Д Е С Я Т Ь   Ц И Н И Ч Н Ы Х   Э С С Е



          (ПОПУЛЯРНОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ)




          Христо МИРСКИЙ,    София, Болгария,   2000




           — — — — —


           СОДЕРЖАНИЕ


     Предисловие
     О сотворении и сотворённом

     О женщине и мужчине
     О человечестве

     Об интеллекте
     О религии

     О демократии
     О насилии

     О справедливости
     О популяции

     О будущем
     Приложение: Конституция Циникландии


           — — — — —


           ЧАСТЬ ПЯТАЯ




           О СПРАВЕДЛИВОСТИ


     Что этот мир жесток и несправедлив человек понимает ещё в том миге, в котором он появляется на нём, выходя из тёплой и уютной материнской утробы, и поэтому его первое дело поднять дикий крик недовольства. С его дальнейшем развитием вещи становятся ещё хуже и его единственное "избавление" приходит лишь тогда, когда он покинет жизнь и останется существовать только как некоторая идея в воспоминаниях остальных. Такова действительность в нашем мире, а поскольку никто не доказал, что где-то существует лучшая, то приходится мириться с ней и пытаться находить её хорошей. Ну, это не особенно трудно, и люди научаются радоваться жизни, но это не означает, что таким образом она становится более справедливой для них или они перестают стараться улучшить её. Стремление человечества сделать свою жизнь более справедливой неизменный человеческий идеал, который действительно идеал потому что никогда не может быть реализован на практике, но зато всегда можем стремиться асимптотически к нему. Здесь мы остановимся на некоторых из более важных вопросов связанных со справедливостью.

          I. Между правдой и справедливостью

     1. Короткая лингвистическая экскурсия говорит нам, что право это, в сущности, право сильного, или правой руки, потому что так оно не только в русском, а и в немецком, английском, и прочее. Как будто только в болгарском не делаем ассоциацию правового с правым, т.е. с силой, но это подразумевается интуитивно всеми народами. Так что правое то, что в интересе более сильных, было бы то физически, финансово, интеллектуально, или в смысле каких-то закреплённых с рождения наследственных прав. Точнее посмотрев сильный вообще не прав — он просто силён, но раз нет другого эффективного способа проверить кто прав и кто нет, то принимается, что сильный прав, и на этом вопрос окончен. В мире животных, да и у людей, это не лишено смысла, потому что сильный, если не больше, то хотя бы может наложить своё право своей силой (а и не исключено что он в самом деле прав). Более того, с позиций природы, т.е. селекции наилучшего экземпляра и вида, это право вполне обосновано. Поэтому, даже если мы и не из сильных, то всё равно обязаны принять один такой взгляд за правильный.
     Справедливость, в свою очередь, это дополнение права, или право слабых, т.е. остальных индивидов отняв от них сильных (и точно это и говорит английское слово left, которое значит как левый, так и остальной). С точки зрения эволюции и селекции наилучших это может и не быть правильным, но пренебрежение справедливости ведёт к уменьшению разнообразия в природе, что значит, что соблюдение этого права и в интересе природы. Это особенно актуально в человеческом обществе, потому что разнообразие типов и характеров самая интересная вещь в жизни. Сильный смотрит за своими личными интересами, а они не всегда совпадают с теми слабых, но в ряде случаев оказывается, что благосостояние слабых влияет в свою очередь и на то сильных, т.е. пренебрежение интересов слабых не в интересе и сильных! Иными словами, вещи взаимоувязанные и недооценивание одной из сторон отражается неблагоприятно и другой. Это было известно с глубокой древности, так что вопрос для управляющих (сильных в обществе) никогда не стоял как: учитывать ли интересы и слабых, а в какой степени можно их учитывать — потому что слабое, не имея другой возможности, довольно часто и подлое и недостойное, что является латинским взглядом, так как и сегодня в итальянском sinistro означает как левый, так и вредный, мрачный (а в английском sinister прямо зловещий) —, т.е. всё сводится к уровню компромисса противоречивых интересов. По этой причине общество непрерывно колебалось между правдой и справедливостью.
     В этой связи наш народ знает поговорку: "Коли у тебя корова то пьёшь молоко, коли нету — смотришь!". Будем ли говорить о молоке, хлебе, сухой колбасе, приличной легковой машине, собственной плантации, или бензозаправочной станции, или космическом челноке, к примеру, не меняет суть вещей — право в том чтобы самому пользоваться тем, что имеешь, но справедливость требует чтобы и другие пользовались твоей собственностью, потому что в обществе всех людей делают одним и тем же способом и они рождаются равными. То, что когда один человек появится на белый свет, он находит для себя некоторых вещей больше, чем другой, не является выражением его личных способностей (силы, в каком-то смысле), и раз так то есть резон в том, чтобы и "тот, у кого нет коровы тоже пил молоко". Даже когда чьи-то преимущества являются результатом его личных способностей, то и тогда можно претендовать о равенстве в распределении благ, потому что сами его способности, разумеется, не получились в результате какого-то особого "мастерства" его отца во время зачатия, или его матери во время вынашивания плода, а ещё меньше его самого где-то на стадии оплодотворения и создания зиготы (так как это оттуда начинается развитие его организма). Все усилия индивида для достижения перевеса над другими спокойно можно рассматривать как результат природных задатков, которые в свою очередь просто игра случая, так что если блага нужно было распределять согласно этому утверждению, то их нужно распределять совершенно случайно. Ну, к таким крайностям не доходят ни правые (поборники правды), ни левые (поборники справедливости), так как это не согласуется хорошо с ничьими интересами (хотя оно, смотря объективно, верно), и предпочитают чтобы каждый "тянул одеяло" к себе.
     Так получается, что ни правые, ни левые, могут подняться выше своих интересов и посмотреть объективно на вещи, но ведь жизнь развивается в результате противоречий между различными интересами, которые именно определяют текущее равновесное состояние для общества. Обе стороны обычно не правы (что значит, что обе и правы, если смотреть оптимистично на вещи)! Так например, правильно чтобы только тот, который может заплатить себе (т.е. его родители) образование, только он имел право на образование, но с другой стороны не справедливо, раз все люди рождаются равными, чтобы некоторые не имели возможности учиться. Однако не правильно и чтобы те, которые не имеют способностей учиться, оплачивали образование тех, которые имеют такие способности, но не имеют средств (потому что средства в таких случаях собираются со всех, т.е. и с неспособных); но также неправильно, если кто-то довольно "глупенький" и не выдержит конкурс, чтобы поэтому он не имел права учиться, раз может заплатить, так как он ведь как раз поэтому и хочет учиться, чтобы стать "умненьким". Как видно вещи довольно переплетённые и человек легко в них запутывается и по этой причине в современных (а и в древних) обществах принимаются меры в обоих направлениях: с одной стороны обеспечивается некоторое доступное (не за плату) образование для способных и одарённых детей (так как после обучения они будут получать, в общих чертах, меньше чем если не будут тратить время на учёбу, или хотя бы будут работать тогда более плодотворно для общества или работодателя, так что будут иметь возможность вернуть то, что на них потрачено), но с другой стороны разрешается (и это встречается с удовольствием администрацией учебных заведений) каждому, независимо от способностей, оплатить (т.е. купить) своё образование. С известными нюансами (в процентах оплачиваемого и бесплатного обучения для разных уровней, в видах учебных заведений и специальностей, в различной форме возвращения вложенных средств, и прочее) это старая стратегия, и когда общество может себе позволить больше инвестиций в этом направлении оно всегда стремится к этому, так как это приносить пользу как управляющим (сильным), так и массам.
     Аналогичен вопрос и со здравоохранением и социальным обеспечением в наше время, потому что здоровый и спокойный народ также общественно выгодный (т.е. и для сильных и для слабых); ровно как и народ имеющий некоторые элементарные познания о мире, получаемые в течение одного среднего образования. Если в прошлых эпохах этого не удавалось добиться, то это было вопросом в основном общественного благосостояния, или возможностей, а не непонимания со стороны сильных. Идеи социализма (т.е. социальной справедливости) не мешают правым поборникам правды, если подойти как следует к вопросу. Отречённый сегодня коммунистический социализм не подходит для сильно развитых стран ввиду своей крайности, но это не значит, что он неподходящий для бедных стран, или что он был неоправданным и ненужным этапом в развитии этих стран! Эти идеи возникли ещё в Древней Греции, в одном развитом рабовладельческом обществе, и они неизбежно будут присутствовать в каждом государстве, и от их правильного (здесь правого и справедливого) решения зависит целостность и безопасность в нём. С политической точки зрения это требует сближения во взглядах между правыми и левыми партиями, но как раз такое неантагонистическое противоречие наблюдается в каждом устойчивом государстве сегодня, а и в прошлых веках.

