Часть первая
Лёд

 

- Сегодня еще один.

Отец входит в дом, говорит - сегодня еще один. Нет, конечно же, сначала чертит руны, отгоняет злых духов, чтобы не пробрались в дом, не потревожили покой. Снимает сапоги, плащ, оставляет в сенях, чтобы не нести в дом суету улицы. А потом уже и говорит:

- Сегодня еще один.

Мать уже и не спрашивает, что - еще один. И Минька не спрашивает, что еще один, и так понятно.

Кивают, чертят руны, упокой, Боже, душу раба усопшего, и всё такое. Боязливо смотрят на сумерки за окном: еще не ночь, но уже не день, крадется темнота по улицам, ищет зазевавшихся прохожих, вот-вот схватит.

Мать собирает на стол, крылопатку в сметоусе, грибожарье, печенник, варево, месиво, крошево, сегодня канун праздного дня, сегодня и поесть можно.

Минька закрывает шторы, чтобы не пустить в дом ночь, большую, голодную, злую. Минька гордится тем, что закрывает шторы, это он, Минька не пускает в дом ночь. А то вот она, крадется по улицам, хищная, жесткая, жадная, вспугивает зазевавшиеся мечты, вон они беспокойно кружатся над городом, ищут место для ночлега.

- У обочины нашли. Горло перерезано, - продолжает отец.

Мать молчит, но не так, как всегда, а строго, как бывает, когда сердится на отца.

- Сам виноват, чего выдумал, с Властираном пришел сражаться, - не унимается отец, - Властиран сам кого хочешь перешибет…

Мать фыркает, полно уже про Властирана, негоже такие вещи в доме говорить, это все там, на улице, в темноте ночи, а в дом зло тащить нельзя, а то, глядишь, и дом - последний оплот добра - рухнет. Вон, у булочника рухнул дом, договорился булочник про Властирана-то.

- Не буду, не буду, - кивает отец.

Всей семьей становятся на колени у камина, молятся очагу, молятся духу огня, - отец, мать, Антоха, дубина стоеросовая, в кого такой вымахал, Минька, Любочка, солнышко, все-то ей не сидится, все-то к лошадке деревянной тянется. А не тянись, за всеми повторяй, дай нам солнца поболе да тьмы помене, хлеба поболе, да глада помене, добра поболе, да зла помене. Аминь. Аллилуйя.

Молятся очагу, а там и у стола устроились, Любочка, егоза, за печенник хватается, мать грибожарье раскладывает, крылопатку режет, Антоха, дубина стоеросовая, половину сметоуса себе подцепил, так нечестно…

- Пахаря сын, - добавляет отец, - старшой. Все по пьяни орал, что Властирана прикончит… пари вроде с кем заключил… что Властирана побьет… вот и побил…

- Да будет тебе, - вспыхивает мать.

Отец разводит руками, ну все, все, не буду. Мать раскладывает крылопатку, приправляет крошевом.

Миньке обидно, Миньке хочется послушать, как сын пахаря погиб, как его Властиран загубил, Властиран, он же так просто не загубит, он же магией загубит, у него магия такая, что нам и не снилась, вон, Лешка, кузнецов сын тогда на Властирана пошел, так Властиран его…

Мать строго смотрит на Миньку, будто мысли читает, будто чует, что Минька нехорошее думает, про Властирана. А нельзя в доме про нехорошее думать, это тебе не улица, где зло так и течет рекой, утекает в сточные канавы…

Минька наклоняется над тарелкой, грызет крылопатку, хорошие крылопатки в этом году уродились. Старается не думать про Властирана, про зло там, за окном, а как не думать, когда во-он там смотрит с улицы ночь, страшная, темная, кого-то приберет, кого-то утащит сегодня, кого-то недосчитаются поутру? - курябчика на насесте или тлитела в стойле, а то и человека. Вот так лягут вечером спать, утром встанут, а где младшенький? - а нету младшенького… унесла ночь…

На ночь закрывают двери, закрывают окна, опускают занавески, рисуют руны, чтобы не просочилось в дом зло. Закрывают ворота в городок, вешают птицу-Оберегу, от Властирана, - боятся.

Минька грезит у очага, Минька завтра к кузнецу пойдет, кузнец ему меч выкует, хороший меч, знатный. А потом Минька Кобольда возьмет, который у отца в конюшне стоит, и к Властирану поедет. Минька дорогу не знает, ну да ничего, найдет. Доберется до Властирана, по дороге еще кого-нибудь в попутчики возьмет. Только попутчика потом убьют, как пить дать убьют, Минька за него мстить будет Властирану. А потом Минька проберется в замок, где Властиран придумывает свои коварные планы. Минька еще не знает, как, но проберется. А потом они сойдутся с Властираном на узком мостике над пропастью, и Властиран крикнет что-нибудь вроде - сдавайся, тебе не победить… нет, тут что-то покрасивее надо… Минька не знает… а потом Минька ка-ак рубанет мечом, даром, что меч в руках удержать не может, и Властирана победит.

Вот так…

Смотрит в окна темная ночь, ищет свежую кровь…

 

Минька подметает крыльцо, смахивает со ступенек плохие сны, налетевшие за ночь. А что толку, сметай не сметай - завтра опять по новой насыплются, откуда только берутся. Да откуда-откуда, ночь приносит, на то и ночь, чтобы плохие сны приносить с той стороны луны, где Властиран живет.

Так-то оно, конечно, невесело крыльцо мести, сны смахивать, счас бы взять кривую палку, помчаться с гиканьем, будто за Властираном бежишь, и встанешь с ним на узком мосту нос к носу… И он крикнет что-нибудь пафосное, сдавайся, тебе не победить, а Минька его пополам мечом разрубит, даром, что Минька меч поднять не может…

Так-то оно так…

А тут нате вам, стой, смахивай с крыльца плохие сны. Да и то обидно, что дядь пришел, вон, сидит, про что-то там с Антохой болтает, Антоха только глазами хлопает, дубина стоеросовая, не проспался еще. Сейчас бы с дядем посидеть, послушать, дядь у Миньки мировой, он Миньку фехтовать учил, на шпагах сражаться, о-ох, племяш, тебе только против драной козы шпагой махать, выпад, выпад, перевод, захват, флешь, стойку, стойку держи, ты как стоишь враскоряку, батман, батман, что ты скачешь, как кузнечик пьяный, чучело ты моё…

А тут на тебе, мети крыльцо.

А городок просыпается. На улицах тает зло, накопившееся за годы войн, утекает ручейками. Торговец на углу продает счастье, пятьдесят рублей за штуку. С крыши на улицу, хлопая крыльями, слетают детские сны, ребятишки бегут за ними, ловят за крылья. На площади какой-то менеджер среднего звена клеит объявления, что ищет свою потерянную душу.

В первых проталинках растут мечты. С деревьев облетают последние печали, не облетевшие осенью.

По шоссе на полной скорости несется двадцать первый век. На соседней улице он сбил девятнадцатый век, но об этом никто не знает. А двадцатый век сам, кого хочешь, собьет.

Чье-то потерянное сердце ищет хозяина, тычется в ноги прохожим.

На горизонте поднимается новое солнце, выросшее взамен старого, подстреленного кем-то прошлой осенью.

Торговец на углу продает счастье, пятьдесят рублей за штуку.

Минька смахивает с крыльца последний дурной сон, а-ах, тяпнул за палец, тяпнул-таки, больно, черт. Минька сжимает зубы, чтобы не разреветься, пятнадцать лет все-таки, мамка начнет причитать, а-а-а, другой мальчик в твои-то годы царем был… Ну, если бы Минька царским сыном был, он бы тоже царем заделался…

Минька возвращается в дом, сбрызнуть рану настойкой из детской мечты, говорят, помогает.

- Не, вы смотрите, какой выискался! Нет, мать, ты-то хоть ему скажи, нельзя же так! Ну не по-нашему же это, а? Где это видано, сражаться он не хочет!

У Миньки екает сердце. Сражаться… Так и есть, дядь пришел Антоху, дубину стоеросовую вербовать. Должен же кто-то сражаться с Властираном… и победить…

- Вот оно, поколение, вырастили на свою голову! Да раньше на войну рвались, вон, брательнику моему пятнадцать было, он в военкомат пришел, пустите меня с Властираном воевать! Ему от ворот поворот, мал еще, нос не дорос. А он говорит, пока не возьмете, не уйду, так и просидел там всю ночь на крыльце-то… дело зимой было…

У Миньки горят уши.

- Делать не фиг было, - буркает Антоха, дубина стоеросовая. Снова смотрит в свое чудо-зеркало, выменял вчера у кого-то на крылопатку пойманную. Зеркало волшебное, по нему пальцем водишь, оно тебе всякие чудеса в решете показывает, дальние моря, молочные реки, кисельные берега.

- Сидит, в зеркало уткнулся! Да им вообще на хрен ничего не надо кроме зеркала этого! Вот мы-то в их годы, бывало, у военкомата соберемся, солнцу светлому молимся, только бы выбрали, только бы на войну с Властираном пустили. О-ох, как скучно вы живете, вот молодые, вот сами не понимаете…

- Тебе-то вообще что? - взрывается Антоха, дубина стоеросовая.

- Да что, что, вы же сами, молодые, не понимаете, нельзя же так! Это что ж будет, если все вот так вот, воевать с Властираном не пойду, воду в ступе толочь не пойду, чудеса решетом носить не пойду, луну на сыр резать не буду, если все так ничего не будут, это что ж будет-то, а?

- Я пойду! - кричит Минька.

Не слышат Миньку. Как всегда не слышат. Миньку вообще никто всерьез не принимает, тетки все эти к мамке в гости припрутся, давай сюсюкаться, ой, а ты кого больше любишь, маму или папу, ой, а ты кем будешь, ой, а у тебя девочка есть…

Тьфу…

- Я пойду! - Минька вклинивается между дядем и Антохой, Антоха, дубина стоеросовая, зеркало к себе прижимает, да не бойся, на хрен мне твое зеркало не нужно…

- Я пойду! - повторяет Минька.

- Куда это? - дядь прищуривается.

- С Властираном… воевать.

- Ты подрасти покедова, а там и…

- И речи быть не может! - вспыхивает мать, кивает дядю, - слышишь, и не вздумай даже, никуда он не пойдет!

- Пойду! - не унимается Минька.

- Да ты меня вообще в гроб загонишь, пойдет он!

В дом входит отец, уставший, бледный, намаялся с утра воду в ступе толочь. Грозно хмурится, нечего в доме свару разводить, дом он на то и дом, чтобы не ссорились в нем, в мире и согласии жили. А то вон, у сапожника в доме вечно разлады да ссоры, вот и рухнул дом, не устоял. Долго ли… Да и булочника дом рухнул, потому что…

Ладно, не про то разговор.

Мать притихает, грозит Миньке. Отец снимает в сенях сапоги, плащ, несет в дом толченую воду, много натолок, на день хватит.

- Пойду, - говорит Минька почти шепотом.

- Никуда не пойдешь, еще не хватало, - фыркает отец, - эх, Антоха, я в твои годы…

Миньке обидно. До слез. Еще сколько ждать, год, два, десять, а там, глядишь, и кто другой Властирана убьет, вот обидно-то будет. А то вон, сколько на Властирана войной идут, так и ухлопает его кто… Было уже такое, вон, у сыродела сын сколько ждал, пока вырастет да войной на Властирана пойдет. А когда вырос и войной на Властирана пошёл, Властиран уже умер. Правда, потом опять ожил, и сына сыроделова убил, утром у дороги нашли, душа из тела вынута, рядом брошена.

Властиран, он такой.

Дело к полудню близится, дядь в путь-дорогу собирается. Конечно, один, без Антохи, ну где это видано, чтобы Антоха, дубина стоеросовая, куда-то поехал, он от своего зеркальца волшебного и не отклеится.

Минька провожать вышел. До слез Миньке обидно, а куда деваться. Смотрит, как дядь Корунда своего седлает, и завидно так…

- Ну, давай, племяш…

Минька молчит, голову понурил.

- Чего ты так?

- Так…

- А то айда.

- Чего?

- Айда со мной… потихоньку… - и на Кобольда кивает оседланного, отец, видно, ехать куда-то собирался…

- А… как?

- А так…

Минька себе не верит, прыгает в седло, да легко сказать, прыгает, сам-то забраться не может. И стыдно так перед дядем, что сам в седло забраться не может, видно правда сказали, молод еще…

- Дай-ка подсоблю… - дядь подсаживает Миньку, легко, ловко, - ап! Вот так-то… поехали.

Минька не верит себе, так просто, от родителей, от отчего дома -в неизвестность… И ждёт Минька, сейчас мать с отцом выбегут, а-а-а, куда поше-о-о-ол, отец под замок посадит… Никто не выбегает, мать на заднем дворе воду в решете носит, отец по дому ходит, вчерашний день ищет, забросил куда-то, вот теперь найти не может…

 

Тянется дорога из никуда в ниоткуда на ту сторону луны, там, где дом Властиранов. Дом, говорят, у Властирана в темноте светится. А может, брешут. Устали кони, грызут поводья, чуют недоброе что-то там, впереди. А впереди много недоброго, руины городов, обломки огромных высоток, какие-то сверху осыпались, осколки торчат, какие-то снизу осыпались, парят в воздухе.

