Недавняя запись:
«Когда захожу в этот супермаркет, то никак не могу привыкнуть к тому, что он - явь, а не сказка. И длинной эта «сказка» аж метров в сто пятьдесят. А продуктов!.. Как в Греции: «всё есть!», - был когда-то шлягер с такими словами.
Ах, если бы наши предки хотя бы одним глазком!.. да на всё это!»
А теперь пролистаю свои записки «В Перестройке», чтобы из них составить дайджест на тему: а какими были «супермаркеты» с начала девяностых и до двухтысячного? И делаю это для того, чтобы вспомнили те, кто прошёл через них, и узнали молодые.
В магазинах подчищают последние «шмотки», даже носки с полок исчезли, ввели талоны на сахар и даже на стиральные порошки.
Сижу в холле с моим любимым телеоператором Сашей Федоровым и читаю ему отрывок из статьи Нуйкина: «Пора бы наших «благодетелей» поткать носом, как поганых кошек, в дерьмо: прошло уже семьдесят лет после революции, а они еще элементарно не накормили народ. На полках в основном полу гнилая картошка да минтай в банках…»
- И самое обидное, - вдруг грустно говорит Сашка, - что мы с тобой заворачиваем их брехню в красивые фантики и выдаём зрителям.
Ох, как же он, - до боли! - прав.
Мой сон.
На пустынном пляже - только мы с сыном. Хорошо!.. Но вдруг бегут какие-то ребята… их много, и вот уже они возле Глеба… и окружают его, толкают, виснут на нем. Что делать? И начинаю кричать: по-мо-ги-те!
А сегодня - опять: что снилось?.. не помню, но кричалось трудно, надрывно.
«Синдром страха» - говорят психиатры.
Да как же ему не быть, если каждый раз в магазине удивляешься: смотрите-ка, еще макароны есть!.. ой, и копченую ставриду выбросили! А из головы не идёт: а вдруг и эта тонкая ниточка оборвется?
Вчера мне повезло: моя коллега, у которой мать подруги работает продавцом в магазине, который снабжает обкомовских работников продуктами, предложила мне взять её килограмм колбасы, которым нас осчастливили на работе, так что сегодня ездила я в Карачев, отвозила этот нечаянный подарок судьбы маме и Виктору, а заодно привезла вот такой рассказик мамы, только что записанный:
«Захотелося мне раз побывать там, где раньше мы жили. Привёз меня Витька на мотороллере, и сразу узнала то место: тут-то наши огороды были, год картошку на них сажали, год рожь сеяли. И рожь родила - серпа не подсунешь, а картошку выращивали - с лапоть. Ну, правда, и теперь что-то посеяно, и вымётываться уже стало, а что?.. Рожь ли, ячмень, пшеница? Колосок во-о такой-то. Стала я и обмерла: ми-илая ты моя земелька! Да что ж с тобой только сделали? Во что ж тебя превратили? Песок один… И вот теперь скажи мне: это ж какой хозяин должен прийти на эту землю, чтоб она опять родить начала?
Помню, когда в колхозы-то сгоняли… сгоняли и кричали: «Сохи эти? Закиньте их, сожгите! Мы трактора вам пригоним, мы пригоним машины, всё будете машинами делать, и жать, и косить.» Ну и правда, и жнуть и косють машинами, а за хлебом в Америку да Канаду ездють. А это смех один, чтоб Россия!.. по хлеб кто его знаить куда ездила! Да если б предки мои узнали об этом, разве б поверили? «Ты что? – дед сказал бы. - С ума сошла? Такое-то раздолье у нас, а за моря, за леса ездить хлеб покупать?» Нет, не поверил бы! Ни за что не поверил! А приходится. И дело к тому подошло, что дальше и некуда. И мужикам лихо с этим государством, и государству с такими работничками. Они ж в колхозах этих вроде бы и работають, а в голове одно держуть: «Да пропади всё пропадом! Раз государство к нам так, то и мы». Сгори всё, подохни, посохни… Ну, можить у кого и поболить душа, но… Но что поделаешь? Ничего, моя милая, не поделаешь. Так что ж ты хочешь? Что б изобилие у нас было?»
Консервировала про запас двух цыплят, которых на работе «дали» нам к Новому году, и чувствовала себя почти счастливой. Потом села у телевизора посмотреть «Голландский дневник» Молчанова, а там, в Голландии… Города, как парки, прилавки ломятся от всякой всячины!
Господи, за что? За что же мы такие убогие и униженные!?
В конце фильма показывали праздник цветов, но я уже ничего не видела.
От слез.
Снег растаял, потом подморозило и по тротуарам завьюжила пыль. А ведь Новый год! Снежку бы с лёгким морозцем, но…
На книжный шкаф дети подвесили еловую ветку с несколькими шарами, притрусили конфетти. Скромненько, но красиво получилось. Скоро будем пить сухое вино, провожая Старый, потом - шампанское, встречая Новый.
Вот ведь как получается: магазины пусты, а на столе!.. Но буквально о каждом провианте можно рассказ писать, как он попал к нам. Ну, к примеру, свиной рулет - из деревни, и привез нам его Лёша, наш деревенский знакомый, который заходит, чтобы просто отвести душу, - Платон писал о нём, как и о Саше, защищая от произвола парт аппаратчиков их попытки фермерствовать.
Теперь - о сухой колбаске. Её мне на работе дали… В нашем социалистическом обществе как-то укоренилось: в магазинах или дают, или выбросили, а вот в спец. распределителях выдают. Но отвлеклась я… Так вот, сухую колбаску корреспондент Редькова где-то выбила (тоже термин «зрелого социализма») для Комитета, и потом еще слушок прошел, что погрела, мол, она ручки на этой колбаске, недовешивая всем по пятнадцать грамм.
Красную рыбку, - названия её так и не припомнили, ибо не «встречались» - недавно дочке уступила подруга, с Севера той прислали, и сын повесил эту рыбину на кухне для провяливания, но две недели, что она там болталась, всё ходил и отщипывал, так что к Новому году красная доплыла не вся.
Горошек, зелеными точками выглядывающий из салата, приехал когда-то из Москвы, и он - добыча сына… привез его, когда всем классом возили их туда на экскурсию.
А вот с майонезом месяц назад повезло мужу, - шел мимо магазина, а тут дают!.. так что сейчас можно было бы отметить годовщину того счастливого события.
