ДВУХТЫСЯЧНЫЙ
С чем вступили мы в последний год двадцатого века?
1. Самое главное: со свободой слова и со свободой инициативы. Правда, не умеем еще пользоваться ни тем, ни другим, - нет опыта! – ну, так что ж, может, дети научатся, внуки?
2. Со второй Думой. И коммунисты в ней теперь не в большинстве, - растворяют, размывают их понемногу другие партии, объединения.
3. С магазинами, к которым ни-икак не могу привыкнуть, - на витринах всегда… но навсегда ли?.. красуются сортов тридцать колбас, множество сыров, молочных продуктов, - изобилие полное… Ах, если бы еще деньжат побольше, чтобы не смотреть на эти живописные прилавки, как на неприкосновенность, а то пустовато в магазинах особенно вечерами - только продавцы за прилавками в голубых передниках, - и в этом есть что-то необычное и даже тревожащее.
4. С войной в Чечне, с каждодневными сводками о числе убитых, раненых.
Артиллерия и авиация бьет по бандитам-террористам-боевикам, как их называют в прессе, а наши солдаты вступают с ними в «контакт» только при «зачистке населенных пунктов», а «пункты» эти теперь не очень-то сопротивляется нашим войскам, ибо натерпелись люди и там от своих «борцов за независимость», - хапали те деньги, которые получали из России, хапали и от нефти, которую воровали из трубопроводов да строили себе особняки.
5. С почти с новым Президентом. Почему «почти»? А потому, что за несколько часов до Нового года Ельцин вдруг отказался от власти, попросил у народа прощения и, порекомендовав вместо себя премьера Путина, с семьей улетел в Иерусалим к святым местам.
Вот так, неожиданно и «красиво закончил свою эпоху» (как пишут в газетах) наш первый Президент России, благодаря которому страна освободилась наконец-то от диктатуры одной партии, пробует жить по Конституции и начала возрождать религию и церкви, разрушенные коммунистами.
Так что в марте будем избирать второго Президента России и станет им - почти не сомневаемся – Владимир Путин.
Платон встает, завтракает, включает свой телевизор и смотрит первый выпуск новостей. Потом читает. Потом, после обеда, едет куда-нибудь любоваться вновь построенным особняком или баптистским храмом, - любит он хорошую архитектуру, - а по субботам ездит на дачу за картошкой и овощами. Вот такой ритм жизни у него потому, что он - в отпуске, но новый редактор «Новых известий» Полупов обещал отозвать его… и не отозвал.
- Да мне и самому не хочется идти на работу. Тоскливо там и серо. Вчера развернул номер газеты, а на первой полосе - пять фотографий Родкина.
- Ну, что ж... - пытаюсь как-то утешить, - хочется редактору удержать газету от падения, вот и заискивает перед губернатором, думает: авось местная Дума возьмет и ваши «Известия» под крылышко.
- Да все понятно. Но обидно, что превратилась она в дешевку. Даже подбор перепечаток в ней какой-то мерзопакостный...
- Это неизбежно. Как в фильме можно определить личность режиссера по содержанию, колориту, ритму, так и по газете…
Молчит. Согласен. Но воевать против всего этого уже не будет. Да и я не советую, потому что бессмысленно, - теперь, чтобы газете выжить, надо угодить большинству, а оно предпочитает «желтую прессу».
2010-й
Теперь Артюхов Валентин Степанович наш сосед по даче и приходит на свой участок с контейнером только несколько раз за лето, - вспахать, засадить картошкой, прополоть, опрыснуть от прожорливых колорадских жуков, - так что видятся с Платоном не часто, но иногда, сидя на нашем крылечке, ведут беседы. Нет, недоволен он и теперешней властью, тем, что «разворовывают Россию», что получает рядовую пенсию, «а те, с кем работал - государственную, в два раза большую, потому что сумели прилепиться и к этой власти».
