СОКРОВИЩЕ ЕДИНОРОГА

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОРОЧЕСТВО ТАЭНАНА

 

Глава 1

Колокол на ратуше Сафи́рны пробил полдень. Его голос, звучный и чистый, потек над крышами, вспугивая стаи голубей, и, словно мягкая ладонь, накрыл собою город. Сафирна, окруженная высокими крепостными стенами, казалась пирогом на блюде. Узенькие улочки врезались в причудливо напластанные куски ее кварталов, белые, розовые, золотистые дома сияли на солнце, обрамленные изумрудной пеной цветущих садов. Черепичные крыши теснились вокруг храмов, кинжалами пронзавших сердце города. Перекликаясь со звоном колоколов, над столицей плыл шум, повсюду развевались флаги и штандарты королевского дома Алави́нги, и золотые львы, колеблемые ветром, вздымались на дыбы, будто хотели сорваться с полотен и взмыть к яркому синему небу. В Алавинге был великий праздник: принцам-близнецам, наследникам престола, исполнилось восемнадцать лет.

Народ съехался в столицу со всего небольшого королевства. На постоялых дворах вот уже неделю не было мест, ночевали даже на улицах, под заборами, и в садах у городских мещан. Столица сделалась похожей не то на табор кочевников, не то на сельскую ярмарку Середины лета.

Солнце успело подняться довольно высоко, когда Ни́мве, ее мать и вдова-соседка, отстояв длинную очередь у Западных ворот, наконец-то пробрались в город.

Нимве, лет двадцати на вид, со светло-русыми волосами, заплетенными в толстую косу и уложенными корзинкой на затылке, правила маленьким экипажем, то и дело натягивая поводья. Город с раннего утра был так запружен народом, что даже крохотная повозка едва протискивалась через толпу. Нарядные люди возбужденно перекликались, вокруг сновали торговцы и воришки. Нимве направила каурого жеребчика в переулок, где, как почудилось, было не слишком тесно. Здесь, у деревянного забора, покосившегося и обшарпанного, уже стояли несколько небогатых повозок, и лошади, зарывшись мордами в торбы с овсом, меланхолично жевали. Запах навоза мешался с запахом лошадиного пота и сбруи, с базара несло прокисшим пивом. Выправив тарантас, Нимве спрыгнула наземь, взяла жеребца за уздечку и, повернувшись к спутницам, сказала:

— Все, приехали, — она попыталась накинуть повод на корявые, почти безлистные ветви яблони, которые свисали из-за забора. Спутницы тем временем вышли из тарантаса. Мать Нимве, Хе́леа, высокая, еще не старая, красивая женщина с серыми глазами, с густыми и яркими каштановыми волосами, произнесла:

— Ох, всю спину отсидела. А где ж Калиниха?

— Эк, хватилась, — проворчала ее подруга, отряхивая одежду от остьев соломы. — Они еще у ворот отстали.

— Тепло нынче, — Нимве глядела на спутниц, заслоняясь ладошкой от солнца, жарко, почти по-летнему пригревшего город. Высокая, в мать, но по-девичьи тонкая, с яркими синими глазами, опушенными темными ресницами, с мягко очерченным овалом лица, Нимве вполне могла сойти и за дворянку, если бы не крестьянский загар на щеках, руках и шее, и не решительные, без тени жеманства, ухватки. Оправив подоткнутую малиновую юбку, она свернула плеть и сунула в холщовый мешок.

— Ну, чего, идем, что ли? — произнесла Нимве.

Они вышли на улицу — и окунулись в людской водоворот, их оглушили говор, вопли зазывал, визг детей и смех. До площади женщины добирались минут двадцать, для этого пришлось проталкиваться через разноцветную, пахнущую пивом толпу на рынке. Над городом плыл звон колоколов, колыхались штандарты, и все это — и яркое солнце, и праздничная одежда горожан, и молодая зелень деревьев под золотом стягов — рождало такую невообразимую смесь цветов и звуков, что Нимве, привыкшая к тишине полей, ко вкрадчивой жизни леса, ощутила себя пьяной без вина.

Площадь перед небольшим дворцом, принадлежавшим королевской семье, оказалась запружена народом. Уже издалека женщины разглядели длинный, с мраморными перилами балкон, убранный дубовыми ветвями и перевитый зелено-золотыми лентами. Когда удалось подобраться ближе, Нимве увидела на балконе королевского дворца гвардейцев в парадной форме. В распахнутых настежь нижних окнах маячили знатные горожане с мэром во главе, разодетые в пух и прах. Королевской семьи пока не было, и Нимве принялась озираться вокруг.

На восточной стороне площади, по правую руку, стоял огромный каменный дом с высокими сводчатыми окнами, с галереей вдоль всего второго этажа, — старинное здание, вот уже триста лет принадлежавшее Великому Дому Таэна́на Черного Единорога. Длинные шелковые полотнища свисали с крыши почти до самой земли. Серебристые, как иней на стеклах, они волнообразно колыхались, и на среднем, самом широком, красовался герб Великого Дома: голова черного единорога в ореоле пламени. Магов, членов Дома, почти не было видно, они замерли в тени, все в черном, мужчины и женщины.

На балконе третьего этажа Нимве заметила главу Дома, Фиарне́йда. Он стоял один, почти невидимый из-за занавеса-штандарта, одетый в пурпур. Фиарнейд был уже немолод, длинные светлые волосы посеребрила седина, однако он не утратил удивительной природной красоты, что была свойственна алгарви́дам. Их народ, в незапамятные времена приплывший из-за морей, с легендарного запада, на земли соседней Эби́рны и с течением лет расселившийся по всему побережью, отличался от здешних обитателей не только внешностью, но и магическими способностями, которые ничуть не ослабли за множество поколений.

Разделенные на несколько кланов, названных Великими Домами, алгарвиды обосновались в Эбирнейском королевстве, за что им пришлось жестоко поплатиться четырнадцать лет назад, во время переворота. Выжить удалось одному лишь Дому Таэнана, перебравшемуся в Алавингу за много веков до этого. Эбирнейские Великие Дома из веку пользовались любовью местных жителей, Нимве это помнила, хоть переворот застал ее совсем девчонкой — но не таков был Дом Таэнана. Гордые, надменные, сторонящиеся всех, маги здешнего Дома никогда никому не помогали и выглядели так, будто даже дышать с иноплеменниками общим воздухом им претит. Нимве перевела взгляд на галерею, вгляделась в бесстрастные, словно вырезанные из мрамора лица. Красота магов почти пугала, будто и не люди они были, а существа из неведомого высшего мира: обычный человек не может обладать такой совершенной внешностью! Нимве не решилась долго их разглядывать и вскоре отвернулась. И все-таки красота их ледяная, недобрая какая-то, подумала она, бр-р, прям мурашки по коже...

— Ним, не пялься на них, проклянут, — мать тронула ее за локоть.

— Уж точно, — подхватила вдова, — у этих чертей глаза на затылке.

— Даже на праздник в черном заявились, — Нимве, хоть и не прекратила глазеть, тем не менее старалась делать это не слишком демонстративно. — Прям вороны на погосте.

— Глянь, как завешались-то, — заметила вдова. — Небось, сидят там, заклятия плетут.

— Не говори, чего не знаешь, — строго остановила Хелеа. — Про нас вон с дочкой тоже много чего болтают.

— Ну, — женщина смутилась. — Чего ж вас ровнять, вы ж... — она смолкла, не зная, видно, что еще сказать, и вовремя: на королевском балконе возник глашатай. Поднял жезл, перевитый золотой лентой, и площадь взорвалась криками, замелькали зелено-золотистые флажки, полетели цветы... Публика не унималась долго, но глашатай терпеливо ждал.

Наконец крики начали стихать. Глашатай вновь поднял жезл, его зычный голос прокатился над площадью, перекрывая гул:

— Ее величество королева Алавинги и Его высочество герцог...

Площадь потонула в таком реве, что окончания фразы никто не расслышал. Нимве словно очутилась посреди бушующего океана, где вместо волн были человеческие руки, а вместо пены — флажки и цветы. Заслонив уши ладонями, она не отрывала взгляда от королевского балкона, поэтому успела заметить, как там торжественно появились люди, одетые в кружева и бархат. Сначала Нимве показалось, будто это королевская семья, но, приглядевшись, она поняла, что перед ними только свита.

Королева и ее муж, герцог Кендарни́йский, вышли следом, она — в золотом, он — в зеленом. Подняли руки в знак приветствия. Цветы ярким дождем сыпались на парадное крыльцо. Глашатай улыбался не скрываясь, что-то говорил, но вряд ли мог сам себя услышать. И когда Нимве подумала, что вопли толпы уже не смогут звучать громче, на балкон ступили принцы.

Одетые в белое, они казались небожителями, на краткий миг спустившимися на землю. Впервые так близко их увидев, Нимве поразилась, насколько они не похожи. Если бы не знала, что они близнецы, она бы ни за что и братьями их не посчитала. Даже роста они оказались не одинакового, принц Сэ́тнар, худой и словно колючий, коротко стриженый блондин, был немного выше брата. Принц И́нис смеялся, свесившись над перилами, темные глаза сверкали, а русые волосы слегка растрепались. Сэтнар же ни разу не улыбнулся. Прямой, с почти военной выправкой, он казался сосредоточенным и надменным. Инис был необыкновенно хорош собой, стройный и ловкий, ловелас, как говорили в столице, прекрасный танцор и наездник. Брат выглядел так, будто до срока состарился, и глупости вроде балов и охоты его вовсе не прельщают. Ни для кого в стране не было секретом, что родители, почти с рождения наследников живущие врозь, поделили сыновей, и что королева хочет видеть на троне своего любимца Сэтнара, а Его высочество герцог — своего, Иниса.

Прошло много времени, прежде чем крики немного утихли. Принц Сэтнар отошел вглубь балкона, а Инис все еще стоял, облокотившись о перила, с цветком в руке. И как это он ухитрился его поймать, подумала Нимве. Вдова вдруг толкнула ее под локоть и произнесла:

— Глянь-ка, вон Мафхо́р, — для пущей ясности она ткнула пальцем на балкон. Пошарив взглядом, Нимве увидала, что там, чуть поодаль от королевской свиты, застыла неподвижная фигура: молодой мужчина, одетый в черное, высокий и худощавый, со смоляной копной длинных вьющихся волос. Соседка тихо произнесла:

— Ишь, даже к празднику не переоделся, будто ворона, в черном весь…

Хелеа собиралась ответить, но ее перебил резкий и чистый звук горна, взмывший над толпой. Глашатай воскликнул, перекрывая шум:

— Жители Алавинги! Мы собрались в этот радостный день, дабы приветствовать наших милостивых владык и пожелать им благоденствия и процветания!

Вновь раздались крики и рукоплескания, и не утихали несколько минут.

— А также здравия наследникам престола! — дождавшись относительной тишины, продолжал глашатай. — Принцу Сэтнару и принцу Инису! Как известно каждому жителю королевства, в случае рождения близнецов невозможно назначить наследника иначе, как исполнив Пророчество!

Внезапно на площади стало очень тихо.

— Радуйтесь, жители Алавинги, — голос глашатая прокатился над головами. — Ибо выпала вам честь вновь услышать древнее Пророчество, вещее слово праотца Великого Дома Гиргиа́лла. И вот слово Таэнана, прозванного в его народе Черным Единорогом. Склоните ухо свое и слушайте, ибо исполнено оно мудрости!

Глашатай развернул свиток и, сделав паузу, начал в полной тишине:

— "Вот Пророчество Таэнана Гиргиалла, Черного Единорога, основателя Дома Гиргиалла в землях алавингов, иверки́йцев и хирше́ев. В незапамятные глухие времена скрыли сыны Великих от мира в земле Алавинги свое Сокровище. Отыскать его смогут лишь близнецы, высокороднее которых не будет среди подданных короля. И когда наступит день их совершеннолетия, отправятся братья в далекий путь, не взяв с собой большого войска. Сопровождать их будут только меч, отвага и верное сердце. И отведет милостью своею Владычица Земля от них всякую беду, и отыщут сыны благородных Великое Сокровище, что так долго было спрятано сильными от сильных. И искать его суждено им вместе, ибо в одиночку никому из них не дано его найти, но владеть Сокровищем сможет лишь один, тот, кому оно предназначено судьбою."

Глашатай поднял голову, обвел толпу глазами. Над площадью по-прежнему висела тишина, и можно было услыхать, как воркуют и хлопают крыльями голуби на крышах. Каждый житель Алавинги знал слова Пророчества наизусть, однако люди слушали так, будто им читали его впервые.

— "И сделается владелец Сокровища наследником трона своих отцов", — после небольшой паузы продолжал глашатай, — "и никто не посмеет оспорить его истинное право, ибо так поведали мне, преданному слуге своему, Таэнану, Владыки Стихий, Четыре Столпа Вселенной, и да пребудет Пророчество сие на доме Алавинги, покуда не сбудется каждое его слово."

Глашатай опустил пергамент, и тот, зашуршав, свернулся в трубочку.

— Давным-давно, — вымолвил глашатай, — пришел Великий Дом Таэнана в земли Алавинги, сотни лет довлеет Пророчество над династией Эдари́дов. Ныне четвертый раз, что высокороднейшие близнецы отправляются исполнять обычай. Как знает каждый, Сокровище Таэнана никому еще найти не довелось. И если будет на то вышняя милость Творца и Владык Четырех Стихий, это удастся нынешним наследникам. Но если нет — по обычаю престол займет тот из принцев, кто первым воротится в столицу. Теперь принцы Инис и Сэтнар проследуют во Храм Владык, чтобы принести присягу перед лицом Четырех Столпов и Творца Вселенной, поклянутся свято следовать заветам пращуров и, как того требует наша многовековая традиция, приложить все старания, чтобы исполнилось наконец Пророчество Черного Единорога. Да помогут им в этом Владыки Стихий!

Когда он смолк, никто не пошевелился, не издал ни звука. Глашатай поднял жезл и воскликнул:

— А теперь — радуйтесь и веселитесь во славу королевского дома! Да не поколеблются основы его, и продлятся его дни на земле!

Звуки рога пронзили тишину, и толпа, очнувшись, заорала, захлопала в ладоши, люди начали расходиться. Однако прошло довольно времени, прежде чем Нимве и ее спутницы сумели выбраться с площади.

* * * * * * *

Домой возвращались на закате.

Вокруг, до самых холмов на горизонте, напоминавших грозовые тучи, простиралось пшеничное поле. Рябь волнами пробегала по ниве, и оттого казалось, будто повозку окружают зеленые воды озера, которые неведомая сила раздвинула, вздыбила по бокам дороги. Утоптанная до звона жирная земля двухколейки сама стелилась под колеса, и, будто путеводная черта, бежала и бежала по ее середке полоска повилики. Тарантас временами потряхивало на кочках. Нимве отпустила вожжи, предоставив жеребчику свободу. Он пошел ходко, ловкий и мускулистый, прядая треугольными ушами. Теплый ветер нес в лицо медвяным запахом гречихи и горьковатым — ромашек, которые, будто маленькие звезды, светлели по обочинам. Закатное солнце сеяло волшебный свет, окрашивая золотом ниву, и дорогу, и старые ветлы вдалеке, на взгорке.

Дорога начала подыматься. Поле кончилось, уступив место пологому склону, и Нимве подобрала вожжи: они въезжали в деревню.

Через несколько минут тарантас остановился возле большого беленого дома посередине улицы. Хелеа помогла сойти подруге, женщины недолго беседовали, стоя у забора, под белой кудрявой дымкой яблоневого цвета. Наконец соседка исчезла за кустами смородины, которые обрамляли дорожку к крыльцу, Нимве щелкнула вожжами, и жеребчик весело взял с места.

Они проехали через деревню, непривычно тихую, безлюдную — большинство жителей, как видно, не воротилось еще из города. За деревней почти сразу начался редкий сосновый бор. Хвоя захрустела под колесами, от разогретых за день шершавых стволов приятно потянуло смолой. Узенькая, едва заметная дорожка вилась, петляла через кусты, и бор внезапно кончился, колеса загромыхали по гальке, экипаж затрясло так, что Нимве разом очнулась от приятной полудремы.

Тарантас спустился к речушке, прятавшейся в зарослях камыша. Въехали на деревянный мостик с высокими перилами, и жеребчик пошел шагом. Солнце уже опустилось за холмы, из леса на другом берегу поползли лиловые сумерки, запахло сыростью и тиной. Лошадиные копыта громыхали по настилу, и стук гулко отдавался в затаившемся воздухе. Стайки мошкары толклись над самой водой, внезапно взмывали, словно подхваченные ветром, которого не было и в помине.

Мост кончился. Жеребец ступил на твердую землю и прибавил ходу, почуяв дом. Через пару минут они въехали в огромный лес. В путанице ветвей и стволов, под низкими кронами, оказалось темно, тут уже наступила ночь. Тропинка резко повернула и, вынырнув из чащи, тарантас очутился возле невысокой каменной стены, увитой плющом. Фыркая, жеребец рысью влетел во двор, сам остановился возле высокого крыльца с перилами, под резным наличником. Большой двухэтажный, сложенный из сосновых бревен дом белел завалинкой в накативших из леса густых сумерках.

— Благодарение Творцу, приехали, — вздохнула мать. Нимве едва успела спрыгнуть наземь, как из-за сараев, крутя хвостами и восторженно повизгивая, вырвались три огромных пегих пса. Миг — и вокруг тарантаса закружилась многолапая метель.

— Да тихо, тихо! — с притворной строгостью крикнула Нимве, тщетно отталкивая одну из собак, которая, поставив лапы хозяйке на плечи, норовила лизнуть в губы. — Уймись, сказано, Игра!

Прихватив корзинку, мать пошла к крыльцу, а Нимве распрягла жеребчика и под уздцы повела по двору, к хозяйственным постройкам. Собаки бежали рядом, заглядывали в глаза, виляя хвостами и жарко дыша.

Через приотворенные ворота большого сарая глядела уютная тьма. Пахло навозом и сеном, Нимве услыхала, как сквозь сон бормочут куры, не поделившие насест. Нимве толкнула створку, вошла, без запинки находя дорогу. Подвела жеребчика к небольшому загону. Зашуршала солома, и из темноты денника возникла фигура, которая, приблизившись, обернулась пареньком лет шестнадцати, худым, взлохмаченным и босоногим.

— Опять в хлеву ночуешь? — покосившись на него, спросила Нимве.

— Корешок ночует, — отозвался парнишка, блестя глазами из-под спутанных волос. Мешковатые обтрепанные штаны не доставали ему и до щиколоток.

— А разве не было говорено, чтобы в доме спал?

— Корешок не любит, — насупился тот, — в доме жарко.

— Да уж ладно. — Нимве пошарила в котомке, протянула кулек. — Вот, держи. Как обещала.

Паренек нетерпеливо развернул тряпицу и вытащил петушка на палочке.

— Ним добрая, — восхищенно прошептал он, разглядывая леденец, будто это была дорогая статуэтка. — Корешок любит Ним...

— Ну, и хорошо. А теперь давай-ка, помоги мне.

На другой день женщины встали, как обычно, на рассвете, и тут же принялись хлопотать по хозяйству. Ферма, хоть и небольшая, требовала постоянного внимания, а работников было всего трое: Хелеа, Нимве да Корешок, батрак, круглый сирота, прибившийся к ним лет пять назад.

Подоив обеих коров, Нимве перекусила ржаной лепешкой с парным молоком и отправилась на пасеку, в нескольких минутах ходьбы от усадьбы, на границе заливного луга и липовой рощи.

Полтора десятка ульев белели в высокой траве. Из пестрой россыпи цветов доносилось сонное гудение, ветер путался в стеблях, и золотистые листья лип шелестели как ручей. Солнце лежало брюхом на верхушках деревьев. Роса не успела истаять, и босые ноги Нимве, и подол юбки сплошь покрылись влагой.

Подойдя к улью, Нимве протянула руку, и пчелы небольшим роем опустились на ладонь. Потом вдруг дружно взлетели, будто в чистое утреннее небо взметнулась золотистая лента, и снова с гудением уселись на руки и плечи хозяйки. Улыбнувшись, она подняла крышку улья, поставила на распорку, опустила руку прямо в душистое, гудящее нутро гнезда. Пчелы проворно переползли на пальцы, покрыли ладонь и запястье диковинной шевелящейся перчаткой, но ни одна не пыталась ужалить.

Движение за оградой, на опушке рощи, Нимве не увидала — почувствовала. Обернувшись, заметила на краю пасеки человека в лохмотьях, явно бродягу-нищего. Сутулый, заросший всклокоченными волосами, с нечесаной бородой, он просто стоял и смотрел на Нимве, а та смотрела на него. Потом он внезапно сделал знак подойти. Эх, лепешек я не захватила, подумала Нимве, ведь и дать-то ему нечего... Нищий снова махнул рукой, уже нетерпеливо. Нимве стряхнула пчел и неторопливо направилась к чужаку, вытирая ладони о передник.

— Извини, добрый человек, — сказала она, приблизившись, — но у меня...

Не говоря ни слова, пришелец начал рыться в котомке, и Нимве осеклась, с удивлением заметив, что руки у него чистые, а ногти аккуратно обстрижены. Вынув из котомки скрученный пергамент с сургучной печатью, чужак через ограду протянул его Нимве. Несколько секунд она оторопело таращилась на бумагу, потом взяла — и тут же узнала герб на печати. Графиня Ваинарская! Когда-то, давным-давно, бабушка принимала у нее роды, и с тех пор графиня сделалась их постоянной клиенткой, не доверяя свои многочисленные реальные и мнимые болезни столичным лекарям. Нимве пару раз была у нее вместе с матерью, обычно за ними заезжал слуга. Но чтобы вот так, с пергаментом, с печатью... Нимве подняла глаза на посыльного, а тот, так и не сказав ни слова, повернулся и зашагал к лесу.

— Эй, — окликнула она, — а...

Посыльный, не оглядываясь, исчез в кустах. Пожав плечами, все еще недоумевая, Нимве сломала сургуч. На тонком пергаменте, который был по карману лишь богачам, рассыпались буквы, накарябанные знакомым, совсем детским почерком: "Нимве, мне надо с тобой поговорить, завтра в девять утра у моста, на Антрийской дороге, будет карета. Приезжай одна, и ни слова матери! И вообще никому! Матушка Вина̜́р."

Под этими словами стояла размытая клякса. Нимве опустила пергамент, и он с шорохом свернулся в трубочку. Да, графиня всегда просила, чтобы они так ее называли, матушка Винар, будто они какие-то заговорщики. Но чего ей могло от меня понадобиться, подумала Нимве. Ведь это же мама обычно ее лечит, и уж карету она никогда за нами не посылала!

Нимве ощутила внезапный укол тревоги, тошнотворную пустоту внизу живота, но тут же постаралась взять себя в руки. В роду у них не было ясновидящих, и нечего себя заранее пугать! Может, наша вдовушка Винар забеременела от кого, решила Нимве, или ее сынок опять какую-нибудь дуреху "осчастливил". Эта мысль немного успокоила, и Нимве усмехнулась. Спрятав пергамент в глубокий карман передника, воротилась к ульям и принялась за работу. Но мысли о странном приглашении не покидали, Нимве сделалась рассеянной, и одна из пчел — вот уж чего в жизни не бывало! — даже ужалила ее в палец.

 

Глава 2

На следующее утро, одевшись в лучшее платье, Нимве в половине девятого утра ждала на условленном месте, возле переправы через крохотную речку. Минул почти час томительного безделья, когда на тракте появилось облако желтоватой пыли, стремительно приближавшееся к мосту. Вскоре из него вынырнула карета, запряженная двумя ладными, рослыми лошадьми. Кучер осадил вороных прямо возле Нимве. На карете не было гербов графини, не было вообще никаких гербов, и, не уверенная, что это за ней, Нимве молча стояла на обочине, покуда кучер, бородатый мрачный дядька в шляпе, не произнес:

— Ну, чего ждешь?

— А это, — Нимве переступила с ноги на ногу. — Это от матушки Винар?

— От матушки, от матушки, — буркнул кучер. Не смотря на теплую погоду, его плечи покрывал темный плащ. — Да полезай, что ль.

Нимве отворила тугую дверцу и забралась внутрь. Не успела устроиться, как кучер рванул с места, и она повалилась на жесткий диван, пребольно стукнувшись бедром. Шипя сквозь зубы, цепляясь за что попало, кое-как уселась. Отодвинула плотно задернутую занавеску, выглянула наружу. Лошади неслись, будто на пожар, вздымая клубы пыли, поэтому ничего не удавалось разглядеть.

Не прошло и получаса, как они замедлили движение. Выглянув, Нимве разглядела неподалеку, впереди, городскую стену, высокие сторожевые башни с красной черепицей и заставу возле Западных ворот.

Проверка шла быстро, возле стражников маячили переодетые шпики из королевского сыска, высматривая воров и разыскиваемых разбойников. Наконец очередь дошла до экипажа Нимве. Занавеска отодвинулась, и стражник просунул внутрь голову в шлеме. Глаза быстро обежали маленькое пространство кареты и остановились на пассажирке. Потом голова безмолвно исчезла, и через полминуты экипаж тронулся.

В городе кучер уже не мог гнать лошадей, как в полях, и Нимве перестала судорожно цепляться за сидение. Копыта гулко загрохотали по булыжной мостовой, карету сильно затрясло. Выглянув наружу, Нимве увидала, что они едут вовсе не по кварталу, где живет графиня, и громко позвала:

— Эй!

Ответа она не получила. Высунувшись едва ли не по пояс, Нимве крикнула:

— Эй! Эй, кучер!

Но кучер молчал. Не на шутку разозлившись, Нимве завопила:

— Ты чего, оглох, что ли? Я щас выпрыгну к чертям!

— Ну, чего, чего разоралась? — раздался в ответ низкий глуховатый голос.

— Где мы? — не унималась Нимве. — Ты куда это меня завез?

— Да уймись ты, никуда я тебя не завез, — отозвался кучер, не оборачиваясь. — Уж приехали почти. Вот ведь, горячка белая...

Экипаж свернул в узенький проулок. Нимве таращилась на великолепные особняки за высоченными коваными оградами, среди цветников и садов. Она еще ни разу не была в этом квартале, но одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: тут живут очень богатые люди.

Карета снова резко повернула, въехала через распахнутые ворота на двор, покатила по подъездной аллее, среди цветущей сирени, мягко шурша гравием, а потом вдруг остановилась. Нимве разглядывала незнакомое место, лихорадочно соображая: вроде бы графиня замуж не выходила — тогда чей это дом? Куда он меня привез?

Обойдя карету, кучер остановился у дверцы и снизу вверх уставился на Нимве. Он был пожилой и тощий, и выглядел вовсе не таким грозным, как вначале показалось.

— Вылезай, приехали, — он распахнул дверцу. Сойдя наземь, Нимве огляделась.

— Чья это усадьба? — спросила она. Кучер в ответ только покосился и что-то пробормотал, но Нимве не смогла разобрать ни слова.

Они стояли на заднем дворе, у конюшен и каретного сарая, на которых лежала печать большого богатства, заботы и аккуратности. Чистый двор, усыпанный кирпично-красным гравием, утопал в зарослях сирени и черемухи, в тени лежала пара белоснежных борзых, похожих на лебедей.

Озираясь, Нимве не заметила, как кучер исчез, и она оказалась одна, но ненадолго: по двору спешила молоденькая служанка, кокетливо одетая, походившая на барышню. Подойдя, она без всякого стеснения оглядела гостью с головы до ног, и рядом с этой девчонкой Нимве почувствовала себя неотесанной и оборванной деревенщиной.

— Пошли. — Служанка повернулась и уверенно зашагала в сторону узкого прохода между стенами. Нимве поспешила следом, на ходу одергивая юбку.

Особняк вырос впереди словно по волшебству, выплыв из лиловой благоуханной пены цветущих кустов. При взгляде на него Нимве на мгновенье замерла: она в жизни не встречала подобного великолепия. Служанка, уже стоя под колоннами розового мрамора, на широком каменном крыльце, глядела насмешливо и манила за собой.

Внутреннее убранство дома окончательно поразило воображение Нимве. Обитые синим атласом стены вздымались на такую высоту, что приходилось задирать голову, чтобы увидеть потолок. Служанка вела ее через покои, уставленные мебелью красного дерева и диванами с бархатной обивкой, такие и тронуть боязно, а уж подумать, чтобы сесть... Повсюду в огромных хрустальных и фарфоровых вазонах стояли живые цветы, и не какие-нибудь ромашки, а все розы, белые лилии и пионы. Пройдя через коридор, затянутый темно-бордовым ковром, глушившим шаги, они попали в комнату, показавшуюся ошеломленной всем увиденным Нимве небольшой.

— Подожди здесь, — велела служанка. — Сейчас к тебе выйдут.

И только Нимве хотела спросить, кто, как служанка затворила за собой дверь. Нимве огляделась. В комнате, обставленной строгой темной мебелью, всю правую часть занимал огромный, с половину их огорода, письменный стол, а по стенам, едва не до потолка, громоздились шкафы с книгами. Около стола Нимве увидала огромное кресло, обитое коричневой кожей. Наполовину задернутые портьеры придавали кабинету мрачный вид. Да еще и этот запах... Лаванда с примесью чего-то приторно-душистого, перехватывающего дыхание. Надо, пожалуй, отсюда убираться, решила Нимве. Кто его знает, что тут за...

— Хорошо доехала? — оборвал ее мысли тихий мужской голос.

Дернувшись, Нимве резко обернулась. У шкафа с книгами стоял человек, одетый не то в халат, не то сюртук коричневого сукна, достигавший щиколоток. Нимве могла поклясться, что в дверь этот тип не входил. Замерев, будто заяц перед гончей, она таращилась на чужака. Тот молчал и, кажется, ждал ответа, но у Нимве язык присох к гортани.

Молчание затягивалось. Чужаку, видно, это надоело, потому что он не спеша тронулся с места. Подойдя к огромному окну, отдернул портьеру, впустив в кабинет немного дневного света.

— Так лучше, — он обернулся к Нимве. Это оказался худощавый и высокий, лет сорока, человек, с короткими темно-русыми волосами, с бритым, как у всех аристократов, лицом. Крепко стиснув тонкие губы, он в упор глядел на Нимве, и серые глаза блестели, будто льдинки. Его выправка напомнила Нимве офицеров королевской гвардии, а высоко поднятый подбородок придавал чужаку высокомерный вид.

— Ты, конечно, теряешься в догадках, почему ты здесь, — голос у незнакомца был низкий и суховатый. Нимве несмело кивнула.

— Садись, — незнакомец указал на одно из небольших кресел около стола. Будто марионетка, на негнущихся ногах Нимве подошла и опустилась на самый краешек. Хозяин снова поглядел в окно и произнес:

— Графиня Ваинарская рассказала о тебе. Поэтому ты здесь. Ты можешь помочь в одном очень важном деле.

— Кто, я? — севшим голосом выдавила Нимве.

— Да, ты. Речь идет о весьма важных персонах, — хозяин повернул голову. Половина лица оставалась в тени, у губ лежали жесткие складки. Нимве поняла, что, скорее всего, этот человек очень, очень знатного рода.

— Ты, конечно, знаешь, что принцам исполнилось восемнадцать? — спросил незнакомец. — И им предстоит отправиться в путешествие?

— Да, — отозвалась Нимве. — Все это знают…

— Так вот. Нужно, чтобы ты поехала за ними, — сказал хозяин дома. Нимве оторопела. Потом, решив, что ослышалась, спросила:

— В смысле, чтобы… Что вы сказали, ваша ми… ваша светлость?

Незнакомец смотрел без улыбки.

— Нужно, чтобы ты поехала за ними, — раздельно, как говорят с туго соображающим человеком, повторил он. Нимве отшатнулась.

— Что… как, — прошептала она. — Но я… Но зачем?

— Видишь ли, — голос незнакомца звучал все так же спокойно, — Его королевское высочество герцог Кендарнийский послал за ними Мафхора. Ты знаешь, кто такой Мафхор?

— Ну, да, конечно, это его "карманный маг"… Ой, ну, то-есть…

— Вот именно, — веско уронил хозяин. — "Карманный маг". Он будет следить за принцами по приказу герцога. Поэтому и ты тоже будешь следить, только за Мафхором. И если увидишь, что он что-то замышляет, ты должна будешь его остановить.

— Кто, я? — Нимве вскочила.— Но я… Что вы, ваша светлость! Он же — маг! Как же я смогу его… ему… Он же меня одним пальцем…

— Тише, — велел хозяин, — успокойся. Я навел про вас справки, про тебя и твою мать. Вы потомственные ведьмы, так что не преуменьшай своих умений.

— Но, ваша светлость, вы не понимаете, все не так! Ну, то-есть, так, но… "Ведьмы" — это не то, что люди обычно думают, мы ничего такого не умеем, никаких таких штук! Мы просто знахарки, ваша светлость, мы людей лечим. Что я буду делать с Мафхором? Он меня просто убьет, и все! Я ничего против него не смогу!

— Не прибедняйся, любезная, — холодно ответил незнакомец, — тебе придется ехать.

— Воля ваша, — Нимве, дрожа всем телом, стиснула ладони и облизала губы. — Воля ваша, но никуда я не поеду.

— Не вздумай перечить, — незнакомец нахмурился. — Я смогу тебя заставить, не сомневайся. Подумай о своей матери!

— Конечно, — голос Нимве дрогнул, — легко вам угрожать. Да раньше смерти все равно не помрешь.

— Не думаю, что ты захочешь ускорить свою смерть, девчонка! Как ты смеешь пререкаться, холопка, да я тебя в тюрьму…

— Воля ваша, — повторила Нимве. — А лучше убейте меня, прям сейчас. Потому как мне все одно туда дорога, если я вашего приказа послушаюсь. А так хоть быстрее будет… Только мать мою не трогайте, она перед вами ни в чем не провинилась! Легко ж вам со слабыми-то…

— Молчать! — незнакомец шагнул вперед и занес руку для удара, а Нимве зажмурилась, но еще один голос властно приказал:

— Довольно.

Удара не последовало. Нимве осторожно открыла глаза. Возле шкафа с книгами стояла высокая женщина в темном покрывале. Помедлив, она приблизилась и повторила:

— Хватит. Так мы ничего не добьемся.

— Но ведь мы же договаривались, — с неудовольствием начал хозяин, но женщина положила ладонь ему на локоть.

— Я прошу, — сказала она. Пожав плечами, незнакомец вернулся на место у окна. Стоя против Нимве, женщина негромко произнесла:

— Извини его. Он не привык, чтобы ему отказывали.

Нимве глотнула и не ответила, пытаясь разглядеть незнакомку, но покрывало, надвинутое на самые глаза, прятало лицо в густой тени.

— Присядь, — сказала женщина. Голос был низкий и звучный. — Садись же.

— Зачем, ваша светлость? Если вы меня тоже собираетесь послать с Мафхором сражаться, так мой ответ и вам будет... — Нимве поперхнулась, потому что женщина медленно стянула с темных волос покрывало, и свет упал ей на лицо. Мгновение Нимве стояла, с изумлением таращась на собеседницу, а потом низко, едва ли не до полу поклонилась.

Перед ней была Ее величество королева Алавинги.

— Вижу, ты меня узнала, — проговорила королева. — Ну, хватит, довольно. Довольно, сядь же!

Нимве, не смея поднять глаза, села в кресло. Королева оперлась рукой о стол, некоторое время молчала, а потом произнесла:

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Но пойми и ты: у меня нет выбора. Я не хотела говорить тебе всего, но, видимо, придется. Дело в том, что мой муж, герцог Кендарн, посылает Мафхора не просто следить за нашими сыновьями. Из очень достоверного источника мне стало известно, что мой муж собирается подстроить так, чтобы в соревновании выиграл его любимчик, Инис. Тогда мой сын... тогда у его брата, Сэтнара, не останется никакой надежды унаследовать трон. Ты понимаешь?

— Позвольте сказать, ваше величество, — прошептала Нимве. Королева согласно нагнула голову, и она несмело продолжила:

— Я не пойму, чем же я-то могу помочь?

— Я точно не знаю, что герцог задумал, — сказала королева. — Но меня это очень тревожит, ведь Мафхор способен на все. Послушать только, что про него говорят. И вот такого человека, такое чудовище отец способен подослать, чтобы навредить собственному сыну! — с горечью воскликнула королева. — Я боюсь, что Мафхор убьет Сэтнара.

— Но... но что я-то могу... Да и как Мафхор посмеет... принца...

— О, этот посмеет, уверяю тебя! — королева коротко хлопнула ладонью по столу. — Если даже собственные родичи от него отреклись — а уж их-то никто не заподозрит в ангельской доброте. Но Мафхор, он их всех за пояс заткнет, весь Дом Таэнана. У него ни чести, ни совести, ни жалости. Я боюсь за Сэтнара, девочка. Ты должна ему помочь. Ты обязана.

Нимве, вскинув голову, расширенными глазами уставилась на королеву:

— Прошу вас, ваше величество, ведь я...

— Ты поедешь за ними и будешь следить.

— Но, ваше величество...

— Ты будешь следить за моими сыновьями, а, главное, за Мафхором.

— Ва... ваше величество...

— Если увидишь, что Мафхор что-то замышляет, ты должна ему помешать. Любым путем, ты меня поняла?

— Ваше величество! — Нимве упала на колени. — Пожалуйста! Он же — маг из Великого Дома! Обученный маг! А я кто? Деревенская знахарка! Он же меня в порошок сотрет! Как я смогу ему помешать?

— У тебя тоже есть способности, — возразила королева. — Я навела о тебе справки. Ты найдешь способ ему помешать, девочка. Ты обязана найти.

— Умоляю, — Нимве молитвенно сложила руки. — Пощадите...

Королева подошла так близко, что Нимве уловила тонкий цветочный запах духов и ощутила прикосновение шелкового платья.

— Ты найдешь, — положив Нимве руки на плечи и глядя в глаза, твердо сказала королева. — Если ты собираешься и дальше жить в моей стране, ты найдешь способ. Отказа я не приму. Если ты откажешься... Что же, тогда вам с матерью придется за это отвечать. Ты сейчас же дашь клятву слушаться меня во всем, иначе я прикажу арестовать твою мать. Ее посадят в тюрьму, понимаешь? Я не потерплю неповиновения от своих подданных. Ты слышишь? Перестань плакать. Ты меня понимаешь, или нет?

Нимве кивнула, кусая губы и чувствуя, как слезы ползут по щекам.

— Поклянись мне, — велела королева.

— Я клянусь, только маму не трогайте, умоляю...

— Поклянись по-настоящему!

— Клянусь могилой дедушки и бабушки... Как еще? Я не знаю...

— Поклянись Владыками Стихий.

— Да... да, я клянусь Матерью-Землей... Пусть Она не даст мне сил и урожая, если я нарушу...

— Вот и молодец, — почти ласково сказала королева. — А теперь сядь и слушай, что тебе придется сделать. И не плачь. Все будет хорошо.

* * * * * * *

Следующую неделю, до самого отъезда, Нимве провела как в бреду, будто во сне, от которого желаешь, но не в силах очнуться.

На деньги, что дала королева, она купила мужскую одежду и лошадь, небольшого серого жеребчика, своенравного, но крепкого. О том, чтобы привести его домой, не было и речи, поэтому Нимве в оставшиеся дни прятала коня в старой полуразрушенной строжке в лесу, подальше от глаз матери и Корешка.

Она, как прежде, хлопотала по хозяйству, по-прежнему ездила в соседние деревни помогать больным, принимала роды, но ни на секунду не могла отделаться от мысли о грядущей поездке — и о Мафхоре. Это висело над ней, как проклятие. Мафхор... Нимве видела личного мага герцога Кендарна, "карманного мага", как его прозвали в столице, всего пару раз, да и то издали. Для нее, как и для остальных жителей окрестных деревень, он оставался лишь страшной сказкой, кем-то сродни черту, которого лучше на ночь не поминать. И вот теперь она должна куда-то ехать, следить за ним... за ним! За магом из Великого Дома! За человеком, про которого рассказывали такие истории, что волосы дыбом. Говорили, будто он готовит снадобья из крови детей, которых приманивает по бедняцким кварталам, по слободам, и которых потом находили в реке, текущей через Сафирну. Говорили, что на всякого, кто косо на него посмотрит, он насылает порчу, и такой человек начинает хиреть, гнить заживо, и умирает в короткий срок. Еще рассказывали, будто он привораживает молоденьких девушек — да мало ли чего? Нимве никогда особо не задумывалась над подобными сплетнями, может, большая часть — действительно только сплетни, но... Но даже если хоть малая толика — правда, а оно должно быть правдой, ведь то, что от Мафхора отказались собственные родичи, Дом Таэнана, доподлинно известно, — значит, в рассказах о нем есть правда. А маги Дома Таэнана далеко не ангелы, это знает вся страна, и значит...

Все эти дни Нимве жила с подобными мыслями, не могла ни спать, ни есть. Но тяжелее всего оказалось притворяться перед матерью. Нимве никогда не лгала матери, ничего от нее не скрывала — а теперь, когда было так тяжело и страшно, она обязана молчать. Много раз подмывало рассказать все начистоту, собраться и исчезнуть вдвоем, и пускай тогда ищут! Однако дни шли — а Нимве молчала. Останавливал давешний разговор с королевой, клятва, которую пришлось дать, обещание следить за тем, чтобы Нимве не сбежала — и угроза, что если королеве донесут о попытке побега, они обе, вместе с мамой, окажутся на каторге, на соляных копях. И действительно, Нимве почти уверилась, что за ней следят. Не зря же последние дни она то и дело замечала в окрестностях фермы незнакомых людей, одетых то в отрепья, то в крестьянское платье, и каждый раз чужаки старались скрыться, но казалось, что делают они это нарочито неуклюже.

Неделя, тянувшаяся как дурной сон, внезапно кончилась, и накануне отъезда Нимве всю ночь не сомкнула глаз. Поднялась затемно, когда небо на востоке лишь начинало светлеть, вышла на крыльцо в одной сорочке. Было очень тихо. Над черной глыбой леса стыл рассвет, звезды поблекли, будто утомились за ночь, и в курятнике громко орал петух. Вдыхая аромат цветущей сирени, Нимве глядела на темный, такой знакомый двор, на плющ и плетистые розы, увившие ограду, глядела так, будто видела впервые. Или, может, в последний раз. Мафхор меня убьет, подумала она. Я больше никогда сюда не вернусь. Тугой ком подкатил к горлу, и пелена застлала глаза. Прижав ладони ко рту, чтобы не разрыдаться в голос, Нимве сбежала с крыльца. Слепая от слез, спотыкаясь, побрела по двору в сторону колодца.

Когда проснулась мать, Нимве встретила ее на кухне, улыбающаяся, причесанная и спокойная.

Вскоре после завтрака они, как обычно, разошлись по хозяйственным делам. Подоив коров, Нимве отнесла молоко в погреб. Принцы должны были выехать после полудня, оставалось совсем немного времени. Котомку с одеждой и всем необходимым Нимве собрала еще два дня назад, но до сих пор не решила, как объяснить матери свой отъезд. Сев у стола в большой, залитой светом кухне, Нимве обхватила голову руками. Может, все-таки лучше сбежать, в который раз подумала она. Убежим — и все, поедем на восток, там леса, а за ними — граница с Кирва́ном. И никто нас не найдет, никакая королева, и никакой Мафхор. Только вот, кому мы там нужны, в Кирване, две нищенки. Мы ведь и продать-то ничего не сумеем. Что нам останется, на улице побираться? К тому же, вряд ли мы скроемся от королевских соглядатаев. Нас сразу поймают, и королева сошлет нас на каторгу, как и обещала. А на соляных копях люди дольше пары лет не живут, тем более такие, как мы... как мама. Да еще клятва... Я ведь поклялась Матерью-Землей! Если я нарушу такую клятву... Нимве резко отняла ладони от лица и выпрямилась. Нет, решила она. Что уж теперь. Теперь поздно. Я должна ехать, и будь, что будет.

Сняв с комода грифельную дощечку, Нимве снова опустилась на табурет с меловым карандашом в руке. Поразмыслила — и начала писать: "Дорогая мамочка! Я должна уехать." Она оторвала карандаш от черной поверхности, задумалась, а потом ладонью стерла последнее предложение. "Мне нужно уехать на несколько недель. Пожалуйста, не волнуйся и никому ничего не говори. Если спросят, скажи, мол, уехала на север, к твоему брату. Есть человек," — карандаш опять оторвался от доски, минутная пауза — и снова Нимве стерла последние слова. "Я обязана ехать, потому что мне это приказал человек, которого нельзя ослушаться. Мамочка, только очень тебя прошу, никуда не езди и не пытайся никого обо мне расспрашивать! Если этот человек узнает, у нас будут неприятности. Я скоро вернусь и все тебе расскажу. Обещаю. Целую и люблю, Нимве."

Закончив писать, она отодвинула дощечку, оперла на край хлебницы, чтобы сразу бросилась в глаза, и встала. Пора. Нимве вытерла полотенцем руки, запачканные мелом. Подошла к окну. Ветви старой яблони скреблись о подоконник, и в кроне оглушительно трещали воробьи. Солнечные зайчики прыгали по раме, перебираясь на стены, то сбиваясь в сияющую кучку, то бросаясь врассыпную... Нет, не могу, подумала Нимве. Как я могу уехать, не простившись? А вдруг я ее больше не увижу?

Перебравшись через подоконник, Нимве спрыгнула на траву и помчалась через залитый светом двор.

Мать она нашла на огороде. Та стояла над капустной грядкой и пристально разглядывала разлапистые листья. Видно, мать ощутила присутствие Нимве, потому что сказала, не оборачиваясь:

— Козы все-таки сюда пробрались. Нет, ну ты подумай, а?

— Много погрызли? — Нимве удивилась, до чего ровно прозвучал голос.

— Не так, чтобы... Но придется ограду укреплять, — Хелеа обернулась. — А ты чего тут, доча?

— Знаешь, мам, — ответила Нимве, — я совсем забыла, мне надо уехать, съездить кое-куда.

— Куда? — удивилась мать. Солнце отражалось в ее глазах, будто в озерных водах. — Кто-то из деревни приехал?

— Нет, просто я вспомнила... — Нимве глотнула, но голос не дрогнул, не изменил обычного ровного звучания. — На Выселки. Помнишь, там еще малыш дифтерией болел? Ну, мы его зимой лечили?

— Так он же выздоровел, — Хелеа пристально смотрела дочери в лицо.

— Да, но бабушка его заехать просила, — Нимве отвела глаза, сделала вид, будто изучает потравленные грядки. — Ой, а они много тут сожрали.

— Нет, только на этой стороне, — мать отвлекли ее слова, и Нимве перевела дыхание.

— Ладно, мам, я поеду.

— Езжай, доча. К обеду-то воротишься?

— И не знаю, — Нимве смотрела, как в каштановых маминых волосах играют ярко-золотые искры. Словно жесткая ладонь сдавила горло, и, ничего больше не говоря, она шагнула вперед и обняла мать что было силы.

— Ты чего, доченька? — та попыталась обернуться.

— Ничего. Я тебя очень люблю, мамочка.

— Да что такое?

— Ничего. Ничего, правда. Ладно, я пошла.

Заставив себя отстраниться, Нимве зашагала прочь, вдоль грядок. Она ни разу не обернулась, но знала, чувствовала, что мать стоит и смотрит ей в след.

Принцы выехали из столицы через Южные ворота, в компании друзей и слуг. Ждать пришлось долго: выезд, конечно, задержался. Переодетая в мужскую одежду, держа лошадь в поводу, Нимве стояла в толпе, что запрудила поле неподалеку от ворот.

Солнце перевалило за полдень, когда в городе ударили колокола. Толпа у ворот пришла в движение, и сидевшие на земле вскочили. Скоро ворота отворились, из них вышли гвардейцы в парадных мундирах, с мечами наголо, выстроились по бокам массивного подвесного моста. Толпа шумела, люди толкались, вытягивая шеи — и вдруг все вокруг взорвалось криками и рукоплесканиями: из ворот вылетела кавалькада аристократов. Празднично разодетые, они казались скачущим цветником, и среди них невозможно было разглядеть принцев.

Всадники промчались сквозь толпу, взметая пыль на тракте, и скрылись вдалеке, у леса. Провожающие скоро вернулись, но толпа не унималась еще долго.

Подождав, когда закроются ворота, Нимве оседлала своего конька и неспешно потрусила по дороге, чтобы нагнать принцев по следам.

После захода солнца наследники остановились на ночлег в небольшой деревне, вольном поселке к востоку от столицы. Деревню окружал частокол, а въезд перекрывали легкие ворота, на которых никогда не бывало стражи. Ведя лошадь за повод, Нимве осторожно отворила калитку, молясь Творцу, чтоб не заскрипела. В этой деревне они с матерью многих лечили, поэтому Нимве поглубже надвинула шапку на глаза.

Покуда она разыскивала постоялый двор, окончательно стемнело. Ворота гостиницы оказались заперты, сторож встретил ее неласково, пришлось долго уговаривать, чтобы пустил на двор.

Под конец он все-таки сжалился. Выпросив овса для лошади и привязав ее к коновязи у сараев, Нимве медленно пошла мимо колодца, делая вид, будто ищет место для ночлега. Вокруг не было ни души, только из-под телег раздавались размеренное сопение и храп спящих.

Заскрипела дверь, раздались громкие молодые голоса и смех, на крыльце в потоке желтого света возникли мужские фигуры. Нимве спряталась в тень, прижавшись к стене, а парни, гикая и толкаясь, с топотом сбежали по ступенькам и исчезли в темноте двора. Зазвенела цепь, послышался плеск... Притаившись возле бревенчатой стены, Нимве слушала, как парни возятся у колодца. Полилась вода, кто-то заорал, раздались шлепки ладоней по голому телу и богатырский хохот, звонкий голос насмешливо воскликнул:

— Ну, что вы, виконт, только после вас!

— Покажите пример, ваше высочество! — снова плеск, ржание и гиканье, они, похоже, принялись носиться по двору, но было слишком темно, чтобы Нимве смогла их разглядеть.

Парни угомонились очень поздно. Нимве к тому времени уже улеглась у стены сарая, под навесом, на деревянном настиле, однако спала плохо, урывками, постоянно просыпаясь и тревожно оглядываясь. Ночью пошел дождь, грохотал по навесу над самой головой, не давая сомкнуть глаз. Под утро ее сморил крепкий сон, и когда она очнулась, принцев на подворье уже не было.

 

Глава 3

Нимве нагнала их без труда, по следам копыт на размякшей от дождя дороге. Скоро кавалькада свернула в лес, следуя за небольшой тропой. Здесь не было нужды прятаться, держаться от принцев на большом расстоянии, к тому же, парни двигались не торопясь и так шумели, что потерять их мог только глухой. Но лесная прогулка длилась недолго. К вечеру следующего дня принцы снова въехали в деревню, и Нимве опять пришлось искать ночлег.

Так минуло пять дней. Двигаясь по карте, начертанной в Пророчестве Таэнана, близнецы добрались до небольшого городка на самой границе западных земель королевства. Здесь, в предгорьях Намери́йского хребта, отделявшего Алавингу от соседнего Кирвана, жилье сделалось редкостью. До самой границы с Эбирной простирались огромные, древние, нетронутые леса.

В маленьком грязном городишке, носившем звучное имя Вира́нго, принцы остановились на постоялом дворе неподалеку от единственных городских ворот. Нимве ухитрилась выторговать у хозяина этой гостиницы чулан под лестницей, ведущей на второй этаж. В крохотной каморке было трудно спать из-за шума, проникавшего с кухни через тонкую перегородку, из-за запахов и постоянной ходьбы над головой. Однако выбирать не приходилось: Нимве экономила каждый грош, денег, которые дала королева, оставалось в обрез.

Время шло, но близнецы словно позабыли о цели путешествия. Нимве не могла понять, что удерживает их в этом невзрачном городишке. Ей самой он успел осточертеть уже на следующий день, а деньги таяли с пугающей быстротой, и впереди замаячила перспектива ночевок на улице.

Шел четвертый день в Виранго. С раннего утра, как повелось, Нимве отправилась бродить по городу, а на постоялый двор вернулась ближе к вечеру, когда солнце лениво ползло к горизонту. Теплый розоватый свет лежал на стенах домов, и от его волшебного касания всё — и старая обшарпанная гостиница, и грубая брусчатка мостовой, и повозки у настежь распахнутых дверей, — казалось новее и красивей.

Приблизившись к дверям, Нимве замешкалась у входа: привратник выпроваживал оборванца, норовящего пробраться внутрь. Привратник, здоровенный плечистый мужик, молча хватал бродягу за руки, а тот с пьяной горячностью доказывал что-то, вцепившись в дверной косяк. Нимве с трудом протиснулась мимо, вошла — и с маху ткнулась в грудь высокому мужчине. Отшатнулась, вскинула голову... Перед ней стоял Мафхор.

Она замерла, будто мышь перед ужом, сердце, стукнув, нырнуло куда-то в живот. Но ведь он же меня не знает, отрезвила спасительная мысль. Он не знает, кто я! Нимве с облегчением выдохнула, и, распрямившись, прошла мимо, независимо вздернув подбородок и задев мага плечом. Не оборачиваясь, прошагала к лестнице, юркнула в свою каморку, захлопнула дверь и привалилась к ней спиной. Сердце колотилось, а ладони сделались мокрыми.

Бросив котомку в угол, Нимве опустилась на узкий топчан около стены. Значит, он все-таки здесь, подумала она. Перед внутренним взором так и стояли черные Мафхоровы глаза, а взгляд такой пронзительный... А если он догадается, подумала Нимве. Он же меня тогда... Королева отсюда далеко, а Мафхор — вот он. Может, плюнуть на все, в который раз соблазнила мысль, да рвануть к границе? Нет, до Кирвана далеко, а в Эбирну и дурак не сунется. Да и что тогда будет с мамой? Эх, что теперь об этом думать. А вот интересно, где этот тип остановился? В гостинице я его вроде бы не видела, разве что он изменил внешность...

Просидев так довольно долго, Нимве впервые вспомнила, что с утра ничего не ела, и словно отзываясь на ее мысли, желудок сжался от голода. Прихватив котомку, она отправилась на базар.

Оранжевый диск солнца почти коснулся горизонта, было людно, как обычно к вечеру, у лавок и кабаков толпились завсегдатаи. Завидев лоточника, торговавшего горячими пирогами, Нимве подошла и принялась разглядывать товар.

— С пылу, с жару! — лоточник оборвал вопли и нормальным голосом сказал:

— Ну, чего смотришь, парень? На пирогах, чай, узоров нету.

— А мне не интересно, что на них, мне интересно, что внутри, — парировала Нимве, поглубже надвинув шапку на лоб.

— А чего внутри? Уж как водится, кошечки да собачки, — лоточник весело осклабился. — Да не боись, соседей твоих мы туда не запекли, мы твоих соседей в лавку продали, — лоточник махнул рукой в пространство. Нимве подняла глаза, невольно проследив за его жестом — и замерла. Мимо шагал Мафхор. Лоточник продолжал балагурить, но она уже не слушала, наблюдая, как Мафхор неторопливо вошел в маленький кабачок чуть дальше по улице. Не спуская зачарованных глаз с двери, за которой скрылся маг, Нимве направилась следом, будто сам дьявол тащил ее на веревке.

В маленьком кабачке стоял полумрак, пахло горелым луком, старыми тряпками и прокисшим пивом. Мафхор сидел в глубине зала, у распахнутого настежь окна, забранного решеткой, кроме него да еще пары непонятных типов, посетителей больше не было. Нимве замерла на пороге, стараясь унять шибко бьющееся сердце. Хозяин, бородатый, черный как жук, протирал у стойки глиняные миски. Некоторое время наблюдал за Нимве, а потом велел:

— Ты или входи, парень, иль до свидания, а в дверях неча торчать!

Вздрогнув, она вошла, уселась за стол через ряд от Мафхора, но так, чтобы быть к нему лицом. Через пару минут появился служка. Вытирая руки о замызганное полотенце, перекинутое через плечо, спросил:

— Чего будем заказывать?

Нимве исподлобья зыркнула на него, на небритую физиономию без возраста, на сальные светлые волосы, спадающие на грязный воротник. Стараясь говорить грубым голосом, отозвалась:

— А чего у вас есть?

Со скукой глядя поверх ее головы, служка привычно зачастил:

— Курица имеется, жареная иль вареная, также закусь, овощи, каши разные, щи из капусты, выпивка на выбор...

— Ладно, это, — Нимве прикинула сумму. — Пшенная каша есть?

— Есть, — безразлично ответил служка.

— Тогда давай кашу.

— Пить чего будем?

— Чего есть?

Служка смерил ее оценивающим взглядом:

— Пива могу предложить.

— Молоко есть?

— Проверить надо, — служка пожал плечами.

— Ну, так иди, проверь, — сказала Нимве.

Повернувшись, служка неторопливо отправился на кухню. Нимве покосилась на мага. Тот сидел с равнодушным видом, резал что-то в миске, кажется курицу, и не обращал ни малейшего внимания на то, что делается вокруг. Нимве рассматривала его с жадным любопытством.

На вид ему можно было дать и за тридцать, и первое, что бросалось в глаза — его красота, что, впрочем, было свойственно большинству алгарвидов. Только этот все же отличался от людей из Дома Таэнана, обычно белокожих и светловолосых. Из-за золотисто-смуглой, будто от долгого пребывания на солнце, кожи, черных волос и черных глаз он походил на ворона. Конечно, он был красив, и при этом вовсе не женоподобен, но Нимве он ужасно не понравился, а вблизи еще больше, чем прежде издалека. Красота его показалась приторной и чрезмерной, напомнила пирожное в лавке бакалейщика, в котором только сахар да плохой жир, и от которого потом долго тошнит.

Словно ощутив, что на него смотрят, маг поднял голову. У Нимве душа нырнула в пятки, почудилось, будто Мафхор, с его острыми и умными глазами, видит каждую ее мысль.

Вернувшийся служка поставил перед ней снедь и кувшин и проговорил:

— Вот, молоко принес, не прокисло вроде.

Нимве осторожно принюхалась. Служка, не обращая больше на нее внимания, направился к Мафхору, и, подавая кувшин, сказал:

— Пожалуйте, господин. — Теперь его голос звучал не в пример почтительней.

— Благодарю, — Мафхор жестом отпустил слугу. Ишь, аристократ какой, подумала Нимве, уткнувшись в тарелку. Каша, что ей подали, была сухой и безвкусной, но ужасно хотелось есть. Зачерпнув ложкой и набив полный рот, Нимве снова скосила глаза на мага. Тот наклонил кувшин над кружкой, но как только оттуда полилась темная жидкость, вдруг остановился.

— Эй, — окликнул он. Служка обернулся, и маг поманил его пальцем. Дождавшись, пока подойдет, Мафхор сказал:

— Ты мне вино принес.

— Эта... — отозвался служка, таращась на Мафхора. — И чего?

— Я заказывал воду.

Работник захлопал глазами.

— А? — переспросил он. Мафхор терпеливо объяснил:

— Я воду заказал. А ты принес вино.

— Ка... какую воду? — Вид у служки сделался такой, будто его огрели по затылку.

— Воду. Обычную воду, — ответил маг. — Понимаешь?

— Я, эта... Воду? — Работник беспомощно огляделся по сторонам. — Так это, вы пьете воду?

— Именно.

Служка таращился на гостя, точно силился понять, что за человек станет пить воду.

— И эта... — наконец выдавил он. — Чего теперь делать?

— Заменить. — Маг откинулся на спинку стула, по-прежнему спокойный и невозмутимый. — Принеси другой кувшин.

— Другой? Слушаюсь.

Схватив со стола кувшин, работник кинулся к стойке. Мафхор снова принялся за еду. Оборванный, мертвецки пьяный тип в драной шляпе, сидевший через стол позади мага, вдруг начал икать, глядя перед собой мутными, похожими на стеклянные шарики глазами.

Воротился служка. Поставив перед Мафхором кувшин, сипло произнес:

— Пожалуйте, господин.

— Это вода? — поинтересовался маг.

— Хозяин послал, — ответил тот. Пару секунд маг смотрел ему в глаза, потом плеснул из кувшина в кружку. Даже со своего места Нимве разглядела, что это вовсе не вода, а пиво.

— Это, по-твоему, вода?

Служка тупо таращился на мага. Не удержавшись, Нимве хрюкнула, поспешно уткнулась в миску. Маг поднялся и спокойно приказал:

— Ладно, пошли.

— Куда? — удивился служка.

— К хозяину.

Отодвинув слугу с дороги, Мафхор подошел к стойке и, облокотившись о прилавок, что-то сказал хозяину. Вид у трактирщика сделался удивленный и растерянный, он ответил, однако Нимве не удалось разобрать ни слова, шум улицы из открытых окон, будто подушка, глушил звуки.

Покуда маг препирался с трактирщиком, пьяница, что сидел позади, неуклюже поднялся. Пошарив под лавкой, выудил плащ, походивший на истрепанную половую тряпку, и, покачиваясь, с бормотанием выбрался в проход. Через несколько шагов, поравнявшись со столом Мафхора, споткнулся, ухватился за столешницу — и что-то ловко бросил в кружку, Нимве увидала это ясно и отчетливо. Поперхнувшись, она выпрямилась, а пьянчуга, будто ни в чем не бывало, побрел дальше, цепляясь ногами за стулья. Вроде я уже его видела, подумала Нимве. Да ну, что за бред... где я могла... И тут она вспомнила. Это был тот самый оборванец, которого пару часов назад выпроваживал из гостиницы привратник.

Пьяница тем временем беспрепятственно пробрался к выходу, взялся за дверную ручку, и тут Нимве вскочила и крикнула:

— Эй!

Все повернулись, и оборванец тоже. Ткнув в него пальцем, Нимве выпалила:

— Да, ты! Стой!

Пьянчуга внезапно протрезвел. Рванул дверь, и, будто ящерица выскользнул наружу. Хозяин спросил:

— Он у тебя украл чего, а, паренек?

Встретившись с пристальным взглядом Мафхора, Нимве покачала головой.

— А чего тогда орешь? — проворчал хозяин. — Народ только распугиваешь...

Через минуту Мафхор воротился к своему столу, и судя по тому, что нового кувшина ему не принесли, трактирщика переспорить не удалось, — а может, в заведении не было питьевой воды. Укусив лепешку, долил в кружку из кувшина. Нимве наблюдала за ним и все сильнее нервничала. Маг поднес кружку к губам... Сейчас выпьет, поняла она, и, не в силах больше сдерживаться, воскликнула:

— Постойте!

Все опять повернулись к ней.

— Не пейте это, — сказала она магу. Тот поглядел на кружку, потом на Нимве — и опустил руку. Донышко стукнуло о стол, а трактирщик сердито закричал:

— Слышь, парень, я щас тебя вывести велю! Перебрал, што ль, иль голову напекло? Ты чего мне тут...

Мафхор перебил:

— Почему? Почему не пить? — маг обращался только к Нимве, будто трактирщика тут и не было.

— Я... я видел, — Нимве глотнула. — Как тот тип... Ну, в общем, он вам что-то туда подсыпал.

Мафхор глядел на нее еще некоторое время. Потом резко встал и направился к двери.

— Эй, — встрепенулся хозяин, — а платить кто будет?

Маг не ответил, даже не повернул головы, а хозяин, похоже, не решился настаивать.

Опасения трактирщика оказались напрасны: Мафхор воротился через минуту. Приблизившись к стойке, негромко спросил:

— Кто этот человек?

— Да почем мне знать! — взвился хозяин. — Ну, зашел, ну, выпил, што ж теперь, за всякий раз мне... Да што стряслось-то?

— Ты только что слышал. Юноша сказал, будто он что-то подсыпал мне в питье.

Трактирщик испепелил Нимве взглядом и воскликнул:

— Да больно этот пацан чего понимает, ишь, отравителя поймал! А вы хто ж будете, — обратился он к Мафхору, — штоб вас травить? Наследный принц, што ль? — эти слова он выговорил с едкой насмешкой, явно обращаясь к публике, но никто из малочисленных посетителей не засмеялся.

Хрустнув зубами, Нимве встала и подошла к мужчинам. Стараясь, чтобы голос звучал с достоинством, произнесла:

— Я своими глазами виде... видел, как тот мужик что-то бросил ему в кружку, — она кивнула на Мафхора. — Я, слава Творцу, не слепой.

Хозяин уперся кулаками в бока:

— Ну, а с меня чего теперь требуется? Стражу свистеть, иль как? Я за вас, бродяг, не ответственный, мало, што ль, вас тут шляется?

— Уж извини, если помешали! — огрызнулась Нимве. — Только чего же ты к себе бродяг пускаешь? Запер бы двери, глядишь, бродяги б и не забрели.

— Соплив больно, учить меня, — не остался в долгу хозяин. — Ишь, растявкался, щенок! Вот велю тебя вывести, так...

— Да я и сам уйду, — перебила Нимве.

— Уйдешь, да прежде заплати!

— На, подавись, — Нимве швырнула на стойку пару монет, резко повернулась и, не дожидаясь, покуда трактирщик ответит, зашагала к двери. Она знала, что все, в том числе и Мафхор, провожают ее взглядами, но держалась прямо, вскинув подбородок, и ни разу не оглянулась по сторонам.

 

* * * * * * *

К облегчению Нимве, принцы все-таки уехали на следующий день, ближе к полудню. Задержись они еще хотя бы на сутки, ей пришлось бы ночевать на улице.

В чаще, среди деревьев, Нимве почувствовала себя лучше, хоть и не могла отделаться от мыслей о доме, о матери — а пуще всего беспокоил Мафхор и отсутствие провизии. Остатков денег хватило лишь на буханку хлеба да чуток сыра.

День проходил за днем. Нимве горько жалела, что подчинилась приказу королевы, не плюнула на все, и они с матерью не сбежали. У королевы она видела карту маршрута принцев, но здесь, в лесной глуши, потеряла всякое представление о том, куда они направляются. Места оказались глухие, безлюдные, и разжиться провизией нечего было и думать: деревнями поблизости не пахло, а в лесу в такое время года взять было почти нечего. Еще не поспели ягоды и грибы, искать же съедобные коренья или птичьи яйца не хватало времени, она боялась отстать, даже не из страха потеряться, вовсе нет. Она, конечно, сумела бы отыскать своих подопечных по следам, но — не хотелось оставаться одной в этой глуши.

Лишь начало темнеть, близнецы сделали привал возле крохотного озерца. Привязав лошадь в зарослях цветущей малины, Нимве прокралась к их стоянке. На берегу пылал костер, парни плескались в неглубокой воде, и эхо разносило по лесу веселые вопли. Над огнем на вертеле жарилась небольшая туша, кажется, косули. Запах был такой, что у Нимве потемнело в глазах, а рот наполнился слюной.

Через некоторое время она вернулась к своей лошади. Совсем стемнело, но она не могла разжечь огонь из страха, что этим выдаст свое присутствие. Да и Мафхор, конечно, должен быть поблизости... При мысли о маге Нимве пробрал озноб. Зябко поежившись, она заползла поглубже в малинник, прислушиваясь к звукам ночного леса. Если он меня вздумает убить, никто и не узнает. И никто даже моих костей тут не найдет, звери растащат...

Расстелив на земле толстую шерстяную кошму, Нимве отломила кусок хлеба, принялась жевать, запивая водой из фляги. Закончив ужин, легла и натянула на голову плащ. С трудом уснула, но спала плохо, урывками, даже во сне прислушиваясь.

Когда Нимве очнулась, было очень темно. Она рывком села, не понимая, что могло ее разбудить, не в силах сообразить, где находится. Принялась шарить вокруг руками — а потом уловила шум, донесшийся из-за деревьев, отдаленные крики и ржание лошади. Вскочив, Нимве облилась холодным потом, потому что ее пронзила мысль о принцах. Может, кто-то на них напал? Может, это Мафхор? Может, он решил расправиться с принцем Сэтнаром?! Нет, чепуха. Он же не убьет Сэтнара на глазах у брата, ему же тогда...

Шум усилился, и беспокойство Нимве — тоже. Пойти, что ли, посмотреть, подумала она, однако возникшая следом мысль остановила: если Мафхор что-то затеял, он и мне башку открутит.

Несколько минут Нимве стояла, прислушиваясь, терзаемая страхом, но в конце концов беспокойство победило. Нет, надо идти, решила она. Только посмотрю, и все. Не стану вмешиваться, хоть гори там всё огнем.

Осторожно пробравшись через кусты бузины, Нимве шла до тех пор, пока не заметила отблески огня. Очутившись на краю небольшой поляны, остановилась, чтобы не попасть в полосу света. Ярко горел костер, а вокруг тенями метались люди. Сначала Нимве не могла понять, чем они заняты. Драки, кажется, не было, и в голову пришла дикая мысль, что они напились, и теперь танцуют. Мысль мелькнула и исчезла, потому что Нимве осознала: нет, они вовсе не танцуют, наоборот, случилось что-то плохое. Около костра неподвижно распростерся человек, а над ним склонилась темная фигура: Мафхор, сосредоточенный и спокойный.

Неужели он все-таки кого-то убил, подумала Нимве. В животе похолодело, первым желанием было повернуться и сбежать, но потом, приглядевшись, она поняла, что маг, похоже, пытается помочь незнакомцу. Да и за каким бы он стал тут рассиживаться, если бы он его убил? Какая глупость... А может, на принцев напали разбойники?

Нимве испуганно обернулась. Блики от костра шевелились на темной листве, рождая ощущение движения, и от этого казалось, будто кто-то крадется за спиной, в черной пропасти леса. Нимве пронзил такой страх, что, не раздумывая больше, она выбралась из тени и подошла к огню. Никто не обратил на нее внимания, лишь Мафхор поднял голову. Пару мгновений они смотрели друг на друга. Нимве внезапно поняла, что забыла надеть шапку, и распущенные волосы спадают почти до пояса. Она прикусила губы, а Мафхор, судя по всему, не удивился. Взглянув на лежащего у ног человека, Нимве заметила на его светлой рубахе растекшиеся черные пятна. Некоторое время глядела, а потом до нее дошло.

— Он ранен? — спросила она. Мафхор кивнул. Человек дышал тяжко, с хрипами, ребра ходили ходуном. Бородатый, коренастый, в простой одежде, он не походил ни на кого из свиты принцев.

— Кто это? — Нимве огляделась. — Разбойник, да?

Мафхор не ответил. Бородач открыл глаза, бессмысленные, черные, и сделал глубокий вдох. Нагнувшись к нему, Мафхор спросил:

— Зачем ты здесь?

Черные глаза остановились. Мучительный вдох... Грудь раненого вздрогнула, и кровь, выплеснувшись через стиснутые зубы, потекла по темной спутанной бороде. Незнакомец застонал, изогнулся — и вдруг опал, как опадает вскопанная земля, замер, а пустые, похожие на дыры глаза воткнулись в темноту. Маг опустил ему веки.

Затрещали кусты, из зарослей выскочили трое с мечами наголо, и Нимве, отшатнувшись, едва не наступила на мертвеца. Один из пришельцев опустил меч и сказал:

— Никого больше не нашли.

Едва он это произнес, как Нимве узнала одного из принцев, любимца королевы Сэтнара. Его брат стоял рядом. Даже в темноте, в оранжевом мечущемся свете, Нимве заметила, до чего они несхожи. У принца Сэтнара было серьезное лицо с твердо сжатыми губами, и он, с высоко поднятой головой и немного надменным выражением, казался куда старше восемнадцати. Рядом с ним его брат, Инис, выглядел совсем мальчишкой. Красивый, будто алгарвид, с растрепанными темными волосами, он смотрел на Нимве, и в ясных глазах плясали огненные блики.

Первым не выдержал Сэтнар.

— Что все это значит? — он глядел на мага в упор, сдвинув прямые брови. Мафхор вскинул котомку на плечо и поднялся. Худощавый, гибкий, широкоплечий, он был выше каждого из юношей на поляне, и внешне тоже отличался от всех: как ворона от голубей, внезапно подумала Нимве.

— Что именно, ваше высочество? — осведомился маг.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я, — бросил Сэтнар. — Кто этот человек? — он указал на бородача. Мафхор пожал плечами:

— Понятия не имею, ваше высочество.

— Неужели? — принц сощурился. — Ну, допустим. Тогда скажите, что вы тут делаете? Или вы и об этом не имеете понятия?

Инис усмехнулся. Мафхор сказал:

— Меня сюда послал ваш отец, — он отвесил принцам любезный поклон.

— Чего? — изумился принц Инис. — Но зачем бы папа...

— Для чего же? — перебил Сэтнар. — Мы не дети, нам нянька не нужна. По крайней мере, мне.

Инис с негодованием уставился на брата, но тот словно не заметил.

— Его королевское высочество беспокоится за вас, — ответил маг. — Возможно, он предполагал, что случится нечто подобное, и на вас нападут грабители.

— А что, вы нас разве защитили? — бросил Сэтнар. — Пока что у вас под носом убили человека. Хороша защита!

Маг помолчал, оглядев поляну.

— Что произошло, ваше высочество? — повернулся он к Сэтнару. Принц смерил мага взглядом, словно раздумывал, стоит ли пускаться с ним в разговоры, но все-таки ответил:

— Этот бродяга выскочил из леса. — Его голос звучал холодно. — Набросился на моего друга, схватил его...

— Да не набросился он, — с досадой перебил Инис. — Он просто пытался нас разбудить.

— Ну, да, — ответил Сэтнар. — Так пытался, что чуть барону глотку не перерезал.

— Он напал на вас, барон? — обратился Мафхор к одному из юношей, что стоял подле, высокому и темноволосому. Тот ответил:

— Похоже на то. Но все было очень странно, этот разбойник не достал оружия, глядите, кинжал у него так и остался в ножнах.

— А что именно он сделал? — не отставал маг.

— Начал меня трясти, — барон пожал плечами. — Вид у него был, будто он долго бежал.

— А что сделали вы? — спросил Мафхор. Сэтнар поглядел на него с нескрываемым отвращением, а Инис сказал:

— Да мы все переполошились. Вскочили, и давай орать, особенно Сэт.

— Ну да, разумеется, а ты у нас остался невозмутим, как скала, — парировал брат.

— Кто из вас его ранил? — поинтересовался маг. Все молчали, переглядываясь.

— Да никто, — вмешался плечистый, коренастый парень с копной рыжих волос, как уже давно выяснила Нимве, камердинер принца Иниса. — Ему уже до нас кто-то брюхо пропорол.

— Он уже был ранен? — спросил Мафхор.

— Ну, а я чего вам толкую? — камердинер пожал плечами. — Раненый он сюда примчался. Все орали, и он орал, а потом взял да упал. А после вы изволили явиться, и послали нас его сообщников искать, хотя нас, между прочим, те самые сообщники, кабы они у него были, запросто могли в темноте да в лесу как курят перестрелять. Сами, чай, не побежали в лес-то.

— Хватит, Ла́рра, — с досадой оборвал принц Инис. — Тебя кто спрашивал?

— Да он, сударь, и спросил, — буркнул слуга, глядя из-под насупленных бровей. — А я, осмелюсь доложить...

— Хватит! — Инис обернулся, и Ларра мгновенно смолк, хоть и продолжал сверлить мага взглядом. — Мы сами в лес пошли, пока он с раненым возился.

— Так, выходит, вы не знаете, кто этот тип? — Сэтнар кивнул на убитого.

— Сожалею, ваше высочество, — ответил маг.

— И что, вы никак не можете этого узнать? — высокомерно осведомился Сэтнар. — Вы же маг. Наверняка у вас есть какие-то методы!

— Как вы изволите видеть, ваше высочество, — любезно, но холодно отозвался Мафхор, — этот человек мертв. А воспоминания можно вытянуть только у живого, да и... — маг смолк. Сэтнар сказал сквозь зубы:

— Тоже мне, магия. У живого и я сумею вытянуть, — он подчеркнул последнее слово. — Ладно. Если вы ничего не можете, вы нам больше не нужны. Поезжайте домой и передайте отцу...

— Извините, ваше высочество, — твердо перебил Мафхор, — но приказы мне отдает только ваш отец, Его высочество герцог Кендарн. А поскольку он велел мне быть здесь, то...

— А нам вы не нужны! — оборвал Сэтнар, однако Мафхор все равно закончил, повысив голос:

— ... то здесь я и буду!

Они смотрели друг другу в глаза, принц — с яростью, Мафхор — холодно и твердо. Наконец, пожав плечами, Сэтнар произнес:

— Ваше присутствие нежелательно, вы поняли?

Мафхор поднял брови и, сухо поклонившись, пошел прочь. Нимве замешкалась, все взгляды устремились на нее. Она буквально ощутила, как с губ принцев готов сорваться вопрос — и, очнувшись, почти бегом кинулась с поляны, в темные заросли кустов.

 

Глава 4

Когда принцы поняли, что Мафхор и Нимве собираются ехать следом, они придумали новую тактику: на следующее утро компания так рано покинула лагерь, что Нимве едва не проспала отъезд. Но парни не сумели собраться тихо, и потому, как ни старались, исчезнуть незаметно у них не вышло. Увидев, что уловка не сработала, они взяли бешеный темп, и поездка стала напоминать скачку с погоней. Лошадь Нимве, хоть и не породистый скакун, оказалась на удивление выносливой, почти не отставала, а вот Мафхора видно не было. Наверное, решив, что он наконец их потерял, и чтобы дать отдых усталым лошадям, принцы сделали привал после полудня.

Нимве едва спустилась наземь. Не привыкшая к долгой верховой езде, она страшно вымоталась и хотела есть. Хлеб закончился еще вечером, хорошо хоть, во фляге осталась вода, потому что поблизости не было ни ручья, ни даже захудалого бочага, а отлучаться надолго она боялась. Принцы могли в любой момент сняться с места, и разыскивай их потом в этой чаще...

Натаскав хворосту, слуги развели два костра и принялись готовить обед. Нимве наблюдала за лагерем из-за кустов. Полдня скачки сказались на ней, сбитые о седло бедра горели, будто обваренные кипящей водой, но о том, чтобы повернуть назад, и думать было нечего: они забрались так далеко, что отыскать дорогу домой она ни за что бы не сумела.

В разгар обеда появился Мафхор. Не обращая внимания на раздраженные взгляды и разочарованные лица, остановился неподалеку, пустил лошадь пастись, а сам, расстегнув пояс и сняв высокие сапоги, лег под деревом. По его виду можно было подумать, будто он тут один.

Вскоре снова отправились в путь. Принцы скакали быстро, но, видно щадя лошадей, все же не мчались как угорелые. Остановились, когда почти стемнело. Нимве упала на землю и долго лежала, стараясь отдышаться, прислонясь щекой к теплой траве. За кустами вспыхнул костер, потом второй, а следом, в отдалении, третий. Лошадь рядом пофыркивала, хрустя травой. С поляны потянуло запахом жареного мяса, и голод так скрутил Нимве внутренности, что земля под ней поплыла. Она стиснула зубы, глотая слюну, зажмурилась — но долго, долго не могла уснуть, прислушиваясь к голосам неподалеку.

Утром она едва не проспала отъезд, ее разбудило ржание и топот копыт. Она кое-как поднялась, проковыляла к лошади — и опять началась ужасная, изматывающая гонка.

На этот раз принцы избрали иной метод: они вообще не останавливались. Лошади шли рысью, близнецы и их спутники ели прямо на ходу, а Мафхор лишь изредка пил из фляги.

И снова остановились вечером, снова разожгли костры. Нимве лежала под кустом, ее мутило от голода, а по щекам ползли медленные слезы. Потом она уснула, будто провалилась в черную яму.

Следующий день прошел как предыдущий, в беспрерывной езде, принцы иногда меняли темп, но было заметно, что и их вымотало это соревнование на выносливость. Нимве едва дышала — и один Мафхор, казалось, ни капли не устал. Казалось, он может ехать еще год, с тем же бесстрастным выражением лица, будто не человек он был вовсе, а неведомое существо, сделанное из камня, стали и воловьих жил.

Ближе к вечеру они выбрались на берег небольшой речушки. У самой воды росли древние ивы. Сухие листья, устилавшие песок, шуршали под копытами. Солнце садилось в кроны, небо синело, сгущалось, как краска в ведре у маляра. Над черной шапкой леса, еще бледный, повис узкий серп месяца.

Все мужчины, кроме Мафхора, бросились к реке, а Нимве остановилась поодаль, под огромной ивой. Не обращая на нее внимания, а может, и специально, чтобы смутить, парни как один разделись донага и с воплями, с гиканьем попрыгали в воду. Мафхор разулся и побрел вверх по течению, быстро скрывшись в полумраке.

Однако Нимве за мужчинами не следила, хватало забот и посерьезней. Бросив лошадь, спряталась за ивой, так, чтобы не увидели с реки, и осторожно стянула с себя холщовые штаны. Внутренняя поверхность бедер горела огнем, даже в темноте было ясно, что кожа превратилась в сплошную рану. Нимве забралась в воду и сидела там, цепляясь за ветви, покуда от холода не перестала чувствовать собственное тело. Лишь тогда выползла на берег, отыскала котомку и долго рылась в ней. Тошнило, в голове мутилось, перед глазами танцевали черные комарики, и сосредоточиться никак не удавалось. Наконец пальцы нащупали стеклянную баночку. Вытащив лыковую пробку, Нимве зачерпнула душистой мази, принялась втирать в раны на бедрах, задерживая дыхание и кусая губы от боли.

Закончив, совсем без сил, легла на берегу, в одной мокрой рубахе, бездумно уставилась в темнеющее небо. На бархатной глади цвета индиго вспыхивали бриллиантовые точки, ивы по берегу тихонько шелестели, хотя ветра и в помине не было. Одно было ясно: поход закончен, ехать дальше она не сможет. Нимве понимала, что нет смысла просить помощи у этих людей. Она для них помеха, и они будут только рады, если она исчезнет. К тому же, кто они — и кто она: какая-то крестьянка, деревенщина, она ничто в их глазах. Разве ястреб замечает муравья...

Нимве очнулась от холода, в кромешной темноте. Она лежала на сырой траве, свернувшись калачиком, мокрая рубаха, сбившаяся вокруг обнаженных бедер, стала ледяной. Кое-как, на четвереньках, Нимве поползла по песку, волоча котомку и плащ. Будто раненый зверь, забралась под деревья, росшие на верхней кромке берега, упала там, трясясь от озноба и изнеможения, лязгая зубами. Из котомки выудила сухую рубаху и юбку, переоделась, забросила мокрую одежду на куст. Закуталась в шерстяной платок, натянула плащ на босые ноги, но еще долго не могла уснуть, вздрагивая от холода, слушая шуршание в кустах да плеск ручья.

* * * * * * *

Что-то мягкое настойчиво тыкалось в щеку. Вынырнув из забытья, Нимве с трудом разлепила веки. Сверху маячил огромный силуэт, черный на фоне яркого дневного неба — она не сразу сообразила, что это лошадь. Оттолкнув теплую морду, Нимве кое-как поднялась, цепляясь за куст, и, скинув плащ, босая, проковыляла к речке. Бедра тут же отозвались жгучей болью, а поясница, кажется, скрипела при движении, как проржавевшие дверные петли.

У кромки берега Нимве присела на корточки, горстью зачерпнула воду. Солнце успело высоко подняться, было около девяти утра, принцы, конечно, давно уехали — и тут же с удивлением она услыхала:

— Ларра! Эй, Ларра! Где мои сапоги? — звал за деревьями принц Инис.

— Здесь, сударь, здесь, — ответил низкий хриплый голос. Нимве перевела дух. Внутри все дрожало, замирая, мутило, и кружилась голова. Она обвела взглядом речку и заметила, как что-то полощется в воде, запутавшись в ветвях ивы, у противоположного берега, ниже по течению. Нимве тупо наблюдала за предметом, пока не поняла, что это штаны, которые она сняла вечером около воды, да так и бросила, а их, видать, унесло приливом.

Нимве встала, подоткнула юбку и, цепляясь за ветви, вошла в воду. Речка была неширокая и мелкая, но мешали водоросли на дне, а течение толкало под коленки. Нимве брела, пошатываясь, пару раз поскользнулась, но все же добралась до другого берега, и, выпутав штаны из цепких ветвей, перекинула через плечо и повернула обратно. Отсюда, как на ладони, была видна стоянка принцев. Нимве показалось, что за ней наблюдают, она заметила нескольких человек, услыхала разговоры и громкий смех, однако она беспокоилась лишь о том, как добраться назад. Вода, будто мягкая, но мощная преграда, упиралась в живот, властно и настойчиво подталкивала течением, голова кружилась все сильнее, и Нимве казалась себе неприятно легкой. Каждый шаг давался с трудом. Река неумолимо напирала, словно хотела сбить добычу с ног и утащить в лес.

А потом вдруг все исчезло. Когда через несколько мгновений она снова ощутила себя, вода лилась в рот, в уши и глаза, обхватила тело сильными ладонями — и, отбиваясь, барахтаясь, Нимве пыталась вздохнуть, ноги искали и не находили дна, а река тянула ее, затягивала в свою ненасытную пасть. И когда Нимве почти захлебнулась, а перед глазами завертелись огненные колеса, что-то резко дернуло вверх, вырвало из водяного плена, и она ощутила ногами песок на дне.

Нимве огляделась, хватая воздух ртом. На нее, будто из тумана, смотрел хмурый рыжий парень.

— Чего ж ты, — сказал он низким хрипловатым голосом. — Идем. Давай-ка, идем.

Обхватив за плечи, он потащил ее к берегу. Нимве пыталась помочь, но тело сделалось непослушным, и все, что она могла, это вяло перебирать ногами.

Когда они наконец выбрались на сухой берег, парень спросил:

— Ну? Ты как, стоишь?

Его лицо, странно размытое, плыло перед глазами, Нимве никак не могла сфокусировать взгляд, но все же сумела узнать камердинера принца Иниса, которого звали Ларра.

— Ты чего, поскользнулась? — спросил он. Нимве кивнула.

— Ну, ладно. Ступай, — он повернулся и пошел прочь. Нимве слепо сделала вперед шаг, другой — и упала. Летний день потемнел, и сердце, сорвавшись, рухнуло в бесконечную черную нору.

Первое, что она услыхала, вынырнув из забытья, был мужской голос, который с удивлением спросил:

— Ей голову, что ли, напекло?

Сделав усилие, Нимве разлепила веки. Увидала над собой лица, поняла, что лежит на земле...

— Очнулась, кажется, — заметил кто-то. — Эй, что с тобой такое?

— Да воды нахлебалась, наверное, — ответили ему. Тон был высокомерный и пренебрежительный.

— Осмелюсь доложить, судари мои, — решительно вмешался низкий голос, — от голода это у ней.

— С чего ты взял?

— Да уж взял, — отозвался низкий и хриплый, и в нем прозвучало едва заметное насмешливое превосходство. — Уж голодный-то обморок я сумею отличить, сударь, не впервой, чай.

Настала тишина, потом первый решительно произнес:

— Ну-ка, Ларра, неси ее к нам.

— Слушаюсь, сударь. — Нимве оторвали от земли, и все вокруг пришло в движение. Это было очень неприятно, и она зажмурилась.

— Надо ее накормить, — снова промолвил первый, когда Нимве коснулась спиной чего-то твердого.

— Мы же договорились не делиться с этими, — недовольно возразил второй, высокомерный.

— Ну, уж прости, Сэт, — холодно отозвался первый, — я не собираюсь наблюдать, как человек умрет с голоду только потому, что мы договорились!

— Ну тебя к черту, слизняк, — пробормотал второй. Приоткрыв глаза, Нимве увидела удаляющиеся фигуры. Рядом был красивый юноша. Нимве долго смотрела на него, пока не узнала принца Иниса. Вздрогнув, она попыталась приподняться. Инис сидел на корточках, рядом устроился его приятель, русоволосый парень, виконт Ке́йтей, а камердинер принца, Ларра, рыжий, веснушчатый и мосластый, оказался по другую сторону. Он резал что-то на плоском деревянном блюде, ловко орудуя кинжалом. Нимве возилась на земле, как раздавленный жук. Ларра, оставив работу, помог ей сесть, прислонил спиной к сложенным седлам.

— Давай, ешь, — он протянул деревянный круг. На нем оказалось мясо, нарезанное тонкими ломтями. — Сама-то справишься?

Нимве кивнула, взяла мясо дрожащей рукой и сунула в рот. Блюдо сползало с колен, и принц Инис помог держать. Мясо быстро исчезало. Принц велел:

— Нарежь еще.

Ларра покачал кудлатой головой:

— Нет, сударь, нельзя ей. Скрутит с голодухи-то, помрет ненароком. Ты доедай, доедай, — сказал он. — Щас попить принесу.

— Возьми вина, — посоветовал виконт Кейтей. Ларра что-то буркнул и отошел, даже не обернувшись. Глядя на Нимве, принц хмуро спросил:

— И давно ты так? Давно ты не ела?

— Довольно давно, ваше высочество... — еле слышно отозвалась Нимве.

— Я слышал о нем разное, — с гневом бросил принц, раздувая ноздри, — слышал, что он... Но, признаться, я не думал... Как же он посмел тебя не кормить?

Нимве вскинула удивленный взгляд:

— Кто, ваше высочество?

— Что значит — кто? Этот подлец Мафхор! — Инис ударил себя кулаком по колену. Нимве едва не поперхнулась:

— С чего ему меня кормить? Я к нему не имею отношения...

Брови принца поползли вверх, он поглядел на друга... Нимве поняла, что сболтнула лишнее, и отвела глаза. Через некоторое время Инис проговорил:

— Это уже интересно. То-есть, ты хочешь сказать, вы не вместе?

Помедлив, Нимве покачала головой.

— А вот отсюда давай-ка поподробнее, — велел принц. Нимве не подымала глаз. Инис спросил:

— Тебя тоже послал наш отец?

Она снова покачала головой.

— Тогда кто? Кто тебя послал?

Вернулся Ларра с серебряным кубком в руках, но принц сделал ему знак подождать.

— Разве ты не следила за нами? — спросил принц. Помедлив, Нимве ответила:

— Следила, ваше высочество.

— Кто же тебя послал?

— Ваша мать, ваше высочество, королева, — Нимве низко опустила голову.

Ответом была тишина, и она продолжила:

— Я бы... я бы никогда, но она сказала, что арестует мою маму, если я не послушаюсь. Что нас обеих сошлют на каторгу... на соляные копи... Мы даже сбежать не могли, за нами следили, и... и...

— Но почему она послала именно тебя? — удивился Инис. — Ты кто?

— Я... — Нимве осеклась, а потом с горечью ответила:

— Я — никто. Никто! Просто деревенская знахарка... Я никакой не маг, и я... я ничего не умею, ничего! Я не знаю, почему... — голос сорвался, она закрыла лицо руками. Юноши рядом тихо совещались, но Нимве не прислушивалась. Слезы комком стояли в горле, душили, и она только старалась, чтобы они не выплеснулись наружу.

— Вот, попей-ка, — сказал низкий голос, рука коснулась плеча. Ларра протягивал кубок. Нимве взяла, и, давясь, стала пить что-то, похожее на разбавленное красное вино. Принц Инис произнес:

— Ты не плачь. Я знаю свою мать, она умеет... хм... убеждать. Странно только, что она не выбрала кого-то более... Ну, да ладно. Теперь ты сможешь вернуться домой, как только поправишься.

Некоторое время они с принцем глядели друг на друга, потом Нимве отвернулась. Инис с удивлением спросил:

— Я что-то не то сказал?

— Я не знаю, ваше высочество, — очень тихо отозвалась Нимве, — не знаю, могу ли вернуться. Ведь ваша мать... Ее величество... Она сказала, что не потерпит неповиновения. А если вернусь, она рассердится. — Нимве с отчаянием глянула на принца. — Да и вообще, я не уверена, что смогу отсюда добраться... В смысле, я не найду дорогу. Я же никогда так далеко не уезжала от дома. Никогда...

Принц некоторое время размышлял.

— Ну, хорошо, — он пожал плечами. — Тогда оставайся с нами. Я просто считал, что тебе вряд ли нравится эта поездка, но раз так... А насчет моей матери — она действительно упрямая, — он вздохнул. — Даже если я ей напишу, она меня не послушает. Ладно. Поезжай с нами. Может, сумеешь помогать Ларре по хозяйству. Конечно, если тебе не трудно, — добавил принц, увидев, что Нимве вскинула голову.

— Мне не трудно, — заверила она. — Конечно, не трудно! Я же не дворянка какая-нибудь... Ну, я хочу сказать, к работе я привычная, так что...

— Отлично. Тогда отдыхай. Ларра, подбери ей, во что переодеться. А ты, — он снова повернулся к Нимве, — ложись поспи. Придешь в себя, и поедем дальше. Идем, Кейтей, — принц качнул головой. — Я хочу рассказать Сэту, что наша мать придумала. Посмотрим, что он на это скажет.

 

Глава 5

Нимве очнулась то ли ранним утром, то ли в сумерки. Открыв глаза, некоторое время лежала, пытаясь сообразить, где находится. Потом, внезапно вспомнив, с трудом приподнялась и огляделась. Нет, поняла она, все-таки сумерки. Действительно, синеватый свет казался таким, какой обычно бывает перед наступлением темноты, а на берегу уже горели три костра, один — совсем неподалеку. У огня сидел лохматый парень. Нимве долго глядела на него, но узнала только, когда он повернул голову. Это был Ларра.

— Оклемалась? — вместо приветствия осведомился он. — Пить хочешь?

Кивнув, Нимве села и собрала длинные волосы, которые сделались как спутанная грива. Как же я теперь их расчешу, подумала она, озираясь в поисках котомки.

— Ищешь чего? — осведомился Ларра.

— Да котомку свою.

Он отошел, нагнулся, и, выудив из груды вещей котомку, принес Нимве.

— Спасибо, — она раскрыла сумку и с удивлением обнаружила одежду, в которой давеча упала в реку, сухую и аккуратно сложенную. Закутавшись в покрывало, Нимве поднялась. Ее качнуло при первом же шаге, но она поняла, что чувствует себя довольно сносно. Отыскав мыло и полотенце, Нимве отправилась к реке.

Ночной воздух дышал свежестью и прохладой, росистая трава холодила ноги. Спустившись к воде, Нимве отошла к кустам, растущим в стороне от открытого берега. Остановившись, огляделась. Поодаль, в ветках ивы, все еще горел крохотный костер. Быстро темнело, тонкий серп месяца висел низко-низко над черными холмами за рекой.

Набросив полотенце на ветви, Нимве подоткнула юбку и вошла в реку по колено. Течение мягко гладило кожу. Нимве спустила рубаху на грудь и, зачерпнув горстями теплую воду, принялась мыть лицо и шею. В тишине плеск раздавался громко и отчетливо. Хотелось искупаться, но для этого нужно было отойти подальше, под деревья, в темноту — а вот этого вовсе не хотелось. Нимве посмотрела на безмолвную глыбу леса на противоположном берегу. Ладно, решила она, искупаюсь утром, ничего.

Наконец выбравшись на берег, Нимве сняла с куста полотенце, вытерлась и, оправив одежду, вышла из-за куста. И тут, в этот самый миг, раздался вопль. Протяжный и громкий, он несся, казалось, отовсюду. Гулким эхом прокатился над водой, вдруг пресекся — и взвился снова, нарастая, переходя в вой, исполненный ужаса. Нимве ощутила, как шевелятся, вздымаются волосы на голове, приросла к месту, позабыв дышать. Из темноты возникла неясная фигура, Нимве метнулась в сторону, сдавленно вскрикнув, сердце сорвалось куда-то в живот. А дикий вопль перешел в визг — и оборвался. Человек впереди сделал шаг, и Нимве с облегчением узнала Мафхора.

— Иди к костру, — негромко велел он. Повернулся и широкими шагами пошел вверх по берегу, быстро скрывшись в темноте. Нимве кинулась следом, но не успела добежать и до стоянки принца Сэтнара, как навстречу выскочили Инис и виконт, вооруженные мечами, следом появился Ларра с длинным двуствольным пистолетом в руках.

— Что случилось? — встревожено спросил принц. — Это ты кричала?

Нимве мотнула головой. Ларра глядел, будто угрюмый лохматый пес, почуявший чужих. Из темноты возникли Сэтнар с бароном.

— Куда это Мафхор помчался? — осведомился Сэтнар.

Парни уставились на Нимве, будто она могла знать ответ. Та лишь пожала плечами.

Всей толпой они воротились к костру на стоянке принца Иниса.

— Кто-нибудь видел, куда побежал Мафхор? — не садясь, поинтересовался Инис. Его брат ответил:

— К лесу.

Они поглядели на лес перед собой, похожий на черную непроницаемую стену, подпираемую колоннами отдельных стволов, которые свет костра выхватывал из темноты. Лес стоял, безмолвный и тихий, словно притаившийся зверь, следящий за жалкой горсткой людей, что сбились у костра. Нимве внезапно передернуло, как от озноба, и остальные тревожно покосились на нее.

— На всякий случай мы тут останемся, — решил Сэтнар, перехватив рукоять меча. Никто не возразил. Нимве присела у огня, но мужчины остались на ногах, будто опасались, что если сядут, неведомые враги обязательно застигнут их врасплох.

— Может, пойдем, поищем его? — неуверенно предложил виконт Кейтей. — Может, он...

Сэтнар посмотрел на него, как на сумасшедшего, и юноша умолк.

Ждать пришлось долго. Нимве закуталась в платок и сидела у огня, натянув подол на босые ноги. Постепенно остальные тоже уселись, может, потому что устали, или им просто надоело ждать неизвестно чего. Ларра, с пистолетом на колене, подбросил в костер сухих веток, что-то ворча под нос. Сейчас он еще больше походил на сторожевого пса.

Никто не заметил, когда Мафхор вышел из лесу. Они увидали его, лишь когда он очутился около костра. Парни вскочили, Ларра вскинул пистолет, и Мафхор остановился.

— А, это вы, — Сэтнар опустил меч. Маг не пошевелился. Босиком, без оружия, он казался абсолютно спокойным, будто только что вернулся со скучной прогулки.

— Что там было? — спросил Инис. — Вы кого-нибудь нашли?

Мафхор покачал головой.

— А кто же тогда так вопил? — недовольно осведомился Сэтнар.

— Понятия не имею, ваше высочество, — сухо отозвался Мафхор, откинув с лица растрепавшиеся волосы. Постоял, словно ожидая, не спросят ли его еще о чем-нибудь, но все молчали, и маг шагнул в сторону, растворившись в темноте.

Немного погодя Сэтнар предположил:

— Может, это было какое-то животное.

Инис с сомнением посмотрел на него. Сэтнар пожал плечами.

— Ну, — ответил Инис. — Вряд ли. С чего бы Мафхор тогда так всполошился?

Сэтнар снова пожал плечами.

— Но если Мафхор ничего не нашел, — сказал Кейтей, — тогда, наверное, все в порядке?

Никто не ответил. Со стороны берега раздался легкий шорох, люди у костра вздрогнули, но это снова оказался Мафхор. Он вынырнул из темноты с седлом на плече, с котомкой, перекинутой через спину, бросил вещи в стороне, так, чтобы быть между стоянкой Иниса и лесом. Некоторое время возился, устраиваясь. Все молчали и оторопело наблюдали за магом, а того, как видно, нисколько не волновало их присутствие. Мафхор устроился на земле, накрылся плащом и, похоже, собрался спать. Принц Сэтнар повел плечами.

— Мы пойдем, — промолвил он. — Пошли, барон.

Юноши направились к своему костру.

— Ладно, — сказал Инис. — Действительно, давайте спать. Чик, ты дежуришь. К полуночи разбуди меня, Да смотри, не проспи как в прошлый раз, не то я тебе уши надеру, понял?

Наутро Нимве проснулась рано, еще и солнце не взошло. Потянулась, приподнялась, опираясь на локоть. В ветвях звенели птицы, над водой стлался легкий флер тумана. Костер давным-давно потух, и все вокруг спали. Чик свернулся клубком около кострища. А принца-то он, видать, не разбудил, подумала Нимве. Усмехнулась, снова потягиваясь руками, стащила с себя шерстяной плащ и выпростала босые ноги. Поглядела на траву, сверкавшую драгоценными кристаллами росы, на изумрудные листья над головой — и внезапно вспомнилось вечернее происшествие. Но светлое безмятежное утро отодвинуло, уничтожило ночные страхи, и Нимве даже усомнилась: да слышала ли она давеча эти жуткие вопли на самом деле? Не приснилось ли ей?

Ларра устроился неподалеку на лежанке, смахивающей на гнездо, сооруженное из груды веток и травы. Он спал, с головой укрывшись серым, видавшим виды плащом, наружу торчали только всклокоченные рыжие патлы. Лошади паслись у кромки леса. Мафхора на месте не было. Нимве огляделась, но нигде его не увидала.

Она сняла с куста полотенце, влажное, не успевшее просохнуть за ночь, нашарила в котомке баночку с мазью, гребень и мыло, и, босая, пошла по мокрой от росы траве.

От реки тянуло влагой, приятной утренней свежестью. Туман колыхался, будто легкая фата, на короткие мгновения приоткрывая ивы на противоположном берегу. Нимве подоткнула юбку, зашла в воду и побрела вверх по течению, у самого берега. Вода оказалась теплой, словно парной, ивы полоскали в ней длинные узкие листья.

Отойдя подальше, оглядевшись, Нимве разделась донага. Развесила одежду на ветках дерева и зашла в воду до пояса. Окунулась с маху, взвизгнув от свежести, бросилась в реку и поплыла.

Изрядно уставшая, через четверть часа Нимве наконец воротилась к дереву, где оставила вещи, и принялась осматривать раны на бедрах. Заживало неплохо, по крайней мере, ходить уже почти не мешало. Но ехать верхом — пока и думать было страшно. Вздохнув, Нимве вынула из холщового мешочка кусок мыла, и, расплетя косу, с наслаждением намылила длинные волосы.

Солнце поднялось над лесом, когда она воротилась в лагерь. Не дойдя до открытого берега, услыхала шум, будто кто-то ругался. Откинув на спину мокрые пряди, Нимве оправила юбку и вышла из-за куста.

Принц Инис распекал Чика, который стоял перед ним, повесив голову. За то, что проспал, поняла Нимве. Сэтнар, видно, только что проснулся, сидел под навесом и равнодушно наблюдал за братом. Когда Нимве прошла мимо, Сэтнар едва удостоил ее взглядом.

— Все понял? — услыхала она, приблизившись к стоянке. — Теперь иди!

Чик, разболтано махая руками, зашагал к речке. Вид у него был веселый, выговор принца нисколько его не обескуражил. Проходя мимо Нимве, паренек усмехнулся и подмигнул.

— Доброе утро, ваше высочество, — остановившись у костра, поздоровалась Нимве. Инис обернулся. Она поклонилась, весьма, впрочем, неумело. Ощутила, что краснеет, и от этого окончательно смешалась. Инис сердито ответил:

— Представляешь, этот тип всю ночь проспал, никого не разбудил! Хороши бы мы были, если бы кто-нибудь опять решил напасть!

— Да будет вам, ваша милость, — отозвалось хриплое ворчание, и из ближних кустов появился Ларра, в расстегнутой рубахе поверх закатанных штанов, босой и с топориком в руке. — Никто ж не напал, чего понапрасну кипятитесь-то? Извольте лучше умыться, а то вид у вас...

— Ты еще мне будешь указывать! — сердито фыркнул юноша, обеими руками приглаживая встрепанные волосы. — Ладно, где мой гребень?

— Вот, пожалуйте, сударь, — невозмутимо отозвался Ларра, нагнулся и, будто ярмарочный фокусник, извлек из глубин ближайшей котомки резной красивый гребень с длинной ручкой. — И полотенце заодно. Да по течению идите, вверх, чтоб грязи поменьше.

— Без тебя знаю, — Инис выхватил у него вещи, повернулся и зашагал к речке. Совсем по-стариковски вздохнув, Ларра подсел к костру. Нимве развесила на ветках мокрое полотенце и некоторое время стояла, делая вид, будто сушит волосы, а сама исподтишка рассматривала парня. Он выглядел лет на двадцать пять, среднего роста, жилистый, костлявый и широкоплечий. Крупные руки привыкшего к работе человека, сплошь покрытые веснушками, выдавали большую физическую силу. Лицо, тоже в веснушках, худое и угловатое, с сильно выступающими желваками, с большим ртом, казалось угрюмым. И все волосы у него были рыжие: растрепанная копна на голове, брови, ресницы, поросль на груди и на руках... Красавцем его никто даже спьяну бы не назвал, он смахивал на дворового пса, сильно побитого жизнью, который вряд ли позволит каждому себя гладить. Устроившись на широком обрубке дерева, Ларра ловко скалывал топориком длинные щепки с чурбака. На щеках у него была щетина, тоже ярко-рыжая, словно он несколько дней не брился.

— А Мафхора нет? — оглядевшись, спросила Нимве. Ларра поднял взгляд.

— А на кой он тебе понадобился? — не прекращая работы, осведомился он. Темно-серые глаза, узкие от постоянного прищура, смотрели с подозрением. Нимве пожала плечами:

— Зачем бы это?

— Мне-то почем знать? Меня ж ни за кем следить не подряжали, — камердинер уткнулся взглядом в землю. Нимве вспыхнула, но промолчала.

Скоро воротился Чик. Он шел разболтанной походкой, длинный, худой и неуклюжий, что-то очень фальшиво и весело насвистывая. Ларра встретил паренька ворчанием:

— И где ты все шляешься...

— Умываться ходил! — жизнерадостно ответил Чик, тряхнув мокрыми темными вихрами.

— Умываться он ходил... А тут дрова не наколоты, вода не принесена, щас господа воротятся, завтракать пожелают, а чего я им скажу? Его милость Чик, мол, умываться изволил? — Ларра швырнул юноше котелок, едва не задев по ногам, Чик вовремя успел отпрыгнуть. — Давай, живо за водой!

Через пару минут с реки вернулся принц Инис в сопровождении виконта. Принц, похоже, больше не сердился, потому что плюхнулся у костра и добродушно спросил:

— А есть сегодня будем?

— Щас похлебку варить начну, ваша милость, — скорбным тоном объявил Ларра, не отвлекаясь от своего занятия. — Вот только Чик с реки воротится.

— А что ты там одна? — Инис обернулся к Нимве, которая стояла в отдалении, у куста, — иди сюда.

Она нерешительно приблизилась.

— Садись, не стесняйся, — пригласил принц.

Нимве села, подобрав босые ноги. Инис спросил:

— Ну, как ты? Лучше тебе?

— Да, ваше высочество...

— Думаешь, уже сможешь ехать верхом?

— Наверное, — поколебавшись, ответила Нимве. — Я постараюсь.

— Тогда мы могли бы завтра выехать, — эта мысль, кажется, обрадовала принца. — А то Сэт мне уже всю плешь проел. Но если ты пока не можешь, то скажи, не стесняйся, Творец с ним, с Сэтом, подождет.

— Я наверное смогу, — поспешно заверила Нимве, вот только гнева принца Сэтнара ей и не хватало.

— Мы медленно поедем, не бойся, — сказал принц. — Скачек больше не будет.

— Да и то, сударь, — буркнул Ларра. — Я себе уже всю задницу с вашими скачками отбил.

— Я-то думал, она у тебя железная, — усмехнулся виконт Кейтей.

— Железная, как же, — отозвался Ларра. — Мы, к примеру, люди маленькие, не на охотах целыми днями, как некоторые. В седле день-деньской скок-скок, будто сумасшедшие, право слово...

— Ой, ладно, — отмахнулся принц, и камердинер немедленно умолк. — Я же сказал, скачек не будет. Тем более, что смысла нет, от Мафхора, видно, не отделаешься. Кстати, а где он?

Никто не ответил, Ларра только пожал плечами.

— Может, ищет, кто это ночью тут орал, — предположил Кейтей.

— Нету, сударь, никого, — сказал Ларра. — Я уж спозаранку все кусты облазил. И следов никаких.

— Наверное, это все-таки был какой-то зверь, — виконт взглянул на Иниса, но тот с сомнением покачал головой. Ларра отмахнул от чурбака особенно длинную щепку, та отлетела, едва не задев виконта по ноге.

— Спасибо, что хоть из пистолета в меня не стрельнул, — съязвил Кейтей. Ларра не успел ответить, потому что принц сказал:

— Кстати, мы тут решили рыбы наловить, не все же твоей похлебкой давиться, — он толкнул Ларру в бок, и тот немедленно насупился.

— А я, извольте вам заметить, сударь, — отозвался камердинер, — не повар. И вообще, человек я городской. Больно я в этой рыбе разбираюсь. К тому же, батюшка ваш меня не для поварских дел нанимал, а вовсе даже…

— Ну-у, пошел бурчать, — добродушно прервал Инис. — Просто старый дед какой-то!

Взглянув на принца, Нимве произнесла:

— Если хотите, ваше высочество, я могу попытаться. Сварить уху, я хотела сказать.

— Было бы здорово, — принц, кажется, обрадовался. — А ты умеешь?

— Ну… дома я варю, — Нимве опустила взгляд.

Принц молвил, подымаясь:

— Вот и отлично. Кейтей, бери бредень, и пошли. Чик как раз на реке, вот и поможет.

* * * * * * *

На рыбалку Нимве, конечно, не пошла, вместо этого решила отправиться в лес, поискать приправ для ухи. После вчерашних событий идти одной показалось страшновато, и она попросила себе в спутники Чика. Однако Инис Чика не отпустил, потому что только он умел ловить рыбу бреднем. Поэтому в помощь Нимве отрядили слугу барона Грида, парня лет двадцати по имени Ага́сти.

В лесу стояла тишина. Солнце просвечивало сквозь кроны, на траве лежали золотистые кружевные блики. Нимве, босая, ступала привычно и бесшумно, а Агасти ломился с таким треском, что, конечно, все живое в округе давно его услышало. Вскоре Нимве надоел и шум, который издавал парень, и его назойливое присутствие. Агасти так не сочетался с храмовой тишиной леса, что Нимве велела ему сесть на небольшой прогалине и ждать. Парень этому был только рад, плюхнулся под высоким вязом, на солнышке, и немедленно стащил сапоги. Через заросли ежевики, сплошь усыпанные снежинками цветов, Нимве вошла в тень деревьев.

Теперь, когда она избавилась от шумного спутника, тишина обволокла ее, пришел покой, в тело словно вливались новые, неведомые силы. Нимве коснулась ладонью ствола ольхи. Серая кора, вся в трещинах и складках, походила на землю в овраге, изрезанную дождевыми водами. Кора оказалась теплой, Нимве почудилось, будто она слышит, как внутри размеренно течет кровь дерева. Некоторое время стояла, ни о чем не думая, глубоко дыша, потом шагнула в сторону и медленно пошла среди стволов.

Она набрала порядочно трав, нашла и редкие, лекарственные, когда внезапно вспомнила о времени. Подняла голову, высматривая солнце, но тут, в глубине леса, неба не было видно. Оглядевшись, Нимве поняла, что забрела далеко от лагеря, но это не испугало: внутреннее чутье, которое было в ней всегда, с детства, и которое, как говорила мама, есть у всех ведьм, не даст заблудиться, обязательно выведет назад, к реке. Неприятно было другое — она очутилась тут совсем одна.

Внезапно нахлынуло ощущение чужого присутствия. Да что там, она была просто уверена, что поблизости кто-то есть, и следит за ней. Сделалось холодно, ледяная ладонь прошлась по спине, вздымая волосы на затылке, но Нимве не дала себе воли. Стиснув зубы и закинув на плечо котомку, отступила в тень, под защиту деревьев. Некоторое время стояла, напряженно замерев, озираясь, а потом осторожно скользнула через кусты.

