Кома

Миры Демиурга

Людмила Путько

 

Мистический роман

 

 

 

 

 

 

 

 

Благовещенск 2012 год

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Аннотация

 

Не одно столетие маг Хепруамин и ведьма Матильда ведут ожесточённую борьбу друг с другом, вселяясь в тела людей и даже алий. Они не подозревают, что являются фишками в игре богов, у которых своя игра с правилами, подсказками и хитростями. Но и те, и другие – кукловоды за сценой. Одни дёргают за ниточки, другие пишут сценарии, а на сцене живут марионетки. Они радуются и плачут, работают и отдыхают, любят и ненавидят, борются и погибают. И в этой двойной игре Милочке Лазаренко предстоит играть важную роль, о которой она ни сном ни духом.

Книга из серии «Миры Демиурга»

 

 

 

 

 

 

Часть первая
Легко ли быть ведьмой

 

А радость – что? – одно мгновение,
Улыбка дня, полёт мечты.
Приходит ночи откровение:
Коль боли нет – мертва и ты.
 

Пролог

 

– Нельзя так! – воскликнул он возмущённо и поднял голову от игры. Его длинные волосы разлетелись крыльями ворона, открывая светящийся лик. Черты лика, перетекая из одного в другое миллионами масок, сменялись очень быстро, оставляя неизменными чёрные глаза с алыми, пылающими зрачками. В ответ она рассыпчато рассмеялась, будто уронила горсть стеклянных бусинок на металлическую поверхность; её прозрачная фигура чуть изогнулась, ладошка прикрыла рот, а шелковистые локоны взметнулись огненным облаком.

– Да что ты? Тебе можно, а мне нельзя?

– Ты часто мухлюешь, и мне приходится…

Но договорить он не успел. Девушка звонко вскрикнула:

– Посмотри сюда! – и ткнула пальцем в игру.

– Что там, Лилишт? – спросил мужчина с тёмными крыльями за спиной и наклонился к хрустальной доске. Внутри неё струилось время сквозь тонкую сеть событий, по которой двигались фишки. Он внимательно вгляделся, но изменений не заметил и поднял пылающий взор на девушку.

– Птичка моя, ты о чём?

Однако обращался он к пустоте, от прозрачного силуэта партнёрши остались лишь воспоминания в виде осыпающихся золотистых искорок. Он покачал головой и пробурчал в пустоту:

– Это неправильно, Лилишт. Когда ты чувствуешь, что проигрываешь, начинаешь хитрить.

В ответ тишина.

– Ну, хорошо, – сказал он, растягивая губы во множестве загадочных улыбок. – Раз ты предпочитаешь сбегать, я подкорректирую правила. – И взлетел, раскрывая огромные опахала крыльев. Он поднимался всё выше, выше, а потом сложил крылья и ринулся соколом вниз, на лету превращаясь в сверкающую песчинку. Песчинка влетела внутрь хрустальной доски, сливаясь с одним из узелков на сети событий.

 

1

 

От возникшей паники у Милочки на миг пресеклось дыхание, мышцы напряглись, внутри живота похолодело. Она ещё не понимала причины, но попросила Тимура:

– Пожалуйста, не гони так.

– Самолёт приземлится через семь минут. А нам пылить не менее получаса, – пробурчал он.

– Карина не огорчится, если мы немного опоздаем. И не обрадуется, если попадём в аварию. К тому же… пока подадут автобус к трапу, выдадут багаж. Мы успеем.

Тимур недовольно зыркнул на неё, но Милочка не обиделась. Девушка понимала, что любимый нервничал. Ему хотелось оказать радушный приём своей тёте, которая, кстати, была его старше всего на три года.

Они заранее купили розы и свернули на Игнатьевское шоссе, ведущее в аэропорт. Вдруг зашелестело, застучало правое заднее колесо. Тимур выругался:

– Проклятие! Колесо прокололи… и так не вовремя.

Призрак грядущей беды в ней неожиданно промелькнул тревожной мыслью:

«Плохое предзнаменование».

Тимур хотел поменять пробитое колесо на запаску, но тут выяснилось, что балонник он одолжил соседу, а тот его так и не вернул. Милочка сидела тихо, стараясь не смотреть на Тимура: не было желания нарываться на резксть раздосадованного мужчины и вновь чувствовать боль от едва утихшей обиды. Им пришлось развернуться и искать шиномонтаж. Мастера управились за пять минут, но дорогое время было потеряно. И теперь они неслись по извилистой ленте шоссе со скоростью сто сорок километров в час, стараясь нагнать безвозвратно уходящие секунды.

Милочка глянула вправо, и сердце дало сбой: наперерез их джипу медленно, будто во сне, с второстепенной дороги выкатывался грузовик. Тимур нажал на клаксон – зазвенел, завыл сигнал. Водитель грузовика отреагировал не сразу – смотрел в другую сторону. На встречную полосу Тимур выехать не мог: из-за ближнего поворота, стремительно приближаясь, показалась иномарка. Уходя от столкновения, он свернул на обочину. Милочкатолько успела вскрикнуть и руками закрыть голову, как они, проскакав по кочкам и буеракам, врезались в дерево.

Она почувствовала страшный удар, отдавшийся сильнейшей болью во всём теле, услышала треск стекла, скрежет металла и натужный рокот мотора. А дальше – тишина, темнота и легкость, удивительная легкость. Боль ушла, ушел ужас. Она испытывала покой и облегчение, но недолго. Перед глазами стояла сплошная темнота, и в душу стал заползать страх от мысли:

«Я умерла?»

Вдруг в центре темноты загорелась маленькая светящаяся точка. Точка увеличивалась в размерах, принимая форму шара, который переливался в искрящейся зеленовато-розоватой гамме цветов и оттенков. Вскоре шар трансформировался в многогранный кристалл. Кристалл стал медленно вращаться, и от него отделялись маленькие разноцветные частицы. Постепенно он совсем рассыпался на составляющие. Частицы складывались в красочный узор, рассыпались и неслись в вихре танца до следующего узора.

Вот кристаллики все разом изменились, превратившись в крестики и чёрточки, разлетелись в разные стороны, а в центре темноты вновь появилась белая пульсирующая точка. Приближаясь, точка превратилась в колеблющееся пламя свечи, а над ним появились большие раскосые человеческие глаза с тёмно-коричневыми радужками и чёрными зрачками, вспыхивающими алыми отсветами. Они пристально вгляделись в Милочку, моргнули и пропали, а пламя свечи увеличивалось и увеличивалось в размерах. Вернее, увеличивалось не пламя – девушку какая-то сила неумолимо несла туда, к огню.

Вскоре пламя свечи превратилось в стену ревущего огня, то и дело выкидывающего языки протуберанцев. Она, всем телом ощущая нестерпимое, раскалённое дыхание адского костра, постаралась отшатнуться, притормозить, но справиться с влекущей силой не смогла. Милочке стало очень жарко, дышалось с большим трудом – огонь плясал уже вокруг неё. Однако самого страшного не произошло, и она всё ещё была цела: жар не переходил в нестерпимую боль и жжение, дыхание не пресекалось, сознание не терялось. Но через несколько мгновений, растянувшихся для неё в томительные минуты ожидания страшной кончины, жар стал спадать, рёв пламени отдаляться – её затягивало в тёмную беспредельность с нарастающей скоростью. Свист ветра перешёл в рычание урагана. И впереди опять замаячил свет, оказавшийся квадратным проёмом. В него Милочку и втянуло. Ветер сразу стих. С высоты птичьего полёта она постаралась рассмотреть открывшуюся картину.

Внизу катило волны изумрудно-зелёное море. Над головой неслись розовато-фиолетовые облака. Слева высилась гряда непреступных чёрных скал. Скалы походили на остроконечные пирамиды: наклонные гладкие стены почти без уступов и расщелин, грани ровные, будто выведены по линейке. Но видя, как они хаотично вписывались одна в другую, она отнесла их к творениям природы.

Милочку вновь подхватил сильнейший порыв ветра и понёс к скалам. Они быстро приближались, поблескивая искристыми вкраплениями в странный минерал, из которого состояли. Издали он походил на отполированный обсидиан, но с близкого расстояния казалось, что поверхность минерала – тонкое прозрачное стекло, скрывающее внутри черноту неба, усыпанного звёздами. Она безуспешно искала среди выступов, граней и стен расщелину или пещеру, в которой могла бы укрыться от порывов ветра, влекущего её за собой лёгким пёрышком, не найдя, зажмурилась, предчувствуя удар. Удара не последовало. Когда открыла глаза – увидела, что находится в помещении.

Эта комната, скорее, просторный зал, была округлой формы со сводчатым потолком, освещалась рассеянным светом, без видимого источника его происхождения. В центре зала, в метре над полом, свободно парил очень тонкий лист серебристого металла. По обе стороны от листа клубились два туманных облачка в форме яиц, которые поочерёдно – как она поняла, немного понаблюдав, – воздействовали на лист. Лист вибрировал, издавая очень нежные звуки, сливающиеся в неземную мелодию. Облачка переливались в такт музыке всеми оттенками синего и жёлтого цветов с пробегающими алыми и оранжевыми искорками. В центре каждого равномерно пульсировал яркий белый свет, словно там стучало раскалённое сердце.

Милочка не посмела к ним приблизиться, а стала оглядывать весь зал и в глубине, в нише, увидела огромный кристалл, так похожий на появившийся перед нею вначале. Издали он напоминал зеркальный шар из ночного клуба или дискотеки: крутился и сверкал многочисленными гранями. Подлетев ближе, девушка увидела, что шар хоть и блестящий, но иссиня чёрного цвета. Неожиданно она услышала слова:

– Зачем ты явилась?

Милочка смутилась, помолчала, соображая, что ответить, и наконец произнесла:

– Я не сама. Меня сюда ветром занесло… А это что за место?

Кристалл перестал сверкать, по нему прошла дымка, и он стал похожим на опал. Из дымки появились знакомые глаза. Они увеличились, потемнели и вдруг перевернулись вертикально. Несколько мгновений – и это уже не глаза, а треугольники, поставленные один на другой: верхний – маленький, нижний – большой. Грани треугольников немного изогнулись.

«Напоминает тень монаха в сутане с капюшоном на голове», – такую ассоциацию у Милочки вызвала трансформация глаз в силуэт. А «тень» заговорила, вернее, девушка воспринимала слова и понимала, что они исходят от «чёрного монаха»:

– Я – Страж Предела. Ты на пороге безвременья.

– Я умерла? – печально спросила Милочка.

– Серебряная нить ещё цела.

– Что за серебряная нить?

– Если просто и доходчиво – нить, соединяющая тело и душу. Ты должна вернуться назад. Твой срок ещё не пришёл.

Но Милочка медлила. Её волновал один вопрос, без ответа на который боялась возвращаться.

– А что с Тимуром? – нарушила она молчание.

– Он умирает. Хочешь увидеть?

Она ничего не успела ответить, как открылось окно в живой зелёный мир, её мир.

Тимур неподвижно лежал на капоте, наполовину высунувшись из кабины, врезавшейся в дерево машины. Видимо, он не пристегнулся ремнём, а подушки безопасности не сработали. Его голова была в крови, капот – усеян осколками стекла.

– О, не-ет… Тимур! – зарыдала Милочка. – Он… жив? – спросила она, боясь услышать страшное известие.

– Пока жив, но ему недолго осталось. Полчаса, не больше…

– Это невозможно! Я… я не смогу без него жить, понимаете? Его нужно спасти… как-то. Прошу, помогите!

– Нельзя, – услышала она вкрадчивый голос. – Пришёл его срок. Парень расплатился за беспечность и многочисленные серьёзные грешки.

– Есть же какой-то выход? Есть! Должен быть! Отдай ему мою жизнь! – вдруг выпалила девушка от безысходности. Она даже представить не могла, что будет жить дальше, веселиться, встречаться с подругами, обниматься с чужими парнями, а её возлюбленный хладным трупом отправится в могилу… по её вине. Она его расстроила капризами и обвинениям – ей и держать ответ.

– Так дело не пойдёт, красавица. Без его согласия ничего сделать не могу. Возможно, он тоже не хочет жить без тебя.

– Умоляю! Что-то же можно сделать.

– Ещё не поздно, и сделать можно всё.

– Не тяни, миленький! Я на всё согласна.

– А не пожалеешь? Цена-то очень высокая.

– Разве дороже жизни?

– Нет, разумеется, нет. Ты должна любить себя и никого не спасать. Это всё условие.

– А иначе?

– А иначе погубишь себя и своего любимого. Решайся и не бойся. Я нетолько подарю ему жизнь. Одарю и тебя. Увидишь!

– Уж очень лёгкое условие, – почувствовав подвох, она засомневалась.

– Разве? Ты ведь не знаешь, что ждёт в будущем. Крайний эгоизм, трусость, жестокость, мстительность – очень тяжёлые грехи.

– Выходит, я стану жестокой и эгоистичной?

– Возможно, и не станешь. Но от этого будет только больнее.

– Для меня потеря любимого человека – уже жуткая боль. Я согласна, – тихо вымолвила Милочка.

Через мгновение её подхватил и закружил чёрный вихрь. От страха и головокружения девушка потеряла сознание.

Очнулась она, чувствуя ноющую боль в груди. Мотор ещё натужно гудел. По рукам и груди текло что-то тёплое, липкое. Голова раскалывалась, не хотелось двигаться, даже открывать глаза. Издали послышались чьи-то голоса, треск ломающихся веток, а рядом – стон. Милочка мгновенно всё вспомнила:

«Тимур».

Собрав остаток сил, она закричала:

– Помогите! Кто-ни-бу-удь! По-мо-ги-ите!

– Кажется, оба дышат… живы, – услышала девушка хриплый мужской голос. Чьи-то сильные руки осторожно вытащили её из машины и положили на траву. Мотор заглох.

Приоткрыв глаза, Милочка увидела: двое мужчин пытались очень осторожно достать Тимура из машины, он стонал.

– Не трогайте его до приезда «Скорой». Вдруг что-то повредите, – сказала женщина, склонившаяся над пострадавшей.

– Тимур, – прошептала Милочка.

– Ничего, ничего, дорогая. «Скорая» уже в пути. Потерпи немного…

Жаркая боль охватила голову Милочки, и сознание повлекло в клочковатый серый туман. Она в нём тонула, тонула и не понимала: есть ли выход, а вдруг туман бесконечен и вечен.

Но самое ужасное было в… шёпоте. Она слышала тихие голоса обитателей серой мглы. Вот где-то совсем рядом прозвучало: «Она согласилась». Голос женский, и в нём слышалось осуждение. «Ха-ха-ха! Новая ведьма?» – издали донёсся насмешливый детский голосок. «Да нет же! Несчастное, глупое существо», – пояснил поодаль баритон. Его хозяин, казалось, испытывал жалость и сострадание. «Зря-зря-зря», – разносилось эхом. – «Ну и что, ну и что, ну и что», – вторило ему.

«Обо мне шепчутся? Или о ком-то другом? Но очень неприятно. Жутко», – думала она, испытывая страх ещё и от того, что туман непроницаемой завесой отгородил от реальности. Но в нём блуждали люди – это давало надежду, что она не одинока, ей помогут. Боль в теле исчезла, девушка поднялась и побрела на голоса. Она шла то в одну, то в другую сторону, но никого не встречала. А туман всё клубился, то неожиданно разрываясь и открывая проход, то уплотняясь, будто загораживая дорогу. И голоса не умолкали: смеялись, жаловались и плакали, что-то обсуждали. Вскоре Милочке надоело блуждать, терпеть шёпот липкого тумана, и она закричала:

– Замолчите! Вы… все!

Голоса смолкли, и туман медленно стал отступать от неё в разные стороны, цепляясь за руки, джинсы и волосы. Но девушка упорно шла вперёд, стараясь разогнать его липнущие клочки руками. И вскоре она увидела то, что скрывалось за клубящейся пеленой.

Перед Милочкой расстилался сумеречный мир. Темнеющие небеса прикрывали свинцово-фиолетовые тучи. Вперёд уходила широкая дорога, кое-где покрытая лужицами от недавнего дождя. Слева до самого горизонта простиралось поле из удивительных цветов. Цветы казались тонкими резными разноцветными кристаллами, затейливо собранными в соцветия. Но, несмотря на кажущуюся окаменелость, они одуряюще сладко пахли. Справа от дороги, прямо от обочины, начинался хвойный лес. Разлапистые ели и стройные сосны выглядели тоже немного подозрительно. Бахрому игл покрывал глянцевый искрящийся налёт.

«Неужели и они из кристаллов?» – поразилась она, стоя на бетонном покрытии дороги и рассматривая удивительный, загадочный мир.

Но не только странен был мир вокруг, странное чувство тревоги постепенно охватывало всё её существо.

«Опасность! Рядом смертельная опасность!» – будто кричал внутренний голос. Милочка резко обернулась. На неё в упор из-за высокого куста смотрели чьи-то прищуренные глаза. Сам человек прятался в поблескивающей листве, мужчина или женщина – непонятно; а глаза – ох, уж эти глаза! – горели ненавистью, словно прожигая насквозь. Ей хотелось крикнуть:

«За что?! Что я сделала вам?»

Но в следующую секунду сработал инстинкт самосохранения: она подпрыгнула и полетела к лесу. Поступок оказался разумным и своевременным, так как человек высунулся из-за куста и выставил вперёд руку, в которой блеснул странный предмет. Из него в то место, где секундой ранее стояла девушка, вырвался белый пронзительный луч света, выжигая кристаллы травы в радиусе метра. Человек поднял руку и вновь навёл предмет в сторону удаляющейся фигуры. В этот раз он оказался более меток: луч скользнул рядом с летящей девушкой, чуть опалив ей левое плечо, и потерялся в тёмных облаках. От неожиданности и боли Милочка дёрнулась, оглянулась, сбившись с плавной дуги, стала падать меж деревьев, ломая ветви, царапая лицо и руки, разрывая в клочья блузку.

Упала она очень неудачно, подвернув правую ногу. Слабо вскрикнув, здесь же зажала рот ладошкой, услышав, что преследователь ломится сквозь кустарник, разыскивая её. Мысли разбегались в разные стороны, вновь сбегались и неслись по кругу:

«Что делать? Он преследует. Найдёт – убьёт. Где спрятаться? Где?»

Девушка слышала, что незнакомец останавливался, шумно вбирал в себя воздух, как хищник, и шёл по направлению к ней – жертве заклания. Она поползла, стараясь сильно не тревожить ноющую ногу, но, увы, силы были не равны – преследователь быстро приближался.

Хотелось закричать, позвать на помощь. Но кого позовёшь, попав в беду в незнакомом мире? Только дашь прочную ниточку в поиске охотнику да приблизишь миг своей кончины. Где спрятаться от человека, обладающего звериным нюхом?

Взгляд упал на высокую разлапистую ель впереди. Внутреннее чувство влекло девушку к густым ветвям пышной ели. Преодолев ещё полметра по жёстким, царапающим шишкам и колкой, остекленевшей хвое, Милочка остановилась. В голове почему-то закружились воспоминания о детских сказках. Припомнился Киплинг, и она неожиданно для самой себя горячим шёпотом выпалила:

– Ты и я – мы одной крови.

А рассудок, взращённый на скепсисе практического опыта, ужаснулся:

«Что ты болтаешь? От страха совсем с ума сошла?»

Однако один быстрый взгляд на ель успокоил: не сошла! Она из последних сил заползла под гостеприимно приподнявшийся лапник, скатилась с бугорка и затаилась в ямке за стволом. В ямке противно воняло. Здесь издохло животное – бурая шерсть с остатками сгнившей кожи была разбросана тут и там. Омерзительно, но жизнь дороже – Милочка торопливо положила несколько комочков шерсти на голову, на плечи, затолкала за пазуху, натёрла поцарапанные руки, лицо и даже джинсы. Опалённое огнём плечо горело, плавилось болью, но она, стиснув зубы, подтянула лоскут от разорванного, оплавленного рукава и осторожно прикрыла рану.

Злобный незнакомец появился через пару минут. То, что Милочка увидела из-под еловых ветвей, повергло в смятение и ужас. Преследователем, охотником, гнавшим её, словно израненное животное, оказался – Тимур! Она чуть не вскрикнула от ужаса, чуть не вскочила, не позвала на свою погибель; но секундой ранее в голове промелькнула догадка:

«Это не Тимур».

Парень был на целую голову выше её любимого. Под плотной курткой из кожи играли мощные бицепсы. Чёрные курчавившиеся волосы спадали на плечи. Их придерживал обруч из светлого металла с прозрачным камнем в середине. Карие глаза незнакомца были прищурены. В них читался азарт охотника. Но лицом он очень походил на Тимура – просто брат-близнец.

На мгновение показалось: она спит и видит дурной, кошмарный сон. Милочка зажмурилась и вновь открыла глаза – сон не исчез. Охотник повернулся к ней спиной, прошёл вперёд, остановился, прислушался, втянул носом воздух. Жертва лежала, не шелохнувшись, стараясь не дышать. Он вернулся, покружил на месте, внимательно оглядывая каждый ствол, кустик, пенёк и бугорок.

– Вот же ведьма! – воскликнул её враг, в сердцах сплюнул себе под ноги и грязно выругался.

Он ушёл, осторожно и мягко ступая по остекленевшей хвое.

Милочку душили рыдания. Ей до сих пор не верилось, что смогла избежать гибели. Сердце разрывала боль, мозг жёг вопрос:

«Почему Тимур или человек, похожий на него, так сильно ненавидит меня?»

Она скинула с себя клочки шерсти и так лежала, свернувшись клубочком в своём схроне, гостеприимно предоставленном доброй елью. Идти никуда не хотелось. Да и куда одинокая раненая девушка могла пойти в страшном, сумеречном мире? Слёзы беззвучно текли и текли по щекам, промывая в грязных пятнах и корочках засохшей крови светлые зигзагообразные дорожки. Не было сил, не было желаний – одно отчаяние. Отчаяние поглотило её целиком, и, будто подчиняясь ему, окрестности вновь стал окутывать густой серый туман.

«Куда я попала? Какой странный мир? – тоскливо думала девушка. – Ничего не понимаю – в каком направлении теперь двигаться? И надо ли куда-то идти? Здесь вокруг опасность и… морок. Почему так несправедлива ко мне судьба? Видимо, обманул Страж…»

Отчаяние стало разрастаться в ней подобно раковой опухоли. Вскоре почувствовала: её опять потянуло куда-то вниз, но сил для страха уже не осталось, она смирилась с участью жертвы обстоятельств, пылинки, носимой по пространствам и мирам. Вдруг девушка услышала голос, спокойный мужской голос с саркастической ноткой:

– Такое могло случиться как раз с тобой. Разве не понимаешь?

– Нет, – она растерялась.

– Спроси себя: почему ты не любишь смотреться в зеркало? Только ответь себе абсолютно честно.

– Ну… – Милочка на мгновение задумалась, – иногда бывает, я не всегда быстро себя узнаю. Особенно при некотором скоплении людей перед ним.

– Да? Хм, – голос хмыкнул, кажется, ему было весело. – И такие непонятки лишь с зеркалами?

Она заволновалась, начиная подозревать что-то.

– Ещё с моими фотографиями, если искать их в большой стопке среди чужих снимков.

– Вот.

– Что – «вот»? Не понимаю. Можно пояснить?

Голос, будто не слыша её умоляющего тона, продолжал:

– А что ты помнишь из своего детства?

– Школа. Детские лагеря отдыха. Фото-кружок. Волейбольная секция… А в чем дело?

От нетерпения она начала злиться:

«Он голову морочит?»

– А что было перед школой, помнишь?

– Детский садик… наверное. Воспоминания смутные. Но что вы хотите сказать?

– Тебе разве не странно? Твои воспоминания начинаются с семилетнего возраста.

– Да, но…

Словно вспышка молнии озарила разум, или открылся старинный альбом, на страницах которого запечатлены различные события раннего детства.

Она увидела себя бегающей с детьми во дворе.

Вот она лезет на крышу гаража, потом подходит к краю и смеётся, корча рожицы. Мальчик, живущий в соседнем подъезде, тоже залазит на гараж. Он хочет её поймать. Она бежит, он – за ней, хватается за подол платья. Девочка разворачивается и толкает его с крыши. Они падают с гаража, она неудачно приземляется. Кроме синяков на коленках, сломан палец на правой руке. Очень больно. Она ревёт и трясёт рукой, а мальчик убегает, прихрамывая на правую ногу.

Страница перевернулась.

К ней подходит женщина. Образ до боли знакомый: тёмные волосы, забранные в пучок, загорелая гладкая кожа, опушенные длинными ресницами тёмно-карие глаза, полные ярко-красные от помады губы, длинные золотые серьги в ушах.

«Мама?!»

Милочка только теперь поняла, почему во снах образ матери был именно таким, а не тем, который она видела в реальной жизни. Во сне Милочка знала, что темноволосая смуглая женщина – мама, но не могла взять в толк, просыпаясь и размышляя, почему родной человек приснился в таком образе.

Мама берёт её за руку и ведёт к такси. За окнами проплывают дома, деревья, люди – и это отвлекает от боли. Они выходят из машины, идут по дорожке больничного сада, заходят в здание и на лифте поднимаются на третий этаж, где принимает детский травматолог. Перед кабинетом небольшая очередь, и Милочка… Нет, не Милочка! Мама называет её Ирмой.

«Стоп-стоп!» – Милочка хотела сконцентрироваться на данной странице, но клубок забытых воспоминаний начал стремительно раскручиваться: различные сценки из детства, обрывки фраз, близкие и родные лица.

Вот она сидит на плечах отца, а тот смешно подпрыгивает и произносит: «Иго-го», подражая лошадиному ржанию. Бабушка в сердцах называет её дьяволицей из-за красного пятна в середине лба, «поцелуя дьявола» – как, хмуря брови, утверждает старая травница. Мелькает тонущий жеребёнок – его боль, отчаяние и тоскливое ржание в последний раз. И более страшная картинка: огромная чёрная собака – а может, волк? – неизвестно откуда появившаяся в доме и преградившая путь призраку, вышедшему из тела умершей бабушки к ней, испуганной пятилетней девочке.

«Нет, так вообще ничего не понятно. Калейдоскоп событий и слов, не проясняющий ничего».

Девушка вновь попыталась сосредоточиться на первоначальном воспоминании – посещении травматологического отделения больницы; и ужасное событие детства предстало перед ней во всей полноте ощущений, звуков, зрительных образов, открыв нужную страницу альбома памяти, истёртую по непонятной причине.

Она, маленькая черноглазая девочка с двумя туго заплетёнными косичками, сидит на диванчике с мамой и ожидает своей очереди. Сломанный палец сильно дёргает, он распух и стал красно-фиолетовым. Скучно бесцельно сидеть. Она подходит к окну. Рядом двухэтажное здание. Все окна забраны железными решётками. В одном из них, на втором этаже, она видит… Страх сковывает сердечко, но отвернуться не даёт любопытство. Там женщина извивается в руках мужчин в белых халатах. Женщина что-то кричит. Девочка видит, как напряжено её лицо, как открывается и закрывается в крике рот, как заламывают ей руки. Ужас от увиденного мутит сознание, и она падает в темноту и тишину. И вдруг – крик, дикий крик, её крик.

Больно, страшно. Два демона связывают руки. Сейчас – она это точно знает – начнут колоть, и тогда всё тело будет ломить страшная боль, жаркий огонь будет разъедать мозг, руки и ноги начнёт сводить судорога, они онемеют.

– Нет! Нет! Не хочу! – кричит Ирма, пытаясь вырваться из огромных сильных рук мужчин.

«Что происходит?!» – непонимание ужасает, будоражит мысли, заставляя их перескакивать с одного на другое, ведь минутой назад она сидела рядом с мамой – вдруг её привязывают к кровати, и голос у неё чужой, и в голове каша: свои и чужие мысли, лица, картинки из жизни.

– Отпустите! Мама! Ма-моч-ка-а!

– Не дёргайся. Прекрати, дура! – твердят страшные дядьки в белых халатах.

– Ах, стерва! – один дядька с размаху бьёт её по лицу.

Боль от удара и страх опрокидывают сознание вновь в чёрную яму. Она борется с тяжёлой и вязкой тьмой, стремится назад, к маме, хочет, чтобы ужас закончился.

«Что происходит? Что?!»

Вдруг новые ощущения и звуки: неудобно лежать, в носу что-то торчит, рядом странно попискивает. Попробовала подвигать руками и ногами. Левая рука всё ещё привязана, а ноги – нет. Хочется открыть глаза, но очень страшно. Почему-то при каждом вздохе болит грудь. Голова чешется на затылке и болезненно пульсирует от стягивающей повязки.

«Наверно, страшные дядьки в халатах избили. Но где мама? Почему не придет и не отругает их? Не заберёт меня домой?»

Ей так одиноко, больно и хочется плакать, но нежные поглаживания по голове и плечу отвлекают, вселяя надежду:

«Мама?.. Наконец-то пришла мама!»

– Мама, – тихо зовёт она, разлепляя запёкшиеся губы, открывает глаза, но кошмарный сон не желает отпускать: рядом сидит совершенно незнакомая женщина, с нежностью смотрит в глаза и – плачет.

– Милочка! Доченька! Слава Богу! Слава Богу! – сквозь слёзы шепчет она.

От такого испытания Ирма начинает громко реветь:

– Ма-ма-а!.. Где-ма-ма-а?! Хо-чу-у… к-ма-ме-е!

– Доченька, ты меня не узнаёшь? – шепчет женщина, целует ей ладошку и вдруг начинает кричать:

– Сестра! Сестра! Позовите врача! Доченька очнулась!

Дальнейшее Милочка прекрасно помнила, только раньше оно казалось страшным сном или бредом во время болезни. Она плакала, просилась домой, к маме, никого не узнавала. К ней приходили врачи и медсёстры; её кололи, давали таблетки, переводили в другие палаты, и постепенно девочка начала понимать: не признает, что её зовут Людмилой, а женщина с тревожной нежностью в глазах приходится ей матерью, – из больницы не выпустят.

Будучи взрослой, иногда спрашивая маму о том времени, получала ответ: «Это произошло из-за несчастного случая». Врачи такое состояние называли амнезией. Однако последствия от дорожного происшествия остались: детство запомнилось с момента пробуждения в реанимации, собственное отражение в зеркале с трудом узнавалось, как и лицо на фото. Из-за этого она несколько лет была на учёте у психиатра, а впоследствии – у невропатолога. Но постепенно жизнь наладилась, каша из обрывков непонятных воспоминаний улеглась и стала забываться, отдельными эпизодами иногда прорываясь в сны.

«Ха, наладилась! Оказывается, очнулась в чужом теле. В теле девочки, находящейся в коме. А сознание девочки? Оно переместилось в моё тело? Я его выпихнула, или оно куда-то ушло, растворилось? А где моё тело? Живо ли?.. Те воспоминания, они не детские, чьи они?.. Вопросы, вопросы… Где взять ответы? И у кого? Видения исчезли. Голос смолк. Внёс смуту и притих. Что мне дальше делать со всем этим в тумане?»

– Эй! – крикнула она. – Слышите меня?

Голос не отвечал.

Она заволновалось, и туман, серый надоедливый туман стал рассеиваться, выпуская её в темноту. И вновь навалилась боль. Удивительно, но это радовало. Ощущение боли давало надежду – она жива.

 

2

 

Неприбранные залы нашего сознания.

Зачем в них проникать и шарить в темноте?

Сомнения там живут, надежды и страдания,

Да луч былого счастья искрой на стекле.

 

Голову и грудь давила боль. В носу что-то торчало. Через это «что-то» нагнетался воздух.

«Трубки, – поняла она. – По ним подаётся кислород».

Это немного успокоило:

«Значит, в больнице после аварии. А в чьём теле оказалась? Боже, сделай так, чтобы оказалась в своём теле… Тьфу ты! В теле Людмилы, но оно стало таким родным».

Она с трудом приоткрыла веки, но быстро их закрыла – мир вокруг рябил и расплывался. Мысли перелетали от ужаса к надежде:

«Отчего в глазах рябит? Я ослепла? Спокойно! Нужно попробовать ещё раз. Возможно, зрение восстановится. А если не восстановиться? Не паникуй!»

Кто-то рядом ходил. Слышалось позвякивание стеклянной посуды. Приподняв веки и сфокусировав взгляд, Милочка с трудом разглядела окружающее пространство.

В палате их было двое: напротив неё лежала женщина с левой ногой в гипсе и забинтованной головой. Но повернув голову в другую сторону, увидела рядом со своей кроватью зелёные брючки. Милочка подняла глаза – к ней склонилась медсестра, проверяющая положение иглы в вене.

– Как вы себя чувствуете? – задала медсестра риторический вопрос, увидев, что пациентка пришла в себя. Милочка растянула губы в подобии улыбки.

– Что с Тимуром? Где он? – спросила она, чуть поморщившись от дрожащих мельтешков перед глазами.

– Не знаю, о ком вы спрашиваете.

– Тимур Стрельцов… Ну, парень, с которым попала в аварию. Мы ехали в одной машине.

– О нём ничего не знаю. В наше травматологическое отделение он не поступал.

Пострадавшая забеспокоилась, морщась от боли, завертела головой, её ищущий взгляд перебегал с одной стены на другую.

– Вам нельзя волноваться. Успокойтесь! Сейчас сделаю укольчик, и вы уснёте, – уговаривала медсестра.

– Нет-нет! – запротестовала девушка. – Я должна знать, что с ним.

– Пожалуйста, не волнуйтесь! Подумайте о своём здоровье. Я позову дежурного врача. Поговорите с ним, – сказала медсестра и вышла, унося с собой пустые бутылочки из-под растворов.

«Неужели Страж обманул? Неужели… А вдруг опять в чужом теле?!» – мысли Милочки метались, не зная успокоения. Внутри головы ломило, глаза с трудом открывались, чтобы хоть что-то разглядеть, приходилось сильно прищуриваться.

Скрипнула дверь, и в палату вошёл молодой мужчина в белом халате и белых брюках.

– Ну-с, что у нас произошло? – обратился он к пациентке.

– Тимур Стрельцов, он жив? Где он находится? – спросила Милочка. Она хотела знать правду, хотя по лицу врача сразу поняла, если друг погиб – ей всё равно сейчас не скажут. Но она надеялась на слово Стража Предела.

«Или видела болезненный бред?» – зашевелился червячок сомнения.

– Хорошо, сейчас узнаю, – сказал врач. – Возможно, его отвезли в областную клинику.

Он вышел, а Милочка для себя решила:

«Вернётся быстро… не звонил, желает успокоить. Задержится, скажет: «Всё хорошо», но не посмотрит в глаза – Тимур умер. Скажет, что Тимур жив, глядя в глаза… так оно и есть».

Врач вернулся приблизительно через полчаса и, глядя на неё спокойными, усталыми глазами, пояснил, что Тимур лежит в реанимации специализированной клиники после операции, состояние тяжёлое, но стабильное.

– Спасибо, – прошептала Милочка. Она была благодарна за понимание и правдивый ответ.

– А сейчас – спать! И никаких волнений, – строго сказал врач. – Голова сильно болит?

– Да так, – неопределённо ответила девушка и закрыла глаза. Сжимающий сердце страх, что Тимур погиб, или она оказалась опять в чужом теле, – отпустил.

Через пять дней её перевели из интенсивной терапии в обычную четырёхместную палату и разрешили посещения. Почти каждый день приходила мама, часто навещали Ольга с Наташкой, её подружки. Девчонки рассказали, что Тимуру стало лучше, но через неделю ему предстоит новая операция. Милочка их слушала, ела апельсины и печально кивала головой, стараясь не вспоминать роковой день и события, связанные с ним. В своих мыслях она возвращалась назад, в то время, когда его только увидела, вернее, их – Тимура Стрельцова и Александра Поспелова – двух неразлучных друзей.

 

А заметила она их на третьем курсе, в самом начале занятий. Вернее, Поспелова она видела и раньше. Когда Милочка стала первокурсницей, мечтая получить профессию экономиста, он перешёл на второй курс архитектурного факультета, хорошо учился, занимал первые-вторые места по вольной борьбе на городских соревнованиях. В стенах университета его почти всегда окружала «группа поддержки» из двух-трёх щебечущих девчонок, но Милочке он не нравился тем, что был всегда серьёзен, редко улыбался, более того, пугал цепким, холодным взглядом.

И вот в обществе Поспелова всё чаще стал появляться новый студент – высокий чернявый красавец с «обжигающим» взглядом тёмно-карих глаз и обаятельной улыбкой, Тимур Стрельцов. От общения с ним Поспелов стал себя вести более раскованно, приобрёл такой же насмешливо-рассеянный взгляд. Встречая покорителей женских сердец в коридорах университета, Милочка млела и тихонько вздыхала, не в силах скрыть своего восхищения. Хорошо, что окружающим это не слишком бросалось в глаза, не то над Мышкой потешались бы все кому не лень.

Её прозвали Мышкой ни за рост, ни за цвет волос или схожесть черт лица – стеснительность, бедность гардероба и перманентное отсутствие денег на развлечения были тому виной. Но близкие подруги знали об её тайной влюблённости в Тимура и участливо поддерживали. Они приносили разные слухи и сплетни о знаменитой парочке, а домыслов высказывалось предостаточно.

Говорили, что Тимур – единственный ребёнок от смешанного брака: мать – абхазка, отец – русский. Жили они в Сухуми, но после вооружённого этнического конфликта его семья переехала в Москву и, благодаря деньгам и хорошим связям, получила гражданство. Поговаривали также, что он оказался замешанным в торговле оружием, был в разработке у ФСБ, но высокие покровители и немалые взятки помогли выкрутиться из скользкого дела, после чего отец отправил, от греха подальше, к своему брату на Дальний Восток для завершения обучения.

Александр Поспелов приходился сыном известнейшему в губернии кардиохирургу. За год общения со Стрельцовым он, помимо вольной борьбы, увлёкся стритрейсерством. На своём «Ниссан Скайлайн» Александр не раз побеждал в ночных заездах по городским улицам и на седьмом километре Игнатьевского шоссе. Они вместе ходили на лекции, вместе ремонтировали машины в гараже дяди Тимура, больше похожем на автомастерскую, вместе «снимали» девочек и ездили с ними по саунам, барам, пикникам.

Друзья были из тех, кого принято называть золотой молодёжью, и многие студенты, да и не студенты тоже, с затаённой завистью взирали на них, стараясь завести хотя бы приятельские отношения. Девчонки без всякой надежды сохли по друзьям, но счастливицы, попавшие в поле их внимания, недолго тешили своё самолюбие – через два-три месяца им находилась замена.

О такой опасности постоянно предупреждали Мышку подруги, рассказывая историю то одной, то другой фаворитки в отставке. Но она эти предупреждения не принимала на свой счёт, понимая, что недостойна внимания «супер-пупер героев».

– Ой, не смеши меня! Зачем предупреждаешь? Кто – я, а кто – они! – обычно говорила она бойкой Наташке и указывала пальцем на себя, а потом куда-то вверх.

– Напрасно ты так, Мышка, – возражала ей полноватая Ольга, и короткие белокурые локоны возмущённо подпрыгивали, будто соглашаясь с хозяйкой. – Чем ты хуже размалёванной Акуловой? Да у неё всё неестественное. Кудри – химия. Белокурые волосы – крашенные. Полные губы – ботокс. Грудь – пластика. А ты – естественная рыжеватая блондинка. Не каланча подобно Марковой. Эта фифа гордится, что стала губернской фотомоделью. А по мне – задавака и страх божий, вот и всё!

– Точно-точно, – вторила Наташка, для убедительности тыкая в ключицу Мышки длинным, витиевато раскрашенным ногтем. – Ничем не хуже. Стройная фигурка. Прямые ножки. Красивые ручки. Сразу видно, что аристократы были в роду.

– Ага, – смеялась Мышка. – Их тень упала на наш плетень.

– Не скромничай, – сердилась Ольга. – Посмотри на себя в зеркало. Огромные тёмно-голубые глазищи. Любая девчонка от зависти лопнет. Ну, вот одеваешься слишком серенько.

– Ой, прекратите! – махала на них руками Мышка. – Расписали как принцессу на горошине. Но Тимур на такую красоту даже не взглянул.

– Вот и славно! И прекрасно! – твердили подруги. – Хочешь, чтобы опошлил твои чувства? Скучаешь по горьким слезам в подушку? Тебе нужен хороший парень, который оценил бы дар, ему, дураку, доставшийся. А не этот мажор.

Когда первые мартовские проталинки сменились зелёными иголками пробивающейся травы, вместе с весенними запахами и гомоном птиц у Мышки появилось состояние радостного возбуждения, предчувствия счастья. Теперь она ходила с мимолётной, загадочной улыбкой и искрящимся блеском в глазах. А в середине апреля Наташа Олейникова в парикмахерской встретила бывшую одноклассницу Надю. Пока дожидались своей очереди к мастерам, девушки обменялись новостями, посудачили об изменениях в жизни некоторых из их выпускного класса за прошедший год и договорились вместе повеселиться в ближайшие выходные.

Наташа, Ольга и Мышка пришли к Наде в восьмом часу вечера. Надя была в своей комнате не одна – потягивая шампанское и закусывая ломтиками ананаса, в кресле сидел… Тимур. От неожиданности Мышка застряла на пороге. Оля подтолкнула её сзади, шепнув тихо на ухо:

– Спокойнее! Не обращай внимания, будто его и нет.

Все быстро перезнакомились. Но Надя с Тимуром уходить пока не спешили, ожидая кого-то. Вскоре появился темноволосый парень среднего роста, двоюродный брат Нади, Андрей. Тимур позвонил, как поняла Мышка, своему другу, но у того оказались семейные проблемы, и придти в этот вечер он не мог. Компания двинулась в ночной клуб вшестером.

У парней оказалось много знакомых, поэтому девушки не скучали в сторонке, были окружены мужским вниманием, пристальными взглядами и комплиментами, танцевали, потягивали заказанные кавалерами коктейли, между собой шушукались и смеялись над остротами, сыпавшимися в их весёлой компании как из рога изобилия. В первом часу ночи вышли на свежий воздух и заказали такси. Тимур, прощаясь с подружками, галантно целовал всем ручки, непозволительно долго задержав руку Мышки.

– До свидания, Милочка! – тягуче-медовым голосом произнёс он, глядя на девушку удивлённо-распахнутыми глазами, будто увидел впервые и восхищён. Мышка была ошарашена его поведением: откуда такой интерес и внимание, ведь за весь вечер не перекинулся с ней даже парой фраз, не смотрел в её сторону, ничего ей не заказывал, танцевать не приглашал.

Девушка видела: Надю от такой галантности передёрнуло. Очевидно, в её присутствии Тимур не часто позволят подобные выходки. Мышка ещё в начале вечера поняла, что между ним и Надей существует близкая связь.

Милочка пришла в замешательство, а парень, казалось, был рад её смущению, даже восхищен им. Немая сцена явно затянулась. Она не знала, как себя вести:

«Перевести всё в шутку? Рассердиться? Чего он добивается? Может, это провокационный выпад, чтобы подразнить Надю?»

В этот момент подъехало такси и спасло от чувства неловкости, которое усугублялось поведением остальных: Наташа с Олей перемигивались, Андрей криво улыбался, гневный взгляд Нади прожигал в ней дыру.

Дома, лёжа в постели, Мышка вспоминала карие глаза, чуть волнистые тёмные волосы, с чувственными крыльями прямой нос, волевой подбородок, чётко очерченные губы, часто змеящиеся в усмешке, и его руку с большим золотым перстнем на среднем пальце. По серебристой вставке перстня то и дело пробегали золотистые искорки. Она не обратила бы внимание на искорки, если бы Тимур взял её руку другой рукой, не левой. Сценка прощания ещё долго будоражила её воображение, вызывая крупные мурашки, ползающие по телу. Девушка старалась видение отогнать, но для себя всё-таки решила:

«Не стану отталкивать, если захочет подойти и заговорить. О нём давно мечтала. Пусть мечта воплотится в реальность».

Однако гаденькие мыслишки житейского скептицизма, будто хищные щуки в пруду, быстро переловили золотых рыбок надежды:

«Ага. Так он на тебя и обратил внимание. Размечталась! Поизгалялся да дружку рассказал, как таяла, словно эскимо на палочке. Мечтать не вредно. Вредно жить в воздушных замках. Сквозняком разум начисто выдувает. Забудь о принце! Не в том веке родилась. Хотя… родилась бы в том, было бы ещё хуже. Рыцари и прекрасные дамы. Ха-ха! Это только в книжках о них романтично написано. А на самом деле… Мыться по великим праздникам. Полная голова вшей. Запах такой, что без духов кавалер в обморок падает. Брр! Поэтому бедные рыцари и сбегали от своих пахучих дам в походы и странствия. В общем, успокойся, девочка! Не бери в голову».

В понедельник героя своих грёз она мельком увидела в обществе друга. Парни спешили по коридору главного корпуса на первую пару. Тимур ей слегка улыбнулся и кивнул. Мышку жаром обдало:

«Насмехается? Или рад увидеть? Ой, прекрати, а то крышу снесёт!»

Она покраснела. Поспелов, проходя мимо, глянул на неё с любопытством. Через несколько мгновений Мышка оглянулась и увидела: Поспелов тоже оглянулся. Беглым, колючим взглядом он окинул её с ног до головы и отвернулся.

Наташка в перерыве между парами куда-то исчезла, а после занятий шепнула ей:

– Вечером никуда не собираешься?

– Нет.

– В пять часов зайду к тебе.

Без десяти пять, улыбаясь и благоухая французскими духами, в комнату вплыла затянутая в леггинсы Наталья.

– Скорей одевайся, – торопила она, сдувая со лба тёмную густую чёлку. – Мальчики ждут на улице.

– Какие мальчики? – удивилась Мышка.

– Андрей и твой Тимурчик.

– Почему мой? – возмутилась девушка на высказывание подруги.

– Не вешай мне лапшу на уши, сеньор Помидор. Чего краснеешь? Мечтала, чтобы обратил внимание? Получи и распишись! Но помни, Мышка! За всё приходится платить. Будь осторожнее с ним.

– Я помню, помню! Ты много раз говорила…

Выйдя со двора, Наталья повела её к дороге, где подле серебристой «Тойоты» курил Тимур.

– Здравствуйте, – робко произнесла девушка, подойдя к объекту обожания.

– Здравствуй, Милочка! – почти пропел Тимур её имя.

Она смутилась и отпрянула. Это движение не укрылось от него, вызвав ироничную улыбку. Разозлившись на себя и на него, девушка повернулась и решительно зашагала к дому, но, не пройдя и двух метров, была поймана за локоток. Парень, ничего не говоря, потянул её к машине, а усаживая, придержал за руку и поцеловал тыльную сторону ладони в тот момент, когда Мышка расслабилась, уже не ожидая подвоха. Она покраснела и сердито буркнула:

– Прекрати!

Тимур наклонился и шепнул ей на ухо:

– Не злись! Ты – прелесть.

Он сел за руль, повернул ключ зажигания – мотор тихо заурчал.

– Ну, народ, хлеба и зрелищ?

Наташка захихикала, а Андрей крикнул:

– Вперёд, маэстро! Полный вперёд!

Вначале они поехали за город, на пикник с шашлыками. Парни отказались от женской помощи в приготовлении главного блюда.

– Шашлик – дело мужчин. Женщина – украшение жизни мужчины. Панымаешь, да? – ерничал Тимур.

Девушки слушали музыку, приправленную басами из сабвуфера, смотрели, как Тимур умело колдует с шампурами, а Андрей разжигает брикеты берёзовых углей. Потом они ели сочные шашлыки из молодой баранины, приправленные дольками томатов, кольцами печёного лука и соусом «секрет фирмы», запивая красным вином. К шашлыкам прилагались анекдоты и всякие смешные истории, которыми парни развлекали девчонок. Мышка вела себя скованно: редко улыбалась шуткам парней, в разговоры не вступала, на вопросы отвечала неохотно и односложно. Наташку это злило, и она, толкая её локтём в бок, на ухо шипела:

«Прекрати дуться!» или «Не порть всем настроение!»

Когда стемнело, компания решила посетить презентацию нашумевшего боевика. Фильм Мышке не понравился. Все эти герои-одиночки, спасающие мир, стрелялки да террористы порядком надоели. Но ничего лучшего, увы, кинотеатры города давно уже не показывали. Сплошным потоком шли иностранные боевики да фильмы ужасов, а если появлялся отечественный фильм, то главными героями в нём фигурировали бандиты и менты.

Тимур сидел рядом с ней, и весь сеанс легонько поглаживал её пальчики, вцепившиеся в подлокотник кресла. Иногда он на неё поглядывал, блестя в полумраке зала ровными рядами белоснежных зубов, приоткрывающихся в улыбке. К концу сеанса он не выдержал и шепнул ей на ухо:

– Отпусти подлокотник! Я твою руку не съем.

Она позволила завладеть рукой, которую он поцеловал и прижал к своей груди. Даже через куртку девушка чувствовала мощные удары его сердца.

После кинопросмотра, высадив Андрея с Наташей в центре, Тимур повёз Мышку домой, во второй микрорайон. Они долго сидели в молчаливом уединении тёмного салона. Тишина, наэлектризованная до предела, заставила девушку смущаться и паниковать. Стараясь разрядить повисшее напряжение, она спросила, призвав в защиту язвительность:

– Куда исчезло твоё остроумие? Нечего больше сказать?

– Напрасно меня жалишь, Милочка, – Тимур положил руку на её плечо. – Когда мы наедине, думаю только о том, что хочу тебя поцеловать. Но боюсь напугать. Я дотронулся – ты вздрогнула. А попытаюсь поцеловать – убежишь? Скажи! Так?

Девушка молчала.

– Ну, чего же ты молчишь? – он осторожно погладил её плечо и спину. – Расслабься! Ты не похожа на других.

– Да уж, дремучая провинциалка. Правда? – обиженно произнесла она, не глядя на парня.

– А это ты зря. В моих словах заложен другой смысл. Очень рад твоей несовременности. Ты моя маленькая принцесса, робкая и невинная.

Тимур медленно просунул руку между её спиной и креслом, притянул к себе и осторожно поцеловал подрагивающие губы. Не встретив сопротивления, начал целовать глаза, лицо, шею. Мышка сидела неподвижно не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой. Она позволяла ласкать себя, поражённая напором его страсти. Её сердце таяло от жарких поцелуев, как воск. Наконец почувствовав, что он стал более нетерпелив и смел в своих притязаниях, она освободилась из объятий и, вздохнув, сказала:

– Мне пора, Тимур.

– Хорошо. Отпущу. Но сама меня поцелуешь… один лишь раз. Прошу!

– Тимур, я…

– Ничего не говори. Я этого очень хочу.

Она потянулась к его лицу – пальчики подрагивали. Парень поймал руку девушки и поцеловал в ладошку, поощряя. Мышка испуганно отстранилась, но справившись со смущением, взяла его лицо в ладони, нагнулась и легонько коснулась губами его губ. Затем быстрым движением очертила их контур кончиком язычка, открыла дверцу и выскочила из машины, снаружи весело крикнув:

– До свидания!

Тимур, вначале замерший от возбуждающей ласки, не ожидая такой прыти от скромницы, попытался её схватить за руку, но не успел.

– Ах, проказница! Ну, хорошо. До завтра, девочка моя.

Через неделю наступали майские праздники, и Андрей с Тимуром решили сводить девчонок в модный ресторан «Азия» с медленно вращающимся полом, который открылся в местной достопримечательности – шестнадцатиэтажной гостинице, возведённой китайскими строителями. Милочка комплексовала, ведь у неё не было приличного платья, подходящего для такого случая. Отец умер десять лет назад, и они – Милочка и мама – жили на скромную зарплату и малюсенькую стипендию. На фирменные вещи этих денег явно не хватало, поэтому Мышка одевалась в китайский ширпотреб, купленный на местном рынке. Обычно она ходила в брючках и кофточках.

Почему она любила брюки? Может быть, из-за удобства, или выглядела в них выше ростом, вернее, из-за пары фраз. Однажды проходя мимо группы парней, девушка услышала оброненные вдогонку слова:

– А фигурка – классная.

– Особенно в брючках.

Наталья предложила одно из своих платьев – Мышка отказалась, испытывая врождённую брезгливость к чужим ношенным вещам. А потом она позвонила Тимуру и сказалась приболевшей. Тот предложил перенести вечер на три дня позже, но Мышка уговаривала его не делать этого и идти без неё.

– Я не обижусь. Правда-правда, – уверяла девушка.

Тимур, заподозрив неладное, дождался Наталью у дверей кафетерия и отвёл в сторону.

– Объясни, кареглазая, что происходит?

– В смысле? – опешила Наталья.

– Или я чего-то не понял, или планы изменились?

– Не говори загадками, Тимур, – начала сердиться Наталья.

– Андрей меня просил поухаживать за твоей подругой две недели, чтобы поднять её самооценку. Правильно?

– Да, – подтвердила Олейникова.

– Я зову её в ресторан, а Лазаренко отказывается. Она во мне разочаровалась? Или как? Андрей говорил, что сходит по мне с ума. Я что-то не то сделал?

– Ты не понял, Тимур. Отказывается наша Мышка по другой причине – у неё нечего надеть. Я предложила своё платье, но она – гордячка, сказала, что не пойдёт в ресторан.

– Ах, вот в чём дело? После занятий жди меня у главного входа.

На следующий день, после занятий, Наталья пришла к подруге с большим пакетом.

– Копалась в вещах… – конфузливо улыбаясь, начала она, – и наткнулась на премиленькое платьице. В прошлый день рождения племянница подарила. Она не рассчитала размер. Платье мне тесно в груди. А тебе будет в самый раз. Смотри! Оно даже с ярлычками. Я только попробовала примерить, но сразу сняла. С тех пор лежит мёртвым грузом.

Мышка развернула пакет и достала красивое нежно голубое фирменное платье сложного кроя.

– Ух, ты!

– Надевай, Мышка… Прекрасно! Оно удачно гармонирует с цветом твоих глаз. Сидит… как влитое, – щебетала Наталья, помогая подруге одеться.

Пока Мышка рассматривала себя в зеркало, Наталья достала бордовую замшевую коробочку с серебристым бантиком на крышечке, подошла и приложила к её оголённой шее что-то блестящее. Она щёлкнула застёжкой, чуть отойдя в сторону, спросила:

– Ну как?

На шее Милочки поблескивало чудесное колье. Оно состояло из крупных золотых пружинок около пяти миллиметров в диаметре, перемежающихся тонкими пластинками, на которых сверкало по три малюсеньких кристаллика, похожих на бриллианты. Мышка так и ахнула:

– Ты с ума сошла, Наташка! Это чьё?!

– Моё… Одалживаю на вечер. Мышка, выглядишь шикарно – нет слов!

Милочка запротестовала:

– Наташка, прекрати! Оно же дорогущее.

– Не дороже испорченного вечера, если не пойдёшь.

– Хорошо. За платье я с тобой расплачусь.

– Даже не думай! Считай его подарком к будущему дню рождения, – решительно пресекла препирательство Наталья, однако не глядя подруге в глаза.

В первом часу ночи, выйдя из ресторана, Тимур вызвал такси и они, как всегда, отвезли Наташу и Андрея. Потом Стрельцов предложил заехать к нему домой и посмотреть новый фильм, мотивируя, что «ещё слишком рано баиньки, а сидеть на скамейке холодно и небезопасно».

– Как можно? Твои родственники уже спят. И мама будет беспокоиться, – начала отказываться девушка.

– Они всей семьёй уехали на праздники в Белогорск. Твоя мама видела, с кем ты ушла. Думаю, сильно переживать не станет, если придёшь домой на полтора часа позже. В случае чего – позвонит, и мы её успокоим. Слушай, Красная Шапочка! Боишься, что тебя съем?

– А ты можешь?

– Не только могу, но и хочу. Я ещё тот Серый Волк, любитель молоденьких и аппетитный девочек. Ха-ха-ха! – засмеялся парень, шутливо покусывая ей ушко.

– Не трусь! – уже серьёзнее сказал он. – Не сделаю, чего не захочешь и не позволишь.

И она согласилась.

Дома Тимур включил плеер, усадил девушку в кресло напротив большого экрана телевизора, приготовил две чашки кофе, а сам сел на ковёр рядом с креслом. Она съёжилась в кресле, страшась пошевелиться лишний раз, а он этого будто не замечал и вёл себя раскованно: посмеивался, прихлёбывая кофе, отпускал редкие комментарии и целовал её в колено, обтянутое лайкрой.

– Тимур, перестань! – возмутилась Мышка его поведением, казавшимся ей черезчур фамильярным.

– А? – парень резко запрокинул голову вверх и задел чашку с горячим кофе, которую девушка держала в руке.

– Ой!

Кофе растекался по подолу красивого светлого платья. Тимур вскочил на ноги и поднял её с кресла:

– Не обожглась?

– Ничего страшного. Сначала было горячо. Сейчас – нормально, – возразила она, больше обеспокоенная состоянием своего платья.

– Нужно его снять и приложить холодный компресс. Давай помогу.

Не успела девушка хоть что-то сказать, как он проворно расстегнул молнию и потянул платье за бретельки вниз. Платье с лёгким шелестом скользнуло на пол. Тимур опустился на колени и на её ноге, чуть ниже белых кружевных трусиков, обнаружил немного покрасневшее пятно. Он легонько до него дотронулся:

– Больно?

Мышка молчала. От неожиданности она растерялась и стояла столбом, не в силах вымолвить ни слова. Тимур убрал руку и нежно прикоснулся к пятну губами:

– Прости! Я такой медведь.

Потом обхватил её стройные ноги в чёрных чулках и стал часто и жарко целовать белый кружевной треугольничек.

– Любовь моя, я так тебя хочу, – донеслось до Мышки, словно сквозь вату. Её била крупная дрожь и подкашивались ноги. Тимур уложил девушку на ковёр, лёг рядом, и его горящий, призывный взгляд затопил её трепетное, сомневающееся сердце восторгом: она желанна – очень, в целом мире только она, только для него. Его взгляд звал девушку, околдовывая, лишал рассудка и сопротивления, и она потянулась к нему, источнику любви, радости и страдания, пальчиками дотрагиваясь до твёрдых губ, шершавых щёк, высокого чистого лба, шепча чуть слышно, словно самой себе:

– Люблю тебя… давно, так люблю.

Тимур застыл над Мышкой на вытянутых, напряжённых руках, молча поглощая пугливую ласку. Его карие глаза потемнели, впившись взглядом в её глаза, подёрнутые поволокой слёз, от невысказанного острого чувства нежности и откуда-то появившейся почти материнской жалости к себе и к нему. Это продолжалось всего лишь минуту, такую невесомую, короткую, призрачную, как затишье перед бурей, как прощальный взгляд перед расставанием, как последний вздох перед неизбежностью.

Но эта минута привязала холодного сластолюбца, то здесь то там азартно срывающего цветы удовольствия, к наивной девчонке сильнее прочного стального каната. Парень о таких вещах никогда не задумывался, жил легко, грешил с удовольствием, не подозревя, чем незамысловатая, робкая нежность «серой Мышки» может обернуться для него.

А потом Тимур склонился к ней, и мир померк, оставив лишь водоворот ощущений и звуков, кои почти не понимала из-за нарастающего шума в ушах – пульсации крови бешено стучащего сердца. Милочку заставляли дрожать и томиться горячие руки, блуждающие по телу, согревал быстрый жаркий шёпот у виска, пьянили губы, то прохладные и нежные, совсем как прикосновения лепестков цветка, то требовательные, терзающие, жгучие, как ожёг от клейма. Она забыла про стыд, осторожность, предупреждения подруг, покорно отдаваясь на волю урагану страсти по имени Тимур. Лишь резкая боль, пронзившая тело, отрезвила девушку. Она вскрикнула:

– Нет! Не надо…

Но мужские жадные губы закрыли её рот страстным поцелуем.

Мышка не плакала, нет. Боль перетерпела, а в нахлынувшей горечи, что самый важный в жизни любой женщины момент наступил «с бухты-барахты», винила саму себя. Она знала, момент их близости когда-то наступит, но не ожидала, что так скоро и на полу. Осознание глупости своего поступка, подытожила грустной мыслью:

«Спасибо, хоть не грубо, не насильно…»

Бедная, наивная девочка. Она думала, что обстоятельства близости имеют для него какое-то значение.

– Чего такая расстроенная? – он притянул девушку к себе и чмокнул в щёчку. – Так всегда бывает в первый раз.

Мышка, потупившись, прошептала:

– Конечно.

– Так в чём дело? – спросил Тимур, внимательно изучая её лицо.

Девушка неопределённо пожала плечами. Что она могла предложить мужчине, у которого была десятой или двадцатой? Ничего. Как удержать его? Никак. И ведь знала, что не первая и не последняя в коллекции бабочек, летящих на обжигающее пламя его страсти. Но разве каждая из них не думала: «А вдруг…» – и не мечтала, что именно она станет единственной и неповторимой звездой, притянет к себе красавца, словно планету, навсегда; хотя видели: он – пролетающая мимо ледяная комета, временно распустившая яркий хвост. Как и другим, ей хотелось мечтать, хотелось удержать, наслаждаясь вновь и вновь теми, пусть и нескромными, но умопомрачительными ласками, от которых всё тело трепетало и наполнялось непонятным жаром. Было так стыдно и так сладко, что мурашки по телу бегали табунами, пресекалось дыхание, а сердце колотилось обезумевшей птицей.

Он поднялся, поискал сигареты, чиркнул зажигалкой и закурил. Но после двух затяжек загасил сигарету в пепельнице и подхватил её на руки:

– Жалеешь? Сомневаешься в моих чувствах?

Она глянула ему в глаза и впервые солгала:

– Нет.

Но, заливаясь краской, тревожно спросила:

– Что ты задумал?

– Хочу отнести в ванную.

– Не нужно, – попыталась вырваться Мышка. – Сама могу дойти.

Парень тихо рассмеялся:

– Глупышка ты ещё у меня, – и коснулся губами её губ. Девушка раскрыла губы навстречу поцелую, решив не терзаться прошедшими потерями:

«Я люблю и любима, по крайней мере, сейчас. Это оправдывает всё происходящее. Нужно жить настоящим».

Ближе к обеду следующего дня посыльный принёс большой букет сладко пахнущих лилий. К букету прилагалась маленькая открытка в виде сердечка, на которой красовалось всего одно слово «люблю». Милочка знала от кого букет. Через час явилась Наташка поделиться сердечными тайнами. Она рассказывала о своих отношениях с Андреем, а Мышка внимательно слушала и улыбалась. Потом она протянула подруге коробочку с колье:

– Возьми, Натуль! А то ещё забудешь.

– Оно твоё, – спокойно ответила та.

– Обалдела? Оно же стоит бешеных денег!

– Не знаю, сколько оно стоит. Наверное, дорогое. Его купил для тебя Тимур.

– Что?! – от изумления Мышка вытаращила глаза. – Да как ты могла меня…

Олейникова не дала ей договорить:

– А как ты хотела? Скажи я правду – согласилась бы его надеть?

Мышка закрыла руками лицо, стараясь сдержать рыдания:

– Теперь понимаю… почему он поступил со мной, словно со шлюхой… С такой церемониться… негоже… можно прямо… на полу.

Наталья тронула её за плечо:

– Переспала с ним? Я же предупреждала. Не плачь! Он грубо обошёлся с тобой? Да?!

У Милочки от рыданий тряслись плечи, но она отрицательно покачала головой.

– Тогда чего ревёшь? – удивилась подруга. – Прекрати, Мышка! Ну, хватит, слышишь! Ты так давно о нём мечтала… Красивый, богатый. Подумай сама. Вдруг лучше никого не встретишь? И ваш роман будет греть твою душу всю жизнь. Ведь такое может быть?

Милочка кивнула головой в знак согласия, но, всхлипывая, проговорила:

– Наташка… но ведь… унизительно…

Подруга рассердилась:

– Ненормальная! Вот погоди, попадётся муж – пьяница. Будет всё из дома тащить да продавать за бутылку. Тогда вспомнишь про Тимура, его подарки. Поймёшь, какая была дурында.

Она тихо гладила Мышку по спине, приговаривая:

– Ну, перестань! Вы пока не расстались. Сколько ласки и нежности он может ещё подарить. Про разные украшения и прочее я уж молчу. Сразу видно, он не жмот.

Мышка вроде с ней соглашалась, но вечером на звонок Тимура, ответила отключением телефона.

На следующий день он пришёл сам. Мама ушла в гости к знакомой, и девушка грустила в одиночестве. Она открыла дверь и первое, что увидела, его встревоженный взгляд.

– Привет! Не мог вчера дозвониться. Батарейка села?

– Сильно разболелась голова. Вот и отключила телефон, чтобы никто не беспокоил, – ответила она, и это было правдой.

– Отходняк? – ухмыльнулся Тимур и потянулся за поцелуем. Мышка отстранилась:

– Как ты мог?

– Ты о чём? – нахмурился он.

– О твоём поведении и подарке?

– А что такое? – спросил он осторожно.

– Зачем втянул Наташку? Ещё и лгать заставил.

– Извини, радость моя. Лгать ты начала первой. Я последовал лишь твоему примеру. И вообще, – цинично заметил Тимур, – для меня истинная ценность – женщина в распакованном виде. А побрякушки и наряды – ваша стихия.

– Конечно! – воскликнула девушка. – По-другому и быть не должно. Но мне твои подарки ни к чему. Я телом не торгую. Забирай! – Она сунула ему в руки пакет с платьем и колье, отошла на пару шагов и отвернулась.

– Та-ак, – сказал он тихо, и по голосу девушка поняла – злится. – Собираешься скандалить? Или закатишь истерику? Но предупреждаю, Мышка, я бабских истерик не выношу.

Тимур осторожно поставил пакет на пол, подошёл к ней, развернул к себе, с силой сжав плечи.

– Ой! – пискнула Мышка. – Больно же!

– А мне не больно выслушивать? Я лишь хотел, чтоб ты пошла в ресторан. Всё! Никаких задних мыслей не держал. Как сложилось, так и сложилось. И теперь я – подлец, да?

Все обидные слова, вертящиеся на языке, девушка проглотила, осознав, если хоть одно из них сейчас произнесёт, – этот день будет последним в их отношениях.

Поцеловав её где-то рядом с ухом, Стрельцов сказал:

– Через час прилетает моя родственница. Дяде послезавтра стукнет пятьдесят. Еду её встречать. Ты со мной?

Она кивнула головой, не глядя ему в глаза.

 

Лёжа на больничной койке, она от воспоминаний переходила к самоедству и панике:

«Ну, почему моя гордыня и мелочное самолюбие всегда портят жизнь близким людям? Ой, дура! И самое страшное, что ничего уже нельзя изменить и исправить. Наверное, из-за размолвки он нервничал и не заметил тот проклятущий грузовик. Сейчас ненавидит меня. Вряд ли станет разговаривать… если поправиться. А вдруг – нет? Вдруг останется инвалидом? Как он стонал, бедненький?! И голова в крови… Ужас!»

Но долго зацикливаться на грустных мыслях она не могла. Девушка была ещё слишком молода для множества греховных дел, а через них – ненависти к себе. Её душа тянулась к надежде и далее – к сладостным воспоминаниям:

«Нет. Тимур поправится. Так обещал Страж Предела. Нужно верить. И я верю… Он такой сильный и страстный. А как целовал в ту ночь под душем! А я, стесняясь, старалась убежать…»

И так по кругу всю неделю с перерывами на сон, еду, процедуры и посещения.

 

3

 

Мигают свечи от дыхания,

Вино в бокалах, тишина…

И ваше страстное признание,

И боль прозрения после сна.

 

Её мучило одно тайное желание: непременно услышать голос любимого; но врачи запретили любые волнения, угрожающие возможным инсультом. Можно подумать, не имея вестей от него, Мышка меньше беспокоилась. Однако с мамой спорить было бесполезно, а брать мобильник у подруг не хотелось. Нежелание коренилось в неуверенности и страхах, опутавших её душу липкой паутиной. Она хотела, чтобы он сразу понял, кто звонит, – и ответил. Или не ответил. И тогда бы стало ясно: она – глупая, ошибочная страница в его жизни, которую решил перевернуть и забыть. Через неделю мама сдалась и принесла телефон. Когда она ушла, Мышка набрала номер Тимура. Послышались гудки – длинные, томительные. Сердце сжималось от страха и затрепетало, услышав знакомое:

– Здравствуй, Милочка!

Голос с хрипотцой.

«Боже, его, поди, боли мучают. Тут я пристаю с разговорами. Балбеска!» – мысленно ругала она себя.

– Здравствуй, Тимур! Не говори ничего! – затараторила девушка. – Звоню, чтобы услышать твой голос. Прости меня!

– Это я должен просить прощения… Меня час назад перевели в палату из реанимации. Там держать телефоны запрещают… Ты как?

– У меня всё нормально. Голова уже не болит. Только небольшие мельтешки перед глазами. Говорят, что скоро пройдёт. Всё. Больше не буду мучить болтовней. Выздоравливай!

Она отключила телефон. После этого разговора они раз в день перезванивались, ведь больничные будни новостями не изобиловали. Однажды она рассказала ему о необычном сне или видении.

В тот день, после обеда, Мышка лежала на кровати с закрытыми глазами и думала о Тимуре. В палате стояла тишина: кто спал, кто читал книгу. Вдруг перед глазами засветился экран, и в нём смутно, а потом всё отчётливее и отчётливее проступала картинка; в ней двор их многоквартирного дома покрывала молодая зелёная травка, на которой игрались две таксы. Всю эту благостную сценку согревали тёплые лучи весеннего солнца. Ей захотелось поваляться на шелковистом травяном ковре. Только подумала – оказалась на траве, проплыв сквозь экран. В нос сразу же ударил пьянящий запах расцветающей сирени. Подумалось:

«Пока не расцвели одуванчики. Жаль».

Она погладила прохладные и мягкие травинки. Под рукой, будто по волшебству, из земли стали быстро пробиваться стебельки. На стебельках появились бутоны, которые распустились пушистыми жёлтыми шапочками. Происходящее было необычным и завораживающе прекрасным. Она, не веря своим глазам, потрогала цветы, сорвав один. Из стебля выступил белый сок. Девушка обмакнула в него палец, поднесла к губам и ощутила горечь во рту. Вдруг на газоне появилась огромная чёрная собака.

«Какое-то дежавю», – промелькнуло воспоминание о собаке и умершей бабушке. Страх пронзил мгновенно. Экран погас. Она открыла глаза. Сердце выбивало чечётку. Конечно, она не рассказала Тимуру про собаку, иначе пришлось бы рассказывать про необычное, фантастическое приключение детства, а девушка о таком рассказывать боялась. Ей казалось, что любимый посчитает её спятившей.

Тимур внимательно выслушал рассказ и сказал:

– Думаю – астральное путешествие. Я про такое читал.

Его слова Мышку удивили. Такой человек, как Тимур, – практичный, деятельный, увлечённый радостями жизни – должен был, по её мнению, с сарказмом воспринимать иллюзорные теории и фантазии, являющиеся уделом мечтательных барышень да проходимцев от разных духовных и эзотерических учений.

Накануне выписки она позвонила и попросила разрешения навестить его. Тимур сказал:

– Приходи в любое время, но лучше перед этим позвони, чтобы нам не помешали.

Разумность условия она понимала.

Первый день в университете её взбудоражил. Ещё утром девушка заметила, что стала местной достопримечательностью. Это совсем не радовало. Парни пристально её оглядывали с ног до головы. Девчонки, глядя на неё, перешёптывались. Сначала подумалось:

«Не в порядке одежда, причёска или косметика размазалась?» – она же не любила лишний раз заглядывать в зеркало, так как иногда накатывала волна непонятного страха, что может увидеть в нём незнакомое лицо; но поговорив с Ольгой, уяснила: об их аварии по университету ходило много слухов и пересудов, ведь сюжет о ДТП несколько раз показывали по местному телевидению.

В перерыве между парами они отправили Ольгу занять очередь в буфете, а сами – Наталья и Милочка – зашли в туалет помыть руки. Пока Наталья прихорашивалась перед зеркалом, Милочка решила сменить Ольгу в очереди. Ольга переминалась с ноги на ногу в хвосте пёстрой, извивающейся змеёй, длиннющей очереди. Недалеко от головы «змеи», сереющей кассовым аппаратом, стояла группка парней. Один из них, заметив нерешительность Милочки, улыбнулся и мотнул головой, предлагая присоединиться. Она, состроив удивлённые глаза, подошла.

– Вставай вперёд, – сказал парень, попятившись, наступив кому-то на ногу и буркнув извинение в ответ на недовольный девичий вскрик. Она замялась:

– Я не одна.

– Занимаешь на всю группу? – вмешался стоящий рядом рыжеволосый студент.

– Нет, нас только трое.

– Ну, тогда как-нибудь переживём, – успокоил рыжий, видя, что девушка мнётся под пристальными взглядами и недовольными репликами стоящих позади. Милочка оглянулась и помахала рукой стоящей в хвосте Ольге и вошедшей Наталье. Подруги подошли.

– Вставайте! Вставайте, девочки, вперёд! Сегодня я – добрый, – убеждал рыжий.

Когда они за стойкой пили чай с пирожками, Наталья заметила:

– Видишь, Милочка? Твоя популярность приносит дивиденды. А ты комплексуешь.

Милочка смущённо улыбнулась, ей было неуютно от всеобщего внимания, но радовало уже то, что окружающие, как по команде, перестали её называть Мышкой.

Вечером, в пятом часу, она, прикупив пачку сока, в огромных шлёпанцах и одноразовом халате уже шла по коридору третьего этажа хирургического корпуса клиники. Тихо постучав в дверь с надписью «Сервисная палата» и услышав: «Да!» – вошла. Тимур в светлом спортивном костюме сидел за столом, на котором лежала стопка бумаги, калькулятор и свёрнутые в трубку чертежи.

– Не помешаю занятиям? – робко спросила она.

– Я ждал тебя. Иди сюда.

Милочка поставила сок на тумбочку и подошла.

– Присаживайся, – предложил Тимур табурет, пододвинув его ближе к себе. Когда девушка села, он обнял её и поцеловал.

– Что это? – спросила Милочка, кивнув на исписанные листы и трубку чертежей.

– Курсовая по железобетону. Сашка уже две курсовые за меня сделал, чтобы я вовремя получил зачёты и был допущен к экзаменам.

– Молодец! – воскликнула Милочка. – Настоящий друг.

– Это правда. Но четыре проекта за короткое время сделать не под силу и ему. Пришлось прикупить «негров». Вот сижу, их расчёты перепроверяю.

– Понятно…

– А у тебя с учёбой всё в порядке? Может, помощь нужна?

– Не беспокойся. У нас чертежей и расчётов в десять раз меньше. Мне подруги помогают. Успею к экзаменам сдать все работы.

Они помолчали. Он взял её руку и приложил к своей щеке:

– Есть разговор.

Милочка насторожилась, предчувствуя что-то неприятное, тревожное.

– Помню, как злилась из-за всяких мелочей. Хочу с тобой быть честным. Лучше всё сейчас узнаешь от меня, чем из сплетен других. Ты мне очень нравишься. Более того, из-за тебя голову потерял. Знаю, от моих слов будет больно, но случившегося не исправить. В августе у меня свадьба.

Милочку побледнела. Потом запылали её щёки. В сердце появилась жгучая боль, будто его обдало кипятком. Он понял её состояние, обнял:

– Девочка моя, как бы хотел всё изменить, но не могу. Обручён с прошлого года. Наверное, слышала причину, по которой оказался в вашем городе?

Милочка кивнула.

– Помог выкрутиться одноклассник моей матери. Он отказался от оплаты за услуги, – продолжил объяснение Тимур. – Я должен был выразить благодарность. Родителям он намекнул, мол, неплохо бы породниться нашим семьям. У него выход во властные структуры. У нас крупный бизнес. Я тогда не знал о твоём существовании. Дал согласие на брак с его дочерью. В этом году она заканчивает школу.

Милочка высвободилась из объятий, чувствуя, что в груди образовалась пустота, заполняемая холодом.

– Я всё понимаю, – она, вздохнув, кивнула. Вдруг её обожгла догадка:

– Она здесь?

– Да. Она приехала на несколько дней с матерью и старшим братом.

– Тогда мне пора уходить, – быстро проговорила Милочка, собираясь встать. Он удержал её:

– Не уходи. Они сегодня не придут.

Тимур помолчал, перебирая пальцы её руки, потом добавил:

– Осенью вернусь. Здесь буду защищать диплом.

Милочка накрыла его руку своей рукой:

– Знаю, что хочешь сказать… но – нет. Не гожусь в любовницы.

– Я скучаю по тебе, понимаешь? Нет, разве ты ещё способна такое понять? Ты меня околдовала, девочка!

Она забеспокоилась, предполагая, это и есть дар Стража – способность околдовывать мужчин.

– Когда понял? После аварии?

– Да. Стало страшно, что мог тебя потерять. Тогда и понял. Пропал.

Милочка, опустив голову, встала и проговорила неожиданно осевшим голосом:

– Не терзайся, Тимур. Это пройдёт. Думаю, знаешь лекарство от такой болезни. Прощай!

Быстро выйдя из палаты, осторожно прикрыла дверь. Она боялась потерять решимость, иначе перестала бы себя уважать. Слёзы туманили взгляд. Она их усиленно сдерживала. Меняя обувь и отдавая халат гардеробщице, твердила мысленно одно:

«Здесь нельзя разреветься. Дома. Всё дома».

Хорошо, что не встретился никто из знакомых, – она не смогла бы сдержаться. Расплакалась. Начались бы расспросы, потом – сплетни и насмешки в стенах университета.

Милочка не села в троллейбус, а побрела домой пешком, почти не разбирая дороги из-за пелены слёз. В квартире стояла тишина. Мама куда-то вышла – это спасло от муки отвечать на вопрос: «Что случилось?»

Девушка закрылась в своей комнате, кинулась на кровать, зарывшись под подушку, и разрыдалась в голос. К тому времени, когда в замочной скважине входной двери звякнул ключ, основная волна горя и жалости к себе прошла. Милочка лежала в прострации, а слёзы потихоньку омывали щёки. На беспокойство матери:

– Доченька, почему не хочешь ужинать? – ответила:

– Поела у Наташки.

Мама больше не беспокоила, знала: у дочери наступает горячая пора перед сессией. Эту ночь Милочка провела без сна. Забытьё пришло лишь утром.

Ей снова привиделся экран телевизора. Рябь на экране сменилась показом незнакомого помещения. Казалось, кто-то ходит с видеокамерой и показывает комнату в разных ракурсах. В комнате на резной подставке тёмного дерева стояло большое зеркало. Стены покрывали панели с разноцветной инкрустацией. Вдоль них стояли кресла, небольшой столик и диван на гнутых блестящих ножках. Внимание привлекла цепочка, или колье, висящее на тёмном завитке рамы зеркала. Захотелось украшение разглядеть поближе. Один миг – и она в комнате подходит к зеркалу. Рассмотрев, очень удивилась – точно такое же колье ей купил Тимур. Отведя взгляд от колье, посмотрела в зеркало и обомлела. Оттуда на неё смотрела темноволосая девушка со слегка смуглой кожей, большими тёмно-карими глазами и пухлыми ярко-красными губами. Одна бровь у незнакомки была приподнята, изогнувшись дугой, во взгляде сквозило удивление. И тут Милочка поняла: девушка в зеркале – её отражение.

В дальнем углу комнаты мелькнул чей-то силуэт. Она резко обернулась. Тимур, но с волнистыми волосами до плеч, забранными под обруч, медленно шёл, вернее, крался в её направлении. Охотник! Увидев, что его заметили, остановился, гаденько усмехаясь, повернулся и пошёл к двери.

– Ты ещё пожалеешь, Матильда, – услышала Милочка его хриплый голос.

И вот он уже не человек – чёрный лев с большой мохнатой гривой, грозно порыкивая, выходит в дверь.

Она не пошла на консультации, проспав до обеда. В первом часу позвонила Наталья, заинтересовавшись причиной её отсутствия на занятиях. Милочка попеняла на головную боль, но убитый тон её голоса не понравился Наташке.

– Выкладывай, что произошло! – без обиняков выпалила подруга.

– Нет, ничего… – промямлила Милочка.

– Не придуривайся! Меня не проведёшь. Это не из-за любимого ли Тимура?

– Да, – выдохнула Милочка.

– Жди! Через пятнадцать минут приду.

Наташка всплеснула руками, увидев зарёванное лицо подруги:

– В зеркало смотрела? От слёз так опухли веки – глаз почти не видно. Ну, рассказывай.

И Милочка, горестно вздохнув, всё рассказала.

Наташка сидела на стуле, положив ногу на ногу, и рисовала пальцем на столе всякие замысловатые фигуры.

– Он же кавказец, подруга. У них главенствуют законы гор. Сходи в церковь и поставь толстенную свечку Богородице, что этим всё закончилось. А представь, если бы он женился на тебе. Абхазы, сдаётся мне, мусульманской веры. Пусть даже неверующий, всё равно жена для них –«поднеси, подай, знай своё место, женщина». Такая жизнь не для тебя.

– Да я всё понимаю, – ныла Милочка.

– А понимаешь, так вырви с кровью и мясом эту любовь из сердца. Возьми! Принесла тебе экзаменационные вопросы по строительным материалам.

– Уже вырвала, Натуль. Но больно. Так больно! – жаловалась Милочка подруге, сжимая листы с машинописным текстом.

Наталья тяжело вздохнула и погладила подругу по щеке:

– Я знаю. Крепись! Время залечивает и не такие раны… Ну, мне пора. Не раскисай!

И для Милочки начались тяжёлые будни. Сессия помогала отвлечься от горестных мыслей. В коридорах университета, завидев издали Тимура с другом, она старалась скрыться, нырнув в ближайшую аудиторию, свернув в другой рукав коридора или повернув назад. Она не появлялась в буфете и кафетерии. Девушка следовала принципам поговорки: с глаз долой – из сердца вон. Подружки, злясь на неё за трусость, приносили пирожки и минералку, которыми закусывала на ходу или в аудитории, конфузясь и пряча съестное в сумке под столом. Хотя делала она это зря, сплетни о том, что Тимур её бросил, быстро разлетелись по университету, а её уловки только их подогревали. А потом наступали летние каникулы.

Наталья с Ольгой собирались в тур по Китаю – Харбин, Далянь, Пекин – на две недели. Звали с собой Милочку, но у неё не было денег и загранпаспорта. Если недостающие деньги на туристическую путёвку мама могла занять у знакомых, то от подачи заявления до получения загранпаспорта следовало ждать целый месяц. Наталья ворчала, что подруга – «рассеянная копуша», и со своими страстями совсем забыла о летнем отдыхе; что она, Наталья, знала, чем всё обернётся, и должна была заняться сама оформлением документов «этой растяпы». Однако время ушло, и перебранка по этому поводу помочь делу не могла. Подруги уехали, а Милочка устроилась продавцом кваса к одному частному предпринимателю.

Теперь целыми днями она сидела под большим разноцветным зонтом и наливала холодный вкусный квас в бутылки, бидоны, большие и малые стаканчики всем страждущим. Когда стояла ясная, безветренная погода, а асфальт почти плавился под ногами, возле её бочки выстраивалась очередь. В пасмурные деньки или дождик покупателей почти не было. Тогда она читала книги, удобнее устроившись на раскладном стульчике.

В один из таких пасмурных дней, в середине июля, читая «Мастера и Маргариту» Булгакова и подкрепляясь пирожками, она не заметила, как недалеко от бочки остановился серебристый «Скайлайн». Из автомобиля вышел высокий, атлетически сложенный мужчина. От описания сцены знакомства Маргариты с Воландом её отвлекло лёгкое покашливание. Милочка вздрогнула. Поднимая от книги взгляд, вначале увидела белые сетчатые туфли и светлые брюки, потом – белую майку в черных разводах и загорелые руки, и наконец – лицо в тёмных очках и светло-каштановые волосы.

Привычно спросила:

– Вам бокал или стакан?

– Если можно, то… бокал, Людмила, – услышала девушка глубокий баритон. На лице у мужчины появилась лёгкая улыбка.

– Мы знакомы? – удивлённо спросила Милочка. Она оглядывала внушительные бицепсы под загорелой гладкой кожей, аккуратную модную причёску, твёрдо очерченные губы.

– В общих чертах, – ответил он и снял очки.

Перед ней стоял Александр Поспелов собственной персоной. Из-под широких тёмных бровей на Милочку смотрели слегка прищуренные серые глаза. Под сверлящим взглядом она внутренне съёжилась. Этот парень и раньше её пугал своим пронзительным, стальным взглядом. Она побледнела, растерянно глядя на покупателя. Тот самодовольно ухмыльнулся. Его ухмылка вызвала в душе девушки протест и злость:

«Осклабился, мажорчик. Напугал и рад. Как же, как же. Мы – пуп Земли! Дрожи, всяк встречный-поперечный!»

Милочка опустила голову, взяла большой стакан и подставила его под кран. Эти действия помогли справиться с неожиданно нахлынувшим раздражением.

– С детства меня называют Милой. Я привыкла, – сказала она недовольно, но получилось – будто оправдываясь, а подавая стакан, уже спокойно глянула в его глаза. Серая сталь встретилась с голубым льдом. Это было не сражение, всего лишь проба сил. Секунда – и Милочка смущённо потупилась, а парень, напротив, продолжал внимательно разглядывать продавщицу.

– Значит, если позову: «Людмила!» – ты не обернёшься? – спросил он, подавая деньги. Разыскивая в жестяной баночке серебро для сдачи, она ответила:

– Вероятнее всего.

– Но мне нравится это имя. Оно тебе подходит. Буду Людмилой тебя называть.

«К чему бы это вдруг? – подумалось ей. – Он меня сильно недолюбливает, всегда смотрит холодно и настороженно».

А отдавая парню сдачу, Милочка ответила:

– Пожалуйста! Но не удивляйся, что не стану на него реагировать.

Поспелов криво усмехнулся и, быстро выпив квас, бросил одноразовый стакан в корзину.

– Хорошо. Тогда не пугайся, если вначале тронут за плечо, а потом назовут по имени, – облокотившись на бочку, предупредил он.

«Всё страннее и страннее, – бесцельно перелистывая страницы в томике Булгакова, размышляла она, не рискуя посмотреть парню в лицо. – Сначала – тяжёлый, пристальный взгляд. Теперь – смешки и подколки».

– Но так внезапно можно и до смерти напугать, – ответила девушка, надеясь, что опасный мажор уберётся восвояси. – «Особенно вечером», – представила она сценку.

– Заметил, ты немного боязлива. Кажется, тебя напугал? – поинтересовался Поспелов, внимательно глядя на продавщицу и не торопясь уходить.

«Ещё бы не напугал. Смотрел так, будто хотел прихлопнуть надоедливого комара», – с опаской покосилась на него Милочка, а вслух пояснила:

– Ну, скажем так – тебя здесь увидеть не ожидала.

– А кого ожидала?

«Чего цепляется к словам?» – покосилась на мажора она и, прочистив горло, начала мямлить объяснение:

– Кха… в общем-то… никого. Так, глупость сморозила… – И уже собравшись и даже растянув губы в улыбке, обвела рукой пространство вокруг. – Я ведь торгую на бойком пятачке.

– Думаю, ты не только боязлива, но и не очень наблюдательна.

– Что? – опешила Милочка. Его обвинение, сказанное с надменно-презрительной усмешкой (как показалось), вновь наполнило её раздражением:

«Какого чёрта?! Стоит тут. Самодовольно ухмыляется. Обвиняет. Мало дружок натешился? Захотелось и ему поиздеваться?»

– Второй день подъезжаю – вон туда! – Поспелов ткнул пальцем в противоположную сторону дороги. – Наблюдаю. Ты уткнулась в своего Булгакова и ничего вокруг не замечаешь.

«Ах, красавчик! Тебя и твою замечательную машинку девушки должны замечать за три квартала. Задыхаясь от счастья, кричать: «Привет!» – и махать руками, словно ветряные мельницы», – язвительно подумала Милочка о гипертрофированном самомнении парня, но вслух сказала с некоторым удивлением, стараясь скрыть за ним иронию:

– Не понимаю. Почему сразу не подошёл? Или только сейчас пить захотелось?

– Видишь ли… До этого дня ты целый месяц пряталась, ещё издали заметив нас. Не мог предвидеть твою реакцию. Вдруг убежишь опять? И что мне делать? Садиться и торговать вместо тебя? Охранять бочку, чтобы никто не спёр? – насмешливо обрисовал ситуацию Поспелов, догадавшись по выражению её лица и интонации о подтексте вопроса.

Милочка густо покраснела, словно оказалась застигнутой на месте преступления.

«Какой стыд! Они замечали всё. Наверное, ржали надо мной».

Опустив голову, она тихо спросила:

– Зачем наблюдал за мной?

– Завтра улетаю в Москву. Прошвырнёмся с Тимуром по Питеру. Отдохнём на Рижском взморье.

Упоминание о бывшем бой-френде в Милочке вызвало сердцебиение, но она постаралась не выказать волнения, злясь на себя, что не может до сих пор спокойно слышать его имя, и сказала с еле скрываемым ехидством:

– А-а? Перед свадьбой ему нужно развеяться?

– Не только ему. Мне тоже не помешало бы. Ему что-нибудь передать?

«Мда. Теперь понятна причина интереса», – подумала она, захлопнула книгу и, расплывшись в деланной улыбке, ответила:

– Разумеется! Любви и счастья в семейной жизни.

– О какой любви ты говоришь? Этот брак по расчёту.

– Ничего, – она пренебрежительно махнула рукой. – Стерпится – слюбится.

– А ты жестока. – Он смерил взглядом голубоглазую блондинку-продавщицу.

«Думал, сейчас распущу нюни? Буду ныть, как мне плохо без него? Не дождётесь! , ты – хлыщ», – ей претила сама мысль, о возможности, путь даже гипотетической, показать боль души циничному красавцу. Девушка спокойно, даже с некоторым вызовом, выдержала взгляд парня и ответила:

– Не я – жизнь жестокая штука. Она заставляет нас выбирать. А за каждый выбор приходится платить.

Поспелов покачал головой:

– Ну да, ну да… Что ж, так и передам. Но должен заметить, Мила – куцее звучание прекрасного имени, воспетого ещё Пушкиным, – при последних словах взгляд его слегка потеплел: исчезли два опасных прицела.

– А Милка – кличка для коровы, – поддакнула девушка, лишь бы он поскорее ушёл, оставил её в покое. – «Езжай, доложи другу, чтоб не тревожил меня больше. Глупая тёлка смирилась и продолжает жевать сено с превеликим удовольствием» – говорила за неё вымучинная улыбка. Девушка хотела показать, что знает своё место и на большее не претендует.

– Вот и выходит – я прав. Людмила – звучит красиво и достойно. До свидания, Людмила! – улыбаясь, попрощался Поспелов. На миг ей показалось, что парень искренне хочет приободрить, считает достойной уважения, но эти мысли она отбросила, зная, что альфа-самцы эгоистичны и не способны понять чувства других, и что он успокоился по одной причине: понял, что она не доставит неприятностей другу.

– Пока, – вновь уткнувшись в книгу, буркнула Милочка.

Он удалялся уверенной походкой, красивый и сильный. Милочка искоса глядела вслед, а внутри вдруг заворочался червячок тревоги:

«Всё это не к добру… Будь с ним осторожнее».

«Нет, – сказала она себе. – Выкинь из головы и забудь! Наши дороги всего лишь параллели, и то временно».

Однако человек – полагает, а судьба – располагает.

Постепенно жизнь Милочки стала меняться. Она разделилась на две несхожие части: бодрствование и сны. Безусловно, это есть в жизни любого человека, кроме одного странного явления: сны, красочные и почти сказочные, были подчинены единой логике и имели продолжение. В них Милочка себя видела темноволосой девушкой, вернее, молодой женщиной с огромными, почти чёрными глазами, или наблюдала за ней со стороны. Женщину звали Матильдой, и она, не в пример Милочке, знала себе цену. Матильда обладала железной волей и острым умом, внешне казалась нежной или упрямой, откровенно доступной или целомудренно застенчивой, но в душе – коварной, надменной, жестокой. Всегда. Просыпаясь после тяжёлых сновидений, Милочка сомневалась в наличии души у Матильды – такие страшные дела та творила, не раскаиваясь и не сожалея о содеянном. Именно тогда она стала свой ночной образ называть ведьмой.

В одном из снов девушка увидела Матильду, сидящей в просторной карете. Та была одета в коричневое дорожное платье. Напротив неё сидела молоденькая блондинка с нежным личиком в форме сердечка и сияющими серыми глазами. Блондинка смеялась, и её смех походил на перезвон хрустальных колокольчиков.

– Вы прелестны, моя дорогая! – улыбаясь, сказала Матильда блондинке. – Хотите, погадаю? В нашем роду все женщины умели немного предугадывать будущее. Дайте левую ручку и снимите перчатку. Посмотрю на ваши линии судьбы.

Матильда взяла в свои руки ладонь девушки и легонько погладила. При этом движении с руки Матильды неожиданно сорвался тяжёлый браслет и упал девушке на колени. Блондинка взяла его и стала разглядывать. Это был массивный золотой браслет. Большой изумруд в середине лба страшной, клыкастой личины и цепь небольших рубинов и алмазов, вплетённых в затейливый узор по краям, украшали его.

– Странная работа! – воскликнула блондинка. – Ничего подобного раньше не видела.

– Тем не менее, – пустилась в разъяснения Матильда, – браслет принадлежит нашему роду с седой старины. Всегда передавался от матери к дочери как свадебный подарок и оберег от зла. Видите старинную вязь? Она – заговор от сглаза. После скоропостижной смерти мужа, я не собираюсь вторично выходить замуж, иначе потеряю всё в пользу его старшего сына. Так указал в завещании мой покойный супруг и – мир его праху! – сообщил Его Преосвященству. Детей мы не нажили. Передать браслет мне некому. Лучше подарю его вам, моя дорогая. Вы прелестны, удачно выходите замуж. Это привлечёт чужую, чёрную зависть. А браслет сможет отпугнуть всё людское зло. Давайте я помогу с застёжкой. Так… на чём мы остановились? Ах, да! На гадании…

Девушка кивала головой на речи Матильды, но в большей степени была поглощена браслетом на своём запястье.

– Линия сердца у вас прямая и отчётливая. Прекрасно. Вы любите и любимы. А линия жизни – прерывистая. Вы ничем не больны? Случайно не заразились чёрной немочью, появившейся откуда-то в наших краях?

До сознания блондинки наконец-то дошли слова попутчицы – глаза от испуга округлились, и она ими часто заморгала:

– Что Вы?! Что Вы?!

– Успокойтесь, красавица моя! Простите за неудачную шутку, но… – Матильда сделала многозначительную паузу, – следите за своим здоровьем. Это очень важно и для вас, и для королевства.

Продолжение сна Милочка увидела через несколько дней. Она оказалась в огромном зале со стрельчатыми окнами и высоким потолком, украшенным фресками. Здесь находилось множество нарядных людей. Женщины были в длинных платьях из поблескивающих лёгких тканей, мужчины – в костюмах, сшитых из материала, похожего на замшу. В зале стоял гомон. Присутствующие что-то оживлённо обсуждали, то сливаясь в большие группы, то рассредоточиваясь по залу. По разрозненным фразам Милочка поняла: предстоит важная церемония – свадьба принца Ангэра и Элеоноры; та приехала со свитой три дня назад, но до сих пор не вышла из своих покоев, вроде бы занемогла.

Вдруг слуги распахнули украшенные золотистым узором двери, и в зал быстрым уверенным шагом вошёл богато одетый молодой человек – высокий, широкоплечий, с шевелюрой пшеничных волос и волевым подбородком. Он растерянно оглядел собравшихся – лицо выражало печаль, в глазах затаился испуг.

– Свадьба откладывается, – сказал он притихшей толпе. Люди загалдели, а он пояснил:

– Элеонора нездорова. Лекарь сказал, что у неё признаки серьезной болезни. Возможно, чёрной немочи.

При этих словах люди замерли, охваченные ужасом.

– Меня лекарь даже не впустил в её покои. Хотелось издали взглянуть на невесту и попрощаться. Я немедленно уезжаю. Советую и вам здесь не задерживаться.

Присутствующих не нужно было дважды уговаривать – все поспешили к выходу. Увлекаемая толпой к выходу из зала двинулась и Милочка. Проходя мимо большого зеркала в нише, взглянула на своё отражение. Там улыбалось лицо Матильды, а в глазах горело мстительное торжество.

Проснувшись, девушка поняла, что это дело рук Матильды. Элеонора и была той молоденькой нежной девушкой, которую загубила ведьма с помощью браслета и жутких чар.

От подобных снов Милочка отходила, словно от тяжёлой болезни. Она несколько дней ходила рассеянная, с головной болью, всё валилось из рук. Но иногда снились чудесные сны, в них она летала и тем была счастлива.

Почти всегда видела себя, стоящей на вершине высокого обрывистого утёса. Внизу шумел морской прибой, растекаясь пеной по округлым камням. Сумерки наплывали жидкими фиолетовыми чернилами. Легкий ветерок трепал её длинные волосы. Размеренный шум волн прерывался резкими криками птиц. От дикой, девственной красоты внутри просыпался, заполняя целиком, восторг. Радостное чувство росло, углублялось, от него больно колотилось сердце, хотелось петь, кричать и носиться над бурунами волн. Девушка воспаряла над землёй, поднимаясь в воздух силой желания слиться с красотой окружающего мира, наполненная безусловной верой: полёт возможен. Паря подобно большой летучей мыши, низко проносилась над волнами, и брызги пены падали на лицо. Потом улетала от утёса всё дальше, дальше. Счастье полёта и полной свободы распирало изнутри до тех пор, пока во весь голос она с восторгом не кричала:

– Я лечу! Лечу!

О, это были волшебные сновидения! Просыпаясь и понимая: чудо полёта – всего лишь сон, а не действительность, Милочка сильно огорчалась. Ей хотелось вернуться назад, в ту зыбкую реальную нереальность, и носиться, носиться над полями, лесами, горами и озёрами, ощущая себя неотъемлемой, а может быть, самой главной частицей мироздания. Именно тогда, после первого полёта во сне, она обнаружила в себе искру поэтического дара, и первое четверостишие было таким:

О, эти чудные мгновения!

Боль от немого изумления

Божественной природы сей,

И жажда побороться с ней.

А в конце августа ей приснился уже знакомый высокий красавец с копной пшеничных волос. Принц и она скакали верхом на лошадях. Принц, вырвавшись вперёд, улыбался и кричал, обернувшись к ней:

– Эгей, вперёд! Догоняй!

– Куда же Вы, мой принц! Обогнали хрупкую женщину и рады?! – смеясь, укоряла Милочка-Матильда, но, не желая проигрывать, подзадоривала мужчину:

– Ангэр! Берегитесь! Я Вас обгоню! – заливаясь призывным смехом истинной дьяволицы. Не зная, на что способна женщина и её демон–конь, он кричал в ответ, подгоняя шпорами несущегося галопом гнедого скакуна:

– Попытайтесь, Матильда! Попытайтесь!

Она наклонилась к уху крупного серого жеребца и властно шепнула:

– Вперёд, Ровельвольф! Властью нашего господина лети стрелой! – а потом бросила поводья, вцепившись в густую гриву коня, и громко крикнула, подражая принцу:

– Эгей, вперёд!

Её грудной сочный голос эхом прокатился по притихшему полю, и в ответ громыхнуло где-то позади. Конь взвился на дыбы и понёсся галопом. Он почти не касался копытами дороги, и пыль позади лишь слегка приподнималась. Всю эту картину Милочка видела в двух ракурсах: наблюдая со стороны и одновременно находясь в теле Матильды. Матильда обогнала принца и первой влетела на подъёмный мост замка.

А потом Милочка себя увидела на широкой кровати под алым балдахином. Из-за занавеси слышались чьи-то шаги по комнате. Вот занавес приоткрылся – рядом с кроватью стоял принц.

Она приподнялась на локте, разглядывая его растрёпанные кудри над высоким, слегка выпуклым лбом, властное лицо, будто вырубленное из камня, бугристые мышцы груди в вырезе распахнутой сорочки. От движения покрывало немного сползло, обнажив нежное округлое плечико и полную грудь с рубином соска. Он, присев на край постели, нежно погладил её грудь и, наклонившись, поцеловал.

– Любите меня, мой принц. Так хочу Вас, что внутри дрожит каждая жилочка.

– О, Матильда! – его голос охрип и срывался от желания. – Всякий раз Вы – другая. Уже не знаю, какая Вы на самом деле, моя чаровница!

Слияние их было бурным и страстным. Потом он лежал опустошённый и расслабленный, а она, обвив его тело стройными ногами и руками, – так лиана обвивается вокруг могучего дуба – шептала ласковые слова, про себя решая, как лучше подлить в вино яд замедленного действия и поднести бокал. В последнее время принц стал подозрительным. Приходилось разыгрывать спектакли с клятвами любви и преданности, чтобы ничего не заподозрил. Хорошо, что принял вторую дозу яда и через месяц «загнётся» – скучна роль дурочки, влюблённой в венценосного эгоистичного самца.

После пробуждения Милочка ещё долгое время чувствовала внутри себя сильное сексуальное возбуждение, которое смешивалось с ужасом от цинизма и хладнокровия Матильды, медленно убивающей любовника.

Реалистичность снов, сочетаясь в сознании с обыденностью будней, делали чувства более яркими, острыми, даже болезненными, путали разум, пугали возможностью проникновения жестокой и хитрой Матильды в добрый и искренний мир её души.

 

4

 

Наступил сентябрь, и занятия для вторых – четвёртых курсов возобновились. Остальные студенты начинали обучение с первого октября. Милочке это давало передышку.

«Стрельцова с Поспеловым не будет целый месяц. Прекрасно! Можно расслабиться. Но прятаться больше не стану. Хватит из себя строить глупую овцу», – твёрдо решила девушка.

В конце первой недели она шла по главной аллее университетского городка, обозревая красоту изменяющейся природы. Занятия закончились. Подруги уже ушли на парковку. Они жили в центре города и ездили на учёбу на маршрутке, но в этот день Андрей Яцков, бой-френд Натальи, предложил развезти девчонок по домам на своём «Марке». Обычно он так делал, когда не было смен в «Гермесе», фирме по ремонту автомобилей и продаже запчастей, где второй год трудился мастером на полставки. Территория университетского городка располагалась в микрорайоне, и Милочка на занятия ходила пешком, ведь жила недалеко.

«Цыганкой в пёстром одеянии,

Метя подолом по полям,

Неся природы увядание,

Явилась осень нынче к нам.

Приют она напрасно просит –

Никто не пустит, значит, вновь,

Краснея, облачение сбросит,

Даря за золото любовь», – сочиняла Милочка, оглядывая начинающую желтеть листву клёнов и берёз, растущих вдоль аллеи.

«Приход осени торжественно красив. Нет в нём излишней боли, тоски, как бывает перед приходом смерти у разумных существ, – размышляла она. – Природа тихо засыпает, как засыпает человек, зная, что теряет во сне часы жизни. Зато он уверен – обязательно проснётся…»

Вдруг кто-то тронул её за плечо. За размышлениями об осени и смерти она не услышала приближающихся шагов и – вздрогнула. Обернувшись, увидела ухмыляющееся лицо Александра Поспелова.

– Вижу, ты верен своим принципам. В кайф пугать меня? – недовольно произнесла она, отступая на шаг.

– И в мыслях не было, – невинно улыбаясь, ответил красавчик. – Ты предупредила, что не будешь реагировать на «Людмилу». Вот и попытался привлечь внимание. Только и всего.

«Ах, как мы светимся! Просто ангел во плоти. Какой сценарий приготовил на этот раз? Ладно, мажор, поиграем», – решила она. Чуть присев и склонив голову, Милочка спросила:

– Для чего я понадобилась, Вашему Величеству?

– Моё Величество желает, чтобы ножки леди не уставали, а каблучки не снашивались. Прошу в машину! – он сделал приглашающий жест рукой.

– Что Вы, что Вы! Леди как-нибудь проковыляет три квартала. Она не смеет покушаться на Ваше бесценное авто, – продолжила девушка игру, закатив в притворном ужасе глаза.

– Меня и пугает это слово – «проковыляет», – Поспелов ухватил её за руку. – Пойдём!

Милочка, упираясь, продолжала стоять на месте. Бесполезно. Его пальцы ещё крепче сжали руку, а над ухом прозвучало:

– Не упирайся, актёрочка! Хватит играть на публику! Не оценят.

«Ещё и издевается. Это я-то играю на публику? Безмозглый качок!» – Милочка шумно втянула в себя воздух и поплелась рядом с ним к парковке. Их любопытными взглядами провожали проходящие мимо студенты – это её раздражало, ещё больше злило его наглое поведение:

«Тащит, будто нашкодившую собачонку. Конечно. Такие мажоры не привыкли к отказам».

– Прошу! – он, ослепительно улыбаясь, открыл дверцу машины.

– Мерси! – процедила она сквозь зубы, а устроившись на переднем сидении, язвительным тоном спросила:

– Где же твой великолепный «Скай»? Или боишься, что на него осядет лишняя пылинка?

– «Скай» для гонок, – спокойно ответил Поспелов и деловито потянулся за ремнём безопасности, чтобы пристегнуть пассажирку. На несколько мгновений он оказался совсем рядом. Сердце Милочки дало сбой от приятного запаха туалетной воды и от его рук, слегка коснувшихся груди, и от его глаз, будто заглянувших в душу.

– А «Виста» тебя не устраивает? – поинтересовался Александр, заводя двигатель и выезжая с паковки.

– Для меня подошёл бы и «Москвич», – ответила она, пряча за сарказмом растерянность от напора неожиданного чувственного наслаждения, испытанного минутой ранее.

– Уж извиняйте. Отечественного производителя в данном вопросе не поддерживаю.

– Не любите вы родину. Ох, не любите! Но я хотела прояснить другой вопрос, – продолжила она словесную пикировку и торопливо добавила:

– Мой подъезд – седьмой.

Поспелов свернул во двор, обронив:

– Не путай родину с государством, – и, затормозив возле указанного подъезда, отключил двигатель. Руль плавно отъехал, а Поспелов развернулся к ней, одну руку положив на спинку её кресла, другую – на приборную панель, и, стараясь скрыть улыбку, сказал:

– Я весь внимание.

Девушка заёрзала, настороженно посмотрела на его руки, на лицо. Ей казалось, что он запер её между дверцей и кольцом своих рук намеренно, уж очень была знакома эта поза. Стало как-то неспокойно, боязно, но, совладав с собой, она спросила:

– Чем вызвана такая забота о моей скромной персоне? Тебя Тимур послал?

– Тимур ещё в Москве вкушает радости молодожёна. Я заезжал в деканат. Когда собрался домой – увидел тебя и решил подвести. Всё!

На неё опять смотрели два опасных прицела. От этих взглядов Милочке всегда становилось не по себе. Создавалось впечатление, что Поспелов хочет её в чём-то уличить, разгадать коварный замысел.

«Но какой?» – недоумевала она.

– Спасибо. Мне пора, – она взялась за ручку дверцы, попыталась открыть, – дверца не поддавалась.

– Постой! – он придержал её за плечо. – По-видимому, мы друг друга не понимаем.

– Да неужели? По-моему, слишком хорошо понимаем. – я. Открой!

– И что же ты поняла? – не обращая внимания на её требование, спросил Поспелов.

– Приятель по наследству передал? Интересно поиграться, правда? Но я не вещь! Из рук в руки не перехожу!

Та боль, которую она сдерживала несколько месяцев, рвалась наружу. Ей стало страшно от испытанного ранее наслаждения. Пусть лучше он остаётся наглым мажором, циничным красавцем, из праздного любопытства решившим приударить за ней.

– А ты – испорченная, – сказал парень, задумчиво глядя ей в лицо. – Всюду видишь подвох. В словах – подтекст. В поступках – коварство. Хочешь на чистоту?

Она кивнула.

– Помнишь наш разговор у квасной бочки? Ты меня заинтересовала. Ни как женщина, хочу заметить. У меня были более классные подружки, чем ты.

«Хм… Кто бы сомневался. Не только были, но и есть, – мысленно иронизировала Милочка над самовлюблённым хлыщом. – Братан, не парься! Здесь не обломится. Пой песни другой девчонке, а с меня – хватит!»

Она дёрнула плечом, желая освободиться, но почувствовала, как его пальцы крепче сжались, а он продолжал:

– В субботу, если будет хорошая погода, поеду в Марково. Там есть живописная церквушка. Хочу сделать эскизы. Могу взять с собой. Ну, так как?

– Ты рисуешь? – девушка от удивления округлила глаза. Творческая личность и пошленькое прожигание жизни, коим наслаждался, по её разумению, Поспелов, не могли сочетаться в этом человеке.

– Решила, что я дебил с бицепсами? Кроме машинок и качалок, других интересов не имею?

– Ну… – замялась девушка, смутившись проницательностью парня, и желая обосновать своё удивление, не слишком задевая его самолюбие. Мало ли что у качка на уме: не откроет дверцу, увезёт куда-нибудь или прямо в машине выкрутит руку – вон как вцепился. – Я представляла художников эдакими… людьми с бледными лицами, длинными волосами. В руке – бокал вина. В пепельнице – куча окурков. Меланхолия. Неторопливость.

– Как романтично! А может, в руке сигарета с гашишем? А на столе – обглоданный солёный огурец и початая бутылка «Столичной»? – пристально глядя ей в глаза, парировал Александр. Ей казалось, что он насмехается, и хотелось ответить резко, даже грубо, но, испугавшись пристального взгляда, она опустила очи долу и буркнула:

– Циник!

А Поспелов, отпустив её плечо, менторским тоном стал объяснять:

– Архитектор должен уметь рисовать. Чувствовать форму. Обладать пространственным взглядом…

Милочка себя почувствовала недалёкой маленькой девочкой, которой втолковывают прописные истины, и, услышав настойчивое:

– Так ты едешь? – неожиданно для себя согласилась, тихо ответив: – Да.

– Тогда – до завтра. – Поспелов открыл замок её дверцы.

– То есть? Завтра только пятница, – не двигаясь с места, она растерянно подняла на парня глаза-озёра.

– То и есть. До свидания, – просияв широкой белозубой улыбкой, сказал Поспелов, заводя двигатель.

– До свидания, – промямлила девушка, выходя из машины, осторожно захлопнула за собой дверцу и пошла к подъезду.

«Что ему нужно? Не иначе действует по просьбе Тимура. А я, глупая, согласилась. Что за дурацкая натура? Тушуюсь перед фанфароном», – ругала себя она, поднимаясь по лестнице на третий этаж.

На следующий день, после занятий, Милочка увидела его в фойе главного корпуса в обществе длинноногой брюнетки. Брюнетка была одета словно с обложки модного журнала. Она хихикала, одной рукой придерживая изящный ридикюль, а другой – покручивая в запястье, отчего висюльки на блестящем браслете, плотно облегающем руку, покачивались и позвякивали. Милочка, опустив голову и делая вид, что не заметила Александра с его пассией, вместе с Ольгой и Натальей прошла мимо, но, будучи уже на террасе, услышала окрик:

– Людмила! А поздороваться?

Милочка скорчила презрительную мину, шумно выдохнула, повернулась и выпалила:

– Добрый день, Ваше Величество! Уж простите! Не заметила Вас за спиной фаворитки.

Ольга с Натальей так и прыснули. Александр, мило улыбаясь, подошёл к ним.

– Привет, девчонки!

Подруги переглянулись, сделав удивлённые глаза.

– Привет, если не шутишь, – усмехнулась бойкая Наталья.

– Здравствуй, – сказала толстушка Ольга.

– Позвольте украсть Людмилу.

– А выкуп? – спросила Наташка, протянув к нему ладонь лодочкой.

Он сделал замысловатый жест фокусника, и в его руке оказалась маленькая коробочка с мятными драже.

– Пожалуйста. Вот выкуп, – Александр положил коробочку ей в руку; его глаза слегка прищурились, а на губах заиграла загадочная улыбка.

– Хорошо, – сказала Наташка, тряхнув гривой длинных волос, распространяя терпкий запах жасмина. – Только к понедельнику её верни.

– Непременно! – глаза парня распахнулись в притворном ужасе, дескать, как можно не вернуть; улыбка сверкнула двумя рядами ровных белоснежных зубов – реклама фирменной зубной пасты во всей красе и привлекательности.

«Вот так он и завоёвывает девчонок. Чёртов обаяшка!» – злилась Милочка, что Поспелов и подружки распорядились ею, словно бессловесной вещью. Отвернувшись от подруг, она нехотя поплелась к машине; да и как тут не пойти, когда крепко держат за руку и настойчиво тянут за собой. Вырываться и давать ещё больше повода для сплетен, она не хотела – и так по университету ласточкой полетел слушок, что к ней «клеится» друг Тимура, а она «набивает цену, строя из себя недотрогу». Усаживаясь в машину, девушка под нос себе буркнула:

– Фокусник!

– А ревность тебе к лицу, – подначил парень, услышав, что девушка пробормотала, и хитро ей подмигнул.

– Не влюбись! Испортишь свой имидж, – огрызнулась она и сердито натянула ремень безопасности, но промахнулась мимо защёлки.

– Ха-ха-ха! – расхохотался Поспелов. – И в мыслях не было.

Он хотел помочь, но Милочка, бросив на него косой, сердитый взгляд, сама застегнула ремень безопасности. Чтобы не видеть его ухмыляющуюся физиономию, отвернулась к окну. Выехав со стоянки, они влились в поток машин, и через пять минут Поспелов уже тормозил у её подъезда.

– Завтра в десять. Не проспи! Я копуш не люблю, – предупредил он. – До свидания, Людмила.

– Пока, – выходя из машины, выдавила из себя Милочка, а открывая дверь подъезда, яростно дёрнула за ручку. Дверь распахнулась, пружина растянулась, а закрываясь, больно ударила замешкавшуюся на пороге девушку сзади, к тому же осыпав цементной пылью.

«Чёрт! И всё из-за него, – она потёрла ушибленное место, готовая разреветься. – Нахал! Вздумал мной командовать. Никуда завтра не поеду. Он придумал себе роль начальника? Права Матильда. Травить их, красавчиков, нужно. Пусть не портят нам жизнь».

Но субботним утром она его уже ждала, ругая себя за мягкотелость последними словами. Поспелов подъехал ровно в десять и посигналил. Милочка удивилась, увидев у подъезда серебристый «Скай». Выехав за город, он гнал по извилистой трассе, лавируя между встречными и попутными машинами, на приличной скорости. Она всю дорогу молчала, вжавшись в кресло, но боковым зрением видела: красавчик иногда поглядывал на неё с любопытством. После пережитой аварии было не по себе, но она упрямо сжала зубы, вперив глаза в лобовое стекло.

«Думаешь, плаксиво запаникую? Попрошу сбавить скорость? Не надейся! Я-то знаю, как там, за Чертой. А ты, глупый лихач, ещё понятия не имеешь», – сердито размышляла девушка, наблюдая, за мельканием сосен и дубняка по сторонам трассы.

Подъехав к деревне, они увидели купол церкви – та располагалась недалеко от трассы. Припарковав, автомобиль и пройдя переулком, устроились на небольшом пустыре. Оказалось, он захватил планшет с альбомным листом и раскладной стульчик даже для неё.

Три часа пролетели незаметно. Александр сделал наброски церкви, потом озерца за деревней. Церковь у Милочки получилась немного кособокой, но Поспелов похвалил её эскиз, сказав:

– Неплохо для первого раза.

А когда он рисовал озерцо и местных ребятишек с удочками, Милочка наблюдала не за его работой, а за ловлей ротанов. Она на него всё ещё сердилась, а рыбацкий азарт ребятни её захватил. У одного конопатого мальчишки в выцветшей рубашке попросила разрешения порыбачить. Мальчишка со скепсисом отдал удилище и показал, как насаживать червяка на крючок. Девушка двумя пальцами вытащила из банки грязного червяка. Насадить его на остриё крючка оказалось делом довольно хлопотным. Червяк извивался и не хотел погибать, будучи проткнутым стальным жалом.

