадили голуби. Все волшебники узнали в нем того самого типа, который не пожелал выходить на сцену. "Кто ж его так?" — изумлялись они. Диму тоже заинтересовал памятник, и он внимательно его рассмотрел со всех сторон, кое-что припоминая. Не скажу, что он на сто процентов был уверен, но ему показалось, что это не кто иной, как тот человек в малиновом драном, пиджаке, который похитил его, Диму, и вез в машине вместе с Кристиной в ту ночь. А потом еще он стоял вместе с Керком, когда Дима взял не свой портфель. Проще говоря, это наш старый знакомый — Отто Нарко. Прознал как-то про симпозиум, раздобыл где-то специальный электронный переводчик, надеваемый на ухо и синхронно озвучивающий происходящее вокруг на родном языке. Не знаю. Может быть, это он.

 

Волшебники дружной компанией добрались до отеля и разошлись по номерам. Необыкновенно счастливый, но до крайности усталый, закрыв дверь и сбросив с себя фрак и обувь, юный специалист по волшебству рухнул в кровать, где и проспал сутки без перерыва.

 

На следующий день, а именно в воскресенье, ближе к ночи, господа волшебники провели тайное собрание, где обсудили стратегию и тактику дальнейших действий, разделились по группам, назначили администраторов. Придумали кое-какие меры безопасности. Записали, какие глобальные желания уже исполнены, поразмыслили над последствиями, обсудили, кто в какие страны поедет волшебничать, словом, с пользой провели время.

 

Дима на собрании был одним из главных лиц, все прислушивались к его советам, восхищались его смелостью, в общем, стал он местным героем. Ну, и передав пока эстафету остальным, сам он решил теперь немного отдохнуть: "Подамся-ка я в деревню, к тетушке, — говорит, — может, на месяц. Как же я умаялся за последнее время! А раз грядет продолжение банкета, набраться сил вовсе не помешает, да и неплохо бы подальше от городов убраться, пока суматоха вокруг меня не уляжется".

 

Так и получилось, что на следующее утро он отправился в путь.

 

 

25

Встреча в общественной бане

 

До тетушки Коровушкин решил добираться по Большой реке, что протекала всего в каких-то двадцати километрах от Соленовбурга. Это пустячковое расстояние Дмитрий по старой доброй привычке решил осилить пешком. Погодка была хороша, настроение — самое праздничное, тяжестей не имелось, и впервые за долгое время за волшебником никто почему-то не гнался, словом, все располагало к приятной длительной прогулке. Проселочная дорога вилась навстречу солнцу, деревья ласково шуршали на ветру...

 

Дождика давно не было, и ботинки то и дело поднимали клубы пыли и оставляли за собой легкий шлейф. Дима скучал без своей соломенной шляпы и удобных потертых джинсов. Ничего важнее нет в пути, чем удобная одежка и хорошая песенка. Юный волшебник наслаждался родной стихией и напевал во все горло, подражая в нужном месте голосу осла из доброго старого мультфильма:

 

...Нам дворцов заманчивые своды
Не заменят никогда свобо-о-ды,
Не заменят никогда свобо-о-ды.
Ла-ла ла-ла-ла-ла ла-ла ла-ла-ла
Ла-ла-ла-е е-е е-е

Наш ковёр — цветочная поля-а-на,
Наши стены — сосны велика-а-ны.
Наша крыша — небо голубое,
Наше счастье — жить такой судьбо-о-ю...²

 

Благо его никто не слышал, потому как иногда он промахивался мимо нот.

 

— Так, уважаемый! А если меня никто не слышал — так откуда ж ты знаешь, что я непременно мимо нот промахивался? А хоть бы и так — тебе вот обязательно все-все им про меня рассказывать? Одним словом, безобразие...

— Ой, и не говори! Ужос просто!

 

Все больше километров оставалось позади, все толще слой пыли нарастал на лице, руках и других открытых участках тела. Уже хотелось пить, есть и, наконец, умыться!

 

На обочине дороги показался покосившийся указатель поворота на некий Мукомольск. Табличка, судя по ее виду и названию городка, не предвещала больших благ цивилизации. Но, как-никак — населенный пункт! И Коровушкин смело свернул с дороги по указанию стрелки.

 

Мукомольск оказался небольшим провинциальным городишкой. Дома здесь большей частью были серого цвета и все одинаковой конструкции не более трех этажей. Жители на улицах попадались редко и все спешили куда-то — видимо по своим мукомольным делам.

 

Наш юный волшебник, весьма запыленный и загрязненный дорогой, решил в этом маленьком неприветливом городочке не только перекусить, но и хорошенько помыться. Сегодня на его счастье был банный день, причем мужской! В городе располагалась одна единственная общественная баня, которая по средам и пятницам работала для прекрасной половины человечества, а в понедельник и четверг для всех остальных — мужчин, значит. Так что Коровушкин заглянул в баню в понедельник на законных основаниях и с весьма конкретными и серьезными намерениями — отмыться.

 

Баньку Дмитрий любил, особенно парилку, где поддают водицей с ароматными травками. Хвоя там какая-нибудь, мята или даже сам эвкалипт! М-м... И где имеется веничек душистый, березовый весь такой с вкраплениями веточек черной смородины, и тело после него легкое, воздушное становится, а на душе хорошо и птички поют. Чтоб после баньки как заново родился — вместе с телесной грязью и душевная нечистость отвалилась, и остался ты такой весь добром сияющий, чудесный и настоящий.

 

И вот, когда наш Дима, отпаренный и надраенный до блеска мочалкой с хвойным мылом, а потому, чистый, ароматный и счастливый, в белоснежное покрывало закутанный, вернулся в прохладную раздевалку-переодевалку, к нему подошел вдруг какой-то мужчина в белой футболке и черных спортивных штанах.

 

Внешность незнакомец имел странную. С первого взгляда вроде обыкновенный человек лет сорока-пятидесяти, но глаза! Глаза-то глубокого старца! Морщин почти нет, через пол-лица идет глубокий шрам. Волосы коротко острижены, поэтому непонятно, какого они цвета, то ли седина, то ли блондинистость от природы, то ли выгорели на ярком солнышке. Мышцы вроде крепки, но что-то невидимое как будто сверху давит, и осанка уже не молодая.

— О, слава богам всемогущим, что услышали меня! Ты — волшебник! Как же долго я искал тебя, — тут он сделал паузу, задумавшись, а потом продолжил, иногда замолкая, — ты даже не представляешь, нет, ты даже сфантазировать своими волшебными мозгами не в состоянии, как долго я тебя ждал! Где только ни искал, даже в Кибете побывал, и на Тадагаскаре, и на Полюсах мерз, везде, где, только кто-то что-то слышал о таких как ты... но нигде мне никто не встретился, а теперь, теперь я смотрю на тебя и знаю: вот оно — счастье!