Хрустят под копытами осколки разбитых надежд. Вон крылья чьи-то лежат, брошенные, обронил кто-то.

- Так-то оно и бывает, - кивает дядь, - летал, летал на крыльях, а там крылья свои и обронил, налетался… Или еще бывает, крылья свои куда на дальнюю полку положит, думает, потом полетаю, сначала дом выстрою, да лавочку открою, да капиталец сколочу, день-деньской сидит, молотком стучит, капиталец сколачивает. А там и жена, и детишки пойдут, и капиталец побольше сколотить надо, стучит молотком… а там про крылья вспомнит, когда уже башка вся седая, если не лысая… Крылья достанет, а их уже все моль поела, хрен полетаешь… Один такой крылья на старости лет достал, порхнул с колокольни, а крылья-то все мышами поеденные, насмерть убился…

Минька мотает головой, поправляет свои крылья. Минька-то крылья свои не обронит, можете не сомневаться, вон они, за спиной, Минька проверяет, точно ли крылья держатся, прочно ли, не соскользнут ли с Миньки. Нет, не соскользнут, держатся, крепенько мать их пришила, белыми нитками.

- Так-то мы все по молодости на Властирана хаживали, - кивает дядь, - молодой, бывало, спишь и видишь, как Властирана-то одолеть… а там пойдет, дом построить надобно, жизнь прожить, поле перейти, дети, семья, и все, и про Властирана уже и не вспоминаешь…

Минька мотает головой. Уж Минька-то про Властирана не забудет, можете не сомневаться, на хрена Миньке эти семьи-дети не нужны, это дураки пусть детей растят, Минька-то умный… Минька всю жизнь за Властираном гоняться будет, а одолеет, и даже если одолеет, все равно гоняться будет.

- А он, говорят, летает, - говорит Минька.

- Говорят, что кур доят, - фыркает дядь.

- А он, говорят, моментально перемещается, - не унимается Минька.

- Говорят, что кур доят, - не унимается дядь.

Солнце ползет по небу, большое, жаркое, знойное, лениво жмурится, широко зевает во всю пасть. Тянется дорога через клетчатое поле, мимо разбитых пешек, мимо заколотых ферзей, коней, пронзенных копьями, славная была сеча когда-то давным-давно. Из зарослей вылетает птица о двух головах, дядь говорит - птица Сирин.

- А то еще хуже бывает… вот так поедет какой с Властираном сражаться… На груди рубаху рвет, из штанов выпрыгивает, ух я этого Властирана… Только чтобы Властирана одолеть, это деньги нужны, и немаленькие, а где деньги взять? Вот и идет к Властирану на службу. Год служит, два служит, десять лет служит, только и слышишь от него, ну еще годик послужу, а там уже и Властирана этого у-ух-х! И что думаешь, так вот и помрет, и Властиран его с почестями похоронит, все уже и забудут, что Властирана он одолеть хотел…

Минька мотает головой. Да ни за что, уж Минька-то отродясь к Властирану на службу не пойдет, хоть миллион ему Властиран этот посулит, хоть два. Ну… ну разве что годик послужит, ну два… а там и… нет, и годика служить не будет, и не просите даже.

Поднимаются лошади вверх по склону холма, мимо чьих-то разбитых надежд, мимо чьего-то потерянного времени, во-он его сколько тут. Дядь время подбирает, на веревку нанизывает, потом над костром посушит, вот и время будет. А то ишь растяпухи, время-то посеяли…

День к вечеру клонится, бегут за путниками тени, кусают лошадей за ноги, дядь их хлыстом отгоняет, пш-шли вон, пусть место своё знают. Опустилась над горизонтом полная луна, лакает воду из реки, отчего вода становится серебряной.

- Или вон еще было… парень один Властирана загубить пошел… долго про него ни слуху ни духу не было… потом слух по деревням прошел, вроде одолел он Властирана-то… то-то народ ликовал, и стар, и млад… я тогда малой был, не понимал ничего… потом бац - весть приходит, ничего не умер Властиран, еще лютее прежнего зверствует. А там как-то Властиран через наши края проезжал, ну мы все, ясное дело, из домов высыпали, на колени пали… Я смотрю на Властирана, да мать честная, это же юнец тот, который на Властирана войной шел…

- Это сказка такая китайская есть… про дракона…

Дядь смотрит на Миньку с ненавистью, фыркает гневно, ишь, умный какой выискался, вишь, старшой человек говорит, не перебивай.

Минька не перебивает. Минька сам Властираном не станет, уж хоть горы золота к ногам Минькиным положи. Ну, разве что чуток себе возьмет… Дом себе свой выстроить, да еще зеркало волшебное, как у брательтника, и еще…

Нет, нет.

Кони поднимаются к луне, тени все длиннее, все дальше, все бесконечнее, убегают за горизонт. Когда солнце сядет, тени надо свернуть, скатать, в сумку спрятать, до завтра, до вечера. Мать еще тени утюгом проглаживала, а в сочельник и с порошком замачивала, чтобы отмылись, чернее были. Надо бы и на ночлег устраиваться, только здесь негде, надо местечко получше поискать…

- А то вот еще было… был один, одолел-таки Властирана…

У Миньки екает сердце.

- Убил?

- Ну а то. Уж не знаю как, но угробил. Пять лет без Властирана жили, уже себе не верили, счастью своему… парнягу этого только что на руках носили, который Властирана ухлопал… а он нате вам… Властирана мертвого из могилы достал, живой водой сбрызнул, и нате вам… оживил…

- З-зачем?

- А хрен его пойми… бредил чего-то… дескать, Властиран-де благодетелем был, только что мир не спас, а мы его ни за что ни про что загубили…

- Рехнулся.

- Похоже… околдовал его Властиран…

Минька кусает губы, ну уж Минька-то околдовать себя не даст, Минька-то сам себе хозяин.

Солнце вырыло себе нору, уснуло за горой. Дядь сворачивает тени, укладывает в сумку, бережно, чтоб не помялись. Минька на лету крылопатку подстреливает, не, то не крылопатка, то сплетня какая-то, летает, только воздух мутит. Сплетню закопать надо, чтобы людей не смущала.

День к вечеру подходит, кланяется вечеру, пожимает ему руку. Пора уже и на ночлег устраиваться, скоро совсем стемнеет. Минька волнуется, а где же ночевать будут, нет же ничего вокруг, ни дома, ни домишки, ни домишечки.

А то ведь ночь придет, злая, темная, а с ней зима, а с ней война, ночь, она в одиночку-то не ходит, только стаей, вынюхивает, ищет живую кровь. Говорят, Властиран ночь посылает, чтобы ночь ему свежую кровь приносила.

Вот и день ушел в свои золотые чертоги, занавеску задернул, занавеска у дня вся в дырочках, моль проела, сквозь дырочки из темной занавески свет пробивается.

Минька волнуется, а что если не найдут места для ночлега, как-то оно тогда будет. Горе тому, кто без дома ночью остался, кого ночь на улице застала, это Минька сыздетства знает. Потом поутру находят обглоданные косточки вдоль дорог. Но молчит, дядю виднее, дядь все-таки не первый раз в путь-дороге, не то, что Минька…

- Ну так что?

Это дядь спрашивает.

- Ч-что… ну так что?

- Ночлег-то будет, нет?

- А… эт-то ты у м-меня… спрашиваешь?

- У тебя, у кого же, кто за ночлегом-то следить должен?

Смотрит на Миньку так, будто Минька должен сейчас из сумки ночлег достать и в чистом поле расставить.

- А… не знаю.

- А кто знать должон? Это твоя обязанность, ночлег делать, вынимай!

- Ч-то вынимать?

- Что, что, ночлег из сумки вынимай, так говоришь, не взял, будто!

Минька перетряхивает сумку, хлебца маленько, да краюшка луны с прошлого месяца с неба сорванная, хороший сон на ночь, и еще сказание о конце света, его в Минькином роду его все в путь-дорогу с собой берут.

А ночлега нет.

- Не… взял.

Хочет Минька спросить, как этот ночлег вообще выглядит, не спрашивает.

- Да как не взял, идиотище, мы что теперь, в чистом поле из-за тебя ночевать должны?

Минька вжимает голову в плечи, хочет сказать, что не знал не про какой ночлег, да что тут скажешь. Дядь гонит своего Корунда, пшел, пшел, туда, в темноту ночи, скорей, скорей, выискать хоть какое-то местечко для ночлега, хоть на той стороне луны…

А ночь спускается, крадется по следу путников, лижет следы раздвоенным языком с присохшей кровью, ищет добычу, а за ней и зима, и война, поводят ушами, нюхают темноту…

Долго ли, коротко ли, темнеет впереди что-то темнее самой ночи, дом стоит, большой, высокий, не дом, замок, как в книжках рисуют…

- Ну обошлось, нашли… о-ох, идиотище, чтобы я еще тебя взял, да ни в жизнь… что смотришь, входи давай…

Дядь три раза стучит в ворота, никто не откликается. Дядь с Минькой спешиваются, идут в ворота, ворота сами перед ними раскрываются, и каменные стражники по обе стороны ворот за путниками поворачиваются.

Вот диво-то.

Коней к коновязи привязали, в дом вошли, двери в доме сами раскрываются, свет сам вспыхивает. Сбоку висит половник, на шнурке подвешенный, и кнопки при нем, как на гармошке. Оберег, наверное. Видно, добрый хозяин в доме живет, раз дом его так слушается. Только не видно никого.

- Ну что смотришь? Огонь доставай, чем очаг-то разводить будем?

Это дядь кричит.

- А… не взял.

- Ка-ак не взял, а голову ты взял, идиотина? Как без очага-то, перед чем молиться счас будем? Молитву доставай, может, прокатит…

Минька не понимает. Минька опускается на колени, начинает бормотать молитву дай нам солнца поболе да тьмы помене, хлеба поболе, да глада помене, добра поболе, да зла поме...

- Да что ты её бормочешь, ты её из сумки достань, идиотина! Где она у тя в сумке-то?

- Не… нету.

Мечется по комнатам неоконченная молитва, хлопает крыльями. Это хуже нет, чем молитву не закончить, что с ней теперь, с бедной, делать…

Тут бы сорваться, наорать на дядя, да ты бы хоть объяснил сначала, что к чему, а там и в путь собирались бы. Только нельзя орать, в доме все-таки, не на улице, в дом нельзя зло тащить, на то и дом, чтобы мир там был и покой…

- Сон тоже не взял с собой, идиотина?

- Взял…

- Ой, счастье-то какое, догадался, чучелко! И что, один на двоих? Мы как с тобой один сон на двоих смотреть будем?

- Так… - Минька смущенно улыбается, как в детстве, когда заиграется, разобьет ненароком чью-нибудь надежду, мать ругает, Минька улыбается смущенно, ага, склею, склею, и из дома не выходи, пока не склеишь, чучело гороховое…

- Шутки шутить со мной вздумал? Ты мне шутки шутить не вздумай, - дядь вытряхивает сумку Минькину, потрясает легендой, - вот эту фигню он взять не забыл, а ночлег…

Минька взрывается, вырывает легенду из рук дядя, уже и не помнит Минька, что в доме гневаться нельзя, а что, а дядь первый начал, чучело гороховое… А ночь только того и ждет, чтобы люди поссорились, голодная, злая, ненасытная, ворвалась в дом, дверь с петель сорвала, на Миньку кинулась, а что на Миньку-то, это дядь первый начал, дяа-а-а-дь…

Бежит Минька в темные коридоры, и ночь за ним, ненасытная, злая, бежит, хватает, душит…

Дядь снимает половник, на шнурке привешенный, в половник говорит:

- Да, шеф, привел. Да, ночь его обработает, да не вопрос. Да всегда пожалуйста, одно дело с вами делаем, не вопрос…

 

Белый человек пьет Минькину кровь. Оно и понятно, тут-то, на той стороне луны хлеб не едят, кровь пьют, что им до хлеба нашего. Белый человек говорит заклинание, это они тоже так всегда, кровь из человека высосут, заклинание своё сатанинское прочитают, а там и кровь пьют…

- Резус-фактор… отрицательный. Третья группа. Гемоглобин тридцать…

- Как они живут-то с таким вообще?

Это другой белый человек. Много их тут.

- А вот живут… ты лучше спроси, как они в трехстах микроренгтенах живут!

- Везет людям…

- Не говори…

Минька смотрит на белых людей. Завидуют кому-то, у кого триста мокрохренгонов, у этих людей, видно, мало. А зря завидуют, мамка говорила, зависть глаза ест. Мамка говорила, дудочник завидовал кому-то, ему зависть глаза съела, слепой теперь ходит, на свирели играет за ломоть хлеба с сыром…

- А Властирана можно увидеть?

Это Минька говорит.

- Зачем он вам?

Минька думает, кому нам, вроде один здесь Минька.

- Победить его.

- Смеетесь…

Минька снова не понимает, кто ещё с Минькой смеется. Или белый человек говорит про Миньку и тень Минькину, вон она, у ног сжалась, боится, бедная…

Минька догадывается.

- Или ты… Властиран?

Белый человек посмеивается.

