ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ
Январь, февраль, март...
Уже больше трех месяцев живем с новым премьером правительства Черномырдиным.
И что же изменилось?
За эти месяцы еще более наполнились не только продуктовые магазины, но и промтоварные, - это я о коммерческих, конечно.
И возникают они в самых неожиданных местах, и всего-то в них полно! - блузок заморских, курток кожаных, пуховиков, пальто, - глаз радуется от всего этого!
И даже запах в них какой-то ненашенский, запах добротных товаров и духов.
Но дорого, дорого всё, так что для большинства людей зайти в такой магазин все равно, что на выставку.
За свой отпуск Галя все же решила:
- Уйду я из «Новых известий». Всю жизнь плясать под дудку редакторов? – кипятится: - Эти двенадцать тысяч, что мне платят, за неделю смогу заработать.
А дело в том, что месяца два назад открыли они с подругой «свое дело», в которое вложили все сбережения, - нашили пальто модных, костюмчиков разных и повесили в коммерческом магазине, благо там знакомые ребята торгуют. Вскорости купили один их свингер. Радости было!.. Потом еще один, еще... Вот и почувствовала уверенность, да такую, что сегодня говорит с задором:
- Вот увидишь! К тридцати годам будет у меня и квартира, и машина.
Дай-то Бог!.. чтоб жила «по первому классу», как мечтает, чтоб мебель в квартире - только дорогая, чтоб питаться - только с рынка, чтоб одеваться - супермодно и дорого.
Платон пришел с Малого Совета, который собирался по поводу обращения Ельцина к народу и возмущается:
- Еле-еле слово дали мне эти коммунисты! Знали, что буду говорить вопреки. - Раздевается, проходит на кухню. - Сказал им: опять себя в грязи вывалять хотите? Ведь предупреждал вас тогда, в августе, чтоб осудили путчистов. Нет, не послушали. А теперь опять то же самое затеяли?
Но т эту речь Платона депутаты пропустили мимо ушей и проголосовали «за» осуждение Ельцина.
Теперь не только мы, жители городов, имеем по клочку земли, но и «сельские труженики», - издал Ельцин указ, по которому жители сел получат дополнительные наделы земли, так что тот, кто привык работать, с голоду не помрет.
Дожить бы еще до поры, когда можно будет и продавать эти наделы.
И снова на съезде коммунисты орали несколько дней, - хотели подчинить себе Ельцина. И, в какой-то мере, удалось, - напринимали поправок к Конституции, которые ограничивают его власть. И всё - под руководством чеченца Хасбулатова...
Вот елки-палки! Чечня, по сути, уже вышла из подчинения России, а их депутат возглавляет Верховный совет и все сильней мутит воду.
Глеб с приятелями ездили в Москву продавать итальянские туфли, но ничего не продали.
А тут еще три месяца назад вложил все свои накопления в ваучеры.
- Если б купил долларов вместо них, - подсчитывает убытки, - то было бы у меня сейчас сто семьдесят тысяч.
- Ладно, не огорчайся, - пытаюсь утешить. - Еще не все потеряно: поползут ваучеры вверх, я уверена в этом.
Уверена... А у самой сердце сжимается, как его жалко! Утром, как только просыпается, сразу включает телевизор с коммерческой программой, листая газету «Коммерсант».
А недавно ездил в Карачев, так накупил для бабки печений, вафель, апельсинов, - нравится ему быть крутым!
Ох, и как им удастся прожить?
Вчера площадь у Дома Советов была опять красна от знамен, - коммунисты «чистили себя под Лениным», как писал поэт Маяковский, - был среди них и наш депутат Верховного Совета Юрий Родкин, поспешивший сообщить в информационное агентство Москвы, что наша область осуждает Ельцина.
А чего ж ему не осуждать, если, пробравшись во власть при коммунистах, отхватил себе и великолепную квартиру, и машину, и звание советского писателя при одной-то серенькой книжке о заводе!
Мой сон.
Иду на демонстрацию... вернее, мне надо идти на демонстрацию, но тротуары пустынны, только прямо посреди улицы, мне навстречу, бесшумно движутся графически-четкие черно-белые колонны, а над ними - красные стяги… и мне тяжко, невыносимо тяжко идти навстречу этим черным колоннам с транспарантами - пятнами крови... но вдруг справа – строеньице... и слышу из него голос Сомина, и говорит он кому-то, что уже арестовали двоих… открываю дверь, заглядываю… Платон тоже звонит по телефону, передает телеграмму в Москву насчет этих же арестов… а я - на пороге, но они не видят меня, хотя и идут к двери… упорно смотрю на них, хочу, чтоб заметили!.. но они с опущенными глазами проходят мимо, на улицу... плачу, рыдаю... и просыпаюсь со слезами, текущими по вискам...
