Глава 5
Мы с Амброзом сидели на кухне, и с большой непринужденностью пили пиво.
- Прилипла ко мне одна непростая мысль, - говорил он, - как не бьюсь, не могу одолеть ее в размышлениях. А позвольте спросить, что есть наша жизнь?
Я пристально посмотрел ему в глаза, улыбнулся и сказал:
-О таких вещах тебе лучше говорить с философом.
-Очень может быть, - отвечал дворецкий, – но и он не скажет по какой дороге мне надо идти. Однако я объясняю себе эту не совсем простую мысль так: единственная правильная дорога – это та, по которой я иду. Откровенно говоря, я очень надеюсь встретить и хотелось бы в ближайшее время, необыкновенную женщину. Спросите, какую именно? Так вот, мне нужна богатая, порядочная, заботливая, не сумасбродная женщина, которая отдала бы мне все и пожелала сопровождать меня в моем путешествии. Между тем мне внутренний голос говорит, что это невозможно, от себя добавлю, ибо нет на земле женщины, которая бы знала за собой разом такие достоинства.
-Зачем тебе богатая жена?
-Вы не можете себе представить, сэр, как много значит важный вид в обществе. В бедности нет благородства и, хоть честность может быть соединяющей силой, даже честнейший человек не способен их совместить. Так уверяю вас, что для человека в моем почтенном возрасте довольно естественно иметь жену, которая его содержит.
Я помолчал с минуту и сказал:
-Ты мечтаешь встретить идеальную женщину. Но что ты скажешь о женщине, которая имеет половину ее достоинств. Взять хотя бы Гризеллу – она заботливая, порядочная и совсем не сумасбродная. Мне кажется, она прониклась к тебе искренним расположением.
- Вот как! Признаюсь, - сказал дворецкий, - Гризелла мне нравится, я отношусь к ней с большим уважением: все же по некоторым уже известным вам соображениям, она, как говорится, мне не подходит.
-Она кроткая, добрая, скромная женщина. И счастье твое, что для тебя нашлась хоть такая!
- Даже такая? Ну, скажите тоже. Однако в столь юном возрасте суть брака понимает не каждый. Послушайте меня внимательно. С тех пор как мужчина влюбляется в женщину, он видит только одну цель: она заключается в том, чтобы жениться на ней. Он слишком увлечен, чтобы замечать какие-нибудь недостатки. В браке он подвергается разным мелким неприятностям вроде упреков, ссор, претензий, вымогательства денег; прелести жены уже не оказывают никакого действия на мужа и тогда сама собой появляется вторая цель – отделаться от нее. Какое счастье было бы для меня, если бы нашлась молодая, обеспеченная женщина по соседству, которая бы на меня смотрела глазами Марты.
Говоря это, славный дворецкий налил мне кружку пива, мы выпили за здоровье друг друга, я откинулся на спинку стула и стал смотреть в сторону. Кухня была погружена в уютный полумрак. Свет проникал в эту безупречно чистую комнату из столовой, где по стенам горели лампы с белой сферой. Было тепло и тихо. Часы в углу показывали шесть часов вечера.
- Как вам здешняя природа? – спросил дворецкий.
-Мне все виды нравятся. Когда я гулял по дороге, мне не раз хотелось пойти полем, но все поля огорожены.
-Да тут все земли в частной собственности. За лесом остался кусок государственной земли, но и его, надо полагать, скоро купят и огородят. В это время здесь как то уныло, мало солнечных дней, дожди льют, чуть ли не раз в неделю. Вы приезжайте весной, вот тогда увидите луга в цветущем первоцвете, да насладитесь по-настоящему теплыми днями. Возьмите еще мяса к пиву. Слышал, что вы поссорились с Эбигейл, мало того, сбили с нее спесь. И это притом, что вы здесь всего - то четыре дня. Ну, вам еще предстоит узнать какая она отпетая стерва. Мне только одно не ясно, что восстановило ее против вас.
-Да она с самого начала предубеждена против меня. А мне нужна ее дружба.
-Господь с вами! Опомнитесь м-р Маршалл. Нет и не было никогда женщины злее, чем Эбигейл. Душа у нее темнее изначальной тьмы. Вам от дружбы с этой ведьмой не будет пользы, поверьте мне.
