Ахматова, 1 часть

Никита Меньков

 

Василий Кулешов, Валерий Дорожкин и Никита Меньков на машине времени переносятся на век назад, в далёкий 1913 год. На удивление быстро они осваиваются в том времени и знакомятся со многими знаменитостями...

 

1. Визит к великому учёному

 

За окном накрапывал дождь. Трое друзей бежали вверх по лестнице. Оказавшись на лестничной площадке, они переглянулись, и один из них, Валерка, нажал на дверной звонок.

- Винсан, это мы! - крикнул он. - Открывай!

Спустя полминуты из коридора послышалось шарканье шлёпанцев, и дверь открыл высокий молодой человек в очках, с взъерошенными волосами. Он был явно чем-то очень доволен - улыбка от уха до уха.

- Ты чего, спал, что ли? - прищурился другой парень, Вася.

- Я сделал это! Сделал! Я изобрёл машину времени! - ликовал тот.

- Банальная фразочка, - присвистнул Валерий. - Получше ничего выдумать не мог?

- Да это правда! - клялся Винсан. - Ну, правда здесь есть одна загвоздка, так что...

- Что за загвоздка? - подал голос третий товарищ, самый молчаливый, Никита.

- Она может отправлять людей в прошлое только на круглые даты, - вздохнул изобретатель. - Скажем, ровно на сто-двести-триста и так далее лет... А вы чего с тысячей баулов? Неужто надолго в прошлое собрались?

- Точняк, и мы надеемся, что ты подскажешь нам, куда лучше отправиться, - Валерка поскрёб пальцами дверь. - В какой век?

- Я думаю, всего лишь на век назад.

- Обоснуй.

- Ну, это время ближе всего к нам, следовательно, привычнее. Точнее, быстрее сможете адаптироваться. А потом, если захотите, и дальше вас переброшу. Ну, как?

- Да хоть сейчас, - ответил Василий. - Мы уже собрались.

- Так, послушайте теперь меня, - упёр руки в бока Винсан. - Дружба - оно, конечно, хорошо, и вместе вы не пропадёте, но позвольте дать вам несколько советов. Первый: меньше разговаривайте, больше наблюдайте. Второй: никому не говорите, что вы из будущего, иначе загремите в дурдом. Третий: "восстановите" документы, скажите, что потеряли их. Четвёртый: не вступайте ни в какие организации и ни в коем случае не участвуйте ни в каких митингах - вы плохо знаете то время по сравнению с его жителями. В общем, будьте тише воды и ниже травы, поняли?

- Так точно! - в один голос сказали все трое.

- Ладно, идёмте за мной, - вздохнул Винсан. - Вы такая дружная компания, что нигде не пропадёте.

 

2. Гражданин с пёстрым чемоданом

 

Они попрощались с изобретателем и шагнули в большую тёмную кабину. И Винсан стал нажимать на рычаги.

...Кажется, они на короткий миг потеряли сознание, и даже охнули, присев на чемоданы и сумки. Но тут же гудение и тарахтение в кабине, оглушавшее их прежде, прервалось. И снова стало спокойно.

Никита открыл дверь, и три друга очутились в просторной светлой зале. Здесь кругом были шкафы с книгами.

- Библиотека, что ли? - осмотрелся Василий.

- Похоже на то... И здесь никого нет, - заметил Валерий.

- Надо выбраться на улицу, - сказал Никита.

Они скоро нашли выход из здания и выбрались на улицу.

Был ясный летний вечер; перед гостями из будущего расстилалась поляна, а чуть далее была аллея, по которой гуляли господа с барышнями.

- Это Петербург! - обрадовался Вася. - Смотрите, вон Казанский собор!

- Как хорошо дышится! Какая погода! - поскакал по полянке Валера.

- Надо прежде подумать, где переночевать, - решил Никита. - А потом пойдём гулять по набережной Невы.

- Чего там думать! Надо вписку у кого-нибудь отыскать! - ответил Валерка.

- Сейчас 1913 год, вряд ли это принято, - пожал плечами Никита.

- Ещё надобно оформить новые документы, - вспомнил Вася.

- Поедемте прямо сейчас оформим, - кивнул Валерка.

 

Они ехали в дилижансе мимо Аничкова моста, когда заметили, что за ними бежит мужчина с чемоданом.

- Кучер, притормози, - велел Валерка. Он помог мужчине влезть в кибитку. - Какой чемодан у тебя чудный!

Чемодан был весь в наклейках и открытках; трое друзей невольно залюбовались им.

- Я чуть с вами проеду, - сказал мужчина.

- Колись, откуда такая экзотика? - приставал Валерка к мужчине.

- В Африке был, - известил тот. - Смотри-ка, вот эта открытка из Джибути, вон та - из Харара. Ничего себе съездил, да?

- Каким ураганом тебя туда занесло?

- Я ездил в экспедицию, - вздохнул мужчина. - Чего только со мной там не происходило! И императора Хайле повидал, и в пещере побывал, откуда выбрался, а ведь многие не выбирались!

- Повезло тебе! - присвистнул Валерка.

- А вы, франты, откуда? - спросил новый знакомый, осматривая их костюмы. - А, дайте догадаюсь... Из Германии, вот!

- В самую точку, - улыбнулся Валерка. - Из Кёльна приехали погостить. Мы сами русские, только жили там несколько лет. А так мы по-русски шпарим, как видишь, без акцента. Слушай, друг, я хотел спросить, сможем ли мы сделать российские паспорта?

- Отчего же не можете! Да за короткий срок!

- Ладно! И ещё вот какая просьба... Нам бы где обжиться... Только не в гостинице. Ты не присоветуешь такого местечка?

- Да отчего же не присоветовать... Жена писала мне письмо, что соседка вот только что на месяц уехала в Москву, а ключи оставила ей, чтобы цветы поливала. У соседки ещё одни ключи с собой есть. Ну, мы вас там пока поселим, а потом что-нибудь решим. У неё квартирка такая же маленькая, как у нас, но вы там отлично обживётесь.

- Ещё как обживёмся! - обрадовался Валерка. - Спасибо тебе! Но... мы же так и не познакомились! - И трое друзей представились мужчине.

- Николай Гумилёв, - представился тот в ответ.

 

3. На новом месте

 

Непривычно и тесно было в новой квартире, но друзья радовались, что получили хоть какой-то кров. Телевизора не было, розеток для мобильных телефонов - тоже, но мальчики радовались, что взяли с собой много книг, которые они и прочитывали вечерами, зашторив окна и засветив лампаду.

Николай жил с женой Анной Андреевной и маленьким сыном Лёвой. Поселившись в соседней квартире, мальчики в благодарность за то, что им предоставили свой уголок, изъявили желание помогать семье во всём, например, сидеть с Лёвой вместо няни, когда нужно.

Николай Степанович и Никита оформили документы для троих друзей, потом Николай стал думать, куда бы определить новых знакомых.

- Вы кто по роду деятельности? - спросил он Никиту, когда они ехали в его контору.

- Мы с Василием корреспонденты, а Валерка - агроном. Я ещё писатель и поэт.

- Да ну, про что же пишешь?

- Среди моих главных произведений - средневековый эпос про одного учёного, который я планирую закончить к две тысячи... к 1916 году. Ещё - пьеса "Ромул и Рем", повесть "Внучка волшебника Мерлина", "Ребята из нашего села" и прочие.

- Они у тебя с собой? Дашь потом почитать, может, опубликуем. Я устрою вас на постоянную работу - многим газетам сейчас требуются корреспонденты. С Валеркой тоже решим проблему - устроим его в какую-нибудь сельскохозяйственную газету.

- Как хорошо, что мы вас встретили, Николай Степанович, а то бы совсем пропали, - вздохнул Никита.

- Да ладно, для меня это пустяки, - отмахнулся тот.

 

Вскоре они оказались в прокуренном тесном помещении, где работали какие-то станки, печатные машинки, туда-сюда сновали люди.

Гумилёв созвал нескольких людей - то были Блок, Городецкий, Зенкевич, Мандельштам и прочие.

- Это наш новый друг и коллега Никита Меньков, - представил он новичка собравшимся. - Корреспондент, писатель, поэт.

- Рады приветствовать Никиту в нашем кругу писателей. Но мы пока ещё ничего не знаем о его произведениях, - заметил Блок. - Прочитай что-нибудь из собственных стихотворений, - попросил он Никиту.

Писатели утихли, и Никита начал:

 

Мне много снов приснилось этой ночью,

И все они, когда очнулся я, забылись,

Но лишь один согрел мне сердце очень,

Воспоминания о нём с мечтами слились...

 

Поэты внимательно слушали его. Это стихотворение было о том, как лирический герой Никиты ходит по рынку, ища букет цветов на восьмое марта для своей Музы. И вот наконец он находит свежий букет, взращённый где-то в теплице.

 

Цветы живые… Пусть они душу согревают

И сердце радуют небесной красотой,

Пусть каждый день её встречает

Добром и счастьем, радостью и теплотой.

 

- Браво! - сказал Городецкий. - У этого юноши есть талант, но его надо развивать. Но это всё - с возрастом.

- Ты меня прямо удивил, - сказал Николай. - Вот уж не думал, что среди нас новый талант появится. Знаешь, многие ведь, не имея таланта, приезжают, чтобы устроиться куда-нибудь и публиковать свои грошовые стихи. Нет, ты определённо талант... Ну что, куда устроим Никиту и его друзей?

- А меня не надо никуда устраивать, - решил Никита. - Я свою газету создам.

- Смело! - отозвался мужчина с бородой - Волошин. - Ну, дерзай.

- Я помогу, - сказал Гумилёв.

 

4. "Никитина усадьба"

 

Спустя несколько дней парни уже были знакомы со всем двором - и с дворничихой тётей Зоей, и с бабушками на лавочках, и с детворой, и со взрослыми.

В один из вечеров Никита засветил лампаду и сел читать повесть про Ивана III. Валерка пролистывал "Русское богатство".

- Василий, наверное, у Ахматовой и Гумилёва чай пьёт, - сказал он.

- Ну и что... Чай "Ахмат" - замечательный, - задумчиво и рассеянно ответил Никита.

- Ты совсем меня не слушаешь... О чём задумался?

- Да вот думаю о будущей газете. Знаешь какое название придумал? "Никитина усадьба". Как тебе?

- По-моему, очень неплохо, - отозвался Валерка. - Мы организуем собственную типографию! И будем издавать собственные газеты!

- Василий не будет. Он решил заняться книгоизданием. Но он тоже будет печататься в нашей типографии.

- Только где бы достать помещение для типографии...

- Гумилёв сказал, что у него на примете есть заброшенное здание завода, можно его переделать под типографию.

- Тогда всё окей! - обрадовался Валерка. - Во заживём!.. Поживём здесь хотя бы полгода! Ты уже придумал, как будет выглядеть твоя газета? И вообще, что это будет за газета?

- Я кое-что уже распланировал... - Никита достал из рюкзака папку с бумагами, открыл её. - Смотри... На первой странице будут фотографии писателей, журналистов, путешественников и многих других, фотографии людей из народа, здесь будет содержание газеты. Далее будут идти рассказы о путешествиях, тут надо напечатать интервью Гумилёва об Африке и Турции. Потом будут научные статьи - в разделе "Библиотека интеллектуала". Также будет беллетристика, буду публиковать рассказы и повести знаменитых и малоизвестных писателей. В газете будут детективные истории, интересные научные факты, рецепты блюд, кроссворды, анонсы новых книг и многое другое.

- И ты думаешь сам со всем этим справляться?

- Буду делать всё, что в моих силах. Издавать буду, редактировать буду, верстать буду, статьи писать буду, но, конечно, там будут и другие люди работать - тот же Василий, например.

- Класс! - у Валерки загорелись глаза. - Я тоже придумаю свою газету и буду её издавать! Мы будем помогать друг другу!

- Всенепременно!

 

5. "Русская нива"

 

Валерка и Николай, вынеся из старого здания завода оставшийся хлам, наводили там порядок.

- Ну, чего решил насчёт газеты? - спросил Николай, доставая сигары. - Куришь?

- Спасибо, - Валерка взял сигару, оба задымили. - Да леший знает... "Русская нива" подойдёт?

- Да почему же нет. О чём ты будешь там писать?

- То, что касается всяких там садов-огородов. Про животноводство ещё. Разве плохо?

- Ну-ну. У меня есть знакомый фермер, я тебя с ним познакомлю. Он может дать много материала твоей газете.

- Благодарю. Никита сказал, что напишет целую повесть про твоё путешествие в Африку и опубликует в газете.

- Куда он сегодня так рано подался? Ещё шести не было, гляжу в окно - он уже с дворниками беседует, потом куда-то побежал.

- Он по всяким лекциям и заседаниям писателей мотается, по редакциям тоже. Консультируется с писателями и журналистами насчёт будущей газеты. Он хотел познакомиться с Короленко, Горьким, Буниным и прочими, чтобы привлечь их в газету.

- Это правильно, - кивнул Николай. - Слушай... Тимирязев - вот кто тебе нужен! Он в Москве живёт, но вы же сможете переписываться! Он тебе кучу всяких сведений о растениеводстве может предоставить! И если ещё кто на примете будет, скажу.

- Вот спасибо! - пожал ему руку Валерка. - Как же эти сигары трудно курятся... Вот самокрутки - дело другое. В моей деревне все делают самокрутки.

- Из Стамбула сигары, я таких ещё никогда не курил.

Они стали заносить столы, расставлять на них лампы, занесли несколько шкафов и сервант.

- Печатные машинки позже привезут, - сказал Николай. - Мы ещё принесём вам всякого оборудования, если будет не хватать.

- Спасибо... Слушай, это надо отметить! Пойдёмте все в кабак, зови всех своих поэтов! Даже фуршет можно организовать! Я угощаю! Только вот деньги надо поменять.

- У тебя немецкие, что ли, остались?

- Нет, наши... - Валерка вытащил из кармана несколько небольших купюр.

- Чего?.. Отродясь таких не видел! Как это возможно - "1997 год"?

Валерка понял, что попал в западню. Винсан же велел вести себя осторожнее и ничем не выдавать, что ребята - из будущего!

- Клоунада какая-то, - Николай отдал деньги Валерке. - Кто их вообще печатал? Что за чушь? Где ты их взял? Никому их больше не показывай. Застолье мы организуем нашими силами, не беспокойся. Надо же... "1997 год"...

 

6. Диво дивное

 

В семь часов утра мальчиков уже не было дома - они ушли в типографию.

Анна Андреевна зашла полить цветы, и её привлёк небольшой "творческий беспорядок" на диванчике и на столе в зале. Тут были рукописи, какие-то планы Васи и Валерки, их ежедневники. Анна Андреевна взяла с дивана толстую общую тетрадь, походившую более на книжку, пролистала её. Это был рукописный учебник.

"История планеты Земля" - значилось на титульном листе. Тут же было приписано: "Меньков Н., 2007 - 2012 гг.".

Она пролистала учебник. Много приклеенных изображений древних персонажей, королей и царей, рыцарей, патриархов... Некоторые иллюстрации автор рисовал сам. Учебник был разбит на три раздела: "Древний мир", "Россия и мир", "Мир в 20 веке".

Именно последний раздел удивил Ахматову. Здесь говорилось о событиях вплоть до конца двадцатого века. Она прочитала о Первой мировой войне, о Гражданской войне, о Великой Отечественной войне, об истории СССР и о Холодной войне, и о многом другом.

Откуда всё это взял автор? Единственное объяснение - в том, что он так представляет себе будущее России. У него очень пессимистичное представление о мире. Разве произойдут когда-нибудь такие ужасы, о каких рассказано во главе о Великой Отечественной войне?

Решив как-нибудь спросить у Никиты, что всё это значит, она взяла со стола одну из его книг - "Ребята из нашего села" - и стала её читать.

 

7. Визит к Владимиру Галактионовичу

 

Короленко писал письмо очередному начинающему писателю. В дверь постучали.

- Да-да.

В комнату вошёл молодой человек.

- Владимир Галактионович, здравствуйте. Я Никита Меньков, я вам письмо писал.

- А, да, конечно, помню, здравствуйте. Присядьте, минутку посидите, я уже заканчиваю письмо. Сейчас мы с вами всё обсудим.

Никита присел на стул и стал оглядывать великого писателя и редактора. Тот был одет в старый засаленный пиджак, серую рубашку; седая борода украшала его румяное и доброе лицо.

- Так... Ну вот, - Короленко положил письмо в конверт. - Никита, очень рад, что вы ко мне обратились. Чем могу служить?

- Я просто слышал о том, что вы стали образцом для многих начинающих редакторов, писателей, и решил поговорить с вами насчёт моей будущей газеты, спросить ваше мнение.

- Вот как! А какую газету вы собираетесь издавать?

- "Никитина усадьба".

Никита подробно рассказал о своих планах насчёт этого издания.

- Это хороший замысел, - одобрил Короленко. - Я вам помогу. Мы правильно расположим материал в газете, я подберу вам произведения для раздела беллетристики. Одно произведение я уже, считай, подобрал. Мой бывший ученик Алексей Пешков, он же Максим Горький, дописывает сейчас повесть о своём детстве. Мы его опубликуем в нескольких номерах. Как ты смотришь на это?

- Я только рад этому, Владимир Галактионович. Максим Горький - замечательный писатель. Я читал его ранние рассказы и пьесу "На дне".

- Вот-вот. Да многих писателей можно будет публиковать в твоей газете. Куприна, Бунина... У тебя уже определился круг сотрудников?

- Много чего я сам буду делать, мой друг Василий будет в помощниках, ещё Николай Гумилёв будет помогать и его друзья из "Цеха поэтов".

- Это хорошо, но неплохо было бы ещё созвать в газету разных специалистов - художников, оформителей, критиков и прочих.

- Ваша помощь, как опытного редактора, тоже была бы крайне необходима, - вздохнул Никита. - Вы будете сотрудничать в газете?

- Да, конечно. Мне кажется, это будет замечательнейшее издание.

- Мне тоже так кажется, - улыбнулся Никита.

Теперь он знал, что всё получится.

 

8. Знаменательный день

 

14 августа 1913 года стал знаменательным для Никиты днём: вышел первый номер его газеты.

В тот день весь "Цех поэтов" пришёл в типографию поздравить его. Никита обратился ко всем с пламенной речью:

- Дорогие друзья, спасибо всем за поддержку! Видите, чего-то я уже достиг. Газета пока небольшая по объёму, но со временем она увеличится, появится много новых интересных разделов. Я далёк от политики, поэтому газета моя ни монархическая, ни оппозиционная - я создаю её в первую очередь для себя, по велению своей души. Думаю, каждый может найти в ней что-нибудь для себя. Спасибо всем, кто оказывает мне помощь. Особая благодарность - Николаю Степановичу.

Все зааплодировали. Гумилёв огляделся, поднял бокал с вином.

- Хотя газета, по сути, качественная, но стоить она будет очень дёшево, и то - для богатых, которым она будет доставляться на дом. Беднякам она будет выдаваться бесплатно. Всему "Цеху поэтов" - тоже.

 

9. Два конкурента

 

Спустя неделю вышел первый номер Валеркиной газеты "Русская нива". Валерка и Никита, оставаясь такими же неразлучными друзьями, стали одновременно и конкурентами.

"Русская нива" пользовалась огромным успехом не только из-за прекрасного оформления и содержащихся в ней сведений по садоводству, овощеводству, цветоводству, но и из-за умелой подачи материала - Валерка, выросший в деревне, знал, как расположить к себе сельского читателя. Газета расходилась далеко за пределы Петербурга.

В "Русской ниве" было несколько рубрик с обилием рисунков: "На пасеке деда Никодима", "Огуречно-томатный коктейль", "Советы бывалого садовода", "Восторженный фермер" и другие.

"Никитина усадьба" выигрывала из-за того, что стоила копейки, к тому же многим выдавалась бесплатно; богачи подписывались на неё, чтобы им доставляли газету на дом. Поговаривали, что газету стал читать сам Николай II. Но не только это стало причиной успеха издания. Читатель, стремящийся отдохнуть от царившей в России атмосферы революций, восстаний, реформ, отвлекался от всего этого в газете Никиты, отдыхал душой, читая интересные новости науки, беллетристику, разгадывая детективы.

