Fanija Kamininiene

ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА

или «Калейдоскопы» ЖИЗНИ вспоминая...

© 2014 – Fanija Kamininiene

 

All rights reserved. No part of this publication may be reproduced or transmitted in any form or by any means electronic or mechanical, including photocopy, recording, or any information storage and retrieval system, without permission in writing from both the copyright owner and the publisher.

Requests for permission to make copies of any part of this work should be e-mailed to: altaspera@gmail.com

В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.

Published in Canada by Altaspera Publishing & Literary Agency Inc.

Об авторе. "...Да, я горжусь, что могла ни на волос не покривить ни единой строкой, не напрягала глухой мой голос, не вымогала судьбы другой".

(М.Петровых)

Член Международного Союза писателей "Новый Современник"

Педагог по образованию, закончила педагогический институт в г. Казани.(КГПУ) Учитель - филолог -по специальности. Живу в Клайпеде, работаю в прогимназии «Габийос» в г. Клайпеда, в Литве.

Для своей внучки пишу сказки, детские рассказы...

Член русского литературного клуба им. Г.Державина в Литве

Пишу только тогда, когда не писать не могу Все мои произведения носят характер воспоминаний и дневниковых записей о себе, предках, близких и дорогих людях... Люблю хорошую поэзию и прозу. Мне все интересно в человеке: его думы, его мироощущение, его миропонимание.

Мои воспоминания, дневники и рассказы публикуются в "Литературном альманахе" 2013 года (г.Каунас) . Мои статьи печатаются в городских газетах "Клайпеда" и "Литовский курьер".

Методические разработки уроков и рассказы печатаются в городском журнале "ГЛАГОЛ", ассоциации учителей города Клайпеда «Веди»

Приветствую всех, кто посещает мои страницы в Интернете

http://www.litkonkurs.com/index.php?dr=17&luid=57009

О книге. Детство у каждого свое: у кого счастливое, у кого-трудное. Но независимо от всего этого, детство - та пора, которая остается в сердце каждого из нас на всю жизнь.

Эта детская фотография, попавшая мне в руки через долгие тридцать лет, всколыхнула в душе неизбывную память сердца и натолкнула меня на мысль написать воспоминания о своем детстве, о доме, о родителях, о близких людях, которые окружали меня своим вниманием, теплотой, любовью, и которые и по сей день находятся рядом со мной...

Эта книга - труд души, запечатленный в слове....

Здесь записки, дневники, воспоминания, «картинки из жизни» о встречах, о счастливых минутах, о днях общения с интересными людьми - «страницы пямяти», отдельные странички которой я хочу перелистать...

О себе, школьнице.

Первый раз в первый класс

Хорошо помню мой первый день в школе. В сентябре тысяча девятьсот пятьдесят девятого года я пошла в первый класс - это был мой первый детский праздник!

Меня первый раз за руку повели в школу, которая находилась за зеленой сосновой рощей,и которая, находясь в черте города, пугала нас своей кладбищенской тишиной, и куда запрещалось ходить нам, детям... За рощей, за угором - наша знаменитая школа №69 г. Казани. Почему знаменитая? А потому, что она была самая новая и огромная для нашего города –в пять этажей!

Нас первоклассников привели в просторный класс и усадили за пахнущие краской парты – каждую девочку с мальчиком

Учительница в строгом костюме, грозно поджимая губы, о чем –то рассказывала...

Не помню...

Помню только, что я всматривалась во все с особым волнением, страхом, приглядываясь к окружению, – как одеты дети, с кем посадят...

Хотелось «оправдать» свою непритязательную, ношеную, с плеча старшей сестры, одежду. Ведь « новые» - только пенал, тетради и туфли! И от этого я чувствовала себя в определенном напряжении. Даже портфель сестрин...

Почему –то первый день в школе ассоциируется у меня с запахом парт. Видимо, накануне их выкрасили в черный цвет. Они пачкали форму, запах стоял невыносимый...

Что представляла собой «парта советская», некоторые, наверное, еще помнят. Вплоть до семидесятых годов в школах можно было увидеть черные парты с откидной крышкой на петлях, выемкой для чернильницы и ложбинкой для ручки и карандаша.

Черный полированный верх, коричневые бока у парт напоминали школьную форму – коричневое платье и черный фартук... Казалось, «незримый ряд» школьников с нами, рядом. Нас много!

Только белизна воротника и белые фартуки придавали форме торжественность и парадность момента.

...Меня посадили с хрупким, тщедушным мальчиком – с Вадиком Хрусталевым. Тоже «Стойкий оловянный солдатик» из сказки!

Его фамилия напоминала мне хрустальную, мамину, очень дорогую вазу, стоящую высоко в буфете старинного шкафа, которую доставали только по случаю. Вадик был таким же – «хрустальным» - недосягаемым. У него - новый портфель, новая форма, новые ручки. После школы его встречали родители, и мне казалось, что родители очень любят его, раз так берегут...

Он всегда все знал! И уже умел писать...

Его длинные реснички мило хлопали, когда его спрашивали у доски.

Он мало говорил, хорошо учился, не дрался, как все мальчишки, не дергал девчонок за косы! Мне это нравилось! Иногда он пытался даже защищать нас, девчонок, но как-то несмело, с боязнью. И мы, девчонки, чаще жалели его, потому что его всегда обижали наши мальчики. Мальчишки наши в классе - сильные, драчливые, задиристые. И Вадика они презирали, всячески придираясь к нему, что «водится» с девчонками...

Все они - дети«савиновских»! Там, на «Савиновке», по нашему представлению, жили одни разбойники! Нас ими всегда пугали, когда разрешали идти на улицу.

«Смотри, не связывайся с «савиновскими»!

По воспоминаниям взрослых, я напоминала «утреннюю былинку». Такой мелкой, маленькой девочкой я пошла в первый класс! Мне едва исполнилось семь лет. И я не умела читать, только еще узнавала буквы. Никто собственно в большой семье тогдашнего времени никем особо не занимался. Все взрослые работали, а дети самостоятельно « учились» жить. И мы, глядя на братьев и сестер, учились - «чему –нибудь» и «как –нибудь»...

Нас хоть и звали " малышней", но в школу мы ходили самостоятельно. И возвращались домой без помощи взрослых. Переходили самостоятельно широкую автомобильную трассу. Да и в роще, через которую пролегал путь в школу, ходить, казалось, небезопасно. В роще устраивались детские аттракционы, а еще увеселительные заведения для взрослых - открывали двери для горожан допоздна... Встречались и праздно – пьющие, и гуляющие, которые иногда приставали... Но Бог миловал!

Никогда не забуду...

Наша первая учительница Раиса Николаевна, – женщина строгая и гневная, очень сердилась на меня за то, что я не умела красиво выводить буквы. Она часто подходила ко мне, больно нажимала рукой, давя с силой на мой средний палец - ручка с пером выпадала из руки. Выписывая «каракули» новых букв, я «вылезала» из строки, буквы получались «корявые». Ей было непонятно, как это может быть? В бессилии, она опускала свои натруженные руки и, громко возмущаясь, кричала, что наводило на меня особый страх!

Глаза ее « метали молнии»! Я сразу стала ее бояться.

При ее приближении к парте – я теряла сознание... И такое имело место быть.

И когда однажды Раиса Николаевна заболела, я очень обрадовалась и захлопала в ладоши... Последовало наказание! Меня поставили в угол! Казалось, свет померк! Все с укором смотрели на меня!

Только Хрусталев подошел ко мне на переменке и тронул меня за руку( из сочувствия) и на уроке рисования дал мне свои карандаши.

Порисовать! У меня никогда не было своих цветных карандашей!

Я была счастлива!,

Страница 10

Школьная жизнь для ребенка не всегда в радость...

И я рано это поняла и никогда не забывала. Мне часто об этом напоминали взрослые!

Эта картинка из фильма очень напоминала мне

о моем детстве, о моей школе...

Обучаясь в первых классах, я еще не осознавала всей серьезности происходящего. Еще «спала», как сказали бы «продвинутые» современные психологи. Не понимала, почему нужно ходить в эту противную школу, почему нужно видеть каждый день эту несносную учительницу Раису Николаевну!

Начальные классы в моих воспоминаниях –один сплошной кошмар на «улице Вязов»! Оборачиваясь назад, могу с уверенностью сказать, что так плохо мне не было никогда в жизни.

Я была самым несчастным человеком на свете! И мне тогда казалось, что этот ужас никогда не кончится...

Я не любила школу!

Учительница ненавидела меня! Я ее! Так, по крайней мере, мне казалось... И ничего нельзя было с этим поделать, ничего нельзя было изменить! Она смотрела на меня, как на врага! Детей она не любила! Этот взгляд из-под густых бровей держал меня в страхе долго!

Может быть, дело было в том, что большинство детей в классе –дети способные, ухоженные, дети офицеров –такая школа... Обеспеченные, холеные, сытые дети! Они никогда ни в чем не нуждались, все у них было: и ручки, и цветные карандаши, и даже разноцветные пеналы. Довольство было написано на их лицах! Хорошо учились, держались горделиво! Да и родители этих детей вечно суетились с пакетами вокруг учительницы, одаривая ее дорогими подарками...

Наши родители в школу наведывались редко, по случаю. Поведение наше их не беспокоило. Ведь нас было трое учащихся в одной школе.

А жаловаться мы не привыкли. Не смели! Что и говорить?

Да и вид наш, одетых в нищенское, не производил впечатления, вернее, мог быть, под «впечатлением». Да и «баим» не так...

Я помню, как сестра пыталась научить меня красиво писать, но тщетно... Наутро в школе меня ругали, обзывали «неумехой», бестолковой...

И родители не били тревогу, убежденные, что с нами все в порядке!

А на записки учительницы, что я плохо учусь, не реагировали, считая, что так может быть, потому как «рано отдали меня в школу», - ведь мне едва исполнилось семь лет. Даже всячески оправдывая меня перед учительницей, не ругали. И за это я им глубоко благодарна по сей день!

В школе же мне было плохо!

На нас смотрели косо –из многодетной семьи! Что и говорить!

Конечно, вид у нас был неприглядный: тысячу раз стирано- перестирано, с чужого плеча. Зато все было чистенькое, опрятное! Правда, портфели, карандаши, спортивная форма, галстук имели с сестрой один на двоих! Не хватало денег в семье! И в школе мы только и мечтали, что... о том пирожке с картошкой или капустой за три копейки! А бесплатными обедами, как нуждающихся, нас не кормили, считая, что мы живем в хороших условиях –отец военный!Такое время было!

И я стала протестовать, молча... Перестала учиться, отвечать на вопросы на уроке, не выполняла домашние задания, принося из школы одни двойки. Всех учительница хвалила, а меня всегда выставляла к доске, напоказ, как «нерадивый экземпляр»: «Смотрите, любуйтесь, вот она, бессовестная, не сделала уроки!»

Пунцовая, сгорая от стыда, я стояла перед классом, как на плахе...

Разве это забудешь?

Я находила радость в книгах, в общении с подругами, сестрами, родителями –они меня любили всякую!

Стыдно признаться, но я отчетливо помню, что даже радовалась в душе, что делаю все наперекор учителю, назло! А она не знала, что я радуюсь! Конечно, сейчас стыдно за злорадство свое...

Зато, уходя из школы, я напрочь забывала о ней, до вечера. Вечерами просила прощения у Господа за свое поведение.Казалось, он все может, надо только подождать, а ждать не хотелось!

И я плакала. И не было на всем белом свете несчастнее меня в этот момент. (Заметила, что даже с годами... эта боль не уходит.)

Я жалела себя и плакала! Ненавидела эту учительницу! С дуру, даже решила однажды перестать страдать, -позорить родителей, если закончу переживания «враз» - брошусь под трамвай...( из детского опыта жизни: мы в детстве слышали, что люди бросаются под колеса трамвая, когда им плохо)

По-детски, разинув рот, долго наблюдала за трамваями... Они с пугающим, ужасным лязгом колес быстро проносились мимо меня. И я убедила, уговорила себя не делать этого...

А решила я, назло учительнице, стать хорошей учительницей! Чтобы меня никто не боялся! Я, как таблицу умножения, твердила себе под нос свое заветное желание, даже перед сном , вместо молитвы!

И читала, много читала... о бедной несчастной Консуэлло, Жорж Санд, -трогательной девушке, сиротке, с удивительной сильной волей, певчей хора в церкви, проникаясь жалостью к ее судьбе, забывая о себе.

Ее любовь к людям, к учителю –безмерна!Она была верной себе и своему учителю, что особенно вызывало во мне бурю эмоций. Когда книга закончилась, я горько заплакала. Расставаться с этой книгой, которая стала для меня эталоном, идеалом отношений, человеческих отношений, –невыносимая потеря!

В книгах я искала способ общения с героями. Я жила в другом, сказочном мире иллюзий и мечты.

«Проснулась» я в пятом классе и сразу стала хорошо учиться!

И забыла о Раисе Николаевне напрочь, как о страшном сне! Тогда у нас появились классные дамы –руководительницы. Учительница биологии Тамара Николаевна – стала первым учителем в моей жизни, стала тем человеком, о котором я буду помнить всю свою жизнь и поминать добрыми словами! Она умела обнимать нас взглядом!Она заставила поверить в себя! Ее четкие, понятные, немногословные уроки я буду помнить всегда! И тихую, милую улыбку!Жаль, ненадолго...Она как-то сразу ушла из нашей школы, оставив нас в растерянности...

Школьная жизнь для школьника не всегда в радость... Я рано это поняла! Тогда и решила стать учителем! Именно в детстве я узнала о своем предназначении! Казалось, добрее и справедливее учителя не будет.