-Дай объяснить. Видишь ли, я заключил с герцогом пари на то, что заручусь ее расположением в течение двух недель. Если мне это удастся, я получу двадцать бутылок вина из его погреба.
-Ах, вот что. То-то мне подумалось, что вы так и эдак стараетесь ей угодить.
- Старался. Но теперь вижу, что у меня нет ни одного шанса стать ее фаворитом.
-Не падайте духом. Все устроится к вашей выгоде, если вы последуете моему совету. Так вот: повинуйтесь ей, позвольте понукать вами, глумиться, шпынять, командовать, попирать ваши права и вы сами не успеете заметить, как окажитесь в свите ее марионеток, вслед за Мартой, Гризеллой, а к ним эта бестия весьма благоволит. Больше нечего сказать.
После паузы Амброз шумно вздохнул и уронил голову на руку.
-По какому поводу вздыхаешь, - спросил я.
-Потому что собирался привлечь вас на свою сторону. Вдвоем мы могли бы составить ей сильную оппозицию. Я надеялся, что мы сообща объявим ей войну.
-Не сердись. Я вынужден разрываться между тобой и Эбигейл. Я вынужден пресмыкаться перед нею, но это всего-навсего уловка.
-Ее место в зловонной канаве, на дне болота! Видеть ее не могу! Я решительно против того, что она говорит и делает. Я против Эбигейл, как она есть! Меня от нее тошнит. Корчит из себя домоправительницу. Пустое место! Мы с ней воюем уже четыре года. Напрасно только она усердствует, ей меня не сломить. Никогда. Подвальная крыса. Мешок рыбьих потрохов. Ведьма! Я ведь с ней тоже поссорился после полудня.
-Да ну! Из-за чего ссора случилась?
-Приодевшись понаряднее, Розамонд явилась к ланчу. После чая они с Эбигейл вышли на крыльцо, там Эбигейл говорит мне, будто я не дворецкий его светлости, а лакей какой-то, давай найди Оливера, пусть отвезет м-сс Уилсон в Ламлоу, у нее важное дело там.
-Розамонд? Кто она?
-Жена доктора, банальная и заурядная особа. Вы видели уже эту матрону на домашнем собрании рядом с Эбигейл. Смешно смотреть, как эта обезьяна в кружевах, убивается вокруг нее, восклицая: «Любезнейшая Эбигейл»! Ну, вот. Только я отказался искать Оливера, ведь я удобно устроился в плетеном кресле, и собирался было вздремнуть после второго завтрака. Так приятно насытившись пирогом со сливами и чаем погреться в лучах солнца на террасе. Тогда Эбигейл глянула на меня гневно и точно ведьма на сцене лондонской вопрошает: почему до сих пор дымоход коптит. А я ей коротко: вы мне не указывайте – я свое дело знаю. Затем, чтобы порисоваться перед Розамонд, которая с ней соперничает, ставит мне в упрек, что я лентяй и вообще не пригоден ни для какой работы. На это я ей в ответ просто: вы и сами ни на что не годитесь. А она мне чуть ли не криком, что я ничтожество, привыкшее жить в праздности, что у самого последнего негодяя во всей Англии совести побольше, чем у меня. Дальше - больше. Не успел я опомниться, как эта невеста дьявола, топнула ногой и, сверкая глазами, завопила: « Прочь с глаз моих! Безбожник проклятый! Вы самый большой мерзавец, которого когда-либо видели глаза человеческие»! Ах, она пучок гнилой моркови! Меня никчемная оскорбляла прилюдно.
-Она может тебе навредить?
-Вряд ли она пойдет дальше угроз. Хотите знать, почему?
-Умираю от любопытства.
-Итак, один человек, имени которого я называть не стану, сказал мне совершенно конфиденциально, что Эбигейл едва не упрятали за решетку прошлой осенью. Так и вышло бы, но вмешался герцог.
-Продолжай, - потребовал я.
