Повесть.
Однажды осенью мимо стройных порослей дуба проходил монах-отшельник.
- Странное дело, - удивился он вслух, - на дубе столько желудей, но они так не похожи на своих родителей, и всё же из них рождаются новые дубы – не иначе как это божественный промысел!..
Впечатленный своим открытием, монах решил посадить желудь у себя перед хижиной. Что и сделал, а через несколько лет у маленького окна рос молодой дубок, он, действительно, развился из желудя.
«Он мой и не мой, - думал монах, - и в этом тоже есть божественный промысел»
Вот уж заря занялася,
скоро и солнце взойдет…»
Панночка
(Гоголь. «Майская ночь»)
Все больше разливался багрянец на восточной части неба, посылая миру свет в знак предвестия пробуждения ото сна, и подгоняя ночных жителей на покой. Вот и заря показалась, и свет разился почти по всему небу, решительно вступая в свои права и словно говоря: «Да, это утренние сумерки. Это утро!» Разогревают лучи молодого солнца влажную землю, ящериц, что выползли из своих укрытий погреться. Встрепенулась пчелка и отправилась на свою поляну, где уже раскрыли венчики цветы – начинается работа. Вот и бабочка, сев на ромашку, расправляет свои крылышки, добавляя красок на цветовую палитру поляны.
Вместе с природой просыпалась потихоньку и усадьба. Пастухи гнали стадо, местоположение которого отчетливо прояснялось мычанием и блеянием. Служанки в доме начинали оставленные и новые дела. И молодая княгиня, вышла на балкон, как та бабочка, оживляя своей красотой каменные стены, колонны, флигеля.
«Как легко дышится! – думала княгиня, глубоко вбирая чистый, наполненный тонкими ароматами, утренний воздух. - Завтра обязательно встану еще раньше, на восходе»
А вот князю сейчас над такими решениями задумываться не хотелось, хотя в первые дни лета, когда он только приезжал сюда, он вставал на заре, ходил по приусадебной галерее садов, лугов и аллей, наслаждался увиденному, не уставая восхищаться красотой среднерусской природы. Но потом начиналась работа, и вставать на заре уже просто не было возможности, утра становились продолжениями ночи, возмещая вечерние и полуночные часы бодрствования. Но князь оставил деннице преемницу, потому мог с полной отдачей работать в удобном ему графике.
I Лето, 1899 год.
Наступило время утреннего чая, князь и княгиня уже сидели за столом, ожидая свою маленькую дочь.
- Как спалось, Андреюшка?
- Замечательно, я даже не помню, что мне снилось.
- Тебе нужно больше отдыхать, а то ты, словно не работав в Петербурге, накидываешься на работу здесь.
- Машенька! Да эта работа мне в радость! Я за ней отдыхаю, но никак не устаю.
- Ты уж прости, но я так не считаю! Ты просто не хочешь признаться в том, что устаешь.
- Машенька!..
- Если бы ты не уставал, то обязательно помнил бы свои сны.
- Перестань, это уже предрассудки.
- В любых предрассудках есть доля истины.
- Маша, - князь взял руку жены и, поцеловав, примирительно добавил, - Машенька, обещаю, что если устану, то обязательно отложу работу и буду отдыхать.
Глаза княгини подобрели, она чуть улыбнулась и в этот момент…
- А вот и я! – воскликнула Анюта, вбежав, хотя, скорее, влетев в столовую. Подскочив к родителям, она быстро обняла и поцеловала их, и, вспорхнув на свое место, невинными глазами посмотрела на эти лица, официальное папы и недовольное мамы.
- Что?
- Почему так долго, Анна Андреевна? – поинтересовался князь, но посмотрел не на нее, а на няню девочки, Марфушу. Та только что вошла в столовую, красная и запыхавшаяся. Встретив взгляд князя, девушка, смутилась и виновато опустила глаза.
- Простите, ваше сиятельство, это я виновата.
- Иди, ты свободна, - ответил князь, так что Марфуша искренне удивилась, но вместе с тем испытала величайшее облегчение. За проказы девочки ей приходилось отвечать и не раз, и не два. Но сейчас опасность миновала. Едва Марфуша закрыла за собой дверь, как Андрей Александрович, словно случайно обронил фразу. – Не возьму с собой.
Девочке сначала показалось, что это вообще просто какая-то оговорка, которая, конечно же, никак к ней относится. Не относится ли?
- Почему? – спросила Анюта, с трудом сдерживая возмущение.
- Это я у тебя хочу спросить: почему? – отец пристально посмотрел на неё - Анюта умоляюще на маму: может, хоть та заступится, но нет, княгиня глядела на неё едва ли не более строго, чем отец. А ведь она всегда заступалась за неё! Она наказывала прислугу за её, Анютины проказы, но только тогда, когда отца не было дома, при нем всё решалось не в пользу девочки, если проказа, конечно, выходила наружу (чаще Анюта просто шутила над прислугой, но те, в силу своего положения, не жаловались хозяевам на их непоседливую дочь). Анюта долго молчала, дольше, чем позволялось в данной ситуации, но князь терпеливо ждал и дождался.
- Да, это я виновата в сегодняшней задержке, Марфуша, она… не смогла меня догнать, в общем, простите, - и своими голубыми глазами, полными искреннего раскаяния, она посмотрела сначала на отца, потом на матушку, и потом снова на папу. – Вы возьмете меня с собой? Ну, пожалуйста! Я буду хорошо себя вести!
- Теперь я понимаю: почему в домашнем театре тебе все так аплодируют.
- Ведь возьмёте? - предвосхищая победу, спросила Анюта, выдав своё ликование лишь блеском в глазах.
- Ладно, возьму,…
- Ура!..
- Но если ты обещаешь, не мучить по утрам няню. Что ты натворила сегодня?
- Ничего! Я просто хотела поиграть с ней в догонялки.
- В догонялки она хотела поиграть! Это что новый способ утренней пробежки? Если хочешь, можем составить распорядок занятий.
- Ой, - сразу сказал Анюта хитроватым голосом, - я еще не готова к таким систематическим занятиям, папочка, может, отложим это решение на неопределенный срок?
- Хорошо, - вполне серьезно ответил Андрей Александрович, - отложим, на определенный срок.
- Может, мы, наконец, приступим к завтраку? – предложила Мария Николаевна, что тут же поддержали и Анюты, и князь.
К десяти часам князь уже собирался ехать на раскопки, которые он проводил в этих местах, часто ему помогали настоящие ученые, хотя и ему впору было присуждать ученую степень. Территория этого имения располагалась на бывшей земле Новгородской республики, буквально в пятистах метрах от усадьбы нашли следы довольно крупного поселения, о чем свидетельствовали берестяные грамоты, черепки глиняных горшков и посуды, остатки печей; подковы, сбруи и многое другое, что много лет назад являлось неотъемлемой частью жизни людей. Ряд находок оставался в имении, в связи с чем в нем можно было открывать отдельный музей. В свою очередь губернский музей был благодарен за небедные подарки Андрея Александровича и всячески оказывал ему посильную помощь. Князь возглавлял местное краеведческое общество, принимая у себя собратьев по духу, таких же любителей и страстных поклонников старины.
Андрей Александрович ожидал на улице, он и Анюта должны были ехать во главе небольшого поезда, рабочие быстро занимали свои места, всё шло так, как и всегда, если бы….
- Едем! – торжественно заявила Анюта, залезая на телегу, сегодня она делала это особо легко и свободно: на ней был костюм мальчика.
- Что это значит? – только и смог спросить князь.
- Ну, папенька, всё очень просто: в платье ведь неудобно, а так очень хорошо. Да, вы бы вот сами попробовали походить в платье в рабочей обстановке! Это же просто бесчеловечное отношение к женщине!
Конечно, Анюта знала, что за это могут и не взять с собой. Едва она забралась в повозку, как быстренько заняла своё место и невозмутимо спросила.
- Ну, едем?
Князь вздохнул, и собирался сказать: едем без тебя, как сзади услышал голос своего главного помощника.
- Андрей Александрович, трогаемся?
- Да, да, - не очень охотно ответил он, но запрыгнул в телегу и взял в руки поводья, слегка натянул их: лошадь знала: это просьба отправиться в путь.
По цепочке четыре телеги стали отъезжать от дома, молча провожала их княгиня, чуть отодвинув занавеску, она смотрела на них со второго этажа.
- Жаль, что у него не мальчик, - говорил в пути Пётр, он и двое его товарищей, ехали через телегу от центральной.
- Да, жаль, - подхватил Митька, - говорят, детей-то у княгини больше не будет!..
- А что, - возразил Анисим, - славная девочка, она такую проказу может устроить, что любой мальчишка позавидует!
- Дурак ты, Анисим! – осек его Петр. – Вырастет-то что? Женщина! – он даже махнул рукой в знак пустоты грядущего итога.
- Это ты дурак, Петька, сейчас ведь времена меняются, еще год, - голос Анисима окрасился в нотки торжества, - и начнется ХХ век!
Петр не унимался.
- Какая разница! Баба была бабой, бабой и останется!
- Да тихо вы, - зашипел Митька, - услышат ведь, не они, так еще кто-нибудь, - он опасливо осмотрелся по сторонам, но никто к их разговору не проявил особого внимания.
- А мне кажется, - продолжал Анисим, - женщины добьются признания своих прав. Вон они как сейчас принялись!
- Не знаю я, чего они там добьются, а только на равных с нами им всё равно не быть. Я еще не знаю, как там с наукой, а в нашем хозяйстве точно не потянут. Дрова их хлипенькими руками долго не поколешь.
- А может, дрова будут больше и не нужны. Везде будет «электричество», - последнее слово Анисим протянул благоговейно и трепетно, как будто речь шла о скором будущем повторении божественных чудес.
- А что, Петька, - поддержал Митрий, может так и будет, - детишки наши проверят, так или не так.
На раскопках уже работали люди из нескольких местных деревень, руководил ими помощник князя, Андрон Никитич. Приближение повозок определили издалека, по шуму.
- Доброе утро! – крикнул он, выглядывая из выкопанного рва, и помахал им рукой. Еще издалека он подметил, что среди них нет Анюты, или… - Будем знакомы, молодой человек, - с наигранной серьезностью сказал он и протянул девочке руку, едва она подошла к нему. – Я – Андрон Никитич.
- Андрей Андреич, не менее деловитым тоном отвечала девочка, и пожала новому другу руку. – Как идут дела?
- Дела? Замечательно! Нашли нечто очень интересное, мне кажется, что это прекрасно сохранившийся глиняный горшок. Желаете посмотреть?
- Да, конечно.
- Хорошо, только одну секундочку. Эй, ребята, идите вон на тот участок, - указал он рукой прибывшим следующий ров от того, в котором только что был сам. – Инструменты там есть, что делать, я надеюсь, вы помните.
- Да, Андрон Никитич, как уж тут забыть!
Сам Андрон, князь и Анюта пошли к тому самому месту, где много лет назад, сотни лет назад, находился обычный дом, но чтобы представить это сейчас, нужно было по крупицам собрать все свидетельства и проявить еще немалую фантазию, чтобы точно нарисовать картину прошлого.
- Согласись, Андрон, всё это просто замечательно, не могилы и черепа, а настоящее поселение! Только что не Помпея.
- Лишь нет Везувия здесь, но, - с ходу сочиняла Анюта, - как-будто действия его!
- Ничего себе! – отозвался Андрон. – Да ты у нас еще и поэт!
- А что? – невозмутимо заявила Анюта, - может, я и, правда, поэтом стану! И буду песни я слагать, поэмы, саги сочинять!
- Ну, что, господа, вот мы и пришли. Наш седьмой участок.
Четверо рабочих здесь поэтапно снимали и уносили землю, двое работали специальными кисточками.
- Вот здесь, - приглушенно сказал Андрон, словно боясь кого-то спугнуть. – Пока это только намеки горшка, но… я сделаю все возможное, буду предельно осторожен.
- Можно я вам помогу!
- Нет, Анюта, - возразил князь, опередив Андрона, мы пойдем на противоположный конец.
- Ладно, но если будет нужна помощь, Андрон Никитич, вы говорите, я приду.
- Хорошо, Анюта, ой, Андрей Андреич. обязательно!
Уже подошло время обеда, и Андрон Никитич отправил человека, чтобы позвать всех к походному столу.
- Ну что, Анюта, идем? – спросил князь, но девочка, не отрываясь, продолжила что-то напряженно очищать от земли.
- Сейчас, - только и сказал она, отрешенно, - идите.
- Что ты там такое откопала? – поинтересовался, было, отец, и направился к девочке, но та сразу ожила и запротестовала:
- Не подходите! Вот закончу, тогда посмотрите, а сейчас нельзя!
- Хорошо, хорошо, только ты, давай, не долго.
- - Ладно, - быстро сказала Анюта и продолжила свое занятие, и не на пять минут, и даже не на десять. Когда прошло полчаса, князь решительно встал из-за стола и пошел к седьмому участку.
- Анюта!
- Идите скорее сюда!
Князь быстро спустился к Анюте, на лице его меньше всего читался интерес, а вот недовольство поведением дочери… Выражение изменилось в ту же секунду, едва он увидел бусы в руках девочки, та торжествующе посмотрела на отца, словно говоря: «Вот видите, я не зря задержалась!» И все же…
- Молодец, ценю, но и о себе помнить надо, а то не будешь есть, не будет сил работать! Ладно, пошли обедать. Пища не свежем воздухе…
- Знаю, знаю! Самая вкусная на свете! – и Анюта соскочила с места и собралась со всех ног бежать наверх, к походному столу, но отец поймал её в начальной стадии рывка.
- А руки мыть? – строго спросил он.
Анюта тяжело вздохнула и покорно развернулась в другую сторону. Князь пошел следом. «Не доверяет!» - подумала девочка, но промолчала, решив перейти к более нейтральной теме.
- Папочка, можно вас спросить?
- Да, конечно.
- А вот во многих сказках говорится, что если человек посадит дерево, то оно как бы становится им самим. Человеку плохо и дереву плохо. И наоборот: человеку хорошо – и дереву хорошо. А на самом деле такое бывает? Как вы думаете?
- Даже не знаю, вряд ли!
- Тогда почему вот я дерево перевязала, и оно поправляется, и мне сейчас хорошо. Значит, связь есть.
- Но ведь оно поправляется от того, что ты ему помогла, а тебе сейчас хорошо потому, что ты на свежем воздухе, занимаешься любимым делом.
- Папочка! Ну, вот вы что же, совсем не чувствуете, когда мне плохо?
- Чувствую, конечно, но так ведь мы – люди, у нас есть душа.
- А у деревьев, что же, нет?
Князь с полминуты молчал, но потом все-таки согласился.
- Ну вот, - продолжала Анюта, - значит, если бы я посадила дерево, то оно было бы мне кем-то вроде сына или дочери, то есть родственной души.
Князь слегка нахмурился.
- Дядя так говорит?
- Да, - искренне подтвердила девочка.
- Нет, все-таки он очень на тебя влияет!
- Вы говорите так, будто это плохо!
- Нет, не то, чтобы это плохо, скорее, рано…
Они подошли к реке, и Анюта, вскинув голову, невинно спросила:
- А поплавать можно?
- Анна! Нас и так все ждут!
- Понимаю, - серьезно ответила девочка, но через секунду вновь спросила. – А после обеда?
Уже наступила вторая половина дня, когда к имению подъехала повозка, княгиня увидела её издалека, и потому встретила гостью, едва та успела ступить на землю. Молодая женщина с улыбкой огляделась вокруг, она была очень рада вновь оказаться здесь, вновь увидеть подругу. Сейчас в её мыслях уже зазвучала музыка, та, что она буквально день назад написала, когда думала об этой поездке, и теперь она здесь, да, это именно та музыка!
- Елена Андреевна! Как же я рада вас видеть!
Они обнялись, тепло приветствовав друг друга.
- Идемте в дом. Или, если хотите, можем пройтись по саду?
- Я бы очень хотела сначала погулять.
- Конечно, конечно, как скажете. Спасибо, что приехали.
- Спасибо сам, и извините, что не приехала сразу. Я думала…
- Ничего, я понимаю, - успокоила её Мария Николаевна.
- А где же ваш ангелочек?
- С Андреем, - вздохнула княгиня, - на раскопках.
- Он так и берет её с собой? – искренне удивилась девушка.
- Да! И никакие разговоры не помогают!
Дамы вышли на окружную дорожку сада, ведущую в парк из хвойных: ели, туйи, можжевельник произрастали в красивых начертаниях, отдавая дань строгости и пропорциональности, а значит, и красоте. Женщины прошли мимо пруда, окруженного гористым кустарником, таким его сделал умелые руки садовника. А среди листьев и веточек проглядывала белоснежное тело русалки с одной стороны и лебедя с другой. Конечно, это были всего лишь статуи, но того, кто был здесь впервые, они удивляли и немного пугали поначалу, в который раз эти смешанные чувства испытала Елена Андреевна. Когда среди ландшафта, созданного человек, тебя ждет такая неожиданная встреча.
- А папенька ваш, уже скоро приедет?
- Да, на следующей неделе.
- Ждем вас в гости! Елена Андреевна?
- Спасибо, он не то, что я – поехал бы в любом случае.
- Ох, обещала я вам не поднимать эту тему, я и не буду, но не могу удержаться, чтобы не сказать: это всё немного глупо.
- Я знаю. Ой, смотрите, это же мое дерево!