Ощущение слежки не пропало. У Нимве все дрожало внутри, но она не позволяла себе сорваться, кинуться прочь сломя голову. Скоро она увидала перед собой осинник и груду бурелома. Быстро, будто вспугнутый олень, двинулась туда.

Под деревьями стоял полумрак, было полно прошлогодней листвы, через которую пробивалась чахлая трава. Сюда, наверное, никогда не заглядывало солнце. Листья под ногами шуршали громко, очень громко, оглушительно, их было много, они казались широкой рекой с коричневыми водами, которые трудно перейти вброд. Ноги погрузились в них по самые икры, а внизу, на дне шелестящего потока, притаилась холодная и мокрая земля.

Внезапно зацепившись за что-то твердое, Нимве едва не рухнула ничком. Удержав равновесие, посмотрела вниз. Через разворошенную листву просвечивало белым. Нимве принялась ногой сгребать листья. Это оказалось нелегко, пришлось отодвинуть целую кучу листьев... Оттуда, будто со дна озера, широко открытыми глазами взглянуло белое лицо. Застывшее лицо, похожее на маску ужаса.

Вскрикнув, Нимве отшатнулась, упала, взметая фонтан бурой листвы. Все, что она видела — эту белую алебастровую маску. Неживую. Нимве барахталась, не в силах встать, и лишь через целую вечность это удалось. Мертвые глаза смотрели, и лицо светилось в темноте. Она бросилась бежать, слепо, ничего не замечая, лес внезапно потемнел, вокруг сделалось черно как ночью, и только лицо, белое лицо там, в глубине...

Краем глаза Нимве заметила, как кто-то метнулся наперерез, дико закричала, но из горла не вырвалось ни звука. Она рванулась в сторону, в кусты, в заросли ежевики, да не успела добежать. Железные руки схватили ее. Нимве боролась, как лесная кошка, но человек был сильнее. Руки, похожие на стальной капкан, стиснули Нимве, прижав локти к телу. Он рвалась, обезумев, пока не услыхала собственный стон, а потом — знакомый голос:

— Тише. Успокойся. Успокойся, что с тобой?

Голос немного привел Нимве в себя, она остановилась, дрожа и задыхаясь. Человек развернул ее, и она увидела Мафхора. Они уставились друг на друга. Нимве ощутила соль на губах, попыталась поднять руку, и Мафхор выпустил ее.

— Вот, возьми, — он протянул котомку. Нимве взяла, руки тряслись, и она еле держалась на ногах.

— Что случилось? — осторожно спросил маг. Нимве открыла рот и обнаружила, что не может произнести ни звука. Ее колотило от озноба. Мафхор ждал. Наконец, Нимве удалось справиться с голосом.

— Т... там... Я... на... нашла ... там, — она мотнула головой в сторону чащи. Ее передернуло, в памяти тут же всплыло мертвое белое лицо под листьями: ярмарочная маска, олицетворяющая ужас, такой детей пугать.

— Что ты нашла? — вернул ее в чувство голос мага. У Мафхора было спокойное лицо, тоже похожее на маску. Нимве ответила:

— Там человек. Мертвый. Под листьями.

Мафхор сразу подобрался, будто гончая, вставшая на след.

— Где? — спросил он. — Сможешь показать?

Как ни странно, присутствие мага успокаивало. Оружия при нем не было, но он, спокойный и уверенный, всем своим видом и сам напоминал оружие. Нимве кивнула.

— Тогда пошли, — промолвил маг.

Человек лежал под листьями в небольшой ложбинке. Кто-то снял с него всю одежду. Он был белый-белый, будто неведомые шутники зарыли тут, в сердце дикого леса, мраморную статую. Рядом с Мафхором Нимве уже не было так страшно, тем более что покойников она видела не раз. И все же, обнаружить тут, в чаще леса, мертвеца оказалось не тем же самым, что видеть труп в деревне. Да и умер он, конечно, не от болезни.

Пока маг возился, осматривая тело, Нимве отошла и остановилась, прислонившись к стволу высокой осины. У нее еще дрожали руки. Мафхор по-прежнему казался спокойным, а о чем он думал, один Творец мог знать. Когда маг выпрямился, Нимве спросила:

— Его убили, да?

Мафхор мельком глянул на нее.

— Возможно, — отозвался он.

Маг освободил мертвеца от лиственного покрывала. Со своего места Нимве видела обнаженный торс. Она и смотреть не желала, и не смотреть не могла. И чем больше смотрела, тем больше чужак казался знакомым. Мафхор проговорил:

— Тебе лучше вернуться в лагерь. Идем, я тебя провожу.

— А ведь я его уже где-то видела, — Нимве подошла, наклонилась над мертвецом. Мафхор с удивлением спросил:

— Что? Ты его видела? Но как это возможно?

И тут Нимве осенило.

— Ну, да! — воскликнула она. — Точно! Это он! Ведь это он вас тогда отравить пытался, ну, в таверне, помните?

Мафхор молча разглядывал чужака.

— Вспомнили? — нетерпеливо спросила Нимве. Мафхор медленно сказал:

— Я тогда его не разглядел. Ты уверена?

— Ну... почти, — она пожала плечами. — Значит, он за нами следил? В смысле, за вами. Тогда кто же его убил? — Нимве уставилась на мага. Тот ничего не сказал, на лице не отразилось ни малейших чувств. Некоторое время он ходил, наклоняясь и что-то высматривая среди опавших листьев, потом, остановившись возле трупа, произнес:

— Ладно. Пора возвращаться.

Нимве разочарованно смотрела на него, а он и бровью не повел.

— А этот? — Нимве указала на тело. — Так его и бросим тут, что ли?

Маг ответил не сразу. Ногами сгреб кучу листьев, и когда те полностью укрыли мертвеца, сказал:

— Нет. Но я ведь не могу его похоронить с пустыми руками.

Нимве покосилась на него, но промолчала. Бурый холмик над убитым напоминал могильный. Повернувшись, Нимве молча зашагала через ольшаник.

Через минуту она вспомнила о слуге барона, Агасти, и резко остановилась. Мафхор, шедший следом, тоже.

— В чем дело? — спросил он.

— Надо найти Агасти, — Нимве принялась озираться, пытаясь определить, где та прогалина, и то дерево, под которым она оставила спутника. Мафхор внезапно тронулся с места и сказал:

— Сюда, — он зашагал, не оглядываясь. Волей-неволей Нимве пришлось последовать за ним, меньше всего хотелось остаться тут одной. Они миновали ольшаник, где кусты цеплялись сучьями за одежду, пахло грибами, и стоял влажный полумрак.

Прогалина появилась неожиданно. Под огромным вязом, стоявшим посередине, спал человек.

— Вот он, — сказал маг. Нимве уставилась на Агасти, а потом медленно перевела взгляд на Мафхора.

— Почему вы постоянно за мной шпионите? — тихо, с яростью бросила она, глядя в его черные глаза. — Чего вам надо?!

Маг поднял брови, — насмешливо, как почудилось Нимве.

— С чего ты взяла, будто я шпионю? — осведомился он. Его мягкий акцент и привычка немного растягивать гласные бесили, как никогда. Нимве стиснула зубы и, стараясь сдерживаться, в тон ему ответила:

— Я не дура. Откуда вы иначе могли узнать, что он тут? — она кивнула на Агасти, которого не разбудили даже их громкие голоса. — И как вы оказались рядом, когда я нашла этого... там...

— Я просто искал, кто кричал ночью, — сказал маг. — Почему ты сразу решила, будто я слежу за тобой?

— Да потому, что вы каждый раз в нужное время в нужном месте оказываетесь!

— Ну, это скорее хорошо, чем плохо, — губы Мафхора тронула быстрая улыбка, которая тут же исчезла. Нимве стиснула кулаки, ощутив, как кровь бросилась в лицо.

— Было бы хорошо, — стараясь не заорать, ответила она. — Если бы в это время меня там не было!

— Возможно, это просто невезение, — этого типа, кажется, нельзя было вывести из себя. — Но лично я ничего против не имею.

— Зато я имею! — фыркнула Нимве. — Ясно? Я имею! Прекратите за мной шпионить, предупреждаю, иначе... — она осеклась, не представляя, что сказать. Будто она может его чем-то напугать! И вообще, это ведь маг из Великого Дома, а она взялась на него орать... А они тут вдвоем, Агасти не в счет...

Нимве закусила губу. Мафхор смотрел, лицо было точно запертая дверь, не позволяющая разглядеть, что делается внутри. Пытаясь тоже сделать непроницаемое лицо, Нимве отвернулась, подошла к Агасти и толкнула его в плечо:

— Вставай, соня. Жизнь проспишь.

Когда они воротились в пустой лагерь, Мафхор вытащил из своей котомки длинный кинжал в ножнах — Нимве и не подозревала, что у него есть оружие, — и вместе со слугой барона вернулся в лес, хоронить мертвеца. Агасти, правда, пришлось долго уговаривать, он никуда не собирался идти с Мафхором, никак не мог взять в толк, о каком таком мертвеце ему толкуют, и лишь когда Нимве, и без того взбудораженная произошедшим, потеряла терпение и заорала, пригрозив, что пожалуется принцам, Агасти согласился. Но покуда мужчины шли к лесу, Нимве заметила, что парень старается держаться от мага как можно дальше.

 

Глава 6

В тот день спать легли поздно.

Узнав про труп, принцы тут же отправились в лес: посмотреть. Вовремя вспомнив о пойманной рыбе, Нимве отделалась от обязанности их сопровождать, и весь день провела за готовкой.

Мужчины вернулись на закате, усталые и голодные, с руками, перепачканными землей. Мафхор не появился. Уху, давно поспевшую, Нимве поддерживала над тлеющим костром, и пока остальные умывались, успела заправить пряными травами.

Обедали в темноте, около огня, не переставая обсуждать нынешние события. По словам принцев, Мафхор и им заявил, будто не знает чужака и понятия не имеет, кто мог его убить. Мертвеца похоронили там же, где Нимве его нашла. К приходу близнецов Мафхор и Агасти успели вырыть яму, а на теле мертвого нет никаких следов, и похоже, что он умер своей смертью. Нимве в это мало верила, но решила не возражать. И вообще, продолжил Инис, Мафхор и вправду странный тип, что это, спрашивается, за маг, который вынужден рыть яму руками, как обычный человек? Хотя, пойди их разбери, магов этих, непонятный они народ. Взять к примеру Великий Дом Таэнана. Ото всех на свете сторонятся, даже, говорят, не хотели знаться с остальными Великими Домами в соседней Эбирне. Будто испачкаться боятся, величие свое уронить. Короли так себя не ведут! Вот и Мафхор, на вид такой спокойный, а тоже высокомерная скотина: в лагерь не пошел, разговаривал сквозь зубы, когда все собрались возвращаться, махнул хвостом — и в лес, только его и видели. Да и вообще... Скорее всего, Мафхор притворяется. Наверняка он сам этого чужака и убил. А то кто бы еще мог такое сделать, здесь же, кроме них, никого больше нет.

Потом, как и опасалась Нимве, заговорили об отъезде, Инис принялся допытываться, как она себя чувствует. Та, хоть ее и пугала мысль о том, чтобы сесть в седло, храбро заверила, что все в порядке, и она готова продолжать путешествие. Сэтнар явно обрадовался. Близнецы решили утром встать пораньше, чтобы выехать по холодку.

За разговорами прошел вечер, настала ночь, но, когда они устроились на ночлег, Мафхор так и не объявился.

Поднялись действительно чуть свет, но рано выехать не удалось. Пока все умылись, поели и собрали вещи, солнце успело высоко вскарабкаться по небу.

По лесу двигались цепочкой. Принцы держались по отдельности, каждый со своей свитой, а Нимве присоединилась к Ларре и Чику. Мафхор, далеко позади, замыкал процессию.

Погода стояла теплая, солнце, просвечивая сквозь кроны, сыпало золотом под ноги лошадей, вокруг неумолчно звенели птицы. Пахло земляникой, и хотя для земляники было еще рано, аромат перебивал даже запахи лошадиного пота.

Скоро Нимве надоело угрюмое молчание Ларры, и она принялась болтать с Чиком. Простой и веселый, будто скворец, паренек охотно беседовал с Нимве. Скоро она уже знала, что его отец — лесник в угодьях графа графа Элморийского, отца виконта Кейтея. Родился юноша в большой семье, пять из семи его старших сестер успели выйти замуж, а он, самый младший, единственный сын, с двенадцати лет работает в услужении у виконта. Сейчас ему "уже" почти семнадцать, и, хотя он успел привязаться к своему господину, все же, будь его воля, предпочел бы тоже стать лесником, как отец. Выросший в лесу, влюбленный в лес всем существом, Чик уверял, что никогда не сумеет привыкнуть к городу. Что через пару лет обязательно уговорит господина отпустить его со службы, и тогда, может быть, сделается охотником. Скоро Нимве уже казалось, будто она знакома с юношей всю жизнь.

К вечеру следующего дня путники выбрались к реке Аруа́н. Столько воды Нимве никогда не видела. Зная от Чика, что где-то здесь придется переправляться на другую сторону, с замиранием сердца глядела на сизые волны, гулко бьющиеся об обрывистый берег. На чем, спрашивается, можно переплыть такую реку? Лодки у нас нет... Потонем, как пить дать, потонем! Однако принцы выглядели уверенно, ни капли не волновались, и Нимве решила положиться на судьбу: в любом случае, не было выбора.

Заночевали на берегу, крутом и высоком, среди мачтовых сосен. Здесь пахло разогретой смолой, и дышалось легко. Выехали с утра пораньше. Нимве не могла оторвать взгляда от реки, от свинцово-сизой водной глади. Солнце стояло высоко над верхушками деревьев, дробилось в мелких волнах, сверкая на воде так ослепительно, что делалось больно глазам.

Берег постепенно понижался, делался пологим. Сосны сменились густыми зарослями лозняка, лес отступил, и лошадиные копыта зашуршали по серому песку.

Принцы, ехавшие впереди, внезапно остановились, и Чик, зазевавшись, едва не налетел на них.

— Мы на месте, — Сэтнар спрыгнул наземь, остальные последовали его примеру. Прибрежный песок покрывала яркая зелень ползучих растений, там, где жила Нимве, их называли дикими огурцами.

Пока Нимве оглядывалась, парни не теряли времени даром. Пустив лошадей пастись, слуги вытащили из седельных сумок топоры и отправились к лесу, а принцы подошли к кромке воды и принялись что-то высматривать. Неужели плыть собираются, подумала Нимве. У нее похолодело в животе. Словно откликнувшись на ее мысли, Инис разделся и, оставшись лишь в коротких нательных штанах, вошел в воду. Окунулся, отфыркиваясь, сделал несколько сильных гребков руками, потом нырнул. Не показывался на поверхности довольно долго — слишком долго, как почудилось Нимве. Наконец вынырнул, отбросил с лица мокрые волосы и крикнул:

— Течение... не очень сильное! Но глубоко! — и саженками поплыл к берегу.

Немного погодя воротились остальные, притащив срубленные деревца. Нимве подошла, остановилась возле Чика. Юноша ухмыльнулся, помахивая топором. Она тихо спросила:

— Вы плот собираетесь вязать, что ли?

— Ага. Переправляться надо.

— На этом? — Нимве кивнула на деревца. Их стволы казались такими тонкими и слабыми...

— Да ничего, эти нормальные, — пожал плечами Чик. — Лошадей вплавь пустим, а сами на этом. Река не больно широкая. Да и барахло жалко намочить.

Нимве поглядела на противоположный, такой далекий берег, и у нее замерло сердце.

— А ты хорошо плаваешь? — спросила она Чика.

— Ну, да, — ответил тот. — А вот Ларра не умеет. Постой, а ты чего, тоже не умеешь, что ли?

Она повела плечом:

— Умею.

— Тогда чего?

— Чего, чего... Тут вон река какая, я через такие в жизни не плавала!

— Да ты не бойся, — успокоил Чик. — Не потонем. Я, в случае чего, рядом буду, так ты не...

— Эй, Чик! — сердито окликнул Ларра. — Будет языком трепать, работать пора!

Подмигнув, Чик вернулся к слугам, они принялись топорами очищать стволы от веток. Нимве вдруг вспомнила о Мафхоре и оглянулась. Маг безучастно сидел под кустом поодаль. Интересно, подумала Нимве, а он как поплывет, своим ходом, или тоже на плоту? Если его, конечно, принцы пустят. А может, он магией...

Она не успела додумать, потому что взгляд наткнулся на человека, который стоял вдалеке, у самой кромки леса. Нимве испуганно вздрогнула, посмотрела на спутников... Кроме нее, никто не заметил чужака. Нимве почудилось, что это мужчина. Он был одет в серые отрепья. Присмотревшись, она поняла: да, точно мужчина. Невольно возникла мысль о лешем. Чужой стоял неподвижно, наблюдая за пришельцами, а Нимве, замерев, следила за ним. Человек — если это был человек, — не шевелился. Нимве глянула на мага, но тот, казалось, спал. Не спуская глаз с чужого, она подошла к парням и тихо окликнула:

— Ларра... Слушай, Ларра.

Камердинер поднял всклокоченную голову, глаза блеснули из-под рыжих бровей.

— Ну, чего? — буркнул он.

— Посмотри, — Нимве кивнула в сторону леса. Ларра резко повернулся. Явно уловив его движение, незнакомец проворно исчез в тени деревьев, но Ларра уже заметил его, выпрямился, сжимая топор. Инис удивленно спросил:

— Ты чего?

Ларра сказал, не отводя глаз от леса:

— Да тут кто-то чужой, сударь.

Остальные, проследив за его взглядом, обернулись.

— Ты кого-то видел? — поинтересовался Инис.

— Видел, ваша милость.

— Ну, и кто это был?

— Почем мне знать-то? — Ларра пожал плечами. — Может, бродяга какой. Э, да поглядите, вот он опять!

Путники ясно увидали, что у кромки леса, прячась в тени, появился человек, а рядом с ним — еще один.

— Да их там несколько, — пробормотал Кейтей. Нимве кинула невольный взгляд на поклажу в стороне: там осталось все оружие. Словно уловив ее мысли, Сэтнар тихо скомандовал:

— К оружию. Быстро!

Все, кроме принцев и Ларры, бросились к котомкам. Пока парни, толкаясь, разбирали вещи, Мафхор поднял голову, выпрямился. Некоторое время наблюдал за спутниками, потом встал и огляделся. Чужаки скрылись за деревьями, но голова мага безошибочно повернулась в сторону, где они только что стояли.

— Ишь, будто пес чужих чует, — негромко заметил Ларра. — Может, взять пистолет, ваша милость, да стрельнуть туда на всякий случай?

— А если это не разбойники? — Инис вскинул бровь. — А ты сразу стрелять.

— Да сбежали они давно, — виконт Кейтей с мечами в руках подошел к Инису, протянул ему один из клинков. — Чего толку.

Словно в ответ, на опушке возникла оборванная фигура. Помедлив, оглянувшись назад, незнакомец выбрался из тени. Следом показался еще кто-то, и Ларра с удивлением промолвил:

— Гляньте, ваша милость, никак, баба с ним?

Вторая фигура была поменьше, пошире, одетая, как показалось Нимве, в длинное платье.

— И вправду женщина, — Сэтнар прикрылся ладонью от солнца. — Интересно...

Чужаки замерли под защитой деревьев, явно готовые удрать при первой же опасности. Мафхор вдруг тронулся с места и медленно зашагал к ним. Подойдя к чужакам, остановился, развел в стороны пустые руки и что-то сказал. Те быстро переглянулись. Мужчина, ступив вперед, низко поклонился. Некоторое время они стояли друг против друга и, судя по всему, разговаривали. Чуть погодя Мафхор развернулся и направился назад, а чужаки — следом.

Когда они приблизились, никто не проронил ни слова. Чужаки застыли поодаль, и Нимве ощутила, что от них так и веет настороженностью и страхом. Они разительно походили друг на друга, действительно напоминали леших: своими приземистыми, одинаково коренастыми фигурами, серыми нечесаными волосами, смахивавшими на нахлобученные по самые глаза лохматые шапки. Некоторое время принцы и свита разглядывали лесовиков, потом Сэтнар спросил:

— Вы кто такие?

— Мы... это... Живем мы тут, господин, — отозвался бородач, исподлобья глянув на принца.

Сэтнар ответил высокомерным взглядом.

— Живете? — сказал он. — Тут? В таком месте?

Бородач повел глазами по сторонам, будто силился понять, чем же плохо место, и буркнул:

— Точно так, господин.

— У вас тут что же, деревня?

— Деревня? — переспросил чужак. — Не, ваша милость, мы тута это... одни.

— Отшельники, что ли?

— Ну, стало быть, выходит так, — бородач развел руками.

— А она кто? — Сэтнар ткнул пальцем в спутницу бородача. Тот сказал:

— Она-то? Так женка моя, господин, кто же еще.

— И больше никого нет?

Бородач пожал плечами:

— Так я ж... я ж говорю. Одни мы тута...

Сэтнар, прищурясь, смотрел на него, будто пытался высмотреть его мысли. Нимве и глядеть не нужно было, нет, мыслей она не видела, но зато ощущала настроение лесовика. Уловить, лжет чужак или нет, она не могла: страх заглушил в нем остальные эмоции. Нимве посмотрела на Мафхора — и встретила его взгляд. Лицо у мага было бесстрастное, как обычно, черные глаза смотрели твердо. Ну, он-то уж конечно почувствовал бы, если бы этот тип врал, подумала она, поспешно отвернувшись. Спокойствие Мафхора и ее странным образом успокоило. Инис между тем заметил:

— Мне кажется, он не врет.

— Этого и следовало ожидать, — процедил его брат сквозь зубы. Сделав вид, будто не расслышал, Инис продолжал, обращаясь к лесовику:

— А где же вы живете? — голос звучал приветливо.

— Кто, мы? Так в лесу, господин, туточки по близости...

— Покажешь?

— Как изволите, господин, — бородач изобразил неуклюжий поклон. — Правда, хозяйство наше незатейливое, дак — чем богаты.

— Мне все равно, Инис, — холодно бросил Сэтнар, — как ты изволишь тратить свое время, но будь добр, не трать мое. Нам надо строить плот, если ты позабыл.

— Не беспокойся, братец, не позабыл, — в тон ему ответил Инис, — да только плот никуда не убежит. Нам что, кто-нибудь на пятки наседает, что ты так торопишься?

— Конечно, тороплюсь, — сказал Сэтнар, — потому что хочу поскорее закончить это бессмысленное таскание по лесам, тем более, в подобной компании.

Инис раздраженно сощурился, но не успел ответить, в разговор вступил Ларра.

— Слышь, земляк, — обратился он к бородачу, — а хлебушком мы у вас случайно не разживемся?

Похлопав ресницами, лесовик ответил:

— Отчего ж, можно... Зерном мы в этом годе богаты, благодарение Творцу.

— Ну, так айда к вам на двор, — Ларра взглянул на Иниса, и тот сказал:

— Ладно, собирайте вещи, и пойдем. Конечно, тебя, братец, это не касается, я не смею тратить твое драгоценное время!

Сэтнар повел плечом и сделал знак приближенным собираться.

* * * * * * *

До дома оказалось минут десять ходьбы, он был так искусно спрятан в чаще, что без проводника ни за что не отыскать. Большой двор окружал частокол из цельных заостренных бревен, врытых в землю и образовавших неприступную стену высотой в полтора человеческих роста. На очищенном от леса пространстве паслась пара кляч, три коровы и несколько коз. У ограды лежал огромный пегий пес с обрубленным хвостом. Увидав чужих, он вскочил, нагнул голову, утробно зарычал, вздыбив шерсть на холке, но хозяин прикрикнул — и пес, вильнув хвостом, тут же потерял к пришельцам интерес и принялся обнюхивать ближайший куст бузины.

Лошадей, стреножив, оставили пастись у забора, сняли только седла и уздечки. Следом за хозяевами гости вошли в узенькую калитку, проделанную в массивных воротах, где засовом служило цельное бревно.

— Да у вас тут прямо крепость, — заметил Инис. Хозяин смущенно покосился, но ничего не ответил. Вместо этого что-то велел жене, и та направилась к одному из сараев. Бородач сказал, обращаясь к гостям:

— Щас на стол накроем, угоститесь, чем Творец послал. Может, умыться желаете с дороги?

— Да не мешало бы, — Ларра оглянулся на колодец.

— Милости просим... Щас полотенца вынесу.

Парни пошли к колодцу, у ворот остались только Нимве и Мафхор. Нимве огляделась. Двор оказался просторным, с хозяйственными постройками, около забора зеленела чахлая трава. Повсюду бродили куры, в большой грязной луже за сараями нежились поджарые свиньи. Дом на сваях был старый, ветхий, лесенка, ведущая к двери, казалось, может рухнуть от порыва ветра. Ставни болтались на ржавых петлях, соломенная крыша, бурая от времени, поросла длинным бурьяном.

Нимве покосилась на мага. Тот отошел к частоколу и положил наземь седло. Он выглядел спокойным, словно происходящее нагоняло скуку, и больше ничего.

Из ближнего сарая появился хозяин с полотенцами. Бросил осторожный взгляд на Мафхора, потом на Нимве, снова на Мафхора, повернулся и заспешил к колодцу, где шумно плескались остальные. Чуть погодя, воротившись и остановившись поодаль, спросил у мага:

— А вы, господин, полотенце не желаете?

Мафхор обернулся, щурясь от солнца.

— Да, благодарю, — ответил он. Хозяин торопливо подал ему полотенце.

— А вы, госпожа? — поколебавшись, обратился он к Нимве. Та кивнула и тоже получила полотенце, кусок небеленого холста, ветхого, протертого до дыр. Убедившись, что хозяин ушел, она придирчиво оглядела ткань на просвет: нет ли вшей.

Пока гости мылись, хозяин установил на козлах под навесом стол, положив пару длинных широких досок, а хозяйка принесла большой чугунок. Словно почуяв угощение, к столу потянулись слуги во главе с Ларрой, а потом и господа. Без лишних приглашений все уселись на скамейки вокруг стола.

— Поешьте, чем Творец пожаловал, — хозяйка поклонилась. — Милости просим.

Продолжая хлопотать, женщина поставила на стол сыр на деревянном круге, масло, блюдо с вареными яйцами и выложила на полотенце большой кособокий каравай. Гости накинулись на еду, некоторое время было тихо, только стучали ложки. Путешественники соскучились по домашней пище, хоть в походе и не голодали.

После обеда, не выходя из-под навеса, принцы долго спорили, но в конце концов сошлись на том, что придется ночевать на подворье. Время сильно перевалило за полдень, до наступления ночи они бы не успели доделать плоты и переправиться. Пока не село солнце, мужчины, кроме Мафхора, ушли на берег. Маг с отсутствующим видом сидел, прислонясь к забору и, кажется, спал. Нимве тоже осталась. Умывшись у колодца, постирав кое-что из вещей, она примостилась под навесом и принялась штопать рубаху.

Парни воротились на закате, и хозяйка снова накрыла на стол. Поужинав творогом, крутыми яйцами, медом и хлебом, путешественники начали устраиваться на ночлег. Стемнело, на западе светилась мутная багряная полоска. Гости улеглись около забора на земле, но не спали еще долго, возились и переговаривались.

Нимве, благо в темноте ее было не видно, разделась до длинной нижней сорочки и легла под навесом. Слушала, как болтают спутники, смотрела на небо, усыпанное звездами, веки постепенно смыкались, звуки уходили, и она не заметила, как уснула.

 

Глава 7

Нимве сидела возле мерцавшего костра. Вокруг было темно и тихо, лишь угли потрескивали у ног. Неодолимо клонило в сон. Она подняла руки, чтобы протереть глаза. В ладони оказалась зажата хворостина. Нимве огляделась и увидела поблизости россыпь крупных серых валунов. Она долго смотрела, покуда не поняла, что это гуси. Стая гусей, устроившихся на ночлег. Гуси? Откуда здесь гуси... Я что, пасу гусей?

Рядом раздались шаги, очень тихие, крадущиеся, но она все равно услышала и, вздрогнув, повернула голову. По тропинке, будто серый призрак, крался кот, ободранный и тощий. Наставив уши, он целеустремленно скользил вперед. Тропинка вела к воротам, громадным, неприступным, как в Сафирне. Нимве поняла, что сидит под отвесной скалой, задрала голову, но скале не было ни конца, ни края, и показалось, будто она очутилась на дне глубокого колодца, в устье которого, где-то далеко, в невообразимой вышине, виднеется черное небо с серебряным кружком луны. Сделалось страшно. Кота на тропинке уже не было, Нимве пошарила взглядом... Он оказался около ворот, забранных огромным кованым засовом. Подкрался к маленькой калитке, ловко и бесшумно вскочил на противовес щеколды. Раздалось клацанье, тихий скрип... Калитка поползла в сторону. В узкую щель заглянула темнота.

Нимве не заметила, когда на двор из тьмы скользнуло длинное гибкое тело. Зверек осторожно озирался, двигая острыми ушами, зрачки светились зеленым огнем. Лиса, подумала Нимве. Это лиса. Следом появилась еще одна, и еще... Нимве не успела оглянуться, как двор наводнили лисы. А потом она внезапно поняла, что звери смотрят на гусей. Кыш, хотела крикнуть Нимве, но язык онемел, и она не могла шелохнуться. Припав к земле, лисы начали подкрадываться. Пушистые хвосты виляли, глаза хищно взблескивали. Вот они уже близко, совсем близко, но гуси их не чуяли, спали, сунув голову под крыло. Ближайшая из лис подобралась, изготовившись к прыжку. И вдруг невидимый во тьме кот душераздирающе мяукнул — и на глазах у Нимве прямо из стен начали появляться огромные серые тени. Оцепенев от ужаса, она не сразу поняла, что это волки. Они набросились на лис, легко разрывая их в клочки, лисы пытались драться, но ничего не могли поделать. А гуси все спали, и Нимве не могла ни разбудить их, ни пошевелиться.

Покончив с лисами, волки окружили гусей и Нимве. Она посмотрела в глаза самому большому из них, видно, вожаку. Тот ощерил зубы в издевательской ухмылке — и кинулся в самую гущу птиц, клацая зубами. Нимве услыхала дикий гогот, хлопанье крыльев, потом — собственный отчаянный крик...

... и проснулась. Лежала, широко раскрыв глаза, тяжело дыша, потом заставила себя повернуть голову. Тишина и темнота, кричали сверчки, частые звезды над головой светили ярко, как бывает только в поле. Задыхаясь от жары, Нимве стянула с себя шерстяной плащ. Сорочка противно льнула к телу, мокрые волосы облепили лоб и шею. Нимве попыталась их убрать, но ладони тоже были мокрые, и ей не сразу это удалось.

Некоторое время она слушала победный треск сверчков, потом глаза начали смыкаться, и Нимве совсем было провалилась в сон, но ее выдернул из забытья тихий звук: будто стукнула щеколда. Почему-то пришло на ум: "Волки!" Обдало жаром, и она приподняла голову.

Ей почудилось какое-то шевеление у ворот, тихие, едва различимые голоса. Нимве окаменела, она, наверное, не смогла бы двинуться, даже если бы от этого зависела жизнь. Шорох у ворот затих, и Нимве увидала, что по двору скользит черная тень. Следом возникла еще одна, потом еще и еще. Может, это принцы куда-нибудь ходили, пришла мысль. Но за воротами собака. Собака бы залаяла, если бы они... если бы...

Человек поравнялся с местом, где лежала Нимве, остановился и осторожно огляделся. Обернувшись, сделал знак рукой, его спутники подошли к забору, к спящим людям и сложенным вещам, и начали с чем-то возиться. Это наверняка принцы, старалась внушить себе Нимве. Или слуги. Иначе кто же еще... Кто еще это может быть?

Человек, стоявший посреди двора, повернул голову, и Нимве рассмотрела серый овал лица. На меня глядит, поняла она, перестав дышать. Это длилось долго-долго, а потом, набрав в грудь воздуха, Нимве пронзительно завопила. Человек бросился на нее, грубо навалился, хватая за запястья. Он был очень силен, но ужас и Нимве сделал сильной, незнакомцу никак не удавалось ни скрутить жертву, ни зажать ей рот.

В конце концов чужак победил. Навалившись, притиснув Нимве к земле, так, что она и вздохнуть не могла, принялся связывать ей руки за спиной. Она пыталась вырываться, но незнакомец был сильнее. Задыхаясь, Нимве повела вокруг глазами.

По двору, залитому колеблющимся оранжевым светом, метались люди. Нимве никого не узнавала, не могла выхватить из темноты ни единого знакомого лица. Может, их всех перебили, мелькнула мысль, и Нимве отчаянно застонала. Тяжесть, придавившая к земле, внезапно исчезла, а в следующий миг Нимве вздернули на ноги и потащили в темноту. Она слышала стук, будто что-то вколачивали в дерево, свет факелов в руках у чужаков дергался и слепил глаза. Тот, кто тащил ее, внезапно остановился, и Нимве, хватая воздух ртом, увидела, что у забора на земле сидят люди. Приглядевшись, она вскрикнула, потому что узнала принца Иниса, со связанными за спиной руками. Потом разглядела остальных. Несколько человек возились поодаль, Мафхор стоял у столба неподалеку. Он не двигался, двое пришельцев держали его под прицелом пистолетов.

— Давайте скорее! — приказал мужской голос, и провожатый толкнул Нимве к остальным. Едва не упав, она уткнулась лицом в забор. В следующий миг сильные руки развернули ее, и она увидела угрюмую, заросшую щетиной физиономию. Нимве отшатнулась, но чужак дернул ее к себе. Она начала отбиваться, хоть это плохо получалось со связанными за спиной руками.

— Да стой ты, курва! — оплеуха едва не сбила Нимве с ног. Незнакомец снова дернул ее, заставив стоять на месте. В руках у него блеснул нож. Нимве шарахнулась, но чужак не дал отстраниться.

— Да ты будешь стоять как велено?! — заорал он ей в лицо. Она зажмурилась, ожидая удара, но вместо этого человек принялся дергать веревку. Открыв глаза, Нимве поняла, что незнакомец развязывает ее.

Веревка ослабла, Нимве яростно содрала ее с себя, исподлобья наблюдая за чужаком. Из темноты вдруг вынырнул приземистый мужчина, и Нимве вжалась спиной в забор. Тот, что привел ее, велел:

— На, одевайся, — взяв из рук коротышки охапку тряпья, швырнул Нимве. И, видя, что та медлит, со злостью рявкнул:

— Тьфу, дура! Одевайся, сказано, чего пялишься? Или хочешь, чтоб мы и дальше твои прелести разглядывали?

Коротышка радостно осклабился, Нимве ощутила, как его взгляд ползает по ней, съежившись, отступила, прижимая к груди одежду, внезапно вспомнила, что на ней лишь тонкая сорочка без рукавов... Отвернувшись, торопливо натянула через голову юбку, схватила с земли рубаху, пальцы не слушались, срывались, и ей едва удалось просунуть руки в рукава.

Едва Нимве успела одеться, как чужак подступил снова. Она ощутила запах его пота, увидала блестящие в свете факела глаза. Ни слова не сказав, он схватил ее руки ниже локтя и сжал, будто тисками. Не зная, что ему нужно, едва дыша, Нимве пыталась сопротивляться, но чужак держал крепко.

Уловив движение справа, Нимве обернулась. К ним шел человек с переносной жаровней, какие бывают в кузницах, а следом другой тащил сумку. Оттуда выглядывали рукояти инструментов. Приблизившись к пленникам, первый, коренастый и бородатый, поставил жаровню наземь, а помощник не спеша вынул из котомки клещи с длинной ручкой. Нимве похолодела, перестала вырываться, ноги сделались ватными, во рту пересохло...

— С кого начнем? — спросил бородач, обводя взглядом замерших пленников.

— Да с кого хошь, быстрее только, — огрызнулся тот, что держал Нимве. — Эта кошка мне всю морду исцарапала!

— Не убудет твоей морде.

Зазвенело железо, помощник бородача надел на запястья Агасти стальные кандалы. Лишь теперь Нимве поняла, для чего разбойникам понадобились жаровня и инструменты. Паника немного отпустила, и Нимве, едва держась на ногах, прислонилась спиной к забору.

Пока заковывали парней, один из чужаков сделал из толстой веревки подобие кандалов, одел на руки Нимве, и, смастерив подобие ошейника, будто собаку, привязал пленницу к забору.

Когда ее оставили в покое, Нимве отползла в сторону. Присев на корточки, обхватив себя руками, вздрагивая, принялась дико озираться. Разбойники уже закончили с кандалами Мафхора, один из них обматывал цепь вокруг столба. Почему он ничего не делает, в отчаянии подумала Нимве. Почему не сопротивляется? Ведь он же может их всех... Но Мафхор не двигался, будто его заколдовали.

Разбойники стояли посреди двора с факелами в руках, разглядывая пленников и переговариваясь. Позвякивали цепи, трещала смола, распространяя по двору дегтярный запах.

Справа от Нимве, чуть поодаль, кто-то громко произнес:

— Кто вы такие? — С земли встал человек.

— Кто вы? — снова прозвучал вопрос, и Нимве узнала голос принца Сэтнара. — Что все это значит?

Среди разбойников послышались смешки. Один спокойно отозвался:

— А кто спрашивает? — вперед выступил высокий темноволосый человек лет сорока. Огонь факела осветил резкое лицо с короткой бородой, прямые сдвинутые брови, из-под которых, будто из кустов, смотрели острые глаза. Сэтнар выпрямился, звеня цепями.

— А тебе не все равно? — в тон главарю осведомился принц. — Или вы грабите в зависимости от чина?

Главарь усмехнулся.

— А ты смелый, мальчишка, — заметил он. — Только с чего ты взял, будто мы вас грабить собираемся?

— Ну, вряд ли вы нас захватили ради развлечения, — парировал Сэтнар. — Вот я и интересуюсь: сколько надо заплатить, чтобы вы нас оставили в покое?

Вожак постоял, разглядывая принца, потом приблизился почти вплотную и сказал:

— Там посмотрим, дружок.

— Я тебе не дружок, — холодно отозвался принц.

— Если будешь дерзить, велю заткнуть тебе рот. Кляпом. Ясно?

Сэтнар не успел ответить, потому что Инис, вскочив, подался к разбойнику и выдохнул:

— Только попробуй! Тронь только!

Вожак, ухмыляясь, отступил и зашагал вдоль ряда. Поравнявшись с Нимве, остановился. Настороженно, из-под встрепанных волос, та следила за ним.

— Ты жена, что ли, кого из этих? — спросил вожак, кивая подбородком на слуг.

— Нет, — Нимве старалась, чтобы голос звучал твердо, но удавалось плохо.

— Чего ж тогда ты с ними делаешь? Или ты, может, женщина определенного поведения? — вожак подмигнул. Разбойники засмеялись. Вспыхнув, Нимве распрямилась и бросила:

— Сам ты — определенного поведения!

Смех перешел в ржание, а вожак, улыбаясь, покачал головой:

— Дерзкая... Люблю дерзких. Так ты, стало быть, порядочная?

— А кто спрашивает? — фыркнула Нимве, и разбойники покатились со смеху. Вожак улыбнулся еще шире, показывая зубы.

— Не боишься мне дерзить? — осведомился он. Нимве прикусила губы. Она боялась, да еще как, но — его тон, и взгляд, которым он ее ощупывал, и смех остальных приводили в бешенство, и она не могла, не желала позволять этому нахалу издеваться. Пальцы сами собой сжались в кулаки, и Нимве сказала:

— А что ты сделаешь? Велишь и мне рот заткнуть? Кляпом?

В ответ раздался хохот, а вожак заметил:

— Тебе бы на ярмарке выступать — разбогатела бы, — он придвинулся, наклонился так, что Нимве ощутила запах табака. Она едва дышла, но глаз не отвела. Вожак промолвил тихо:

— Хорошенькая. И пахнешь хорошо. На потаскуху и правда не похожа, — и прежде, чем Нимве успела ответить, поцеловал в губы, крепко, сжимая в ладонях лицо. Задохнувшись, Нимве стала вырваться, а вожак сказал:

— Сладкая. Даже жаль тебя такую продавать. — Он выпрямился, встал и отошел. Яростно вытерев рукавом губы, Нимве низко опустила голову, прижимая ладони к пылающим щекам. На пальцы капнула слеза, и Нимве сердито смахнула ее. Только слезы не унимались, текли и текли, и оставалось, кусая губы, вытирать мокрое лицо.

* * * * * * *

Нимве очнулась на рассвете. Она лежала на земле, свернувшись клубком, будто кошка. Разбудил ее холод, а еще приглушенные голоса поблизости. Нимве зябко обхватила себя руками — и услышала:

— А я вам повторяю: довольно. — Нимве узнала голос Мафхора, тихий, еле слышный, в нем почудились незнакомые прежде сердитые нотки. Глухо звякнула цепь, кто-то хрипло отозвался:

— Это была шутка. Чего вы так завелись? — Нимве почудилось, что это голос вожака разбойников, но уверенности не было, а голову повернуть она боялась, чтобы не заметили. Мафхор сказал:

— Вы не мальчик. Вам трудно держать себя в руках?

— Но она действительно хорошенькая, разве нет? — это определенно был вожак разбойников. Но почему они...

Вожак тем временем продолжал:

— Какого черта этот придурок так завязал вашу цепь, невозможно отпутать. Кстати, а кто она? О ней речи не было.

— Какая вам разница?

— Может, никакой. А может...

— И вот что, — перебил маг, — советую вам быть повежливее с принцем.

— С которым же из них? — вожак хмыкнул, раздались тихие железные щелчки.

— Сами знаете.

Шорох, осторожные шаги, мужчины прошли мимо. Через опущенные ресницы Нимве следила за ними, но различала только две размытые фигуры. Чуть погодя клацнула щеколда, и настала тишина. Не в силах больше лежать на холодной земле, Нимве села, прислонясь к забору, ее колотило от холода, зубы стучали, и руки прыгали. Так вот почему он не сопротивлялся, подумала Нимве, он с ними заодно! Это он все подстроил! Как и боялась королева... Она догадывалась, а я не поверила! Тот тип сказал: "продать". Это работорговцы? Король решил... Они решили продать принца Сэтнара работорговцам?! Нет, не может быть... А нас они тоже продадут?!

Постепенно просыпались остальные пленники. Агасти зябко скорчился на земле, справа от него поднялась темная вихрастая голова, и Нимве узнала Чика. Она обрадовалась ему, будто родственнику — но ей действительно сделалось легче оттого, что он оказался рядом. Чик, повозившись, сел, зевнул и огляделся. Он словно похудел за ночь, под глазами лежали тени. Юноша попытался ободряюще улыбнуться, но вышло неудачно. Рубаха на груди была разорвана, и Нимве подумала, что он, наверное, дрался с разбойниками.

Совсем рассвело. Воротился вожак с Мафхором. Все молча наблюдали, как разбойник провел мага мимо пленников к столбу. Нимве кусала губы. Маг сел на землю, и вожак примотал цепь. Нимве в упор глядела на Мафхора, ее душили страх и ярость. Маг поднял глаза. Лицо у него было равнодушное, будто ему наплевать, что тут происходит. Конечно, ему наплевать, задыхаясь от ненависти, подумала Нимве, с ним же ничего не случится, его-то в рабство не продадут!

Чуть погодя двое разбойников подошли к пленникам с противоположного от Нимве конца, начали отмыкать чью-то цепь. Нимве видела, как шевелятся их губы, но слов разобрать не могла. Принц Сэтнар встал, и эти двое куда-то его повели, за цепь, будто собаку. У Нимве похолодело в животе. Куда они его, подумала она, но когда те свернули за сараи, вдруг сообразила: у хозяев там была уборная.

Так минуло не меньше часа. Когда выглянуло солнце, разбойники собрались под навесом — завтракать, а пленникам раздали еду в мисках. На подворье воцарилась тишина, только ложки звякали. Нимве ела, даже не разбирая, что ест, и лихорадочно соображала, как сообщить остальным, что Мафхор предатель, а сами они попали в руки работорговцев. Время от времени Нимве кидала на Мафхора ненавидящие взгляды, но тот сидел, уткнувшись в миску, и сосредоточенно жевал.

После завтрака несколько похитителей куда-то ушли, а оставшиеся сели под навес — играть в карты. Хозяева усадьбы занимались своими делами, и каждый раз, когда проходили мимо, Ларра провожал их такой бранью, что разбойники разражались хохотом. Хозяева не отвечали, не останавливались и выглядели как загнанные крысы.

Время сильно перевалило за полдень, когда под навесом началось движение: хозяйка накрывала на стол. Воротились остальные разбойники. Фыркая и толкаясь, долго мылись у колодца, потом пошли к столу. Нимве слышала, как стучит посуда. Кто-то, кажется, главарь, проговорил:

— Эх, какой у тебя квас, хозяйка! Знатный квас! А этим там кто-нибудь воды нынче давал?

В ответ раздалось тихое бурчание, и вожак повысил голос:

— А я что приказывал? Вы мне что, уморить их сговорились? — до Нимве донесся звук оплеухи. — Стоять смирно, когда я с тобой говорю! Хозяйка, тащи кружки! Нальешь им квасу, пусть напьются, прежде чем перемерли от жары! А вы ей разнести поможете! А ну, бегом, бегом, бегом!

Выскочив из-под навеса, хозяйка нырнула в сарай, что служил кухней. За ней с недовольным видом поспевали трое. Через пару минут они появились с кружками в руках, разбойники направились к принцам, а хозяйка подошла к Нимве. Одну кружку сунула ей, а вторую — Мафхору, молча повернулась и, не глядя по сторонам, ушла.

Женщина еще долго бегала туда-сюда с питьем для пленников, то и дело косясь на навес, где обедали разбойники. Пару раз Нимве поймала ее тревожный взгляд, направленный, как почудилось, на Мафхора. Хозяин усадьбы не появлялся, и главарь тщетно орал, призывая его.

Нимве не уловила момента, когда это произошло: привалившись спиной к ограде, она ненадолго задремала. Стук, грохот и отчаянные крики заставили очнуться. Она не сразу осознала, что шум идет из-под навеса. Однако, сидя на ярком свету, на солнце, нельзя было понять, что происходит в тени.

Хозяйка усадьбы застыла посреди двора, будто громом пораженная, а из кухонной пристройки выскочил хозяин. Оглянувшись на Мафхора, Нимве увидала, что он полулежит, обессилено опираясь спиной о столб. Взгляд широко открытых глаз блуждал, точно маг следил за чем-то, недоступным остальным. Губы двигались, руки бесцельно шарили по земле. Пустая кружка валялась рядом. И, лишь увидев эту кружку, Нимве все поняла. Вскочила и крикнула, ткнув в хозяйку пальцем:

— Она нас всех отравила!

Женщина так резко обернулась, что кувшин вырвался из рук и раскололся, ударившись о землю. Остатки кваса немедленно впитались в пыль. Пленники приподнялись, на лицах застыли тревога и недоумение.

Из-под навеса, шатаясь, выбрался вожак разбойников. Увидав его багровое лицо и налитые кровью глаза, Нимве похолодела. Вожак рванул рубаху на груди, словно та его душила, повернулся к хозяину и что-то прохрипел, но Нимве не сумела разобрать ни слова. На губах разбойника выступила пена. Некоторое время он стоял, качаясь, а потом рухнул ничком, будто срубленный — и замер на земле.

Оцепенение, сковавшее пленников, исчезло, многие вскочили на ноги. Однако Нимве уже поняла, что никто из них, кроме Мафхора, похоже, не пострадал, сама она ничего плохого не чувствовала. Пленники стояли, натянув цепи, таращились на хозяев и на навес. Оттуда неслись стоны, звуки рвоты. Шум настолько приковал общее внимание, что никто не заметил чужака, появившегося будто из ниоткуда. Нимве, вспомнив свой сон, где волки возникали из стен, замерла. Чужак тем временем осмотрелся, подошел к навесу, заглянул внутрь...

Некоторое время он стоял, не двигаясь. Потом тихонько свистнул — и из-за сараев выскочили темные фигуры. Один из них тащил лохматого парнишку лет четырнадцати, оборванного и тощего.

— Сынок! — всплеснув руками, крикнула хозяйка.

Сорвавшись с места, мальчишка рванулся к ней. Женщина схватила его, притиснула к себе, подбежал хозяин... Они же сказали, что живут вдвоем, подумала Нимве, разве они не говорили, что...

Из-за сараев вышел высокий человек в черном плаще, с накинутым на голову капюшоном. Он выделялся из общей массы горделивой осанкой. Когда он появился, остальные почтительно расступились. Человек заглянул под навес, обернулся и что-то повелительно бросил одному из пришельцев. Тот, коротко поклонившись, исчез в тени.

Человек в капюшоне оглядел пленников, а потом направился в сторону Нимве. Она отшатнулась к забору, но чужак на нее даже не взглянул. Приблизившись к Мафхору, носком сапога потыкал мага в бедро. Тот безвольно соскользнул на землю. Он, похоже, бредил, не замечал, что происходит вокруг. Незнакомец постоял, разглядывая мага, отвернулся и не торопясь пошел вдоль ряда пленников. Остановившись в паре шагов от принцев, стащил с головы капюшон. И, лишь взглянув на его холодное, замкнуто-строгое, высокомерное лицо, Нимве тихо ахнула. Она узнала того самого вельможу, в доме которого говорила с королевой. Спутники, кажется, разделяли ее изумление, потому что на миг повисла тишина.

Принц Инис первый пришел в себя.

— Дядя?! — выговорил он. — Как ты сюда... Как ты узнал, где мы?

Человек, которого принц назвал дядей, сухо усмехнулся:

— В этом не было ничего сложного, уверяю.

— Слава Творцу, что ты нас нашел, — сказал Инис. — А то неизвестно, сколько бы эти типы нас тут продержали!

— Тебя — недолго, — отозвался вельможа. Инис промолчал, явно сбитый с толку.

— Господин герцог, — позвали от навеса. — Ваше сиятельство, извольте взглянуть!

Герцог повернулся и ушел.

— Что, черт побери, за дела? — пробормотал Ларра, но никто не ответил.

Герцог воротился через пару минут. Ленивым жестом стянул черные замшевые перчатки. Инис проговорил:

— Прикажи своим людям нас освободить.

Герцог молча смотрел на племянника.

— Дядя, пусть нас освободят, — повторил Инис.

Помедлив, герцог ответил:

— Чтобы не было неясностей, объясню сразу: я не собираюсь вас освобождать.

На миг повисло молчание. Потом Инис недоверчиво сказал:

— Что? Как это ты не собираешься нас...

— Вот так, — перебил герцог, пожав плечами. — Эти люди сделали всю грязную работу. А вы — вы мне нужны не на свободе.

— Я всегда говорил, что он предатель, — с ненавистью процедил Сэтнар. — Проклятый бастард! Да ты...

Герцог подался к нему и резко ударил по лицу. Сэтнар отшатнулся, вытер губы...

— Следите за языком, ваше высочество, — холодно промолвил герцог. — Спешу заверить, что моя кровь не грязнее вашей. И моя мать никогда не была таким жалким ничтожеством, как ваш отец. Но я здесь не для того, чтобы меряться родословными. Вы все поедете со мной.

— Что это значит? — спросил Инис. — Как ты можешь... Мы же родичи!

— Именно поэтому твой отец всегда тебя любил больше, — насмешливо отозвался герцог. — Ты во всем на него похож, и умом — тоже. Вернее, его отсутствием.

Он обернулся к своим и приказал:

— Взять их. Мага грузите на повозку, да привяжите как следует, чтобы чего не выкинул. Через час выезжаем.

Его люди кинулись к пленникам. Парни пытались бороться, но силы были неравны. На Мафхоре, лежавшем будто труп, расклепали кандалы, а Нимве отвязали от забора, и Мафхоровы кандалы надели на нее.

В разгар суеты отворилась калитка, вошли пятеро, в которых Нимве немедленно признала ночных похитителей. Замерев у входа, разбойники уставились на чужаков. Замешательство длилось только миг, люди герцога опомнились первыми. Выхватив мечи, они кинулись на разбойников. Зазвенели клинки, но уже через минуту разбойники начали умирать. Двор наполнили вопли и ругань, поднялась пыль...

Когда все кончилось, герцог подошел к одному из убитых, посмотрел и пнул в ребро. Оглядел двор. Двое его людей валялись без движения, рыжая земля почернела от крови. На лице герцога не появилось никакого выражения, лишь дернулись желваки на щеках. Он натянул перчатки и повернулся к хозяевам усадьбы. Те отступили, женщина судорожно обняла паренька. Герцог подошел и, схватив мальчишку за шиворот, дернул. Мать закричала. Хозяин усадьбы попытался отнять сына, но герцог, не глядя, тычком отбросил мужчину прочь. Вырвал мальчишку из рук матери — и всадил кинжал ему в живот. Паренек, скорчившись, прижал ладони к ране. Кровь, вишневая, почти черная, полилась между пальцами, закапала на землю. Женщина кинулась к сыну. Обхватила, пытаясь удержать, но не смогла, и они рухнули под ноги герцогу.

— Предателей я не прощаю, — выговорил герцог. Хозяин дома словно ожил от звуков его голоса. Схватил с земли кинжал, который отбросил вельможа, и кинулся на мучителя. Но он не успел. В его тело тотчас вонзились несколько клинков, люди герцога швырнули мужчину наземь и принялись пинать.

— Довольно, — приказал герцог. Его люди отступили. Мужчина остался на земле, неподвижный, весь в крови и пыли. Поморщившись, герцог сказал что-то одному из своих. Тот кивнул, подошел к женщине, бесцеремонно поднял ее, сопротивляющуюся и растерзанную, молча поволок по двору, следом потащили ее сына и мужа. Затолкав хозяйку в сарай, кинули следом трупы и подперли дверь бревном.

Оцепенев, пленники следили, как люди герцога обложили дровами хозяйственные постройки и дом, начали чем-то обливать из бурдюков. Резко пахнуло керосином. Облили и трупы посреди двора, и тех, кто остался под навесом, не глядя на то, что там были живые, Нимве явственно слышала их стоны. Пленников отпутали от забора, заставили идти к воротам. В руке одного из пришельцев появился зажженный факел. Человек поднес его к дровам, и груда вспыхнула как порох. В хлеву тревожно замычала корова.

— Дядя, что ты делаешь?! — крикнул Инис, но его вытолкнули за ворота. Не останавливаясь, пленников погнали дальше в лес, усадьба запылала за спиной, пламя, почти прозрачное на фоне яркого неба, хрустело, жаром обдавая лица. Лес наполнился шумом, и страшный крик, полный ужаса и боли, перекрыл вдруг даже треск дерева. Нимве зажала уши ладонями. Вопль, не похожий на человеческий, заморозил в жилах кровь, все на миг застыли, глядя на огонь, взметнувшийся над деревьями...

Повелительный окрик герцога привел их в чувство. Встрепенувшись, чужаки поволокли пленников в чащу, где ждали оседланные лошади.

 

Глава 8

Пленников, кроме Мафхора, погнали пешком, за верховыми. Мага привязали за запястья и лодыжки к бортам небольшой телеги. Он был без сознания, голова моталась, как у неживого, а на сомкнутых веках лежала синева.

С кандалами на ногах похищенные почти бежали за всадниками. Цепи путались, цепляясь за ветви и траву. Люди герцога не делали привалов до самого заката, и лица пленников осунулись, одежда покрылась пятнами пота. Они все чаще спотыкались, но молчали, никто не стонал и не жаловался.

Лишь когда начало смеркаться, они остановились. Пленники рухнули в траву. Нимве лежала ничком, судорожно вцепившись в стебли осоки, кусая губы и стараясь одолеть панику. Лодыжки и запястья горели огнем, но она даже не поднялась посмотреть, что с руками, будто сквозь сон слушая звуки вокруг, голоса, ржание лошадей и лязг железа. Дернулась цепь, кто-то что-то сказал, ее толкнули в бок... Оторвав голову от земли, Нимве увидала над собой человека.

— Подымайся, — приказал он. — Живо.

Завозившись, Нимве кое-как встала на четвереньки. Чужак схватил ее за предплечье и грубо вздернул на ноги. Подтащил к дереву, и, обмотав цепь о ствол, запер звенья на замок и ушел.

Нимве села, прижимаясь плечом к теплой коре. Остальные пленники оказались поблизости, прикованные к деревьям. Вид у них был плачевный. Ларра сидел неподалеку, угрюмо рассматривая руки. Потом поднял глаза, и их взгляды встретились.

— Чего б им нас сразу не убить, — сквозь зубы бросил Ларра. — Мы ж все равно далеко не уйдем.

Люди герцога возились, разводя огонь, ходили туда-сюда по лагерю.

— Это все Мафхор сделал, — неожиданно даже для себя выдохнула Нимве. — Это из-за него!

Ларра молча глядел на нее.

— Он навел на нас работорговцев, — ожесточенно сказала Нимве. — Это все он!

— С чего ты взяла? — спросил Ларра.

— Я его слышала! — Нимве в бессильной ярости сжала кулаки. — Он утром шептался с ихним главарем! Сволочь проклятая!

— Ты уверена? — принц Сэтнар у соседнего дерева подался вперед.

— Еще как уверена! Я каждое слово слышала! Они хотели нас продать, не знаю, куда. Потому что эти типы были работорговцы!

— Они это говорили? — спросил Инис.

— Они... — Нимве перевела дыхание, не зная, как объяснить и с чего начать. Придется ведь сказать принцам, что всему виной их отец... Пока она лихорадочно соображала, в кустах раздался шорох, и рядом возникла темная фигура.

— Вовсе нет, — герцог остановился перед пленниками и обвел их взглядом. — Они не были работорговцами.

Молчание. Быстро темнело, начинали тоненько зудеть комары.

— Но ты права, — герцог повернулся к Нимве. — Мафхор действительно был с ними заодно. Потому что его, как и их, послал глубокоуважаемый муж нашей королевы.

Инис откачнулся, будто герцог влепил ему пощечину.

— Ложь, — прохрипел он. — Ты лжешь!

— Ничего подобного, — герцог заложил руки за спину. — Пора бы тебе повзрослеть, племянник.

— Я тебе не верю! Отец не мог такого с нами сделать!

— Неужели? — в голосе герцога прозвучала насмешка. — Чего же именно он не мог? Не мог подослать своих гвардейцев, чтобы они под видом разбойников похитили его сыновей? Или не мог приставить к сыновьям мага, который притащит их к этим самым гвардейцам? Выбирайте, ваше высочество!

— Ты подлец! — крикнул Инис, дергая цепь. — Я тебя убью!

— Ну, ну, экономьте силы, принц.

— Инис, успокойся, — Сэтнар сумел дотянуться до брата и схватить за плечи. — Хватит! Перестань!

— Пусти меня! Я его убью!

— Да уймись уже, дурак! — Сэтнар повалил брата на траву, прижимая к земле его запястья. — Не видишь, как он радуется? Не давай ему повода, прекрати!

Его слова подействовали на Иниса, он перестал сопротивляться. Сэтнар отпустил брата и, повернувшись к герцогу, насмешливо промолвил:

— Поздравляю, милорд Окде́йн. Вы умеете использовать свой шанс.

— Особенно, когда мне его предоставляет столь высокопоставленный родственник, — с ироническим поклоном отозвался герцог, — и наша многовековая традиция.

— Для того, чтобы обвинять нашего отца, вам понадобятся более веские доказательства, — сказал Сэтнар. — Они у вас имеются?

Его слова, похоже, развеселили герцога.

— Мои доказательства, — отозвался он, — сейчас догорают в усадьбе. В доказательствах главное то, чтобы вовремя от них избавиться.

— Рад, что вам так весело, — холодно выговорил Сэтнар. — Но я все еще не понимаю, как вы смеете обвинять в предательстве своего суверена.

— Помилуйте, ваше высочество, — герцог пожал плечами. — Когда я обвинял его в предательстве? Наоборот, я в кои-то веки его зауважал. Ведь он тоже пытался использовать свой шанс, хоть и бездарно.

— О каком именно шансе вы говорите?

— Ну, как же? Вы ведь не глупы, в отличие от вашего брата. Я думал, вы догадались, что ваш отец таким образом решил убрать вас с дороги.

Стало тихо, неподалеку трещал костер, ветер в вышине шелестел ветвями. Сэтнар медленно промолвил:

— Боюсь, вы переходите все мыслимые границы, дорогой дядюшка.

— Что вы, ничуть. Я вам не отец, в отличие от Его высочества герцога Кендарна. А вот он действительно перешел все мыслимые границы. Надо же такое придумать... Вас разве не удивило, что Мафхор ни капли не сопротивлялся этим мнимым разбойникам?

Снова молчание. Герцог с удовлетворением заметил:

— Как я и полагал, ты не дурак. Тебе просто не хватило времени, чтобы все обдумать. Конечно, Мафхор был с ними заодно. Более того, твой отец и послал-то его лишь за тем, чтобы привести вас в эту усадьбу. Что он и сделал, на свою голову.

— И что было бы дальше? — чужим голосом спросил Сэтнар.

— Сэт, ты что, поверил этому?! — взвился Инис. — Да отец не мог...

— Тихо! — рявкнул Сэтнар. — Замолчи! Так что же они собирались делать дальше? Отвечайте, герцог! Говорите, если начали!

— Охотно. Дальше они собирались сделать так, будто Мафхор ухитрился сбежать и сумел вызволить принца Иниса.

— А что со мной? — стараясь говорить твердо, спросил Сэтнар.

— А вас гвардейцы, прикинувшиеся разбойниками, должны были удерживать как можно дольше. Вывезли бы вас из страны...

— Продали бы нас работорговцам! — неожиданно выпалила Нимве. Герцог повернулся, и она, хоть не видела в потемках его лица, втянула голову в плечи.

— Кто это тебе сказал? — осведомился герцог.

— Этот и сказал, ихний предводитель...

Некоторое время герцог молчал. Потом медленно проговорил:

— Что же, все может быть. Капитан Экен, тот офицер, что захватил вас, был в последние годы зол на Его высочество Кендарна. Так, по крайней мере, говорят при дворе. Ему, видите ли, платили слишком мало.

— И потому он собирался нас продать, — Сэтнар вынужденно усмехнулся.

— Мне лично ничего об этом не известно. — Герцог пожал плечами. — Но ваш отец, смею заметить, чересчур неразборчив в выборе доверенных людей. Разве можно было поручать подобному мздоимцу судьбу своих сыновей? Непостижимо, — он опять повел плечом. — Судьбу, если уж на то пошло, целого государства. Подумать только, наследники престола в руках у взяточника Экена и этого людоеда Мафхора!

— Пока что мы в руках у тебя, дядюшка, — сказал Сэтнар. — И кто же здесь, позволь спросить, людоед?

— А за это благодарите вашего дорогого родителя, — усмехнулся герцог. — Это всецело его заслуга! Если бы не его блестящий план, как избавиться от вас, ваше высочество, вы бы сейчас не...

— Дядя, ты подлец! — заорал Инис. — Ты все врешь! Я тебе не верю! Сэт, он же врет, не слушай его!

— Не кричите так, ваше высочество, — посоветовал герцог. — Горло заболит. А насчет моих слов — придется вам смириться, что вы сын такого отца.

— Моего отца оставь в покое!

— Инис, заткнись, — сказал Сэтнар, но тот не унимался:

— Дай только до тебя добраться, и я...

— Ну, да, — герцог усмехнулся. — Убьете меня. Вы это уже говорили, и я принял ваши слова к сведению, благодарю. Ну, что же, теперь, когда мы все прояснили, имею честь откланяться.

— Дядя, — тихо позвал Сэтнар, и герцог обернулся.

— Куда ты нас ведешь? — Сэтнар поднял лицо.

— Увидите. Всему свое время.

— Мы умрем, верно?

— Спокойной ночи, — герцог шагнул в сторону, но Инис снова крикнул:

— Наши люди ни при чем! Отпусти их! Отпусти, дядя, сколько еще тебе крови нужно?

— Столько, сколько понадобится, — твердо отозвался герцог и пошел прочь, мгновенно растворившись в темноте.

После его ухода никто не проронил ни слова. Было слышно, как тяжело дышит Инис. Через некоторое время к деревьям подошли люди герцога, принесли воду и еду, раздали деревянные миски, ложки — и так же молча удалились, оставив пленников одних.

* * * * * * *

К третьему дню пути Нимве почти успокоилась и перестала тайком плакать по ночам. Вместо этого она беспрестанно размышляла, что же делать. Она припомнила все, что слышала о герцоге Окде́йне. Сводный брат королевы, внебрачный старший сын покойного короля, герцог славился острым умом, образованностью и еще тем, что никогда не был замешан ни в какие политические интриги. Или, по крайней мере, об этом никто не знал. С ранней юности Окдейн служил в армии, где ему, по слухам, прочили блестящее будущее, однако сам он решил иначе. Лет пять назад оставив службу, герцог почти пропал из виду. Мало кто из жителей столицы знал его в лицо. И вот, стало быть, теперь он решил напомнить о себе, думала Нимве, шагая у борта телеги. Как ни крути, но ясно одно: сбежать от этого человека им поможет только чудо.

День за днем шагая около повозки, Нимве видела, что Мафхор тает на глазах. Ему не позволяли хоть немного прийти в себя, постоянно накачивали какой-то дрянью, и Нимве начинала догадываться, что ему дают. Когда-то, еще в детстве, она ездила с матерью в одну усадьбу, где им пришлось лечить сына землевладельца, шестнадцатилетнего парня, пристрастившегося к опиуму. Симптомы казались схожими, и Нимве вспомнила, что мальчишка в конце концов умер. Мафхор худел, кожа словно истончалась, щеки поросли щетиной, глаза провалились, их обметало черным, а губы посинели, будто у мертвеца. Дыхание было едва заметно, маг не шевелился, и у повозки висел такой смрад, что Чик старался держаться как можно дальше, сколько позволяла цепь, а когда ветер дул в его сторону, зажимал ладонями нос и рот. Нимве не представляла, сколько еще идти, и сколько продержится Мафхор. В ее душе боролись злость на мага — и сострадание лекаря, привыкшего помогать людям. Подобное издевательство над человеком, будь это хоть трижды Мафхор, приводило Нимве в бешенство.

В вечер третьего дня остановились как обычно, ближе к закату, и пленников привязали к деревьям, всех, кроме Нимве и Чика. Неподалеку развели костер, люди герцога ходили по лагерю. Было тихо и безветренно, из чащи тянуло влагой, пахло мокрой травой, сыростью и дымом, где-то поблизости резко, тоскливо кричала неизвестная птица. Нимве села у заднего колеса, Чик прополз под телегой и привычно устроился рядом.

— Как думаешь, — очень тихо выговорил юноша, — куда он нас ведет?

— Откуда я знаю, — так же тихо отозвалась Нимве, пытаясь пятернями расчесать спутавшиеся волосы. Чик повозился у нее под боком, устраиваясь, положил голову на скрещенные руки.

Люди герцога у костра варили похлебку. Двое, отделившись от сотоварищей, подошли к пленникам, начали разливать еду из котелка. Быстро прикончив обед и убедившись, что люди герцога заняты своим, Нимве подобралась к Мафхору. Приподняла магу голову, пытаясь напоить из глиняной плошки, которую оставили в телеге сторожа. Мафхор не реагировал, пришлось силой вливать воду в рот. Маг был ледяной, дышал так тихо и редко, что не разобрать. Коснувшись его ладони, Нимве ощутила холод. За прошедшие дни похитители ни разу не ослабили ему веревки. Да у него гангрена начнется, подумала Нимве.

— Чего ты с ним возишься, с этим предателем, — пробурчал из-под телеги Чик. — Камнем бы ему по башке.

Нимве не ответила. Лес дышал холодом, ночь обещала быть промозглой, и Нимве накрыла Мафхора своим плащом. Забравшись под телегу, легла рядом с Чиком.

Некоторое время они шептались, потом Чик уснул. Но к Нимве сон не шел. Чик грел ее с одного бока, а другой мерз, и она осторожно потянула на себя край плаща. В лагере продолжались разговоры, черные силуэты сновали среди деревьев, ярко светил костер. Не в силах побороть тревогу, которая не оставляла ни на минуту, Нимве пыталась понять, почему герцог не убил их еще на ферме. Но, с другой стороны, если он не убил нас там — тогда, может, он нас вообще не убьет. Наверное, мы ему нужны живыми.

Нимве лежала, уткнувшись лицом в сгиб локтя, зажмурив глаза. Временами задремывала, но тут же просыпалась, будто от толчка. Разговоры смолкли, лагерь постепенно погружался в тишину. Нимве услыхала лес, вкрадчивые, осторожные ночные звуки, скрытую жизнь, которая не прекращалась ни на минуту.

Должно быть, она все же задремала, потому что, внезапно очнувшись, в первый миг не смогла понять, где находится. Чик сопел под боком, с головой забравшись под плащ, босые ноги торчали наружу. Замерзнет, подумала Нимве — и тут же услышала со стороны деревьев тихий звук, будто кто-то скреб по металлу. Приподняла голову. Было темно и холодно, костер почти не горел, лишь угли светились в темноте, будто глаза ночных зверей. Лагерь словно вымер, в отдалении кто-то храпел, да лошадь шуршала в кустах.

И снова тот же тихий звук, а следом — сдавленный шепот. Осторожное движение... Из темноты возникла неясная фигура. Человек крался под деревьями. Вот он остановился, озираясь, потом нагнулся над кем-то из спящих. Нимве увидела, что в его руке тускло блеснуло лезвие меча. Оцепенев, она наблюдала, как человек выпрямился и скользнул в тень, а тихое лязганье не прекращалось. И тут ее осенило: это наши пытаются сбежать!

— Чик, — она затрясла юношу за плечо. — Чик, проснись.

Тот замычал, ворочаясь, но Нимве не отставала. Глаза завороженно следили за крадущейся фигурой, сердце больно колотилось о ребра. Чик поднял всклокоченную голову и громко спросил:

— Чего такое?

— Тише, — Нимве сжала его плечо. — Смотри!

Миновав освещенное пространство, человек исчез в густой тени. А ведь он герцога ищет, замирая, поняла Нимве, он собирается его...

Она не успела додумать, потому что со стороны ночевки герцога раздались яростные крики, удары металлом о металл — и лагерь пришел в движение. В полосу света оттуда, где были привязаны пленники, выскочил кто-то лохматый, плечистый, и с маху ударил наручной цепью в лицо одному из герцогских. Тот пошатнулся, а лохматый вырвал у него плеть и принялся ожесточенно хлестать нападавших, хрипло матерясь на весь лес.

— Дай им, Ларра! — заорал Чик, выбираясь из-под телеги. — Вломи им!

— Чик, молчи! — крикнула Нимве, бросаясь следом. — Не надо!

Неизвестно, услышал Ларра, или нет, но он дрался так яростно, что прошло не менее пяти минут, прежде чем люди герцога исхитрились повалить его на землю. В страшной суматохе было не понять, сумел ли еще кто-нибудь из пленников освободиться. Свет факелов метался, выхватывая из темноты то чье-то лицо, то руки, тени деревьев вдруг вырастали, черными уродливыми гигантами вытягивались к небу — и тут же сжимались до размеров карликов.

Постепенно беготня прекратилась, люди герцога снова развели костер. Сделалось светлее, и Нимве разглядела неподалеку от огня, на земле, несколько распростертых тел. Ларру, которого держали трое, подтащили к костру и заставили встать на колени. Из темноты не спеша вышел герцог Окдейн. Некоторое время молчал, оглядывая лежащих. Потом ткнул одного из них носком сапога и громко произнес:

— А ведь это, кажется, твой приятель, а, Инис?

Поодаль раздался глухой стон.

— Смелый парень, — заметил герцог. — Ничего не скажешь. Но глупый. У него не было шансов. Впрочем, тебе под стать. Так, а это кто? — он нагнулся над убитым. — Этот не наш. А, да это слуга барона, кажется. Ваш слуга бежал как заяц, господин барон, — любезным тоном сообщил герцог. — А зря. От моих людей, как и от собак, бегать не следует.

— Теперь ты, — он повернулся к Ларре. — Кто все это затеял? Отвечай!

Ларра поднял голову. Один из сторожей дернул его, зазвенела цепь.

— Значит, будем молчать, — герцог подошел к костру, заложив за спину руки. — Собираемся играть в героя. Только не пойму, какой в этом смысл? Эти, — он кивком указал на тела, — уже мертвы, и ты им не поможешь. Или, может, это ты затеял?

Ларра ничего не сказал.

— Конечно, — в голосе Окдейна звучало удовлетворение. — Это твоих рук дело. Подумать только, у какого-то босяка — и понятия о чести. Ведь ты мог бы свалить все на убитого виконта, — герцог смотрел на Ларру сверху вниз. Тот упорно молчал. — Дураком ты мне не кажешься. Зачем же было это устраивать? Разве не ясно, что затея была обречена изначально?

— Да уж лучше попытаться, — хрипло выговорил Ларра, — чем, как собака, на цепи сидеть да смерти ждать.

Герцог помолчал, глядя на него.

— Что же, — сказал он. — Это было смело. Но за все приходится платить. Ты должен понимать, что я не могу допустить неповиновения. Так что... Поднимите его, — велел герцог. Сторожа поставили Ларру на ноги.

— Отведите вон к тому дереву.

Ларру подтащили к ближайшему от костра дереву, привязали за поднятые руки спиной к огню, и один из людей герцога спустил с него штаны и задрал на голову рубаху. Другой подошел с плетью, остановился, примерился, взмахнул рукой... Раздался свист, от которого у Нимве мурашки побежали по спине. Ларра дернулся, на коже вспух темный рубец.

Снова свист, резкое движение, и пленник содрогнулся, запрокидывая голову, но ему не дали передышки. Плеть ударила снова, а потом еще и еще. Ларра не издал ни звука, хоть кровь уже текла по телу, и экзекутора это, похоже, раззадорило. Промежутки между ударами становились все короче. Минула, казалось, вечность, прежде чем Ларра начал вскрикивать, мучительно изгибаясь, а его спина, ягодицы и бедра превратились в темное сочащееся месиво.

Наконец он затих, безвольно повис на руках, ноги подкосились. Герцог приказал:

— Довольно.

Палач неохотно опустил плеть, а герцог произнес:

— Надеюсь, вы хорошо смотрели, — он обращался к невидимым в темноте пленникам. — Не думайте, что я и с вами не обойдусь точно так же, как с этим. Публичная порка — это иногда именно то, что требуется. Вряд ли вам понравится, ваши высочества.

— Клянусь, ты заплатишь, — ответил срывающийся голос принца Иниса. — Ты за все... заплатишь, дядя... Будь ты проклят...

Герцог отозвался:

— Всенепременно. Но, как я уже неоднократно замечал вашему брату, вы слишком избалованны, и не имеете понятия о почтении. Еще слово — и вы присоединитесь к нему, — он указал на Ларру, висящего с запрокинутой головой, в обмороке. — Обещаю, что могу без хлопот вам это устроить, ваше высочество. Хотите?

Инис промолчал, Нимве услыхала только тихий звук, будто кто-то давился слезами.

— Я так и думал, — заметил герцог. — Да здравствует благоразумие. Я отправляюсь спать. Этого, — он снова указал на Ларру, — позже снимете. Пускай немного повисит, чтобы остальные как следует запомнили. Доброй ночи, ваши высочества, — поклонившись в темноту, он пошел мимо костра, в сторону своего навеса.

 

Глава 9

На другой день, спозаранку, двинулись в путь.

Нимве боялась, что Ларра не сможет идти, и герцог его попросту убьет, или прикажет бросить в лесу, как поступил с телами виконта Кейтея и Агасти. Но Ларра был сделан из крепкого материала: он шагал за лошадью, как остальные, и даже почти не спотыкался. Рубаха на его спине сплошь пропиталась кровью, и наверняка любое движение причиняло невыносимую боль — но никто не услыхал от него ни единой жалобы, ни стона, лишь на дневном привале Ларра лежал ничком, не шевелясь, и к еде не прикоснулся.

Чик не разговаривал, замкнувшись после гибели своего господина. Нимве видела, как он иногда украдкой вытирал глаза. Инис же, как оказалось, гораздо лучше умел владеть собой. Он и его брат вели себя гордо и с достоинством, но обоим это давалось все трудней. Пленники вымотались до полусмерти, кандалы в кровь стерли запястья, одежда была в грязи, промокла от пота и обтрепалась. Грязные, чумазые, нечесаные, они походили на толпу оборванцев, где невозможным казалось отличить принца от слуги. Нимве не переставала ломать голову, как же быть, но ничего путного на ум не приходило. После попытки побега пленников охраняли очень тщательно, не оставляли одних ни на минуту, и не могло быть и речи, чтобы хоть как-то освободиться от кандалов.

Ларре становилось хуже, хоть он старался этого не показывать, однако Нимве замечала все наметанным глазом лекаря. Он почти не ел, его знобило, и идти было трудно. На привалах он лежал на животе, потому что сидеть не мог, но привязывали пленников теперь далеко друг от друга, и никто был не в силах ему помочь.

На пятый день пути, спозаранку, люди герцога, как обычно, разбудили пленников. И как обычно, один из них, парень возраста Ларры, подошел к повозке с чашкой и флаконом темного стекла. Наклонился к Мафхору, но тут же отшатнулся, скривившись и выругавшись сквозь зубы, поставил флакон и повязал лицо платком.

Сидя у заднего колеса, Нимве украдкой наблюдала за ним. Он принялся щупать магу пульс, нахмурился, и у Нимве похолодело внутри. Она и без того опасалась, что Мафхор долго не протянет, а тут, следя за выражением лица пришельца, решила, что маг умер. Но человек герцога отстранился, как ни в чем не бывало принялся возиться с пузырьком.

Нимве с облегчением пошевелилась, наблюдая за его движениями. Парень сунул руку в карман. Сколько они собираются его мучить, подумала Нимве, и в ней всколыхнулась ярость. Зрение сфокусировалось на чужаке и его руках, остальное перестало существовать. Вот руки осторожно вынимают стеклянную пробку. Пузырек темного стекла стоит на поручне повозки. Стоит так неустойчиво, ему так легко упасть... Если парень повернется вот эдак, чуть-чуть заденет...

Нимве словно слилась с чужаком, чувствовала все его движения, ощущала, как работают мышцы. А потом вдруг двинула локтем, почти незаметно, но этого хватило, чтобы человек герцога, повторив ее движение, задел пузырек, и тот сорвался, полетел к земле. Парень отчаянно засуетился, попытался его схватить, но Нимве видела, как флакон падал вниз широким горлышком, и коричневая жидкость лилась на траву — медленно, медленно, точно во сне. Чужак не успел перехватить флакон. Стекляшка, блеснув, исчезла в высокой траве.

Упав на колени, парень судорожно зашарил у колеса повозки, озираясь по сторонам: видел герцог, или нет. Нимве сидела неподвижно, будто каменная. С глаз упала пелена, она глубоко вздохнула. Вернулись звуки, суета в лагере, разговоры... К телеге быстро подошел герцог, и парень замер на четвереньках, вытаращив глаза. Не надо было быть ведьмой или магом, чтобы ощутить его ужас. Герцог уставился на своего человека, перевел взгляд на Мафхора — и процедил:

— Та-ак... Все разлил?

— Простите, ваша светлость...

— Где флакон?

— Я... я сейчас, — парень лихорадочно ползал в траве. Герцог посмотрел на Нимве, но она, прислонившись спиной к колесу, притворялась, будто спит. Слуга наконец нашарил пузырек, поднял в дрожащей руке. Герцог грубо выхватил флакон, чуть наклонил и заглянул внутрь.

— На порцию осталось, — сказал он. — У кого второй флакон? У тебя?

Парень не ответил.

— Где второй флакон?

— Это... я... Второй... Ну, это...

— Я слушаю!

— Второй, — вымолвил слуга непослушными губами. — Он... Простите, ваша светлость! Сам не знаю, как... — стоя на коленях, он молитвенно сложил ладони.

Герцог внимательно осмотрел флакон.

— Так это и есть второй? — медленно проговорил он. — Ты разлил запасной флакон? А с первым что?

— А... он кончился, — пролепетал парень.

— То-есть, как — кончился? Должно было хватить еще на день!

Парень хлопал округлившимися глазами.

— Короче говоря, ты все ему споил? — на щеках Окдейна заходили желваки.

— Так точно, ваша светлость, вы ж...

— А ты знаешь, что он может от этого подохнуть? — осведомился герцог. — Знаешь, или нет?

— Но я ж...

— Но тебе плевать, верно? Вам хоть кол на голове теши, ничего не поможет! Ладно. На порцию еще осталось. Дай ему. Быстро!

Вскочив, слуга опасливо принял флакон из руки своего господина. Грубо разжал Мафхору зубы и влил остатки зелья в рот.

— Он выпил? — Окдейн натянул черные замшевые перчатки.

— Так точно, ваша светлость...

— Дай сюда, — герцог протянул руку, и парень подал флакон, но герцог не взял. Вместо этого он расчетливо и жестоко ударил слугу кулаком в лицо. Тот всхлипнул, пошатнулся, поднял руки — и тут же получил удар справа. Парень ослеп, зашатался, но герцог не дал ему упасть, влепив пощечину слева, а потом коленом ударил в пах. Парень согнулся пополам, выпучив глаза и разевая рот, как рыба на отмели. Еще удар и еще... Слуга, корчась, рухнул у колеса повозки.

— Проклятое быдло, — с яростью процедил герцог, его глаза сверкали. Он сильно пнул парня сапогом в ребро, и тот взвыл. — Тварь.

Отступив, Окдейн стянул перчатки, оглядел — и, с отвращением скомкав, швырнул наземь и пошел прочь. Пленники молча переглядывались, Нимве кусала губы, стараясь не выдавать торжества.

Приказа к отъезду не поступало необычно долго. Люди герцога слонялись по лагерю, парня, которого избил герцог, уволокли в кусты. Пленники сидели у деревьев, шепотом переговариваясь.

Через некоторое время к повозке подошел герцог с одним из приближенных. Оба хмуро уставились на Мафхора, зажимая платками носы. Нимве осторожно наблюдала за ними, притворяясь спящей. А ну как он теперь решит его убить, вдруг подумала она, и у нее перехватило дыхание. Окдейн глухо проговорил:

— Этого хватит максимум на восемь часов. Конечно, он не сразу придет в себя, но... В конечном итоге он очнется, и вряд ли веревки смогут его удержать.

— Но если убить его сейчас, то... — тихо отозвался приближенный. Оба покосились на Нимве, но та сидела, опустив голову на грудь.

— Этого никак нельзя, — сказал герцог. — Это разрушит мне весь план. Проклятье! Криворукая скотина! Ничего этим людям поручить нельзя, все приходится самому делать! Я прикажу его над костром подвесить, узнает тогда, — Окдейн сделал шаг в сторону и сказал иным тоном:

— Однако это ничему не поможет. Надо думать, чем можно его усмирить, чтобы... — он умолк. Нимве заметила через ресницы, что он шагнул к ней. Сердце сорвалось куда-то в живот, но глаз она не открыла. Герцог потыкал ее в бедро носком сапога, и только тогда она сделала вид, что просыпается.

— Эй, ты, — Окдейн глядел прямо на нее. — Ты ведь у нас ведьма, а?

— Кто? Я? — Нимве постаралась сделать тупое лицо.

— Не строй дуру, — холодно отрезал герцог. — Я отлично знаю, кто ты. Ведьма в девятом поколении — это почти маг.

— Так я же вам еще тогда говорила, ваша светлость, — возразила Нимве, — что никакой я не маг. А ведьма — ну, это... Люди нас так называют просто. Я знахарка, и мать моя знахарка, и бабка с дедом знахарями были, а...

— Молчать, — приказал герцог. — Ты мне комедию здесь не ломай. Раз ты знахарка, то должна в травах разбираться.

— Ну... это, — Нимве уже догадалась, к чему он клонит. — Вроде как, но... Я не...

— Ладно, ладно, — Окдейн поморщился. — Хоть ты и мужичка, но я знаю, что не дура, раз сумела так далеко добраться. Поднимайся. Давай!

Нимве встала, звеня цепью.

— Теперь вот что, — сказал герцог, — слушай внимательно. Ты пойдешь в лес. Найдешь нужную траву, ну, или что там у вас, и приготовишь снотворное. И чтобы без обмана! Потому что я его опробую... Ну, скажем... — герцог обернулся и указал на Чика, — вот, скажем, на нем. Все ясно? Отвечай!

Нимве кивнула, стискивая ладони.

— Вот и отлично. Эй, отвяжите ее.

Один из людей герцога бросился к повозке и начал отпутывать цепь. Окдейн приказал:

— Бери себе помощника. Пойдете с ней в лес. Пусть ищет все, что понадобится. И следите за ней. Если сбежит — сдеру с вас шкуру. С живых. Все ясно? Шагом марш.

* * * * * * *

Нимве долго бродила по лесу, не обращая внимания на понукания сторожей. Забрались они далеко, и хотя Нимве довольно быстро нашла все, что требовалось для отвара, она с озабоченным видом продолжала рыскать по кустам, а люди герцога, ворча, ломились следом. Нимве лихорадочно обдумывала, что станет делать. Решение пришло сразу, еще в лагере, вот только — пугала мысль, что герцог заставит попробовать зелье кого-нибудь из своих слуг. Тогда все пропало! Однако выбора не было. Заставив себя не волноваться понапрасну, она наконец обернулась к сторожам и велела:

— Ну, так. Пошли назад. Я тут закончила.

В лагерь они воротились часа через полтора, когда солнце уже стояло в зените.

Герцог встретил Нимве недовольным взглядом, но она и бровью не повела. Напустив на себя деловитый и озабоченный вид, зашагала по поляне.

— Вот что, — она остановилась под деревом на краю лагеря. — Мне нужны дрова. Да, и котомка моя, она у вас? — Нимве посмотрела герцогу в глаза. Щелкнув пальцами, тот велел:

— Делайте все, что она скажет. А ты, — обернулся он, — смотри. Если задумаешь что-нибудь выкинуть, или сваришь бурду, пеняй на себя. Ехать нам еще долго, а моих людей здесь — двадцать три человека. Если сделаешь что-то не так, до конца похода будешь их ублажать. Поняла?

Нимве промолчала. Вельможа подался к ней, крепко ухватил за подбородок и прошипел в широко раскрытые глаза:

— Поняла, холопка?!

— По... поняла...

— Вот и отлично, — Окдейн отпустил ее и, не оборачиваясь, удалился. Присев на корточки, Нимве занялась травами. Руки так тряслись, что она едва справлялась. Пыталась сосредоточиться, но слова герцога звучали в ушах, и Нимве понимала, что это не пустая угроза.

Люди герцога притащили хворосту, развели небольшой костер. Кто-то принес котомку Нимве. Вытряхнув содержимое на землю, она нашла ножик с золотым лезвием. Ладно, сказала она себе, буду делать, что решила. Все равно другого выхода нет. А если герцог меня все-таки раскусит... Что же... Взгляд упал на маленький кинжал, сверкающий в ладони. Если перерезать сонную артерию, можно быстро умереть. Она пальцами провела по горлу, и кожа на руках и спине пошла мурашками. Запретив себе думать обо всем, кроме снадобья для Мафхора, Нимве принялась за работу.

Герцогских она гоняла нещадно, то принести еще хворосту, то воды, да не какой-нибудь, а родниковой, то котелок оказался слишком большим... Достав из котомки песочные часы, установила на чурбаке и уже пару раз перевернула: они были рассчитаны на тридцать минут. Шляпки мухоморов, разложенных на листьях, большие и мясистые, алели на солнце.

Люди герцога, судя по всему, никогда прежде не видавшие, как настоящая ведьма варит зелье, сбежались посмотреть. Последним явился сам герцог, сел на полено в отдалении и уставился на Нимве. Она сцедила отвары, отмерила мензуркой и соединила вместе. Мухоморы к тому времени уже варились, булькая, распространяя по лагерю сытный грибной запах. Нимве опять перевернула песочные часы, глянула на солнце. По ее расчету, с момента, когда Мафхору влили опиум, прошло часов шесть. Еще час, еще хотя бы час протянуть, думала Нимве, взбалтывая в мензурке отвар и деловито разглядывая его на свет.

— Ну? Готово? — осведомился герцог.

— Уже скоро, — буркнула Нимве.

— Поторопись, — Окдейн вытянул ноги в высоких сапогах.

— Это вы им скажите, — она указала на котелок, где кипели мухоморы. — Если не доварить, это яд страшный, помрет он у вас, да и все, а мне за это потом...

— Ладно, — оборвал вельможа, — делай, что нужно.

Нимве заметила, что в последний час к повозке, где лежал Мафхор, то и дело кто-нибудь наведывался. Вид у герцога становился все нетерпеливее. Песок в часах почти вытек, и Нимве знала, что больше не сможет тянуть. Начала сцеживать отвар мухоморов, ладони вспотели, и сердце больно ударяло о ребра. Грязным рукавом Нимве вытерла мокрое лицо.

— Все? — Окдейн встал. — Закончила?

Облизав губы, Нимве кивнула.

— Эй, ты, — обратился герцог к одному из своих. — Неси чашку!

Слуга обернулся за минуту.

— Давай, — велел герцог, подойдя к Нимве.

— Сейчас, смешаю только.

В отвар трав она добавила бульон из мухоморов. Налила в кружку коричневатой жидкости. Пока Окдейн принюхивался, а остальные таращились на него, Нимве успела спрятать в рукаве маленький золотой кинжал. С бьющимся сердцем поднялась с земли, отряхивая юбку.

— Что же, — герцог, щурясь, смерил Нимве взглядом. — Так хорошее снотворное, говоришь?

— Как умею, ваша милость, — стараясь выглядеть уверенно, отозвалась она.

— Ладно. На ком бы мне его проверить? — герцог поглядел вокруг. Наемники проворно подались в стороны, и герцог усмехнулся. — Идем.

Он направился к телеге, один из его людей, перехватив цепь, повел Нимве следом.

Когда они приблизились к повозке, Нимве заметила, что Мафхор приоткрыл глаза. Взгляд был мутный, отсутствующий, но маг смотрел — впервые за последние пять суток.

— Ладно, — Окдейн ткнул пальцем в Чика, который стоял с другого бока телеги. — Вот на нем и опробуем. Пойди и дай ему. Да только глоток, смотри.

Затаив дыхание, Нимве поднесла Чику кружку. В упор посмотрела на юношу и встретила настороженный взгляд. На секунду опустила веки, молясь, чтобы парень понял сигнал.

— Пей, — велел герцог. — Не силой же тебе вливать.

— Пей, не бойся, — шепнула Нимве. Руки прыгали, и она боялась расплескать зелье. Чик наконец принял питье, медленно поднес к губам и пригубил.

— Еще, — приказал герцог. — Ну?

Чик отпил еще. Нимве забрала кружку, отступила. Стало очень тихо. Чик стоял и глядел на Нимве. Прошла минута, другая, третья... Паренек вдруг покачнулся, хватаясь за борт повозки, и в толпе зрителей кто-то охнул. Чик глубоко вздохнул, провел ладонью по лбу. Некоторое время стоял, пошатываясь, а потом осел на траву. Глаза закатились, дыханье сделалось медленным. Вельможа поглядел на Нимве, на Чика, потыкал паренька носком сапога в бедро, но тот не среагировал. Окдейн оперся о борт повозки. Они ждали очень долго, Нимве почудилось, целый час.

— Ну, похоже, ты справилась, — наконец сказал Окдейн. — Твое счастье. Можешь теперь напоить этого, — он указал на Мафхора.

Нимве наклонилась к магу. Его веки дрогнули, глаза открылись. Как же я ему скажу, отчаянно подумала она. Но маги ведь умеют читать мысли... Наливая в чашку отвар, Нимве сосредоточилась и подумала изо всех сил: "Делай вид, что тебя это усыпило! Сделай вид, что засыпаешь от снадобья! Пожалуйста! Иначе мы все умрем! Они нас всех убьют! Сделай вид, что засыпаешь! " Черенком ложки Нимве разжала Мафхору зубы и влила отвар в рот. Маг поперхнулся, глотнул, глаза смотрели безучастно, и Нимве не знала, услышал он, или нет. До боли в пальцах стиснув рукоятку маленького кинжала, она стояла не дыша и глядела магу в лицо. Пару минут ничего не происходило, но после Мафхор повел головой, и веки опустились. Тихий вздох... Он задышал медленнее, ровней, тело расслабилось.

— Хм... — голос герцога привел Нимве в себя. — Вы, оказывается, многое умеете, стоит только припугнуть. Ну что же. Шевелитесь, чего застыли? Время обеденное. Поедим, и можно ехать дальше. Быстро, быстро! Кнутом вас надо подгонять? А ты, — он повернулся к Нимве, — подай сюда кинжал.

— Ка... какой кинжал, ваша ми...

— Немедленно, — Окдейн протянул руку. — Думаешь, я дурак, или слепой? Думаешь, я не видел, как ты его припрятала? Давай!

Кусая губы, Нимве высвободила кинжал из рукава. Герцог усмехнулся.

— А ты, видно, не была уверена, что справишься с задачей, а? — герцог покрутил кинжал в ладони, рассматривая рукоять. — Красивая вещица... Откуда у тебя такая?

— Из Эбирны, от дяди, — буркнула Нимве. — Это подарок, для мамы...

— И что же? — герцог спрятал кинжал в карман, Нимве с тоской следила за его руками. — Ты собиралась этим меня пырнуть?

Нимве исподлобья зыркнула на него.

— Или, может, — вельможа вскинул бровь, — ты решила покончить с собой, так сказать, в случае неудачи? А?

Она опустила голову и отвернулась.

— Надо же, — молвил Окдейн. — Я смотрю, наше простонародье стало щепетильнее иных аристократов. Ваша компания не перестает меня удивлять. Сначала этот, как его, решил устроить побег, теперь ты... Что ж, в любом случае, твое самоубийство откладывается. Когда вам умирать, решать теперь буду я.

Герцог не спеша пошел прочь, оставив Нимве стоять над лежащим на траве Чиком. Она смотрела Окдейну в след, едва сдерживая слезы.

После обеда начали собираться в путь, хоть солнце и клонилось к западу. Чик по-прежнему держался, притворяясь спящим, поэтому люди герцога бросили его в повозку, к Мафхору.

Лишь когда солнце окончательно село, и в лесу начало темнеть, остановились на ночевку.

Чик, которому всю дорогу пришлось проваляться в повозке бок о бок с Мафхором, теперь делал вид, будто отходит от действия снадобья. Он сидел на земле, прислонясь к колесу, хмурый и молчаливый, но Нимве было не до него. Она даже не успела поблагодарить парня за смекалку.

Быстро наползали сумерки, из леса потянуло холодом, как из сырого погреба. Люди герцога занимались обычными делами, таскали хворост, разводили огонь. Воспользовавшись этим, Нимве налила воды из бурдюка, который герцог разрешил оставить в повозке, подобралась к магу и осторожно тронула его за плечо. Веки дрогнули, он приоткрыл глаза.

— Вот, попейте, — Нимве приподняла Мафхору голову и поднесла к его губам кружку. Он пил жадно, но глотал с трудом, задыхался, вода текла по волосам, по заросшему черной щетиной лицу.

— Я бы его на твоем месте отравил, — угрюмо буркнул Чик. — Охота тебе с этим предателем возиться!

— Вот как будешь на моем месте, — Нимве мельком глянула на юношу, — можешь травить. А пока что я на своем месте, и...

Она смолкла, потому что к ним шел человек герцога с большим кувшином.

— Ну, чего, драгоценные, — он опустил кувшин на землю. — Щас будем вас поить.

Нимве словно невзначай загородила мага собой, чтобы сторож не заметил его открытых глаз. Но тот, похоже, был слишком занят, плеснул воды в черпак и вразвалочку направился к кусту, где был привязан Инис. Нимве наклонилась к Мафхору и прошептала в самое ухо, так тихо, что сама едва услышала:

— Пожалуйста, притворяйтесь, будто спите. Будто мое снадобье на вас подействовало, умоляю.

Маг пошевелился, но Нимве остановила, положив ладонь ему на грудь.

— Двоих они уже убили, и нас всех убьют, — шептала она, озираясь через плечо. — Нас захватил герцог Окдейн. Всех ваших на ферме перебили, он и нас убьет, на вас одна надежда. Если он поймет, что я не снотворное вам даю, он вас застрелит, а меня... Пожалуйста! Просто притворяйтесь, ладно?

— Хорошо... — тихо отозвался Мафхор. Сторож ходил около кустов, где сидели остальные пленники, и болтал не переставая.

— Вы спите, — прошептала Нимве. — Надо поспать. Холодно вам? А?

Он слабо кивнул. Сняв плащ, Нимве накрыла мага, укутала его босые, ледяные, как у трупа, ноги.

— Лучше всего чурбаком ему по лбу, — проворчал Чик.

— Тихо ты! — шикнула Нимве и оглянулась, не услыхал ли сторож. — Не твое дело!

Чик, похоже, обиделся, замолчал и отвернулся, но у Нимве не было ни сил, ни времени переживать по этому поводу. Совсем стемнело, над ухом, путаясь в волосах, тоненько жужжали комары. Нимве прислушивалась, дышит ли Мафхор, мать когда-то говорила ей, что если принять много опиума, можно просто перестать дышать и незаметно умереть. Но маг дышал, и она молилась про себя, чтобы он не умер, чтобы оклемался, иначе их ничто не спасет. Постояв некоторое время, Нимве опустилась на траву и легла под повозкой, свернувшись калачиком. Чуть погодя услыхала, как возится Чик. Через мгновение ощутила его прикосновение. Он подполз, молча лег рядом и укрыл полой плаща.

— Чик, — шепотом позвала Нимве.

— Чего? — откликнулся паренек.

— Извини.

— За что?

— Что орала на тебя.

— Да ничего.

— Чик...

— Да?

— Спасибо, что понял, когда... Ну, со снадобьем.

— Тебе спасибо, — он вздохнул, зябко ежась на влажной траве. — Ты смелая. Как ты только решилась? А если бы герцог догадался?

— Ну, не догадался же. Да и ты здорово их провел.

— Ним, слушай...

— Ну, — Нимве лежала с закрытыми глазами. Земля качалась, укачивала ее. Чик был теплый, дышал в затылок, и она чувствовала, как ее все сильней сковывает дремота.

— Думаешь, он нам поможет? — спросил Чик.

— Кто?

— Да Мафхор.

— Надеюсь. Кто, кроме него...

— Только бы этот герцог не решил раньше... Вдруг он решит нас до того, как...

— Чик...

— А? Чего?

— Давай спать.

 

Глава 10

Прошли сутки с небольшим после того, как слуга разлил опиум, и Мафхор, крепко привязанный, не в силах шелохнуться, стал мучиться от боли. И хотя заметила это только Нимве, — маг превосходно держал себя в руках, — но она прекрасно понимала: это всего лишь вопрос времени. Сколько еще пройдет, пока боль так усилится, что он больше не сможет ее выдерживать? Пока люди герцога не поймут, что он в сознании? А тогда… тогда… Нимве и думать не хотела, что произойдет тогда. Она уже начала жалеть, что вообще все это затеяла. Ведь для того, чтобы освободиться и освободить остальных, Мафхору нужны силы. Даже для того, чтобы сварить обед, нужны силы, а чего уж говорить о магии. А он в таком состоянии, что развяжи его сейчас — он и сесть не сумеет без посторонней помощи. И, хотя Нимве старалась не давать себе воли, в сердце поселилась паника, и все росла, росла, пуская корни, грозя захлестнуть с головой.

Ларра начинал слабеть, видно было, что держится он из последних сил. Переходы давались все трудней, он без конца падал, и герцог пригрозил, что если Ларра будет их задерживать, его бросят в лесу, волкам на съедение.

Вечером шестого дня остановились на ночевку. Сторож раздал ужин, и Нимве попыталась накормить Мафхора, но тот отказался от еды, как она ни уговаривала.

Поев, Нимве и Чик привычно устроились под повозкой. Лагерь быстро затихал, только сторож сидел неподалеку от костра, и Нимве, лежа под плащом, глядела на его неподвижный силуэт, черневший на фоне пламени. Она долго не могла уснуть, гадая, сколько еще идти, и что случится, когда они наконец прибудут на место. Усталость сморила ее незаметно.

Приснился дом. Нимве шла по лесу к пасеке, солнечные блики позолотили листву над головой. Теплый ветер дышал в лицо запахами цветущего луга, и невидимые взгляду птицы звенели в кронах.

Мама стояла возле улья. Радость затопила Нимве сердце, и, кинувшись вперед, она окликнула:

— Мамочка!

Та не ответила, продолжая возиться с вытащенным сотом.

— Мамочка, что… — Нимве коснулась ее плеча. Хелеа обернулась, и Нимве отпрянула: вместо серых маминых глаз на нее смотрели черные и острые Мафхоровы глаза.

— НИМ!!!

Нимве вскинулась, приподнялась на локте, повела вокруг ошалелым сонным взглядом…

В безоблачном небе пылали звезды. Тихий воздух светился лунным серебром и звенел от пения сверчков. Нимве постепенно успокаивалась, сон бледнел, уходил, будто вода в песок. И когда она уже улеглась, натягивая сползшее покрывало, взгляд упал на край поляны, и Нимве замерла. Из леса за костром наплывал туман, млечно-белый, испускающий свечение, стелился по земле, как живое существо, и полз, медленно двигался вперед. Вот он подкрался к костру… Призрачное облако прильнуло к пламени, и костер потух, будто свеча. А туман скользил между стволами, обволакивал кусты и деревья, и спящих людей, источая мертвенное сияние, клубясь, точно пар над котелком — и Нимве услыхала, как кто-то зовет: "Ним…"

Это было совсем как только что, во сне. Голос прозвучал прямо в голове, и Нимве вздрогнула. Перевела дыхание в надежде, что почудилось, и снова услыхала: "Ним! Ним… встань…"

Заколдованная этим голосом, бесплотным и звенящим, Нимве выбралась наружу, поднялась, цепляясь за повозку. Из темноты, со смрадной гнилой соломы, на нее смотрел Мафхор. Глаза блестели из черных провалов. Нимве отшатнулась — и услыхала его шепот:

— Ним… возьми бурдюк… с водой…

Он просто хочет пить, подумала Нимве. Схватила бурдюк, попыталась нашарить кружку, но маг остановил:

— Нет, облей… мои веревки…

Он, видно, бредит, он просто…

— Полей на веревки... водой, Ним, — попросил Мафхор.

— Но...

— Просто... полей. Послушай меня...

Ничего не понимая, Нимве смотрела в его лихорадочно блестевшие глаза. Придвинулась ближе и плеснула из бурдюка на веревки, стягивавшие запястья Мафхора.

— Теперь... отойди, — сказал он.

Нимве подчинилась. Губы Мафхора зашевелились, но Нимве не смогла разобрать ни слова. А маг шептал, шептал, это продолжалось долго, а потом Нимве увидала, как веревки, будто змеи, стали извиваться, скользить вокруг его запястий, узлы сами собой развязались, и путы упали наземь. Мафхор тихо застонал, слабо двигая руками. Через пару минут открыл глаза и попытался сесть, но ничего не получилось. Он, похоже, совсем обессилел, и только беспомощно возился на гнилой соломе. Очнувшись от оцепенения, Нимве помогла ему подняться. Кое-как удерживая равновесие, едва не касаясь лбом колен, Мафхор цеплялся за борта телеги и судорожно втягивал воздух.

Когда наконец магу удалось отдышаться, он подобрал босые ноги, выпрямился и повернул бледное лицо.

— Теперь слушай, — его голос прозвучал тверже. — Что бы ты ни увидела, ничего не бойся. Только делай то, что я тебе скажу. В точности. Ты поняла?

Нимве кивнула.

— Хорошо, — сказал Мафхор. — Теперь облей свои кандалы.

Нимве полила кандалы водой из бурдюка. Маг притянул к себе ее руки, взялся за цепи и снова зашептал, закрыв глаза. В мгновение ока кандалы рассыпались, распались на запястьях, будто их сожрала ржавчина. Нимве обмерла. Мафхор тем временем потянул к себе бурдюк, попытался поднять, но сил не хватило. Встрепенувшись, Нимве помогла ему напиться. Маг положил ладони на бока емкости и снова принялся шептать. Язык был незнакомый, Нимве уловила только что-то вроде "а́вья" и "айри́ма", повторенные несколько раз.

— Освободи остальных, — выговорил маг. Нимве глядела, не понимая. Он объяснил:

— Облей этим кандалы. Иди же!

Она опять кивнула, а он сказал:

— И запомни. Ничего не бойся.

Нимве взяла бурдюк. Стараясь не шуметь, прокралась к кустам, где сидели остальные.

Пленники спали, у Нимве не было времени их будить. Она сделала, что велел Мафхор: облила водой кандалы на первом, кто попался, и человек тут же открыл глаза. Это оказался Сэтнар. Он резко сел. Нимве прошептала:

— Тише, ваше высочество!

— Кто... — начал он, но, узнав Нимве, изумился:

— Ты чего... ты как... Как ты освободилась?!

Нимве не стала объяснять, бросилась к соседнему дереву, плеснула водой на чьи-то кандалы. За спиной ахнул Сэтнар, звякнуло железо. Работает, подумала Нимве, это работает! Сердце словно раздулось от ликования, и она кинулась к третьему пленнику, потом к следующему...

Освободив всех, она обернулась, но из-за деревьев не увидела повозки. Лагерь по-прежнему спал, туман путался меж стволов, мерцая холодным светом.

— Как ты это сделала? — Инис тронул ее за плечо. Нимве прошептала:

— Пожалуйста, ваше высочество, тише, умоляю. Нам надо... — и вспомнила о Чике. Сдавленно ахнув, прижала к себе бурдюк, вода глухо булькнула на самом дне.

— Подождите нас! — Нимве бросилась назад, не получив ответа.

Подбежав к телеге, с маху остановилась. Мафхор по-прежнему сидел на соломе, неподвижный, будто статуя, но не это поразило Нимве. Под деревьями, в десяти шагах, чернела огромная тень, высотой в два человеческих роста.

Нимве судорожно втянула воздух, ставший вдруг сухим, обдирающим горло. Тень зашевелилась, качнулась из стороны в сторону. Шумный вдох… Тихое ворчание… Неподалеку тревожно фыркнула лошадь. Нимве отступила на шаг, потом еще. Что-то легко коснулось сознания, и бесплотный голос произнес: "Ничего не бойся." Нимве вздохнула. Не отрывая взгляда от тени, на негнущихся ногах подошла к повозке.

Маг сидел, покачиваясь. Заглянув ему в лицо, Нимве увидела широко открытые глаза, черные и неподвижные. Маг смотрел на нее — и сквозь нее. Шептал, не переставая, держал открытые ладони перед собой, а между ними плыла светящаяся паутина. Сияющие нити вились, разматывались как клубок, пронизывая темноту, солнечный ореол вокруг мага разрастался. Волосы на голове Нимве встали дыбом. Она завороженно следила, как ткется световая паутина, и не смогла бы шевельнуться, если бы звяканье цепей внизу, прямо под ногами, не привело в себя. "Чик!" — ударила мысль. Нимве нырнула под повозку и столкнулась с юношей лицом к лицу.

— Там... — сказали его прыгающие губы. — Там...

— Тише, — Нимве заставила его вытянуть руки, плеснула на кандалы остатками воды. Железо медленно осыпалось ржавой окалиной. Глаза у Чика сделались огромные и круглые, но Нимве не стала ничего объяснять, схватила его и поволокла из-под телеги.

Выбравшись на открытое пространство, они помчались к деревьям.

— Стоять! Вы! А ну, стойте! — заорал кто-то.

Нимве оглянулась и увидала людей с мушкетами в руках. Вскрикнув, бросилась к лесу, и тут тишину прорезал оглушительный рев. Из темноты, с края прогалины, к костру метнулась черная туша, взмахнула лапой — и маленькая фигурка сломанной куклой отлетела в сторону. Люди завопили, раздались выстрелы, огненные сполохи взорвали темноту. Чик дернулся, но Нимве вцепилась в него мертвой хваткой, не давая убежать.

— Ничего не бойся, ничего не бойся, — шептала она, будто заклинание, но тут же едва не заорала вместе с остальными: из лесу выскользнули силуэты, напоминающие огромных псов, и набросились на людей возле потухшего костра. Воздух наполнился звоном и гудением тысяч насекомых, которые лезли в глаза, в рот, путались в волосах.

Не владея собой, Нимве завопила, слепо заметалась, размахивая руками, в панике пытаясь убежать, но не находя дороги. Через кусты ломились кабаны, косули и олени, сверху, шурша в кронах, пикировали ночные птицы... Медведь с диким ревом крушил все вокруг, вздымаясь на дыбы, размахивая когтистыми лапами, кто-то дико верещал, словно его пожирали живьем. Нимве рванулась в темноту, столкнулась с человеком, увидала совсем близко дикие глаза — и узнала Чика.

— Чик! — Нимве вцепилась в него и затрясла. — Чик, стой! Погоди!

Он тоже ее узнал и остановился.

— Где все? — задыхаясь, спросила Нимве. — Где остальные?

— Не знаю... — хрипло выдавил Чик. — Я не...

Из кустов скользнуло гибкое серое тело, зеленые глаза сверкнули, и Чик попятился. Но волк словно не заметил их. Развернувшись, исчез в зарослях малины.

— Творец Вседержитель... — губы юноши тряслись. — Великие Владыки, помилуйте нас...

— Чик...

— … помилуйте и спасите...

— Перестань! — Нимве влепила ему пощечину. Моргнув, он уставился на нее.

— Ты чего, спятила?

— Успокойся, слышишь?

— Нашла время драться... Нас сейчас звери сожрут, а она...

— Не сожрут.

— Ну, да, они на нас полюбоваться явились!

— Нас не сожрут! — ему в лицо заорала Нимве. — Они нас не тронут! Приди в себя! Ищи остальных! Ищи принцев, слышишь?! Звери нас не тронут!

— Да ты откуда знаешь?

— Он так сказал! Он велел ничего не бояться!

— Кто?

— Найди их! — крикнула Нимве. — Звери тебя не тронут!

И, отвернувшись, бросилась в малинник.

Она не знала, сколько металась по лесу в поисках спутников, но то, что обещал Мафхор, сбылось. Мимо проскальзывали угрюмые силуэты волков, раз она столкнулась с медведем, который, видно устав крушить лагерь, бродил поблизости, но ни один зверь не тронул ее, даже не остановился, чтобы обнюхать. А насекомые, наводнившие лес, только мешали, однако не кусали.

Нимве отыскала Ларру и принца Сэтнара, заставила вернуться к лагерю. Чик привел остальных двоих. Странно, но лошади не взбесились и не разбежались, творившееся вокруг словно обошло их стороной. Правда, они выглядели сонными и не захотели трогаться с места, некоторое время пришлось вести их в поводу, почти тащить мимо лагеря, где все еще не унимались беготня и крики. Только в стороне, под деревьями, куда шум долетал смутно, лошади внезапно пришли в себя, забеспокоились, и пленники проворно забрались в седла.

— Подождите, — Нимве единственная стояла на земле, снизу вверх глядя на спутников. — Вы что? А он?

— Кто? — спросил Сэтнар.

— Как то-есть — "кто"? Мафхор!

— Да черт с ним! — рявкнул барон Грид. — Пошел он к дьяволу, этот предатель! Пусть сам выпутывается!