-Одним воскресным днем отправилась она в соседнее графство навестить знакомую, кстати, бедствующую старую деву. Та чертова кукла, давно уже вела тяжбу с соседкой, женой колесника. Не проходило недели без ссоры между ними. Та еще была парочка. Поносили они друг друга самыми отборными ругательствами. В тот день, когда Эбигейл гостила у своей приятельницы, между соседками опять вспыхнула ссора. И как они ругались между собой, слушать было страшно. Сначала они махали руками через забор, потом сцепились, как две дикие кошки. Тем временем Эбигейл наблюдала за ними из окна, а когда женщины сошлись в драке, она, долго не раздумывая, схватила кочергу, так, на всякий случай, и кинулась в огород на помощь приятельнице, которую в тот момент таскала за волосы соседка. Эбигейл огрела ее по голове кочергой, причем с такой дьявольской силой, что та откусила себе язык. Она, конечно, от такой контузии скоро не поправилась. Четыре раза пускали ей кровь, прежде чем вернулась память. Когда приехала полиция, Эбигейл заявила, что ни за что не желала причинить ей увечье, хоть и была разгневана, сказала, однако, что ударила по голове, защищая подругу, что не очень расстроена случившимся и вообще, она не отвечает за последствия. Вот это как было. Про это написали в отделе ежедневной хроники все газеты. Понимаете в чем тут соль?
-Не совсем.
-А ежели я скажу, что Эбигейл предпочитает сторониться меня, чем искать скандала, вы догадаетесь, почему? Следует меня бояться или нет?
-Еще как, - ухмыльнулся я. Но Амброз, по душевной простоте, не отнес насмешку насчет своей особы.
-Вот именно! – хлопнул он ладонью по столу. – Она знает, что я знаю, а посему в ее маленькой ущербной голове нашлось место для одной важной мысли – меня нельзя трогать.
-Неужели ты станешь ее шантажировать?
-Почему нет. Пусть даст мне только повод.
-Не хочу тебя обидеть, но, по-моему, эта история кем-то выдумана. Не тобой, но тем, кто, как и ты, питает особую любовь к Эбигейл. Похоже, ты знаешь все и обо всех. Расскажи что-нибудь про Дина.
-Он при герцоге состоит вроде слуги.
-И это все?!
-А вы хотите знать больше? – почти шепотом с волнующей интонацией спросил дворецкий. – Но никому не слова. Обещайте молчать.
-Я буду как могила.
Дворецкий склонился к моему плечу и разрешился следующим сообщением:
-В таком случае, скажу, но повторюсь, это между мной и вами. Так вот, его светлость испытывает к Дину влечение, какое не подобает мужчине иметь к мальчику. Я знаю, что в Лондоне эти отношения весьма распространены, хоть люди скрывают друг от друга такие вещи. Но, чу! Слышу чьи-то шаги.
Как и следовало ожидать, это были Марта и Дин, они возвращались из подвала и Дин – он часто помогал на кухне, нес корзину с капустой, луком и морковью. Поставив корзину на пол, он подошел ко мне и положил руку на мое плечо, навалившись всем телом на меня сбоку. Мы улыбнулись друг другу, я почувствовал, что прикосновение Дина доставляет само по себе удовольствие, но это чувство проистекало из чистой любви, в основе которой лежали доверие и трогательная привязанность, не услажденная чувственным желанием, по крайней мере, с моей стороны, я любил Дина такой любовью и, хотя молодость и красота служат источником желания, я допускал, что они бессильны поколебать во мне уверенность, что влечение, направленное на существо одного со мной пола, не может быть приемлемым, а так же, что существует еще другая любовь, на защиту которой я выступаю. Эту любовь правильно будет назвать платонической. Она пришла естественным образом ко мне, принесла кое-какие волнения своим вторжением и заставила меня завидовать Чарльзу, имевшему возможность способствовать счастью этого мальчика.
Взглядом он дал понять, что ждет меня. Я кивнул, допил пиво и, обращаясь к дворецкому, сказал:
-Кажется, пришло время для чтения. Ты с нами идешь?
Амброз пожал плечами в нерешительности и ответил:
-Ну, там посмотрим. Вы идите, начинайте без меня, я приду позже.