Ты слышишь? Я тебя никуда не отпущу, теперь ты не выкрутишься у меня и не сбежишь, пока... пока не сделаешь того, что должен! О боги, какая встреча, какая встреча! И где?! В общественной бане этого убогого городишки Мукомольска. И это ж надо было обойти весь мир, чтоб встретить тебя здесь! Здесь! И когда? Когда я уже отчаялся! Но я все же знал, что где-то ваш брат ходит по Земле, и если постараться, можно вас отыскать!

— Да что случилось-то, уважаемый? И чем я могу помочь? — Дима был совершенно ошарашен выплескивающимися на него эмоциями и угрозами этого странного мужчины.

— Ах, вы все такие, вначале испортите жизнь человеку, а потом прикидываетесь самой невинностью: ничего не знаю, ничего не умею, я тут ни при чем, я, вон, бабочек ловлю, примус починяю... хотя ладно, сам же и виноват! Но вы тоже хороши, волшебнички, это ж надо так! Как будто не знаете, что бывает от этих ваших чародейств!

— Да успокойтесь, прошу вас, и объясните толком, что стряслось-то, и в чем вы меня обвиняете?

— Ах, ах, ах, а он ничего не знает! — всплеснул руками мужичок. — Одевайся и пошли выйдем, поговорить надо.

 

Дима хотя был и не из робких, но сейчас перепугался. Переживал он не за свою жизнь и здоровье, а за то, что ему сейчас придется расхлебывать чьи-то чужие грехи, а разобраться, что к чему, он пока не мог.

 

Коровушкин кинул в общественную корзину грязного белья свое покрывало-простыню, наспех натянул на влажное тело одежду, которая как резина прилипала к нему, и поспешил на улицу. Здесь, нервно шагая из стороны в сторону, его уже поджидал тот странный тип. Дима слегка успокоился. Теперь мужчина со шрамом выглядел более дружелюбно, видимо, все же боялся своей невежливостью спугнуть волшебника.

— Курить будешь? — обратился к пареньку любезный грубиян.

— Нет, спасибо, я не курю, — вежливо отказался Коровушкин.

— Да, тот, который испортил мне жизнь, тоже не курил, все вы такие, наверное, — задумался он. — А я вот курю, все триста лет курю....

— Что, простите?! — чуть не споткнулся Дима. — Сколько курите?

— Триста лет курю, да-да, все эти триста лет я курю, и как видишь, даже не посерел, и зубы вполне так белые, и легкие работают исправно, и это все тот, на тебя похожий, сделал так.

— Да что же он сделал-то? И кто он, на меня похожий?

— Ты все еще не понял? Коллега твой: волшебник! — объяснил мужик.

— А-а-а, — все равно не мог уяснить суть Дима.

— Я когда понял, что дело дрянь, и что надо как-то обратно вернуть, прошло много лет, и конечно же, найти его уже не мог, да и вообще, я не знаю, вы-то, волшебники, сколько живете? Он тогда молод был как ты, но столько лет спустя, может, и он превратился в старика, а то и умер уже спокойненько себе давно. Скорее всего, умер, и не вспомнил ни разу обо мне, да и сколько он таких как я за всю жизнь перевидал, конечно не вспомнил. А мне вот мучайся столько лет.

Нет, ты не представляешь себе, это даже не мученье, это... не знаю, с чем сравнить, в аду не был, хотя вру, именно его я исходил вдоль и поперек, ведь ад — это то, что тут на Земле творится. Я пять войн прошел, контужен был несколько раз, и резали меня, и пилили, и газом травили, и такого я насмотрелся, наверное, это и есть ад... Хотя нет, это не ад, ад это моя жизнь — даже на войне есть выход — даже на войне мучения могут закончиться, когда самурайский меч, пуля или просто танк на тебя наедет, а тут... тут никогда, никогда — это страшное слово, значение которого я понял далеко не сразу. Но я не об этом. Я был молод, силен, красив, талантлив, и вся жизнь передо мной только открывалась и благоухала розами. Я любил ее, она казалась тогда прекрасной, и все шло бы у меня хорошо, теперь-то я это знаю, если бы не тот окаянный волшебник, который мне повстречался триста лет, нет, не триста, я скажу тебе точно: триста лет, тридцать три дня и двадцать один час назад. Я помню эту минуту, как только что случившуюся, хотя страдаю сильнейшей частичной амнезией. Тут помню — тут не помню. Но именно этот момент я помню!

И не будь я таким дураком тогда... Он сказал: "Загадывай желание!" Ну, я и загадал. Я не знаю, что за черт меня дернул за язык, видимо, мозгов тогда еще не выросло, зато амбиции зашкаливали, и жизнь казалось такой — живи хоть вечно, вот я и загадал...

И тогда, тогда... ничего особенно не произошло, мы расстались с волшебником как лучшие друзья и разошлись в разные стороны. Я даже думать забыл про него, жизнь моя текла, как ни в чем не бывало, я даже решил, что врун он и не волшебник вовсе, ничего же не происходит. Но через какое-то время я стал замечать за собой странную особенность: с годами я практически внешне не менялся, а люди, что рядом, менялись. Хотя я не вел очень уж здоровый образ жизни.

Я болел и попадал во всякие неприятные и приятные истории, как все, но всегда выходил сухим из воды — даже авиакатастрофу пережил — из всего самолета я единственный жив остался. Думал, случайность, просто я такой везунчик. Но когда на моих глазах начали стареть мои же дети и внуки, а на меня по-прежнему из зеркала смотрел мужчина лет сорока, я задумался всерьез. Я пережил свою жену, и увидел седину на висках моего правнука. Это было тяжело, тяжело — понимать, что все любимые тобою люди уйдут, а ты останешься, останешься все таким же... но мне повезло — единственный раз, когда я мог сказать судьбе спасибо, что хоть так она смилостивилась надо мной — случилась война и меня отправили на другой конец света служить. После этого я уже никогда не встречал своих родных и близких, не знаю, что с ними сталось, но мне так немного легче.