     2. Посложнее обстоят вещи в области управления и применения необходимого принуждения для выполнения общественно полезного труда, или, иначе говоря, в эксплуатации масс, т.е. в извлечении всего, что они могут дать, в "вытягивания их душ", так как слово этимологически выводится от: ex-, что значит вытаскивание или выбрасывание наружу, и корень plua- (или ploi-), который значит "много". Массы могут и не любить это слово, но ясно, что в одном обществе каждый должен давать с себя что может, а кто другой заставит его делать это если не сильные? Нет общества без принуждения, а и не может быть (в идеальном случае каждый должен сам себя принуждать), но оно может быть разного характера. В рабовладельческом обществе принуждение было физическим; в феодальном — собственностью на землю и "баснями" о синей крови аристократии, или налагаемое церковью в качестве наместника Бога; при капитализме это принуждения капитала (или, точнее говоря, его отсутствие у широких масс). Правда требует чтобы слабый работал, а справедливость требует чтобы каждый работал. Но ведь человека нужно каким-то образом заставить нарушить своё dolce far niente ("сладкое безделие")? Всё равно, все не могут управлять, да и это тоже работа, так что сильные сегодня не настолько те, которые управляют, а те которые "дёргают нитки"! Сильного сегодня, а то и всегда, можно узнать по тому, что он имеет возможность делать что ему заблагорассудится (ну, в определённых пределах), в то время как слабые вынуждены делать что им прикажут сильные. Но сила в капиталистическом обществе это сила капитала и это определяет разделение между эксплуататорами и эксплуатируемыми.
     Официальная пропаганда всегда смещает акцент социальных противоречий и в наше время в развитых странах много говорится о так называемом среднем классе, но он просто необходим сильным в обществе, чтобы массы были в состоянии покупать производимые в изобилии товары и наполнять карманы сильных. Абсолютное богатство граждан, однако, не решает вопрос о несправедливом распределении благ, потому что относительно эксплуатируемые опять остаются обездоленными, так что повышение жизненного уровня только способствует постижению некоторой справедливости, но не гарантирует её. Единственно разум, т.е правильное понимание интересов, как управляющих, так и широких масс, может привести к правильному пониманию вопроса!
     Вовлекая в рассмотрение интеллект можно было бы ожидать, что раз он может помочь для нахождения правильного баланса между правдой и справедливостью, то он и должен руководить обществом, т.е. чтобы сила состояла в наличии интеллекта. Да, да только ... нет, хотя бы на пока, потому что интеллект это один ещё недостаточно развитый инстинкт и люди вовсе не убеждены, что он должен ими командовать; массы гораздо легче принимают выдумки о Боге и церкви как Его наместник на Земле, к примеру, чем то, что разум, который медленный и неубедительный в решениях, и противоречит инстинкту размножения, и не увязывается с неорганизованностью и раздроблённостью человечества (см. "Об интеллекте"), может быть лучше существующего положения (каким бы оно и не было). Кроме того у интеллекта имеется то преимущество, которое оказывается недостатком в случае, что он не передаётся в поколениях и одна интеллектуальная сила будет очень непостоянной субстанцией, чтобы смогла захватить когда-нибудь власть (тем более удержать её, если кто-то "сунет" её ей в руки). Более реально допустить, что какой-то искусственный (хотя и созданный человеком) разум сможет управлять когда-то, чем поверить в возникновении интеллектуальной олигархии в будущем. Не и до того как общество найдёт способ сплотиться как единый организм, если этого вообще можно когда нибудь добиться. Но пусть на этом окончим наши рассуждения и перейдём к следующему вопросу.