— Вы... да вы что? — Нимве схватила фыркающую лошадь под уздцы. — Ведь он же...

— Хватит, поехали! — поторопил Инис. — А то нас звери разорвут!

— Чик, — взмолилась Нимве. — Помоги мне! Пожалуйста!

— Его милость прав, он предатель, — ожесточенно отозвался юноша. — Из-за него моего хозяина убили! И нечего тебе с ним возиться!

— Дураки! Сволочи! — заорала Нимве. — Сами вы предатели! Ну, и валите отсюда! Проваливайте! К черту вас!

Она развернулась и бросилась назад, не слушая крика спутников, таща за повод лошадь.

Шум в разгромленном лагере стоял невообразимый. Звери еще не ушли, и Нимве зажмурилась, чтобы не видеть растерзанных трупов на земле.

Мафхор навзничь лежал в повозке, сияние над головой исчезло, глаза смотрели в пустоту, а запекшиеся губы не шевелились. Он так походил на мертвого, что Нимве на миг застыла, а потом кинулась к магу и что есть сил затрясла за плечи.

— Нет! Очнитесь! Пожалуйста! Не надо! Очнись же ты! Давай!

Маг не реагировал, но она уже заметила, что он дышит, попыталась его приподнять. Тяжелый, будто камень, он безжизненно выскальзывал из рук, увлекая Нимве за собой, и уже через минуту бесплодных попыток она выбилась из сил. Мимо пробежало бурое чудовище: медведь возвращался в лес. Следом пугливо промчались олени, и волки скользнули в спасительную тьму... Магия кончается, подумала Нимве, беспомощно глядя на Мафхора. Если герцог остался в живых, он же нас обоих... Прикусив губы, Нимве снова вцепилась в мага, но тут на плечо легла ладонь, и голос принца Иниса сказал:

— Погоди. Давай мы сами.

Инис и Чик кое-как вытащили мага из повозки, взгромоздили на лошадь. Нимве села верхом, обхватила Мафхора сзади, молясь, чтобы не упал. Он был тяжелый, безвольно мотался из стороны в сторону, клонился к лошадиной гриве. Чик вскочил в седло, схватил лошадь Нимве за повод, ударил свою пятками в бока, и они поскакали прочь, в темноту, подальше от герцога и его людей.

* * * * * * *

Долго, очень долго беглецы мчались через ночной лес, густой, непроглядный, незнакомый. Ветки хлестали по лицу, грозя выколоть глаза. Было так темно, что люди не видели друг друга и не потерялись только благодаря лошадям, которым, похоже, передался страх хозяев, и которые инстинктивно держались табуном. Мафхор лежал на лошадиной шее. При скачке он сползал все ниже, Нимве не чувствовала рук, стараясь удерживать безжизненное тело. Но сил не хватило, и Мафхор в конце концов упал, соскользнул с седла на полном скаку.

— Стойте! — Нимве попыталась осадить лошадь, но та, зараженная общим волнением, не хотела подчиняться. — Стойте! Погодите!

Нимве спрыгнула наземь и помчалась назад, в темноте обдираясь о кусты, слепо тычась в поисках Мафхора.

Она долго не могла его найти, в чаще было так темно, что Нимве едва различала пальцы на своей вытянутой руке. Она споткнулась обо что-то, едва не упала, а когда ощупала препятствие, поняла, что это человек. Нимве испугалась, не убился ли Мафхор, но, нашарив пульс, ощутила, что сердце бьется. Рядом застучали копыта, голос Иниса позвал:

— Ты цела? Что случилось, ты упала?

— Мафхор упал, ваша милость, — мрачно отозвался Шиа, слуга Сэтнара.

— Опять Мафхор, — звяканье металла, шаги по земле. Кто-то остановился рядом. — Чего он тебе дался? Из-за него нас всех чуть не...

— Надеюсь, что он сдох, — зло бросил барон Грид.

— И не надейся, — отозвался Сэтнар, стоя возле Нимве. — Такие обычно живучие.

— Надо ехать дальше, — сказал Инис.

— Он не может ехать, — сквозь зубы процедила Нимве.

— Так чего ж, из-за этого гада подыхать тут? — спросил Шиа.

— Не бойся, ты не сдохнешь, — в тон ему отозвалась Нимве. — Такие обычно живучие.

— Ну, стерва... — начал Шиа, но Инис приказал:

— Замолчи. Оставь ее в покое.

Стало тихо. В темноте справа кто-то застонал и зашуршали ветки. Нимве позвала, вскинув голову:

— Ларра? Это ты?

Ларра отозвался замученным, еле слышным голосом:

— Я тут маленько полежу... — он шептал, будто в горячке. — Маленько... совсем...

— А вы говорите, "ехать", — зло бросила Нимве. — Эх... Полно болтать, лучше воду поищите.

— Что, сейчас? — возразил Сэтнар, но Нимве не слушала. Встала и пошла прочь, наугад, натыкаясь в потемках на стволы деревьев.

Она брела долго, сама не зная куда, задыхаясь от ярости и злости на спутников. Как, ну как можно быть такими неблагодарными? Мафхор их спас, а они...

Шорох и шаги позади она услыхала задолго до того, как Чик нагнал и тронул за плечо.

— Ним, — позвал юноша. — Погоди. Да постой ты, ну?

— Чего? — она резко обернулась.

— Мы сейчас никакой воды не найдем. — Глаза Чика слабо поблескивали, но лица было не различить. — До утра надо подождать.

— Да? До утра? А они? — огрызнулась Нимве, стряхивая руку юноши. — Мафхор? Ларра? Вам на них плевать, да? Они... они, может быть...

— Да чего ты? — оторопел Чик. — На меня-то чего?

— Вы хотели его бросить! — взвилась Нимве.

— Но не бросили же. Идем назад, а? Еще заблудимся... Идем.

Утро было ледяное и сырое. Нимве проснулась первая, дрожа от холода. Влажная от росы одежда не сберегала тепло, мокрые волосы повисли противной грязной паклей. Нимве кое-как встала, тело будто задеревенело, а руки не слушались. Ларра спал, скорчившись подле, в сырой и холодной траве, и изредка стонал во сне.

Нимве огляделась. Мафхор лежал неподалеку, на спине. Нимве проверила ему пульс, и, с облегчением убедившись, что он жив, разулась и ступила на влажную землю. Содрогаясь от холода, потирая плечи, пошла среди деревьев.

Лес был древний и густой, но зловещим больше не казался, оттого, может, что его пронизывали косые солнечные лучи. Воздух звенел от утренней птичьей переклички. Нимве заметила рядом заросли ежевики, и, сорвав пару ягод, увидала, что они еще совсем зеленые.

Нимве шла долго, пока не очутилась на пологом склоне. Тут, под деревьями, стоял вечный полумрак и пахло прелой листвой. Склону, заросшему папоротником, казалось, нет конца, он вел куда-то в темноту, а густо переплетшиеся ветви скрывали от глаз то, что делается внизу. Поколебавшись, Нимве, будто в шелестящую зеленую воду, вошла в заросли папоротников и начала спускаться, хватаясь за тонкие, но крепкие вайи, скользя по мокрой земле.

Она долго пробиралась сквозь кусты, окатывавшие ледяной росой, пока не очутилась на берегу ручья. Вздрогнув от радости, вмиг позабыв о холоде и промокшей насквозь одежде, кинулась к воде. Будто животное, опустившись на четвереньки прямо в сырой песок, усеянный палой листвой, принялась пить, жадно, захлебываясь, горстями плеская в лицо ледяную хрустальную воду.

Несколько долгих минут она сидела на берегу, стараясь отдышаться. Ручей был небольшой, шагов пять в ширину. Он тихо журчал в каменистом чистом ложе, впадал в маленький темный бочажок. Из-за вечного сырого полумрака трава здесь не росла, землю, словно мягкое одеяло, покрывали толстые слои опавших листьев.

Поборов соблазн помыться, Нимве со вздохом поднялась. Отнести воду спутникам было не в чем, и с мыслями, как же перетащить сюда Ларру и Мафхора, она начала взбираться вверх, по скользкому склону.

До оврага добрались быстро, беглецы сразу бросились к воде, и люди, и животные, и долго пили. Нимве отыскала упавшее дерево, оторвала кусок коры, и, превратив в плошку, напоила Мафхора. Маг был точно в тумане. На радость Нимве, он наконец открыл глаза, но, похоже, не понимал, где он, кто с ним рядом, и что происходит.

Чик подошел и присел рядом. Нимве сказала:

— Надо еду искать. Тут лягушки должны быть и улитки.

— Думаешь, они будут лягушек есть? — Чик кивнул на аристократов. — Может, я лучше силки поставлю.

— А ты умеешь?

— Шутишь? Я в лесу вырос. Щас пойду, у лошадей из хвостов волос надергаю, и вперед. Хочешь, и тебя научу. — Чик встал.

— Давай позже, — отозвалась Нимве, — мне бы трав поискать. Идем вместе.

В лесу Чик уткнулся в землю и принялся что-то высматривать. Объяснил Нимве, что ищет тропы, где бегают кролики. Потом со сдавленным возгласом нырнул в заросли, и только его и видели. У Нимве не было времени, чтобы за ним наблюдать. Посмотрев, как за спиной юноши колышутся ветки, она в одиночестве отправилась по своим делам.

Нимве ходила долго, увлеклась, даже сняла рубашку, чтобы нести "улов", оставшись только в нательной сорочке без рукавов, изрядно подранной, да в юбке.

Когда она вернулась, в лагере были только Ларра и Мафхор. Нимве быстро вытряхнула травы и оделась. Мафхор спал. Ларра лежал у поваленного дерева, неподалеку от ручья, с задранной на голову рубахой. Спина страшно распухла, раны загноились. Нимве присела рядом и стала осторожно снимать с парня рубаху, пропитанную кровью, гноем и потом. Ларра, очнувшись, застонал.

— Сейчас, — сказала она, — потерпи еще немного. Вот так. Теперь давай штаны.

— Эй, ты чего делаешь? — Ларра неловко повернулся.

— Собираюсь на твои прелести любоваться, — хмуро отозвалась Нимве. — А что, по-твоему, я делаю? Давай-давай, подумаешь, что я, задницы голой не видала, что ли? Тоже, удивил знахарку голой задницей.

Раздев раненого, в большом куске коры, изогнутом лодочкой, Нимве камнем из ручья размолола растения в кашицу, плеснула немного воды и намазала этим Ларру от шеи до колен. Накрыла сверху плащом и велела лежать тихо. Потом занялась Мафхором.

Маг был словно не в себе, как давеча, под действием наркотика. Сидеть с ним рядом было тяжело из-за ужасного запаха, которым пропитались его одежда и волосы. Вымыть бы его, подумала Нимве, да как до ручья дотащишь... Ладно, Чик воротится, тогда. Ей удалось напоить Мафхора выжимкой из трав. Есть хотелось все сильней, до темноты в глазах. А он ведь уже неделю ничего не ел, подумала Нимве, укладывая мага поудобней. Оставив раненых на берегу, Нимве отправилась в соседние заросли искать улиток — и все, что попадется под руку.

Принцы вернулись через пару часов, вымотанные, с пустыми руками. Чик пришел почти сразу за ними, очень довольный, принес в рубахе птичьи яйца, маленькие, с россыпью пестринок, и несколько крупных лягушек. Нимве уже развела костер, и теперь пекла на камнях улиток. Чик подсел к ней, пока принцы и барон умывались у ручья, и спросил:

— Ну, как он?

— Жить будет, — сказала Нимве. — Вот только поесть им надо, ему особенно, — она кивнула на Мафхора. — Что ты принес?

— Вот, — юноша развернул рубаху. — Только на этого гада жалко тратить.

Нимве с гневом обернулась. Чик пожал плечами.

— А чего, — сказал он с вызовом, — если бы не этот, ничего бы не случилось. Моего хозяина убили из-за него!

— Не из-за него, он в это время привязанный лежал! При чем тут он, не пойму!

— С чего ты его так защищаешь? — рассердился Чик. — Он тебе что, родственник?

— Конечно, а как же! Разве семейного сходства не видать?

— А действительно, — вмешался незаметно подошедший Сэтнар. — Почему ты его защищаешь? Наверное, вы все-таки заодно.

Нимве молчала, пораженная.

— Не говори глупостей, Сэт, — заступился Инис. — Если бы не она...

— То что? — Сэтнар сощурился. — Что было бы, если бы не она? И не он? — принц ткнул пальцем в Мафхора. — И не наш разлюбезный папаша? Если бы не этот его гениальный план? Я скажу тебе, что, дорогой братец: тогда бы твой друг остался жив, а нас не унижали бы, как последних скотов! А может, и ты был с ними, а, Инис? Ты обо всем знал, разве нет? Что же, гениально: продать меня в рабство, а самому занять трон! Как бы иначе ты смог его получить?

Инис побледнел до синевы.

— Как ты смеешь, — выдохнул он. — Как ты... как у тебя язык повернулся... Я ему не верю, ясно? Дядя все придумал, чтобы... А ты... ты...

— Что — я? Что он придумал? Ведь ясно, что нас захватили не разбойники. И этот, — снова жест в сторону Мафхора, — был с ними заодно! Зачем было брать его с собой? Гнил бы там, там ему и место!

— Ты всегда ненавидел отца, — тихо сказал Инис. — Всегда.

— Как аукнется, так и откликнется, — отрезал Сэтнар. — А ты ненавидишь мать. Постой-ка, — он повернулся к Нимве. — Ты что-то говорила, будто тебя послала наша мать. Зачем?

— Так я же — быдло, — не выдержала Нимве. — Неужто вы мне готовы верить? И с Мафхором я заодно! Чего ж вы меня спрашиваете, ваша милость? Кто я такая, чтоб меня слушать?

— Заткнись и отвечай, когда тебя спрашивают! — взорвался Сэтнар.

— Так заткнуться, или отвечать? — Нимве вскочила и повернулась к нему лицом. — Что вы хотите услышать? Да, ваша мать меня послала, потому что думала... Она подозревала, что ваш отец что-то замышляет, и Мафхора послал для этого. Только вот я вам чего скажу, ваши милости: не так уж его грех-то и велик, Мафхоров, я хочу сказать. Мы — люди подневольные, а когда прикажет королева, или такой человек, как ваш отец, тут уж или без головы остаться, или исполнять. А вместо того, чтобы злиться на Мафхора, злились бы лучше на дядю своего! Ведь это не Мафхор вас так изуродовал, что смотреть боязно. Верно говорят, когда баре дерутся, у холопов чубы трещат! — она остановилась, дрожа от возбуждения. Обхватив руками плечи, совсем иным тоном произнесла:

— Мафхор делал, что ему велели. Будь я на его месте — что ж, я бы тоже приказ исполнила. Может, вам этого не понять, ваши высочества, но жизнь такова. Нас, холопов, для того и держат. Я знаю свое место, не беспокойтесь, ваше высочество. Простите, что накричала. — Опустив глаза, Нимве уселась у костра и обнаружила, что улитки превратились в угли, с сердцем смахнула их в траву и вытерла дрожащие руки о подол.

— Эх… — прохрипел вдруг Ларра, приподымаясь на локте. — Будет уже вам грызться-то, ваши милости, постыдились бы. А еще принцы… Чего вы на нее напали? Чего она вам плохого сделала? Мог бы встать — клянусь Творцом, накостылял бы обоим!

Сэтнар вскинул подбородок, но промолчал.

— Он прав, Сэт, — сказал Инис. — Мы ведем себя как последние…

Присев возле Нимве, Инис произнес:

— Извини. Мы все просто еще не пришли в себя. Мы должны тебя благодарить, а вместо этого…

— За что меня благодарить? — Нимве пожала плечом. — Я делаю, чего умею.

— Ты настоящий маг, — сказал Инис. — Верно, Сэт? А говорила, что просто знахарка.

— А я знахарка и есть, — Нимве с удивлением подняла глаза, — вы о чем толкуете, ваша милость, не пойму, какой я маг?

— Только маг мог устроить такое, — ответил Инис. — Ну, с водой, и со зверями. Когда ты полила кандалы водой…

— Так вот оно что, — озарило Нимве, — так вы решили, будто я… Вы все неверно поняли! Я просто…

— Я такого никогда не видел, — не слушая, продолжал Инис. — Раз — и железо в труху. Потрясающе! А эти звери, до сих пор мороз по коже!

— Нет, ваше высочество, это не…

— Надеюсь, что тот медведь сожрал его светлость герцога Окдейна, — бросил Сэтнар. — Жалко медведя, не отравился бы.

— Да уж, — ухмыльнулся Инис, — фрукт ему попался еще тот.

— Погодите, ваша милость… — пыталась вклиниться Нимве, но принцы не унимались.

— Обеспечено несварение желудка, — сказал Сэтнар. — Бедный зверь.

— Нет, заворот кишок, — фыркнул Инис. — Сразу же, на месте!

— Или застрянет… ну, ясно, где, — Сэтнар тоже ухмыльнулся.

— Но это уже нас не касается, — поддержал брат, — это целиком проблемы медведя.

— Да погодите вы! — потеряв терпение, воскликнула Нимве — и добавила тоном ниже:

— Вы все неправильно поняли. Я, может, и полила кандалы водой, но освободила вас не я. Все это сделала не я. Маг — не я, вы же знаете. Маг — это он, — она указала на Мафхора.

Некоторое время принцы молчали.

— Ты хочешь сказать, — медленно проговорил Сэтнар, — что это он нас…

— Ну, да, — с облегчением отозвалась Нимве. — Я-то думала, вы еще тогда все поняли! Я же не знала, что вы решили, будто…

Близнецы переглянулись, и у них на лицах Нимве увидала разочарование.

— Ладно, — сказал Инис. — Раз это он… Кстати, что у нас сегодня на обед? Вон те лягушки выглядят неплохо.

 

Глава 11

Мафхор начал приходить в себя на следующий день. Чик поймал в силки трех кроликов, и Нимве удалось, хоть и с трудом, накормить мага. Принцы перестали ворчать из-за него, они теперь его просто игнорировали, будто никакого Мафхора тут и было. Это удивляло и сердило Нимве, однако, поразмыслив, она решила, что такое при любом раскладе лучше, чем открытая ненависть.

С едой стало совсем плохо. Беглецы разорили все гнезда в округе и переловили всё, что прыгало, ползало и летало. Звери, кажется, начали обходить это место стороной, а рыбы в ручье и в помине не было. Время шло, и становилось ясно, что нужно двигаться дальше, иначе они умрут с голоду. Ларра к тому времени уже вставал, но вот сидеть по-прежнему не мог.

Уходить решили на шестой день поутру, и двигаться пешком, потому что для Ларры не могло быть и речи, чтобы сесть в седло. Еды с собой не запасли, просто было нечего, последние два дня они голодали, живности в округе совсем не осталось.

Они медленно двигались по лесу. Ларра ковылял у лошади принца Иниса, вцепившись в седло. Через несколько часов пришлось остановиться, и остаться на месте до утра: Ларра больше не мог идти. Воды поблизости не оказалось, хоть Нимве с Чиком облазили всю округу. Натаскав хворосту, развели костер, зажарили нескольких жаб и улиток — все, что удалось поймать, — и улеглись спать голодные и измотанные.

На следующий день снялись с места. Ларра убеждал, что он в порядке и может идти, но остальные видели, как ему трудно. Однако ничего не оставалось, приходилось двигаться вперед.

Никто из беглецов не знал, где они находятся. Лес стоял огромный и густой, будто в сказках, вдалеке громоздились синие горные хребты.

Назавтра опять не удалось найти воду. Нимве начала волноваться, хоть виду не подавала, как, впрочем, и другие.

На очередном привале, ближе к вечеру, парни, как обычно, отправились на поиски еды, а Нимве подсела к груде хвороста и поднесла ладони к сухим веткам. Закрыла глаза, сосредоточилась… Через несколько секунд вспыхнуло маленькое пламя, захрустело, разгораясь, и под деревьями посветлело. Мафхора на стоянке не было. Заявив, что абсолютно здоров, он исчез, не объяснив, куда и зачем. Ну, и пусть идет, решила Нимве. Он злил и утомлял ее своим постоянным угрюмым молчанием, за которым чудилось пренебрежение ко всему на свете.

Пока Нимве возилась со спиной Ларры, появился Чик.

— Во, глядите, — он показал им пригоршню птичьих яиц в подоле рубахи. Без лишних разговоров они принялись за еду.

Принцам многого раздобыть не удалось, лишь несколько лягушек. Хотелось пить, но никто не жаловался, даже не упоминал воду.

Постепенно все улеглись. Мафхор не появлялся. Нимве сидела у костра, скорчившись, пытаясь согреться, поминутно задремывая и отчаянно стараясь не заснуть. Не случилось ли чего, размышляла Нимве. Может, ему стало плохо? Упал где-нибудь, и лежит там. Сломал ногу — или еще чего похуже? Спутники давно спали, и нечего было думать, чтобы кого-то разбудить — ей и самой ни за что бы не подняться…

Она проснулась от холода, на рассвете. Костер догорел, угли не давали тепла. Стуча зубами, Нимве зябко съежилась под тонким, промокшим от росы плащом. Поблизости кто-то отчаянно храпел, лошадь хрустела травой и топала копытом. Нимве со вздохом села, огляделась, и сон мгновенно пропал: Мафхора на поляне не было.

— Вот черт, — в полголоса выругалась она. — Черт проклятый! Говорила же ему! Так нет, баран упрямый, все себе на уме…

Она не представляла, куда бежать, и где его искать. Нужно было поднимать остальных, Нимве знала, что в одиночку Мафхора не найти, нечего и пытаться.

После того как она их растолкала, парни недовольно забурчали, а уж когда узнали, зачем Нимве их разбудила, и вовсе разозлились.

— Опять Мафхор, — сквозь зубы процедил Сэтнар, запустив пятерню во встрепанную шевелюру. — Вечно этот Мафхор! Сколько можно с ним возиться? Кто он вообще такой?

— По-моему, он и сам найдется, — поддержал брата Инис. — Он же маг.

— Перестаньте, — огрызнулась Нимве. — Он нас спас, не забыли?

— Как забыть, — парировал Инис, — когда ты нам об этом постоянно напоминаешь.

— Вот именно, напоминаю. И буду напоминать, чтобы до вас наконец дошло!

— Если бы он сам себя не перехитрил, — Сэтнар поднял голову, — ему бы и спасать нас не пришлось. Подумаешь, чудеса героизма. На то он и маг. Или он думал нас продать, денежки получить и сбежать? А не вышло! Или, может, он помчался нашему дорогому папочке докладывать: так, мол, и так, ваша светлость, не выгорело дельце, не велите казнить.

— Сэт, чего ты опять начинаешь, — выговорил Инис.

— Я не начинаю, — перебил брат, — я продолжаю. И буду продолжать, уж извини. Или ты предлагаешь мне смириться с тем, что мой собственный отец…

— Да это все вранье! — взорвался Инис. — Почему ты сразу поверил дяде? Ты ведь сам всегда говорил…

— Да потому поверил, что знаю нашего разлюбезного папашу! — Сэтнар, побледнев, стиснул кулаки. — С него станется приказать меня работорговцам…

— Ничего ты не знаешь! Не знаешь! Отец бы никогда…

— А ты ее спроси! — Сэтнар ткнул пальцем в Нимве. — Она сама слышала. Этот наемник твоего дорогого папочки ей сам сказал!

— Что сказал? Что отец приказал продать тебя в рабство? — крикнул Инис и повернулся к Нимве. — Разве тот человек тебе такое сказал? Разве он это говорил? Разве он…

— Я уже говорила, что он сказал! — не выдержала Нимве. — Сто раз надо повторять? Думаете, только вы такие драгоценные? А нам, значит, охота в рабы идти? Чего вы все "я" да "я"? А мы, значит, ничего не стоим?!

— Вот именно! — подхватил Сэтнар. — Он бы всех продал, не только меня! Тебя бы освободил, а нас — на восток, и на невольничий рынок! Но тебе же плевать! Тебе с твоим папашей главное — захватить права на престол! И срать вы хотели, что остальным клеймо на лоб поставят! Да вам хоть…

Инис открыл рот, чтобы ответить, но его перебил тихий голос с краю поляны:

— На плечо.

Все, вздрогнув, обернулись. Мафхор стоял, прислонившись к стволу сосны. Нимве испытала облегчение — и почти ненависть к магу. Мафхор вышел из тени и приблизился к кострищу.

— Клеймо ставят на плечо, — пояснил он, тяжело усаживаясь на траву.

— Большое спасибо, что просветили, — процедил Сэтнар. — Теперь будем знать.

Мафхор не ответил.

— И давно вы подслушиваете? — осведомился Сэтнар.

— Не обязательно это так называть, ваше высочество, — сказал Мафхор.

— Уж позвольте называть это так, как мне будет благоугодно. Так давно?

— Если это вас интересует, — маг взглянул на принца, — то, признаться, я слышал почти весь ваш разговор.

— Вряд ли это стоит так называть, — с ненавистью буркнул Чик. Мафхор промолчал.

— Скажу вам честно, — произнес Сэтнар, — мы тут надеялись, что вы действительно заблудились.

Молчание. Каменная маска, которую маг носил вместо лица, не дрогнула.

— Надо было уйти, глядишь, он бы нас и не сыскал, в лесу-то, — подал голос Ларра.

— Чего же ты раньше молчал, — фыркнул Инис.

— Знаете, мы считаем, что вы предатель, и все наши беды из-за вас, — сказал Сэтнар, глядя на мага в упор с такой холодной ненавистью, что Нимве, хотевшая было возразить, поперхнулась словами.

— Я знаю, — сказал Мафхор.

— Какая проницательность, — Сэтнар обхватил колени руками. — Если мы вернемся, — а это под вопросом благодаря вашему вмешательству, — я позабочусь, чтобы вас выдворили из страны.

— Как вам будет угодно, ваше высочество, — откликнулся Мафхор. — Но, если позволите, я хотел бы кое-что прояснить.

— Благодарить меня будете потом, — усмехнулся Сэтнар. — Когда вас выведут на границу. Хотя — вы могли бы облегчить задачу и себе, и мне. Я думаю, тут недалеко до…

— Это всё не так, — перебил Мафхор. — Это всё не должно было быть… вот так.

Сэтнар сощурился, а Мафхор продолжал, словно боялся, что ему не дадут договорить:

— Никто не должен был пострадать. И, уж конечно, никто никого не собирался продавать в рабство. Поверьте, ваш отец ни за что бы подобного не допустил! Капитан Экен… тот человек, что захватил нас в усадьбе, был одним из самых надежных гвардейских офицеров. Он бы скорее умер, чем предал бы Его высочество герцога Кендарна, или кого-то из вас, ваши высочества.

— А дядя сказал, — возразил Сэтнар, — что этот ваш офицер был мздоимцем и ненавидел своего господина. И что наш дорогой папаша ему мало платил, и из-за этого он злился.

— Я ничего не знаю по поводу платы, — ответил Мафхор, — но капитан Экен давал присягу. Он был ранен в войне с восточными племенами. Он был верным человеком, ваше высочество. Верным и испытанным. Только поэтому ваш отец положился на него.

— Вы так об этом говорите, — бросил Сэтнар, — будто речь идет о великом подвиге. А между тем эта скотина должна была меня похитить. И почему, собственно, я обязан верить вам, а не дяде? Вы, между прочим, были с этим, как его, заодно. Вы заинтересованное лицо, разрешите вам заметить! Может, вы вообще были в доле, и собирались получить процент от продажи нас в рабство.

— Почему вы вообще считаете, будто капитан Экен собирался вас продать? — Мафхор обвел принцев глазами.

— Потому что он мне сам это сказал! — очнулась от столбняка Нимве. — Или вы скажете, я вру?

— Конечно, нет, — отозвался маг. — Но это была просто шутка.

— Да неужто? — разозлилась Нимве. — Ну, так корявые шуточки у ваших друзей, скажу я вам!

— Он бы и запродал нас в шутку, — проворчал Ларра. — Вот оборжались бы!

— Он бы никогда никого не продал, — твердо вымолвил Мафхор. — Я знаю его лично… знал, и заверяю вас, что…

— Да уж, — перебил Инис, — знакомство с вами, конечно, служит ему отличной рекомендацией.

— Но факт остается фактом, — сказал Сэтнар. — Отец хотел, чтобы Инис вернулся из похода первым, а вашу банду отправил, чтобы задержать меня. Это так, или нет?

Семь пар глаз впились в Мафхора.

— Да, — ответил тот. — Это так. Но не более того.

— Что и требовалось доказать! — Сэтнар хлопнул себя руками по коленям. — Слышал, братец?

— Вы лжете, — с ненавистью бросил Инис. — Это неправда!

— Это правда, — отозвался маг. — Сожалею.

— Да уж вы-то, конечно, сожалеете! — воскликнул Сэтнар. — Еще бы вам не сожалеть! Плакали теперь ваши денежки! Наш благороднейший папаша вам в жизни не заплатит, после всего этого!

— Не говори гадостей об отце! — взорвался Инис. — Ты не смеешь!

— Что хочу, то и буду говорить! — заорал Сэтнар. — Ты мне не указ! И вообще, я вам не верю! — обернулся он к Мафхору. — Как можно верить такому, как вы? Вы предатель! Из-за вас мы в такой ситуации! И наши люди из-за вас погибли!

— Можно подумать, что ваш дядя — он, а не этот чертов герцог, — буркнула Нимве.

— Может, хватит его защищать? — рявкнул Чик. — Его милость прав, если бы не он…

— То сидеть бы нам всем сейчас на цепи! — огрызнулась она. — Почему-то вы все об этом забываете, видать, так вам удобней! Да если бы не он…

— Мы это уже слышали! — вмешался Инис. — Ты нам это уже сто раз говорила!

— И еще тыщу повторю! — заорала Нимве, вскочив и глядя на мужчин сверху вниз. — Даже собаки добро помнят!

— Прикажешь ему ножки, что ль, поцеловать? — Ларра приподнялся на руках. — Щас, дай только подползу!

— Становись в очередь, — саркастически заметил Сэтнар. — Мы этому предателю…

— Да кого он предал?! — крикнула Нимве так громко, что едва не оглохла. — Да не переваливайте с больной головы на здоровую! Это дядя ваш предатель, а он только приказ выполнял!

Внезапный порыв ветра, невесть откуда взявшегося в тихом воздухе, прошелся по траве, рванул взлохмаченные волосы парней, заставив их опешить. Нимве увидала это — но уже не могла остановиться, хотя знала, что неведомая сила, которая была в ней с рождения, и управлять которой она не умела, сейчас вырвется наружу и ничего, кроме вреда, не принесет.

— Хорошо вам, господам большим, живется! — орала она, распаляясь. — Чуть что — заткнись, пшел вон, холоп, сто плетей, прочь из страны! И мамаша ваша так! Да, да, знаю! — продолжила она, видя, что Сэтнар собрался возразить. — Заткнись, холопка! Не трогай мою мать! Ну, да, ваша мать — королева, зато моя-то — нет! И это не вас, а нас пинком под зад на каторгу, если приказа не выполним! А и выполним — тоже под зад! И меня, и мою мать, и его, и тебя! — она ткнула пальцем в Чика. — Такая она, ваша благодарность! А коли башку свою за вас положишь — ну, так и следует, таков он наш холопий долг! Подыхать за вас! Переться черт-ти куда, охранять вас черт-ти от кого, а нас, спрашивается, кто будет охранять?!

Ветер разошелся, пригибая ветви и теребя листву, вздымая вихри золы из холодного костра. Спутники, кажется, догадавшись, откуда взялась эта нежданная буря, испуганно таращились на Нимве, но ей было наплевать.

— Чем, ну чем вы лучше нас? — крикнула она. — У вас чего, брильянты из задницы сыплются? Или кровь краснее нашей? Эх, да что с вами говорить! — махнув рукой, Нимве пошла прочь.

Она долго шагала по лесу, не разбирая дороги, пока не запнулась о корень, не упала — да так и осталась лежать, тяжело дыша и скрипя зубами.

Минуло немного времени, и рядом раздались осторожные шаги. Скосив глаз, Нимве заметила чьи-то босые ноги. Человек остановился. Нимве ждала, но он просто стоял и молчал.

— Ну, чего опять, — она повернулась, ожидая увидеть Чика. Это оказался Мафхор. Нимве быстро села.

— Чего вам? — буркнула она. Раздражение, было улегшееся, загорелось при виде мага с новой силой.

— Хотел проверить… — начал он, но Нимве перебила:

— Ну, проверили? Довольны? Ну, так и ступайте!

— Я только…

— Уж конечно. Ладно, раз пришли: объясните мне, какого я вас лечу, а? Травы по лесу ищу, стараюсь… Вам, по-моему, плевать, что с вами будет, разве нет?

— Почему ты так решила?

— Да потому и решила, — Нимве встала. Мафхор был выше нее на полторы головы, приходилось задирать подбородок, чтобы смотреть ему в лицо. — Я-то за него беспокоюсь! Всех ни свет, ни заря подняла, чтобы его искать, а он… Шляется он, видите ли! Я думала, что-то случилось, а вы…

— Подожди, — сказал он. Голос прозвучал неожиданно мягко, но Нимве была чересчур раздражена, чтобы обратить на это внимание. — Я не…

— Знаете что? — она уперла руки в бока. — Заткнитесь. Ясно? Заткнитесь, и… и все! Ну вас к черту! Можете ходить, где хотите, мне все равно! Хоть все кости себе переломайте — я из-за вас больше ни с кем ссориться не собираюсь! Сама не знаю, чего я вас защищаю! Кто вы мне, сват, брат… Надо мной все уже смеются! Хватит. Теперь вы сами по себе, а я — сама по себе, и счастливо оставаться, — резко развернувшись, она пошла прочь по шуршащей листве, но через несколько шагов маг догнал.

— Чего вам? — спросила Нимве. — Чего еще?

— Жаль, что у тебя из-за меня неприятности, — сказал Мафхор. — Я не знал, что ты будешь так волноваться. Иначе не исчез бы, не предупредив, но…

— Вам ведь все равно, верно? — Нимве уставилась в его черные глаза. — Вам на всех наплевать. У нас двоих убили, а вы даже не спросили, что с ними, куда они делись. А тогда, в усадьбе… Я чуть не умерла со страху, когда они… когда те люди… Этот капитан, или как его, ко мне лез, а вы рядом сидели. Но вам же плевать. Нас всех унижали из-за вас и вашего хозяина! Ведь вы же маг из Великого Дома! Неужели вы не могли ему… Неужели вы не могли хоть как-то его переубедить, господина своего? Принц Сэтнар прав, и остальные правы. Вы… вы не стоите того, чтобы вас защищать. Хоть вы и… — она отвернулась и попыталась уйти. Мафхор остановил, удержав ее за руку.

— Отстаньте! — вскрикнула Нимве, вырываясь. — Не смейте меня трогать, вы!

— Извини, я не…

— Уйдите! Чего вам надо? Чего еще? Вам ведь нечего мне сказать! Ничего такого, что бы я уже не слышала!

— Вообще-то, — выговорил Мафхор. — Вообще-то, есть.

— Ну, что? Что? Чего?!

Он смотрел, не отрываясь, большие черные глаза блестели на заросшем щетиной лице.

— Я воду нашел, — негромко молвил он.

 

Глава 12

До озера добрались после полудня, после нескольких часов ходьбы.

Лес внезапно кончился, и путники очутились на пологом берегу. Серый песок зарос гадючьим луком, осокой и вьюном. Водная гладь, обрамленная зеленой рамкой деревьев, простерлась впереди, будто золотое зеркало.

Но беглецы слишком устали, слишком мучились от жажды, чтобы любоваться красотой места. Спрыгнув наземь и побросав поводья, они кинулись к воде.

Утолив жажду, путники занялись своими делами. Парни отправились за хворостом, а Нимве заставила Ларру раздеться и начала осматривать его раны. Заживало неплохо, но она знала: нужна еще пара недель, чтобы все зарубцевалось.

Пока Нимве возилась с раненым, воротились остальные, все, кроме Мафхора. Парни притащили столько хвороста, что хватило бы на неделю — и снова отправились в лес, в надежде раздобыть хоть какую-нибудь еду.

Воротились они, когда уже сделалось совсем темно. Ясное, без единого облачка небо казалось светлым от россыпи звезд. Вдалеке протяжно и страшно закричала выпь, и, словно разбуженные воплем, из зарослей ивняка ответили лягушки. Их голоса звучали все смелей, все громче, покуда не слились в один победный хор.

Парни ничего не смогли поймать, кроме нескольких лягушек. Настроение, улучшившееся было после того, как они вышли к озеру, упало снова. Молча, не глядя друг на друга, беглецы уселись около огня. Ночь не была холодной, но они так давно голодали, что всех постоянно знобило и клонило в сон. Нимве украдкой рассматривала спутников. Костер бросал на лица причудливые тени, подчеркивая впавшие щеки, выступившие скулы, копны нечесаных волос… Это просто чудо, внезапно подумала Нимве. Чудо, что мы еще живы, нам несказанно повезло. Вот бы еще еду найти, хоть какую-то…

Они долго сидели у огня, закутавшись в плащи, прижимаясь друг к другу. Ущербный месяц, повисший над озером, не давал света. Поблизости, в лесу, закричал филин, будто оплакивая покойника.

— Да-а, — заметил Сэтнар, — если ухитримся вернуться, не забыть бы поблагодарить папашу за веселое приключение.

— Хватит, Сэт, — не оборачиваясь, попросил Инис. — И без того тошно.

— Вот и я говорю: "тошно". — Сэтнар вскинул бровь. — А то ли еще нас ждет впереди. Дорогой папочка расстарался, чтобы…

— Хватит, — Инис потемнел лицом. — Я ведь, кажется, просил. Оставь отца в покое, мы здесь не из-за него.

— Ты, может быть, и нет, — обрезал брат, — а вот я…

Договорить он не успел. Из темноты вынырнула невообразимая фигура. Большая, широкая, с квадратной головой, она ковыляла, согнув колени. Нимве взвизгнула и отшатнулась, вцепившись в Чика, а барон вскочил. Через миг они с облегчением узнали в чудище Мафхора, тащившего что-то на спине.

Подойдя к костру, маг сбросил наземь нечто, смахивающее на толстое бревно, длиной в рост человека. Оно слизисто поблескивало в свете костра. У него была огромная голова, рот походил на сплющенное ведро. Крохотные, злые мутные глазки бессмысленно таращились в огонь, а длинные усы, смахивавшие на ивовые прутья, противно и жутко шевелились.

Инис, возле которого упало существо, отшатнулся и едва не свалился в костер. Мафхор молчал, вытирая ладони о рубаху.

— Это… — нарушил молчание Сэтнар. — Что это?

— Ух, ты, — Чик вскочил и рванулся к страшной твари. — Ух, ты! Ничего себе, какой здоровый! Ним, иди, глянь! Вот это да!

Нимве подошла, нагнулась. Чудище судорожно открыло рот, в который без труда мог поместиться ребенок, дернуло хвостом, похожим на весло. Инис и Шиа подались в сторону.

— Это что? — снова молвил Сэтнар. — Рыба какая-то, что ли?

— Да, ваше высочество, — отозвалась Нимве. — Это сом.

— Да брось, — недоверчиво сказал Инис. — Какой же это сом? Я видел сомов, они не такие! С руку длиной, но это…

— Ха! — победно выпалил Чик. — С руку! Так то вы сомят видели! Мы с отцом тоже раз вот такого выловили, он отца чуть в омут не утянул! Но для них ведь наживка нужна, и снасти… — он вскинул голову, и Нимве тоже, но Мафхора поблизости не оказалось.

— Ладно, чего ж, — Ларра встал. — Видно, он магией его приманил, как тех зверей в лесу. Ну, магией, не магией — а щас разделаем его да сготовим. Чик, подай-ка мне во-он то полешко!

Ловко, будто делал это каждый день, Ларра несколько раз ударил сома дубинкой по голове, и тот затих. Парни принялись разделывать рыбу, орудуя украденным при бегстве кинжалом. Кое-как отделив голову и вынув внутренности, разрубили тушу, Чик воткнул у костра две рогатины, и на лозинах подвесил куски рыбины: коптить. Остальное зажарили на огне.

Приготовив первую партию, Нимве передала вертел Чику, а сама отправилась на поиски Мафхора.

Она обнаружила его по плеску воды в темноте, у камышей. Маг стоял по пояс в озере. Нимве подошла, и он повернул голову.

— Идемте есть, — сказала она. — Куда вы пропали?

Мафхор не ответил, снова плеснула вода. Нимве подождала, но он упорно молчал и стоял на месте. Как это бывало почти всегда, когда приходилось общаться с магом, Нимве ощутила неловкость — и разозлилась на него и на себя.

— В общем, там рыба готова, — сухо молвила она. — Если хотите, приходите, а я пошла.

Мафхор сказал:

— Не знаю, как теперь это смыть.

— Что? — Нимве повернулась к нему.

— Эта рыба, она вся в какой-то слизи. Теперь не сходит.

— Замачивать придется. Да вы дайте мне, я вам отстираю.

Мафхор ничего на это не ответил, двинувшись к берегу. В первый момент Нимве почудилось, что он нагишом, и она поспешно отвернулась.

— Как она называется? — спросил Мафхор.

— Кто?

— Это… эта рыба, — маг с чем-то возился у воды, кажется, отжимал рубаху.

— Сом, — сказала Нимве. — Это сом. Я думала, вы знаете.

— Я не очень разбираюсь в рыбе, — ей почудилось, что он усмехнулся. — А она страшная, верно?

— Жуткая, — согласилась Нимве. — Одевайтесь, и идем.

— Я одет, поворачивайся.

Нимве осторожно покосилась и обнаружила, что он и впрямь одет до пояса, а рубаху держит в руке.

— Слушайте, — решилась Нимве, — а как вы ее… В смысле, как вы ее поймали? Магией, да?

Мафхор подумал, пожал плечами.

— Можно и так сказать, — согласился он. — В принципе.

— А ведь вы нас опять выручили. Не знаю, что бы мы и делали-то без вас.

— Прежде всего, — отозвался маг, — без меня вы, может быть, и не попали бы в подобную ситуацию.

В его голосе явственно прозвучала горечь, и Нимве удивилась. Выходит, он все-таки переживает! Эта мысль почему-то ее обрадовала.

— Да бросьте, — возразила она. — Вы тут ни при чем. И вообще, ихний дядя наверняка нашел бы способ до нас добраться и без вашего участия.

Маг промолчал. Нимве глядела в его смутно различимое лицо.

— Да и что толку голову ломать. Идемте лучше есть, — предложила она. — Не знаю, как вы, а я помираю с голоду. А рубаху свою дайте мне, я постираю. Давайте, давайте, нечего раздумывать, мне, чай, не в первый раз!

* * * * * * *

На следующий день проснулись поздно: наевшись досыта в первый раз за девять дней, беглецы спали, как убитые. Только поднялись — и снова набросились на еду, почти уничтожив жареную сомятину, не доеденную вечером. В этот раз Мафхор не исчез ни свет, ни заря, и завтракал со всеми вместе.

Потом Нимве решила устроить стирку. Ей удалось уговорить парней снять одежду. Оставшись только в коротких нательных штанах — снимать белье они отказались наотрез, "не хватало нам тут еще целый день перед бабой задницами сверкать", сказал Ларра, — парни устроились возле костра, а Нимве с помощью Чика выкопала яму в песке и натаскала туда золы из костра. Замочила в песчаном котле одежду, села рядом, в одной сорочке, которая из-за оторванного на бинты подола едва прикрывала колени, и палкой принялась помешивать мутную от песка и пепла воду.

Чик устроился рядом, опустив ноги в озеро. Нимве наблюдала, как у его ступней толкутся крохотные рыбки. Юноша нарочно взмучивал воду, и рыбешки кидались прочь, будто рой вспугнутых мошек, но сразу возвращались.

Принцы и барон лежали в траве, а Мафхор сидел чуть поодаль, у воды. Довольно долго все молчали. Потом Сэтнар заметил:

— Тихо как…

— Да, — отозвался Инис. — Хорошее здесь место.

— Главное, комаров со слепнями нет, — вставил Ларра.

При этих словах Нимве покосилась на Мафхора. Ей это тоже приходило в голову, и она считала, что отсутствие насекомых — дело рук мага. Мафхор сидел, положив локти на согнутые колени. Он ужасно похудел, оброс, но Нимве казалось, что так он больше похож на человека. На правом плече у него красовался широкий, в ладонь, кожаный браслет с заклепками и завязками. Нимве видела эту штуку, еще когда маг лежал без сознания, но снять не решилась: а ну, как это амулет, и Мафхор, чего доброго, лишится магической силы, или еще чего похуже. Инис сказал:

— Все это прекрасно, но надо отсюда выбираться. Кто-нибудь представляет, где мы?

Молчание.

— Может, уже где-нибудь на границе с Кирваном, — буркнул Ларра. — Поди знай.

— А может, и в самом Кирване, — задумчиво молвил Сэтнар. — Мы долго ехали.

— В любом случае, надо искать людей, — отозвался барон Грид. — Без этого ничего не узнаем.

— Хороши мы будем, когда нагрянем в какую-нибудь деревню, — усмехнулся Инис. — Еще примут за разбойников.

— Скорее за нищих, — ответил Сэтнар. — У разбойников хотя бы оружие.

— Как думаете, — сказал барон, — герцог остался жив, или…

— Надеюсь, что нет, — бросил Инис.

— Надеяться — это прекрасно, — парировал брат, — только хотелось бы знать наверняка. А зная дорогого дядюшку, я уверен, что он вылезет живым из любой переделки.

— Думаешь, он жив? — упавшим голосом спросил Инис.

— Уверен, что жив, — Сэтнар заложил руки за голову. — Такого, как он, волками не возьмешь.

— Коли он живой — так он ведь искать нас станет, — Ларра поднял всклокоченную голову. — А мы тут без штанов рассиживаем.

— Конечно, — сказала Нимве, — он прямо сейчас и нагрянет. Неделю дожидался, чтобы тебя без штанов застать.

— Он не нагрянет, — негромко вымолвил Мафхор, и все умолкли. Маг повернул голову и повторил, глядя на Нимве:

— Он не нагрянет, не беспокойтесь.

— Хотел бы я не беспокоиться, — ядовито-вежливым тоном, какой взял с магом с самой первой минуты, отозвался Сэтнар. — С чего вы взяли, что он не нагрянет? В мыслях у него прочитали?

Маг покосился на принца:

— Мысли здесь ни при чем. В том положении, в котором оказался, герцог не станет нас преследовать.

— И в каком же это положении он оказался? — Сэтнар обхватил колени руками. — Неужели его положение хуже нашего?

— Да не цепляй его, Сэт, дай сказать. — Инис повернулся к магу и спросил:

— Почему вы считаете, что дядя нас не будет преследовать?

— Просто потому, что побоится, — ответил Мафхор. — Он ни за что не станет рисковать и связываться с магом.

— Можно подумать, — Сэтнар усмехнулся. — Не заметил, чтобы он вас так уж опасался. Один раз он вас уже переиграл, так чего ему бояться?

— Переиграл. — Мафхор согласно нагнул голову. — Но обманом. Не в открытую. По большому счету, ему бы следовало меня убить. Думаю, теперь он это и сам понял.

— Жалко, что только теперь, — буркнул Чик. Нимве нахмурилась, а Мафхор не среагировал, хотя наверняка разобрал каждое слово.

— Послушать вас, — заметил Сэтнар, — так вы прямо сожалеете, что наш разлюбезный дядюшка вас не ликвидировал.

— Конечно, нет, — маг пожал плечами. — Я только говорю, что для него так было бы надежнее.

— Ну, наверное, у него на вас были планы… какие-то, — Инис повернулся на бок и подпер щеку рукой. — Хотя я и вправду не пойму, зачем… — он осекся и умолк.

— Я тоже не понимаю, — медленно проговорил маг. — Но могу сказать одно: мы должны молиться, чтобы его сообщники находились как можно дальше от него. Иначе и мое присутствие их не остановит.

— Думаете, у дяди есть сообщники? — спросил Инис. Брат пренебрежительно поглядел на него, а Мафхор ответил:

— Разумеется, ваше высочество. Государственный переворот не затевают в одиночку.

Некоторое время все молчали, переваривая услышанное.

— Ну, допустим, — нарушил тишину Инис. — Допустим, он бы нас похитил. И что бы ему это дало? Ведь мы же не правим страной, есть королева и… — он вдруг замолчал, и лицо вытянулось.

— А может, — продолжил принц, — пока мы тут загораем, эти люди, кто бы они ни были — может, они уже убили наших родителей!

Сэтнар нахмурился и резко обернулся к брату.

— Не думаю, ваше высочество, — урезонил Мафхор. — Иначе зачем бы тогда герцогу вас похищать? Тогда бы он убил и вас тоже.

— Вы полагаете, — сказал Сэтнар, — мы были ему нужны для шантажа?

— Ничего другого мне пока на ум не приходит, — сознался маг.

— Как хотите, ваши милости, — решительно вмешался Ларра, — а нам отсюда убираться надо, да побыстрей. А то нагрянет его светлость господин герцог с войском, нам тогда и Владыки Стихий не помогут.

— До сих пор не нагрянул, и еще неделю не нагрянет, — возразил Шиа.

— Мы должны вернуться, — вдруг сказал Сэтнар.

— Но, Сэт, — повернулся к нему Инис, — мы же не…

— Мы обязаны вернуться в столицу, — не слушая, промолвил Сэтнар. — Предупредить родителей.

— Осмелюсь доложить, ваша милость, — сказал Ларра, — сперва хоть какое-нибудь жилье найти надо. Голыми да босыми нам до Сафирны не добраться.

— Верно, — поддержал Инис.

— Не знаю только, чем нам это поможет, — со вздохом заметила Нимве. — Поглядите, на кого мы похожи-то. Да нас никто и за околицу не впустит, мы же как бродяги выглядим.

— Зато таким на паперти неплохо подают, — усмехнулся барон.

— А ты откуда знаешь? — Сэтнар вскинул бровь. — Из личного опыта?

— А чего, — заметил Ларра, — неплохая мысль! Только в деревне на этом много не разживешься, надо в город попасть.

— Постой, что ты предлагаешь? — удивился Инис. — Подаяние просить?

Ларра пожал плечами:

— Так нам выбирать не приходится, ваша милость. Нам деньги нужны, иначе как мы в столицу-то воротимся?

— Вот и мы с тобой хоть на что-то сгодились, братец, — мрачно заметил Сэтнар. — Поздравляю. Короли бродяг и нищих.

— Потом будешь поздравлять, — отмахнулся Инис. — Когда выберемся из этого проклятого леса. И себя заодно поздравишь.

Стирку Нимве закончила лишь к обеду. Вместе с Чиком и Шиа долго развешивала белье, а остальные разбрелись, кто куда. Парни пытались охотиться, но ничего не получилось. И если бы Мафхор снова не принес несколько большущих рыбин, им опять пришлось бы голодать.

Следующие дни беглецы посвятили запасанию провизии и поискам хоть каких-то признаков жилья. Им удалось убить пару ланей. Из шкур Чик смастерил бурдюки: они не знали, как быстро сумеют найти воду по дороге.

На пятые сутки Чик как обычно ушел в лес — и пропал. Он не появлялся почти до обеда следующего дня, и Нимве места себе не находила. А когда собрались его искать, Чик примчался в лагерь, дыша так, будто за ним гнались. Поскользнувшись на мокрой траве, рухнул около костра. Нимве бросилась к нему, подошли остальные…

— Где ты был? — она схватила Чика за плечи. — Что такое? Ты ранен? Что случилось?! Мы уже думали…

Чик поднял лицо, и Нимве замолчала. На его губах блуждала счастливая улыбка.

— Я… нашел… — задыхаясь, выговорил юноша. — Я нашел… дорогу.

 

 

                                                                  Конец первой части

 

 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗАПАДНЯ

 

 

Глава 1

Лишь на четвертый день пути беглецы выбрались из леса.

Дорога, которую обнаружил Чик, вела со старой заброшенной вырубки, что пряталась в чаще, к северу от озера. Вернее, это была и не дорога вовсе, а еле видная тропа, заросшая подорожником и повиликой, петляющая в зарослях. Ехать приходилось только в светлое время дня, чтобы не сбиться с пути. Воды нигде не было, и беглецы не раз порадовались, что сумели сделать бурдюки.

Лес кончился внезапно. Путешественники очутились на взгорке. Впереди, будто на ладони, простерлась низменность, окруженная лесистыми холмами, по правую руку, на самом горизонте, темнели горы. Пересекая долину, возделанную под поля, змеилась речка. Прозрачный воздух был тих и спокоен, и беглецы с радостью увидали на холме старинный замок, окруженный высокой каменной стеной. Под ним, спускаясь к реке, склон облепило скопище домов: будто ласточкины гнезда на утесе. Беглецы разглядели узенькие улочки, городскую ратушу на небольшой площади, крепостные стены со сторожевыми башнями и массивные ворота.

Стоя у кромки леса, путники долго совещались. Они не знали, где находятся, куда их занесло. Может, это уже Кирван, или, не приведи Творец, Эбирна? Но делать было нечего, чтобы добраться до дому, нужны деньги — а где, как не в городе, их можно заработать?

Ларра настаивал, чтобы принцы и барон переждали в лесу: к черной работе, мол, они непривычные, и в городе им делать нечего. Да только принцы наотрез отказались прятаться за спинами слуг и женщины. Разгорелся спор, который кончился тем, что Сэтнар приказал Ларре замолчать.

В конце концов решили, прикинувшись паломниками, которых ограбили разбойники, пешком идти в город. Шиа оставили в лесу, караулить лошадей.

Минуло не меньше часа, пока они, усталые и взмокшие, добрались до моста на цепях, перекинутого через ров. Городские стены выглядели ветхими, много раз залатанными, дерево моста почернело от времени, а ворота смахивали на дверь в амбар на деревенской мельнице. Вода во рву была зеленая, воняла тиной и гнилью. Народу оказалось мало, лишь несколько фермерских телег стояли в очереди на проверку.

Когда путники подошли, фермеры дружно уставились на них. Напряженно вглядываясь в лица и одежду местных, Нимве не могла понять, что же это все-таки за народ. На эбирнеев вроде не похожи… Только вот, поди знай, как они выглядят, эбирнеи эти самые.

Двое стражей, с пиками наперевес, подошли поближе. Оглядев пришельцев, один из них спросил:

— Кто такие будете?

Услыхав родную речь, беглецы переглянулись и с облегчением вздохнули. Принц Сэтнар открыл было рот, но Ларра опередил.

— Так паломники мы, добрый человек, — шагнув вперед, он изобразил поклон. — С дороги сбились.

— Паломники, говоришь? — страж с сомнением покрутил головой, а его напарник сказал:

— А мне сдается, вы больше на побирушек смахиваете.

— Да вишь ты, — отозвался Ларра, — нас по дороге разбойники обобрали. Все как есть отняли, насилу ноги унесли, вот теперь и плутаем, не знаем даже, в какие края нас занесло. Будь так ласков, скажи, где мы, а? Что это за город?

— Да-а, — подал голос пожилой бородатый мужик, который, сидя рядом на телеге, внимательно прислушивался к разговору. — Расплодилось нынче этих разбойников, просто беда. Уж и паломников грабют, тьфу… Даром что у нашего графа цельный гарнизон на подворье!

Страж ворот, покосившись на него, сказал:

— Ты бы, мельник, языком попусту не молол, неровен час, укоротят.

И, повернувшись к путешественникам, добавил:

— Ну, допустим, город наш — Тинда́р. А вам куда надобно-то было?

Ларра присвистнул и обернулся к своим.

— Так это графство Атла́н, — тихо выговорил Сэтнар.

— Точно, Атлан, — страж прищурился. — А вы, голубчики, уж не кирванские ли шпионы?

— Побойся Творца, — укоризненно ответил Ларра, — какие мы шпионы? Мы вон без штанов, третью неделю не жрамши — где ты про таких шпионов слыхал-то, а? Чего мы в лесу нашпионить можем? Пусти нас в город, за-ради Творца, с голодухи помираем!

— Это с какой такой радости вас пускать? — страж смерил его взглядом. — Нам, что ль, своей голодрани не достает, чужую еще прикармливать.

— Пусти, будь человеком, помрем ведь мы в лесу-то, погляди ты на нас!

— Чего на вас глядеть, на вас узоров нету.

— Что ж нам, во рву утопиться, или как? — Ларра развел руками. — Иди-то все одно некуда.

— А мне какое дело? — страж пожал плечами. — Ну, давайте, сходите с моста, добрым людям только проезжать мешаете. Давайте, давайте, чего уставились? А то ведь я могу и плетью подбодрить!

Пока парни препирались со стражниками, Нимве подобралась к повозке, с которой пожилой мельник невозмутимо наблюдал за сварой, и спросила:

— Дедушка, может, тебе работники нужны?

Мельник смерил ее взглядом узких от прищура карих глаз.

— Мне-то? — морщины на лице делали его еще угрюмее. — Работники? Может, и нужны.

— Тогда найми нас! Найми, дедушка, мы работящие, честное слово, — Нимве ухватилась за борт телеги.

— Вас-то? — мельник обвел глазами беглецов. — Дак вы ж, небось, разбойники. Найми вас таких, а вы меня потом дочиста спалите.

Как это часто бывает, его слова попали на мгновение внезапной тишины. Беглецы обернулись. Мельник, нимало не смутившись, встретил их взгляды с каменным лицом.

— Вот и я говорю, разбойники они, — страж перехватил пику. — В острог их надобно!

— Это кто разбойники? — Ларра хмуро подбоченился. — Это ты нас в разбойники записал, наглая твоя рожа? Да мы еле ноги унесли. А ты, — сказал он мельнику, — постыдился бы! На нашем месте любой мог оказаться, вон хоть даже ты, или брат твой, допустим.

— Да к чему ты это? — мельник пожал плечами. — Брат-то мой какое касательство к этому имеет?

— Какое да какое, — фыркнул Чик. — Такое, что человеком надо быть! Не только твои родичи могут пострадать! Эх…

Мельник потер подбородок, переглянулся с одним из стражей и сказал:

— Оно конечно… Да только — вы-то мне не братья. Почем мне знать, что вы и впрямь паломники, а не бандюки какие?

— Кажется, об этом мы уже говорили, разве не так? — вмешался Мафхор. Стало тихо. Маг ступил вперед. Самый высокий из всех, он сильно бросался в глаза своей смуглотой и черными волосами, и от Нимве не укрылось, как насупились стражи, а мельник передвинулся на скамье. Мафхор между тем продолжил:

— Как он уже сказал, — маг кивнул на Ларру, — будь мы разбойниками, мы бы не стояли сейчас пешком и в лохмотьях, и не умоляли бы впустить нас за ворота.

— И на работу бы к тебе не уговаривали нанять, — Нимве исподлобья зыркнула на мельника.

— Ишь, — тот покачал головой. — Говорит прям как по писаному. Из благородных он, што ль? — склонившись к Нимве и понижая голос, поинтересовался мельник.

— Вот сам его и спроси, — буркнула та.

— Слышь, отец, — сказал Ларра. — А и впрямь, найми нас на работу. Дорого не запросим.

— Да тебе дорого никто и не заплатит, — заметил страж, но Ларра на него даже не взглянул.

— Ну, а чего ты умеешь-то? — вздохнув, поинтересовался мельник.

— А чего понадобится, то и умею, — твердо ответил Ларра. — И остальные тоже.

— Постой, постой, охолони. Всей кодлой я вас ни в жисть не найму. Я еще с ума не сбрендил. Ну… — мельник поразмыслил, подергал ус, а потом сказал:

— Ладно, тебя найму, и вот еще паренька, пожалуй.

— А ее? — Чик ткнул пальцем в Нимве.

— Ее-то? А она этого… того… Как-то уж больно странно, все у вас мужики, а она одна девка. Она, часом, не того, не приститутка? Потому как мне в дому приститутки не надобно, это ж чего люди скажут, будто я на старости лет…

Нимве осеклась и покраснела, а Чик грубо перебил:

— Ты, дед, ври, да не завирайся! Какая еще тебе тут проститутка? Вот старый черт… Если ты ее еще раз обзовешь, смотри! Не погляжу на твои седины, по стенке вон размажу, да и вся недолга, — ноздри Чика раздулись, глаза сверкнули неподдельным гневом.

— Тихо ты, — шикнул Ларра, но юноша и бровью не повел. Мельника же его выходка ничуть не рассердила.

— А я чего? — промолвил он. — Я ж ничего… А она кем тебе приходится?

— Ну, допустим, сестра, а тебе какое дело?

— Просто спросил, чего уж, и спросить нельзя? — мельник пожал плечами. — Ну, коли она тебе сестра, то и ладно. Вот вас троих я и найму. Полезайте в телегу, да и поехали.

— Ну, и славно, — страж поднял пику. — А то загородили мост, проходу не даете. Лезьте на телегу, а вы, — обернулся он к остальным, — ступайте прочь отседова. А ну, живо, живо!

— Эй, погоди! — воскликнул Ларра. — Как то-есть, "ступайте прочь"? Куда ж они пойдут? Пусти их тоже, мы за них потом заплатим.

— Вот потом и пущу. Когда заплатишь. А пока — геть с моста!

На лице у Ларры появилось отчаяние. Повернувшись к принцам, он тихо произнес:

— Ваши милости, без вас не поеду.

— Тихо! — шикнул Сэтнар. — Без всяких "милостей"! Поезжайте, мы не пропадем.

— Но, ва…

— Действительно, Ларра, — вмешался Инис. — Поезжайте. Мы наймемся к кому-нибудь другому.

— Ну, вы едете, иль нет? — окликнул мельник. — Коли не хотите, так я…

— Да едем, едем, — Ларра смотрел на принцев так, будто их сию минуту должны были потащить на эшафот. — Ваши милости, вы только…

— Сию минуту уезжай, — отрезал Сэтнар. — Ты все портишь. Если поймут, что мы аристократы, никто нас не наймет!

Ларра постоял, потом махнул рукой и зашагал к повозке. Нимве тронула Мафхора за локоть.

— Думаете, вы сможете наняться на работу? — шепнула она, заглянув ему в глаза. — А?

— Конечно, — отозвался маг. — Все будет в порядке.

— Обязательно дайте знать, где вы. Я имею в виду, и они тоже, — она указала на принцев. — Вы ведь им поможете?

— Ни с кем ничего не случится, — ответил маг. — Не волнуйся.

— Ним! Эй, Ним! — крикнул Чик. — Давай быстрее!

— И все-таки, будьте осторожны. — Нимве развернулась и бросилась догонять телегу, которая, грохоча, ехала к воротам.

* * * * * * *

Повозка мельника неторопливо тряслась по узкой улочке. Теснота в городишке оказалась не столичная. Старые двух-трехэтажные домишки с покосившимися мезонинами, крытые латаной-перелатаной разноцветной черепицей, лепились друг к другу, создавая ощущение, будто едешь в узеньком ущелье, куда редко заглядывает солнце. Через улицу, от окна к окну, были протянуты веревки, на них сушилось ветхое белье, и серые простыни едва не задевали волосы людей, сидевших на телеге. Пахло старым нужником, прокисшим пивом, по мостовой змеились ручейки противного коричневого цвета.

— Вот ведь мать их так, — пробормотал Ларра. — Живут, будто в отхожем месте.

Ехали долго. Телега петляла по закоулкам, один другого уже, грязней и неопрятнее: казалось, городишко себя перерос, как подросток слишком тесное платье. Наконец мельник свернул еще один, бессчетный раз, и они очутились около массивной крепостной стены, преградившей путь к замку графа Атланского.

Здесь, отведенная в широкий каменный желоб, текла река. Вода, журча и пенясь, неслась, будто в горах. Телега загрохотала вдоль желоба, мельник по-прежнему молчал и смотрел перед собой.

До мельницы добрались довольно быстро.

Ворота оказались настежь. Телега въехала на широкий двор, и первое, что бросилось в глаза — огромный, высоченный амбар без окон, с распахнутыми дверями, возле которых стояла повозка, доверху наполненная мешками. Внутри амбара было темно, что-то мерно, громко стучало, и мужской голос орал, словно распекая нерадивого работника.

— Ну, приехали, — мельник, кряхтя, спустился наземь и ухватился за поясницу. Путники тоже сошли с телеги, озираясь.

Дом стоял тут же, на подворье. После узких улочек двор казался целым поместьем, запах близкой воды, муки и хлеба напомнил Нимве ферму. Даже зелень тут была: возле дома росли кусты сирени. К телеге подбежал мальчонка лет десяти, взял лошадь под уздцы и, не распрягая, повел к сараям.

— Идем за мной, — мельник не спеша зашагал к крыльцу.

Двухэтажному деревянному дому под черепичной крышей было, наверное, немало лет. Кирпичная труба потемнела от времени, да и стены сделались коричневыми. Из плюща выглядывали небольшие окошки, ставни, украшенные незатейливой резьбой, были отворены. Путники взошли на высокое, с навесом, крыльцо, где ступеньки скрипели от каждого шага. Толкнув дверь, обитую войлоком, мельник первым ступил в переднюю.

Они прошли через сени, сплошь заставленные тяжелой, темной, старинной мебелью. Здесь пахло грибами и прелой соломой, было так тесно, что Нимве пребольно ударилась бедром об угол огромного сундука. В горнице, куда они попали, миновав мрачный коридор, стоял странный зеленоватый полусвет. Приглядевшись, Нимве поняла, что снаружи, прямо под окном, растут кусты сирени. Посредине комнаты красовался массивный дубовый стол, накрытый желтоватой от времени скатертью, у стены примостились буфет и сундук.

Мельник тут не задержался, молча двинулся дальше, мимо лестницы на второй этаж, и вскоре они очутились в просторной кухне, единственном светлом помещении после всех, которые увидали здесь.

— Садитесь у стола, — мельник махнул рукой, — щас вас накормят, а то ведь голодные, небось… Ка́рья! Эй, Карья! — крикнул он, повернувшись к двери.

Никто не ответил. Подождав, мельник нахмурился и буркнул:

— Опять, небось, в курятнике пьяная дрыхнет. Ладно, ждите здесь.

Когда он вышел, Ларра уселся на скамью возле длинного стола. Чик последовал его примеру, а Нимве огляделась.

Окно, широкое, с распахнутыми створками, было прямо напротив входа. У левой стены помещалась громадная плита с дверцей для угля, на панели около нее, выложенной из закопченных кирпичей, громоздились кастрюли и чугуны, а рядом, под окном, стоял разделочный стол. В углу Нимве увидала бочку с водой. На стене возле плиты висели черпаки, сковороды, стальные сита с ручками и еще какая-то посуда, названия которой Нимве и не знала.

— Вроде мельник, — заметил Ларра, — а барахла столько, будто таверну держит.

— Может, семья большая, — в полголоса возразил Чик, — у нас вон тоже в избе…

Договорить он не успел. В кухню вошла женщина, а за ней — хозяин. Ей на вид было лет за сорок. Одетая просто, но совсем не как прислуга, с волосами, убранными под платок, она, темноглазая и темнобровая, строго оглядела гостей.

— Хозяйка моя, — сказал мельник, и парни, вскочив, поклонились. Женщина поклонилась в ответ, подошла к плите и принялась передвигать кастрюли.

— Опять эта барыня, стряпуха наша, исчезла куда-то, — мельник опустился на табурет и проворчал:

— Садитесь, чего стоять. Перекушу с вами, пожалуй.

Он обвел пришельцев зоркими прищуренными глазами. Немного помолчал, потом спросил:

— К нам надолго, или как?

— Это как Творцу будет угодно, — отозвался Ларра.

— Оно конечно, — кивнул хозяин. Повисла тишина, только хозяйка продолжала греметь посудой. Мельник повернулся к Ларре:

— А зовут-то тебя как?

— Меня-то? Ларрой кличут.

— Ну, а тебя? — хозяин метнул взгляд на Чика.

— Чик, — отозвался юноша, — а ее — Нимве.

— Что за имя такое — "Чик", не пойму я…

— Прозвище. А что?

— Прозвишша, говоришь? — мельник опять сощурился. — А ты это… С чего это у тебя прозвишша? Ты часом не это…

— Не это, не это, — буркнул юноша, а Ларра недовольно заметил:

— Опять нас в разбойники записываешь, никак? Чего ж тогда нанимал, коли мы в твоих глазах страшные такие?

— Были б страшные, в дом бы не привел, — голос мельника прозвучал равнодушно. — Любопытствую просто. Иль нельзя?

Ларра поднял бровь, но ничего не сказал.

— Ну, а это, — снова начал мельник, — те-то, у ворот, они вам кем приходятся?

— Случайно познакомились, в пути, — ответил Ларра. — А чего?

— Так, ничего. Они же благородные, вот я и подумал…

Нимве и Чик изумленно переглянулись, а Ларра сдвинул брови.

— С чего ты взял? — спросил он. Мельник лукаво, быстро покосился на него:

— А у меня глаз наметанный. Не первый день на свете живу. К тому ж, этот-то, черный-то — он и говорит, слышь, будто пишет, да и ходют они, благородные, не так, как мы, серая кость. Так, говоришь, случайно познакомились?

— Точно.

— Ну, а это…

Тут ему пришлось прерваться: хозяйка начала расставлять посуду на столе. Гости голодными глазами провожали миски с окрошкой и хлебом, и едва дождались, покуда мельник закончит предобеденную молитву.

После обеда, тут же, у стола, пришла очередь обсудить их обязанности. Ларру хозяин отправил на мельницу, как самого опытного, в прежней своей жизни он успел везде поработать. Чика отрядили грузить уголь и смотреть за скотиной, а Нимве хозяйка взяла к себе в помощницы. Еду и одежду мельник положил хозяйские, по выходным работники получали несколько свободных часов, для того, чтобы сходить в храм или прогуляться по городу, но мельник, косясь на Ларру, строго наказал не напиваться.

Лишь встали от стола, мельник велел приступать к работе. Вслед за ним парни отправились на двор, а Нимве осталась с хозяйкой.

Никогда прежде не работавшая по найму, Нимве немного оробела: хозяйка казалась сердитой. Но, велев Нимве убрать со стола, помыть посуду и подмести, мельничиха куда-то ушла.

Покуда Нимве возилась, разбираясь, что и где лежит, мельничиха вернулась с ворохом вещей, принесла нитки, иглу и аккуратную стопку белья, и предложила Нимве подогнать одежду на себя и на парней. Да и, вправду сказать, лохмотья, в которых они сюда приехали, не годились даже на тряпье для мытья полов.

Закончив уборку, Нимве долго сидела у стола, ушивая хозяйскую одежду. Работы оказалось много, за время путешествия она сильно похудела, а для Ларры и Чика делать все пришлось вообще "на глазок". Но все-таки, до того часа, ближе к закату, когда мельничиха позвала готовить обед, Нимве успела помыться и привести себя в порядок.

 

Глава 2

Минуло два дня, а от принцев и Мафхора не было никаких известий.

Ларра начинал склоняться к мысли, что нужно отправляться на поиски. У Нимве тоже было неспокойно на сердце, но она считала, что работу бросать не стоит. Может, принцы просто не сумели ни к кому наняться, и им пришлось вернуться в лес, к Шиа. В таком случае, они втроем сумеют хоть что-то заработать, чтобы снарядиться в обратный путь.

На третий день, ближе к обеду, когда Нимве мыла полы наверху, в хозяйской спальне, прибежал стряпухин мальчонка и с порога выпалил:

— Слышь, сойди на двор, там тебя кличут!

— Кто кличет-то? — выпрямившись, Нимве вытерла руки о передник.

— Дядька, — мальчишка повернулся на босой пятке и исчез, только на лестнице простучали быстрые шаги.

Выжав тряпку и подхватив ведро с грязной водой, Нимве сошла на двор. Вылила помои под кусты сирени, опустила закатанные рукава, озираясь, ожидая увидеть Ларру или Чика, но вокруг не было ни души. Старый седой пес дремал в тени курятника.

Пожав плечами, она взяла ведро и начала подыматься на крыльцо, когда услышала:

— Нимве!

Тихий, такой знакомый голос... Нимве резко обернулась.

От ворот шел Мафхор. Он был одет в коричневую домотканую куртку, шляпа, надвинутая на самые брови, скрывала лицо — но Нимве узнала его мгновенно.

Ведро загромыхало по ступенькам. Бросившись вперед, она подбежала и выдохнула, хватая мага за руку:

— Вы! Это вы! — она и не представляла, что можно так обрадоваться чужому человеку, о котором еще недавно была совсем невысокого мнения.

Мафхор молчал, глаза блестели из-под шляпы. Опомнившись, Нимве отдернула руку.

— Почему вас так долго не было? — спросила она.

Мафхор огляделся:

— Можно здесь где-нибудь поговорить?

Кивнув, Нимве быстро зашагала на задний двор, к сараям, остановилась за коровником, у высокой поленницы.

— Что случилось? — спросила она. — Где остальные? Они же с вами? Правда? С вами?

— Нет, — после паузы отозвался маг.

— А где они?

Мафхор подошел и сел на бревна у стены, снял шляпу... Лицо у него было усталое, по-прежнему осунувшееся, но спокойное и бесстрастное. Нимве, стоя перед ним, спросила:

— Что случилось, вы можете сказать?

— Они решили наняться к кому-то другому, — Мафхор поднял голову.

— К кому?

— Я и сам хотел бы это знать.

Нимве едва не выпалила: "Как вы могли это допустить?!", но вовремя прикусила язык. Села рядом и, опершись локтями о колени, попыталась заглянуть Мафхору в лицо.

— Вы можете рассказать, что случилось? — спросила она. Мафхор медленно крутил в ладонях шляпу. Казалось, этим занятием поглощено все его внимание.

— Да ничего особенного, — отозвался он. — Пока я вел переговоры с фермером, у которого сейчас работаю, они уже договорились с кем-то другим.

— Но почему же вы не спросили, к кому они идут?

— Спросил бы, если бы успел.

— Я не понимаю...

— Всё просто, — Мафхор пожал плечами. — Пока я разговаривал, они сели в телегу и уехали с тем человеком.

— Вот так вот взяли и уехали?

Мафхор поднял брови.

— Именно, — ответил он. — Да еще и ручкой помахали.

— Вот дураки, Творец-Вседержитель, — Нимве обхватила голову руками. Мафхор молчал, за стеной стучала копытом корова.

— Они обязательно найдутся, — проговорил Мафхор. — Не беспокойся.

— Легко сказать, не беспокойся, — отозвалась Нимве. — По-моему, как раз надо беспокоиться! Они ведь к жизни не приспособленные, ну, к работе, я хочу сказать...

Она покосилась на Мафхора. Тот сидел с обычным безразлично-замкнутым видом, смотрел на свои руки. Нимве ужасно захотелось заорать на него, влепить затрещину — чтобы только стереть с его лица безучастное выражение, но вместо этого она до хруста стиснула зубы, отвернулась, терзая край фартука.

Они молчали долго. Потом Нимве произнесла:

— Слушайте, а те стражники?

Маг не ответил. Резко обернувшись, Нимве продолжала:

— Ну, те, что хотели прогнать нас от ворот, помните? Ну, когда мы сюда приехали... Может, они видели, как принцы уезжали! Они ведь местные, всех тут знают. Мы должны пойти, поговорить с ними! Может, они знают, с кем...

С таким же успехом можно было требовать ответа от валуна или стены. Нимве замолчала, и Мафхор молчал.

— Да чего вы все молчите? — вспылила она. — Вам что, правда наплевать? Скажите хоть что-нибудь, не будьте таким!

Мафхор поднял взгляд, и Нимве осеклась, посмотрев ему в глаза.

— Этих стражников, — тихо выговорил маг, — сейчас на месте нет. Они работают посменно, и разъехались по домам.

Нимве прикусила губу. Нет, он совершенно невозможный тип, пронеслось в голове. Схватить бы его и трясти, чтобы мозги на место встали!

— Что вы за человек такой, а? — сказала Нимве. — Ну, почему, почему вы такой?

Мафхор смотрел, и это вывело Нимве из себя. Схватив его за рубаху на груди, она крикнула:

— Чего вы вечно из себя бревно строите бесчувственное? Чтобы вас все ненавидели? Да вас и так ненавидят, незачем и стараться! Почему вы не ведете себя как человек? Как все люди? Это... это просто... — резко вскочив, Нимве повернулась к нему лицом, а он по-прежнему не проронил ни слова.

— Ведь вы их искали, — бросила Нимве. — Вот и ко мне ради этого приехали. Значит, вам не наплевать. А ведете себя, будто наплевать. Зачем? Объясните мне, зачем?

Вопрос повис в воздухе, потому что маг молчал. Отвел взгляд — и молчал, будто лишился языка.

— Вы нас всех ниже себя ставите, вот зачем, — проговорила Нимве. — Этот ваш Дом Таэнана — вы там все такие. Мы для вас грязь, да? В подметки не годимся. А я-то думала, что вы... Да что с вами говорить, вы уж взрослый, мне вас не переделать. Ладно. Забудьте. Но как бы вы к нам не относились, мы должны найти остальных. Только одно скажите: вы поможете? — она посмотрела в упор. Мафхор исподлобья, коротко взглянул — и согласно нагнул голову. Лицо оставалось замкнутым, холодным, будто каменная стена. Подавив желание повернуться и уйти, Нимве сухо произнесла:

— Вы сможете поговорить со стражниками, или мы сами это сделаем?

— Я поговорю, — голос мага был ровным и спокойным, будто ничего не произошло.

— Как только хоть что-нибудь узнаете, сообщите нам. Согласны?

— Разумеется.

— Вот и отлично. Где вы остановились?

— На ферме. За городом. Хозяина зовут Мо́мо Белая Башка.

— Мы вас отыщем, если что-нибудь случится... Если мы что-нибудь узнаем.

Нимве отвернулась.

— Мне надо идти, — отрывисто сказала она. — Неровен час, хозяйка хватится.

Мафхор поднялся, Нимве этого хоть и не видела, но знала. Он молчал, и она спросила, по-прежнему стоя к нему спиной:

— Дорогу-то найдете? Или проводить?

— Найду, — услыхала Нимве ровный голос. Если бы он рассердился в ответ на резкость, начал бы спорить, даже заорал, ей было бы гораздо легче. По крайней мере, так бы он сделался похож на нормального человека.

— Тогда счастливо доехать, — не взглянув на мага, Нимве быстро пошла прочь.

* * * * * * *

После обеда, вечером, когда хозяева поднялись наверх, а работники разошлись, Нимве принялась возиться в кухне. Не прошло и четверти часа, как она услыхала тихие шаги в коридоре, обернулась... На пороге возник Ларра, а следом — Чик.

Заперев дверь, Чик остался стоять, прислонясь к косяку, а Ларра вошел в кухню.

— Кто нынче к тебе приезжал? — спросил он. — Барон?

Нимве покачала головой.

— А кто?! Да не тяни, говори толком!

— Мафхор.

— Да? Что он сказал? Их высочества с ним? Они вместе?

Нимве снова покачала головой. Ларра глядел, будто громом пораженный.

— Нет? — выдохнул он. — Нет?! А где же они? Где они? Да чего молчишь-то, язык корова отжевала?

— Тише ты! — шикнула Нимве. — Не ори, криком не поможешь. Мафхор и сам не знает, где они. Они там к кому-то на работу нанялись и уехали, покуда он с другим человеком договаривался.

— Чего за хрень, к кому это они нанялись?!

— Говорю же, он не знает!

Ларра хлопнул себя по бедрам и заходил по кухне. Нимве отвернулась, занялась посудой. Через некоторое время Ларра произнес:

— Так я и знал, что на этого козла Мафхора положиться нельзя. И нет ведь, послушался, бросил их там одних... — он длинно, забористо выругался. Нимве молчала, гремя посудой, внезапно вспомнив, как и сама едва не обвинила Мафхора в том, что он такое допустил.

— Да чего с ними может случиться, — возразил от двери Чик. — Ну, нанялись на работу, ну и что? Самое плохое, уволят их, и все...

— Вот еще куриная башка, много ты понимаешь! — отрезал Ларра. — Тут граница близко, а ну как их в рабство продадут? Думаешь, мало такого происходит? Да сплошь и рядом!

— Тебе откуда знать, — буркнул Чик, но, похоже, слова Ларры порядком его смутили.

— Ладно, — решительно выговорил Ларра. — Сделанного не исправишь. Надо их искать.

— Мафхор уже ищет, — Нимве повесила на крюк возле окна большой половник.

— Мафхор! — едко воскликнул Ларра. — Толку с твоего Мафхора, как с козла молока! В гробу он нас всех видал, Мафхор твой!

— Чего ты всё "твой" да "твой"! — Нимве обернулась. — Он такой же мой, как и твой! Я уж устала тебе напоминать, что это он...

— Нас спас! — перебил Ларра. — Ну, да, у меня дыра в башке уже от напоминаний твоих этих! Да только спасал он не нас, а себя!

— Если бы он спасал только себя, — разозлилась Нимве, — он бы преспокойно удрал один, а не тратил бы силы, чтобы нас освободить! Или ты думаешь, у него бы сил на это не хватило?

— Чего вы разорались? — осадил Чик. — Хозяева услышат!

Спорщики осеклись, Нимве отвернулась к мойке и принялась в сердцах драить кастрюлю.

— Вижу я, ты за этого Мафхора горой, — не без горечи выговорил Ларра. — Ладно, не стану тебя разубеждать, время тратить даром. Одно вам скажу: завтра же я иду искать принцев.

— Я же сказала, — снова обернулась Нимве. — Мафхор их ищет.

— А я тебе сказал, что Мафхор...

— Да погоди ты, — перебила она. — Послушай секунду! Он их ищет, ясно тебе? Он поговорит со стражниками, которые тогда у ворот дежурили, он обещал.

— Ах, скажите! Он ей обещал! Он поговорит! А чего ж он до сих пор не поговорил, коли ищет принцев? Чего ж он...

— Потому что тех стражников сейчас нету на службе! — заорала Нимве, и посуда на столе возле мойки задребезжала, а ложки с грохотом рассыпались по полу, будто их смахнула невидимая рука. — Потому что они в смены работают! А теперь по домам разъехались! Неужто так трудно понять?

Ларра отшатнулся, вытаращив глаза, переводя взгляд с Нимве на посуду у ног, и обратно. Та приложила ладони к пылающим щекам.

— Да потише! — сдавленно воскликнул Чик, хватаясь за дверную ручку. — Потише нельзя? Хозяин нам башку оторвет!

Повисла тишина. Присев на корточки, Нимве начала собирать ложки с полу.

— Все равно, — услыхала она голос Ларры, — черт с ним, с Мафхором, он за их высочеств не отвечает, а я отвечаю! И как хотите, а я иду их искать.

— Опять за свое, — Нимве вскинула голову. — А ты не подумал, что мельник тогда тебя с работы выгонит?

— Да плевал я на этого мельника и на эту работу!

— Ах, плевал! А разве это не принц Сэтнар сказал, что надо вернуться в столицу? А на какие, спрашивается? На какие шиши? У нас ни жратвы, ни одежды, ни оружия, как мы вернемся? Мы зачем сюда нанимались, забыл? Ты же сам идею подал! Мы только для этого и...

— Да пойми ты, дурья башка, если с принцами чего случится — нам и возвращаться некуда будет! Думаешь, тебя пощадят, или мать твою, коли по нашей вине с ними стрясется чего? Об них не думаешь, так о себе подумай! — Ларра опять заходил по кухне. — Меня оберегать их послали, и вон как я их сберег! Без них нам назад дороги нету.

Нимве, опустив руки, смотрела на него. Остановившись, Ларра произнес:

— Хрен с ним, с Мафхором, он, может, никому присяги не давал... Они вон, маги, плюют на всех — кто его посмеет тронуть? Ну, выгонят из страны, только мне сдается, что он об этом плакать не станет. А вот мы... — он развел руками. — Мы — люди подневольные. Чуть чего — кого, по-твоему, во всех грехах обвинят? Да и, признаться, не только из страха я... Привязался я к нему очень, к принцу своему. Он же мне... Я же сызмальства его знаю, он ведь на меня надеется! Хочешь не хочешь, а я ему сейчас заместо отца, ну, или брата старшего. Кто же еще ему поможет, неужто Мафхор? — Ларра махнул рукой и, понурясь, сел на край стола. Нимве смотрела, кусая губы, потом окликнула:

— Ларра, послушай...

Он поднял голову.

— Я могу тебя понять, — проговорила Нимве. — Я и сама за них волнуюсь. И не из-за того, что ты сказал, а просто... Я бы тоже пошла их разыскивать, но мы не можем потерять работу. Нам нужны деньги. Принцы первые нам спасибо не скажут, если мы ни гроша не заработаем. И я, в отличие от тебя, верю Мафхору. Погоди! — воскликнула она, увидев, что Ларра сделал досадливый жест. — Постой... Ну, я знаю, что он... он такой человек... Короче, наверное, ты прав, и он нас презирает, но он постоянно нам помогает. У меня нет причин ему не верить. Он обещал, что поможет. Давай подождем, ну, хоть пару дней. Мафхор обязательно поговорит со сторожами, вот увидишь. Не бросай пока работу! Только пару дней.

— А если он ничего не узнает? — спросил Ларра. — Если все впустую?

— Ну, тогда я сама пойду их искать, вместе с тобой.

Ларра покачал кудлатой головой:

— Ну, уж нет. Это дело мое, мне и отвечать. Деньги нам и впрямь нужны. Ладно, вот чего: быть по-твоему. Два дня я ему даю, Мафхору твоему. Дальше — не обессудьте, искать пойду сам. Да только один пойду, вы останетесь! Не то голыми да босыми нам отсюда никогда не выбраться, тут его высочество принц Сэтнар прав.

Нимве промолчала. Ларра слез со стола.

— На том и порешим, стало быть, — выговорил он. — Ладно, время позднее, а вставать рано. Да и тебе еще тут прибираться. Пошли, Чик.

Приблизившись к двери, Ларра обернулся и сказал:

— Только смотри, через два дня не вздумай меня снова отговаривать. Потому как надежды на Мафхора у меня никакой, и идти мне все одно придется, так что...

— Я не буду тебя отговаривать, — пообещала Нимве и отвернулась к мойке. — Ступайте уже, неровен час, хозяин вас тут увидит, не оберемся потом.

 

Глава 3

Следующий день прошел в мучительном беспокойстве. Нимве то и дело выглядывала во двор, не появится ли маг, но его и в помине не было. И на другой день Мафхор тоже не приехал. Волнение Нимве возросло до того, что она уже не соображала, что делает, и думала только об одном: что-то случилось. С ними что-то случилось, иначе бы Мафхор появился, ведь он же обещал!

Вечером, за обедом, мельник, воротившийся из города, рассказывал, как нынче городская стража поймала не то разбойников, не то конокрадов, сам он не видал, но люди сказывали, что отволокли их в городскую тюрьму, и что будто бы сам господин городской глава должен их допрашивать. Нимве плохо слушала. Подавая кушанья и убирая со стола, она косилась на Ларру, который угрюмо ел и глядел в свою тарелку.

После обеда, когда все разошлись, она поймала Ларру на дворе, возле сараев, и попыталась уговорить, чтобы он не уходил, чтобы подождал еще хоть сутки, но он лишь сердито отмахивался. Под конец они едва не поругались, Ларра заявил, что все равно уйдет, нравится это Нимве, или нет, а если она не хочет помочь, то он и без нее справится, и Нимве сдалась, чтобы не ссориться, пообещав сделать все, что он попросит.

Вернувшись в дом, Нимве занялась уборкой кухни, но все валилось из рук, она строила разные предположения, куда же подевался Мафхор, и каждое было страшнее предыдущих.

Она долго возилась, погруженная в невеселые мысли, пока внимание не привлек шум во дворе. Нимве замерла. Она готова была поклясться, что шумят уже несколько минут, просто, занятая размышлениями, она не обращала на это внимания. Нимве попыталась выглянуть в окно, но на улице давно стемнело, и с освещенной кухни ни зги было не видать. Между тем крики утихли. Нимве отчего-то сделалось тревожно. Вытерев полотенцем мокрые руки и опустив закатанные рукава, она вышла в переднюю. Не успела подойти к двери, как та рывком отворилась, и через порог ступил мужчина, крупный и широкоплечий. Нимве отшатнулась — и вдруг услыхала голос мельника:

— Эта вот тоже одна из них.

Незнакомец подался к ней и схватил за плечо. Она попыталась вырваться, но он сграбастал ее бесцеремонно и грубо. Нимве, вскрикнув, начала отбиваться. Незнакомец был очень силен. Намотав ее косу себе на руку, он, сопя, вытащил Нимве во двор и куда-то поволок.

У сараев заходились лаем собаки. Свет факелов метался, швыряя оранжевые блики, рождая огромные тени, дергавшиеся на земле и на стенах амбаров, жуткие, страшные тени, живущие собственной жизнью.

Будто во сне, Нимве разглядела силуэты, рядом застыли странные четвероногие кляксы, в которых она не сразу признала лошадей. И сон этот был уже знаком. Когда-то это уже происходило, очень давно — и совсем недавно: темнота, свет факелов, вопли — и человек, волокущий ее неведомо куда, чужая воля, с которой невозможно бороться.

Они вдруг остановились. Из темноты возникло бородатое лицо, чужак схватил Нимве за руки, грубо, не церемонясь, обмотал веревкой запястья. И хоть путы вонзились в кожу, Нимве, тяжело дыша, затравленно озираясь, почти не ощутила боли. Факел подле трещал смолой, роняя огненные слезы. Неровный, мутный свет выхватил из темноты чье-то лицо, и Нимве вскрикнула. На нее глядел Ларра. Он стоял поблизости, между двумя крупными мужчинами в одинаковой темной одежде. Нимве разглядела, что Ларра связан, волосы растрепаны, а губы заляпаны черным. Она догадалась: это кровь. Ларра казался абсолютно спокойным, но свет метался, прыгал по рукам и лицам, и лошадиным мордам, и через несколько мгновений Ларра пропал из виду. Нимве услыхала смех и ожесточенную ругань, поблизости фыркнула лошадь, невидимая во тьме...

Нимве кто-то неожиданно толкнул, она чудом не упала, но в следующую секунду ее так дернули за запястья, что едва не вырвали руки из суставов. Высоко вверху маячило равнодушное лицо, освещенное факелом. Это всадник, поняла она, всадник... и он...

Чужак бросил в темноту:

— Поехали, быстро! Итак уже опаздываем!

Лошадь глухо стукнула копытом, и Нимве, будто тряпичную куклу, сдернуло с места и потащило в темноту.

Минула целая вечность. Нимве не знала, где остальные, не знала, схватили Чика, или нет, а позвать не получалось, из горла, перехваченного судорогой, не вырывалось ни звука. Лишь хватало сил, чтобы дышать. Даже плакать Нимве не могла, в мозгу билась единственная мысль: "Пропали! Пропали!"

Темнота внезапно сменилась огнями, сделалось почти светло: они свернули на освещенную фонарями широкую улицу, и Нимве увидала тех, кто их схватил, с десяток всадников в бордовой форме. Заметила Ларру, которого один из стражей тащил за веревку, обмотанную вокруг запястий. Прошло несколько минут, и впереди из мрака выплыла коричневая глыба неведомого здания.

Они остановились у решетки. В темноте кто-то ходил, потом заскрежетало железо, и они двинулись вперед, но вскоре опять остановились. Всадники спешились, веревка дернулась, и Нимве поволокли к открытой двери, из которой наружу падал широкий прямоугольник желтоватого света.

Они очутились в большом, гулком помещении, где воняло сыростью, прелой соломой и кошачьей мочой. Нимве наконец увидала Ларру и Чика. Ларра, видно, дрался со стражами, потому что у него оказалось разбито лицо и порвана рубаха. Чик, растрепанный и растерзанный, потерянно озирался по сторонам. Нимве тут же потащили вглубь комнаты, и она, отбиваясь, отчаянно завопила:

— Чик! Ларра! А-ай! Нет! Не-ет!!!

Ларра рванулся, но ему не дали тронуться с места. Нимве боролась так ожесточенно, что сторож, выругавшись, влепил ей оплеуху. Вскрикнув, Нимве увидела, что Чик дернулся, услыхала его крик... Страж затащил ее в темный коридор и заставил идти дальше.

Здесь было холодно, как в погребе, в лицо дул ветер. Нимве не представляла, сколько они шагали под сочащимися влагой сводами, в темноте, которую разгонял лишь свет редких факелов на стенах.

Потом они остановились перед большой железной решеткой, за которой коридор, кажется, расширялся. Погремев ключами, сторож отпер замок. Нимве стояла, прерывисто дыша, дрожа всем телом, и смотрела в темноту, колышущуюся от света единственного факела сбоку, в нише, на стене.

Они вошли и двинулись дальше. Через полминуты сторож остановился перед тяжелой дверью, обитой железом, опять загромыхал ключами, негромко матерясь. Заскрежетал замок, дверь поползла в сторону. Нимве увидала черный провал, похожий на лаз в пещеру, отшатнулась, но сторож швырнул ее прямо в эту зловещую темноту.

Не удержав равновесия, она упала. За спиной с лязгом захлопнулась дверь. Нимве пошарила перед собой руками. Пальцы наткнулись на что-то сырое, холодное и рыхлое. Пахло погребом и грязным старым нужником. Нимве, зажмурив глаза, снова вытянула руки — и поймала только пустоту. Постаралась унять дыхание, но ничего не получилось, попыталась сосредоточиться, но внутри все дрожало, так, что хотелось закричать, и лишь одна мысль билась в голове, точно в клетке: "Пропали! Погибли! Мы погибли!!!"

Нимве застонала, и тут же неподалеку послышалась возня, а потом хриплый голос рявкнул:

— Тише там! Дай поспать! — и добавил грубое ругательство.

Нимве вздрогнула, но человеческий голос будто отрезвил, привел ее в чувство. Она кое-как поднялась, сделала неуверенный шаг, потом еще и еще... Пальцы внезапно коснулись чего-то шершавого и влажного, и Нимве, напряженная до предела, в панике отшатнулась. "Стена", — словно со стороны, пришла мысль. — "Это стена. Всего лишь стена. Сядь и успокойся. Немедленно! " Цепляясь за ледяной камень, она присела на корточки. Обхватила себя руками, прижимаясь к стене плечом, спрятала лицо в коленях и крепко зажмурилась. Внутренняя дрожь не оставляла. Поднялась к горлу, к глазам, сделалось трудно дышать... Нимве с силой укусила себя за палец, давила до тех пор, пока не ощутила на языке солоноватый привкус крови. Принялась тереть губы — и тут внутри что-то прорвалось, она судорожно вдохнула, а через зажмуренные веки брызнули, потекли слезы, обжигающие, похожие на лавину, и казалось, ничто на свете не сумеет их остановить.

* * * * * * *

Кто-то тряс ее за плечо. Вскинувшись, Нимве открыла глаза. Был полумрак, впереди маячило серое пятно, Нимве не сразу поняла, что это человеческое лицо. Зашевелилась, обнаружив, что тело свело от холода, а руки и ноги подчиняются с трудом. Оглядевшись, увидела большую полутемную камеру, в оконце под потолком, забранное решеткой, пробивался свет. Рядом на корточках застыла фантастическая фигура, лохматая, в отрепьях, лишь через несколько секунд Нимве осознала, что это женщина.

— Слышь, — сказала незнакомка хриплым голосом, — табачку не найдется?

Нимве мотнула головой. Женщина, вздохнув, почесала всклокоченную голову.

— Это... это тюрьма? — Нимве не узнала собственного голоса, осевшего и глухого.

— А то чего ж? — насмешливо отозвались из глубины камеры. — Неужто постоялый двор?

К ним, виляя бедрами, приблизилась одна из заключенных. Выглядела она не в пример опрятнее первой, и одета была неплохо. Волосы, хоть и растрепанные, казались чистыми. Она бесцеремонно разглядывала Нимве, покачиваясь на каблуках, потом произнесла:

— И угораздило же вас попасться! Тоже мне, разбойнички, — голос прозвучал насмешливо. — Тьфу!

Нимве глядела, не понимая.

— Чего выпялилась-то? — бросила арестантка. — Погоди, вот потащат тебя на виселицу, поглядим, как запоешь!

— Да разве ж их повесят? — к ним подошла еще одна, постарше. — Их быстрей сожгут, я думаю.

Пока товарки по камере предсказывали ей казни одна страшней другой, вплоть до четвертования, Нимве снова начало трясти. Стиснув зубы, она встала и пошла прочь, а те, увлеченные разговором, даже не заметили, что предмет спора исчез.

Пол в камере устилала солома, гнилая и вонючая. В углу, под окном, Нимве увидела деревянную кадушку с водой. С боку висел помятый жестяной ковшик, привязанный на цепочке. Из окошка падал столб света, освещая коричневую прелую солому, облупившиеся грязно-серые стены, и в луче толклись крохотные пылинки, сделанные из чистого золота. Опустив взгляд, Нимве зачерпнула ковшом, принялась пить холодную, немного затхлую воду. Потом умылась, как смогла.

Соседки тем временем прекратили обсуждать, какой смертью умрет новенькая, и занялись обычными делами. Кто-то расчесывался, рассматривая гребень на свет, несколько женщин вяло переругивались у окна, а другие просто слонялись по камере, шурша соломой и косясь на Нимве, как на новый, но не особо интересный предмет. А та сидела у стены, обхватив руками колени. В камере было сыро и холодно, и она, в одном платье, без плаща, замерзла так, что не чувствовала пальцев — но совсем не думала об этом.

Минули, как почудилось, часы. Заскрежетало железо, дверь отворилась. На пороге возник пожилой бородатый человек в серой форменной одежде, с керосиновым фонарем в руке. Одна из арестанток резко бросила:

— Где вас нечистый носит? Жрать пора!

— Обождешь! — огрызнулся пришелец. Вошел в камеру, и Нимве, замирая, поймала его взгляд.

— Эй, ты, — промолвил он. — А ну, поди-ка сюда.

Нимве глядела на него, не уверенная, что он обращается именно к ней.

— Оглохла, что ль? Поди сюда, кому сказано!

— Кто? Я?

— Да ты, ты, хто ж еще!

Нимве встала, и сокамерницы сразу оживились. Со всех сторон посыпалось:

— Ну, щас тебя на дыбу вздернут!

— Эх, и отведаешь кнута!

— Железом прижгут, не иначе!

Нагнув голову и закусив губы, Нимве пошла к двери.

Заперев камеру, служитель повел пленницу по коридору. Когда подошли к решетке, та оказалась не заперта, и служитель, ворча под нос, подтолкнул Нимве вперед:

— Заходи уже… Чему быть, того не миновать.

Сердце колотилось в горле, в ушах шумела кровь, и паника мертвой хваткой вцепилась в сердце, но Нимве двинулась вперед, будто сомнамбула.

Они остановились у обитой железом двери. Отворив, служитель затолкал Нимве внутрь.

В большой комнате было светло. У высокого, забранного решеткой окна помещался стол, и возле него сидел человек в темной одежде, с серым, худым, незапоминающимся лицом без возраста. Он повернул голову, проткнул Нимве взглядом маленьких и острых, совсем крысиных глазок.

— Сюда, — приказал он, ткнув пальцем в табурет перед столом. С трудом переставляя ватные ноги, Нимве подошла.

— Садись!

Она послушно села.

Человек, шурша, долго рылся в ящике. Нимве оглядела комнату. От того, что увидела, ее так затрясло, что она едва удержалась на табурете, вцепившись ногтями в сидение.

Первым, что приковало взгляд, была дыба в глубине и рядом — столб с перекладиной, с концов которой свисали ременные петли. У противоположной стены стояла скамья с рычагами. На обшарпанных стенах висели какие-то инструменты, от одного вида которых Нимве захотелось закрыть глаза и сделаться невидимой.

— Имя? — услышала она. Попыталась ответить, но во рту пересохло, и из горла не вырвалось ни звука.

— Будем молчать? — прозвучал монотонный голос дознавателя. — Не советую. Вряд ли тебе понравятся все те штуки.

— Нимве…

— Очень хорошо, — дознаватель обмакнул перо в чернильницу. — Местная?

— Не… нет…

— Откуда?

— Я… я возле столицы живу… на ферме…

— Очень хорошо, — повторил дознаватель. Перо порхало по бумаге. Внезапно он кончил писать, поднял голову и впился в Нимве пронизывающим взглядом.

— Давно ты в шайке? — спросил он. Нимве молчала, не в силах поверить ушам. Дознаватель ждал.

— Как? — она запнулась. — Я не…

— Да не прикидывайся, любезная. Ни к чему это тебе, поверь. Сообщники твои уже во всем сознались.

Нимве почувствовала, как медленно расширились глаза. Перегнувшись через стол, дознаватель сказал задушевным тоном:

— Я тебе добра желаю, девочка, лишь потому и разговариваю с тобой сейчас. Чтобы дать тебе возможность самой во всем сознаться, облегчить свою участь. Повторяю, твои сообщники признались, так что тебе нет нужды никого покрывать.

Нимве не ответила.

— Расскажи мне все, — подбодрил дознаватель, — и тогда я смогу похлопотать, чтобы тебе смертную казнь заменили каторгой, да и то не пожизненной, а лет, скажем, на пять. Ты еще молодая, а пять лет быстро пролетят. Вернешься, даже замуж сможешь выйти. Хотя, может, ты уже замужем?

Дознаватель откинулся на стуле, глядя Нимве в глаза, а она, будто зачарованная, не могла отвести взгляда.

— А знаешь, — молвил дознаватель, — какая казнь ждет у нас разбойников и конокрадов? Думаешь, я тут шучу с тобой? — его тон изменился, в голосе появились угрожающие нотки. — Думаешь, о вас тут хоть кто-то пожалеет? Лошадьми на площади разорвут, и все только радоваться будут! Замучили всю округу! У-у, пропасти на вас нет!

Вскочив, он занес руку для удара, и Нимве заслонила ладонями лицо. Однако дознаватель не ударил. Послышался шорох, а когда Нимве выглянула сквозь пальцы, то увидала, что он опять уселся на место, а лицо сделалось спокойным, будто ни в чем не бывало.

— Может, ты мне не веришь? — спросил дознаватель. — Так не бойся, я от своих слов не откажусь, даже подпишусь под обещаниями. Это законно. Ну? Что ты надумала?

Оглушенная, растерянная, не зная, что ответить, Нимве облизала губы. Сердце колотилось где-то в горле, и предметы плавали перед глазами. Дознаватель произнес:

— Советую не играть в молчанку. Иначе… — он махнул рукой вглубь комнаты. — У меня много способов, чтобы тебя заставить, поверь.

Нимве судорожно глотнула.

— Мы не разбойники, — прошептала она. — Это мельник вам сказал… такое? Мы же ему ничего не сделали… как же он… за что…

Дознаватель скрестил руки на груди и сухо усмехнулся.

— Мельник тут ни при чем. У меня и без него полно доказательств. Ты просто должна мне сказать, где скрывается главарь шайки. Только тогда я смогу тебе помочь.

— Но… но я не знаю… Я ничего не знаю ни про какого главаря. Мы не разбойники! Поверьте! Нас самих ограбили… и… и… мы паломники…

— Ах, ограбили! — от крика дознавателя Нимве едва не рухнула вместе со стулом. — Ну, сейчас мы поглядим, какие вы паломники! Пеняй на себя, идиотка! Эй, там! Дежурный! Дежурный!

Заскрипела дверь, появился давешний служитель.

— Позови остальных, — приказал дознаватель, — ведите сюда тех двоих, и арестанта, который в одиночке сидит!

Ждать пришлось недолго. В коридоре загремели шаги, дверь снова распахнулась, и в камеру ввалились несколько мужчин. Они вытолкнули вперед двоих, и Нимве мгновенно узнала Ларру и Чика. Окаменев, она смотрела, как парней подтащили к столу. Потом ввели какого-то бородатого, темноволосого, избитого до крови человека, который едва держался на ногах. Нимве глядела на него — и вдруг услышала, как сдавленно охнул Чик. Дознаватель победно усмехнулся.

— Узнал его, а? — едва успел сказать он юноше, и тут Нимве тоже его узнала.

Это был Шиа. Шиа, которого они оставили в лесу присматривать за лошадьми — и за все эти дни даже не вспомнили о его существовании, ни разу не навестили. Нимве едва удержалась, чтобы не зажать ладонью рот. Один лишь Ларра ухитрился сохранить на лице каменное выражение.

Дознаватель приблизился к Шиа, которого страж держал за шиворот, и спросил:

— Это, что ли, твои дружки?

Шиа молчал. Глаза, заплывшие синяками, сделались как щелки, а губы превратились в кровавые оладьи. Дознаватель ударил его по щеке, и он, дернувшись, сдавленно застонал.

— Это они?! — рявкнул дознаватель. Шиа кивнул.

— Отпираться бесполезно, как видите, — обернулся дознаватель к арестантам. — Ну, кто будет говорить?

— А чего тут говорить, — отозвался Ларра. — Уж и не знаю, чего вам в голову взбрело, а только не разбойники мы.

— Ну, да, — дознаватель кивнул. — Как же. Я знаю, кто вы. Вот этот ваш приятель нам уже порассказал. Вы в свите наследных принцев. В лесу на вас напал их дядюшка, разумеется, дядюшка принцев, герцог Окдейн, с тем, чтобы похитить наследников… Видимо, чтобы захватить престол, я полагаю, — дознаватель усмехнулся, и стражи тоже принялись ухмыляться. — Спаси нас Творец, какая буйная фантазия, почище ваших паломников будет. Только вот не пойму, зачем нужно было выдумывать подобную историю? Неужто ты надеялся, что я в нее поверю?

— Да вы б, ваша милость, по башке его поменьше били, — выговорил Ларра. — Глядишь, он бы и не городил всякое.

Дознаватель обернулся.

— Ладно. Тогда ты мне расскажи, как все было на самом деле!

— Так я и говорю! Мы паломники, — ответил Ларра. — На нас в лесу разбойники напали, донага раздели, все как есть отняли.

— Все как есть? — перебил дознаватель, щурясь. — Да неужто? Ну, а лошадки те, что в лесу вас дожидались, они тогда откуда, а? Лошадки-то породистые, и упряжь дорогая! Так что — хватит ерунду городить, любезные! Я точно знаю, что еще четверо ваших сообщников в городе, ну, или где-то в округе. Быстренько скажите, где они, и где ваш главарь, да и покончим на том.

Ларра вытаращил глаза и произнес:

— Да вы чего, ваша милость? Какие такие сообщники? И какой еще главарь? Ну, да, верно, лошади эти наши, дак мы ж и не говорили, будто нищие…

— А утверждали, будто вас разбойники ограбили, не так ли? — снова перебил дознаватель.

— Ну, а я чего вам говорю?

Дознаватель некоторое время молча разглядывал Ларру, а потом, побагровев, заорал:

— А чего же эти самые разбойники, после того, как до нитки вас раздели, лошадей с упряжью вам выдали? Так, что ли?!

Молчание. Обернувшись к стражникам, дознаватель приказал:

— Так, берите щенка и девчонку, а этого, — он указал на Ларру, — к стене!

Пленников потащили в глубину камеры. Ларру за запястья приковали наручниками к стене, а Чика и Нимве подвели к дыбе.

Через минуту появился дознаватель. Оглядев пленников, осведомился:

— Ну, не одумались еще? Может, будем говорить? Очень вам советую.

— Но мы… — задыхаясь, прошептала Нимве, — мы ничего не сделали… Мы не…

— Это я уже слышал, — сказал дознаватель — и, ткнув пальцем в Чика, велел своим:

— Этого на дыбу!

Сорвав рубаху, юношу за запястья подвесили к перекладине. Дознаватель снял со стены длинную ременную плеть, примерился, размахнулся… Короткий и резкий свист. Чик дернулся, запрокинул голову, а на его груди мгновенно вспух багровый рубец. Опять удар, и еще, и еще. Брызнула кровь, и юноша закричал, мучительно изгибаясь телом. А дознаватель и не думал прекращать. Плеть свистела, полосуя Чику грудь и живот, и Нимве, позабыв себя, с воплями рвалась из рук державшего ее человека. Смутно слышала, как отчаянно матерится Ларра… Как стонет и вскрикивает Чик… Как сквозь зубы резко выдыхает дознаватель.

Прошла, казалось, вечность, пока Чик не затих, потеряв сознание. Лишь тогда палач остановился и сказал:

— Видно, вам этого не достаточно. Что ж, ладно. Ну, а ты? — подавшись к Нимве, он крепко ухватил ее за подбородок. — Мельник говорил, будто это твой брат, — он кивнул на Чика, который висел на перекладине, окровавленный. — Или это тоже брехня? Или тебе наплевать? Или, может, ты шлюха главаря вашего? Так, да? А?!

Дознаватель наотмашь ударил Нимве по лицу, а она даже не смогла поднять руки: стражник держал крепко, прижимая локти к телу.

— Так, что ли? — дознаватель снова ударил — и принялся бить кулаками по лицу, по груди и животу. Нимве задохнулась от боли, все поплыло вокруг, и свет исчез.

Она пришла в себя от того, что на лицо лилось что-то холодное. Открыв глаза, увидала над собой желтый свет, в котором маячили серые пятна. Она долго смотрела, пока не догадалась: это лица, человеческие лица. Нимве пошевелилась. Чьи-то руки, грубо дернув, заставили ее сесть. На нее смотрел дознаватель. Неподалеку, на полу, лежал Чик. Он не двигался, волосы в беспорядке падали на лицо. Нимве тихо застонала. Горло будто стиснула жесткая рука, да так, что не продохнуть. Дознаватель произнес:

— А я предупреждал, что заставлю вас сознаться. Ну, будем говорить?

Нимве смотрела, чувствуя, как прыгают губы. Наклонившись, дознаватель спросил:

— Где ваш главарь? Где он? Скажи, где он, и все прекратится, я тебе обещаю!

— У нас нет… — шепнула Нимве. — Нет никакого главаря… клянусь…

— Дура! — дознаватель сделал знак стражу, и тот поставил жертву на ноги. — Ну, сама напросилась. Эй! Грейте угли в жаровне!

Пока подчиненные исполняли приказание, дознаватель подошел к Нимве вплотную и принялся развязывать шнуровку на лифе ее платья. Но очень скоро ему надоело, и, махнув рукой, он вынул кинжал из ножен, вспорол ткань и, обнажив Нимве до пояса, велел привязать к столбу.

Через несколько мгновений в руках у него появился раскаленный прут. Дрожа и задыхаясь, Нимве смотрела, как дознаватель поднес железку к самому ее лицу. Ощутила жар и запах железа… Мучитель что-то сказал, но она не поняла ни слова.

Дикая боль разрезала плечо. Шипение… Вонь горелого мяса… Мир потемнел, и стены закачались, грозя обрушиться на голову. Боль рвала и грызла мозг, но, сколько ни пыталась, Нимве не сумела освободиться. Услыхала свой дрожащий стон, а потом — холодный голос:

— Где ваш вожак? Говори!

Но говорить она не могла, только стонать. Даже слез не было, потому что страх, словно каленое железо, выжег и слезы. Раскаленный прут светился перед глазами, опускался все ниже и ниже, к груди… Из горла Нимве вырвался полувздох-полувсхлип, но новой боли не последовало. Дознаватель отвел руку и что-то сердито сказал. Глядя сквозь туман, Нимве увидала, как к ним кто-то подошел. Страж, стоявший около, внезапно повернулся и побрел к выходу. Загремело железо, брошенное на пол.