Страница 11

Говорят под Новый год чудеса случаются...

Бывало и такое...

Картинки из жизни...

Звонок прозвенел резко, неожиданно, возвестив о конце урока.

Учительница еще не отошла от доски, вытирает руки от мела. Белые хрупкие кусочки мелкой пылью струятся из –под руки... Мы, ученики, складываем учебники в сумки –портфели.

Ноги уже приготовились к скачку из класса. Как вдруг дверь распахивается, и в кабинет не входит, а влетает гардеробщица. Волосы под косынкой сбились, разлохматились, распушились по сторонам.

На лице пятна красные от возбуждения

-Дети, здрастуйте!- вдруг опомнилась она и остановилась у доски. - Ну, шо вы стоите, как статуи? Нихто вас не учил что –ли, че нужно ответить? А вы почему сидите, -продолжала она свою речь, указывая рукой на других, не реагировавших на нее.

Учительница от такого неожиданного визита и напора дежурной, навовсе, остолбенев, молча стояла у доски и наблюдала за гардеробщицей и ее смелой речью.

– Сколько разов было говорено, что, когда кто входить взрослый, надобно вставать... – Теперь, сидайте... –Ну сколько можно вдолбливать, шоб не ложили пОртфели на парты, убирайте щас –же. Пораскидывали пОльта в колидоре по окнам...

И стала вдруг грозить...

-Чтобы не показывали свои хвокусы, а унесли одежу в галдероб. - Все, а теперь слухаем меня, - плавно переходя на мирный тон, начала она.

-Ребятушки! – Пропала ихинная обувь, - указуя рукой на нашу одноклассницу, Сабирову, и, не дав никому опомниться, выпалила она:

-Взял кто-то из вас!Оглоедов!

Для наглядности, она схватила первый, попавшийся под руку портфель, подняла, потрясла им в воздухе и шваркнула, в сердцах, о парту.

Повисла тишина.

Мы молчим.

Учительница окинула всех недобрым цепким взглядом, прошлась по каждому из нас, и стала по очереди, спрашивать:

- Плаксина? - Батракова? -Сабирзянова?

Очередь дошла до меня... Я привстала. Она двинулась дальше. Вернулась обратно.

Мы, робея, понурив головы, выдавливали робкое:

«Я не брала, Раиса Николаевна!»

-Хорошо! –процедила сквозь зубы учительница. –Но мы все равно, найдем пропажу! –зло закончила она.

Она начала вызывать нас по одному к столу.

-Живее! –уже кричала и гардеробщица.

Я безвольно стала приближаться к учительнице, не мигая, уставилась в страхе на нее, будто эта злосчастная обувь была у меня в портфеле, и я уверена в этом!

А она, между тем, кричала:

-Как совершать проступки, так вы первые! –цепкие, злые руки учительницы уже трясли мой портфель.Трясли и трясли! Мне показалось, что это меня трясут, вытрясая из меня душу –правду!

-Вечно проблемы с этими детьми из многодетки! –кричала она вне себя, дергая портфель за ручку

Выпали мои карандаши, записки, камешки... Я сжалась в комок от страха перед вывернутым портфелем.

-Сейчас все узнают про записки, - с ужасом подумала я, увидев рассыпанные по полу бумажки, открытки, книжки на учительском столе.

Уткнувшись носом в груду записок, учительница застыла в молчании.

- А это что? – сжала она в руках бумажку, выкрикнув громче обычного.

Слезы крупными, непослушными каплями упали на стол. Я, не сдерживаясь, стала тихо плакать...

Учительница намеренно брезгливо перебрала нехитрое содержимое сумки и бросила мне в руки:

-Забирай свое барахло! Помойка! В этом портфеле трудно что –либо утаить, -бросила она взгляд на гардеробщицу, -одни дырки!

-Ха! Ничего не нашла! –выкрикнул кто –то из –за парт и хихикнул.

Поминутно всхлипывая, я поплелась на свое место, зажав под мышкой свой несчастный портфель с оторванной ручкой.

Но учительница осмотрела и мою парту –вдруг я «сховала» под парту, по словам гардеробщицы, «нибудь –шо..». Она все выговаривала с мягким украинским акцентом.

В классе стояла гробовая тишина. Все приникли к партам, слушая и прислушиваясь к фразам учительницы

-Ну, Сабирова, ищи свою обувь в раздевалке! –вдруг огласила учительница свой «вердикт», заканчивая разборки.

Больше никто не плакал и не обыскивался.

Класс напряженно молчал, как после пыток.

Я бережно укладывала в свой несчастный портфель дорогие сердцу бумажки...

И пережила тогда этот позор с портфелем, молча...

Раньше я и внимания не обращала на то, что у меня такой драный портфель. Думала, что это в порядке вещей –другого не было!

Я смотрела на свой старый, потертый, измятый от «тяжелой жизни» портфель с ужасом. Конечно, имел он жалкий вид, уже порядком износился: из старой черной кожи с потрепанными углами -ушками, с еле держащейся ручкой –полоской, из жесткой кожи, которую приладил в свое время отец. Выглядел он, конечно, помоечно! В нем начисто повылетали все металлические обойки по углам, кожа истерлась, как старая калоша, а передний отдел с кармашком уже «разинул рот» – прорвался, вконец. Оттуда нахально высовывала «язык» моя вторая обувь!

Вторую обувь мы носили всегда, потому что в школе были полы паркетные, красивые! На загляденье! Вообще, школа наша №69 Ленинского района г Казани была тогда, на удивленье, - нарядной, уютной... Актовый зал с бордовыми бархатными креслами...

До сих пор осталось об этом приятное воспоминание.

Так вот, портфель мой преданно служил нам с сестрой все эти четыре года...

Я училась уже в четвертом классе, а своего галстука, фартука, своего портфеля не имела.. Благо, она училась в первую смену, я –во вторую. И по пути в школу, на середине дороги, в роще, через которую мы прокладывали свой путь в школу, удобно распложившись на парковой лавочке, мы встречались и быстро обменивались галстуком, цветными карандашами, спортивной формой, портфелем.

Он многое вынес, мой портфель, служа мне долго и упорно, мужественно принимая на себя удары других портфелей, достойно защищая меня, как щитом, разя головы и спины моих одноклассников! Верно носил мои домашние бутерброды и пирожки!

Портфель хранил все мои маленькие «секретики»: стихи, открытки, камешки, карандаши, записки. О чем не догадывалась моя сестра...

Если вспомнить, в этом драном, «облезлом», но любимом портфеле, на самом дне, под оторванной с одного конца подкладкой хранила я записки от Вадика Хрусталева, влюбленного в меня по уши. Портфелю, хоть и не собственному, доверяла я тогда свои сердечные тайны!

Мало того, этот старый, поношенный портфель мы с сестрой постоянно уродовали, катаясь на нем верхом и зимой с ледяной горки, и летом, садясь на него всякий раз, как на скамью штрафников, когда играли в школьном дворе в «скакалки»!

Только иногда, пристально вглядываясь в то, что когда –то называлось - портфель, я грустно замечала, что давно его не протирала, не мыла, не зашивала! И начинала просить отца, чтобы он заштопал дыры -раны, полученные в битвах на школьном дворе.

И, конечно, мечтала о несбыточном, новом портфеле, с кармашками...

Да! А Сабирова, одноклассница моя, потерявшая обувь, в этот же день напросилась ко мне в гости, якобы, делать уроки... Но я и не подозревала, что она хотела выведать, наверняка, -нет ли ее тапочек у нас в доме...

После всегдашних игр, долгого пребывания у нас, она уронила:

- Моих тапочек у вас нет!

Она проговорила это вдруг, нечаянно, вслух, выдавая себя и свои подозрения.

Было обидно за себя, за свою большую семью, которую открыто, не скрывая, «подозревали» в каком-либо неблагом деле или воровстве... только потому, что она у нас была очень большая!

Вспоминается огромная елка, которую отец принес на Новый год! Душистая, колючая... Нас близко не подпускали, боясь «уколов»... Маленькие были!

Но наряжать ее нам разрешали. Мы сами делали самодельные игрушки из шишек, бумаги... Замечательная была елка! Тогда еще не было лампочек красивых и магазинных игрушек! Мы сами вырезали картинки и делали игрушки! Какое это было удовольствие! Потом мы их развешивали на ниточке через всю комнату. Запомнилось, потому что только на Новый год мы получали иногда «долгожелаемое»!

Новогодний праздник в нашей большой семье был особенно почитаем, потому что именно Новый год мы связывали с тем, что придут долгожданные каникулы и мы будем ходить на елки, получать «долгожданные» –новые школьные принадлежности, огромные вкусные подарки. Будем радоваться, лакомиться все каникулярное время. Будем делать свои домашние елки, созывая детей со всей улицы, округи, одаривая их самодельными «самошитыми» подарками - пакетами, разрисованными цветными карандашами, полными разных вкусностей! Тогда казалось, что весь мир только из чудес и состоит...

 

Только чудеса эти где –то задерживаются, медленно идут... Вот –вот они придут, только надо иметь терпение! Молча, замерев, дождаться!

А сначала - молить, молить Господа! Уговаривая Его, приводя убедительные доводы, обещая взамен верность и покаяние...

Так казалось...

В ожидании праздников Нового года у нас разыгрывалась неуемная фантазия, и мы мечтали иногда о несбыточном: о фотоаппарате, который уже есть у друга, о велосипеде, который уже был у подруги. Все это мы, заранее, просили у родителей!

Наше детское сердце ждало чуда!

... Тогда под самый Новый год, на четвертый год моей учебы в школе, под елочкой, в упаковке из грубого картона я обнаружила новехонький портфель! Для меня!

Я по -детски радовалась своему приобретению -счастью! Мое сердце ликовало! Казалось, что волшебное действо чуда тогда посетило и наш дом под Новый год, разнося с запахом хвои особый флер счастья!

Я исследовала его полностью, со всеми отделениями и защелками – щелчками - это было то, что нужно! Коричневый, как и школьная форма, с металлическим отделками! С множеством карманчиков, в том числе для ручек и карандашей!С мягким тряпочным нутром! Мой собственный портфель!

Вот это было чудо – счастье, о котором я мечтала!

 

Родители всегда говорили нам, что у Господа ничего нельзя просить, потому что Господь дает предметы блага по милости своей, а вот духовные блага никогда не дает без воли человеческой, без искания. Самые драгоценные богатства и есть духовные: радость, доброта, милость, терпение, миролюбие... Кто возлюбит эти сокровища, тому и «воздастся»!

И поэтому мы молились Господу, прося у него смирения и терпения! А чудо подвластно только Всевышнему!

А тогда, в детстве, в это особенно верилось! Но, что сбылось, запомнилось, врезалось в память навсегда!

Страница 12

 

Незабываемое, картинки из школьной жизни...

 

Учитель

- Ну, доедайте свои бутерброды и пирожки, – сказал он ученику, стоящему у двери, опоздавшему, пожевывающему.

Давно прозвенел звонок, мы сидели за партами, а всегдашний наш классный хулиган имел обыкновение опаздывать на уроки. Не обращая внимания на звонки, он мялся у двери, ожидая реакции учителя. Но учитель не торопился реагировать:

- Дожевывайте, – сказал он еще раз.

Тот, нахально, «воткрытую», стал жевать.

- Вы, наверное, уже забыли, что такое уроки музыки, – сказал он и стал нам рассказывать о том, что такое музыка, навовсе забыв о стоящем у двери, «дожевывающем»...

Он говорил о великом Энрике Карузо, о композиторе Даницетти, о Ференце Листе, о Шуберте...

Мы услышали голос Э.Карузо («Любовный напиток») на старой скрипучей пластинке. ( Я и сейчас частенько слушаю эту запись)

Для нас это была другая Вселенная: со своими звуками, тонами и полутонами...

Замерев, раскрыв рот, мы слушали молча, весь урок, пока не прозвенел звонок. И будто проснулись от глубокого сна. Даже пожалели, что урок закончился. Первый раз мы пожалели о том, что закончился урок!

- Кто захочет записаться в хор, жду после уроков, – сказал он. Только придется сдать небольшой экзамен, – продолжал он.

Мы ждали конца уроков, когда же снова мы сможем увидеть его. На перемене мы хлынули вниз – в кабинет музыки! Он обстоятельно разъяснил нам, кто сможет петь в хоре – якобы, « только те, кто разбирается в нотах»! Он расписал ноты в три голоса. Сможешь – будешь петь в хоре!

Это была любовь с первого урока!

Что тут началось?! Каждый стал учить ноты, по утрам до уроков распеваться в кабинете музыки. Это было что-то! Мы с утра были у него в кабинете! Началась абсолютно другая жизнь! У нас давно не было уроков музыки, потому что предыдущий учитель умел играть только на гармошке, что и демонстрировал нам на каждом уроке, исполняя все то, о чем мы его просили. И урок превращался в гвалт, крики, шум, на что реагировал каждый, услышавший шум. Заглядывал к нам и директор, после чего учитель этот незаметно исчез, уроки музыки прекратились.

Школьная жизнь тогда была серой, будничной – сплошным наказанием. И школа, и учителя тогда – одно сплошное серое пятно в моих воспоминаниях, пока не появился в нашей школе Владимир Антонович Варфоломеев – учитель музыки.

Владимира Антоновича Варфоломеева -учителя музыки, которого мы обожали, который перевернул все наше представление об учителе, -это отдельная история –рассказ – благодарность моя!

На всю оставшуюся жизнь он остался в памяти у ученика, заняв соответствующее место -высокое, достойное!

О котором буду помнить всю свою жизнь!

Это была школа жизни, и каждый "извлекал" из нее свой "корень" -формулу жизни!