К началу сентября в "Никитиной усадьбе" более-менее определился круг сотрудников. Никита был издателем и главным редактором. Николай Гумилёв был верстальщиком и ответственным за раздел "Путешествия", в котором были напечатаны его истории об Африке. Короленко стал главным корреспондентом газеты и заведующим разделом беллетристики, в котором печатались произведения Горького, Бунина, Пришвина, Куприна и других. Никита публиковал стихи Мандельштама. Василий был помощником оформителя и художника газеты Бакста, который являлся участником "Мира искусства". Позже в газету пришло ещё много человек. Битнер, издававший газету "Вестник знания", сообщал в "Никитиной усадьбе" о научных новостях, новых изобретениях. Печатались статьи о космосе - галактиках, звёздах и туманностях, строении Солнечной системы.

В "Русской ниве", помимо издателя и главного редактора газеты Валерки, сотрудничали Городецкий, Пунин, Василий Кулешов и Бенуа из "Мира искусства". В эту газету также пришло множество народа после того, как она стала популярной.

Два друга боролись за первенство, хотя и Никита, и Валерка легко могли признать победу друг друга в случае чего и порадоваться друг за друга. Это состязание было для них вроде интеллектуальной игры, выходя из которой, они напрочь забывали о ней.

 

Однажды Анне Андреевне принесли очередной номер "Никитиной усадьбы". На первой странице красовался её портрет с надписью: "Муза и вдохновительница газеты". Весь номер был усеян цитатами из её стихотворений по тому или иному поводу, на каждой странице в боковых колонках были напечатаны её стихотворения, и, кроме того, теперь в газете была целая страница, посвящённая её поэзии.

 

Валерка однажды принёс Никите медальон с цепочкой, сказав, что для него передала его дворничиха, ей его дала какая-то девушка, ей - ещё кто-то и так далее; неизвестно, с кого началась та цепочка.

Никита открыл медальон. Внутри был портрет совсем юной Ахматовой с надписью "Анна Горенко. 1907 г.".

 

10. Три романтика

 

Осип Мандельштам ранее не мог представить Никиту в роли романтика - он видел его чересчур серьёзным, деловым человеком, не способным ни в коей мере быть романтиком. Но с недавних пор он заметил, что Никита сильно изменился: мало того, что в его газете стали публиковаться романтические рассказы и стихотворения, он и сам начал часто витать в облаках, стал рассеянным и невнимательным.

Никита решил получать второе высшее образование и поступать в недавно открывшийся престижный Университет Печати Л. Смолоза. По выходным он стал ходить на подготовительные курсы, и Осип Мандельштам записался на занятия вместе с ним. Они ходили на занятия по воскресеньям на целый день и по средам после работы, на вечернюю лекцию. В первой половине воскресного дня была литература, которую вели супруги Мережковский и Гиппиус; после полудня - немецкий язык, который вёл приглашённый из Кёльна молодой учитель Клаус Киммунг. В среду сам Лучьян Смолоз вёл русский язык.

Это было весёлое время. Приятелям было, конечно, трудно работать и учиться все семь дней в неделю, но и работа, и учёба были им в удовольствие. Группа, в которой они занимались, была достаточно большой - двадцать с лишним человек. Из них - только трое парней. Никита, Осип и Джон Грюнвальд - добрый и открытый, немного сентиментальный юноша. Джон, Никита и Осип, сидя за одной партой, порой забывали о лекциях и начинали создавать шедевры в тетрадях - рисовали разные пейзажи, портреты, карикатуры. На немецком и русском языках они отдыхали, на литературе же приходилось усиленно заниматься - преподаватели следили за усвоением их материала, постоянно устраивали контрольные работы.

В обеденном перерыве между занятиями они втроём ходили в кондитерскую выпить чаю и съесть пирожное. И просто гуляли по городу. Здесь можно было бродить вечно, не уставая.

Эта троица была и самой обыкновенной, и необычной. Самым интересным было то, что они всегда понимали друг друга с полуслова, будто читали мысли друг друга, о чём бы они ни говорили. Они о многом беседовали - о политике, об акмеистах, о своих увлечениях, о Музах и о многом другом. По вечерам, после занятий, они не спеша шли по городу, смотрели на звёзды, тихо переговаривались. Они заметили, что разговаривают каким-то возвышенным, поэтическим стилем.

Но однажды Джон принёс на занятия гороскоп, написанный просторечным языком, и они с Никитой, читая предсказания с блатными словами, смеялись над этим. Девушки оборачивались, желая понять, что же так их разобрало. Преподаватель Лучьян и сам часто вспоминал что-нибудь смешное и смеялся чуть ли не до потери сознания.

 

11. В Москву за новыми впечатлениями

 

Осип и Никита собрали чемоданы в Москву. Никита в своём ежедневнике обозначил цели поездки:

 

1. Познакомиться с московскими писателями и журналистами (футуристами, например), привлечь их в газету.

2. Поговорить с профессором Цветаевым (для моей газеты) и с академиком Тимирязевым (для Валеркиной газеты).

 

Плюнув на конкуренцию, Никита сам стал помогать Валерке в издании "Русской нивы", и тот также перестал соревноваться с ним. Оставив газету на Николая Гумилёва и Валерку, Никита с другом Осипом отбыли в Москву.

 

Их поездку омрачило известие о смерти Ивана Владимировича Цветаева. Никита узнал об этом, только когда прибыл в дом профессора. Он помог его родственникам по хозяйству, поговорил с его дочерями Мариной и Анастасией и зятем профессора Сергеем Эфроном и, потрясённый известием, после похорон профессора отбыл в гостиницу.

Осип тем временем ждал его возле гостиницы с двумя юношами.

- Знакомься, это футуристы Владимир Маяковский и Велимир Хлебников, - представил их Мандельштам.

Никита представился, пожал им руки.

 

Тот вечер они вчетвером провели в баре-погребе, где было накурено и царил полумрак. Ели шашлыки, запечённый картофель, пили пиво, слушали музыку.

- Я слышал про "Никитину усадьбу", - кивнул Хлебников. - Эту газету и здесь знают. Ты успешишь и удачишь.

- Что? - удивился Никита.

- У Хлебникова такой слог, он много "своих" слов употребляет, - объяснил Маяковский. - Его иногда трудно понять.

- Такого явления у меня в газете ещё не было, - обрадовался Никита. - Вы хотите публиковаться в этой газете?

- А газета не буржуйская? - спросил Маяковский. - А, да... Там про белые эллипсоиды космоса и всё такое. Ну что же...

- За нашу встречу! - поднял бокал с пивом Хлебников.

Друзья чокнулись бокалами.

 

12. Фото на память

 

Следующий день был богат событиями. Когда Никита ушёл к профессору Тимирязеву, в гостиницу пришли Маяковский и Хлебников и позвали Мандельштама на прогулку.

Они ходили на Поклонную гору, были на Чистых прудах, потом отправились гулять в зоопарк. Мандельштам фотографировал Маяковского и Хлебникова фотоаппаратом, который ему отдали Валерка и Никита.

Вечером, расположившись на лавочке в Александровском саду, они пили ситро, играли в карты, шутили и смеялись. Никита, возвратившийся с интервью, включился в игру.

- Ну, как там Тимирязев? - спросил Маяковский.

- Хорошо! Мы чай с тортом пили. Он много чего рассказал, там и для моей газеты кое-что припасено.

Возле ребят остановилась старушка:

- Ребят, вы ничего не купите у меня?

Она торговала газетами. Они купили у неё несколько газет.

- Вам нужна сдача? - спросила она.

Никита первый раз оглядел её внимательно. Она была очень бедно одета - наверное, перебивается с копейки на копейку.

- Нет, бабушка, - Никита выгреб из карманов монеты, оглядел спутников. Те тоже достали и отдали старушке мелкие деньги.

 

Велимир Хлебников сделал отличную фотографию, где Маяковский, Меньков и Мандельштам сидят на скамейке.

- Сохраню на память, не каждый день удаётся фотографироваться с известными людьми, - сказал Никита, пряча в порт-моне свой экземпляр фотокарточки.

- Да какие мы известные! - возразил Мандельштам.

- Всё равно будете известными, - покачал головой Никита.

Они долго гуляли по ночной Москве, больше молчали, чем говорили, но и молча прекрасно понимали друг друга.

А наутро Осип и Никита уехали в Петербург, договорившись переписываться с московскими друзьями-футуристами и публиковать их произведения в газете.

 

13. Чем иногда заканчивается вызов Пиковой Дамы

 

Валерка и Вася, съев макароны на ужин и заварив себе чаю, сидели в зале и читали "Никитину усадьбу". Они понимали, что скоро хозяйка квартиры должна будет приехать, поэтому на всякий случай собрали все вещи в рюкзаки.

- Давай-ка спать, - зевнул Вася. - Что-то я устал.

- А давай вызовем Пиковую Даму, - предложил Валерка.

- Да ну, ты что, в детстве, что ли, в это не наигрался...

Но всё же Вася согласился: это было жутко интересно.

За минуту до полуночи Валерка трижды обвязал вокруг ножки стола чёрную шерстяную нитку, достал из колоды карт пиковую даму, положил её мастью вниз на стул и трижды прошептал: "Пиковая Дама, приди". И погасил лампаду, и комната погрузилась в мрак.

В ту же секунду загремел ключ в замочной скважине. Мальчики, переглянувшись, в панике залезли за диван, прихватив с собой рюкзаки. У обоих так колотилось сердце, что только его они и слышали. Оба громко дышали от волнения. И ждали, что же будет.

 

14. Пленники Задиванья

 

Стало очевидным, что это хозяйка квартиры...

Судя по тяжёлым шагам, она была женщиной крупного телосложения. Она тяжело дышала - видно, сильно устала от поездки. Ходя по квартире, она бормотала что-то, перекладывала вещи с места на место. Потом присела на тот диван, и мальчики испугались ещё больше. Сидели, тесно прижавшись друг к другу и боясь вздохнуть.

- Ох ты ж... Поясница... - она поднялась с дивана, ушла в кухню.

- Ничего, вылезем, когда спать будет, - шепнул Валерка Васе.

Вскоре к хозяйке зашёл Гумилёв.

- Яна Стефановна, пойдёмте ужинать с нами, вы наверняка голодны после долгих скитаний, - сказал он.

Мальчики стали понимать, что Николай наверняка осознал, что они спрятались сейчас и хозяйку надо как-то на время вызволить из квартиры, чтобы они смогли уйти.

- Ой, нет, спасибо, я сейчас только в ресторане поужинала. Захворала чегой-то, буду неделю отлёживаться, никуда не выходить.

Валерка и Вася переглянулись.

- Ну так нельзя, - сказал Гумилёв. - Вам надо побольше гулять на свежем воздухе.

- Даже гулять сейчас не могу... Спать лягу сейчас. Вот тут, в зале, на диване.

Вася и Валерка были шокированы. Ну почему?! Почему всё так?!

- Спокойной ночи, - ответил Гумилёв. - Да лучше в кухне постелите себе, в зале у вас какой-то жуткий сквозняк.

- Да что ты! Это в зале тишь и благодать!

Так началось долгое заточение за диваном...

 

Ночью мальчики смогли заснуть на пару часов, но сон их был тревожным. Казалось, хозяйка и так уже знает про них. Яна Стефановна всю ночь разражалась громовым храпом - наверняка её было слышно на другой улице. На рассвете была сделана попытка уйти, но, едва мальчики стали выползать, старушка проснулась.

- Приснится же такое... - пробормотала она. - Тьфу...

И снова уснула. Но уйти мальчики так и не решились.

Утром она стала разбирать свои сумки, баулы. И вот раздался стук в дверь. Кряхтя, она прошагала в прихожую, открыла.

- Яна Стефановна, доброе утро, - прозвучал до боли знакомый голос. Анна Андреевна! - Как ваше здоровье?

- Да всё тело ломит. И такое чувство, что всю ночь кто-то прямо вот наблюдал за мной. Первый раз со мной такое.

- Пойдёмте в парк, сейчас такая хорошая погода! Первый день осени, а будто середина лета! Так прекрасно! Идёмте гулять, расскажете мне о поездке, в аптеку зайдём, купим вам лекарств, полечитесь.

- Сейчас вот никак даже выйти из дому не могу, - пожаловалась старушка. - Денька через три пойдём.

Поговорив ещё с Яной Стефановной и так и не уговорив её пойти гулять, Анна Андреевна ушла.

 

После полудня в дверь снова постучали. На сей раз это был... Блок. В том, что это был он, мальчики не сомневались - голос был точно его. Он представился новым лечащим врачом Яны Стефановны.

- Я узнал, что у вас болят суставы... Сейчас вам нельзя находиться дома, нужно лечь в больницу или хотя бы обследоваться у врачей нашей поликлиники, - говорил он. - Так всё оставлять крайне опасно.

- Да бросьте, доктор, мне уж жить-то осталось... Никуда не пойду, сил нет. Обследуйте здесь, а в больницу я не лягу.

Блок никак не мог уговорить старушку покинуть квартиру. Посоветовав ей побольше двигаться и гулять, он ушёл.

 

15. Эпоха великого переселения

 

Вечером, когда Яна Стефановна пряла, раздался громкий, требовательный стук в дверь.

- Ой... Вы кто, молодой человек? - открыла она дверь.

- А вы кто? - раздался голос Никиты. - Где Валерка и Вася?

- Какие Валерка и Вася?

- Которые здесь живут со мной!

- С вами?! Здесь? Тут я живу! Вы ошиблись квартирой!

- Нет, я не ошибся! Кто вы? Как вы здесь оказались?

Старушка от удивления, похоже, потеряла дар речи.

Вася и Валерка, решив, что так больше продолжаться не может, вылезли из-за дивана и ещё больше шокировали Яну Стефановну.

...К счастью, никакого скандала не было. Во-первых, Яна Стефановна была очень доброй старушкой, она всё поняла и даже предложила ещё пожить у неё, но Никита сказал, что они переселятся к его старому другу профессору Смолозу и будут навещать её и приносить ей все нужные лекарства в благодарность за её доброту. Во-вторых, Никита ещё задобрил её подарками из Москвы - конфетами, узорчатым платком и прекрасным женским одеколоном. В-третьих, она узнала, что Валерка - издатель её любимой "Русской нивы", и поэтому была рада, что познакомилась с ним.

Они устроили ужин, на который позвали Николая, Анну Андреевну с Лёвой, Блока и Мандельштама.

После ужина трое друзей, пожелав всем спокойной ночи, уехали к Смолозу. Он сам звал их жить к себе - он жил в Петербурге один в большой квартире, и ему было скучно одному.

 

16. Разговоры за чаепитием, или Два детства

 

У Смолоза каждый вечер собирались на чай профессора, учёные, и их было так много, что мальчики удивлялись, когда он успел со всеми познакомиться. Они приезжали и из России, и из ближнего и дальнего зарубежья, и даже из Латинской Америки. Часто у Смолоза бывали Семёнов-Тян-Шанский и Мечников, заходили писатели Короленко и Горький.

Однажды за чаепитием профессора обсуждали повесть Горького "Детство". Говорили о его мастерстве, о том, как правдиво и разносторонне он изобразил Россию конца 19 века.

- Никита, скажи, а свою повесть "Ребята из нашего села" ты собираешься публиковать? - спросил Горький. - Она ведь тоже рассказывает о твоём детстве.

Никита пожал плечами:

- Там про меня всего одна глава.

- Не одна, ты в трёх или даже четырёх главах есть. Но эта глава, которая полностью посвящена тебе, так хорошо отражает твоё видение детства, что эту повесть вполне можно назвать автобиографической. Расскажи о ней. Кто такая Виола?

- Это девушка, которая очень сильно привязана ко мне, - улыбнулся Никита. - Она замечательная. Я даже не знаю, что в ней есть плохого. Она далеко живёт...

- Повесть хорошая, но нужно немного отредактировать, - сказал Короленко. - Много тех слов, которые употребляют футуристы. Такое ощущение, что всё это будет происходить лет через сто. Но действие же происходит в конце того века и начале этого?

- Даже есть чёткий хронологический период, - сказал Никита. - С 1898 по 1909 годы. Там ведь вначале мне шесть лет, я с 1892-го года.

- И всё так происходило, как в повести?

- Ну да... Я жил сначала в Царицыне, потом, в 1904 году, переехал в Москву, здесь продолжил обучение в школе. Теперь вот отучился в университете, на второе высшее пойду, - сказал Никита. - Понимаю, что это отнимает время, в которое я мог бы работать - мне ведь уже пора создавать семью, но так люблю учиться, что готов хоть десять высших образований получить. А у Алексея Максимовича замечательная повесть, я буду ждать продолжения.

Тот пожал руку Никите.

 

17. Новые рубрики

 

Идя утром в редакцию, Никита почему-то делал огромный крюк, проходя мимо дома, где жил раньше, и всегда поглядывая на одно из окон. Однажды, увидев, как на него из окна смотрит Ахматова, он неловко помахал рукой и поспешил уйти.

 

Никита ввёл рубрику писем, в которой редакция общалась с читателем; после ввёл похожую рубрику, в которой читатели обращались с какими-то нуждами, разыскивали кого-то, поздравляли кого-то с чем-то. Он сам помогал читателям, но иногда требовалась помощь других читателей. Была введена также "профессорская" рубрика, в которой читатели общались с известными учёными.

В конце газеты появились кроссворды, головоломки, анекдоты и просто весёлые истории.

Стали публиковаться стихи Маяковского и Хлебникова, которые они присылали из Москвы.

 

Никита перестал ходить мимо того дома и шёл на работу и с работы напрямик. Однажды он раздумывал, что бы ещё можно было добавить в газету, когда пришедший с конференции Смолоз снял очки, протёр их платком и сказал:

- Сейчас женщину видел здесь - так похожа на Анну Андреевну! Я ведь и решил, что это она, и хотел подойти поздороваться с ней, но она что-то так быстро ушла... Старый я стал, зрение уже не то, вот и мерещится всё...

- Да нет, вряд ли... Мы живём далеко от них, что она здесь будет делать, - возразил Никита и вновь углубился в раздумья.

 

18. Гости редакции "Никитиной усадьбы"

 

Газета Никиты стала известной на всю Россию, и он сам даже не мог объяснить почему.

В связи с этим редакцию стали посещать издатели самых различных газет и журналов, партийные деятели, учёные, художники и прочие. Кто-то просто приходил в гости, а кто-то оставался здесь работать.

Преподаватели Никиты Мережковский и Гиппиус как-то посетили его редакцию, Вася и Никита напоили их чаем, и супруги предложили им сотрудничать ещё и в "Русской мысли", где они сами работали. Мальчики приняли предложение; руководитель журнала Струве часто отправлял их на литературные вечера или политические заседания, и они писали заметки об этих мероприятиях.

В редакцию приходили Ленин с супругой Надеждой Константиновной и сестрой Анной Ильиничной, они тоже долго беседовали с мальчиками за чаем. Здесь были Иосиф Сталин, Вячеслав Молотов, Дзержинский, Свердлов и многие другие политики. Никита и Вася принимали гостей целые дни - и во время работы, и после, задерживаясь иногда до глубокой ночи. Они получили предложения сотрудничества во многих изданиях.

В газете стали публиковаться стихи Саши Чёрного, Бальмонта, Андрея Белого, рассказы Аверченко. К сотрудникам присоединились Мейерхольд и Комиссаржевский из театральных журналов - они работали в новом разделе "Лицедеи". В газете печатались статьи Струве, Бердяева, Булгакова. Объём газеты увеличился вдвое по сравнению с начальным.

Никита стал сильно уставать. Однажды, освободившись в семь часов вечера, он прибежал домой, на ходу свалился на диван и заснул. Он проснулся глубокой ночью, когда его друзья уже спали. И отправился гулять на улицу, ходил по городу до утра.

Теперь всё стало так - не поймёшь, когда день и когда ночь. Конечно, было удивительно видеть вживую стольких знаменитых людей, о которых ты ранее тысячу раз читал в учебниках. Но Никита был уже немного закалён. Ведь до этого он постоянно проходил практику на книжных ярмарках, где часто встречал знаменитостей. И там тоже было много людей, так что он привык к такому количеству народа.

 

19. На царской охоте

 

Николай II пригласил Никиту и его друзей в числе прочих на охоту за город на два-три дня. Поехали и Гумилёв, и Мандельштам, и Блок, и ещё многие журналисты и писатели.

После трудного дня, поохотившись и подстрелив мелкую дичь, охотники устроили привал на скалистом берегу реки.

