ДЕВЯНОСТО ВТОРОЙ
Иду в магазин, чтобы узнать: как, что там после отпущенных цен?
Ба-а, даже колбаса появилась! Но цена!.. От радости что ль взбесилась, отпущенная-то? Как раньше писали в газетах: «с таким же периодом прошлого года...» творог подскочил… («кость на кость, кость долой…») в 33 раза, сыр колбасный - в 26, сырки плавленые (любимая закуска «на троих») - в 20… придется теперь тройкам закусывать рукавами курток.
- И цены теперь свободные, и покупатели, - шутит за прилавком продавщица: - Подошел, посмотрел и-и свободен.
Но иду в хлебный… Так-так, хлеб подорожал втрое, булки - впятеро. Какой-то мужик покупает бублик, сует в сумку, смеется. Еще б не смеяться! Только юмор и может теперь спасти при виде цен! А как овощи? Слава богу! Прежние цены на морковку, свеклу и картошку. Правда, кроме них ничего больше и нет, но зато есть портвейн в трехлитровых банках.
Веселись народ!
Вечером Платон пришел, отдал свой гонорар за полмесяца… по нормам газеты совсем даже неплохой, - сто десять рублей!
- Что ж ты... - шутливо проворчала, - даже до ста семидесяти не дотянул, я б тогда килограмм «Докторской» колбаски купила.
А чуть позже позвонил Платону мужик какой-то:
- Почему вы, как депутат народный, разрешили повысить цены? Мы то для чего вас избирали?
И пришлось ему объяснять: другого пути, мол, нету… пугаться, мол, этого не стоит… надо, мол, потерпеть.
Ну что ж, мы-то потерпим, а вот народ…
А меж тем Ельцин и реформаторы, - Гайдар, Бурбулис, Чубайс и иже с ними, - готовят указ о ликвидации убыточных колхозов, о приватизации промышленных предприятий.
И это значит, что крестьянам и рабочим с этих «тонущих кораблей» надо спасаться.
А как, куда? Чем заняться без денег, опыта? Ведь годы социализма убили в людях всякую инициативу и теперь скольким не выплыть из бурных волн «развивающихся рыночных отношений»!
Ельцин, разъезжая по областям, просит: «Пожалуйста, потерпите! Пожалуйста, поддержите свое правительство, Президента!»
Сегодня стояла в очереди за хлебом и слышу:
- И сколько ж нам иишо терпеть-то? - старушка позади пищит.
Обернулась, улыбнулась ей:
- Думаю, годика два...
Доверчиво посмотрела в глаза:
- Ну, что ж... потерпим. Хоть и хочется... колбаски-то.
И пока народ терпит, не бунтует, - не хочет утратить последние надежды? – хотя снова и снова пытаются поднять его на «праведную борьбу» коммунисты, - митинговали вчера с красными стягами и портретами любимых вождей и в Москве, и в Питере.
Конечно, размахивать знаменами намного легче, чем хотя бы элементарно накормить народ!
Похоже, что томик Василия Васильевича Розанова стал нашей настольной книгой:
«Воображать легче, чем работать: вот происхождение социализма, по крайней мере, ленивого русского социализма. Это государства основаны на терпении, а революции - на энтузиазме».
Вчера пришел Платон с работы, сел на детский стульчик у порога:
- Драма у меня. – Вышла из кухни, останавливаюсь напротив и подумала: у тебя комедий и не бывает… но не сказала. - И симпатичен мне этот Барабанов как человек, а принять его главой администрации области не могу, - расшнуровал туфли, поставил под вешалку. - Недалекий он человек, мнительный, замкнутый. – И мрачно пошутил: - Плохую «голову пришил» нам Ельцин.
- Да не спеши, надо понаблюдать за ним хоть месяца четыре, и только потом...
- А-а, - махнул рукой, - я уже и письмо Ельцину написал.
Воевали демократы и сегодня против этого Барабанова на сессии областного Совета. Спросила, когда пришел:
- Ну, что, воитель, победили?
