ВОЛШЕБСТВО

 

Волшебник, теряя последние силы, двигался по выжженной солнцем пустыне. Впереди его ждала непроглядная тьма неизвестности, а сзади оставалось, скрытое туманной дымкой, прошлое. Опираясь на посох, глотая раскаленный воздух пустыни, он двигался вперед, к своему оазису. Но впереди волшебника ожидали одни миражи. Миражи славы, неизвестности, богатства.

Но как только он подходил к ним, они таяли в воздухе. А Творец, не знающий жалости, требовал от него новых жертв и свершений. Волшебник был стар, болен, пресыщен жизнью. Ему хотелось лечь среди раскаленных, пропитанных зноем песков и умереть. Но Создатель посылал ему воду Вдохновения и открывал перед ним новые, призрачные горизонты. Но силы волшебника иссякали. Он упал на колени, обжигая их в горячем песке, протянул руки к небу и произнес:

«Я так устал, Создатель! Дай мне напиться из реки Забвения. Мне непосильна та ноша, которую ты, по доброте своей, взвалил мне на плечи. Все, что я не придумывал в последнее время, не приносит мне радости. Меня тошнит от новых героев, потому что они — точные копии предыдущих. И к чему все это марание бумаги, если люди не меняются в лучшую сторону? Они продолжают грабить, убивать, предавать, льстить, обманывать. И я тоже подвержен этим смертным грехам! Так для чего же мне твой дар? Если бы ты очистил меня своим огнем, если бы я стал безгрешным, святым, тогда я, наверное, имел бы право писать о возвышенных чувствах. Но не теперь. Мое волшебство иссякает, и я не знаю, где мне взять силы для вдохновения?»

Волшебник стоял на коленях, которые медленно поджаривались на раскаленном песке, и ждал ответа. И полыхнули в небе молнии, затянули безоблачное небо тяжелые, свинцовые тучи, и пролился над безводной пустыней дождь. И спустился к страждущему бог и сказал ему:

«Просто безгрешному говорить о возвышенном. Но никто не поверит ему. И только тебе, закостеневшему в грехе грешнику, откроются такие же грешные сердца. Легко опустить руки, не достигнув желаемого, легко умереть, оставив незавершенным дело жизни? Да, ты всего лишь песчинка, затерянная в безбрежном океане миров. Но если я обратил на тебя внимание, если дал тебе дар, которого лишены многие, должен ты проводить мою волю на Земле. Не бойся ошибаться. Бойся ничего не делать; бойся замкнуться в себе и не отдать энергию другим. И не бойся того непосильного груза, который я на тебя взвалил. Исполнив свой долг на земле, ты хорошо отдохнешь. Так хорошо, как ты даже не предполагаешь. Жизнь твоя будет проходить в вечнозеленом саду. Ты будешь пить нектар цветов, а есть сочные и сладкие плоды. И окружать тебя будут такие же счастливые, как и ты сам, подруги и друзья. Но чтобы заслужить все это, ты должен выполнить свое предназначение и пройти свой жизненный путь до конца».

Капли дождя стекали по лицу волшебника, перемешанные с его горькими слезами. Нелегко быть избранным, нелегко выполнять волю Творца. Но если впереди такая райская жизнь, может быть, не стоит опускать руки?

Он видел, как посреди раскаленной пустыни прорастала трава, зеленели деревья, паслись тучные стада.

Волшебник поднялся с колен. Он шел вперед, чтобы выполнить свое предназначение, как бы это не было трудно. Он шел вслед за грозовыми тучами. И где он проходил, пустыня отступала, превращаясь в тенистый и зеленый оазис. Путь был далек и труден. А волшебник все шел, пока его несли ноги, все дальше и дальше за горизонт, познавая неизвестное, надеясь на будущее и не забывая о прошлом.

А в самом последнем отрезке своего пути, волшебник нашел уютный, тихий уголок, где задумал написать все, что тревожило и мучало его в последние годы. Он взял перо и вывел на чистом листе бумаги «Трактат о волшебстве или записки старого мага».

 

Трактат о волшебстве или записки старого мага

Писатель и волшебник - это суть одного целого. И тот, и другой рождают в своем воображении целые миры, и пытаются выдать воображаемое за действительное. Но как порой трудно выразить свои чувства! Бывает, что они рвутся из тебя неудержимым потоком, захлестывают всё твоё существо, но выразить всё то, что накопилось в тебе, покорить и подчинить своей воле внутреннюю стихию ты не в силах. И тогда все твои негативные чувства - бешенство, ярость, отчаяние сплетаются в один злобный клубок, готовый задушить тебя. Писатель (как и волшебник) - это вообще особенное существо, одновременно прекрасное, загадочное, но в то же время, завистливое и эгоистичное. Когда волшебство получается, он чувствует себя могущественным чародеем, сотворяющим и низвергающим миры. Но как только удача и вдохновение покидают его, более жалкого человека невозможно найти на свете. И человека ли? Вот вопрос, который долгими бессонными ночами мучает неудачливого мага: «С какой неизвестной планеты занесло его на Землю?»

Избранность, как печать проклятия. Почему бы пишущему не быть, как все обычные люди? Они знают, как им жить, все умеют делать собственными руками, уверены в себе и в завтрашнем дне. А если даже не уверены, то умеют приспосабливаться к обстоятельствам жизни. Может ли волшебник забить гвоздь в стену, собрать шкаф, починить неисправную розетку? Не может! Иногда это неумение доводит до исступления, но с этим приходится жить, ничего не поделаешь.

Самокопание и самобичевание - это еще одна из отрицательных черт волшебников. Но вот парадокс, волшебство творится хорошо лишь тогда, когда волшебнику плохо. В минуты душевных потрясений рождаются великие произведения. А когда волшебник всем доволен, влюблен и счастлив, творение иллюзий отходит на второй план. Погружение в любовь, в вино, до конца, без остатка, без надежд на возвращение. А позже, когда любимая уходит, хлопнув дверью, когда последняя винная бутылка опустошена, наступает время депрессии. Полноцветный мир в глазах разочаровавшегося волшебника, приобретает размытые очертания, словно чуждого берега с преобладающими серыми тонами и черными вкраплениями. Депрессия похожа на осень, как любовь похожа на весну, а похоть - на душное, жаркое лето. И когда за окном идет дождь, маслянистые капли которого лениво стекают по стеклу, душа волшебника, сливаясь с природой, плачет и мечется в отчаянии.

Если депрессия затянулась, это может привести к гибели мага, сначала - духовной, а затем физической. Это случается тогда, когда волшебство иссякает и чародей не может вывести ни одной руны. Физическая оболочка или тело - это самое уязвимое место волшебника. Болезни буквально одолевают его. Но как быть тому волшебнику, который теряет свое волшебство? Главное лекарство - перевоплощения. Он может быть резвящимся ребенком, слабым, страдающим от болезней, стариком, красивой соблазнительной девушкой, ободранным котом и бездомной собакой. Все зависит от настроения волшебника.

Самое большое и тайное желание волшебника - признание и слава. Купаться в лучах славы даже приятнее, чем в водах моря. Но и от круиза во время своего триумфа волшебник не откажется. Горячий песок, теплое море, полуобнаженные, стройные фигуры девушек. Волшебник (за редким исключением) похотлив и любвеобилен. Порой, он даже напоминает дикое, сладострастное животное, для которого нет никаких преград и барьеров.

«Это тело, прекрасное и шелковистое, эти груди и ягодицы, эти глаза, эти губы и волосы должны принадлежать мне» - говорит он себе. А душа, сердце? Нет, только тело. Волшебник, по своей природе, эгоцентрист. Он любит, когда мир крутится вокруг него и во прахе лежит у его ног. Властолюбие и гордыня - не последние черты характера чародея. И, конечно же, увеличенное во много раз самомнение. И все же, несмотря на все их недостатки и странности, мир без волшебников был бы слишком скучен, сер, технократичен. Без поиска смысла жизни, без метания и страдания, без взлетов и падений. Что же представлял без них наш мир? Мир бездушных роботов и машин, функциональный мир, собранный из шестеренок и подшипников. Мир без волшебников, несмотря на все их отрицательные черты, потерял бы свою душу. А без души земля превратилась бы в планету, населенную биороботами. Но, может быть, без волшебников, было бы все-таки лучше? Не было бы на свете мечущихся сумасбродов, нарушающих упорядоченное движение жизни, что-то пытающихся доказать, но не в силах сделать это. Любимцы и изгои - одновременно. Постигающие, но так и не постигшие смысл жизни. И есть ли этот смысл вообще? Все живущее на земле подчиняется только двум неоспоримым фактам - рождению и смерти, началу и концу. Все остальное, что расположилось между ними, является жизнью. Но никто и ничто не может выбрать, когда родится и когда умереть. Значит, даже право выбора мы лишены. Все в руках Бога, Провидения и обстоятельств. Бог наделил волшебников силой воображения, дал им неоценимый дар, которым не все волшебники могли, как следует, воспользоваться. Одни были слишком ленивыми, чтобы преодолеть трудности, другие растрачивали его понапрасну на словесные фейерверки. Третьи, возомнившие себя великими, после нескольких неудач лишались дара. Волшебник, в опытных руках создателя, делает только то, что нужно Творцу. Бывает, орудие ломается и Создатель быстро меняет его на другое.

Цивилизация людей, весь этот мир, неумолимо движется к своему закату и к своей гибели. И только волшебники способны спасти его, открыть людям глаза на новые истины и повести за собой. Но поверят ли им? Поверят ли люди новой модели мира, созданной воображением волшебников? Или человечество уже заведомо подключено к программе самоуничтожения? Только время ответит на эти вопросы. А пока волшебники творят свое волшебство поодиночке. И тьма незаметно надвигается на землю, закрывая своей холодной тенью солнце. Но шанс, чтобы спастись, еще есть. Нужно только найти в себе самые светлые, пока еще дремлющие силы и выплеснуть их в мир. И тогда наступят новые времена». Голова старого волшебника упала на грудь, перо выпало из его ослабевшей руки. Он прошел свой путь до конца, передавая эстафету волшебства другому волшебнику.

 

 

- 2 -

Молодой человек склонился над чистым листом бумаги. Для него сейчас не существовало действительности, которая творилась за окнами его комнаты. Он и магически чистый лист бумаги. Ему не хватало смелости начертать первые руны, которые станут первыми черточками выдуманного им мира. Ответственность, которую он брал на себя, была огромной. И все же, молодой писатель не выдержал и сделал первый шаг, написав несколько букв своим мелким, едва разборчивым почерком. Буквы складывались в слова, слова - в предложения. Водя ручкой по листу бумаги, молодой человек терпеливо ткал паутину сюжета. Миллионы людей, открыв его книги, станут подвластны его волшебству. Но пока он набирается сил и копит их для завершающего удара. Образы кружатся над его головой, словно призраки, возвращающиеся из потустороннего мира. И писатель творит их, пытаясь одеть на них живую плоть. И если это получается, писатель становится творцом. Когда вдохновение касается его рук, он подобен божеству, творящему жизнь. Но с каждой буквой, с каждым словом, строкой и предложением волшебник отдает на алтарь своего творчества по капле крови. Он приносит себя в жертву, но даже не задумывается об этом. И герои его книги становятся не просто вымышленными персонажами, а живыми людьми, реально существующими в другом измерении. И он все больше и глубже погружается в выдуманный мир. А каждый герой — это живая частица его самого. Добрые и мужественные герои — это светлая сторона его души. Но существует и другая, темная и злобная, прячущаяся под покровом ночи. И она постоянно преследует волшебника и не дает ему покоя.

Безликое существо, закутанное в серый плащ, терпеливо ждет его. Сумеет ли писатель одолеть свою темную половину? Творя волшебство за задернутыми шторами, при свете свечи или настольной лампы, писатель задает себе один и тот же мучительный вопрос: «Зачем?» Ведь можно обойтись без этих изматывающих бессонных ночей, можно обойтись без повседневного самопоедания. Зачем? Ведь может так случиться, что никто не поймет и не оценит его творение. Читателей много. И каждый подстраивает ситуацию под себя. И рождаются тысячи, миллионы различных сюжетов. И его, единственный и неповторимый сюжет, теряя свою целостность, теряет и смысл. И для чего тогда творит в волшебство? Для чего тратить силы? Писатель творит свой мир, свою реальность, своё бытие. И когда он выплеснет из себя все это, у него не останется ничего. Его выдуманный мир, оставшийся запечатленным на бумаге, будет существовать отдельно от него. И он уже не сможет управлять им. Маг, склонившийся над бумагой, слышит детский плач, но не видит ребенка; слышит за спиной тяжелое дыхание, но не видит преследователя; чувствует запах духов, ноне видит женщины. Его мир останется на бумаге, аморфный и замерший, если не найдется человек, сумевший расшифровать смысл слов и предложений, способный оживить эту действительность, как маг, постигший магическую книгу, может использовать ее заклятья в реальном мире. Стоит ли становиться волшебником? Вопрос провокационный. Перспективы заманчивы, но труд тяжел и опасен. Волшебник всегда пребывает на грани своего и чужого мира, способен с помощью мыслей перемещаться из одного мира в другой. Почему волшебник так стремится проникнуть в другую реальность? А может быть, он понимает, что мир, в котором существует его физическое тело всего лишь декорация, своеобразная иллюзия? И все остальные согласны с правилами игры, принимая декорацию за действительность. И только волшебник пытается перешагнуть через эту границу и увидеть то, что умело спрятано за декорациями. А что там? Тьма, вечный холод и бесконечность. Увидев все это просто невозможно остаться нормальным и не сойти с ума.

Но там, где другой бы остановился, повернул назад, волшебник продолжает идти вперед, открывая одну за другой таинственные двери, за которыми таится непонятое и непознанное.

 

- 3 -

Он подходит к древним, выщербленным временем дверям замка, опутанного шелковистой паутиной гигантского паука. Здесь уже давно никто не живет. Но кто знает, может быть, он ошибается. Стоит только толкнуть эти древние двери, и окажешься в другом мире, где таится липкий ужас, а может быть, сокровенные страхи.

Писатель не решается войти в замок. Что-то подсказывает ему, что внутри - его судьба. Но может быть, смерть и небытие за толщей серого камня. Но выбора нет. Вернуться назад невозможно. Писатель толкает массивную дверь. Паутина, окутавшая замок, от основания до крыши, загорается. Он входит в это мрачное строение, обитель духов и неприкаянных душ. Но мрак не обступает его со всех сторон. Волшебный свет, хотя и невозможно понять, где находится источник этого света, указывает ему дорогу. Писателю слышится далекий призрачный звук трубы. Тоскливый, разрывающий сердце звук.

Так хочется вернуться назад! Но писатель заставляет себя идти вперед. Он с благоговейным страхом рассматривает старинные, покрытые мхом и слизью стены. А впереди что-то странное, непознанное. Сердце, работая с перебоями, толчками, уходит куда-то вниз, к самым ногам. Бежать, бежать отсюда, пока не поздно! Но волшебник двигается вперед, упиваясь своей избранностью. Из многих тысяч или миллионов людей только он имеет право находиться здесь и никто другой. Волосы липнут ко лбу, пот струями стекает по щекам. Какую роль играет он в судьбах Земли и Вселенной? Может быть, никакую? Он знает, что не существует строго очерченного пространства. Это только человеческий разум очертил, для своего спокойствия, границы реального мира.

Писатель входит в зал, отделанный с изяществом и вкусом. Здесь нет и намека на древность, слизь и сырость, словно тут совсем недавно сделали евроремонт. Стены отделаны белым камнем, на которых искусно высечены многочисленные барельефы. У стен скульптуры неизвестных древних богов. Они стоят, словно живые, безмолвно спрашивая его, зачем он пришел и нарушил их покой. Потолок залы причудливо расписан сценами великой космической битвы. Тут и драконы, изрыгающие огонь, и колдуны с кристаллами и посохами, и космические пришельцы со своим совершенным и непревзойденным оружием, зажатым в щупальцеобразных конечностях. И межпланетные корабли различных форм и модификаций, источающие смертоносный свет. В центре потолка - люстра, представляющая собой восьмигранный кристалл, от которого исходит приятный зеленоватый свет.

Волшебник надолго задерживается в этом зале, подмечая каждую, даже самую малейшую деталь барельефов, скульптур и величественно удивительной картины, изображающей межпланетную битву. Писатель неохотно проходит дальше и попадает в следующий зал. Он не верит своим глазам, видя скользкие стены, по которым ползут мокрицы, грубо высеченное из камня чудовище у циклопического трона и алтарь, забрызганный запекшейся человеческой кровью. На алтаре, зловеще поблескивая, лежит большой кривой нож. Писатель хочет вернуться назад, в предыдущий зал, но стена, потрескавшись, обрушилась, закрывая проход и отрезая посетителя этого древнего музея от внешнего мира. Но худший ужас еще впереди. Писатель, оказавшись в этой западне, пытался искать выход, ощупывая шероховатые стены руками. Но ни найдя не единой щели, через которую он мог бы найти дорогу к свободе, он смиряется со своим положением. А ужас, в образе одноглазого старика, выползает из-под алтаря.

Из-под капюшона черного плаща торчала его седая борода, а желтая иссохшая рука сжимала кривой нож. Старик, покачиваясь, приближался к писателю.

- Пробил твой последний час, пришелец, - произнес он, занося над несчастным свое гибельное оружие.

Писатель отступил назад. Есть только один шанс спастись - сжечь рукопись.

Он достал из-под рубахи спрятанные, исписанные мелким почерком листы рукописи и поднес к ним зажигалку. Огонь с поразительным проворством набросился на бумагу, от которой, через считанные мгновения, остался один лишь пепел. Дико закричав, старик отбросил в сторону жертвенный нож. Но спастись не сумел. Из-под черного плаща вырывался огонь и едкий дым окутал залу.