Дело в том, что по пути на кухню мы с Амброзом и Дином зашли в библиотеку, там я нашел два тома Майн Рида, а поскольку ни тот ни другой не читали этого автора, я предложил этим вечером у меня в комнате устроить литературный вечер – читать вызвался я сам. Собираясь уходить, я попросил Дина узнать, чем сейчас занят герцог, он тот час же отправился за сведениями в сторону противоположную моей – я пошел в библиотеку. Уже выйдя из библиотеки с книгой я, на беду, сошелся с Эбигейл. Собственно я столкнулся с ней в гостиной с деревянным потолком, через эту комнату лежал мой путь. Хотя я замедлил шаг, чтобы упредить нежеланную встречу, она заметила меня раньше, чем я спрятался. Она выпрямилась, вперила в меня негодующий взгляд, который дал мне понять, что я попал в незавидное положение, а когда я приблизился, она стиснула губы в прямую линию и, подняв брови, пронзила меня тем же взглядом.
Я остановился и, избегая смотреть на нее, улыбнулся, не поднимая глаз. Судите сами, как я был растерян.
-Не говорила ли я вам, что находиться в этой части замка не дозволяется?
-Говорили, - откликнулся я, как то глупо улыбаясь.
-Что же должна означать сия наглость, сэр?
Я смутился и не сразу нашелся с ответом.
-Я взял книгу…
-Только и всего!- перебила меня Эбигейл. – Вы ведете себя столь бесцеремонно, что просто хоть кричи.
-Я подумал, что вы не будите сердиться на меня за это, если относитесь ко мне так приветливо и дружелюбно.
-Что если вы приняли обычную любезность за проявление чувств более глубоких.
-Таких, как ненависть?
-Ах, боже мой! Да что вы такое себе вообразили?
-Вы почему-то невзлюбили меня с первого взгляда.
Эбигейл устремила на меня свои маленькие темные глаза и повела рукой.
-То, что вы сейчас сказали – это такая неожиданность, - произнесла она, собираясь с мыслями. – Уверяю вас, ничего такого у меня к вам не имеется. Так что упрек не уместен.
Судя по тону, она была невозмутима и видимо уверена в себе, но что то говорило мне, что она поколеблена в своей невозмутимости – она смотрела мне прямо в глаза. Обычно Эбигейл отводила взгляд от того, с кем говорила. Сразу скажу, что я вел игру и мне пришелся по душе этот разговор.
-Знаете, мне уже осточертели правила. Я хочу свободно располагать собою, - заявил я.
-Бросьте! Никто не посягает на вашу свободу.
-А разве правила не ограничивают меня?
-Ах, ты Господи! Мне что в угоду вам их отменить? Уверена, что наши порядки нисколько не стесняют вашу драгоценную свободу. Отбросьте самообман и увидите, что ничем не связаны. Есть большая разница между порядком и свободой, знаете ли.
-Я гость герцога, а не ваш, поэтому у меня есть преимущество положения.
-Вы всего-то простой человек и для таких как вы имеется свод правил, следовательно, вы должны неизбежным образом подчиняться им.
-Значит, вы поставили меня на одном уровне со слугами? По правде сказать, мне не нравится такая профанация.
-Нет, что вы! О чем вы говорите! Я не вправе отказывать вам ни в одной просьбе именно потому, что вы гость его светлости, но что касается вашего положения, которое вы находите противным собственной воле и которое будто бы обрекает вас на какие-то неудобства, то вспомните, что вы всего лишь посторонний и тогда быть может, вам будет легко примириться с правилами, которые никак нельзя назвать несправедливыми по отношению к вам. Поверьте, я стараюсь изо всех сил сделать ваше пребывание здесь отрадным и комфортным. По моему разумению, гость может отдохнуть и приятно провести время у нас при условии, что соблюден порядок. Посему, предоставьте мне следить за тем, чтобы он не нарушался ни в одной своей части. Вы не хотите отдать мне книгу? Я сама снесу ее в библиотеку.
-О, не беспокойтесь, любезная м-сс Тролопп. – Когда прочту, я сам ее отнесу.
-Об этом не может быть и речи!- не унималась Эбигейл.
-Почему еще?
-Вы издеваетесь надо мной? – возмутилась экономка, очень недовольная моим упрямством. Это был вопрос, на который нелегко ответить.