– Положи его на ладонь, а другой прихлопни, – улыбаясь, посоветовал Александр.

– Зачем? – подозрительно покосилась на него Милочка.

– Оглушишь, и он перестанет извиваться.

– И ему не будет больно, когда проткну?

– Вероятно. Он на некоторое время потеряет сознание.

Она видела, что Поспелов старается подавить в себе смех, – это её выводило из себя, но совет был дельным – пришлось принять к действию. Вскоре поплавок задёргался на поверхности воды, а потом утонул.

– Вытаскивай! – скомандовал мальчишка. Она взмахнула удилищем – на крючке дёргался крупный ротан. Конопатый длинным пинцетом залез рыбе через рот куда-то глубоко внутрь и быстро вынул крючок, потом кинул трепещущую добычу в садок. Милочка провела операцию с червяком вновь и закинула приманку. Через пару минут поплавок запрыгал – попался очередной ротан. Поймав ещё парочку рыбок с большими головами, девушка отдала удочку мальчишке.

– Ну, поедем домой, рыбачка? – спросил Александр, складывая стульчики и закрывая свой планшет. В машине она вдруг призналась:

– А я очень люблю жареных карасей.

– Сейчас не сезон для ловли карасей, если не ставить сетки. Следующим летом возьму тебя на рыбалку. Знаю озеро в ста километрах от города по Новотроицкому трассе. Там ловится карась приличных размеров.

Милочка изумлённо взглянула на него, но промолчала.

«Хочет сохранить наше знакомство до следующего лета? И кто он для меня? Приятель? Друг? Странно. Никогда не думала, что мажоры могут водить дружбу с особами женского пола, да ещё так долго. Они девушек считают глупыми «тёлками»… Может, Саша оговорился?» – размышляла она над словами Поспелова и вдруг поймала себя на мысли:

«Надо же! Впервые назвала по имени».

Раньше в своих размышлениях она называла его фанфароном, мажором, качком, хлыщом и другими не очень лестными прозвищами. Для неё он был хвастливым, наглым адреналинщиком, тем, кто тратит деньги родителей, ведя разгульный образ жизни и меняя подружек как перчатки, потому что эгоистичен и не способен ни на что дельное и серьёзное – в общем, отрицательным героем, и вдруг – «Саша».

«Как же быстро он тебя приручил? – укоряла себя девушка. – Скоро Сашулей будешь называть. Умные люди учатся на чужих ошибках. Но это не про тебя, тупица!»

– Есть хочешь? – спросил Поспелов, прерывая ход её мыслей. – Впрочем, зачем спрашиваю? На свежем воздухе всегда есть хочется.

– Нет, спасибо! – торопливо отказалась Милочка.

– Спасибо скажешь, когда поешь, – безапелляционно заявил парень и, обогнув микрорайон, погнал свой «Скай» к кафе «Чёрный дракон».

Там они поели мяса в сладкой заливке и салат «Хейхе», запивая зелёным китайским пивом. Около четырёх часов дня её, сытую и немного захмелевшую, он доставил домой.

– В понедельник не забудь явиться на занятия, а то подумают, что похитил и держу где-нибудь в подвале, – усмехаясь, предупредил Александр.

– Ни за что не пойду! Пусть решат, что ты – маньяк.

– Я проконтролирую, – погрозив пальцем, сказал он.

– До свидания, – она состроила лукавые глазки а, выскочив из машины, добавила:

– Папочка.

В воскресенье Милочка съездила с мамой на дачу, чтобы собрать второй урожай ремонтантной земляники и остатки созревших помидоров, потому как синоптики обещали со дня на день заморозки на почве. А вечером с подругой Ольгой пошла на танцы. У Натальи было романтическое свидание с Андреем, и они этим вечером уединились в номере гостиницы. Подспудное желание Милочки, увидеть Поспелова в обществе размалёванной гёрлз и остудить свою глупую, не бог весть о чём-то размечтавшуюся голову, не осуществилось.

«Сашка, безусловно, посещает элитные заведения», – думала она, разглядываяпублику. Зря она так пристально рассматривала присутствую-щих. Будто притянутый силой взгляда, к ним стал клеиться вихляющий тип, отравляюще душа перегар. Они от него прятались то в одном, то в другом конце зала. Наконец Милочке такое занятие наскучило. Вечер оказался испорченным. Она собралась домой. Ольга захныкала, но согласилась с доводами, что «тут собрались одни дебилы в подпитии». Когда девушки, одевшись и вызвав такси, вышли из клуба на улицу, словно из-под земли вырос надоедливый тип – хмельной Вадик.

– Девчонки! Куда в такую рань? – ухватил он Милочку за рукав куртки. Она, вырвав рукав из цепких пальцев, с ненавистью выпалила:

– Пшёл вон, урод!

– Осторожнее, – шепнула ей на ухо обеспокоенная Ольга.

Но Милочка уже «закусила удила». Обида на то, что «мажор Сашка где-то тусуется в обществе стильных девиц», что первая любовь оказалась полным фиаско, что в подобные клубы она больше не пойдёт, поэтому скука в выходные ей обеспечена, – прорвалась в душе созревшим фурункулом. Она вложила в свой взгляд всю силу ярости и тихо с расстановкой процедила сквозь зубы:

– Ты слы-ышал меня?! Пошё-ёл прочь!

На парня было страшно смотреть. Его лицо вдруг расплющилось, словно о невидимую стену. Жилы на шее вздулись. Он вздрогнул, быстро повернулся и почти побежал к дверям клуба.

– Мощно! – восхитилась Ольга. – Как смогла?

– Пьяный придурок вывел меня из себя.

Тут подкатило такси, и Милочка с облегчением вздохнула – Ольга отстала со своим любопытством. Милочка была буквально ошарашена собственным поступком и тем действием, которое произвела на парня. Она почувствовала, как непонятная «сила» буквально вырвалась из солнечного сплетения и полетела в сторону парня. Что сделала «сила» – видела не только она, но и подруга.

В понедельник после занятий Поспелов ждал её на центральной аллее. Он вновь подвёз девушку к подъезду и сообщил, что на неделю уезжает в деревню:

– Поеду в Курапатино к деду. Помогу выкопать картошку. Перекрою крышу летней кухни. Я у стариков не появлялся два года. Дед звонил, соскучился.

– Конечно-конечно, – согласно закивала Милочка, удивляясь, с какой теплотой и заботой парень говорил о своём дедушке.

– Ты тут не шали. Занятия не пропускай. По ночам на улицах зря не болтайся. В чужие авто не садись, – криво усмехаясь, выдал он инструктаж.

– Что бы без тебя делала? – улыбнулась она в ответ. – Удивительно, как до двадцати одного года дожила без опеки?

– Лишний раз напомнить не грех, – сказал Александр уже вполне серьёзно. – Вчера была изнасилована и убита девчонка в микрорайоне.

Всю весёлость с неё будто рукой смахнуло.

– Ладно. Буду осторожной.

– Ну, мне пора. Пока! – проговорил он, заводя двигатель и давая понять, чтоб выметалась из салона.

– Пока! – тёплая волна обдала её сердце. Саша заботился о ней. Но по своему ли желанию? Не хотелось тешить себя надеждами. У неё уже имелся горький опыт того, как мечты разбиваются о суровую действительность.

Всю неделю, до самого воскресенья, по вечерам Милочка зависала в Интернете, то посещая сайт «Мы в контакте», то просматривая фильмы онлайн. А в воскресенье с подругами поехала на пикник. Своего начальника и подруг Натальи пригласил Андрей Яцков.

Станислав Андреевич, мужчина около сорока лет от роду, спортивного телосложения, был начальником мастерской по ремонту электрики и электроники – одного из самых сложных и ответственных подразделений фирмы «Гермес». С ним лично водила знакомство вся губернская элита: депутаты, силовики, руководители крупных коммерческих фирм и другие счастливые обладатели «мерсов», «фордов», «бумеров», «ауди». Андрей всячески старался понравиться и приблизиться к Станиславу Андреевичу – обладателю столь обширных связей и некой власти, как казалось обоим.

Станислав Андреевич после двух порций шашлыка и нескольких рюмок коньяка сделал стойку на прелести Милочки. Это она ещё могла стерпеть, но после катания на катере и следующих возлияний, его ухаживания стали переходить границы приличия. Сама Милочка и подруги недвусмысленно объясняли местному казанове – у его «избранницы» есть жених, и подобный флирт совершенно неуместен. Они, вне всякого сомнения, весьма и весьма сильно преувеличили её отношения с Александром Поспеловым, однако даже такое заявление не смутило подвыпившего мужчину. Она была рассержена его сальными шуточками, намёками, облапываниями, поцелуйчиками и кое-как отделалась от приставаний, сбежав домой по приезде в город. Но в понедельник вечером Станислав Андреевич позвонил и пригласил в ресторан. Это девушку изрядно взбесило, а также что через Андрея и Наташку мужчина узнал номер её телефона и теперь будет, полагала она, надоедать звонками и предложениями свиданий. А от отвергнутого мужчины, снабженного деньгами и связями, можно было ожидать всяких неприятностей. Прервав соединение, встревоженная и обозлённая девушка стала кликать на его голову несчастье. У Милочки неожиданно появилось настойчивое желание, чтобы пожар в мастерской или дома на время отвлёк надоедливого кавалера. Она, внутренне наполняясь мсительным жаром и привычно не ожидая последствий, но подсознательно надеясь на них, мысленно утвердила намерение и представила зрительно, как из искр замкнувшей электропроводки разгораетс пламя, перескакивающее с предмета на предмет. И на другое утро Станиславу Андреевичу было не до амурных свиданий, впрочем, как и в последующие несколько месяцев.

Сухие строчки протокола, составленного старшим отделения пожарных Свиридовым, гласили: «…Возгорание в производственных помещениях фирмы «Гермес» возникло из-за короткого замыкания в электропроводке. Замыкание явилось результатом грубейшего нарушения техники без-опасности работниками фирмы, а именно: охранник Чекалин, дежуривший двадцатого сентября с.г. оставил включенным в сеть бытовой электроприбор (плитку) в помещении участка технического обслуживания автотранспорта, где на стендах в большом количестве хранились горючие жидкости и масла. Пламя от этого участка распространилось на два прилегающих цеха. Пожаром уничтожено полностью: шесть легковых автомашин, находящихся в ремонте; станки и оборудование цехов; металлоконструкции оконных рам и перекрытий. Погибло два человека: предположительно сам охранник Чекалин и женщина, личность которой пока не установлена…»

Эту новость встревоженная Наталья рассказала Милочке, появившись во вторник в аудитории.

– Представляешь, какое несчастье? – тараторила она, нервно жестикулируя руками. – Только с Андреем стали думать о свадьбе. А тут такой сюрприз. Где теперь он будет работать? Студента не всякая фирма возьмёт.

– Успокойся! Всё устроится, – говорила Милочка, поглаживая плечи подруги.

– Какой покой, Милочка? На какие шиши будем жить? Мы после свадьбы хотели снять квартиру.

– Хозяин увольняет сотрудников? – спросила Ольга, подходя к ним. – Я слышала о пожаре. Странно, что не сработала пожарная сигнализация. Большой ущерб?

– Очень! Около миллиона долларов. Может и больше. Вчера всех собрали и сказали, что увольнять никого не станут. Коллектив будет работать на восстановлении корпусов. Но платить-то собираются по минималке. Понимаешь? Где взять деньги на свадьбу? Минимум двести тысяч потребуется.

– А родители для чего! Помогут, я думаю, – успокоила подругу Милочка.

– Действительно. Не переживай, Наташа! – вторила ей Ольга. – Свадьбу вам справят. Жить будете пока с его родителями. У них жилплощадь позволяет. Брось! Придётся потерпеть всего полгода придирки свекрови.

– Ой, девчонки! Утешительницы мои. Что бы я без вас делала?

Между парами Наталья сообщила подругам, что на Севастьянова Станислава Андреевича «наехало» руководство компании.

– Он-то тут причём? – спросила Ольга. – Не он дежурил в ту ночь.

– Все просто. Чекалин – его двоюродный племянник. На работу устроен по его рекомендации.

– Что из того? – поинтересовалась Милочка, у которой на душе кошки скребли, ведь понимала, что погибли люди по её вине. Именно по её вине! Сомнений и совпадений быть не могло – она желала, чтобы вспыхнул пожар. Но устроить неприятность, напугать – одно, а погубить людей – совсем другое.

«Они сгорели заживо!» – её затрясло ещё и от того, что припомнился сон, увиденный минувшей ночью. Во сне она смотрелась в зеркало. Отражение, вернее, лицо Матильды, в этот раз жило своей отдельной жизнью. Лукаво улыбаясь, Матильда сказала:

– Поздравляю с первым опытом!

Милочка посчитала, что слова относились к инциденту на танцах, но теперь понимала: для ведьмы Матильды подобный поступок с пьяненьким Вадимом был обыденным проявлением «силы», не стоящим внимания. Что за «сила», как ею управлять – девушка пока не знала, но, проклиная подарок Стража Предела, решила больше не злиться и не желать людям неприятностей.

«Неужели я становлюсь похожей на Матильду? Нет, ни за что! Короче, – приказала она себе, – соблюдай этику речи и мыслей! Больше никаких – «чтоб ты издох», «провались пропадом», «дьявол тебя забери» и подобных пожеланий. Обычные люди могут говорить, что хочется, мыслить, как желается. Тебе – запрещено».

Размышляя о своём, она услышала только конец разговора подруг.

–…ты, Оля, наивная девочка. Начальству – по барабану. Они свой рэкет резолюцией собрания прикрыли. Причём Севастьянову сотоварищи придётся заплатить двадцать процентов. Егорову – десять. С семьи-то Чекалина ничего не возьмёшь. Вот и трясут Станислава Андреевича. Говорят, на счётчик поставили.

– Ничего, – отмахнулась Милочка, вклиниваясь в разговор. – Потрясёт мошной. Небось, денежки есть.

– Безусловно, выкрутится, – подтвердила Наталья. – Но Андрей говорит, что ходит чернее тучи, весь лоск потерял.

– Подпалил, значит, крылышки… – усмехнулась Милочка.

– Хах… и павлиний хвост, – прыснула со смеху Ольга.

– Девчонки, вам не стыдно? – укоряла Наташка подруг. – Смеётесь над чужим горем.

– А чего он перед нами полубога разыгрывал? – насупилась Ольга.

– Ладно. Мы молчим, – посерьёзнела Милочка. – Тем более… хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.

После лекций на центральной лестнице она увидела Поспелова. Он поднимался по ступенькам оглядываясь, видимо, разыскивал кого-то в толпе спускающихся студентов.

«Неужели меня?» – мелькнула радостная мысль. Сердце затрепетало в груди, когда поняла, – угадала.

– Привет! – поздоровался Александр в своей обычной манере: улыбка непонятная: то ли весёлая, то ли язвительная – не разберёшь, серые глаза прищурены, будто стараются проникнуть внутрь черепной коробки собеседника и там основательно покопаться. Опасный тип, и увлечения это подтверждали. Но она впервые почувствовала притяжение к его брутальности. Не сексуальное и всепоглощающее, а спокойное, будто к давнему надёжному другу, способному защитить и решить все проблемы.

– Привет! – радостно улыбаясь, ответила Милочка, но тут же, будто испугавшись своего порыва, потупилась и тихо спросила: – Как съездил?

– Нормально… Проведал стариков, кое в чём помог. Правда, «Виста» не пережила неприступности сельских дорог.

– Сломалась?

– Ну, в общем, – да. Пробило прокладку. Потекли задние стойки. Едва дотянул до города. Завтра сам сменю прокладку. Стойки отдам на прокачку.

– Можно… посмотрю, как ремонтируешь машину? Мешать не буду. Обещаю!

– Тебе это интересно? – удивился он. – А занятия?

– Завтра у нас всего одна пара. Лекции, – беспечно отмахнулась девушка.

– Хорошо, прогульщица, – улыбнулся Поспелов. – Хочешь помочь – захвати хлопчатобумажной ветоши. Заеду в девять.

Гараж, в котором Поспелов собирался ремонтировать автомобиль, находился в ряду таких же типовых гаражей сразу за оградой старого кладбища. На кладбище никого не хоронили уже около сорока лет. За это время появились новые застройки, и кладбище оказалось в черте города.

Автомобиль с обеих сторон уже покоился на двух кирпичах, перекрытых деревянными брусками. Александр открыл капот и стал вытаскивать из его чрева какие-то детали, откручивая болты, далее залез под днище с домкратом. Потом снял правое переднее колесо, и принялся за металлический кругляк, называемый им шкивом коленвала. С этим шкивом он провозился довольно долго. Он что-то ещё с боку откручивал, иногда вполголоса ругаясь, снимал прорезиненные ребристые кольца, которые назывались ремнями, крышки, называемые защитами, ещё шкивы и сальники – резиновые колечки сложной конструкции. Милочка внимательно за ним наблюдала. Далее на полу появился белый лист ватмана, предназначенный для различных металлических предметов, вынимаемых из чрева машины. В задачу Милочки входило их аккуратно обтирать ветошью и укладывать в указываемом порядке.

– А где у неё карбюратор? – вспомнила она знакомое слово.

– Карбюратора нет. Это не отечественный «таз». У двигателя впрыск топлива происходит непосредственно в блок цилиндров. Ты двигатель внутреннего сгорания в школе изучала?

– Ну, да…

– Видишь эти штучки с фарфоровыми рубашками? Это свечи. Они вырабатывают искру. Вот по этим трубкам подаётся бензин, – он показывал пальцем куда-то за двигатель. – А толстому колену – вон оно лежит на полке – поступает воздух.

– Поня-ятно, – протянула девушка. Она лишь успевала заглядывать и крутить головой, куда он показывал, но там переплелось столько проводов, было установлено столько разных коробочек и деталей, что на её лице отразилось выражение крайнего затруднения. Поспелов рассмеялся и намазал девушке кончик носа тёмно-коричневым маслом. Она уже была готова обидеться, ведь в таком сложном механизме разбирается не каждый мужчина, не говоря о женщинах, но Александр снял нитяные перчатки, достал мобильник и заказал пиццу.

– Сейчас будем обедать. Я пока поработаю. Ты сдвинь два табурета, залезь в «Скай», – он протянул ей пульт от сигнализации, – и достань пакет. Он лежит на заднем сидении.

В пакете Милочка нашла бумажную скатерть и салфетки, также два набора одноразовой посуды. Вскоре подъехала машина доставки с пиццей и напитками. За едой она спросила:

– Этот гараж небольшой. А где ставишь своего быстрого скакуна?

– Гараж для маминой «Висты». На работу её возит служебная машина. За руль она редко садится…

Милочка знала, что мать Александра работает в Сбербанке, и согласно кивнула:

– Понятно.

– …а «скакуна» и отцовский джип ставим во дворе нашего дома. Там у нас гараж на две машины, – продолжил объяснять Александр.

– Далеко?

– Нет. По переулку – и на Калинина. Видела там новый двенадцатиэтажный дом?

– Угу.

– Там я и живу.

Пообедав, он принялся за нелёгкое и грязное дело по ремонту двигателя, доверив Милочке смазывать чистым моторным маслом блестящие маленькие стаканчики, которые он называл компенсаторами.

– Мне нужно на неделе закончить с ремонтом. В пятницу будут гонки. С понедельника – первый раз в пятый класс.

– Саша, возьми меня на гонки, – неожиданно для себя попросила девушка и, испугавшись собственной смелости, смутилась. Александр покосился на неё:

– Драйва захотелось? Мне казалось, ты боишься скорости.

– Тебе показалось. Ночные гонки, думаю, похожи на полёт в ночном небе, – стараясь побороть смущение, произнесла она. На лице парня отразилась заинтересованность:

– А поподробнее?

– Знаешь? Мне часто снится, что летаю по ночам… Такой восторг! Ветер упругой волной в лицо. Далеко внизу земля или штормовое море. Над головой огромный черный купол неба с миллиардами звёзд. Их так много. Дрожащих, далёких, необъяснимых. А ты летишь. И кричишь. И поёшь. Нет, такое не объяснить словами. Такое нужно прочувствовать, – раскрасневшись от внутреннего жара, говорила она, мечтательно уставившись в тёмный угол гаража. Сейчас Милочка походила не на застенчивую скромницу, неприученную кокетничать, смущающуюся по любому поводу, боящуюся лишний раз гянуть в глаза. Перед Поспеловым стояла уверенная в себе, незнакомая красавица – такая страсть и одухотворённость были в её словах, жестах, взгляде.

«Княжна Людмила», – любуясь и заново открывая её для себя, подумал Поспелов, а вслух произнёс:

– Ты странная девчонка. Ладно. В пятницу, в одиннадцать, за тобой зайду.

– Зайдёшь? – спросила девушка, ещё не веря, что тайное желание исполнится.

– Конечно. Твоя мама должна знать, с кем уходишь на полночи.

 

5

 

Ночные гонки; гудят моторы…

И смех девчонки, и страсть во взорах.

А скорость сердце почти сжигает.

Полёта песня в душе играет.

 

Ночные гонки проходили на седьмом километре Игнатьевского шоссе.

– Почему вас называют стритрейсерами? Вы ведь гоняете за городом, – поинтересовалась Милочка, когда они проехали последние дома «Плодопитомника». С каждой встречей она вела себя всё раскованнее: задавала вопросы, улыбалась, не краснела, когда глядела на Поспелова.

– По привычке. Раньше гонки проходили в черте города. Но гаишники нас вытеснили. Хотя… какая разница? Семь километров ближе или дальше… Всё равно шоссе переходит в улицу. До первых домов третьего микрорайона там лишь район «Плодопитомника».

– Не скажи, – возразила она. – Сейчас этот район битком набит коттеджами. У каждой семьи – минимум одна машина. Вы бы им очень мешали. К тому же рядом с «Плодопитомником» ответвление дороги на посёлок Чигири. А дальше по шоссе до самого аэропорта транспорта почти нет. Самолёты к нам ночью теперь не летают.

– Поэтому нас лучше называть найтрейсерами. Но иногда бывает так. Едешь по городу днём или ночью, а рядом сигналит кто-то, мигает фарами – приглашает посоревноваться, чья машина мощнее и быстрее.

– И ты соглашаешься?

– Иногда – да. Если на дороге мало транспорта.

– А потом?

– Несёмся два-три квартала, не смотря на светофоры и прочее.

– Но это ужасно! – представляя опасности в безрассудной гонке по улицам города, воскликнула Милочка, с силой сцепив кисти рук.

– Ни в одну аварию не попадал. Кстати, не проигрывал ни разу, – беспечно улыбаясь, ответил лихач. Она осуждающе покачала головой:

– Ну, да. Для тебя нестись по городу – настоящий экстрим. А ночные гонки – игрушки.

– Сегодня сама узнаешь, какие это игрушки, – засмеялся Поспелов.

По обе обочины дороги стояли десятки машин, некоторые с включённым ближним светом или габаритами. Играла громкая музыка, заглушая гул работающих двигателей. Слышался смех и девчоночий визг. Они проехали всю звучаще-сверкающую гирлянду до конца.

– Отсюда начинается старт, – пояснил Александр.

– Столько машин будет соревноваться? – спросила она, выходя из автомобиля.

– В основном это зрители, – прикрывая дверцу машины, пояснил Поспелов. – Подожди меня здесь. Только ключи не трогай и не вытаскивай. Могут автоматически захлопнуться дверцы, – добавил он и пошёл к небольшой группке парней.

Милочка огляделась. Рядом стояли различные авто, почти все – «японки». На кузовах отдельных машин красовалась аэрография: тигры, пантеры, марки машин, разноцветные разводы. На двух белых и одной серебристой, невдалеке от которых они припарковались, большими чёрными буквами было выведено: «Subaru», «Celica», «Mazda». Сзади Милочку осветил бело-голубой свет фар, и она, прикрыв глаза рукой, оглянулась. Когда обладатель ксеноновых фар припарковался во втором ряду на противоположной стороне дороги, девушка увидела тёмно-синий автомобиль. Из него справа выпорхнула светловолосая девчонка в белой курточке, коротенькой юбочке и высоких белых сапогах. С другой стороны вышел темноволосый парень в тёмной куртке.

Милочка подумала, что «девчонка не может быть водителем шикарного авто».

– Привет, Светка! – закричала пассажирка и побежала к парню и трём девушкам, стоящим возле серебристой «Мазды».

«Леворульный автомобиль? Европеец?» – гадала Милочка, стараясь при свете луны разглядеть машину.

В городе автотранспорт на восемьдесят процентов состоял из японских автомобилей с правым рулём, а любой автомобиль иностранного производства, да ещё с рулём, расположенным слева, вызывал интерес с чувством зависти – у одних, и пренебрежением – у других.

Водитель «европейца» вышел из-за машины, на ходу застёгивая куртку. Милочка вытаращила глаза, узнав в нём Тимура. Стрельцов направился к группе парней, к которой присоединился Александр, но обернулся на окрик: «Привет, Стрелок!» – и тут заметил Милочку.

– Привет! Ты с Сашкой? – подойдя, удивлённо спросил он, увидев её, одиноко стоящую возле серебристого «Скайлайна» Поспелова.

– Почему это тебя удивляет? – хмуро поинтересовалась девушка, чувствуя накатывающую волну раздражения. Она знала, что в студенческой среде ходили слухи, в основном распространяемые девчонками, близкими когда-то к знаменитой парочке друзей, дескать, Поспелов опекает её по просьбе Тимура Стрельцова, «чтобы чувиха от скуки не пошла по рукам».

Она и сама не раз в мыслях возвращалась к странному поведению Поспелова, но не могла завести разговор, боясь «психануть» и наговорить разных колких глупостей. Удивление Тимура давало тоненькую ниточку надежды, что не была обузой, навязанной другом, а действительно вызвала интерес у Поспелова. Александр её уже не пугал, но и не смущал как когда-то Тимур. Он олицетворял образ друга, надёжного и заботливого. И спокойными, не тревожащими душу и тело отношениями Милочка дорожила. Хотя запомнился один чувственный момент, очень напугавший её, но после оправдывала себя, полагая, что её неуверенность, его пристальный взгляд и запах туалетной воды сыграли злую шутку с чувствами.

– Сашка мне не говорил, что стала его подружкой. Отойдём в сторону. Поговорить надо.

Они отошли в темноту, под сень дубняка.

– Я не его «подружка». Такого добра у него без меня хватает. Просто мы общаемся. Но тебя это не касается. Я-то не любопытствую, почему приехал сюда не с женой, – стараясь сразу расставить акценты в отношениях, поведала она Стрельцову, всё сильнее раздражаясь из-за его ехидных усмешечек на свои объяснения.

– Почему решила, что она не жена? – поигрывая ключами, спросил он.

– Не пудри мне мозги, Тимур. Я в общих чертах знакома с вашими обычаями… и как-то она не тянет на вчерашнюю школьницу.

– Ладно. Поедешь со мной. Пойдём!

Его рука повисла в пустоте – Милочка отступила на два шага.

– Тимур, ты забыл. Я не хочу быть одной из многих.

– Кто сказал, что так будет?

– Зачем слова? Девушка в твоём авто тому доказательство.

– Ты оттолкнула меня сама…

– Правильно сделала, – перебила его Милочка. – Мой принцип: не носить чужих вещей и не любить чужих мужей.

Эти слова были правдой только отчасти. Он её обидел. Милочка так его любила, была готова отдать жизнь за его спасение, а Тимур не захотел поступиться малым – расторгнуть помолвку, намекнув, что рад бы всё изменить, но может пострадать семейный бизнес и будет опозорен он сам.

«Кто я для него? Очередная тёлка, которой попользовались для развлечения. Теперь подвернулась другая», – думала она, глядя на парочку: бывшего бой-френда, повернувшегося к вертлявой девчонке, и саму девчонку, пассажирку «европейца», по-хозяйски залезшую Тимуру в карман куртки за ключами, чтобы взять из машины сумочку. Милочка понимала, что это хитрая уловка, что девушке ни к чему сумочка, просто любопытно посмотреть, с кем он уединился.

«Глупая, – думала она, глядя, как та между делом лезет целоваться и вешается парню на шею, показывая «сопернице», что они – любовники. – Забирай и владей на здоровье. Он жив, я жива – большего мне не нужно».

Милочка не жалела о своём поступке. Пусть Тимур живёт и будет счастлив, только не бередит её раненую душу.

Он не понял её настроения, а из-за темноты не разглядел выражения на лице, потому что, подтолкнув навязчивую девчонку к машине, обернулся и шагнул к Милочке.

– Не подходи! – предупредила она.

– Прекрати дурить! Тебе нравится быть «запасным аэродромом» для Сашки?

Ох, зря он так сказал! Невидимая «сила» буквально припечатала парня к двум стволам дубняка. Стволики затряслись, с веток полетели пожелтевшие листья. Она почти зашипела ему в лицо:

– Не подходи ко мне! Не дотрагивайся! Я для тебя умерла!

Тимур не казался ошарашенным происходящим, как ожидала увидеть Милочка. Через несколько мгновений, преодолевая придавившую «силу» и прерывисто дыша, он произнёс:

– Напрасно думаешь… таким образом… справиться со мной… Ты моя… поняла?.. Моя… была и будешь.

Она испугалась собственного поступка:

«Что я делаю?! Боже, что со мной?» – И неожиданно нахлынувшая ярость стала спадать. Вместе с яростью исчезла и «сила». Милочка потёрла виски и, отвернувшись от Тимура, сказала:

– Нет, Тимур, не буду. Я тебя предупредила… А любимой женщиной должна стать твоя жена. Впрочем, кому я это говорю? – она безнадёжно махнула рукой и пошла к дороге.

Милочка вовремя вернулась. Когда уже сидела в машине, Поспелов покинул группу участников и направился к «Скайлайну».

– Смотри-ка! Тимур приехал, – сказал он, появившись в салоне и мотнув головой в сторону синего автомобиля. – Видела его?

– Видела, что из машины вышла девушка в белой куртке, а за ней – парень. Кто? Не разглядела, – врала она напропалую. – Они пошли вон туда, – Милочка указала рукой на молодёжь, столпившуюся возле «Мазды».

– У-у, – прищурившись, протянул Поспелов. – Тогда пойдём. Поздороваемся.

Он подвёл девушку к знакомым, держа за руку. Девять пар глаз уставились на них, разглядывая новенькую.

– Здравствуйте! – поприветствовала всех Милочка.

– Людмила, – представил её Александр.

– А девушка язык проглотила? – ехидно поинтересовался облокотившийся на кузов «Мазды» Тимур. – Сдаётся мне, друзья её называют Милочкой.

– Так то – друзья, – ответила она, скривившись и искоса глянув на парня. С таким пренебрежением на него пока никто не смотрел, не осмеливались.

– А я таковым уже не считаюсь? – спросил Тимур, растянув губы в подобии усмешки и отстраняясь от льнущей к нему подружки, но его тяжёлый взгляд выдавал гнев и ущемлённое самолюбие, клокотавшие внутри.

Присутствующие многозначительно переглядывались с такими выражениями на лицах, что раньше она от смущения не знала, куда бы деться. Однако то было раньше. Теперь на неё временами накатывала «сила», предающая уверенность. Яростная «сила» как пугала, так и восхищала. В данный момент она проявилась язвительной усмешкой на лице и словами, обращёнными к Тимуру:

– Отнюдь. Но Саша считает, что Людмила звучит более красиво. И в этом я ему доверяю.

– А в другом? – сузив глаза, спросил Стрельцов. Потом, ухватив за подбородок, повернул к себе лицо новой подружки, привалившейся к его груди и дёргающей за рукав с вопросом: «Когда мы поедем?» – и, демонстративно поцеловав в губы, ответил:

– Скоро, Анджела.

Милочка, сдерживая накатившую ярость, натянула на лицо счастливую улыбку и с придыханием ответила:

– Во всём.

Тимур хмыкнул и покачал головой, а резко отстранившись от «Мазды», зло бросил:

– Сядь в машину и не высовывайся!

При этом прилипшая к нему девчонка, нудившая: «Котик, давай скорее, я замёрзла», от потери опоры чуть не упала. А он придержал её за руку и повторил:

– Иди!

Та надула губки, повернулась и поплелась к синему автомобилю. Не успела Милочка узнать, как зовут всех знакомых Александра, Тимур задал очередной вопрос, обращаясь уже к другу:

– Спелый, погоняем как раньше?

– Я в паре с Буром, – кивнул Александр на чернявого паренька, назвавшегося Милочке Игорем. – Ты, брат, опоздал к жеребьёвке.

– Ха-ха-ха! – расхохотался Игорь. – Чё, Спелый, не врубаешься? Стрелок хочет выпендриться новым «Мерином».

– А-а? – у Поспелова на лице появилась понимающая мина. Он сокрушённо покачал головой и, мельком глянув на Стрельцова, поинтересовался, обернувшись к синему «Мерседесу»:

– Шестьсот пятьдесят лошадок под капотом. Решил порвать меня, словно Тузик грелку?

– Сомневаешься, что на «стоковом Мерине» твой тюнинговый «Скай» обгоню? – высокомерно глядя на друга, спросил Стрельцов.

– Не блефуй, – примирительно заметил Сашка. – В его «мозгах» ты уже покопался.

– Я сомневаюсь, – вдруг встряла Милочка в разговор бывалых гонщиков.

– Че-го-о? – у Тимура от такого нахальства девчонки отвисла челюсть.

– Если не боишься, то – первой парой, – лихая дерзость, как половодье, вновь затопила разум и былую осторожность Милочки в словах. Поспелов сжал её ладонь, но ей, как говорят в народе, «попала вожжа под хвост», и она выпалила:

– Ждать да догонять не люблю!

– Вот телка! Прям – огонь! – восхитился высокий белобрысый парень в «аляске», ранее представившийся Греком. Толпа захохотала, забурлила перекличкой подколок, а Игорь приложил палец к губам, тем самым призывая всех к молчанию, и сказал:

– Замётано. Топайте! Будете первой парой.

В салоне Сашка невесело покачал головой, высказывая:

– Выступила? Вылезай! Сам поеду на старт.

– Ты обещал показать ночной полёт, – виновато пролепетала Милочка.

– Без тебя машина будет легче, скорость – выше. До финиша всего четыреста два метра.

– Саша, не гони меня. Прошу! – девушка умоляюще взглянула на парня.

– Сиди уж! – он махнул рукой и завёл мотор. Тот взревел, и они поехали на старт, где стоял в ожидании «Мерседес» Тимура.

– Вроде трезвая. Может, какую таблеточку приняла?.. Или Тимура приревновала? – ворчал Поспелов, недовольно поглядывая на Милочку. Она молчала, стиснув зубы и не осмеливаясь взглянуть ему в глаза.

«Сейчас всё зависит от меня. Смогу ли сконцентрироваться, управлять «силой»? Нужно попробовать».

А новый прилив «силы» Милочка почувствовала перед тем, как неожиданно для всех влезла в разговор. Прилив был мощным: по телу шли вибрации, жаром пылало лицо, грудь и область солнечного сплетения.

«Странно, неужели Саша ничего не почувствовал? В кончиках пальцев сильно кололо. Или почувствовал, но не подал виду? Без разницы! – оборвала она себя. – Раз сболтнула – выправляй положение. Следует всю силу собрать в плотный шар и выпустить в момент старта. Нет, не так! Разделю её на шесть лучей и запущу в трубки подачи топлива. Саша говорил, что у «Ская» шестицилиндровый двигатель. Хоть бы ни чего не загорелось!»

Тут двигатели взревели. Шины взвизгнули. Милочка выбросила из себя «шесть лучей силы», зрительно представляя, как они проникают в инжекторы блока цилиндров.

Вперёд вырвался «Мерседес».

«Скайлайн» его догонял, выбирая отставание, казалось медленно, по сантиметру.

Но через несколько секунд на финише, где стояли две дежурившие машины, «Скайлайн» догнал «Мерседес».

Финишную прямую они прошли колесо в колесо.

Однако машины друзей-соперников почему-то не сбавили скорость, а понеслись дальше.

Понемногу «Мерседес» уходил вперёд. «Скай» отставал.

Вот машина Тимура на половину корпуса вырвалась вперёд.

Милочку охватил злой азарт. Сконцентрировавшись на желании, которое усилием воли направила в солнечное сплетение, где вращался горячий энергетический комок, она, стиснув зубы, вновь запустила «силу» в двигатель.

«Скайлайн» рванулся вперёд, поравнявшись с «Мерседесом».

Натужно ревел мотор.

Еще мгновение! Ещё!

Бампер «Скайлайна» чуть впереди!

Вскоре должны были показаться ворота с символикой дракона, за ними начинался крутой поворот на стелу.

– Саша, тормози! – крикнула она, в ужасе закрыв глаза и понимая, что ещё несколько мгновений, и они полетят под откос.

Он и сам понял: дольше соревноваться, подвергая свою и её жизнь опасности, не стоит. Заскрипели тормоза. Милочка посмотрела в окно, тормозил и Тимур.

В этот момент ей стало плохо. Её оставили силы, вернее, она их израсходовала на глупую игру самолюбия. Девушку затрясло, холодный пот выступил на лбу, в глазах потемнело, в солнечном сплетении образовалась холодная пустота, постепенно заполняющая всё тело.

– Как ночной полёт? – спросил Поспелов, заглушив двигатель.

Она молчала. Александр включил подсветку салона. Милочка сидела, отвернувшись и чуть сгорбившись, тяжело дышала.

– Испугалась? – тронул он девушку за плечо.

– Нужно выйти, – не поворачиваясь, выдавила она из себя.

Он открыл замок дверцы. Девушка неуверенно вылезла, держась за машину и боясь сделать шаг в сторону. Александр обошёл машину, спросил:

– Тебя мутит?

Милочка неопределённо махнула рукой. Она была на грани потери сознания: ноги подкашивались, дышалось всё труднее, сердце стучало с перебоями. Поспелов, придерживая за талию, повёл девушку вглубь сосняка. Метров через пять он остановился.

– Дальше… – прошептала Милочка.

– Не стесняйся. Блюй здесь.

Она отрицательно покачала головой. К обочине дороги подошёл Тимур.

– Что случилось?! – крикнул он.

– Ничего страшного! Маленькие проблемы! – обернувшись, отозвался Александр.

Он прошёл с ней ещё немного в темноту. Милочка, чтобы не упасть, прислонилась спиной к толстой сосне, высвободившись из его рук.

– Всё… Сама теперь…

– Сейчас не время для упрямства. Я не уйду, – сказал Поспелов, обеспокоенный состоянием девушки.

– Прошу тебя!.. Иди! – она вложила в просьбу всю силу убеждения. – Крикну… если что…

– Ну, смотри. Мы рядом.

Он повернулся и пошёл к дороге, где поджидал Тимур. Милочка не знала, что нужно делать. Ясно было одно – ей нужны силы, жизненные силы. Ноги дрожали потревоженным студнем – того и гляди, могла упасть. Вдруг в голове возникла мысль:

«Попроси!»

Милочка не знала, как правильно просить. Правда, имелся некий опыт в прошлом, когда находилась между жизнью и смертью. Она сбивчиво зашептала, задыхаясь, но надеясь – будет услышана:

– Здравствуй… хозяин!.. Прошу… помоги!.. Я… растеряла силы… Очень тяжело… Мы одной… крови.

По ногам пробежал лёгкий ветерок. Слабость не проходила.

«Что ещё? Что же нужно ещё? – крутилось в голове. Внутри прозвучал голос:

«Дар».

«Но, что дать? Что?!» – мысли метались испуганными птицами.

Дрожащей рукой пошарила в карманах куртки. Там нашёлся новый шёлковый платок и ключи от квартиры.

«Нет. Нужно что-то принадлежащее именно мне. Жертва, – вдруг вспомнилось слово. – Да-да, именно жертва».

Милочка с силой дёрнула локон, свисающий на плечо из-под берета. Вырвалось несколько волосков. Она постаралась их намотать на палец и, стянув полученное колечко, сунула внутрь сложенного носового платка; отдышавшись, подняла отяжелевшую руку и бросила платок в темноту. Платочек полетел вниз, потом, подхваченный порывом ветра, поднялся на метр над землёй и исчез за ближней сосной.

Через несколько мгновений ноздри Милочки уловили терпкий запах смолы. По телу вдоль позвоночника побежала приятная волна, наполняя теплом и бодростью. Ритм сердца постепенно выравнивался, а дыхание успокаивалось. Но навалился страх, страх смерти, из лап которой чудесным образом смогла выбраться. Она постаралась взять себя в руки:

«Поздно паниковать. Выкарабкалась – и ладно. Больше таких глупостей не совершай».

Девушка подумала, что её спасли сны, в которых видела, как Матильда разговаривала с седым стариком, выходившим из леса, называя того хозяином, но откуда в голове возникли слова: «попроси», «дар», «жертва» – она не знала. Будто и не она догадалась, что и как нужно делать, а кто-то вложил эти знания в виде команд в голову. Самокопание пришлось отложить – от дороги послышался окрик Поспелова:

– Ты как там?!

– Всё нормально! Сейчас приду! – откликнулась Милочка.

Через несколько минут ощутив, что дрожь в ногах прошла, и она может идти без посторонней помощи, девушка низко поклонилась и громко прошептала:

– Благодарю тебя, хозяин!

– В первый раз так бывает… иногда, – такими словами встретил её Тимур. Она согласно кивнула, но не удержалась, чтобы не поддеть его:

– Всё же мы тебя сделали!

Вместе с возгласом взметнулся её кулак в победном жесте. Парни захохотали.

– Кто бы говорил? – посмеявшись, заметил Стрельцов.

Поспелов пошёл к «Скайлайну». На несколько секунд она осталась с Тимуром наедине.

– Поверь! Я имею право так говорить, – тихо сказала Милочка, пристально глядя ему в глаза. Он удивлённо поднял брови, потом, усмехнувшись, спросил:

– Неужели вместо закиси азота работала? – Развернулся и пошёл к своему «Мерсу», припаркованному чуть дальше.

 

6

 

Девчонка – дерзкая, хмельная,

С другим целуется в саду.

Ах, моя глупая, смешная,

Играй со мной, я подожду.

 

На следующий день позвонил Поспелов, желая узнать, как она себя чувствует. Милочка ответила:

– Лучше. Но нужен небольшой отдых после стресса.

Её смущало, что лгать Саше входит в привычку.

«Пусть правду обо мне поведает Тимур», – чувствуя внутри сосущую тоску, решила она. Девушка трусила, боясь увидеть Сашкин презрительный взгляд. Ей даже слышалось слово, которое он камнем бросит вслед: «Ведьма». Ведьмой она начала считать себя после ночного происшествия во время гонок, в полной мере осознав опасность тёмного дара, из снов перекочевавшего в явь. Самоуверенность от бурлившей в теле «силы» испарилась, уступив место тоскливому чувству одиночества и отверженности. Она ещё в детстве испытала, что значит быть не такой как все. С каким подозрением на неё смотрели: кто – насмехаясь, кто – завидуя и злобствуя. Нельзя было делиться переживаниями, видениями и снами – близкие всё истолковывали превратно, не верили, а чужие – косились.

Ближе к вечеру позвонил Тимур.

– Что решила? – после приветствий поинтересовался он.

– По-моему, уже всё сказала.

Этот разговор тупым, безжалостным ножом вскрывал едва затянувшиеся раны. Он был тропочкой к могиле, на памятнике которой чернела печальная надпись: «Погибшая любовь». Память иногда возвращала девушку к этой могиле. На глазах появлялись непрошеные слёзы, а сердце скулило потерянным щенком. Слишком недавно похоронила она свои чувства – венки ещё не выцвели, могила не заросла бурьяном. А он, её «принц», нанёс новый удар – перед глазами ещё стояла картинка его поцелуя, и слышалось ласковое Анджелкино – «котик».

«Точно – котик, – подумала Милочка. – Вернее, бездушный, блудливый котище».

– Я люблю тебя, девочка! Понимаешь? Передо мной нечего притворяться. Такой ты мне ещё больше нравишься, – уверял «котик» бархатным баритоном, в котором проскакивали то властные, то просящие нотки.

– И что?

– А – то. У меня было время подумать и понять.

Он замолчал.

– Тимур, не нужно ни о чём думать. Если действительно меня любишь? Оставь! Прошу! Дай жить дальше!

– Раз Сашка свободен, то он лучшая кандидатура? Так ты решила?

– Даже не думала об этом. Он просто товарищ, ну-у… друг, понимаешь?

– Милочка, я не привык снимать лапшу с ушей. Сашка – друг? Не обманывайся. Я терпеливый, подожду, пока ваша дружба перерастёт в роман, а тот вскоре закончится полным фиаско. А знаешь – почему? Сегодня кое-что по теме почитал. Секс – тот айсберг, что потопит ваш корабль любви. Ваш уютный «Титаник».

– Секс-то тут каким боком? – поразилась она его словам.

– Самым непосредственным, моя красавица. Ты не хочешь, чтобы он всё знал о тебе. Угадал? Чего молчишь? Знаю, что угадал. Значит, станешь сдерживаться. А при оргазме сущность в себе не удержать. Что она сможет натворить в этот момент, задумывалась? Надеешься на платоническую любовь? Зря! Одной духовной пищей сыта не будешь. Физиология потребует своё. И сущность, сидящая в тебе, потребует своё. А я дам тебе всё: лучшего наставника, любовь, деньги, внимание и заботу. Наши дети будут моими законными детьми. Подумай, Милочка!

Он замолчал, ожидая её слов. Его лживость, граничащая с наглостью, взбесили девушку:

– Послушай, мартовский кот! Тебе мало Анджелы? Чего ты ко мне цепляешься? Всё кончено! Ясно?!

– Не ревнуй, глупенькая! Анджелка – случайная знакомая. Вчера в ресторане познакомились. Попросилась на гонки – вот и всё! Её уже нет… и не было. Я люблю тебя, птичка моя! Перестань дуться, а? Давай встретимся, пообщаемся, сходим куда-нибудь.

Она не понимала, зачем Тимур так явно лжёт, ведь видела, что Анджела прекрасно знает всех гонщиков и их подружек. А его публичный поцелуй, объятия – разве не плевок в душу? И после всего он осмелился сказать: «Я люблю тебя». Видимо, считает её безмозглой куклой, бесхарактерной тупицей, типа – «тёлка-дура схавает». От этого было так гадко на душе, что не хотелось больше ни о чём говорить.

«Как ему ещё объяснить, что наши отношения закончились там, в разбитом джипе? Какими словами?» – думала она, морщась от его слов, как от зубной боли.

– Детка, ну чего ты молчишь? – вопрошал мобильник голосом Тимура. – Ты её больше никогда не увидишь и никакую другую не увидишь. Мне нужна ты, только ты!

Она молчала, тупо глядя на телефон в руке. Его хотелось отключить или хватить со всей силы об пол, но разговор лучше сейчас закончить, на другое объяснение у неё вряд ли хватит терпения. Не дождавшись ответа, он сказал:

– Упорствуешь? Ну-ну, упорствуй. Подожду. Я – терпеливый, помнишь? И всегда буду рядом… Приятных снов, любимая!

Мобильник противно запищал прерванным соединением. Милочка его отключила и задумалась. Всего несколько месяцев назад она была обычной, ничем не примечательной девчонкой, Мышкой, как её называли сокурсники. И вдруг два парня, на которых любовалась издали, обратили на неё внимание.

«Сашка, кажется, стал другом… или приятелем, уж не знаю, как наши отношения назвать. Раньше его так боялась, а оказалось – он совсем нестрашный. Спокойный, основательный – настоящий мужчина с крепким стержнем», – она вспомнила его сильные руки, его сосредоточенное лицо во время гонки, и по телу разлилась приятная истома. Сердце затрепетало, и тут же припомнилось, как колотилось оно в ту жаркую ночь с Тимуром, когда восторг смешивался со стыдом, когда, паря в облаках безумного удовольствия, она шептала ему три заветных слова.

«Нет! Ни в коем случае! Не думать и не вспоминать!» – старалась успокоиться и отогнать видение Милочка, понимая, что нельзя идти на поводу у инстинктов, иначе превратится в безвольную тряпку, которой он будет помыкать и использовать как и когда вздумается.

«Тимур не привык к отказам, и приложила его спиной нехило, вот и взыграло ретивое. Разве он видит во мне человека, женщину? Нет – самку. Необычную самку. Это его и притягивает. Ему нравится играть чужими сердцами, чужими судьбами», – с тоской думала она. Ей было горько от того, что через добрую, наивную, любящую девушку он перешагнул без сожаления, а дерзость и жестокость Матильды – именно её представляла в себе ведьмой – зацепили парня. Все предупреждения о сущности она считала блефом:

«В Интернете полно всякой чепухи, которую мог прочитать. Личность не сущность. Да и откуда он может знать о моих снах. Просто меня запугивает… и только. Чем больше его узнаю, тем яснее понимаю, он способен на обман и подлость ради достижения цели. Почему раньше не замечала? Нет, врёшь! Всё ты видела, но закрывала глаза, глупая влюблённая курица… Теперь он, видимо, решил наказать, вот и начал нагло блефовать. Будь предельно осторожна, – твердила она себе. – Посмешищем уже один раз была, повторно не собираюсь».

В понедельник Милочка явилась на занятия плохо выспавшаяся и раздражённая. В перерыве между парами с подругами зашла перекусить в буфет. Вскоре в буфете появились Стрельцов и Поспелов. Александр подошёл, поздоровался с ней и девчонками, позвал:

– Пойдём! – и двинулся в голову очереди.

«Чёрт! Почему они всегда лезут в очередь перед самой кассой? – возмущённо подумала Милочка. – И их всегда пропускают…»

Эти размышления прервал Тимур:

– Пойдём-пойдём, сестра! Заснула, что ли? – и потянул Милочку за собой. Ольга удивлённо захихикала:

– Сестра? С каких пор?

Тимур обернулся:

– Ты разве не знала? Она наша троюродная сестра.

– Ага, – вставила Милочка. – Из… Хаципетовки.

Она высвободила руку из цепких пальцев Тимура и подошла к Поспелову, который поставил её впереди себя и приобнял за талию. Тепло от мужской руки жгло через блузку, но отстраниться она боялась… или не хотела, желая, чтобы Тимур это увидел и отстал. Наивная, она не понимала, что этим только распаляла его.

А невинная шутка – «сестра из Хаципетовки» – вскоре к ней приклеилась в виде прозвища Хаципетовка, ведь два друга часто её представляли «сестрой» всем знакомым. И Милочка решила:

«Пусть лучше в глазах окружающих буду выглядеть бойкой, нагловатой Хаципетовкой, чем робкой, забитой Мышкой»

С этого дня для неё началась новая глава «новой» жизни, а вернее, – игры, которую давно вёл Стрельцов, к которой, по просьбе друга, подключился Поспелов, а теперь присоединилась и Милочка, даже не подозревая, что является всего лишь фигурой, а не игроком. «Братья», по мере возможности, не упускали «сестру» из виду в университете. Она ходила с ними в кино, боулинг, на концерты звёзд столичной эстрады. К тому же два раза в неделю, после занятий, они давали ей уроки вождения автомобиля на старой дороге к заброшенному песчаному карьеру. В начале ноября Хаципетовка мужественно мёрзла с ними на стадионе «Амур», где проводились международные соревнования по спидвею на кубок губернатора. Согревалась троица горячим глинтвейном из термоса, болея за местных мотогонщиков и скандируя:

– Давай! Давай! Вперёд!

В университете в их дружбу никто не верил, хотя прямо и не высказывались, побаивались Стрельцова и Поспелова, особенно Тимура; было в нём что-то тёмное, опасное и безжалостное. Кто-то боялся его бывших связей – бывших ли? – с торговцами оружием, кто-то будто бы видел, как от одного удара его руки ломались кости у нападавших хулиганов. Но сплетни всё равно гуляли, грязные сплетни о сексе втроём, о том, что она «забеременела от кого-то из них и этим шантажирует», ведь окружвющие не понимали, чем вызван интерес к обычной девчонке, почему ей дарят подарки, цветы, везде за неё платят; и с любопытством ждали, чем эти «братские» отношения закончатся.

Цветы Милочка принимала благосклонно, от подарков отказывалась наотрез, но нет пределов для изобретательности, особенно когда мужчины настроены добиться своего. Первым подал пример, как обвести девушку вокруг пальца, Стрельцов. У Милочки сломался компьютер, и он взялся отремонтировать его у знакомого мастера, который берёт недорого, – это было условием Милочки. По словам Тимура, мастер был занят срочной работой, и Стрельцов отдал ей свой ноутбук. Правда, ноутбук выглядел чересчур новым, но парень сказал, что у него их два и что одалживает на время. Через три дня выяснилось, что мастер заболел, потом из ателье пропала материнская плата от её компьютера, и Тимур, как виновная сторона, отказался забирать ноутбук. Милочка погоревала, ведь пропали адреса друзей по Интернету, фотографии, музыкальный альбом, кое-какие учебные пособия, но смирилась, узнав от Тимура, что жёсткий диск пришёл в негодность из-за разных вирусов.

Следующий подарок сделал Поспелов. Как-то после занятий он попросил у Милочки мобильный телефон, сказав, что свой забыл зарядить, а у него несколько срочных звонков. Вечером, расставаясь с «братьями», девушка о телефоне забыла и вспомнила лишь придя домой. На следующий день Александр с извинениями, что случайно наступил на телефон, с раздавленной пластмассовой коробочкой (задуманной хитрости следовало придать реалистичность) и с тремя алыми розами принёс новый смартфон последней модели.

А золотую цепочку с подвеской в виде ангела, усыпанного крошечными бриллиантами, Милочке пришлось принять от них в качестве подарка на ноябрьские праздники – неловко было в ресторане устраивать шумное препирательство. На них обращали внимание, и даже мужчина, сидящий к ней спиной за соседним столиком, развернулся и сказал:

– Сестрёнка, нехорошо обижать ребят. Они дарят с братской любовью, без всякого тайного умысла.

Через неделю «братья» повели Хаципетовку в ночной клуб. О мероприятии они сообщили заранее, и Милочка на заработанные летом деньги купила платье для коктейлей. Выбрала она платье из фиолетового лёгкого шёлка в мелкий черный горошек. Платье заканчивалось собранной в летящую складочку юбкой-баллоном, а на плечах топорщились два маленьких крылышка, одно из которых было малинового цвета. Она подобрала к платью и клатч из красной замши.

Вертясь дома перед зеркалом, Милочка была собой довольна. Чуть рыжеватые, светлые волосы падали мягкими локонами на плечи подобно складкам юбки-баллона, обрамляющей стройные ножки выше колен. В больших глазах то и дело появлялись голубые искорки. Лицо стало более выразительным. А ещё фирменная язвительно-озорная улыбка, немного кривоватая, с вздёрнутым правым уголком губ.

«У кого её собезьянничала?»

И тут припомнилось лицо Матильды. Хотя у них были разные черты лица, цвет глаз и волос, но огоньки в глазах и эта кривоватая полуулыбка-полуусмешка делали их в чём-то похожими. Милочка вдруг поняла, что неразумно бороться с личностью Матильды, ведь та придаёт ей привлекательную перчинку.

«Матильда, наверное, не всегда была циничной, дерзкой, решительной, – рассуждала Милочка. – Она убивала потому, что когда-то кто-то обижал. Это заставило её мстить. Разве я жестока? Разве хочу убивать и мучить хоть кого-то? Те двое, погибшие в огне, для меня очень серьёзный урок на всю жизнь. Нет ничего страшного, если кое-что попытаюсь перенять от неё. Я не превращусь в злобную тварь, коль не желаю. А быть размазнёй и серостью надоело до чёртиков».

Только троица уселась за столик – подошла официантка. Её униформа состояла из белой рубашечки с красным бантиком, красных шортиков с заячьим хвостиком и длинных, белых ушек, прикреплённых к голове.

– Нам как обычно, Танечка, – сделал заказ Александр.

– А даме? – спросила официантка, разглядывая новую девушку в обществе завсегдатаев клуба.

– Мохито, – ответила Милочка, увидев первое попавшееся красивое название коктейля.

– И виноград даме, – вставил Тимур. – Он у вас без косточек?

Милочка, обращаясь к официантке и показав глазами на Стрельцова, серьёзно изрекла:

– Боится, что буду пуляться косточками, целясь ему в глаз.

Александр засмеялся, а Тимур поддержал её остроту, состроив извиняющуюся гримасу:

– Не обращайте внимания, Танечка. Сестра из Хаципетовки. Немного дикая. Необученна правилам поведения в приличном обществе.

– Но мы над этим усиленно работаем, – поддакнул Сашка.

Танечка хихикнула и со словами «развлекайтесь, ребята» упорхнула выполнять их заказ.

Только Милочка начала лакомиться коктейлем через соломинку – возле их столика появилась парочка: Анджела – частая спутница Тимура в ночных гонках, и Юленька – миниатюрная черноглазая брюнетка, бывшая подружка Бура, или Игоря Бурлакова. Девушки учились в медакадемии.

– Сегодня вы не одни? – полюбопытствовала Юленька, мимолётно коснувшись шеи Поспелова.

– Да, дорогая, – голос Милочки был слаще мёда. – Товар продаётся с нагрузкой. Маней-то хватит?

– Дев-чон-ки-и! Сегодня мы выгуливаем сестру, – Тимур огорчённо развёл руками. – Поэтому – увы!

У Милочки было отличное настроение. Она допила коктейль и, видя, что подружки топчутся на краю танцпола рядом с их столиком, сказала поднимаясь:

– Развлекайтесь, мальчики. Пойду попудрю носик.

Это выражение она запомнила из какого-то фильма. Огибая танцпол, двинулась не в сторону фойе, к которому примыкали туалеты, а к стойке бара.

«Гулять – так гулять!» – бесшабашно решила она, усевшись на высокий круглый табурет.

– Что желаете? – любезно спросил бармен.

– Виски.

– С лимоном?

– Нет, лимон не нужен, – отказалась она.

Бармен пододвинул высокую рюмку с алкоголем. Милочка медленно пила мелкими глотками, жалея, что отказалась от лимона, – какая-никая, а закуска – чувствуя, что в желудке становится горячо, а в голове – легко и весело. К ней подсел невысокий парень с хитрецой в глазах и полными яркими губами сластолюбца.

– Скучаем? – спросил он.

– Да вроде бы… нет, – ответила девушка, окидывая его таинственным взглядом зовущих глаз. Парень наклонился к ней и спросил, обдавая горячим дыханием, смешанным с винными парами:

– Чё пьём?

– Виски, – она изобразила фирменную улыбочку, а потом жеманно отвернулась, сморщив носик.

– О-о!

Подозвав бармена, незнакомец распорядился:

– Два «лайм скотча».

«Для меня слишком много. Вдруг развезёт?» – размышляла она, потягивая поданный барменом коктейль и стреляя глазками в щедрого незнакомца. Вечер только начинался, и ей хотелось пошалить и подразнить «братьев». Любопытно было, как они отреагируют на появление у неё кавалера.

– Стас, – представился парень, протягивая руку.

– Людмила, – улыбаясь, она вложила в его широкую ладонь свою лапку.

У парня «загорелись» глаза, и он плотоядно, будто довольный котяра, облизнув полные губы, припал в ручке в смачном поцелуе.

– Тебя здесь раньше не видел. Ты кто? – не отпуская руку девушки, спросил Стас.

– Я же сказала, Людмила.

– А-а, вот ты где, – услышала она голос Александра. – И Стасик тут как тут. Зачем её спаиваешь, обалдуй?

– Всё, – сказала Милочка, печально качая головой и выдёргивая ладонь из цепкой хватки Стаса, – веселье закончилось.

– А чё такое? – спросил тот у Александра. Состроив серьёзную мину, Милочка пояснила:

– Брат переживает, что много выпила. А в пьяном виде я творю сущие безобразия. Срываю с себя одежды и танцую голиком на столе.

Идя за тянувшим от стойки бара Поспеловым, она краем глаза увидела, что Стас разочарованно смотрел им вслед. Рядом с их столиком стоял Тимур, недовольно поглядывая на порядком захмелевшую Милочку, нехотя плетущуюся за Поспеловым.

– Как привести девочку в чувство? – подойдя к нему, спросил Александр. – В туалет и два пальца в рот?

– Ещё не хватало! – возмутилась она, пятясь и пытаясь высвободить руку из захвата Поспелова; а когда тот отпустил, пошатнулась и чуть не упала.

Стрельцов, сохраняя на лице хмурое выражение и оглядывая девушку с ног до головы, ответил:

– Хорошо бы с полчасика на морозе подержать. – И тут же подхватив её, не удержавшую равновесие, пьяную и от того излишне смелую, увлёк на танпол, говоря идущему рядом другу:

– Ладно, пожалеем сестрёнку. Танцы помогут выветриться алкоголю.

Через десять минут непрерывных танцев под «техно» у Милочки закружилась голова, и она оперлась на плечо Поспелова. Он придержал её за талию, а на ухо задал вопрос:

– Устала от куража?

– Лишь вошла во вкус, – лукаво глянув на него, громко ответила Милочка. Гремела музыка. Тимур внимательно за ними наблюдал, притягивая к себе то Анджелу, то Юленьку. Поспелов на них внимания не обращал, он воспитывал «сестру», отведя её чуть в сторону и хмуро выговаривая:

– Может, хватит вести себя, словно маленькая шлюшка? Чего ты взбрыкиваешь?

– Не нравиться? – состроила она наивные глазки, отстранившись и отступив на шаг; тело ещё хранило жар его рук, и хотелось прижаться к Александру и забыть обо всё на свете, но страшно было увидеть в его глазах непонимание или жалость. – Знаешь? Я тоже не в восторге, когда ваши подружки спрашивают: «Сегодня вы не одни?» Но я-то не возмущаюсь.

– Тебя наше общество напрягает? Какого лешего попёрлась к бару?! – в его голосе слышалось даже не раздражение – сдерживаемая злость.

– Напрягает! – выпалила Милочка, злясь на себя и наблюдая, как внимание Поспелова привлекает Юля. Она повисла у Тимура на шее, пьяненько хихикая остротам, заглядывая в глаза и что-то нашёптывая на ухо. А тот, пристально глядя на Милочку, то прижимал девушку к себе, то изгибал под такими углами, что казалось: ещё мгновение – и она упадёт к его ногам.

Поспелов на это представление не реагировал. Он, по всей вероятности, возомнив себя старшим братом, продолжал «ездить по мозгам» Милочки:

– Ну-ну, покуражься. Только не удивляйся, если закинут в машину и увезут на квартиру или в сауну. Здесь таких чуваков – пруд пруди. Потом ищи тебя с собаками. Слёзки с сопельками вытирай.

– Ладно, – заявила Милочка, устав выслушивать нотации. – Мне действительно нужно в туалет.

– Пойдём, отведу, – беря её за руку, решительно заявил Александр. Идя за ним, Милочка поражалась лицемерию «братьев», поощрявших пьяные выходки подружек, но злившихся, когда она пыталась поступать подобным образом.

В туалете она нос к носу столкнулась с Анджелой.

– Как вечер, Хаципетовка? – спросила та.

– Нормально, – пожала Милочка плечами. Анджела взялась за ремешок её сумочки.

– А мне интересно… – она оглядела Милочку с ног до головы. – Тебе не бывает обидно, когда они гуляют с другими девчонками?

– Не обидно, – ответила Милочка и расплылась в улыбке. – Ведь я с ними не сплю.

– Да, – презрительно хмыкнув, сказала Анджела. – Ты, как та собака на сене, – сама не гам и другим не дам.

Она отпустила ремешок и вышла из туалетной комнаты, а Милочка, помыв руки и сбрызнув холодной водой разгоряченное лицо, размышляла над словами Анджелы, понимая: та попала в самую точку. Тупиковую ситуацию следовало разрешить, но как – она ещё сама не знала.

Александр разговаривал в фойе с тремя парнями, видимо, его знакомыми, повернувшись к ней спиной. Девушка прошла в зал. У входа её ждал Тимур.

– Ты сегодня обворожительная. Дерзкая и прелестная в этом платье.

Он потянул её на танцпол. Милочка стала упираться:

– Хочу танцевать с кем-то другим. Из-за тебя Анджела готова живьём меня проглотить.

– «Кто-то другой» треплется в фойе. Прочих – близко к тебе не подпущу. Поняла?

Обхватив за плечи, Тимур насильно повёл девушку сквозь толпу танцующих на небольшой пустой пятачок, а там, крепко прижав и зарывшись лицом в её волосы, сказал:

– Не советую подобное повторить ещё хоть раз – накажу.

– Пусти! – она стала вырываться.

– Не брыкайся! – он ещё крепче прижал девушку к себе. – Я разрешаю тебе быть только с Сашкой.

– Ненавижу! – выпалила Милочка.

– Неужели? От ненависти до любви один шаг, детка, – насмешливо проговорил Тимур, но хватку ослабил. – А вот и наш дружок идёт, – продолжил он и разжал руки.

Милочка собственнические устремления Стрельцова осознала давно. Именно с его подачи, как она понимала, круг знакомых, с которыми раньше проводила свободное время, резко сократился. Даже с Натальей и Ольгой она реже встречалась во внеучебное время.

«Ну, с Натальей – понятно. Она – невеста Андрея Яцкова. У них на начало декабря назначена свадьба. А Ольга часто скучает одна. Но взять её с собой не всегда могу. У Тимура сразу недовольство на физиономии появляется. Начинает ёрничать, гадости говорить. И Саша хмурится», – сокрушалась девушка, чувствуя себя виноватой перед подругой.

Но правила игры она менять пока не собиралась. Не хотелось терять те отношения, которые связывали её с Поспеловым. Вероятно, это была тяга по надёжному мужскому плечу, заложенная в каждой женщине на генетическом уровне, или льстило, что именно он ввёл её в круг интересной, деятельной, мужской жизни. Впрочем, даже не признаваясь себе, девушка не хотела расставаться с обоими парнями. Желание было глубоко спрятано в тёмном, потайном уголке её души, души женщины, не знающей: кто она, откуда явилась, какой дар получила от Стража Предела. Но так не могло продолжаться до бесконечности.

 

7

 

Мы не можем признаться друг другу в любви,

Но порою встречаясь средь шумного бала,

Я опять замечаю, что очи твои

Излучают призыв: «Ну, смелей! Ждать устала».

 

До свадьбы оставалось восемь дней. Был вечер пятницы. Наталья с подругами поехала в частную фирму, предоставляющую услуги тамады на свадьбах, корпоративах, годовщинах и прочих мероприятиях. Там они просмотрели несколько программ и выбрали себе понравившуюся. Андрей в это время объезжал фотографов, чтобы выбрать подходящего по деньгам и профессионализму, обозревая снимки предыдущих счастливых пар.

Заключив договор и заплатив аванс, девчонки зашли в торговый центр «Мега», присмотреть платье невесте для второго дня свадьбы, посидеть в кафе, обсудить, какие плакатики нужно подготовить для оформления свадебного зала и подъезда в доме невесты. Здесь к ним собирался присоединиться Александр Поспелов, ведь Милочка была подружкой невесты, а он – шафером жениха. К семи часам подъехал Андрей Яцков, а через полчаса в кафе появился Александр.

– Привет! Что обсуждаем с такими кислыми минами? – спросил он, подсаживаясь к их столику.

– Тексты плакатов, – пояснила Ольга.

– Что напридумывали?

– Бей мужа чайником – будет он начальником, – прочитала Наталья, развернув листок бумаги.

Поспелов засмеялся:

– Беги Андрюха пока не поздно, или отведаешь не только чайника, но и сковороды.

– Отведает, если заслужит, – подтвердила Наталья улыбаясь.

– Много подобных призывов придумали?

– Восемь, – ответила Милочка.

– Тогда вот ещё один: взял жену – забудь тишину!

– Хорошо, – сказала Наталья, записывая пожелание.

– Или такое, – подмигнул Андрей Наталье. – Тёща, ты забудь про стресс – зятю дай на Мерседес.

– Отлично! – подтвердил Поспелов. – Большущими буквами… и на самом видном месте.

– Ага, – поджав губы, кивнула невеста. – Мы не родственники Рокфеллеров…

– И даже не родственники Стрельцовых, – поддакнула Ольга.

– Помяните чёрта, и он сразу же явится, – глядя за спины подруг, язвительно заметила Наталья.

Все обернулись. От стеклянных дверей к ним шёл Тимур, а рядом с ним две девушки с лицами и фигурами фотомоделей.

– Привет честной компании! – поприветствовал всех Тимур.

– Как настроение, Хаципетовка? – не обделила Милочку вниманием Анджела.

– Чудесное. Почти как у невесты, – лучезарно улыбнулась в ответ девушка.

– Она даже фату примерила, – ни с того ни с сего вдруг призналась Ольга, пристально глядя на Юленьку, которая уже успела положить локоток на плечо Александра. – Знаешь ли, ей очень идёт.

– Идёт-то, идёт… да кто в загс поведёт? – сморщила носик Анджела.

– А фату примеряла в «Трех китах»? – насмешливо вклинилась с вопросом Юленька, спустив руку с плеча на грудь Поспелова.

– Зря обижаешь нашу сестру, Юля, – сказал Поспелов, отстраняя её руку от себя. – Мы не жмоты. У неё будет наряд из самого лучшего салона.

– Или прямо из Парижа, – подхватил Тимур, глядя на Милочку.

– И жениха ей оттуда выпишите? – спросила Анджела, беря Тимура под руку.

– Как она пожелает, – ответил он, всё ещё красноречиво глядя на Милочку и легонько похлопывая Анджелу по руке.

Милочка, чтобы не выдать раздражение, мило улыбнулась, прикрыв глаза, чуть помолчала, будто размышляя о чём-то своём, и ответила злоязычным подружкам:

– Так-то вот, девочки! А вы за меня переживаете.

– Ну, ладно, – сказал Поспелов, поднимаясь. – Вижу, вы, девчонки, умеете дружить друг против друга. Мы пошли в боулинг. Закончите – подгребайте. Ты идёшь? – посмотрел он на Милочку.

– Позже приду, – ответила она, понимая, что вопрос, вместе с протянутой рукой, предназначался ей. Она на него не глядела, уставившись на пустой стакан, который бесцельно вертела в руке, размышляя, что уперлась в тупиковую ситуацию:

«Нужно что-то делать. Добром это не кончится. Но что? Что? Сколько он ещё будет издеваться? Пристегнул как собачонку к поводку, и водит за собой. Не даёт ступить, даже глянуть в сторону. А Сашка ему поддакивает. Неужели нравиться? Или ему всё равно? Такая у них игра?»

Поспелов пожал плечами, дескать, дело твоё, развернулся и пошёл вслед за удаляющейся троицей.

Когда «великолепная» четвёрка вышла из кафе, Ольга зло бросила вслед:

– Мочалки!

– Им наверняка Сашка сказал, где мы будем. Спрашивается – зачем? Я этого Стрельцова на дух не переношу, – ярилась Наташка. Она скривила рожицу и, передразнивая Тимура, сильно растягивая слова, выдала:

– Как она-а пожела-а-ет.

Наталья недолюбливала Тимура не только из-за Милочкиных печалей о погибшей любви. Когда-то, когда он только появился в университете, она, как и многие другие студентки, «положила на него глаз», но роману так и не суждено было родиться. Их отношения вылились лишь в несколько танцев в клубе, пару поцелуев и поглаживаний коленок, а потом игнорирование в стенах университета и помимо него, выяснение, чем вызвана его неожиданная холодность, которое он оборвал недовольным: «Прости, я занят». Девушку это задело за живое, но видя, как быстро заканчиваются его любовные интрижки с очередной претенденткой на сердце завзятого ловеласа, Наталья смирилась и даже обрадовалась, что не стала очередной «лялькой» для богатого пресыщенного красавца.

– Думаешь, не вижу, чего он добивается? – спросила она у Милочки, и сама ответила: – Не думай соглашаться! Он настоящий дьявол.

– Ладно тебе, Наташ, – постарался успокоить невесту Андрей. – Тимур будет у нас на свадьбе со своей женой.

– Мне любопытно увидеть его жену. Посмотреть, как он при ней себя поведёт.

– Вполне прилично, думаю, – ответила Милочка. – Один раз я её видела. Он взял Гуналу с собой на концерт. Помните, к нам приезжала группа «Камнедробилка»? Тогда он вёл себя паинькой.

Они ещё поговорили немного, и Милочка решила подняться этажом выше, где находился боулинг.

Их дорожка была ближней к лестнице. Уже с предпоследней ступеньки Милочка увидела: Юля со стаканом пива в одной руке изогнулась буквой «Г», стараясь примериться к кеглям и одновременно приоткрыть свои прелести Александру.

– Саш, помоги мне! – ласково звенел её голосок.

Милочка вдруг ощутила, что раздражение, а за ним и «сила» стали наполнять её. Она решила остановиться и успокоиться.

«Чего завелась? – мысленно уговаривала она себя. – Успокойся, иначе убьёшь Юльку прямо здесь. Взыграло сердечко? Нужно было идти с ним, когда звал. Сама виновата. И не забыла? Он твой друг… К дьяволу! Не могу смотреть на этот стриптиз!»

Милочка повернулась и быстро пошла вниз. Она видела, что Андрей и подруги собираются уходить. Уже по дороге домой, в машине Андрея, довела свои мысли до логического конца:

«Если теряешь выдержку от ревности, о какой дружбе речь? Влюбилась, так признайся. Себе-то не ври… Ой, нет! Мало Тимура? Проиграется и бросит. Но до сих пор он рядом, и Юльку держит на расстоянии, какие бы ухищрения эта прилипала не предпринимала… Тогда выясни, есть ли у него чувства к тебе. Хватит себя мучить!»

Зайдя в квартиру и увидев высветившийся номер Поспелова в оконце мобильного телефона, она сбросила соединение. Знала, что он спросит, почему тихонько сбежала, а врать не хотелось.

Поступок трусихи, но поговорить начистоту и признаться в своих чувствах, не позволяли проклятая гордость и неуверенность «серой мышки». Мнимую серость и ложную неприметность, отпечатавшуюся в извилинах мозга наставлениями матери, мол, «женщину украшает скромность», «любят не за красоту нарядов, а за красоту души» и «мы бедные, зато не растеряли чести и достоинства», даже присутствие Матильды не смогло вытравить окончательно.

А в субботу, после обеда, она всё же ответила на его звонок, но присутствовать на гонках отказалась, сославшись на многочисленные хлопоты перед свадьбой подруги. Глупое упрямство не устраивало Матильду, решившую подтолкнуть Милочку к осуществлению коварного плана.

«Если у него к тебе только дружеские чувства, следует встречи немедленно прекратить, пока не стало слишком поздно. Ты, надеюсь, не мазохистка, чтобы страдать от неразделённой любви? Отдалившись от Саши, отдалишься и от Тимура. Он не сможет так же легко контролировать тебя. Довольна?» – вопрошала она, а Милочка возражала:

«А если не только дружеские?»

«Вот и посмотрим, как он отреагирует на твоё отчуждение. Попробуй! На мужчин это всегда действовало. Они – собственники. Помнишь, как он повёл себя в «Плазе»? Примчался злой, насильно увёл от Стаса… Действуй, не сомневайся!» – уговаривала Матильда.

– Ага, – вздыхала девушка, вспомнив, что Александр воспринял отказ спокойно, без расспросов и уговоров. Его безразличие убивало надежду, вызывая в сердце боль, в душе – тоску, на глазах – слёзы.

«Не агакай и не реви! Жизнь жестока – ты это знала. Больно? Да больно. Но придётся шаг за шагом отступать, отходить на свою дорогу – без него. Или без них? Дура-дура! Когда же ты успокоишься?! Он играет тобой, играет! А Сашка жалеет или пляшет под его дудку. Так, всё. Собралась действовать? Вот и действуй! Решительно», – успокаивала себя не то Милочка, борясь с подступающими слезами разочарования, не то Матильда, стараясь подавить последние побеги неуверенности и нерешительности девушки. Стерве, перед которой должны были заискивать самые богатые и влиятельные мужчины (именно такой всегда была Матильда), не пристало носить в себе комплекс неполноценности. Поэтому, постоянно общаясь с Милочкой через внутренний диалог уже не во сне, а наяву, Матильда потихоньку изменяла её характер и принципы. Ведьме предстояла трудная работа, ведь тринадцать лет пошли «коту под хвост».

 

Однако отказ помог избежать шока от страшного происшествия. В ту ночь разбился Бур. Разбился насмерть. Это потрясло и заставило взглянуть на жизни по-новому: пристально и серьёзно. И не только Милочку.

О трагедии девушка узнала утром в понедельник.

Во время заездов бывали и раньше столкновения, сходы с трассы. Тогда отделывались поломками автомобилей, переломами и ушибами гонщиков. Но, чтобы машина перевернулась несколько раз в воздухе, а водитель заживо сгорел, такое произошло впервые. Говорили, что перед стартом Игорь сильно поругался с Юлей – бывшей девушкой. Расстались они из-за его ревности. Только Милочка понимала: в каменном истукане запылал бы пожар ревности, если бы он постоянно видел Юлькино кокетство, тяжёлой артиллерией направленное на взятие приступом благосклонности Поспелова. К тому же всё происходило в небольшом губернском городке, где за каждым углом глаза, уши и длинные языки «доброжелателей».

Печальный день похорон запомнился Милочке ледяной позёмкой первого снега, сигналами машин друзей и знакомых, памятником из чёрного мрамора с вмурованным спортивным рулём от «Мазды». На кладбище она ездила с Поспеловым и Стрельцовым. Дул пронзительно-холодный ветер, и друзья уговорили её посидеть в тёплом салоне «Мерседеса». Церемония похорон затянулась. Когда девушка подошла к могиле, всё вокруг оказалось запружено народом. В основном присутствовала молодёжь. Надрывно плакал оркестр. Рабочие прикручивали к надгробной плите памятник, который вскоре заложили десятками разноцветных венков.

– Иди в машину. Не мёрзни, – сказал Александр, тронув её за плечо. Он видел, что девушка горбится, втягивает голову в воротник короткой цигейковой шубки, озябнув на холодном ветру.

– Действительно. Зачем мёрзнуть? – поддержал друга, подошедший Тимур. – Простудишься? Бур будет не в восторге. Иди! – он подтолкнул её к дороге.

Она побрела к машине. С дороги могила Игоря выглядела пёстрым, разноцветным шатром, увитым цветами.

«К лету краски могут поблекнуть. Венки снесут в кучу таких же облезших изделий, что громоздятся на обочине дороги. Останется лишь мрамор с изображением улыбающегося молодого лица да руль с обгоревшей кожей как напоминание о лихом гонщике Игоре Бурлакове», – печально думала девушка, оглядываясь назад.

На глаза ей попалась одинокая женская фигура, облокотившаяся на кованую ограду чьей-то могилы. Могила находилась в ряду недавних захоронений. Женщина в зимнем пальто мышиного цвета и серой пуховой шали почти слилась с серым мрамором, которым было отделано всё пространство внутри оградки. Она стояла неподвижно, словно печальная статуя, составляя с могилой единую композицию.

«Сын? Дочь? Может, муж? – гадала девушка. – Сама-то одета скромненько. А захоронение – ухоженное и богатое. Наверное, все сбережения отдала, чтобы облагородить последнее пристанище близкого человека. Пальто и шаль как у моей мамы. Очень похожи».

И вдруг возникла мысль:

«Я бы хотела лежать в такой могиле… Фу, чёрт! Какие мысли лезут в голову?»

Милочка отвела взгляд от приметной могилы, уселась в тёплый салон «Мерседеса» и стала смотреть: как молодёжь спешит в чрево своих «стальных коней», как отец поддерживает сгорбленную мать покойного Игоря, как музыканты о чём-то толкуют со Стрельцовым. Она согрелась, и мысли опять неспешно потекли то в одну, то в другую сторону. В заснеженном скорбном городище странно было даже представить, что через два дня им предстоит веселиться, петь и плясать на свадьбе.

Но жизнь берёт своё, и день свадьбы, как часто бывает, начался с незапланированного переполоха. В салоне красоты, где невесте делали причёску и макияж, неожиданно на час отключили электричество. Салон занимал половину первого этажа многоквартирного жилого дома, в одной из квартир которого – непосредственно над салоном – произошло короткое замыкание. Серьёзной оказалась поломка в электропроводке или не очень – сложно сказать, но прибывшие электрики из управляющей компании отключили на час весь подъезд. Невеста была в панике, заведующая салоном – вся на нервах, гости и жених ждали во дворе, а время регистрации неумолимо приближалось.

За час ожидания гости растрясли жениха с шафером на ящик шампанского, и вскоре хор голосов во дворе зычно требовал невесту. Жениха задержка жутко раздражала. Андрей то прорывался к подъезду, куда его не пускали неподкупные подружки невесты, то звонил Наталье в салон. Наталья ему жаловалась, готовая разрыдаться, а Милочка её уговаривала.

После похорон она себя скверно чувствовала: ныл живот, болела голова, время от времени морозило. Девушка решила:

«Это на нервной почве».

Но в день свадьбы все неприятные ощущения исчезли. Она проснулась бодрой, полной сил и в салоне, отвлекая Наталью от хандры, разве только «барыню» не плясала, а хохмачки шафера, типа:

«Андрюха, бери первую понравившуюся девчонку во дворе. Поехали на регистрацию. Сколько можно ждать?» – ей в этом помогали.

– Ты на что его подбиваешь, баламут? – возмущалась Наталья сквозь слёзы. Из телефона звучал раскатистый хохот подвыпивших парней, а Милочка такие выпады парировала, говоря громко, чтобы парни слышали:

– Наташ, не куксись. Мы-то знаем, в твоём дворе сама симпатичная девчонка – после тебя конечно… Боря Розин, который трансвестит. На Розочке пусть Андрюха и женится.

К регистрации они кое-как успели. Превышая скорость, постоянно сигналя зазевавшимся автолюбителям, подлетели к дворцу бракосочетания, когда администратор уже собиралась исключить их из расписания. Поэтому торжественное действо оказалось скомканным. Пока фотограф запечатлевал улыбающиеся лица спустившихся в фойе новобрачных, их родителей и свидетелей, к зданию подъехала любопытная процессия, состоящая из разукрашенного кольцами и цветами джипа и девяти огромных рокочущих мотоциклов. Мотоциклы сверкали хромированными деталями, но живописнее стальных коней смотрелись наездники – крупные, атлетически сложенные представители мужской половины человечества, в коже, в заклёпках и рогатых касках, а кое-кто даже с бородой и усами. Выбравшиеся из джипа жених и невеста на фоне такого богатырского эскорта выглядели хрупкими маленькими детьми.

Фотографом у Натальи с Андреем была женщина, придирчиво выбирающая различные ракурсы и мучившая новобрачных и гостей постановкой лишь ей понятных композиций. Заняло это ни много ни мало – целых три часа в бесконечной череде поз и кривляний, что не очень-то приятно в холодную погоду начинающейся зимы: и тело устаёт, и уши мёрзнут, и губы обветриваются и трескаются от бесконечных улыбок и поцелуев. Хорошо, что гости разогрелись шампанским, а новобрачным сам бог велел терпеть, ведь всё делалось для них, для увековечивания их красоты и счастья.

Милочка, улизнувшая от экзекуции холодом и ветром, успела увидеть, как отъезжала байкерская свадьба. Новобрачные, презрев джип, оседлали огромный мотоцикл, к которому была привязана большая связка пустых консервных банок. Длинная фата невесты на ветру развивалась белым стягом. Прохожие и машины останавливались, наблюдая, как под сигналы, стрекотание мотоциклов и звяканье железных банок на центральную улицу города выезжает необычная свадебная процессия. Феерично и смешно смотрелись привязанные к рогам касок разноцветные шарики, а к задним сидениям мотоциклов – красные флажки.

Нащёлкав до полутора тысяч кадров, фотограф благосклонно отпустила подуставших и замёрзших новобрачных со свидетелями доигрывать свадьбу. В кафе их уже ждали родители с хлебом и солью, гости с лепестками роз и мелочью, весёлая тамада с ди-джеем, и, само собой разумеется, столы с разнообразными закусками и стройной батареей бутылок.

Под торжественный марш Мендельсона новобрачные прошли на свои места во главе стола, а за ними шумной гурьбой повалили гости. Первым делом тамада разработала ритуал чествования новобрачных, а проще говоря – выпивки. Пошептавшись с молодёжью, она собрала из гостей своеобразные часики для провозглашения тостов.

Говорящие часики состояли из четырёх деталей: звонка, который выкрикивал: «Динь-динь»; стрелок, грохочущих басом: «Время пришло»; циферблата, поднимающего пустую рюмку с возгласом: «Наливай»; кукушки, путавшей слова: «За молодых» со словами: «Ку-ку». Часики трудились исправно, и через непродолжительное время свадьба была под нужным градусом. Люди раскрепостились, охотно пели, танцевали, участвовали в конкурсах и прочих затеях неугомонной тамады.

Милочка избрала предметом своего внимания высокого плечистого парня, сокурсника Андрея. Делала она это нарочно, несмотря на явное замешательство Александра и под неодобрительные взгляды Тимура. А помогало воплощению планов изрядное количество шампанского, но его перебивал сосущий под ложечкой страх. Её пугало туманное будущее, которое неминуемо должно было наступить после двух шумных дней свадьбы, ранили перехваченные пронзительные взгляды Поспелова и тревожили чёрные молнии, поблескивающие в глазах спокойного на вид Стрельцова. Она кожей чувствовала, что ходит по грани, но отступать от намеченного плана не собиралась. Милочка прекрасно знала, Тимур ни сказать, ни что-то сделать не мог. В этот вечер, сидя рядом с молоденькой черноглазой женой в элегантном синем платье, он играл роль степенного и добропорядочного мужа. А Александр до поры до времени терпел её явные заигрывания с Вадиком Забелиным, так назвался объект сиюминутного увлечения. Парень был весёлым, компанейским, пошлостей не говорил, настороженно поглядывая на Поспелова, рукам воли не давал, но и не отбрыкивался от прилипшей подружки невесты, а с удовольствием с ней танцевал и участвовал в конкурсах и комичных миниатюрах.

К одиннадцати часам вечера уставшие молодожёны решили покинуть изрядно набравшихся гостей. Наталья бросила в толпу букет невесты, а Андрей, встав на четвереньки, зубами стянул с её ножки подвязку и через плечо кинул комочек белых кружев вверх. Букет и подвязку поймал Поспелов, вручив их Милочке под бурные аплодисменты и даже крики: «Горько!» Он недалеко стоял от молодожёнов и сговорился с ними, чтобы хитро и как бы непреднамеренно пресечь Милочкины чудачества. Сашка для виду поломался, хохоча и возмущаясь:

– Вы чего, ребята?! Я еще молодой, мне рано в петлю, – а затем, легонько чмокнув Милочку в губы, повёл в гардероб одеваться. Она, подталкиваемая его руками, была слегка ошарашена:

– Куда это?

– Наша обязанность – доставить молодых в номер, – объяснил Поспелов на ходу и, не дав переобуться, а лишь накинув не неё шубку, потащил к одному из двух поджидавших такси.

– А как же гости? – спросила она обречённо.

– Мы проводим новобрачных и вернёмся, – заверил её Александр, натянув на лицо свою знаменитую насмешливую улыбочку.

Милочка хоть и выпила изрядно, но заметила, что он прихватил с собой два пакета: в одном позвякивали бутылки, а из другого виднелись её сапоги и шапка. Сердце в груди тревожно забилось в предчувствии решающего момента. Им следовало объясниться, сломать преграды, и она видела, что Александр к этому готов. В течение часа её ждало или безоблачное счастье, или горькое разочарование, и она старалась успокоиться, готовя себя к обоим возможным вариантам.

Такси остановились возле трёхэтажного здания, с козырька над входом в которое висело пять красных китайских фонариков. Это была небольшая китайская гостиница с кафе на первом этаже. Их проводили в просторный номер для новобрачных на третьем этаже. Там они выпили по рюмочке коньяка и немного потрепались, вспоминая перипетии прошедшего дня. Потом, пожелав любви и счастья новоиспечённой чете Яцковых, друзья оставили их предаваться ласкам первой брачной ночи, а сами спустились на второй этаж. Здесь Александр повёл Милочку по коридору в сторону от лестницы. Пройдя половину коридора, они остановились. Девушка вопросительно посмотрела на парня. Тот, переминаясь с ноги на ногу, проговорил, глядя поверх её головы:

– Нам нужно поговорить. Серьёзно. Или ты – против?

– Нужно, так нужно, – она пожала плечами. – Веди! – И собралась идти дальше, но он её остановил словами: «Уже пришли», и, повозившись с ключом возле двери, пропустил в номер.

Светло-коричневые шторы с золочёным рисунком и ламбрекеном, кровать, застеленная покрывалом из той же ткани, тумбочка, два кресла, стеклянный журнальный столик, небольшой холодильник и чёрный продолговатый экран телевизора на стене – всё это Милочка обвела быстрым взглядом, потом скинула шубку на кресло, а сама уселась на кровать. Поспелов, войдя в номер, остался стоять в маленьком коридорчике.

«Вот уж дудки. Помогать тебе не собираюсь», – думала она, откинувшись назад и опираясь локтями на постель. Хмельным взором она смотрела на Александра, прислонившегося плечом к стене; а он не двигался и ничего не говорил, задумчиво разглядывая её раскрасневшееся лицо, осоловелые глаза, изогнувшуюся фигурку. Милочка начала раздражаться:

«Заранее снял номер. Притащил сюда. А теперь разглядывает, будто неизвестно откуда взявшуюся инопланетянку».

Напустив на себя цинично-насмешливый вид, она сказала:

– Девушка устала ждать.

Александр отлип от стены, подошёл к креслу и взял в руки её шубку.

– Ты пьяна. Разговора не получится. Пойдём!

– Погоди! Или – сейчас, или – никогда. Меня саму уже достала эта ситуация.

Она прищурилась, собираясь с духом.

– Скажи, в чём смысл игры?

– Ты о чём? – спросил Поспелов, всё так же держа в руках шубку и не двигаясь с места.

– Ну, сестра, Хаципетовка… и всё такое.

– Ты сама это придумала.

– Ой, ли? Какой у тебя уговор с Тимуром?

– Так и знал. Всё дело в Тимуре? – Он сел на подлокотник кресла, положив шубку на колени.

– Нет, Саша, – её лицо выражало грусть. – Всё дело в тебе. Тимур тут ни при чём.

– Да что ты говоришь? – он усмехнулся. – Ты не хочешь его отпускать. Я вижу, не слепой.

– Пропади он пропадом! – от обиды на глазах у неё выступили слёзы. – Мне страшно, понимаешь? Страшно, – вновь повторила Милочка шёпотом, потом приложила руку к груди. – Ты будешь мне делать больно. Не выдержу и натворю жутких глупостей.

Вытерев ладонью слёзы, она вдруг сказала:

– Ты прав. Всё это ни к чему. Идём, отвезёшь меня домой.

Встав с кровати, Милочка подошла к креслу, надела шубку и двинулась к выходу. Александр удержал её за руку:

– Подожди! Сядь-ка в кресло.

Он присел перед ней на корточки, заглянул в глаза, пытаясь отыскать в них ответ на мучавшие вопросы:

«Выбрала меня? Или опять играет, как на свадьбе?»

В её глазах стояли слёзы отчаяния и призыв:

«Мне нужен ты!»

Но он хотел, чтобы Милочка это сказала. Он боялся ошибиться, боялся, что её поведение – причуда опьяневшей девушки.

– Правда, так думаешь?

Милочка выдержала его тяжёлый, пристальный взгляд, не отворачиваясь, не опуская глаз.

– Что ты хочешь от меня услышать? – спросила она и сама же ответила:

– Покривлю душой, если скажу, что он со своими шуточками и поступками мне совершенно безразличен. Раньше он мне очень нравился. Узнав поближе, поняла, что ошиблась. А Тимур не хочет этого принять. Ведёт слишком опасную игру.

– Что ты имеешь в виду?

– Трудно объяснить, – уклончиво ответила она. – Так чувствую… и боюсь, что ты эту игру поддерживаешь. Очень боюсь, Сашенька!

Поспелов задумчиво провёл рукой по её щеке и слегка улыбнулся:

– Я запал на тебя ещё у бочки с квасом. Но не был уверен. Ждал.

– Чего ждал?

– Что предпримешь, когда мы получим дипломы. Когда он соберётся уезжать.

– Думал, уеду с ним? Ха-ха! – она невесело рассмеялась. – Я пока с головой дружу. Пусть себе мечтает, сколько влезет, но… на расстоянии. И какого чёрта сейчас говорим о нём?!

Александр встал, снял куртку, вытащил из пакета вторую бутылку коньяка и, скрутив крышечку, плеснул немного в два стакана.

– Давай не говорить. Просто выпьем за нас.

Милочка усмехнулась:

– Собираетесь напоить и соблазнить девицу, сударь?

– А если и так, то – что? – на его губах появилась лукавая улыбка.

– Ничего. Пора уже на что-то решиться. Разве ты ещё не понял?

Она быстро выпила коньяк и – задохнулась, а продышавшись, грустно резюмировала:

– Только ты меня не услышал.

Поспелов стянул с неё шубу и подхватил на руки.

– Посмотри мне в глаза, – его голос звучал глухо. – Я услышал. С этой минуты для меня есть только ты. Веришь?

Её губы тронула едва заметная улыбка:

– Да, любимый… очень бы хотелось.

Поспелов сел на кровать, усадив девушку к себе на колени.

– Никогда не думал, что такая маленькая заноза, – он чмокнул её в носик, – может так больно колоться. Люлька, я так тебя люблю!

Милочка спрятала лицо у него на груди. Она не могла клясться, что больше не причинит ему душевной боли, а начинать новые отношения с обмана не хотелось.

Эта ночь любви не походила на ту – с Тимуром. Александр был нетороплив и нежен. Сначала они жарко целовались. Потом он её раздевал и делал это восхитительно, целуя и оглаживая каждую часть тела, освобождаемую от одежды.

Однако ночь им обоим преподнесла сюрприз: ей – неприятный, а ему – неожиданный. Выяснилось, что Милочка – девственница. Она не понимала, как такое могло случиться, а Поспелов этого и не ожидал, ведь Стрельцов хоть и не хвастался их интимной связью, как обычно делал, хваля или насмехаясь над очередной любовницей, но Милочку называл «моя женщина». Мужчина был обескуражен, девушка тихонько всхлипывала, уткнувшись ему в плечо. Придя в себя от сюрприза, изменившего задуманный сценарий, Александр лёг на спину, прижав девушку к себе, взял её руку за тонкое запястье и, поднося ладошку к губам, стал целовать каждый пальчик, приговаривая:

– У кошки – боли! У собачки – боли! У коровки – боли! У сороки – боли! А у Люлечки – заживи!

Милочка смеялась и рыдала одновременно. Плакала она от счастья, обретя мужчину своей мечты, о котором грезилось давно, но со временем стало казаться – безнадёжно. Излияние её противоречивых чувств Поспелова и тревожило, и умиляло. Рядом с этой странной девочкой он чувствовал себя сильным, взрослым и нужным.

А что девочка особенная он не сомневался, ощущая непреодолимое притяжение и видя, что клещом в неё вцепился Стрельцов. Тот тоже был очень загадочным типом, играющим роль повесы и богатого лоботряса. По тем делам, что проворачивал, вполне мог позволить себе не только любую красавицу из глянцевых журналов, но и много, много чего, – однако торчал в их отдалённой губернии и сходил с ума по Лазаренко.

Поспелов девушку любил любовью хоть и молодого, но уже кое в чём разбирающегося мужчины. Эта любовь формировалась постепенно, вызревая из интереса, заботы, сдержанности и участия в её судьбе. Александр видел, как злился друг, как давил на девушку в попытках вернуть, и как она, несмотря на кажущуюся уязвимость, противостояла ему. Это рождало уважение и желание поддержать в столь неравной борьбе, но он пока не открывал своих чувств и заинтересованности: не был уверен в постоянстве девичьих желаний и решений, ведь к ногам друга падали и не такие крепости. Однако за два дня до свадьбы Стрельцов упомянул, мол, с жеманницами интересно играть, но до поры до времени. Сказал он так в отношении Милочки, видимо, придумав новый довод для её капитуляции, возможно, – подлый. Это и подтолкнуло Поспелова к решительным действиям.

Александр на свадьбе алкоголем не особо баловался, поэтому старался доставить удовольствие девушке даже в ущерб собственным желаниям, окружив нежными ласками и пониманием. Он чутко следил за реакцией Милочки на каждое своё слово, действие, взгляд, не шокировал, не смущал, обходясь с ней достаточно деликатно. Когда, устроившись на его плече, она в полудрёме прошептала:

– Я тебя люблю, Сашенька! Мне с тобой хорошо и просто, – на губах Поспелова заиграла улыбка победителя. Он не зря долго ждал, мучился сомнениями. Теперь сердце Милочки принадлежало ему, а Тимур «пусть идёт лесом», он упустил свой шанс.

 

8

 

Какого цвета, запаха или звука может быть счастье? У каждого свои ощущения и мнения по данному вопросу. А для Милочки оно ассоциировалось с запахом туалетной воды «Gucci Sport», тёплыми оттенками серого в его глазах и ласковым именем Люля. Люлей Поспелов стал её называть после первой ночи любви. Сердясь, ворчливо обещал: «Люлька, прекрати! Иначе шлёпну больно», – и шутливо шлёпал ниже спины, если она того заслуживала из-за упрямства, капризов или озорства, хлещущего через край. Если называл Людмилой, то это было в двух случаях: рядом находились посторонние, и в первую очередь Тимур, или в нём кипела злость, которую боялся излить, полагая, что она – ранимая натура. Он играл роль старшего брата, защитника маленьких глупых девочек, а Милочка с удовольствием ему это позволяла, купаясь в лучах любви и заботы.

«Должно быть, – думала она, – Саше очень хотелось младшего братика или сестрёнку. Он бы играл с ними, опекал. Родители не сделали ему такого подарка. И вот появилась я – объект для воспитания и заботы».

С другой стороны, казалось странным: парень, обладающий немалой доли властности, тщеславия и цинизма, стал бережно и трепетно относиться к ней. Один раз Милочка ненавязчиво намекнула ему на столь заметное несоответствие. Александр только усмехнулся и сказал, что его неуверенность и боль, однажды увиденная в её глазах, тому причиной.

– Ты приоткрылась лишь на миг. Вдруг физически ощутил твоё страдание. Раньше со мной никогда такого не происходило, – закончил Поспелов признание, пристально глядя ей в глаза. Милочка радовалась откровенности, с которой он описал ощущение от второй их встречи. Такие моменты возникали редко. Обычно Александр с ней был сдержан, если даже говорил о своих чувствах. Он не любил пустоплётства и слащавости в словах (в своих, надо заметить), жил по принципу: мужик сказал – мужик сделал, – но был неравнодушен к славе и благосклонно принимал охи-вздохи фанаток, хотя в узком кругу над ними подсмеивался, иногда достаточно цинично.

Её счастье могло быть безоблачным тёплым и наполненным, как погожий летний денёк, если бы на горизонте не ходили кругами чёрные тучи, посверкивая молниями напоминаний, что для ведьмы подобное состояние души – недоступная роскошь, подаренная судьбой на краткий миг. Она понимала: счастье, будто прекрасную уязвимую бабочку, нужно оберегать и холить пока возможно. И первым звоночком опасности оказался разговор с Тимуром, произошедший вскоре после свадьбы.

Милочка и Александр, как глупые, неосторожные дети, открыли свои чувства миру. Они были опьянены и увлечены друг другом. Её взгляд искал его глаза. Его рука тянулась к её руке. Его губы украдкой прикасались к её волосам, плечику, щечке, а она старалась, хоть на мгновение прижаться к любимому, чтобы почувствовать волнующую энергетику его тела. Открытый диалог душ, сердец и тел сразу заметили друзья и знакомые.

Тимур не стал безучастным наблюдателем и спросил у Поспелова: что сие означает? Лазаренко – его женщина, и другу это прекрасно известно.

На претензию Тимура Александр ответил, мол, такие рассуждения – надуманные иллюзии. Он, Александр, взял её девственницей. Он её любит, она ему отвечает тем же. Тимур должен смириться и отступить. Они из-за девчонок раньше не ссорились. Неужели Лазаренко станет камнем преткновения в их дружбе? Она прямо дала понять Тимуру: между ними ничего быть не может. Так чего тот бесится?

Всё это Милочка узнала со слов Александра, когда спросила, по какой причине Стрельцов бросает на них свирепые взгляды. Она испугалась и побледнела. Поспелов, что-то заподозрив, посмотрел очень внимательно:

– Чего испугалась? Тимур имеет над тобой какую-то власть?

– Нет, конечно. Но кавказцы мстительные… Мне не по себе. Он, опасный, Саша.

Александр хмыкнул:

– Хм. Стрельцов непростой мужик. Однако я – в родном городе, а он – в гостях. Пусть только попробует.

Потом он качнул головой, сделав взмах рукой, как бы отгоняя неприятную мысль.

– Нет-нет. Тимур на такое не пойдет. Была бы ты его родственницей, любовницей, или что-то ему обещала. А так… не думаю.

Что подразумевалось под словами «на такое не пойдёт» – Саша уточнять не стал, но Милочке стало тревожно на душе.

– Давай его не раздражать, – сказала она. – Не будем провоцировать, и всё утрясётся. Бережёного бог бережёт.

– «Не будем провоцировать» – это как? – возмущённо поинтересовался Поспелов. – Начнём прятаться? Этого ещё не хватало!

Милочка взяла его за руку, заглянула в глаза, начала упрашивать:

– Сашенька! Солнышко моё! Ты же знаешь, как тебя люблю. Я не прошу прятаться. Вы оба – мои друзья. Незачем при нём показывать, что мы близки. Так его горячая кавказская кровь не будет оскорблена. Понимаешь?

– Но он будет надеяться, Люля. Захочет предпринять что-то. Так будет ещё хуже. А если он… хоть пальцем – я его убью, – глаза Александра недобро сверкнули.

Милочка приложила руку любимого к своей груди.

– Чувствуешь, как колотится? Не пугай меня! Не надо! Пойми, мой хороший! Я не должна разрушать вашу дружбу. Не должна становиться между вами. Здесь его жена. Он ничего такого не предпримет. А через полгода они уедут.

Она говорила убеждённо, надеясь, что конфликт потихоньку рассосётся сам собой. Тимура невозможно напугать – она давно поняла. Почему он не боялся и не расспрашивал о проявлениях «силы» – она не знала, но подозревала о существовании тайны, скрывающейся за его дерзким, самоуверенным поведением. А раз так, то не следовало накалять атмосферу. Мама часто говорила: «Не буди лихо, пока оно тихо». Правоту поговорки в данный момент Милочка ощущала разумом, сердцем, кожей.

– Хорошо, – согласился Поспелов. – Может, ты и права.

А через два дня, встретив её, идущей из магазина, Тимур, цинично улыбаясь, спросил:

– Ну, милая, девственную плеву трудно было зарастить? Долго колдовать пришлось?

Милочку как кипятком обдало; «сила» заклокотала не только в ней самой, но и вне неё. Почувствовав это, Тимур попятился, скорчил испуганную физиономию и замахал руками:

– Тише, тише, девочка! Хочешь расправиться со мной у всех на виду?

В глазах Милочки метались голубые всполохи гнева:

– Могу и не на виду, знаешь ли.

Стрельцов скривил губы, понимающе кивнул головой и отобрал пакет со словами:

– Женщины не должны таскать тяжёлые сумки… а незанятыми руками сподручнее колдовать. – И вновь его лицо обезоруживающе улыбалось.

– Ох, Тимур! Ходишь по острию бритвы, – косо глянула на него Милочка. Парень взял её под руку и, подстраиваясь под неширокий женский шаг, повёл дальше, интересуясь как бы между прочим:

– Стала настолько жестокой? Готова сгубить любящее сердце?

– Пока не стала, но ты меня упорно толкаешь.

Он резко развернулся, преградив ей дорогу:

– А ты – меня!

От неожиданного рывка она охнула, налетев на него, покачнулась, но устояла, и медленно сделала шаг назад; при этом Тимур, всегда такой галантный в отношении женщин, не поддержал, а, наоборот, отпустил её руку. Может, в своей неконтролируемой ярости, хотел её встряхнуть, или чтобы упала перед ним ниц и поняла, кому вздумала угрожать. Он застыл каменным изваянием – напряжённый и опасный; лицо побледнело, глаза сузились, казалось, что ещё одно слово или резкий жест, и он бросится на девушку. Угрожающая поза «готового к прыжку льва» (в этот момент ей даже почудилось, что Тимур – и есть привидевшийся ей чёрный лев) остановила вертящуюся на языке гневную отповедь, и, желая разрядить накалённую до предела обстановку, Милочка отступила ещё на шаг, произнеся:

– Дорогой, к чему эта тягомотина?

Он расслабился, шагнул в девушке, вновь взял под локоток, и зашагал дальше, разглагольствуя:

– «До-ро-гой». Мне уже нравится. Тебе очень идёт быть милой, ласковой девочкой. Не зря же тебя родители назвали Людмилой. Ведь не зря, а?.. Помню, какой ты была нежной и страстной. Как шептала: «Люблю тебя». Шептала-шептала, мне это не приснилось…

Милочка от возмущения дёрнулась, поскользнулась на льду лужицы и стала падать. Тимур быстрым движением поймал её, осуждающе покачал головой, буркнув: «Вот, упрямица!» – потом двинулся дальше, потянув её за собой, улыбаясь и предлагая:

– Говори ещё. Балдею, когда твои губки выговаривают ласковые слова.

– Ты неисправим, – она тяжело вздохнула.

– Разве любовь можно исправить? Отменить или улучшить, а, Зая?

– Я не твоя Зая, – ответила она, стараясь не глядеть в его сторону. Они остановились перед её подъездом.

– Почему – нет? Сашка тебя называет Люлей. Я буду звать Заей.

– Тимур, ты обещал… подождать… посмотреть…

– А-а? Решила проверить мои слова? Хочешь поэкспериментировать? – он осторожно провёл рукой по щеке девушки, убирая прядку выбившихся волос. – От своих слов не отказываюсь. Хочешь поиграть? Играй! Но не заигрывайся. Я виноват перед тобой. Пусть это будет моим наказанием. Но учти, девочка! Моё терпение небезгранично. Сашку пора поставить в равные со мной условия. И что тогда, а?

Она заглянула в его карие глаза. В них метались злые молнии. Милочка молча отобрала пакет и вошла в подъезд, чувствуя на себе тяжёлый и яростный взгляд.

На следующий день всё вернулось на круги своя. Почти. Вновь она вела себя с ними как с друзьями или братьями, только иногда урывая моменты коротких свиданий с Поспеловым, а он не участвовал в куражах с девочками по саунам и дачам. Стрельцов злился. Но вскоре от подобных тусовок отказался и он. А вышло это так.

Поспелов, Стрельцов и Яцков стояли на аллее университетского городка перед входом в главный корпус. Андрей с Тимуром курили. К ним подошёл Олег Руднев.

– Мужики, завалимся в субботу в сауну? Оторвёмся, с тёлками потусим. Андрей, тебе не предлагаю, – махнул Олег на отрицательный жест Яцкова. – Знаю, Наташка не пустит и сама не пойдёт.

– Я тоже – пас, – отказался Александр.

– А чего так? – удивился Олег.

– Рыжий, разве не знаешь? Лазаренко потребовала от него соблюдать целибат, – сказал Тимур, выпустив колечко дыма.

– Да ну? Думал, у них «любовь растаяла в тумане льдинкою», – пропел Руднев последние слова. Рыжим его звали за огненный цвет волос и многочисленные веснушки по лицу и телу. Александр только усмехнулся на выпад Тимура, а тот продолжал:

– Не знаю, растаяла или нет, а выцарапать Сашке глаза и отгрызть причинное место – пообещала. С виду она скромная и боязливая. Косит под серую мышку. На самом деле… тигрица ещё та.

– Откуда такие сведения? – усмехнулся Поспелов.

– Не далее как вчера, остановила меня и сказала, что сделает нас обоих импотентами, если буду друга сбивать с пути… истинного.

«Друга» и «истинного» он произнёс с нажимом. Поспелов скривился, но промолчал. Олег с Андреем тоже не стали на этом заострять внимание и любопытствовать. Они расхохотались.

– Настоящая ведьма, – посмеявшись, высказал мнение Рыжий.

– Сдаётся мне, ты прав, – подтвердил Тимур невозмутимо. – Жестокая и коварная. Предупреждаю, Рыжий, берегись! Не вздумай при ней такое ляпнуть. Будешь – на полшестого.

На следующий день Милочке об этом разговоре поведала Наталья, а ей рассказал муж. К концу недели, подкараулив Тимура одного, Милочка отозвала его в сторону и, взявшись за верхнюю пуговицу пиджака, стала недовольно выговаривать:

– Говоришь, ведьма? Жестокая и коварная? Хорошо же. Чтоб твоей Анджелки с Юлькой я больше не видела! Понял меня?

Он расплылся в улыбке:

– Ревнуешь? Мне приятно.

Милочка поджала губы, подошла почти вплотную и вполголоса объявила:

– Будет приятно, когда сделаю, как красочно расписал парням.

Стрельцов рывком притянул девушку ещё ближе и, касаясь губами уха, зашептал:

– Меня в жар бросает, лишь представлю твои губки там.

Милочка почувствовала, что по телу поползли мурашки, и, упираясь в его грудь, выпалила:

– Пусти! Размечтался! Мне жаль твою жену. Кстати, могу ей всё рассказать.

Он отпустил её и, с интересом глядя, спросил:

– Угрожаешь?

– А как ты хотел? Ты же мне угрожаешь разоблачением.

– Зая, с исчезновением Анджелки станет только хуже. На кого буду изливать раздражение и похоть? Думаешь, моё сердце спокойно от увиденных сценок? Ты и Сашка. Как держит тебя за руку. Прижимает к себе. Украдкой целует. В этот момент я готов его убить. Ты это понимаешь?!

Когда он говорил, ей почудилось, что тёмно-карие глаза Стрельцова почернели. Милочка отшатнулась, понимая: сказанное – это не пустые угрозы, но, совладав с собой, спросила наиграно циничным тоном, уводя разговор от опасной темы:

– Она мазохистка?

Стрельцов усмехнулся:

– У каждого свои завихрения и игрушки.

Милочке стало нехорошо от представленных сцен.

– Мечтал такое предложить мне?

– Не говори глупостей! Я знаю твои предпочтения, ласковая кошечка с острыми коготками. Очень мстительная, игривая кошечка. Запускаешь глубоко коготок и наблюдаешь за мучениями жертвы, – взял её за запястье Тимур и легонько поскрёб ладонь указательным пальцем. Милочку будто током ударило. Она постаралась освободить руку, возмущённо возразила:

– Я не садистка, Тимур. А вот ты – дьявол!

– О-о! Повысила меня в ранге? – лучезарно улыбнулся Стрельцов, добавив: – От дьявола не убежать, Зая. – И вновь быстро приблизившись, чмокнул её в кончик носа.

– Прекрати! Не беси меня! – девушка хотела его оттолкнуть. Но он уже сделал шаг назад и невозмутимо проговорил:

– Ты очень раздражена, девочка. Думаю, это от воздержания.

Она махнула рукой, отметая его намёк, несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и заявила:

– Я пришла не для того, чтобы выслушивать пошлости. Хочу перемирия. Хотя бы – относительного.

– Выкладывай условия, – сказал Стрельцов с серьёзным видом, но в глазах скакали смешинки.

– Хочу вам предложить здоровый образ жизни. Будем ходить на каток, в бассейн. Ездить на «Снежинку» по воскресеньям. Будешь брать с собой жену. Ты поступаешь с ней по-свински. Сам гуляешь, а она сидит дома.

– Как поступать с женой, позволь судить мне, – ответил он сухо, и лицо сразу приобрело холодное, отчуждённое выражение.

– Учти, Тимур, зря выводишь меня из себя! – голос у Милочки напряжённо звенел. – Я могу всё рассказать Гунале или покалечить Анджелку. И это будет на твоей совести.

– Зая, мне плевать, как поступишь с Анджелкой, – ответил Стрельцов, цинично глядя ей в глаза. – И с женой смогу разобраться.

– Значит, война?

Он прищурил один глаз, словно прицениваясь или решая трудную задачу, потом снисходительно покрутил головой:

– Да ладно. Расслабься. Облегчу тебе жизнь.

– Хорошо, – она повернулась, собираясь уходить.

– Может, выпьем за перемирие? – поймал её за руку Тимур. – Или чмокнешь меня в щёчку?

Милочка, мстительно ухмыляясь, направила «силу» по руке – парня ударило словно током. Он её отпустил, потёр руку и, пристально глядя, пообещал:

– Ох, накажу тебя когда-нибудь, хулиганка!

Но Милочка уже удалялась от него, подняв вверх правую руку с торчащим из кулака средним пальцем.

А в воскресенье, по инициативе Тимура, они большой компанией – супружеские пары Яцковых и Стрельцовых, а также Александр, Милочка и Ольга – поехали на туристическую базу «Снежинка». Склоны сопок оказались крутыми, поэтому женщины решили осваивать сани, а мужчины, назвав дам трусихами, пошли кататься на лыжах. Зимний день был не очень морозным. Все жаждали поваляться в снегу и подурачиться. Прокатившись несколько раз с горки, Милочка захотела пить и отправилась в буфет за холодненькой минералкой.

Народу на базе собралось много. На парковке стояло более двадцати машин, а любители зимнего отдыха всё подъезжали. Увидев, какую очередь придётся отстоять, она вышла из буфета на улицу. В машине у Саши остался сок и термос с горячим чаем, но, чтобы взять ключи от машины, нужно было сходить к сопке, где катались парни. Сопка находилась за длинным оврагом. Обильные снегопады почти доверху засыпали глубокую яму, в которую провалилась Милочка, решив пройти напрямик, вместо проложенной дороги, кольцом огибающей овраг. Через десять минут бесплодных попыток вырваться из снежного плена она услышала насмешливый голос Стрельцова:

– Попалась, мышка-норушка? За один страстный поцелуй обязуюсь вытащить.

– Уйди! – тяжело дыша, сказала Милочка. Сил на злость уже не было.

– Ты необычная девушка. Говоришь, машины двигаешь. Но за волосы, подобно барону Мюнхгаузену, себя вытащить не можешь. Парадокс. Сашка кинется искать через час, не ранее. Замёрзнешь здесь. Смотри-ка, у тебя уже нос посинел… скоро отвалится, – присев на корточки рядом с ямой, подсмеивался он.

У Милочки от безысходности в уголках глаз собирались слёзы, готовые вот-вот пролиться, но унижаться перед бывшим бой-френдом не хотелось.

– Дай руку, глупая! Долго ещё буду ждать? – решительно скомандовал парень, понимая, что её упрямство доведёт до обморожения.

Девушка нехотя протянула руку. Вытащив её, Тимур прижал к себе и, пристально глядя в большие голубые глаза, поцеловал. Милочка затаила дыхание. Он отстранился, лукаво улыбаясь; в глазах скакали чёртики.

– Поцелуй не страстный, но от такой снежной бабы страсти ожидать не приходится, – отрясая с её куртки и штанов снег, приговаривал Тимур. – Ты вся заледенела. Пойдём в машину. Глотнёшь коньячку, включу печку, согреешься.

– Не нужно. Гунала может увидеть, – отказалась Милочка, хотя у самой зуб на зуб не попадал. Она стояла рядом с ним потерянная и дрожащая, неожиданно почувствовав в себе ответное сильное желание.

– И что? – он потянул девушку за собой. – Я поступаю предосудительно? Нет. Спасаю человека от обморожения.