- Да, да, вот видите, ему здесь хорошо! - Молчу, молчу! Смотрите, сколько яблочков, в этом году яблони удачно отцвели.
- Яблони, яблони. А, между прочим, они упоминаются в моем новом романсе.
- Я надеюсь, мы услышим его сегодняшним вечером?
- Да. И еще, у меня для вас есть подарок.
- Что может быть лучше ваших романсов?
- О, Мария Николаевна! Вы меня смущаете! Не так уж они и хорошие!
- Нет, нет, не хочу ничего слышать. Ваши романсы просто замечательные! А что вы хотите добавить к музыке?
- То, на чем её можно исполнять. Балалайка, семнадцатого века.
- Где вы её достали?
- Пока секрет.
- Да, князь будет в восторге, - заключила княгиня без особого, тем не менее, энтузиазма.
- А вы? – даже как-то обиженно спросила Елена Андреевна.
- О, я тоже, вы не переживайте, - улыбнулась княгиня, - просто мне представилось его восторженное лицо. Нет, я тоже большой любитель старины, а вся моя нарастающая холодность только из-за дочери… Порой мне кажется, Андрей забывает, что у нас девочка.
Княгиня замолчала, опустив голову. Елена Андреевна встревожено посмотрела на неё и сочувственно положила руку ей на плечо.
- Не переживайте так, Мария Николаевна, Анюте будет проще, чем было бы нам в будущем после такого взгляда. Сейчас ведь все меняется. Может, все это даже к лучшему: Анюта должна быть готова к этому новому.
- Будем надеться: вы правы. Может, я не права, но, сейчас, противостоять им двоим, тяжело. Да что двоим! Дима полностью на их стороне. Хоть бы от него помощи получить, но нет!
Женщина в молчании спустились к еще одному пруду, пруду Панночки, так назвала его Анюта, прочитав «Майскую ночь» Гоголя, что в свою очередь её побудила сделать музыка Н.А. Римского-Корсакого. В мыслях Марии Николаевны невольно прозвучали те грозные строчки: «Кто будет вороном?»
Вечером, едва княгиня с гостьей расположились у стола, как к дому подъехало несколько повозок. Женщины подошли к окну – да, это вернулись с раскопок князь, Анюта, Андрон Никитич и остальные. Девочка с самым серьезным видом что-то несла в небольшой корзине, она и не подумала посмотреть наверх, откуда на нее смотрела мама, с беспокойством и тревогой, и Елена Андреевна, удивленно, с недоумением. Но, конечно, будучи девушкой воспитанной, она не спросила ничего по поводу одежды девочки.
- Спустимся к ним? – предложила княгиня.
Елена Андреевна охотно согласилась, и они вместе спустились в зал Приветствия. Но когда они из левого крыла дома вышли в главный зал, то там уже никого не было. Пробегающая мимо служанка на вопрос: «Куда все подевались?» небрежно бросила:
- Князь и барышня пошли переодеваться, а рабочие на кухне, – и побежала дальше.
- А ты куда?
- За водой! – донеслось уже из бокового прохода.
- Кошмар! Ну и слуги теперь!
- Да, - согласилась Елена Андреевна, - папенька только и говорит: отбились от рук, делать ничего не хотят, только получать деньги. Нет, конечно, прогресс это дело хорошее, но воспитанность уходит еще быстрее, чем он приходит!
- Все верно, к сожалению.
- Подождем их здесь?
- Да, давайте, все равно путь в столовую лежит через зал Приветствия.
Женщины присели на диван и продолжили разговор, и за ним совсем не заметили времени отсутствия князя и потому даже удивились, когда увидели его. Их полную погруженность в собственную беседу Анюта определила мгновенно, едва приметив их с лестницы, и она юркнула обратно, князь только и успел проводить её взглядом, но звать не стал. Возможно, она что-то забыла, решил он. Он бы так не думал, если бы увидел взгляд девочки, полный озорства.
- Елена Андреевна! Наконец-то, я вас вижу у нас в гостях! А то в виду известных событий…
- Андрей, самое главное, что Елена Андреевна сейчас находится здесь, верно?
- Да, конечно! – охотно согласился князь, поняв, что сейчас совсем не время вспоминать или даже намекать на причину, повлекшую за собой охлаждение их дружбы. – Как у вас дела? Как ваш папенька?
- Спасибо, всё хорошо.
- И как хорошо - вы обязательно расскажете нам?
Девушка улыбнулась.
- Конечно!
- Машенька, а как у нас дома дела?
- Всё в порядке, рабочие привезли песок.
- Песок? – переспросила Елена Андреевна. – Вы что-то собираетесь строить?
- Да! – торжественно сказал князь. – Церковь.
- Успенскую, - добавила княгиня.
- О, это просто замечательно!
- Только это будет не деревянная церковь, а каменная.
- Замечательно, - вновь сказала Елена Андреевна, - я думаю, этому будут рады все. И местные жители, и вы, и Анюта, а где она?
- Я здесь! – воскликнула девочка, выскочив из-за стола: она уже успела добежать до другой лестницы, спуститься, свернуть в проход для слуг и, скрываясь за мебелью, подкрасться к родителям и гостье.
- Анюта! – строго сказал князь. – Разве можно так пугать?!
Девочка опустила глаза, не то, чтобы она расстроилась, скорее, ей просто не хотелось встречаться взглядом с отцом. Но Елена Андреевна поняла это по-своему и потому не преминула заступиться за девочку, хотя в глубине души с опаской подумала о своеобразной мести. Но нет, нет, не может быть, чтобы ей, ребенку, все рассказали, это шалость – не более того.
- Не ругайте ее, Андрей Александрович, - ласково сказала девушка, - она просто хотела поиграть, верно, Анюта?
Девочка улыбнулась: её маневры оценили.
- Все молодцы, - громко сказала княгиня, поднимаясь с дивана, - а сейчас идемте ужинать.
После ужина все собрались в Музыкальном зале, чье имя без труда угадывалось, стоило только просто войти сюда и увидеть всё это собрание музыкальных инструментов, по большей части старинных. Елена Андреевна еще не представляла свой подарок князю, и пока попросила Анюту что-нибудь сыграть для них. Девочка охотно согласилась и с настроением, без единой ошибки исполнила две пьесы из «Детского Альбома» П.И.Чайковского. Прозвучали аплодисменты, Анюта с наигранной важностью встала и поклонилась слушателям.
- Какая же ты молодчина, Анюточка! – похвалила её Елена Андреевна. – Ты так хорошо играла!
Девочка улыбнулась и, подойдя к креслу князя, села сбоку и обняла отца. Тут уже восхитилась мама.
- Как она любит папу!
- И маму тоже, - добавил князь.
Поняв намек, девочка быстро перешла к матери и обняла её. Решив, что сейчас наиболее подходящее время, Елена Андреевна спросила.
- Андрей Александрович, я, действительно, давно у вас не была, не скажете: что у вас нового в музыкальной коллекции?
- Всего два пополнения, - ответил князь, - видите вон те детские свистульки на серебряном подносе?
- Да. Можно посмотреть?
- Конечно! Вы можете не только посмотреть, но и попробовать извлечь из них звук. Весьма необычный, скажу я вам, но, вообще, не мне говорить вам о характере звуков.
Девушка улыбнулась и, подойдя к свистулькам, осторожно взяла их в руки, внимательно осмотрела и только потом поднесла к губам. Звук был, действительно, не совсем обычный, но лишь согласно тому материалу, из которого изготовили эти инструменты.
- Замечательно! У меня даже в детстве была такая, наподобие. Папенька привез мне их с Урала.
- С Урала? – поинтересовался князь. – А она у вас случайно не сохранилась?
- К сожалению, нет, но зато я нашла и привезла вам в подарок кое-что, поистине интересное.
Князь весь перешел во внимание.
- Я привезла вам балалайку, можно позвать слугу, чтобы он принес её?
- Да, конечно. Анисим! – позвал князь и, на всякий случай три раза громко позвонил в колокольчик.
Через минуту явился слуга, не совсем довольный, но все-таки с видом в рамках приличествующего. Услышав просьбу от Елены Андреевны: принести то, что она привезла, он кивнул и вскоре принес завернутый в ткань инструмент.
- Спасибо, Анисим, ты свободен.
- На ней, правда, нет струн, - с сожалением говорила Елена Андреевна, - но зато сохранилась изумительная роспись. Вот, - сказала она, протягивая князю инструмент. - Мне буквально на днях привезли две таких, и одну я, конечно же, решила подарить вам.
- Вам, это значит и мне? – тут же спросила Анюта.
- Ну, конечно, милая!
- Елена Андреевна, я ваш должник! За такое я даже согласен надавить на Дмитрия и заставить его извиниться перед вами!
Девушка смутилась, княгиня тоже и только князь, казалось, ничего не видел и не слышал вокруг.
- Не нужно, Андрей Александрович, я думаю, если Дмитрий Николаевич сам захочет…
- Что? Я опять упомянул его имя? О, простите, бога ради. Это машинально. Я не хотел бередить старую рану, поверьте, ведь вы не обиделись?
- Нет, конечно, нет, - с улыбкой сказала Елена Андреевна.
В душе ей совсем не хотелось улыбаться, но, так или иначе, она все равно знала, что не сегодня, так в другой раз, кто-нибудь из них да оговорится. Княгиня же, решив быстро сменить тему разговора, сказала.
- А еще Елена Андреевна написала новый романс, который, мы все надеемся, она нам исполнит.
- Елена Андреевна! Что же вы молчали?!
Девушка улыбнулась и подошла к фортепиано. Грациозно она опустилась на стул. И вот, аккомпанируя сама себе, она стала петь. У нее был очень приятный голос, не оперный, но вполне подходящий для исполнения в салонах, подобных этому. Музыка, буквально переносила их в сад, обновленный и по-особому представленный. Такое в Природе увидеть сложно, ведь не всякий раз мы настроены на восприятие чего-то глубокого. Привыкая к общему виду, мы очень часто забываем о первых впечатлениях. Но, спасибо, что есть музыка, способная о том напомнить.
После того, как стихли аплодисменты, Елена Андреевна рассказала всем историю написания этого романса.
- Я сидела вчера под деревом, которое посадила еще совсем девочкой здесь, перед нашим домом. Много чего мелькало в воспоминаниях, но потом я словно увидела то дерево, что посадила у вас, и вот тогда словно озарение какое-то нашло! Две яблони, здесь и там.
Их разделяет столько лет,
и столько долгих, долгих метров,
не обменяться им приветом,
встречают врозь они рассвет.
Иль в моих мыслях сей обман?
Они же два луча, родные,
Друг друга жизни не чужие,
пусть не вверяют всё словам!
У них особый разговор,
едва ль таким его назначу,
но ты узнаешь, что я плачу -
со мной заплачет каждый ствол.
И словно вижу я рассвет,
и вижу нити неземные,
они особые, родные,
я передам по ним: «Привет!»
- Замечательно! – сказала Мария Николаевна в тонах меланхолически-прекрасного, среди этого тона, музыкального и лирического, порывистый возглас Анюты прозвучал как гром среди затишья.
- А я тоже дерево посажу!
- Сейчас уже поздно сажать дерево, Анюта, - возразил ей отец, на что девочка, тут же ответила.
- А я в следующем году посажу, и непременно здесь.
- Анюта, дерево надо сажать в апреле, а мы сюда приезжаем только в июне. Боюсь, что…
- Тогда надо приехать в апреле.
- Это исключено, я не могу бросить службу.
- Ну, тогда я попрошу дядю!
- Анюта, он тоже будет занят.
- А я его попрошу, и он возьмет выходные.
- Ну, если это будет возможно, то я непротив.
- Ура!
Оставалось всего несколько дней до Рождества, и во всем городе чувствовалось его скорое наступление. На больших площадях нарядили ели, на улицах бегали радостные дети – у них начались рождественские каникулы, а значит, возможность насладиться всеми прелестями зимы. Люди заметно спешили, в предпраздничной суете, стремясь купить красивый подарок родным и близким.
Дмитрий Николаевич, дядя нашей Анюты, а тогда еще молодой человек лет двадцати шести, возвращался домой, в столицу из своего заграничного путешествия в Италию. И таким образом он дарил своим близким как минимум один подарок: свое возвращение. К этому он сам решил добавить ряд замечательных сувениров.
- Как же красиво! – вслух произнес он, стоя на набережной, усыпанной снегом, искрящимся на солнце.
До дома Андрея Александровича отсюда он решил дойти пешком, и потому лишь через пятнадцать минут был на месте. Миновав заснеженный сад, он вошел на крыльцо большого двухэтажного дома и постучал. Еще мгновение и дверь ему открыл Егор, слуга в доме князя.
- Батюшка, Дмитрий Николаевич! Здравствуйте, с возвращением! – радостно говорил он.
- Здравствуй, здравствуй, Егор, где все?
- Князь с княгиней, - говорил Егор, помогая Дмитрию Николаевичу раздеться, - скоро будут, а Анюточка дома.
И вдруг из правого коридора донесся радостный крик.
- Дядя приехал!
Влетев в переднюю, Анюта обняла дядю, даже не услышав его предостережений о том, что он с улицы.
- Маленькая озорница! – сказал он, ставя её на пол. – Рассказывай, как дела?!
- Замечательно, только без вас было грустно.
- А так у вас всё хорошо?
- Да!
- Дмитрий Николаевич, - вмешался на свой страх и риск Егор, - мы вам сначала чайку приготовим? А то на улице мороз.
- На улице, Егорушка, холода не чувствуется, свежо, легко, так и остался бы там, да вот, по племяннице соскучился.
- Правда соскучились? – недоверчиво спросила Анюта.
- Конечно!
Он, теперь уже сам поднял девочку на руки и с ней пошел в Большой зал. По пути Анюта только успевала чеканить вопросы, порой, просто не дожидаясь полного ответа. Девочка восхищалась и попутно огорчалась: почему он не взял её с собой, ведь она так просила его? Он, как мог, отговаривался собственной занятостью и категорическим несогласием по поводу её путешествия со стороны родителей, стараясь успокоить её мыслью о поездке на отдых. Не очень охотно, но девочка приняла такое предложение.
***
Анюта уже сидела за столом, хотя чай она пила буквально час назад. Однако какое это имело значение сейчас: самое главное, что она могла составить компанию любимому дяде, для нее это был куда более веский аргумент, чем полунедовольный взгляд гувернантки, особенно усиленный после просьбы девочки дать ей еще шоколада. Служанка, может, и не прочь была исполнить просьбу маленькой барышни, но вот Алина Изяславовна…
- Шоколад вы уже сегодня ели!
Дмитрий Николаевич, вошедший в столовую, кивнул девочке, а потом вежливо попросил гувернантку оставить их.
- Tieni! – шепнул он девочке, доставая из кармана целехонькую плитку шоколада.
- Надо полагать, это «держи»?
- Верно.
- Я с вами поделюсь.
- Я на это надеялся.
- А как по-итальянски «надеяться»?
- Sperare.
- Красиво, а вы вот так и не научили меня говорить по-итальянски!
- Ну, Анюта, я сам не так давно выучил этот язык, я бы даже сказал, учу не так давно, все-таки полновесно язык выучить невозможно, это слишком объемное и слишком гибкое образование.
- Это как?
- Это так: мы ведь всегда что-то дополняем, изменяем, появляются новые слова, и забываются старые.
- Да, так и есть. Шоколад очень вкусный. Спасибо, дядюшка! А обертку я сохраню. Каждый ли день ешь шоколад из Италии?!
- В коллекцию её, это бесспорно.
И вновь Анюта принялась расспрашивать его: какие там растения, насколько они отличаются от наших, а правда ли, что там почти никогда не выпадает снег? Правда ли он был в том самом Риме, где правил Цезарь, Андриан, Троян?.. Чай уже давно кончился, Дмитрий Николаевич давно пообедал, а они так и сидели за столом, отрываться от рассказа девочка и не думала, и только одно заставило её резко сменить настроение – упоминание о посадке винограда. Нет, она не собиралась сажать виноград, но вот дуб.
- Что такое?
- Я вспомнила…
- Что? Что-то плохое?
- Нет, нет, просто… у меня к вам просьба, большая, большая, но очень нужная, мне.
- Я тебя слушаю.
- Дядюшка, поедемте со мной в Дубровку в апреле. Я очень хочу посадить дерево, но ведь мы туда летом ездим, а папенька сказал, что деревце нужно сажать в апреле. Вот.
- Хм, но почему ты не хочешь посадить дерево здесь? Разве в саду нет места?
- Есть, но я так решила! Я хочу посадить свой дубок там!
- Ну, уж если ты даже деревце выбрала, тогда я готов хоть завтра просить о выходных в апреле!
- Значит, вы поедете?!
- Мы поедем!
- Дядюшка! – радостно воскликнула девочка, и, конечно же, сорвалась с места, и, подскочив к Дмитрию Николаевичу, крепко обняла его. – Спасибо! Спасибо!
Была тихая рождественская ночь, неспешно падали снежные хлопья, укрывая новым пуховым одеялом город, улицы, набережные и мосты, ледяные настилы на реках и каналах. Тихо было и в большинстве домов, далеко не каждый устраивал праздничный бал в рождественскую ночь. В доме князя такой праздник был назначен на день, их же самих сейчас не было, они встречали рождество у своих друзей. Они ушли уже давно, часа три назад, и ровно столько должна была спать Анюта, но она не спала, твердо решив, не смыкать глаз в эту ночь. Она сидела на подоконнике у окна в своей комнате. Размерено падающий снег здорово напоминал ей о страстном желании уснуть, но еще более страстным было другое желание, согласно воле которого Анюта разглядывала формы снежинок, следила за их ходом и падением на землю, и она не спала.