- Вы мне льстите… мне до этого Властирана еще… как до луны пешком…

- Так мы же на луне… на той стороне…

Люди в белом посмеиваются.

- Триста пятьдесят микрорентген…

- Я бы сгорел на хрен.

- Со временем что сегодня?

- Бесится. То вперед, то назад скачет…

- Доигрались, блин, с коллайдером… игрушечка им…

- Ничего не говори…

Хлопает дверь, заходит кто-то, от кого все вскакивают, будто самого дьявола увидали. Минька догадывается.

- Властиран…

Человек оборачивается, плотный, невысокий, нос крючком…

- Чего?

- Властиран…

Минька хватает кинжал со стола, вонзает во Властирана, глубоко, по самую рукоятку, белые люди вскидывают руки, хлоп-хлоп-хлоп, вот это про что дядь говорил, глазами похлопают, хлоп-хлоп - и нет тебя…

 

Заглядывает в окна луна, принюхивается, склёвывает с подоконника позавчерашние сны. Ходит по коридорам ночь, принюхивается, пофыркивает, лязгает тяжелым ошейником. Тут у Властирана в замке всё не как у людей. У людей нормальных ночь и близко к дому н е подойдёт, а тут нате вам, по дому ночь ходит, даже кормушка в углу для ночи стоит, кровь свежая налита, и мечта привязанная бьется, крыльями хлопает. А ночь проголодается, и мечту съест.

Так-то.

И Миньку съест. Это уже ясное дело, просто так здесь в плену держать не будут.

Входит тюремщик в белом, приносит крылопатку жареную, блин, крылопатку и ту зажарить нормально не могли, ешь, будто резину жуёшь, то ли дело дома, у матери… а правильно мать говорила, не езди, не езди, нее-ет, Минька же умный самый, Минька же слушает кого ни попадя…

- А меня на главной площади казнят? – спрашивает Минька.

- На какой площади, здесь и казнят, что ты, в самом деле…

- А Властиран речь скажет?

- Еще тебе чего? В фанфары потрубить?

- Ага… чтобы как в книжке было.

Минька не понимает, должно же быть как в книжках, Миньку должны на двор вывести, и стяги должны висеть, и трубы должны трубить, и Властиран должен выйти, и сказать чего-нибудь такое пафосноое, и палач должен топором взмахнуть… а потом должно что-нибудь случиться, что Минька Властирана победит. Только вот знать бы ещё, что должно случиться, а то что-то чем больше Минька думает, тем больше получается, что ничего не случится…

- Ладно, последняя воля – закон все-таки, будут тебе фанфары, и стяги, и чего ты там ещё просил…

- А чтобы народу было много.

- Ладно, сделаем…

- Ещё хочу, чтобы Властиран речь сказал.

- Какую еще речь?

- Ну… как в книжках чтобы.

- Например?

- А вот книжка есть… Кровь Властирана… Там Властиран красиво так говорит…

- Хорошо, посмотрим… - тюремщик или кто он там косится на Миньку, - а Властирана убить не хочешь?

- Минька вздрагивает.

- Х-хочу.

- Как в книжках, да, там героя на казнь ведут, бьют барабаны, спасенья нет, а тут герой раз-два – и одолел тирана, да?

- Только это меч-кладенец нужен, - кивает Минька.

- Кто ж тебе меч даст… Да и Властирана нашего мечом не возьмешь, тут другое надо…

- А что?

Минька настораживается. Так тоже в книжках бывает, когда героя поймают и в тюрьму посадят, а тут найдется добрая душа, подскажет, как Властирана одолеть.

- На вот, держи, - добрый человек суёт Миньке коробушку, - Властиран придет, на кнопку нажмёшь.

- И чего?

- Увидишь.

Минька догадывается.

- Чудо будет? Да?

- Ну… чудо из чудес… он же много кому кровушки-то выпил…

- Что ни день, то злой ночи кого-нибудь скормит, да?

- Не-е, это ты брось, это враки всё про него говорят…

- А пыточная тут есть?

- А тебе, парень, туда попасть не терпится?

- Да не, это я так…

 

Барабаны бьют.

Так Минька просил, чтобы барабаны били.

И трубы трубят.

Это тоже Минька просил, чтобы трубы трубили.

И стяги висят, чёрные трилистники на жёлтом фоне.

И это Минька просил. Чтобы как в книжке было. Если всё по правилам сделать, может, и Властирана одолеть получится.

И Властиран выходит, усталый, задёрганный какой-то, оглядывается, перчатки надевает, перчатки у него не как у людей, а полупрозрачные, белёсые…

- Объект готов?

- Ага, вот он… к вашим услугам.

- Сколько?

- Сорок лет.

- Чего так мало… молодой вроде.

- А что молодой, пятнадцать ему. Они больше пятидесяти лет не живут… Этот крепенький, может, побольше протянет… Так что сорок лет весь улов.

- С учётом потерь лет тридцать будет… Тьфу на вас, хоть детей, что ли, приводите…

- Кто ж их отдаст-то… Этих-то еле вылавливаем.

- Ой-й-й, не можем никакую синявку найти, которая младенца своего за бутылку продаст…

- Да нету таких, знаете… у них семьи крепкие, да и вообще… там и воруют хрен да маленько, про такое, чтобы детьми торговать, они и слыхом не слыхали…

- Ладно, ближе к делу… ну, молодой человек, нет ли у вас каких желаний… напоследок, так сказать?

- А вот…

Минька вытягивает руку, жмет на кнопку, как добрый человек учил.

Ничего не происходит.

Ёкает сердце у Миньки, да неужели обманул…

Нет. Меняется Властиран в лице, хватает ртом воздух, задыхается, бормочет что-то, размагнитил, размагнитил, с-сука, или вы ему подсказа…

Падает Властиран.

Прыгает из темноты ночь, и прямо на Миньку. Сердце в пятки уходит, у Миньки же никакого огня с собой нет, нечем ночь отогнать. Нет, ночь не на Миньку прыгает, а на Властирана, жадно пьет кровь…

Кто-то стреляет в Миньку, не из лука, а из чего-то другого, что хлоп, хлоп – и нет тебя. Минька на пол падает, как учили, когда стреляют, надо на пол падать…

 

…Минька просыпается.

И странно так, вроде вечер, вечером спать ложиться надо, а Минька только просыпается. Это потому, что Минька Властирана убил, Миньку самого чуть не убили.

Вот и проснулся Минька под вечер.

Идет Минька в покои Властирановы, где Властирана больше нет. Да и откуда ему взяться, Властирану-то, если убил его Минька, не зарубил, не застрелил, а как-то по-другому убил, по-хитрому, и не поймешь, как. Рассказать кому – не поверят, да и то сказать, кто ж поверит, что Минька в одиночку Властирана убил.

Теперь надо что-то делать, знать бы ещё, что. Почему-то все книжки на том кончаются, что герой Властирана убивает. А вот что потом бывает, не пишут. Дальше конец пишут, всему делу венец, отпечатано в типографии, сдано в набор, подписано в печать, и всё такое неинтересное. Ну разве что вскользь пару строчек добавят, мол, жили они долго и счастливо все, кроме Властирана, которого убили, и главный герой всех хлебом наделил, из закромов Властирановых взял, и всё такое.

Значит, надобно теперь всех хлебом наделить, до закромов Властирановых добраться, а там и людей хлебом наделить, чтобы не гибли голодной зимой, холодной ночью.

Идет Минька в кабинет Властирана, обычно там Властираны закрома прячут…

Идет Минька в кабинет Властирана…

Идет…

Так и остолбеневает на пороге.

А как же.

Сидит Властиран в своем кресле, как ни в чем не бывало, режет молодую луну, поливает сметоусом, слуги ему грибожарье подносят. И Миньке кивает, айда, малец, посиди со мной, и слуги Миньке кивают, садись давай, любит наш Властиран близость к народу показать…

- А… как же…

- Что как же?

Минька даже не знает, как сказать, что как же.

- А… убили же Властирана вчера…

Смотрит Минька, а в кресле сидит добрый человек, который вчера Миньке помог Властирана одолеть.

- Что говоришь такое, Властирана убили… типун те на язык…

Минька не понимает. Минька много чего не понимает, в книжках такого не было. Минька бросается на Властирана с кинжалом, кто-то хватает за руки, кто-то швыряет на пол, не двигаться, охренел, парень, или как…

 

Смотрит в окно полная луна, скачет по подоконнику, клюет вчерашние сны. И без того луна полная, худеть ей пора, так нет же, ещё клюёт, не наклюётся…

Ходит по дому ночь, обнюхивает углы. Минька сквозь сон догадывается, когда на улице день, в доме Властирановом ночь – она здесь ото дня прячется. В миске для ночи свежая кровь налита, а от мечты одни косточки остались, нету мечты.

- Чего… сильно они тебя?

Женский голос. Так непривычно слышать здесь женский голос. Влажная губка по лицу.

- Жив?

- Жив навроде…

- И то хорошо… чего ж ты на Властирана-то кинулся, идиотище, это же не так делается…

- А… к-как?

У Миньки даже нет сил говорить, губы не слушаются. Будто бы и нет уже никаких губ…

- Это же не так надо… штуку тебе одну дам…

- К-какую ш-штуку?

Ночь настораживается, прислушивается. Женщина умолкает, ждет, когда ночь свернет за угол, пойдет ловить зазевавшиеся сны, не все же луне сны жрать.

- А вот штука одна… Чш, не открывай, там время заперто!

Минька смотрит, зачем время заперли, что толку с него, с времени этого…

- Вот… Властиран к тебе подойдет, ты время и откроешь… понял?

- З-зачем?

- Увидишь… чего как маленький-то, всё-то тебя учить надо…

Минька не верит, как-то просто всё получается, подойдёшь, и откроешь. Так в книжках бывает, а в жизни так не бывает. Это как Антоха, дубина стоеросовая, идиотище, над Минькой издевался, покажет на заброшенный дом на сваях, у которого ещё две фиговины с двух сторон и скажет – а в дом заберешься, там вперед пройдешь, за палку дернешь, дом полетит. И Минька верит, как маленький, вечером прибежит, за палку дернет, а Антоха, идиотище, с пацанами в комнатах прячется, заржет как кобыла, гы-ы-гы-гы, вы смотрите, поверил. И обидно так, ведь догадывался, что обманут, дом на сваях он и есть дом на сваях, какой-то Аэрофлот его строил и в нем жил, вон до сих пор имя его на стене написано. А может, это неприличное чего, Аэрофлот, приличное на стене не намалюют.

Вот и здесь так же. Чует Минька, разыгрывают его, и знает, что обманут, а делает вид, что верит, надо же во что-то верить…

Женщина не уходит. Минька думает, как она в замке оказалась, может, родня Властиранова, а может, пленница, как Минька.

- У тебя девушка-то есть?

- Не…

- А чего так? Такой парень видный, и девушки нет.

- Да ну вас, вы как мамка, чесслово…

Женщина смеется, прижимается губами к Минькиным губам, обжигает Миньку. Минька раньше и не знал, что губы обжигать могут.

- А меня Ира зовут, а тебя как?

Минька хочет сказать, от волнения не может вспомнить своё имя, вот черт, неужели имя потерял, мамка говорила, ничего хуже и быть не может, если имя потерять… Минька шарит по карманам, за пазухой, висело же имя тут на цепочке, а вот оно, в карман закатилось…

Ира снова обжигает губами Минькины губы, жжет дотла...

Лязгает затвор.

Входит Властиран, который ещё вчера не был Властираном, смотрит на Миньку, на Иру, понимает…

- Извините… помешал.

Спускает с поводка что-то тёмное, Миньке кажется – собака, нет, не собака, ночь, кидается на Миньку, Ира визжит…

Минька открывает коробушку, слышит в памяти голос брата – не, смотрите, пацаны, поверил, приперся, а?

Что-то вырывается из коробушки, что-то происходит, Властиран кидается к Миньке, не может сдвинуться с места, сгибается пополам, что это с ним, кожа трескается, как сухой пергамент, Властиран желтеет, осыпается, как дерево по осени, рассыпается в прах.

- Видал, а? – подмигивает Ирка, - а чего, не всё же ему над временем издеваться, можно и нам немножко…

Минька оглядывается, а ещё же ночь была, ночь, ночь, ловите ночь, а нет, нет ночи, завертелось выпущенное Минькой время, превратило ночь в день…

Минька даже пугается, а вдруг ночь убил, совсем убил, отец говорил, хуже нет, если ночь убил, тогда конец света будет…

- Ночь убил? – кричит Минька, то ли Ирке, то ли самому себе.

- Что ты, кто ж её убьёт, завтра новая ночь будет…

- И то правда.

- Ну, спасибо, - Ирка снова впивается Миньке в губы, снова обжигает больно-больно, - айда со мной.

- Да не…

- А чего так? По правую руку от Властирана сидеть будешь.

- Так Властиран же…

Минька хочет сказать – нет Властирана. Не говорит, потому что вот он, Властиран, шуршит платьем, идет в кабинет Властиранов…

Минька не понимает. В книжках так не было. В книжках надо было… а да, вот…

- Надо из закромов все… людям отдать.

- Из каких закромов, взбрендил, что ли?