Ну, а что касается десертов... Сгущенное молоко для торта ждало своего часа с того самого дня, когда летом дочка привезла его из Киева… правда, четыре банки дети вылизали тогда же, переругиваясь, кто, мол, больше… но одна все же уцелела, благодаря моей бдительности; за шоколадом дочка «давилась» целый час в их заводском буфете, да еще со скандалами, когда пробежал слушок, что, мол, «не всем хватит»; конфеты «Птичье молоко» дали на работе мне... коробочка в двести грамм, двадцать четыре штуки...
- Почему уже двадцать три? Кто одну увел?
- Нет, не я... - хитровато улыбнулась дочка. - Глеб, наверное...
Ну ладно, промолчу, Новый год все ж на носу!
Да! Еще о винах... О, вино, опять же дочка привезла еще осенью, когда ездила в столицу искать себе сапоги к зиме… и аж шесть бутылок, поэтому Платон встречал ее в семь утра. А вот венгерское шампанское... Как-то осенью за дочкой заехали в собственной машине новоявленные парни-кооперативщики, пригласили с подругой в ресторанчик и там-то преподнесли ей это шампанское.
Вот такие, совсем не праздничные истории - о нашем праздничном столе.
О селедке «под шубой» забыла! Но у нее особой истории нет: как-то, недели две назад этих представителей фауны выбросили в военторговском магазине, а я как раз и проходила мимо; «шубу» для нее «сшила» из бураков и морковки, что продаются в овощном… да нет, морковка как раз была там сморщенная и мелкая, поэтому пришлось сбегать на базар и купить у бабульки… еще подумалось, глядя на неё: «Наверное, отобрала в магазине ту, что получше, и перепродает, старая». Ну, да ладно, иногда и покупаю вот у таких, жалеючи, - руки трясутся, глаза умоляют.
А сегодня пошел снег. Тихий, густой, - праздничный и обещающий.
Еду на работу.
За окном троллейбуса слякотно, грязно, а я читаю... И как же удивительно хорош этот мой маленький мирок! Странные, но драгоценные мгновения.
А на работе… Проносится слух по коридорам: масло дают!
Иду, занимаю очередь.
- Ты почему чужое масло берешь? - подходит, усмехаясь, телеоператор Женя Сорочкин.
- Как это? – не схватываю сразу смысла его ухмылки.
- А так... Его доставали для журналистов и давали им по полкило, а постановочной группе – только оставшееся, по двести.
Возмущаюсь. Подхожу к профгруппоргу:
- Как же так?..
- Да видишь ли, - мнется та: - Танька Редькова выбила только для них, а постановочной - если останется...
«И тошно ей стало...»
Стали пропадать и макароны, а теперь разметают соль.
Еду в «Военторг», - там иногда кое что выбрасывают. И повезло! Как раз начинают давать пшено, рис и у прилавка быстро выстраивается очередь. Подхожу, занимаю.
- Отпускают только по два килограмма и что-то одно, - оборачивается женщина, стоящая впереди.
Елки-палки, а как же взять и то, и другое?
- А если мне и пшено, и рис нужны? - спрашиваю у «знающей».
Она пожимает плечами, но все же советует:
- А вы попросите кого-нибудь, кто ничего не берет, что б взяли, - и смотрит на меня, словно изучая, а потом предлагает: - Давайте я возьму. Сама-то я только соли хочу взять, но ее тоже по килограмму дают. – Я, конечно, соглашаюсь, а она снова взглядывает: - А Вы соль берете? - Нет, я не беру. - Ну, тогда мне возьмите.
Вот и хорошо: «договор подписан, соглашение заключено», стоим тихо, мирно, но тут к прилавку протискивается слепая, чтобы взять без очереди. Моя компаньонка начинает ворчать на нее, а та, ничего не отвечая, продолжает протискиваться, и тогда «моя» рявкает:
- Куда лезешь? Стоять надо, как все! - Слепая приостанавливается, но не отходит, а «моя» уже упирается рукой в ее плечо, слегка толкает: - Нет, не пройдешь! Только после меня!
Говорю в затылок «моей»: слепая, мол, имеет право, инвалид же... но она, кажется, не слышит и уже отдает чеки продавщице, сует все кульки в сумку. А как же мое пшено? Ведь унесет, непременно унесет! И впрямь: женщина уже отходит от прилавка, продолжая наскакивать на слепую, и вот уже - у порога… с моим пшеном. Да ладно, хрен с ним, у такой и брать стыдно. Но всё же догоняю:
- Женщина, - и улыбаюсь, как ни в чем не бывало, - а как же моя крупа?
Она оглядывается, смотрит на меня секунду-другую с не угасшей инерцией злобы, но все же наклоняется, молча вынимает кулек из сумки, сует мне… я ей - соль.
Иду домой и думаю: ах, Боже ты мой, что ж с нами сделали, если за какой-то килограмм пшена люди утрачивают сострадание? Ведь молчала же очередь, молчала, когда отталкивали слепую! Да и я хороша! Взяла же пшено у нее… у обидчицы.
После обращения народных депутатов России к народу, - «Хранить спокойствие в эти трудные, переходные дни к рынку» - с прилавков исчезли не только сигареты и табак, но и яички - наше спасение, и ходят слухи, что их, мол, в Москву отвозят, - а на базаре цены на мясо поползли вверх и теперь я покупаю там тушки нутрий. Мясо-то их вкусное, но Платон привередничает:
- Их же для меха выращивают!
- Ну и что? – ворчу. – У коров тоже почти мех, а едят же.
Нет, он - своё… А мама, между прочим, не нарадуется, когда привожу котлеты из этого «мехового» зверька в Карачев: «Хоть котлеток вволю наемся».
Но, как ни странно, появились печенья, вафли, тортики и теперь приезжие из других
Областей, даже завидуют: «У-у, живете, как у Христа за пазухой!» Хорошо-то оно хорошо, но вот за бельем очереди «до смертоубийства», даже носков нет! И в чем мои мужики ходить будут? Пока вечерами ставлю латки из тех, что совсем износились, на те, что еще как-то можно реанимировать.
Ехала в Карачев, читала журнал «Новый мир» и наткнулась вот на такую фразу Фейербаха: «Свобода от голода хотя и является самой низменной, но вместе с тем и самой первой, самой необходимой свободой».
