Автобиографическая повесть «Вот прилетят стрижи…»
Ранее помещенные главы:
---------------------------------
1 Минувшее не проходит
2 У лестницы вверх
3 Пробочка над крепким йодом
4 Моё тихое убежище
5 Пленительный миф весны
6 Обмануть время
7 Шарики колдовские
8 Цветы моего букета
9 Сон отлетевший
10 Последние мифы весны
11 Весенних басен книга прочтена
12 В царстве кесарей
13 Окраины сна
14 И метелицей – пух тополиный
15 Человек должен сам…
16 И любо им, и горе им
17 Свет и тени серебряных сопок
18 И пропадают листья
19 Ожидание настоящего
20 Собратья по перу
21 Напитать собою ближних
22 Наш фамильный художник
23 Филипок (Помещена как «Филипок» вне повести)
24 Межа перемен или В Перестройке
25 Мозаичные портреты
26 Для ласковых зеркал потомков
ТОТ, КОГО НАШЛА
В юности, после долгих поисков спутника жизни, написала в дневнике:
«Пусть тот, кого искала, не будет семи пядей во лбу, но все же… А я стану поддержкой ему. Вот и всё».
Так нашла ли того, кого искала?
1968-й
Платон приехал в наш город из Чернигова, и до нашего знакомства успел уже поработать автоматчиком музыкально-мебельной фабрики (после окончания техникума), в редакции газеты «Заря коммунизма» в Чернигове, корреспондентом в Казахстане и в нашем городе, – в «Комсомольце» и многотиражке Автозавода.
И вот, наконец, занесло его в Комитет, где работала и я.
Начинался апрель, но уже зеленели березы, трава была - хоть коси, и мы, делая передачу о геологах, приехали на их стоянку в лес, поднялись на буровую вышку и там, над верхушками молодых елей, он впервые сжал мою руку.
Да нет, выходить за него замуж не думала, - ведь у него было уже двое детей. Правда, тогда уже с год не жил в семье, скитаясь по квартирам (уж очень разными людьми оказались!), но всё равно… Нет, не думала, - чего-то не хватало в наших отношениях, чтобы… а он, разведясь с женой, приехал со своим другом Николаем Иванцовым в черной «Волге», отвёз меня в небольшой районный городок и там нас зарегистрировали. Потом мой новоявленный муж открыл бутылку «Шампанского» и пробка от него тут же щелкнула меня по голове.
Что за предзнаменование было?»
Но о предзнаменовании - не буду… хотя не раз думалось, когда было особенно тяжко от неустроенности мужа и нехватки денег: неужели не вынесу? Но это – из области мистики, а посему возвращусь-ка к рассказу о том, как складывалась творческая жизнь Платона, и подборкой эпизодов из моих дневниковых записок попытаюсь прорисовать её.
1969-й
Вчера Платон пришел домой поздно, сел ужинать. Молчит. Вижу: что-то случилось. Спросила… Нет, всё, мол, нормально и, молча, ушел к себе.
Но позже рассказал, что на собрании местных писателей, когда зашла речь о вводе наших войск в Чехословакию для подавления восстания, он встал и сказал: «Эта акция правительства СССР чудовищна!» А для господствующей идеологи такое высказывание - крамола.
Да и на прошлой неделе в прямой передаче нашего ТВ выдал запретное: преступно, мол, взрывать и сносить старую церковь на Набережной. Естественно, Обкому не понравилось, - решения Обком вне критики! - и теперь секретарь по идеологии Смирновский давит на моего начальника, чтобы убрал непослушного журналиста.
Думаю, нашему относительно обеспеченному житью скоро придет конец, - уволят Платона за то, что «не тем духом дышит.
И в последующие годы из-за постоянных конфликтов с редакторами журналистика для Платона была почти закрыта, - не хотел писать того, что от него требовали, а, значит, врать.