Рукопись - это последнее волшебство писателя, было пущено им в ход. Старик сгорел вместе с рукописью, в которой были строки и про этого черного жреца древних, мстительных богов. Жаль ли писателю рукопись, над которой он трудился многие месяцы? Безумно! Но сохранение жизни - это первоочередная задача пишущего волшебника. Никто не сможет за него написать новую книгу, если он станет жертвой своего творения. Рукопись жаль, но его смерть и для него, и для создателя - невосполнимая утрата. Волшебники рождаются не каждый день. А его предназначение должно быть выполнено до конца. Но где же выход из этого замка? Писатель осторожно спускается по старой лестнице все ниже и ниже. Подземелье замка казалось еще более мрачным, чем предыдущий зал. В стены вбиты огромные проржавевшие крюки, на цепях висят истлевшие от времени скелеты людей. Камера пыток. Воздух в подземелье кислый и спертый. Писатель, ориентируясь в полутьме практически на ощупь, резко остановился. Он прикрыл глаза ладонями, едва не ослепнув от вспышки белого света. Какая-то полупрозрачная фигура неизвестного существа медленно приближалась к нему. Привидение. Злобный дух замученного в застенках, требующий мщения. Существо повернулось и исчезло в стене.

Первое время писатель не может сдвинуться с места, но теперь он различает полоску обычного, дневного света. И, не теряя времени, бежит к нему. Но кто знает, может это иллюзия? Не иллюзия. В стене обыкновенный пролом, через который льется свет. Писатель выбрался из замка и лишившись сил, упал в высокую траву. Очнувшись, писатель пытался осмыслить все, что с ним приключилось в замке. Зачем он вошел в этот замок, созданный его воображением? Зачем увидел залы и подземелье? Может быть, это знак свыше? Но сожженную рукопись очень трудно будет восстановить. Или лучше написать новую?

Писатель очнулся на кухне своей, вполне прозаичной квартиры. Горячий кофе из опрокинутой чашки лился ему на спортивные брюки. Он даже не понял, как опрокинул чашку. Боли он сначала не почувствовал, но потом она дала о себе знать. Писатель быстро скинул брюки и налил на образовавшееся на ногах красные пятна подсолнечное масло. Боль немного утихла. Он закурил сигарету, бесцельно бродя по кухне. Бледная луна заглядывала к нему в окно, грустно улыбаясь. Он докурил сигарету и обжигая пальцы, бросил окурок в пепельницу, выполненную в виде дракона. Когда-нибудь творчество доведет его до больших неприятностей. Сегодня горячий кофе, а завтра… Кто знает, что может произойти завтра? Он прошел к себе в комнату и на столе, заваленным всевозможными бумагами, нашел свою рукопись. Несколько ее листов сгорели и были безвозвратно утеряны. Значит, он на самом деле поджег их? Какая-то фантасмагория, граничащая с безумием. Пока что его творчество не принесло ему ничего хорошего. Жену он потерял. Она сказала, что не хочет жить под одной крышей с шизофреником. Наследников у него не было, а раздвоение личности имело место. Тут она была права. А ему уже скоро исполнится тридцать, совсем скоро. Пора бы подумать и о семейном уюте. Он окинул внимательным взглядом свою комнату. Стол, заваленный невостребованными рукописями, кровать, с вылезающими из-под обшивки пружинами, книжный шкаф до отказа забитый книгами. А кухня представляла из себя еще более жалкое зрелище. И вода на полу стала обыденным явлением. На кухне постоянно текущий кран, подставленное под него ведро, потрескавшиеся, желтые потолки, в некоторых местах отваливающаяся штукатурка. И самое главное, что ему нет до всего этого никакого дела. В холодильнике старые щи, кусок одесской колбасы, банки из-под варенья, консервы. Если бы он мог обходиться без еды, то вероятно, не ел бы вообще. Но человек обязан есть, чтобы не умереть. Без женщины, без хозяйки он пропадет. Но где же найти такую, преданную душой и телом? Наверное, таких и нет больше, а может быть, и не было. Его жена была хорошей, доброй женщиной, но и ее терпению пришел конец. А вот рукопись жалко! Сколько же труда и сил он вложил, чтобы переложить свои мысли и чувства на чистые листы бумаги! И теперь все начинать сначала? И зачем он побывал в этом самом замке, в то самое время, когда в мире реальном горячий кофе лился ему на ноги? Это знамение. И опять реальный и воображаемый мир накладывались друг на друга. Писатель видел себя скачущим на великолепном, белом коне. В его руке — обнаженный меч, в другой - круглый щит, на голове — шлем с забралом. Куда он скачет в этом придуманном мире, какие опасности подстерегают его там? Победа его ждет или поражение?

 

- 4 -

У камина, в высоком кресле с резной спинкой, сидел старик. Он смотрел на огонь, который подобно змеям, извивался и тянулся к нему. «Сколько мощи в этой древнейшей стихии, - думал старик, - Сколько в ней мудрости и коварства». Он повернул свою седую голову и посмотрел на прикрывшегося одеялом, спящего молодого воина. Старик завидовал ему. «Его-то не мучает бессонница, как меня». Он молод и красив, и его еще ждет множество испытаний. Он - избран и призван. Неожиданно огонь в камине вспыхнул, поднявшись во весь свой исполинский рост, но повинуясь старику, снова стал неопасным и греющим старые кости. Но, в следующее мгновение, даже старость не смогла удержать рвущуюся из камина стихию. Огонь жидкой лавой вылился на пол, отплясывая причудливый танец на досках пола. И несмотря на то, что старик с помощью заклятий пытался возвратить его назад, стремительно подбирался к мирно спящему молодому человеку. Молодой человек приподнял голову и увидев вокруг себя смертельно опасную огненную пляску, что-то недовольно произнес и выхватив из ножен меч, стал рубить полыхающее вокруг него пламя. Это было бессмысленно. Никогда сталь не побеждала огонь. Вода - это другое дело. Старик завороженно следил за четкими движениями воина, опускающего и поднимающего клинок. Он сам рисковал сгореть, хотя вокруг его кресла огонь и не полыхал, оставив нетронутым круг пола. Молодой человек упорно продолжал сражаться с огнем, разя без пощады огненных змей. И огонь отступил. Он вернулся на прежнее место в камин, и теперь боязливо потрескивал на поленьях.

- Что за сила в твоем мече? - удивляясь, спросил старец у молодого воина.

Тот вложил меч в ножны, вытер вспотевший лоб.

- Он - заговоренный. Это меч моего доблестного отца. Но почему огонь повел себя так, кто потревожил его?

- Кто-то знает, что ты здесь, - ответил старик, задумчиво глядя на молодого человека, - И кто-то очень не хочет, чтобы ты сделал то дело, с которым пришел.

Молодой человек начал спешно собираться.

- Спасибо за кров, отец, - сказал он старику, - но я не хочу подвергать тебя опасности.

- Мне ли бояться опасности? - с тоской проговорил старик. - я слишком стар, чтобы чего-то бояться. А смерть я и так жду. Но она что-то не заходит. Оставайся.

- Нет, старец, мне пора уходить. Ты напомнил мне о моем долге. И спасибо тебе за приют и еду.

Он подошел к старику, обнял его и ушел в зловещую, враждебную тьму. Молодой воин ушел во тьму, а старик, проводив его долгим взглядом, набрал в кувшин воды и плеснул ей в огонь. Из камина повалил дым. Стало совсем темно. А старик, тем временем, превращался в молодую, красивую женщину. Тело его становилось упругим и сильным, морщины разглаживались, волосы темнели. Подождав, когда превращение закончится, она вошла в конюшню, вывела черного жеребца и вскочив в седло, произнесла несколько слов и подняла вверх жезл с остроконечной звездой. Ветхий дом рухнул.

- Ничего воин, ты далеко от меня не уйдешь, и пусть я не знаю, зачем ты пришел в этот мир, все равно я успею задержать тебя!

Она натянула поводья и конь, заржав под ней, недоверчиво посмотрел на свою хозяйку. Тело его постепенно вытягивалось, превращаясь в туловище рептилии. По бокам этого туловища выросли крылья, а копыта превратились в львиные лапы. Теперь под волшебницей был грифон, который взмахнув крыльями, стремительно поднялся в воздух. Белый конь молодого воина скакал быстро, но грифон, расправив могучие крылья, которыми резал воздух, быстро догнал его. Но волшебница не захотела, чтобы молодой воин заметил ее. Она повелела грифону опуститься у близлежащей скалы и спряталась за камнями. Но молодой воин, почувствовав чье-то присутствие, заставил разгоряченного скакуна остановиться, осторожно слез с него и обнажил свой чудодейственный клинок. Меч указывал ему дорогу. Присутствие врага он чувствовал лучше, чем хозяин, и звенел у него в руке. И чем ближе воин подходил к черным, в беспорядке разбросанным камням, тем светлая сталь звенела сильнее.

- Выходи, кто бы ты не был. - грозно произнес воин, - И готовься к честному поединку!

Пришлось волшебнице, предварительно отпустив грифона, выйти из укрытия. Остроконечная звезда на ее жезле загорелась нестерпимо ярким, зеленым светом. Прекрасная волшебница подходила все ближе и ближе к воину с обнаженным мечом. На ее губах змеилась улыбка.

- Маски сброшены, Лагерунд. Разве пристало старым друзьям встречаться с обнаженным оружием? Я узнала тебя еще тогда, в доме, когда я предстала перед тобой в обличье старика. А тебе твой теперешний вид даже очень идет. Ты кажешься не таким старым!

Воин вложил чудесный меч в ножны и внимательно посмотрел на соблазнительную женщину. В прежние годы, когда был еще молод и полон сил, он добивался ее любви. Но волшебница была холодна, как лед, и не хотела отвечать на его чувства.

- Зачем ты появился здесь, магистр ордена Спасителя? И если ты здесь, значит должно что-то произойти.

Лагерунд усмехнулся.

- А ты загляни в свой магический кристалл и все узнаешь и без моей помощи.

- Готовится вторжение? - выражение лица Лорены стало жестким и суровым, - Вторжение в Зачарованную долину?

- От тебя ничего не скроешь, - пробормотал воин, смущаясь под настойчивым взглядом чародейки. - Существует такая опасность.

- Но как это могло случиться? Прежде никто не мог преодолеть охранные чары.

Лагерунд кивнул головой.

- Кое-что изменилось. Кто-то проник в спящий замок и нарушил равновесие, - пояснил магистр, - Кто-то, кто не знает тайны. Возможно, волшебник из другого мира.

- И волшебные врата откроются?

Волшебница смотрела на воина с тревогой.

- И мы ничего не сможем сделать, - со вздохом заключил он, - остается принять бой в Зачарованной долине.

- А враг?

Остроконечная звезда на жезле загорелась багровым светом.

- Кто враг?

- Ты что-нибудь слышала о планете Аргус или как ее еще называют, планете двойников?

- Да, слышала, ответила Лорена спокойно, - Но с советом Аргуса у нас заключен мир и с императором Астолдом тоже.

Лагерунд снял с пальца перстень силы, постепенно превращаясь из прекрасного юноши в сурового, пожилого, иссеченного мечами, воина.

- Астолда нет в живых. Его наследник Кормак не очень-то обращает внимание на Совет. Он по своей натуре - диктатор. Я не удивлюсь, если он сместит Совет и возьмет всю власть в свои руки.

- И все же, кто побывал в спящем замке? - не унималась Лорена, - Там находятся одни из врат, ведущих в наш мир и в Долину.

- А их много этих врат?

Лагерунд подозрительно посмотрел на чародейку.

- Хватит на то, чтобы войти и уйти, - с достоинством ответила она.

Лагерунд все еще ее любил, но ему приходилось тщательно скрывать свои чувства.

- В замок не мог войти обычный смертный, необладающий определенными способностями. - рассуждала Лорена в слух, - Но он сумел и выйти из него.

- Что это означает? - встревожился могучий воин, с любовью и нежностью глядя на волшебницу.

- Ни я, не ты не смогли бы выйти оттуда, - ответила она.

- Что ему нужно и в чем заключается его волшебство?

Лагерунд насторожился, сжимая рукоять своего чудесного меча.

- Все, что я знаю, это только то, что этот волшебник из другого мира. Но он… пишет Судьбы и это наивысшее волшебство. Он может написать мою, твою судьбу, а потом уничтожить ее. И нас не станет. Мы исчезнем. Он способен создавать целые миры. Думаю, на чьей стороне окажется этот могучий маг, тот и одержит победу.

Лагерунд глубоко задумался.

- Мы можем воздействовать на него из нашего мира?

Лорена отрицательно покачала головой.

- Воздействовать, нет. Он гораздо сильнее нас. Приходить к нему можем и склонить на свою сторону. На языке того места, откуда он пришел, этих волшебников называют писателями. Они творят волшебство с помощью написания рун.

- Никогда об этом не слышал, - глухо отозвался магистр, теребя седой ус.

- А на чьей стороне будешь ты, несравненная?

Казалось, ее оскорбил этот вопрос Лагерунда.

- Зачарованную долину я буду защищать до последней капли крови!

Огонь, полыхнувший в глазах волшебницы, восхитил старого воина. Он вспомнил о годах своей бурной молодости, о своей любви к ней. О холодном отказе он старался не думать.

- Сила в единении, - напомнил Лагерунд Лорене прописные истины, - Быть может, мы сумеем остановить врага.

- Это дело ордена Спасителей, - произнесла осторожно волшебница, - А не хрупкой, слабой женщины.

Прекрасные глаза волшебницы постоянно изменялись. Сначала они были суровыми и темными, затем посветлели, излучая добрый свет, а теперь в них светило доброе, ласковое солнце. Такими их и запомнил Лагерунд, уходя в далекий поход против черных Властителей.

- Этот писатель может нам помочь? - неожиданно спросил магистр у волшебницы.

- На его помощь нам рассчитывать не приходится, - ответила Лорена. - он не станет вмешиваться в наши дела. Он всего лишь наблюдатель. Его разум подчинен высшим силам Вселенной, которая включает в себя огромное количество миров. А эти силы никогда и никому не приходят на помощь.

- Но в нас тоже есть частичка этой Вселенной, мы - ее дети, - возмутился Лагерунд.

Спокойствие на считанные минуты оставило его.

- Да, неразумные дети, которых надо иногда приласкать, а иногда и наказать, ответила волшебница.

Лагерунду захотелось обнять Лорену, припасть к ее алым манящим губам. Но Лорена, поняв его намерения, отстранилась от него.

- К прошлому нет возврата, Лагерунд, - сказала она, - Сейчас тобой владеет не любовь, как прежде, а похоть. Годы остудили твое сердце.

- И твой отказ, - с обидой добавил магистр.

Лагерунд повернулся к волшебнице спиной, пытаясь сдержать накатывающие слезы. Он не хотел, чтобы женщина, пусть и волшебница, видела слезы закаленного в многочисленных боях воина. Он медленно пошел к своему коню, который терпеливо ждал его и не двигался с места. Прыгнув в седло, Лагерунд еще раз посмотрел на прекрасную Лорену, которая сохраняла ледяное спокойствие, натянул поводья и конь быстро унес его в неизвестность. А Лорена оставшись одна, на пустой горной дороге, забыв, что она волшебница и вспомнив о том, что является еще и женщиной, закрыв лицо руками, горько заплакала. Она также любила Лагерунда и ей дорого обходилась ее гордость.

 

- 5 -

Писатель медленно расхаживал по комнате и не переставая, курил. Пепельница уже доверху была наполнена окурками. Он бросал одну сигарету в пепельницу и закуривал следующую. Сигареты помогали ему сосредоточиться. Кажется, он ухватил тему. И теперь хотелось не упустить ее, развить, выжать из нее все, что только можно. Но всякий раз, когда писатель принимался за объемный труд, тема ускользала от него, а сюжет становился размытым и пресным. И бумага, исписанная его непонятным мелким почерком, летела в корзину. Сколько деревьев он загубил, тратя бумагу на свои бездарные творения? Он так и не научился пользоваться компьютером и пишущей машинкой. Привычка писать ручкой осталась с детства, когда он только пробовал писать свои первые рассказы. Большинство из них были уничтожены, но кое-что, самое любопытное, он хранил, как память о начале своего писательского пути. И теперь он мучался, блуждая в неизвестности. Зачем он вошел в этот замок? Зачем ворвался в неизвестный ему мир, живущий по своим законам? И разве в повседневной жизни мало тем, на которые стоит обратить внимание? И эти непонятные люди с их загадками. Женщина, превратившаяся в старика, воин, превратившийся в юношу. Времена «фэнтэзи» давно прошли. Конаны, куллы - ушли в прошлое. А авторов, работающих в этом жанре столько, что их не перечесть. Быть одним из многих - незавидный удел.

Может, лучше писать детективы? Но это не для него. Научную фантастику? Но он не является ученым. Какую гипотезу он может выдвинуть? Никакой. И вообще, конечно, не очень приятно считать себя ничтожеством, но факт остается фактом. Что он сумел написать за эти долгие годы? Несколько посредственных рассказов и неоконченную повесть?

«Но мне все-таки повезло» - признался себе писатель, - Я хотя бы на время, с помощью своих фантазий могу покидать действительность, другие - не могут». Писатель вскипятил чайник, налил побольше заварки в кружку и жадно поглощая этот бодрящий напиток, начал себя успокаивать: «А почему, собственно, не фэнтэзи? Если я попал в этот мир, соприкоснулся с ним, с его загадками и тайнами, почему не пойти дальше? Но как начать? Как важно сделать удачный, первый шаг. Что-то огромное плывет в руки. Неужели мне этим не удастся воспользоваться?

Но ведь надо быть дураком, настоящим идиотом, чтобы не воспользоваться таким шансом! Коммерция, а не искусство, - скажешь ты, - но и черт с ней! Одно другому не мешает. Разве не бывает такое, что коммерческая вещь, приносящая доход, затем становится произведением искусства? Не бывает! Случается как раз наоборот. Произведение искусства, через много лет, когда его создатель лежит давно в могиле, кому-то приносит доход. Все, я отвлекся. Да, писателей пишущих фэнтэзи много. Но гораздо меньше известных, чем неизвестных. Но разве так важен жанр? Важно осмысление происходящего. А уж через какую это призму пропущено - неважно. Пусть другие творят свое волшебство, а ты будешь творить свое. И ты совершенно независим от них. Трудно издаваться? Что с того? Тяжело с реализацией? Ничего, прорвемся. Нет женщины, которая бы вдохновила тебя на подвиг? Да, это уже проблема. В одиночку, в подавленном состоянии хорошо пишутся рассказы «ужасов». А вот в детской библиотеке работает хорошенькая девушка. Ах, если бы она была вдохновительницей его трудов! Но тебе за тридцать, а ей - двадцать с небольшим. Она - красавица, а ты - посредственная личность, с такой же посредственной наружностью. И сможет ли она разглядеть, что у тебя спрятано внутри? Но почему бы не попробовать? Боишься отказа, боишься, что она рассмеется тебе в лицо? Ну и пусть? Скажет несколько колких слов? А разве ты их слышишь впервые? А что тебе говорят о твоем творчестве? В глаза: недоучка, дилетант, а за глаза… Об этом даже думать не хочется. Всякую мерзость, наверное».