Когда иногда подсаживаюсь к ним, то хочется спросить: «Как же так получилось, Валентин Степанович, что сдали свои «Известия» этому бесхребетному Полупову? Ведь мечтали-то сделать её трибуной правды и нравственности, создать при ней издательство, чтобы выпускать хорошую литературу». Но нет, не спрашиваю. Зачем? И без ответа ясно, что стелиться перед коммунистом Родкиным не захотел, сделать газету популярной не смог, - печатать «желтуху для пипла» - а прыти для поиска спонсоров не хватило.
2000-й
- С девяносто пятого года я впервые выступаю вот на таком митинге... - почти выкрикивает Анатолий Собчак с трибуны.
Сидим с Платоном посреди зала. Слева от нас - толстый мужик, который... пардон!.. блюёт коммунистическими лозунгами, справа - шустрая бабулька, тряся сухим кулачком, все пытается прервать Собчака проклятиями. Да и за нашими спинами, в конце зала, еще несколько человек стоят с плакатами и время от времени злобно выкрикивают что-то. Иногда мы огрызаемся на них, - Платон на толстого мужика, я на бабку, - но все напрасно: мужика это только распаляет, а бабулька уже сует мне кукиш в лицо.
Не думала и я, что приведется побывать на таком вот митинге, но… Видать, только в романе Булгакова «Собачье сердце» Шариковых можно опять переделать в собак, но не в жизни.
Вот такой была в нашем городе, руководимом коммунистами, презентация книги Анатолия Собчака «Дюжина ножей в спину» в ноябре прошлого года, а в феврале...
А в феврале его хоронили.
И был он одним из первых демократов, на которого мы тогда смотрели, как на будущее России, но вместо него пришел Ельцин и Собчак стал только советником. А потом избрали его мэром Ленинграда, при котором тот стал называться Санкт-Петербургом.
В годы, когда Ельцин по одному сдавал Гайдара, Чубайса и тех, кто начинал Перестройку, попал в опалу и он, - стали травить «ельциновские угодники» - и при аресте случился с ним первый сердечный приступ. Но жена тайно вывезла его в Париж на лечение, где он пробыл около двух лет, а недавно возвратился в Россию под прикрытием Путина и стал его доверенным лицом перед выборами.
И вот: «умер от обширного инфаркта».
Перед глазами - лицо Путина со вздрагивающими губами: «В любом случае это было убийство. Его убили травлей, развернутой вокруг его имени».
Да, Путин не предал своего бывшего шефа и, приехав на похороны, рука в руке с женой Собчака, долго сидел возле его гроба.
И только за это буду голосовать за него.
Дочка обычно приходит около восьми вечера и прямо с порога слышу:
- Ну, что, звонила Алеся?
А дело в том, что она почти перебралась в свою новую квартиру, а там нет телефона и забегает к нам узнать: на сколько сегодня та продала в её отделе?
- Звонила... - Платон выходит из своей комнаты. - Но ничего не продала.
- Значит, опять ноль... – и улыбается странной улыбкой. - Блин! Да когда ж это кончится? - уже смеется как-то механически.
Машка подбегает к ней, начинает тормошить сумку в поисках шоколадки, а я опять - уж который день! - стараюсь заговаривать ее, чтобы согнать с лица эту нелепую улыбку: потерпи, бывает и такое... пройдут черные дни... еще не весна, вот станет тепло...
Ох, и сама почти не верю, что плохо торгуется из-за пасмурных дней, из-за того, что женщины ходят в пальто, в куртках и им не до нарядов. А вдруг причина в чем-то, чего мы не знаем?
Вот и сегодня ночью крутилась, пытаясь придумать то, что могла бы подсказать: может, сменить магазин?.. может, - в палатку, на рынок?
- Но на всё это нужны деньги! – снова слышу её огорчённый голос, - а у меня их нет...
Нет потому, что надо платить и помощнице, и продавщицам, и за аренду отдела, а что скопила за месяцы удачной торговли, потратила на покупку холодильника, стиральной машины, «кухни». Нет денег и у нас, - все отдали в доплату за обмен квартиры для нее же, - так что приходится просто ждать.