Прижимаясь спиной к столбу, Нимве разглядела человека в сером плаще, с капюшоном, надвинутым на самые глаза. Застонав, попыталась отстраниться, а человек, приблизившись, скинул капюшон, и Нимве увидала его лицо, очень знакомое лицо. Сперва она подумала, что бредит, потому что этого никак не могло быть, и только когда путы внезапно, словно по волшебству, спали, поняла, что не ошиблась.

— Ничего, — сказал Мафхор, подхватив ее и усадив на пол. — Ничего, сейчас.

Он оторвал рукав у своей рубахи, и, намочив ткань водой, осторожно перевязал Нимве ожог на предплечье. Потом закутал в плащ и поднял на ноги. Она молча смотрела на мага, ее трясло, и губы прыгали. Не владея собой, Нимве приникла к Мафхору и уткнулась ему в грудь.

Уже в коридоре, насквозь продуваемом сквозняком, она немного опомнилась.

— Там… там Чик… и Ларра… — голос дрожал и срывался. — их… их… пожалуйста… мы должны…

— Ш-ш-ш… — отозвался Мафхор. — Я знаю. Их тоже заберем. Не волнуйся.

Нимве так трясло, что она едва могла идти. Подняв на руки, маг понес ее к выходу. Она зажмурилась, спрятала лицо на его груди и ничего не видела до тех пор, покуда они не вышли на свет.

 

Глава 4

Нимве узнала комнату, через которую их вели в начале. Мафхор осторожно усадил ее на пол, под окошком. Возле противоположной стены, на длинной скамейке, Нимве увидала дознавателя и, кажется, всех стражников этой тюрьмы. Они смотрели перед собой с видом истуканов, а глаза были словно каменные.

Не обратив на них ни малейшего внимания, Мафхор присел на корточки и заглянул Нимве в лицо. Она молчала, пытаясь совладать с прыгающими губами.

— Замерзла? — голос мага прозвучал тихо. — Сейчас.

Он подошел к стражникам. Будто с вешалок или с чурбаков, снял с неподвижно сидящих людей плащи и, воротившись, укрыл Нимве и сказал:

— Все будет хорошо. Оставайся здесь. Они, — маг указал на стражников, — тебя не тронут. Я сейчас.

Он исчез во мраке коридора. Нимве затравленно поглядела на на дознавателя, но тот не шевелился.

Она не знала, сколько времени прошло. Наконец Мафхор возник из темноты, неся на руках человека, закутанного в плащ. Ларра, растерзанный и лохматый, тащил Шиа.

Чика и Шиа уложили на расстеленные плащи возле Нимве, а Ларра тяжело опустился на лавку. Чик был без сознания. Ларра, кашляя, сплевывал кровь и вытирал ладонью разбитые губы.

Мафхор опять появился рядом. Протянул Нимве флягу. Отошел и, остановившись подле дознавателя, щелкнул пальцами у него перед носом. Тот вздрогнул, заморгал, начал озираться… Увидав Мафхора, попытался вскочить, но маг сделал легкое движение рукой, и дознаватель приклеился к лавке.

— Ты… да ты… — дознаватель с яростью сверлил мага глазами. — Кто ты такой, черт побери? Что это все… Да я тебя…

— Замолчите. — Тону Мафхора позавидовал бы сам герцог Окдейн. — Вы и сами могли бы догадаться, кто я.

Дознаватель со страхом покосился на него.

— Ну, раз вы такой недогадливый, то слушайте внимательно, — поставив ногу на скамью, Мафхор наклонился к собеседнику. — Я — придворный маг.

— Маг? — дознаватель глотнул. — Какой еще… но… — медленно повернув голову, он уставился на пленников.

— Вам, похоже, об этом говорили. Не так ли? — Мафхор выпрямился, заложил руки за спину. — Но вы, конечно, не поверили. Так, или нет? Отвечайте!

— Вот черт, — дознаватель облизал губы. — Ну, а вы бы поверили? Они тут такую галиматью несли! Будто бы сами принцы… Будто они из свиты принцев — хотя даже дурак поймет, что они разбойники. Голодрань проклятая! Из свиты, как же, видели мы такую свиту!

— Вы закончили? — холодно осведомился маг. — Ну, так вот: это правда. Мы все — из свиты принцев, и мы…

— Чего ты болтаешь?! — рявкнул Ларра. — Придержи язык! Что еще за…

— Тихо! — маг обернулся. — Молчи!

— Родичам своим приказывай! Ты мне тут не…

— Сядь на место, — приказал Мафхор.

— А ты не…

— Сядь на место, Ларра! Не дразни меня!

Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза, а потом Ларра медленно опустился на скамью. Отвернувшись, Мафхор сказал дознавателю:

— Итак, как я уже говорил, мы из свиты принцев.

— Я вам не верю, — пробормотал тот. — Докажите.

— Зачем? — маг усмехнулся. — И не подумаю. Мне безразлично, поверите вы, или нет. Вы мне нужны для другого.

— Это для чего же?

Пропустив вопрос мимо ушей, Мафхор снова щелкнул пальцами. Стражники ожили, зашевелились, хлопая глазами, но стоило одному из них сделать попытку встать, как маг двинул рукой, и мужчина прилип задом к лавке. Мафхор же, будто ни в чем не бывало, стоял перед своей пришедшей в сознание аудиторией.

— Наследные принцы, — обращаясь к стражам, выговорил маг, — здесь, в округе. Понятно?

— Чертов предатель, — процедил Ларра и плюнул. Маг даже не обернулся.

— А где же они? — спросил дознаватель.

— В надежном месте. Меня зовут Мафхор, я — придворный маг Его высочества герцога Кендарна.

— Козел ты, а не маг, — сказал Ларра, но голос звучал тихо: сейчас в Мафхоре было что-то, чего они еще не видели, и что напрочь отсекало желание связываться с ним.

— А вы, — маг взглянул на дознавателя, — сейчас встанете, поедете к вашему графу и все ему расскажете.

— Ну, да, как же, — начал было тот, но Мафхор перебил:

— Вы поедете, — с нажимом, веско выговорил он. — И расскажете. Так?

— Да… — глаза у дознавателя были огромными и испуганными. — Но если граф меня не примет? Если не согласится принять? Я же всего лишь…

— Тогда вы поедете ко главе города. Расскажете ему, в чем дело. Можете заодно упомянуть, что я пригрозил выпустить из тюрьмы всех заключенных, если он откажется сюда явиться.

— Да вы с ума сошли! Тут у нас убийцы сидят, а не…

— Я же не сказал, что сию минуту всех выпущу. Вы что, разучились понимать родной язык? Короче, просто передайте, что я пригрозил. Ясно?

— Я… ясно…

— Отлично. Поднимайтесь.

Дознаватель осторожно пошевелился, будто пытался убедиться, что руки и ноги слушаются, а потом вскочил с лавки.

— Ступайте, — велел Мафхор. Человек повернулся, будто марионетка, и зашагал к двери.

После того, как он исчез, Нимве, не в силах больше сидеть, улеглась возле Чика. Очень скоро уснула, провалившись в спасительное забытье.

Громкий звук привел ее в чувство. Она вскинулась, села, цепляясь за лавку — и увидала, что в комнате, прямо на полу, лежат люди в бордовой форме, а над ними стоит какой-то человек, невысокий, пузатый, в одежде зажиточного горожанина.

— Это что за ведьмовщина?! — заорал человек, едва не срываясь в визг. — Вы за это ответите!

— Обязательно, — раздался спокойный голос. Маг стоял, прямой и высокий, и сверху вниз смотрел на собеседника. Тот снова заорал, потрясая кулаками:

— Да кто вы такой, черт побери?

— Я уже сказал вам, господин городской глава: придворный маг Его высочества господина герцога Кендарна, мужа нашей августейшей монархини, и зовут меня Мафхор. Возможно, вы что-то обо мне слышали.

— Кой черт — Мафхор! Мафхор в столице! Зачем бы вам… ему… Зачем ему переться в нашу глухомань? Дом Таэнана не вылезает из столицы, чего вы врете мне тут?

— Хорошо, — согласился Мафхор, — тогда велите своим людям подняться.

— А я чего пытаюсь сделать уже полчаса?! — завопил пришелец. — Прекратите это!

— Успокойтесь и перестаньте кричать.

— Что-о? Приказывать мне? — городской глава выхватил плеть и замахнулся, но Мафхор двинул ладонью. Рука пришельца, словно сама собой, резко ушла назад, и плеть огрела хозяина по спине. Он вскрикнул, уставился на свою руку, точно та его коварно предала.

— Вы… — прохрипел чужак. — Как вы смеете нагло сюда заявляться, самоуправствовать в моем городе, да еще угрожать выпустить арестантов? Да я вас на каторгу… да вы… А ну, подымайтесь! — внезапно заорал он, ткнув носком башмака одного из лежащих стражей. Тот безвольно колыхнулся, точно кабанья туша.

— Проклятье… — пришелец в бешенстве уставился на мага.

— Вам действительно лучше успокоиться, — посоветовал Мафхор. Городской глава снова взмахнул плеткой — и снова его рука ушла вверх, и плеть, свистнув, огрела хозяина по ягодицам. Он вскрикнул.

— Я могу так долго продолжать, — сообщил Мафхор. — А вы?

Чужак с сердцем отшвырнул плетку.

— Чего вам надо? — спросил он. — Чего вы навязались на мою голову?

— Вообще-то я ждал его светлость графа Атланского, но поскольку он не изволил поверить вот этому достопочтенному, — маг кивнул на дознавателя, стоявшего в тени, у порога, явно стараясь казаться как можно менее заметным, — поскольку граф ему не поверил, то, возможно, он поверит вам. Поэтому вам придется к нему отправиться. К его светлости графу Атла́ну, я имею в виду.

Городской глава задохнулся от возмущения, щеки, и без того багровые, налились темной кровью.

— Что? — выдохнул он. — Как вы смеете распоряжаться? Я вам что, посыльный?!

— Ни в коей мере. Но ехать придется.

— Это еще почему?

— Потому что я так сказал.

Чужак некоторое время таращился на мага. Потом произнес, запинаясь от ярости:

— Такой наглости… Подобной наглости я еще не видывал. Кой черт вас сюда принес… на мою голову…

— Это был не черт, — Мафхор усмехнулся, — а обстоятельства. Но, знаете ли, здешние обитатели не проявили к нам гостеприимства. Вместо этого схватили моих друзей, начали их пытать — куда это годится? А между тем, господин городской глава, они из свиты принцев.

— Что за ерунда? Каких таких еще принцев?

— А что, у нас их много? Лично я знаю только двоих.

— Да вы… Может, вы действительно тот самый Мафхор, да только и вам язык не позволено распускать! Как вы смеете болтать про наследников престола!

— Поверьте, я вовсе не люблю болтать, да ведь ничего с вами не поделаешь. Приходится. — Мафхор поднял бровь. — И, заметьте, я не просто так болтаю. Я пытаюсь до вас правду донести. Чтобы вы наконец поняли, что происходит. Вот этот человек, например, — маг указал на Ларру, — никто иной, как камердинер принца Иниса.

— Да вы точно с ума спятили, — пришелец откачнулся. — Вы сумасшедший. Это же оборванец! Да по нему виселица плачет!

— Гляди, как бы по тебе она не заплакала, — вяло огрызнулся Ларра.

— За это скажите спасибо добрым людям, — парировал Мафхор, — и отдельное спасибо вашему уважаемому дознавателю!

— Я свою работу делал, — пробормотал дознаватель, — это моя работа.

— В общем, поступим так, — объявил Мафхор. — Поскольку господин граф не пожелал разговаривать со следователем городской тюрьмы, то, возможно, к вам он проявит большую благосклонность, уважаемый господин глава этого достопочтенного города.

— Ко мне? — пришелец всплеснул руками. — Да он же…

— Замолчите и слушайте, — оборвал Мафхор. — Я вам скажу, что вы должны сделать.

* * * * * * * *

Снова потянулось ожидание. Мафхор уселся возле спутников и проговорил:

— Потерпите немного. Мы обязаны дождаться графа.

— Да зачем, — в голосе Ларры не было прежней злости, чувствовалось, что он до предела вымотан. — Чего вам дался этот граф?

— Все, что вокруг нас, принадлежит графу Атлану, — сказал Мафхор. — Он здесь единственная реальная сила. И жить здесь легально без его разрешения мы не сможем. Нам нужна его протекция, потому что без этого нам придется отсюда бежать, причем немедленно.

— Как это бежать? А их высочества?

— Вот об этом я и говорю. Поэтому мы обязаны его дождаться. Понимаешь?

Ларра что-то пробурчал, но слов было не разобрать.

Мафхор поднялся и пошел вглубь комнаты, будто через бревна, перешагнув через стражей. Ларра продолжал ворчать, но вскоре смолк.

Нимве сидела, опершись о лавку. Дрожь, сотрясавшая ее, почти прошла, и теперь появилась боль в обожженной руке. Плечо горело так, что терпеть было почти невозможно. Нимве казалась себе лоскутной куклой без костей, без сил и воли: убери опору — и рухнет на пол, да так и останется лежать бесформенной кучкой тряпья.

Мафхор принялся шарить по полкам в углу, у окна, по ящикам столов. Через некоторое время воротился с жестяной кружкой и бутылкой зеленого стекла, большой и пузатой. Присев возле остальных, зубами откупорил пробку и плеснул в кружку янтарной жидкости. Остро пахнуло спиртом.

— Выпей, — он протянул кружку Нимве. Она взяла слабой, трясущейся рукой. Там оказалось что-то, похожее на водку, со смолистым густым привкусом. Жидкость огнем разлилась в животе, сделалось тепло, спокойно, и даже боль от ожога поутихла. Прекратив сопротивляться себе самой, она легла, потянув полу плаща. Следила, как Мафхор поит Шиа и Чика, а потом глаза сомкнулись. Она не уснула, но была в ином мире, куда звуки долетали, точно из-под воды.

Она не знала, сколько времени прошло. Громкий возглас вырвал ее из оцепенения:

— Ой, это же Мафхор!

Открыв глаза, Нимве увидала Мафхора, а у распахнутой двери — главу города, и с ним двоих мужчин, пожилого и молодого, в богатой одежде. Граф приехал, подумала Нимве, завозилась и кое-как села, цепляясь за лавку.

Городской глава стоял, выкатив глаза. Молодой пришелец с любопытством озирался. У пожилого его спутника, седовласого, довольно высокого и полного, было такое выражение лица, будто он проглотил что-то несвежее.

— Что у вас творится? — весело спросил юноша. Худощавый, кудрявый, темноволосый, с живыми карими глазами, он казался ровесником Чика. — Что это они на полу валяются, будто дрова? Это вы их так, мастер Мафхор?

— К сожалению, пришлось, — любезно отозвался маг. — Они вели себя несколько агрессивно.

Юноша засмеялся, шагнул вперед.

— Я вас едва узнал, — сказал он Мафхору. — Вы с этой бородой похожи на разбойника.

— Да, виконт, мне это уже говорили.

Старший пришелец покрутил головой. Макушку венчала шапочка, расшитая золотом.

— Я, признаться, вначале не поверил, — выговорил он. — Подумал, это какой-то глупый розыгрыш.

— Помилуйте, ваша светлость… — начал глава города, но старший досадливо отмахнулся.

— Однако, где же их высочества? — старший пристально вгляделся в спутников мага. — Я что-то их не вижу.

— Конечно, не видите, господин граф, — ответил маг. — Потому что их здесь нет.

— А где же они?

— В надежном месте. Не стоит беспокоиться.

Граф, хоть и стоял напротив Мафхора, как-то искоса глянул на него, и сразу отвернулся.

— Но откуда мне знать, — пробормотал он, — откуда мне знать, что они действительно… что принцы с вами?

— Вы изволите утверждать, что я лгу? — маг смотрел в упор, но граф избегал его взгляда.

— Что вы, что вы, — поспешно отозвался вельможа. — Просто это очень важно, и я… Все-таки наследные принцы… Я хотел сказать… — он, похоже, совсем запутался, потому что смолк. Юноша, пристально разглядывавший спутников Мафхора, вдруг сказал:

— Постойте-ка, но вон тот, рыжий — это же камердинер его высочества принца Иниса! Или нет? У него лицо разбито.

— Вы абсолютно правы, виконт, — заверил Мафхор. — Это действительно личный слуга принца Иниса.

— Ну, видишь, па! — воскликнул юноша. — Это правда! Но где же их высочества, мастер Мафхор? Почему их нет с вами?

— Благодарение Творцу, что их не было с нами, — сказал маг. — Иначе их бы постигла та же участь, что и остальных. Ваши люди, граф, пытали их спутников.

У виконта вытянулось лицо. Граф, раздув ноздри, медленно повернулся к городскому главе.

— Это что еще, любезнейший? — процедил он, сверкая глазами. — Как вы посмели? Отвечайте!

— Помилуйте, ваша светлость, — глава города рухнул на колени. — Я ничего не знал!

— А должны были знать! — повысил голос граф. — На то вы и поставлены! Бездарность! Полагаете, у меня на каторге не хватит места для сотни таких, как вы?

— Ваша светлость! — толстяк молитвенно сложил руки. — Да они же выглядят, как голодранцы! Мы думали, они разбойники, тут же полно разбойников в лесах, а у них были лошади, и мы… Вот и их милость виконт изволил заметить, что он на разбойника похож! — глава города указал на Мафхора.

— Сплошные бездари вокруг, ничего поручить нельзя… Прекратите пресмыкаться и встаньте! И ты тоже, это что еще такое? — граф ткнул ногой лежащего перед ним стража. — Подымайся, живо!

— Это бесполезно, граф, — любезно заметил Мафхор. — Пока я их не освобожу, они не встанут.

— Ну, так освободите их!

— И не подумаю. Только после того, как мы отсюда выйдем, и если вы обещаете простить главу города.

Граф хмуро воззрился на мага.

— С чего это вдруг вы решили за него вступиться? — осведомился он.

— Он всего лишь делал свою работу, — Мафхор пожал плечами. — Разве вы не этого от него ожидаете?

Разговор продолжался долго, но Нимве, не в силах больше сидеть, снова легла на пол и сомкнула веки. Голоса гудели в ушах, будто пчелы, но она не разбирала слов, и они не казались больше важными. Потом — через пять минут? через неделю? — чьи-то руки подхватили ее, осторожно подняли с пола, куда-то понесли. Она, безвольная, покорная, слышала шаги, скрип двери, ржанье лошадей… Наконец спина коснулась чего-то твердого, и знакомый голос сказал:

— Можно ехать.

Все вокруг закачалось, словно она чудом вернулась во времени назад, и очутилась в колыбели, но, проваливаясь в спасительную темноту, Нимве не открыла глаз.

 

Глава 5

Когда она очнулась, было светло. Сознание постепенно возвращалось, и Нимве приподнялась на локте. Нашла себя лежащей на огромной кровати под балдахином, среди мягких подушек. В первое мгновение не могла понять, как здесь очутилась.

Кое-как усевшись, обнаружила, что все тело болит, а голова раскалывается. Внезапно проснувшаяся память подсказала: мы в замке. Нас привезли в замок к графу Атланскому. Но когда это было, час назад, или неделю, Нимве, хоть убей, не представляла.

Она осторожно ощупала лицо. Губы распухли, и было больно их касаться. Ужасно хотелось пить. Нимве сползла с кровати, с удивлением оглядела себя, длинную белую рубаху из тончайшего батиста, с кружевами и широкими рукавами, — хоть сейчас на бал. Каменный пол холодил босые ноги. Нимве стояла, держась за бок, который так ломило, что не было возможности распрямиться, и оглядывалась.

Комната оказалась огромной, с высоким стрельчатым окном, в изголовье постели красовался старинный гобелен. Повсюду стояла затейливая мебель красновато-коричневых цветов, шкафчики, диван, кресла и стулья перед гигантским камином. Слева от камина Нимве увидала зеркало в полтора человеческих роста. Некоторое время ковыляла по комнате, рассматривая обстановку, стараясь отвлечься от выматывающей, поглощающей боли в обожженном плече. Жажда мучила все сильнее, и она огляделась в поисках воды, однако нигде не заметила ни кувшина, ни графина — ничего.

Тут были две двери, одна напротив окна, а другая в углу, между камином и громоздким пузатым шкафом. Подойдя к той, что против окна, Нимве осторожно повернула медную ручку, сделанную в форме лапы грифона, и выглянула наружу. Перед ней оказался длинный темный коридор, каменные полы покрывал ковер неясного рисунка, а вдалеке, в полумраке, Нимве разглядела ступени. Сделалось жутко, да и невозможно было выйти в одной сорочке, поэтому Нимве вернулась в комнату.

Вторая дверь тоже оказалась не заперта. За ней было просторное помещение, как сразу определила Нимве, умывальня. У стены, отделанной розоватой плиткой, стояла большая ванна, за ширмой помещался мраморный туалет, и на стене под зеркалом — золотые краны. Подойдя, Нимве осторожно повернула вентиль, и в белую раковину потекла вода. Подставив сложенные лодочкой ладони под струю, Нимве принялась с наслаждением пить.

Напившись и ополоснув лицо, она подняла голову. В умывальню вели две двери, одна — из ее комнаты, а другая точь-в-точь такая же. Поколебавшись, Нимве все-таки подошла и повернула ручку.

Там оказалась спальня, похожая на ее собственную. Посередине стояла кровать с балдахином, приспущенный занавес на окне создавал полумрак. Нимве не могла понять, есть ли кто-то на постели, и уже отступила назад, когда услыхала стон. Замерев, прислушалась. Стон повторился, и тихий голос произнес:

— Пить…

Нимве, вздрогнув, затаила дыхание.

— Пи-ить… — снова попросил человек, и Нимве бросилась вперед, позабыв про боль.

— Чик! — она отдернула тонкие занавески у кровати. Юноша лежал, откинув одеяло, разбросав руки, и дышал, будто после быстрого бега.

— Чик… — Нимве положила ладонь ему на лоб. От него так и веяло жаром, волосы облепили виски.

— Кто вы? — внезапно спросил юноша.

— Это я, Нимве.

Некоторое время Чик молчал. Потом промолвил упавшим голосом:

— Тебя не узнать… Они тебя били, да?

— Немножко… — Нимве заметила, что грудь юноши выглядит странно опухшей, и осторожно отвела широкий ворот рубахи. Так и есть: грудь оказалась забинтована, толстая повязка, будто панцирь, плотно облепила кожу.

— Вот уроды, — хмурясь, пробормотала Нимве. — Ничего сделать не умеют, лекари, тоже мне… Все отдирать придется.

Под окном, на столе, она заметила фарфоровый кувшин и какие-то флаконы, плеснула в чашку воды и стала поить Чика.

Потом принялась поочередно открывать флаконы, нюхая содержимое. Ничего особенного она не обнаружила, ни единого экстракта, который мог бы помочь раненому. Придворные лекари, с пренебрежением подумала Нимве. Видно, граф не любит ведьм, или они его не любят.

Намочив полотенце, Нимве присела возле Чика. Юноша спросил:

— Что… они с тобой сделали?

— Так, поколотили чуть-чуть.

— Ничего себе, чуть-чуть… — он облизал губы. — Тебя узнать невозможно… Ты в зеркало смотрелась?

— Чего мне в него смотреться? — Нимве положила ему на лоб мокрое полотенце. — Чего я там не видела? Да лежи ты смирно, вот ведь…

Чик опустил веки, и Нимве заметила, как его пальцы судорожно скомкали простыню.

— Больно, да? — она погладила его по щеке. — Ничего, мы тебя вылечим. Ларру ведь мы вылечили, вот и тебя…

— Мы где? — перебил он, снова открыв глаза.

— У графа в замке.

— У какого… какого графа?

— У тутошнего хозяина, графа Атланского.

— А где принцы? Тоже здесь?

— Не знаю.

— А Ларра… и Шиа?

— Не знаю, Чик. Я сама только что проснулась.

— Ним…

— Что?

— Я пить хочу…

Когда юноша наконец уснул, Нимве отправилась в умывальню. Долго разглядывала в зеркале свое опухшее, в багровых подтеках, неузнаваемое лицо. Раздевшись, осмотрела ушибы и ссадины на теле. Ничего серьезного не случилось, ребра остались целы. Снимать повязку с забинтованного плеча Нимве пока не решилась: под рукой все равно не было никаких трав. Умывшись, она едва успела надеть рубаху, как в дверь со стороны ее спальни негромко постучали. Вздрогнув, Нимве застыла на месте. Стук повторился.

— Кто там? — спросила она.

— Мафхор, — последовал ответ. — Можно войти?

— Да, входите.

Дверь приоткрылась, и маг проскользнул в умывальню. Он был в строгой дворянской одежде темных цветов — и без бороды. Этим он сразу же, и неприятно, напомнил Нимве того Мафхора, которого она знала по столице.

— Как вы себя чувствуете? — маг остановился в нескольких шагах. Нимве удивленно уставилась на него: с чего вдруг он обращается к ней на вы? Он смотрел с непроницаемым видом, и ей ничего не осталось, как ответить:

— Спасибо, я в порядке.

— Как рука?

— Ничего. Скажите…

— Да?

— Где остальные?

— Внизу, — ответил Мафхор. — Еще спят.

— А почему мы с Чиком здесь? Эти комнаты, они же не для…

Мафхор вдруг стремительным жестом приложил палец к губам, и Нимве осеклась.

— Я рад, что вам лучше, — как ни в чем не бывало, выговорил он. А следом за этим она услыхала прямо в голове: "Ним!" Это было непривычно и неприятно, будто мозг сам по себе думал чужие мысли. Мафхор пристально глядел на нее, и чудилось, что черные глаза излучают свет. А потом она снова услыхала: "Послушай меня. Здесь нельзя говорить." Нимве непроизвольно огляделась, словно ожидая увидеть соглядатаев по углам. "Почему?" — подумала она — и тут же пришел ответ: "Нас могут подслушивать, и наверняка подслушивают." Нимве растерялась. Только что она стояла тут нагишом, и перспектива, что кто-то может исподтишка за ней наблюдать, поразила в самое сердце. "Вряд ли они нас видят," — тут же пришла чужая мысль, — "но слышать — слышат." Нимве отчаянно покраснела, будто это Мафхор подсмотрел за ней, и снова услыхала: "Прости. Но у меня нет выхода. Поговорим позже."

— Я вижу, — произнес маг самым непринужденным тоном, — что вы можете ходить, сударыня?

Нимве потерянно глядела на него. Никто прежде не обращался к ней "сударыня". "Говори со мной," — услышала она, и заставила себя отозваться:

— Благодарю вас. Да, я могу.

— Я очень рад. Тогда я, пожалуй, попрошу распорядиться, чтобы вам принесли одежду и завтрак.

— Да, спасибо, — Нимве обхватила себя руками. "К обеду сегодня не сходи," — его мысли шли почти параллельно словам, и это сбивало с толку, почти сводило с ума. — "Скажи, что пока неважно себя чувствуешь. Поешь, и отправь служанку. Потом выйди в коридор, поверни направо, дойди до лестницы. Поднимись на самый верх. Сможешь?"

— Да, я… — забывшись, начала она, но Мафхор опять приложил палец к губам. "Хорошо. Не торопись. Поднимешься наверх, увидишь галерею, иди из двери налево, до конца." Нимве вопросительно взглянула на мага. "Там мы сможем поговорить, и я тебе все объясню," — закончил он мысль. Нимве опять кивнула, а Мафхор сказал:

— Разрешите откланяться.

Не зная, как на это положено отвечать, она промолчала. "И, Ним, ничего не бойся. Хорошо? Не бойся."

Повернувшись, он исчез за дверью.

* * * * * * *

Когда Нимве вернулась в опочивальню, почти сразу явились служанки, одна с подносом, другая с платьем на вытянутых руках. Они вели себя очень почтительно, а Нимве старалась следить за речью, не представляя, что нужно делать. Есть не хотелось, но пришлось себя пересилить. Служанки принялись ее одевать. Для нее, привыкшей управляться самостоятельно, это показалось нестерпимым, и Нимве почти силой заставила их уйти.

Оставшись одна, Нимве подошла к большому зеркалу. Оттуда глянула дворянка, высокая и тоненькая, с красиво уложенными волосами, в темно-малиновом бархатном платье со шнуровкой. Изысканные кружева обрамляли высокий лиф корсета. Нимве неожиданно понравилось то, что она увидела. Вот если бы не жуткая синяя морда, подумала она, вообще было бы… Коснувшись распухших губ, которые отозвались болью, Нимве вздохнула и зашагала к двери.

В коридоре было темно. Ковер скрадывал шаги. Идти оказалось трудно из-за боли в избитом теле, да и корсет, впиваясь в бока, не давал вздохнуть, однако до лестницы Нимве добралась и поднялась наверх достаточно быстро. Здесь действительно была дверь, а лестницу, ведущую в потемки, запирала массивная решетка. Потянув за ручку, Нимве выбралась наружу.

Свет ударил в глаза и заставил зажмуриться. В лицо дул теплый ветер. Нимве, щурясь, огляделась. Увидала крытую галерею, узкие колонны, поддерживающие крышу, каменную высокую ограду с краю.

Приблизившись к ограждению, Нимве выглянула — и у нее захватило дух. Горы, леса и город внизу казались будто на ладони. Ласковое солнце мягко касалось лица. Некоторое время она стояла, не в силах оторваться от пейзажа, потом направилась дальше, налево, как велел Мафхор. Галерея была бесконечной. Свернув, Нимве уперлась в стену — и едва не вскрикнула: из тени выступила темная фигура.

Некоторое время маг просто стоял и молчал. Потом, внезапно улыбнувшись, отвесил почтительный поклон.

— Не смейтесь, — с упреком сказала Нимве.

— Я вовсе не смеюсь. Тебе очень идет это платье, и эта прическа.

— Ну, да, конечно, — Нимве посмотрела исподлобья.

— Я серьезно, — уверил Мафхор.

— И разбитая морда мне тоже идет?

— Синяки не навечно.

Нимве удивил непривычно мягкий тон, и она испытующе уставилась на мага, лишь теперь заметив, что нижняя часть его лица, там, где была борода, гораздо светлее верхней.

— Вы выглядите совсем как в столице, — заметила она.

— Это хорошо или плохо?

Она пожала плечами. Это причинило боль, и настроение окончательно упало.

— Вы хотели со мной поговорить? — подойдя к ограде, Нимве положила руки на камень, шершавый и теплый от солнца.

— Да. — Мафхор остановился рядом. Нимве покосилась на него. Он стоял, глядя перед собой, на равнину внизу, и, кажется, все его внимание было поглощено пейзажем.

— Так что происходит? — нетерпеливо осведомилась Нимве.

— С чего начать?

— Ну, хотя бы с того, о чем я вас давеча спросила. Почему мы с Чиком в таких комнатах? И кому нужно нас подслушивать? И еще…

— Погоди. Давай по порядку. Насчет тебя и Чика. Видишь ли, я сказал графу, что вы с Чиком брат и сестра, и что вы дворяне.

Нимве резко повернулась, почти не обратив внимания на боль.

— Мы — кто?! — выдохнула она.

— Брат и сестра. Дворяне, — Мафхор глянул на нее.

— Хорошенькое дельце! Какие из нас дворяне? Да нас за версту видать! Мы ж ни ступить, ни молвить не умеем! Они нас сразу раскусят, как миленьких!

— Тише. Нас могут услышать.

Нимве осеклась и начала беспокойно озираться:

— Что, здесь тоже подслушивают?

— Нет, но ты кричишь.

— Вовсе я не кричу, — она понизила голос. — Только чего теперь прикажете делать? Ни я, ни Чик — мы и слова сказать не сумеем, и вести себя не знаем, как. Мало того, что все сразу поймут, так еще и стыда не оберешься! Граф ведь в любой момент сможет проверить, правда это, или нет. У него же наверняка в библиотеке все родословные книги есть!

— Ну, и что же?

— Что значит — ну и что же? Нас-то он там не найдет!

— Во-первых, зачем ему искать вашу родословную? — урезонил Мафхор, — а во-вторых, все это не такая уж сложная наука. Ты просто плохо знаешь мелкопоместных дворян из захолустья. Поверь мне, их манерам мало обучают.

— Ну, да, конечно, — фыркнула Нимве. — Успокоили, спасибо. Это же ведь не вас, а нас граф потом прикажет на конюшне выпороть.

Вскинув бровь, Мафхор ответил:

— Он и пальцем вас не тронет. Даже если точно будет знать, что вы никакие не дворяне.

— Вообще-то, он граф, да еще и хозяин всего тут, вы сами говорили!

— Конечно, он граф. А я — личный маг Его высочества герцога Кендарна. Он не посмеет даже слова вам сказать, уверяю тебя.

Нимве сердито повела плечом.

— И все-таки объясните, для чего это надо было делать? — молвила она. — Зачем было выдавать нас за дворян?

— Потому что мне нужна ваша помощь.

Нимве уставилась на мага. Он ответил прямым взглядом.

— Помощь? — повторила она. — Но какая? Что мы можем…

— Вы можете очень многое. У графа двое детей, и вы можете с ними подружиться.

— Это с графскими-то детьми? Да вы шутите, не иначе!

— Нимве, послушай меня. Не сердись и успокойся.

— Я спокойна! Вот черт! Чего вы…

— Нимве! — Мафхор повысил голос, и она осеклась. Помолчав, маг сказал увещевательным тоном:

— Просто успокойся, прошу тебя. Мы должны держаться вместе. Если ты перестанешь сердиться и послушаешь, я все объясню.

Нимве дернула плечом и отвернулась. Некоторое время оба молчали. Потом Мафхор сказал:

— Тебе, наверное, тяжело стоять?

— Нет, ничего…

Сняв плащ, маг расстелил его под оградой.

— Садись, — пригласил он. Поколебавшись, Нимве подчинилась. Мафхор уселся на пол, скрестив ноги.

— Прости, что я раньше не пришел, — вдруг выговорил он. — Я не знал. Я только утром приехал на мельницу, и там мне сказали, что вас увели в тюрьму. Если бы я прежде…

— Да вы что, — перебила Нимве. — Вы нас и так спасли. При чем здесь вы-то?

Мафхор помолчал, глядя на свои руки, а потом сказал:

— Возможно, это моя вина.

Нимве удивленно уставилась на него:

— В каком смысле?

— То, что вас арестовали — возможно, это моя вина.

Нимве онемела, хлопая ресницами. Потом, опомнившись, пробормотала:

— Что вы хотите этим сказать?

— Видишь ли, я ездил в лес, к Шиа. Отвозил ему еду, и кое-что из одежды. И, скорее всего, меня кто-то заметил, а потом просто проследил. Поэтому Шиа и схватили. А вычислить вас им ничего не стоило, нас же всех видели вместе у ворот.

Замолчав, Мафхор отвернулся. Нимве во все глаза смотрела на него. Нет, похоже, он никогда не перестанет меня поражать, подумала она — а вслух произнесла:

— Знаете, а мы ведь напрочь забыли о Шиа. Нет, ну, то-есть, мы, конечно, помнили, но… Мы всё переживали за принцев, а вот про то, что он там, может, с голоду помирает, никто и не подумал. А вы подумали.

Мафхор поднял взгляд.

— Вы ни в чем не виноваты, — Нимве поборола желание взять его за руку. — Вы же просто помочь хотели. Даже если это действительно так, и кто-то вас выследил… Совсем не обязательно, что так оно и было, но даже если да — вашей вины тут нету ни на сколечко, и не берите в голову!

Мафхор секунду молчал.

— Ларра пока ничего не знает, — с невеселой усмешкой выговорил он. — Он и без того считает меня предателем. Интересно, когда он еще и об этом услышит, что тогда он…

— Да ну его к черту, — перебила Нимве. — Ну его к черту, этого Ларру. Вы нас спасли, а мы только и делаем, что орем на вас. И я тоже хороша, даже спасибо не сказала… Спасибо вам. Правда. Спасибо. Если бы не вы, они бы так и продолжали нас пытать… и я даже не знаю, чем бы это… Они бы нас повесили, да?

— Зачем об этом думать? Теперь вам никто ничего не сделает.

— Вы правы, — Нимве опустила голову. — Но все равно… Я все равно забыть не могу.

— Это пройдет. Обязательно пройдет. Поверь.

Нимве провела ладонью по глазам.

— Ладно, — сказала она. — Вы правы, нечего об этом думать. Вы мне лучше скажите, что с остальными?

— Всё в порядке.

— Вы их видели?

— Да.

— Ну, и? Да говорите же, не молчите.

Мафхор пожал плечами:

— Что ты хочешь знать? У Шиа лихорадка, а с Ларрой я говорил. Если это можно так назвать.

— В каком смысле?

— Он на меня зол. По-моему, он ни слова не услышал из того, что я пытался до него донести.

— Баран этот Ларра, — в сердцах бросила Нимве. — Упрется лбом, с места не сдвинешь. Не обращайте внимания, он успокоится, может, тогда. Ну, а принцы? Они тоже здесь, в замке?

Мафхор покачал головой:

— В замке их нет.

— Вам что же, так и не удалось разузнать, где они?

— Почему, удалось. Вернее, почти удалось.

Нимве глядела на него, а он глядел в небо над холмами. Ее снова начало раздражать это отстраненное поведение и невозмутимое лицо, но она заставила себя не заводиться.

Маг наконец нарушил молчание.

— Дело такое, — произнес он. — Их нанял один человек, трактирщик. Но, видишь ли… В общем, он занимается темными делами. Перепродает краденое, и тому подобные вещи. Здесь, в окрестностях, несколько рудников и каменоломен. Туда ссылают воров, бродяг, должников — в общем, это что-то вроде местной каторги. Наемных рабочих туда днем с огнем не заполучить, условия там ужасные, в округе все об этом знают. А рабочих рук не хватает, потому что люди там погибают очень быстро. Короче говоря, трактирщик поставляет туда рабочих. Заманивает людей, похищает, и просто продает на рудники.

— И вы хотите сказать…

— Именно это я и хочу сказать. Он продал туда принцев и барона.

— Кто вам все это рассказал?!

— Он и рассказал. Трактирщик. После того, как я его порасспросил как следует.

Нимве не ответила. Попыталась обдумать услышанное, но мешала рука, в которой дергалась боль. Жгло так, что хотелось криком кричать. Нимве бессознательно тронула толстую повязку, прислонилась спиной к стене, чувствуя себя усталой и измотанной.

— Тебе плохо? — спросил Мафхор.

— Нет, ничего…

— Можем поговорить позже.

Нимве мотнула головой:

— Я не растаю. И вообще, надо решать, что делать. Если принцы на руднике, я и думать боюсь… Но как же их оттуда вытащить?

— Сначала надо точно узнать, на каком именно руднике они находятся.

— А их несколько?

— Да, я ведь уже говорил.

Нимве прикусила губу.

— Я нынче плохо соображаю, — созналась она. — Что вы думаете делать?

— Для начала я научу тебя и Чика, как себя вести, — маг усмехнулся, — в светском обществе. Кстати, выясни, как его настоящее имя. "Чик" звучит не слишком аристократично.

— Вам и за целый век нас не выучить, пустая затея.

— Я так не думаю. Увидишь, это очень легко. Тебе хватит пары часов.

— Ой, не знаю…

— Даже не сомневайся. Тем более, выхода у нас нет. Без помощи графской семьи нам до принцев не добраться.

Взглянув на него, Нимве спросила:

— А сам граф? Почему вы ему не доверяете? Вы думаете, это он нас подслушивает, да?

— Я немного знаю его по столице. Очень верткий и скользкий человек.

Нимве снова коснулась повязки, откинула голову к стене. От боли потемнело в глазах, и она едва перевела дыхание. Мафхор сказал:

— Послушай, давай поговорим позже.

— Нет, сейчас.

— Но тебе ведь совсем плохо.

— Ничего мне не плохо, бывало и хуже. Так вы говорите, он предатель?

— Этого я не знаю. Но то, что он ненадежный, могу утверждать.

— Но что он может… Я хочу сказать, зачем ему вредить принцам? Ведь это же принцы. Он вон как подскочил в тюрьме, когда узнал, что нас пытали.

Пару секунд Мафхор молчал, словно раздумывая. После произнес:

— Ничего конкретного у меня против графа нет. Но рисковать я не могу.

— А его дети? Они надежные? Или тоже…

— Они всего лишь дети. Его сыну, виконту, только семнадцать, а дочери и того меньше. Посвящать их во что бы то ни было мы не станем. Согласна?

— Ну, а чем тогда они смогут нам помочь?

— Там увидим. А теперь давай я отведу тебя вниз. Тебе нужно отдохнуть.

— Вот еще, ничего мне не нужно…

Не слушая, Мафхор встал и протянул руку. Нимве нехотя подчинилась. Маг помог ей подняться, поднял с пола плащ, и они направились к выходу с галереи.

 

Глава 6

К вечеру того же дня Мафхор привез снадобья от знахаря из деревни в долине. Благодаря этому у Чика уже через сутки спал жар, и лихорадка отступила.

Почти все время Нимве проводила в комнате юноши. Их навещал Мафхор, а еще — дети графа Атланского. Нимве успела немного познакомиться с его дочерью Эллариа́ной, а попросту Ле́ле, веселой, белокурой и круглолицей пятнадцатилетней девочкой.

Нимве рассказала Чику о планах Мафхора. Говорить пришлось под одеялом, да еще и шепотом, чтобы не подслушали. Чик не слишком обрадовался, что придется изображать аристократа, да что там, это привело его в ужас, однако отступать было некуда. Заодно Нимве выяснила, что настоящее имя юноши — Райдо.

Несколько ближайших дней новоявленные брат с сестрой оставались в своих комнатах, поднимаясь только наверх, на галерею, где Мафхор часами обучал их, как себя вести и разговаривать. Вопреки опасениям Нимве, задача и вправду оказалась не слишком сложной, единственное, чего она опасалась, это не ляпнуть что-то ненароком, в разговоре с графской семьей.

К концу четвертых суток сидеть по комнатам уже не стало сил, да и Мафхор объявил, что, по его мнению, они вполне готовы к выходу "в свет". Договорились, что маг зайдет за ними утром, чтобы вместе отправиться к завтраку.

Ночью Нимве почти не сомкнула глаз, в ужасе представляя, как они с Чиком опозорятся за столом. Под конец сделалось так плохо, что она вскочила с постели еще до восхода солнца, и, пока не пришли служанки, в одной рубахе просидела на подоконнике открытого окна, подтянув к груди колени, невидяще глядя в сад и дрожа не то от возбуждения, не то от холода.

Мафхор с Чиком появились, когда служанка заканчивала причесывать Нимве. В первый момент она даже не узнала юношу: узорчатый камзол и гладко зачесанные волосы его сильно изменили. Мафхор, в котором за версту угадывался аристократ даже в подчеркнуто простой темной одежде, вежливо, без улыбки, поклонился. Нимве едва заметно ответила. В животе похолодело, тошнило, и внутри все то и дело срывалось, падало куда-то вниз, как бывает на высоких качелях. Судя по белому как мел, вытянутому лицу Чика, он чувствовал себя не лучше.

Служанка наконец закончила работу и подала серебряное зеркало на длинной ручке. Страшно хотелось отшвырнуть его прочь, вскочить и броситься бежать, но вместо этого Нимве взяла зеркало и сделала вид, будто придирчиво осматривает прическу. Чик нервно переминался с ноги на ногу, терзая кружевной манжет.

— Вы великолепно выглядите, сударыня, — заверил Мафхор. — Соблаговолите руку?

Он с полупоклоном протянул руку ладонью вниз. Стараясь не дергаться, Нимве оперлась на нее и встала. По крайней мере, хоть морда уже не такая распухшая, пришло в голову, и она еле сдержала истерический смешок.

Мафхор привел их в большую залу с камином. Повсюду были расставлены кресла, а на полу лежали медвежьи шкуры. Огонь в камине не горел. На стенах они увидали роспись, деревянные панели, покрытые тонкой и затейливой резьбой, придавали комнате старинный, богатый вид.

Войдя, гости не сразу заметили, что они здесь не одни. Чик и Нимве затравленно озираясь, жались друг к другу, но Мафхор не позволил им окаменеть у входа. Едва ли не насильно он потянул Нимве за собой.

К ним внезапно кинулась девушка в белоснежно-воздушном платье, и Нимве, вздрогнув, узнала дочку графа. Подбежав и сделав реверанс, Леле с радостно сверкающими глазами выпалила:

— Ой, как хорошо, что вы пришли! У нас тут такая скука, помереть можно!

— Леле… — с укоризной остановил мужской голос. С дивана поднялся граф в расшитой золотом шапочке, в длинном шелковом не то сюртуке, не то халате. — Что за выражения!

Девочка задорно улыбнулась, ничуть не смутившись. Когда граф подошел, она обняла его и чмокнула в щеку.

— Ты ведь не сердишься, папочка? — она шаловливо ластилась к отцу. Тот проговорил:

— Ах ты, бесенок… Но где же, наконец, твой брат? Придется за ним снова посылать.

— Я сама сбегаю!

Граф не успел ответить. Вихрем сорвавшись с места, Леле бросилась к двери.

Хозяин дома перевел взгляд на гостей и перестал улыбаться. Мафхор коротко и сухо поклонился ему, как равному, и граф ответил на поклон, не отрывая глаз от Нимве. Она лихорадочно пыталась вспомнить, как надо поступать в таких случаях: кланяться первой, или нет, но на ум ничего не приходило, во рту пересохло, а в ушах шумело. Нимве беспомощно обернулась к Мафхору, и тот сказал:

— Я убедил моих друзей присоединиться к нам за обедом.

— Очень приятно, — ответил граф. Лицо у него было будто каменная маска, безо всякого выражения, под стать Мафхору. — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, сударыня… сударь, — граф коротко кивнул Нимве и Чику и отступил в сторону.

— Однако, что же мы на пороге, — выговорил хозяин. — Прошу, располагайтесь.

Подхватив Нимве под локоть, Мафхор подвел ее к широченному дивану с шелковой обивкой. Здесь произошла заминка, потому что граф стоял и, кажется, не думал садиться, а Нимве и Чик застыли, будто мышата перед ужом. Положение снова спас Мафхор.

— Прошу, сударыня, — молвил он. Это выходило у него так непринужденно, что Нимве совсем растерялась и только беспомощно смотрела на мага, кусая губы. Он едва заметно кивнул, глазами указав на диван. Спохватившись, Нимве наконец села, расправляя платье. Мафхор сделал знак Чику сесть рядом с ней, а сам опустился на стул по левую руку. Граф устроился в глубоком кресле напротив. Некоторое время все молчали, Мафхор безмятежно взирал на хозяина дома, а тот не спускал глаз с гостей. Потом он сказал:

— Позвольте полюбопытствовать, господа, вы впервые в наших краях?

Покосившись на Чика, Нимве поймала его испуганный взгляд.

— Д-да, — она едва не добавила "господин", но вовремя прикусила язык. — Да, ваша светлость.

— Как вам у нас нравится?

Нимве не нашлась, что ответить, вместо нее заговорил Мафхор:

— Они еще не совсем пришли в себя после того, что с ними произошло, граф.

Атлан моргнул, пошевелился и ответил:

— Конечно, я понимаю. Мне очень жаль, что в моем городе так обошлись со спутниками принцев, но что поделаешь с этим народом? Вы же их видели, мастер Мафхор! Городской глава — не самый умный человек, уверяю вас.

Граф отвел глаза, покрутил большими пальцами мельницу, а потом сказал:

— Но их тоже можно понять. В округе в последнее время развелась уйма разбойников.

— А что же ваш гарнизон? — спросил Мафхор.

— Ка… какой гарнизон?!

— В городе утверждают, будто у вас в замке стоит целый гарнизон, — объяснил маг.

— Базарные сплетни, — голос графа прозвучал раздраженно. — Я не король, чтобы армию держать. У меня тут десяток инвалидов с палками, а болтовня не утихает! Не думал я, что вы слушаете сплетни.

Мафхор смотрел на него с полной невозмутимостью, и граф снова заерзал на диване.

— Разве вы видели в замке солдат? — спросил он. — Ну, кроме охраны, разумеется… Вот хоть детей моих спросите.

— Что вы, граф, помилуйте, — любезно отозвался маг. — Я не посмею допрашивать ваших детей. Да и, признаться, я лишь случайно упомянул про гарнизон. Просто не думал, что вас это так взволнует, — Мафхор отвесил короткий, едва заметный поклон. Граф побагровел, снова заерзал, но ничего не сказал. Повисло молчание, через открытые окна ветер приносил отдаленное ржание лошади да чириканье невидимых за занавесом воробьев.

Распахнулась дверь. Подобно белому вихрю, в залу ворвалась Леле, запыхавшаяся и румяная, с соломенными кудрями, разметавшимися по плечам. Следом вошел виконт Ха́льгис, ее брат, юноша возраста Чика, — гости уже знали, что дома его зовут просто Хал. Нимве едва не вскочила, Мафхор успел удержать ее за руку, но граф Атлан, обернувшись к детям, ничего не заметил.

— Наконец-то, — сказал он сыну. — Мы едва не сели обедать без тебя.

— Извини, па, — Хал, улыбаясь, смотрел на гостей. — Я объезжал Вихря и увлекся.

— Ну, хорошо, хорошо, — граф легонько потрепал сына по кудрявым русым волосам. — Пойди, поздоровайся с гостями.

Виконт не заставил себя упрашивать, быстро зашагал через комнату, сопровождаемый сестрой.

— Когда он подойдет, встань и поклонись, — очень тихо сказал Чику Мафхор, но тот замер, будто каменный. Нимве потеребила его за руку:

— Встань и поклонись ему, — шепнула она, и вовремя: дети графа были уже рядом. Чик, вздрогнув, вскочил, отвесил глубокий поклон.

— Я рад, что вам лучше, — с улыбкой сказал виконт, кланяясь в ответ.

Чик замешкался, и Нимве ответила за него:

— Благодарение Творцу, он скоро поправится, сударь, — и с удовлетворением отметила, что голос не дрожит.

Кланяясь, Хал произнес:

— Надеюсь, вы тоже в добром здравии, сударыня.

— Спасибо, виконт, — ответила Нимве — и услыхала мысль Мафхора: "Протяни ему руку." Нимве подчинилась. Хал почтительно поцеловал ее ладонь. Нимве ужасно смутилась, ощутила, что краснеет, но тем не менее постаралась сохранить гордый вид.

Дверь в соседнюю комнату внезапно отворилась, и на пороге возник слуга.

— Кушать подано, — с поклоном возвестил он. Леле тут же вскочила и воскликнула:

— Наконец-то! Я просто умираю с голоду!

Стараясь держаться чинно и не показывать, что цепенеет от страха, Нимве вслед за Мафхором прошла в столовую.

На огромном столе, накрытом белоснежной скатертью, — тут бы вся соседская деревня поместилась, — уже красовались фарфоровые тарелки. Нимве села, затравленно оглядывая приборы. Фарфор был такой тонкий, что и притронуться казалось боязно. Чик был бледней фарфора, Нимве даже испугалась, как бы он не потерял сознания.

Обед длился долго, Нимве чудилось, что эта пытка никогда не кончится. Она сидела будто на иголках, боялась сделать лишнее движение, и еле притронулась к еде. Положение немного спасали дети графа. Леле щебетала будто птичка, вела себя очень непринужденно, они с братом пересмеивались и шутили, а граф хоть и ворчал, но явно для вида. Детей графа, похоже, не слишком заботил этикет. Этим они немного напомнили Нимве принцев. Да и чего им себе голову морочить, думала она, неловко орудуя вилкой и ножом, они и без того аристократы, хоть руками ешь, с них не убудет.

Когда обед закончился, Леле предложила посидеть в гостиной, но Мафхор, видно, прекрасно понимавший состояние своих подопечных, отговорился тем, что спутники неважно себя чувствуют.

И лишь оказавшись в своих покоях, Нимве и Чик с облегчением вздохнули.

* * * * * * *

Утром гости к завтраку не спускались. Еще накануне они договорились с Мафхором, что с графской семьей будут только обедать, чтобы как можно меньше попадаться графу на глаза. У Нимве сложилось стойкое ощущение, что графу они не понравились, а может, он угадал в них самозванцев. Чаще всего Нимве безошибочно улавливала настроение людей, но с графом это оказалось неожиданно тяжело, может, из-за его дурацких, шитых золотом шапочек, которые он вечно носил.

Утром служанки принесли завтрак в комнату Нимве. Новоявленные брат с сестрой ели в молчании: отослать слуг не хватало духа, а разговаривать при них они не решались.

Наконец, оставшись наедине, Нимве и Чик принялись шепотом совещаться. Нимве не терпелось поговорить с Ларрой, но они понятия не имели, где его искать. Проспорив с четверть часа, они решили разыскать его сами, а не просить помощи у слуг. Мало ли, кому эти слуги могли потом доложить.

Стараясь избегать людей, они спустились вниз по огромной лестнице светлого мрамора. Попали в холл, а может, в зал, Нимве в этом мало разбиралась. От каменных полов несло холодом. Крадучись, вдоль стены, путешественники двигались наугад, в надежде отыскать выход. В конце концов натолкнулись на массивную дубовую дверь с обшарпанной медной ручкой в форме звериной лапы. Помешкав, Чик осторожно потянул за ручку и заглянул в открывшуюся щель. Обернувшись, поманил Нимве за собой. Они вышли — и очутились на лестничном пролете.

Спустившись вниз почти бегом, попали в служебные помещения. Было людно, пахло кухней и прачечной. Стараясь выглядеть невозмутимо, путешественники зашагали по узкому, с низким сводчатым потолком коридору, то и дело сталкиваясь с кем-нибудь из слуг — и все кланялись, и оттого, что она, хоть убей, не знала, как на это реагировать, Нимве чувствовала себя все хуже и хуже.

Наконец стало ясно, что самостоятельно Ларру в жизни не отыскать. Тогда Нимве остановила первого попавшегося паренька в сером фартуке.

— Послушай… — Нимве запнулась, не зная, как к нему обращаться. "Любезный"? Так в трактирах, кажется, зовут половых, и так герцог Окдейн обращался к ней самой, когда… При мысли о герцоге Нимве замутило, и она продолжила, сдвинув брови:

— Послушай, мы ищем… Нам нужно видеть одного человека, он приехал с нами.

Парень моргал белесыми ресницами и безо всякого выражения таращился на Нимве. Ей вдруг пришло на ум, что он, может, и вообще не знает ни о принцах, ни о гостях в замке, но стоило об этом подумать, как парень почесал вздернутый нос, покрытый бледными веснушками, и проговорил:

— Эта… вы, может, Ларру ищете? Ну, камильдинира принца Иниса. Потому как господин маг, он тута не живет, он, стало быть, наверху, и потому ежели вам его надобно, так он…

— Да причем здесь маг, — перебил Чик. — Мы ищем Ларру. Где он?

— Так туточки, по колидору и налево, — парень махнул рукой в пространство, — в сторону от кухни, вниз лестница будет, так его пятая комната с краю, а ежели его там нету, так он, стало быть, на кухне, али на дворе, хто же его знает…

— А кухня где? — озираясь, спросила Нимве.

— Так вон же, впереди, — паренек махнул рукой в том же направлении. — Может, Ларра ваш там и сидит, там, стало быть, кухарки, а он… — парень осекся и моргнул в сторону Нимве.

Кухню они нашли за широкой аркой. Заглянув в распахнутую дверь, увидали огромный зал, посреди которого стояли печи и широкие столы. Повсюду были кастрюли, черпаки, корзины, пустые и наполненные зеленью, битой птицей, сырыми окороками… Их оглушили крики, стук деревом о дерево и звяканье стекла, смесь запахов нахлынула, будто волна, а люди в белых фартуках и колпаках казались жрецами из какого-то храма обжорства. Нимве даже растерялась от обилия цветов и звуков, от суеты, от непривычной огромности места, стояла, озираясь и моргая, покуда тихий голос Чика не привел ее в чувство:

— Э, да вон он.

Нимве пошарила взглядом и заметила, что отдалении, за столом, размерами смахивающим на мамин огород, маячит рыжая шевелюра. Нимве и Чик нервно переглянулись.

— Ну… — выговорил юноша, — мне пойти его позвать, что ли?

Нимве не знала, что ответить. Она и без того ничего доброго не ждала от этой встречи, не представляла, как лучше подъехать к Ларре: а вдруг обидится, если пойдет один Чик? Еще решит, что Нимве с ним брезгует разговаривать.

— Пойдем вместе, — с тяжестью на сердце она переступила порог кухни.

Ларра сидел за дубовым, изрезанным ножами столом, наблюдая за работой двух молоденьких кухарок. Он, ухмыляясь, что-то говорил одной из них, пухлой брюнетке с белым платком на волосах. Та задорно улыбалась и отвечала, но за шумом невозможно было разобрать слов.

Гостей Ларра заметил, только когда они подошли совсем близко. Уставился на них пронзительным взглядом, и улыбка мгновенно исчезла с лица.

— Ваши милости. — Он встал и отвесил преувеличенно церемонный поклон, а когда распрямился, глаза зло сверкнули. — Не ожидал, не ожидал. Чем могу вам служить? — "вам" он произнес с таким ядовитым сарказмом, что Нимве прикусила губы. А Ларра между тем не унимался:

— Как ваше здоровье, сударыня? Как изволили почивать? Чем я, ваш раб покорный, заслужил честь вас лицезреть? Да еще в таких… — он повел рукой вокруг, — неподобающих вашему величию апартаментах?

— Ларра, — Нимве нервно стиснула пальцы. — Нам надо поговорить.

— Ах, ваша милость, — Ларра сделал изумленное лицо. — Я ваш слуга покорный! Да только чем же я, ваша светлость…

— Хватит уже кривляться, — буркнул Чик, но тон был растерянный. Нимве сказала:

— Перестань. Это важно. Ну, я тебя прошу.

— Конечно, ваша милость, — Ларра снова поклонился с преувеличенной подобострастностью. — Как изволите, ваша милость, я ваш покорный слуга!

— Хватит! Хватит, понял? Давай, пошли, — Нимве взяла Чика за рукав и потащила прочь, не оглядываясь, но зная, что Ларра следует за ними, хоть и на почтительном расстоянии.

В коридоре она замешкалась, не представляя, куда идти. Ларра нагнал. Некоторое время молчал, а потом грубо осведомился:

— Ну, и чего же вы застыли, уважаемые господа, или как к вам теперь обращаться прикажете? Титулов ваших, каюсь, не запомнил.

— Ой, да ладно, — фыркнул Чик, сверкнув глазами. Нимве сказала, обернувшись к Ларре:

— Хватит. Перестань. Нам действительно надо поговорить.

— Да уж это я слышал, — прежним тоном огрызнулся Ларра. — Только чего мы тогда тут торчим? Иль дорогу запамятовали?

— Вот именно. Запамятовали.

— Так бы сразу и сказала. Или величие не позволяет?

Нимве не ответила.

— Ладно, шагайте за мной, — неохотно буркнул Ларра.

Они долго петляли по темным коридорам и переходам, пока Ларра не вывел их на широкий двор перед конюшнями. Не замедляя шага, миновал открытое пространство и устремился к саду.

Они прошли через цветник, миновали молчащий фонтан, изображающий, кажется, резвящихся русалок. Однако Нимве некогда было любоваться красотами сада. Она лихорадочно соображала, что скажет Ларре. А тот наконец решил остановиться у зарослей сирени. Повернулся и, заложив руки за спину, хмуро уставился на спутников.

— Ну? — осведомился он. — Чего надо?

Нимве облизала губы.

— Будем молчать? — Ларра покачался на каблуках. — Ну, ладно. Коли вам сказать нечего, так я пошел.

— Погоди! — поспешно выдохнула Нимве. — Погоди. Мы просто хотели… — она быстро глянула на Чика. — Мы хотели, чтобы ты не думал, будто мы… Словом, этот маскарад, он для дела. Мы не думали заноситься, или что-нибудь подобное.

— Заноситься, говоришь? — Ларра уселся на каменную скамью и скрестил руки на груди. — Для дела, говоришь? Это для какого же дела? Не для того ли, о котором мне давеча ваш разлюбезный Мафхор толковал?

— Да дело-то у нас одно, — вклинился Чик. — Принцев отыскать.

— И для того вы решили большими господами прикинуться?

— Это не мы решили, — вспыхнул Чик. — Это Мафхор решил! Это он нас за господ выдал, будто мы брат и сестра, а… — он осекся и покосился на Нимве.

— Ну, да, — насмешливо подхватил Ларра, — и будто она — безутешная вдовица твоего хозяина! Ну, ладно бы Мафхор или она. Им на твоего хозяина плевать. А вот ты…

— Да хватит! — оборвала Нимве. — Предателей нашел. Лучше бы о своем хозяине подумал! Его-то хозяину все равно не поможешь, а твой, между прочим, на руднике пропадает.

— Это тебе Мафхор сказал?

— Ну, да, Мафхор! А что? Это же он бегал, узнавал, куда принцы делись, он, заметь, а не ты, когда…

— Ну, да, бегал, — Ларра рывком вскочил. — Узнавал! После того, как принцев на этот самый рудник и определил!

— Он?! — Нимве задохнулась. — Да ты… Причем тут он?! Они сами…

— Ну, да, это тебе тоже твой дорогой Мафхор сказал? — Ларра ухмылялся, но ноздри раздувались и глаза сверкали, и оттого ухмылка скорее походила на оскал. Нимве собиралась ответить, но Чик перебил:

— Да ладно вам, хватит спорить-то! Спорами дела не поправишь, Ним права, их высочеств выручать надо.

— Да уж слышал, — отозвался Ларра, — не глухой. Только не пойму пока, как ваш Мафхор их спасать собирается.

— Никакой он не наш, — Чик нахмурился. — А насчет спасать — так он один не сможет. Оттого он нас за дворян и выдал.

— А вы много ли ему напомогали? — к Ларре вернулось хладнокровие, и он уселся на прежнее место. — Кроме как с графскими детками шашни крутить? А?

— Да пошел ты, — отозвался Чик. — Какие еще тебе шашни? Кто они — и кто мы… Мы свое место помним, не беспокойся. Мы просто… мы хотим, чтобы они нам помогли. Что, Мафхор тебе не говорил?

— Много чего ваш Мафхор говорил. Только, мне сдается, господин Мафхор мозги вам крутит.

— Знаешь, Ларра, — промолвила Нимве, — это уже даже не смешно, твоя ненависть к Мафхору. Все свои грехи он давно искупил, даже если они у него и были.

Ларра помолчал, потом спокойно сказал:

— Вы вот чего. Идите сядьте, что ли, чего стоять-то передо мной столбом, я ж не дознаватель.

Дождавшись, пока собеседники усядутся рядом на скамью, он продолжил:

— Вы мне тут все про Мафхора, мол, и не люблю я его, и речей его умных не слушаю. А я слушаю. Еще как слушаю! И прекрасно понял, чего происходит. Вы думаете, зачем он вас подослал к графским детям-то, а?

— Чтобы они нам помогли отыскать принцев, — отозвался Чик. — Сколько можно…

— А ты погодь, — назидательно перебил Ларра. — Погодь, не трынди. На самом-то деле, кто, кроме графа, лучше остальных может помочь нам принцев вызволить? Вот то-то и оно-то. А Мафхор велел ни в коем разе графу знать не давать, что они где-то на здешней каторге. Вот почему?

— Мафхор сказал, что не доверяет графу, — отозвалась Нимве.

— Ясно, не доверяет, — усмехнулся Ларра, — раз помощи не ищет у него. Да только почему? Ну, кто умный?

Нимве и Чик переглянулись.

— Вот оно и выходит, что ничего у вас не выходит, — снисходительно заметил Ларра. — Хоть вы десять раз благородными прикинься. А я вам скажу, почему: морочит вам голову ваш Мафхор. Помните, чего он в лесу, у озера говорил?

— Да мало ли кто чего говорил, — не выдержал Чик. — Ты о чем?

— А о том, — Ларра вскинул палец. — Об этом самом. Помните, как заговорили о планах герцога Окдейна, будто он хочет переворот устроить, а для этого ему надо принцев украсть? Да чего ж вы беспамятные-то такие…

— Но причем тут герцог? — подавленно спросила Нимве.

— Здрасьте, пожалуйста, — Ларра выглядел очень довольным. — Герцог тут — главная фигура. Ведь это Мафхор, кажется, и сказал тогда, что без сообщников дядюшке Окдейну свой план нипочем не провернуть? Ну, вот, — Ларра довольно усмехнулся.

— Чего — вот? — упирался Чик.

— Да мозгами-то пораскинь, — сердито ответил Ларра. — Чего ж мне все тебе разжевывать. Граф здешний — он и есть герцогский сообщник!

Нимве и Чик во все глаза уставились на Ларру.

— Врешь, — медленно вымолвил юноша. — Откуда ты…

— Да вот отсюда, — Ларра постучал себя пальцем по лбу. — Неужто же Мафхор ваш мне рассказал! Держи карман, о самом важном он всегда молчит.

— Но, — прошептала Нимве, — но Мафхор ничего об этом не говорил…

— Ясен пень, не говорил. А я тебе о чем?

— А о чем? — закипая, осведомилась она. — О чем? Ты хочешь сказать, будто Мафхор обо всем знает, а нам не говорит?

— Молодец, наконец-то догадалась.

— Я тебе не верю, — Нимве стиснула ладони. — Мафхор не стал бы… он не стал бы…

— Вас подставлять, да? Эх, и дурачки же вы доверчивые. А ведь это как раз то, что он и делает.

— Так чего же, по-твоему, герцог тут? — Чик принялся озираться, словно ожидал под каждым кустом увидеть по притаившемуся герцогу.

— А я разве знаю? Если он и тут, так прячется. Но я бы не удивился.

— То-есть, ты хочешь сказать, Мафхор нас использует? — Нимве подняла голову. — Граф предатель, а Мафхор обо всем знает, но… Что Мафхор нас использует как марионеток? Как приманку? Это ты хочешь сказать?

— Да зачем говорить, коли ты и сама догадалась.

Нимве вскочила и повернулась к спутникам:

— Это неправда. Этого не может быть! Я тебе не верю!

— Да неужто? — Ларра прищурился. — А я ведь и слова про Мафхора не сказал. Ты сама ему приговор-то сообразила, разве нет?

— Я… я… — Нимве застыла, пораженная этой мыслью. — Неправда! Перестань мне голову морочить! Никакого приговора я не выносила! Я просто сказала, что ты неправ!

— Ладно, — чем больше кипятилась собеседница, тем хладнокровнее становился Ларра. — Дело твое. Можешь сама его об этом спросить.

— И спрошу!

— Вот именно, спроси.

— И спрошу!

— Я и говорю, спроси.

— И спрошу!!! — стиснув кулаки, заорала Нимве. Листва сирени над головами парней зашевелилась без всякого ветра, и они отшатнулись. Осекшись от их взглядов, Нимве закусила губы, шагнула в сторону — и пошла прочь по дорожке, усыпанной желтоватым гравием, чувствуя спиной пристальные взгляды.

Лишь отойдя на почтительное расстояние, Нимве обернулась. Ларра по-прежнему сидел на скамье, а Чик стоял, словно не решаясь пойти следом.

— И спрошу! — крикнула Нимве, не заботясь, что могут услышать посторонние. — Будь уверен!!

Резко отвернулась и пошла прочь, через цветник, не обращая внимания на роскошные розы, рубинами сиявшие под солнцем.

 

Глава 7

Поговорить с Мафхором удалось лишь вечером, после обеда.

Маг вышел из залы первым. Нимве нагнала его у лестницы, в полутемном коридоре, возле мраморной колонны.

— Где вы были? — прошипела Нимве. — Я вас полдня ищу!

— Что-нибудь случилось? — сказал маг, оглядевшись.

— Еще как случилось! Я… мы… — Нимве остановилась. В самом деле, чего я, подумала она, может, он ни в чем не виноват.

Мафхор смотрел, черные глаза смутно блестели в полумраке.

— Что такое, Нимве? — его голос прозвучал тихо.

— Послушайте, я… — Нимве помолчала, кусая губы, а потом решительно произнесла:

— Короче, вот что. Мы тут разговаривали… В общем, некоторые думают, что герцог Окдейн где-то здесь. И что вы это знаете, но скрываете от нас. Я хочу спросить: это правда?

Мафхор ответил не сразу. Перевел взгляд на колонну, которая, казалось, источает собственное, млечно-бледное свечение, и проговорил:

— Это Ларра тебе сказал. — В его голосе не было вопроса.

— Да какая разница.

— В общем, правильно. Разницы нет, — маг выглядел спокойным, и по его тону, по каменному лицу Нимве не могла понять, врет он сейчас, говорит ли правду — или лихорадочно обдумывает, что ответить.

— Послушайте, — она подступила ближе. — Если это правда, мы должны знать. Мы не дети, и это, в конце концов, наша жизнь тоже. Мы хотим знать! Это правда?

Мафхор ответил прямым взглядом.

— Я не знаю, — выговорил он. — Хотя, конечно, это вполне может быть правдой. Сам я герцога не видел.

— Но вы подозреваете, что граф с ним связан, так? Поэтому вы боитесь подслушиваний, и все такое.

Мафхор отвернулся и рассеянно провел пальцами по мрамору колонны. Нимве ждала, но он молчал.

— Это так, или нет? — потребовала она.

— Да, это так, — маг снова посмотрел ей в глаза. — Более того. Я почти уверен, что граф — сторонник герцога Окдейна.

— Замечательно! — Нимве едва не задохнулась. — Почему же вы молчали? Почему вы нам не…

— Тише. Тише, Нимве. Я молчал, потому что ни в чем не уверен. Я не знаю, правда это, или нет.

— Не уверены? — озираясь, шепотом воскликнула Нимве. — Вы нас как приманку используете, Чика и меня! Вы бессовестный… — она умолкла, проглотив бранное слово, готовое сорваться с губ. Мафхор молчал и не отводил взгляда. Нимве отвернулась.

— Я просто не хотел вас заранее пугать, — услышала она. — Пойми, я ни в чем не уверен.

— Вы же сказали, что почти уверены!

— Почти. Вот именно. Почти. Нимве, посмотри на меня.

Все еще внутренне кипя, она с вызовом взглянула на собеседника.

— У меня и в мыслях не было вам вредить, — сказал Мафхор.— Я только хочу, чтобы все отсюда выбрались живыми. Уверен, ты этого тоже хочешь. Я не прав?

Нимве дернула плечом.

— Все равно, вы были обязаны нас предупредить, — отрезала она.

— Что сделано, то сделано. Я ведь не скрывал, что мне нужна ваша помощь.

— Но и не сказали правды!

— Повторяю: я ни в чем не уверен. Может быть, герцог отсюда очень далеко.

— Но послушайте, а вы разве не можете прочитать мысли графа?

Мафхор оперся спиной о колонну.

— А тебе это удалось? — осведомился он.

— Вы, верно, шутите, — рассердилась Нимве. — Я мыслей читать не умею, я не маг!

— Но уверен, что ты можешь чувствовать эмоции. — Мафхор смотрел выжидающе, и Нимве с неохотой согласилась:

— Ну, да, вроде того.

— Вот я и спрашиваю: тебе хоть раз это удалось?

Нимве с досадой повела плечом:

— Да нет. Может, из-за этих его… — ее вдруг осенило, и она медленно закончила, округлившимися глазами уставясь на собеседника:

— Из-за его дурацких шапок. А ведь мне это уже приходило в голову…

Мафхор удовлетворенно кивнул и усмехнулся.

— Постойте, — сказала Нимве. — Вы думаете, он это специально? Но тогда… тогда это ведь значит…

— Это может ничего не значить. А может значить, что Окдейн его предупредил. Что граф сознательно загораживается. Металлы защищают мозг от проникновения эмпатов, сам граф вряд ли об этом слышал, а вот герцог знает наверняка.

— И вы подозревали, но ничего нам не…

— Я ведь уже сказал, — остановил Мафхор. — Что сделано — сделано. Теперь ты все знаешь. И мне по-прежнему нужна твоя помощь.

Нимве отвернулась и долго молчала, глядя на лиловую ковровую дорожку, ведущую к перилам, ныряющую вниз, в темноту лестничного пролета.

— Ладно, — согласилась она. — Вы правы, держаться надо вместе. Но не скрывайте от нас, когда что-нибудь узнаете, иначе будете разговаривать вот с этой колонной, ясно вам? Если хотите, чтобы мы действовали сообща, не держите нас за дураков! Вы поняли, или нет?

— Я понял. Понял, — примирительно заверил Мафхор.

— Ну вот так… Мы вам не куклы!

— Я этого и не говорил.

— Еще бы вы это сказали, — Нимве снова сердито отвернулась. Мафхор промолчал.

— Ну, ладно, — через полминуты произнесла она. — У вас есть план? Чего нам делать-то теперь? Вам вроде помощь нужна была…

— Да. Нужна.

— Тогда не тяните, говорите, что надо делать.

* * * * * * *

Утром, едва Нимве и Чик сели завтракать, прибежала Леле. Распахнув дверь, сделав небрежный реверанс, бросилась к столу и защебетала:

— Мы уже приказали седлать лошадей! Вы не забыли?

Нимве и Чик переглянулись. Накануне вечером Нимве, жалуясь на скуку, попросила детей графа покататься верхом и показать окрестности, на что те радостно согласились. А уж когда Нимве пообещала, что уговорит Мафхора присоединиться, восторгу Леле не было границ.

— Что вы, конечно, не забыли, — успокоила Нимве. Чик нервно облизал губы и отпил из фарфоровой чашки.

— Тогда я сбегаю, скажу Халу, чтобы собирался! — и прежде чем Нимве успела ответить, девочка вспорхнула с места и исчезла за порогом.

Выехали через полчаса. Несмотря на раннее время, в саду было жарко. Миновав цветник, всадники углубились в заросли. Лошадиные копыта шуршали по еле видимой тропе, которая уводила все дальше, в тень деревьев, скрываясь за переплетением ветвей.

Нимве мучилась, стараясь удерживать равновесие в непривычном ей дамском седле. Сидеть было неудобно, чудилось, что она постоянно сползает назад. Туго зашнурованный лиф платья давил, будто ее заперли в тесную клетку, где и дышать-то невозможно. Занятая тем, как удержаться на лошади, Нимве не замечала красот сада, и удивилась, когда они очутились перед высокой каменной стеной.

— Сюда, — виконт пришпорил жеребца, и всадники двинулись вдоль преграды, по высокой траве, испещренной солнечными бликами.

Через несколько минут подъехали к воротам. Трое мужчин, одетых в одинаковую черную униформу, вскочили, один потянулся к пистолету за поясом.

— Господин виконт! — узнал кто-то, и стражи поклонились.

— Открывайте, — велел Хал, указав плетью на массивные ворота в два человеческих роста.

— Но, ваша милость, — возразил один из сторожей. — С вами нету охраны, а его светлость не велел…

— Довольно, — юноша досадливо отмахнулся. — У себя на заднем дворе мы можем ездить и без охраны.

— Но его светлость граф не…

— Вот этот человек, — виконт указал на Мафхора, — маг, если хотите знать. Какая еще охрана требуется?

Стражи умолкли, переглянулись и, таращась на Мафхора, пошли отворять ворота.

Через лес за стеной вела узкая дорога, которой, видно, часто пользовались. Высокие деревья обступили ее по обочинам и, переплетаясь наверху ветвями, образовали сумрачный зеленый коридор.

В лесу Хал внезапно со смехом хлестнул лошадь Чика, и юноши галопом ринулись вперед, гикая, подбадривая скакунов. Леле помчалась следом, быстро исчезла в чаще, Нимве и Мафхор, оставшиеся позади, могли слышать лишь ее звонкий смех.

— Ну, и что дальше? — спросила Нимве. — Как нам их теперь уболтать? Там же каторга местная, вы мне сами говорили.

— Нужно их убедить, — Мафхор поднял взгляд. — Мы обязаны туда попасть.

— Да кто нас пустит…

— Я почти уверен, что виконт сумеет нас туда провести.

— Ой, не знаю. А если им отец не велел туда ездить? Да и расскажут они потом. А если герцог и вправду здесь, он ведь может догадаться.

— А ты попроси их не рассказывать.

— Да вы что? Они тогда точно что-нибудь заподозрят!

— Они не заподозрят. Скажи, что до смерти боишься их отца, и не хочешь, чтобы он рассердился.

Нимве покосилась на спутника.

— Ну, а это, — выговорила она. — А магией вы не можете как-нибудь?

Мафхор молча посмотрел на нее.

— Я имею в виду, — пояснила Нимве, — найти принцев с помощью магии.

— Если бы мог, — ответил Мафхор, — я бы уже давно это сделал.

Юноши и Леле воротились нескоро. К тому времени Нимве едва сидела в седле, спину от непривычного положения ломило все сильнее. Поэтому, когда остальные перевели дух, Нимве попросила сделать привал. И то правда, стало совсем жарко, лица у всех раскраснелись, поэтому просьбу исполнили с удовольствием.

Мафхор помог ей слезть на землю, и Нимве с полминуты стояла, держась за поясницу, хмуро наблюдая, как спутники достают из седельных сумок провизию. Чик и Хал расстелили на траве, под старым дубом, тканое покрывало, и на него немедленно уселась Леле.

— Хал, а ты питье взял? — спросила она. — Я тебе давала фляги, где они?

— Да взял, взял, на, держи, — виконт бросил на покрывало большую кожаную флягу, украшенную тиснением.

— Нимве, садитесь со мной, — Леле прикрылась ладошкой от солнца.

Нарезать хлеб досталось Чику. Мафхор, сидя подле, на сухом стволе упавшего дерева, молча разливал по стаканам воду, подкрашенную розовым вином.

— Как нынче жарко, — Леле откинула волосы со лба, на раскрасневшемся личике танцевали солнечные блики.

— Пожалуйста, сударыня, — Мафхор протянул Нимве стакан. Она взяла и, отпив глоток, проговорила:

— В лесу еще ничего, прохладно. Воображаю, каково сейчас приходится тем, кто где-нибудь в карьере… на каменоломне…

— Ой, а у нас тут есть каменоломни! — оживилась Леле. — В холмах!

— Да, мы слышали, — кивнула Нимве. — Говорят… Вы только не обижайтесь, но говорят, там у вас каторга, одна из самых ужасных в королевстве. Что люди там мрут… то-есть, я хотела сказать, умирают.

— Это кто же такое говорит? — виконт насупился. — Может, конечно, там и не рай, но условия самые обычные, как в любом карьере. А где вы про это слышали, в городе?

— В столице, — вмешался Мафхор. Он сидел, сцепив ладони на колене, невозмутимый и спокойный, как обычно. Среди зелени кустов, ярких изумрудных бликов листвы, его одежда казалась пятном тени.

— Уверяю вас, это неправда, — сказал Хал, хмуря прямые брови. — Я и сам там бывал с отцом, и не видел, чтобы кого-то хлыстом стегали, или что-нибудь подобное.

Ну, да, как же, подумала Нимве, чинно вытирая руки полотенцем. Станут они при тебе…

— В столице говорят, — вымолвил Мафхор, — что в холмах за карьерами братские могилы, и что люди больше пары лет на этих каторгах не живут.

Виконт вспыхнул так, что Нимве показалось: сейчас он или обругает мага, или сделает еще что-нибудь безумное. Однако юноша сдержался и бросил, покраснев до корней русых волос:

— Когда я был в столице, мне никто не осмелился сказать этого в лицо!

Мафхор поднял бровь.

— Поэтому, сударь, — продолжил юноша, — я не знаю, что у вас там говорят, но зато знаю, что видели мои собственные глаза. Вы, конечно, полагаете, что у нас тут медвежий угол… Да если хотите, можно туда съездить, и поглядите сами.

— Кто же нас пустит, — Нимве сделала удивленное лицо. — Да и у вашего отца ведь нужно разрешения спросить.

— Вовсе не нужно, — возразил виконт. — Я и сам могу вас туда провести, если пожелаете.

— Но ваш отец, — Нимве решила добиться полной ясности, — он же рассердится. А я… если честно, я его немного боюсь.

Хал изумленно вскинул брови, а Леле засмеялась и сказала:

— Что вы, папа очень добрый! Да мы ему и не расскажем, а то еще волноваться будет. Верно, Хал?

— Конечно. Так что же? — юноша обвел гостей глазами. — Желаете съездить? Заодно потом сможете сказать в столице, что слухи о нас — это выдумки.

— Ну… — Нимве сделала вид, будто колеблется, посмотрела на Мафхора. Тот проговорил:

— Мы будем только рады. Если, конечно, дам это не утомит.

Через пару часов лес как-то сразу кончился. Всадники вереницей спустились с холма в каменистую долину.

Серая, едва заметная тропа петляла среди валунов. Склоны поросли чахлой, выгоревшей на солнце травой, а кусты, цепляющиеся за известковые выступы, казалось, доживают свой век. Здесь, внизу, в узкой долине, не было ни ветерка, воздух, сухой и раскаленный, казался плотным как стена, и Нимве почудилось, что, выехав из леса, они попали в совсем иной, чуждый мир. Даже Леле примолкла. Накинув на голову тонкое светлое покрывало, девочка обмахивалась другим его концом. Мафхор снял черный камзол, его рубаха ослепительно белела в лучах яростного солнца. Нимве задыхалась. Она все бы отдала, чтобы расшнуровать это проклятое платье, чтобы сесть в седле по-человечески, хоть чем-то накрыть голову… Хал ехал впереди, не оборачиваясь, и не говорил спутникам ни слова.

Ехали долго, так долго, что солнце успело войти в зенит, а Леле начала жаловаться. И когда Нимве забеспокоилась, что из-за девочки им придется, не солоно хлебавши, отправиться назад, они увидели ворота.

Тропинка вывернула из-за холма. Ворота, массивные, огромные, потемневшие от времени, казались частью скальной гряды. Рядом не было ни души, и Нимве уже засомневалась, что они смогут попасть внутрь, однако виконт, не останавливаясь, уверенно направил жеребца к едва заметной калитке у самого склона.

Подъехав ближе, путники услыхали шум, доносившийся изнутри.

— Вот, здесь у нас добывают известняк, — объяснил Хал. — Лучше закутайте чем-нибудь лицо, чтобы не надышаться!

Только теперь Нимве поняла, что серое облако, висевшее над холмами, было пылью, а не невесть откуда взявшимся туманом.

Спешившись около калитки, Хал рукоятью плети что есть сил принялся долбить о дерево. Долгое время ничего не происходило, потом недовольный голос изнутри спросил:

— Ну, кто там еще? Чего надо? — голос был низкий и хриплый.

— Я — виконт Хальгис, сын графа Атланского! — крикнул юноша. — Откройте!

Молчание.

— Открывай! — Хал бухнул в калитку кулаком. — Эй, вы там, слышите или нет?

— Какой такой виконт, — пробормотали изнутри. — Чего еще за…

— А тут другой виконт есть? Открывай, а то отцу пожалуюсь!

Неизвестно, что подействовало на стража, угроза пожаловаться графу, или само имя его сына, — но стукнула щеколда, что-то натужно заскрипело, и калитка отворилась.

Когда они вошли, Нимве поняла, что Хал говорил правду: лучше было сразу замотать лицо. Воздух оказался пропитан пылью, каждый вздох давался с трудом.

— Вот это каменоломня, — Хал повел вокруг рукой, не обращая внимания на то, что с полдюжины местных охранников оторопело таращатся на непрошенных гостей.

Нимве огляделась. Огромное холмистое пространство окутал туман сероватой пыли. Казалось, ею тут все покрыто: и люди в лохмотьях, что копошились поодаль, и чахлые кустики около забора, и цепные псы на блоках под стеной, и даже лица сторожей.

Один из них, здоровенный темноволосый детина ростом на полголовы выше Мафхора, шагнул вперед и, изобразив неуклюжий поклон, спросил:

— Ваша… э… светлость, — он обращался к Халу. — Пожалуйте. Случилось что, осмелюсь спросить?

— Нет, ничего, — юноша смотрел, вскинув подбородок. — Это наши гости. Я показываю им окрестности. Это работники? — он ткнул пальцем в оборванных людей, суетившихся около телеги.

— Это… ну, эти тоже, — неохотно согласился сторож. — Эти, они того, на легких, стало быть, работах, потому как они того…

— Они, осмелюсь доложить, нездоровые! — выскочил вперед худощавый мужик с чахлой бороденкой, с бесцветными жидкими патлами, свисающими вокруг серого, словно запыленного лица. Цепким глазом лекаря Нимве уловила, что этот человек давно и сильно болен. И как таких в охране держат, подумала она. Детина покосился на незваного помощника, а тот продолжал юлить:

— Мы больных на тяжелую работу не посылаем. Как же можно, ваше сиятельство, ни-ни-ни! Больные у нас еду раздают!

— Хорошо, — Вьят обернулся к Мафхору. — Вот видите, мастер, у нас тут порядок, несмотря на то, что говорят в столице!

Мафхор коротко кивнул. На лице не отражалось ничего, кроме вежливого любопытства.

— Пойдемте, посмотрите, что делается внутри, — пригласил виконт.

— Ой, Хал, я лучше тут останусь, — протянула Леле. — Я устала… Нимве, и вы оставайтесь, там грязно, и каторжники…

— Нет, что вы, мне интересно, — возразила Нимве. — Я никогда не видела настоящей каторги.

Леле попыталась возражать, но виконт распорядился:

— Принесите моей сестре стул и воды. А мы пройдемся.

Карьер был огромен. Нимве не могла даже предположить, сколько здесь работников: две сотни? Три? А может, тысяча? Хотя, глядя на изможденных, покрытых пылью людей с одинаково серыми лицами, в одинаково серых лохмотьях, язык бы не повернулся назвать их работниками. Скорее уж — рабами. К тому же, на большинстве оказались ручные кандалы, и надзирателей рядом было много.

Хал пару раз попытался пристать с расспросами к некоторым из этих серых измотанных людей, но ответы получал одинаковые. "Как вас кормят?" — "Хорошо, господин." "Как к вам относятся?" — "Хорошо, господин." "Вас бьют?" — "Нет, господин…" Большего добиться не удалось. Мафхор и Нимве молчали, Нимве — удрученная увиденным, а маг… Поди знай, о чем он думал, когда с невозмутимым видом озирался по сторонам. Нимве давно отчаялась понять ход мыслей этого человека.

Наконец они повернули назад, к воротам. Да и вовремя: солнце сильно перевалило за полдень, нужно было успеть воротиться до темноты, чтобы граф не поднял тревогу. Нимве думала про себя: да, таким манером мы и через год принцев не отыщем. Ей ужасно хотелось узнать планы Мафхора. Может, он уже что-то почувствовал? Может, близнецы здесь, прямо на этом карьере? Но на все взгляды Мафхор отвечал каменным взглядом, а по его лицу она ничего не могла прочитать.

Поговорить с магом удалось только на обратном пути, когда спутники, усталые и измотанные жарой, уехали вперед.

— Ну? — нетерпеливо спросила Нимве, едва не касаясь ногой стремени Мафхора. — Вы узнали что-нибудь?

— Что? — маг обернулся.

— Я говорю, узнали что-нибудь? Они там?

— А… Нет. Не узнал.

Нимве удивилась его рассеянному виду. Мафхор выглядел так, будто его мысли были где-то далеко.

— Нет? — разочарованно протянула Нимве. — А я думала…

Маг безо всякого выражения смотрел на нее. Солнце садилось за холмы, каменные склоны потемнели, а чахлая трава сделалась черной. Лицо Мафхора было цветом будто бронза. Он внезапно показался почти старым, во всяком случае, гораздо старше своих лет.

— Я не понимаю, — созналась Нимве. — Я думала, что мы туда поехали, чтобы вы могли… ну, мысленно проверить, там ли они. Но…

Мафхор покачал головой:

— К сожалению, в подобных условиях это невозможно.

— Нет? — Нимве не пыталась скрыть разочарования. — Значит, мы впустую съездили? Но тогда что же нам делать? Как мы их найдем? Вы сами сказали, что таких мест тут — больше десятка.

Мафхор не ответил. Некоторое время они молчали, слушая глухой перестук лошадиных копыт. Наконец Нимве произнесла:

— А вы не думаете, что лучше все-таки попросить помощи у графа? Даже если он…

— Нет, — отрезал маг, — не думаю. Граф ненадежен.

— Но они же там погибнут! Вы видели, как там люди выглядят? А они — принцы!

— Тише. Не кричи. Я все отлично видел. В любом случае, не стоит суетиться.

— Это я, значит, суечусь, да?

Вместо ответа маг усмехнулся и отвел глаза. Нимве прикусила язык, подавив желание огреть спутника плеткой прямо по каменной физиономии.

— Что же, ладно. Признаю: я суечусь, — процедила Нимве. — Уж такая я, господин Само Хладнокровие. До вас нам, крестьянам, далеко!

Маг не среагировал, и это окончательно вывело ее из себя.

— Я вам, кажется, однажды говорила, что вы несносный тип? — стараясь держаться светского тона, осведомилась Нимве. Мафхор вскинул бровь.

— Ну, так повторю еще раз: вы просто ужасны. Легче договориться с чурбаком, чем с таким, как вы. Вы и к графским детям нас потому подослали, что сами по-человечески ни с кем не в состоянии общаться! Кто в уме и твердой памяти с таким типом дружбу водить будет? И вообще, Ларра во всем был прав. Вы нас используете, и при этом не ставите и в грош!

Мафхор промолчал, глядя в сторону. Проглотив ругательство, готовое сорваться с языка, Нимве дала шенкеля лошади и галопом помчалась по тропинке, вслед за спутниками, которые уже пропали в сумерках, надвинувшихся на узкую долину.

 

Глава 8

Телега неспешно громыхает по наезженной колее среди каменистых, опаленных солнцем холмов. Повсюду, куда ни глянь, громоздятся валуны, воздух звенит от крика кузнечиков. Жара… какая жара… Но воды нет, и не проси, если не хочешь получить кулаком в зубы.

Люди сидят в телеге так тесно, что приходится подтягивать колени к груди. На всех — кандалы, соединенные общей цепью, вделанной в массивные кольца на бортах. Сзади едут трое конных, в темных камзолах, с плетями, заткнутыми за голенища сапог. Все молчат: и охранники, и люди, сидящие в телеге. Жара сморила всех.

Колея вьется, петляет через холмы, в лицо жарко веет запахом полыни, разогретой пыли и немытых потных тел. Дорога тянется бесконечно. Никто не говорит, куда мы едем, но и без того понятно: вряд ли в какое-то радостное место.

Из-за холма показываются массивные ворота. Всадники обгоняют повозку, вырываются вперед. Привстав, люди в телеге начинают взволнованно переглядываться. Похоже, мы добрались до места.

Вот мы уже у ворот. Тут полно охраны, огромные волкодавы хрипят, натягивая цепи. Звенит железо. Крики, ругань, ржание лошадей… Сэт смотрит на меня и говорит:

— Без глупостей, Инис. Ты слышишь? Без глупостей!

Появляется охранник, хватает Сэта за плечо и сдергивает с телеги. Кто-то кричит пронзительно, с надрывом, слышно остервенелое, захлебывающееся рычание собаки. Я перелезаю через борт, и тут же сильная рука хватает меня за шиворот, швыряет, будто куклу, в толпу оборванных людей…

(Мы одни и никто нам не поможет никто не поможет мы одни одни…)

Нимве, вскрикнув, села на постели. Дико озираясь, дрожа всем телом, долго не могла понять, где она, и что происходит. Взгляд наткнулся на отдернутый прикроватный полог… На стол у высокого двустворчатого окна. Я в замке, пришла мысль. Это замок графа Атлана.

Нимве провела ладонью по мокрому лбу. Перед внутренним взором стояло лицо принца Сэтнара, его расширенные глаза и то, как он говорит: "Без глупостей, Инис!" Эта дорога… Похожа на ту, по которой мы ехали вчера. Если бы увидеть поотчетливей… Ох, Мать-Земля, им так страшно… И они совсем одни там, совсем, совсем одни!

Нимве опустила ноги на пол. Плиты приятно охладили босые ступни. В комнате было светло, в саду за окном птицы подняли обычную утреннюю перебранку. Нимве подошла к столу и долго пила воду из большой фарфоровой кружки. Сон выбил ее из колеи, неприятное чувство, будто она выпала из реальности, или живет одновременно в обоих мирах, не пропадало. Вспоминалась давешняя поездка и ссора с Мафхором. Зачем я с ним так, ведь он же не виноват, что… Он вытащил нас из тюрьмы, и вообще вечно нас спасает. Но одновременно снова поднялось раздражение: как можно быть таким каменным истуканом. Таким чурбаком! Он ведь был на этом карьере, видел тамошних рабов! Подумать только, принцы уже почти две недели там, в этом аду. Там и простой человек не выдюжит, а они все-таки аристократы, может, они уже…

Нимве со стуком опустила кружку на скатерть и ожесточенно потерла глаза. Нет. Они сильные. Они очень сильные! Они уже это доказали! И этот сон — он мне не просто так приснился. Вот бы еще подробнее разглядеть дорогу, если бы еще раз…

После завтрака в комнату прибежала Леле, и Нимве, переодевшись, отправилась гулять с девочкой по замку в надежде, что сон хоть немного сотрется в памяти.

Леле повела ее в западное, почти нежилое крыло. Анфилады пустых и темных комнат, пропахших плесенью, отслаивающаяся штукатурка на стенах и бархатно-серая пыль, толстым слоем покрывавшая остатки мебели, произвели на Нимве гнетущее впечатление и даже сгладили воспоминания о ночном кошмаре. Шаги гулко отдавались в тишине пустых коридоров, а голосок Леле разносился так далеко, что, казалось, эхо колокольчиком звенит в самых потаенных катакомбах.

Они спустились по широкой темной лестнице, долго шли по узкому, почти неосвещенному, похожему на туннель коридору. Леле вдруг остановилась и принялась ощупывать каменную стену. На грубых кирпичах старинной кладки, не обезображенных штукатуркой, кое-где шевелилась паутина.

— Вот она, смотрите, — Леле обернулась. Нимве пригляделась и увидела, что ладонь девочки лежит на едва заметном выступе стены.

— Теперь надо повернуть… Вот так, направо, — девочка нажала, раздался щелчок, потом шорох. Часть стены двинулась, поползла в сторону, и через несколько секунд перед ними разверзся черный провал, из которого потянуло запахом погреба и сырости.

— Нам сюда, — радостно объявила Леле, подымая лампу. — Не бойтесь, пауков там почти нет!

Темнота в узком проходе была плотная, осязаемая, а стены давили на плечи. Нимве казалось, что она ощущает всю огромную, вековую, каменную мощь замка. Под ногами хрустело и шуршало, Нимве старалась двигаться так, чтобы не касаться стен руками. Темный силуэт Леле колыхался впереди, и мутное световое пятно плясало, на миг выхватывая из черноты то грубые, блестевшие влагой стены, то затянутый паутиной потолок.

Потом они попали на лестницу и долго поднимались по высоким и крутым ступенькам. И когда Нимве стало казаться, что темноте не будет конца, и что они вовсе никуда не идут, а просто топчутся на месте, полоска нестерпимо яркого дневного света резанула по глазам.

— Вот и дверь, — сказала Леле. Раздался тихий скрип — и даже сквозь зажмуренные веки Нимве ощутила, что они выбрались наконец из темноты.

Они очутились на пороге маленькой комнатушки, заставленной всяким хламом: ветхими стульями с продранной обивкой, столиками без ножек, древним клавесином, завалившимся набок. Его желтые клавиши походили на выбитые зубы.

Когда глаза привыкли к свету, Нимве поняла, что комната, в которую они попали, маленькая, полутемная, с единственным подслеповатым от грязи окошком. Леле, стоя у противоположной стены, поманила подругу к себе.

— Вот, глядите, — молвила девочка. Протянув руку, отодвинула угол истертого гобелена. За ним скрывалось маленькое оконце.

— Да вы поближе подойдите, — пригласила Леле, заметив непонимающий взгляд Нимве, — и посмотрите внутрь.

Первое, что увидала Нимве — корешки книг рядом, почти перед глазами. Чуть погодя, присмотревшись, поняла: там, внутри, еще одна комната, а она смотрит туда через полки, заставленные книгами.

— Это книжный шкаф, — сказала Леле, — специально так поставили, чтобы из кабинета не было заметно. Вот, погодите-ка…

Что-то заскрипело, и пыльное окошко поехало в сторону. Отпрянув, Нимве наблюдала, как, вращаясь на невидимой оси, отодвигается стена.

— Идемте, — позвала Леле.

Войдя, они очутились в просторном кабинете. Окна до потолка скрывались за длинными портьерами, повсюду были книги, а в глубине стоял большой письменный стол. Нимве невольно вспомнила, как в почти таком же месте она впервые повстречала герцога Окдейна. Окдейн… Нимве огляделась. Наверняка внутри, в столе, полно бумаг. Если граф действительно связан с Окдейном, могут быть и письма. Вот если бы тут порыться…

— Здорово, правда? — вклинился в эти мысли голосок Леле. — Это папин кабинет. А комнату давно сделали, папа оттуда никогда сюда не заходит, там противно, темно… Он вон в ту дверь ходит, глядите.

Проследив за рукой девочки, Нимве увидала массивную дверь в стене напротив окна.

— Мы в детстве ту комнату звали подслушивательной, — Леле улыбнулась. — Папа все грозится ее заделать, но пока не заделывает. Смотрите, сколько книг! Я иногда отсюда беру кое-что почитать. Вы любите читать?

Нимве рассеянно кивнула. Мысли вертелись вокруг герцога. А Леле подошла к стеллажам и принялась вслух читать названия на корешках.

В кабинете они пробыли недолго, нужно было возвращаться, чтобы успеть переодеться к обеду. И к тому времени, что воротилась к себе, Нимве решила: она обязана попасть в кабинет графа еще раз, и на этот раз — одна.

* * * * * * *

После обеда все разошлись по своим делам. Юноши отправились в конюшню, а Леле села за клавесин в каминной зале. Нимве, отговорившись тем, что хотела бы отдохнуть, сделала вид, будто удалилась в свои покои — но вместо того, прихватив керосиновую лампу, отправилась в западное крыло.

Решив обязательно навестить еще раз кабинет графа, Нимве на обратном пути сделала куском известки пометки на стенах. Теперь эта предусмотрительность очень помогла: она без проблем добралась до секретного хода. Долго шарила по стене, прежде чем обнаружила потайной рычаг. В темноту Нимве шагнула не без содрогания. Повернув вентиль, прибавила в лампе огонь и осторожно двинулась вперед.

Секретный ход много раз разветвлялся. Если бы не метки, можно было легко потеряться здесь, в вечной темноте — и один Творец знает, сколько бы пришлось блуждать. Куда могли завести эти черные лазы, воняющие погребом и крысами, в какие бездонные древние недра? Даже думать об этом было страшно.

До подслушивательной комнаты Нимве добралась без приключений. Осторожно потянув за ручку, отворила ветхую дверь, постояла, привыкая к свету. Потом, прикрутив вентиль в лампе и поставив ее в углу на мягкий от пыли стол, подобралась к дырявому гобелену.

Она долго стояла, замерев, и разглядывала кабинет через потаенное окошко. Из-за полузадернутых портьер тек мягкий, золотистый предзакатный свет. Нимве нажала на рычаг в стене, отодвинулась, чтобы крутящаяся дверь ненароком не ударила ее. Перешагнув порог, решительно вошла внутрь.

Было очень тихо. Нимве приблизилась к столу, посмотрела на пергаментные свитки, на кипы бумаг… Надо лампу захватить, подумала она, взяв один из листов сверху, наугад, и поднося к глазам. Похоже, тут всю ночь придется провозиться.

Тихий шорох за спиной. Нимве шарахнулась, едва не рухнув на стол. Обернулась — и увидела: крутящаяся дверь плавно движется, запирая выход.

Нимве бросилась вперед, но не успела. Она была от стеллажа в какой-то паре шагов, когда тот с тихим щелчком встал на место. Нимве дернула что есть силы, однако без толку. Потайная дверь не поддалась, и сколько бы Нимве не билась, дверь стояла, будто монолит, только несколько книг упало на пол, разметав крылья-страницы.

Нимве взяла себя в руки и остановилась. Спокойно… спокойно… Но до спокойствия было далеко. Кровь стучала в ушах, и не хватало воздуха. Потом она вспомнила, что здесь есть еще один выход. Подбежала ко второй двери, повернула ручку… Та, конечно, оказалась заперта. Подавив желание пнуть ее ногой, Нимве обернулась к стеллажу. Попыталась вспомнить, видела ли, чтобы Леле как-то открывала проход, но ничего припомнить не смогла. Должно быть, девочка знала, как зафиксировать дверь, чтобы та не закрывалась.

Нимве перевела дыхание, отбросила с лица растрепавшиеся пряди. Выход есть. Выход обязан быть! Спокойно. Я просто должна найти секретный рычаг.

Она снова приблизилась к стеллажу. Просунув руку, принялась ощупывать стену за корешками книг. Надвигались сумерки, солнце ушло за горизонт. Скоро станет совсем темно. Если появится граф и найдет меня здесь…

Тихие шаги за дверью в коридоре. Нимве замерла на цыпочках, с рукой, просунутой через стопки книг, глаза расширились. Шаги замерли. Через пару долгих, гулко стучащих в висках мгновений она услыхала шебуршание ключа в замочной скважине.

Паника, окатив горячей водой, сорвала Нимве с места. Она бросилась в глубину кабинета, заметалась, не зная, куда деваться, а дверь тем временем начала отворяться: медленно, будто в страшном сне.

Инстинкт подсказал единственное решение. Нимве кинулась к окну и, вскочив на широкий подоконник, забилась в самый угол, за тяжелую портьеру, съежилась там, прижимаясь плечом к стене, стараясь дышать потише.

Простучали неторопливые шаги. Темные стекла отразили желтый отблеск света. Что-то щелкнуло, хлопнула дверь, раздался тихий скрип. Нимве сидела, будто мышь в норе, почуявшая, что рядом бродит кот.

Зашуршали бумаги. В отраженье на стекле Нимве попыталась рассмотреть, чем занят пришелец, но ничего не смогла увидеть.

Так минуло очень много времени. Ноги стали затекать, но Нимве боялась переменить позу, граф бы наверняка услышал. То, что это граф, она не сомневалась. У кого же еще могли быть ключи от кабинета? И кто бы стал тут сидеть, тратить время на чтение бумаг?

Через какой-то промежуток, — полчаса? час? целую вечность? — раздался тихий стук. Нимве вздрогнула. Скрипнул стул, шаги прошелестели по полу, щелкнул ключ в замке.

— Вы никого не встретили? — спросил граф. Снова звук запираемой двери, и мужской голос отозвался:

— А должен был?

Чуть хрипловатый баритон, манера чеканить каждое слово… Нимве едва не до крови прикусила палец. Голос чужака как две капли походил на голос герцога Окдейна.

— Что вы, ваша светлость, — отозвался граф. — Вы же сами изволили убедиться, что в этом крыле нет ни единой живой души.

"Ваша светлость!" Точно герцог! Нимве расширенными глазами уставилась в пустоту. Между тем, послышался грохот отодвигаемого кресла. Голос, так похожий на Окдейновский, произнес:

— Что-то плохо работает ваш сыск, господин граф. До сих пор никаких результатов.

— Это трудно, у нас тут леса, а не столица, — буркнул граф. — Результаты будут, уверяю вас.

— И когда же, позвольте узнать?

— Скоро. Уже скоро.

— Мне бы вашу самоуверенность. Мы должны их найти, слышите? Иначе все насмарку.

— Я прекрасно понимаю…

— Не уверен. Представьте, что будет с вами и вашими обожаемыми детьми, если мальчишки сбегут. Я уж не говорю об этом быдле.

"Это он про нас. Значит, граф все знает!" На миг зажмурившись, Нимве перевела дыхание.

— Это быдло общается с моими детьми на равных, — проворчал граф. — У меня руки так и чешутся отправить этих голодранцев на конюшню, чтобы их там как следует высекли.

— Можете мечтать о чем угодно, — усмехнулся предполагаемый Окдейн. — Придет и ваш день, господин граф. Высечете, сделаете все, что заблагорассудится. Но девчонку не трогать. Эта маленькая дрянь — моя. У нас с ней свои счеты.

Нимве втянула голову в плечи. Сомнений больше не было. Герцог Окдейн в замке, и хочет отомстить ей за побег.

— Ну, ладно, сударь мой, — послышался звук зевка, снова загрохотало кресло. — Оставим это. Жду от вас скорейшего доклада.

— Разумеется, ваша светлость!

После того, как щелкнул замок, Нимве еще долго сидела без движения. Темнота и тишина. Кое-как спустив онемевшие ноги с подоконника, она осторожно выглянула из-за портьеры.

В кабинете было темно. Нимве выбралась наружу и прокралась к столу, пошарила руками… Лампа была здесь. Повернув вентиль, Нимве сосредоточилась, поднеся ладони к выпуклым стеклянным бокам.

Наконец вспыхнул свет. Язычок пламени дрогнул, вытянулся и заплясал, кидая на стены причудливые тени. Схватив лампу, Нимве вернулась к стеллажу.

Долго, бесконечно долго и упорно она ощупывала стены в поисках потайного рычага. Иногда отчаяние овладевало ей, и тогда Нимве опускалась на пол, кусая губы, слезы текли по щекам, капали на исцарапанные руки. Потом, вскочив, с удвоенными силами кидалась к книжным полкам, и все повторялось снова.

Иногда она в ужасе замирала: в коридоре чудились крадущиеся шаги. Если зайдет граф — ей конец. Слова Окдейна отпечатались в памяти: "У нас с ней свои счеты!" Граф знает, кто она. Ему ничего не будет стоить тут же отдать ее герцогу, и ни одна живая душа не найдет. Она должна отсюда выбраться, обязана!

Но шло время — и ничего не менялось. Потайная дверь стояла как скала. Больше не владея собой, Нимве истерически вскрикнула, швырнула на пол несколько томов и пнула ненавистный стеллаж. Снова закричала, в исступлении бросилась на полки, но споткнулась о валявшиеся под ногами книги и рухнула наземь. Упала — и осталась лежать, сотрясаясь от рыданий.

Когда приступ отчаяния прошел, Нимве села и вытерла лицо. Поглядела на язычок пламени, танцевавший за выпуклым стеклом. Если я буду беситься, это не поможет, подумала она. Огонек плясал, по толстым переплетам пробегали золотые блики. Надо вставать и искать дальше. Нимве вцепилась в деревянную стойку, стала подыматься, но рука соскользнула, и пальцы дернули золоченый переплет. Она не поверила глазам: тисненый корешок вдруг легко отошел, отделился от книги, обернувшись деревянной рукояткой. Рядом что-то зашипело, щелкнуло — и потайная дверь поползла в сторону.

Задыхаясь от счастья, Нимве схватилась за рычаг, потянула до упора и, подождав, пока за дверью покажется ход, кинулась наружу, прочь из кабинета, спотыкаясь о хлам, сваленный в подслушивательной комнате.

 

Глава 9

Нимве воротилась к себе уже ночью. Осторожно и тихо прокравшись по тускло освещенному коридору, отворила дверь, скользнула в спальню и обессилено прислонилась спиной к стене. Немного отдышалась, выпила воды и, кое-как расшнуровав платье, забралась в постель.

Она долго лежала, глядя на призрак дуба, простиравшего подагрические ветви к самому окну. Ночь искажала очертания предметов, воздух сделался осязаемым, казалось, он беззвучно звенит лунным серебром. Занавеска слабо шевелилась, холодный свет отражался на стекле. Вздохнув, Нимве сомкнула веки. Велела себе не думать о том, что произошло в потайном кабинете — но это мало помогло. Тут же вспомнился запах пыли в углу, за портьерой, удушливая волна паники возле стеллажа — и голос, тихий ровный голос того страшного человека, когда он говорил: "Эта маленькая дрянь — моя. У нас с ней свои счеты!"

Нимве резко повернулась, уткнулась лицом в подушку. Утром найду Мафхора, подумала она. Ссора, не ссора, но он должен знать. Иначе… иначе… как же тогда… я должна… рассказать…

Ей приснилось, что, раскинув руки, она летит высоко над лесом. Воздушный поток мягко и упруго обтекал тело, нес ее, как сильная ладонь. Внизу стелилось бархатное зеленое руно холмов, реки на нем синели, будто вены, а старинный замок на взгорке казался сломанным зубом.

Она опустилась ниже. Не прерывая стремительность полета, пронеслась над верхушками деревьев. Там, в кронах, был зеленый полумрак, покой, такой же, как в ее душе.

Лес вскоре кончился. Показалась вылинявшая щетина на хребтах холмов, серая долина между ними. Там, среди огромных валунов, змеилась старая двухколейная дорога. Страшное солнце стояло в зените, слепило глаза, и лицо опалило жаром — но солнце не могло, не смело прервать ее полет.

Холмы, везде холмы. Монотонный унылый пейзаж, вырванный кем-то из другого мира. Белые выступы известки, чахлая полынь на склонах… Двухколейка бежит, петляет внизу меж валунами. Вот дорога обогнула засыхающий торн около расщелины. Здесь торчит камень, похожий на череп. Вода размыла впадинки, превратив их в черные зияющие глазницы, прочертила желобки, похожие на насмешливый оскал. Каменный череп глядел во след девушке-птице, а та, взмахнув руками, исчезла за холмом.

Дорога привела ее к воротам. Массивным дубовым воротам, огромным и неприступным, будто в крепости. Но что ей были какие-то ворота! Она легко перелетела через преграду, поглядела сверху на охрану, на дремлющих собак возле стены, на унылое, пыльно-белое, холмистое пространство.

Пустыня, изрезанная ямами. Сонмы людей цвета пыли врубались в камень. Стук, звон и крики стояли над карьером. Громадные бесформенные глыбы, будто собственной волей, ползли вниз, вниз, в мертвую серую долину.

А они были высоко на склоне, под изуродованной зубилами скалой. Она узнала их мгновенно: даже в лохмотьях, даже под слоем грязи и пыли, скрывающей лица. Худые, в кандалах, они мерно долбили камень. Только по тому, как напряглись мышцы обнаженных спин, как напряглась каждая частичка тела, она поняла, какого это стоит им труда. Это вы, сказала она им. Вы здесь… Вы живы! И, услыхав ее беззвучный зов, принцы обернулись.

Инис. Сэтнар. Они стояли рядом. На худых лицах, похожих на жуткие, потрескавшиеся каменные маски, страшно блестели глаза. Она без слов почувствовала, каково им. Голодные, избитые, почти без сна, они держались из последних сил. И если им не помочь, если их не вытащить отсюда, сейчас, сейчас, как можно скорее, они… они… Ты должна помочь. Ты должна помочь!

(Помоги помоги Нимве! Помоги Ним!!! ПОЖАЛУЙСТА! ПОМОГИ-И-И…)

Нимве очнулась на полу, от собственного крика. Задыхаясь, со стоном приподнялась и села, цепляясь за постель. Провела ладонью по лицу — и поняла, что плачет. Растрепавшиеся волосы сделались мокрыми от слез, она ощутила на губах соленый привкус.

Уткнувшись лицом в простыню, Нимве некоторое время сидела без движения. Была еще ночь, но лунная дорожка на полу потускнела, и контуры огромного дуба снаружи обрисовались резче. Я должна найти Мафхора, думала она. Если пойти к нему сейчас… В тот миг она не вспомнила про приличия, про то, что если ее заметят, наверняка поползут сплетни. До того ли было, если перед глазами стояли лица принцев, а в ушах звенел их зов: "Помоги!"

Рассвет застал ее в постели. Нимве рывком села, сердце колотилось в горле, а лоб был мокрый. Она дышала так, будто вот только что, сию минуту, не лежала в кровати, а убегала от преследователей. Она огляделась, провела дрожащей ладонью по лицу. Я все проспала, подумала она. Я же хотела идти к Мафхору!