Писатель, допив крепкий чай, провел ладонью по вспотевшим волосам.

«Куда это меня занесло?»

Он взял веник, подмел пол на кухне, вытряхнул окурки из пепельницы в мусорное ведро, стер тряпкой со стола хлебные крошки. Порядок, (если это можно назвать порядком) был наведен. Телевизор с упреком смотрел на него своим невидящим оком, безмолвно прося: «Включи меня! Посмотри и расслабься!» Кровать манила своим теплом и уютом. Но ни смотреть телевизор, ни спать не хотелось. Самое неприятное заключалось в том, что и денег оставалось немного. А «халтуры» в виде сочинений статей, корректуры в областной и местной газете не подворачивалось. Когда-то это было его постоянным заработком. Но не теперь. А за выступления сейчас уже не платили. «Придется устраиваться на работу, - с досадой подумал писатель. - может быть грузчиком в «мебельный» возьмут или подсобником в «продуктовый».

Когда-то очень давно, он сочинил продавщице Клаве стихи на день рождения. После этого случая она его сильно зауважала. «И если ничего не изменится, - подумал неудачливый писатель, - придется идти к ней на поклон». Но проза жизни, как всякого сочинителя, недолго занимала его. Сегодня вечером он обязательно должен бы начать свой труд. Чистые листы бумаги лежали на столе, трубка была набита табаком, (в такие волнующие моменты он пытался пользоваться трубкой, а не обычными сигаретами), настольная лампа включена. Писатель готов был творить свое волшебство, погружаясь в мир призрачных теней и видений. И по мере того, как он покрывал рунами чистые листы, эти образы становились отчетливее, а голоса собеседников все слышнее.

 

- 6 -

Он открывал для себя новый мир, назвав его миром двойников. И как только плотные облака рассеялись, и бледный луч солнца арбалетной стрелой отогнал последние препятствия для глаз волшебника, писателю открылся этот удивительный мир во всей своей красе. Изумрудные поля, величественные горные вершины, стальные полосы полноводных рек. Все было, как и на земле, но только во сто раз красивее. Воображение вообще все любит приукрашивать. И в том удивительном мире писатель увидел своего двойника. Лицо, фигура, волосы - все, как у него. Только вместо безобидной ручки, у его двойника был в руке огромный двуручный меч, вместо костюма или пижамы отлично сделанная кольчуга, а на голове - шлем с забралом. И можно сказать, фигура более атлетичная, чем у нашего писателя, не любящего физические упражнения. Это был мужественный воин, закаленный в многочисленных кровавых поединках. Его лицо было уверенным и суровым, а взгляд - соединение льда и пламени в равных пропорциях. Находясь у магического зеркала, двойник с интересом изучал мир, в котором стоял Зачарованный замок и Зачарованную долину, где встретились Лорена и Лагерунд, и боялись его вторжения. Наконец, насмотревшись в зеркало, двойник подошел к девушке, которая как сестра, была похожа на молодую библиотекаршу. «Значит, в том мире они вместе», - отметил писатель, приятно удивившись этому знаку свыше.

- Магна, подойди ко мне, - повелительно приказал двойник писателя и указал на волшебное зеркало, - Не твои ли родные места показывает это зеркало?

- О, господин, мой Кормак, мне больно видеть дорогие сердцу места.

- И ты не хочешь вновь вступить на землю предков?

Кормак смотрел на рабыню с любопытством.

- Не знаю. Родных у меня не осталось, а земля… Она везде одинакова.

- А если я завоюю этот мир и брошу его к твоим ногам? Назову тебя королевой?

- Я - рабыня, - ответила Магна и преклонила колени перед своим повелителем, - Мне никогда не стать королевой.

Кормак помрачнел.

- Даже если я тебе прикажу?

Рабыня, кротко опустив голову, молчала.

Воин заставил подняться девушку с колен и грубо привлек к себе.

- Ты моя собственность, Магна. Твое тело принадлежит мне.

Кормак жадно припал губами к шее девушки. При этом поцелуе она испытывала отвращение к повелителю, но терпела его домогательства. Это было лучше, чем снова попасть в грязные лапы работорговцев.

- Ну, хорошо, иди, - произнес он, насладившись телом своей рабыни, - Отдыхай.

Кормак снял с пояса тугой кошель, набитый монетами и бросил Магне, которая его поймала и спрятала в складках одежды.

- Купи себе что-нибудь сладкого.

Магна вышла за дверь, а Кормак погрузился в раздумья. Зачарованная долина притягивала его к себе, манила, но он не был полновластным правителем Аргуса. Ему мешал Совет, который все его указы или отвергал, или переделывал до неузнаваемости. Аргусом правил Совет, но не он, повелитель Кормак. Его отец, король Астольд был слишком мягкотелым человеком и терпел над собой власть Совета. Но Кормак не такой. Он придумает, как стать хозяином своей страны, а после этого начать великий завоевательный поход.

Писатель с интересом наблюдал за своим отображением в другом мире. И думал, напряженно думал над этой загадкой. «Думает ли этот воин, как я? Какой у него характер? Грубый, а у меня? Значит, он только внешне похож на меня. А Магна - это точная копия библиотекарши? Почему она с его двойником в том мире? Что это все значит?»

Писатель не понимал ничего, но продолжал писать, увлеченный и поглощенный своей работой. Мир его героев состоял из его же собственных противоречий. Кормак был его отрицательной, темной половиной, а Лагерунд - светлой. Каждый герой его магической книги вобрал частичку его самого. А в нем были, как и в любом другом человеке, и отрицательные, и положительные черты характера. Одного целого и неделимого. А Зачарованный замок - его подсознание, вместилище его сомнений, темных страхов и переживаний. Он сумел войти в этот замок и выйти из него. Но сумел ли он выйти из него таким же, каким вошел? Наверное, нет. В нем что-то изменилось. Но если представить, что сочинительство - это своеобразная игра с читателем, то все его духовные изыскания лишены всякого смысла. Придумать занимательный сюжет, разместить в нем героя и злодея, а затем победить злодея. Может быть, это и есть формула успеха любой книги. Успеха? Да, возможно. Формула проста, но до сих пор действует безотказно. Но иногда волшебнику очень хочется разобраться в себе самом. Понять, что движет им при написании той или иной книги, рассказа, повести. Вскрыть психологический механизм внутренней работы. И может быть, понять откуда исходит источник могущества и бессилия. Даровано ли волшебнику пишущему видеть то, что недоступно другим людям или это сладчайший самообман? И чем может обернуться вторжение Кормака в Зеленую долину для него самого? Где взаимосвязь между Кормаком и им, Магны и библиотекарши, Лагерунда и Лорены?

Писатель отбросил ручку в сторону, чувствуя, как его мозги начинают закипать. Разноцветные круги перед глазами - это первый признак перенапряжения всех физических и психических сил. Энергия уходит в книгу с необратимой быстротой, питая ее героев, оживляя их. Они, как вампиры, питаются его энергией. Необходимо отсоединиться от их воздействия и уйти. Писатель, пошатываясь, встал из-за стола и решил, что ему необходима прогулка. И теперь он точно знал куда ему направиться.

 

 

- 7 -

Детская библиотека напомнила ему о юности. Он целые дни мог проводить в ней, роясь на полках, чтобы найти книгу поинтересней и поувлекательней. И когда он выуживал из этого большого количества книг пять или шесть томов и взваливал их на стол библиотекаря, та с сомнением смотрела в его горящие от нетерпения глаза и спрашивала: «А успеешь все перечитать за десять дней?» И он кивал головой. Библиотекарь разрешал ему брать сразу столько книг и если даже он их задерживал, прощала ему необязательность. И теперь он, взрослый человек, стоял перед столом, на котором лежали книги, с удовольствием вдыхал их запах, ни с чем не сравнимый, и смотрел на молодую, белокурую библиотекаршу, не отрываясь. Сначала она не заметила его, заполняя формуляр. Наконец девушка оторвалась от своей работы и, посмотрев на него, смутилась, не рассчитывая увидеть в детской библиотеке взрослого, симпатичного человека. Ее лицо заметно покраснело, но девушка очень быстро справилась с собой и сказала:

- Здравствуйте. Я вас слушаю. Хотите записать своего ребенка?

- Нет, - ответил писатель, - У меня нет ребенка, и даже нет жены.

Этим своим признанием он поставил девушку в очень неловкое положение.

- Я сожалею, - неожиданно сказала она, - Но тогда…

Что могло привести взрослого бездетного и неженатого мужчину в детскую библиотеку?

Пауза затянулась. Наконец библиотекарша подумала, что нужно выпутываться из этой, не очень удобной ситуации.

- Может быть, вам нужна какая-нибудь книга? - спросила она, прекрасно понимая, что не за книгами он сюда пришел.

- А я к вам. - сумел произнести писатель, хотя далось ему это нелегко. - Хотелось бы поговорить с вами о литературе.

- Но…

Девушка была одновременно и озадачена, и выбита из колеи, словно при детях, которые выбирали книги, он предложил ей лечь с ним в постель.

- Я - писатель Владимир Городов, - представился он. - Не слышали о таком?

- Нет, - автоматически ответила она.

- Я подумал, раз вы имеете непосредственное отношение к литературе, и я ей, вроде бы, не чужой, нам есть о чем поговорить. После работы, за чашкой кофе.

Девушка не знала, что ей ответить этому симпатичному, голубоглазому, тридцатилетнему мужчине. Наверное, разговор о литературе был только поводом завязать с ней более близкое знакомство. Парень, с которым они недавно расстались, болезненно со взаимными упреками, заставил ее осторожно относиться к противоположному полу.

- Что же вы решили? - мягко настаивал Владимир, стараясь не смотреть на девушку.

- Я подумаю, - произнесла она. - Это очень интересное предложение. Я подумаю.

Неожиданно он протянул ей помятые листы, исписанные мелким, неровным почерком. Голос его дрожал.

- Это моя рукопись. Я еще никому не давал ее читать, но мне хотелось бы узнать ваше мнение.

Девушка приняла рукопись. На мгновение, их пальцы соединились. Она почувствовала огромную энергию, идущую от его тела. Все ее существо непроизвольно потянулось к этой пьянящей, сладкой и доброй энергии. Ей даже захотелось обнять этого незнакомого мужчину, но она сдержалась.

«Вешаться первому встречному на шею - это неприлично», - отчитывала она себя.

Владимир почувствовал ее состояние. Теперь он с обожанием рассматривал рассыпавшиеся по плечам золотые волосы, с волнением смотрел в эти чистые, ничем не замутненные глаза. Ее нос, губы, подбородок, шея ему тоже нравились. Казалось, у этой девушки нет изъянов. Под полосатой блузкой горделиво вздымались холмы грудей. А его взгляд скользил все ниже, опускаясь к ногам, стройным и длинным. Но не было в этом взгляде похоти. Он смотрел на девушку, как на произведение искусства. И восхищению его не было предела.

- Понимаете, - осторожно вывела она его из любовного транса, - мне нужно работать. Я прочитаю рукопись и скажу вам свое мнение. А потом, если вы не раздумаете, мы встретимся и поговорим.

- Извините, - произнес Владимир, - Я не спросил, как вас зовут.

- Анастасия Прохорова, библиотекарь, - не без кокетства представилась она.

Он взял ее руку и поднес к своим губам.

«Господи, как же мне сейчас хорошо», - подумал он.

Анастасия вырвала из блокнота листочек и что-то быстро написав на нем, протянула Владимиру.

- Вот вам телефон библиотеки. Через неделю позвоните пожалуйста.

- Обязательно, - сказал он, приняв этот листочек с благодарностью.

Писатель ушел. И жизнь, без его присутствия, показалась Анастасии пустой. Она еще ни разу в своей короткой жизни не встречалась с таким человеком.

 

- 8 -

За этот день она очень устала. Ей хотелось спать, но любопытство одолевало ее. Ей, безусловно, понравился этот симпатичный мужчина, который возмутил спокойствие девушки. Но каков его внутренний мир? И умеет ли он вообще писать или является бездарным графоманом, которых в последнее время, появилось во множестве. Анастасия прилегла на кушетку, взяла в руки рукопись, которая еще хранила тепло рук Владимира. Рукопись ее захватила сразу. Она читала строчку за строчкой, погружаясь в удивительный мир волшебства, фантазии и благородства. Мама позвала ее ужинать, но девушка не могла оторваться от удивительной истории, написанной на листах мелким, едва разборчивым почерком. Пришлось маме войти в комнату, чтобы еще раз позвать непослушную дочь на кухню. Она застала ее за чтением. И это было удивительно. После разрыва с Виталием, с этим красивым, эгоцентричным молодым человеком, Анастасия больше тоскливо смотрела в окно, пребывая в унынии.

- Что ты читаешь, девочка? - спросила мама, присаживаясь на край кушетки, - Любовное послание?

Анастасия оторвалась от чтения, но мысли ее были далеко, с героями этой удивительной рукописи.

- Вот, - замялась она, - писатель принес почитать рукопись.

Мама ласково посмотрела на дочь, и нежно провела рукой по ее волосам.

- Ты влюбилась?

Анастасия покраснела.

- Нет мама, вовсе нет. - ответила она.

Но по ее взволнованному голосу мама поняла, что ее дочь влюбилась и очень серьезно.

- Хороший человек?

Мама внимательно посмотрела на дочь, ожидая ответа.

- Очень хороший!

Этот ответ еще больше насторожил мать. Опытному мужчине ничего не стоило вскружить голову молодой девушке, тем более писателю.

- Он женат?

Брови матери сошлись на переносице, четче обозначились морщины на ее еще не старом лице. В свои пятьдесят лет Людмила Григорьевна Прохорова выглядела зрелой, красивой, но не старой женщиной. Муж ушел из жизни рано. Он был хорошим, положительным человеком, но его сердце не выдержало испытаний жизни. Два инфаркта в сорок пять лет и - смерть в постели. Людмила Григорьевна осталась один на один со своей бедой и десятилетней дочкой. И вот теперь ее сокровище хотят похитить.

- Вы давно знакомы?

Матери хотелось, чтобы Анастасия отвечала на ее вопросы.

- Сегодня я видела его впервые, - ответила наконец дочь, виновато опустив голову.

- А если он окажется таким же, как Виталий. Ты об этом подумала?

Анастасия махнула рукой.

- Виталий - самовлюбленный мальчишка. А этот человек умный, внимательный, тактичный.

- Хорошо, - произнесла Людмила Григорьевна, приняв решение, - Мне хотелось бы с ним познакомиться. Пригласи его как-нибудь к нам на чай. Мы поговорим о литературе, музыке, искусстве.

- Да, он хотел знать мое мнение о рукописи, - произнесла Анастасия, бледнея.

«А если Владимир не понравится маме? - думала она, но тут же отгоняла от себя эти не очень хорошие мысли, - Такой человек не может не понравиться. Мама полюбит его».

- Ну вот, и поговорили, - сказала Людмила Григорьевна и взволнованная ушла из комнаты дочери. И если Анастасия после этого разговора сразу же заснула, мама всю ночь не могла сомкнуть глаз. Она думала о своей дочери, об умершем муже, и о неизвестном писателе, который, возможно, хотел воспользоваться неопытностью ее девочки. В ней теплилась надежда, что он окажется порядочным человеком, как и ее муж. Но сомнения терзали ее до самого рассвета, пока она не забылась неспокойным, чутким сном.

 

 

 

- 9 -

Кормаку пришлось собрать Совет Лордов. Без Совета не решались какие-либо важные дела на планете двойников Аргусе. Но как же ему хотелось избавиться от этих людей, связывающих ему руки!

Но до времени, Кормаку, наследнику короля Астолда, приходилось прислушиваться к их мнению. Лицо властителя, сидевшего на высоком троне, было мрачным и непроницаемым, словно гипсовая маска. Совет не хотел войны с Зачарованной, или как ее еще называли, Зеленой Долиной, а он бредил завоевательными походами.

Первым выступил барон Лагенброк. Это был небольшого роста, но широкий в плечах, пожилой человек с благородными чертами лица и умными, проницательными глазами. Он встал, огляделся по сторонам и произнес:

- Нам не нужна война. И всем это понятно. Наш покойный правитель Астолд жил в дружбе со всеми странами и народами. И он завещал нам жить в мире и развивать искусство и культуру. Когда я был молодым, как и Кормак мечтал о великих сражениях, но уже после первого понял, что война - это грязная штука. На войне льется кровь и погибают близкие тебе люди. А сердце превращается в камень, бездушный и холодный. Аргус не будет страной завоевателей. Мне хотелось бы, чтобы нас уважали, но не боялись. Я все сказал.

Барон Лагенброк с достоинством сел в покрытое алой материей кресло. И остальные выступающие не поддержали Кормака в его стремлении к войне и господству Аргуса над другими державами. И только Маадин, только недавно допущенный присутствовать на Совете молодой воин, высказался в пользу вторжения.

- Мы обретем новые земли, мы пополним казну богатствами и прославим свое оружие.

Но в Совете к нему мало кто прислушивался. Авторитетом пользовался Лагенброк и его старшие товарищи, которые теперь с осуждением смотрели на Маадина. Кормак, не выдержав, в сердцах ударил кулаком по своему колену.

- Вторжение. - сказал он в гневе, - как считает Совет, может принести нам одни неприятности. Но где, господа, нам брать новых рабов? Многие из них умерли от непосильного труда, другие бежали на Гору Беспамятства, а остальные тоже долго не протянут.