- Нет, - улыбнулся, - не победили.
- Вот теперь-то он и взъестся на ваши «Новые известия», и останетесь без денег, придется самим выкручиваться, как Сомин со своим «Новым временем».
- Ну, что ж, - криво усмехнулся, - ничего не поделаешь.
И накаркала! Брыкнули их в «Рабочем»! «Синдром комарика» называлась эта...
И в ней облаяли Платона и Артюхова, смешали «Новые известия» с грязью: вот, мол, пищат там журналистики маленькие, незначительные, корыстолюбивые, пищат...
А через номер - опять. И автор – Иванцов, бывший друг Платона, тот самый, которого он полгода назад водил за собой, утешая, устраивая в лечебницу для пьяниц, а потом навещал каждый день, носил котлетки, мед…
- И что, будете отвечать им в своей газете? - спросила.
- Нет, Артюхов не собирается. А я бы ответил.
Мама волнуется:
- Что-то Витьки долго нетути... - Это она всегда вот так, если тот где-либо задержится. - Повез рассаду продавать, а сам стесняется. Да разве можно стесняться-то, - уже и жалуется. - Ведь раньше как было: вырастил мужик, выкормил что лишнее, вот и везёть на базар, продаёть. Продасть, а потом и покупаить что нужно. А то как же? Чего ж тут стесняться? – и смотрит, ища поддержки. - Паразиты коммунисты, паразиты! Совсем испортили народ. Внушили ему, что продавать стыдно, вот и Витька мой... - качает головой.
Но вскорости приезжает ее сынок. Корзина пуста, - все продал. Довольный!
- Не разогнулся даже, в очередь брали! - в мамин фартук ссыпает перепачканные землей деньги.
А та уже сидит, расправляет каждую бумажку, разглаживает рукой:
- Ну, вот и молодец! - вытирает десятку о подол. - А то стеснялся...
Советую ему пойти хоть немного поспать, - ведь в пять утра встал! - но он не идет.
А чуть позже вижу: сидит на кровати, держит на коленях листки своего романа.
- И всё пишить, пишить... - мама стоит у крылечка, опершись на лыжную палку. - И до часу ночи, и до двух, - грустно смотрит на меня. - Прямо горить душа-то у него от злости на этих коммунистов, вот и хочить, чтоб молодежь знала…
Да, глава области Барабанов и впрямь не на шутку взъелся на «Новые известия», - перед областной сессией какая-то женщина из его кругов подошла к Артюхову и шепнула: вашу газету, мол, хотят снять с дотации. Вот и получится: газета, которая выступала против путчистов, будет вынуждена сама себя кормить, а «Рабочий», который поддержал их, станет трибуной областного депутатского корпуса. Так что по-прежнему жив один из принципов социалистического лагеря: будешь лизать задницу - получишь краюшку хлеба.
Когда уж слишком накатывает тоска от нашей унылой и зыбкой жизни, иду лечиться на рынок, вот и сегодня…
Живет, шумит базар! Всего-то здесь полно. Сходишь вот так, и радостно станет: нет, не пропадем, возродимся! Возродимся, если есть еще такие люди, как вчерашний мужик из «Вестей», - бросил свою должность главного инженера, уехал из городской квартиры и теперь живет с семьей в землянке, возле своего трактора старенького, мечтая весной развернуться на четырех, арендованных у колхоза, гектарах земли.
Нет, не всех «кулаков» поморили, поморозили в Сибири, только вот на таких и надежда.
Боялся Ельцин, что забросают его тухлыми яйцами в Новгороде, но нет, не забросали.
Не забросали и у нас, только все скулили и жаловались на дороговизну.