          II. В поисках эскейпизма

     Раз каждому ясно, что этот мир несправедлив, то и каждый пытается найти себе подходящий способ бегства от него в какой-то выдуманный мир заблуждения. Человек слабое существо и не может жить без каких-то заблуждений — были бы то сказки для детей, было бы ожидание "большой любви" для взрослых, была бы надежда что правда восторжествует (причём, обычно, имеется в виду не право, даже не и справедливость, а какая-та чисто эгоистичная интерпретация действительности), была бы то политическая, военная, или спортивная победа, была бы литература и другие искусства, или успокаивающие медикаменты, или сны, или алкоголь и наркомания, или сексуальное утешение, или интересы клана и мафии, или вера в своего Бога и в загробную жизнь или перерождение, и так далее. Животные (и то только высшие млекопитающие) убегают от действительности единственно с помощью снов, в то время как люди олицетворение эскейпизма. В предисловии мы говорим, что по отношению к поиску истины людей можно разделить на три группы, а именно: такие, которые ищут истину; такие, которые ищут ложь; и такие, которые вообще не интересуются истинностью утверждений. Те, которые ищут ложь очевидно эскейписты; те которые ищут что найдут, независимо истина ли это или ложь, тоже эскейписты, потому что они просто применяют другой критерий (личное удовольствие); но даже и те, которые ищут истину, тоже эскейписты, ибо для них мир истины лучше реального, где истину очень трудно найти и в большинстве случаев она спорная. Но такое деление образует полную группу событий, т.е. исчерпывает всех людей, из чего следует, что все мы эскейписты.
     Эта констатация положительно была интуитивно ясной мыслящим людям ещё на заре цивилизации, потому что все её усилия сводятся к предложению народу одной или другой формы заблуждения. Так возникла религия как опиум для народов (см. "О религии"); так обосновывается надобность в аристократии; так существует и рекламируется рыночная экономика, что является очевидным заблуждением, так как рынок выгоден только для того, кто может на него влиять и формировать его каким-то образом; к этому стремятся и сказки о патриотизме и самопожертвовании во имя общности (не то что такое заблуждение не нужно для данной общности, но верить, что приятно умереть за свою родину, это чистое заблуждение); подобно положение и с моралью вообще, которая вдалбливает в головы людей явные заблуждения, целящие их разумное для общества поведение (только что не с помощью разума, а именно путём заблуждения); на заблуждение базируется и демократичный выбор, который противоречит здравому смыслу и является лучшей соской для народов (см. "О демократии"); и другие социальные феномены. В этом отношении, выходит, ничего и сделать нельзя, потому что сама жизнь, как результат ряда случайных и не целенаправленных процессов, просто не может иметь какого-то смысла, но люди категорически отказывают согласиться с подобным взглядом. Признавая смысл в жизни мы автоматически убегаем от нашего реального мира, а ища его смысл мы неизбежно приходим к бездну противоречий и никаких доказательств. Церковь, обычно, довольствуется утверждением, что "пути Господне неисповедимы", а каждая идеология и политическая платформа выдумывает какие-то свои цели, которыми аргументировать своё право на существование, так как когда работается человеческим материалом нельзя без заблуждений!
     Даже науки, и то точные, как самый рациональный раздел познания, тоже массово пользуются рядом упрощений, постановок, гипотез, и абстракций, чтобы могли познавать реальный мир, что, по существу, бегство от реальной действительности к таковой, где наши допущения в силе всегда. Мы принимаем хотя бы, что наш мир детерминирован и когда выполним повторно данный эксперимент то и результат будет тот же самый, в то время как ещё древние ясно понимали, что "нельзя войти дважды в одну и ту же речку", потому что она (т.е. время) течёт неустанно. Но без детерминированности не могут работать ни наши технические устройства и аппараты, ни наши научные теории, а без абстракций (сами по себе тоже вид эскейпизма) не может развиваться никакая точная наука, в особенности математика, чьи методы в свою очередь используются во всех остальных науках.
     Весь наш процесс познания бойкотируется непрерывно проблемой декомпозиции, которая сводится к тому, что для того, чтобы познать что-то из действительности, мы должны отделить его от неё, отрезать часть связей явления с остальной материей (потому что их бесконечно много), но при этом мы никогда не можем быть уверенными, что не отрезали как раз что-то существенное. Это иллюстрируется старой притчей о трёх мудрецах и слоне, которые были очень мудрыми, но и очень старыми и давно ослепшими, и распознавали вещи только ощупывая их. Однажды во время одного из их странствий по миру их привели к одному слону (какого животного они до сих пор не встречали) и каждый начал изучать его используя ту его часть, которую он схватил. Потом они поделились своими умозаключениями и первый сказал, что слон он как большая бочка, у которой внутри должна быть какая-та пружина, и двигается подпрыгивая с её помощью (так как он ощупывал его ногу); второй возразил, что всё это глупости, потому что слон как большая змея толстая как человеческое бедро, которая питается всасыванием, а двигается выпуская воздух с другого конца (так как он ощупывал его хобот); а третий высмеял их и сказал, что они вообще ничего не понимают, потому что слон как большая кожаная тарелка и летит в воздухе (так как он ощупывал его ухо). В ряде случаев наши опыты для познания данного явления являются такими же комичными и противоречивыми, потому что каждая частная наука изучает различные его аспекты. Но что же делать: без декомпозиции нет познания!
     Но самая несправедливая характеристика нашего мира для человека науки, а в ряде случаев и для каждого из нас, это принципиальная невозможность доказать правоту данного тезиса, с небольшими исключениями! Легко доказывается, что некоторое положение не является верным в общем случае, когда обнаружим хотя бы один частный случай когда оно не верное, что используется с глубокой древности, в основном в математике, и называется методом допущения противного (reductio ad absurdum) — доказывается, что противное данному утверждению не верное, из чего следует, что данное утверждение верное. Обратное однако, доказательство некоторого верного утверждения (если не можем использовать предыдущий метод, или какую-то форму индукции), практически обречено неуспеху, ибо это чаще всего связано с полным поиском всех возможных состояний, которых обычно бесконечно много, и то во всех возможных моментах времени. Научная интуиция часто "приходит в ярость" перед невозможностью доказать в общем случае что-то, что верно в каждом исследованном случае. В таком случае человек может заблуждаться если считает утверждение верным (ибо нет доказательства), но он может заблуждаться и если не принимает его верным (ибо оно, всё таки, похоже на верное), так что каждый принимает предпочитаемую им форму бегства от коварной действительности.
     С этим феноменом сталкивались юристы, а и обыкновенные люди, давно, и поэтому наш народ часто использует поговорку: "Иди доказывай, что не верблюд!", когда нужно убедить других, что не сделал чего-то (так как никогда этого не делал). Судопроизводство "вымывает себе руки" со свидетельскими показаниями, но нет никакой гарантии, что они верные, из за чего, к примеру, сотня тысяч невинных женщин (преимущественно) были сожжены на кладах по подозрению, что они ведьмы. При этом инквизиция имела даже чистую совесть, так как она применяла один "разумный" метод доказательства подозрения: если обвиняемая, с помощью разных демонов и духов, успевала спастись от клады, то значит она действительно была ведьма, т.е. существовала возможность для одностороннего доказательства! То, что ни одна женщина не спаслась таким образом, не было никаким логическим опровержением, принимая во внимание необычайную наивность людей в том времени, которые верили всему (как её видели вылетать из дымохода верхом на метле, к примеру, так и на кладе многие видели её дух вылетать в объятиях какого-то демона), а и никто не знал точно что такое ведьма (потому что, если бы имелся какой-то другой способ для установления существенных "ведьминых" характеристик, то он наверное и применялся бы). Это одна безупречная иезуитская логика, а если обвиняемая не успевала спастись, как оно всегда и выходило, то значит она и не была ведьмой (только что тогда не ставили на кладу того, кто её обвинил, потому что человек мог и перепутать что-то — все мы грешные), кроме того таким образом она обеспечивала себе "билет прямо в рай" (что для тех времён вовсе не было без значения). Однако не думайте, что в наше время подобные судебные ошибки не случаются — история судопроизводства прямо "чревата" такими несправедливыми решениями, основанными на свидетельские показания. Но что делать — жизнь несправедлива!

          III. В утверждении своего эго

     В нашем мире человек не может не смотреть за своими интересами, или за своим эго, но поскольку каждый из нас связан с другими то он должен выявлять и некоторый уровень рефлексии учитывая и чужие интересы, потому что иначе может оказаться, что он просто "режет сук, на котором сидит". Коммунистическая идеология подходила довольно ограничено к вопросу (прежде всего из за ограниченности масс, наверное) разделяя людей на две категории — на эгоисты и коллективисты — проповедуя, что эгоисты "плохие". Иногда используется и термин филантроп (т.е. "любящий людей", с греческого) в смысле коллективиста, но все знаем к каким комичным результатам может привести необдуманная филантропия. Если отступишь место какой-то женщине в трамвае, потому что она показалась тебе постарше, она может взять и обидеться. Если чрезмерно потакаешь своим детям и смотришь чтобы всё самое лучшее доставалось им, то это, естественно, делает их избалованными (по этому поводу англичане имеют поговорку, что "Экономишь ли розги — портишь ребёнка!"); но кроме того эти "хорошие" родители такие только по отношению к своим детям, что опять вид эгоизма. Массово распространённая уже веками благотворительность в ряде случаев не даёт хороших результатов, потому что таким образом некоторые привыкают постоянно просить и жаловаться; кроме того это чистое заблуждение думать, что те которые дают делают это из любви к ближнему своему — они делают это из желания возвыситься: сначала в своих собственных глазах, а потом в тех других (ибо анонимная благотворительность не популярна). И множество других примеров, которые показывают, что когда человек думает о других, он: или не думает правильно, или заблуждается (потому что, в сущности, думает о себе), или обе положения — ибо в этом эгоистичном мире просто нельзя не думать о себе.
     Более правильно говорить об индивидуализме, понимая под этим желание для изъявления и установления перевеса над другими, что, однако, не означает, что от этого другие не могут тоже иметь пользу. Как и странно бы не выглядело, но человек довольно часто хочет делать другим хорошее (хотя бы когда не может наложиться над ними чем-то плохим), так как каждый хочет нравиться своим ближним, и в этом смысле наивысшее проявление индивидуализма это его рефлексирование в положительном мнении окружающих об индивиде — да только человек делает хорошее не потому что он хороший, а потому что он индивидуалист! Вся тонкость в том оценить правильно желания других и сопоставить их с нашими, т.е. найти нужное сечение в личных и коллективных интересах, не нанося особый урон своим. Известна поговорка: "Не делай другому то, чего не хочешь чтобы делали и тебе!", но это пример для неправильной рефлексии, потому что надо было сказать так: "Не делай другому то, чего он сам не хочет чтобы ему делали!". Типичный пример для правильного индивидуализма это сексуальный контакт, при котором каждый партнёр, исходя из своих интересов, пытается удовлетворить и те другого. В аналогичном типе "сношений" человек вступает и в своей ежедневной и трудовой деятельности, при которой если он смотрит только за своими (или только за чужими) интересами, то получаются много ошибок. Сексуальная аналогия, наверное, полезна во многих жизненных ситуациях, как её правильно находит С.Н. Паркинсон в отношениях между фирмами, потому что подобна ситуация и между начальником и подчинённым, и между детьми и родителями, и между коллегами в работе, и между государствами в их отношениях, и прочее, где каждый смотрит как "обвести" другого, но если перестарается в этом отношении он может запросто "обвести" себя самого. Иными словами, в процессе утверждения своего эго "номер" не в том не смотреть за своими интересами, а в том познать правильно свои интересы!
     Осознание и зачитывание чужих интересов наравне со своими основной способ сделать хотя бы общество, в котором живём, справедливым. Маленькие дети реагируют особенно бурно когда их желание делать добро (потому что оно, по всему видно, врождённое в каждом из нас, наряду с желанием для установления перевеса над другими) не встречается с удовлетворением окружающими, но это получается в основном из за того, что они ещё не знают как это сделать, или думают, что их эгоистические желания хорошие, или, иначе, сталкиваются с индивидами, которые уже поняли, что мир не справедлив и поступают таким же несправедливым образом. Единственный путь для создания социального организма, однако, проходит через правильное понимание личных интересов, и основная помеха на этом пути неразумное человеческое поведение. По этой причине история полна бесчисленных несчастий и пролития крови, причём мы даже в известной мере хуже животных, которые, как не одарённые разумом, но обладающие хорошими инстинктами, успевают лучше нас поддерживать равновесие между видами и гармонию с природой. Даже в классическом примере экосистемы зайцы-волки видно, что волки, поедая более слабых зайцев, помогают для их селекции и размножения (так как: "Здоровый секс — в здоровом теле!", так сказать), как и зайцы, со своей стороны, развивая свои ножные мышцы, успевают селекционировать и поддерживать одну хорошую популяцию жизнеспособных волков. В то время как люди (как очень умные, наверное?) убивают не для того чтобы поесть, а чаще всего со злобы, ненависти, или просто из за непонимания своих интересов. Только в 20-ом веке дано больше жертв в войнах чем во всех прежних временах, в основном потому что сильные страны (с развитыми экономиками) не сумели договориться как люди как эксплуатировать более отсталые (как Болгария) страны.
     В конце 20-го века замечается некоторый прогресс, с созданием международных финансовых организаций, которые сводят любое рабство к экономическому, и распределение "добычи" — согласно вложенным капиталам. Эта тактика, как видно до сих пор, даёт хорошие результаты, ибо и развитые страны обеспечивают себе новые рынки, дешёвую рабочую руку, и поле для капиталовложений, а и отсталые страны получают разные помощи, эффективное управление, и другие, новые для них, житейские соблазни. Кроме того таким образом, путём приравнивания стандартов и жизненного уровня (через некоторое время, разумеется), откладывается момент краха современной технической цивилизации (см. "О будущем"), что представляет собой явление взаимного интереса для всех. Вот как индивидуализм в межгосударственных отношениях может оказаться лучше старого эгоизма времён "горячих" и "холодных" войн.