Толчея в троллейбусе редеет, освобождаются места. Впереди меня садится полный мужчина в кожаной куртке. Кажется, это Леша… да, это его низко посаженная, вросшая в плечи голова, толстая шея. Начинает коситься на женщину, что рядом... сейчас начнет к ней приставать. И точно. Уже говорит ей что-то тихо, почти воркуя.
Роза как-то возмущалась:
- Думаешь, один Лёшка живет? Водит, к себе женщин, водит!
Вот тип! Лет пять назад ушел от двоих детей и жены в освободившуюся квартиру бабки. Нет, не ради любви и новой семьи, а просто так, чтобы жить в свое удовольствие…
Женщина, которую он наметил сейчас, уже готовится выходить, торопливо договаривает её что-то… а симпатичная молодайка!.. с сожалением провожает её взглядом. Вместо нее садится теперь толстый, ухоженный пенсионер и Леша сразу же заговаривает с ним. Слышу их отдельные фразы: «... не думают о народе, не заботятся... совсем ограбили людей... растащили всю страну демократы эти». Да, Леша снова сел на своего любимого конька: он, радетель за благо народное, недоволен всем, что делается сейчас.
Как-то спросила его:
- Леша, ну что ж сам-то ничего в своей жизни не сделал, чтобы как-то и что-то исправить, изменить, а только критикуешь всех да возмущаешься.
Растерялся… даже ничего не ответил.
Отрываю взгляд от его шеи, стараюсь больше не слушать.
Облака-то сегодня особенные, вон какие поплыли: белые, с розоватыми крылышками, как фламинго... но моих фламинго вспугивает нагло-уверенный голос Леши:
- Да-а, непорядок. Не-по-рядок во всем!
- А кто правит? Правит-то кто? - полушепотом вторит ему пенсионер, но уже поднимается, собираясь выходить.
Ну да, конечно, это - бывший обкомовский работник, как раз слева от остановки - обкомовские дачи, у таких они только и были, только им и можно было их иметь!
Лязгает, открываясь, дверь, бывший обкомовец тяжело опускается с подножки...
Да нет, я не пожелаю ему плохого, - пусть живет, не кашляет! - и только брезгливо стрельну глазами, когда он что-то спросит у женщины и во рту у него блеснет массивная золотая челюсть.
А Леша... Когда выйдем из троллейбуса, то услышу вкрадчивое:
- И как же твой братец поживает? Трудяга он, какой трудяга! - Но, все еще кипя «благородным гневом», плеснет его и на меня: - А вот земельку ему пахать и нечем. Не может государство обеспечить трудящегося человека техникой, не может.
- А что, Леша, раньше трудящегося человека государство обеспечивало техникой? - посмотрю на него с улыбкой: – Да при твоем любимом социализме последнюю отнимали, а таких как Виктор в Сибирь ссылали. – Ничего не ответит Леша, и тогда закреплю свой ответ: - А теперь живет мой брат и радуется, что может хотя бы говорить, писать, что думает, и уже одно это здорово.
Вроде и поддакнет Леша, даже головой кивнет, но знаю: огорчится, что не подхвачу его настроя против «демократов, которые растащили всю страну», не подам реплики для работы его «критического ума» против них.
Один из лозунгов демократов в тх противостоянии против коммунистов в Москве был: «Съездуны! Хватит трахать Конституцию»!
А противостояли стенкой на стенку у Белого Дома, на Васильевском спуске, но столкновений не было, только вот тот коммунист-депутат... Он прибежал на Съезд с перевязанной головой, но носился по залу вполне шустро, - хотел, чтобы все остальные поднялись на его защиту, - а Степанков, главный прокурор России, только и сказал:
- Предупреждали же мы вас, что если кто рискнет выйти к народу, то ответственности правовые органы за него нести не будут.
Противостояли и в нашем городе прямо «под Лениным», с красными знаменами, с оркестром - коммунисты, а за ленинской спиной – демократы, но иногда в их ряды забредали тоскующие по социализму бабульки и, размахивая сумками, начинали проклинать Ельцина, а когда уж очень надоедали, те им советовали:
- Идите к тем, что напротив, там и выступайте, благодарите их за прошлую счастливую жизнь.