Зашел он в Новозыбкове в магазин, глянул на витрины:
- Почему допускаете такое? - посмотрел на нашего Барабанова. - Ведь это ж мафия, настоящая мафия цены такие устанавливает! Позасели, понимаешь, на мясокомбинатах да в торговых организациях бывшие обкомовские работники, вот и командуют, провоцируя народ на бунты! Ну почему бы сейчас, когда людям так трудно, не выпускать только вареную колбасу да подешевле. Не-ет, они, понимаешь, перешли только на копченую! Да эту копченую простые люди раньше только на свадьбах да похоронах и видели!
И начал чистИть директора мясокомбината, что он, де, не думает о людях, что:
- Завел себе, понимаешь, секретарш молодых, по утрам массаж ему обязательно делают. Провокатор он! Да и все, ему подобные. Снять немедленно!
Но будет ли так? Ведь права женщина, что причитала возле него:
- Борис Николаевич, миленький, ничего-то вы с ними не сделаете! Не слушают они Вас, наши начальники! Что хотят, то и делают.
А мои начальники о приезде Ельцина решили дать в эфир только короткую информацию, но после обеда на студию стали звонить телезрители: будет ли репортаж? И звонки были частые, настырные. Позвонила и я Корневу:
- Валентин Андреевич, зрители звонят, ждут полный репортаж, а мы делаем какую-то фитюльку…
Минут через пять прибежал:
- Надо давать...
И пришлось мне покрутиться... но зато все получилось, как надо!
А после отъезда Ельцина, на второй же день!.. в магазинах вареная колбаса слетела со ста семидесяти рублей до восьмидесяти.
После того, как цены взбесились, в троллейбусах и поездах было... как на митингах!
А сейчас – тихо. Так, только иногда кто-либо начнет поругивать правительство, но лениво, «не в голос».
И потому, что в магазинах все можно купить.
Да, дорого, баснословно дорого, но есть же, есть! Не прошло и двух месяцев после пустых прилавков, как на них – колбасы разные, рыбка красная, баночки импортные с пивом, конфетки-батончики... А тряпок сколько! Выбирай, что хошь! И торгуют-то всем этим ребята крепкие, румяные, «круто» одетые, вот и сын мой...
Иду по базару и вижу: стоит он в желтой кепочке, которую баптисты-американцы подарили Платону, и продает зонтики. Ничего, в прошлый раз прибыль у него была неплохая, когда пришел со своих торгов, даже принес нам три апельсина и две бутылки фанты.
Да, хочется моим детям жить «круто». И труднее им приходится, чем мне - в свое время. Я-то и богатых не помню... ну, правда, жили рядом с нами Бариновы, которые ели булки тогда, когда мы гопики жарили из мерзлой картошки. А мои детки каждый день, каждый час слышат и видят «буржуев» по телевизору и в жизни, вот и тянутся за ними, часто говорят о вещах, о ценах на них, а Глеб даже покупает регулярно газету «Коммерсант». Видать наступает пора для людей деятельных, практичных, пусть и наши...
А меж тем по радио, по телевизору все твердят: уровень производства в стране снижается и грядет катастрофа; партии множатся; демократы сражаются уже не только с коммунистами, но и друг с другом; в Москве появляются наглые чернорубашечники, похожие на бандитов.
А рядом с Россией воюют между собой азербайджанцы и армяне; идет гражданская война в Грузии; чеченцы еще наглее нападают на пассажирские поезда, автобусы, крадут людей, чувствуя покровительство своего Дудаева; Украина требует отдать ей черноморский флот и заводит свою собственную валюту...
Так что, несмотря на то, что «жить стало лучше, жить стало веселей», как сказал еще в тридцать пятом «вождь всех народов товарищ Сталин», нам все же беспокойно и Платон ходит потухший, замкнутый, а вот сейчас сидит напротив меня и скулит:
- Скучно жить на этом свете.
- Что так?
- А-а, - машет рукой, - в стране ничего не меняется, демократия в загоне...