Ждать и верить: вот пригреет солнышко, зазеленеет травка, распустятся деревья и сбросят женщины свои дубленки, куртки, пальто, и побегут прямо в дочкин отдел за ее модными косыми юбками, батниками, брюками «капри»…
Ну, а если и весна не поможет, то надо будет думать: чем бы еще заняться?
Слава Перестройке! Она развязала руки инициативным людям, - тем, кто хочет трудиться, - а, значит, не пропадут и мои детки.
2010-й
Попробовали и мы тогда играть в экономические игры, - походили в акционерах, - Глеб вложил свои ваучеры в какой-то заводик, Платон часть своих – в фабрику, но эти предприятия вскоре прогорели, так что мой сын и муж остались с носом. А вот я поступила круче, купив акции «АВВА», обещавшей «раскрутить» отечественное машиностроение. И создал тогда это акционерное общество Борис Березовский, но обогатившись при помощи таких же доверчивых, как я, сбежал потом в Англию, а мои акции и до сих пор лежат в шкафу.
Но, как ни странно, в конечном счете, оказался в выигрыше самый непрактичный из всех нас – мой брат Виктор. Вложив по рекомендации Чубайса не только ваучеры, но и деньги в Газпром, уже через десять лет продал их за хорошие деньги, чтобы помочь своим детям.
И все же получили и мы кое-что от Перестройки. Дело в том, что среди руководителей заводов и фабрик, «отпущенных на волю», был и директор мясокомбината Петр Леонович Кузенков,, тот самый, который «спонсировал» борьбу СОИвцев и который не только находил средства для демократов области, но и щедро поддерживал редакцию «Новых известий», - однажды не на чем стало печатать газету, так он перечислил деньги для выкупа бумаги, потом – для покупки автомобиля-грузовичка, а когда его Мясокомбинат начал строительство жилого дома, подсказал редакции поучаствовать в этом. Но у редакции денег не оказалось, а вот Платон все же не упустил шанса (дети подрастают, надо думать об их благоустройстве) и оставшиеся ваучеры вложил в это строительство. Но цены всё росли и надо было доплачивать, а мы не могли, и тогда Петр Леонович предложил Платону купить старую квартиру, из которой жильцы переехали в уже построенный дом, а потом, с моей подсказки Платону, - «Обратись к Родкину, может, разрешит поменять эту удалённую квартиру на ту, что поближе», - мы и обменяли ее на квартиру в центре, но со значительной доплатой.
2000-й
Итак: Путин - наш второй Президент.
Да, избрали его. И удивительно! С отрывом от коммунистического лидера Зюганова аж в 23 %! Даже в нашей «красной» области «Зюган из деревни Мымрино» победил, набрав голосов всего лишь на 3% больше.
Так что размываются коммунисты, - те, кто был при «государственной коврижке», хапнули и заткнулись, а старики помаленьку вымирают, - и уже почти растаял в нас страх, что «строители коммунизма» могут вернуться.
Сумел все же Ельцин, как бы иногда мучительно не сомневались в нем, почти без крови вывести Россию из того страшного круговорота, который захлестнул страну.
И за то ему – низкий поклон.
Сегодня позвонил мне заместитель Полупова и сказал:
- Мы уволим Платона Борисовича.
А дело в том, что Платон вот уже две недели не ходит в свою редакцию:
- Мне там противно, - жалуется. - Повысили себе зарплаты, а мне – нет, за последнюю рекламу ничего не заплатили... Да и о Родкине ничего хорошего писать не буду, а других заданий не дают.
- И как ты сможешь жить без работы? Честно говоря, боюсь...
- Ничего, проживу. Предвыборная кампания в областную Думу как раз начинается, так что пока буду работать на Енина, директора птицефабрики. Если пройдет в губернаторы, то потом вернусь в те же «Известиях», а если Родкин, то... - и вздыхает, и смотрит грустно.
Машка в голубом комбинезончике бежит по желтой лужайке одуванчиков и следом за ней с лаем несется черный Вилька.
Живописная картинка!
А мы с Платоном проредили и подкормили малину, землянику, клубнику и уже сажаем лук.