Но оставалось писательство. Первый сборник его рассказов «Добрый город» вышел, когда ему было тридцать три года (в семидесятом), через десять лет - «Минута ясности», и в восемьдесят втором - «Такие разные», в Москве, в «Молодой гвардии». Казалось бы, что для провинциального писателя все шло относительно неплохо, но последующие семь лет станут для него и семьи самыми трудными.
1984-й
Вернули Платону из Москвы его роман «Ожидание настоящего».
- Все понял, паразит! – это он о редакторе.
Читаю заключение: «Какие бы благие цели ни преследовал автор, но он возвел хулу на нашего современного рабочего, показал его духовное убожество (сам такой!), неспособность жить высокими духовными идеалами (будто бы знает, что это такое!). Когда мы оцениваем произведение о современном рабочем классе, то руководствуемся партийными принципами (вот-вот!), учитывая достижения и разоблачая недостатки (на своих дебильных партийных собраниях). Автор же показывает жизнь завода с позиций, далеких от партийных принципов. Печатать нельзя!
1985-й
Радостное событие: Платону прислали договор из московского «Современника» на издание рассказов «Серебряные сопки». Когда говорил об этом, то усы подергивались, маскируя улыбку радости. Еще бы! Года три собирал сборник и сколько ж вечеров и выходных просиживал над столом! А в такие дни хлопоты по дому и с детьми ложатся только на меня, хотя зачастую с работы прихожу измочаленная и так хочется забиться в уголок, в тишину, но…
Но всё же я рада, когда он пишет.
1986-й
Возвратили Платону рассказ из «Огонька.
Рецензент пишет: «Интересен ваш рассказ подходом к теме. Пожалуй, в современной литературе ещё никто так не подходил. Но вы пишете по журналистки усреднённо…»
- Стиль у меня не хуже, чем у многих писателей, - кладёт свой роман в папку: - Гранин пишет не лучше, Быков, Залыгин...
- Да, конечно, - бросаюсь утешать.
- Но все же иногда теряю веру в себя, - изрекает грустно.
- А чего теряешь-то? Не знаешь, почему из «Огонька» отказали? – Молчит, смотрит в окно. - Да потому, что… как там у них? «В современной литературе ещё никто так не подходил».
Ничего не ответил мой непослушный, вытесненный на задворки коммунистическими «товарищами», писатель.
Всё реже и реже садится за письменный стол, а иногда и скажет: «Кроме еды, ничего больше и не остается», или: «Стареем, стареем… Теперь, кроме одной рубахи да штанов, ничего боле не надо».
А ведь ему только пятьдесят!
1987-й
Теперь Платон - член СОИ, Совета общественных инициатив Брянска.
Собираются человек сорок в выставочном зале и разговоры ведут об экологии, - о другом не позволяют соглядатаи нашей «руководящей и направляющей», - но под праздник революции семнадцатого года обсуждали: с какими лозунгами идти на демонстрацию? И решили вот с такими: «За чистый воздух и чистую совесть!», «Нет строительству фосфористого завода», «Отстоим здоровье наших детей!».
Седьмого было холодно, по тротуару вьюжил снежок и мы на площадь не пошли, а Платон ходил и рассказывал:
- Вначале нас было немного, но по дороге присоединялись люди, - и светился от радости: – Ведь наши лозунги на фоне привычных: выполним!.. перевыполним!.. достойно встретим!.. сразу бросались в глаза, да еще впереди шла девочка с куклой в противогазе, так что смотрели на нас, разинув рты и в колонне, когда подходили к трибунам, было уже человек семьсот, - смеется. - А когда прошли по площади, то подошел какой-то мужик и сказал: «Молодцы! Молодцы, что не побоялись»!
Теперь в городе разговоров о колонне «зелёных»!..
А в коммунистическом «Рабочем» большинство сотрудников осуждают Платона, и секретарь райкома партии Дордиева кому-то бросила:
- Надеюсь, вы не запачкались участием в колонне «зеленых»?
Вот так... Даже «зеленым» нельзя быть в нашем красном от крови!.. соцлагере!