- Как это не меняется? Еще как меняется, - бросаюсь подбадривать. – Продуктов – навалом, тряпок – тоже, а книг сколько появляется! Вот, купила же том еще одного русского философа Николая Бердяева, разве год назад возможно было такое? – Хочу, очень хочу поддержать падающий дух мужа. Нет, молчит. Тогда усиливаю аргументы в пользу Перестройки: - Да и границы с другими странами приоткрыли. – Жду: сейчас-то встрепенётся? Но… Но молчит мой грустный демократ. Чем еще его?.. А-а, вот: - А насчет демократии… Нет, не так просто развернуть наш огромный корабль, называемый Россией… да и всех нас вместе с ней на сто восемьдесят градусов. Ведь мы - сумасшедшие! Сколько лет вдалбливали в нас разную брехню, какой только дряни не набивали в головы! Да что - в головы? В кровь нашу, в подсознание наше!
Вот такой тирадой разразилась, чтобы хоть как-то утешить своего разуверившегося воителя. А он сидел и ел запеканку из фасоли, которую мы сами вырастили на земле, полученной благодаря Перестройке, ел со смаком, аппетитно, подбрасывая и подбрасывая со сковородки ломтики обжаренной колбаски, потом запил все это вишневым компотом и... ничего, повеселел!
- А не сходить ли мне в баньку? - мечтательно бросил.
- Вот так-то оно и лучше, - улыбнулась.
Теперь моя дочка – корреспондент «Новых известий».
Пишет она бойко, «по журналистки грамотно», как говорит Платон, но не сказать, что б это ей нравилось.
- Уж очень мало платят, - бросила сегодня. – Да и подчиняться надо, а было б «кому»… - усмехнулась.
Долго ли продержится?
Пресса всё кричала и кричала о том, что съезд народных депутатов здорово полевел и может даже отстранить правительство; демократка-воительница Старовойтова утверждала, что реформы висят на волоске; премьер Гайдар говорил «съездунам», которые требовали повысить зарплаты всем: «Хорошо, повышайте. Но только потом не удивляйтесь, что рубль окажется в гиперинфляции и снова полетит в пропасть».
А Ельцин молчал и молчал…
И вчера правительство подало в отставку, но Президент не принял ее.
«Вот такие вот дела…»
Прихожу домой.
Дочка и сын сидят в зале, обложенные итальянскими сапожками.
- И сколько купили? - интересуюсь.
- Двадцать одну пару, - улыбается сын.
Значит, поедут... Поедут в Киев продавать их.
Только два дня назад Глеб с другом вернулся оттуда, - продали аж двенадцать пар и навар привезли хороший - а сегодня уже с Галей рыскали они по городу в поисках этих сапожек и теперь сидят на диване, спорят: как их упаковывать, как доставать билеты?
И просят у бати денег, чтобы завтра прикупить еще несколько пар.
- А если вас ограбят? - бурчит Платон, только что придя с огорода.
Смеются: этого, мол, не может быть!
- Может! - настаивает. - Еще как может!
И уходит в ванную.
Советую детям: скажите ему, что если, мол, ограбят, то дочка продаст свое золото, чтобы расплатиться. И тут между ними начинается спор: если обокрадут их по вине Гали, то - да, она согласна продать, а если по вине Глеба...
- Не-ет, голубки! - смеюсь. - Батя не станет вести следствие и выяснять: по чьей вине вас ограбили? Расплачиваться должна будет ваша фирма, а не каждый в отдельности.
Молчат мои коммерсанты, не возражают, а когда батя выходит из ванной, то сама говорю ему о гарантии детей, но он снова сопротивляется:
- Хватит... Дал уже двадцать тысяч.
Но чувствую: почти сломлен.
А утром бросает:
- Ну что… Дать им еще пять тысяч?
- Дай, - вроде бы нехотя соглашаюсь.
Так что, наверное, завтра, поедут мои дети опять на заработки.
В Москве коммунисты осаждают Останкино, требуя для себя эфира.
Торчали и у нашего телецентра, а в сторонке сидел милиционер с рацией и переговаривался со своими: подкрепление, мол, пока не нужно, их здесь только человек десять.