И в этом году ненормальная весна! Снег лежал до конца марта, грязные клочья слюнявили землю почти до середины апреля, а потом вдруг нагрянула жара, да такая, что полола землянику в шортах и майке. Быстренько-быстренько проклюнулась травка, распушились почки и в первых числах мая как-то сразу все зацвело: вишни, сливы, яблони, черемуха, сирень, зазеленели и липы, замелькали белые свечи каштанов, а вот сегодня...
Противный северный ветер нахально врывается в наш контейнер, с грохотом хлопает дверью, срывает со слив стайки белых лепестков, поднимает облачко пыли над вспаханным огородом и сушит, сушит землю.
Неуютно, зябко.
Но Машке здесь хорошо. Носится по тропинкам огорода, рвет одуванчики, снова сажает их в песок, варит из них суп и все говорит, говорит. Весь день, без перерыва. Иногда пробую ее восторги и вопросы перебросить на Платона, но она тут же возвращает их мне. Ох!.. А к вечеру под березами вдруг замелькала белая машина сына и остановилась возле наших, сбитых из жердей, ворот.
- Ма-аша, посмотри-ка, кто к нам приехал! - пропел дед.
Машка засуетилась возле крылечка, затараторила еще быстрее, а потом понеслась к машине.
- Данька, Данька плиехала!
И уже втроем – голубая Машка, розовая Дашка и чёрный Вилька - носились по огороду и Машка, как хозяйка, всё показывала молчаливой Дашке, Глеб бродил меж грядок, рвал нарциссы для жены, а мы досаживали лук, набирали из погреба картошки, морковки, бураков, капусты для себя и для детей.
Когда ехали домой, сидела я с Данькой на коленях, рядом тараторила Машка, а возле нее валялся вверх лапами разморенный теплом Вилька, - чешите ему брюхо! - потом в ларёчке дед купил чипсов и внучки весело хрустели ими до самого дочкиного дома, - она пригласила всех на ужин, пошутив:
- В честь инаугурации Президента.
Выпили своего домашнего вина, закусили зеленым салатиком с нашего же огорода, потом ели вкусные щи, лакомились жареным окунем...
И как же хорошо, что как-то смогли наши дети вписаться «в рыночные отношения» и обеспечить себя! Как же здорово, что живут рядом, и мы можем иногда вот так собираться вместе.
А закончился наш нечаянный праздник отчаянно веселой песней итальянца Адриано Челентано, под которую, не удержавшись, плясали и я, и дед, и Машка с Дашкой, и когда-то беспризорный, но теперь наш пес Вилька.
Елки-палки! В нашей «красной области» на второй срок победил коммунист Родкин.
- Да какая это победа! - возмущается Платон. - Местная коммуняцкая Дума ему помогла, приняв закон, по которому и этого количества голосов достаточно. Ведь всего тринадцать процентов за него проголосовало!
Да, тринадцать. Да, город голосовал за Енина, но... И вот теперь, в отместку за то, что Платон агитировал не за Родкина, «Новые известия», его «родная» газета, напечатали статью, в которой журналист Качанов - такой сякой.
Так что доконали все же моего мужа-демократа коммунисты!
И теперь он - пенсионер.
И работать ему негде, хотя и выходят в Городе газет десять, но все они - попсовые дешевки, а в альтернативную Родкину газету «Новое время» Сомин его не возьмет.
И остается ему лишь защищаться, подав в суд на «Новые известия» за эту поганую статью.
Выиграет ли?
И все же живем теперь с ощущением: наконец-то Россия едет по той самой колее, по которой проехали и другие страны. И пусть колея эта разбита, пусть бросает нас из стороны в сторону, пусть иногда и в грязи вязнем, но все же едем… продвигаемся в правильном направлении, вот только...
Как вымыть, очистить душу от всего, что вошло в нее за годы социалистического прошлого?
Каждый раз, когда встречаюсь с братом, обязательно зайдется яростью:
- Этот лысый гад...
И разразится монологом-проклятием Ленину.