В машине Тимур приказал Милочке снять верхнюю одежду, и закутал её ноги в куртку, ещё хранящую его тепло. Пока он очищал от снега её вещи, девушка выпила пятьдесят граммов коньяка и почувствовала, как горячая волна покатилась сверху вниз, согревая тело внутри. Он сел рядом, взял её холодные руки и затолкал себе под толстый свитер. Его глаза пристально смотрели в её глаза, тело было горячим, сердце гулко стучало. Он обнял Милочку за плечи и притянул к себе.

– Тимур… – она попыталась высвободить руки и отстраниться.

– Молчи, не двигайся! Иначе сейчас увезу, и будь что будет, – жарко прошептал он в её ушко.

Страстность поцелуя и горячность его тела окутали Милочку, восстанавливая силы. Через несколько минут, показавшихся девушке бесконечно долгими и сладкими, Тимур отстранился и спросил:

– Согрелась?

– Да, – ответила она, стыдливо опустив голову и восстанавливая дыхание.

– Одевайся и… вон из машины! Пока могу держать себя в руках.

Тимур вышел из «Мерседеса» и закурил. Милочка видела: он жадно затягивался, стараясь успокоиться. Она трясущимися руками натянула на себя одежду, выскочила из машины и на ватных ногах поплелась к горке, где её уже потеряли подруги. То, что произошло несколькими минутами ранее, повергало в панику. Она дрожала, не от холода, а от бурления животной страсти, которую воспламенил в ней Тимур. От прикосновений к Саше никогда так не трясло даже в моменты их близости.

«Нет, – уговаривала себя Милочка. – Прекрати немедленно! Это безумие. Ты – человек. Разумное существо. У тебя есть мужчина. Он тебя любит, ты его любишь – и всё! И кончено!»

А через пару часов их весёлый коллектив, немного отъехав от лыжной базы, жарил на мангале шашлыки. Александр нанизывал мясо на шампуры, Тимур ёрничал, колдуя над мангалом, Андрей следил за углями и снимал жаркое с шампуров, а три подружки сервировали импровизированный стол и критиковали мужчин. В общем, всё было как всегда. Подхваченная весельем раскрепостилась и Гунала, жена Тимура.

Вскоре их компания увеличилась ещё на одного человека. День рождения Ольги Глотовой они справляли в кафе «Корея-Хаус». Здесь их увидел Олег Руднев, зашедший в кафе с девушкой. Тимур в этот вечер оказался без пары, но поиском подружки на пару часов или пару дней никогда не заморачивался. Рядом всегда находились девчонки, готовые на многое ради внимания красивого парня и щедрости его кошелька. А его постоянная официальная подружка Анджелка, зная о левых загулах парня, помалкивала, не смея возражать, иначе получила бы немедленную отставку. Что думала о похождениях мужа Гунала, Милочка не знала. Возможно, Гунала не догадывалась или так была воспитана и тоже боялась.

Парни по очереди приглашали именинницу танцевать и заказывали для неё песни. Милочка танцевала с Сашей, пока не пригласил Тимур.

– Гуналу очень редко берёшь с собой. Как же! Восточные мужчины оберегают нравственность хранительниц семейного очага. Жёны должны обихаживать мужей и растить детей, а не болтаться под ногами. Да? – язвила Милочка. Она завела разговор, чтоб не выслушивать его настойчивые намёки и скабрезные шуточки. Раньше на подобные выпады он резко отвечал. В этот раз, ведя в её танце, Тимур спокойно пояснил:

– Обычаи и верования не играют роли. Когда станешь жить со мной, поймёшь разумность такого поведения.

– Так ты и от меня думал гулять? Ну, фру-укт.

– Ты не поняла. Гулять не собираюсь. С твоим характером – опасно для жизни и здоровья. Я иное имел в виду.

– Что же? Просвети, – иронизировала девушка.

– Разумность поведения – синоним безопасности. Она помогает охранять своих женщин и детей.

Милочка рассмеялась:

– От кого же? От разъярённых любовниц?

– От многих опасностей, о которых ты даже не подозреваешь, – ответил он. – Поселю тебя за трёхметровым забором. Найму кучу охраны. Вывозить буду в бронированном автомобиле с тонированными стёклами.

– Шутишь? – её брови от изумления поползли вверх.

– Зачем? Абсолютно серьёзно.

Она глянула ему в лицо и вдруг поняла: Тимур не шутит.

«Он хочет сделать меня заключённой, а сам стать тюремщиком? Кошма-ар!»

Её возмущение вылилось в резкие слова:

– Благодарю, что заранее предупредил. Только этому не бывать!

Он улыбнулся:

– Зая, поверь на слово. Так и будет. Ещё спасибо скажешь за заботу.

– Самонадеянный глупец! – выпалила она.

– Тише, девочка, – шепнул Тимур, теснее прижав к себе. – Сашка на нас смотрит. Или ему сообщить, что в Новогодние каникулы увезу тебя с собой?

– Пусти! – Она хотела вырваться, но парень только сильнее сжал кольцо рук.

– Глупенькая, пойми! Лишь со мной твоя жизнь будет лёгкой, счастливой и безопасной.

– Ни за что! – прошипела Милочка в ответ.

Музыка стихла, и Тимур её отпустил. Девушка чувствовала внутри злость и «силу», рвущуюся наружу. А он как ни в чём не бывало активно занялся подружкой Рыжего. Впрочем, та не была против его ухаживаний. Олег сразу переметнулся к Ольге. Из кафе они уехали вместе на такси. С того вечера в их компании появился Олег Руднев.

Незаметно подкрались Новогодние праздники. Тимур с женой улетели в Москву встречать Новый год и Рождество. Милочка вздохнула свободнее – её ожидала целая неделя солнечного счастья, беззаботного, разноцветного и искристого, словно мишура на ёлке. Саше в подарок она приготовила открытку со стихами и флакон туалетной воды «Gucci Sport», выложив за него в «Бурхане» три с половиной тысячи рублей.

Тридцать первого декабря в восьмом часу вечера Поспелов пришёл к ней домой. Милочка ещё заканчивала переодеваться в нарядное платье, и дверь открыла мама. Александр в одной руке держал два букета роз, завёрнутых в целлофан, а в другой – большой пакет в виде прозрачного чемоданчика на молнии. Он поздравил Елену Николаевну с Новым годом, вручил букет и прошёл в комнату к Милочке. После взаимных объятий, поцелуев и поздравлений Милочка отдала ему свой подарок. Александр вслух прочитал стихотворение:

– Я прилетаю к тебе ночами,

Тебя целую, а за плечами

Большие крылья: я – птица ночи,

От света солнца страдаю очень.

А ты в забвении, во снах прекрасных.

Твои объятия, нежны и страстны.

Ты шепчешь: «Радость! Моя принцесса!»

Смешной мой мальчик. Я – тень из леса.

 

Я – птица ночи, я – призрак ада.

Твоё забвение – моя услада!

Я прилетаю за искрой счастья,

Ведь моя данность – туман ненастья.

Но очень редко надежда краем.

Сказал мне кто-то, а кто – не знаю:

«Любовь всесильна, хотя – беспечна».

Ворую силу, чтоб сбросить вечность.

 

И наполняю сосуды счастья

Твоей любовью, своим участием.

И жду лишь мига, вдруг всё срастётся:

Отброшу иго, душа проснётся,

Заплачет горько слезой единой,

И обернусь вдруг твоей любимой.

– Хорошие стихи, – сказал Саша. – Но в них много боли и грусти. Чьи они?

– Мои…

– Твои? – удивился он.

– Не веришь, что пишу стихи?

Он притянул её к себе и усадил на колени.

– Верю, верю! Не совсем ясно другое. Отчего такая печаль? Хотя… последние строчки, по-моему, не закончены.

– Они закончены. Я их не захотела дописывать.

– Почему не захотела? Ну? – он заглянул девушке в лицо. – Чего насупилась? Скажи словами.

– Но ночь проходит. Видения тают. Прощай, любимый! Я улетаю, – нехотя проговорила Милочка.

– Люлька! Это ни в какие ворота не лезет! Решила меня бросить?

– Нет, солнышко моё. Как такое мог подумать? – она его поцеловала в щёку.

– Не понимаю. Объясни! Откуда такая обречённость? Люлька, я от тебя с ума сойду! Знаешь, как тебя люблю?! – зашептал он, целуя её в макушку. – Никогда никому не отдам. Не пройдёт и года – поженимся. А ты мне… такой подарок. Сегодня праздник, а то бы отшлёпал, честное слово!

У Милочки теплело на душе от слов любимого, но она подспудно чувствовала, что их счастье недолговечно. Она уже поняла: не может быть у ведьмы большого человеческого счастья. Тьма не допустит. А так – стихи исподволь подготовят Поспелова к любой неизбежности, даже к разлуке, как подготовили её таинственные, опасные намёки Стрельцова и его шантаж, взращённый на её лжи.

А Поспелов продолжал, вручив ей пакет:

– Посмотри мой подарок.

Она расстегнула молнию и ахнула – в пакете лежала длинная песцовая шуба с капюшоном.

– Примерь, – довольно улыбаясь, предложил он.

– И не подумаю! – Она отпихнула от себя меха, будто в них пряталась ядовитая змея.

– Ты меня обижаешь, – Александр сокрушённо покачал головой. – Скоро забота о тебе полностью ляжет на мои плечи. В чём дело, Людмила?

– Я не против заботы. Но шуба очень дорогая. Твои родители…

Он не дал ей договорить.

– Она куплено на мои деньги. Не на деньги родителей.

– Откуда? Ты ещё не работаешь.

– У нас свой бизнес с Тимуром. Думаешь, на какие деньги переделал свой «Скай»? Если скажу, во сколько обошёлся тюнинг – ты не поверишь.

– Ой, Сашенька! Представляю, какой бизнес у Тимура. И это тревожит.

– Меньше слушай всякие сплетни.

– Мне мама не разрешит принять её, – выложила она последний аргумент.

– Да? Сейчас проверим. Елена Николаевна! – крикнул он вглубь квартиры. – Подойдите, пожалуйста, к нам!

Когда мать Милочки вошла в комнату, он спросил:

– Елена Николаевна, вы бы хотели, чтобы муж хорошо обеспечивал вашу дочь?

– Естественно, – ответила женщина, ещё не понимая, к чему парень клонит.

Милочка дёрнула его за рукав, но Поспелов отстранил её руку со словами:

– Подожди, подожди.

– Вы бы приняли меня женихом Людмилы, а впоследствии – зятем?

– Как-то неожиданно… – замялась женщина. – Знаю, вы знакомы уже несколько месяцев. А как Милочка к этому относится?

– Она согласна, – ответил Саша и обернулся к Милочке. – Или ты не согласна?

Милочка, понимая, что битва уже проиграна, покорно ответила:

– Да согласна я, согласна.

Он повернулся к Елене Николаевне.

– Так объясните дочери простую истину: не принимая подарков от жениха, навлекаешь на себя подозрения.

Елена Николаевна вопросительно посмотрела на Милочку. Та закуталась в меха.

– Как тебе подарок, мама?

Елена Николаевна всплеснула руками:

– Прелесть! Выглядишь Снегурочкой.

– Вот! – Александр победно поднял палец вверх. – Слушай, что взрослые говорят. Тем более на улице морозно. Мы решили съездить на городскую ёлку. Пока концерт да фейерверк… пройдёт полтора часа. Шуба – длинная, теплая. Ты не замёрзнешь.

– Всё-всё! – Милочка подняла вверх руки, показывая, что сдаётся. – Куда мне против вас, двоих тяжеловесов?

А Елена Николаевна сказала:

– Стол уже накрыт. Пойдемте. Проводим Старый год. Познакомимся поближе.

Александр встал, стянул с невесты шубу и, подталкивая её, двинулся вслед за будущей тёщей. Будучи единственным мужчиной за столом, он ухаживал за обеими женщинами, попутно рассказывая о своей семье и будущих планах. Вина пить не стал, извинившись и сказав, мол, за рулём, налил себе в бокал немного апельсинового сока.

Через час новоиспечённый жених вёз невесту по разукрашенным гирляндами улицам к центральной площади на берегу Амура, где высилась, поблёскивая мишурой и игрушками, высокая искусственная ель.

 

9

 

Опять за окнами красавица-зима;

Мороз пощипывает нос, и снег летает,

На ветвях белая искрится бахрома,

В квартирах запах мандариновый витает,

Катки поблескивают новеньким ледком,

На горках смех и крик весёлой детворы.

Милее нет, чем сесть у ёлочки вдвоём

И встретить сказку под сверкание мишуры.

Девушка смотрела сквозь окно автомобиля на подсвеченные огоньками небольшие искусственные ели по пути их следования и думала о предстоящей Новогодней ночи. Мимо проносились дома, пешеходы, яркие витрины магазинов. И тут они проехали мимо микроавтобуса, рядом с которым приплясывала девчонка в меховой куртке, коротенькой юбке и высоких сапогах.

«Жрицы любви? Здесь? Может, обозналась?»

Пока она задавалась вопросами, память услужливо напомнила о двух предыдущих днях.

В семь часов утра двадцать девятого декабря Милочку разбудила громкая мелодия мобильного телефона. В этот день она не собиралась идти на учёбу, и ранний звонок вызвал бурю неудовольствия. Звонил Тимур с Новогодними пожеланиями и предупреждением. Сказанное напоследок, ошарашило её.

– Меня не будет до девятого января. Хочу предупредить. Быстро подстраховать тебя не получиться.

– Ты о чём? – занервничала Милочка.

– Помнишь, говорил о твоей истинной сущности, которая проявится во время оргазма?

– Ну…

– Так понимаю, его у тебя ещё не было, – в его голосе она уловила насмешливые нотки. – Сдерживалась, или Сашка плохо старался?

От вопроса на Милочку накатила злость.

– Как ты смеешь?! – закричала девушка в телефон.

– Зая, ну прости. Не хотел обидеть. Съязвил, но не со зла. Я пекусь о твоей безопасности.

– О какой безопасности?! Что ты несёшь?!

– Понимаю. Рада, что меня не будет на Новогодних праздниках. Наверное, думала: «Порезвлюсь на славу без присмотра надоедливого Тимура». Признайся! Так думала?

– Именно. Так. Попал. В самую. Точку, – мстительно чеканила она каждое слово.

– Птичка моя, представляю, как блестят от гнева твои глазки, – сладко пропел он в трубку, а потом, прищёлкнув языком, добавил:

– Но есть одно – «но». Хорошо, если волшебная ночь закончится его испугом. Буду только рад. Хуже, если Сашку покалечишь. Именно поэтому звоню. Нанесёшь ему раны или испугаешь, не теряя ни минуты, звони мне. Прилечу первым рейсом. Ты меня поняла? Не забудь с собой захватить телефон. Обязательно!

– Ты блефуешь, – выдохнула она. – Специально хочешь напугать. Ты – хитрый, мерзкий тип. Вот кто ты!

Девушка ожидала, что Стрельцов будет оправдываться или цинично насмехаться, но услышала спокойный голос и слова, от которых тревожно забилось сердце:

– Выслушай меня… только спокойно. Без эмоций. Во время нашей близости я сразу понял, ты – другая…

– Как понял? – перебила его Милочка.

– Некогда сейчас рассказывать. Потом. Что хочу сказать? Перестань вредничать! Я не виноват. Так получилось. Я не мог отменить свадьбу. Не мог! А твои капризы сильнее запутывают и без того сложное положение. Без меня тебе не обойтись. Не выжить.

– Чего?! – удивлённо воскликнула Милочка, напуганная его серьёзным, деловым тоном, ведь за словами «не выжить» ей уже чудились всякие ужасы.

– Да-да. Не удивляйся. Вернись, и ты поймёшь, какой груз сразу свалится с плеч.

– Ни за что!

– Зая, не говори: «Ни за что». Жизнь столь причудлива… Я в этом убедился.

– Скажи, что ты узнал? Откуда? От кого?

– Узнал пока очень мало. Надеюсь за праздничные дни узнать больше. Тогда всё расскажу. Конечно, если что-то не произойдёт раньше с тобой. Главное. Вбей в голову мысль: «Сразу звонить Тимуру в экстренном случае».

– Чем сможешь помочь? Ты будешь далеко, – усмехнулась Милочка, еле сдерживая себя, чтобы не наговорить ему всяких непечатных слов.

– Это буду решать я. Найду способ.

– Знаешь, Тимур? Ты – гад ползучий. Почему раньше так не переживал за меня?

– Потому, что находился рядом. Мог сразу принять нужные меры.

– Мне бы хотелось пожелать тебе разбиться вместе с самолётом. Но не сделаю этого. Жаль твою жену и других пассажиров.

Тимур расхохотался:

– Ха-ха-ха! Спасибо за Новогоднее пожелание. И тебе всех благ.

– Паразит! – буркнула Милочка и прервала соединение.

После звонка она надолго задумалась. Лгал Тимур или не лгал, но проверять не хотелось, до тех пор, пока всё не расскажет. Было больно от того, что бездумно приняла такой «подарок» Стража Предела.

«А ведь он предупреждал. Как же говорил? Ага. «Ты не знаешь, что ждёт в будущем», – вот его слова. Разве могла подумать, что стану монстром? – размышляла Милочка, наряжая ёлку. – Боже мой! Неужели в тот момент буду терять человеческий облик? Мной станет руководить демон? Не смогу осознавать творимое зло? Ужас!.. Нет, никогда не решусь сказать Саше, что близости больше не будет из-за моей агрессивности. Он не поверит. Вернее… начнёт подозревать в измене. Разве посмею такое сказать? А если что-то случится? О, нет! Я не переживу».

От раздумий к вечеру разболелась голова. У неё с Сашей ничего такого, что происходило при близости с Тимуром, пока не было. Александр не форсировал события, боясь напором страсти и фантазий спугнуть молоденькую недоверчивую девчонку. Он её приручал осторожно и нежно. После случая в гостинице у них близость была всего три раза. Все три раза почти по её инициативе, чтобы не думала, будто ему от неё нужен только секс. Александр стремился построить их отношения отличными от тех, какие у неё были с его другом.

С Тимуром – другая история. От его прикосновений Милочку трясло как осиновый лист, а секс наполнялся неукротимой страстью, одновременно вспыхивающей в их сердцах.

«Нужен совет. Но как кого-то спрашивать о таком? С подружками говорить нельзя. Они могут проболтаться своим мужчинам, а те – Саше. И тогда… скандал. Разрыв отношений. Сплетни. Кошмар! Искать сексопатолога и идти к нему на прием уже поздно. Через день Новый год. И что сказать врачу? Становлюсь монстром при оргазме – научите, как подобного избежать? Полная чушь! Что же делать?» – Она прошлась по залу, глянула на мерцание гирлянды – мигание лампочек напомнило вывеску клуба, ночное такси…

«Стоп! Вот и решение. Спросить нужно у тех, для кого секс… работа. Точно!»

Следующий вечер она собралась потратить на поиски проституток.

Жрицы любви раньше располагались почти по всей длине центральной улицы города. Но за последние несколько лет милиция сильно потеснила интимный бизнес. Об одной точке Милочка знала, но не была уверена, что ночные бабочки до сих пор там тусуются.

Однажды, ещё до замужества Натальи, они ехали ночью в такси. Впереди улица оказалась перегорожена машинами ГАИ, там произошла крупная авария с участием сразу трёх легковых автомобилей. Водитель такси свернул с центральной улицы в боковой тёмный переулок, и Наталья указала на одинокий микроавтобус:

– Здесь поджидают клиентов путаны.

– Откуда знаешь? – спросила Милочка.

– Андрей однажды рассказал.

Тридцатого декабря в десятом часу вечера Милочка поехала в центр искать этот микроавтобус. Серебристый «Делика» одиноко стоял на своём месте. Она подошла и постучала в двери. С водительского места высунулся мужчина, оглядел переулок и покосился на неё.

– Чего надо?

– Мне бы с мамкой поговорить, – сказала Милочка, кутаясь в воротник от бокового ветра.

– Зачем?

– По личному вопросу.

Мужчина опять оглядел темноту переулка, боясь, что она – подсадная утка, а потом буркнул в кабину:

– Иди! Там тебя одна тёлка спрашивает.

К ней вышла молодая женщина, одетая в каракулевую шубу и серый норковый берет. Выглядела она лет на тридцать, сильно накрашена, взгляд цепкий.

– На работу наниматься пришла, красавица? – спросила мамка, оглядывая девушку с ног до головы.

– Нет, – поспешила с ответом Милочка. – У меня вопрос интимного характера.

– За бесплатно не работаем и консультаций не даём, – сказала женщина, насмешливо глядя на Милочку.

– Я понимаю.

Девушка вытащила из кармана и протянула мамке тысячерублёвую купюру.

– Смеёшься? – возмутилась та.

Милочка вытащила ещё одну бумажку такого же достоинства. Женщина забрала деньги, презрительно глянув на просительницу, и сказала:

– Ладно. Спрашивай.

– Как сделать, чтобы партнёр быстро кончил, не доводя меня до оргазма?

– Ну и вопросик? – присвистнула мамка. – Отвлекай себя. Сдерживайся. Не лежи под ним фригидной коровой – двигайся, постанывай, вздрагивай. Изображай оргазм.

– Я понимаю. Как сделать процесс быстрым?

– Есть несколько приёмов… Вот хотя бы один из них. Сдавливай его пенис мышцами. Он на верху блаженства будет, и… процесс быстро закончится.

– Какими мышцами? – недоуменно спросила Милочка.

– Ну, ты – тупая! – мамка покачала головой. – Теми, которые там, внутри.

И она указала пальцем на низ живота девушки.

– Всё? – спросила мамка.

– Ну… да, – нерешительно подтвердила Милочка.

Мамка залезла опять в тёплый автобус, а Милочка побрела к остановке.

От этих воспоминаний её пробрал озноб, хотя в машине было жарко – печка работала на всю мощь.

Не доезжая до площади целый квартал, пришлось парковаться: все ближайшие дворы и прилегающие улицы оказались заставлены автомобилями. Из динамиков разносились шутки зазывал, одетых в костюмы зайчиков, медведей, лисичек и волков, – перед украшенной ёлкой разворачивалось представление. Горожане толпами стекались на площадь посмотреть на снежный городок, запечатлеться на фотоплёнку или видеокамеру возле ледяных фигур, подсвеченных разноцветными огнями, прослушать поздравления Деда Мороза и губернатора, поглазеть на фейерверк.

В снежном городке они сначала подошли в ледяной фигуре собаки – символу наступающего года.

– У тебя есть мелочь? – спросил Александр.

– Сейчас посмотрю…

Она начала копаться в дамской сумочке. Достав из кошелька пятидесяти копеечную монетку, протянула ему:

– Вот.

– Погрей её в руке и приложи ко льду. Вмёрзнет.

Милочка сжала монетку в кулачке, а потом приложила к боку ледяной собаки, где красовалось немало монеток разного достоинства, но та отпала.

– У тебя холодные руки. Дай сюда!

Он взял монетку вместе с рукой девушки в свои горячие ладони, и вскоре её поблескивающие жёлтенькие пятьдесят копеек красовались рядом с его серебристым рублём.

– На счастье и удачу? – спросила Милочка.

– Да. Хочешь прокатиться с горки?

– Ой, нет!

Милочка обернулась в сторону большой снежной головы богатыря, изо рта которой по наклонной ледяной дорожке съезжала группами и поодиночке молодёжь.

– В восьмой классе я вывихнула руку на такой горке. Пойдём лучше сфотографируемся возле чучела мамонта.

– А давай посажу тебя на синего оленя? Снегурочка спешит к ёлке на олене. Получится чудесное фото.

Милочка засмеялась:

– Ха-ха-ха! Придумал! Я раздавлю оленя.

– Эт ты зря… Лёд – прочный материал. Ты мало весишь. Наверное, меньше вон того карапуза, – он указал на толстощёкого мальчика, которого придерживал отец на зелёном олене.

Пока они обошли весь городок и дождались своей очереди к фотографу, из динамиков перестала литься весёлая музыка, а зазвучали призывы «зверюшек», прыгающих возле ёлки, к Деду Морозу и Снегурочке.

– Пойдём! Сейчас зажгутся огоньки на ёлке, – потянул её Поспелов за собой. Они стали пробираться через плотное кольцо зрителей.

– Тебе видно? – спросил он.

– Плохо, – ответила Милочка, пытаясь увидеть представление между голов двух высоких девушек и парня, обнимающего их обеих. Люди вокруг кричали:

– Ёлочка! Зажгись! – приплясывали и смеялись. Александр потянул её в сторону, где обзор был лучше, и тут они столкнулись с толпой хохочущих девчонок.

– Осторожнее толкайтесь! – возмутилась девушка в норковом свингере. Она повернула к ним недовольное лицо.

– Добрый вечер, Юля! – поприветствовал девушку Поспелов. – Извини.

– Ой, привет! – радостно воскликнула Юленька, кокетливо поправляя шапочку рукой в пушистой варежке. – Пришёл посмотреть на фейерверк?

Она расплылась в улыбке, сфокусировав взгляд на лице Александра. Его спутницу девушка будто не замечала.

– Ага, – подтвердил улыбающийся Поспелов, поднимая воротник меховой куртки. – Решили отметиться. Праздник без городской ёлки… вроде уже и не праздник.

Порывы ветра, проникающие через проходы в стенах снежного городка, ледяными языками облизывали гуляющих, подмораживая носы, щеки, уши и подбородки.

– С Наступающим! – сказала Милочка Юле и повернувшийся к ним Анджеле.

Критически осмотрев подругу Поспелова, Анджела полюбопытствовала:

– Где будете праздновать?

– Немного посидим с моими родителями, – ответил он. – А Новый год встретим на даче.

– Вдвоём? – спросила курносая девушка, держащая Анджелу под руку.

– Втроём. Как же без президента? – пошутил Александр.

– Что ж… удачного веселья, – Юлька поджала губки и потянула подружек. – Пошли, девочки!

А Поспелов обнял Милочку.

– Не замёрзла?

– Нет. Почему раньше не сказал, что поедем к твоим родителям?

– Испугалась?

– Ещё бы! Так неожиданно.

– Они должны познакомиться с моей невестой? Так почему не в Новый год? Перестань! Всё будет хорошо.

Старшие Поспеловы дома были не одни. К ним пришли гости: родственница Ларисы Павловны и коллега Сергея Васильевича с женой. Поэтому процесс знакомства с невестой сына сократился до минимума.

Лариса Павловна, узнав, что Людмила – будущий экономист, благосклонно кинула головой со словами «это хорошо».

«Уж не собирается ли меня пристроит в своём банке? – глядя на хлопочущую у праздничного стола мать Александра, анализировала будущую родню девушка. – Работать со свекровью страшновато. Вон у неё какой властный голос. Вдруг что-то сделаю не так? Ошибусь. Скажет сыну, как обычно говорят свекрови: «Где, сынок, нашёл такую неумеху? У тебя было столько замечательных девушек, а ты позарился на такое добро». Саша очень на неё похож. На него смотрит – глаза сияют от гордости. А на меня взглянула точь-в-точь как на пустое место. Материнская ревность. Да-а… такой свекрови трудно угодить».

Отец Александра Милочке понравился больше. Весёлый, доброжелательный. Он галантно поцеловал ей руку при знакомстве, усадил на диван в гостиной, расспрашивал об учёбе, семье, внимательно слушал ответы, кивая головой и поблёскивая золотой оправой очков. Александр стоял рядом, не вмешиваясь в разговор. Потом Сергей Васильевич, переведя взгляд от девушки на сына, сказал:

– Поздравляю, сынок! Хороша! Думал, ты образумишься после тридцати, не ранее.

– Увы, не устоял, – развёл руками Александр.

– Правильно. Я бы тоже не устоял, – одобрительно улыбнулся старший Поспелов, подмигнув Милочке. Она покраснела до корней волос. Спасло девушку от смущения приглашение Ларисы Павловны:

– Проходите, молодёжь, за стол.

Посидев со старшим поколением около часа и проводив во второй раз Старый год, они откланялись. Александр вызвал такси, помог Милочке одеться, и они спустились во двор.

К дачному посёлку подъехали в половине двенадцатого. В кирпичном двухэтажном домике Поспеловых было тепло.

– Утром протопил камин, – пояснил Александр.

Он выложил из пакета шампанское, большую пиццу, два судка с салатами, которые им наложила заботливая Лариса Павловна, и пакет с мандаринами. Милочка, сервируя стол, с улыбкой декламировала стишок:

– Тихо кружат белые снежинки,

Засыпая землю за окном.

А на ёлке ватные пушинки

Под блестящим радужным дождём.

У кого-то снедь совсем простая,

У кого-то ломятся столы.

Новый год от края и до края

Ожидают граждане страны.

– Снежинки где-то кружатся… только не у нас, – сказал Александр, вновь разжигая камин.

В этот момент на телеэкране появился президент с поздравлением для всей страны.

– Вот и успели, – сказал Александр, открывая шампанское. Под бой курантов и звон бокалов они поздравили друг друга с праздником. Их первый долгий поцелуй в Новом году прервала настойчивая мелодия её мобильного телефона.

– Ну, началось! – проворчал Александр, когда вместе с её телефоном стал захлёбываться трезвоном и его мобильник. Он усадил любимую к себе на колени, и они, смеясь, переговариваясь, слушая телефоны друг друга, принимали поздравления от родных, друзей, знакомых и передавали аналогичные. Вместе с местными звонками самым последним поступил звонок из Москвы. Тимур позвонил на мобильный телефон Александра. Говорил он сдержанно, потому что вместе с мужем поздравления новым друзьям передавала Гунала.

Потом они пошли на улицу запускать петарды, шутихи и огненные фонтаны. Оказалось, что в дачном посёлке «Урочище» многие дома этой ночью не пустовали: призывно светились окна, во дворах звенели детские голоса, далеко разносился в морозном воздухе смех подвыпивших компаний, с треском взрывались петарды, шипели и искрились фейерверки.

Милочка, глядя в чёрное бархатное небо, усыпанное звёздами, взмахнула руками и мечтательно воскликнула:

– Посмотри, Саша, какие яркие звёзды! В городе такого не увидишь. Там небо видится высоким. Звёзды едва различимы. А здесь… кажется, что купол так близок. Вот-вот обрушится на тебя. Ах, как это чудесно – взлететь и понестись к звёздам, увидеть другие миры!

Он с улыбкой смотрел на поднятое к небу, восхищённое лицо девушки, синие и очень глубокие глаза.

– Сейчас представил, как взлетаешь большой пушистой бабочкой. Мечтательница моя! Не делай так больше. Я вдруг понял, что можешь однажды на самом деле взлететь и покинуть меня навсегда, – сказал Александр, притянув девушку к себе.

– Я обязательно прилечу. Честное слово, – смеясь, заверяла она. – Да и улетать мне некуда. Меня никто нигде не ждёт. Раньше я летала во сне… И сны снились необыкновенные. Из серых будней так хотелось туда, в сказку, где мне подвластен целый мир.

– А теперь? – спросил Поспелов.

– Нет, больше не летаю, – упустив голову, задумчиво ответила она. – Теперь часто снится больница. Будто лежу я в палате, а рядом попискивают приборы, ходят медсёстры. Видела маму два раза…

– И всё?

Она тяжело вздохнула и сказала:

– Ещё Тимура.

– А меня?

– Ни разу… В детстве очень долго лечилась. И недавно вновь попала в больницу. Наверное, из-за того и снится.

– Наверное, – согласился Александр. – Ты никак не можешь отпустить Тимура… там, глубоко в душе.

– Глупости! – резко ответила она, приблизив своё лицо к нему. – Я люблю тебя. Тебя, понимаешь?! Это он никак не хочет отпустить меня, давит даже через сон.

Он смотрел ей в лицо, но девушке казалось, что Александр смотрит сквозь неё, и она, положив ладонь ему на щёку, начала убеждать:

– Сашенька! Я тебя люблю, только тебя. Веришь?

– Да-да, – будто очнувшись, подтвердил он, а погладив её по волосам и ощутив, какие они холодные, заботливо натянул на голову капюшон.

– Пойдём в дом. Холодно. Ещё простудишься.

В тепле, уюте и уединении они ещё выпили шампанского, немного посмотрели Новогодний концерт и даже потанцевали. А потом, обнявшись, долго сидели на медвежьей шкуре, которую, по словам Саши, подарил его отцу один благодарный пациент, и зачарованно смотрели на пляску огня. Милочка легла любимому на колени, желая глядеть в его серые глаза, то и дело вспыхивающие жёлтыми отсветами пламени. Это была одна из самых счастливых ночей в её жизни. Кто знает, сколько таких ночей им ещё подарит судьба? Она старалась запомнить каждую чёрточку, каждое выражение на его лице, чувствуя волну ласки и нежности в своём сердце. Она вбирала в себя его образ и свои ощущения, будто хотела сохранить их в душе навечно. А Новогодняя ночь ещё не закончилась, обещая им сказочное волшебство любви. Но Милочка уже не боялась последствий Новогодней ночи, иначе какая она… ведьма?

 

10

 

О, что такое я, мой бог, поведал?

Разве случайно заболел ты в среду,

Если во вторник ноги промочил?

Может, случайно друг вчера запил,

Если жена позавчера сбежала?

Таких примеров приведу немало.

Нет, не случайно бредил он о ней –

То им готовил дьявол сотни дней.

 

На Рождество три подружки – Людмила Лазаренко, Ольга Глотова и Наталья Яцкова – решили погадать, ведь для каждой из них этот год был решающим. Милочка хотела узнать: состоится ли её свадьба с Сашей Поспеловым. Ольга мечтала, чтобы Олег Руднев сделал ей предложение, и изводила себя сомнениями. А Наталья хотела ребёнка, но боялась, что появление малыша помешает в окончании учёбы. Ещё она хотела хорошую должность для мужа в «крутой» фирме. Мужчин, называющих девушек «суеверными дурёхами» и смеющихся над их верой в мистику, а на самом деле опасающихся чёрной кошки, перебежавшей дорогу, поплёвывающих через левое плечо и стучащих по деревяшке, в эту ночь гадалки решили игнорировать. Они собрались у Милочки дома на девичник. Сначала отметили Рождество парой рюмочек вина, чтобы стало весело и не так страшно вызывать духов. Потом зажгли свечи и попытались начать спиритический сеанс посредством подогретого двигающегося блюдца. Но сеанс явно не получался. Начинающие медиумы оказались неумелыми, и блюдце под их пальцами, словно конь с упрямым норовом, то неслось галопом по кругу, то стояло как вкопанное у какой-нибудь буквы.

Наталья припомнила другое гадание – на чёртика. Только круг требовался меньше, чем для предыдущего гадания, вместо блюдца использовалась игла на длинной нитке, а в центре круга рисовался чертик с рожками и хвостом. В пуп черта ставилась игла острым концом, а гадающий должен был держать конец нити и стараться не двигать рукой, чтобы игла сама ходила по кругу и тупым концом указывала на нужные буквы.

Милочка, немного искушённая в подстерегающих опасностях при сношении с тёмной стороной духовного мира, постаралась отговорить подруг от эксперимента. Но Ольга с Натальей только посмеялись над её страхами. Тогда Милочка махнула рукой:

– Дело ваше. А я не буду.

У девчонок поначалу опять ничего не получалось, но минут через десять, вероятно из-за толчков крови в пальцах и непроизвольных колебаний руки, игла начала ходить по кругу. Буквы складывались иногда в понятные слова, а порой получалась сущая белиберда. Они смеялись, а чертёнок ругался, обзывая их дурами, шлюхами, кобылами, что вызывало новую волну веселья. Смеялась вместе с ними и Милочка.

– Теперь ты, – протянула ей нить Наталья. – Он не хочет больше с нами разговаривать.

– И не подумаю! – Милочка спрятала руки за спину. – Вы не знаете всех законом Тонкого мира.

– А ты знаешь? – спросила Ольга.

– Не знаю. Поэтому и не рискую вляпаться в неприятности.

Кстати, она говорила сущую правду. Считая себя ведьмой, решила, что наказана Стражем Передела за желание изменить ход естественных вещей, и его «подарок» – проклятие, та цена, которую пришлось заплатить за сохранение жизни Тимуру. А раз так, то не хотела ничего знать о ведьмовской «кухне» и прочей мистике или эзотерике, не желая усугублять свое наказание. Ей хотелось быть обычной женщиной – нежной, может быть, немного взбалмошной и чуточку безалаберной, но любящей и любимой. Такой её воспринимал и любил Александр – молоденькой импульсивной девчонкой, за которой нужен присмотр и забота.

– Не глупи! – заявила Наталья. – Многие каждый год гадают и – ничего. А ты нагоняешь страхи.

– Нет, нет и нет! Считайте меня странной чудачкой.

– Да ну её! – сказала Ольга, протягивая руку. – Дай! Я ещё раз попробую.

Она поставила иглу в пуп чертёнку, настроилась и спросила:

– Что-то ещё хочешь сказать?

Вдруг игла, будто ожив, быстро поплыла по кругу, чётко останавливаясь около букв. Наталья их записывала на листочке. И получилось целое предложение:

«Она боится узнать правду».

Подруги удивлённо переглянулись.

– Это ты? – спросила подозрительно Наталья.

– Честное слово… не я, – оправдывалась Ольга недоуменно.

– Ну-ка, спроси его. О какой правде речь? – скомандовала Наталья. Но спрашивать не потребовалось – игла вновь ожила в руке Ольги. И вскоре девчонки прочитали:

«Она сама знает».

– Ничего не хочу знать, – возмутилась Милочка.

– Почему? – удивилась Наталья.

– Не хочу и всё! Неизвестно, чей дух это пишет? Говорят, они обычно обманывают… ну, эти черти.

Однако игла опять ожила и написала:

«Меня зовут Гад Беды».

– Вот! – воскликнула Милочка. – Доигрались? Гадами обычно зовут демонов. Приближённых дьявола.

– Почему? – испуганно прошептала Ольга.

– Ну-у… Еву же соблазнил змей, то есть гад. Считается – это был сам дьявол, – шёпотом ответила Наталья.

– Он назвался Гадом Беды. Значит, способен принести беду, – также шёпотом подтвердила Милочка. Она испугалась, что подлый демон может открыть её тайну. Вызвав в себе «силу», направила её на горящие свечи. Пламя трёх свечей вдруг заколебалось и погасло, будто в комнату ворвался ветер. Подружки Милочки от неожиданности завизжали.

– Что у вас произошло? – спросила встревоженная Елена Николаевна, входя в комнату.

– Случайно вызвали злого духа. И он задул свечи, – ответила дочь.

– Прекращайте, девчонки! Уже далеко за полночь. Разные духи могут быть опасными. Пойдёмте спать.

Елена Николаевна нащупала выключатель. В комнате засветилась люстра. Девчонки зажмурились от яркого света, бьющего в глаза, после полумрака комнаты, освещаемой тремя свечами.

– Я поеду домой. Андрей ждёт, – отказалась Наталья и стала звонить мужу. Вскоре Наталья уехала, а в квартире семьи Лазаренко все улеглись спать.

Утром, позавтракав и проводив Ольгу, Милочка стала убираться в квартире, потом занялась курсовой и долго искала нужную информацию в Интернете. Но в голове постоянно крутились события прошедшей ночи.

«Что Гад Беды хотел сказать? Вдруг расскажет о моей сущности? Демоны обычно лгут. А если скажет правду? Что потеряю, поговорив с ним? Не думаю, что демон способен навредить ведьме. А вдруг способен? С другой стороны, предупреждён – значит, вооружён», – так размышляла она около часа, склоняясь то в одну, то в другую сторону. Но любопытство победило.

Девушка взяла в руки нить с иглой, и начался диалог, приведший её в полное замешательство и вызвавший в душе протест.

Гад Беды напомнил, о той поре жизни, которую она постаралась забыть. Переселение в чужое тело вызвало потрясение детской психики, и хоть врачи её считают пластичной, но насилие над собой и отрицание своего «я», через некоторое время привело к неожиданному смещению в голове. Исказились временные рамки – днём девочка спала, а ночью бодрствовала. Её водили по врачам. Она пила разные лекарства, но те не помогали. Знакомые стали Елене Николаевне советовать показать ребёнка бабке и вылить испуг. Найти хорошую бабку уже тогда было трудным делом, они почти все поумирали, а развитие медицины не способствовало процветанию знахарства. Разным подозрительным экстрасенсам Елена Николаевна не доверяла. Но мир не без добрых людей, и Лазаренко принесли адрес бабы Тамары, целительницы, жившей в отдалённом районе губернии.

Всю дорогу Мила спала. Разыскав дом, где жила бабка, Елена Николаевна растормошила ребёнка. В горнице под образами сидела дородная старуха, одетая в тёмное платье и чёрный платок. Лишь увидев их в дверях, она побледнела и вытянула вперёд руку, преграждая посетительницам дорогу.

– Стойте тама! – велела она строго, потом взяла лежащую на столе потрёпанную библию и стала шёпотом молиться, время от времени выписывая в воздухе непонятный знак рукой. Закончив с молитвами, наложила в пространстве перед собой кресты, пододвинула кружку и, обмакнув в неё руку, обрызгала пол перед гостями. Неподвижный воздух закрытого помещения вдруг задвигался вокруг посетителей, будто потянуло сквозняком. Дверь позади них открылась и со стуком захлопнулась. Однако не было слышно, чтобы кто-то входил или выходил из избы. Баба Тамара облегчённо вздохнула и приказала:

– Отойдите оттель!

Они робко посторонились, и старуха трижды перекрестила дверь, а за тем и два окна горницы. На лице Елены Николаевны отразилось удивление, смешанное со страхом и недоверием.

– Что происходит? – попятилась она к дверям, но старуха не ответила, а подошла к девочке, погладила по голове, взяла за руку:

– Пойдём, касаточка, на кухню. Тётя Поля угостит чаем с печеньем и конфетами. Ты любишь шеколадны конфетки?

– Да, – ответила оробевшая Мила.

– Полина! – крикнула бабка. – Угости девоньку.

– Поди, поди, дорогуша, на кухню, – подтолкнула она Милочку.

Но из кухни, отделенной от горницы тонкой деревянной перегородкой, не доходящей до потолка, девочка слышала разговор матери с бабой Тамарой.

– Ты не дывысь, дочка. Девонька твоя имеет силу. Но покуда малесенька и не разумеет. – Старуха за перегородкой, видимо, вновь села на жалобно заскрипевший стул и продолжила пояснение:

– Стережёт её чёрный шайтан… аки волк, чи собака. Надысь, его разлучила с касаточкой. Выгнала з хаты.

– Что вы, бабушка? Какая собака?

– Он невидим глазу, аки призрак днём.

– О, боже! Этого ещё не хватало! Девочка и так пострадала. Потеряла память после аварии. Заговаривается. Теперь спутала день с ночью. Спит, когда не надо. Врачи не могут нам помочь. Одна надежда на вас.

– Токма хочу предупредить. Попытаюсь отчитать твою касаточку. Пособлю, чи нет – знать не знаю, ведать не ведаю! Надысь, Пресвятая Богородица нам пособит.

Они помолчали.

– Пойдём, горемычная, тожа почаёвничаем.

Скрип венского стула и тяжёлые шаги сообщили Милочке, что знахарка идёт на кухню.

– Отдохнёте с дороги, и благословясь начнём. Покуда поживёте тута. Я за раз не сроблю. Ни-ни! Благодарить покуда не треба, – сказала она, появляясь на кухне и отстраняя руку Елены Николаевны с деньгами. – Спасибо скажешь, ежели подмогну. Да, усё в руце Божьей.

Отчитывание баба Тамара начала в тот же вечер. Она на маленькую табуреточку посадила перед собой Милу, мать – сзади.

– Притули её за плечи к себе, – сказала ей бабка.

На голову девочки накинули большой белый платок, покрывший её со всех сторон. На платке был вышит крест, по кромкам шла старославянская вязь, а в четырёх углах виднелись знаки, похожие на иероглифы. Поверх плата бабка положила крест, связанный из деревянных круглых палочек, и начала читать нараспев молитвы. Через некоторое время девочку затрясло. Бабка пошептала над кружкой с водой и опустила туда серебряный крестик. Потом пошла в сени и принесла большой эмалированный таз. Елена Николаевна со страхом посмотрела на таз.

– Для чего это?

– Не пужайся, дочка. Всё з нашей касаточкой буде ладно.

Она сняла с головы Милочки плат и дала попить из кружки. Вскоре у девочки начались спазмы желудка, и открылась рвота.

– От чёртово семя! Не примат святу водицу.

Когда рвота прекратилась, бабка принесла отвар. Милочка заплакала, заканючила:

– Не-хо-чу-у!

– Испей, испей, болезная! Сразу полегчает. Це малиновый взвар.

– Отнеси её на полати, – приказала знахарка матери. – Полина вам постлала тама. Сымай с неё всё. Заверни в эту заговорённу холстину. Ночью буде жар и лихоманка. Ты не пужайся. Давай ей взвару. А утресь девоньку прошибёт пот.

Утром девочка проснулась поздно, хныкала, не хотела кушать и всё просилась на улицу.

– Не пущай её, – сказала знахарка. – Шайтан её зовёт. Тама слепится с ним. Чё я сробила – похерется.

Вечером отчитывание повторилось, и всё прошло точь-в-точь как в прошлый раз. Но утром девочка проснулась в хорошем настроении, а, открыв глаза, заулыбалась и прошептала матери на ухо:

– Мамочка, я видела такой сон! Ко мне приходила тётя вся в белом. Лучи от неё идут, словно от солнышка. Положила мне руку на голову, и я проснулась.

Выслушав пересказанный сон, бабка обрадовалась:

– Хороший знак. Сжалилась и благословила Пресвятая Богородица нашу девоньку.

После обеда она провела отчитывание в третий раз. Милочка сидела спокойно, даже уснула под бабкино бормотание.

Прошлое припомнилось, когда Гад Беды поведал, что в семилетнем возрасте бабка изменила её судьбу и за содеянное поплатилась – «умерла в муках через месяц». А наложенное заклятие продержалось всего тринадцать лет. Она вновь получила дар и даже больше. Что скрывалось под словами «даже больше», Гад Беды сообщать не стал.

«Нет! Нет! Нет!» – кричал внутренний голос. Ей не хотелось такой судьбы. Как язык пламени от свежего ветерка, взметнулись в ней злость и вызов судьбе.

– Не бывать тому! – твёрдо заявила она Гаду Беды.

«Вскоре узнаешь о своей сущности. Захочешь дар применить. Инициация после человеческой жертвы».

– Нужно загубить ещё чью-то жизнь?!

Это было уже слишком. Девушка схватила листок с кругом и чёртиком, прибежав в кухню, бросила его в мойку и, ломая от волнения спички, подожгла. Листок вспыхнул ярким пламенем, потом почернел и съёжился, разлетаясь серыми хлопьями.

– Что с тобой? – спросила мать.

– Всё нормально. Сожгла одну записку.

– Небось от поклонника? Что-нибудь неприятное в ней?

– Ага. Не хочу, чтобы Саша узнал. В ней глупости написаны.

 

Тимур прилетел десятого января. Прилетел один. Как позже узнала Милочка по причине беременности жены, которую он оставил с родителями. Обстоятельно поговорить они смогли только в начале февраля, когда закончилась сессия, и на три дня Александр куда-то уехал «по делам фирмы». Тимур сам позвонил и спросил:

– Готова к разговору?

– Давно жду.

– Куда поедем?

– Никуда не поедем. Посидим в машине. Поговорим.

– В машине, говоришь? Ну, хорошо, Зая. Там полумрак и близость будут способствовать… усвоению информации.

– Скажи, – начала злиться она, – как можно с тобой спокойно говорить без интимов?

– А без них никак нельзя. Речь-то пойдёт о них, распроклятых.

– Не желаю слышать.

– Не хочешь узнать правду о себе? Ну и ладно. Я – пас.

– Тимур, в боевиках иногда герои говорят замечательную фразу: «Ты как заноза в заднице». А ты… ещё хуже.

Он расхохотался.

– Ладно, – начала она сдавать позиции. – Предлагай, а я уж решу…

– Поехали в кафе «Хинган».

– Оно в центре?

– Ага. Я заказал столик в отдельной кабинке. Посидим. Поговорим… при свете.

– А музыка не помешает? Знакомые могут попасться.

– В этом кафе кабинки, – пояснил Тимур, – отгороженные от основного зала закрытые комнатки. Я зайду в кафе первым. Просканирую обстановку. Потом проведу тебя. Не бойся, никто не увидит и Сашке не доложит.

– Дай слово, что будешь вести себя прилично. Не хочу разнести всё в кафе.

– Честное пионерское!

– Я серьезно.

– А я серьёзен. Пальцем не дотронусь. Даже в щёчку не поцелую.

– Верится с трудом.

– А зря. Просто знаю, что будет дальше.

– Не пугай меня, Тимур.

– Успокойся! Всё будет хорошо. Через пятнадцать минут жду во дворе. Или за тобой зайти?

– Шутник, – буркнула она и отключила телефон.

– Мама! – крикнула девушка вглубь квартиры. – Если кто-то мне позвонит, скажи, что я ушла, а телефон забыла дома.

Она положила свой мобильник на тумбочку.

– И Саше?! – удивилась мать, заходя в прихожую и подозрительно глядя на спешные сборы дочери.

– Да. Я скоренько, – опустив голову, подтвердила Милочка, торопясь покинуть квартиру. Когда она вышла из подъезда, «Мерседес» уже поджидал во дворе.

Всю дорогу Тимур на неё поглядывал.

– У меня что-то не так? – недовольно поинтересовалась Милочка.

– Нет. На тебя любуюсь, – загадочно улыбаясь, ответил он.

– Не любуешься – пялишься! – отрезала она, пожалев, что не села на заднее сидение.

– Фу, как грубо! – сморщил нос Тимур. – Вижу, ты вжилась в роль Хаципетовки.

– Я вжилась в роль ведьмы твоими стараниями, – парировала девушка.

– Тебя никто не заставлял, – пожал плечами Стрельцов, наблюдая за дорогой. – Я предложил выбор.

Милочка почувствовала, что вместе с раздражением наполняется «силой», – это могла привести к аварии. Чтобы прекратить бесполезное препирательство и успокоиться, она сказала:

– Прекратим этот разговор.

Они, больше не проронив ни слова, проехали оставшийся путь и прошли в кабинку без приключений. На столе уже стояли бутылки с тёмным китайским пивом, салаты и мясо с картошкой фри на больших блюдах. Милочка есть не хотела, поэтому «поклевала» немного из обеих тарелок с салатами.

– Ну? – нетерпеливо спросила она, видя, что Стрельцов преспокойно предаётся чревоугодию, будто они приехали сюда не для разговора, а отведать китайской кухни.

– Подожди! Дай прожевать! Я сегодня голоден, – ответил Тимур и налил себе пиво в стакан. Она подняла глаза к потолку, вздохнула и стала возить вилкой по тарелке с мясом, ожидая.

– Не скрипи! – буркнул Тимур.

– Я нервничаю.

Он допил пиво, вытер губы салфеткой и начал повествование:

– Ладно. Слушай. Мне пришлось за информацией слетать на родину…

– В Абхазию? – перебила Милочка.

– Да. Там в селении есть старая бабушка. Говорят, что ей уже за сто двадцать лет. Её бабка и прабабка были знахарками. И она потчует местных травами да заговорами. К ней я ездил с дедом Джамлатом…

– Джамлат твой дедушка? – вновь перебила она Тимура. Стрельцов не любил, когда его перебивают. Он недовольно поморщился, побарабанил пальцами по столу, выдерживая паузу и заставляя Милочку нервничать.

Милочка не выдержала:

– Ну? Ну говори! Чего замолчал?

– Да, по материнской линии. Кстати. Знаешь, как правильно произносится моё имя?

– Как?

– Теймур. Но привык, что меня называют Тимуром.

– Значит, могу тебя так звать?

– Дело твоё, – пожал он плачами и откинулся на спинку стула. Потом, изучая собственные ногти, добавил:

– Если не волнует, что Сашка поймёт о наших междусобойчиках.

– Поняла, – насупилась девушка. – Давай ближе к теме.

– Короче… Ты относишься к ордену «Огненной розы», – продолжил рассказ Стрельцов. – Эти женщины-воительницы жили в очень древние времена. Перед сражением занимались сексом с молодыми парнями. Превращались в львиц… полностью или наполовину. Пили кровь.

– Наполовину – это как? – опешила Милочка.

– Прямо из плеч женская головка трансформировалась в голову животного, – объяснил он.

– Ужас! – округлила глаза девушка. Не верилось, что подобное может случиться с ней. Но любопытство взяло вверх, и она спросила:

– А с кем они сражались?

Стрельцов, пристально наблюдая, как девушка «переваривает» информацию, продолжил:

– По преданию тогда жили разные народы. Обычные люди. Кентавры. Гиганты и карлики. Эльфы. Вампиры. Этих амазонок нанимали люди, чтобы защищали от кентавров и вампиров. Чтобы быть сильными и на равных противостоять врагам, воительницам требовалась человеческая кровь.

– По сути… они были оборотнями, – задумчиво проговорила Милочка.

– Именно так. Но фазы луны на них не действовали.

После минутного молчания она спросила:

– А почему решил, что я – такая?

– Они имели две особенности. С каждым новым мужчиной становились девственницами. И ещё. Во время инициации жрица раскалённым тавро в виде розы выжигала им клеймо на плече. Поэтому такое название у ордена, – ответил он, осторожно подводя к основной части разговора.

– Но я-то неинициированная, – отмела она его намёк.

– Верно. Это сделать некому, – согласился Стрельцов, но добавил:

– У тебя под левой рукой после аварии появилось пятно. Вроде родимого…

– Откуда узнал?

– В бассейне увидел. Помнишь, о нём спрашивал? Я каждый сантиметр твоего тела помнил. А тут вдруг увидел светло-коричневое пятно с десятикопеечную монетку, – объяснил Теймур и вновь осторожно намекнул:

– Кстати, действительно чем-то похожее на розу.

– Да. Верно, – припомнила девушка. – Оно появилось после выписки из больницы.

– А сначала подумал, шрам после аварии.

– Нет. Поначалу в том месте ощущалось сильное жжение. Решила, что насекомое меня ночью укусило. Пятно покраснело и вздулось. Сильно чесалось. А потом всё успокоилось. И оно приобрело коричневатый цвет.

– Ага. Такое рельефное… с глянцевыми лепестками, – добавил Стрельцов.

– Бог мой! – она закрыла одной рукой лицо.

– Зая, не переживай. – Он потянулся к девушке через стол, но, вспомнив, что обещал не дотрагиваться, на полпути остановился и попытался успокоить:

– Моя хорошая, не плачь. Это не страшно.

У Милочки в глазах стояли слёзы, но, пересилив себя, дрожащим голосом спросила:

– Что ещё узнал? Куда делись эти женщины?

Глядя на расстроенную, обескураженную девушку, он стал пересказывать одну из существующих легенд:

– Как ни странно… их погубила любовь. Причём любовь к вампирам. Или вампиров к ним. Скорее всего, обоюдное стремление. Как уж там всё происходило теперь неизвестно. От секса стали рождаться дети. Свирепые, могущественные маги. Людей в те времена было гораздо меньше, чем сейчас. Кормовая база вампиров стала сокращаться, и люди роптали. Раньше от кровавой близости с человеческими мужчинами амазонки тоже рожали детей, но мальчиков сразу убивали. Считалось, что они свирепы и не могут свои инстинкты держать в узде. Оставляли одних девочек. А тут людьми стали питаться и вампиры, и амазонки, и их дети. Был ещё один нюанс. Почему-то кровососы стали игнорировать вампирш, предпочитая заниматься любовью с женщинами-воинами. А когда кто-то кому-то очень мешает жить… того, увы, устраняют.

Ему по-человечески было жаль девушку, но где-то глубоко, на самом дне души покоилось удовлетворение:

«Ничего. Тебе полезно немного поволноваться и попугаться, девочка. Я тоже от переживаний когда-то почти мертвел, видя в каких муках умирает мой сын. Помнишь, дорогая?»

Девушка сидела неподвижно, глубоко задумавшись, комкая салфетку в руках. Чем дольше она его слушала, чем яростней сопротивлялся разум.

– Бред сивой кобылы! – наконец озвучила она протест разума. – В реальности такого не может быть.

– Может быть и так, – мягко согласился Теймур, видя её возмущение, и, улыбнувшись, произнёс, старательно подталкивая к конечной цели беседы:

– Но сто процентная уверенность будет только после проверки.

– Не начинай! – угрожающе предупредила Милочка. – Мне не до шуток. Что-нибудь ещё есть?

– Заглянул в Интернет, – сказал Стрельцов, изучая её сердитое лицо, сверкающие глаза и оттопыренную нижнюю губку, как у обиженного ребёнка.

– И что? – спросила Милочка, чувствуя дискомфорт от его пристального взгляда.

– В древнегреческой мифологии есть персонаж. Ламия. Есть и легенда, по которой ламии – потомки подвергшихся проклятию амазонок. Прокляла их богиня Гера за то, что стали возлюбленными Зевса. По многим признакам ламии походили на оборотней. Они совращали мужчин. Пили кровь. Убивали детей. По легендам ламия – прекрасная девушка с крыльями и змеиным хвостом. Но есть мнение, что она могла превращаться в зверя. От совокупления её с вампиром рождался ламиак. Ламиаки были очень красивыми мужчинами, сильными магами и жестокими, кровожадными монстрами. А параллели-то явно просматриваются. Да, Зая? Хотя есть и различия. На ламию действовало серебро. По преданию она хитра, но не очень умна. Всё это явно к тебе не подходит, – на успокаивающей ноте закончил повествование Стрельцов, дотронувшись до серебряной цепочки на шее девушки.

– Мне от этого не легче, Тимур. Выходит, я… ламия? – глаза Милочки опять наполнились слезами.

– Ещё раз говорю, всё можно узнать только экспериментальным путём, – убеждённо ответил он.

– Где я найду того, кто захочет в нём участвовать?

– Его искать нет нужды. Есть я, – произнёс он самые важные слова из всей непростой информации, которую решил наконец-то открыть девушке.

«Глазками моргает, губки надула… маленькая испуганная девочка. Любимая девочка… А если только роль? Хитрая, расчётливая роль для тебя, дурака. Так она и губила других, обводя вокруг пальца… Ох, и вляпался ты, Хепруамин! Ох, вляпался! Влюбиться – и в кого?» – прикрыв глаза рукой, сам над собой издевался Теймур.

– А не боишься, что сожру? Кровь выпью? – после затянувшегося молчания осведомилась Милочка, предчувствуя подвох и злясь, что не видит его глаз и мимики лица – вдруг он над ней потешается.

– Небольшие сомнения и опасения есть. Но лучшего кандидата тебе всё равно не найти, – ответил он, положив руку на стол.

– Ты меня разыгрываешь? Или это хитрый план, чтоб затащить в постель? – она подозрительно взглянула ему в лицо, надеясь уличить в хитрости, но лицо его было серьёзным, а взгляд – пронзительным, даже колючим.

– Какой розыгрыш? Ты такая, какая есть. Что-то изменить уже нельзя… поверь.

– Поверить? Ты с ума сошёл? Наговорил полнейшую глупость, чушь! – взвилась она, теряя терпение. Он развёл руками и, как ей показалось, цинично изрёк:

– Вот мы и проверим.

В ней вспыхнул гнев, и «сила» потекла к рукам. Она выставила их перед собой, и Теймура, вместе со стулом протащив по полу, прижало к стене. Он, усмехнувшись, предупредил:

– Не ломай стул! Этим ничего не добьёшься. Я устал ждать. В понедельник обо всём расскажу Сашке.

Милочка зло рассмеялась:

– Ха-ха! Он не поверит твоим глупым россказням.

– Зая, ты ещё плохо… знаешь его… Неважно – поверит или нет… А проверить… захочет. Для этого… приложит все усилия… Надеюсь, усекаешь… ход моей мысли? Но есть… другой выход… Проводим эксперимент… Ты меня загрызаешь… Всё. Путь… к любимому Саше… открыт, – он говорил, явно напрягаясь, но старался не подавать виду, что «сила» его постепенно расплющивает о стену.

Она убрала «силу» и, отходя от ярости, сказала:

– Твоя жертвенность поражает, уважаемый дьявол. Давно поняла, ты – человек с двойным дном. Настойчивый! Хитрый! Наглый!

Стрельцов взял стул и вновь сел на своё место.

– Чтобы любить такую, приходится познакомиться с Тьмой. А Сашка на это способен?

Когда он это говорил, его глаза почернели, у зрачков появился красный отсвет. Милочка ахнула: не только глаза Теймура – лицо приобрело странное свечение, а за спиной – о, боже! – тёмное оперение… крыльев, и были ещё руки, напряжённо вцепившиеся в крышку стола.

«Какой ужас! Что это? Что-то с головой?.. О нет, по-моему, от расстройства схожу с ума», – испугалась она, прикрыв глаза на мгновение, а когда их открыла – собеседник выглядел как прежде: еле уловимая улыбка на знакомом лице, внимательные карие глаза, руки спокойно разглаживают салфетку на столе.

– Только не вали всё на меня, пожалуйста, – сказала она, отводя взгляд. – Тёмная сторона в твоей душе была ещё до знакомства со мной. Я устала, буквально вымотана морально.

Теймур сочувственно на неё посмотрел, потянулся через стол и на секунду сжал в своей руке её ладонь.

– Понимаю, девочка. Такую информацию переварить непросто. Давай так. Сейчас отвезу тебя домой. Завтра… часов в двенадцать, мне позвонишь с решением.

По дороге домой Милочка находилась в полнейшей прострации. Как бы сказала подруга Наташка: «Будто пришибленная пыльным мешком». То, что она услышала этим вечером, не укладывалось в сознании, воспитанном на представлении о материальном мире. Она допускала, что в древние времена могли жить русалки, кентавры, лешие, тролли. Природа выбирала нужную форму для носителя разума. И в соревновании форм победил человек. Она даже могла поверить в существование вампиров, само собой, не киношных, изображаемых мертвецами, встающими по ночам из гробов, пьющими человеческую кровь. Но оборотни – что-то запредельное.

«У меня через кожу полезет шерсть? Начнёт деформироваться череп? Кости скелета? Это же жуткая боль. Такое не может быть правдой. Или всё-таки может? Вернее – происки Тимура. Он меня загнал в безвыходное положение», – думала она, стараясь представить жуткие картинки своих трансформаций.

Так и не придя ни к какому результату в рассуждениях, она решила обдумать возникшую проблему на следующий день.

 

11

 

Ох, дамы! Так присуще это нам:

Прошла любовь, не верится глазам,

Что «гада» мы так трепетно любили.

И почему, за что себя губили?

Где были очи? И зачем прощали?

Изъянов явных в нём не замечали.

И с той же страстью, как могли любить,

Уже готовы «подлого» губить.

 

Утром Милочка поняла: постоянно жить под страхом, словно под нависшим дамокловым мечом, не сможет. Нераскрытая тайна – явная или иллюзорная – отравит всё дальнейшее существование.

«Я предполагала, что мечта – быть вместе с Сашей – недолговечна. Если рассказанное Тимуром окажется правдой? Что ж… У меня впереди есть пять месяцев счастья и любви. Некоторым и такого не выпадает. Потом уеду в шумную, суматошную Москву. Стану жить с Тимуром или не стану – бабушка надвое сказала. Правильно говорят: благими намерениями выложена дорога в ад. Я и попала в свой персональный ад. Но теперь поздно сокрушаться. Нужно всё выяснить до конца», – приняла она окончательное решение.

В двенадцать часов дня девушка позвонила Стрельцову и согласилась на эксперимент.

– Даже не надеялся на твоё благоразумие, – ответил обрадованный Теймур.

– Ты ошибся. Я эгоистичная и трусливая ведьма, – сказала она жёстко. – Мной руководит страх разоблачения.

– Ладно тебе, Зая. Ещё ничего неизвестно, а ты уже начала самобичевание, – стал успокаивать Стрельцов.

– Намерение – уже поступок.

– Что-то мне слышится… не поступок, а – проступок.

– Какая разница? – воскликнула Милочка с досадой. – Давай-ка прекратим философствовать! Займёмся делом.

– Мне не нравится твой тон. Цинизм и грубость нашему делу не помощники, – его голос выражал озабоченность.

– Звиняйте, пане! За что боролись, на то и напоролись! – ответила девушка с сарказмом.

– Перестань! Это говоришь не ты. Это растерянность и боль. Я тебя знаю не первый день, – постарался образумить её Теймур. Но эффект оказался обратным, она посчитала его слова банальным лицемерием.

– Хватит копаться во мне! Ты и так в моей душе потоптался, – высказала она Теймуру, не сдерживая негодования в голосе, то, что давно хранила в душе.

– Что-что? Расскажешь, красавица, глядя прямо мне в глаза. И пожалуйста, подробнее. Как топтался? По какому поводу? Какие следы оставил? Сейчас приеду.

Он говорил медленно, спокойно, чётко выговаривая каждое слово, но за этим спокойствием чувствовался кипящий гнев.

– Бить будешь? – мрачно осведомилась она.

– Нет, любить, – буркнул он зло.

– Будто садист? – спросила девушка с издёвкой, желая, чтобы ему стало так же пакостно на душе, как и ей сейчас.

– Решила надо мной поиздеваться? Не с той ноги встала? – раздражённо поинтересовался Теймур.

– Не с той ноги легла! – почти выкрикнула девушка в трубку.

– Зая, незачем сейчас терзать друг друга. Это успеешь сделать вечером, – миролюбиво заявил Теймур. – Я заеду в восемь часов. Пожалуйста! Очень прошу! Не накручивай себя.

Она даже не спросила, куда он её повезёт. Ей было безразлично.

Когда вечером они подъехали к деревянному добротному дому, Милочка тоскливо подумала:

«Ну, вот. Все удобства на улице. Не мог найти место лучше?»

Теймур открыл ворота и загнал машину во двор.

«Зачем? Надолго здесь не хочу оставаться», – равнодушно смотрела она на его манипуляции, не желая покидать уютный салон. Стрельцов открыл дверцу и подал ей руку.

– Выходить собираешься?

Она молчала и не двигалась.

– Чёрт возьми, Людмила! Я ведь не последняя сволочь, в конце-то концов. Сейчас отвезу тебя домой.

Он уже собрался сесть на водительское сидение, когда девушка остановила его словами:

– Не нужно. – И вышла из машины. – Захвати автоаптечку. И кстати… презервативы в наличии?

Стрельцов с интересом на неё посмотрел, криво усмехнулся:

– Боишься подцепить дурную болезнь?

– Боюсь оказаться обведённой вокруг пальца беременной дурой, – ответила Милочка, не глядя на него.

Они вошли в дом.

– А ты стала практичной, предусмотрительной.

Он положил пакеты и стал из одного на стол выкладывать содержимое.

– Увы, дорогой. Я давно не глупенькая провинциалка, – ответила девушка, оглядывая помещение.

– Эти слова я расшифровываю так: «И ты в этом виновен».

– Они звучат так: «Жизнь-учитель ошибок не прощает», – громко сказала Милочка, пройдя в другую комнату. – О, здесь имеется душевая кабина и туалет.

– А также помпа и водонагреватель.

– Куда всё сливается?

Тимур засмеялся, и смех гулко прокатился по комнатам полупустой квартиры, а потом поддел:

– Госпожа-строитель не догадывается? У хозяина вырыт септик.

Она вернулась на кухню. На клеёнке уже стояли тарелки, стопки, бутылка водки, минеральная вода и салат в прозрачной коробке. Теймур по-хозяйски нарезал ломтиками грудинку. Он протянул ей второй пакет со словами:

– Будь как дома.

Девушка заглянула в пакет. Там лежало новое постельное бельё и махровые полотенца.

– Зачем всё это? – недоуменно уставилась она на содержимое пакета.

– Хочешь, чтобы мы уподобились двум прыщавым подросткам? Всё быстренько сделали в машине или на столе? – спросил Теймур, изучающее глядя на девушку.

– У меня такое чувство, словно нахожусь в зазеркалье, – устало ответила Милочка, прикрыв глаза рукой.

– Ну, извини. Не было времени подготовиться к твоему приезду. Всего лишь час назад снял дом. Предложений поступило несколько. Этот дом – самый лучший. Положи пакет и раздевайся, – сказал он и вновь принялся за сервировку стола.

– Совсем?

– Хм. Ну, если хочется, – усмехнулся он. – Сейчас выпьешь пару стопок. Настроение улучшится.

– Вернее, станет всё по барабану, – печально проговорила она и присела к столу.

Выпив, почувствовала теплоту в желудке и лёгкое головокружение, а увидев, что Стрельцов ненадолго вышел, Милочка положила подбородок на замок из рук, пристально глядя на бутылку, и решившись, налила себе ещё, а потом ещё.

Он незаметно подошёл и отвёл руку с полной стопкой:

– О, нет-нет. Эта уже лишняя.

Теймур зарылся лицом в её волосы, обняв за плечи. Так он стоял несколько минут, иногда целуя в макушку. И тут Милочка почувствовала внутри себя отклик на его ласку, но вместе с желанием, нарастала вина за предательство любимого. Сердце разрывалось от боли, а разум, как бы наблюдая со стороны, рассуждал:

«Как можно любить сразу двоих? Почему такое возможно? Получается, во мне живут два существа. Одно, разумное и духовное, любит Сашу. Другое… земное и безрассудное, каждой клеточкой тела тянется к Теймуру. И с этим ничего нельзя поделать. Ни-че-го».

А над ухом звучал его хриплый голос:

– Мне не верится, что ты вновь со мной. Ты мне часто снилась… Ах, если б ты только знала!

«Боже мой! Зачем он так говорит? Зачем? Понимаю, что ему плохо. Но в этом нет моей вины. Ему плохо – а каково мне?.. Почему мы не умерли в том проклятом джипе? Сейчас были бы счастливы где-нибудь за облаками. Не мучились сами. Не мучили других, – с горечью думала она, чувствуя горячую влагу, готовую пролиться из глаз. – Любовь – это боль, море боли… и лишь островки радости…»

Она порывисто вздохнула, чувствуя, что тупая боль в груди подступила к горлу и мучительно сдавила его, перекрывая дыхание. Теймур целовал её лицо, шею, волосы, крепко прижимая к себе.

«Но она и счастье, – задыхаясь от его ласк и кома в горле, думала она, ещё стараясь сдерживать слёзы и панику от безвыходности. – Выстраданное и выплаканное счастье. Сила, соединяющая две души в одну. А если три? Что же делать мне… нам всем?»

– Ну, ударь меня! Накричи! Поплачь… Скажи, что я должен делать?

– Просто мол… чи, – ответила девушка сквозь прорвавшиеся рыдания.

Этот вечер оказался для него одним из самых сложных. Боль, страх, вина и обида выходили из Милочки по капле. А он, как понимающий психотерапевт, давал ей ласки, словно лекарства, периодически внимательно заглядывая в глаза, целуя их, и вновь начиная всё сначала. Она лежала, уставившись в одну точку то неподвижной каменной статуей, то истеричкой, слезоточивой и стенающей. Другой бы, наверное, устал выслушивать истерики женщины, у которой несогласованность души и тела рождало панику.

Вот говорят, что тело предаёт женщину даже от ласк врага. Может, так и происходит со слабыми натурами, готовыми подчиниться сильной воле мужчины, лишь бы он стал их хозяином и защитником. Милочка была гордой и сильной, возможно, недостаточно сильной, чтобы не поддаться на ухищрения Матильды, своего внутреннего демона, но она упиралась и делала ошибки, злилась на себя, старалась их исправить и вновь ошибалась.

А кто не ошибается, тем более в наш прагматичный, блудливый и лицемерный век? Важно осознать ошибки и постараться их исправить, несмотря на давление жизненных обстоятельств и прельщение греха, правда, порой это сделать очень трудно, и каждый сам выбирает: жизнь тела или чистота души, муки совести или страдания на кресте.

В Тимуре она не видела врага, но и другом его не считала. Ломать себя под обстоятельства, раздвоенность тела и души, волю другого человека, ей было очень трудно и больно – какое уж тут наслаждение. Но не зря тот, кого все знали как молодого парня Тимура Стрельцова, прожил на свете столько, что и сам не помнил. Он чувствовал её боль, её страх грядущего. Ему было жаль милую девочку и странно, что в этот раз равнодушно стучащее сердце вдруг потянулось именно к ней. Это было не вожделение, не похоть; в его сердце неожиданно расцвела любовь, готовая на многое ради малышки.

Поначалу он испугался, когда увидел, что перстень реагирует на неё. Его и Матильду судьба столкнула (нет, не столкнула – он сам сотворил глупость) очень давно и в другом мире. Тот мир, в конце концов, покинула магия, и люди превратились в технороботов. Здесь магия ещё присутствовала, но шаг за шагом уступала место техническому прогрессу.

Во вторую встречу он, грозный повелитель обширных земель, приказал её пытать за убийство сына, принца Ангэра. Ведьма наносила удары исподтишка, уничтожая близких и избегая встречи с ним. Она была орудием в руках тиамантов – жестоких полулюдей-полудемонов, вышедших из моря и стремящихся захватить власть в самом могущественном из королевств.

В этот раз судьба-злодейка свела их напрямую. Он, не зная её намерений, но помня о коварстве, решил принять удар на себя, поэтому держал на крепком поводе и постоянно провоцировал. Но она не вспомнила, не стала мстить, а старалась отдалиться, значит, не была Матильдой, возможно, потомком по материнской линии, понял он. Однако понял слишком поздно, совершив первую ошибку – приставив наблюдать за ней Сашку Поспелова. А дальше – как снежный ком. Она была обижена, оскоблена; она его отталкивала, хотя чувствовал, что ей не безразличен – от одного прикосновения вся трепетала. А ещё глаза, – они часто были грустными, тоскующими, хотя на лице сияла улыбка.

«Зачем обоюдные страдания? Кому они нужны? И причина-то пустая, глупая, формальная, – злился Хепруамин, повидавший множество страстей, страданий и мук, побед и поражений, горя и радостей. – Разве печать в паспорте может оказаться препятствием для любви?»

Но переубедить «упрямую ослицу» он никак не мог, тянулся к ней, сходил с ума, изводил себя и её. Малышку это пугало, и она липла в Поспелову, спокойному и надёжному, как каменный забор, за которым решила укрыться от него, а главное – от себя.

«Глупая дурёха!»

Она не догадывалась, представляя его прожжённым жучарой и ловеласом (а это был камуфляж для слишком любопытных), что ради её благополучия он готов предавать соратников по борьбе, с которыми шёл бок о бок не одну сотню лет и съел не один пуд соли; скрывать малышку и терпеть наказания от ордена; потакать капризам и желаниям, даже если это – соперник, с которым Милочка думала связать свою судьбу. От её сближения с Сашкой он буквально зверел, но терпел, ведь знал, что молодой парнишка не сможет дать его девочке, в которой только-только начали проклёвываться особые способности, столько всего, сколько он – маг, древняя душа, истосковавшаяся по настоящей любви и безумной страсти. И зверя он решил пробудить в Милочке, чтобы отдалилась от мальчишки, поняла и приняла его единственным мужчиной, достойным разделить с ней кровь и тайну, страсть и любовь, судьбу и испытания, странствия и приключения. Он не мог никому доверить ту непростую процедуру, вернее, древний обряд, который откроет девочке её истинную сущность. В Милочке могла проснуться родовая память, и она бы возненавидела его, вспомнив, что сотворил с Матильдой тысячу лет назад. И кто тут глупец? Он и только он, раз целовал и нежил её тело, дарящее сумасшедшее бурление в крови, терпел распирающую боль собственных желаний, но осторожно и медленно вёл её к пику наслаждения. А Милочка внутренне сопротивлялась, страшилась того, что может последовать за оргазмом. И Теймур начинал вновь и вновь, разрушая её охранные барьеры лаской, страстностью собственного тела, жаром любовного шёпота… и ещё гипнотическим древнеегипетским заклинанием, накрепко связывающим тело зверя с личностью человека. Он победил. Иначе и быть не могло, ведь неизвестность и её отчуждение терзали сильнее пыток инквизиции.

В тот миг, когда Милочка испытала последние конвульсии, сотрясающие тело, она сорвалась в пропасть. Она почувствовала себя в теле зверя. Вокруг были густые сумерки. Её жёлтые лапы мягко опускались в густую траву. Рядом тенью грациозно двигался другой зверь – чёрный лев. Её ноздри раздувались от запаха близкой добычи. Вдруг из-за пригорка выскочило небольшое животное. На мгновение оно замерло от страха, а потом пустилось наутёк, дробно постукивая по сухой земле копытами. Парочка львов кинулась в погоню. Первой бежала львица, а чёрный лев нехотя её сопровождал. Она догнала добычу и всей массой кинулась на неё, сбив с ног. Животное извивалось на земле, пытаясь встать на ноги. К добыче осторожно подошёл чёрный лев. Львица, прижав одной лапой животное, зарычала и укусила самца за лапу. Тот отступил, грозно порыкивая в ответ. Тогда львица, повернувшись к добыче, разорвала ей горло, погрузившись пастью в тёплую пульсирующую кровь.

«Какое наслаждение!»

Милочка очнулась, ещё чувствуя вкус тёплой крови на губах. Она лежала на спине. Рядом лежал Стрельцов. Она приходила в себя, осознавая, что зверем была только во сне. Во сне, а не в действительности. Чувство облегчения заполнило сердце.

– Зачем так больно укусила? – спросил Теймур. – Я не хотел отбирать добычу. Хотел только помочь.

– Что?

Милочка с тревогой приподнялась на локте и увидела жуткую картину: Теймур лежал на боку, а возле его плеча простынь пропитывалась кровью. Он с интересом смотрел на её лицо.

– У тебя губы и подбородок в крови, – улыбаясь, сказал он. – Дай вытру!

Теймур потянулся к ней, но сморщился и застонал от боли.

– Осторожнее! Сейчас помогу перевернуться на спину, – произнесла Милочка с белым от страха лицом, обтирая пододеяльником его раненую руку. На его левом предплечье был большой укус, и из ранок вытекала кровь.

Стрельцов ощупал правой рукой предплечье, наклонил голову, осмотрел ранки:

– Ого! А клыки-то здоровенные впились.

Размер укуса превышал размер её рта раза в два. Милочка заметила, что на его золотом перстне вставка металла горит ярким красным огоньком, в центре которого вспыхивали и гасли искорки. Но любопытствовать насчет перстня было некогда, следовало быстрее обработать ранки. Милочка принесла недопитую бутылку водки и аптечку, промыв ранки водкой, прижгла йодом и наложила повязку. Теймур морщился, но сохранял спокойствие, будто не с монстром рядом лежал, а с милой хорошенькой женщиной; а ведь монстр чуть не откусил ему часть руки. Видя, что её руки дрожат от волнения и страха, Теймур улыбнулся и поцеловал в обнажённую грудь:

– Ты моя Венера милосердия.

– Прекрати! Мне и так тошно, – отстранилась девушка.

– Страшного ничего не произошло. В следующий раз буду осторожнее. Теперь знаю, на охоте к тебе нельзя близко подходить.

– Следующий раз? Тебе мало досталось? – удивлённо взглянула она на парня.

– Успокойся, Зая! Вспомни, как было прекрасно. Остро чувствуешь разные запахи. Мощь. Свобода. Азарт… – лицо Теймура не выражало страх или боль, оно лучилось почти детским восторгом.

– Смотрю, для тебя это увлекательная игра? Может, когда тебе разорву горло, поймёшь? – рассерженно заявила девушка.

– Львица не разорвёт горло льву. Уж поверь, – убеждённо ответил Теймур.

– Но почему всё происходит будто во сне?

– Твоя сущность – хищник. Ему нужно охотиться. Хочешь, чтобы мы охотились здесь? На людей и домашних животных? – спросил парень, внимательно глядя не неё.

– Что ты такое говоришь? Нет! Такое нельзя допустить, – возмутилась Милочка, сердито глянув на улыбающееся лицо Теймура. Он хотел пальцем разгладить морщинку на её лбу, но девушка резко отстранилась, откинувшись на подушку и, помолчав, спросила:

– А те женщины из ордена только во время секса превращались в хищников?

– Нет, не только. Ещё во время сражений. Они превращениями могли управлять по желанию, но после обряда инициации, который проводила жрица ордена, – Теймур повернулся набок и стал легонько пальцем водить по её обнажённому бедру.

– Возможно… близость для мужчин тогда была безопасной, – размышляла девушка вслух, убрав с себя его раненую руку.

– Понимаю, о чём ты. Вполне возможно. Они вообще-то являлись людьми. Сражения случались не каждый день. Значит, ели мужиков редко, – ответил Теймур, ища в лице любимой хоть малейший намёк на испытанное блаженство и удовлетворение, но задумчивое лицо девушки выражало отстранённость. Она не смотрела на парня. Её мысли были не о ярких моментах плотской любви и необычности приключения. Милочка думала о другом мужчине. Он понял, и ощущение надвигающейся беды требовало срочного решения. Всё пошло не так. Он ошибся в самом начале – это вызывало в душе боль и ярость.

– Когда мы встретимся в следующий раз? – спросил он после некоторого молчания.

– Не знаю… не скоро. Послушай, Тимур! С тобой останусь надолго. А для Саши у меня есть всего пять месяцев. Не стану вилять. Да и не требуется. Сам знаешь. Именно Саша, а не ты, мужчина, о котором всегда мечтала. Всё познаётся в сравнении. Я вас и сравнила. Пусть его больше люблю сердцем и душой, чем телом, но для меня именно такая любовь – истинная.

– Глупая! Ты не понимаешь, о чём говоришь. Для жизни тебе нужен я! Я и ни кто другой! Хищник не может выжить, питаясь морковью. Это не для тебя, – решительно заявил Теймур, пристально глядя ей в глаза. Он потянулся к ней за поцелуем, но Милочка соскочила с постели и взяла полотенце, собираясь идти в душ.

– Лучше уйди с дороги. Или выложи ему всё. Я тоже изложу свою версию. Если Саша меня любит по-настоящему… простит. А нет? В любом случае его потеряю. Ни с чем останешься и ты. Сейчас ты страшен. Так, наверное, люди становятся чикатилами.

Она вышла, рассерженно хлопнув дверью. Из-за слёз, туманящих взгляд, не сразу поняла, как пользоваться душем, и чуть не обожглась горячей водой. Вернувшись из душа, увидела полностью одетого Стрельцова. Он ждал, сидя на стуле: лицо – хмурое, руки – неспокойные, постоянно вертят ключи от машины. Милочка, возвращаясь из душа, услышала его последние слова, сказанные кому-то по телефону:

– Есть некоторые осложнения.

Он закрыл мобильник, сунул его в карман и продолжил прерванный разговор:

– Я страшен? А не ты полчаса назад пила кровь? И тебе понравилось. Я видел.

– Разве я этого желала? Стать кровожадным зверем? Лучше умереть!

– Не говори глупостей. Пойми! Чем сильнее Сашка будет надеяться, тем больнее ему будет потом.

– Видишь теперь, какая я? Трусливая и эгоистичная ведьма. Зачем я тебе? – Милочка села на кровать, взяла второе полотенце и стала вытирать мокрые волосы.

– Я не рассматриваю тебя под микроскопом. Принимаю в целом. Без копаний и сравнений. Это ты анализируешь. Плохое – хорошее. Правильно – неправильно. Ты нужна мне. Я нужен тебе. Только это имеет значение. Пойми, Зая! Я не выдержу пять месяцев без тебя. Уже не выдержу. И ты не выдержишь. Иначе – смерть.

– Почему?

– То, что мы сегодня испытали… ни с чем не сравнить. Ты себе не хочешь признаться. Осознаешь, когда из головы выветрятся социальные табу, установленные не для нас. Без крови уже не сможешь жить. Ясно? Редкие встречи – моё условие и последнее слово. Поняла?! – подвёл черту под разговором Стрельцов и ушёл разогревать автомобиль.

– Поняла, – это Милочка сказала уже себе. – Лучше умру, но оборотнем не буду.

А в машине она спросила:

– Тимур, ты тоже – оборотень?

– Нет. Я из ордена «Хранителей ключей», тех, кто открывает порталы в другие миры, – внимательно поглядывая на девушку, пояснил он. – Я лишь провёл тебя в твой мир. В мир твоей второй сущности. Почему сам стал зверем? Не знаю. Со мной такое впервые.

– Значит, безграничная и страстная любовь – лишь маска? Я нужна вашему ордену. В этом причина? Как же вы меня нашли?

Он перестроился в крайний правый ряд, притормозил у обочины и включил подсветку салона.

– Посмотри на меня! – его голос был решительным и резким. – Только очень внимательно.

Милочка повернула к нему лицо.

– Словами можно объяснить многое, – продолжал Теймур, положив руку на её плечо. – За ними прячут что угодно. Но чувства не обманешь. Ты чувствовала, что моя любовь… игра? Скажи!

– Не знаю… вначале так казалось. Потом… не знаю, – честно ответила она, глядя ему в глаза.

– Не знаешь? Я играл с тобой, да? Ну, говори! – добивался он.

– А как мне воспринимать твою женитьбу? Как?

– Я тебе объяснял причину.

– Хорошо… А Анджела? И подозреваю, было много тех, которых даже не видела.

– А ты не подозревай и не забивай голову глупостями. Анджела – да, игра, и мы это уже обсуждали. Помнишь? Мне было больно узнать про тебя с Сашкой… бесился, хотел заставить ревновать. А в Москве понял, что не могу без тебя жить. Поэтому прилетел один. Я тебя очень люблю. Прости, если обижал. Теперь только ты и никого другого рядом. Клянусь! – говорил он, придвинувшись и взяв её лицо в свои руки.

– Не знаю, Теймур… не знаю, – отвернувшись к окну, чтобы он не дотрагивался до лица и не заглядывал в душу чёрными как ночь глазами, проговорила Милочка. Ох, уж эти глаза! Она помнила ту жуть, когда они стали похожими на красные угольки. И ведь ей не привиделось. Просто непонятные, мистические явления человек пытается отрицать – так легче жить; и она тоже отрицала, решив для себя:

«Привиделось – и точка!»

Однако вспомнив про орден, Милочка отвлеклась от опасных мыслей и повернулась к Стрельцову с вопросом:

– Ты не рассказал, как меня нашёл.

Он немного помолчал, что-то обдумывая, и будничным тоном ответил:

– Нашёл тебя неожиданно. Стоило взять твою руку и взглянуть в глаза, понял, ты – особенная. Это подтвердил и ключ.

– Какой ключ?

– Перстень. По нему прошли искорки. Заметила?

– Заметила. Хотела спросить, но постеснялась.

Теймур улыбнулся:

– Тогда бы тебе соврал.

– Почему потом его не видела?

– Он на тебя реагировал. Люди начали бы любопытствовать. Пришлось пока снять. Я пошёл наперекор ордену, скрывая наши отношения. Наверное, буду наказан, но не откажусь. Не откажусь от тебя ни-ког-да!

– Но в тебе клокочет страсть. Ты любишь моё тело. Ту энергетику, которую, видимо, даёт звериная сущность. Тебе нет дела до моей души.

– Ты слишком молоденькая девочка, а берёшься рассуждать о любви с большой буквы, – снисходительно ответил Стрельцов. – Она – бездна. Стихия. Людей толкает на подвиг и подлость. Самопожертвование и предательство.

– Можно подумать, что тебе сто лет. На самом деле всего на три года старше.

– Триста, – ответил он, и Милочка увидела, что в его глазах на миг блеснул красноватый отсвет. Она вздрогнула, но, глянув в окно, поняла, что это отсвет от задних фонарей автомобиля, припарковавшегося впереди них.

– Что? Тебе триста лет?

Быстрый взгляд Теймура будто пронзил:

– А скажу: «Триста тысяч» – испугаешься?

– Не говори чепухи! – возмутилась Милочка.

Теймур отвернулся.

– Я пошутил.

Он выключил свет в салоне, завёл двигатель, и они поехали дальше.

– Зачем я нужна вашему ордену?

– Раньше орден держал порталы закрытыми. Редко для кого их открывал. Теперь мы изучаем миры. Твой мир для ордена нов.

– А ключ – это что?

– Концентратор определённой энергии.

Автомобиль остановился у её подъезда.

– Не хочу быть подопытным кроликом. Тем более с такими методами выхода.

– О нашем методе никто не знает… и не узнает, если сама не проболтаешься. Это только наша тайна. Тайна нашей любви.

– Прощай, Теймур, – сказала Милочка и взялась за ручку дверцы.

Он поймал её за руку, поднёс к губам и поцеловал в середину ладони.

– Не прощай, а до свидания. До-сви-да-ния, – произнёс он по слогам, утверждая непоколебимость собственного решения.

Теймур настаивал зря, заботясь лишь о себе, о своих чувствах и целях, и совершенно забыв о её душевных муках и терзаниях. Он не смог дотянуться до планки «благородный принц на белом коне», принуждая Милочку чувствовать себя лицемерной предательницей, лживой, изворотливой, похотливой кошкой. Но сильная и опасная женщина о своей персоне должна думать хорошо, хотя бы оправдывать многие поступки и не чувствовать власти над собой. Если же она себя гнобит, а кто-то подливает масла в огонь, то – жди беды.

Милочка заметалась между двумя дорогими мужчинами львицей, запертой в клетке. С каждой неделей, с каждым месяцем она чувствовала напряжение и презрение к самой себе, словно сдавливаемая прессом пружина. А основной фактор всех несчастий гнездился не только в ней, но и в Теймуре, в его тайном ордене, занимающимся, как она представляла, тёмными делами.

«Я им нужна для каких-то целей. Быть игрушкой в чужих руках не хочу… и не буду. Никто не заставит. Не поеду и всё! Что он мне сделает? Расскажет Саше? Пусть. Нужно разорвать чёртов треугольник. Сколько можно?.. Вот и увижу, любят они меня, или только слова».

Ещё в начале июля они задумали совместную поездку на природу, а после защиты дипломных проектов Поспеловым и Стрельцовым, их компания на двух машинах ранним утром уже катила в нужном направлении. Милочка ехала с Александром, а Теймур – с Ольгой Кожевиной, продавщицей из художественного салона. С ней он познакомился и повёз на пикник «для отвода глаз», как сообщил Милочке. Начиная с февраля, эта девушка была единственной представительницей женского пола, которую знакомые увидели рядом с ним, и успокоились, ведь аскетичный образ жизни Стрельцова на протяжении нескольких месяцев повергал всех в изумление.

Для пикника они выбрали живописнейшее место. Два озера (одно – большое и почти круглое, другое – узкое и длинное) были соединены мелкой протокой. Берега большого озера заросли высоченным осотом, но имели три очищенных от травы подхода к воде – небольших ровных пляжика с чистым жёлтым песочком и пологим дном. К одному из берегов почти вплотную подходила гряда высоких сопок, поросших редким орешником и дубняком. Над подлеском небольшими группками и поодиночке высились сосны. Противоположный берег плавно переходил в невысокие холмы, сплошь заросшие низкорослым кустарником, с кое-где торчащими хилыми берёзками.

По прибытии на место, наскоро перекусив, парни стали ставить палатки, а девушки занялись разборкой вещей. Все работали дружно и слажено. И вскоре: Теймур разбирал снасти, Александр надувал резиновую лодку, Милочка мыла посуду, а Ольга готовилась к обеду.

Милочка услышала скрип песка позади и обернулась. Раскладывая снасти, к ней подошёл Стрельцов и тихо сказал:

– Не хочешь искупаться и позагорать на том пляжике?

Она повернула голову в ту сторону, куда указывали его глаза. На противоположной стороне озера располагался пологий песчаный берег в виде полумесяца, окаймленный с трёх сторон высокими зарослями осота.

– Хорошо, – молвила она, отвернувшись и продолжая мыть посуду. Стрельцов отошёл, делая вид, что всё его внимание поглощено снастями для ловли рыбы. Нервы у девушки и так были напряжены до предела, ведь после поездки хотела серьёзно с ним поговорить и отказаться ехать в Москву, а тут он… Это её злило:

«Только подумайте? Ему уже невтерпёж. И не боится, что могут увидеть?»

Домыв посуду, Милочка заявила дружному сообществу, что исполнила роль хозяйки на сто процентов и хочет беззаботно купаться и загорать поодаль, не мешая рыбакам. Захватив небольшое покрывало и шляпу, она неспешно двинулась в огибающий озеро кустарник по едва заметной тропинке. По ней дошла до развилки. Вправо уходила тропинка, огибая озеро, влево – взбираясь на сопку. Девушка немного постояла, раздумывая в какую сторону идти, и стала медленно подниматься на сопку, застревая ногами в песке. Она хотела поговорить с Теймуром, чтобы дал отдохнуть спокойно, не дёргал, не подкрадывался, и уйти. Вскоре увидела Стрельцова. Он стоял на самом гребне сопки, поджидая её, должно быть, добрался туда другой, короткой тропинкой. Она находилась от него на расстоянии четырёх или пяти метров, когда почувствовала в себе возрастание «силы». Теймур стоял в непринуждённой позе: руки в карманах, но на лице – вымученная улыбка? в глазах – тоска?

«Странно», – её на миг охватило тревожное удивление, а потом мозг будто взорвало неконтролируемой ненавистью, и «сила», вырвавшись из её ладоней, ударила в верхнюю часть его груди. Крика не было. Всё прошло при полном молчании обоих и так неожиданно, что вначале Милочка даже не поняла значения своего поступка. Она впала в какой-то ступор. Просто тупо смотрела перед собой на то место, где он только что стоял.

Когда они подъезжали к озёрам, грунтовая дорога огибала эту гряду сопок с обратной стороны. Откосы сопок там переходили в отвесные стены. По обочине дороги – у самого подножия сопок – высились большие камни, почти глыбы.

«Нужно посмотреть ранен он или… погиб», – наконец возникла первая горячечная мысль, или надежда, что произошедшее – сон. Но подойти к вершине и заглянуть вниз, на бывшего бой-френда, не могла – страх опутал, приковал к земле. Секунды шли, а она стояла, не решаясь что-либо предпринять: колени дрожали, в голове сумбур и единственное желание – бежать. Бежать куда угодно, лишь бы спрятаться, скрыться, заснуть и забыть случившееся. А перед глазами – палач, языки пламени, пожирающие плоть. Сознание протестует, корчась от боли и ужаса, всё как в тумане. Милочка, перебирая эпизоды нескольких предыдущих дней, не могла найти причину и для сильной, прожигающей все барьеры и ограничения ненависти, и для странного видения о пожаре. Она просто чувствовала: что-то страшное произошло, но – когда? где? с кем? Ах, если б было время разобраться, понять! Однако его-то как раз у неё и не было.

Вдруг в сердце почувствовала сильнейший удар. Оно беспорядочно затрепыхалось, но вскоре ритм выровнялся. Сердце стало биться ровными мощными ударами, такими сильными, что толчки крови ощущались в кончиках пальцев рук и ног, в голове, в желудке, в позвоночнике. В ней разгорался костёр, сначала горевший красным пламенем, затем – оранжевым, в конце концов – белым, так виделось девушке внутренним зрением. Страх, напряжение, пульсация крови распирали и распирали изнутри. Тяжело. Больно. Почти невозможно дышать. Она подняла голову вверх, вглядываясь в бездонное небо, ожидая чего-то неминуемого, наверное, собственной смерти… и ощутила вокруг себя движение плотных, упругих струй воздуха. Милочка глянула вниз и вскрикнула от изумления, обнаружив себя парящей в полуметре над землёй. Неимоверное давление изнутри вдруг прорвалось диким восторгом:

«Это произошло! Случилось! Я могу летать!»

Хотелось, что есть силы кричать: «А-а-а!!!», кричать громко и долго, пока из лёгких не выйдет весь воздух, а с ним и остатки накопленного напряжения, но кричать было нельзя, она понимала, и решение пришло моментально: взлететь и посмотреть, что с Теймуром. Делать она это умела, пригодились навыки полёта во сне.

Она воспарила к гребню сопки и наклонилась, оглядывая камни у подножия. Стрельцов свешивался безвольной тряпичной куклой с огромного валуна. Вид гибели бывшего любовника вновь смешал ужас и восторг, но на этот раз, вместо давления в груди, появилась пустота, стягивающая все чувства девушки в твёрдый комочек. Ледяной комочек из сердца покатился вниз, в желудок, а оттуда разлился волнами холодного безразличия по всему телу. Сквозь волны анестезии – тихий властный шепоток:

«Медлить и разглядывать некогда, и так прошло несколько минут с момента падения тела. Жалость и раскаяние – ни к чему. Ты получила две заветные вещи: свободу и возможность летать. Так воспользуйся ими».

Сделав полукруг, она спланировала к зарослям орешника возле тропинки. Пробежав по ней, на песчаный берег вышла неторопливой походкой. Расстелив покрывало, решила окунуться, чтобы остудить горячность тела и ума. Заходя в воду, наблюдала, как себя ведут остальные участники пикника: Александр спокойно удил рыбу в центре озера; Ольги не было видно на берегу, но стенка одной палатки шевелилась – девушка находилась там. Поплескавшись, Милочка легла на покрывало лицом вниз и накрыла голову шляпой. Все действия исполняла спокойно и чётко, подобно запрограммированному роботу. Но сильное нервное потрясение всё-таки сказалось – она моментально отключилась.

Очнулась Милочка от душераздирающего крика. Ольга бежала по тропинке к палаточному лагерю, махала руками и истошно кричала:

– Помогите! Помогите!

Александр спешно смотав удочки, грёб к берегу. Она поднялась, трясущимися руками свернула покрывало и медленно побрела к лагерю на ватных ногах.

«Неужели не страшный сон? Я, та девочка, что смотрела зачарованными глазами на него… посмела такое совершить? А он стоял там. Улыбался. Хотел, видимо, поцеловать. Ох, какая обида была в его душе! Даже страшно подумать. Умирать от руки обожаемой Зайки. Кто я? На какое зло ещё способна?.. Надеюсь, умер сразу. Не мучился», – думала она, медленно идя к месту преступления. Добравшись до развилки, услышала истеричные крики и плач Ольги уже с вершины сопки. Милочка стала быстро взбираться наверх. На последних метрах её встретил Александр.

– Не ходи туда.

– Что там такое?

– Тимур… кажется, погиб.

– Что?!

Она сделала слабую попытку дойти до гребня, но Александр остановил:

– Не нужно. Не смотри.

От запоздалого раскаяния: «Что же я наделала? Убила! Убила, ведьма!» – открылась какая-то дверца в сознании, и горло сжали спазмы рыданий.

– Тимур! – вырвался из её горла хриплый, почти звериный крик. – О, боже, Тиму-ур!

А внутри всё кричало:

«Прости меня! Я не знаю, как это случилось… не знаю. Прости!»

Поспелов повернул её лицом к себе и обнял вздрагивающие плечи.

– Как… же… так… Са… ша? – спрашивала она, заикаясь от рыданий.

– Оступился… видимо, – сокрушенно вздохнул он, – или поскользнулся.

Но девушка спрашивала не об этом. Она озвучила жгущий разум вопрос:

«Как же так?!»

Как случилось, что она убила человека, любимого человека? Как такое могло с ней произойти? Именно с ней!

Только Александр не знал тёмную сторону её души, которой безраздельно завладела ведьма Матильда.

Рядом заходилась от крика Ольга. Он обнял обеих девушек и повёл к лагерю.

– Собирайте всё. Я поеду назад. Посмотрю… Возможно, он жив и ему помощь нужна. Отвезу его в ближайшую деревню… или сам поеду. Из-за сопок мобильник плохо берёт.

Он обнял Милу и поцеловал в заплаканные глаза:

– Крепись! Это несчастный случай. Такое могло произойти с каждым из нас.

 

12

 

Увы, господа, но под маской кокетки

Скрывается часто не «милая детка»;

Она не наивное вовсе дитя,

А – хищник, что точит уж когти шутя.

И вот, господа, вы облились слюной,

Завидев прелестницы стан пред собой.

Задуматься б вам: почему так доступна?

А может, напротив, – совсем неприступна,

Но манит к себе, отпускать вас не хочет –

То злая судьбина, играя хохочет.

И вскоре уж поданы к ней на обед,

А каждый ведь думал: хозяин себе.

 

После убийства Теймура она своим разумом попала в лабиринт, из которого не могла найти выход. Она по нему лихорадочно бежала, бежала и никак не могла остановиться. Девушка искала не выход, а – вход, отправную точку превращения в злобную тварь, способную убить любящее сердце. Именно об этом Теймур однажды её спросил. Когда с ней произошла эта метаморфоза? В какой момент решила отнять то, что ею не давалось и ей не принадлежало? Не в тот ли момент, когда добровольно впустила в себя личность Матильды, осознав: окружающим миром не движет идея альтруизма и всеобщей любви; скромность, провозглашаемая одной из главных добродетелей, на деле не приветствуется, считается слабостью и серостью личности. Борьба и экспансия, движение вперёд через разрушение и созидание – вот двигатель по лестнице эволюции, а значит, – каждый за себя. Убей, или тебя убьют, сделают рабом, используют в своих целях, спокойно перешагнув через твои чувства и твою душу.

«Так думают многие, но не уничтожают мешающих людей. Почему же я убила? Как смогла?» – задавалась она вопросами. А Матильда ей поясняла:

«Сработало подсознание. Ты мучилась, страдала, искала выход. А другие испытывают страх, боязнь разоблачения, наказания и мести, неуверенность в собственных силах. Это сдерживает. У тебя страхи притупились. Ты не боишься смерти, той смерти, что означает потерю тела. Ты знаешь – смерти нет. Умерев в одном теле, переместишься в другое. Так ведь было, правда? Имея «силу», легко можешь не только человека убить. Ты получила великолепный дар, так не куксись! У твоих ног лежит целый мир. А что Тимур? Он не любил тебя. Любил бы – так не толкал с дьявольским упорством к преступлению. К крови. Ты его предупреждала. Просила отступиться. Будто об стенку горох! Наконец-то скинула ярмо. Свободна, счастлива… любимый рядом», – оправдывала ведьма поступок девушки перед её совестью.

Но совесть не принимала подачек и оправданий. Она была куда сильнее бывших уловок Теймура и нашёптываний Матильды. Лишь стоило девушке увидеть Александра, ощутить его тёплый нежный поцелуй на губах – совесть подсказывала, какой ценой это получено. И в душе начиналась борьба, настроение падало. Радость и счастье? Они улетучились. Недовольство собой и окружающими, ожесточение по любому поводу, цинизм в мыслях, лицемерие в словах и постоянное беспокойство – вот во что превратилась её жизнь в эти дни. Милочка вздохнула свободнее, когда Александр сказал, что поедет в Москву для участия в похоронах друга. Она капитулировала под напором прагматичного разума, утверждающего:

«Нужно жить для себя. Инициацию прошла, и орден «Хранителей» теперь без надобности. Есть свобода и возможности. Большинству они даже не снились. Так чего же ими не воспользоваться?»

В своих метаниях и борьбе скромная, отзывчивая, но растерявшаяся Милочка Лазаренко уступила сильной личности ведьмы Матильды, жизненным принципом которой являлось: раз многое дано, значит – не зря, а чтобы иметь всё, чего душа желает, не стесняясь в средствах. А душа ведьмы желала приличного содержания. Ей до чёртиков надоела бедность. Она не стремилась к излишней роскоши, просто хотела элементарных удобств, чтобы не задумываться о сложностях быта, в любом обществе чувствовать себя в своей тарелке, не терять времени от пункта «А» до пункта «Б», вызванивая такси или ожидая маршрутку. Ей и раньше, а особенно находясь под опекой «братьев», претила сама мысль: у кого-то что-то просить. Сами придут и принесут, да ещё попросят принять. Её разбаловали подарками, услугами, досугом, который организовывали и оплачивали. С тех пор, как она психовала по поводу платья и колье, много воды утекло. Теперь на такие вещи она смотрела проще, убедили «братья», подруги и Матильда, особенно Матильда. Она, будто вода капля за каплей, подтачивала твердь души Милочки. Девушка вкусила сладость и ужас от крови жертв, их агонии, а это очень опасная смесь, однако Матильда была опытной ведьмой, знала, что умеренность во всём, осторожность и чёткая продуманность действий – залог успеха в любом деле. Милочкой управляли надёжные руки, но если бы всё было так просто в жизни – нас не поджидали бы разные случайности.

В один из летних вечеров Милочка с мамой приехали с дачи. Не стало безотказного Поспелова, и они на дачу и обратно добирались в переполненном автобусе. Мама с сумками пошла домой, а дочка с букетом роскошных гладиолусов, встретившись с Тамарой Резник, молоденькой девчонкой из соседнего подъезда, осталась во дворе поболтать. Тамара окончила школу и живописала соседке недавний выпускной бал.

В это время по двору, прямо на них, выписывая зигзаги, шла пьяненькая пара. Парень захомутал девушку одной рукой, чтобы устойчивей держаться на ногах. Девушка, поддерживая его, хихикала, слушая невнятные тирады спутника. Когда они подошли ближе, девица сказала:

– Игорёк, смотри! Какой красивый букет!

– Нравится? – прогудел тот и двинулся вразвалочку к Милочке, оторвавшись от своей опоры.

– Эй, мокрощелка! Дай букет! – дохнул он на девушку перегаром. Её чуть не вывернуло от такой мерзости.

– Что-что? Ты их сначала вырасти. Потом дари… хамло!

Тамара, вцепившись в руку Милочки, зашептала на ухо:

– Пойдём отсюда. Парень пьян. Изобьёт.

– Шкура! На пику нарываешься? А ну! – он замахнулся на Милочку. Тамара вскрикнула и отскочила. Ведьма, не шелохнувшись, осталась стоять на своём месте. Она уже не могла контролировать себя от ненависти и презрения к этому «клопу». Его хотелось раздавить. Рука парня остановилась в нескольких сантиметрах от её лица.

– Ай! А-а-а! – огласил окресности крик парня. Его лицо наливалось кровью, а глаза вылезали из орбит от боли и страха. Он, выворачивая руку, стал заваливаться на тротуар. Девица бросилась к нему:

– Игорёк! Что с тобой?

– У него головокружение от успехов, – равнодушно изрекла ведьма и пошла за Тамарой в свой подъезд. Там Тамара удивлённо спросила:

– Что с ним? Что ты сделала?

– Я? Ничего. Ты же видела, я даже не пошевелилась. Парень, видимо, сильно перебрал. А тут так разъярился. Головёнка слабая… вот и не выдержала.

– У него паралич?

– Томка, я не врач. Чего ты меня спрашиваешь? Иди, посмотри сама.

– Рехнулась?! Даже боюсь выглянуть наружу.

– Пойдём. Посидишь у нас, пока эти клоуны не уберутся.

Дома Тамара, волнуясь и размахивая руками, описала сценку Елене Николаевне.

– Бог покарал, – кратко резюмировала та.

Окно их кухни выходило во двор. Вскоре во дворе скрипнула тормозами «Скорая помощь», а через несколько минут заработал мотор, и всё стихло.

– Иди, Тома, домой спокойно. Они убрались, – сказала Милочка, глянув в окно.

После этого происшествия она себя корила за несдержанность:

«Нельзя так прямолинейно действовать и поднимать вокруг себя волну интереса, подозрений, сплетен. Нужно быть крайне осторожной. Вот деньгами следует разжиться».

Она решила покрутиться в «Дискобаре» – от дома недалеко и «богатенькие буратины» иногда заезжают. Уговорив Тамару поддержать компанию, надела короткое облегающее платье «завлекашку», как она его называла, нацепила «побрякушки», и в субботу девушки двинулись покорять злачное место. Но в «Дискобар» они не попали – судьба распорядилась иначе. Она упростила задачу ведьме, выбросив промежуточное звено, – на них из дверей бара вышли трое мужчин. Двое помоложе походили на качков-охранников, третий, шедший между ними, выглядел постарше. На вид ему было лет тридцать пять – сорок, немного навеселе, одет строго и элегантно, с едва уловимым шармом.

– Боже мой! Каких красавиц иногда скрывает провинция, – загородил он девушкам дорогу.

– Вы напрасно, сударь, так небрежно говорите о провинции. Именно она, самобытная, издревле поставляла в столицы сильных богатырей и удивительных красавиц, – сказала Милочка назидательно.

– О как! Куда же направляются патриотки малой родины? Постойте! Угадаю. Вероятно, развлечься. Но сегодня здесь собралось вульгарное общество. Хотите, мы приятно отдохнём в более приличном заведении?

– Сударь столь любезен? Что же… мы согласны. Правда, Тома?

– Конечно, – поддакнула Тамара.

– Прошу, милые дамы! – пригласил он девушек в серебристую «Ауди».

– Будем знакомиться? – обернулся мужчина к ним с переднего сидения, когда девушки устроились на заднем диванчике автомобиля вместе с охранником. – Меня зовут Сергей Николаевич.

– Тамара.

– Милочка.

– Ах, как мило это звучит! Ми-лоч-ка, – улыбнулся он, играя её именем на языке.

– Вы не подумайте, Сергей Николаевич, что я кокетничаю. Меня так зовут родные и друзья. Привыкла, – расплылась Милочка в обольстительной ответной улыбке.

– Чрезвычайно польщён, что принят в круг ваших друзей. Вы не против, дамы, если мы заглянем в казино?

– Даже интересно посмотреть, как люди расстаются с нажитым в поте лица своего, – съязвила Милочка.

– Милочка, вам не нравятся состоятельные люди? – усмехнулся мужчина.

– Мне не нравится бедность и нищета, – глядя прямо в глаза будущей жертве, ответила она.

– Вы, наверное, коммунистка в душе? – поддел он девушку.

– У каждого, Сергей Николаевич, есть свои недостатки, – спокойно ответила ведьма, для себя решившая его дальнейшую судьбу и не желающая попусту вступать в различные дискуссии. – Этот… ещё не самый худший.

– В казино не только проигрывают. Выигрывают тоже, – сказал он снисходительно.

– Это приятно? – с еле скрываемой насмешкой спросила ведьма.

– Хотите попробовать? – поинтересовался «паучок», так мысленно ведьма окрестила Сергея Николаевича.

– Не-ет. Свой приз я уже выиграла, – отказалась она, лукаво улыбаясь и покачивая головой.

– Позвольте поинтересоваться… какой?

– Ну-у… всему своё время, Сергей Николаевич, – уклончиво ответила ведьма, стрельнув глазками. Она видела, что «паучок» понял намёк и расплылся в улыбке.

«Глупенький, – иронизировала она, – мнит себя удачливым котом. Меня – мышкой… и сладострастно потирает руки. Вернее, коготки, чтобы удачно сцапать. Знать бы ему, что покусился на львицу под маской мышки. Она в свою очередь тоже точит когти. Что ж, всем удачной охоты».

Они подъехали к зданию с мигающей огнями яркой вывеской. Изысканно украшенный зал вмещал: два больших стола для игры в рулетку, пять карточных поменьше и четыре «одноруких бандита». В дальнем простенке была приоткрыта дверь, и оттуда доносилась тихая приятная музыка. Сергей Николаевич сел играть в рулетку, посадив с собой Милочку.

– На удачу, – так сказал он. Охранник пристроился сзади, но хозяин, дав денег, отослал его развлекать Тамару. Милочка проводила их взглядом до приоткрытой двери в бар, и всё внимание сосредоточила на рулетке, игроках и крупье. Минут через двадцать, во всём разобравшись, начала давать «паучку» советы. Через два часа азарта, напряжения, разочарования и эйфории тот поднялся весьма довольный свой удачливостью, а Милочка с сильной головной болью: потребовалась максимальная концентрация для продвижения тяжёлого шарика к нужному месту.

– Милочка, вы моя фортуна. Без вас в казино – ни ногой! – сменив фишки на деньги, заключил «паучок» довольным тоном.

– Рада, что вы довольны, – скромно ответила ведьма.

– Выигрыш нужно по-королевски отметить.

– Без меня, пожалуйста, – потирая виски, начала она отказываться. – Что-то разболелась голова.

– Но отметить можно и у меня, – расплылся в улыбке мужчина. – Там тихо. Я знаю один удивительный массаж. Головную боль как рукой снимет!

– Вы гарантируете? – спросила она, показывая всем видом, что согласна.

– Милочка, за сегодняшний вечер, кажется, не давал повода сомневаться в моих словах. Или вы думаете иначе? Нет? – допытывался «паучок», пристально глядя на улыбающуюся девушку и ожидая утвердительного ответа или молчаливого согласия, а удостоверившись, что правильно понял её улыбку и манящий взгляд, предложил:

– А Тамарочку следует отправить домой. У неё уже язык заплетается.

– Было бы хорошо. Я за неё в ответе, – согласилась Милочка с его предложением.

Они подъехали к двухэтажному особняку на окраине города.

Сергей Николаевич, Милочка и охранник вышли, а шофер повёз Тамару, тихо дремлющую в уголке салона, домой.

– Проверь гараж и осмотри всё снаружи! – приказал хозяин охраннику, колдуя с кодовым замком.

– Есть, босс!

В большой гостиной хозяин включил две настольные лампы и светомузыку. Тихая музыка наполнила комнату убаюкивающими звуками, сочетаясь с переливами разноцветных огоньков, отражающихся в подвесном потолке из тёмного стекла и хрустале ваз.

– Что будем пить? – спросил «паучок».

– Не знаю… Можно бренди или коньяк.

– Отлично.

Он ненадолго вышел, а вернулся, неся в руках поднос. На подносе стояла бутылка армянского коньяка, рядом сияли золотыми ободками два бокала шарообразной формы, высилась горкой лимонных кружочков стеклянная тарелочка и лежали две золочёные вилочки.

– Лимон с сахаром?

– Пожалуй, – согласилась Милочка, а сама подумала:

«Зачем спросил? Ведь сам уже посыпал».

– За удачу и наше удивительное знакомство! – поднял «паучок» бокал. Она выпила, закусив двумя ломтиками лимона, потом повертела пустой бокал в руках и, загадочно улыбнувшись, поинтересовалась:

– Может… выпьем за женщин, приносящих успех?

– Помилуй, моя прелесть! Сейчас хотел предложить этот тост… И перейдём на «ты».

– Ой, нет! Для этого нужно выпить, как я помню, на брудершафт. А я не готова пьянеть.

– А на что ты готова, красавица?

– Только не на то… о чём ты мечтаешь, дядя! – расплылась в широкой улыбке ведьма и уставилась жёстким, цепким взглядом мужчине в глаза. На его лице отразилось возмущение. «Паучок» хотел что-то возразить, даже открыл рот, но…

То действо, что разворачивалось перед ним, повергло обладателя возмущённого лица в ужас. На его глазах, вместо насмешливого красивого лица девушки, стала всё яснее проявляться звериная морда хищного животного. Нос расплющился и стал увеличиваться, а его кончик чернеть. Челюсти вытягивались. Глаза увеличивались и округлялись, впрочем, оставаясь такими же тёмно-голубыми. Раздвигая локоны, появились большие уши. И эта безобразная морда очень быстро обрастала рыжеватой шерстью, скалясь здоровенными белоснежными клыками. Вдруг монстр, с соблазнительной женской фигурой, одетой в коротенькое платьице на бретелях, грозно зарычал. Такой жути разум Сергея Николаевича выдержать не мог. Он лишь охнул, хватаясь за сердце, и повалился мешком на бок. Монстр ещё раз рыкнул, но уже глуше и нежнее, подошёл к поникшему мужчине, на шее проверил пульс – и, без особых усилий взвалив здоровяка на плечо, отнёс в ванную. Пасть мускулистого монстра в оскале походила на улыбку, глаза сверкали удовлетворением от охоты, а потом метаморфоза с девушкой пошла вспять.

«Лёгкая смерть, – констатировала ведьма. – И для него лучше. И мне меньше хлопот. А то ещё ночью присниться окровавленная верещащая жертва. Ужас!»

Пока в доме стояла тишина; охранник находился на улице или в гараже, шофер ещё не приехал. Она составила приборы вновь на поднос, накапав в бокалы, с остатками коньяка, по пять капель сильнейшего наркотика (вытяжки из стебля растения, прихваченного во время посещения одного из миров, флору которого хорошо знал Стрельцов), принесла себе чистый бокал. Проведя рукой по шее, вспомнила о цепочке с ангелком, подарке «братьев». Цепочка нашлась на ковре возле дивана. Её ведьма положила в сумочку и ощупала себя. С одеждой был полный порядок: тонкое, трикотажное платье с большим вырезом, растянувшись, не порвалось, трусики тоже не разорвались, бюстгальтер она специально не надевала. Ведьма оглядела комнату цепким взглядом и, расслабившись, уселась на диван. Все действия без суеты – чёткие, быстрые, продуманные.