А еще «благодетели народа» все собирают подписи за проведение референдума против Ельцина, но тот сказал: «Пусть и не надеются сместить Президента раньше положенного Конституцией срока»!
Держись, Президент!
И откуда у сына такая прыть? Договорился с продавщицей из магазина, и та позвонила, когда завезли итальянские сапожки «Симоды». Вот и «рванули» туда, и «затарились», - пар тридцать купили. Дали и заведующей «три куска» за то, что она продала оптом.
Ну, как мне к этому относиться? Раньше-то это было «уголовно наказуемо», а теперь «все этим занимаются», как говорит Платон. Кстати, на этот раз он помогал им даже, но рисуя страшные картины: может, продавщица договорилась с бандитами, что, мол, сейчас приедут ребята с деньгами… может, вы только подойдёте к магазину с ними, а на вас и… Дети только усмехнулись, но он все же поехал с ними, чтобы хоть издали понаблюдать, когда будут загружать «товар» в такси. Потом мои коробейники весь вечер сидели, окруженные сапогами и спорили, кричали, обсуждая: когда и куда ехать?
И снова была у меня бессонная ночь…
Господи, и что только в голову ни лезет, когда вот так лежишь и ждешь их возвращения! Как только ни изощряется фантазия: и что их еще в вагоне ограбили и вытолкнули из мчащегося поезда; и что «кинули» при обмене валют; и что все деньги в драке отобрали и сейчас лежат они где-то там, в сыром и холодном кювете… Причем, картины-то эти настолько зримы, что от ужаса сжимаюсь калачиком на своем диване и гоню, замазываю, затушевываю, размываю их, как могу.
Что за пытка?
А часов с трех начала прислушиваться: не подъехало ли такси к дому, не стукнула ли дверь подъезда?.. И только в шестом услышала, наконец: хлопнула дверца машины! Сейчас поднимаются… сейчас постучат.
И точно. Они!
- Все нормально, - улыбнулась дочка.
Ну, и слава Богу!
А «наварили» они столько!.. Мы таких денег и в руках не держали, вот и думается теперь: Платон каждый раз с участка тащит два ведра с помидорами, да еще рюкзак с овощами, а потом несет все это на базар к старушке для продажи, так что прибыль от нашего огорода и у нас, конечно, есть, но…
- Платон Борисыч, - сказала ему сегодня, - может, совсем не тем мы с тобой занимаемся?
- Тем, тем, - ухмыльнулся, - каждому своё. Таким, как мы, другого, наверное, уже и не дано, а детям...
Да-а, может и впрямь время пришло: «Хочешь жить хорошо - умей вертеться».
И стоит теперь на нашем участке контейнер.
Когда приходим и открываем его, то гудит!.. как домовой. Но радостно, - весь инвентарь храним в нем, в нем же и обедаем, переодеваемся, прячемся от дождя.
И кажется иногда: чего ж еще-то надо?
Снова отпустили цены.
Теперь - на энергоносители, и Гайдар объяснил: значит, все подорожает в два-три раза.
И точно: сразу же с прилавков исчезла колбаса и все опять стали запасаться макаронами, крупой, маслом… в который раз!.. а на базаре подскочило в цене сало, а это показатель того, что у людей не стало денег на мясо.
Сегодня журналисты задали вопрос Гайдару:
- Когда же мы будем жить лучше?
- А мы и сейчас живем лучше, - ответил. - Лучше, чем в декабре прошлого года.
И он прав. Ведь есть же ч е м запасаться!
Вчера приезжал Виктор, ворчал: «Легкий заработок у твоих детей. Хватят они вот таких денег, а потом и работать не захотят. Зря разрешаете.»
Ну что ж, может быть, он и прав.