Прошло уже три часа, энтузиазм девочки стал резко падать, и она уже готова была разочароваться во всем, если бы.… В её комнату кто-то вошел! Из-за шторы она не видела: кто это, но с ужасом подумала: а вдруг это няня? Или еще хуже – Алина Изяславовна?
- Анюта? – услышала она голос дяди. Девочка облегченно вздохнула. – Ты где?
- Я здесь, - ответила она.
Дмитрий Николаевич подошел к окну и отодвинул штору.
- А как вы догадались, что я именно здесь? – удивилась девочка.
- Очень просто, - улыбнулся молодой человек, - голос ведь отсюда.
- Хм! Ладно, принимаю.
- А что ты здесь делаешь: если не секрет?
- А вы? Вы же должны быть на балу?
- Я передумал, сослался на усталость после поездки. Думаю, это приемлемое оправдание, как ты считаешь?
- Даже не знаю, вы приехали не сегодня, и даже не вчера, или… там танцует Елена Андреевна?
Юноша кивнул, на что девочка не преминула задать вопрос.
- А почему вы её не любите?
- Анюта, ты не прими на свой счет, но это не тот вопрос, на который я могу дать тебе ответ.
- Это значит: я еще маленькая?
Дмитрий Николаевич снова кивнул.
- А ты ответишь на мой вопрос? Что ты здесь делаешь? Ночью, на подоконнике?
- А вы вот, может, взрослый уже, что бы такое понять!
- Ну, я постараюсь, ребенком я все-таки был.
Девочка надула губы, но смогла молчать лишь секунд двадцать.
- Ладно, вам я скажу, вы поймете.
- Я постараюсь, - убедительно сказал Дмитрий Николаевич.
- Дядюшка, мне няня часто рассказывала, что в эту ночь с небес спускаются ангелы и поют рождественскую историю. И мне всегда так хотелось услышать, как поют ангелы, ну, и увидеть их, конечно же! Вы не смеетесь?
- Нет, зачем! Ты знаешь, - Дмитрий Николаевич расположился на другой части подоконника, напротив Анюты. – В детстве я тоже ждал песни ангелов, потому что мне, как и тебе, очень хотелось услышать их голоса.
- Правда?! И что? – Анюта даже затаила дыхание: сейчас решится то, сколько ей еще ждать.… Или нет?
- Ничего!
- Что совсем ничего? Это что же, значит: их нет?
- Постой, постой, не делай преждевременных выводов! Однажды ночью, как раз примерно в твоем возрасте, я тоже сидел у окна и упорно не ложился спать. Думал, ангелы все-таки прилетят, и я их обязательно услышу, но вместо ангелов я услышал голос папеньки. Когда он узнал причину моей бессонницы, то рассказал мне вот что. У ангелов нет такого тела, как у нас, поэтому увидеть их – невозможно! Я, было, расстроился – зачем же тогда о них рассказывать, если мы их все равно никогда не увидим? Но папенька возразил мне: не все различает нас и ангелов – у нас есть нечто общее, это душа, но непременно чистая и открытая для духовного общения. Такого может достичь далеко не каждый. Это что-то вроде этапа взросления. Согласись, пятилетний малыш никогда не поймет тех задачек по математике, которые я решал в университете. Это очевидно, логично, бесспорно! Только здесь свои ступени обучения. И необходимо достичь определенного духовного уровня.
Анюта печально вздохнула.
- Значит, мне еще очень далеко до этого духовного уровня!
- Погоди. Это узнать очень трудно, и тебе едва ли нужно вообще. Взрослея, мы уходим от чистоты, невинности, но только затем, чтобы, получив опыт, придти к ним опять, но, скажем так, с большим пониманием. Только тогда это становится настоящей духовностью. Сначала дети действуют по наитию, а потом взрослые, познав грех, не должны совершать его.
- Как сложно! Зачем же что-то делать, если этого делать нельзя?!
- Но иначе мы никогда не узнаем цену настоящего. Согласись, ты не можешь помнить ощущение погружения в Арно, даже не смотря на все мои рассказы, потому что ты не знаешь этого в реальности, иными словами, ты не познала этого. И если я расскажу тебе о том же Тибре, то вряд ли для тебя это составит разницу. А если бы ты побывала и там, и там? Ты думаешь, представляешь, но не знаешь. Так?
- Так.
- Хорошо, теперь об ангелах. Ты, будучи ребенком, можешь чувствовать их подсознательно, по наитию, но сейчас не можешь познать их, поскольку это достигается только через опыт. И не только духовный, но, впрочем, это тебе уже неважно.
- Дядя, но я ничего не чувствую. Точнее, никого!
- И опять подожди с поспешными выводами. Скажи: что ты сейчас слышишь?
- Ничего.
- И я ничего, но это еще ни о чем не говорит. Давай, замрем и послушаем вместе.
Девочка кивнула, и по лицу её было видно, насколько она сосредоточилась, желая что-нибудь услышать.
- Тихо, правда? – шепотом спросил Дмитрий Николаевич.
- Да, и ничего не слышно, - также шепотом ответила Анюта.
- Вот именно, значит, всё физическое замерло и теперь время более тонких существ, например, ангелов.
- Как это? – недоуменно спросила девочка.
- А так. Тишина – это одна из песен ангелов. Мы всегда суетимся, что-то делаем, говорим, словом, создаем море шума. А они призывают нас к другому: сядьте, успокойтесь и посмотрите, наконец, на этот мир. Ведь он красив, он неповторим, замечателен. Он живет по законам и вместе с тем, он наполнен чувствами. Мы можем несколько раз на дню проходить мимо вазочки с цветами и не видеть этих цветов, а меж тем они там есть, и они прекрасны!
Анюта долго молчала, старательно пытаясь понять и усвоить все сказанное.
- Дядя, а, может, тишина это главная песня ангелов?
- Может, очень может быть.
А за окном продолжал идти снег, плавно опускаясь на крыши домов, кроны деревьев, улицы, укутывая свежим пуховым одеялом весь город. Снег не падал просто так, нет, снежинки словно кружились в такте затейливого природного танца. Или… это были пути бегущих звуков какой-то неведомой нам песни?
Днем в доме князя наступило время празднования рождества для детей. Их родители встретили его заметно раньше, но, тем не менее, пусть и с опозданием, но не лишили радости своих чад. Весь ход праздника был тщательно продуман, здесь должно было быть интересно, как младшим, так и старшим детям.
Княгиня – а она являлась здесь главным руководителем и инициатором – встречала гостей. Уже в третий раз они организовывали в своем доме детский рождественский праздник, с каждым годом набирая все больше уважения, признания и заинтересованности. И в этом была немалая заслуга Марии Николаевны, если не полностью её собственная. Просто её пример вдохновлял и других родителей, так что на этот раз у нее было немало помощников.
Мария Николаевна крепко держала за руку Анюту: иначе бы та ускользнула от неё. Девочка и не сомневалась в том, что это сделает, только не сразу. Она буквально делала матери предложение: вы ведете меня, чтобы показать то–то и то-то, не более. Конечно, Марии Николаевне хотелось думать иначе. А девочка, в своем платье принцессы, шагала как королева, она сама возвела себя на престол, не дожидаясь того со стороны. Увидев её важную походку, Дмитрий Николаевич шепнул стоящему рядом князю – а они были уже около елки в Большом Зале.
- Надолго ли её хватит?
- Хм, думаю, еще минут пять продержится, - ответил князь.
Прошло четыре минуты, княгиня, увидев вошедшую кузину, улыбнулась ей и сразу пошла навстречу, при этом, ослабив хватку, с которой держала руку Анюты. Девочка не преминула воспользоваться этим, сама Мария Николаевна с удивлением обнаружила её отсутствие на вопрос Алины Евгеньевны: «А где же Анюта?»
Андрей Александрович и Дмитрий Николаевич разговаривали с заместителем начальника князя. Хозяин дома, невольно вздрогнул, когда кто-то сзади резко налетел на него.
- Ты уже здесь? – заметил Дмитрий Николаевич и, обратясь к шурину, сказал. – Вы проиграли, князь.
- Да, граф, не рассчитал.
- Вы о чем? – удивилась девочка, поняв, что речь идет о ней.
- Ничего, это мы о своем, - заверил ее Дмитрий Николаевич.
Стоящий рядом Модест Арсеньевич невольно улыбнулся.
- Анюта, - сказал ей отец назидательным тоном, - ты уже всех успела поприветствовать?
- Э-э, нет, но я это исправлю, - серьезно ответила девочка. – Однако, папенька, согласитесь, что сначала я просто должна была поприветствовать вас и дядюшку. Разве нет? Дядя, ну скажите ему!
- Она права, Андрей, я за неё.
- Ну, что мне остается только сдаться. Анюта, первую часть дела ты уже выполнила, может, пора приступить ко второй?
- Конечно, папенька, уже иду!
Анюта ушла также быстро, как и появилась. Несмотря на все назидания, она все равно перемешалась прыжками и пробежками, к большому недовольству Марии Николаевны, которая и сейчас проводила её недовольным взглядом, но с пониманием со стороны отца и дяди.
- Славная девочка, - подытожил Модест Арсеньевич, и неожиданно для Дмитрия Николаевич, вдруг спросил. – Граф, а вы были дома?
- Дома? – тот даже удивился. - Ах, дома! Нет, не был. А что, что там такое?
- Я заезжал к вам буквально вчера, думал, может, вы дома. И увидел у вас красивое деревце. Слуги сказали, что оно здорово подросло с тех пор, как вы прислали его.
- Очень может быть. Это своеобразный сорняк в Италии, не удивлюсь, если оно и у нас растет с не меньшей скоростью. Хотя, конечно, условия не те.
Но оставим пока князя и Дмитрия Николаевича и вернемся к нашей Анюте. Она молниеносно поздоровалась со всеми, кого еще не видела, и буквально через минут десять собрала вокруг себя детей, не дав никакой возможности Марии Николаевне, которая собиралась открыть праздник с хоровода. Ей пришлось поймать Анюту и обстоятельно объяснить, что она вносит хаос в заранее приготовленную и продуманную программу. Однако ни сама девочка, ни дети, приглашенные на праздник, не видели ничего плохого в этом хаосе, наоборот.
- Анюта, вам будет интересно, вот увидишь.
- Какой же это праздник, маменька! Праздник должен быть веселым!
- Вам и будет весело!
- У-у!
- Я тебе поукаю, я тебе не Дима!
Анюта присмирела, и зареклась не реагировать на предложения матери и её помощниц вообще, но надолго её выдержки не хватило. Она просто не выдержала смотреть на то, как все веселятся, играют, смеются. А она стоит, сложа руки на груди!
- Аня, в чем дело? – спросил Дмитрий Николаевич, подойдя к ней.
- Я зла!
- Злиться в рождество! Брось, иди играть со всеми. А позлиться можно потом.
- Да? – недоверчиво спросила девочка. – А как это? Разве так можно?
- Конечно можно!
- Ладно, спасибо за мысль, дядя! А то, правда, поиграть хочется!
- Иди! Смотри: они новую игру начинают.
Как раз началась игра в жмурки, мать, увидев Анюту, предложила ей водить, девочка хотела, было, уже снова обидеться, но потом согласилась, в конце концов, побывать в мире одних только звуков даже интересно. Но весь интерес пропал, когда она, пробегав минут пять, так никого и не поймала. Тогда Дмитрий Николаевич, который еще не успел отойти от ёлки, попросил сестру специально попасться девочке, но не просто так, а предварительно надев передник. Вскоре Анюта, торжествующе улыбаясь, держала за руку пойманного человека.
- Подожди-ка, - успел остановить Дмитрий Николаевич Анюту, уже собирающуюся снять повязку. – Сможешь сказать: кого поймала?
- Конечно!
Мария Николаевна сразу поняла шутку брата и теперь думала: «Ох, и будет тебе от неё!» Меж тем Анюта, ощупав передник, хотела, было, сказать: «Это Дуня!», но вот платье так напоминало мамино, да и перстень на руке, тоже указывал на маму, но ведь передник!.. В силу своего роста девочка не могла дотянуться до прически, а жаль, уж по прическе-то она бы обязательно догадалась: кто перед ней. Все лицо Анюты выражало её глубокую сосредоточенность, но она не могла дать ответ. С одной стороны уже хотелось сказать: «Мама!», но с другой стороны, это было просто невозможно. В конце концов, она решилась.
- Это мама?
- Не спрашивай – отвечай!
Дядя, это был его голос. Как он может? Девочка недоумевала.
- Это мама, - твердо сказала она и сняла повязку.
Княгиня улыбалась, многие дети тоже.
- Молодец, тебя не проведешь!
- Это вы пошутили?! – надулась Анюта.
- Аня, это не шутка, это, скорее, проверка на внимательность. Надо уметь распознавать в любой ситуации.
Удивительно, решила Мария Николаевна, но девочка не обиделась. Со вздохом княгиня отметила, что сделай это она сама, Анюта ни за что бы не простила.
Дети играли еще около четырех часов, с перерывом на обед, под вечер тем, кто остался, предложили покататься на коньках. Анюта ликовала: бег на коньках был для неё из разряда любимейших занятий, от которого её, тем не менее, тщательно оберегали. А тут, мама сама предложила! Надо было пользоваться моментом.
- Конечно, идем, - громче всех согласилась Анюта.
- При одном условии, - не менее громко ответил князь. - Ни каких огромных скоростей!
- Зачем тогда вообще кататься? – шепнул Анюте Ника, бойкий светловолосый мальчик её лет.
- Не говори! Ох уж это родительская забота!
На катке все дети катались на удивительно медленных скоростях, поначалу, до тех пор, пока Анюта не предложила поиграть на перегонки. Ника мгновенно согласился, и они сорвались с места.
- Анюта! – только и успел крикнуть Андрей Александрович, и растерянно добавил. – Я же сказал никаких скоростей!
- Я их догоню, - пронесся рядом голос Дмитрия Николаевича.
Финишная черта – самый большой фонарь – так и осталась не достигнутой: неожиданно, словно неоткуда, на пути Ники нарисовался тучный неповоротливый господин. Мальчик, как мог, сбавил скорость, ценой жесткого падения, и все равно он докатился до этой живой преграды, повалив с ног и её тоже. Господину тут же помогли подняться двое молодых людей, один из них просто оказался рядом, а вторым стал подоспевший к месту Дмитрий Николаевич. Нике помогла встать Анюта.
- Простите меня, простите, пожалуйста.
- Он ненарочно! – тут же добавила Анюта.
- Я вам сейчас обоим покажу: ненарочно он! Носятся тут как угорелые! Куда только ваши родители смотрят!
- Сергей Павлович, ручаюсь: они и, правда, ненарочно.
- Вы? На вашем месте, Дмитрий Николаевич, я бы не делал поспешных выводов. Или вы знаете этих детей?
- О, конечно знаю, - и, подъехав к ним сзади, он встал позади ребят, положив им на плечи руки. – Это моя племянница, Анюта, а это сын Петра Кирилловича Алексеева.
- Ай-яй-яй! Дети таких порядочных родителей, а носитесь!..
- Простите нас, мы больше не будем! – виноватым голосом, опустив глаза, пролепетал мальчик.
- Ну, в то, что вы в вашем-то возрасте перестанете бегать, я не верю, да и не хочу верить, а вот смотреть, на кого вы летите, надо, а то и до плохого дойти может.
- Обещаем быть внимательными! - самым серьезным тоном заявила Анюта.
- Ну что ж, это обещание и мне и вам самим.
- Всё поняли? – спросил Дмитрий Николаевичи, и, обратясь к Сергею Павловичу, добавил. – Извините еще раз, что так получилось, Сергей Павлович!
- Да, ничего! Можете возвращать их родителям, Дмитрий Николаевич.
- Да, они уже, наверняка, волнуются. Что ж, до свидания, всего доброго!
- Всего доброго!
Дети возвращались с удивительно низкой скоростью: Дмитрию Николаевичу оставалось только гадать: повлиял ли на них так разговор с Сергеем Павловичем или же они просто не хотели вернуться к родителям, в надежде, что случившееся останется в тайне?
- Николай, а ты знаешь: кто это был?
Мальчик вздрогнул и с опаской посмотрел на молодого человека.
- Это был начальник твоего папы.
- Ужас! – пролепетал он. – Не говорите папе, пожалуйста!
- Да я-то не скажу, а вот за Сергея Павловича не ручаюсь.
- Он точно пожалуется отцу! – расстроился мальчик.
- Подожди – ты нарочно налетел на него?
- Нет, - Николенька даже покачал головой.
- Вот, значит, ты можешь честно признаться во всем отцу. Подумай, как это будет выглядеть, если Сергей Павлович скажет: ах, вот, так и так, что ваш сын сделал. А тот ответит, что ты ему уже всё рассказал сам и попросил прощения за свои действия. У Сергея Павловича дар речи пропадет от удивления.
Мальчик тяжело вздохнул: да, согласиться на такое не просто, но все же лучше самому признаться во всем, чем дожидаться, скажут или не скажут об этом отцу.
- Вы правы, Дмитрий Николаевич, я так и поступлю.
- Вот и славно.
Меж тем они подъехали к остальным. Родители детей смотрели на своих чад не очень приветливо. Пожалуй, из всех улыбался только Дмитрий Николаевич.