С улицы послышался сигнал подъехавшей машины – это вернулся шофер, выполнивший поручение хозяина. Когда она с игривой улыбкой, растрёпанной причёской и чуточку размазанной помадой на губах появилась в прихожей, мужчины только вошли.

– Мальчики, – она, призывно улыбаясь, выставила оголённую ножку вперёд. – А Сергей Николаевич вас тоже приглашает отметить его успех. Но – извините! – на кухне. Сам пошёл принять душ, а меня попросил позвать вас.

В прихожей был слышен шум струящейся воды из-за приоткрытой двери в ванную комнату.

– Не грустите, сладкие, – добавила она, подмигнув охраннику, и, вильнув бедром, шутливо толкнула шофера. – Хозяева гуляют, и работникам кое-что перепадает.

Ведьма захихикала. Мужчины переглянулись с довольными минами. В её поведении они не нашли ничего странного или подозрительного – на это она и надеялась, впрочем, готова была и к иному развитию событий.

– Как вас зовут, ребята? Мы ещё не познакомились.

– Андрей, киска.

– Андрюша, разливай! – заговорщицки шепнула она.

– А тебя, мой богатырь? – девушка плотоядно взглянула на бицепсы охранника.

– Игорь.

– До дна! – ведьма подмигнула им и пристально уставилась на их бокалы. Мужчины выпили и закусили лимоном.

– А ты чё не пьёшь? – спросил подозрительно Игорь, заметив, что девушка только пригубила коньяк.

– Я выпила с хозяином. Должна быть свежей как огурчик. Сейчас он вернётся. Вам, мальчики, тоже… что-нибудь достанется, когда хозяин уснёт, – почти пропела она.

– Что у меня… с… головой? – Андрей дрожащей рукой провёл по лбу.

– Спать! – приказала она, буквально впившись в них глазами, и в глубине её зрачков сверкнул зелёный огонёк хищника.

– Ведь-ма, – лишь успел выдавить Игорь, потянувшись к кобуре, но лишь ослаблено откинулся на стуле. Андрей навалился на стол, опрокинув тарелку с дольками лимона и бокал.

Она сходила в гостиную, достала из сумочки платок и перчатки, деловито обтёрла поднос, помыла бокалы, в два плеснула чуточку коньяка, попинала носком туфли ноги обоих мужчин, и, убедившись, что они спят, проделала с бокалами, губами и руками спящих манипуляции по восстановлению отпечатков. Мужчины не проснулись. Времени было в обрез, ведь кто-нибудь мог придти. Она, быстро сделав им нужные установки, пошла «чистить паучка», который, перед тем как принести выпивку, положил выигрыш в сейф, установленный на втором этаже в спальне. Но для ведьмы секрет хозяина являлся секретом Полишинеля – она всё успела выудить из головы бизнесмена, пока тот был жив.

В сейфе лежало: сто тридцать тысяч долларов, пистолет, патроны, недавний выигрыш в рублях и какие-то бумаги. Она взяла только доллары.

«Естественно, сумма не очень большая, но на первый случай хватит», – решила ведьма. Напоследок прошлась по комнатам. Не забыла ли чего? Не оставила ли ниточки для следствия? И вышла в темноту ночи.

Добиралась домой на такси, поймав машину далеко от этого района. Но прежде пришлось «большой ночной птицей» тихо перелетать и кружить тёмными пустынными проулками и задворками. Потом ведьма пешком прошла ещё несколько кварталов, пока не очутилась на освещённой улице, по которой курсировали машины и веселились припозднившиеся компании. Уже в постели, словно киноплёнку, просмотрела весь прожитый вечер и осталась довольной. Напоследок качкам она сделала одну хитрую установку, поэтому её проблема – Тамара. Внушить Тамаре мысль, что они домой вернулись вместе, не составляло большого труда. Однако та – болтлива, ветрена и любопытна.

«Несомненно, пристанет с вопросами, когда у меня появится машина. Сама не додумается выстроить цепочку событий, но, почесав языком, насторожит других. Суетливые завистливые людишки начнут судачить, сплетничать. Вдруг дойдёт до ментов, а у тех кадры с видеокамер. Вот и сложат два и два. Плохо, очень плохо… Не будет Тамары, не будет ещё одной проблемы. Но что скажет Саша?»

Об этом думать не хотелось. Он отсутствовал уже две недели.

«Возможно, не хочет возвращаться в родной город, – успокаивала себя девушка. – Там больше перспектив. Ну, вот. А ты переживала. Все они одним миром мазаны. Твердят о любви, а сами… Он нашёл в столице свою судьбу. Прежняя Милочка умерла. Всё кончено».

Через день в местной печати появилось краткое сообщение о безвременной кончине известного бизнесмена Дрожевского Сергея Николаевича. А ещё через три дня в рубрике «Их нравы» сообщили о поножовщине, устроенной между двумя пьяными охранниками Дрожевского в день его похорон. Один умер на месте, другой – на следующий день в реанимации. Писали также о тёмных операциях, проводимых господином Дрожевским по вывозу и продаже техники в Китай. И о том, как «народный бизнесмен» приобрёл своё состояние: вместе с главным бухгалтером стройорганизации обманул трудовой коллектив, распродав большую часть основных фондов.

«Народными бизнесменами» Милочка называла тех, кто из «слуг» народа выбился в «хозяева» жизни. А ведь «хозяином» огромной страны совсем недавно был именно народ (так ему вбивали в башку не один год), который теперь стал просто «электоратом».

Стоит «хозяин» столбом, чешет репу, продирает заспанные со вчерашней пирушки глаза и не может взять в толк, как же так получилось: он ещё вчера владелец всего, оказался обобранным своими же «слугами». Обращается к ним, мельтешащим крысами у его ног, и уносящим последние крохи богатства по своим зарубежным норкам:

– Позвольте, братцы-слуги. Как же так получается? Ведь я всего хозяин? Я – народ. Мои деды и отцы строили. Кровушку проливали, защищая это богатство. И у меня кровавые мозоли на руках. Я всё создавал.

А крысы обступили его со всех сторон и пищат:

– Мы тоже народ. Богатства мы у тебя выкупили. Ты забыл, что ли? Вчера пировали. Отмечали удачную сделку.

– Дык, а деньги-то где? – шарит он по пустым карманам.

– Деньги? Тебе дали ваучер. Иди, отоваривайся! Бери, что душа просит.

– Дык, в магазине на тот ваучер дали одну бутылку водки на опохмелку. Сказали, мол, он больше ничего не стоит. Почему?

– Пока ты спал, мил дружок, – отвечают они. – За ночь произошла инфляция. Настоящее цунами. Она смыла почти всё твоё богатство. А мы не спали. Пытались спасти имущество. Что смогли уберечь… в бутылке водки и уместилось.

Эта сцена буквально стояла у ведьмы перед глазами, вызывая презрение к одним и ненависть к другим. Поэтому смерть ещё одного «народного бизнесмена» ни сколько не беспокоила – скорее, наоборот, она сумела вырвать кусок нажитого предками у быстрых лапок и острых зубок. Осталась лишь боль и беда – бедная Тамара. Но судьбу девочки ведьма решила однозначно:

«Вот за кого придётся гореть в геенне огненной. За глупенькую девчонку, не сделавшую мне ничего плохого. Но она – слабое звено. А судьба слабаков в природе предрешена, увы».

Неприятное чувство тревоги давило, подсказывало: не следует этого делать, её ждёт ловушка, пока не очень понятно какая, но ловушка. Однако Матильда пресекла неуверенность и подспудные страхи:

«Перестань! Вспомни: «Тварь ли я дрожащая или право имею…» Так ты дрожащая тварь?.. Серая мышка или грозная львица?»

Через неделю после памятного вечера в казино невнимательная Тамара, как сокрушались многие соседи их дома, попала под машину. Растерявшийся водитель грузовика не успел отреагировать, когда та вдруг кинулась ему под колёса, пытаясь перебежать дорогу. Удар был сильным. Оказались переломанными кости ног и позвоночника. Лицо пострадавшей почернело от кровоподтёков и ссадин, поэтому в гробу она лежала закрытая тюлем с головой.

В ночь перед похоронами Милочка увидела Тамару во сне. Лицо девушки было залито кровью.

– Как ты мокла? – в глазах Тамары стоял укор. – Я у мамы и папушки – етинстфенная. Ты отняла у них смысл шишни. И фсё рати нескольких тысяш? Шестокая фетьма!

– Когда была жива, так пренебрежительно к деньгам не относилась, – защищалась Милочка во сне.

– Я пыла молота, неопытна. Фсеко не шнала. Рати пумашек упифать пы не стала.

– Да? Просто не имела таких возможностей. А у меня они есть.

– И ты решила рашпоряшатьша шушими шишнями?

– А почему – нет? Не для себя одной стараюсь.

– Снаю. Ты хотела оплехшить шиснь сфоей мамы, стелаф нещастной – мою. – На лице Тамары засияла жуткая улыбка – большая часть передних зубов отсутствовала, губы почернели от запёкшейся крови.

– Успеет ли Елена Николафна наслатиса плахами, што ты сопралась купить за крофафые теньхи? Потумай оп этом, фетьма, – прошамкала Тамара и, прихрамывая и волоча за собой перебитую правую ногу, пошла прочь. Милочка стояла и смотрела ей вслед с нарастающим чувством тревоги. С чувством надвигающейся беды она проснулась.

 

13

 

Заплутала душа в лжи и самообмане

И бредёт, чуть дыша, словно путник в тумане.

Ей бы взмыть в небеса, где надежда сияет,

Счастья взяв два крыла, но грехи не пускают.

 

– Тебе не кажется, что нам пора купить машину?

Елена Николаевна с дочерью за две ручки несли тяжёлую сумку, наполненную огурцами и помидорами, к автобусной остановке, которая находилась метров за пятьсот от их садового участка.

– Мы не вьючные животные… таскать такую тяжесть. Зачем засаживать весь участок овощами? Нас с тобой – двое. Нам много не нужно.

– Дочка, это лишняя живая копейка в наш бюджет. И машина, без сомнения, нам была бы хорошим подспорьем. Да где взять денег на такую покупку? Разве только ты выйдешь замуж. Кстати… пошла уже третья неделя, как Саша уехал в Москву. Как он там?

– Не знаю…

– Почему не знаешь?

Елена Николаевна остановилась и опустила сумку на землю.

– Вы поругались?

– Мы расстались, – потупившись, призналась Милочка.

– Мне казалось, вы любите друг друга…

– Именно – казалось. Мне тоже так казалось.

– Он нашёл другую? Что же ты молчишь? – Елена Николаевна тревожно смотрела на дочь. – Ты всегда была замкнутой девочкой. Но сейчас приходится вытягивать каждое слово.

Милочка подняла на мать глаза и виновато улыбнулась.

– Успокойся, мамуля! Ничего страшного не произошло. Подумаешь? Полюбила. Разлюбила. Другого полюбила. В молодости такое бывает, правда? – она вновь вымученно улыбнулась. Но эти слова и виноватое лицо дочери ещё больше встревожили мать.

– Постой, постой! Кого ты опять полюбила? И когда? Вы же с Сашей постоянно были вместе. Он мне очень нравился. Надёжный, заботливый…

– Да, такой и есть. Но сердцу не прикажешь. Пойми! Оно потянулось к другому.

– К кому же? – допытывалась мать.

– Пойдём! Можем опоздать к отправлению автобуса, – сказала Милочка и ухватилась за ручку сумки, желая её нести дальше. Елена Николаевна потянула на себя другую ручку, и они двинулись к остановке.

– Зря хочешь увести разговор в сторону, Милочка. Кто он?

– Тимур.

Это являлось ложью, но ложью во спасение. Так она решила.

– Тимур? Который разбился? Я его видела несколько раз. Красивый парень… По-моему, чересчур был красив. Но он был женат. Ты хотела разбить семью?

– Мама, опять бросаешься в крайности. Я не собиралась разбивать его семью. Он хотел взять меня второй женой. Но всё закончилось… Он погиб. Говорить теперь не о чем.

– Мне его очень жаль… жену и родителей. А для тебя такой поворот оказался благом. Доченька! Саша будет более достойным мужем. Поверь мне! Материнское сердце чувствует.

– Ах, мама! Тимур, Саша… Всё в прошлом. Это мир мужчин, которые нас выбирают. Любят или бросают. Наслаждаются нами, или ломают наши души. Я не хочу быть чьей-то игрушкой, пусть даже – любимой. Хочу сама строить свою жизнь. Выбирать себе мужчин. Теперь я хочу приручать, наслаждаться и бросать.

– Хочешь играть чужими судьбами? Но такой путь – опасная игра. Она не принесёт счастья. Ты ожесточишься сердцем. Я на своём веку таких женщин встречала. Холодные роковые красавицы заканчивали жизнь брюзжащими завистливыми старухами.

– Скажи, мама. Почему им можно, а нам нельзя? Почему они считают, что делают дело? А мы должны лишь украшать их жизнь?

– Потому, что они до старости остаются детьми… играют в машинки, стрелялки, кулачные бои, фантики, кубики. Только с годами на эти развлечения денег, времени и усилий требуется всё больше.

– Пожалуйста! Не начинай о том, что мужчины – большие дети. Пусть дети, но – эгоистичные, жестокие, самовлюблённые.

– Очень плохо, дорогая. В них ты разглядела только негатив. Значит, не встретился ещё мужчина, который поведёт в страну настоящей любви и счастья. Там ты станешь полновластной хозяйкой. Сможешь дать ему всё. Или отобрать последнее. Тогда поймешь, в чём настоящая сила и власть женщины.

– А тебе такой встречался?

– Нет, дочка. Но ты такого обязательно встретишь. Я в это верю. Ты у меня такая необыкновенная…

«Правильно, мама. Я необыкновенная ведьма Ты попала в точку, – горько думала девушка. – Отбирать последнее уже научилась. А дать всё – выше моих сил».

– Ладно, – примирительно сказала девушка, когда они подошли к остановке. – Как ты говоришь: «Будет день и будет пища». Я сейчас о другом… Тимур оставил деньги. Они предназначались мне. Ну, чтобы пожила первое время в Москве, пока он искал бы для меня квартиру.

– У вас так далеко зашло?

– Что значит – «далеко»? Он хотел создать вторую семью со мной. Но о прошедшем не стоит говорить. Всё закончилось. Я намерена деньги потратить на нас с тобой.

– Может, лучше отослать его семье?

– Да? И каким образом объясню происхождение этих денег? Мол, я, его любовница, извиняюсь, что не успела потратить денежки, оставленные мне на житье-бытье вашим мужем, сыном и так далее. Так? Пусть лучше думают, что он был верным и добропорядочным мужчиной.

– Не нравится мне твоя затея.

– Всё будет хорошо, мамуля. Купим машину, большой плазменный телевизор, трёхкамерный холодильник. Отправлю тебя на курорт. Хочешь на море? Загоришь. Отдохнёшь. Ты лет десять не отдыхала как все нормальные люди. Всё этот треклятый огород. Потом на рынке стоишь, торгуешь, унижаешься. Поживи немного жизнью не обременённой заботами женщины. Тебе это нужно! Ты столько для меня сделала! Тянулась в нитку, обувала, одевала, учила… Да?

– Ладно, дорогая. Но чужие деньги нам никогда не приносили ничего хорошего…

Милочка была довольна, что смогла уговорить мать и очень осторожно подвести к теме неожиданно появившихся денег.

– В субботу пойду на авторынок выбирать машину. Андрей Яцков мне поможет. Он хорошо разбирается в автомобилях. Водительские права, благодаря Тимуру, уже получила.

– Он тебе их купил?

– Не всё так плохо. Он и Саша несколько месяцев меня учили водить автомобиль.

– Боюсь за тебя.

– Не переживай. Буду ездить очень осторожно. Договорились?

Прошло два дня, а утром третьего – Елена Николаевна ходила как потерянная.

– Что с тобой, мам? Давление подскочило? – встревожилась дочь. – Утром таблетку выпила?

– Этой ночью плохой сон видела. До сих пор не отойду, – пожаловалась мать.

– Расскажи.

– Приснилась мне Тамарочка. Приходит к нам. А я дома одна сижу. Она и говорит: «Елена Николаевна, вам нужно спасать Милочку. С ней приключилась большая беда. Только вы можете помочь». Стала её расспрашивать: «Что?» да «Как?» А она меня зовёт: «Пойдёмте, я вам расскажу и покажу. Вы согласны помочь?» Отвечаю: «За счастье дочери готова жизнь отдать». «Хорошо, – говорит, – что вы это понимаете». Повернулась и пошла. Я за ней. Вышли на улицу. Потом – куда-то за город. Приводит меня в место, похожее на наши сады. Вокруг тишина. Ни души. Лишь бабочки с цветка на цветок перелетают, да пчёлы гудят. Подвела меня к свеженасыпанному холмику. Гляжу туда-сюда, а Тамара исчезла. На холмике – тумбочка. И я понимаю, что привела она меня на кладбище. Наклонилась к табличке, хотела прочесть фамилию – и проснулась. Милочка, девочка моя! Не нужна нам машина. Не покупай! Беда приключится.

– Причём здесь машина? – в глазах у Милочки стояли слёзы.

– Послушай мать хоть раз в жизни. Не покупай! Прошу!

– Хорошо, мама. Обещаю!

– Вот и ладненько, – Елена Николаевна стала успокаиваться и даже повеселела. Милочка смотрела на мать во все глаза, а сердце всё сильнее и сильнее сжимала ледяная рука страха – на лице матери явно проступала печать смерти.

«Они, – Милочка так называла высшие силы, – потребовали от мамы жизнь во спасение моей души. Или это месть погибшей Тамары? И мама добровольно согласилась. Что делать? Как её спасти? – её мысли метались в поисках решения. – Ничего не говорить? Она скоро умрёт. Рассказать всю правду о себе? Всё равно, что убить. Она сама согласилась на жертву. Теперь ничего не исправить, ведь будущее многовариантно. Предотвратив одну беду, втравлю в другую. Смерть может придти в любую минуту. Не болезнь, так авария на дороге. Или нож бандита в подъезде. Вот оно – проклятие дара. Знать, что уходит единственная родная душа, и… не ударить пальцем о палец».

В этот и последующие дни девушка даже мимолётно не смотрелась в зеркало. Она боялась там увидеть столетнюю старуху. Но чем дольше она размышляла о себе и своих поступках, тем яснее начала понимать, что все беды из-за её капитуляции перед личностью Матильды. Перчинка в характере, вначале казавшаяся невинной шалостью, обернулась ядом, отравившим её жизнь и будущее, дорогой, приведшей к преступлениям. Она возненавидела себя за глупость и малодушие, но в который раз покорилась обстоятельствам.

Через неделю Елена Николаевна простудилась, ожидая под дождём автобус в тоненьком летнем платье и без зонта. Вечером она попросила дочь поставить горчичники и, закутавшись в шаль, села в кресло смотреть телевизор. Милочка ещё прикрыла её шерстяным одеялом и пошла к себе в комнату. Она лежала на кровати, читала книгу и не заметила, как уснула. Ей приснился сон. Стоит мать у изголовья кровати и печально улыбается. Потом погладила её по голове.

– Девочка моя, теперь знаю, кто ты. Я тебя не осуждаю. Слушай своё сердце, оно никогда не обманет.

Милочка несколько минут лежала тихо. Бодрствовала ли, грезила – кто знает? Вдруг до сознания дошли слова матери «теперь знаю, кто ты», вернее, их значение. С криком:

– Нет! Не надо! – она проснулась, соскочив с кровати, кинулась в зал. Мать всё также сидела перед телевизором. Экран рябил. Она была укутана в шерстяное одеяло. Голова безвольно упала на грудь. Милочка кинулась её тормошить:

– Мама! Мамочка!

Бесполезно – она была ещё тёплая, но уже… мертва. Девушка зарыдала в голос. Сейчас она казалась себе маленькой девочкой, не понимающей как жить дальше? Почему её бросили на полпути, не показав направления? Она, сильная и могущественная ведьма, желающая играть чужими жизнями, вдруг осознала свою ничтожность перед опасностями и тайнами большого мира. Оказывается, от всех бушующих штормов действительности неприступной скалой её защищала хрупкая и болезненная мать. И осознание данного факта отдавалось в сердце тянущей болью.

Милочка и не заметила, как стала человеком с душой, застёгнутой на все пуговицы. В свой внутренний мир она маме, любимому и друзьям не давала пройти дальше прихожей. Но мама знала, что требуется девочке, которую считала своей дочерью. Она могла взять за руку, обнять и помолчать, или по-особому тепло улыбнуться, и этого оказывалось достаточно для контакта их душ. Этого оказывалось достаточно для примирения Милочки с суровой, порой непонятной действительностью окружающего мира – и с собой. Но теперь она осталась одна, совершенно одна. Девушку душили слёзы жалости к себе.

– К чему устраивать истерику? Разве не ждала со дня на день её кончины? – прозвучал в её голове спокойный голос. От неожиданности Милочка затихла, прислушалась к себе, и неуверенно спросила:

– Кто ты?

– Ты меня удивляешь! А ещё ведьмой называешь себя? С тобой говорит второе «я».

– Что-то твои интонации не похожи на мой внутренний голос, – с сомнением прошептала девушка.

– Потому, что всегда разговаривала со своим первым «я» – своим эго.

– А Матильда?

– Твоё третье «я». А есть ещё и четвёртое… Львицу забыла?

– И это всё… я?

Голос усмехнулся:

– Это всё – Я!

– Чего ты хочешь? – насупилась Милочка.

– Чтобы успокоилась. Перестала себя жалеть и ненавидеть. Полюби себя вновь. И половина дела будет сделана.

– Как можно любить преступницу, виновную в смерти матери?

– Вот когда себя любила, не навешивая ярлыков, тебя любили все вокруг. Заметила? У тебя были подруги. К тебе тянулись мужчины. Оберегала любящая мать. А когда себя возненавидела, не осталось никого. Оглянись!

– Неправда! – выкрикнула Милочка. – Ты путаешь причину и следствие. Из-за любви я получила в дар монстра, а уж потом возненавидела себя.

– Ты начала терять любовь и уважение к себе задолго до аварии. А зверь – лишь проявление внутреннего монстра, живущего в тебе. Такой монстр живёт в каждом человеке.

– Но только во мне он выходит наружу зверем.

– Ты уникальна.

– Что же мне делать?

– Кормить его любовью и состраданием. Тогда он превратится из хищника в ручное домашнее животное. А чтобы лучше понять себя, попробуй один несложный приём. Раньше ты смотрела внутрь себя и видела мир вокруг. Теперь попытайся раскрыть глаза и оглядеться вокруг. Через призму мира загляни в себя. То, что увидишь, – этим и будешь являться. И ещё. Не научившись прощать себя, не сможешь простить других и разорвать порочный круг. Надеюсь, поняла?

– Наверное, – согласилась девушка, вытирая слёзы.

– Дерзай! – где-то внутри неё затихали слова. Она тяжело вздохнула – впереди ожидали печальные хлопоты.

 

***

 

– С хандрой Милочки нужно что-то делать, – решительная Наташка, как всегда, пыталась взять ситуацию в свои руки.

– Да. После смерти матери у неё никого не осталось. Кажется, есть тётя, но уже пожилая. И у неё больной муж. На похоронах он часто задыхался. Видимо… астма, – печально согласилась Ольга.

– Мы должны взять о ней заботу на себя, – убеждённо настаивала Наталья. – Очень тяжёлый год для Милочки. Сначала погиб Тимур. Теперь умерла мама. Хоть бы Сашка быстрее вернулся. Как уехал в Москву, так ни слуху ни духу.

– Что ты! – замахала руками Ольга. – Не вздумай при ней завести разговор о нём! И так бедняжке тяжело. Представляю, что сейчас думает: Тимуру нужна была для забавы, Сашке – тоже. Может, охмурили его в столице? Деловых леди там, говорят, полно. А Сашка – классный парень. Такие либо ходят вечными холостяками, либо расхватываются как горячие пирожки.

– И не говори! Красивая и умненькая – а поди ж ты! – не везёт бедняжке. Правду говорят: не родись красивой, а родись счастливой.

– Ты права. Надо что-то делать, – поддакнула Ольга. – Она последнее время стала нелюдимой.

– Послезавтра суббота. Пойдите, развейтесь. Я бы тоже с вами пошла, но Андрей разобидится. Будет бухтеть целую неделю. Переночуешь у неё. В понедельник я приглашу вас в гости. Хорошо?

– Слушай, Натуль! А в субботу состоится концерт Малинкова. Рекламой целый месяц все щиты обклеены. Напряги мужа. Пусть достанет нам три билета. Милочке этот певец всегда нравился.

– Прекрасно, – обрадовалась Наталья. – Сходим втроём на концерт. Потом устроим у неё девичник.

 

***

 

В антракте Милочка отказалась идти с подругами в буфет или прогуляться в фойе. Она осталась сидеть в полупустом зале. После пения и исполнения музыкальных произведений любимым артистом, на душе скребли кошки. К её креслу, расположенному в третьем ряду партера, подошёл мужчина. Он поздоровался и передал записку. Девушка записку развернула. Размашистым мужским почерком было написано: «Сегодня я играю и пою для Вас».

– Могу ответить? – подняла она на письмоносца глаза.

– Как пожелаете. Вам дать ручку?

– Большое спасибо!

Она взяла ручку и на обороте записки написала: «Я безмерно благодарна, что своим талантом Вы согрели холодное сердце». Девушка сложила бумажку и отдала мужчине. Письмоносец вышел из зала а, она поднялась и, пробираясь сквозь толпу зрителей, постепенно заполняющих концертный зал, пошла в гардероб.

По дороге домой в голове крутились строчки одной глупой песенки: «Ах, если бы! Ах, если бы! Не жизнь была, а песня бы».

Её сердце разрывалось на части и в данный момент представляло настоящее поле брани, где сошлись в кровавой схватке божественные и дьявольские силы. Исход битвы пока был не совсем ясен – с переменным успехом наступала то одна, то другая армия. Осознание греха, голос совести и беспомощность в ней боролись с гордыней, непокорностью и яростным гневом.

Благодатные слёзы, успокаивающие душу и сердце, куда-то исчезли, внутри всё горело, сердце колотилось. Милочка решила принять душ. Однако ни контрастный душ, ни чай с мятой и мелиссой не принесли успокоения. Громкая трель дверного звонка пронзила её электрошоком. Это пришли встревоженные подруги узнать, что случилось. Почему она ушла в середине концерта.

– У меня разболелась голова, – сказала Милочка, желая в данный момент только одного – покоя и одиночества. – К тому же от Малинкова пришла записка.

– Что он написал? Ну? – торопила нетерпеливая Наталья.

– Что сегодня пел для меня.

– А ты?

– Встала и ушла.

– Ты – сумасшедшая? Зачем так поступила?

– А вы, дорогие подружки, как себе это представляете? – зло сощурилась Милочка. – Я стану фанаткой, таскающейся за ним по городам и весям? Или буду закидывать любовными письмами? Или согревать постель, пока он гастролирует по Дальнему Востоку?

– Могла бы не убегать с концерта, – спокойно ответила Ольга на раздражённые вопросы подруги.

Ведьма чувствовала: волна гнева, поднявшаяся в душе, захлёстывает с головой, но не могла остановиться.

«Зачем глупые слабые людишки путаются под ногами? Что они понимают? Для чего живут?»

Кажется, последние фразы, она произнесла вслух, потому что Наталья спросила:

– Кто… «они»?

– Вы. Кто же ещё? Хотите, расскажу вашу дальнейшую судьбу?

Девчонки от изумления молчали. Они не узнавали в этой фурии спокойную, доброжелательную подругу.

– Вот ты! – Милочка указала пальцем на Ольгу. – Удачно выйдешь замуж. У тебя будет крепкая семья. Двое детей. Но однажды вы – ты, муж и сын – поедете зимой в деревню к родственникам. На повороте муж не справится с управлением. Ваша «Нива» перевернётся. Вы с мужем останетесь живы. Сын погибнет. От горя муж запьёт, и вы разойдётесь. А через десять лет у тебя обнаружат рак в запущенной форме. Он – следствие удара в той аварии. Ты умрёшь совсем молодой. В возрасте тридцати восьми лет.

Потрясённая Ольга часто-часто моргала глазами, готовая расплакаться.

– А ты, – продолжала ведьма свои жуткие предсказания уже Наталье, – смотри за своим драгоценным Андреем. Он, в конце концов, разбогатеет и даже создаст свою фирму. Но уведёт его молодая стервочка-секретарша. Ты к тому времени растолстеешь. Будешь ревновать его к каждой юбке.

– Замолчи! – пришла в себя Наташа. – Возьми сейчас же свои слова обратно!

– Что ты испугалась? – зло усмехнулась предсказательница. – Я рассказала ваши судьбы. Вы же их так хотели когда-то узнать. Всё гадали да у черта спрашивали. А зачем спрашивать у чёрта? Перед вами ведьма. Я лучше знаю, что будет.

– А что ждёт тебя? – спросила возмущённая Ольга, промокая покрасневшие глаза платочком.

– Меня, дорогая подруга, ждёт такая судьба… – она замолчала. Однако решив, что «людишкам» ни к чему знать её будущие неприятности, закончила:

– Да какая разница?! Все там будем.

– Пошли отсюда! – потянула Ольгу за рукав Наталья. – Она свихнулась.

В ответ ведьма зло расхохоталась и, презрительно глядя на бывших подруг, сказала:

– Какие вы все трусливые, людишки. Думаете, хозяева своей судьбы? Как бы ни так! Марионетки. Там, – она ткнула пальцем вверх, – составили сценарий и расписали вам роли.

– Ты права. Это сумасшествие, – согласилась Ольга, отступая к входной двери. – Такие подруги нам не нужны.

– Абсолютно верно, – подтвердила обиженная Наталья. – Говорят ещё, что сумасшествие заразно.

За девушками захлопнулась дверь.

С их уходом силы покинули Милочку, и она опустилась на диван.

«Ну, вот и всё. Последняя ниточка, тянущая меня к миру людей, оборвалась. Впрочем, так даже лучше», – безразлично думала она, глядя в потолок. В душе наступил относительный покой, воевавшие армии, вероятно, объявили временное перемирие.

С этого вечера между ней и обществом людей появилось выжженное пространство, которое никто по доброй воле не хотел переступать. Люди чувствовали презрительное к себе отношение, а девушке не хотелось их разубеждать. Она стала внимательно вглядываться в окружающую действительность, но эти видения ещё больше отталкивали от «людишек».

 

Вот бредёт парочка: он – бухой мужичок, она – толстая кошёлка средних лет, издерганная жизнью. Она на чём свет ругает своего горького пьяницу, и её тело окутывается красным облаком гнева.

– Чтоб тебя черти унесли, проклятый пьянчужка! – бросает она в сердцах.

И ведьма видит, что из её облака выплывают два зелёных отвратительных рыла со свиными пятачками и козьими рожками. Они тянут лапы, с коричневато-зеленоватой шерстью и длинными кривыми когтями, к тёмно–пурпурному облаку пьяницы, разрывая его ауру в клочья.

Муж в этот момент не слушает надоедливую ругань жены. Он мечтает о молодой фигуристой девице, которую непрочь заполучить вместо толстой тётки, тянущей его домой. Из его облака выглядывает голая пышногрудая и толстозадая блондинка с кроваво-красными губами. С жеманными минами, плотоядно изгибаясь в непотребные позы, она начинает завлекать зелёных чертенят. Те затевают с ней любовную игру. Мерзкая процессия бредёт через толпы спешащих людей, задевая и строя им отвратительные рожи.

А вот из шикарной иномарки выходит солидный господин, ведя под руку молодую стройную брюнетку лет двадцати. На лице у неё написана надменность от его больших капиталов и высокого положения в обществе. Она, глупенькая, не догадывается: престарелый вампир давно запустил свой хоботок в её энергетическое поле и взахлёб пьёт живительные силы молодости и здоровья. От того, что он так удачно встал на подзарядку, маленькие глазки на толстой морде затянулись поволокой почти сексуального наслаждения. Лет через десять господинчик будет всё ещё полон сил, а его молодую супругу станут одолевать болезни да немощи.

Их будущее ведьма узнаёт, сосредоточив взгляд на паре.

На город опускаются сумерки. Улицы светятся витринами магазинов и вывесками увеселительных заведений. Их двери то проглатывают, то выплёвывают толпы весёлой молодёжи. Выходит и парочка качков-брутелл. Футы-нуты-пальцы-гнуты! Самодовольные «хозяеважизни» не догадывают-ся, что окутаны мертвенно-бледным саваном.

Ведьма понимает: жить им осталось не более месяца – до первой крутой разборки.

Мимо спешит домой желчный неврастеник, распространяя во все стороны волны недовольства, раздражения и зависти. Если бы он знал, что притягивает к себе, словно магнит, паразитов тонкого мира. К нему бабочками на свет лампы слетаются отвратительные маленькие амёбы и кружатся вокруг верхней части кокона. Сам энергетический кокон сплошь покрыт дырами, в которых шевелятся покрытые шерстью толстые черви-плазмоиды. Дома заживо гниющий человек тиранит семью, а потом удивляется, что весельчак-сосед, хоть и не дурак выпить стопарик-другой, но на здоровье не жалуется. А он, соблюдая диеты, ведёт, как ему кажется, здоровый образ жизни, но мучается холециститом, язвой желудка, и давление прёт – будь оно неладно!

«Заживо гниющий человек. Тьфу, гадость!» – морщится ведьма, отворачиваясь от прохожего.

Наблюдая подобные сцены, Милочка обычно бурчала себе под нос:

"Смешные и жалкие людишки. Сами создают демонов, сами же их боятся. Изгадили не только природу плотного плана, но и тонкий мир».

Она начала сторониться людей, а если бывала в общественных местах, то старалась скользить взглядом по лицам, не задерживаясь ни на одном более нескольких секунд. В университете, разговаривая с преподавателями, почти всегда взгляд не поднимала выше груди, а на сокурсников обычно смотрела поверх голов. Впрочем, такая предосторожность была излишней, ведь с лёгкой руки бывших подруг сплетни о ней, как о злобной, чокнутой ведьме, быстро разлетелись по университету, и люди старались без необходимости с ней не общаться. Отчуждение, опасения и даже проблески ненависти окружающих Милочка восприняла спокойно, понимая, что так и должно быть. Панибратство только бы навредило и им, и ей.

Теперь свободное время отдавалось чтению книг и поездкам за город на новенькой машине. За городом начиналось царство природы. Здесь дышалось легко и свободно. В ночной тиши она парила над землёй подобно большой сове, выискивая притаившуюся добычу, или бегала в образе зверя по полянам и перелескам. Ночью у неё острее становилось зрение, улучшались слух и обоняние.

Ей было странно вспоминать, что раньше боялась боли от трансформации, будто бы вызываемой ею. Боль не ощущалась. Чувствовалась сильная вибрация в теле. Потом тело немело, словно от сильной анестезии. Сердце колотилось. Жар охватывал голову и все члены. Их распирало. Кожа чесалась перед тем, как между клеток эпителия появлялась шерсть. Она на несколько мгновений слепла и глохла; страх пропитывал сознание, как перед чем-то неизбежным, чрезвычайно неприятным, ещё секунда – и вот она уже в теле зверя. Ощущения, моторика, инстинкты становились звериными, но разум частично оставался человеческим. Она превращалась в зверочеловека. Размышлять как современный человек, конечно, не могла, но различать понятия свой-чужой и можно-нельзя ей вполне было по силам. И сны Милочке стали сниться больше звериные. Из некоторых статей и фильмов, увиденных в Интернете, она уяснила, что мир, каков он есть, людям и животным «показывает» мозг, преобразуя сигналы в разные образы и объекты, тактильные и звуковые переживания. Это обстоятельство немного успокоило, ведь в образе зверя она его воспринимала иным. Ей даже казалось, что на самом деле она – животное, захотевшее стать человеком. Такие мысли иногда пугали, чаще – веселили.

Борьба двух армий в её душе потихоньку сошла на нет, уступив место тихой грусти. Ведь после яростных сражений земля всегда усеяна трупами. Эти трупы уже не противники, не враги – жертвы, а земля, пропитанная кровью, не спорная территория – общая могила, над которой вместо флага победы летает вороньё.

А в конце сентября зарядили дожди, желтел лист, жухла трава, и тоскливое одиночество стало давить на неё. Сильнее одиночества давила жажда крови, с которой постоянно боролась. Мелкие зверьки, пойманные во время ночных прогулок, жажду не заглушали. Или глушили на время: день или два, не более того. Ещё следовало сдерживать в себе агрессию, чтобы не началась трансформация, – это главное. Хорошо, что «сила» могла пока уравновешивать жажду зверя, рвущегося наружу.

Однажды туманным утром она сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы. Вдруг заметила, что верхний край зеркала помутнел. Сквозь помутнение, как сквозь туман, стали проступать черты знакомого лица. Милочка от неожиданности ахнула:

– Сашенька?

 

14

 

Простое зеркало – чудес стекло.

Что видишь ты – то ли отображаешь?

С седых времён людей к тебе влекло,

Надежду им или печаль внушаешь?

 

Перед ней в темноте висела взлохмаченная мужская голова и изрыгала проклятия:

– Ах ты, сучка! Я из тэбе выпущу кров по каплэ. Проклятый гадына! Только подойды – буду рват зубамы.

Тут на губах у головы появилась кровавая пена. Белые от бешенства глаза она прикрыла веками – и вдруг, раздвинув губы, рассмеялась тихим жутким смехом. От этого смеха хотелось сорваться и бежать, унося ноги, но она стояла, наполняясь ненавистью, а голова продолжала:

– Ты похожа на одну дэвчонку. Тоже красывый был. Я, грыт, буду лубыт тэбе вечно, толко нэ бэй мэне, Алык.

Голова уставилась на Милочку злющими глазами и подмигнула.

– Нэ бей. А я ы нэ был. Жывой рэзал. Плохо твары со мной было, да? Бэжат хотел? Шкура! Глаза выколол, язык отрэзал. Зачэм просыт, панимаш? – Голова подняла вверх брови, как бы удивляясь, зачем люди кричат от боли и умоляют мучителей, а потом счастливо улыбнулась. – И с тэба шкуру жывъём сдэру, твар!

И тут рассмеялась Милочка. У неё будто прорвало плотину в сердце, возведённую ненавистью к выродку. Комичной выглядела вся ситуация – ей угрожала голова без туловища. Она заметалась в кошмарном бреду, стараясь вырваться из жуткой смрадной темноты наружу. Сознание прояснилось, и она поняла – это был не сон и не бред. Так произошло наяву! Правда, с ней разговаривала не оторванная голова, а человек, затащивший её в каземат с заложниками. Он думал… А впрочем, какая разница, о чём перед этим он думал. Ведьма стремилась попасть в подвал и освободить Сашу.

Когда она увидела в зеркале размытые, едва различимые черты Поспелова, то, вскрикнув от неожиданности, дёрнулась и чуть не упала с банкетки, испуганно глядя, как молочно-белое помутнение зеркала в центре рассеивается. Там появилось окошко, которое вытянулось туннелем. В комнату, где сидела Милочка, сквозь шторы просачивался утренний свет, а в зазеркалье стояла ночь. В конце туннеля виднелись колышущиеся тени, будто там горела свеча. Ведьма сформировала намерение оказаться в зазеркалье. Миг, и она уже там, идёт по узкому туннелю. Шаг, другой, третий – и стены разворачиваются пространством тесной коморки. Грубо оштукатуренные стены и оконце почти под самым потолком могли означать лишь одно – коморка находится в подвале. Милочка огляделась: оконце забрано решёткой, на лавке – свечка в жестяной банке, у стены на нарах спят пятеро мужчин. Шестой сидел по-турецки на телогрейке, брошенной прямо на грязный бетонный пол. Милочка в этом измождённом, грязном, нечесаном и заросшем щетиной человеке с трудом узнала Александра, простившегося с ней полтора месяца назад. Он вздрогнул и обернулся, почувствовав чужое присутствие. Его глаза расширились от удивления, увидев пульсирующее светом продолговатое облако, превращающееся в полупрозрачную, молочно–белую девушку. Он протёр глаза руками, но видение не исчезло.

«Не удивляйся, – зазвучал её голос у Поспелого в голове. – Я тебе не снюсь, не умерла, хоть и кажусь приведением. Ты думал обо мне. Я сидела, вернее, и сейчас сижу возле зеркала. Твои мысли через зеркальный коридор вызвали моего астрального двойника».

– Кажется, крыша едет, – пробормотал Сашка.

«Ты в здравом уме. Просто обо мне ещё не всё знаешь. Разговаривай мысленно. Не нужно никого будить».

И в его голове сразу сформировался вопрос:

«Почему ты в ночной рубашке?»

«У нас раннее утро. Я только проснулась. Мне плохо без тебя».

«Ты говоришь так печально. Что случилось?»

«Умерла мама. Ты уехал. Я совсем одна».

– Ах, Люля! Как бы хотел помочь, но… – прошептав, опустил он взлохмаченную голову на руки, и тут Милочка заметила грязные бинты на его левой руке.

«Что с рукой?»

«Чепуха. Поранил», – он не хотел её пугать.

«Не лги! Тебя пытали?» – допытывалась Милочка, чувствуя боль, исходящую от него.

«Это символ устрашения. Они отрезали палец и отослали родителям».

«Чтобы прислали выкуп?»

– Да.

«Изверги! Сволочи! Это им даром не пройдёт!» – от ненависти к жестоким мучителям полупрозрачная фигура девушки стала сильно колебаться.

«Успокойся! Уже совсем не больно», – постарался успокоить её Александр, боясь, что колеблющийся образ может вдруг рассеяться.

«Где ты? Почему здесь держат? Кто они?»

– Ты нетерпелива, – он печально улыбнулся. – Долгая история.

«Ой, прости! Засыпала вопросами. У нас есть пять минут. Давай по порядку».

– Зачем тебе? Лишние терзания.

«Тише, Саша, не нужно вслух, – попросила она, почувствовав, что один из сокамерников заворочался. – Пояснения помогут тебя освободить. Где тебя держат?»

«Посёлок под Владимиром, зовётся «Оргуд». Недавно узнал».

«Странное название. Ладно – дальше. Это из-за дел с Тимуром?»

«Ну… да. После поездки на озёра я должен был лететь в Москву и передать одну вещь».

«Сашенька, прошу! Не темни сейчас. Вкратце расскажи суть. Это необходимо, пойми!»

«Я отвозил и забирал в Москве у одного человека флешки».

«Флешки? Что за флешки?»

«Не знаю, что за данные были в одних, а другие содержали счета в банках под паролем. Такую должен был отвезти».

«Подожди! Думай чётче, – вновь попросила она. – А то твои мысли туда-сюда бегают. Я не успеваю. Ты должен был отвезти флешку, так?»

Он мотнул согласно головой.

«Часто ездил?»

«Четыре раза».

«Почему Тимур сам не возил?»

«Ты же знаешь, за ним следили».

«Я не знала. Ну, и…»

«Тимур погиб. Ничего мне не передал. Но отзвонился, что приеду с оплатой… Они сказали. После похорон меня встретил человек… И вот я здесь».

Он закрыл лицо руками, мысли стали бессвязными. Милочка ждала.

«Они думают, я убил Тимура и спрятал флешку».

«Тебя били? Пытали?»

«Зачем тебе? Я живой, что ещё?»

«Хорошо. А история с выкупом?»

«Заставили написать письмо родителям… чтобы собрали три миллиона долларов. Сказал, пусть лучше сразу убьют. Сумма нереальная… Алик узнал, что мать работает в банке. Пригрозил, что отправят меня ей частями».

«Скоро заточение закончится. Потерпи, Сашенька!»

– Уже уходишь? – спросил он, увидев, что свечение начало блекнуть.

«Да».

– Могу прикоснуться? Я должен знать, что не сплю.

«Можешь».

Он поднялся и попытался прикоснуться губами к её губам, но в это время, потревоженный его шёпотом, вновь зашевелился один из сокамерников.

«Ухожу», – заторопилась Милочка, и свечение будто рассеялось.

Подвал перед глазами стал блекнуть. Милочка глянула на своё отражение в зеркале. Из глаз брызнули слёзы, так сильно сжалось и заболело сердце. Она постаралась успокоиться и собраться с мыслями:

«Флешка… Постой! Уж не та ли флешка, которую мне дал Стрельцов?»

 

За два дня до их поездки на озёра Теймур отдал ей флешку.

– На! – протянул он маленький синий пенальчик. – Теперь это твоё.

– Что на ней? – спросила Милочка.

– Наш эксперимент и всякая ерунда.

– Эксперимент? Ты втайне от меня записывал видео? Сволочь! Какая же ты – сволочь! – её лицо исказила ярость: губы сжались и побелели, прищуренные глаза горели ненавистью. Она сжала руки в кулаки, то ли успокаивая себя, то ли готовясь нанести удар.

Они сидели в его машине. Быстрым движением руки Теймур прижал девушку к себе. Милочка бедром больно вжалась в корпус переключателя передач, находящегося между сидениями.

– Мне нравится твоя импульсивность, но… в любви. Когда, не выслушав, начинаешь огульно поносить – хочется придушить, – высказал он сквозь зубы своё негодование.

– Попробуй! – она с ненавистью смотрела в его карие глаза, не пытаясь вырваться, но была напряжена, словно сжатая до отказа пружина. Парень ослабил хватку, нежно погладил её горло, потом грустно улыбнулся:

– Увы, сожму горлышко… и уже не услышу ни слов любви, ни слов ненависти. От тоски сойду с ума.

– Отпусти! Мне больно, – зло прошипела девушка.

– Извини, – Теймур наклонил голову и осторожно коснулся губами её шеи. – Я всегда готов загладить свою вину. – Потом убрал руки и укоризненно произнёс:

– А ты рвёшь мне душу, но хотя бы раз извинилась.

– За что? За то, что тайком снимал «клубничку»? Может, ещё где-нибудь на сайт выложил? Отправил любоваться членам ордена? Или хотел меня шантажировать?

– Замолчи! – он ухватил её за плечо. – Иначе придушу! Неужели думаешь, я козёл? Я не знал, чем опыт закончится. Одно дело – наши ощущения, другое – беспристрастный объектив.

– Почему сразу не отдал? – стараясь высвободиться из цепких пальцев, недовольно спросила девушка.

– Сначала хотел отдать, но не смог. Когда тебя не было со мной, я её…

– Просматривал и… – Милочка себя еле сдерживала. Она, презрительно усмехаясь, уже хотела произнести слово, которое вертелось на языке, но Стрельцов, видимо, сообразив, что она намеревается сказать, печально покачал головой:

– Дура! Я вновь переживал тот вечер, вспоминал твоё отчаяние, слёзы. Свои чувства к тебе.

– И что же чувствовал? – спросила она, даже не пытаясь скрыть сарказм в голосе.

– Ты была маленьким загнанным зверьком. Хотелось тебя заслонить от целого мира. – Теймур отпустил плечо и нежно погладил девушку по щеке.

– Врёшь! – Милочка отбросила от себя его руку. – Ты меня провёл сквозь такие испытания. Не кто-нибудь, а именно ты. Лицемер!

– Можешь не верить, но каждый раз просматривая запись, чувствовал любовь и вину. Свою вину перед тобой, – говоря это, он смотрел куда-то вдаль, словно припоминая те мгновения. Потом глянул на девушку, тепло улыбнулся:

– Но потом-то всё было хорошо. Вспомни!

– Ага. Особенно в том странном лесу, где охотники чуть не застрелили, – напомнила ему Милочка о событии, которое чуть их не погубило.

Она Теймуру не верила. Вероятно, та запись была не единственной. Они выходили в параллельный мир пять раз. Что мешало ему записать процесс тех выходов тоже?

На флешке, кроме видео, находилась ещё информация под паролем. Возможно, данные о счетах в банках. Ничего не зная о ценности других данных, Милочка просмотрела видео. Её интересовали минуты, когда чувствовала себя зверем. Но продолжительность записи составляла не минуты. Она длилась всего одну минуту, хотя девушка ощущала себя львицей около получаса. На записи всё видимое пространство как бы размылось. А когда кадры приобрели резкость – она уже лежала на спине. Убедившись, что видеозапись ничего не проясняет, девушка взяла молоток, разбила флешку, а осколки выбросила в мусорное ведро. Так решилась судьба Александра.

 

«Стрельцов, сволочь! – злилась она на бывшего бой-френда. – Судьбу друга отдал в мои руки. Ревность и ненависть снедали его. Впрочем, будь у меня сейчас эта флешка, бандиты вряд ли Сашу отпустили бы, – Милочка до сих пор ощущала в левой ладони острую, жгучую боль, будто вместе с Поспеловым лишилась пальца. – Эта рана лишь полбеды, она уже зарубцевалась. Что с ним станется после унижений рабства? Не сломается ли? Не ожесточится ли? Я несу клеймо жестокой убийцы. Сашу от такой участи должна оградить. Потому что люблю. Да-да, люблю, хоть и старалась вытравить чувство всеми силами. Нужен план спасения и помощь. Одна не справлюсь. Как там и что – неизвестно. Нужно связаться со Стражем Предела. «Просите и вам дадут, стучите и вам откроют» – по-моему, так сказано в Библии».

Приняв окончательное решение, и наскоро перекусив, она отправилась на занятия. А вечером, освободившись от всех дел, и приготовив на скорую руку ужин, механически жевала салат и яичницу с колбасой, не ощущая вкуса пищи: все мысли и чувства сконцентрировались на одной проблеме – спасении любимого. В какую бы сторону ведьма не направляла свои мысли, везде упиралась в стену с множеством дверей, ведущих в тупики. Это страшно раздражало:

«Так не пойдёт».

Милочка легла на диван, расслабилась, закрыла глаза и занялась медитацией.

Вначале перед глазами была полная темнота, потом закружились маленькие фракталы, которые становились больше и ярче. Фракталы, постепенно изменяя форму и рисунок, стали расходиться от центра; и появилось бледное пятно, а в пятне – глаза. Пятно увеличивалось, увеличивались и знакомые раскосые глаза. Они смотрели, не моргая, но как бы спрашивая: «Чего ты хочешь?» Она постаралась сформулировать ответ, хотя мысль оказалась длинной и не очень конкретной:

«Глупо и рискованно с моей стороны просить о помощи, но заставила крайняя необходимость. Я всей душой люблю человека и намерена его спасти даже ценой жизни… моей. Иначе мне не нужен твой дар».

Глаза глядели – и всё. Ни одного слова в ответ.

«Не предупреждает, не отговаривает, – думала ведьма. – Рад моим ошибкам и грехам? Хотя… Высшие силы не люди. Сказали раз – заруби на носу на всю оставшуюся жизнь».

Глаза моргнули и стали тускнеть, а она провалилась в темноту. Долго лежала, приходя в себя после транса. Не было подтверждения тому, что получит помощь, но внутренняя уверенность отчего-то росла. Правда, к уверенности примешивалось огорчение, ведь обратившись к столь могущественным силам, рискуешь постоянно быть у них на крючке. За всё приходится платить! Этот закон жизни она усвоила железно. Но отступать слишком поздно, да и не хотелось отступать.

С самого начала план Милочки по освобождению Александра натолкнулся на препятствие – обыкновенную случайность.

Поехав в агентство за покупкой авиабилета до Москвы, она попала в ДТП.

Когда на мигающий жёлтый сигнал светофора пыталась проскочить перекрёсток, слева преградил путь «Мицубиси Паджеро» цвета мокрого асфальта. Милочка успела притормозить и крутануть руль вправо, но чиркнула бампером «Кресты» по крылу «Паджеро» и разбила свой «габарит». Через несколько мгновений, придя в себя, узнала машину и водителя. Им оказался отец Александра.

«Боже мой! Лучше бы провалилась в тартарары», – думала она, видя его рассерженное лицо и решительный шаг. Но, приоткрыв дверцу машины нарушительницы, старший Поспелов увидел девушку, которую сын представил невестой.

Чтобы не мешать движению и не столкнуться случайно с гаишниками, они заехали в тихий переулок. Сергей Васильевич был недоволен и обижен, что к исчезновению Александра девушка отнеслась равнодушно. Милочка рассказала о болезни и смерти матери, что смягчило настрой отца. Он пригласил её в свою машину, где поведал о поисках сына и посылке от похитителей.

После того как от сына не поступало звонков три дня, он разыскал родственников Стрельцова, стал звонить в Москву. Отец Теймура ответил, что после похорон Александр вышел купить сигареты и не вернулся. Вещи и документы не взял. Они сами-де обеспокоены его исчезновением. Через два дня Сергей Васильевич вылетел в Москву. Там написал заявление в милицию. Были проверены морги, больницы, объявлен розыск. Он уже хотел или самостоятельно искать сына, или нанять частного детектива, но позвонила жена с сообщением: их обокрали. Взяли ноутбуки, съёмные носители информации, украшения жены и всю наличность, какая хранилась в квартире. Кто-то побывал и на даче, ни чем не поживился, но дом пытался поджечь. Соседи вовремя заметили возгорание, тушили сами и вызвали из города пожарных. Однако следователь, который ведёт эти два дела, высказал подозрение: пожар и кража – только прикрытие, а действовали одни и те же люди. В квартире и на даче всё было перевёрнуто кверху дном. Из данного факта следователь сделал вывод: преступники что-то искали. Он допытывался у отца, чем его сын занимается, где находится. Разговор со следователем очень встревожил родителей Александра и навёл на размышления о связи погрома, пропажи сына и смерти Тимура. Они знали: сын и его друг занимались бизнесом, но не могли предположить, что он – криминальный. Александр всегда придумывал правдоподобные обоснования для своих отъездов. Тогда Сергей Васильевич вновь наведался к дальневосточным родственникам Теймура. Те рассказали, что к ним приходили два сотрудника из Федерального центра безопасности, расспрашивали о последних днях Теймура, осматривали его комнату. Но осматривать было нечего – после его гибели следствие изъяло оргтехнику, записи и даже конспекты. А пять дней назад посыльный принёс родителям Александра букет гвоздик и маленькую посылочку. Гвоздик в букете двадцать штук, как и дней, что дали на поиски денег. А в посылке лежали два фаланга от мизинца сына.

Лицо Сергея Васильевича сморщилось, он закрыл его руками, застонал. Милочка понимала, как ему больно, она испытала такую же боль, когда увидела левую руку Саши. Мужчина немного помолчал, справляясь со своим горем, а потом продолжил:

– Ларису Павловну с инфарктом увезли в больницу. Я ищу деньги. Сумма выставлена запредельная. Не то, что через двадцать дней, но и через год нам столько не собрать. В милиции меня успокаивают, дескать, ждите весточки от похитителей и надейтесь на наш профессионализм… Но я, Людмила, начинаю сомневаться в успехе. Пропал он в Москве. Не факт, что его держат там, – угрюмо произнёс он и тяжело вздохнул.

«И сомнительно, что отпустят живым», – подумала Милочка. Она сначала не хотела посвящать его в свои планы, но немного поразмыслив, пришла к выводу о необходимой помощи отца в таком непростом деле. Поэтому отложила покупку билета. Следовало подвести Сергея Васильевича к известию о местонахождении сына. Но сделать это сообщение она запланировала на следующий день.

 

В Москву они вылетели через два дня, оттуда на рейсовом автобусе доехали до Владимира; и только поздним вечером на второй день устроились в гостинице. На следующий день решено было съездить в предполагаемый посёлок и осторожно разведать всё на месте. Милочка сказала Сергею Васильевичу, мол, позвонил неизвестный местный житель, которому случайно Александр передал номер её телефона. Перед Сергеем Васильевичем она разыграла роль измотанной путешествием девушки. Она не железная, и действительно очень устала, но мужчину не хотелось вмешивать в операцию по освобождению. Как всё пройдёт, чем закончится – неизвестно, а он мог пострадать. Тем более он хотел привлечь к освобождению сына местные правоохранительные органы.

«Вдруг здесь круговая порука, и бандитов крышует местная власть?» – беспокоилась Милочка. – Нет-нет. Нельзя, чтобы в планы вкралась ещё одна случайность».

Она тихонько вышла из номера, нашла частника, немолодого мужчину на «Жигулях», и попросила отвезти в посёлок. За двести долларов мужчина согласился ехать «на ночь, глядя» – так он пробурчал. Через полчаса были на месте.

– Я вам заплачу ещё двести сверху. Подождёте в течение часа? – спросила девушка у недовольного водителя. – Мне очень надо. Прошу, вас!

– Хорошо, – ответил водитель. – Но – ни одной минутой больше!

Перед отлётом в Москву она много думала о доме, где находился Александр. Даже медитировала над картой области, которую нашла в Интернете. И она его увидела – большой трёхэтажный особняк, облицованный металлосайдингом, укрывшийся за двухметровым бетонным забором.

Минут пятнадцать она блуждала по посёлку, пока за берёзовой аллеей не разглядела очертания похожего особняка. Да, это был он – дом, увиденный в медитации. В окнах третьего этажа горел свет. Сбоку от калитки, на бетонном столбе, находилась кнопка вызова. Милочка на неё нажала и решила не отпускать, пока кто-нибудь не выйдет. Для подстраховки несколько раз пнула по железной калитке. Грозно залаяли два пса.

«Монстры, а не псы, – определила она на слух. – Ну, да ничего…»

Её боялись вообще все животные, чуя звериную сущность. Собаки поджимали хвосты, кошки шипели, лошади ржали, косили на неё дикими глазами и пытались встать на дыбы. И все старались поскорее уйти с её дороги.

– Кто там? – послышался недовольный мужской голос.

– Открывай, дяденька! Свои.

– Свой? Какой свой? Кто это?

– Открывай! Увидишь, красивый, – на цыганский манер почти пропела она. Калитка открылась, и в проёме показался молодой мужчина, с южным типом внешности, с небольшой, скобкой окаймляющей подбородок и скулы, чёрной бородкой, одетый в камуфляж.

– Чэго тэбэ, крошка, – стараясь разглядеть её в темноте, усмехнулся он.

– Да уж не тебя, – ответила она усмешкой на усмешку, стараясь проскользнуть в открывшийся проём. Не получилось. Мужчина прижал к себе полотно калитки. Тогда девушка, отступив на шаг, сказала:

– Хотя… возможно, и тебя. Я за Сашей Поспеловым приехала, выкуп привезла.

У чернобородого от её наглости в голосе послышалась злость:

– Нэ шуты так, толка.

– А я и не шучу, бычок.

Он оглядел улицу поверх головы девушки и, увидев её безлюдность, криво усмехнулся:

– Проходы, эслы смэлый. Дэнгы пры сэбэ? – мужчина подвинулся, освобождая проход.

– А как ты думал? – Она спокойно зашла во двор и повернулась лицом к рвущимся в ярости двум огромным собакам. Те неуверенно гавкнули ещё пару раз и полезли в свои будки. Мужчина растерянно смотрел то на собак, то на девушку.

– Ты на собачек не смотри. Ты сюда смотри, красивый, – улыбнулась она и раскрыла большой пакет. В пакете лежала приготовленная заранее «кукла» из долларов и листов нарезанной бумаги. Мужчина, мельком глянув на пачки денег, прищёлкнул языком.

– Закрывай калитку, и пойдём в подвал, – торопила его Милочка. – Я на заложника посмотрю, а ты посмотришь на деньги. В темноте же не понять, они фальшивые или настоящие. А их ещё сосчитать нужно.

– Пойдом, сама напросылас, – сказал чернобородый и, крепко ухватив за предплечье, потащил девушку к подвалу. Милочка не сопротивлялась, а только сказала:

– Ты ключики-то от каморки прихвати, а то сделка не состоится. Хочу убедиться, что пленник жив, а не отдал богу душу.

– Нэ бойсэ, дэвочка. Вот оны – клучыкы, – он вынул из кармана и потряс связкой ключей. – И комнатка дла тэбе там прыготовлэна.

Девушка промолчала. Для неё главное – быстрее попасть в подвал. Он открыл ключом дверь, ведущую в подвал, и втолкнул её в тёмное помещение. Хорошо, что она надела кроссовки, а не то – полетела бы кубарем с лестницы.

– Осторожнее, красавчик, – возмутилась Милочка. – С дамой обращаешься, не с кулём картошки.

– Поговоры ещо у мэнэ, стэрва! – зло буркнул похититель и щёлкнул выключателем. Коридор и лестница в полуподвальное помещение осветились неярким желтоватым светом.

– Никакого уважения к женщине, – пробормотала Милочка. – Что за сброд?!

– Ты чэго сказал? – грозно наступал похититель на девушку.

– А того. – Больше не раздумывая, она ударила наглеца «силой». Человек полетел вглубь коридора и ударился головой о стену.

– Оо-ой, шайтан! – застонал чернобородый, приподнимаясь и ощупывая голову. – Проклатый гадына! Толко подойды – буду рват тэбэ зубамы!

Девушка расхохоталась:

– Ха-ха-ха! Зубами, говоришь? Посмотрим у кого зубы длиннее.

Отбросив в сторону пакет, она вся затряслась. Воздух вокруг неё стал сгущаться и закручиваться в вихрь. И тут он закричал не своим голосом, увидев чудовище – девичье тело с головой львицы. В три прыжка монстр оказался возле человека, пытавшегося встать на ноги. Раздалось рычание, дикий крик жертвы, перешедший в задыхающийся хрип, хруст разгрызаемых костей, и от туловища отлетела откушенная голова, заливая кровью бетонный пол. Из разорванной шеи мужчины брызнул фонтан крови. Монстр отстранился, удерживая жертву сильной рукой, подождал, пока поток извергаемой крови ослабнет, и припал к обезглавленному, вздрагивающему в агонии туловищу. Насытившись, откинул труп, попятился и прижался спиной к стене. Через несколько минут в коридоре стояла тоненькая девушка в одежде, залитой кровью. Её лицо, шея и ноги тоже были в крови.

Она стянула с себя кое-где разорванный джемпер и вытерлась им. Быстро скинула юбку и обтёрла кроссовки. Потом свернула окровавленные одежды, подошла к пакету и достала вязаное платье с длинными рукавами из-под «куклы» с деньгами. Уже натягивая платье, услышала мужские голоса во дворе. Подняв отлетевшую к лестнице связку ключей, стремительно кинулась к железной двери камеры и стала подбирать ключ к замку. На её счастье второй ключ из связки оказался нужным. В этот момент в подвал спустились ещё трое похитителей.

– Стоять, твари! – заорала ведьма на них. От неожиданности мужики замерли, а жуткий вид стены и пола, залитых кровью, растерзанного тела товарища или родственника (кто их разберёт, этих бандитов, да ещё при свете тусклой лампочки) поверг их в полный ступор. Из камеры уже выбегали встревоженные рабы.

Бандитов она приказала связать тряпками, какие найдутся, и затащить в каземат. Ведьма не желала им лёгкой смерти.

– Быстрая смерть – лёгкое наказание, – сказала она. – Наяву и во сне их станут терзать жертвы. Они сойдут с ума и издохнут от собственного страха, но не сразу. Пусть помучаются.

С этими словами ведьма выпроводила пленников из камеры, посоветовав собрать женщин и детей, живущих в доме, и закрыть в одной из комнат. Но предупредила, чтобы убедились в том, что эти четверо – единственные мужские особи рабовладельческого поместья.

Со связанными бандитами она пробыла недолго. Постаралась быстро войти в транс и вызвать Стража Предела или «чёрного монаха», как она его иногда называла. Только эта сущность могла навсегда отключить сознание у палачей, заменив кровавым кошмаром. Бандиты с ужасом и ругательствами смотрели на ведьму, но ей до их угроз не было дела.

Девушка затряслась всем телом. На побелевшем лице лишь чернели огромные невидящие зрачки, которые уставились в угол камеры. Там из потолка ударил сноп света. В нём закружились, заблестели маленькие звёздочки, будто вихрь золотой пыли. Вихрь сгустился, и на его фоне появились большие раскосые глаза; они уставились на связанную группу людей. Те от страха закричали и стали бормотать молитвы. Глаза перевернулись, начали темнеть. Еще несколько мгновений… и это уже не глаза – тень монаха в сутане. Его тень, как тень неумолимого Командора, стала расти и колебаться.

Ведьма усмехнулась:

– Чего испугались, правоверные? Перед вами глаза Бога. Сейчас он решит: кто – праведник, а кто – великий грешник. Торопитесь раскаяться.

Она устало поднялась с колен и, пошатываясь, добралась до двери. За спиной стояла гробовая тишина – люди онемели от ужаса. Выйдя из камеры и прикрыв за собой дверь, девушка встретила вопросительный взгляд Александра.

– Там будет стон и скрежет зубов, – пояснила Милочка печально. – Мне нужно выбраться на свежий воздух. Пойдём отсюда!

– Что с тобой? Вся дрожишь. Белее снега, – спросил он, дотронувшись до её руки. – Как смогла здесь появиться?

– Сейчас не время, Саша. Нас ждёт машина. Не успеем, она уедет во Владимир. Тогда могут появиться неприятности.

– А остальные?

– У этих ублюдков есть транспорт?

– Есть джип.

– Пусть берут и поскорее мотают подальше. Помоги мне добраться до машины. Она в двух кварталах отсюда. Я в дороге третьи сутки. Почти не отдыхала. В пакете плащ. Накинь, а то на тебя страшно смотреть. Боюсь, водитель откажется нас везти назад.

Поспелов надел плащ и, поддерживая её за талию, повёл в указанном направлении. Уже в машине Милочка отключилась.

 

Она очнулась от тряски и яркого солнечного света, бьющего в глаза. Тело всё затекло от неудобной позы. Оказывается она лежала на коленях у Саши. Впереди, рядом с водителем, виднелся профиль Сергея Васильевича, а они с Сашей располагались на заднем сидении иномарки.

– Как ты нас напугала! – произнёс Александр, увидев, что любимая открыла глаза. – Меня выручил звонок отца на твой мобильный, а то – хоть караул кричи! Девушка без сознания, глубокая ночь, незнакомый город.

Поспелов наклонился и поцеловал её в лоб. Его исхудавшее и бледное лицо было чисто выбрито. Длинные волосы вымыты и причёсаны, а вместо грязного рванья – спортивный костюм и куртка.

– Что ты меня целуешь в лоб? Я пока жива, – улыбнулась Милочка. Он наклонился и легонько поцеловал её в губы.

– Люля, любовь и благодарность я выкажу дома, – шепнул Александр. – А ты мне кое-что расскажешь.

– Где мы?

– Уже подъезжаем к Москве, – к ним повернулся Сергей Николаевич. – Людмила, я счастлив, что такая жена будет у нашего обормота. Чтоб коня на скаку и в горящую избу.

– Вы преувеличиваете мои возможности, – сказала она, поднимаясь с коленей любимого.

«Знал бы он о моих талантах и деяниях, не говорил бы так восторженно, – думала Милочка, глядя на мелькание белоногих берёз. – Интересно, что ему рассказал сын о своём освобождении?»

 

15

 

Нанесу быстрой кистью тревожную память,

Нарисую сражения с капризной судьбой,

Пусть покинут меня и живут между вами,

Подлость мира сметая, как мусор, метлой.

 

– Ты опять во сне видела кошмары? – Александр сосредоточенно смешивал краски, искоса поглядывая на Милочку. Та неопределённо пожала плечами и скривила губы.

– Пожалуйста, не шевелись! Тени лягут под другим углом.

– С чего это взял? – изображая удивление, она вскинула на него глаза – озёра.

– Не прикидывайся! У тебя даже глаза от воспоминаний сразу меняют цвет. Думаешь, одна умеешь читать чужие мысли? Ошибаешься, Люля. Мне проникать в твою голову не требуется. Всё читается на лице.

– Ну, коне-ечно. От вас, художников, ничего нельзя скрыть. Вы всё узнаёте по малейшим изменениям светотеней, – усмехнулась девушка.

– Тебе подтвердит любой портретист. Не нужно сарказма! Художник в первую очередь должен быть неплохим психологом, чтобы правильно отразить внутренний мир натуры.

Он принялся за полотно, нанося один мазок за другим.

– А как же сакраментальное: «Я так вижу», а вместо лица композиция из треугольников и квадратов? – поддела его Милочка.

– Не обязательно впадать в крайности. Мы говорим не об абстракционистах.

– А о чём?

– О тебе, – проговорил художник, продолжая работать и только искоса поглядывая на девушку в кресле. – Пойми! Мне не безразлично твоё состояние души, эти ночные кошмары. Я слышу, как стонешь и кричишь во сне.

– Но это вовсе не кошмары, – настаивала она.

– Перестань, Люля! Даже если… полёты и общение с неведомыми потусторонними мирами. Они не несут ничего положительного. От хорошего не стонут и не кричат.

– Якобы мои кошмары – неадекватные реакции на необычные ощущения и видения. Видения трудны для моего восприятия – вот и всё! Они – проявление нашего мира, а не каких-то потусторонних миров, – продолжала настаивать Милочка.

– Ну, извини, не так выразился, – поджал губы Александр.

– Нечего извиняться, – миролюбиво заявила девушка, чувствуя, что разговор скатывается к препирательству. – И я не замечаю многого, что ты видишь с первого взгляда. Видел бы ты всю гамму цветов астрального мира… Невероятно красиво. Я не всегда могу скрывать и подавлять эмоции. Ничего не поделаешь… я пока неопытная ведьма.

– Я не волшебник, а только учусь. Серьёзный разговор свела к шутке, – осуждающе покачал головой Поспелов. – Как это характерно для тебя! Но мне не смешно. Я всерьёз обеспокоен. Нечего, Люлька, голову морочить. Эти проявления астрального мира несут угрозу. Прежде всего, тебе! Неужели не понимаешь?.. Или делаешь вид? Именно из-за них твой отказ оформить наши отношения, нежелание иметь детей.

Милочка в знак протеста замахала руками и соскочила с кресла.

– Сегодня, Саша, не обвиняй, что не могу высидеть час. Сам виноват! Не могу спокойно слышать, как валишь всё в одну кучу.

Александр сокрушённо покачал головой, вздохнул и стал промывать в растворителе кисти.

– Я не валю в одну кучу… – после недолгого молчания проговорил он. Но девушка не дала закончить фразу, перебив его:

– Саша, не нужно! Я не хочу ссориться из-за того, что мы не в силах изменить. Такова наша судьба.

– Ты так думаешь. Я совсем другого мнения. Все вещи взаимосвязаны, – мягко, но упрямо гнул свою линию Поспелов. – Не следует, Люля, себя обманывать. За последнее время внимательно прочёл несколько статей по психологии и сопоставил с тем, что с нами происходит…

– Нашёл серьёзные отклонения от нормы? В первую очередь у меня. Надеюсь, не причислил к разряду буйно помешанных? – опять перебила его девушка притворно-возмущённой тирадой.

– Я говорю серьёзно. Выслушай! – настаивал Александр. – Все те отрицательные эмоции… – он жестом остановил её реплику, – и даже положительные. Пусть так. Всё, что не даёт покоя твоей измученной душе, можно из разряда неявных перевести в – явные. Тем самым освободить тебя.

– Как сие намерен исполнить? Ты волшебник? Маг? – она удивлённо уставилась на Поспелова.

– Не перебивай! Собьюсь с мысли. – Он замолчал, что-то обдумывая, но поднял вверх указательный палец, давая понять, чтобы и она пока молчала, а потом продолжил:

– Я долго думал и, кажется, нашёл решение. Ты должна свои сны попытаться изобразить в рисунках. Видения заживут самостоятельной жизнью. Ты освободишься и успокоишься.

– Мда-а… Решение довольно оригинальное, надо сказать. Но не учёл одного. Я не умею рисовать, – Милочка растерянно развела руками. Увидев, что девушка почти готова с ним согласиться, Поспелов с жаром заговорил, стараясь быть убедительным:

– Не проблема. Я для чего? Обязательно помогу. Давай попробуем! Вдруг получится? Сначала попытаешься подобрать увиденные «невероятные» цвета. Пусть приближённо. Потом попробуешь отобразить формы. Как умеешь. Красиво или не красиво – не главное. Затем создашь сюжеты. Неважно, что сначала ничего не будет получаться. Важно другое. Ты воспоминания, гнездящиеся в мозгу, передашь рукам. Пусть даже по типу автоматического письма. Те силы, что воздействуют на тебя… божественные или бесовские – без разницы! – захотят проявиться. Полагаю, со временем рисунки получатся. Ну, Люля, соглашайся!

– Солнышко моё! Один твой взгляд, и любая девушка готова на всё. Хоть в пасть акуле, – мило улыбнулась она.

– Опять всё перевела в шутку, – насупился он.

– Серьёзна как никогда! Что бы без тебя делала? Ты – за мамку и за няньку, за доктора, любовника. Что там ещё, а? – состроила Милочка лукавые глазки и приоткрыла губы, будто ожидая конфетки или поцелуя.

– Все эти качества сводятся к одному слову – «муж». А его ты избегаешь произносить, – с обидой в голосе проговорил Поспелов.

– Хорошо, мой строгий муж! – Она подошла и повисла на его плечах, подставляя пухлые губки для поцелуя. Потом запустила одну руку ему в шевелюру и стала ласково перебирать завитки волос на затылке. Другой рукой, пока длился поцелуй, она ловко развязала широкий пояс своего длинного шёлкового платья. Раз! – и глаза Александра покрыла повязка.

– Людмила! – воскликнул он с деланным возмущением.

– Молчи! – шепнула девушка, ловко завязывая повязку.

– Ах, хитрая ведьмочка! Всегда знаешь, как заставить меня замолчать.

– Сейчас изжарю тебя живым огнём… пламенной страсти, – шептала Милочка, проводя кончиком тёплого и нежно-трепетного язычка по краю его уха и неожиданно, прикусывая острыми зубками мочку, при этом расстегивая и снимая с него рубашку. – Потом разрежу на кусочки… острым ножом желаний…

Ловко сбросив с себя платье, она обхватила мужчину руками, прикасаясь и водя снизу вверх шершавыми сосками по его обнажённой спине. Одновременно она поглаживала рельефы мышц на его груди, неожиданно пощипывая его крохотные соски. Милочка задержала одну руку напротив его сердца, другой расстёгивая и высвобождая его желания наружу.

Поспелов почувствовал, как сердце дало сбой, потом быстро и гулко забилось в груди. От разлившегося пожара желания всё его тело покрылось гусиной кожей.

– Возьму их в свой окровавленный рот… и буду с жадностью поглощать.

Её прикосновения и слова, полные пылкой страсти, в головеАлександра произвели эффект разорвавшейся бомбы. Он задрожал всем телом, как застоявшийся в стойле нетерпеливый жеребец. Не в силах больше ждать ни одной минуты, сорвал с глаз повязку, повернулся, подхватил Милочку на руки и понёс к дивану, на ходу целуя податливое тело.

Они вместе жили уже четыре месяца. Милочка, всячески изворачиваясь, уходила от серьёзного разговора о женитьбе. Избегать рокового шага следовало по нескольким причинам, полагала она.

Первой – являлась забота о нём, единственном близком человеке, погубить которого страшилась.

«За мои грехи достаточно смерти мамы. Брачные узы навсегда могут связать Александра со мной. Не зря говорят, что они заключаются на небесах. Он станет очередной жертвой за моё тёмное прошлое, а расплата, боюсь, наступит рано или поздно. Без разницы, в чьих руках окажется меч возмездия. Высшие силы карают более жестоко и изощрённо, чем закон и правосудие в руках людей».

Второй причиной было убеждение, что супружество должно строиться на откровенности и доверии двух любящих сердец. А их совместная жизнь зиждилась на лжи. Она убедила себя, что Саша отбросит её, словно презренную, подлую тварь, узнав об убийстве Теймура.

«Молчать – ложь потянет за собой другую. Уже потянула. Та накрутит третью. И любовь погибнет, запутавшись мухой в липкой паутине недоверия и подозрительности. А узнает, что я монстр, дикое животное? Об этом даже думать не хочу», – гнала от себя неприятные мысли ведьма.

Появилась и третья, очень важная причина. Он семью без потомства не представлял, заводя вскользь разговор о будущем ребёнке. По словам Матильды, ребёнок унаследует от матери способности. Своей судьбы она не пожелала бы и врагу, тем более своей крошке.

Но самый важный запрет был в ином, в её жажде человеческой крови. В монстре, которого пока удавалось контролировать.

«Надолго ли? Вдруг сможет вырваться? Мало ли по какой причине: болезни, беременности, алкогольном опьянении, травме. Почувствую, что контроль ослабевает? Уйду от Саши. Уйду навсегда, наговорив кучу гадостей. Чтоб не жалел, не искал, возненавидел и забыл. Он найдёт себе другую женщину, женится и будет счастлив», – твёрдо решила ведьма, оправдывая такими рассуждениями собственную трусость и недоверие к любимому. Но эта трусость была оправдана тем, что Саша, узнав о ней жуткие подробности, мог бояться быть с ней рядом. Понимая, что ей нет места в человеческом обществе, не зная, где найти пристанище, как бросить всё, к чему привыкла с детства, Милочка молчала и ждала, считая прожитые дни, месяцы, годы. Много ли ей ещё осталось – молодой и полной сил? И жить очень хотелось, и надоело мучиться, и решения она пока не видела. Надеялась на чудо. А на что она ещё могла надеяться?

Родители Александра приняли Милочку в свой круг, не расспрашивая, не рассуждая и не осуждая за желание пока пожить гражданским браком, так делали многие, проверяя свои чувства на прочность. И за это слово «пока», она цеплялась всеми силами, стараясь не заглядывать в будущее.

В Александре, после заточения, проснулась неукротимая жажда деятельности. Закончив работу в офисе строительной компании, он приходил домой и рисовал. Лариса Павловна, заходя к молодым на огонёк, однажды сказала, дескать, весной можно будет устроить персональную выставку.

В своём предположении Александр как в воду глядел: через месяц Милочка освоила акварель, ещё через два – сносно рисовала маслом. Труднее всего давался подбор красок для передачи насыщенных, чистых и, вместе с тем, переливчато-прозрачных цветов тонкого мира. С формами и композициями картин было немного проще – ей помогал Александр. Но на него её картины наводили томительно-тревожное, даже гнетущее настроение. Они заманивали чистотой и воздушностью пейзажей и, одновременно, в переплетении линий и форм просматривалась некая скрытая от посторонних глаз тайна. И всё же творчество жены Александру нравилось, поэтому без колебаний предложил выставить несколько работ в двух комнатах Художественного салона, арендованных Ларисой Павловной под его персональную выставку. Он отобрал пять работ. Две акварели: «Дух воды» и «Дух леса», и три полотна, исполненных маслом: «Страж пещеры», «Черный монах» и «Бесприютная душа».

Экспозицию следовало раскрутить. Знакомый искусствовед сказал Ларисе Павловне, мол, если этого не сделать, то никто не придёт: молодых художников из народа, неожиданно вынырнувших в далёкой глубинке, не знают. Нужен человек, способный провести грамотную рекламную компанию, иначе залы будут пусты. За неделю до открытия он привёл молодого человека – имиджмейкера местного разлива. Тот дал несколько дельных советов по обхождению с посетителями, переговорам с потенциальными покупателями, внешнему виду и стилю одежды. Также сказал, что для начальной раскрутки следует позвать парочку корреспондентов местных газет – но не вместе, а порознь – для дачи якобы эксклюзивного интервью. Их он приведёт за два дня до открытия – подвязки у него надёжные. На открытие неплохо бы пригласить местное телевидение и репортёра из какой-нибудь центральной газеты. А вечером устроить приём для провинциального бомонда, не слишком избалованного такого рода мероприятиями. Мол, приглашениями он займётся немедленно. Все хлопоты будут стоить кругленькую сумму. Выслушав необходимую программу действий и стоимость, Лариса Павловна заверила молодого человека:

– Наш банк выделяет спонсорскую помощь для многих направлений в молодёжной политике губернии. Данный проект вписывается в культурную составляющую.

Имиджмейкер одобрительно подхватил, дескать, молодые таланты следует поддерживать, несмотря ни на что, ведь они – будущая веха культурной жизни страны, передовой отряд интеллигенции, которая поможет сблизить Восток и Запад, сгладит противоречия в понимании общечеловеческих ценностей. Следует только немного «причесать и припомадить». Напыщенных фраз он говорил ещё много, видимо, привыкнув представлять и консультировать различных политиков.

Эти разговоры и предстоящие интервью сильно обеспокоили Милочку. Её картины накладывали на создателя печать мистицизма. Это, с одной стороны, притягивает людей, но с другой – вызывает настороженность.

«Популярность может со мной сыграть злую шутку», – переживала Милочка. Она уже раскаивалась в том, что позволила себя уговорить и выставила на всеобщее обозрение сокровенное, ругая себя за глупое желание приоткрыть людям глаза на окружающий духовный мир. Сказано же: «…Не давай святыни псам и не бросай жемчуга твоего перед свиньями, ибо поправ его, они обернуться и растерзают тебя». Но дать отбой уже не могла – деньги были уплачены, и рекламная машина набирала обороты.

Из-за чувства надвигающейся опасности, хотелось стать маленькой, незаметной мышкой и юркнуть в спасительную щель в полу. И она решила поменять имидж, прикинувшись «мебелью». В комиссионном магазине подобрала себе мешковатый тёмно-коричневый костюм с длинной прямой юбкой и коротким жакетом. Волосы гладко зачесала назад, связав их в тугой узел. Одела большущие, со слегка затемнёнными стёклами очки и коричневые, со стоптанными каблуками баретки.

Когда Александр увидел её в таком наряде, то выпучил глаза от изумления, но, смекнув, расхохотался:

– Ха-ха-ха! Ты упустила одну важную деталь.

– Какую?

– Сеточку едва заметной седины в волосах. А так… образ синего чулка не совсем закончен. Какую маску, прикажешь, нацепить мне? Наклеенную бороду и усы? В руках будет бадик, а в ухе – слуховая трубка? Да, чуть не забыл. Еще водружу на переносицу пенсне на бечевке.

Милочка рассмеялась:

– Саша, старик Хоттабыч и серая Мышь – перебор.

– А ты подумала, как буду демонстрировать изюминку моего творчества? Твой портрет.

– А что в нём не так?

– В нём всё так, надеюсь. Что я должен отвечать на вопрос: «Кто этот дивный ангел?»

– Скажешь… первая любовь. Или не первая, а? – подтрунивала она.

– Люля, не люблю врать. По крайней мере, стараюсь. Скажу честно: «Моя жена». А потом, естественно, укажу пальцем на тебя.

Милочка представила крайнюю степень изумления на лицах посетителей.

– Тогда приобретёшь славу фантазёра или сумасшедшего.

– Вижу, что этого и добиваешься.

– Обязательно! – она чмокнула его в щеку. – А если серьёзно… Понимаешь, дорогой, зрители будут засматриваться на портрет, потом разглядывать меня, словно какую-нибудь кинозвезду, – она выпятила грудь вперёд и изобразила на лице гримасу обольстительницы. – В них вспыхнет нездоровое любопытство. Они начнут интересоваться всем, кроме главного… того, для чего пришли. Искусства. Пойдут сплетни, перетряхивание грязного белья. Тебе это надо?

– Долго собираешься играть роль старомодной зануды?

– Время покажет.

Корреспондентов местной «Правды» и женской газеты «Леди» Александр встречал один, а Милочка скромно сидела в кресле и читала книжку. Высокий прыщавый парень из «Правды» вначале рассматривал дальневосточные пейзажи, рассыпая одобрительные междометия. Возле портрета Милочки, оставленного художником «на закуску», они задержались надолго. На полотне она была изображена сидящей в кресле, в задумчивости устремив взгляд больших тёмно-голубых глаз вдаль. Одна её рука грациозно подпирала голову с каскадом густых локонов, а другая удерживала за ошейник вставшего на задние лапы огромного ротвейлера, рвущегося на свободу, оскалив большущие клыки, способные разорвать в клочки любого. Если девушка собой олицетворяла спокойствие и силу, то собака – ярость и напор. Поспелов назвал полотно «Неземная».

Александр хотел её изобразить рядом с семейным псом Бесом. При появлении Милочки в квартире Поспеловых Бес злобно рычал, пятился и убегал прятаться за диван. Скалясь и тихонько порыкивая, он высовывался на половину корпуса из-за укрытия, но стоило ей даже ненароком взглянуть в его сторону, – прятался назад. Старшие Поспеловы удивлялись поведению питомца, которого от других гостей приходилось закрывать в другой комнате. Милочка лишь улыбалась и в недоумении разводила руками.

После освобождения, ей пришлось объяснить Саше убийство одного из преступников. Девушка не могла признаться любимому, что превращается в монстра, поэтому придумала историю не менее фантастическую, но отводящую подозрения. Она поведала, что её бабушка была потомственной целительницей, но люди шептались между собой, называя её ведьмой. Бабушка умерла рано, передав дар внучке. Своей дочке, Елене Николаевне, она сказала, мол, с даром передаёт и свой тотем – чёрного волка. Якобы он будет охранять внучку, присутствуя незримо, а в минуты опасности появляться в реальном мире. Елена Николаевна не хотела, чтобы мать передавала магические способности маленькой девочке, но та мучилась, никак не могла умереть, и дочка сдалась. Бабушка заверила дочь: дар в себе внучка начнёт ощущать не ранее семнадцати – двадцати лет, а захочет ли им воспользоваться – будет уже её делом. Свою ложь, выдаваемую за правду, Милочка просила никому не рассказывать. Говорила, что даром воспользовалась один раз, только для его освобождения. Огорчалась взятым на душу грехом за убийство человека.

Поспелов докапываться до истины и выведывать больше ничего не стал, а принял к сведению рассказ любимой. Он и сам солгал отцу о своём освобождении. Что девушка очень необычная, предполагал, а когда явилась полупрозрачным призраком – принял всё как есть. Через тонкую дверь слышал происходящее в подвале. Он решил, если любимая не хочет говорить правду, значит, пока не заслужил её доверия.

Для исполнения задуманного, Александр однажды притащил Беса к Милочке. Тот упирался, поскуливал, а когда она его взяла за ошейник, пытался вырваться, злобно скалясь. Пришлось художнику сделать несколько фотографий непоседливой четвероногой модели, а потом перенести на полотно.

– Ше-де-евр! – восхищённо произнёс корреспондент. – И какая интересная композиция. На фоне демона пса и заднего плана – уплывающих в серебристо-серый туман городских улиц со стаей чёрных птиц – она действительно кажется неземной красавицей, этакой задумчивой феей, сдерживающей зло и пороки мира.

Милочка из своего уголка с интересом смотрела на парня, прервав чтение.

«Надо же. Мы, оказывается, разбираемся в искусстве?»

– Верное замечание, – молвил художник. – А знаете, как зовут пса?

– Как?

– Бес.

– Ну… тогда бы я сменил название. «Ангел и Бес», как вам?

– Надо над этим подумать, – сказал Александр.

От этих рассуждений у Милочки неприятно засосало под ложечкой. Даже не подозревая, оба попали в точку. Корреспондент – когда подсказал название, отражающее две стороны её личности, а муж – когда изобразил её, держащей злобное, опасное животное, не догадываясь о второй сущности жены.

«Мазня» Милочки долговязого не очень впечатлила, но приятная крашеная блондинка, присланная от газеты «Леди» и бросающая заинтересованные взгляды на красавца-художника, задержалась подольше возле её работ. Узнав, что невыразительный «очкарик» в старомодном костюме и есть автор, презрительно оглядела девушку с ног до головы. Потом, больше обращаясь к Александру, чем к ней, спросила:

– Вы адепт какого-то мистического учения?

Спокойно приняв вызов и поглядев на блондинку из-под очков, Милочка понимающе улыбнулась:

– Вовсе нет. Таким вижу окружающий мир.

Дамочка вновь внимательно её оглядела.

– А ваши картины затягивают. Я, , испытала такое чувство.

– Всё правильно, – подтвердила Милочка. – Наш мир притягательно красив и таинственно неизвестен. Он несёт в себе добро и зло – одновременно. Вернее, мы раскладываем его по шкале добро-зло, а он ни то и ни другое. Он – жизнь, существование в развитии, бесчисленное количество потенциальных форм и содержаний.

– Да уж, да уж… Но ваш монах – злой искуситель, и похож на дьявола.

– Зло должно искушать. Не познав, что есть зло, как узнаем, что относится к добру? Задача-то трудная, грань размыта. Что оказывается злом для отдельного человека, группы лиц, может оказаться добром для человечества или для природы, например, – и наоборот. А у дьявола миллионы лиц и ни одного собственного, ведь именно мы – носители добра и зла. Только время решает, успешно мы сдали экзамен на состоятельность личности или провалили. Но и тут критериев нет. Десять, сто, пятьсот лет – в каждом из этих периодов свои оценки прошлому.

– Хм… интересный взгляд.

– Житейский. Просто окружающий мир – это большой театр. И каждая, даже малая травинка играет в нём свою роль, иногда очень удачно мимикрируя. Часто бывает трудно за внешними проявлениями разглядеть суть.

Блондинка мило улыбнулась, поняв намёк.

– Вы полагаете, что не существует Абсолютного зла и Творца?

– Насчет Творца скажу так: он есть. А вот насколько ответственно относится к своему детищу – трудно понять. Абсолютное зло? Я такого не знаю. Мы так старались выжить, так хотели изменить мир под себя, что какие-то самоорганизующиеся силы просто обязаны были появиться. Люди стали им давать оценки, названия: добрые боги, злые боги, демоны, ангелы, духи. Мы развиваемся, взрослеем, умираем. Тоже происходит и с ними.

– Вы полагаете, в их появлении виноваты люди?

– И люди, и природа. Она живая, внутри неё идёт борьба, приспособление и развитие, обмен информацией и энергией.

– От ваших картин идёт какое-то воздействие. Это магия?

Милочка усмехнулась:

– Хм, магия… Слово направляет силу, сила воздействует на материю. Та, в свою очередь, выделяет силу. И все эти процессы дают информацию. Таинство, что кроется во взаимодействии слова и силы, – есть магия.

– Спасибо, - глядя в спину удаляющемуся Поспелову, который постоял и немного послушал их разговор, поспешно поблагодарила блондинка. – Через недельку к вам загляну вновь.

– До свидания, - глядя, как бодро зацокала каблучками крашеная фифа, догоняя красавца-художника, попрощалась с её спиной Милочка. Ревновала ли она его? Пожалуй – нет, иногда лишь подтрунивала. Ничего не поделаешь, её «обаяшка» притягивал женские сердца, словно магнит, однако ни разу не давал ей повода усомниться в сказанных когда-то словах: «С этой минуты для меня есть только ты».

Первый раунд прошёл более-менее удачно. В газетах появились интригующие заметки, и в день открытия залы не пустовали. Сославшись на недомогание, Милочка не пришла на вернисаж, предоставив Александру с директрисой Художественного салона самим за всё отдуваться. Побыв немного в залах в середине дня, к вечеру вновь исчезла. На недовольство Саши, мол, как не стыдно бросать его «в пасть ко львам», заметила:

– Не преувеличивай. Это твой праздник, и все лавры должны достаться тебе. А я – с боку припёка, ведь свою «мазню» выполняла по твоему желанию и просьбе.

Последним аргументом в пользу отлынивания было:

– Прекрасно знаешь, что читаю чужие мысли. От потока лжи, лести, лицемерия у меня сильно заболит голова и прихватит сердце.

После этих слов Александр не стал спорить – здоровьем жены он дорожил.

В продолжение месяца, пока картины выставлялись, больше всего посетителей толпилось у её работ. Она из своего уголка подолгу наблюдала за ними.

Вначале люди осматривали картины рассеянно и вскоре отходили, но зачем-то возвращались вновь. И тогда останавливались у какой-то одной надолго. Они, то разглядывали что-то вблизи, почти водя носом по рисунку, то отходили подальше, охватывая всю композицию одним взглядом. Разгорались жаркие споры. Одним картины не нравились, и они считали их чересчур символичными. Другие говорили, что картины наполнены духовной силой. Третьих, самых впечатлительных, после долгого разглядывания игра воображения помещала на несколько мгновений внутрь картин. Четвёртым слышались неясные голоса. Бесспорным являлось одно: её работы обладали некой мистической силой, которая притягивала совершенно разных людей к себе, подобно магниту. Это и радовало, и пугало.

Её картины раскупили самыми первыми, причём по таким ценам, о которых они с Александром даже не мечтали. А Лариса Павловна сказала, что в следующий раз работы невестки нужно выставить на аукцион. Ей бы радоваться: муж открыл в ней талант самобытного и популярного художника, но в душе с каждым днём росло напряжение, которое всеми силами пыталась развеять сама; да и Матильда трудилась, не покладая рук, языка, или что там у этой хитрой, подлой, невидимой бестии было на вооружении. Милочка не хотела разбираться в причинах и заглядывать слишком далеко в будущее. Она знала, что там лишь потери, неприятности и горечь, – так к чему заранее переживать? Нужно ловить каждую минуту счастья и уютной тишины. Однако осознавала – открыла «ящик Пандоры». Когда первой была куплена картина «Чёрный монах» – немного перевела дух, ведь купил её иностранец, приезжавший с делегацией в местный университет. Этой работой Милочка очень дорожила, но и сильно за неё опасалась. Сила воздействия картины на эмоциональное и психическое самочувствие людей была наибольшей.

«С глаз долой – из сердца вон. Чем творение уедет дальше, тем меньше ответственности ляжет на твои плечи», – успокаивал настойчивый шепоток. Милочка его ненавидела и боялась, но в этот раз дала себе клятву посадить личность Матильды на крепкую цепь, не давать руководить желаниями и поступками.

 

16

 

Грозен он, как будто гром небесный.

Длань его не ведает пощад.

Судит он и праведных и грешных:

Рай – одним, другим – дорога в Ад.

 

Владимир проснулся поздно, весь в поту. Сердце бешено колотилось, голова трещала. Нет, трещал телефон на полу рядом с диваном.

«Ну, какого дьявола кому-то не спится?» – с раздражением думал он, хотя рад был звонку, вырвавшему из страшного кошмара.

– Ма-а! Подойди к телефону! – крикнул парень, не раскрывая глаз. Телефон продолжал «давить на психику» – к нему никто не подходил. Владимир открыл глаза. Сквозь неплотно сдвинутые ночные шторы просачивались яркие лучики дневного света.

– Проклятие! Неужели полдень? – подскочил он с дивана и снял трубку.

– Вован, ещё хоря давишь? Вставай быстро! Труба зовёт.

– Хорошо, что разбудил. Не представляешь, какая лажа мне снилась.

– Чё снилось нашему мальчику? Небось грудастые девки?

– Перестань ржать! Лизку помнишь?

– Ты чё? Перепил вчера? Или обкурился?

– Да пошёл ты!

– Чего приснилось? Чё о ней вдруг вспомнил? Клятву забыл?!

– Я и не вспоминал. Само привиделось… Не сон, а чисто явь. Понимаешь?!

– Да говори толком, какая явь?

– Без бутылки, Димыч, и не расскажешь.

– С того бы и начинал. Опохмелиться хочешь? А то придумал сказку про белого бычка.

– Не пил я вчера, дурья башка! Вчера полдня над контрольными по сопромату корпел. А тут проспал.

– Вечером оттянулся после трудов праведных?

– Ты меня слушаешь? Говорю, не пил вчера. Вечером мамахен картину вешал.

– Какую ещё картину?

– Купила на выставке в Художественном салоне. Ты же знаешь, она – любительница всякой экзотики. Вот и мучился часа два, пока она нашла подходящее место для картины. Переставлял мебель, прикручивал. Стены панельные. Обычное сверло их не берёт.

– Варгань закусь. Возьму пузырь и мигом к тебе.

Димка обеспокоился состоянием Володьки Коптева, закадычного дружка ещё со школьной скамьи. Эту страшную и позорную историю друзья поклялись забыть, вычеркнуть из жизни.

В Лизу Фомину, девчонку из параллельного класса, оба друга были тайно влюблены. Стройная блондинка с изумительно гладкой алебастровой кожей обладала мелкими и не очень выразительными чертами лица, кроме единственной детали, на которой в первую очередь концентрировалось внимание, – полных ярких губ. Мама её держала в узде и с младых ногтей внушала: она, девушка особых талантов и возможностей, должна составить счастье дипломату, партийному функционеру или иностранному магнату.

«Поэтому, – твердила мама, – глупо растрачивать свою красоту и тем более девичью честь на мелко плавающую, местную, совковую шушеру».

Мать не ругала её за весьма посредственные знания в математике и прочих точных предметах, а заставляла изучать иностранные языки, музицировать, заниматься бальными танцами.

Девушка держалась немного отстранёно от своих одноклассниц, не болтала лишнего, не сплетничала, одевалась просто, но до того элегантно, что выглядела хрупкой изысканной белой лилией в среде крикливо-пёстрых провинциальных саранок. Друзьям она казалась несбыточной мечтой, хотя и притягательной, но – туманной.

В одно солнечное летнее утро, как раз перед самыми вступительными экзаменами, друзья решили немного развлечься: позагорать на песчаных пляжах за рекой и покататься на катере, недавно купленном Димкиным отцом. Прихватив немного провизии, упаковку баночного пива и бутылку коньяка, они отправились на лодочную станцию.

Проносясь по речной глади мимо отдыхающих горожан, обдавая их брызгами, ребята себя чувствовали почти суперменами из американских боевиков про красивую заграничную жизнь. И вдруг среди десятков голов купальщиков Володька разглядел Лизино лицо. Она была в голубой резиновой шапочке и заплыла дальше остальных, поэтому он на неё обратил внимание.

– Смотри, Лиза! – он толкнул в бок друга.

Димка присмотрелся.

– Точно она. Давай возьмём её на катер.

– Думаешь согласиться?

– Посмотрим.

Ребята заглушили мотор.

– Купальщица в голубой шапочке! Не заплывайте за буйки! – крикнул Димка, сложив руки рупором.

Лиза увидела их, подплыла. Володька помог забраться девушке на катер.

– Здравствуйте, – улыбнулась девушка, снимая с головы мокрую шапочку. – Перед экзаменами мозги проветриваете?

– Расслабляемся малёха, – ответил улыбающийся Володька, присаживаясь рядом с девушкой на сидение. Коренастый, накаченный, с шалыми глазами цвета молочного шоколада, он по-приятельски предложил девушке:

– Поехали! Прокатим с ветерком. Ты с подружкой? Зови и её.

– Я одна. Вот решила немного искупнуться.

– От зубрёшки устала? – спросил Димка, поправляя светлые волосы под бейсболкой и вставая к рулю катера. – Куда собираешься поступать?

– На следующей неделе полетим с мамой в Петербург. Там у нас живут родственники. Мама хочет, чтобы я стала переводчицей.

– Хм, мама хочет, – невесело хмыкнул Гиляев. – Метит тебя в жёны дипломату?

– Почему обязательно в жёны? – возмутилась Лиза. – Хочу после учёбы устроиться переводчицей в крупную фирму с зарубежными партнёрами.

– Мечтаешь свалить за рубеж?

– Чего пристал к девушке? – пихнул Володька в загорелый бок высокого и немного тщедушного Гиляева. – Включай двигатель. И вперёд на полную железку. Чтоб запомнила речку, местные красоты. Где-нить в Африке будет этот день вспоминать, скучая по дому.

Лиза хорошо знала ребят. В школе они не слыли разгильдяями и хулиганами, не пили дешёвое вино по подъездам, не курили травку, не тискали девчонок в подворотнях. К тому же ей очень хотелось покататься. Она часто наблюдала со стороны за весёлыми компаниями, проносящимися по реке, и немного им завидовала.

Почти час, включив на полную мощь динамики магнитолы, они носились наперегонки с другими катарами и моторками, а потом заехали в протоку, чтобы поплавать, перекусить и позагорать. Парни хорохорились перед ней молодыми петухами: схватывались бороться, сыпали анекдотами, пили коньяк, запивая пивом. От предложенного коньяка Лиза отказалась, выпив баночку холодного пива. Остудив разгорячённые тела и головы в воде, легли загорать. И тут Лиза заметила, что мальчишек здорово развезло. Коптев, поблескивая осоловелыми глазами, лежал рядом и, черпая горстью горячий песок, сыпал ей на спину.

– Вова, не нужно, – сказала девушка, отстраняя его руку. Но Коптев, только пьяно хохотнув, продолжал.

– Вован, в лоб захотел? – зло глянул на друга Димка.

– Посмотрим, кто кому отвесит люлей, – привстал Коптев, готовый к потасовке. Девушка, видя, что пьяные парни могут подраться, стала их успокаивать:

– Дима, перестань! Вова, ложись! – потянула она Коптева за руку.

– С тобой? Всегда, пожалуйста, – осклабился Володька и плюхнулся рядом с Лизой на песок.

– Отодвинься от этого ушлёпка! – Димка потянул Лизу к себе.

– Кто ушлёпок? – привстал Коптев, готовый вновь броситься на друга.

– Всё, всё, мальчики! Успокойтесь, иначе я уйду, – сказала девушка. Парни притихли. Лизе было неприятно находиться рядом с пьяными парнями. Кто знает, что от них можно ожидать? Вдруг подерутся или начнут к ней приставать? Коптев и так посматривал на неё «липким» взглядом. Увидев, что они задремали, разомлев на солнце, девушка потихоньку сбежала. Она надеялась, что находится недалеко от основного пляжа.

Первым пропажу девушки заметил Володька и побежал разыскивать. Лизу он нагнал через триста метров, стал останавливать, хватая за руки.

– Лизок! Ты куда? Мы же шутили. Не уходи!

– Володя, мне пора домой. Мама будет беспокоиться. Я обещала через час вернуться, – старалась вырваться из цепких мужских рук девушка.

– Мы тебя отвезём, Лизонька. Ну, чё ты, девочка моя? – Притянул к себе девушку Коптев.

– Володя, отпусти, слышишь?

– Ну, чего ты, миленькая? – шептал Володька, целуя её в губы, щеки и шею.

Пьяному парню отказы Лизы казались пустым девичьим кокетством. Полчаса назад она смеялась его шуткам, ныряла с ним с катера, дурачилась и плескалась. Счастье манило, было так близко! Володька, впопыхах объясняясь в любви, старался поцеловать её грудь, неумело шарил по трусикам. Девушка стыдливо отстранялась. Ей казалось, что кто-нибудь выйдет из-за кустов, увидит отвратительную сцену, осудит. Осудит не пьяного парня, а её. Ведь мама всегда говорила: «Всё, что происходит с женщиной, зависит от её поведения». Поэтому Лиза, сжав зубы, боролась с Володькой, но силы были неравны: тот занимался вольной борьбой, и овладеть девушкой ему ничего не стоило, даже будучи сильно пьяным. Когда Лиза поняла, что непоправимое вот-вот произойдёт, закричала:

– Нет! Нет! Гад, пусти! Помоги…

Володька зажал ей рот потной ладонью.

Димка на солнцепёке задремал и не слышал, как ушла Лиза, а за ней – Володька. Вдруг его будто кто-то в бок толкнул. Он очнулся и услышал чей-то отдалённый крик. Огляделся: Володьки с Лизой нигде не видно. Не зная зачем, пошёл в сторону, откуда донесся повторный девичий крик. Вскоре его глазам открылась такая картина: совершенно голая девушка сидела на песке и рыдала, бюстгальтер и разорванные плавки валялись рядом, из её прокушенной губы на подбородок капала кровь, рядом с ноги на ногу переминался виноватый Володька.

Увидев Димку, выражение отчаяния на лице девушки сменилось на ненависть.

– Подонки! Мерзавцы! – кричала она. – По вам тюрьма плачет. Запомните, подлецы! Припаяют вам лет пять за изнасилование. Отправят гнить за решётку.

Чтобы как-то прекратить истерику, Димка ударил её по лицу, но не рассчитал силы. Из носа девушки потекла кровь.

Слёзы и кровь, которые Лиза размазывала по щекам, превратили лицо в страшную маску. Но страшнее были слова, выкрикиваемые сквозь рыдания. Перед ними сидела уже не нежно любимая принцесса, а обозлённая страшная фурия. Они постепенно трезвели, понимая, что всё летит к чёрту: мечты, стремления, надежды. Не будет престижного вуза, перспективной карьеры и прочее, и прочее. А угроза их благополучия сидела здесь, на песке, и от полученной пощёчины не замолкла, а продолжала ещё громче вопить.

И это оказалось её ошибкой. Из-за свалившегося несчастья и унижения, она не смогла правильно оценить обстановку, не заметила, как молодые негодники из виноватых щенков превратились в обозлённых волков.

Димка вновь со всей силы ударил Лизу.

– Заткнись!

Опрокинувшись навзничь от полученного удара, девушка только теперь осознала всю жуткую серьёзность своего положения. Она встала на четвереньки и попыталась отползти от озверевших парней.

– Отойдите от меня… не трогайте! Убийцы! – шептала она, глядя на них глазами животного, предназначенного к закланию. Её тихие и страшные, в своей правдивости, слова вывели парней из оцепенения и послужили сигналом к действию. Не сговариваясь, оба кинулись на жертву, заткнули рот её порванными плавками, стали методично избивать ногами. Мучения жертвы уже не вызывали в них жалости или раскаяния, а лишь ненависть, злость, желание поскорее покончить со всем этим. Но девушка, как назло, не хотела умирать, цеплялась за жизнь. Они всегда себя считали выдержанными, здравомыслящими, цивилизованными людьми, какими, в их преставлении, и должны быть настоящие мужчины. Она всё разрушила! Вытащила на поверхность кровожадных, необузданных дикарей. Об этих качествах они даже не подозревали, стыдились их, ненавидя себя, а через эту ненависть, ненавидя её – виновницу нынешних и будущих бед, сорвавшую с них маску добродетели. Только за это она заслуживала смерти.

Взгляд Димки наткнулся на толстую суковатую палку, лежащую неподалеку. Он поднял её и нанёс решающий удар.

Не глядя друг на друга, действуя запрограммированными роботами, они вернулись к катеру, отмыли с себя кровь, достали брезент, верёвку и небольшую лопатку, взятую для копки червей. Потом завернули тело в брезент, обвязали верёвкой, оттащили подальше в подлесок, вырыли яму и сбросили туда страшную ношу, закидав сверху землёй, хворостом, травой.

Когда пришли к стоянке, их от страха и напряжения колотило как в лихорадке. Но вокруг всё было тихо, никто не наведывался на уединённую, затерянную в кустах тальника протоку. Димка выплеснул содержимое бутылки в два стакана. Выпили, немного помолчали, успокаиваясь.

– Давай отчаливать, – сказал Димка.

– Знаешь, Димыч, – Володька впервые глянул другу в глаза, – она бы нам сломала жизнь.

Димка мотнул головой, его ещё немного потряхивало.

– Да… ты прав… Вован, поклянёмся, что этого в нашей жизни не было.

– Клянусь! – сказал Володька. – Мы с тобой, друзья по гроб.

– По гроб, – эхом откликнулся Димка.

Но такое потрясение быстро не проходит. Им потребовалось два года, чтобы чувство вины, раскаяния, презрения и ненависти к себе и друг другу постепенно устаканилось.

Время лечит душевные травмы, или прячет их глубоко и надолго. Голос совести вначале вопиёт, потом – шепчет, и в итоге – умолкает. Под натиском ежедневных проблем страшные воспоминания отступают всё дальше, пока не закрываются в дальнем тёмном чулане на большой ржавый замок, ключик от которого в суете дней теряется. Но если кто-то думает, что голос совести можно заткнуть навсегда – он глубоко заблуждается, наивный. Его глушат алкоголем, наркотиками, работой, суетой, а он прорезается в самый неподходящий момент, заставляя пересматривать цели, изменять желания, терзаться вопросами и обвинениями, не спать ночами, разочаровываться в жизни и даже сводить счёты с собой. А ещё у голоса совести иногда находятся помощники.

Два года они не виделись, не было нужды и желания смотреть друг другу в глаза. Димка решил махнуть в Москву, но провалил вступительные экзамены в бизнес-академию, а вольным слушателем стать не захотел и целый год занимался мелкой коммерцией в столице. Отец, недовольный таким поворотом дела, через год затолкал его в местный финансовый колледж. Володька поступил в университет и учился уже на втором курсе, когда осенним вечером, зайдя с приятелями в кафе, наткнулся на Димку Гиляева. Сели, поболтали о делах, бывших знакомых, планах на будущее, и дружба возобновилась, даже не дружба, а единство интересов, которые бывают подчас крепче дружеских отношений. Теперь они часто встречались, ведь общие планы, подкреплённые деньгами Гиляева-старшего, переросли в фирмочку по ремонту и программному обеспечению компьютерной техники. Парни, занимаясь учёбой и делами фирмы, контакты с женским полом свели к минимуму – редким ночам с профессиональными проститутками. Вероятно, страшный и постыдный опыт первой любви поставил в их сознании табу не только на воспоминания, но и на более тесные, продолжительные отношения с женщинами, несущими в себе, по их мнению, угрозу. Казалось, будущее прояснилось и вновь заиграло всеми цветами радуги, но Володькин срыв ставил это под сомнение.

Обеспокоенный Димка купил бутылку водки и помчался на помощь другу. Когда бутылку осушили, он сказал, поигрывая пустой хрустальной рюмкой:

– Выкладывай, что за видение преследует.

– Не видение, и не преследует. Приснился сон. Но до того его ясно запомнил, будто произошло наяву.

– Не тяни резину!

– Видел всё наблюдателем со стороны. Приехали два мужика на нашу протоку порыбачить. Один с собакой. Собака вначале крутилась возле них, а потом, наверное, зверька учуяла и побежала охотиться.

– А какая собака-то?

– Овчарка… молодая ещё. Кругом кусты, птички поют. Она и рада побегать. Бегала, бегала и наткнулась на то место. Давай принюхиваться, выть, будь она неладна! Хозяин пришёл посмотреть. Она лапами землю роет, приличную яму разрыла. Пошёл хозяин за товарищем. Вместе откопали наше тело. Верёвку распутали. Она лежит, будто всё вчера произошло. В руке у Лизки мой блокнот зажат. Понимаешь? Там шпоры были, телефоны, адреса.

– Подожди! На самом деле, где этот блокнот?

– Перед экзаменами его искал, ведь там шпоры лежали.

– Ну, и…

– Не нашёл.

– Постой, постой! Дай подумать… Мы закапывали её раздетыми.

– Я надел шорты, вернувшись к катеру. В них и носил блокнот.

– И потащил на отдыхаловку?

– Вполне мог. Я же последние дни ходил только в них.

– А может, в другом месте потерял?

– Может, и в другом, но чего бы через три года приснилось такое? О блокноте давным-давно забыл. Всё, что там произошло, мне ни разу не снилось, и вдруг – она

– Чё предлагаешь?

– Поехать и проверить.

– Думаешь… уже нашли?

– Кто его знает? Но блокнот там лежит. Точно! Поехали завтра. Нельзя терять ни дня! Забрать нужно срочно.

– Завтра – воскресенье… Многолюдно.

– Пока разведаем, отыщем место. На следующий день вечерком приедем и достанем.

– Ну, хорошо, – сказал Димка и перевёл разговор на более спокойную тему. – Чё за картину купила твоя мать?

– Пройди в зал. Увидишь. Она над диваном висит.

Димки не было минут десять. Когда он появился на кухне – лицо побледнело, в глазах плавал страх.

– Чё с тобой? – спросил Володька, даже сквозь хмель заметивший перемену в лице друга.

– Да, так… нарассказывал всякой чепухи. С пьяных глаз и мерещится всякое.

– Где мерещится-то?

– В картинке твоей.

– Там среди деревьев можно разглядеть лицо духа леса, если смотреть внимательно и достаточно долго.

– Вот-вот. Всякая чушь и мерещится. Зачем мать её купила? К ужастикам неравнодушна?

– Брось!

– Вован… Я погрёб домой. Завтра в девять. Не проспи опять.

Димка себя считал мужиком, крепким и волевым, поэтому не стал «рассупониваться» перед Вованом, рассказывая, что на картине увидел не духа леса, а лицо Лизы. Он часто думал, почему тогда нанёс ей пощёчину. Она, по сути, сыграла решающую роль в той трагедии. Лиза кричала и плакала от унижения и боли. Почему не пожалел? Неужели только из-за дружбы и солидарности с Коптевым? О, нет! Тот поступил с девушкой по-скотски. Володьке следовало дать по морде. А с другой стороны, что взять с пьяного пацана? Но можно было Лизу как-то уговорить, успокоить. Почему же он распалился? Почему, вместо помощи и защиты, – ударил? В тот момент он считал жертвой не её, а – себя! Не смог выдержать собственной боли. Для Димки она была чистым, почти воздушным ангелом. И вдруг ангел буднично позволил себя трахнуть, а потом разыгрывал оскорблённую невинность. Лиза вела себя, словно шлюха. И он хотел её наказать, чтобы почувствовала боль, которая рвала его сердце и душу изнутри. Но только – наказать, а не убить. Перемкнуло что-то в голове, и проснулся зверь? Видимо, так.

В воскресенье на песчаных пляжах отдыхало много горожан. На их протоке был разбит лагерь: стояла большая палатка, резвились ребятишки, в котелке булькала уха, женщины резали зелень, мужчины рыбачили.

Коптев и Гиляев выяснили лишь предполагаемый район поисков радиусом в двести метров. Прошло три года. Точного места захоронения они не помнили. Разрытых ям не обнаружили, и это немного успокаивало.

– А если твой сон – ерунда? Всплывшее переживание? – высказал предположение Димка.

– Считай меня фаталистом, но просто так подобное не приснится. Чё мы теряем? Потратим пару дней на поиски и успокоимся. Будет железная уверенность – всё чисто.

– Говорят, убийцу тянет на место преступления. Не твой ли случай?

– Димыч, не дави на психику!

– Ладно, завтра вечером приедем сюда, но не на катере. Доберёмся на твоей «Ниве» через мост. Пусть сделаем большой крюк, но не будем здесь часто мелькать.

– Хорошо. Я захвачу два фонаря и лопаты, а ты разыщи тонкую арматурину или палку. Быстрее наткнёмся.

Вечером следующего дня с нужной амуницией они поехали на поиски. С трассы до предполагаемого места километра три. Решили по едва заметной дорожке заехать немного в лесополосу, чтобы не бросать машину бесхозной на дороге.

– Проедем немного, – показал Димка рукой вперёд, – и за той толстой сосной остановимся.

Едва машина приблизилась к сосне – раздался характерный треск падающего дерева. Но в машине играла магнитола, и этого предупредительного звука они не услышали. Когда машина поравнялась с сосной, та, ломая ветви и растущий рядом подлесок, начала падать. Володька увидел, попытался дать задний ход, но двигатель вдруг заглох, дверцы заблокировались. Под тяжестью огромного ствола, кузов машины прогнулся почти до шасси. Через несколько мгновений всё стихло, будто и не нарушал шумный металлический гость девственную тишину леса.

Минут через двадцать неуверенно чирикнула птичка, ей откликнулась другая, раздалась пулемётная дробь дятла, с ветки на ветку перепрыгнула белка – жизнь продолжалась.

 

***

 

На день рождения коллектив отделения хирургии подарил Татьяне акварель, купленную в Художественном салоне. Татьяна любила быть в курсе всех новомодных тусовок, концертов, премьер, показов моделей и прочих атрибутов культурной жизни губернского города.

Для девчонки, приехавшей из отдалённой деревеньки, обладание новомодной вещицей приравнивалось к интеллигентности и шику в одном стакане.

Акварель стоила дорого, но Танечке стукнула круглая дата – двадцатипятилетние, – которая совпала с пятилетием работы в больнице, и профсоюз решил выделить энную недостающую сумму к деньгам, собранным сотрудниками отделения для покупки подарка, о котором именинница прожужжала всем уши.