- Вить, ну брось ты! - попробую остановить. - Реши раз и навсегда, как я, что он – кровавый авантюрист. И всё, и забудь. И не истязай больше им свою душу. - Но он, распаленный ненавистью, смотрит всё так же, а я не умолкаю: - Ведь это настоящее рабство постоянно помнить о них... Ленине, Сталине и прочих кровавых тиранах! Ведь именно так и из могил достают они нас, мстят памятью о себе.
Слушает брат, молчит... вроде бы и соглашаясь, а через какое-то время опять:
- Этот сухорукий бес Сталин...
Господи, помоги нам избавиться от ненависти!
Помоги оглянуться и увидеть вокруг себя другой мир, прекрасный… который скоро покинем.
Очередное заседание Думы России.
Коммунисты, во главе с Зюгановым, столпились у стола президиума, орут, размахивают руками, а над ними лозунг: «Продавать землю - продавать Родину!»
Бывшая актриса, повиснув над микрофоном, дурным голосом скандирует: «По-о-зор, по-о-зор, по-о-зор!» - тем, кто «за» продажу земли.
Какой-то пузатый дядя с размаху бодает лбом депутата из «правых», завязывается драка и коммунисты, во главе с Зюгановым, в знак протеста, покидают зал.
И все это - в день обсуждения закона о земле.
Да-а, как же здорово, что очередная Дума уже не во власти коммунистов, и они в ней - только фракция.
Тогда Платон пришел домой весь раскаленный, красный:
- Представляешь, этот мерзопакостный Полупов привел с собой на суд аж целый взвод: двух заместителей, бухгалтера, секретаршу, еще кого-то... чтоб они все против меня выступили. И все упирал на то, что я, мол, такой сякой, что я, мол, отхватил себе квартиру бесплатно. Говорю: ну как же бесплатно, когда вносил и ваучеры, и деньги.
Нет, он - свое. - Снимает пиджак, проходит на кухню. - Да и вообще: раскричался, стал доказывать, что я – мерзавец, что еще не все в своей статье обо мне написали, что я всегда выступал против Родкина и даже дважды с ним судился, что и теперь оскорблял Зюганова в своих статьях... - Я стараюсь как-то успокоить его, предлагаю выпить чая с медом, но он все еще кипятится: - Грозился, что сотрет меня в порошок, что еще и не такое напишет! - Протирает очки, смотрит в мою сторону каким-то невидящим взглядом. - И напишет. Не известно ведь, что суд решит.
- А чего ж ты хотел от него? – ставлю всё же перед ним чашку с крепким чаем, кубышку с медом. - Получить, наконец, такую должность «под завязку» жизни и не лизать за это задницы Родкину? - И разворачиваюсь дальше: - А ведь когда-то этот Полупов особенно не стелился перед тем режимом, даже в свое время выступал против Якушенко, разгромив его сборник стихов в центральной прессе. Помнишь?
- Да, было такое... Особенно не стелился, но всегда всем завидовал, - прихлебывает чай из своей большой кружки, понемногу успокаиваясь. - А вот теперь, когда насмотрелся на особняки... Как-то пригласил его знакомый строитель посмотреть один из них, а там: отделка дубом, ручки на дверях импортные, паркет, зеркала... Так вот, пришел и говорит: «Если б дали сейчас автомат, то пошел бы всех этих «новых» стрелять, косить».
- Ну вот, видишь... Как же ему не подхватить идеи коммунистов об экспроприации? Ведь ему-то ничего в совковое время не досталось, кроме квартиры… и должности редактора - теперь.
- И самое обидное во всем этом, - Платон вроде бы и не слышит моей реплики, - что те, кто с ним пришли... секретарь, секретарша, бухгалтер... все хорошо ко мне относились, все уважали, а на суде... - подливает еще чая, - да и после суда... Полупов еще прокричал мне вослед, когда уже в коридоре были: «Мы тебе и вторую ногу переломаем»! Знал, значит, что меня машина сбила…
- Да уж… конечно знал. Наверное, и до него слухи тогда доходили: покушение, мол, на Качанова было!