Но ведь прежде чем создать «свое дело», надо иметь деньги, а есть ли они у нас – у «вшивой интеллигенции»? Вот поэтому пусть дети и зарабатывают «капитал», если власть разрешила. Купцы же испокон веку этим занимались, да и экономисты говоря, что да, «идет сейчас в основном наращивание капитала перекупщиками», как было и в других странах: вначале - перепродажа, а потом те, кто сбил себе деньжат, и начинали дело.
А как же иначе?
- Не говори ты дяде Вите о наших заработках,- в который раз просит дочка. - Его только бесит это.
- Ну как не говорить? Мы же привыкли не скрывать друг от друга...
- Как ты не понимаешь, - горячится. - Семьдесят пять тысяч рублей за мою дубленку это для бабушки и дяди Вити фантастика! Но бабушка к этому по-доброму относится, а дядя Витя... А легко ли торговать? Я раньше на торговцев смотрела презрительно, а когда сама попробовала... Трудно все это. Да и опасно.
Наверное, права она, что не надо говорить брату, но… Обидно, обидно за него, что рассуждает, как те пенсионерки, которые машут сухими кулачками в троллейбусах и кричат: стрелять, мол, этих спекулянтов надо!
По опросу общественного мнения повысился рейтинг националистов, тех самых, в черных рубахах, что бушевали у Останкино, но еще ниже опустился - правительства.
Может поэтому, чтобы успокоить народ, газеты все талдычат о ваучерах-чеках, которые с первого октября получит каждый из нас и даже новорожденные, бомжи.
И что с ними будем делать? Продавать, хранить? А если хранить, то во что вкладывать? Опыта-то экономического – никакого!
В пяти минутах ходьбы от участка, который мне дали мне как ветерану, есть у нас теперь и еще двенадцать соток, - это Платон, пользуясь своим депутатством, выхлопотал целое поле для сотрудников «Новых известий», вот и получили свои паи он с дочкой.
И участки эти - на краю лога, под березками. Место, конечно, отличное, только жаль, что рядом нет реки.
А Платон уже мечтает, что этим же летом начнет строить там домик.
- Вот такой будет, - показывает мне вчера рисунок. - Устраивает?
Рассматриваю его долго и внимательно, расспрашиваю... но не верю, нисколечко не верю, что когда-то эта его «сказка станет былью».
Дорожают продукты. Вчера десяток яичек стоил тридцать рублей, а сегодня - уже пятьдесят. Расхватывают и золото из ювелирного, а это значит, что раскручивается новый виток инфляции. Падает и на бирже стоимость рубля, - есть теперь она в России. И всё это, как елей на души тех, кто ратует за смену правительства Гайдара, а это - почти весь Верховный Совет. Тон же - в оппозиции к Ельцину. Попросил как-то Президент депутатов: повремените, не созывайте, мол, пока сеъезда, но Верховный Совет - своё.
- Я им не прощу этого! - сказал тогда Ельцин на пресс-конференции. – Не прощу. Как же не уважительно отнеслись к Президенту России!
И пригрозил эдак пальчиком.
Вот ведь как получается: всю жизнь социалистическая идеология вбивала нам в головы, что наши классики девятнадцатого века, - Гоголь, Щедрин, Некрасов, - были защитниками народа, певцами его бед и несчастий. Помню, как, оставаясь одна дома, любила я декламировать их стихотворения: «Укажи мне такую обитель, я такого угла не видал, где бы сеятель твой и хранитель, где бы русский мужик не стонал…». Или: «Она на барском поле жала и тихо побрела к снопам. Не отдохнуть, хоть и устала, а покормить ребенка там…» Да и Акакий Акакиевич Гоголя разве не стал символом забитого и несчастного русского человека? Вроде бы всё – правда.
Но, оказывается, есть и «другая сторона медали», о которой нам ничего не говорили. Только теперь читаю у Розанова, написанное им еще за пять лет до революции:
«После Гоголя, Некрасов и Щедрина (который «как «матерой волк» наелся русской крови и, сытый, отвалил в могилу) совершенно невозможен никакой энтузиазм в России. Мог быть только энтузиазм к ее разрушению».