- Разве тебе не хватает Магны? - осведомился кто-то язвительно.

Кормак холодно посмотрел на обидчика, барона Велимира.

- Пока хватает, - попытался отшутиться он.

Но все знали, что Кормак обид не прощает. Он не взял от отца, короля Астолда даже малой доли той доброты, которой тот обладал. А жестокость и коварство он впитал с молоком матери. Кормак решил, что когда представится случай, он уничтожит Велимира первым. После заседания Совета Кормак устроил в дворцовом зале пир, куда были приглашены самые уважаемые люди Аргуса и Совет в полном составе. Лучшей возможности разделаться со строптивыми лордами могло Кормаку и не представиться. Когда при свете факелов все сели за длинный стол и наполнили кубки хмельным напитком, коварный правитель Аргуса подозвал к себе верного Маадина. Тот подошел к своему хозяину, низко склонившись перед ним.

- Мне понравилось, как ты выступил на Совете, бесстрашный воин, - негромко, чтобы никто не услышал, похвалил слугу Кормак, - Но что делать со стариками, которые не хотят воевать?

Маадин внимательно посмотрел на повелителя. Он прекрасно понимал, что сейчас и здесь решается судьба их страны. Молодой воин, по красноречивому взгляду Кормака, требующему крови, понял все. И свою роль в этом страшном, ужасном преступлении тоже понял. И испугался последствий. А если все пойдет не по сценарию его повелителя? Его ждет мучительная казнь. Мелькнула мысль рассказать о планах жестокого правителя Совету, но Кормак схватил его за одежду и притянул к себе.

- Часы Совета сочтены. Хочешь ли ты живым и невредимым выбраться отсюда или разделить участь Совета? Если ты поможешь мне, я осыплю тебя милостями. Решайся!

Молодой воин склонил перед повелителем голову.

- Приказывай, - еле слышно произнес он.

- Мне нужен твой меч, воин, чтобы срубить непокорные головы, - прошипел Кормак, отпустив одежду молодого воина.

И в это время, когда пир был в самом разгаре и представители Совета изрядно захмелели, Кормак подал условный знак своей страже. Воины стражи, верные Кормаку и Маадин обнажили мечи. Слишком поздно представители Совета поняли коварную затею правителя и не смогли оказать достойного сопротивления наемникам. А те, словно звери, почуявшие запах крови, бросились на беззащитных людей, рубя их наотмашь своими длинными прямыми мечами. Только барон Лагенброк остался невредим. Он отбросил от себя тяжелый стул, достал из кармана камень, обладающий магической силой и начал шептать заклинания. Камень на его ладони загорелся голубым, холодным светом. Лагенброк поднял его высоко над головой. И свет камня ослепил нападающих воинов. Они падали на пол залы, и закрывая глаза руками, кричали от нестерпимой, режущей боли. А Лагенброк покинул этот кровавый пир, дав себе клятву, что когда-нибудь разделается с вероломным Кормаком. Кормак мог торжествовать победу. Ослепленных стражников можно было прогнать со двора, наняв новых. Деньги в казне повелителя еще имелись, хотя средства заметно таяли. Кормак был доволен. Правда Лагенброку удалось скрыться и уйти невредимым, но теперь он повелителю казался неопасным. Позже он доберется до него, пустив по следу шпионов и предаст старика страшной казни. А теперь власть, о которой он так давно мечтал, была в его руках. Теперь никто не мешал и не мог помешать его завоевательному походу.

 

- 10 -

Лагенброк, сжимая в кулаке спасший его от смерти камень, искал место для перехода в другой мир. Он хотел попасть в Зачарованную Долину и обо всем рассказать своему другу магистру ордена Спасителей, старому воину Лагерунду. Как-то, магистр показал ему места из которых можно было войти из мира Аргуса в мир Долины. Но Лагерунд предупредил друга, что двери не всегда находятся в одном и том же положении, они способны перемещаться, как перемещаются миры относительно друг друга. И чудесный камень Лагенброк получил от магистра ордена Спасителей. А может быть, как раз этот чудесный камень найдет дверь? Лагенброк вытянул вперед ладонь с камнем. Голубое свечение стало ярче, холодный огонь резал перегородки между мирами, делая их прозрачными. Теперь, стоя на своей планете, барон видел и чудесную, Зеленую долину. Он бесстрашно шагнул вперед и оказался в мире своего друга. Но Лагенброку некогда было любоваться красотами Долины. Необходимо было предупредить друга об опасности. Утопая в зелени, посреди долины стояло величественное здание из белого камня. Это и был замок ордена Спасителей. И хотя казалось, что он находится недалеко, Лагенброк подошел к замку только к вечеру. Он постучался в ворота. Стража спросила пароль, и тогда барон показал им камень Лагерунда и произнес тихо: «Меч и справедливость». Лагенброка впустили в ворота замка, подозрительно рассматривая. Иноземцы никогда ничего хорошего не приносили.

О прибытии барона доложили Лагерунду. Не медля, магистр ордена Спасителей поспешил к своему другу. Увидев хмурое и осунувшееся лицо Лагенброка, Лагерунд подумал, что сбылись самые худшие его предположения. Но он ждал, что скажет барон.

- Кормак подло разделался с Советом, - произнес он, - а теперь готовит силы для вторжения в Зачарованную Долину. Мне удалось спастись с помощью камня Силы.

- Что ж, я предвидел, что так может случиться, - произнес задумавшись Лагерунд, - Совет связывал Кормаку руки. Если наши маги помогут, то мы сумеем отразить нападение. Но Лорена как-то странно себя ведет, словно затеяла двойную игру. И еще есть одна новость: Волшебник из другого мира вошел в Зачарованный замок и сумел выйти из него. Но самое главное, он как брат-близнец похож на Кормака. Этот волшебник обладает огромной силой, и мне хотелось бы знать, на чьей стороне он будет. Если на стороне Кормака, то нам придется несладко.

- Это обязательно нужно выяснить, - согласился со старым воином Лагенброк, - А на меня можешь рассчитывать.

Лагерунд обнял его.

- Ах, если бы ты был правителем Аргуса или старый добрый Астолд, а не его сын. Правда поговаривают, что это не сын короля Астолда.

- Он сын Кембрия, которому барон Малуоль в поединке отсек голову. Кембрий тоже любил женщин и власть и поплатился за это.

- Королева изменяла Астолду? - Лагерунд нахмурился, пораженный известием.

- Да. Об этом знал весь двор и король Астолд в том числе. Но он был слишком добр к этой ядовитой змее и она сполна отплатила за его доброту. Король Астолд умер не своей смертью, а был отравлен.

- Да, если бы Аргусом по-прежнему правил Астолд, у нас было бы меньше проблем, - сказал Лагерунд.

Лагенброк протянул магистру ордена Спасителей волшебный камень.

- Я возвращаю тебе чудесный камень, - произнес Лагенброк печально. - он спас мне жизнь, пусть выручит и тебя.

- Я не возьму назад подарок, - ответил старый воин, теребя седой ус, - И потом в моих руках он будет не более волшебным, чем обыкновенный булыжник. Он служит своему хозяину, а хозяин - это ты.

И чтобы Лагенброк убедился в справедливости его слов, Лагерунд взял камень и подержал его на ладони, а затем передал его другу.

- Убедился?

Лагенброк кивнул головой и спрятал магический камень.

- Эх, знать бы где сейчас Лорена! Теперь просто необходимо собрать Совет, включая и магов, чтобы решить, как можно отразить вторжение.

Но Лорена давно уже была здесь и внимательно слушала разговор друзей. Она следила за Лагенброком с тех самых пор, как он ступил на территорию Долины.

- Ты звал меня? - раздался ее мелодичный голос. - Я иду.

Над головой Лагерунда повисло безобидное облачко из которого дождем пролилась Лорена, чтобы обрести свой материальный облик. Мужчины были восхищены прекрасной чародейкой. А она, улыбаясь, подняла вверх свой жезл с остроконечной звездой. Оранжевый свет, вырвавшийся из звезды, на время затмил собой даже солнце. Лагерунд с восхищением смотрел на любимую женщину, но она по-прежнему была прекрасна, холодна и недоступна, как айсберг. С помощью жезла Лорена вызвала других магов Долины, которые проводили свои дни в каждодневной лени и скуке. Их было шесть - трое мужчин и три женщины. Вместе с Лореной они составляли магическое число семь, которое приносило удачу.

- Ты хотел собрать Совет, Лагерунд, - произнесла прекрасная чародейка, гипнотизируя своими черными, словно ночь, глазами, - Ну что ж, считай, ты его собрал. Перед тобой все маги Долины.

- Что нам делать, Лорена? - прокашлявшись, спросил у волшебницы магистр Ордена Спасителей.

- Во-первых, не паниковать, - произнесла она, - У тебя под началом сто прекрасно обученных рыцарей, стоящих целой армии. Маги Долины стоят тоже немало. Объединившись, мы будем представлять из себя значительную силу.

- Но, Лорена, Кормак тоже может выставить войско в тысячу человек, - возразил Лагерунд, - По-моему, тут силы не равны.

- В Долине живут и простые люди: землепашцы, кузнецы, плотники. Из них мы соберем целый отряд человек пятьсот, не меньше. Одного из своих рыцарей ты поставишь во главе этого отряда. Есть в твоем ордене храбрый, молодой и могучий рыцарь Кион, который справится с этой задачей.

- Ты рассуждаешь, как опытный военачальник, а не как прекрасная волшебница, - похвалил Лорену Лагерунд.

- А ты думаешь, что если я волшебница, то и ничего не смыслю в военном искусстве?

- Я этого не говорил.

Лорена криво усмехнулась.

- Но подумал. Нужно готовиться к вторжению и ждать. Кормак не сможет незамеченным проникнуть в наш мир, тем более, с большим войском. Единственная и реальная угроза исходит от пишущего волшебника, который может встать на сторону властителя Аргуса. Но я не думаю, что ему есть интерес вмешиваться в нашу войну. Скорее, он будет наблюдателем, и это хорошо. А Кормаку мы дадим бой. Но нужно до деталей продумать план сражения. Это уже твое дело, Лагерунд. Ты у нас по военной части - мастер.

Лорена говорила, а Лагенброк, Лагерунд и волшебники слушали ее. И после того, как она закончила говорить, магистр Ордена Спасителей подвел черту под заседанием Совета:

- Мне нечего добавить к сказанному.

Лорена словно прочитала наши мысли.

- О, - волшебница загадочно улыбнулась, - ваши мысли прочитать не так уж сложно.

Лагерунд, поняв ее намек, сначала покраснел, а затем побледнел. Но ответить волшебнице он не сумел. Она растаяла в воздухе вместе с остальными магами.

- Очаровательная женщина, - наконец произнес Лагенброк, обращаясь к другу.

Тот поморщился, но признал, что Лагенброк прав.

 

- 11 -

Владимир, погружаясь в фантастический мир, который сам создал, постепенно сливался с ним, но еще до конца не понимая, что представляет из себя Зеленая Долина и планета Аргус. Может быть, Аргус - это тот мир, куда переселялись души людей после смерти. Но почему тогда Кормак, несомненно одно из его Владимира воплощений, жил там? Как могла появиться на Аргусе девушка, поразительно похожая на Анастасию? Что все это значит?

А может быть, сколько людей живет на Земле, столько же их двойников находятся на других планетах? Эти миры рождены его фантазией, но и фантазия не рождается на пустом месте. Может быть, это тайная игра Создателя? Но вряд ли кто-нибудь из людей знал о существовании Зеленой или Зачарованной Долины, или Аргуса. Знали только избранные: поэты, писатели, музыканты, которые не раз посещали эти места. Владимир пытался разобраться в сущности правителя Кормака, но и в его собственной душе было столько лабиринтов и закоулков, что он, на некоторое время, бросил эту затею. И какое ему дело до этого вторжения? Разве станет ему хуже, если в этой войне победит властолюбивый Кормак? Что от этого изменится? На Земле каждый день происходят какие-то локальные войны, столкновения, конфликты. Но люди не вымирают, продолжают любить и ненавидеть, умирать и рождаться. Он не имеет права принимать чью-то сторону. Он - писатель, а не герой-освободитель. И все-таки ему хотелось остановить Кормака и помочь жителям Долины. А если просто убить властителя Аргуса. Пусть это будет стрела, пущенная Лагерундом с отравленным наконечником, или еще лучше - удар кинжалом рабыни Магны. Она ненавидит его и готова покончить с похотливым хозяином. «Но почему, почему он так похож на меня, пусть даже внешне?» - в который раз спрашивал себя Городов и не находил ответа. Может быть, в глубине души, он сам желал славы, власти и денег? И его мыслеформа воплотилась в правителе Аргуса? Владимир смял исписанные листы бумаги и бросил их на пол. Его работа в последнее время не приносила удовлетворения. У него ничего не сходилось, ничего не получалось. Он не знал, как начать и как закончить свою книгу. Раньше он определенно знал начало и конец, теперь все было по-другому. Владимир плыл по течению своего воображения, но кто-то взял и выбил у него из рук весло. Писательство и сочинительство - это тоже самое, что принимать сильнодействующий наркотик. Писать - это принимать мучения, но не писать - это еще большее мучение. А когда напишешь книгу, происходит отторжение. Многие ли из писателей перечитывали свои книги? Единицы. Написанная книга уже не принадлежит автору, а принадлежит читателям. Писатель обязан забыть о ней, чтобы начать что-то новое, почти с чистого листа.

Владимир подошел к зеркалу, любуясь своим отражением. Черные волосы, прямой нос, небольшой рот, нормальные губы, голубые глаза. Ничего аномального, обычный человек. А то, что сидит глубоко внутри этого человека? Если бы можно было увидать в зеркале свою душу. Интересное получилось бы зрелище. Душа в клетчатой рубахе и тренировочных штанах. Душа в шляпе или меховой шапке. Нет, души они - голые, обнаженные и потому очень ранимые.

«Интересно, захочет ли Анастасия связать свою жизнь с таким сумасбродом,, как я?» - думал Владимир, - «Что могу лично я предложить этой красивой девушке? У тебя есть машина? Нет. Шикарная квартира? Нет. Очень много денег? Нет!!! Какая же дура пойдет с тобой? А что же у тебя есть? Богатая фантазия и тесная однокомнатная квартира. И все? И никаких перспектив впереди. Или ты думаешь, что крупные издательства бросятся тебе в ноги, умоляя дать разрешение напечатать твои произведения? Не льсти себе. Такого никогда не будет!»

И только теперь, оторвавшись от твоих размышлений, Владимир почувствовал, что в комнате он не один. Легкое дуновение ветра выдавало чье-то присутствие. Что за призрак разгуливает по его комнате?

От зеркала начала отделяться едва заметная субстанция. В материальном мире призрак обретал формы и черты. Перед Владимиром стоял воин в сияющих доспехах и с мечом в могучей руке. Городов не ждал подобного визита.

- Лагерунд, - прошептал Владимир и перекрестился.

Он не мог представить себе, что когда-нибудь один из героев материализуется в его собственной комнате.

- С кем ты, маг? - проревел магистр Ордена Спасителей, - Отвечай скорее, пока еще открыт проход. С кем ты?

Владимир развел руками.

- Я всего лишь писатель, мне приходится создавать героев, но я никогда не стою на чьей-нибудь стороне.

Лагерунд дернул седой ус.

- Ты на стороне Кормака? Он похож на тебя, словно брат-близнец.

Магистр приближался к писателю, занося над головой, огромных размеров меч.

- Я не стану помогать повелителю Аргуса, - ответил Владимир, бледнея.

- Но до сих пор ты помогал ему, - произнес Лагерунд.

Казалось, магистр Ордена Спасителей успокоился и был удовлетворен ответом. Он вложил меч в ножны и сурово посмотрел на Городова.

- Можно ли рассчитывать на твою помощь, маг?

- Этого я не могу обещать, - ответил писатель, отступив на шаг под грозным взглядом воителя.

- Мне пора. - сказал магистр и очертания его тела начали расплываться.

Бесцветным туманом вошел он в зеркало, которое сначала помутнело, а затем снова стало прежним. А Городов не мог понять, разговаривал ли он с одним из героев своей рукописи или богатое воображение привело его к помешательству. А, может быть, его фантазия, воплотившись во что-то материальное, начала вершить судьбы миров? Ему было совсем не безразлично, что станет с Зеленой Долиной и Кормаком. Но на чьей стороне он будет, когда наступит решающий момент, он не знал.

И чтобы совсем не погрузиться в мир своих фантазий, он начал думать об Анастасии. Только эта девушка была тем связующим звеном, которое держало его в этом мире. Но насколько оно окажется прочным и долговечным? Не порвется ли при первом же серьезном испытании? Он ждал звонка. И телефон зазвонил.

 

- 12 -

Владимир поднял трубку, надеясь услышать нежный и мелодичный голос девушки.

- Здравствуйте, - сказала она.

Сердце радостным воробьем запрыгало в груди Городова. «Да, это она. Как приятно слышать ее голос».

- Здравствуйте, - после некоторой паузы произнес он.

Но может быть, недостаточно ласково и проникновенно?

- Владимир?

- Да, это я Анастасия.

Сердце вырывалось из его груди.

- Я прочитала вашу рукопись. Мне она очень понравилась.

- Я очень рад.

Анастасия, разговаривая с ним, тоже волновалась. «Может быть, она влюблена в меня, - подумал писатель, - может быть я ей хотя бы нравлюсь?»

- Если вы не возражаете, мы поговорим у меня дома, - продолжила Анастасия, - Моя мама заинтересовалась вашим творчеством. Вы не против, Владимир?

- Нет, нет, я наоборот, очень рад, - ответил Городов, едва справляясь с волнением своего сердца.