Терпеть эту боль утраты было бы невыносимо. Пусть уж лучше ничего не знают обо мне, а я о них, чем смотреть им в глаза, видеть, как они болеют, стареют и умирают, а самому как ни в чем не бывало расхаживать по Земле. Я же даже рассказать не мог никому о своей судьбе! Когда я поведал свою историю лучшему другу, он меня чуть в психушку не отправил лечиться. Мне никто не верил, ни тогда, ни сейчас. Так что после нескольких попыток я перестал делиться с людьми тем, что у меня на душе. Все равно меня никто понять не мог. Я оказался в бесконечном круге одиночества и непонимания, которому никогда не наступит конец. Это так страшно, страшно осознавать, что если плохо — оно может быть плохо бесконечно!

Но я взял себя в руки и постарался извлечь из ситуации хоть какую-нибудь выгоду. Стал есть, пить вкусное и несъедобное, прыгать в Миагарский водопад, вытворять разный беспредел и тем пугать людей. Я даже на своих смертельных номерах деньги стал зарабатывать — устраивал шоу с показным кусанием меня ядовитыми змеями и так далее. После этих укусов я болел, но всегда выздоравливал весьма благополучно и без особых последствий. Здоровьем я вообще не отличался, болел всякой гадостью, но всегда и после всего оставался жив. Врачи пытались писать по мне диссертации, но я исправно сбегал от них.

Через несколько десятилетий мне эти развлечения с экспериментами над собственным телом надоели. Я убедился в том, что никак убить меня невозможно — отравить, утопить и так далее. Я пытался служить народу и жить на благо человечеству — шел на войну, занимая место рядового солдата, чтоб он — какой-нибудь парнишка — жил, а не бессмысленно подставлялся под пули. Я старался воевать не убивая. Увидев много войн, особенно остро понимаешь жестокость и неразумность всего этого действа. Еще записывался в добровольцы по испытанию различных лекарств, после которых было мне плохо, но опять же я выживал. Вот сейчас, правда, думаю, это я зря, ведь результаты действия лекарств на мне, бессмертном, и на тех, кому повезло быть смертными, могли оказаться разными.

Я работал летчиком-испытателем, надеясь таким образом принести пользу. Также мне довелось корректировать исторические труды разных ученых, добавляя правдивость в их писания. Хотя память меня часто подводила — войны, ранения и бесчисленные эксперименты над телом сделали свое дело, и у меня началась частичная амнезия. Или мой разум уже просто не выдерживал того объема информации, что скопился за столько лет, и просто отказывался все в себе держать, вот и вываливались из него отрывки жизни, а, может быть, просто из-за накопленного горя и боли там все спуталось — не знаю.

Вообще, я за столько лет освоил множество разных профессий, но радости от нового дела надолго не хватало. Кроме пользы людям мне хотелось любви и понимания. Но я был всегда один. Я боялся влюбляться. Когда мне встречалась прекрасная девушка, я бежал от нее как от огня. Хотя от огня я уже много десятилетий не бегаю. И та тайна, которую я в себе ношу, и этот мой порок вечной жизни всегда приносили только несчастье в жизнь моих возлюбленных. Я больше никогда не женился и не заводил детей, предаваясь мучительному одиночеству. Даже с друзьями я расставался не тогда, когда дружба заканчивалась, а когда приходило время им стареть. Я изучил множество книг, наук, время вроде как провел не зря, но теперь от этого тоже нет проку — память ведь никуда не годится.

И вот, знаешь, что удивительно — нет, я не могу сказать, что хочу умереть, нет, смерти я не хочу, жизнь все так же, даже в бесконечном одиночестве, держит меня крепко, но я не хочу больше бессмертия. Я хочу дожить свой век, свою жизнь обыкновенного человека. Я хочу вернуть вкус к жизни и прожить, пусть еще не очень много, но как человек, понимаешь, как нормальный, обыкновенный человек. Я устал не от жизни, я устал от бессмертия.

Когда впервые я понял, что бессмертен, что-то во мне оборвалось. Каждое мгновение, каждое дуновение ветерка стало не таким, как раньше. Понимаешь, я перестал ценить мгновения! Ну, весна! Ну, вишня цветет! Что мне с этого? Я увижу это бессчетное число раз! Успею насмотреться! И так — во всем! Все, за что бы я ни брался, было не таким вкусным, не таким сочным, не таким ароматным. Острота пропала — вдруг все вокруг стало пресным. Восход солнца — теперь не являлся единственным и неповторимым...

Был период в жизни, когда на меня напала страшная апатия — ничего не имело для меня значения, все казалось бессмысленным. "Какая разница, — рассуждал я, — я еще все успею, зачем что-то делать вообще!" Но и это я пережил. Своей целью я поставил разыскать волшебника, который вернет все обратно. Я верил, я знал, что раз однажды мне он повстречался, значит, они где-то есть и сейчас, и я должен найти, обязательно должен найти его! И вот тут ты! Ты знаешь, как я узнал тебя? По книжке, что у тебя в сумке! У того такая же была! Нет, ты не посмеешь мне сказать, что она не твоя и что ты ей пользоваться не умеешь! Я не поверю тебе — я знаю, ты волшебник, и книжка с чудесными-расчудесными секретами тоже твоя! Посмотри мне в глаза — я знаю, ты не откажешь мне, ты должен спасти меня!

 

Мужик трясущимися руками схватил Диму за голову и заставил смотреть в глаза. Волшебник слушал как заколдованный, и эта встряска помогла ему прийти в себя.

— Хорошо, хорошо, успокойтесь, я помогу вам! — заверил его Дима.

Мужчина совсем ослабел и готов был рухнуть на землю в изнеможении. Сейчас он выглядел как глубокий старик.

— Да, я хочу обратно в свою прекрасную, человеческую, смертную жизнь!

Пусть я уже никогда не увижу свою любимую жену, пусть я уже слишком много пережил, но свои последние годы я проживу как нормальный человек и начну все заново! Да, начну прямо сейчас, со своих физических не знаю скольких лет, может быть сорока, а может, пятидесяти. Мой отец выглядел как я сейчас в пятьдесят два года, значит и мне должно быть столько же, если я буду смертен. И пусть я умру через десять, а может, и пять лет, но проживу их счастливо! Снова и заново ощущая неповторимость и ценность каждой секунды! Снова и заново ценя свое тело, солнце над головой, кусок хлеба, глоток воды, возможность выспаться утром. Снова буду аккуратно ходить около обрывов и на ледниках, снова буду думать о том, что сделать сегодня, чтобы завтра наступило, и было добрым и хорошим. Как я давно не ощущал всего этого! А главное, я еще успею влюбиться! Я успею, я знаю, мое сердце так истосковалось по любви, что я вспыхну, и буду излучать тепло, согревая всех вокруг. Пожалуйста, умоляю тебя, помоги мне! — взрослый мужчина-старик горько рыдал такими слезами, что казалось, он и вправду не только триста лет курит, но и все триста лет ни разу не плакал.