А когда пришла к маме… Сидит возле нашего дома на лавочке молодая женщина с ребенком и протягивает маме талоны на мясопродукты, сахар, водку, конфеты, сигареты, летние туфли, зимнюю обувь, ночную рубашку и панталоны.
- Получите… - И улыбается грустно: - Только все равно ничего этого в магазинах нет.
- Ну, малыш, - наклонилась я к ее сынишке, - запоминай, как при социализме разносил талоны. Вырастишь большим, - вспоминать будешь.
А женщина покачала головой:
- Запомнит... если выживем.
Два дня шло сражение на сессии Верховного Совета между теми, кто «за» передачу земли крестьянам и теми, кто «против», а вчера выступал журналист Чередниченко:
- Стыдно, больно до слез видеть молодую женщину Ярославну из Ярославля, у которой остались одни глаза, потому что ей, как беременной, полагается по талонам только полкило манной крупы в месяц. До чего большевики довели Россию!
А между тем по телевизору показывают склады, забитые продуктами и дефицитными товарами, – партийная мафия придерживает всё это, чтобы, снова захватив власть, на какое-то время умилостивить народ, который все больше жаждет крепкой руки.
А в Европе собирают и шлют нам гуманитарную помощь, - ведь у России нет денег, чтобы хотя бы хлеба купить! - но помощь эта «зависает» на границах. Иностранцы знают об этом, как знают и о том, что если помощь эта и прорвется, то до народа все равно не дойдет, - осядет в «верхних эшелонах власти», - поэтому собираются создать свои комиссии, которые следили бы «за доставкой помощи в первые руки».
Накануне «нашего светлого праздника Октября» давали нам в Комитете продукты и вино, а я как раз была в командировке, и когда вернулась, сказали, что, мол, ваши продукты и вино взяла себе Сергеева, член профкома. Ну, что, попробовать вернуть? Да еще и интересно: что ответит она, моя протеже? Ведь когда-то предложила ей, машинистке, перейти к нам в ассистенты. И звоню: Ирина, так, мол и так, хотя бы вино мне… а она как понесла!.. Ну, я и повесила трубку, - противно. Но минут через десять звонит: приходите, мол. Нет, не пойду, - как это вино после такого и пить-то?
А на следующий день давали конфеты, но всем этим заправляла уже не Сергеева, а журналистка Татьяна Редькова. Нет, не пошла и за конфетами, потому что… Моя робкая ассистентка только что пожаловалась:
- Захожу в их кабинет, а они сидят и едят шпроты. «Хотя бы нам по баночке к празднику дали» - говорю, а Танька: «Это мы к банкету достали!» «Но сами-то вы сейчас едите!» «Ну и что, - опять она, - ведь всё это выколачивали у начальников мы!»
- Не огорчайтесь, Наташа, - попробовала утешить свою помощницу, - пусть себе едят. Думаю, что торжество вот таких… скоро кончится, во всяком случае, будем надеяться.
Третий день на улице дождь со снегом. Холодно, слякотно. Очень хочется в парилку, чтобы отогреться, пропахнуть березовым веничком.
В предбаннике почти пусто, только на соседних лавочках неторопливо одеваются несколько женщин и одна из них вздыхает, негромко и протяжно охает: вот, мол, цены снова подпрыгнули, а купить все равно нечего.
- Это нам таким-то нечего, - отвечает та, что помоложе, - а некоторые...
Слышу и еще голоса: да, покупают некоторые!.. и не только покупают, но и накупают.
- Где? Да на базах, - слышу голос: - Вон, соседка рассказывала: одна ее знакомая сняла с книжки восемь тысяч, поехала на базу и целую машину продуктов импортных привезла, банками всю квартиру забила!
И другой голос:
- В газете-то писали... Директор сталь завода награбил себе всего: и машину, и квартиры родственникам, и дачу вон какую отгрохал! За границу ездил, привез оттуда машину «Рафик» вроде как для завода, а теперь на этом «Рафике» отходы из заводской столовой возит и там, на даче, свиней откармливает, продает.
Сидят усталые, износившиеся в работе женщины, вспоминают, делятся слухами...
А за окном сечет и сечет мелкий дождик со снегом.
А в предбаннике тихо, чисто, влажно-тепло и чуть слышно, как по цементному полу плещется вода.
А когда иду домой, мое тихое после банное блаженство смешивается с тревогой подслушанной беседы, но все же размывается, смягчается и этим мокрым снегом, и неторопливостью утра.
Прихожу домой, ложусь на диван. Напротив, на стене - плакатный портрет итальянского актера Микеле Плачидо... то бишь, капитана Катаньо. Несколько лет назад мы смотрели этот итальянский сериал по телевизору и сейчас… Вот он, умный, красивый, сильный!.. а не победил же свою мафию! Помню, как в последней серии «Спрута» сидел, прислонившись к стене, прошитый автоматными очередями, и остывающими глазами смотрел на меня.
Нет, не победил он итальянскую мафию.
Ах, Катаньо, Катаньо, а что ж нам-то делать... со своей.
Самое сильное чувство во мне – страх. Боюсь, что вот-вот начнется голод, потому что с прилавков вослед за яичками исчезли даже плавленые сырки и раздали талоны на продукты. На грубой оберточной бумаге крупненько так отпечатаны месяцы: справа темно-синий январь, левее серый февраль и рядом весенний светло-зеленый март, и месячная норма на человека такова: масла растительного пол литра; 1 кг. мяса или 800 грамм колбасы (какой выбор!); сахара 1 кг.; крупы 1; макаронов 500 грамм; масла сливочного 30, а еще табачных - изделий, спичек 5 коробков, бутылку водки.
Веселись, народ, если повезет всё это увидеть в магазинах!.. Когда подходит очередь, продавцы ножницами вырезают наименования выданных продуктов, а корешки расфасовывают по полулитровым банкам, обвязывая их марлечкой… как будто на анализ берут.
Но оставлено в талонах место и для продуктов, которые... может быть!.. впишут, - радостная перспектива, так сказать, - но вот уже 22, а «мясопродуктов» в своем магазине я еще и в глаза не видела, спичек, риса - тоже. Но удалось схватить сигареты… хоть и не курю, но выменяю на что-нибудь.