Минька бежит к дальней двери, за которой должны быть закрома, так во всех книжках было, за дальней дверью закрома, а там и зерна как звезд на небе, и времени видимо-невидимо, где-то же Властиран его прячет, и солнце красное, главный герой его выпустит, так с тех пор ночи не будет, и лето там же у Властирана спрятано, куда-то же зимой оно уходит, лето, и любовь у Властирана припрятана, а то ведь куда-то же уходит любовь…

Минька распахивает дверь, смотрит в пустоту, а почему ничего нет, а почему туалет за дверью, должно же быть всё-всё…

Минька кидается на Иру, куда всё дела, надо людям отдать, кто-то швыряет Миньку на пол, ты чего, парень, рехнулся…

 

Смотрит в окна полная луна, шарится по подоконникам. Сегодня смахнули с подоконников все позавчерашние сны, так теперь луне и поклевать нечего, вот и сердится луна, шипит, фыркает.

И ночь по дому бродит, лакает из плошек свежую кровь. Зазевалась луна, ночь её хоп! – и схрумкала, только сырный дух от луны пошёл…

- Ну как ты… живой вообще?

Кто-то хлопает Миньку по щекам. Минька узнаёт – дядь.

Отворачивается, сил даже нет вмазать как следует дядю этому.

- Ну чего ты так… Я вот тоже ни с чем остался, наобещали мне златые горы и реки, полные вина… а теперь эта сучка крашеная хрен мне чего даст… третий год квартиру у них выбить не могу…

Минька не отвечает, мне-то что до квартиры твоей…

- Это… знаю я средство одно, как сучку эту извести….

 

Смотрит в окна полная луна…

 

Смотрит в окна полная луна…

 

Смотрит в окна…

 

Минька читает. Перечитывает. Уже знает, что и на четвёртый, и на пятый раз будет то же самое.

Время замкнулось.

Время, оно такое, время, оно норовистое, чуть что не так с ним сделаешь, так оно и завернется в такую какую-нибудь загогулину, что и не выпрямишь. А если само на себя замкнулось, так это всё, считай, пиши пропало.

Минька не пишет пропало, Минька ножнички берет. Туповаты ножнички, заключенным острые не дают, ну да ничего, хоть такие.

Чтобы время резать.

Оглядывается Минька, чтобы не видел никто. А то знает же, нельзя время резать, нельзя, еще когда маленький Минька был, бывает, заиграется, замечтается, возьмет ножнички, давай время кромсать – чик-чик, тут же мамка по рукам нахлопает, а-а-а, нельзя время резать, а-а-а, нельзя…

Нельзя.

А надо.

Иначе и не выберешься.

Режет Минька, скорёхонько, осторожно, чтобы не совсем зарезать, а так, слегка-слегка.

Да что слегка-слегка, вот оно уже кровоточит время, течёт, вырывается, скулит, Миньку кусает…

- Ты чего делаешь, гадёныш, вообще мозгов нет?

Окрик стражника, и вот уже хватает стражник Миньку за шиворот…

Время обрывается с треском.

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ.

 

Здесь читателю рекомендуется вооружиться иголкой и ниткой и хорошенько сшить разорванную реальность, иначе время не пойдет дальше.

 

Сшили?

Большое спасибо.

 

 

Часть вторая
Вода

 

Позавчера здесь была река. Вчера вместо реки шумел лес. Сегодня вместо леса скалы, большие, неприступные, плывут, текут куда-то, чтобы завтра смениться чистым полем или большим городом.

Двое поднимаются по скале, выше, выше, главное, успеть до полуночи, добраться до луны, когда она коснется верхушки скалы. Там к луне можно корзину прицепить, лететь, как на воздушном шаре. Добраться бы до города, до людей, хоть до какого-нибудь домишки, а то огня хрен да маленько осталось, про еду уже и вспоминать нечего, у Миньки половинка мечты и краюшка луны с этого месяца, у Властирана – кучерявые облака засушенные и морской песок, водой разбавишь, и есть можно. Роль-Тон, называется. Минька вспоминает крылопатку в сметоусе, сглатывает слюну. Вот блин, дома тайком крошево в окно крошил, чтобы не есть, а тут каждую крошку вспоминает…

Добираются до вершины, ждут луну, что-то не торопится сюда луна, а вроде должна уже быть.

Разводят огонь.

Минька молитву читает, Властиран кипятит воду, заливает Роль-Тон, еще окаменевший хлеб туда бросает для вкуса. Минька режет месяц, плывет по привалу солоноватый лунный дух.

Едят.

- А вы чем в жизни занимаетесь… мой юный друг?

- А… Властирана убить хотел.

- А потом?

- М-м-м…

Минька и не знает, что потом, если Властирана убьешь, какая разница, что будет потом…

- Ну,… еще Властирана убить.

- Правильно рассуждаете, мой юный друг, правильно рассуждаете… Властирана можно убивать до бесконечности… все равно снова встанет. Я сам такой был, выбрался из грязи да в князи, на физфаке мыкался… потом этот, Роттервельд меня заметил, в люди вывел… на коллайдер пристроил… там-то все и грохнуло…

- Ч-чего грохнуло?

- Да вот же, мой юный друг, легенда у вас лежит, - Властиран тычет в легенду о конце света, - а вы спрашиваете…

Минька смотрит в легенду, не понимает, вот она, легенда и стало ночью светло, как днем, и гром небесный грянул, и треть людей умерли, и треть земли обратилась в пепел, и треть воды обратилась в кровь.

- Это ж сказка…

- Ох, молодежь, не дай бог вам такую сказку увидеть, какую мы увидели… Утром на работу прихожу, Роттервельд как ошпаренный несется, даром, что хромоногий был… орет мне, бьюнкер, бьюнкер, а я сколько с ним работал, столько произношения его не понимаю. Еле дошло до меня, бункер, ну я торопиться не стал, вроде нечему там сломаться или сгореть в бункере этом, успеем исправить… а он мне кольт к виску, и снова - бьюнкер. Все, думаю, рехнулся старикашечка… Ладно, делать нечего, побежал за ним, с психами лучше не спорить… тут-то и грохнуло… меня вроде не сильно задело, Роттервельд упал, я его в бункер волоку, двери закрываю…

- Бункер, это банка такая?

- Ка-кая банка, замок наш… туда уже народу набилось, ну кто сильные мира сего тогда рядом был… я Роттервельда приволок, окликаю, а он не отвечает, мертвый уже… то ли сердце, то ли эта хрень его задела, которая взорвалась…

Минька кивает. Рисует руны на теле, шепчет, как бабка шептала, когда умирал кто-то, у-по-ко-бо-жо-ро-бо-тво-во…

- Вот с тех пор и пошло всё… джинна из бутылки выпустили, тигра из клетки…

- Тигр, это стреляют где, да?

- Ох, молодежь… ладно, спать давай, утро вечера, о-ох… мудрёнее.

Минька не спит. Вспоминает. Когда время в замке запуталось, видно, не только Минька его отматывал, ещё кто-то. Тогда-то земля и потекла. Вот только что твёрдая была, незыблемая, и нате вам, дрогнула, зашевелилась, стены ходуном пошли, замок сам на себя обрушился. Минька плохо помнит, что тогда было, всё как в тумане, Минька падает, придавленный камнями, кто-то хватает Миньку, кто-то тащит, держитесь, мой юный друг, кто-то падает, Минька кого-то подхватывает, помогает идти…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

(не забудьте сшить её белыми нитками)

 

- А сегодня праздный день?

Властиран задумывается.

- М-м-м… может, и праздный, кто его знает…

- А вчера какой был?

Властиран машет рукой, не всё ли равно. Это раньше можно было посчитать, если вчера предпраздный день был, то сегодня праздный. А сейчас дни перемешались все, после середы подневольник идет или тяпница, или еще что.

- А то если день праздный, так это крылопатку жарить надо… мать так делала…

Властиран фыркает, ишь чего выдумал, крылопатку, сейчас и крылопатки-то не сыщешь, говорят, кризис…

- А дома мать жарила…

Дома. Вот это главное сейчас, домой добраться, дойти, доплыть, долететь, зайти на крыльцо, стряхнуть с себя тревоги, закрыть дверь, чтобы не пустить в дом ночь, а то вон она, рыщет…

Властиран берет право руля, ведет маленький плот через волны. Тут, главное, не расслабиться, по течению не плыть. Кто по течению плывет, тот долго не уплывёт, сначала по течению как все в подворотню, все курят, и ты куришь, все нюхают, и ты нюхаешь. Потом дальше по течению, как ветер ляжет, не поступил в универ, и не надо, потом все как-то по торговым точкам порассосались, и ты тоже…

Так-то по течению. Все после работы идут пивка попить, и ты с ними, все о крутой тачке мечтают, и ты тоже. Вон их сколько по течению плывет, не гребут, чего там грести, авось, принесет куда-нибудь…

А течение извивается, сворачивает, туда-сюда, туда-сюда, петляет, петляет, а давай деньжат вынесем, тачку купим, а если заловят, да ну, не заловят, ты смотри, кого-нибудь вообще заловили когда-ньть? То-то же…

Плывёт кораблик по течению, сворачивает в гремящий водопад, только его и видели…

Так что главное, не по течению, а до дома доплыть. Дорогу найти, а то ведь всё поменялось, уже и дороги-то нет, течет земля, течет, поднимаются волны, топят зазевавшихся путников.

Качается на волнах луна, упала с неба, как подняться, не знает.

- Главное, до дома добраться, - говорит Минька.

- Верно. До дома, - соглашается Властиран.

Минька думает, а можно ли Властирана в дом, а то ведь Властиран, он оттуда, из ночи, так как же его можно в дом.

Нет, можно и нужно. Без Властирана Минька не выбрался бы сам, Властиран вон как плот ведет, обходит водовороты, большие, коварные, глубокие. Вот так зазеваешься, замечтаешься, затянет тебя в водоворот, не выберешься. Вон была фабрика на углу, где-то она? Нету фабрики. В водоворот утянуло. Или вон, фирма была, долгонько на плаву держалась. А нет, тоже потонула, унесло течением. Или вон, люди жили большой семьей, отец, мать, трое детей, дом купили, а где-то теперь их дом? А нету, фабрика-то потонула, где отец работал, его за собой на дно утащила, старший сын по течению поплыл, в водопад свалился. Младший на иглу сел, ну кто на иглу сядет, тот точно на дно пойдет…

А Властиран на плаву держится, молодец. И Миньке не дает утонуть, вон, Минька на что-нибудь засмотрится, на ночной клуб или казино какое, ну я только посмотреть, ну я сейчас вернусь быстренько-быстренько… А нет, Властиран за руку держит, никаких быстренько, потонешь, парень, что матери-то твоей скажу?

Плывёт плот.

Не тонет.

Плывут за плотом люди, за плот хватаются, Властиран их веслом колотит, отгоняет, вон, вон пшли, и без вас тут места мало. Ну, конечно, смотрит, если какой человек шустрый попадется, сам на плаву держится, такого и взять можно, чтобы плот толкал, как устанет, за плот ухватится, держаться будет. А другие пусть тонут, люди, семьи, фирмы, целые народы и государства…

Долго ли, коротко ли, вот уже и родные места, и деревенька, то есть, нет уже никакой деревеньки, и поле, то есть, уже утекло поле, и рощица была, а теперь нету рощицы, а на месте рощицы торговый центр.

Плот к дому приближается.

- Вот здесь… здесь…

Минька показывает туда, где дом… где должен быть дом. А как… а почему… а дом же…

- А дом же… должен быть…

Минька смотрит на Властирана, будто он сейчас достанет из кармана спрятанный дом.

- Молодой человек, вы в своём уме? Все течет, а дом ваш, по-вашему, на месте стоять должен?

- У… уплыл?

- Уплыл, конечно… стой, дай-ка я по течению посмотрю, вроде к северу должен попоыть…

Властиран толкает Миньку, сбрасывает с плота, Минька даже ухватиться не успевает, а как, а почему, а за что, а Минька же…

А по кочану.

Показал, где дом, больше не нужен.

Смыкаются волны, накатывают одна на другую, каждая хочет удержаться на плаву, каждая не может…

 

Пояснение для тех, кто будет читать эту книгу до большого взрыва. Нет, не до того, от которого пошла вселенная, а до взрыва на коллайдере.

Здесь время делает развилку. Одна ветка уходит в то измерение, где Властиран столкнул Миньку в воду. Вторая ветка идет туда, где Властиран Миньку не столкнул.

 

- Ничего, парень, найдём твой дом… - Властиран ведет плот на север, огибает пучины и чужие берега, - всё как-то находится… и дом твой найдется… я вот тоже по молодости первую любовь свою потерял, думал все, умру. Руки на себя поднять хотел… Хорошо, надоумила добрая душа в бюро находок пойти. Пошел я, рассказал, там про любовь мою первую все приметы записали, что к чему. Хоть какая-то надежда появилась. А потом уже лет через десять звонок, алло, день добрый, любовь свою теряли? Я уже и не помню, какая любовь, откуда любовь, а они говорят – приходите, забирайте. И протягивают мне… маленькая такая, неказистая, обшарпанная, в руках держать и то противно. Смотрю на неё, думаю, да неужели я из-за такой фигни руки на себя поднять хотел? Меня и спрашивают, забирать будете? А куда её мне, в одной руке сотовый, в другой портфель, в третьей фирма своя, в четвертой кредит на бээмвуху, в пятой ипотека, куда мне еще любовь…

Минька кивает. Минька тоже не знает, куда еще любовь, не до любви, тут бы дом найти… а нет, без любви дом не найдешь, без любви дом не стоит, в очаге любовь разжечь надо.