1988-й
Вчера написал и отнёс в коммунистический «Рабочий» открытое письмо-ответ на статью преподавателя Пединститута Илларионова, в которой тот зло и нагло облил грязью СОИвцев, а редактор Кузнецов сказал сразу, что едва ли её напечатает.
А сегодня вечером приходит и прямо от порога слышу:
- Поздравь! Я уже не работаю в «Рабочем». - И рассказывает: - Стал на летучке настаивать на публикации письма, а главный редактор Кузнецов и сказал: «Вот теперь ты и показал свое истинное нутро»! И предложил коллегии проголосовать за мое увольнение. И проголосовали. Единогласно.
Да еще отправили письмо в местную писательскую организацию с такой характеристикой на Качанова: «Не всегда выполняя свои обязанности честно и добросовестно, порой допускал заведомые ошибки… часто в статьях допускал односторонность в анализе фактов, а также явную тенденциозность… присутствуя на редакционных летучках, допускал выпады против Партии и сотрудников газеты… бросил им в лицо: «Вы не коммунисты, а партбилетчики».
Да-а, хорошо же редакция разделалась с инакомыслящим журналистом Качановым!
1989-й
Были в гостях у Бетовых. За бутылкой водки рассказывали они, как вечерами ходят по подъездам и расклеивают листовки, которые Аристарх отксерокопировал в своем институте: «Черные чернила тем, кто ездит в черных «Волгах!» и «за» кандидатуру Платона».
А дело в том, что Аристарх в своём институте на собрании предложил Платона кандидатом в местные Советы и собрание проголосовало единогласно.
Вызывали Платона на коллегию «Рабочего», - хотели, чтоб извинился за «партбилетчиков».
- Это вы должны извиниться! - сразу пошел в наступление. - Извиниться за то, что так долго не печатаете мою кандидатскую платформу. Газета - не ваша собственность, а что засели в ней, так это не значит, что вы - полноправные хозяева.
1990-й
Теперь Платон - депутат областного Совета.
И каждый день у него то встречи с избирателями, то митинги, то выступления. Вот и сегодня...
Сидим с дочкой у телевизора, а он опять собирается куда-то:
- Какую насыщенную жизнь теперь веду! – вдруг слышим из коридора: - С утра пишу рассказ, а после обеда занимаюсь общественными делами. – Выхожу к нему, чтобы проводить моего общественного деятеля. - И семья у меня хорошая, - стоит, улыбается.
- Плюнь три раза, - советую.
Почему плюнуть? А потому, что наш друг-художник Махонин как-то звонит:
- По городу слухи ходят, что Качанова арестовали.
Да мы с дочкой и впрямь волнуемся, когда его долго нет.
1991-й
Приходили к Платону «предприимчивые мужички», как назвал их, создавшие «сексуальную газетенку» (опять же - его), предложили взять её в свои руки и сделать «печатной продукцией для интеллектуалов». Обещали создать при ней и издательство, где можно будет печатать все, что Платон сочтет нужным.
Конечно, заманчивое предложение, но Платон в таких делах робок и недоверчив: «А вдруг обманут?» И не согласился. Да и я потом сказала:
- Знаешь, я так устала от твоей вечной неустроенности, что лучше будет, если пойдешь к Артюхову, когда местный «верховный совет» утвердит его редактором газеты. Ведь собираются же иметь свой орган?
- Ну да, вроде бы собираются, и даже Артюхов предлагал мне стать заместителем, если газету утвердят, - и ухмыльнулся: - А я отказался.
- Чего ж ты так? –опешила.
- А-а, впрягаться… Может, я еще писать роман начну.
Помолчала. «Да не станешь ты уже писать» - подумалось, но вслух сказала:
- Зря ты… Отдавать газету в чьи-то руки? Едва ли Артюхов найдет журналиста лучше, чем ты.
Ничего не ответил.