Они веселились, пили водку и вино, ели шашлыки, рассказывали друг другу анекдоты. Император говорил больше всех. Он поведал о своих путешествиях в молодые годы - в Грецию, Египет, Индию, Китай, Японию.

- В Японии на меня было совершено покушение, но всё обошлось лёгкой раной. Потом был во Владивостоке - там состоялось открытие строительства Сибирской железной дороги. Я тогда привёз на полотно железной дороги тачку с землёй.

Григорий Распутин отправил Никиту с Валеркой в родник - решили варить огромный котёл бульона. Мужики поедали запечённую картошку, запивая её водкой и похрустывая малосольными огурчиками. Они с удивлением смотрели на императора, который держался просто, был с ними на равных.

- Други мои, сыграйте мне что-нибудь, - сказал Николай II, увидев, что Василий достал из футляра балалайку, а Смолоз - гитару.

Василий стал наигрывать песню "Живёт моя отрада". Валерка и Никита принесли воды, налили в котёл, и стали готовить суп.

 

Войду я к милой в терем

И брошусь в ноги к ней,

Была бы только ночка,

Да ночка потемней...

Была бы только тройка,

Да тройка порезвей... - пел Василий.

 

Дядя императора Николай Николаевич расспрашивал Смолоза о его последней монографии. Потом, когда Василий спел песню, Смолоз заиграл на гитаре и запел песню "Где эта улица, где этот дом..."

Никита сел рядом с Василием и Осипом, и ему налили вина и подали целую тарелку картошки в мундире. И он громко запел вместе со всеми:

 

Где эта улица, где этот дом,

Где эта барышня, что я влюблён...

 

Рассказ царя о путешествиях побудил в нём желание самому отправиться в турне по Европе - хотя бы на две недели.

 

20. "В пути далёком Рыцарь верный..."

 

Мережковский и Смолоз уже давно планировали совершить поездку в Европу. Мережковский намеревался отправиться по маршруту Леонардо да Винчи - так он уже ездил несколько лет назад, но на общем собрании решили объехать значительно больше стран, включая Прибалтику и Скандинавию. В путешествие отправлялись Смолоз, Мережковский, Битнер и Никита. Валерка вызвался пока издавать "Никитину усадьбу", Никита оставил газету на него и Гумилёва. Вася не смог поехать из-за того, что вот-вот должен был издать свой учебник по русской литературе 19 века и учебник Никиты по истории. Друзья пожелали Никите хорошо отдохнуть; тот пообещал не задерживаться за границей.

 

Собирая рюкзак, он вспомнил о Виоле. Как-то слишком быстро, торопливо попрощался он с ней перед поездкой в прошлое.

Он тогда столкнулся с ней в дверях своего дома. Она промокла под дождём - видно, бежала издалека. Он достал из кармана платок и стал вытирать её волосы, виски, шею, руки... Она пыталась сказать ему что-то и он хотел что-то ей сказать, но они, не зная, кто должен начать разговор, начинали смеяться; оба делали вдох, чтобы произнести слово - и оба тут же смеялись.

- Я уезжаю, благословите меня, Королева, - сказал наконец Никита. - И не скучайте тут без Рыцаря.

- Пусть судьба благоволит тебе, - она обвила его шею руками, поцеловала его. - До свидания, Рыцарь.

- Что привезти вам из дальнего путешествия?

- Мне ничего не надо кроме того, чтобы мой Рыцарь был невредим.

Они обнялись.

 

В пути далёком Рыцарь верный,

Много стран он посетит.

Лишь благословленье Королевы

От всех бед его хранит...

________________________________

ЗАГРАНИЧНЫЙ ДНЕВНИК НИКИТЫ

 

21. Запись от 15 октября

 

"Мы на севере Норвегии, в старенькой, занесённой снегом таверне. Здесь всё спит, все какие-то сонные, лишь один старик что-то всё время нам рассказывает. Он утверждает, что он сам Аттила, вождь гуннов. Есть все основания верить ему. Он выглядит лет на тысячу минимум, причём и правда очень похож на того, кем себя мнит. Глаза у него очень глубоко посажены; зрачков, кажется, нет. Два передних зуба настолько длинные, что кажется, будто это клыки.

Старик знает много всяких карточных игр, фокусов, ещё он увлекается гаданием, особенно хиромантией. О формах ладоней и пальцев он может говорить часами. Ещё он научил Смолоза гаданию по "Книге перемен". Я уже давно знал про это гадание.

Мы наблюдали северное сияние.

 

Сиянье - чудо, что наводит страх

На нас и кажется опасным,

Но я скажу, что здесь, в горах,

Оно особенно величественно и прекрасно...

 

Старик рассказывал о викингах, которые были превосходными рыболовами и охотниками. Их жизнь проходила в плаваниях, завоеваниях, торговле. Сам он работал здесь с рыбаками-поморами. Смолоз когда-то тоже жил тут несколько лет в прибрежной деревушке".

 

22. Запись от 18 октября

 

"За окном поезда проносятся бескрайние поля и луга, а мы с новым знакомым пьём пиво и изредка обмениваемся фразами. Вольдемар Штиллинг - инженер из Мюнхена, он тоже едет в Италию, в командировку.

В поезде уже идёт своеобразный "Октоберфест" - в каждом отделе вагона пьют пиво с сосисками; в соседнем отделе раздался звук "бомм!" - кажется, там кто-то уже лопнул. Уже поздно, и мои попутчики спят; Смолоз, выпив большую кружку, заснул. Мы с Вольдемаром уже долго сидим и смотрим в окно. Хорошо, что я знаю немецкий язык - вчера и сегодня я разговаривал со многими немцами. Мы посетили Берлин, затем - Кёльн.

Клаус Киммунг с подготовительных курсов оставил мне адрес своего брата Роберта, но Смолоз встретил в Кёльне своего старинного друга Марка Грабенберга, и мы отправились к нему. Он жил в большом особняке с женой, двумя сыновьями, невесткой и внуком. За обедом у них, кроме нас, было семейство Рихтеров, а также художник Леонард Крамер. Грабенберг, поедая креветок и устриц, рассказывал всем о своих путешествиях - он всю жизнь был моряком.

Вечерок мы скоротали за чаем в мансарде.

Мой университетский друг Джон Грюнвальд, по совпадению, жил ранее буквально по соседству с Грабенбергом - Джон тоже оставлял мне адрес".

 

23. Записи от 20 октября

 

"Мы в Италии... Как же всё-таки здорово вышагивать по залитым солнцем бульварам, нацепив тёмные очки!

Мы совершили маршрут Леонардо да Винчи - побывали сначала во Флоренции, потом - в Милане, после - в Риме. Так ездил когда-то великий художник, состоя на службе у разных людей.

Я прочитал этот огромный роман Мережковского "Воскресшие боги. Леонардо да Винчи" - это произведение пришлось мне по вкусу. Когда Мережковский писал его, он стремился не только собрать источники о Леонардо, о том времени, но и побывать там, где происходят действия в романе. Повествование в романе прерывается дневниками, выписками. Мережковский собирал материал во время турне 1896 года, в которое он отправился с Гиппиус и А. Волынским. Роман был написан в 1899 году и в следующем году опубликован "Миром Божьим".

Леонардо представлен здесь разносторонне развитой личностью: он строит летательный аппарат, пишет "Тайную вечерю", строит памятник герцогу Сфорца. В этом романе много известных людей - Маккиавелли, противники Леонардо - Микеланджело и Рафаэль, Джоконда и прочие.

"Воскресшие боги" - такое название произведения говорит о том, что после мрачного Средневековья древние боги стали воскресать - в творениях великих писателей, художников, музыкантов. Но самым главным в романе осталось для меня наглядное представление о великом да Винчи - теперь кажется, что я был знаком с ним лично".

 

"Увидим же, как обстоит дело с античными богами - скоро мы едем в Грецию на несколько деньков. Сейчас пока мы на юге Франции - завершаем маршрут да Винчи. Так что покамест оставлю летопись, чтобы вскоре снова взяться за неё".

 

24. "Греческие" записи (22 - 25 октября)

 

"Мы посетили Олимпейон, Агору - эта площадь часто упоминается в произведениях об античности, например в "Сыне Зевса".

Сейчас мы попали на скалистые берега мыса, и море простирается далеко внизу. Берега покрыты живописными рощицами и кустарниками, здесь приятно гулять, особенно вечером. Наверное, когда-то здесь гуляли великие греческие мыслители, философы, математики, поэты и все прочие - сама местность навевает какие-то необычные раздумья.

Греция - страна красоты. Поля, рощи, леса за окном поезда были настолько великолепны, что смотреть на них было одно удовольствие.

А потом вдали появилось Эгейское море, Смолоз стал говорить о царе Эгее, который когда-то бросился в это море, потом Битнер дополнил, из-за чего он бросился, потом я дополнил, что его сына звали Тесей - тот самый, что победил Минотавра. Они договорились, что Тесей после победы заменит чёрный парус на корабле на белый, но тот забыл это сделать, и Эгей, решив, что он погиб, бросился со скалы в море".

 

"Посетили много руин, в том числе руины храма Асклепия. Целый день ехали вдоль побережья, прибыли в Микены, где были руины дорца Агамемнона.

Потом - цитрусовая долина с апельсинами, мандаринами, лимонами.

Уже к ночи прибыли в Дельфы. Здесь в гостинице был пир, официанты бегали с шампанским на подносах".

 

"Мы ехали часа два, проезжали мимо деревушек, долин с цитрусами, мимо Кастальского источника.

Нас ждало путешествие по островам. На Поросе мы наняли повозку и отправились на осмотр достопримечательностей - поселений, крепостей. Здесь для туристов есть и кафе, и казино, и музеи. Я с экскурсией был в одном дворце, осматривал картины и панорамы на стенах и потолке, слушал истории про здешних царей.

Потом мы прибыли на Родос. Распределяя землю между богами, Зевс подарил этот остров богу Солнца Гелиосу. Колосс, когда-то стоявший здесь, был разрушен землетрясением.

Здесь сохранились крепости и памятники Средневековья, создаётся впечатление, что ты попал в 14 - 15 век, и эту иллюзию разрушают лишь современные магазинчики. В здании бывшего Орденского госпиталя теперь музей со многими произведениями античного искусства.

Вот крепость Фортина - здесь словно переносишься в мир рыцарей-крестоносцев".

 

"Город Линд, который мы миновали, был некогда могущественным городом, имевшим два порта и контролировавшим мореходство и торговлю на большей части Средиземного моря, здесь же процветали наука и искусство. Камирос - старый город, здесь много руин, есть акрополь, площади, храмы.

Больше времени нам дали на экскурсию по Семи источникам. Здесь есть на что посмотреть. Всё тихо, безмятежно. Местность утопает в зелени. Даже высокие скалы все в зелени. Мы наблюдали за кораблями, которые проходят близко к берегу; гид повёл экскурсию по лестнице, выдолбленной в самой скале, к берегу, вниз.

Схождение к берегу было трудным - приходилось цепляться за деревья, и ветви постоянно цеплялись за брюки и рубашку. Земля под ногами осыпалась, проваливалась, и мы поддерживали друг друга, иначе кто-нибудь улетел бы вниз. Здесь был подземный источник с холодной водой. Вид отсюда был самым лучшим. Но мы не сумели подойти к самому берегу - выдолбленная лестница внезапно оборвалась, и внизу была пропасть. Восхождение было ещё труднее. Теперь уже собирается гроза - Зевс опять, видно, не в духе. Всё так же восседает на золотом троне, окружённый сонмом богов, и мечет молнии. Дай, громовержец, хотя бы нашему воздушному шару улететь с острова!

Сильный ветер сносил шар в сторону от курса. Армада воздушных шаров направлялась в Салоники. Когда подлетали к острову Наксос, стал хлестать дождь. Здесь Дионис взял в жёны Ариадну, возлюбленную Тесея, освободившую его с помощью нити от Минотавра и вероломно брошенную им на этом острове. Дионис обнаружил покинутую девушку и тотчас же отпраздновал свадьбу".

 

"Утром была экскурсия по Салоникам. Здесь почитают Аристотеля - великого учёного, занимавшегося многими науками, педагогикой; он был учителем Александра Македонского. В Салониках самый большой университет Балкан - Университет Аристотеля. В центре города есть площадь Аристотеля, установлен памятник Аристотелю.

Видели много достопримечательностей: Белую Башню, Церковь Святой Софии, Базилику Святого Дмитрия и другие.

Туристы разыграли на одной из площадей представление - суд над Сократом. Актёра Димитриоса Боцариса нарядили и облачили в великого философа. Толпа народа стала обвинять его в том, что тот не чтит волю императора и богов, пагубно влияет на молодёжь, развращает общество. Другая толпа стала его защищать. Нас пригласили в качестве судей - решить участь Сократа, и его оправдали. Все судьи оправдали его. Я сказал, что он ни в чём не виноват - он не собирал молодёжь вокруг себя, не делал ничего противоправного - но его мудрость и рассудительность сами способствовали тому, чтобы он стал авторитетом. Смолоз, который был моим переводчиком, изложил мои мысли на греческом языке, и Сократ, вопреки реальной истории, был отпущен на волю".

 

25. Запись от 31 октября

 

"Оставив машину с пилотами,

Они пробирались болотами

С вампирами, ведьмами, готами

До замка, где клубился народ...

("Диско-партизаны")

 

Всех с Хеллоуином! Мы сейчас в Румынии. Недавно были в Брашове, в гостях у старинного приятеля Смолоза - графа Дракулы. Честно говоря, я был удивлён тому, что он всё ещё жив.

Но граф был ещё как огурчик. В его замке, куда мы прибыли ночью, затевался очередной бал. Граф лично встретил нас у ворот. Это был седой старик с морщинистым лицом, с длинными усами. "Bine ai venit, dragi oaspeti!" - приветствовал он нас. Мы, наверное, все вспомнили ту историю, в которой Дракула велел прибить послам шапки к головам, и поэтому поспешно сняли шляпы в знак приветствия. Дракула улыбнулся и на ломаном русском сказал, чтобы надели шляпы - иначе простудимся. Смолоз стал расспрашивать его о делах, на что тот ответил: "Хорошо идут дела, ем я мёртвые тела!" - и разразился таким хохотом, что, кажется, горы содрогнулись.

На балу были всякие знатные графья, причём мы запомнили лишь одного графа - Гоффмана, остальные были какой-то серой массой. С Гоффманом произошёл один интересный инцидент. Во время пира он пожаловался Дракуле, что у него спёрли бумажник. Дракула достал деньги и сказал, что возместит ущерб. Спросил, какая сумма была в бумажнике. У Гоффмана поначалу загорелись глаза, но потом он, кажется, вспомнил что-то и назвал сумму. Дракула извлёк из кармана его бумажник и сказал: "То-то же, а если бы соврал - оказался бы вон там!" - и указал на виселицу вдали, на которой болтались тела. Честно говоря, мы впервые увидели эту виселицу и теперь уже не могли спокойно находиться здесь. Смолоз сказал Дракуле, что мы уже должны ехать.

Дракула ещё сделал для нас экскурсию в его старинную библиотеку, которая так хорошо описана у Стокера, и в кабинет графа, в котором также всё было завалено справочниками, энциклопедиями, газетами и журналами. Граф предложил нам ночевать в его замке, но Смолоз отказался. Потом фиг найдёшь выход из замка, как герой романа "Дракула" - обязательно попадёшь в ловушку. Поэтому Лучьян нанял дилижанс, и вскоре мы отбыли в Бухарест. Теперь потихоньку движемся к России.

 

Поездка оставила радостные впечатления. Теперь вот дописываю свой заграничный дневник; дилижанс мчится мимо Карпатских гор, и снежные вершины сменяют друг друга перед нашими глазами. И на сердце так хорошо, спокойно..."

________________________________

 

26. Сборник "Вечер"

 

Тот ноябрьский денёк, выдавшийся солнечным, был днём рождения Васи. Они с Валеркой заказали на вечер ресторан, в котором собирались проводить праздник, и ближе к вечеру туда стали съезжаться дамы и господа - приглашено было пол-Петербурга.

Анна Андреевна с Николаем и Львом прибыли первыми. Потом приехали Мандельштам, Блок, Горький и многие-многие другие. Из Москвы прибыли Хлебников и Маяковский, Осип познакомил их с Васей и Валеркой. Много подарков получил именинник - и новый порт-моне, и наручные часы, и галстук, и многое другое.

Одно лишь огорчало Василия: не было на празднике его лучших друзей - Никиты и Смолоза.

Но, когда уже праздник был в разгаре, из гардероба послышались звонкие голоса, и Николай Гумилёв отправился посмотреть на новых гостей. И... тут же его заключили в объятия.

- Николай Степанович, родной! - похлопывал его по плечу Никита.

- Наш конквистадор прибыл из дальних странствий! - обрадовался Гумилёв.

- Василий, ты где? - оглядывался Никита.

В следующую секунду они обнимались с Василием, потом именинника обнял Смолоз.

- Вот тебе новая кружка для чая из Кёльна! - отдал ему подарок Никита. - Вот ещё подарки. Дорогие гости, разбирайте, кому что нравится! Всё из Европы привёз! - он поставил на стул мешок.

Никиту и Смолоза усадили за стол, стали их кормить-поить.

- Никит, у Анны Андреевны, кажется, для тебя подарок есть, - прошептал ему на ухо Мандельштам. - Она была растрогана тем, что ты так сильно любишь её стихи.

Никита поднялся со стула и подошёл к Ахматовой. Она просматривала какую-то книжку.

- Анна Андреевна... Вы это уже давным-давно знаете, я сам сто раз говорил об этом... Ваши стихотворения - они здесь, в самых глубинах сердца, - Никита похлопал себя по груди.

Ахматова закрыла книжку - то был сборник её стихов "Вечер" с изображением поэтессы на фоне вечернего пейзажа.

- У тебя есть ручка?

Никита достал из кармана пиджака новенькую авторучку необыкновенной красоты - миниатюрные дельфинчики плавали внутри в подкрашенной синей воде.

Анна Андреевна взяла ручку, осмотрела её, открыла сборник на титульном листе.

- Вы сокровище... Муза... - радовался Никита, глядя, как она ставит подпись. - Спасибо...

- Красивая у тебя ручка.

- Это из Франции, она трёхцветная, Анна Андреевна. Она теперь ваша.

Получив сборник, Никита положил его во внутренний левый карман пиджака.

- Ближе к сердцу, - сказал он. - Ну что, гуляем!

Праздник продолжался. Дамы и господа беседовали, веселились, танцевали. Никита, Вася и Валерка пустились в пляс и скоро зажигали в середине танцующей толпы.

Никита чувствовал себя таким счастливым, каким, кажется, никогда не был.

 

(Продолжение следует)

 

 

Ахматова, 2 часть

Никита Меньков

 

Продолжение. Чтобы уйти от серых будней, Никита тайком от всех вновь отправляется в прошлое, в 1914 год, и попадает... в самое пекло Первой мировой войны.

 

1. Шаг в прошлое

 

Никита чувствовал себя усталым, и даже то, что сегодня пятница, его не радовало. Он не знал, куда деться от этих серых однообразных будней. Каждый день в университете много занятий, потом плетёшься домой и "нет сил даже телевизор посмотреть" - как в том мультике мама дяди Фёдора говорила.

Конечно, в жизни и много радостей: на репетиторской работе ему и ученикам интересно заниматься, в универе и в пресс-центре интересно учиться и работать, и с друзьями можно поболтать и сходить в кино вечером, и девушка, которой (как знать) он, кажется, сам не безразличен. Но всё время - какое-то однообразие, как ни говори. Надобно снова "встряхнуться".

То путешествие в прошлое, которое он совершил некоторое время назад, он вспоминал с ностальгией. Сейчас бы снова туда отправиться...

Но Винсан - этот изобретатель - снова куда-то уехал. Вечно у него какие-то стажировки, поездки... И лаборатория его, где эта машина времени, теперь закрыта. Хотя... может, и хорошо, что он уехал? Ключ он далеко никогда не прячет. Может, сходить в лабораторию? Попытка - не пытка, может, повезёт.

 

Теперь уже было довольно тепло, снег стаял, на улицах было сыро. Обходя лужи, Никита шёл к старенькому одноэтажному домику лаборатории. Если удастся сейчас её открыть, то надо будет собрать вещи дома. Винсан теперь, кажется, уже усовершенствовал машину, так что можно будет отправиться в любой год, а не ровно на сто-двести-триста лет. Только бы ключ нашёлся...