- Всё в порядке. Можем спокойно кататься дальше.
- Боюсь, что этим двоим, кататься больше не следует, - строго сказал Андрей Александрович.
- Нет, нет, нет, - тут же вступился за них Дмитрий Николаевич. – Пусть они останутся! Впредь они будут спокойно кататься, правда, дети?
- Да, - в один голос воскликнули Анюта и Николенька.
- Не надо за них заступаться, Дмитрий! – возразил Андрей Александрович шурину, а детям. – А вам не надо давать пустых обещаний!
- Это не пустые обещания, папенька! – отпарировала Анюта, но не возмущенно – скорее извинительно. – Дайте нам еще один шанс.
- Хорошо, но этот шанс должен оправдать себя! Ну, ладно бы еще днем укатили, а то вечером, в такую темень!
- Да, полно вам, Андрей, - подвел черту Дмитрий Николаевич. - Они и так уже все поняли. Верно?
- Да!
И все продолжили к кататься, в том числе к радости других конькобежцев: стоящие на льду люди в немалом числе представляли собой для них очевидную преграду. Теперь же ни у кого никаких преград бегать по прозрачному зимнему настилу не было. Да, будут благословенны дары Зимы!
И вот уже пришел апрель,
а с ним предвестница-капель!
Да, пришел апрель, и, как вы помните, для нашей Анюты наступил долгожданный месяц, ставший подарком ей еще на рождество, и теперь готовый сделаться реальностью. Она давно выспрашивала у дяди: «Когда? Когда мы поедем?» Но он не мог сказать ей точного дня: слишком всё неопределенно было на работе. Конечно же, Андрей Александрович это знал и тогда, летом, не зря предупреждал девочку, да и самому шурину говорил о поспешности согласия. Поэтому теперь князь сам решил взять несколько дней и съездить с дочкой в имение, она слишком переживала из-за этого, а отец, в свою очередь за нее, ведь Анюта не уставала говорить об этом снова и снова.
Выполнив домашние задания, Анюта спокойно музицировала, и потому не замечала ничего вокруг, в том числе и время. Она играла собственную импровизацию на тему одного из романсов П.И. Чайковского, в такие минуты её нельзя было трогать: девочка ужасно злилась, никакие оговоры за подобное поведение не производили на нее впечатления. Потому, по возможности, её не трогали.
Часам к десяти Анюта, вся в восторженных чувствах, вышла из своей музыкальной и спросила у попавшейся ей первой Тани.
- А дядя уже пришел?
- Кажется, нет. Во всяком случае, я не видела.
- А сколько уже времени?
Таня посмотрела на нее с некоторым удивлением.
- Без пяти минут десять, барышня.
- Почти десять?! – даже расстроилась Анюта. – Вдруг с ним что-то случилось?
- Что вы, барышня, Господь с вами! Просто он задерживается на работе.
- Так долго?
- Но вы же знаете: какая у него работа!
Анюта тяжело вздохнула.
- А папенька с маменькой где?
- В галерее были.
- Пойду к ним, - вслух решила Анюта и отправилась к родителям.
«Где же все-таки дядя?» – недоумевала девочка. Ей ужасно хотелось сыграть ему свою новую импровизацию. Он бы обязательно оценил, может, и поругал бы, но за дело. Поначалу она обижалась на его замечания, но потом восторженные восклицания родителей перестали вдохновлять её. Поскольку в итоге трудности, с которыми она сталкивалась, не исчезали, но, наоборот, возрастали. По пути в галерею, девочка шла вдоль окон, в надежде увидеть его. Но дяди не было, без всякого энтузиазма она постучалась в дверь.
- Да-да, - отозвался князь, - войдите.
Девочка открыла дверь.
- Анюта? Разве ты еще не спишь?
Конечно, он знал, что она не спит, но решил напомнить ей о позднем времени и о том, что ей пора бы идти в постель.
- Она, должно быть, пришла пожелать нам доброй ночи, - предположила княгиня голосом, не терпящим несогласия.
- Нет, - возразила Анюта, чем вызвала в свой адрес не очень дружелюбные взгляды. – Это не так.
- В этом нет ничего хорошего, Анюта, - возразила в свою очередь княгиня.
- И я не лягу спать, пока не придет дядя.
- Аня, он, наверняка, поехал к себе, - сказал ей отец. – И он, поди, уже готовится ко сну, в отличие от тебя.
- Нет, - не унималась девочка, - он обязательно бы сообщил об этом.
- Ну, может, слуга, посланный им, завернул в какой-нибудь кабачок. Такое ведь, вполне возможно.
- Нет, папенька, не верю! – Анюта насупилась и сложила на груди руки, - позвоните лучше в его ведомство.
- Аня! - княгиня даже повысила голос.
Но муж принял другую сторону.
- Хорошо, если через полчаса он не придет, я позвоню.
- Андрей! – возмутилась княгиня. – Зачем ты ей уступаешь?! Мало ли почему Дима задерживается, но не звонить же теперь в ведомство!
- А почему нет? Полно, Машенька, телефон и изобрели для того, чтобы общаться на расстоянии.
- Я в переднюю пойду, - сказала Анюта, - там часы есть, и вошедшего сразу видно.
- Так и мы с тобой пойдем. Телефон, ведь, тоже там.
Они вышли из галереи. Анюта, желая исправить ситуацию, взяла маму за руку. Конечно, княгиню это растрогало, и она почти забыла о своем недовольстве, внешне переместив его на брата.
- Ах, как это некрасиво! Даже не сообщит: где он и что с ним. Я ведь тоже волнуюсь за него!
- Машенька, ты же знаешь: какая у него работа, у него просто может не быть возможности сообщить, где он.
- Да, знаю, это я уж так, с горяча.
Дмитрий Николаевич, после смерти родителей полтора года назад с момента описываемых событий, стал жить у сестры и ее мужа, причем по их настоянию. После того, как им стало известно, что он живет не дома, а в гостинице, после того, как он, получив ранение, и не подумал последовать советам врача, в результате чего едва не расстался с жизнью. Он слишком напугал их, для того, чтобы теперь они могли надавить на него и заставить вернуться в опустевший дом, меж тем хранивший в себе память не об одном поколении славного древнего рода. Конечно, он не мешал им, а если говорить об Анюте, то она вообще души в не чаяла, и, тем не менее, Дмитрий был уже не ребенок, ему пора было думать и собственной семье. Едва ли сам молодой человек задумывался об этом, его гораздо больше занимала работа, книги философского характера в свободное время, чем ухаживание за барышнями. А любые попытки заговорить с ним на эту тему, заканчивались отговорками в лучшем случае, чаще же основательным уходом от нее.
Стрелка часов добежала до отметки «30», и Анюта, постоянно поглядывающая на них, увидела это первой. И первой же заявила об этом.
- Папенька! Пора!
- Вижу, - отозвался князь и поднял телефонную трубку. Он уже протянул руку для того, чтобы набрать номер, но так и не сделал этого, потому что в следующий момент открылась входная дверь.
- Дмитрий! – сказал он, всё еще держа одной рукой трубку, а другой, собираясь набрать номер. – А мы уже собрались звонить к тебе в ведомство.
Анюта тут же кинулась обнимать дядю.
- О, простите меня, дорогие мои, но у меня не было никакой возможности сообщить, что задержусь. И ты тоже не спишь? – спросил он Анюту, ставя её на пол.
- Не сплю! И не уснула бы, пока бы вы не пришли.
- Спасибо, я очень рад, что кто-то ждет меня.
- Ну, ладно, - вмешалась Мария Николаевна, - а сейчас барышне давно пора спать. А её дяде нужно хотя бы умыться для начала.
Молодой человек смутился и машинально стал осматривать пиджак. Меж тем Анюта спать идти и не думала.
- У-у. Я ещё не хочу спать.
- Нет, Анюта, - возразил к великому удовольствию сестры Дмитрий. - Ты честно ждала меня, а теперь тебе надо идти спать. Желаю тебе спокойной и доброй ночи.
- Ладно, - со вздохом ответила девочка, по очереди поцеловав папу и дядю, он дала матери взять её за руку и отвести наверх. Однако, едва она ушла, как Дмитрий Николаевич вспомнил…
- Ой, я же забыл ей сказать, что мы завтра можем ехать в имение. Я билеты уже взял.
- Ничего страшного, и, может, даже лучше, а то она, поди бы, всю ночь не спала.
- Да, вообще-то вы правы.
- Ты всегда будешь говорить мне «вы»? – Андрей Александрович пристально посмотрел на юношу, но тот выдержал его взгляд.
- Да.
Князь вздохнул, словно говоря: «Ну и что ты за чудак-человек!», но вслух сказал другое.
- Ладно, чего мы стоим при входе? Давай, иди мойся, переодевайся и приходи в столовую.
Однако первой в столовую к князю пришла Мария Николаевна.
- А Дима где?
- Еще не спустился.
- Где он был, если даже есть не хочет? – возмутилась княгиня.
- Маша, ну дай ты ему время!
В душе князь был даже рад, что они пока были одни, он хотел еще раз поговорить с женой насчет этой поездки в имение, ибо подозревал, что Мария Николаевна не хочет её, и потому она даже и не подходила к брату с вопросом: «Когда у тебя будет свободное время?» Более того, она вообще относилась к этому несерьезно, так, словно этого не должно было случиться.
- Маша, ты помнишь, что Анюта хотела посадить в нашем имении дерево?
- Помню, конечно. У неё это в последнее время, ни дать, ни взять, навязчивая идея! Если честно, Андрей, я даже волнуюсь за неё. Скорее бы уж прошло посадочное время.
- Значит, всё так, как я и думал. Ты и слышать ничего не хочешь об этой поездке!
- Э-э, я тебя не совсем понимаю.
Но разъяснить: в чем дело князь не смог, дверь открылась, и в столовую вошел Дмитрий Николаевич.
- Почему так долго? – строго спросила его сестра. – Чай, с какого-нибудь банкета?
- Так, пока переоделся, пиджак, действительно, был весь грязный, - сказал он и с улыбкой добавил. – Такой вот банкет весёлый получился.
- А если серьезно? – спросил князь.
- Если серьезно, то я доставал один ящик из камина. Вообще из-за находящийся в нем бомбы, я действовал очень осторожно, но, вот испачкаться, всё равно умудрился.
- Опять бомбы и страшный риск! Дима, я не хочу, я просто требую, чтобы ты перешел на другую службу!
- Но, должен же кто-то и это делать.
- Кто-то, но не ты! Или оставь хотя бы после себя детей, кто мог бы продолжать наш род, ты же, рискуешь собой и думать ни о чем не хочешь. А если всё пройдет не слишком гладко?
Дмитрий Николаевич взялся за ложку, и полностью сосредоточился на еде, чем вызвал очередную волну недовольства со стороны сестры.
- Да ему вообще все равно! Кому я тут говорю!
И ладно бы она одна была недовольна.
- Дима, я её полностью поддерживаю Я, конечно, всё понимаю, молодость, энтузиазм и тому подобное, но не теперь, когда такое тревожное время! Тебя и так уже знают, и мне бы не хотелось, чтобы твоя слава, такая слава, росла и дальше. Прошу тебя, подумай об этом серьезно и основательно.
На этом разговор окончился, на эту тему.
- Так, значит, Анюта от тебя испачкалась? – не менее строго спросила Мария Николаевна. – А её уже успела поругать за пятно на платье.
Дар речи, утраченный на время, тут же вернулся к Дмитрию Николаевичу, если за себя он не мог вступиться, то за племянницу, да.
- Маша, нельзя же вот так, за всё ругать её.
- Я ругаю только за дело. И так уже не девочка, а чертенок растет!
- Ребенок и должен быть таким, - присоединился к Дмитрию Николаевичу князь.
- Но ведь она же девочка!
- Маша, да ты себя в детстве вспомни! – сказал ей брат, на что она тут же отпарировала.
- Тебе-то откуда знать! У нас же разница в десять лет!
- Так ведь родители рассказывали.
- И всё-таки такой я не была! А Аню избаловали вы, оба!
- Маша, это уже перебор!
- И к тому же предрассудки, - добавил Дмитрий. - Девочка такой же ребенок, как и мальчик. Разница только в физиологии, но не в принципах поведения.
Мария Николаевна собиралась ответить им обоим, но в этот момент вопрос брата поверг её в врасплох. Она разом забыла всё.
- Маша, а ты с нами поедешь?
- Поеду? Куда?
- Как куда? В имение. Дерево сажать. Дуб, если быть точным, Анюта уже определилась.
- Что? Но я думала…
- Этого не случится? – докончил за нее князь.
- Да, - подтвердила обескураженная княгиня. – Но почему сейчас, поедем летом!
- Маша, дерево надо сажать сейчас.
- Сейчас! Сейчас я не могу поехать. Я обещала организовать праздник у Ирины Львовны, у неё ведь двойняшки. И теперь… Как я откажу?
- Не отказывай, Дима один поедет.
- Нет, это исключено. Один он с ней никуда не поедет!
- Да, гувернантка болеет, но они Пашу могут взять.
- Андрей! Я тебя не понимаю почему ты соглашаешься со взбалмошной идеей маленькой девочки. Ладно, еще этот ей потакает, но ты! Не понимаю!
- Маша, я ей обещал. Как это будет выглядеть теперь, если я откажусь от своего слова. К тому же тогда в имении была ты, а не Дима.
- Но…
- Ты не относилась к этому серьезно? Знаю, но для Ани это очень серьезно, пойми это.
- Но они не могут ехать одни!
- Мы можем взять Полину! – тут же вставил Дмитрий. – Андрей, вы ведь согласны?
- А что? Полина – это замечательный вариант, думаю, ей вся стать ехать. Маша, ну, успокойся ты. Аня Диму слушается. И Полина не молоденькая гувернантка, она вполне может позаботиться о девочке.
Княгиня молчала. Она переживала и не столько из-за безопасности Анюты, сколько из-за предстоящей разлуки, не то, чтобы этих разлук не было, нет, они были: чаще девочку брал с собой Андрей Александрович, реже Дмитрий Николаевич, либо другие родственники, но Мария Николаевна почти не сопровождала её. Иногда ей казалось, что девочка вообще не воспринимает её как мать, как самого близкого друга, но как врага, все время препятствующего и недовольного.
- Хорошо, - сказала она после продолжительного молчания, - я не хочу еще больше отдалять её от себя, ведь если я сейчас откажу ей, то…
- Маша, что ты такое говоришь?! – возмутился, было, Андрей Александрович, но княгиня не хотела продолжения этой темы, по крайней мере, сейчас.
- Не будем, Андрей, пожалуйста.
- Пока, но попозже мы к этому вернемся.
Дмитрий Николаевич меж тем потянулся ко второй тарелке, заметив это, князь весело сказал:
- Как тебя угоняли!
- Да, веселый денек получился! Насыщенный!
Утром, часов в восемь, в доме князя раздались пронзительные крики. Княгиня и князь, которые к этому времени уже сидели в столовой, встревожено поглядели друг на друга. Вошла Анюта, и они сразу спросили её.
- Анечка, что там случилось?
- Не знаю, - невозмутимо ответила девочка и спокойно подошла к родителям.
А крики меж тем не стихли, наоборот, усилились за счет еще нескольких голосов. На этот раз они разбудили даже Дмитрия Николаевича, которого после нескольких дней работы в выходной никто никогда не трогал. Хотя сегодня ему пришлось бы встать не позже десяти. Крики доносились из той части дома, где жили служанки. Князь теперь уже не на шутку встревожился и, сказав жене и дочери оставаться в столовой, пошел узнавать: что же всё-таки случилось?
Когда Андрей Александрович приблизился к комнатам служанок, то его чуть не смели пробегающие мимо четыре девушки – от них исходил главный крик.
- Что случилось? – только и успел спросить он, но ему, конечно же, никто не ответил. И только из комнаты Полины, няни нашей Анюты, донеслись слова.
- Кыш, кыш, нечистая!
Андрей Александрович сразу пошел туда и когда открыл дверь, то увидел виновниц крика – трех лягушек, бьющихся в небольшом углу от кровати до комода. Полина, пожилая уже женщина, с метлой в руке, угрожающе размахивала своим оружием.
- Полина, что ты делаешь? – громко, даже строго спросил князь.
- Ой, барин, ой оказия-то какая, чертовщина просто! – отозвалась Полина, став еще более уверенней размахивать метлой.
- Полина, прекрати немедленно! Ты слышишь меня?
Женщина оторопела. Но метлу не выпустила и, как только лягушки прыгнули на кровать, тут же пуганула их, вернув обратно на пол. А потом они прыгнули в её сторону – Полина испуганно вскрикнула, едва не налетев на князя. Лягушки подались назад. Подошедший к тому времени Дмитрий Николаевич, когда увидел это: Полину, размахивающую метлой, бьющихся в небольшом уголке лягушек и ничего не могущего с этим поделать князя, покатился со смеху. Покатилась со смеху и Анюта, услыхав пробегающих мимо столовой служанок. Княгиня тут же строго спросила её.
- Что натворила?! А ну отвечай немедленно!
Но Анюта не отреагировала, тогда Мария Николаевна встала, лицо её было поистине грозно, а поза почти воинственна. Она пошла к ней, едва девочка увидела это, как тут же соскочила с места и кинулась к двери. Княгиня, не успев её перехватить, перешла в преследование. Анюта бежала к комнатам служанок, туда пошел отец, когда дяди не было, она могла искать у него защиты.