 

С его появлением и жизнь в школе окрасилась в свои цвета. Мы ждали его появления на уроке, ждали после уроков, мы провожали его до дома, он провожал нас до нашей остановки. И разговоры, разговоры – невозможно было расстаться, оторваться от него, от его взгляда, от его добрых участливых, насмешливых глаз. Он «вошел» в нашу школьную жизнь как праздник! Захотелось учиться, стать лучше! Ему всегда было интересно, о чем мы думаем, какое у нас настроение, какие планы?! Со звонком бежали вниз, в кабинет музыки, чтобы увидеть Его. Все устраивались вокруг, пытаясь увидеть его глаза, услышать его голос, дотронуться до него!

- Ну, как настроение? – спрашивал он. – Как провели день? Что нового?

А мы, перебивая друг друга, перекрикивая, сбиваясь, кричали, чтобы только услышал он. Услышал именно тебя, и ответил именно тебе. Перемены были короткие, поэтому договаривались о встрече после уроков. И тогда уже могли наговориться вдоволь. Он слушал наш гвалт, наши сбивчивые речи, но отвечал всегда понятно, пространно, к чему мы прислушивались молча: нам всегда было понятно, о чем он говорит. И потом, уже расставшись с ним, мы еще долго перебирали в голове все его слова...

Наш хор стал самым значимым в городе, по количеству участников, – мы с трудом умещались в кабинете. А конкурсы?! Это были праздники! Владимир Антонович начинал этот праздник еще в школе с концерта, в котором участвовал он сам и Лия Григорьевна. Он прекрасно пел, исполнял «Темную ночь», а Лия Григорьевна, жена его, аккомпанировала. Это были дни причащения к прекрасному – разве можно забыть об этом?! Пусть это будут слова памяти и благодарности великим педагогам – Владимиру Антоновичу Варфоломееву и Лие Григорьевне – за их неизбывный труд души! Как это было нужно нам, тем, которым не хватало простого человеческого тепла и участия.

А воскресные дни? Каждое воскресение наши активисты – это были мы – с утра собирались за город. Владимир Антонович с Лией Григорьевной, с детьми, с нами, каждый выходной выбирался за город по маршруту, оговоренному заранее. Мы обошли весь пригород Казани. Где мы только ни были? В каких только ситуациях не оказывались? Но с нами был наш неизменный друг и учитель – и нам не было страшно! Он всегда находил нужные слова для любых ситуаций!

Однажды он не появился в школе – мы были в шоке! Оказывается, он просто заболел. Мы решили навестить его. И, конечно, совсем не догадались о том, что больному приносят гостинцы, да и денег у нас было ровно столько, чтобы доехать до его дома. Жил он в старинном особняке родового имения –доме с маленькими темными комнатками, узкими проходами, доме, в котором проживало огромное количество семей. Семья его занимала малюсенькие две комнатушки, в которых они проживали еще и с детьми: одному было пять, другому еще меньше. Мы ввалились в прихожую комнату, с трудом расселись, но были рады видеть своего учителя!

Он быстро сориентировался, организовал Лию Григорьевну с девочками сварить картофель в мундире, разрезал жирную селедку – какое это было лакомство для нас, голодных после школы детей! Мы ели и разговаривали, а еще в традиции было – каждый должен был что-нибудь исполнить, спеть, как умеет… Разве можно забыть о вкусе этого непритязательного обеда?!

Только сейчас, когда прошло столько времени, с позиции учителя-педагога, я, думая о том времени, могу думать и предполагать, каким образом ему удалось повернуть нас лицом к себе? Как сумел он вознести нас на ту высоту, на которой мечталось побывать каждому? Обращение на Вы – вот, что уравнивало нас с ним! Он разговаривал с нами, как с равными…

Уже после окончания школы мне удалось его разыскать по другому адресу – хотелось порадовать его тем, что мне удалось поступить на педагогический... Стать учителем! А потом я ему еще писала, когда было трудно, были проблемы, и он ответил мне.

После этого прошло почти тридцать лет. Жив ли он? Как узнать? Адреса нет. Но есть память о нем, есть неизбывная тоска по тем дням общения с ним – соприкосновения с прекрасным, которое осталось в душе на долгие годы.

Благодарю Господа за то, что он дал мне возможность узнать о таком человеке!

Страница 13

Как не сказать о тех, кто был рядом с тобой?

Подруга детства.

Только с возрастом я поняла, что мы должны принимать людей такими, каковы они есть...

В детстве наивно верилось в то, что все еще может измениться, что все мы станем другими, потому что впереди нас ждет длинная жизнь...

Только нужно сделать правильный шаг, как на шахматной доске, – ход...

И мы станем другими.

Познакомились мы с Фаридой, будучи школьницами, за детскими играми во дворе. Двор был большой, детей много... Мало того, что в наших деревянных домах на нашей улице детей было «несчитано», к нам сбегались еще и дети с единственного каменного, кирпичного дома, стоявшего поперек улицы. И мы к ним ходили. Знали всех детей с дома №2 со всех подъездов на нашей Второй Союзной, рядом с улицей Декабристов (в городе Казани).

Казань Улица Декабристов. На углу ресторан «Маяк», рядом хлебный магазин, где работала мама.

Только там, в их дворе, мы могли без опаски ходить в обуви по асфальту. Асфальт разделял нашу часть улицы с центральной улицей города –улицей Декабристов, где ходили трамваи и троллейбусы. На нашу улицу транспорт не заезжал. Глубокий песочный барьер не давал ходу ни одной машине, даже если нужно было вызывать скорую для жителей улицы.Так мы и жили, разделенные «полосой отчуждения» долгие десятилетия, пока нас, живущих в собственных домах, не расселили по городу, позже, в 70-е годы.

Как и все дворовые дети, мы дружно общались со всеми: и со своими, живущими рядом, и с теми, кто живет в «каменном»... У них был ухоженный двор с детскими площадками, и мы чаще рвались туда –покататься на качелях, с горки, - словом, пообщаться.

На их территорию во двор с асфальтом мы выбирались еще и потому, что наша улица, полная сыпучего песка, не позволяла нам кататься на «самокатах».. Были такие самокаты, заменяющие нам, неимущим, велосипеды

.

Вот такой самодельный самокат был в детстве у каждого из нас.

Велосипеды же, узорчатые, с шелковыми сидениями, были только у «евреев»...

Так говорили взрослые, и мы усваивали их язык.

Самокаты тогда дети создавали сами - из двух продольных дощечек и болтов, которые умельцы умудрялись стянуть из папиной «мастерской»... Соединяли все это шарнирами и получался самокат. У кого - какой –все зависело от того, кто приложил руку: взрослые или дети. И дети хвастались друг перед дружкой своими моделями - «созданиями».

Мы с радостью носились на этих самокатах вокруг дома на огромной скорости, отталкиваясь от земли, пытаясь «вознестись до Небес», а приземляясь в лужи...

Конечно, и самокаты были не у всех, а только у мальчишек. И они давали покататься только тем девочкам, с которыми хотели общаться. Чаще, мы, остальные, отверженные, сидели на скамейке в ожидании –когда же «обломится» и нам, когда дадут и нам покататься...

 

И зимой, радуясь первому снегу, по дороге домой, задерживаясь до темноты, мы катались на ледяной горке на их дворовой площадке, используя вместо саней наши истертые до дыр портфели. А шаровары –штаны зимние, на нас стояли колом, леденели от катания!

На ледяном катке, по краю, катались на всевозможных устройствах в виде коньков, –металлических полосок, которые крепились к валенкам. Нас гоняли доровые хоккеисты, но мы упорно, до драк, отвоевывали свое пространство!

Помню, что из второго подъезда каменного дома с первого этажа выезжала - вываливалась наружу, к дверям, тяжелая, старая коляска с огромной, дебелой девочкой –инвалидкой. Крупная, непомерно развитая физически для своего детского возраста, девочка, поначалу пугала нас своим видом, неестественностью, своей беспомощностью.

Она без помощи окружающих ничего не могла держать в руках, не могла двигать ногами. Ее, как куль с мукой, размещали, клали в коляску, где она и сидела по несколько часов, иногда до темноты, устремляя куда –то отрешенный, непонятный взгляд своих пустых глаз...

Вероника была единственной дочерью престарелых родителей, которые всячески старались угодить несчастной дочери. Кормили с рук, читали книжки, здесь же, во дворе, на улице. Не умея говорить, она только громко и нудно мычала. Из большого ее рта стекала слюна...

Мы жалели ее. Играли рядом, радуя ее взгляд...

Ведь только по взгляду ее прозрачных глаз мы понимали о ее желаниях и боли. Быстро вызывали ее мать, - сердобольную, миловидную, добрую женщину, которая терпеливо ухаживала за ней, угадывая по глазам, чего ей надобно. А мы ей помогали. Катали коляску, наперегонки, по двору, иногда роняя Веронику, бедную, бессловесную девочку – нашу ровесницу.

 

Была там в предпоследнем подъезде и многодетная семья. Вечно голодные, раздетые, вшивые, драчливые дети, они всегда ходили с большим куском хлеба в руках... Неумытые, иногда побитые, вызывали у нас отвращение, иногда жалость. Мы немного сторонились их, но в игре забывались и принимали за «своих»!

 

А в остальном, двор был полон веселья и радости...

 

Фарида стала общаться со мной, выделив меня из дворовой толпы. Делая исключение из правил, иногда приглашала меня к себе домой, в свою «однушку» -маленькую комнату, которую они имели с мамой на одной территории с милыми соседями, - евреями, живущими с ними в одной квартире на общей кухне, в первом подъезде. Вообще, весь второй подъезд этого дома тоже был заселен евреями, - богатыми, имущими, что не осталось без нашего внимания. Потому что и слово богатство почему-то тогда ассоциировалось у нас только со словом –еврей... Хотя иногда, еврейские дети играли и с нами, забывая о своей «принадлежности», общаясь на равных... Ведь мы были детьми, а детям разве важны эти различия, придуманные взрослыми?

На самом деле, может быть, это мы были ужасно бедны, а не они - безмерно богаты? Но вспоминается то, что было...

Правда, чаще эти дети с нами не общались, считая это дурным тоном... А мы не лезли к ним, дружно сосуществуя рядом.

Они, как на подиуме, демонстрировали нам свои красивые машины, красивую одежду, - ухоженность свою и достаток, своих красивых, сытых, гладких, -присмотренных детей.. Дети их не появлялись на улице просто так, как мы –«разбойники», по их мнению, в тряпье... Их чопорные няни всегда крепко держали их за руки. И имена у них были особые, как у другой «касты»: Бэлла, Изабелла, Изольда, Руфина...

Помню, такая... безликая, курящая няня Роза всегда кривила рот при моем появлении рядом с ее подопечной, Беллой, с которой я иногда играла во дворе. Открыто выражая свое пренебрежение, считая, что я плохо влияю на Беллу, она делала мне уйму замечаний по всякому поводу. Мне было очень обидно выслушивать ее наставления. Но я, не зная, как реагировать, тихо молчала. И уходила.

И правда, рядом с ними, мы, как зеленые человечки с другой Планеты, на их «благовоспитанном, приглаженном фоне»– выглядели оборванцами...

Фарида, ухоженная, чистенькая, всегда в красивых с оборками полотняных платьях по возрасту, что особенно удивляло меня, была похожа на «Дюймовочку» из сказки... Роскошные темные волосы в кудрях, обрамлявших смуглое, красивое лицо с миндалевидными темными глазами, чуть удлиненный нос с горбинкой, -делали ее красавицей! Темная, загорелая кожа придавала лицу особое очарование восточной красоты. Не по годам развитая девочка - и физически, и по интеллекту, - она невольно обращала на себя наше внимание.

Я открыто любовалась ее открытыми, распахнутыми глазами с длинными ресницами. Большие, карие глаза Фариды всегда останавливались озадаченным взглядом на собеседнике, что особенно привлекало в ней, делая ее лицо на раз взрослее.

У нее был огромный, не по возрасту бюст, и она уже носила лифчик (бюстгальтер), хотя было ей тогда от силы – десять-одиннадцать лет. Этот немаловажный факт не остался без внимания и наших мальчишек, которые при каждом удобном случае «лапали» ее, толкали, хватали...И ее надо было отбивать от этих дворовых «засранцев», как мы их называли, что мы и делали.

Мы, девчонки, дрались с мальчишками, защищая друг друга, получая в обмен тумаки, но в обиду себя не давали. Так между игр и драк с мальчишками, мы и познакомились с ней.

Конечно, по сравнению с Фаридой, выглядела я тогда « простецки», а иногда и жалко, как «гадкий утенок», -ведь платьев своих отроду не имела, ходила в обносках, донашивая за сестрами их сто раз перестиранные «одежки»...Перешитые тысячу раз из остатков –лоскутков!

Тогда родители не уставали перелицовывать одежду, придавая ей новый вид и фасон из разных материй. Но выглядели они нарядно! А из кусочков оставшейся ткани бабка даже шила прихватки, половики, чтобы не пропадало добро даром! Ничего не пропадало в нашем детстве зазря!

Об этом я тогда и не думала, пока не стала общаться с Фаридой. А о бюстгальтерах еще долго не имела представления, считая это «атрибутом» взрослости у девушек. О чем и говорить?

 

Я все время сравнивала ее красоту с портретом героинь прочитанных мною романов. А читала я тогда очень много. И, рисуя их в своем воображении, невольно сравнивала с земными красавицами. С Фаридой! Мне казалось, что она сошла оттуда, со «ступенек» романа... Была также чиста и наивна!