Спрыгнув с кровати, как была, в длинной до пят сорочке, Нимве кинулась к порогу. Подбежав к спальне Мафхора, долго стучала, но никто не отворил. Дверь оказалась заперта. Он опять куда-то уехал, в отчаянье подумала Нимве, стоя у порога. Что мне теперь делать?

Все утро она провела за поисками, но Мафхора в замке не оказалось. В конце концов удалось выяснить у слуг, что "господин маг как давеча уехали с утра, так еще не возвращались."

Наспех позавтракав, ничего не ответив на расспросы Чика, где все-таки она была вчера вечером, Нимве спустилась вниз, в помещение для слуг.

Ларру она нашла нескоро, у конюшни на хозяйственном дворе. Он о чем-то жарко спорил с высоким сутулым мужчиной в кожаном фартуке. Когда Нимве подошла, оба замолчали, а собеседник Ларры поклонился. Ларра уставился на гостью, и от его взгляда у той душа нырнула в пятки.

— Здравствуйте, ваша милость, — с преувеличенной вежливостью поздоровался Ларра. — Чем обязан чести вас видеть?

— Я хочу тебя о чем-то спросить, — отозвалась Нимве. И зачем я пришла, подумала она, он же мне ни за что не поверит.

Незнакомец тем временем растворился в полумраке конюшни. Убедившись, что он ушел, Ларра сощурился.

— Ну, и за каким пожаловала? — осведомился он.

— Я хотела что-то тебе рассказать.

— А что же Мафхор? — усмехнулся Ларра. — Ты давеча собиралась его спросить, не врет ли он тебе насчет дядюшки Окдейна.

Нимве смотрела в его насмешливое лицо, и желание поделиться с ним тревогами таяло с каждой секундой.

— Ну, так чего ж? — съязвил Ларра. — Что изволил сказать его светлость Мафхор?

— По-твоему, я сюда пришла, чтобы с тобой о Мафхоре говорить?

— Ах, нет? — Ларра изобразил изумление. — Тогда о чем же, ваша милость, извольте спросить?

— Прекрати паясничать!

— Не гневайтесь, сударыня, — Ларра с картинной молитвенностью сложил ладони. — Прощенья просим! Мы люди маленькие, быдло, можно сказать, куда нам с вами ровняться.

Нимве едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину.

— Очень красиво с твоей стороны, — процедила она, чувствуя, как подступает к горлу злость. — Стоило единственный раз попросить у тебя помощи, как ты…

— Помощи? А когда ты помощи просила, не припоминаю что-то!

— Сейчас! — почти выкрикнула Нимве — и добавила, понизив голос и оглядываясь:

— Сейчас. Я это делаю сейчас. Ты все твердишь, что хочешь спасти принцев — ну, так помоги мне.

Ларра вскинул бровь:

— А ты, никак, принцев спасать намылилась? Ну-ка, ну-ка, и как же ты собираешься их спасать? Я тебя внимательно слушаю.

— Да так и собираюсь, — Нимве снова огляделась. — Я… я знаю, где они.

Ларра вытаращил глаза.

— Но откуда… — медленно проговорил он. — Откуда ты можешь… Тебе Мафхор сказал?!

— Мафхор и сам не знает, — отмахнулась Нимве. — А я… Ну, знаю, да и все. Так поможешь?

Во взгляде Ларры мелькнула подозрительность.

— Чего-то странно это все, — ответил он. — Мафхор не знает, а ты вдруг узнала. Может, это все вранье. Может, тебя специально надуть решили, ну, чтобы ты, словом… Тебе кто-нибудь из графских, что ли, мозги пудрит?

— Вот черт! — фыркнула Нимве. — Никто мне ничего не пудрит! А я это сама узнала, ясно? Сама!

— Ну, конечно! А как же! — разозлился Ларра. — Сама! А я и не ведал, что ты в королевском сыске подвизаешься! Впору уже бояться тебя начинать. Как ты сама-то могла чего разузнать? За дурачка, что ль, меня держишь?

— Да ты и есть… Короче, приснилось мне это. Ясно тебе? Я это увидела во сне. Доволен?

— Тьфу! — в глазах Ларры вспыхнули зеленые искры. — Так я и думал! Во дворце живет, а все от скуки мается, нет, чтоб над Мафхором своим потешаться, так она меня в шуты произвела, — махнув рукой, он повернулся и зашагал прочь, хрустя щебенкой.

— Идиот! — вслед ему заорала Нимве. — Кретин проклятый!

— Ступай, ступай, ваша светлость, — отозвался он, не оборачиваясь. — Над господами, приятелями своими, шутки шути. Наше почтение дядюшке Окдейну!

Ларра скрылся за углом конюшни.

Нимве смахнула злые слезы. Какая дура, подумала она, поперлась к этому. Ясно же было, что он не поверит! И сама хороша! "Приснилось"… Ляпнула тоже, нашла кому!

Она в растерянности стояла посреди двора, длинная тень от ближнего сарая почти касалась башмаков. Что теперь делать? Нимве медленно зашагала по щебенке. Ждать Мафхора? А когда он приедет? А они там… Словно наяву, в памяти всплыли лица близнецов, худые, покрытые серой пылью, и Нимве на миг прижала к глазам ладони. Нет, нельзя. Не могу я ждать. Герцог их ищет. И если он… если он найдет их первым, тогда… тогда…

Нужно ехать.

* * * * * * *

У нее взяло не меньше часа, чтобы собраться.

Прежде всего, Нимве решила достать мужскую одежду, но это оказалось не так уж и легко. В конце концов она изловчилась стащить кое-что из вещей, сушившихся на заднем дворе, за поварской. Стянув у черного хода чью-то холщовую шапку, залатанную и потертую, Нимве затолкала все это в мешок, найденный тут же: конечно, можно было подняться наверх и взять свою котомку, но… Там она могла столкнуться с Чиком, а уж его-то Нимве твердо решила не втягивать. Он такой порывистый и неосторожный, неровен час, случится что-нибудь, этого я себе в жизни не прощу, думала она, седлая на конюшне лошадь и озираясь по сторонам.

После вылазки на рудники с детьми графа Нимве еще помнила дорогу, поэтому до стены добралась быстро. Стражники выпустили ее неохотно, пытались задержать, но Нимве, призвав на помощь все свое нахальство, держалась с такой напористой заносчивостью, так грозила им всеми мыслимыми карами, что они не выстояли.

Очутившись в лесу, она с облегчением вздохнула. Опасаясь, что догонят и заставят вернуться, некоторое время шибко гнала лошадь, потом, успокоившись, поехала медленней.

Переоделась она в чаще, когда замок совсем пропал из виду. Собрав вещи, сложила в мешок и, перевязав бечевкой, подвесила к седлу.

Лес вокруг, чистый, словно кружевной, пронизывали золотистые лучи. Нимве долго ехала по склону, то крутому и опасно обрывистому, то пологому, устланному хрусткой прошлогодней листвой. Тропинки не было, но это не сильно беспокоило: Нимве знала, что спуск все равно приведет в долину.

Минуло часа три или четыре, прежде чем лес наконец закончился, и дорогу преградили валуны. Пришлось искать, как выбраться в низину, и это заняло много времени.

Долина меж холмами встретила жарой и горячим ветром. Нимве ехала, внимательно глядя по сторонам, выискивая приметы, что показал ей вещий сон. Двухколейка вилась среди валунов, склоны, поросшие чахлыми кустами, запирали долину с обеих сторон.

Следуя за дорогой, Нимве двигалась вперед. Быть здесь одной оказалось страшно. Зачем я не дождалась Мафхора, думала она. Даже если я и найду тот карьер, где держат принцев, что я смогу сделать без помощи?

Дорога обогнула скальный выступ — и страх улетучился. Нимве увидала засыхающее дерево над небольшой расщелиной. Похоже на дикую сливу, прямо как во сне. И совсем довершая сходство, неподалеку торчал большой коричневатый булыжник со впадинами глаз, с размытыми водой краями, обнажившими зловещую улыбку. Камень-череп! Сердце Нимве быстро забилось. Я еду правильно. Это здесь. Я рядом. Совсем рядом.

Она не ошиблась. Повернув еще раз, двухколейка уперлась в побуревшие от времени ворота, которые, будто плотина, преградили путь.

Спешившись, Нимве потянула лошадь за повод. Забралась в чахлые кусты. Долго стояла, прячась за ветвями, и наблюдала за въездом в карьер.

Там, за стеной, упершейся краями в холмы, висело пыльное облако. Крики и стук доносились смутно. У ворот не было ни души, двери караулки оказались заперты. Что делать, лихорадочно думала Нимве, кусая палец, что мне делать? Повернуть разве назад? Дождаться Мафхора? Но когда он вернется? А они…

Стоило подумать о принцах, и в памяти тут же всплыли их лица под слоем пыли, траурно блестевшие глаза — и безмолвный вопль, который и сейчас звучал в ушах: "Помоги, Нимве, помоги! "

Она на секунду уткнулась лицом в ладони. Потом, стараясь заглушить воспоминание, накинула повод лошади на ветки, и крадучись выбралась из кустов. Пространство перед воротами по-прежнему оставалось безлюдным. Нимве бегом кинулась к стене, вжалась в нее плечом, переводя дыхание. Запрокинув голову, посмотрела вверх. Высоко. Как высоко! Мне не забраться.

Она осторожно двинулась вдоль преграды. Здравый смысл шептал: оставь это. Уезжай! Но другой голос, более громкий, твердил: просто посмотрю — и все. Загляну внутрь и посмотрю, то ли это место, что я видела во сне. Я просто посмотрю, больше ничего. (помоги Нимве помоги помоги…)

Хрустнув зубами, Нимве провела ладонью по глазам. Начала взбираться на холм, там, где стена упиралась в огромные валуны. Хоть и не сразу, ободрав руки, больно ударившись коленом, вползла на склон, добралась, дотянулась до верхней кромки забора, и, опираясь на руки, заглянула внутрь.

Огромное пыльное пространство лежало перед ней. Люди, копошившиеся повсюду, казались серыми призраками, продолжением унылого пейзажа. Да, все было совсем как во сне. Но ведь и карьер, куда они ездили с детьми графа, как две капли воды походил на этот! Нимве закусила губу. Тот — или не тот? Они так похожи… Продвинувшись чуть вперед, Нимве посмотрела вниз. Под стеной на цепях сидели пегие волкодавы. Нимве с ужасом убедилась, что псы смотрят на нее. Миг они молчали, а потом вскочили и залаяли. Нимве в панике замерла. Собаки бесновались, прыгали, звеня цепями, и с ревом, с подвыванием, похожим на звук охотничьего рога, звали на помощь хозяев.

— Цыц, вы, окаянные! — к собакам подбежал здоровенный детина, замахнулся палкой, но не ударил. Нимве встретила его изумленный взгляд. Кубарем скатилась по склону и бросилась в кусты.

Лошадь, отвязавшись, ушла довольно далеко. Когда Нимве с треском продралась через колючки, животное испуганно метнулось прочь, звеня уздечкой. Напрасно Нимве пыталась ее поймать: лошадь, кося диким глазом, держалась на расстоянии.

Позади заскрипела дверь, раздались громкие голоса и остервенелый лай. Вскрикнув, Нимве бросилась вперед, через заросли, цеплявшие колючками за одежду. Кто-то орал, все ближе и ближе раздавались лай и жаркое пыхтение собак.

Свора вырвалась из кустов, и Нимве упала наземь, прикрывая голову руками. Собаки подбежали, Нимве ощутила на затылке их жаркое дыхание, услыхала рык… Они обнюхивали ее, тыкая носами, но ни одна не попыталась укусить. Тяжелая лапа наступила на спину. Нимве услыхала:

— Ах, ты, засранец! Сбежать хотел?

Чьи-то руки схватили ее и подняли. Она увидала перед собой бородатое лицо. Мужчина, с остервенением встряхнув ее, заорал:

— Говнюк! Как ты через стену перебрался? Кто тебе помог, говори!

Размахнувшись, незнакомец ударил Нимве по лицу, и она упала, но он снова вздернул ее на ноги, снова размахнулся…

— Все, хватит, тащите его назад, — распорядился низкий голос, — не убежал, да и ладно! Тащите, обед скоро, не до темна ж теперь с этим тут валандаться!

 

Глава 10

До самого заката, пока надзиратели не велели прекратить работу и не построили каторжан, Нимве таскала носилки с обломками породы.

Приведя в карьер, сторожа заковали Нимве в кандалы: "А в следующий раз не будешь бегать, щенок!" — сказал один из них, огромный, с желтым лицом и мешками под глазами, тот самый, что первым заметил ее на стене. Нимве отчаянно боялась, что сторожа обнаружат, кто она такая, но Творец миловал, и все обошлось.

К вечеру Нимве в кровь сбила руки, тело болело, точно ее лупили палками, а спина, казалось, заржавела, и стоило труда нагнуться. Поэтому, когда один из надзирателей заорал: "Кончаем работу!", Нимве бросила носилки с огромным облегчением.

Спустившись с откоса, вздымая густую пыль, рабы построились в неровную шеренгу. На многих были кандалы, и все выглядели одинаково серыми, тощими, оборванными. Нимве с трудом могла отличить одного человека от другого, да и не пыталась: она так вымоталась за эти часы, что только усилием воли держалась на ногах. С той минуты, что попала сюда, надзиратели следили за каждым ее шагом. Перерыва днем не делали, даже по нужде работники ходили едва ли не под себя. И, когда шеренгу погнали в темноте к баракам, вниз по склону, Нимве, стиснув зубы, старалась не отставать, не спотыкаться, чтобы не дать сторожам повода прицепиться к чему-нибудь.

Они шли долго. Неподалеку кто-то беспрестанно и надрывно кашлял, раздавалась брань. Фонарь в руках шагавшего впереди и справа надзирателя мерно качался, рассыпая вокруг черные пляшущие тени. Изредка поворачивая голову, Нимве видела, как тускло поблескивают глаза кого-нибудь из работников. Серые лица казались масками, и Нимве поспешно отворачивалась, потому что ей было страшно.

— Остановиться! — скомандовал голос. Человек, шагавший впереди, резко встал. Нимве налетела на него, получила болезненный тычок…

— Разуй глаза, — буркнул кто-то, — не на базаре.

Они стояли долго, переминаясь на месте. Нимве чувствовала: еще минута, и она просто упадет, и будь, что будет. Ноги болели все сильней, единственное, чего хотелось — лечь, и хоть несколько минут полежать без движения.

— Вперед! — рявкнул прежний голос. Люди зашевелились, будто послушные марионетки, зашагали под мерный лязг цепей.

Вместе со всеми Нимве шла неведомо куда, пока не очутилась на ровном месте, заполненном народом. Здесь, в темноте, пылали костры, пахло подгоревшей кашей. Повсюду на земле сидели и лежали люди, кто группами, кто в одиночку. И когда надзиратель скомандовал: "Разойтись!", шеренга начала рассыпаться.

Нимве стояла на месте, озираясь. Глаза постепенно привыкли к мечущемуся отблеску костров, и она разглядела темную бесформенную толпу поодаль, издававшую приглушенный ровный гул, походящий на звук, несущийся из улья. Нимве заметила в руках у некоторых сидящих большие чашки, зачерпывая из которых прямо руками, люди что-то ели.

Есть ей не хотелось, а вот пить… Нимве медленно двинулась по темному лагерю, стараясь не наступить на чьи-нибудь ноги или руки, пока неподалеку от большого костра не заметила огромную бочку и не услыхала звук текущей воды.

Здесь толпился народ, но когда Нимве попыталась протиснуться к крану, ее так толкнули, что, отлетев, она наступила на ногу какому-то человеку, ударилась о костлявый локоть — и тут же услыхала хриплый, очень знакомый голос:

— Озверел, что ли?

Нимве вскинула голову. На нее смотрел принц Сэтнар. Лохматый и грязный, в отрепьях, едва прикрывавших тело, он выглядел совсем так же, как в давешнем видении.

Его глаза медленно округлились, но прежде, чем Сэтнар успел заговорить, Нимве обняла его, сколько позволяла цепь на кандалах.

— Вы живы, — прошептала она. — Живы…

Принц почти силой оторвал ее от себя, схватил за руку и потащил за огромную бочку с водой, подальше от костра.

— А где остальные? — спросила Нимве, когда они остановились. — Где ваш брат?

— Они здесь, — ответил Сэтнар. Даже в темноте было видно, как страшно он исхудал. Глядя на его ввалившиеся, сухо блестевшие глаза, на скулы, обтянутые кожей, Нимве ощутила, как болезненно сжалось сердце.

— Что ты здесь делаешь? — спросил принц. — Как вообще ты сюда попала? Постой, тебя что, били?

— Да ерунда… Я вас искала, — отозвалась Нимве. — Понимаете… Ну, понимаете… В общем, долгая история.

Сэтнар молча смотрел на нее.

— У вас жуткий вид, — сказала Нимве.

Он усмехнулся:

— У тебя, думаешь, лучше? Слава Творцу, мы еще живы. Но тебе нельзя здесь оставаться. Где остальные?

— Все тут, в замке у графа Атланского. Нас Мафхор сюда привез. Мы пытались вас найти, но…

— Пить хочешь? — перебил принц. Нимве кивнула.

Пробравшись между лежащими вповалку рабами, они подошли к костру. Сэтнар некоторое время что-то высматривал, потом усадил Нимве возле свернувшегося клубком человека и исчез.

Она скорчилась, обхватив колени руками. Человек приподнял лохматую голову, блеснули темные глаза… Через секунду он со сдавленным возгласом выпрямился и схватил Нимве за плечи, так, что она отшатнулась.

— Это ты?! — выдохнул человек — и лишь в этот миг Нимве его узнала.

Это был принц Инис.

Он выглядел измотанным, так же, как его брат. На запястьях красовались кандалы. С минуту они забрасывали друг друга вопросами, пока не появился Сэтнар с деревянными мисками. Присев рядом, протянул одну Нимве, другую — брату. Некоторое время все молчали, Нимве жадно глотала теплую, отдававшую ржавчиной воду.

Потом принцы снова куда-то ее повели, Нимве тупо подчинялась, даже не было сил спросить, куда они направляются.

Ответ нашелся сам собой, когда они приблизились к огромному низкому бараку.

Тут было совсем темно, и, когда они вошли, очень тихо. Воняло плесенью и мочой. Нимве слепо остановилась, но кто-то из близнецов увлек ее дальше.

Из темноты возник слабый огонек. Приблизившись, обернулся язычком пламени в руках у Сэтнара. Инис завел Нимве в узкое пространство между двухэтажными нарами, и в слабом прыгающем свете она увидала на полу, под ногами, бесформенную кучу, как сперва почудилось, тряпья. Сэтнар примостил огарок свечи прямо на постель, и близнецы присели на корточки, склонившись над грудой на полу. Нимве глядела, не понимая, и лишь когда оттуда донесся слабый стон, внезапно догадалась: там человек!

Она опустилась на четвереньки и протиснулась между принцами. Долго вглядывалась в запрокинутое безжизненное лицо, пока не узнала барона Грида.

Здесь висел ужасный запах, сразу напомнивший плен у герцога Окдейна. Барон был страшно избит, распухшие губы запеклись черной коркой, а глаза заплыли.

— Кто его так? — Нимве коснулась лба раненого. Так и есть, жар, юноша словно плавился, сгорая изнутри.

— Он поругался с надзирателями, — сухо ответил Сэтнар. Инис молча приподнял барону голову, поднес деревянную чашку к губам, пытаясь напоить.

— Дайте, я попробую, — подобравшись ближе, Нимве забрала чашку, пристроила голову раненого у себя на коленях.

Покуда она возилась, близнецы отошли в темноту, что-то зашуршало, стукнуло, и они опять возникли из мрака. Нимве заметила в руках у Иниса блестящий предмет.

— Откуда у вас нож? — изумилась она. — Что вы собираетесь…

— Это заточка, — объяснил Сэтнар. — Одного из каторжан. Не бойся, мы не собираемся поднимать восстание.

— Просто тебе нельзя тут оставаться в таком виде, — добавил Инис.

— В каком… каком виде?!

— В шапке будет жарко, — пояснил Инис, опуская нож. — К тому же, если кто-нибудь ее сорвет… Короче, если узнают, что ты женщина… — он смолк.

Нимве прикусила губы.

— Вы что, — сказала она, — хотите мне волосы отрезать?

— Так будет безопаснее, — Сэтнар наклонился ближе. — Если тут хоть кто-то поймет, что ты женщина, я и думать не хочу, что они с тобой сделают.

Нимве помолчала, опустив голову. Потом стащила шапку и решительно сказала:

— Режьте. Вы правы. Режьте скорей.

Инису пришлось повозиться, прежде чем он справился с задачей. Сэтнар, дежуривший у двери, тихо свистнул как раз в тот момент, когда его брат отрезал последнюю прядь. Инис вскочил и бросился в темноту, а Нимве лихорадочно сгребла кучу волос с земляного пола, гадая, куда же теперь это спрятать.

— Давай сюда! — Инис неожиданно возник за плечом, выхватил из рук срезанные пряди и метнулся прочь.

— Куда он? — спросила Нимве появившегося Сэтнара.

— В костер бросит, — принц пристально смотрел, в глазах отражалось крохотное пламя. — Так тебя и узнать нельзя.

Нимве коснулась своих волос. Непривычно короткие пряди щекотали шею, торчали во все стороны, падали на щеки и глаза. Нимве закусила губу, но сказать ничего не успела: у входа раздался шум, хриплые голоса и ругань, по утоптанному до звона полу застучали шаги.

Барак стал наполняться людьми. Скоро вернулся Инис, и принцы сели на широкие нижние нары рядом с Нимве. Она диковато озиралась, но почти никто из каторжан не обратил на нее внимания. Только какой-то заросший мужик со шрамом на щеке пробовал задираться, однако принцы оборвали так грубо и решительно, что мужик сразу исчез, а Нимве подивилась про себя, как быстро они научились такому обращению, что даже Ларра позавидовал бы.

Вошел охранник с керосиновым фонарем, зашагал по проходу. Близнецы устроили Нимве посередине, улеглись с боков, накрылись с головой рваной дерюгой. Еще долго лежали без сна, перешептываясь, изредка замирая, когда шаги надзирателя раздавались поблизости.

Принцы рассказали Нимве, что сбежать отсюда невозможно, что-то доказывать тоже бессмысленно: убьют. На их глазах убили троих, отволокли в ров у леса и бросили, едва закидав землей. Барон Грид вначале пытался доказывать, и вот результат.

Постепенно усталость брала свое, близнецы замолчали. Нимве услыхала их ровное дыхание. Охранник все ходил, и Нимве, лежа между принцами, укрытая вонючей дерюгой, слушала его шаги.

Внезапно вспомнился замок, в памяти всплыли лица спутников. Эх, и почему я не дождалась Мафхора. О чем я только думала… Нам не выбраться отсюда без его помощи.

Словно наяву, перед внутренним взором встало лицо мага. Она видела его твердо стиснутые губы, видела глаза, внимательные и умные, блестевшие, словно черные звезды. И, собрав все силы, словно для последней в жизни молитвы, Нимве подумала, уставясь в темноту: где ты? Может, ты уже меня ищешь? Приезжай! Мафхор! Приезжай! Пожалуйста, прошу тебя…

НАЙДИ НАС!!!

* * * * * * *

Нимве очнулась от протяжного вопля и странных резких звуков. Распахнув глаза и покрывшись испариной, долго не могла понять, что происходит.

Было темно и холодно, она лежала, стиснутая с обеих сторон, а над головой, очень близко, лишь руку протяни, виднелось что-то, похожее на деревянный потолок. Где я, подумала она, приподымая голову — и тут же услыхала звук ударов металлом по металлу, а следом крик:

— По-одъе-ем!

Рядом зашевелились. Из-под покрывала вынырнула темная всклокоченная голова. Сперва Нимве пришло на ум, что это Чик, но человек повернулся, и она узнала принца Иниса. Потерев глаза, юноша тихо молвил:

— Буди Сэта. На работу пора.

Барак просыпался. Проход между рядами нар заполнился людьми, которые зябко ежились от утреннего холода, кашляли и переговаривались хриплыми, надсаженными голосами. Проснулся Сэтнар. Ни слова не говоря, слез с постели и нагнулся над Гридом, который по-прежнему лежал на полу.

— Сдох он у вас, — сказал парень с соседних нар. Свесив худые босые ноги, он наблюдал за принцем. Звеня кандалами, Нимве села. После вчерашнего дня тело ломило, разбитая охранником губа опухла и саднила. Но думать об этом времени не было. Нимве подобралась ближе, наклонилась, стараясь заглянуть раненому в лицо.

Юноша был без сознания, горячий, будто долго лежал на солнце. Он умрет, поняла Нимве, приложив ладонь к его груди. Сухой совсем… Если не забрать его отсюда, он умрет.

— Эй, вы! — перебил мысли громкий голос. Все трое вскинули головы. В проходе стоял надзиратель. Увидев, что они смотрят, рявкнул:

— Чего, особое приглашенье требуется? А ну, живо! А то щас вашего дохляка свиньям выброшу, чтоб не отвлекались! Живо в строй, собаки!

Во дворе был полумрак, солнце еще не встало. Вздрагивая от холода, рабы построились в неровную шеренгу. Все в лохмотьях, всклокоченные, заросшие и тощие, они показались Нимве близнецами. Надзиратели пререкались в стороне, тоже небритые и нечесаные, с опухшими глазами и носами.

Сэтнар, стоявший справа, тронул Нимве за локоть и прошептал:

— Держись около нас. Поняла?

Она обернулась, и принц добавил:

— Тогда, может, попадем на один участок.

Через минуту надзиратели пошли вдоль строя, тыча пальцами, определяя людей на разные работы. Нимве повезло остаться с принцами, им велели отойти направо, где уже стояли несколько человек.

Когда сортировка закончилась, их построили и куда-то повели.

Нимве разглядывала серую пустошь. От каждого шага в воздух поднималась едкая пыль, подолгу висела, не спеша оседать.

Дорога пошла в гору, рабы пробирались между вывороченными каменными глыбами, которые еще не накалило солнце. Добрались почти до вершины высокого холма, пока не прозвучала команда остановиться.

К ним подошел невысокий лысоватый человек, не похожий ни на раба, ни на надзирателя. Отдав каждому распоряжение, обернулся к Нимве. Критически оглядев, сказал:

— Да-а… Этот пацан только на тачку и сгодится.

Нимве смотрела, не понимая.

— Ну, чего пялишься? — вмешался один из надзирателей. — Хватай тачку, сказано. Будешь вниз породу возить, вон туда, — он махнул рукой в пространство. Нимве проследила за его жестом. Узкая тропа, над которой висело облако пыли, петляя, вела к подножию крутого холма, а внизу, страшно далеко, копошились люди, казавшиеся черными букашками.

Нимве молча взяла тачку и, с трудом отыскав принцев среди однообразно серых лиц, подошла ближе.

Рабы начали долбить кирками скальную породу, которая оказалась неожиданно податливой. Поднялась пыль, такая, что невозможно сделалось дышать. Поснимав рубахи и замотав лица, рабы всё врубались, врубались в холм, а Нимве, уткнувшись носом в рукав, следила, как Сэтнар мерно работает киркой, а Инис лопатой сгребает щебень.

Через пару минут Инис поманил Нимве к себе, принялся нагружать тачку. Охранника рядом не оказалось, и, не прекращая работы, принц проговорил:

— Двигайся осторожно. Когда будешь спускаться, тачку не разгоняй. Не наклоняй на поворотах, иначе упадет, и они тебя изобьют.

Встретив его взгляд, Нимве кивнула.

— Ну, иди, — велел Инис. — Только держись подальше от надзирателей. И, Нимве, не спорь с ними, поняла?

Спуск оказался даже трудней, чем она предполагала. Тачка, такая тяжелая, будто туда погрузили целого осла, оттягивала руки, тащила вниз, и Нимве едва удерживала ее, не позволяя увлечь по склону. Колесо то и дело натыкалось на камни. Несколько раз тачка опасно накренилась, и Нимве чудом удалось выровняться.

Она сама не знала, как добралась до котлована. Ступила на серый от пыли деревянный помост. Тут стояла очередь, люди с тачками, втянув головы в плечи и сутулясь, медленно двигались вперед. Стараясь, чтобы колесо не угодило в зазор между досками, Нимве слушала брань охранника, который впереди, у самой ямы, подгонял рабов, колотя палкой по чему придется.

Наконец подошла очередь Нимве. Стараясь не глядеть в разверзшуюся у самых ног пропасть, она накренила тачку, и порода серым водопадом посыпалась вниз. Нимве крепко вцепилась в ручки. Эта штука в любой момент может соскользнуть, и я улечу туда, вниз…

— Двигай отсюда! — рявкнул охранник. Нимве вздрогнула, косясь на поднятую палку. Вернула тачку в горизонтальное положение и поспешно сошла с мостков, двинулась вдоль котлована, назад, к тропе, ведущей наверх.

Перерыв сделали только ближе к полудню. Рабы забились в тень под нависшей скалой. Нимве лежала без сил, закрыв глаза и наблюдая, как мелькают, вертятся несуществующие кровавые колеса. Руки болели, ладони покраснели и распухли.

Кто-то потряс ее за плечо. С трудом разлепив веки, Нимве увидала принца Иниса. Он помог сесть, протянул воду в мятой жестяной кружке, молча опустился рядом, прислонясь спиной к прохладному камню.

Чуть погодя появился Сэтнар. Сунув каждому из спутников по большому куску черного хлеба, посыпанного солью, и по паре луковиц, уселся рядом. Вокруг, куда ни глянь, замерли другие рабы. Лица, покрытые пылью, казались жуткими потрескавшимися масками, на которых пугающе блестели глаза да розовели губы. Люди молча ели. Нимве тоже заставила себя жевать, понимая, что иначе не будет сил дотянуть до вечера.

Перерыв длился недолго. По команде надзирателя люди со стоном поднялись на ноги. Близнецы встали, помогая друг другу, подняли Нимве. Все взялись за лопаты и кирки, работа закипела снова, и длилась до заката.

К баракам воротились, когда стемнело. У бочек с водой началась толкотня и брань, некоторые дрались, хотя едва держались на ногах.

Нимве не сумела приблизиться к воде, ее сразу затолкали. Отойдя в сторону, легла на чахлую вытоптанную траву и закрыла глаза. Через некоторое время рядом кто-то остановился, и она подняла голову.

Сэтнар, присев на корточки, протянул деревянную чашку. Нимве схватила и жадно прильнула к воде. Чуть погодя принц почти силой поднял ее и повел в темноту.

Они очутились у большого костра, вокруг которого вповалку лежали люди. Нимве заметила чуть поодаль копошащуюся черную толпу, уловила запах подгоревшей каши. Кто-то громко, начальственно вскрикивал:

— Эй, ты! А ну, отошел! Не твоя очередь! А ты куда лапы суешь? Пшел прочь! Щас по башке двину, узнаешь тогда!

Усадив Нимве около огня, Сэтнар исчез. Рабы, не шевелясь, лежали прямо на земле. Нимве тоже улеглась, свернувшись калачиком, накрыла локтем голову…

Не прошло, как ей почудилось, минуты, как ее снова растолкали. Сэтнар и Инис сели рядом, Инис подал Нимве чашку с густой похлебкой. Есть пришлось руками, ложек не было и в помине.

Когда покончили с ужином, Инис собрал посуду и ушел.

— Ну, идем, — Сэтнар опять повел Нимве куда-то.

В бараке, как и давеча, стояла мертвая тишина. Сэтнар долго возился у входа, Нимве слышала сухие щелчки. Вспыхнуло крохотное пламя. Держа огарок на уровне лица, принц уверенно двинулся вперед.

У нар, на полу, сидел человек. Нимве сперва подумала, что это барон, и удивилась, но потом узнала Иниса. Юноша поднял голову и произнес:

— Совсем плохо. Ему совсем плохо… — и закрыл лицо руками.

— Не раскисай, — Сэтнар опустился рядом. — Слышишь? Инис, посмотри на меня!

Тот только покрутил головой.

— Мы никогда… — услыхала Нимве. — Нам отсюда не выбраться… мы тут сдохнем…

— Ничего подобного, — Сэтнар взял брата за плечи. — Прекрати!

— Нас найдут, — тихо сказала Нимве.

Принцы вскинули головы. Глядя в лица, освещенные огоньком оплывающей свечи, она повторила, будто заклинание:

— Нас найдут. Вот увидите. Мы выберемся отсюда, и все будет хорошо.

 

Глава 11

Их снова подняли криками и стуком по железу.

Сонные, едва соображающие, рабы выбежали во двор и тут же поняли: что-то происходит.

Стояла кромешная темнота, на ясном небе горели звезды. Повсюду метались охранники, свет факелов слепил глаза, раздавались вопли и брань.

— Построиться! Построиться!!! — надсаживался голос. — Кому сказано? В строй! Вот я тебе…

В суматохе, затолканная плечами и локтями, Нимве потеряла принцев. Рабов выстроили в несколько шеренг, и она, вытягивая шею, через головы стоящих впереди пыталась рассмотреть, что происходит.

Ждать пришлось недолго. Из темноты в прыгающий оранжевый свет факелов и керосинок ступили какие-то люди. Нимве смотрела, недоумевая, покуда свет факела не выхватил из темноты одного из пришельцев: высокого, с копной черных волос… в темном камзоле…

Нимве замерла, перестав дышать.

— Мафхор… — шепнули губы. Словно повинуясь беззвучному зову, маг обернулся. В следующий миг Нимве сорвалась с места, бросилась вперед, расталкивая людей, и завопила:

— Мафхор! Мафхор!

Людская масса пришла в движение, наперерез метнулся надзиратель, схватил Нимве за плечо, другой рукой вцепился в волосы… Она, задыхаясь, отбивалась — и тут человека, который ее держал, подхватила неведомая сила. Закрутила и, неестественно выгнув, отшвырнула в сторону. Нимве увидала перед собой знакомо лицо. Черные глаза блеснули в свете факела.

Кинувшись к Мафхору, Нимве вцепилась в его одежду и спрятала лицо на груди. Ощутила, как его руки обхватили ее, как рядом кто-то вскрикнул, услыхала голоса и шум…

Через долгих полминуты Нимве заставила себя отстраниться. Увидала очень близко внимательные Мафхоровы глаза.

— Они здесь, — шепнула Нимве, пошатнулась и упала бы, если бы маг не подхватил.

В замок графа Атланского они приехали через несколько часов.

Оказавшись в своей опочивальне вместе с Леле, Чиком и четырьмя служанками, Нимве хотела только одного: лечь в постель и уснуть. Но Леле не позволила. Выпроводив Чика, девочка потащила Нимве в ванную, принялась хлопотать, отдавая приказания служанкам.

У Нимве не было сил спорить. Она стояла, шатаясь и закрыв глаза, пока служанки ее раздевали, молча подчинилась, когда заставили забраться в огромную ванну с горячей водой. На мгновения проваливаясь в забытье, она просыпалась — но веки опять смыкались, и, не слушая вопросов Леле, Нимве уснула еще до того, как голова коснулась подушки.

Она проснулась лишь к обеду. Пока служанки одевали ее и причесывали, в комнате собралась целая толпа. Пришли Чик и Леле с Халом, девочка болтала не умолкая, так, что у Нимве под конец зазвенело в ушах.

Блестя округлившимися глазами, Леле рассказала новой подруге, что произошло в замке за последние пару дней. Что мастер Мафхор вчера, ближе к обеду, прискакал откуда-то как бешеный, и сразу бросился искать Нимве. И тут-то они и увидели, что в замке ее нет! "Ну, конечно", — говорила Леле, — "сразу поднялась суматоха, все бегали туда-сюда, а когда стало ясно, что вас нет нигде поблизости, мастер Мафхор сделался такой сосредоточенный, что все даже оробели. Начал спрашивать, не случилось ли что-нибудь странное за эти сутки, ну, может, кто-то видел, что гостья уезжала? Никто ничего толком сказать не мог, только конюх заявил, что вчера вечером в лесу за стеной поймали лошадь под седлом, со спрятанной в дорожный мешок дамской одеждой. Ну, папа, конечно, очень рассердился, почему ему не доложили — а мастер Мафхор велел эти вещи ему показать, а еще седло, которое было на лошади."

Всем было так любопытно, что они за магом следом увязались, а он ничего, не стал прогонять. Леле сразу узнала платье, которое он вынул из дорожного мешка. Мастер Мафхор положил его на землю, возле него — седло, сам сел рядом, опустил на эти вещи руки и очень долго просто сидел и молчал. Потом начал что-то говорить, будто бредил с открытыми глазами, никого вокруг не замечал, Леле стояла неподалеку, и ее даже дрожь пробрала, такой у него был взгляд… словно он не тут. "А потом мы увидали, что у него между пальцев будто паутина вьется, и такая… светящаяся! И все больше и больше… Слуги очень испугались, я, правду сказать, тоже, но не убежала, ждала, что будет дальше. А мастер Мафхор посидел-посидел, а потом вдруг встает и говорит: нужно ехать. Папа удивился: куда? А мастер Мафхор в ответ: она в каменоломне. Ну, папа пытался его разубедить, что, мол, как такое возможно, и зачем бы Нимве отправляться в каменоломню, но Мафхор только сказал: потом узнаете."

Дело было уже к вечеру, ведь, когда он приехал, все очень долго искали Нимве, прошло несколько часов. "Мастер Мафхор", — добавила девочка, — "правда, не настаивал, чтобы кто-то его сопровождал, это мы с Вьятом папу уговорили, он же ненавидит ездить верхом! Ну, вот пока собрались, пока выехали, совсем уже стемнело. А мастер Мафхор почти все время молчал, но очень волновался, я видела."

Когда они спустились в обеденную залу, тут уже все собрались. Нимве опасалась, что принцы изумятся, увидев ее и Чика в такой одежде, в месте, совсем не подобающем их положению, но близнецы и бровью не повели. При виде Нимве оба встали, Инис предложил ей руку, а Сэтнар придвинул стул.

Покуда слуги разносили кушанья, все молчали. Нимве посмотрела на Мафхора. Тот невозмутимо встретил ее взгляд. Больше всего на свете ей хотелось сказать ему, что он снова спас им жизнь, что она ужасно, ужасно рада его видеть, рассказать все, что узнала давеча в подслушивательной комнате… Но рядом были граф, были Хал и Леле, и толпа слуг — а Мафхор сидел с такой равнодушно-каменной физиономией…

Закусив губу, Нимве отвернулась.

Молчание длилось долго. Даже дети графа на этот раз не решались нарушить тишину. Когда наконец приступили к трапезе, первым заговорил Сэтнар.

— Да… — промолвил он, опустив ложку в фарфоровую тарелку и стукнув ею о край. — А вот на вашей каторге, господин граф, так не кормят.

Нимве подняла взгляд. Принцы, вымытые, причесанные, в белых рубахах, сидели рядом, и худоба, синяки и ссадины на лице и руках еще больше бросались в глаза. Граф побледнел и глотнул.

— Уверяю вас, ваше высочество, — пробормотал он. — Я… я не…

— Я бы назвал все это положительным опытом, — словно не расслышав, продолжил Сэтнар, — если бы не мой друг, барон Грид. Кстати, вы заходили его навестить?

— Конечно, ва…

— Вряд ли он вас узнал. — На щеках Сэтнара дернулись желваки. — Он сейчас никого не узнает.

— Я послал к нему лекарей, ваше высочество, — выговорил граф. — Уверяю вас, они приложат все усилия, чтобы…

— Да они-то приложат! — фыркнул Инис. — Уж это точно! Кто бы сомневался!

— Ваше высочество! — граф молитвенно сложил руки. — Клянусь вам, я ничего не знал! Мастер Мафхор уверял меня, что вы в надежном месте. Если бы я…

— Так, выходит, это мастер Мафхор во всем виноват? — щурясь, осведомился Сэтнар. — Это, значит, он упек сотни людей на свои каторги, так, что ли? И заставляет работать с рассвета до заката? И замок этот ему принадлежит, — принц обвел рукой залу.

— А что, — Инис принужденно усмехнулся, — неплохая мысль. Мастер Мафхор, как вам этот замок? У вас земли есть? По-моему, наш отец вам земель не жаловал. Но это всегда можно исправить, тем более, причина есть, вы нас уже спасли… сколько раз? — Инис обернулся к брату.

— Ну, давай посчитаем, — отозвался тот. — В лесу — это раз, — Сэтнар загнул палец. — Потом озеро нашел — это два. Теперь вот — три, я не ошибаюсь? — Сэтнар повернулся к Мафхору. Маг коротко поклонился, вскинув бровь.

— Он еще из тюрьмы нас вытащил, — словно через силу, буркнул Чик.

— Ах, ну да, — любезно согласился Сэтнар. — Это когда ваши люди, господин граф, изволили пытать наших друзей.

— Но… ваше… это вовсе не мои люди… и я…

На графа было жалко смотреть, Нимве даже испугалась, что его хватит удар. Вьят сидел бледный и растерянный. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Леле не разрыдалась, громко и отчаянно, закрывая ладошками лицо.

— Перестаньте! — Нимве вскочила. Зазвенела посуда, бокал с вином опрокинулся на скатерть. — Его дети ни при чем! Леле, не плачьте… — Нимве подошла и обхватила девочку за плечи. — От них мы, кроме добра, ничего не видели. А вы чего молчите? — обратилась она к Мафхору. Тот снова поднял бровь, но не ответил. Чурбан проклятый, подумала Нимве — а вслух произнесла, поглядев на принцев:

— Пожалуйста, я прошу, не при них. Извините, я не хотела кричать, просто… Леле, тише, ну не плачьте, не надо так.

— Ты… вы правы, сударыня, — сказал Сэтнар. — И мы должны просить прощения. Насчет замка — это была шутка. Глупая, — он поглядел на брата. — Подобное больше не повторится, обещаю.

Остаток обеда прошел в молчании. Леле удалось успокоить, но она всхлипывала, изредка бросая на принцев испуганные взгляды и вытирая глаза кулачком.

* * * * * * *

Когда встали от стола, принцы немедленно откланялись, и Чик с Нимве — следом. Нимве тут же отправилась к барону, проверить, как его самочувствие, и чем его лечат.

Барон был без сознания. Осмотрев его, Нимве нашла пару сломанных ребер, ужасные ушибы и язвы. Она не сомневалась, что у него отбиты внутренности. Когда понюхала настои на столе, просто разъярилась. Проклиная на чем свет стоит графа и его лекарей, принялась выдергивать пробки из стеклянных баночек.

За этим ее и застал Мафхор.

Маг вошел, как всегда, бесшумно, Нимве и Чик заметили его, только когда он приблизился к столу. Чик вздрогнул.

— Если необходимо, можно послать за травником в деревню, — сказал Мафхор.

— Будто я сама не справлюсь, — Нимве отвернулась. — Были бы снадобья! Да я и сама могу в лес сходить.

— Боюсь, это плохая идея, — отозвался маг.

— Да неужели? А что тогда хорошая? Наблюдать, как он умирает?

Мафхор присел на край стола. Нимве выдернула очередную пробку, понюхала и сунула магу под нос:

— Вот, смотрите сами, чем они его лечат! А у него почки наверняка отбиты! Это не лекари, а… а…

Мафхор не ответил. Нимве повернулась и, натолкнувшись на его взгляд, прикусила губу.

— Я не разбираюсь в травах, — мягко произнес Мафхор. — Вы ведь знаете.

— Да. Извините, — Нимве опустила ресницы. Вернула пробку на место. За две недели, проведенные здесь, она так и не смогла привыкнуть, что Мафхор зовет ее на "вы".

— Простите, — сказала Нимве. — Простите, что я на вас кричу.

— Как будто только на него, — буркнул Чик. Покосившись на юношу, Нимве продолжала:

— Спасибо, что вы нас спасли. Уже в который раз.

— Ничего, — отозвался Мафхор. — Я только не понимаю, как вы их нашли, и, главное, зачем это сделали.

Нимве хмуро воззрилась на собеседника.

— Сделала что? — осведомилась она.

— Вы прекрасно понимаете, сударыня, о чем я. Это было очень опасно, и очень глупо.

Нимве задохнулась от возмущения. Шагнула к магу и, уперев кулаки в бока, выпалила:

— Да неужто, Господин Совершенство? Извините, что не посоветовалась с вами! Да только вы куда-то запропали, а нам забыли сообщить, куда. Как вы, впрочем, всегда и делаете.

— Я должен был уехать, — спокойно объяснил Мафхор.

— Вообще-то, — сказала Нимве, — вообще-то, мы собирались искать принцев. Вы разве не просили у нас помощи? Я думала, мы опять поедем вместе, а вы… Вы как всегда, всё молчком да тайком!

— Да ты и сама ничем не лучше, — пробурчал Чик и, когда Нимве обернулась, с вызовом добавил:

— А чего, скажешь, нет? Будто ты сама не уехала тайком. Почему ты мне ничего не сказала?

— Ага, только этого мне и не хватало! — фыркнула Нимве. — Тебе все рассказать! Воображаю, что бы ты наделал!

— А сама ты чего наделала? — юноша спрыгнул с подоконника. — Тебя же запросто могли убить! А если бы он тебя не отыскал? — Чик ткнул пальцем в Мафхора. — Сколько бы ты там протянула? Ты вон вся в синяках, руки сбила до крови, — а если бы кто догадался, что ты девушка?! Что бы тогда они с тобой… — его голос внезапно пресекся, он отвернулся к окну. Нимве пару секунд смотрела, потом подошла, и, обхватив руками, уткнулась лбом ему в плечо.

— Прости, — сказала она. — Ты беспокоился, да?

— А чего, по-твоему, я деревянный? — пробурчал юноша.

— Ну, прости. Прости меня, пожалуйста. Скажи, что прощаешь.

— Чего уж с тобой поделаешь, — Чик неловко обнял ее за плечи. — Правильно Ларра про тебя говорил. Дурья твоя башка…

— Вот грубый поросенок, — Нимве поцеловала его в щеку. — И послал же Творец такого братца.

— Это не Творец послал, это… — юноша закусил губу, и Нимве тут же вспомнила, что хотела рассказать Мафхору о подслушивательной комнате.

— Вот что, — она освободилась из объятий Чика. — Я должна с вами поговорить. Чик, не сердись. Просто это очень важно, и…

— Да ладно уж, ухожу…

— Нет, ты чего? — Нимве выразительным жестом обвела комнату и сделала круглые глаза. — Мы выйдем ненадолго. Вы не возражаете, мастер Мафхор?

Они поднялись на галерею. Солнце спускалось к лесу, окрасив розовым золотом колонны, бросая длинные тени на стены и щебень под ногами.

У балюстрады Нимве остановилась. Невидящим взглядом скользнула по холмам, утонувшим в предзакатной дымке, по простершейся внизу долине, которую уже скрывала густая тень. Мафхор за спиной сказал:

— Но все-таки, зачем ты поехала туда одна? Нужно было меня дождаться.

Нимве резко обернулась. В закатных лучах лицо Мафхора казалось бронзовым, а в глазах светились искры.

— Нужно было? — отозвалась Нимве. — Вот как? Послушайте, вы действительно так уверены в своей правоте, как это кажется? Считаете себя непогрешимым?

Маг усмехнулся, подошел и остановился подле, положив локти на ограду.

— А что, это именно так выглядит? — осведомился он.

— Это выглядит даже хуже, — отрезала Нимве. — Вы делаете все, что вам в голову взбредет, и не сообщаете, а стоит кому-то из нас… А я, между прочим, собиралась с вами посоветоваться. И если бы вы не исчезли неизвестно куда, я бы, может, туда и не поехала!

Повернув голову, маг глянул на нее.

— Понимаешь, — сказал он, — я искал принцев.

Нимве скрипнула зубами.

— Все-таки вы невозможный человек, — процедила она, стараясь не раздражаться. — С вами невозможно иметь дело. По-моему, мы договаривались, что вы перестанете скрывать, что происходит, и мы будем действовать сообща. А вы опять за свое, опять в одиночку по кустам! А потом еще в претензии, что я должна была делать, и чего не должна! Вы понимаете, что это невыносимо? — Нимве резко развернулась. По лицу Мафхора невозможно было понять, задели ли его хоть как-то эти слова.

— Знаете, — сказала Нимве. — Я и сама не пойму, зачем пытаюсь добиться от вас хоть какой-то человеческой реакции. Все бьюсь и бьюсь об вас, будто об стенку. Знаете, а ведь это больно. Это больно! Я уже просто… просто синяки себе набила об это ваше равнодушие. Но ведь вы не такой. Вы не такой, и вам не все равно! Иначе вы бы не выбивались из сил, чтобы нас вытаскивать из переделок. Вы бы нас не спасали постоянно! Зачем же вы… зачем делаете вид, будто… Зачем пытаетесь выставить себя деревянным истуканом? Ну, скажите, — она схватила его за плечо, пытаясь развернуть к себе, — скажите, зачем?

Мафхор молчал и глядел на опускающееся солнце, а Нимве глядела на него — но так и не дождалась ответа.

— Хорошо, — она убрала руку, ощущая в горле что-то, похожее на подымающиеся слезы. — Ладно. Видно, это вам так дорого, что никогда вам с этим не расстаться. Я больше не буду вас тревожить, не беспокойтесь. Всего хорошего, — Нимве хотела уйти, но Мафхор удержал ее за руку:

— Постой.

Обернувшись, Нимве увидела, что он смотрит на нее.

— Постой, — повторил Мафхор. Помолчал. Опершись спиной о балюстраду, наклонил голову и произнес:

— Мне жаль, что все так получилось. Да. Ты права. Я обязан был сообщить, что уезжаю. Обязан был рассказать, что собираюсь делать. Ты ни при чем. Я сам разрушил собственные планы, потому что молчал. Потому что привык молчать, — он коротко, быстро посмотрел на Нимве. — Трудно сломать многолетнюю привычку, но я за последние четырнадцать лет научился решать все проблемы один. Оттого все так и… Я прошу прощения. — Мафхор выпрямился и поднял глаза. Их взгляды встретились. Он повторил:

— Я прошу у тебя прощения. Собственно, я и у остальных должен его просить. Если бы я не промолчал, ты бы не ездила на каменоломню одна. Не подвергала бы себя опасности. Не думай, что мне все равно. Мне вовсе… Мне не все равно, поверь. Прости меня. Пожалуйста. Прости.

Нимве молчала, хлопая ресницами. Ее так потрясло это неожиданное признание, что она не находила слов, стояла изумленная, растерянная — и отчего-то обрадованная, — и просто смотрела Мафхору в лицо.

— Я знаю, что вам не все равно, — наконец выговорила Нимве. — И, конечно, прощаю вас. Мы все не ангелы, а уж я и подавно. Знаете… Если честно, я себя столько раз корила, что вас не дождалась, что поехала туда… А какие у вас были планы? Что вы собирались делать?

— Ну… Я собирался их найти и увезти с каменоломни, но так, чтобы граф ни о чем не узнал.

— Но как вы думали их отыскать? В прошлый-то раз ничего не вышло…

Мафхор кивнул, помолчал, а потом сказал:

— В прошлый раз, когда мы ездили туда вместе… В общем, это была разведка. Нужно было узнать, как там все устроено. Как охраняется, сколько народу работает. Я и не надеялся, что мы их сразу отыщем. К тому же, детям графа я не собирался показывать принцев. Никто не должен был узнать, где именно они находятся. А в одно прекрасное утро и нас в замке бы не оказалось.

А ведь все-таки Ларра был прав, мелькнула мысль, все-таки он нас использовал. И, словно услыхав, а может, это и вправду было так, Мафхор сказал:

— Прости, что я использовал тебя. Хоть и обещал этого не делать. Просто я пытался вас оградить, чтобы вы не пострадали. Поверь, это именно так!

Нимве собиралась возразить, посмотрела Мафхору в глаза — и решила этого не делать. В первый раз за все их путешествие она увидала на его лице не обычную каменную маску, а нормальное человеческое выражение. Мафхор был подавлен и, кажется, смущен. Может, это в первый раз, подумала она, что он с кем-то откровенно говорит. А если я стану наседать, то он… Меньше всего ей хотелось, чтобы он опять замкнулся. Она произнесла:

— Я вам верю. Вы хороший человек, я это почти сразу почувствовала. Но я только не пойму, как все-таки вы собирались их найти? Там же туча народу работает.

— На самом деле, довольно просто. Я притворился графским управляющим, поехал на одну из каменоломен и сказал, что граф разыскивает троих юнцов, которых привезли сюда пару недель назад. И что граф обещает за них хорошее вознаграждение. Ну, и разумеется, дал их описание. Надзиратели весь участок перерыли, искали их, — Мафхор усмехнулся. — Приволокли семерых, одному на вид было лет за сорок. Но принцев среди них не оказалось, так что пришлось отправляться дальше.

— Да, но… Они там разве графского управляющего в лицо не знают? — удивилась Нимве. — Как же они…

— Разумеется, знают, — Мафхор поднял бровь. — Для этого есть некоторые методы.

— Какие?

— Всегда можно притвориться другим человеком.

— Притвориться?

Мафхор промолчал, глядя в сторону. Задыхаясь от любопытства, Нимве постаралась взять себя в руки. Раз он не хочет об этом говорить, то и…

Но он все-таки сказал.

— Притвориться, — пояснил маг, — это значит, что человек будет смотреть на тебя, а видеть кого-то совсем другого.

— Как здорово… Но почему же вы раньше так не сделали?

— Видишь ли, если честно, я этого просто не умел. Нет, то-есть, теоретически умел, только на практике не использовал. Вот и пришлось целый день тренироваться, перед отъездом, — Мафхор опять усмехнулся. — В общем, я успел попасть на две каменоломни, а потом ты меня позвала. Ночью. Только я подумал, что ты в замке. Поэтому и поехал сразу сюда.

— Да. Я знаю. Мне уже всё рассказали.

Маг наклонил голову. Помолчал, а потом добавил:

— Теперь мне не удастся вывезти вас тайком. Но что сделано — сделано.

Нимве вздохнула:

— Я боюсь, что мы сейчас все равно уехать никуда не сможем. Барону нельзя. Если он вообще…

— Он так плох?

— Очень плох, — Нимве прикусила губу. — Слава Творцу, что принцы-то живы. Их ведь тоже могли… там…

Мафхор не ответил. Солнце опустилось за вершины холмов, и в синеватых сумерках лицо мага казалось усталым. Поднялся ветер, легкое платье Нимве вздулось, будто парус. Она обхватила себя руками.

— Идем, — Мафхор выпрямился. — Ты замерзнешь.

— Но мы еще не договорили.

— Внизу договорим.

— Там подслушивают… — начала она — и внезапно опомнилась:

— Ой! — она схватила спутника за руку. — Я же самого главного вам не сказала! Как раз насчет подслушиваний. Я тут тоже кое-что подслушала, вы обязаны это узнать, это очень, очень важно… Отойдем за колоннаду, я вам такое расскажу!

 

Глава 12

Рассказ Нимве о том, что произошло в подслушивательной комнате, произвел на Мафхора огромное впечатление. Он снова сделался молчалив, сосредоточенно-замкнут, и когда спустились вниз, попросил ее оставаться в своей комнате, а сам, ничего не объясняя, исчез.

Принцев сначала поселили в другом крыле, однако ближе к ночи перевели в коридор, где жили остальные: как сказали близнецы, графу пришлось это сделать по настоянию Мафхора. Мага в тот вечер Нимве больше не видела, лишь утром, проснувшись, обнаружила на столе записку, написанную ровным, четким почерком: "Нимве, пожалуйста, загляни ко мне. Мафхор."

Одевшись, кое-как уложив непривычно короткие, сделавшиеся похожими на гриву локоны, Нимве прокралась по тихому коридору к двери мага. Поскреблась, и дверь сама собой отворилась. Нимве замерла на пороге, но голос Мафхора негромко окликнул:

— Входите.

Когда она вошла, Мафхор сидел у стола и читал какой-то документ. Вид у него был хмурый и сосредоточенный.

— Вы хотели меня видеть? — Нимве огляделась. Комната оказалась точь в точь как ее собственная, разве что немного меньше. Маг сказал:

— Идемте.

Когда они вышли в коридор, Мафхор увлек Нимве под лестницу и, остановившись в темноте, проговорил:

— Слушай внимательно. Мы должны быть очень, очень осторожны. Никуда не ходи одна. Теперь, когда принцы здесь, — оглянувшись, он понизил голос, — герцог попытается добиться своего.

— Думаете, он может постараться их украсть?

— Может. А с тобой он захочет свести счеты. Ты сама слышала. Поэтому я прошу: не делай ничего, не посоветовавшись со мной! — Мафхор коснулся ее локтя. — Слышишь, Нимве?

— Да… да, слышу.

— Пообещай мне.

— Обещаю, но вы… Что вы собираетесь делать?

— Мы постараемся тайком уехать.

— Но барон не может ехать!

— Тише.

— Он не может ехать, — шепнула Нимве, озираясь. — Он же умрет тогда.

— Я пригласил травника из деревни. Он уже здесь. Может, с ним дело пойдет быстрее. Мы уедем отсюда все, и никого здесь не бросим. Да?

— Да, конечно…

— Я должен идти. Будь осторожна.

Время до обеда Нимве провела в комнате барона. Знахарь из деревни оказался мужчиной лет под сорок, худым, бородатым и загорелым. К непрошенной помощнице отнесся с недоверчивой досадой: вот, мол, приперлась благородная, травницу корчит из себя, — но, постепенно поняв, что Нимве прекрасно разбирается в снадобьях, слегка оттаял.

Так минуло три дня. Барон почти все время был в сознании, но очень слаб. Знахарь находился при нем неотлучно и не сторонился больше помощи Нимве. Принцы сидели точно на иголках, да и Нимве тоже. Герцог мог напасть в любую минуту, она порой гадала, почему он до сих пор этого не сделал. Возможно, останавливал Мафхор — но маг не был рядом постоянно, хотя и не уезжал из замка, это Нимве знала по разговорам слуг. В любом случае, она чувствовала: бежать придется в ближайшие дни. И помоги тогда Владыки Стихий барону Гриду, да и всем им!

Кроме всего прочего, они обнаружили, что Шиа исчез. Сколько Нимве не расспрашивала слуг, каждый клялся, что нигде его не видел. Посовещавшись, все решили, что Шиа просто-напросто сбежал. После всего, что им пришлось пережить, и при том, что еще ждало впереди, у Нимве язык не поворачивался назвать его предателем. А трусость… Пусть остается между ним и Творцом, Нимве вовсе не хотелось его судить.

На четвертый день, вернувшись из обеденной залы, Нимве зашла к больному. Просидела там до самого заката, вместе с травником, Чиком и Ларрой. Вернувшись к себе в сумерках, зажгла лампу на столе — и сразу увидала сложенный кусок пергамента, прислоненный к графину с водой. Рпустилось за вершины холмов, и в синеватых сумерках лицо мага казалось усталым. а видеть кото-то соовеческое выражение.285285285285285285285285РРешив, что это от Мафхора, с забившимся сердцем схватила и поднесла к свету.

На клочке бумаги красовались неровные, совсем детские каракули, и почерк был незнакомый. Пододвинув стул, Нимве принялась разбирать написанное. "Нимве! Случилось что-то ужасное! Мне очень нужна ваша помощь! Пожалуйста, простите меня! Но мне больше не к кому обратиться! Я узнала ужасные вещи, которые происходят у нас дома, и я иду в подслушивательную комнату, которую я вам показывала, в западном крыле, возле папиного кабинета, потому что мне надо что-то проверить! Это касается вас и ваших спутников! Пожалуйста, приходите туда, вы должны, должны это увидеть! Только не говорите пока никому, я не выдержу этого, покончу с собой, если кто-то узнает! Потом, когда все поймете, решите, что делать, но пока я вас умоляю! Пожалуйста! Мне не на кого больше положиться, кроме вас! Ваша Леле."

На пергаменте расплылись водянистые кляксы, будто капала вода. Или слезы, подумала Нимве, остановившимся взглядом уставясь перед собой. Творец, что же она такое узнала? Может, про то, что ее отец предатель? Скорее всего, так… А может, она нашла какие-то документы?

Нимве встала. Надо сказать Мафхору. "Если кто-то узнает, я покончу с собой…" Нет, все равно ему надо сказать, переборов себя, решила она. Мы сможем ее остановить, уговорить, она же ни в чем не виновата!

Но мага нигде не оказалось. Обегав жилое крыло, Нимве так его и не нашла. Опять он за свое, подумала она, стоя в коридоре возле кухни, опять исчез, ни слова не сказав. Что же, деваться некуда. Надо идти за ней, чтобы чего не натворила. Быстренько вытащу ее оттуда, и все, думала Нимве, сбегая по ступенькам неосвещенной лестницы, ведущей в западное крыло. Только бы ничего не случилось! Девчонка ведь совсем, и вправду наложит на себя руки, спаси нас Творец!

Потайной ход Нимве отыскала без труда. Вздув прихваченную с кухни лампу, пригибаясь, ступила в темноту, под покрытые слизью и паутиной низкие своды. Шаги гулко отдавались в узком коридоре. Свет лампы плясал на стенах, а впереди, за магическим золотистым кругом, притаилась безмолвная тьма.

Поднявшись по ступенькам к двери потайной комнаты, Нимве долго стояла, прислушиваясь, потом осторожно потянула за ручку. Еле слышный шорох…

— Леле! — Нимве сама едва услыхала собственный шепот. Подождала — и осторожно заглянула внутрь.

Тишина. Полумрак, запах плесени и пыли. Мерное биение огонька за мутным стеклом лампы. Осторожно и бесшумно ступая, Нимве вошла и притворила дверь.

Старинная мебель громоздилась вдоль стен, и толстый слой пыли казался нетронутым. Девочки здесь не было. Наверняка она внутри, в кабинете. Придерживая юбки, Нимве двинулась вперед, стараясь не задевать сваленную как попало рухлядь. Наверное, ее уже тут нет, решила Нимве — и уловила быстрое движение за спиной.

Она резко обернулась. Из темноты, отделившись от стен, шагнули двое. Сперва почудилось, будто это ожившие железные доспехи. Задохнувшись, Нимве метнулась прочь, уронила лампу, и та погасла. Незнакомцы, бесшумные и быстрые, во мгновенье ока очутились рядом. Нимве увидала их сосредоточенные лица, попыталась оттолкнуть ближнего, но ничего не получилось.

— Так-та-а-ак… — услыхала она знакомый голос. Сильные руки развернули Нимве к потайной двери в кабинет.

Та уже была открыта. Свет ударил в глаза, Нимве зажмурилась…

— Наконец-то, — прозвучал рядом тот же голос. — Давненько я мечтал с тобой встретиться!

Нимве заставила себя поднять веки.

На нее смотрел герцог Окдейн. Охнув, Нимве непроизвольно отшатнулась, но ей не позволили двинуться.

— Рад тебя видеть, — герцог усмехнулся. Его глаза остро взблескивали в свете керосиновых ламп. — Ведите ее внутрь. Не годится принимать даму на пороге.

Нимве втащили в кабинет. Один из охранников остался возле распахнутой потайной двери, а другой, швырнув Нимве в кресло, встал за спиной.

Кроме нее, герцога и охранников, в комнате были еще трое. Когда герцог сел напротив, двое вышли на свет. Нимве узнала графа Атлана и человека, который был с герцогом в лесу. Третий застыл в темноте, у окна, возле опущенной портьеры.

— Видите, граф, — промолвил герцог, — план сработал. Письмо вашей дочурки имело небывалый успех.

Граф, сидевший на краешке стула, беспокойно заерзал, опустив глаза. Мать-Земля, подумала Нимве, он использовал собственную дочь!

— Что… — она едва узнала свой хриплый голос. — Что вы с ней сделали?

— Вряд ли тебе стоит об этом беспокоиться, — заявил Окдейн. — Лучше побеспокойся о себе. Тебя, в отличие от нее, папочка не защитит.

Тяжело дыша, Нимве посмотрела ему в глаза.

— Вообще-то, я собирался расправиться с тобой, — непринужденным тоном объяснил герцог. — У меня здесь несколько сотен солдат, видишь ли. И они давненько не видели женщины.

При этих словах граф поморщился, но герцог продолжал, как ни в чем не бывало:

— Думаю, ты им понравишься. К тому же, большого выбора у них здесь нет, так что…

Нимве несколько секунд выдерживала его взгляд, но потом отвела глаза. Ее трясло, и руки так дрожали, что она вонзила пальцы себе в предплечья.

— Но я решил дать тебе шанс, — услыхала она голос герцога. — Если будешь хорошо себя вести, тебя никто не тронет.

Герцог откинулся на спинку кресла. Нимве не верила ни единому слову, однако ничего не оставалось, как спросить:

— Чего вы от меня хотите?

— Хороший вопрос, — герцог сощурился. — Целесообразнее всего, конечно, было убить тебя еще в лесу. Но, поскольку ты все равно уже здесь, ты можешь пригодиться. Напишешь кое-кому письмо… с приглашением на свидание.

Он хочет заманить в ловушку Мафхора, мелькнула лихорадочная мысль. Он хочет с моей помощью…

— Он на это не клюнет, не надейтесь, — сказала Нимве. — Он знает, что вы…

Герцог поднял бровь и переглянулся со своим доверенным.

— Интересно, что ты сразу подумала о Мафхоре, — заметил вельможа. — А ведь ты именно о нем подумала, не так ли? Гм… Ладно. Эй, а ну, иди сюда! — позвал он в темноту.

Человек, стоявший у окна, повернулся, приблизился и, ступив в полосу света, немного сдвинул капюшон, спадавший на самые брови. И, увидав его лицо, Нимве вскрикнула.

Перед ней был Мафхор.

Комната поплыла, закачалась перед глазами, и сердце пропустило удар. Вцепившись в подлокотники кресла, Нимве смотрела на Мафхора — а он смотрел на нее. Ей даже почудилась на его губах торжествующая улыбка.

— Как видишь, — словно издалека, услыхала она голос Окдейна, — для того, чтобы его поймать, твои услуги не потребуются. Ты нужна мне для другого. Ты сделал то, что я велел? — обратился он к Мафхору. Тот молча поклонился. Свет лампы мерно подрагивал, и по лицу мага двигались тени. Как ты мог, хотела сказать Нимве, но язык прирос к гортани, она не сумела вымолвить ни слова, и все смотрела, смотрела ему в глаза, а он не отводил пустого, равнодушного, ничего не выражающего взгляда.

— Тогда ступай, — приказал Окдейн. — Сегодня ты мне больше не понадобишься.

Снова коротко поклонившись, Мафхор повернулся и зашагал к двери.

— Я вижу, ты разочарована, — вывел Нимве из оцепенения голос герцога. — Что же. Бывает. Я ведь, кажется, говорил, что он людоед. К тому же, людоед он умный и циничный. Быстро сообразил, на чью сторону полезней переметнуться. Ну, а ты…

Из подслушивательной комнаты раздался шум, и герцог смолк на полуслове. Охранник у входа встрепенулся, но прежде, чем он успел хоть что-то сделать, из темноты показался человек.

— Папа? — выговорил он, и Нимве немедленно узнала голос Хала. — Пап… а что здесь…

Юноша стоял, перебегая непонимающим взглядом с лица на лицо.

— А где Леле? — спросил он.

Граф начал медленно подниматься с кресла.

— Пап, где Леле?

— Идиоты, — процедил герцог. — Почему вы не заперли дверь? Хватайте мальчишку, быстро!

Охранник вцепился юноше в плечо, граф бросился к сыну, а Нимве попыталась встать, но сторож удержал ее на месте.

— Хватай его! — рявкнул герцог. — Не дай ему сбежать!

Хал вывернулся из цепких рук чужого. Раздался глухой короткий стук, и охранник упал на пол, будто срубленный.

— Бегите! — заорал знакомый голос. — Бегите, Хал!!!

В комнату ворвался Чик с палкой в руке.

Охранник, что удерживал Нимве, бросился на юношей. Заметив краем глаза, как герцог вскочил, Нимве одним прыжком очутилась возле двери в потайную комнату. Чик взмахнул палкой, раздался лязг и треск, когда его оружие столкнулось с клинком охранника. Обернувшись, Нимве увидала, что в руках у герцога блеснул меч.

— Сынок, беги! — крикнул граф Атланский, загородив собою Хала. Чик снова взмахнул палкой, и Нимве услыхала свист.

— Ним… — прохрипел юноша, отбиваясь от охранника. — Беги отсюда… Скорее же!

В полутьме, в неровном желтом свете, Нимве заметила, как граф попытался оттолкнуть Окдейна. Как герцог резко ударил его рукоятью меча в лицо, сбил с ног — и всадил клинок в тело его сына. Хруст. Глаза Хала широко распахнулись. По груди, по ткани белой рубахи, начало расплываться черное пятно.

Нимве дико завопила. Граф, хрипя, возился на полу. Мгновенье Хал стоял, покачиваясь, а потом упал навзничь, разбросав руки. Нимве разглядела лицо герцога Окдейна: близко, в паре шагов от себя. Не соображая, что делает, схватила со стеллажа пару толстых томов и метнула в нападавшего. Тот взмахнул окровавленным клинком. Посыпались лохмотья страниц. Нимве выхватила с полки еще несколько книг…

Чья-то рука, поймав за шиворот, рванула ее к двери. Нимве успела швырнуть в герцога книгами, но уйти бы не удалось, если бы не граф. Стоя на коленях, он вцепился в камзол Окдейна и, задыхаясь, завопил:

— Мой сын! Мой сын! Что ты сделал с моим сыном?! Я тебя убью! Убью!

Продолжения Нимве не увидела. Чик потащил ее к выходу. Наступив на чьи-то распростертые тела, на плечо человека, копошившегося на полу, они промчались через подслушивательную комнату и кинулись вниз по лестнице, в кромешную темноту, спотыкаясь на ступеньках.

* * * * * * *

Они долго бежали по проходу, натыкаясь на сочащиеся влагой стены, петляя в темноте. Наконец, обессилев, не слыша за спиной погони, остановились.

Тут, в потайных ходах, не было ни капли света. Каждый шорох гулко отдавался под низкими сводами, эхом уходил в глубину бесконечных коридоров.

Чик рядом загнанно дышал. Нимве прижалась к нему, и он обхватил ее руками.

— Как ты меня нашел? — она говорила очень тихо, но темнота, усилив шепот, заставила его звучать почти зловеще.

— Ты забыла письмо на столе, письмо от Леле. А Хал знал, о какой комнате речь, вот и…

— Он убил его, — Нимве зажмурилась. — Он его убил… Ох, силы небесные…

— Я видел.

— Граф их использовал. Он заставил Леле написать это письмо! Заставил собственную дочь…

— Может, на него герцог надавил, — возразил юноша. — Граф, конечно, козел, но своих детей любит. Ты же видела…

Стоя в темноте, на ледяном сквозняке, они начинали замерзать.

— Как нам отсюда выбраться? — Нимве догадалась, что Чик крутит головой.

— Не знаю.

— Хочешь, сядем, отдохнем?

— Я не устала. Надо идти, а то замерзнем.

Они наугад зашагали по коридору, стараясь держаться поближе друг к другу. В темноте зрение совсем не помогало, и Нимве непроизвольно зажмурила глаза.

Стоило ей это сделать, как память нарисовала недавние картины: удивленное лицо Хала — и черное пятно, стремительно расплывающееся на белой рубахе. Герцог Окдейн с ухмылкой на губах… Лицо Мафхора, холодное и спокойное. Мафхор, глядящий ей прямо в глаза ничего не выражающим взглядом.

Нимве прижала ладонь к губам. Надо рассказать об этом Чику. Лишь подумав, Нимве ощутила тошноту и почти физическую боль. Как он мог... Как же… как же он… Выходит, он все время притворялся? И когда говорил со мной… и когда искал принцев. Выходит, он просто исполнял волю своего господина? А я-то думала… Мне показалось, он хороший человек.

Нимве вытерла слезы, стекавшие по щекам. Такой подлости нет названия! Даже герцог рядом с этим… Герцог, по крайней мере, не скрывает своих намерений! А я — такая дура… Творец, такая дура! Как я могла ему поверить? Недаром говорят, что все маги Дома Таэнана коварные сволочи. Вся страна об этом знает, только одна я… тупая идиотка!

Сколько они блуждали так, в потемках, наугад, никто из них не представлял. Вымотавшись, сбившись с ног, отыскали место посуше, сели у стены, прижимаясь друг к другу, в тщетной надежде согреться, и Нимве, запинаясь, рассказала Чику обо всем, что произошло в потайном кабинете.

Юношу ошеломило известие о предательстве Мафхора. Сначала он не хотел верить, все добивался, не ошиблась ли она, не привиделось ли это в темноте. Под конец подавленно умолк, потому что Нимве твердо стояла на своем.

Немного отдохнув, беглецы двинулись в путь. Времени терять было нельзя. Пока оставался хоть малейший шанс сбить преследователей со следа и попытаться предупредить остальных, они обязаны были попытаться.

Целую вечность, дрожа от холода, терзаемые жаждой, беглецы бродили по темным коридорам. Поднимались по каким-то лестницам, с содроганием стряхивая с лица липкие нити паутины, снова спускались в темноту… И когда, уже отчаявшись, Нимве решила, что здесь им и придется умереть, Чик с возгласом схватил ее за руку.

Впереди маячил слабый свет.

Не сговариваясь, беглецы помчались по коридору.

Свет пробивался сквозь щели на двери. Потянув за ручку, Чик выглянул наружу. Прошептал, обернувшись к Нимве:

— По-моему, мы где-то на нижнем этаже, возле кухни.

— Там кто-нибудь есть?

— Я никого не заметил.

После катакомб коридор показался очень светлым. Правда, пообвыкнув, Нимве поняла, что сейчас ночь или вечер: вокруг не было ни души, и огонь не горел.

Они крадучись вошли в темную кухню, где царили пустота и тишина, и Нимве, увидев темноту за окном, поняла, что не ошиблась. Чик принялся лихорадочно шарить по шкафам в поисках съестного, а Нимве попыталась отыскать какую-нибудь одежду попроще, но, кроме белых фартуков да поварских колпаков, ничего не попадалось.

— Ним, — тихо окликнул Чик. — Эй, Ним, иди сюда.

В лунном свете, проникавшем через окно, Нимве увидала, что юноша стоит возле разделочного стола. Она подошла, и Чик протянул ей хлеб и мясо.

Наевшись, они долго пили воду из большой кадки в углу. Потом выбрались из кухни и направились в сторону черной лестницы, ведущей наверх, туда, где были жилые помещения. Напряженные и чуткие, начали подниматься по выщербленным, продавленным сотнями ног каменным ступеням.

Но уже на следующем пролете стало ясно, что дело обстоит гораздо хуже, чем они надеялись. По коридору прошли четверо мужчин в остроконечных шлемах, с пистолетами в руках, и беглецы едва успели отпрянуть в темноту.

Когда опасность миновала, они переглянулись.

— Кто эти люди? — прошептала Нимве, хотя знала ответ. — Как думаешь, они…

— Это патруль, — невидяще глядя перед собой, ответил Чик. — Мы опоздали.

У Нимве задрожали губы.

— Но может, все-таки… Все-таки их еще не… — произнесла она.

Чик покачал головой:

— Ты разве не понимаешь? Если герцог уже выставил патрули, значит, весь замок в его руках, да и Мафхор с ним заодно. Принцы уже у герцога, Ним. Все пропало.

Некоторое время она молча стояли в полумраке. Потом, коснувшись руки Нимве, Чик тихо сказал:

— Надо выбираться.

— Мы не можем их бросить… и Леле… Леле он ведь тоже схватил…

— Мы ничем им не поможем. Ты и сама это знаешь.

Она покачала головой, глотая слезы — но понимала, что юноша прав. Спутникам они ничем помочь не сумеют, ни живые, ни мертвые.

— Идем, — Чик мягко потянул Нимве за собой. — Соберись. Идем.

Они спустились на два пролета ниже, никого не встретив. Лунный свет лежал на мраморных ступенях, утратив яркость, как бывает перед рассветом. Переведя дух, они продолжили путь — и у входа в коридор столкнулись с незнакомцем.

Все трое замерли. Чужак нахмурился и спросил:

— Кто такие? Почему ночью в коридоре? Что, распоряжения не слышали?

Беглецы переглянулись, и Нимве пробормотала:

— Извините, мы просто… Мы не…

— Вот они! — крикнул кто-то из темноты. — Хватай их, это они! Те самые!

Человек бросился на Нимве. Взвизгнув, та чудом увернулась, успев заметить, что из глубины коридора возникают фигуры в плащах и шлемах.

— Ловите их! — надсаживался чужак. — Не дайте уйти!

Один из нападавших попытался поймать Нимве. Чик помешал. С воплем ринувшись на врага, юноша схватил его, стараясь повалить, но получил кулаком в лицо и без звука рухнул наземь.

— Чик! — завопила Нимве. Кто-то сзади скрутил ей руки за спиной. Кто-то поднял юношу с пола. Из темноты показался человек, и, вглядевшись в его лицо, Нимве застонала.

На нее, ухмыляясь, смотрел доверенный герцога Окдейна.

 

Глава 13

В большой комнате, куда их привели, воняло табаком, и было полно народу.

Пленников подтащили к скамейке у стены. Заставили сесть. Озираясь, Нимве увидала, что здесь одни мужчины, все в шлемах и с оружием. У входа, прислоненные к стене, стояли ружья. С пленниками никто не разговаривал, хотя чужаки глаз с них не сводили.

Ждать пришлось недолго. Отворилась дверь, и вошел герцог, а с ним — несколько мужчин в шлемах, по самые брови закрывавших лоб. Вздрогнув, Нимве заметила среди них Мафхора.

Нимве сжалась, не сводя с герцога расширенных глаз. Приблизившись, он усмехнулся и проговорил:

— Ну, что? Набегались? Тогда за дело. Быстро, развяжите эту!

Один из его людей разрезал на Нимве путы и бесцеремонно поднял на ноги.

— Веди к столу, — приказал Окдейн.

Нимве подвели к массивному столу и заставили сесть на расшатанный табурет.

— Мы с тобой не договорили, — герцог сел подле, спокойный и невозмутимый. — Я, кажется, объяснил, что твоя судьба в твоих руках? Так, или нет?

Нимве глотнула, но промолчала.

— Ну, вот, — продолжил вельможа. — Сейчас ты напишешь письмо. А потом… Если все пойдет хорошо, я не причиню тебе вреда. Договорились?

Нимве не ответила.

— Что-то ты стала неразговорчивая, — заметил герцог, — а ведь обычно болтаешь без умолку. Ну, да ладно. Бумагу и чернила ей.

Перед Нимве положили небольшой пергамент и пару перьев. Герцог придвинул чернильницу.

— Только не говори, будто грамоте не разумеешь, — посоветовал он. — Мы оба знаем, что это не так. Давай, бери перо. Вот так, умница.

Взяв руку Нимве, ходившую ходуном, герцог силой заставил ее обмакнуть перо в чернильницу.

— Осторожно, не посади кляксу. Готова? Теперь пиши. Мы в замке, но не можем выбраться. Написала? Помогите нам… Что же ты? — спросил он, когда Нимве резко отвела перо от бумаги.

Подняв глаза, она встретила взгляд герцога. Что это, пронеслась мысль, что это значит? Может… может, принцы еще не у него? Может, он их еще не схватил?! Наверное, они ухитрились исчезнуть раньше!

— Ну, что же ты? — спросил Окдейн. Голос был мягкий, вкрадчивый, но в нем явственно слышалась угроза. — Продолжай писать.

— Не буду, — отозвалась Нимве.

Окдейн откинулся на стуле. Пару мгновений изучал пленницу, потом сказал:

— А вот это зря. Ты же знаешь, что я могу с вами сделать.

Нимве поглядела в его холодные ястребиные глаза, и по коже побежали мурашки.

— Знаю, — шепотом ответила она.

— Отлично. Тогда продолжим. На чем мы остановились? Ах, да. Помогите нам. Ну, что опять? Чернила высохли?

Стиснув зубы, не глядя по сторонам, Нимве отложила перо.

— Решила покапризничать? — услыхала она спокойный голос герцога. — Не советую. Мне некогда шутки шутить. Возьми перо.

Втянув голову в плечи, Нимве молчала.

— Немедленно возьми перо, — голос герцога налился металлом. — Я что сказал? Возьми перо и продолжай писать.

— Не буду, — прошептала Нимве.

— Бери чертово перо! — рявкнул герцог. Сжавшись, она закрыла ладонями лицо.

— Значит, не будешь?

Нимве покачала головой.

Шум отодвигаемого стула. Сильная рука, схватив за запястье, резко дернула Нимве вверх. Она вскрикнула, а в следующий миг герцог отвесил ей пощечину. Не давая ни закрыть лицо, ни отвернуться, ударил еще раз и еще…

— Оставь ее, свинья! — заорал Чик. — Не смей ее трогать!

Раздались ругань, тупой удар и тихий стон. Герцог даже не обернулся. Нимве, дрожа, смотрела в его стальные глаза, наполненные холодным бешенством.

— Немедленно возьми перо, — почти шепотом приказал Окдейн. — Иначе, клянусь, ты пожалеешь, что вообще родилась на свет!

Нимве попыталась отвернуться, но он не позволил. Крепко сжал ей подбородок, давил так, что почудилось, будто он хочет ее задушить.

— В последний раз говорю, возьми перо, — выговорил он.

— Нет! — отозвалась Нимве.

Удар сбил ее с ног. Задохнувшись, она рухнула грудью на стол, но в следующий миг железная рука дернула за плечо, заставив выпрямиться — и Нимве получила кулаком в живот. Застонав, скорчившись, повалилась на колени. Схватив за волосы, герцог отогнул ей голову назад.

— Проклятая дрянь, — процедил он, раздувая ноздри. — Я заставлю тебя слушаться. Ты будешь делать, что я велю, стерва. Будешь делать! Или, клянусь Владыками Стихий, я тебя живьем скормлю собакам!

Нимве глядела в его бешеные глаза. Слышала крики где-то рядом и даже знала: это вопит и ругается Чик, которого двое удерживали на месте — но посмотреть туда времени не было. Все, что она видела, это белое лицо герцога и его расширившиеся зрачки.

— Ладно, — выговорил он. — Ладно. Ты мне пока нужна, и убить тебя я не могу. Но вот он, — герцог махнул рукой в пространство, — он мне не нужен. Тащите его сюда. Живо!

Чика подвели к столу. На губах алела кровь, но юноша держался прямо и взглянул на Окдейна с вызовом.

— Я убью этого щенка, — сказал герцог. — Прямо здесь, на твоих глазах. Ты к этому готова? Готова взять на себя его смерть?

— Не слушай его, Ним! — выкрикнул Чик. — Он хочет заманить принцев!

Герцог ударил юношу по щеке. Голова того мотнулась, волосы упали на глаза.

— Ничего не пиши, — прохрипел Чик, слизывая кровь.

Снова удар. На этот раз юноша упал бы, не держи один из наемников. Нимве скрипнула зубами, чувствуя, как слезы поднимаются, мертвой хваткой вцепляются в горло.

— Будешь писать? — повернулся к ней герцог. Она медлила, и Чик крикнул:

— Нет! Не пиши! Не пиши!

— Бейте его, — велел герцог, отступая. Его люди бросились на юношу.

Он почти исчез в месиве рук и ног. Нимве слышала глухие удары, резкие вдохи истязателей, и иногда — тихие стоны. Она хотела закрыть глаза, но не могла. Герцог стоял рядом и наблюдал за происходящим. Потом велел:

— Довольно.

Его люди отступили. Чик лежал на полу, окровавленный и растерзанный, с закрытыми глазами. Вскрикнув, Нимве попыталась броситься к нему, но герцог отшвырнул ее пинком.

— Он жив? Проверь, — велел Окдейн Мафхору.

Маг, наклонившись, пощупал у юноши пульс. Обернулся и кивнул.

— Как видишь, твой дорогой братец еще жив, — усмехаясь, заметил герцог. — Но надолго ли — теперь зависит только от тебя.

Он вынул кинжал из ножен. Глотая слезы, Нимве узнала мамин золотой нож, который Окдейн отнял в лесу.

— Если будешь слушаться, он останется в живых. Но если нет… — герцог подошел и ткнул юношу носком сапога. Тот глухо застонал. Окдейн повернул кинжал, лезвие тускло блеснуло в свете ламп.

— Твой ножик, кажется? — спросил он Нимве. — Премилая вещица. Ну, вот и он пригодился наконец. Так что ты решила?

Нимве молчала, сидя на полу, до крови кусая губы.

— Хочешь поиграть? — осведомился герцог. — Ладно. Давай поиграем. Я сосчитаю до трех — и убью его. Согласна? Или нет. Лучше сначала выколем ему глаз. Ты какой предпочитаешь? Правый? Левый?

Присев на корточки, Окдейн провел лезвием по шее юноши. Нимве задушено вскрикнула, когда на коже выступила кровь.

— Мне больше нравится левый, — объявил герцог. Чик зашевелился, застонал, веки приоткрылись. Окдейн поднес кинжал к его лицу.

— Раз, — уронил он.

Задыхаясь, Нимве смотрела, как нож блестит, целя Чику в глаз. А тот, оглушенный, не понимал, что происходит, не пытался защищаться.

— Два.

— Не надо! — Нимве протянула дрожащие руки. — Не надо, пожалуйста…

— Ты передумала?

— Да, да, но оставьте его, умоляю… Я все сделаю. Все, что велите! Только пожалуйста, не трогайте его!

* * * * * * *

После того, как Нимве закончила письмо с просьбой о помощи, герцог велел ее связать. Скатав пергамент и обмотав шнурком, немедленно ушел в сопровождении приближенных и Мафхора, а с ними — часть солдат. В комнате остались только пленники да пятеро сторожей, которые, устроившись у стола, начали играть в карты.

Нимве сидела на лавке, со связанными за спиной руками, прислонившись затылком к холодной стене. Чик, тоже связанный по рукам и ногам, лежал, не подавая признаков жизни. Кровь стекала по его лицу, капала на грязный пол, а Нимве ничем не могла ему помочь. Молча сидела, глядя перед собой, ощущая лишь пустоту и горечь за свое малодушие. Я их предала, думала она. Если они поверят письму — они погибли. Я ничем не лучше Мафхора. Ничем!

Стоило подумать о Мафхоре, как мысли перешли в другое русло. Почему же Мафхор до сих пор не сумел их отыскать? Зачем герцогу понадобилось письмо? И если… если ему нужно было мое письмо — значит, есть где его оставить? Глаза Нимве широко распахнулись. Значит, герцог знает, где его нужно оставить, чтобы принцы нашли? Но почему же, почему тогда он еще их не захватил? Что, во имя Владык, происходит?!

Минуло много времени, прежде чем Нимве услыхала, как стукнула дверь. Грохот отодвигаемых стульев, мужские голоса… Открыв глаза, она увидела перед собой доверенного герцога Окдейна.

— Развяжите им ноги, — холодно бросил он сторожам. Те без лишних слов исполнили приказ.

— Ты, — ткнул доверенный в одного из наемников. — Поможешь мне их отвести. Бери мальчишку. Да осторожней, ты, это не бревно. Его светлости они нужны живыми.

Они долго шли по коридорам, по полутемным лестницам, минуя нежилые комнаты. Доверенный герцога, холодный и надменный, за время пути не проронил ни слова.

Постепенно Нимве начинала понимать, куда они идут: в западное крыло замка. Пару раз они столкнулись с вооруженным патрулем, но, завидев доверенного Окдейна, наемники лишь отдавали честь, без вопросов пропуская его и пленников.

У входа на лестницу доверенный остановился и велел помощнику:

— Теперь ступай. Дальше я сам.

Наемник поклонился и исчез в темном коридоре. Доверенный, оглядевшись, подхватил Чика, свободной рукой взял Нимве за локоть, и они начали спускаться по ступеням.

То, что этот человек ведет их вниз, в катакомбы, Нимве осознала не сразу. Лишь очутившись в сырых, черных как ночь подвальных коридорах, больше похожих на древние пещеры, она все поняла — и покрылась испариной. Он нас убьет, подумала она. Герцог велел отвести нас сюда, чтобы убить. А может… может, он хочет нас живыми бросить здесь? Приковать к стене и бросить в темноте, одних… Крысам на съедение…

Нимве оледенела. А доверенный, не замедляя хода, увлекал ее все дальше, и непостижимо было, как он видит хоть что-то в этой непроглядной темноте, как знает, куда идти!

Нимве понимала, что умолять бессмысленно, но все же прошептала:

— Прошу вас… лучше убейте… Убейте нас, только не бросайте тут…

Человек молчал. С тем же успехом она могла просить о милосердии камни, обступившие со всех сторон, делая проход похожим на лаз, ледяные камни, покрытые плесенью и слизью.

Слезы текли у Нимве по лицу, и было трудно дышать. Человек тащил ее вперед, в черную и страшную могилу, туда, где им придется медленно умирать от голода и жажды, в темноту, и где кричи, не кричи — тебя услышат только крысы да призраки древних катакомб.

А потом вдруг они остановились. Глаза Нимве уловили далеко впереди, за контуром скалы, красноватое свечение. Человек рядом издал замысловатую трель, громко и неожиданно прозвучавшую в мертвой тишине. Впереди кто-то засвистел. Тот, кто их вел, тронулся с места, и через десяток шагов они очутились в пещере с низким сводом, освещенной керосиновой лампой, что стояла на большом плоском валуне.

Из темноты возникли двое. Нимве отшатнулась. Неверный прыгающий свет упал на лица…

Сэтнар и Ларра. Нимве вскрикнула, у нее помутилось в голове, и она бы упала, не подхвати принц Сэтнар.

Придя в себя, Нимве увидала, что сидит на покрывале. Тут были все их спутники, но не это приковало взгляд.

Человек, что их привел, сидел поодаль, на валуне, заслонив ладонями лицо. Нимве узнала его по одежде. Он замер без движения, не обращая внимания на пристальные взгляды остальных.

И на глазах у Нимве это произошло.

Он заколебался, как мираж в степи. Неуловимо изменились контуры всей фигуры: плечи стали шире, и пальцы — длиннее, а бесцветные прямые волосы обернулись черной шевелюрой.

Отняв руки от лица, маг посмотрел прямо на Нимве — и внезапно улыбнулся.

— Здо́рово, — услыхала она голос Иниса. — Ничего не скажешь.

Нимве смотрела на Мафхора и не могла отвести взгляд. Страх и ярость поднимались в ней, душили, схватив за горло. А он, будто ни в чем не бывало, взял кувшин, наполнил кружку, и, встав, подошел к Нимве.

Когда он присел рядом на корточки, она откачнулась.

— Попей, — выговорил он.

Мгновение она глядела ему в глаза. Потом, ударив по руке и выбив кружку, вскочила на ноги.

— Мерзавец! — крикнула она. — Не подходи ко мне!

— Нимве, ты чего? — удивился принц Инис. — Он только хотел…

— Я уже знаю, чего он хотел! Предатель!

Повисла тишина.

— Слушайте, — нарушил молчание Сэтнар, — может, надо проверить, ей голову не разбили?

— Ничего мне не разбили! — закричала Нимве, не обращая внимания на резкий порыв ветра, подхвативший волосы. Взгляд был прикован к Мафхору, будто цепью.

— Вы… вы… — сказала она ему. — Жаль, что я не маг. Жаль, что я не маг! Нет такой казни, которая… Как же вы могли? Как же вы…

— Нимве, да что с тобой? — окликнул Сэтнар. — Что случилось? Уймись!

— Он предатель! — рука ходила ходуном, когда Нимве ткнула в Мафхора пальцем. — Он был с герцогом! Он служит герцогу, я видела! Я видела их вместе! Ваш дядя ему приказы отдает!

В лампе колыхнулось пламя, порыв сквозняка прошелся по пещере. Мафхор медленно выпрямился — и окаменел на месте.

Инис спросил:

— О чем ты, Нимве? Этого не может…

— Это правда, — раздался тихий голос Чика. — Я его видел… там, с герцогом, когда нас били…

— Как же вы могли, — дрожа, сказала Нимве. Силы вдруг изменили ей, и стоило труда, чтобы не упасть. — Мы же вам верили. Мы же поверили вам… За что? Ох, Творец… За что? Ответьте мне, за что?!

Мафхор молчал.

— Ну-ка, стойте, где стоите, — охрипшим голосом велел вдруг Сэтнар. Оглянувшись, Нимве увидала, что принц держит мага под прицелом пистолета.

— Нимве, отойди, — принц передернул затвор. — А вы… Пули на вас жалко. Я с самого начала знал, что вам верить нельзя!

Мафхор медленно поднял голову.

— Хотите меня убить, ваше высочество? — выговорил он тихим, надтреснутым голосом. Шагнул вперед, оказавшись с принцем лицом к лицу.

— Не двигайтесь! Я выстрелю! — крикнул тот.

— Стреляйте. Вот он я. Стреляйте.

Остальные замерли, точно пригвожденные к земле.

— Почему вы остановились? — спросил Мафхор. — Вам трудно выстрелить в лицо? Тогда я повернусь спиной.

И он действительно повернулся. Сэтнар нервно облизал губы, посмотрел на брата, потом на Ларру… Те молчали, будто громом пораженные.

Мафхор глухо произнес:

— Что я ни сделай, вы так и будете меня ненавидеть. Словно на мне клеймо!

Молчание. Маг резко обернулся и воскликнул, сверкая глазами:

— Вы всему готовы верить, да? В любую гадость обо мне поверите! И ты, Нимве, даже ты…

— Но я вас видела, — вздрагивая, стиснув ладони, отозвалась она, и умолкла, встретив взгляд Мафхора.

Некоторое время он смотрел. По лицу прошла едва заметная судорога, как от сильной боли. А потом он закрыл глаза — и внезапно опустился на колени. Завел руки за голову. Тихо произнес:

— Стреляйте, принц. Ну же.

Пистолет в руке у Сэтнара ходил ходуном. Нимве следила за оружием, как за змеей, готовой к броску. Мертвый черный глаз — отверстие в дуле, — пристально уставился в лицо Мафхору. И если принц только двинет пальцем, оттуда вырвется огонь, и тогда… тогда…

Пистолет вдруг дернулся, и Нимве показалось, будто он издал тихое шипение. Очнувшись, она с воплем бросилась вперед. Увидала ошеломленные глаза Сэтнара. Услышала резкий, оглушительный звук, похожий на близкий удар молнии. Щеку опалило короткое и жгучее прикосновение. Краем сознания Нимве уловила ужасный крик…

А потом все исчезло.

Когда она очнулась, было темно и холодно.

Нимве лежала в странном полусне, не имея ни сил, ни желания пошевелиться. Постепенно до сознания дошло, что где-то рядом горит огонь, и разговаривают люди. Нимве повернула голову.

В темноте светил небольшой костер. Возле, обрисованные оранжевыми бликами, двигались фигуры. Некоторое время Нимве спокойно наблюдала за ними, пока вдруг всё не вспомнила.

Она села, опираясь на руку. Одна из фигур отделилась от огня, приблизилась, обернувшись Ларрой.

— Ну, слава Творцу, — он присел на корточки. — Задала же ты нам жару…

— Где Чик? И что с Мафхором? — Нимве провела ладонью по лбу. — С ним все в порядке?

— Да в порядке, в порядке, с Мафхором с ненаглядным твоим, — Ларра сердито сверкнул глазами. — Его высочество чуть тебя не застрелил, а ты сразу про Мафхора. Или ты ничего не помнишь?

— Помню. Потому и спрашиваю.

Видимо, заслышав разговор, подошли остальные. Принц Сэтнар глядел виновато и подавленно.

Нимве узнала от спутников, что пуля прошла рядом с ее головой и угодила в стену пещеры. Что в первый момент все решили, будто принц убил Нимве. И что Мафхор, похоже, перепугался больше остальных: лишь она упала, схватил ее, и пришлось едва ли не силой отнимать, чтобы проверить, жива ли. Зато, когда выяснилось, что Нимве жива, маг тут же повернулся и исчез — и до сих пор не объявлялся, а они теперь не знают, что и думать. Ведь, будь он действительно на стороне герцога, их давно бы уже сцапали, разве стал бы он их прятать? Как-то нет во всем этом логики.

Нимве пила из кружки и молча слушала. Похоже, я все поняла неправильно, думала она. Мафхор, видно, специально сделал вид, будто продался герцогу, чтобы первым знать, что у герцога на уме. А ведь обещал ничего больше не скрывать. Но Нимве тут же одернула себя: человек ради нас всем рискует, а я… Я, вместо того, чтобы разобраться, обвинила его в предательстве! Нимве отвела кружку от губ. Вспомнилось выражение его лица, когда он сказал: "И ты, Нимве, даже ты…" Я его ужасно оскорбила, подумала она. Тут и мыслей читать не надо.

— Как хотите, — угрюмо выговорил Ларра, — а я все равно не верю этому типу. Он с самого начала себе на уме, никогда не знаешь, чего выкинет в следующую минуту. И если хотите знать, чего я думаю, так драпать нам пора отсюда, покуда он с герцогскими холуями не нагрянул!

— Хватит, Ларра, — с досадой остановил Инис. — То, что ты Мафхора терпеть не можешь, еще не повод обвинять его во всех смертных грехах. Если бы он хотел отдать нас герцогу, разве стал бы он нас прятать? Пора головой думать, а не…

— Да и куда мы отсюда побежим, — заметил Сэтнар, глядя в землю. — Даже если мы и найдем выход, через несколько дней — как мы сможем уйти из замка? Без его помощи нам не обойтись. С дядей нам без Мафхора не справиться.

Инис покосился на брата и пробормотал:

— Ну, да, то-то ты с такой готовностью на него пистолет наставил…

— Неужели? А ты, если мне память не изменяет, вовсе не рвался меня остановить, — хмуро парировал Сэтнар.

Инис, кажется, смутился, а Ларра открыл рот, но сказать ничего не успел: из темноты, со стороны входа в пещеру, появился Мафхор.

Некоторое время маг стоял и глядел на спутников, потом направился к костру. Все переглянулись, напряженные и растерянные. Маг сел возле огня, Нимве видела только его ссутулившуюся спину. Инис развел руками и посмотрел на брата, будто спрашивал: ну, и что теперь будем делать?

Нимве встала. Не обращая внимания на взгляды остальных, двинулась к костру. Маг наверняка слышал, как она идет, но не обернулся, никак не среагировал.

Она остановилась в шаге от него. У ног тихонько потрескивал костер, по потолку ходили уродливые тени. Чуть в стороне, на одеяле, спал Чик.

— Мафхор, — сказала Нимве, голос прозвучал чуть слышно. Хоть и не сразу, маг повернул голову. Повинуясь внезапному порыву, Нимве упала перед ним на колени.

— Простите, — она молитвенно сложила руки. — Умоляю, простите меня, пожалуйста. Я не должна была верить в эти гадости про вас. Я не должна была верить герцогу! Я виновата… Я вас так обидела… — На глаза навернулись слезы. Потекли по щекам, капнули на одежду. Опустив голову, Нимве прошептала:

— Я понимаю, что вам теперь сложно… меня…

— Нимве, — тихо вымолвил Мафхор. — Ну, что ты на коленях. Сядь. Прошу тебя, сядь.

Взяв за плечи, он заставил ее усесться. Вскинув взгляд, она увидела, что он смотрит ей в лицо.

— Не надо так, — голос Мафхора звучал мягко. — Ты здесь ни при чем. Просто человек так устроен, что обычно верит собственным глазам.

— Значит, вы не сердитесь?

Мафхор покачал головой:

— Нет. Вовсе нет. Мне жаль, что я вышел из себя. Извини за это. Однако я очень рад, что ты меня больше не подозреваешь.

— Простите! — Нимве схватила его руку. — Я не знала, что и думать. Жаль, что вы не рассказали, но я… Я понимаю, что у вас были веские причины. Вы, наверное, не хотели, чтобы я вас выдала, если герцог… Не знаю, как вы на такое решились. Но в любом случае, я должна была больше вам верить.

Мафхор помолчал, потом сказал:

— Возможно, я сейчас тебя разочарую, но за все время, что мы здесь находимся, я ни разу не встречался с герцогом. Понимаешь? И поверь, всей этой историей я поражен не меньше тебя.

У Нимве удивленно расширились глаза.

— Так, выходит, — услыхали они голос Иниса. Принцы и Ларра стояли рядом, Нимве даже не заметила, когда они подошли. — Выходит… Ничего не понимаю.

— Вы как раз все верно поняли, ваше высочество, — отозвался Мафхор. — Меня не было у герцога. Это был не я.

— Но тогда кто же? — прошептала Нимве. — Кто?

— Понятия не имею, — задумчиво отозвался маг. — Но очень хотел бы это выяснить.

 

Глава 14

Они покинули подземелья на четвертый день.

К этому времени Чик вполне пришел в себя и передвигался без посторонней помощи. А вот барон по-прежнему был плох. Сознания не терял, но ходить не мог, поэтому принцы и Ларра по очереди тащили его на носилках.

Мафхор вел спутников темными, запутанными ходами, по каким-то древним не то пещерам, не то коридорам. Они потеряли счет времени, не знали, где находятся, не представляли, день теперь, или ночь. Ничего, кроме оружия, беглецы с собой не несли: Мафхор велел бросить все в пещере.

Они уже знали, что путь лежит на двор. За три недели, проведенные у графа, маг времени даром не терял, этим и объяснялись его постоянные отлучки. Он без устали обследовал местность, заброшенные этажи, катакомбы замка, запасал одежду, продукты и оружие на день бегства. Он заранее отвел подозрения герцога, что беглецы могут скрываться в подвалах, устроив в нежилом крыле фальшивые следы ночевок, со словно в впопыхах затоптанными кострами и брошенной одеждой. И теперь половина герцогских наемников методично перерывала там каждую комнату, каждый темный угол — однако расслабляться было рано. Герцог скоро догадается, что беглецов и духу нет в западном крыле, и тогда его люди наверняка ринутся в катакомбы.

И доверенный Окдейна сообщил то же самое, когда попал Мафхору в руки. Именно через него маг сумел найти Нимве и Чика. Доверенный все сказал магу под гипнозом, и про письмо, и про засаду, которую герцог собирался устроить, зная, что Мафхор наверняка станет искать Нимве. Лишь про то, что по замку гуляет его собственный двойник, Мафхор ничего не знал.

Главная проблема заключалась в том, что ходов, ведущих за стены замка, Мафхор так и не сумел отыскать, сколько ни старался. Может, их завалило камнями и землей, или уничтожили прежние владельцы еще во время долгих войн с Кирваном, — так или иначе, из подвалов за внешнюю стену было не попасть. Поэтому путь заканчивался в старом угольном сарае, неподалеку от конюшен. А дальше… Дальше нужно было раздобыть лошадей и как-то прорываться наружу.

В какой-то момент почудилось, что идти сделалось труднее, будто они взбираются на склон. Потом Мафхор впереди произнес:

— Осторожно. Ступеньки.

Крутой и узкой лестнице не было конца. Едва не касаясь макушками низких потолков, беглецы бесконечно долго карабкались за проводником в темноту, спотыкаясь и бранясь сквозь зубы, пока Мафхор не произнес:

— Мы на месте. Подождите минуту. Подержите фонарь, ваше высочество.

Инис взял из его руки керосиновую лампу. Мафхор поднялся на несколько ступенек выше. Что-то зашуршало, пахнуло пылью и прелой соломой, мелькнула светлая полоска, натужно заскрипели петли — и над головами путников распахнулся люк.

Свет снаружи показался ослепительным. На пару мгновений все зажмурились, а когда открыли глаза, увидели в проеме силуэт Мафхора.

— Поднимайтесь сюда, — позвал он.

Выбравшись из подземелья, они очутились в темном сарае. Мафхор замер у двери, склонив голову, положив ладонь на шершавые доски. Тихий щелчок. Взявшись за ручку, маг сказал:

— Никого. Идемте, быстро.

Выскользнув наружу, беглецы очутились на хозяйственном дворе. Слабый ветер шевелил волосы, прохладный и свежий, какой бывает на рассвете. Мафхор поманил спутников рукой. Они осторожно двинулись вдоль стены амбара, под ногами похрустывала щебенка. Нимве наконец узнала место. До конюшен отсюда было рукой подать. И если с помощью Творца они никого не встретят, то, может…

Резко остановившись, Мафхор вскинул руку. Мгновение стоял, а потом велел:

— За сарай, быстро!

Они бросились в сторону, но не успели убежать.

Человек возник из темного пространства между стенами. Нетвердо ступил на щебенку, огляделся… Мутные глаза тупо воткнулись в беглецов, будто в странный, но совсем неинтересный предмет.

А те оцепенели на месте, узнав графа Атланского. Небритый и взлохмаченный, в разорванной рубахе, вельможа едва держался на ногах, потому что был пьян.

Внезапно он нагнулся, будто переломился пополам. Схватил с земли горсть камней — и швырнул в беглецов. Пошатнулся, едва не рухнув наземь.

— Собаки… — услыхали они хриплый голос. — Шляетесь, да? А мой сын по вашей милости в могиле… Нету моего мальчика, нету… А все ты, — граф ткнул пальцем в Нимве. Заросшее лицо перекосилось пьяной ненавистью. — Все ты-ы, шлюха, шалава подзаборная… Все из-за тебя! Радуйся теперь… Мои дети из-за вас… Где мои дети?! — рявкнул он. Взмахнув руками, потерял равновесие и упал на колени. Закрыл ладонями лицо — и завыл страшно, по-собачьи, раскачиваясь всем телом.

— Уходим, — тихо проговорил Мафхор — и в тот же миг беглецы услышали:

— Вот вы где. Едва вас отыскал.

Все вздрогнули, а Мафхор вскинул руки, но ничего не сделал. Проследив за его взглядом, Нимве ахнула.

Из-за сараев, за спиной у графа, возник… Мафхор. Остановился, уперев руки в бока, глядя на жалкую фигуру у своих ног. Секунду молчал, после с досадой добавил:

— А я, между прочим, в няньки к вам не нанимался!

Голос был низкий, зычный, хрипловатый, ни капли не похожий на мягкий баритон мага. Было дико слышать чужой голос у того, кто походил на оригинал как две капли воды… почти как две капли воды, подумала Нимве, невольно покосившись на Мафхора, который по-прежнему стоял, окаменев. Потому что, присмотревшись, она поняла: отличия все-таки есть.

— Эх, и чего ж это вы так ужрались-то, ваша светлость, — промолвил двойник, скривившись. — Прямо свинья, честное слово. И почему я вечно должен вас таскать… Я, между прочим, актер, а не грузчик вам тут дался. Я, если желаете знать, герцогов на сцене представлял. Да, пускай не на столичной, но зато вся Южная Провинция мое имя знает! Я не какой-нибудь там балаганщик. Да разве вам это понять… Как же, голубая кровь, и все такое. А сам свинья свиньей, хоть и граф. Тьфу, позорище… Ну, вставайте, вставайте, донесут еще господину герцогу, оба костей не соберем. Хватит кривляться уже, — самозванец ткнул графа носком сапога в бедро. Откинул волосы со лба — и вдруг заметил беглецов, замерших в тени сарая.

Осекшись, незнакомец замолчал, глаза расширились. Он так воткнулся в Мафхора взглядом, будто увидел привидение.

Да, сходство, конечно, поразительное, пронеслось в голове у Нимве. Но, если хорошенько приглядеться… Лже-Мафхор был упитанней оригинала, с бледной, как у северянина, кожей, с почти не вьющимися волосами. Он таращился на беглецов, а те таращились на него.

— Ни хрена себе, — вырвалось у Ларры.

Чужака будто толкнули. Дернувшись, он отступил — и хриплым басом заорал:

— Сюда! Сюда! Спасите! На помощь! Помогите!!! Карау-ул!!!

— Бегите! — крикнул Мафхор.

Спутники кинулись мимо хозяйственных построек, а за спиной, все нарастая, раздавались крики, топот и лязг железа. Оглянувшись, Нимве увидела: из-за сараев льется темная лавина. Герцогские наемники. Как их много… Нам ни за что не убежать!

Будто прочитав ее мысли, Мафхор резко развернулся и вскинул руки. Передние преследователи рухнули наземь, как снопы, без звука. Задние, не успев ничего понять, налетели на них. Кто-то отчаянно крикнул, и преследователи проворно скрылись за сараями.

— Не стойте, — Нимве потянула мага за рукав. — Бежим!

Страшный грохот остановил дыхание, заставил быстрей забиться сердце. Грохот, перешедший в беспрерывную канонаду. Сполохи огня, острый свист у самого лица. В нас стреляют, подумала Нимве. Инстинкт толкнул ее на землю. Вздрагивая, зажимая ладонями уши, дико озираясь в поисках укрытия, она увидала спутников, тоже на земле, с бледными лицами, на которых остались одни глаза. Лишь Мафхор продолжал стоять. Пули свистели вокруг него, как градины в грозу. Со стуком врезались в стену, очень близко от его головы — а он все стоял, как околдованный, не шевелясь, и, кажется, не слышал, не осознавал, что делается вокруг.

Будто кошка, в прыжке, Нимве вцепилась в мага и дернула. Вдвоем они рухнули на землю. Нимве увидала рядом его ошалелые глаза. Он попытался освободиться, но она держала крепко.

— Нимве, ты что, отпусти… — пробормотал Мафхор.

— С ума сошел? — отозвалась она. — И не подумаю! Тебя убьют!

Будто в подтверждение ее слов, рой пуль со злым гудением ударился о дерево стены. Полетели щепки и труха. Поодаль кто-то орал, но слов было не разобрать. Гремели выстрелы. Мафхор пытался оторвать от себя руки Нимве.

— Сюда! — крикнул Ларра. — Сюда, скорее!

Подняв голову, Нимве увидала: Ларра, скорчившись около сарая, держит приоткрытую дверь. Не говоря ни слова, толкнула Мафхора и указала пальцем в пространство. Маг перестал вырываться.

— Иди, — сказал он.

— А ты?

— Я за тобой. Иди же!

Секунду она испытующе смотрела на него. Потом, сорвавшись с места, на четвереньках кинулась к укрытию.

В сарае было темно, хоть глаз коли. Мужчины завалили дверь бревном. Сидя в глубине, возле барона, Нимве слушала, как затихает стрельба снаружи.

— Они в два счета дверь сломают, — сказал принц Инис.

— Или через крышу проберутся, — поддержал его брат. — Мы тут, как в ловушке.

— А где Чик? — вдруг спохватилась Нимве. — Где Чик?!

— Я здесь, здесь, — едва различимый в темноте, юноша подошел и сел рядом. Нимве прижалась к его плечу.

— Не понимаю, почему они начали стрелять, — выговорил Сэтнар. — Мне казалось, мы нужны ему живыми.

— Вряд ли по приказу герцога, — отозвался Мафхор. — Думаю, они просто испугались. Так или иначе, похоже, все затихло. Слышите?

Действительно, за стеной воцарилась тишина.

— Что они делают? — спросил Инис. — Вы можете прочитать их мысли, мастер Мафхор?

— Нет, — ответил маг.

— Нет? — разочарованно переспросил принц. — Но мне казалось…

— На них шлемы, ваше высочество, — вместо Мафхора ответила Нимве.

— И что? — удивился принц.

— Металлы заслоняют от меня их мозг, — объяснил Мафхор. — Я не могу видеть мысли.