Свершилось! С шестнадцатого апреля Платон работает в газете «Новые известия», - органе первого областного Совета.
Утром из окна смотрела на своего наконец-то востребованного!.. журналиста, когда шел к дому, что напротив, - пока там разместилась их редакция, - и думала: неужто идет на службу, которая станет для него последней? До этого-то сколько ж мест сменил! Прямо муж-шатун.
А вчера был у нас главный редактор Валерий Степанович Артюхов. В «застойные времена» работал он в Обкоме партии и словно хвалился: «Грызся я со всеми первыми секретарями! И с Построченковым, и с Сизенковым, и с Погожиным...» Наверное, так и было. Публикации свои против коммунистов пишет «со знанием материала» и в статье «Наш пострел везде поспел» разбирал парт аппарат по косточкам зло и ехидно.
За бутылкой водки мечтали с Платоном о том, какой станет их газета!.. какие книги при ней будут издавать!.. а потом мы пели под гитару. Голос-то у Валерия Степановича хороший, но до чего ж громкий!
Лев Ильич Сомин, с которым делала передачи, теперь у нас не работает, - сумел все же создать свой «печатный орган» под названием «Новое время».
Пришла домой, а Платон протягивает мне газету: на, мол, почитай.
Первый номер свободной газеты Сомина: на странице – его портрет и команды, под ними - кредо каждого журналиста, а еще пишут о «Школе самоубийц в Брянске», «Забастовке в колонии», о СПИДе в области, Чернобыльской беде, о том, как парт аппаратчики распределяют между собой машины… Да, темы смелы и необычны для советского человека.
- Все же молодцы они... независимые журналисты! – говорю Платону.
Ничего не ответил мой... всё же зависимый журналист.
Пришел на обед хмурый:
- Конечно, много дурацкого делает наш коммунист губернатор, - прожёвывает котлету, поддевает вилкой макароны, - много и всякой несправедливости творит, так что можно было бы стать в оппозицию.
- Стань, стань, - ставлю перед ним чай: - При социализме ты настоялся... и насиделся без работы, а теперь те, против кого сражался, опять отлично устроились, а ты... Как тянул свою журналистскую лямку, так и…
- Да и отдавать свои последние силы за народ, который опять избрал нам в губернаторы коммуниста, охоты нет, - подхватывает.
- Вот поэтому и пиши свои статьи, - подхватываю и я, - утверждая какие-то общечеловеческие моральные ценности, а в остальном...
И снова ничего не ответил.
В коммунистическом «Рабочем» напечатали статью Платона «Почему я стал умеренным», - пишет о том, что местные демократы выдвигают требования, которые на данном этапе неосуществимы.
Вечером подошёл и слышу:
- Встретил знакомого коммуниста, начал хвалить мою статью, а мне так неприятно стало!
- Ну-у… Я ж тебе говорила, - не стерпела, - что так и будет! Твоих выпадов против коммунистов они как бы и не заметят, а вот против демократов… Так что жди еще поздравлений.
- Были уже и еще, - вздохнул. - Бывший партаппаратчик Лодкин тоже хвалил, – ухмыльнулся, помолчал. – А самый воинственный демократ Саша Белашов уже пишет ответ на мою статью… для газеты Сомина.
- Ну что ж, будем читать и Белашова, – только и ответила.
Ходил мой воитель в воскресенье на митинг партийцев, - решили, так сказать, «сомкнуть ряды и сплоченной колонной ударить» по хлипким демократам.
- Ну и как? – спросила.
- Около двух тысяч собралось! Орали, доказывали своё, нападали на нас! Мы же лозунги свои принесли, так некоторые бабы партийные бросались на них, чтобы вырвать, - засмеялся. – Хотел и я выступить, чтобы перевоспитать их немного, но куда там! Слова не дали сказать, как, впрочем, и другим СОИвцам.