Князь и сам стал заражаться смехом.
- Да прекрати ты! – сказал он шурину. – Лучше помоги поймать их. Только сначала надо убрать Полину. Полина, Полина, выйди, пожалуйста, из комнаты. Мы тут сами с чертовщиной твоей разберемся.
Полина, в позе атакующего шпажиста, отступила чуть назад, и, бросив метлу, пробежала мимо князя и Дмитрия Николаевича.
- А как же то не чертовщина, ваше сиятельство. Откуда им тут взяться, как не по воле лукавого!
- Я, кажется, знаю, откуда здесь это чертовщина, - ответил Дмитрий Николаевич, увидев вбежавшую в коридор девочку. – А вот и Анюта, ну что, признавайся, твоя работа?
- Дядя! Спасите! – девочка, подлетев к нему, вцепилась в его руку.
- От кого?
- От мамы!
- А, она сейчас будет здесь! Да, дел ты натворила…
Анюта, невинно взглянув на отца, который вышел из комнаты, удивленно сказала..
- Я же не знала, что будет такой переполох. Подумаешь, - она указала рукой на трех зеленых подружек, - всего навсего три лягушки!
Полина, услышав это, едва не потеряла сознание. Оказывается, лягушек притащила Анюта. Как она вообще смогла взять такую нечисть в руки, и как могла, зная отношение к ним Полины, так подшутить над ней? Женщина даже заохала.
- Полина, - сказал ей Дмитрий Николаевич, - может, ты присядешь вон на ту скамеечку?
- Да, барин, пожалуй.
И тут в коридор вошла княгиня, Анюта даже ахнула и юркнула за спину дяди. Княгиня решительно пошла к ним.
- Я тебе сейчас покажу, и дядя твой тебе не поможет!
- Маша, - даже испуганно сказал Дмитрий Николаевич. – Маша, успокойся!
- Да, я-то успокоюсь, а вот успокоится ли она, когда узнает, что в имение теперь точно не поедет!
- Почему это?! – возмутилась Анюта, и даже выглянула из-за спины дяди.
- Да потому! Всё! Это тебе наказание!
- За что?
- И она еще спрашивает!
- Маша, это жестоко!
Князь меж тем подошел к жене и, взяв её под руку, что-то тихо сказал ей.
- Дима, вы ведь тут справитесь? А мы выйдем пока, воздухом подышим, по саду погуляем.
- Да, Андрей, конечно, идите.
Князь вместе с женой, которая была не очень-то этому рада, вышел через боковую дверь в сад.
- Ты как принесла их? – спросил Дмитрий Николаевич у девочки, та ответила без всякого энтузиазма, она с трудом сдерживала слёзы.
- В кувшине.
- Не вешай нос, он её уговорит. Кстати, мы едем уже сегодня.
- Да?! – девочка мгновенно вскинула голову, глаза её восторженно загорелись.
- Да. Принеси-ка тот кувшин. Полина, я тебя вчера не видел. Ты едешь с нами. Так что к одиннадцати надо будет собраться, поезд в час.
- Как сегодня? Как к одиннадцати собраться?
- Вот так, можешь попросить кого-нибудь помочь тебе. Но сначала сходи лучше, тоже подыши воздухом.
- Да, барин, как скажете.
Подоспела Анюта с кувшином в руках.
- Я сейчас их обратно поймаю, дядя.
- О, тебе даже помогать не надо.
- Да что тут, они даже милые, правда, Полина?
Женщина схватилась за сердце и, пролепетав: «Пойду я, воздухом подышу», поспешно удалилась в сад. Анюта с кувшином в руках и Дмитрий Николаевич вышли спустя полминуты после нее, но женщины поблизости уже не было - она завернула в другую дверь во избежание новой встречи с утренней чертовщиной.
Князь не зря забрал жену в сад: он сумел переубедить её, а заодно и вернуться к вечерней теме. Не сомневаясь в этом, Дмитрий Николаевич, сказал Анюте готовиться, а Полине собрать все необходимое для себя и для девочки.
- Я еду! Я еду! – благоговейно повторяла малышка.
Она так долго ждала этого, как ждут только встречи с чем-то родным, с чем пришлось расстаться надолго и совершенно не пожеланию. Она столько раз думала о том деревце, которое подвязала, и которое должно было найти свое место в новом доме. Временами, все это ей самой казалось просто смешным: ну, что такого в поездке в имение с целью посадить дерево? Её друзья открыто смеялись, а она, думая о деревце, даже плакала. Что это – она не могла понять сама. Откуда эта странная волна чувств, охватывающая её вновь и вновь?
Меж тем Полину это совсем не радовало. Она не привыкла ездить куда-то вот так, неожиданно срываясь с места. Она не раз сопровождала девочку, но обычно ей сообщали о поездке минимум за три дня. А тут! Такое могло исходить только от ветреного и безалаберного юноши, коим Дмитрий Николаевич вообще-то не являлся. И, тем не менее, в душе Полина называла его и более и жесткими словосочетаниями. Но, в сущности, это ничего не меняло – ехать все равно было нужно.
- Что, радуешься, поездке? – без энтузиазма спросила она у девочки, та даже удивилась такому вопросу.
- Конечно!
- А мама твоя слезы роняет.
- Что же в этом такого? Она переживает из-за нашей с дядей поездки. Ведь нас почти неделю не будет дома. Я, между прочим, тоже по ней скучать буду, и по ней, и по папеньке. Но это ведь не значит, что не нужно ехать?!
Последние слова Анюта произнесла даже грозно. Подперев руки со сжатыми кулачками, она вопросительно посмотрела на няню.
- Да, что ты, милая, конечно, не значит!
Полина вновь стала собирать вещи Анюты, та, заметив явный недостаток в этом, удивленно спросила.
- А игрушки мои где?
- Ой, барышня, но мы ведь совсем ненадолго едем. Может, не надо игрушки брать?
- Как это не надо?
- Анюта, ну ты ведь знаешь, что твой дядя после ранения не может левой рукой поднимать тяжелое. Если мы повезем еще и игрушки…
Полина нашла верный ход, который сработал безотказно, почти.
- Ладно, но самое необходимое все-таки возьмем. Это пистолет и мышка.
- Ой, барышня, а может, не надо пистолет?
- Надо! Да, ты не волнуйся, Полина, я его в своей сумочке понесу! И мышку туда положу.
Полина вздохнула, тяжело и обреченно. Мышка. Сколько раз она принимала её за настоящую: Анюта умела выбирать место и время. И наверняка радовалась, когда она, Полина, с криком испуганно подпрыгивала и выбегала из комнаты. В имении такое могло сработать чаще и вернее. Или пистолет. Совсем недавно Полина едва не лишилась чувств, когда девочка вбежала в комнату с пистолетом в руке, крикнув на бегу: «Смотри, Полина! Я тоже могу террористов ловить!» Простая деревяшка, искусно сделанная, покрашенная в черный цвет сработала безотказно: от испуга Анюта едва не лишила свою няню чувств. Та поверила, что девочка взяла пистолет у Дмитрия Николаевича – Полина кинулась за ней, но когда догнала в коридоре и отняла пистолет, то получила на это только задорный смех девочки. И не накажешь её! Тем более, когда такой пистолет ей дарит дядя.
Анюта с выражением истинного удовольствия подошла к своему комоду с игрушками, достала мышку и пистолет. Да, мышка, была не менее искусно сделана, чем пистолет, иначе бы Анюта их не ценила. Полина только еще раз тяжело вздохнула.
- А ты костюм мой взяла? – требовательно спросила девочка.
- Взяла уж!
- Правильно, он тоже пригодится.
Очередной вздох, на это раз недовольный.
До отъезда Анюты и Дмитрия оставались считанные минуты, Мария Николаевна с тревогой смотрела на часы, неотрывно, но в какой-то момент не выдержала и, закрыв глаза, устало откинулась на спинку кресла. Ну почему она не отказала своей подруге, чтобы сейчас поехать с ними? Разве один вечер актерского притворства – а ей придется взывать к нему - стоит нескольких вечеров с дочерью, с которой ей и без того так тяжело найти общий язык? Но о чем теперь говорить – менять что-либо поздно. Да и в глубине души она понимала, что по большому счету преувеличивает, ведь это не навсегда, Анюта вернется уже через несколько дней, а она сама буквально наводит панику. Все это так, но как мать, она все равно переживала, и оспорить это никак не могла, и потому неотрывно смотрела на брата, когда тот спустился вниз. Этот взгляд пронизывал насквозь, но молодой человек молчал, понимая или, по крайней мере, стараясь понять, тревогу сестры.
- Дима! – прервала молчаливый спор Мария Николаевна.
- Да.
- Дима, я очень тебя прошу, не отпускай ее, пожалуйста, далеко от себя.
- Маша! Неужели ты думаешь, что если я беру с собой Аню, то не собираюсь смотреть за ней, охранять?
- Нет, я так не думаю, просто, - княгиня даже опустила голову на спинку кресла, - ты должен понять меня.
- Я понимаю, ты волнуешься, но даю слово, что буду внимателен, и с Аней ничего не случится. Ты мне веришь?
- Верю, извини.
- Да, ничего. И знаешь, не нужно так переживать, это ведь простая поездка, и мы не через военную зону поедем.
- Ой, не знаю: теперь такая обстановка везде, что можно сказать военная зона по всей России!
В это время к ним подошел Ефим, он принес вещи Анюты и Полины, поставив их рядом с небольшим чемоданом Дмитрия Николаевича. Даже по объему багажа можно было сказать: это обычная непродолжительная поездка, но Мария Николаевна словно не видела всего этого.
А наверху показалась виновница всего волнения – Анюта. Довольная счастливая девочка спускалась вниз по лестнице, держа в руках свою сумочку, она, как и обещала Полине, самое необходимое несла сама.
- Что, уже пора? – расстроенным голосом спросила Мария Николаевна.
- Да, осталось только присесть на дорожку.
Услышав его слова, Анюта тут же взобралась на лестничные перила, и громко пояснила.
- Я уже сижу, дядя! – и обратясь к Полине. – Няня, садись на ступеньку!
- Да, как же, барышня! – оторопела та, но Анюта безапелляционно объяснила.
- Так ведь ты же будешь сидеть.
- Аня! Но не на лестнице же!
- Дядя, так ведь лестница – символ дороги. А мы как раз отправляемся в путешествие.
- Да-а. – протянула княгиня, - символичный отъезд получается.
- Ладно, - согласился Дмитрий Николаевич, но сам сел все-таки на диван, а вот Полине пришлось занять одну из ступенек.
В половине двенадцатого Дмитрий Николаевич, Анюта, Полина и княгиня, которая поехала их провожать, были на вокзале. Почти одновременно с ними, на вокзал приехал Андрей Александрович, именно он помог им нести вещи. В свою очередь Мария Николаевна предложила Анюте понести её сумочку, на что девочка, прижав сумочку к себе, сказала: такое ей лучше нести самой.
- Интересно почему? – строго спросила княгиня и протянула руку к сумочке.
Девочка молниеносно отскочила и чуть пробежала вперед.
- Куда?! – ту же услышала она строгий голос Дмитрия Николаевича.
Анюта остановилась и подождала отца и дядю, последний теперь взял её за руку. И потом, в зале ожидания она села рядом дяди, что в какой-то степени успокоило Марию Николаевну, хотя она знала, что девочка слушается Дмитрия. Сама княгиня села с другой стороны от дочери.
- Анечка, - спросила она, когда до объявления посадки на поезд оставались считанные минуты. – Ты не очень злишься на маму?
- Нет! А почему я должна злиться?
- Но ведь я утром хотела запретить тебе ехать.
- Знаю, но я ведь и сама не совсем права была, в смысле, утром, с этими лягушками. Мамочка, вы там передайте девочкам, что я просто пошутила, я не хотела их обидеть. Ведь скажете?
- Конечно, скажу, - улыбнулась княгиня, но, возвращаясь к первой теме, спросила. – Значит, мы расстаемся друзьями?
- Конечно!
От такого теплого, доброго голоса, Мария Николаевна не могла удержаться, чтобы не обнять дочь, слезы навернулись ей на глаза, так, что Анюта, даже испугалась. Может, она опять сказала что-то не то?
- Мамочка, все в порядке?
- Да, да, милая, все в порядке. Просто мама волнуется, переживает из-за предстоящей разлуки.
- Уважаемы пассажиры!..
- Вот и наш поезд, - сказал Дмитрий Николаевич, но остался сидеть на месте. Андрей Александрович тоже не шелохнулся и только очень спокойным голосом спросил.
- Во сколько точно вы приедете?
- В половине восьмого.
- Нельзя будет сразу туда ехать.
- Знаю, поэтому мы в гостиницу пойдем.
- Ой, а вдруг там места не будет?
- Бросьте, Андрей, это же маленький городок. Я не удивлюсь, если там, в этой гостинице, вообще никого не будет.
- Ну, ты не зарекайся. Люди не только на поездах путешествуют, - сказал Андрей Александрович, и осторожно добавил. – Я вот, думаю, не поехать ли вам в дом к Елене Андреевне? Я знаю: у нее там сейчас отец.
- Нет! – зло и резко ответил юноша, так, что Мария Николаевна уже собиралась осечь его за такой тон, но ее опередил муж.
- Дима, я же сказал тебе: ее там сейчас нет!
- Ну, конечно, отца она одного отпустила!
- Да, одного.
- Дима, - вмешалась Мария Николаевна со второй попытки. – Она послезавтра приезжает к нам, сюда, в Петербург.
- Надолго? – все так же недовольно спросил молодой человек.
- На пять дней. Вот видишь, сама судьба отстранила вашу с ней встречу.
- Какое счастье!
- А, по-моему, - начала Мария Николаевна, но он оборвал ее на полуслове.
- Все! Я не хочу об этом говорить!
- Да, и некогда уже, - сказал Андрей Александрович. - Пора идти. Основной поток прошел, так что. Хотя, если все-таки что-то не получится с гостиницей, то я надеюсь: у тебя хватит ума не ночевать на улице.
- В гостинице будет место!
Андрей Александрович, со странной улыбкой на лице только покачал головой, и, многозначительно вздохнув, встал с кресла. Все это время Анюта удивленно наблюдала то за дядей, то за отцом, то за мамой. Она знала, что дядя почему-то не любит Елену Андреевну, а она, почему-то не любит его, и, как мы помним, девочка даже пыталась узнать причину этого, но дядя уклонился от ответа, так что ей только оставалось гадать: в чем же причина?
Поезд подали к первой платформе. Уже из окна зала ожидания было видно: сколько там собралось народу. Пассажиры, провожающие, носильщики, последние без труда узнавались по чемоданам в руках и быстроте передвижения, даже форма отходила на второй план.
- Какой у вас вагон?
- Второй, - ответил Дмитрий Николаевич, куда более теплым голосом, чем только что.
Как быстро они заняли свои места, как скоро прозвучал гудок поезда, и как быстро набрал он скорость, думала Мария Николаевна. Она махала им рукой, даже улыбалась, а потом заплакала.
- Машенька, - тут же обратился к ней Андрей Александрович, обняв ее, он ласково, успокаивающе говорил. – Что ты, милая моя, они ведь скоро вернутся. Подумай, какой это подарок для Анюты. Да, и для Димы тоже. Этому надо радоваться. Ну, я не вижу улыбки?
Эта доброта обезоруживала, побеждая все возможные баррикады печали. Мария Николаевна невольно улыбнулась.
- Да, ты прав. Дарить подарки – это прекрасно!
Часам к трем Анюта не выдержала и отправилась погулять по вагону. Сначала поездка ее восхищала, но постепенно энтузиазм сменился на страстное желание разбежаться, почувствовать свободу движений и широту окружающего пространства. Дядя спал, а она не могла даже думать о сне. Свобода, только свобода! О которой Полина приказала строго настрого забыть до конца поездки. «Ну, уж нет! - решила Анюта. – Я дождусь нужного момента!» И дождалась. Полина ушла, наконец, в уборную, и Анюта, выждав время, юркнула за дверь купе. Дверь следующего купе была открыта, и девочке ничего не оставалось, как воспользоваться пространством этого помещения: Полина возвращалась назад. «Может, я слишком долго ждала, когда она уйдет? Или она заподозрила неладное? Нет, ну не почувствовала же она!» Так это было или не так, а Полина шла обратно и она не должна была видеть ее!
Но вот угроза в виде няни миновала, дверь их купе закрылась, и Анюта вышла из своего укрытия, вышла и наткнулась на… священника. Встретив черное длинное одеяние, девочка подняла глаза и увидела не совсем дружелюбное лицо. «Что ты здесь делаешь?» - читалось в его лице без всякого перевода. Анюта осторожно пересекла черту входа в купе и хотела, было, проследовать дальше, но ее остановил ледяной голос.
- Стой!
Анюта, сама того не желая, замерла на месте. И в этот момент в коридор вышел Дмитрий Николаевич, девочка инстинктивно рванулась к нему, единственной здесь защите, но священник цепко поймал ее за руку.
- Пустите! – осмелев, возмутилась девочка.
- Святой отец, она что-то натворила? – вежливо спросил Дмитрий Николаевич. Анюта ожидала от него недоумения, по меньшей мере. А тут!
- А вы, простите, кто?
- Я – дядя этой девочки.
- Дядя? Очень хорошо! Тогда скажите мне, молодой человек, что ваша племянница делала только что в моем купе?