Спросила у мамы: что знает о голоде начала тридцатых годов? И рассказала:
«А знаю о нем только вот что… Тогда мы жили в Боровке и у начальника в прислугах соседка наша была, вот она-то и говорила, что присылаить ей раз племянник письмо: «Тетушка, пришли ты нам, пожалуйста, хоть шулупаечек!» Вот и насбирала она кой-чего, и поехала, а потом рассказывала: идеть по деревне и ни-икого нетути! Пустая деревня. Пришла к своим, а у них соседки сидять, да как схватили её узлы, как начали их трепать! Смотрить, а глаза-то у них, как ненормальные всеодно! И порасташшыли всё, что привезла. Племянник уже помер... не дождался, пошла к знакомым, а у них тоже двое детей померло, так что ж они? Мальчонку разрубили на части и едять. Людоедство началося…
И осталася у нее в живых только одна племянница, её-то и увезла оттудова, а когда ехали они мимо одной станции, так возле нее в буртах свёкла сахарная лежала, и была уже гнилая, но люди всеодно в ней копалися, таскали эту свеклу и ели. Во, какой голод был».
Иногда вижу такое: в соседнем кабинете сидит моя ассистентка Ильинкова, мать которой работает в продуктовом магазине для партийных начальников, а перед ней на столе - расковырянные банки с тушенкой, сгущенным молоком, пахнет апельсинами, кофе… С близкой подругой наестся она этих, недоступных для смертных, продуктов, напьётся кофе и потом оставит недоеденное на столе для тех, кто зайдёт и доест.
И заходят, доедают!
А перед праздниками привозит и вина разные, - шушуканья тогда радостного по коридорам при распределении меж избранных!.. Но я в их «список» не попадаю, ибо не любит меня Ильенкова за то, что не хожу доедать того, что приносит с «барского стола».
23 февраля премьер министр Павлов вдруг объявил: за три дня население должно обменять пятидесятирублевые и сотенные купюры! А делается это, мол, для того, «чтобы накрыть теневую экономику». И понесли директора магазинов в банки огромные суммы, причем обменивали миллионами! Чем торговали-то? Ведь магазины почти пусты!
Карачев. Часа в два легла немного вздремнуть, а проснулась от дыма, - плавает по хате синим облаком. Встала, открыла дверь в коридор.
- Это сухарь подгорел, - мама топчет навстречу: - Здесь-то, на кухне, и дыма нет, а вот в зал понашел...
- Зачем ты их сушишь? - спрашиваю.
- Да это для кур, - лукавит.
Но знаю: не для кур, а запасается, и Виктор как-то рассказывал, смеясь:
- Маманя совсем меня замучила, всё сухари сушит и сушит! Как только привезу лишнюю буханку хлеба из Брянска, порежет ее и - на печку.
Вот, значит, и сейчас... Переворачивает сухари на сковороде и слышу:
- Заведем летом кур побольше, вот и буду с ними без горя.
Нет, не уговариваю не делать этого, - пусть сушит! - только горько мне: всю-то жизнь прожила она под страхом голода! Поэтому и ходит за мной, когда приезжаю: «Ну, съешь кашки, супчику, всё-ё думаю, что ты… И уедешь уже, а мне все кажется, что поехала голодная, вот и страдаю вослед».
- Да не за себя я боюся, а за внуков, - стоит сейчас возле железной печки, опираясь на палку. - Тогда-то, в тридцатых годах, когда голод был, безработица... Сколько ж голодных скиталося! Помню, выхожу как-то утром на улицу, а соседи окружили крыльцо, что напротив, и рассматривають что-то. Подхожу, а на нем паренек ляжить мертвый... Ка-ак раз, как наш Глебушка, ну вылитый Глеб… - замолкает, и губы её начинают подергиваться. Но справляется с собой и продолжает: - Вот и думаю теперича: да ладно, насушу, пока хоть в Брянске хлебца достать можно. Если сохранить нас Господь и не пошлёть голода, то куры поклюють.
Подходит к печке, переворачивает, перекладывает с места на место сухарики, - не подгорели б опять.
Повезло! Хоть и отстояла длиннющую очередь, но теперь мы с подсолнечным маслом, которого полагается нам в квартал по пятьсот грамм на душу. Кстати, на базаре оно в три раза дороже, но я все же купила бутылку, чтобы попробовать настоящего, свеженького.
Вкуснятина-а!
В «Комсомольской правде» рисунки: Горбачев стоит перед пустыми прилавками магазина, а на них только - серп и молот. Или такой: бежит голый мужик и, воздев руки, кричит: «Свободен!», а за ним летят атрибуты социализма: опять же - серп и молот.
И подобных рисунков много в центральных газетах.
По телевизору решили нас повеселить, - показывают американское «Мапет-шоу». Мелькают забавные мордашки, потешаются друг над другом, смеются, а я смотрю на них и думаю: как же все это нам чуждо!
А еще чаще и чаще видим на экране другие страны, народы, и снова, глядя на «те» лица грущу: вот здоровые, умеющие работать и радоваться жизни люди! И завидую им, и хочу подражать, но не получается, - то, через что прошли мы, и то, в чем живем, сделало наши души больными. И больными неизлечимо.
Но да ладно, мы – почти прошлое, а вот дети наши?
Господи, помоги им!
Прилавки в магазинах совсем пусты. Правда, есть еще зеленые консервированные помидоры, щи в банках и только турецкий чай. Почему турецкий? А потому, что в газете промелькнула информация, что он отравлен… и, значит, можно выбросить его народу, - китайский-то и цейлонский наши благодетели сами разопьют. Но зато появились дорогие торты, лимонад, а через два дня заживем еще и по новым ценам, так что… Отстояв длиннющую очередь за хлебом, купив дорогой торт и попивая турецкий чай, будем ждать: а что они нам принесут, новые-то цены?
Вчера снова выступал по радио Ельцин с пояснениями: все желающие имеют право получить землю, и обязательно до пятнадцатого апреля, чтобы успели что-то посадить; сколько соток можно давать каждому, а если, мол, партократия будет препятствовать, то с ними будут разбираться по закону.
Удивительно такое слышать и радостно, - значит, не только у обкомовских работников будут участки земли, но и у нас!
Итак, сегодня 9 апреля, а, значит, новые цены.
«Всё по новому, да по новому, а когда же по-хорошему»? (Народная поговорка).
Иду в магазин. Ура! Появились кое-какие продукты, но цены!.. Подскочили аж в два-три раза!
Ну, что ж, будем утешаться: но ведь появились же!