Подойдя к лаборатории, Никита обошёл её кругом. Приподнял коврик на крыльце - нет. Ну, это было бы большой глупостью - оставлять ключ здесь. Где же ключ может быть? Винсан, наверное, взял его с собой, а может, закопал где-то здесь. А может, крыльцо разбирается по досочкам и он под крыльцом? Нет, не разбирается...

Никита понял, что ключа ему не найти. Подойдя к двери, он стукнул по ней ладонью. И тут же что-то тонко зазвенело. На крыльцо откуда-то упал ключ. Ничего себе, он был на самом краю крыши либо в водосточной трубе!

Подняв ключ, Никита сломя голову полетел домой, радуясь, что сможет теперь вновь отправиться в прошлое.

 

Спустя два часа, когда уже стемнело, он подошёл к зданию с набитым вещами рюкзаком, отпер дверь, зашёл в дом, включил свет, осмотрелся. Вот она, рядом с письменным столом - машина времени! Похожа на кабинку для фотографирования. Заходишь туда, там прибор, похожий на счётчик электричества. Крутишь колёсико, устанавливаешь на экранчике год, в который ты хочешь отправиться, и нажимаешь красную кнопку. Потом надо ещё раз нажать - значит, ты уверен в своём выборе. И прибор тогда перебросит тебя в прошлое.

Никита зашёл в кабину, постоял, думая, в какой год он отправится. Ему вспомнилось вдруг многое...

Вот он с бьющимся сердцем открывает медальон с портретом Ахматовой... Вот он идёт мимо её дома, и она смотрит на него из окна... Вот она подписывает для него свой сборник стихов "Вечер"...

Он вздохнул, докрутил колёсико до 1914 года. И мгновенно нажал на красную кнопку, потом нажал ещё раз. И машина загудела, и это гудение успокоило и обрадовало его. Он сделал свой выбор...

 

2. Скитания

 

Он оказался в той же библиотеке, в которую первоначально попал на машине времени с Васей и Валерой. Выбрался из неё быстро. Видно, эта библиотека не работала, но книги здесь были.

На улице был тёплый летний вечер, по небу плыли облака, солнце уже заходило за горизонт. "Куда сейчас идти? К Яне Стефановне? К Гумилёву? Нет, сначала к Смолозу!" - решил Никита.

Профессор Смолоз жил всего за две улицы от библиотеки. Это главный герой эпоса, который пишет Никита. Смолоз был университетским преподавателем Никиты и его друзей. Это был замечательный, добрый, отзывчивый человек.

Никита добрался до его дома, постучал в дверь. Подождал, постучал погромче. Никого нет. К счастью, из своей квартиры выглянул сосед Смолоза, заспанный мужчина:

- Вы к Смолозу? Он уехал, молодой человек.

- Куда уехал?

- На фронт. Сейчас ведь многие на войне... Постойте, я вас знаю! Вы ведь его друг и издатель "Никитиной усадьбы"! - мужчина исчез за дверью, потом вышел с ключом в руке: - Вот ключ, Смолоз велел, чтобы его друзей и знакомых я пускал, если им нужно переночевать. Располагайтесь. Меня зовут Григорий, - он пожал руку Никите.

- Я Никита, хотя вы уже знаете. Смолоз - сама простота, - улыбнулся Никита, взяв ключ. - Спасибо.

 

Он прошёл в огромную пустую квартиру, осмотрелся. Просмотрел газеты с журнального столика в зале, разглядел на стене картину, нарисованную Смолозом - натюрморт. У Смолоза была небольшая библиотека со всевозможными справочниками и энциклопедиями. Пролистав справочник по мировой истории, Никита отправился на кухню. Там он вымыл руки, достал из рюкзака батон хлеба, винегрет и фасоль, стал есть и запивать квасом.

"Надо выйти прогуляться, - думал он, - зайти к Яне Стефановне".

 

Отдав ключ Григорию, он ушёл на улицу. По дороге заглянул в кабак - может, встретится там кто-то знакомый. Там было много народа. Заказал кружку пива, сел за столик, задыхаясь от запаха табака. Сделав несколько глотков, огляделся. И... встретился взглядом с Мандельштамом, который сидел в другом конце комнаты.

- Осип!

- Никита!

Они бросились друг к другу в объятия. И весь вечер вспоминали о былом - о подготовительных курсах, о поездке в Москву, о том, как работали в газете...

- Твою газету закрыли, - с сожалением сказал Осип. - Недавно Николаю II кто-то сообщил, что ты уехал, и он предположил, что ты ушёл на фронт. Он сказал, что без тебя газета уже не та, и распорядился закрыть её до твоего возвращения.

- А я и вправду пойду на войну, - решил Никита.

- Зачем тебе это? Николай тоже собирается на фронт.

- Я с ним отправлюсь. Ещё по бокальчику возьмём?

- Давай, Никит. На войне сейчас страшно, все так говорят.

- Иначе и не может быть, Осип.

 

3. Проводы на фронт

 

Не напрасно молебны служились,

О дожде тосковала земля:

Красной влагой тепло окропились

Затоптанные поля.

 

(А. Ахматова. "Июль 1914")

 

Друзья пришли к Яне Стефановне поздним вечером. У неё как раз был Гумилёв. Они с Никитой обнялись; Николай сказал Яне Стефановне:

- Я уезжаю, обращайтесь к Анне Андреевне, если что.

- Я еду с вами, Николай Степанович, - сказал Никита.

- Никит, ты уверен в этом? Понятно, что ты не хочешь сидеть сложа руки, когда многие воюют, но ты же не имеешь представления о войне. Наверное, только в книжках читал о ней. Ты уверен, что не убежишь с фронта, когда услышишь первый же залп орудий?

- Поначалу, может, и буду побаиваться, но потом привыкну.

- Что ж, ладно. Подумай об этом ещё раз хорошенько, пока я буду собирать вещи. Пойдём со мной.

Николай с Никитой и Осипом прошёл в свою квартиру. Зажёг лампаду на кухне, стал собирать походный мешок. На кухню пришла пожилая женщина, Гумилёв сказал:

- Это моя мама - Анна Ивановна.

Осип и Никита поздоровались, представились.

- Сходите кто-нибудь в комнату за кисетом, что лежит на шкафу, - попросил Николай, складывая вещи в мешок. - Надо уже торопиться...

Никита вышел в зал, взял со шкафа кисет... и увидел женщину, которая спала в кресле. Он даже не сразу понял, что это Ахматова. Она была так необыкновенна; лунный свет освещал её очень ярко. Как она была красива, особенно в этом серебристом свете!

- Никита! - позвали его с кухни.

...Он поспешно вышел на кухню. Отдал Николаю кисет. Тот собрал вещи, и все отправились к Яне Стефановне, где их дожидались брат Николая Дмитрий и поэт Бенедикт Лившиц, которые должны были ехать с ними.

Яна Стефановна благословила фронтовиков в дорогу. Они попрощались с ней, Анной Ивановной, Осипом и ушли.

 

4. Однополчане

 

Идущие с песней в бой,

Без страха — в свинцовый дождь.

Вас Георгий ведёт святой —
Крылатый и мудрый вождь.

 

(Н. Гумилёв. "Георгий Победоносец")

 

Военачальник русской армии Дмитрий Максимович Княжевич лично встретил новый отряд добровольцев. Он пожал всем руки, и секретари стали записывать имена бойцов.

Среди добровольцев было много народа такого же возраста, как Никита; было много и тех, кому было всего 18 - вчерашние школьники.

Познакомившись со многими однополчанами, Никита сделал такую запись в своём походном дневнике:

"Если взять какую-нибудь довольно большую группу людей, то окажется, что это уменьшенная модель мира, с самыми разными, ничем не похожими друг на друга людьми. Так и у нас.

Больше всего общаюсь с Николаем и его братом, ещё с Лившицем.

Наш однополчанин Роман Белоусов из Таганрога познакомился со всеми сам и перезнакомил всех друг с другом. Люблю таких людей, они приходят в жизнь других словно праздник.

Василий Федюнин - его противоположность. Апатичный, замкнутый юноша, он держался первое время один, пока Роман не ввёл его в нашу компанию.

Андрей Тихонов - парень из моего родного Царицына, мы как-то сразу подружились, вспоминая родные места и немного тоскуя по ним. Андрей работал каменщиком в городе и его окрестностях.

Матвея и Кондрата Головановых все прозвали "учёными братьями" - они очень начитанные, Матвей учится в университете, Кондрат только что с отличием окончил гимназию. Они любят обсуждать разные научные открытия и изобретения и даже здесь, на фронте, читают разные научные книги. Кондрат ещё увлекается историей Отечества.

Лев Ванин - начинающий писатель. Написал несколько романов о своей родной Рязанской земле, а сюда, на фронт, пошёл добровольцем, чтобы написать повесть об этой войне. Он даже название уже придумал - "Безысходность", которое, в общем-то, верно характеризует эту войну.

Павел Пименов - студент музыкального училища в Москве, он сам преподаёт музыку ученикам, учит их играть на разных инструментах. Он рассказывал о своём талантливом ученике Капитоне, которому всего шесть лет.

Константин Ростов - самый "пожилой" в нашей компании, ему уже около тридцати. Раньше он работал гробовщиком, и теперь все шутили, что он не имеет права умирать - кто же тогда будет мастерить гробы тем, кто убит? "На войне гробов не положено, - отшучивался Ростов. - Коли загнулся - прикопают землёй, и всё!"

Яков Печник - очень интересный парень, он из Киевской области родом. Это худощавый высоченный юноша, его прозвали "добытчиком" - он мог обо всём договориться с начальством, каким-то образом быстрее всех узнавал новости из тыла и добывал всё, что нужно - будь это патроны или еда. Он несколько раз пытался уходить в тыл, чтобы добыть для отряда пропитание, но его задерживали.

Ну вот, с теми, с кем познакомился сам, я познакомил и читателя. Эти ребята старше меня, только Кондрату 18 лет да Матвей и Павел мне ровесники.

Теперь же перейду к описанию наших военных будней, буду фиксировать в этом дневнике свои впечатления".

 

5. "Противоядие"

 

Это понятие Никита ввёл для обозначения всего, что помогает отвлечься от мыслей о войне, о предстоящем сражении, о собственной смерти. "Противоядие" может быть разным, но оно всегда необходимо, потому что этот яд войны нужно убирать из сердца, из разума, иначе можно лишиться рассудка.

Что может быть этим противоядием?

Прежде всего это товарищество, сплочённость солдат. Вместе им было легче преодолевать тяжёлые испытания. Даже смерть казалась им не такой страшной, когда рядом были товарищи.

Солдатам помогло боевое крещение. "В конце недели нас ждала радость. Нас отвели в резерв армии, и полковой священник совершил богослужение. Идти на него не принуждали, но во всём полку не было ни одного человека, который бы не пошёл. На открытом поле тысяча человек выстроились стройным прямоугольником, в центре его священник в золотой ризе говорил вечные и сладкие слова, служа молебен. Было похоже на полевые молебны о дожде в глухих, далёких русских деревнях. То же необъятное небо вместо купола, те же простые и родные, сосредоточенные лица. Мы хорошо помолились в этот день", - писал Николай Гумилёв в "Записках кавалериста".

Солдаты развлекались как могли: выпивали, когда было спиртное, играли в карты, дрались, сквернословили, хулиганили. Это проявление бескультурия тоже было "противоядием" - так забывали бойцы, что смерть караулит каждого из них совсем рядом.

Николаю понравились песни, которые Никита напевал: "Дорога на Берлин", "Тальяночка", "Последний бой" - он думал, что Никита сам их сочинил, не зная, что это песни из будущего.

Бойцов "спасало" и то, что они быстро забывали страшные бои, и то, что постепенно привыкали к обстановке.

Одним из главных "противоядий" было воспоминание солдат о родных и близких, оставшихся в тылу, поездки к ним. У Никиты был об этом афоризм: "Не страшно уходить на тот свет, когда жив человек, которого ты любишь и который любит тебя".

 

Незадолго до отправления на передовую Николай и Никита неожиданно встретили профессора Смолоза - он работал санитаром в ближайшем госпитале. Они обрадовались друг другу, сели поговорить. К их беседе присоединился Кондрат - его заинтересовала тема о правлении Ивана III, о котором Никита собирался писать роман.

Они увлеклись разговорами и не заметили, как в часть прибыл корреспондент Леонид Николаев - солидный мужчина лет сорока пяти, с большими усами. Он опрашивал бойцов об условиях на фронте, но, так как пока никто не воевал, Николаев добыл мало сведений. Но фронтовая жизнь молодых людей так заинтересовала его, что он сам решил записаться добровольцем в этот полк. "Нужно всё на себе испытать, чтобы писать об этом в газету", - говорил он.

 

6. На передовую

 

Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня.

Мы четвёртый день наступаем,

Мы не ели четыре дня.

 

(Н. Гумилёв. "Наступление")

 

В конце сентября Николай, Бенедикт, Никита и другие бойцы отправились на передовую, к границе Царства Польского и Восточной Пруссии. Немцы уже заняли Варшаву и вышли к реке Висле, и тут-то началось самое страшное.

Когда Никита первый раз попал под шквальный огонь орудий, ему стало настолько жутко, что хотелось укрыться в самой глубокой траншее и ничком лежать там, пока не закончится этот ад. Грохот орудий оглушал, снаряды падали и взрывались совсем рядом. Во время первых боёв Николай видел, что Никита был белым как полотно от страха. "Я же предупреждал тебя! - говорил Николай. - Лучше вернись в тыл!" Никита обещал, что больше не будет бояться.

Николай дрался с врагом смело. Он говорил, что "храбрость в том и заключается, чтобы подавлять страх и делать то, что надо. Бой — это умение справиться со страхом".

Весь октябрь 1914 года русские наступали. Они перешли Вислу, отстояли Лодзь и Варшаву. "Наступать — всегда радость, но наступать по неприятельской земле — это радость, удесятерённая гордостью, любопытством и каким-то непреложным ощущением победы. Люди молодцеватее усаживаются в сёдлах, лошади прибавляют шаг", - делился впечатлениями Гумилёв в "Записках кавалериста".

Солдаты входили в опустевшие селения, которые жители покидали прямо накануне их прихода, оставляя начатые дела: на плите что-нибудь варилось, на столе стоял недоеденный ужин, в кресле лежала недочитанная книга или газета.

- Помнишь сказку про девочку Машу и медведей, к которым она случайно забрела? - сказал Николай Никите, когда они однажды вошли в только что покинутый хозяевами дом. - Кажется, что хозяева вышли во двор всего на минутку и сейчас вернутся и спросят: "Кто ел мою кашу? Кто лежал на моей кровати?"

Они готовили себе на ужин мясо, картошку, и с аппетитом всё съедали, зачастую разделяя трапезу с офицерами, солдатами, которые заходили к ним. За едой вспоминали прошедший день, пройденный путь. Николай восторгался здешней природой. Никита вспоминал жителей польских деревень, которые им встречались. Одна девушка угостила солдат сладкими яблоками. А старушка в одном селе напоила бойцов свежим молоком из бидончика. "Мне чуть-чуть оставьте!" - говорил Никита солдатам, которые по очереди осушали бидон. "Тут на всех хватит", - успокоил его Николай.

 

Когда русские войска подходили к Лодзю и окружали город, отряд, в котором были Николай с Никитой, прорывался сквозь кольцо врагов, вставших на их пути. Немцы пока не думали сдаваться. Русские под грохот снарядов и свист пуль пробирались к городу. Бомбы рвались перед самым носом; всё было устлано дымом, и бойцы не могли ничего толком разглядеть. Они прижимались к земле, зарывались в неё, словно прячась от оглушающего грохота и гула, от неизвестности, от смерти, которая уже витала над ними, раздумывая, кого бы ей забрать.

Огромное потрясение солдаты испытали, когда дым более-менее развеялся. Уже начало темнеть, на небе появилась луна; Константин Ростов выскочил из окопа и бросился вперёд, крикнув: "За мной!" Но тут же просвистело несколько снарядов, и одним из них бойцу разнесло голову; те, кто стал свидетелем этого, пережили сильнейшее потрясение. Николаев страшно закричал и, упав на землю, стал барабанить по ней кулаками и кричать что-то нечленораздельное и выть. Чуть позже его забрали в сумасшедший дом, где он вскоре застрелился. Николай Гумилёв и Лившиц дали Никите нашатырь - тот едва не упал в обморок. Кондрат тоже чуть не лишился сознания.

Бойцы раскопали яму и сбросили туда тело Ростова; его головы уже не существовало, как это ни страшно говорить.

"Я уверен, что здесь, в окопах, и вправду нет такого человека, который даже на мгновение стал бы атеистом", - записал Никита в своём походном дневнике.

 

7. Джон Грюнвальд

 

В конце октября отряд чуть отошёл от города, прошёл несколько деревень, откуда выбили порядочное количество немецких солдат. Дрались везде - и в сёлах, и в лесах, и даже на кладбищах, куда солдаты попадали поневоле.

Один такой случай произошёл, когда русским пришлось отступать из леса на ночное кладбище.

...Гумилёв, взобравшись на высокую сосну, рассматривал в бинокль местность. Из разведки вернулись дозорные Андрей Тихонов и Павел Пиманов, сообщили, что отряд немцев движется в их направлении. Гумилёв осведомился об их вооружении и, когда узнал, быстро слез:

- Быстрее, отступаем в том направлении! Уходим!

Бойцы бежали несколько минут в одном направлении; наконец вышли на поляну, за которой в темноте белели памятники.

- Это кладбище, - сказал Матвей Голованов.

- Здесь и примем бой, не вечно же нам отступать, - решил Гумилёв. - Быстрее укройтесь за памятниками, сейчас мы дадим прикурить врагу. Как выйдут - бросайте в них гранаты.

Все спрятались за надгробиями, стали выжидать. Минут через десять немецкие войска стали выходить на поляну, и в их направлении из темноты полетело несколько гранат. Многих сразило взрывом тут же. В ту же секунду русские открыли по ним огонь. Это нападение было для немецких солдат полной неожиданностью; они понесли огромные потери. Им пришлось отступать, и некоторые, убегая, бросали гранаты в направлении кладбища. Несколько надгробий разнесло в куски. Высокое надгробие, за которым сидел Печник, пошатнулось от взрыва и рухнуло на Якова. Когда солдаты отбросили плиту в сторону, Яков был уже мёртв: ему проломило голову.

Неожиданно из леса послышались выстрелы, и Лившиц громко вскрикнул: его ранили в руку. Николай и Дмитрий Гумилёвы смогли вытащить пулю, стали перебинтовывать рану. Потом послышалась ещё одна пулемётная очередь. Николай бросил гранату в сторону леса.

Когда в лесу грохнуло, оттуда на поляну выбежал немецкий солдат. Очевидно, он решил, что русские наступают теперь с другой стороны, и не знал, куда бежать.

- Грюнвальд! Джон! - Никита бросился к нему.

- Никита! - Джон кинулся навстречу, они обнялись.

- Возьмите в плен того солдата, - велел солдатам Гумилёв, перебинтовывая руку Лившицу.

- Не трогайте его! - загородил Джона Никита. - Это мой университетский друг!

Из леса выбежал ещё один солдат с пулемётом наготове.

- Стой! - велел ему Джон. - Это мой друг, с которым я учился в Петербурге!

- Это Клаус Киммунг! - обрадовался Никита.

- Нет, это его брат-близнец Роберт, - ответил Джон. - Клаус по-прежнему работает в Петербурге.

 

Навстречу бойцам ехали обозы с беженцами. Добравшись до ближайшей деревни, солдаты расположились на отдых. Никита и Джон всю ночь вспоминали то счастливое время, когда они ходили на подготовительные курсы.

- Потом я уехал в Кёльн, и меня призвали на фронт... - вздохнул Джон. - Теперь я совсем не буду воевать. Я уже не могу. Скоро вернусь обратно в Петербург...

Утром они встретили Смолоза, и тот велел Джону поселиться в его квартире. Побыв ещё пару дней с бойцами, Джон и Роберт попрощались со всеми и уехали в Россию.

 

8. О несправедливой и бессмысленной войне

 

Тружеников, медленно идущих

На полях, омоченных в крови,

Подвиг сеющих и славу жнущих,

Ныне, Господи, благослови.