А в начитанности ей не было равных! Она уже сносно разбиралась в литературе, смело различала известных авторов, рассказывая мне об их жизни, об их книгах, называя новые, не известные для меня имена.

Она стала для меня идеалом настоящей подруги, с которой хотелось дружить., общаться, делиться прочитанным!

Я познакомила ее с родителями, с сестрами... И она стала заходить к нам запросто.

Чаще всего мы забегали к нам, изголодавшись, «перекусить» во время игр. Ведь у нас был огород, свои овощи... Могли «в момент» «сварганить» целый таз салата зеленого из помидоров и огурцов –и лакомиться им, заедая черным хлебом... Родители нас не ругали. Чаще днем они были на работе. И у нас можно было зараз обнаружить за столом всех наших подруг со всей улицы!

Фариду это удивляло. Она говорила, что мама не разрешает приглашать подруг в дом. Мы этого не понимали.

Так мы и общались, пока мама Фариды не потеряла ее однажды... Она нашла ее у нас. Ей тоже пришлось познакомиться с нами. Когда же она обнаруживала дочь играющей со мной, она уже не беспокоилась и не ругалась, зная, что мы не причиним ей зла. Ей тоже понравилась наша большая семья! Она считала нашу семью достойной знакомства. Тетя Соня нашла общий язык с мамой! Мы были этому безмерно рады!

Так началось наше тесное общение с Фаридой.

Было лето, каникулы, и каждый день мы договаривались с подругой, чем будем заниматься, что читать, в какие игры играть. Чаще сидели у нашего дома, играли в палисаднике, под сиренью: в « магазин» , в « школу» , в «дом», «театр», вынося для этого из дома недостающие атрибуты: скамейку, тряпки, платья мамы, куклы, тетради. Игры занимали все наше свободное время...

 

Иногда радовали себя тем, что «соскребали» с карманов всю мелочь и шли в магазин покупать конфеты «Маска» -это было наше тайное от всех лакомство... Конечно, много ли можно купить на «мелочь»? - доставалось по паре конфет, не более. Но мы ходили по двору, гордые, довольные, что сумели доставить себе такое удовольствие, «якобы», за «свои деньги»! Сами делали эту покупку! Куда там!

Ведь родители отправляли нас, детей, в магазин за продуктами, ровно отсчитав все до копейки, сдачи не было, «разжиться» было нечем. Если надо было сходить за маслом сливочным, то мама отсчитывала ровно 1 рубль,05 копеек –за 300грамм. И можно было только слизнуть дополнительный кусочек –довесок. Остальное –«ни –ни, неси домой»!

Мелочь иногда собиралась в кармане за праздники. Всем в нашей семье давали по рублю на праздники –и мы их «тянули» до других праздников, событий...

 

Фарида –единственная дочь тети Сони, тогда еще молодой, модной, красивой, привлекательной шатенки, которую мы, дети, невольно выделяли из дворовой толпы взрослых.

Она была чем-то даже похожа на красивую еврейку –делала такие же «букли» на голове.

И, несмотря на некоторые природные или приобретенные увечья руки,(был сдавлен и укорочен мизинец правой руки) выглядела - «сногсшибательно»! Тетя Соня любила роскошь, красивые вещи, но старалась сама добывать все своим трудом: что-то переделает, где –то прикупит по случаю, что –то обменяет...

Ее, нарядную, всегда в новых «самошитых» платьях, напыщенную, единственную с нашего двора подвозили домой на красивых машинах! И мы, любуясь ею, ожидали, на какой же машине подъедет тетя Соня сегодня? А Фариде это не нравилось, и она, капризно надуваясь, морщила свой огромный лоб при виде подъехавшей машины. Ей не хотелось видеть маминых ухажеров, но она не могла открыто выказывать свое недовольство, не смела.

Тетя Соня, несмотря на свою внешнюю привлекательность, не была женщиной легкого поведения, ее нельзя упрекнуть в этом, но ухажеров она меняла, «как перчатки». Поэтому при появлении «нового лица» у маменьки, Фарида вся сжималась, съеживалась, становилась жалкой, потерянной... В эти минуты мне хотелось ее обнять и прижать к себе крепко –крепко, как родную сестренку.

Иногда я становилась свидетелем их разговора с мамой. Чаще говорили о деньгах, о приобретении какого –то материала на платье для Фариды... Тетя Соня обшивала и себя и дочь, и никто не догадывался, что роскошное зеленое шелковое платье Фариды обошлось за копейки. Каким образом нужно было «извернуться» тете Соне, чтобы не истратить на это всю зарплату, оставалось загадкой..

Она, тетя Соня, считала, что благополучие человека должно быть подчеркнуто одеждой. Это внушала и дочери.

Ее явно одолевали «нездоровые потуги» на состоятельность, «удачливость», так как жила она, по ее представлениям, в «приличном» доме... А мы про себя думали:

И как «затесались» в этот благопристойный, «еврейский» дом Фарида с мамой? Было неизвестно. Поэтому тетя Соня пыталась «соответствовать»!

 

У нее, у молодой татарки, были свои представления и о нас, дворовых...

Чаще она появлялась среди нашей дворовой братии неожиданно, зло, бесцеремонно выхватывала Фариду из наших игр, дергала ее, как бы вытряхивая из нее налет «дворовости» нашей и демонстративно уводила за руку домой.

Нам было не понять... Нас никогда не искали, не звали домой, и было странно... Ведь мы являлись домой тогда, когда заканчивалась игра. И нам всегда было жалко Фариду.

Мне казалось, что тетя Соня не любит дочь или любит безмерно, потому что они всегда трепетно «обцеловывали» друг друга на виду у всей ребятни. Было неприятно смотреть на это, в нашей семье мы обходились без этих сцен, не привыкли к таким «телячьим нежностям» - дико, неестественно выглядело со стороны. И чаще, я почему –то (от стыда за них?) отворачивалась, опуская голову, чтобы не видеть этого...Мне казалось это неестественной демонстрацией отношений между матерью и дочерью.

 

Однажды я оказалась «участницей» ужасной, дикой для меня сцены. Мы немного задержались с играми на улице. И Фарида стала вдруг судорожно всхлипывать от страха, что мама накажет ее. И попросила меня вернуться в ее дом вместе... Опасения ее были не напрасны. Тетя Соня была подобна молнии, сорвавшейся с небес! Стрелы глаз остановились и на мне...

С дверей, с размаху, стала она хлестать Фариду своей увечной рукой... по щекам, наотмашь! Одна рука у нее была короче и палец на руке –без одной фаланги – все выглядело одновременно и жалко, и устрашающе. Мне было очень жаль Фариду!

Нас так не гнобили, не били –и мне стало страшно... Я решила ретироваться. И долго еще не заходила к ним в гости.

 

Трудно судить со стороны.

Уже сейчас я понимаю, что она была просто очень строгой мамой, которая очень переживала за дочь и вовремя забирала свою дочь с улицы, не разрешая ей заигрываться.

Когда Фарида, угощая меня за своим столом, за которым оказывалась и я, «обделяла» меня творожником, тетя Соня гневно обрушивалась на нее со словами:

«Как ты похожа на отца своего и его родню, -жадностью... Как мне вытравить из тебя это?»

 

Мне было понятно, что тетя Соня готовила ее к жизни: много усилий приложила она к тому, чтобы Фарида была интеллектуально развитой девочкой, умной. Многое умела делать по дому: умела готовить еду, вкусно поджаривала творожники на ужин маме, училась шить., стирать. А мы еще в то время даже не задумывались об этом... У меня были сестры, которые заботились о нас, младших.

И я восхищалась Фаридой и ее умениями!

Тете Соне, конечно, не нравилось, что ее дочь играет с разным «сбродом»... Иногда она прилюдно выговаривала ей свое недовольство. А мы стояли и, развесив уши, слушали, что о нас думает тетя Соня.

Тетя Соня работала секретарем на телевидении. А телевидение для нас тогда - «Седьмое небо»! У многих и телевизоров –то не было, что уж говорить о телевидении?

А Фарида, как дочь, имела возможность бывать иногда на работе у матери, в студии.

Там, видимо, присмотрелись к красивой девочке и устроили «пробы» на участие в фильме о Ленине, с «корабликами» из ореховой скорлупы. (Если помните, был такой фильм о «лояльности» Ленина, о том, как он любил детей. Мы тогда все поклонялись «отцу народов»)

 

Узнав об этом, мы обзавидовались...

 

При каждом удобном случае Фарида доставала эту фотографию и хвалилась своей несбывшейся мечтой.

Нам казалось, что она «прикоснулась» к «крыльям» Бога, что она «другой крови». Слепо, с некой лакейской убежденностью верили ее словам, трепетно внимая ей, слушая ее бред...

Но, несмотря на всю свою исключительность среди нашей «дворни», играла она с нами, а не с ухоженными еврейскими девочками, которых вызывающе- демонстративно выгуливали их благородные няни, на «пушечный выстрел» не допуская до нас.

Мы, малышня,чаще всего собирались вокруг этого кирпичного дома, -магнита, который притягивал нас новизной, «детской площадкой», которой не могли располагать мы, живущие в деревянных домах, - потому что двор их был полон разновозрастных детей, было с кем поиграть..

Мы уже закончили начальную школу, учились в средней параллели...

С Фаридой тогда мы были неразлучны, хотя и учились в разных школах: я в школе №69, а она в школе (№54?) города Казани, на Чистопольской

Фарида училась в четвертом классе, я - в пятом. Мы учились в разных школах, в разные смены, и реже виделись, - каникулы кончились. Только по выходным дням старались увидеться, чтобы поделиться хотя бы впечатлениями за неделю о школе, о прочитанных книгах.

А читала Фарида очень много. Уже тогда список ее литературы резко отличался от моего. Тогда я читала «Два капитана» В.Каверина, ходила под впечатлением рассказа об удивительной судьбе Сани Григорьева, которому удалось пролить свет на обстоятельства гибели экспедиции капитана Татаринова,( и этим самым оправдаться в глазах Кати, главной героини романа.)

А Фарида уже читала записки журналиста В.Зорина -американиста, о котором я и понятия тогда не имела... Она вела с мамой умные диалоги о евреях, шутила на эту тему:

«...Мама, чем отличается Суэцкий канал от канала Грибоедова? – спрашивала Фарида. И сама же отвечала вопрошающей маме: « Тем, что на Суэцком канале евреи сидят на одной стороне канала, а на Грибоедова – на обеих» Было известен факт, что на канале Грибоедова родился некогда политический обозреватель Валентин Зорин.

И Фарида знала о нем все, думая в будущем стать политологом.

Я тогда совсем не понимала, почему Фарида так высказывается о евреях. Думала, что есть причины, ведь они делили одну "кухню", иногда, споря с мамой на эту тему, чему я была свидетелем. Но не придавала значения таким разговорам, а Фарида приводила убедительный аргумент:

"Да потому, что они восхваляют себя как благороднейших на земле, а мы в их глазах -не люди, раз мы не принадлежим к их высокому, благородному роду, у нас не то происхождение... Они упорствуют, восхваляя себя..."

Тогда в "Советах" очень притесняли евреев, "доставали " их по любому поводу. Я это помню... И "продвинутые"фильмы смотрела на эту тему. Попала мне в руки и книга Довлатова, его записки., -замечательные, «едкие» по сути своей правдой. Обидно было за наше Отечество, такое недальновидное, жалкое. Как и все дела "тогдашнего правительства", заставляющего нас стыдиться и по сей день.

Она читала зарубежную литературу, а

меня увлекала русская литература. Я читала А.П.Чехова, Тургенева, Льва Толстого. С наивностью девчонки верила в первую любовь...

Она как-то незаметно пристрастила меня к маркам, собиранию марок по интересу, по теме, значимым событиям. До этого я и понятия не имела, для чего нужно их собирать, даже усвоила понятия: "кляссер"," гашеные, негашенные" марки.

По выходным мы выбирались на марочные рынки в центре города –у книжного - «Дом печати» -и продавали, покупали, выменивали марки. Конечно, Фарида относилась к этому со знанием дела, а я –так, рядом, проявляя некий интерес, скорее ради подруги. Она с пристрастием объясняла мне, какие марки считаются ценными, какова их цена на «черном рынке» -для меня же - это был «темный лес», я и не прислушивалась особо, считая это неинтересным занятием.

Правда, на вырученные деньги, мы ходили в кино –польза какая –никакая, а была! Да, и информация, которую мы получали через марки об окружающем мире, имела немаловажное значение! Помню, меня восхищали марки разноцветные, посвященные животному миру, цветам, датам, известным картинам "Третьяковки"...Вот тогда я стала разбираться в живописи, графике, известных именах мира искусства!

 

Казань. Центральный гастроном.Кольцо трамвайных линий на площади им. Куйбышева

 

 

Продолжение разговора о детстве....

 

 

Если же говорить о нашем быте, то...

По вечерам, после школы, мы, дети, всегда были заняты делом –помогали маме, ходили в ночь на работу с ней, дабы облегчить ее ночной труд –приемщицы хлеба...Отец отправлял нас «на подмогу» маме!

Поэтому уроки нужно было делать заранее.

Бывало, ходили в школу и с невыученными уроками –хватали "двойки"!

Должна сказать,что школа, в которой мы тогда учились, напоминала некий «зверинец»... Стыдно сказать сейчас, а тогда каждый учитель нашей школы «ходил» с кличкой...

"Историчку" называли «Древней бабой», не со зла...