Знакомство с мамой предполагало более серьезные отношения с девушкой. Но разговор непременно зайдет о работе. А он несколько раз устраивался на заводы, но долго там не мог продержаться. Его увлечение требовало известной доли свободы, которой, работая «от звонка до звонка» он был лишен. Некоторое время он работал в областной газете корректором. Работа, его в общем-то устраивала, но после смены редактора и с приходом нового в газете работать стало невозможно. Новый главный придирался к каждой буковке, каждой запятой, не говоря уже об ошибках. Рекламный агент из Городова тоже не получился. Последнее время он работал в коммерческой газете, делая статьи об известных предпринимателях. Сначала все шло гладко, даже слишком гладко. Платили хорошо, особенно не подгоняли, но вот захотелось заму главного редактора «протянуть» на его должность своего племянника. И стал он Городова потихоньку выживать из редакции. И выжил. А теперь у Владимира вся надежда была на книгу. Но как сказать обо всем этом матери любимой девушки? Постоянной работы нет, жилье не из самых лучших, и даже не лучшее из худших. А мамы привыкли заглядывать в будущее. «Сможет ли ее дочь жить с этим человеком? - спросит она себя, - Нет не сможет».

И мама уговорит свою девочку выбросить этого человека из головы, нарисовав ей страшные картины нищеты, в которой она будет жить, если свяжет с ним судьбу.

- Владимир, Владимир, - звучало в трубке его имя, - Куда вы пропали?

- Что? - переспросил он, - ой, извините, Анастасия, наверно, что-то с телефоном.

А с телефоном все было в порядке. Не в порядке было только с ним.

- Так мы договорились? Мама обещала испечь торт.

- Я очень, очень рад, - ответил Владимир, чувствуя, как сердце не так давно выпрыгивающее из груди, теперь медленно опускается в область живота, - Очень рад.

- Тогда я жду вас завтра в библиотеке в восемнадцать часов. - уточнила Анастасия, видимо почувствовав его настроение.

- Обязательно приду, - произнес Городов и дождавшись гудков, положил трубку.

«Есть только два пути и оба проигрышные, - подумал Владимир, - Лгать, добиваясь расположения будущей тещи или сказать всю правду и остаться без жены и тещи. Первый вариант более гуманный и приемлемый, но в нем есть один маленький недостаток. Что будет, когда все откроется? Может быть, лучше не встречаться с Анастасией, забыть о ней? Но как, как можно о ней забыть? Увидев ее один только раз, он навсегда остался ее пленником. Завтра, если не все, то многое может решиться. Очень многое! И все будет зависеть от того, какое впечатление он произведет на маму и правильную ли тактику выберет. Писателей любят, но если у них есть дача в Переделкино, собственная машина и большой счет в банке. А кому нужны нищие писатели? Ответ напрашивается сам собой. И все-таки, нужно выложить всю правду, но побольше говорить о перспективах его творческого роста. Завтрашний день, если не все, то многое решит.

Городов решил пораньше лечь спать, потому что ему предстоял непростой, полный волнений день.

 

- 13 -

К шести часам Владимир был уже почти готов: костюм, который он одевал на свадьбу и еще раза два на дни рождения, висел на стуле. Городов, позируя перед зеркалом в трусах и майке, критически разглядывал себя. Но большая стрелка часов неумолимо двигалась вперед. Побрызгав на волосы одеколоном, он быстро одел на себя белую рубашку, костюм и еще раз полюбовавшись на себя в зеркале, вышел из квартиры в приподнятом настроении. Анастасия уже ждала его, нервно теребя какой-то журнал. И когда Владимир возник в дверях, едва не бросилась к нему, но вовремя себя сдержала. В костюме он выглядел солиднее и старше своих лет. Анастасия медленно подошла к нему и улыбнувшись, произнесла:

- Здравствуйте, Владимир.

- Здравствуйте, моя дорогая фея, - ответил писатель, и поцеловал ей руку.

Это было настолько неожиданно для девушки, что она ее быстро отдернула. Они вышли из здания библиотеки возбужденные и взволнованные. Идти было недалеко, каких-нибудь пятнадцать минут пешком. Они быстро прошли это расстояние, почти не разговаривая. Каждый думал о своем. А мама тщательно готовилась к встрече гостя, вытирая пыль со шкафов, готовя разные «вкусности», убирая ненужные вещи. Звонок застал ее за уборкой. Сняв передник, Людмила Григорьевна Прохорова стремительно подошла к двери, решив уже сейчас составить о госте хотя бы какое-то впечатление. Внешний вид и манеры писателя понравились Людмиле Григорьевне. Он вежливо пропустил ее дочь вперед, снял ботинки, улыбнулся, возможно, будущей своей теще.

- Мне Анастасия о вас много рассказывала, - произнесла Людмила Григорьевна и пригласила молодых людей в комнату.

Стол был накрыт, и хозяйка не поскупилась. Шампанское, две бутылки вина разных сортов, фрукты в вазе, красная икра, сервелат, салат «оливье». Владимир, Анастасия и ее мама сели за стол. Теперь Владимир ожидал вопросов о работе, жилье и прочих неприятных вещах. Но Людмила Григорьевна не торопилась огорчать гостя, расспрашивая его о литературной деятельности. Она прочитала рукопись Владимира и где нужно цитировала его целыми предложениями. И Городов подумал, что неприятных вопросов удастся избежать. Но когда мама Анастасии принесла торт к чаю, она дипломатически приблизилась к ним.

- А где вы работаете, Владимир?

Этот вопрос не оставлял надежды. Этот вопрос убивал наповал.

- В данное время, - проглатывая кусок торта, произнес Владимир, - я нигде не работаю.

Людмила Григорьевна красноречиво посмотрела на побледневшую дочь. «И с этим человеком ты хочешь связать свою жизнь?» - говорили ее глаза. Анастасии пришлось опустить голову.

- А как же вы живете?

Людмила Григорьевна с презрением смотрела на жениха Анастасии, все больше и больше находя в нем отрицательных черт.

- Ну, если подвернется работа, я от нее не отказываюсь, - смутился Владимир и неловким движением опрокинув чашку, вылил чай себе на брюки.

Мама Анастасии подала ему салфетку.

- А вы думаете создавать семью? Вы были женаты? - наступала Людмила Григорьевна.

Владимир поморщился. Характер разговора ему явно не нравился.

Вот они, эти неприятные вопросы. Хорошо, хотя бы удалось выпить два бокала неплохого вина без помех.

- Я был женат. - произнес Владимир упавшим голосом, - Но в силу обстоятельств получилось так, что жена оставила меня.

- Вы любите выпить? - не унималась Людмила Григорьевна.

- Я пью мало. Специфика литературного труда заключается в том, что даже любимому человеку удается выкроить не так уж много времени, - парировал Владимир, - Жена оставила меня по этой причине.

- И у вас есть дети?

Лицо Людмилы Григорьевны, несмотря на нанесенное на него изрядное количество пудры, начинало зеленеть.

- Нет, у нас не было детей, - сдержанно ответил Владимир.

- А какие у вас намерения в отношении Анастасии?

- Самые серьезные.

Городов вздохнул с облегчением. Самые трудные и неприятные вопросы о работе и о семейном положении, похоже, иссякли. Анастасия посмотрела на него с благодарностью за его терпение.

- Вы, конечно, взрослые люди, - дрогнувшим голосом произнесла Людмила Григорьевна, - И решите все сами, без меня, но прежде чем начинать нормальную, семейную жизнь, должен быть фундамент, какой-то задел из материальных ценностей. Мой муж, жаль, конечно, что он не дожил до этого дня, был обеспеченным человеком, и, можно сказать, тащил на себе всю семью. Он хорошо зарабатывал.

- Я надеюсь, что когда издадут мою книгу… - начал Владимир, но закончить свою фразу не смог.

В это время Людмила Григорьевна истерично рассмеялась.

- Да кому нужна эта белиберда? Вы не Пушкин, не Шолохов, не Леонов и даже не Маринина. Кто будет издавать и читать эту ерунду? И не надейтесь.

После этих слов Людмила Григорьевна перешла в стан заклятых врагов Владимира Городова. Сказать такое о его произведении! Этого он стерпеть не мог.

- Ну, тогда извините, - произнес он вставая, - Нам говорить больше не о чем.

Владимир прошел в прихожую, кое-как отыскал свои ботинки, но никак не мог зашнуровать их. Анастасия молча смотрела на него. Было видно, что ей очень стыдно за свою мать, которая только теперь раскрыла свою сущность.

- Настя, - произнес Владимир, обращаясь к девушке, - У меня есть однокомнатная квартира, в которой ты будешь хозяйкой. Если ты захочешь, мы можем уйти прямо сейчас.

Анастасия накинула плащ и обняв Владимира, решила покинуть свое родное гнездо, где провела свои лучшие годы юности. А мать, вытирая слезы, наблюдала за ними в окно. Ей было горько сознавать, что она теряет свою дочь. Но это, в определенные моменты, горе всех матерей.

 

- 14 -

Кормак в порыве своей животной, непрекращающейся страсти, до крови искусал прекрасное тело Магны. Молодая женщина лежала на пропитанной ее кровью простыне и стонала от боли. Нельзя сказать, что она не испытывала к Кормаку никаких чувств, кроме чувства отвращения. Правитель иногда мог быть нежным, ласковым и внимательным. Но зверь, жестокий и беспощадный, составлял основу его натуры. Магна попыталась приподняться, но обессилев после бурной ночи, снова положила свою прекрасную голову на подушку. Кормак не забыл о ней. По-своему, он горячо любил ее. Но осознание того, что молодая женщина является его рабыней, игрушкой и вещью, созданной для его удовольствий, лишало правителя светлого и первозданного чувства. Он пришел через час с небольшим сосудом, наполненным водой. Обмыв ее раны, Кормак начал смазывать их чудодейственным бальзамом, запах которого напоминал запах розы. Немного бальзама он растворил в фужере с водой и поднес к пересохшим губам несчастной рабыни, которая послушно выпила этот напиток.

- Прости меня, Магна, - произнес правитель. - Я не хотел причинить тебе боль.

В такого повелителя, кроткого, ласкового и нежного можно было даже влюбиться. Но так же неожиданно на его лицо набегала грозовая туча, глаза темнели, а голос походил на раскаты грома. И это уже был другой человек - суровый и не знающий пощады.

- Ты сможешь сама дойти до женской половины? - спросил Кормак у своей рабыни.

Она кивнула головой и со стоном поднялась. Когда-нибудь, во время ночной оргии, она спрячет под покрывалом кинжал и оборвет свое жалкое существование, если с ней будет ее бог. Магна, низко склоновшись, вышла за дверь.

 

* * * * * * *

Они пили вино, разговаривали, смеялись и шутили. Впервые, за многие годы, жилище Владимира Городова не казалось мрачным, похожим на склеп, местом. Рядом с писателем сидела обнаженная Анастасия, полная любви и жаркого огня. И Владимир мог прикоснуться к этому телу, провести по нему ладонью, поцеловать.

- Знаешь, Настя, я так счастлив! - сказал он, глядя в глаза молодой женщины, - Нет, нет, по-настоящему. Ты не смейся. Это счастье, что я встретил тебя. Ты такая светлая, добрая, красивая. И я очень боюсь тебя потерять.

Он поднялся с кровати, накинул на себя рубашку, и сев за письменный стол, начал что-то очень быстро писать. Анастасия любовалась им. Лицо Владимира в загадочной полутьме было освещено внутренним светом. Волшебник творил свое волшебство, и она присутствовала при этом. Владимир отбросил ручку в сторону, и подойдя к любимой с исписанными мелким почерком листами, продекламировал посвященные ей стихи. Анастасия не вникала в смысл слов. Ее волновал глубокий, вибрирующий голос Владимира. И когда он окончил чтение и посмотрел на нее восторженными глазами, прося награду, Анастасия бросилась к нему и крепко обняв, поцеловала в губы. Этот поцелуй невозможно было забыть.

 

- 15 -

Лагерунд, не снимая кольчуги, сидел у камина и размышлял. Что-то нехорошее творилось в последнее время в его мире, на Аргусе и на других планетах. Казалось, Зло собирало силы для решающего удара. Может быть, даже нарушилось равновесие, которое поддерживало мир и спокойствие во Вселенной. Лагерунд дернул за свой седой ус. Нет, ему не разобраться во всем хитросплетении космических законов. Единственный, кто мог ему сейчас помочь - это великий маг Пратер, старец, уже многие годы не выходящий из подземелья, обложившийся старинными книгами и черпающий из них мудрость.

Лагерунд поднялся, и спустившись по лестнице замка Ордена Спасителей, который белой громадой преграждал путь врагам, оказался перед железной дверью, ведущей в сырое, мрачное подземелье, освещенное светом факелов и свечей. Воин осторожно спускался по каменным ступеням, сделанным в незапамятные времена, когда его еще и на свете не было.

- Я знаю, зачем ты пришел ко мне, Лагерунд. И я ждал тебя. Ждал, когда ты поборешь свою гордыню и попросишь совета у старика.

Закаленный в многочисленных боях воин, присел на ступеньку, покрутил свой седой ус и произнес, глядя на старого волшебника, глаза которого слезились от недостатка света и прочитанных фолиантов:

- Без твоего совета мне действительно не обойтись, Пратер.

- В Зеленую Долину готовится вторжение. Правитель Аргуса Кормак, перебив Совет, обуянный жаждой единоличной власти, хочет завоевать наш прекрасный мир. Ты, Лагерунд, рассчитываешь на поддержку семи могучих волшебников Долины и ты ее получишь. Лорена, как и ты, ненавидят Кормака. И волшебством она владеет неплохо, ведь когда-то Лорена была моей любимой ученицей. И жезл с остроконечной звездой подарил ей я. В этом жезле заключена могучая сила, способная вызывать демонов.

Лагерунд нахмурился.

- А ты, Пратер, как всегда останешься в стороне?

- На этот раз - нет. Нужно быть глупцом, чтобы остаться в стороне от таких событий. Я на стороне Зеленой Долины. Но хватит ли у меня сил, чтобы помочь вам и остановить Кормака? У меня давно не было практики, а знания, которыми я владею, иссушили мой мозг.

Волшебник взял со стола костяной гребень и начал расчесывать свою густую, белую бороду. Серые глаза Лагерунда потемнели, сильные руки сжались в кулаки.

- Что говорят твои книги? Мы проиграем?

Лицо воина, казалось, постарело на десятки лет. Магистр ордена Спасителей казался теперь одного возраста с древним волшебником. Пратер хотел уклониться от ответа. Все его книги говорили, что Зеленый мир погибнет. Все, кроме одной и самой древней.

- За Кормаком, - осторожно начал волшебник, - стоит большая сила. Мы не сможем оказать войскам Аргуса достойного сопротивления. Я знал отца Кормака Астолда. Это был очень хороший, добрый король. Он жалел своих подданных. Ты, Лагерунд, могучий воин, желаешь знать правду? Все мои книги говорят, что Зеленая долина обречена. Если мы не сдадимся, всех нас ждет смерть, если сдадимся - тоже. Есть только одна, слабая надежда. В другом мире живет волшебник, который с помощью рунного письма создает миры, пишет их судьбы, а если нужно - уничтожает. И он, как брат-близнец похож на завоевателя Кормака.

- Я встречался с ним, мудрейший, - произнес Лагерунд, - Он не хочет встревать в дела нашего мира.

Пратер низко опустил голову и сказал:

- Только он может спасти Зеленую Долину и другие миры. Только он.

Волшебник замолчал. Силы его иссякали, хотя он и старался держаться бодро и достойно. Лагерунд подошел к волшебнику и склонился над ним. Он осуждающе посмотрел в угасающие глаза старика.

- Ты не ешь и не пьешь, Пратер, насыщаясь знаниями. Но эти знания когда-нибудь убьют тебя.

- Судьбу трудно обмануть, - печально ответил волшебник, бессильно опуская голову, - Тело мое немощно, но дух еще силен и крепок. В предстоящей битве я сумею доказать это.

- Что делать мне, Пратер? - спросил Лагерунд, собираясь уходить.

- Ждать, ответил мудрец, - Кто умеет ждать, тот побеждает.

- Я разговаривал с этим волшебником, - сказал Лагерунд гордо, - И он обещал мне не поддерживать Кормака. Если будет нужно, я снова приду к нему и попытаюсь убедить выступить на нашей стороне.

- Ты не сможешь попасть туда, - убежденно говорил Пратер, - В тот раз просто совпали временные отрезки. Дверь открылась и пропустила тебя в другой мир. Больше они не совпадут. И ты не смог бы убедить его. Тот волшебник должен сам сделать выбор и вступить в борьбу с воинственным и могущественным двойником. Так написано в книге. Когда он почувствует, что наш мир гибнет, что нам нужна помощь и правда на нашей стороне, он не сожалея, уничтожит Кормака. Но может быть, вместе с ним уничтожит и самого себя.

Лагерунд внимательно выслушав Пратера, в знак прощания махнул ему рукой и быстро поднявшись по лестнице, покинул холодное и мрачное подземелье.

 

- 16 -

Владимир проснулся под утро. Ночь еще с неохотой уступала свои права новому дню. Анастасия, повернувшись на бок, крепко спала. Владимир видел удивительный сон, временами казавшийся явью. Этот сон был продолжением действительности, уводя его в другую реальность. В этом сне его двойник в другом мире, повелитель Кормак приходил к нему и разговаривал с ним.

- Мы так похожи. - говорил он, - Почему бы нам не объединить усилия? С твоей помощью, волшебник, мы могли бы завоевать множество миров. Ты ведь, так же, как и я жаждешь славы и богатства. Только ты боишься, даже себе, признаться в этом.

- Я не стану помогать тебе, отвечал Владимир, - Мы совершенно разные по сути.

- Как день и ночь?

Кормак злобно усмехнулся.

- Как день и ночь, - подтвердил Владимир, - Я скорее буду помогать твоим врагам, а не тебе.

- Но они тебе чужие!

Кормак поднялся со стула, прошелся по комнате с кошачьей легкостью.

- Они не посягают на чужие страны и миры, - пытался защищаться Владимир.

В руке Кормака блеснул клинок.

- Тогда мне придется тебя уничтожить, - произнес он, угрожающе надвигаясь на писателя, - Иначе ты можешь оказаться на их стороне.

И тогда Городов выставил перед собой, словно щит, свою новую, только что изданную книгу.

Кормак отступил назад, словно в руках Владимира была не книга, а обладающая огромной магической силой, вещь.