- А то ещё хуже было… вот так же звонят из бюро находок, говорят – приезжайте, смысл жизни забирайте. Я спросонья ничего понять не могу, какой на хрен смысл жизни? Который вы потеряли, такой и забирайте. Ну я думаю, мимо проходить нельзя, ежели что нахаляву дают. Поехал туда, там сидит хрень какая-то о десяти щупальцах, протягивает. Вот, предок ваш, Пань Хой три тысячи лет назад потерял. Я говорю, он потерял, ему и отдавайте, мне-то чего суёте… А сейчас уже и думаю, может, продешевил, может, за этот смысл жизни бабло срубить можно было…

Властиран ведет плот через волны, Минька отталкивает шестом тех, кто пытается вскарабкаться на плот. Раньше жалел, так то раньше было, тут не до жалости уже, ни до кого, ни до чего…

Что-то проклёвывается в тумане, Минька не понимает, не верит своим глазам…

- Дом!

- Вы уверены, мой друг?

- Точно говорю, дом!

Минька сам хватается за весло, ведет через волны – скорее, скорее, дом-то он на месте не стоит, дом-то он плывёт… Минька руку вытягивает, дом приманивает, цыпа-цыпа-цыпа, не узнал, что ли…

А дом вместо того, чтобы к Миньке порхнуть, от Миньки упархивает.

- А… ч-чего он так?

- Чего-чего, парень, ты как вчера родился, чесслово. Дом-то одичал, отбился от рук, вот и боится…

Минька смотрит на заколоченные ставни, на погасший огонь в очаге…

- А…

Хочет спросить, а мать где, а отец, а Антоха, дубина стоеросовая, а Любочка, солнышко ясное, а…

- Что ж ты хочешь… всё течет, все меняется, Антоха где-нибудь на той стороне земли, вчера магнатом был, сегодня разорился на хрен, милостыню просит… Любочка в модельный бизнес подалась, по подиумам ходила, потом в эскорте, потом…

- Прекрати!

Минька взрывается, Властиран удивленно смотрит на Миньку, а я-то тут при чём, я, что ли, Любочку туда силком тащил, Любочка сама свой путь выбрала по течению….

Минька еле выжимает из себя.

- А… отец? Мать?

Властиран заботливо протягивает визитную карточку.

- Вот… служба есть. За могилами ухаживают, если самому ездить некогда.

Мир обрывается.

Не думать.

Не вспоминать.

Тут бы обрыв реальности с горя сделать, да как назло не рвется, держится, проклятая.

Минька снова идет к дому, протягивает руки, тц-тц-тц-на-на-на… Тут бы дом на кусочек крылопатки приманить или на грибожарье со сметоусом, ну да может прокатит, может, не заметит дом, что у Миньки в руках нет ничего…

А дом хоп – и Миньку за руку кусает, больно так, до крови. Дом-то одичал совсем, отвык от человека, рычит, клыки показывает, глазами сверкает.

- Дай-ка я… - Властиран ступает на крыльцо, в ладони у Властирана горсть монет зажата, - ну-ка… тц-т-ц-тц…

И на крыльцо наступает. Минька смотрит, да где это видано, чтобы темный Властиран на крыльуо родного дома наступил, Минька сталкивает Властирана в волны…

 

Здесь время делает развилку. В одном измерении Минька убивает Властирана, в другом – не сталкивает с крыльца.

 

Дом принюхивается к горсти монет, не привык дом, чтобы монетами его приманивали. На всякий случай кусает Властирана – но не сильно, так, для порядка. Нехотя-нехотя открывает дверь.

- Ну… давай, хозяин, первый входи…

- Не, - Минька мотает головой, - сначала гостя пускают. Входи, гость дорогой.

- Точно, я уже и запамятовал…

Властиран входит, стряхивает на крыльце тревоги дальнего пути, снимает в прихожей плащ, ботинки дорожные, все, как заведено. И странно так, вроде бы Властиран, тёмный, а в дом вошёл. И огонь в очаге разводит. Не настоящий огонь, конечно, поддельный, на фабрике штампованный, но всё-таки. Окна заколоченные расколачивает, выметает из дома налетевшие в зал сплетни, распри, чьи-то давние обиды и фальшивые сенсации.

- Ничего… дом подправим, здесь и офисы открыть можно будет… или кафе какое, ещё всё под старину сделаем, будут приходить любители старины, кто по прошлому соскучился, когда дома прочно на земле стояли… - Властиран оглядывает комнату, - фонари старинные повесим, флюгер на крышу, чтобы дурные сны отгонять… И назовем как-нибудь пооригинальнее… а что пооригинальнее, Дом – хорошее название. Истосковались люди по дому по квартирам-то… или лучше – домой? Люди будут говорить друг другу – пойдемте домой…

- Только попробуйте…

- Простите?

- Только попробуйте… дом он и есть дом, нечего в нем рестораны разводить…

- Тоже верно, молодой человек… Ничего, мы дом потихоньку приучим… пообвыкнет. Надо же на нем денежки зарабатывать, куда денешься, без денежек на плаву не удержишься…

Минька представляет себе дома, которые не удержались на плаву. Как они сейчас стоят на дне океана, в полной темноте, а может, и нет там никакого дна, и погружаются дома в бездну до бесконечности…

Минька щёлкает пультом, включает экран, купленный кем-то когда-то в кредит под какие-то проценты, сейчас уже и не разберешься, кем и когда.

- …ещё один город рассыпался на отдельные дома, подхваченные течением, наблюдается тенденция…

Властиран оборачивается.

- Ты… ты чего?

- А что?

- За дом свой боишься, а сам, значит, экран включаешь? Хоть знаешь, сколько грязи с этого экрана в дом занесешь?

- Да уберу я… - Минька смущённо смахивает с ковра налетевшие сенсации и сплетни, подумаешь, делов-то, подмести…

На экране появляется ночь, а с ней война, и зло, у Миньки екает сердце. Надо же, и война, и зло, как настоящие, только не настоящие, на них смотреть можно, а они тебе ничего не сделают…

Зло прыгает с экрана на пол, ковёр вспыхивает пламенем, огонь взбирается по занавескам. Минька кидается пожар тушить, а тут уже и война прыгает с экрана, палит, стреляет, и ночь за ней следом, и зима вьюжит…

- Говорил я тебе, не включай! Гос-ди, что за молодёжь пошла, хоть кол на голове теши!

Это Властиран кричит, не видно Властирана из-за дыма. Дом слышит взрывы и выстрелы, пугается, вздрагивает, стряхивает с себя экран, и Миньку, и Властирана, плывёт куда-то против течения, дома-то, они быстро плавают, не угонишься…

Минька хватается за волны, пытается удержаться, волны не держат, раскачиваются, тащат на дно. Кто-то хватает Миньку, тащит из воды, держись, держись, парень, Минька сжимает руку Властирана. Краем глаза видит соседнюю реальность, где Минька топит Властирана в волнах, краем другого глаза видит другую реальность, где Властиран топит Миньку…

А впереди…

Минька глазам своим не верит…

Нет, так есть.

Берег.

Там, вдалеке.

Зыбкий, конечно, неверный, еще сам плохо понимающий, кто он и что он, но все-таки - берег.

Минька толкает Властирана в бок. Властиран оглядывается, помаргивает подслеповатыми глазами, нет, не видит он берег, где ему…

- Чего там?

- Берег!

- Чего?

Не слышно Миньку за ревом воды.

- Да берег же! Берег!

- Да быть того не может, - Властиран посмеивается, будто не верит, но видно, рад, в уголках глаз складочки сложились.

Минька с Властираном прыгают с кочки на кочку, с холмика на холмик, скорей, скорей, пока не утекло все, не захлестнуло, не уволокло. Вон уже и люди на берегу столпились, вон уже кто-то руку Миньке подает… Вон уже кто-то во Властирана целится, сразу несколько лучников…

Целятся…

Эй, а чего это они, а зачем это они, Минька не понимает, да вы что, да вы куда, это же Властиран, мы же с ним еле выбрались, он же меня от смерти спас, он же меня вытащил, когда я чуть не потонул на хрен, он же… да вы что…

 

…стрелы вонзаются в тело Властирана, пронзают насквозь…

 

- Вы чего, а?

Голос Миньки, как всегда не слышит никто…

 

Властиран падает в зыбкую землю, еще барахтается, еще пытается выбраться, исчезает, поглощенный хао…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

…лнце выбирается из гнезда на верхушках сосен, сладко потягивается, ползет по небу, распушив хвост. Город просыпается, течет куда-то, растекается на отдельные улочки. Ну ещё бы, как Властирана свергли, так всё и потекло, а как убили Властирана, так тут вообще всё крахом пошло, течет мир, катится куда-то, никто не знает, куда…

Минька переводит дух. Оглядывает хранилище, древнее, как мир, странно даже, что утекло хранилище, не растаяло. Идет вдоль стеллажей, перебирает корешки книг, мать по молодости Миньку читать учила, А и Бэ сидели на трубе, Аз Бога Ведаю, Глаголю Добро…

Минька снимает с полки фолиант, раскрывает на случайной странице, вспоминает буквы, Пы и О будет по, Эс и Эл, и Е, будет сле…

По-сле ка-тас-тро-фы цивилизация была отброшена на уровень дровяных печей и повозок с лошадьми, выжившие образовали мелкие княжества, враждовавшие друг с другом, мир погрузился в пучину анархии…

Минька кусает губы, вот, блин, понаписали мудреных слов, а Минька-то как все эти слова теперь разбирать должен…

Иванченко Борис Павлович, 1997 г.р., с 2014 г. – главный инженер на БАК, один из немногих, переживших Большую Перемену в убежище. После Большой Перемены благодаря оставшимся в распоряжении БАКа технологиям смог подчинить себе большинство населенных пунктов, установил жесточайшую тиранию, чем спас цивилизацию от анархии и дальнейшего упадка. Благодаря Иванченко от голодной смерти были спасены миллионы…

…а дальше мыши потравили, дальше читать нечего. Остался только портрет в уголке, Минька смотрит, не верит глазам.

Властиран.

Вот так.

Внезапно.

Минька начинает понимать, слишком поздно. Пол под ногами течет, легко, плавно, так всегда бывает, когда Минька начинает что-то понимать. Стеллажи покачиваются, больше, больше, сильнее, рушатся друг на друга…

Минька бежит, спотыкается сам о себя, а-а-а, не нада-а-а, тень Минькина вперед него бежит к выходу, как бы её большие тени от стеллажей не задавили. Минька выбирается из хранилища, течет город, уплывает куда-то в никуда, хлопают выстрелы…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

- Сны, сны, кошмарные сны, на любой вкус!

- Предсказания! Узнайте, кем вы были в прошлой жизни!

- Мечты на любой вкус!

- Выберите себе судьбу! Недорого!

Минька идет по базару мимо кричащих торговцев, мимо зазывал, старается не видеть, не слышать, получается, правда, не очень. Вот, блин, раньше кошмарные сны не знали, как с крыльца вымести, а теперь нате вам, на рынке продают по пять руаней за штуку, бери не хочу.

Только Миньке не сны нужны, Минька за чем другим на базар пришел, ходит меж рядов, смотрит…

- Ночные кошмары, первый сорт!

- Разбитые надежды!

- Темные помыслы! Самые темные в мире, такого вы еще не пробовали!

Нет, Миньке не помыслы нужны, другое что. Останавливается напротив аптекаря, предлагающего эликсир вечной жизни и вечной молодости.

- Живая вода есть? - спрашивает Минька шепотом.

Спрашивает шепотом, а продавец все равно бледнеет, как мел, шуточка ли дело, сказал…

- Э-э…

Минька кусает губы, вот, блин, это только орут, что на базаре все купить можно, а как до нужного дойдет, так и нету…

- Двести руаней.

- Сколько?

- Двести.

Минька вздрагивает, вот нехило… делать нечего, отсчитывает руани. А хорошо все-таки зажили, раньше чтобы живую воду достать, это в органах служить надо было, и стопицот инстанций пройти, да еще хрен дадут, а тут так просто, бери, не хочу.

Минька хочет. Берет заветный пузырек. Течет дальше, подхваченный потоком людей, и не поймешь, то ли толпа течет, то ли город, то ли и то, и другое вместе. Сейчас бы выбраться, вспомнить бы еще, где это поле, в котором Властиран утонул. А кто сейчас вспомнит, столько обелисков понаставили, и там, и сям, и вообще за бугром, где отродясь никакого Властирана не было. Вроде бы правее надо взять, и в переулок, а там дальше площадь, где раньше были скалы, там за площадью чистое поле, там…

Минька идет в чистое поле, вроде бы здесь. Начинает рыть землю, руками, руками, земля зыбкая, роется легко.