Так она интересно расписывала нам любимый ею «Древний мир», казалось, наш мир –ничего не стоит по сравнению с ним! Ну и вид соответствовал, будто она - только что «оттуда», из каменного века: она, как дикарка, вечно ходила в огромном безразмерном балахоне с вытянутыми до пола карманами, вечно тянула руки вниз, выискивая тот карман с носовым платком, потом громко высмаркивалась при всех и опять искала карман в подолЕ, чтобы спрятать тот «сопливый мятый платок», одновременно, пытаясь еще и говорить что –то по теме урока, поминутно кашляя, открыто, громко сморкаясь.

Конечно, мы ее не слышали, а глазами следили за ее действиями, наперед зная все ее, отработанные до автоматизма, движения!

Учительницу географии с вечными «буклями -кудельками» на голове, которая ходила в единственном зеленом платье, похожем на « географическую карту» на доске, - ненавидели, называли – жабой! Она имела обыкновение, - для острастки, еще до звонка, собирать наши «драгоценные» дневники, дабы приструнить нас, чтобы сидели тихо до конца урока, не шелохнувшись! И мы сидели и тихо следили за ней из –под парт, как роботы, как зомби. Там и творили «свои дела», насмешки, назло учительнице, рисуя на нее карикатуры, –кто во что горазд!

Учительницу химии –«Кнопку», маленькую, с полуметра, толстую, уродливую женщину (Прости меня,Господи!) боялись «до потери пульса»! Она наводила на нас особый страх, хотя ее было еле видно из-за стола. Такая крохотная! Но голос имела необыкновенный! Могла по –звериному «рыкнуть», мало не покажется!

Неожиданным ударом по столу огромной деревянной указкой она «останавливала» на уроке любое наше « личностное проявление»... Резко, хватко, звонко «шарахала» по столу! И мы замолкали! А в ушах звенело!Так «разделила» на две части однажды наш классный журнал. Бывало, некоторые из девчонок, особо старательные, слабые, непривыкшие, и в обморок падали!

По биологии – особый случай! Звали мы ее ласково: «тетя Лошадь» -приятнейшая дама! Огромная! С красиво уложенным на голове «шикарным» хвостом! Тихая! Вот она умела заставить нас работать на уроке! И мы, безропотно, молча, подчинялись ей! Она не обзывала нас, не оскорбляла, не унижала... Никогда не повышала на нас голоса.

И мы были ей благодарны! Поганцы! Мерзавцы! Додумались: положили однажды ей на стол красиво упакованный подарок – рыбий скелет! Не обиделась! Она и этому подарку нашла применение –уложила этот скелет в красивую прозрачную стеклянную коробочку –на «память»! И демонстрировала всем учителям – с восхищением – «как, якобы, удалось нам, «бездарям», сделать такой удивительный скелет, в котором сохранились все хребты и кости»! Терпеливая, никогда на нас не обижалась!

А учительницу математики –Галину Федоровну мы любили безмерно! Хотя и она, бедная, ходила в одном и том же форменном бордовом платье... Такое время было! Нарядов у учителей тогда не было! Мы этого на ней не замечали! Казалось, она –красавица! А была обычной наружности. Но мы всегда видели ее издалека и замирали при ее проявлении.

Она начинала урок без затей. С ходу, с дверей начинала читать какую –то смешную арифметическую сказку - задачку, заняв наше внимание полностью... И уже было некогда «валять дурака" или нарушать дисциплину –мы и не думали об этом! Как можно было ослушаться любимую Галину Федоровну? ! Вот это учитель! Уже тогда, будучи детьми, мы знали, кто чего стоит, кто «по чем»?

И пусть простят меня все учителя, о которых говорила, вспомнила, и у которых даже не запомнила имен!

Фото учащихся школы №69 -8 класс

Страница 14

Райкины сказки

2013-11-26

Мы по –прежнему общались с Фаридой

Подрастали,становились девочками - подростками и уже внимательнее рассматривали мальчиков, играющих рядом с нами, отдавая предпочтение тем или иным, кто нравился более, играя, общаясь с ними.

Нам обеим с Фаридой нравился Алик –симпатичный мальчик лет двенадцати с кирпичного дома...

Я и не надеялась на его внимание, считая, что водиться со мной ему не пристало. А Фарида упорно искала его глазами, чаще уединяясь с ним в разговорах, забывая обо мне, вела с ним умные разговоры о книгах, занимая полностью его внимание. Он очень ей нравился, она даже не скрывала этого от меня, каждый раз ведя одинаково надоедливые разговоры о нем, выспрашивая, «где он, не видела ли я его сегодня»?

Алик - красивый, ухоженный, домашний мальчик с красивыми пухлыми музыкальными пальчиками был невероятно изнежен родителями. Ему не разрешалось играть с мальчиками в их разбойничьи игры, дабы Алик не упал, не повредил ножку или ручку. Говорил тихо, мило заглядывая в глаза. Умел слушать.. Его редко выпускали на улицу, и видеть его, играть с ним, общаться, несмотря на всю его прянишную «приторность», – было приятно. Он здоровался уже, как взрослый, никогда не дрался с девчонками, мило улыбался.

Фариде так хотелось ему понравиться, так хотелось, чтобы он обратил на нее свой взгляд, выделил бы ее среди всех, уделил ей внимание.

Но хорошо воспитанный мальчик, Алик, ровно общаяясь со всеми, не проявлял ни к кому особого интереса, -ему было невдомек, что по нему «сохнут». Он вдруг исчез, пропал бесследно, «растворился»... Оказывается, его семья уехала на Запад, как мы узнали позже.

Это была катастрофа для Фариды, трагедия для бедного сердечка - опыта первой влюбленности, - она переживала всерьез! А я, как могла, утешала ее, сочувствуя ей!

Она уже чаще заходила к нам. Иногда, с разрешения тети Сони, даже оставалась ночевать у нас летом, на сеновале.

Сеновал со свежим душистым сеном был устроен отцом для нас, детей, над летним домиком во дворе. В этом домике мы и столовались. Сеновал заменял нам домашний ночлег –там мы устраивались на ночь огромными компаниями подруг с округи: и Райка Гильмуллина, и Ольга Кулганова, и Фарида моя, и сестры, я.

Райка жила по – соседству. Чуть старше меня по возрасту, она дружила с моими старшими сестрами... С чуть раскосыми китайскими глазами,черными, как смоль, - Райка ни на кого из своих домашних не походила. Была сама по себе, как кошка. Сообразительная, наглая, изворотливая, находчивая, самостоятельная, грубоватая, но умная, не по возрасту! По утрам, не теряя даром времени, она , чуя по запаху, раздававшемуся в саду, «лЕтом», как ведьма на метле, - «залетала» к нам прямо через раскрытое садовое окно, которое выходило в их сад, - на завтрак... Смешная! Не забывала прихватить с собой огромные красные помидоры,заранее спрятанные запазуху от отца... Ловко перепрыгивала через раму окна и вываливала со смехом на стол свои запасы, говоря, что «делится добычей». Тогда готовился салат на всю дворовую ораву: и Ольга с Витькой, и Фарида –моя подруга, Райка, сестры, я... Дружно пересмеиваясь, шумно перебивая друг друга, крича, с полными ртами вкусной еды, слушая по ходу очередную байку Райки, - с огромнейшим удовольствием поглощали мы тот «сборный», незатейливый завтрак, прося Райку «не останавливаться»...

Повторюсь, Райка была самая умная в нашем дворе, хорошо училась. Помогала мне, бестолковой в учебе, решать по алгебре задачки. Ну и намучилась же она со мной! Математику я не тянула, навовсе. Ничего в ней не понимала, думала, зачем это нужно? Зачем нужно знать, с какой скоростью едет этот «злополучный поезд» из пункта А в пункт Б?

«Какая, такая, жизненная необходимость - знать всем? Мне неинтересно!» -говорила я себе.

Я всегда удивлялась: «Ну, почему учителя не умели объяснять нам так, чтобы было понятно, как это делала Райка?»(Тогда еще не было у нас учительницы Галины Федоровны)

Она терпеливо рисовала на бумаге «пути» -и все поезда встречались, становились на «своем месте» - и сразу становилось все понятно, а «я не смогла»..Оказалось, так просто!»

Она еще долго и терпеливо мучилась со мной, класса до 8 –го, пока мы не переехали в другой район.

Удивительная рассказчица - Райка - на ходу придумывала страшные истории для нас, детей, и сказки с одним и тем же сюжетом, рассказывая нам одни и те же «ночные страшилки», пугая нас игрой голоса в темноте.

 

Бывало, лежим мы все ночью на сеновале, уставшие, уморенные за день зноем летним, слушаем Райку... Нараспев, тихо, постепенно нагнетая на нас страх в глубокой темноте, Райка начинала:

«... В далеком темном лесу на высокой черной горе стоял огромный черный – пречерный замок, в котором находился черный –пречерный гроб....(и мы замирали)... Лунной ночью, в одно и то же время, - из гроба вставала страшная – престрашная ведьма - костлявая старушка с длинными черными волосами и страшными когтями...( и Райка намеренно демонстративно размахивала в темноте перед нами своими руками, устрашая, показывая когти, - и мы визжали, а она, без каких -либо эмоций, продолжала...) ...Когда –то она была графиней и жила в этом замке, но темные силы навсегда заточили ее в темном подвале, в гробу, за ее земные деяния...Темными вечерами, одинокая, она усаживалась в гробу(и Райка, зараза, пугая нас своими неожиданными вскакиваниями - движениями в темноте –тоже усаживалась рядом с нами – по -ведьмински, - это надо было видеть, продолжала...) ...и с усилием пыталась распутать волосы, расчесывая их своими длинными – загнутыми когтями, которые никогда не стригла...Они были огромные -преогромные, как у орла...(Райка –артистка, повышая на тон голос, имитируя движения ведьмы, прохаживалась «чесом» своими ногтями по нашим телам, замершим рядом, наводя дикий страх, опять продолжалая свои игры –рассказы...) Ранее, она имела обыкновение прятать их в черные перчатки,(и мы видели эти «черные перчатки» в темноте на Райке, она неожиданно для нас доставала их из –под одеала и трясла ими – мы цепенели, а Райка продолжала...) ...которые всегда лежали у кровати на черном столике...»(мы уже все орали, как подорванные, от райкиного «воображения», а малышня, не выдержав райкиного напора и голоса, - даже сваливала в дом)...(Только иногда нам удавалось узнать, что же дальше.)..

«... Гуляя каждый вечер, в одиночестве, в черных перчатках по своему черному замку, ведьма заглядывала в черные комнаты, в которых находились черные –пречерные сундуки с сокровищами, которые остались от ее мужа, старого бандита - разбойника с большой дороги... Любуясь, скалясь,(Райка разевала рот « в оскале» –мы орали, визжали, не выдерживали –в гвалте, кричали, пугая друг друга, сваливаясь с лестницы сеновала, пугая родителей, а Райка, спокойным голосом, продолжала наводить на нас страх, дотрагиваясь до нас в темноте...) ... осторожно притрагивалась к своим сокровищам...»

Это был театр одного актера! И передать на словах сложно...

Нам никогда не удавалось дослушать сказку до конца, а «райкиным фантазиям» не было конца. А, когда мы спрашивали у Райки, чем же закончилась сказка, она предлагала слушать другую ночь, на что никто не решался...Так и осталась сказка недосказанной...

Так, наивные, устрашенные ночной сказкой, взбудораженные, напуганные по собственной воле, под утро, мы засыпали до солнечного жаркого утра

Страница 15

 

Книга как символ другой, духовной жизни...

 

Я читала А.П.Чехова, Тургенева, Льва Толстого, Жорж Санд...С наивностью девчонки верила в первую любовь. Зачитывалась романами и повестями литературных журналов «Юность», «Нева», «Москва», «Знамя», «Иностранная литература»...

Книга стала для меня символом другой, духовной жизни.

Все деньги, которые появлялись у меня в кармане, я копила и тратила на выписывание годовых экземпляров этих журналов. Моя небольшая комната, шкафы, стол были завалены этими журналами. Эти журналы воспитывали мой литературный вкус, образовывая меня, погружая меня в мир литературы. Читала их «запоем», вместо уроков, зачитываясь ночами романами Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева, стихами И. А.Бунина. Понравилась мне тогда книга Аксакова «Детство Багрова –внука». Прочитала тогда полностью всем известный многотомник!

Там я находила ответы на все вопросы, которые возникали постоянно, мучая мое сознание, мое пылкое воображение....

Я узнавала новые для себя имена. Мысль моя «работала всегда» -так сказала бы я о себе.

Тогда попала мне в руки огромная, объемная книга Анастасии Цветаевой «Воспоминания».

Хотя я и знала о Марине Цветаевой, но эта книга потрясла меня своей откровенностью... Так о Марине могла написать только сестра, глубоко любящая ее, пережившая все «страницы трагедии» жизни своей сестры Марины Цветаевой.. Я вместе с этими двумя наивными девочками «видела ту картину «дуэли А. Пушкина» в гостиной при жизни их матери»... жила на страницах «Воспоминаний», «прогуливаясь вместе с ними» до знаменитой плошади с памятником А. Пушкина, «шла вместе с ними до книжной лавки», «где они покупали себе альбом для стихов»...Я слышала их голоса, трепетное чтение стихов.... Я слышала «биение их сердец», почувствовала свою причастность, прикосновение к прекрасному чувству сестер, пронесших по жизни сестринское чувство, которое заставило Анастасию рассказать о последних часах жизни своей сестры, о минутах, которые она прочувствовала, хотя была от нее очень далеко – на другом конце света –в Сибири, в ссылке!

Когда я дошла до последней страницы, я, в отчаянии, разревелась... Так мне было горько, что повествование закончилось...

Мое сердце разрывалось от невосполнимой «потери» законченных страниц.

А с книгой Л.Крона «Бессоница» -я размышляла, думала, «строя умозаключения» вместе с героем - автором этого значимого для меня произведения!