Сомин в своей газете поместил сердитый ответ Белашова на статью Платона:
«Вы предали идеалы демократии и гуманизма, за которые раньше сражались… Вы предали тех, кто верил Вам, шел с Вами в одной колонне… У Вас вышла новая книга, я рад за Вас, но, может, Вы сотрудничает с КГБ?» А в конце обращается: «Прошу Вас, не употребляйте впредь выражения «мой товарищ по «Демократической России», Вы не имеете больше на это права».
Вот так… Платон отнесся к этому выпаду бывшего «соратника по борьбе» вроде бы спокойно, но написал ответ, дал почитать.
- Да-а… В общем-то у тебя все верно, - постаралась поддержать, - но и Белашов прав: у тебя слишком резко звучит нота против демократов.
- Да не против них я! Но когда они вот так…
- Ну да, конечно плохо, когда «они вот так», - подхватила. – Вот тебе и надо было яснее написать, что, мол, это опасно, если они, как в большевистском перевороте семнадцатого года, так резко отвергают оппонентов.
Ничего не ответил.
Теперь «Новые известия» разместились на втором этаже Дома политпросвещения и у Платона свой кабинет!.. правда, еще с одним журналистом. Но как-то поугасли его восторги насчет их свободной газеты и иногда возвращается домой напряженно-раздражённым.
Вот и сегодня пришел обиженным: главный редактор, де, вначале сказал, что напечатает его ответ коммунистическому «Рабочему» за пасквиль на их «Новые известия», а потом отдал читать своим заместителям и те решили, что не надо, мол, отвечать. Из-за этого весь вечер снова придирался к детям, ко мне.
Напечатал Сомин ответ Платона - Белашову. И в тот же вечер снова начали звонить коммунисты и благодарить моего умеренного демократа.
- Я ж тебе говорила, – снова не стерпела. - Ведь ты в этом своем ответе еще усилил выпады против них!
Ощетинился: нет, всё, мол, написал правильно, всё правда! Но если каждый ищет в статье то, что хочет найти, то я, мол, не виноват.
- Да не-ет, не скажи, - не унялась. – Не всегда правда бывает права, она может вызывать и нехорошие чувства, поэтому с ней нужно обращаться бережно. Не зря и Федор Иванович Тютчев предупреждал: «Мысль изреченная есть лож», а ты всегда и всюду ломишься со своей правдой напропалую, вот и…
Ушел к себе и закрыл за собой дверь. Зловещий признак.
Ну и, правда. Потом весь день цеплялся ко мне, к детям.
Три дня ходил Платон на областную Сессию народных депутатов в своей темно-синей тройке, в белой рубахе… как на праздник!.. а сегодня пришел оттуда взвинченный:
- Представляешь! Немцовский, теперешний лидер СОИ, зачитал на сессии список демократов, а меня в списке и не оказалось. Вот наглец! – сверкнул очками: - Пришлось встать и сказать, что я еще своих позиций не менял, хотя и писал об умеренности.
Да-а, похоже Сомин и «иже с ним» за что-то мстят Платону.
Семнадцатого марта – всесоюзный референдум: «за» или «против» Союза ССР; «за» или «против» избрания Президента России.
А сегодня на Кургане Бессмертия собралось на всероссийский митинг в поддержку демократов аж около двух тысяч человек! Плакаты весело трепещут на весеннем ветру: «Горбачеву - нет! Ельцину – да!», «Кровь Литвы на совести Горбачева!», «Ельцину отступать некуда, за ним – Россия!», «Долой монополию КПСС!», «КПСС - к ответу!».
Выступал и Платон, хрипловатым голосом почти кричал: советовать, мол, не будет, за что голосовать, но:
- Вот недавно съездил я в Белоруссию и привез оттуда целую сумку колбасы, мяса. А что это значит? - надрывает голос. - А то, что когда малая республика сама управляется, без указок сверху, то и живет богаче. Если бы и Россия жила одна, а не в этом огромном и неуправляемом Союзе, то, наверное, и у нас стало бы не хуже, чем в Белоруссии.
«Схватил аплодисмент».