Действие сна из комнаты Владимира переносилась в тронный зал Аргуса. Кормак, задумчивый и грустный, сидел на своем троне. И к нему с разных сторон, из темноты, подходили Лагерунд, Лорена и Лагенброк со своим магическим кристаллом, светящимся в темноте. Но Кормак, казалось, не видел своих врагов, окружающих его. Правителя ждала неминуемая и ужасная смерть. Но вот неожиданно для всех, в зал вбежала рабыня Магна и упала на колени. Она повернула свою прекрасную голову к судьям и сказала:

- Пощадите его! Лишите власти, почестей и отпустите со мной.

Владимиру показалось, что это Анастасия просит за правителя Аргуса. Лагенброк угрюмо посмотрел на камень, пульсирующий у него в руке.

- Мне удивительно слышать твои слова, рабыня. Кормак издевался над тобой, истязал, а ты теперь просишь за него?

- Вам никогда не понять женщину, - произнесла Лорена, - Женщина живет эмоциями и потому волшебниц среди них больше, чем волшебников среди мужчин.

Она подошла к Лагерунду и что-то шепнула ему на ухо.

- Может быть, попробуем изменить его ауру, - сказала она.

Магистр Ордена Спасителей с сомнением посмотрел на Лорену.

- Она у него черная. И потом, только Пратер способен был на такое.

- И все-таки, я попробую.

Остроконечная звезда на жезле засветилась оранжевым светом.

- Не надо! - закричал Кормак, трясясь всем телом, - Не надо! Я не хочу!

Тело его покрывалось перьями, нос костенел, превращаясь в клюв, а вместо рук у правителя появились крылья. Огромный орел взмыл под потолок залы. Лагенброк использовал камень, пульсирующий у него в руке, как оружие. Луч, отделившись от камня, мощный световой пучок, пронзил гигантское тело орла. Кормак, сбрасывая оперение и принимая вновь человеческий облик, медленно опускался вниз. Он снова оказался на троне, задумчивый и отрешенный. Зал, словно сделанный из воска, начал таять. Владимир остался наедине с пустым пространством, в котором слышались чьи-то призрачные голоса. Что мог означать этот сон? Владимир лежал в постели без движения и слушал, как настенные часы отсчитывают минуты. Вероятно, это видение не было обычным сном. Его сон был предупреждением. Он показывал события, которые должны были еще произойти. Владимир понимал, что быть волшебником непросто, быть волшебником и творить несколько миров - это не под силу обычному человеку. А ему казалось, что силы его таяли, и волшебство иссякало. Что он может сделать такого, чтобы люди поверили ему и были благодарны за его волшебство? И что будет делать Анастасия, которая теперь безмятежно спит, если он сойдет с ума? Кому и зачем нужен свихнувшийся волшебник? А ведь он хотел стать ей мужем, а не любовником. Именно мужем. Может быть, здесь нет никакой разницы? Есть. Он хочет составлять с ней единое целое, без всяких оговорок. Тогда, может быть, стоит попробовать заняться другим делом? Но что он будет представлять из себя, не написав ни строчки? Жалкое, потерянное существо. И что будет с ним, если он растратит свою силу, не выполнив предназначения? Тогда его, вероятно, ожидает духовная гибель, а затем, и физическая. Какая сверхсила провела его в Зачарованный замок, Зеленую Долину и Аргус? Имеет ли он право бросать все эти миры? Волшебство - это трудное ремесло. Отдавая много сил, как моральных, так и физических, волшебник даже не знает, правильным ли путем идет? Бредет в потемках, спотыкаясь, наскакивая на стены. А если весь тот путь, который он уже прошел, ошибочный? А если его дорога никуда не ведет? Почему одни волшебники становятся великими, а другие так и остаются в нищете и неизвестности до самой смерти? Что есть у других и не хватает ему?

Написав роман «Путь», ему казалось, что он станет известным и популярным. Но этого не случилось. Что-то мешало, что-то постоянно мешало ему возвыситься. А нужно ли волшебнику это возвышение? Может быть, слава и признание - тоже пустые слова? Просто нужно не торопясь делать свое дело, и бог тебя заметит? Тогда он был один и отвечал только за себя. А теперь рядом с ним была Анастасия. И нужно быть вдвойне осторожным, чтобы случайно не навредить ей. Волшебство - опасная профессия. Миг торжества оплачивается годами страданий. И смерть не ставит точку на волшебнике, потому что, независимо от него, волшебство, однажды сотворенное им, продолжает жить.

 

- 17 -

Анастасия проснулась к десяти часам утра. Сладко потянувшись, молодая женщина озабоченно огляделась вокруг. Владимира рядом не было. Он хлопотал на кухне, заваривал чай, жарил яичницу. Она уже хотела подняться, но тут из кухни с подносом в руках вышел Владимир. На подносе были два бокала с горячим чаем, две булочки и две тарелки с яичницей. Писатель поставил поднос на столик, который находился рядом с кроватью.

- Как спалось? - ласково спросил он у Анастасии.

- Хорошо. А ты рано поднялся?

Она заметила темные круги под его глазами и морщины, пересекающие лоб.

- Рано. И к тому же, мне сон приснился, - произнес он, - Очень интересный сон.

- Расскажешь? - спросила она, беря с подноса стакан с чаем и булочку.

Владимир озабоченно посмотрел на нее и вздохнув, произнес:

- Все не так просто, Настя. Боюсь тебя испугать.

- А тебе кошмар приснился?

Откусив кусочек булочки, и отпив чаю, она вопросительно посмотрела на Владимира.

- Это другое. Это связано с моей работой.

- С рукописью?

- Да. Сегодня мне приснился Кормак, Лагерунд, Лагенброк, Лорена и Магна.

- Все сразу?

- Да. Похоже, ситуация выходит из-под моего контроля. Я даже не думал, что писать - это так опасно.

Анастасия встревожилась.

- Они угрожали тебе?

Владимир нахмурился, не зная, как это все объяснить Анастасии. Возможно, она даже примет его за сумасшедшего. Для нее книжные герои - полностью выдуманные, несуществующие персонажи. А для него - это часть жизни. Он каждодневно общается с этими героями. Он воздействует на них, но и они, каким-то образом, воздействуют на него.

- Нет, это не очень опасно, - пытался успокоить Анастасию Городов. - Это просто сон. Что могут сделать мне мной же выдуманные герои?

Он попытался рассмеяться, но смех получился жалким и вымученным.

- Ты боишься?

Анастасия поставила бокал с чаем на поднос. Он что-то хотел ей ответить, но почувствовал движение воздуха у себя за спиной. Владимир обернулся и увидел в зеркале свое отражение. Только почему-то отражение было не в пижаме, а в кольчуге и с мечом в руке.

Кормак властно посмотрел на волшебника из другого мира. Изображение выходило из зеркала мучительно медленно: рука, нога, туловище, голова. Кормак ступил своими ногами, обутыми в сапоги, на пол его комнаты.

«Неужели Анастасия видит все это?» - мелькнула в голове писателя ужасная мысль. Кормак приближался к Городову.

- Тебя посещал человек из Зеленой Долины? - спросил он, растягивая слова.

- Посещал, - ответил Владимир, отступая.

- Что же он хотел от тебя?

По губам правителя Аргуса зазмеилась улыбка. Улыбка, которая была хуже свирепой гримасы.

- Он просил меня помочь в войне с тобой. - прошептал писатель, отступая еще на один шаг назад.

- И что же ты, волшебник, согласился?

Глаза Кормака налились желтым огнем.

- Я отказался.

Глаза правителя Аргуса гипнотизировали его, затягивали в черную, глубокую бездну, из которой не было возврата.

- Плохи у них дела, - сказал Кормак, убирая меч в ножны, - А мне ты можешь помочь? Говорят, что мы с тобой похожи, как братья-близнецы.

- Мы, конечно, похожи, - ответил Владимир, - Но лишь внешне.

- Ты так считаешь? - удивился Кормак, - А чем ты отличаешься от меня? Разве ты не хочешь славы? Разве ты отказался бы от власти? Ты надеешься, что я про тебя ничего не знаю. Напрасно. Ты помнишь своих родителей? Они кое-как сводили концы с концами, а ты даже не пытался им помочь. А после их смерти ты даже памятника на их могиле не поставил.

Лицо Кормака стало красным от гнева.

- И ты еще берешься судить меня! А может быть, я спасаю Зеленую долину от Лорены и Лагерунда? Может быть, они - еще худшее зло для жителей этой прекрасной страны, чем я.

- Это их земля, - твердо, не глядя на правителя Аргуса, ответил Владимир, - Они не вторгаются на Аргус. А про меня ты все правильно сказал. Я этого не отрицаю, но раскаиваюсь. Я могу сказать тебе в лицо, что я был не прав.

- Мокрица! - презрительно бросил в лицо Городова Кормак. - Ты даже не пытаешься доказать свою правоту. А меня ведь тобой пугали, говорили, что ты все можешь. Шут ты гороховый, а не волшебник!

Кормак повернулся к Владимиру спиной, чтобы выразить свое презрение.

- Нет, я кое-что могу, - процедил сквозь зубы Городов, - Я вычеркну тебя из своей книги, вырву листы, сожгу их и развею по ветру. И тебя не станет.

- Дерзай! - бросил в ответ правитель Аргуса, презрительно глядя на волшебника.

Кормак помахал Владимиру рукой, а потом непостижимым образом вошел в зеркало и исчез.

Анастасия с ужасом наблюдала за тем, как Владимир разговаривал со своим отражением в зеркале.

- Что с тобой, Владимир, - только и сумела произнести она и, едва не упала в обморок, увидев его глаза: ничего не видящие, пустые.

Городов очнулся. Он не понимал, почему Анастасия сидит на кровати и плачет.

«Видела ли она Кормака?»

Он подошел к ней, обнял ее за плечи.

- Мне страшно, - сказала Анастасия, глядя на Владимира, - Если бы ты видел себя, наверное, тоже испугался.

Он нежно гладил ее ладонью по золотистым волосам.

- Ничего, ничего, успокойся.

- Ты разговаривал со своим отражением в зеркале. - добавила она.

- Иногда такое случается, - пытался утешить Анастасию Владимир, - все писатели немного чокнутые.

«Она ничего не видела», - успокоился Владимир.

Надвигался вечер. Он, словно завоеватель, отбирал права у дня, готовя вторжение ночи. Царица еще не пришла, но уже чувствовалась ее легкая поступь. До утра она одержит победу, а потом все повторяется снова. Изо дня в день продолжается борьба темноты и света. И до тех пор, пока великое равновесие не нарушено, так будет продолжаться изо дня в день, из года в год, из века в век. А если нарушится? И во всей Вселенной, погасив свет звезд, воцарится тьма. Что будет тогда со всеми нами?

 

- 18 -

У писателей бывает время кризиса, когда ничего не получается, работа не идет и застревает на одном месте. От бессилия хочется выть, без причины бросаться на людей. Анастасия ушла на работу и чувство тоски и одиночества захватило Владимира полностью, стараясь удушить своими холодными руками. Владимир перебирал исписанные листы и пачками выбрасывал их в мусорное ведро.

«Писателя из меня не получилось, - с горечью признавал он, - А какие радужные картины своего будущего я рисовал себе, какие воздушные замки строил! Казалось, еще одно усилие и я напишу бестселлер. А потом начнется беззаботная удивительно красивая жизнь. Кинофестивали, писательские форумы, длинноногие девушки, море шампанского. Долетался, чертов писатель! Жизнь тебе крылышки пообрезала. Может, пока еще не поздно, освоить какую-нибудь, приносящую практическую пользу, профессию. Столяра, плотника, а может быть, электрика. Но не поздно ли? Нет, учиться никогда не поздно. К черту эту литературу! Гони призраков, называемых персонажами прочь. Гони и закрывай дверь. Жизнь не укладывается ни в один сюжет. Просто люди рождаются и умирают. Живые, окруженные со всех сторон мертвыми. А для чего живут? Никто этого не знает. Дождь за окном «зарядил» на целый день. Лучше бы уж прошел ливень. А то моросит потихоньку и не кончается. Конечно же, все скверно и плохо. Но у меня есть Анастасия - маленький островочек любви, который спасает, заставляет жить. Но каково ей со мной? И ее мама Людмила Григорьевна не на моей стороне. Владимир схватил зонт и выбежал на улицу. До библиотеки идти минут десять пешком. Владимир вошел в здание, стряхнул зонт, с которого полетели капли дождя. А что он скажет ей? Владимир поднялся на второй этаж, снял в раздевалке плащ и вошел в царство прекрасной Анастасии. Она была занята. У ее стола собралась стайка детей, которые что-то спрашивали, перебивая друг друга. Владимир терпеливо ждал, рассматривая книжные полки. Его книг тут точно никогда не будет. Анастасия заметила его и приветливо улыбнулась. Владимиру пришлось ждать минут двадцать. Наконец они остались одни. Владимир подошел к ней, нежно обнял за талию и поцеловал в щеку.

- Выходи за меня замуж, Настя. - неожиданно предложил он.

Анастасия занервничала. Несколько книг упало с ее стола, которые Владимир поднял и положил на место.

- Мама звонила, - призналась она, - Наговорила мне всяких гадостей. Потаскухой и шлюхой меня назвала. Может, она права?

- А обо мне сказала, что я - никчемный человек, - горько усмехнувшись, предположил Владимир.

- Ты почти угадал.

Анастасия пыталась поднять себе настроение, но это у нее не получалось.

- Я жду ответа, Настя.

Владимир с надеждой смотрел на нее.

- И ты сделал мне предложение?

Настя долго ходила между полок с книгами.

- Я не знаю. - ответила она, виновато улыбаясь, - ты, Владимир - хороший человек, но семья - это очень серьезно. Боюсь, что я еще не готова к этому. Еще не готова, - уточнила она.

- Мы никогда не простим себе, если потеряем друг друга. Подумай, Анастасия. Не торопись говорить «да», но и не отвечай «нет».

Он вышел за дверь. Анастасия подошла к окну и долго смотрела на человека под зонтом. Ему было одиноко и холодно, одному под этим осенним заплаканным небом.

 

- 19 -

Рыцари Ордена Спасителей, в строю, представляли из себя грозную силу. Щит к щиту, плечо к плечу. У многих из них тугие, с натянутыми тетивами, луки. Лагерунд в блестящих доспехах, словно бог войны, неподвижно стоял впереди своих воинов и всматривался в сумрачную даль неба. Лорена, шесть магов и Лагенброк с магическим кристаллом расположились за спинами воинов. Сегодня потребуется все их умение. Аргус шел на них войной. Лагерунд увидел первых воинов армии Кормака. Сам повелитель сидел верхом на черном жеребце, величественно покачиваясь в седле. В груди у Лагерунда защемило.Сумеют ли они остановить эту боевую, отлаженную машину, приближающуюся к ним стальной, извивающейся змеей? Кормак, грозно посмотрев в сторону противника, поднял вверх руку и громко крикнул:

- Мне не нужно кровопролития. Если вы признаете мою власть над Зеленой Долиной, мы разойдемся миром. Более того, я выделю вам в своем государстве небольшую область, где вы будете жить по своим законам и платить небольшую дань в мою казну.

Кормак бесстрашно подъехал на своем черном коне к рыцарям.

- Ну, что, вы согласны на мои условия?

- Нет, - заревел в ответ Лагерунд, - Зеленая Долина никому не подчинялась и останется свободной. И если ты покинешь ее пределы, дело закончится миром, а если нет - мы будем биться до последней капли крови.

- И обещаю, - сказал он уже вполголоса, глядя в глаза заклятого врага, - Даже если ты победишь, победа достанется тебе нелегко.

Кормак усмехнулся.

- Ты глупец, Лагерунд. Я всегда добиваюсь своего. А потери меня не пугают. Будут деньги, будут и наемники.

- Теперь мы можем говорить на языке оружия.

Лагерунд демонстративно отвернулся от правителя Аргуса.

- Как знаешь, - произнес со злостью Кормак и поскакал к своему войску.

А Лорена и другие маги не тратили понапрасну время. И когда Лагерунд и Кормак разговаривали, в небо уже поднялись огненные шары, медленно приближаясь к войскам Кормака. Огненные шары красиво падали вниз, обжигая воинов правителя Аргуса и внося сумятицу в стройные ряды его войска.

Кормак велел воинам прикрыться щитами, а сам соскочив с жеребца, пришел в палатку, где его ожидал маленький старичок в черных одеждах.

- Они пустили в ход волшебство, - сказал Кормак, устало опустившись на стул.

- Огненные шары?

Старичок неприятно, ехидно хохотнул. Его желтое лицо выражало довольство собой.

- Самое простое волшебство, которое мне доводилось видеть. Сейчас я сотворю дождь, и они исчезнут.

Колдун хлопнул в ладоши и что-то сказал на непонятном языке. Из серых туч хлынул дождь, уничтожая магию огня.

Теперь встревожена была уже Лорена. Она стремительно подошла к Лагерунду.

- У Кормака тоже маг имеется, и, пожалуй, посильнее нас.

И в это самое время, воины неприятеля подняли вверх луки, выпустив в войско Зеленой Долины тучу стрел.

Но рыцари были людьми обученными. Они все разом, как по команде, закрылись щитами. Лишь несколько человек, не успевших синхронно выполнить этот маневр, упали убитыми или ранеными. И в рядах защитников Зеленой Долины образовались бреши, куда ринулись воины Кормака, завязав вязкий рукопашный бой. Лучники приготовились во второй раз опустошить свои колчаны. Но на этот раз стрелы не долетели до цели, повинуясь магии Лорены, возвратились назад.

- Черт возьми! - ругался Кормак, считая убитых воинов, пораженных их же собственными стрелами, и обращаясь к старичку в черном, который вышел из палатки, любуясь боем, - За что я плачу тебе деньги?

Старичок не обратил на повелителя никакого внимания.

- Прикажи своим воинам, чтобы они отходили, - спокойно сказал он, - если дорожишь их жизнями.

Кормак хмуро посмотрел на колдуна.

- Что ты задумал?

- Увидишь.