- Ничего я там…
- Аня! – грозный голос дяди заставил ее разом замолчать, хотя в душе она негодовала. – Прошу прощения, святой отец, что так вышло. Но, поверьте, в ваше купе за то время, что она была в коридоре, она успела только заглянуть. Конечно, в этом нет ничего хорошего, но уверяю вас, этого больше не повторится.
- Я надеюсь, - все тем же прохладным голосом ответил священник, и, отпустив Анюту, прошел к себе.
Молодой человек, ничего более не говоря, лишь молча, кивком головы, указал на дверь их купе. Но открыл он ее не сразу. Внимательно, неотрывно и вопросительно смотрел он на Анюту, нет, такого взгляда она выдержать не могла. Потупив глаза, положа руку на сердце, она твердо сказала.
- Клянусь, этого больше не повторится.
- Чем клянешься?
- Честью!
- Честью? Это серьезно. Теперь тебе нельзя будет переступать клятву без отрицания собственного достоинства. Как говорится, береги платье снову, а честь смолоду.
- Тогда клянусь вдвойне, господин граф! – сверкая глазами, но, тем не менее, без озорства, выпалила девочка, и почти тут же пафос покинул ее, и причитающим голосом она попросила. – Дядюшка! Я устала сидеть в купе! Давайте хотя бы просто походим по коридору!
- Вот это уже другой разговор.
Анюте повезло: она не только смогла погулять по коридору, но и постоять у открытого окна. И потом с большим удовольствием слушала рассказы дяди о славянских богах, многое из этого она знала наизусть, но то, что Дмитрий Николаевич умело включал в свое повествование сравнения из других религий, девочку просто завораживало, потому что это давало возможность узнать: а как? Почему? Что есть начало? Что общему между религиями и является ли это общее Истиной?
Даже Полина, считающая все это ересью – а она не мыслила сравнения христианства с другими религиями, или, еще хуже, с язычеством – невольно прислушалась. И только когда в один момент в ее голове промелькнула мысль: «А что если и впрямь, так и есть?» - она резко приказала себе отстраниться и не слышать ничего вокруг. И даже слова Анюты: «Полина, так пойдешь?»
- А? Куда?
- В коридор! Дядюшка разрешает.
Полина машинально посмотрела на Дмитрия Николаевича – тот кивнул в знак своего согласия, так что Полине ничего не оставалось делать, как подняться. С одной стороны она была даже рада: слушать ничего более не придется, а с другой… Ее не очень радовала возможность встречи с тем самым святым отцом, в купе которого Анюта умудрилась зайти. Что если он станет упрекать ее, няню? Упрек от священника! Хуже не придумаешь!
Стараясь не выдавать своего недовольства, Полина только глубоко вздохнула и, взяв девочку за руку, вышла с ней в коридор. А там, как раз напротив купе нашего священника, оказалось открытым окно. Глаза девочки благоговейно вспыхнули – на такое она даже не надеялась! Конечно же, Анюта не могла себе отказать в возможности высунуться в окно и почувствовать силу ветра, создаваемую движением поезда. Дядя ей такого не позволил, но куда денется Полина? Ну, поругает – и что? Девочка мгновенно освободила свою руку и в три прыжка подскочила к окну.
- Куда?! – скорее скомандовала, чем спросила Полина. - Аня! Там дует!
- Не сдует! – передразнила девочка, и полностью погрузилась в созерцание бегущей дорожки, меняющей очертания тени поезда, и на разницу в «движении» прилегающего к полотну каменного покрытия, отстоящих от него кустарников и расположенной еще дальше местности. И если последнее девочку восхищало, то Полину приводило в ужас. У нее начинала кружиться голова, тошнота подступала к горлу – и тут, в довершение ко всему, дверь купе священника открылась…
Полина отвесила неуклюжий поклон и, испуганно посмотрев на него, поспешно отвела глаза. А тот подошел к окну.
- Смотри, Полина, - начала, было, говорить Анюта, чуть развернувшись, и тут увидела его. – Ой!
- А твой дядя знает, что ты пересекаешь пределы поезда? Я имею ввиду: высовываешься наружу?
- Нет. Ой! Ну, ведь вы ему не скажете?
- Только если ты пообещаешь больше этого не делать.
Анюта задумалась. Отказываться от такого удовольствия ей не хотелось, а дать слово священнику - означало исполнять его впоследствии. Так что же делать? От нее явно ждали ответа. Анюта решила ответить с рациональным подходом.
- Святой отец, я сама скажу об этом дяде. Только я считаю, что в этом нет ничего такого уж и страшного. Я слежу за движением. И, если бы увидела встречный поезд, то обязательно бы отошла от окна. Однако встречного поезда здесь в принципе быть не может, ведь второй путь с другой стороны от этих окон.
Священник явно подивился такой рассудительности, навряд ли он мог ожидать такого от маленькой девочки. Он кивнул.
- В-общем-то ты права, Аня.
- Спасибо за понимание.
- Я не напугал тебя тогда? Думаю, я говорил с тобой слишком сурово.
- Вас можно понять, - серьезным тоном ответила девочка. - А мои действия можно расценивать, как неправильные, так что извините меня.
- Извиняю. А ты меня?
- Конечно! А куда вы едете?
- В Москву. А вы?
- А мы уже почти приехали. Следующая остановка наша. Мы выйдем там, переночуем в городе, а потом отправимся в наше имение.
- Наверняка, отдохнуть на пару дней?
- Не совсем. То есть, это не значит, что мы не будем отдыхать, будем, но только после работы. Вообще идея туда поехать в такое время – моя. Я очень хочу посадить дерево.
- О! Это просто замечательно! Благословляю тебя на такой поступок.
- Спасибо! – восторженно прошептала Анюта. – Теперь оно обязательно приживется!
- Оно приживется, будучи согрето твоей любовью. Твоей и любовью Господа нашего.
После этих слов даже Полина была рада этой поездке, она уже не злилась на Дмитрия Николаевича, не порицала взбалмошности Анюты и тому, что родители потакают и без того балованной девочке. Нет, в этом было что-то еще, то, что не укладывалось в банальные рамки капризов ребенка и чрезмерной любви родителей. То, что заставляло забыть и отмести все внешние преграды, то, что заставляло плакать. Она чувствовала, что слезы бегут по ее щекам, но не могла остановить их, не могла и не хотела!
Первым делом – это гостиница, утвердил Дмитрий Николаевич, и Анюте ничего не оставалось делать, как согласиться, но как только они расположились в номере, отужинали, девочка тут же запросила вечернюю прогулку по городу.
- Ну, что такого, если мы пойдем погулять вечером?
- Нет! Мы пойдем гулять завтра.
- Завтра мы поедем в имение!
- В обед, а с утра зайдем в церкви. Разве тебе не хочется зайти еще раз в собор?
- Хочется, - честно призналась девочка. - Он особенный, не такой, конечно, как Софийский собор в Великом Новгороде, но чем-то на него похожий.
Молодой человек улыбнулся.
- Конечно, похожий, это ведь тоже Новгородская земля, и оба этих храмы построены в раннем средневековье. Обрати внимание на форму их куполов, вспомни, как расписаны стены Софии в Новгороде, какое там внутренне пространство. Сравнила?
- Да, похоже.
- Ну, вот видишь, а ты просто хотела пойти сейчас по городу. Давай лучше, ляжем пораньше спать, и завтра со свежими силами пойдем в собор. Заодно походим и по городу. Как? Идет?
- Идет!
Утром они отправились на изучение для Дмитрия Николаевича – он всегда бывал здесь только проездом и воспоминание для Анюты города. Девочке нравилось здесь. В отличие от многочисленных сторонников скептического, если не презрительного отношения к провинции, она считала, что везде есть свои красоты. Неповторимые. Никогда в Петербурге не встретишь такого древнего собора в окружении простых деревянных домов, согретых особым духом родства. Жителям этих домов куда как проще услышать перезвон колоколов, разносимый резвым утренним ветерком, и быть открытыми для сохранения старинных традиций и их смысла.
Детям легче услышать песню ангелов, песню Тишины. Едва ступив на каменный пол, Анюта остановилась, невольно замерев перед изображением святых на квадратной колонне. Этих взглядов, грозных и сострадающих, сожалеющих и исполненных надежды, Анюта в который раз испугалась, но потом вновь почувствовала чью-то незримую защиту и внимание, заботу и любовь, так, словно кто-то призывал ее сделать встречный шаг, указывая при этом дорогу, с тем, чтобы она могла услышать звуки своей души. Кто играет и на каких струнах? Может, это особые струны родства, которые создают и созидают нашу жизнь?
«Деревце, мое, деревце, к тебе приду я»
Едва наши герои выехали за город, как Анюта запросила разрешения перебраться на козлы, радуясь скорому осуществлению своей задумки, возможности посидеть на ветру и, конечно же, понаблюдать за всем со свободной позиции.
- Солнце светит, звезды в небе, кони нас везут вперед, - весело начала сочинять девочка, но над очередной строчкой задумалась. Начать рифму гораздо проще, чем продолжить. Особенно, если делаешь это не воле одного только вдохновения.
- Аня, - воспользовался ее молчанием Дмитрий Николаевич, - а ты когда-нибудь видела такое сочетание, как звезды в ясную солнечную погоду?
- Так ведь это походные звезды, дядя!
- Понятно, - улыбнулся молодой человек. – Это гипербола.
- Вот именно! Гипербола!
- Тогда, может быть, ты как-нибудь пояснишь это в своем стихотворении? Например, солнце светит, звезды в небе путеводные горят, кони белы в дружном беге, нас навстречу ветру мчат.
- Ладно, пусть будет так, а дальше… Проезжаем мы долам и по тающим лугам.
«Луга уже давно растаяли», - хотел, было, поправить ее Дмитрий Николаевич, но не стал, на вторую поправку она, чего доброго, обидится.
- По родной Руси просторам, по ее ржаным полям!
Да, ржаные поля в апреле, это конечно задача на будущее, так что Дмитрий Николаевич с трудом сдержал улыбку, и даже смог одобрительно сказать: молодец.
Анюта задумалась, а ямщик в этот момент заметил белку. Почему не порадовать такую очаровательную девочку, подумал он, и замедлили ход.
- Что такое? – тут же отреагировал Дмитрий Николаевич. – Что-то с дорогой?
- Нет, господин, я только хотел показать барышне белочку.
- Белочку? – Анюта мгновенно оживилась. – Где?
- А вот там барышня, смотри, видишь справа от нас?
- Где, я не вижу!
- Кузьма, может, ты остановишь?
- Это можно, барин.
Кузьма остановил лошадь и указал Анюте на одно из ближайших деревьев. Там на ветке, сосредоточенно разгрызая шишку, сидела белка, небольшая, рыженькая, и очень обаятельная. Анюта, поймав ее в поле зрения, внимательно наблюдала за ней. И вот белка неожиданно бросила шишку и быстро перескочила на соседнюю ветку, потом еще на одну, скрывшись за пушистыми еловыми лапами. Может, заметила, что за ней наблюдают, и скромно удалилась? Или просто закончила очередной этап работы, от которой теперь Анюте достался трофей. Она тут же соскочила с козел, чтобы забрать шишку.
- На память, - пояснила она дяде, которой к тому времени подошел к ней.
- Ну, естественно!
Ветер сменился на холодный и резкий, лишив Анюту возможности сидеть на козлах, ей пришел вернуться к дяде, в бричку. Чтобы не было скучно, девочка стала расспрашивать дядю о Будде, возвращаясь, тем самым, к разговору в поезде. И дяде и племяннице эта тема нравилась, а вот Полине она вновь напомнила о твердом отношении христианки к еретическим учениям. К тому же на этот раз ее слух резали слова, которые она вряд ли когда-либо смогла бы произнести. Голова вновь начала кружиться. И словно пытаясь вырваться из ужасного плена, Полина, неожиданно и для Анюты и для Дмитрия Николаевича, прервала речь молодого человека, голосом, исполненным если не ужаса, то мольбы к состраданию.
- Барин, можно я пересяду на козлы?
- Что такое, Полина? Тебе нехорошо?
- Да, мне что-то душно.
- Но ведь окно приоткрыто.
- Мне… мне много воздуха надо! Пожалуйста, барин, очень вас прошу.
- Ладно, хорошо, - удивленно ответил Дмитрий Николаевич, и, выглянув в окно, попросил Кузьму остановиться.
Полина с быстротой девочки перебралась на козлы, а Анюта, едва они тронулись в путь, лукавым голосом пояснила.
- Это ее ваш рассказ замучил!
Дмитрий Николаевич даже как-то обиженно спросил.
- Почему?
- А я ей уже пыталась об Индии рассказывать, а она сказала, что у нее от этих «невозможных» слов голова болит!
Да, Полина вдыхала аромат свободы, той свободы, которую дарует ей родной язык и красота родной природы и культуры. Она охотно и непринужденно говорила с Кузьмой, и он не мучил ее непонятными рассказами, наоборот, все в его словах было простым и доступным. Зато Дмитрий Николаевич искренне не мог понять Полину. Даже если чужие слова ей непонятны, то разве это отрицает красоту их произношения?
Прибытие Анюты и Дмитрия Николаевича весьма удивило обитателей имения. Да, конечно, они знали об идее девочки посадить здесь дерево, что она собирается уговорить дядю приехать сюда весной, но чтоб это, действительно, случилось! В это мало кто верил.
Дмитрий Николаевич в свою очередь даже опасался этой поездки. Зная тогдашнее настроение крестьян в большинстве губерний Российской Империи, он предполагал недружелюбное к ним отношение в лучшем случае, нападение в худшем. Однако местные крестьяне составляли собой по большей части костяк, что служил еще отцу Андрея Александровича, и потому никаких противоправных действий в отсутствие хозяев имения здесь не было.
- Добрый день, барин, добрый день барышня! Рады вас видеть, мы уж и не надеялись, что вы приедет, но вот, Бог дал, и смогли приехать! – говорил им старый Герасим Платонович, главный радетель этого дома в отсутствие господ. - Чай, устали, с дороги-то?
- Да, нет, - быстро ответила старику Анюта, - мы еще вчера приехали, ночь в гостинице провели, а сюда сегодня всего два часа ехали.
- В гостинице? – удивился Герасим Платонович. - А что же вы сразу сюда не поехали? Мы бы вам сразу чайку приготовили, настоящего. Хорошего, не то, что в этих гостиницах подают!
- Барин твой, Андрей Александрович, так распорядился: не хотел, чтобы по сельским дорогам в позднее время ехали. Или у вас тут тихо? Нет беспорядков?
- Да не слыхивали такого, барин, Дмитрий Николаевич, может, на дороге железной, что и бывает, а нас тут ничего такого нет, тихо.
Герасим искренне сожалел, что не знал о прибытии господ заранее. У них ведь ничего не было приготовлено, в доме, конечно, было, чисто, уютно, но вот обед предстояло еще готовить. Словно читая его мысли, Дмитрий Николаевич говорил.
- Я думал вчера послать кого-нибудь, предупредить вас, но потом отказался от этой идеи.
- Решили сделать вам сюрприз, - тут же вставила Анюта.
Герасим молча кивнул, сюрприз, безусловно, удался. Теперь необходимо было принимать быстрые решения. Он кликнул Палашку, кухонную девчонку. Та появилась довольно быстро, но с ужасно недовольным лицом: ее оторвали от дела: она, слушала рассказ о том, как знакомому ей юноше-погодке дали отворот поворот от обеспеченного дома, откуда он хотел забрать невесту. Но не тут было! И вот в самый интересный момент, когда она представила себе окруженного смеющимися людьми Ваську, ее позвали.
- Чего надо? – недовольно промямлила она, выйдя из бокового прохода. И тут же осеклась. – Ой!..
- Как ты смеешь так при господах говорить! - накинулся на нее Герасим. – Или забыла: кто ты такая есть? А ну быстро извинись за свой тон, грубиянка!
Девушка что-то промямлила, что не знала о присутствии здесь господ, но Герасима это, явно, не удовлетворило, потому, получив наказ - приготовить обед - она живо вернулась на кухню, радуясь возможности исчезнуть из под испепеляющего взора Дмитрия Николаевича, коим он ее одарил за неподобающий тон.
За столом Анюта почти сразу приступила к волнующей ее теме. Едва Герасим показался в дверях столовой – он просто хотел сказать о подачи обеда на стол – как девочка тут же окликнула его, попросив.
- Герасим, надо тележку приготовить, чтобы за деревцем ехать.
- А-а, хорошо, барышня, как скажете.
- Так что, мы прямо сегодня поедем? – ужаснулась Полина.
- Да, только, я думаю, после обеда.
- После обеда, - подчеркнул оба слова Дмитрий Николаевич.
- Но сегодня, а то я, Полина, не успею увидеть, как оно распустится.
- Боюсь, что этого ты все равно не увидишь, - сказал Дмитрий Николаевич.
- Почему?
- Не успеет оно, Анюта, тут время нужно.
И словно оборвалось что-то в душе девочки. Что же, все зря? Зря она так стремилась сюда попасть, чтобы посадить дерево? И права была Полина, говоря, что это можно сделать дома, в Петербурге. Лицо девочки заметно сникло.
- Анечка, но ты не расстраивайся так!
- Как же не расстраиваться?! – выпалила Анюта. – Я ведь его потом только, летом увижу, а вдруг оно не приживется?
- Почему не приживется?
- Анечка, вспомню, батюшку в поезде, - добавила Полина.