          IV. О счастье и умеренности

     1. Счастье вопрос равновесия между желаниями и возможностями, и в нашем несправедливом мире каждый имеет право стремиться к нему. Эта дефиниция удобна тем, что она указывает два способа для его достижения: или увеличивая свои возможности, или уменьшая свои желания (где предполагается, что желания всегда больше наших возможностей). Умеренный способ жизни требует и умеренных желаний, а оттуда и более лёгкого достижения счастья. Более ограниченные люди, дети например, довольно часто счастливы, потому что их желания не достигают таких вершин, как когда он подрастут и начнут ломать себе голову над тем какие новые желания выдумать (особенно если располагают временем и средствами для их удовлетворения). Понятие "счастье" имеет некоторое сечение с эскейпизмом, ибо это тоже вопрос какого-то заблуждения, но поскольку оно прежде всего результат компромисса, давайте не смешивать вещи. Счастье это состояние комфорта с окружающим миром, а не просто бегство от него, и оно зависит от нашего внутреннего состояния: когда мы очень голодны кусок хлеба может сделать нас счастливыми, в то время как если нам лет двадцать и нас, как говорится, "погнали гормоны", то мы спокойно можем забыть об обычном голоде и искать сексуальный контакт, а когда наши насущные потребности удовлетворены и только ломаем себе голову какие новые ощущения испытать можем поискать или искусство, или опиум и наркотики, или искать изъявления некоторых извращённых желаний для насилия над другими — всё сообразно с нашими вкусами.
     Способы для достижения счастья, однако, можем формулировать и следующим образом: счастье состоит: или в некотором наполнении, т.е увеличение ёмкости наших, было бы знаний, было бы питательных веществ, или денег и другой собственности, или интересных социальных контактов, и прочее; или в некотором ... опоражнивании, т.е. расходование средств когда покупаем себе что-то, или выполняем данную деятельность связанную с расходованием физической и/или интеллектуальной энергии, или удерживаем трудную победу над кем-то, в результате чего наши желания на некоторое время уменьшаются. Процесс наполнения более медленный и утомляющий и счастье от него не всегда такое сильное, как при опоражнивании, где эффект почти мгновенный, но зато и быстро проходящий. Важно, однако, что оба противоположных процесса могут приносить счастье — как накапливать денег, так и тратит их; как учиться, так и использовать свои знания; как набить себе желудок, так и облегчиться после этого; как построить что-то, так и разрушить его (этот разрушительный инстинкт особо развит у детей, так как разрушение это самое лёгкое созидание!); а в конечном итоге и в сексе как раз так (с тем нюансом, что у мужчины отнята одна часть счастья, или, иначе, что женщина дополнительно облагодетельствована, потому что у неё процессы наполнения и опоражнивания совмещены во времени, или, хотя бы, это её постоянное стремление). Сказанное может звучать цинично, но выглядит вполне убедительным. Так что, несправедливость нашего мира, всё таки, компенсируется частично возможностью найти счастье в нём.

     2. Хорошо, но раз счастье в умеренности (наполнения и опоражнивания, если хотите), то что такое сама умеренность, и что в ней настолько хорошее, что смогло заставить ещё древних греков (а и более древних народов) выдвинуть лозунг: "Ничего чрезмерного!" (с эвентуальной модификацией "Торопись не спеша!")? Ну, ясно что умеренность, или ещё чувство меры, это умение найти середину между (парой) крайностями, причём хорошо представлять себе, что какой-то шарик (или мы сами) привязан между двумя ... эластичными волокнами, (резинками), т.е. что диалектика, так сказать, "диаластика" или "диалактика" (со слова лактаниды /лактаиды, молочные нити). Это, в самом деле, великое искусство, т.е. вещь которой трудно научиться (если ей, вообще, можно научиться), в связи с чем полезно припомнить древнюю восточную молитву, сделанную популярной на Западе (а и у нас) в основном через Курта Воннегута, а именно: "Боже, дай мне смелость — чтобы изменить то, что могу изменить, силу — чтобы вынести то, чего не могу изменить, и мудрость — чтобы отличить одно от другого!". Так что: умеренность это мудрость, или мудрость это умеренность, в ряде случаев. (См. также и при медицине в эссе "О человечестве".)
     Но тогда наш вопрос звучит более конкретно, а именно: почему, раз умеренность вопрос мудрости, и все это знают (хотя бы слышали это много раз), люди очень упорно сопротивляются умеренности (в особенности женщины — см. раздел о Мужчине в эссе "О женщине и мужчине")? Оно может быть вопросом искусства найти точную середину, но люди, как правило, вообще и не пытаются её искать, а: как пойдут с одной крайности и бросаются сразу на другую, как пьяные, откуда, когда пройдёт некоторое время, возвращаются опять к первой, потом опять ко второй, и так далее, до бесконечности! Ну, это делает "игру" называемой жизнью длиться вечно, но в то же время это глупо да и жестоко, чаще всего, так что известная умеренность, больше той дозы, которую мы как правило проявляем, всегда необходима — да, но мы не хотим быть умеренными и не хотим! Так почему же, а? Ну, это так, потому что если мы умерены, то мы чаще всего и посредственны, а мы не хотим быть такими, мы хотим достигать вершины — и с полным правом, разумеется, ибо ничего великого в этом мире не достигалось умеренностью, а только упрямством и нахальством ("сунуться" туда, где нас не желают). Иными словами, мы хотим быть на вершине, быть экстремальными во всём, и плохо не то, что хотим быть такими, а что и в этом своём желании мы не соблюдаем меру, так как мало людей, или случаев (скажем, 2-3%), которые могут достичь вершин, соответственно, у которых вершины могут быть достигнуты. С точки зрения "Господа Бога" такие "прыжки в высоту" хорошая вещь (Он как раз это и хочет, сидеть Себе и смотреть на суету человеческую), да мы от этого страдаем; это, как-то, не по справедливому, но ничего здесь не поделать (потому что мы и не хотим). С годами человек мало-помалу становится мудрее и оттуда более умеренным, но и это не совсем верно для многих, так как они становятся такими не потому что поумнели, а потому что их способности уже не те.