Но уже через месяц после дня рождения Татьяна сильно изменилась: замкнулась в себе, лицо осунулось, глаза запали и покраснели. Такой она была, живя с Родькой Губиным – музыкантом из ансамбля «Багульник», игравшим в ресторане «Дружба». Родька любил выпить, покуривал разную дрянь, и иногда Танечка приходила на дежурство с синяками. Но Родька умер больше года назад, сделав напоследок доброе дело: прописал в свою однокомнатную, неприватизированную квартиру Татьяну. Поэтому её жертва – три года, прожитые с ним как в аду, – оказалась ненапрасной. За год одиночества она возродилась для новой жизни, сполна оплакав непутёвого муженька. И вдруг – такие перемены.

На все расспросы она отвечала неохотно. Мол, стала сильно уставать, появилось головокружение. Проведённое обследование ничего серьёзного со здоровьем не выявило, кроме небольшой анемии. Завотделом Рогозин, пригласив однажды в кабинет и расспросив о житье-бытье, сообщил, что через неделю предоставит ей очередной отпуск – пусть отдохнёт.

Но что могла рассказать Танечка своим коллегам? Если рассказать всю правду как на духу – её отправят в психушку, либо в тюрьму. А причины для того и другого были веские.

На третий день после дня рождения с её картиной стали происходить странные вещи. Дух воды – существо с человеческим лицом, изображённое на одноимённой акварели, – стал похож на злого демона. В какой бы угол комнаты Татьяна ни заходила, всюду на неё смотрели, будто следили, раскосые глаза с картины. Сначала она уговаривала себя:

«Мерещится».

Потом стала бояться заходить в комнату, и сняла картину «от греха подальше». Однако на следующий вечер увидела раскосые глаза в зеркале ванной, когда чистила зубы перед сном. От неожиданности Танечка вскрикнула и обернулась, но в ванной, кроме неё, никого не было. С ужасом вглядываясь в раскосые глаза из зазеркалья, она спросила:

– Кто ты?

– Пахад, что означает – страх, – прозвучало у неё в голове.

– Почему меня пугаешь?

– Не пугаю. Я пришёл за расплатой. Души замученных вопиют об отмщении.

– Что ты говоришь? Я – медсестра. Помогаю людям. У меня гуманная профессия. О каких замученных идёт речь?

Глаза в зеркале зло прищурились; в голове Танечка услышала саркастический смех, а потом слова, от которых втянула голову в плечи, ведь они хлестали не хуже плети:

– Гуманистка? О, нет! Ты прекрасно знала, что больные испытывают страшные мучения. Но, вместо обезболивающих препаратов, колола им витамины. Ты была равнодушна к мукам и мольбам умирающих. В тебе нет ни капли сострадания. Палач!

– Они – чужие. А рядом мучился родной человек. Они всё равно умирали. Муж мог ещё жить, – начала оправдываться Татьяна, у которой от всего происходящего волосы встали дыбом.

– Ты и с ним поступила как палач. Поддерживая пристрастия наркомана, затягивала на его шее петлю.

– Что же мне… оставалось? – заплакала Танечка.

– Лечить и помогать. Ты когда-нибудь раскаивалась в содеянном? Нет и ещё раз нет. Но теперь сама испытаешь все муки ада.

Глаза в зеркале стали тускнеть – и исчезли.

И постепенно Танечка осознала страшный смысл его слов. Она испытывала страх перед сном. Во сне её тело болело так, будто его разрывали раскалёнными клещами на куски. Когда бодрствовала – с ней всё было в порядке. Но без сна долго не протянешь – она теряла силы, худела, истаивая свечой. На следующий день после разговора с Рогозиным Танечка не вышла на работу. Заведующий отделением, обеспокоившись, послал к ней практиканта Ивана Петрова.

Иван позвонил в дверь квартиры, но никто не открыл. Тогда он решил постучать. От первого удара дверь подалась вперёд. Он прошёл в прихожую.

– Татьяна Андреевна!

В квартире стояла тишина. Ночные шторы задёрнуты.

«Может, она ненадолго вышла? – подумал практикант. – Дверь открыта».

Тут он увидел свет, падающий на пол из-за неплотно прикрытой двери ванной. Иван прошёл вперёд, приоткрыл дверь и отшатнулся. В ванне, заполненной водой, алой от крови, лежала бездыханная и бледная Татьяна. На умывальнике белел лист бумаги с двумя крупно написанными словами: «Простите меня». Иван кинулся стучать соседям, вызывать «Скорую» и милицию.

 

***

 

Наталья Петровна Коптева после похорон Володи и Димы надолго слегла. Когда Володе исполнилось десять лет, она разошлась с мужем, воспитывала сына одна и теперь не могла поверить, что надежды всей жизни, единственной кровиночки нет.

Однажды осенним вечером Наталья Петровна сидела с книжкой в кресле, но чтение не шло на ум. Мысли вновь и вновь возвращались к Володе, взгляд бесцельно блуждал по квартире.

Вот на серванте щербинка – это десятилетний Володя с другом Димкой испытывали подаренный на день рождения игрушечный пистолет, стрелявший пластмассовыми шариками. А этот подлокотник кресла он прожёг сигаретой, когда в пятнадцать лет начал тайком покуривать. На диване он любил валяться, читая книжку или болея за любимую хоккейную команду. Непроизвольно её взгляд остановился на картине, висящей над диваном.

«Лес… Что же они делали вечером в лесу?»

К горлу подкатил комок, потекли горячие слёзы. За раздумьями она не заметила, как заснула. Ей приснился страшный сон. Словно в кинофильме, перед ней прошли события трёхлетней давности, предшествующие гибели парней.

Она проснулась от собственного крика. От ужасных видений сердце колотилось уже не в груди, а где-то в горле и висках. Женщина стала озираться вокруг, ещё не понимая: где она? что с ней? Взгляд упёрся в картину. От увиденного подскочила с дивана как ужаленная. Не веря глазам, сняла картину, рассмотрела ближе. Сомнений не было: толстая сосна, ещё вчера изображённая на переднем плане в полный рост, сейчас лежала поваленной. Так же лежала сосна, придавившая машину и убившая ребят.

«Значит, всё… правда?!» – перед ней разверзлась пропасть истины.

Решение родилось так же быстро, как и пришло осознание страшной правды, мерзкой и голой в своей неприкрытости. Тот, кем она жила, кого любила, в кого верила, оказался насильником и убийцей. Она прижала картину к груди, вышла в одном тонком халатике на балкон, не ощущая холода промозглого, осеннего утра, взобралась на табурет – и шагнула в никуда. Материнское сердце не смогло выдержать жуткой боли.

 

17

 

Мы – правнучки Лилит.

И пусть народ не лжёт,

Что множество обид

Им каждая несёт;

Что мы – вещуньи зла;

Что губим мы мужчин;

Что ночь – сестрицу дня

Ласкаем без причин.

Мы не поём молитв

Во славу палачей,

И в нас горит душа,

Как тысячи свечей.

Вы жгли нас на кострах,

В раю желая жить.

Боялись вы свой страх,

Его не победить:

Костром, крестом, водой,

Молитвою рабов,

Державною главой

И взмахом топоров…

 

В понедельник всё Управление внутренних дел было поставлено, как говорится, на уши. Начальника ГУВД майора Виноградова нашли застреленным в собственной квартире жена и дочь, приехавшие с дачи воскресным вечером. Мария Владимировна сразу позвонила заму Виноградова. Сквозь истеричные крики и рыдания несчастной женщины Сергей Владимирович с трудом понял, что случилось. О происшествии он сообщил оперативному дежурному управления, и с этой минуты колесо расследования закрутилось.

Деева, следователя по особо важным делам или важняка, в десятом часу вечера телефонным звонком вызвали с семейного торжества – дня рождения внука Алёшки, которому исполнилась круглая и очень важная дата – один год. К месту происшествия Деев прибыл на служебной машине, когда уже начали работу оперативники.

Всё случившееся смахивало на самоубийство, но Виноградов был не простым смертным, а руководил городским управлением внутренних дел в столице губернии ещё с перестроечных времён эпохи «дикого капитализма», поэтому врагов у него могло быть предостаточно, как и у любого мента, постепенно карабкающегося по служебной лестнице. Имитация самоубийства – дело простое, если работали профессионалы. Но трогать власть такого ранга в губернии пока никто не пытался.

Деев понимал, что раскрытие преступления в кратчайшие сроки – дело и его чести, и всей правовой системы в целом. Это обстоятельство давило. Ему сразу представлялся пристальный, сердитый взгляд начальника губернского управления Медведцева, накрученного звонками из министерства, дескать, что у тебя, Виктор Данилович, творится: скоро всех начальников милиции будут отстреливать как куропаток. А что дело будет затяжным, Деев чувствовал собственным задом. Им же чувствовал пинки начальства, торопившего с расследованием.

В три часа ночи, обследовав и изучив всё на месте, забрав труп и вещдоки, они отправились восвояси для непродолжительного сна и обдумывания дальнейших действий.

Деев нервничал, а это не способствовало работе.

«Что за невезуха? – думал Юрий Иванович, расхаживая по кабинету. – Вместо убийств и грабежей, косяком пошли суициды. Неужели ещё один висяк? Мало мне Мамедова, так ещё и Виноградов…»

Два месяца назад к нему поступило дело о самоубийстве Мамедова – главы крупной нефтяной компании губернии. Его хотели по-тихому прикрыть, но через пять дней произошёл взрыв в дочерней фирме Мамедова, и дело приобрело явную криминально-мафиозную окраску. Но серьёзных зацепок, как и в деле Виноградова, не было никаких. Да, акции компании целенаправленно скупали через подставные фирмы из Урала. Неизвестно кто, неясно для чего, но есть меленькая ниточка, ведущая в Закавказье через Москву. Мамедов этому процессу, скорее всего, не противился.

«Состоял в сговоре? Если это заказное убийство, то по какой причине? Слишком завышенный процент брал? Или обманывал братьев-мусульман в чём-то? И убили как-то по-азиатски. Перерезали горло опасной бритвой. Следов проникновения нет. Окна все закрыты изнутри. Входную дверь не взламывали. Царапинок в замке нет», – рассуждал следователь.

На работе Мамедова в этот день кинулись искать. Он хоть и собирался поехать за семьёй, но должен был в аэропорт прибыть на служебной машине с охранником. Когда охранник попытался открыть дверь своими ключами, выяснилось, что она заперта изнутри. Срочно связались с женой. Она с двумя ребятишками прилетела от родителей через день. В её присутствии вызвали спасателей и срезали замок. Труп к тому времени распух, пролежав в тёплом помещении три дня.

Их огромная, шестикомнатная квартира располагалась в элитном доме на седьмом этаже. Дом с прилегающим участком огорожен, охраняется, везде видеокамеры.

«Проживает в нём пятая часть элиты города. До этого случая подобных инцидентов не наблюдалось. Охранное предприятие дорожит своей репутацией. Всё сводится к тому, что перерезал горло он себе сам, стоя перед трюмо. Но причины? Их нет. В семье всё было спокойно по свидетельству жены и родственников. Любовниц вроде не заводил. Вскрытие показало, что наркотики не принимал, алкоголем не злоупотреблял, серьёзных заболеваний не имел. Психических расстройств ни сослуживцы, ни близкие не замечали. Остаётся шантаж либо угрозы. Жена косвенно подтвердила эти предположения. За три дня до самоубийства Мамедов был чем-то подавлен. На расспросы жены отвечал односложно. Вдруг отправил её с детьми к родителям. Предсмертной записки при нём не нашли, и тайную причину странного поступка господин Мамедов унёс в могилу», – прокручивал Деев в голове собранные факты. На этом следовало бы поставить точку, но из центра несколько раз звонили высокопоставленные лица, и Деев пока дело не закрывал.

А тут как снег на голову трагическая смерть Виноградова. И всё по сценарию, как и в деле Мамедова: никаких следов проникновения или насилия; никаких объективных причин, толкнувших на самоубийство; подавленное настроение в последние дни; отправил жену и дочь на дачу, чтоб не мешали сооружать антресоли в прихожей, к коим, однако, он так и не приступил; отсутствие предсмертной записки.

Юрий Иванович закурил, прищурив спрятанные под густыми бровями, серые глаза, и взъерошил пятернёй тёмные волосы, чуть присыпанные на висках сединой. В голове крутился последний разговор с Медведцевым.

– Что, прикажешь мне, доложить «наверх»? – спросил Медведцев, указывая пальцем в потолок и хмуро поглядывая на важняка. – Что на местах у меня неуравновешенные институтки? Хоть причину суицида скажи.

– Пока неизвестна…

– От то-то и оно! А должен знать. Обязан! И я вместе с тобой. А если завтра кто-то ещё застрелится? Что тогда?

– ?

– Молчишь?! А я тебе скажу. Гнать нужно сначала кадровика Викентьева. А потом – меня. Нет, меня в первую голову. Мы должны знать свои кадры. Чем они дышат. На что способны. Это ведь не сержантик застрелился. Майор милиции, руководитель городского управления! Может, он взятки от криминала брал? Или сам был оборотнем в погонах, а?

– Геннадий Иванович был честным человеком.

– Вот это и докажи. Землю рой, а причину добудь! Слышал, какие сплетни по городу поползли?

– Слышал.

– Действуй! И долго резину не тяни.

Деев вызвал машину и, в который раз, поехал в управление поговорить с майором Краевым, замом Виноградова, а теперь исполняющим его обязанности. От Краева важняк добивался сведений о поведении начальника в последние дни. Пусть это будет странное высказывание или необычный поступок, жалоба на что-то. Должна же быть хоть одна ниточка. Им что-то же двигало. Не способен нормальный человек без всякой причины взять и застрелиться. А что Виноградов был настоящим офицером, закалённым телом и душой, ни Краев, ни Деев не сомневались.

Сергей Владимирович долго раздумывал.

– Честно говоря, и не знаю. Ничего такого. Впрочем… кажется, под девятое мая мы немного выпили… И он мне на картинку показывал.

– Картинку?

– Висела тут у него одна из вещдоков.

– А потом куда делась? – Деев оглядел кабинет.

– Домой забрал, наверное. Уж очень она ему понравилась.

– Что-нибудь говорил о ней?

– На картинке был лес нарисован. Называлась она, кажется… «Дух леса». Да-да, правильно! «Дух леса». Так вот, он говорил, что лицо духа иногда видит то в одном углу картины, то – в другом. Восхищался художником. Говорил: «Гений». Я ему тогда сказал: «Свет падает на картинку под разными углами, поэтому кажется, что лицо перемещается». Есть такая техника исполнения. Что-то вроде голографии. Хотя не знаю… Она была всего лишь акварелью.

Деев достал фотографию картины со следом от пули.

– Эта?

– Она. Точно.

– А по какому делу картина проходила?

– По-моему, по самоубийству. Вы спросите капитана Ильина. Он знает.

«Самоубийство? Ещё одно?» – огорчился Деев. За долгую службу он привык ко многим людским порокам, грехам и слабостям, но суициды не одобрял.

Ильин рассказал ему, что с этой картиной с балкона выбросилась женщина, Коптева Наталья Петровна, из-за трагической гибели сына. На машину, в которой ехал сын с другом, упало дерево. Смерть сына переживала тяжело, долго болела и, видимо, не выдержала. При падении стекло у картины разбилось, рамка треснула. Ребята из отдела решили починить и повесить к себе, чтобы разнообразить интерьер. А тут увидел картину Геннадий Иванович – большой любитель живописи, – пришлось уступить.

– Кто автор работы?

– Не помню.

Разум говорил Дееву, что это чепуха, мистика, но чутьё сыщика намекало: тоненькая, но – ниточка. Деев запросил сданное в архив дело по Коптеву и Гиляеву. Провёл розыскные мероприятия по автору картины. В отделе культуры картину узнали. Автором оказалась молодая начинающая художница Людмила Лазаренко, которая со своим мужем Александром Поспеловым выставлялась в Художественном салоне год назад. Об их экспозиции писали в местной и даже центральной прессе. Им на телевидении посвятили передачу из цикла «Наши дальневосточные таланты». Потом все их работы раскупили. Все, с кем Деев разговаривал, хвалили ребят, отмечали их самобытную технику исполнения, колорит, эмоциональную и духовную насыщенность картин. В Художественном салоне ему показали книгу отзывов. Людям выставка понравилась, работы молодых художников, по большей части, хвалили. Статьи о превратностях их судьбы и творчестве сквозили позитивом.

– Чудесные ребята. Красивые и талантливые. Жизнь их немного потрепала. Но из испытаний они вынесли верность друг другу. А сила духа преобразилась в творческий потенциал. В скором времени мы надеемся на очередную серию их работ, – таким панегириком закончила свой рассказ о Лазаренко и Поспелове хозяйка Художественного салона.

«Странно, – озадаченно разглядывал фотографию портрета Людмилы Лазаренко Деев. – Очень красивая. Портрет буквально дышит её внутренней силой… И окружена ореолом смерти. Или сама его создаёт? Мда… Раньше бы сказали – ведьма. Сейчас говорят – роковая женщина. Но ты ведь сыщик, а не мистик. Ищи мотивы, факты».

Деев заказал видеоролик с телепередачи об их выставке. Просматривая его, увидел ещё одну знакомую картину. Она висела в комнате, где покончил с собой Мамедов.

«Красотка, по-моему, очень опасна, – хмурясь, заключил он. Ситуация с суицидами и художницей ему не нравилась всё больше. – Нужно поискать связь между всеми смертями. Кстати, сын Коптевой погиб на третий день после покупки картины. Наверняка трагическая случайность, но разобраться в деле стоит. И копнуть биографию художницы – тоже».

И Деев наметил несколько линий поиска. Следовало покопаться в последних разработках оперативников и различных эпизодах жизни Лазаренко, поговорить с женой Мамедова об обстоятельствах приобретения картины и кропотливо изучить дело о гибели Коптева и Гиляева.

Амалия Мамедова была удивлена расспросами следователя о картине.

– А «Дух воды» причём? – спросила она.

– Амалия Эммануиловна, я рассматриваю любые, даже самые невероятные гипотезы гибели вашего мужа. Меня интересует всё. Атмосфера в семье. Новые приобретения. Увлечения супруга. Его трудовая и коммерческая деятельность. Отношения с друзьями. И так далее, – терпеливо объяснил Деев.

– Что рассказывать? Её приобрела в комиссионке в конце апреля этого года.

– В какой комиссионке?

– Которая в центре, на Пионерской. Однажды шла мимо и решила зайти. Акварель меня привлекла сразу. Такой серебристо-воздушный фон. Вода, переливаясь, будто течёт. Она притянула. Без неё не смогла уйти. Мужу она тоже понравилась.

– Перед смертью у него не изменилось настроение? Может, что-нибудь говорил о картине?

– По-моему, нет. Но один раз заметила, как вечером сидел в кресле напротив и смотрел на акварель. Он даже не слышал, что позвала. Отвлёкся, когда тронула за плечо. Задумался о чём-то. Говорил, что думал о делах. Но в его дела я не вмешивалась.

В комиссионке Деев выяснил: картину им сдала Полина Старовойтова, женщина лет пятидесяти, из деревни Полтавка за небольшие деньги, и очень обрадовалась, что картину купили на пятый день.

Посланный к Старовойтовой капитан Сабелев, молодой, но опытный оперативник, привёз вполне прогнозируемый результат: Старовойтова продала картину после самоубийства Татьяны Вострик, своей племянницы. Картину той подарили коллеги на день рождения, а через полтора месяца она перерезала себе вены. Но на этот раз входная дверь оказалась открытой, предсмертная записка нашлась, но – коротенькая и не объясняющая причину поступка. На убийство с целью грабежа не похоже: деньги, вещи и украшения – всё в целости и сохранности. На работе конфликтов не возникало. Могли быть столкновения с дружками покойного мужа-наркомана, но тогда бы забрали всё ценное. Картина находилась в квартире умершей до момента, пока вещи не попросили родственников забрать муниципальные власти, собравшиеся передать освободившуюся жилплощадь новому жильцу.

– Да-а, дела-а… Чересчур много совпадений за один год. Нам, Борис, внимательно нужно проанализировать случай с Коптевым и Гиляевым. Что там нарыли?

– По осмотру места происшествия? У дерева не обнаружено подпилов ствола, подрубок корней. Около дерева вообще не нашли никаких следов, – ответил Сабелев, пожимая плечами.

– Значит, упало само?

– Выходит так. Для имитации несчастного случая потребовался бы тягач или тяжёлый грузовик. Таких следов на лесной дороге нет. Не нашли следов и на стволе сосны от верёвки или троса. В земле у корней нет примесей взрывчатых веществ. Ребята оказались не в то время и не в том месте. Хотя… по разрывам корней видно, повалила сосну чудовищная сила.

– Странно, очень странно… – произнёс Юрий Иванович задумчиво. – С погодой как в тот день?

– Погода в те дни стояла солнечная и тихая.

– По какой причине туда заехали, как думаешь?

– Заехали? Кто ж их знает.

– Фонари и лопаты у них в машине… Может, где-то копали?

– Лопаты были чистыми, обернуты в полиэтиленовый пакет вместе с куском арматуры. Всё лежало на заднем сидении. Пробы грунта с лопат не соответствуют пробам с того места.

– А время их смерти?

– Вскрытие показало, что смерть наступила между пятью и семью часами вечера.

– Вот! – поднял вверх палец Деев. – В конце июня темнеет в десятом часу. Значит, копать собирались долго. Для того и фонари прихватили. И арматура… Уж не искать ли место хотели?

– Арматура в метр длиной. Клад искали или что-то спрятанное?

– Да-да… По горячим следам не нашли, а теперь вряд ли узнаем.

Но полоса невезения, видимо, у Деева закончилась. Через три дня двое мужчин сообщили, что в кустах тальника обнаружили полуразложившийся женский труп, и Деев дал задание Сабелеву:

– Проверь года за четыре – пять всех пропавших без вести.

К вечеру следующего дня лицо Бориса Сабелева сияло как начищенный самовар. После приветствия Юрий Иванович сказал:

– У тебя вид, словно у охотничьей собаки, идущей по следу. Выкладывай!

– Проверил всех пропавших без вести и утопленников за пять лет. Есть шесть человек пропавших в этих местах в разные годы. Среди них – вот сюрприз! – Лиза Фомина. Она, между прочим, училась в той же школе, где и наши фигуранты. Выпускались они в один год. Её считали утопшей, но тело так и не нашли. Несколько свидетелей видели её не то на катере, не то на лодке. Или им показалось. Ничего определённого никто сказать не мог. А ребята в тот день брали катер. Посмотрел по журналу в клубе «Водник». Там директор – бывший морской офицер. Мужик старой закалки. Журналы по пять лет хранит.

По лоскутам полуистлевшего купальника и остаткам волос мать опознала Лизу. Рядом с трупом нашли записную книжку в очень плохом состоянии. Экспертам пришлось хорошо над ней потрудиться, чтобы восстановить некоторые записи. Книжка принадлежала Коптеву Владимиру.

– Я всё больше становлюсь фаталистом, – сказал Деев Сабелеву. – Мне сдаётся – дерево не случайно упало. И они не случайно приехали искать труп через три года.

– Картина сыграла свою роль?

– У дураков мысли сходятся, – невесело усмехнулся Деев. – Никак не могу нащупать связующую нить между этими убийствами и самоубийствами. Слишком разные люди. Слишком разные интересы и положение в обществе. А в центре всех событий – Лазаренко! Какую выгоду она могла иметь от этой горы трупов? Кстати, она проходила свидетелем по делу о несчастном случае с Теймуром Стрельцовым. Вроде… он поскользнулся, упал с вершины сопки и разбился. Несчастный случай? Не верю!.. А история с похищением её сожителя в том же году чего стоит?

– Что за история? – спросил Сабелев, поковыряв тупым концом шариковой ручки в ухе и устремив на следователя немного на выкате, карие глаза.

– Обратился Сергей Васильевич Поспелов с заявлением о пропаже сына. Через месяц им принесли отрезанный мизинец и записку, якобы написанную сыном, с просьбой собрать три миллиона долларов. Через две недели сын сам позвонил своей невесте Лазаренко. Сообщил, что его освободили. Отец с нашей фигуранткой вылетели в Москву. Нашли пропажу на Киевском вокзале. Где его держали? Кто похитители? Ничего не знает. Почему освободили? Тоже. Медики заявили, что от стресса парень частично потерял память. Номер невесты помнил, а всё остальное забыл? Очень мутная история.

– У меня есть хороший знакомый, – сказал Борис. – Между прочим, занимается всякими аномальными явлениями. Любимое хобби. А по профессии – психотерапевт.

– Интересная мысль, Борис. Дадим осмотреть ему картины. Проведём беседу с Лазаренко в его присутствии. Пусть выскажет своё мнение как специалист.

Юрий Иванович не верил в то, что психотерапевт даст им в руки нить Ариадны, которая выведет из лабиринта различных фактов прямиком на причастность Лазаренко к преступлениям, но составленный им психологический портрет поможет связать всё воедино, сложить видимую картину из разрозненных кусочков.

Игорь Львович Потапов, худощавый высокий блондин, с интеллигентным лицом, в серой паре из дорогого салона мужской одежды, пришёл с алюминиевой рамкой. Он вначале обследовал рамкой картины, далее подержал свои ладони возле них, закрыв глаза, и долго, сосредоточенно разглядывал сами акварели.

Деев и Сабелев внимательно следили за ним, не проронив ни слова. Закончив работу, Потапов сказал:

– Вы могли бы рассказать историю этих картин? Это не тайна следствия?

– История их не совсем ясна. Акварели созданы год назад. За ними тянется след из трупов. Четыре самоубийства и один несчастный случай похожий на убийство.

– Мда… Что я могу сказать, Юрий Иванович? От картин идёт энергетическая сила мощным потоком. Рамка вращалась, словно флюгер при сильном ветре. Сами видели. Но это ещё не всё. Вдруг припомнились давно забытые события из детства. А когда разглядывал картины, то они будто становились объёмными. Акварели – произведения искусства, бесспорно. Но храниться они должны в музее или галерее. Поясню. Наша психика проявляется по-разному. Нас озаряют открытия или видения. Мы видим сны. С нами спорит или предупреждает наше эго. И вот на этот тонкий инструмент вдруг начинает воздействовать сильнейший энергетический поток. Кто-то почти не заметит. А для кого-то это станет роковым событием.

– Но возможно ли падение дерева? – спросил Деев.

– Упавшее дерево? Не знаю… Возможно, психо–кинетическое воздействие. Я ставил опыты. Люди, наделённые некоторыми способностями, передвигали стакан с водой, стул, стол.

– Стакан с водой? Такое можно представить, – возразил Деев. – А толстую сосну с большой корневой системой? Что-то фантастическое, не находите?

– Хотите известный всем пример? Иисус Христос словом остановил ветер.

– Легенда, – высказал мнение Сабелев.

– Не совсем. Нас окружает огромный духовный мир. Он не слышим, не видим, не осязаем, и, на мой взгляд, совершенно не изучен. Есть изречение: «Я мыслю, значит, существую». И это правильно. Но не все догадываются, что также верно: «Я мыслю, значит, творю!» Мысль материальна. Об этом давно знают люди, наделённые особым даром. Они мысли не только слышат. Видят. Вот в таком чудесном мире мы живём.

– Поприсутствуете при разговоре с создателем картин-убийц, Людмилой Георгиевной Лазаренко? – спросил следователь у психотерапевта.

– Женщина? Я должен был догадаться. Именно женщины в большей степени являются каналами-проводниками духовной энергии. Конечно, приду.

Деев художницу вызывать повесткой не стал, а подождал после работы и предложил побеседовать по интересующему вопросу. Она предложение восприняла очень спокойно: волнения, страха или любопытства, характерного для женщин, не проявила. В кабинете их ждали Сабелев и Потапов.

Поздоровавшись, Лазаренко грациозно, но без напускного кокетства, присела на предложенный стул. Деев достал из сейфа акварели и разложил их на столе.

– Узнаёте, Людмила Георгиевна?

– Мои работы, – взглянув на них, подтвердила она. – Уже одну подпортили.

– След от пули, – сказал следователь, внимательно наблюдая за ней.

– Что вы говорите? – удивлённо воскликнула Лазаренко, впрочем, спокойно глядя ему в глаза. Этот взгляд Деева покоробил. На миг показалось: он, словно маленький мальчик, рассказывает взрослой тёте об известных вещах.

– А вы, кажется, не удивлены.

– Удивлена и огорчена, Юрий Иванович. Испорчен мой труд.

– Не хотите узнать, откуда взялась пуля?

– Расскажите…

– Человек выстрелил себе в лоб. Это только один из случаев. Владельцы ваших картин заканчивают жизнь самоубийством. Видите, в этом месте рамка склеена? – он указал на рамку «Духа леса». – Женщина с ней выбросилась с балкона. А с «Духом воды» связаны вообще кровавые истории. Одна перерезала себе вены, другой – горло. Суициды случаются сразу после покупки ваших картин.

– Боже, какие леденящие душу истории рассказываете. Хорошо не к ночи. Вы хотите в этих смертях обвинить меня? Художника? И в чём же усматриваете мою вину или злонамеренность?

– Шутить изволите? – раздражённо заметил Деев. – Только от двух картин за год шесть трупов. Только от двух! А вы выставляли – пять. Где они? Что стало с их владельцами, как думаете?

– Отвечаю по порядку, – спокойно парировала его выпад Лазаренко. – Первое. Где находятся мои работы, не знаю. Не ставила себе задачи, следить за их дальнейшей судьбой. Эти работы – мой каприз, если хотите. Видение окружающего мира. Не я решала, покупать их или нет. Мои почитатели. Второе. Ваши инсинуации припахивают буйной фантазией. Доктор Потапов, как специалист, думаю, найдёт им четкое определение из психиатрии. Надеюсь, господа… у вас ко мне вопросы исчерпаны? Могу идти?

Деев задумчиво кивнул головой.

– Благодарю вас, – сказала Лазаренко, получая от него пропуск.

– Мы разве знакомы? – подал голос Потапов, с интересом разглядывая художницу.

– Нет, Игорь Львович, – мило улыбнулась ему женщина. – До сегодняшнего дня я не знала ни о вашем существовании… ни о Борисе Владимировиче Сабелеве.

– Вы спокойны, Людмила Георгиевна. Вас не трогает даже смерть друзей. Например… Теймура Стрельцова, – попытался вывести её из равновесия Деев, чтобы увидеть на лице хотя бы намёк на беспокойство.

Лазаренко высокомерно на него взглянула:

– Усматриваете мою причастность и к его смерти? Нет, Юрий Иванович! Не вам судить, спокойно ли я её приняла.

По выражению лица следователь понял, что задел какие-то внутренние струны художницы, но это было не беспокойство. В её последних словах он уловил то ли угрозу, то ли предупреждение. Но ощущения, не вещдоки, их к делу не приложишь.

А Лазаренко повернувшись к Сабелеву, добавила:

– Рада, Борис Владимирович, что живу не в дикие времена средневековья. Вы правы. Тогда меня сожгли бы на костре.

За ней закрылась дверь.

– Вы видели? Настоящая ведьма! – почесав затылок, воскликнул Сабелев после её ухода. – У меня такое чувство, будто в моей черепушке основательно покопались.

– Вот таких, как она, называют людьми с уникальными сенсорными способностями, – взволнованно пояснил Потапов. – Яснознание, яснослышание и ясновидение – всё присутствует в ней.

– Опасные для человечества люди, – мрачно заявил Деев. Этими словами он выразил то напряжённое и неуверенное состояние, которое чувствовал в присутствии Лазаренко.

– Да. Когда их талант направлен во зло, – подтвердил психотерапевт. – Но за деяния они будут наказаны. Уж поверьте! Кому многое даётся – с того многое и спрашивается.

– Но в деле с Виноградовым мы не продвинулись ни на шаг. А сроки поджимают, – сокрушённо подытожил Деев.

– Давайте, Юрий Иванович, приглашу свою знакомую. Она – ясновидящая и чудесный человек. Возможно, прольёт свет на его нелепую и трагическую смерть, – предложил Потапов.

– Что ж, давайте, – согласился Деев. – В таком деле любая помощь не помешает.

Марина Игнатьевна Лебедева, миловидная женщина средних лет, долго смотрела на фото Виноградова, потом закрыла глаза.

– Перед смертью ему дважды звонили.

– Кто звонил ему? – спросил Потапов.

– Мужчина и женщина.

– После звонка женщины он застрелился.

– Марина Игнатьевна, посмотрите на эту фотографию. Она? – спросил следователь, показывая фотографию портрета Лазаренко.

– Не она. Та намного старше. Врач.

– Врач?

– Возможно, и не врач. Я её видела в белом халате.

– А не скажите, откуда звонили? Хоть приблизительно, – у Деева было взволнованное лицо.

– Откуда звонил мужчина, не знаю. Видела лишь комнату и шкаф с книгами. А женщина звонила из какого-то южного города или селения. Она стояла у окна. За окном темно, но уличный фонарь освещал дерево. Пальму.

Больше ничего определённого Лебедева сказать не могла. Она видела, как Виноградов после звонка женщины достал пистолет и застрелился.

Когда Потапов с Лебедевой ушли, Сабелев спросил:

– Что мы с этим всем будем делать?

– Позовём ещё раз ведьмочку. Раз она такая уникальная – пусть поработает экспертом. Попросим вежливо, а?

– А соврет? Или замешана?

– Мы с тобой тоже не лыком шиты. Она – художник. Пусть нарисует портреты двоих звонивших. А мы покажем их Лебедевой.

Лазаренко на просьбу откликнулась, хоть и неохотно. Посмотрела фото Виноградова, молчала минут двадцать и описала то, что ей открылось:

– Недавно оперативники задержали в городе курьера из одного прииска. При нём обнаружили три килограмма ворованного золота. Виноградов полагал, в городе есть подпольный цех по изготовлению украшений. Видимо, хотел раскрыть всю сеть. Виноградову предложили спустить дело на тормозах… не расширять поиски. В день смерти ему звонили. Он отказался. Не хочу говорить, в какой момент он был закодирован. И вам не советую узнавать: где? кто? для чего это сделал? Очень опасно, понимаете? А женщина произнесла два слова: «Красный шар». После этого он действовал подобно зомби. Люди, стоящие за золотой аферой, – птицы высокого полёта. Вы осознаёте, во что ввязываетесь? Моя акварель к его смерти не причастна. Зря навешали на меня всех собак.

– Хотел вас попросить. Нарисуйте, пожалуйста, по памяти портреты звонивших и курьера, – сказал Деев, не ответив на её последние слова.

– А его-то зачем? А-а, понятно. Проверяете на вшивость? Думаете, рассказала сказку-небылицу? Ну, хорошо… Я не портретист, но попробую.

Через полчаса портреты фигурантов были готовы.

– Примерно так, – сказала она. – И хочу предупредить, Юрий Иванович, здесь я в последний раз. Этим миром правит капитал. Его законы жестоки. Не хочу попасть в руки криминала или спецслужб. Я никого не лечу. Порчу не навожу. Отворотами-приворотами не занимаюсь. Картины рисовать больше не собираюсь. Хватит с меня печального опыта.

Она собралась уходить.

– Прощайте, доблестные сыщики! Надеюсь, больше не встретимся.

 

18

 

Земля родная, сколько тайн хранишь!

Тайн заповедных, глазу непривычных,

И человека вряд ли известишь,

Что он внутри твоих миров различных.

 

Стёпка с Сашкой в это утро собрались пойти на рыбалку. Ещё с вечера были накопаны черви, в боевую готовность приведены телескопические удочки, а также банка со жмыхом для ловли мелюзги на уху. Червей долго искать не пришлось. Лето выдалось засушливым, и черви собирались в низинных канавках, прикрытых толстым слоем опавшей листвы с дубняка. Разгребай листья, рыхли почву, и можешь хоть горстями собирать дождевых червей. Они кучно ютятся, маленькие и большие ползают клубками. Сашка хорошо знал эти места, так как жил с бабушкой и дедом в дачном посёлке «Строитель» почти всё лето. Дача Стёпкиных родителей была соседней. Они всей семьёй наезжали сюда почти каждую неделю. Приезжали вечером в пятницу, а уезжали рано утром в понедельник. О прибытии соседей извещал заливистым колокольчиком Стёпкин пёсик Тимка.

В дачном посёлке его звали «наш петушок» за то, что ровно в шесть утра он голосил на всю округу о своём появлении на улице. Заливистым лаем, больше похожим на пение, он будил вначале всех дачных собак, а уж те поднимали своим брёхом остальных обитателей посёлка. Тимка «пел» с полной самоотдачей, как заправский оперный тенор, и его передние лапы отрывались от земли при особенно удачный руладах.

Недалеко от посёлка протекала маленькая речушка шириной в шесть-семь метров. Брала она своё начало из отрогов Сихотэ-Алиня, где было озеро с бьющими донными ключами. У посёлка «Строитель» речушка разливалась омутом-озерцом, но в это засушливое лето дачники, ежедневно берущие воду для полива своих садов и огородов, обмелили его. Поэтому ребята решили пойти к дальнему большому озеру за пять километров от посёлка.

Стёпка хотел взять с собой Тимку, дескать, пусть порезвится в лесу, но Сашка был настроен категорически.

– Ты хочешь, чтобы твой «звонок» нам всю рыбу распугал? Оставайся с ним дома. Я пойду сам.

– Ладно, – согласился Стёпка, – ещё успеет нагуляться.

Прихватив с собой немного съестных припасов – ребята собирались провести на озере целый день, – они двинулись в путь, чуть только рассвело. Дорогу знали хорошо и за час добрались до места.

Над озёрной гладью стоял ещё белесый туман, а пацаны уже закинули приманку и стали, один за другим, таскать рыбу – утренний клёв был отличным. Через пару часов в садке плескалось: семь приличных пескарей, десять крупных ротанов, четыре золотистых больших, как лапоть, карася и один маленький сомик.

Когда солнце начало припекать, а клёв сошёл на нет, ребята, перекусив, пошли освежиться в воду. Они переплыли к противоположному берегу озера, чтобы не пугать рыбу, и там бесились и плескались. За этим занятием не сразу заметили: из кустарника к их стоянке вышли двое в зелёном камуфляже. Сашка увидел их первым.

– Смотри, Стёпка, мужики! Поплыли скорее, а то утащат нашу рыбу.

Вблизи мальчишки увидели, что мужикам на вид лет по тридцать, и они с недельной щетиной.

– Не нравятся они мне, Сашка, – сказал встревоженный Стёпка.

– Как улов? – спросил более высокий с чёрным ёжиком волос.

– Да… наловили немного, – уклончиво ответил Сашка.

– Покажи!

Сашка вытянул из воды садок.

– Не скромничай, рыбачок, – сказал белесый. – Ты не бойся. Мы не глазливые.

– Ухой-то угостите? – усмехнулся чернявый.

– А мы ещё не варили, – подал голос Стёпка.

– Поможем. Картошечку почистим. И крупы у нас есть немного.

– Не жмитесь, пацаны, – поддакнул белобрысый. – С нами пообедаете. Вечером ещё наловите.

Ребята, вначале настороженные и колючие, словно ёжики, немного оттаяли, видя доброжелательное к себе отношение.

Мужики скинули ботинки и куртки, закатали штаны, принимаясь за работу: белесый чистил рыбу, чернявый забрёл подальше в озеро, собираясь набрать воду для ухи.

– Они, видать, зверски голодные, – сказал Сашка, когда с приятелем подошёл к кромке воды немного в стороне от мужиков. – Как думаешь? Кто они?

– Сам посмотри на наколки, – зашептал ему Стёпка, рядом обмывая картошку.

– Они блатные, – авторитетно заявил Сашка, у которого недавно вышел из тюрьмы двоюродный брат.

– А чего делают тут? В камуфляже? И рожи у них все заросли.

– Скрываются от кого-то.

– А может… наркоманы?

– Не, зеньки у них не блестят. Хорошо бы заглянуть в их мешки.

– Тихо ты! – шикнул Стёпка. – Сюда идут.

– Ну что, начистил картохи? – спросил белобрысый у Стёпки.

– Ага, готово.

– А сушняка заготовили? – выходя на берег с полным ведром, поинтересовался чернявый.

– Неа, – отозвался Сашка. – Боялись пропустить утренний клёв.

– Нет проблем, мужики! – засмеялся чернявый. – Мы с Палёным сейчас наберём. Заодно рогатины вырежем.

Когда их спины скрылись за ближайшим дубняком, Стёпка кошкой кинулся под куст талы, где сложили свои вещи незваные гости.

Минуты через три он подскочил к Сашке и жарко зашептал на ухо:

– У одного в мешке автомат. Сматываться нужно, Сашка. Пока не поздно. Это бандиты.

– Они сейчас вернутся. Куда мы побежим? Нагонят и тогда точно… убьют.

– Думаешь, так обойдётся? Мне сразу не понравились эти волчьи морды. Брось удочку, Сашка! Что нам делать?

– Не верещи! Я думаю… – ответил хмурый Сашка. Он был старше товарища на год, выше ростом на полголовы и чуть шире в плечах, поэтому являлся главным в их дружном триумвирате, если сюда зачислить и Тимку, частого спутника в мальчишеских делах и проказах. Он думал всего пару минут, а потом объявил план действий, одновременно сматывая удочки:

– Здесь недалеко есть пещера. В прошлом году её надыбал. Они нездешние, не найдут нас там. Пошли!

– Да, брось удочки! – у Стёпки от страха подрагивали руки. – Они их не возьмут.

– Я возьму нашу сумку с едой. Ты хватай мешок с автоматом, – распорядился Сашка, аккуратно укладывая снасти в сумку. – Не дрейфь!

– Зачем автомат?

– Если что – отстреливаться будем, – решительно заявил Сашка, сдвинув белесые брови над выцветшими голубыми глазами и облупленным носом.

Продираясь сквозь кусты, ребята побежали прочь от страшного места. Стёпка отставал, таща за собой тяжёлый мешок.

– Дай помогу! – подождал Сашка задыхающегося друга. Вместе они кое-как взобрались на вершину сопки и, перевалив через неё, покатились кубарем к её подножию с другой стороны отрога. Казалось, сзади трещат кусты от погони, и страх придавал им силы. Пробежав вперёд, Сашка свернул налево и стал вновь взбираться по склону.

– Саш! Я… больше… не могу… бежать, – взмолился задыхающийся Стёпка.

– Не ной! Скоро… будем… на месте.

Они нырнули в лощинку и там, за двумя поваленными стволами деревьев, Стёпка увидел лаз, к которому его тащил друг.

– Давай… сюда! Быстрее… слышишь голоса?

Ребята прислушались. Издали слышался хруст веток, громкие крики и трёхэтажный мат мужиков. Ребята поспешно пролезли со своей ношей в лаз и оказались в небольшом низком туннельчике, ведущем в пещеру.

– Проходи вперёд! – сказал Сашка. – А я замаскирую лаз.

Внутри пещеры было темно и пахло плесенью. Стёпка сделал несколько осторожных и неуверенных шагов, боясь за что-нибудь зацепиться и упасть.

– Здесь такая темень. Ничего не вижу, – пожаловался он другу.

– Сейчас найду спички.

Сашка порылся в сумке, чиркнул спичкой. Слабый огонёк спички едва–едва осветил каменные стены небольшой, метра четыре в диаметре, пещеры. Огонёк потух.

– Посвети на пол! А то можно зацепиться и шею свернуть.

Сашка чиркнул второй спичкой. Пол пещеры казался более-менее ровным, а у противоположной стены лежали три больших плоских камня, на которых можно было посидеть.

– Ступай смелее, Стёпка. Нос не разобьёшь. Скоро глаза привыкнут к темноте. Тогда рассмотришь наше убежище.

Но Стёпка не сделал и шага вперёд, он стоял и прислушивался к голосам, доносящимся снаружи. Голоса то приближались, то удалялись. Из лаза в пещеру проникал слабый свет. Глаза постепенно привыкали к темноте, и Стёпка стал осматриваться. Вдруг справа он увидел два зелёных огонька. Он испуганно схватил Сашку за плечо:

– Что там?

– Где?

– Вон, два огонька.

– Гнилушки светятся.

Сашка чиркнул спичкой.

– Смотри! Там никого нет.

Стёпка сделал несколько шагов в сторону огоньков. Пальцы вытянутой руки нащупали холодную неровность камня. Тут нога за что-то зацепилась, и он чуть не упал, сильнее опершись рукой о стену. И сразу почувствовал, что камень под рукой немного подался вперёд. Он надавил сильнее.

– Саш, посвети!

– Зачем зря спички жечь?

– Посвяти. Тут стена двигается.

– У тебя от страха крыша двигается. Не трогай ничего! – возмутился Сашка, но спичку зажёг. Действительно, в стене пещеры, куда давил Стёпка, большая глыба поворачивалась вокруг своей оси, открывая ещё один небольшой лаз.

– Давай сюда, Сашка! Если они нашу пещеру разнюхают, то за камнем нас уж точно не найдут.

– Вдруг это каменный мешок? И мы там задохнёмся?

– Зажги спичку и увидишь.

Сашка вплотную подошёл к другу, зажёг спичку и просунул её осторожно в лаз. Пламя отклонилось в сторону от ребят.

– Там не мешок, – обрадовался Стёпка.

Ребята вернулись к входу в пещеру, взяли вещи. Где-то, совсем поблизости, скрипела щебёнка под ногами ищущих мужиков.

– Ребятки! Выходите! Мы не тронем вас! – услышали они громкий крик чернявого.

– Твою мать! Удушу, как котят, паршивцев, – зло гудел белобрысый.

– Пошли отсюда, – зашептал Стёпка на ухо другу и потянул его в лаз.

Они осторожно, не устраивая лишнего шума, пролезли в лаз и задвинули глыбу на место. В полусогнутом состоянии прошли вперёд шагов тридцать и услышали, что шорох камешков под ногами стал отдаваться гулким эхо. Сашка зажёг спичку. Впереди, насколько хватало света, зияла темень пустоты, а перед ними лежало подземное озеро. Воздух здесь был прохладным и свежим – тянуло сквозняком как в трубу. Этим подземным ветром быстро задуло спичку.

– Здесь огромная пещера, – сказал Сашка, и его слова отразились гулким эхом. Ребята побросали вещи, и пошли, осторожно ощупывая ногами берег, умыть разгорячённые лица в прохладной воде. Потом, подсвечивая себе спичками, достали нехитрую снедь и наскоро перекусили. От перенесённого потрясения, утомительного бега по сопкам с тяжёлой поклажей, их стало клонить в сон.

– Отдохнём пару часиков, а потом выберемся. Двинем в посёлок, если эти уроды уберутся, – предложил Сашка. Они вытащили из украденного мешка мужиков одежду и, расстелив её, уснули.

Проснулись пацаны от холода, пробирающего до костей. Нужно было согреться, и они стали натягивать на себя, что в темноте попалось под руку: Сашка одел поверх футболки широкую ветровку, а Стёпка закутал плечи в маленькое полотенце, а оголённые колени – в длиннющее трико. Вдруг Сашка услышал странные, отдалённые шлепки по воде.

– Слышь, Стёп! Кто-то на лодке гребёт.

– Тебе блазнится. Какая здесь лодка может быть? Вода капает с потолка в озеро.

Они вновь прислушались.

– Да нет же, Стёпка. Звук приближается.

Вскоре, стали отчётливо слышны характерные шлепки весел по воде и скрип уключин. К ним действительно кто-то плыл. Слева темнота стала расступаться, давая дорогу слабому свету, – именно оттуда шёл звук. Из-за каменного уступа показалась лодка с фонарем на носу и сгорбленным гребцом в широкополой шляпе. Нос лодки ткнулся в камешки на берегу. Кряхтя и охая, из лодки на берег вылез невысокий седой старичок в простой суконной рубахе, заправленной в суконные штаны. Он снял соломенную шляпу и вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Ох, и умаялся я нонче, – сказал он ребятам, улыбаясь в седые усы. – Чё, хлопчики, оробели? Замёрзли?

– Ага, – выдавил из себя Сашка, дрожащий от сырости и холода так, что зуб на зуб не попадал.

– Полезайте шибче в лодку. Вас уже заждались.

– А что? Отсюда есть выход? – спросил Сашка, залезая в лодку.

– Я приплыл, знач, есть, милай.

Стёпка кинулся собирать с камней вещи мужиков и заталкивать их в мешок, намереваясь взять с собой. Собрав, волоком подтащил мешок к лодке.

– Чё и тя такое грузное, хлопчик?

– Автомат бандитов, от которых мы прятались, – сообщил мальчик деду.

– Автомат? Ну, нет. С собой его не возьмём. Мешок вельма грузный. Нехай перевернёмся и утопнем.

– Его нужно в милицию сдать. – Стёпка упрямо тащил свою ношу в лодку.

– Ох-хо-хо, хлопчик! Взрослые его пущай сами заберут и сдадут куда надоть.

Мальчик с большой неохотой оставил мешок на берегу. Ему было жаль возвращаться домой без автомата, который он из последних сил тащил через сопки и заросли.

От переживаний и испытаний, выпавших на их долю за последние несколько часов, ребята даже не удивились появлению в пещере совсем незнакомого старичка. Они так обрадовались быстрому спасению и так хотели домой, что расспрашивать седого дедка с добрыми голубыми глазами и длинной белой бородой постеснялись. А ласковая улыбка деда развеяла все сомнения и опасения.

 

***

 

Несчастье вошло в жизнь Потапова в середине рабочего дня с телефонным звонком сестры Татьяны. Она спокойным и почти замогильным голосом сообщила Игорю Львовичу, что пропал её сын Степан со своим товарищем по даче. Недельные поиски ребят ничего не дали. Муж Владимир задействовал на поиски все силы, какие смог собрать в городе, но результат нулевой – ребят нет, ни живыми, ни мёртвыми. Их искали с вертолёта, обследуя сопки участок за участком. Высылали на поиски пограничников с собакой и отряд районной милиции. Дно озера обследовали спасатели в гидрокостюмах, но тел ребят не нашли. За эту страшную неделю Татьяна выплакала все слёзы и теперь о трагедии говорила безучастно:

– Вся надежда на тебя, Игорь. Твои ясновидящие смогут подсказать, где искать Стёпочку? В последние ночи даже спать не могу. Закрою глаза – он видится! Ох, Игорь, какое горе! И за что нам это?

– Татьяна, успокойся! Всё будет хорошо.

– Не успокаивай меня, Игорёша. Лучше ничего не скрывай. Скажут, что ребята мертвы? Так тому и быть. Закажу молебен в церкви. Только пусть укажут место. Разыщем и похороним по-людски. Будет могилка, куда смогу приходить. Я уже со всем смирилась.

– Не хорони их раньше времени.

– Я и не хороню. Хочу сказать, чтоб ничего от меня не скрывал. Материнскому сердцу больно. Оно надеется и верит. Скажут, жив? Будем искать, сколько бы ни потребовалось времени и денег.

Разглядывая фотографию Стёпы – десятилетнего вихрастого мальца с кудлатой собачонкой на руках, – Потапов ждал прихода Лебедевой и Виктюка у себя дома. Они договорились, что вечером проведут сеанс. Сенсы поглядели на фотографию Степана, и сеанс начался. Оба утверждали, что мальчик жив, но где находится в данный момент, не могли сказать ничего определённого. Они видели, как ребята удили рыбу и как бежали по сопкам, а дальше – чернота.

Потапов был страшно расстроен. Он не знал, что ещё можно предпринять. И тут память подсказала:

«Лазаренко».

Он позвонил Сабелеву:

– Здравствуй, Борис Владимирович! Давненько не встречались. Нужда заставила позвонить. У меня в семье несчастье. Пропал племяш.

И Потапов вкратце обрисовал историю пропажи и поисков ребят.

– Хочу обратиться к Лазаренко. Она – женщина с уникальными способностями. Что-то подскажет. Знаешь её адрес?

– Не знаю. Но могу взять у Деева. Правда… есть одна проблема. Она отказывается сотрудничать по любым вопросам. Сказала, чтобы мы забыли о ней раз и навсегда.

– Хорошо, Борис. Достань адрес. Сам с ней поговорю. Не думаю, что у Лазаренко каменное сердце, и она откажется помочь.

Но в обед Потапову позвонил Деев, сказал, что поговорил с Лазаренко, и она согласилась их принять.

– Она и муж оформляют документы на тур по городам Западной Европы. До отлёта в Москву десять дней. Вовремя ты позвонил, Игорь Львович! Собирайся, через двадцать минут заеду, – сказал он напоследок.

 

***

 

Прошло три месяца со времени злополучного расследования самоубийства майора Виноградова. Милочку ещё пару раз вызывали к следователям, вернее, вежливо просили, но она была тверда в намерении больше не сотрудничать с правоохранительными органами, и от неё отстали.

Александр всё-таки настоял, и они расписались. Пышную свадьбу играть не стали (Милочка была против), а собрали родных, пригласили нескольких приятелей со стороны жениха, со стороны невесты – только коллег, которых отбирала свекровь (она же назначила и подружку невесте), и отметили соединение двух сердец в ресторане. Медовый месяц было решено приурочить к отпуску, который раньше времени никак не давало начальство Александра, занятого над проектом нового торгово-развлекательного комплекса. И два месяца после свадьбы Милочка наслаждалась покоем обычной семейной жизни. Но покой был призрачным. Иногда, когда Александр засыпал, а она лежала без сна, память вновь и вновь приводила её к Теймуру, к его жарким ласкам, зовущим глазам, к той тёмной и непонятной ниточке, связавшей их через страсть, боль, кровь. И тоска выжимала из глаз слёзы, они текли и текли по щекам в тишине супружеской спальни. Часто ей вспоминались слова следователя как осуждение и уличение в преступлении. Знал бы он, какую кару она несёт за убийство любимого мужчины. Любимого и любившего. Только теперь, по прошествии двух лет, Милочка поняла, как сильно Теймур её любил. Обладая «силой» не меньшей, чем у неё (в его возможностях теперь была уверена), он ни её, ни Поспелова не трогал, видимо, жалел её, боялся напугать. Лишь однажды она почувствовала его возможности, когда стоял, окутанный «силой», будто плащом, готовый броситься. Тогда пару секунд буквально пригибало к земле, но она выстояла, не поддалась, или он пожалел, что вероятнее. Ей до сих пор было непонятно, почему он дал себя убить. И тот его тоскливый взгляд – будто прощался с ней. Милочку долго преследовал этот взгляд в видениях и снах, а жажда человеческой крови преследовала почти каждый день, напоминая, какую глупость совершила. Можно было найти какого-нибудь опустившегося бомжа и на некоторое время заглушить жажду. Но она знала: стоит только раз дать себе слабину – и всё, она не выдержит, станет убийцей, даже хуже – людоедкой. Ей останется тогда только одно: нож в сердце или пуля в лоб, на крайней случай – петля. После освобождения Александра она себя чувствовала превосходно, но только она знала, сколько сил и нервов требовалось, чтобы в окружающих не видеть пищу. Что только не перепробовала, стараясь болью извне перебить внутреннюю боль и желание, даже током себя била и огнём прижигала. Милочка жёстко боролась с капризами тела, привыкнув к постоянному самоконтролю, ведь только он мог держать в узде звериные инстинкты. Ей даже стало казаться, что все счета заплачены, и впереди их с Сашей не ждут неожиданности и неприятности, хотя понимала: спокойная жизнь – всего лишь передышка. Звонок Деева подтвердил опасения.

Милочка, взглянув на фото Степана, пересказала увиденное сенсами.

– Это всё? – допытывался Деев.

– Как ещё можно конкретизировать случай? Мальчики сильно испугались двух мужиков из частной охранной фирмы. Те в отпуске занимались скупкой у охотников струи кабарги и корня женьшеня. Прикупили у местных пару золотых самородков. Короче, делали свой маленький бизнес.

– Они обидели мальчиков? – тревожно спросил Потапов.

– Нет. Мальчики нашли у них автомат. Подумали, что мужики – бандиты. Игорь Львович, вам же об этом рассказывали сенсы.

– Рассказывали. Но думал, вы ещё что-то проясните.

– Что ещё? Тут сыграл свою роль господин Случай, – продолжила она. – У одного наколки были. Сидел в тюрьме. Мальчишки испугались и сбежали, прихватив автомат. Спрятались в пещере. Но выбрали неудачный схрон. Там их приметил хозяин тех мест.

– Что теперь делать? – требовательно осведомился Потапов.

– Ничего. Он свою добычу назад не отдаст. Приглянулись они ему, – ответила ведьма. Ответила жестоко, но лучше уж так, чем размазывать сладкой кашей по тарелке и обнадёживать зря.

– Абсурд! – возмутился Деев. – Мало россказней о похищениях пришельцами. Теперь детей похищают духи или тролли?

– Зачем пришли ко мне, блестящий сыщик? – в сердцах проговорила Милочка. – Организуйте поиски. Дайте объявление по радио и телевидению.

– Не обижайтесь, Людмила Георгиевна, – примирительно произнёс Потапов. – Всё, что можно, сделали. Но… без толку.

– Смиритесь.

– Как объяснить несчастной матери, что сын жив, но никогда с ней не встретится? Как?! – горячился Деев, сердито глядя на женщину, будто она была причастна к похищению мальчиков.

– Что же вы хотите от меня? Я не в силах что-то изменить. Думаете, если ведьма, то смогу с помощью нечистой силы их вызволить? Ошибаетесь! В задачу дьявола не входит помощь людям. Наоборот.

– Но должен быть выход, решение. – Мерил комнату шагами Потапов.

– Извините. Но решения пока не вижу, – массируя виски, ответила она печально. – Надеюсь, вы что-нибудь придумаете.

Этот разговор Милочка ни с кем не хотела обсуждать. Даже с Александром. Она замкнулась в себе. Ей, конечно, было жаль мальчишек и их несчастных родителей. Но что она могла поделать? Чужие таракашечки! Разве не жаль беспризорников – грязных, голодных, больных, кочующих по просторам родины? До них нет дела ни их родителям, ни властям предержащим.

«Красив девиз: если не я, то – кто. А кто подумал о цене поступка? Нет, врёшь! Именно о цене и думают. И ничего не делается. Взрослые погрязли в разврате, пьянстве, жестокости, стяжательстве, душевной глухоте. Дети всё видят и отвечают тем же. Посеешь ветер – пожнёшь бурю. Почему презирала людей за их трусость и равнодушие? А что сама сделала? Отогрела хоть одну очерствевшую душу? Помогла им? Да, спасла Сашу. Но помнишь в Писании: «Если будете любить любящих вас, какая вам награда?» Да, тебя предупредили о таящейся опасности в помощи другим. Но спасение Саши и помощь Дееву обошлись без последствий. Вдруг тебя обманули? И всё… наоборот? Неужели ты трусливая и гнусная тварь? Отказала. Хотя могла помочь. Благополучие оказались важнее их жизней? Зачем тебе дан «дар» в руки? Зло уже делать не хочешь, а добро не можешь. Не стыдно, ведьма? Сообщила и умыла руки. Лучше бы молчала, и у них была бы надежда».

Так, день ото дня, распаляясь, Милочка не выдержала и позвонила Дееву. Выслушав её, он обрадовано произнёс:

– Спасибо. Знал, что у вас доброе сердце.

– Не смешите меня, – ответила она. – Прямо ходячий анекдот. У ведьмы доброе сердце. Вам воочию хочется увидеть ведьмовство. Разоблачить подлую мошенницу и суровой рукой закона схватить коварную преступницу.

– Вы меня разочаровываете, Людмила Георгиевна. У меня таких мыслей не возникало.

– И всё-таки собираетесь поехать с нами. На месте во всём разобраться. Так?

– Так. Но это не значит, что вас в чём-то подозреваю.

– Ещё бы вы меня в пропаже детей подозревали! Просто не верите во «всякую мистическую хрень». Что ж местный Мегрэ… Посмотрим на место преступления?

На следующий день в пятом часу вечера Лазаренко, Потапова и Деева встречали в аэропорту Татьяна и Вадим Кравчуки. Александр тоже хотел полететь с женой, но она его отговорила:

– Деев продолжает меня в чём-то подозревать, в шарлатанстве уж точно. В правдивость моих слов не верит, привык во всём видеть злой умысел. Хочу ему устроить шоу со спецэффектами. Этакую постановку «Вия» местного разлива. Зачем тебе видеть меня в роли ведьмы из средневековья? Тем более твоё присутствие он может расценить как сговор.

Из аэропорта поисковый отряд поехал сразу в посёлок «Строитель» – на этом настояла Милочка. Тот грандиозный спектакль, который она задумала, испросив поддержки «чёрного монаха», следовало показать в ночное время – так эффектнее. Для чего она это делала? Фарс происходящего послужил бы прекрасной защитой от тех, кто вздумал бы языком молоть лишнее. Редко у кого возникает желание прослыть сумасшедшим.

Пока доехали, поужинали и прибыли к озеру, время подошло к восьми вечера. Темнеть должно было через час. Его-то ведьма и отвела для подготовки. Она приказала разжечь большой костёр. Потом танцевала вокруг огня и выкрикивала всякие заклинания, то есть лабуду, которая только лезла в голову для привлечения духов огня. Жгла ладан для привлечения духов воздуха. Бегала по сопкам для привлечения духов леса. Брызгала в лицо водой из озера для привлечения духов воды. Она себя чувствовала факиром, который делая пассы руками для отвода глаз зрителей, потихоньку вытаскивает заветную карту из рукава.

«Девид Копперфильд, ёшкин кот!» – усмехалась про себя ведьма.

Через час, наплясавшись, напевшись и запыхавшись, Милочка, впрочем, действительно почувствовала огромную внутреннюю силу. Для зрителей и ведьмы она проявилась неожиданно – от резкого движения рукой упали, словно подкошенные, Потапов и Кравчук, стоящие рядом.

«Увертюра закончена, – решила ведьма. – Пора начинать представление».

Она сложила ладони рупором и принялась кричать:

– Пахад! Око Бога! Восстанови справедливость на Земле!

Минут через десять в ста метрах над озером стали зажигаться огненные буквы:

«Чего ты хочешь»

Милочка театрально упала ниц и закричала:

– Молю тебя! Взываю к Божьей справедливости! Верни мальчиков безутешным матерям!

Буквы стали собираться вместе, наезжая одна на другую, а в воздухе закружился смерч, от которого отделялись и сверкали молнии. Смерч поднялся высоко в небо, а из его основания вылетали сгустки энергии, похожие на шаровые молнии. Они были нестабильны и вскоре разлетались фейерверками искр.

Милочка замерла в восхищении:

«Кто бы мог подумать, что у Высших сил тоже есть чувство юмора».

Пахад, словно талантливый иллюзионист-постановщик, продолжил спектакль каскадом захватывающих, зрелищных эффектов. Кем была эта духовная сущность или творящая сила, даже ведьма не знала. То она представлялась Стражем Предела, то – Пахадом. Возможно, она являлась Демиургом, но в данный момент для ведьмы это не имело значения.

Огненный смерч поднялся ещё выше и, сделавшись похожим на комету, медленно полетел через сопки. Игорь с Вадимом, продираясь сквозь кусты, побежали за ним. Ведьма взмыла вверх и полетела над верхушками деревьев к пещере. Мысленно она просила Пахада лишь об одном:

«Пусть мальчиков вернут якобы инопланетяне на тарелке».

Современному человеку легче поверить в пришельцев, чем в дух пещеры, а мир тонких энергий и материй перед человеческим взглядом может сублимироваться в любую форму: тарелку, зелёного человечка, чёрта с рогами, дракона.

Издали она видела, что смерч залетел в лаз. Прошло минут десять, и у входа произошёл небольшой взрыв. Вход расширился. Вместе с кусками породы и щепками от поваленных стволов, разлетающихся во все стороны, на поверхности показалась летающая тарелка диаметром около двух метров. Люди стояли на расстоянии двадцати метров от лаза – ближе Милочка запретила подходить. Из аппарата ударил в глаза собравшимся яркий сноп света. Когда он потух – на земле остались лежать два маленьких тела, а тарелка яркой кометой взмыла в небо и затерялась среди множества дрожащих звёзд. Взрослые бросились к ребятам с самыми худшими предчувствиями, но ребята были живы, лишь крепко спали.

Милочка не стала досматривать сцену радостной встречи, а устало побрела в сторону каменистого хребта, спотыкаясь в темноте. Она израсходовала силы, и их требовалось срочно пополнить, ведь слабость усиливала жажду. Ночь, лес и кучка взволнованных людей были весьма соблазнительной приманкой для её внутреннего зверя. И эта ситуация могла закончиться весьма опасным инцидентом.

«Когда ещё выдастся побывать в лесу? – думала она. – А сейчас самое время поймать зверька и утолить жажду. В запасе полчаса. Пока утрут слёзы радости, обнимут своих чад. Расспросы, поцелуи… Нужно спешить».

Жажду человеческой крови она постоянно контролировала, утоляя её кровью животных в редких вылазках на природу. Когда жажда невыносимо мучила, врала Александру про головную боль, желание проветриться или что-то подобное, чтобы не удерживал; садилась в машину и неслась по шоссе подальше от города. Его с собой никогда не брала, объясняя, что хочет немного побыть в одиночестве. Вначале он обижался, переживал – потом привык.

Около амурского бархата, увитого лимонником, быстро сбросила с себя одежду. Упала на четвереньки, изгибая спину в судорогах превращения. И вот львица, осторожно опуская пружинящие лапы в траву, изгибаясь мощным телом и активно принюхиваясь, двинулась к каменистым выступам, поросшим лещиной и багульником между стволами берёз и дубняка. Легкий порыв ветерка принёс щекочущий ноздри запах добычи. Осторожно извиваясь всем телом, подныривая под кустарник и бесшумно проползая почти на брюхе, львица стала забирать вправо, где отрог начинался более пологим подъемом. Она кралась к добыче с подветренной стороны. Из-за валуна, поросшего чахлой, пожелтевшей травой, послышалось шуршание, писк маленького зверька и шипение хищника. Это охотился дикий кот. Львица не стала раздумывать ни секунды. Время, отпущенное для охоты, и так поджимало, а другую добычу ещё нужно побегать и поискать. Она прыгнула на кота. Большой, примерно около метра в длину, кот стал извиваться, шипеть, выпустив мышь, которую уже успел задавить. Львица клыками разорвала ему горло и принялась облизывать струящуюся кровь. Вскоре кот затих, распластавшись на земле окровавленным меховым воротником. Она прокусила ему бока, полизала останки и двинулась в обратный путь. Одеваться липкими от крови руками не хотелось, да и натягивать футболку через перепачканное лицо – тоже. Босиком, то и дело морщась, ойкая от сухих веточек и острых камней под подошвами, добрела до небольшой лужицы, оставшейся после дождя в углублении между двух больших камней, поросших мохом. Её она запомнила, когда кралась зверем. На скорую руку ополоснула ладони, обмыла лицо, шею и пошла назад. Быстро одевшись, поспешно взмыла в ночное небо и над кронами деревьев заскользила к озеру. Вновь раздевшись за кустами, зашла в воду, чтобы хорошенько смыть пот, пыль, песок и кое-где оставшуюся кровь добычи. Мальчики и родители ушли к микроавтобусу. На берегу остался лишь Деев. Он взял махровое полотенце и стал поджидать её, делясь впечатлениями:

– Зрелище восхитительное. Жаль, не захватил с собой видеокамеру. Мог бы рассчитывать на какую-нибудь премию в программе «Сам себе режиссёр». Да-а… жа-аль. Не думал, что специально для меня устроите такой спектакль. А если серьёзно? За мальчиков – спасибо.

Она приложила руку к виску:

– Рада служить Родине!

– Всё же интересно – кто такой Пахад? Ваша выдумка?

– Не богохульствуйте! Возможно… посланник Бога.

– А может – дьявола? Ведь покровитель ведьм это дьявол. Так, кажется, считают священники.

– Дьявол помогает в грязных делах и за очень большую цену.

– За душу, например?

– Чаще всего – да. Но не только…

«Кто меня дёрнул за язык? Мало подозрений? Опять начнёт искать подоплёку в корысти», – укоряла себя девушка.

 

19

 

Наполнен мир чудесным волшебством.

Оно незримо вокруг нас играет.

Маг и кудесник, шевельнув перстом,

Из пустоты вдруг птицу вынимает.

 

Проснувшись рано утром, Милочка не смогла легко как прежде, соскочить с постели. Она валялась минут сорок, заставляя себя усилием воли встать. Во всём теле чувствовалась некоторая слабость.

– У тебя где-то болит? – спросил Александр встревожено.

– Нет-нет, – постаралась успокоить его Милочка. – Наверное, усталость.

Освобождение мальчиков потребовало жертву хозяину пещеры жизненными силами зрителей, но в основном её силами, и она их отдала, не задумываясь и не жалея. Надеялась, что кровь лесного кота немного поможет. Просить помощи у хозяина тех мест не могла: время поджимало, и Деев не отставал ни на шаг. Вечером Милочка побывала в лесу, подпиталась праной от сосны, старой знакомой, выручающей её не раз, – улучшения не наступило.

Поспелов беспокоился за жену. Какая-то она бледная, тихая и медлительная. Его опасения вскоре подтвердились: за день до вылета в Москву с ней случился обморок.

В это время Александр находился в спальне и укладывал чемодан. Вдруг послышался звук упавшей на пол посуды. Последние дни он находился в постоянном внутреннем напряжении, и звон упавшей металлической посуды о керамический пол послужил сигналом стартового пистолета. В три прыжка он оказался на месте. Милочка лежала ничком, а рядом валялась кастрюля и рассыпавшаяся из неё картошка. Подскочив к жене, поднял на руки. Милочка была без сознания, а из рассечённой брови текла маленькая струйка крови. Александр отнёс её на диван и вызвал «Скорую». Не дожидаясь медиков, нашёл в домашней аптечке ампулу с аммиаком и привёл жену в чувства.

– Что случилось, Люля?

Милочка ощупала большую шишку на лбу и жалко улыбнулась:

– Я тебя подвела, Саша.

– Перестань! Нашла о чём переживать. Завтра сдам билеты.

– Не знаю, что со мной… Лучше лети один. Я дома отлежусь.

– Вот ещё! Придумала!

Врач, выслушав и осмотрев больную, не нашёл серьёзных отклонений, но сказал:

– С такими симптомами следует обратиться к участковому врачу.

С посещения поликлиники начались для Милочки хождения по кругам ада – осознания своей смертельно опасной болезни. Сначала её осмотрел терапевт и назначил анализы, потом – кардиолог и опять назначил анализы. Далее она прошла обследование в онкодиспансере и была направлена в стационар. По всем врачам Александр ходил вместе с ней. Он переговорил с заведующим отделением гематологии, и жену положили в сервисную палату.

Палата представляла собой небольшой отдельный бокс. Вероятно, раньше он служил изолятором для умирающих. Нынче он выполнял те же функции, но назывался более красиво – сервисная палата. Та же палата смертников, но – богатых. В палате стояла относительно новая мебель: функциональная кровать, обеденный стол, тумбочка с телевизором, холодильник, кресло, узкий пенал для одежды и два стула. К ней примыкал санблок с умывальником, унитазом и душем.

Милочка осмотрела свои апартаменты.

«Что ж, хоть и казёнщина, но в этом последнем пристанище есть одно несомненное достоинство – уединённость».

Но отгороженность от чужих страданий была призрачной. Рядом, за перегородками, разыгрывались драмы тридцати девяти несчастных, тоже осуждённых болезнью на смерть. К кому-то она могла придти довольно скоро, но большинство вело свою битву за жизнь с переменным успехом не один год.

Уколы, капельницы, врачебные обходы, посещения близких, телевизионные сериалы – всё смешалось для неё и растянулось в череду монотонных дней и недель. Ей становилось то лучше, то хуже. Милочка ещё боролась за жизнь, хотя и не верила в благополучный исход. Разговоры с другими больными отделения тяготили, и она старалась ни с кем не общаться, кроме обитателей соседней детской палаты: пятилетней Анечки и её мамы.

Однажды, проходя мимо соседней палаты, Милочка увидела, как из-за приоткрытой двери выкатился в коридор зелёный мячик. Вслед за ним выбежала весёлая топотушка, похожая на маленького эльфа. Девочка была кукольно красива: пышные льняные локоны, огромные фиалковые глаза в обрамлении густых длинных ресниц, пухленькие алые губки, аккуратненький прямой носик. Её голосок звенел серебряным колокольчиком в этом тихом царстве скорби. Она воспринималась солнечным зайчиком, по ошибке заглянувшим в тёмный сырой подвал летним погожим деньком. Милочка поймала мячик и подала девочке.

– Как тебя зовут, моя прелесть? – спросила она.

– Анечка. А у меня ещё есть кукла Машка и полосатый тигрёнок, – затараторила бойкая малышка.

– Что нужно сказать тёте? – В коридор вышла молодая женщина, видимо, мать Анечки.

– Спасибо, – сказала послушная девочка, и от её улыбки на щеках появились две очаровательные ямочки. Милочка присела перед девочкой на корточки и протянула к ней руку с зажатым кулаком.

– Смотри, что у меня есть.

Она разжала кулак – на ладони сидела прекрасная жёлтая бабочка-махаон, переминалась на тоненьких ножках, то расправляя, то складывая, расписные крылышки.

– Ой! – воскликнула девочка и хотела пальчиком потрогать бабочку. Та вспорхнула с ладони, пролетела по тёмному коридору к открытой двери палаты и вылетела в распахнутую форточку.

– Мамочка! Лови её! – закричала девочка, но мать застыла в дверях, поражённая увиденным чудом.

– Зачем ловить её, моя красавица? – сказала Милочка, улыбаясь, и погладила девочку по кудрявой голове. – Она тоже хочет жить.

После сончаса Милочка сидела в кресле, смотрела за окно в парк и ждала Сашу. Вдруг скрипнула дверь, и к креслу кто-то засеменил маленькими шажками. Милочка догадалась – вошла Анечка, но оборачиваться не стала. Маленькая тёплая ладошка легла на её руку.

– Ты – волшебница? – услышала она громкий шёпот.

– Да, – тоже шёпотом ответила женщина. – Только цыц, – она прижала палец к губам. – Это будет нашей тайной. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась Анечка, глядя на волшебницу ясными, лучистыми глазами.

– Хочешь, расскажу тебе сказку? – спросила Милочка.

– Про кого? – зазвучал рядом колокольчик.

– Про принцессу.

– Ага, хочу, – сказала девочка и протянула вверх ручки. Милочка посадила её к себе на колени.

– В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила-была маленькая принцесса… – начала она сочинять сказку, а девочка притихла на груди, с восторгом глядя в лицо и ловя каждое слово.

Так началась дружба волшебницы и маленького эльфа. Когда девочка чувствовала себя хорошо, её голосок звенел то из одного, то из другого конца отделения. Заслышав звонкий колокольчик, светлели лица больных и медперсонала. Но когда ей становилось хуже, тихий плач и стоны рвали сердце Милочки на части.

«За что мучается небесное создание? – часто задавала она себе вопрос. – Для нас, взрослых, это расплата за совершённые грехи. Для меня – совершенно заслуженная. А этот ангел? В чём она виновата?»

Елена, мать девочки, рассказала, что на Дальний Восток они приехали по переводу мужа-офицера. А раньше жили в Могилёве. По всей видимости, на девочке как-то отразилась Чернобыльская трагедия, потому что Елена была родом из Ковпыта, расположенного в пятидесяти километрах от Припяти. В момент взрыва энергоблока на АЭС училась в пятом классе. Малокровие у девочки выявили ещё с рождения, но болезнь прогрессировать начала только полгода назад. Сказалась смена климата. Врачи полагали, что уезжать уже поздно: донора для пересадки костного мозга не было, больших денег – тем более. Елена плакала навзрыд, проклиная в несчастье, постигшем их семью, себя, правительство, компартию и командование мужа. Милочка уговаривала, но что могла ей посоветовать она – сама, обречённая на медленную смерть.

Через два месяца девочке вдруг стало совсем плохо: ни импортные лекарства, ни отработанные новейшие методики не давали положительного результата. Девочка медленно умирала. Пациенты и медики с болью в сердце ожидали развязки, и она, похоже, наступила в одну из дождливых, грозовых ночей сентября.

Накануне Анечку осмотрел профессор. После разговора с ним Елена проплакала всю ночь. На следующий день сделали очередное переливание крови, но оно не дало видимого улучшения – девочка бредила, хотя температура немного спала.

Милочка зашла проведать Анечку, принесла соки и фрукты. Анечка лежала без сознания, а Елена сидела в кресле, неотрывно следя за малейшими переменами в лице дочери.

– Спасибо, Мила, – повернула она к вошедшей осунувшееся лицо с запавшими глазами. – Моей доченьке ничего уже не нужно

По её щекам потекли беззвучные слёзы.

– Что сказал профессор?

– А что он может сказать? Без него всё и так ясно. Моя девочка уходит. Не знаю, переживёт ли эту ночь?

Милочка скорбно постояла рядом, посмотрела на заострившиеся черты милого личика и вышла.

«Так скоро уйду и я», – горестно думала она, идя в свою палату.

Чтобы как-то отвлечься – включила телевизор. Ток шоу сменил боевик, а его, в свою очередь, документальный фильм о журналистском расследовании коррупции в войсках. Она легла спать в первом часу ночи и долго ворочалась с боку на бок. Вдруг сквозь дрёму услышала крик. Всю её передёрнуло, как судорогой, от одной мысли:

«Наверное, Анечка умерла».

Она накинула халат и вышла в коридор. Там было тихо и сумрачно. Лишь из-за приоткрытой двери Анечкиной палаты бил яркий свет, слышались всхлипывания Елены и тихий голос медсестры Наташи. Та уговаривала мать смириться, без криков принять последние вздохи дочери и не травмировать остальных больных. Милочка подождала, пока Наташа выйдет из палаты. Вошла.

Анечка хрипло и прерывисто дышала в своей кроватке. Елена, положив голову на ограждение кроватки, вздрагивала от рыданий. Услышав шаги, она повернула к Милочке заплаканное лицо и вдруг сорвалась с места, кинувшись в ноги.

– Мила, помоги! Христом богом прошу! – цеплялась она за её халат, горячо шепча просьбу, умоляюще глядя в глаза.

– Что же я могу, Леночка? Сама в таком же положении как и твоя дочь, – попятилась от неё Милочка.

– Ты можешь. Анечка считает тебя… волшебницей. И я верю! Нам нужно чудо. Мила, чу-у-до! Бог не внемлет моим молитвам, а тебя послушает. Помоги, умоляю!

– Говоришь, меня послушает? – горько усмехнулась женщина. – Даже не представляешь, как ошибаешься. Меня он послушает в последнюю очередь, дорогая. За дела свои и расплачиваюсь.

– Нам надеяться не на кого! Пусть сам дьявол нам поможет. Я готова отдать душу и жизнь, лишь бы Анечка жила.

Безрассудные слова обезумевшей от горя матери придали Милочке сил и решительности.

«А-а, семь бед – один ответ!»

– Встань! – властно приказала она. Елена взглянула ей в лицо и, увидев произошедшие перемены, беспрекословно подчинилась.

– Выйди и закрой дверь! Да выключи свет! Духовная сила, которую призову, не любит яркого света и любопытных глаз.

Елена попятилась к двери, щёлкнула выключателем. Палата погрузилась в темноту.

Милочка опустилась на колени перед кроваткой и вознесла молитву к богу. О нём она помнила всегда, по привычке, перенятой от матери, упомянала в своих мыслях и речах, но осмысленно, горячо и истово молилась впервые. Она просила помиловать крошечное создание, помочь девочке перебороть болезнь, а в ответ – тишина, прерываемая нерегулярными вздохами больной. И тогда в сердцах женщина воскликнула:

– Или тебя нет, или ты жесток и немощен! Хочешь плату за жизнь этой крошки? Возьми мою жизнь и силу. Что мне она, коль не могу ею воспользоваться. Умоляю, возьми!

Гроза за окном, ушедшая далеко на север, вдруг вернулась. Сильнейшие раскаты грома и треск молний стали быстро приближаться. От частых посверков палата освещалась почти как днём. Милочка подняла голову и взглянула на кроватку – Анечка лежала с широко открытыми глазами, губки шевелились. Она что-то говорила, но от грохота грома ничего не было слышно. Женщина взяла девочку на руки.

– Боюсь, – услышала она тихий шёпот. Анечка обхватила ручками её за шею и прижалась, дрожа худеньким тельцем. У Милочки потекли слёзы, а в душе закипел гневный вызов. Она подошла с девочкой к окну и, не мигая, уставилась на плети молний, разрывающие небо пополам. Протянув руку к окну, зло и властно сказала:

– Пусть девочка проживёт ещё пять лет! Я так хочу!

Ведьма с силой сжала протянутую к окну ладонь в кулак, будто в этом кулаке зажала свою волю и жизнь девочки. Потом разжала кулак и погладила девочку по голове.

Неожиданно гроза прекратилась, и палата опять погрузилась во мрак. Она положила девочку в кроватку. В этот момент из стены появился оранжевый шарик. Он плыл по воздуху большим мыльным пузырём, меняя окраску от огненно-оранжевого до серебристо-голубоватого цвета. Когда шарик подплыл к кроватке, ведьма сильно хлопнула в ладоши и громко произнесла:

– Аминь!

Шарик лопнул, превращаясь в серебристое почти прозрачное облачко, которое опустилось девочке на лицо.

Милочка пошарила одной рукой на тумбочке, нашла кнопку – палату залил неяркий зеленоватый свет настольной лампы. Облачко исчезло с лица девочки. Анечка лежала с закрытыми глазами, дышала более ровно, губки чуточку порозовели, на лбу выступала испарина. Девочка спала. Женщина облегчённо вздохнула. У неё задрожали ноги, и она опустилась в кресло – все силы и воля были отданы борьбе. От навалившейся слабости она задремала.

Очнулась Милочка от скрипа открываемой двери. В палату на цыпочках вошли Елена и медсестра Наташа. Они окружили кроватку. Послушав дыхание ребёнка, Наташа удивлённо произнесла:

– Спит?

– Теперь она будет долго спать – кризис миновал.

– Что вы сказали? – взглянув на женщину, спросила Наташа.

– Говорю, девочка пошла на поправку.

– Откуда знаете?

– Меньше будешь знать, Наташенька, крепче будешь спать.

– Пойдём. Проводишь меня, – обратилась Милочка к Елене. Она с трудом поднялась и, тяжело опираясь на руку женщины, вышла из палаты. Зайдя в свой бокс, ведьма сказала:

– Никому не рассказывай об этом. Сила выйдет из девочки. Я смогла выговорить пять лет жизни. На большее не хватило сил. Я же говорила, что Бог меня не слушает.

– А что будет через пять лет?

– Не знаю…

Елена взял руки Милочки, и стала их целовать.

– Ты с ума сошла! – Милочка оттолкнула женщину в гневе.

– Спасибо! – шептала Елена, обливаясь слезами. – Отдам тебе всё, что у нас с Виктором есть. Нужны деньги на лекарства?

– Успокойся! Ничего от тебя не нужно. Деньги у меня есть. Да они не помогают. Хотя… можешь кое-что сделать. Помяни иногда в своих молитвах. Этого будет достаточно.

– Каждый день буду за тебя молиться! – горячо зашептала та.

– Хорошо, хорошо, – успокоила женщину ведьма.

Через две недели всё отделение радостно провожало щебетуху Анечку домой. Когда она пришла прощаться в палату к Милочке, то залезла к ней на колени и прошептала в ухо:

– Я люблю тебя, волшебница!

После грозовой ночи ведьму покинули последние силы, а с выпиской девочки накатило безразличие. Она стала готовиться к смерти. Это был единственный выход. Переливания крови помогали, но на время, видимо, в желании подавить жажду крови она перешла черту, за которой путь только в одну сторону. Как освободиться от монстра, требующего человеческую кровь, Милочка не знала, а животные, на которых иногда охотилась, жажду глушили лишь на короткое время. Препараты железа и различные биостимуляторы ей не помогали. Она старалась подавить жажду два года. На борьбу израсходовала все силы. Того, кто мог помочь, – убила, и трагическую ошибку уже не исправить. Девушка устала чувствовать боль как символ жизни, её проклятой жизни. Она устала бороться и таиться.

Иногда ей даже казалось – звериная сущность пожирает кровь. Наверное, так оно и было. Да, пророчество Теймура сбылось – «Титаник» налетел на айсберг, который оказался жаждой крови. Ей было жалко Александра, ему ещё жить да жить, а тут больная жена камнем на шее. Ещё немного и любовь уйдёт, оставив место лишь горечи и раздражению. Милочке не хотелось дожить до того чёрного дня, когда Саша начнёт ею тяготиться. Чуда не произошло, и смерть она приветствовала как выход из безвыходного положения.

 

20

 

Ночь темна, светит фонарь;

Тишь вокруг – бог мой и царь.

Я одна возле окна;

Мысль моя – в море волна,

То взлетит к звёздам во тьме,

То падёт к грешной земле.

Явь горька в мире надежд,

Как слеза сомкнутых вежд.

Сердца стук, боли венец…

Жизнь моя, скоро ль конец?

Вздох один, дальше – другой.

О, мой бог, дай же покой!

 

Три месяца Александр не терял надежды, что жене можно помочь, вылечить, поставить на ноги.

«Люлька не должна умереть. Совместная жизнь только началась. Столько планов на будущее. И вдруг – финал? Что могло послужить толчком, чтобы молодой организм стал целенаправленно убивать сам себя? Пожирать свои же кровяные тельца? Она такая бледненькая. Любимая девочка. Она будет жить. Должна…»

Лечащий врач и другие медицинские источники, к которым обращался Александр, не могли дать точного ответа на этот вопрос. Увы, человек, сумевший разгадать тайны атома и успешно осваивающий космос, ещё очень мало знает о себе самом.

Он старался своей верой и любовью пробить брешь в бастионе фатализма, выстроенном Людмилой вокруг себя. За стенами уверенности в своём наказании, она спряталась от жизни и борьбы как улитка в раковине. Если бы она могла, то запретила бы посещения мужа, смущавшего покой и обречённость, с которыми настроилась принять смерть, разговорами о прекрасном, но несбыточном будущем – их будущем. Однако Александр не сдавался, и временами видел: глаза жены оживали. В них загорался интерес к событиям в губернии, стране, мире. Эти моменты давали надежду. Он часто встречался с лечащим врачом, и они обсуждали новейшие методы лечения, её душевный настрой и самочувствие.

Но с конца октября всё кардинально изменилось. Подъёмный мост, соединяющий её крепость с окружающим миром, был поднят. Бастион стал неприступным. Она даже не пыталась проявить интерес к посещениям и рассказам, как делала это раньше. Людмила не сидела в кресле и не ожидала его прихода. На все попытки Александра втянуть жену в разговор, сначала односложно отвечала «да-да» или «нет-нет», а вскоре и совсем замкнулась. Запретила открывать шторы на окнах. Перестала включать телевизор. Отказалась гулять в больничном саду. Она в основном лежала на кровати и смотрела в одну точку – началась глубокая депрессия. Дела день ото дня становились всё хуже.

Так прошло десять дней. После ноябрьских праздников врач позвал Александра к себе в кабинет:

– Уважаемый, Александр Сергеевич! Боюсь ошибиться, но Людмила Георгиевна сама не хочет жить. Усилия медицины здесь бессильны. Мне очень жаль, но ваша жена – тяжёлый случай. Её что-то гнетёт. Наши медикаменты бессильны сражаться сразу с двумя болезнями. Я вызывал психиатра. Поговорив с ней, он заявил, что больше к этой пациентке не придёт и лекарства выписывать не станет. На просьбу объясниться… ответил, чтобы сам об этом спросил у неё. Спросил. Людмила Георгиевна ответила: «Не присылайте ко мне ни психиатров, ни священников. Ни к чему. Прошу, не лезьте в душу! Дайте спокойно уйти». Что будем делать?

– Не знаю, – сокрушённо ответил Александр.

Василий Васильевич побарабанил пальцами по столу.

– Да-да… что делать… Тут пришёл медицинский вестник. В Соединённых Штатах разработан новый препарат по нашему профилю. Прошёл апробацию в нескольких клиниках. Говорю это потому, что знаю, вы и ваши близкие – люди состоятельные. Если есть возможность приобрести его – дам название. Попробуем… Вдруг получится? Но вначале Людмилу Георгиевну нужно расшевелить.

В тот же день Александр заехал в университет, и в ректорате узнал телефон и адрес Джулии Корбек – руководителя делегации, посетившей его выставку в Художественном салоне полтора года назад. Он надеялся с её помощью можно достать нужное лекарство – и не ошибся. Джулия близко к сердцу приняла горе, постигшее семью молодых художников из далёкой северной страны. Она записала название лекарства и пообещала выслать, как представится возможность. От предложенной Александром оплаты наотрез отказалась.

Джулия рассказала, что картины, приобретённые ею и Генри Фокснером, через год сменили своих хозяев. Картина «Ангел и Бес» была приобретена английским банкиром в частную коллекцию, а «Чёрный монах» – бизнесменом из Нью-Йорка. Аукцион проходил в Лос-Анджелесе. Картины неизвестных художников перед аукционом выставлялись в модном салоне Мари Роджерс. Словоохотливая Джулия, мешая английские и русские слова, поведала совсем удивительную историю.

Мари оказалась не только профессиональным искусствоведом, но и умелым бизнесменом. Перед тем, как выставить картины на аукцион, сделала им удачную рекламу, рассказав местным газетчикам о картинах и создателях. Рассказанная ею красивая и душещипательная история о том, как невеста поехала вызволять любимого из рабства, изобиловала различными придуманными деталями сюжета. Но она вызвала в сердцах чувствительных обывателей живой отклик. Поглазеть на картины ходили толпы зевак. Мари получила около десяти предложений от солидных покупателей на их приобретение. Она испросила разрешения у хозяев о продаже полотен через аукцион. Генри и Джулия удивились, когда картины, вывезенные из «медвежьего угла», продали по завышенным ценам, как им казалось. «Ангел и Бес» приобрели за сорок одну тысячу долларов, а «Чёрный монах» – за тридцать тысяч. А два месяца назад к Джулии приезжал мистер Джозеф Харрис – счастливый обладатель «Ангела и Беса». Он просил Джулию подробно рассказать о художниках и дать их координаты. Она не смогла отказать такому милому джентльмену.

– Ждите новых заказов, – закончила рассказ жизнерадостная американка.

Сообщение Джулии озадачило и встревожило Александра. Он хорошо помнил историю двух «шедевров» жены. Но сейчас стоял вопрос о её жизни, и проблема картин отошла на второй план. Он не хотел тревожить жену и решил ничего пока не рассказывать.

Через три дня Джулия позвонила Поспелову на мобильный телефон и сообщила, что приобрела лекарство и даже подыскала удачную оказию. Через четыре дня в Хабаровск должен прилететь дипломат по своим делам в тамошнее консульство. С ним лекарство для Лазаренко. Сообщение весьма обрадовало Александра. Он поспешил рассказать радостную новость жене. Хоть Людмила не разделяла его веры в чудодейственность заокеанского препарата, но и не стала огорчать. Она улыбнулась первый раз за последние полтора месяца.

Это был один из счастливых дней в жизни Александра, о существовании которых он забыл в последнее время. За окном кружились хлопья первого ноябрьского снега. Стояла почти безветренная погода. Людмила хотела посмотреть на снег. Завернув жену в одеяло, он поднёс к окну и усадил на подоконник. Они долго смотрели за окно, обнявшись, припав щекой к щеке. Щеки жены пылали жаром, но она вновь проявляла интерес к окружающему. Людмила, улыбаясь, глядела: как сороки передрались из-за кусочка пирожка, оброненного малышом, как толстый столовский кот, развалившись на скамье, наблюдал за галдящими поблизости воробьями и как два школьника, бегая в больничном парке и дёргая за ветви кустов, обсыпали друг друга первым снегом. Чудесные мгновения их единения и любви вселили в Поспелова даже не надежду – уверенность:

«Она поправится. Нам так хорошо вместе. Недостаёт самой малости – привезти лекарство».

Но радость оказалась преждевременной. Людмиле на следующий день стало намного хуже. Она лежала в забытьи и не узнавала мужа.

– Не привезёте лекарство в ближайшие дни – конец неизбежен, – сказал врач хмурясь.

Поспелов хотел лететь в Хабаровск самолётом. Однако за день до вылета поднялся настоящий снежный буран, принесённый циклоном с севера. Когда в аэропорту отманили рейс на час, за тем – на четыре часа, а потом – на день, Александр решил, что быстрее доедет на машине. Вдруг самолёт не вылетит на следующий день? Москва передавала неутешительные сводки погоды по Дальнему Востоку на ближайшие два-три дня, а два поезда, идущие до Хабаровска, уже ушли и следующих ждать только на следующий день. Разумнее было подождать, а утром следующего дня поехать на поезде, но в критической ситуации он не думал рационально, не хотел ждать, боясь не успеть. Не успеть привезти лекарство, не застать жену живой.

Выехал Александр в три часа пополудни – ждал вылета, и к тому же следовало кое-что сделать: заправить полный бак бензином, долить масла в двигатель, проверить тормоза, положить два запасных колеса и всякие полезные мелочи для экстренного случая. Чем дальше он удалялся от города, тем сильнее становился боковой ветер и гуще валил снег. Давно уже окрестности объяла ночь, а дорога была покрыта кое-где обледенелым настом и петляла между сопок. Вдруг в начале крутого спуска, из-за ближнего поворота, Поспелова ослепили два ярких снопа света. Оба водителя не сразу переключили фары на ближний свет. Встречный автомобиль, двигавшийся рядом с каменной отвесной стеной сопки, стал уходить вправо. Александр, притормаживая, тоже отвернул вправо, избегая столкновения. На обледенелом покрытии шоссе его машину развернуло и неумолимо потащило к обрыву.

«Вот и всё! – мелькнула тоскливая мысль. – Не оправдал твоих надежд, Люля…»

Он упал с семиметровой высоты в овраг, заросший чахлым дубняком. Автомобиль несколько раз перевернулся и, загоревшись, взорвался.

 

***

 

В тот роковой день Милочка приходила в сознание только один раз – утром. Она уже почти не воспринимала окружающее, и все в отделении ожидали очередного кандидата в мертвецкую, очень жалея красивую молодую женщину и её заботливого мужа. У них имелось всё, о чём многие могли только мечтать: молодость, красота, деньги, талант, любовь. Не было основного – будущего. Часы неумолимо тикали – трагическая развязка приближалась.

Среди ночи Милочка пришла в сознание. В палате стоял полумрак. За окнами завывал ветер, горстями бросая снег в стёкла, – циклон захватил территорию и их губернии. Какой-то неописуемый страх гнал из постели и из комнаты.

«Куда? Зачем?» – она не могла понять. Перевернувшись на бок, с большим трудом поднялась и села. Голова кружилась, перед глазами плыли яркие круги. Руки и ноги дрожали, но и сидеть не было никакой возможности – что-то гнало вон из палаты.

«Что со мной? – тревожные мысли перекатывались тяжёлыми камнями. – Я уже не человек? Зверь? Зов смерти влечёт в укромный уголок? Скорее бы конец. Боже, помоги!».

Цепляясь за всё, что попадалось под руку, вышла, вернее, выползла в коридор. В голове настойчивый шёпот:

«Соберись! Иди!»

Ноги подкашивались, сердце, казалось, готово выпрыгнуть из груди.

«Куда ты меня гонишь, Матильда? – сопротивлялась Милочка. – Я не хочу двигаться. Я хочу умереть. Избавиться от тебя, зверя».

«Ишь, чего удумала! – возмутился голос в голове. – Не избавишься, не надейся. Иди! Борьба ещё не закончена. Он придёт – я знаю… Должен!»

«Кто придёт?» – вяло то ли спросила, то ли подумала Милочка – ответа не последовало. Ей хотелось сползти по двери и лечь на пол, но что-то сильнее неё заставляло, шатаясь былинкой на ветру, держаться за ручку двери. Неожиданно впереди увидела яркий приближающийся свет, зажмурилась, а открыв глаза, от удивления не знала, что и думать.

Это был не полутёмный коридор больницы, а огромный, освещенный зал неизвестного аэровокзала. В центре зала стояло несколько рядов кресел, на которых сидели люди с чемоданами, сумками, баулами. Вокруг тоже прохаживались туда-сюда пассажиры группками и поодиночке. Слышался женский голос диктора, что-то объявляющего на иностранном языке, кажется, – английском.

«Куда летят эти люди? – спрашивала она себя. – Или… я уже на том свете? Но почему у них чемоданы?»

Не успела она обдумать и прояснить новое место пребывания – услышала объявление диктора на русском языке:

– Гражданка Лазаренко Людмила Георгиевна! Вас ожидают у стойки диспетчера.

«Кто меня ожидает? Саша? Может, больница и болезнь – страшный сон, приснившийся в ожидании вылета? Мы с Сашей собирались в турне по городам Западной Европы».

– Повторяю! Лазаренко Людмила Георгиевна! – услышала Милочка вновь голос диктора. В толпе пассажиров мелькнуло знакомое лицо.

«Теймур?»

Оторвавшись от двери, она сделала два неверных шага в его направлении и стала проваливаться в черноту колодца, но упасть не дали чьи-то сильные руки. Её куда-то несли, или она плыла по морским волнам, и тёплые солоновато-сладкие капли касались губ, проникая в рот. Последней искрой сознания промелькнула мысль:

«Всё… Свобода».

 

***

 

– Он мне гладит руку, а сам ближе и ближе придвигается, – говорила белокурая санитарка Танечка, прихлёбывая горячий чай и острыми белыми зубками откусывая дольку шоколада – подарок от воздыхателя.

– И ты решилась? – с интересом спросила Сашенька, медсестра отделения гематологии.

– Повыпендривалась для вида…

– Тихо! Будто шум в коридоре.

– Да. Я тоже слышала.

Они выглянули из «сестринской». В дальнем конце коридора на полу кто-то лежал ничком, но при тусклом голубоватом свете ночного освещения трудно было разобрать, кто именно. Подбежав ближе, увидели распростёртую на полу женщину: длинная ночная рубашка сбилась, светлые волосы разметались, закрыв лицо.

– Лазаренко из шестой палаты, – сказала Сашенька, пытаясь поднять больную.

– Ну, надо же! Менее часа назад заходила к ней. Она лежала без сознания. – Таня подхватила больную за другую руку. Вместе они затащили её в палату и положили на кровать.

– У них во время приступов такое бывает, – сказала медсестра, прощупывая пульс на руке больной.

– Ну как? – поинтересовалась Танечка.

– Гм… Пульс ровный, спокойный.

Саша наклонилась к больной.

– По-моему, спит… Лоб – холодный и влажный, – сказала Танечка, убирая волосы с лица женщины. – Странно… на губах кровь.

– Наверно, губу прикусила, когда падала. Схожу за Василь Василичем. Пусть её осмотрит, – медсестра собралась выйти из палаты.

– Не нужно его будить, – попыталась её остановить Танечка. – Он сорок минут назад лёг отдохнуть в ординаторской, – она взглянула на часы. – Третий час ночи.

– Ты не понимаешь. Он её лечащий врач, – горячо зашептала Сашенька. – На вечернем обходе сказал, что Лазаренко не переживёт эту ночь… А ей стало лучше. Мы её вытащили, Таня. Вытащили!

– Постучи по деревяшке и трижды сплюнь через левое плечо, – с сомнением предложила санитарка.

 

***

 

Сквозь сон Милочка услышала голоса и открыла глаза, но сразу же их прикрыла: в палате горел яркий верхний свет.

– Как себя чувствуете? – послышался голос врача.

Не открывая глаз, прислушалась к себе. Ей было спокойно и уютно. Правда, проскакивали неприятные мыслишки:

«Я в том же теле? Казалось, что умерла или перемещаюсь. Неужели всё продолжится? Боже, за что?» – но она постаралась их отогнать.

– Нормально чувствую, – ответила девушка, открывая глаза. Сашенька ей накладывала на руку жгут, собираясь поставить капельницу. Медсестра улыбалась. Милочка перевела взгляд в изножье кровати. Там стояла санитарка и тоже улыбалась. Милочка не могла взять в толк, чему все радуются.

– Всё хорошо, Людмила Георгиевна, – похлопал врач по руке. – Я говорил, что начнёте поправляться, а вы не верили.

Милочка устало закрыла глаза – следовало сосредоточиться и всё спокойно обдумать.

– Отдыхайте, – услышала она голос врача. – Теперь вам нужно больше спать. Сном лечатся любые болезни.

Выключив верхний свет, медперсонал вышел из палаты.

«Неужели всё закончилось? Жизнь с чистого листа, или неразрешимые сомнения? Ладно, что гадать? Завтра придёт Саша… тогда и подумаю».

Она не видела, что из противоположного тёмного угла палаты за ней наблюдают раскосые человеческие глаза. Они печально и загадочно улыбались – игра продолжалась.

 

Часть вторая
Кровь и роза

 

 

Мой прекрасный вампир,
Грозный мой Командор,
Ты так нежен и мил,
На расправу так скор.
А от острых клыков
Боль пронзает мне плоть,
А от губ-лепестков
Загораюсь я, хоть
Лей на сердце водой,
Не зальёшь сей пожар,
А полынью-бедой
Лишь усилишь тот жар.
Страстность в волчьих глазах
Разгоняет мне кровь,
Но в пьянящих речах
Ложь сменяет любовь.

 

1

 

Под крышей трёхэтажного здания гомонили голуби. Один слетел на жестяной отлив окна. Милочка подкармливала их во время утреннего пятнадцатиминутного перерыва и после рабочего дня. Выключив компьютер, собрав в стопку листы смет, она стояла у окна и наблюдала, как к первому голубю подлетел второй и как они начали возню из-за кусочка печенья, склевав предварительно насыпанные её щедрой рукой семечки. Коллеги по отделу уже уходили, а на пороге стояла уборщица с веником и шваброй, давая понять, что ждёт с нетерпением, когда освободят помещение.

Проектно-сметное бюро, в котором она работала, когда-то представляло Головной институт и занимало всё здание. Но прошли годы перестройки, и второй этаж давно заняла страховая компания, а первый приглянулся хозяевам аптеки и продовольственного магазина.

Приняли её в коллективе настороженно, боясь, что молодой специалист замучает всех вопросами, будет делать ошибки и вовремя не сдавать объект. Но она быстро вошла в курс дела, хотя после окончания университета работала в банке не по своей основной специальности.

Однако это было в другой жизни, которая закончилась с гибелью Саши. Родители – Лариса Павловна и Сергей Васильевич Поспеловы – не могли простить ей смерти их единственного сына. Лариса Павловна сослуживцам в банке даже сказала, будто невестка выздоровела только потому, что забрала жизнь сына. Слова свекрови доброжелатели передали Милочке. Она поспешила уволиться, чтобы в офисе не встречаться с укоризненным взглядом безутешной женщины; та, возможно, забыла, кто два года назад спас её сыну жизнь.

Милочка вздохнула и медленно двинулась к лестнице. Зачем спешить – дома никто не ждал.

Начало мая – прекрасная пора расцветающей природы, но в этом году весна выдалась холодной.

Прогрев двигатель «Кресты», она выехала с парковки. До второго микрорайона двадцать минут пути. Куда девать остальной «вагон времени» перед сном – непонятно. Подруг она растеряла давно. Домашнего питомца завести не могла – они не выносили её второй звериной сущности, которая после болезни никуда не делась. Можно было завести аквариумных рыбок, но к холодным представителям фауны она любви не питала. Рисовать боялась, памятуя о печальных случаях суицида поклонников её творчества. Оставались одинокие прогулки на природе, стихи, книги и редкое общение в Интернете.

Теперь Милочка жила воспоминаниями. Вчера, например, ездила на седьмой километр Игнатьевского шоссе. Гуляла, вспоминая ночные гонки, шеренги машин по обочинам, музыку, смех, лица знакомых.

На шоссе в вечерний час было тихо. Лишь накрапывал дождь, да, шурша шинами, проносились одиночные авто – гаишники всё же вытеснили и отсюда любителей драйва и экстрима.

Ей припомнились жгучие глаза Теймура Стрельцова и его улыбка, змеящаяся на губах, салон «Скайлайна» Саши Поспелова, пропитанный запахом туалетной воды «Gucci Sport», ласковое имя Люля, произносимое им с особой теплотой.

«Да… Пора юности и была счастьем. По наивности не понимала этого, страдая и ища выход из любовного треугольника. Мечтала о свободе выбора. Стремилась к тихому, спокойному счастью впереди. Какой свободы? Какого счастья? Свободы быть одной на белом свете? Счастья встречать глухую тишину квартиры?» – с горечью думала Милочка.

И сейчас около неё появляются мужчины: улыбаются, отпускают комплименты, пытаются флиртовать. Но разве эти мужчины похожи на тех, которых она потеряла из-за собственной глупости? Среди них чувствовала себя королевой, а среди этих – «фригидной ломакой» с непростым прошлым, и с этим смириться не могла. Милочка не понимала, зачем ей сохранена жизнь. Осознав свои ошибки, она выбрала смерть, но получилось, что и смерть для неё – недоступная роскошь.

«Наверное, выздоровление – ещё одно наказание. Как же иначе? Ведь не оставила любимого, узнав, что становлюсь опасным зверем. Сейчас Саша был бы женат на милой, любящей женщине, тетешкал розовощёкого карапуза. Но мне захотелось урвать кусочек счастья для себя. Пусть ненадолго, незаслуженно, авантюрно. А Теймура, фактически своего спасителя, зачем убила? Не предупреди он о трансформации в зверя, убила бы Сашу, а после покончила с собой. Эгоистичная дура! Мне так хотелось быть нормальным человеком, но не дано. Тьма и зверь – вот мой крест», – невесёлые мысли, как заводные карусели, крутились и крутились в голове под шуршание прошлогодней листвы и тихий шелест дождевых капель. Эти размышления вылились в рифмованные строчки:

«Заждался полдень часа своего.

Стеной стоит сиреневый туман.

Холодный дождь, прохожих караван…

Сказать: « Привет!» – но рядом никого.

 

Холодный май, и ветер каждый день,

А говорят: отныне – навсегда.

Не может быть! А впрочем, ерунда:

Земля проснулась, и в садах кипень.

 

Послушай, ветер! Выдуй пустоту,

Что поселилась в комнате моей,

Печаль, как пыль, порывами развей:

Нет сил пространства слышать немоту…

 

Cама с собой смеяться и грустить,

Да диалоги нужные ваять,

Трудиться память часто заставлять.

Но не вернуть назад, не изменить…

 

Зачем дышать минувшею бедой?

Её укрыл дум горьких суховей.

Листва мне шепчет: «Панцирь свой разбей,

Открой все окна и дыши весной».

Милочка, потянувшись к панели, включила радио. Салон заполнила тихая музыка. В ней слышалось что-то знакомое из той, прошлой жизни. Приятный, будоражащий воспоминания мотив. Мимо мелькали автомобили, проплывали зеленеющие участки газонов, нарядившиеся в клейкие листочки деревья, пёстрые рекламные шиты и вывески. Но яркая палитра весны не радовала. Даже музыка не отвлекала от депрессии, которая в вечерние часы разъедала мозги хуже кислоты.

«Такие нежные звуки – за душу берут. Хм… А есть ли у меня душа… или она мертва? Ну, если чувствую внутри боль, то не совсем мертва. Находится в глубокой коме. Говорят, душевные страдания лечит время. Прошло полгода после гибели Саши, но легче не становится. Нужны годы. Но зачем мне эти годы? Охранять монстра внутри? А смысл? Семья и дети строго противопоказаны…»

Тоска, беспросветная тоска, – вот во что превратилась её жизнь. Когда Теймур и Александр приходили во снах, она просила, чтобы забрали её к себе. Но друзья всегда уходили, не сказав «да». На последний шаг она пока не решалась, поэтому продолжала жить, вернее, – существовать. Что-то останавливало, какой-то, глубоко запрятанный внутри, иррациональный страх. Казалось бы – чего ей, убийце, опасаться за гранью бытия? Вся в смертных грехах, как беспризорная собачонка в блохах. И не имеет значения: её жертвы заслужили смерть или невиновны, искуплены или вопиют. Для Милочки важно было другое – она не должна окончательно погубить свою бессмертную душу.

А на этот вечер она наметила уборку в квартире. Зайдя в комнату, служащую спальней, застыла в недоумении. На тумбочке лежала чёрная роза. Цветок сам по себе очень редкий, тёмно бардового цвета с фиолетовым оттенком. Как попал в квартиру? Загадка. Милочка налила воду в высокую тонкую вазу и, подрезав стебель, поставила розу на журнальный столик. Потом прошлась по всей квартире, заглядывая в шкафы и шкатулки. Всё было на месте.

«Значит, не ограбление. Впрочем, верх сарказма – оставить в обворованной квартире розу на память в виде извинения», – усмехнулась девушка.

Их с мамой двухкомнатная квартира располагалась на третьем этаже. Позже она служила семейным гнездышком для неё и Саши. Форточки были открыты, так как из-за прохладной погоды отопление не отключили, а только существенно снизили градус теплоносителя. Но даже при таком незначительном отоплении в квартире, расположенной на южной стороне, стояла духота.

«Залезли в форточку? Для чего, если всё на месте? Тайный воздыхатель? Вряд ли… Нынешние мужчины на такой подвиг не способны. Кто-то подаёт знак? Кто и о чём?» – терялась Милочка в догадках. Впервые она пожалела о потере ненавистного дара. Раньше бы она всё узнала и о цветке, и о его хозяине, бесцеремонно залезшем в её квартиру. Увы, то было раньше. Не придя ни к какому выводу относительно странного подарка, погоняла пыль со шкафов и столов, помыла полы и легла спать.

Обычно Милочка вставала в семь часов утра, делала зарядку на лоджии, потом следовали: воспетый Владимиром Высоцким бег на месте, водные процедуры и завтрак. Всё остальное время уходило на подбор одежды под настроение и дорогу на работу. Так проходило каждое утро перед рабочим днём. По такому же распорядку оно должно было пройти и в этот день, но…

Она проснулась под звонкое дребезжание будильника. Сладко потянувшись в постели, глянула на тумбочку, откуда донимал звоном будильник, – и ахнула. Рядом с будильником лежало мёртвое тельце голубя. Его оторванная голова покоилась тут же, а вся тумбочка была залита кровью изувеченной птицы. Негодование смешалось с небольшой порцией страха, вернее, даже не страха, а неприятного ощущения от незащищённости собственного жилища, её территории. Выходит, когда она спала, кто-то хозяйничал в квартире. Она надела пеньюар и вышла в зал. На журнальном столике в вазе стояли две чёрные розы. Это переходило все границы.

«Хотят запугать. Дают понять, что нахожусь в их руках. Ясно как божий день. Только кто? Подельники бандитов, содержащих Сашу в заложниках? Не думаю. Они бы не стали церемониться и взяли ещё тёпленькой пока спала. Спецслужбы? Тоже маловероятно. Те бы очень культурно пригласили на беседу, так культурно, что не посмела бы и рыпнуться в нынешнем беспомощном состоянии. Кто же? Кто он, мой враг, действующий так вероломно, но тайно? Члены ордена «Хранителей ключей»? Однако они чего-то припозднились. Два года и девять месяцев прошло с тех пор, как убила Теймура. Могли бы и раньше нагрянуть».

Милочка завернула бедную птицу в пакет и выбросила в мусоропровод. Она хотела выбросить и розы, но цветы были столь красивы, что рука не поднялась на их уничтожение. То, что розы в вазе стояли две, наводило на мысль: ей угрожают смертью. Милочка усмехнулась:

«Нашли, чем бабу стращать», – дальше свою мысль не стала развивать, её всегда коробили бранные слова. Форточку в спальне она принципиально не стала закрывать. Окно спальни выходило во двор, и всегда находилось под присмотром старушек-соседок, целый день, сменяя друг друга, сидящих на лавочке под окном. Она лишь закрыла на защёлку фрамугу в остеклении лоджии, расположенной на фасаде здания. Замок к металлической двери муж подобрал с секретом, поэтому за входную дверь Милочка не переживала.

На работе, рассмотрев проблему со всех сторон, успокоилась:

«Чего всполошилась? Разумеется, неприятно, когда посторонние расхаживают по квартире. Но все вещи на месте? На месте. Решат убить? И флаг им в руки. Либо уйду к тем, кто меня любит и ждёт, либо перемещусь в другое тело и начну новую жизнь. Чего мне ещё бояться? Терять мне нечего, кроме зверя и одиночества».

День прошёл ни шатко ни валко. Она ходила к проектировщикам за чертежами, относила готовую смету по коттеджу ГИПу, делала обсчёт нового объекта, а собираясь домой, обнаружила: ключей от квартиры в сумке нет. Спросила у Екатерины Ивановны, сидящей за соседним столом:

– К нам в отдел заходил кто-нибудь посторонний?

– Вроде бы никого не было… Хотя – постой! Когда ты ходила к ГИПу, заходил мужчина. Сказал – заказчик. Поискал на твоём столе сметы, но я пояснила, что ты их унесла. Он поблагодарил и ушёл.

– Почему мне не сказали, Екатерина Ивановна?

– Думала, он тебя нашёл. А что случилось?

– Пропали ключи от квартиры.

– Надо же? Кошмар! А на вид такой представительный. Около сорока лет. Нужно заявить в милицию.

– Сейчас поеду домой. Посмотрю, а тогда уж заявлю.

– Как ты в квартиру-то попадёшь?

– У меня запасные ключи в машине. Однажды забыла ключи на работе. Тогда ещё в банке работала. Случайно выпали… Приехала домой, а попасть не могу. С тех пор и вожу запасные. Как он ключи от машины не догадался взять?

– Он стоял у твоего стола не более минуты.

– Ой, Екатерина Ивановна! Для профи и нескольких секунд хватит.

Домой Милочка ехала в подавленном настроении, предчувствуя опустошение квартиры. Но увиденный разгром превзошёл самые мрачные ожидания. Все вещи из шкафов были вывалены на пол, кресла в зале перевёрнуты, некоторая посуда побита. За этим бедламом, она не сразу поняла, что пропало. Милочка позвонила в милицию.

Оперативники долго искали чужие отпечатки пальцев. Нашли на ноутбуке. Прибывший с ними участковый ходил по квартирам, опрашивая соседей. Милочка с болью в душе наблюдала, как по разбросанным вещам топчутся чужие грязные ноги. Потом она под протокол перечисляла пропавшие вещи. Преступники унесли: золотые украшения, две её картины и некоторые рисунки, хранящиеся дома, а также небольшую сумму денег, которую обнаружили. Свои основные сбережения она хранила в банке, куда перечислялась и зарплата.

Милиция уехала в девять часов вечера. Стражи порядка напоследок посоветовали сменить замок.

«По-моему, хуже уже и быть не может, – рассудила она. – Для этих сволочей новый замок не преграда. Так ради чего тратить лишние деньги?»

Милочка до часу ночи прибиралась в квартире. Уставшая и злая легла спать, а новый день принёс новые неприятности, которые начались прямо с утра.

Утром она обнаружила, что в уцелевшей после погрома вазе стоят уже не две, а четыре чёрные розы. И это вывело из равновесия. Она обессилено плюхнулась в кресло и заплакала. Похоже – её брали измором. Выплакавшись, Милочка схватила вазу и выбросила вместе с цветами на газон, под берёзку, растущую рядом. Старичок, идущий в это время по тротуару, остановился, покачал головой и что-то долго бормотал себе под нос. А Милочка в сердцах сказала:

– О чём бормочешь, старик? Мне не до твоих нотаций.

Но на этом неприятности не закончились. Когда она пришла на платную стоянку, где на ночь оставляла «Кресту», – увидела толпу людей возле машины. Неприятно заныло сердце в предчувствии новой беды.

«Неужто разбили и машину?» – мелькнула мысль. Но машина оказалась цела. Зато утром рядом с ней охранник стоянки обнаружил труп. Милочку несколько успокоило, что враги пока не добрались до любимого автомобиля.