В общем, бурлят, бурлят страсти в России.
Да-а, что-то хило у моих детей с бизнесом.
Вчера дочка приходит после очередной пробежки по магазинам, в которых висит их «продукция», и жалуется:
- Ни-че-го не берут!
- Снижайте цены, - советую.
- Да снизили уж...
- Проедают сейчас люди все свои деньги, - пытаюсь утешить. - В магазинах всего полно, вот и...
- Да, проедают. Продавщицы из других отделов одежды тоже жалуются, что ничего не покупают.
И как переживет кризис? Не уйдет ли на более легкий, дешевый, но стабильный путь зарплаты? Да и у сына с прибытком глухо, - перепродавать что-то бросил, пробует посредничать в обмене квартир, - звонят ему, звонит он кому-то, а что из этого получится не известно.
Аж четырнадцать претендентов нашлось у нас в области на должность губернатора! Правда, к выборам добрались только двое: действующий глава области Барабанов и коммунист Родкин, и вот теперь будем выбирать в день российского референдума.
Да, отвоевал все же Ельцин право провести референдум, хоть «съездуны» и были против, - уж больно не хотелось им, чтобы народ обсуждал вопрос о доверии Верховному Совету! Но все же Президент настоял и теперь…
Что будет?
25 апреля состоялся всенародный референдум!
И выразил-таки народ свое доверие Ельцину… и недоверие - Верховному совету.
И вот первого мая оскорбленные коммунисты и примкнувшие к ним «Народный фронт», «Союз офицеров» и прочие «союзы» решили взять реванш, - колонной, клином пошли на щиты омоновцев, камнями, цепями, железными прутьями били их, кололи наконечниками красных знамен. Нуйкин, публицист, по этому поводу потом мрачно пошутил: «Наконец-то мы узнали для чего коммунисты крепили стальные наконечники на своих знаменах».
А сами заводилы - депутаты Верховного совета Лукьянов, Рыжков, Анпилов и прочие - шли не в первых рядах! Они только разогрели толпу своим кликушеством, двинули ее вперед, а сами попрятались за их спинами. «Я их всех в сквере потом встретил, что рядом, - рассказывал в репортаже по телевизору мужчина. - Говорю им: «Что ж это вы делаете? Народ накрутили и теперь - в кусты»? А они отвернули свои морды и проскочили мимо. Знали, сволочи, что всю грязную работу за них другие сделают».
А было так: колонна влилась между двумя машинами, стоящим задами одна к другой, и тут главарь обернулся, растопырил руки и стал теснить ее назад. Место между машинами освободилось и тогда та, что была слева, задним ходом быстро двинула прямо на оставшихся омоновцев, те шарахнулись из-под колес, но один не успел и был затиснут между кузовами. Страшная сцена!.. Еще и показывали-то ее замедленно... Подбежали к упавшему, подняли, но...
И вот сегодня парня хоронят.
А вчера показывали интервью с лидерами большевиков. Грозятся: придем к власти и всех перестреляем, перевешаем вверх ногами, а Ельцина – первого!
Ну что ж, так оно и будет, если…
Дочитала «Чивенгура» Платонова. Страшная повесть…
Захотелось хоть на часок забыться в кинозале и пошла на итальянский фильм «Сто дней в Палермо».
И там мафия!
Конечно, это здорово, что дожили мы до поры, когда разрешают вкалывать хоть на десяти работах, торговать, что-то производить, создавать частные бюро, консультации... в общем - проявлять инициативу.
Но как же все это трудно! Да еще при отсутствии какого-либо опыта.
Вот и мой Глеб с приятелями, пытаясь за что-то зацепиться, делают это робко, наощупь. Недавно сбросились сбережениями, заняли и еще под проценты, купили квартиру, а теперь продают. Будут ли с наваром или прогорят - не знаю, но пусть учатся, накапливает опыт. Победят реформы Перестройки - пригодится.
Девятого мая коммуняки опять митинговали на Красной площади: «Долой правительство Ельцина»! Но милиция их не трогала, так что обошлось все горлопайством, хотя главного из них - Ампилова, с физиономией Шарикова из романа Булгакоава «Собачье сердце», - не было в этот день. Куда-то запропастился, и все!
Но когда объявился через несколько дней, то заявил: схватили, мол, его перед девятым мая, увезли в лес и избили.