И снова Платон приводил Артюхова.
И снова радостно было на них смотреть, - открытых, возбужденных, смелых: еще бы, они одержали очередную победу! Ведь на сессии Горсовета первый секретарь Обкома Построченков хотел разнести их газету в пух и прах за то, что она «не защищает интересы партии», и чиновники, конечно, поддержали бы единогласно, но Платон сказал:
- Если газета станет партийным органом, то часть подписчиков отойдет к «Новому времени» Сомина. Устраивает вас такое? Нет? Ну, тогда…
Это и остепенило партийцев, и теперь Артюх всё повторял: «Ну, спасибо, Платон Борисыч, спасибо. Выручил! А то я думал: всё, прикроют газету!»
Платон вбегает в зал:
- Переворот в стране*!
И снова - на кухню, к приемнику, из которого уже неслись призывы новой власти и нового президента СССР Янаяева. Повеяло холодом, стало сжиматься сердце… а потом и вовсе накрыл страх: что если сразу аресты начнутся?
А потом на экране «поплыли лебеди», - как всегда, во дни похорон очередного нашего правителя, начали показывать балет «Лебединое озеро».
Платон уходит на работу. На всякий случай крещу его, прощаемся.
Через час звоню в «Новые известия» - никто не отвечает. Что, уже забрали?
Звонит в редакцию минут через десять и дочка:
- Где папа?
И на этот раз отвечает журналист Новиков:
- В Облисполкоме. Вместе с Артюховым.
Настраиваю коротковолновый приемник, нахожу «Свободу», - утром-то оттуда только и сообщили, что в Москве путч, а вот сейчас идет беседа с юристом Афанасьевым.
И только в половине первого позвонил, наконец, Артюхов и сказал: Платон все еще в Облисполкоме на заседании Президиума.
Отлегло от сердца...
А через час он пришел и рассказал: убеждал участников заседания не подчиняться решениям путчистов и осудить их, но Президиум хоть и не вынес такого решения, но и не одобрил. Потом пообедал и снова ушел, но часа в четыре опять забежал: с согласия Артюхова ездил готовить к печати призыв Ельцина, - решился все же тот дать его в утренней газете.
А путчисты уже издали указ о закрытии шестидесяти газет и радиостанции «Эхо Москвы», в остальных же намерены посадить цензоров.
Успеет ли проскочить в «Новых известиях» призыв Ельцина?
И утром, в семь часов, Платон побежал в киоск. Ура! Все же вышла их газета с призывом против путчистов! И понемногу стал отпускать страх: значит, что-то у новой власти не сработало, раз не начали закручивать гайки сразу.
Ну, а в среду, в три часа дня, при очень плохом приеме «Свободы», все же расслышала: «Только что поступило радостное сообщение: вся шайка путчистов прорывается в лимузинах в аэропорт Шереметьево».
Господи, слава тебе!
Вечером прибежал Платон, схватил кусок сала, бутылку водки:
- Отметим победу в редакции!
А по телевизору уже шла трансляция Чрезвычайной сессии Верховного Совета.
В «Новых известиях» Артюхов напечатал свою статью «Миллион за предательство» после того, как «Рабочий» открестился от своего учредителя Обкома КПСС сразу же, на другой день, как только его закрыли и здание опечатали.
Свершилось! Двадцать второго августа Ельцин издал указ: приостановить деятельность компартии, а Обкомы распустить. И вот стоит теперь наш «белый дом» тихий и безлюдный, с темными провалами окон... но все еще под красным флагом.
Платон пришел на обед, сидит, ест щи:
- Ходят среди журналистов слухи, что в дни путча в КГБ список на аресты демократов составлялся, - проглотил, пригладил усы. – И как ты думаешь: с чьей помощью? – Нет, не знаю «с чьей». - А с помощью коллег из «Рабочего», и самого главного из них - редактора этого коммунистического органа Кузнецова, который никогда и не скрывал, что он – гэбист.