— Да, я обратил внимание, — промолвил Сэтнар. — Они действительно в шлемах. Теперь ясно…

Они замолчали, прислушиваясь. За дверью по-прежнему было тихо. Нимве почудилось, будто она различает отдаленные голоса, хруст щебенки под чьими-то ногами…

— Надо отсюда уходить, — сказал Ларра. — Может, по крышам проберемся? Сараи тут вплотную понастроены.

— С нами раненый, — в полголоса ответил Мафхор. — Мы не сможем пронести его по крышам. К тому же, крыши наверняка простреливаются.

— Ну, и чего вы предлагаете? — разозлился Ларра. — Сидеть тут, как кролики, пока…

— Тише! — вскинулась Нимве. — Слышите?

Снаружи послышался гул. Дробный топот. Шум нарастал, в нем стали различимы отдельные голоса.

— Что это? — прошептал Инис.

Словно в ответ, о дверь и стены укрытия загрохотали камни.

— Убийцы! — заорал женский голос. — Сволочи!

Дружный рев полусотни глоток. Дверь содрогнулась от удара.

— За что вы его убили?! — истерически вопила женщина. — За что?! Будьте вы прокляты!!!

Удар, удар, и снова… Принцы нервно переглядывались. Нимве замерла, вцепившись в Чика.

— Теперь они и их высочеств убьют! — крикнул мужской голос — и ему откликнулась толпа:

— Отпустите принцев! Верните принцев! Отпустите их!!!

— Что, — сказал Инис. — Что они…

— Слуги убеждены, что мы убили Вьята, и похитили вас, — сказал Мафхор. Он стоял, повернувшись лицом к двери.

— Слуги? — Сэтнар вскочил и воскликнул:

— Перестаньте! Нас никто не похищал!

Толпа не унималась.

— Ваши высочества! — надрывался кто-то. — Мы вас спасем! Не бойтесь, мы вас спасем! Ломайте двери!

Топот, вопли, беготня снаружи.

— Отойдите подальше, — велел Мафхор.

— Что вы собираетесь… — начал было Инис, но, обернувшись, блеснув во тьме глазами, маг возвысил голос:

— Отойдите от двери! Быстро!

Близнецы отпрянули. Повернувшись к спутникам спиной, маг неподвижно застыл у входа. Толпа ревела, как море в грозу. О стены ударялись камни, челядь с проклятиями принялась крушить дверь.

Мафхор, казалось, ничего не слышал. Они не знали, молчал он, или что-то говорил: за воплями и грохотом невозможно было разобрать. Они только видели, как от его раскинутых рук, от пальцев вьются сияющие нити, разливая вокруг серебристый мерцающий свет. Теплый ореол ширился и рос, и казалось, будто прямо здесь, в темном заброшенном сарае, разгорается новое солнце.

А потом они услыхали шум. Мощный порыв ветра обрушился на стены. Тоненько завыло под крышей, в лицо посыпалась труха. Мафхор вскинул руки — будто факелы, охваченные серебряным сиянием. Что-то негромко, раздельно произнес. Снаружи сделалось тихо, челядь перестала ломиться в дверь. Нимве вдруг представила, как они стоят там, переглядываясь, напуганные внезапным ураганом. Видение было отчетливое, она, казалось, могла видеть их вытянутые лица, округлившиеся глаза…

Через секунду на крышу рухнула шелестящая стена, близкий раскат грома заставил людей вздрогнуть. Грохот — а следом сухой треск. Синий сполох, проникая через щели, на миг пронзил темноту, затмевая сияние, исходившее от рук Мафхора. Снаружи раздались испуганные крики, топот ног и хруст щебенки. Дверь сарая сорвалась с петель и отлетела, будто великан пнул ее ногой. В проем заглянул белесый сумрак. Нимве не сразу поняла, что это от града, от целой лавины града, обрушившегося с небес. В лицо пахнуло влажной свежестью дождя. Градины прыгали по земле, пространство двора сделалось белым, точно чудом нагрянула зима. Мафхор что-то произнес. За равномерным, оглушительным шумом они едва его услышали.

Мгновенно, прямо на глазах, град сменился обломным ливнем.

— Пошли, — обернувшись к своим, приказал маг.

* * * * * * *

До конюшни было недалеко, но пока они бежали, прорываясь сквозь плотную дождевую завесу, ослепленные, исхлестанные потоками воды, почудилось, будто минули часы, и вряд ли бы они нашли дорогу, если бы не Мафхор.

— Сюда, — сквозь шум ливня услыхала Нимве. — Сюда, скорее!

Слепо бросившись вперед, она вытянула руки — и пальцы коснулись мокрого дерева. Через миг на нее едва не налетел Инис.

— Мы где? — прохрипел он, поводя ошалелыми глазами. Вода стекала по лицу, волосы и одежда насквозь промокли.

Раздался стук и скрежет, заскрипела дверь.

— Мы у конюшни, — сказал Мафхор. — Внутрь, быстро.

Лишь оказавшись под крышей, беглецы перевели дух. Огляделись и увидали дверцы денников, головы лошадей, настороженно прядавших ушами. Запах сена и навоза, тишина, нарушаемая дыханием крупных животных да шорохом соломы. Глаза лошадей, в полумраке походившие на лиловые карбункулы.

— Ну, что вы встали? — вывел их из оцепенения голос Сэтнара. — Седлайте лошадей.

Покуда они бегали, отыскивая упряжь, Мафхор стоял в распахнутых воротах. Сияние окружало его теплым ореолом. Ливень снаружи не прекращался, но преследователи, похоже, пришли в себя. С уздечками в руках выскочив в проход, Нимве услышала глухие голоса. Почудилось, будто глаза различают там, в серебристой пелене, копошащиеся темные фигуры. Люди герцога, подумала Нимве. Ничего их не берет! Ничто не остановит, чтобы до нас добраться. Ничего, кроме застывшего в дверях человека-факела, живой преграды, которую придется уничтожить, чтобы…

Швырнув упряжь наземь, Нимве бросилась к Мафхору.

— Не стойте здесь! — рука, как через воду, прошла через золотое сияние и коснулась его плеча. — Слышите?

Он обернулся. Посмотрел, будто из другого мира. Лишь теперь она заметила: он вовсе не промок. Ни одежда, ни волосы. Точно свет охранял, не давал ничему плохому его коснуться.

— Вас убьют, — шепнула Нимве, отступая. Яркий свет так странно осветил его лицо… Черты будто сгладились, и глаза сияли — как, наверное, должны сиять у Владык Стихий.

"Все готово?" — услыхала Нимве. Губы мага не шевелились. Она отступила еще на шаг. Ответила:

— Я приведу вам лошадь.

Нимве была уже у денников, когда снаружи раздались выстрелы, крики и яростная ругань. Скрипнула дверца, в проходе появился Чик.

— Чего там? — спросил он. — Опять стрельба?

Нимве кивнула. Мафхор по-прежнему стоял на месте, как живая светящаяся скала. Выстрелы не причинили ему вреда.

Нимве повернулась к Чику:

— Давай заканчивать, скорее! Нужно сматываться!

Пока они седлали лошадей, стрельба не прекращалась. Вопли во дворе звучали все громче, все пронзительней, перекрывая шум бури и раскаты грома. Опять слуги собираются, подумала Нимве, срывающимися руками пытаясь застегнуть подпругу. Если они ломанутся сюда… Она попыталась представить, что будет, когда толпа попытается ворваться в конюшню. И, словно в ответ на эти мысли, бесплотный голос произнес прямо в голове: "Откройте все денники. Выпустите лошадей."

Чик тоже это услышал, глаза сделались огромными и круглыми, но успокаивать его не пришлось: не говоря ни слова, юноша метнулся в темноту, и до Нимве донесся стук отодвинутого засова.

Через пару минут конюшня наполнилась топотом копыт, фырканьем и ржаньем лошадей. Огромные звери, толкаясь, побежали к распахнутым воротам. Что он делает, подумала Нимве — и тут же получила в ответ: "В седло! Быстро!"

Беглецы вырвались из конюшни следом за табуном.

Буря расходилась вовсю. По небу, грохоча, катались невидимые колеса. Летели сломанные ветки, а лошади с ржанием и визгом носились по двору, словно в них вселился дьявол. Хруст и треск от бьющих рядом молний доводил до безумия. Челядь испуганно жалась к сараям. Беглецы втягивали головы в плечи, — все, кроме Мафхора. Маг казался духом грозы. Опередив остальных, он направил лошадь в сторону парка.

У выезда со двора дорогу преградил большой отряд. Вскинув ружья, наемники застыли неподвижно.

— Сдавайтесь! — крикнул голос.

Беглецы осадили лошадей.

— Сдавайтесь! Мы вас не убьем!

Мафхор впереди отозвался:

— Уйдите с дороги. — Его голос, зычный, властный, прокатился над двором.

— Сдавайтесь, по приказу герцога! — было ответом.

— Уйдите с дороги, добром прошу! — Мафхор возвысил голос.

— Огонь! — заорал командир.

Шеренга блеснула россыпью огней. Залп. Грохот. Словно во сне, Нимве увидала, как Мафхор вскидывает руки. Как рой пуль, словно майские жуки, повисает в воздухе — и градом сыплется наземь, к копытам пляшущей лошади мага.

— Отойдите — и никто не пострадает, обещаю! — крикнул Мафхор.

Наемники начали нервно переглядываться.

— Огонь! Огонь! — надрывался командир. — Стреляйте, ублюдки! Убейте этого дьявола!!!

Наемники опять прицелились, но дула ружей, зашевелившись по-змеиному, завязались тугими узлами.

Крики ужаса. Шеренга начала рассыпаться. Побросав ружья, многие бросились бежать, но самые упрямые выхватили пистолеты. Однако, стоило им прицелиться, как оружие в руках превратилось в сполохи огня. Оглушительный взрыв ударил по ушам, заплясали лошади. Беглецы смотрели, как впереди вспухает дымное облако. Оттуда неслись ужасные вопли.

Когда рассеялась едкая завеса, они увидали на земле окровавленных людей. Некоторые сидели, обхватив голову руками, монотонно раскачиваясь взад и вперед.

Жеребец Мафхора с визгом ринулся вперед. Грудью ударил преградившего дорогу человека, и тот отлетел прочь, будто сломанная кукла.

Остальные лошади внезапно сорвались в галоп. Казалось, они подчиняются безмолвному приказу: животные неслись за вожаком, не слушаясь поводьев, отшвыривая людей, не обращая внимания на молнии, бьющие вокруг, круша копытами кого и что попало, — и, уцепившись за гриву, зажмурив глаза, Нимве ничего не оставалось, лишь отдаться на волю той силы, что влекла за собой.

Нимве пришла в себя, когда скачка немного замедлилась. Открыв глаза, обнаружила, что они в парке, под стеной, окружившей замок. И что огромный отряд охраны преграждает путь.

На этот раз Мафхор молчал, лишь протянул руки — и сторожа попадали на землю. Скакун мага резко осадил у ворот, забранных засовом, захрапел, вздымаясь на дыбы. Огромный засов, сделанный из цельного бревна, переломился как лучинка. Ворота вылетели, точно выбитые пинком невидимой ноги. Лошадь под Нимве рванулась, понеслась за остальными, с неимоверной скоростью исчезавшими в лесу.

Они долго мчались среди мокрых деревьев, пока лошади не замедлили бега. Один Мафхор продолжал скакать вперед, пока не скрылся в густых зарослях осины. Очнувшись, Нимве дала лошади шенкеля. Не без труда нагнала мага, схватила за поводья его жеребца. Подъехали остальные. Остановили взбешенного, храпящего скакуна, который ни в какую не желал стоять на месте. Спрыгнув наземь, Нимве подбежала и схватила мага за руку:

— Мафхор! Мафхор! Очнитесь же!

Сияние вокруг мага стремительно угасало. Тяжело дыша, он смотрел перед собой невидящими глазами. Дождь еще шел, и Нимве заметила, как по лицу Мафхора текут капли.

— Помогите мне, — обернулась она к спутникам.

Они силой сняли Мафхора с седла. Усадили под дерево. Он был словно не в себе, смотрел, не узнавая. Нимве взяла флягу и прислонила к его губам.

— Пейте, — сказала она. Он не среагировал. Дождь тек по волосам, одежда намокла. Нимве ладонью вытерла ему лицо. Коротко вздохнув, Мафхор повел глазами. Встретив его взгляд, она тихо произнесла:

— Вот, пей. Попей. Тебе станет лучше.

Лишь через четверть часа Мафхор пришел в себя. Поднявшись, начал озираться, а потом сказал:

— Поехали. Нельзя здесь оставаться. Надо ехать на восток.

— Там что, дорога? — осторожно осведомился Сэтнар.

— Нет. Там припасы. Я их спрятал в тайнике.

Покуда добрались до места, начало смеркаться. Замерзшие, промокшие до нитки, беглецы не остановились и не развели костра: хоть они и не слышали за собой погони, можно было не сомневаться, что герцог не даст легко уйти. Поэтому, отыскав припасы, тут же тронулись в путь.

Беглецы провели в седле всю ночь. Несколько раз пересекли мелководную речку, долго ехали в воде, чтобы не оставлять следов.

Только поздним утром, удалившись на почтительное расстояние от замка, решились спешиться. Кое-как расседлали лошадей. Развесили на кустах сырую одежду, — и, даже не поев, повалились на траву и уснули как убитые.

 

 

                                                              Конец второй части

 

 

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДОМ КЛИНКА

 

 

Глава 1

Развести костер беглецы осмелились только на пятые сутки.

Все это время ехали почти без привалов, петляя, чтобы сбить погоню со следа, много раз пересекая речку, — судя по карте, которую захватил из замка Мафхор, приток Аруана. Принцы решили не продолжать бессмысленное путешествие, а вернуться в столицу, потому что никакого Сокровища Таэнана, даже если оно и существует, им не найти. Но если Сокровище — сказка, то государственный переворот, затеянный Окдейном, вовсе нет! Остальные не возражали. Нимве и Чику не терпелось попасть домой, да и Ларре тоже, а Мафхор… Чего хотелось Мафхору, знал только он один.

Барону Гриду становилось хуже. Он кое-как сидел в седле, но снимать его оттуда приходилось на руках. Весь мокрый от пота, едва живой, он держался стойко, не стонал и не жаловался, однако Нимве знала: его мучают жестокие боли, и, скорее всего, у него внутреннее кровотечение. По-хорошему, ему бы лежать — но беглецы боялись медлить. Поэтому приходилось лишь поить его травами да молиться Владыкам Стихий, чтобы оставили юношу в живых.

Лес вокруг был дремучий и дикий. Завалы бурелома вынуждали часто менять направление. Через неделю путники окончательно заплутали. Посовещались и решили, что, ориентируясь по мху на стволах и звездам, поедут в юго-восточном направлении. Это наверняка приведет их ближе к столице, а там, глядишь, и жилье появится. Тогда-то уж отыскать верную дорогу они сумеют без труда.

Вечером девятого дня остановились на ночлег возле реки. Расседлав лошадей, уложили барона на берегу. Покуда Чик и Ларра возились с костром, Нимве отправилась набрать воды. Воздух, тихий и безветренный, отчетливо доносил шорохи в камышах да кваканье лягушек.

Войдя в воду по колено, не обращая внимания на намокшую одежду, Нимве остановилась, закрыв глаза. Тянуло свежестью, пахло сырым песком и рыбой. Какое счастье, что мы вырвались оттуда, пришла мысль. Только Владыки ведают, что тот человек хотел с нами сделать… и что бы он сделал с Мафхором.

— Убил бы, конечно, — тихо сказал за спиной знакомый голос.

Нимве резко обернулась.

Мафхор стоял у кромки воды, босой и без рубахи. Нимве очень смутилась, будто он застал ее за чем-то неприличным.

— Извини, — выговорил маг. — Это случайно. Я случайно услышал твою мысль.

Она молчала. Подождав, он спросил:

— Мне уйти?

— Нет, ну что вы, — спохватилась Нимве. Выбравшись на сушу, принялась отжимать широкие штанины. Мафхор присел у воды, протянул руку и коснулся мелких волн, лижущих песок.

— Тихо здесь, — промолвил он. — И так спокойно…

Нимве покосилась на него.

— Думаете, он бы вас убил? — спросила она. Маг поднял голову:

— Уверен.

— Но сначала он ведь, кажется, хотел вас живым довезти.

— Сначала хотел.

Поразмыслив, Нимве выговорила:

— Он что, собирался все на вас свалить, да? Будто это вы украли принцев?

— Полагаю, что так.

Нимве прикусила губу.

— А того типа, — произнесла она, — ну, двойника, он нанял, чтобы вас заменить, да?

Мафхор кивнул.

— А чего же он тогда с самого начала… — Нимве осеклась. Помолчав, добавила:

— Нет, я не имела в виду… — окончательно смешавшись, она умолкла. Мафхор усмехнулся и сказал:

— Сначала я был ему необходим. Я думаю, он собирался заставить меня как-то надавить на родителей принцев. Скорее всего, хотел, чтобы я написал письмо. Их отец знает мой почерк.

— Чтобы вы написали, будто украли их, что ли?

— Думаю, так.

Нимве поразмыслила.

— Ну, хорошо, — сказала она. — А зачем тогда ему ваш двойник? Ведь у него же только лицо ваше, а не почерк.

— Полагаю, герцог изменил план, — ответил маг. — Когда нашел двойника, он решил от меня избавиться, и пустить в дело детей графа Атлана.

Нимве так и подскочила:

— Что?! Нет, не может быть, чтобы они…

— Конечно, нет, — урезонил Мафхор. — Они ничего не знали, и не должны были знать. Именно на их наивности герцог и собирался сыграть.

— Что вы имеете в виду?

— Думаю, убив меня, — спокойно выговорил маг, — он собирался разыграть сцену, как мой двойник и его шайка захватывают замок, ну, и конечно принцев, а потом кого-то из детей графа отправил бы к королеве. Ему даже могли устроить лже-побег.

— Кому? — тихо спросила Нимве. — Леле?

Мафхор покачал головой:

— Скорее всего, Халу. Его знают в столице, к тому же, он выносливей сестры.

— Но герцог же убил его…

— Да. После того, как Хал увидел герцога, тому ничего другого не оставалось. Герцог не собирался афишировать себя. Не сейчас.

— Но зачем герцогу было втягивать их? Они же всего лишь дети.

— Вот именно. Им быстрей поверят. А я думаю, что герцогу было очень нужно, чтобы королева побыстрей поверила. Он не может себе позволить тянуть время.

Нимве помолчала, глядя на собеседника.

— Я думала, — произнесла она, — думала, что граф своих детей любит.

— Конечно, любит, — отозвался маг. — Полагаю, что в эти планы герцог его не посвящал.

— Разве они не союзники?

— Уверен, что граф именно так и считает. Ну, или считал. Герцог Окдейн из тех людей, от которых никогда не знаешь, чего ждать.

И, посмотрев на Нимве, маг добавил:

— Но, впрочем, это лишь мои догадки. Может, я только зря тебя расстраиваю.

Нимве отчего-то смутилась от мягкого тона, от взгляда, который он бросил на нее. Отводя глаза, тихо проговорила:

— Не понимаю, как он собирался заставить вас ему помогать.

Мафхор ответил не сразу.

— Каждого человека можно заставить, — вымолвил он. — Ведь он же сумел заставить тебя написать то письмо.

Нимве потерянно уронила руки. Сказала, будто хотела оправдаться:

— Он собирался убить Чика. Он… он пообещал, что выколет ему глаза, — она опустила голову и отвернулась.

— Вот видишь, — проговорил Мафхор, — принудить можно любого. Было бы, на что надавить.

Нимве не ответила. Она чувствовала странную неловкость, будто рядом был малознакомый человек, с которым необходимо поддерживать беседу. Недоумевая и сердясь на себя, она услыхала, как Мафхор сказал:

— Я могу тебя кое о чем попросить?

— О чем?

— Пожалуйста, не называй меня на "вы".

Нимве опешила. Стояла, хлопая ресницами, и не знала, что ответить. Мафхор не отводил взгляда.

— Но, — наконец выдавила она. — Но как же мне тогда вас…

— Просто говори мне "ты". Хорошо?

— Но я… Но вы же… Как я буду говорить вам "ты"? Я крестьянка, а вы из Великого Дома! И потом, вы старше меня.

Кажется, эти слова рассмешили мага. Брови изумленно-весело поползли вверх, и он спросил:

— Звучит так, будто мне лет семьдесят. Ну, сколько мне, по-твоему? А?

— Ну, не знаю…

— А все-таки?

— Чего вы смеетесь, что тут смешного-то…

— Не сердись, но это на самом деле… Ну, хорошо. Может, тебя это удивит, но мне двадцать восемь лет.

Нимве недоверчиво уставилась на собеседника, а тот заметил:

— Похоже, плохи мои дела. Я что, действительно кажусь стариком, да?

— Вот глупости… Просто я думала, вам лет тридцать пять… где-то.

Мафхор усмехнулся:

— И тем не менее. Так что, как видишь, я почти ровесник Ларры. К нему ведь ты на "вы" не обращаешься?

Нимве помолчала, кусая губы, потом упрямо отозвалась:

— Ладно. Пусть так. Но все равно — вы аристократ, а я деревенщина. С какой такой радости я буду вам "ты" говорить?

— Все маги так обращаются друг к другу.

— Так то маги.

Мафхор поднялся. Оказавшись с ним лицом к лицу, Нимве снова ощутила неловкость. Он сказал, глядя ей в глаза:

— Ты тоже маг. Только необученный.

— Какой я маг…

— Разумеется, ты маг, Нимве. Как бы ты иначе сумела отыскать принцев на каторге? Кстати, ты так и не рассказала, как именно их нашла.

— Ничего подобного, я вам рассказала.

— Тебе.

— Что?

— Не вам. Тебе. Говори мне "ты".

— Вам это действительно так важно?

Мафхор кивнул. Не в силах отвести глаз от его лица, Нимве тихо отозвалась:

— Ну, ладно. Хорошо. Тебе. Я рассказала… тебе.

— Нет, — он покачал головой. — Я бы помнил. Расскажешь?

— Но я… Хорошо. Конечно, я вам расскажу. То-есть, тебе. А что, мне и при остальных говорить вам… вернее, тебе… говорить тебе "ты"?

— Конечно, — его рука легко коснулась ее локтя, и это заставило Нимве вздрогнуть. — Почему нет? Разве кто-то…

Треск веток и хруст песка. Мафхор умолк, а Нимве резко обернулась. Из темноты возник человек. Пару секунд они таращились друг на друга, прежде чем Нимве поняла: это Ларра.

— А мы тебя ищем, ищем, — сердито выговорил он. — Куда исчезла-то?

— А что случилось? — Нимве ощутила, как лицо заливает краска, и порадовалась, что мужчины не смогут этого заметить.

— Барон опять сознанье потерял, вот чего! Никак в себя привести не можем. А ты вон с кем, — голос Ларры сделался колючим.

Отвернувшись от обоих, Нимве бросилась к лагерю.

Весь вечер она провела около раненого, прерываясь только на еду. Юноша пришел в себя через несколько часов. Остальные, хмурые и подавленные, сидели у костра. И мыслей читать было не надо, чтобы понять, о чем они думают: ехать дальше невозможно. Барон умрет.

Но барон все же настоял, чтобы они продолжали путь, уверяя, будто пришел в себя, и все будет в порядке.

С утра действительно отправились в дорогу, и ехали почти до полудня, до той минуты, пока раненый замертво не рухнул наземь из седла.

Спутники бросились к нему. Несколько ужасных минут все думали, что он умер — до тех пор, пока Нимве не нащупала пульс.

Беглецы разбили лагерь под старыми ивами, неподалеку от реки. Барона, едва дышащего, неподвижного, уложили в тени. Глядя на его посеревшие губы, на веки, просвечивающие синевой, Нимве гадала, сколько ему осталось. А ведь он уже чувствовал себя лучше, тогда, в замке, перед самым бегством. Нельзя ему было ехать, нельзя!

Время до заката беглецы провели, моясь и стирая одежду. Вечером, у костра, долго обсуждали, что теперь делать. Одно было ясно: ехать дальше — значит подписать Гриду смертный приговор. А не ехать… Кто знает, где теперь герцог! Может, уже висит у них на пятках, как ищейка. Ведь теперь, когда они во второй раз сломали его планы, отыскать их для него будет делом принципа. Да и не может он допустить, чтобы кто-то из беглецов воротился в столицу, для герцога это будет означать конец всему.

Совещались долго. В конце концов, пришли к выводу, что придется задержаться здесь хотя бы на несколько дней.

К ночи погода испортилась, стал накрапывать дождь. Кое-как смастерив шалаш для раненого, беглецы улеглись под деревом, укрывшись плащами, но ничто не спасало от капель воды, назойливо сочившихся через ткань.

К утру вся одежда, выстиранная давеча, оказалась сырой. После дождя от земли парило, над водой стлался тонкий туман. Напоив раненого, который так и не пришел в себя, Нимве в одной сорочке ушла на реку. Принцы решили поохотиться. Оседлав лошадей и прихватив ружья, спозаранку, в сопровождении Ларры, уехали в лес.

Они вернулись к полудню с добычей: подстреленным теленком лани. Рассказали, что обнаружили неплохое место для лагеря, не то пещеры в холмах, не то развалины древнего замка. И добираться туда недалеко, можно перетащить раненого на носилках.

Пообедав, занялись убитой ланью. Пока свежевали и разделывали тушу, коптили мясо, начало смеркаться. Перебираться на новое место решили поутру.

* * * * * * *

Убежище, найденное принцами, смахивало на полый холм. Верх зарос осинником, кустами бузины, по склонам, меж валунов, теснились купы вереска. Холм глядел на большую поляну, обрамленную вековыми дубами, за которыми, полого спускаясь к воде, начинался речной берег.

Вход в пещеру отыскали не сразу, от глаз его заслоняли густые заросли кустарника. Внутри стояла такая темень, что Нимве не видела не то что лиц спутников — своей вытянутой руки. Запах влажной плесени обволакивал лицо, как паутина.

— Интересно, что это за место? — возясь с керосиновой лампой, сказал принц Инис.

— Позвольте мне, ваше высочество, — услыхали они голос Мафхора. Миг, и за мутным стеклом вспыхнул огонек.

— Здорово все-таки у вас получается, — Инис поднял лампу повыше. — Однако здесь все равно ни зги не видать.

— Ох, не нравится мне тут, — буркнул Ларра.

— Чего опять? — осведомился Инис. Свет лампы бросал на его лицо желтоватые блики, рождал смутные, угрожающе шевелящиеся тени в черных недрах пещеры.

— Чего да чего, — отозвался Ларра, невидимый во тьме. — Будто вы не слыхали, кто в полых холмах-то живет.

— Бабьи сказки, — фыркнул Чик.

— Сказки, не сказки, а вот потащат тебя ночью черти, увидишь тогда!

— Я лучше тебя им скормлю, — отозвался юноша. — Чтоб болтал поменьше!

— Гляди у меня… — начал Ларра, но Сэтнар перебил:

— Хорошо, хорошо, мы поняли. И насчет чертей, и насчет всего остального. А вот как насчет того, чтобы вырубить кусты снаружи? По крайней мере, здесь немного светлее станет.

Пока Ларра и Чик возились, вырубая кусты у входа, принцы на носилках осторожно внесли и уложили барона. Лошадей оставили на поляне, расседлав и стреножив.

Постепенно сделалось светлее. Путники долго, с удивлением осматривали странное место. Они быстро поняли, что это никакая не пещера, а, скорее всего, действительно руины замка. Разглядывая массивные четырехугольные каменные блоки, остатки оштукатуренного когда-то потолка, покрытого вековой плесенью и гнилью, беглецы гадали, какие люди и когда могли здесь жить. Нимве смотрела наверх не без опаски: древние камни того и гляди грозили рухнуть на голову. К тому же, они сделали еще одно, не совсем приятное открытие: под потолком гнездились летучие мыши. Прислушавшись, можно было уловить их возню и пронзительный писк, а то, что хрустело под ногами, оказалось пометом. Больше всех эта новость взбудоражила Ларру, который, по собственному признанию, летучих мышей терпеть не мог.

На вычищенном пространстве, недалеко от входа, развели костер. По карте попытались определить, где очутились, но ничего подобного не обнаружили.

В огромном помещении гуляли сквозняки, и потому путники предположили, что где-то в глубине есть ходы. Принцы, поддержанные Чиком, тут же загорелись: надо полазить здесь, посмотреть, может, узнаем, кому это принадлежало. На разведку решили идти поутру, смастерив факелы: после наступления темноты в подземелья никому соваться не хотелось.

На рассвете, немного подкрепившись, отправились в поход, все, кроме Ларры. Он наотрез отказался лезть в катакомбы, заявив, что и атланских ему хватило по горло. Нимве долго колебалась, но Чик сумел ее уговорить. Прихватив факелы, еду и моток веревки, путешественники вошли в один из полузасыпанных камнями коридоров.

Замок был огромен. Путники долго блуждали в переплетении ходов, в кромешной темноте, разгоняемой светом факелов, проходили через то ли пещеры, то ли комнаты подвального этажа, сырые, опутанные паутиной, спускались по узким лестницам с высокими ступеньками…

Коридор вывел их под открытое небо, во двор, похожий на заглохший колодец. Каменные блоки, отколовшиеся от стен, покрывал зеленый мох, кусты черемухи, сплошь усыпанные темными ягодами, лепились к остаткам мраморной, источенной ветрами и дождем колоннады.

Порыскав среди полуразрушенных колонн, Чик отыскал вход — и опять потянулись длинные минуты в темноте. Нимве уже была не рада, что отправилась с мужчинами. Тьма давила на сердце, катакомбы рождали тягостные воспоминания о замке графа Атлана. Вспомнился герцог, гибель Вьята — и Леле, которую они бросили на произвол судьбы. Да и кто знает, жива ли она. Может, герцог ее убил, как и брата!

Погруженная в свои мысли, Нимве вздрогнула, когда Чик взял ее за руку.

— Осторожней, — сказал юноша, — полы гнилые.

Мафхор впереди повыше поднял факел, и в неровном танцующем свете Нимве увидала, что они, похоже, забрели на когда-то жилые этажи. Деревянные половицы под ногами скрипели и ходили ходуном. Сквозь щели глядела темнота.

— Думаю, лучше вернуться, — к своему облегчению, услыхала Нимве голос мага. — Здесь опасно.

— Что вы, — возразил Инис. — По-моему, вполне крепкие доски.

— А по-моему, он прав, — отозвался Сэтнар, с беспокойством оглядывая пол, выхваченный из тьмы золотистым кругом света. — Провалимся еще…

— Брось, Сэт, никуда мы не провалимся. Эти доски не одну сотню лет держались, уж нас-то точно выдержат. Глядите! — с этими словами Инис пару раз подпрыгнул, с грохотом приземляясь на источенный временем пол.

Оглушительный треск, хруст гнилого дерева. Нимве только ахнула, когда принц, словно под воду, ушел под проломившиеся половицы. Фонтан пыли и трухи…

И всё затихло.

Мгновение, длившееся вечно, путешественники стояли на месте. Потом, не сговариваясь, бросились вперед.

Став на четвереньки около зияющей дыры, Мафхор окликнул:

— Ваше высочество!

Молчание. Тихий шорох осыпающейся пыли.

— Инис! — крикнул принц Сэтнар. — Инис, ты жив? Инис!

Ни единого движения внизу. Оторвав взгляд от черной ямы у ног, Сэтнар произнес:

— Я спускаюсь.

— Лучше я, ваше высочество, — возразил маг, — я все-таки…

И тут из темноты послышалось:

— Полегче там! Мне все глаза запорошило!

— Ох, Творец! — вырвалось у Нимве, а Сэтнар опустился на колени и крикнул, заглядывая в пролом:

— Ты цел?!

— Да цел, цел, — отозвались снизу. — Здесь мягко. Надеюсь, это просто пыль, а не трупы крыс или что-нибудь похожее.

— Не двигайся, — велел Сэтнар. — Мы сейчас тебя вытащим!

— Посветите мне, — ответил Инис, — не пойму, что здесь такое на полу.

Мафхор опустил вниз руку с горящим факелом. С минуту было тихо. Потом голос принца Иниса сказал:

— Ого… Похоже на манускрипты. В руках рассыпаются… Спускайтесь ко мне, может, сумеем что-нибудь прочесть!

Некоторое время близнецы спорили. Сэтнар убеждал брата не дурить и выбираться наверх, но тот и слушать не хотел. Наконец, сдавшись, Сэтнар велел Чику доставать веревку. Закрепить ее было не за что, поэтому Чик и Мафхор держали вдвоем, покуда принц спускался.

Нимве с тревогой наблюдала, как свет факела погружается в темноту, на миг вырывая из небытия потемневшие от времени балки. Под конец остался только яркий ореол.

Нимве осторожно заглянула в пролом. Свет колебался, как почудилось, где-то далеко, в глубинах преисподней.

— Я стою! — наконец глухо крикнул Сэтнар. — Отпускайте!

Некоторое время все молчали, напряженно вглядываясь в светлое пятно, маячившее внизу. Оттуда доносились тихие голоса, но невозможно было разобрать ни слова, одно только "бу-бу-бу", приглушенное, словно звуки шли из-под воды.

— Осторожно! — внезапно вскрикнул один из близнецов — и тут же снизу раздался грохот, будто что-то обрушилось. Пахнуло пылью, едкое облако поднялось, заставив всех отчаянно закашляться.

Когда приступ прошел, Мафхор крикнул:

— Что случилось?!

Нет ответа. Нимве нервно глянула на мага.

— Спускаться нужно было мне, — промолвил он. И, словно в ответ, из темноты донеслось:

— Эй, Сэт, гляди-ка, что это?

Шорох и возня внизу. Свет факела отчаянно метался, будто тот, кто его держал, вздумал сплясать джигу.

— Ваши высочества, с вами все в порядке?! — не выдержав, завопила Нимве.

— Все хорошо! — пришел ответ. Под высоким, скрытым во тьме потолком метнулось эхо. — Мы кое-что нашли!

— Вылезайте оттуда! — взмолилась Нимве. — Пожалуйста!

Молчание. Нимве снова посмотрела на Мафхора, и тот крикнул:

— Сейчас же выбирайтесь! Если вас там завалит, мы не сумеем вам помочь!

Некоторое время оставшиеся наверху слушали перебранку близнецов, однако в конце концов победа осталась за Сэтнаром. Веревка на поясе Чика дернулась, и снизу крикнули:

— Держите, я поднимаюсь!

Инис выбрался первым, а Сэтнар — следом. У него за спиной на бечевке висел длинный предмет.

— Смотрите, что мы нашли, — сверкая глазами, Инис сдернул с плеча брата трофей.

Это был сверток из почти истлевшей тонкой кожи, туго перетянутый ремнями. Принцы хотели тут же его распаковать, но остальные воспротивились: им не терпелось убраться из опасного места. Принцы принялись было спорить, но Мафхор, молча забрав находку, повернулся и зашагал прочь, в темноту коридора.

Открыть сверток они смогли, лишь когда добрались до открытого двора-колодца.

Солнце стояло в зените. Усевшись на большой валун, Мафхор протянул сверток Инису. Тот схватил, выдернул из-за пояса кинжал и разрезал ремни. Распеленал тонкую, покрытую темными пятнами кожу.

У него в руках, взблескивая на ярком солнце, лежал меч в ножнах. Сэтнар осторожно потянул за рукоятку, вытаскивая клинок, и тот вышел без усилий, словно только и ждал этого.

Длинный, слегка изогнутый меч из белого металла с односторонним лезвием выглядел так, будто лишь вчера им пользовались. Узкая темная рукоять сама просилась в ладонь. Небольшую плоскую гарду покрывали драгоценные камни, сверкавшие как капли крови, а по лезвию змеилась золотая с чернением вязь знаков, напоминавших письмена.

Принцы смотрели на меч горящими глазами. Инис дотронулся до острия и тут же отдернул руку:

— Ого, — он облизал палец, на котором выступила кровь. — Интересно, откуда он здесь?

Мафхор молча взял клинок и впился взглядом в надписи. Нимве увидала, как изменилось выражение его лица.

— Что там, мастер? — едва не шепотом спросил Инис.

Мафхор поднял глаза и произнес, даже не пытаясь скрыть волнения:

— Ранд да-Гиргиа́лл…

Принцы переглянулись.

— Что? — удивился Сэтнар. — Что вы…

— Меч Таэнана Гиргиалла, — перебил маг. — Это величайшая реликвия…

И тут он смолк. Нимве увидала, как округлились глаза у принцев и у Чика. Она знала, что и у нее самой округлились глаза: просто все они, одновременно, подумали об одном и том же.

О Пророчестве Таэнана.

О Сокровище Единорога, которое так долго и безуспешно искали потомки королевского дома.

Молчание длилось долго. Наконец, вернув меч в ножны, Мафхор почтительно коснулся губами большой золотой руны у самой рукоятки, и, передав находку Сэтнару, сказал:

— Давайте возвращаться.

 

Глава 2

Весь день только и разговоров было, что о мече.

Принцы долго допытывались у Мафхора, считает ли он, что это и есть то самое Сокровище, а еще — почему вообще меч валялся тут, в развалинах, почему Дом Таэнана позволил такому случиться?

Мафхор ничего не мог ответить, потому что, по его словам, и сам знал мало. К тому же, пророчества — вещь темная и запутанная. Но в том, что они отыскали меч самого Таэнана, маг почти не сомневался. А раз меч находился здесь, значит, замок, скорее всего, был древней резиденцией рода Гиргиаллов, именно в эти края Таэнан привел свой Дом после ухода из Эбирны, полторы тысячи лет назад.

Нимве плохо разбиралась в оружии, но, глядя на меч, который, поблескивая, лежал на кожаной подстилке неподалеку от входа в зал, не могла поверить, что этой штуковине так много лет. Целая вечность… Чего же он не заржавел, валяясь в катакомбах? Даже если и сделать скидку на то, что Дом Таэнана оставил здешние места лет шестьсот назад, все равно, думала Нимве, косясь на незапятнанное зеркало клинка, для лежания в руинах это тоже долго. И зачем, спрашивается, маги его здесь оставили? Может, из-за Пророчества? Или это Таэнан им так велел? Пропади они пропадом, он, и его меч… Нимве глянула на принцев. Что с ними будет? Судя по тому, что сказано в Пророчестве, ничего хорошего, ведь владеть Сокровищем может только один… Что же им теперь, убивать друг друга придется?! Нет, одернула она себя, хватит. Бабушка всегда говорила, что если о плохом думать, плохое и случится. Поживем — увидим. Творец даст, все еще обойдется.

Пока Нимве готовила еду и обедали, снаружи начало смеркаться. Поэтому на реку, мыть посуду, Нимве и Чик отправились, уже когда стемнело.

После того, как покончили с работой, Чик полез купаться, а Нимве села на старое бревно среди цветущего гадючьего лука, почти у самой воды. Приподняв юбку, опустила босые ноги в воду. Чик плескался где-то у противоположного берега, и Нимве в который раз подивилась, как он не боится плавать один в темноте. Но Чик явно не боялся и, к тому же, возвращаться не спешил, и Нимве подумала, что неплохо бы умыться.

Раздевшись до сорочки, она по колено вошла в воду, такую теплую, будто ее специально подогрели. Мелкая рябь всколыхнула отражение, и Нимве почудилось, будто она стоит в озере расплавленного серебра. Из-за глыбы леса подымалась огромная луна, но от нее почти не было света, она казалась тусклой, как закопченный уличный фонарь.

Шорох на берегу, треск сучка под чьими-то ногами. Обернувшись, Нимве увидала смутно обрисованный силуэт человека. Она сощурилась, пытаясь понять, кто это мог быть. Человек зашевелился, захрустел песок…

Когда он подошел к самой воде, Нимве узнала Ларру.

— Напугалась? — его голос звучал тихо.

— Нет, — Нимве поправила сорочку.

— Барон напиться попросил, — объяснил Ларра. — Так я и это…

Он стоял не двигаясь, Нимве не видела его лица, но ощущала, что он смотрит.

— Я сейчас вернусь, — сказала она. — Умоюсь только.

— Ага. — Ларра не тронулся с места. Нимве удивленно следила за ним, гадая, в чем же дело.

— Случилось что? — спросила она наконец.

— Да я это… Словом… Ты уж извини, что я лаялся с тобой в замке у Атлана.

— Да я уже об этом позабыла, чего там.

— Зря вы мне ничего не говорили. Ну, про то, что происходит, и вообще.

— Мы и сами ничего не знали, — Нимве тут же вспомнила, как пыталась рассказать ему о своем сне, и что из этого вышло, но решила промолчать.

— Ну, воды набрать надо, — спохватился Ларра. Зашел в реку, остановился подле, наклонился, и Нимве услыхала, как булькает вода. Потом он внезапно выпрямился.

— Темно, — выговорил Ларра.

Они стояли рядом, и Нимве видела, как блестят его глаза. Он смотрел, не отрываясь. Не понимая, что ему нужно, она молчала.

— Вот уж не думал, что такая поездка у нас выйдет, — выговорил Ларра. — Интересно, как там Шиа, живой?

Он не отводил глаз. Нимве неопределенно пожала плечами. Ее внезапно пробрал озноб, она шагнула в сторону, услыхала плеск воды… Босая нога наткнулась на что-то скользкое, не то камень, не то ракушку, Нимве оступилась и, наверное, упала бы, если бы Ларра не подхватил. Руки у него были горячие и очень сильные.

Замерев, Нимве поглядела в его близко придвинувшееся лицо.

— Помнишь, как я тебя из воды вытащил? — прошептал Ларра.

— Помню… пусти…

Нимве ощутила на щеке жаркое дыхание, ладонь скользнула по спине…

— Ларра, ты что… Пусти, пожалуйста, — Нимве уперлась руками ему в грудь. С тем же успехом она могла толкать валун. Ларра и не думал подчиняться.

— С тех пор ты меня уж пару раз спасала, — шептал Ларра, обжигая ей шею, — не думай, будто я позабыл.

— Не надо… перестань…

— Ну, чего ты, чего, — он вдруг крепко прижал ее к себе. — Я ведь не чужой. Я ж не какой-нибудь там проходимец. Я мужик серьезный, ежели решу чего…

Нимве, будто из капкана, силилась вырваться из кольца его рук, но справиться недоставало сил. А он, шепча какие-то слова, смысла которых Нимве уже не понимала, все пытался поймать губами ее губы. Сквозь шум крови в ушах Нимве слышала его тяжелое дыхание, плеск воды — и свой тихий голос, повторявший: "Пусти… пусти…" Вокруг сделалось темным-темно, и к горлу подкатила дурнота — а потом, через добрую сотню лет, кто-то громко произнес:

— Эй, а что… Чего такое?!

Краем сознания Нимве узнала голос Чика, рванулась изо всех сил, задушено вскрикнула, и Ларра внезапно отпустил ее. Нимве слепо метнулась в темноту, упала, с головой погрузилась в воду. Кто-то схватил, потащил ее вверх, и она начала отбиваться, пытаясь крикнуть, и захлебываясь водой.

— Ним, это я, это я! — раздался рядом голос Чика. Только тогда она перестала сопротивляться. Он помог ей встать, вывел на берег.

— Не бойся, глупая, — промолвил Ларра. Нимве, задыхаясь, схватила Чика за руку. Юноша спросил:

— Ларра, ты чего, с дуба рухнул? — в голосе звучало замешательство. — Чего ты?

— Эх, и вечно ты не в свои дела влезаешь, — отозвался Ларра.

Стоя на песке, в мокрой сорочке, противно льнущей к телу, Нимве дрожала, обхватив себя руками. Темнота, застилавшая глаза, немного отступила, она видела Чика рядом — и смутный овал лица Ларры, стоявшего напротив. Чик сказал, наливаясь гневом:

— Ну, и скотина же ты, оказывается! Я от тебя такого не ожидал!

— Щенок ты, братец, — последовал ответ. — Ничего в жизни не понимаешь.

— А ты свинья! — не остался юноша в долгу. — Улучил минуту, а? Да ты…

— Я тебе сказал, не лезь, — силуэт Ларры колыхнулся. — Сам знаешь, кулаки у меня тяжелые!

— Только подойди! — ощетинился юноша. — Только попробуй, я тебе рыло начищу!

— Ишь, недопёсок, а брехать выучился, как волкодав заправский!

— Хватит, — превозмогая дрожь, сказала Нимве.

— Да я тебя, щенок, — продолжал Ларра, словно не услышав, но Нимве уже взяла себя в руки. Шагнув вперед, встала между ними и тихо, раздельно произнесла, глядя Ларре в глаза:

— Хватит, Ларра. Слышишь меня? Хватит! Ты ничего ему не сделаешь, иначе я… Я пожалуюсь принцам. Ясно?

Повисла тишина.

— Ясно тебе, или нет?! — возвысила голос Нимве.

— Ясно, ясно, — буркнул Ларра. — Да я чего, я ж ничего. Коли напугал, так извини. Я ничего такого не…

Нимве отвернулась и, подобрав с песка одежду, быстро пошла прочь, к деревьям, темнеющим на кромке берега.

Вечером, у костра, пока Нимве занималась ранами барона Грида, никто почти не разговаривал. Мафхор в свете масляной плошки читал древний манускрипт, найденный Инисом в подвалах замка. Чик, угрюмый и сердитый, без толку перекладывал вещи, изредка поглядывая на Нимве.

Ларра появился очень поздно, когда уже укладывались спать. Ни на кого не глядя, улегся у огня, завернувшись в плащ.

Скоро всё затихло. Нимве долго глядела перед собой, на потолок, исчезавший в темноте, следя, как блики от огня колышутся на стенах. История с Ларрой не шла из головы, хотя именно об этом меньше всего хотелось думать. Что с ним, гадала она, глядя, как шевелится темнота над головой, что с ним такое случилось? Ведь он же никогда ничего себе не позволял, и намека не было. Напиться он тоже не мог. И как мне теперь с ним… если он опять полезет… И что будет с принцами… Неужели они…

Посреди этих мыслей она уснула. А проснулась от того, что кто-то громко говорил:

— Ерунда. Это ерунда!

— А я тебе уже сказал, что…

— Ерунда, — перебил прежний голос, в котором Нимве узнала голос принца Иниса. — Я вообще не понимаю…

— Меня это не удивляет, — отозвался брат. — Острым умом ты никогда не отличался.

Началось, пронеслось в мозгу у Нимве. Она приподнялась на локте. Костер почти догорел, только, переливаясь жарким светом, мерцали угли.

Принцев она увидала поодаль, возле масляной лампы. Неяркий свет выхватывал из темноты лица, оставляя зловещие кляксы вместо глаз и ртов.

— Вряд ли это тебе поможет, Сэт, — сказал принц Инис.

— Что именно? — в голосе Сэтнара послышался сарказм.

— Да вот это твое пренебрежение ко мне. То, что ты считаешь меня дураком, для меня не новость. Но умней тебя это не сделает, и…

— Да при чем здесь мое мнение, — прервал Сэтнар, — есть ведь реальные причины.

— Умней тебя это не сделает! — возвысил голос Инис. — И у меня прав столько же, сколько и у тебя! И решать этот вопрос все равно придется не здесь, сколько бы ты ни…

— Потому я и говорю! — воскликнул брат. — Не стоит доводить дело до кровопролития! Один из нас должен уступить на благо страны и народа. Я битый час тебе об этом толкую.

— То же самое я могу и тебе сказать, — огрызнулся Инис. — Или ты…

— Эй, чего такое? — раздался хриплый спросонья голос Ларры. — Случилось что?

— А я тебе говорил, не ори, — бросил Сэтнар брату, и, обернувшись, ответил в темноту:

— Ложись спать, Ларра. Все в порядке.

— Чего там "в порядке", — угрюмо отозвался тот. — Вы, никак, решили престол поделить, что ль? Прям щас?

— Все, Ларра, замолчи, — велел Инис. — Не встревай не в свое дело.

— "Не встревай, не встревай", — послышались шорох и возня, стук — и от костра взметнулся сноп искр. Через минуту занялось маленькое пламя. Поползло по поленьям, жадно лизнуло их и, вспыхнув, языком поднялось вверх, выхватив из темноты замершего подле человека: Ларру, всклокоченного и хмурого. Он сидел, повернув голову. Когда огонь разгорелся, Ларра сказал:

— Ложились бы, ваши милости. Некрасиво ночью всех будить-то. Утром будете лаяться.

— Я уже замечал, что твой тон непозволителен… — сухо начал Сэтнар, но Ларра перебил:

— А при всех лаяться позволительно? Людей будить позволительно? Вы ж, осмелюсь заметить, ваши милости, не одни ночевать изволите. Вон, подняли всех уже, — он ткнул пальцем в Нимве, и та ужасно смутилась, когда принцы обернулись. Однако близнецы, похоже, смутились не меньше, потому что Сэтнар произнес:

— Хорошо. Ты прав. Туши лампу, Инис. Потом поговорим.

* * * * * * *

Все утро принцы молчали. Нимве начало казаться, будто они по чьей-то злой воле воротились назад во времени, в те дни, когда лишь выехали из столицы, а может, даже хуже.

Нимве угнетало это место, сырая вонь плесени, темнота и сквозняки. Барону стало лучше, он даже садился, но Нимве понимала: это ничего не значит. Состояние могло ухудшиться в любой момент.

Ей не терпелось вырваться наружу, на свет, подальше от склизких, сочащихся влагой стен, и причина вскоре нашлась: Нимве обнаружила, что запасы некоторых трав на исходе, и стала собираться в лес. Никто ни слова не сказал, но когда она была на полпути к опушке, пересекая открытую поляну, ее бегом нагнал Чик. Нимве только покосилась, понимая, почему он здесь. Конечно, из-за Ларры.

Солнце уже поднялось, после ночного дождя лес был полон влаги. Каждая травинка, каждый лист, стоило их коснуться, обрушивали на землю каскады алмазных капель, и ноги путников мгновенно вымокли по самые бедра.

Чик насвистывал, словно жаворонок, и Нимве была ему очень благодарна за то, что не лезет с расспросами. Она не представляла, как теперь общаться с Ларрой. Угрозу пожаловаться принцам она выполнить не могла, это значило подлить масла в огонь. Они и без того, думала Нимве, берясь за мокрый толстый стебель кровохлебки и, словно морковку, с хрустом вытягивая растение из земли, они же и без того готовы передраться.

Она выпрямилась, отряхивая руки. Чик стоял неподалеку и что-то высматривал в траве.

— Чик, слушай, — Нимве откинула с глаз короткие растрепавшиеся пряди. — Ты не обязан меня стеречь, правда. У тебя и свои дела есть.

— Да ерунда, — не прерывая своего занятия, отозвался юноша.

— Я серьезно.

— Я тоже, — он обернулся. — Я не позволю, чтобы этот тип тебя допекал.

— Чик, я ведь не маленькая, сама могу за себя постоять.

— Еще бы, — буркнул он. — Я уже видел.

Нимве вспыхнула, хотела возразить, но поперхнулась словами, потому что из-за деревьев появился Ларра. В одной руке у него был топор, в другой — охапка хвороста. Чик резко выпрямился, а Нимве отступила.

На миг повисла тишина. Потом Ларра скинул хворост наземь и вытер ладонью лоб.

— Ох, умаялся, — выговорил он.

Чик подошел, остановился возле Нимве.

— Гуляете? — осведомился Ларра. Нимве молчала. Чик сказал:

— А то сам не видишь.

— А я мимо шел, — будто не уловив враждебности в голосе юноши, объяснил Ларра, — а тут гляжу, вы.

— А то как же, — буркнул Чик.

Они с Ларрой мерили друг друга взглядами, будто кобели перед дракой. Нимве сказала:

— Ларра, что тебе надо?

— Говорю ж, мимо шел, а…

— Это мы уже слышали, — перебила Нимве. — Ты или дело говори, или уходи. Лес большой, места всем хватит.

Ларра, кажется, растерялся, потому что молчал довольно долго. Потом сказал:

— Да чего ты, я ж ничего такого… Ты это, Чик, ступай отсюдова, нам с ней переговорить надо.

— Чик, не уходи! — Нимве вцепилась в руку юноши. Тот хмуро бросил Ларре в ответ:

— Ты мне не указка. Тоже, барин какой выискался.

— Ступай, пока добром прошу, — Ларра насупил брови.

— Гляди-ка, напугал!

— Иди, тебе сказано, — Ларра ступил вперед. Нимве перевела взгляд на топор в его руке. Чик фыркнул:

— Ты не принц наследный, чтобы мне указывать. Никуда я не пойду. А то вон шустрый какой выискался, только отвернись, и готово. Прям как кот дворовой, или вон петух, ни одной не пропустит!

— Ты б молчал, щенок, а то ведь я и угомонить могу!

Нимве будто подтолкнули. Рванувшись вперед, она подскочила к Ларре. Толкнула его в грудь. Тот так опешил, что покачнулся, отступил, хлопая глазами.

— Не смей ему угрожать! — крикнула Нимве. — Ясно? С топором пришел?! Кого рубить будешь? Его? Или меня?! Скотина ты бессовестная! Запугать хотел? Не выйдет!

Листья дуба, под которым стояли путники, зашумели, затрепетали, как от ветра, обрушив на головы спорщиков ливень холодной росы. Ларра, вздрогнув, опасливо зыркнул вверх. Перевел взгляд на Нимве, глотнул и проговорил:

— Да угомонись ты, — в голосе была растерянность. — Никого я рубить не собирался, это ж… Вот горячка белая, уймись!

— Уходи отсюда, Ларра, — Нимве отступила. — Уходи.

— Уходи, тебе говорят! — вмешался Чик.

— Чик, перестань, — попросила Нимве, а Ларра подхватил:

— Вот и я говорю, не мешался бы не в свое дело!

— А чье это дело? — ощетинился юноша. — Неужто твое?

— Вот именно, мое, — Ларра упер руки в бока. — И не лезь, куда не просят!

— А ты не указывай!

— Тихо! — стиснув кулаки, заорала Нимве. — Заткнитесь! Заткнитесь оба! Молчите!

Парни осеклись.

В наступившей тишине слышно было, как ветер перебирает листья, как чирикают и возятся птицы в кронах деревьев, и как позвякивает что-то вдалеке. Как будто… будто…

— Что это, — пробормотал Чик. — Слышите?

— Будто мечи звенят, — Ларра обвел спутников глазами.

— Мечи? — Нимве нахмурилась. — Но кто может здесь…

Ларра вдруг рванулся с места и бросился через кусты, мимо Нимве и Чика, застывших, как истуканы. Они, зараженные его волнением, побежали следом.

Они увидали их издалека, на прогалине, под высокими дубами. Две фигуры прыгали, словно затеяли странную игру, и если бы не лязг и блеск клинков, Нимве еще долго бы гадала, что происходит. Но Ларра не гадал. С воплем кинулся к дерущимся.

Принцы, похоже, устроили настоящую дуэль. По лицам, по сверкающим глазам и стиснутым губам можно было догадаться: близнецы настроены серьезно. Ларра пытался их разнять, но его не замечали. Браться так бросались друг на друга, так ударяли сталью о сталь, что лишь искры летели, а Ларра, попытавшийся встать между ними, едва не лишился головы.

Взревев, он взмахнул топором. Лязг железа. Треск и хруст. Кусок клинка отлетел и вонзился в землю, а Сэтнар остался с обломком меча в руке.

— Пошел вон, скотина! — в ярости крикнул принц, отшвырнув искалеченное оружие.

— Убирайся, — поддержал брат. — Слугам не место на дуэли!

— А где место?! — рявкнул Ларра. — Трупаки оттаскивать?

— Без тебя разберемся, — Сэтнар сверкнул глазами. — Не вмешивайся!

— Да уж вы разберетесь, — не уступал Ларра. — Знаем мы разборки ваши, успевай только юшку подтирать!

— Иди отсюда, Ларра, — велел Инис. — Не вмешивайся. И вы тоже идите, — принц повернулся к Нимве и Чику. Юноша, кажется, готов был выполнить приказ, однако Нимве не сдвинулась с места.

— Вы бы, ваша милость, — обратился Ларра к Инису, — меч мне отдали. Неровен час, обрежется кто, беды не оберешься. Давайте-ка сюда.

— Руки прочь, — принц отшатнулся, а Сэтнар бросил:

— Не тронь оружие, холоп! Не твоим рукам его касаться!

И тут Нимве, неожиданно для самой себя, вступила в спор.

— Ах, вот, значит, как? — промолвила она. — Холоп, говорите, да? Ну, хорошо. Значит, сейчас мы холопы. А с каторги вас вытаскивать — не холопы. Глупости ваши разгребать — не холопы! Значит, это вашей чести не роняет? Умирать за вас — этого мы достойны? Только этого?!

Она остановилась, переводя дыхание. Принцы молчали. Ларра шагнул вперед и грубо выдернул меч из руки Иниса. Стиснув губы, принц пошел с поляны прочь. Сэтнар отвернулся, а Нимве, которой не то что говорить — смотреть на них сделалось противно, — направилась куда глаза глядят.

К великой радости, никто ее не догонял. Она спустилась к воде. Долго шла по берегу, не глядя по сторонам, постепенно остывая от вспышки гнева — и с маху остановилась, наткнувшись на Мафхора.

Маг, полуодетый, сидел на песке, сложив ноги калачиком. Чуть поодаль стоял большой котелок с водой.

Некоторое время Нимве гадала, знает ли он о ее присутствии: Мафхор не двинул ни единым мускулом. И лишь когда он повернул голову, Нимве решилась подойти поближе. Присев на корточки в паре шагов от мага, осторожно взглянула на него.

— Что случилось? — спросил Мафхор.

— Что вы… ты… Что ты здесь делаешь?

— Вода кончилась. — Его тихий голос звучал спокойно, и это странным образом успокоило и Нимве.

— А что, барон один там? — поинтересовалась она.

— Он спит.

Нимве кивнула, села на влажный песок. Поглядела на руки Мафхора, лежащие на коленях.

— В чем все-таки дело? — спросил он.

— Они дрались, — Нимве укусила себя за палец.

— Кто?

— Принцы.

— Дрались?

— Да. По-настоящему. На мечах. Как чужие, понимаете? Этой ночью переругались, а теперь, видно, решили выяснить… Вы слышали их ночью?

— Слышал.

— Вот видите.

— Они ранили друг друга?

— Нет, слава Творцу, — Нимве тяжело вздохнула. — Вот ведь повезло, свалился на нас этот меч!

Мафхор промолчал. Глянув на него, Нимве спросила:

— Думаете, это оно и есть, ну, Сокровище?

— Вполне возможно.

— Хорошее Сокровище, — Нимве с сердцем переломила хрусткий стебелек гадючьего лука. — Они же поубивают друг друга!

И снова Мафхор не ответил.

— По-вашему, об этом и сказано в Пророчестве? — спросила Нимве. — Ну, что они должны… что один из них должен умереть? А? Да чего вы всё молчите, скажите хоть слово!

Мафхор повернулся и негромко выговорил:

— Мы опять на "вы"?

Смутившись, Нимве закусила губы.

— Я снова ору. Извини.

Маг покачал головой.

— Я боюсь, — призналась Нимве. — Просто боюсь за них. Они же мальчишки совсем, пацаны! Они, похоже, решили, что должны закончить этот спор. Ларра сейчас их едва разнял. Что нам делать, а? Может, выкинуть потихоньку эту штуковину?

— Не думаю, что это поможет. Если меч действительно предназначен принцам, и Пророчество говорит о нем, вряд ли удастся от него избавиться.

— А что тогда делать?

— Не знаю. Думаю, ждать.

— Чего ждать-то?

Мафхор ничего на это не сказал.

— И ведь только они помирились, — проговорила Нимве, — даже на братьев похожи стали… А тут это.

Они долго сидели в молчании. Нимве осторожно поглядывала на спутника. Его болезненная худоба совсем исчезла, на золотисто-смуглой коже отливало солнце, обнаженные руки спокойно лежали на коленях. Красивые, такие сильные руки… Нимве вдруг потянуло к нему, словно магнитом. Захотелось коснуться его груди, впитать тепло, которое, казалось, она ощущала и на расстоянии.

Она смутилась до того, что внутри все залилось жаром, закусила губы и опустила глаза. А вдруг он увидел мои мысли, пришло в голову, и от этого она совсем смешалась.

— Ты мне так и не рассказала, — выговорил он, и Нимве, вздрогнув, вскинула взгляд.

— А? — голос прозвучал еле слышно. — О чем?

— Как ты сумела отыскать принцев на руднике, — Мафхор выглядел абсолютно спокойным. Смотрел на Нимве, и солнце рождало в его черных глазах золотые искры.жети не прочитал мспокойным.цев, — ворил он, и нимве, она совсем смешалась.асстоянии.о избавиться.

кнувшись на мафхора.285285285285285285285285

— Я… Вы не… — облизав губы, пробормотала она. — То-есть, ты…

Смутившись едва ли не до слез, Нимве стиснула ладони. Мафхор не отводил взгляда. Взяв себя в руки, она проговорила:

— Я расскажу, только пообещай, что не будешь смеяться.

— Обещаю.

— Смотрите, вы… ты слово дал. В общем, это случилось во сне. Они мне приснились.

И она рассказала ему все, без утайки: свой сон про полет над холмами, и про то, как воровала на дворе одежду, и как добиралась до карьера…

После того, как она закончила, Мафхор некоторое время молчал. Потом проговорил:

— Я действительно сделал глупость, что тебя не предупредил. Ты могла погибнуть.

— Вы мне верите? — Нимве подняла глаза.

— Конечно. Скажи…

— Да?

— Прежде с тобой подобное происходило? Я имею в виду сны.

— Ну да, происходило. Несколько раз, в юности, когда погиб дедушка, и еще перед тем, как нас захватили на ферме. Но это всегда было так… неясно. Вот на ферме мне приснились гуси, будто на них напали лисы, а потом появились волки, ну, и…

— Символы.

— Что?

— Ты видишь символы.

— Да, наверное. Но прошлый сон, ну, про дорогу… Все было как в реальности, кроме того, что я летела, конечно.

— Понимаю.

— Хорошо вам, а я вот нет. У нас в семье отродясь не бывало ясновидящих, откуда же это тогда?

— Всегда случается первый раз, — то ли почудилось, то ли по губам Мафхора и вправду мелькнула быстрая улыбка: будто солнечный луч скользнул по лицу. — Этот дар у магов часто открывается внезапно. Ясновидение вообще редкость, а уж сильных ясновидящих единицы. Таких, к примеру, каким был Таэнан.

— И много он предсказал? Ну, Таэнан.

— Много.

— И все сбылось?

— Этого я не знаю.

— Что же, выходит, и это его Пророчество, насчет Сокровища, тоже сбывается?

— Увидим.

Нимве прикусила губу. Тревога, было отступившая, воротилась, неприятно заныло в груди.

— Может, нам лучше пойти в лагерь, — проговорила Нимве. — Приглядеть за ними, чтобы они там чего не натворили. Да и вода кончилась, вы сами сказали.

— Ты. Мы с тобой на "ты".

— Ну, да. Я просто сбилась. Вернемся, а? Пожалуйста…

 

Глава 3

В руинах замка, в полуобрушенной зале-пещере было темно и сыро, будто в погребе. После радостного и теплого солнечного дня глаза долго привыкали к сумраку, но картина, открывшаяся Нимве, радости не принесла. Близнецы были здесь, сидели поодаль друг от друга, и над стоянкой висела туча враждебности.

Нимве принялась уговаривать спутников перенести лагерь наружу. Подвал слишком давил на плечи, да и раненому невозможно было постоянно находиться в темноте и сырости.

Никто не возражал, но, когда начали собирать вещи, принцы кинулись к мечу Таэнана — и завязалась свара. Мафхору и Ларре пришлось их растаскивать. В конце концов Ларра схватил меч, пригрозив, что выкинет или вообще сломает, перешибет топором, как поступил давеча с клинком принца Сэтнара. Близнецы кричали, и Ларра кричал, и вел себя до того жестко и уверенно, что принцы притихли — не от страха, конечно, скорей от удивления.

Новый лагерь разбили неподалеку, на поляне, под огромными дубами. Разложив вещи, Ларра с мечом Таэнана в холщовом мешке за спиной и с топором в руке отправился в лес, Чик мастерил шалаш для барона Грида, а Нимве, улучив минуту, смогла поговорить с Мафхором: как хотя бы на время утихомирить близнецов.

Вечером, собрав спутников у костра, Мафхор заявил принцам, что их ссоры никто терпеть не намерен, и что, раз меч этому причиной, ему стоит вернуться туда, откуда его забрали.

Принцы яростно воспротивились. Обвинили Мафхора в том, что он сам претендует на Сокровище — и вообще, если ему что-то не по нраву, он может уезжать. В спор вступили Нимве и Ларра, поднялся крик…

Остановил это Мафхор. Невозмутимый, как обычно, он ответил, что меч ему не нужен, речь идет только о принцах, об их судьбе. Что никто из спутников не допустит, чтобы близнецы убили друг друга, и что выяснение отношений принцы обязаны отложить до возвращения в столицу.

Принцы стали было возражать, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не барон Грид. Он попытался вмешаться в спор, но упал и потерял сознание.

Именно это, похоже, утихомирили принцев. Не возражая больше, они согласились, чтобы Ларра забрал и спрятал меч раздора, — что Ларра и сделал с помощью Чика, вырыв яму-тайник вдалеке, под дубом, в стороне от лагеря. Еще близнецы пообещали, что не станут пытаться убить друг друга, а отложат разборки до приезда в столицу.

Тем и кончился беспокойный вечер, но не смотря на обещания принцев, у Нимве на душе будто кошки скребли.

На другой день, с утра, опять пришлось идти за травами: вчерашний поход, прервавшийся из-за Ларры и драки принцев, ничего не принес.

Нимве решила отправиться на холмистую гряду, простиравшуюся за замком. Тем более что Чик давеча рассказывал, будто обнаружил там интересные развалины, древние, как и сам замок: судя по всему, поселение алгарвидов из Дома Таэнана.

Долго блуждать не пришлось. На остатки стены Нимве наткнулась почти сразу, обогнув подножие холма. Каменная кладка, почти стертая временем и сменами сезонов, поросла кустами и травой, но, приглядевшись, все еще можно было различить раствор, скреплявший камни, очертания разрушенной стены и основы фундамента. Тут когда-то был дом, и жили люди. Древнее, загадочное племя.

Такие, как Мафхор.

Нимве коснулась веток бузины, разросшейся внутри чьей-то комнаты. Вот здесь, наверное, была дверь. Слабый ветер, налетев, словно донес до слуха смутные голоса. А дом был большой, ишь, сколько камней вокруг. Нимве представила людей, высоких, гордых и красивых, переступавших через этот порог. Может, у кого-то из них тоже была густая копна черных волос… и глубокие глаза, сияющие, как звезды.

Вот глупости, одернула она себя. Что за мысли? Она пошла среди травы и зарослей кустарника, взбиравшихся на пологий склон. Под ногами была ровная дорога, ведущая вдоль холма. Интересно, когда ее проложили, пришло на ум. В книжках написано, что алгарвиды строили огромные дороги, мощеные камнями: вырывали траншею на три метра в глубину, и потом выкладывали камнем, будто это стена. Стена, вбитая в землю. Такая дорога, наверное, тысячи лет продержится.

На склонах, еще сохранивших вид террас, Нимве замечала остатки домов. Когда люди ушли, здесь поселился лес. Деревья перевешивались через стены, выглядывали из чудом сохранившихся оконных проемов. Несколько раз Нимве видела, как среди зарослей, мелькая белоснежными платочками хвостов, удирают испуганные косули.

Ровная дорога вывела к широкой площади, окруженной странным сооружением, напоминающим сводчатый мост. Однако, подойдя поближе, Нимве поняла: никакой это не мост, уж слишком узким он был. Пеший еще бы прошел по нему, но вот верхом… Было бы невесело сверзиться на лошади с такой высоты, подумала Нимве, проводя ладонью по шершавому, теплому от солнца каменному своду. Интересно, зачем они это построили? Но они ведь маги, поди знай, что у них на уме.

Мост, или что бы то ни было, огибал круглую площадь, поросшую травой и кустами. Кое-где под ногами проглядывала брусчатка. Посредине Нимве увидала пруд, обнесенный невысоким, полуразрушенным бордюром из камней. Когда она приблизилась, стайка уток с гортанным кряканьем скрылась в камышах. Наверное, тут был бассейн или фонтан, решила Нимве, медленно двигаясь вдоль кромки воды. Светило солнце, стояла такая тишина, что можно было различить треск стрекозиных крылышек, когда насекомые садились на цветки кувшинок, устилавших зеркало воды.

Нимве опустилась на низенькую ограду возле берега. Нагнувшись, посмотрела на свое отражение — черный силуэт на ярком фоне неба. Вода слабо колыхалась, по ней скользили водомерки. Нимве казалось, будто она слышит тихие голоса, доносящиеся сквозь время. Вон там могли стоять люди. Интересно, как они одевались? Наверное, все были в белом. Хотя нет, кажется, синий — их национальный цвет, как у алгарвидов в Эбирне. Дядя писал, что во время праздников…

Тихий шорох из-под моста подбросил Нимве на ноги. Сердце оборвалось, покатилось в пятки.

— Эх, и чего же ты такая пугливая, — промолвил человек, выходя на свет.

Ларра.

Он смотрел, улыбаясь. Нимве непроизвольно огляделась, ища, куда сбежать. Они, видно, понял, потому что торопливо сказал, подняв открытую ладонь:

— Постой, постой, я тебя не трону. Коли не желаешь, вообще не подойду. Ну, видишь? Я стою на месте, не бойся только.

— Я и не боюсь, — переведя дыхание, ответила Нимве. — Просто ты меня действительно напугал.

— Ну, извини, я не хотел.

А чего ты хотел, едва не спросила Нимве, но прикусила язык.

— Тишина-то какая, — выговорил Ларра. Нимве не ответила. Неловкая пауза висела между ними долго, с полминуты, покуда Ларра не спросил:

— Ну, можно подойти?

— Зачем?

— Поговорить хочу, вот зачем.

— Так говори.

— Это, — он огляделся. — Как-то неловко вот так, через всю площадь орать.

— А разве здесь, кроме нас, кто-то есть?

— Нету, да все равно. Неловко так, — Ларра сделал движение, и Нимве отступила.

— Ларра, предупреждаю, — она зорко следила за ним, — если подойдешь, я убегу.

— Вот же ведь, — с досадой молвил он. — Дергаешься, будто впервой тебе.

— Что? Ты… да ты…

— Да ладно уж, будто я не знаю про ваши обычаи-то, про колдуновские. Вся страна, чай, знает.

— Ты о чем?

— Да об этом вот об самом. Вы же, колдуны, по четыре раза в год на сходки на свои не пиво пить собираетесь, — он, ухмыльнувшись, подмигнул. — А то откуда потом у вас дети берутся?

Нимве ощутила, что неудержимо краснеет. А Ларра продолжал:

— Да ты не подумай, будто я чего, будто я там против, ни в коем случае. Я ж понимаю. Всем надо как-то устраиваться. К тому ж, я слыхал, некоторые ваши после женятся. Но у тебя-то отца нету, верно? Стало быть, ты это… Но я не в претензиях, упаси Творец, вы по своим законам живете, не мне их менять.

— Ларра… — с трудом разжав зубы, сказала Нимве. — Чего ты хочешь? Говори ясней. Если ты решил, что я… будто я готова с каждым, то это не…

— Не-ет, — за разговором Ларра, словно исподволь, придвинулся ближе. — Ты чего? Ничего такого я не думал, Творец с тобой. Наоборот, я уж понял, ты девка серьезная, строгая, с понятиями. А то бы разве я щас разорялся тут? Проституток мне не надобно.

Нимве закусила губу. Ларра сказал:

— Дело такое. Мне уж двадцать шестой пошел. А тебе сколько? Двадцать один, два? Тоже не молоденькая, чай. В деревнях в твоем возрасте все бабы выводок уже нянчат, нет? А тебе разве замуж не охота? Хоть ты и ведьма, и все такое… Думала ведь, небось, про замужество-то? Ну, у вас, у ведьм, ясно дело, такое редко выгорает. Ты вон у матери единственная, иль не так?

— Какое твое дело, — Нимве едва сдерживала слезы. А он, похоже, не задумываясь, как могут задеть его слова, продолжал:

— Ну, так я и говорю, ведьме замуж выйти трудно. Только сходки и остаются. Но это тоже, чай, не сахар, с первым встречным мужиком под кустом в лесу обжиматься, я ж понимаю. Не каждой подходит. Эй, ты куда? — воскликнул он, увидев, что Нимве развернулась и молча пошла вдоль берега пруда.

Она не ответила. Он подбежал, и она отпрянула.

— Не трогай меня! — она яростно вытерла глаза.

— Да ты чего… Я не трогаю, чего ты? Плачешь, что ли?

— Отстань, Ларра…

— Да я… Я ж ничего такого… Я просто… Ну, я просто…

— Да. Ты просто пришел полить меня грязью. — Тяжело дыша, Нимве отвернулась. — И тебе удалось. Молодец.

— Да какой грязью, Творец с тобой, — он попытался взять ее за руку, но она отскочила. — Коль обидел чем, так прости. Я ведь не со зла. Я только хотел сказать, что знаю, каково тебе живется, и… Ну, словом… Выходи за меня замуж, а?

Нимве осеклась. Стояла и, хлопая глазами, смотрела на парня.

— Я мужик серьезный, — молвил он, — работящий. У тебя ферма, а я, как все закончится, у его высочества расчету попрошу. И мне, будь уверена, кой чего причитается. Не с пустыми руками в дом к тебе приду, слышь. К тому же, я не пьющий, порядочный, за юбками не гоняюсь, порядок люблю. Соглашайся. Чего тебе терять? Из деревенских-то ваших тебя никто замуж не позовет, разве нет?

— Ты с ума сошел, что ли? — глотнув, спросила Нимве.

— Наоборот, за ум взялся. Да не тушуйся, я уж все давно обдумал. Мне все одно жениться надобно будет, а чего на стороне искать, когда можно рядом? Да и тебе прямая выгода. А ежели у тебя было чего в прошлом, ну, на сходках этих, с мужиками, так я тебя ни словом никогда не попрекну, Творцом клянусь. Мы чужое положение тоже можем понимать, не дураки. Ну, так чего ты думаешь?

Нимве молча смотрела на него.

— Ты шутишь, да? — наконец сказала она. — Это шутка такая?

— А я чего, на шутника похож? — он ступил вперед. Нимве отшатнулась. — Неужто я так тебе противен, что ты от меня постоянно шугаешься? Я чего, урод какой? Калека? Воняет от меня? Чего не так со мной?

— При чем здесь… Я просто… Ты меня очень удивил, вот и все, и я не знаю…

— А чего тут знать? — он все-таки завладел ее рукой, потому что, сделав над собой усилие, Нимве на этот раз не отодвинулась. — Чего тут знать? Соглашайся, да и все тут!

Он притянул ее к себе, обхватил руками, зарылся лицом в волосы. Нимве вздрогнула, хотелось кричать и вырываться — но она усилием заставила себя стоять на месте.

Заговорить ей удалось лишь через несколько секунд.

— Погоди, — она ощущала, как раскаленная ладонь парня шарит по телу. — Постой… Да перестань ты… Ну, постой, Ларра… Ты же сам сказал, что тебе не нужна шлюха. А я не шлюха. Пожалуйста, прекрати. Да прекрати же ты! — рванувшись, она выскользнула из его объятий, отскочила в сторону. Сказала, дрожащими руками поправляя одежду:

— Не делай так, слышишь?

— А чего? — Ларра снова попытался ее обнять, но она проворно отбежала на несколько шагов. Он, похоже, решил, что это игра, и сделал движение, будто хотел поймать, но она вскрикнула:

— Нет! Не надо! Пожалуйста, перестань.

— Все, все, стою, — ответил Ларра, ухмыляясь. — Ах ты, лисица моя…

— Я еще пока не твоя. Нет, нет, перестань! Слышишь?

— Так ты согласна, — в его голосе не было вопроса.

— Я должна подумать.

— Да чего думать.

— Нет, стой там, Ларра! Мне нужно подумать. Это слишком неожиданно. Дай мне время.

— Так времени-то у нас полно, уж чего-чего, а времени… Ну, иди, иди сюда. Ах ты ж лисица…

Взяло много труда, прежде чем Нимве удалось утихомирить Ларру, уговорить не распускать руки, просто подождать. Он, похоже, действительно не мог взять в толк, о чем думать, зачем нужно ждать. И, кажется, он был уверен: ее согласие у него в кармане.

Лишь через полчаса Нимве сумела от него отделаться и, взяв слово не преследовать, постаралась как можно быстрее скрыться в лесу, на холме.

* * * * * * *

Забыв про травы, Нимве долго бродила по окрестностям. Пыталась думать, но мысли разбегались. Время перевалило за полдень, когда Нимве села у высокой сосны и, прислонившись спиной к стволу, достала флягу. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь хвою, слепили глаза, от коры шел смолистый запах. Где-то рядом, в зарослях, чирикали чижы.

Скорее всего, он прав, думала Нимве. Я, видно, никогда не выйду замуж. И да. Ларра наверняка будет хорошим хозяином. Но ведь он меня не любит. Вспомнилось выражение его лица. Творец, и что только он нес там, у пруда… Значит, так он обо мне думает? Как же он собирается жить с такой, как я? И как я смогу жить с ним? Нимве вспомнила ощущение от его прикосновений, и ее пробила дрожь. А что с детьми? Будут ли у таких детей способности? А если будут — как Ларра к этому отнесется?

Тряхнув волосами, Нимве спрятала флягу в сумку. Да, ведьмы редко выходят замуж, он прав. Она встала, оправляя одежду, закинула котомку на плечо и пошла вперед.

Спустившись по каменистому склону, Нимве снова очутилась на дороге, ведущей между холмов — и с удивлением заметила тот самый сводчатый мост, шедший вдоль обочины. Повсюду виднелись руины, склоны усеивали камни правильной формы. Нимве шагала возле моста, пока дорога не уперлась в площадь, точь-в-точь похожую на ту, где Нимве повстречалась с Ларрой.

Сначала почудилось, что она сделала круг и вернулась назад. Нимве замерла, озираясь: не ждет ли где-то Ларра. Потом все-таки догадалась, что попала в другую часть города.

Всюду, куда ни глянь, высились развалины домов. Стены нависали над головой, и Нимве смотрела не без опаски: а ну как обрушатся. Рухни они, и вниз сойдет целая лавина, погребая все на пути. Но, похоже, дома стояли крепко, хоть под ногами и было полно камней. Раз за шестьсот лет не рухнули, так и теперь ничего не случится, решила Нимве, озираясь.

Мост огибал город по периметру, теряясь среди холмов, в зарослях диких яблонь и бузины. Яблони, корявые, старые, оказались усыпаны мелкими плодами. Набрать, что ли, немного, подумала Нимве. Всем не помешает, да и есть охота.

Набив сумку кислыми яблоками, она решила, что настало время пообедать — и возвращаться назад. Поискав глазами, подошла к особенно живописным развалинам, села на нагретый солнцем валун и только собиралась открыть котомку, как взгляд наткнулся на человеческие ноги, босые ноги, торчащие из кустов шиповника.

Нимве замерла. Первой мыслью было вскочить и убежать, но потом она подумала: может, кто-то из наших попал в беду? Может, помощь нужна? Ну, да… А если это как в прошлый раз, как тогда, в лесу… Тот труп под листьями…

Подобрав камешек и встав, она кинула, целясь в куст, за которым лежал человек. Шорох. Стук. Никакого движения. Она кинула еще. Тишина.

— Эй, — позвала Нимве. — Эй, кто там? Ты живой?

Тихий вздох. Ноги, шевельнувшись, втянулись в куст. Нимве напряглась, будто зверь, готовый к бегству. Долгое мгновенье тишины показалось вечностью. Потом из-за куста вышел человек в белой рубахе поверх штанов, и только знакомая черная шевелюра остановила Нимве, не позволив задать стрекача.

— Черт… Я, кажется, уснул, — Мафхор провел ладонью по глазам и усмехнулся.

— Ну, и напугали же вы меня, — Нимве перевела дыхание. — Я-то думала… Что вы здесь делаете?

— Просто пришел посмотреть. — На миг исчезнув за кустом, Мафхор снова появился с котомкой в руках.

— Вы бы обулись, камней полно, — посоветовала Нимве.

Маг не ответил. Подошел и, остановившись в паре шагов, бросил котомку наземь.

— Вы верхом? — Нимве огляделась. Он молчал. Встретив его пристальный взгляд, она смутилась.

— Что? — Нимве пожала плечами. — Что вы так смотрите?

— Жду.

— Чего?

— Когда ты перестанешь называть меня на "вы".

— Ой… Да, я опять… Никак не привыкну. Ты здесь давно?

— С утра. Надо же, уснул…

Нимве посмотрела на его растрепанные волосы. Между кудрявых прядей запутались сухие листья, а на белой рубахе зеленел след от травы. Закусив губы, Нимве отвернулась.

— Я думала, что кто-то… — сказала она, лишь бы не молчать. — Даже не знаю, что я думала. Думала, кто-то опять мертвый. Камнями начала в вас бросать… в тебя.

— Камнями?

— Ну, да, — она быстро взглянула на него. Он улыбался, — сдержанно, одними глазами, и ноздри вздрагивали. Нимве тоже сделалось смешно.

— Я говорю: "эй, ты живой?" — выдавила она. — И камнем туда.

Она прыснула от смеха, прижимая ладонь ко рту.

— А потом еще раз камнем… Ой, не могу, — Нимве засмеялась в голос, и Мафхор тоже засмеялся.

Через полминуты, задыхаясь, Нимве опустилась на валун.

— Ох… Творец, — она подняла голову. — Я дура, да?

— Я бы не сказал, — Мафхор все еще улыбался, и Нимве вдруг подумала, что, пожалуй, впервые услыхала его смех.

— Я собиралась возвращаться, — сказала она. — А ты?

— Пожалуй.

Они двинулись в обратный путь вдоль "моста", словно указывавшего дорогу. Мафхор молчал и почти не глядел по сторонам.

— Как назывался этот город? — не выдержав молчания, спросила Нимве.

Мафхор обернулся.

— А́рна Санга́йя, — ответил он.

— А что это значит?

— Новая Сангайя.

— А что такое "Сангайя"?

— Точно не знаю. Это название города, откуда родом Гиргиалл.

Они снова замолчали. Шагая вдоль моста, выбрались на ровную дорогу. Немногословие Мафхора ужасно угнетало Нимве. Странно, подумала она, вот если бы это был Ларра, я бы Творца молила, чтобы он помалкивал, а тут… И вообще, с каких это пор мне охота болтать с Мафхором? И действительно, с каких? Наверное, еще с замка Атлана. Да что это я, спохватилась Нимве, о чем я думаю? Кто он мне, сват, брат? Почему я вообще думаю о нем…

В последнее время…

Постоянно.

— Ты не устала? — внезапно спросил Мафхор.

— А? Что? — вырванная из мыслей, Нимве в замешательстве уставилась на него.

— Ты не устала? — повторил маг. — Если хочешь, можно отдохнуть.

— Нет… да… — совсем смешавшись, Нимве подошла к мосту, остановилась возле широкой сводчатой опоры. — Пить хочу.

Достала флягу и надолго приникла к ней губами, украдкой взглядывая на спутника. Мафхор стоял рядом и смотрел по сторонам.

— Что это за мост? — оторвавшись от фляги, спросила Нимве.

— Это? Нет, это не мост, — ответил маг, — это…

Он замялся, видно, подыскивая определение, потом проговорил:

— На нашем языке, на а́нъяс, это называется "до́рран дайри́ма". Если дословно — "путь воды". Акведук.

— А я-то думала, что за мост такой, по которому конный не проедет, — Нимве двинулась вперед, касаясь ладонью камней. — Здорово… Водопровод… Уже вон когда. А как по нему вода текла?

— Там есть желоб, наверху. В нем лежали трубы.

— А почему теперь таких не строят?

— Не знаю. Может, дорого. Наверное, трубы в земле прокладывать дешевле.

— Дорого… — Нимве обернулась, посмотрела спутнику в лицо. Он, шедший следом, видимо, не ожидая, что она остановится, почти натолкнулся на нее.

Они оказались совсем близко. В глазах Мафхора светились золотые искры. Он смотрел — и не отводил взгляда.

— Дорого… — повторила Нимве. — Думаешь, из-за этого?

— Может быть, — тихо отозвался он.

Нимве перевела взгляд на его губы. Она перестала соображать, что делает, что вообще происходит. Я пристаю к нему, мелькнула мысль. Я что, пристаю к нему?

Внезапным, быстрым, ласкающим движением Мафхор провел пальцами по ее щеке. Убрал руку, но Нимве успела поймать его ладонь.

— Так как, — услыхала она собственный шепот, — как он называется?

— Кто? — откликнулся Мафхор. — Дорран дайрима?

— Это красиво…

— Тебе нравится?

— Да… Красиво… — Нимве облизала сделавшиеся сухими губы. — Очень красиво…

— Тебе холодно?

— Нет… Почему ты…

— Ты дрожишь.

— Правда? Я просто… это просто…

Запрокинув голову, она заглянула ему в глаза. Положила ладонь на его грудь. Словно сама собой, рука скользнула выше, смелая, неподвластная хозяйке. А внутри, в самом сердце, было горячо, там дрожала натянутая струна, и Нимве почти могла слышать рожденный ею тонкий звук — и Мафхор, наверное, тоже услышал, потому что наклонился и коснулся губами ее губ. Нимве закрыла глаза, ощущая, как мир плывет вокруг, волной обтекает их двоих, ставших монолитом. Она чувствовала его теплые губы, руки, мягко, но так сильно обхватившие ее. Нимве запустила пальцы в его волосы, густые, упруго-шелковистые, прижалась к нему всем телом — и перестала думать, потеряла чувство времени, растворившись в жаре, который истекал из сердца.

Когда они воротились в лагерь, солнце сильно перевалило за полдень.

По просьбе Нимве они разделились, чтобы их не увидали вместе. Она появилась на стоянке первая и застала спутников за обедом. Не обращая внимания на вопросительные взгляды, села возле Чика, молча взяла миску, молча зачерпнула похлебки…

Мафхор пришел через четверть часа, с невозмутимым видом бросил под дерево котомку. Нимве налила ему похлебки, подала чашку, а он и бровью не повел. Принялся за еду, будто не замечая ее взгляда. Нимве уже ругала себя за легкомыслие, за то, что дала себе волю. Кто же поймет этого Мафхора? Может, он раскаялся, что обнимался со мной, будто мальчишка. Он вон какой… Наверняка у него было полно женщин, и уж, конечно, не мне чета. Зачем ему деревенщина? С деревенщиной, ясное дело, у такого, как он, разговор один: в стог или на сеновал — и прощай, красавица. Я идиотка, думала Нимве. Идиотка. И надо же мне было…

Когда закончили обедать, Нимве в сопровождении Чика отправилась на берег мыть посуду.

У реки юноша, рассыпав ложки, начал оттирать их песком, а Нимве подоткнула юбку, зашла в воду и ополоснула котелок.

— Ну, и что ты думаешь? — неожиданно промолвил Чик.

— О чем? — Нимве выпрямилась.

— Да ладно, я все знаю. Он уж мне сказал, — Чик махнул рукой в пространство.

Нимве ощутила, как краска заливает лицо.

— Эх, и трепло, — пробормотала она. — А еще мужик.

— Он уже, похоже, женатиком себя считает, — Чик усмехнулся. — Довольный такой нынче явился, будто ты ему слово дала.

Скотина, пронеслось у Нимве в голове. Она наклонилась над водой и принялась с ожесточением драить котелок.

— Так чего ты решила-то? — подал голос Чик.

— Не знаю.

— Могу я чего-то сказать?

— Ну, скажи…

— В общем, так: дурой будешь, сестрица, если замуж за него пойдешь.

От неожиданности Нимве едва не упустила котелок. Снова распрямившись, уставилась на юношу. Тот смотрел серьезно, без улыбки.

— Почему? — спросила Нимве.

— Да потому что. — Чик пожал плечами. — Ну, какая у тебя жизнь с ним будет? Что у вас общего? Он же вечно тебя будет попрекать за то, какая ты. Да и грубый он, бесцеремонный мужик, чего там говорить, я его сколько лет знаю. К тому же… — Чик помолчал, а потом продолжил:

— Тебе ведь Мафхор нравится.

— Откуда ты… — изумившись, пробормотала Нимве. — С чего ты взял?

— Да с того и взял. Я же рассказывал, что я единственный сын в семье, остальные девки. А ты щас на мою старшую сестру похожа, аккурат когда она со своим мужем познакомилась. Тоже все глядели друг на друга, наглядеться не могли!

— О чем ты, Чик?

— Ой, ну, только не говори, будто он тебе не нравится. Я же не слепой, и не тупой тоже.

Нимве стояла, уронив руки, не замечая воды, обтекающей колени, и насквозь промокшей юбки, облепившей бедра.

— Так не нравится он тебе, а? — лукаво осведомился Чик.

— Нравится, — упавшим голосом созналась Нимве. — Да толку что от этого…

— Ну, не знаю. По-моему, он тоже на тебя запал. Но он дикий какой-то, вот и…

— Да не дикий он. Просто он же аристократ, а я… А я-то кто? Ну, переспит он со мной разок, — Нимве осеклась, с силой укусила себя за палец. Чик молча смотрел на нее.

— Замуж он меня не позовет, Чик, — сказала Нимве. — Понимаешь? А Ларра позвал.

— И ты пойдешь?

— Пока не знаю.

— Поверь моему слову: не ходи за него. Жалеть будешь. Он тебе всю душу вымотает. Не пара он тебе! Не ходи за него, Ним. Я хоть и не настоящий тебе брат, а все вроде брата! Ну… ну, хочешь, когда воротимся, я сам тебе мужа найду? Или вон вообще…

— Что — вообще?

— Да я подумал… Если ты так уж хочешь замуж, так выходи вон хоть за меня.

— Чик, перестань! Ты что?

— Да я не в этом смысле! То-есть, я хотел сказать… Ну, в общем… — юноша, кажется, и сам смутился от своих слов, потому что вдруг умолк. Нимве выбралась на берег, подсела к нему, обняла и поцеловала в щеку.

— Ну, что ты выдумываешь, а? — спросила она. — Что за глупости?

— Почему глупости? Я чего, кривой какой-то, или…

— И ты туда же, прямо как Ларра. Причем тут — кривой, не кривой? С какого перепугу ты на мне жениться собрался? Только не сочиняй, будто влюбился.

— Нет… То-есть… Мы же с тобой друзья, а некоторые и без этого женятся.

— Ладно. Вот послушай. — Нимве заглянула ему в лицо. — Да не дуйся ты, послушай. Первое: тебе семнадцать лет только.

— Скоро восемнадцать будет.

— Хорошо. Скоро восемнадцать. А мне осенью уже двадцать исполняется. Старая я для тебя, Чик.

— Ничего ты не старая!

— Погоди, это еще не все. Ты мне вот именно как брат. Так что выйти за тебя я никак не могу. Это как кровосмешение, понимаешь?

Чик вскинул голову.

— Я именно так это ощущаю, — проговорила Нимве. — А еще… Подумай о своих родителях. Уж наверняка не такой жены они хотели для единственного сына. Не старую ведьму мечтали за него отдать!

— Какую такую старую ведьму? Это ты, что ли, старая ведьма?!

— Тише, тише, я только хочу сказать, что не собираюсь портить тебе жизнь. Потому что ты лучшего достоин. Вот вернемся, закончишь службу, поедешь путешествовать. Повзрослеешь. Мужчиной станешь. Потом встретишь девушку, которую по-настоящему полюбишь, и женишься не из жалости, не для того, чтобы кого-то выручить, а по любви, Чик. По любви. А теперь посмотри на меня. Пожалуйста.

Юноша с неохотой подчинился, и Нимве снова поцеловала его в щеку.

— И давай больше не будем об этом, ладно? — попросила она.

— Я помочь хотел.

— Я знаю. И спасибо тебе. Но — ты мне как брат, и пускай оно так и остается. Договорились?

Когда они вернулись с реки, день клонился к закату. Пока Нимве поила раненого отваром, совсем стемнело.

Пару часов путники еще сидели около огня, лениво перебрасываясь словами, занимаясь кто чем: Ларра чистил ружья, Чик чинил седло, а принцы, в отдалении друг от друга, делали вид, будто полируют мечи. Мафхор ничего не делал, замер, прислонившись к дереву, обхватив руками колени, и смотрел в огонь. Нимве, штопая одежду, украдкой наблюдала за ним, но он на нее ни разу не взглянул.

Спать легли, когда луна уже стояла высоко на ясном небе.

Нимве приснилось, будто она идет по широкому лугу, усыпанному цветами, и будто с ней огромный вороной конь и большой, сильный белый пес с короткими ушами. Утопая по пояс в травах, как в реке, Нимве шагала вперед, пока не увидела впереди невысокий бугорок: холм не холм, просто выпуклость на ровном поле. И словно холодом дохнуло на нее. Ясное небо затянулось пеленой тумана, и цветы увяли, обратились в пепел.

Подбежав поближе, белый пес заглянул в лицо. "Не ходи," — сказали его внимательные золотисто-карие глаза, — "Не ходи, не надо!" Но, словно в бреду, Нимве двинулась вперед.

Он возник из-за бугра, как клуб темного дыма. Заревел, поднявшись на дыбы. Распахнул огненную пасть, обнажил длинные клыки, белые, как снег зимой, взмахнул кинжалами-когтями…

Медведь. Огромный медведь размером с холм.

Смерть.

— Бегите! — закричала она. — Бегите!

Но звери, что были с ней, не убежали.

Конь и пес кинулись вперед, заслонив ее собой: белая и черная молнии. Они вонзились, ударили в медведя, и тот зарычал, вздымаясь, как скала.

А потом он обрушился на землю со своей страшной высоты. С бешеной силой ударил лапой пса. Отчаянный крик разорвал Нимве сердце. Глаза увидали комок белой плоти, вмятый в землю, шлейф красных капель, будто кто-то рассыпал ягоды брусники.

Вороной жеребец оскалился — и навстречу ему оскалился медведь. На мгновение, длинное как жизнь, оба замерли, а потом сшиблись так, что захрустели кости.

Но медведь был больше и сильнее. Клыки, похожие на сабли, вонзились в жеребца. Дикий вопль. Хищник мотнул головой. Принялся трепать и рвать добычу, раздирая на куски. Кровь, кровь, повсюду кровь, на траве, на белом платье Нимве, на руках… Нимве увидала глаза коня, закатившиеся в предсмертной муке.

Черные, такие знакомые глаза, в которых умирали золотые искры.

Она очнулась с отчаянным криком. Села, чувствуя соль и влагу на губах. Задыхаясь, приходя в себя, повела вокруг взглядом.

Тишина. Мерцание костра. Далекий крик лягушек. Я должна ему рассказать. Я должна ему…

— Ним, ты чего? — позвал знакомый голос. Теплые руки коснулись плеч. Нимве дернулась, но человек обхватил сильнее. Лицо Чика придвинулось очень близко.

— Ну, чего ты, а? — тихо спросил он. — Это сон. Только сон. Ложись. Ложись же. Вот так. Я с тобой. Ты спи. Спи, Ним, все будет хорошо.

 

Глава 4

Едва проснувшись утром, она сразу вспомнила про сон.

Лагерь был пуст. Кроме Нимве и барона, спавшего под дубом, на лежанке, поблизости никого не оказалось.

Пока Нимве расчесывала волосы, обрывки ночного кошмара стояли перед глазами. Она видела медведя, брызжущую кровь, отчетливо ощущала невообразимый ужас потери, когда чудище убивало зверей на поляне. Я должна рассказать Мафхору, думала она, разбирая спутанные пряди. Это слишком похоже на мои вещие сны. А если это снова…

Первым на стоянке появился Ларра. Скинув у костра груду хвороста, воткнув топор в чурбак, подошел и остановился рядом.

— Привет, лисичка, — молвил он. — Как дела?

Покосившись, Нимве опустила гребень. Миг — и Ларра сел, прижавшись к ней, и обнял за плечи.

— Ты сбесился, что ли, — Нимве попыталась вырваться. — Оставь меня.

— Барона разбудишь, — Ларра сильнее привлек ее к себе. — У, сердитая какая… Чего мой лисенок сердится?

— Я уже сказала, я пока не твоя. Отстань же!

Барон Грид, завозившись, приподнял голову, но Ларру это ничуть не обескуражило.

— Ну, ты подумала? — жарким дыханием обдавая Нимве щеку, спросил парень. — Ты уже подумала?

— Перестань, барон же смотрит…

— А пускай смотрит. Я чего, собственную невесту приголубить не могу?

— С каких пор я твоя невеста? Мы еще ни о чем не сговорились. Убери руки, прошу тебя…

От реки, из-за деревьев, послышался шум: будто двое спорили. Через несколько секунд на берегу появились принцы.

Ларра отодвинулся, и Нимве проворно вскочила.

— Хватит, Сэт, я уже сказал! — запальчиво воскликнул Инис, идущий впереди.

— Да подумай головой, — ответил брат. — Ведь это же ясно.

— Не понимаю, что тебе ясно!

— Потому что не хочешь понимать!

Принцы остановились у костра, не обращая внимания на остальных.

— Очень глупо с твоей стороны, — выговорил Сэтнар. — Глупо и безответственно. Стране нужен сильный король.

— Это ты, что ли, сильный?

— Именно так, — не моргнув глазом, ответил Сэтнар. — В любом случае посильней тебя.

— В любом случае, стране не нужна самодовольная скотина, — фыркнул Инис. — Причем такая ярко выраженная!

— Полемика с тобой ни к чему не приводит. Доводы разума тебе чужды. Как это на тебя похоже!

— Да у тебя весь разум на кончике змеиного жала, которое ты зовешь языком! — Инис оттолкнул брата. Тот, не оставшись в долгу, толкнул в ответ. Близнецы схватили друг друга за рубахи на груди.

Они бы, конечно, подрались, если бы не Ларра. Он разнял их, будто щенят, отшвырнул в стороны.

— Опять ты лезешь?! — заорал Инис. — Я тебе приказывал…

— А вы бы заткнулись, ваша милость! — рявкнул Ларра, стоя между ними, уперев руки в бока. — Развели тут балаган на ярмарке, глядеть тошно!

— А кто тебя заставляет глядеть? — надменно молвил Сэтнар. — В любом случае, это не твоего ума…

— Чего вы там все про ум талдычите, ваша милость? — обернулся к нему Ларра. — Ум да ум — а сами великого ума пока не показали. Петушки в курятнике, одно слово!

— Я тебе дам пощечину, если не замолчишь! — вспыхнул Сэтнар.

— Да-а? — Ларра ухмыльнулся, и это вышло похоже на гримасу ярости. — А я вот возьму ремень да выпорю обоих! И будет тогда вам воспитанье! А потом пойду, отрою этот чертов меч да разобью топором к ядренее фене! А остатки в реку выброшу, и вся недолга!

— Я прикажу тебя четвертовать, когда домой вернемся! — заорал Сэтнар, побледнев. — Хам деревенский!

— Спасибо, ваша милость, — Ларра низко, в пояс, поклонился. — На все ваша воля. А только меня вас охранять послали, а не проклятую железку, и я свой долг исполню, хоть секите меня потом, иль голову рубите с плеч! Я сдохну, а долг исполню — а вам, ваши милости, после перед Творцом да перед совестью своей ответ держать придется. Уж простите, что не дал вам друг дружку изувечить, а только и впредь не дам, да и дело с концом!

— Хамло, — дернув плечом, Сэтнар отошел, сел под высокий дуб, что рос на гребне берега. Инис, повесив голову, опустился на бревно, спиной к костру.

Пока Нимве собирала разбросанные вещи, появился Чик с котелком, наполненным водой.

— Принцы опять лаялись? — тихо спросил он, подойдя. Нимве кивнула.

— Вот черт, — буркнул юноша.

— Ты Мафхора не видел? — Нимве вскинула голову.

— Не-а...

Нимве отвернулась. Он, наверное, пожалел о вчерашнем, в отчаянии подумала она. Но это неважно. Сейчас это неважно! Я все равно должна ему…

Мафхор появился со стороны реки, словно в ответ на мысли Нимве. С мокрыми волосами, в рубахе навыпуск, босой, подошел к костру и бросил на траву двух большущих рыбин, насаженных за жабры на листья камыша.

— Ух, ты, — Чик коршуном кинулся к добыче. — Какие здоровые, Ним, гляди!

Но Нимве, кусая губы, смотрела только на Мафхора. Он встретил ее взгляд. То ли ей почудилось, то ли в глазах действительно возникло вопросительное выражение. Однако он ничего не сказал, отошел и занялся своим.

Нужно было готовить еду, а у Нимве все из рук валилось. Чик отправился на реку чистить рыбу, на стоянке воцарилась тишина. Нимве следила за Мафхором, не представляя, как же отозвать его в сторону, чтобы поговорить. Все внезапно сделалось таким сложным…

Ларра заметил ее взгляды и теперь сидел чернее тучи, колол топором щепки с такой злобой, точно не поленья были перед ним, а руки или ноги Мафхора.

— Интересно, где теперь герцог? — сказал вдруг барон Грид. Все посмотрели на него. Он продолжил:

— Сколько мы уже здесь? — голос звучал тихо и слабо. — Из-за меня он нас…

— Ехать верхом вам пока нельзя, — отозвалась Нимве.

— Но я в порядке, — возразил юноша.

— Вы только недавно сознание теряли, — возразила Нимве. — О чем тут говорить.

Сказала — и подумала: действительно, о чем? Ехать все равно придется, удирать со всех ног. Потому что этот сон…

В памяти тут же всплыли умирающие глаза черного коня, золотые искры в них, такие знакомые… такие…

— Мафхор! — Нимве резко встала. Маг обернулся, и она произнесла:

— Нужно поговорить.

Без лишних вопросов он направился к кромке леса, а Нимве — следом.

— Куда это ты собралась? — полетел в спину окрик Ларры. Обернувшись, она ответила:

— Я тебе не жена, Ларра. И это мое дело, куда и с кем я иду.

Ларра сощурился:

— Ой, гляди, девка, пробросаешься, пожалеешь ведь!

—Там увидим.

Мафхор ждал на опушке. Нимве увлекла его за собой, под невысокое молодое деревце, чтобы хоть немного спрятаться от взглядов спутников. Некоторое время они молчали, Нимве стояла, опустив глаза. Наконец Мафхор спросил:

— Что случилось?

— Не знаю, — Нимве вскинула взгляд. — Но я должна тебе что-то рассказать. Я опять… опять видела…

И она пересказала свой сон, про медведя и зверей, которых тот разорвал на поляне. Она замечала, как меняется лицо мага, сдвигаются брови, появляется то замкнуто-сосредоточенное выражение, которое раньше так выводило ее из себя.

Когда она закончила, Мафхор долго молчал.

— Тебе кажется, это… — сказала Нимве. — Это снова такой сон?

Мафхор согласно нагнул голову.

— Это герцог, — прошептала Нимве. — Он за нами гонится. Он убьет тебя. Он же убьет тебя! Этот черный конь в моем сне — ведь это был ты.

— Я понял, — без улыбки отозвался маг.

— Я боюсь, — Нимве схватила его за руку. — Ужасно боюсь! Не хочу, чтобы тебя…

— Тише, — он легонько сжал ее пальцы. — Не плачь.

— Мы должны бежать. Немедленно! Нужно сказать остальным, чтобы собирались.

— Ты права. Лучше уехать.

— Он нас всех убьет, — вздрагивая, пробормотала Нимве. — И принцев тоже. На этот раз и их тоже. Ведь так? Ведь так, да?!

— Ш-ш-ш… Послушай меня, Ним. У нас еще есть время. Мы еще сможем…

Он внезапно смолк. Нимве показалось, будто он прислушивается, и она замерла, вцепившись в его руку.

А потом он вдруг толкнул ее на землю. Она даже не успела вскрикнуть, упала в высокую траву и лишь увидела, как Мафхор поворачивается к ней спиной, как вскидывает руки…

Грохот. Звук удара палкой по сырой глине. Мафхор дернулся и замер. Снова грохот, такой, что заложило уши. Эхо пошло гулять под кронами, закричали птицы, заржали лошади. Будто во сне, Мафхор начал валиться навзничь, а Нимве, оказавшись на ногах, попыталась удержать его, но тщетно. Он рухнул на нее, придавив всей тяжестью. Нимве закричала. Что-то теплое струилось по рукам. Подняв голову, она увидала кровь, целое море крови. Глаза Мафхора закатились, из-под приоткрытых век страшно глянули белки.

На опушке леса возникли темные фигуры. С ружьями в руках, в шлемах и кольчугах, люди окружили Нимве. Кто-то оторвал от нее мага, отшвырнул прочь. Кто-то схватил Нимве и поволок к стоянке, где уже сновала целая свора чужаков.

* * * * * * *

Принцы и Ларра оказались неподалеку от костра, на коленях, со связанными руками, под присмотром вооруженных людей. Увидев Нимве, спутники вскинулись, Ларра что-то крикнул… Им не дали встать, один из сторожей ударил Ларру прикладом в спину.

— Отлично, отлично, — знакомый, ненавистный, протяжный голос заставил Нимве содрогнуться. — Вся компания в сборе.

Он вышел к костру, снял шлем, обнажив короткие волосы, тронутые сединой. Повернулся, оглядел пленников. Под его пронзительным взглядом Нимве сжалась.

— Вам от меня не уйти, — сказал герцог. — Надеюсь, вы наконец-то это поняли.

Среди его людей раздался шум. Двое втащили в круг окровавленное тело, швырнули около костра.

Мафхор.

Железная ладонь сдавила Нимве горло. Ее так затрясло, что, не держи герцогские наемники, она бы упала.

Весь залитый кровью, Мафхор походил на труп. Герцог подошел и потыкал его носком сапога.

— Живой? — спросил он у кого-то.

— Куда там, — самодовольно отозвался тот. — Готов! Прямо в сердце.

Нимве низко опустила голову. Слезы потекли, закапали на одежду, но она не могла пошевелиться, чтобы вытереть лицо.

— Надо было сразу его прикончить, — промолвил герцог. — И без него бы обошлись. А без тебя тем более, дрянь!

Он ударил Нимве по щеке. Ахнув, она попыталась откачнуться, но не сумела. Схватив за волосы, герцог с силой отогнул ее голову назад.

— Ну, что, тварь? — процедил Окдейн. — Набегалась? И ведь живучая же, стерва.

— Проклятый бастард… — прохрипел Сэтнар. — Оставь ее в покое! С женщинами воюешь? Наконец-то нашел себе ровню, гад!

Герцог обернулся:

— Полагаете, я гад, ваше высочество? Ошибаетесь. Про настоящих гадов вам еще предстоит узнать. Подите-ка сюда, сударь!

Из группы наемников выступил невысокий худощавый человек. Сняв шлем, оказался мужчиной средних лет, средней наружности, такого не сразу и запомнишь. С невозмутимым выражением лица он поклонился принцам.

— Ну? — осведомился герцог. — Узнаёте, ваши высочества?

Ответом было молчание.

— Похоже, придется вам представиться, маркиз, — заметил герцог.

— Помилуйте, ваше высочество, принц Сэтнар, — промолвил тот, кого назвали маркизом. — Уж вы-то меня знаете. Мы встречались, и неоднократно.

Принц, хоть и стоял на коленях, сверху вниз посмотрел на чужака и холодно ответил:

— И что же, теперь я обязан броситься вам на шею?

— Откуда ты его знаешь, Сэт? — спросил Инис. — Кто это?

— Видите ли, ваше высочество, — объяснил маркиз, — я имею честь состоять на службе в тайном сыске вашей матушки.

— Ну, ну, маркиз, — вмешался герцог, — не скромничайте. Ведь вы и есть глава этого самого сыска.

Коротко поклонившись, маркиз ответил:

— Именно так, ваше сиятельство.

— Два паяца, — заметил Сэтнар, — проходимец и бастард. Прекрасная вышла парочка.

— Погодите, ваше высочество, — отозвался Окдейн, — представление только начинается. Так, — обернулся он к своим, — принцев сюда. Остальных привяжите к дереву. Нет, кроме этой. С этой мы сейчас потолкуем.

Ларру и барона Грида отволокли к огромному дубу на стоянке. Принцам накинули на шеи веревки и стянули руки за спиной.

— Эту сюда, — велел герцог.

Нимве подтащили к дереву, где сидели Ларра и барон. На толстые, низко свисающие ветви набросили веревку, вздернули Нимве за запястья, так, что она могла касаться земли только пальцами ног.

— Дядя… — взмолился Инис. — Не надо, она ни при чем! Прошу тебя…

— Это она-то ни при чем? — ответил герцог. — Ошибаетесь. Еще как при чем. Верно, дрянь?

Он принялся натягивать перчатки, не сводя с Нимве глаз. Вод его ледяным взглядом она оцепенела.

Потом, шагнув вперед, Окдейн схватил ее за подбородок.

— Умная, да? — ощерившись, бросил он. — Всех обхитрила?

Он хлопнул ее по щеке, и Нимве вздрогнула. Рука герцога коснулась ее шеи. Спустилась ниже, внезапно и резко дернула за ворот. Затрещала ткань.

— Ну, ничего, — с тихой яростью промолвил герцог, — ничего. Теперь уж ты никуда не убежишь. Помнишь, что я тебе обещал? Или уже забыла? Так я напомню!

Он рванул ворот с такой злобой, что даже его люди, стоявшие поблизости, отступили. Ткань поползла, обнажая Нимве грудь. Принцы что-то кричали, но герцог не обращал внимания. Впившись взглядом в лицо Нимве, он, будто пес, терзал ее одежду.

Краем глаза Нимве уловила движение. Со стороны берега метнулась пригнувшаяся фигура, в руке блеснул нож. Человек выпрямился, и, увидав его расширенные темные глаза, Нимве дико завопила:

— Нет, Чик, нет! Не надо!!! Беги отсюда!!!

Но он не послушался, да и было поздно. Наемник герцога сделал быстрое движение — и юноша, изогнувшись, рухнул навзничь. Попытался подняться, шаря руками по траве, но снова упал и остался лежать, не шевелясь. Нимве заплакала. Герцог произнес:

— Кажется, это твой знаменитый братец? Как же я про него забыл… Ну, да дьявол с ним. Продолжим.

Он снова рванул на Нимве одежду, и не успокоился, пока не обнажил ее всю.

— Дай-ка хлыст, — велел он кому-то, протягивая руку. Отступил. Смерил Нимве колючим взглядом. Чувствуя, как стыд жаркой волной заливает лицо и шею, она зажмурила глаза.

— Мои люди, — сказал Окдейн, — будут рады познакомиться с тобой. Для холопки ты очень даже ничего. Но прежде…

Обжигающий удар полоснул ей грудь. Нимве дернулась, вскрикнула, не в силах удержаться.

— Что, приятно? Нравится? Уж я тебя приласкаю… Вот тебе еще.

Снова удар, и жгучая боль. Нимве кусала губы, чтобы не кричать. Услыхала, как рычит Ларра. Услыхала вопль Сэтнара:

— Ты подонок! Подонок! Бастард вонючий! Чтоб ты сдох!!!

Герцог не ответил. Расчетливо, наотмашь, продолжал хлестать свою жертву, пока она, обезумев от боли, не принялась безостановочно кричать, запрокидывая голову после каждого удара.

А потом вдруг это прекратилось. С трудом втянув воздух, Нимве открыла глаза. Сквозь слезы увидала, как герцог швырнул перчатки на траву. Повернулся к принцам и сказал:

— Надеюсь, вы довольны.