Однако радовалась она недолго. Во второй половине дня в отдел пришёл следователь для составления приблизительного описания вора, укравшего ключи. Екатерина Ивановна Лебедева и Горчичников, которые видели посетителя, описали одежду и лицо мужчины. Следователь куда-то позвонил, а потом предложил им вместе с Милочкой проехать на Пионерскую, где располагалось УВД столицы губернии.

Здесь Лебедева и Горчичников опознали по фотографиям мужчину, заходившего в отдел. Это были снимки трупа, сделанные утром на автостоянке. Свидетелей отпустили, а Милочке предложили пройти в другой кабинет. Там её уже встречал приснопамятный Борис Владимирович Сабелев.

– Людмила Георгиевна, вы в своём репертуаре, – сказал он, предложив стул. – Смерть ходит регулярно к вам в гости. Чем её завлекаете?

– Пеку очень вкусные плюшки, – недовольно отозвалась Милочка на его остроту.

– Неужели так расстроились пропажей украшений, что растерзали бедного мужика?

– Каждое из этих колечек, браслетов и колье – подарок от дорогих мне людей. Они ценны мне как память. Но что значит – «растерзали»?

– А то и значит. У него разорвано горло, большая потеря крови.

– Борис Владимирович, считаете, я ему перегрызла горло?

– Не знаю, не знаю… Как-то странно всё складывается. Днём он вашу квартиру обворовывает, а ночью ему перегрызают горло.

– Может, меня видел охранник? Или нашли на нём мои отпечатки, кровавые следы? Доказательства моей причастности есть?

– Людмила Георгиевна, не лукавьте! Мы же знаем, что вы можете бесконтактным способом убить человека.

– Вы это видели собственными глазами, что так авторитетно заявляете? – возмутилась Милочка. Бредовая ситуация начинала доставать. – Намекаете на картины? Так вор сам себя приговорил. Кто его заставлял их брать? Только вы, Борис Владимирович, не учитываете один нюанс. Он не сам себе перегрыз горло.

– Да, не сам, – согласился Сабелев. – А на «Ниву» парней разве сосна упала по доброй воле? Или от старости?

– Если это сделал Пахад, то на преступнике висело множество грехов. Но я – бывшая ведьма. Высшими силами не руковожу. Бог не в моём подчинении, увы. Кстати сказать, дьявол – тоже, – закончила она с вызовом.

– Бывшая ведьма? Это уже интересно, – усмехнулся Сабелев. – А я, грешным делом, хотел привлечь вас к расследованию. Посмотрите на фотографии, дайте пару новых направлений, а? Расскажите, почему он пришёл в квартиру именно к вам? Что там искал?

– Борис Владимирович, на эту приманку не клюну. Во-первых, убив его, не бросила бы у своей машины. Во-вторых, не морочьте голову страшилками. Его убили где-то в другом месте, а потом подкинули к моей машине. Поэтому при потере крови нет её следов возле трупа. В-третьих, рада бы помочь, но из-за болезни утратила дар. Сама теряюсь в догадках.

– Вы тяжело болели, знаю. Рассказывал ваш муж. И врагов, как понимаю, у вас немало. Мы же не знаем, куда и к кому попали ваши «жуткие» картины. Мой совет: смените замок и будьте очень осторожны. А лучше затеряйтесь где-нибудь в миллионном городе и живите тихо.

– Спасибо за совет. Возможно, так и поступлю, чтоб не усугублять криминальную статистику в городе, – горько усмехнувшись, сказала она. – А в расследовании вам поможет Потапов с сенсами.

– Вот-вот, подумайте. Вы молоды и красивы, умны. Жизнь, вижу, не особо балует. Не хочется увидеть вас на скамье подсудимых или, хуже того, – в морге.

– Думаю, нужно искать хозяина злобного пса, – посоветовала она напоследок. – Вероятно, вор побывал не только в моей квартире. И неудачно.

– Логично, – согласился Сабелев. – Только в голову к собаке, по-моему, легче проникнуть, чем копаться в мозгах у человека. Не находите?

– Поняла намёк. Но это сделала не я, а жаль. – Она постаралась растянуть губы в дежурной улыбке, и вышла из кабинета, кипя гневом.

После разговора с Сабелевым Милочка, не заходя в отдел, села в машину и покатила, куда глаза глядят. Первый по-настоящему тёплый день мая, а у неё – неприятность за неприятностью. Проехав пять кварталов, решила припарковаться недалеко от набережной. Неспешное течение воды её всегда успокаивало. Домой возвращаться не хотелось. Теперь эта территория ей не принадлежала, контролировалась врагом или врагами. Кто знает, сколько их? Облокотившись на парапет, девушка любовалась тёмными водами Амура. Из сакраментального двойного вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?», для неё очень актуальной была вторая половина. Виновницу нынешних бед Милочка хорошо знала – зеркало пудреницы во всех деталях показывало хмурое лицо, на котором поправила контур губ. А вот о том, что делать? – об этом стоило подумать.

Она разглядывала завихрившиеся в небе перья облаков, гуляющие по набережной пары, и настраивалась на схватку:

«Как бы дело не обернулось, но две вещи они у меня не отнимут: волю и достоинство. Потребуется – умру. Но умолять, унижаться – не стану! Наверное, думают, что способности я не растеряла, и зверя боятся, поэтому не нападают открыто. Раз так активно взяли в оборот, есть вероятность их увидеть этой ночью. Врага нужно знать в лицо. Что ж – подождём и посмотрим».

Это решение окончательно успокоило, и девушка поехала домой.

Дома она приняла ванну, приготовила лёгкий ужин и села перед телевизором с бутылкой «Шабли» из старых запасов мужа. Потягивая маленькими глотками вино, не заметила, как заснула. Сказалось напряжение двух последних дней.

Проснулась Милочка как от толчка. Ещё не открывая глаз, почувствовала чужое присутствие. Когда разлепила веки, то натолкнулась на пристальный взгляд зеленоватых глаз. Напротив неё, за стеклянным журнальным столиком, сидел человек. Мужчина удобно устроился в кресле, невозмутимо потягивал вино из принесённого им второго бокала и сверлил хозяйку колючим взглядом. На вид ему было лет тридцать – тридцать пять. Широкие плечи, короткая стрижка, прямой нос, высокие скулы, бледность и холодность лица – всё, что успела охватить Милочка быстрым взглядом. Его лицо походило на лицо римского патриция – высокомерного, красивого, жестокого и, как ни странно, знакомого, а проступающие под тканью пиджака бицепсы указывали на силу и тренированность тела. Где-то она мужчину уже видела: во сне ли, в толпе ли – но ковырятся в памяти не было времени. Собрав волю в кулак, она приготовилась к последнему сражению.

 

2

 

Ты отмщение принёс

Иль забвения начало?

Твой ответ и мой вопрос –

Игры масок карнавала.

 

– Доброй ночи, – произнёс незваный визитёр приятным голосом. – Познакомимся?

Его губы изогнула насмешливая улыбка, похожая на гримасу плохого актёра. – Вероятно, вы меня ждали. А я дам не привык разочаровывать.

– Познакомимся, – в ответ усмехнулась Милочка, без страха и удивления глядя ему прямо в глаза. – Кто я, думаю, знаешь. Начнём с тебя. Кто ты?

– О-о! – произнёс он многозначительно и даже покачал головой. – Вы – сама смелость и спокойствие. Спешу представиться, – он шутовски поклонился, не вставая с кресла. – Меня зовут Гортон, но для людей я – Игорь Валерьевич. По профессии – сыщик, по складу характера – киллер.

– Что означает – «для людей»? Ты… не человек?

– Я – вампир, мадам!

– Что? – Милочка разразилась издевательским смехом. – Ха-ха-ха! Ой, не могу!

Мужчина всё так же спокойно потягивал вино, потом отставил бокал и, видя, что его не боятся и даже откровенно хамят, спросил, переходя на «ты»:

– Не веришь? Ничего. Сегодня в этом убедишься.

– Извини, – сказала она, вытирая слёзы, выступившие от смеха, тыльной стороной ладони. – Не над тобой смеюсь. Тут возникала одна тема…

– Что за тема?

– К нашему делу не относится, – махнула она рукой, пресекая его интерес. – Я тебе верю. Верю, что ты – вампир.

– Да-а? А многие не верят, когда говоришь.

– Не мой случай. Значит, ты – киллер. Пришёл меня убивать. Правильно поняла?

– Угу.

– И не торопишься мной закусить. Что-то останавливает? Боишься… кровь будет невкусной? – Она склонила голову к плечу, разглядывая лицо своего будущего убийцы и мысленно подбадривая себя:

«Красив, чертяка! Только лицо какое-то совершенно бесстрастное. Видимо, уверен в успехе. Подначивает меня, но внешне серьёзен. Решает: беспомощна я или нет. Хорошо. Применит для удара максимум усилий, и я сразу умру. Или несколько минут поживу, пока будет пить кровь. Это, наверное, как вены себе перерезать. Слабость – и всё».

Вампир тоже наблюдал за девушкой и слушал её мысли. Ему хотелось её разубедить, чтоб не боялась «маленькая глупышка», но она могла заартачиться, начать сопротивляться – а ему не нужны лишние хлопоты. Пусть лучше боится, этим он сделает услугу брату.

«Тихая, покорная кормилица – что может быть лучше? Она талантлива. Возможно, неплохая любовница. Повезло Вазару… У реки что-то об иной реальности думала, о звере, на бой настраивалась… Хотел бы я на это посмотреть… Ох, как смотрит! Воительница. Нет, отдавать её брату сразу не нужно. Подождёт. Чего же сам не забрал? Придумал себе какую-то инспекцию. Мутит что-то Вазар, ой мутит! Галла собрала вещи и уехала… Что же он задумал?»

Он пока не мог принять окончательного решения о дальнейшей судьбе художницы; но время шло, переглядки решению не помогали, и вампир сказал:

– Ты так спокойно о своей смерти говоришь. Нет, я не боюсь. Сейчас, – он посмотрел на часы, блеснувшие золотой оправой и снопом разноцветных искр от четырёх алмазов, вправленных в корпус, – всего второй час ночи. У меня в запасе три или четыре часа. Торопиться некуда.

– Понятно. А чего же тебя – о, безжалостный киллер! – занесло в наш отдалённый край?

– Насмехаешься? Зря. Ведь знаешь свои грешки, – туманно намекнул он.

– Уж не вампира ли убила одна из моих картин?

– Нет, не вампира. На нас твоё колдовство не действует, – ответил киллер и мысленно себе поаплодировал – кое-что начало приоткрываться.

«Ха! Она – ведьма. Хитришь, братец! Зря надеешься с помощью ведьмы удержать власть. И праздник я тебе испорчу».

– Тебя нанял богатый бизнесмен? Какой-нить олигарх? У каждого из них всегда рыльце в пушку.

– Английский банкир.

Милочка холодно взглянула на киллера.

– Надеюсь, тебе не жалко маленьких людишек. Правда? Пищу как-то странно жалеть.

– А я не знаю, что такое жалость. Вампир не испытывает жалость, нежность, любовь, ревность. Мы не обременены этой ахиллесовой пятой человечества. Выдержанность, гармоничность и интеллект – основные наши качества.

– Как же, как же… естественно. А ещё чувство голода.

– Ничего не поделаешь – мы стоим на верхней ступеньке пищевой лестницы.

– Благодарю, Гортон, – наклонила она голову. – Много интересного от тебя почерпнула. Одно меня смущает. Ужель интеллект тебе подсказал подбросить мне убитого голубя и выпитого вора?

Мужчина сузил глаза.

– Хотел посмотреть, как отреагируешь. Интересно, видишь ли.

– О-о! – подняв вверх указательный палец, произнесла Милочка. – Чувства в вас всё же присутствуют.

– Конечно, – её оппонент был невозмутим, будто высеченная из мрамора скульптура. Подколки кровососа не задевали, или он проявлял выдержку. – Интерес исследователя, например. Ведь мы – люди, только более совершенные.

– Боже мой, какой апломб? – её слова сочились сарказмом. – Совершенный вурдалак! Кому скажешь – умрёт от смеха.

– Понял, – сказал киллер, растягивая губы в подобие улыбки. – Хочешь вывести меня из себя? Зря стараешься, маленькая.

Милочка положила локти на стол, сцепив пальцы в замок, и устроилась на них подбородком.

– Да? Тогда тебе следует приступать к основной цели приезда в наш заштатный городок.

– Зачем спешить? – буднично спросил он. – Вчера я сытно отужинал. И нынче еда не убежит. Сейчас мной движет не голод, а интерес мужчины. Тебе рассказать одну любопытную вещь?

– Давай расскажи.

– Во время секса с человеческими женщинами мы начинаем чувствовать так же, как и вы, люди.

– Что?! – на её лице отразилось возмущение. – Изнасилуешь пред тем, как убьёшь?

– Не – перед, а – во время, – беспристрастно пояснил вампир.

Милочку захлестнула ненависть к вурдалаку. Если бы он просто решил убить, она бы приняла свою участь без мольбы и слёз, не сопротивляясь, чтобы зря не мучиться. Но он хотел обесчестить её, и ещё нагло глумиться над умирающей жертвой. Милочка решила бороться до конца: ударить со всей силы коленом в пах, выцарапать глаза, а удастся – огреть бутылкой по голове.

Он допил вино, поставил бокал, намереваясь встать с кресла.

– Я тоже не сказала одну любопытную вещь, – постаралась непринуждённо улыбнуться она.

– Да?

– Во время секса я превращаюсь в животное.

– Животное? Какое?

– Не бойся, не в мышку. Искать не придётся! Я становлюсь львицей.

– Львицей? Ты меня разыгрываешь, маленькая? А как же твой муж?

– Давай проверим? – Милочка жеманно улыбнулась и потянулась всем телом, как бы приглашая его. Киллер встал с кресла, но дальше не двинулся.

– Хм… муж. Мужа я любила, а ты мне не нравишься. Тем более он не пытался меня убить. Что замер у кресла, родной? Во мне тоже загорелся интерес исследователя. Посмотрим: чьи зубы острее. Сожру тебя – вот и не будет профессионального сыщика, совершенного человека. А я сытно поужинаю, – она явно насмехалась. Однако её слова киллер воспринял, по-видимому, серьёзно. Он немного помедлил, потом неопределённо заметил:

– Посмотрим. – И двинулся к ней. Девушка внимательно следила за каждым его шагом. Вампир подошёл к её креслу, обнажил запястье на левой руке, затем прокусил его и приказал:

– Пей!

– Ещё чего! – возмутилась Милочка, отстраняясь. Одно его неуловимое движение, и её губы вплотную прижались к его кровоточащей руке.

– Пей! – повторил он грозно. Она сделала три глотка густой красной сладковато-солоноватой жидкости, а потом, подчиняясь животному инстинкту, выплывшему из тёмных глубин подсознания, вцепилась зубами в запястье. Он зло выругался:

– Дьявол! – и отдёрнул свою руку. Милочка не успела сомкнуть челюсти, а то бы клочок кожи, мышц, сухожилий и сосудов остался у неё во рту. Девушка облизнула губы, усмехаясь:

– Посмотрел?

Вампир пальцем прижал наполовину откушенную плоть и стал языком облизывать края. Буквально через минуту началась регенерация тканей.

Он поднял голову и сердито пробурчал:

– Посмотрел. В тебе действительно сидит животная сущность.

– Думал, обманываю? – подмигнув мужчине и расплывшись в улыбке, спросила она, радуясь своей маленькой победе, сбившей спесь с надутого высокомерием сноба.

Ткани на его руке продолжали восстанавливаться.

– Знал, что ты необычный человек, но не ожидал встретить оборотня.

– Я не оборотень! – обиженно выкрикнула девушка. Она не могла понять, отчего вдруг в ней началось такое бурление чувств и желаний, с которыми почти не могла справляться. Хотелось плакать и хохотать одновременно. А уж врезать этому здоровяку в челюсть было желанием номер один.

Наконец на месте раны у вампира остался лишь розоватый след от зарубцевавшихся тканей. Он натянул на запястье рукав рубашки, а затем – пиджака, посмотрел на Милочку и хмыкнул:

– Хм, как состояние? Кровь вампира совместно с алкоголем – гремучая смесь.

Гортон вновь уселся в кресло и скрестил руки на животе.

– Чего ждёшь? – спросила она зло. – Вцепись мне в горло – и дело с концом.

– Не-ет, – сказал киллер, отрицательно качая головой и ехидненько усмехаясь, отчего его лицо стало похожим на оскал хищника, предвкушающего пиршество над трепещущей жертвой. – Лучше подожду. Скоро захочешь спать, и тогда…

Кровосос над ней издевался. Милочка легко соскочила с кресла и кинулась на него с кулаками. Но он был проворней. Миг – и она оказалась у него на коленях, извивающаяся под его правой рукой. Рука мужчины была сильной, словно стальной. Сколько девушка не крутилась, стараясь освободиться, ничего не получалось. А Гортон только подсмеивался:

– Тише, маленькая. Не крутись так бойко. Разбудишь во мне желание – не обессудь.

– Сволочь! Гад! – шипела девушка, беспомощно дёргая ногами, стараясь ударить «гада» по лодыжке. Были бы на ней туфли – удар вышел бы чувствительным, но она заснула в кресле, будучи босиком.

Вампир левой рукой отодвинул её длинные локоны, закрывающие шею.

– Можно? – спросил он, касаясь губами её уха. У Милочки от беспомощности выступили слёзы на глазах.

– Пей, проклятая пиявка, да не подавись!

Его клыки больно впились в шею. Девушка не закричала, сжав зубы. Она не хотела, чтобы кровосос радовался её мучениям. Но боль быстро прошла, уступив место трепету во всём теле от прикосновения губ киллера и его поцелуев в прокушенное место, от напряжения и страха, ведь её убивали таким необычным способом.

«Вот подонок! Маньяк вонючий!» – возмущённо думала Милочка, собираясь сопротивляться, пока не ушли последние силы. Но киллер сделал всего три глотка и языком зализал ранки, а потом, подув на укус, будто желая облегчить боль и успокоить, тихо на ухо проговорил:

– Я, между прочим, не плебей. Принадлежу к знатному роду. Мы не насилуем женщин. Без разрешения стараемся не кормиться. Сейчас выпил твоей крови для того, чтобы не сбежала от меня. Везде тебя найду. А в остальном, красавица, просто провоцировал, а ты – повелась.

– Ненавижу! – зло процедила сквозь зубы Милочка, уже не вырываясь, осознав всю бесперспективность таких действий. А кровосос продолжал:

– Тише, тише, моя сладкая. Уясни одно простое правило. Ты выпила моей крови. Значит, я чувствую твоими чувствами. Понимаешь? Ты меня ненавидишь. И я чувствую ответную ненависть. Но я не хочу ненавидеть тебя. Лучше отнесу в постельку. Поспишь, успокоишься. Есть одно хорошее выражение: «Утро вечера мудренее».

Он поднял её на руки и отнёс на кровать. Девушку била дрожь от перенесённого страха и напряжённого ожидания, ведь она уже попрощалась с жизнью, а «маньяк», видимо, решил пока не убивать, а растянуть удовольствие. Она смотрела, как киллер в зале смакует вино мужа, и тоскливые мысли вяло ползли, почти не раня душу, смирившуюся с неизбежным концом:

«Допивает вино, гад! Напьётся и придёт мою закусывать, скотина, мнящая себя сверхчеловеком. Долго ли я так протяну? Скорее бы потерять сознание, а там пусть тешится. Мне уже будет всё равно».

Но минуты тянулись медленно, Гортон не возвращался, и девушка, поминутно вздрагивая, прикрыла глаза, стараясь не заснуть. А сон тихо подкрался на мягких лапах и осторожно унёс её в зыбкую нереальность.

Проснулась Милочка от яркого света, бьющего в глаза. За окном ярилось солнцем позднее утро. Она повернула голову к двери, желая посмотреть, где её враг, и натолкнулась на цепкий взгляд.

– Почувствовал, что ты проснулась, – сказал киллер, подходя к кровати, и вдруг его лицо, больше похожее на красивую, но застывшую в надменном превосходстве маску озарилось широкой белозубой улыбкой.

«Чего, спрашивается, скалится? – насупилась она. – Доволен вчерашним спектаклем?»

– Опять хмуришься? – присаживаясь на краешек кровати, спросил он.

– Мне не ясна твоя роль и своя судьба, – заявила девушка, решив взять «быка за рога».

– Не всё сразу. Серьёзные разговоры на голодный желудок приводят к язве. Вставай! Умоешься, позавтракаешь… Потом поговорим.

«Ну, что с него взять? Гармоничный сверхчеловек. Тьфу! Чтоб ты провалился, упырь!»

Милочка, перекинув оголённые ножки через киллера, встала, одёрнула халатик и поплелась в ванную, с видом поверженной королевы, чувствуя спиной пристальный взгляд.

На обеденном столе дымилось кофе, на подставке лежало варёное яйцо, а на блюдце – бутерброды с маслом и красной икрой. Высокий бокал, из которого Саша когда-то пил пиво, был наполнен оранжевым соком.

– Прошу, – по-хозяйски позвал к столу Гортон. Он тоже присел к столу и приложился к бокалу с соком. Девушка с интересом за ним наблюдала.

– Вы не только пьёте кровь?

– Не только...

– Любопытно, – обронила она, принимаясь за яйцо.

– У людей тоже органы пищеварения больше предназначены для переваривания пищи, содержащей клетчатку, но за многие тысячелетия вы приспособились, стали всеядными. С одной стороны, это дало толчок к развитию, а с другой, – сократило продолжительность жизни. Но сейчас ваши учёные стараются продлить жизнь, пробуя выращивать различные органы из стволовых клеток.

Так и наш вид. Наши предки пили кровь и жили более тысячи лет, но были бесчувственны и хищны. Из-за этого им приходилось скрываться, часто вести ночной образ жизни. Но за тысячелетия мы, как и вы, приспособились, и теперь употребляем некоторую пищу в жидком виде, помимо крови людей и животных, что снизило агрессивность, позволило спокойно жить среди вас, развиваться, постигать языки и науки, но уменьшило продолжительность жизни в полтора раза. Чтобы стать совершенными и иметь палитру эмоций, мы стали прикармливать своей кровью людей. Однако наши учёные вскоре поняли, что негативные эмоции вредны, поэтому мы стали брать добровольных кормилиц и кормильцев, через них получать в основном только положительные ощущения.

– Не рассказывай сказок, – возразила Милочка. – Вчера я прекрасно прочувствовала боль. Не знала, что боль стала положительной эмоцией.

– Просто решила, что хочу тебя убить. Поэтому неправильно настроилась, – он опять улыбнулся. Но это выражение открытости и приятия собеседника лишь с натяжкой можно было назвать улыбкой, так как верхняя часть лица была почти неподвижной, плюс тяжёлый взгляд, довершающий образ безжалостного хищника, изучающего свою добычу. Настроившись прошлой ночью на смертельную схватку, Милочка сейчас его не воспринимала опасным врагом, своё отбоялась вчера, а вот интерес, как мужская особь и представитель совершенно другого вида разумных существ, он в ней явно вызывал.

– Объясни мне, недалёкой дурочке, какую выгоду получают те несчастные женщины, которые служат у вас дойными коровами и сексуальными рабынями?

– Мы их полностью содержим – это раз, – он загнул один палец. – Они живут в полтора раза дольше других людей – два. Они абсолютно здоровы и прекрасно выглядят – три. Они защищены от всех превратностей вашего мира в такое непростое время – четыре. Мы стараемся доставлять им удовольствие. Ваши мужчины нам в подмётки не годятся в плане секса. Эти женщины не рабыни.

– Они рожают от вас детей?

– Нет. Они не могут забеременеть от нас. Люди и мы – разные виды. Мы не относимся к классу млекопитающих. Мы – кровососущие с самого рождения. Поэтому у наших женщин грудь плоская.

– Выходит, их лишаете радостей материнства?

– Тут уж ничего не поделаешь, приходится чем-то жертвовать. Люди тоже жертвуют многим. Разве нет?

– У вас есть семьи?

– Мы официально заключаем брак, когда приходит время иметь потомство. Совместно с жёнами воспитываем детей, но через тридцать лет необходимость в сохранении семьи отпадает.

– Расходитесь?

– Официально – нет. Каждый живёт – где хочет, и как хочет.

– Но женщины болтливы, не так ли? О существовании вампиров уже дано было бы известно. Как говорится: что знают двое – знает и свинья. Выходит, ваши рабыни сидят под замком?

– Я же сказал – не рабыни. И у нас есть средства защиты.

– Какие? – спросила девушка. Быструю регенерацию она уже видела, но та – средство выживания, а не защиты информации.

– Разные, – уклончиво ответил Гортон. – А в последнее время столько фильмов, книг и прочих публикаций, думаешь – почему?

– Ясно, подготавливаете общественное мнение. Вроде бы вы есть, а с другой стороны, – герои сказок и мифов. Да, при современных технологиях и средствах связи вам уже трудно скрывать своё существование. Собираетесь натурализоваться под видом инопланетян? Про них сейчас тоже море разнообразных сообщений.

– Над этим работают наши специалисты. Им и решать.

– Я не слишком назойлива? – понимая, что затронула очень важный и секретный международно-политический аспект, вежливо поинтересовалась Милочка.

– Спрашивай. Тебе нужно узнать: кто мы, какие, как устроено наше общество.

«Интересно, для чего мне это нужно? Какая у него цель на мой счёт?» – размышляла она, допивая кофе.

– Почему у кормилиц столь непродолжительная жизнь? Вы ведь их регулярно поите своей кровью.

– Регулярно, но редко… – пояснил вампир.

– Почему?

– От частого употребления нашей крови у людей развиваются злокачественные опухоли. Они быстро умирают. Безопасно выпивать лишь пару глотков в две недели раз…

Он что-то ещё говорил, но Милочка задумалась, пропуская слова мимо ушей.

«А ведь это выход, – решила она. – Быстрая естественная смерть. Наконец-то избавлюсь от монстра внутри. Очевидно, что он не собирается меня убивать. Намерен воспользоваться в своих интересах, иначе бы не стал миндальничать и рассказывать о своём мире».

– У меня есть предложение, Игорь Валерьевич, – перебила девушка мужчину на полуслове.

– Весь к вашим услугам, мадам, – его лицо-маска выражала застывшее высокомерие, несмотря на показную обходительность в голосе и словах.

«Впрочем, как и всегда», – глядя на упыря, подумала Ирма, а ему ответила:

– Если не собираетесь в ближайшее время меня убивать – кормите чаще своей кровью. Я заплачу. Сбережений у меня не очень много, но кое-что есть.

Он впился в неё взглядом:

– Хотите умереть?

– Да. Вероятно, знаете, что из-за меня погиб муж, умерла мать. Ещё раньше был друг, которого убила. Не расспрашивайте: почему да отчего, – она остановила его жестом. – Скажу лишь, очень их любила. Каждого по-своему. С таким грузом в душе не могу жить. Боль и пустота медленно убивают. И ещё – зверь, от которого не могу избавиться. Вы бы могли ускорить процесс. Я не только заплачу деньгами, отплачу телом и кровью.

– Очень неожиданное предложение… и заманчивое, – пробормотал он с сомнением. – Но, видимо, откажусь.

– Передумали? – Милочка внимательно вгляделась в его лицо. – Хотите выпить меня сегодня? Буду только «за». Единственное условие, – она нахмурила брови, – никакого секса.

– А если не хочу? – мужчина приподнял одну бровь, глядя на неё с любопытством. Ей даже стало интересно – у вампира, оказывается, двигаются не только губы, нижняя челюсть и глаза, но и брови.

– Боитесь, что буду превращаться в животное и кусать? Не бойтесь! Я могу этим управлять. Договоримся – всё будет хорошо. Останетесь довольны. Правда… есть поначалу одно маленькое препятствие.

– Препятствие?

– Не волнуйтесь! Ерунда, не стоящая особого внимания, – горячо убеждала девушка. – Я – девственница для каждого нового мужчины. Но это мои проблемы. Вам не о чем переживать. Постараюсь от боли не впадать в ярость и не трансформироваться в зверя.

– О как! Всё интереснее и интереснее.

В его голосе Милочке послышалась насмешка, и она добавила ещё аргумент в пользу своего решения:

– Со мной, больной, не придётся возиться. Отправите домой умирать – вот и всё. Ну, согласны, Игорь Валерьевич?

– Ваша настойчивость убедила, мадам, – ответил он, но не преминул поддеть:

– Давайте уж на «ты». Когда вам что-то нужно, я – Игорь Валерьевич, а стоит слово против сказать – упырь. Называйте меня Игорем – так будет проще нам обоим, договорились?

Милочка в первый раз по-доброму ему улыбнулась:

– Хорошо.

Вампир сходил в прихожую и вернулся с фотоаппаратом.

– Сейчас щёлкну тебя в фас и в профиль.

– Зачем?

– По двум причинам. Я забираю тебя в Москву. Тебя начнут искать, и мой заказчик будет удивлён, узнав, что ты ещё жива. Сообразила теперь – «зачем»?

– Сделаешь мне новые документы?

– Именно. А ещё, поработав с одной программой, представлю твой окровавленный труп заказчику. Захочет что-то узнать? Для этого города ты – пропавшая без вести. Вещи, документы, машина – всё останется на месте. А ты исчезнешь. Подумают, что убили и где-то закопали… Какое возьмёшь имя?

– Ирма, – ответила Милочка, памятуя о своём прошлом теле и прошлом имени.

– Хорошо, будешь Ирмой Генриховной… Берг.

– Мне нравится, – улыбнулась она.

Киллер сделал снимки и собрался уходить.

– Сегодня будут готовы документы, а завтра улетим.

– Можно, я схожу в банк и закрою счёт? – спросила девушка.

– Всерьёз подумала, что возьму с тебя оплату? – он нахмурился. – Ты обо мне невысокого мнения. Ну, да… разве вурдалак обладает честью и достоинством?

Потом сказал как отрезал:

– Деньги снимать не смей! Ты умерла, понятно?

Милочка ждала его прихода до полуночи, а потом легла спать.

Ей приснился Теймур. Он ждал её на берегу моря. Неподалеку росли пальмы, в отдалении виднелись туи и огромные листья папоротника. Она шла к нему виноватая и счастливая. Теймур взял девушку за руку, поцеловал и повёл за собой. Сначала они шли по песку, пересыпанному мелкими осколками от старых раковин, потом – по мелкой ряби залива. Вода нежно омывала ступни.

– Куда мы идём? – спросила Милочка.

– Ты опять со мной, маленькая птичка, – Теймур обернулся, ласково улыбаясь.

У неё было хорошо на душе – Теймур простил и согласился взять к себе. Они шли и шли, а волны достигали только колен. Милочка обернулась назад. Берег превратился в размытую зелёную полоску.

«Странно, – подумала она. – Мы идём и идём, а залив всё ещё мелкий».

Но вот послышался шум прибоя, и морская грудь задышала пенными бурунами волн. Милочка отпустила руку парня и остановилась: волны впереди поднимались выше головы, и к ней долетали их брызги, омывая каплями лицо. Она вздрогнула – и проснулась.

Рядом с кроватью стоял вампир и ставил на тумбочку небольшую хрустальную вазу с тремя чёрными розами. Видимо, капли воды, сверкающие бусинками на лепестках и листьях цветов, упав на лицо, пробудили её.

– Доброе утро, спящая красавица! – сказал Игорь, показывая в улыбке, больше похожей на оскал, ровные ряды ослепительно белых зубов.

– Где берёшь такие шикарные цветы?! – восхищённо глядя на розы, воскликнула девушка.

– Видишь ли, – замялся он. – Я в вашем городе уже три недели. Пока поговорил с людьми, узнал о тебе кое-что. На всё требовалось время. А тут обнаружил, что не я один за тобой слежу. Пришлось устранить соперника. Мне нужно питаться, вот и познакомился с одной любительницей цветов. У неё в теплице розарий.

– Ею питаешься каждый день?

– Да… и кормлю тоже.

– Тебе её не жаль?

– В каждом деле есть издержки. Ясно?! Сейчас женщина на вершине блаженства. Такой и останется.

– Пойдёшь с ней прощаться?

– Конечно. Бесчеловечно оставлять даму в муках тела и души. Или хочешь, чтобы остался с тобой? – он изгибом пальца легонько провёл по её щеке.

– Нет, Игорь. Иди прощайся, – внутренне содрогаясь, сказала Милочка, отвернувшись от него.

– Зря так реагируешь, – его губы искривились в усмешке. – Женщина уйдёт, ощущая лёгкость, покой и счастье.

– Обязательно убивать?

– Могу стереть воспоминания. Желаешь ей медленной смерти с мучительными болями?

Милочка отрицательно покачала головой.

«Ещё одна жертва на моей совести. Когда же это кончится?!» – билась в голове тоскливая мысль.

– Хватит о грустном! – бодро молвил вампир. – Беги умываться… и за стол.

Вновь начинался день. Последний день Милочки Лазаренко. Вечером она станет Ирмой Берг и улетит в шумную огромную Москву, наполненную соблазнами, возможностями и страхами. Она смотрела на соседние дома, карагачи и тополя во дворе, прощаясь с родным городом и прошлой жизнью.

 

3

 

Ты подумал: «Красивая кошка.

И гуляет одна по весне».

Дорогой, ты ошибся немножко:

Я – тигрица на лунной тропе.

По ночам в этот парк убегаю.

Не зови к себе, милый глупец.

Ведь из рук молоко не лакаю –

Выпиваю огонь из сердец.

 

Самолёт приземлился в аэропорту Домодедово. Странно, что самолёт, в котором летели, был полупустым, а в их vip-салоне пассажиров было только двое: она и Гортон. Девушка решила: не сезон, поэтому мало пассажиров. Прямо у трапа их поджидали чёрный «БМВ» с затемнёнными стёклами и джип с неразговорчивым водителем. По беспристрастным бледноватым чистым лицам (родинки и какие-либо пигментные пятна отсутствовали, как и намёк на загар), классическим, пропорциональным чертам Ирма немного научилась отличать вампиров от обычных людей. Водитель явно был вампиром. Она залезла в джип, поддерживаемая Гортоном, положив свою небольшую сумку с вещами на колени. Машины, мигая синими маячками, то и дело взвизгивая сиреной, двинулись к городу.

Гортон предупредил, чтоб из вещей брала только самое необходимое, остальное ей купят на месте. Она взяла летние брюки, шорты, пару блузок и футболок, босоножки, лёгкие матерчатые туфли и нижнее бельё на смену.

А в самолёте он напомнил, что на людях его следует называть Игорем. Гортон – тайное имя. Посторонние его знать не должны.

– Даже дома, – пояснил он, – прислуга и кормилицы называют меня Игорем Валерьевичем.

Тогда она, искоса глянув на высовомерного кровососа, хмыкнула:

«Куда там тайное. Было бы тайное, не ляпнул бы его при первых минутах знакомства. Вдруг я болтлива, не успев умереть, сбегу и растезвоню на весь свет? Придурок!»

 

Ирма откинулась на сидение и закрыла глаза. Не имело значение, куда её везут, где поселят, надолго ли, – она определилась с выбором. Приблизительно через полчаса они остановились, машина сопровождения просигналила.

«Приехали», – поняла девушка и открыла глаза.

Они проехали через железные раздвигающиеся ворота.

Впереди возвышался трёхэтажный особняк сложной конструкции: башенки, пилоны, колонны главного входа, полукруглые окна, ломаная линия фасада. По обе стороны от подъездной дорожки располагались подстриженные газоны изумрудно-зелёной травы. Клумбы ещё стояли пустыми, а в углу двора, как девицы в пышных сарафанах, зеленели лиственницы.

Джип остановился у высокой террасы главного входа.

– Сиди! – тихо предупредил Игорь, когда она попыталась выйти из машины. Из «БМВ» вышел охранник и открыл дверцу Игорю, а потом, обойдя машину и открыв дверцу, подал руку ей. Он взял у Ирмы сумку и зашагал к террасе.

– Наши апартаменты, – беря её под руку, сказал Игорь. Охранник открыл входную дверь, пропуская их вперёд. Навстречу вышла молодая женщина в белом передничке, молча поклонилась.

– Карина, проводите госпожу Ирму в её комнату, – приказал хозяин.

– Отдохни с дороги, а через час спускайся в столовую. Карина тебе объяснит, – обрисовал Игорь распорядок на предстоящий час и подтолкнул Ирму к лестнице.

Процессия из Карины, Ирмы и охранника двинулась вверх по лестнице.

На втором этаже горничная повела их в левое крыло, на ходу объясняя предназначение комнат, расположенных за одинаковыми дверями:

– Спальня Игоря Валерьевича… Его кабинет… Библиотека… Ваша комната.

«Моя комната рядом с библиотекой. Классно! – отметила Ирма. – Интересно, а где живут его кормилицы?».

В самолёте она спросила о кормилицах. Гортон ответил, мол, их у него несколько. Количество уточнять не стал.

«Мне какое дело? Не хочет говорить, и чёрт с ним», – решила девушка.

– Общительные весёлые девушки, почти твои ровесницы. Прекрасно знают все модные магазины, спа-салоны и салоны красоты. Думаю, тебе не будет скучно, – добавил Игорь, глядя на её сосредоточенное лицо, уткнувшееся в иллюминатор.

«Не уверена, – тогда подумала Ирма. – Я не отношусь к любительницам сплетен и шопинга».

Когда обслуга ушла, девушка огляделась.

«Боже мой, он меня поселил в розовую комнату, – усмехнулась она. – Розовый рай для умирающей ведьмы. Да-а… умеют нынешние упыри обернуть горькую пилюлю в красивый фантик».

В середине большой комнаты стояла круглая кровать, задрапированная розовым шёлковым покрывалом.

«Сексодром, – покачала головой Ирма. – Придётся терпеть поползновения упыря. Он потребует оплату за скорейшую отправку на тот свет».

Её взгляд пробежался по розовым шторам из набивного атласа, розовым обоям с золочеными цветами, белой резной мебели спальни и удобному розовому креслу в золотую полоску.

– Спальня для принцессы, – сказала она вслух и засмеялась. Справа две белые двери вели в туалет и ванную. В ванной имелись: умывальник, душевая кабина и небольшой бассейн-джакузи. Ирма открыла краны и посмотрела в шкафчик под умывальником. Там стояло множество разноцветных бутылочек. Она нашла шампунь для ванн и налила в воду густую жидкость, пахнущую розовым маслом. Вскоре над бассейном возвышалось белое пенное облако, в которое погрузилась девушка. Тело нежилось в тёплой пахучей воде, но стрелка барометра настроения замерла на надписи «пасмурно».

– Скоро стошнит от обилия розового, – недовольно бормотала Ирма себе под нос. – Я вообще-то блондинка, но и смерть – блондинистая особа. Или решил, что, нацепив розовый бантик, сможет превратить в ласковую послушную киску? Зря!

Однако после купания в пахучей воде взбудораженные нервы немного успокоились, настроение заметно улучшилось. Она, завернувшись в белый махровый халат, блаженно плюхнулась на «сексодром» и уставилась в натяжной белый потолок с большой лепной розеткой посредине.

Минут через двадцать в дверь легонько постучали.

– Войдите! – крикнула Ирма. В проём двери просунулась белокурая головка. За ней в комнате появилась и сама блондинка, длинноногая, фигуристая, в шёлковом брючном костюме стального цвета.

– Добрый день! – почти пропела блондинка, разглядывая новенькую. – Не дожидаясь обеда, решила посмотреть на вас.

– На тебя, – поправила Ирма. – Чего ты выкаешь?

– Извини, – улыбнулась девушка. – Очень хотелось посмотреть, для кого две недели готовили эту комнату.

«Вот как? – удивлённо подумала Ирма, пока незнакомка её разглядывала. – Странно, странно… Для чего же Гортон приезжал к нам в город? Не похоже, что собирался меня убивать. Что-то тут не то».

– Как осмотр? – спросила она у блондинки. – Ничего особенного, правда? Прибавь сюда тринадцать или четырнадцать – тьфу, сбилась со счёта! – трупов за моей спиной. И меня? В приторно розовую комнату? Может, махнём не глядя? У тебя, надеюсь, не розовая?

Девушка ошарашено хлопала глазами.

– Сиреневая…

– Сиреневая? Повезло.

– Ты их убила? – испуганно пролепетала незнакомка.

– Одному даже голову откусила. Жаль, что он не был вампиром, но тоже… сволочь ещё та, – громко и весело поведала Ирма.

– Тише, Игорь Валерьевич услышит, – приложив палец к губам, прошептала блондинка.

– Успокойся! Он о моих художествах знает. Ха! Пусть скажет спасибо, что ему руку не отгрызла, – давясь от смеха, громко ответила Ирма.

– Ужас! – выдохнула блондинка, закатив глаза.

– Ужас? Да ладно тебе! Не с пушистым зайчиком живёшь. С жестоким упырём.

– Нет, – блондинка покачала головой. – Игорь Валерьевич добрый мужчина и страстный любовник.

– Тебе повезло, – заявила Ирма.

«Может, их психологически обрабатывают? Кто знает, какие технологии у вампиров. Пусть только попробует со мной такое провернуть, гад!» – зло подумала она, но, не желая спорить с блондинкой, добавила, поясняя высказанное ранее:

– А мне особи встречались злобные и чёрствые. С ними по-другому нельзя. Кстати, нам нужно познакомиться. Ирма.

– Светлана.

– А где твоя комната?

– Я живу на третьем этаже, в левом крыле.

– Как-нибудь зайду в гости, – улыбнулась Ирма.

– Тебя Игорь Валерьевич привёз с Дальнего Востока? – полюбопытствовала Светлана.

– Угу.

– А ты москвичка? – в свою очередь поинтересовалась Ирма.

– Нет, мы из разных городов. Я из Саратова.

– И как у него живётся? Не скучали без своего падишаха? – спросила Ирма с усмешкой. Ей не верилось, что девчонки счастливы в вампирском гареме.

– Игорь Валерьевич много работает. У него бизнес и политика, – уклончиво ответила Светлана.

– Да-а? А я думала, он – сыщик.

– Ну… – замялась Светлана, – у него разные интересы. Иногда он кое-что выполняет по просьбе принца Крови.

– Принц Крови – это кто? – недоуменно уставилась Ирма на девушку.

– Старший сын королевы алиев.

– Ин-те-рес-но, – протянула Ирма. Видя, что блондинка не слишком расположена к откровенным разговорам о хозяине, она, как бы между прочим, намекнула:

– Игорь мне хвастался, что вроде бы из знатного рода.

– Да, он из рода Вентру.

– А у королевы есть ещё дети?

– Младший сын – герцог…

– Бог мой! – вырвалось у Ирмы. – Кто бы мог подумать? За занавесом политической карты мира есть ещё государства.

– У алиев, или как ты говоришь – вампиров, одно государство. Правит им королева Акаши совместно со своим старшим сыном, – пояснила Светлана.

– Ну, спасибо, Светочка. Просветила – кто есть кто. Алий Гортон… интересно. Так они себя называют?

– Да. Только не алий, а алиус.

– Алиус, – за Светланой повторила Ирма. – Мда… в этом что-то есть.

– Ты на обед не собираешься? – спросила девушка, показывая рукой на халат Ирмы.

– Уже пора? Сейчас переоденусь, подожди…

«Прикид соответствует содержанию. Ха! А жизнь-то приобретает смысл», – усмехаясь своим мыслям, Ирма натянула брюки и чёрную футболку с пумой на груди. В ней зарождалось дерзкое веселье. То ли допекла розовая комната, то ли жестокие герцоги, принцы и прочая знать, которые гордились своей родословной и цивилизованностью, хотя людей считали животными и отбирали из них себе рабов и рабынь.

«Какого чёрта хотела безропотно умирать? Вот уж дудки! Умирать – так с музыкой. Мы ещё потрепыхаемся, побьём лапками и покусаем зубками», – размышляла она, идя за Светланой в столовую.

Дверь в кабинет Гортона была открыта.

– Ирма, зайди! – услышала девушка властный окрик. Лучше бы он не разговаривал таким тоном. Она зашла в кабинет, специально хлопнув дверью, и с порога дала волю раздражению:

– Какого чёрта поселил меня в розовой комнате? Я тебе – кто? Киска с бантиком на шее? Лучше, упырь, так со мной не разговаривай! Я приехала, чтобы добровольно умереть. И на лапках перед тобой скакать не буду!

– Чего орёшь?! – загремел его гневный голос. – С цепи сорвалась?!

– А ты меня на неё сажал? – Ирму неожиданно затрясло, началась трансформация.

– Не сажал – так посажу!

Она хотела ему крикнуть: «Попробуй!» – но челюсти уже вытянулись, превращаясь в пасть зверя, и из глотки лишь исторгся свирепый рык.

– Ну, ведьма! – процедил сквозь зубы Игорь и принял боевую стойку. Ещё несколько мгновений и монстр кинулся на него.

Алиус увернулся.

Клыки звериной пасти щёлкнули рядом с его правым плечом.

Он перескочил через стол на кожаный диван.

Девичье тело с головой львицы развернулось, готовое сделать аналогичный прыжок.

И тут в дверь постучали.

– Игорь Валерьевич, можно? – раздался из-за двери встревоженный голосок Светланы. Он растеряно глянул на монстра, потом на дверь и крикнул:

– Можно!

Пока Светлана осторожно открывала дверь, монстр кинулся за штору и там притаился – Ирма не хотела пугать несчастную девушку. Светлана вошла и удивлённо огляделась: хозяин стоял на диване, хмуро поглядывая то на неё, то на окно; на полу валялись бумаги и папки; Ирмы в комнате не было видно, но одна штора мелко дрожала.

– Ой, простите, если помешала. Вы играете в прятки?

Из-за шторы вышла Ирма с растрёпанными волосами, в разорванной футболке, и мило улыбаясь, пояснила:

– Нет, в догонялки. Но мы уже закончили. Правда, Игорёк?

– Правда, – сойдя с дивана, выдавил из себя недовольный хозяин.

– Пойдём, Светочка, обедать, – ангельским голоском проворковала Ирма. – Что-то у меня аппетит разыгрался.

При этих словах она выразительно глянула на Игоря и погладила живот рукой. Когда она, гордая и независимая, проходила мимо, алиус поймал её за запястье и тихо, чтобы слышала только она, произнёс сквозь зубы:

– Подожди! Мы ещё не договорили.

Она хотела высвободить руку, но он не отпускал.

– Иди, Светочка, – размазав по лицу улыбку, приказал хозяин. – Мы с Ирмой сейчас придём.

Лишь за Светланой закрылась дверь, Игорь навис над девушкой мрачной гранитной скалой.

– Ты чего творишь, а? Думал, розовая комната поднимет тебе настроение и поможет избавиться от ипохондрии.

– Попытка явно удалась, – она нацепила на лицо свою фирменную улыбочку, немного язвительную и чуточку задорную, приподнимающую правый уголок губ. Он пристально посмотрел на неё зеленоватыми волчьими глазами и покачал головой:

– А ты – трудный случай. Настоящая ведьма, злобная фурия. По-моему, я ошибся в тебе.

– Не переживай, родной! – Девушка похлопала алиуса по груди. – Мы – одного поля ягода. Между прочим, я хочу есть. Трансформация забирает уйму энергии.

– Ирма, – Игорь отпустил её руку. – Давай поговорим спокойно. Я тебя пригласил покормить – это, во-первых. Во-вторых, не ори на меня в присутствии других. Ты подрываешь авторитет хозяина дома.

– Если бы пригласил… Ты мне приказал! А со мной так не получится. Либо попроси, либо убей, Гортон!

Его лицо стало непроницаемо холодным.

– Вынырнув из депрессии, ты окунулась в агрессию. Прогресс! Нда-а… Как же поступить? Убить или комнату переделать? – Игорь приподнял одну бровь, меряя девушку взглядом с ног до головы.

– Лучше убей. Дешевле обойдётся, – спокойно ответила она и повернулась к нему спиной с намерением уйти. Мгновенно он оказался перед ней.

– Стой! О кормлении забыла?

Он закатал рукав чёрной водолазки, прокусил руку в запястье и, растянув губы в улыбке-оскале, сказал:

– Пей, маленькая.

Ирму давно коробило, как наглый монстр её называл, и хотелось послать его подальше, но договор есть договор. Игорь так поставил руку, что ей пришлось встать на цыпочки, тянуться вверх, чтобы достать ртом до кровоточащих ранок. Другой рукой алиус быстро отодвинул прядь её волос с шеи и прокусил тонкую кожу. В этот раз боль была несильной и быстро перешла в наслаждение от тёплых и нежных прикосновений губ, кажется, поцелуев. Она спиной почувствовала его возбуждение. Сделав один большой глоток, хотела отстраниться, но Игорь прижал её голову к своему плечу, а другой рукой ещё и за талию обвил. Ирме пришлось сделать ещё глоток, потом ещё, ещё и ещё. У девушки закружилась голова. Алиус очень старательно зализал ранки на её шее. Напоследок поцеловав в прокушенное место, он занялся своей рукой, крепко держа Ирму за талию. Тело у неё постепенно становилось каким-то расслабленным, будто выпила целый стакан водки. Над ухом она услышала негромкий насмешливый голос:

– Как, львица, состояние? Ножки не слушаются? Станешь вести себя подобным образом? Заставлю выпить ещё. Будешь сутки как в пьяном бреду и в полной моей власти. Пока отнесу в постельку. Поспи. Приди в себя. Подумай. Там есть на тумбочке кнопочка. Проснёшься – нажми. Тебе принесут поесть.

Игорь подхватил девушку на руки и понёс, но не в её, а – в свою комнату. Она готова была завыть от злости: алиус вновь обвёл вокруг пальца.

«Начнёт насиловать? – угрюмо думала Ирма. – Вцеплюсь в шею и не отпущу, пока голову не оторвёт. Лучше такая смерть, чем позор и унижение. Гад! Подлый упырь!»

Игорь стянул покрывало, тёмно-синюю простыню и положил Ирму на кровать. Потом деловито снял с неё матерчатые туфли, брюки и футболку, наклонился и, глядя в глаза, произнёс:

– Знаешь, есть позы, при которых не сможешь вцепиться в горло. И ты забыла, о чём ранее говорил. Я не насилую женщин. Можешь не тешить себя надеждами.

– Сво-олочь! – только и могла произнести она заплетающимся языком. А в голове, будто тяжёлые камни, ворочались мысли:

«Он же, гад, слышит мои мысли. Сколько ещё козырей у него в рукаве?»

Он усмехнулся:

– Много. Спи!

Прикрыв её простынёй, Игорь вышел.

Ирма проснулась, когда за окном уже смеркалось. Желудок активно возмущался, отсутствием какой-либо работы.

«Умру от голода, но ничего просить не стану, – решила она. – Тяжело только первые два дня, а потом уже есть не хочется».

Она прислушалась – в доме царила тишина. Девушка встала, оделась и подошла к двери – та оказалась запертой.

«Закрыл, кровосос! Боится, что сбегу или убью парочку его охранников-пиявок. Обращается со мной, как с домашней собачонкой. Так почему я должна соблюдать договорённость?»

Ирма подошла к окну и попробовала открыть створку. Окно легко открылось.

«Прекрасно. Как стемнеет – сбегу. Хорошо бы хоть одного упыря уничтожить. Жаль, нельзя ими утолить голод».

От представленной сцены кровавого ужина желудок стал подкатываться к горлу.

«Спокойно, девочка! Это сейчас тебя тошнит. Станешь зверем, всё будет восприниматься естественно. Кстати, с мыслями нужно быть осторожнее. Вдруг прохвост где-то притаился и подслушивает, или каждый из них слышит мысли людей. С них, поганцев, станется».

Рядом с креслом стояла её сумка. Верхняя одежда в ней отсутствовала.

«Спрятал, упырь!»

Но осмотрев встроенные шкафы, девушка увидела, что одна часть их вместительных объёмов отведена под её вещи. Рядом с её джинсами, шортами и несколькими кофточками висели чьи-то платья, блузки, брючки, халатики и пеньюары.

«Да-а… Здесь он измывался не над одной девушкой. Пусть не тешит свою чёрную душонку, что и со мной прокатит. Ещё не раз пожалеет, о решении залезть в мою квартиру», – мстительно думала Ирма. В полиэтиленовый пакет она положила джинсы, босоножки, пару кофточек, смену нижнего белья, кроссовки и кошелёк. У неё денег было не много, но хватило бы уехать из Москвы в глубинку, и там пожить с месяц. Надежда теплилась в её сердце:

«Может, найдется какая-никакая работа?» – а мозг уже разрабатывал план побега:

«Остановлю попутку. Поеду в восточном направлении. Нужно затеряться в маленьком городке или деревне. Найдёт? Живой не сдамся. Буду биться до конца».

Когда на улице совсем стемнело, Ирма начала трансформироваться. Вскоре по комнате, порыкивая, блуждала львица. Зверь схватил пастью пакет с вещами и выпрыгнул из открытого окна второго этажа. Но Ирма выбрала неудачное время. Зверь приземлился на газон, и в этот момент из-за угла вышел охранник, ведя на поводке овчарку. Пёс залаял. Охранник выхватил из кобуры пистолет, наводя на львицу. Зверь прыгнул на неприятеля, но клыки запутались в лямках пакета, и он только немного задел руку алиуса по касательной. Падая, алиус выстрелил и попал львице в плечо. Зверь взревел и бросился в темноту под сенью лиственниц. Поднявшись и обследовав свою рану, охранник спустил пса с поводка. Послышалось рычание собаки и женский вскрик. Пёс бегал возле лиственниц и лаял. Охранник, выставив вперёд оружие, осторожно подошёл к забору. Под деревом лежала обнажённая девушка и зажимала раненое плечо. В крови у неё была и разодранная нога.

– Ничего себе? Вот номер, – удивился алиус, показывая клыки. Он сообщил по рации о происшествии и приблизился к Ирме, хищно облизывая губы.

«Всё. Конец мучениям», – пронеслось в голове, и девушка, от боли ран и впившихся клыков кровососа, потеряла сознание.

Очнулась Ирма от мучительной жажды и жжения в плече. Язык, казалось, распух и с трудом помещался во рту. Её лихорадило. В комнате стоял полумрак. Она хотела привстать, поискать воду и промочить горло, но почувствовала острую боль в плече. Невольно вырвался стон. Над ней склонилась чья-то голова, и вспыхнул неяркий свет настольной лампы. Ирма зажмурилась и услышала:

– Что-нибудь нужно, маленькая?

Девушка вновь застонала, но не от боли, а от безысходности – её враг находился рядом.

– Больно? Терпи, лапочка! Врач запретил тебя пока кормить. Ты потеряла много крови.

Как же она ненавидела этот вкрадчивый голос.

«Не потеряла, а охранник выпил», – безразлично констатировала Ирма, сдерживая волну ненависти, захлёстывающую с головой.

– Правда?

«Какая разница?» – мысленно возмутилась она его лицемерием и, закрыв глаза, продолжила мысль:

«Зачем со мной возишься? Оставил бы умирать».

– Посмотри на меня… Пожалуйста, – голос его дрогнул. Ирма нехотя разлепила веки – перед глазами тускло поблескивал маленький серебряный чайничек. Игорь наклонил носик чайника к её губам:

– Пей!

В рот потекла тёплая густая солоноватая жидкость.

– Пей, пей! Тебе сейчас это необходимо. После… дам воды, – уговаривал он, и в полумраке комнаты зелёными огоньками поблескивали его глаза.

«Что за гадость?» – думала Ирма, с отвращением глотая питьё и надеясь, что в нём намешан яд.

– Человеческая кровь.

Ирма, поперхнувшись, закашлялась, рана на плече дико заныла, и девушка не смогла больше сдерживаться – её стали душить рыдания:

– Почему… надо мной… издеваешься? Почему… не дашь… умереть?

На скулах алиуса заходили желваки. Он, похоже, зарычал:

– Кто сказал, что хочу твоей смерти?

– Ты говорил… У нас… договор, – ныла девушка, глотая слёзы.

– Я от тебя с ума сойду! Какой договор, Ирма?! Ты себе чего-то напридумывала. Я лишь хотел, чтобы поехала со мной. Сегодня меня чуть инфаркт не хватил, когда почувствовал, что потеряла сознание. Не будь ты ранена, положил бы попкой вверх, взял ремень потолще и выбил всю дурь. Но это ещё не поздно сделать. Подожду, пока поправишься.

– А я ночью приду и перегрызу тебе горло, – зло предупредила она, перестав плакать. – Понял?!

– Что я тебе сделал плохого? – спросил Игорь, приблизив к ней лицо. – Почему ненавидишь?

– Ты меня постоянно унижаешь, издеваешься.

Он опять сунул ей чайничек под нос:

– Пей! Хватит держать вторую сущность в чёрном теле. Сейчас только она поможет восстановить силы. А Сторк ответит за скотское поведение, – глаза Игоря гневно блеснули. От его взгляда у девушки поползли мурашки по телу.

– Она противная на вкус, – отстраняясь от чайничка, пожаловалась Ирма.

– Это с непривычки. Когда превращаешься в зверя, ведь нравится, правда? Теперь ты у меня станешь вурдалачкой в квадрате, – то ли пошутил, то ли съехидничал алиус.

– Не-на-ви-жу! – прошептала она и отвернулась. Она не хотела смотреть в его наглые глаза. Глаза монстра, решившего сделать её своей игрушкой, послушной куклой.

– Можешь ненавидеть, сколько влезет, но всё выпьешь, – отчеканил мужчина безапелляционным тоном. – Я настойчивый, ты знаешь.

Он ухватил девушку за подбородок и повернул к себе, сунув носик чайника в рот. Ирма медленно пила, злобно уставившись в волчьи глаза с зелёными искорками.

«Чтоб ты издох! – яростно думала она. – Мысли читаешь? Так знай, упырь, как к тебе отношусь и чего желаю».

Мужчина мрачно усмехнулся:

– Ну-ну. Когда-нибудь это произойдет. Думаю, твоими стараниями – скоро. Ты как маленький ребёнок. Одну нельзя оставить на пару часов. Зачем хотела сбежать? Глупо. Вскоре бы нашёл.

Ирма оттолкнула от себя пустой чайничек, прищурилась и дерзко произнесла:

– Чтобы не сделал из меня тряпку, о которую начнёшь вытирать ноги. Не хочу быть похожей на Светочку. Со мной твои игры не пройдут! Пусть она думает, что ты – добрый и нежный. Она же не догадывается, что ты – монстр и мерзавец. Питаешься не только её кровью, но и чувствами. Её уничтожишь в тот же миг, как перестанет быть полезной или постареет.

Он поморщился и только.

«Выдержанный? Не реагируешь? Даже не зарычишь? Посмотрим, вурдалак, посмотрим…»

Игорь, видимо, решил не отвечать на её дерзости, а, помолчав, продолжил разговор спокойным, назидательным тоном, каким поучают неразумного ребёнка:

– Раньше так и поступал, но ты дала мне выбор.

– Я? Каким образом?

– Пока относишься к нашему виду с предубеждением, не скажу.

– Опять лжёшь, Гортон. То лгал, что люди умирают от частого употребления вашей крови, теперь – чтобы возлюбила вас, бездушных хищников.

– Насчёт людей не лгал, но ты – человек лишь наполовину. Тебе частое употребление нашей крови не повредит, а человеческая будет только на пользу.

– Думаешь, буду скакать от счастья?

Он усмехнулся:

– Теперь понял корни твоей ипохондрии. Ненавидишь себя? А я думал, хочешь умереть от тоски по ушедшим близким.

– Именно.

– Нет-нет. В тебе не прекращается борьба между гордыней и предубеждениями. Прими себя спокойно.

– Как я могу? Эта двойственность разбила мою жизнь, уничтожила всех, кого любила.

– Но она привела тебя к нам. Думаю, тебе здесь будет лучше.

– Смеёшься? Для вас питание кровью людей – норма. Средство существования. А для меня – худшее из человеческих уродств. Сродни людоедству. Будто ты, – она ткнула пальцем в его сторону, – ешь себе подобного… или пьёшь кровь, понимаешь?

Она посмотрела ему в глаза – на лице-маске проступила чуть заметная усмешка. И тут она поняла, что для алиусов поедание себе подобных не считается невероятным отклонением от нормы.

«Не может быть… какой ужас!» – её пробрал озноб.

– С недавних пор это запрещено законом, – сообщил Игорь, услышав её мысли. – И мне кажется, ты до конца не осознаёшь свою роль, то преимущество, которое считаешь уродством. Давай так. Начнём сначала, будто и не было дней нашего знакомства. Моя вина, что всё пошло вкривь и вкось, чуть не погубило тебя. Заигрался немного. Выпей-ка воды. – Алиус осторожно приподнял девушке голову и поднёс кружку с водой.

Ирма жадно припала к кружке. Холодная вода смывала неприятное послевкусие от крови.

– А теперь спи, маленькая. Приятных снов.

Ирма закрыла глаза. Ныла рука, но душевная усталость была сильнее боли физической – девушку неотвратимо влекло в сон. И уже на границе между сном и явью она почувствовала, как его рука убрала прядь волос, упавших ей на лицо, а тёплые губы коснулись лба и руки, лежащей поверх одеяла. На это действие, уже засыпая, она недовольно отреагировала:

«Гад! Даже сейчас играет в доброго дядечку. Что ему нужно? Лицемер вонючий…»

Если бы она видела, как передёрнулось лицо алиуса, безраздельного владыки восточных и северных земель, после её мысленных «откровений». Нет, не лицо – невозмутимая личина. О, да! Это бы точно придало ей жизненных сил. Но она не увидела, а он не повёлся на оскорбления. У алиуса был план, серьезный и продуманный, и такими незатейливыми методами наивная девчонка его не могла разрушить.

 

4

 

Его ласки, как жидкий огонь.

Поцелуй ядовитей гадюки.

Я прошу: «Только душу не тронь,

Когда тело трепещет от муки».

 

Игорь приказал, чтобы она два дня провела в постели. Утром первого дня, проснувшись, она, наперекор его приказу, решила встать самостоятельно – не хотелось видеть «мерзкого упыря», его хищную ухмылку и тем самым портить себе настроение в начале дня. Но из-за большой потери крови смогла пройти только половину пути до туалета. Ноги дрожали, сердце колотилось, в глазах темнело, и она стала медленно оседать на пол. Стоя на четвереньках, девушка ртом хватала воздух, стараясь отдышаться. В таком положении её застал хозяин, войдя в комнату. Он постоял, засунув руки в карманы, посмотрел на позу девушки, на её опущенную голову и тяжёлое дыхание, а потом поднял на руки, недовольно выговаривая:

– Так и знал, что начнёшь прямо с утра вредничать. У тебя палец бы отсох нажать на кнопочку?

– Не хочу никого в твоём доме просить, Гортон.

Она старалась не смотреть ему в лицо, стыдясь и негодуя за свою беспомощность, но как бы ни отводила взгляда, его глаза, словно магнит, притягивал к себе.

– Почему? – спросил алиус.

– Вдруг кто-то решит воспользоваться моей слабостью.

– Намекаешь на вчерашнее происшествие? Успокойся. После Сторка ни у кого даже мысли не возникнет в чём-то тебе навредить.

Услышав это, Ирма поёжилась – в глазах хозяина читался жестокий приговор бывшему охраннику.

– Почему? – спросила уже она.

– Он ослушался моих приказаний, – металл в голосе, взгляд и слова давали понять, что Игорь обладает не только силой, но и крутым нравом. А мужчина, дождавшись, когда её рука сначала робко ляжет ему на грудь, а потом неуверенно переместиться на плечо, обняв за шею, понёс девушку к кровати.

«Зачем он несёт меня к постели?» – лишь успела испуганно подумать Ирма, как мужчина развернулся и пошёл в нужном направлении, сказав:

– Извини! Увидел тебя на полу и совсем забыл об утренних нуждах.

– Придерживать на унитазе не требуется. Не упаду. И в ванну переберусь самостоятельно, – предупредила хмурая Ирма, зная, что ему нравится её смущать и всячески подчёркивать зависимое положение. – Не желаю разнообразить палитру твоих ощущений, Гортон.

Он расхохотался, правда, смех алиуса был немного странный. Смеялся рот, даже появились морщинки возле глаз, но сами глаза… они смотрели жёстко и холодно.

– От расстояния это не зависит, – резко оборвав хохот, вымолвил Игорь.

– Маньяк-извращенец! – отвернувшись, буркнула девушка – искусственность его веселья была неприятной.

Когда она уже сидела на краю ванны, пришла Карина.

– Давайте помогу помыться, – сказала она, придерживая за руку, перелезающую через борт ванны девушку и отбирая у неё бело-розовую мягкую губку. – Игорь Валерьевич приставил меня к вам.

– Нянькой, что ли?

– Помощницей, – ответила женщина, обтирая Ирме спину.

– Надо же… какое уважение к кормилицам? – удивилась Ирма, когда Карина начала ей мыть голову. – У каждой прислуга.

– У кормилиц нет прислуги, – пояснила Карина.

– А-а? Игорь раненую пожалел.

– Нет, госпожа Ирма. Герцог сказал, что буду вам помощницей, как только приехали.

«Вот как! Герцог, значит. Сколько ещё этот прохвост мне будет голову морочить? О, чёрт! Забыла же, не следует так явно мыслить».

– Карина, не называйте меня госпожой.

– Мне так приказано, госпожа, – спокойно заметила горничная, обливая тело девушки тёплой водой

– А что ещё вам приказано?

– Отвечать на вопросы.

– Вам не страшно жить в доме герцога-кровососа?

– Когда только пришла сюда, было страшно. Потом поняла, что приказания нужно выполнять в точности. И всё будет хорошо.

– Вы никого не кормите?

– Никого.

Она помогла выбраться Ирме из ванны и подала махровую простыню. Когда Ирма завернулась в простыню – вошёл Игорь и, подхватив девушку, отнёс на кровать. Она не выдержала и поддела алиуса, подумав выразительно:

«Не царское это дело».

Он наклонился и прошептал ей на ухо:

– Раз решила: я – маньяк, мерзавец и прохвост, то должна понимать, что держать беспомощную девушку в руках – истинное удовольствие.

– Карина! Принесите госпоже Ирме завтрак, – уже громко герцог отдал распоряжение прислуге.

Женщина, слегка наклонив голову, вышла, а Ирма спросила у алиуса:

– Зачем приказал называть меня госпожой?

– Слуги должны знать своё место. Настоятельно прошу не смущать их своими рассуждениями и не ломать установленный порядок. Допустят какую-нибудь оплошность – будут наказаны, – ответил надменный аристократ с ликом римского императора: «я – божество, а все вы – пыль под моими сандалиями».

– Из-за меня? – поразилась она.

– Да, из-за тебя.

– Накажи меня, – смело глянула девушка в глаза лицемерному «божеству».

– Как? Ирма, из твоей головки выветрилось всё, что ранее объяснял, – мужчина легонько постучал пальцем по её лбу. – Когда вчера испытывала боль и потеряла сознание, я чувствовал то же самое. Только воля и выдержка помогли здраво мыслить и принять нужные меры для твоего спасения.

Девушка, выслушав его, хмыкнула:

«Хм. Врёт и не краснеет».

Вероятно, алиус не уловил это мысленное уточнение или сделал вид, что не услышал, так как растянул губы в улыбке и выдал инструктаж:

– Маньяк покормил бы тебя с ложечки, но у него на сегодня намечены дела. Надеюсь по возвращении застать всех живыми и здоровыми, так что – будь умницей, не шали. Не забывай о кнопочке. Сегодня тебе ещё нельзя самостоятельно ходить. Я приказал Роталлу, начальнику охраны, помочь тебе в передвижении по комнате. Его зовут Олег Иннокентьевич. И последнее... Лапочка, не воздействуй на него своими чарами. Не хочу лишиться ещё и его. Он хороший, исполнительный работник. Служит у меня уже пятьдесят лет.

Ирма, слушая его наставления, с некоторой жалостью думала:

«Бедолага, наверное, губы скоро треснут от необходимости улыбаться».

А герцог, легонько погладив девушку по щеке, вышел, но в дверях так резко обернулся, что почти затмил славу Чеширского кота. Хотя кот после себя оставлял милую улыбку, а от хищной усмешки кровососа у девушки чесались кулаки и зубы.

«Фу-ух. Еще несколько таких прыжков и ужимок и я не выдержу. Кстати… он серьёзно сказал или пошутил? – недоумевала Ирма. – Который мужчина намекает на мои чары. Будто специально ими воздействую».

Потом её мысли потекли в другом направлении:

«Он о чём думал, этот ненормальный герцог? Я что, нажму на кнопочку и попрошу отнести в туалет?»

Но всё вышло намного проще. День выдался дождливым, прохладным, и Карина спросила, не разжечь ли камин.

– Да, – обрадовалась Ирма. – С удовольствием перебралась бы поближе к нему. Устала лежать на кровати.

Карина помогла одеться, набросала на толстый, мохнатый ковёр разноцветных подушек и позвала Роталла. Тот отнёс Ирму на ковёр. Потом пришёл пожилой мужчина, истопник, и разжёг камин. Глядя на пляшущие языки пламени, вспоминая Новогоднюю ночь с Сашей у камина, ощущая печаль в сердце, она постепенно задремала.

Проснулась от прикосновения чьих-то рук. Оказалось, это вернулся Игорь и собрался поднять её с ковра.

– Хочешь ещё поспать? Или будем обедать? – поинтересовался Игорь, подхватив девушку на руки.

– А который час? – спросила она, зевая и сладко потягиваясь. Она ещё не совсем проснулась, находясь в приятной расслабленности полудрёмы. Не хотелось злиться и внутренне сжиматься пружиной при одном прикосновении сильных рук кровососа. Или она в душе смирилась и начала привыкать, что он постоянно носит её на руках? От своих-то мужчин редко такого дождешься: и хлипки, и эгоистичны, и чересчур буквально понимают равенство прав.

– Начало четвёртого, – ответил он, в хищной улыбке обнажая ряд крепких белых зубов с чуть удлинёнными клыками. Потом наклонился и зашептал ей на ухо:

– Я испытываю блаженство, когда ты такая: сонная, тёплая, податливая.

– То-то и думаю, зачем ты, Ваша Светлость, постоянно отправляешь меня спать? – не преминула подколоть герцога Ирма. – Тебе, властолюбивый упырь, не нравится, если перечат и в лицо режут правду-матку?

– После испытанного блаженства ты, маленькая язва, не испортишь мне настроение. А я, в соответствии с твоим мнением, стану мстительным. И прямо сейчас подпорчу имидж гордой, независимой львицы, – пригрозил герцог и вышел с ней в коридор. Услышав это, она напряглась, ожидая какаю-нибудь подлость от кровососа.

Пройдя несколько шагов, он сделал вид, что может её уронить. Ирма инстинктивно ухватилась за его шею, а он, усмехаясь, спустился по лестнице и зашёл в столовую. Длинный стол был сервирован на две персоны. Усадив Ирму за стол, Игорь сел напротив и тихо сказал:

– Вчера пыталась бежать. Потом тебя, абсолютно голенькую, занёс в свою спальню. Сегодня охрана должна видеть: ты полностью покорилась и от счастья повисла у меня на шее. Вот так, моя сладкая!

– Подлый упырь! – процедила Ирма сквозь зубы. – Ничего не делаешь просто так. Любую ситуацию используешь для укрепления своей власти.

Он приложил палец к губам:

– Тише, маленькая, к нам идёт обслуга.

Ирма уткнулась в свою тарелку и за время обеда не произнесла ни слова, стараясь не смотреть в его сторону.

«Да, – думала она. – Охрана, наверное, прилипла к мониторам, наблюдая укрощение строптивой».

После обеда, спросив, не желает ли она ещё поспать и, получив отрицательный ответ, герцог приказал принести телевизор с огромным плазменным экраном и установить его на стену спальни.

– Не скучай, – сказал он напоследок, чмокнул её в щёчку и отбыл по своим делам. Ирма презрительно поджала губы, но промолчала, не желая затевать перепалку. Она понимала, что герцог действовал нарочито на глазах обслуги, но не противилась – он был прав по-своему. Она добровольно вошла в его мир, в его дом и должна хотя бы соблюдать видимость подчинения его правилам, а не «лезть в монастырь со своим уставом».

Переключая каналы, Ирма наблюдала за показом мод, перипетиями в судьбе героев сериала, новостями о банкротстве крупной инвестиционной компании в США. В данный момент её не трогали причудливые изменения в мире моды, как не доставлял огорчения очередной назревающий экономический кризис в мире людей. Она находилась во власти нелюдей, которые, полагала, стояли в тени этих пертурбаций человечества, и душещипательные переживания героев сериала теперь казались смешными и нелепыми. От скуки девушку начало клонить в сон.

Очнувшись, Ирма услышала позвякивание посуды и звук осторожных шагов. По стенам метались тени от горящих свечей и пламени в камине. Стол накрывала горничная Карина в белом передничке и наколке. Игорь, одетый во всё чёрное, сидел в кресле, наблюдая за пробуждением девушки. А она лежала на ковре в окружении множества разноцветных подушек, прикрытая пледом, с изображённым на нём большим полосатым тигром.

«Надо полагать... романтический ужин. Смахивает на сюжет старой азиатской сказки. Султан и наложница у его ног, – с горечью разглядывала Ирма декорации для намеченного алиусом спектакля. – Хочет сделать кормилицей… зря. Не для этого я сюда приехала. Пусть розовую лапшу вешает на уши другим».

Когда Карина вышла, алиус переместился на ковёр.

– Теперь, надеюсь, у тебя возникнут другие ассоциации, – глядя на неё чересчур пристально и как-то задумчиво, будто решая её судьбу в данный момент, проговорил Гортон. – Хочешь перед ужином выпить бокал красного вина?

– Пожалуй, – насторожившись и ожидая очередной гадости от спесивого кровососа, согласилась девушка.

Он встал и взял со стола золотой поднос, инкрустированный по бортику самоцветами, на котором была бутылка вина и два кубка в виде хрустальных чашечек, поддерживаемых золотыми стеблями-ножками. Золотые основания кубков были украшены тёмными гранатами.

– Решили поразить моё воображение, распотрошив сокровищницу, Ваша Светлость?

Она понимала: не стоит тигра лишний раз дёргать за усы, но покорно дожидаться своей участи не хотелось. Интуиция подсказывала, что сейчас должно кое-что произойти – на женщину такими глазами просто так не смотрят.

– Гляди, как красиво! Словно не вино в хрустале, а огромные рубины, – сказал герцог, пропустив мимо ушей подколку. Ирма почувствовала, что нужно идти в наступление; он пока ни на что не решился – чего-то выжидает и раздумывает.

«Для чего всё это, Гортон? Готов терпеть грубость и ссоры лишь бы разнообразить пресные будни? Неужто заскучал по отрицательным эмоциям? Несварение от нежности и ласки?» – чётко сформулировала язвительные мысли девушка.

Он пригубил вино, а потом сказал:

– Почему ты упорно называешь меня Гортоном? Я тебя просил не упоминать это имя.

– Мне оно больше нравится, – с беспечной улыбкой ответила девушка. – Ты нелюдь, а косишь под человека. Герцог кровожадных вампиров должен называться Гортоном, а не каким-то там мягкотелым интеллигентом Игорем Валерьевичем.

Она нарывалась, специально его злила. Ей не нравилось, что жестокий кровосос, разыгрывает роль добропорядочного джентльмена. Он вздохнул и недовольно покачал головой.

– Но ты не ответил на мой вопрос. Я жду, – вновь пошла в атаку девушка.

– А давай поговорим о тебе. Чего хочешь? О чём мечтаешь?

Алиус полулежал на боку с кубком вина в одной руке, пристально глядя на неё. Его глаза меняли цвет от чёрного, когда языки пламени в камине поднимались вверх, освещая комнату, до светящегося зелёного, когда пламя опадало, и комната погружалась в полумрак. Ирма пила вино мелкими глотками и не торопилась отвечать вслух, а высказывалась мысленно:

«Зачем спрашиваешь, а? Не желаешь отвечать на вопросы? Впрочем, какая разница. Хочешь вести беседы ни о чём? Да ради бога!»

Герцог молчал, и тогда заговорила она:

– Ну, я... простая девушка из глубинки. Особо честолюбивыми запросами себя не тешила. Мечтала о том, чего желает каждая нормальная женщина. Хотела встретить любящего и заботливого мужа. С ним завести здоровых и талантливых детей. Чтобы дом полной чашей. Но всё в прошлом. Мне оказались недоступны простые человеческие радости.

– Отчего же? – его губы раздвинулись в улыбке, а глаза полыхнули зелёными огоньками. – Я могу всё это дать.

– Ты?! – Ирма была поражена. Такого ответа, положа руку на сердце, она никак не ожидала.

– Разве неподходящая кандидатура? – отхлебнув вина, поинтересовался алиус.

– Увы, Гортон, увы. На людях вы не женитесь. То же самое, если бы человек решил жениться на горилле, – убеждённо ответила девушка.

– Неуместное сравнение, – покачал он головой.

– Разве? Мы для вас – пища. Рожать детей от вас не можем. Мы разные виды. Сам говорил. Живём мало, менее образованы и умны, недостаточно сдержаны. У нас разное воспитание, несхожие этические и социальные нормы.

– Многое из сказанного преодолимо применительно к тебе.

– Теоретически могла бы согласиться, будь ты обычным вампиром. Плебеем, как когда-то выразился. Но ты – герцог, сын королевы Акаши. Я не ошиблась? – вопросительно уставилась она на него и, не дождавшись ответа, продолжала:

– Ваше высшее общество будет над тобой потешаться. Вдобавок у вас нет статуса семьи – ячейки общества, присущей людям. Для вас этот союз – временная необходимость, как у животных… Прости за такое сравнение.

– Не хотел пока обсуждать наш брак, зная твоё отношение к нам. Но раз уж ты нетерпелива и любопытна, то...

– Причём тут любопытство? – возмутилась она. – Хочу узнать твою цель относительно меня, моей дальнейшей судьбы. Согласись, я имею на это право.

– Теперь знаешь мою цель, – допив вино, ответил Гортон.

– Немного узнав тебя, думаю... это предложение – лишь видимая часть айсберга. Ты, уважаемый герцог, не принял во внимание одно. Я не миленькая девочка, а женщина с прошлым. Кое-что в жизни поняла. На первых парах многое из противоречий можно преодолеть любовью. Но только на первых парах. Дальше каждое из них может стать непреодолимым Эверестом. Но у нас с тобой нет даже этой волшебной палочки, выручающей многих вначале.

– Ошибаешься, – мягко возразил он. – У нас есть моя любовь и желание поделиться ею.

При этих словах она хмыкнула, вспомнив его слова, что «вампиры любовь понимают умозрительно или как инстинкт продолжения рода, появляющийся в брачный период». Ещё припомнилась сценка встречи двух особей из вампирского рода в виде случки собак два раза в год, которой она себя развлекала в самолёте, не предполагая о чтении Гортоном её мыслей.

А он продолжал:

– Детей сможем иметь, лишь перестанешь игнорировать вторую сущность. Жить будешь столько же, сколько и я. Многие аристократы мне будут завидовать, поверь…

– Подожди-подожди! – остановила Ирма герцога. – Как я и ты сможем завести общего ребёнка, что-то я не пойму?

– Дорогая, не хочу тебя расстраивать, но ты не homo sapiens и даже не из класса млекопитающих.

– Да нет, ты ошибаешься, Гортон, – убеждённо ответила Ирма. – Достаточно посмотреть вот сюда, – ткнула она пальцем в свою грудь, – и сразу видно, что я – существо, питающее молоком ребёнка. Правда, сама не знаю, какое существо. Раньше считала себя человеком, сейчас – каким-то оборотнем. И не человек, и не животное, так… ошибка природы, – грустно закончила девушка.

– Нет, маленькая, не ошибка, – мужчина нежно погладил её по голове. – Ты – представитель древней тупиковой ветви, одного из подвидов alia sapiens priscis. При беременности в твоей груди будут развиваться не молочные железы, а сосудики с кровью. В отличие от нас, alia perfectus, ваши младенцы рождались беззубыми.

– Откуда знаешь? – изумилась Ирма.

– Есть описание разных видов, составленное жрицами на папирусах. Ваш вид, я так думаю, это эксперимент по скрещиванию алиуса и человека. Ты сочетаешь в себе человеческие и алийские качества.

– Кто его проводил? – спросила девушка, рассматривая тяжёлый пустой кубок в своих руках.

– Во всяком случае, не мы. Более древний народ.

– Пришельцы?

– Кто ж его знает, возможно, пришельцы.

– Почему вы выжили, а подобные мне исчезли? Или не исчезли?

– Не знаю, маленькая. Может, где-то такие ещё есть, но я о них не слышал. Возможно, вы оказались менее жизнеспособными, или эксперимент посчитали неудачным по каким-либо параметрам. Но ты не переживай. Мы – твоя близкая родня. Мы, а не люди. Доверься мне, Ирма!

– Теперь понимаю, что твоё решение – обдуманное и взвешенное. Но смею огорчить. Когда-то я доверилась и полюбила одного парня, кое в чём очень похожего на тебя.

– Которого убила? – спросил алиус, забирая у неё пустой кубок.

– Да. Убила его и себя. Та, что видишь перед собой, – лишь тень озорной, жизнерадостной, счастливой девочки. Эта тень состоит только из гордыни и предубеждений. В этом ты прав.

– Маленькая, на рельсы пессимизма мы съезжать не станем.

Он налил в оба кубка что-то красное из термоса.

– Зажмурь глазки и пей, – сказал алиус, протягивая кубок. – Твоё здоровье!

– Не хочу! – отстранилась Ирма, сообразив, что в кубке кровь. – Ты меня превращаешь во что-то мерзкое.

– Мерзкое? – он сощурил глаза и вопросительно приподнял бровь. – Полагаешь, я очень мерзок?

Вчера она бы с убеждённостью кинула: «Да!» – и добавила бы некоторые некорректные эпитеты к «Его Светлости», но сейчас только умоляюще посмотрела Гортону в глаза, решив, что взбрыкнуть всегда успеет, а чтобы понять его намерения до конца, не следует строить из себя хамоватую хабалку при радушном хозяине.

– Иди-ка сюда. – Он поднялся с ковра и сел вместе с ней в кресло. Зажатая между мощной грудью и стальной рукой, с головой где-то у него под мышкой, девушка, морщась и тяжело вздыхая, выпила содержимое кубка. Гортон одним залпом осушил свой кубок и сказал, серьёзно глядя на неё:

– Сегодня ты печально вспоминала Новогоднюю ночь, проведённую с любимым у камина. Мне триста лет, малыш. Поверь, знаю, что такое одиночество. Тебе жутко одиноко ещё и потому, что полгода живёшь без мужской ласки. Хочу наполнить тебя обожанием, страстью и нежностью. Не отвергай с порога! Не вредничай! Подожди! Посмотрим, что из этого получится. Потом вновь вернёмся к нашему разговору.

Что она могла ему возразить? В чём-то герцог был прав, хотя насчёт любви лгал, не моргнув глазом.

«Если мне нужен тот, кто избавит от холода тоски и одиночества, то Гортон не самая худшая кандидатура. С ним будет весело и в драках, и… в остальном». – Сразу же припомнилась первая ночь знакомства, его поцелуи, трепет своего тела. Подбадривая себя едкими размышлениями:

«Пусть потрудится, покажет класс. Мне, простолюдинке, испытать ласки королевского отпрыска – это не хухры-мухры. Где я ещё так сподоблюсь?» – она решила смириться с неизбежностью и уступить герцогу. У неё не было другого выхода: сама предложила тело в обмен на его кровь, да ещё и уговаривала принять, а он кочевряжился; в обществе людей ей делать нечего и возвращаться некуда.

«Ну и развесёлая жизнь нас ожидает», – вспомнила она их стычку в кабинете.

Герцог молчал, поглядывая то на неё, то на огонь в камине. Он ждал. Эмпат по природе, он чувствовал её настроение, ухватывал отдельные мысли и понимал, что девушка сдастся. Она ещё не осознаёт, но это придёт со временем: они оба выиграют, вступив в брачный союз. Гортон был в этом уверен. Почувствовав, что девушка расслабилась, значит, приняла решение, он вместе с ней вновь опустился на ковёр, и стал очень нежно целовать лицо, прошептав:

– Закрой глазки и отдайся ощущениям. Сегодня не зайду слишком далеко. Боли не будет. Я помню, ты – девственница.

Постепенно раздевая её, он медленно двинулся вниз, целуя тёплыми губами и возбуждая чувственным настойчивым языком. Гортон не обходил своим вниманием ни одной ложбинки или выпуклости её молодого гибкого тела. В его умелых действиях чувствовалась и нежность, и обожание, и страсть. Когда он дошёл до пальчиков ног, то также медленно и ласково стал подниматься вверх уже со стороны спины. Ирма, вначале зажатая и скованная от стеснительности и необходимости отдаться недругу, почти незнакомому нелюдю, постепенно оттаивала и возбуждалась. Опыт собственного насилия над своими убеждениями у неё уже имелся, тем более она была не юной девушкой, а опытной женщиной, поэтому обошлось без слёз и истерик. Вся зацелованная, будто закутанная в тёплую ласковую вату, она готова была растечься сладкой лужицей мороженого под палящими лучами июльского солнца. И тут девушка услышала тихий шёпот у самого ушка:

– Наконец-то опять трепещешь в моих руках, маленькая птичка Лилишт. Я так долго ждал этого момента. Куда бы ни пошла и кем бы ни стала, всегда буду рядом. Доверься мне. Моя любовь без границ. Сколько можно ускользать солнечным зайчиком из протянутых ладоней? Но я стараюсь, надеюсь, придумывая всё более запутанные и сложные сценарии...

– Чего? – спросила Ирма, открыв глаза. – Какие ещё сценарии?

– Ты о чём? – в голосе Гортона послышалось удивление.

– О каких сценариях ты шептал?

– Малыш, я ничего не шептал. Ты расслабилась от поцелуев. Раскрылась телом и душой. От наплыва чувств, кажется, ушла в забытьё, – ласковым голосом ответил алиус, изображая улыбку, но за изменчивыми волчьими глазами скрывалась тайна, – это Ирма успела заметить в первый миг, как только открыла глаза.

– Прости, – продолжал он. – Я не должен был подвергать твой, не совсем здоровый, хрупкий организм чувственному шоку. Хочешь кушать?

– Нет, – ответила она, ещё трепещущая от его ласк.

– Хорошо. Отнесу тебя на кровать. Отдыхай. А я прилягу рядом, поверх покрывала. Позволишь? – спросил он и легонько провёл кончиками пальцев вдоль её обнажённого тела.

– Ложись, – ответила девушка, смущённая странностями в поведении герцога, а сама подумала:

«Какой же он талантливый актёр?! Как искусно играет заботу и нежность?! А что там внутри? Холодная рациональность или всё-таки присутствуют чувства? А чувства откуда? С кормилицей забавлялся перед тем, как придти ко мне? Фу, лучше не думать о таком, иначе или ударюсь в истерику, или кинусь в драку. Но ласкать, гад, умеет. Ох, как умеет!»

– Сегодня увидишь только добрые сказочные сны, – поведал Гортон, положив её голову себе на грудь, и легонько поглаживая волосы.

В объятиях герцога Ирма быстро заснула, а он, посторожив её сон около получаса, отправился на третий этаж.

Там алиус зашёл в одну из комнат кормилиц, схватил сонную девушку в охапку, и, приказав молчать, понёс вниз. На территории усадьбы за аллеей из елей и лиственниц находился небольшой коттедж. Он занёс её в одну из комнат, кинул на кровать и, минуя любовную игру, стал жёстко насиловать, кусая в разных местах и насыщаясь горячей кровью. На мольбы, слёзы и вскрики боли алиус не обращал внимания. Удовлетворив похоть и голод, он стёр воспоминания. А через час приехал вызванный им врач и увёз несчастную из поместья.

 

Проснувшись рано утром, Ирма почувствовала удушливый цветочный запах. Вернее, именно удушье её разбудило. Оказалось, что возле кровати стояла высокая китайская ваза с огромным букетом королевских лилий, а на покрывале лежало семь алых роз. Розы почти не пахли. Но сладкий запах лилий вызывал головокружение.

«Раньше так остро на запахи цветов не реагировала, – подумала Ирма. – Неужели кровь так на меня действует? Ну да, укрепляется звериная сущность. Боже милостивый, не дай стать монстром, похожим на них!»

В дверях появился Гортон. Он был одет в смокинг, значит, предстояло официальное торжество прямо с утра.

Подойдя к кровати, он присел на край, взял её руку и поцеловал.

– Доброе утро, красавица! Чувствую, тебе неприятен запах цветов. Сейчас их унесут.

Он нажал на кнопку вызова и приказал унести вазу с цветами из спальни.

– Сегодня могу передвигаться без твоей помощи, – заверила его Ирма. – Иди по своим делам.

– Стремишься от меня отделаться? Вчера что-то сделал не так?

– Всё так. Ты сейчас похож на настоящего герцога, а королевскому отпрыску не пристало носить простолюдинок на руках. Да ещё во всякие сомнительные места.

– Лапочка, знаю твоё стремление ёрничать по любому поводу. Но сейчас за этим что-то скрывается.

– Ну, Слава Богу! Вместе с возрождением монстра, моя голова становится не проницаемой для тебя. Хоть какая-то польза.

– Вот видишь! А ты страшилась. Противоречия начинают потихоньку размываться. Да? – он вновь поднёс её руку к губам и стал целовать пальчики. Потом, взглянув на девушку, сказал:

– Но хочу улететь без смутного подозрения и недосказанности.

– Ты надолго?

– На два дня. Принц Крови устраивает приём.

– А-а? – она выдернула свою ладонь из его рук, встала с кровати и пошла в ванную, на ходу одевая пеньюар.

«Теперь понятна цель вчерашнего представления. Эти цветы. Он хотел меня приручить перед вынужденной поездкой».

– Хочу попросить разрешения на прогулку по территории, – сказала она, взявшись за ручку двери.

«Главное – не переиграть, чтобы не заподозрил подвоха».

– Если чувствуешь, что в силах.

– А вдруг мне чего-то необычного захочется? Как с тобой связаться?

«Пусть думает, что полностью обезаружена и приняла за чистую монету вчерашние ухаживания».

– Например? – поинтересовался алиус.

– Ну, не знаю... Например, захочется самое модное платье, которое увижу на канале мод, или чайную церемонию с гейшей... или прокатиться на тройке по территории. Мало ли какие фантазии могут возникнуть у девушки от скуки. Надеюсь, не думаешь меня держать в чёрном теле, словно какую-то кормилицу? – при этих словах Ирма надменно приподняла бровь и поджала губки.

Он оскалился в улыбке:

– Для этого приготовил тебе подарок.

Гортон достал из кармана мобильный телефон.

– Телефон фирмы «Vertum», эксклюзивный, в платине, специально для тебя. Я заложил в память свой номер – гляди сюда! – и он показал, как его номер выводится на дисплей.

Ирма состроила восхищённые глазки и подставила губки для поцелуя.

– Буду часто звонить, – шепнул мужчина, тесно прижав её к себе. – Сегодня Карина принесёт твой чайничек. Будь умницей, выпей всё.

Он ещё раз крепко поцеловал её в губы и вышел.

Девушка была готова прыгать до потолка, выкрикивая: «Ура! Свобода!» – но в доме полно вражеских глаз и ушей, потому она лишь улыбнулась и вошла в ванную.

 

5

 

Не вяжи на меня бантик розовый

И к себе не приручай.

Всё равно убегу в лес берёзовый,

На свободу, так и знай!

Не удержит дворец золочёный

И охраны строгий ряд.

Мне милее шалаш прокопченный

И гитары струнный лад.

 

Ванна уже была подготовлена. Опустившись в неё и нежась в тёплой пахучей воде, она намечала козни хозяину особняка.

«Ах ты, подлый упырь! Думал проглотить меня, словно конфетку? Обсасывал и облизывал, будто я – леденец на палочке... Ну, погоди же! Не сбегу – устрою тебе карнавал. Допеку звонками, капризами и упрёками. Твоей челяди житья не дам. Посмотрим, где будет твоя хвалёная выдержанность. Это тебе не кормилиц соблазнять. Он по приёмам и балам будет разъезжать, а я вампирят вынашивать? Как бы ни так! Ишь нашёлся бык-производитель. Захотелось жену человеческую? Будет тебе жена! Ещё не раз пожалеешь об этом. Брак по расчёту – не фунт изюма, трёхсотлетний старикашка. Обмусолил всю... Теперь лежи, отмокай... Вдруг поцелуйчики ядовитые?» – так, распаляя себя, она готовила герцогу тест на пригодность стать мужем ведьмы. За едкими рассуждениями её застала горничная.

– Вы сегодня в хорошем настроении, госпожа Ирма, – сказала Карина, подавая полотенце. – Улыбаетесь.

– Да, дорогая, я в прекрасном расположении духа. Посмотрим, в каком будет твой хозяин, когда вернётся, – она, задорно улыбаясь, пошла одеваться.

– Карина, найди-ка мне приличное нижнее бельё, – приказала Ирма. – Это – раз. Массажиста, да не завалящего, а молодого, квалифицированного, с сильными, но мягкими руками. Это – два. Ещё модного топ-стилиста – три. Профессионала для маникюра, педикюра – четыре. Ну, и, наверное, визажиста.

Ирма загнула все пальцы на левой руке и, мило улыбнувшись, сказала:

– И всех найти в течение получаса, пока я буду завтракать.

Карина вытаращила на неё глаза.

– Госпожа, у нас здесь их нет.

– Дорогуша, – Ирма снисходительно потрепала горничную по щеке, – я знаю. Передай, кому положено, чтоб были.

– Пожалуйста, – подала горничная Ирме бельё. Та взглянула на этикетку.

– Что?! Сексуальное бельё из Китая? – воскликнула Ирма. – Он что, меня за паршивую кормилицу держит?

– Да нет же, госпожа Ирма, – возразила Кирина. – Бельё из Польши.

– Ты надо мной смеешься? – сердито выгнула бровь Ирма. – Оно пошито в Китае. Уж кто-кто, а я их пошив сразу могу определить. Короче, я это, – она презрительно ткнула пальчиком в кружевные и шёлковые тряпочки в руках горничной, – одевать не стану. У меня должно быть элитное французское бельё.

Служанка захлопала ресницами, не зная, что сказать.

– Поварам скажи, что буду только морепродукты и фруктовый салат, – приказала напоследок Ирма, выставляя горничную за дверь.

«Нужно проверить, не исчезла ли у меня «сила» окончательно».

В ней кипела лихая дерзость и злость. Она настроилась, выставила вперёд руки, и «сила» мощным потоком потекла сквозь ладони в сторону кресла. Кресло рывками двинулось к стене, периодически застревая в ворсе ковра.

«Прекрасно, – решила она. – Вторая сущность меня напитывает природной энергией в полном объёме. Вынуждена признать – употребление человеческой крови эффективно влияет на восстановление всего организма. В том числе – дара».

Теперь можно было приступать к задуманному. Обнажённое тело она прикрыла полупрозрачным длинным шёлковым халатом и в таком виде пошла на завтрак гордой, недоступной, опасной ведьмой. Открыв раздвижные двери столовой, она вошла лёгкой, грациозной походкой львицы на отдыхе.

За длинным столом сидело семь человек. Четыре молодые девушки-кормилицы были по одну сторону стола (в их числе и Светлана), по другую – три алиуса. Одного из них Ирма знала. Это был начальник охраны Роталл. Второй алиус казался смутно знакомым, но где его видела, она не помнила. Третьего кровососа она никогда не видела, но судя по тому, что он сидел рядом с местом хозяина, вероятно, был ближайшим помощником герцога, не вхожим в высшие аристократические круги. Ирме приблизительное положение сидящих за столом было понятно, кроме одного момента: почему Роталл не при герцоге? Она надеялась вскоре разобраться в хитросплетениях алийской жизни, а пока, оглядывая столовую, обратила внимание, как вышколена обслуга, замершая в шеренге за спинами алиусов. Слуги стояли, вытянувшись в струнку, почти не дыша, будто караул у мавзолея.

Ирма прошла к своему месту в торце стола, напротив пустующего стула герцога.

– Доброе утро, господа! – натянула она на лицо фирменную улыбочку. Присутствующих её наряд, не скрывающий, а сильнее подчёркивающий все изгибы, детали и формы тела, привёл почти в шоковое состояние. Все молчали, уставившись на новенькую.

– Та-ак, – произнесла Ирма, надменно оглядывая каждого алиуса и лишь мимолётно взглянув на кормилиц. – Воспитанию в этом доме далеко до совершенства. При появлении дамы никто из мужчин не встал, не говоря уж об ответных приветствиях. Чтобы больше не возникало недоразумений, прошу называть меня госпожой Ирмой.

– Да, госпожа Ирма, – ответил Роталл, высокий подтянутый мужчина с ёжиком тёмных волос, небольшим косым шрамом на лбу и грубоватыми чертами воина; на вид он был чуть старше хозяина. При этих словах она мило улыбнулась, потом приподняла одну бровь и холодно спросила:

– А кто отодвинет мне стул?

К ней кинулась Карина, отодвигая стул и скороговоркой произнося:

– Пожалуйста, садитесь, госпожа Ирма!

– Благодарю тебя, душечка, – царственно вымолвила Ирма. – Но в нашем обществе это делают мужчины... Я к этому привыкла, следовательно, так и будет в дальнейшем.

Последние слова она произнесла грозно, внимательно глянув на каждого алиуса, как бы давая понять, что слова относится к каждому из них, и шутить она не намерена.

– А теперь прошу представиться тех, кого я ещё не знаю. Девочки? – она протянула руку в сторону кормилиц. Девчонки, удивлённо таращась на грозную незнакомку, представились:

– Ольга.

– Марина.

– Оксана.

Ирма благосклонно им кивнула.

– Теперь вы, господа! С Олегом Иннокентьевичем я уже познакомилась, – констатировала она. Из-за стола поднялся русоволосый мужчина с тонкими правильными чертами аристократа и слегка пухлыми яркими губами, именно эта деталь указывала на его относительную молодость.

«Щёголь, – подумала Ирма. – И волосы явно кращенные».

Он представился:

– Роман Витальевич, врач, – и склонил голову в знак приветствия.

– То-то мне показалось, что вас смутно помню. Это вы вынимали пулю из моего плеча?

– Да, я. Как себя чувствуете? – спросил он любезно, не отрывая взгляд от её груди.

– Прекрасно, – улыбнулась Ирма, поведя плечами. Её полные груди шевельнулись, как два круглых шара на верёвочке, под тонкой материей халата. В глазах кровососа загорелись зелёные огоньки.

– Садитесь, друг мой, – разрешила ему Ирма.

– Станислав Андреевич, майордом, – привстал красавец лет тридцати; чёрные прилизанные волосы, глаза навыкате за тёмно-карими линзами и аккуратные бакенбарды делали его похожим на актёра, играющего любовников в немом кино.

– Станислав Андреевич, что же вы так оплошали? Не додумались сами и не пригласили стилистов, которые подсказали бы купить приличное нижнее бельё для меня. Теперь вынуждена ходить в полуобнажённом виде, – с укором выговаривала она окаменевшему алиусу.

– Но, госпожа Ирма... Я не мог подумать... что вы так... выйдете к столу, – мямлил майордом.

– И я не могла подумать, – голос Ирмы яростно зазвенел в тишине столовой, – что попаду в столь непрезентабельный дом! Я была о герцоге и его слугах лучшего мнения. Иначе бы не приехала.

Она резко выкинула руку, и вся посуда со стола полетела на пол, разбиваясь на крупные и мелкие осколки. Ирма невозмутимо поднялась из-за стола.

– Извините, господа! Что-то нервишки расшатались.

Она повернулась и, гордо вскинув голову, пошла к дверям. А оттуда приказала:

– Карина, принесите мне завтрак в спальню.

Через некоторое время в дверь спальни постучали – служанка принесла завтрак. Ирма с аппетитом принялась за еду, а служанка осталась стоять перед ней навытяжку.

– Не стойте статуей, Карина, присаживайтесь, – предложила госпожа. – Расскажите, как дела обстояли после моего ухода.

Та всплеснула руками и прижала их к лицу:

– Ужас, госпожа Ирма! Семь лет работаю у герцога, а подобного не видела.

Ирма снисходительно усмехнулась:

– Естественно, милая. Ваш герцог до этого не собирался жениться. Правильно?

– Ой, он предложил вам выйти замуж?

– Предложил.

– А я дивилась, чего Станислав Андреевич кричал: «Она во стократ хуже наших женщин! О чём он только думает? При дворе и так ходят о нас всякие небылицы. Теперь она!» Это он, значит, о вас. А потом выхватил телефон и вышел.

Ирму слова служанки развеселили.

– Побежал жаловаться хозяину на злую тётеньку? Хорош майордом! А что там ещё происходило?

– Доктор хохотал и говорил, что вы ещё всем покажите, где раки зимуют. А его, дескать, не затрагивает. Он лечит кормилиц, а с ведьмой пусть герцог сам разбирается. Олег Иннокентьевич только разводил руками на претензии Станислава Андреевича, говорил: «А что я могу? Босс предупредил, чтобы к ней не приближались и помалкивали. Он, вероятно, чувствовал, какой кавардак она устроит. Видел, как вся посуда слетела?»

– Чувствовал, значит? Посмотрим, насколько он прозорлив.

В этот момент на столе зазвонил мобильник. Ирма усмехнулась:

– Ха! Лёгок на помине. Выйдите, Карина! Мне нужно поговорить с любимым женишком.

– Внимательно слушаю тебя, зайчик, – пропела она, включив соединение.

– Ирма, что ты там вытворяешь? Караген почти в истерике. Говорит, ты всю посуду побила, ходишь по дому обнажённой.

– Ах, зайчик! – начала нудить в трубку Ирма. – Мне так скучно сидеть одной. Ни массажиста, ни стилиста. Маникюр весь обломан, бельё куплено в-супер-ма-ар-кете-е. Твои-лю-юди-ха-амы-и-тупы-ые-идио-оты-ы... – она захныкала.

– Малыш, сейчас им прикажу. Всё будет в лучшем виде.

– В лучшем виде, говоришь?! – она почти перешла на визг. – В каком лучшем виде! Ты там с вампирками развлекаешься, а я здесь вынуждена терпеть хамство и пренебрежение!

– Лапочка! Не кричи так! У меня ухо от визга заложи...

Она не дала ему договорить:

– Ах, ты ещё и недоволен?! Думаешь, взял из провинции, то на мне можно экономить? Разъезжать по приёмам и балам, а меня держать на затрапезной дачке?!

– Какая муха тебя укусила?

– Не муха, а трёхсотлетний старикашка-вампир! Больше не звони! И приготовься, зайчик, увидеть свою поганую дачку в развалинах. Слуг–кровососов – трупами, пусть только ко мне приблизятся. Целую тебя, мой птенчик, в горлышко. Знай, старикашка, я тебе это припомню!

– Ирма! Ирма!

Она отключила телефон и, мстительно глядя на потухший экран, произнесла:

– Счастливо повеселиться, козлик, – а потом крикнула:

– Карина, зайди!

И приказала передать, если ещё через полчаса не будет массажиста, она спуститься вниз и головы всем, кого встретит на своём пути, откусит.

Через тридцать пять минут к ней зашёл массажист, сопровождаемый Роталлом и Кариной. Массажистом оказался светловолосый широкоплечий алиус с голубыми глазами. Но Ирму его цвет глаз не мог обмануть. Она знала, что очень многие алиусы носят цветные линзы, поэтому их трудно отличить от обычных людей.

Служанка застелила диван простынёй. Массажист положил на стол баночки с кремами и ароматическими маслами.

– Я вам сделаю полный успокаивающий массаж, госпожа, – лучезарно улыбаясь, проговорил он мягким баритоном.

– Хорошо, голубчик, – ответила Ирма, сняла халат и, ослепляя мужчин совершенством округлых форм, легла на диван. – Но замечу малейшие поползновения с твоей стороны? Загрызу!

Массажист вопросительно посмотрел на Роталла. Тот подтвердил слова женщины кивком головы и добавил:

– Так точно.

Массажист умащивал её тело около часа, а Ирма в это время обдумывала свою теорию насчёт лиц кровососов:

«Уж не из-за того ли, что у них при растягивании губ видны клыки, чуть более длинные, чем у людей, они совсем не улыбаются. Возможно, их с детства к этому приучают. А когда приходится демонстрировать своё расположение и доброжелательность, получается карикатура на человеческую улыбку. В сущности, они не так уж и отличаются от людей, чтобы это бросалось в глаза с первого взгляда. Просто бесстрастные лица-маски. В этом они чем-то сродни с монголоидной расой. У тех тоже лица-маски, только не продолговатые, а круглые. Ну, а удивляться они, наверное, перестают после первой сотни прожитых лет. Вот и становятся похожими на манекены – ни радости жизни, ни удивления ею».

За раздумьями она расслабилась и даже задремала, а пробудилась от позвякивания баночек, собираемых массажистом. Полчаса её не тревожили, и она блаженно отдыхала, расправляя каждый мускул после «замеса», а потом пришёл парикмахер «колдовать» над её рыжеватой гривой. Ещё час ушёл на педикюр и маникюр. Потом над её лицом трудилась визажист. Далее она отбирала понравившиеся образцы эксклюзивного белья и одежды из коллекций, привезённых четырьмя коммивояжёрами, присланными из столичных бутиков. Освободилась Ирма только к трём часам пополудни.

Когда она спустилась в столовую, там уже ожидали Караген, официантка и китаец во всём белом. По колпаку на голове она определила – повар.

– Знаю, что вы, Ирма Генриховна, часто ходили в китайские кафе. Вот прекрасный повар Ли Сян-цзян. Надеюсь, он порадует вас не только изысканной китайской, но и европейской кухней, – учтиво наклонив голову, сказал Караген.

«Угу, – подумала Ирма. – Значит, накрутил вам герцог хвосты. Засуетились, забегали. Даже отдельного повара мне нашли».

После обеда она посмотрела программу новостей и велела Карине привести Светлану.

– Пойдём, Светочка, прогуляемся, а то мне одной скучно. Покажешь территорию, и что на ней расположено.

Ирма взяла Светлану под руку, и они вышли во двор. День стоял солнечный, тёплый.

– Вы меня сегодня напугали, госпожа, – сказала Светлана, когда они прогулочным шагом шли по дорожке мощёной плитами.

– Правда? Не для вас, девочки, этот спектакль разыгрывала. Для обнаглевших вурдалаков, которые, по-моему, забыли, как нужно вести себя при дамах.

– Теперь верю, что уничтожали плохих парней. Это необыкновенно! Взмах рукой – и вся посуда на полу. Мне бы так уметь.

– Не дай тебе бог, Светочка, такое умение. Оно убивало не только плохих парней, но и хороших людей губило. Пока поняла, что можно, а чего нельзя – ох, и наворотила же бед! Теперь этот груз будет вечно висеть на моей душе камнем.

– А скажите, госпожа Ирма. Почему вы пришли... ну, такая... полуобнажённая, что ли? – Светочка явно терялась, подбирая слова.

– Света. Мы же договорились, что не будешь выкать.

– Я не должна с вами говорить как равная. Раньше думала, что Игорь Валерьевич привёз вас в качестве кормилицы.

– Вообще-то, Света, я добровольно сюда приехала умирать. Но, посмотрев на творящиеся безобразия, передумала. А пришла так потому, дорогая, что презираю упырей. У них даже собственных чувств почти нет, а гонора – воз и маленькая тележка. Пойми, Светочка! Чувства – это энергетика тела. Они их не имеют, следовательно, собственной энергией почти не располагают. Ток крови по сосудам тоже создаёт свои энергетические поля. Упыри стараются пить нашу кровь прямо из сосудов. Всё у них заимствованное. Они обыкновенные паразиты, нелюди. Ты перед собакой или гориллой не постеснялась бы раздеться?

Света отрицательно покачала головой.

– И я не стесняюсь, – продолжила Ирма. – Животные раздетого человека воспринимают органично, ведь сами не напяливают на себя тряпок. А эти двуногие хищники могут с гордостью тебе рассказывать, какие они цивилизованные и сердобольные интеллектуалы, переставшие убивать людей. Но тотчас с грустью заметят, что заплатили дорогую цену сокращением жизни. Вся их культура – не путь духовного развития, а приём мимикрии – не более. Вот и представь, Светочка, какой бы была наша цивилизация, если бы ею не управляли вурдалаки.

Она замолчала, вылив накопленное раздражение на внимательную слушательницу, потом, тяжело вздохнув, призналась:

– Эх, Светочка! Я сама наполовину такая, как они. В себе это ненавижу, вот ненависть перенесла и на них. Живи как раньше и не слушай меня. Но если он тебя обидит – только скажи. Паразит узнает силу моего гнева, обещаю.

Светлана испуганно и недоверчиво внимала рассуждениям Ирмы.

– Как же собираетесь здесь жить? С ними? У герцога, кажется, есть относительно вас планы.

– Матримониальные? Не знаю, дорогая. Умирать было всё равно от чьей руки, а жить... Наверное, позволю любить своё тело... А душу? О душе пусть заботится Господь.

Они попали на аллею из елей и лиственниц. Ирма увидела у самого забора коттедж, перед которым расстилалась забетонированная площадка. Фасад выходил на площадку двумя высокими гаражными воротами.

– Это гараж? – спросила Ирма.

– Да. На первом этаже гараж, бытовые помещения, а на втором ночуют шофера и охрана.

– Ночуют? А где живут?

– В городе. У герцога два огромных особняка в районе Арбата, рядом с Кремлём.

– Да? А здесь загородный дом? Вроде дачи, что ли? Вы сюда выезжаете на лето?

– Иногда, но сейчас, так понимаю, мы здесь из-за вас.

Ирма расхохоталась:

– Ха-ха-ха! Ну, да, я же необузданная провинциальная львица. Меня страшно показывать знакомым аристократам. Вдруг перегрызу кому-нибудь горло. Именно так житье-бытье здесь и поняла. Пойдём, Светочка, посмотрим на машины господ-вурдалаков.

Они зашли в ворота, и Ирма сразу остановила свой взор на чёрном красавце, мотоцикле «Ямаха». Такой же, правда, немного мощнее, хотел приобрести Саша после очередной выставки-распродажи своих работ. Поэтому байк она так запомнила. Хромированные части и полированная чёрная поверхность мотоцикла не отпускали, поблескивая и маня.

– Какой красавец! – восхищённо воскликнула Ирма.

– Любите мотоциклы, госпожа? – спросил, подошедший алиус, шофёр, подвозивший их из аэропорта. На вид ему было лет сорок или чуть больше, небольшого роста, тёмные волосы топорщатся ёжиком, карие глаза глубоко посажены, подтянутая, даже щуплая фигура не потеряла гибкости.

– Мой муж мечтал о таком, – ответила Ирма. – Он гонял на "Скайлайне", но хотел приобрести «Ямаху».

– Он был профессиональным гонщиком?

– Нет. Архитектором, художником и стритрейсером в свободное время.

– У вас был муж? – округлила глаза Светлана.

– Да, Светочка. Но осенью прошлого года он разбился.

– Из-за гонок?

Ирма горестно вздохнула:

– Из-за меня, милая. Поехал за лекарством в другой город по пурге и слетел в овраг.

– У вас не хватало лекарств?

– Мне лекарства привёз дипломат из-за границы. Я сильно болела и чуть не умерла.

– С Игорем Валерьевичем вам не придётся страдать от болезней.

– Ну, хоть какая-то польза от этих... хм… – она покосилась в сторону шофёра. – Но иногда, Света, душевная боль бывает намного сильнее физической.

– Стальной конь заправлен? – спросила она у шофёра.

– Заправлен, – ответил он. – Он всегда в готовности. Хозяин иногда любит погонять на нём по Рублёво-Успенскому шоссе.

– О-о? Но, сдаётся мне, он для хозяина немного мелковат. Объём двигателя всего один и три десятых литра. Скорость выше ста пятидесяти километров выжимает с трудом. Каждую выемку задом чувствуешь. Хотя... думала, что у герцога любимое занятие... превращение в летучую мышь и подглядывание в чужие окна.

– Такие познания, откуда? – спросилалиус, делая вид, что не услышал её издевательского намёка, акцентируемого в фильмах про вампиров.

– Как вас, голубчик, зовут?

– Владимиром.

– Так вот, Владимир. В человеческих семьях, если жена не полная блондинка, а немного с рыжинкой, вот как у меня, – она ухватила одну свою прядь, демонстрируя ему, – то досконально знает о предмете страсти мужа. Рада бы иногда не знать, но он все уши прожужжит. А я многие увлечения мужа разделяла. Любила его, хотя вам понять такое недоступно.

Ирма хмыкнула, увидев заинтересованный, пристальный взгляд шофёра:

– Хм. Несите быстренько шлем. Я почти год не садилась на байк.

– Вы поедите? – Света всплеснула руками.

Затарахтел двигатель.

– Тебя, Светочка, не возьму прокатиться. Боюсь, с непривычки сама могу не туда заехать и грохнуться, – громко ответила Ирма, одевая шлем.

Сначала она тихонько объезжала дорожки на территории усадьбы, а потом, подъехав к автоматическим воротам, посигналила. На террасу вышел охранник и что-то сказал. Из-за треска мотоцикла и шлема на голове она ничего не расслышала. Ирма поманила его к себе рукой. Охранник неохотно подошёл.

– Что бубнишь?! – спросила она.

– Не поступило распоряжение вас выпускать! – прокричал он.

Ирма заглушила двигатель, сняла шлем и, сузив глаза, медленно спросила:

– Чего ты сказал, болван?! Кем не велено? Зови быстренько Роталла! Одна нога здесь – другая там! Через две минуты его не будет? Дух из тебя вышибу!

Её начало понемногу потряхивать – вскоре могла начаться трансформация, которую требовалось сдерживать. Алиус в мгновение ока оказался на террасе около входной двери. Но не успел он её открыть – в дверях появился Роталл. Видя выражение крайнего гнева на лице девушки, начальник охраны поспешил разрядить напряжённость:

– Успокойтесь, госпожа! Вам не о чем переживать! Моя вина, что не предупредил работников открывать ворота по первому вашему требованию.

Через минуту ворота открылись, и байкерша выехала на длинную улицу, тянущуюся через весь посёлок с огромными особняками, похожими на небольшие дворцы. Проплутав по посёлку минут пятнадцать, она остановилась у сосновой рощи, сняла шлем и долго вдыхала свежий тёплый воздух мая, наполненный хвойным духом; потом, оставив байк, подошла к ближайшей толстой сосне, погладила шершавый ствол, прижалась спиной, закрыла глаза.

«Здравствуй, хозяин! – мысленно поприветствовала Ирма духа хвойной рощи. – Дай мне силы и мудрость принять свою судьбу. Мы с тобой одной крови».

Она выдернула несколько волосков и обмотала их вокруг ствола сосны. Вскоре почувствовала усиление терпкого, хвойного запаха, необыкновенную лёгкость и радость в душе. Постояв так немного, поклонилась до земли со словами:

– Спасибо тебе, мой друг! Здесь мне всё чужое. Повсюду враги. Лишь ты – мой помощник!

Ирма подобрала маленькую хвойную веточку с земли и прикрепила себе в петельку нагрудного кармашка лёгкой голубой куртки, потом завела мотоцикл и поехала к загородному особняку Гортона. Сегодня она провела лишь небольшую разведку. Побег наметила на следующий день.

После ужина позвонил Гортон. Сначала она не хотела брать мобильник, но тот не унимался. Вздохнув, Ирма ответила:

– Да, зайчик. Соскучился среди вампирок, холодных, словно ледники Антарктиды?

– Очень соскучился, маленькая. Без твоего взрывного темперамента я, как рыба, выброшенная на берег. Снулая, холодная и печальная.

– Ты мои возможности переоцениваешь. Я не атомная электростанция, не смогу десятки лет поддерживать твой жизненный тонус.

– А мы будем друг друга заряжать.

Она усмехнулась:

– Смотри, как бы цепная реакция не началась.

– Постараюсь не допускать. Немного успокоилась, маленькая? Теперь всё – по-твоему?