Подтвердил и Горбачев постановление российского парламента о наделении желающих землей, и сегодня Платон ходил в Горисполком бороться за то, чтобы землю давали всем горожанам и поближе к Городу.
Ура! Мы – землевладельцы. Мне, как ветерану труда, дали аж пять соток!
День хотя и пасмурный, но тихий, теплый и мы идём с детьми к своему клочку земли.
Как же отрадно видеть и эту даль с перелесками, и рощу, что напротив, и дачников, копающихся в земле… Ну, вот и он, мой двести тридцать четвертый. Подошли, остановились… и даже дети стояли возле и улыбались. Правда, вскорости ушли домой, а мы с Платоном до самого вечера сажали картошку, фасоль и мой митингующий демократ с какой-то удивительной охотой копал, скородил, размечал грядки, а потом сидели мы на траве, ели бутерброды с яичницей, пили чай из термоса...
А рядом, через дорогу, свежо и ярко зеленела березовая рощица и в небе пел-заливался жаворонок. Хорошо-то как было!
Когда шли домой вдоль озимых, любовались уже цветущей земляникой, слушали соловья, а за рощицей садилось солнце, белые стволы берёз светились перламутром и Платон вдруг изрек:
- Какой хороший день мы сегодня прожили! У меня такое ощущение, словно отличную статью написал.
А может, и не будет голода? В магазинах-то появились печенья в пачках, копченая мойва, молоко, сметана, замелькали плавленые сырки, да и конфеты есть «в свободной продаже», правда только сосульные, но все ж… И похож весь этот «набор продуктов питания» на передачки, которые обычно носят в больницы.
А, впрочем, ведь и мы теперь - под «шоковой терапией», как пишут в газетах.
Засадили мы наш клочок земли всем, чем успели, а раз засадили, надо поливать.
Вот и ходит теперь Платон за водой по красивому березовому логу к поселку и за двадцать минут приносит два ведра. А сегодня, когда только подошли к участку, вдруг налетела тучка и пошел дождь. Да сильный, косой! Выхватила из рюкзака клеёнку, натянули на спины, присели на межу.
Гнулись на ветру березки, дождь косил ярко-зеленый пырей, отмывались под сверкающим струями наши красивые дали, а я, любуясь ими, почти пела:
Жить недолго молодым, скоро срок догонит,
Неразменным золотым покачусь в ладони.
Потемнят меня ветра, дождиком окатит,
А она... щедра, щедра! Надолго ли хватит?
Потом снова всё засверкало под солнцем и я ходила босиком по дороге, вычерпывала из луж воду, сливала в бачок, а когда чуть подсохло, высаживали с Платоном во влажную землю фасоль, рыхлили землю под яблонькой…
А над нами пели-заливались жаворонки, и от их звеняще-радостных трелей как же было благостно на душе!
Пресса и телевидение опять пугают: голод… обязательно зимой будет голод!
Ведь снова исчезли плавленые сырки, рыба и вместо нее – одна морская капуста в банках, а водку выдают только по спискам и процедуру надо пройти такую: приходишь в магазин, регистрируешь свой талон, потом продавщицы выискивают твою фамилию в списке, ты расписываешься и только после этого идешь, получаешь.
Но до сих пор я еще не отоварилась ею, а она – «жидкая валюта». К примеру: навоз на огород мужик привез нам за две бутылки, перевезти картошку с участка до дома будет стоить одну. А на рынке эта «валюта» стоит в три раза дороже, так что надо почаще забегать в магазин, чтобы «ухватить» ее.
Купила шесть пластмассовых канистриков по два с половиной литра каждый, а они очень хорошо втискиваются в наш большой рюкзак, и теперь, когда нужно что-либо полить, идем с ними, по пути в ручье набираем воды и по логу, через березнячёк, спешим к нашему участку.
Вчера было жарища до самого вечера, но когда жара спала, как же не хотелось уходить! Упросила Платона еще раз сходить за водой, а сама с соседнего луга поднатаскала сена, настелила его в центре участка, а потом лежала и смотрела на белёсые облака...
Может, счастье в том и есть, чтобы выращивать картошку и иногда вот так лежать на сене и любоваться облаками?
Уже выкатывалась полная луна, когда по полевой дороге, по теплой земле, босиком, шли через ложок меж березок, а они в закатном солнце были такими объемными, перламутровыми! Потом из ручья Платон черпал воду чистую, прохладную, мы топтались в траве, отмывая ею ноги, и уже затемно, в наползающем из низины тумане, под огромной жёлтой луной, входили в заброшенный сад, через деревья которого мелькали огни троллейбусов.
Утешались: наконец-то в магазинах-то появились костюмы, пальто, брюки! Ан, нет: снова на витринах только сумочки из клеенки, дешевая бижутерия, расчески и прочая мелочь, а из ювелирного исчезают украшения даже из полудрагоценных камней и это значит: люди вкладывают деньги, напуганные, - в который раз! – тем, что «отпускают, размораживают цены».
Стало хуже и с продуктами, появились объявления о нормах отпуска. Роятся люди и у булочных, потому что «в руки дают» только по буханке хлеба да по два рожка, а в Карачеве уже недели три хлеб привозят к готовой очереди, как в послевоенные годы.
Поддалась и я панике: запаслась подсолнечным маслом - аж пять литров купила на базаре! - и тремя килограммами сала.
Надолго ли хватит?
Вчера утром было пасмурно, холодно, а тут еще и дождь заморосил… Но когда пришли на участок, перестал. Начали копать картошку. Потом задул ветерок, солнышко засверкало и так здорово работалось! Так что привезли мы нашу родненькую домой на «Рафике», с шиком, за бутылку водки, и сегодня весь день сушили во дворе.
Сушили и радовались: своя картошечка-то!.. не помрём с голоду!
По прежнему мороженую мойву расхватывают в очередь, стремительно растут цены на базаре и от этого становится страшно: а что же будет после Нового года, когда совсем «разморозят» цены? Утешаю себя: ладно, пусть отпускают, им виднее, но…
Но сожрут ли размороженные и мойву?
Высказала свои страхи Платону, а он заверил:
- Не сожрут. Появятся продукты, непременно появятся.
И откуда такая уверенность? Но дай-то Бог!
Накануне Нового года всё кружил и кружил снежок, к вечеру подморозило.