А колесо обратного хода от социализма в нормальную жизнь медленно, со скрипом, но набирает скорость: уже люди не говорят о грядущем голоде; уже экономисты поговаривают о какой-то, хоть и малой, стабилизации в промышленности, а Чубайс, этот умный и симпатичный мне член правительства, недавно заявил: приватизация набирает силу и процесс уже необратим.
Значит, и наши ваучеры взлетят в цене?.. Разбогатеем! (Шучу)
За отпуск Платон загорел, стал поджарым, - каждый день пропадал на участке, - а завтра выйдет на работу, не догуляв целую неделю, чтобы сберечь оставшиеся дни для строительства дачного домика. А пока лежат на нашем участке, сложенные им в аккуратный квадратик кирпичи, и сделано это для того, чтобы, сразу определить: а сколько украли?
А крадут всё! Когда с неделю назад с моего малого участка вырыли кустов двадцать картошки, то Платон предложил всю ее убрать и продать. Я же отнеслась к предложению без энтузиазма, только с испугу лук наш прекрасный выдергала и попрятала в контейнер. Но сегодня он все же нарыл рюкзак картошки и отнес какой-то бабке, а та, взяв с него двадцать процентов «за реализацию», продала. Дово-олен.
На другой день её же отнёс и кабачки, я же поворчала, что, мол, и себе бы пригодились, но не больше, как для вида, - пусть радуется прибыли с собственного огорода!
Что воруют на даче, конечно, противно, но работать там радостно, и особенно умиротворенно становится часам к семи вечера. Как же уходить не хочется к последней «семерке», уходящей в половине десятого! Тишина, запахи вечерние и березы наши, подсвеченные заходящим солнцем, становятся совсем перламутровыми!.. Да еще сын сделал у контейнера лавочки, стол и вот так-то благостно сидеть за ним, пить чай из китайского термоса, смотреть на село, на эти березы...
Нет, каждый раз уходить не хочется.
Выступал Ельцин, подводя итоги референдума. Похоже, что настроен решительно, - ведется следствие против зачинщиков расправы над омоновцем, реформы будут активизироваться, а те администраторы областей, которые не согласны с его политикой, смещены.
А наш «доблестный» народ области избрал все же коммуниста Родкина, надеясь, что хотя бы сюда, в «отдельно взятый регион», вернется социализм, при котором думать и решать опять будут Обкомы.
Прав философ Бердяев:
«Свобода не легка, свобода трудна, она есть тяжелое бремя и порождает страдание. Отказ же от свободы уменьшает страдание, поэтому люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя».
Карачев.
Стираю белье. Вот ковер, который обычно висит над маминой кроватью и который она сшила из красных и синих лоскутков, вот дырявые носки, варежки... кофты, рубахи, сочлененные из чего-то.
- Да выбросить бы все это, - не сдержавшись, ворчу. – Ну, какое это белье?
Мама с укором взглядывает на меня, потом тихо так говорит:
- Белье это... конечно не белье. Но все нужное, всё ишшо носить можно. - И чуть позже добавляет: - Вот и запоминай, в каких… я жила.
Да уж… Не забуду.
Как грибы после дождя, выскакивают на остановках ларечки яркие, аккуратненькие и пестрят иностранными шоколадками, жвачками, соками, баночками с пивом, конфетками разными. Короче, как любит говорить сын, с тем, что «там», за границей, дешево, а у нас дорого, так что ларечки эти только для богатых и для тех, кому ну уж очень хочется!
Да, торговле обучается народ наш успешно, а вот производить что-то…
Душат, конечно душат российского предпринимателя налогами что есть мочи! Вчера по телевизору один такой говорит:
- Если нам работать по законам, то выжить невозможно.
Поэтому и укрываются от налогов, как могут.
Да и не только от налогов. Паразитов в России развелось!.. Когда Глеб с приятелями все же продали квартиру, то тут же к ним прицепились рекетиры. Сопротивлялись, сопротивлялись «начинающие», но все же пришлось «отстегнуть кусок». Думала: отобьют бандиты охоту у Глеба заниматься бизнесом! Ан, нет: вчера снова ездил зачем-то в Унечу, вернулся осунувшийся, с красными глазами, а сегодня лежит на диване, смотрит в третий раз «Спрута», - фильм об итальянской мафии, - и снова ждет телефонных звонков.