 

(Н. Гумилёв. "Война")

 

В перерывах между боями Никита сделал записи в своём походном дневнике о своём отношении к этой войне:

 

"Наше поколение, юное, молодое поколение навсегда выбито из привычной колеи жизни, этим людям рано пришлось испытать на себе все ужасы войны, научиться убивать людей, они видят много горя, страданий, это калечит их психику. Это поколение разочаровалось в жизни, получило такую сильную психологическую травму, что вряд ли сможет оправиться от этого. Эта война осталась в душах молодых людей навсегда.

Старшему поколению легче восстановиться - у этих людей что-то осталось на покинутой земле; у младшего же поколения фактически не осталось ничего - вернувшись с войны, они вынуждены будут начинать жить заново. Война горадо больше повлияла на юношей с неокрепшей психикой, чем на закалённых трудностями жизни пожилых мужчин. Их готовили к войне как к великому подвигу, внушая им, что они - участники великих событий. Поэтому молодые солдаты с большим энтузиазмом шли и идут на фронт. Высшие чины - наставники молодёжи, использующие юношей в войне как сырой материал, легко их обманывают. Те ещё плохо разбираются в самой жизни, у них нет чётких целей, идеалов, представлений о жизни. И война, после россказней учителей, виделась молодёжи как нечто романтическое. И лишь попав на фронт, юноши поняли, что всё то, что им говорили, - не более чем иллюзии. Война "смыла" юношей с жизненного пути. Молодые солдаты стали жертвой интересов тех, кто руководил войной.

Страх с примешивающейся к нему безысходной тоской - таково наше состояние. Ужас сменяется успокоением, состоянием временного забытья, затем он, словно закономерное явление, наступает вновь. Он вызван теми условиями, в которые мы попали: это жестокая борьба жизни и смерти с явным перевесом в сторону последней.

Многие солдаты попадают сейчас в психбольницы, потому что человеческий разум не может выдержать всех ужасов этой войны, и заканчивают жизнь самоубийством. Те, кто смог уцелеть физически, всё равно получили травму психологическую.

У нашего поколения будут другие взгляды на жизнь, оно окажется в разрыве с действительностью, с другими поколениями. Старшее поколение, которое уже имело твёрдую почву под ногами, вернётся с войны, некоторое время спустя заживёт прежней жизнью и забудет эту войну, а младшее поколение, которое не будет помнить и знать этой войны, также сможет реализовать себя и сместит наше поколение в сторону. Самое печальное то, что люди этого поколения не будут нужны даже самим себе. Они оказались оторваны не только от других поколений, но и от самого времени. Судьбы молодых людей теперь разрушены. Юноши поставлены в такие условия, что невольно становятся убийцами, жестокими и холодными людьми, не способными адаптироваться в мирном обществе.

Пусть же время излечит этот недуг поколения. Страшно представить, что эта война будет длиться ещё ровно четыре года - до ноября 1918 года. Пробыв на войне всего месяц, многие бойцы уже стали седыми. Разве такое должно продолжаться?"

 

9. Разговор с пленным

 

"Я гощу у смерти белой

По дороге в тьму.

Зла, мой ласковый, не делай

В мире никому".

 

(А. Ахматова. "Как невеста, получаю...")

 

Окопы обстреливали - пули свистели в нескольких сантиметрах от голов бойцов. Николай швырнул несколько гранат в сторону противника, и все прижались к земле. Грохнуло так, что земля задрожала; комья земли бешеным градом осыпали солдат.

Кажется, противник отступил. Бойцы выглянули из окопа. И вдруг что-то просвистело совсем рядом. Увидев упавшую в окоп гранату, бойцы бросились из траншеи к лесу. Противник стал их обстреливать. Никита, задыхавшийся от быстрого бега, почувствовал вдруг резкую боль в руке - будто что-то ужалило или обожгло его со страшной силой. От боли он потерял сознание.

Когда он пришёл в себя, они с Николаем были где-то в лесу; Николай тащил его на спине, уходя от врага.

- Николай Степанович, бросьте... Уходите... Вас убьют... Оставьте меня здесь.

- Нет, если уж погибать, то обоим, и выживать - обоим, - тяжело дышал Николай. - Ты ещё легко отделался. Матвею в голову попали, он сразу умер.

Николай доставил Никиту в лазарет, где медсёстры перевязали ему руку. Пуля прошла навылет, но была раздроблена кость, и руку пришлось загипсовать.

 

Николай отправлялся на разъезды рано, когда ещё на небе догорали звёзды, и Никита помогал ему в сборах. Они поглядывали на небо - оба любили смотреть на звёзды. Когда они ночевали в лесу, то перед сном, накрывшись шинелями, оглядывали звёздное небо. Никите казалось, что это он висит над звёздной бездной и вот-вот упадёт вниз.

- Вообрази, что эти звёзды соединены золотыми линиями - это очень красиво, - тихо говорил Николай. - Видишь, вон там Большая Медведица? Она будто бы принюхивается - ищет еду или опасается чего-то... А вон Скорпион с хвостом... А если эти звёздные фигуры оживут? Тогда от нашей Земли ничего не останется... кроме льда...

 

К концу 1914 года Россия потеряла часть Царства Польского, но захватила немалые территории Австро-Венгрии. Германии приходилось сражаться одновременно на двух направлениях.

Солдат плохо снабжали едой и боеприпасами. Бойцы заболевали, и ими заполнялись лазареты. "Раненых привозят не мало, и раны все какие-то странные: ранят не в грудь, не в голову, как описывают в романах, а в лицо, в руки, в ноги", - писал Гумилёв Ахматовой.

Профессор Смолоз работал без сна и покоя, пытаясь хоть сколько-нибудь восстановить здоровье больных. Всё равно умирали многие, и их закапывали поглубже, а некоторые тела сжигали. Видя смерть больных помногу раз в день, профессор чувствовал, что теряет рассудок.

Однажды в казарму привели пленного немецкого офицера. Судя по всему, это было какое-то важное лицо, потому что солдат особенно обрадовало его пленение. К тому же немцы так легко, как австрийцы, не сдаются в плен, а этого офицера взяли быстро.

Николай и Василий Федюнин втащили его в комнату и швырнули на пол; тот отполз в угол и сжался там.

- Никита! - позвал Николай, и тот появился. - Ты знаешь немецкий, расспроси его о войсках, где, что, сколько человек, сколько оружия. Ну, ты знаешь. Не будет говорить - палкой его, или в бочку с ледяной водой окунай, пока не будет говорить. А если это не поможет - портянки Федюнина понюхать дадим, но это слишком строгое наказание.

 

Никита остался с пленным наедине. Тот был ещё совсем молодым - ему не было тридцати, но волосы бойца уже поседели.

- Вставайте, - Никита усадил дрожавшего офицера на стул.

- Вы... вы меня бить будете?

- Что за вздор! Вы говорите по-русски? Если вам трудно, мы можем перейти на немецкий, я без проблем говорю по-немецки.

- Das wаre gut, denn ich weiss nicht viel Russisch, - согласился офицер. Он плохо знал русский язык.

Офицера звали Карл Линкер, он был родом из Кёльна. У Никиты загорелись глаза, когда он услышал про Кёльн.

- Я был там в прошлом году, там у меня много знакомых! - сказал он. И стал расспрашивать Линкера о том, что нового произошло в этом городе. Оказалось, что у них даже есть общие знакомые - мореход Грабенберг и художник Крамер.

Никита принёс Линкеру тарелку с едой:

- Вы, верно, голодны, а у меня нет аппетита. Ешьте.

Ему вспомнилось про "ужин отдай врагу", но он не считал Карла своим врагом. Он принёс фляжку с водкой, налил в рюмку.

После ужина и рюмки у Карла настолько улучшилось настроение, что он говорил без умолку, даже перешёл на русский язык. Рассказал Никите о своих родителях, о своей невесте, о службе, о военных буднях...

Никита уже дремал, когда Карл, подливая себе ещё водки, поведал о своём полку, какой путь он прошёл и где находится сейчас, расписал планы на завтра: в семь часов утра ожидается наступление его отряда с юго-восточной стороны.

Николай и Кондрат, прижавшись к двери, слушали и записывали всё, что он говорит. Когда Карл рассказал всё, что им было нужно, и много ещё чего лишнего, и тоже заснул, Николай с Кондратом радостные вбежали в комнату.

- Тебе дадут крест, - Николай обнял Никиту. - Просто удивительно, как ты сумел развязать ему язык!

Он разбудил Линкера:

- Беги отсюда! И в свой отряд лучше не возвращайся! Потому что мы сейчас же отправим ваших бойцов ко всем чертям!

 

Солдаты надели шинели, разобрали винтовки и двинулись через лес на юго-запад, намереваясь застать врага врасплох.

Вскоре они добрались до соседней деревни и совершили нападение на австрийцев и немцев, которые там засели. "Как гул землетрясений, грохотали орудийные залпы и несмолкаемый треск винтовок, как болиды, летали гранаты и рвалась шрапнель", - так описывал Гумилёв бой в "Записках кавалериста". Русские с противниками перестреливались, скрываясь друг от друга за избами, перебегая от одного дома к другому. Бой кипел недолго, вскоре неприятель отступил.

 

10. Сборник "Чётки"

 

Долетают редко вести

К нашему крыльцу,

Подарили белый крестик

Твоему отцу.

 

(А. Ахматова. "Колыбельная")

 

В декабре 1914 года Николай Гумилёв был награждён Георгиевским крестом 4-й степени за ночную разведку перед одним из боёв. "…Вжизни пока у меня три заслуги — мои стихи, мои путешествия и эта война. Из них последнюю, которую я ценю менее всего, с досадной настойчивостью муссируют все, что есть лучшего в Петербурге… Меня поддерживает только надежда, что приближается лучший день моей жизни, день, когда гвардейская кавалерия одновременно с лучшими полками Англии и Франции вступит в Берлин", —писал Гумилёв 2 января 1915 года другу Михаилу Леонидовичу Лозинскому.

Профессор Смолоз и Гумилёв хлопотали, чтобы Никиту тоже наградили крестом, и про него не забыли. В январе 1915 года он тоже получил Георгиевский крест 4-й степени за добычу необходимых сведений о противнике и за помощь в захоронении солдат из лазарета.

Николай посоветовал ему отправиться на побывку хотя бы на неделю. Никита так и сделал. Он сильно ослаб за последние дни.

 

Он не помнил, как добрался до Петрограда. Теперь Санкт-Петербург переименовали в Петроград.

В полусне он ехал в трамвае, осматривая из окна город. Несколько раз он встретился взглядом с белокурым пареньком его возраста или даже моложе.

Когда Никита вышел из трамвая недалеко от дома Яны Стефановны, тот юноша вышел за ним и осмотрелся.

- Извини, ты не подскажешь, где вот эта улица? - он протянул Никите клочок бумажки.

- Это далеко, - взял бумажку Никита. - Ты приезжий?

- Да, из Москвы приехал, хотя родом я из Рязанской губернии, - протянул руку юноша. - Сергеем Есениным зовут.

Никита пожал руку, тоже представился. Как оказалось, Есенин ехал к Блоку, чтобы прочесть ему свои стихотворения, и Никита вызвался сопроводить его. Есенин по дороге много рассказывал о себе - и как уехал от родителей в Москву, и как работал в типографии Сытина, и как ходил на лекции в Московский университет имени А.Л. Шанявского; потом читал свои стихи. Никите особенно понравилось стихотворение "Ночь" о безмолвной уснувшей природе. Он рассказывал Есенину о событиях на фронте, когда тот спросил, что у него с рукой.

Когда они были уже недалеко от дома Блока, то увидели, что он сам с Городецким идёт к ним навстречу.

- Александр Александрович, это очень талантливый молодой поэт Сергей Есенин, - сказал Никита после приветствия. - Позвольте замолвить за него словечко. Мне очень понравились его стихи.

- Что ж, мы послушаем, - кивнул Блок. - Пойдёмте ко мне. Никита, ты был на войне?

- Да, я только вот на побывку приехал. Шесть ночей не спал, пойду сейчас отдыхать. Скоро опять на фронт поеду.

- Николаю привет передай, - сказал Городецкий. - Как он там?

- Да неплохо, нас вот крестами наградили.

- Берегите там себя, - похлопал по плечу Никиту Городецкий. - Не губите свой талант этой войной.

 

Никита чувствовал, что силы покидают его, спать хочется страшно. До дома Смолоза идти было гораздо дальше, чем до дома Яны Стефановны. Еле добравшись до её квартиры, он постучался в дверь. Но, кажется, её не было дома. Тогда он постучался в соседнюю дверь.

Перед ним предстала Ахматова, накинув шаль на плечи.

- Анна Андреевна, здравствуйте. А где Яна Стефановна? - сонно спросил Никита, от бессилия прижавшись к стене.

- Она вчера снова уехала в Москву. Что у тебя с рукой?

- Да так, пустяки. Пойду в квартиру Смолоза... До свидания, Анна Андреевна.

- Нет, нет, ты в таком состоянии никуда не пойдёшь.

 

Никита прошёл в зал, рассказывая о Николае Степановиче: жив-здоров, награждён.

- Очень рад вас видеть, Анна Андреевна, и тебя, Лёва, - он взял мальчика на руки. - Ты уже такой большой стал...

Он присел в кресло, стал доставать из рюкзака игрушки: свисток, который смастерил Николай, книжку-самоделку с картинками, которую для Лёвы изготовил Смолоз, и мягкую сову, которую сделал из ткани и ваты Никита.

- Это тебе, Лёва, играй.

Лёва заинтересовался крестом, что был на груди у Никиты, и стал теребить его. Никита отцепил награду и отдал её малышу:

- Играй, мне эта железка всё равно не нужна.

- Но как же, это же твоя награда... - сказала Анна Андреевна.

- Я не придаю этому значения. Футляр со школьной медалью, например, подкладывал когда-то под ножку стола, чтобы стол не качался. Крест ни за что получил, - и Никита рассказал, как захотел пообщаться с Линкером, угостил его водкой, а тот и выдал все сведения о своём отряде. Сам он и не думал выпытывать у Карла какие-либо сведения, так получилось.

Когда Анна Андреевна и мама Николая стали кормить Никиту, раздался стук в дверь. Ахматова переговорила с кем-то и вернулась.

- Корней Чуковский приходил. Узнал, что ты приехал в Петроград, думал, что Николай с тобой, о чём-то его спросить хотел.

- Мы столько вместе провоевали, - стал рассказывать Никита. Он поведал, как смело ведёт себя Николай на войне, как он спас Никиту во время одного из боёв, как совершил ночную разведку. - На войне страшно, Анна Андреевна... Только "противоядия" и спасают нас, - Никита пояснил, что такое "противоядие".

- А какое "противоядие" для тебя лично главное?

- Ваши стихи, - Никита достал из рюкзака тот самый сборник "Вечер". - Я уже не так отношусь к вашим стихам... Если ранее я говорил, что ваши стихи - в глубинах моего сердца, то теперь понял, что ваше творчество переполняет меня, и я уже не могу без ваших стихотворений, совсем не могу...

Анна Андреевна подошла к шкафу с книгами, перебрала их, нашла сборник "Чётки", поставила подпись.

- Это тебе. Когда станет скучно или страшно, вспоминай этот день, меня и наш разговор, своё главное "противоядие" - и тебе станет лучше.

Никита утёр рукавом покрасневшие глаза.

- Какой же ты измученный... Иди отдыхать.

Никита сел в кресло, усадил Лёву на колени и стал читать ему детскую книжку, но сон так одолевал, что он недолго боролся с дремотой - вскоре откинул голову назад и заснул. Мама Николая зашла в зал и хотела сказать что-то, но Анна Андреевна приложила палец к губам.

Никита спал крепким сном. Анна Андреевна укрыла его пледом, погасила лампаду, взяла Льва и ещё раз оглядела спящего юношу. И заметила, что он поразительно похож на Лермонтова, только усов нет. И взгляд немного другой, более простой, более весёлый.

 

Утром она уже не застала Никиту, он рано уехал обратно на фронт. Она стала читать оставленное ей письмо:

"Прощайте, Анна Андреевна, мой славный Друг. Благодарю Вас за всё, крепко жму Вашу руку. Я вновь отправляюсь на фронт.

Пусть хранит Вас Бог. Всего Вам самого доброго. Ваши стихотворения - все до единой строчки - в моём сердце и разуме.

Искренне Ваш Н. Меньков".

 

11. Безысходность

 

Расцветает дух, как роза мая,

Как огонь, он разрывает тьму,

Тело, ничего не понимая,

Слепо повинуется ему.

 

(Н. Гумилёв. "Солнце духа")

 

Попытка прорваться вперёд в Восточной Пруссии окончилась для русских провалом. Немцы, вытесняя их, продвигались всё дальше и дальше на восток. Двадцатый корпус русской армии был взят в плен.

Русская армия дралась с австро-германской армией в Карпатах, их силы долгое время оставались равными. Русские потеряли большую часть Буковины. Позже они взяли Перемышль.

 

Николай Гумилёв стал теперь унтер-офицером. Он часто бывал в разъездах, и во время одного разъезда, когда он ночью возвращался в полк, его стало знобить. Вместо того, чтобы слезть с лошади и идти пешком, он обхватил шею коня и уткнулся в его гриву, чувствуя, что у него нет сил даже слезть на землю. Он замерзал, и уже ничего не чувствовал, когда сквозь сон услышал чей-то голос, окликнувший его. Николай почувствовал, как кто-то снял его с коня и потащил куда-то на себе.

Он слышал, как человек, который его нёс, постучался в окно, переговорил с кем-то и занёс Николая в избу. Там его положили на перину, и Никита, тяжело дышавший, нащупал его пульс.

- Я жив... - Николай, открыв глаза, огляделся. - Как ты меня нашёл? Ещё чуть-чуть, и я замёрз бы к чертям.

- Мне сообщили, где вы есть, я сам что-то неладное почувствовал и вышел вам навстречу. Но всё обошлось. Если уж погибать, то обоим, и выживать - обоим, - улыбнулся Никита.

Он взял у хозяина избы кувшин с молоком, протянул Николаю:

- Выпейте, отогрейтесь. У вас жар?

- Да так, прихворнул немного... Ты уже вернулся... Так быстро...

Николай стал пить тёплое молоко.

- Что нового, Николай Степанович? - спросил Никита.

- Всё плохо... Федюнина убили, Тихонов был ранен, умер от потери крови. Теряем мы бойцов, Никита. Кто сразу погибает, а кто мучается перед этим... Профессор Смолоз попал в сумасшедший дом. У него там что-то такое возле лазарета произошло, из-за чего он потерял разум. Я прошу тебя, держись, дружище, не впадай в эту панику, не бойся ничего... Нас и так мало осталось...

- Наших ребят убивают... - Никита тёр рукой мокрые глаза. - Моего друга, моего земляка Андрея убили...

Он достал из кармана шинели сборник "Чётки" и стал читать стихотворения, и ему с каждой минутой становилось легче...

 

Никита был поражён состоянием Смолоза, когда посетил его в психбольнице. Тот настолько похудел и был таким бледным, что походил на мумию. Он весь дрожал, и взгляд его был диким и испуганным.

Смолоз поначалу забился в угол, когда Никита вошёл к нему в палату. Потом он, кажется, узнал гостя, сел на кровать, усадил Никиту рядом.

- Сколько это может продолжаться... Сколько будет идти эта война... Никита, я не знаю, как дальше жить...

- Почему вы здесь? Что произошло?

- Нас бомбили, и при мне снарядом разнесло на части одного бойца... Я никогда ничего подобного не переживал, хотя повидал много войн на своём веку... Когда всё это закончится...

- Я тоже был свидетелем похожего ужаса... Не отчаивайтесь, держитесь, профессор, вы нам нужны, - Никита положил руку на плечо Смолоза. - Вас скоро отсюда выпустят.

- Мне бы прийти в себя... - профессор закрыл лицо руками.

 

К концу февраля отряд был под Праснышем, где проходили ожесточённые бои. Николай как мог поддерживал боевой дух солдат. Никита уже не страшился ничего, ему стало всё равно, что будет дальше. Боеприпасов было не так много.

Из траншей русские бойцы наблюдали за движением техники противника. Грохотали гаубицы. Неуклюжие танки ползли, давая залпы из пушек. Один танк был уже недалеко от окопа, в котором засел отряд Николая. Гумилёв держал в руке связку гранат.