Кормак приказал трубить отбой. Но немногие из воинов, разгоряченные боем, послушались его приказа. А старик, тем временем, протянул руки к небу и сделал ими несколько круговых движений. Желтое, хищное лицо черного мага преобразилось. Теперь он творил свое великое черное волшебство. И черпал свои силы в самой сущности зла. Земля Зеленой Долины вздрогнула, не желая пускать в мир существо, способное уничтожить целые миры. Черный всадник, медленно поднимающийся из преисподней на храпящем от нетерпения коне, нес неисчислимые беды и разрушения. И только Копье Абсолютной силы, разящее ночных тварей, рассеивающее легионы демонов, могло остановить этого ангела разрушения. Никто из белых магов, даже соединив свои усилия, не смогли бы остановить черного всадника. Лорена и шесть других магов, несмотря на все их мастерство, в этой схватке с черным колдуном, не смогли бы продержаться и считанных секунд. Сделав последнее усилие, они упали на землю и остались лежать неподвижно, словно мертвецы. Великий маг Пратер понял, что ему пора вмешаться в происходящее. Лорена и шесть других магов лишь ненадолго отвлекли внимание черного колдуна и вызванного им демона, медленно скачущего в небесах и наводящего ужас на воинство Лагерунда.

Вокруг всадника в черном крутились смерчи, воронки которых уходили далеко в небо, словно трубки, высасывающие из всего живого жизнь. А небо чернело, превращаясь в кипящую смолу. Пратер, высокий старик с длинными седыми волосами и бородой, стоя на вершине одинокой скалы, бесстрашно наблюдал за происходящим. И бог вложил в его руку копье Абсолютной силы, единственное оружие, которое могло поразить, скачущего в потемневших небесах, демона. Клинок, зажатый в костлявой руке материализовавшегося духа, полыхал синим огнем.

Дух видел Пратера и несся к нему, чтобы обезглавить достойного противника. И в этот миг, с руки Пратера сорвалась яркой вспышкой молния. Демон дико закричал от страха, попытался повернуть своего коня. Но это копье, направленное рукой бога, попав в демона, спалило его дотла. Небеса постепенно светлели. Жизнь торжествовала над смертью. Пратер медленно спустился со скалы и, подойдя к безжизненным телам магов, выполнившим свой долг до конца, склонился над ними. Жизнь еще теплилась в их телах. Но только бог знал, погибнут они или останутся в живых.

Воины Кормака медленно брели к лагерю. Никто их не преследовал. Все были под впечатлением ужаса, который сотворил черный маг.

- И это все, на что ты способен?

Кормак метался по палатке голодным тигром. Но черный колдун сидел неподвижно, прикрыв свои маленькие черные глаза.

- Шарлатан! - закричал на него повелитель Аргуса.

- Мне противостояли семь магов, один из которых, точнее одна, проходила школу высшего волшебства.

- Я не знаю и не хочу этого знать! - не унимался Кормак, - Мне важен результат. Где обещанная тобой бескровная победа?

Повелитель хотел схватить старичка за его жидкую бороденку, но застыл перед ним, словно колдун поставил перед собой невидимую стену.

- Подожди, Кормак, - зашипел он, - Победа от тебя не уйдет. Учись ждать, учись терпеть. Терпение - это тоже мудрость.

- Не хочу! - закричал Кормак на старого колдуна, - Победа нужна мне сейчас!

- Ты ее получишь.

Колдун исчезал у него на глазах. Сначала он стал прозрачным, и через него можно было увидеть и ковер на полу походного шатра, и другие предметы, а затем и вообще стал невидимым. Волшебник подбирался к войску Зеленой Долины осторожно, не делая лишних движений. Теперь, когда семь магов Долины потеряли свою силу, он мог беспрепятственно творить свое волшебство. Но тут черный колдун просчитался. Он забыл о волшебном камне Лагенброка, который при приближении волшебника запульсировал в руке своего хозяина. И тот поднял тревогу. Лагенброк направил руку с камнем в ту сторону, откуда исходила опасность. Голубой луч прошел сквозь черного колдуна, и он снова стал видимым. Лицо старичка позеленело от охватившей его злобы.

- Я - Аль-Рашид, - закричал он своим тонким, визгливым голосом, - Вы будете умолять меня простить вас, но я буду беспощаден.

Воины были ошеломлены и подавлены этим заявлением. Семь их магов без движения лежали на земле, и их некому было защитить.

Но тут со стороны раздался неуместный, в таком положении, смех.

- Полно, полно, Александриус или как тебя там, - произнес седой и сгорбленный человек, опираясь на посох.

Никто не видел, как он подошел и как вообще здесь оказался.

- Я знаю девятьсот девяносто девять твоих имен из тысячи. Но Аль-Рашид - это не твое имя.

Мнимый Аль-Рашид как-то сразу сник, стал даже меньше ростом.

- А теперь я, Пратер, не скрывающий своего имени, говорю тебе: «Исчезни».

Черный маг жалобно посмотрел на Пратера, и повернувшись, зашагал в сторону лагеря Кормака. А Пратер подошел к семи магам, лежащим на земле без движения и опустился рядом с ними.

Лагерунд все еще стоял перед Лореной, пребывая в печали и унынии.

- Не переживай, воин, - произнес Пратер, обращаясь к нему, - Они просто спят.

- Но их сон похож на смерть, - возразил Лагерунд. - тела их холодны, лица бледны, и они не дышат.

- Они спят, - повторил Пратер, - Настоящему магу незачем дышать. Он может находиться слишком далеко от своего дома и от своей бренной оболочки.

Пратер достал костяной гребень и расчесал свою седую, невероятной длины, бороду.

- И ты можешь их разбудить?

В глазах Лагерунда появилась надежда.

- Разбудить? Могу, - ответил старый маг, учитель Лорены, - Но этого не нужно делать. Маги истратили слишком много сил на свое потрясающее, коллективное волшебство. Они противостояли сильнейшему адепту черной магии, вызвавшему Демона Ночи. Теперь они набирают волшебную силу, забирая ее из других мест и других миров. Не нужно им мешать. Они вернутся через месяц, а может быть, через два, но обязательно вернутся.

- Мы будем на это надеяться, - произнес Лагерунд, распорядившись перенести магов в свою палатку. День исчерпал свои силы. Вечер клонило в сон. Ночь медленно опускалась над лагерем, раскидывая сети сна.

 

- 20 -

Они лежали неподвижно, не подавая признаков жизни и никто не знал, где блуждали теперь их души. А души Лорены и шести магов оказались в совершенно незнакомом им мире. И их магические силы и способности здесь ничего не значили. Наверное, они оказались в Междумирье, балансируя на грани жизни и смерти, реальности и нереальности. И не было совершенно никакой возможности вырваться им в мир Зеленой Долины. Повинуясь чьей-то злой, неотвратимой воле, они, словно зомби, двигались вперед. А впереди их ожидал неизвестной природы магнит. Он и манил к себе, и страшил одновременно. Лорена первая из магов открыла глаза.

- Друзья мои, - произнесла она негромко, - Спастись может только один из нас. И спасти одного из нас может только магия крови. Демон, который заманивает нас в самые отдаленные уголки Междумирья, чтобы уничтожить, хорошо знает это и считает, что мы побоимся расстаться со своей бренной оболочкой и жизнью. Он надеется на это. Но я первая готова отдать свою кровь одному из вас. Кто станет избранным?

Глаза остальных магов раскрылись и все они повернули свои головы в сторону Лорены:

- Только ты! - сказали они разом.

Они достали серебряные ножи и вспороли свои вены. И их кровь багровым облаком окружала прекрасную волшебницу, защищая ее, став надежным щитом против хитрого демона, уже праздновавшего свою победу. Но Лорена стала неуязвима для его страшных чар. Его разочарование сопровождалось громоподобным ревом бессилия. Демон больше не преграждал им дорогу. Но шесть магов, совершив свой подвиг, медленно падали в черную бездонную бездну. И только Лорена, которая обрела свою прежнюю магическую силу, бесстрашно стояла перед клубящимся духом преисподней, окутанная багровым пламенем. Демон попытался нанести удар. Но всей его огромной мощи не хватило, чтобы победить Лорену. В ее руке появился магический жезл, подаренный Пратером и, звезда, сверкнув светом тысячи разящих молний, ударила по ужасному созданию ночи.

Поверженный демон, тяжело вздыхая, клубящимся черным дымом уползал в глубокую нору Междумирья, спрятавшись там, может быть, еще на тысячу человеческих лет.

 

* * * * * * *

Лагерунд, глядя на холодное, безжизненное лицо волшебницы, не стесняясь своих слез, рыдал, словно зеленый мальчишка. Лорена была мертва и никогда уже дыхание не возвратится к ней! Но, в то самое время, когда отчаяние полностью овладело им, Лорена приоткрыла глаза и ее пересохшие губы раздвинулись, чтобы произнести одно единственное слово: «Пить». Лагерунд не верил своим органам слуха и зрения. Он быстро поднялся, зачерпнул ковшом воды и поднес живительную влагу к пересохшим, запекшимся губам волшебницы. Она жадно пила холодную воду и с благодарностью смотрела на закаленного в боях и сражениях воина, который до сих пор еще любил ее.

Остальные шесть магов, отдав свои жизни за одну, остались лежать без движения. Они были мертвы, и никакая сила не могла вырвать их из хищных объятий смерти. Когда Лорена пришла в себя и смогла рассказать о подвиге, совершенном магами, их положили в одну, общую могилу и похоронили с почестями, как хоронят доблестных воинов, отдавших свои жизни на поле сражения.

 

- 21 -

Владимира в этот день посетили новые идеи, и он, на время, забыл о Зеленой Долине. А потом, в два часа дня, позвонил старый друг, который, оказывается, работал редактором одной из московских, недавно создавшихся газет.

- Ну, как дела, Пушкин? - спрашивал друг Владимира, - Все еще пишешь, не бросил это занятие?

- Нет, - коротко ответил Городов.

- А где работаешь?

Вопросы Евгения начинали раздражать. Потом он спросит: «С кем ты спишь, что ешь и что пьешь»?

Владимир умело держал многозначительную паузу.

- Ты не обижайся, Владимир, что я тебя расспрашиваю. У меня тут свой интерес, - поняв паузу Городова, как надо, объяснил Евгений, - В газету ко мне работать не пойдешь?

- Журналистом?

Городов напряженно ждал ответа.

- Не обязательно. Если потянешь, то можно тебя и начальником отдела сделать.

Владимир вздохнул с облегчением.

- Когда мы встретимся?

- Сегодня сможешь? Часам так к пяти и подъезжай. Поговорим, кофе попьем. Как жена?

- У меня нет жены, - с вызовом ответил Владимир, - Но есть варианты.

- А твоя?..

- Она меня бросила, Женя.

Евгений на том конце провода прокашлялся, словно проглотил мошку или чем-то подавился. Но кашель этот был искусственный. Просто он не знал, что сказать.

- Вот, стерва! - неожиданно выпалил он в трубку, - Но ладно, жена - это дело наживное. С нетерпением жду тебя.

- Приеду.

Владимир положил трубку. Вот это подарок судьбы! Если он будет при работе, а тем более, работе высокооплачиваемой, он сумеет помириться с матерью Анастасии. А там можно и свадьбу играть. Это явно был день приятных сюрпризов. Вновь зазвонил телефон. Владимир поднял трубку и услышал взволнованный голос Анастасии:

- Я согласна, я согласна, Володя!

В сердце Владимира даже что-то зазвенело при этих словах.

- Какое сегодня число?

- Второе октября. - ошеломленно ответила она.

- Год?

- Две тысячи пятый.

- Запомни его, дорогая, - весело произнес Владимир, - Это самый счастливый день в моей жизни! Не так давно звонил мне старый друг и приглашал работать в газету. Это, значит, что у меня будет интересная, высокооплачиваемая работа. И с мамой мы твоей тогда помиримся.

- Как я рада! - воскликнула Анастасия, - Ты даже не представляешь.

Он слышал поцелуи, которые Анастасия посылала ему через трубку и отвечал ей тем же. Неужели фортуна повернулась к нему лицом? Владимиру очень хотелось в это верить.

 

- 22 -

Когда волшебники отдыхают, события в подвластных им государствах и странах развиваются по непредсказуемому сценарию. Утром следующего дня Кормак развернул свои войска и надеясь только на силу оружия, повел их в бой. Рыцари Ордена Спасителей уже ждали их, встретив арбалетными стрелами. После этого убийственного залпа ровный строй армии Кормака нарушился, чем воспользовались рыцари, ввязавшись в рукопашную схватку. Могучий Лагерунд вел их за собой, каждым ударом своего огромного меча поражая противников и сея панику в стане врага. Лагерунд своим зычным голосом призывал рыцарей:

- Вперед, доблестные воины! Докажем, что рыцари ордена - лучшие воины на свете!

Рыцари Лагерунда лавиной обрушились на многочисленные, но не знающие дисциплины наемные войска и этот железный кулак единым ударом смял войска завоевателей. Удар был по-настоящему страшен. Казалось, раздался оглушительный раскат грома, когда два войска сшиблись в смертельной схватке. Бой был упорным и кровавым. Никто не хотел отступать, отстаивая каждую пядь земли. Но фактор родной земли, которую защищали рыцари, в конце концов, сказался. Наемники Кормака дрогнули и побежали. Собственная жизнь им была дороже, чем набитые золотом кошели. Если ты жив, то и кошель можно набить золотом, а если мертв, то он тебе уже не пригодится. Мертвые не пьют пива, не любят женщин. Кормак собственноручно зарубил трех отступающих воинов, но он не в силах был остановить и заставить сражаться бегущее войско. Поле боя, покрытое трупами воинов, опустело.

Лишь Кормак и несколько его телохранителей отчаянно сражались, но их уже ничто не могло спасти.

Лагерунд наконец сразился с обессилевшим Кормаком. Им никто не стал мешать. В их очном поединке все должно было решиться. Старый Пратер, присев на потрескавшийся от времени камень, с любопытством наблюдал, как два могучих воина сшиблись в смертельной схватке. Кормак, обладая немалой силой, был гибок и подвижен, а Лагерунд, несмотря на то, что был не так быстр, как его противник, отбивал выпады повелителя Аргуса за счет своего опыта и интуиции. Силы были равны. Воины тяжело дышали, делая очередной круг, надеясь на малейшую ошибку противника. Но никто не хотел раскрываться. Ранение было равносильно гибели. Мечи сверкали над головами, щиты принимали могучие удары, едва не раскалываясь. Два войска стояли друг против друга, но никто из воинов не двигался с места, наблюдая за поединком, который мог решить исход всей битвы. Кормак первый не выдержал напряжения боя. Он отбросил щит, свободной рукой достал кинжал и метнул его в магистра Ордена Спасителей. Тот легко, одним выверенным движением отбил кинжал щитом. Кормак отступал. Его реакция стала не столь быстрой, несколько раз он едва не пропустил могучие рубящие удары Лагерунда. Повелитель Аргуса понял, что ему нужно рисковать, иначе он проиграет схватку. Кормак без оглядки рванулся на врага, выставив вперед свой меч. Лагерунд сделал несколько шагов в сторону и рубанул сплеча, наотмашь. Меч магистра, вспоров кольчугу Кормака, глубоко погрузился в его тело. Кровь ручейком потекла по мечу Лагерунда. Кормак качнулся, сделал несколько шагов назад и упал на спину. Лагерунд занес над ним меч, но Кормак поднял вверх здоровую руку, прося пощады. Лагерунду хотелось одним ударом покончить с этим злом, которое воплотилось в правителе Аргуса, но он сдержался. Опустив меч, он вложил его в ножны. Кормака теперь можно было только пожалеть. Боль убила надменность, а горечь поражения погасила воинственность. На земле лежал обычный раненный человек, окруженный со всех сторон врагами. И унижение, которое испытывал правитель Аргуса было для него гораздо хуже лютой смерти. Неожиданно из-за спин воинов выбежала рабыня Магна с кинжалом в руке. Все подумали, что она сама хочет разделаться со своим мучителем, но Магна, прорвавшись к Кормаку, вложила в его ослабевшую руку кинжал. Он посмотрел на свою рабыню с благодарностью. И прежде, чем кто-либо успел перехватить его руку, нанес удар в незащищенную панцирем шею. Кровь фонтаном брызнула из перерезанной артерии. Зажимая рану ладонью, Кормак пытался подняться, но силы покинули его. Истекая кровью на глазах своих врагов, он умирал. Никто не мог спасти его, кроме Пратера. Но найти старика не представлялось возможным: он словно в воду канул. Лишь Магна, которую Кормак истязал, склонилась над умирающим хозяином, приподняла его голову и, приложив к пересохшим губам флягу с вином, облегчила его страдания. Кормак уходил. На его бледное лицо упала серая тень. Наверное, сама смерть уже стояла над ним, ожидая его душу. Магна поцеловала Кормака в холодеющие губы и повелитель Аргуса успел ответить на ее прощальный поцелуй. А потом, ангел смерти, махая своими серыми крыльями поднял его в воздух и понес в те потаенные земли, откуда не возвращаются.

 

- 23 -

Смерть Кормака потрясла Владимира, как если бы он потерял родного человека. Казалось, какая-то часть его существа умерла вместе с правителем Аргуса. Зеленая Долина была спасена, но писатель чувствовал несправедливость такого финала. Может быть, ему стоило переписать эту главу? Но нет. Это должно было случиться с Кормаком и случилось. И тут уже ничего нельзя переделать. А потом, после бессонной ночи великого волшебства, Городова ждали повседневные заботы. Он выпил кофе, и поехал к Евгению в редакцию. Друг угостил его коньяком. Они вспомнили дни юности, потом обговорили, как будет выглядеть работа Владимира в газете. Со следующей недели Владимира ждала интересная и напряженная работа.

С Анастасией они встретились у кинотеатра «Полет». Владимир рассказал ей о встрече с другом, но о ночной своей работе умолчал, не желая расстраивать любимую. Потом они пошли в ЗАГС и подали заявление. Теперь предстояла встреча с Людмилой Григорьевной, мамой Анастасии.

И она встретила их довольно холодно и настороженно. Когда Людмила Григорьевна узнала о том, что Владимир и Анастасия решили пожениться, кровь отлила от ее лица. Все ее худшие предположения сбывались.