Минька вырывает то, что осталось от Властирана. Переводит дух. Оглядывается, не видит ли кто, да нет, дело-то к ночи близится, все разошлись, зажигать очаги в домах, молиться очагу… то есть, тьфу ты, давно уже никто очагам не молится и по домам не расходится, никто ночи не боится, теперь что хочешь, делай…

Минька молится очагу и солнцу красному - сам не знает, зачем. Смотрит на истлевшие останки Властирана, старается не дышать, не вдыхать удушливые испарения смерти…

Сбрызгивает живой водой.

Ждет.

Ничего не происходит. Минька задним числом читает инструкцию, может, там и не сбрызнуть надо было живой водой, а я не знаю, что сделать, в рот ему лить, или самому выпить, или…

Нет, все правильно. Сбрызнуть в области сердца. Действие через три минуты…

Минька смотрит на часы, неудобно сейчас стало, часы в телефоне, то ли дело раньше наручные…

Пять… десять… пятнадцать…

Минька начинает понимать, горько смеется. Нда-а, купить-то все в наши времена можно, на базаре хоть черта купишь, никто с тебя лицензии не спросит и удостоверение околичности. А вот что тебе настоящую живую воду продадут, а не что-нибудь, это никто не обещает.

Так-то.

Минька в сердцах бросает пузырёк о землю, его тут же подхватывают, уносят какие-то текущие события. Нужно возвращаться, вот так, ни с чем, и не хочется, Минька думает, как отец говорил, думай, Минька, думай, на то тебе и думалка, чтобы думать…

Минька шарится по карманам, ищет потерянное время, которое насобирал, пока сюда шел. Мало времени, ну да ничего, сойдет. Мотает время назад, как учили, как мать делала, время тянет и на веретено наматывает, тянет и наматывает, только бы не порвать. У Миньки всегда время рвалось, когда на веретено мотал, то-то реву было, а-а-а, веретено плохое, а мать посмеивается, это не веретено, это временщику подучиться бы…

Время течет назад, месяц, год, два… Останки Властирана обрастают плотью, светлеют, гниющее мясо покрывается кожей…

Течет время назад…

Минька отворачивается, не любит Минька на мертвых смотреть, крылопатку мертвую ощипать или дизайнца ушастого ободрать и то неприятно.

Ниточка времени ложится на веретено…

Властиран открывает глаза, Минька вздрагивает, давно он уже забыл этот взгляд, пристальный, холодный, насмешливый…

- Что скажете… мой юный друг?

Тянется к кольту, Минька теперь знает, это называется кольт, Минька уже и забыл, что у Властирана кольт есть, Минька много что забыл…

Бежит. По зыбкой земле, спотыкается, проваливается, падает, не то бежит, не то плывет, земля зыбкая, неровная, скользкая. Хлоп, хлоп - в спину, нет, промазал, промазал, отчего будто крылья за спиной вырастают, когда по тебе промажут, откуда силы берутся…

Течет город, течет время, все течет, проносятся вереницей события, даты, имена, среди них можно и затеряться, не найдут…

Минька теряется среди последних новостей, прячется, переводит дух. Срывает со страниц запятые, ест, один хрен запятых никто не хватится, по молодости Минька с пацанами так делал…

 

- Сегодня еще один, - говорит Минька.

Входит в дом. Насилу этот дом нашел, дом-то на месте не стоит, туда-сюда носится, сегодня вот вечером дома все собрались, сложились в высотку, дом Минькин на последнем этаже оказался.

Жена не спрашивает, кто еще один. Жена… сегодня еще зовут Ирина. Ну да. Ирина. Вчера была Блёндочка, ушла со скандалом и битьем посуды, я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу. Сегодня встретил Ирину, девчонку с деловой хваткой, вроде знает, как удержаться в вечно плывущем мире на плаву.

-Там, в переулке нашли. Голова прострелена.

Иринка пожимает плечами, одним больше, одним меньше. Минька входит в дом, снимает сапоги и плащ, закрывает дверь, рисует руны на двери. Задергивает занавеску, чтобы не пустить ночь. Ночь все равно просачивается в дом через радио, через потоки музыки, через экран телевизора - коварная, манящая, лживая…

Минька ищет очаг, нет очага, вместо очага Иринка принесла мокроволнушку, в мокроволнушке греются нагетсы-каперсы-сникерсы-фьючерсы…

- Сильно много знал про Властирана… вот и грохнули, - говорит Миньька.

Иришка фыркает.

- Смени пластинку.

Минька умолкает, становится на колени, вынимает молитву, молится у очага, который теперь в мокроволнушке живет. Дай нам солнца поболе да тьмы помене, хлеба поболе, да глада помене, добра поболе, да зла помене. Аминь. Аллилуйя. Иринка только что пальцем у виска не крутит, ты еще жертву человеческую принеси…

Идет по городу ночь, выпущенная Властираном, а с ней война, с ней зима, крадутся, чуют человеческую кровь, ищут жертвы. Где-то хлопают выстрелы, кто-то зовет на помощь. Иринка режет на тарелке фьючерсы, приправляет жареными фактами, сетует, как все подорожало…

Минька тайком, пока не видит Ирина, вешает на окно Птицу-Оберегу, отгонять плохие сны. И на экран телевизора тоже.

 

Часть третья

Пар

 

Сегодня Минькин дом остановится на берегу реки. Это только сегодня, завтра или дом отправится в дальний путь, или река, или сам Минька по течению - в никуда.

Минька стряхивает с крыльца налетевшие за ночь плохие сны. Сны еще живые, еще не убитые рассветом, верещат, кусаются, клюются, Минька прибивает их метлой, чтоб не лезли. И знает, что нельзя на сны смотреть, еще мать в детстве хлопала, не смотри, не смотри, - а нет-нет да и поглядывает, интересно же, что за мракобесие ночью в окна билось, пыталось присниться. Жуть какая-то, как хватает кто-то в темном подвале, тащит куда-то назад, назад. Вот еще сон страшный, сидит человек на скамейке, подходишь к нему, он оборачивается, а у него вместо лица черт знает что, черное, жуткое… Или вот…

А это что…

Это не сон, у сна перья не такие. Это прошлое чье-то откуда-то выпало. Минька хочет сбросить с крыльца, передумывает, отряхивает от звездной пыли, несет в комнаты.

Прошлое. Так и есть. Документ какой-то, откуда-то из ниоткуда, из прошлого, такого далекого, что про него никто ничего и не помнит.

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

Минька читает. Перечитывает. Так, от не фиг делать. А то Минька раньше в городе работал, а город сегодня уплыл, вот Минька без работы и остался.

Что еще делать… только прошлое чье-то читать…

Минька листает прошлое, дом поднимается, идет-бредет куда-то в сторону холмов.

 

Докладная записка

 

Властирану мира

 

Докладываю вам, что операция по изменению прошлого успешно завершена.

 

Инструкция по изменению прошлого.

 

Чтобы изменить прошлое, выберите отрезок, который вы намереваетесь изменить. Прихватите его с запасом в 200-300 лет для древних времен, для давних времен - 20-30 лет, для недавних - 2-3 года.

 

Временными ножницами разрежьте время. Время нужно пока разрезать в одном месте - в начале.

 

Не вздумайте перекусывать его зубами. Не забудьте про резиновые перчатки - время может ударить вас током.

 

Обрезанное время моментально скручивается, поэтому придерживайте его рукой.

 

Разумеется, вы заранее должны подготовить время, на которое хотите поменять существующий отрезок.

 

Проверьте новое время: подходит ли оно на место старого по длине, ширине и, разумеется, по показателю континуума. Показатель континуума на континометре не должен превышать 0,05 Чщ.

 

Приставьте к обрезу новое время. Подождите, пока оно прирастет, это займет около минуты. Не вздумайте приклеивать время на клей или скреплять его степлером (да-да, попадались и такие оригиналы).

 

Теперь разрежьте время в конце выбранного отрезка, точно так же приставьте новое время.

 

Приложение. Известные случаи подмены прошлого.

 

… Уинчтожение Александрийской библиотеки, переписывание прошлого.

 

Царствование Петра Первого, изменение российской истории в угоду немецким летописцам.

 

Германия, 30-е годы ХХ века. Переписывание мировой истории, подчеркивание особой значимости арийской расы

 

Россия, 90е годы ХХ века. Переписывание прошлого…

 

Дальше оборвано. Минька листает прошлое, вырванное откуда-то кем-то когда-то, вот, блин, вырежут прошлое, даже не уничтожат, не добьют, так и оставят подраненное прошлое истекать временем.

 

2050-е годы. Властиран меняет прошлое, снимает с себя вину за аварию на БАКе, объявляет себя спасителем человечества после аварии…

 

Дальше оборвано. Совсем. Минька разглаживает кусочек прошлого, хочет вставить в рамочку на стене, передумывает.

Дом плывет куда-то по воздуху мимо обломков городов, мимо осколков чьих-то надежд, мимо плохих снов и кусочков чьего-то прошлого. Земля течет, трескается, расползается, в глубоких трещинах видна пустота, насколько хватает глаз, и не верится, что есть что-то кроме этой пустоты…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

Показалось…

Нет, не показалось, так и есть, стучат в дверь, не стучат, скребутся, так скребутся животные, так скребутся воспоминания, так скребутся хорошие сны.

Минька смотрит в глазок, в глазке ничего непонятно, приоткрывает, на всякий случай держит кольт.

Кто-то входит в сени, кто-то непонятный, тонкий, как тень, сгибается пополам, падает на шкуру неубитого медведя в углу. Минька хочет шугнуть незваного гостя, тут же спохватывается, да это ж дядь, шут бы его драл, да в каком виде дядь, это что это с ним…

- Ты… Ты чего? - Минька смотрит на гостя, спохватывается - это кто это тя так?

Минька носится по дому, ищет бинты, должны же быть где-то, это кто же его так подстрелил, да это не подстрелили, это вообще не поймешь, что с ним сделали…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

Дядь понемногу приходит в себя, вытягивается на шкуре неубитого медведя, длинный, тощий, горящие глаза глубоко запали, держит в руках чашку с варевом, Минька наварил. Получилось, конечно, не как у мамки, у той варево что надо выходило, но и получше, чем у Иринки какой-нибудь, которая только каперсы-фьючерсы замороженные в маркете купит, в мокроволнушке разогреет и радуется.

Минька кое-как разводит огонь в очаге, кое-как молится, чтобы отогнать от дома дурные помыслы, страшные сны - дай нам солнца поболе да тьмы помене, хлеба поболе, да глада помене, добра поболе, да зла помене. Аминь. Аллилуйя.

- А кто тя так? - спрашивает Минька.

- А? - дядь будто только сейчас приходит в себя.

- Кто так?

- Прошлое… прошлое… - дядь шарит вокруг себя руками, - прошлое…

- Как-кое прошлое? - спрашивает Минька, тут же спохватывается, точно, гость же не с пустыми руками пришел, у него с собой сумка была, а в сумке… так и есть, кусочки прошлого, свернутые в трубочку, обрывки, осколки…

- Если их найдут… меня убьют, - гость приподнимает голову, - убьют…

- А… посмотреть можно? - спрашивает Минька.

Дядь руками разводит, бородкой трясет, нет, нет…

- Окстись, племяш, там же правда вся… за ней люди Властирановы охотятся, правду убьют и тебя вместе с ней…

Минька мотает головой, разворачивает прошлое.

- Не боишься, племяш?

- А чего бояться-то… давно уже ничего не боюсь… с тех пор еще как…

Минька разворачивает свитки прошлого, смотрит, в деревеньки входят солдаты с эмблемой Властирана, с эмблемой конфедерации, бьют жителей, поджигают дома, отчаянно голосит женщина, у которой убили маленького сына, пылает мельница…

Минька разворачивает второй кусочек прошлого, видит Властирана, еще молодого, проворачивающего какие-то аферы, купи-продай, купи-продай, благотворительный фонд «Надежда», какие-то средства на лечение больным детям, потом с этими средствами махнул куда-то за бугор…

Минька листает прошлое, осколки, обрывки, огрызки.

 

Властиран, верни наших детей, это еще что… какая-то война, Властиран стоит на трибуне, бьет себя пяткой в грудь, защитим отечество, потихоньку продает оружие врагу, строит себе замок на той стороне луны.

 

Портрет Властирана на стене дома, яркая реклама -

 

МУЧАЮТ КОШМАРЫ? ПОМОЖЕМ!

 

Заводишко, где делают обереги от кошмарных снов, там же, под полом, матерят сами кошмары, не на конвейере, а вручную, каждый сон уникальный, чтобы на людей кошмары пустить, чтобы обереги покупали…

 

Минька сжимает зубы. Нехило…

- Так вон он что… скотина паршивая…

Минька ищет свой кольт, только что вроде был, да и калаш на чердаке завалялся…

- Ты чего, племяш? Окстись, куда с калашом-то… Неужто на Властирана решил, он же сам знашь, какой, одним пальцем тебя перешибет…

- Не перешибет.

- Да с ума свихнулся, племяш, он с тобой знаешь, чего сделает…

- И знать не хочу. Таких, как я, знаешь, сколько… давай уже, вытряхивай все, что ты там надыбал… завтра перед людьми прочитаешь, пусть посмотрят на Властирана своего… вместе на него навалимся… одолеем…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

- До-лой влас-ти-ра-на!

- Вер-ни на-ших-де-тей!

- Позор правительству!

- Властирана на нары, народ на Канары!