Со двора Платон принёс несколько еловых веток, дочка поставила их в напольную вазу, повесила игрушки и получилось даже красиво. Теперь дети накрывают на стол, а я сижу в уголке дивана, пишу эти строки и мне не хочется даже пошевелиться! - устала от хлопотни на кухне, но… И все же как здорово, что за полтора месяца до Нового года удалось-таки кое-чего натаскать, - даже перед голодной Россией неудобно! Вчера-то захожу в магазин, а на прилавках - ни-фи-га! Совсем пусто, только, - для смеха что ли? - на одном лежат пачки сухой горчицы, еще какие-то приправы да мороженое фруктовое, - на десерт?
Ближе к полуночи выпили за прошедший год, встретили Новый. Наш старенький телевизор работал хорошо и шел совсем неплохой концерт.
Ну, что еще человеку надо?
Да и утро вспыхнуло за окном с чистым, еще не истоптанным снежком. Долго бродила по деревенским улочкам Макаронки с нашим черным котом Найсом за пазухой.
«Жизнь прекрасна!» Кажется, так называется итальянский о-отличный фильм.
Итак, первое января.
Иду в магазин: как, что там с размороженными и отпущенными?
Ба-а, даже колбаса появилась! Но цена!.. От радости что ль взбесилась, отпущенная-то? Как раньше писали в газетах: «с таким же периодом прошлого года...» творог подскочил… («кость на кость, кость долой…») в 33 раза, сыр колбасный - в 26, сырки плавленые (любимая закуска «на троих») - в 20… придется теперь тройкам закусывать рукавами курток.
- И цены теперь свободные, и покупатели, - шутит за прилавком продавщица: - Подошел, посмотрел и-и свободен.
А что в хлебном? Так-так, хлеб подорожал втрое, булки - впятеро. Какой-то мужик покупает бублик, сует в сумку, смеется. Еще б не смеяться! Только юмор и может теперь спасти при виде таких цен!
А как овощи?.. Слава богу, на морковку, свеклу и картошку цены прежние. Правда, кроме них больше ничего и нет, но зато есть портвейн в трехлитровых банках.
Веселись народ!
Вечером Платон пришел, отдал свой гонорар за полмесяца… и по нормам газеты совсем даже неплохой, - сто десять рублей!
- Что ж ты... - шутливо проворчала, - даже до ста семидесяти не дотянул, я б тогда килограмм «Докторской» колбаски купила.
А меж тем Ельцин и реформаторы, - Гайдар, Бурбулис, Чубайс и иже с ними, - готовят указ о ликвидации убыточных колхозов, о приватизации промышленных предприятий, а это значит, что крестьянам и рабочим с этих «тонущих кораблей» надо спасаться.
А как, куда? Чем заняться без денег, опыта? Ведь годы социализма убили в людях всякую инициативу, и теперь скольким не выплыть из бурных волн «развивающихся рыночных отношений»!
Ельцин, разъезжая по областям, просит: «Пожалуйста, потерпите! Пожалуйста, поддержите свое правительство, Президента!»
Сегодня стояла в очереди за хлебом и слышу:
- И сколько ж нам ишшо терпеть-то? - старушка позади пищит.
Обернулась, улыбнулась:
- Думаю, годика два.
Доверчиво посмотрела в глаза:
- Ну, что ж, потерпим. Хоть и хочется... колбаски-то.
И пока народ терпит, не бунтует, - не хочет утратить последние надежды? – хотя и пытаются поднять его на «праведную борьбу» коммунисты, - митинговали вчера с красными стягами и портретами любимых вождей и в Москве, и в Питере.
Конечно, размахивать знаменами легче, чем элементарно накормить людей.
Когда уж слишком накатывает тоска от нашей унылой и зыбкой жизни, иду лечиться на рынок, вот и сегодня… Живет, шумит базар! Всего-то здесь полно. Сходишь вот так, и радостно станет: нет, не пропадем, возродимся! Возродимся, если есть такие люди, как вчерашний мужик из «Вестей», - бросил свою должность главного инженера, уехал из городской квартиры и теперь живет с семьей в землянке, возле своего старенького трактора, мечтая весной развернуться на четырех, арендованных у колхоза, гектарах.
Так что, нет!.. не всех «кулаков» поморили, поморозили в Сибири и теперь только на таких надежда.
Боялся Ельцин, что забросают его тухлыми яйцами в Новгороде, но нет, не забросали.
Не забросали и у нас, только все скулили и жаловались на дороговизну.
Зашел он в Новозыбкове в магазин, глянул на витрины:
- Почему допускаете такое? - посмотрел на нашего губернатора: - Ведь это ж мафия, настоящая мафия цены такие устанавливает! Позасели, понимаешь, на мясокомбинатах да в торговых организациях бывшие обкомовские работники, вот и командуют, провоцируя народ на бунты! Ну почему бы сейчас, когда людям так трудно, не выпускать только вареную колбасу да подешевле. Не-ет, они, понимаешь, перешли только на копченую. Да эту копченую простые люди раньше только на свадьбах да похоронах и видели!
И начал чистИть директора мясокомбината, что он, де, не думает о людях, что:
- Завел себе, понимаешь, секретарш молодых, по утрам массаж ему обязательно делают. Провокатор он! Да и все, ему подобные. Снять немедленно!
Но будет ли так? Ведь права женщина, что причитала возле него:
- Борис Николаевич, миленький, ничего-то вы с ними не сделаете! Не слушают они Вас, наши начальники! Что хотят, то и делают.
И всё же после отъезда Ельцина, на второй же день, вареная колбаса слетела со ста семидесяти рублей до восьмидесяти.
Через три месяца.
После того, как цены взбесились, в троллейбусах и поездах было, как на митингах!
А сейчас – тихо. Так, только иногда кто-либо начнет поругивать правительство, но лениво, не в голос. И потому, что в магазинах все можно купить. Да, дорого, баснословно всё дорого, но есть же, есть! Колбасы разные, рыбка красная, баночки импортные с пивом, конфетки-батончики... А тряпок сколько! Выбирай, что хошь!
Но снова отпустили цены. Теперь - на энергоносители, и Гайдар объяснил: значит, все подорожает в два-три раза. И точно: сразу же с прилавков исчезла колбаса и все опять стали запасаться макаронами, крупой, маслом… в который раз!.. а на базаре подскочило в цене сало, а это показатель того, что у людей не стало денег на мясо.
Сегодня журналисты задали вопрос Гайдару:
- Когда же мы будем жить лучше?