Никита выхватил у него гранаты, вылез из окопа и бросился к танку, размахнулся, метнул связку в бронемашину и прижался к земле. Последовала короткая вспышка, после неё вспыхнуло сильнее, и раздался оглушительный взрыв, настолько сильный, что Никита и бойцы в окопе подумали, что и их разнесёт. Бронемашина пылала, танкисты стали вылезать из неё. Но Николай обстрелял их из пулемёта, и другие бойцы быстро уничтожили остальных.

После этого русские бросились вперёд, наперерез немецким войскам. Завязалась битва, и один за другим падали солдаты на землю; все и всё смешалось в этом кровавом аде. Взрывы грохотали там и тут.

Дмитрия Гумилёва контузило, и Николай оттащил его в сторону. Заметив невдалеке Ванина, склонившегося над кем-то, он подбежал к нему. Тот склонился над Белоусовым, который был ранен осколком сняряда в грудь и истекал кровью; вскоре он скончался, его не успели отнести в лазарет. "Моей маме не говорите, что я погиб... - шептал он перед смертью. - Пусть у неё останется надежда, что я жив..."

Ванин рыдал, уткнув голову в колени. Когда Николай попытался успокоить его, тот сказал:

- Не могу, не могу я больше переносить этот ад... Прощайте, Николай Степанович, прощайте все... - он мгновенно достал из кобуры пистолет и выстрелил себе в висок.

 

В те же минуты солдаты из другого отряда в казарме, не зная, что это роман их однополчанина, бросили его рукопись "Безысходность" в печь, чтобы согреться морозной ночью. И дым взвился в небеса вместе с душой погибшего писателя.

 

12. Переписка

 

При виде каждого случайного письма,

При звуке голоса за приоткрытой дверью

Ты будешь думать: вот она сама

Пришла на помощь моему неверью.

 

(А. Ахматова. "Из памяти твоей я выну этот день...")

 

Гипс Никите сняли. Но если внешние раны можно вылечить довольно быстро, то внутренние - гораздо медленнее. Он чувствовал, как сдают нервы. По ночам долго не мог заснуть, а потом ему снились кошмары. Лишь к утру всегда становилось легче, и сон становился спокойным. Часто он видел во сне Анну Андреевну и Лёву.

Он несколько раз перечитал "Чётки". Жестокая война лишала солдат всякого нормального мышления; они жили животными инстинктами. Никита опасался, что скоро тоже придёт к состоянию помешательства.

Он стал писать письма, которые были адресованы Анне Андреевне, но не отправлял их. Ему было легче оттого, что он как будто рассказывает ей о своём отчаянии, о горестях и радостях, делится всем тем, что скопилось у него на душе.

"В этой войне нельзя винить кого-то конкретно, в этом виновато всё человечество, - писал он в одном письме. - Одни поддерживают войну активно, другие - пассивно. Люди делают оружие, которое уничтожает их же самих. Николай Степанович как-то размышлял, сделана ли уже пуля, которая его убьёт, на что я ответил, что такой пули быть не может. "Я, носитель мысли великой, /Не могу, не могу умереть", - это его слова".

В другом письме он говорил о военачальниках и молодых солдатах, которые стали "марионетками" в руках тех, кто сидит в тылу и отдаёт приказы. "Наши солдаты, конечно, критикуют этих генералов и прочих - а как их не критиковать, когда они используют людей как орудие в своих целях. Справедливее будет, если всех этих генералов выпустить на одну арену и оставить наедине - пусть там и разбираются между собой, а невинных людей не трогают".

В третьем письме он вновь рассказывал ей о "противоядиях", которые ещё помогают ему выживать здесь. Половину письма занимала похвала её творчеству и сборнику "Чётки". "Каждый вечер перед сном читаю Ваши стихотворения, они помогают мне бороться с ночными кошмарами. Под утро так хорошо спится, что встаю бодрый и полный сил. Всё свободное и несвободное время посвящаю чтению Ваших стихотворений".

"Мне двадцать с небольшим, но я чувствую себя стариком, много повидавшим за свою жизнь, мои мысли наполнены тоской и горечью, но Ваши стихи просветляют мои мысли, не дают мне погибнуть духовно, - писал Никита. - "Противоядия" не дают нам сойти с ума, дают нам временное успокоение, с ними на время забываем то, что творится на фронте, но это не спасёт нас: все переживания и страх всё равно откладываются в наших душах".

В конце письма Никита говорил о том, что жажда жизни одерживает верх над всеми страхами и подавленностью. "И всё же жажда жизни побеждает все мысли о физической и духовной смерти. Это, пожалуй, самое большое желание и надежда каждого, кто был на войне, кто был на волоске от смерти - ЖИТЬ. Я надеюсь, что люди, которые сейчас здесь и там воюют, вернутся домой после войны и смогут обустроить свою жизнь и стать счастливыми, заставив себя забыть эту войну, хотя это будет очень непросто. Время лечит всё, и прошлое сменит новая жизнь с её делами и заботами".

 

Однажды поздним вечером Никита в каком-то полусне отправился в почтовую контору и всё-таки отправил эти письма. Весь следующий день он ругал себя за это, потом стал забывать: в конце концов, дело уже сделано, что теперь толковать...

Но когда уже наступила весна, от Анны Андреевны пришло письмо. Она с какой-то необыкновенной теплотой говорила о том, что всё будет хорошо. Не жалела, не утешала его, а просто подарила искорку надежды на лучшее.

 

13. Старые и новые знакомые

 

Эта война и Вторая мировая, которая настанет через четверть века, были чем-то похожи.

...Польская деревня, которую немцы оккупировали на полтора месяца, теперь была освобождена русскими войсками. Немецкие войска после недолгого боя отступили и бежали, и теперь освободители входили в деревню. "Старики пытались целовать наши руки, женщины выносили крынки молока, яйца, хлеб и с негодованием отказывались от денег, белобрысые ребятишки глазели на нас с таким интересом, с каким вряд ли глазели на немцев. И приятнее всего было то, что все говорили на чисто русском языке, какого мы давно не слышали", - рассказывал Николай Гумилёв в "Записках кавалериста".

Никита сел на скамью, посадив на колени малышей, окружив себя детьми, которые прибежали встретить солдат, и долго с ними разговаривал. Кондрат кормил тёршихся возле него собак.

 

К отряду накануне присоединились солдаты, бежавшие из немецкого плена. Это были англичане Ньютон Холидей и Джон Миллер и французы Эдуард Бенамико и Эмиль Дюруа. Холидей был уже довольно знаменитым сыщиком, а Миллер - предпринимателем, но война разрушила их карьеру, их заставили взять винтовки. Эдуард Бенамико - владелец мясной лавки, высокий и полноватый молодой человек; Дюруа называл его "неуклюжей обезьяной". Дюруа был выпускником Специальной Военной школы в Сен-Сире, это был худой смуглый парень лет двадцати пяти с длинными усами, обольститель женских сердец, гуляка и карточник. Ему приходило много писем на фронт, он общался со своими бывшими однополчанами, друзьями по школе. Часто он писал письма своему другу Шарлю де Голлю, который теперь воевал в Бельгии и совсем недавно был ранен.

- Я обязательно познакомлю вас с ним! - весело сказал он на ломаном русском, когда вечером солдаты пировали в освобождённой деревне. - Это замечательный человек, который беспредельно любит Францию!

- Познакомишь, - ответил Николай, наливая всем вина. - Вот закончится война - тогда все перезнакомимся. Я уже представляю, как мы все вместе войдём в Берлин, все - и русские, и англичане, и сербы, и румыны, и все-все! Пусть же этот день наступит как можно скорее!

Все чокнулись рюмками и стали пить вино. Солдаты были веселы и довольны, они пригласили за стол пленного австрийца Дитриха Унтертазе, который весь вечер веселил их байками из своей военной жизни. Николай рассказал об одном казаке, который уверял его, что выиграл у немцев в карты около десяти рублей и они даже собирались побить его за это.

Никита в тот же вечер написал четверостишие, которое посвятил Николаю:

 

Нам одна участь на двоих дана,

Мой верный храбрый друг:

Либо не тронет нас война,

Либо погибнем мы от вражьих рук.

 

Два дня спустя Никита, возвращаясь из разведки, проходил мимо железнодорожной станции, с которой эвакуировали раненых бойцов, и один медбрат, смуглый парень, даже немного похожий на него, бросился ему навстречу:

- Здравствуй! Ты узнаёшь меня?

Никита осмотрел его и пожал плечами. Вроде бы он где-то видел этого человека, но вот где?

- Ты ещё приходил к нам в позапрошлом году, когда умер профессор! - говорил парень. - Я Сергей Эфрон, помнишь меня?

И тут Никита вспомнил его: точно, это муж Марины Цветаевой! Они долго разговаривали. Эфрон рассказывал про учёбу в Московском университете (он и Никита учились там на разных факультетах), про сборники стихов Марины.

Гумилёв со всех ног бежал к станции. Поздоровавшись с Эфроном, он сказал Никите:

- Я уж боялся, что ты до ночи не вернёшься.

- Мне пришлось прятаться в одном селе, едва не попал в плен к австрийцам. У вас всё в порядке? Немцы ещё не нападали?

- Нет, не нападали, но... - Гумилёв запнулся. - Этой ночью Пименов повесился, и никто не знает, из-за чего. Он оставил записку, в которой просил передать его скрипку ученику Капитону. Мы отправили Смолоза в Россию, он больше уже не вернётся на фронт. Хотел с тобой попрощаться, но я сказал, что скоро мы с тобой сами приедем в Петроград. Смолоз приедет в Москву, отдаст инструмент мальчику, потом к себе домой в Петроград поедет.

 

14. Так не должно было случиться

 

И сосчитают ли потопленных

Во время трудных переправ,

Забытых на полях потоптанных,

И громких в летописи слав?

 

(Н. Гумилёв. "И год второй к концу склоняется...")

 

Солдаты освобождали деревни от оккупантов; Николай с другими бойцами часто бывал в разъездах. Во время одного из разъездов у него поднялась температура. Он переночевал в гусарском бивуаке. Его напоили чаем, и он уснул на мягкой соломе. Но глубокой ночью, когда температура поднялась ещё больше, он вышел на улицу, сел на лошадь и поскакал куда-то наугад. "Я пел, кричал, нелепо болтался в седле, для развлеченья брал канавы и барьеры, - говорил он в "Записках кавалериста". - Раз наскочил на наше сторожевое охранение и горячо убеждал солдат поста напасть на немцев. Встретил двух отбившихся от своей части конноартиллеристов. Они не сообразили, что я — в жару, заразились моим весельем и с полчаса скакали рядом со мной, оглашая воздух криками. Потом отстали".

Утром он снова прибыл к гусарам, потом весь день пробыл в штабах дивизии, бригады, полка. Вечером, прибыв на железнодорожную станцию, он встретил своего брата Дмитрия, Лившица, Кондрата Голованова, Дюруа и других бойцов.

Его сердце уже предчувствовало что-то недоброе: солдаты прятали от него глаза и словно что-то хотели сообщить, но не решались.

- Что случилось? - спросил он, спрыгнув с лошади.

- Пойдёмте со мной, я вам всё сообщу, - сказал ему какой-то гусар, взяв его под руку.

Они прошли в какую-то контору, где собрались офицеры и было сильно накурено; Дмитрий, Лившиц, Голованов и другие шли за ними.

- Ваш друг был убит сегодня утром, - сообщил гусар. - Его нашли после боя возле этой станции, он был весь в крови. Вот его сумка. Мы думали, кому сообщить, и нашли в сумке только одно письмо - от Анны Гумилёвой, надо будет тогда сообщить ей.

- Я сам сообщу, это моя жена, - вздохнул Гумилёв. - Нет, у меня, кажется, не хватит духа сообщить ей это... Но я всё-таки сообщу, всё равно она когда-нибудь об этом узнает...

- Но ведь другим как-то сообщают...

- Он был до конца предан Анне и её творчеству. Слышали бы вы, как он говорил о её стихах... Он и правда не мог без них жить, - Николай достал из сумки "Чётки". - Здесь карандашом он комментировал её стихи. "Восхитительно"... "прекрасно"... "бесподобно"... Сколько здесь слов похвалы! Эти слова были ей словно бальзам на душу.

Николай достал из кармана листок с четверостишием.

- Мы же не должны были расставаться... "Если уж погибать, то обоим, и выживать - обоим" - говорили мы друг другу. Мы должны были вместе войти в Берлин... Как же так получилось?.. - Николай сел на стул, взял ту сумку, уткнулся в неё и долго так сидел.

Потом он медленно поднялся - худой, бледный, мучимый жаром; осмотрел всех каким-то безнадёжным и потерянным взглядом, сложил листок с четверостишием, положил его во внутренний карман шинели и, тяжело вздохнув, вышел.

Он уехал лечиться в Петроград. "Целый месяц после этого мне пришлось пролежать в постели", - вспоминал он в "Записках кавалериста".

 

15. Возвращение

 

Ночь была морозной, по небу бежали облака, и луна то выглядывала, то снова пряталась. Прийдя в себя, Никита стал оглядываться по сторонам; было так темно, что он не увидел абсолютно ничего. Но когда луна в очередной раз вышла из-за облаков, он едва не закричал от ужаса: он находился в каком-то поле, и вокруг лежали груды мёртвых тел. Он вскочил и побежал куда-то наугад. Два человека, которые невдалеке копали яму, увидели его, и один упал в обморок сразу, а другой забился на дно этой ямы и за одну ночь стал совершенно седым.

Подбегая к железнодорожной станции, Никита увидел, что навстречу ему бегут два человека. Он остановился, они тоже.

- Валерка, он жив! - сказал один другому. - Я же говорил, что он жив!

Это были Вася и Валерка - его закадычные друзья! Они бросились обнимать его.

- Ты так долго пропадал! Мы и подумали, что ты в прошлое опять отправился. Тем более что тут живёт твой кумир, - Вася отдал Никите его сумку. - Вот твои вещи, я взял со станции. "Вечер" и "Чётки" здесь, даже не беспокойся...

Тут только они обратили внимание на его шинель. Она была испачкана чем-то тёмно-красным, похожим на кровь.

- Это я утром искал ножик, прошёлся рукой по полке и опрокинул бутыль с вином, которую солдаты забыли закупорить. Оно и вылилось мне на шинель. Потом объявили тревогу, и я побежал на улицу, где уже шёл бой. Очевидно, от недосыпания я упал в обморок, или просто перенервничал. Ну, лежит боец весь в "крови", не подаёт признаков жизни - тут уж разбираться не будут, некогда - убит, и всё.

- Какая халатность! - возмутился Валерка. - Да уж...

- Ничего, главное - ты жив, - радовался Вася. - Ну что, полетели обратно, в будущее? А то там за тебя беспокоятся.

Никита вслед за Валеркой и Васей тихонько прошёл к зданию станции, они вошли в какую-то пристройку, где царил такой же мрак, и Валерка сказал:

- Подождём немного. Отсюда мы должны телепортироваться обратно в 2013-й год.

 

...Вскоре они уже вышли из кабинки в лабораторию Винсана.

- Этот путешественник ещё не вернулся, - сказал Вася про Винсана. - Он ведь уехал в Африку по маршруту Николая Гумилёва. Когда мы рассказали ему про это путешествие Николая, он загорелся идеей тоже поехать, повидать экзотику.

Они шли по улице, и Никита с удивлением оглядывался по сторонам: всё было так непривычно после жизни в далёком 1915 году... Город сильно шумел. Громко гудели и быстро проносились автомобили, людей было намного больше, чем век назад...

Мальчики зашли в торговый центр, там расположились в ресторанном дворике, и Никита целый вечер рассказывал про свои приключения.

- Да это же "Война и мир" двадцать первого века! - присвистнул Валерка. - Тебе надо написать об этом роман!

- Ты, наверное, там всем наперёд рассказал, как будет проходить война, - сказал Вася. - Ты же всю историю этой войны в деталях помнишь.

- Я никому ничего не говорил, - покачал головой Никита. - Так неинтересно. Хотя будущее я могу предсказывать и в настоящем времени. Например, мне хотели взять билет в Волгоград на 26 января, но я решил поехать 25-го... Конечно, это не единственное, что привело меня к моему успеху, моей удаче - тут сыграло роль и то, что я попал именно в то купе, и то, что утром пришла добрая словоохотливая женщина, которая перезнакомила всех, нас в том числе. Этот день... нет, уже 26-е января, только за одни каникулы снился мне три раза. Я как будто чувствовал, что надо брать билет именно на 25-е... Вообще мне очень везёт с соседями в поезде!

- Ты понимаешь, о чём он говорит? - спросил Валерка Васю и повернулся к Никите. - Как вернулся с прошлого - так всё какими-то загадками говоришь.

- Оставь его, - улыбнулся Вася. - Он счастлив. Война, к огромному счастью, не тронула его. Он выполнил свою миссию - выразил поэтессе искреннюю, преданную любовь к её творчеству, оставив светлый след в её памяти.

- Теперь надо жить настоящим, - решил Никита, и друзья поддержали его. Все трое чокнулись бокалами с квасом.

 

Все были обеспокоены неожиданным исчезновением Никиты, и теперь он уверил всех, что всё - лучше некуда. Обрадовал и успокоил маму. Позвонил по скайпу в Волгоград, поговорил с родственниками, созвонился по телефону с хуторянами, которые тоже беспокоились за него. Пришёл в университет, целый день общался с друзьями, с преподавателями и всё не мог наговориться, как это бывает после долгой разлуки.

Когда он с одногруппниками отправился в Государственную историческую библиотеку за информацией к семинару и они искали в каталогах издания начала XX века, он неожиданно наткнулся на ящик с надписью "Никитина усадьба". Протёр глаза, решив, что это сон. Но нет, вот же карточки - можно заказать номера с августа 1913 года по август 1914 года, но полгода за него газету издавали Мандельштам и другие. Он заказал эту газету и весь субботний день просидел в зале библиотеки, читая номера своей газеты, с ностальгией вспоминая былые времена, события... Как же быстро всё пролетело... Вот в последнем номере газеты напечатана статья Мандельштама о том, что газета закрывается, потому что её издатель ушёл на фронт. И теперь останется закрытой до его возвращения.

 

Теперь он пойдёт преподавать русский язык своим ученикам и скажет им - в приветствие или на прощание: "Живите и радуйтесь жизни, сейчас мы живём намного лучше, чем век назад". И подумает: "Уж это я знаю не понаслышке". И сам будет радоваться жизни, потому что она прекрасна, как ни банально это звучит. И будни теперь будут не серыми, а яркими и радостными.

 

КОНЕЦ

 

 

Ахматова. Возвращение

Никита Меньков

 

Продолжение романа "Ахматова".

1922 год. Старый знакомый Анны Андреевны Никита устраивает свою жизнь после нескольких лет, проведённых на войне.

 

1. Представитель потерянного поколения

 

Анне Андреевне нравилось наблюдать за ним, когда он ел. Он приходил каждый день - навестить своего сына Никиту-младшего, которого она взяла на воспитание.

Никита-старший, вернувшись с фронтов Первой мировой и Гражданской войн, снова открыл свою газету "Никитина усадьба" и набрал сотрудников, но продолжал жить в нищете, ютился в каморке на окраине города.

- Анна Андреевна, сам я картошку готовлю неплохо, - говорил он. - Приду с работы и начинаю варить. У одной бабульки на рынке очень дёшево покупаю. Хотите, мы как-нибудь вместе сварим картошку?

Её лицо впервые за несколько месяцев прояснилось.

Узнав о гибели Николая, она поникла духом и часто плакала. Вернулся с фронта Никита, привёз с собой 7-летнего сына. Анна Андреевна ушла от второго мужа Шилейко, всё так же горевала по Николаю, и ничто не могло её успокоить. Никита любил вспоминать Николая, своего фронтового друга, но старался не говорить о нём с Анной Андреевной, видя, как ей тяжело.

Хотя он и был при деле, ему казалось, что его жизнь загублена войной, он считал себя представителем "потерянного поколения". "У нашего поколения будут другие взгляды на жизнь, оно окажется в разрыве с действительностью, с другими поколениями. Старшее поколение, которое уже имело твёрдую почву под ногами, вернётся с войны, некоторое время спустя заживёт прежней жизнью и забудет эту войну, а младшее поколение, которое не будет помнить и знать этой войны, также сможет реализовать себя и сместит наше поколение в сторону. Самое печальное то, что люди этого поколения не будут нужны даже самим себе. Они оказались оторваны не только от других поколений, но и от самого времени..." - писал он в дневнике в начале Первой мировой войны.