          V. О пользе и вреде свободы

     Свобода это вещь, которую мы очень "либим", что легко увидеть на Западе, с помощью связи между немецким Liebe как любовь, и ... французским libertè как свобода, которые должны быть одного корня. Польза от свободы ясная, она в обеспечении равных возможностей для различных индивидов, чья цель, однако, доказать их неравенство (см. опять "О женщине и мужчине", при вопросе об эмансипации)! Так что от свободы имеет пользу природа (или Господь Бог), а иначе более сильный индивид, потому что таким образом ему легче доказать своё превосходство, в то время как для слабого — жди, не дождёшься! В нашем мире сильных для слабых остаётся лишь один способ стать сильными — объединиться, конечно — но как раз этого, чаще всего, они не хотят. Они предпочитают закрывать себе глаза и считаться равными (а не только при равных возможностях), и это вопрос которым спекулируют уже тысячелетиями, в то время как о равенстве можно говорить только в смысле, что люди (и животные, вообще живая материя) являются результатом одинаковых первоначальных действий по их созданию и случайными факторами формирующими их различия равновероятным образом. А иначе они разные, потому что они и есть такие (в результате случайности, воспитания, среды, и времени, в котором живут). Неравенство людей и животных, вообще неидентичность воспроизводства биологической материи (даже когда "матрица" и "шприц-форма" одни и те же) самое интересное свойство жизни, которое обуславливает и её сильную адаптивность.
     Так что свобода это относительное понятие и ещё вопрос равновесия или компромисса в стремлении к ней (осознанная необходимость, согласно определению "г-на" Ленина, с тем добавлением, что мы осознаём её лишь когда её потеряем), но вред от чрезмерного стремления к ней должен быть очевидным, так как она только делает нас слабыми — хорошо известный лозунг "Поделяй и властвуй!" ("Divide and conquer!", или ещё "Divide ed impera!"). Но коварный момент здесь не в том, что, ввиду взаимозависимости нашего мира, свобода для одного сводится к противному для другого, или что свобода в одном отношении это её ограничение в чём-то другом, ни в том, что свобода сегодня может привести к некоторому рабству завтра, или что довольно часто мы не можем сообразить выигрываем ли или теряем от данной свободы, и когда пройдёт время оказывается, что на практике вообще не было свободы, или другие подобные положения. Нет, коварный момент в том, что больше всего борются за свободу как раз слабые, которые чаще всего теряют от неё, в то время как сильные только ждут и оставляют слабых "потрошить себе головы"; это наблюдается при свободном рынке, при борьбе за эмансипацию, в битвах за независимость, при стремлениях для изъявления личности, и так далее. Сильный, для которого свобода самая выгодная, не стремится к ней на любой цене, потому что он может легко этого добиться, и даже если он не очень свободный, то он сильный, и сумеет наложить своё право, в то время как слабый, который почти всегда лишь расходует свои силы, как раз он и хочет так поступать, потому что — а вдруг он окажется сильнее, ежели свободный. Ну, если это не осознанная необходимость, то хотя бы вопрос ума и разума, потому что знаете, что самым умным животным мы считаем собаку, а она не бежит жить в лесу или в пустыни, не хочет быть так свободной, а хочет служить и подчиняться. Так что неизбежно навязывается вывод, что люди, от избытка ума, кажется немного и загнули.

     И так, жизнь несправедлива, потому что у каждого индивида свои интересы противоречащие тем других, а в своих действиях каждый исходит в основном из своих собственных интересов. Если начнём искать корень зла, то придём к констатации, что он в различиях между индивидами. Если бы люди были как роботы с одной серии, то у них не было бы оснований для недовольства и они не имели бы противоречивых интересов (потому что, если бы имели, то, как у них одинаковые возможности, они просто уничтожились бы взаимно). В своих противоречивых интересов каждый стремится выявиться и доказать, что не равен другим, что он по своему уникальный и неповторимый, но для этой цели он, обычно, хочет сначала чтобы было равенство. Из за взаимного переплетения вещей в бесконечно многих диалектических связей (как бы стянутых бесконечно многими эластичными нитями) и ввиду своего врождённого чувства справедливости (да только с точки зрения своих интересов), люди считают, что этот мир несправедливый (и поэтому выдумали себе другой, после смерти, который уже справедливый). Но любая хорошая вещь идёт рука об руку и с чем-то плохим (или, как говорят англичане: "Нельзя зажечь свечку с обеих концов одновременно!"), так что оказывается нужным чтобы жизнь, которая всё таки, хотя бы из за неимения другой, что-то хорошее (или наилучшая из возможных), была и несправедливой с субъективной точки зрения. Так как она, однако, несправедлива с точки зрения любого живого существа, то это равносильно утверждению, что она справедлива, т.е. понятие справедливости теряет свой смысл!
     Это известный тезис в древних восточных философиях (в отличии от созданного Христианским Богом мира), так как раньше люди исходили из интересов всей природы, а не только людей, ещё меньше тех одного племени. Буддизм например, говорит, что мир это что-то трижды "нет", или точнее: в нём ничто не совершенно, ничто не постоянно, и ничто не независимо! Ну, таким его выдумал "Господь Бог"; попробуйте выдумайте лучший, коли можете.


           — — — — —


          О ПОПУЛЯЦИИ


     Говоря о населении на земном шаре имеются три момента, на которых надо было бы остановиться, а именно: оптимальная ли численность людей на Земле; каким должно быть их приблизительное число; и как проще всего добиться этого. Кроме того важен и связанный с этим вопрос о средней продолжительности жизни. Давайте рассмотрим их последовательно.