Ну что ж, так и случилось бы, если б победили.
Сегодня, в день «великого праздника Октября», пошел на Площадь Ленина «посмотреть на коммуняк» и что-то уж очень быстро возвратился.
- Ну жена, - слышу прямо с порога, - говори Богу спасибо, что муж живым вернулся, - раздевается, вешает пальто. - Как полезли на меня коммуняки, как замахали руками! Да в глаза растопыренными пальцами тычут, в плечо толкают! Кричу им: «Что ж вы это делаете! Что ж вы это, как уголовники какие?..» А они… - Давно не видела таким распалённым своего мужа! - И ведь просто стоял, ни слова не говорил, а узнали, - расшнуровывает ботинки, ставит под вешалку. - Не думал, что так популярен среди этой…
И пришлось мне в «светлый праздник» поднести ему в утешение стопку водки, чтобы сошла в его душу благодать прощения.
Теперь Платон все чаще и чаще ворчит на Артюхова:
- Нет, ни-ичего с ним не поделаешь! Как привык в Обкоме ничего не делать, а только болтать, так и теперь, в газете…
А дело в том, что редакция сэкономила сто тонн бумаги. Ну и прекрасно! Почему бы не издать хорошие книги? Ан нет, Валерий Степанович хочет отказаться от неё в пользу коммуниста Поскова, - то-то уже «перестроился» и, пользуясь появившейся относительной свободой, издает бульварные книжонки, - и Платон уже две недели уламывает своего редактора, чтобы самим издать что-либо, как и мечтали вначале. Но удастся ли?
Сомневаюсь.
Сегодня снова пришел хмурый и теперь молча ужинает. Сижу напротив и тоже молчу, - пусть сам расскажет.
- Сегодня Артюхов с Теребовым, - наконец раскалывается, - уехали куда-то пить, а меня не пригласили...
- Ну и чего ты переживаешь-то?
- Да я не переживаю, но все ж... - замолкает, жует, опустив глаза.
Становится его жалко. Чем утешить? Мягко, очень мягко говорю:
- Платон, ты не для таких компаний. Ты не светской болтовни человек. С тобой всегда напряженно, ответственно, - стараюсь польстить и он вместе с яичницей пока проглатывает это. Тогда крадусь дальше: - Отдыхать с тобой в одной компании опасно, вот-вот переведешь всех на серьезные разговоры, поэтому люди и сторонятся тебя, - завариваю чай. - Я сама такая. Но разница между нами в том, что я - кошка, гуляющая сама по себе, а ты вечно стремишься сбить вокруг себя коллективчик не веря, что это почти невозможно. Ну, нет таких людей, которых можно было бы объединить твоими моральными принципами, нет!
Выслушал молча… Но когда начал рассказывать, что, мол, коммуняки совсем обнаглели и на сегодняшней встрече с депутатом-демократом Верховного Совета все кричали: «Этот козел Ельцин!..», да и самого депутата оскорбляли, я и подхватила:
- Ну, что оскорбляли, это еще не страшно. Вон, когда Прасолов собирал в Карачеве подписи за референдум о земле, то ему звонили домой и даже убить грозились.
- Да брось ты! - прервал. - Это он все врёт.
- Думаю, что не врёт, - терпеливо возразила. - Я еще с детских лет его знаю: очень прямой человек. Помню, все стихи свои Виктору носил...
- Все равно сомневаюсь, что говорил правду.
- Вот-вот, еще эти твои вечные сомнения... Жалуешься, что не берут в компании. А как тебя брать, если даже я!.. и то, разговаривая с тобой, вечно… бдю: поверишь или не поверишь? И уж если согласишься, то аж сердце от радости ёкнет. - Смотрит на меня, чуть улыбаясь - Чего лыбишься? Да-да, именно так. А как ты думаешь, приятно ли говорить с человеком, который сомневается в каждом твоем слове? Вот так и им, твоим коллегам, - говорю все это мягко, улыбаясь и наливая чай в кружки: - Ну, неужели так уж трудно хотя бы промолчать, если не веришь? Нет, тебе обязательно надо опровергнуть!