- А мы и сейчас живем лучше, - ответил. - Лучше, чем в декабре прошлого года.
И он прав. Ведь есть же ЧЕМ запасаться!
Дорожают продукты. Вчера десяток яичек стоил тридцать рублей, а сегодня - уже пятьдесят. Расхватывают и золото из ювелирного, а это значит, что раскручивается новый виток инфляции и на бирже, - есть теперь такая и в России, - стоимость рубля падает, а это, как елей на души тех, кто ратует за смену правительства Гайдара, - почти весь Верховный Совет.
Вчера Платон схватился с одной бабой у лужи, когда набирал из неё воду для поливки.
- Ну что ж этот Ельцин с нашими мужиками-то сделал! - запела та со слезой в голосе. - Воду на них заставил возить!
- Ну и правильно сделал, - сразу попытался угомонить ее Платон. - Потому правильно, что Ельцин землю им дал, трудиться предложил.
- А что толку от этого труда? Раньше-то у меня холодильник колбасой был забит, а сейчас...
- Он у вас и теперь, наверное, забит, - не сдался Платон. - А у меня и сейчас не очень-то, и тогда пустовал, потому что вся колбаса была у коммунистов, которые ее между собой распределяли.
Вот такой небольшой диалог прозвучал над большой лужей.
Теперь у нас в премьерах вместо Гайдара – Черномырдин, - съезд проголосовал за него. Не знаем: как поведет себя Черномырдин? Поэтому остается только верить Ельцину, а Гайдар... Ведь его правительство с первых дней называли «правительством камикадзе», - разве простит ему народ «отпущенные цены», которые так разогнались, что никак не остановятся? Нет, не простит… при короткой памяти позабыв, что благодаря этим отпущенным ценам в магазинах и появилось то, что раньше только снилось.
Встречаем девяносто третий.
На пианино, в вазе, снова еловая ветка с шишками и на ней - несколько игрушек.
Дети накрывают стол и носят из кухни всё, что успела приготовить, а я сижу в уголке дивана и думаю: и все же как здорово, что «шоковая терапия» помогла и не пришлось добывать по блату, хранить, стаскивать понемногу то, с чем будем сейчас встречать Новый. Конечно, дорого всё, очень дорого, но впервые просто пошли и купили, что хотели.
Как мягко кружит за окном снег!.. Вдыхаю еловой запах, смотрю на горящую свечу и теплится, вспыхивает в душе еще ярче утешающий свет благодати.
Январь, февраль, март...
Уже больше трех месяцев живем с новым премьером правительства Черномырдиным.
И за эти месяцы, как грибы после дождя, выскакивают на остановках ларечки яркие, аккуратненькие, и пестрят иностранными шоколадками, конфетками, жвачками, соками, баночками с пивом… короче, как любит говорить сын, с тем, что «там», за границей, дешево, а у нас дорого, так что ларечки эти только для богатых и для тех, кому ну уж очень хочется.
Наполнились и магазины, да не только продуктовые, но и промтоварные, - это я о коммерческих, конечно, - и возникают они в самых неожиданных местах. Всего-то в них полно, - блузок заморских, курток кожаных, пуховиков, пальто, - глаз радуется на всё это глядючи! И даже запах в них какой-то ненашенский, запах добротных товаров и духов. Но дорого, дорого всё, так что для большинства зайти в такой магазин все равно, что на выставку.
Сегодня бродили с Платоном по базару: куртки, плащи, брюки, рубахи, блузки, юбки… Ой, сколько ж всего! И привозят всё это «челноки», которые снуют между Россией, Турцией, Китаем. Но есть и другой источник - Украина, Белоруссия, - и везут к нам из этих республик… нет, теперь уже государств продукты разные потому, что тамошние деньги рухнули и наши рубли у них - как валюта.
Мне сейчас вольготно, всё у них покупаю, и дешевле почти в полтора раза.
Теперь не только мы, жители городов, имеем по клочку земли, но и «сельские труженики», - издал Ельцин указ, по которому жители сел получат дополнительные наделы земли, так что тот, кто привык работать, с голоду не помрет.
Дожить бы еще до поры, когда можно будет и продавать эти наделы!
Кончилась наша лафа на дешевые привозные продукты. И кончилась потому, что там, на Украине, цены повысились в три раза и стало невыгодно всё возить в Россию. Да и у нас в декабре полетели вверх и колбаса подскочила аж вдвое!.. Привыкли говорить «колбаса да колбаса», потому что было все равно какую, - лишь бы достать! - но теперь её в магазинах столько сортов!.. Глаза разбегаются. И запаниковавший народ уже бросился запасаться всеми сортами сразу. Но ура-а! После нашествий, магазины не опустели, а это значит: есть резервы в России!
Из письма брата Николая:
«Мы с Валей все работаем на даче, но, думаю, больше того, чем необходимо просто для выживания. И мотивы такого поведения - страх перед голодом. Первый приступ его мы испытали, когда начинались реформы Гайдара, - думали, что все рухнет и голод неизбежен. Но все получилось лучше, чем ожидали, особенно у нас, в Питере, где открылась масса торговых будок, где можно купить все, что при коммунизме видели только в иностранных фильмах: ананасы, бананы, шампанское, а барахла и того больше. Правда, цены на вызывают нервный смех и, естественно, купить что-то просто невозможно.
А второй приступ страха испытываем в настоящее время: боимся, что коммуняки вернутся к власти, а, вернувшись, ничего хорошего не сделают и снова начнется смута, ибо правительство не сможет контролировать ситуацию. Сейчас-то оно живет только поддержкой Ельцина, но он не вечен, а если в правительстве объявятся зюганята и жиринята, все полетит в тартарары: деньги пропадут, а за ними - продукты и вещи. Далее последует кошмар, очень похожий на гражданскую войну и никаких пенсий мы уже получать не будем, поэтому вот к такому варианту и надо готовиться».
Как и в Питере, день ото дня всё ярче, красочней становятся прилавки магазинов: шоколадные батончики, конфеты, печенья в обалденных упаковках, торты, пирожные, бананы, апельсины и даже кокосы, ананасы, - на каждом шагу! А ветчина какая, колбасы, куриные окорочка! И всё – из-за границы. Но и наших продуктов прибавляется, так что в магазинах есть на что посмотреть, но... Дожить бы еще до того времени, когда и купить было бы возможно без особого ущерба для семейного бюджета, а то... Я, к примеру, получаю по нынешним временам не так уж и мало: около 270 тысяч в месяц, а килограмм сахарного песка стоит 600 рублей, картошки - 200, буханка хлеба - тоже 200. А многие получают… привыкли в совковые времена говорить «получают» и никак не отвыкнем. Так вот, зарабатывают сейчас все очень и очень по-разному: от 30 тысяч в месяц на издыхающих предприятиях и заводах до полутора-двух миллионов - банковские служащие.