Что остается «стабильным», так это - рост цен: ползут и ползут вверх, как у тифозного больного - температура. Конечно, растут и зарплаты, пенсии, так что жить можно... а вернее – выживать.
Впрочем: живет кошка, живет и собака, как говорит мама, - расслоение идет уж очень быстро и заметно. Глеб рассказывает: в Унече есть мукомольный завод, так рабочие там получают по сто тысяч в месяц, да еще дивидендов столько же, а соседка Нина работает на заводе «Кремний» уже тридцать лет и ей платят только по три тысячи, да еще постоянно намекают, чтоб увольнялась.
Вот такие «показатели жизненного уровня народа».
2010-й
Да что «Кремний»! Этот завод работал на оборонное ведомство, а таких в Союзе было две трети, отрасль эта в те годы была обречена и рабочие «почтовых ящиков» оказались в положении, как наша соседка.
Но «рухнули» и другие заводы, фабрики, в которые государство раньше делало вливания, рабочих просто поддерживали какими-то крохами и ждали, когда те постепенно «рассосутся», найдя другие способы выживания.
Всё это я видела, когда ездила на съемки по предприятиям и писала синхроны, в которых звучали одни жалобы и вопли о помощи. Правда, некоторые предприимчивые директора перестраивались на выпуск разного мелкого дефицита, но таковых было очень и очень мало.
1994-й
Бродим с Платоном по базару, рассматриваем товары: куртки, плащи, брюки, рубахи, блузки, юбки… Ой, сколько ж всего! Развешено на заборах, разложено на пленках прямо у ног, и всё это привозят «челноки», которые снуют между Россией, Турцией, Китаем.
Но есть и другой источник - Украина, Белоруссия, а везут к нам из этих республик… нет, теперь уже государств… везут потому, что тамошние деньги рухнули и наши рубли у них - как валюта… а, впрочем, потом они меняют их на доллары.
Мне сейчас вольготно, - всё у них покупаю: колбасы, масло, творог, сметану, крупу, яблоки, - и всё дешевле почти в полтора раза. Но наши местные власти ворчат: выручки, мол, нет, деньги из области ускользают, зарплату платить нечем! Ворчат и придумывают, как бы перекрыть эту реку изобилия?
Проще всего, конечно, «не пущать», чем сделать нашу продукцию и вкуснее, и дешевле.
Был у нас «на гастролях» вице-президент Руцкой.
Совсем недавно казался он нам очень даже симпатичным мужиком, - генерал, прошел через войну в Афганистане, да и по убеждениям своим демократ, - а вот теперь сомкнулся с коммунистами, с чеченцем Хасбулатовым и все яростнее нападает на Ельцина вместе с нашим первым законодательным органом.
- Все! Хватит! - грозился вчера Ельцин на пресс-конференции. - К сентябрю окончательно решу, как быть с Верховным Советом.
И выдвинул идею создания Парламента или Совета конфедераций, но как и из кого эти «органы» будут создаваться и куда денется Верховный Совет - не сказал... вернее, нам не сказал, а сам, может быть, уже что-то и придумал?
Мама сидит в коридоре и ест мое угощение - треску под маринадом.
Ну до чего ж жалки мои родные! Особенно Виктор. Три дня лежал он с температурой, его крутило, как говорит, а вот сейчас…
Сейчас я смотрю в окно и вижу, как он медленно бродит по огороду и костылем стаскивает куски пленки в кучу.
- Да ты не думай, - слышу мамин голос, - я недавно прибирала и в доме, и в коридоре – она сидит на покосившейся табуретке, фартук спустился почти до пола, - а Витька ж не разувается и прямо с огорода да в хату... в грязных сапогах-то, - сидит, одной рукой опершись на черенок лопаты, а другой хлебом вымакивая маринад из тарелки. - Все сюда ташшыть, ничаво на улице нельзя оставить. Воров развелося!
Гляжу на нее, улыбаюсь, а душа моя…
Господи! Дай маме силы дожить до той поры, когда не надо будет бояться, что вот-вот снова грянет голод!
И опять, как два года назад, лихорадочно налаживаю «ВЭФ», мечусь по диапазонам в поисках БИБИСИ и «Свободы», - наше радио и телевидение молчат, на экране висит таблица и только «Радио России» иногда выходят с новостями.