Очень тронула тогда меня, юную, повесть Л.Крейна «Дуга большого круга», впоследствие, его сюжет был экранизирован в фильме «...Из жизни лейтенанта Климова» - повесть о героических буднях подводников. Я была в большом восторге от повести, действий неординарных поступков героев, для которых выше всего на свете была честь офицера! Как я восторгалась героем Климовым, «по- детски», даже отзыв отослала автору повести.. И Л.Крейн ответил мне коротким, но очень благодарным письмом, которое я храню всю жизнь...Там он сказал, «что из меня вырастет настоящий человек». Эти слова очень поддерживали меня, заставляя верить в то, что хороших людей на свете больше...

О дружбе....

 

Отступление (из дневниковых записей)

 

Многим я обязана подруге своей Фариде. «Равняясь на нее», я стала читать серьезные книги, стала задумываться о серьезных вещах, имевших место быть в моей жизни... Мы о многом говорили с ней, общаясь долгие три года до нашего с ней взросления.

Потом пути наши разошлись.

Она как-то быстро вышла замуж за красавца Дашкина, который ни умом, ни делами, ни мыслями не был достоин такой фамилии... Дашкин?

Я долго была в обиде на нее за то, что она не пригласила меня на свадьбу. Казалось, такое важное, знаменательное событие в жизни не должно пройти мимо внимания подруги.Я поняла, что она как-то ...отстранилась от меня.

Ведь я долго была в отъезде...то в деревне, то в Волгограде...И возникла «полоса отчуждения»

Однажды по приезде в Казань решила увидеться с ней. Купила красивую куклу для ее дочери, пришла к ней.

И не могу сказать, была ли мне рада подруга моя? Она как-то сразу засуетилась в домашних делах, не слыша меня. Вскользь слушала меня. Почему-то, нервничая, взялась за «глажку» белья, торопилась приготовить мужу обед.

-Ты, что? Боишься Дашкина? –спросила я.

Она даже не удивилась этому вопросу.

Сказала, что подумывает о разводе. Якобы, «муж совсем обнаглел», - «таскает в дом любовниц». Ее слова.

Говорить было не о чем. Или ей не хотелось говорить о себе?

В 2000 году, в мой очередной приезд в Казань, мы вновь увиделись, нечаянно, в магазине. Обнялись, расцеловались...как-то странно, прикосновением щек...(отстраненно, современно?)

Округлось, грузность ее фигуры меня потрясла. Как-то странно было видеть ее такой, « незнакомой» теткой. Видимо, она перестала следить за собой. Но, как и всегда, была хорошо одета: в меха.В ушах огромные серьги, оттягивающие весом золота...

Так нечаянно произошла эта встреча....

Потом мы еще долго общались, созваниваясь...И я, будучи далеко от них всех, как-то попросила сестру не забывать о ней, заботиться о моей подруге... Приглашать ее в гости. Сестра уже сдружилась с ней, не «оставляла ее», приглашая на все семейные торжества, застолья.

Однажды и она пригласила нас с сестрой в гости, дабы мы увиделись с тетей Соней. Тетя Соня никогда

не отличалась хорошим здоровьем, уже не выходила из дома, была больна. И мы согласились встретиться. Жили они уже в отдельной квартире: Фарида, тетя Соня и дочь ее Аида –подросток. Фарида была в разводе, работала преподавателем в торговом техникуме, одна содержала свою семью.

На столе появилось всегдашнее, знакомое с детства, - угощение – творожники. Я поняла, что ничего в жизни Фариды не изменилось.Уже не было общих тем для разговоров, бесед. Говорили о семье, детях...

Все меньше мы касались «разговоров о душе», изредка созваниваясь по телефону...

В 2010 году, в Казани...Мы встретились уже по делу... Фарида предложила мне купить у нее деревянный дом –дачу за городом, на окраине города, в Васильево. Мне хотелось порадовать семью любимой сестры Мадины приобретением дачи, в которой мы все родственники могли бы собираться летом за большим «родственным» столом, «возвращая на круги своя» семейные традиции.

Зима уже заканчивалась, наступала половодная

весна, и я купила дачу «не глядя», доверяя старинной подруге, ее словам, фотографиям.Подписала документы, отдала деньги.И стала ждать ключи от дачи.

Ключей от дачи, чтобы осмотреть ее, не смогла дождаться.Все какие-то дела не позволяли Фариде рассчитаться полностью с нами, отдать ключи от дачи. Якобы, «зять еще не вывез свои вещи».

В последнее воскресенье перед отъездом в Литву сестра предложила самим съездить на дачу, осмотреть ее, «мол купила кота в мешке», -надо хотя бы «глаз бросить»...Я, доверяясь подруге, и не ждала подвоха....

Созвонились с Фаридой. Она как-то странно, пространно, путанно объяснялась, умолчав, не указав, прямой дороги до дачи. Меня это несколько расстроило. И по просьбе сестры, мы решили - таки выехать и осмотреть злополучную дачу, хоть половодье и пугало.

Как и следовало ожидать, мы долго плутали по дороге до заснеженной дачи, не найдя нужного пути...

Обиженные на Фариду, промокшие насквозь, но довольные собой, мы добрались-таки до крыльца моей дачи...И «встали в ступор».

Был дом, в который мы не могли войти, а столы, лавки вокру были вырваны «с корнем» -везде торчали металличесике остовы среза металла на корню...Отсутствовала и огромная металлическая бочка для стока - сбора воды, о которой договаривались заранее, что она останется на даче...

Словом, вся территория вокруг дома была разграблена бывшими собственниками –зятем моей подруги, видимо, с ее позволения...С ее умолчания.

Что было делать? Дело сделано. Оставалось ждать ключи. Ключи от разграбленной полностью дачи сестра получила только в конце мая.

-Хорошо, что хоть дом не смогли унести, -сказала сестра.

Что тут скажешь?

С Фаридой я более ни о чем не говорила. Не о чем было и говорить...Так закончилась наша дружба и общение...

Таким образом, между нами «встала дача» -такое материальное преткновение, которое явилось экзаменом на состоятельность, экзаменом жизни на «паршивость»

Я понимаю, что нельзя друзей подвергать таким испытаниям, однако...

Жизнь сама расставила все точки.

Страница

«Мы жили по –соседству...»

Конечно, была и первая любовь...

Как без нее?

Мы жили по - соседству, на одной улице, через два дома, учились в одном классе и вместе месили этот песок «Сахары» под ногами. Только дом его стоял на углу –на пересечении нашей улицы и кирпичного дома, около которого мы и играли. Обычно по пути в школу я стучала в его окна, чтобы он просыпался. Но чаще всего он уже вприпрыжку вылетал из ворот со своим братом, будучи заранее готовым. И мы неслись дальше! Именно неслись! Тогда мы спокойно ходить не умели....

Володя Петушков – самый обаятельный, самый приятный в общении, стеснительный «до коликов», «троешник», бездарь, но милый (для одноклассниц) – мальчик из нашего восьмого класса «б» школы №69...

Словом, красавец!

На уроке я часто заглядывалась по сторонам, ища его глазами? Ловила взглядом каждый жест, каждый взгляд его: где он, с кем он, обращая внимание на то, как он говорит, что он говорит...

Его все любили. Он был очень приятен в общении –спокойный. Но девчонки заглядывались по – особенному! Даже строили глазки на уроке! Конечно, я всегда это видела, как «шпион», наблюдала за ним! Уж очень он мне нравился! И делить свое внимание ни с кем не хотелось!

Он часто ловил на себе наши внимательные глаза, и, смущаясь, намешливо, краем губ, улыбался в ответ...

Чего стоили одни «сливовые» глаза, влажные, прикрытые длинными ресницами? И умиленный взгляд, который он кидал на нас, девчонок, разбивая наши, еще детские, неокрепшие сердца...

Бывало, посмотрит на тебя, и сердце заходится...

«...На меня посмотрел! Нет , на меня...»

А он так на всех девчонок смотрел, не выделяя взглядом, ни одну.

И я молча ходила рядом, никаким действом не выдавая себя.

А он, как «Санчо», оберегал меня от наших уличных хулиганов...

Я не считала себя «Дульсинеей»...Считала себя некрасивой! Не достойной любви!

А он...

Он совсем не учился, только ходил в школу, еле –еле подтягивая свои тройки, двойки. Или еще не понимал, что учиться нужно или не прикладывал к этому никаких усилий, даже не расстраивался по этому поводу, как и его двоюродный братан, Вовка. (Так, накоротке, мы его называли.)Тот, вообще, был лодырь и хулиган! С соплями «до пола»!

Володька выгодно отличался от брата! Всегда аккуратно одетый, с выглаженным галстуком! Денди!

У Верки Рысаевой, одноклассницы, крыша съехала, начисто, по этому поводу, она открыто сохла по Володьке, все знали.

Достала меня:

- Познакомь меня с ним ближе, ты ведь соседка его...Я приду к тебе в гости, а ты его зазовешь?

Верка была известная певунья в хоре, голос имела необыкновенный, но, замухрышка –замухрышкой, вечно с подтекающим носом, даже волосы свои не умела расчесать, пришла ко мне в чулках, рваных на пятке

- Ты что же на свидание в рваных чулках? – осматривая ее непрезентабельный вид, растерялась я.

- А, ...Это?- шморкнув непросыхающим носом, -спрашивала Верка. - Чепуха, не важно, не будет видно, я сейчас подтяну в тапке чулок и не будет ничего видно, усиленно сморкаясь, невозмутимо проговорила она.

Я еще не общалась с ним, с Володей, близко, только в школу вместе ходили, потому как жили рядом... Иногда он просил зайти за ним, чтобы не опоздать в школу. Мы так и ходили в школу «троицей»! Благо, они жили на углу, и я могла портфелем стукнуть по окнам его комнаты. Они с братом догоняли меня, выбегали.

Я, конечно, вызвала его. Сказала, что Верка хочет пообщаться с ним...

- И чего ради? –возмутился он. Вы что –дуры? Да, идите вы, -возмутился он. Но не уходил...

- Ну, поговори с ней, -не унималась я. А у самой «кошки скребли» от ревности к Верке...

- И чего она приперлась? – Чего ей надо? – уже заинтересованно спросил он, замявшись с ответом.

- Откуда же я знаю? Нравишься, наверное, -съязвила я.

Такой аргумент его сразил... Он не был наглым, как наши одноклассники, самоуверенным мальчиком...И не думал, что может кому –то нравиться... А тут, сама Верка, певунья...Он знал, как она поет! Все ею восхищались!

- Ладно! Скажи, выйду! – тихо проговорил он. –А тебе зачем это? –не утерпел он

- Мне?

-Да! Тебе зачем? – настаивал он

- Мне как раз и незачем, вот Верке надо...и тебе, видать, надо, раз согласился, -уже рассерженно проговорила я, и почему –то обидевшись, убежала.

Долго Верка пыталась донести до Володьки свои чувства, но тщетно... И «голос» в этом ей не помог!

Володя уже дальше убегал от своего дома, когда видел неподалеку занудную Верку.

На этом их роман, не начавшись, закончился!

«Вскорости» нас вех расселили, - всю улицу –дали нам квартиры в кирпичных, каменных домах, в разных районах...

И, когда я пришла в школу новую, в другом районе города, французскую школу №123 около нашего дома, я с радостью обнаружила себя в одном классе с Володькой, -чему были оба рады, безмерно!

Страница 22

«...Я оглянулась посмотреть...»

С Владимиром мы не расставались, хотя и за руки не держались.

Но и не объяснялись.

Опять жили по - соседству, в домах, расположенных рядом, «перпендикулярно» друг к другу. Он на улице Светлая в доме №19, а я в доме №18

Вместе ходили в школу, даже сидели за одной партой.

Только взглядами обменивались!

Девчонки, одноклассницы, обзавидовались! Завистливо оглядывали меня на переменках с ног до головы, провожая откровенным ненавистным взглядом. Они же не знали, что мы с детства знакомы, что мы росли с ним в одном дворе! Ходили восемь лет в один класс. А мы не считали нужным ставить их в известность... Назревали волнения по этому поводу. Видимо, и в этом новом для меня классе появились тайные воздыхательницы Володи. Оказывается Володя стал здесь тоже предметом

«девичьих» возлияний – каждая старалась ему объясниться в любви или проявляла знаки внимания...

Все девчонки в классе сразу вдруг «окрысились» на меня, в упор убивая и расстреливая взглядом. Ивлева, красавица (до сих пор помню) из параллельного, не давала ему прохода, всячески навязываясь, напоминая о себе на каждой перемене, демонстративно пялилась, строила глазки, хватала его за руки. Открыто приглашала на свидания.

Его мягкость, обаяние, спокойный нрав не остались без внимания девчонок. Будучи от природы скромным, сдержанным, он не мог позволить себе насмешки, только мило улыбался, всякий раз смущаясь от решительных действий и воздыханий влюбленных дур...

Они закидывали его записками, писали «покаянные» письма, открыто сплетничали о нас, додумывая и прибавляя то, чего и не было...

Даже родителей наших вызывали к классному руководителю по их «доносу»!

Правда, кроткая и интеллигентная Раиса Григорьевна, наша классная дама, учитель русского языка и литературы, сумела толково разобраться в ситуации, обойтись без обсуждения нас, нашего поведения. Она посетила нас на дому, корректно - вежливо поговорила с родителями.

А родители были не в «курсе», совсем не интересовались нашими школьными делами, доверяли нам полностью да и Владимира они знали с детства, знали его родителей –наших соседей и «не озаботились», не беспокоились особо и не ограничивали наше общение.