Это немного успокоило девочку, но не устранило ее страхи. Обед, о котором она бодро говорила, нисколько ее не интересовал, она ела без аппетита, не замечая даже: что ест. А Дмитрий Николаевич мысленно улыбался: он придумал, как поднять ей настроение.
- Ну, что идем место выбирать? – предложил он ей после обеда.
- Идем, - без энтузиазма отозвалась Анюта.
Сейчас она уже не знала: хочет сажать это дерево или нет. Печаль ее усиливалась вдвойне, потому как она чувствовала, что утратила нечто ценное, что только начала постигать, и вот теперь эта ниточка ускользнула от нее. В подобных этому предчувствиях сейчас жила природа, вот-вот готовясь подняться на новую волну расцвета жизни. Тайны, сокрытые в глубине ждали своего раскрытия.
Сад имения представлял собой четкую окружность, создаваемую аллеей яблонь, от нее радиусами к центру отходили дорожки сирени, белой и фиолетовой, до внутреннего круга из вишен и яблонь, от него к дому отходила центральная розовая дорожка и почти подступали к стенам малиновые, смородиновые, крыжовные полоски. Внутри формируемых участков большого и малого кругов располагались пока еще пустые клумбы, беседки и скамеечки, скульптуры, пруды. Отдельное место занимали парк хвойных деревьев и кустарников, березовая и лиственничная замкнутые круговые рощицы, как оригинальный компоненты секторов главного круга. Словом, все здесь подчинялось строгой симметрии, а потому место для деревца Анюты предстояло еще найти, так, чтобы молодой дубок стал дополнением сада, но не его исключением.
У каменной новой церкви, еще недостроенной не было своего парка. И Анюта придумала следующее.
- А что если я посажу деревце здесь, и тогда это будет, в смысле в будущем, поляна одинокого дуба?
- Это интересная мысль. Думаю, для Маши это будет приятным сюрпризом, когда она приедет сюда летом. Хотя, я знаю, она собиралась посадить здесь туи, так что в твоих силах убедить ее, что наличие еще одного парка не добавит оригинальности самому оригинальному месту в имении.
- Я постараюсь доказать ей свою правоту. Только, - Анюта вновь печально опустила голову, - что если деревце не приживется и тогда поляна одинокого дуба не сможет здесь быть?
- Знаешь что, пойдем-ка присядем, - предложил Дмитрий Николаевич (Недалеко от них стояла уютная беседка).
. Молодой человек знал, что сейчас по большей части он будет лгать. Но это ложь в то же время могла стать реальной, ведь мысль человека и сила его чувств способны творить чудеса.
- Аня, помнишь, я говорил тебе, что у деревьев есть душа?
- Помню.
- А о том, что есть родственные души?
- Тоже помню.
- Тогда слушай. Когда мы уедем отсюда, ты не сможешь быть рядом своего деревца, но это только на физическом уровне. Да, это то, что непосредственно существует, то, что легче всего понять и увидеть, но это не значит, что песня ангелов больше не звучит, просто ее надо услышать, почувствовать. Я уже говорил тебе об этом и повторяю сейчас. Не думай о своем деревце, как о простом маленьком дереве, что ты здесь посадишь, нет, ты оставишь здесь брата, душа которого всегда будет открыта для духовного общения с тобой. И ты обязательно узнаешь и почувствуешь, как распускаются его листочки, потому что мысленно, духовно, ты будешь здесь, на Поляне Одинокого Дуба.
Анюта улыбнулась. Она не знала: как это будет, что значит: она почувствует, как почти дубка распускаются. Но ведь все, что говорит дядя – правда, и это даже здорово, узнать друг о друге посредством невидимой связи. Девочка радостно обняла дядю, теперь она точно не сомневалась: дубок приживется, и она первая узнает об этом.
Наши дни.
На дворе май, а значит, пора, когда хочется просто выпрыгнуть из ставшего слишком тяжелым пальто и стремительно пробежаться, встретив волну прохладного и необыкновенно легкого воздуха. И твоя радость станет дополнением радости природы: рождается новая волна жизни – это весна!
На порой мы настолько погружены в наш мир, что сознаем весну только в календарном варианте, в свете чистой необходимости. Какое уж тут весеннее настроение! Но как это не странно, мы и виновники, мы и заложники этой системы. Человек в глубине души рад весне, но чувству этому рутина, многочисленные проблемы не дают даже проснуться. Хотя, есть все-таки в жизни человека возраст, когда таких препятствий еще нет – это детство. Но и тут, оказывается, не всегда все просто. И с каждым шагом человечества это становится все большей закономерностью. И так, одной из туч, закрывающих тянущиеся к солнцу молодые растеньица, становится семейная ситуация: бедность, пьянство, конфликты, споры, личные проблемы. Это рушит гармонию жизни с легкостью, какой сдувает ветер созревшие соцветия одуванчиков. И не остается ничего, кроме боли, пустоты и мощного панциря, который невозможно разбить! Сначала это лишь среда, но никак не сама суть растущего человека, но потом, вгрызаясь в самое существо, она захватывает сознание и мысли человека, заставляя и его быть творцом такой же жизни. Что это? Наказание или неумение справиться с тяжелым грузом? Но как справиться, если все против тебя, а ты всего лишь ребенок, не способный вырваться отсюда?..
Примерно так думал тщедушный мальчик лет двенадцати, хотя на вид ему едва ли давали десять. Внешне он был даже симпатичным, если бы не взгляд, холодный и даже злой. И если бы не семья, где отец алкоголик, а мать – ненормальная и странная женщина. Да он и сам какой-то странный – другого вывода быть просто не могло!
«Как же я вас всех ненавижу! Ненавижу! – посылал он мысленные угрозы всем, кого знал. В который раз он не мог не спросить. - И что я им сделал? Почему они меня все ненавидят?.. Но, ничего, я им всем отомщу! Всем! И Петьке, и Беловой этой, и учителям! Они все за них, а мне,… мне только и говорят: ты сам виноват, сам их провоцируешь! Ненавижу!»
Быстро, не замедляясь ни на секунду, мальчик ехал вперед, от школы. Он сбежал с урока, он солгал охраннику, у которого оставлял свой велосипед, что его маме плохо, и он срочно должен возвращаться домой. «Разве можно так говорить о маме?» - сокрушенно подумал Борислав. Ну и что, что она назвала его таким странным именем, над которым все потешаются, все равно она – МАМА. Она заботится о нем, на работу ездит в город, возвращается поздно, терпит своего мужа-алкоголика. И всегда, даже когда ей очень тяжело, может улыбнуться. Иногда ему, действительно, начинало казаться, что люди говорят правду, и она ненормальная. Но всякий раз он отбрасывал подобные мысли, резко и решительно – она странная и ненормальная для них, потому что не может бросить все и уехать отсюда. А куда ехать? Если у тебя денег только на хлеб, да и те могут украсть в любой момент?
Он слышал, что учительница что-то кричала вслед, дети смеялись, зло и безжалостно. Иногда Бориславу казалось, что все рассказы о невинности детей – не более чем наивное желание видеть таковое, чего на самом деле не было. Но теперь это все позади, все эти наглые, закормленные лица, не знающие и сотой доли тех страданий, с которыми ему приходится бороться чуть ли не каждый день.
Проехав минут за семь три километра – для его старенького велосипеда это был настоящий подвиг – он сбавил темп. Он ехал вперед, по направлению к дому, но домой,.. домой тоже не хочется. Там отец, наверняка, уже пьяный – связываться с ним нет ни сил, ни желания. «Поеду дальше», - решил Борислав и, достигнув своей деревни, развил начальную скорость и вихрем промчался мимо. Его заметили, бабки на скамейках проводили его внимательными взглядами. Но ветер свистит в ушах – их не слышно.
Миновав еще три деревни мальчик просто физически не мог больше ехать с такой скоростью – он вновь сбавил темп, но возвращаться обратно не стал. Вот впереди совсем уже теперь маленькая деревушка – здесь живут только четыре бабушки, остальные дома разрушены. Никого из жительниц Белин на улице не было. А когда-то здесь.… Но вот уже и развалины ферм позади. Впереди только вымершие деревни. В одной из них, Кручи, сохранилось два дома, у одного из них провалилась крыша, да и второму оставалось недолго жить: фундамент просел, дом на метр ушел в землю, накренился. «А ведь это была школа, - вспомнилось Бориславу, - вот и дома вдалеке, отголоски былой значимости. – Школа, только барская. Да, впереди ведь княжеский дом»
В том самом княжеском имении советская власть разместила лагерь летнего отдыха для детей, но с кончиной оной власти, окончилась и летопись заездов. Дом разрушался, время и старания человека изрядно потрепали его, но все равно те величие, красота, словно утопающие отчаянно хватались за все, что могло спасти.
Главная дорога прервалась, хотя едва ли таковой ее можно было назвать – лишь местами клочки асфальта, а так: песок, камни и сплошные неровности. Борислав свернул на дорогу, которая все еще жила – каменная, с княжеских времен, он выходила с несколько другой стороны, поскольку тракт проходил в ином месте. «Должно быть, не успели разобрать, - заключил мальчик, - поди, до самого дома была такая дорога» До самого, но теперь она прерывалась в метрах ста от имения.
- Прямо как дорога в Изумрудный город! – восторженно прошептал мальчик. – Вот бы и мне найти здесь друзей!
Конечно, он понимал, что это лишь простое восклицание, но так хотелось верить…
Борислав шел по дорожке через бывший сад, он почти не угадывался среди сорных порослей, серыми тенями стоящих здесь с прошлого года. И только цветущая сирень, словно ниточка из прошлого, славила свое время. Скульптуры, как и дом, все еще сохраняли свою основу, но безжалостная быль медленно и уверенно уничтожала их.
Борислав шел медленно, затаив дыхание, в какой-то момент, он даже вскрикнул и невольно отскочил назад. Среди зарослей был пруд, а рядом, что-то белое. «Как глупо, - подумал мальчик. – Чтобы это ни было – я должен быть сильным и смелым!» Он решительно шагнул вперед, раздвинул сухие стволы полыни и увидел… русалку. «Сейчас впору смеяться над самим собой!» - подумал мальчик, и подошел к скульптуре поближе. Сердце его гулко отдавалось в груди, никогда еще он не видел ничего подобного, его восхитила оригинальность задумки и сила того эффекта, который производила такая картина на ничего не подозревающего гостя сада.
Он шел по несохранному теперь внешнему радиусу сада, но вот и парадная лестница с огромными, как показалось мальчику, дверями. Все узоры на них сохранились, и только надписи типа: «Саша + Маша = любовь», «Здесь были Миша и Вася», «Кучерова – дура» отражали явное презрение или жуткое непонимание того, чем же является этот дом. К дверям прибили железные реи и повесили на них большой замок, но видимо, сюда неоднократно лазали желающие поживиться, и потому одна из рей была сбита. Борислав поднялся по лестнице и, с трудом подвинув дверь, вошел внутрь.
Если снаружи дома еще оставались следы прошлого, то здесь, похоже, их просто уничтожили. А ведь когда-то здесь висели картины на белоснежных стенах, предметы глубокой старины. Огромная хрустальная люстра освещала весь зал, играя с ним в соревновании большей красоты и изящности. В нишах можно было встретить знакомые образы греческой мифологии, но едва ли Борислав узнал бы кого-нибудь из них: в школе им не рассказывали и сотой доли от изначального объема.
Борислав прошел вперед, осторожно ступая между кусками кирпичей, побелки, осколками посуды и прочим мусором, он ступил на парадную лестницу. Это путешествие все более интриговало его – что будет дальше? Что он увидит там, на втором этаже?
Парадная лестница привела его в просторный коридор с большими окнами. Пожалуй, только форма окон – арочная – и могла напоминать о старине, не более. Из коридора он вышел в огромный, по его меркам, зал – мальчик невольно замер, восхищенный этим пространством, словно неоткуда донеслись до его внутреннего слуха звуки той музыки, что он слышал недавно в музыкальном классе. Он не знал: кто автор той музыки, но она словно захватила его, он полностью забыл, куда шел – а его послали за классным журналом - и только когда сама учительница пошла искать его, он очнулся от того, что его трясли за плечо. Она удивилась, будучи не в силах поверить такой реакции на обычную и даже скучную, по ее мнению, музыку. Конечно, она не знала: кто ее автор, о чем без всяких эмоций ответила мальчику.
Вспоминая те звуки и представив, как она могла бы звучать здесь, в этом зале, он невольно заплакал. С трудом вернувшись в этот мир, мальчик пересек зал и вошел в следующий коридор. Он разделялся, Борислав выбрал левую сторону. Вдоль стен было несколько дверей, открыв первую из них, он увидел небольшую комнату с ведущей вниз лестницей.
- Должно быть, это для слуг выход, или что-то вроде того, - вслух решил Борислав.
Вторая дверь вела в очередной коридор, но уже гораздо меньших размеров. Борислав решил осмотреть его позже, но сначала дойти до балкона в конце этого коридора. «Я ведь увижу дорогу, старый тракт» Никаких стекол на дверях, естественно, не осталось, но рамы, поставленные уже при советской власти, сохранились.
Вот она, каменная дорога старого тракта, вот и дорога, по которой он приехал сюда. Но мальчик почти сразу забыл об этом, потому что отсюда он увидел сад. Это не было простым набором плодовых и декоративных кустарников. Мальчик был уверен, что все здесь разделялось на две вложенных друг в друга окружности, а вся растительность представляла собой идущие к центру радиусы.
- Розовые дорожки, сиреневые дорожки! Здорово! А там, там кажется, была беседка, а там развалины церкви. И дуб, один. Надо же, прямо, поляна одинокого дуба!
Сколько же натерпелась ты, Поляна Одинокого Дуба! Сначала революционеры, потом пионеры, потом искатели сокровищ, теперь дачники обеих столиц. Плачет дуб, изрезанный ножом, поврежденный топором в годы развала, но он все равно жив!
Вот уже три дня подряд, включая свое первое знакомство с домом, Борислав пропускает занятия и едет сюда, в княжеское имение, считая это куда более интересным, чем несколько невыносимых для него часов в школе. Однако забрасывать учебу он не собирался, ведь как бы не относились к нему окружающее, это не влияет и не должно влиять на его жажду знаний. Борислав, ни в коей мере не отождествлял обучение и получение знаний с той обстановкой, с которой ему приходилось мириться в школе. И теперь он, получив возможность иметь счастливые минуты покоя, учил и повторял, мечтая о том, как он сдаст все, один раз приехав на экзамены.
Закончив с последними задачами в учебнике по геометрии, мальчик решил отправиться на изучение коридора, пока еще ему неизвестного. Коридор этот, на втором этаже, почти не отличался от остальных: следы нацеленного разрушения здесь доминировали, как и везде. Борислав медленно шел вдоль стены, когда неожиданно он заметил небольшое темное отверстие. «Двойная стена?» - подумал мальчик, и осторожно просунул руку внутрь, пальцы его сразу утонули в липкой паутине, заставив поморщиться. Но это стоило того, ибо в какой-то момент он понял, что наткнулся на ручку двери…
Сердце отчаянно билось, так, что когда Борислав осознал это, то укоризненно подумал, что это просто проявление трусости, не более. Или все-таки нет? Мальчик ухватился за краевые части отверстия в надежде увеличить его, но не тут-то было, камни были слишком прочно связаны друг с другом. Борислав поднял валяющуюся в ногах железку, со всего маха ударил по стене. Штукатурка, пыль, кусочки кирпича отлетели в сторону – мальчик инстинктивно зажмурился, а когда открыл глаза, то улыбнулся: стена поддалась. И это было только начало, Бориславу пришлось в два захода, с перерывом на легкий обед (который он якобы взял в школу) ломать стену. Он принес более внушительную железку, которая и помогла открыть ему скрытую за стеной дверь. Да, это действительно была дверь, дверь в тайную комнату.
Мальчик поначалу, застыв на месте, заворожено смотрел на нее и на табличку с выбитыми буквами, перевернутыми. Лишь спустя минуту он, придя в себя, приблизился к двери и осторожно стер пыль с таблички. «Сие комната Анюты, - гласила надпись, - разрешается открыть только родственной душе».
Родственные души - от волнения мальчика бросало в дрожь – кто и как может утверждать о существовании родственных душ? Что это значит? И как ему, пришедшему сюда и нашедшему это место понять: имеет ли он право открыть дверь? Родственная душа. Родственник, но не по крови, а по духу. «А что если, - рассуждал Борислав, - открыть не значит, войти, но значит открыть миру, тогда я не совершу ничего плохого, даже если у меня нет права родственной души» Осторожно рука мальчика легла на узорную ручку, но открыть... «А что если открыть, это все-таки просто войти? Нет! Бред какой-то! Нет никаких родственных душ!» Нет? Он уже готов был поставить на этом точку, если б не жутковатые воспоминания о том сне. Он был здесь, был, сколь абсурдно б и невероятно то не звучало.
Мальчик нагнул ручку и направил дверь на себя. Замка не было, только протяжный скрип дал знать о том, что все это время здесь были свои замки и ключи. Свет неровной полосой упал внутрь комнаты, осветив ковер, покрытый плотным слоем пыли и большой подсвечник. Борислав достал имеющуюся у него на всякий случай зажигалку и поднес маленький огонек к свечам, а в голове промелькнула опасная мысль: для родственной души оставлены здесь эти свечи – кто ты, чтобы продолжать свои действия?