А все началось двадцать первого сентября, когда Ельцин издал указ о роспуске коммунистического Верховного Совета. Что теперь будет? Как поведут себя эти «прозаседавшиеся борцы за счастье народное»? Ведь совсем обнаглели! Особенно этот чеченец Хасбулатов:
- Говорят некоторые, что Ельцин, мол, не то сказал, - брякнул недавно на всю страну. - Конечно, и не то скажешь, когда... - и показал характерный жест пьяницы. - А ему все прощают, наш, мол, мужик! Ну, раз мужик, так пусть в колхозе работает, а не страной управляет!
Вскоре Ельцин и издал указ о роспуске этих «советчиков».
Ну, вначале коммунисты только митинговали и бегали по Москве с красными знаменами, но, как выяснилось потом, в то же время раздавали оружие своим сторонникам, и вот теперь, в начале октября атаковали Останкино, - хотели захватить телевидение и штаб Вооруженных сил. И напали на него ночью, убив женщину-пенсионерку, которая подошла к окну, услышав выстрелы, и гаишника, осиротив шестерых детей.
Но пока буянили в Верховном Совете, который заседал в блокированном Белом Доме. Вечерами, при свечах, избранники народа пели революционные песни, принимали новые законы и вот один из них: тот, кто станет подчиняться приказам Ельцина, будет арестован, имущество конфисковано, а он или сослан в Сибирь, или расстрелян.
Вот так...
И что же Москва? Вначале было тихо, но когда по телевизору выступил Егор Гайдар, призвав всех, кто не хочет возврата в социализм, выйти на улицы, то центр Москвы запрудили люди и на улицах стали строить баррикады, чтобы к Белому дому не смогли на помощь подойти танки, если коммунистические генералы поднимут против Ельцина войска.
А у нас слетелся Областной Совет и проголосовал: признать действия Президента не конституционными, но снова, особняком от проголосовавших, стояла группка наших демократов, и опять выступал Платон:
- Одумайтесь! Вы же бросаете судьбу России в руки коммунистов! В дни путча нашу область обмазал Родкин гавном, так и теперь хотите сделать то же?
Нет, не послушали его народные представители, - резвились, торжествовали и даже предлагали создать область, независимую от России, но…
Но сместил Ельцин нашего коммуниста Родкина и назначил Карпина. И что ж Родкин?.. Подговорил несколько человек и те ночью, натянув на лица черные чулки, захватили здание администрации, но разбежались, когда группа захвата проникла туда. Тогда подался Родкин в Москву, к своим, засевшим в Белом Доме коммунистам, и вот теперь...
Я бегаю от «ВЭФа» к телевизору, от телевизора к приемнику: ведь, штурмуют Останкино, взяли Мэрию, есть убитые, раненые… «Вести» (радио России) выходят часто, тревожно, и смотрю их до часа ночи.
Господи, как же тяжело жить в моей стране!
Как только просыпаюсь - спала все ж, потому что была уверена: сегодня покончат с этим разбушевавшимся коммуняцким отродьем! - сразу же включаю телевизор и уже не выключаю весь день: американская телекомпания СИНН ведет прямую трансляцию и чудо!.. Чу-до! Вот так сидеть на диване и смотреть: что там, как там, у нашего Белого Дома? А из его окон длинными черными языками валит дым, верхние этажи закопчены… Картина, конечно, страшная, но всё же… может, это - к лучшему?
И где-то после трех часов по полудни из Белого Дома под белыми флагами вышла группа для переговоров. Сели в черные машины. Отъехали. Остановились на мосту и до-олго стояли, а в это время камеры всё показывали окна Белого Дома, из которых валил и валил дым. Ну, а потом...
Потом из него потянулись народные избранники. Выходили долго и беззвучно, чуть размытые толи чадом от машин, толи дымом от еще чадивших верхних этажей Белого дома. Толпой застыли на лестничном спуске...
Ох-хо-хо! Неужели все?.. А где же заводилы, вдохновители?
И только в вечерних «Новостях» наконец-то увидим их: Хасбулатова, генералов Руцкого, Макашова… - быстро, чуть согнувшись, прошмыгнут через толпу к автобусу, сядут в него.
Бердяев. «Периодически являются люди, которые с большим подъемом поют: «От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан умирающих за великое дело любви». И уходят. И несут страшные жертвы, отдают свою жизнь. Но вот они побеждают и торжествуют. И тогда очень быстро превращаются в «ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови». И вновь являются люди, которые хотят уйти «в стан умирающих». И так без конца совершается трагикомедия истории…».
А мы, статисты, страдаем и мучаемся.
Всю неделю опознают убитых на улицах Москвы.