          I. Перенаселённость

     Людей на Земле стало слишком много и это должно быть очевидным для каждого, потому что мы нарушили существовавшее тысячелетиями соотношение с другими животными и растительными видами и начали мешать активно друг другу в нашей ежедневной деятельности. В древности человеку не надо было заботиться об охранении окружающей среды, ибо он её и не разрушал, ни даже загрязнял, и находил себе пропитание в основном охотой и земледелием, что значит, что он хорошо вписывался в природе. Раньше когда мы говорили "мусор" или "грязь" понимали что-то полезное, так как для того, чтобы породить что-то новое, нужно разрушить или оставить загнить что-то сыгравшее свою роль. Между впрочем, болгарское слово для грязи "кал", и в русском его значение предельно ясное, но происхождение здесь латинское, так как это сокращённое из "фекалий", т.е. faex в ед. числе (или faeces в мн.), что значит то же самое (или ещё "фашкии" по болгарском, что из турецких faşkiye), но в то же время в старо-греческом из того же корня имеется καλο (καλον), что значит "хорошо", так что эти фекалии должны идти от чего-то вроде: "тьфу" + "кало"! В наше время мы говорим об экологически чистых продуктах, которые, иначе, прямо таки грязные, потому что превращаются в кал-грязь (но для древних греков это было что-то хорошее), в это время как раз экологически грязные вещи (стеклянные или пластмассовые отходы, металлические обломки, и другие, которые мы неразумно разбрасываем вокруг), в сущности, стерильные или чистые. А это значит, что мы не рассуждаем как "Господь Бог", или что мешаем природе, а оттуда и себе!
     Человеческая цивилизация, стремясь к неизменному улучшению условий жизни населения, волю или неволю, неизбежно ведёт и к нарастанию численности людей. Мы говорим "неизбежно", так как до сих пор этого не удавалось избежать, но эту тенденцию нужно нарушить, потому что (как указываем в эссе "О сотворении") в природе невозможно двигаться всё в одну и ту же сторону, а должен быть какой-то цикл или замыкание! Если мы сами не сумеем (с помощью цивилизации) вернуться назад в численности человеческой популяции, то природа положительно найдёт какой-то способ. До сих пор мы получали много предупреждений (кровавых при том), начав с эпидемий в древности (которые становятся возможными ввиду чрезмерной концентрации больших человеческих масс в одном месте), пройдя через бесчисленные войны за завоевание новых территорий (потому что старые непрерывно становятся недостаточными), и дойдя до 20-ого века, когда нас постигли: и геноцид, и holocaust (массовое уничтожение), и загрязнение окружающей среды, и рак, и СПИН, и прочее. При этом угрозы эпидемий и войн вовсе не исчезли в наше время, а только изменили свой характер, или мутировали, но остаются в силе.
     Два века тому назад в Англии была опубликована брошюра Томаса Мальтуса, известная прежде всего его кардинальными выводами о разнице между геометрической прогрессией, с которой люди размножаются, и арифметической прогрессией, с которой нарастает производство пищевых продуктов, и при этом положении к сегодняшнему дню люди на земном шаре должны были уже вымереть как стая саранчи, обглодавших до конца всю травку и все ветки на их территории. Как почти любое утверждение основанное на экстраполяции какой-то зависимости в текущем моменте, без учёта возможного изменения тенденции (или тренда) и это оказалось ошибочным, потому что благодаря цивилизации люди научились как ввести и в сферу производства пищевых продуктов геометрическую прогрессию, как и застопорить немного свои размножительные способности с использованием ряда противозачаточных средств (в развитых странах). Результаты, однако, далеко не удовлетворительные, потому что с одной стороны человечество продолжает расти бурными темпами, а с другой уже начали питаться преимущественно суррогатами.
     Так что мы вообще и не разрешили проблему густонаселённости а просто сдвинули её в другую область! Наивно смотреть на мальтузианство в прямом смысле прокармливания (также как наивно верить, что у Брахмы шесть конечностей, или что Бог-дух похож на голубя, как его рисуют на христианских иконах), а нужно искать смысл утверждения, который упомянули ещё в первом предложении этого раздела. Если мы и можем как-то прокармливать себя (ибо в морях растёт уйма водорослей, в нефти много калорий, белки можно производить из чего только нет, и, вообще, технологии "великое дело"), то оказывается, что теперь возник информационный взрыв, в результате чего наш мозг стал всё труднее справляться с требованиями нового времени, достигнув потолок своих интеллектуальных возможностей. А наряду с этим наука, в особенности в 20-ом веке, предложила нам кучу революций: и с паровой машиной, и с электричеством, и с атомной энергией, и с беспроволочной передачи информации, и с успехами медицины в массовом продлении жизни людей, и с компьютерами и компьютерными сетями, и прочее, но ведь любая революция хуже умеренно-быстрой эволюции? Люди продолжают мешать друг другу, без того чтобы их "охотничьи территории" (в переносном смысле, но что там за охота в наше время?) пересекались, потому что пересекаются их интеллектуальные территории, и они уже всё труднее делают карьеру и ломают себе головы как, вообще, прожить свою жизнь и для чего её жить (особенно в индустриально развитых странах)!
     Определённо можно спорить по вопросу, более ли счастливы люди теперь чем два века раньше, когда: и их пища была пищей, и их труд — трудом (из за соотношения между усилием для производства чего-то и готового продукта), и наука и искусство — творческие деятельности (не технологии), и их игры и спорт — личные (не только зрелищные), и их природа — природой, и, вообще, их жизнь была осмысленной и интересной, а не только чтобы время как-то проходило. Так что вопрос вовсе не в том, можем ли прокормить 100 миллиардов вместо 10 миллионов, к примеру, а в человеческом счастье и полноценной жизни, в умеренном развитии, позволяющем построение стереотипов жизни среди поколений, как и в равновесии с природой, от которой мы являемся только одной небольшой частью.

          II. Оптимальная популяция

     Оптимальная человеческая популяция на Земле должна быть приблизительно 50 миллионов человек. Первое соображение, что на это указывает человеческая история, так как согласно ориентировочным, и в какой-то мере спорным, вычислениям численность населения на Земле во II-I тысячелетии до нашей еры была примерно 50 млн. человек, а к началу нашей эры достигла примерно 100 миллионов. Это были времена когда цивилизация была в своём разгаре, и люди имели: и здоровую пищу, и приличную одежду и жилые дома, и какую-то технику, и хорошее искусство, и религию, и строения, которые по сегодняшний день будят наше восхищение, и науки, и способы организации и управления, которые применяем и сегодня, и приличное законодательство, и зрелища для масс, и понятия о чести и доблести, и культ к спорту, и прочее. Много вещей не были доступны для всех, а только для управляющих, но они существовали. Имелось также и много войн и эпидемий, которые сопутствуют цивилизацию и в наши дни, так что все важные социальные вопросы уже были поставлены! Потом эта цифра примерно до 1800 года ещё не превосходила одного миллиарда, но в 20-ом веке мы определённо "загнули палку" заскочив уже за шесть миллиардов. Если 50, 100, да и 200 миллионов всё ещё соизмеримые цифры, то при больше миллиарда людей "игра", как говорится, явно загрубела.
     Если бы люди сегодня жили так разъединёно как по времена Римской империя то это, как-никак, можно было вынести, но уже нет ни одного уголка Земли, который бы остался изолированным и недоступным для мировых медий (СМИ) или бизнеса, причём языковые барьеры (это "проклятие", которое Бог наслал на людей, согласно притче о Вавилонской башне), которые были призваны разделить людей на меньшие группы, тоже не особо ограничивающие, потому что наряду с хорошими переводчиками уже существует и приличный, но очень быстрый, компьютерный перевод, а и мировые языки, в конечном итоге, сводятся к 5-6 основным. Последний штрих к мгновенным мировым коммуникациям добавили компьютерные сети, так что земной шар всё более превращается в одно государство, где протекает конкурентная борьба людей для личностного изъявления, а такое мастодонтское государство становится всё более трудно управляемым, и кровопролития в нём — всё бòльшими. Одно среднее по величине государство (как Франция) насчитывает около 50 млн. жителей, а там где государства более крупные люди редко общаются с другими вне своего штата или провинции, в то время как меньшие государства (как Болгария), обычно, становятся сателлитами какого-то из больших, и тогда конкурентная борьба развивается и на арене (или части её) "старшего брата". Так получаем второе соображение для нашего оптимального числа.
     Сейчас приведём третье соображение для этого оптимума, исходя из цели для поддержания такой численности населения, чтобы оно могло вести полноценную жизнь при нормальной конкуренции между индивидами! Такая постановка вещей вполне логичная, так как вопрос не в том, сколько человек можем прокормить, а сколько нужно прокармливать! Будем проводить расчёты в повсеместно принятой десятичной системе счисления, только что будем использовать логарифмическую шкалу, которая не особо точная (но нам особой точности и не нужно), но зато очень удобная и всеобъемлющая. Будем центрировать цифры вокруг степеней десятки, и будем подразумевать интервал с 0.5 до 5 раз, помноженный на эту степень, что значить, что когда скажем 10 будем подразумевать всё с 5 до 50, когда скажем 100 — с 50 до 500 и так далее. Начнём тем, что человек поддерживает нормально до трёх кругов или рангов контактов с окружающим его, а именно: а) первого ранга те, которые включают людей порядка 10 в первой степени или 10 человек — ближайшее родственники и знакомые, которых каждый хорошо знает, может предвидеть их поведение, и эмоционально обвязан с ними; б) второй ранг или 10 во второй, т.е. сотня человек (в сущности с 50 до 500) — знакомые, коллеги, и родственники, которых человек знает по имени (но не все имена) и физиономии, работает или живёт в близости к ним, здоровается с ними когда их встречает, но нельзя сказать, что знает их хорошо, и не испытывает к ним особых чувств — это просто среда, в которой он живёт и пытается выявить себя или сделать карьеру; в) третий ранг или 10 в третей степени (1,000 человек) — люди о которых он что-то слышал или видел их, но это почти всё, что о них знает — здесь входят все известные "звёзды" которыми данное лицо интересуется (были бы они футболисты, эстрадные певцы, политики или люди хайлайфа), как и другие случайные знакомые; четвёртый ранг или 10,000 слишком много людей, чтобы они могли быть доступными для одного средне развитого интеллекта, так что и не стоит с ними соображаться. Можем назвать этот человеческий феномен "правилом малых чисел", где очевидно, что чем более углублённые наши контакты, тем более ограниченное число людей, с которыми мы их поддерживаем.
     Следующий момент это определить приблизительное число областей человеческого познания и интересов, в которых поддерживаем какие-то контакты, но так, чтобы эти области были относительно хорошо сбалансированными, т.е. чтобы имели по приблизительно одинаковому числу людей, которые могут коммуникировать в данной области. Номенклатуры человеческих профессий, как и индексы большинства больших библиотек порядка нескольких сотен, и это все области человеческого познания. Если в некоторых случаях одна из этих областей детализируется ещё на десятки, то такая узкая специализация не изменяет наше деление, потому что эти подобласти довольно узкие и несбалансированные по обхвату или числу людей, которые в них работают. Аналогично существуют и очень широкие области — к примеру, футбольных болельщиков, которые по всему земному шару насчитывают, наверное, более миллиарда людей, но это не область, в которой люди общаются чтобы конкурировать между собой (такой областью была бы та самых футболистов национального или мирового ранга, участники в которой, разумеется, несколько сотен). Иными словами, мы интересуемся такими областями, в которых люди, говоря прямо, мешают друг друга, ибо это их "поле охоты" и в нём они конкурируют с другими "охотниками", состязаются с ними, выявляют себя, или делают карьеру.
     И так, давайте примем для более лёгких расчётов (потому что при размытой информации самое правильное это хотя бы облегчить себе расчёты), что области человеческого познания тысяча, как и число людей в них, которые конкурируют друг с другом, тоже тысяча. Таким образом мы превышаем потолок второго ранга контактов, беря тоже и одну завышенную номенклатуру основных профессии. Так получаем численность порядка одного миллиона человек. Беря во внимание, однако, что мы подразумевали (хотя и не акцентировали на это до сих пор) области, в которых люди творят, а не только выполняют нужные для общества деятельности (как производство товаров, услуги, здравоохранение, просвещение, поддержание порядка, и прочее), то нужно дополнить общество ещё и "другими" людьми. Обычно некоторой творческой деятельностью в одном обществе занимаются с 3 до 5% людей, но для перестраховки пусть примем, что в будущем их число может достичь и до 10% (или 1/10 населения). Это значит, что нужно умножить полученный миллион человек на 10 и так выходит, что оптимальное число людей стало 10 миллионов. Поскольку наши расчёты с точностью до порядка давайте примем это число за нижнюю границу, в котором случае выходит, что оптимальное население на Земле должно быть с 10 до 100 млн., или, если хотим взять некоторую середину, то это опять 50 миллионов человек.