И хочется крикнуть: а ведь и впрямь!..
Вчера Платон схватился с одной бабой у «колодца», то бишь лужи, когда из неё воду набирал для полива.
- Ну что ж этот Ельцин с нашими мужиками-то сделал! - запела та со слезой в голосе. - Воду на них заставил возить!
- Ну и правильно сделал, - сразу попытался угомонить ее Платон. - Потому правильно, что Ельцин землю им дал, трудиться предложил.
- А что толку от этого труда? Раньше-то у меня холодильник колбасой был забит, а сейчас...
- Он у вас и теперь, наверное, забит, - не сдался Платон. - А у меня и сейчас не очень-то, и тогда пустовал, потому что вся колбаса была у коммунистов, которые ее между собой распределяли.
Вот такой небольшой диалог прозвучал над большой лужей.
И все же делает Ельцин уступки Верховному Совету: сместил главу телевидения Яковлева, министра Полторанина, а они - демократы. И сместил, не объясняет прессе, почему сделал это, но просит полагаться на него и снова терпеть.
А коммунисты все больше распоясываются, требуют новых и новых жертв, и самое главное: «Убрать правительство Гайдара!» Так что противостояние нарастает.
А тут еще скоро открывается съезд, об отсрочке которого Ельцин просил Верховный Совет.
Что будет?
Прочитала у Розанова о наших классиках литературы, а сегодня, - как подтверждение его мыслям, - читаю у Бердяева:
«Нигилизм, захвативший с шестидесятых годов девятнадцатого века часть интеллигенции, перешел потом и на народный слой, в который начало проникать элементарное просвещенство, культ естественных наук и техники, - примат экономики над д у х о в н о й культурой. Это было неотвратимо, необходимо для социального переустройства России, но для творцов культуры, для людей мысли и духа положение стало трагическим. Русская революция отнеслась с черной неблагодарностью к интеллигенции, которая и подготовила эту революцию, - она ее преследовала и низвергла в бездну… Ответственность за духоборческий, враждебный духовной культуре характер русской революции лежит и на деятелях русского ренессанса начала века. Русский ренессанс был асоциален, был слишком аристократически замкнутым, поэтому бездна, развернувшаяся между верхним, утонченным культурным слоем и широкими народными кругами привела к тому, что культурный ренессанс сам и провалился в эту раскрывшуюся бездну».
Ах, если бы только творцы культуры провалились в эту «раскрывшуюся бездну»!
Но ведь туда же были брошены и миллионы простых жизней!
До чего невыносимое это зрелище - съезд депутатский! Болтают на нем о чем угодно, только не о наших бедах!
И, в основном делят власть, даже в рукопашной как-то сцепились, доведя Президента до того, что он заявил: или - он с Гайдаром, или – Верховный Совет, и пусть, мол, скажет об этом народ на референдуме. Но захлопотали экономисты, юристы, собрались парламентеры от Верховного Совета и Президента и решили: вместо Егора Гайдара выдвинуть три кандидатуры. Выдвинули. И 14 декабря съезд проголосовал за Виктора Черномырдина.
Не знаем: как поведет себя Черномырдин? Поэтому остается только верить Ельцину, а Гайдар... Ведь его правительство с первых дней называли «правительством камикадзе», - разве простит ему народ «отпущенные цены», которые так разогнались, что никак не остановятся? Нет, не простит, позабыв из-за короткой памяти, что благодаря этим отпущенным ценам в магазинах и появилось то, что раньше только снилось.
2009-й
Каждый день в наш почтовый ящик бросают рекламную газету: страницы пестрят окнами, потолками, воротами, керамикой, шифером и прочими строительными материалами. Впечатление: вся Россия строится… вернее, почти вся только строится и торгует, - земля в городе дорожает и дорожает, быстро вырастают частные особняки, сносятся деревянные дома и вместо них вырастают многоэтажки с магазинами и торговыми центрами.