Но «обагряющие руки в крови» все целы, - ведь против них и за них гибли другие.
И в церквах, на отпевании погибших, не делят на «белых» и «красных».
И хоронят - вместе.
И цветы возлагают - вместе.
А на экране - горе, слезы.
Но всё же теплится надежда: а, может, то была последняя вспышка?
Уточнение Платона.
«Тогда, пятого октября, прямо с утра, пошли мы с Артюховым в Облсовет, где уже собралась вся местная власть, но Родкина уже не было, - еще ночью уехал в Москву поддерживать Верховный Совет. Никаких действий никто не предпринимал и только
маялись, не зная: на чью сторону стать? Собрались в зале. Председатель Облсовета «коротко доложил обстанову», а затем спросил: что, мол, будем делать? И Все молчали. И тогда я поднялся и сказал: высшая власть у нас – Президент, его указы и распоряжения мы и должны выполнять… Кстати, тут же объявился оператор и начал снимать мое выступление, но он был не со студии телевидения, тамошних я всех знал. Так вот, говорю им: наш губернатор, будучи депутатом Верховного Совета, замарал область еще при первом путче, а теперь, поддерживая Руцкого и Хасбулатова, замарал и еще раз, поэтому мы срочно должны послать телеграмму в поддержку Ельцина.
Затем выступил областной прокурор, начальник КГБ и… странно!.. никто из них не поддержал попыток Верховного Совета по захвату Останкино, Мэрии. Да и все, кто потом говорили, высказались в том же духе и предлагали напечатать обращение к населению с призывом соблюдать спокойствие.
А видеосъемка… Да, уже потом узнал, что и впрямь снимали тогда не со студии телевидения, и только когда победил Ельцин, а Родкина в Москве даже арестовали на несколько дней, то отснятое потом показывали какой-то комиссии из Москвы».
Через неделю - выборы в Федеральное собрание и первую Думу России.
Какой она будет? И намного ли лучше Верховного Совета?
Готовились к выборам аж двадцать восемь партий и объединений, а вышли на финишную прямую только тринадцать, так что будем выбирать из чертовой дюжины.
Не очередные ли это происки мирового Беса?
А вот Ленин…наш, доморощенный бес, все еще лежит на Красной Площади, и по-прежнему охраняют его верные Церберы.
Платон пришел с дачи, улыбнулся:
- Всё, договорился. Завтра каменщики кладку начнут.
И утром ра-аненько с куском колбасы и бутылкой водки поехал на участок, чтобы встретить их... а они приехали только к вечеру. Водку, правда, распили, но кладку так и не начали.
Да и за всю неделю поработали только два дня, - заложили, так сказать, фундамент...
А обеды им, между прочим, варила я ежедневно, и по бутылке водки Платон носил каждый день.
За две недели кое-как дотянули до окон, да и то два ряда Платон потом разобрал, потому что кирпичи уложили на одном песке, - не дождались, когда их «фирма» привезет готовый цемент.
- Ну что ж вы так... - стыдил их за бутылкой. - Я же к вам со всей душой, а вы...
Но они вяло оправдывались:
- Да что ж без дела-то сидеть в вашем контейнере, думаете, хорошо? – И искренне утешали: - Ничего, и без цемента ваша дача стоять будет, мы так и на государственных домах делаем.
Ничего себе!..
Вчера, двенадцатого декабря 1993 года, принята новая Конституция России!
Если бы можно было передать печатными словами интонацию, то придала бы им некую торжественность, но…
А сегодня - тринадцатое... Господи, опять - тринадцать! Тринадцать партий, тринадцатого – выборы в новую Думу!
Быстренько собираюсь на работу, а в голове все вертится-крутится: «Кого там у нас выбрали, кто прошел»? И узнаю, когда прихожу в Комитет: от нашей «доблестной партизанской» области в Думе будут заседать только коммунисты: Родкин, Шинкаревский и Шандыбов.
Господи, да что ж это такое?!
И весь день болит, ноет душа: обидно за свой народ... стыдно за свой народ!
Вечером еду домой и думаю, думаю горестно: как же вытащить Россию из пропасти с таким вот камнем на шее?
Наш русский философ Василий Розанов писал: «В России вся собственность выросла из «выпросил», или «подарил», или кого-нибудь «обобрал». Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважаема».
Вот-вот, коммунисты это и поняли. И им не нужно, чтобы были «уважаемые», кроме них, люди, поэтому-то и уничтожали последних собственников «как класс».