 

Дима не мог больше этого терпеть — столько боли скопившейся и сейчас вырывающейся наружу он не видел никогда.

— Пожалуйста, успокойтесь, я прошу вас, встаньте, идите спокойно, я все сделаю, я действительно волшебник, и я помогу вам, буквально через несколько часов вы уже будете нормальным человеком, идите, прошу вас, идите вон туда на север и через пять километров вы будете совершенно здоровым! — Дима не знал, как спровадить этого человека, он готов был послать его куда угодно, лишь бы больше не видеть этих слез.

— Здоровым?! — от ужаса мужик даже перестал рыдать.

— Ну да, нормальным, смертным человеком — это и есть здоровье! — исправился Дима.

Потому как бессмертность тела в его представлении была какой-то ужасной, страшной болезнью, которой, слава Богу, не страдает человечество.

 

Мужик готов был целовать песок, по которому ходил Дима, но тот его резко оборвал и указал пальцем на север, безапелляционно и грозно заявив: "На север бегом, шагом марш!" И тот, на счастье волшебника, через несколько минут исчез из виду.

 

Уф... теперь уже наш Коровушкин готов был упасть от бессилия на землю, слишком иногда тяжело даются такие откровения. "Ну и помывка у меня вышла, но веничек был хорош, хорош, и пар тоже ничего, с легким паром тебя, Димыч! Как говорится, спасибо этому дому, пойдем к другому. К тетушке, к тетушке, к тетушке — и никаких больше сворачиваний с дороги!" — разговаривал сам с собой Коровушкин. Он вернулся обратно на дорогу. До Большой реки оставалось совсем недалеко, уже ощущался ее величественный дух. И вскоре, оказавшись у воды и соорудив себе плот из подручного материала, Дмитрий отплыл вниз по течению.

 

А желание мужика из бани, конечно, исполнилось, и он ощущал жизнь по-новому. Даже принялся на радостях отплясывать что-то времен его молодости.

 

 

26

Хорошо в деревне летом...

 

Наш волшебник и впрямь так устал от пыли и шума, от беготни и толп желателей, что, отдыхая теперь, как-то по-особенному наслаждался спокойствием и одиночеством. Крупные звезды рассыпались по небосклону, здесь их хорошо было видно. Плот, сделанный из больших бревен, мирно покачивался на волнах — корабли изредка проходили мимо.

 

Давно пора бы уж заснуть в такое время суток, но Коровушкину не спалось. Весь день он плыл на плоту по водам Большой реки, а когда солнце шагнуло за горизонт, причалил к берегу в поиске ночлега. Как обычно, ни палатки, ни другой крыши над головой у него не водилось. Правда, его это нисколько не смущало, он отдыхал душой и телом от машин, погонь и всего, что приключилось с ним за последнее время.

 

Дима оставил плот на берегу, а сам нашел себе полянку, где и устроился спать на твердой почве, натаскав веток и сухой травы себе под голову и другие важные части тела. Получилось вполне сносное спальное место.

 

Перенасыщенная жизнь осталась позади, и сверчки, стрекочущие под ухом, вторили его настроению, напоминая о вечном.

 

"Что я есть, что меня нет, ни этим звездам нет до меня никакого дела, ни этим сверчкам, ни даже траве, что изомну за сегодняшнюю ночь. С рассветом я уйду, и травинки снова поднимутся, как ни в чем не бывало, и ничто здесь не будет напоминать обо мне. Всем этим стрекозам, кузнечикам, мотылькам, мухам, траве, луне — не нужно мое волшебство, ими не владеют те страсти человеческие, что порождают неисполненные желания, им и так хорошо. Вот даже можно поболтать с ними, с каждой травинкой, и они не попросят ни дождя, ни солнца, они даже с комарами дружат, не то что мы. И я им безразличен — есть — хорошо, компания все же, нет — тоже хорошо.

Умен я или глуп, им не интересно, красив или нет — тоже. Может быть, они хотели бы послушать истории, что со мной приключились, а может, им совершенно до этого нет дела".

 

Дима, хотя и скучал по своим друзьям, так внезапно появившимся вследствие всей этой запутанной истории, променять свободу на привязанность готов не был. Он знал, что все равно уйдет, уйдет даже оттуда, где ему нравилось. Сейчас же ему и выбора не дали. Его продолжали искать какие-то упрямые непонятные типы, и полиция все так же за ним гонялась, так что троюродная тетушка, что жила на берегу Большой реки, оказалась очень кстати. Правда, тетушку свою он не помнит, но судя по детским фотографиям, был ею очень любим в своем несмышленом малолетстве.

 

Плот он выбрал — как самый экологичный, бесшумный и дешевый вид передвижения по водной магистрали Большой реки. Скорость его равнялась скорости течения с поправкой на неумелость управления. Главным для волшебника в роли капитана было не зарулить на траекторию движения больших пароходов и не очень часто цепляться за мелководье и берега. Большая река обзавелась двумя разновидностями последних: плоскими с песчаными отмелями и крутыми обрывами, нависающими над водой.

 

По вечерам, когда темнело, юный волшебник искал подходящее местечко для ночлега, где можно было причалить, устроиться поудобнее и разжечь костер. Благородная река оказалась богата рыбой, островами и уютными заводями. Дима рассчитывал за несколько дней добраться до тетушки. Как сложится его жизнь дальше, он не интересовался, не имел такой привычки — продумывать ход своих действий хотя бы на неделю вперед. Он знал, с его профессией это совершенно бессмысленное занятие — стоит углубиться в стратегические измышления о своей дальнейшей жизни, как тут же на голову свалиться какой-нибудь "желатель", и всё, стратегии и планы никуда не годятся, надо все изобретать заново!

 

Запах августовской ночи пьянил ароматами. Лежа на спине, Дима изучал небесную карту звезд. Звезды не обещали и не вещали, а так, легко болтали о хорошей погоде на ближайшую неделю, благоприятных прогнозах на финансовых рынках и другой чепухе, подвластной астрологии. Узнав все, что ему требовалось, Коровушкин сладко заснул.

 

А утром, разбуженный протяжными гудками пароходов и жужжанием двигателей моторных лодок, наш юный волшебник продолжил путь и через некоторое время благополучно добрался до точки назначения — слияния Большой реки и маленькой такой речушки. Здесь и находилась деревенька, где жила Димина тетушка. Деревня была маленькой и оторванной от цивилизации настолько, что там даже телевизоров не водилось. Привязав плот к условному причалу, который обозначался прогнившими воткнутыми в песчаное дно балками, устеленными не менее прогнившими досками, паренек направился к деревушке.