- И нет, чтобы поддержать как бывшего коллегу, следствие-то против сбившего меня милиционера велось из рук вон плохо, вяло, так и захлебнулось… Так вот: не то чтобы поддержать, а еще: «вторую ногу переломаем!» Сволочь он, - замолчал, распаленный.
Вот таким был очередной суд об оскорбленном достоинстве журналиста Качанова с оскорбившей его - когда-то родной! - газетой.
Перед третьим заседанием суда ходил Платон знакомиться с материалами, так того, что Полупов говорил в защиту Родкина и Зюганова, в них не оказалось.
Видать, перестраховался редактор сдавшихся коммунистам «Новых известий», - а вдруг Енина губернатором изберут в следующий раз?
И Платон выиграл дело. И даже четыре тысячи должна выплатить ему газета «за моральный ущерб».
Сажусь в троллейбус, - еду к дочке оверлочивать очередную партию брюк, которые только что раскроила. Смотрю в окно. Да, вот в этом огромном магазине раньше был «Детский мир» с незатейливыми детскими вещичками и игрушками, а теперь - продают мебель, на которую только глядеть, и то удовольствие.
А напротив «Детского мира», то бишь «Салона мебели» - магазин со старым названием «Тысяча мелочей» и дочка называет его вшивеньким, потому что он не только не сменил названия, но и, по сути своей, остался таким же: с грубоватыми и безразличными продавщицами, а вернее сторожами незамысловатой продукции наших предприятий.
Но все же и этот стойкий островок понемногу сдается, - в левом крыле уже открыли продуктовый магазин, в котором и отделка, и продукты, и обслуга «продвинутые», как сейчас принято говорить.
В двухстах метрах от «мелочей» - фирменный магазин «Селена», и в нем - импортные холодильники, стиральные машины, пылесосы, телевизоры, магнитофоны, сковородки «Тефаль», на которых можно жарить без масла…а зачем без масла?.. и то, что нам раньше не снилось. А сервис какой! Молодые парни хоть час будут рассказывать о преимуществах того, возле чего вы остановишься.
Еду дальше...
У дамбы, по обочинам дороги, огромные рекламные щиты: «Покупайте царь-мясо!», «Сотовый телефон Би-лайн», «Ваше счастье - европейские окна!»
А сколько ж ларечков, палаток, прилепившихся на каждой остановке и набитых заморскими фруктами и пестрой всячиной!
А вот и новинка этого лета: в укромных уголках появились огромные пестрые тенты, под которыми и возле которых расставлены столики. Мы с Платоном еще не сидели за ними, но опять же дочка говорит, что в таких барах пивка попить, - а его, кстати, сейчас везде продают сортов двадцать - очень даже приятно.
Ну вот, проехала три остановки и сейчас выходить. Напротив - огромное здание технологического института с постройками, в которых были какие-то мастерские, а теперь их понемногу сдают под магазины, кафе, туристическое агентство...
Подумать только! Разве могли подумать, что доживём до поры, когда запросто можно будет купить путевку в любой конец света!.. Да не одно здесь агентство, а два, второе – на первом этаже гостиницы «Центральная», и здесь же «Предлагает свои услуги врач-стоматолог».
Кстати, в советские времена попасть в гостиницу было большой проблемой, а сейчас стоит она почти пустая, и вечерами диковато смотрятся ее неосвещенные окна.
Теперь иду через парк...
Года четыре назад снимала фильм о нем, и тогда был он пуст, - грустили меж пожелтевшей листвы ободранные олени и слоники детской карусели, тихо поскрипывали петли качелей-лодочек, словно робко напоминая о себе редким прохожим и директор жаловался, что в парке запустение, открывать аттракционы нет смысла, - «Только иногда, по выходным, на несколько часов», - потому, что у людей нет денег.
А сейчас весело взлетают среди зелени подновленные качели-лодочки, мелькают разноцветные сиденья карусели, по аллеям неумело рулят малыши в пестрых машинах. А разных кафе сколько! Ведь еще прошлым летом их не было.
- Да нет, не шесть их, а девять, - чуть позже скажет дочка. - И мы с Машкой уже во всех посидели.