Придя с прогулки, Платон принёс вот такую фразу:
- Да-а, строится Россия. Особняки растут, как на дрожжах, никогда еще так не жила наша страна.
- А разве было за всю её историю, что б мужики и бабы в деревнях пенсии получали? – как согласие с его словами не преминула вставить и свои соображения. – Помнишь, как мама рассказывала: мужики, мол, только на свои шшапоточки и надеялися, никто им и гроша ломаного никогда не давал.
Ну да, он-то помнит:
- А вот Зюганов, бессменный вождь нынешних коммунистов, всё квохчет и квохчет о бедственном положении народа.
- Пусть квохчет. Надо ж кому-то и беспомощных утешать…
- Но самое обидное, что часто слышу, как хвалят, тоскуют по советской власти: тогда, мол, хорошо жилось, не то, что сейчас.
- Конечно, тоскующим и свобода не нужна, и полные магазины, им бы лучше… по крайней мере, не обидно, если б всем – одинаково: по синей курице и тощему хек, чтоб зависть не томила.
Вот такой диалог у нас случился… шестнадцатого декабря две тысячи девятого года, в день смерти Егора Гайдара.
Через несколько лет после его смещения, в газетах писали: «Если бы Егору Гайдару дали больше времени, а не год, Россия сейчас была бы другой страной».
Так ли, нет ли? Но за год своего премьерства Гайдар, сознательно приняв на себя ответственность за Россию, успел открыть границы, отменить госконтроль за ценами, провести ваучерную приватизацию и хотя цены при нём выросли на 2508 процентов, он не допустил гиперинфляции, которая могла бы развалить страну.
Но, помимо ответственности, этот человек принял на себя и проклятья народа.
Ведь большинство не хотело тогда (да и годы спустя) знать, что в то время Россия должна была Европе шестьдесят три миллиарда долларов, что в «закромах родины» не было ни только денег, но и хлеба (в Ленинграде запасов продовольствия было только на три дня), что голодные бунты становились неизбежностью.
И вот в те дни Борис Николаевич Ельцин из предполагаемых кандидатур и выбрал почему-то именно его.
Низкий поклон Вам, Егор Тимурович Гайдар!
1992-й
Упали в цене ваучеры, - все выжидают, что скажет о них новый премьер Черномырдин?
Ждем и мы... Я-то купила их четыре штуки, Платон - два, Глеб – пятнадцать, а цена каждого - триста грамм сливочного масла.
Встречаем Новый, девятосто третий...
На пианино, в вазе, снова еловая ветка с шишками и на ней - несколько игрушек.
Дети накрывают стол, - носят из кухни все, что успела приготовить.
И все же здорово, - «шоковая терапия» помогла! - что не пришлось нам теперь добывать по блату, хранить, стаскивать понемногу то, с чем будем сейчас провожать 92-й и встречать Новый. Конечно, дорого всё, очень дорого, но впервые просто пошли и купили, что хотели.
Может, потому и не так устала? Вот только – нервы…
Полечить Владиславом Ходасевичем?
Горит звезда, дрожит эфир,
Таится ночь в пролетах арок.
Как не любить весь этот мир,
Невероятный твой подарок?
И я творю из ничего
Твои моря, пустыни, горы,
Всю славу солнца твоего,
Так ослепляющего взоры.
Но разрушаю вдруг шутя
Всю эту пышную нелепость,
Как рушит малое дитя
Из карт построенную крепость.
Да, разрушаю... И часто. Но как удержать себя от этого, как продлить тот нечаянный праздник души, который возникает иногда так неожиданно и который так необходим ей!
Ты дал мне пять неверных чувств,
Ты дал мне время и пространство,
Играет в мареве искусств
Моей души непостоянство…
Как мягко кружит снег за окном!
Вдыхаю еловой запах, смотрю на горящую свечу и теплится, вспыхивает в душе еще ярче утешающий свет благодати!
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/