Что такое Канары, уже и не помнит никто, вспоминают древние мантры, заклинания откуда-то из прошлого.

Площадь под ногами трещит, ползет трещинами, расползается во все стороны. Из дома на той стороне луны никто не показывается, люди пересмеиваются, аг-га, испуга-а-ались там… пацаны, а они вообще там, не, а то, может, сдулись ужо?

Люди рвутся туда, ко дворцу, Минька впереди, и дядь за ним следом, не боись, племяш, мы их ужо сделаем…

Ворота замка распахиваются. Резко. Внезапно. Люди все только так во все стороны бегут, а-а-а-а, властели-и-и-н, куда весь задор делся, куда весь накал страстей - только людей и видели. Кто в расщелины попадал, кто нет еще, дядь, и тот куда-то назад, назад подался, только шепчет, давай, племяш, покажи ужо ему…

- Ну, что скажете… мой юный друг? - Властиран идет к Миньке, сжимает в руках что-то, Минька еще не знает, что, но нехорошее что-то, у Властирана все нехорошее, Властиран по-другому не может…

- Я… это…

- С чем пожаловали?

У Миньки язык к горлу прилипает, вот, блин, куда только вся храбрость делась, или это Властиран что-то такое с Минькой делает этой вот штукой…

Так и есть.

Властиран к Миньке подбирается, ближе, ближе… точно, делает что-то этой штукой своей, что Минька уже и шагу ступить не может, Минька сам себе не принадлежит. И дядь сзади не унимается, ну что ж ты, племяш, сдрейфил…

Сдрейфишь тут…

Властиран делает шаг к Миньке, проваливается в расщелину, глубокую, бездонную, еще пытается ухватиться за края, не может, соскальзывает в бездну, мечется в бездне эхо, кувыркается, ищет выход, не находит.

Мир замирает.

Люди, и стар, и млад, смотрят на Миньку, не верят себе…

Крик над разрозненным, раздробленным миром, над островками, островочками, островочечками:

- Ур-р-аа-а!

- На-а-аа-ша-а-а взя-ла-а-а-а!

Минька отсупается, сам чуть не валится в расще…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

- Как вам удалось победить Властирана?

Минька хочет сказать, что вовсе не он его победил, продюсер делает отчаянные знаки, молчи уже… Говорил тебе, если скажут, что ты луну с неба достал, кивай и соглашался, было дело, ох, холодная была луна, чуть из рук не выскользнула…

- Ну… вы знаете… если чего-то хочешь добиться, ты этого добьешься… я был не один, меня поддерживали мои соратники… единомышленники… просто хорошие люди… Один бы я не справился… и думаю… любой человек на моем месте поступил бы точно так же… Властиран должен быть побежден…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

Минька ещё не верит себе.

Смотрит через толпу, поверх голов, говорит себе – так не бывает.

Потому что…

Потому что не может быть.

Все-таки бросается туда, через толпу, кто-то отталкивает миньку, кто-то больно бьет локтем, парень, ты куда прёшь вообще…

На Кудыкину гору, блин… воровать помидоры.

Минька бросается наперерез через дорогу, свет фар, оглушительный сигнал, Минька выворачивается из-под колес, мерс врезается в угол дома, водитель бросается за Минькой, парень, я те щас башку отвинчу. Даже некогда сообразить, жив Минька или умер, бежит по улице, все еще не верит, что просто померещилось. Бегущего водителя сбивает трамвай, Минька не оборачивается, спешит…

Только не исчезай, шепчет Минька.

Даже если ты глюк, морок, наваждение – не исчезай…

Нет. Не исчезает, все так же виднеется далеко впереди дом.

Да не какой-нибудь бизнес-центр в сто этажей, и не какая-нибудь контора, которая завтра рухнет, и не квартиры, которые риелторы лепят из воздуха. Старый дом, с покатой крышей, с башенками, смотрит блестящими окнами, приветливо приоткрывает дверь, и уже видит Минька, как в глубине дома светится огонь в очаге.

Минька бежит к дому, тротуар расступается под ногами, проваливается, Минька еле-еле хватается за обломки асфальта. С-суки, а ведь по радио объявляли сегодня, мол всё спокойно, гуляй, народ…

Ага, щас.

Сам виноват, давно привыкнуть пора, если радио говорит, что всё нормально, жди беды.

Жду беды. Кое-как забирается Минька на тротуар, спешит к дому. Асфальт уже совсем разошелся на мелкие кусочки, прыгаю с островка на островок, кто-то кричит с улицы, парень, ты уж давай сразу в бездну прыгай, и дело с концом…

Минька спешит к дому. Настоящему. Почему-то ждёт, что дом убежит, мало ли, испугается человека. Или наоборот, поспешит к человеку, понадеется, может, дадут ему чего, свежей черепицы или красочки.

Дом не двигается.

Ах да, это же дом ещё из тех далеких времен, когда дома не бегали, не прыгали, не летали. Уму непостижимо, как он вообще сохранился в наш век, когда уже само время бежит по-друго…

 

Вот не поминайте время всуе. Вот помянули время всуе, вот оно уже завертелось, и пространство с ним, вот как мы теперь на мир смотрим? А-а, Минькиными глазами смотрим, то-то же. Ну что же, сами виноваты, вот теперь и смотрите, никуда не денетесь…

 

Дом не двигается.

Ах да, это же дом ещё из тех далеких времен, когда дома не бегали, не прыгали, не летали. Уму непостижимо, как он вообще сохранился в наш век, когда уже само время бежит по-другому…

Осторожно подбираюсь к дому, почти у крыльца асфальт снова расступается передо мной, падаю в бездну. Хватаюсь за пустоту, кое-как повисаю на ступеньках крыльца. Говорят, по радио нарочно сообщают, что всё будет хорошо, чтобы люди потом проваливались. Говорят, там, внизу, что-то есть, что глотает упавших, бездна какая-то. Говорят, эта бездна что-то властям нашим доплачивает, чтобы люди валились…

Говорят…

Говорят, что кур доят.

Это я в какой-то сплетне прочитал, которую подобрал вчера на улице. Нехорошо подбирать сплетни, знаю. Все мы знаем и все подбираем, так ведь?

Кое-как вскарабкиваюсь на крыльцо, кое-как поднимаюсь в дом. Из прихожей сразу пахнет чем-то печеным, горячим, сготовленным по старым рецептам, забытым в наши дни. Принюхиваюсь, так и есть, крылопатка в сметоусе, любовь моя давняя, как в детстве, когда ждешь, не дождешься, бегаешь на кухню, мамка только передником машет, ишь, нетерпеливые, скоро только сказка сказывается…

Дом встречает меня, накрывает на стол. Все еще сомневаюсь, все еще жду, что откроется дверь, войдет хозяин, заорет на всю Ивановскую, э-это ш-ш-што т-такое, я щ-щ-щас м-милицию вызову!

Не заходит.

Не орёт.

Уже знаю, что дом постелил мне кровать и разжег огонь в очаге в спальне. Как в старину, когда дома стояли на месте, не бегали, не летали, ждали своих хозяев…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

- Каковы ваши прогнозы на будущее, господин знающий?

- Ну что я могу сказать… связи рушатся, мир меняется с каждым днем всё быстрее.

- И к чему это может привести?

- Ну как бы вам сказать… конечно трудно что-то прогнозировать в таком быстро меняющемся мире. Прогнозы можно было делать лет двести назад, когда земля была неподвижной. В крайнем случае лет сто назад, когда люди пытались удержаться на текучей земле… но уж никак не сейчас…

- И все-таки?

- Ну… я думаю, тенденция будет продолжаться. Лет через десять мы окончательно перестанем строить мосты между островками земли. Наши дети забудут, что такое твердая почва под ногами. Может быть, они даже научатся летать…

- А в дальнейшем будущем?

- Тут есть два варианта развития событий. Либо же мир окончательно распадется на отдельные частицы, которые разлетятся друг от друга бесконечно далеко. Либо же грянет какой-нибудь кризис, чего-то будет катастрофически не хватать, энергии, например… и разрозненные кусочки снова склеятся в единое целое… схлопнутся в коллапс.

- Это будет конец света?

- Это будет начало нового света. Из твердой земли снова потянутся ростки, потом начнут расти дома…

 

Просыпаюсь.

Просыпаюсь от того, что подо мной больше ничего нет. Не чувствую опоры, хватаюсь за воздух, где дом, нету дома, да может, его и не было, никакого дома, еще бы, откуда здесь взяться дому…

- Будете продлевать?

- А?

Кто-то подхватывает меня, кто-то помогает вскарабкаться на остатки фундамента.

- Продлевать, говорю, будете?

- Ч-что продлевать?

- Контракт на дом. Надо?

До меня начинает доходить. Только сейчас. Ну конечно. Всё это слишком нелепо, чтобы быть правдой. Это не дом, откуда здесь взяться дому, дома все вымерли ещё в середине двадцатого века, если не раньше…

Так и есть, сварганил кто-то иллюзию, суррогат дома, ловко сварганил, как настоящий получился….

Прыгаю с островка на островок, надо бы найти какое-нибудь пристанище в этом переменчивом мире, хоть на день, на два…

Пристанище…

Спохватываюсь.

Поворачиваюсь к торговцу, махонький, щупленький, ну вот такие сейчас и крутятся, как могут…

- Сколько?

- Двадцать тысяч всё удовольствие.

- Ну, это еще по-людски.

- …в день.

Давлюсь собственным языком.

- Нашли дурака.

- Вон их тут сколько.

- И что… соглашаются?

- Бывает.

Демонстративно отворачиваюсь, сдурел он, что ли, или за сумасшедшего меня принимает…

 

Померещилось.

Бывает такое, когда не удержишься на плаву, падаешь, померещится что-нибудь с перепугу, потом ухватишься за твёрдую землю, удержишься, оглядываешься – а нет ничего.

Хватаюсь за твёрдую землю.

Оглядываюсь.

Нет, не показалось, не померещилось, точно, стоит дом, не шелохнется, смотрит на меня блестящими окнами. Иду к дому, легко сказать, иду, спотыкаюсь, падаю, хватаюсь за воздух, за пустоту, снова вскарабкиваюсь, снова бегу…

Дом ждет меня. Не убегает, не улетает, как будто ждет. Приманиваю к себе, цыпа-цыпа-цыпа, лихорадочно припоминаю, на что можно приманить дом, да не офис какой-нибудь и не высотку многоквартирную, а хороший дом, от которого пахнет пирогами и теплом очага…

Дом не приманивается, так и стоит, на крыльцо выходит хозяин, нет, не хозяин, чёрт, где же я видел этого человечишку…

- Ну что… арендовать будете?

Взрываюсь, набрасываюсь на человека на крыльце:

- Вы дом-то не могли подвинуть, чтобы мне не бегать тут за километр?

- Э-э, мил человек, где ж вы видели, чтобы такие дома бегали… вы как вчера родились, чесслово…

Спохватываюсь:

- Так это что у вас… настоящий дом?

- А то.

- А… как же…

- Что как же?

Постукиваю ногой по паркету, твердому, натуральному, вот ведь черт…

- Вы осторожнее, не любит дом, когда его ногами пинают…

Наконец, говорю то, что нужно было сказать уже давно:

- Так вымерли же… давно они все.

- Все да не все.

- А как вы его… м-м-м…

- Приручил как? Да потихонечку, полегонечку… правда ваша, дома-то дикие стали, боятся человека, отвыкли уже от нашего брата… ну ничего, приманил помаленьку, он, правда, клевал меня сильно поначалу…

Бережно глажу стены, настоящие, каменные – дом вздрагивает под моей рукой.

Еле выжимаю из себя:

- С-сколько?

- Как говорил. Тридцатчик за день.

- Вы говорили двадцать.

- Мил друг, это когда было-то? Инфляция-то на месте не стоит, вы как хотите…

Хочу ответить – хочу, чтобы стояла на месте. Не отвечаю.

 

Сегодня мир рухнул.

Окончательно.

Бесповоротно.

То есть, он и до этого много раз рушился, что ему ещё делать. Но теперь развалились все островки, островочки, островочечки, рассыпались в прах.

Сижу на крыльце дома, смотрю, как рушится мир. Кто-то еще пытается удержаться на пустоте, кто-то протягивает мне руки, пытаюсь кого-то поймать, не успеваю, человек падает в бездну. Кто-то кричит мне, давай к нам, сюда, помоги – мотаю головой, не-ет, шалишь, я ещё тоже жить хочу, с крыльца не сойду…

- Будете продлевать?

- А?

Смотрю на продавца, на щупленького человечишку, откуда его чёрт принес, что ему нужно вообще…

А…

Ну да.

Продлевать, продлевать… лихорадочно проверяю свои счета, понимаю, что проверять нечего, вчера инфляция проходила, слопала всё за милую душу, еле успел вырвать у неё последнюю трёшку…

- А в долг можно?

- М-м-м… кредитная история у вас невесёлая какая-то…

- У кого она вообще весёлая…

- Так-то да, только у вас вообще плакать хочется. Ну что, будем вас ждать… с нетерпением.

Не понимаю. Смотрю, как он цепляет на дом ошейник, уводит за собой, ничего не понимаю, а я как же, а я куда, а я…

 

- Ну что же… мы вам перезвоним.