Так что, «живет страна, необъятная моя Россия», как поет Маша Распутина!
Живет и богатеет понемногу, чтобы там ни кричали зюгановцы-коммунисты, которые редеющей стайкой под красными флагами тусуются иногда возле своего идола на площади его же имени, что недалеко от остановки «Площадь революции»... будь она проклята!
2010-й
Вот на этом и закончу свое повествование о том, как выползали мы из-под обломков советского лагеря. Да нет, не потому, что совсем выползли, - выбираться еще... да и детям нашим и выбираться!
И все же хватит об этом, хватит!
Но, пожалуй, вот эту запись оставлю.
2000-й
На одной тарелке - выращенный нами и наконец-то покрасневший огромный помидор, на другой – нарезанный то-оненькими ломтиками «Российский сыр», а рядом стаканы с домашним вином из собственных ягод.
- Платон Борисыч, ведь сегодня девятнадцатое августа… девятая годовщина, так сказать, и давай выпьем за то, чтобы попытка коммунистов снова захватить власть в девяносто первом была последней.
- Выпьем... – помедлил, дополнил: - И чтобы внукам нашим и правнукам не привиделось такого, что мы от них пережили.
Выпили.
- И все же, - пожевал кусочек сыра, - те годы... конец восьмидесятых, начало девяностых были для меня самыми напряженными и... самыми счастливыми, - помолчал, добавил грустно: - И таких больше не будет.
- И таких больше не будет... – сглотнула вина. - А впрочем, разве могли предположить старики, которых расстреливали после революции семнадцатого, что их настигнет под конец жизни?
- Да-а... Не хотелось бы и думать о таком.
А когда вечером посмотрели «свежеиспеченный» фильмы о тех днях переворота, гру-устно так подытожил:
- Печально во всем этом вот что: большинство тех, кто был у власти в советские годы, и сейчас в ней. И живут будь здоров! А мы... «демократы первой волны», как теперь называют нас, все на задворках.
- Почему же «все»? Сам говорил, что Саша Белашов, самый активный участник СОИ, и при губернаторе коммунисте Родкине в Думе заседает.
- И не только заседает, - совсем загрустил. - Как начальник юридического отдела, выступил с обоснованием того, что Родкин имеет все права для выдвижения своей кандидатуру и на третий срок.
- Вот, видишь… А говоришь «все». - Ничего не ответил мой «задворный» воитель и тогда попыталась взбодрить его упавший дух: - Ну что ж, таким как ты… демократам-романтикам, во что бы то ни стало надо было только столкнуть власть, а другим… реалистам остаться в ней. Вот и остались. - И усмехнулась: - Как говорил мой бывший начальник Анатолий Васильевич: «Жить-то надо?» Так что будем к таким, как Саша, снисходительны, ибо он молодой, ему семью кормить надо.
- Будем, будем, - подхватил наконец-то, тоже улыбнувшись. – Недавно встретил на улице Построченкова, бывшего первого секретаря Обкома. Поздоровались, поговорили… как хорошие знакомые и разошлись, не унося в душе обид друг на друга… по крайней мере с моей стороны.
- А что ж обижаться-то? Все мы прошли через одну «Трубу». Помнишь свою повесть под таким названием? Кто-то выстоял, кто-то согнулся, кто-то сломался, так что начинай писать роман о пережитом.
Но ничего не ответил уставший писатель.
P. S.
Еще за пять лет до большевистского переворота Василий Васильевич Розанов написал: «Социализм пройдет как дисгармония. Всякая дисгармония пройдет. А социализм – буря, дождь, ветер… Взойдет солнышко и осушит все. И будут говорить, как о высохшей росе: - Неужели (социализм) был? И барабанил в окна град: братство, равенство, свобода?
- О, да! И еще скольких этот град побил!
- Удивительно. Странное явление. Не верится. Где бы об истории его прочитать?»
С надеждой, что кому-то мои правдивые «показания» о «буре, дожде и ветре» социализма будут нужны, и писала это.
К О Н Е Ц
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/