 

Жилье людей располагалось на возвышенности, откуда открывался прекрасный вид на Большую реку. Коровушкин бодро шагал по тонкой живописной тропинке, что поднималась вверх и вела к ряду домов. Самый ближайший дом с краю и был тетушкин. Домик оказался весьма ухожен, с резными окнами, огород опрятен и засажен всякими вкусностями, а вот забор с калиткой уже покосились. Чувствовалось, что давненько здесь не было хозяина-мужчины.

 

Дмитрий поднялся на ступеньки веранды, вежливо постучал в дверь — в ответ тишина, тогда, не стесняясь, заглянул в окошко и, увидев хлопотавшую на кухне тетушку, забарабанил по стеклу. Варвара всплеснула руками, чуть не уронила горячую сковородку себе на ноги и, вытирая на ходу пальцы о подол, побежала расцеловывать племянника.

— Ой, батюшки, Митюша, откуда ты? Что ж не предупредил о приезде! Ох, не верю своим глазам — это ты, мальчик мой, как ты вырос и совсем не изменился, такой же милый карапуз, дай я тебя обниму, родненький, — тетушка сгребла в охапку всего Диму сразу так, что у того перехватило дыхание.

— Да полно вам, тетушка, — пытался увернуться от радостных лобызаний Дмитрий.

— Надолго ли к нам? Как матушка поживает? Ой, какой ты красавец стал! Я всегда знала, что ты не забудешь свою тетушку Варвару и приедешь навестить ее, — без перерыва лепетала уже не молодая, но еще полная сил дама.

— А вы совсем не изменились с тех пор...

— Ой, ну и льстец же ты, проходи в дом, душенька моя, накормлю тебя, вот и картошечка уже подоспела.

 

Через пару часов уже вся деревенька знала новость — к Варваре троюродный племянник гостевать приехал. И всем хотелось посмотреть на пришельца, что не кораблем, а плотом был доставлен сюда. Так что теперь каждый житель деревни искал повод заглянуть в гости к тетушке Варваре. У кого соль вдруг закончилась, и он бежал к соседке, у кого котенок потерялся, и, быть может, он у Варвары спрятался, кто забыл рецепт шанег, а кто и так просто, без повода свой нос совал в дверной проем тетушкиного дома.

 

Вот и Екатеринушку мать послала к соседям за нитками оранжевого цвета, чтоб дочка посмотрела да разузнала, что там интересного происходит, каков новый жених объявился в их небольших владениях. А то дочка у нее давно уже в девках засиделась, красавица, умница, рукодельница, и поет, и пироги печет, и в шахматы любого обыграет, а замуж никак не выдать, упрямится — не пойду, говорит. И сколько женихов ни ходило к ней — всех прочь гонит. Домоседкой стала, все больше грустит, замкнулась совсем и народа шугается.

 

В доме Варвары чуть слышно зазвенел колокольчик.

— Митюша, душенька, посмотри, кто там опять пришел, а то у меня руки в тесте, — позвала Диму тетушка.

— Ага, сейчас посмотрю, кто еще в этом милом краю со скуки нос длинный отрастил, — отвечал волшебник, открывая дверь.

— Не такой уж и длинный, как видите, и не со скуки. Добрый день вам, соседи. У матушки нитки все вышли, а ей к утру непременно надо узор закончить на шторах, подарок для тети Дуси на другой берег обещались отправить срочно, — зазвучал красивый, но печальный, отстраненный голос симпатичной девушки.

— Ой, простите, барышня, мне мой неотесанный юмор, сейчас тетушка Варвара придет, у нее руки в тесте, а вы проходите, садитесь, может вам чаю налить? Сегодня совершенно необыкновенно вкусный чай в этом доме, аромат стоит, аж из погреба учуять можно.

— Вот сразу видно, что вы здесь не бывали давненько, у тетушки Варвары всегда такой чай, она его из травок заваривает таких же, что и все, да знает секрет, когда и как собрать их нужно, чтоб такая вкуснотища получилась.

— Да, честно говоря, и не помню, когда был здесь последний раз... я Дима, — представился наш юный герой. — А вас как зовут?

— Чаще всего Катюшей, но бывает, когда матушка сердится на меня, то Екатериной величает, дядя Сеня Катериной называет, а случается, кто и Катрин обзовет, — объяснила девушка.

— А за что же на такое милое создание можно сердиться? — удивился Дима.

— Матушка иногда недовольна, что я из дома не выхожу неделями, да и всякое бывает, повздорим из-за пустяков, а потом помиримся сразу же.

— Да, на вас долго обижаться невозможно, вы такая милая, — улыбнулся волшебник.

— А вы почем знаете, мы же совершенно незнакомы, может, я совершенно невыносима бываю.

— Невыносима — это смотря откуда выносить — если нести недалеко, то вполне возможно, вы не смотрите что я такой невысокий, зато любую царевну Несмеяну развеселить могу, вот вы уже улыбаетесь.

— Ладно, мне, пожалуй, пора, вот и тетя Варвара нитки принесла, пока вы мне тут зубы заговаривали, побегу домой, матушку порадую, — заторопилась девушка, не забыв поблагодарить тетушку.

— Ну, так будем друзьями? — вдогонку спросил Дима

— Всенепременно будем! — услышал новый житель доброй деревушки, что стоит на берегу Большой реки.

 

Наш юный волшебник легко и быстро вписался в размеренную и заранее предсказуемую деревенскую жизнь. По утрам он таскал ведрами воду из колодца, колол дрова, чистил сарай, где ютились три брата — любимые тетушкины поросята: Наф-Наф-Наф, Ниф-Ниф-Ниф и Нуф-Нуф-Нуф. Еще кормил кур, удил рыбу, помогал собирать тетушке урожай. Даже разобрался с покосившимся забором и калиткой.

 

А также починили крышу у тетушкиного дома, соорудил новую будку для сторожевой собаки, освоил езду на лошади и даже выкармливал молоком маленького котенка, оставшегося сиротой. Целый день у него проходил в заботах, а тетушка не могла нарадоваться на своего племянника, и жили они душа в душу.

 

Столько новых дел освоил Дима, а вот про основную свою профессию он никому не рассказывал. Да и надобности не было, как-то никто не рассуждал при нем о своих желаниях и, понятное дело, не просил ничего такого.