Его старшая сестра общалась с моими сестрами.

Мы же не давали повода для беспокойства. По их мнению, наша дружба была еще «пионерской», вернее, «комсомольской»!

Раиса Григорьевна, как настоящий педагог, -интеллигентная, благовоспитанная дама, после доверительной беседы перестала нас контролировать.

Одноклассники и одноклассницы тоже успокоились, не найдя пищи для сплетен.

Даже стали дружить со мной!

Нурания, Дания, Нэля, Люська – как –то сразу приняли меня в свою компанию, свою «пятерку»! И мы везде стали появляться толпой: и уроки вместе делали, и в кино вместе сбегали, и на тренировки по волейболу бегали.

Тогда мы все увлекались волейболом, задерживались в школе в спортзале допоздна, оттачивая удары, готовясь к соревнованиям, делая упор на наши «неуемные», по словам тренера, возможности.

Играли в волейбол и во дворе, растягивая сетку поперек улицы. И вечерами все сбегались на площадку у дома, даже взрослые. Там к нашей с Володей компании примкнул и его друг Лешка Логинов.

Он был старше нас, уже готовился уходить в армию...

Однажды уговорил нас с Володей после волейбола поехать купаться. Было уже поздно. Но так как было лето, стояла жара, то купаться вечером было одно удовольствие. Мы быстро собрались и «дунули» на пляж,на набережную Казанки!

Логинов кидал на меня загадочные взгляды, раздражая Володю, заигрывая, толкаясь, как –то изловчился сделать мне «подножку» и свалил –таки меня в воду. Подскользнувшись на отлогом берегу, я полетела в воду, в глубину , под мост. Плавать тогда я еще не умела... Не умел и Володя, я знала...Он очень растерялся, но тоже кинулся за мной... Пришлось Логинову спасать нас обоих! Вытягивали меня за подол нового платья, слинявшего на мне синим цветом.

Смешно не было. Все напряглись!

Володя первый раз открыто ненавидел друга своего, Лешку и не скрывал этого, роняя злые стрелы –взгляды. Даже зубами заскрипел!

Я поняла, что ему было неприятно присутствие рядом с нами друга, казалось, он «разорвет» его на части.

«В тихом омуте черти водятся,» -подумала я о Володе, не подозревая о том, что творится в его душе...

Страница 23

«...Дура, ты, дура...»

После наших ночных купаний как –то сразу Володька с Логиновым перестали тесно общаться.

Логинов почти каждый вечер «ошивался» на волейбольной площадке, а Володьки не было видать.

Будто «черная кошка» пробежала между ними.

Логинов упорно молчал.

А Володька, будто провалился, не появлялся нигде. Он обычно всегда сообщал, если уезжал куда -то. Ведь были каникулы! Мог и уехать!

Казалось, «кошка» известна...

Володьке не понравились тогдашние купальные «поползновения» и шутки Лешки

На волейбольной площадке шла игра, как всегда, допоздна.

Логинов удачно подавал мячи, восхищая охрипший люд –болельщиков, направляя многозначительные взгляды в мою сторону...

И после долгой игры, Логинов вдруг, чего раньше не бывало, решил проводить меня до подъезда. Мы долго говорили на общие темы. Он смешил, шутил...

Его уверенность, его резкость немного пугали непредсказуемостью. Но речь его завораживала, шутки были к месту, а байки о шпионах так увлекательны... Я, разинув рот, слушала весь этот словесный бред... И вдруг поймала себя на том, что мне с ним интересно! И мне хочется его слушать...

Логинов никогда о себе ничего не рассказывал, и я о нем ничего не знала. Знала только, что он с пятого этажа Володькиного дома...

- А ты не знаешь, где Володька? – спросила я, чтобы что-то сказать...

- Не знаю и знать не хочу! –отрезал он вдруг

-Что так? – повернулась я к нему в недоумении

- А... ничего! Побазлали! Зачем тебе?

- Интересно! Друг твой, к тому же, -пытала я

Не успела я произнести слова, как одним ловким движением Лешки была накрепко зажата между дверьми подьезда. Его лицо вдруг оказалось рядом с моим так близко, что я, растерявшись, не смогла даже слово в ответ произнести, оказать сопротивление

- Лю – бо –пытная... Все тебе скажи! – медленно растягивая слова и все сильнее прижимая меня к стене, выдохнул он

-Ты чего? Логинов? Что с тобой? – разоралась я

-А ничего! – замолчал он

Лампа у подъезда как-то странно замигала, осветив вдруг на мгновение его лицо.

...Глаза, его глаза, голубые –голубые, оказались так близко, что я враз онемела и сникла... Сердце задохнулось!(от внезапного понимания)

А он... резко опустил руки. И отошел.

-Дура ты! Вот что! – как бы трезвея и отряхиваясь, - уже тише произнес он. – Недоросла ты еще, «курносая», до понимания! –уже громче выкрикнул он.- Спокойной ночи, малыш! –крикнул он вдогонку, и, резко отвернувшись, молча пошел вон, в ночь.

«Дура и есть!» -сказала я себе и в изнеможении опустилась на лавку возле дома. На дворе - темень, «хоть глаз выколи».

-Мне и невдомек, а тут такие дела...Ведь поцеловать хотел, а я не поняла...

«Я –то думала... а тут... вон что!» -теряясь в догадках, размышляла я над произошедшим.

Неожиданные события, объятия Логинова - не давали покоя, тревожа воображение, повторяясь в мыслях, будоража сознание.

... Теперь было понятно долгое отсутствие Володьки. Видимо, поговорили, -друзья!- запоздало догадалась я.

«Неужели он влюбился?» -спрашивала я себя

«А ведь мне понравилось...» - пронзила мысль. В его объятиях мне было приятно.

«...И что я буду теперь с этим делать?»

«Дура и есть!» - сказала я себе напоследок, запутавшись в мыслях.

Страница 24

« Бывает, что любовь пройдет сама...»

Игры на волебольной площадке давно закончились. Зарядили августовские дожди. Сентябрь был не за горами... Он обозначил свой приход началом учебного года. Учебный год начался, нужно было идти в школу.

Володька появился также неожиданно, как и исчез.

Догнал меня у забора школы

Он как-то внимательно присматривался, рассматривая меня, надолго задерживая взгляд.

Многозначительно молчал

- Чего ты? Что ты смотришь так? - рассердилась я

- Ничего!

- Нечего рассматривать меня, я не «пятак»! – сорвалась я

- И посмотреть нельзя? Мне только и остается, что смотреть на тебя, - выронил он с обидой и с силой выхватил мой портфель

- Отпусти!

Он меня уже злил. Хотелось сказать ему гадость!

- Пропал, ничего не сказал.

-А что говорить? Кажется, тебе наплевать, есть я или нет? Что я чувствую?

-Чего вдруг? Ты никогда мне ничего не говорил такого, - озадачилась я.

-А ты сама не видишь? Появление на горизонте Лешки ты заметила! – зло съязвил он.

- Слушай! Что за загадки? Скажи прямо! В чем дело? – остановила я его

-В чем дело? А ты не догадываешься? Я –то думал, что Леха тебе все уже сказал, -зло выронил он.

- Что он должен был мне сказать? – упорствовала я.

- Узнаешь! –бросил он. И, резко отвернувшись от меня, побежал догонять ребят

Я ничего не понимала. Что –то изменилось в его отношении ко мне. Он молчал, даже не просил тетрадку по алгебре, списать.

 

На уроке отмалчивался, не отвечая на вызовы учителя.

«Обложился» двойками и был этому рад, сидел за партой, чему –то улыбаясь, ухмыляясь.

Что –то с ним творилось неладное. Я видела.

После уроков Володька догнал меня:

-Давай, портфель!

-Я сама, –буркнула я

-Ты что? Влюбился что –ли? –бросила я, невзначай

-Угадала! - насмешливо потянул он

- Ну, дела... –Все повлюблялись! Свет перевернулся!- Понятно, почему так долго тебя не было, – с издевкой бросила я

- Я был дома! Никуда я не ездил! Могла бы и поинтересоваться! - высказал он с обидой

-Как так?

- А ты у Лехи спроси, кстати, он в армию

уходит...(и ехидно посмотрел на меня)

-В армию?

Моя растерянность не осталась без внимания Володьки. Он видел, как я изменилась в лице. Растерялась...

Он, в сердцах, бросил мой портфель под ноги:

- Ладно! Я пошел!

Да! Признаю, в последнее время я только и думала что о нем. О Лешке.

Мысли о Логинове заполнили все мои думы.

Его образ оживал, вернее, жил рядом, заставляя страдать, думать, вспоминать те мгновения, которые были заполнены им...

Казалось, он заронил острый осколок в сердце, который стал мешать жить, дышать, заполняя болью все пространство. «Заронил» и забыл.

Я «носила» в себе те минуты, которые заставили меня трепетать, я представляла его облик, дорисовывая, облагораживая его образ в моих глазах!

Я думала о нем днем и ночью.

А Володя уходил все дальше...

Какая –то неуправляемая стихия сносила напрочь все, что казалось ранее важным, что было у нас с Володькой.

Ведь мне казалось, что я его люблю...

«Неужели влюбилась?» -спрашивала я себя. И в кого? В Лешку?

Неужели чувство к Володе было не чувством , а желанием испытать это непонятное романтическое чувство?

Ведь было стремление быть вместе, желание говорить друг с другом, сознавать душевную близость, стремление видеть друг друга, ожидание взаимного внимания – и все пошло прахом?

СмелО « ветром», как не было...

Все, враз обрушилось, как карточный домик перед ураганом настоящей любви?

-Стоп! Не может быть! –сказала я себе.

Просто, он в чем –то лучше Володьки... И не любоваться им я не могла...

Это просто дурацкая девичья влюбленность, которая пройдет, как свинка.

- Выздоровею! -чуть не выкрикнула я. И чем больше я уговаривала себя, тем меньше верилось в это...

Просто возник идеал! (на месте прежнего разочарования?)-размышляла я.

 

Появились новые ощущения, которые обрушились на меня неожиданно, -говорила я со своим Я. Нужно просто в них разобраться!

Затмение какое –то!

Конечно, я фантазировала...Я наделила образ (любимого?) человека совершенными достоинствами реального человека, коими он мог и не обладать вовсе.

Я стремилась к самоутверждению в этом новом для меня чувстве, хотелось выявить свою способность любить и быть любимой...

Я разделилась надвое...

«...И нельзя торопиться,»- сказала я себе. Надо посмотреть на себя глазами другого человека –взыскательного!

Этот образ может исчезнуть...Выявится, что любила не столько реального, сколько воображаемого!

Мой голос твердил:

-Не об этом ли я мечтала бессонными ночами, читая стихи М.Лермонтова:

«Язык любви, язык чудесный,

одной лишь юности известный...» и стремилась к ней всей душой. А другой голос шептал:

 

...Такое богатство открывается в тебе, столько нежности, ласковости, что даже не верится, что так умеешь любить...

Взыскательный голос твердил:

« Бывает, что любовь пройдет сама,

Ни сердца не затронув, ни ума.

То не любовь, а юности забава...»(Низами)

«Разумно рассуждаешь...» -говорило внутреннее Я

Страница 25

«...То не любовь, а юности забава ...»

– Быстрее! Успеем Леху проводить, - кричал Володя, выхватывая меня за руку из толпы девчонок и на бегу объясняя причину своего неожиданного появления.

Только что закончились уроки, и мы с девчонками стояли у школы, бурно объясняясь, думали, к кому идти сегодня, - делать уроки, решать задачки по физике, - договаривались о времени встречи.

-А где Логинов? К чему такая спешность? – частила я с вопросами.

-Да он уже ушел утром...

-Куда?

-Да в армию! – отрезал он.

-Как в армию? –растерялась я

- Сказал мне, что уходит сегодня в армию, мялся у дверей, а я, идиот, на уроках просидел это время. Обиделся на него, - растерянно выдохнул Вовка.

- Утром?

-Да! Утром! Часов в девять, он заходил ко мне, просил проводить. Хотел попрощаться...

И? –задалась я немым вопросом

Что? И? – вскричал Володя, -Говорю же, обиделся, наверное, что я не пошел провожать...

Мы молча бежали, ехали на трамвае, потом на автобусе, после опять бежали... Бездыханные, уставшие, вспотевшие от утренней жары и солнцепека, -мы – таки добежали до сборного пункта военкомата и уперлись в препятствие, - огромный, высокий забор встал на пути. Мы встали у высокого забора, ограждающего «стриженых, бритых» от провожающего люда, всматриваясь в щелку в заборе.

Матери, сестры, жены, друзья – воющая толпа по одну сторону, «уходящие в армию» - по другую.

Володька влез на забор, высматривая в толпе Леху...Махнул ему.

Леха ответил радостной улыбкой!

Я видела Логинова через лаз –отверстие в заборе, а он меня не видел...

Слезы обиды душили меня, ноги не держали, и я опустилась на траву,

а Володя тупо молчал, не зная, что и сказать...

- Да знаю я все! Реви! –крикнул он и с силой опустился рядом, на траву...

Низко опустив голову, заговорил:

-Я ведь все не решался сказать тебе, что люблю, -тихо заговорил Володя. - Теперь уже и ни к чему, видно. Ведь мы говорили с Лехой, о тебе, тогда, даже поссорились. До драки дошло!

Я молча слушала Володю. Он никогда еще не говорил так серьезно о нас.

- Сказал он, что любит тебя... Я и врезал ему!

В душу влез, сволочь! Я ему о своем, а он –не слышит меня! Он о своем! Говорю ему, что мы давно дружим...А он заладил свое! Вот мы и схлестнулись...