-Отнюдь. Примите заверения в совершеннейшем к вам почтении, - сказал я, лукаво улыбаясь и думая, что стал изъясняться литературным языком.
-Но, позвольте, - проговорила экономка, глядя на меня с крайним изумлением. – В подобных обстоятельствах я нахожу ваше поведение вызывающим, а ваше неповиновение - возмутительным. А удручающая прямота суждений свидетельствует о том, что вы преследуете какую-то цель.
Я так отвечал ей:
-Цель у меня одна - добиться вашего расположения.
Собравшись с духом Эбигейл вяло возразила:
-Нет, м-р Маршалл, так не годится. Немедленно отдайте книгу.
-Я же сказал, отдам, когда прочту – был мой ответ.
Этот довод ее смутил окончательно и ввел в замешательство. Теряя самообладание и в то же время обуреваемая яростью, она изрыгнула:
-Вы пожалеете об этом еще до захода солнца, ей-богу!
-Такая угроза сильно удивляет меня, - усмехнулся я.- Полагаю, вы пожалуетесь на меня герцогу, с которым ваше мнение не совпадает. По части своего выбора я ничем не обязан его экономке, так что ваши вопли против меня заставят его рассмеяться, ибо что касается этой книги, то он сам разрешил мне выбрать любую, и мало того, предоставил библиотеку в мое распоряжение.
Почтенная женщина (что касается наружности, то я уже дал ее точное описание) не понимала, что с ней творится. Вследствие этого ее мысли разбегались и путались, что придавало ее бледному лицу расстроенное выражение, но скоро она нашла способ выразить свои чувства подобающим образом и стала гневно выговаривать мне за такое поведение:
-Боже мой! Так вы затеяли скандальное дело! Имели низость скрыть от меня, что получили на то разрешение от его светлости, втянули меня в глупый разговор с такой искусно разыгранной искренностью, что теперь своей насмешкой колете мне глаза! Вы вели себя с таким гнусным издевательством, которое простить невозможно. Вы не пожалели ни трудов ни слов, чтобы недостойно и даже вероломно ранить в такой степени сердце сокрушенное!
Эта странная, пламенная речь, в которой сквозила почти непостижимая боль, была для меня тяжелым ударом. Неожиданно, властная и своенравная женщина высокого ума превратилась в маленькое и страдающее существо – подлинные чувства проступили под маской показных - и эта перемена подействовала на меня так сильно, что пробудила во мне сострадание к ней. Как человек с потревоженной совестью, я проникся чувством вины за то что обидел грубо и так безусловно несчастную женщину, которая скрывала, и не могла не скрывать, одиночество своей души.
Немного опомнившись от волнения и вполне удостоверившись в сердечной боли, терзавшей бедную женщину, я сказал умоляющим тоном:
-Простите, я сам не знаю, что говорю. Ради бога, простите, если я сказал что-нибудь оскорбительное. Я просто все неправильно сложил и получил неправильный ответ.
Хотя Эбигейл находилась в сильном возбуждении, мои слова совершенно ее успокоили: она не сочла нужным простить меня за дерзкие слова, или, что более вероятно, за мои маневры и покинула меня в ту минуту, когда я радовался, что нашел слова успокоить ее гнев. Когда она ушла, я вздохнул с облегчением оттого, что разговор не имел худших последствий: оставаясь на месте, я посмотрел на книгу в руке и подумал о Дине, который ждет меня в спальне, но неясные мысли о Эбигейл продолжали меня тревожить, и я снова подумал о том, как она изменилась после моих злых слов и в этот момент поднял голову и увидел ее в дверях.
-Я ценю искренность ваших слов, - сказала она и вышла.