— Надеюсь, ты будешь гореть в аду, — с ненавистью отозвался Сэтнар. — Грязный пес!

— Похвально, что вы так любите боль, ваше высочество, — парировал герцог. — Только вряд ли вы на самом деле знаете, что это такое. Сейчас я вас познакомлю с болью.

— Мы твоих пыток не боимся! — крикнул Инис. — Отпусти девушку!

— А кто упоминал про пытки? — герцог поднял бровь. — Хотя… возможно, вы правы. Пытки действительно бывают разные. Взять хотя бы меня. Знаете, какая это пытка: быть старшим сыном короля — и смиренно наблюдать, как два избалованных, бездарных сыночка делят престол. А все почему? Потому что, видите ли, его величество не был женат на моей матери! — он сломал рукоятку хлыста, отшвырнул обломки в стороны.

— Ну, да вам не понять, — прежним ледяным тоном добавил Окдейн. — Да и теперь это неважно. Просто, когда ваша мать любезно сообщила, что затевает ваш папаша, я решил этим воспользоваться. Кстати, о его плане разве что глухой да тупой не знали, — герцог усмехнулся. — Уж так-то ваша матушка убивалась, так плакала… Как же, Мафхор, мол, обидит ее дорогого сыночка. Естественно, я решил этим воспользоваться, а кто бы не воспользовался? Стране нужен сильный король, а не какая-то баба с ее молокососами. Так я подумал, видите ли… по крайней мере, тогда.

— Зря стараешься, дядюшка, — отозвался Инис. — Мы обо всем и без тебя догадались. Не трать время.

— Это, конечно, он вас просветил, — герцог с силой пнул Мафхора в бедро. Окровавленное тело безжизненно колыхнулось. — Зря я его сразу не убил. Но ведь я собирался его использовать. Будто он да вот эта дрянь, которую, кстати, подослала королева, похитили вас, чтобы требовать выкупа с родителей. Этот тип, — он снова толкнул сапогом тело Мафхора, — написал бы письмо. Ваш отец знает его почерк, вот в чем дело.

— Что за бред, ваша светлость, — отозвался Сэтнар. — Мать бы тут же послала войска. Неужели вы считаете, что она стала бы торговаться с…

— Браво, браво, — герцог легонько похлопал ладонью о ладонь. — Конечно же, она бы послала войска. И они бы встретились с моими войсками. А вы видели, что за места в графстве Атланском. Мы бы разбили их наголову. А потом бы двинулись на столицу. Уверяю вас, мы бы захватили Сафирну меньше, чем за месяц. Остальное — дело техники, соратники у меня имеются не только среди провинциальных дворян.

— Это с двумя-то сотнями вояк вы собирались захватить Сафирну? — Сэтнар принужденно усмехнулся. — Не смешите, сударь.

— С двумястами, говорите? — герцог обернулся к Нимве, и она съежилась, перестав дышать. — Это ты им сказала? Ну, да, припоминаю. Что вы, принц. Обижаете. Двести человек со мной было только в замке. Я же не в одиночку затеял государственный переворот. В общем, у нас войско… ну, тысяч пять имеется. А по пути бы еще прибавилось. Победитель очень быстро обрастает союзниками. — Герцог снова усмехнулся.

Принцы молча переглянулись.

— Ну, как, удалось мне вас удивить? — осведомился герцог.

— Зачем ты нам все это рассказываешь, дядя? — спросил Инис. — Чтобы поиздеваться? Ты ведь все равно собираешься нас убить, разве нет?

— Умереть всегда успеете. Сначала послушайте вот это. Прошу, маркиз.

Начальник тайного сыска ступил вперед.

— С чего начать? — спросил он герцога.

— Ну, с начала и начните.

— С начала… гм… Хорошо. Так вот. Как-то раз вызывает меня Ее величество, — легкий поклон в сторону принцев, — и говорит, что у нее есть для меня поручение особой важности. Велит отобрать нескольких самых верных людей. Рассказывает о планах своего мужа, о том, как он решил разыграть ваше похищение, ваши высочества, чтобы потом вас разделить. И что Мафхор должен организовать якобы побег его высочеству принцу Инису, а его высочество принц Сэтнар останется с капитаном Экеном, который и будет удерживать его как можно дольше.

— Дядя, что за цирк, — устало бросил Сэтнар. — Все это мы давно знаем. Может, прекратишь уже…

— А ты слушай, племянник, и не перебивай. Я тоже думал, будто все знаю, пока не повстречал этого достойного господина. Продолжайте, маркиз.

— Благодарю, ваша светлость. На чем я остановился? Ах, да. На Мафхоре. Видите ли, ваши высочества, ваша матушка послала меня, своего покорного слугу, чтобы я и мои люди устранили Мафхора любым путем. Как можно раньше. Желательно было вообще, чтобы он не доехал до усадьбы. В Виранго мой человечек пытался его отравить, и, если бы не эта молодая особа, — он кивнул на Нимве, — ему бы это скорее всего удалось. Но у нас и на ферме, среди людей Экена, был агент. На всякий, так сказать, случай.

— Убив Мафхора, вы бы сломали мне весь план, — заметил герцог.

— Ну, я же не знал… К тому же, у вас под рукой теперь есть этот актеришка, его двойник, и графская дочка. Так вот. Мы собирались убрать Мафхора, да только он оказался ловчее. Еще в лесу, по дороге, он сумел устранить моих людей, ну, а третий погиб в усадьбе. Жалко, конечно, толковый был человечишка.

— Весьма занимательная история, — перебил Инис, — но непонятно, зачем вы ее рассказываете. Мы и без того поняли, что вы, господин маркиз, низкий человек.

— Ну, зачем же так, ваше высочество, — возразил начальник сыска. — Похоже, вы прослушали начало. Я же сказал: всё было сделано по приказу королевы.

— Да что было сделано-то? — выговорил Сэтнар. — Вы что, пытаетесь сказать, будто мама решила поступить так же, как отец? Что она хотела убрать Иниса с моей дороги?

Герцог усмехнулся:

— Вот именно. Убрать. Насовсем.

Сэтнар выпрямился:

— Ты ври, да не завирайся, бастард!

— Нет, ваше высочество, вы не правы, — вмешался начальник сыска. — Это не ложь, а истинная правда. Дело в том, что Ее величество королева велела нам убить Его высочество принца Иниса.

Повисла тишина.

— Да вы… — еле слышно выдавил Сэтнар. — Вы… Это ложь! Это наглая ложь!

Принц рванулся, попытался встать, но стражи удержали его на месте.

— Отнюдь, ваше высочество, — вынув из-под рубахи, начальник сыска показал ему золотой перстень на цепочке. — Вот перстень с ее печатью. Это чтобы мне в пути не чинили… гм… помех.

— Ты лжец! — заорал Сэтнар. — Грязный лжец!

— А по-моему, — не повышая голоса, сказал герцог, — ты должен гордиться своей матерью. У нее все-таки государственный ум. И она прекрасно понимает, что нельзя оставлять в живых сразу двух возможных претендентов на престол. Вернее, трех. Поэтому одним ударом решила устранить Иниса — и меня. Чтобы освободить путь тебе, Сэтнар. И уберечь страну от катастрофы.

Стоя на коленях, принц исподлобья смотрел на герцога, и в глазах была такая ярость, что, обладай взгляд материальной силой, он испепелил бы недруга дотла.

Герцог поднял бровь и усмехнулся.

— Вижу, ты злишься, — молвил он. — А я вот просто восхищен. Надо же, какая стерва, Владыки… Не зря у нас с ней общая кровь. Послушай только, что она задумала, какой блестящий план. Я сам не сумел бы выдумать лучше.

И, смакуя каждое слово, герцог рассказал, что однажды королева, его единокровная сестра, прислала письмо, где умоляла приехать. Что, приехав, он застал ее в слезах. Она поведала ему про планы мужа. Принялась умолять о помощи. Что, мол, у него, у герцога, много связей — может, он найдет кого-то, кто сможет помешать Мафхору, поедет за принцами, проследит… И герцог решил, что это ему на руку. Что, воспользовавшись слабостью королевы, он сумеет повернуть все так, будто это она подослала ведьму, которая сообща с Мафхором похитила принцев: ведь просто украсть наследников престола недостаточно. Нужно еще найти способы убрать с дороги их родителей.

И герцог начал искать. Узнал, что у графини Ваинарской есть ведьма-лекарша из деревни. Рассмотрел попутно еще пару кандидатур, но одной из них был парень без родни, и надавить на такого было сложно, а другая… Другая внезапно вышла замуж.

Потому осталась только Нимве.

Герцог написал графине Ваинарской. Приехал к ней. Уговорами и угрозами заставил заманить Нимве на встречу. И все это время считал, будто очень умен. Будто всех перехитрил, и главное — королеву.

А потом, уже после катастрофы в замке Атлана, к нему явился начальник тайного сыска. И когда новый гость поведал герцогу о своем задании, Окдейн, сложив условия задачи, внезапно понял всё.

Понял, как был слеп. Что королева продумала каждый шаг с самого начала. Что не только Инис был мишенью: мишенью был и он сам. Ведь это он отправил графине Ваинарской письма, написанные собственной рукой. Это он подослал ведьму к наследникам. Выходит, он сам и нанял ведьму, которая должна была похитить принца Иниса. Потому что начальник сыска, поняв, что его собственная миссия провалилась, и теперь не сносить ему головы, ничего не скрыл от нового господина. От него герцог узнал, что, разделив принцев, люди королевы вместе с Инисом украли бы и Нимве. И ведьма, "похитившая" принца, повезла бы его в одно из дальних имений Окдейна. А там, неподалеку от замка, надежные люди уже соорудили убежище, где собирались держать пленников. Да и везти Нимве с принцем должны были так, чтобы их увидело как можно больше народу в соседних деревнях.

А потом бы Иниса убили и оставили труп в тайнике на земле герцога Окдейна. А начальник сыска "искал" бы проклятую ведьму-изменницу, подосланную незаконнорожденным сыном короля, пока не "нашел" бы и ее, и останки принца.

— И мне бы пришел конец. Блестяще, — закончил герцог свой рассказ.

Инис замер, опустив голову, по лицу текли слезы. Сэтнар дышал тяжело, как после быстрого бега, и губы вздрагивали.

Герцог открыл рот, собираясь сказать что-то еще, но его опередил начальник тайного сыска.

— А все-таки, — молвил он с кривой ухмылкой, — все-таки я не перестаю восхищаться нашей королевой. Какая мудрая, дальновидная государыня!

И, во мгновенье ока выхватив кинжал, он бросился на герцога Окдейна.

Блеснула сталь. Молниеносное движение рукой… Лента алой крови перечеркнула воздух, и герцог, хрипя, повалился наземь с перерезанным горлом.

— Теперь Ее величество будет мной довольна, — все с той же ухмылкой, примерзшей к лицу, сказал маркиз.

Мгновенье тишины.

Отмерев, люди герцога кинулись к убийце. Тот выхватил меч. Отнял у кого-то пистолет. Выпалил в лицо нападавшему.

Началась беспорядочная стрельба, возникла свалка, все орали и матерились. Вздрагивая, зажмурясь, Нимве чувствовала, как на обнаженное тело брызжут теплые капли, и знала: это кровь.

Через пару минут открыв глаза, она увидала на земле груду трупов. Над ними стояло окровавленное пугало в обличье человека — с мечом в руке, залитое кровью, на лице жутко сверкали глаза. Нимве не сразу узнала начальника тайного сыска.

Он медленно поднял меч, оскалил зубы в дикой ухмылке… Несколько человек бросились к лошадям, а другие вскинули ружья и прицелились.

Залп. Запах пороха. Свист пуль у самого лица. Вскрикнув, Нимве опять зажмурилась. Когда открыла глаза, маркиза на поляне не было. Он лежал, раскинув руки, поверх горы трупов. На лице была все та же жуткая ухмылка, умиравшая вместе с ним.

— Черт! Мать твою! Чего нам теперь делать, твою мать?! — крикнул кто-то из наемников.

— Сматываться! — ответили ему.

— А эти? С этими чего?

— Да перестрелять всех к едрене фене!

— Ты чего, это же принцы! Да и какое наше дело! Герцог-то сдох!

— Хватит языком трепать, поехали, быстро!

Шестеро оставшихся в живых начали проворно сдирать побрякушки с трупов, собирать оружие.

— Я девку захвачу, — один из них подбежал к Нимве, ведя в поводу лошадь. От него воняло порохом и кровью.

— Да брось ее, поехали!

Но он не послушался. Обрезав веревку, схватил Нимве и попытался втащить на седло. Придя в себя, она отчаянно рванулась. Ногтями раскроила ему щеку. Вцепилась зубами в шею у самого уха, сдавила что есть мочи…

— Сука!

Удар обрушился ей на голову. Яркий день померк, в ушах зазвенело. Краем сознания она поняла, что падает. Ударилась о землю и замерла, слушая ругань, вопли и удаляющийся стук копыт.

И — всё затихло.

 

Глава 5

Кто-то звал ее по имени. Открыв глаза, Нимве увидала около лица сломанные, затоптанные стебли травы странного цвета. Долго смотрела, прежде чем поняла, что это кровь.

Сознание воротилось мгновенно, будто кто-то зажег в мозгу яркую свечу. Зашевелившись, она с трудом села.

Рядом был человек. Нимве отшатнулась, вжимаясь в землю, заслонив ладонями лицо.

— Нимве! Ним, — сказал знакомый голос. — Это я, Инис. Развяжи нас! Нимве, слышишь?

Она снова приподнялась. В ушах шумело, и очень болела голова. Озираясь, будто сомнамбула, шаря по траве, она подняла окровавленный кинжал. Кое-как встав на четвереньки, подползла к принцу. Неловко орудуя связанными руками, разрезала веревки, стягивавшие запястья Иниса.

Силой забрав у нее кинжал, принц проговорил:

— Подожди. Дай мне.

Развязав ее, он отошел в сторону, но вернулся очень быстро. Закутал Нимве в плащ. Поднял на ноги.

Она стояла, пошатываясь. Повсюду на земле лежали окровавленные люди. Нимве узнала герцога. Его пустые, стеклянные глаза смотрели в небо, и в них застыло удивление. Кровь была на всем. На затоптанной траве. На руках и лицах. На лезвиях брошенных клинков.

Потом снова появился Инис. Что-то сказал, но Нимве не поняла ни слова. Принц осторожно взял ее за плечи, куда-то повел. Она покорно, тупо подчинялась, двигалась, будто кукла, — пока не наткнулась взглядом на распростертое, окровавленное тело. Голова лежащего была запрокинута, глаза закрыты… а кудрявая грива казалась черным облаком.

Нимве будто подтолкнули. Отчаянно вскрикнув, она бросилась к Мафхору, не обращая внимания на то, что плащ соскользнул и упал в траву.

Мафхор был весь залит кровью. Примятая трава вокруг потемнела, стебли липко поблескивали. Оцепенев, Нимве смотрела в его мертвое лицо. Хотела — и боялась коснуться, отчаянно боялась поверить, что его больше нет. Кто-то рядом что-то говорил, чьи-то руки снова набросили на плечи покрывало, но она пропустила все это, как ненужное, неважное теперь. Важен был лишь он, распростертый на земле, как безжизненная вещь.

Наконец, пересилив себя, она взяла его руку, безвольно-мягкую, и дрожащими пальцами принялась искать пульс. Искала долго, очень долго, но ничего не чувствовала, не ощущала биения крови. Темный ужас подступил к горлу, но она упрямо твердила себе: нет, ни за что. Ни за что! Не замечая слез, текущих по лицу, Нимве тормошила мага, хотя ее уже тянули прочь, вцепилась в него, ладонь скользнула на его шею, и пальцы нащупали сонную артерию.

Молчание. Ледяная пустота. А потом — тук… тук… тук… Слабое и редкое биенье. Нимве закричала, и такая дикая, первобытная радость была в этом вопле, что тот, кто пытался ее оттащить, внезапно отступил.

— Жив… ты жив… — она прижала голову мага к своей груди, обняла его, будто ребенка. — Слава тебе, Мать-Земля, Владычица…

— Не может быть, — пробормотал голос рядом. — Такого не бывает…

— Нет, Чик, лежи, не двигайся, — на краю сознания услыхала Нимве. — Погоди.

Чик! Нимве вскинулась, осторожно уложила Мафхора наземь. Встала, и Сэтнар поддержал ее под локоть.

Чик лежал, шаря руками по земле, глаза смотрели будто из-под воды. Нимве присела рядом. На одежде юноши темнели брызги крови, но, разорвав рубаху, Нимве не увидела никаких повреждений, даже царапин не было. Она с огромным облегчением перевела дыхание. Немного беспокоил отстраненный взгляд Чика, Нимве коснулась его волос… Так и есть, кровь.

— Они ему голову разбили, — пробурчал Ларра, не подымая глаз. Чик сделал движение, словно пытался приподняться. Нимве остановила, положив ладонь ему на грудь.

— Нет, милый, лежи, — она удивилась, до чего хрипло звучит голос. — Не надо. Подстели ему чего-нибудь под голову и накрой. И побудь с ним, — велела она Ларре. Тот не ответил.

Инис помог ей встать. Слегка кружилась голова, все время чудилось, будто она что-то позабыла. Это потому, что он меня ударил, подумала Нимве, это ничего. Может, небольшое сотрясение. Она тут же отмахнулась от этой мысли. Главное, все живы, и сейчас главное — Мафхор. Нужно, чтобы он…

— Ним, вот, возьми, оденься, — подошедший Сэтнар сунул ей охапку вещей. Она непонимающе посмотрела на него, скользнула взглядом по своим голым, исцарапанным рукам, увидела, что распахнутый плащ ничего не прикрывает… Лицу стало жарко, и Нимве судорожно прижала к груди одежду. Сэтнар, бледный до синевы, казался очень серьезным.

— Мы отвернемся, — сказал он. — Пошли, Инис. Давай.

Спрятавшись за толстым стволом дуба, Нимве кое-как оделась. Полубезумное состояние, что владело ей в первые минуты после случившегося, отпустило, и она начала ощущать боль, как от ожога. Багровые рубцы от плетки герцога сплошь покрывали бедра, живот и бока, полосы, сочащиеся кровью, пересекали грудь. Боль пронзала при каждом касании, но, стиснув зубы, Нимве осторожно натянула рубаху. Позже, сказала себе она. Займусь этим позже. Сейчас некогда. Иначе Мафхор умрет.

Принцы принесли воды, котомку, пару чистых рубах. С помощью близнецов Нимве раздела Мафхора.

В него попали три пули. Одна в грудь, одна в бедро, а третья сидела в правом плече, раздробив ключицу. На груди зияло отверстие, похожее на маленький кратер, пуля прошла очень близко от сердца. Нимве налила в чашку настойку чистотела, промыла Мафхору раны. Кровь еще текла, из небольшой дырочки на груди ритмично выплескивались вишневые струйки. Нимве знала: это плохо, очень плохо, значит, задеты легкие — но работала четко и сосредоточенно, только руки предательски вздрагивали.

Смочив в отваре, Нимве облепила его раны примочками. Выпрямилась, вытерла мокрый лоб.

Солнце, стоящее в зените, освещало вытоптанную поляну, трупы, разбросанные в побуревшей траве. Принцы с помощью Ларры начали стаскивать убитых прочь, на песчаную косу между берегом и лесом. Нимве глянула на Чика. Он, похоже, задремал, потому что лежал, не шевелясь, в тени густой дубовой кроны.

Кровотечение у Мафхора постепенно унималось. Нимве провела ладонью по его лбу. Губы мага посерели, у висков лежала синева. Ларра, проходивший мимо, покосился, присел возле Чика. Не растормошил бы его, подумала Нимве — и тут Ларра позвал:

— Нимве… Слушай, Ним…

— Не сейчас, Ларра.

— Да постой, послушай. Я не пойму…

— Что? — Нимве подняла голову.

— Он чего-то… Чик! Эй, Чик!

— Не тряси его, ты чего?

— Да он не дышит!

Нимве замерла. Потом, сорвавшись с места, бросилась к парням.

Первое, что ее поразило — белое, как мел, лицо Чика. Голова, откинутая вправо… Темные волосы, прилипшие ко лбу. Нимве нащупала его сонную артерию.

Ни малейшего биения. Никакого движения, ничего. Нимве дернулась, приникла к его груди, там, где сердце, но сердце молчало. Кожа была мягкой и податливой, и еще теплой, но за живой на вид оболочкой жизни не было. Жизнь ушла.

— Нет, — сказала Нимве. — Нет.

С губ не сорвалось ни звука. Она увидела огромные глаза Ларры. Солнечные блики, плясавшие на коре дерева, подбиравшиеся к лицу Чика. Ей захотелось отогнать их, будто мух, чтобы не мешали, чтобы не разбудили его.

Потому что он заснул. Конечно. Он просто заснул. Ничего другого. Ничего другого быть не может. Потому что он не может…

Нимве схватила его и затрясла.

— Чик, проснись! Проснись! — услыхала она собственный пронзительный вопль. — Ты не можешь, ты не можешь, не можешь… ты… не можешь…

Будто сквозь сон, Нимве видела принцев, Ларру и барона, их удивленные, непонимающие лица. Кто-то оторвал ее от юноши, осторожно перевернул безжизненное тело на бок.

Вся трава под ним была черна от крови. Рубаха пропиталась кровью и сделалась малиновой. Целое море крови…

— У него же не было, — пробормотал Ларра. — У него не было ран!

Он приподнял окровавленную ткань. Справа, на уровне поясницы, темнел узкий надрез, аккуратный, будто Чика пырнули ножом.

— Прямо в печень, — сказал Ларра. — Ох, Творец-Вседержитель…

Нимве со стоном повалилась на траву, закрывая лицо руками. Потом вдруг, пораженная внезапной мыслью, вскинулась, снова бросилась к юноше, приникла к его груди: мы просто ошиблись. Он жив, мы просто этого не поняли!

Но чуда не случилось. Как и в прошлый раз, она не услышала биения.

Я опоздала.

Он умер.

Умер из-за меня.

Что было потом, она не помнила. Очнулась позже, под деревом. Не сразу пришла в себя, но когда вернулись воспоминания, Нимве вскочила на ноги — да так и замерла.

Мафхор лежал поблизости, неподвижный, похожий на труп. А Чик… Они уже накрыли его с головой плащом, убрали в сторону, как вещь, которой лучше не касаться.

Губы Нимве искривились, и слезы брызнули из глаз. Шатаясь, задыхаясь от плача, она стояла на месте. Первым желанием было броситься к Чику, да только… Ему она уже ничем не могла помочь.

Но Мафхор все еще жив, и ему точно требуется помощь.

Слепая от слез, Нимве подошла и села возле мага. Дрожащими пальцами коснулась ледяного лба. То, что он оказался таким холодным, привело в ужас: мелькнула мысль, что он умер, пока она спала. Нимве проворно приникла к его груди.

Сердце билось. Слабые и редкие толчки.

— Не умирай, — прошептала она. — Пожалуйста. Ты сильный. Борись, не умирай, прошу тебя…

Следующие несколько часов, до заката, она провела возле раненого. Варила травы. Развязала, сняла с его правого предплечья кожаный браслет, обнаружив под ним большой и уродливый шрам, как от старого ожога. Вытащила пулю из перебитой ключицы, вправила кости, туго забинтовала плечо. Из ноги пулю извлечь не удалось: та плотно застряла в бедре, и Нимве побоялась навредить.

Она работала как заведенная, не обращая ни на кого внимания. Не отвечала, когда к ней обращались. Не отвлекалась ни на питье, ни на еду. И только иногда, помимо воли, ее взгляд возвращался к Чику и застывал, будто притянутый магнитом.

Еще не стемнело, когда Ларра начал рыть яму в отдалении, возле дубов, на кромке берега.

— Нимве, пора, — Сэтнар присел рядом. — Мы должны его похоронить.

Не поднимая глаз, она кивнула.

Парни переложили Чика на расстеленный плащ. Юноша стал похож на камень. Тело окоченело, руки, согнутые в локтях, застыли возле груди, будто он пытался защититься от чего-то. Лицо было белое, восковое, синие веки казались прозрачными.

Нимве молча смотрела на него. Внутри словно прижгли раскаленным камнем. Ожог горел, и даже слез не было.

Чика понесли к могиле.

Тут пахло свежевырытой землей. Запах оказался так силен, что перебивал вонь горелого мяса, которой тянуло от костра на песчаной косе.

Чика опустили наземь. Нимве не сводила глаз с его лица.

— Хочешь с ним проститься? — тихо спросил Инис. Нимве молчала. Ларра сказал угрюмо:

— Эх… а ведь мы с ним так и не помирились, — и быстро вытер глаза.

— Он хотел нас защитить, — промолвил Сэтнар. — И он умер, как мужчина. Мы всегда его будем помнить. Всегда.

— Да смилуются над ним Владыки Стихий, — прошептал Инис.

— Нимве, — Сэтнар коснулся ее локтя. — Скажешь что-нибудь?

Она не ответила. Слова текли мимо, не задевая душу. Всё, что было важным сейчас — белое застывшее лицо.

Такое спокойное.

Такое…

— Ну, пора, — услышала она. Сэтнар взялся за край плаща.

Что-то оборвалось у Нимве в сердце. Она упала на колени. Вцепилась в рубаху Чика. Из горла рвался крик, но умирал, не найдя пути наружу. Она кричала, кричала — молча, беззвучно, пока не вырвалась из капкана немоты. Пока страшный, почти звериный вопль не заставил остальных отступить.

Потом, очнувшись, они долго пытались оттащить ее, но не могли оторвать от мертвого. Она цеплялась за него — и кричала, обезумев, теряя голос, а слезы лились, ослепляя и без того ослепшие глаза, капали на грудь юноши, что сделалась мертвей и тверже камня.

* * * * * * *

С наступлением вечера усталость, потрясение и боль так навалились на Нимве, что она едва могла шевелиться. Знобило, и клонило в сон. Но она знала: если сейчас не обработать раны, начнется лихорадка, а этого она никак не могла себе позволить. Поэтому, собрав котомку, не обращая внимания на расспросы Ларры, она отправилась к реке.

Раздевшись донага, Нимве вошла в воду, погрузилась по самое горло. Сидела до тех пор, пока от холода боль не начала униматься. Выбравшись на берег, кое-как натерлась мазью из трав, что приготовил для Чика атланский лекарь. Она действовала размеренно, в черном и тупом спокойствии, сковавшем душу.

Вернувшись в лагерь, села около Мафхора. Неподалеку горел костер, кто-то, закутавшись в плащ, лежал у огня. Принц Инис поднял голову, негромко окликнул Нимве… Она молча отвернулась, нащупала у Мафхора пульс. Накрыла его одеялом.

Следующие двое суток она не отходила от мага. Ларре с великим трудом, с руганью удавалось заставить ее хоть немного есть. Нимве не обращала ни на кого внимания, не разговаривала, почти не спала. Весь мир словно сузился, замкнулся на Мафхоре.

А в том едва теплилась жизнь. Раны воспалились и распухли, в синее лицо было страшно взглянуть. Дышал он незаметно, и сердце билось так слабо, что Нимве, поминутно проверявшая у него пульс, каждый раз обливалась холодным потом: умер!

Вечером второго дня ей стало ясно, что если ничего не предпринять, Мафхор не переживет ближайших суток.

И она наконец решилась.

Нимве попросила мужчин перенести раненого на берег, за деревья, ближе к воде. Спутники очень удивились, но она не стала пускаться в разъяснения.

С величайшей осторожностью мага подняли, отнесли к реке, опустили на приготовленную лежанку, в стороне от воды, чтобы не достало приливом. Парни стояли, наблюдая за действиями Нимве, разжигавшей костер. Подняв голову, она велела:

— Теперь идите. Ларра, ты останься.

Когда принцы ушли, Ларра долго молчал, потом спросил:

— Чего ты собираешься делать?

— Колдовать. Нынче ночью не ходите сюда, пока не рассветет. Ясно?

— Колдовать? Да полно.

— Я не шучу. Ясно, или нет?

— Ну, ясно, ясно. Да только…

— И вот что, Ларра. Если со мной что-нибудь случится, обещай, что не бросишь его, — она кивнула на Мафхора.

Ларра оторопел.

— Ты чего это удумала? — спросил он.

— Сказала же, буду колдовать. Может случиться так… В общем, я могу умереть, понятно? И тогда кто-то должен будет позаботиться о нем.

— Так ты чего, заместо него собираешься…

Вскочив, Нимве подошла вплотную к Ларре и схватила его за рубаху на груди.

— Поклянись, что не бросишь его! — глядя в глаза, велела она. — Поклянись мне сейчас же!

— Ну… ну, я…

— Клянись!

— Ладно. Клянусь, но…

— Скажи: "Я его не брошу!"

— Я его не брошу.

— И сделаешь все, чтобы он выжил!

— Да постараюсь! Но я ж ведь не травник, как же я буду…

— Отваров хватит на несколько дней. Потом сможешь взять те травы, которые я собрала, найдешь такие же в лесу. Справишься. — Выпустив его, Нимве вернулась к костру. Ларра не уходил, она слышала, как хрустит песок под его босыми ногами.

— Слушай, Нимве, — окликнул он.

— Ступай, Ларра.

— Да неужто этот тебе так дорог, что ты за него жизнь готова положить? — с горечью спросил он.

— Ступай. И до утра сюда не суйтесь.

— Эх, дура баба… — зашуршал песок. Стало тихо.

Нимве собрала вещи, отложила в сторону, под корни ивы, что росла на кромке берега. Из цветов и трав, собранных перед закатом, сплела два длинных ожерелья, потом, раздевшись донага, искупалась в речке. Вернулась к костру. Оделась в длинную нательную сорочку. Сняв с Мафхора одеяло, положила травяное ожерелье на его обнаженную грудь. Второе накинула себе на шею, села возле огня и стала ждать.

Тишина. Слабый плеск воды. Кваканье лягушек, возня и шорох ночной жизни в камышах. Нимве подняла голову. Бархатное небо в россыпи звезд висело так низко — казалось, протяни руку да собирай алмазы с черной скатерти.

Нимве перебрала в памяти всё, что нужно для Обряда. Сама она никогда не участвовала в нем. Мама и бабушка делали это, когда дедушка обгорел на пожаре. "Один уйдет, один останется", — прозвучали в памяти древние, заветные слова. "Забери того, кто по правую руку, оставь того, кто по левую". В прошлый раз Мать-Земля забрала дедушку.

Нимве встала и пошла по отмели. Лягушки в камышах, почуяв ее, умолкли, но она залезла туда, ломая хрусткие стебли, на ощупь схватила холодное извивающееся тельце. Вырвала у себя несколько волос, потом выдернула пару из шевелюры Мафхора. Опутала ими брыкающуюся лягушку и посадила в рубаху, снятую с раненого, надежно завязав, чтобы жертва не сбежала. Положила наземь, в полосу света.

Ущербная луна высоко вскарабкалась по небу. Пора.

Нимве прислушалась к себе. На душе было до удивления спокойно. Странно, промелькнула мысль, я, наверное, должна бояться… Но нет. Нельзя совершать Обряд, когда боишься, Владыки могут рассердиться, покарать…

Нимве села возле Мафхора, погладила по волосам. По его лицу ходили золотые блики. Черные тени плясали на песке, разбегаясь, прячась у корней деревьев, обступивших берег.

— Если тебе суждено уйти, — прошептала Нимве, — да смилостивится над тобой твоя Владычица. Ведь твоя Владычица — Мать-Вода, так мне показалось. Я не умею молиться по-вашему. Но если ты уйдешь, пусть твой путь будет легким.

Нагнувшись, она поцеловала его губы, сухие и холодные.

— Помилуйте нас, Великие Владыки, — сказала Нимве. — И простите нам наши грехи. И… и помогите тому, кто останется. А если решите помиловать обоих, то помогите нам обоим. Пожалуйста.

Нимве встала. Подошла к огню. Слова она помнила наизусть, но медлила, глядя, как пламя лижет огненные ветки.

Закрыв глаза, она развела руки в стороны.

— Один уйдет, — прошептали губы: беззвучно, совсем беззвучно. — Один останется. Силой своей и мудростью, Мать-Земля, не покинь меня.

Вслепую, словно танцуя, она сделала несколько шагов. Открыв глаза, стоя около костра, произнесла:

— Один — по правую руку. Один — по левую. Чую, растет трава, вырастает ввысь. Огонь земной! — сорвав с груди, Нимве бросила в костер травяное ожерелье. — Огонь земной, вода озерная, будь со мной, сила горняя, сила вышняя, сила дивная — тому, кто здесь со мной, позволь жить ему!

Глубоко вздохнув, Нимве ощутила запах сгоравших в пламени трав. Запах цветов. Горьковатый аромат листьев ивы, запах воды, лизавшей берег… Внутри, в потаенных тайниках души, распахнулись незримые глаза. Ночь посветлела. Огонь у ног засиял ярко, почти ослепительно. Осветил берег, осветил деревья в глубине, человека, распростертого подле, его истончившиеся, неподвижные черты.

— Болезнь не съест, — сказала Нимве. — Хворь не высосет, в землю боль уйдет, вернется жизнью.

Свет, такой яркий, что больно глазам. Так хорошо и тепло на сердце… Веки опущены, но и сквозь них отлично видно.

— Мать-Земля, на все Твоя воля…

Белое сияние Нимве не увидела — уловила краем глаза. Там, в отдалении, у старой ивы. Белый факел, или, может, сияющий столп. Фигура, сотканная из света.

— На все Твоя воля, — Нимве пыталась разглядеть, понять, что это такое, но, когда поворачивалась, ускользало и сияние. Лишь на границе поля зрения она могла его видеть. И что-то говорило: оставь. Пусть будет так. Это Ее воля.

— Один уйдет, — сказала Нимве, вдохнув полной грудью. — Один останется. Тот, кто по правую руку — забери его боль. Оберни огнем, оберни водой, позволь ему жить, все равно он твой. Одну жизнь даруешь, другую возьмешь, как изволишь, так будет, Великая Мать! Всё твое.

Сиянье всколыхнулось, будто кто-то взмахнул руками, и Нимве почудилось: тот, кто скрыт за ним, поворачивается. Вот-вот покажет свое лицо… вот-вот…

— Всё твое… — прошептала Нимве, улыбаясь разраставшемуся свету. Он рос и рос, пока не поглотил все вокруг, не затопил и ночь, и костер, и глаза, и душу Нимве.

Кроме него, все другое она перестала видеть.

 

Глава 6

— Нимве… Ним…

Она обернулась.

Она стояла на берегу, босая, в белой рубахе. Водяные лилии рассыпали звезды цветов у самых ног: нежные, девственно-чистые.

— Нимве…

Свет из-за деревьев был белей и ярче этих лилий. Он плыл, стелился над землей, и лес вокруг замирал от его касания.

Белый призрак возник из-за деревьев, проступив сквозь ветви. Нимве протянула руки. Сияющая фигура обернулась.

Это было, как смотреть на солнце. На глазах у Нимве выступили слезы.

— Нимве, — позвал свет. — Пожалуйста, проснись.

Проснуться? Почему я должна…

Свет вдруг исчез, будто впитался в землю. Земля надвинулась, обернулась черной дырой — и Нимве кувырком полетела в разверстую глотку, задыхаясь, захлебываясь криком.

— Что? Что такое?! — воскликнули рядом. Чьи-то руки схватили ее. Вырываясь из темного бреда, Нимве дернулась, но человек не отпустил.

Она с трудом разлепила веки. Было светло. Прямо перед глазами плавало размытое пятно. Взгляд Нимве сфокусировался…

Инис.

Он смотрел на нее, и на лице было волнение.

— Слава Творцу, оклемалась, — хрипло молвил Ларра.

Нимве провела ладонью по лбу. Холодно. Как холодно… И я забыла… Забыла что-то важное.

— Ну, как ты? — спросил Инис.

Она непонимающе взглянула на него. И — все разом вспомнила.

Вскрикнув, Нимве вырвалась из рук принца и, привстав на колени, огляделась.

Мафхор лежал на том же месте, где она оставила его, по-прежнему на спине, с закрытыми глазами. Кто-то укутал его плащом. Как была, на четвереньках, Нимве метнулась к магу. Протянула руку… Замерла… Облизала губы… Потом, решившись, отдернула покрывало.

Рана на груди, возле сердца, стянулась. Опухоль ушла, и выглядело так, будто пуля попала туда месяца полтора назад. И — он дышал. Грудь слабо вздымалась, это движение было заметно невооруженным глазом.

Нимве затрясло, и она едва не рухнула на песок. Схватив руку Мафхора, приникла к ней губами, не думая о том, что это увидят остальные.

— Это ты сделала? — тихо спросил Инис.

Нимве не ответила. Всё это было сейчас не важно. Главное, он жив. Он жив!

(Мы оба живы…)

— Смотри-ка, — услыхала она голос Иниса. — Что там, погляди?

Нимве резко обернулась. Ларра держал в руках сверток, где была лягушка.

— Нет! — вскрикнула Нимве. — Не трогай!

Ларра отшвырнул узелок, зыркнул исподлобья… Нимве встала и сказала, подобрав сверток:

— Вы идите. Идите. Я скоро к вам приду, хорошо?

Когда спутники ушли, Нимве снова подсела к Мафхору. Осмотрела его раны.

Удивительно, но магия коснулась лишь раны на груди. И бедро, и ключица остались в прежнем состоянии, воспаленные, синие, сочащиеся кровью. Будто кто-то точно знал, на что надо употребить все силы. Что угрожает жизни, а что может подождать.

Нимве вздула огонь, разворошив холодные угли и добравшись до спрятанного под ними жаркого сердца костра.

— Спасибо, Владычица, — прошептала она, держа в руках неподвижный сверток. — Благодарю Тебя за милость. Прими мой дар, — она бросила жертву в огонь. Некоторое время смотрела, как пламя пожирает комок ткани и то, что в ней. Потом встала и, одевшись, отправилась в лагерь.

Сэтнара там не было, Иниса тоже. Ларра, угрюмый, небритый, возился около костра. Когда появилась Нимве, он только покосился.

Ни слова не сказав, она присела возле барона Грида. Убедившись, что жара у него нет, подошла к огню.

— Есть-то будешь? — Ларра поднял хмурое лицо.

— Буду. — Нимве и вправду ощутила зверский голод. Не в силах утерпеть, принялась шарить по котомкам, раздобыла пару сухарей и захрустела ими, давясь и кашляя.

— Да погоди, — пробурчал Ларра. — Щас похлебка поспеет.

— Некогда, — Нимве вытерла губы ладонью. — Идем, поможешь мне.

— Прям щас? А подождать нельзя?

— Сам знаешь, что нельзя, — Нимве подхватила свою котомку. На щеках у Ларры заходили желваки, но он смолчал. Молча поднялся, швырнул поварешку и зашагал следом.

Вернувшись на берег, они осторожно усадили раненого. Нимве наложила повязку, скрещивая бинты на спине между лопатками. Отпустила помощника, который за все время не сказал ни слова, а сама возилась еще долго, позабыв о голоде, пока на берегу вдруг снова не появился Ларра.

— Ну, это… — тяжело дыша, он обшарил берег глазами. В его руке Нимве увидела ружье. — Может, пойдешь в лагерь?

— Я скоро, — ответила она, бинтуя Мафхору рану на бедре.

— Может, лучше это… — Ларра выглядел взволнованным, и Нимве озадаченно посмотрела на него.

Удивление возросло еще больше, когда на кромку берега выскочил принц Сэтнар.

— Вы чего здесь? — задыхаясь, спросил он. — Быстро в лагерь!

— Что случилось? — замерев с поднятой рукой, сказала Нимве.

Принц и Ларра переглянулись.

— Да так, ничего, — ответил Сэтнар. — Просто обедать пора, и…

Мужчины опять переглянулись.

— Что, бегом? — Нимве накрыла Мафхора одеялом. — Я что, маленькая, по-вашему? Скажите толком, что такое? Все равно без него не уйду.

Спустившись по заросшему осокой откосу, Сэтнар подошел ближе и сказал:

— Хочешь, мы его назад перенесем?

— Нет. Лучше его сейчас не трогать, — Нимве следила за лицом принца. Он явно нервничал, и ей стало передаваться его напряжение. Может, кто-то опять, подумала она, кто-то опять на нас…

— Похоже, из этой шайки-лейки, — негромко молвил Ларра, озираясь, будто боялся, что могут подслушать, — похоже, из этих, ну, из герцогских, не все отсюда смотались.

Нимве похолодела. Непроизвольным жестом нащупала ладонь Мафхора, сжала в своей.

— Откуда, — услыхала она собственный надтреснутый, тихий голос, — откуда вы…

— Я кого-то видел в лесу, — пояснил Сэтнар.

— Кого? — еще тише спросила Нимве.

— Не знаю. Двоих. Стояли под деревом, в плащах и капюшонах. Стояли, и…

— И что? — пытаясь унять дрожь, прошептала Нимве. Юноша сказал:

— Просто стояли и смотрели на меня.

Нимве втянула голову в плечи. Очень ясно представилась картина: темная чаща, груды бурелома — и две смутные фигуры, следящие за ней, поворачивая белесые пятна лиц.

— Мне кажется, они за мной не гнались, — поспешно добавил принц, похоже, заметив, какое впечатление произвел его рассказ.

— Все равно, лучше нам всем в лагере сидеть, — буркнул Ларра. — Обороняться легче.

— Я его одного не брошу, — Нимве опустила голову. — Я уже сказала.

— Помереть решила за него? — бросил Ларра. — Гляди, так и…

— Оставь ее, — перебил принц. — Не надо.

Сплюнув себе под ноги, Ларра исчез за обрывом. Принц постоял, потом присел рядом и спросил:

— Как он?

— Лучше. Гораздо лучше, — Нимве подняла глаза.

— А ты?

— Тоже.

— Не бойся, — помолчав, выговорил Сэтнар. — Хочешь, мы лагерь сюда перенесем?

Нимве покачала головой.

— Ладно, — юноша поднялся. — Тогда я буду рядом, наверху, за деревьями. На всякий случай. Предосторожность не помешает.

До самого вечера в лагере не прекращалось движение. Нарубив веток и кустов, парни устроили завалы вокруг стоянки, а возле Нимве и Мафхора постоянно кто-то дежурил.

Однако чужие не появились.

В следующие пару дней, немного осмелев, Ларра предпринимал вылазки в лес. Он никого не встретил, не нашел никаких следов, и путники начали склоняться к мысли, что принцу все это просто померещилось.

* * * * * * *

Настали четвертые сутки после совершения Обряда.

Время двигалось к полудню, и Нимве, сидя у костра, как раз закончила готовить отвар, заметив про себя, что придется опять идти в лес за травами. Тревога в лагере улеглась, поэтому на берегу, кроме нее и мага, никого больше не было.

Решив сменить раненому повязки, Нимве подошла к лежанке — и остолбенела.

Глаза Мафхора были открыты, и он смотрел на нее.

Выронив котомку, Нимве упала на колени. Взгляд раненого следил за ней, и она видела, что это стоит ему труда.

— Слава Творцу… — Нимве осторожно коснулась пальцами впалой, заросшей щеки Мафхора. Он втянул воздух, пошевелил рукой, и по лицу прошла судорога боли.

— Тише, тише, — Нимве наклонилась ближе. — Глубоко не дыши. Ты ранен, и у тебя ключица сломана. Поэтому постарайся не двигаться.

Его губы дрогнули, он попытался заговорить, но Нимве проворно заслонила ему рот ладонью.

— Нет-нет, ты что… Если хочешь что-то сказать, просто подумай. Хорошо?

Он на миг опустил — и тут же поднял веки. Нимве осторожно отвела ему волосы со лба.

— Вот и хорошо, — произнесла она. — Теперь с тобой все будет в порядке, вот увидишь.

Через четверть часа Мафхор уснул или опять потерял сознание. Нимве почти бегом вернулась в лагерь. Здесь были только принц Инис, Ларра да барон. Ларра у костра варил обед, остальные молча сидели в стороне.

— Сядь, что ли, поешь, — покосившись, буркнул Ларра. Нимве не заставила себя упрашивать.

Обедали в молчании. Нимве порывалась спросить, где Сэтнар, но всякий раз останавливала себя. Инис, замкнутый и отстраненный, упрямо смотрел в тарелку. И что теперь будет, думала Нимве, украдкой наблюдая за ним. Теперь, после того, как все раскрылось — да они в жизни не помирятся! Хорошие же у нас правители, гад и стерва, одно слово… Нимве сделалось так жалко этих, в сущности, мальчишек, что защемило сердце. Она не представляла, что стала бы делать, узнав такое о своей семье. Ведь это впору удавиться.

Никто не заметил, когда на стоянке появился Сэтнар.

Он подошел к костру, босой, растрепанный и бледный. В руке был длинный сверток. Прежде, чем хоть кто-то успел опомниться, принц швырнул сверток под ноги брату. И тогда Нимве поняла, что это.

Меч Таэнана.

— Он твой, — хриплым голосом выговорил Сэтнар. — Можешь его забрать. Насовсем. И я, здесь, перед свидетелями… я отказываюсь… отрекаюсь от престола. В твою пользу. Мне такой ценой ничего не надо.

Инис медленно выпрямился, глаза сверкнули, губы сжались. Поставив миску наземь, он встал.

— Я знаю, ты считаешь меня ничтожеством, — выговорил он. — Но я же… я все-таки твой брат! Зачем же ты меня унижаешь, да еще перед людьми, а?

— Унижаю? Я не…

— За кого ты меня держишь? — Инис подался вперед.— Я что, по-твоему, шакал? Это то, что ты обо мне думаешь?

— Успокойся! Я, кажется, не давал повода…

— Ты у нас — само совершенство! — не унимался Инис. — Весь такой благородный! Отказывается он! Смотрите все! А я? Я что теперь должен, как коршун на падаль броситься? А мне — мне такой ценой все это нужно? Я, по-твоему, дерьмо ничтожное, чтобы после того, как моя собственная мать… — его голос пресекся, на глазах выступили слезы, но, глотнув, переведя дыхание, он продолжил:

— Моя мать наняла для меня убийц. И после этого ты считаешь, что я, как ни в чем не бывало, поеду, и… Нет. Если я… если ты ей так дорог, я отойду в сторону. Вообще не вернусь домой. Я не вернусь туда, ясно? И можешь забирать эту проклятую железяку! — Инис пнул завернутый в кожу меч. — И все остальное можешь забирать! Мне ничего от вас не надо! Ты вообще меня больше не увидишь, я перестану вам мешать!

— Не ори на меня! — стиснув кулаки, ответил брат.

— А то чего ты сделаешь? — Инис подступил вплотную. — Что? Ну, что?

— Эй, эй, уймитесь! — Ларра вскочил, но близнецы не обратили на него внимания. Нимве следила за ними, кусая губы, как болезнью, заражаясь их гневом, сделалось трудно дышать…

— Ты ненавидишь меня! — крикнул Инис. — Всегда ненавидел! И даже скрыть не пытался!

— Дурак ты, Инис, — ответил брат. — Владыки, какой же ты дурак…

— Ну, да, — стараясь совладать с прыгающими губами, ответил Инис. — Я дурак. Сознаюсь. До тебя мне далеко. До тебя, и твой дорогой матушки. Только вот скажи, когда она для меня убийц нанимала, ты где в это время был? Прятался рядом за занавеской?

Размахнувшись, Сэтнар влепил ему пощечину. Миг тишины… Инис бросился на брата. Они схватили друг друга за одежду. Замелькали кулаки, с губ Сэтнара брызнула кровь. Близнецы упали наземь, покатились в пыли, будто уличные мальчишки.

Нимве не заметила, как очутилась на ногах. Темная пелена застлала глаза. В лицо дул ветер, летела какая-то труха, но она не обращала на это внимания. Братья катались по земле, рыча, будто звери. Ларра безуспешно пытался их разнять.

Из груды хвороста Нимве выдернула толстый прут. Бросилась к близнецам и с воплем принялась стегать их по чему попало: по головам, плечам, по вскинутым рукам. Лупила, пока рев ярости не сменился криками боли. Лишь увидав их лица, изумленные глаза, остановилась, тяжело дыша.

— Как вам не стыдно, — произнесла она. — Как не стыдно! Вы же братья. Вы же братья! Другие мечтают, чтобы у них был брат или сестра! А вы… Почему вы не можете просто жить? Просто любить друг друга? Ответьте, почему?!

Она выкрикнула последние слова, швырнула хворостину — и костер взорвался, выплюнув мириады алых искр, а деревья у стоянки зашаталась, заскрипели, как в грозу, с них посыпались сучья, желуди и листья. Всасываясь в огненный столб, они сгорали, вспыхивали в раскаленном вихре.

Ларра упал на землю, и Нимве тоже. Пытаясь понять, что произошло, она ошеломленно озиралась по сторонам.

— Перестань… — прохрипел Ларра. — Ты нас всех убьешь!

Это не я, хотела ответить Нимве, я никогда… Но губы немо шевелились, и с них не сорвалось ни слова. Она поглядела в испуганные лица близнецов. Увидела глаза Ларры, который таращился на нее, как на неведомого зверя. Медленно встала и побрела с поляны прочь.

Вечером ее навестил принц Инис.

Нимве собиралась ложиться. Мафхор спал, неподалеку светился маленький костер. Когда Инис появился в полосе света, Нимве вздрогнула. Молча смотрела, как он, постояв, присел около огня.

— Простите, — после долгой паузы сказала Нимве. — Простите меня, пожалуйста. Я вас, наверное, ужасно напугала.

— Ты очень рассердилась, да? — ответил Инис. — Ты права. Мы вели себя как…

Юноша опустил голову.

— Обещаю, — сказал он, — такого больше не повторится. Я больше никогда…

Его голос сломался, и он умолк. Нимве закусила губы. Мне вас очень жалко, хотела сказать она, но, конечно, промолчала. Сказать такое принцу… Она бы в жизни не посмела.

Инис украдкой вытер лицо. Поднял голову, и Нимве тут же отвернулась, сделав вид, будто не заметила его слез.

— Ты теперь, конечно, невесть что о нас думаешь, — молвил он.

— Что вы, ваше высочество, я не… — начала Нимве, но принц перебил:

— Нет, все верно. Я и сам больше не знаю, что думать. Конечно, я никогда не был любимцем матери, но… — он неловко, криво усмехнулся. У Нимве так щемило сердце, что она еле сдерживалась, чтобы не подойти к юноше, не погладить по голове, сказать, что все будет хорошо…

Но вместо этого молча сидела, глядя на танцующее пламя.

— Ладно, — выговорил Инис. — Я только хотел сказать, чтобы ты не думала о нас плохо.

— Я и не думаю, — Нимве прижала к груди ладони. — Честно. Не думаю, что вы. Мне просто жаль, что вы ругаетесь. Вы ведь братья, самые близкие люди на земле. У меня вот никогда брата не было… — она замолчала, потому что ее полоснула мысль о Чике. Слезы подступили, наполнили глаза. Моргая, Нимве опустила голову.

— Может, тебе нужна помощь? — через пару минут спросил принц.

— Спасибо, ваше высочество. Не откажусь.

— Скажи, что делать. — Иниса, кажется, обрадовал ответ, потому что голос зазвучал бодрее.

— Мне дрова нужны, и еда для него, — Нимве указала на Мафхора. — Ему пока все подряд есть нельзя. Да, и еще, у меня травы кончились. Надо в лес идти, а я… я одна боюсь. И с ним кто-то должен посидеть, пока меня не будет.

— Думаю, мы всё сможем устроить, — принц встал. — А когда тебе нужно в лес?

— Да вот хоть завтра с утра.

— Отлично, завтра и пойдем. А за Мафхора не беспокойся, один он тут не останется.

 

Глава 7

Инис сдержал слово.

Барон Грид, начавший потихоньку ходить, вызвался побыть с Мафхором. Сопровождать Нимве в лесу решили Инис и Ларра, Сэтнара после вчерашней драки никто не видел. Ларра был уверен, что он отправился в руины древних поселений, и Нимве молилась про себя, чтобы с ним ничего не случилось.

В лес пошли пешком. Мужчины с ружьями за спиной старались производить как можно меньше шума, и Нимве, заметившая это, начала нервничать, понимая: спутники все еще опасаются, что в лесу могут скрываться чужие.

Она заставляла себя сосредоточиться на травах, но то и дело отвлекалась, прислушивалась. Однако лес, светлый и прозрачный, пронизанный золотистыми лучами, казался совсем родным, и Нимве постепенно успокоилась. Вокруг было полно ежевики и малины, поляны пестрели земляникой. Спутники Нимве тоже расслабились, прекратили сторожко озираться по сторонам.

Они наелись ягод, набрали целый кузовок малины для оставшихся в лагере. Забрели очень далеко, и когда сумка Нимве наполнилась травами, решили возвращаться.

Подтрунивая друг над другом, над своими страхами, они шли гуськом по едва видимой тропинке. Ларра шагал первым, вел их очень уверенно, пока Инис не сказал:

— Слушай, а тебе не кажется, что мы куда-то не туда идем?

— С чего бы это, ваша милость? — Ларра все же замедлил движение, а потом и вовсе остановился.

Пару минут они стояли, озираясь.

— По-моему, это верная дорога, — прищурившись, Ларра взглянул на солнце.

— Нимве, а ты что думаешь? — поинтересовался принц.

— Река вон в той стороне, — Нимве указала вперед. — Это я точно знаю. Ну, даже если и ошибемся немного, пойдем по берегу до лагеря. В любом случае, не промахнемся далеко.

— И то верно, — Ларра поправил на плече ружье. — Ну, идем, что ли?

Следом за ним они двинулись, лавируя между деревьев. Миновали осинник и очутились на прогалине, у груды бурелома, походившей на крепостной вал.

Прямо перед ними, в десятке шагов, с земли снялась стая ворон. Оглушительно захлопали крылья, птицы с отчаянным карканьем кружились над головой, будто огромные хлопья пепла. Путники замерли, наблюдая, как вороны постепенно рассаживаются по веткам, не прекращая орать.

— Чего это они? — в полголоса промолвил Инис.

— Может, косуля пала, — пожав плечами, Нимве первая двинулась вперед.

Она нашла их под кустом, у груды бурелома. Месиво костей, на которых бурыми кусками еще висела плоть, куча тряпья — и запах, страшный, сладковатый смрад гниющего мяса. Ружья валялись рядом. Клинки тускло поблескивали из густой травы. Черепа, в черных пятнах свернувшейся крови, с лохмотьями кожи, кое-где обтягивающей кость, равнодушно глядели на пришелицу, осмелившуюся нарушить их покой. Ахнув, Нимве отпрянула.

— Это… кто это? — прошептал из-за плеча Инис.

— Может, те, — отозвался Ларра, — герцогские. Которые удрали.

— И кто же их так? — принц тревожно огляделся. Тишину нарушало лишь карканье ворон. Хороший вопрос, подумала Нимве. Теплый летний день поблек, из чащи потянуло холодом.

— Сами, небось, друг дружке глотки перегрызли, — сказал Ларра. Голос прозвучал уверенно и громко. Фальшиво уверенно… Нарочито громко. Ему тоже страшно, подумала Нимве. А Ларра продолжал:

— Барахло, видать, не поделили. Гляньте, вон котомка валяется.

Проследив за его вытянутой рукой, они действительно увидели котомку, чуть поодаль, у куста бузины. Сумка была полна какими-то вещами, оттуда торчали кинжалы с дорогими рукоятками, пистолеты, инкрустированные камнями…

— Похоже, из-за барахла и передрались, — выговорил Ларра. — Дело обычное, стенка на стенку. А те, которые в живых остались, похватали награбленное — да и дёру. Чего им в лесу сидеть?

Он поглядел на принца, но тот молчал.

— Давайте уйдем, — Нимве зябко обхватила себя руками. — Давайте просто уйдем отсюда, пожалуйста.

В лагерь воротились уже за полдень. Нимве тут же бросилась к Мафхору. Нашла обоих своих подопечных спящими на берегу, причем барон уснул у самой воды, и прилив уже омывал его босые ноги.

Отправив его в лагерь, Нимве вернулась назад и увидела, что глаза Мафхора открыты.

— Хочешь пить? — она присела рядом. Он поймал ее ладонь и слабо сжал в своей.

— Что? — она склонилась ниже. — Тебе нехорошо? Только не разговаривай, подумай, я услышу!

"На нас напали?" — немедленно пришла чужая мысль. — "Герцог?"

— Да, — отозвалась Нимве, поправив на раненом одеяло. — Мы с тобой как раз разговаривали, у леса. Помнишь?

Он кивнул — и лицо исказила гримаса боли.

— Не надо, не шевелись, — Нимве погладила его по здоровому плечу. — Сейчас пройдет. Видишь, уже лучше. Давай, я тебя напою, хорошо? Осторожно, вот так…

Она долго поила его с ложки, как младенца, покуда он совсем не обессилел и не закрыл глаза.

— Грудь болит? — наблюдая за его лицом, спросила Нимве.

"Так… ничего."

— Не геройствуй, понял? Я и без того знаю, что ты терпеливый. Не надо ничего доказывать, ты слышишь?

Он медленно опустил — и поднял веки. Нимве сказала:

— У тебя прострелено легкое, и в бедре пуля. Герцог собирался тебя убить, и на счастье решил, что ты умер. Иначе они бы тебя добили.

И она вкратце рассказала ему о произошедшем, так, как это отложилось в памяти, не упоминая лишь о том, что случилось с ней самой — и про гибель Чика.

— Вот так, — Нимве повела плечами. — Эти сволочи друг друга перебили, да туда и дорога. Главное, герцога больше нет. Ты устал?

Мафхор, неотступно следивший за ней глазами, легонько сжал ее пальцы.

"Ты мне всего не говоришь," — услыхала Нимве. Не удивившись, она только вздохнула и опустила голову.

— Да, извини. Просто… я не хотела тебя сейчас расстраивать…

Мафхор смотрел, не отрываясь.

— Чик погиб… — прошептала Нимве, поборов спазм в горле. Закрыла лицо руками. Ощутила на щеке слабое касание. Не глядя, поймала ладонь Мафхора, прижала к губам. Долго молчала, пытаясь пересилить подступающие слезы, потом, тряхнув головой, произнесла:

— Теперь ты знаешь. Мы чудом спаслись, и должны Владык за это благодарить. Сейчас проверим твое бедро, а потом будем есть. Потому что не знаю, как ты, а я умираю с голоду.

Следующие дней пять прошли мирно, не считая того, что близнецы старались не находиться в лагере в одно и то же время. То один, то другой надолго исчезали, скитаясь по окрестностям, и этому не предвиделось конца.

Мафхор больше не терял сознания, хотя подолгу спал, чему Нимве была рада: так быстрей заживут раны, да и боли во сне не чувствуют. А боли его мучили, и хоть он старался не подавать виду, Нимве часто наблюдала, как он лежит, сомкнув веки, с посеревшими губами, и пальцы судорожно комкают одеяло.

По вечерам у него начинался жар. Тогда Нимве садилась рядом, укрывала его всем, что находила под рукой, и принималась рассказывать что-нибудь, неважно, что, лишь бы говорить: так он сам просил. Похоже, это отвлекало его от боли, а еще — от мучительной неподвижности, которая выматывала посильней, чем боль. За эти бесконечные вечера Нимве поведала Мафхору историю всей своей семьи и свою тоже, подозревая, что история-то слишком незатейливая, да и поди знай, что он из этого слышал… Так или иначе, его ключица заживала, да и рана на груди выглядела вполне прилично, поэтому Нимве решила, что через пару суток разрешит ему садиться и разговаривать.

Однажды вечером, когда Ларра готовил ужин, а принц Сэтнар, расположившись в стороне, угрюмо ковырял кинжалом землю, появился Инис. Завидев брата, не ушел, как повелось в последнюю неделю. Сэтнар вскинул голову. Нимве физически ощутила, что в лагере повисло напряжение, будто перед грозой. Ларра выпрямился и уставился на принцев, сжимая в кулаке поварешку.

Близнецы заговорили одновременно:

— Сэт, послушай…

— Инис, я…

Сказали — и умолкли, глядя друг на друга.

— Я только хотел… — Инис облизал губы. Решившись, произнес:

— Я хотел извиниться. За то, что в прошлый раз сказал. Ну, что будто ты… что ты причастен к планам матери. Я не верю… точнее, я верю, что ты ничего не знал. Прости меня.

Сэтнар молча смотрел на брата.

— А ты? — промолвил Инис. — Что ты хотел сказать?

— Теперь не важно, — отозвался Сэтнар. — Ты уже сказал это за меня.

Он встал. Мгновение колебался, потом подошел к Инису и протянул открытую ладонь:

— Прости, что я тебя ударил, ладно?

— Ерунда, — Инис сжал его руку. — Я ведь тоже дрался с тобой, и все такое…

Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга. Потом, обернувшись, Инис весело воскликнул:

— Ну, есть будем сегодня, или нет?

* * * * * * *

После того, как близнецы помирились, у всех будто груз спал с плеч. Мафхор понемногу поправлялся. Ужасно обрадовался, когда Нимве разрешила ему садиться. Говорил он пока, правда, очень тихо, стоило напрячь голос, как начинался кашель, и Нимве всякий раз поспешно одергивала мага. Он не обижался. Нимве не переставала удивляться его стоицизму. Мафхор ни на что не жаловался, почти не стонал, когда она меняла ему повязки, ни разу не разбудил ночью, чтобы чего-то попросить… Наоборот, приходилось уговаривать его не молчать, когда плохо, иначе как тогда она сможет ему помочь? Но на увещевания Нимве он только кивал, отводил глаза — и все повторялось снова.

Помирившись, принцы продолжали где-то пропадать, теперь уже вдвоем. Ларра, на которого свалилась львиная доля хозяйственных забот, делил время между лагерем, лесом и речкой, барон Грид, в последние дни заметно окрепший, частенько ему помогал, видно, чтобы развеять скуку.

А Нимве почти постоянно была около Мафхора. Они так и остались на берегу, не перебрались назад в лагерь. С помощью спутников Нимве обустроила здесь целую стоянку: навес, под который можно было войти, почти не пригибаясь, сиденье вроде лавки, прочно укрепленное в песке, да очаг в стороне, под прикрытием обрывистого берега, где росли деревья.

С Мафхором оказалось неожиданно легко. Нимве удивлялась, до чего была слепа прежде, когда думала, будто он надменный и заносчивый, почему не отличила маску от настоящего лица. Ведь это было не равнодушие — всего лишь замкнутость. Но кто знает, какую жизнь он прожил, что его сделало таким. Сам Мафхор ничего не рассказывал, а Нимве не знала, как спросить. Наверняка он не ответит, она достаточно изучила его нрав, чтобы это понимать. Да и не хотелось лезть к нему в душу, ломать то спокойное доверие, которое возникло между ними, и которое, — Нимве чутьем угадывала это, — Мафхор очень ценил.

Прошло с полмесяца после примирения принцев. Запасы трав у Нимве постепенно иссякали, и оттягивать поход в лес она уже не могла. В одиночку отправляться туда все же побаивалась, хотя Ларра, скорее всего, был прав: опасаться герцогских наемников больше нет нужды, убившие сотоварищей наверняка уже очень далеко, где-нибудь в западных портовых городах, а то и в Кирване. Да и принцы, облазившие всю округу, никого до сих пор не повстречали. Но все равно, стоило подумать о лесе, и в памяти всплывали обтянутые лоскутами гниющей кожи черепа, скалящиеся из густой травы. Поэтому Нимве загодя договорилась с близнецами, чтобы через пару дней, с утра, идти в поход вместе.

Однако накануне вечером принцы на стоянке не объявились.

Раздосадованная, с наступлением темноты Нимве уже несколько раз наведывалась в лагерь, пока Ларра угрюмо не заметил, что она может поберечь ноги и не бегать сюда каждую минуту: ночью близнецы уж точно не воротятся. Молча, не отвечая на бурчание, которым он в последнее время только и обращался к ней, Нимве налила в небольшой котелок похлебки и вернулась на берег.

Мафхор, недавно начавший вставать, ковылял на костыле по берегу. В темноте Нимве едва увидела его.

— Не ходи один, — она села у костра, разворошила горящие поленья. — Идем, поешь, поздно уже.

Он медленно подошел, опустился на лавку, осторожно вытянув раненую ногу. Нимве подобралась ближе, подала ему котелок и ложку. Пока он ел, сидела на песке и смотрела в огонь.

— Дождь ночью будет, — сказала она. — Спать придется под навесом. Принцы промокнут, заболеют еще… И как им не страшно ночью в лесу, одним.

— Нужно отсюда уезжать, — отозвался Мафхор. Ложка стукнула о донце котелка. — Скоро осень.

— Ничего, время еще есть, — Нимве подняла голову. Глаза Мафхора казались черными, и в них отражались два крохотных костра. — Вот выздоровеешь, тогда и поедем.

— Дожди начнутся, застрянем.

— Пока рано, не начнутся, — встав, Нимве забрала у него посуду и пошла к воде.

Когда она вернулась, он все еще сидел у костра.

— Тебе не холодно? — спросила Нимве. Мафхор покачал головой. Помедлив, она опустилась рядом на лавку. Поворошила босой ногой песок. Сказала тихо:

— Ветер так шумит… Слышишь?

— Да. Как в степи.

Нимве повернула голову, поглядела на его профиль, бронзовый в свете костра.

— А я ни разу не была в степи. У нас и степей-то нет, в Алавинге.

Он не ответил.

— Ты видел степи? — спросила Нимве.

— Приходилось.

— А где?

И снова Мафхор промолчал. Нимве тихо проговорила:

— А ведь я совсем ничего о тебе не знаю. Совсем-совсем ничего.

Мафхор пожал плечами:

— Честно говоря, и знать особо нечего.

— А мне кажется, наоборот. Мне кажется, в твоей жизни много чего было.

— Ничего интересного, — ответил он, — поверь.

Нимве отвернулась. Ей стало грустно и немного обидно. Да что там — немного… Зря я затеяла этот разговор, подумала она, и так было ясно… Но следом за этой мыслью пришла другая: не доверяет он мне. До сих пор не верит.

Отчего-то захотелось плакать, но, глубоко вздохнув, она только проговорила:

— А я тебе все про себя рассказала. Конечно, тебе тогда было плохо, ты, может, и не слышал ничего…

— Каждое слово, — сказал Мафхор. Повернув голову, Нимве встретила его взгляд. — Я слышал каждое слово. Поздно уже, пойду лягу, если не возражаешь.

Утром принцы в лагерь так и не вернулись.

Нимве решила подождать еще немного, а потом, хочешь не хочешь, надо идти. Невозможно тянуть с этим до обеда, ведь с травами потом полно возни, а смеркаться теперь стало раньше.

Через пару часов, с котомкой на плече, она вошла под влажный зеленый полог.

После ночного дождя трава и кусты сверкали, как украшения в лавке ювелира. Птицы свистели, перекликаясь, невидимые в кронах, и солнечные лучи косыми столбами перечеркнули неподвижный воздух. Лес, тихий, совсем не страшный, показался Нимве родным домом, куда она вернулась после долгого отсутствия.

Она старалась идти так, чтобы не наткнуться снова на поляну с черепами. Гадая, где теперь могут быть принцы, бесшумно лавировала среди мокрых кустов, а глаза обшаривали землю, ощупывали каждую травинку, каждый лист в поисках "добычи". Потом мысли перетекли на Мафхора. Не доверяет он мне, не доверяет. Непостижимый он все-таки человек. Я-то считала, он ни слова не слыхал из того, что я ему рассказывала, а он, оказывается… С ним не знаешь, чего и думать, принцы и то проще.

Время близилось к полудню, когда Нимве нагрузила котомку едва не под завязку. Села возле дерева, достала припасы, и, немного подкрепившись, отправилась в обратный путь. И то сказать, забрела она далеко, надо выбираться, покуда не стемнело, а то здесь, неровен час, и на медведя нарвешься.

Нимве шла, стараясь не отвлекаться на грибы, бурыми холмиками вздыбливающие палую листву, на ежевику, черными каплями свисающую с колючих плетей, опутавших подлесок. Иногда, не в силах удержаться, срывала несколько терпких ягод, которые оставляли на пальцах чернильные пятна. Она знала: только поддайся соблазну, и до темноты от ежевичника не оторвешься, так и будешь лазить по кустам, не обращая внимания на колючки.

Она шагала долго, может, час, пока не устала, остановилась на небольшой прогалине и, заслонив глаза ладонью, глянула на солнце. Еще рано, чуть за полдень. Время есть.

Она села под кустом, у поваленного ствола ольхи, обросшего мхом и гнездами опят. Набрать, что ли, подумала Нимве, да куда их денешь, котомка-то полная.

Она прислонилась спиной к стволу. Долго сидела, потом, снова посмотрев на солнце, встала, принялась отряхивать одежду, подняла глаза…

И замерла.

За грудой валежника, под деревьями, в густой тени, стояла темная фигура.

Мороз прошел по спине, волосы встали дыбом. Нимве нырнула под куст, пригнув голову. Сердце колотилось, и не хватало воздуха. Солнечный свет потускнел, от земли, от поваленных стволов потянуло холодом.

Тишина, щебетание птиц да шорох ветра. Шаги? Или показалось? Нимве съежилась, кусая губы. Прижала к себе котомку. Вспомнился рассказ принца Сэтнара: чужаки в черных плащах. Но те люди… Ведь мы думали, они уехали отсюда. Неужели они… Неужели все еще…

Прошла целая вечность, прежде чем страх начал отступать. Да может, мне почудилось, решила Нимве, может, никого и не было, а я сижу тут, трясусь как заяц.

Надо посмотреть.

Она распрямилась, стараясь не задевать ветки, осторожно встала. Постояла пару секунд, собираясь с силами, и выглянула из-за куста.

Плащ — как пятно черной тени, там, в глубине, между деревьев. Смутный овал лица, повернутого к ней. Ни шевеления, ни звука. Он стоял, будто статуя, и следил.

За ней.

Нимве рухнула под куст. Стиснула зубы, чтобы не стучали. Задыхаясь, зажмурила глаза. Кровь превратилась в ледяную жижу, заморозила, почти остановила сердце. Видел, или нет?! Почему он стоит там, будто истукан? Подойди! Покажись, что тебе надо, едва не крикнула она — но вместо этого до крови прикусила палец.

Она сидела, скорчившись, пока не затекли ноги. И снова темный ужас, отступая, оставил мысль, что все это только показалось. И снова она высунула голову, лишь для того, чтобы опять увидеть смутную фигуру — и на миг умереть от страха.

Она не знала, сколько времени прошло. Казалось, что темнеет, что наступают сумерки… А может, просто мутилось в глазах. Нимве сидела, пока не ощутила: еще минута, и она сойдет с ума, насмерть задохнется от ужаса — и навсегда останется в этой чаще, чтобы тоже стоять в темноте, поджидая одиноких путников.

Через миг она нашла себя на ногах, метнулась в лес, как вспугнутое животное, прочь, не разбирая дороги, лишь бы исчезнуть, убежать от чудовища, взгляд которого она ощущала даже сквозь деревья.

Выстрел. Отдаленный, протяжный крик. Показалось?! Нимве остановилась, озираясь, хватая воздух ртом. Снова выстрел, и снова. Это они гонятся за мной!

С воплем она рванулась прочь, ломясь через кусты, натыкаясь на стволы деревьев.

Темную фигуру, что кинулась наперерез, Нимве заметила краем глаза. Взвизгнув, повернула в сторону, но не успела. Человек налетел, схватил ее в охапку. Заходясь криком, Нимве стала отбиваться, царапаться, попыталась укусить его за руку…

— Нимве! — услышала она. — Это я, Инис! Успокойся! Что случилось?

Инис?! Дрожа всем телом, стуча зубами, она втянула в себя воздух. Слепые от ужаса глаза различали чьи-то лица, но потребовалось время, чтобы их узнать.

Инис и Ларра.

Нимве застонала, уронив руки. Ощутила что-то соленое на губах.

— Что ты? — Инис сидел рядом. — Не плачь. Что произошло?

Опомнившись, она села и стала озираться.

Только кусты, темные колонны стволов. Действительно, темнеет. Надо уходить. Надо уходить, пока те… пока они…

Она протянула вздрагивающие руки, и принц помог ей встать.

— Ларра, бери котомку, — распорядился он. Нимве качнуло, и Инис подхватил ее под локоть.

— Пожалуйста… пойдем… — услышала она свой срывающийся шепот. — Скорее пойдем отсюда…

 

Глава 8

На другой день, рано поутру, принцы, вооружившись до зубов, в сопровождении Ларры отправились в лес: пошарить там, как выразился Инис.

Накануне вечером, воротившись в лагерь, спутники долго расспрашивали Нимве о случившемся. Под конец она и сама почти уверилась, что в кустах никого не было, а ей просто померещилось, но все согласились, что предосторожность не помешает.

Нимве целый день возилась с травами, готовила обед к возвращению мужчин. А те, появившись ближе к закату, поведали, что ничего не обнаружили в лесу. Ни малейших следов чужого лагеря, ни кострища — словом, ничегошеньки. И Нимве вздохнула с облегчением, хотя страшное воспоминание о тени, притаившейся в кустах, выбросить из головы пока не могла.

На следующее утро принцы отправились рыбачить, и Ларре, хочешь не хочешь, пришлось идти с ними, потому что со снастями они обращались не слишком умело. К обеду они вернулись, принесли кучу мелкой рыбы, и Нимве взялась стряпать уху, время от времени отвлекаясь, чтобы сбегать проверить, что делает Мафхор. После того, как начал ходить, он слишком усердно этим занимался, и Нимве опасалась, как бы не воспалилась рана на бедре.

Обедали вместе, а после еды, собрав посуду и оставив Ларру прибираться в лагере, Нимве отправилась на речку.

Она долго возилась у воды, оттирая миски. В отдалении слышались плеск и крики: видно, принцы купаются, поняла Нимве.

Ларра появился неслышно, и Нимве вздрогнула. Босой, с котелком в руках, он подошел к кромке берега и принялся закатывать штанины. Нимве молчала, и он молчал. Она было решила, что Ларра наберет воды и уйдет, но он все-таки заговорил.

— Одна в лесу больше не шатайся, — угрюмым тоном, какой взял с ней в последнее время, буркнул он. — Нечего бабе одной в лесу делать.

Нимве не ответила. Ларра зашел по колено в воду, окунул котелок.

— Вообще не пойму, чего ты давеча одна поперлась, — подняв голову, выговорил он. — Меня не могла попросить?

— Я попросила принцев, — Нимве встретила его взгляд. — Но они забыли. Ты это знаешь.

— Так я-то в лагере был, — Ларра выпрямился. — Или я для тебя недостаточно высокороден?

— Это здесь ни при чем, — стараясь говорить спокойно, отозвалась Нимве. — И это ты тоже прекрасно знаешь.

— Ну да… С тобой я уже давно ничего не знаю. У тебя, похоже, только одно на уме!

— Ты опять, да?

— "Опять, опять", — передразнил он. — Мафхор твой у тебя на уме, вот чего. За ради его высочайшей задницы душу готова прозаложить.

— Я не собираюсь обсуждать его с тобой, — начала Нимве, но Ларра перебил:

— Еще бы, я, чай, всего лишь камердинер, куда нам до его светлости. Да только и ты тоже из наших квасов, не забывай. Не по себе дерево ломишь. Он тобой попользуется, да выкинет, и позабудет! Наплачешься тогда, да поздно, помяни мое слово.

— Хватит, а? — Нимве принялась собирать с песка посуду.

— Ты и в лес из-за него поперлась, — не унимался Ларра. — Все скачешь вокруг него, скачешь, из сил выбиваешься. Эх, ты… Вот если бы ты хоть в половину той силы вокруг Чика прыгала, он, глядишь, в живых бы остался! Но куда, тебе не до нас. У тебя ж его светлость.

Нимве замерла. Воздуху стало тесно в легких, и глаза обожгло слезами. Будто сквозь туман, она видела, что Ларра выбрался на берег. Постоял. Махнул рукой. Под его ногами заскрипел песок.

Он ушел, а она осталась.

Нимве стиснула зубы, стараясь не заплакать. Но сила, что сдавила сердце, никуда не уходила, руки и ноги будто отнялись. Нимве пыталась вздохнуть и не могла. Ощутила, как искривились губы. Низко опустила голову — и разрыдалась, бессильно клонясь вперед.

Кто-то подошел, остановился рядом. Уходи, Ларра, хотела сказать Нимве, но не сумела даже повернуться. Ощутила легкое касанье на плече. Заставила себя открыть глаза. Заставила поднять голову.

Это был Мафхор. Он сидел, неловко подвернув больную ногу.

— Ты что, — прошептала Нимве. — Встань… тебе нельзя…

— Тише, тише. Не надо так.

Нимве заслонила глаза руками. Мафхор осторожно привлек ее к себе. Она уткнулась ему в плечо. Ее снова затрясло, да так, что застучали зубы, и слезы, горькие, неостановимые, хлынули наружу.

Прошло много времени, прежде чем она немного успокоилась. Отстранилась, дрожащими руками вытерла распухшее лицо. Мафхор сказал:

— Я слышал ваш разговор. Извини.

— Ни… чего… — Нимве старалась отвернуться.

— То, что он сказал, неправда. Я про Чика, — голос Мафхора звучал мягко. — Это не твоя вина.

Нимве покачала склоненной головой:

— Это правда…

— Конечно, нет.

— Ты… не знаешь… Ты был… без сознания.

— Принцы мне все рассказали.

И когда успели, подумала Нимве, вздрагивая, будто от озноба.

— Позавчера. Пока тебя не было в лагере, — выговорил он. — Так что я все знаю. И про то, на что ты ради меня пошла, тоже.

Он завладел ее рукой, поднес к губам и поцеловал. Нимве ужасно смутилась. Мафхор молчал и, — она это чувствовала — смотрел на нее.

Чуть погодя, немного опомнившись, Нимве сказала:

— Нельзя тебе так сидеть. Пойдем отсюда. Давай, я тебе подняться помогу.

* * * * * * *

Вернувшись на стоянку под ивами, Нимве занялась приготовлением отвара. Мафхор сел поблизости, на лавку. Погруженная в свои мысли, Нимве вздрогнула, когда он сказал:

— Похоже, Ларра считает, что ты тратишь на меня чересчур много времени.

— Ну его к черту, — вырвалось у Нимве, — не обращай внимания, он же просто ревнует.

Она сказала — и осеклась. Покраснев, прикусила губы.

— Ревнует. — Мафхор чуть подался вперед, опираясь на костыль. — А что так?

Нимве медленно пожала плечами:

— Ну… Даже не знаю, как сказать, — она вскинула глаза. Мафхор смотрел, и, встретив его взгляд, Нимве тихо проговорила:

— Он мне сделал предложение. Еще до того, как все это случилось.

По лицу Мафхора было не понять, удивила ли его эта новость.

— Вот как, — только и заметил он.

— Да, — Нимве отвернулась.

Пару минут висела тишина. Наконец Нимве не выдержала. Бросив поварешку, произнесла:

— Ну, скажи хоть что-нибудь!

— Что? — Мафхор выглядел спокойным.

— Тебе все равно? Все равно, что я ему ответила?

Секунду он молчал. Потом опустил глаза и выговорил:

— Полагаю, что я не вправе требовать с тебя отчета, и…

— Если тебе наплевать — то да, не в праве. А если нет, то… ты можешь требовать, — Нимве замолчала, наблюдая за его лицом. Следила, как медленно тает каменная маска. Потом Мафхор вскинул взгляд и тихо спросил:

— Так что же ты ему ответила?

Сердце Нимве дрогнуло, расширилось от радости. Не вспомнив о том, что кто-то может увидеть, она кинулась к Мафхору и, упав на колени, схватив в ладони его лицо, сказала, глядя в глаза:

— А вот что, — и прильнула к его губам. Руки легли ей на плечи, он обнял и не отпускал ее очень долго. Нимве ощущала тепло его тела. Все вокруг исчезло, остался только он, касанье его губ… биенье его сердца.

Когда они остановились, переводя дыхание, Нимве слегка отодвинулась.

— Так это то, что ты ему сказала? — улыбаясь, спросил Мафхор.

Нимве тоже улыбнулась.

— В переносном смысле, — ответила она. — Только в переносном.

Не выпуская его рук, она села рядом на скамью. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом Мафхор снова обнял Нимве, крепко и бережно, словно она была фарфоровая, и, чего доброго, могла упасть и разбиться. Положив голову ему на плечо, Нимве запустила пальцы в густые кудри. Следила, как по стволу ивы за его спиной бегают солнечные зайчики.

— Страшно подумать, — тихо произнесла она.

— Что?

— Ведь я бы могла так и жить, думая, что ты… Никогда бы не подошла к тебе близко, не узнала бы тебя…

— Не такой уж я подарок. — По голосу она поняла, что он улыбается.

— Конечно, подарок. Для меня — подарок. Мне только жаль… — она осеклась на полуслове. Подождав, Мафхор спросил:

— Что?

— Нет, ничего.

— А все-таки?

Нимве долго колебалась, а потом ответила:

— Мне просто жаль, что ты мне до сих пор не доверяешь. Ничего о себе не рассказываешь, и…

Молчание. Нимве быстро посмотрела на собеседника. Зря я это, пронеслась мысль, теперь он обидится…

Мафхор сказал:

— Это не так. Я тебе доверяю. И я это докажу.

— Ты не обязан…

— Нет. Обязан. Потому что ты права. — Нимве почти испугало сосредоточенное выражение, застывшее на его лице.

— Ты… — начала она, погладив его руку, но Мафхор перебил:

— Спрашивай. Что ты хотела знать? Я расскажу.

— Если для тебя это трудно, то я не…

— Трудно? — он нагнул голову. — Ну… да. Да. Молчать легче. И привычнее. Но невозможно все время брать, и ничего не давать взамен. Так это не работает. Поэтому спрашивай. Я отвечу. Тебя, конечно, интересуют все эти слухи про меня, что из них правда, а что…

— Нет. Не интересуют, — Нимве улыбнулась. — Я уже поняла, что это вранье. Я вовсе не про эту брехню хотела знать. Я хотела знать про тебя. Я слышала, ты родом не из столицы. Это так?

— Да.

— Говорят, ты откуда-то с границы приехал, будто твои родители отправили тебя учиться в Доме Таэнана.

Мафхор отрицательно покачал головой. Сосредоточенное выражение не исчезало, а глаза смотрели в землю.

— Я ничего никому не расскажу, клянусь, — пообещала Нимве. — Даже если ты чего-то кому-то сделал, я…

— Не в этом дело, Ним, — он вскинул взгляд. — Я просто… Ну… ну, хорошо. Вот тебе правда: я вообще родом не из Алавинги. Я из Сэнве́рии, из Дома Ла́ума. И я… — стиснув зубы, он отвернулся.

Сдвинув брови, Нимве тихо произнесла:

— Но… Сэнве́рия… Это разве не провинция… Это южная провинция Эбирны! Разве не так?

Мафхор кивнул. Нимве прижала ладонь к губам, и глаза округлились.

— Но там же… — шепнула она, уже понимая, догадываясь. — Там был переворот… и они убили всех магов…

Мафхор молчал, глядя в сторону. Нимве припомнила все, что слышала об эбирнском перевороте, когда четырнадцать лет назад к власти в стране пришел мало кому известный дотоле Орден Вечного. О том, как погибли Великие Дома, о том, как их похищенных детей превратили в цепных псов Ордена…

— Ты тогда сумел убежать, да? — спросила она.

Мафхор опять кивнул.

— Прости, я не знала… Если не хочешь говорить, я пойму, правда.

Он повернулся.

— Прошу тебя, — сказал он. — Не жалей меня. Не надо этого. Договорились?

Нимве хотела возразить, посмотрела ему в глаза… Придвинулась и поцеловала в губы.

— Не сердись, — попросила она. — Ведь ты мне давно не посторонний. Нет ничего плохого в жалости, если человек не посторонний. И потом, это не жалость, а сочувствие. А когда ты сердишься, мне хочется плакать…

— Не надо плакать, — Мафхор осторожно провел пальцами по ее щеке. — И я вовсе не сержусь.

— Нет?

— Нет.

— Это хорошо. Знаешь, — Нимве прижалась к его плечу, — а ведь мой дядя погиб там, ну, в Эбирне, во время переворота. Брат моей мамы. Вместе с семьей. То-есть, мы думаем, что они погибли. У него были очень сильные способности к магии, и его приняли в Академию в Иргатла́не, в столице… Да что это я вдруг о себе, — спохватилась она. — А твоя семья? Они… их убили, да?

— Скорее всего. Я не знаю.

— Но как же ты уцелел?

— Я уезжал. Ездил к родственникам. Когда все произошло… слуги в доме… В общем, они спрятали моих двоюродных братьев и меня, а потом вывели из города. Ночью. И мы оказались в степи. Там степи везде, в Сэнверии. Тогда была весна, хотя бы воду искать не пришлось. Весной там реки текут, а летом пересыхают.

Он облизал губы. Продолжил тихим, ровным голосом:

— Тогда было много беженцев. Не магов, просто местных жителей. Никто толком не знал, что происходит. Позже прошел слух, что… Великие Дома погибли. И что на площади казнили глав… глав Домов, я хочу сказать. А потом — что Орден уничтожил всех магов.

Мафхор посмотрел на Нимве. Неловко, невесело усмехнувшись, сказал:

— Понимаешь, я знал, что есть еще один Великий Дом, здесь, в Алавинге. И все то время, что бы не происходило, я всегда надеялся, что когда-нибудь найду их. Что стоит только попасть сюда, и все будет в порядке. Я снова окажусь среди своих. А когда это случилось, где-то через три года после всего… Когда я добрался до Алавинги… — он опустил голову. Снова поднял. Голос звучал тихо, когда он произнес:

— Что тебе сказать. Ты ведь слышала про них. Они чужих не принимают. Вот и меня не захотели принимать. А я… Я тогда просто… В общем, я пришел ко главе Дома. Но меня даже на порог не пустили, хоть я и говорил на анъяс. Выгнали на улицу, как щенка шелудивого. Да я, честно сказать, в то время на дворовую шавку и был похож. Чтобы сюда добраться, весь Белла́р и Восточные княжества пешком прошел. На мне нитки целой не оставалось.

Он снова замолчал. Нимве физически ощущала, какого труда ему стоит все это рассказывать.

— И что ты стал делать? — тихонько спросила она.

— А что было делать, — он пожал плечами. — Остался на улице. Если честно, я уже ничего не хотел. После того, как они меня выгнали, я как будто… как будто во второй раз осиротел, и… Не важно. В общем, я вернулся на улицу, и просто сидел под забором. Была осень, дождь шел, темнело уже. Потом вдруг чувствую, кто-то меня за плечо тормошит. Открываю глаза — человек стоит рядом и что-то говорит. А я на здешнем языке и слова не знал. Он говорил, говорил, а потом поднял меня и куда-то потащил. А я пошел. Дальше плохо помню.

Мафхор остановился, чтобы перевести дыхание. Нимве чувствовала, как его пальцы вздрагивают в ладони. Он помолчал и сказал:

— У этого человека в доме я жил неделю. А он знаешь, кем оказался? Камердинером прежнего короля. Я, пока лежал без сознания, бредил на анъяс, вот он и рассказал королю обо мне. А потом, когда я смог вставать, король сам туда приехал, чтобы на меня посмотреть.

— Люди говорят, он был очень добрый, старый король.

— Думаю, это правда. По крайней мере, ко мне он отнесся лучше, чем весь Дом Таэнана. Наверное, час со мной беседовал, хотя я говорил только на сэнверийском, да по-эбирнейски. А он кое-как на эбирнейском изъяснялся, вот мы и… Но то, что я алгарвид, он сразу понял. Потом он как-то договорился с Фиарнейдом, главой Дома, и меня приняли туда. Но, если честно — лучше бы мне на улице остаться.

Он опустил голову.

— Почему? — спросила Нимве.

— Видишь ли, — Мафхор пожал плечами. — Они так относятся к чужакам, что… Те пять лет, что я у них провел, пока учился — ты даже не представляешь, что это было. Я для них как прокаженный. Все от меня всегда держались в пяти шагах, будто я могу их заразить. Никто со мной рядом садиться не хотел, а если случайно прикасались, сразу руки вытирали. Учили меня только общим вещам, мастера у меня не было, и Посвящение я проходил самостоятельно, как в древности. — Он помолчал, опустив глаза. — Я сначала хотел оттуда сбежать, но потом подумал: раз они хоть какими-то знаниями со мной делятся — глупо этим не воспользоваться. К тому же, мне разрешалось заходить в библиотеку, поэтому я смог научиться многому из книг, без помощи Дома Таэнана.

Настала тишина. Подняв взгляд, Мафхор сказал:

— Мне очень неловко тебе это рассказывать.

— Я знаю. Знаю.

— Выходит, будто я жалуюсь.

— Это не так.

— Это так.

— Нет, — Нимве покачала головой. — Я думаю, надо быть очень смелым человеком, чтобы такое пережить и не сломаться. И какая же сволочь сочинила про тебя все те гадости, что несут в столице? Выходит, здесь никто не знает, кто ты?

— Дом Таэнана знает. Королева знает, и ее муж. Он поэтому и позвал меня на службу, что я не один из здешних магов.

— Так королева знает? — Нимве скрипнула зубами. — Ну и сука! Ой, извини, просто она мне такое про тебя плела… Вот ведь… Наверняка это она про тебя сплетни распускает! Послушай! Но так и есть! Ведь сплетни-то поползли в последние три года! Так что же, выходит, она еще тогда все это задумала?!

— Тише, тише, мы не можем знать.

— Говорю тебе, это ее придумки! Ну, или Дома Таэнана!

— Сомневаюсь. Хотя — все может быть. Для магов Дома Таэнана я всего лишь Мафхор, так что… — он вдруг остановился. Нимве смотрела озадаченно.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она. — Твое имя, оно им тоже не…

— А это не имя, — выговорил он, как почудилось Нимве, с преувеличенным спокойствием.

— А что же?

— Мафхор — это кличка. Мне ее дали здешние маги в тот же день, что я переступил через их порог. Никто из них за все годы даже не поинтересовался, как меня по-настоящему зовут. Мафхор. И точка.

— Но… тогда что это значит? — Нимве уже понимала, что не услышит ничего хорошего, однако ответ заставил ее обомлеть:

— Что значит? Ну, если дословно — "бастард с поганой кровью". — Он отвернулся.

Нимве сумела вздохнуть лишь через четверть минуты.

— Как же… — прошептала она. — Почему же ты согласился… почему позволил себя так называть?!

— А они согласия не спрашивали.

— Ну, а другие?! Выходит, все это время мы обзывали тебя… этим… этим…

— Тише, Ним. Не кричи.

— Прости. Я нечаянно. Только почему же ты ничего нам не сказал? Ну, почему?

— А с какой стати?

Нимве осеклась. Несколько секунд смотрела, прикусив губы, потом сказала:

— Зачем ты так, мы же тебе не враги…

— Прости, — он сжал ее ладонь, — не обижайся. Я только хотел сказать, что… Я привык все время быть один, и никому не давать отчета. Эта кличка настолько ко мне приросла, что я уже считаю ее своим именем. К тому же, если бы я кому-то сказал, пришлось бы объяснять, что и почему, а это слишком велико для меня.

— Но сейчас же ты рассказываешь…

— Тебе — да.

— У меня с тобой голова кругом идет!

Маг усмехнулся:

— Я же говорил, что не подарок. Когда привыкаешь быть один, перестаешь интересоваться, что о тебе думают другие. Но мне не все равно, что думаешь обо мне ты. Поэтому я рискнул. Надеюсь, что ты, после всего, что тут услышишь… Что ты после этого не изменишь отношения ко мне… в худшую сторону. Не начнешь меня презирать за то, что я наболтал.

— С ума сошел, — Нимве обняла его, уткнулась лицом в курчавую гриву. — Ну, что ты, а? Не выдумывай…

— Хорошо, не буду.

— За что я тебя стану презирать? За то, что ты настолько сильный человек, что не побоялся быть со мной откровенным? Да я тобой восхищаюсь! Только можно, я больше не буду называть тебя… этим словом? И остальным скажу… Ты разрешишь?

— Если хочешь.

— Спасибо…

— Только, Ним, ничего им не рассказывай, прошу.

— Конечно… Что ты, конечно. А как тебя зовут на самом деле? Как твое настоящее имя? — отстранившись, она заглянула ему в глаза. Он помолчал — и ответил:

— Кьо́лан. Меня зовут Кьолан.

 

Глава 9

Они проговорили до ночи, пока из леса не потянуло холодом, и не начал накрапывать дождик, нудный, почти осенний.

Маг уснул под навесом, а к Нимве сон не шел. Закутавшись в попону, она сидела у самого входа, слушая, как капли шелестят по траве и по воде, невидимой во тьме.

То, что она узнала нынче вечером, пробрало до глубины души. На несколько жизней, думала Нимве, хватит того, через что ему пришлось пройти. И как только он выдержал… А ведь был почти ребенком, только четырнадцать лет. Сначала переворот, бегство, смутные вести о гибели всего клана, а потом…

В памяти тут же всплыли яркие картины, в которые, будто по волшебству, облекся его рассказ. Как наяву, Нимве видела холмистую степь, видела подростка, вместе с другими напуганными людьми прячущегося в ущелье. А весна уходит, делается все жарче. Речки высыхают, и трава желтеет, сохнет под напором горячего ветра из пустынь. Голод. И отчаяние. Они отрезаны здесь, понятия не имеют, что происходит в стране. Вокруг рыщут банды — ловцы людей, и чтобы не попасться им, надо стать диким зверем, чутким, напряженным, ловящим каждый звук, но делать это все трудней, когда ты голоден и замучен жаждой.

А потом работорговцы все-таки находят их укрытие. Кому-то удается спастись, но не ему, не Кьолану. Его и еще нескольких беглецов связывают, запихивают в телегу и куда-то везут, долго, бесконечно долго. Он не знает, что сталось с его двоюродными братьями, живы ли они…

Дни тянутся как морок. Вокруг все та же степь, серое, сожженное суховеем небо, страшное солнце, от которого нет спасения под жидким тентом. Двое из семи пленников умирают, и их, будто падаль, вышвыривают вон. Оставшиеся в живых уже знают: их везут в столицу Теранги́ра, на невольничий рынок.

Когда появляются первые деревеньки, чахлые мазанки в степи, работорговцы ставят всем пленникам клейма на правое плечо.

А после — большой, тесный и пыльный город, рынок, рев верблюдов, человечий гомон. Помост, на котором приходится стоять почти голым перед глазами толпы. Азартный торг на едва понятном языке, тошнота от страха, стыда и жажды. Он уже не маг из Великого Дома, вообще не человек — просто скотина, за которую платят деньги и ведут, куда вздумается.

Его владельцем становится горожанин лет сорока на вид, здоровенный, потный, лысоватый дядька. В доме еще трое рабов, служанки для двух жен, четверо детей… Но у всей этой разрозненной компании есть общая затаенная черта: ненависть к хозяину. Уже через день Кьолан понимает, что не без причины. Придравшись к нечисто вымытой тарелке, хозяин избивает его палкой, да так, что Кьолан неделю не может лежать на спине. В синяках в этом доме ходят все: и жены, и дети, не говоря уже о рабах. Когда хозяин к вечеру не в духе является домой, все замирают, прячутся по углам, лишь бы не попасться на глаза, не вызвать его гнев.

Работу с рассвета до ночи, оскорбления, постоянный страх быть избитым, убитым, проданным на рынке приходится терпеть полгода. Но как-то раз, ночью, дом просыпается от воплей: служанка находит хозяина мертвым. Ему перерезали горло, и двое старших рабов бесследно исчезли, а с ними и золото из шкатулки, что валяется возле трупа на полу.

Младшие, Кьолан и парнишка по имени Морн, перепугавшись, что их могут обвинить в убийстве, сбегают, воспользовавшись суматохой и распахнутыми настежь дверьми.

В чужом, незнакомом городе они, беглые рабы с клеймом на плече, пытаются просить милостыню, но мальчишек сразу хватают профессиональные нищие: никто не смеет отбивать их хлеб!

Им повезло, их не убивают, позволив примкнуть к банде, которая, кроме попрошайничества, ночью грабит случайных прохожих и подгулявших ремесленников.

Благодарение Творцу, Кьолан "не дорос" до звания бандита, уже через пару месяцев ему и его приятелю приходится уйти из города. Все потому, что Морну повезло подслушать планы сотоварищей, которые решили изуродовать подростков, превратить в калек, чтобы им больше подавали.

Стоит зима, начинаются дожди, и в степи разливаются бурные речушки. Морн, местный уроженец, не имеющий к магии никакого отношения, просто попавший в волну всеобщего панического бегства, в степи чувствует себя как дома, но вот Кьолан — совсем не так. Морн разгадал в нем благородного, и, похоже, подозревает, кто его приятель на самом деле, однако не лезет с расспросами, забот им и без того хватает. Есть нечего, впереди маячит перспектива голодной смерти. Подростки бредут наугад, пока не натыкаются на деревню. Едва живые, оборванные, добираются до колодца. Может, тут бы им и пришел конец, если бы их не подобрала местная женщина.

На подворье ее сына они находят работу, принимаются батрачить, утаив, кто они, и откуда. В этих глухих местах, похоже, мало кто интересуется, что случилось в соседней империи.

Но долго их жизнь здесь не продлилась, и трех месяцев не прошло, как сын хозяина открыл, кто они такие, заметив клеймо на плече Морна. Убежать не удается. Их связывают и запирают в сарае, а через сутки передают вооруженным людям в одинаковой коричневой одежде.

Потом опять был город, тюрьма, застенок… Попав в пыточную, увидав орудия на стене, мальчишки сразу во всем признаются. Их избивают, но не пытают, возвращают в общую камеру. Они долго гадают, почему. Удивление возрастает, когда через пару дней начальник тюрьмы забирает их домой. Там подростков кормят и даже не бьют. Они все понимают, когда хозяйский повар открывает им, что вдовы прежнего владельца подтвердили их рассказ, а заодно, распродавая имущество, задешево уступили юных рабов начальнику тюрьмы.

И снова они попадают на невольничий рынок. Кьолана покупает человек с подведенными глазами и серьгой в ухе. Его уводят, а Морн остается на помосте, и Кьолан, оглядываясь, еще долго встречает его взгляд.

А потом… Нимве поежилась, поплотнее укуталась в попону. Вспомнила, как на этом месте он запнулся, надолго замолчал. Пряча глаза, сказал, что у нового хозяина не слишком задержался. На другой же день сцепился с хозяйскими помощниками, и его избили, а после этого… Наверное, он просто не был подготовлен к жизни: прежде он бы не поверил, что один человек может с другим вытворять подобное. У нового хозяина был целый дом рабов-подростков, которых он сдавал богатым горожанам. Тех, кто сопротивлялся, сутенер "обучал". Легче было подчиниться — но Кьолан не сумел, попросту не смог.

Трех месяцев не прошло, как хозяин отчаялся укротить упрямого щенка, поняв, что из него не выйдет толку, а подкладывать звереныша под уважаемых клиентов… Репутация дороже. Поэтому хозяин за гроши избавился от строптивого раба, тем более что после "обучения" этот раб совсем потерял товарный вид.

Нимве прислонилась лбом к деревянной опоре, поддерживающей навес. Как ожог, подумала она. Внутри, прямо в сердце. Если мне от этого так больно, то каково ему… Сколько сил нужно иметь, чтобы… А ведь на этом все не кончилось. Сутенер продал его подрядчику, копавшему каналы в полях, за городом.

Нимве вытерла мокрые щеки. Как наяву, ощутила жар от безжалостного солнца, выжигающего степь. Шеренга рабов мотыгами дробит землю. Согнутые коричневые спины, волосы, грязной паклей свисающие на глаза. Люди как скот, и дешевле скота, коза на рынке ценится дороже. Ни воды, ни пищи. Как долго человек может это вытерпеть? Я сумела пару дней, тогда, на каторге. Принцы — две недели. А он… Попав туда едва живым, он держится месяцы, но сколько, и сам не знает. До тех пор, пока, в самую жару, среди рабов не начинается повальная дизентерия, и многие умирают.

И он тоже.

Так, по крайней мере, решает владелец — и поступает с ним, как с другими: просто бросает в общую открытую могилу в степи, подальше от города. Почему Кьолан не остался навсегда там, среди гниющих трупов, для него самого загадка. Может, спасли шакалы и бродячие псы, от укусов которых он очнулся.

Как выбрался из ямы, он не помнит. Сознание начинает возвращаться позже, отрывками. Он находит себя лежащим в протоке, в теплой и мутной воде, среди полей. Он не то что идти, сесть не может. Ясно, что ему не выбраться, но это совсем его не трогает, все, чего он хочет — закрыть глаза и спать, спать…

Здесь его и подбирают кочевники.

До весны он живет у них, пасет коз вместе с ребятишками, приходя в себя душой и телом, а весной кочевники продают его в проходящий мимо караван.

Вот тогда-то он решает: это был последний раз. Больше никто не распорядится им, как вещью. Он либо умрет, либо вырвется на волю — но не останется рабом.

Он узнаёт, что караван движется в один из портов его родной Сэнверии. Терпеливо ждет, покуда они пересекают степь, ведет себя так, чтобы не вызывать подозрений и придирок, а когда в середине лета караван добирается до места, сбегает, прячется в заброшенном саду на окраине города, выжигает украденным у караванщика ножом клеймо на плече. Через несколько дней, когда отпускает лихорадка, отправляется в порт и нанимается на судно, идущее на запад, туда, где рабство давно запрещено.

Попав в Беллар, небольшое королевство к востоку от Алавинги, он убегает с корабля, и начинается его путешествие через четыре страны, через союз Вольных княжеств, путешествие, продлившееся почти год, чтобы завершиться так печально у порога Дома Таэнана, среди людей, не помнящих родства.

Нимве обернулась. Человек, которого она всегда знала под именем Мафхор, спал в глубине шалаша. В темноте, укутавшей берег, она не видела его. Мне ни в коем случае нельзя его жалеть, подумала Нимве. Иначе он раскается, что откровенничал со мной. Да только — я все равно его жалею, видно, так мы, женщины, устроены, что поделать. Но показывать жалость я ему не буду. Ни за что не буду. Он такой гордый… и он меня просил…

Когда Нимве проснулась, было уже светло. Приподнявшись на локте, заметила, что укутана в одеяло.

Мафхора… нет, Кьолана под навесом не было. Нимве пригладила встрепанные волосы. Встала и огляделась. Куда же он опять ушел, подумала она. Он слишком много ходит…

Умывшись, Нимве зашагала по берегу наугад: вдруг он где-то рядом. Она волновалась, что будет, когда они увидят друг друга. Будто что-то изменилось между ними. Будто он теперь другой человек, знакомый и незнакомый, и дело не только в имени. Человек. Точно. Просто очень одинокий, много переживший человек, а не пугало по прозвищу Мафхор.

Он стоял у воды, под ивами, в стороне от лагеря. Опирался на костыль, и его лица Нимве не видела.

— Кьолан, — тихо сказала она, не для того, чтобы он услышал: чтобы попробовать новое имя на вкус. — Кьолан…

Будто колокол, подумала Нимве — и крикнула:

— Кьолан!

Голос звонко раскатился над рекой, эхом пошел гулять среди деревьев, на противоположном берегу.

Маг обернулся.

— Кьолан! — снова закричала Нимве. — Эй!

Когда она подбежала, он встретил ее молчанием. Нимве увидела напряжение, застывшее на лице, словно он гадал, чего теперь от нее ожидать.

Она улыбнулась.

— Здравствуй… незнакомец, — прошептала она. Обвила руками за шею и, привстав на цыпочки, губами коснулась его губ.

* * * * * * *

В лагере давно не спали. Принцы и барон завтракали под раскидистым дубом, у костра. Когда появилась Нимве, Ларра только покосился. Стараясь не обращать внимания, она подсела к парням.

Принцы собрались на очередную вылазку, но на этот раз пришлось задержаться. Нимве вкратце рассказала им, как на самом деле зовут мага, что означает кличка Мафхор, и откуда она взялась.

Юноши искренне поразились, и только Ларра пробурчал, что, мол, Дом Таэнана дал этому типу очень точное прозвище, на что принцы дружно велели ему заткнуться.

Через несколько дней спутники привыкли к новому имени "Кьолан". Да и сам он, кажется, привык. Нимве порой думала, что именно ему труднее всех перестроиться, ведь имя — это не только набор звуков.

Шли дни, и Кьолан поправлялся. Без костыля, правда, ходить не мог, и Нимве знала, что еще долго не сможет, но рана на бедре совсем затянулась, и он опять начал заговаривать об отъезде, благо барон Грид совсем пришел в себя.

А осень подступала. Участились дожди, похолодало, по утрам над рекой висел туман, густой, как пар в бане, и в лагере делалось сыро. Яблонька, которую Нимве посадила на могиле Чика, в изголовье, принялась, пустила новые побеги.

Кьолан, вопреки возражениям Нимве, пытался ездить верхом, но это пока давалось трудно. Ни сесть в седло, ни спуститься без посторонней помощи он не мог, и уже через несколько минут начинала болеть раненая нога.

Принцы, казалось, вообще никуда не спешили. Казалось, дай им волю, и они останутся тут навсегда. По вечерам, на стоянке у реки, Нимве часто обсуждала это с Кьоланом, и они пришли к выводу, что принцев страшит возвращение в столицу. Нет, вряд ли их родители что-то им сделают, но… Просто посмотреть в лицо отцу и матери, которые хладнокровно пытались навредить собственным детям — такое не каждому по силам. И что хуже всего, ни один из близнецов так и не передумал отказаться от престола.

Нимве тоже не хотелось уезжать. Она не представляла, что будет, когда они воротятся в столицу. Что сделает Кьолан? Останется с ней, или… Ведь он уже признался, что еще прежде, до путешествия, решил бросить службу у герцога Кендарна и уехать из страны. Умом Нимве понимала: не сможет такой человек провести всю жизнь на ферме, но мысль о том, что придется расстаться, была непереносима. Она уже через четверть часа начинала скучать, если не видела его. Нимве чувствовала, что Кьолан тоже дорожит ее обществом. Да только о своих планах он молчал, а Нимве твердо решила не выспрашивать, не навязывать себя ему, не становиться обузой.

Почти все время они проводили вместе, много разговаривали или просто молчали. Часто уходили подальше от лагеря, от любопытных глаз, и занимались лишь друг другом. Они еще не переступили границ последней близости — словно подростки, которым все было впервые. Не сговариваясь, они вели себя так, будто в запасе вечность, и некуда спешить.

Пророческие видения Нимве больше не тревожили, лишь иногда снилась ослепительно светящаяся фигура, плывущая по лесу, и черные призраки, наблюдавшие за ней. Во мраке, в густой тени Нимве не видела их лиц, но знала, что таится там, в провалах капюшонов, под чернотой плащей: глаза, горящие неутолимой злобой. Оскаленные хищные клыки.

Морды, медвежьи морды, звери, ждущие своего часа.

Тогда Нимве просыпалась, вся в поту, дрожащая, и перебиралась к Кьолану. Он обнимал ее, успокаивал, она снова засыпала — а утром помнила лишь смутные образы да чувство угрозы, исходившее от соглядатаев из мрака.

 

Глава 10

Минули почти три недели. Последние дни принцы и Ларра много охотились: решив все-таки отсюда выбираться, путники торопились запастись провизией. Кьолан и барон Грид чувствовали себя вполне сносно, чтобы потихоньку отправиться в путь, и даже помогали Нимве коптить мясо.

За день перед намеченным отъездом, ближе к обеду, все собрались в лагере. Нимве стряпала похлебку, Ларра, чуть в стороне, на большом камне, скоблил шкуру, а принцы просто сидели, перекидываясь словами, уставшие после утренней вылазки в лес.

— Хорошее все-таки место выбрал этот Гиргиалл для своего города, — заметил Инис, рассеянно отводя волосы от глаз. — Тихо здесь…

— Только уж больно удаленное, — Сэтнар обхватил колени руками. — Никакие дороги сюда не ведут.

— В лесу есть дорога, ваше высочество, — отозвался Кьолан. Сидя подле Нимве, на большом чурбаке, он ломал и складывал у костра сухие ветки. — Просто заросло всё.

— Может, мы по ней сможем домой добраться? — сразу загорелся Инис.

— Без карты не сможем, — ответил маг. — Кроме того, дорога ведет к границе с Эбирной, а не в Сафирну. Я видел на карте, в библиотеке Дома, — пояснил он, заметив удивленный взгляд Нимве. — Я тебе не говорил?

— Эх, жалко, — сказал барон, а Инис заметил:

— Видно, нам всем на роду написано болтаться по лесам.

— Грех жаловаться, — ответил брат. — Мы можем считать себя счастливчиками. После того, как этот урод маркиз угробил нашего дорогого дядюшку, нам, по большому счету, следовало жертву Владыкам принести.

— А вот интересно, — задумчиво проговорил барон, — за каким он это сделал, а?

— За таким и сделал, — угрюмо отозвался Сэтнар. — Ради своей дорогой королевы. Наверняка все заранее было подстроено, как и остальные их великие планы.

— Вряд ли, Сэт, — возразил Инис. — Слишком странно. Сначала он продается герцогу, потом его убивает. Логики нет.

— Да уж ты, — Сэтнар шутливо толкнул его в плечо. — Логика, логика… Логик ты наш.

— Все равно дикость, — ухмыляясь и отпихиваясь от брата, сказал Инис. — Зачем ему было ждать, чтобы убить герцога именно в тот момент? Почему не раньше?

— Может, у него возможности не было, — предположил Сэтнар. — Кто знает? Может, раньше дядюшку Окдейна охраняли.

— Но когда они на нас напали, — негромко молвил Кьолан, — вокруг были вооруженные люди герцога. И начальник тайного сыска практически пошел на верную смерть, чтобы его убить, разве не так?

Сделалось тихо.

— Ну да, — отозвался Сэтнар. — А к чему вы клоните?

— Просто вы сказали, что раньше маркиз не мог убить Окдейна, потому что того охраняли. Но ведь его охраняли и в этот раз. То-есть, со стороны маркиза это было самоубийство.

— Вы же знаете мою мать, мастер, — Сэтнар посмотрел исподлобья. — У нее такие слуги, на все пойдут.

Кьолан промолчал. По его лицу Нимве поняла, что он о чем-то размышляет.

— Кстати, мастер, — выговорил Инис, — я давно хотел спросить…

Он поколебался, а потом продолжил:

— Скажите, а тех двоих, в лесу, еще в начале — их действительно убили вы? Ну, шпионов нашей матери?

Кьолан поднял взгляд.

— Не подумайте, что мы в претензии, — поспешно вставил Сэтнар. — Честно говоря, туда им и дорога. Если бы вы еще и этого маркиза прихватили заодно…

— Ну, не постоянно же, Сэт, за нас другие будут делать всю грязную работу, — Инис толкнул брата в бок. — Когда-нибудь и самим придется. Подумать только, мы и понятия не имели, что за нами половина тайного сыска королевства тащится. Правильно вы их…

— Выше высочество, — перебил Кьолан. — Я верно вас понял? Те люди были шпионами королевы?

Близнецы переглянулись.

— А вы что, не знали? — удивился Инис. — Почему же вы их тогда…

— Кто вам это сказал? — сдержанно выговорил маг.

— Что сказал? — кажется, беседа все больше удивляла принцев. Нимве давно опустила поварешку и не без тревоги следила за магом.

— Кто вам сказал, что это были шпионы королевы? — спросил он.