У него сохранились совместные фотографии с Николаем Степановичем, с Анной Андреевной и Лёвой - обе фотографии были сделаны в январе 1915 года.

- Как там мальчики? - спросил он про Лёву и Никиту.

- Они уже спят.

Тут раздался стук в дверь, и они встали из-за стола.

- Кто это может быть? - спросила Анна Андреевна.

- Я открою, - Никита поспешил к двери.

На пороге стояли весело улыбающиеся профессор Смолоз и соседка Яна Стефановна.

 

2. Свадьба профессора Смолоза и Яны Стефановны

 

- Добрый вечер! - весело сказал профессор. - Мы пришли, чтобы пригласить вас на нашу свадьбу!

Он дал Анне Андреевне и Никите открытки с приглашением.

- Спасибо! - обрадовался Никита и прочитал приглашение. - Уже завтра?..

- Приходите к двенадцати часам, мы распишемся и поедем праздновать в кафе, - сказала Яна Стефановна.

Они жили в гражданском браке шесть лет и всё никак не могли зарегистрировать отношения.

На другой день, когда Никита подходил к ЗАГСу, стоявший в дверях белокурый мужчина бросился к нему:

- Это же Никита! Ты что, не узнаёшь меня? Ну, мы вместе добирались до Блока семь лет назад! Ну ты что!

- Сергей Александрович! - они обнялись. - Ты тоже на свадьбу к Лучьяну?

- К нему самому, - Есенин достал папиросы. - Куришь, нет?.. Я ведь думал, что ты на войне был убит, все так думали. В том же самом декабре я был в гостях у Гумилёва, Анна Андреевна была расстроенной, и он пояснил, что её поклонник был убит. Когда он назвал твоё имя, я сразу вспомнил тебя. Ну да ладно, всё-таки как же здорово - вот ты стоишь, живой...

- Что нового, Сергей Александрович?

- Да вот, тоже собираюсь жениться, - он чиркнул спичку, задымил. - С такой иностранкой познакомился, Айседорой зовут... Она старше меня, но это не беда. Думаю, скоро распишемся. А ты сам как?

- Да так... Живу один, сына Анна Андреевна к себе взяла. Работаю всё в той же газете... Пойдём, что ли, а то опоздаем.

В зале уже собралась толпа гостей. И вот вошли жених и невеста - она в синем платье, он в белом костюме.

Регистратор осмотрела их с удивлением.

- Вы, наверное, думаете: почему они пришли жениться в столь пожилом возрасте? - улыбнулся Лучьян, пригладив белую бороду.

- Детей было жалко, ждали, когда помрут, - ответила Яна Стефановна. - Ну что вы так рот раскрыли?..

И вот они были объявлены мужем и женой, надели друг другу на пальцы кольца и поцеловались.

***

В кафе на праздник собралось много народу. Анна Андреевна с другими женщинами накрывали стол.

Пришёл Максим Горький, пришли Осип Мандельштам и его жена Надежда, прибыл Маяковский. Прибыли коллеги Никиты - Платонов и Рутеньев. Лучьян познакомил всех со своим студентом-практикантом Никитой Конюшевым, долговязым юношей.

Яна Стефановна расставляла на столе блюда, когда к ней подошёл какой-то старик.

- Янушка... Не дождалась ты меня, - покачал он головой.

- Вы кто? - удивилась она.

- Как - кто? Я Костя, твой Костя... который ушёл на русско-турецкую войну, а потом ты уехала куда-то из Москвы, и я всю жизнь тебя искал! А когда нашёл, оказалось, ты уже замужем!

- Костя... Откуда ты взялся? Полвека уже прошло! Ты сам не отвечал на мои письма! Сейчас-то ты мне на кой нужен?

- Яночка, я все слёзы выплакал по тебе... Дай хотя бы поцелую на прощание - да и пойду восвояси! - он заключил её в объятия.

Это увидел Лучьян. И все уставились на целующуюся пару. Разъярённый жених бросился на старика, завязалась драка. Налетели на стол, опрокинули его. Платонов попытался заступиться за того старика, но Лучьян опрокинул его одним ударом. Рутеньев разбил бутылку о голову Луьяна, на него бросился Конюшев, но его оттащили.

Яна Стефановна выпроводила женщин и детей в другую комнату, где они ещё некоторое время прислушивались к звукам потасовки. Потом неожиданно послышался звон стекла - кто-то разбил витрину.

 

3. "Ты пишешь грустные стихи..."

 

Поздним вечером Анна Андреевна и Никита появились в пустой квартире. Отряхнув зонтик, Никита помог Анне Андреевне снять пальто и сапоги и собрался идти к себе домой.

- Свет отключили, - вздохнула Анна Андреевна. - Не зажигается...

Они прошли в зал, где была такая же кромешная тьма, и присели на диван.

- Лёвка и Никита уснули прямо на празднике, пришлось их оставить у Яны Стефановны, - сказала Анна Андреевна.

- О них позаботятся, - с уверенностью ответил Никита.

Они почти не видели друг друга во тьме - лишь проступали некоторые очертания их лиц. Свет с улицы не поступал из-за плотно задёрнутых штор.

- А вы почему развелись с Шилейко?

- Он был очень занудным и не разрешал мне писать стихи, даже пытался сжечь их в самоваре. И заставлял переписывать текст под его диктовку. С ним было очень трудно жить. Но мы всё равно переписываемся.

- Анна Андреевна... вы слышали? - тихо сказал Никита. - В соседней квартире кровать скрипнула, будто на неё кто-то сел.

- В квартире Яны Стефановны? Но там же... никого нет. Все же в квартире профессора, - испуганно проговорила Анна Андреевна. - Нет, нет, вы ослышались, такого не может быть.

Она прислушалась.

- Там будто кто-то скребётся... Слышите?

- Я пойду посмотрю, кто там. Возьму ключ в тайнике и зайду.

Через пять минут он вернулся с каким-то белым клубочком в руках:

- Это Прошка, кот Яны Стефановны. О нём совсем забыли.

Покормив кота, заметили, что в том же доме и в соседних домах горит свет. Решив, что что-то не так с проводкой, Никита полез её чинить; свет загорелся спустя некоторое время.

- У вас синяк на пол-лица, - ужаснулась Анна Андреевна.

- Это в драке мне кто-то канделябром засветил.

Она приложила лёд к его лицу.

- Не двигайся... Как тебя только угораздило ввязаться в эту драку...

- Там все дрались, не стоять же мне в стороне - я бросился всех разнимать... Конюшева вообще в больницу увезли - на него витрина рухнула. Анна Андреевна, спасибо за всё, я пойду.

Отслюнявив несколько купюр, он положил их на комод.

- Позаботьтесь о моём Никите.

- Быстро убери бумажки. Ты ещё за свою каморку не заплатил. На чём ты там спишь? Постель-то хоть нормальная?

- На раскладушке сплю. Мягкую солому под голову стелю.

- Так не пойдёт. Возьми подушку. И фонарь возьми, потому что темно. Хотя ваше сиятельство и так уже может осветить аллею своим собственным фонарём.

Он прижал к себе подушку, которую ему дали. Эта подушка пахла одеколоном Анны Андреевны, и ему стало вдруг так радостно...

И напоследок он оглянулся на одну из фотографий, стоявших на комоде - на ней был он с Анной Андреевной и Лёвой. Это было во время его побывки семь лет назад, тогда он приехал к ним на денёк погостить. Много воды утекло с тех пор... Выросли Лёва и Никитка, прошли две войны, погиб Николай Степанович...

Так и ушёл Никита, вспоминая былое. И только спустя некоторое время Анна Андреевна заметила, что он обронил какой-то листок. Она подняла его, развернула. На нём летящим почерком было написано стихотворение.

 

"Ты пишешь грустные стихи -

Упадочничества штрихи.

В них всё печальнее, чем в жизни,

В твоих стихах лишь боль и укоризна.

 

Но почему-то я люблю твои стихи,

Они меня спасают от тоски,

Они меня вновь возвращают в жизни,

И рад я вновь служить Отчизне.

 

Здесь красные и белые воюют,

По городам и хуторам лютуют,

Здесь смерть поджидает на каждом шагу,

И без твоих стихов я не могу...

 

5 авг. 1919 г., Ростов-на-Дону".

 

4. Кондрат Голованов

 

На другой день Никита пришёл в редакцию рано, коллег ещё не было, и это к лучшему: он должен был в спокойной обстановке перечитать текст, который надо было закончить править. Сев за рабочий стол, он ещё раз глубоко задумался над статьёй. Вроде всё неплохо, язык живой, орфографических и фактических ошибок нет, но слишком уж много терминов здесь. Не собьёт ли это читателя с толку?

Статья была на экономическую тему, а экономикой он особо не интересовался, в школе и университете, конечно, учил, но потом всё как-то позабылось. Он надел очки и снова попытался вникнуть в суть текста.

Дверь отворилась, и в кабинет вошёл мужчина в сером костюме. Он поздоровался и сказал:

- Вы писали о нашем учреждении и допустили ошибку. Написали, что мы "удручены опытом". А так спасибо вам, вы очень положительно отозвались о нашем институте, и я пришёл вас поблагодарить.

- Не за что, не за что, всё правда ведь. За ошибку извините, о ней будет сообщено в новом номере. Понимаете, меня замещал другой редактор, он точно невнимательно проверил! Постойте-ка, а вы не Кондрат?

- Он самый, а вы меня знаете?

Это ведь был фронтовой друг Никиты и Николая Степановича - Кондрат Голованов! И они с Никитой разговорились. Кондрата заинтересовала профессия друга, он много чего у него спросил насчёт редакторского дела. Никита отвечал, что это трудно, конечно, очень, но интересно. Он правит как считает необходимым, потом согласовывает готовый текст с автором, объясняет автору, почему и зачем исправил что-либо. Старается сохранить замысел автора, но и для читателя надо сделать всё простым и понятным. Сейчас ему всё удаётся гораздо легче, а в студенческие годы было непросто. Но всё-таки выучился: читал про русских редакторов, запомнил много принципов редактирования, особенно принципы Короленко.

- Интересная профессия, - сказал Кондрат. - Я теперь под большим впечатлением.

Пока они разговаривали, пришёл корреспондент Рутеньев, прибыл верстальщик Платонов, стали приходить другие работники, и Кондрат заторопился к себе на работу:

- Увидимся! У тебя очень-очень интересная профессия, дорожи ею!

Они попрощались, и Никита, посмотрев на часы, сел за ту же статью и дал себе обещание в ближайшее время существенно увеличить познания в экономике.

 

5. Максим Горький

 

Никита приболел - простудился. Взяв на работе больничный, он несколько дней пробыл дома - лечился. В это время он даже написал стихотворение, переработав стихи Есенина:

 

Ветер веет с юга

И луна взошла,

Что же ты, простуда,

Скоро так пришла?

 

Я болею ночью

И хвораю днём.

Вынужден я срочно

Начать лекарств приём.

 

Каморка была маленькая, из мебели - столик и раскладушка. Согрев воду в котле, Никита высыпал в неё почищенные картофелины и ждал, когда они сварятся. Пока ждал, любил раздумывать.

Анна Андреевна - единственная женщина, которая растопила его сердце, зачерствевшее после шести лет войны. Казалось, он навсегда останется таким же, каким был все эти годы - жёстким, мнительным, суровым. Но когда он вернулся с войны и она подарила ему сборник "Белая стая", его сердце мгновенно растаяло, он стал по-прежнему добрым и счастливым.

Когда Никита в очередной раз раздумывал над этим, в дверь тихо постучали.

- Входите, замка нет.

Это пришёл Горький. Он иногда навещал Никиту, приносил еду, и они ужинали вместе. Сегодня Никита угощал его картошкой.

- Как у тебя складываются дела? - спросил Горький, передав свёрток с пирогом от Яны Стефановны и Лучьяна.

- Неплохо, Алексей Максимович. Уже выздоравливаю, читаю вашу повесть "В людях". Очень интересное произведение, жаль, что скоро дочитаю...

- Так я пишу продолжение, - обрадовал Никиту Горький. - Мне про юность есть много чего рассказать.

- Про что ваше новое произведение? - поинтересовался Никита.

- Про то, как я "странствовал по жизни", узнавал людей, учился в кружках революционно настроенной молодежи... Не сбылась моя мечта поступить в университет, но "университетом" для меня стала сама жизнь. А у тебя какие творческие планы? Ты ведь тоже пишешь?

- Я наконец закончил эпопею про доктора Лучьяна, которую писал с шестнадцати лет. Даже на войне писал, в перерывах между боями. Скоро её отредактируют и отправят в печать, а я пока некоторое время отдохну от написания произведений.

- И правильно. Ты и так целые дни в редакции.

- Я люблю свою профессию. Она интересна, полезна для интеллектуального развития, расширения кругозора. Многие принципы редактирования я перенял у Владимира Галактионовича Короленко.

- Короленко был и моим наставником, - кивнул Горький. - Замечательный был человек...

Вспоминая Короленко и других писателей, они не спеша ели разваристую, дымящуюся картошку.

 

6. Шоколадно-медовый месяц

 

После свадьбы Лучьян и Яна Стефановна решили отправиться в Кёльн и взяли с собой Лёву и Никиту-младшего.

Они ехали на поезде. Дорога была долгой, но интересной. Когда уже ехали по Германии, увидели много ветряных мельниц, что обрадовало мальчиков.

Кёльн поразил прибывших туристов своей красотой. Здесь была идеальная чистота, ровные дороги, великолепные здания, окружённые морем цветов в клумбах.

- Здесь живут сотни тысяч человек, и при этом все друг друга знают, - сказал Лучьян.

Повидав огромное количество церквей и музеев, наши путники посетили Кёльнский собор. Войдя в собор, они были заворожены органной музыкой. В центре собора стоял ларец золотистого цвета, усеянный драгоценными камнями - тот самый ларец с мощами волхвов, которые принесли свои дары при рождении Христа. Когда-то эти мощи были привезены из Милана; это была самая большая реликвия Кёльнского собора. Поднявшись по крутой винтовой лестнице более чем на пять сотен ступенек, они оказались на колокольне. И с высоты около ста метров разглядывали панораму Кёльна. Лучьян рассказал предание об основании этого собора:

- Давным-давно один архитектор никак не мог придумать чертёж будущего собора, и вот однажды ему привиделся дьявол и предложил продать душу за этот чертёж. Договорились, что всё случится сразу же после первого крика петуха. Архитектору ничего не оставалось делать, как согласиться. Но этот разговор слышала его жена; она придумала, как уберечь душу своего мужа и заполучить чертёж здания. Рано утром она прокукарекала вместо петуха, тем самым сумев сохранить душу мужа, а он в свою очередь заполучил чертёж.

После посещения собора путники прогулялись по набережной Рейна. Затем отправились на ярмарку кондитерских изделий. Там были целые мешки сладостей, и всё можно было попробовать. Перемазавшиеся в шоколаде мальчики не хотели уходить оттуда, пока не произвели дегустацию всех конфет.

К вечеру уставшие, но довольные странники отправились к старинному другу Лучьяна, мореходу Марку Грабенбергу, у которого они должны были остановиться.

- Неплохо складывается наш медовый месяц, - заметила Яна Стефановна. - Вернее, шоколадно-медовый, - добавила она, вытирая платком довольные лица мальчиков.

 

7. У моря, у синего моря...

 

Спустя некоторое время после отъезда Лучьяна и компании в Германию к Анне Андреевне пришёл Никита.

- Я взял отпуск, - объявил он. - Доктор порекомендовал мне съездить в Крым, там целебный воздух, и там я вылечусь. Вы не составите мне компанию?

- Знаете, я была бы не прочь, но...

- Я скопил необходимую сумму на поездку, а там мы можем остановиться в резиденции Лучьяна возле Севастополя. Он хотел продать этот дом и купить мне квартиру в Петербурге, но я воспротивился: буду пока жить в каморке, а потом как карта ляжет...

- Поедем, - ответила она. - Вот, кстати, это тебе.

Анна Андреевна протянула ему новый сборник "Подорожник" с подписью на титульном листе.

- Спасибо, Анна Андреевна... Я - коллекционер ваших сборников стихотворений.

На другой день они отбыли из Петербурга, ещё через день ехали на поезде по Украине. Было ещё холодно, хотя небо было ясным. На день остановились в одном горном селе, потом посетили несколько крымских городков, проехали всё Южное побережье полуострова. Закупившись продуктами, Крымским вином, поехали в Севастополь.

Современные постройки перемежались со старинными крепостями. Пустовавший дом Лучьяна на берегу моря оказался очень уютным. Отдельно от него находилась маленькая летняя кухня с беседкой. Во дворике были клумбы с цветами и небольшая полянка с мангалом.

На терраске перед домом стоял топчан. Проводя на нём время с книгой в руках, Анна Андреевна изредка поглядывала на полянку, где Никита колол дрова, жарил шашлыки, и прислушивалась к музыке, доносившейся из дома, когда Никита настраивал рояль.

Здесь был потрясающий вид на море, на окрестные горы.

- Анна Андреевна, идите ужинать, - пригласил Никита.

После ужина Анна Андреевна сказала:

- Я хочу прочитать вам свою поэму "У самого моря".

Она стала читать поэму, а он с каким-то трепетным восхищением слушал её.

 

...Вдруг подобрело тёмное море,

Ласточки в гнёзда свои вернулись,

И сделалась красной земля от маков,

И весело стало опять на взморье.

За ночь одну наступило лето.

Так мы весны и не видали.

 

Вечер был чудесный: солнце, заходя за горизонт, окрашивало плывущие по небу облака в пурпурный цвет. Было тихо, безветренно. Никита заварил ароматного чаю, принёс дымящиеся чашки и вазу с печеньем в беседку.

Наутро, когда они были на пляже, Никита заприметил лодку и предложил покататься.

- Это лодка Лучьяна, он любит плавать на ней.

Они сели в лодку, отплыли от берега. Море было спокойным; волны, вздыбливавшиеся вдали, успокаивались и мерно шли к берегу. Никита не спеша грёб вёслами.

- Я очень скучала по Крыму, - вздохнула Анна Андреевна. - С Евпаторией и Севастополем у меня связано много воспоминаний... Не совсем радостных, конечно, но таких дорогих... Я тоже, как и вы, лечилась в детстве здесь. Мой отец ездил сюда по службе.

- Здесь такое ощущение... свободы, - пожал плечами Никита.

Анна Андреевна дотронулась до воды.

- Тёплая... Ещё апрель не пришёл, а она уже такая тёплая...

Вечер был тёплый, в парке было мало народу. Большие фонари освещали длинную аллею. После прогулки к вершине Караул-Обы Анна Андреевна и Никита пришли сюда.

- Что-то вы бледны, - заметил Никита. - Давайте присядем на скамейку.

Они присели.

- Вам нехорошо?

- Ну что вы... Просто голова закружилась...

- Такое бывает... Здесь воздух непривычно свежий, у меня тоже так бывает.

Они помолчали.

- Пойдём ещё куда-нибудь? - спросил он.

- Куда?

- А куда бы вам больше всего хотелось?

- Даже не знаю... Наверное, в уютный домик на берегу моря...

Домик ждал своих постояльцев.

Никита заиграл на рояле романс "Гори, гори, моя звезда" и запел.

 

Сойдёт ли ночь на землю ясная,

Звёзд много блещет в небесах.

Но ты одна, моя прекрасная,

Горишь в отрадных мне лучах...

 

Утром с первыми лучами солнца в саду сначала неслышно, потом всё громче и громче стала звучать мелодия гитары. Анна Андреевна встала с дивана, отодвинула штору и выглянула в окно. Внизу, прислонившись к яблоне, сидел Никита с гитарой в руках. В его голове одна за другой лились песни, и он озвучивал их, наигрывая на гитаре нежные и трогательные мелодии.

 

8. Генуэзская конференция

 

Не успел Лучьян вдоволь отдохнуть, как его отпавили по работе на встречу в Генуе. Там он встретил Чичерина и других представителей России.