- Да, все так, - кивает головой, но тут же цитирует: - «Платон мне друг, а истина – дороже».
- Ну, раз истина тебе дороже, то и оставайся с ней. - Что ответит? Нет, пока молчит. Тогда продолжаю: - Но учти, не зря люди создают мифы, легенды. Значит, нужно это человеку… значит, живет в нем потребность в неправде и чтобы в неё верили. – Замолкаю, искоса наблюдаю за ним: не взорвется ли? Нет, слушает спокойно. И делаю последний аккорд: - А ты еще и пропорцию не соблюдаешь: что-то, конечно, надо опровергать, а что-то и нет. Ну, отстаивай большую правду, где это необходимо, а в мелочах...
Нет, как раз в этом не соглашается и уходит смотреть «Вести», а я, домывая посуду, закругляю свои соображения для себя: истина ему, видите ли, дороже. Смотря, какая истина!.. Раскладываю на поддоне вилки, ложки… Вон, для Павлика Морозова истиной было строить колхозы, поэтому и на отца донес… Вытираю руки, снимаю фартук... Нет, уж лучше наоборот: истина - истиной, но отец мне дороже… но друг мне дороже… но человек.
Тридцать первого падал и падал снежок, к вечеру подморозило.
Со двора Платон принёс несколько еловых веток, дочка поставила их в напольную вазу, повесила игрушки и в зале соткался уют, пахнущий елью.
Теперь дети накрывают стол, а я сижу в другой комнате, пишу эти строки и мне не хочется даже пошевелиться, - устала от хлопот на кухне, - но всё же радуюсь: как же здорово, что за полтора месяца до Нового года удалось-таки кое-чего натаскать и даже перед голодной Россией неудобно! Вчера-то захожу в магазин, а на прилавках - ни-фи-га! Совсем пусто. Только на одном лежат пачки сухой горчицы, еще какие-то приправы да мороженое фруктовое.
Ближе к полуночи выпили за прошедший год, встретили Новый, наш старенький телевизор работал хорошо и шел совсем неплохой концерт.
Ну, что еще человеку надо?
Да и утро вспыхнуло за окном с чистым не истоптанным снежком и с час бродила по деревенским улочкам Макаронки с моим черным котом Найсом за пазухой.
«Жизнь прекрасна!» Кажется, так называется итальянский о-отличный фильм.
А теперь снова - в 87-й год:
В молодые-то годы как мечтается? Стоит только любовь долгожданную найти и поселится в душе нав-сег-да! Но, увы. Оказалась, что правда – у Владимира Маяковского: «лодка любви разбилась о быт». Вот и наша лодка тоже разбивалась не однажды, давая течь, и надо было её латать, латать...
А, может, другой любви и не бывает?
Да нет, наверное. Но во мне она перерождалась в каждодневную работу души, когда надо было думать о выборе следующего шага в наших отношениях, «подставлять плечо» при очередных неудачах мужа, сносить постоянную нехватку денег, и порою всё это становилось настолько тягостным, что мираж любви рассеивался, а вместе с ним - и радость бытия.
Но пока Платон писал рассказы, повести, последний роман «Недостойный», изданный за счёт спонсоров в 2004 году, и пока работал в газете, у нас оставалась много общего в восприятии мира, - было о чём поговорить, поспорить.
Но дети выросли, создали свои семьи. Муж, снова не поладив с редактором и коммунистом-губернатором в шестьдесят три года ушел из газеты «Известия», став простым пенсионером, а писать об этом…
Да нет, можно и об этом.
Но то была бы уже совсем другая повесть.
* Государственный переворот 18 — 21 августа 1991 года.
Продолжение следует.
Дорогой читатель!
Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей.
Веб-адрес для поисковых систем - - http://galinasafonova-pirus.ru
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/