— Да к чему вы так… — начал было Инис, но Сэтнар молвил, перебив:

— Начальник тайного сыска.

Глянув на него, Нимве поняла: он тоже почувствовал неладное. А принц добавил:

— Это начальник тайного сыска нам сказал. И еще сказал, что именно вы убили тех двоих, его людей.

— Он утверждал, что это сделал я? — тихо выговорил маг.

— Еще как, — ответил Сэтнар. — Он был в этом уверен.

Снова стало тихо.

— А что, — вмешался барон Грид, — разве их убили не вы?

— Нет. — Кьолан выпрямился, отбросил сухую ветку. — Я еще тогда объяснил.

— Но если не вы, и не они, — выговорил Сэтнар, — тогда кто же? Кто?

— Хороший вопрос, — тихо молвил Кьолан. Лицо сделалось как камень, а взгляд остановился.

— Может, люди нашего отца, — Инис пожал плечами, — какая разница.

— Люди нашего отца, — возразил Сэтнар, — этого сделать не могли. Они за нами не следили, они на ферме нас ждали. А вот кто следил, действительно вопрос. Вы думаете… — принц обернулся к магу, но тот не дал ему договорить.

— Вот что, — тихим, ровным голосом сказал Кьолан. — Сейчас мы все встанем. Спокойно соберем вещи и оседлаем лошадей. Но только спокойно, без суеты. Вы поняли?

— Кьолан, — Нимве коснулась его руки. — Что случилось?

— Не пугайся, — ответил он. — Может, ничего. Может, я ошибаюсь. Помоги мне встать, пожалуйста.

Он поднялся, опираясь на плечо Нимве, и остальные тоже вскочили, растерянные, ничего не понимающие.

— Помните, спокойно, — велел маг. — Мы просто отправляемся в дорогу.

Пока принцы и Ларра ловили и седлали лошадей, а Нимве с бароном собирали котомки, Кьолан стоял, озираясь и будто прислушиваясь. Вокруг по-прежнему был яркий день, светило солнце, мирно щебетали птицы…

— Ну, что? — Сэтнар подошел, ведя за узду двух лошадей. — Есть что-нибудь?

— Вопрос, что должно быть, — в полголоса ответил барон. — Он же сам сказал, что может ошибаться, и…

Резкий порыв ветра взъерошил ему волосы, ветви дуба задвигались, шумя листвой, застучали, как сухие кости. Лошади с фырканьем дернули поводья.

— В седла, быстро! — маг обернулся.

Ветер окреп, налег, взметая пепел из костра, крутя сухие листья. Нимве схватила лошадь за узду и бросилась к Кьолану.

— Нимве, садись! — перекрывая шум, крикнул он.

— Сначала ты! — она сощурилась от пыли.

Секунду он смотрел, потом, видно, решив не спорить, вдел здоровую ногу в стремя и взлетел в седло.

Они едва успели. Все уже были верхом, когда резко потемнело, и воздух содрогнулся. Заскрипел, застонал столетний дуб, земля раскололась — рядом, прямо под копытами лошадей. Животные с визгом взметнулись на дыбы.

— Бегите! — крикнул Кьолан. — К замку! Скачите к замку!

— Я тебя не брошу! — Нимве едва сдерживала коня.

Из облака пыли, прямо впереди, показались темные фигуры. Кьолан вскинул руки. Вокруг него вспыхнуло, занялось золотое призрачное пламя.

Сумрак разорвался, раздался звук, будто рядом сшиблись скалы, и беглецов накрыло невидимой волной. Яркий сполох, и, на миг ослепнув, Нимве увидала: в десяти шагах в землю вонзилась раскаленная стрела. Молния, отстраненно подумала она. Откуда здесь…

А потом сделалось темно.

— Арра́йно!!! — яростно закричал знакомый голос.

В следующий миг лошадь Нимве ударилась в галоп. Не слушая поводьев, хлеща гривой по глазам, животное ринулось куда-то, и Нимве только хваталась за уздечку, чтобы не упасть.

* * * * * * *

Лошадь унесла Нимве в холмы, в развалины Арны Сангайи, и только там, под аркой древнего водовода, замедлила бег.

Здесь было тихо, светило солнце. Будто в другом мире, подумала Нимве, озираясь.

Не прошло минуты, как появились остальные. Взмыленные лошади вынесли их к подножию холма, растерянных и бледных.

Но Кьолана среди них не было.

Нимве схватила поводья и попыталась повернуть скакуна назад. Тот не подчинялся, фыркал, плясал на месте. Ларра, приблизившись, перехватил узду.

— Убери руки! — Нимве попыталась его оттолкнуть, но не сумела дотянуться.

— Поехали отсюда, — обернулся Ларра к принцам. — Нужно убираться!

— А он? — Инис мотнул головой в сторону лагеря. — Ведь он же…

— Он сам велел ехать, — ответил Ларра.

— Трус! — закричала Нимве, тщетно стараясь вырвать поводья из его руки. — Отстань! Убирайся!

Топот копыт оборвал их спор. Из-за поворота вылетел храпящий скакун, и Нимве вскрикнула, узнав седока.

— Вы что? Бегите! — закричал маг. — Бегите отсюда!!!

Его лошадь вдруг споткнулась, рухнула на всем скаку. Кьолан перелетел через ее голову, и Нимве, с воплем спрыгнув наземь, ринулась к нему.

Падение, похоже, не причинило магу вреда. Когда Нимве и принцы подбежали, он сидел, опираясь на руки.

— Не надо, — сказал он, подняв голову. — Уходите. Вы должны уехать, вы еще успеете!

— Не трудись, — перебил спокойный голос. Все, вздрогнув, обернулись.

Семеро всадников появились на тропе. Черные плащи, капюшоны, скрывающие лица… Значит, мне не привиделось тогда, в лесу, мелькнула у Нимве мысль. Принцы и барон вскинули ружья.

— Нет, — тихо молвил Кьолан. — Опустите.

Тем временем всадники спешились, скинули капюшоны. Нимве увидала красивые, холодные, будто выточенные из мрамора лица. Конечно, это они, пришло ей в голову, они, кто же еще.

Маги из Дома Таэнана.

Глава Дома, Фиарне́йд, вышел вперед.

Шагнув к нему, Кьолан сделал жест, словно пытался загородить спутников собой, оказавшись между ними и пришельцами.

— Чего вы хотите? — спросил он.

Спокойно, с сильным акцентом Фиарнейд отозвался:

— У вас есть кое-что для нас.

Молчание.

— Может, им это надо? — тихо молвил Ларра, протягивая Инису запеленатый в мешковину меч. Взяв, Инис подошел и тронул Кьолана за плечо. Маг принял меч и, развернув, сделал пару шагов вперед, без костыля он едва не падал. Протянув реликвию главе Дома, сказал:

— Вот. Возьми.

Фиарнейд вынул клинок из ножен. Золотой луч солнца скользнул по стали, как по зеркалу. Маг поцеловал меч и отдал кому-то из своих. Повернул к Кьолану спокойное лицо. В прозрачных глазах, как в каплях воды, отражалось голубое небо.

— Теперь мы свободны? — спросил Кьолан.

Фиарнейд усмехнулся. На своем языке что-то бросил магу справа.

— Не знаю чего? — сдвинув брови, выговорил Кьолан.

— А тебе не все равно? — ответил глава Дома.

— Послушай, — сказал Кьолан. — Что вам нужно? Мы ведь отдали Сокровище!

По губам Фиарнейда мелькнула быстрая насмешливая улыбка.

— Сокровище… — он вскинул бровь — и заговорил на анъяс, спокойно и размеренно, будто читал по бумаге.

Когда через пару минут он смолк, Кьолан застыл, не двигаясь. Фиарнейд снова сказал что-то, и тон был вопросительный, но Кьолан не ответил.

— Они тебе не нужны, — через несколько секунд промолвил он. — Отпусти их.

— Ты, кажется, не понял, — возразил глава Дома. Произнес фразу на анъяс. В ответ Кьолан только опустил голову.

Молчание длилось долго. Подавшись вперед, Инис выпалил:

— Оставьте нас в покое! У нас ничего больше нет!

Фиарнейд холодно глянул на него, а принц не унимался:

— Вы забрали меч, а больше мы ничего не находили!

Сэтнар дернул его за руку, но он продолжил:

— В Пророчестве ничего не говорится о…

Схватив брата, Сэтнар зажал ему ладонью рот. Пока они боролись, Фиарнейд сказал:

— Да что вы, ваше высочество? Вы полагаете, будто знаете все, не правда ли?

— Прошу, оставь их, — выговорил Кьолан, но глава Дома сделал ему знак молчать.

— Если бы хоть у кого-то из вас была капля разума, — сказал Фиарнейд, — вы бы сумели догадаться, что Пророчество никоим образом не…

— Да отвяжитесь вы с вашим чертовым Пророчеством! — освободившись от брата, крикнул Инис. — Мы из-за него…

— Молчать! — глава Дома вскинул руку, но Кьолан опередил, сделал резкое движение, и Фиарнейда сбило с ног, отбросив на остальных магов.

— На холм! — обернувшись к своим, выдохнул Кьолан. — Бегите!!!

Они, будто заколдованные его голосом, бросились прочь, скрылись в развалинах, в кустах среди камней, — все, кроме Нимве.

— С ума сошла? — маг схватил ее за плечо. — Беги отсюда!

— Только с тобой, — ответила она.

Он швырнул ее за скальный выступ, прыгнул следом… Нимве упала, больно поцарапавшись о камни, и тут же нечто ударило в укрытие, да так, что дрогнула земля, и с кустов посыпались листья.

Приподнявшись, Кьолан развернул ее к себе.

— Ты им не нужна, — тихо молвил он. — Тебя они не тронут. Я прошу, беги, не надо!

— Ты бы меня не бросил, — мотнув головой, ответила она. Кьолан молчал, Нимве поразило страдальческое выражение на его лице. Он смотрел так, будто прощался. Будто это был последний раз, когда они видели друг друга живыми.

Громкий голос Фиарнейда вернул их в реальность. Нагнув голову, сдвинув брови, Кьолан зашептал, раскинул руки. Яркий свет, затмевая солнечный, потек с его ладоней, засиял над головой, будто купол, устремился наверх, на холм, где скрылись остальные.

Фиарнейд что-то крикнул. Отодвинув Нимве, загородив собой, Кьолан привстал на коленях и ответил:

— На́и.

Удар, такой, что воздух застонал. Рядом вздыбилась, растрескалась земля. Съежившись, Нимве зажала ладонями уши. Услыхала голос Фиарнейда. Услыхала, как ожесточенно крикнул Кьолан:

— На́и!!!

Он продолжал кричать на анъяс, потом, держась за скальный выступ, поднялся — и бросился вперед. Резко вскинул руки, будто отшвыривал что-то от себя. "Ву-ум-м!" — раздался звук, и, на мгновение оглохнув, Нимве смотрела, как со склона лавиной устремились обломки.

А потом в Кьолана вонзилась молния. Ослепительная даже в свете дня, раскаленной плетью полоснула по груди, сбила с ног, отбросила на камни. Он упал, взмахнув руками, как подстреленная птица, и остался неподвижен.

Позабыв об опасности, Нимве кинулась к нему. Его глаза были открыты, и лишь поняв, что он живой, она судорожно вздохнула. Схватила его, попыталась сдвинуть с места…

В следующий миг она увидела, что маги приближаются, подняв руки, с которых стекает призрачное пламя. Насмешливый голос что-то сказал. Мать-Земля, без слов взмолилась Нимве, помоги нам!

Удар… и жар… Темнота надвинулась, заслонила яркий свет. Пропали холмы, и Кьолан, и маги из Дома Таэнана. Кто-то громко крикнул:

— Ним!!!

И все исчезло.

Озеро. Клубящаяся марь. Нимве стояла, будто в облаках. Мягкий, тихий свет вокруг, похожий на сияние луны. Безлистные деревья обступили, простирая ветви, обвитые шлейфами тумана.

Нимве сделала шаг. Всколыхнулась, обтекая колени, белая вуаль. Почему я здесь? Но она уже знала ответ: внутри себя. Прямо в сердце.

Яркий свет взглянул из-за деревьев, нежно коснулся глаз, остановил дыхание. Фигура, сотканная из света, плыла над туманной пеленой, и холодное облако наполнилось свечением.

Деревья расступились. Сияющий призрак замер, протягивая руки. Явственно проступили длинные одежды, волосы, струящиеся по плечам, тонкие и яркие черты. Большие глаза взглянули Нимве прямо в душу.

— Мама… — Нимве улыбнулась. — Мамочка, это ты…

Сияние не отводило взгляда. Губы тронула улыбка, и столько в ней было тепла, добра и света, что Нимве всем существом пожелала: пускай это не кончится.

"Ступай, дочка", — прозвучал Ее голос, оттесняя остальные мысли. Но я хочу остаться здесь, с тобой… Нимве потянулась к Ней, и Владычица покачала головой. Стала отдаляться, Нимве хотела пойти следом, но звенящий голос крикнул, эхом отдаваясь в тайниках души:

СТУПАЙ, ДОЧКА!!!

Свет погас. Глаза заслонила черная пелена.

Придя в сознание, Нимве нашла себя стоящей на тропе. Впереди, у подножия холма, на который карабкались развалины, под аркой водовода, замерли люди, одетые в черное. Через шум в ушах, томное круженье в голове она подумала: это они. Маги из Дома Таэнана.

Еле двигаясь, не понимая, что происходит, Нимве сделала шаг, потом другой. Приблизилась к магам, и, раздвинув их, прошла вперед. Они, медлительно поворачивая головы, смотрели на пришелицу. Один из них протянул руку. Взял Нимве за плечо.

А перед ними, на тропе, шагах в восьми, Нимве увидела двоих. Кьолан, на коленях, с низко опущенной головой, с руками, заведенными назад — и Фиарнейд, неторопливо подымающий над ним меч Таэнана.

Будто повинуясь зову, Кьолан вскинул голову. Нимве увидала кровь на его лице, много крови. Его глаза расширились, он покачнулся, что-то прошептал… Фиарнейд обернулся и нахмурился. Толкнул Кьолана, и тот упал на землю.

Когда глава Дома подошел, Нимве не шелохнулась.

— Хочешь умереть с ним? — сказал маг. — Я исполню твое желание.

Он перехватил меч — медленно… почему так медленно? Нимве оттолкнула человека, что держал ее, и невнимательно заметила, как тот упал, взмахнув руками. Поглядела Фиарнейду в лицо. Непонимание застыло на нем, но не это приковало взгляд Нимве.

Впереди, на тропе, возник столб белого света. Он сиял так ярко, ослепительно, что Нимве удивилась: почему его не видят маги?

Но они не видели. Смотрели лишь на Нимве, застыв, как истуканы. Глава Дома начал поднимать меч, двигаясь медленней сомнамбулы.

"Ступай же, доченька!" — приказал бесплотный голос.

Нимве вскинула руки. Белое пламя, сорвавшись с них, затмило яркий день.

Я иду, мамочка. Иду.

Холм рядом вздыбился, как океанская волна. Камни, замерев на лету, повисли в воздухе. Заскрипели деревья, невидимая ладонь с корнем вырвала часть акведука. Рев, стон и грохот. Страх в глазах людей, стоящих рядом. Небо окрасилось в бурый цвет, ясный день померк, только белое пламя, рвущееся с ладоней, сияло ярко, ослепительно — а потом мир пришел в движение. Пыль заклубилась, накрыла густым облаком, посыпались обломки. Нимве услыхала вопль:

— Ни-им!!!

Перед внутренним взором возникло светящееся лицо, и Нимве улыбнулась ему навстречу.

Я иду к тебе, мама.

А в следующий миг, сотрясая землю, на Нимве и магов с грохотом обрушились развалины Арны Сангайи.

 

Глава 11

Дождь начался со вчерашнего вечера.

Он то моросил, нескончаемый и нудный, то расходился не на шутку. В мокром саду, среди голых деревьев, горьковато и терпко пахло прелой листвой. Яркими пятнами выделяясь на унылом фоне веток, краснели чудом сохранившиеся яблоки.

Хелеа вышла из курятника, неся в корзинке с десяток яиц. По деревянной дорожке, усыпанной желтыми листьями, оскальзываясь, добралась до крыльца. Подруга из деревни, полноватая, с седыми прядями в темных волосах, сидя на ступеньке под навесом, проговорила:

— Дождь, видать, на всю неделю зарядил… Осталась бы, а?

— Я ведь сказала, — Хелеа сбила с башмаков налипшую грязь и, разувшись, взошла на крыльцо. — Как все здесь закончу, опять пойду.

— Так зима ведь на носу, — подруга обернулась, — куда ж ты…

— Сама знаешь, куда.

Подруга покачала головой:

— Почти полгода ее ищешь. Ты ж…

— Если надо, — перебила Хелеа, вытирая руки о передник, — еще десять лет буду искать. Ним — моя единственная дочь. Да я всю землю обойду, чтобы только ее снова увидеть! Ферму продам, коли надо будет. Думаешь, мне это всё ее дороже? — она махнула рукой на двор. — Да мне без нее и кусок в горло не лезет!

— Так я ж понимаю, — печально отозвалась подруга.

Не слушая больше, Хелеа вошла в сени, захлопнув дверь.

Через час, проводив гостью, Хелеа отыскала Корешка, заставила вернуться в дом из сырого промозглого сарая, где он упорно ночевал. Сидя на кухне, паренек молча следил, как хозяйка месит тесто.

— Щас лепешек напеку, — бодро сказала Хелеа. — Поедим с тобой. Свари пока яйца-то. Жаль, масла нету… Ну, да ничего. Меду еще много, а я заодно схожу, принесу яблок. Ты вари, вари, голодный, небось?

Накинув на плечи старый плащ из заскорузлой ткани, Хелеа вышла в сад. Дождь шелестел по спутавшейся траве, ледяными каплями стекал с голых веток. Хелеа набрала яблок, холодных, чуть сморщенных после заморозков, но все еще крепких, очень сладких, и повернула к дому.

У крыльца ее встретили собаки. Жарко дыша, виляя хвостами, они с надеждой заглядывали хозяйке в глаза.

— Есть хотите? — она перехватила мокрый подол, оттянутый грузом яблок. — Ничего, скоро вас тоже накормлю.

Хелеа поднялась на пару ступенек. Повернувшись, посмотрела на черный лес, начинавшийся почти сразу за воротами. Серое небо лежало на верхушках сосен. Дождь все шел, и чудилось, что он не кончится больше никогда.

Вытерев мокрое лицо, устало опустив плечи, Хелеа начала медленно подыматься к двери, но ворчание собак остановило. Удивленно обернувшись, она поглядела на калитку. Никого.

— Тихо, тихо, — сказала Хелеа, — вы чего?

Собаки на секунду повернули головы — и внезапно забрехали, сорвались с места и кинулись к воротам. Хелеа собиралась прикрикнуть на них, но и сама услыхала приближающийся шорох колес и топот копыт по грунтовке.

Через пару минут на дороге за невысокой каменной стеной показались трое верховых, а за ними карета. Хелеа смотрела, как богатый экипаж останавливается у ворот. Собаки лаяли и бросались на калитку. Хелеа подошла, окрикнула, заставила замолчать.

Из кареты, опираясь на палку, вышел высокий мужчина в темном плаще, в капюшоне, опущенном на самые глаза. Хелеа отворила калитку, не понимая, зачем сюда явился этот дворянин, и чего ему надо. Собаки, высунув головы из-за хозяйского подола, шевелили носами, принюхиваясь, но, наученные порядку, молчали.

Мужчина повернулся, помогая сойти женщине в синем платье и тоже в капюшоне.

Едва незнакомка коснулась ногой земли, в собак вселился дьявол. С воем, с трубным лаем они бросились вперед, едва не сбив хозяйку, и, словно взбесившись, накинулись на пришелицу.

— Нет, Игра! Ясень! Прочь! Подите прочь!!! — Хелеа схватила метлу, прислоненную к воротам, повернулась… и остолбенела.

Собаки не рвали гостью, вовсе нет. С радостными воплями они кидались на нее, норовя лизнуть в губы, а она, смеясь, обнимала за шею старшую, Игру. Да и мужчина, с которым гостья приехала, стоял поодаль и, кажется, не волновался.

— Тихо… Игра, — услыхала Хелеа задыхающийся голос пришелицы. Покачнувшись, ухватилась за калитку. Метла выпала из рук… а гостья, скинув капюшон, застыла на месте.

— Дочка… — прошептала Хелеа. — Доченька… моя…

— Мамочка!

Нимве метнулась к матери, осевшей на землю, прямо на мокрую щебенку у ворот. Упала на колени, обняла, лицом уткнулась ей в плечо, да обе так и замерли.

Они не слышали, как уехала карета и верховые, что сопровождали путников. Очнувшись лишь через много минут, разомкнув объятия, мать и дочь посмотрели друг на друга.

— Что ты, милая, — спохватилась Хелеа. — Вставай, вставай, застудишься!

— Ничего, не важно, мам.

— Ох, доченька, где ж ты была? Я думала, с ума сойду…

— Мамочка, прости, — Нимве принялась целовать матери руки. — Я просто не могла, ничего не могла тогда объяснить. Прости меня, пожалуйста!

— Да что ты, дочка, — Хелеа остановила ее, взяв лицо в ладони. — Разве я об этом… Не могла — значит, не могла. Ну, давай, пойдем в дом, пойдем. Ох, а есть-то у меня и нечего, я ж…

— Приготовим что-нибудь, — Нимве помогла подняться матери, потом, понизив голос, произнесла:

— Мам, я хочу тебя познакомить с одним человеком. Только не удивляйся, ладно?

И, обернувшись к спутнику, что стоял у ворот, Нимве протянула руку:

— Идем.

Сильно хромая, он приблизился, скинул капюшон, поклонился… Непроизвольно откачнувшись, Хелеа повернулась к дочери и прошептала:

— Доча, так ведь это же…

— Да. Только его зовут Кьолан, мам. Не Мафхор. Его имя Кьолан.

Очутившись в доме, Нимве поразилась нежилому запустению, что царило здесь. Пахло пылью и мышами, дом словно потемнел, съежился, казался заброшенным. Все-таки она меня искала, подумала Нимве, и сердце стиснула пронзительная нежность. Но Нимве не стала задавать вопросов. Увела Кьолана в свою спальню, чтобы он мог переодеться, быстро переменила платье и, воротившись на кухню, вместе с матерью начала готовить обед.

Пока ели, стемнело, и Кьолан под предлогом, что хочет отдохнуть, ушел к себе, оставив Нимве и Хелеа одних. Мать тут же засыпала ее вопросами. Вначале Нимве отвечала односложно, но потом разговорилась, и они просидели до поздней ночи.

— А когда все кончилось, остальные наши вернулись и стали меня искать, — завершая рассказ, произнесла Нимве. — Но меня только в сторону отбросило, и землей чуть-чуть припорошило. А вот магов совсем засыпало обломками, настоящий курган образовался. Целая гвардия не смогла бы откопать.

Она помолчала, потом добавила:

— Ну, нам еще три недели там сидеть пришлось из-за меня. Я как-то… даже не болела, а… Просто чувствовала себя ужасно. Слабость была, ходить не могла даже, и все время плакать хотелось. Я и сейчас иногда реву, так что не обращай внимания.

Потянувшись руками, Нимве закончила:

— Вот такая история, мам.

— Кто бы другой рассказал, — Хелеа покачала головой, — я бы не поверила. Так что же, выходит, остальные-то бросили вас? Убежали?

— Нет, что ты… Принцы были на холме, все видели и даже пытались в магов стрелять, когда они собирались убить Кьолана. Только Ларра и барон им не позволили. Магам бы они все равно ничего не сделали, а сами бы тогда точно погибли.

— Это надо же… А я ведь и на секунду не помыслила, что ты могла уехать с принцами, знаешь.

— Конечно, мам. Кто мы — и кто они… Никто бы не догадался.

— А, доченька, — сказала Хелеа, — принцы-то ведь уже десять дней тому как воротились. Где ж вы пропадали все это время? Или с ними были во дворце?

— Нет, конечно. Да они бы и не пустили нас туда ни за что. Просто потому, понимаешь… Мы не знали, что тут происходит. Как нас встретят, когда мы появимся.

— Да уж… Про Мафхора-то какие сплетни ходили, жуть, да и только, будто принцев он и украл. У нас ведь траур был, когда они пропали. А когда народ узнал, что и Мафхор тоже пропал — и-и, чего началось! Как его не проклинали только! Некоторые, правда, говорили, что это герцог Кендарн его послал их охранять, но почти все верили, что Мафхор их высочеств похитил. В соседней деревне мельник с кузнецом даже передрались.

Нимве нахмурилась, сказала, кусая губы:

— Значит, думают, что Кьолан их похитил?

— Думали, пока принцы не вернулись. У нас почти неделю праздник был, в колокола звонили, глашатаи везде разъезжали, вернулись, мол, наследники, живы и здоровы.

— Значит, поэтому он так сказал, — прошептала Нимве. — Поэтому он сказал, что…

— Кто что сказал, доча?

— Принц Инис. Поэтому он Кьолану сказал: "Теперь вы можете вернуться. Теперь вас никто не посмеет ни в чем обвинить." — Нимве улыбнулась. — Мы тогда не поняли, о чем он, а оказывается…

После паузы Хелеа негромко молвила:

— Ты уж объясни мне, доча, я не поняла…

— А… да, мам. В общем, мы когда выбрались из леса, принцы решили, что нам может быть опасно возвращаться в Сафирну, просто потому, что их родители могут захотеть… Ну, что-нибудь с нами сделать, потому что мы знаем слишком много. За себя их высочества не боялись, хотя… Я вот за них как раз боялась. Но они решили, что все равно поедут домой, а нас спрятали у родителей барона Грида.

— Это у графа… как его…

Нимве кивнула:

— У графа Маа́тского.

— Так вы там, значит, были?

— Ага, две недели. Пока принц Инис однажды не вернулся и сказал, что мы теперь смело можем ехать домой, и что нам никто ничего не сделает.

Они помолчали.

— Доча, — выговорила Хелеа, — а чем у них дело с родителями ихними завершилось, а?

— Не знаю, — отозвалась Нимве. — Его высочество не говорил. Но… он был очень грустный, мам. Очень. Надеюсь, что принцы все-таки не откажутся от престола.

— Упаси Творец… Где ж мы тогда других наследников возьмем?

Они снова замолчали.

— Ну, и дела, — задумчиво проговорила Хелеа. — А ты, доченька, настоящим магом стала у меня.

— Ну, что ты, какой я маг… Случайно это все вышло. Это все Мать-Земля… — Нимве, осекшись, смолкла.

— А ты уже знаешь, — подождав, сказала Хелеа, — что Дом Таэнана сбежал куда-то? То-есть, в один день исчезли все, даже вещи побросали.

— Да, я знаю.

— Сколько сплетен было, не описать. И на орлах-то они улетели, и земля их поглотила… Чего не выдумывали только. Да и то сказать, народу у них немало, а хоть бы душа живая видела, как они уезжали. И с чего они так? — Хелеа глянула на дочь.

— Мы и сами гадали, — созналась Нимве.

— Доченька, — Хелеа понизила голос, будто кто-то здесь мог их подслушать. — А чего все-таки маги хотели от вас?

— Кьолан говорит, они собирались убить принцев. Что Таэнан наложил какое-то табу, и они не могли захватить власть, а теперь это табу вроде как закончилось. Но я все равно не понимаю…

— Чего, милая?

— Почему они сбежали. Зачем было убегать из страны? Ну, кто им чего может сделать-то?

Хелеа пожала плечами:

— Может, они испугались, когда их главные погибли. Да ну их совсем, разве нам их понять, доча? Маги — они маги и есть.

Нимве не ответила. Смотрела, как дрожит пламя за стеклом лампы. Потом позвала:

— Мам…

— А?

— Ты давно меня разыскиваешь?

Их взгляды встретились.

— Да уж с конца весны, — отозвалась Хелеа.

— Ох, мамочка, зачем? Я ведь просила, чтобы ты не…

— Какая же я мать тогда? Единственная дочь пропала, как сквозь землю, а я буду сидеть да кур сторожить? Нет уж. Да ведь и ты бы на моем месте сиднем не сидела, я-то знаю!

Нимве вздохнула:

— Я так жалела, что не сказала тебе тогда, что подчинилась и поехала… Но, знаешь, теперь я рада, что все это случилось. Вот если бы еще… никто у нас не умер… Если бы Чик не умер, то… — Нимве низко опустила голову. Услыхала, как грохочет по полу стул. Руки матери коснулись плеч, и Нимве, повернувшись, прижалась лицом к ее груди.

— Я так скучала, мамочка… Боялась, что никогда тебя больше не увижу. Я очень тебя люблю, очень-очень!

— Доча моя милая, — Хелеа обняла ее за плечи. — Ничего, милая, все пройдет, ничего…

Через пару минут, вытерев глаза, Нимве слегка отстранилась и заглянула матери в лицо.

— Мам, я хотела попросить…

— Что, доча?

— Ты помягче с Кьоланом, хорошо?

— Да я стараюсь… Привыкнуть надо. Когда бы я помыслить-то могла, что буду у себя в дому Мафхора принимать! Это ж…

— Не Мафхора, мам. Не называй его так, пожалуйста.

— Ой, ну, да, забываю всё. Только, доча, ты уверена, что он… Ну, словом… Он ведь черный маг, и все такое…

— Мам, никакой он не черный маг! Неправда это все, и все слухи про него — тоже. Их специально распустили, чтобы люди потом поверили, будто он похитил принца Иниса, я же тебе говорила! А он не чудовище. Мы одно добро от него видели, и живы только благодаря ему. Да, он замкнутый, но за такое ведь не казнят… Пожалуйста, поверь мне, он очень хороший человек.

Хелеа помолчала. Провела ладонью по волосам Нимве.

— Ох, доча, — ее голос звучал тихо. — А ведь пропала ты, я гляжу. Любишь ты его до беспамятства.

Нимве прикусила губы.

— Ну, а он-то? — спросила мать. — А он тебя?

Нимве осторожно высвободилась из ее объятий.

— Знаешь, мам, — встав, промолвила она, стараясь не встречаться взглядом с Хелеа, — устала я чего-то. Пойду, пожалуй, лягу, поздно уже… Да и прибраться завтра надо. Спокойной ночи, мамочка.

* * * * * * *

Уборка в доме заняла целый день, и управились они лишь затемно.

Кьолан вызвался помогать, чем ужасно смутил Нимве. Она пыталась отговаривать, но он, конечно, настоял на своем. Хелеа вначале ошарашил нежданный помощник, однако к концу дня Нимве уже радовалась, что Кьолан нынче работал с ними. Похоже, его сдержанный нрав, полное отсутствие высокомерности, которую Хелеа за ним подозревала, и способность прислушиваться к чужому мнению растопили сердце матери — так или иначе, она перестала относиться к нему с настороженной опаской.

К тому же — и это тоже для Хелеа стало неожиданностью, — помощник оказался на удивление рукастым, и она не переставала изумляться, конечно, шепотом, и только при Нимве, откуда аристократ умеет работать по хозяйству.

Назавтра Кьолан решил съездить в город. Он не сказал, зачем, а Нимве не расспрашивала, поинтересовавшись только, умеет ли он править тарантасом: верховых лошадей они не держали.

Маг уехал после восхода солнца. Нимве долго возилась в курятнике, а когда вернулась домой, застала мать на кухне.

— Кур у нас меньше стало, — заметила Нимве, стягивая плащ.

— Да, доча, — Хелеа повернулась от плиты. — Ладно, хоть коров я продать не успела, не знаю, что бы и делали сейчас. Кстати, доченька, тут такое дело… Словом… — положив черпак на камень, мать подошла, села за стол напротив Нимве. Проговорила, понизив голос:

— Он мне денег дал. И много.

Нимве осеклась, закусила губы.

— Опять он с этими деньгами, — пробормотала она. — Все-таки решился…

— Так ты, выходит, знаешь?

Нимве покачала головой. Сказала:

— Понимаешь, просто эти деньги принц Инис привез. От герцога Кендарна. И еще письмо, что герцог отпускает Кьолана со службы. Кьолан сам к нему ехать собирался, но их высочества велели подождать. Ну, и… В общем, принц привез все сам. А Кьолан — он денег не захотел брать.

— Почему же? Он же по герцогскому приказу за принцами-то поехал, к тому же, и пострадал на этом.

— Вот и принц Инис то же самое сказал. Но я могу его понять. Ведь это вроде как деньги за предательство… Хотя, конечно, он герцогскую волю исполнял. Правда, его высочество говорит, что все это глупости, а деньги… Денег у всей королевской семьи не хватит, чтобы по-настоящему с нами расплатиться. Так он сказал.

— Чудной человек все-таки, — вздохнула Хелеа. — Мафхор… ну, то-есть, Кьолан твой.

— Он вовсе не чудной. А когда он тебе эти деньги дал, мам?

— Нынче и дал. Что ж, назад вернуть?

— А вдруг обидится? Он ведь мне еще в доме у графа их предлагал. Но я не хочу, чтобы он думал, будто я с ним из-за денег. Будто я жду от него, что он меня станет содержать!

— Сдается мне, доча, он так не думает.

Нимве вскинула глаза.

— Теперь ты его защищаешь? — помолчав, лукаво заметила она. — После того, как он тебе шкаф починил?

— Что ж, и шкаф тоже дело не пустое, — мать усмехнулась. Сказала после паузы:

— К тому же, доча, нам гордиться не приходится.

— Что? О чем ты, мам?

— Да о чем… Ведь, как мы с тобой отсюда разъехались, народ-то болеть не перестал. Короче, все наши клиенты перекочевали к травнику с Вырубки. А хозяйство — ты сама видела. Угля нет, дров тоже, зерна курам на зиму не на что купить. Спасибо хоть, Калиниха да Ма́лька сыновей своих уговорили, сена нам накосили для коров, а то бы или продать, или резать пришлось. В общем, если мы этих денег не возьмем, зиму нам не пережить, вот и весь сказ.

Нимве долго молчала. Потом, опустив голову, произнесла:

— Ладно, мам. Ясно. Раз так, пускай деньги у тебя останутся.

Кьолана долго не было, и с наступлением темноты Нимве места себе не находила. Иногда посещала ужасная мысль, что он просто взял да уехал навсегда, потому и отдал деньги Хелеа. И, ближе к полуночи заслышав во дворе собачий лай и стук колес, Нимве, будто сумасшедшая, метнулась к двери, распахнула ее… и остановилась. Пару раз глубоко вздохнула. Воротилась в сени и, накинув плащ, вышла на крыльцо.

Было холодно, накрапывал дождик. Нимве не увидела — угадала силуэт лошади в темноте, у ворот. Услыхала пыхтение собак.

— Кьолан! — окликнула она, спускаясь по ступенькам.

— Я здесь, — ответил он.

Когда Нимве подошла, он возился с чем-то у повозки.

— Ты долго, — она коснулась его плеча. Он обернулся.

— Так получилось. — Голос прозвучал устало.

— Голодный? Идем в дом.

— Только лошадь распрягу.

— Ладно, я зажгу фонарь в деннике…

Покуда сидели за столом, Кьолан почти не разговаривал, они обменялись от силы парой слов. Он даже не намекнул, где был, что делал целый день, а Нимве взяла себя в руки и не спрашивала. Раз не хочет говорить, его дело, думала она, собрав посуду и возясь у мойки, но в горле стоял ком, глаза щипали предательские слезы, и сердце так щемило, что было трудно дышать. На что я надеялась, думала Нимве, настоящая жизнь здесь, а не в лесу! А как он здесь жить будет? Ну, как? И разве это жизнь для такого человека…

Услышав, как отодвинулся стул, она не повернулась. Вздрогнула, когда он обнял ее сзади.

— Я соскучился, — тихо молвил он, щекоча губами ухо.

Закрыв глаза, Нимве прижала к себе его руки.

— Сердишься? — спросил Кьолан.

— На что?

— Из-за денег.

Нимве повернулась. Его глаза смутно поблескивали в темноте. Она ответила:

— Что ты, нет…

— Просто я подумал… Работник из меня так себе, — он усмехнулся. — А содержать лишний рот денег стоит.

— Никакой ты не лишний рот, — Нимве обняла его, прижалась щекой к груди. — Глупости какие. А за деньги спасибо. Правда. Из-за того, что нас обеих долго не было… В общем, мы на мели.

Его ладонь легла Нимве на волосы.

— Я сегодня в таком месте был, — тихо выговорил Кьолан, — сам бы не поверил.

— Где?

— В архивах Дома Таэнана.

Нимве отстранилась, заглянула ему лицо. Кьолан продолжал:

— Меня туда раньше и близко не подпускали. А сейчас все нараспашку, после того, как они уехали. На входах королевские гвардейцы, но внутрь до сих пор никто не заходил. Боятся.

— Ты вроде говорил, что маги разрешали тебе пользоваться библиотекой.

— Это не библиотека. Там хранятся документы. Пришлось полазить по подвалам. Я потому и задержался, просто о времени забыл.

— А что ты искал?

— Так, нужно было кое-что выяснить.

— И выяснил?

— Не всё. Часть документов я привез, посижу пару дней, разберусь. Не важно. А ты? Что ты делала?

— Как обычно, по хозяйству, и тебя ждала…

— Ждала?

— Конечно. А ты все не ехал, и я…

Наклонившись, он губами заглушил ее ответ. Нимве отозвалась на поцелуй, ощущая, как плавится, тает в груди сердце, и тревоги уходят, словно вода в песок.

Подхватив, Кьолан усадил ее на стол возле плиты. Зазвенела посуда. Нимве улыбнулась, притянула его к себе. Запустила руки в густую гриву, и, сомкнув глаза, так неистово припала к губам, словно человек, что перед ней, был источником, а она — умирающей от жажды.

 

Глава 12

Следующие дней пять Кьолан провел над документами. Он часами сидел в комнате, обложившись старыми пергаментами, какими-то книгами в дорогих, тисненых золотом кожаных обложках. Нимве временами заходила, садилась неподалеку, у стола, молча смотрела, как Кьолан читает, смотрела на его сдвинутые брови, на сосредоточенное лицо…

А когда не читал, он постоянно о чем-то размышлял, становился замкнутым и молчаливым, будто прежде, как тот человек, которого Нимве знала под именем Мафхор. Она совсем извелась, гадая, о чем он думает, когда вечером, при свете одинокой лампы, без движения сидит на подоконнике и смотрит, смотрит куда-то в темноту, заслонившую окна. А пристать к нему с расспросами… Нет, решила Нимве, я ему не тюремщик, и он свободный человек. Пусть сам решит, как жить. И если… если решит уехать… Но сама мысль вызывала такое отчаяние, что Нимве поспешно прекращала об этом думать.

Тем временем всех взбудоражил слух: королева отреклась от престола. Мамины подруги, регулярно наведывающиеся на ферму, только об этом и говорили. Проверить новость было невозможно, поэтому не утихали споры, народ поделился на верящих и не верящих, и драки в кабаках участились. Говорили, будто герцог Кендарн заставил жену отречься, и что это как-то связано с путешествием принцев.

Нимве понимала: скорее всего, это не просто слухи, а правда, но делала удивленное лицо, когда соседи пробовали обращаться к ней за разъяснениями.

Через неделю Кьолан снова уехал в город, снова пропадал там целый день, даже не объяснив, где был, а вскоре после этого ферму посетил гвардейский офицер, посланник принцев. Он привез письмо, в котором близнецы приглашали Нимве и Кьолана прибыть на церемонию. Что за церемония, не уточнялось, да в этом и не было нужды: раз королева отреклась, кого-то обязаны объявить наследником. Нимве лишь молилась, чтобы им оказался один из принцев. А то, поди знай, может, они решили настоять на своем и отказаться от престола!

По прошествии семи дней, вечером, к воротам подъехала карета, а еще через пару часов Нимве об руку с Кьоланом поднималась по ступеням Малого дворца, резиденции королевской семьи. Огонь, что горел в каменных чашах по краям, отражался в мраморе, и Нимве вдруг почудилось, будто они всходят на костер. Она сжала ладонь спутника, кутаясь в плащ и пугливо озираясь.

— Не бойся, — тихо молвил Кьолан. — Все будет хорошо.

У огромных, окованных бронзой створчатых дверей стояли гвардейцы. Когда гости подошли, офицеры взяли на караул, и Нимве отшатнулась.

А внутри у нее совсем закружилась голова от яркого света и роскоши. Замок графа Атлана показался бы лачугой рядом с этим. Мрамор, золото и красное дерево, огромные картины, живые цветы и хрусталь на люстрах, восковые свечи в огромных канделябрах…

Пока Нимве ошеломленно оглядывалась, к ним подошли слуги. Нимве не сразу поняла, что нужно куда-то идти, заставила себя выпустить руку Кьолана, ушла, сцепив зубы, чтобы не оглядываться.

Ее разместили в огромной спальне, где она провела ужасную ночь почти без сна, а утром опять пришли служанки. Принесли платье, которое повергло Нимве в трепет: такое в пору принцессам надевать, с полчаса причесывали, и так ухитрились уложить короткие волосы, что казалось, будто у Нимве косы длиной в руку.

Оставшись одна, она долго гляделась в зеркало. Совсем чужая женщина, молодая аристократка в серебристом платье, смотрела оттуда на нее, очень бледная, с растерянным взглядом. Нимве присела в глубоком реверансе, с удовлетворением отметив, что не разучилась, не потеряла равновесие, хотя на ногах такие узкие и неудобные туфли.

— Пора, сударыня, — окликнул тихий голос, и Нимве, вздрогнув, обернулась. Служанка повторила:

— Пора. Пожалуйте за мной.

В огромной зале было полно народу. От многоцветия костюмов рябило в глазах, голова кружилась от терпких запахов духов. Нимве отошла, спряталась за колонной, обхватила себя руками… Ее трясло, но не от холода, меховая накидка из диковинного серебряного меха вгоняла в жар.

Сколько аристократов, и лица всё гордые, холодные, будто и не люди вовсе. Такие, наверное, и не заплачут никогда. Так вот где Кьолан научился…

Подумав о нем, Нимве выступила из тени. Начала лихорадочно озираться в надежде, что, может, он уже пришел. Но разве можно было здесь хоть что-то рассмотреть, в этом фейерверке роскоши! У Нимве сразу потемнело в глазах, и она бессильно прислонилась плечом к стене.

Прошло много времени, и зычный голос возгласил:

— Их высочества наследники престола!

Толпа забурлила, как водоворот, люди расступились, дамы присели в глубоком реверансе, а мужчины низко склонили головы.

Принцев Нимве не сразу узнала. Высокие, в зелено-золотых костюмах, они показались совсем чужими, далекими, как прежде. Небожители с заоблачных высот…

А потом они увидела Кьолана. Он шел следом за близнецами, в ультрамариновом камзоле, невозмутимый и спокойный. "Мафхор… Мафхор…" — пронеслось по залу.

На ступенях, ведущих на балкон, принцы остановились в сопровождении большой свиты. Инис поманил к себе какого-то мужчину, что-то тихо ему сказал. Тот, кивнув, нырнул в толпу.

Нимве гадала, что происходит, когда перед ней возник человек, одетый в коричневый бархатный кафтан. Нимве отшатнулась, а он проговорил:

— Ну, привет. Тебя и не узнать.

У Нимве округлились глаза:

— Ларра? Ты?!

— А то кто ж. Ну, давай, пошли, — он потянул ее за руку.

— Куда?

— На кудыкину гору. Идем, что ли, их высочества ждут.

Бесцеремонно расталкивая придворных, Ларра подвел Нимве к возвышению.

— Ваши высочества! — громко позвал он. — Она здесь.

Принцы обернулись.

Опустив глаза, Нимве присела в реверансе. Стук каблуков. Она едва не упала, когда перед ней возник принц Инис. Подхватил ее, сказал, улыбаясь:

— Нимве… Какая красавица. Я очень рад тебя видеть. Пожалуйте руку, сударыня, пора начинать.

Опираясь на руку принца, не смея глядеть по сторонам, Нимве взошла по ступеням. Пока слуги открывали огромные створчатые двери на балкон, свита расступилась, и Нимве оказалась одна среди придворных.

Рев толпы снаружи, звуки труб, перезвон колоколов, будто шквальный ветер, ударили в лицо. Нимве непроизвольно откачнулась, спиной уперлась, как показалось, в стену. Вскинула голову…

На нее смотрел Кьолан.

— Ничего не бойся, — тихо молвил он. Под меховой накидкой его рука нашла и сжала ее руку. И, прислонясь к его плечу, Нимве немного успокоилась.

* * * * * * *

На площади, казалось, собралась вся страна. Когда они ступили на балкон, рев сотряс дворец, и Нимве так вцепилась в ладонь спутника, что онемели пальцы.

К перилам, убранным государственными флагами, подошел глашатай. Шум постепенно смолк.

— Граждане Алавинги! — раздался его голос, зычный и чистый, будто звук горна. — В печальный и радостный день собрались мы здесь! Печальный оттого, что великая наша монархиня покинула престол…

Ему пришлось прерваться: площадь взревела, раздались возгласы изумления. Вопли не утихали несколько минут, даже когда глашатай поднял руку.

Дождавшись тишины, он продолжил:

— Да, королева Алавинги подписала отречение. Но мы должны радоваться тому, что не останется королевство без наследника! Их высочества, принцы Сэтнар и Инис, здесь, перед вами — и сейчас они объявят нам свою августейшую волю!

Крики и рукоплескания, быстро сошедшие на нет. Прошла минута, и сделалось так тихо, что слышен был чей-то кашель на краю огромной площади.

Сэтнар выступил вперед, прямой и строгий. Принял свиток из рук придворного. Развернув, стал читать:

— Жители Алавинги, наши верные подданные! В этот день… — он внезапно смолк, опустил свиток. Сотни лиц снизу смотрели на него. Принц вернул бумагу, положил ладони на перила. Секунду помолчал — и заговорил.

— Советники написали все очень красиво, — его голос разнесся над толпой. — Мне, наверное, так не сказать. Но я все-таки попробую своими словами.

Принц мгновение помешкал. С места, где стояла, Нимве видела его профиль, холодный ветер шевелил светлые пряди на лбу.

— Как вы уже слышали, наша мать, королева, отреклась от престола, — выговорил Сэтнар. — Мы с братом долго думали, и вот что решили. Все здесь знают про наше путешествие, и про Пророчество. Так вот, мы вернулись с пустыми руками.

По площади пронесся вздох, но только на мгновение. Потом снова наступила тишина.

— Да, с пустыми, — продолжил принц, — и, кроме того, вернулись одновременно. Но это вы и без меня знаете. Так вот. Наш народ и наша семья так долго полагались на чужие подсказки, что теперь мы не знаем, что и делать. Но разве мы не можем жить своим умом? Я спрашиваю вас, зачем нам вообще слушать предсказания, исходящие от Дома Таэнана? Глава этого Дома пытался нас убить! И убил бы, если бы не… — Пальцы Сэтнара стиснули перила. В толпе прокатился ропот. — Все знают, что эти люди пекутся только о себе, о собственных интересах! Разве хоть кому-нибудь из вас они когда-то помогли? Кого-то вылечили? Сделали хоть что-то бескорыстно? Пусть выйдет тот, кто может свидетельствовать в их защиту, и я возьму свои слова назад!

Люди зашумели, словно живое море пришло в движение. "Верно!" — крикнул кто-то.

— Вот я и говорю: хватит нам быть марионеткой в чужих руках, рабами чужих предсказаний! Разве вы уверены, что в Пророчестве говорится именно то, о чем мы всегда думали? Разве его нельзя и по-другому толковать? Пророчество только крючок, на который нас подцепили маги Дома Таэнана, а потом пришли, чтобы убить и захватить королевство в свои руки!

— А-а-а!!! — откликнулась толпа. Поднялся такой шум, что Нимве зажмурилась.

Когда вопли стихли, Сэтнар произнес:

— Поэтому мы с братом решили: Дом Таэнана отныне не будет нам указывать, что делать, как наследовать престол. Мы не будем биться насмерть в угоду чужим интересам! Мы — братья, и разница между нами в несколько минут. Ни у одного из нас нет права большего, чем у второго, стать королем.

Принц остановился, перевел дыхание... Тишина висела над площадью, осязаемая, напряженная. Облизав губы, принц закончил:

— Поэтому я говорю вам, здесь и сейчас: мы вдвоем взойдем на трон. Будем править вместе. Однажды такое получилось у королей Кирвана — должно получиться и у нас. И да помогут нам в этом Великие Владыки!

Дружный крик, который будто вырвался из огромной глотки. Несколько минут площадь бушевала, Нимве видела волнующееся море лиц, поднятых к балкону. Гвардейцы еле сдерживали толпу.

Когда страсти улеглись, Инис подошел, встал рядом с братом.

— А мне досталась самая приятная часть, — он улыбнулся. — Мы очень рады, что вернулись, и можем теперь с вами говорить. Но мы бы не стояли здесь, если бы не наши спутники. Мы живы только благодаря им. Барон... Ларра... — он повернулся лицом к балкону. — Подойдите.

Те подчинились.

— Вот люди, поехавшие с нами по своей воле, — выговорил Инис. — Из шестерых их осталось двое. Они ни разу не попытались нас бросить, предать, оставить на произвол судьбы, прошли с нами через все. Спасибо вам, друзья. — Шагнув вперед, Инис обнял барона, потом — Ларру. Следом за братом то же сделал Сэтнар.

— Но не все могли выбирать, — продолжил Инис. — Некоторым пришлось подчиниться приказу.

И снова обернувшись, принц позвал:

— Мастер.

Кьолан вышел вперед. Как только он оказался возле принца, снизу послышалось: "Мафхор... Глядите, это же Мафхор..."

— Этого человека, — Инис положил руку магу на плечо, — вы все знаете. Все слышали о нем.

— Он один из этих! — заорал кто-то из толпы. — Он из Дома Таэнана!

— Вот и пускай убирается к своим сородичам! — поддержали остальные. Люди закричали, заволновались... Принц молча ждал, пока настанет тишина.

— А вот и неправда! — наклонясь вперед, звонко крикнул он. — Он не один из них! Его зовут Кьолан, сын Инема́ра, из Великого Дома Ла́ума! Мафхор — только прозвище, которое ему дали в Доме Таэнана. Просто злое прозвище! И уж поверьте, эти люди относились к нему не лучше, чем ко всем вам! Запомните, как его зовут, а эта кличка пускай останется на совести сбежавших магов из клана Черного Единорога! Не уподобляйтесь им!

Переждав шум, Инис добавил:

— И знайте, что все слухи о нем — ложь, от начала и до конца. Он много раз спасал нам жизнь, и мы все ему обязаны. И сотни лет не хватит, чтобы ему отплатить!

И, обернувшись к магу, принц сказал:

— Спасибо, мастер, — и обнял его, вызвав вздох изумления в публике.

— Остался еще один человек, которому тоже пришлось поехать с нами. Нимве, подойди.

Едва дыша, на подламывающихся ногах та вышла вперед. Принц поддержал ее под локоть и с улыбкой молвил:

— Наверное, многие здесь с ней знакомы. Хотя я и сам едва ее узнал в этой одежде. Это Нимве, дочь Хелеа, из Ясеневого Лога.

По толпе, словно по полю, прокатилась рябь. Шум и ропот. Нимве видела белые пятна лиц, обращенные к ней. Отсюда они казались такими одинаковыми...

— Многих из вас она лечила, — все с той же улыбкой принц взглянул на Нимве, которая, вздрагивая, мертвой хваткой вцепилась в перила. — Самый бескорыстный человек, которого я знаю. Щедрое, великодушное сердце. Она была готова умереть за каждого из нас. Нам так повезло, что ты с нами поехала, Нимве! Это дар свыше, дар Владык. Мы навечно — твои должники. И если бы у меня была сестра, я бы хотел, чтобы она походила на тебя. Спасибо, Ним.

Принц обнял ее, как мог бы обнять брат. Через секунду, отстранившись, блестя веселыми глазами, проговорил, понизив голос:

— А если мы с Сэтом опять передеремся, можешь снова отлупить нас хворостиной, оказывается, хорошая трепка здорово ставит мозги на место. А что, пожалуй, стоит сделать это твоей личной привилегией! Что скажете, господин канцлер, закон позволит?

 

Глава 13

Похолодало, ночью пошла снежная крупа. Подмерзшая трава с утра хрустела под ногами, как стекло. Неуютное, темное небо висело над лесом, брюхом касаясь верхушек деревьев.

Подоив коров и вернувшись в дом, Нимве никого там не застала. Вспомнила, как мама вчера говорила, что до обеда съездит в соседнюю деревню. Вымыв руки, прихватив со стола свежую лепешку, Нимве отправилась искать Кьолана.

Воздух, пропитанный влагой, холодил щеки, над садом плыл горьковатый запах тлеющих листьев. Нимве долго шагала наугад, пока не заметила сизую струйку дыма, вздымавшуюся над сквозными кронами.

Кьолан стоял под яблонями, опираясь на палку, возле курящейся груды листвы и веток. В нескольких шагах от него Нимве увидала Корешка, сидящего на корточках, как всегда, босого, одетого в тонкую рубашку. Собаки тоже были рядом, лежали неподалеку от костра. Когда Нимве подошла, завиляли хвостами и поднялись.

— Корешок! — напустилась Нимве на паренька. — Опять босиком? Тебе сколько раз говорено? Немедленно домой, оденься, и чтобы я тебя больше раздетым на улице не видела!

— Корешку жарко, — пробурчал мальчишка, но, послушно встав, побежал по тропинке.

— Никакого сладу с ним нет, — Нимве подошла и, обхватив руку Кьолана, прижалась щекой к его плечу. — Дай волю, всю зиму босиком ходить будет.

— Непослушный? — маг улыбнулся одними глазами.

— Ага... Но ты, похоже, ему понравился. Он обычно к чужим не идет. Ты его заколдовал?

Кьолан только усмехнулся. Ты и меня заколдовал, подумала Нимве, а вслух сказала:

— Что это ты костер развести решил? Соскучился по костру, что ли?

— Хелеа говорила, что нужно старые ветки сжечь. Вот я и взялся.

— Ты не обязан...

— Но ведь нужно что-то делать.

Выпустив его руку, Нимве подобрала длинный корявый сук и разворошила тлеющую кучу. Подсунула внутрь пару мокрых веток. Дым повалил гуще.

— Не разгорится, — молвила она, а сама подумала: он уже скучает, а ведь и месяца не прошло!

— Принцев, наверное, скоро коронуют, — Нимве наблюдала, как густой сизый дым подымается вверх, путаясь в ветвях.

— Через сорок дней, — отозвался Кьолан.

— Они тебя пригласили?

Помедлив, он покачал головой.

— Знаешь, — сказала Нимве. — Я хочу съездить к родителям Чика. Их высочества посылали туда гонца, но я хочу сама все им рассказать. — Нимве вопросительно посмотрела на мага. Он ответил не сразу:

— Тебе лучше дождаться весны.

— А ты, — она коснулась его локтя. — Ты не...

Кьолан молчал, глядя в сторону. Коченея изнутри, Нимве спросила:

— Ты со мной не хочешь?

Он поднял взгляд. Секунду, как показалось, колебался, а потом ответил:

— Мне нужно уехать. Съездить по делам.

У Нимве оледенело сердце, онемели губы. Кто-то другой вместо нее спросил, и голос прозвучал на удивление ровно:

— Куда?

— В Кирван.

Они смотрели друг другу в глаза.

— В Кирван... — Нимве судорожно втянула воздух, колючий, разрывающий легкие. — А когда... когда ты хочешь ехать?

— Где-то через месяц, — промолвил Кьолан. Он казался очень спокойным. Спокойный тон... Непроницаемое лицо. Знакомая каменная маска. Скажи мне правду, безмолвно закричала Нимве, зачем ты опять вот так со мной, зачем?!

— Будет холодно... — сказали ее губы. — Заболеешь...

Он покачал головой.

— Ясно. — Нимве отступила на шаг. — Хорошо.

Вдруг сделалось темно, и очень болело сердце. Так болело, что не продохнуть. А он все смотрел, будто хотел увидеть ее мысли.

— Ну... я тогда, — она едва услышала свой голос. — Я только...

— Ним, — позвал Кьолан. — Нимве...

— Кажется, мама приехала, — повернувшись, Нимве слепо двинулась вперед. Он снова окликнул ее, но она не обернулась, а, будто подстегнутая, укорила шаги.

Нимве убежала в лес. У поваленной бурей старой сосны остановилась, тяжело дыша. Будто раненый зверь, залезла под раскидистые ветви, забилась в тень, прижалась к сырому шершавому стволу. Игра подобралась к хозяйке и улеглась у ног, кося умным карим глазом.

Нимве старалась унять шибко бьющееся сердце, но не получалось. Стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором вставало лицо Кьолана, спокойное, закрытое, как дверь. "Мне надо уехать", — эхом отозвались его слова.

Я знаю. Конечно. Я знала это с самого начала. Разве станет маг из Великого Дома жить с такой, как я! Я знала, на что шла. Ну, а теперь... теперь...

— Ох, Творец... — прошептала Нимве. Рука зарылась в теплую шерсть собаки, прижавшейся к бедру. Игра вскинула голову, заглянула хозяйке в лицо ясными, все понимающими глазами.

— Он не вернется... — губы Нимве дрогнули. Горькая, жгучая отрава поднялась из сердца, подкатила к горлу. — Он не вернется, Игра...

И обхватив собаку за шею, Нимве припала к мохнатой гриве.

Весь день, до сумерек, она провела в роще. Бесцельно, не видя ничего вокруг, бродила по тропинкам. Временами садилась на мокрую листву, замирала в тупом отчаянии, обхватив голову руками. Начинала плакать, вернее, слезы лились сами собой, горячие, неостановимые, и Нимве была не в силах это прекратить.

Она пришла в себя лишь ближе к вечеру. Лес наполнялся сумерками, как синей водой. Промокшая, окоченевшая, Нимве кое-как встала, и, запахнув плащ, наугад пошла вперед, между деревьями, мокрыми кустами, роняющими холодные капли.

Через какое-то время — полчаса? год? — она услышала голоса.

— Ни-им! — раскатилось по лесу. Игра, завиляв хвостом, ткнулась носом в ладонь. Нимве вздрогнула — и снова услыхала:

— Ни-им! Нимве! — Голос Кьолана, где-то очень близко.

Как вспугнутый олень, Нимве рванулась прочь, в полумраке цепляясь за ветки, мчалась, будто за ней гнались, и немного успокоилась, только очутившись дома.

Хелеа и Кьолан вернулись поздно. Скорчившись под одеялом, Нимве слушала шаги внизу и негромкие голоса. Заскрипела лестница. Дверь в спальню отворилась.

— Доча, — Хелеа приблизилась, провела рукой по одеялу. — Доченька... Ну, слава Творцу. Ты где была-то, мы уж обыскались.

До боли прикусив задрожавшие губы, Нимве зажмурилась и не ответила. Хелеа, вздохнув, подоткнула одеяло.

Когда она ушла, Нимве повернулась на спину. Долго лежала без мыслей, без движения, уставясь в темноту. В окна глядела ночь. Нимве слышала вкрадчивую мышиную возню под половицей, мерное тиканье часов, похожее на биение маленького сердца. Тик-так... тик-так... Будто кто-то идет, опираясь на палку. Осторожные, тихие шаги. Скрип ступенек...

Нимве резко села. Шаги замерли у двери. Негромкий стук, потом — голос Кьолана:

— Нимве... Ним. Я войду, можно?

Неведомая сила сорвала Нимве с места. Кинувшись к порогу, она нащупала дверную ручку, вцепилась в нее, тяжело дыша.

— Ним, не надо так. Не надо, родная...

Ручка осторожно повернулась, но Нимве не пускала, налегла плечом на дверь. Через секунду он произнес:

— Пожалуйста, открой.

Нимве показалось, что она слышит его дыхание. Он был здесь, совсем рядом, их разделяла лишь тонкая доска. Надо сказать, чтобы уходил, подумала она — но знала, что прогнать его не хватит духу.

— Я действительно должен ехать, — услышала Нимве. Голос был тихий и словно больной. — Так вышло. Извини. Ну, не сердись, прошу тебя...

Нимве прислонилась затылком к двери, уронила руки. Тихий щелчок... Дверь приотворилась, и Нимве шагнула прочь, отошла и села на кровать, низко опустив голову.

Он остановился перед ней. Долго молчал, потом опустился на колени. Нимве увидала его лицо, обрисованное скупым холодным светом. Коснувшись ее руки, он произнес:

— Мы тебя искали.

— Я знаю, — отозвалась Нимве — и подумала: даже разозлиться на тебя я не могу...

— Ты могла замерзнуть.

А тебе бы было жаль, хотела спросить она, но, конечно, не спросила: нельзя же так по-детски... Вместо этого произнесла:

— Лучше встань, нога разболится.

Он покачал головой.

— Нет, нет, — она взяла его за плечи. — Вставай, не надо.

Когда они очутились рядом, Кьолан наклонился, попытался ее поцеловать, но Нимве отстранилась. Сказала, опустив глаза:

— Ты иди. Иди, хорошо?

— Прости меня, — выговорил он.

А после ушел.

Опустившись на постель, закрыв лицо ладонями, Нимве подумала: лучше бы он молчал. Лучше бы не говорил, что уезжает! Теперь целый месяц, как перед казнью...

Она отвела руки и выпрямилась. Да, целый месяц. Ее неудержимо потянуло побежать, догнать его, обнять — и не отпускать. Ведь у них же целый месяц впереди, зачем же превращать это в пытку? Почему нельзя просто...

Схватив с изголовья шаль, Нимве встала. Тихо, стараясь, чтобы не взвизгнули ступеньки, спустилась по лестнице. У двери в его комнату замешкалась, застыла, прислушиваясь, но внутри было тихо. Она осторожно потянула за ручку.

Кьолан стоял около окна, повернувшись ко входу. Свет не горел, и Нимве не видела его лица, но знала, что он смотрит.

Она шагнула вперед — и остановилась. Кьолан молчал. Меж ними протянулась невидимая нить, вибрирующая, дрожащая от напряжения.

Кьолан быстро подошел, и они обнялись с такой силой, будто хотели срастись, стать единым целым. Нимве нашла губами его губы. Шаль соскользнула с плеч, но Нимве не почувствовала холода, жар в груди согревал, тек по жилам, как живое пламя.

Потом она остановилась. Отступив на шаг, движимая не разумом — инстинктом, сбросила сорочку. Посмотрела Кьолану в глаза. Протянула руки, расстегнула пуговицу у него на вороте, потом вторую... Он молча и быстро стащил с себя рубаху. Нимве положила ладонь ему на грудь. Задрожала, но не от холода, потянулась к нему, как замерзающий к огню, ощутила на коже прикосновенья его рук.

И словно лавиной Нимве понесло куда-то, в расцвеченную яркими красками темноту, в блаженный бред, где хотелось остаться навсегда. Мир сузился, исчезла ночь, исчезла комната... Остался только он, живой источник, его руки, его губы, и тот огонь, в котором сгорали они оба. Их тела срослись — и вместе плавились в раскаленном горне, каждый стал половиной целого, и важнее этого не было ничего на свете. И когда она совсем растворилась, исчезла, погрузилась в ослепительное сияние, и дыхание остановилось, он удержал, не дал ей утонуть, и, не размыкая глаз, Нимве прижалась к нему, обвила руками и ногами, чтобы вместе плыть через сверкающую бездну.

А когда она проснулась утром, он уже не спал. Был сумрачный рассвет, окна запотели от холода. Нимве подняла голову, и Кьолан обнял ее, притянул к себе. Поцеловав его долгим поцелуем, Нимве молвила:

— Я есть хочу. А ты?

— Умираю с голоду, — он пальцами коснулся ее губ.

— Тогда идем, — Нимве откинула одеяло. — Смотри, уже светло. Идем, а то мама, чего доброго, решит, что я снова куда-нибудь убежала.

* * * * * * *

Кьолан отправился в путь за неделю до зимнего равноденствия.

Весь этот месяц Нимве жила так, словно каждый день последний. Никаких расспросов, точно Кьолан никуда не уезжает. Только видеть его. Говорить с ним. Смотреть в глаза, ощущать прикосновения, каждую ночь, когда затихает дом, приходить — и медленно пить вместе сладкую отраву, которую люди называют странным именем "любовь".

Она не хотела думать о его отъезде, о том, что придет миг, и он просто исчезнет из ее жизни, его не будет рядом. Она упорно не желала понимать, что это, скорее всего, навсегда. А он... Он ничего не говорил, рождая смутную надежду, что, может быть, он передумал. Что все разговоры о поездке были дурным сном, который развеется, стоит лишь открыть глаза.

Кьолан уехал поутру, когда еще не встало солнце, и снег казался серым из-за свинцовых туч, обложивших небо.

Нимве провожала его верхом до самой дороги на Сафирну. Они ехали бок о бок, касаясь стремян друг друга, молчали и держались за руки. Поворачивая голову, Нимве видела его лицо, сосредоточенное, словно похудевшее. Зачем ты это делаешь, хотела спросить она. Ты мне не кажешься счастливым. Зачем же тогда тебе это, я не понимаю... Но она не проронила ни слова.

У тракта они остановились, спешились. Обнялись — да так и замерли, словно окаменели. Их не заботило, что могут увидеть посторонние. И когда Кьолан осторожно отстранился, Нимве показалось, будто из нее, нее самой вырвали кусок плоти, и из открывшейся раны на снег хлещет невидимая кровь.

— Береги себя, — прошептала Нимве. — Одевайся потеплее...

— Не волнуйся. Все будет хорошо.

— И напиши мне. Ты обещал, — попросила она, надеясь, что ужас, скрутивший внутренности, не отражается в глазах.

— Напишу, — ответил он. — Обязательно. Мне пора. Поезжай домой, замерзнешь.

Зима выдалась на удивление холодная. Речка встала, деревенские ребятишки день-деньской гоняли по льду на коньках. Сугробы намело такие, что они заслонили окна, и в доме даже в полдень стоял белесый сумрак.

У Хелеа и Нимве отбою не было от пациентов, хотя Хелеа еще осенью объявила, что лечить не будет никого: просто нечем, трав на зиму они не запасали. Но люди все равно приезжали, и Нимве знала, почему. Их одолевало любопытство. Дошло до того, что Хелеа спустила собак на самого настырного, мельника с Пажитей, и пригрозила наслать мужское бессилие, если он не прекратит совать нос в чужие дела.

А Нимве... Она никуда не ездила, и даже знакомых видеть не хотелось. Часто наведывались мамины подруги, но о чем с ними было говорить? Не о похождениях же своих, как тот старик, вечно пьяный бывший матрос из Отрадного, которого все звали Деревенским Капитаном... И, уж конечно, не о том, что мир сделался бесцветным, а боль, тупая и саднящая, прочно угнездилась в груди, и вырвать ее оттуда можно только вместе с сердцем.

Поэтому, когда не работала по хозяйству, Нимве забивалась под одеяло в своей комнате и в сотый раз перечитывала единственное письмо, которое Кьолан послал после отъезда, а вечером спускалась вниз, сидела с мамой за столом — но даже Хелеа почти не удавалось ее расшевелить.

Недели через три после коронации на ферме появились Инис и Сэтнар.

Они приехали верхом, в сопровождении двоих, одетые так просто, что Нимве не сразу их узнала. Смутившись, растерявшись и обрадовавшись, она пригласила их в дом. Близнецы вошли, с любопытством озираясь, блестя веселыми глазами. Нимве поразило, как легко, непринужденно они держатся. Без тени брезгливости или высокомерия молодые короли сели у стола, заговорили с Нимве так, будто лишь вчера расстались, принялись расспрашивать, как она живет, не нужно ли чего, есть ли вести от Кьолана. Нимве рассказала о письме, отправленном еще из Алавинги. Особых новостей там не было, он сообщал только, что здоров, что скоро отплывает на корабле по Аруану, видимо, последнем перед ледоставом. Его слов, как он скучает и постоянно думает о ней, Нимве гостям не передала.

Короли заговорили о вестях из графства Атланского, о том, что граф покончил с собой прежде, чем к нему явились королевские гвардейцы. О том, что хозяйкой там теперь Леле — а каторги перестали существовать. Рабов освободили и распустили по домам приказом близнецов.

Они беседовали долго, а проводив их и вернувшись, Нимве нашла на столе кошель с деньгами.

Зима тянулась бесконечно. Писем от Кьолана больше не было. Может, это из-за почтовой службы, пыталась убедить себя Нимве, в такие холода да из другой страны вряд ли почту возят регулярно, но разум говорил ей: перестань. Не на что надеяться. У него теперь другая жизнь, и тебе в ней места нет.

Она пыталась смириться с этим — и не могла. А однажды, в самую глухую, ледяную пору, когда каждый день мели метели, ей приснился сон.

Нимве увидела Кьолана, босиком бредущего по снегу. Впереди был обрыв, и за ним темнела пропасть. Постой, хотела крикнуть Нимве, но слова застыли в горле. А он шел... и шел... Нимве замечала: ему трудно, воздух вокруг загустел, сковывал движения, Кьолан продирался сквозь него, как через болото.

На краю обрыва он остановился, обернулся к ней, протянул руку. Темнота клубилась за его спиной, свиваясь в спираль — и он вдруг, пошатнувшись, начал падать в этот черный омут. Нимве услыхала свой отчаянный, беззвучный вопль, рванулась, но воздух, как капкан, не позволил двинуться.

А потом... Огненная птица, похожая на живой луч солнца, разрезав тьму, подхватила Кьолана на крылья. Миг, и оба взмыли ввысь, темнота сменилась ярким светом, и Нимве перестала видеть их обоих.

Проснувшись, она сползла с постели и долго молилась Владыкам. Пусть он бросит меня, лихорадочно шептала она, глядя на язычок свечи, едва разгонявший темноту, пускай забудет — только чтобы остался жив. Только чтобы жил, и ничего плохого не случилось.

Весна пришла неожиданно, будто кто-то, отворив окно, впустил в мрачную комнату поток солнечного света. Снег быстро таял, дороги развезло, а речка в низине, за лесом, вышла из берегов. День удлинился. Воробьи так громко чирикали в саду, что по утрам мешали спать.

А когда начала пробиваться трава, и на яблонях набухли почки, Нимве посетил неожиданный гость.

Это случилось около полудня. Хелеа работала в огороде, а Нимве домывала пол в сенях, когда на дворе залаяли собаки. Отжав тряпку, бросив в ведро, Нимве оправила одежду и выглянула за дверь.

Гнедая лошадь под седлом прядала ушами и фыркала, вздрагивая каждый раз, когда огромный Ясень с ревом бросался на калитку. Человека Нимве заметила не сразу. Он стоял, глядя во двор, и лицо скрывала коричневая шляпа.

Спустившись по ступеням, Нимве направилась к воротам.

— Ну, хватит, хватит! — велела она собакам. Те, виляя хвостами, немного поутихли.

— Мы с мамой никого не лечим, добрый человек, так что... — Нимве осеклась, потому что пришелец снял шляпу. Рыжие волосы были словно факел.

— Это я, — промолвил Ларра. — Пустишь?

— Конечно, — спохватилась Нимве. — Заходи.

Пока она привязывала лошадь, он молчал.

— Хочешь есть? — Нимве обернулась.

Ларра покачал головой. Коротко стриженный, в строгой дворянской одежде, он и на себя был не похож. Только острый прищур серых глаз выдавал прежнего, знакомого Ларру.

— Ну, как ты тут? — выговорил он.

Нимве пожала плечами:

— Нормально.

Они замолчали. Потом он сказал:

— Я ушел со службы.

— Серьезно?

— Ага. При дворе щас целая катавасия, — разглядев замешательство на лице Нимве, Ларра пояснил:

— Да не подумай, не выгнали меня, просто свое я уж отслужил, и его высочеству… ну, то-есть, Его величеству более не надобен. Они нынче другим заняты, — он огляделся. Добавил, понизив голос:

— Со всеми этими делами, ну, с герцогом да королевой, грязи столько поднялось, что и не выгребешь. У герцога-то, оказывается, и при дворе сторонники нашлись. Их величества, правда, не хотят с казней правление начинать, потому сослали виноватых тихо-мирно. А вот коснись меня, так я бы их повесил, клянусь Творцом! А что до королевы… — Ларра снова огляделся. — Ты, наверно, знаешь, чего с ней случилось?

Нимве покачала головой. Ларра удивленно поднял бровь, хотел что-то сказать, но удержался. Помолчав, выговорил:

— Тогда давай отойдем, что ли, негоже про такое посередь двора.

Они отошли к сараям, и, стоя в тени, Ларра поведал обо всем, что произошло в королевской семье, и о чем не сообщали публично: о том, как однажды утром отец принцев, герцог Кендарн, вошел в покои жены с пистолетом. Выгнал слуг. Запер двери. Что происходило между ними, осталось тайной, — но через четверть часа герцог появился, очень бледный и спокойный, и, ни слова не сказав, уехал.

В тот же день он передал главе парламента письменное отречение королевы. Сообщил о своем решении покинуть двор и уехать жить в поместье. Все ужасно растерялись, не представляли, что теперь будет, ведь никто из принцев ни в какую не соглашался занять престол. А что делать с бывшей монархиней? Устраивать суд? Отправлять в ссылку? Принцы яростно этому воспротивились, заявив, что не станут вредить матери и никому такого не позволят: это семейное дело, и посторонние не вправе вмешиваться. Да и при дворе не жаждали скандала на целый свет…

Неизвестно, что бы из этого вышло, если бы не герцог Кендарн. Как и собирался, он уехал в дальнее родовое поместье, но уехал не один. Никому ничего не сообщив, герцог увез с собой жену, оставив сыновьям письмо, которое Ларра видел собственными глазами — близнецы в смятении забыли его в комнате, на столе.

Герцог писал, что просит у сыновей прощения. Что его поступок был ужасен, но он не представлял, к чему это может привести, иначе ни за что не затеял бы подобную аферу. Что он любит их обоих, и никогда не желал Сэтнару зла.

А что касается матери — она тоже сожалеет о содеянном, и настанет день, когда она сама скажет им об этом. Просто сейчас ей необходимо побыть в уединении, чтобы все обдумать, а его долг, как мужа, помочь ей очистить душу. Они уедут подальше от столицы, от суеты двора. Будут жить в поместье, рядом со старинным храмом Владык Стихий, и, даст Творец, жрецы-монахи помогут им обоим обрести себя.

— Написал, что он, мол, все время будет с ней, — завершая рассказ, промолвил Ларра, — глаз с нее, мол, не спустит. В общем, себя этой змее в тюремщики назначил. Она, мол, все поймет да пожалеет. Только, мне сдается, об одном она пожалеет: что дельце у ней не выгорело, да что трон из рук уплыл. Грешно, конечно, так о государыне, да только — больно уж большая стерва, прости меня Творец!

Когда он смолк, Нимве тоже долго молчала, пока наконец не произнесла:

— Выходит, он сам сослал обоих, и себя, и жену.

— Вроде того, — согласился Ларра. — Упек женушку в монастырь, а себя ей в сторожа назначил. Сам вынес приговор, сам и исполнил. Раз, мол не наказали ее — так я это сделаю.

— Наверное, он считает себя виноватым, — Нимве вздохнула, — что не уследил.

— Уследи за такой, — Ларра повел плечами, — она ж королева!

Стало тихо. Щурясь, Ларра рассеянно наблюдал, как курица возится у сапог, выстукивая клювом землю.

— Совсем позабыл сказать-то, — спохватился он. — А ведь мне их величества дворянский титул пожаловали.

— Серьезно? Поздравляю.

— Так что уезжаю я. На земли свои еду, ну, осмотреться, что да как... — он не сводил глаз с ее лица. Нимве промолчала.

— А ты? — внезапно спросил он.

— Что — я?

— Я хотел сказать... Ну, словом... — он замялся, комкая шляпу. — Я вижу, ты все одна...

Опять начинается, подумала Нимве. Ларра продолжал:

— Это я к тому, что...

— Ларра, — перебила Нимве, — если ты опять собираешься мне делать предложение, то я...

— Постой, — он шагнул вперед, и Нимве отшатнулась. — Я не собираюсь приставать, или что-нибудь такое. Послушай просто, чего скажу.

Нимве молча глядела на него. Облизав губы, он продолжил:

— Ты... я ж о тебе все время думаю. Прям наваждение какое-то. Влюбился я в тебя, вот чего, из головы ты у меня не идешь! Поехали со мной, а? Поженимся, дворянкой будешь. Чего тебе тут сидеть? В деревне ничего не высидишь.

— Послушай, что ты снова выдумываешь, — начала Нимве, но Ларра не дал договорить. Внезапно схватил ее в объятия. Собаки встрепенулись, глухо заворчали…

— Не могу без тебя! — выдохнул он. — Люблю я тебя, девка! Заворожила ты меня! Нету без тебя жизни!

Нимве молча боролась с ним, закипая гневом, стараясь не сорваться, да не вышло: внутри будто огнем полыхнуло, серебряное пламя заструилось по рукам — и Ларру отшвырнуло прочь с такой силой, что, отлетев на несколько шагов, он спиной впечатался в забор. Собаки, взревев, сорвались с места, а лошадь с визгом забилась у коновязи.

— Не трогать! — закричала Нимве. Собаки приникли к земле, в страхе косясь на хозяйку.

Стиснув зубы и закрыв глаза, Нимве сложила ладони. Глубоко вздохнула раз, другой и третий, как научил Кьолан. Подождала, пока утихнет жар в груди. Разомкнула веки.

Ларра отвязывал повод от перил, косясь на Нимве.

— Знаешь что, — промолвила она, — зря ты приехал. Лучше бы вспомнил, как ты меня, будто корову на рынке, выторговывал! Откуда вдруг любовь взялась? Ты все это в пику Кьолану. Чтобы только ему я не досталась. Ты его всегда ненавидел, с первой минуты!

Схватив лошадь за узду, Ларра быстро пошел к воротам.

— И не езди сюда больше! — крикнула Нимве. — Я его люблю, ясно? Его, а не тебя!

— Скаж-жите, — Ларра зло сверкнул глазами. — Любовь какая! А любовничек-то твой, говорят, смотался! Чего ж тебя с собой не прихватил, а? Видно, нужна ты ему, как прошлогодний снег! Ну, и сиди, ведьма! Высиживай этого своего, авось еще приедет, с женой со своей тебя познакомит! У-у, дура стоеросовая!

— Убирайся! — заорала Нимве.

Ворота, внезапно распахнувшись, хлопнули со всего маху, и калитка заскрипела. Удержав испуганную лошадь, Ларра вскочил в седло. Дал шенкеля, не оглядываясь, помчался прочь и быстро исчез за поворотом.

 

Глава 14

Отцвели яблони, сад оделся листвой, а от Кьолана по-прежнему не было вестей. Нимве извелась, гадая, все ли в порядке, мелькала даже мысль поехать туда, чтобы только узнать, жив ли.

Но молодые короли, навестив ее в конце весны, успокоили хотя бы эту тревогу. Посол из столицы Кирвана сообщал, что Кьолан находится у магов здешнего Дома. Большего близнецы не знали, но Нимве обрадовалась и такому известию.

Дни шли за днями, и каждый был похож на предыдущий. За две недели до Солнцеворота в Сафирне, как всегда, открылась ярмарка, и, не смотря на дождливое лето, город наводнился приезжими.

Нимве, давно собиравшаяся навестить родителей Чика, наконец решилась. Надежд на возвращение Кьолана у нее почти не осталось, поэтому она перестала откладывать отъезд. Хелеа была не в восторге от этих планов, Нимве понимала, что мать боится снова отпускать ее неведомо куда, к тому же, семья Чика действительно жила далеко от столицы. Однако Нимве решила больше не тянуть. Этот долг она была обязана исполнить.

Через пару дней после открытия ярмарки мамины подруги рассказали, что в лавку возле Северных ворот завезли отличные ткани. Хелеа принялась уговаривать дочь съездить, тем более, что обе пообносились, и что, мол, не годится отправляться в дальнюю дорогу оборванкой, они ведь не нищенки какие-нибудь… Нимве понимала, что мама просто хочет как-то ее развлечь, собиралась отказаться — но все же согласилась, чтобы прекратить споры.

Ехать пришлось одной: начали роиться пчелы, и Хелеа не могла отлучаться с пасеки.

Сафирна встретила шумом и толпами людей. Лавка мануфактурщика находилась неподалеку от ворот, но заняло довольно времени, чтобы найти место для тарантаса.

Привязав наконец жеребца, Нимве прошла по людной улице, еще мокрой от недавнего дождя, и, толкнув знакомую дверь, шагнула через порог.

Колокольчик под притолокой звякнул, дверь с негромким стуком захлопнулась за спиной. Нимве постояла, привыкая к полумраку, затем не спеша двинулась вперед, разглядывая рулоны разноцветных тканей возле стен. Покупателей оказалось немного, но приказчик, занятый с клиенткой, только метнул на Нимве взгляд и сразу отвернулся.

Остановившись в углу, Нимве приподняла свободный край отреза, чтобы рассмотреть набивной рисунок на ситце, и услышала:

— Да где-где… В Петухе и Короне! У меня ж деверь там служит, щас только жену его встретила, она и рассказала, — мещанка лет сорока, полная, со щеками будто яблоки, озираясь, таинственно понизила голос. — Нынче спозаранку он и приехал, и еще какие-то с ним.

— Чего шепчешь-то, — заметила собеседница, красивая, молодая, в дорогом платке. — Чего, тайна государственная, что ль?

— Ну, мало ли… Все ж таки с королями он знаком, да и маг…

У Нимве замерло сердце, закружилась голова. Чтобы не упасть, она вцепилась в толстый рулон ткани.

— Только странно, — продолжала молодая, — с чего бы это он на постоялый двор жить поперся? У него ж вроде краля эта есть, как там ее… Да и с королями на короткой ноге.

— Поди ты знай этого Мафхора. Поссорился, может, со своей.

— Да небось другую себе давно нашел, — начала молодая, и осеклась, встретившись взглядом с Нимве. Ее спутница резко обернулась, глаза округлились, в них мелькнуло узнавание, а после — любопытство.

Отмерев, на негнущихся ногах Нимве пошла к порогу.

Как попала наружу, она не помнила. Ступив на мостовую, невидяще огляделась, прижимая ладонь к губам. Он здесь. Он здесь, стучала единственная мысль. Он здесь… Но ко мне не поехал. "Небось, другую себе нашел", — прозвучали в ушах слова той женщины из лавки.

Я должна туда пойти, подумала Нимве. Не смей, отозвался тихий голос из глубины сердца. Но я должна его увидеть! Я должна… Руки Нимве бессильно упали. И что тогда он подумает, твердил беспощадный голос. Что ты навязываешься? Что ты тряпка? О тряпку вытирают ноги!

— Ну и пусть, — прошептала Нимве. Подняла лицо. Солнце ослепило, перед глазами поплыли сияющие блики. — Ну и пусть… Пускай думает, что хочет. Я просто посмотрю на него… и уйду.

Будто сомнамбула, ведомая чужой волей, Нимве зашагала по проулку. Как-то добралась до тарантаса. Отвязав жеребчика, села и взяла поводья.

До Петуха и Короны путь был неблизкий. Несколько раз Нимве едва не повернула назад — но все-таки, после долгого петляния по улицам, отыскала эту небольшую гостиницу у Западных ворот.

Едва дыша, с обмирающим сердцем она вошла, остановилась у длинного высокого стола, за которым помещался белобрысый парень. Тот поднял голову, и Нимве проговорила:

— Я ищу одного человека. Мне сказали, он у вас остановился.

Парень хмуро сощурился:

— А кто такой он вам будет-то?

— Он… ну… — Нимве замялась, не зная, что ответить. Острым взглядом смерив ее с головы до ног, парень сказал:

— Э-э, нет-нет-нет, любезная! У нас заведение приличное. Ступай отсюда, нечего шляться! Ишь, уже и в полдень являться начали. Ступай-ка! — поднявшись, он пошел на Нимве, расставив руки, будто ловил курицу.

— Но я… — растерянно промолвила она. — Вы не поняли, я не проститутка. Я только хотела…

— Да уж знаю, чего вы все хотите, — приказчик крепко взял ее за локоть. — А только не положено.

— Эй, чего еще такое? — недовольно сказали за спиной. Обернувшись, Нимве увидала лысого мужчину лет за сорок, с серебряным подносом в руке. — Чего буяните?

— Да вот, шлюху выпроваживаю, — ответил парень. — Обнаглели совсем!

— Я не шлюха! — Нимве вырвала руку. — Ты со всеми так обращаешься?

— Ладно, отпусти ее, — велел лысый, — может, и в самом деле. Вам чего надобно-то было? — обратился он к Нимве.

— Я хотела видеть одного человека. Я слышала, что он приехал сегодня утром, и…

Лысый уставился на нее, а через пару секунд его брови поползли на лоб.

— Ой, — выговорил он, — так это ж… Не извольте гневаться, сударыня, работники мои — такие остолопы, да где ж в наше время путных найдешь? А господин маг туточки, на втором этаже, то-есть, поселился, не знаю, правда, воротился уже, иль нет. Давайте, я вас провожу.

Втроем они поднялись по скрипучей лестнице. В полумраке, пахнущем воском и мышами, добрались до двери в самом конце коридора.

— Вот тут он и живет, — тыча пальцем, выговорил лысый. Он стоял, блестя глазами, а из-за плеча выглядывал приказчик. Они, похоже, не собирались уходить.

— Я могу остаться одна? — попросила Нимве.

— Ох, ты ж, — суетливо спохватился лысый. — Конечно! Идем, что ли.

Подождав, пока шаги удалятся к лестнице, Нимве повернулась к двери. Подняла руку… Снова опустила, замерла, кусая губы. Может, не надо? Может, уйти? Уйти… и не увидеть его. Я просто посмотрю, подумала она. Просто посмотрю, ничего больше!

Нимве вскинула руку и постучала. Дрожа, холодея изнутри, вцепилась в дверной косяк.

Несколько мгновений было тихо, потом щелкнул замок, и дверь отворилась.

Девушка была темноволосая и такая красивая — будто принцесса из сказки. Простое белое платье подчеркивало изумительно тонкие черты, карие глаза и губы, напоминавшие лепестки розы. Улыбнувшись, она спросила:

— А вы кто? — в речи был очень сильный акцент.

Оцепенев, Нимве смотрела ей в лицо. Язык прирос к нёбу, она бы не сумела ответить, даже если бы старалась.

— Да вы проходите, — пригласила незнакомка, но, замерев, как соляная статуя, Нимве не могла пошевелиться.

— Дорогой! — повернув голову, на хирше́йском, главном языке Кирвана, позвала красавица. — Дорогой, иди сюда! Тут какая-то девушка!

Задохнувшись, Нимве рванулась прочь. Добежала до лестницы и, растолкав толпу любопытных во главе с хозяином гостиницы, кинулась к порогу.

Она едва помнила, как выехала из города. Как мчалась по тракту, нахлестывая жеребца. Пошел дождь, но Нимве было все равно. Бросив поводья, она лежала на жестком сидении, закрыв лицо руками, и плакала так, что едва не теряла сознание. Жеребец брел куда-то, быстро темнело…. Но Нимве, промокшая до нитки, окоченевшая, ослепшая от слез, не замечала ничего вокруг. И даже когда чужая лошадь остановилась около повозки, Нимве не подняла головы. Скрипнула рессора, тарантас качнуло, будто под весом человека, а потом чья-то рука легла Нимве на плечо. Она убрала от лица ладони.

Кьолан. Он смотрел, и глаза поблескивали во мраке.

Нимве закричала. Будто ветром ее совало с места. Спрыгнув наземь, помчалась сломя голову, сырая трава путалась, сковывала ноги, замедляя бег.

Он догнал ее. Схватил, и она снова закричала, стала отбиваться, будто от этого зависела жизнь. Обернувшись к нему, ударила кулаками по груди. Влепила пощечину, потом вторую, расцарапала лицо…

Но он все равно был сильнее. Прижал ее руки к телу, стиснул так, что Нимве не сумела больше драться, однако она не унималась, билась и рвалась, и оба повалились в мокрую траву.

— Пусти… — как в бреду, шептала Нимве. — Пусти…

— Ним… — услышала она. Это точно придало ей сил. Рванувшись, она выдернула руку. Попыталась ударить Кьолана, но он поймал ее запястье.

— Ним… Тише… Что ты, родная, успокойся.

— Уйди, — задыхаясь, ответила она, и сама едва услыхала собственный голос. — Оставь… меня… я не… хочу…

— Родная, не надо так, — он обнял, обхватил ее руками, начал укачивать, будто ребенка, и Нимве внезапно разрыдалась в голос, клонясь лицом к его плечу. А Кьолан говорил:

— Ну, что ты, что такое? Что случилось, Ним? Что, аорэя́на?

— Иди к ней… — сумела выговорить Нимве. — Уходи…

— Ш-ш-ш… Не плачь. Не плачь. Ты все неправильно поняла.

— Не ври! — Нимве рванулась, но не сумела высвободиться. — Пусти меня! Ты мне врешь! Зачем ты врешь? Зачем?!

Кьолан вдруг выпустил ее, и Нимве откачнулась. Он сказал:

— Я не вру. Это ошибка.

— Она была в твоей комнате… — прошептала Нимве. — Я видела… Она звала тебя "дорогой". Я понимаю по-кирвански!

— Это не моя комната, и меня там не было. А она звала своего мужа. Она замужем, Ним.

Нимве медленно подняла глаза. Его лицо было рядом, и он смотрел, не отрываясь.

— Это правда, — сказал он. — Я тебе не вру. Можешь проверить.

Нимве пару секунд молчала. Потом обмякла, и ее так затрясло, что она упала бы, не подхвати Кьолан.

— Ты промокла вся, — он обхватил ее руками, как кольцом. — Тише, милая, тише…

Нимве прижалась к его груди. Вдохнула такой родной, такой знакомый запах, и, закрыв глаза, тихо прошептала:

— Пожалуйста… поехали домой…

* * * * * * *

Когда Нимве проснулась, в горнице было светло. Низкие солнечные лучи, проникая в открытое окошко, стелились по полу. Снаружи громко чирикали воробьи.

Подняв голову, Нимве заглянула в спокойное лицо Кьолана, лежащего с закинутой за голову рукой. Дотронулась до его короткой бороды. Улыбнулась. Как он изменился, подумала Нимве. Творец, неужели это он… Снова здесь… Снова рядом.

Тихо, чтобы не разбудить, она поцеловала его в плечо. Перевела взгляд на обнаженную грудь. Там, где прежде была рана, возле сердца, белел крохотный рубец — и это все, больше никаких следов. Зато скулу пересекала свежая царапина. Это я его так, с раскаянием подумала Нимве. Вот ведь истеричка…

Она осторожно, пальцем, коснулась его щеки, и Кьолан тут же глубоко вздохнул. Веки дрогнули.

Когда он открыл глаза, Нимве шепнула:

— Привет…

Кьолан улыбнулся, рука легла ей на плечи.

— Болит? — спросила Нимве.

— Что?

— Я тебе лицо расцарапала.

Усмехнувшись, он привлек ее к себе:

— Ничего. Сам виноват. Что ты так смотришь?

— Ты изменился…

— Тебе не нравится борода?

— Нравится, — Нимве провела ладонью по густой и упругой поросли на его подбородке. — Но я не это имела в виду. Ты… у тебя взгляд другой.

— Какой?

— Не знаю. Раньше ты будто прятался, а теперь перестал.

Кьолан снова усмехнулся.

— Нет, серьезно, — сказала Нимве. — Это трудно объяснить. Раньше ты был более дикий. Ну, я хотела сказать…

Он запустил пальцы в ее волосы и негромко молвил:

— И совсем бы одичал, если бы не ты.

Нимве помолчала, а потом решилась.

— Скажи, — она опустила глаза. — Ты насовсем приехал, или…

Тишина. Вскинув взгляд, она продолжила:

— Потому что… если только для того, чтобы попрощаться, то скажи мне прямо сейчас. Я просто не смогу еще раз через это все…

Кьолан вдруг крепко обнял ее, прижал к себе, и она умолкла, опустив голову ему на грудь.

— Прости меня, — услышала она. — Я совсем тебя замучил.

— Ответь, я должна знать.

— Нет, родная, нет. Не чтобы попрощаться. Конечно же, нет.

— Почему же ты тогда не поехал сразу ко мне? Почему живешь в гостинице? И… та девушка, кто она?

С секунду он молчал, потом сказал:

— Вообще-то, я там не живу. Вышла путаница. Знаешь, давай оденемся и поговорим. Я очень многое тебе обязан объяснить.

Позавтракав на кухне, вдвоем, они отправились в беседку, что пряталась в глубине сада, среди кустов рябины. Собаки, увязавшись следом, белыми тенями мелькали в высокой траве.

Беседка, увитая диким виноградом, походила на диковинный шатер. Внутри их встретил полумрак, зеленый и прохладный, старые, давно не крашеные половицы скрипели при каждом шаге.

Нимве села на лавку, Кьолан — рядом. Положил возле себя небольшую кожаную сумку, в таких курьеры обычно возили бумаги.

— Ты почти не хромаешь, — заметила Нимве. — И шрам на груди пропал.

— Да, — ответил он, — меня вылечили маги. Я все это время был в Римте, в Младшем Доме Сагринэ́йна. В Кирване есть два Младших Дома, знаешь?

— Конечно, — вздохнула Нимве. — К тому же, мне их величества сказали, что ты там. Я думала, ты решил у них остаться, и больше никогда ко мне не вернешься.

Встретив его взгляд, осязаемо мягкий, она умолкла.

— Ну, что ты, — сказал Кьолан. — Почему ты так решила?

— Из-за всего, — Нимве опустила голову. — Из-за того, как ты уехал. Из-за того, что не писал, хоть и обещал…

Молчание. Нимве вскинула глаза. Кьолан даже не старался скрыть замешательства.

— А что, — выговорил он, — ты ни одного письма не получила?

— Одно, еще в начале, отсюда, из Алавинги…

Кьолан покачал головой:

— Вот черт…

— Что?

— Я отправил по крайней мере с десяток. Надеялся, что хоть пара, но дойдет.

— Правда? — тихо спросила Нимве.

— Конечно, аорэя́на.

— Что это значит? Вот это слово…

— Аорэяна? А́ор — сердце, ия́но — дорогой, — Кьолан улыбнулся. Потом взял ее руку и сказал:

— Пообещай не сердиться.

— На что?

— Видишь ли, я от тебя многое скрыл.

— Будто я не знаю…

— Это было в последний раз, — заверил он. — Так получилось. Но сейчас я все расскажу. Прочти вот это.

Раскрыв сумку, маг вынул несколько пергаментов, свернутых в трубочку и перевязанных бечевками. Протянул один Нимве:

— Перевод, конечно, мой, но я постарался ближе к тексту.

Сняв бечевку, Нимве развернула лист. Увидала знакомый, четкий и ровный почерк. Глаза заскользили по строкам.

"Когда сгинут высокородные," — начала читать она, — "и не останется наследника, сыны великих взойдут на их престол, и станут править, и пребудет добрая эта земля под рукою их, с того дня, и навечно.

Случится это во времена, когда явятся двое, рожденные одной утробой, и придет клинок, сын братьев. И встанут единоутробные, и взойдут в землю дальнюю, что давно оставлена тобою. И в той земле биться будете за Сокровище мое, за Великое Древо, мной посеянное — Единорог против Клинка.

И подрубит корень осененное Владычицей дитя, и падет Древо, и гореть будет, как факел на ветру. Наследует Клинок Единорогу, если не смените на силу слабость, и гордыню — на раскаянье. Сражайтесь же, дабы не пресекся род мой, ибо вам завещал я Сокровище, и вам его беречь."

Моргая, Нимве отвела взгляд от бумаги, подняла ошалелые глаза.

— А… что это? — спросила она.

— Пророчество Таэнана, — был ответ.

— Но… как же… Пророчество ведь звучит по-другому!

— Да, — Кьолан согласно нагнул голову, — шестьсот лет вся страна так и считала. Дом Таэнана заставил всех так думать. Но, тем не менее, настоящий текст Пророчества у тебя в руках.

Нимве молчала, ошеломленная, переваривая услышанное. Кьолан спросил:

— Помнишь, тогда, в развалинах, Фиарнейд, глава Дома, говорил со мной?

— Так это он тебе сказал? — очнулась от раздумий Нимве.

Кьолан кивнул:

— Часть из этого, далеко не всё. Полный текст я нашел в архивах Дома. И еще кое-что, кроме него.

— Честно говоря, я мало что поняла, — созналась Нимве. — Разве только, вот тут сказано: единоутробные. Это про их величеств?

— Верно.

— Ну, а остальное — как эбирнейская грамота.

Кьолан усмехнулся:

— Видишь ли, Пророчество для всех оказалось эбирнейской грамотой. Я хочу сказать, Дом Таэнана тоже понял его слова превратно, так, как было выгодно им самим. Иначе они бы не вырыли себе яму собственными руками. Они ведь специально подделали Пророчество.

— Подделали? Но зачем? Зачем им было…

— А вот зачем, — Кьолан протянул еще одну бумагу. — Почитай, и поймешь.

Нимве взяла документ не без опаски, будто насекомое, готовое ужалить. Развернув, прочла: "В ответ же на твое письмо сообщаю, что не стал бы Великий Таэнан тратить время на пустое, поэтому считаю, что единоутробные, упомянутые в Пророчестве — суть сыновья здешнего правящего дома. И значит это, что внимательно должны мы следить за близнецами, буде таковые родятся у королевы алавингов. И ясно, что раз праотец наш Таэнан завещал нам беречь Сокровище, сиречь Дом, и сражаться, чтобы наследовать эту землю, значит, так мы и обязаны поступать, и всячески побуждать правителей местных дикарей уверовать, будто Пророчество сказано для них, дабы, когда родятся принцы-близнецы, пожелали бы они отправиться в поход. И тогда, волею Владык, сумеем мы отыскать того, кого Таэнан именует Клинком, сразиться с ним и воцариться наконец в этой земле, возвеличив имя Черного Единорога и низложив презренных дикарей, блуждающих во мраке."

Когда Нимве опустила лист, Кьолан произнес:

— Этому письму уже около шести сотен лет, Ним.

— Так, значит, — пробормотала Нимве, — они действительно хотели...

— Да. Они решили, что это прекрасный шанс захватить власть в стране. И что Пророчество снимает прямой запрет, который перед смертью наложил Таэнан.

С полминуты они молчали. Потом Нимве сказала:

— А вот на церемонии, перед отъездом, Его величество король Сэтнар говорил насчет чужих пророчеств, неизвестно кому адресованных. Выходит, они уже тогда все знали? Ты им все рассказал?

Кьолан кивнул, и Нимве опустила голову.

— Им сказал... а мне...

Он взял ее ладони в свои.

— Прости, — ответил он. — Ты ведь знаешь, они хотели отречься от престола. Я был обязан сообщить. Не сердись, прошу тебя.

— Но почему же ты мне ничего не сказал?

— У меня были причины.

— Потому что ты мне не веришь, да? До сих пор не...

Придвинувшись, он обхватил ее за плечи.

— Не говори так, — он покачал головой. — Конечно, я тебе верю! Просто это всё запутано, и… Вот смотри, — маг взял из ее рук пергамент. — Здесь сказано: "единоутробные взойдут в землю, что давно оставлена тобою." Это Арна Сангайя. Дом Таэнана следил за принцами с первой минуты путешествия. Людей королевы убили маги. Фиарнейд не сказал, почему. Думаю, соглядатаи им чем-то помешали. Но остальное время маги только наблюдали, потому что все должно было идти естественным путем. А вот когда мы добрались до древнего города, да к тому же отыскали меч самого Таэнана, они, видимо, решили, что на этот раз выпала не пустышка, и Пророчество наконец сбывается. И вот тогда они вмешались в первый раз.

— В каком смысле? — удивилась Нимве. — Вмешались? Когда?

— А вспомни, как умер герцог Окдейн.

У Нимве округлились глаза, и она медленно проговорила:

— Ну, да... да... Мы еще решили, что начальник сыска все подстроил. Ты думаешь, это маги его, ну, заколдовали?

— Я не думаю. Я знаю. Фиарнейд мне сказал.

Нимве молча смотрела на собеседника.

— Но, — произнесла она после паузы, — почему же они не напали на нас, пока ты при смерти лежал? Зачем было выжидать?

— Тогда они этого сделать не могли.

— Но почему?

— Вот почему, — подняв свиток, он указал пальцем место, — "в той земле биться будете за Сокровище мое, Единорог против Клинка." Понимаешь, у них не сходились условия задачи. Были наследники, но не было Клинка, вот в чем дело.

— Как же не было, — тихо возразила Нимве. — А меч Таэнана?

— Меч Таэнана — просто вещь. А сказано: "Наследует Клинок Единорогу."

Некоторое время Нимве смотрела на спутника. Зеленый сумрак беседки делал бледным его лицо, рождая в глазах смутный отблеск. Собака у ног Нимве, на полу, вздохнула и положила голову на лапы.

— Ты имеешь в виду, — выговорила Нимве, — что Клинок — это человек?

— Да, — ответил Кьолан. — Даже не знаю, как это тебе... В общем, дело в том... — он замолчал.

— Что? — спросила Нимве. — Что ты пытаешься сказать?

— На нашем языке клинок звучит как "кьоль".

Нимве остолбенела с широко раскрытыми глазами. Долго и молча взирала на собеседника, пока не произнесла, оправившись от изумления:

— Кьоль… Значит, выходит… выходит, что это ты? Что Пророчество говорит о тебе?!

— Выходит, так, — согласился он. — Мое имя действительно происходит от слова "кьоль". И когда ты позвала меня по имени, у реки, маги сразу все поняли.

— Почему же они уже тогда нас не убили?

— Они ждали Фиарнейда. Без него они ничего не имели права сделать.

Нимве долго молчала, глядя Кьолану в лицо.

— Творец… С ума сойти, — наконец промолвила она. — Даже трудно поверить. Все это время речь шла о тебе, а мы ничего не подозревали.

— Не только обо мне. Таэнан сказал: "и подрубит корень осененное Владычицей дитя". Это ты, Ним. "Осененный", — Кьолан легонько сжал ее ладонь, — значит "прошедший посвящение в маги". А осененный Владычицей — это маг, который прошел Высшее Посвящение, удостоившийся видеть своего Владыку. Такое бывает, может, раз в сто лет.

Поцеловав ее руку, он добавил:

— Потому и погиб Дом Таэнана. Из-за пренебрежения ко всему свету. Остальные для них были мафхоры, которые достойны лишь презрения. А ведь Таэнан предупреждал: "если не смените гордыню на раскаяние", — Дом падет.

Настала тишина. Они молчали, слушая, как тихо шелестят листья винограда, укрывшего беседку.

Наконец, решившись, Нимве спросила:

— И что теперь? Выходит, ты — наследник Черного Единорога?

Кьолан ответил не сразу.

— Меня это просто потрясло, — сознался он. — Не представлял, как с этим быть. Но потом подумал... Вот я узнал тебя, увидел, на что ты способна. А в этой стране, наверное, несколько тысяч магов, которых никто никогда не обучал. Огромный потенциал, разве нет? В общем, Ним... Я решил, что обязан попытаться. Должен сделать то, что говорит Пророчество. Раз кто-то должен взойти на престол Таэнана, пусть это будут маги Алавинги. Я решил создать Дом. Для того и поехал в Кирван. Мы соберем людей, отправим учиться в Доме Сагринэйна. Кирванские маги сказали, что с радостью помогут.

— А вдруг наши колдуны не захотят учиться? — возразила Нимве.

Кьолан покачал головой:

— Есть такие, что захотят. Я перед отъездом побывал на сходке. Во время Зимнего Солнцестояния. Некоторые из, как ты говоришь, колдунов очень заинтересовались идеей, поэтому со мной и приехали маги из Кирвана. Та девушка, которую ты встретила в гостинице — дочь главы Дома. Мы попытаемся убедить людей, и я уверен, что многих обрадует мысль создать в Алавинге Младший Дом.

— Короли, конечно, обо всем знают...

— Они обязаны были знать. Создание Дома стоит денег, а людей нужно как-то содержать, пока они учатся. Учеба ведь берет годы.

Нимве отвернулась, закусив губы.

— Что такое? — спросил Кьолан.

— Это значит... ты снова уедешь? Тоже уедешь с остальными в Кирван? Раз ты теперь глава Дома, ты обязан...

Он остановил, взяв ее за плечи:

— Я люблю тебя, Ним. Люблю, слышишь? И без тебя никуда не поеду.

Нимве вскинула глаза.

— Да? — шепнула она.

Вместо ответа он ее поцеловал, заставив надолго умолкнуть.

Лишь через пару минут они оторвались друг от друга.

— Ним, — выговорил Кьолан. — Послушай меня, аорэя́на. Я прошу тебя стать моей женой.

Обмирая сердцем, чувствуя, как глаза застилает пелена, Нимве прошептала:

— Ты уверен? Подумай хорошо... Я только крестьянка, а ты...

Он коснулся пальцами ее губ, и она умолкла.

— Ты человек, которого я люблю, — ответил Кьолан. — Ты маг. И ты нужна мне, родная. Я без тебя не справлюсь. Но... если ты не хочешь быть со мной, то...

Упав на колени, обвив его ноги руками, Нимве выдохнула:

— Да я жизнь отдам, чтобы только... Я без тебя жить не могу! Мне без тебя ничего не нужно, ничего. Я на край света за тобой пойду, только позови!

Она почувствовала, как он касается ее волос. Услыхала его голос:

— Значит, ты согласна?

Нимве сумела лишь кивнуть. Пытаясь справиться со спазмом в горле, пробормотала:

— Только что скажет мама...

— Уверен, она не будет против. Хочешь, я с ней поговорю?

— Лучше я сама, — Нимве вскинула голову. — Но скажи... Ты уверен, что такая, как я, пара для тебя? Ты не пожалеешь?

Кьолан долго смотрел ей в глаза, держа лицо в ладонях.

— Только такая, — выговорил он. — Мне другой не надо. Не было минуты там, в Кирване, чтобы я не думал о тебе. Если я и решился на создание Дома, то лишь потому, что надеялся: ты будешь рядом. Будешь мне помогать. Только вместе мы сможем это сделать. Я не собираюсь обещать тебе райской жизни, или вечного праздника, да ты и сама не поверишь, правда? Но мы сможем быть вместе, это главное. И если будем стараться, то справимся со всем. Я верю. А ты?

— Я тоже, — прошептала Нимве. — Конечно. Я тоже.

И притянув его к себе, обняла так крепко, как смогла.

Они еще долго сидели в беседке, и Кьолан наконец объяснил, почему скрывал причины отъезда, почему не рассказал все раньше: он опасался, что Нимве решит отправиться с ним, или, наоборот, уговорит отложить путешествие. Он знал, что у него не хватит сил сопротивляться. Кьолан и без того не слишком рвался ехать, не представлял, как его встретят кирванские маги, не прогонят ли с порога, как это сделал Дом Таэнана. Отложив поездку, он рисковал не уехать никогда. Брать же Нимве с собой… Это худшее, что он мог вообразить. Была зима, дорога предстояла тяжелая, добирался он почти месяц — а Нимве и без того уже дважды испытывала терпение Владык. А если бы в этот раз Они не оставили ее в живых?!

В общем, он решил ничего не говорить, хотя знал, как его молчание мучительно для Нимве. К тому же, Кьолан нехотя сознался, что и до поездки не чувствовал себя здоровым, а в дороге совсем разболелся, едва добрался до Кирвана, и если бы не Дом Сагринэйна, наверняка бы умер. Нимве сразу вспомнила свой сон, где его вынесла из пропасти птица с сияющими крыльями. Кьолан долго молчал, а после объяснил, что слово "сагринэ́йн" в переводе значит "солнечная птица".

Едва не до полудня они гуляли по саду, а вернувшись на двор, увидали у крыльца верхового в сером плаще, с большой котомкой, притороченной к седлу.

Когда они подошли, всадник вынул из сумки толстую пачку писем, перевязанную бечевкой, и, подмигнув Нимве, весело сказал:

— Ну, хозяюшка, пляши! Десяток писем за раз, невиданное дело. Похоже, на этом свете кто-то крепко тебя любит!

 

Эпилог

Через пару недель, перед самым летним солнцестоянием, когда ведьмы и колдуны Алавинги по обычаю собираются на сходки, Кьолан, Нимве и двенадцать магов Дома Сагринэйна разъехались по стране. Конечно, во всех провинциях побывать не удалось, но, посетив несколько собраний, поговорив с людьми и рассказав о планах создания Дома, о том, что любой желающий моложе тридцати может поехать в Кирван на учебу, они сразу набрали больше сотни подписей. Многие, конечно, удивились, многие просто не поверили, однако тех, кто обрадовался идее, оказалось предостаточно.

Кирванцы вернулись в столицу, а Нимве и Кьолан, не заезжая домой, отправились к родителям Чика.

Свадьбу сыграли после возвращения, в небольшом храме на севере Сафирны, в разгар лета, когда установилась жаркая погода, и по ночам небо полыхало дальними зарницами.

Народу собралось немного, лишь подруги Хелеа, несколько соседей, маги из Дома Сагринэйна, барон Грид с родителями — и, конечно, молодые короли. Близнецы приняли в организации свадьбы самое горячее участие, и собирались сделать ее более пышной, однако Нимве воспротивилась. На одном король Инис настоял: чтобы одежду для новобрачных шили придворные портные. Может, поэтому в тот миг, когда Инис вел Нимве к алтарю, собравшиеся дружно ахнули — так она была хороша в подчеркнуто простом белом шелковом платье, делавшем ее похожей то ли на алгарвиду, то ли на светлый дух, спустившийся на землю.

А в начале осени они уехали. Стояла сухая и теплая погода, еще не было дождей, поэтому караван из почти двух сотен человек быстро попал в Ферна́лу, главный порт страны на великой реке Аруан. На четырех кораблях они почти неделю плыли в Кирван, потом еще долго добирались до столицы, Ри́мта, что на побережье. А маги Дома Сагринэйна остались в Алавинге, дожидаясь тех, кто не сумел уехать осенью, и уже следующим летом в Кирване собралась целая община, триста человек, молодых, смелых и талантливых. Части из них суждено было сделаться ядром нового Дома Клинка, учителями и наставниками для последующих поколений магов Алавинги.

Они долго жили в Кирване, обучаясь всему, что обязан уметь маг, привыкая, притираясь друг к другу, переставая быть просто отдельными людьми, становясь единой общностью, кланом, друзьями и соратниками.

По прошествии пяти лет Дом Клинка вернулся на родину и наследовал все, что принадлежало ранее Дому Черного Единорога. Исполнилось Пророчество Таэнана. Кьолан Кьоль оказался прекрасным вождем для своих людей. Он правил Домом с твердостью — и безгранично терпеливо, правил почти четыре десятка лет, покуда не ушел на покой, передав бразды новому, избранному Советом главе, своему второму сыну.

А Нимве всю жизнь оставалась рядом, жена и друг, мать его детей — и верный, незаменимый советник. Все вышло так, как они обещали друг другу в день начала лета, в саду, на старой ферме: пройти вместе через все, пускай даже жизнь не будет похожа на вечный праздник. Делиться с другим радостью и горем, не отдаляться, не опускать рук, не позволять второму в одиночку бороться с бедами…

Не бросать друг друга. Оставаться рядом. Быть вдвоем, быть единым целым, как в первый день своей любви.

Всегда. До самой смерти.

 

                                                                 * * * * *

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/