С того времени, как подрались, - не разговаривали. Я –то думал, что у него «бред собачий»... Боялся, что обидит тебя... Ведь он давно с женщинами общается!

-Ясно!

- Что тебе ясно? Мы решили, что ты решишь сама! Мы договорились с ним, по –дружески, заключили «пари» -поспорили, что никто из нас больше не подойдет к тебе... Вот я и забился дома на целый месяц!

-Понятно!

- Да ничего теперь непонятно! Друга я потерял! И тебя тоже! – выкрикнул он.

Я не видела его таким, никогда... Он чуть не плакал. Слезы закрыли глаза, и он с силой тер их грязными руками, размазывая кулаками.

Мне было жаль Володю! Хотелось ему сказать о том, что я его тоже любила, но это было в «глубоком детстве» -в шестом классе, что я «бредила» им долгие восемь лет... Но я промолчала, дабы не обижать его этими воспоминаниями...

Детство кончилось! Это мы как –то сразу оба поняли....

Теперь для меня все встало на свои места, было понятно, отчего ребята повздорили, поссорились.

И отчего Логинов не пришел ко мне, попрощаться...

Страница 25

«Жизнь не прогулка, не роман, а ... »

Я не забыла о Логинове... Наоборот, я стала думать о нем все больше и больше.

Он занимал все мои мысли, мечты...

Узнала, что окна его квартиры выходят на наш двор.

И утро мое начиналось с того, что я приветствовала его пустой, «молчаливый» балкон. Я представляла себе, что с этого балкона на пятом этаже он мог наблюдать за мной, о чем я не знала. И долго ходила под этим балконом, представляя Логинова, наши краткие встречи, разговоры...

Мне казалось, что он просто не успел объясниться.

«Вот, придет из армии, тогда,» -успокаивала я себя.

Иногда там появлялась маленькая женщина, наверное, его мама, которая, опершись о перила балкона, надолго замирала, задумавшись... Потом, спохватываясь, сдергивала с веревки какие –то тряпки и моментально исчезала.

Отца его, отчима, к тому времени уже не было. Я помню, как он страдал после его смерти. Это произошло до ухода Лешки в армию.

Иногда на балконе вместе с матерью Лешки появлялась какая –то молодая женщина в милицейской форме.

Учитывая тот факт, что Логинов работал в милиции до ухода в армию, я предполагала, что это могла быть его сотрудница.

Но почему она там так часто появлялась?-думала я, не предполагая... Оставалось загадкой....

Бедная, глупая девочка....

Все это являлось для меня нерешенной задачкой.

Тогда я не понимала главного - все могло развиваться по сценарию, написанному не мной... Этого я не знала тогда, не предполагала, - в силу возраста, своей влюбленности и наивности.

Прошло время.

Я уже закончила школу. Поступила в институт.

В мечтах же я все время представляла нас вместе: как Логинов придет из армии, как мы обрадуемся этому оба, и как далее будут развиваться события...

День и ночь, долгие два года я думала о нем, как своем «суженном»! Даже не сомневаясь в том, что может быть по-другому.

Но время диктовало свои правила ....

Поступив в институт на заочное отделение, я решила ехать работать учителем в далекую, глухую деревню. Отдалилась на расстояние от мыслей и боли! Но не от Логинова!

В первые же свои школьные каникулы, вернувшись издалека, домой, я узнала, что Логинов уже вернулся из армии и женился на своей сотруднице.

Об этом факте мне сообщили мои подруги, упорно следившие за развитием событий моей жизни.

Я не находила места. Страдала. Не понимала, как такое могло произойти. Плакала от боли и отчаяния! Такой ураган смятения жил в душе! Перебирала в голове каждое слово, действо. Воспоминания, раздавливая сознание, мучили меня, заставляя все «перебирать» вновь и вновь.

Я была несчастна!

Верно, Логинов и не объяснялся со мной, но я –то верила, что и он неравнодушен ко мне.

Из слов Володьки...

Такого разворота событий я не ожидала!

«Быть того не может!»–думала я.

Пока я его не встретила сама...

- Ты ли это? Курносая! –остановил он меня, схватив за руку, приобняв, не отпуская руки...

Я обратила внимание на милицейский китель, а потом на владельца...

- Что? Не узнать? –ответила я вопросом, растерявшись от неожиданной встречи, намеренно отдергивая руку.

-Ну и выросла, не узнать тебя! – воскликнул он. И, приблизившись, вплотную, закружил. – Красавица! - восхитился он, еще раз крепче прижавшись ко мне, стал пристально разглядывать, в упор.

-Красавица! – повторил он, дотрагиваясь до локонов, струившихся по плечам, укрывших спину, любуясь в открытую.

- Хватит, Логинов, причитать, у тебя теперь своя красавица! - отрезала я грубо

-Да! Не ожидал! – не обращая внимания на мои слова, продолжал Лешка.- Небось, забыла про меня? - опустив голову, усмехнувшись, продолжал он.- А Володька, забыл! Не вижу его!

Я открыто рассматривала его.

Взгляд из –под бровей тот же! Усмешка на губах та же, еле заметная! Он ни капельки не изменился, только стал как-то шире, возмужал что –ли... или форма ладно сидела?

Он невольно придвинулся ко мне, заглядывая в глаза:

-Я так рад...

Чуть отстранившись от него, уже спокойнее, я проговорила:

- Я тоже его не вижу.

- А помнишь, -начал он.- Помнишь, как я тебя чуть не утопил? Ужас! Я тогда, серьезно, испугался...

-Лучше б ты меня утопил! -не выдержала я

Слезы подступили к горлу, готовые сорваться, вот –вот, вылиться...

-Ладно! Логинов! Давай! Топай дальше! –выкрикнула я, еле сдержавшись.- У нас теперь -разные дорожки! Детство кончилось! Пора все забыть! –выкрикнула я, скорее, для себя, чем для него, оставив его в растерянности.

И, не оглядываясь, пошла дальше.

Дома, наревевшись, дала себе слово- все забыть, перестать мучить себя...глупостями, наивными мыслями, «пустым воображением»!

« Ему теперь не до меня!» -отрезвила я себя.

Сдав сессию, стала собираться в дорогу.

Но мысли о Логинове, как гвозди, застряли в сердце, не давая успокоиться...

Перед отъездом, в последний день, увидела его в окно – он курил на балконе. Логинов, намеренно, долго смотрел на мой балкон. Помахал рукой. Я не ответила...

***

Это была наша последняя встреча

 

-Ну, поговори, поговори, - выронила я, усаживаясь рядом, на скамейку

-Ну, здравствуй! – усмехнулся он всегдашней своей улыбкой. – Приехала?

Его голубые с зеленью глаза остановились на уровне моих, впиваясь, буравя

-Как видишь! -уставилась на него и я

-Вижу! Вижу! Взрослая стала! Уже боюсь назвать Курносой, - отвернул он взгляд вдаль. - Какая-то, другая, -потянулся он, дотрагиваясь до руки.

Я отдернула руку.

- А ты думал, что я останусь такой же? –дернула я плечом, убирая руки

-Такая –же ершистая, как и была! – уже громче, настраиваясь на свой естественный голос, произнес Логинов.

Чувствовалось, что он несколько волнуется, капельки пота на верхней губе выдавали его трепет и некое стеснение...

-А ты не гладь против шерсти! –огрызнулась и я

- Тебя погладишь! Ты же, как кобра, сразу зубы показываешь, - отшутился он

- У кобры не зубы, а жало, - поправила я

-Вот, вот, ужалила и смылась в свою деревню, - уныло произнес он.

И наступило молчание. Я как очнулась...

- В деревню...А ты, в армию? Ушел, полслова не сказал, это как? Нормально?

- Верно! В армию я ушел, молча... Верно, никому ничего не сказал. Потому что повздорили с Володькой из-за тебя... Потом, я долго думал, я решил не мешать вашим отношениям с Володькой! Очень он страдал, я же видел! Просто, я был не прав! Влез между вами! Думал, у меня блажь...

Но Володьке я написал потом, потому что он –таки, пришел провожать меня...Просил, умолял выслать твой адрес... Но он замолк... Как я понял, умер...

-Я знаю, -выронила я отрешенно

-И даже не знаю причину, -глухо произнес он.

- Я тоже не знаю... И никто не знает, - тихо закончила я.

Мы замолчали оба.

 

- Мы были тогда с ним вдвоем, за забором, провожали тебя, -выронила я и замолчала.

Молчание нарушил Логинов:

- А я и не знал, -грустно потянул он. –Если бы я знал?

-Что бы сделал?

-Искал бы тебя после армии... Не женился! Я искал, только тебя тоже не было дома! И я прекратил поиски...

-Слушай! Логинов! Наш разговор сейчас напоминает ссору мужа и жены, которые давно не любят друг друга... Ни слова о главном... Какие –то разборки...

- Думаешь, не люблю тебя? –озадачился он.

- Знаешь, этот разговор сейчас не к месту... Как -то он утерял свою значимость...

- Ты думаешь поздно?

-Думаю! Думаю, не обо мне ты думал, Логинов, а о себе! Думаю, что все осталось в прошлом! Все это было давным –давно! Я выздоровела от тебя, от твоего наваждения! Даже страшно говорить... Мне было очень больно тогда, даже вспоминать не хочется! - И никак не хочется все по новой бередить! Вспоминать, говорить слова эти, которые ты должен был услышать раньше! А теперь, они повисают в воздухе, незащищенные, пустые, незначимые...-Мне даже стало легче! Я носила «это» в себе - все это долгое время! Давай закончим разговор, навсегда! –-не выдержала я, выпалив все разом.

Логинов молчал.

- Все это блажь! Верно! Ты только и думал, что о себе! Это Володька, бедный, несчастный, обо мне думал, да, я, дура, проревела первую любовь свою, несчастную, безответную!

Ты думаешь, что я не любил? – нарушил он долгое молчание

-Думаю!

Просто, ты меня не знаешь... Я и себе признаться боялся, не то что говорить...Больше всего боялся, что еще «малая»... ты... Думал только во мне страсти кипят...Потому и ушел тогда, молча...

А о тебе я думал, всегда! Потому и пришел... Не обо всем я могу говорить, как ты... Ты, прости меня...

Страница 26

Любовь –это..

После разговора с Логиновым, я долго думала и размышляла о тех днях, вольно или невольно связавших нас, хоть и ненадолго, некрепко...

Но какая –то нить была, нить, которая связала все в один узел, не давая оборвать, - «закрыть эту страницу».

Воспоминания вновь заставляли возвращаться в те дни, заставляя по-новому оценивать произошедшее.

К далекому прошлому.

Тогда, после последнего объяснения с ним, разлука с любимым сводила меня с ума... Я ждала встречи, считая мгновения, и, находясь рядом, я забывала обо всем...Думала, что «вот –вот , он придет, и скажет...»

Я начинала верить в то, что все возможно, что жизнь –это ничто по сравнению со счастьем, которое у тебя есть...

Любила, как безумная!

В сущности, была ненормальная, сумасшедшая влюбленность в облик, нарисованный, идеализированный мной.

Позднее приведшее меня к пониманию, что чувство мое неразделенное, - обострилось с пониманием чувства потери.

Живя долго в одиночестве(уже в деревне), я размышляла о том, что пройдет время и он поймет... о своей потере. Только надо подождать, потерпеть...

 

Я предоставила сердцу решать, как быть.

Тогда я успокоила себя только тем, что уговорила себя, что если это настоящее чувство, то оно не умрет, будет жить в моем сердце своей жизнью...

Казалось, чувство мое не стало меньше, я как любила его, так и любила. Просто я должна была привыкнуть к тому, что его нет рядом и не будет.

Это чувство помогло мне в дальнейшем понять, что жизнь сердца –особая область –кладовая души! И я полюбила это свойство моей души, как чувство!

Это только работа моей души и сердца... И я это понимаю сейчас!

Вот именно это осознание помогло мне выжить, не расстраиваться, не уродовать свое чувство.

В сущности, я даже была ему благодарна за это чувство! Только понимание пришло позже, со временем!

 

«Не это ли настоящее чувство, к которому мы все стремимся и лелеем его? –думала я бессонными ночами

И успокаивала себя:

«Уже то, что ты способна чувствовать –великое счастье. Это чувство не всем дается...Это дар! И надо воспринимать как великий дар, дарованный тебе Господом!»

«...Какое счастье –Господь даровал мне это чувство, эту способность сердца так чувствовать!» – думала я.

***

Через года, через несколько лет после долгой разлуки, мы опять встретились с ним на этой же лавочке у дома...

Он был рад встрече! Не спускал глаз... Был свободен! И мечтал о том, что мы, наконец-то, поженимся....раз мы встретились...

-Видимо, так угодно Богу!- сказал он.

***

Сейчас, сидя с ним на лавочке, я думала о нас.

И в представлениях переносилась в «прошлое»...

Я думала: «Как

мне хотелось бы сейчас фантастическим образом оказаться рядом с ним, в тех днях, в то время...»

 

То чувство, та боль жила где-то под кожей: в

запахах, среде, том времени, заставляя представлять, вспоминать, вдыхать «воздушный» флер бездумной юности... Когда хотелось дотронуться, коснуться, почувствовать вблизи

«...Он тот же!» -говорила я себе, всматриваясь в него. В глазах –та же глубина, тайна...

Но что –то мешало...

Обида! Обида наседала на меня, не давая слышать

его голос, его доводы...

Казалось, что его «несет по течению», -куда вынесет, туда и ладно...

Я додумывала.

Я уже не оправдывала его!

И слова его не звучали, не достигали звука «камертона»...

RS

Тогда мы вновь расстались на долгие годы...

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/