Вот так-то мы и живем... вернее, приспосабливаемся, а еще вернее, выживаем в «годы крутого исторического поворота».
Еду с работы.
Сумерки. Снежок выпал, огни фонарей и частных ларечков светятся, мигают по-новогоднему. Радоваться бы всему этому в «преддверии праздника», а я…
А во мне - опять: нет, не перетащить Ельцину наш народ в новую жизнь, ибо не известно: а что будет там, в новой? Нет, не пробиться к сердцам этих затурканных и надорванных работой стариков и старушек, ибо не верят они реформаторам; не поймут и пролетарии, «всосавшие с молоком матери» стиль «планового советского» существования; не поймут и бесправные колхозники, которые бурчат: «Жить-то как хорошо стало при Брежневе! Деньжата выдавать стали, зерно, картошку.» И горько им теперь, что на глазах разваливается какая-никакая, а кормушка, из которой еще и тащили понемногу.
Мигают, весело мельтешат разноцветные огоньки новогодних елок, что красуются слева и справа от черного идола с кепкой, который по-прежнему стоит на площади его же имени. Когда прохожу мимо, то почти слышу его клич, брошенный в семнадцатом: «Грабь награбленное»! И становится страшно: а вдруг опять?.. а вдруг - по второму кругу?
Как же перепуталось, смешалось всё в наших головах и душах!
Господи, помоги разобраться во всем этом!
Господи, помоги обрести успокоение хотя бы в эти предновогодние дни!
Сидела на кухне, завтракала и вдруг по радио услышала: «Валютный коридор для доллара устанавливается с шести с половиной рублей, до девяти с половиной».
И уже на другой день из магазинов стали разметать прежде всего электроаппаратуру, а потом потащили продукты, ковры, мебель, импортные товары...
И опять замелькали пустые прилавки.
Может, в нашем подсознании именно ночью и проявляются драмы, надрывы, которые пережили когда-то? Ведь именно в эти часы с безысходностью овладевает душой страх, терзает, тащится и в день. Как не поддаваться ему, как научиться радоваться тому счету дней, который остался?
Господи, научи!
Вчера, по телевизору: на обочине подмосковной трассы бабы торгуют какими-то трубами, которые выше их. Оказалось - глушители для машин… вместо зарплаты выдали.
А я на базаре по дешевке купила мыло у женщины, - ей получку им отоварили. Да и сегодня в нашем подъезде от двери к двери бабуля стучалась, предлагая юбки:
- Дочке зарплату ими выдали. И куда ж теперича девать их? Вот и таскаюсь с этими юбками по квартирам. Не купите? - со слезой посмотрела на меня.
Так что есть уже и анекдот на эту тему:
Встречаются двое. Один спрашивает:
- Как живешь?
- Хорошо живу.
- Работаешь?
- Работаю.
- Где?
- В морге.
- И хорошо получаешь?
- Хорошо... Семь мертвецов обмою, а восьмой - мой.
Хоть и появились залысины в магазинах, но все же почти все можно купить.
Вот и гадай: то ли у людей денег нет для покупок, то ли богаче все же Россия стала?
Закон природы: стадо не может без вожака. Вот и наш народ: вчера, в общероссийский день протеста, снова повели его за собой коммунисты под лозунгом: «Ельцина в отставку!».
Да, конечно, голодный и еще раз обворованный народ не должен молчать, но страшно, что идет за коммунистами, которые семьдесят лет занимались его геноцидом во времена развязанной гражданской войны, красного террора, политических репрессий, ГУЛАГа, коллективизации, когда пять миллионов самых трудолюбивых крестьян России, которые и кормили страну, были разорены и высланы в Сибирь, в казахские степи, где со стариками и детьми вымирали целыми семьями.
Да, конечно, при пустых магазинах, полученные сотки земли стали для нас палочкой-выручалочкой. Да и не только для нас, но и для всей России. Иной раз кажется, что поворот страны, называемый Перестройкой, только потому и получился бескровным, что Ельцин догадался по-своему осуществить главный лозунг революции («Землю - крестьянам, фабрики – рабочим»): «Землю - всем желающим, фабрики – коммунистам», и в результате в лихие годы люди кое-как, но прокормились на этих клочках земли, а коммунисты, нахватав себе собственности, вовремя заткнулись.
Очередное заседание депутатов России. Коммунисты, во главе с Зюгановым, столпились у стола президиума и орут, размахивают руками, а над ними лозунг: «Продавать землю - продавать Родину!» Бывшая актриса, повиснув над микрофоном, дурным голосом скандирует: «По-о-зор, по-о-зор, по-о-зор!», и это тем, кто «за» продажу земли. Какой-то пузатый дядя с размаху бодает лбом депутата из «правых», завязывается драка и коммунисты, во главе с Зюгановым, в знак протеста, покидают зал.
И все это - в день обсуждения закона о земле.
Да-а, как же здорово, что очередная Дума уже не во власти коммунистов и они в ней - только фракция.
Итак, вступаем в последний год двадцатого века с магазинами, к которым ни-икак не могу привыкнуть, - на витринах всегда (но навсегда ли?) красуются множество сортов колбас, сыров, молочных продуктов, - изобилие полное.
Ах, если бы еще деньжат побольше, чтобы не смотреть на эти живописные прилавки, как на неприкосновенность, а то пустовато в магазинах особенно вечерами, - только продавцы за прилавками в голубых передниках, - и в этом есть нечто тревожащее.
P. S.
Существует фразеологизм: «История не терпит сослагательного наклонения».
И всё же… Теперь, спустя десятилетия, многие аналитики дают разные оценки Перестройке, но кто может точно ответить на вопрос: прошла бы Россия те, девяностые, легче и безболезненней, если бы ни решения Ельцина и Гайдара?
А я, жившая в те времена, своими записками лишь свидетельствую.
Дорогой читатель!
Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей. Веб-адрес для поисковых систем - - http://galinasafonova-pirus.ru
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/