 

Вечерами Коровушкин освобождался от разных новоосвоенных дел и наслаждался деревенским умиротворением. Он любил сидеть на берегу Большой реки и считать количество проплывающих мимо пароходов: сколько их пройдет больше — слева направо или справа налево, то есть по течению или против? Нравилось ему смотреть, как снуют туда-сюда мелкие моторные лодки, как на волнах качается разный примкнувший к берегу мусор из остатков деревьев, как солнце раскрашивает воду во множество цветов, как меняются звуки и запахи с заходом солнца. И не нужно никуда бежать, прятаться за шторами, выслушивать девятьсот девяносто восьмого желателя, и выстрелов не слышно. Сиди себе, мечтай, разглядывай деревенский вечер во всей красе. Ничего чудеснее Дима себе представить уже не мог.

 

Кстати, еще кое-что радовало нашего героя. В этой провинциальной глуши он вернулся в свое естественное состояние, а именно, раздобыл у местных умельцев соломенную шляпу, к ужасу тетушки сделал на джинсах дыры, и нашел где-то рубашку в крупную зеленую с сиреневым клетку. Так он и одевался по вечерам. И особенно ему нравилось проводить их с Катюшей. Она в племяннике тетушки Варвары нашла прекрасного собеседника и друга.

 

Вдвоем они часто гуляли по окрестностям — выберут какую-нибудь тропинку и идут по ней, пока та не упрется в болото или просто не оборвется. Дима оказался очень любопытен и обожал обследовать новую местность — хлебом не корми. Катюша же, хоть и жила в этой деревне от рождения, почему-то до появления парня в соломенной шляпе не больно-то рвалась путешествовать по тропинкам, что ведут неизвестно куда.

 

Иногда волшебник брал лодку, и они с Катей отплывали от берега навстречу предзакатному солнцу, волны качали их, и неспешно лилась беседа о жизни.

— Мне порой кажется, ты где-то далеко-далеко в своих мыслях, Катюша, совсем не здесь, а вокруг ведь так красиво... Хорошо-то как у вас, тихо, спокойно, умиротворенно. Такое впечатление, что все жители имеют все, что им захочется... А может, и хочется людям что-то в зависимости от того, где они родились и выросли, как воспитаны, что их окружает. Желания, они же появляются в результате воздействия, в том числе и внешней среды, книги, фильмы, люди, события — так и формируются идеалы. Вот смотришь на вас, и создается впечатление, что вы более свободные люди, чем жители городов, независимы от государственных систем, можете себе сами жизнь обеспечить. Только вот от погоды и природы зависите.

— Ага, от природы, погоды и еще более друг от друга. Жизнь в деревне еще ярче выявляет необходимость твердого дружеского плеча рядом. Тут часто вопрос выживания стоит, вдалеке от мегаполиса и городского удобства — хозяюшка утром не встала, корову не подоила вовремя, и не будет после молочка в достатке. Или мужчина дров не заготовил, сена не накосил, и зиму уже не пережить. И одному хозяйство не потянуть. Да и дело даже не в хозяйстве, и в этом мы похожи на жителей городов: какой бы ты ни был здоровый и все умеющий сам делать, ты все равно нуждаешься в любви, а любовь это штука неподвластная полностью человеку. И может быть так, что тебе кто-то нужен, а ты ему — нет. Любишь и поэтому зависим от человека, которого любишь, хотя бы тем, что когда ему плохо, тебе тоже плохо.

Здесь, в деревне, идеал спутника жизни формируются исходя из жизненных ценностей, которые нужны для выживания и обеспечения всем необходимым потомства. Мы восхищаемся умелой игрой на скрипке, но при выборе мужа этот талант будет далеко не на первом месте. В городе иначе, там можно красивой музыкой зарабатывать на жизнь и кормить семью. У нас же и хороший танец, и широкий диапазон голоса будет лишь украшением.

Хотя идеалы идеалами, а влюбляемся мы порой все равно как звезды на небе сойдутся.

— Это точно... — вздохнул о своем Дима.
Да уж... — более горестно вздохнула Катерина.
— А я всегда считал, что любовь это и есть максимально возможная свобода. Потому как когда любишь, появляется много сил, вдохновения, возможностей творить, будто вырастают крылья, жизнь кажется волшебной, обретает смысл. Видишь новые цели и всюду находишь счастье. И зависимость от человека, которого любишь, она не в тягость, а в радость. Дух твой парит над суетностью жизни. И ты уже не то что зависим или не зависим, а просто грустишь и радуешься вместе с тем, кого любишь.

— А мне хочется другой свободы, я устала, устала ждать, надеяться и верить. Он целыми днями сидит дома и не высовывает носа. Когда мы случайно встречаемся, он меня как будто не замечает. Скажет из вежливости "привет", а иногда даже при этом и не взглянет на меня. Я уже по-разному искала подходы к нему, и наоборот делала вид, что он мне безразличен, но все безуспешно. Чтобы стать ближе к нему я прониклась его хобби и даже освоила езду на лошади, что до этого мне казалось совершенно недостижимым. Он любит лошадей, теперь я тоже люблю. Он любит пироги с брусникой, теперь я пеку лучшие пироги во всей округе. Он все время один, и поэтому я не знаю даже, с кем соревнуюсь, к чему должна стремиться, чего достичь, чтобы быть ему ближе. От этой бесконечной борьбы я устала и хочу свободы — свободы от горестных чувств, свободы от мучений, от бесплотной ревности и мокрых от слез подушек по ночам.

 

Такое откровение стало неожиданным для Димы. Но он, конечно, догадывался, что в душе девушки что-то живет неладное, ему неведомое.

 

Коровушкин привязался и проникся к ней буквально с первых минут знакомства. Вечерние прогулки все больше и больше вовлекали его в эти чувства. Хотя все это время, несмотря на дружеское тепло, Катюша была далека. Она постоянно замыкалась в себе и на открытость его души отвечала лишь добротой и благодарностью. Она нуждалась в нем, он согревал ее своей бескорыстностью и готовностью в любую минуту прийти на помощь, подставить дружеское плечо. Он угадывал ее. И благодаря этому с ним ей было легко. Она могла не договорить фразу, а он ее продолжал.

 

Он принимал ее такой, какая она есть. Ей не нужно было делать излишние реверансы, специально пользоваться каким-то уловками, чтобы понравиться. Она даже, идя на встречу с ним, забывала соорудить должную прическу, а он только умилялся. Случалось, что они слегка повздорят, но ее гнев казался ему красивым. Он совсем не умел на нее обижаться.