Вообще для воинственной Эбигейл, все ниспровергавшей на своем пути, характерна энергичная активность: изо дня в день она занята массой дел. Не то чтобы она непосредственно их исполняла, просто она направляла общий процесс, в который были вовлечены не только слуги, но и люди вне замка, как то: адвокат м-р Олверти, доктор Уилсон с женой, некий Боуз, поставлявший дрова и уголь, м-сс Коук, владевшая кондитерской в соседнем городе, трактирщик Фрик, - он доставлял в замок пиво, а так же приходящий садовник, плотник и кое-кто еще. Примечательно, что водворившись двадцать лет назад в стены дорвардского замка в должности домоправительницы, Эбигейл постепенно установила такие строгие внутренние порядки, что все слуги прямо ей подчинявшиеся стали ее бояться, избегать и тихо ненавидеть. До этого она работала в Лондоне у леди Гулд и хотя, она выгодно зарекомендовала себя честностью, добросовестностью и другими качествами, со временем так ей осточертела, что леди Гулд, желая спастись от ее тирании, отослала Эбигейл в замок. Видя себя высокопоставленной особой, у которой в подчинении семь слуг, единственная обязанность которых – тщательно выполнять свою работу, она пустила в ход протестантскую мораль и разные иные средства, способные увеличить покорность последних. Теперь о Чарльзе, который устроил ее на этой должности. Мне сильно сдается, что она имела большое влияние на него. Принимая во внимание, что у Чарльза был мягкий и уступчивый нрав, становится понятным, почему он не нашел в себе сил ей сопротивляться и предпочитал сторониться своей всемогущей экономки вместо того, чтобы обуздать ее. Такова сила отдельной личности. Итак, ссора из-за книги, подробное описание которой я дал выше, доставила мне мало удовольствия, я почти отчаялся добиться ее благосклонности. Выиграть пари казалось теперь безнадежным делом. Когда люди друг к другу не расположены им трудно прийти к соглашению. Возможно, что ссора свела мои шансы к нулю. Вследствие этого Эбигейл будет держаться со мной чрезвычайно принужденно, а это значит, что вернуть ее расположение будет для меня дело нелегкое. Мало того, учитывая, что она составила себе такое дурное мнение обо мне и уверена, что все ее ссоры со мной бывают только из-за меня, она станет считать меня недостойным своего внимания. Прощай вино из подвала герцога. Размышляя таким образом я поднялся к себе, с тем чтобы вместе с Дином читать роман Майн Рида, но вместо Дина увидел Чарльза.
-Прости, что опять заставил тебя ждать, - сказал он. – Я был у лорда Бейли, он, кстати, разделяет мою страсть к американским машинам. У него два роскошных Паккарда, один Каддилак. Он без ума от «”Sport Phaeton”и готов выложить за модель 1930 года большие деньги. Мы договорились, что он купит все мои машины, включая ту, которую ты привез.
-Почему ты их продаешь?
-Мне нужны деньги. И потом, я ведь говорил тебе, что собираюсь в Америку. Я не могу их взять с собой. Мне жаль с ними расставаться. И даже очень.
-А твой замок? Что будет с ним?
-Его даже продавать не придется. Скоро кредиторы отберут всю мою собственность. Как видишь герцог Гулд всего лишь нищий развращенный аристократ.
Надо ли говорить, что эти новости повергли меня в уныние. Помолчав с минуту, я спросил тихим голосом:
-А где Дин?
-Я послал его к Амброзу за виски. Здесь так уютно, тепло. Я не был в этой комнате много лет. Давай проведем вечер у тебя?
-Хорошо,- согласился я. – А нам могут принести какой-нибудь еды. Я голоден.
-Разумеется. Знаешь, по возвращении домой я встретил Хлою, как всегда она была взбалмошна и кокетлива, мы немного поговорили и я предложил ей устроить званый ужин в твою честь. Когда я сказал это, она начала смотреть на меня с недоумением, потом откровенно заявила, что даже в виде снисхождения ко мне – ни в коем случае. Это значит, что ты находишься в полной немилости у нее.
-Я думаю, мне нет надобности объяснять тебе почему.
-Как странно. Она питает особенную нежность к таким юношам, как ты. Я даже подумал, будет ли она открыто оказывать тебе предпочтение перед другими молодыми людьми в своей свите.
- Она сразу поняла, что в душе я насмехаюсь над ней: по этой причине она воспылала презрительным равнодушием ко мне. Своего рода маленькая женская месть.
-Ты восстановил против себя двух женщин. Сказать правду, ты этого не заслуживаешь.