– Угу. У вас там музычка. Слышу, развлекаетесь? Ну-ну, развлекайтесь, Ваша Светлость!

– Первый и последний раз, когда посещаю подобные мероприятия без тебя. Девочка, твоя ревность беспочвенна, – убеждал герцог.

– У ментов есть такое выражение: был бы столб, а придраться найдём к чему. Это, чтобы не тешил себя сладостными иллюзиями предстоящего брака. Одумайся, Гортон, пока не поздно! Тебе и подчинённые советуют.

– Лапочка, что тебе там наговорили? – в голосе Гортона ей послышались нотки тревоги.

– Какая разница?! – воскликнула Ирма, сдерживая смех, и отключила телефон.

– Спокойной ночи, козлик, – произнесла она, положив телефон на стол.

Спускаясь на вечерний моцион перед сном, в тупичке коридора первого этажа она услышала разговор охранника и шофёра.

– Долго мы здесь будем торчать? – ворчал шофёр. – Хозяин всегда любил девочек, что морщили ему член, а не мозги.

– Не знаю, – угрюмо ответил охранник. – Лучше держи своё мнение глубже. Не ровен час хозяин пронюхает. Из-за этой ведьмы Сторк погиб. Может, она делает классно и то и другое?

– Хотел бы я испытать.

– Угу, испытай. Адреналинчику захотелось? То-то он стечёт тебе в башмаки. Не видел её зверем? А Сторк рассказывал...

– Кто тут комиссарского тела захотел? – спросила девушка, выходя из-за угла. Она сейчас была как никогда сильна, получив поддержку духа сосновой рощи. В коридоре стоял полумрак. В темноте сверкнули зеленоватые глаза обоих алиусов. Ирма ударила «силой» и разбросала их в разные стороны.

– Ну, кто ещё хочет меня попробовать? – спросила она зло. – Это вам не бедных девочек насиловать и высасывать втихаря.

Ирма повернулась и пошла к себе в спальню. Там взяла деньги, немного вещей и разыскала Роталла.

– Передайте Гортону. Пока не научит свою челядь уважать меня, пусть не приближается. Буду биться насмерть. А сейчас открывайте ворота. Я уезжаю. И не вздумайте останавливать!

На улице начало смеркаться. Она подъехала к воротам на рычащем мотоцикле – те стояли открытыми. Выехав из посёлка, девушка направилась по шоссе в сторону, куда двигалось большее количество транспорта.

 

6

 

Бьёшься бабочкой в огне,

Крылья страсти обжигая.

На ладошку сядь ко мне.

Я, в восторге замирая,

Заслоню от разных бед.

Мой цветочек, ты – прекрасна!

Залечу ожога след.

Брось ребячиться напрасно!

 

Она, не торопясь, катила на «Ямахе», ожидая погони, пиликанья сирены или гаишника с жезлом, выскакивающего из кустов. Но относительная тишина и спокойное движение транспорта располагали к размышлениям.

«Почему решилась сорваться в никуда, на ночь глядя? Почему сегодня выпустили без разговоров, а позавчера закрывали на ключ? Для какой цели он меня разыскивал? Почему вначале запугивал, а потом решил жениться?»

Все эти вопросы требовали ответа.

Разворошив алийское гнездо, и как-то отплатив за доставленные неприятности, Ирма хотела дождаться ответной реакции. А чтобы найти хоть какое-то разумное объяснение в череде поступков и фактов прошедшей недели, следовало в спокойной обстановке и на нейтральной территории обдумать, сопоставить, проанализировать. Это ответ на первый вопрос.

Третий вопрос пока не имел явного и однозначного ответа, а второй и четвёртый были взаимосвязаны.

«Как он меня нашёл? Через картины? Но он не подтвердил и не опроверг это. Предоставил довольствоваться собственной догадкой. Вдруг ему обо мне доложили менты? Вполне правдоподобный вариант. Не зря Сабелев предлагал затеряться в миллионном городе. Намекал?

Гортон постоянно лгал, значит, с самого начала жениться не собирался. Семейные отношения, строящиеся на лжи и изворотливости, разваливаются даже у людей, где счёт идёт на годы. Мне он предложил не одно столетие. Опять лгал?

Говорил, что выспрашивал обо мне у знакомых. Значит, должен был понять, я не из робкого десятка. Не сразу, так потом смогу отплатить за причинённые притеснения и унижения. И весь его стройный план пойдёт на слом, натолкнувшись на моё упрямство. Глупо полагать, что меня можно использовать втёмную. А герцог явно не глупец. Так что же? Не хватило времени и желания завоёвывать сердце провинциалочки? Поэтому этого дал указание открыть ворота? Слишком хлопотным оказалось дело? Не-ет. Такие властные люди… и нелюди тоже, не привыкли отступать от задуманного. Не мытьём так катанием они добиваются своего.

Вначале, наверное, хотел взять кормилицей. Он же ничего не знал о моей звериной сущности. Когда узнал и убедился воочию, то изменил решение – на женитьбу. Что ж, логично, кроме одного: для какой надобности рассказывал, что алиусы чувствуют чувствами кормилиц? Нормальная женщина постоянно будет держать в уме, что его ласки предназначены не ей, а для удовлетворения себя, любимого. О таких вещах полезнее молчать и вешать женщине лапшу на уши о своих чувствах к ней. А у него хватило наглости спрашивать, что он сделал не так. Как бы он теперь не уверял, что бы ни рассказывал – у меня всегда будут сидеть занозой слова об отсутствии чувств и любви у алиусов. Кстати... почему назвался именно вампиром? Ну, назвался бы алиусом – я бы сразу и не поняла, ударилась в расспросы… а так сразу ясно – жуткий монстр. Думал, истерить начну, умолять, сволочь лживая!..

И всё-таки не остановили, а выпустили – почему? С шестью алиусами я бы не справилась. Это распорядился Гортон, но по какой причине? Хотя… удерживая женщину под стражей, трудно рассчитывать на её благосклонность. И шантажировать меня нечем…»

За размышлениями она незаметно добралась до Московской кольцевой. Двигаясь по ней, гадала, в каком направлении ехать дальше. Выбор пал на Ленинградское шоссе.

«Буду наматывать километры, пока хватит бензина», – решила она.

Когда окрестности уже охватила ночная тьма, впереди замаячила стенд, извещающий, что она въезжает в город Клин.

На городской улице, в которую плавно перешло Ленинградское шоссе, Ирма увидела девушку, стоящую на автобусной остановке. Девчонка была небольшого росточка, темноволосая, в светлой курточке, узких тёмных брючках и на высоченных шпильках. Подкатив к ней и сняв шлем, Ирма спросила:

– Не подскажите, где можно снять комнату или номер в гостинице?

– А вам надолго?

– Вскоре нашлась бы работа, думаю, надолго.

– Вы откуда?

– Сейчас – из Москвы, а вообще – от границы с Китаем.

– Далековато забрались… в поисках счастья?

Ирма хмыкнула:

– Хм… Думала в поисках удачи, а оказалось – беды.

– Что так?

– Фирма одна у нас нарисовалась, – придумывала Ирма на ходу. – Нанимала девушек для работы горничными в дома к богатым московским бизнесменам. Обещали платить хорошие деньги в евро.

– И как?

– Нас набирали для работы в подпольном борделе.

– А ты сбежала?

– Один из охраны решил со мной поразвлечься. Саданула его бутылкой по голове, выбежала во двор. Смотрю, стоит мотоцикл со шлемом на руле. А у меня дома парень был, гонял на мотике и меня научил. Боялась, что менты задержат, но ничего… пронесло.

– Тебе бы спрятать нужно мотоцикл, – сказала девушка, разглядывая его с интересом. – Дорогая штука, по нему сразу след отыщут.

– Его пока бы на платную стоянку поставить. Потом скину по дешёвке. Но сначала ночлег нужно найти.

– Если немного есть денег – с жильём помогу. Живу у хозяйки, в двухкомнатной квартире. С подругой. У нас большая комната. В маленькой девчонка жила. Неделю назад замуж вышла и перебралась в Москву, к мужу.

– А ты сейчас куда?

– Домой. Вон в магазине работаю, – девушка показала на светящуюся рекламу продовольственного магазина.

– Дом далеко?

– Нет, две остановки на автобусе.

– Тогда садись. Только шлема лишнего нет. На гаишников бы не нарваться.

– Ничего. Поехали! Три квартала вперёд, а там через дворы.

Девушка уселась сзади, обхватила Ирму за талию, и они покатили по указанному маршруту. Пассажирка кричала Ирме на ухо куда сворачивать, сквозь какие дворы и проулки проезжать. Вскоре девушки остановились возле панельной пятиэтажки.

– Давай знакомиться, – сказала темноволосая девчонка. – Маша.

– Ирма.

– Я сейчас позвоню знакомому. Он живёт за три дома отсюда, – сказала Маша, набрала номер на мобильном телефоне и затараторила:

– Привет, баламут! Чмоки-чмоки… Два раза мало? Перебьёшься! Сегодня ко мне не собираешься?.. Хорошо. Приезжай сейчас на отцовском микрогрузовичке… Проблемка. У девушки, что с нами будет жить, – байк. Его нужно пристроить на вашей автостоянке. Да… Жду.

– Сейчас приедет, – повернулась она к Ирме.

Вскоре подъехал микрогрузовик. Из него вышел парень крупного телосложения.

– Что за байк? – спросил он.

Ирма слезла с мотоцикла и отошла в сторону.

– Вещь! – парень одобрительно покачал головой. Он загрузил мотоцикл в кузов. Потом они втроём зашли в подъезд.

Квартира оказалась на первом этаже. Вскоре пришла хозяйка, вызванная Машей. Сговорившись о цене, Ирма заплатила за месяц проживания. Через полчаса появилась Катя – ещё одна квартирантка. Застеклённая дверь в комнате Ирмы выходила на лоджию. Обстановка комнаты была скудной: кровать, шифоньер и стул. Наволочку и две простыни Ирме дали соседки по квартире.

Машин друг, которого звали Валерой, Ирме намекнул:

– В квартире прописаться следует.

– Хорошо, – усмехнулась Ирма, снабжая парня деньгами. – Но за продуктами и напитками съездишь сам.

Когда Ирма застелила кровать и начала раскладывать пожитки, зашла Маша. Оглядев соседку, её вещи, она сузила глаза и, усмехнувшись, сказала:

– Скажи, сколько стоит твой прикид?

– А что?

– На тебе вещи от кутюр. Не похоже, что такие шмотки выдают в борделе.

– Ты глазастая, Машка, – улыбнулась Ирма. – Откуда знаешь?

– Маринка, что с нами жила, работает в престижном бутике в Москве. Там видела похожие тряпки. Сбежала от богатого папика?

– Сбежала от жениха, пока его охрана ловила мух. Наверное, разыщет и через день-два явится.

– Поедешь с ним?

– Ни в коем случае! Пусть сначала прочувствует свою вину. Там посмотрим.

– А если силой заберёт?

– Пусть попробует. – Ирме было весело. Она представила ту свалку, которая будет в квартире. Нет, в квартиру пускать его с бандой кровососов нечего. Ни к чему девчонок пугать.

– Борьбой занималась? – удивилась Маша, оглядывая соседку с ног до головы.

– И борьбой тоже, – коротко ответила Ирма.

Когда вернулся Валерий с продуктами и выпивкой, они устроили посиделки вчетвером. Потом Маша с другом куда-то ушли, а Ирма легла спать.

На следующий день она погуляла по городу, купила продукты и кое-какие товары для хозяйственных нужд. Вечером в их квартире появился Валерий. Потягивая пиво и закусывая копчёным лещом, принесённым Машей с работы, он заявил, глядя на Ирму:

– Тебя, красавица, разыскивают очень крутые люди.

– Не сомневаюсь. Дал бы им адресок, разумеется, за деньги. Им меньше хлопот, и тебе – барыш.

– Хочешь, чтобы тебя нашли?

– Не хочу, но найдут.

– Зачем сбежала? Мотоцикл чужой прихватила?

– Они мотоцикл разыскивают или меня? Если меня – не вздумай его кому-нибудь загнать. Эти люди круты и опасны настолько – ты даже не представляешь. За меня не переживай. Не тронут. Наверное, будут пасти, чтобы опять не подалась в бега, не более.

– Тоже крутая?

– А ты думал! Предложила бы одно дельце, но у тебя кишка тонка.

– Ты меня не знаешь. Вдруг решусь.

– Посмотрим, что день грядущий принесёт. Потом поговорим.

На следующий день, ближе к обеду, Маша, готовившая на кухне гуляш, увидела в окно три подъехавшие машины с затемнёнными стёклами и крикнула новой соседке по квартире:

– Ирма! Иди сюда! Не к тебе ли гости пожаловали?

Она в лёгком коротком халатике и шлёпанцах подошла к окну.

– Они.

Ирма не хотела впускать Гортона с охраной в квартиру, поэтому сама вышла во двор. Возле «Бентли» стояли Гортон и Роталл, а рядом с двумя джипами – по охраннику.

– Что ж всю свору не притащил, ловить бедную девушку?

Она стояла напряжённая и прямая с гордо поднятой головой. Сзади что-то скрипнуло. Ирма быстро обернулась и расплылась в улыбке – Машка приоткрыла форточку.

«Ох, любопытная варвара!» – покачала Ирма головой.

– Ирма, могу подойти и поздороваться? – спросил Гортон.

– Можешь, но – один.

Он подошел, обнял и поцеловал девушку в макушку, видимо, понял по её сверлящему взгляду, что поцеловать в губы не даст, а светловолосая макушка была как раз чуть ниже его подбородка.

– Добрый день! Поехали домой, маленькая. Я соскучился. Сердце изранено. Хватит вредничать, – вполголоса произнёс герцог над её ухом.

– А у тебя сердце есть? В книжках пишут, что оно холодное и мёртвое. К тому же раны у вас быстро заживают. Сама видела, – ответила Ирма также вполголоса.

– Ну, что за ребячество, Ирма?! Будем во дворе выяснять отношения?

– Ты, так понимаю, напрашиваешься в гости?

– Да. Нам нужно спокойно поговорить.

– Помню, Игорь, чем закончилось «спокойно поговорить» в прошлый раз. На своих ошибках умею учиться.

– Ты меня ставишь в глупое положение.

– Ах, герцог! Верноподданные бульдоги увидят, что не всё в мире Вам подчинено? Убей меня и восстановишь имидж кровожадного, властного правителя.

– Ирма, хватит глупости молоть! Пойдём в машину или в квартиру. Всё обсудим.

– Игорь, ты забыл. Я – женщина, значит, не способна шевелить мозгами. Во мне одни эмоции и гормоны. С такой разговор короткий. Запугать, опоить, через плечо перекинуть и увезти.

– Ещё злишься?

– Прежде, чем лезть в мою квартиру, узнал бы: кто я, что я, с чем меня едят.

– Прости, но тебя требовалось срочно увезти. При твоём характере не получилось бы. Пришлось идти на крайние меры.

– Причина, – коротко поинтересовалась Ирма.

Они говорили тихо, и любопытная Машка прилипла к форточке. Ирма недовольно глянула в её сторону. Герцог, проследив за взглядом, взял Ирму за руку и повёл к машине, говоря на ходу:

– Не бойся! Увозить насильно не стану. Девчонка ничего не должна слышать. Выбирай, что лучше: стареть ей память или забрать с собой?

– Прекрати распоряжаться людьми, будто бессловесными рабами! – резко ответила она.

Удалив шофёра из машины, герцог с девушкой сели на заднее сидение.

– О тебе первым узнал мой старший брат, – начал своё повествование Гортон. – Его секретарь в Интернете увидел твой портрет, предлагаемый для продажи с аукциона. Сообщил Вазару. Тот приказал приобрести картину, а тебя разыскать. Когда нашли – ты находилась в больнице. Еле успели спасти, напоив нашей кровью. Брат попросил проследить за тобой. Тогда я и узнал о твоём существовании. Нанял лучшего профессора в области гематологии. Тебя начали лечить по новейшей технологии лекарством, изготовленным из моей крови. Помнишь, после выписки из больницы тебя раз в месяц вызывали на тесты, делали уколы, вливали кровь?

– Да, помню.

– Вначале всё было хорошо, а потом пошло на спад. Во-первых, я не знал, что ты – алия, и тебя лечили как обычного человека. Да, анализы показывали отклонение от нормы, но врачи думали, что это новый, неизвестный вирус. Во-вторых, ты страдала от потери близких, хотела умереть, вторая сущность нуждалась в питании кровью. Но оказалось, за тобой следили не только мы, но и люди из одного тайного общества.

– Хранители ключей? Теймур – один из них. Они хотели ставить на мне опыты, – уточнила Ирма.

– Вот видишь! Требовалось принять срочные меры, чтобы вышла из депрессии, стала нормально питаться, находилась под охраной.

– Зачем я принцу Крови понадобилась?

– За тем же, зачем и мне. Правда, он женат, имеет сына-подростка, а я такую необычную женщину ждал триста лет. Я обманул, утверждая, что три недели следил за тобой. В городе работал мой человек. Докладывал и получал инструкции. Я прилетел в день нашей встречи. Ты меня очаровала, сразила. Решил, ни за что не отдам брату.

– Гортон, знаю, ты – умный вампир, изучал психологию, умеешь говорить, что хочет слышать женщина. Пожалуйста! Не говори о любви, – глядя в глаза мужчине, попросила девушка.

– Маленькая, перестань называть меня вампиром. Мы называем себя алиями, что в переводе на русский означает – иные. И прошу, забудь всё, что говорил ранее. Тогда я пытался тебя запугать, чтобы не сопротивлялась. Ирма, я не бесчувственный истукан, поверь! Я не столь эмоционален, как ты, но я – мужчина. Думаю, многое зависит и от среды. Ты, например, тоже иная, но воспитываясь среди людей, постигла любовь и глубокую привязанность. От страданий и тоски до сих пор сжимается твоё сердечко, а пылкости и дерзкой бесшабашности в тебе хоть отбавляй. Этим ты мне мила и дорога. Рядом с тобой я становлюсь более раскованным. Забываю о положении и прожитых годах. Моё чувство, детка, может быть не такое, какое привыкли люди называть любовью. Но оно есть, и оно – любовь к тебе. Поверь, со мной тебе будет хорошо, я постараюсь, – убеждал её алиус.

– Оно – тёмное, жестокое. Оно меня подавляет, – пожаловалась Ирма, внимательно следя за лицом герцога во время разговора. Он, кажется, не лгал, но чего-то вновь не договаривал.

– Это наша сущность, не до конца изжитая, – глядя ей в глаза, проникновенным голосом пояснил Гортон. – Давай так. Ты будешь жить в загородном доме. Я уеду в Москву. С тобой останется обслуга, часть охраны. Забирай Светлану. С ней не будет скучно и одиноко. Там твоя территория. Чтобы не говорила, будто над тобой властвую. Но к свадьбе начнём готовиться с сегодняшнего дня.

– Отчего такая спешка? – встревожилась девушка.

– Два месяца на подготовку. Разве спешка? За это время лучше узнаешь меня. Согласна стать моей женой? – его голос был так нежен, и в вопросе слышалось столько надежды, что Ирма задумалась.

Гортона она не любила, если сравнивать с тем чувством, которое испытывала к Саше или Теймуру. Он – нелюдь, и она его мало знала, но, как ни странно, отвращения к нему не питала, как раз – наоборот. Герцог был красив, силён, прекрасно сложен, заботлив, умел дарить умопомрачительные ласки и, в принципе, мог стать неплохим мужем.

«Да, у него властный, жёсткий характер, но и я давно не подарок, – задумалась Ирма над предложением герцога. – Моя звериная сущность для вампира – тьфу, дьявол! – для иного. Но какой, к бесу, иной? Кровосос он и есть кровосос, как не переиначивай… Боже мой, о чём это я? Что же делать? Согласиться и не тянуть кота за хвост? Тысячи женщин живут без любви и, кстати, неплохо живут. К его «ужимкам и прыжкам» стала привыкать. Рассказывал, что у алий семья существует всего тридцать лет. Врал или не врал? Да без разницы! К тому времени Гортону надоем, или мы друг друга поубиваем. Так что лучше нам своевременно разойтись. Становиться наложницей женатого Вазара? Ну, нет, такого счастья мне не надо. Лучше подарить доброту и нежность грозному герцогу-монстру, ведь сама не лучше – тоже монстр. Смягчу его нрав, спасу чью-то жизнь или судьбу, рожу ребёнка. А что? Вдруг такое возможно, и у меня появится настоящая семья, холод одиночества отступит на время. А будет рыкать да командовать – пошлю к такой-то бабушке и вернусь домой».

– Я согласна, – ответила девушка. Герцог растянул губы в улыбке и поцеловал ей руку. Потом достал из кармана коробочку отделанную красным сафьяном, вытащил серебристое кольцо с красным камнем и надел на палец невесте. Металл плотно, но очень мягко обжал безымянный палец. Она почувствовала, как от камня под кожу и далее в сосуды и капилляры поползли невидимые нити, словно гадкие черви. Ощущение не из приятных. Она со страхом взирала то на Гортона, то на руку, но шевеление в ладони так же быстро закончилось, как и началось. А камень кольца ожил. В нём появилось пурпурное сияние. Гортон обнял Ирму и нежно поцеловал в губы.

– Поздравляю, моя сладкая! Ты стала моей женой. А свадьба – лишь дань моде.

– Ты меня обманул! – возмущённо воскликнула девушка, пытаясь стянуть кольцо. Все усилия оказались напрасными, кольцо словно вросло в палец.

– Разве? – спросил герцог и стал, убирая локоны, осторожно покрывать поцелуями её шею, не обращая внимания на усилия девушки по снятию кольца. – Я спросил… согласна ли… стать моей женой. Дал время… на раздумья… не торопил. Могла дать ответ… завтра или через неделю… Ты обдумала… и согласилась.

Ирма, прекратив мучить руку, недовольно отстранилась:

– Мог бы и сказать, что кольцо врастает. Оно одевается на всю жизнь?

– Да. Но разве сей факт важен? – невозмутимо поинтересовался новоиспечённый муж и одной рукой обвил девушку за талию, а другой стал поглаживать плечико, стараясь освободить от лёгкой материи халатика. – Или думала, что у нас, как у людей? Сегодня – расписались, назавтра – развелись. Алиус своё намерение серьёзно обдумывает. Это не собачки на случке.

Он оголил плечо жены и потёрся щекой о нежную кожу.

– Запомнил? – спросила она, понимая, что теми издевательскими мыслями обижала его.

– Вот видишь! Алиус способен обижаться. Не совсем уж мы бесчувственны.

Гортон потянулся губами к её плечу:

– Поедем домой, жёнушка?

Ирма вновь отстранилась:

– Нет, дорогой упырь. Сегодня вечером сама приеду. Главное, не забывай об обещаниях. Кольцо кольцом, но я не вампи… э-э-э… иная, воспитана на других понятиях и законах. Помни об этом.

– Буду ждать, любимая. – Гортон поднёс руку жены к своей щеке, сжав ладонь. – Охрану оставлю. Теперь ты – герцогиня, очень важный член нашего общества. Хочешь, открою секрет?

– Какой? – тревожно спросила Ирма, ожидая любого подвоха от новоявленного мужа на свою шпильку. Она могла бы сдержаться и не называть его упырём, но елейный голосок жестокого кровососа при слове «жёнушка» – взбесил:

«Сволочь и обманщик! Какая я ему жёнушка?»

– Была бы человеком, кольцо тебя бы убило. А оно вросло и стало с тобой единым целым, – абсолютно спокойно, будто о незначительном пустячке, вроде расстегнувшейся пуговки или растрепавшейся причёски, поведал Гортон и потёрся щекой о тыльную сторону её ладони, пристально глядя в глаза.

– Ты мою жизнь подвергал опасности? Где твоя любовь и забота? – потребовала объяснений герцогиня.

– Разве? Вернее освободил бы от себя и зверя, дав новую жизнь. Ты так хотела свободы… Это ли не любовь и забота о счастье любимой? – ответил он с затаённым ехидством. Ей стало понятно, что с муженьком не будет скучно, он умеет держать удар, ничего не упускает и не оставляет без внимания. С ним нужно держать ухо востро.

А дальше последовало что-то очень странное. Глаза кровососа почернели. Ирма в них заглянула и ужаснулась:

– Ты случаем не демон, Гортон?

Тьма в его глазах сильнее сгустилась, зрачки запылали, как горящие угольки. Герцог улыбнулся. Удивительно, но на его лице, обычно холодном, выражающем лишь властность и превосходство, будто предназначенном для чеканки на монетах, в этот раз был задействован каждый мускул, и улыбка получилась человеческой, тёплой и немного таинственной. Нечеловеческим было свечение лица. Едва уловимое, мягкое.

– Чтобы любить такую, приходится познакомиться с Тьмой.

– Что-что? Что ты сказал?! – удивлённо воскликнула девушка, широко распахнув глаза.

– В тебе сидит животная сущность, и она не солнечный зайчик.

Он наклонился и припал к её губам в страстном поцелуе.

«Гортон определённо что-то скрывает. Теймур однажды произнёс эту фразу слово в слово, и у него также почернели глаза, озарилось лицо, а крылья…» – озабоченно думала девушка, пока длился поцелуй. Но вот он поднял голову – лицо вновь стало непроницаемым, надменным, будто минутой раннее перед ней сидел совершенно другой мужчина. Ирму пробрал озноб.

«Вдруг алии, Хранители и я сама – выходцы не из этого мира? – от такой мысли её бросило в жар. – Нет-нет, в игру «Маска, я тебя знаю» играть не собираюсь. Может, под личиной этих… как их там… алиусов скрываются какие-нить жуткие демоны? Хранители – рептилии, я – зверь. Нда… прям какой-то зоопарк. Нет, от таких открытий пропадает сон, аппетит и портится цвет лица. С меня достаточно львицы. Намекать Гортону, что видела у него чёрные крылья за спиной – боже упаси! Лучше прикинуться слепой, глухой и вообще – дурочкой, оно безопаснее и спокойнее будет».

Но любопытство взяло своё, она не выдержала и осторожно спросила герцога:

– Что-то ещё хочешь мне рассказать?

Он пожал плечами и ответил:

– А что бы ты хотела узнать?

– Ну-у… – Ирма замялась. – Какую-то семейную тайну или о происхождении… как ты там говорил?.. Алиус перфектус, что ли?

– Именно так, иной совершенный. Видишь ли, милая, наше происхождение так же скрыто в глубине веков, как и происхождение людей. Остались только легенды, и они не тайна. У моей семьи тоже особых тайн нет. Мать – королева Акаши. Брата ты видела. Отец погиб почти двести лет назад.

Ирма поняла, что говорить о своих странностях он не собирается, и настаивать не стала.

«Значит, сидящий в нём демон – это не устрашение. Скорее – я не должна была его увидеть. Что же… он мне ничего не показывал – я ничего не видела. На том пока и остановимся».

 

Алии уехали, а Ирма вернулась в квартиру. Любопытная соседка спросила:

– Слышала, ты его назвала герцогом. Он, правда, герцог?

– Правда, Маша. А подслушивать нехорошо. Лучше о них забудь и никому не рассказывай. Могут похитить и убить только за то, что их видела.

– Ху-у, – выдохнула Маша. – Жуть! Мафиози? Как угораздило с такими связаться?

– Длинная история. Тебе её лучше не знать. Мне придётся выйти за него замуж. А герцог тайны семьи тщательно охраняет. Ладно, Маша. Буду собираться. Позвони Валерию. Скажи, что заберу сегодня мотоцикл.

– Уже уезжаешь?

– Уезжаю. С Игорем поговорила. Некоторые проблемы, думаю, разрешили. Он будет жить в Москве, я – в загородном доме.

– Думала, у вас ссора из-за женщины.

– Я его не люблю, поэтому не ревную. Ссора у нас из-за его желания контролировать меня, навязывать своё мнение.

– Мужики – собственники и деспоты, – констатировала Маша и ушла в кухню.

В шестом часу вечера Ирма пошла к автостоянке, чтобы забрать мотоцикл. Джип с охраной медленно ехал за ней – это жутко раздражало:

«Они не охраняют, а больше привлекают внимание».

Может, мысль возникла, как предупреждение перед надвигающейся бедой? Кто знает? Через несколько минут, когда она переходила перекрёсток на зелёный сигнал светофора, из встречного потока машин вылетела «Нива» и перегородила дорогу джипу с охраной.

Заскрипели тормоза.

Заскрежетало сминаемое железо кузова.

Послышался звон разбившегося стекла фары.

Пока Ирма поворачивала голову назад, чтобы посмотреть на аварию, из стоящего рядом «Опеля», выскочили двое парней.

Один из них схватил её за руки.

Другой парень, высокий и чернявый, быстро уколол чем-то в шею.

Девушку поволокли к машине.

От неожиданности Ирма не успела как-то отреагировать.

Её затолкали в салон.

Она почувствовала, что тело становится ватным, закричала:

– Пустите!

В этот момент загорелся зелёный свет.

«Опель» взвизгнув шинами, понёсся по улице в сторону выезда из города. Она дёрнулась несколько раз, стараясь высвободиться из крепких мужских рук, и стала проваливаться в тёмный колодец беспамятства.

 

7

 

Пусть он ходит по жизни брутальный –

В суете дни как птицы летят, –

Но не знает причудливой тайны:

Ждут его много дней уж подряд…

Сердце жгут, призывая ночами,

Представляют ту встречу в мечтах

И ласкают глазами, речами

Зыбкий образ у сна на плечах.

И его сей призыв потревожит,

Вдруг заставив проснуться в тоске,

Иль услышать: «Я жду», или, может,

Ощутить поцелуй на щеке…

Очень нежный, как смех ангелочка,

Дуновение от взмаха крыла…

И мурашки по телу, и точка,

Будто в теле застряла игла.

 

Охранники сразу доложили Гортону о похищении девушки. Назвали госномер и марку машины. Он корил себя, что пошёл у Ирмы на поводу. Нужно было действовать решительно, не давать слабину, подчиняясь её капризам. Камень на его кольце горел пурпурным, но слишком бледным сиянием, значит, пока она жива, но находится в бессознательном состоянии.

«Бедная девочка, – думал герцог. – Вероятно, что-то вкололи или придушили, чтобы потеряла сознание и не сопротивлялась. Понятное дело! Её трансформация могла им стоить жизни. Только неожиданность нападения спасла их поганые шкуры. Кто мог пойти на такое дерзкое похищение? Вероятнее всего… Вазар или Хранители ключей».

Вначале он позвонил своему секретарю Михаилу Владимировичу Голикову, или князю Арош де Тюредору, приказал связаться с дорожной инспекцией столицы и области. Требовалось срочно ввести план перехват, чтобы Ирму не увезли слишком далеко. Также дал указания выйти на соответствующие структуры, чтобы по сигналу с мобильного телефона определили нахождение владелицы. Ещё следовало узнать из надёжных источников в аппарате принца Крови, не отправлял ли тот кого-то по делам в Москву или ближние регионы страны, не собирается ли сам в вояж.

Сам Гортон Вентру Остнорский вызвал вертолёт и тяжёлой поступью Командора прохаживался, ожидая на площадке за особняком.

«Больше никогда так не поступлю, – рассерженно рассуждал он, меряя широкими шагами площадку. – Её безопасность важнее надутых губок и сердитых глазок. Позлится, побеснуется, выпустив пар, и успокоится. Пусть лучше буду властным деспотом, чем вислоухим лохом, у которого из-под носа выкрали жену. И где? На своей же территории! Что бы Вазар не предпринял, он на публичный скандал не пойдёт. Вековые традиции нарушать себе дороже. Сразу поднимут голову Тремеры и Бруджи, начнут роптать и затевать интриги финансово-олигархические кланы людей. Да и королева-мать сквозь пальцы на такое не посмотрит. Но брат – хитрая бестия. Он может всё обставить таким образом, что герцогиню похитили террористы из секты Саббат или кто-то из Носферату».

«В конце концов, – решил Гортон, – я у себя дома. Дал указание таможне шерстить все машины на границе, аэропорты и железнодорожные вокзалы взять под усиленный контроль. Потребуется – закрою границы, но жену не дам вывезти. Хуже, если её похитили Хранители. Эти люди на всё способны. Не боятся ни смерти, ни пыток, поэтому могут быть жестокими с другими. С моей девочкой!»

От ярости и бессилия алиус до хруста сжал ладони и заскрипел зубами.

Ирма нужна была герцогу как воздух или кровь. Во-первых, она могла пройти в параллельные миры. Об этом он узнал, когда наблюдал за ней на берегу Амура, попутно сканируя мысли. Тогда вторая сущность девушки ослабла и не могла защитить от проникновения. Проводниками, открывающими порталы, не одно столетие были люди из ордена «Хранителей ключей». Они свои секреты держали в строжайшей тайне. Именно они, а не отдельные группки отщепенцев-алиев из разных кланов, игнорирующие «Уложение о правах и наказаниях», являлись врагами номер один для клана Вентру. Хранители не только держали в тайне секреты открытия порталов, но и собственное членство в ордене. За всю историю, что помнил Гортон, удалось отловить лишь пятерых, но добиться от них ничего не смогли. Те не боялись смерти, спокойно покидая истязаемые тела, или уходили, открывая портал, по недосмотру охранников. Из параллельных миров Хранители приносили новейшие технологии и за баснословные деньги продавали заинтересованным организациям через третьи руки и фирмочки-однодневки.

Во-вторых, Гортон мечтал о наследнике. Сын должен стать великим правителем и магом, которому Альмент, сын Вазара, в подмётки бы не годился. Следовательно, через двести лет у алийского общества появится выбор – его сын или Альмент. Это согласно букве «Уложение», но Альмент мог неожиданно погибнуть по разным причинам. Алии, которых люди называли вампирами, не бессмертны, как пишут в книгах и снимают в фильмах. Ради сохранения своего существования в тайне они старались предстать перед человечеством бессмертными, хоронящимися в гробах, мёртвыми чудовищами. Человечеству не следовало догадываться, что бок о бок с ним живёт другой вид, и homosapiens не венец матушки-природы. Лишь немногие в правящих верхушках государств знали об их существовании, более того, были ставленниками алиев, их агентами влияния. Для этого Гортон, Вазар и Акаши имели собственный аппарат управления и свои спецслужбы.

В-третьих, за триста-четыреста предстоящих лет, которые он намеревался с ней прожить, Ирма могла родить не только сына, но и нескольких дочерей. Чтобы иметь такую жену, которая унаследует от матери очень многое на генетическом уровне, высшие столпы алийского общества становились бы в очередь. А герцог решал бы, кому своих дочерей отдать в жёны, а кому решительно отказать.

Он основательно оценил все положительные и отрицательные стороны брака, распланировал будущее и вдруг…

«Нет! – решил герцог, – Не позволю ни кому испортить мой план! Такой шанс выпадает раз в жизни. И я его не упущу».

В наушнике запищало – Арош просил принять сообщение. Секретарь передавал последние новости. Принц Крови, оказывается, покинул свою резиденцию за несколько часов до того, как разъехались приглашённые, то есть ещё позавчера ночью. Уехал тайно, возможно, предупредив самых близких и надёжных подданных, поэтому об его отъезде стало известно только сегодня. Мобильник герцогини посылает сигналы от Ленинградского шоссе в сторону города Клин, а «Опель» с таким номером один гаишник видел в районе Сокола. Автомобиль пронёсся на большой скорости, поэтому тот обратил внимание и запомнил, но сообщение о перехвате от начальства пришло несколько позже.

– О, дьявол! – выругался Гортон, – Везде расхлябанность и бардак.

Уже в вертолёте дал указание стянуть милицию и собственные силы безопасности к Соколу. Всех проверять, следить за подозрительным поведением людей и арестовывать без лишних разговоров. Особое внимание обратить на особняки, офисы, кафе, корпуса учебных заведений и так далее. Ирму, вероятнее всего, в жилом многоквартирном доме удерживать не станут – слишком рискованно. А сам с Роталлом и несколькими охранниками решил проследить за сигналом с мобильного телефона и узнать, кто им на данный момент владеет.

Среди городских улиц предпочли не садиться – это могло вызвать ненужный интерес. Поэтому вслед за вертолётом к Клину поехали два джипа. Гортон вызвал и небольшой фургон из центрального гаража в Москве.

Сигнал привёл к платной автостоянке. Двух парней, сидящих в сторожке автостоянки, привели в фургон. В кармане у одного оказался мобильник Ирмы. На стоянке нашёлся и мотоцикл Гортона. Герцог у парня с мобильником спросил:

– Как звать?

– Валера, – ответил насупившийся парень мощной комплекции.

– Значит так, Валера. Задаю вопросы. Отвечаешь чётко и быстро. Не отвечаешь, врёшь или тянешь резину, – алиус открыл чемоданчик и достал скальпель, – отрезаю этим ножичком по кусочку кожи размером с твою ладонь. И так буду резать, сдирая кожу, до тех пор, пока не начнёшь чётко отвечать. Понял?

Парень, надеясь на свою силу, хотел оттолкнуть Гортона и бежать. Молниеносным движением руки Роталл схватил его за правую руку. Рывок – и рука парня повисла плетью. Он дико закричал от боли.

– Послушай, щенок! – в глазах у герцога плавала ярость. – Это тебе не перед девками мускулами играть. Первый вопрос. Откуда у тебя мобильник?

– Нашёл, – ответил парень, морщась и ощупывая руку. Гортон покрутил скальпель в руке, кивнул своим людям, чтобы крепче держали. Но тут заговорил второй парень, сидящий в наручниках, смекнувший, что после Валерки костоломы примутся за него.

– Ему дала девушка, чей байк он привёз на стоянку.

– Знаешь её? – повернулся Гортон к нему.

– Видеть не видел. Валерка рассказывал, что она позавчера поселилась рядом с его подружкой. Говорил, будто сбежала из борделя, прихватив мотоцикл.

При этих словах Роталл усмехнулся, покачав головой, но наткнувшись на свирепый взгляд Гортона, посерьёзнел. Герцог обернулся к Валерке:

– Сама отдала телефон? Или как?

– Отдала сама, – буркнул Валерка.

– Когда?

– Сегодня.

– Где?

– Тут на стоянке.

– По-моему, ты меня не понял, – Гортон расстегнул его куртку, разорвал рубашку и провёл скальпелем по груди, глубоко проникая режущей кромкой в трепещущую плоть. Валерка пытался высвободиться, но его крепко держали Роталл и другой алиус. Он стонал, скрепя зубами от боли. То была не самая страшная боль. Дикую боль он почувствовал, лишь герцог немного подрезав ножом край кожи, стал медленно отдирать лоскут от мышц груди. Из большущей раны закапала кровь. Глаза у алиусов загорелись хищным огнём. Вообще-то Гортон мог получить нужную информацию, не издеваясь над парнем. Однако ярость герцога была столь велика, что требовала чьих-то мук и жертв.

– Заклей ему рот скотчем, – равнодушно сказал герцог начальнику охраны, – а то орёт как резаный поросёнок. Только прохожих смущает. Пока всего освежую, может толпа собраться.

– Я скажу! Всё скажу! – умоляющим тоном заголосил Валерка со слезами на глазах.

– Говори, – пристально посмотрел ему в глаза Гортон. – Знаешь тех людей, что похитили Ирму?

– Я их не знаю. Они пришли вчера на стоянку. Заплатили штуку баксов и сказали, что заплатят столько же, если увезу мобильник куда-нибудь подальше и спрячу. А через день могу себе забрать. Сказали, что позвонят и укажут место. Там будет телефон и деньги.

– С этими всё, – сказал герцог Роталлу вполголоса и вышел из фургона, оставив парней на расправу охранникам. Через пару минут к нему присоединился Роталл.

– «Ямаху» забрать я распорядился. Щенков захоронят где-нибудь подальше, – сказал он герцогу и вдруг опешил. Глаза герцога будто остекленели, на скулах заходили желваки. Он зарычал во весь голос и так хватил кулаком по левому переднему крылу фургона, что округлый металлический бок прогнулся. Вылетела фара и вдребезги разбилась об асфальт.

– Проклятье! – заорал Гортон.

– Что случилось, босс?

– Она кричит. Зовёт на помощь. Быстро мне карту Москвы! Быстро!

Роталл кинулся к одному из джипов и через несколько секунд стоял возле Гортона с раскрытой картой. По тому, как босс шумно выдохнул и сосредоточенно затаил дыхание, Роталл понял – Ирма вновь позвала на помощь.

 

***

 

Она очнулась на жёсткой кушетке от острой боли в левой руке, когда открыла глаза – ужаснулась.

На её лице был огромный намордник, сваренный из стальной проволоки диаметром не менее пяти миллиметров. Держался он на ошейнике из металлической полосы, холодящей ей шею. Чуть повернув голову, Ирма больно оцарапалась о необработанную поверхность сварки. Руки и ноги оказались пристёгнутыми к металлическим наручникам, приваренным к каркасу кушетки. Около левой руки копошился мужчина в очках и белом халате, стараясь толстой иглой попасть в вену. Ирма дёрнула рукой и охнула – игла опять вонзилась куда-то в мышцу. Мужчина вытер пот со лба и зло сказал:

– Чего дёргаешься? И так не могу попасть.

Шприц был пуст, а мучитель, видимо, хотел набрать в него кровь и больно тыкал в локтевой изгиб мимо вены.

Ирма собрала в себе силы и мысленно крикнула:

«Гортон, помоги мне!».

И вновь через минуту:

«Гортон, прошу, помоги мне!»

Она не знала, давно ли находится в руках похитителей, но надеялась, что её крик, как импульс, на который истратила большую часть своей «силы», дойдёт до герцога. В следующий миг она собрала остатки «силы» и закричала, глядя на мучителя со шприцем. Мужчина отлетел к противоположной стене, ударился о кафель головой и сполз на пол безвольной тряпичной куклой.

Пальцы на левой руке, перетянутой жгутом, почти онемели. Ирма решила воспользоваться передышкой. Расслабилась, закрыв глаза. Следовало сконцентрироваться, собрав силы, для последнего сражения. Через несколько минут послышались шаги, и дверь открылась. Она приоткрыла глаза и увидела плотного мужчину с сединой на висках и недовольным выражением на лице.

– Ай-я-яй! Людмила Георгиевна! Из-за обычной процедуры устроили целое сражение. Александр – единственный медик среди нас. А вы его головой об стенку. Не хорошо, – сказал он, щупая пульс на шее очкарика. Толстяк покопался в коробках на стеклянном столе. Найдя ампулу с аммиаком и разломив, сунул под нос очкарику. Тот дёрнул головой, приходя в себя.

– Не знаю, кто вы, но заковать женщину в железо – слишком! Чего же ожидали от меня с таким обращением? – наблюдая за приведением в чувство мучителя, высказала своё возмущение девушка.

– Дорогуша! Это меры предосторожности. Вы закованная что творите, а отпусти вас… Через минуту станете львицей, кинетесь и разорвёте нас на куски. Я видел того бедного человека, которому вы откусили голову, – спокойно пояснил толстяк.

– Так это ваши люди измывались над мужем?

– Нет, не наши. Но за деньги, выполняющие любую работу.

– Собакам – собачья смерть, – подвела Ирма черту под дискуссией о своей опасности. А толстяк постарался призвать к смирению, давая понять, что в таком закованном положении ей придётся находиться не один день:

– Людмила Георгиевна, будем взаимно вежливы! Александр возьмёт у вас кровь на анализ. Только и всего. Вам с нами придётся жить долго. Надеюсь, сотрудничать будем плодотворно. Прошу, давайте обходиться без эксцессов.

– Издеваться изволите? – гневно воскликнула девушка. – О какой вежливости и сотрудничестве может идти речь? Я прикована и в наморднике, словно дикий зверь. Вы мне напоминаете фашиста Менгеле. Наверное, тоже был культурным мучителем и убийцей.

Помолчав, она раздражённо спросила, видя, что толстяк собрался уходить вместе с очкариком:

– Милейший, а жгут кто снимать будет? Или хотите оставить меня без руки?

Очкарик крадучись подошёл к кушетке и снял жгут. Ирма постаралась пошевелить онемевшей рукой.

– План похищения долго разрабатывали? – усмехнулась она, глядя на толстяка.

– Вначале мы о вас ничего не знали, – ответил он, держась за ручку двери. – Теймур Стрельцов держал всё в секрете. Он сообщал, что нашёл необычную девушку, пытался выяснить, какими способностями она обладает. Короче, несколько сообщений, но все вокруг да около. Вдруг он погибает. Я, так понимаю, это вы его отправили к праотцам?

– Правильно понимаете. Потому и отправила, что грозился привезти сюда.

– Но почему не хотели сотрудничать? Обследовать неведомые миры увлекательно.

– Он не рассказывал о методах обращения и прохода в другие миры?

– Нет. Он открывал для вас портал?

– Вот и прекрасно, – констатировала она, не желая отвечать на вопрос жестокого похитителя, и в свою очередь спросила:

– Когда поняли, что его убила я?

– Когда расследовали освобождение курьера Поспелова. Шила, как известно, в мешке не утаить. Брать тогда вас поостереглись – сильная ведьма и у милиции в разработке. Приобрели одну акварель через родственников. Поняли, что обнаружили необычный экземпляр.

«Нда, – подумала Ирма. – Говорит обо мне, словно о вещи или животном. Выходит, была права, что держала свои способности в секрете. Иначе давно бы заковали и посадили в клетку».

– Потом вами заинтересовались алии: лечили, охраняли, – продолжал толстяк. – А это уже серьёзный поворот. Они давно рвутся в параллельные миры. Для чего вы нужны Гортону, как думаете?

– Для чего? Просветите, – попросила Ирма, ожидая раскрытия тайны своего приезда в Москву.

– Гортон борется со старшим братом за власть. В их борьбе вы – один из главных козырей. По этой причине мы вас и похитили. Наша позиция – не дать преимуществ младшему брату из семейки Акаши. Он более жесток и опасен. Пока они перетягивают одеяло власти то в одну, то в другую сторону, соблюдается паритет сил между алиями и людьми.

– Да что во мне такого козырного? – изумилась девушка.

– Не столько в вас, сколько в ваших будущих детях.

Услышанное Ирму поразило. Она, простая девчонка из глубинки, никогда не думала, что попадёт в эпицентр борьбы тайных закулисных мировых лидеров. Однако Хранители ключей были ничуть не лучше кровососов. Те хотя бы не заковывали в железо, как зверя, пока не собирались ставить над ней опыты, и в этой опасной ситуации могли помочь только они.

– Отдохните, Людмила Георгиевна. Обдумайте сказанное, и тогда, надеюсь, поймёте, что мы поступили правильно. Через полчаса придёт Александр взять у вас кровь. Это необходимо для наших исследований. Полагаюсь на ваш разум и понимание ситуации, – такими словами закруглил беседу толстяк.

Мужчины вышли, а девушка закрыла глаза. Сдаваться она не собиралась.

 

***

 

Вазар Вентру Вестмирский, давая приём в замке Уодвик в ста пятидесяти милях от Лондона, вечером того же дня от своего осведомителя из окружения Гортона узнал, что брат пытается его надуть, рассказывая о том, что девушке нужно пока остаться в Москве и привыкнуть к алийскому образу жизни. На самом деле младший брат собрался на ней жениться, и в данный момент идёт притирка их сложных характеров, искря, как короткое замыкание в высоковольтных проводах. Принц Крови не раз себя ругал, что понадеялся на брата, переложив на того заботу о Милочке. Но была причина – он боялся её упрямства и своей несдержанности, боялся, что его поступок был напрасным, что она его отвергнет или вспомнит и поймёт, и тогда смерть одного из них неизбежна.

Принц вспомнил образ девушки, каким его увидел в первый раз, но не на портрете, висящем восемь месяцев в его кабинете, а в больнице. Его люди, разыскавшие художницу, доложили, что той день ото дня становится хуже. На личном самолёте Вазар с немногочисленной свитой вылетел в Хабаровск. Оттуда на автомобилях добрались до губернского города, в котором она жила. В больницу принц Крови явился глухой ноябрьской ночью. Пока помощники работали в приёмном покое с охранником и медперсоналом, принц поднялся на этаж, где размещалось отделение гематологии. Вдруг в коридоре, пошатываясь и держась за дверь, появилась женская фигура в длинной ночной рубашке. Вазар с трудом в ней узнал красавицу с портрета. Девушка была худа и бледна, тонкая кожа просвечивала, черты лица заострились. Она отпустила дверь, за которую держалась, сделала шаг в его сторону, покачнулась и стала падать. Принц успел её подхватить, занёс в палату. Девушка была без сознания. Она будто ждала алиуса – свою последнюю надежду на спасение. Вазар уложил больную на кровать, сам опустился подле кровати на колени, прокусил запястье и стал своей кровью капать на её бледные губы. Одна, две, три капельки… Казалось, она уже не дышит, и его действия бесполезны. Но вот посиневшие губы чуть приоткрылись, и он вздохнул облегчённо – девушка, перед которой грозный властитель западных и южных земель стоял на коленях, как перед иконой, оживала. Её возвращение к жизни давалось алиусу с трудом и болью. Припала бы она к его руке, высасывая кровь, было бы проще. Но у неё на это не хватало сил. Принцу приходилось через каждые две-три минуты прокусывать своё запястье, быстро зарастающее вновь. Через несколько минут собственного истязания, Вазар увидел, что больная задышала более ровно, а пульс на её тоненькой шейке стал наполненным. И тут девушка открыла глаза, казавшиеся огромными озёрами на худеньком лице, посмотрела на Вазара, на его окровавленную руку и, испугавшись, панически зашептала:

– Нет! Нет!

Не имея сил бороться с удерживающей рукой алиуса и отстраниться от капающей крови, больная умоляюще глядела на него и плакала. Он губами осушал её мокрые щёки и тихонько шептал с небольшим акцентом:

– Тихо! Ни плащь! Тихо!

Сердечко девушки колотилось, как у испуганной птички. Алиус легонько коснулся её мятущегося разума и приказал успокоиться, всё забыть и уснуть. Вскоре дыхание больной выровнялось, губки порозовели. Принц себе позволил всего лишь одну вольность – прикоснулся губами к ключице красавицы, над которой пульсировала жилка, и так несколько минут ощущал биение жизни под тонкой кожей.

Он успел отвести умирающую от последней черты. Но алиус понимал: недостаточно отодвинуть миг кончины – девушке требовалось лечение. Он ещё не знал, что она – иная, что частое кормление алийской кровью ей не повредит, что муж девушки погиб. Вазар, не пугая медперсонал и не наводя тень на репутацию художницы, сделал так, чтобы на больную обратили внимание, а не ждали её ухода. Он отнёс заснувшую девушку в коридор, по пути погремев диванчиком, стоящим в коридоре. Потом из-за угла смотрел, как прибежали медсестра и санитарка, а вскоре пришёл врач, и больной поставили капельницу.

Следующей ночью Вазар пришёл убедиться, что Лазаренко не стало хуже. Он уже знал о гибели её мужа, – это вселяло надежду, что художницу можно забрать с собой. Принц сел на табурет и уставился на девушку поблескивающими волчьими глазами. Вдруг в тёмном углу палаты появилось белесое пятно. Пятно росло, набирало объёмность. Алиус в своё время учился у известного шамана, поэтому сразу понял – призрак. Серебристая дымка весьма условно походила на человеческую фигуру. В своей голове он услышал слова:

«Спасибо, за спасение жены. Знаю, вы давно ищите способ открытия порталов. На сотом километре трассы, по которой сюда приехали, есть съезд. Ключ лежит под самым большим валуном. Береги мою девочку! Она импульсивная и упрямая, но очень ранимая».

Призрак подплыл к кровати, постоял немного, нагнулся к изголовью и белесой дымной лентой втянулся в угол, из которого появился. Девушка крепко спала, свернувшись калачиком. Вазар послушал её ровное дыхание, поправил разметавшиеся волосы, поцеловал в щёку и вышел.

Утром алиусы обследовали указанный участок. Снега пока выпало немного, поэтому золотой перстень со вставкой из металла с красноватым отливом они быстро нашли. Только Вазар надел перстень на средний палец правой руки, как сразу стали происходить странные вещи. Перед глазами принца закружился хоровод образов, различных сценок. В голове стали появляться чужие мысли, обрывки фраз и диалогов. Впервые в жизни ему стало плохо. Появилась смутность сознания, подкатила тошнота, тяжело дышалось. Он приказал отвезти себя в гостиницу. К вечеру состояние принца несколько улучшилось, но он изменился.

Хранители ключей обладали одним секретом: они проходили обряд, по которому энергетика перстня и личность хозяина сливались воедино. Когда хозяин погибал, его личность хранилась в перстне, переходя и подавляя личность следующего носителя, владельца «ключа». Так происходило с людьми, а личность принца Крови оказалась сильной, поэтому подавить её не удалось. Но и принц Крови полностью не мог одолеть Хранителя. Это был уже не человек, но и не тот высший алиус, каким являлся прежде. У него появилось множество чужих воспоминаний, желаний, чувств, идей. И желания Хранителя иногда вступали в противоречие с желаниями принца.

Такой мятущейся личностью на третью ночь явился Вазар-Теймур в палату к Милочке, ведь желание видеть её было обоюдным. Хотя подкатывал и страх – она могла не принять его в новом обличии, и это неудивительно: иногда была упряма, как ослица, если что втемяшит себе в голову. Он взял спящую девушку на руки и, прокусив своё запястье, поднёс руку к её губам. Она проснулась, увидев незнакомца, начала слабо вырываться.

– Зая, не дёргайся! Будь умницей. Пей! Посмотри, до чего ты себя довела. А я ведь предупреждал, – сказал алиус без всякого акцента.

– Кто вы? Отпустите! Ради бога не надо…

Она поперхнулась и закашлялась, размазывая по лицу слёзы и кровь. Лишь Милочка прокашлялась и задышала нормально, он вновь плотно прижал прокушенную руку к её губам.

– Нет, ты будешь пить! – шептал он яростно. – Я ещё не простил тебе подлого убийства, а капризы выслушивать вообще не намерен.

В своей ярости кровосос был страшен: глаза сияли зелёными огоньками, из-под верхней губы торчали два клыка. Вырваться из его объятий девушка не могла. Милочке пришлось подчиниться. Когда он решил, что она выпила достаточно, зализал свою рану на запястье, а, глянув на её лицо, засмеялся:

– Ну, ты и страшилка!

Алиус потянулся за полотенцем, висящим на спинке кровати, намочил его в кружке с водой, стоящей на тумбочке, и отёр лицо девушке.

– Я говорил, что не откажусь от тебя. Вот и вернулся.

Он наклонился за поцелуем. Милочка видела перед собой чужое лицо с торчащими клыками и дикими, волчьими глазами. Оно было непривычным, и от того жутким. Девушке казалось, что она бредит, и в её галлюцинациях Теймур предстал клыкастым демоном.

– Зря вернулся. Я люблю Сашу, а с тобой не буду никогда. Ни-ког-да! – сказала она тихо, но твёрдо.

– Что? – он схватил её за горло.

– Ты – демон. Убирайся! Хочешь убить меня? Убей! – яростно глядя ему в глаза, хрипела Милочка. – Может, тогда ты успокоишься… и успокоюсь я.

Вазар заскрежетал зубами готовый исполнить её пожелание – но, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, полностью взял себя в руки. Он понял, что в таком состоянии не может находиться рядом с девушкой. Тем более безответственно через день увозить её с собой, а убивать такую бледненькую и беспомощную, рука не поднималась. Вот если бы она напала, ненавидя и проклиная за сотворённое им зло, тогда другое дело. Вновь убегать он не собирался, а сражаясь, в пылу ярости мог бы и убить. Но не в данный момент. Им обоим требовалось время, чтобы разобраться в себе. Алиус коснулся её разума, стирая воспоминания о себе. Вскоре Милочка расслабилась, задышала ровно и спокойно. Принц поцеловал её на прощание.

«Как интересно сложились наши судьбы, сошлись дороги?.. В течение трёх дней всё кардинально изменилось. Я стал другим. Она для меня стала другой. Уж в кого-кого, а в алиуса не ожидал превратиться. Мечтал о нашей встрече, надеялся, что ей хватит ума выжить. Зря, чудак, надеялся. Знал, какая она упрямая. Впрочем, рано или поздно всё равно нашёл бы и выкрал… А Поспелов-то оказался молодцом. Не мальчишка, а мужик-кремень. Не выдал ордену тайны. Должны были поймать и пытать. Жаль – не распознал этого в нём сразу. Считал падким на деньги хитроватом. Как он меня с Милочкой-то обставил, а? Мастак! Нда, ревность и месть. Человеческие эмоции… они-то и мешали, поэтому не рассматривал его в качестве носителя. Это был бы самый лучший вариант. Хм, для кого? Вот именно… для кого…», – размышлял принц, вспоминая спасение любимой девушки.

Вначале, когда приобрели её портрет кисти неизвестного художника, принц Крови, увидев задумчивое и грустное лицо, решил привезти красавицу к себе в качестве кормилицы. Послал доверенного сыщика разузнать всё о ней. Оказалось, что красавица замужем и тоже отлично рисует. Там по указанию Вазара сыщик купил у частного коллекционера полотно её кисти под названием «Бесприютная душа». Картина оказалась очень странной. Изображённый на ней ангел рвался в небеса. Ему преграждала путь стая злобных чёрных птиц. Под ангелом земля пылала костром. Иногда, подолгу рассматривая картину, Вазар видел, что ангел плакал, и крупные слезинки катились по полотну. В другой раз ангел хватался за одно крыло и вырывал из него перья, бросая в огонь. Тогда он и понял: художница непростой человек, а за грустным взглядом прекрасных глаз скрываются боль и тайна. Ему страстно захотелось с ней познакомиться, и не только познакомиться – видеть женщину-тайну подле себя, разговаривать с ней, разгадывать. Узнав, что Лазаренко больна и может умереть, принц решил сам помочь ей в выздоровлении, а потом, похитив, привезти в свой замок. Но судьба распорядилась по-иному.

Теперь, сидя в загородном доме под Москвой, он ждал сообщения от своей команды. Вазар был зол как чёрт:

«Вот, значит, какой подарок решил преподнести мне Гортон. Ну-ну».

Неделю назад младший брат позвонил и сказал, что привезёт художницу на день рождения принца Крови. Последние тесты показали, что девушке опять становиться хуже, а ему-де нет времени с ней возиться. Пусть Вазар не злится на его забывчивость – дел полон рот. Но ради круглой даты – трёхсот тридцатилетия старшего брата – он готов забросить все дела и съездить за девушкой. Однако на торжество Гортон прилетел один и начал что-то мямлить о двух необходимых месяцах для адаптации Лазаренко. Принц постарался сдержаться и брату своего настроения не показать, опасаясь насторожить и спровоцировать на стремительные действия. Он понял:

«Гортон, прохвост, что-то задумал, не зря же перед этим целый месяц тянул с отправкой Милочки в Лондон, кормя пустыми обещаниями».

Так оно и оказалось.

Принц Крови расхаживал по кабинету и поглядывал на часы. Ему доложили, что девушка вышла из дома. Он с нетерпением ждал Милочку. Минуты неумолимо медленно тянулись. Его люди уже должны были выкрасть девушку из-под носа немногочисленной охраны Гортона. Вазар наметил несколько планов похищения. Брат не мог держать невесту два месяца под замком. Днём Милочка отказалась ехать с герцогом, и это было удачным стечением обстоятельств. Вазар-Теймур усмехнулся:

«Зая в своём репертуаре. Упрямства ей не занимать».

Команда Вазара ждала девушку рядом со стоянкой, на которой она оставила мотоцикл.

Зазвонил телефон. Принцу доложили, что неизвестные их опередили – девушка похищена.

 

8

 

Как вышло, что нынче – ничья?

Бумажный листок на воде.

Мечтаю, но вновь не твоя,

Спешу я, но вновь ни к тебе.

Какие-то люди вокруг

Смеются, снуют и ворчат.

Как холодно, дальний мой друг!

Как ходики громко стучат!

 

Выслушав доклад, Вазар позвонил доверенному лицу из окружения Гортона и узнал, что герцог вылетел на вертолёте в Клин, но приказал своим охранникам и милиции проверять дома и подозрительных людей в районе Сокола. Других сведений принцу Крови не требовалось – он знал, кто похитил девушку.

После того, как личность Хранителя вошла в него через «ключ», Вазару пришлось инкогнито почти пять месяцев лечиться у видных западных светил в области психиатрии. Срастание личности Хранителя с личностью алиуса проходило не очень гладко, иногда с эксцессами. Слишком различались их темпераменты. Хепруамин был холериком, а Вазар – флегматиком. Однако нормы морали и политические взгляды у них почти совпадали, что давало врачам и ближайшему окружению надежду на благоприятный исход. Но трудность гармонизации личностей обнаружилась в сущем пустяке – в курении. Табак вреден для здоровья иного, и столетняя привычка Хранителя изматывала нервы принцу Крови, делая того раздражительным, резким. Ведение дел в южных и западных землях на период болезни Вазара королева Акаши возложила на секретаря, лорда Гекхема, и ближайшего соратника принца, лорда Широна. Болезнь принца королева держала в строжайшей тайне, недолюбливая младшего сына за жестокость, несговорчивость и вероломство. Последний месяц Вазар был полностью спокоен и адекватен, приступил к своим обязанностям «либерального правителя и охранителя демократических ценностей». Правда, некоторые в высших эшелонах власти, как алийской, так и человеческой, всё же заметили, что принц стал более жёстко, а иногда и коварно, проводить свои решения в жизнь, неохотно идти на компромиссы. В Верховной Лиге родов шептались, что Вазар из «тайной инспекции» (такую официальную версию распространил кабинет королевы) вернулся «Гортоном номер два», обвиняя в этом «руку Москвы».

Вазару Вентру Вестмирскому не требовалось посылать своих людей для оцепления центрального офиса «Хранителей ключей» – алии, как и обычные люди, в здание не могли пройти. Члены ордена входили и выходили из офиса в районе Мемориального или Чапаевского парков, открывая порталы. Принц Крови пару месяцев назад пробовал открыть портал, но стабилизации прохода добиться не смог. То ли он пока не видел в умении насущной необходимости для себя, то ли несогласованность личностей мешала концентрации необходимого количества энергии. Но сейчас опасность грозила его женщине, и это помогло сконцентрироваться на единственном устремлении – спасении любимой. А для этого следовало попасть в логово Хранителей. Он вошёл, открыв портал в Чапаевском парке и оставив свою охрану дожидаться в переулке недалеко от Ленинградского проспекта. Не встретив никого в коридоре, прошёл к лестнице, ведущей в подвал. Вазар полагал, что девушку держат в подвальных помещениях, приспособленных под лаборатории. Передвигаясь быстро, но с осторожностью хищника, и прислушиваясь у дверей, Вазар дошёл до крайней двери по левой стороне коридора. За дверью разговаривали двое: мужчина и женщина. Голос мужчины он сразу узнал – это был голос магистра Небмаата, а по паспорту Егора Савельевича Воронцова. Женский голос Вазару-Теймуру тоже был знаком. За дверью находилась похищенная Людмила Лазаренко – любовь, боль, отчаяние и надежда его жизни. Женщина, притягивающая к себе обе его личности будто магнитом.

Ради неё Вазар Вентру Вестмирский шёл на риск. Он, будучи пойманным братом за руку, не избежал бы неприятностей и политических шагов некоторых радикалов, опекаемых Гортоном. Тот на очередном заседании Верховной Лиги родов кричал бы о «коварной политике Лондона, вмешательстве во внутренние дела северо-восточных земель, беззубом правлении королевы-матери, покрывающей старшего сына-агрессора», и так далее и тому подобное.

Ради неё мастер Хепруамин лгал ордену, в верности которому клялся на крови. От её руки он принял смерть, хотя мог уйти через портал. Но Теймур-Хепруамин видел, что в последний месяц перед убийством Милочка отдалилась и поглядывала с ненавистью. Вспомнила? Почувствовала?

Он знал, что её жизнь с Сашкой Поспеловым продлится недолго. Она боялась тому открыться, впрочем, правильно делала. Вряд ли найдётся человек, добровольно решивший стать жертвой монстра, плохо конторолирующего звериные инстинкты. Про необходимость питаться кровью людей ей тогда не сказал, побоялся, ведь даже потребность в крови животных воспринимала в штыки. Хранитель нашёл выход в хитром обмане, подпитывая её своей кровью, перед превращением в зверя, и поясняя, что это цена за переход в другие миры. Чтобы выжить без него, Милочке требовалось обратиться в орден, либо начать охоту, либо добывать донорскую кровь. Каждый из этих вариантов нёс ей опасность, сомнения, душевные терзания и боль. Получив новое тело, он хотел явиться заботливым, понимающим, ограждающим от всех проблем незнакомцем, и рассчитывал, что Милочка после всех страданий из-за крови упадёт в его руки созревшим плодом. Только не думал, что она продержится так долго.

«Два года. Уму непостижимо! Как она выдержала? Боль от жажды рвёт тело на части. Кровь животных лишь помогает не сойти с ума. А боль терзает тело каждый день. И чем дальше, тем сильнее», – думал Вазар-Хепруамин, продвигаясь по коридору. Память вновь всколыхнула события прошлой жизни, убитой, но ещё не забытой, не растаявшей в тумане времени, как многие предыдущие жизни до неё.

Инсценировкой собственной гибели, вернее гибели носителя Стрельцова, Хепруамин заметал следы, скрываясь от проблемы, которую не мог разрешить, запутавшись в своих чувствах, долге перед орденом, её ненависти, перемешанной с плотской страстью, но боялся себе признаться, оправдывая нерешительность помощью Милочке в управлении собственным зверем. Он верил, что в новом качестве постарается избежать допущенных ошибок, поэтому приказал другу, придя в сознание на камне, снять перстень и спрятать, предварительно взяв с Поспелова клятву, что при жизни тот никому тайну не откроет, а после смерти укажет место хранения только достойному быть рядом с любимой. Странной просьбой Хранитель весьма озадачил парня, но Поспелов поклялся исполнить последнее желание умирающего. Это был хитрый ход, не зря же он позвонил магистру и сообщил, что связной привезёт флешку. Не исключалась возможность и случайного носителя, даже женщины. Такое за его долгое существование происходило трижды, и всякий раз, воздействуя и подавляя носителя, он заставлял найти орден, и ошибка исправлялась. Идея смены пола его не вдохновляла, хотя другие ею пользовались.

Спеша на голоса, он был готов к тому, что она может услышать и понять, кто он на самом деле. Хепруамин привык рисковать, ходить по лезвию бритвы, стойко переносить физическую боль при переходе из тела в тело, вот только ненависти в любимых глазах вынести не мог. Он шёл внутренне собранный и готовый в этот раз сразиться с ней как с врагом, или обрести счастье как с любимой женщиной, однако и то и другое только после её освобождения.

Мужчина и женщина говорили про «ключ».

– Людмила Георгиевна, голубушка! Скажите, куда вы дели перстень? Не хочется подвергать вас истязаниям. Тело женщины, нежное и хрупкое… Оно предназначено для любви и ласки, а не для пыток. Зачем вам перстень? Дорог как память? Клянусь, изготовим похожий и подарим. Им всё равно пользоваться им не умеете. Отдайте! Не упрямьтесь!

– Отстаньте со своим перстнем. Еще раз говорю. Видела перстень на руке Теймура в тот день, но после того, как упал на камни, к нему не подходила. Его трупом занимались разные люди: Александр, медики, милиция, служители морга, родственники. Чего вы ко мне пристали?

– Эту цепочку участников мы проверяли. Потратили много времени на выяснения. После вас и Поспелова перстень никто не видел. Вашего мужа допрашивали с пристрастием, но он не признался. А потом вы его освободили. Да так искусно! Никто из рабов не вспомнил, кто приходил, что делал. А сумасшествие хозяина и его племянников чего стоит. И выходит, что именно вы владеете перстнем.

– С чего вы взяли?

– А вы, дорогая, послушайте. Вначале мы думали, что Поспелов взял перстень после освобождения. Припрятал, а нам соврал. Вещица очень красивая, такую грех не примерить, а снять невозможно. Понимаете? Тот, кто его наденет, теряет свою личность – совсем и навсегда. Видите, какой опасности себя подвергаете?..

– Раз я ещё я, то его не брала и не надевала. Что тут непонятного? – злилась девушка.

– Мы проверяли других, ждали, но никто не связался с орденом. Это казалось странным. Тогда решили Поспелова взять вновь и допросить. В ту ноябрьскую ночь мои люди ехали за вашим мужем и ждали удобного случая. И вот превратность судьбы – он свалился в овраг. Его тело взрывом выбросило из машины. Когда спустились на дно оврага – он уже не дышал и, увы, ничего сказать не мог. Но и перстня на нём не было… и быть не могло. И кто у нас остался? Только вы, Людмила Георгиевна. Только вы.

Вазар ударил ногой в дверь – та с грохотом распахнулась.

– Оставь девушку в покое, Небмаат! Я владею перстнем, – сказал алиус, войдя в комнату и остановив взгляд на полноватом мужчине.

– Хепруамин? Вернулся? – растерянно оглядывая фигуру Вазара, вымолвил магистр.

– Ошибся, Хранитель, – хищно усмехнулся алиус. – Перед тобой Вазар Вентру Вестмирский, принц Крови. И все твои столетия борьбы и тайн накрылись медным тазом. Сообразил? Не отпустишь сей момент девушку? От тебя мокрого места не останется! Всех твоих приближённых буду преследовать как крыс. Сделаю целью своей жизни. Уж поверь, прихлопну всю вашу паучью сеть раз и навсегда.

Принц отвернулся от магистра и увидел кушетку, пристёгнутую к ней девушку в железном наморднике, тщедушного очкарика, копошащегося с пробирками у стола. На скулах алиуса заходили желваки, а глаза наполнились гневом.

– Дай ключи! Живо! – загремел яростный голос Вазара.

Небмаат попытался скрыться, но иной одним молниеносным движением ухватил его за руку и дёрнул на себя. Магистр мешком повалился на бок. Ирма, наблюдая за действиями своего спасителя, зажмурила глаза – сцена расправы алиуса над толстяком была неприятной. Могла бы – заткнула уши, чтобы не слышать пронзительного крика боли человека и раскатистого хохота взбешенного алиуса.

– Ха-ха-ха! Нет, магистр! Зря стараешься! Портал тебе не открыть. Ты – человек, хоть и имеешь опыт боевого мага. А я стал алиусом. Вдвойне сильным и быстрым. – Он отступил от магистра на несколько шагов, наслаждаясь зрелищем мучений человеческой плоти, и одновременно наблюдая за очкариком. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Сейчас оторву тебе руку, сниму перстень и надену своему коту на лапу. И станешь, Небмаат, котом на долгих триста лет. Пока я жив. Устраивает такая перспектива? А я тебя ещё и в клетку посажу.

Магистр, превозмогая боль, левой рукой вытащил из кармана связку ключей и бросил принцу, а сам прижался спиной к стене. Алиус поймал их налету и, сузив глаза, пренебрежительно произнёс:

– Убирайся отсюда, мокрица! И Акутиона прихвати. Как он был коновалом, так за сто лет ничему и не научился.

Очкарик подбежал к магистру и помог подняться, поддерживая и поминутно со страхом поглядывая на свирепого алиуса, повёл из комнаты. Когда они подошли к порогу – очертания дверного проёма и людей немного размылись. Через пару секунд мужчины исчезли.

Ирма смотрела во все глаза на разъярённого принца, не зная, что от опасного кровососа ожидать в следующую минуту. Он обернулся к ней – лицо ещё хранило негодование. Над нижней губой торчали острыми иглами кончики клыков. Тёмные волосы длинными волнистыми прядями обрамляли лицо. Он походил на младшего брата, но сантиметров на десять был выше Гортона и немного шире в плечах. В следующее мгновение выражение его лица немного изменилось: смягчились черты, в глазах потухли злобные огоньки.

– Сейчас, птичка моя, освобожу, – сказал алиус и принялся отстёгивать её левую руку. Клыки у кровососа втянулись, взгляд потеплел. Он стал выглядеть обычным красивым мужчиной. Но тут он увидел на локтевом сгибе её руки огромный синяк.

– Зая, тебя пытали?! – вновь загремел его яростный голос. Ирма от ужаса закрыла глаза. Её не столько напугала злость в его голосе, сколько слова. Что-то будто щёлкнуло в голове. Прошлые воспоминания, кусочки из разговора магистра и алиуса стали складываться в образ – Теймура.

– Теймур? – прошептала она и разрыдалась.

– Ты каждый раз плачешь, увидев меня. Неужели стал так страшен? – спросил Вазар, переворачивая её набок и отстёгивая намордник.

– Прости меня! Прости меня… ведьму! – плакала девушка.

– Детка, прекрати! Это не твоя вина. Я мог остаться жить в том теле, но решил тебя освободить. Ты так любила Сашку, а я вам мешал, – уговаривал Вазар, осторожно снимая намордник. Напряжение, сковавшее его перед встречей с ней, отпускало, разливаясь теплотой:

«Она не вспомнила. Её даже не зацепило, когда Воронцов меня назвал настоящим именем. И ещё извиняется…Сердечко моё, если бы ты знала, что я сотворил в прошлом. Как я виноват перед тобой. А ты страдала, корила себя. Сколько испытаний выпало на твои хрупкие плечики, и всё по моей вине. Но теперь всё будет по-другому. Ты больше не будешь плакать, счастье моё ненаглядное».

– Почему… не пришёл раньше? – всхлипывала она. – По-че-му?! Мне было… очень плохо. Ты меня… ненавидишь?

Вдруг она перестала плакать, сконцентрировавшись на неожиданно пришедшей мысли:

– Ты приходил ко мне в больницу. Гортон говорил, что меня спасли алийской кровью. Но я этого не помню. Как же так?

– Видишь ли, птичка моя… – Вазар-Теймур замялся, сообразив, что любимая может сделать неверные выводы. – Я стёр твои воспоминания. Сделал это не от ненависти к тебе. Глупышка моя, не думай так! Помнишь? Говорил, что принимаю тебя в целом, без анализа – хорошая или плохая. Я тебя очень люблю, поэтому вернулся. Но тогда был опасен. Придёт время – всё расскажу.

Ирма смотрела на него с недоверием, и тогда мужчина стал легонько целовать её мокрые щёки, глаза, губы.

– Теперь всё будет хорошо, – успокаивал он, поглаживая её плечи. Тело девушки вздрагивало под его руками. Принц хищно улыбнулся, но Ирма уже привыкла к странной улыбке алиусов, и она её не пугала. Он зашептал ей на ухо:

– А ты всё так же реагируешь на меня, в каком бы теле не находился. Милочка, я так скучал! Давай выбираться отсюда, пока братец не обнаружил моих людей в засаде.

Вазар стал отстёгивать её правую руку, и Ирма опять испугалась, увидев, как изменилось его лицо: глаза прищурились, губы сжались, принц тяжело задышал, видимо, с трудом сдерживая ярость. Освободив руку девушке, принц отвернулся, а через несколько мгновений с такой силой ударил по краю кушетки, что одна металлическая ножка сломалась. Кушетка под его телом накренилась. Алиус хотел встать, но на него скатилась девушка, и, не удержав равновесия, он вместе с ней упал на пол. Со словами:

– Проклятье! Дьявол! – он стал подниматься и тут увидел лицо девушки. В её глазах стояли слёзы отчаяния. Вазар поднял её.

– Детка, не на тебя злюсь, успокойся! Когда этот прохвост тебя окольцевал?

– Сегодня… Я дала согласие выйти за него замуж, и он надел обручальное кольцо. Я не знала, что ты можешь обрести новое тело.

– Та-ак, – Вазар смотрел в угол комнаты, размышляя. – Ничего, детка. Подумаем и найдём выход.

Ирма печально покачала головой:

– Нет, Теймур. Выхода не было тогда, нет и сейчас. Пусти! – она попыталась высвободиться из его рук, но мужчина лишь крепче её прижал к себе.

– Почему так говоришь?

– Подумай сам. Ты превратился в иного. Я взяла другое имя. Ты опять женат, и у тебя есть ребёнок. Я стала женой Гортона. Всё как прежде, понимаешь? Вероятно, это наша судьба: тянуться друг к другу, но не быть вместе.

– Но порочный круг можно разорвать.

– Как? Как это сделать? Алии не разводятся. Гортон никогда не даст мне свободу. Ты разве брата не знаешь? Он будет преследовать нас, а ты – принц, публичная персона. Второе лицо в королевстве.

Немного помолчав, она сказала:

– Нам нужно уходить. Гортон может заподозрить тебя в связи с Хранителями и использовать это в политических играх.

– Хорошо, – выдавил из себя принц, но девушка видела, что за этим «хорошо» не подразумевалось ничего хорошего – его лицо, и без того холодное, хранило мрачное, задумчивое выражение.

– Пойдём-ка поищем твоего мужа-стервеца, – в глазах Вазара загорелся недобрый огонёк. – Хотя подожди! – он внимательно её оглядел. – Ты в лёгком топике шла по улице?

– Нет. Не знаю… Хранители куда-то дели куртку. – Она оглядела комнату в поисках куртки, но той нигде не было видно. Повернувшись к принцу, увидела пристальный взгляд.

– Что? Что ты так смотришь? – спросила Ирма недоуменно, но вскоре догадалась. – Разрешить, или этого не требуется?

Он снял с себя куртку и накинул ей на плечи, потом закатил рукав свитера, прокусил запястье и поднёс к губам девушки. Ирма пить не стала, а прижалась губами к руке и стала слизывать выступающую кровь. Вазар от удовольствия тихонько застонал, оголил её шею и стал целовать. Его лёгкий укус был почти безболезненным. От тёплых губ и лёгкого прикосновения языка к коже Ирму затрясло. Вазар, сделав пару глотков крови, произнёс:

– Помни одно, детка. Я никогда от тебя не откажусь. Никогда!

Ирма кивнула головой, давая понять, что поняла, а сама подумала:

«Боже мой! Наступаем на одни и те же грабли. Зачем? Что за жестокая превратность судьбы».

Вазар открыл портал и шагнул в него, крепко держа девушку за руку.

Они вышли в свежесть майского вечера недалеко от станции метро «Сокол». Смеркалось. Вазар отошёл вместе с ней на газон, подальше от тротуара, чтобы не мешать спешащим по своим делам прохожим, и позвонил секретарю Гортона, известив того, что девушка нашлась.

Через несколько минут подкатили сразу четыре машины. Сначала из трёх чёрных «Лексусов» высыпали алиусы, фигурами больше смахивающими на шкафы. Они рассыпались по тротуару и газону, взяв Вазара и Ирму в кольцо, но стояли от принца Крови на почтительном расстоянии. Следом из «Брабуса» вышли Гортон и Роталл. Гортон был в сером костюме, выражение лица – хмурое, взгляд – тревожный. Братья стояли, молча и пристально глядя друг на друга, как бы оценивая силы противника. Молчала и Ирма. Она понимала, что у мужчин свои разборки, и ей, женщине, лучше своё мнение держать при себе. Подъехали ещё два джипа. Алиусы из них, пригибаясь, перебегая с места на место, стали окружать странную молчаливую группу внешним кольцом. Гортон, видя это, усмехнулся и сказал:

– Добрый вечер, Ваше Высочество! Не ожидал так скоро с Вами встретиться вновь. По какому случаю нам оказана такая честь?

– И тебе – добрый вечер, брат! – ответил Вазар, крепко держа Ирму за руку. – Что же это ты? Обручился, а семью держишь в неведении.

Гортон медленно двинулся к старшему брату, говоря на ходу:

– Извините. Только сегодня красавица дала согласие. Не успел пока сообщить. Дела!

– Де-ла, говоришь? Я бы не доверил тебе кошку, не говоря уже о девушке. Как получилось, что её выкрали Хранители из-под носа у твоей охраны? Хорошо, что я случайно оказался рядом. Иначе… – он ткнул в сторону брата пальцем, – не видеть бы тебе невесты как собственных ушей.

– Жены, – поправил подошедший к ним Гортон. Он протянул руку с намерением отобрать Ирму у Вазара.

– Жены? – спросил Вазар, будто не замечая протянутой руки. – Брат, она жила и воспитывалась в обществе людей, наших законов не знает. Ты сделал её женой обманным путём. Я благодарен за подарок к моему дню рождения. Сделаю тебе ответный – к свадьбе.

Гортон опустил руку, а Вазар отпустил Ирму и подошёл к брату почти вплотную.

– Надеюсь, не забыл, что невеста должна быть девственницей. На свадьбе мы в этом убедимся. И не только. Если девушка откажется выйти за тебя замуж, королева-мать обратится к пророчице, и та аннулирует брак, сняв кольцо. Помни об этом, брат. Не думай, что тебя поддержат в Верховной Лиге, если решишься на хитрый, отвлекающий маневр. Я за тобой слежу и aproshi раскрою.

Они стояли, вперившись друг в друга яростными взглядами. Потом Гортон обошёл принца, стянул с Ирмы куртку, перекинул старшему брату через плечо, а сам подхватил девушку на руки и понёс к «Брабусу». Когда усаживал в машину, Ирма увидела, что Вазар со своей охраной шёл к одному из джипов, подъехавших последними, а команда Гортона рассаживалась по «Лексусам».

Всю дорогу ехали молча. После перенесённых треволнений у Ирмы было только одно желание – поскорее лечь спать. Гортон не выпускал её ладонь из своей руки, легонько поглаживая пальчики. Ирма знала, что Вазар сейчас чувствует то же самое, что и ощущает она, но выдернуть ладонь из руки Гортона боялась. Тот мог что-то заподозрить. Но больше всего опасалась того, что ждёт в ближайшие ночи и дни. Гортон будет приставать со своими ласками. Этой ночью она сможет от него отделаться, сославшись на усталость и перенесённые страдания. Но в последующие… Гортон, если захочет (а он захочет, Ирма чувствовала), сможет её ласкать, не нарушая девственности. Вазар будет всё ощущать и мучиться ревностью, и это может толкнуть его на безрассудные поступки.

«Зачем так поступил Вазар? – тоскливо думала Ирма. – Месть за убийство? Расплачусь ли когда-нибудь за все грехи?!»

Они остановились, потом проехали под аркой в раздвинувшиеся ворота. Ирма поняла, что герцог привёз её в городской особняк.

– В чём дело, Игорь? – спросила девушка. – Мы, по-моему, договорились.

– Изменились обстоятельства.

– Гортон! – воскликнула Ирма возмущённо, но муж приложил палец к её губам.

– Тсс. Тише, лапочка! Поговорим потом.

Он вытащил её из машины и понёс к дверям, которые открыл перед герцогом Роталл. Гортон поднялся на три ступеньки и, пройдя по холлу, вошёл в лифт, услужливо вызванный начальником охраны. После лифта герцог, пройдя по второму этажу, занёс девушку в большую комнату, предназначенную, по всей вероятности, стать их супружеской спальней. Там он усадил её в кресло, скинул с себя пиджак и стал пристально оглядывать, ища на теле жены признаки насилия. Сразу же заметил огромную шишку с проступающей синевой в изгибе левой руки.

– Тебя истязали или что-то вкололи? – спросил муж, грозно сдвинув брови.

– Они так неумело брали кровь на анализ. Было больно. Не могла вырваться из наручников. Стала кричать и звать тебя на помощь.

– А почему щека в крови, шея поцарапана? – продолжал герцог осмотр.

– Они одели мне на голову огромный намордник, сваренный из металлической проволоки. Места сварки плохо зачистили, вот и оцарапалась.

– Скоты! – в глазах алиуса загорелись злые огоньки, а на нижней губе показались кончики вылезших клыков.

– Собираешься укусить? – устало спросила Ирма.

– Прости, маленькая, не удержался. – Герцог погладил её по щеке. Клыки спрятались. – Больше никак не навредили?

– Не успели. Появился Вазар. Одного покалечил, забрал ключи и освободил меня. Пока он со мной возился, другой Хранитель ключей подбежал к раненому, и они будто растворились в воздухе.

– Интересно, как братец узнал, где ты находишься? – задумчиво произнёс Гортон.

– Не знаю…

В этот момент в дверь постучали.

– Войдите! – властным голосом произнёс герцог.

В спальню вошла стройная девушка в синем платье и белом переднике.

– Добрый вечер, Ваша Светлость! – прощебетала горничная.

– Приготовьте ванну герцогине, Анна! – приказал хозяин прислуге, с любопытством разглядывающей Ирму.

– Да, сир! – присела девушка в реверансе и вошла в одну из высоких дверей.

Ирма сгорбилась в кресле, глядя на бежевый ковёр под ногами.

– Маленькая, ты очень устала, – сочувственно глядя на жену, сказал герцог, погладив по голове. – Закрой глазки и отдыхай. Я о тебе позабочусь. Кушать хочешь?

Ирма отрицательно покачала головой. Он наклонился и снял с её ног кроссовки. Ирма откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, а муж зашептал на ушко:

• Спи, моя девочка! Почувствуешь укольчик? Не переживай. Туда введут лекарство.

Ирма хотела возразить. Она боялась, что отметины от клыков Вазара ещё не исчезли, и Гортон может опять разъяриться. Но муж отошёл от неё и стал звонить кому-то по телефону, а её потянуло в сон. Ирма уже дремала, когда почувствовала прикосновение тёплой ладони к щеке и услышала голос герцога:

– Малыш, открой глазки.

Она разлепила веки и увидела перед собой кубок, наполненный кровью.

– О, не-ет, – захныкала девушка. – Только не сегодня.

– Именно сегодня. Пожалуйста! – уговаривал герцог. Ей так хорошо спалось, и не было сил спорить или ругаться. Девушка закрыла глаза и, морщась, выпила половину.

– Больше не могу, – плаксиво пожаловалась она, не открывая глаз.

– Ах ты, вредина! – вздохнул Гортон.

Потом её куда-то несли, раздевали, опускали в тёплую воду. Она, то просыпалась, чувствуя спиной чьё-то мокрое тело и руки, осторожно моющие её губкой, то вновь засыпала. То ей казалось, что это Теймур, то – Вазар, то – Гортон. Потом Ирме приснилось, что пришёл очкарик Хранитель и опять колет в руку огромной иглой. Девушка вздрогнула, приоткрыла глаза, но увидела голову мужа, склонившегося над ней, и услышала его шёпот:

– Спи, маленькая. Спи!

Наконец её перестали тревожить, и Ирма увидела себя маленькой птичкой летающей среди облаков. Птичка искала выход из пелены и сырости тумана, надеясь погреться в лучах солнца. Вдруг туман облаков рассеялся, и солнышко осветило птичку яркими лучами. Ей стало тепло и приятно.

 

9

 

Ирма проснулась от яркого солнца, проникающего в спальню через два окна. Шторы волнообразной драпировки из прозрачной ткани цвета слоновой кости, каскадом свисающие с золочёных карнизов, были приподняты. Она лежала на огромной кровати с резными позолоченными спинками, обитыми атласом по сложному, травянистому, выпуклому рисунку. По обе стороны находились фигурные прикроватные тумбочки. На стене висело большое зеркало в массивной золотой раме. Туалетный столик, больше похожий на комод, поддерживаемый ножками в виде львиных лап, украшали свечи в старинных тускло поблескивающих канделябрах. Ирма обвела взглядом позолоченную лепнину потолка, приоконных пилястр и капителей, рисунок тканых обоев, облицованный изразцами камин, огромные китайские вазы в углах комнаты, два кресла, обитых дамастом, и скатерть круглого стола, расшитую жемчугом по краям,

«Холодная, мёртвая роскошь, – зябко поведя плечами, вынесла она приговор интерьеру спальни. – Сколько человеческих драм видел этот антиквариат?Впрочем, не хочу знать».

Заиграла музыка на мобильнике. Откинув шёлковую простыню, Ирма встала. Её «Vertu» заходился от сигналов эсэмэски. Девушка прочитала:

«Уже встала?»

– Болван, честное слово! – тихо выругалась она. – Как ни встать, когда звонок и мёртвого разбудит?

Она ответила:

«Встала»

Через минуту появилась вторая эсэмэска:

«Позвони в серебряный колокольчик».

Ирма не горела желанием продолжать «эпистолярный жанр», а набрала номер мужа:

– Игорь, о чём ещё проинструктируешь?

– Хотел написать:

«Доброе утро, любимая! Приеду к обеду. Не скучай. Осмотри пока дом. Целую, твой муж».

Ирма рассмеялась:

– Спасибо, что всё сказал на словах. А то бы набирала ответы на каждую эсэмэску и тихо тебя ненавидела.

– Рад, лапочка, что смеешься. Ты у меня, мужественная девочка. Не раскисаешь. Массажист, стилист и прочие к твоим услугам. Только прикажи. Завтракай. Я скоро буду.

Она нажала «отбой» и позвонила в колокольчик. В дверях появилась молоденькая горничная, которую она видела прошлым вечером. Ирма приказала принести завтрак в спальню. Приняв душ и позавтракав, герцогиня решила узнать, какое помещение находится за дверью в противоположной стороне от туалетной комнаты.

Там оказался будуар, выдержанный в светло-фиолетовых и лиловых тонах. Ирма посидела на большом мягком диване с множеством ярких разноцветных подушек, потом переместилась на пуфик, обитый ворсистым материалом, и заглянула в зеркало. В зеркале отразились тёмно-голубые глаза, прямой аккуратный носик, сведённые к переносице брови, небольшая морщинка между ними и мягкие припухлые губы.

«Что-то часто начала хмуриться, – с ноткой грусти разглядывала своё лицо девушка. – Вот и первая морщинка уже появилась. И удивляться тут нечему, тебе не восемнадцать лет. В конце июля стукнет двадцать пять. Для женщины, милая, первый звоночек. А результат твоей жизни – плачевный. Первый муж погиб, второй – клыкастый кровопийца, детородный возраст скоро пройдёт, и не за горами – старость. Ах, да! Забыла. Впереди триста лет безделья. С ума сойти от скуки! Почему не родилась бабой-ягой? Жила бы в лесу, собирала травы, разговаривала со зверями, чаёвничала с лешим. Гораздо лучше, чем золотая клетка гарема… Кстати о гареме. Нужно сходить, познакомиться с кормилицами. Может, Светлана уже здесь?»

Она взглянула на свою полупрозрачную ночную рубашку, украшенную вышивкой и кружевами на груди, и подошла к огромному сдвоенному гардеробу. Горничную звать не хотелось. Молодая девчонка с прилипчивым взглядом ей не нравилась. Ирме по душе была Карина. Странно, но загородный дом, в котором провела всего три дня, уже казался почти родным. Все вешалы гардероба были заняты женской одеждой. Не зная, куплены вещи для неё или остались от прежней пассии мужа, Ирма, брезгливо морщась, заставила себя переодеться в золотистый топик, брюки из плиссированной ткани и домашние туфли на небольшом каблучке. Хмурой фурией прошлась по комнате, пнув попавший под горячую ручку, вернее, гневную ножку, пуфик, заглянула в зеркало и раздражённо позвонила в серебряный колокольчик. Вошла горничная.

– Да, Ваша Светлость?

– Скажи, голубушка, где комнаты кормилиц?

– На третьем этаже, Ваша Светлость, – прощебетала горничная.

– А эта комната, когда в последний раз ремонтировалась и обставлялась? – спросила Ирма, обводя вокруг себя рукой.

– Кажется, года два назад, – наморщила лобик воспоминаниями кареглазая девчонка.

– Благодарю. У меня всё, – махнула рукой Ирма, отсылая горничную, у которой любопытство вопрошало не только из глаз, но и вертелось на языке, готовое в любой момент слететь, и только страх наказания от жестокого хозяина, да гневное выражение на лице молодой хозяйки заставляли её молчать. Неожиданно появившаяся герцогиня, получеловек-полузверь, как об этом под большим секретом поведал один охранник, горничную пугала, но и вызывала жгучий интерес. Однако хмурое лицо хозяйки дома (уж не на неё ли, Анну, герцогиня злится?) не располагало к дерзости, поэтому девушка присела в лёгком книксене и вышла.

А Ирму угнетало чувство брезгливости – комната не выглядела необжитой. Безделушки и аксессуары впитали запах другой женщины. Она понимала, что герцог не вёл монашескую жизнь до неё, не станет и ей верным мужем, в том смысле, в каком подразумевается у людей. Но не хотелось прикасаться к инкрустированным шкатулочкам, подушкам дивана, хрустальным флаконам духов, одежде, белью, расчёскам, пудреницам.

Она вышла в коридор, игнорируя лифт, дошла до лестницы и поднялась на третий этаж. Из-за неплотно прикрытой двери, ведущей в одну из комнат, слышались женские голоса.

– …и что с того? Наверное, от неё псиной несёт.

– Точно, Эля. Раз в зверя превращается, то запашок ещё тот. Не зря Игорь на полночи приходил ко мне.

В комнате раздалось хихиканье.

– Каким он был вчера?

– Жарким и яростным. Я ему: «Игорёк, в субботу пойдём в РАМТа? Там будет показ новых ювелирных украшений от «Эстет». Французские кутюрье представят новые модели к летнему сезону». А он чё-то буркнул, типа «посмотрим». Сам такой активный, будто собирается меня проглотить.

– Хочешь его раскрутить на обещанный браслет за тридцать тысяч?

– Да, Жанна. В прошлый день рождения он мне обещал.

– Ну, после того дня рождения ты три месяца жила в его спальне. Сейчас она занята. Там оборотень спит и пользуется твоими французскими духами.

– И не говори, Элька. У меня сегодня должен быть съёмочный день. Так Игорь не разрешил. Из-за этой безродной лимиты мы, как на осадном положении. Режиссёр звонил, возмущался. А что я поделаю?

– Не переживай! Там роль-то всего: два раза пройтись и три – улыбнуться в камеру.

– Ты от зависти так говоришь. Я так долго упрашивала Игоря. Кое-как разрешил. Голиков нашёл режиссера. А теперь что? У меня задатки таланта. Помреж сказал. Ещё одна-две эпизодические съёмки, и пригласят на серьёзную роль.

Опять послышался женский смех. Потом девушка, вероятно Жанна, сказала местной киноактрисе:

– Будешь постоянно надоедать, нудить о своём кино, Игорь быстро задатки приглушит.

Ирма повернулась и тихонько пошла к лестнице – знакомиться с кормилицами расхотелось, и находиться в змеином логове – тоже.

Она набрала номер мужа. После нескольких длинных гудков послышалось:

– Слушаю, любимая.

– Игорь Валерьевич, какую машину могу взять для поездки на дачу?

– Маленькая, какая дача? Вчера тебе объяснил, что положение серьёзное. Пойми! Хранители могут повторить попытку. Не исключена провокация от Вазара.

– Послушайте меня, Игорь Валерьевич, внимательно! Серьёзным положение окажется, когда через два месяца скажу: «Нет».

– Ирма, объясни, что случилось?

– Ничего не случилось. Просто «да» будет в том случае, если станете соблюдать свои обещания. Я предупреждала.

– Сейчас приеду.

– Зачем? Я упёртый человек. Или до сих пор не поняли? Кстати, по-моему, вам уже говорила, что брак не будет сахарным. Откажитесь.

– Но мы можем найти компромиссы?

– Да, можем. Моё «да» на ваши обещания – и есть компромисс, дорогой кровосос.

– Можно капризы отложить на час? У меня серьёзная деловая встреча.

– Хоть до вечера, – отрезала Ирма. – Но вечером уеду.

Она отключила телефон. Постояв немного в раздумье, отправилась разыскивать библиотеку, надеясь, что та в доме присутствует. Библиотека нашлась рядом с кабинетом герцога. Девушка оглядела комнату. Длинные и высокие, почти до потолка стеллажи с книгами, шахматный столик, инкрустированный слоновой костью и чёрным сардониксом, громоздкий письменный стол, на стенах портреты членов алийской семьи в старинных нарядах и напудренных париках. На письменном столе она увидела плазменный монитор компьютера. Именно компьютер она и искала. Выйдя из больницы, девушка завела блог на одном из сайтов соцсетей. В нём Милочка помещала свои стихи, снабжая их картинками и музыкой, общалась с посетителями, которые оставляли комментарии. В «почтовый ящик» девушка не заглядывала десять дней.

«Наверное, собралась куча писем», – думала Ирма, набирая пароль. Действительно в «почтовом ящике» хранилось двести три сообщения от разных сообществ, а среди них она обнаружила комментарий от Одинокого волка.

С этим парнем, скрывающимся под «ником» Одинокий волк, девушка познакомилась три месяца назад. Случайно увидела сделанный им клип и написала восхищённый комментарий с подарком – gif-картинкой в виде букета роз. Создатель клипа ответил. Так началась их редкая переписка. Он сочинял мудрёные стихи и делал чудесные клипы. Данные на страничке о себе поместил скудные – живёт в Лос-Анджелесе и всё.

Мужчина, если Одинокий волк действительно являлся мужчиной, не размещал своих фотографий, только фото двух гоночных автомобилей, мотоцикла, футбольного мяча с автографами знаменитостей, полей для гольфа и прочих принадлежностей мужских увлечений; не указывал возраста, но по стихам и музыке Ирма определила, что он молод.

Они писали комментарии, посещая блоги друг друга два-три раза в месяц. Она не знала: он – соотечественник, уехавший в Штаты на ПМЖ, или сынок состоятельных родителей, обучающийся за рубежом. Спрашивать считала неуместным. У него значилось около семидесяти друзей, в основном, девушек или молодых женщин. Ирма не входила в круг его друзей – сама не предлагала, и он не изъявлял желания к более тесному общению. Две недели назад она поместила в своём блоге стихотворение «Ночная птица», которое когда-то написала для Поспелова. И вот пришёл комментарий от Одинокого волка; тот писал:

«Эти стихи о вампирше? Написано случайно не под впечатлением от фильма «Иной мир»?»

Она отстучала на клавиатуре:

«Они о ведьме, пьющей кровь».

Пока девушка набирала текст нового стихотворения, от Одинокого волка пришло новое сообщение:

«А вы в таких верите?»

Ирма набрала ответ:

«На сто процентов».

Пока снабжала стихи картинкой, от Одинокого волка вновь пришло сообщение:

«Таких знаете?»

«Увы, да», – ответила она, удивляясь странной заинтересованности парня. Через несколько минут Одинокий волк предложил стать его другом. Ирма усмехнулась и нажала курсором на надпись «принять».

 

***

 

После звонка жены Гортон вызвал Голикова и приказал:

– Распорядись, чтобы купили большую корзину красных роз.

– Двадцать или тридцать? – уточнил секретарь.

– Хоть пятьдесят, если в корзину вместятся, – раздражённо пробурчал герцог, сверкнув глазами. – Так… отложи до пятнадцати часов встречу с арабами. Есть ювелирный дом «Эстет» или «Эстел» – уточни. Приехал вроде бы с новой коллекцией украшений. Закажи гарнитур тысяч на восемьсот, девятьсот. Пусть привезут в течение часа.

Он помолчал, побарабанил пальцами по столу и спросил секретаря:

– Скажи, Михаил Владимирович. Как ты пережил пятьдесят лет вместе с женой?

Голиков хмыкнул:

– Хм. До сих пор удивляюсь, что остался жив и в полном рассудке.

– Вот-вот, – покачал головой герцог в знак согласия. – Иди.

Он знал, что жизнь с ведьмой не будет простой, ровной и спокойной. Пустячные скандалы начнут чередоваться с приливами нежности, робость – с порывами дикой страсти, спокойствие – с угрозами разрыва. Жизнь с ведьмой – кипящий котёл, из которого она черпает энергию. Порывшись в древних артефактах, он выяснил, что Ирма, не просто гибрид иной и человека, а прямой потомок богини Лилишт, Инанны, Иштар – так её называли разные древние народы. Как она появилась сто двадцать веков спустя – загадка. Хотя девушка весь потенциал в себе не раскрыла и даже о многом не догадывалась, но интуитивно действовала так, как поступали представительницы её ковена: выбирала красивых сильных мужчин и подзаряжалась от них. Правда, не пила их кровь, но двоих уже отправила на тот свет, пополнив свои жизненные силы. Так поступали ведьмы с обычными людьми. Гортон считал, раз он – высший алиус, пьёт энергию и кровь людей, то союз с ведьмой для него не страшен, а взаимовыгоден. Уяснив, кто она на самом деле, Гортон ей сказал лишь часть правды (иначе пришлось бы её отдавать жрицам храма для обучения, а это нарушило бы все его планы) и предложил правильное направление в отношениях, дав личную территорию. Но действительность осложнялась внешними угрозами, и постоянные трения между ними вызывали раздражение. Утром Ирма казалась спокойной, в хорошем настроении, а уже через два часа начала скандалить – тут никаких нервов и здоровья, даже алийского, не хватит.

Через час чудесное бриллиантовое колье с кольцом и корзина роз были приобретены. Герцог поехал домой. В холле он встретился с Роталлом и решил посмотреть видеозапись с камер наблюдения. То, что он увидел, прибавило злости. Из записи следовало, что Ирма поднялась на третий этаж, постояла минут пять около одной из комнат кормилиц и ушла. По времени это совпадало с её звонком. Увидев, кто из кормилиц находился в комнате в то время, Гортон позвал с собой Роталла, Карагена и поднялся с ними на лифте сразу на третий этаж. Зайдя в одну из комнат, он указал Карагену на её хозяйку – высокую блондинку с кукольным лицом:

– Забирай! Твоя.

Девушка, ничего не понимая, медленно привстала с дивана:

– Что это значит? Игорь Валерьевич?

Но герцог с Роталлом уже вышли в коридор.

– Красавица, собирай вещички. Через полчаса отправлю домой. Ты теперь – моя, – расплылся в улыбке Караген, беря девушку за руку.

Девушка высвободилась и выбежала из комнаты. Рыдая, бросилась в ноги к Гортону:

– Ваша Светлость, пощадите! За что?

В глазах герцога плавала ярость и презрение, но обратился он не к кормилице, а к Карагену:

– Заткни своей девчонке рот! Иначе она замолчит навсегда, – вполголоса прорычал Гортон. – Ещё не хватало, чтобы Ирма услышала. И высели остальных кормилиц в другой корпус. Чтобы бабского духа тут не было! – продолжал герцог, недобро глядя на майордома. – Неприятностей хватает, а тут ещё нервоз из-за длинных языков.

Блондинка, хватаясь за полу пиджака, руку герцога, шепотом молила:

– Игорь Валерьевич, Игорь… Прошу! Пожалейте!

Гортон, отбросив девушку, достал из кармана платок, отёр свои руки, поправил галстук и пошёл к лестнице. В другой комнате всхлипывали две брюнетки, отданные в собственность Роталлу.

На втором этаже в конце коридора были слышны звуки эстрадной музыки. Войдя в библиотеку, герцог застал жену за просмотром ролика в Интернете. Внизу рамки монитора виднелось окошечко текстового редактора. Герцог взял «мышку» вместе с рукой жены и нажал на надпись «открыть». Его заинтересовало, что Ирма могла написать. Оказалось, что там напечатано стихотворение. Он стал читать вслух:

– Зачем душа стремится в этот край?

Зачем она надеется и верит?

Ведь на Земле не ждёт счастливый Рай,

А лишь одни разлуки и потери.

Она наивно верит в чудеса,

Мечтая мир согреть своей любовью,

Но от страданий рвётся в небеса,

Слезой умывшись, словно Божьей кровью…

Дальше Ирма ему читать не дала, закрыв файл:

– Ты не попросил разрешения его прочитать.

– Не знал, что пишешь стихи, моя сладкая.

– Теперь знаешь, – коротко заявила она и выключила компьютер.

– Ирма, мне, как супругу, хотелось бы знать обо всех твоих талантах, чтобы помочь им раскрыться.

– Спасибо, Игорь! – она поклонилась ему в пояс. – Есть у меня один чудный талант – убивать людей. Его хочешь раскрыть и отшлифовать?

– Когда всех ставила «на уши» на даче – ты мне больше нравилась. Чем вызвана новая волна негатива? Думал, мы нашли взаимопонимание.

– Да, нашли. Можем ехать? – спросила девушка, обходя мужа, чтобы выйти из библиотеки.

– Подожди, подожди, – Гортон поймал её за руку. – Куда так торопишься? Я купил подарок. Хотел посмотреть, как он будет выглядеть на моей жене. Посидеть, обсудить, где отметим вечером наше обручение. Или решила, надел кольцо на палец и забыл, что теперь у меня есть прехорошенькая жена. Ей нужно уделять внимание, дарить подарки, цветы и ласки.

Он притянул Ирму к себе и стал целовать. Она начала вырываться.

– В чём дело, маленькая? – спросил герцог, отстранившись и с подозрением глянув на жену, потом усмехнулся:

– Ах, да! Камеры. Пойдём в спальню. Посмотришь, что тебе купил.

Зайдя в спальню, Ирма увидела большую корзину алых роз, стоящую возле стола. Гортон взял со стола коробочку, достал колье и, подведя жену к зеркалу, попросил, чтобы она приподняла волосы. Когда колье заискрилось многочисленными гранями брильянтов на её шее, он отошёл на шаг, желая полюбоваться произведённым эффектом. Блеском он, конечно, полюбовался, только блеском украшения, а не её глаз.

– Не нравится? – спросил муж, внимательно изучая выражение её лица.

– Отчего же? Миленькая вещица, – ответила Ирма, пожимая плечами и отходя от зеркала. – Справедливее не мне её дарить, а какой-нибудь из твоих кормилиц. Они делятся с тобой кровью, жизнью и любовью.

Он подошёл, взял её левую руку, надел кольцо, усыпанное бриллиантами, и, вновь впившись пристальным взглядом, спросил:

– Скажи, что ты услышала? Что так круто поменяло настроение?

Ирма хотела высвободить руку, но Гортон лишь крепче сжал её ладонь.

– Я жду, Ирма.

– Опять подглядывал? – усмехнулась она. Он другой рукой притянул жену к себе за талию и, сузив глаза, тихо проговорил:

– Осторожнее! Моё спокойствие может однажды закончится.

Ирма, насмешливо глядя ему в глаза, спросила:

– Разве ещё не понял, что этого и добиваюсь? Любопытно посмотреть на алиуса без маски цивилизованности и лоска. Сама лгала пять лет и устала от этого. Хочу видеть таким, каков ты есть – хищным, безжалостным зверем, демоном крови.

У герцога загорелись зелёные огоньки в глазах. Одно его стремительное движение, и Ирма, пролетев через всю комнату, упала на кровать. Она перекатилась на бок и встала на четвереньки, как кошка, готовая к прыжку. Её затрясло – началась трансформация. В это время алиус снимал с себя пиджак, стягивал галстук, срывал рубашку.

– Что ж… доиграем ту сценку, что начали на даче. Нас прервали – и так некстати! – улыбнулся полуобнаженный мужчина, поводя плечами, будто разминаясь перед сражением. Выглядело действо устрашающе: огромный детина играл бицепсами, хищно скалясь парой выступивших клыков. Но и метаморфоза, происходящая с худенькой милой девушкой, была не менее ужасной. Увеличивающаяся в объёме и обрастающая шерстью шея девушки разорвала колье. Лицо превращалось в морду зверя. Изменялось и само девичье тело, наливаясь мускулами, растягивая на себе одежду, которая трещала по швам.

В два прыжка герцог оказался возле окна и сдёрнул одну штору.

– Хотела видеть, какой я? Смотри!

Гортон скрутил штору в жгут и поманил к себе превратившуюся в монстра девушку:

– Ну, лапочка. Я жду.

Грозно рыкнув, монстр кинулся на алиуса.

Тот мгновенно уклонился.

Оттолкнувшись от подоконника, монстр с головой львицы кинулся вновь на герцога.

Он, наклонив голову, принял прыжок мускулистого тела ламии на левое плечо и сразу же толкнул на пол.

Прыгнув сверху, он попытался скрутить монстра жгутом из шторы.

Удалось.

Ламия извернулась и вцепилась в руку Гортона.

Ещё бы мгновение и хрустнули кости, но ламия полностью не сомкнула челюсти, хотя руку мужа из пасти не выпускала. А сидящий сверху алиус, морщась от боли, зашептал в мохнатое звериное ухо, выступающее между длинными светлыми прядями волос:

– Маленькая, хочешь, чтобы муж стал инвалидом?

Монстр не издавал ни звука, дико кося большим голубым глазом с жёлтыми крапинками. Герцог взял в рот мохнатое львиное ухо, стал легонько покусывать, потом вновь зашептал:

– А ушки у тебя ничего. Такие… пушистые и мягкие. Зверушка моя! Тебе открыть ещё один секрет? – спросил Гортон и, не дожидаясь от монстра ответа, продолжил:

– В старинном фолианте прочёл, что детей алиусы с дочерьми Инанны делали именно в таком виде, в каком ты сейчас. Считай сегодняшнюю игру нашей тренировкой. Превращайся назад в хорошенькую девочку. Нам нужно поговорить.

Монстр разжал челюсти. Из ранок закапала кровь. Гортон ослабил хватку, обтёр концом шторы кровь и стал зализывать раненую руку. Через несколько минут на ковре лежала девушка с растрёпанными волосами и разорванном кое-где топике. Мужчина подождал, пока заживёт рука, освободил из пут жену и отнёс на кровать.

– Ты выпустила всю злость? Что пустоголовые дуры наболтали?

– Ничего особенного, Гортон. Я тебя не люблю и с детства брезглива. Не лезь ко мне целоваться после них.

Муж тихонько рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Укол «я тебя не люблю» не достиг цели. Я не юнец с закомплексованным эго, кое в чём разбираюсь. Должен сказать, что мы стоим уже на пороге. Вчера ты лежала сонная на моём теле в ванне. Тебя мыл и зверски желал. Что же мне оставалось делать? Мне триста лет, и я давно не мальчик. Или забыла?

Ирма хотела что-то сказать и даже открыла рот, но он приложил палец к её губам.

– Подожди! Ничего не говори. Послушай меня! Ирма, я понимаю… одно дело – знать, и совсем другое – услышать из чужих уст. Такое больше не повторится. Никогда!

– Не уговаривай. Не собираюсь жить рядом с твоим гаремом.

Он зарылся лицом в её волосы, целуя висок, шею, ухо и говоря при этом:

– Я не уговариваю… Сегодня уедешь… а через два месяца… никакого гарема не будет. Будет… ну, вроде блока питания… Мне бы хватило сил… с тобой справиться… не говоря… о других женщинах.

Гортон лёг на спину, а жену положил на себя.

– Смотри. Где бьётся пульс, там укуси, – сказал он, указывая пальцем место на своей шее.

– Что? Ты с ума сошёл! Ни за что не стану кусать! – возмутилась она и хотела вырваться из объятий, но герцог держал крепко.

– Почему?

– Боюсь, – призналась герцогиня.

– Ах, трусиха! – муж отпустил Ирму, потянулся к прикроватной тумбочке и в одном из ящичков нащупал коробочку, обтянутую синим бархатом. Он открыл коробочку и подал ей:

– Вот, моя сладкая. Позавчера приобрёл для тебя.

– Еще один подарок? – спросила она, с усмешкой заглянув внутрь.

– Да, – ответил герцог, серьёзно глядя на неё. – Знаю, ты верна глупым принципам.

В коробочке лежал золотой кинжальчик длиной около пяти сантиметров. Его рукоятку украшал рубин. Камень окружало тонкое золотое кольцо. У кинжала были маленькие ножны, украшенные надписью на непонятном языке. К ножнам крепилась цепочка, а на самих ножнах имелась маленькая кнопочка, нажатие на которую освобождало кинжал.

Герцог показал, как работает устройство кулона, и надел цепочку Ирме на шею со словами:

– Этот кулон тебе нужнее бриллиантового колье. Теперь попробуй сама.

Ирма нажала на кнопочку и вытащила кинжальчик.

– Коли сюда, – указал Гортон на локтевой сгиб своей руки, – если боишься в шею.

– Зачем? – опасливо покосилась на него герцогиня.

– Коли, говорю, не трусь. Сильнее вонзай! – приказал муж.

Она медлила, с сомнением переводя взгляд с кинжальчика на указанное место и на лицо мужа. Он, пристально глядя ей в глаза, медленно повторил приказание:

– Давай коли! Ну?!

Ирма, сморщившись, уколола в то место, где под кожей просматривалась голубоватая вена. В месте укола появилась капелька крови, быстро увеличивающаяся в размерах. Она глянула ему в лицо, ища признаки боли, но Гортон улыбался.

– Пей! – скомандовал он. – Всё не так страшно. Пей, моя сладкая, – повторил мужчина, другой рукой понуждая её наклониться к кровоточащей ранке.

Герцогиня припала губами к руке, а он, гладя её по волосам и спине, приговаривал:

– Умница. Ещё глоточек… еще…

Ирма сделала три больших глотка и отстранилась.

– Теперь залижи.

– У меня не получится, – запротестовала она. – Я не вампир.

– А ты попробуй, – настаивал Гортон. – Ты тоже иная. У тебя слюна особая. Нас люди называют вампирами, вас – ламиями. Давай друг друга уважать, не уподобляться им. Я – алиус, ты – алия, мы – муж и жена. Хорошо?

Она согласно кивнула головой и начала осторожно зализывать ранку. Ранка на его руке стала затягиваться.

– Получилось, – констатировал Гортон, сверкая в улыбке ослепительно-белыми зубами. – А сейчас моя очередь.

Ирма откинула волосы с шеи.

– Нет, – покачал головой муж. – Не в этом месте. Из бедра.

– Что? – вытаращила девушка глаза от удивления.

– Привыкай, лапочка, – он легонько чмокнул её в губы. – Это самое сладкое место. Оттуда буду иногда лакомиться твоей кровью. Её вкус вскоре должен измениться, стать восхитительным.

– Почему? – спросила Ирма, ожидая от герцога объяснений о своей двойственной натуре. Но он только сказал:

– Моя кровь поможет быстрее завершиться процессу преображения, – и с этими словами начал раздевать жену.

– Там будет больно, – попыталась остановить мужа Ирма.

– Ну, что ты, лапочка! Я тебя так заласкаю, что боли не почувствуешь, – успокоил алиус.

Через два часа Гортон Вентру Остнорский на вертолёте отправил герцогиню на дачу, где уже поджидала куча охраны. Он был доволен, что быстро сумел загасить пламя семейного скандала, и извлечь из стычки немалые дивиденды. Ирма стала спокойнее реагировать на кровавый алийский образ жизни.

«Терпение и время, – улыбался Гортон, вспоминая сладостные минуты кормления и ласк. – Завтра скажу Карагену, чтобы подыскал для неё пару-тройку молодых здоровых парней. Один пусть будет массажистом, другого возьмём под видом тренера по фитнесу, а третьего – гонщиком или авто-слесарем. Ирме нужно привыкать питаться свежей кровью, чтобы произвела на свет здоровое потомство».

Сам герцог поехал на встречу с представителями арабских тайных организаций. Следовало подпустить братцу Вазару «красного петуха» под зад. Пусть занимается проблемами на своей территории и не лезет в его семейные дела.

 

10

 

Сердце не плачь, в расставании тайна.

Поезд спешит, только это не мой.

Мой под парами на станции дальней

Ждёт лишь свистка для отправки домой.

 

Ирма тоже была довольна. На даче Гортон станет реже её посещать, значит, реже придётся себя контролировать, гоня из сердца и наслаждение, и чувство тревоги. Её мысли он уже не слышит, но заставляет пить свою кровь под благовидным предлогом продления жизни и молодости, укрепления здоровья. Но Ирма не была наивной девочкой, и прекрасно понимала, что герцог в большей степени это делает, чтобы контролировать её. За триста лет он, надо полагать, поднаторел в умении, сопоставляя лишь ощущения человека с происходящими событиями, определять, как человек к этим событиям относится и о чём приблизительно думает.

В этот раз она сыграла роль сносно. Муж ни о чём не догадался. Самое лучшее для неё – уединение. Пусть временно, пока Вазар перестанет чувствовать её ощущения. Но было и небольшое разочарование. Гортон полностью не раскрылся, сдержался, не показал демона с крыльями, которого она хотела увидеть.