От Советской России потребовали возместить все убытки, нанесённые действиями прежних правительств страны. Советское правительство, в свою очередь, потребовало компенсировать ущерб, причинённый иностранной интервенцией в годы Гражданской войны. Советской делегацией было внесено предложение о всеобщем разоружении.

Был заключён Рапалльский договор с Германией. Благодаря этому договору были восстановлены дипломатические отношения между Россией и Германией после Первой мировой войны. Стороны отказывались от материальных претензий друг к другу.

Всю конференцию Лучьян улыбался, чтобы все видели его прекрасные белые зубы, пока вдруг не вспомнил, что забыл вставную челюсть дома.

 

9. Новая жизнь

 

По приезде в Петербург Никита стал работать в университете Смолоза, где он раньше, до войны, проходил подготовительные курсы - хотел пойти на второе высшее, но вместо этого ушёл на фронт. Теперь он по вечерам, после работы в редакции, читал там лекции по мировой истории. Как только он стал работать там, ему выдали небольшую квартирку на окраине города - это всё-таки было лучше, чем каморка.

Бывший муж Ахматовой Шилейко тоже работал там; в начале каждой лекции он и Никита входили в аудиторию, и Вольдемар Казимирович давал студентам небольшую контрольную работу по предыдущей лекции, после собирал контрольные и уходил, и Никита прочитывал очередную лекцию.

На одной из первых лекций, когда он рассказывал студентам об античном времени, в зал вошла Анна Андреевна. Она тихо присела на скамью в дальнем углу аудитории, стараясь быть незамеченной. Но сразу после лекции Никита направился к ней.

- Анна Андреевна, как вам лекция?

- Насколько всё понятно про Рим, настолько ничего непонятно про Афины, - ответила она.

Когда они пришли домой к Анне Андреевне, Никита позвал сына:

- Собирайся, Кит - мы переезжаем в нашу новую квартиру.

Он не ожидал, что Никита-младший так огорчится - кажется, ему совсем не хотелось даже увидеть новую квартиру отца.

- Никит, ты что, не хочешь поехать со мной?

- Он здесь привык, - улыбнулась Анна Андреевна. - Они с Лёвой уже не разлей вода.

Никита подумал ещё, посмотрел на отца, затем - на Анну Андреевну. Пожал плечами.

- Никит, я не обижусь, если останешься, - отец развернулся и приоткрыл дверь.

- Папа, подожди! - крикнул Никита. - Папочка, а можно я буду делать уроки у Лёвы и приходить по выходным?

- Можешь совсем оставаться на выходные, - ответила Анна Андреевна. - Иди я обниму тебя.

Он бросился к ней на шею и прижался щекой к её щеке.

По пути Никита-старший и Никита-младший встретили Сергея Есенина.

- Вот что, братцы: скоро я женюсь, уже прикупил всё к свадьбе, - известил он. - Я вам потом, конечно, сообщу, где и когда, а после свадьбы мы с Айседорой едем в Америку. Хотелось бы перед поездкой по России-матушке прогуляться, может, махнём куда-нибудь?

- Можно на пароходе по реке, - предложил Никита.

- Дельная мысль, - обрадовался Есенин. - Эх, помотаюсь ещё напоследок по просторам наши необъятным! А вы куда так торопитесь?

- На новоселье, Сергей Александрович. Пойдём к нам.

Они втроём отправились на новую квартиру. Там почти не было мебели; Никита собирался с первой зарплаты прикупить стол и стулья, а позже - шкаф и две кровати, которые заменят раскладушки.

Чуть загодя пришёл Горький.

- Ко мне сегодня приходила Анна Андреевна, - сообщил он. - Просила найти ей работу. Я предложил ей переводить прокламации с русского языка на итальянский.

- Подождите... что? Она нуждается? - испугался Никита. - Когда я оставлял ей деньги на содержание своего сына, она всё равно тайком клала их мне в куртку. Теперь я тоже всё буду делать тайком.

- Правильно, и продукты покупай, - сказал Есенин. - Оставь авоську у порога, постучи в дверь и быстро уйди. Не будут же еду выбрасывать!

- Скоро я должен буду получить премию за роман о Лучьяне, - вспомнил Никита. - Тогда сразу же всего накуплю.

...Поздно вечером Никита появился возле квартиры Яны Стефановны с каким-то свёртком в руках. Постоял возле двери, поразмышлял о чём-то, затем подошёл к двери Анны Андреевны и постучал. Когда Анна Андреевна открыла дверь, он сказал:

- У меня к вам просьба. Мне нужно сохранить кое-какие документы, я опасаюсь слежки и не могу оставлять их у себя. Можно я на одну ночь оставлю их в квартире Яны Стефановны и сам переночую там? А там что-нибудь придумаю...

- Что за документы? - насторожилась Анна Андреевна.

- Я сам толком не знаю. Этот свёрток отдал мне Сергей Эфрон, когда эвакуировался в Константинополь; он попросил меня передать документы одному офицеру по секретному адресу, но этого офицера не будет в Петербурге ещё неделю.

- Никита... Ты играешь с огнём, - вздохнула Анна Андреевна. - Николая ни за что расстреляли, а ты документы белогвардейцев хранишь... Последний год я живу среди смертей: погиб Коля, умер мой брат, умер Блок!.. И это будто какой-то сон - что ты вернулся с войны. Всё время кажется, что сейчас проснусь - и всё будет по-старому...

- Не волнуйтесь за меня, - дрожащим голосом ответил Никита. - Я знаю что делаю. Не беспокойтесь, прошу вас...

Анна Андреевна вынесла ему ключ от квартиры Яны Стефановны.

- Береги себя... Будь осторожнее.

 

10. Концерт на пароходе

 

После свадьбы Есенин возглавил плавание по реке Волхов многих писателей и поэтов. Среди путешествующих были Осип Мандельштам с женой Надеждой, Максим Горький, Владимир Маяковский, Фаина Раневская и многие другие.

На пароходе был целый зал, который оборудовали для выступлений. И в первый же вечер собрали публику, и на сцену вышел Есенин.

- Мы будем веселить публику забавными двустишиями!

Вслед за ним на сцену вышли Маяковский и Раневская, за ними - Никита. Он увидел в зале Анну Андреевну, Лёву и Никиту-младшего, радостно улыбнулся.

- Итак, я начну! Музыка! - воскликнул Есенин.

Оркестр заиграл весёлую мелодию, и Сергей Александрович затанцевал по сцене:

 

Помыл как-то в школе полы по привычке

Оренбургским пуховым платком истерички!

 

Зал взорвался аплодисментами.

- Браво, Езенин! - кричала с передних рядов Айседора Дункан. - Я тебя лублу!

Фаина Георгиевна тоже закружилась по сцене и запела:

 

Пропали собаки все в нашем дворе -

Лавку с беляшами открыл дядя Орест!

 

Аплодисменты разлились по залу. Есенин подтолкнул вперёд Никиту, и тот, пританцовывая, продекламировал:

 

Путь светел ночью, как днём -

Иду я с огромным фингальским огнём!

 

Анна Андреевна улыбнулась, потом, закрыв руками лицо, засмеялась. Никита был очень доволен.

- Владимир Владимирович, все ждут вас! Владимир Маяковский! - объявил он великого поэта, и тот вышел вперёд.

 

Создал я как-то группу футуристов,

Да только сам вышел, как видите, в артисты!

 

Зрители аплодировали и свистели.

- Эх, едрит твою в дышло, Дунька, только бы у нас всё вышло! - весело сказал Есенин.

...После выступления Фаина Раневская присела за столик, где сидела Анна Андреевна с детьми.

- Анна Андреевна, я была на ваших выступлениях, когда вы читали стихи, - сказала Фаина Георгиевна. - Вы волнуетесь, когда читаете стихи на эстраде?

- Как вам сказать... - задумалась Анна Андреевна. - Меня не покидает какое-то неприятное состояние до того, как я вышла на эстраду. А когда уже начинаю читать, мне становится безразлично.

- А бывает такое, что вы забываете стихи на эстраде?

- Так происходит всегда.

Солнце заходило за горизонт; оно было красным, как раскалённое железо, и красиво отражалось в воде. Туристы сидели на палубе и любовались закатом.

Сергей Александрович с Никитой выпили по кружке пива.

- Эх, рощицы мои да дубравушки... - грустил Есенин. - Берёзушки мои... Когда я теперь вас увижу?

 

11. Открытие Всесоюзной пионерской организации

 

Надежда Константиновна Крупская подала идею создать коммунистическую организацию для работы с детьми.

Участник скаутского отряда Михаил Стремяков писал: "5 февраля 1922 года на бюро МК РКСМ был поставлен вопрос об организации в некоторых рабочих районах Москвы первых детских коммунистических групп. 10 февраля я получил мандат от МК на организацию первой группы при школе ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) при типографии 16. 13 февраля состоялся первый сбор в пустующем зале литографского цеха…"

Участников новой организации называли "пионерами". Символами организации стали красный галстук, белая рубашка, девиз "Будь готов!" и ответ "Всегда готов!". Гимном пионерской организации стал "Марш юных пионеров".

У пионеров были законы, которые каждый должен был исполнять:

"1. Юный пионер верен рабочему классу;

2. Честен, скромен, правдив и не ленив;

3. Друг и брат всякому другому пионеру и комсомольцу;

4. Исполнителен;

5. Трудолюбив, весел и никогда не падает духом;

6. Бережлив и уважает общеполезный труд".

В пионерскую организацию принимались школьники в возрасте от 9 до 14 лет. Приём производился путём голосования на сборе пионерского отряда или дружины, действовавших в общеобразовательной школе и школе-интернате. Вступивший в пионерскую организацию на пионерской линейке давал Торжественное обещание пионера Советского Союза:

"Я, (фамилия, имя), вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей честным словом обещаю, что буду верен рабочему классу, буду ежедневно помогать своим трудовым собратьям, знаю законы пионеров и буду им повиноваться".

Лучьян стал почётным гостем в отряде Михаила Стремякова.

- Дорогие ребята! - обратился он к пионерам. - Вступление в пионерскую организацию - новая веха в вашей жизни, вам предстоит совершить много славных дел, вы станете достойными гражданами Советского Союза. И я желаю вам всяческих успехов на вашем пути.

Никита-младший тоже рвался стать пионером, но ему сказали, что примут его через год, когда ему исполнится девять лет. И он стал с нетерпением ждать того дня, когда сможет вступить в организацию.

 

12. День рождения

 

Поздним июньским утром, проснувшись, Анна Андреевна поняла, что уже где-то одиннадцать часов. У неё не было часов - она определяла время интуитивно.

Прошло немного времени, и раздался стук в дверь. Она открыла; за порогом никого не оказалось - кто-то поставил огромную сумку с продуктами и корзинку с розами и ушёл.

Она вышла на площадку, огляделась, выглянула вниз - никого. Вернувшись в квартиру с присланными вещами, она прижала к себе корзинку, вдохнула аромат роз... И заметила открытку в букете. Вытащила её и стала читать стихотворение, которое там было написано.

 

"Моё счастье сложено

Из твоих стихов -

Грустных и восторженных,

Из слогов, из строф...

 

Моё счастье свито

Из часов свиданий,

Из твоих открыток

И твоих посланий.

 

Моё счастье создано

Из простой мечты,

Ему сердце отдано...

Моё счастье - ты".

 

Слеза пробежала по её щеке; как-то вдруг быстро в памяти промчались эти девять лет. Тот год, когда началось это знакомство, был, кажется, последним счастливым годом в её жизни.

...1913 год. Николай приехал из Африки; с ним прибыли трое юношей, которые поселились в соседней квартире. Когда Анна Андреевна заходила к ним полить цветы, её заинтересовал учебник одного из юношей - Никиты. Ей казалось, что он фантаст - так красочно описать будущее мог только прирождённый фантаст. Потом, когда юноши переселились, Никита всё равно появлялся под окнами - будто бы шёл мимо, но на самом деле поглядывал на её окно.

Он прославлял её в своей газете, много его статей было посвящено её стихотворениям. А потом она стала дарить ему сборники своих стихотворений.

Сохранились его письма с фронта. Перед глазами стояли строки из этих писем:

"Каждый вечер перед сном читаю Ваши стихотворения, они помогают мне бороться с ночными кошмарами. Под утро так хорошо спится, что встаю бодрый и полный сил. Всё свободное и несвободное время посвящаю чтению Ваших стихотворений".

"...Ваши стихи просветляют мои мысли, не дают мне погибнуть духовно".

"Ваши стихотворения - все до единой строчки - в моём сердце и разуме".

Сохранился также архив газет "Никитина усадьба".

...Только сейчас Анна Андреевна вспомнила: у неё сегодня день рождения.

Никита-младший был дома один; отец должен был вернуться после обеда. Он очень обрадовался приходу Анны Андреевны, протянул ей рукопись:

- Папа пишет сказку про нас с Лёвой!

На титуле рукописи было название: "Приключения Львёнка и Китёнка".

- Это про то, как мы в Германию ездили, - продолжал Никита. - Мы жили у одного дедушки, он любил рассказывать всякие истории о море. Он очень интересный. И был один солдат, которого мой папа и Николай Степанович во время войны расспрашивали о том, где находятся его войска. Этого солдата зовут дядя Карл.

- Значит, тебе понравилось в Германии? - улыбнулась Анна Андреевна.

- Да, там интересно, но одна бабушка-гадалка сказала нам с Лёвой, что мы в следующий раз в Германию на танках приедем...

- На танках?..

- Да, но это будет ещё не скоро, когда вырастем.

Пришёл Никита-старший с полной авоськой мандаринов.

- Налетай, честной народ! Кому мандаринчики?

Никита-младший бросился поедать фрукты, а старший стал чистить мандарины для Анны Андреевны.

- Наконец-то опубликовали первую книгу моего романа о Лучьяне, - радостно известил он. - Так что сегодня я дарю вам свою книгу.

Он расписался на титульном листе и вручил книгу Анне Андреевне.

- Поздравляю, - сказала она. - Теперь ты будешь задаривать меня своими книгами.

- Давайте будем дарить друг другу собственные книги, - предложил он.

- Договорились.

 

13. Гаагская конференция

 

Лучьяна отправили на конференцию в голландский город Гаага в составе замнаркоминдела с Литвиновым, Раковским, Красиным, Крестинским и Сокольниковым. Эта конференция стала продолжением Генуэзской, на ней решались поставленные ранее вопросы о политических отношениях Советской России и стран Европы. Делегации стран теперь состояли из экспертов, а не влиятельных политических деятелей.

От России потребовали возвращения собственности европейским капиталистам. Лучьян заявил, что Россия согласится признать долги при предоставлении ей финансовой помощи. Литвинов поставил вопрос о возможности предоставления России кредитов.

На втором собрании подкомиссии кредитов Литвинов огласил меморандум, в котором общая сумма необходимых для Советской Республики кредитов была определена в 3 миллиарда 224 миллиона золотых рублей. Капиталистические державы вынесли резолюцию, в которой говорилось, что "для участия Европы в восстановлении России и для продолжения дальнейших переговоров необходимо создать благоприятную атмосферу доверия". Так закончилась Гаагская конференция.

 

14. Встреча однополчан

 

- Папа, куда ты собираешься? - спросил Никита-младший, увидев, что отец нарядился в костюм.

- На встречу однополчан, Кит. Мы, скорее всего, засидимся допоздна, так что ты тут ложись спать, меня не жди. Прочитай себе какую-нибудь сказку и спи.

Получив премию за роман о Лучьяне, Никита-старший недавно смог купить автомобиль. На нём он докатил до пивной, где его ждали бывшие однополчане - Кондрат Голованов, Эмиль Дюруа, Ньютон Холидей и Бенедикт Лившиц. Все они выглядели уставшими - с сединой в волосах, морщинами на лицах, хотя в среднем им было тоже по тридцать лет.

- Неужели это Никита? - удивился Бенедикт. - Как ты изменился...

- Годы идут, все меняемся... - улыбнулся Никита.

Друзья заказали по кружке пива, вспомнили погибших боевых товарищей. Стали рассказывать друг другу о себе. Кондрат работал преподавателем в институте. Эмиль продолжил служить во французской армии. Ньютон всё так же работал сыщиком. Бенедикт был поэтом и переводчиком.

Выяснилось, что из всех женат только Бенедикт; он женился год назад. Остальные были пока одиноки.

- Ищу, ищу жену, но пока не могу найти... - вздохнул Эмиль.

- Зачем искать? - возразил Никита. - Искать не надо. Если суждено - она сама появится в твоей жизни, а не суждено - то сколько ни ищи...

Он говорил так, но понимал, что его друзьям хочется поскорее создать семьи, а у него всё-таки уже есть семья, хоть и небольшая: он и сын.

- А вообще холостяцкая жизнь неплоха, - заметил Ньютон. - Никакой суеты, жизнь проходит спокойно, ты свободен...

- Я даже сочинил стихотворение о такой жизни, - сказал Никита.

- Расскажи! - попросил Кондрат.

И Никита рассказал стихотворение:

 

Я к одиночеству привык,

Нет большей для меня отрады.

Я будто брошенный старик,

Но только это мне и надо.

 

Советовали мне жениться,

Создать большую семью -

Но вот пришлось мне откреститься

От этой общепринятой идеи.

 

Если тебе и одному живётся хорошо,

Если всего хватает вдоволь,

То счастье ты уже нашёл

И смыслом жизнь свою наполнил.

 

- Вообще у тебя всё здорово, - кивнул Кондрат. - Хотя бы сын есть - и есть ради кого жить.

Никита задумался. Исполнился его главный замысел: он написал роман-эпопею. И вообще у него всё есть. Растёт-подрастает замечательный сын. Есть работа, квартира, автомобиль. Он знаком с прекрасной женщиной, поэтессой. Больше желать нечего; всё, что должно было случиться, случилось.

 

15. Два профессора

 

Женившись, Лучьян подпал под постоянный контроль Яны Стефановны, любящей порядок во всём. Со многими привычками ему пришлось распрощаться навсегда.

Нельзя было читать за едой, ходить по квартире неодетым, любезничать с дамами. Он обязан был соблюдать все правила этикета: подавать жене пальто, делать комплименты, разговаривать с ней и так далее. Когда он выходил из дома даже на минуту, ему нужно было подробно доложить супруге, где он был и что делал. Когда она ходила на танцы, то брала его с собой, хотел он этого или нет. И вообще возражать в чём-то Яне Стефановне было бесполезно: на одно его слово она находила десять слов.

Иногда он тайком уходил в гости к Никите или к своим коллегам - учёным. Его закадычным другом был известный биолог Иван Петрович Павлов, у которого он часто бывал.

Придёт, бывает, Лучьян к своему другу, живущему возле набережной, постучится в дверь - а Иван Петрович уже тут как тут, будто знал, что он придёт.

- Как здоровьице, Иван Петрович?

- Да потихоньку... Жив, как видишь. Проходи, проходи, Лучьян Кристианович, сейчас чай будем пить.

За чаем они много спорили - о том да о сём. Иван Петрович спорить любил, всегда старался переспорить Лучьяна. Когда уставали спорить - раскладывали пасьянс.

Этим летом, как всегда, Иван Петрович занимался садоводством да читал историческую литературу. А тут Лучьян привёз ему книгу в подарок: вот, мол, повесть о моём детстве. И Иван Петрович погрузился в чтение, ничего не видя и не слыша вокруг.

А Лучьян думал о том, что всё-таки неплохо всё у них сложилось: и он, и Иван Петрович были хорошо приняты Советской властью, даже сам Ленин распорядился о том, чтобы им для работы были созданы хорошие условия. И Иван Петрович теперь сможет спокойно работать в Военно-медицинской академии и в "Башне молчания" - проводить дальнейшие исследования.

Ну а сам Лучьян так и будет жить в своей квартире - маленьком тоталитарном царстве, под неусыпным надзором Яны Стефановны.

 

Заключение

 

...Анна Андреевна проснулась рано. По-прежнему ярко светило летнее солнце. Снова она обнаружила за дверью корзинку с цветами. "Кажется, что это сон... - думала поэтесса. - Так не бывает..."

Все подоконники были заставлены вазочками с цветами - каждый день, начиная с дня рождения, ей приносили цветы, и теперь их было уже некуда девать. Эта цветочная оранжерея, устроенная в комнате, стала свидетельством любви и признания одного из многочисленных поклонников великой поэтессы - той, чьё имя будет прославлено в веках.

 

7 - 16 октября 2013 г.

 

© Copyright: Никита Меньков, 2013