А тут еще этот клич свободолюбивых: «Демократия – народу!» Ну, зачем демократия народу, избравшему коммунистов? Демократия предполагает думать самому, выбирать самому, а большинству лучше - назад, в социалистическое стойло, где за всех думает Партия, и хотя хозяйским кнутом иногда и бьёт по спине, но зато выбрасывает по «синей птице» и куску колбасы.
Горько от всего этого, ох как горько!
А ведь примерно так же, как наша область, проголосовала и вся Россия! Так что уверена: и новая Дума - хотя и с новой Конституцией, - но «думать» будет по-коммуняцки.
- Ну, жена, поздравь меня! Общался с акулами капитализма, - прямо с порога сообщает Платон.
И за ужином рассказывает:
- Ездили мы, журналисты, в район, на цементный завод, - доедает салат из морковки. - Понаехало туда акционеров!.. Даже из Москвы. Улаживали свои дела и нас угощали бутербродами с кока-колой… хотя бы пива предложили! – уже возмущается, ставя перед собой яичницу. - А сами, наверное, потом на даче шашлыки жрали, вина разные распивали.
- Ну и что? - успокаивающе ворчу. - Не могли же они всех вас с собой взять!
- Не могли... да, - подносит ко рту желток из глазуньи. - Но как-то все это... - жует, отрезая вилкой кусочек и белка. - А потом, за шампанским, все, наверное, о «Мерседесах», «Опелях», «БМВ» и прочих импортных машинах болтали: какие из них лучше и сколько у каждого, - говорит это с ноткой осуждения.
- Ну и хорошо, что у них машины, - ставлю перед ним чай. – Конечно, награбили они себе не только на эти машины, но и на все прочее, потому что были у государственной кормушки, вот теперь и пускай крутятся на этих машинах, пусть «запускают предприятия, создают рабочие места» для нас таких-то и, в конечном счете, обогащают Россию. - Наливаю и себе стакан чая. - Думаю, что нам будет лучше от этого.
Молчит мой раздраженный демократ... а потом все же развивает свою мысль дальше: щедрости, мол, у них нет, все только для себя и для себя!
- Да, для себя. Не до щедрот им пока, - ставлю тарелки в раковину. - Потому что и самим развиваться надо, и государство с них по три шкуры дерет. Вот со временем, когда окрепнут, насытятся… - Платон уже смакует чай с медом, - тогда и о других начнут думать... надеюсь.
- Может, и начнут, а пока...
- А пока то плохо, - подхватываю, - что с наворованными деньгами уж очень многие за границу уезжают, а те, кто остается...
- ... тоже хороши! - подхватывает.
- Да что ж ворчишь-то на них? - стараюсь закруглить диалог. - Ведь сам сражался за их будущее. - Да, сражался, потому и обидно. - Но что поделаешь? - ставлю точку. - Видать, удел одних - строить дороги, а других - ездить по ним. И никуда от этого не деться.
Ни-ку-да!
Кончилась наша лафа на дешевую привозную колбасу.
И кончилась потому, что там, на Украине, цены на продукты повысились в три раза и хохлам стало невыгодно сбывать их в России, - завел «самостыйну Украйну» в тупик всенародно избранный коммунист Кравчук.
Да и у нас в декабре цены полетели вверх и колбаса подскочила аж вдвое!
Привыкли говорить «колбаса да колбаса», потому что было все равно «какой», - лишь бы достать! - а теперь этой колбасы в магазинах сортов!.. Глаза разбегаются. И запаниковавший народ бросился запасаться всеми сортами сразу.
Но ура-а! Пока, после нашествий, магазины не опустели, а это значит: есть резервы в России!
Врастают мои детки понемногу в «рыночные отношения»: дочка шьет одежду «на заказ» и это ей нравится, да и Глеб с друзьями крутится, - три квартиры уже подремонтировали и перепродали, - так что деньги у них есть и себя обеспечивают, не надеясь на наши государственные зарплаты.
А крутыми им ох!.. как быть охота! Под Новый год Глеб принес бутылку шампанского и коробку конфет импортных, лакомилась я ими и всё приговаривала:
- Каждая, небось, рублей пятьдесят стоит!
А он, наконец-то, вымолвил, улыбнувшись снисходительно:
- Ну что ты считаешь?
На что я и вымолвила:
- А как же-ш… да как же-ш не считать-то? Рыночные отношения ведь же-ш…
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/