Не поднимая глаз, мальчик поднялся. Световое окружение увеличилось, и он невольно заметил лежащую на полу звездную карту, созвездия, были обведены цветными чернилами, они поглотили все внимание мальчика. Завороженный, он невольно подошел ближе и расположился рядом на полу. Некоторые из созвездий он знал: мама показывала ему Кассиопею, Цефея, Большую и Малую медведицы, Лебедя, но вот своего созвездия, Льва, он не знал. Осторожно, повинуясь какому-то стихийному чувству, он обвел рукой его контуры. И сейчас поднял глаза. Слева и справа от него были стеллажи, сверху донизу уставленные книгами, впереди стол, с лежащими на нем раскрытой тетрадью и подзорной трубой, а центральную стену украшала картина: ангел, выглядывающий из-за облака и смотрящий сверху на поляну, безумно похожую на ту, что он, Борислав, назвал Поляной Одинокого Дуба.
«Я знаю, что мы сами наделяем наш мир мистикой, пусть так, значит, все мои переживания исходили из начальной веры в существование родственных душ. И все-таки, мне непонятно, как я угадывала моменты распускания листьев, каким чувством узнавала о грозе? Может, мистика есть, просто мы сами ее боимся и от, пусть даже и созданного, отрекаемся?..
Я создала сейчас новое явление – это Поляна Одинокого Дуба. Как можно отрицать ее существование? Да очень просто, о ней почти никто не знает, и те, кто видели, все равно не знают. А кто-то увидит и сразу скажет, что это Поляна Одинокого Дуба, тот, в чьей душе найдутся неповторимые отголоски, как в моей».
Борислав невольно отстранил от себя тетрадь, слезы душили его, непонятное ему чувство от совмещения страха, едва не переходящего в ужас, и в то же время радости. Нет сил сидеть, нет сил идти, нет возможности дышать. Борислав выбежал в коридор, потом вниз, по парадной, и через осколки Зала Приветствия на улицу. Куда? Туда – нет! Нет! Но все равно что-то подталкивало его именно туда, на Поляну Одинокого Дуба. Он шел очень быстро, порой срываясь на бег, хотя казалось: ноги ватные и не могут сделать и шага. Колени, действительно, вскоре согнулись, но близ него, близ того самого дуба. Мальчик плакал, плакал, переполняемый какой-то непонятной ему радостью, пропитанной болью. Здесь всё пропитано болью и проникнуто ярым стремлением, жаждой жить, жить, не смотря ни на что!
Эти слезы не льются случайно,
потому что случайностей нет!
Эти листики шепчут о тайне,
тайне счастья увидеть рассвет.
Слава вечной загадочной песне,
что исполнить возможно листве.
Этот ветер и листики вместе –
дирижер и оркестр – тебе!
Улыбнись, раздели с нами радость,
ты не должен под бурею падать,
ведь вокруг есть такие друзья.
Посмотри – это небо в лазури
улыбается после сей бури,
улыбается, друг, для тебя!
Пролетела целая неделя, небывалой радостью, восторгом и чувством собственного достоинства зажгла она тусклый факел в душе Борислава. Его не пугала больше даже школа. И, узнав от девочки, живущей с ним в одной деревне, распорядок экзаменов в его классе, он спокойно приехал к третьему уроку. Когда он, перед самым звонком открыл дверь, учительница и его одноклассники удивленно замерли. Как ни в чем не бывало, мальчик спросил разрешения войти, и уверенно прошел к первой парте, которую, по известным причинам, в момент сдачи экзаменов, никто не хотел занимать. Прозвенел звонок и учительница, повелительным тоном, сказала замолчать задиристому Иванову Пете, который, уже было, нашелся с едким замечанием в адрес Борислава, и подумать, лучше над заданиями в контрольной. А Борислав только улыбнулся, но вовсе не на замечание учительницы, он, увидев задачи и примеры, понял, что знает, как решить их. Без труда выполнил и, не успел еще прозвенеть звонок – а до него оставалось чуть больше семи минут - как положил тетрадь на преподавательский стол. Положил и спросил разрешения идти.
- Уйти? – оторопело пролепетала женщина. – Нет, останься, мне нужно с тобой поговорить. Сядь пока на место.
Варвара Семеновна – их классный руководитель, и, не смотря на всё ее не слишком страстное желание помогать детям, она должна была побеседовать с мальчиком по поводу его длительного отсутствия. Прозвенел звонок, мимо Борислава проходили одноклассники, бросая в его адрес колкие замечания, и счастье, что большинство из них говорило это, лишь повинуясь общему стадному чувству, будучи не в силах действовать и чувствовать самостоятельно. Именно такие недетские аргументы давал Борислав в оправдание их действий, впервые в жизни ему не было обидно.
- Борислав, - обратилась к нему учительница, едва все дети покинули класс, и они остались одни. – Где ты был всё это время? У тебя что-то случилось дома?
Вот она, логика, Борислав – мальчик из неблагополучной семьи, что же, как не семейные конфликты заставили его остаться дома? Мальчик улыбнулся, чем немало смутил и без того сбитую с толку женщину.
- Я ведь пришел сейчас, Варвара Семеновна. Разве этого недостаточно?
- Как ты разговариваешь! Конечно, этого не достаточно! Только уважительная причина может оправдывать твое отсутствие, у тебя есть эта причина?
- Нет.
- Нет? Борислав, если у тебя что-то случилось дома…
- Что бы ни случилось у меня дома, это не имеет отношения к моей учебе.
- Как это не имеет? А как ты собираешься сдавать экзамены?
- Также, как и сегодня.
- Нет, Борислав, с тобой что-то случилось, ты раньше никогда себя так не вел! Ты говоришь как-то странно… Ладно, не хочешь рассказывать, не надо, и все-таки ты не должен забрасывать учебу.
Вновь улыбка – Варвара Семеновна нервно поправила очки, сбив их с удобного положения.
- Я не думаю, что плохо справился с этой контрольной. Вы можете посмотреть.
- Да?..
Варвара Семеновна безропотно повиновалась, со второй попытки нашла тетрадь Борислава, открыла и… подняла на него изумленные глаза. Даже при беглом взгляде она могла сказать, что там нет ошибок, а если и есть, то самые незначительные. Да, она удивилась, потому что раньше никогда не замечала работ мальчика, при таком же, беглом взгляде, ставила ему «хорошо» и забывала об этом неинтересном для нее ребенке. Тогда почему сейчас она удивилась?
- Ты… готовился дома?
- Можно сказать и так. Но я не смог бы ничего сделать сейчас, если бы не учил в течение года.
- Да, учил, я знаю, - отрешенно произнесла женщина.
- Я могу идти?
- Да, у вас еще урок, русского языка.
- Хорошо, - спокойным голосом ответил мальчик и также спокойно он покинул класс и школу. Он поехал к себе.
Сегодня он сдал все экзамены, узнал, что и второй экзамен он сдал на пять, а Элина Сергеевна согласилась послушать несданную тему по истории – тоже пять. Есть, правда, две четверки, но это пока, в следующем году такого не будет. Как и этой школы. Борислав твердо решил начать новую жизнь, и сказать маме о желании перейти в другую школу, в другом районе, для этого правда, придется ездить на поезде, но он приготовился к этому. Другого выхода не было: слишком сильны предрассудки людей и их не так-то легко изменить.
Мальчик проехал свою деревню, конечно, маме он обязательно расскажет об успехах в учебе, но сейчас ее все равно нет дома. Хотел только попортить настроение отец, но его крики: «Борислав! Куда? На что сдал?» - не остановили мальчика. Он ехал по привычному маршруту, в родное для него теперь имение.
Погода не предвещала бурь, но как-то настораживала: тучи то наступали, то отходили, словно не зная, приступать им к действию или повременить. И если повременить, то насколько?
Борислав ехал как всегда быстро и только когда увидел перед домом две шикарные машины, остановился. Оставив велосипед в кустах, мальчик стал пробираться через сад, укрываясь и стараясь быть незамеченным из дома. Сейчас, впервые за все это время, его обуял неподдельный страх: что это, зачем они здесь? Чего хотят? Выяснить это можно, только если он проникнет в дом и услышит тех, кто приехал на этих машинах.
Следуя за вереницей кустов, Борислав добрался до окна с разрушенной стеной под подоконником, через сформированное отверстие он без труда пробрался в дом. Никого. Не слышно, не видно. Борислав вышел в коридор. Он шел тихо, довольно медленно, и даже монотонно, поэтому раздавшийся неподалеку голос мужчины едва не сбил его с ног: мальчик собирался сделать очередной шаг, но спешно приказал себе остановиться, невольно подавшись вперед.
- Да, конечно, усадьба изрядно потрепана, но я думаю, нет, я уверен, восстановлению она подлежит, надо только применить соответствующие усилия и…
- Да, я согласен, - ответил ему тоже мужчина, - но мне все-таки надо подумать.
- Подумать…. Да, да, конечно! Тем более, что подумать есть над чем.
Они шли к выходу, навстречу к нему, Бориславу. Но мальчик словно во сне слушал их шаги и не мог сдвинуться с места, частое сбивчивое дыхание выдавало его напряжение и волнение. Надо бежать!
- Этим домом уже не раз интересовались.
- Правда, и кто?
- Ну, в нашем городе нет, конечно, таких денег, а вот господин Ильиченков недавно приезжал, московский бизнесмен, интересовался.
- И что?
- Думает пока.
Оставалось несколько метров до поворота, и они увидят его! Борислав тряхнул головой, словно желая скинуть напавшее на него онемение, подействовало, он резко развернулся и стремительно пошел обратно. Его не слышали, и едва он подумал он об этом, как, заворачивая в комнату, неожиданно споткнулся и упал, прочертив рукой по стене, от нее откололся кусок шпаклевки, словом шуму хватило, чтоб на него обратили внимание.
- Что это?
- Не знаю, Арсений Семенович, может, снаружи что, зверь какой?
- Какой зверь! Вы же слышали: кто-то явно упал и не снаружи, а в доме. Звук оттуда.
Борислав спешно поднялся, и ринулся на лестницу, снова споткнулся, разбил ногу, но достиг верхнего коридора для слуг, и скрылся в той комнате, где стоял недобитый большой сундук, а обвалившиеся с потолка доски создавали прекрасное место для укрытия. Мужчины шли за ним, зашли в комнату, внимательно осмотрели ее, но из двери.
- Вот видите, никого нет.
- Не знаю, есть тут кто-нибудь или нет, - задумчиво протянул мужчина, который рассматривал возможность покупки имения.
Второго Борислав узнал по голосу, это был глава их сельской администрации, известный любитель привлечения в округ денег путем продажи местных земель. Теперь очередь дошла и до имения. Тучи вокруг, в любой момент готовые перейти в наступление. Кто и что сможет противопоставить им хоть какой-то ответ? Все внутри мальчика сжалось! Что теперь будет с этим домом? Что будет с ним, Бориславом, куда он будет приезжать? «Отнять последних друзей – это нечестно!»
Продавец и покупатель ушли, потом хлопнули двери машин, потом завелись моторы. Уехали. По какой-то причине снова остановились, но потом все-таки уехали.
Только сейчас Борислав заметил, что коленка у него разбита. Он инстинктивно, без всякого участия к своей боли, подумал о том, что надо сходить за подорожником.
Борислав спустился по лестнице, прошел комнату, коридор, и через зал Приветствия вышел на парадное крыльцо. Не поднимая головы, он спустился вниз и, уже увидев подорожник, хотел, было, сорвать его, как вдруг неприятное чувство, что кто-то смотрит на него, заставило мальчика поднять взгляд. На него, действительно, смотрели: мужчина, не старый, лет сорока пяти, приятный на вид, хорошо одетый, с ключами в руках от машины, что остановилась, но не поехала дальше. Не отрывая внимательного, если не пристального взгляда от Борислава, он прошел вперед и остановился перед дорожкой. Мальчик выдержал этот взгляд.
- Так значит, ты и есть то самое привидение?
Борислав молчал.
- Ты сильная личность, даже не зная тебя, я могу сделать такой вывод, но сейчас, поверь мне, тебе не стоит так зло смотреть на меня. Не думаю, что я твой враг. Я, понимаешь, я просто хотел выкупить имение своих предков, я всегда мечтал об этом, мечтал и теперь могу, наконец, это осуществить. Да не смотри ты на меня так! Как тебя зовут?
- Борислав.
- А я…
- Арсений Семенович.
- А.. Ты слышал? Что ж, тогда будем считать, что мы знакомы, если ты непротив, конечно. Нет? Борислав, мне почему-то кажется, что ты приехал сюда не за тем, чтобы что-то доламывать здесь, верно?
- Я никогда бы причинил зла этому месту!
- Я тоже.
Арсений Семенович перешел дорожку и подошел к мальчику, протянув руку, он задал вопрос, который Борислав от него меньше всего ожидал услышать, трезво оценивая обстановку, но искренне обрадовался в глубине души.
- Будем восстанавливать имение вместе?
Мальчик вновь посмотрел ему в глаза – нет, это не глаза врага, но друга – и протянул мужчине руку.
Вновь блестит купол Успенской церкви, вновь сад принял привычные и любимые ему правильные формы. Это снова сад, снова аллеи, пруды, клумбы.… И она, Поляна Одинокого Дуба.
- Борислав! Иди в дом! Вот-вот может начаться гроза
- Сейчас, одну минуточку, Арсений Семенович! Я только книгу возьму!
Книгу там. Борислав шел неспешно, осторожно ступая по протоптанной дорожке, словно боясь спугнуть реальность и потерять из виду одинокий дуб. Томные облака уверенно смыкали Поляну в кольцо, целый день уже они ходили, движимые переменчивым ветром, не были в силах остановиться и, наконец, поплакать вместе. Ветер легонько шевелил листья дуба, изредка наклоняя и ветви.
- Я скоро вернусь, - вполголоса произнес мальчик, - обязательно вернусь.
Он протянул руку и коснулся ствола – дрожь пробежала по телу мальчика, уходя, она забирала с собой тревоги и страхи. Борислав поднял глаза от руки и ствола к кроне и в глазах его невольно блеснули слезы.
- Мне немного страшно, но я справлюсь. Я буду там вспоминать о тебе, точнее, нет, я буду мысленно с тобою здесь, и потому обязательно буду стремиться вернуться… физически.
Резкий порыв ветра, неожиданно налетев, подхватил книгу и понес ее прочь, мальчик так и остался стоять, держась рукой о ствол дерева, Облака стремительно и даже гневно устремились вперед, блеснула молния. Прошла секунда, и ударил гром, гром, силой мощью своей желающий смести все, что вставало у него на пути, гром, который мог и может заявлять о своей силе!..
Как порыв ветра в душе мальчика исчез тот страх, что последние дни не давал ему спать, мучил и едино он один наполнял его мысли. Но теперь! Теперь ему не страшны ни Москва, ни операция!
С утра парило, надвигалась гроза, но медленно слишком медленно, так что всему живому впору было призывать ее. Скорей бы стало легче, немыслимо, невыносимо так долго ждать, невозможно так долго жить в тревоге, ожидая скорой кончины или чудесного спасения! Все просило дождя.
Василий, нынешний садовник имения, нервно расхаживал вдоль клумб.
- Хоть бы уж тучи показались!! – недовольно говорил он. – Закрывать теплицы - не закрывать?!
Все вокруг томится, потерпи и ты.
Василий вышел из собственно княжеского сада и направился к новой части – с теплицами, где теперь росли и экзотический виноград, и куда более привычные этим местам помидоры с огурцами. Но, не проделав и половины пути, садовник остановился, перед развилкой. Одна из тропинок вела к нему, одинокому дубу, Василий свернул.
Вот и ты ждешь, одинокий дуб, томишься в предчувствии освежительной влаги и чистого свободного воздуха. Но гроза будет! Страшно, что молнии могут попасть в ствол, и без того уязвленный болезнью. Могут.
- Поди, ж ты! – изумился Василий. – А ветка-то не засохла!
Нет, не засохла и дала новые листья, еще маленькие, скорее это даже не листья, а только намеки на них, но они вырастут, обязательно вырастут! Невообразимо жаждущие жить, в желании своем черпающие силы.
VIII
Как чудно пахнет сиренью! Весь воздух словно пронизан сетью ее аромата. И вместе с тем воздух чист, словно сиреневая паутина и есть его чистота.
- О, сирень, сирень, я узнаю этот аромат! – восхищенно прошептал молодой человек.
Он закрыл глаз и глубоко вобрал в себя этот до боли знакомый и родной воздух. «Даже не верится, что я снова здесь!»
Завтра должны приехать его родители. Но этот день целиком и полностью подарен Бориславу, сегодня он может побыть наедине с усадьбой. Целый год он не мог вырваться и приехать сюда.
Как и десять лет назад, Борислав отправился знакомиться с измененным домом, но сначала он прошел на тропинку, в конце которой, отвечая солнцу рождением собственных лучей, стояла Успенская церковь. Но до нее…
Медленно, с замиранием сердце, как в том самый вечер, Борислав прошел к нему, Одинокому Дубу, как и тогда, положил руку на его ствол. Дрожь пробежала по телу и постепенно утихла, унося с собой все страхи и опасения.
- Спасибо тебе, Анюта, - чуть слышно прошептал юноша.
Взгляд его пробежал от ствола к кроне, сквозь листья ему улыбалось солнце, сквозь Тишину и невидимые нити, что создаем мы сами, и что позволяют нам жить. Через все расстояния, через слезы и печали времени, как луч надежды, что никогда не угаснет в сердцах людей.
«Дядя, а, может, тишина это главная песня ангелов?»