 

Теперь же, узнав об истинной ее печали, одним махом все иллюзии рассеялись, и стало ясно — она страдает по другому. И как бы ни было больно за себя, ее боль он чувствовал острее. Он искренне мечтал о ее счастье и готов был приложить все свои таланты, умения и силы на то, чтоб ей было хорошо. Это главное, чего ему хотелось. О своей профессии, о том, что он волшебник он никому не проронил ни слова, она, конечно, тоже не знала. А теперь, теперь он отчетливо и ясно слышит ее желание. Свободы. Он понял, чего хочет Катя. Она под этим словом подразумевает то самое ощущение, которое Дима назвал бы пустотой. Когда нет чувств, нет боли, нет желаний. Свободы, которая, возможно, не принесет ей ни капли радости. Но разве это свобода? Ему казалось, что это как раз и есть тюрьма одиночества, оковы безразличия. Да, боль уйдет, но радость не вернется. На смену боли в душе поселится бесплодная, высушенная ветрами пустыня.

 

Дать ей то, что она хочет, и увидеть ее разочарование — на это у него не хватило бы сил. Объяснить ей, что, может, ей надо пересмотреть свою точку зрения, убедить ее в чем-то — он боялся, что у него не получится. Для волшебника — желание закон. Да и упрямства ей не занимать.

 

Но с другой стороны, (он стал размышлять и искать уловки и тонкие места в своей профессии) — свобода, что такое свобода? Она хочет свободы от чувств, но каких чувств, не уточняет. Да, есть один шанс, один малюсенький шанс — подарив ей свободу, подарить и любовь.

 

Коровушкин ушел и долго не появлялся. Он стал много времени проводить в одиночестве, от встреч с Катериной отказывался и, уединяясь на реке, в лесу, в полях, в стоге сена — думал, думал, думал.

 

Он понимал, что совершив этот поступок, возможно, для себя он уже никогда не откроет путь к ее сердцу. Но, подарив ей истинное понятие свободы, он расставит все по своим местам. Точно предсказать, что из этого получится, он не мог, но рискнуть стоило. Ответственность была велика, но, по всей видимости, другого пути не существовало.

 

Ночами, листая свою книжку — инструкцию волшебника, Дима искал нужное средство, нужный прием и подход. Ошибаться нельзя.

И наконец, он решился.

 

***

Прошло около месяца. Дима все еще не спешил встретиться с Катериной. Но вскоре до него начали доходить разные слухи. Деревня место такое — долго ничего не утаишь. Рассказывали, что Катюша стала еще прекрасней, что она теперь частый гость на праздниках и вовсе не домоседка. Общительна и улыбчива. Походка у нее воздушная и над землей парящая. Что теперь, кто мимо ни пройдет, каждому слово доброе скажет, комплимент али еще что приятное. Одежку Катерина сменила, всё платья яркие да цветные надевает.

 

И вот, услышав о благополучии Катюшки, Коровушкин решил, что пришло время с ней встретиться. Да и придумывать причины, по которым отказывался ее видеть, он уже не мог. То недомогание сочинит, то тетушке срочную помощь. Да, фантазия закончилась.

 

Силуэт девушки Дима увидел издалека. Она стояла около обрыва на берегу Большой реки в лучах заката. Картина завораживала. Гордая осанка, открытое стихии и лучам солнца лицо.

При встрече Катя обняла его, и так искренне и неподдельно обрадовалась, что Дима не знал, куда девать свои чувства.

— Как твои дела? — смущенно спросил он.

— Дела замечательно, Димушка, ты пропадал где-то и ничегошеньки не знаешь обо мне. А во мне ведь такие перемены, такие перемены произошли! Поделиться с тобою хочу, а ты прячешься от меня. Может, у тебя на то причины есть? А не только выдумки про хворь?

— Да нет, нет никаких причин... я это, и вправду приболел слегка... — смущался и не знал, как выкрутиться Дима, уж очень проницательный взгляд был на него брошен. — Рассказывай, коли момент такой удобный представился, я тоже скучал по тебе и хочу узнать, как ты!

— Мы с тобою расстались тогда на реке, потом неделя, другая прошла, ты не появлялся на глаза, а я все печальна была, хандра не отпускала меня. А потом вдруг что-то случилось. В один момент у меня как крылья за спиной выросли. Такую легкость на душе я почувствовала — никогда еще со мной такого не бывало. Одним разом все обиды прошлые забылись, уверенность в себе появилась, извечное чувство вины как рукой сняло, я сама себе в зеркале такой красивой представилась, вроде все та же, а вроде и нет. Детские страхи и комплексы прошли, теперь даже мышей на сеновале не боюсь! И учительницу свою первую без дрожи и с улыбкой вспоминаю. Все такие добрые враз вокруг стали, даже соседку тетю Мотю полюбила. Мне стало не важно, кто, что подумает обо мне, не важно, кто, что скажет. Делаю я только то, что мне нравится, теперь никто не сможет меня заставить делать, то, чего не хочу. Догмы, что мне внушали в детстве, тоже куда-то испарились.

Но главное, главное — на него теперь без страха смотрю! Вроде как дрожь по телу все та же, а теперь приятная. Не пугает он больше меня своей неприступностью, смело смотрю на него. И он как будто глаза теперь не прячет, а смотрит прямо, даже заговорил несколько раз по своей инициативе. Солнышко стало более ласковое, дождик не такой мокрый, трава ароматнее. Тебя вспоминала часто, как представлю тебя, сразу тепло на душе. Ты мне даже во сне как ангел-хранитель иногда являешься. Не знаешь, почему? Тебе и крылышки за спиной идут, ты их так манерно поправляешь, когда на ветру перышки слишком распушаются.

— Какие там крылышки! Мне бы хоть с ногами да руками разобраться, порой в них путаюсь, а уж с крыльями и подавно не справился бы! — шутил Дмитрий, а сам испытывал и радость, и боль одновременно. Да, волшебство сработало и захламлявшие жизнь чувства ушли из души Катюши, остались только светлые, хорошие, и душа теперь у нее свободна и парит. Все, что ее тяготило, исчезло, и появилась настоящая свобода.

Ни страхов, ни комплексов, ни лживых социальных установок не осталось, одна первородная чистота. А любви к миру в ней только прибавилось, вся прямо светится добротой и любовью. Похоже, что и то чувство к тому, ее избраннику, стало еще сильней, но только теперь другое, смелое, не затравленное, не испуганное, а уверенное.