Уже знаю, что не перезвонят. И чёрта с два мне дадут кредит, чёрта с два, тут скорее небо упадёт на землю, да оно вчера падало, наши синоптики долбанные как всегда никого не предупредили, пропадайте, люди добрые…

Как всегда думаю, где загнездиться сегодня, на день, на час, на минуту. Прыгаю с островка на островок, расстояние между ними день ото дня всё дальше. Кто-то предприимчивый уже мостики навёл, только что там эти мостики, через день обрушатся, только их и видели.

Под ноги бросаются сплетни, слухи, какие-то нездоровые сенсации, отталкиваю их ногами, пшли, пшли вон, огрызаются, крысятся, норовят укусить…

Чёрт.

Что-то догоняет меня. Там. В темноте ночи. Что-то недоброе, потому что… потому что доброе догонять человека не станет, не иначе как увязалась за мной какая-то дрянь.

Бегу. Со всех ног. Ночь она такая, ночь человека поймает, потом вообще хрен от неё отвертишься, высосет до последней капли.

Оборачиваюсь.

Померещилось.

Нет, не померещилось, не показалось, так и есть, догоняет меня дом, мерцает огнями в темноте ночи.

Жду.

Дом спешит ко мне. Уже никаких сомнений, он искал меня, он нашел меня, он спешит ко мне…

Дом.

Мой дом.

А как вы хотели, дом старый, в старых традициях воспитанный, он тоже так не может, сегодня один хозяин, завтра другой, послезавтра третий. Вот и не выдержал, вот и кинулся к мне…

Дом открывает двери, спешу на кухню, тпру, стой, на какую кухню, сначала разуться, куртку снять, руки вымыть, дом-то тоже уважать надо.

Дом – он такой.

Дом хлопочет на кухне, режет крылопатку, поливает сметоусом, приправляет ломтиками молодой луны.

Разжигает огонь в очаге.

 

- Вон еще один падает.

- Да много их сейчас падает, вишь, чего делается-то.

- Прикольно так, падает, не кричит даже. Еще и улыбается…

- А это бывает… иллюзии такие делают, человеку кажется, что всё океюшки, а на самом деле вишь чего….

- Какие иллюзии?

Да всякие есть. Например, наглючат человеку, что у него свой дом, красивый такой, уютный, ну как в древности бывали… он и поведется… потом еще бабки отдавать будет за то, чтобы в доме жить…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

Время снова делает развилку, в одной Минька падает в бездну, в другой… в другой у Миньки больше денег не хватило дом арендовать, потому Минька в бездну не упал.

 

Мин удостоен нобелевской премии мира…

 

ШОК! Властиран жив! Шокирующие откровения из первых уст…

 

Минька даже не хватается за голову, Минька привык уже, что про Властирана черт пойми что говорят, знает, что все вранье.

 

Люди, не верьте тому, что говорят, - ВЛАСТИРАН ЖИВ! Я вчера лично говорил с ним, держится бодрячком, собирается вернуться к власти.

 

Властиран умер. Я сам лично был на похоронах.

 

Не ври, не было никаких похорон, он в расщелину улетел на хрен.

 

ШОК! Обращение Властирана к народу…

 

Откровения вдовы Властирана - Властиран и Минька одно и то же лицо!

 

Властиран: как я работал на Миньку, вся правда о закулисье мировой элиты!

 

Минька стряхивает со своего островка налетевшие за день новости. Вот, блин, раньше ночью не знали, куда от плохих снов деваться, днем тишь да гладь была, а тут нате вам, средь бела дня люди не знают, куда от новостей деваться. Новости друг друга клюют, дерутся, одна одно говорит, другая другое, только перья летят.

Островок Минькин плывёт куда-то мимо таких же островков, сидят люди, каждый на своем островке, нет чтобы друг на друга посмотреть, да нет же, сидят, каждый в свое волшебное зеркало уткнулись. Минька не знает, куда несет его остров, раньше хоть продюсер был, показывал, куда плывут, а сейчас и того нет, унесло его куда-то, может, уже куда в бездну провалился.

Минька стряхивает плохие новости, которые уже свили гнездо в почтовом ящике, любят они там гнезда вить. Разводит огонь, жарит в очаге крылопатку в сметоусе, сегодня повезло, сегодня крылопатка есть, а завтра вообще ничего может не быть, ни дома, ни ужина, от луны кусочек отрежешь и жуешь…

Всё течёт, всё меняется.

Минька сметает с крыльца кусочек прошлого, заглядывает в него, просто так, и знает, что нечего чужое прошлое смотреть, а смотрит…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

Минька снимает с полки фолиант, раскрывает на случайной странице, вспоминает буквы, Пы и О будет по, Эс и Эл, и Е, будет сле…

По-сле ка-тас-тро-фы цивилизация была отброшена на уровень дровяных печей и повозок с лошадьми, выжившие образовали мелкие княжества, враждовавшие друг с другом, мир погрузился в пучину анархии…

Минька кусает губы, вот, блин, понаписали мудреных слов, а Минька-то как все эти слова теперь разбирать должен…

Иванченко Борис Павлович, 1997 г.р., с 2014 г. – главный инженер на БАК, один из немногих, переживших Большую Перемену в убежище. После Большой Перемены благодаря оставшимся в распоряжении БАКа технологиям смог подчинить себе большинство населенных пунктов, установил жесточайшую тиранию, чем спас цивилизацию от анархии и дальнейшего упадка. Благодаря Иванченко от голодной смерти были спасены миллионы…

…а дальше мыши потравили, дальше читать нечего. Остался только портрет в уголке, Минька смотрит, не верит глазам.

Властиран.

Минька лихорадочно припоминает, где это ущелье, куда он сбросил Властирана, где оно, это окаянное ущелье, да не там, где было раньше, там-то его давно уже нет, а куда оно уплыло за пару дней, на запад, на восток, на север, на юг, в тартарары… Минька найдет, обязательно найдет, вытащит Властирана, оживит, у Миньки живая вода есть, осталась еще маленько. Минька Властирана спросит, что на самом деле, уж Властиран-то знает, чей он сын, и зачем на землю пришел, да нет уже никакой земли, островки, островочки, островочечки…

Минька оглядывает площадь, ищет проводника, профессия такая новая появилась за последние дни - проводник, человек, который помнит, куда какие островки сместились, острова, островочки, островочечки, отслеживают они как-то по навигаторам.

- До ущелья… доведете? - спрашивает Минька.

- Это до которого? До того, где Властиран пацана этого сбросил, как его, Ваньку?

Минька сжимает зубы, вот, блин, как все переинакали, уже и не разберешь ничего. Ладно, уже и говорить не хочется, что на самом деле-то было…

- До него.

- Отчего ж не довести… вон, к северу, а потом чуть южнее, а потом опять к северу, вот и дойдем…

Идут. Не идут, прыгают с островка на островок, дрожат под ногами плохие новости, слухи, сплетни, скандалы, чьи-то меч… стой, а чего тут мечты делают, вроде не положено так, чтобы мечты под ногами валялись, мечты, они же в небе летают. А нет, мертвые, вот и валяются, что им еще делать-то.

- Нет, к востоку надо взять, - говорит проводник, - ушло ущелье…

Минька кивает, ушло так ушло, к востоку, так к востоку, куда скажете. Властирана, главное, достать, а как достать… можно, конечно, время назад отмотать, чтобы Властиран над пропастью поднялся и ожил. Только времен сейчас до фига и больше, у каждого своя история, свое прошлое, черта с два отмотаешь, как надо. Или мечту какую попросить Властирана вытащить, и живой водой его сбрызнуть…

Или…

Много еще всяких или…

- Это ж как раньше-то было… - бормочет проводник, седой, сгорбленный, - это ж раньше веками горы на месте стояли, и реки, и города… Поколениями в одном доме жили, поколениями… лес какой-нибудь шумит, так он еще при твоем прадеде шумел, еще прапра…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

- …дед твой там белок стрелял… а потом пошло… я-то молодой еще был, салага, в столицу поехал… уж мать убивалась, чего ты там в столице не видел… ну мы же умные самые, нам на месте-то не сидится…. Поехал… пока то да это самое, тут-то земля и потекла… говорят, Властиран её околдовал…

- Неправда - хочет сказать Минька, не говорит, кто его знает, может, и правда.

- Я через год домой поехал своих проведать, гляжу, дома-то и нет… и городка нет, вот как был, так сплыл. У людей добрых спрашиваю, а городок-то куда девался? Люди говорят - сплыл. Я им киваю, хорош прикалываться-то уже, а кроме шуток что? Они кивают - кроме шуток, сплыл городок, все плывет…

Минька за проводником прыгает с островка на островок, спотыкается, только бы не упасть в бездну, кто туда упал, того уже все, считай, не вытащишь. Падает в бездну раскидистое дерево, на котором жили два эльфа, их когда-то выдумал маленький мальчик, потом мальчик уехал в город, а эльфы остались.

- Вот так-то… шел, шел за городом за своим, три дня и три ночи… так и не нашел… до сих пор бывает, среди ночи проснешься, кажется, будто голос матери слышишь…зовет тебя… из дома выбежишь, а нет никого…

Островки редеют, все больше, больше, уже не прыгать приходится с одного на другой, перебираться по мостам. Проводник ставит мосты из старых прописных истин, забытых легенд. К северу слышится хлопанье крыльев, дерутся две истории, одна говорит, что Минька победил Властирана, вторая говорит, что Властиран победил Миньку.

Минька взводит курок, прицеливается. Стреляет в историю, которая говорит, что Властиран победил Миньку. Черт, промазал, падает на островки подстреленная история, где Минька одолел Властирана, бьет, клюет её лживая история…

- Правильно, так их… обманчивых, - говорит проводник.

Минька сжимает зубы. Сверху пикирует еще одна история, забивает мощным клювом и ту, и эту, только перья летят, белые страницы. Минька смотрит, что за история, вздрагивает - та история пишет, что Минька и Властиран - одно и то же лицо.

Все реже, реже островки, дальше и вовсе пустота…

- Не пройдем, - проводник мотает головой.

- Две цены, - не сдается Минька. Задним числом вспоминает, что денег нет и на одну цену.

- Да хоть десять. Тебе, парень, жить надоело или как? провалишься на хрен, мало не покажется.

Минька обреченно машет рукой.

- Ладно… сам дойду.

- И не вздумай, парень, вообще рехнулся, или как?

- И вздумаю!

Проводник хочет схватить Миньку, не успевает, Минька отскакивает на соседний островок, снова взводит курок, ну только подойди, только подойди…

- Взбрендил парень… - проводник упрыгивает куда-то к западу, к западу, ну и шут с ним. Минька перебирается с островка на островок, бросает мосты, мастерит их на месте из чего ни попадя, из детских снов, из отголосков первой любви, из вечерней молитвы, только кому это нужно здесь, сейчас, никогда еще все твердое и незыблемое не было таким непрочным…

Минька перебирается с островка на островок, с островка на островок. Вон островок, где написано, что Властиран…

 

…Властиран объявил о восстановлении империи…

 

Откровения Мина: как я работал на Властирана, и что из этого вышло.

 

…Властиран берет реванш…

 

Так что же на самом деле случилось в момент катастрофы? Свидетельства очевидцев

 

…армия Властирана разгромлена…

 

ШОК! Во что превратился Властиран после облучения (шокирующее фото)

 

Откровения Мина: как я был Властираном

 

Что же на самом деле случилось в эпоху великого оледенения? Свидетельства очевидцев.

 

Рецепт крылопатки в сметоусе: это блюдо со стола сметают первым!

 

Властиран жив!

 

Властиран мертв!

 

А Властиран все-таки жив!

 

Властиран спас мир!

 

Властиран погубил мир!

 

Идите все к чертям, Властиран спас мир!

 

Минька перепрыгивает с островка на островок, не удерживается, летит в пустоту…

 

- Сегодня еще один, - говорит отец.

Не Минькин отец. Чей-то другой.

Никто не спрашивает, что один, почему один, куда один, где один, зачем один. Может, Властиран вернулся, может, Властиран и не уходил, пал кто в бою с Властираном, может, Властиран пал с кем-то в бою, может…

По времени должна быть ночь. Только сейчас нет ночи, нет дня, все перепуталось, перемешалось, светит черное солнце, обдает холодом, рыжая кошка греется в лучах ночи на раскаленной крыше…

Минька устраивается на ночлег. На островке, который, вроде бы, еще держится, не развалится за ночь, не рухнет в бездну. Здесь бы надо на пороге снять сапоги и плащ, только нет порога, что дом, что улица - все одно. Вместо очага у Миньки экран, Минька молится ему на ночь, введите пароль, обновить статус, выложить в инстаграмм...

Надо бы смести со ступенек налетевшие за день дурные сны. Сны, они уже тоже запутались, где день, где ночь, летают, когда хотят. Минька берет метлу, смотрит на сны, так уже и не отличишь, где хорошие, где дурные, все какие-то непонятные.

Из черного солнца на землю падает снег.

Что-то бьется, хлопает крыльями среди потерянных снов, Минька не сразу понимает, что такое. Подбирает, согревает в озябших руках, подносит к глазам.

Видит упавшую откуда-то с неба Мечту…

 

2014 г.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/