          III. Путь к цели

     Самый лёгкий способ для достижения цели это слабое уменьшение прироста населения, пока он станет чуть отрицательным. Пусть население станет уменьшаться каждый год только по одному проценту (вещь, которая в ряде развитых стран реально существует, только не на долгое время), и тогда для каждого года надо будет умножать 0.99 на себя, для того чтобы получили конечный коэффициент (как сложные проценты), на который нужно помножить начальное население; или если имеем профессиональный калькулятор то вычислять 0.99^n, для n лет, и тогда умножать на начальное число. В таком случае если стартуем при достижении 10-ти миллиардов жителей (так как мало вероятно что человечество займётся серьёзно этой задачей до того как оно начнёт буквально задыхаться от перенаселённости), то тогда за 28 лет (через минуту поймёте почему) спустимся до 7.55 млрд., за два раза по столько или за 56 лет — до 5.7 млрд., за 112 лет — до 3.25 млрд., за 224 — до 1 млрд., и так после около 5 веков (точнее 530 лет) достигнем заветные 50 миллионов!
     С другой стороны одно поколение в Древнем Риме было к 20 годам, но с постарением населения и с удлинением периода обучения, этот срок увеличивается и теперь средняя продолжительность оказывается к 28 годам (вот почему выбрали столько лет только что). Тогда согласно вышеуказанным цифрам выходит, что за одно поколение, или 28 лет, будем иметь коэффициент уменьшения населения равным 0.755 (т.е. 0.99^28 = 0.75472). Этот коэффициент изменения численности населения для одного поколения называется коэффициентом воспроизводства, и если он должен быть таким, то тогда зададим себе вопрос: сколько детей в среднем должно быть в одной семье, для того чтобы его получили? Без помощи статистики не легко ответить на этот вопрос, потому что имеется детская смертность, бесплодие, и прочее, но согласно одним данным как раз для России оказывается, что для того чтобы имели одиночный коэффициент воспроизводства (т.е. чтобы население оставалось всё тем же) необходимо чтобы на сто браков рождались 265 детей. Таким образом получаем задачку из школьного курса, которая решается простым тройным правилом пропорций, а именно: к 2.65 соответствует 1, чему будет соответствовать 0.755? Ответ даёт ровно 2 (с точностью до третьего знака), который интерпретируется следующим образом: если в каждой семье рождаются в среднем точно по двое детей то это даст (если смертность и бесплодие останутся теми же) эффективный коэффициент воспроизводства 0.755, или уменьшение на 25% населения для одного поколения, что, если бы средняя продолжительность была 25 лет (вместо 28, но не надо формализоваться особенно, так как ситуация и без того довольно размытая), дало бы как раз этот один процент годового уменьшения населения (или точнее 0.98999^28 = 0.7545), которым мы начали наши вычисления (т.е. мы могли бы пойти и с двоих детей в семье).
     Как видите, ничего крутого или революционного не требуется, а только немного здравого смысла и организованности во всём обществе (включительно, и прежде всего, в третьем мире), для того, чтобы поддерживали в среднем по двое живорождённых детей в семье (или по одному на родителя, так как понятие семьи стало постепенно терять свой смысл в теперешнем обществе), что будет давать каждый год по одному проценту отрицательного прироста и через два века спустит нас ниже миллиарда, когда можно будет опять пересмотреть вопрос. Если та же тенденция продолжится, то века через четыре будем жить уже в едином мировом государстве с сотней миллионов населения, как это было во временах расцвета Римской империи. Или весь "номер" в том, чтобы то, что всё равно получается в развитых странах, стало осуществляться повсеместно! Не успеет ли цивилизация постичь этот оптимум, то она ... опять его постигнет, только что каким-то жестоким и нецивилизованным способом, потому что, серьёзно посмотрев, одно такое уменьшение до пяти из тысячи от численности населения (или в 200 раз) вовсе не шутка и геноцид по сравнению с этой целью отстаёт далеко назад. Поскольку при этих расчётах сроки совсем не малые то возможно понадобятся и более решительные меры, которые дадут по 2-3% годового уменьшения, для того чтобы успели спуститься ниже миллиарда еще в 21-ом веке.