— Ты знаешь, Димушка, мне сегодня письмо пришло, я боюсь его распечатывать, но чувствую что от него, хоть и не подписано. Мне страшно одной читать, вот я к тебе пришла за помощью. Я отойду в сторонку, прочитаю, а ты потом если что, если в обморок упаду или в речку решусь прыгнуть, сразу меня лови! — смеялась Катя.

— Ну и шуточки у тебя! Ладно, давай читай, я, так и быть, обещаю тебя из реки выловить, если купаться задумаешь.

Катя отошла в сторонку, руки трясутся, от волнения даже конверт помяла. А Дима стоит как вкопанный, глаз отвезти от нее не может, вроде как и его судьба сейчас решится. Катерина спиной к нему, поэтому лица не видно, только по плечикам и можно что определить. Он догадывается, что там внутри — в такую красоту, какой сейчас пред людьми предстает Катюша, нельзя не влюбиться, не выдержал и ее избранник. Но не решился подойти, письмо написал.

 

Катя чуть покачнулась, Дима тут же к ней подлетел, схватил, чтобы не упала.

— Что там, что там? Тебе плохо? Катя, ты меня слышишь?

Девушка была бледна, и паренек изрядно напугался.

— Да, Димушка, слышу, спасибо тебе, все хорошо, мне уже лучше.

— Да что там он тебе такое написал, что тебе аж худо сделалось?

— Все хорошо, все хорошо, просто я так долго этого ждала и не верила, что такое может случиться, что вот, не выдержала волнения и чуть не упала, но теперь все хорошо будет, спасибо, теперь все хорошо будет — лепетала все еще слабая Катерина, но уже с румянцем на лице. — Он пишет, что хочет встретится со мной и что если... ой, даже сил нет произнести это, что если я буду согласна, то он... то он будет со мной и в радости, и в горе и будет счастлив встречать солнышко каждое утро рядом с такой прекрасной девушкой, как я...

 

Да, исполнилось настоящее заветное желание влюбленной девушки. Он, по кому страдало ее сердечко, ответил на ее светлое чувство. На него никакие чары волшебные не направлялись, лишь те, что Катерина излучает.

 

"Ну что, — думал юный волшебник, — сработало, волшебство удалось, все получилось... Пора мне в путь дорогу... идти дальше, быть может меня где-то ждут, и где-то я нужен..."

 

Завершив дела, что обещал тетушке, уже через несколько дней Дима шагал по дороге с узелком на плече, в котором кроме обычных чудесных принадлежностей уютно устроились бутерброды с мясом и зеленью, да чай с мятой в термосе, заботливо приготовленные тетушкой Варварой. Солнышко ласково улыбалось путнику, деревья в такт качали кронами, ботинки поднимали пыль. Коровушкин улыбался сам себе, махал рукой пролетающим мимо самолетам и напевал вслух песенку:

 

И каждый час, и каждую минуту

О чьих-то судьбах вечная забота.

Кусочек сердца отдавать кому-то —

Такая, брат, у нас с тобой работа...³

 

***

А где-то далеко в это же время, по всему свету разошедшиеся волшебники исполняли разные желания, десятки и тысячи желаний.

 

...И наступала эпоха перемен. И создавалось много нового. И некоторые невежественные люди с черными целями, видя действительность искаженной, стремились уничтожить то, чего они не могли понять. А также то, что, как они думали, способно принести им вред. Они не хотели, чтобы люди вокруг становились счастливыми и независимыми. И шла борьба...

 

Да... наворотили делов — ничего не скажешь! И все же наш Коровушкин — молодец! Не согласился, не закрыл глаза, а решил действовать в соответствии со своей совестью, со своим предоставлением о том, каким должен быть волшебник, и какие изменения он должен вносить в общество. Стремился к совершенству! Боролся со злом, и к черту общественное мнение и чьи-то глупые советы!

 

Правда, ему предстоит еще долгий путь, как и его прозревшим собратьям. И много будет терний и опасных приключений. Ведь чем больше хороших изменений ты создаешь, тем более заметным становишься, и те, кому счастье других — поперек горла, кто стремится оставить все плохое как есть, те, кто когда-то давным-давно забыл о том, кто он на самом деле, и принял роль черных королей и их приспешников, не зная, к чему приведет такая игра, начинают теперь вопить, клеветать на тебя и нападать. Так что не все дойдут до конца. И очень может быть, что то, что случалось до этого времени, покажется всего лишь сиреневыми цветочками на зеленом лугу в теплый июньский денек. На кон поставлено все. Так что, будет ли еще и луг, и денек — большой вопрос. Но сидеть тихо и ничего не делать — прямая дорога в ад при жизни.

 

А нам так хочется верить в лучшее!

 

— Эй, погоди, погоди! Стой! Это что, конец что ли? А меня ты спросил? Ты же самое главное так и не рассказал! У меня же еще столько впереди всяких приключений... Да там... мне и представить страшно, что там... а может, и ладно, не пойдем дальше? ...Да как же не идти, если ступил на путь волшебника — обратной дороги нет. Слушай, а где же моя девушка? Ты же мне обещал! Я когда Катерину встретил, думал — вот она, моя судьба! А ты что устроил, а?

— Экий ты странный! "Тут помню — тут не помню". Иногда рассуждаешь так, будто уже все прожил, и я с твоих слов твои воспоминания тут записываю. А иногда тебя послушать — так выходит, что я же сам и выдумываю, что с тобой дальше будет, ну, и все потом так и происходит... ты уж определись. А девушка... будет тебе девушка. Ты ее, кстати, уже знаешь.

— Да?! Вот здорово! А кто же она?

— А все тебе скажи... ты мне лучше вот свои впечатления от волшебничанья хоть парой фраз опиши, интересно же!

— Ну... вот бредешь ты по улице, прохожие смотрят на тебя, кто-то улыбается, кто-то хмурится, кто-то отворачивается, а тебе так хочется остановиться и сказать: "Привет, смотри, какая сегодня хорошая погодка! А ты забыл с утра взглянуть на себя в зеркало и увидеть там, в отражении, маленького волшебника, живешь в ожидании чуда, а оно вот прям тут, в тебе и вокруг!"

И когда ты знаешь, что можешь эту жизнь сделать намного лучше, добрее и еще красивее — это удивительное ощущение. И такой весь счастливый-счастливый... Вот что значит — настоящее волшебство! Да...

— Так тебе все-таки нравится быть волшебником, несмотря на все сложности?

— Конечно, еще бы... ты тоже, кстати, можешь попробовать!

— А что же для этого нужно?

— Помогать другим. Больше ничего.

 

 

Продолжение следует...

 

 

 

Москва — Петербург 2013

 

 

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/