- Ну и хлебнешь же ты с ним горя, - только и могла она сказать, с укором глядя на дочь.

- Людмила Григорьевна, вам нечего волноваться, - пытался успокоить будущую тещу Владимир, - Я нашел себе хорошую, высокооплачиваемую работу в газете.

- Ах, вот как, - несколько смягчилась Людмила Григорьевна.

- Вы бы мне сразу сказали. Конечно, это несколько меняет дело. И поймите меня, Владимир, я не злая, а просто хочу, чтобы моя девочка жила в достатке. Неработающий муж в наше время - это сущее наказание. Я очень рада. Вы, Владимир, мне сразу понравились, но когда вы сказали, что у вас нет постоянной работы, меня это насторожило и встревожило.

- Нет, нет, Людмила Григорьевна, - пытался как можно мягче говорить Городов, - Я не сержусь на вас.

- А где вы будете жить?

- У меня, - ответил Владимир.

- Ну, почему же у вас? - задала вопрос Людмила Григорьевна, - я предлагаю вам другой вариант. Живите у меня, а свою комнату будете сдавать. Сейчас так многие делают. Накопите денег и купите себе отдельную квартиру.

Анастасия от переизбытка нежных чувств поцеловала маму в щеку.

Владимиру пришлось согласиться. Двух женщин не переспоришь. Переезд Владимира к Анастасии занял немного времени. Вещей у него было немного, а самыми габаритными были стол и пишущая машинка. Людмила Григорьевна с интересом рассматривала писательский инструмент.

- Машинка старая, немецкая?

- Да, - удивился Владимир ее осведомленности.

- Стихи пишете по ночам?

- Я не поэт, - поправил пожилую женщину Городов, - Я пишу прозу.

- Это тоже хорошо, - не обращая внимание на его замечание, проговорила Людмила Григорьевна, - А деньги на ремонт вашей квартиры я дам. Поклейте обои, побелите потолок. Люди сейчас стали с претензиями, за плохое жилье платить деньги не будут. Только не сдавайте комнату иностранцам.

Они пили чай, делились впечатлениями, строили планы.

- Свадьбу очень пышную делать не будем, - сказала Людмила Григорьевна, проверяя реакцию детей на ее слова, - Только выбросишь деньги на ветер. Пригласим самых близких друзей. У вас, Владимир, много друзей?

- Нет, - упавшим голосом ответил Городов.

Рутина будней убивала в нем что-то хорошее, светлое. Когда он писал и мысленно переносился в другие измерения, он был счастлив и по-настоящему свободен. И все это теперь он выслушивал от будущей тещи лишь только потому, что любил Анастасию.

- Это хорошо. Но обязательно пригласите своего начальника, редактора газеты.

- Я приглашу Евгения, - согласился Владимир.

Он соглашался со всем, лишь бы только его оставили в покое и не дергали. Он мог бы даже согласиться с тем, что земля плоская, а слоны летают по небу, как птицы,

- Ну что ж, - удовлетворенно сказала Людмила Григорьевна, - уже поздно, пора ложиться спать. Если надумаете писать, не стесняйтесь. Только подождите, пока я засну.

Людмила Григорьевна, что-то напевая себе под нос, ушла в свою комнату, а Владимир и Анастасия, наконец-то остались одни.

- Ты знаешь, - неожиданно сказал он, - А Кормак умер.

- Да? - встревожилась Анастасия, - Тебе его жаль?

- Он получил по заслугам, - сказал Городов, - Но он был частью меня. И эта часть умерла вместе с ним.

- Все будет хорошо, - успокаивала Анастасия Владимира.

Ее поцелуй согрел и возбудил его.

- А может быть, мне стоит попытаться оживить его?

Но из оживления мертвецов, как правило, ничего хорошего не получается. Уходящие в иной мир не могут вернуться такими же, какими были прежде.

 

- 24 -

Владимир погружался в вязкий, словно вазелин, туман. Найти усыпальницу Кормака оказалось делом трудным. Писатель долго блуждал в этом плотном тумане, пока не наткнулся на склеп. У склепа, скрестив руки, неподвижная и печальная сидела Магна. Неужели она, в самом деле, любила это жестокое существо, тирана, который истязал ее?

Магна, увидев Городова, вздрогнула, словно увидела призрак. Призрак Кормака. Она протянула к писателю руки.

- Почему ты не забрал меня с собой? - спросила у него рабыня.

Городов решил не вступать с Магной в разговор, а быстро вошел в склеп. Хотя стоило ли так торопиться? Тусклый, мертвенный, какой-то нереальный свет освещал гроб, в котором неподвижно лежал Кормак. Казалось, он просто спал. Его лицо не было бледным, желтым или безжизненным. Властитель Аргуса спал. И стоило дотронуться до него, и Кормак открыл бы глаза, ожил, встал, гневно посмотрел на человека, посмевшего нарушить его покой. Магна стояла за спиной писателя, ожидая, что свершится чудо. Ее повелитель встанет, подойдет к ней и властно притянет к себе. В глазах женщины было необоримое желание любви. Городов колебался. Зачем он пришел сюда? Все уже свершилось. Лагерунд победил Кормака в честном поединке и спас Долину. Что ему еще надо? Неужели он действительно хочет оживить тирана? И для чего? Кормак начнет жечь, убивать. Он никогда не станет лучше! Но не слушаясь голоса разума, Городов приблизился к гробу, склонился над Кормаком и дотронулся до мертвого. Веки повелителя Аргуса дернулись. Открылся один глаз и дико посмотрел на писателя.

-При-и-шел, - прошипел оживленный тиран и усмехнулся так, что у Владимира кровь застыла в жилах.

- Я..., я.., - пытался говорить писатель, но язык не повиновался ему, прилипая к небу.

Кормак поднялся и легко покинул гроб.

- Хо-о-чешь занять мое место?

Что-то потустороннее и зловещее появилось в его взгляде. Нельзя уйти и вернуться из мира мертвых, оставаясь прежним человеком.

Владимир в ужасе рванулся к выходу, но Кормак подал Магне знак и женщина с размаху ударила кинжалом в спину Владимира. Магна ударила его кинжалом. Но оружие, как бы это не казалось странным, прошло сквозь тело Городова, не причинив ему вреда. Владимир уходил все дальше и дальше от склепа, теряясь в вязком тумане. И тогда он услышал за спиной душераздирающий крик. Только мгновение он колебался, боясь принять поспешное решение. А потом повернул назад. Магна лежала на спине с разорванным горлом, а кровавый след тянулся за склеп, где и терялся. Кто мог сделать это? Неужели это Кормак отплатил Магне подобным образом за ее любовь? Туман умело скрывал даже самые ужасные тайны. Писатель во второй раз вошел склеп. Гроб был пуст. Кормак, с его помощью, обрел новую, более страшную жизнь. Возможно даже, он превратился в вампира и, убив свою рабыню, напился ее теплой, свежей крови.

Теперь у писателя не оставалось сомнений, что это было именно так. И Кормак подтвердил его самые страшные догадки и опасения. Он стоял за склепом и с любопытством наблюдал за своим создателем. Но его самого не было видно. Кормак неслышно подобрался к Городову со спины и только когда писатель почувствовал тяжелый запах крови, он быстро обернулся.

- Ты дал мне вторую жизнь, волшебник, - удовлетворенно произнес Кормак, больше не таясь от своего двойника, - И я очень благодарен тебе за это.

- Зачем ты убил Магну? - спросил Владимир, цепенея от ужаса, - ведь она спасла тебя…

- Она сама отдала мне свою кровь, - ответил спокойно вампир, - Когда женщина любит, она способна принести себя в жертву любимому.

- И ты, не задумываясь, взял ее жизнь, - сказал Городов, отступая.

- А что мне оставалось делать? - Кормак недовольно поморщился, - Умирать во второй раз?

Городов продолжал отступать.

- Говорят, что человеческая кровь - соленая, - мечтательно, закрыв глаза, произнес Кормак, - А у нее она была сладкая, как пьянящий мед.

- Не думай, что это жизнь, - возразил ему Городов, остановившись, - Это только иллюзия жизни. Вампир - это уже не человек.

- Я знаю.

- Вампиры - это несчастные существа, не принадлежащие ни к миру живых, ни к миру мертвых, - продолжал убеждать Кормака Владимир.

- Уходи, волшебник, - ответил ему Кормак, - Свое дело ты сделал, а теперь - уходи.

- Я совершил ошибку, - произнес Городов с достоинством. - И сам должен ее исправить. Тебе нет места среди живых, Кормак.

Вампир лишь усмехнулся.

- Уходи, волшебник, иначе я поступлю с тобой, как с Магной.

- Не поступишь! - неожиданно раздался гневный мужской голос.

Перед писателем и Кормаком предстал Лагерунд с обнаженным мечом. А за его спиной вырисовывались силуэты поправившейся Лорены и Лагенброка.

- Твоей крови, магистр, я еще не пробовал, - вызывающе сказал Кормак и бросился на Лагерунда.

Тот обладал хорошей реакцией и потому успел отскочить в сторону. Он снова попытался вступить с ним в бой, но Лорена, которая шла к вампиру, отстранила Лагерунда в сторону.

- Это мое дело, воин, - сказала она медовым голосом, от которого сердце магистра готово было воспарить к небесам.

Теперь она обращалась к бывшему повелителю Аргуса.

- Успокойся, мертвец, - сказала она вампиру, вложив в свои слова, как можно больше ласки, - Ты думаешь, что уже вырвался из лап смерти? Ты ошибаешься, мой мальчик, она ждет тебя с нетерпением.

- И ты здесь, старая ведьма, - прошипел вампир.

- Я не стара, Кормак, - произнесла Лорена холодно, - И ты, наверное, больше не постареешь.

Жезл в руке волшебницы засветился ярко-красным светом. Сила жезла парализовала, на какое-то время, Кормака. Он не мог даже пошевелиться.

- Я могла бы сделать с тобой, что угодно, - многозначительно произнесла Лорена, - Но есть человек, у которого с тобой свои, личные счеты.

И волшебница, сказав эти слова, отступила. Лагенброк с ненавистью смотрел на вампира. Магический кристалл в его руке вспыхивал разнообразными цветами, гас, а затем снова вспыхивал. Последний, оставшийся в живых, член Совета Аргуса вызывал у вампира жгучую ненависть. Но он не мог даже пошевелиться.

- Хочешь, пес, расправиться с беззащитным? - свирепея, орал Кормак, - Ну, давай, подлейший из подлых!

Лагенброк спокойно посмотрел на Кормака.

- А как ты расправился с Советом? Вспомни!

Вампир закрыл лицо руками.

- Вы мешали мне, мешали осуществлению моих планов. Нужно было всем вам встать на мою сторону.

Камень раскалился в ладони Лагенброка добела. И тогда он вплотную подошел к вампиру и приложил волшебный камень к его лбу. Кормак, корчась от боли, словно червь, полз от своего злейшего врага. Огонь сжигал его изнутри. Едкий дым валил из его открытого рта, и никто уже не мог его спасти. Кормак, словно змея, извиваясь от боли, звал Городова, надеясь, что тот спасет его, но Владимир, словно ничего не видел и не слышал. Вампир, подвывая, догорал в своем склепе, в который все же сумел вползти. От повелителя Кормака осталась лишь жалкая кучка пепла. Может быть, так кончают все диктаторы?

- Он был частью меня, - пытался оправдываться Городов.

- Мы вас ни в чем не обвиняем, - сухо ответил Лагенброк, - Но было бы лучше, если бы вы как можно быстрее покинули Аргус.

- Да, да, я сейчас уйду, но…

- Вы можете взять пепел Кормака, - угадав мысли Владимира, сказала Лорена, протягивая ему урну, с нанесенными на ней руническими письменами.

Владимир прошел в самый дальний конец склепа и погрузил руку в еще теплый пепел. Это все, что осталось от повелителя Аргуса. Сердце Городова почему-то защемило от невыразимой тоски и печали, словно он потерял родного человека. Насыпав пепел в урну, он медленно, слегка покачиваясь, вышел из склепа. Лорена слегка дотронулась до него своим магическим жезлом. И Аргус с невероятной скоростью стал удаляться от него. Или может быть, это он сам преодолевал за короткие секунды, невероятные расстояния? Владимир открыл глаза. Он лежал на кровати, в незнакомой комнате, с чужими, но подобранными со вкусом, обоями. На чужом, полированном столе стояла его старая пишущая машинка. Он хотел броситься к ней и переписать всю историю заново, но остановился. Кормак заслужил свое. Что касается Магны, то ее преданность и любовь, в конце концов, погубили рабыню. Что ж, такое случается и очень часто. Рядом с ним лежало его сокровище, женщина, как две капли воды похожая на Магну. Обнаженная Анастасия была прекрасна. Описание частей ее тела лишь отняло бы время у читателей, но не смогло бы передать всей грациозности, упругости, женской мощи этого тела.

«За что мне такое счастье? - спрашивал себя Владимир, - Ведь обладать таким сокровищем - есть величайшее счастье для смертного». Анастасия приоткрыла один глаз, наблюдая за любимым.

- Нет, ты все-таки, бабник, - сказала она и, шутя, ударила его подушкой.

- Ты даже прекрасней, чем Афродита. - сумел только произнести он и прильнул губами к своему источнику вдохновения.

Неожиданно для Владимира, Анастасия стала очень серьезной.

- Я боюсь за тебя, Володя, - сказала она, - Когда ты со мной, мне очень хорошо, светло, спокойно, но иногда ты исчезаешь, растворяешься в другом мире. И я чувствую, что теряю тебя.

- Я и сам не понимаю, что со мной происходит, - признался Владимир, - Это происходит не по моей воле. Просто кто-то свыше управляет мной, вкладывает в мою голову информацию, а в сердце - божественный огонь. И тогда я уже ничего не могу с собой поделать. В такие минуты я обязан все, что чувствую и вижу переносить на бумагу. И нет возможности отказаться от этого. Это, вероятно, мой долг, мое предназначение. Если я не сделаю этого, ни один человек в мире не сможет написать, как я. В это время забываешь обо всем: о себе, о близких, погружаясь в волны фантазии. И пока не доплывешь до другого берега, не напишешь книгу до конца, нет мне покоя. Я не знаю, как лучше назвать этот процесс. Скорее всего, его можно назвать волшебством. Трудный, мучительный путь, порой ошибочный, ведущий в пропасть. Но если что-то получается, если бы ты знала, Анастасия, какая радость охватывает писателя!

Глаза Владимира, во время этого монолога, горели фанатичным огнем. Анастасия видела, что он свято верил во все, что ей говорил.

- Я буду с тобой, в счастье или в горе, - произнесла она, - Видно, такая моя судьба.

Владимир страстно поцеловал Анастасию в губы. И она позабыла обо всем. Ей казалось, что стены ее тесной квартиры раздвинулись и они, обретая крылья, летели в бессмертие. Во всем мире и во всех других мирах, которые они пролетали, существовали только он и она, Владимир и Анастасия. И больше не было ничего, кроме бесконечного пространства счастья.

 

15 августа 2001 г.

 

ЭПИЛОГ

Действительность - это тонкая, призрачная стена, это театральные, бутафорские декорации. Если бы Создатель не нарисовал этой картины на полотне Вечности, что видели бы мы? Черную, враждебную тьму, уходящую в бесконечность по спирали времени.И как островки, в этом безбрежном океане без конца и начала, тускло мерцали звезды. Но мог ли человек жить в этой, черной и холодной пустоте? Мог ли он жить в мире, где ежесекундно ощущал бы себя маленькой песчинкой перед лицом безжалостного времени и пространства? Обычные люди, лишенные дара волшебства, не задумываются об этом. Они живут в заданном, давно уже построенном мире среди своих проблем и забот, зная лишь две неоспоримые истины, что если их уж угораздило родиться на этот свет, то когда-нибудь они обязательно умрут. Но эти истины, о которых они забывают под бременем забот, не мешают им жить, растить детей, гнать дни от получки до аванса, от рабочих дней к выходным. Волшебникам, которые создают другие миры, приходится труднее. Они склоняются над листами чистой бумаги и наносят на них загадочные письмена. Их избранность - это клеймо, которое не стереть и не отмыть. Но много ли знают волшебники о своих возможностях? Очень мало, только то, что им разрешается знать. Порой они даже не умеют правильно управлять своим волшебством. Они растрачивают свой чудесный дар на поденщину, обменивая его на деньги. Их плоть и кровь мешают им творить, заземляют их чувства, принижают достоинство, заключая их светлые души в подверженные болезням тела. Они волшебники, которые боятся своего волшебства. И плоть вступает в противодействие с духом. И дойдя до края, считая себя бесстрашными гениями, они отступают назад. И естество побеждает дух. Волшебство - это всегда раздвоение, это всегда скрытая форма шизофрении. Это и дар, и проклятие. Дар можно заглушить в себе: вином, женщинами, наркотиками, но не убить. Он как язва, будет разъедать нутро писателя, заставляя делать свое волшебство, строить свои воздушные замки и разрушать их, чтобы создать новые. И так будет продолжаться до бесконечности, пока волшебник не уйдет в другую реальность. Но он никогда не узнает истины. Он никогда не напишет книги, которая могла бы стать эталоном и совершенством. И никогда не узнает, был ли он величайшим волшебником. Что-то из его чародейства останется в памяти людей, но потом, под действием времени, сотрется. Людская память постоянно обновляется. Когда-нибудь человечество исчезнет, погаснет солнце, Вселенной будет властвовать безраздельно хаос. И в этой бездне поселится холодный, расчетливый разум со множеством щупалец, глаз, клешней, ртов. И ему будет безразлично, где и зачем он живет или существует. Но это не будет продолжаться вечно. Прогоняя мрак и хаос, вспыхнет новая звезда, озаряя свой новый мир чистым светом. И снова в мире родится светлый, добрый разум и возродится на безумно маленькой и красивой планете жизнь. И вновь зазеленеет трава, и вновь будут петь птицы. Все повторится в спирали времени и пространства. И снова появятся волшебники, воспевающие торжество упорядоченной жизни над всепожирающим хаосом.

Так было и так будет. Закон волшебства в повторении.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/