- Их благосклонность меня мало заботит.
-Да, а как же пари?
-Прошло уже пять дней. Пять дней я гнул спину перед Эбигейл, терплю ее нападки и надменные взгляды. И что? Я там, где был. Все мои усилия оказывают обратное действие. Она все более становится нетерпимой ко мне. Обращается со мной, как с гадким мальчишкой. Меня это бесит. Я уже не надеюсь выиграть, но я буду добиваться ее благосклонности из одного только упрямства. Амброз прав, в ней есть что-то дьявольское.
-Уверен, что любая женщина, при добром к себе отношении сделается доброй и отзывчивой.
-Твоя экономка всего-навсего злобная фурия.
-Поверь мне, за ее ворчанием и кислым лицом прячется чувствительная, страдающая душа.
Я презрительно усмехнулся в ответ и спросил:
- С кем я говорю: с ее покровителем или адвокатом? Она примитивна, груба, бездушна, поэтому в число замечательных женщин Эбигейл может попасть только по ошибке. К черту ее! У меня из головы не выходят очень неприятные новости. Неужели ты потеряешь замок? Что будет с Дином?
-Я возьму его с собой в Америку. Вижу, он пленил тебя своим очарованием.
-Он ангел.
-Был. Твой славный Дин уже почти безнадежно испорчен. Он ворует, лжет, интригует, рано пробудились в нем похотливые желания. Что ты скажешь на это, дорогой Обри?
-Ну, я за него не волнуюсь. Он, может быть, и склонен врать, у него есть дурные наклонности… Можешь тысячу раз говорить, что он испорчен, да только ты меня в этом не убедишь. Я как-то сразу привязался к нему и эти пять дней укрепили во мне это чувство.
Говоря эти слова, я посмотрел в глаза Чарльза и понял, что от него не ускользнуло, что меня тревожит вопрос, который я стараюсь обойти молчанием.
-В Америке я позволю тебе усыновить Дина, если конечно ты будешь хотеть этого.
-Ты отдашь его мне? У меня не хватает ума понять это.
-Дин тоже привязался к тебе. И потом, ты лучше позаботишься о нем, чем я. Мне, как я тебе сказал, угрожает полная нищета. К тому же, я безответственный человек, могу быть другом только самому себе.
Хотя ни тон, каким он изложил свои доводы, ни взгляд, не могли заставить меня усомниться в искренности Чарльза, я понимал, что есть еще, несомненно, и другая причина.
-Ну, скажи, разве нет другой причины? – спросил я.
-Клянусь, я отдам его, из уважения к тебе, хотя, конечно, я тоже хочу устроить его судьбу. Знаю, ты сделаешь все, что в твоих силах, для этого милого мальчика и во всем будешь следовать ему. Я восхищаюсь Дином из великой любви к красоте и совершенству. Сейчас, он как дивный цветок, умиляет своей чистотой и большой нежностью, но цветы вянут, а тело мальчика не совершенствуется с каждым днем. Тело грубеет, постепенно все больше и больше. Сейчас Дин в моем вкусе и я испытываю к нему влечение, но через два-три года он потеряет то, что делает его божественным – нежность. Возможно, он сделается красивым юношей, но в нем уже не будет той грации, телесной легкости и изящности, которые желают видеть поэт и художник. Вот так, время способно на самое низкое и подлое воровство. Александр Македонский, Леонардо Да Винчи, Микеланджело, Байрон, Чайковский, Оскар Уайлд восхищались телесной красотой мальчиков и всю жизнь находились под ее могущественным влиянием. Их величие образует существенную грань между ними и простыми людьми, но и среди этих последних есть высокие души восприимчивые к наготе мальчика и это их мучает. Посредственности и грубые люди не имеют об этом начале высокое представление и не жалеют своих сил, чтобы их освистать и опозорить. Должно быть, ты вообразил, что Дин уступил бурному пылу моей страсти и осуждаешь меня за мое поведение с ним?
-Ты что уподобил меня низкой душе?
-Признайся, не томи больше меня, ты испытываешь к нему влечение?
-Увы, я не чувствителен к прелестям Дина, хотя мне очень нравится он. Страсти во мне очень мало.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/