          IV. Продолжительность жизни

     Оптимальная продолжительность жизни людей должна быть две поколения с половиной, или в более широких границах — с двух до трёх поколений! Правильный подход требует измерять продолжительность жизни именно в поколениях, а не в годах, так как годы это вещь плавающая и нестабильная (как наша валюта в первые годы нашего перехода к демократии, к примеру). В Древнем Риме, когда люди жили в среднем 40-45 лет, то женщины начинали рожать ещё в 13-14 летнем возрасте и потому одно поколение было к 20 годам и был обеспечен минимум из двух поколений; в наше время одно поколение длится примерно 25 лет (точнее 28, как уже сказали), но при средней продолжительности жизни между 70 и 80 годами в различных государствах то оно уже приближается к цифре трёх поколений, но во всех случаях не превышает её. Одно поколение означает, что человек будет иметь только детей, но не сможет вырастить их до такого возраста когда они в свою очередь будут иметь детей, за две поколения он уже увидит и внуков, а при трёх — и правнуков. Как в древности, так и теперь, большинство людей успевают дожить до возраста чтобы увидеть своих внуков, но далеко не все могут радоваться правнукам.
     Знакомые уже с понятием о рангах знакомых можем получить ещё одно подтверждение для верности десятка самых близких родственников при такой средней продолжительности жизни. Если в каждой семье имеются по двое детей (а пока они ближе к трём), то через две поколения у каждого будут четыре внука, а через три — восемь. Если соберём всех нисходящих прямых наследников и добавим ещё брата или сестру и супруга /супругу, то их число будет определяться формулой 2n+1, где n это число поколений, что при двух поколениях даёт восемь, а при трёх — 16. Пока говорим только о нисходящих наследниках, но при двух детей расчёты те же и для восходящих родственников (ибо родителей, очевидно, двое), так что в начале и в конце своего жизненного пути человек имеет вышеуказанное число прямых родственников, а и где-то по середине выходит почти то же самое (при трёх поколениях, у одного 50 летнего, к примеру, будут две нисходящих и одно восходящее поколения, или: один супруг /-га, один брат /сестра, двое детей, четыре внуков, и отец и мать, или в общем 10 человек). Но это нижние границы, потому что имеются две "но", а именно: во первых, это только прямые наследники, а остаются ещё разные двоюродные братья и сёстры, тёти, племянники, родственники супруга /-ги, и прочее, что увеличивает это число почти вдвое; и во вторых, пока число детей больше двух, так что имеется ещё одно увеличение. Говоря двумя словами: при средней продолжительности в двух поколениях число близких родственников и знакомых насчитывает 10-15 человек, при трёх поколениях оно становится около 20-30, а при четырёх поколениях — 50-70 человек, что уже превосходит границу первого ранга знакомых.
     Если возьмёмся выразить это в годах вполне реально представить себе одну среднюю продолжительность жизни в один век (на каждом челе-лбу по одному веку, как говорит русское слово "человек", согласно простонародной этимологии), но при продолжительности одного поколения в 35-40 лет и в среднем по двое детей в семье (или по одному на родителя). Если хотим жить, скажем, по 300 лет, то тогда придётся примириться с тем, что увидим своего первого ребёнка когда перевалим за сотню, ибо другого способа нету! Нельзя, однако, представить себе общество, в котором люди будут жить, скажем, по 120-140 лет, будут иметь по трое детей, и средняя продолжительность поколения будет 25 лет (что иначе вполне оправданно с физиологичной точки зрения), так как тогда формула для прямых родственников будет 3n+1, при n=5, а это даёт 729, или гораздо больше тысячи родственников вместе с двоюродными такими, и с теми брачного партнёра.
     Таков правильный подход рассмотрения вещей, а не с позиции возможностей медицины, которые, судя по темпам 20-ого века, ничего удивительного если ещё до конца 21-ого приведут к среднему возрасту около 120-150 лет, хотя бы в развитых странах. Тогда окажется, что наряду с усилиями для продолжения человеческой жизни придётся искать и подходящие способы для её прекращения, когда она, по той или иной причине, уже не ахти какое удовольствие и/или воспрепятствует общественное развитие. Когда какой-то хозяйственный прибор достаточно износится, было бы то физически, было бы морально, мы его выбрасываем и заменяем другим, но ведь ситуация аналогична и с человеческими существами, если не рассуждаем пристрастно, так что наше общество увидится вынужденным освободится от ряда социальных предрассудков (наложенных в основном христианской моралью). В случае речь идёт о так называемой эвтаназией, или безболезненной смерти. В этом отношении сегодняшнее общество вернулось далеко назад от взглядов бытовавших в Древней Греции, потому что тогда каждый имел моральное право самому решить когда покинуть эту жизнь, и ежели он находил какою-то достаточно вескую для него причину (чаще всего тяжёлую и неизлечимую болезнь), он просто составлял себе завещание или передавал его устно, собирал вокруг себя своих родственников чтобы простится с ними, выпивал чашу с цикутой или какого-то другого яда, и спокойно переселялся в "потусторонний мир". Древние римляне, со своей стороны, предпочитали резать себе вены в ванне с горячей водой (наверное из за их культа к воде?). Так или иначе, это принималось с пониманием каждым и было вполне в порядке вещей, в то время как сегодня, независимо от тысяч безболезненных способов для умерщвления, подобное поведение осуждается людьми.
     Человечество склонно принять за правильное никому ненужное существование, иногда долгими годами, неизлечимо больных, преимущественно старых людей, но не берётся предложить им окончательное избавление от страданий, ни они сами находят в себе достаточно сил противопоставить себя общественным нормам. Самоубийство одно из неуничтожимых прав личности, а кроме того смысл противодействия против него в том, чтобы предотвратить подобные проявления среди молодых, которые собираются теперь жить свою жизнь, а не среди тех, которые уже определённо чувствуют себя в тяжесть остальным. Необходимость постижения правильного понимания по этому вопросу чувствуется уже сегодня, а в недалёком будущем можно ожидать разрабатывание специальных процедур для преждевременного безболезненного прекращения человеческой жизни: было бы то обязательно (при достижении "положенного" возраста); было бы с некоторым элементом случайности (как и происходит в действительности), где после данного возраста каждый подвергается каким-то периодическим "испытаниям" с вероятностным летальным исходом; было бы запретив применение мощных медицинских (омолаживающих) средств после достижения, скажем, ста лет; или каким-то другим способом. Теперешнее положение вещей, однако, нельзя назвать цивилизованным, и обществу придётся усвоить какое-то новое (т.е. старое) общественно-полезное понимание по этому вопросу.
     Важно понять, что акцент в случае ставится прежде всего на психологическую связь между людьми, а не на их физическое и здравословное состояние. Современное общество задыхается прежде всего из за достижения потолка допустимой продолжительности жизни из трёх поколений, а не настолько из за самого числа людей, так как в то время как в Японии приходятся почти по 300 человек на квадратном километре, в Болгарии их 78, а в США — к 25, но проблемы везде почти одинаковые. Средняя продолжительность активной карьеры для большинства людей примерно одно поколение, так как когда придёт новое поколение на работные места, оно уже начинает мешать старому и наоборот. Однако при продолжительности жизни в три поколения рано высылать на пенсию людей, которым остаётся жить ещё одно целое поколение, да и они сами не желают, потому что все пенсионеры диву даются чем заполнить своё время и ищут какую-то работу просто чтобы не "умереть со скуки". Конфликт между поколениями наступил в 20-ом веке не потому что 80 лет жизни так уж и много для человеческого организма, а потому что больше чем две с половиной поколений средней жизни становится многовато, а три уже потолок.

     Ну, такова ситуация: население земного шара должно быть столько, сколько насчитывает одно среднее по величине государство, а продолжительность жизни должна быть две поколения с половиной. Таково разумное решение и мы должны попытаться добиться его, потому что не поступим ли разумно природа (или Бог, если вам так больше нравится) найдёт какой-то способ для установления равновесия на Земле, как например: массовое бесплодие, при котором будут рождаться очень хорошие и интеллигентные детишки, которые когда подрастут будут упражнять секс гораздо более по научному чем их предшественники с начала нашей эры, но у них не будет нужды в противозачаточных средств, так как будут успевать зачать лишь в одном случае из сотен пар, наверное; или изменится соотношение новорождённых мальчиков к девочек с 18 к 17, как это теперь, на, допустим, 21 к 4, что означает, что мальчиков будет в пять раз больше девочек; или тогда рождаемость будет совсем в порядке, только что в каждом следующем поколении дети будут иметь ... по одному пальцу на руках больше чем их родители, и когда пальцев станет больше дюжины то это вызовет серьёзные затруднения при нажатии клавишей и таким образом затруднить всеобщее изобилие; или ещё численность наркоманов подойдёт к 70% населения и они объявят всех остальных ненормально развитыми и подлежащими обязательной наркотизации; или процент самоубийц скоро превысит 1/3 населения, при том в так называемом продуктивном возрасте; или число браков между гомосексуалистами превзойдёт половину браков; или другие варианты.
     Во всяком случае найдётся какой-то способ, который породит возможность для ограничения конкурентных индивидов до численности доступного для человека уровня контактов второго ранга, или до нескольких сотен человек, как и прямых родственников до уровня контактов первого ранга, или до порядка десяти человек. Это так, потому что никто не хотел бы иметь так много родственников, чтобы не мог узнавать их когда их встречает, ни жить в обстановке, при которой для того чтобы изъявить себя в этом мире должен будет учиться почти полвека, с тем чтобы сузить область конкуренции насколько можно, и даже после этого иметь только один шанс из десятка тысяч, не для того чтобы вытянуть главный выигрыш, а для того чтобы вообще найти себе какое-то приличное местечко под Солнцем.


           — — — — —


 


Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

Рейтинг@Mail.ru