В дверях герцогиню встречали Карина и Светлана. Обе улыбались, радуясь её освобождению из рук похитителей. Ирма обратилась к сопровождающему её начальнику охраны:

– Олег Иннокентьевич, кто у нас будет исполнять обязанности Станислава Андреевича?

– Завтра прибудет Валерий Викторович, помощник Станислава, госпожа.

– Хорошо. Только прошу, не называйте меня госпожой. Для вас я – Ирма Генриховна. Пожалуйста, прикажите своим молодцам перенести вещи Светланы на второй этаж, в розовую комнату.

– Будет исполнено, герцогиня.

– Ваша Светлость… – к Ирме подошла Светлана.

– Никаких светлостей. Поняла? – прервала её Ирма. – Так зови своего падишаха. А меня называй по имени отчеству. Это касается и тебя, Карина. Ах, девочки! Я соскучилась по вас.

– Я буду жить с вами? – спросила Светлана.

– Да, если согласна.

– Конечно же согласна! – улыбнулась блондинка. – Вам, наверное, будет скучно одной.

– Светочка, я уже привыкла к одиночеству. Такие люди, как я, увы, на него обречены. Других мы подавляем энергетикой и эгоизмом. Но буду рада тебе. Мне нужна подруга, которая пожила рядом с кровососами и знает некоторые правила их общества. Герцог подарил мне колье. Уж не знаю, сколько оно стоит. Случайно его порвала сегодня. Как наладят, так отдам тебе. Это моя плата за необходимость терпеть стервозную бабу и жить вдали от милого хозяина. А если будет совсем невтерпёж со мной – только скажи, сразу отпущу.

– Правда?! – обрадовалась девушка.

– Да, дорогая! Иди, устраивайся на новом месте.

Светлана схватила руку герцогини и поцеловала. Ирма отшатнулась и рассердилась:

– Сдурела? Света, лучше не зли меня! Этот дом теперь моя территория. Заискиваний, унижения и насилия я здесь не потерплю, поняла?

– Да, Ирма Генриховна, – виновато пробубнила девушка, а герцогиня обернулась к Роталлу.

– Верните всех кормилиц хозяину. Сегодня же! Кормление на моей территории запрещено. Это касается всех… и герцога в том числе.

Карина и Светлана пошли наверх собирать вещи, начальник охраны сообщать алиусам и кормилицам распоряжение новой хозяйки, а герцогиня решила посетить библиотеку и подобрать что-нибудь для чтения.

После ужина, вечерней прогулки со Светланой и чтения книги Ирма легла спать. Впервые за последние семь дней она спокойно заснула, не ожидая происшествий. Сон, однако, ей приснился очень тревожный. Нет, не тревожный – страшный.

Она ехала в машине. Рядом сидел Роталл. Свернули с широкого шоссе на какую-то улицу. С правой стороны – светящаяся вывеска. Впереди, по левой стороне, высился девятиэтажный дом. Она разглядывала бетонную коробку дома и заметила, что над балконом шестого этажа ветер раскачивал привязанный к ограждению красный воздушный шарик. Вот шарик отвязался и тихо стал опускаться вниз. Он пролетел пятый, четвёртый, третий, второй этажи. Когда их машина поравнялась с домом, шарик достиг балкона первого этажа. И вдруг его буквально сдуло порывом ветра. Этот порыв ветра был рождён взрывом их машины. Боль, страх, чернота – и Ирма с криком проснулась.

Она долго ворочалась на огромной кровати, не имея возможности заснуть от беспокойства и напряжённости, сковывающей члены. Заиграла музыка на мобильном телефоне. Ирма посмотрела на дисплей – часы показывали семь тридцать утра. Звонил Гортон:

– Доброе утро, маленькая! Не разбудил?

– Нет, – ответила Ирма.

– Мне показалось, ты чем-то встревожена.

– Приснился плохой сон.

– И после него не можешь заснуть? Третий час подряд?

– Игорь, если всё знаешь, зачем спрашиваешь?

– Лежала бы рядом – давно бы спала. Тебя бы обнял, поцеловал, успокоил, прошептал на ушко сказку.

Ирма усмехнулась:

– Хм. Как-нибудь без сказки постараюсь уснуть.

– А ты приложи телефон к уху. Я буду шептать слова любви. Быстрее уснёшь, – уговаривал герцог.

– Я бы с радостью, но боюсь, батарейка сядет. И тебе пора по делам. Да… не забудь кормилице, что у тебя под боком, прошептать слова любви, – сказала герцогиня и отключила телефон.

Она решила сегодня вообще телефон не включать. Перед отъездом Гортон предупредил, что вечером соберутся представители знатных родов, чтобы поздравить их с помолвкой. Мероприятие будет проходить в ресторане «Ангеликос», в центре Москвы, недалеко от апартаментов герцога. Ирма не горела желанием видеть всю великосветскую кровососущую свору.

«Ничего не поделаешь. Не родилась бабой-ягой – терпи. Но выслушивать целый день наставления от Гортона не собираюсь. Пусть только одна особь чего-либо скажет, поведёт некорректно или нагло посмотрит – превращусь в львицу и загоню подлых вурдалаков на потолок с ангелками. Плевать, если ему за меня будет стыдно. Надеюсь, тогда оставит в покое», – сердито думала она, настраиваясь на знакомство с теневой элитой столицы.

Часов с трёх пополудни Ирму начали готовить к предстоящему мероприятию. Её умащивали, делали эпиляцию, лечили волосы, стригли, наращивали ногти на руках и делали педикюр. В семь часов приехал Караген с Саликом, или Валерием Викторовичем. Они привезли вечернее платье цвета морской волны, туфли и драгоценности. Караген пошёл знакомить нового мажордома с прислугой, а Ирма с помощью Карины облачилась в платье и украшения. Колье смотрелось даже лучше разорванного, а браслет в виде змеи, тремя кольцами обвивший левую руку и сплошь покрытый бриллиантами, был восхитителен. Глаза змеи сверкали двумя изумрудами, а рубиновый язык колко холодил кожу.

В двадцать ноль-ноль на «Брабусе», присланном Гортоном, они выехали из ворот дачи. Ирма сидела сзади между Карагеном и Роталлом. Их сопровождали два «Лексуса» набитые охраной. Начальник охраны объяснил, что около девяти они будут на месте. Маршрут несколько минут назад проверили и ничего подозрительного не обнаружили. Ехали молча. Ирма с ними не хотела разговаривать, а мужчины к жене босса интереса не проявляли, зная, что у дамочки взрывной, непредсказуемый характер. Лучше при ней помалкивать – безопаснее будет. Алиусы смотрели по сторонам, а Ирма – вперёд.

Вдруг она увидела впереди и справа девятиэтажный дом, а на шестом этаже – болтающийся красный шарик, привязанный к перилам. Ирма глянула вправо – машина поравнялась со светящейся рекламой магазина.

– Стойте! – крикнула она.

– Что? – спросил Роталл.

– Быстрее тормозите!

– Что случилось, госпожа? – повернул к ней удивлённое лицо Караген. Машина продолжала двигаться по инерции, притормаживая.

Шарик отвязался и полетел вниз.

Ирма с силой ударила Роталла в плечо:

– Выходите!

Роталл открыл дверцу.

Шарик подлетел к пятому этажу. Ирма крикнула Карагену:

– Хотите остаться живым? За мной!

Из машины выскочил Роталл и за руку стал вытаскивать Ирму. Длинное узкое платье и туфли на высоких каблуках ей мешали быстро двигаться. Охранник уже стоял на тротуаре с пистолетом наготове. С другой стороны, оглядываясь, выскочил Караген.

Шарик подлетел к четвёртому этажу.

Водитель замешкался, отключая двигатель. Герцогиня упала, сломав каблук и порвав платье. Язык змеи больно впился в руку. Караген большим прыжком перескочил через машину. Роталл подхватил герцогиню на руки.

– В магазин! – велела она.

Шарик подлетел к третьему этажу.

Начальник охраны не понимал причины дикой паники, но импульс опасности, исходящий от женщины, принял как собственный, и действовал автоматически. Караген и охранник бежали сзади, прикрывая их своими телами.

Шарик подлетел ко второму этажу.

Роталл пушечным ядром залетел в магазин, сбил мужчину в дверях и старушку, идущую к выходу. Старушка запуталась у него в ногах, и он с размаху грохнулся на пол, выпустив Ирму из рук. Она кубарем покатилась по полу. На герцогиню ястребом упал Караген.

В этот момент на улице будто вздохнуло огромное животное, и в следующий момент витрина разлетелась множеством мелких стеклянных осколков.

Грохот, крики людей, осколки стекла.

Ирма, придавленная тяжёлым телом майордома, не могла пошевелиться. Но вот навалившееся тело исчезло, а над ухом прозвучали слова:

– Больно ушиблись, Ирма Генриховна?

Это Роталл помог подняться Карагену и поднимал её. Ирме было, конечно, больно, но она осталась жива и спасла нескольких кровососов. Странно, но это радовало. Роталл, подняв её на руки, поблагодарил:

– Спасибо! Вы нас спасли.

Она посмотрела на его серое лицо, измазанное пылью, разорванный пиджак, кровоточащую шею – и расхохоталась. Захохотал и Роталл. Кара – ген, отрясая с костюма пыль, пробурчал:

– Вам весело, а охрана на том свете уже поёт «Аллилуйя».

Но, глянув на начальника охраны и герцогиню, тоже заулыбался:

– Да уж! Такие красавцы. Только в цирке показывать вместо петрушек. Давай подержу герцогиню! Звони боссу.

Ирма запротестовала:

– Опустите меня на пол, Станислав. Я прекрасно могу стоять на ногах.

– Нет уж, дорогая госпожа. Дайте и мне вас подержать. Не всё Олегу наслаждаться.

Ирма улыбнулась:

– А вы с юмором, Станислав.

– Разве? – Караген поднял брови и смешно выпучил глаза. – Наверное, думали о нас: тупое зверьё.

– Ладно, не обижайтесь. Все мы не ангелы, – примирительно заявила девушка.

Роталл позвонил герцогу и описал обстановку. Потом сходил в подсобку магазина, принёс стул, полотенце и воду в небольшом тазике. С ним пришла менеджер – молодая светловолосая женщина. Алиусы оставили Ирму на её попечение и присмотр охранника, а сами пошли разбираться с последствиями нападения.

Не успела менеджер, полностью отереть лицо, руки и левую, всю в ссадинах, ногу Ирмы – запиликала сирена. Приехал Гортон с охраной. Он стремительно ворвался в магазин, отодвинул женщину-менеджера и подхватил Ирму на руки:

– Цела?

– Почти, – радуясь его приходу, ответила она.

– Поехали домой. Врач уже ждёт, – пробираясь к выходу, сказал он. А на улице, обходя тела раненых и прижимая её к себе, посоветовал:

– Не смотри по сторонам. Тебе это не нужно.

Девушка спрятала лицо на его мощной груди, обтянутой батистом белоснежной рубашки. Но когда уселись в машину, она увидела куски тел и металла, кровь и три искорёженных догорающих автомобиля, причём их «Брабус» был разорван пополам. В воздухе стоял запах гари.

Дома герцог то заходил в ванную, посмотреть на самочувствие жены, которую мыла Анна, то выходил в спальню, то его разъяренный голос звучал издалека, наверное, из кабинета. Он постоянно куда-то звонил, кричал, выслушивал ответы, отдавал приказания.

Когда Ирма ещё находилась в ванне, зашёл Роман Витальевич и попросил выпить горьковатую желтоватую жидкость из мензурки. Ирма выпила и вскоре почувствовала, что засыпает.

Проснулась она ближе к обеду следующего дня. Ещё побаливали мягкие ткани в местах ушибов, но ссадин, царапин и синяков не было видно.

Особняк казался почти вымершим. Гортон уехал разбираться с возникшими проблемами и текущими делами. Третий этаж пустовал. На втором этаже находилась только она да горничная Анна, притихшая как мышка. Лишь на первом – очень редко слышалось поскрипывание дверей и тихие голоса.

Ирма позвонила в колокольчик, чтобы горничная принесла завтрак – спускаться в большую пустую столовую не хотелось. После завтрака она пошла в библиотеку, хотелось узнать последние новости из Интернета.

На первом месте стояло сообщение о покушении на жизнь известного бизнесмена Игоря Бахметьева. Сам Бахметьев и его ближайшее окружение остались живы, а восемь человек охраны и два водителя погибли. Один человек – предположительно личный шофер Бахметьева – в тяжёлом состоянии был доставлен в больницу, но ночью, после операции, его забрали на долечивание в частную клинику. При взрыве пострадали и прохожие. Четверо находятся в реанимации в тяжёлом состоянии. Ещё двое получили ранения средней тяжести. Несколько человек обратилось в медицинские учреждения столицы с мелкими осколками стёкол в различных частях тела. Правоохранительные органы считают, что покушение связано с коммерческой деятельностью бизнесмена.

Под сообщением находилось около семидесяти комментариев. Все высказывания сводились к одному:

«Один буржуй заказал другого. Чтоб они друг друга перебили, и тогда в стране станет свободнее дышаться народу».

Ирма горько усмехнулась:

«Раньше, читая подобные новости, думала почти так же. А заказали не Игоря Бахметьева из-за передела бизнеса, а меня, провинциальную девчонку, только за то, что в будущем могу оказаться дополнительной гирькой на одной из чаш весов стабильности и безопасности мира вампиров. И не только вампиров. Да, везде я – лишняя».

Ей было ясно, что Хранители начали открытую борьбу с господствуом кукловодов закулисья. А что это были они, у девушки не возникало сомнений. Серьёзность их намерений она хорошо поняла ещё там, в подвале.

«Они не оставят в покое, пока не погибну, или не откажусь от брака с Гортоном. Если бы герцог понял и отпустил. Но – нет! Он поглощён воплощением плана: стать самому или через сына верховным правителем, этаким царём всея Земли», – покачала она головой.

Заглянув в «почтовый ящик» Ирма увидела письмо от Одинокого волка. Короткое сообщение пришло полчаса назад. Он написал:

«Через два дня по семейным делам прилечу в Москву. Как мы можем увидеться?»

«Ну, вот. И этому чего-то нужно от меня. Захотелось познакомиться с вампиркой. Чёрт! Никак не привыкну называть их алиями, в мозгах засело вампир – и всё тут... Смешной мальчишка. «Как мы можем увидеться?» Интересно и мне – как? Он хоть представляет, что страна огромная? Или думает, что она состоит из одной Москвы? А находилась бы сейчас дома – прилетел бы поболтать на часок? Впрочем, зачем его обвинять? У меня тоже нет ни фотографий, ни города проживания – лишь возраст, и ник Недотрога».

Ирма напечатала и отослала сообщение:

«Не знаю. Проблема сложная».

Вскоре пришёл ответ:

«Почему?».

Она ответила:

«Я замужем».

Одинокий волк написал:

«И что из того?»

Она ответила:

«Будешь в Москве – позвони по этому номеру. Надеюсь, увидимся. Мне нужно сбежать от охраны».

От Одинокого волка пришло последнее сообщение:

«Обязательно позвоню и выкраду тебя. До встречи».

Сообщение от парня немного развеяло грустные мысли:

«Надо же, какой храбрец? Выкрадет. Попробуй!»

 

***

 

Небмаат с перевязанной рукой сидел на веранде, подставив больное плечо солнцу.

– Твоя идея, Нофферех, с треском провалилась. Шуму много, а результатов – ноль. А я предупреждал. Ведьма все твои замыслы раскусила – на раз. Сам подумай. Хепруамин был преданным нашему делу Хранителем. Как встретился с ней – слетел с катушек. Он теперь, что щенок в её руках. Накинула поводок: куда захочет – туда и поведёт.

– Не понимаю. Как он мог простить ей убийство? – сказал высокий статный мужчина с орлиным носом и щёточкой усов над полными губами.

– Благодарение богам, чтобы никогда этого не узнал, – ответил Небмаат. – Изломает, изомнёт, высосет, как виноградину, и выплюнет кожурой.

– Что же делать? – спросил Нофферех.

– Сейчас нужно действовать тихо и умно. Гортон рвёт и мечет. Поднял все спецслужбы. А представь, если его поддержит Вазар? Он знает о нас всё. Все офисы, явки, проходы. Послушай, наша первейшая задача – разорвать брак Гортона с ведьмой и отобрать «ключ» у Вазара. Я в этом направлении уже кое-что сделал. Человеку из окружения Альмента дал задание внушить сыну Вазара мысль. Мол, дядя нуждается в помощи для борьбы с нами. Они с Гортоном раньше неплохо ладили. Тот старался внушить племяннику свои идеи об официальном статусе правителей, через уничтожение нашей организации, отмену демократических институтов и уничтожение почти всего тяжёлого вооружения под красивым лозунгом благоденствия человечества без войн, кризисов и болезней. К тому же я пересмотрел наш взгляд на ведьму. Её не следует уничтожать. Она – наше секретное оружие против алиев. Представь теперь диспозицию. Альмент – молод, амбициозен, гормоны играют – вдруг встречается с нашей ведьмой – молодой, красивой, обладающей чарующим голосом да ещё такой необычной. У молодых найдётся больше точек соприкосновения и различных интересов, чем у трехсотлетнего алиуса с двадцатипятилетней девушкой. А с другой стороны… сможет ли Хепруамин-Вазар смириться с тем, что сын пытается у него отнять возлюбленную, ради которой пошёл на смерть? И закружится у них карусель, и запылает пожар, успевай только дровишки подкладывать. А ведьме я подкину решение некоторых проблем.

– Каких?

– Она думает, что её хотим уничтожить. Так?

– Ну…

– Твой неудачный «бубух», как нельзя лучше, нам на руку. Дам ей понять, выкрадет перстень у Вазара и нам отдаст – преследовать перестанем.

– Отлично, Небмаат! Всегда восхищался твоей мудростью, магистр, – ответил с поклоном Нофферех.

 

***

 

Через день Ирма с большим трудом упросила мужа отправить её на дачу. За две ночи он истомил её ласками, а за два дня надоел постоянными звонками. Если бы не было Вазара – внимание герцога доставляло бы удовольствие, а любила бы Гортона – порхала бы от счастья. Но она его не любила, а мысль о Теймуре-Вазаре обгладывала сердцевину души прожорливым червяком, оставляя там пустоту и боль. Девушка устала себя контролировать. Временная передышка – вот о чем она мечтала.

Через час после приезда зазвонил её «Vertu». Ирма, думая, что звонит герцог, раздражённо пробурчала:

– Слушаю тебя внимательно. Уже соскучился?

– Соскучился. Даже не сомневайся, – ответил незнакомый мужской голос.

– Кто это? – растерялась девушка.

– Одинокий волк. Или не ждала моего звонка?

– Честно говоря, нет.

– А я летел через океан с надеждой. Так хотелось услышать твой голос, увидеть настоящую ведьму, пьющую кровь.

– Послушай, Одинокий волк, или как там тебя? Всё это глупости. Просто… забудь!

– Прошу, не разочаровывай! Я так надеялся.

– А не побоишься?

– Не побоюсь.

Ей тоже захотелось увидеть парня и «преподать урок самонадеянному сопляку». Об этом ей стал нашёптывать голос через внутренний диалог. В девушке будто проснулся бесёнок, подталкивающий к встрече. Матильда хотела, чтобы встреча состоялась, но Ирма опасалась провокации. А голосок шептал и шептал, что золотая клетка похожа на склеп, и лучше год прожить в провинции свободной, чем тридцать лет добровольно провести в столичной тюрьме; что от судьбы не убежать и не скрыться, и лишние волнения относительно покушения – глупость; что своим чувствам нужно доверять, если на ближайшее время они не сулят неприятностей; что она – молодая девушка, а не столетняя старуха, и должна общаться с молодёжью, не киснуть рядом с трёхсотлетним упырём, который, видимо, забыл, что такое шутки и приколы. И она сдалась, решившись на встречу.

– Хорошо, – сказала герцогиня. – Через час на десятом километре Рублёво-Успенского шоссе. Найдёшь?

– Найду. А как тебя узнаю?

– Девушку на «Ямахе», думаю, узнаешь.

– До встречи, – ответил Одинокий волк и отключил соединение.

Ирма спустилась на первый этаж. Следовало поговорить с Роталлом. Но начальника охраны не нашла, он пока не вернулся из города. Роталл разрывался между ней и хозяином. За охраной герцогини нужно было постоянно следить – так неукоснительно требовал Гортон. Но и хозяину требовалась его помощь в расследовании покушения на жену. Без распоряжения Роталла Ирму за ворота не выпускали – герцог дал прямые указания на этот счёт. Это был очередной компромисс: послушность Ирмы в обмен на проживание за городом.

В ожидании начальника охраны она заглянула в библиотеку, чтобы выйти в Сеть, почитать ленту новостей и сообщений из своего «почтового ящика», ведь Светлана уехала с одним из охранников навестить подружек-кормилиц, а одной слоняться по поместью, занимая себя ненужными делами, – скучно. В «почтовом ящике» появилось «письмо» из разряда сомнительных. К ней часто забрасывали разный спам в виде приглашений на порно-сайты или в интернет-магазины. Она хотела сообщение удалить, но прочла имя отправителя – Небмаат. Хранитель ей написал:

«Доброго здоровья, Людмила Георгиевна! Не подумайте, что пожелание – издёвка. Желаю Вам доброго здоровья от всей души. Та неприятность, которую Вам устроили, – предупреждение. У меня есть деловое предложение. Заберите перстень у Вазара и отдайте нам, а мы Вас оставим в покое. Когда перстень будет у Вас, позвоните по этому телефону и назовите свою настоящую девичью фамилию. Укажу, как перстень переправить нам. Даю Вам на размышление и работу два месяца. В течение этого времени можете не переживать за свою жизнь.

С поклоном к Вам, Небмаат».

Ирма письмо удалила.

«Не иначе – провокация, – подумала она. – Хочет, старый лис, притупить бдительность. А если… правда? Перстень им намного важнее меня. Мда… Где увижу Вазара? На свадьбе? Она как раз через два месяца. А как его забрать? Проблема».

Она ещё немного почитала сообщения, потом отключила компьютер и пошла одеваться. Следовало быть готовой к моменту появления Роталла.

Вскоре послышались тяжёлые шаги. В дверь постучали.

– Войдите! – подала голос герцогиня.

– Вы меня искали, Ирма Генриховна? – спросил Роталл, входя в спальню.

– Да, Олег Иннокентьевич. Мне хочется развеяться, прокатиться на мотоцикле по посёлку.

– Ирма Генриховна, – укоризненно посмотрел на неё начальник охраны.

– Олег, пойми меня! – заговорила она убеждённо. – Я не древняя старуха, чтобы целыми днями читать книжки.

Начальник охраны пристально глянул ей в глаза и махнул рукой:

– Ладно. Поедете с двумя машинами охраны. Но только по посёлку. Полчасика и домой.

– Спасибо, Олег Иннокентьевич, – улыбнулась Ирма обольстительной улыбкой. – Вы – душка.

Она покаталась немного по посёлку, постояла, будто прощаясь, у своей любимой сосны. Потом направилась к особняку, но на подъезде к нему выжала скорость до упора и вскоре вылетела на Рублёво-Успенское шоссе, петляя между транспортом, оставив позади машины с охраной. Подъезжая к месту, где она указала ждать Одинокому волку, увидела байк намного массивнее и мощнее её мотоцикла. Парень на мотоцикле был одет настоящим байкером: костюм с блестящими заклёпками и замками, на спине какая-то эмблема, на голове черный шлем со слегка затемнённым опущенным стеклом. Проносясь мимо, Ирма посигналила. Одинокий волк просигналил в ответ и поехал за ней. Он быстро её догнал, а перегнав, стал указывать дорогу. Когда шоссе пошло на поворот, он свернул на второстепенную дорогу. Проехав по ней с километр, они ещё раз свернули. Вскоре Одинокий волк остановился, заглушил мотор, снял шлем и подошёл к ней.

Ирма увидела высокого молодого красивого парня. Ему на вид было лет восемнадцать – двадцать. Загорелый, с белозубой улыбкой, взглядом прищуренных зеленоватых глаз и тёмными, слегка волнистыми волосами до плеч, забранными в хвост – таким предстал перед ней знакомый по Интернету. Он походил на спортсмена–баскетболиста, когда бы ни являлся… алиусом.

– Привет! – улыбнулся он.

– Привет! – сказала Ирма, снимая шлем.

Парень от удивления выпучил глаза.

 

11

 

Не увлекай меня в мечтания напрасно,

Ведь я не дева из волшебно-дивных снов.

Я – птица осени, гонимая ненастьем,

В борьбе забывшая, что где-то есть любовь,

И разучившаяся быть при ком-то слабой,

Дрожать от нежности натянутой струной,

И неузнавшая, как быть простою бабой

И изливать свои несчастия слезой.

 

– Чем мальчик так удивлён? – спросила девушка, слезая с мотоцикла.

– Обворожительной красотой, – соврал парень, но за эту ложь ему не было стыдно – девушка действительно была очень красивой. Ему не хотелось признаваться, что знает, кто она такая. Не раз видел, как отец подолгу рас – сматривал её портрет, висящий в кабинете, и ещё картину «Бесприютная душа» этой странной художницы. А однажды оставшись в кабинете один, случайно бросил взгляд на картину, и ему показалось, что на страдающем лице прекрасного ангела зашевелились губы. Парень потряс головой, отгоняя видение, и вновь глянул на полотно. Сомнений не было – ангел шептал. Альмент по движению губ даже понял слово, которое шепнул ему ангел – «помоги». Молодому алиусу стало неприятно одному находиться в комнате с шепчущей картиной, он вышел и больше не оставался один в отцовском кабинете. Тогда он и понял слова матери, после приобретения картины «Ангел и Бес» переехавшей жить в Нью-Йорк. Она на прощание ему сказала:

– С ведьмой мне не тягаться. Свои обязательства перед родом и короной выполнила. Больше мне здесь делать нечего. Не попади, сынок, под влияние печальных глаз. Пусть отец несёт свою ношу. У него плечи шире и опыта больше. Тебя она сломает как прутик.

Потом отец улетел на Дальний Восток за художницей. Вернулся без неё, но совершенно другим. Мать тогда сказала, что это ведьмины чары. Отец их переборол и вновь стал самим собой. Однако три дня назад Вазар вызвал сына в Лондон и попросил оказать помощь в одном непростом семейном деле. И лишь тогда Альмент понял, насколько глубоко ведьма запустила когти в сердце отца. Он согласился с предложением, ведь отец такое не мог доверить никому. Если бы правда выплыла наружу, то пошатнулся бы политический имидж их семьи, что грозило потерей власти не только Вазару, но и ему, Альменту. Собираясь в Москву с непростым заданием, он даже не подозревал, что девушка, печатающая стихи под «ником» Недотрога, – та самая ведьма, ради которой приехал в Москву. Мало ли девчонок, пишущих ему любовные послания в блог и именующих себя ведьмами, вампиршами, дочерьми дьявола? Он с ними переписывался, приезжал на свидания, но они оказывались обычным девушками, чаще – готками. С ними он проводил несколько ночей, кутил, занимался крутым сексом, пил кровь, а потом стирал воспоминания и расставался, забывая навсегда. Но эта усмехающаяся девчонка в синем комбинезончике, обтягивающем стройную фигуру, была настоящей ведьмой, взявшей в полон сердца двух облачённых властью, высших иных. И в голове вертелась мысль:

«Осторожно! Она опасна. Хотя с первого взгляда и не скажешь», – думал Альмент, разглядывая художницу.

– Мальчик, – сказала девушка. – Я не люблю слащавых комплиментов. Алиусу говорить подобное тем более не к лицу. В словах не чувствуется восхищения. И получается не похвала, а насмешка.

Её грудной голос был завораживающим, как и большие глаза с поволокой.

– Не находишь себя красивой? – удивился Альмент.

– Нет, для человека я, наверное, красива. Но алийки, полагаю, более совершенны.

Молодой алиус впился в глаза ведьмы пристальным взглядом, говоря:

– Алийки, как и человечки, – разные. Но гордые и холодные. А от тебя веет теплом жизни и чувств.

Ведьма обошла его кругом и стала за спиной.

– Зря стараешься, мальчик. На меня ваш гипноз, сдобренный лестью, не действует. Ты приехал за моей кровью или экстримом?

Парень резко обернулся:

– Конечно, за экстримом.

– А зачем повернулся? – спросила ведьма.

Альмент смутился:

– Мало ли что у тебя на уме. Ты назвалась ведьмой.

Ведьма мило улыбнулась:

– У меня на уме только одно – раздеться. А ты что подумал?

У молодого алиуса загорелись зелёные огоньки в глазах:

– Хотелось бы посмотреть на это.

– Вот как? – усмехнулась Ирма и медленно двинулась вокруг него, пристально глядя в глаза. – За просмотр придётся заплатить.

Парень тоже медленно поворачивался, наблюдая за её движениями. Девушка, с грацией кошки, прошла ещё несколько шагов и немного расстегнула комбинезон.

– За стриптиз заплатишь своей кровью, вампирчик. Готов? – спросила она, лукаво улыбаясь, и медленно оголила вначале одно плечико, потом другое.

– Готов! – с вызовом ответил Альмент.

– Смотри, вампирчик! Уговор дороже денег, – почти пропела ведьма низким грудным голосом.

Она, извиваясь всем телом будто змея, медленно стянула с себя комбинезон вместе с кроссовками. Альмент нервно сглотнул – девушка была без нижнего белья. Потом ведьма постояла несколько мгновений обнажённая, томно наклоняя голову то в одну, то в другую строну, поводя плечами и притягивая его страстным взглядом расширившихся зрачков. Он не выдержал и сделал к ней один шаг, а ведьма вдруг сорвалась с места и исчезла за кустами. Молодой алиус растерялся, не зная, бежать за ней или подождать, когда девушка вернётся. Ели бы она была обычной девчонкой – он бы побежал, но от ведьмы можно ожидать любого коварства. Через несколько минут из-за кустов вышла… львица с пышной гривой человеческих волос.

Алиус выглядел удивлённым, но не испуганным. Он несколько секунд, не двигаясь, смотрел в большие голубые глаза зверя, а потом улыбнулся весёлой мальчишеской улыбкой. Он вдруг понял, отчего ангел на её картине просил о помощи; отчего у неё грустные глаза и грустные стихи – она не человек и не алия – другая, она – оборотень, и от этого страдает.

– Можно тебя погладить? – спросил Альмент. Львица стояла спокойно, только легонько била хвостом из стороны в сторону.

– Ты миленькая и в образе львицы, – сказал Альмент и стал медленно опускаться на корточки. Альмент смотрел на зверя во все глаза, и улыбка не сходила с его лица. Львица подошла к нему почти вплотную, и тогда он погладил её по волосам и почесал за ухом. Львица заурчала, а потом, отступив назад и немного присев, перепрыгнула через парня и побежала по лесу. Он расхохотался и побежал за ней.

Они бежали параллельными курсами на расстоянии трёх метров друг от друга по берёзовым перелескам. Приблизительно через километр выбежали на большую ровную поляну, покрытую молодой травой, в которой желтели глазки одуванчиков. Алиус с разбегу прошёлся колесом по полянке, плюхнувшись в её середине на спину. Он смотрел, как подбежала львица, обошла пружинящим шагом вокруг него и легла в траву неподалёку. Он повернулся лицом к зверю:

– Мне понравилось, а тебе?

Львица посмотрела на него, облизнула нос розовым языком, показала свои большущие зубы, будто улыбаясь, и перевернулась на бок мордой к парню. Она часто дышала, а между лап виднелась белая мягкая шерсть брюшка. Альменту захотелось погладить эту шёрстку, так захотелось – ладони зачесались. Он тихонько пододвинулся ближе к зверю.

– Можно погладить брюшко? – лучисто улыбаясь, спросил он. – Чуть–чуть, пожалуйста!

Львица, открыв пасть, шумно и часто дышала, поглядывая на молодого алиуса большими голубыми глазами, но недовольства не выказывала. Тогда он осторожно протянул руку и погладил мягкое тёплое брюшко, потом почесал зверя за ухом.

– Ты – прелесть! Просто восхитительна!

Ирма видела в его глазах неподдельный восторг. Это смешило: молодой алиус, как маленький мальчик, игрался ею, словно большой мягкой игрушкой, подаренной на день рождения. Вдруг её чуткие уши уловили стрекочущий звук – где-то вдалеке летел вертолёт. Львица перевернулась на живот и затряслась в трансформации.

– Ты чего? – спросил Альмент, но быстро понял, что она превращается в человека. Вскоре рядом с ним лежала обнажённая девушка.

Он опять протянул руку и погладил её шелковистую белую кожу от плеч до поясницы. Он бы продолжил исследование и дальше, но девушка перехватила его руку:

– Закати губу, алиус. Слышишь стрекотание? Летит вертолёт, а на нём – мой разъярённый муж. Беги скорее за моей одеждой.

– А ты? – спросил парень.

– Спрячусь в кустах. Мотоциклы заведи в лес. Иначе нам несдобровать, если попадёмся.

Он побежал за одеждой, а Ирма, спрятавшись в кустах, сочиняла историю о том, как ей захотелось побегать на природе в зверином теле. Её она хотела рассказать Гортону по возвращении.

Вертолёт летел низко над лесом и вскоре должен был появиться над поляной. В этот момент чьи-то сильные руки обняли и потянули девушку дальше в лес. Перед глазами всё стало расплываться и исчезать в сером тумане. Ирма вскрикнула и закрыла глаза, а открыв, – увидела пальмы, бирюзовую гладь морского залива, услышала шелест волн, ощутила чьё-то мускулистое тело, тесно прижавшееся к ней.

– Зая, сильно испугалась? – услышала она знакомый голос.

– Как не совестно, Вазар, меня воровать в таком виде? – спросила девушка, запрокидывая голову, чтобы увидеть лицо похитителя. Принц Крови развернул её к себе лицом.

– Почему мне должно быть совестно? Мы пять лет знакомы, и обнажённой тебя видел не раз.

Вазар прижал к себе девушку и поцеловал. Она отстранилась и подозрительно посмотрела ему в глаза.

– Вообще-то, мы знакомы меньше недели. Вижу тебя второй раз, не считая посещения больницы. Отвечай! Сколько раз ко мне приходил? В каком виде я была?

– Неа, не скажу, – улыбался Вазар, сверкая ровными рядами ослепительно белых зубов.

Девушка ударила кулачками по его мощной груди:

– Нет, греховодник! Говори немедленно! Что со мной делал?

Хитрая улыбка – если можно так назвать оскал хищника, задумавшего поиграть с добычей, – не сходила с уст мужчины. Он закатил глаза, будто припоминая что-то очень приятное:

– Делал такое, от чего твои щечки покроет румянец. И делал много, много раз, ведь ты находилась в моей власти.

– Подлый алиус!

Вазар расхохотался:

– Ха-ха-ха! Детка, что с тобой тогда мог делать? Ты шаталась, будто травинка на ветру. Вся зелёная, худенькая. На тебя можно было только смотреть и плакать.

– Ты плакал? – девушка обняла его за плечи, пристально глядя в глаза. Лицо принца стало серьёзным:

– Был бы человеком, наверное, плакал. Я терзал свою руку и поил тебя кровью. Боль помогала не расплакаться, как девчонке.

Ирма поднялась на цыпочки и поцеловала алиуса в губы.

– Я тебя люблю, – прошептала она. Вазар подхватил Ирму на руки и закружил:

– Зая, мне стоило умереть, чтобы услышать эти слова.

Он, сжимая в руках дорогую ношу, пошёл к воде.

– Хочешь, сейчас тебя…

– Утоплю, – закончила за него Ирма.

– Ты всё такая же торопыга. Не утоплю, а покатаю.

– Как большой чёрный дельфин?

– Ага.

– Большой чёрный дельфин, ты в одежде будешь плавать?

Он опустил её на песок, отвернул от себя и стал раздеваться.

– Так не честно, – заныла девушка.

– Не хочу пугать.

– Размером? – спросила Ирма и захихикала.

– Ну, держись, зайка-зазнайка! – принц подхватил её за талию, посадил к себе на плечи и вошёл в воду.

– Ох, ты и силач! – восхитилась девушка.

– Нравится?

– Очень!

Он зашёл в воду по грудь, вновь взял девушку за талию и, чуть пригнувшись, бросил в воду. Ирма с визгом начала барахтаться в воде, а он, нырнув в волну, вынырнул рядом с ней. Взяв за руку, алиус одним быстрым движением закинул её себе на спину.

– Держись крепче за шею.

Она сцепила руки в замок и обвила ногами крепкое тело мужчины, а принц мощными гребками поплыл навстречу волнам. Она целовала его мокрые волосы и шептала:

– Я люблю тебя.

Он грёб, шумно дыша, и на выдохе говорил:

– Ещё!

– Я очень люблю тебя.

– Ещё!

Тогда Ирма закричала:

– Я очень, очень люблю тебя!

– Теперь… верю, – сказал её «большой сильный дельфин».

 

Когда они полулежали на плетёных креслах под разноцветным тентом и потягивали коктейль, Ирма спросила:

– А на острове больше никого нет?

– В этой части острова никого. А что?

– Неприятно. Вдруг кто-то нас увидит раздетыми?

– Пусть смотрят и завидуют, – сказал Вазар, протянул руку и погладил девушке коленку.

– А папарацци?

– Этих проныр на моём острове нет. Кстати, мне не понравилось, как заигрывала с моим сыном. Он тоже, конечно, фрукт. Видишь ли, стриптиза ему захотелось.

– Постой! – Ирма отставила бокал с коктейлем. – Гортон говорил, что у тебя сын – подросток.

– Братец, как всегда, солгал. Альмент закончил обучение и стал самостоятельным мужчиной.

– И ты всё слышал и видел?

– Да, поэтому решил тебя быстренько умыкнуть. Я послал сына в Москву с одним поручением, и удивился, что он так быстро тебя нашёл.

– А ты как нашёл? – уставилась девушка на любимого мужчину.

– За дачей постоянно велось наблюдение с земли и из космоса. Мне следовало раньше тебя забрать, когда впервые почувствовал твой страх. Но подозревал, что в спальне брат установил камеры наблюдения. А когда Хранители стреляли в ваши машины, тогда по-настоящему испугался. Решил, при первой возможности тебя выкрасть.

– Надеюсь, Вазар, не станешь жалеть впоследствии часов безумства посвященных мне, – отведя глаза в сторону, спросила Ирма. Похищение она не воспринимала серьёзным, обдуманным поступком Вазара-Теймура. Оно походило на лихую дерзость влюблённого, тоскующего по предмету обожания. И за эту дерзость им придётся расплачиваться. Она уже не была импульсивной молоденькой девчонкой, какой её помнил Теймур. Ирме хотелось стабильных и ровных отношений, при которых женщина желает стать матерью, чувствуя защищённость свою и своего ребёнка.

– Не понял? Каких часов? – удивился принц Крови.

– Мне нужно вернуться назад. Ты же знаешь… – начала она, но Вазар не дал ей закончить.

– Что? – он возмущённо развёл руками и уставился на девушку недовольным взглядом хищных глаз. – Решила, что похитил на время? Нет, ты вновь меня убиваешь! Кто час назад кричал: «Я очень люблю тебя», а? И после этого должен отпустить тебя? К нему?!

– Но у тебя будут неприятности, и у меня – тоже… – начала Ирма втолковывать своё понимание ситуации, но мужчина, протянув руки и перетащив её к себе на колени, перебил словами:

– Детка, в прошлой жизни наши проблемы решила разрулить ты. Что из этого вышло – мы оба знаем. Позволь в этот раз решать мне.

– Триста лет опыта? – вздохнув, улыбнулась девушка.

– Триста тридцать, плюс двадцать пять и ещё плюс… Короче, не будем уточнять.

– О, да ты – древний человек, почти египетская мумия. С таким даже страшно целоваться, не то, что лечь в постель, – пошутила она.

Принц поднялся вместе с ней и направился к дому.

– Вот и проверим: страшно или приятно?

– Осторожнее, Теймур! Забыл, чем закончились прошлые эксперименты? – хотела образумить любовника Ирма, но он только хмыкнул и занёс её в спальню, окна которой были открыты, и лёгкий морской бриз шевелил прозрачные шторы.

– А этот эксперимент закончится хорошо, – укладывая её на кровать, сказал принц. – В этот раз ты сказала волшебное слово – «люблю». Надеюсь, не сказала то же самое брату?

– Как тебе не стыдно? – с укором взглянула она на Вазара.

Принц Крови не ответил, а взял в руки её кулон.

– Гортон подарил?

– Да.

– Что же, брату в практичности не откажешь. Вынимай кинжальчик.

Девушка нажала на кнопочку и вынула золотой кинжал.

– Коли!

Ирма уколола и припала к его левой руке. Высший алиус гладил её по плечам, спине, ниже спины и в его глазах загорались зелёные огоньки.

– Уже не боишься крови как раньше? Привыкла? – спросил он, и в его голосе ей послышались ревнивые нотки.

Ирма успела сделать всего два глотка и, быстро зализав ранку, отстранилась со словами:

– Отправь меня домой, пожалуйста!

Зажгло в груди – он уязвил её в самое сердце, ведь за ревностью легко угадывалось мнение о ней, как о легкомысленной, не способной на серьёзное, постоянное чувство, неразборчивой особе. То, что она ему когда-то уступила под напором шантажа, он истолковал, видимо, именно так.

– Прости! – он прижал её к себе. – Обидел не нарочно. Вырвалось.

Она покачала головой:

– Твоё молчание ревность не излечит. Зачем напоил меня кровью в подвале? Хотел сделать больно?

– Я тогда был сам не свой.

– Не лги, Вазар! Сделал специально, чтобы сторонилась Гортона.

– Мне не будет прощения? – спросил принц, заглядывая герцогине в глаза.

– Видишь ли… Мама мне не раз говорила, что все мужчины – дети.

– У тебя была мудрая мама. Детка, давай забудем о прошлом, – предложил он.

– Давай, – согласилась Ирма, но сама подумала:

– «Эх, Вазар! Легко сказать – забудем. Труднее выполнить. Прошлые обиды станут вторгаться в мысли и чувства. Мы слишком разные. Любовный угар, боюсь, вскоре рассеется, и ты начнёшь ломать голову, как жить дальше. С Гортоном разрешилось бы легко. Помахали друг другу ручкой – и прощай! Между ним и мной нет любви, нет прошлого. Лишь сексуальное влечение, договорённости, компромиссы. С тобой, любимый, расставаться будет очень больно».

А в это время мужчина покрывал её поцелуями, но неожиданно остановился, внимательно посмотрел в лицо и спросил:

– Почему в твоём сердце печаль?

– Да так. Маму вспомнила, – солгала Ирма.

– Не грусти, птичка моя. Я окружу тебя заботой и любовью, и из головки улетучатся все печали. Давай опять посетим твой мир сегодня? Будем охотиться, и… – он заговорщицки улыбнулся и зашептал ей на ушко, – львиной паре пора обзавестись маленьким львёночком, а паре алий – ма-аленьким мальчиком.

Он вновь заглянул ей в лицо, вопрошая:

– Да?

– Да, – улыбаясь, ответила Ирма. А что девушка могла ещё ответить? Скажи она: «нет», он бы её не понял и огорчился. А огорчений она ему доставляла в прошлом достаточно. И у Ирмы возник план: родить ребёнка и оставить Вазару. Большего она ему дать не могла, как не могла жить в его мире. Приблизительную модель отношений консервативного алийского общества к себе услышала из разговоров кормилиц в доме Гортона.

«Можно представить, что скажут аристократки западной части королевства о ламии. Какие слухи и сплетни пойдут в кулуарах дворцов и замков», – промелькнула горестная мысль, но Ирма постаралась её отогнать, отдаваясь сладостному томлению, волной разливающемуся по всему телу от чудесных, незабываемых ласк принца Крови.

Её ждал восхитительный вечер и необычная ночь приключений и любви. Ах, как давно это было! Охота и любовные игры с желанным человеком, теперь уже алиусам, но всё равно любимым и желанным, от прикосновений которого в ней дрожала, и сейчас дрожит, каждая жилочка, каждая клеточка. Чувствовать его губы, нежное прикосновение рук. Взлетать на пик наслаждения, рассыпаясь вспышками восторга от движений его сильного гибкого тела. А потом лёгкой поступью хищницы идти с ним бок обок на охоту, прислушиваясь к ночным шорохам, всплескам воды, писку зверьков, вскрикам ночных птиц, вбирая в себя запахи разнотравья, леса, реки и сладкую тревогу добычи; насытившись, сладострастно растянуться на прохладных стеблях мягкого травяного ковра большой ленивой жёлтой кошкой, и переворачиваться, и кокетливо тянуться, и заигрывать, легонько трогая чёрного льва когтистой лапой.

Охота. Что может быть приятнее, что так разжигает огонь в крови у человека и хищника? Что так заставляет сладко замирать сердце в предчувствии удачи, в желании увидеть дрожь и сопротивление жертвы? Охота и любовная игра самца и самки, мужчины и женщины, похожая на сражение в завоевании территории, но приводящая к перемирию, дарующему новую жизнь.

Проснувшись утром, Ирма услышала часть разговора Вазара. Принц Крови стоял на террасе в белых хлопчатобумажных брюках, босиком и разговаривал с кем-то по телефону:

– … Alment... Yes... with me. You can go home. Everything is fine. Yes... satellite images sent Chiron. I am glad that you did not leave... Let him try to prove otherwise. Fact on the face... And I am not worried. Well, give her my regards... everything.*

Правда она из этого разговора не поняла ничего – Вазар говорил по-английски, а девушка слабо знала английский язык. Но подозревала, что принц разговаривал с сыном или с кем-то о сыне, услышав имя последнего.

Ирма повернулась и пошла в душ, но по дороге была подхвачена и занесена в душевую кабину.

– Осторожнее, – сказала она, освобождаясь из его крепких объятий.

– Косточки болят? – спросил любовник, встав с ней под струи тёплой воды.

– Всё болит. – Ирма потянулась к махровой рукавичке, желая налить на неё гель для душа. Вазар остановил её руку:

– Не нужно рукавички. Сам осторожно намажу.

– Вазар, только не начинай.

– Не буду, – белозубо улыбаясь, пообещал он, размазывая гель по спине. – Сама виновата. Я предлагал больше выпить крови и сразу трансформироваться, а ты боялась опьянеть.

– Какой бы львицей я была – пьяная?

– Неважно. Сам бы поохотился и добычу тебе принёс.

– Ополовиненную?

– Ах, жадина! Боялась, что у козочки выпью немного крови? – он завернул её в махровую простыню и вынес из душа. – Извини, Зая! Оголодал без тебя за два с половиной года.

– Это говорит Вазар или Теймур? – спросила герцогиня, вытирая мокрые волосы.

– Генри Сомерсет, – откликнулся алиус из гардеробной, куда пошел одеваться.

– Так тебя зовут в миру?

– Да, – входя в спальню, подтвердил он.

– А как мне называть? – поинтересовалась она, отложив в сторону полотенце.

– Если для тебя, Милочка, дорого наше прошлое, можешь называть Теймуром, когда мы вдвоём. А хочешь жить только настоящим – зови Генри, – пояснил любоник, присаживаясь к ней на кровать.

– Мне дорого прошлое. Ещё любишь подлую Милочку Лазаренко? – спросила девушка, заглянув ему в глаза.

– Не подлую, а глупенькую, недоверчивую, запутавшуюся. Люблю и безумно по ней скучаю, – гладя её по мокрым прядям волос, ответил он.

– Она умерла вместе с Теймуром, – проговорила Ирма, отвернувшись от Вазара.

– Ты не умерла, Милочка. Вчера со мной была ты, а не Ирма. Ирмой ты становишься днём, отгораживаясь от всего мира глухой стеной. Я каждый день буду разбирать по кирпичику из этой стены, – убеждал её принц с нежностью в голосе.

– Зачем? Милочка ранима. Ей будет больно соприкасаться с твоим миром, – начала она высказывать то, что камнем лежало на сердце, но спохватилась и перевела разговор на будничную тему, поинтересовавшись:

– А одежда для меня есть?

– Есть, – ответил алиус и повёл её в гардеробную. – Что выберешь? Платье, блузу с юбкой, джинсы? Надеюсь, что размер подобрали точный.

– Раз хочешь увидеть прежнюю Милочку – я надену джинсы и эту кофточку, – разглядывая голубые джинсы и белую полупрозрачную блузку, сказала Ирма.

– Хорошо, – согласился мужчина. – Начнём с внешнего преображения. И перестань топорщиться иголками, как колючий ёжик. Кстати, Ирма Берг исчезла, её больше нет.

– А кто есть?

– Милли Лазар, будущая принцесса Вестмирская.

– Здорово, – улыбнулась девушка. – Милли Лазар намного ближе к Милочке Лазаренко, чем Ирма Берг.

– Пойдём позавтракаем, а потом будешь одеваться. В графстве прохладно, придётся надеть вот этот кардиган, – указал он на длинный ажурный жакет.

– Я должна завтракать в стрингах? – покосилась она на одетого в брюки и рубашку жениха.

– А что? – невозмутимо спросил он. – Здесь жарко. И аппетит на меня нагонишь.

– Какой аппетит?

– И тот и другой, – он притянул её к себе, чмокнул в носик и повёл в столовую. – Не переживай. За пять дней поста сильно не проголодаюсь и буду очень осторожен. Не хочу навредить нашему малышу.

– Ты уверен?

– Положись, детка, на меня. Всё получилось как надо. Но в звериной шкуре заниматься сексом не так интересно. Вот когда ты – монстрик… это что-то! – он немного поморщился. – Только в рот шерсть лезет.

– Думала, у животных это сезонное, – неопределённо пожала плечами девушка, стараясь скрыть смущение, вызванное его намёком.

– Сейчас весна. Видимо, подошло время. По этой же причине ты игриво вела себя с Альментом.

– Прекрати! – Ирма высвободилась из его объятий и уселась на плетёный стул в дальнем конце стола. – Я его хотела только напугать.

– Я тебя не виню. В тебе сейчас довольно сильна звериная сущность.

Девушка от негодования даже поперхнулась глотком кофе, которое ей подал принц.

– Как ты можешь?! Три года я успешно боролась с жаждой крови и победила.

– Нет-нет, птичка моя. Больше мы природу насиловать не станем, – заверил её жених. – Будешь питаться свежей кровью.

– Какой?

– Свежей человеческой кровью.

Ирма представила сцены кормления и побежала в туалет. Оттуда он принёс её на руках и, прокусив своё запястье, предложил:

– Выпей пару глотков.

Она закапризничала:

– Не буду. Меня и так тошнит.

– Милли, детка, выпей, очень прошу! Станет легче, вот увидишь! – настаивал принц.

Она кое-как проглотила два глотка алийской крови, и через некоторое время тошнота действительно прошла.

А ещё через час, пройдя портал, Милли Лазар ступила в незнакомый мир старинного замка Уодвик.

 

* – …Альмент… Да… со мной. Можешь возвращаться домой. Получилось всё отлично. Да…снимки со спутника переслал Широн. Я рад, что ты не уехал… Пусть попробует доказать обратное. Факт на лицо… А меня это совсем не волнует. Ну, передай ей от меня привет… Всё.

 

12

 

Вы простите меня за сумбурность.

Может, что-то твержу невпопад.

Вы простите меня за бездумность,

Легковерность и слёз водопад.

Вас терзаю, увы, не от скуки.

Словно бабочка в липких сетях,

Трепещу в ожидании разлуки.

Ваш покой поселил во мне страх.

 

В это утро Милли чувствовала себя особенно худо. Её мучил токсикоз, и она ходила по замку тихая и бледная. За завтраком принц Крови уговаривал её что-нибудь съесть, но она только отрицательно качала головой.

– Хорошо, птичка моя, – сказал он обеспокоенно. – Пойдём, я тебя покормлю.

– Нет. Кормление было вчера, – она опять отрицательно замотала головой.

– Ничего страшного. Ты сегодня особенно бледная. Пойдём!

Он подхватил её хрупкое тело на руки и отнёс в спальню. Там Вазар прокусил своё запястье и приложил руку к её бледным губам. Из глубоких ранок потекла кровь.

– Пей! – велел жених. – Не упрямься!

Женщина сделала пару больших глотков густой красной жидкости. Вскоре её щёки чуточку зарумянились.

– А теперь отдыхай, голубка, – принц погладил её по голове и вышел.

У него в этот день намечалась масса дел. Во-первых, полным ходом шла подготовка к свадьбе, во-вторых, возникла угроза военного конфликта на Ближнем Востоке, и ему срочно требовалось переговорить со своим советником, в-третьих, королева Акуши задумала приём. Ожидало и ещё одно маленькое дельце. Друг детства, лорд Широн, прислал своего сына Андре для обучения и помощи секретарю. Молодого алиуса следовало как-то подбодрить, поговорив о том и о сём. Он будущий предводитель рода Тремеров, могущественного и многочисленного клана. Юношу следовало расположить к себе, чтобы не рвался вернуть утраченную Тремерами власть, не устраивал заговоров за передел территорий.

Андре, стройный юноша с ёжиком тёмных волос и зелёными проницательными глазами, ростом был немного ниже принца, но старался держаться независимо, хоть и робел от пристального взгляда царственных глаз. Неожиданно он сказал:

– Будущая принцесса сегодня слишком бледна.

– Конечно, – согласился принц Крови, – ведь женщине нелегко вынашивать алиуса.

Андре покачал головой и взглянул на принца:

– Не понимаю, как такое могло произойти? Пролистал разные книги и старинные манускрипты, но нигде не упоминается, чтобы обычная женщина забеременела от алиуса.

– Милли уникальная женщина. Таких больше нет. Она – полукровка, наполовину алийка, наполовину человек, – властное лицо принца чуть тронула улыбка, и Андре решился задать мучавший его вопрос:

– Скажите, принц, как любить такую?

Тот усмехнулся и переспросил:

– Как любить? – и уже серьёзно продолжил:

– Любить любую женщину нелегко. А Милли – тем более. Такую женщину нужно любить, как сорванную в саду прекрасную розу. Если нальёшь в вазу слишком много воды и не обрежешь нижние подсыхающие листочки, то цветок начнёт загнивать и осыплется. Если забудешь вовремя подлить воды – он засохнет. А еще нужно класть чуточку удобрений и постоянно менять воду. Друг мой, это целая наука, и её познаёшь не только разумом – сердцем.

– Действительно, очень сложно…

– Признаюсь – нелегко. Вот пример. Приходит ночь, и даришь ей всю свою любовь и нежность. Буквально выворачиваешься наизнанку, отдавая себя без остатка. Она засыпает в твоих объятиях такая расслабленная, тёплая, умиротворённая. Ты горд, ведь ни кто-нибудь, а именно ты сделал её счастливой. А днём у неё замирает и сбивается с ритма сердце от воспоминаний. Ты это чувствуешь и находишься на седьмом небе от радости. Но проходит несколько часов и вдруг она возмущённо говорит:

«Презренный червяк! Ты использовал меня! Это удовольствие ты хотел доставить себе, а я служила лишь инструментом. Негодный, бесчувственный алиус!» И вся твоя гордость и радость – коту под хвост.

– Но почему? – удивлённо уставился на принца юноша.

– Один умник ей поведал, что мы бесчувственны.

– Ведь это не совсем верно.

– Да. Но попробуй женщине доказать обратное. А бывает иначе, – продолжал Вазар, размеренно шагая по дорожке парка. – Намечены сложные переговоры, либо неприятные известия пришли от королевы, либо ещё что-то. Она проходит мимо по своим делам и ласково улыбается. Ты улыбаешься в ответ, но в данный момент все мысли заняты насущной проблемой. Вскоре освобождаешься от дел, и вдруг чувствуешь, что она плачет. Спрашиваешь:

«В чём дело, птичка моя?»

«Презренный червяк! – всхлипывает она. – Подыскиваешь себе другую смазливую мордашку? Не зря поменял почти всех кормилиц».

Тебе смешно и обидно. Она не права, совершенно не права. Действительно поменял почти всех кормилиц. Теперь одна страшнее другой.

– Женщины – противоречивые существа, – задумчиво молвил стажёр.

– Вы правы, – принц Крови потрепал Андре по плечу. Дружеский жест повелителя ободрил молодого аристократа, и он продолжил беседу:

– Прочёл недавно такие слова:

«Чем меньше женщину мы любим,

Тем легче нравимся мы ей,

И тем её вернее губим

Средь обольстительных сетей».

– Правильные слова, – согласился монарх. – А вы хотели бы погубить ту единственную, ближе которой на свете нет?

– Нет, конечно, – ответил молодой алиус.

– То-то же. А я чуть не погубил Милли. Сейчас содрогаюсь от мысли, что был так беспечен. Играть можно с другими, с теми, кто не особенно дорог. С кормилицами, например. О них я тоже хотел поговорить с вами, Андре. Закон разрешает брать в кормильцы совершеннолетних дочерей или сыновей рода человеческого. Но, как вы знаете, многие пренебрегают им. Проще заплатить крупный штраф и обладать молоденькой девочкой или юным мальчиком, совсем ещё детьми. Кое-кто доходит до того, что берёт себе шести- и семилетних детей, которые через год-два погибают. Надеюсь, это не относится к вам, Андре. Моё желание жениться на Милли многие аристократы воспринимают причудой надменного сноба, пресытившегося сластолюбца. Очерствев и развратившись помыслами, они не понимают, что я хочу ей подарить счастье. Для этого и посвящаю вас в некоторые тайны наших отношения. Хочу, чтобы поняли меня, мои мотивы. Поняли те исключительные моменты, которые произошли в моей жизни после встречи с ней, – принц остановился и устремил взгляд вдаль, задумавшись о своём. Они стояли возле прудиков с прозрачной голубоватой водой. По дорожкам ходил павлин, то и дело распуская разноцветное опахало хвоста. Рядом что-то клевала серенькая пава.

– Такие моменты нельзя упускать, в них заключается дальнейшая судьба, – сказал он, будто вспомнив о прерванном разговоре.

– Вы смущаете меня, Ваше Высочество. Ваша судьба зависит от девушки?

– Дорогой, Андре! Нам, мужчинам, лишь кажется, что повелеваем собственными судьбами. Увы, недавно понял – это не совсем так. Мы только-только сблизились. Уж не знаю как, но как-то смог приручить эту дикую птичку.

Вазар скривил губы в печальной улыбке, подумав:

«Не могу же рассказать юнцу, что знаком с ней давно, и эта птичка колибри когда-то меня убила. Если рассказать – парень подумает, что я – сумасшедший. Так любить после убийства? Нет, не поймёт».

Он покачал головой и продолжил рассказ:

– В один из дней её накрыло чувство любви и нежности ко мне. Она очень импульсивная девочка, как была в лёгком утреннем платье и босиком, так и побежала ко мне, боясь расплескать по дороге чувства. В то утро я по громкой связи разговаривал с советником и французским послом, и не услышал её лёгких шажков. Вдруг – стук в дверь. Я почти в ярости. Секретаря ведь предупредил, чтобы никто не отвлекал. Куда он вышел в тот момент – не знаю. В следующий миг подумал: «Возможно, что-то срочное». Недовольно буркнул: «Войдите!» Открывается дверь, и на пороге – она! Вся трепещет, как птичка колибри, и переминается в нерешительности босыми ножками. В тот момент от увиденного – обомлел. В следующий миг щёлкнуло в мозгу, и пришло осознание, если сейчас скажу: «Подожди, детка, минутку. Закончу переговоры и тогда…», то «тогда» уже никогда не наступит. Никогда, понимаете?!

Принц перевёл взгляд на собеседника.

– Вы все полагаете, что я, могущественный и властный принц Крови, утверждаю законы, караю, милую, даю направление мировой экономике и политике. Но на Милли моя власть не распространяется. Она со мной лишь потому, что этого сама хочет. Не удержать её ни запретами, ни охраной. Уйдёт, если пожелает. Львицей отгрызёт лапу и вырвется из капкана. В крайнем случае, оставит своё безжизненное тело в моих руках.

– Как Вы поступили? – в глазах стажёра читался интерес.

– Хм. Очень просто, – ответил принц. – Улыбнулся и поманил к себе, отложив на два часа переговоры. Позже советник несколько раз допытывался у лорда Гекхема и вашего отца, какое экстренное событие случилось в королевстве, что прервались важные переговоры. А случилась она – птичка колибри.

Принц покосился на молодого лорда:

– Вы ещё молоды, Андре, амбициозны. Думаю, что вам пока трудно это понять.

– Отчего же, – возразил лорд. – Но где найти такую женщину? Независимую, страстную подругу высшего алиуса. Наши женщины, как и мы, менее эмоциональны, а человечки – это ж… ну, Вы меня понимаете.

– Мой друг, – принц положил Андре руку на плечо. – За триста тридцать лет я понял вот что: когда мужчина готов всей душой и каждой клеточкой тела любить такую женщину – она появляется на его пути. Появляется как награда или кара.

– Вам легко говорить, – с сомнением покачал головой Андре.

– Не переживайте, лорд. Вторым ребёнком будет у нас девочка, – убеждённо сказал принц. – Она станет взрослой, а вам перевалит далеко за сотню лет. Надеюсь, к тому времени будете готовы встретить свою колибри. Теперь понимаете, что значит любить такую женщину?

– Нужно любить так, чтобы у неё даже не возникла мысль, что кто-то способен любить сильнее, – ответил молодой алиус.

– Похвально, Андре. Я в вас не ошибся. Только помните, для этого нужно развивать в себе лучшие качества алиуса и мужчины.

– Благодарю, Ваше Высочество!

Молодой лорд немного помолчал, а когда они проходили мимо центрального входа, спросил:

– Не хочу показаться слишком бесцеремонным и любопытным, но почему – «презренный червяк»? Не упырь, не пиявка, а – червяк?

Вазар усмехнулся:

– О-о, это длинная история. А вкратце – я могу проникать в её сны, изменять их сценарий, если девочке снится что-то плохое. И однажды по глупости признался, когда Милли рассказала о кошмарном сне, который стал радостным с моим появлением. В нём я явился на коне, в латах, с копьём и заколол всех её монстров. Теперь она считает, что я, как червяк в плод, попадаю в её ментальный мир, изменяю его по своему желанию и на свою же пользу.

Перед башней Цезаря они расстались. Граф Широн вошёл в башню, а принц Крови, огибая медальон газона, пошёл в библиотеку. По дороге он вспоминал тут историю, о которой упомянул Андре.

 

Это была не длинная история, а продолжительная ночь паники и поисков невесты. Случилась эта ночь через месяц после появления Милли в замке. Она любила гулять по окрестностям замка. Принц без нескольких человек охраны боялся выпустить любимую за пределы крепостной стены, предполагая возможные акции Хранителей ключей или Гортона. Но в прилегающих к замку полях и рощах, притулившейся деревушке и городке, расположенном неподалеку, посторонние пока не появлялись. Это обстоятельство Вазара немного успокаивало, но ненадолго. Из-за прогулок за крепостной стеной у него с Милли случались стычки. Она любила посидеть у запруды, глядя на медленные струи реки, кое-где покрытой водорослями и ряской, о чём-то думала и улыбалась. Наверное, прислушивалась к новой развивающейся жизни внутри. А он иногда смотрел на женщину из окна большого зала и тоже улыбался. Но стоило кому-то появиться на берегу или на мосту центрального входа, Вазар звонил охране. Те просили Милли уйти в замок. Она нервничала и скандалила как с охраной, так и с ним. Это были хоть и неприятные, но мелочи жизни, с которыми его невеста мирилась, осознавая опасность, исходящую от Хранителей. Труднее оказалось ей смириться с его кормлением.

После того, как Вазара посещала очередная кормилица, Милли дулась, уходила в будуар и там закрывалась надолго. Он чувствовал, что она грустит, а иногда даже плачет. Вазар разъяснял всю глупость её подозрений, говорил слова любви, просил его впустить – из-за двери не слышалось ни звука. Вазар злился и готов был разнести дверь в щепки. Она открывала, но хранила молчание и отводила взгляд. Принц нашёл для неё четырёх молодых людей. Надеялся приучить питаться тёплой свежей кровью, тем самым давая понять, что это обычное поглощение пищи и ничего более. Милли от такого кормления отказалась наотрез, не помогали даже доводы, что свежая кровь полезна ребёнку. Непосредственное поглощение крови из сосудов она допускала только у него, расценивая подобное питание очень интимным и доверительным действием. Тогда Вазар своё кормление перенёс на ночные часы, когда Милли засыпала.

В одну из ночей она проснулась и, не обнаружив принца рядом, пошла в его гардеробную. Дверь из спальни в гардеробную была приоткрыта. Вазар специально так делал, чтобы услышать, не проснулась ли невеста. Она встала очень тихо, подошла к двери и увидела такую картину: её жених, обнажённый по пояс, сидел на кушетке, впившись в грудь кормилице, а та в ночной рубашке сидела рядом и обнимала его за плечи.

Когда он, насытившись, отпустил кормилицу досыпать, обнаружил, что Милли в спальне нет. Вазар заглянул в туалет, будуар, столовую, кухню, буфетную, поискал в библиотеке – женщины нигде не оказалось. Тогда он пошёл к охране. Десять минут ушло на просмотр записей с камер наблюдения. Принца охватила паника. Из записей выяснилось, что женщина вошла под сень деревьев парка, где крепостная стена, взбираясь на холм, наиболее низка, а вышла на стену львицей. Несколько часов он с охранниками искал её по полям и рощам, а нашёл в кустарнике, обнажённую, свернувшуюся в комочек и всю холодную. Она спала, или находилась в обмороке, щёки мокры от слёз. Он снял с себя куртку, рубашку, замотал женщину и открыл портал. Через портал Вазар зашёл прямо в ванную комнату, напустил горячей воды и лег в широкую золотую ванну вместе с ней.

Милли пришла в себя. Её начало трясти. Вазар прижимал женщину к себе, стараясь унять дрожь. Гладил, целовал. Потом закутал в простыню, одеяло и уложил в кровать. Он не ругался, понимая, что беременность усилила её фобии. Мужчина лишь горестно вздохнул и сказал:

– За что меня наказываешь? Я чуть с ума не сошёл. Пока искал, что только не передумал. От тебя шли волны ужаса, боли и тоски. Почему невинный малыш должен страдать, испытывая горе и страх?

У женщины началась истерика. Хорошо, что у Теймура был опыт в подобных делах. Он помнил, как остановил такую же истерику три года назад. Правда на это ушла почти вся вторая половина ночи. Под утро Вазар невесте сказал:

– Неужели за столько лет не поняла, что принадлежу тебе душой и телом? Птичка моя, с вечера по утро я твой плюшевый мишка и мальчик для битья, брусочек для точки коготков, резиновый пупсик, кусать который следует без страха, укрепляя зубки. Я – твоя сладкая конфетка и горькая настойка, жилетка, в которую плачься, сколько влезет. Делай со мной всё, что хочешь, наполняйся мной, как желаешь, но не убегай, не тверди, что ты одинока, а я тебя предаю. Уже не знаю, как доказывать обратное.

Молчащая всю ночь женщина вдруг спросила:

– А днём?

Жених улыбнулся. У него отлегло от сердца – раз заговорила, то его слова наконец-то дошли до её разума.

– А днём по мере возможности. Детка, не забывай, я – мужчина, добытчик, и должен носить мамонтов в нашу пещеру.

На что она, скорчив недовольную рожицу, произнесла:

– Все вы, мужики, одинаковы. Придумываете себе больше работы, чтобы скрываться от надоедливых баб.

Вазар-Теймур рассмеялся и заявил:

– А посторонних прошу очистить спальню. Я сплю с Милочкой, а Хаципетовку сюда не приглашал.

Вскоре она заснула, свернувшись калачиком, а принц окутал её своим большим телом, упершись лбом в затылок женщине, и впервые увидел её утренний сон.

Во сне Милли что-то искала среди грязных прилавков, опустевшего базара. Вазар взял её за руку и повёл на пляж, навстречу тёплому солнцу и ласковой волне. А потом они взобрались на высокий утёс и, прыгнув вниз, полетели. Они превратились в ангелов с большими крыльями. Она сверкала белизной, а он был тёмен, как ночь, и быстр, как молния.

Милли зашевелилась, развернулась. Вазар отпустил любимую из своих объятий, не мешая отдыхать и досматривать сон. Принц Крови встал и пошёл одеваться – звали неотложные дела королевства.

 

Вазар задумчиво прошёлся по комнате, сел в тёмное кожаное кресло и уставился на часы в стиле ампир, стоящие на каминной полке, потом взял с книжной полки первый попавшийся фолиант, открыл медные застёжки, бесцельно полистал папирусные страницы, закрыл книгу и поставил на место.

Он прекрасно понимал, что любимой вначале следовало привыкнуть к кровавому алийскому образу жизни, перебороть два основных принципа, заложенных в неё с детства: человеческая жизнь бесценна и человек не пища – а потом уж беременеть. Но её беременность была продолжением задуманного сценария, так удачно воплотившегося в жизнь, и он надеялся, что его любовь поможет Милли быстрее и менее болезненно справиться с этим.

Через четыре дня после похищения герцогини, Вазару доложили, что приехал брат. Гортон стоит у главного входа в замок и требует аудиенции. Все эти дни Вазар ждал визитёра, поэтому стальную кованую решётку главного западного входа держал закрытой, как и кованые северо-восточные ворота, а также южные и юго-восточные решётки второстепенных проходов через стены. На крепостных стенах и башнях он выставил вооружённые посты, подготовил гранатомёты и ракетную установку, а в бойницы послал снайперов. Во все комнаты замка, кроме спальни и туалетных комнат, провели видеоаппаратуру. По его просьбе были приведены в боевую готовность морские и воздушные силы страны. Альмента отец попросил под чужим именем пожить в Ковентри, чтобы по звонку мог быстро приехать в замок. Гортону вежливо передали, что Вазар Вентру Вестмирский примет герцога в пятнадцать часов.

Время приёма Вазар назначил специально на время послеобеденного сна будущей принцессы. Приезд мужа от женщины держали в строжайшей тайне. Не следовало раньше времени раскрывать грязные подробности закрученной интриги. Этому способствовала и дождливая, холодная погода, препятствующая прогулкам.

Герцога Гортона Вентру Остнорского с секретарём князем Арош де Тюредор проводил в приемную секретарь принца Крови лорд Гекхем де Тремер с охраной. Там уже их ждали принц Вазар Вентру Вестмирский и герцог Альмент Вентру Бритский.

После положенных по протоколу приветствий Гортон прямо заявил, что приехал за женой, герцогиней Ирмой Берг Остнорской, и знает, что она находится в этом замке и удерживается помимо воли.

С ответным словом выступил Вазар. Он, будто актёр на сцене, тяжело вздыхал, рассказывая о щекотливом происшествии с сыном и молоденькой женой Гортона; хмурил брови, глядя на «безответственного повесу», напоминая, что все они были молоды и совершали ошибки; смотрел проникновенно в глаза «рогатому» мужу, уговаривая того простить ветреницу, ведь она не воспитывалась на пуританских законах алийского общества, не знала о смертной казни, ожидающей прелюбодейку, не успевшую родить мужу хотя бы одного ребёнка.

Потом пришла очередь, выйти на авансцену Альменту. Играя роль, как хороший актёр, он с «повинной головой» рассказал, что с девушкой познакомился несколько месяцев назад в Интернете, переписывался вплоть до встречи в лесу. Кольца на руке не видел, хотя её узнал. Потом она, чего-то испугавшись, отправила его за одеждой, а сама сбежала. Он долго девушку искал, а нашёл, когда стемнело. Она была обнажена, у него возникло желание, и закончилось это сексом. Он не разглядывал её кольца, да и зачем было – девушка оказалась девственницей. Он понятия не имел, что она – чья-то жена. Признание Ирмы испугало, он позвонил отцу. Вазар помог вывезти девушку из страны, так как боялся мести Гортона. Уже в замке врач определил – она беременна. Далее юноша заявил:

– Я, как ответственный мужчина, готов жениться на Ирме. Хотя все знают, что два года назад обещал жениться на Азоли Баварской из рода Бруджи, – закончил герцог Бритский, давая понять, что женитьба для него – вынужденная повинность, от которой он с удовольствием откажется, если позволят.

На это Вазар отреагировал тирадой, дескать, он никогда не допустит, чтобы внук родился байстрюком. Возможно, сын откажется жениться. Был сговор с другой девицей. Он молод, только-только перешагнул рубеж совершеннолетия, ему создавать семью слишком рано. К чему ломать жизнь молодому парню из-за неосторожности с человечкой, ведь она не алийка, а продукт необъяснимой, странной мутации. В таком случае он, Вазар, возьмёт её второй женой и даст своё имя ребёнку.

Брать первой или второй женой человеческую женщину закон не запрещал, но этим обычно пользовались только представители низших слоёв, не имеющие средств на содержание алийки и ребёнка в течение тридцати лет. И к тому же за кормилиц полагалось платить большой налог, а жена-человечка доставалась бесплатно. Такое налоговое послабление Акаши сделала для беднейших алиусов, когда пришла к власти, за что получила уважительную приставку к имени – «Мудрая». Если присовокупить несколько домашних животных, от которых можно питаться кровью, то такое совместное проживание алиуса с женой-человечкой было вполне сносным.

Самое интересное: сочинённая история выглядела абсолютно правдоподобно, подтверждённая перепиской в Интернете, фотографиями их встречи со спутника, объяснением охраны, что девушку не похищали, она сбежала сама.

Эстафету в переговорном процессе взял лорд Гекхем, тайный советник королевы. Он зачитал послание Акаши к сыновьям, в котором предлагалось решить семейное дело миром, ни в коем случае не доводя до общественности, тем более – Верховного Суда. В письме давалось понять, что имитация ещё одного покушения на жену Гортона снимет вопросы об её исчезновении, ведь аристократическому обществу никто её не представил. Также предписывалось выплатить Вазару в пользу брата реституцию. А сама Акаши обязалась оказывать поддержку младшему сыну в экономических и политических вопросах.

Выслушав всё, Гортон ответил, мол, согласен жену простить, а внучатого племянника воспитывать как собственного сына. Но Вазар, заранее предвидя такой ответ брата, возразил так:

– Ты жестокий правитель, Гортон. Мне известно, как ты расправился с охранником, между прочим, алиусом, за выстрел в человечку…

– Она не человечка, и ты это прекрасно знаешь, – перебил возмущённый Гортон.

– Хорошо, полукровка… и что? Разве от этого она становится алийкой, обретает те же права? Нет. Нет закона о полукровках. Зачит, она – человек, пища, проще говоря. Твой охранник не знал, что она привезена в качестве жены. Ты не озаботился предупредить, стоя козни мне. Она напала первой, он защищался, не убил, а только ранил. Ты должен был отдать его королевскому судье, чтобы тот решил судьбу парня. Низшего алиуса приговорили бы к смерти за беззаконие по отношению к себе подобному. Понимаешь, к чему я клоню?

Гортон молчал, он понимал, что брат ему угрожает и при поддержке королевы может довести дело до Верховного Суда. А там попробуй доказать, что полукровка, превращаясь в зверя, не несёт опасности алиям и что он не превысил пределов своих полномочий. Его, конечно, не тронут, но поста Властителя земель он может лишиться. А принц продолжал:

– Подозреваю, что будешь чрезмерно строг с неверной женой и неродным ребёнком. Не позволю, чтобы из-за твоего самодурства страдал мой внук. И подвергать ребёнка опасности нападения от Хранителей я не намерен, а ты, брат, не можешь дать стопроцентной гарантии. Твоя охрана уже однажды прошляпила, когда герцогиню чуть не убили. И это может повториться.

Так ничего не подозревающую женщину, будто рабыню, продали из одних рук в другие. Продали за баснословную цену, выраженную не только в денежном эквиваленте. Правда, сделка ещё не была завершена, но в обществе, где людей продают, как скот или вещь, нет никаких прав для товара, будь он хоть принцессой, хоть подарком на день рождения. А ведь такое случалось регулярно. Живого человека выпивали, словно бутылку выдержанного дорогого вина. Очень дорогого, ибо такая бутылка была не всем по карману. Казна от таких подарков регулярно пополнялась, и мытари зорко следили и за уплатой налога, и чтобы товар был качественным, то есть группа крови и возраст согласно заказу. Тех, кто пользовался или поставлял контрабанду, сажали в тюрьму, где кормили кровью животных, и порции были крохотными.

 

***

 

Прошло почти два месяца с тех пор, как Милочка появилась в замке. Первые дни она ходила по комнатам, переходам, винтовым лестницам и подвалам как зачарованная, словно перенеслась на машине времени из настоящего в прошлые века.

Замок воистину был роскошен, занимаемая территория – огромна. Стоящий на холме и окруженный пышными садами, рекой, зелеными полями и рощами он в прежние века служил домом для самых знатных дворян и священников, которые скрывали своё алийское происхождение. Основанный в десятом веке, через восемь веков подвергся пожару, но был реставрирован. С тех времён сохранилась изящная мебель, оружие и доспехи, старинные сервизы и вазы, картины и гравюры художников позднего средневековья, скульптуры и барельефы неизвестных мастеров. В юго-западной части комплекса зал государственных приемов соседствовал со столовой. Зал использовался для официальных приемов высоких гостей, был богато украшен живописными полотнами и старинной мебелью. Слева от него располагалась библиотека и кабинет принца, справа – жилые комнаты и гостиные. Кормилицы жили отдельно, рядом с башней, в которой находился музей оружия. В замке также располагались: конюшня, псарня, гараж и рота королевской охраны.

Она с трудом привыкала к новому окружению, новым обязанностям и новому имени, третьему по счёту. Обычный распорядок дня у будущей принцессы состоял из зарядки, водных процедур, завтрака, прогулки, различных занятий – от истории алийских родов до бальных танцев, а далее следовали: ланч, дневной сон, прогулка, массаж, занятие на тренажёрах, «файф о клок» – что для неё означало питание кровью, чтение или Интернет. В семь вечера появлялся Вазар, и уже он определял, чем будет заполнено время перед сном.

Иногда Вазар посвящал полностью весь день Милочке, или Милли – как теперь он её называл. Они заглядывали на острова Сен-Бартс или Бора Бора, чтобы погреться на солнышке и окунуться в морскую волну. Один раз он возил её на остров Макао, где они любовались природой и храмами, катались на гондоле, слушая арии гондольера, настоящего певца-тенора, посещали казино. Он же, а вернее, личность Теймура, привил ей любовь к гонкам на болидах, и они успели побывать на трёх заездах, провидимых в Европе. А тоска по прежней жизни и мужу, любившему скорость, машины, тусовки гонщиков, явилась благодатной почвой для нового увлечения.

Яркость зрелища, атмосфера азарта, рёва моторов, споров о характеристиках двигателей и шасси, технических новинках, хитростях пилотажа – всё было мило её сердцу, всё присутствовало в этом виде спорта, недаром автогонки на огромных болидах называли королевскими. Ещё больше к соревнованиям привлекало то, что в одной из команд появился соотечественник. Когда она впервые увидела его (милая, чуть застенчивая улыбка, проникновенный взгляд, спокойная уверенность в себе), то позавидовала крепкому парню белой завистью:

«Он знает, для какой цели живёт, рискует, стремится к цели, добивается результатов. А для чего живу я? К чему стремлюсь? Как путешественник, потерпевший кораблекрушение и потерявший ориентир, плыву наугад в бескрайнем океане чужих желаний, интриг, планов».

На Сен-Бартс и автогонки с ними ездил Альмент. Милли в этих поездках держала себя очень сдержанно. Она являлась, по сути, всего лишь знакомой крупных землевладельцев и финансистов Сомерсетов. Тем более плохо понимала иностранные языки, а Генри и Роберт служили ей переводчиками. Представители отечественного бомонда с Милли Лазар не знались, поэтому в глянцевых журналах и таблоидах появились фотографии её и Сомерсетов, снабжённые рассуждениями о том, кем же является эта неизвестная девушка из северной страны. Разброс догадок представлялся обширным: от внебрачной дочери одного из олигархов, партнёров Сомерсетов по бизнесу, до затерянной побочной ветви царской семьи.

Обслуга и охранники замка в основном состояли из алиев. Людьми, окружающими Милли, были: горничная Вика из семьи бывших диссидентов и учитель иностранных языков из старинной генеральской семьи белоэмигрантов Андрей Орлов. Окружение Вазара к Милли относилось благосклонно, а с кормилицами она не контактировала. Но эта показная благосклонность не могла её обмануть. Однажды она подслушала беседу учителя иностранных языков и преподавателя по этикету, чопорной алийки, тренирующейся в разговорном русском. Когда их беседа зашла о ней, алийка высказала мнение, что королева Акаши согласилась на брак Вазара с «безродной экстравагантной полукровкой» только для «вливания свежей крови в обветшалый королевский род». Ещё она утверждала, что на всех королевских церемониях рядом с принцем Крови будет стоять принцесса Галла Тюредор Вестмирская, первая алийская жена Вазара, а место Милли Лазар лишь в постели мужа и детской. Куда ей быть безупречным символом королевской власти. Для «ужасной зверушки» достаточно и того, что станет портить имидж семьи Сомерсетов в человеческих аристократических кругах туманного Альбиона, – таков был вердикт алийской аристократии относительно её будущего, поняла Милли.

А ночью с ней приключился нервный срыв. Милли сбежала, увидев сценку кормления Вазара, которая переполнила чашу терпения. Конечно, порыв отчаяния – глупость. Женщина прекрасно знала, на что шла с самого начала. Она пожалела Теймура за два года заточения в кольце и решила вернуть ему столько же, побыв рядом и родив ребёнка. Но жизнь показала, что исполнение собственных клятв – нелёгкое дело. В ту ночь она дала себя уговорить Вазару, но стала сомневаться, что пробудет рядом с ним более года.

«Разве это любовь, если я не могу ему открыться? – иногда задумывалась Милли. – А скажи я, что думаю об алиях, их обществе и порядках, об ордене «Хранителей» – он меня, скорее всего, будет считать врагом и отнимет ребёнка. И так некоторые мои высказывания встречают его непонимание и отчуждённость. Боль, страх, сомнения, прикрытые ласками и страстью – это не любовь. Или любовь бывает разная? А где счастье? Где открытость душ? Может, я не умею любить? Зверь лишил меня такой возможности?»

Она ненавидела своего зверя за жажду крови, за одиночество, за знакомство с алиями, этакими робото-людьми, не имеющими чувств, а лишь оснащёнными основными функциями для выживания и размножения. Легко было сказать три заветных слова: «Я люблю тебя», когда гормоны бушевали в крови, а эйфория от встречи с личностью дорогого человека из прошлого захлёстывала с головой. Но Вазар всё-таки был не тем человеком, которого она любила. Теймур стал алиусом, хищником, представителем жуткой расы рабовладельцев, захватившей мир.

«А знала ли я Теймура? Почему, войдя в тело Вазара, он спокойно продолжил его дело? Его даже не коробит, что приходиться пить кровь женщин, распоряжаться их жизнями и памятью. Принуждать, наказывать людей, презирая и порабощая их. Ведь они такие же люди, каким он был совсем недавно. Или не был? Если может переходить из тела в тело не раз и не два – кто он на самом деле? Он – Хранитель. Для них, как я убедилась, не существует жалости и сострадания к отдельному человеку. Рациональность и борьба за благо для миллионов, замешенные на страдании десятков, а может и тысяч, вот их кредо. Так человек ли он? Или это просто маска, камуфляж прикрывающий что-то более отвратительное, чем алии?» – такие мысли тревожилии без того зыбкий эмоциональный фон.

Милли хорошо запомнила случай, когда в беседе Андрей вскользь упомянул, что алии дают деньги разным террористическим организациям. Вечером она об этом завела разговор с Вазаром, но тот сказал:

– Дорогая, не забивай свою головку. Политика – грязное занятие, а тебе, моя птичка, нужно думать о себе и о ребёнке.

Тогда она впервые возмутилась, что он хочет заткнуть ей рот, и напомнила, что террористы убивают невинных людей. Выслушав упрёки невесты, принц Крови цинично заявил:

– Нам бы вполне хватило и двух миллиардов.

Больше Милли в дела принца Крови не вмешивалась, лишь не понимала, для чего нужна свадебная церемония и прочий лицемерный антураж. «Зверушке» присутствовать на ярмарке тщеславия ни к чему, она же – дикая, без тормозов, может опозорить правящий дом.

Она была благодарна Вазару за подаренное счастье стать матерью. Иногда на неё накатывали страсть и нежность к холодному и грозному с другими, но ласковому с ней принцу. Однако сомнения, переходящие в раздражение, слёзы и бессонные ночи пугали. В её жизни ничего не изменилось: была чужой среди своих, стала чужой среди чужих.

Каждую неделю к ним в замок приезжал Альмент, но в последние два посещения всё время проводил с отцом. У Милли создалось впечатление, что молдой алиус сторонился её общества, хотя в поездках постоянно находился рядом, рассказывал, переводил. Он был весёлым парнем, очень похожим на друзей её университетской поры, с ним она общалась без всяких церемоний, принятых в великосветской среде алийской аристократии, и появившееся отчуждение ранило, всё чаще напоминая: она здесь чужая, подопытная зверушка для осеменения и получения нового вида. Может быть, причина крылась в том, о чём однажды проговорился его отец. Вазар сказал, что Альмент обучался в Итоне и впоследствии стал поддерживать идеи гомосексуализма, то ли сочувствовать им, или это домыслы и сплетни, к коим старается не прислушиваться, однако «парни-кормильцы наводят на определённые мысли». Вот и в этот день Роберт Сомерсет, или герцог Альмент Вентру Бритский, приехал с самого утра, но увидела его Милли только за обедом. После сна она прогуливалась по крепостной стене и заметила одинокого игрока на площадке для гольфа – это был Роберт. Женщина решила с молодым герцогом поговорить и выяснить причину перемены в их отношениях, не хотелось верить, что Альмент поддался мнению аристократической тусовки.

 

13

 

Я ухожу; прости меня, мой милый!

В моих глазах тревога и тоска.

Жить без тебя – в душе найдутся силы.

Слёзам потерь покой я предпочла.

 

Внеплановый выход за крепостную стену для Милли означал очень большую проблему, состоящую из согласований, донесений, выделения провожатых. Вначале ей нужно было найти старшего охранника; тот иногда отлучался и плохо понимал её английский, тем более не говорил по-русски. Он звонил наблюдателям в деревушку, узнавал, не появлялся ли кто подозрительный. Потом опрашивал все посты, ведущие наблюдение за близлежащей территорией. Далее докладывал принцу и получал инструкции. И только потом с тремя провожатыми она могла выйти наружу, причём первыми выходили охранники, прикрывающие женщину своими телами. Эта тягомотина буквально выводила Милли из себя. Если бы ни её любовь и желание не огорчить Вазара – давно сбежала бы из крепости, в которой чувствовала себя заключённой.

Было странно, что в поездки принц Крови брал всего четырёх охранников-алиусов и Альмента. Как-то она его об этом спросила. Вазар ответил:

– Там не отпускаю от себя ни на шаг. Посмотри на мои руки. Видишь на пальцах два перстня и алийское обручальное кольцо?

– Ну.

– Перстень Хранителя ты знаешь. О нём тебе рассказывал. Второй перстень со звездой на фоне перевёрнутого меча – знак рода и знак власти. Если меня убьют вместе с тобой, он перейдёт к Гортону. К нему же перейдёт и перстень Хранителя. А теперь представь, что сделает Гортон с орденом, когда завладеет перстнем, символом и ключом их власти и силы. Как он будет мстить за погибшую жену. Если погибнет Гортон, власть перейдёт к Альменту. Мой сын в своих устремлениях и амбициях очень похож на брата. Гортон постарался свои великодержавные идеи вложить в горячую голову племянника, когда тот жил в Москве. Боюсь, он будет очень жестким, даже жестоким правителем. Если Хранители постараются уничтожить нас троих, то мать может от горя сойти с ума. Тогда станет плохо всем: и алиям, и Хранителям, и людям. Особенно людям. Она может отменить закон о сохранности человеческой жизни. Мир вздрогнет и умоется кровью. Теперь ты понимаешь, что я не опасаюсь провокаций от Хранителей, пока ты, моя птичка, рядом со мной и Альментом. Они не самоубийцы. Есть единственная опасность – мой брат. Но Гортон в моём присутствии на рожон не полезет, а уж убивать тебя точно не станет.

– Почему? – удивилась Милли.

– Я подобрал намордник и для этого медведя, – хитро улыбнулся принц.

«Ну да, ну да, – тогда подумала Милли. – Рассказывает мне, будто забыла, что именно он будет действовать через брата, сына и мать. А интересно… личность мужчины в теле женщины – это как? Мда, тут любой, пожилуй, спятит. И всё равно… что-то тут не клится. То ли лжёт, то ли умалчивает. Могут убить и снять перстень, а чтобы не мстил, расплавить – и дело с концом».

 

Женщина представила, сколько времени пройдёт, пока ей разрешат выйти, и решила позвонить Роберту. Вскоре услышала:

– Здравствуйте, госпожа Лазар! Чем могу быть полезен?

– С каких пор, Роберт, мы с тобой на «вы», да ещё так официально? Госпожа Лазар… ужас! А не ты чесал мне брюшко? Нет, наверное, не ты бегал со мной наперегонки. Или ты уже примерил смокинг разобиженного, нелюбимого пасынка?

– Нет, - коротко ответил молодой алиус.

– Нет? Тогда давай общаться как прежде. Хорошо?

– Хорошо.

– А полезным мне можешь стать, подойдя ближе к затворной башне.

– Сейчас подойду.

Не прошло и пары минут, как Роберт стоял возле башни. Милли, опираясь на стенку одного из зубцов, подошла к краю и крикнула вниз:

– Лови!

Чтобы алиус не начал отговаривать её от безумного поступка, не теряя времени, шагнула за стену башни. Она знала, что Роберт поймает. Алии – быстрые и сильные, особенно мужчины. Когда Милли приземлилась в его подставленные руки, герцог Бритский осуждающе покачал головой, однако не смог сдержать улыбки:

– Ты – сорвиголова. Разве женщине в положении можно такое вытворять?

– А что? – улыбнулась она в ответ. – Я понадеялась на твою ловкость и силу.

Он снёс женщину на руках с холма, поставил на дорожку, и они направились к полю для гольфа, где герцог Бритский оставил клюшки и мячик.

– Ты всегда можешь на меня положиться, – сказал он, мельком глянув на будущую принцессу.

– Во всём?

– Абсолютно.

– Что же, ловлю на слове и полагаюсь на твою честность. Ответь, почему меня избегаешь?

– Тебе показалось, – сказал алиус, но не посмотрел Милли в глаза. Он взял клюшку и пошёл на фервей, где оставил мяч. Женщина попыталась удержать его за руку.

– Не виляй, Роберт, как лиса. Ведь знаешь, я – ведьма. От меня трудно скрыть очевидное. Я считала тебя другом.

– Зря считала, – ответил он, опять искоса глянув на неё. – Друзья так не поступают.

– Что сделала не так?

– Я сделал.

Милли встала прямо перед ним и взялась рукой за его руку, держащую клюшку.

– Объясни! Не томи, бесчувственный истукан!

– Хочешь знать? – его глаза полыхнули зеленоватыми огоньками. – Пошли!

– Куда? – удивилась она, подхваченная под локоток сильной рукой и увлекаемая под защиту деревьев.

– За деревьями нам не помешают, – ответил герцог Бритский. – А то стоим как на лобном месте.

Милли очень не понравилось сравнение.

«О чём он?»

Заведя её за деревья, Роберт сказал:

– Милли, выходи за меня замуж. Я тебе дам больше, чем Вазар.

– Что?! – она не верила своим ушам.

– Не перебивай! Выслушай! Став моей женой, через чётыреста лет ты станешь королевой, твой сын – принцем Крови. Вазар дать этого не сможет. Ты будешь всего лишь второй женой, а сын – герцогом на маленьких землях. Но это даже ерунда. Главное заключается в ином, ты проживёшь не триста лет, а – семьсот. Понимаешь? Я молод. У нас будет много общих интересов, увлечений, знакомых не только в среде иных, но и среди людей. Сейчас другое время, а взгляды нынешних правителей архаичны и ортодоксальны, – горячо убеждал женщину герцог.

– О чём ты говоришь?! – воскликнула Милли. – Как такое возможно? Ты в своём уме?

Он обнял её за талию, глянул в глаза и загадочно улыбнулся:

– Если ты не в курсе, то открою один маленький секрет. Вообще-то ты моя невеста.

– Что-что?

– Да, дорогая. Через две недели приедет королева Акаши с пророчицей снимать обручальное кольцо. Согласие от твоего мужа уже получено. Но согласие получено в мою пользу, а не в пользу Вазара. Я отказываться от женитьбы на тебе не собираюсь, как хочет обстряпать он. Де-юре я твой жених, и ты носишь под сердцем моего ребёнка, – при этих словах он наклонился и легонько женщину поцеловал.

Услышанное настолько обескуражило, что она не подумала отстраниться, а лишь выдавила из себя:

– Что сие значит?

– Всё просто. Гортону передали фотографии, где ты при мне раздеваешься, лежишь обнажённая, а я тебя глажу. Я сказал, что у нас потом был секс, и ты от меня забеременела. Также поведал дяде, что мы знакомы давно, переписывались в Интернете. Своему брату он тебя бы никогда не отдал. По задумке Вазара я должен отказаться от тебя, но этого не сделаю. Тебя не предам и не покрою своё имя позором. Кто станет уважать принца Крови, который в молодости соблазнил девушку и бросил с ребёнком, спрятавшись за широкие плечи отца, как трусливый подлец.

– Тобой движет честолюбие? Ради него готов предать отца?

– Нет, Милли. Не я, а Вазар ради безумной любви готов тебя смешать с грязью, а меня выставить бесчестным сопляком. Но не только ради этого. Не могу забыть огромных голубых глаз львицы и тёплого мягкого брюшка. Иногда закрываю глаза и вижу ту сценку, даже чувствую шелковистую шёрстку.

– Выходит, ты влюбился в зверя? – это выглядело анекдотично, ведь она хотела его напугать, обернувшись львицей, а получилось – влюбила в себя. Молодой алиус улыбнулся, вздохнул и прижал женщину к своей груди.

– Что чувствовал, когда гладил девичье тело, рассказать даже не могу.

Милли стала вырываться:

– Пусти, глупый мальчишка! Ты хоть представляешь, что люблю твоего отца? У меня ребёнок от него, – она печально покачала головой. – И ты не знаешь его. Не представляешь, на что он способен.

– А ты не знаешь меня. Не хотел тебя посвящать, но сейчас решил, что неправильно, если не будешь знать заранее. В тот миг, как снимут кольцо Гортона, надену на палец своё кольцо, и ты станешь моей женой.

– А если решусь сегодня обо всём рассказать Вазару?

– Это ничего не изменит. Своей чести не уроню и не превращу тебя в беспутную шлюху, на которой женились бы из жалости. Ему придётся убить меня, – при этих словах глаза алиуса полыхнули зелёным огнём решимости. Перед ней стоял уже не весёлый мальчишка, каким запомнился на лесной поляне, а взрослый мужчина, готовый к самым серьёзным последствиям, возможно, – смерти.

«Боже мой!» – у женщины закружилась голова от хоровода мыслей. Выбравшись из противостояния между братьями, она попала в войну сына с отцом. Она чуть пошатнулась, и Альмент опять притянул её к себе.

– Но почему согласился стать подставным… даже не знаю, как сказать… соблазнителем, что ли? – спросила она, стараясь отстраниться от герцога. Он позволил ей чуть отодвинуться от себя, но рукой крепко держал за талию.

– По глупости. Думал, что ты хитрая ведьма, околдовавшая Вазара ради власти и богатства. Но когда понял, какая ты на самом деле, как грязная подстава в дальнейшем отразится на мне, тебе и малыше, решил стать настоящим женихом и мужем.

Она предприняла попытку надавить на самолюбие парня:

– Но я сплю с твоим отцом, Роберт. Кое-кто об этом знает. Хочешь прослыть рогатым мужем?

Он невесело усмехнулся и пояснил:

– Вазар сказал, что изучаешь нашу историю. Наверно, ещё не дошла до новейшего времени. Последние двести лет у нас существует проблема с рождением девочек. Перекос выравнивался за счёт беднейших слоёв общества, состоящих из мужчин разных родов, в основном кочевников. Но демографическая проблема становится всё более острой. Это обширный вопрос. Когда-нибудь мы поговорим на эту тему. Поверь мне на слово, в алийском обществе мужчина, бросивший женщину с ребёнком, презираем всеми. Тайну, что я якобы решил бросить тебя, беременную и униженную, сохранить не удастся. Её обязательно вытащат на поверхность через двести лет, когда придёт время утверждения меня принцем Крови. Первым в меня бросит камень мой дядя и твой нынешний муж. Он сейчас согласился на отступную, чтобы в дальнейшем отобрать власть, выставив меня трусливым, ненадёжным монархом. Теперь, надеюсь, понимаешь, что прослыть рогоносцем, для меня не самое тяжёлое унижение. Тем более я сам виноват в ситуации, которую намерен исправить.

Милли смотрела на его нахмуренные брови, искрящиеся зеленоватые глаза, шелковистые волосы, колеблющиеся ветерком, упрямо сжатые губы, и страх заполнял сердце.

«Он принял трудное и очень опасное решение. Он не отступит», – поняла она. Женщина попыталась изгнать из себя страх и панку. Иначе, почувствовав её состояние, мог придти Вазар, и чем бы всё закончилось, даже жутко представить.

«У Альмента своя правда. Но что делать мне – любящей одного, сочувствующей другому, ответственной за крошечного третьего?»

– Мне нужно идти, – сказала она, отворачиваясь от молодого герцога. Её большие глаза наполнялись слезами.

– Хорошо. Я тебя провожу, – алиус взял её под руку. Милли отдёрнула руку, обернулась и, глотая слёзы, выпалила:

– Оставь меня, гордый мальчишка! Моя жизнь и так состоит из одних потерь. Ты лишаешь последней радости, последней надежды: быть с любимым, родить ему ребёнка, радоваться вместе с ним первому шагу, первому слову.

Алиус зарычал, над нижней губой показались клыки, но вскоре взял себя в руки, вытащил носовой платок и стал промокать ей лицо.

– Успокойся, дорогая! Тебе нельзя расстраиваться. Я не такой уж мальчишка, как тебе кажется. Мне сорок четыре года. По человеческим меркам тебе в отцы гожусь. Клянусь, если не смогу заронить в твоё сердце зерно любви – отпущу к Вазару. Но минимум тридцать лет тебе придётся прожить со мной. – Он упорно не называл Вазара отцом, чтобы Милли не чувствовала своей вины за развал семьи, чтобы делала выбор между двумя мужчинами, а не между двумя близкими родственниками.

Только они вышли из-под густой сени деревьев, как увидели идущего навстречу Вазара. Лицо принца выглядело напряжённым, обеспокоенным.

– Что случилось, детка? Почему плакала?

Милли взяла любимого под руку и, виновато улыбаясь, сказала:

– Альмент играл, а я случайно подвернулась под руку. Он не видел, что стою сзади, размахнулся и задел меня. Я упала.

– Не сильно ушиблась? Ничего не болит?

– Нет, дорогой, всё нормально, – она старалась говорить убедительно, чтобы принц ничего не заподозрил. Но Вазар недоверчиво спросил:

– А что буквально кричала про потери в жизни?

– Ерунда. Ты же знаешь, какая я невыдержанная. Испугалась, что падение навредит малышу, и накричала на Альмента.

Она обернулась к молодому герцогу:

– Прости меня, Альмент!

Он быстро взглянул на неё, потом отвернулся и буркнул:

– Всё хорошо.

– Давай-ка понесу, – сказал принц, беря её на руки. – Сейчас себя чувствуешь нормально, а через пару часов может стать хуже.

Милли положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

«Должно быть, тупая как пробка, – думала она, – поэтому жизнь раз за разом, словно глупого, шкодливого щенка, тыкает в одну и ту же ситуацию. Нужно искать выход. Боже, подскажи его!»

Но сердце отпустили клещи сжимающего страха, ведь своей ложью она смогла разрядить обстановку. Альмент – женщина ясно видела несколько минут назад – собирался сказать отцу о своём решении.

Вечером, выйдя к ужину, она узнала, что Роберт уехал. Это давало время на обдумывание ситуации. Однако судьба напоследок решила ударить женщину наотмашь или мимолётно поцеловать, подсказав ответ. Утром следующего дня пришла эсэмэска:

«Абонент просит позвонить по телефону». Номер телефона она не знала, но почувствовала, что звонит Хранитель, и не ошиблась.

– Добрый день, Людмила Георгиевна! – прозвучал хрипловатый голос Небмаата. – Осталось три дня до оговоренного срока. Мы ждём «ключ». Думаю, что теперь, когда вы с принцем Крови настолько близки, снять с его руки перстень умелой ведьме – раз плюнуть. И должен заметить, в чутье и практичности вам не откажешь. Вчера наблюдал, как вас целовал младший Сомерсет. Я вам аплодирую. Буквально три дня назад Акаши выделила внуку перспективные земли, а вы уже в его объятиях, – и старый лис заливисто рассмеялся. Милли не выдержала:

– Послушайте, хитрый интриган! То, что вы подсмотрели, никакого отношения к землям не имеет.

– Ну, как же не имеет, голубушка! Не скромничайте! Я вас не осуждаю, наоборот, восхищён. Только-только старая скряга расщедрилась на подарок – земли Азиатско-Тихоокеанского региона – вы тут как тут. Этот финансовопромышленный кулак вскоре может захватить весь мир, будет диктовать ему условия. А опытной ведьме руководить молодым алиусом не составит труда. Приятно будет с вами дело иметь, герцогиня. Мы вам – технологии, вы нам – инвестиции на исследования. Есть поговорка: лучшие партнёры – это бывшие враги.

– Идите к чёрту! – зло выругалась Милли.

– Ну-ну, уважаемая! Незачем злиться. Это бизнес и не более. Но чтобы наше сотрудничество процветало, мы не стремились к уничтожению друг друга – верните «ключ». До свидания, драгоценнейшая Людмила Георгиевна.

– Чтоб ты провалился в тартарары! – ругнулась женщина напоследок, но телефон в ответ молчал.

Кажется, сама судьба ополчилась на Милочку: нет покоя, нет счастья, не возможна любовь. Хранители рядом. Убить могут в любую минуту. Раньше бы она равнодушно отмахнулась от возникшей угрозы:

«И флаг им в руки».

Теперь женщина носила в себе маленькое существо, и эта крошка надеялась на неё – свою маму.

– Маленький мой! – шептала Милли, поглаживая живот. – Я тебя не подведу и не променяю ни на одного мужчину в мире.

«Тебе нужно бежать, – не поскупилась на совет Матильда, – и затеряться на лесистых просторах родины, где редко появляется милицейский глаз, чиновничье ухо и алийская нога».

«Бежать? Но у меня нет документов, нет денег. Правда, есть украшения… Их в случае чего можно сдать в ломбард или продать дёшево на рынке какого-нибудь райцентра», – сомнения терзали душу Милли.

«Вот видишь! Мозги уже заработали в нужном направлении. А здесь чего выжидать? Смерти? Войны отца с сыном? Ищи лесистую местность и уходи с перстнем», – увещевал голос.

«Ты права, – согласилась Милли. – Маленькому алиусу нужна будет кровь. С рождения стану приучать малыша пить кровь животных, а не людей. Не хочу, чтобы он стал похож на этих монстров. Перстень Хранителям не отдам, пусть даже не мечтают. Он – гарантия на жизнь моего ребёнка. А вдруг смогу перстнем управлять? Как бы ни повернулось дело, ради маленького стану врать и изворачиваться, потеряю стыд и совесть, а дам ему шанс в этом жестоком мире».

«Молодец! Наконец-то поняла, как нужно действовать», – похвалила Матильда.

Решившись на побег, Милли наметила два варианта исчезновения. Первый – если удастся управлять «ключом» и открыть портал. Правда, на такое везение женщина особенно не рассчитывала. Второй – через Альмента. Она – ведьма, в конце концов, или – нет? После того, как снимет кольцо с пальца Вазара, она позвонит молодому алиусу и заставит увести себя, пообещав через год стать его женой. Если Альмент будет против – пригрозит убить себя.

«Никуда мальчик не денется – у меня характер твёрже и решимости больше. Хотя второй вариант не фонтан. Быть зависимой от алиев, находиться на крючке у Хранителей, разъезжать по заграницам без хорошего знания языков – опасное занятие. Родина есть родина, там каждый кустик – дом родной. А что будет потом? – женщина задумалась. – Потом отдам подросшего ребёнка отцу, а сама уйду. Не стану яблоком раздора между Вазаром и Альментом. Пусть живут в мире. И хватит на этом любовей и замужеств! Хватит экспериментов. Написано на роду быть одинокой – будь и не мечтай о воздушных замках!.. Но как я смогу жить вдали от своей кровиночки? Вазар воспитает его бездушным зверем. Нет, нужно придумать другой какой-то вариант… Ладно, буду решать проблемы по мере поступления. Сначала нужно выносить и родить, а там уж будет видно», – успокаивала она себя.

Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, Теймур ей сказал:

«Ты – моя маленькая принцесса, робкая и невинная».

Она уже герцогиня. В одном шаге от звания принцессы. Правда, не робкая и не невинная, а битая жизнью, беременная и разуверившаяся в возможности собственного счастья.

«Неужели когда-то мечтала о богатстве? Хотела играть сердцами мужчин? А ведь желание-то исполнилось. Теперь богатства мира у моих ног – только попроси. Сердца трёх самых могущественных мужчин в руках – бери на выбор. Воистину – будьте осторожны в своих желаниях, ибо они могут исполниться», – Милли горестно вздохнула – жизнь, сделав очередной виток, вновь привела к «разбитому корыту». Но охи-вздохи хороши для романтичных барышень, а ей нужно действовать.

На следующий день, перед обедом, целый час ушёл на примерку свадебного платья цвета айвори, украшенного кружевами шантильи, камнями Сваровски и жемчугом. Милли терпела экзекуцию, с горечью думая, что прекрасный модельер Джайлсон Витон трудится зря.

После обеда, когда требовалось, выполняя режим, лечь отдыхать, она позвонила герцогу Бритскому:

– Здравствуй, Роберт! Хотела тебя спросить. Ты меня любишь?

– Конечно же люблю! В моих чувствах даже не сомневайся, – ответил молодой герцог.

– Ну, сомневаться я могу. Ты не сказал этих слов. Больше говорил о собственной чести, власти и прочем.

– Говорил, чтобы поняла, какое будущее нас ожидает. По-видимому, тебе показался самовлюблённым эгоистом. Зря не дала вчера сказать о моём решении Вазару. Не хочу выглядеть в твоих глазах трусом и подлецом.

– Понимаю. Честь для мужчины – первейшее из достоинств. Ценю это качество в тебе. Но меня интересует, насколько сильно ты меня любишь? На что можешь пойти ради меня?

– Хочешь, чтобы отказался от тебя?

– Нет.

– Чего ты хочешь?

– Открою одну страшную тайну. Когда-то давно я пыталась убить твоего отца. Он простил меня, вернул к жизни, когда умирала. Сейчас души во мне не чает. Он готов стать подлецом в твоих глазах, лишить короны ради одной цели – быть со мной. Мне нужно понять, на что ты готов ради любви. С кем я должна остаться? Кому смогу доверить жизнь малыша?

После нескольких мгновений молчания Альмент ответил:

– Любовь моя, ради тебя готов на всё!

– Хорошо, Роберт. Но ещё раз хорошенько обдумай свои слова, чтобы не пожалеть впоследствии. Я – ведьма, и могу потребовать очень многого.

– Всеобщий позор и поругание?

– Не настолько жестока.

– Жизнь?

– Не имею права распоряжаться твоей жизнью.

– Тогда – душу?

– А она у вас есть? Впрочем, извини. Душу забрать не могу. Я не дьявол в юбке.

Альмент тихо рассмеялся:

– Милли, отбрось зловещую таинственность. Поверь! Потребуй ты ни что-то одно, а всё вместе, – я бы и на это согласился.

– Ну вот, – усмехнулась Милли. – А вчера говорил, что я – сорвиголова. Сорвиголова – ты, безумный мальчишка! Из перечисленного тобой ничего не потребую. Будь ночью в Ковентри и жди моего звонка.

– Намерена сбежать?

– Да. Или думаешь, я могу неделю кувыркаться в постели с одним, а стать женой другого? Я не шлюха. Раз сказал, что нет другого выхода, должен меня немедленно забрать. Надеюсь, ты способен разрешить такую ситуацию.

– Милли, ещё вчера хотел предложить, уехать со мной, но ты так расстроилась, что побоялся ещё больше огорчить.

– Решено. Ждёшь моего звонка и исполнишь то, что попрошу сделать.

– Да.

– Клянись!

– Дорогая, только не проси отказаться от тебя навсегда.

– Не попрошу.

– Клянусь!

– До свидания, Роберт.

– До свидания, моя львица.

«Так, – рассуждала она. – Один из вариантов готов к осуществлению. Осталось снять перстень».

И тут «прорезался» голос Матильды:

«Попробуй «ключ» использовать сама. Кроме Альмента тебе помочь некому? Ты забыла. Есть же Пахад. Его и следует попросить».

«Точно, – без возражений согласилась с ней Милли. – Тогда незачем трогать Альмента, взваливая на парня свои проблемы».

Женщина устроилась удобнее в постели, расслабилась, закрыла глаза и позвала Пахада. В этот раз она увидела себя на берегу озера. Спокойная вода на солнце выглядела полупрозрачным зеркалом. В воде отражалась женская фигура в белом. Рядом с ней появилась высокая фигура в чёрном плаще и капюшоне, накинутом на голову так, что скрывалась половина лица.

– Пахад? – спросила Милли.

– Слушаю, мой ангел! – услышала Милли низкий бархатный голос, ласкающий слух.

– Я беременна. Меня хотят убить. Хочу спасти своего ребёнка.

– Помогу во всём, только попроси.

– Нужно, чтобы Вазар быстро заснул и проспал до утра.

– Как пожелаешь, но не распаляй его ласками на прощание, иначе может долго не заснуть. Это всё, мой ангел?

– Ещё хочу управлять «ключом» и открывать порталы.

– У тебя есть заклинание. Надень перстень на средний палец правой руки. Сожми руку в кулак, соединяя свою энергетику и энергию перстня. Зрительно представь, куда хочешь попасть. Вот и весь секрет управления.

– Так просто?

– В этом мире всё очень сложно и чрезвычайно просто. Главное – сама система, а ключ к ней можно любой придумать.

– Почему твоё лицо всегда закрыто капюшоном? Оно неприятное?

– Если хочешь увидеть неприятное – таким и будет. У меня множество лиц. О ком-то скучаешь?

– О Саше.

Полы чёрного плаща раздвинулись, появились руки, стянувшие капюшон с головы. Она обернулась – перед ней стоял Александр Поспелов. Милли прикрыла глаза рукой и дрожащим голосом, в котором слышались едва сдерживаемые рыдания, попросила:

– Не надо… мне и так тяжело. Ты не Александр.

Высшая сущность опустила на лицо капюшон. Голос зазвучал глуше, в нём слышалась печаль:

– Хорошо. Ты ещё не готова узнать истину.

– Кто ты? – спросила женщина, не в силах скрыть тревогу.

– А это важно?

– Нет, – ответила она, спохватившись и отвернувшись к озеру.

«Зачем выспрашиваю у Высшей сущности то, о чём мне знать не положено?» – запоздало мелькнула тревожная мысль в голове.

– Узнаешь, когда будешь готова, – прозвучал ответ.

– У тебя есть имя? Ой, прости за глупое любопытство. Не говори. Оно, наверное, секретное.

Он наклонился и тихо произнёс:

– Йалдабаоф, – и более громко добавил:

– Позовёшь меня по имени – появлюсь. Я всегда рядом.

Женщина глянула в прозрачное зеркало воды и увидела: Высшая сущность приблизилась к ней вплотную. Плащ развернулся большими чёрными крыльями ангела. Капюшон оказался густыми прядями тёмных волос до плеч. Голова высокого ангела богатырского телосложения склонилась к ней, и волосы закрыли верхнюю половину его лица. Она от страха зажмурилась и почувствовала лёгкий поцелуй на щеке, теплоту мускулистого тела, щекочущую мягкость прикоснувшегося пуха. Несколько коротких мгновений и ощущение волнующей наполненности, покоя и теплоты исчезло.

– Жаль, – послышался издали его голос. Милли вздрогнула и очнулась от медитации.

«Почему ему жаль? Неужели из-за того, что испугалась?»

Она пригладила волосы и увидела приставшее к тыльной стороне ладони тёмно-серое пуховое пёрышко.

«Не сон. Вот и доказательство есть, – подумала женщина, приложив к щеке мягкое невесомое пёрышко. – Да, такой мужчина защитил бы и меня и ребёнка, будь он здесь. Действительно жаль».

Но запредельность – запредельностью, а ей нужно жить в суровой действительности этого мира.

В первом часу ночи, поцеловав Вазара на прощание, Милли сняла с его пальца перстень, одела себе и произнесла:

– Мы одной крови – ты и я.

Она почувствовала, как по руке и позвоночнику будто пробежал ток и вырвался из солнечного сплетения подобно жгуту, разворачиваясь на конце огромной крутящейся воронкой. Стена напротив неё стала колебаться, теряя резкость очертаний. Тогда женщина взяла приготовленную сумку с вещами и телефон. Набрав номер Альмента, сказала:

– Прости, Роберт! Я нашла другое решение проблемы. Не ищите меня. Прощай!

Она отключила телефон, бросила его на кровать и вошла в открывшийся портал.

 

14

 

Арош де Тюредор позвонил герцогу Остнорскому вечером и доложил, что в замке Уодвик паника – пропала невеста принца Крови. Вазар не поднимал охрану на прочёсывание близлежащей территории к замку как в прошлый раз, и камеры слежения не показали, что она выходила ночью из спальни. Но женщины нет – пропала, как в воду канула.

Гортон рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Готовь, Михаил Владимирович, проигранного ахалтекинца и никогда со мной не спорь. Потому я так легко пошёл на соглашение с Вазаром, что немного изучил характер Ирмы. Такую кобылку мне с трудом удавалась удерживать, где уж Альменту. Кишка тонка. У Вазара изначально шансы были нулевые. Здесь Ирма из-за пары фраз кормилиц так психовала, а Галла – мастер на болезненные уколы и насмешки.

– Как же она умудрилась уйти?

– А-а, это её секрет, который я знаю. Ирма – сильная ведьма, может проходить в другие миры. Из-за этого её похищали Хранители. Она не согласилась сотрудничать, и они Ирму решили убрать.

– Игорь Валерьевич, где теперь нам искать герцогиню?

– Правильно мыслишь! Именно искать и найти первыми. За границей она не останется. Девочка английский плохо знала. Не думаю, что за два месяца в нём сильно преуспела. К нам Ирма не придет. Мы, ведьмы, гордые и независимые, на поклон к упырям не ходим. Если узнала условия сделки, тем более меня возненавидела, глупышка. Думает, наверно, что продал её. В других мирах в образе зверя долго жить не сможет – опасно. Ты вот что, Михаил Владимирович. Завтра отошли депешу о расторжении договорённостей. Теперь она моя законная жена. Даже хорошо, что так получилось. Уговорил бы Ирму уехать на церемонии снятия кольца – братец и мать свалили бы на меня все шишки. А теперь Вазар пусть пеняет на себя. Ха-ха! Не смог удержать птичку в клетке.

Герцог был доволен неудачами брата, но его проблему побег Ирмы разрешил лишь наполовину. Он посмотрел на обручальное кольцо, собираясь с мыслями, и продолжил инструктировать секретаря:

– Завтра распространи заявление по каналам нашей связи, что орден «Хранители ключей» похитил герцогиню Ирму Берг Остнорскую. Пусть весь алиский мир знает, на что способны эти сволочи. Убьём, таким образом, сразу двух зайцев: сможем привлечь к ответственности, как пособников террористов, фирмы и отдельных алиев, подозреваемых в сотрудничестве с ними; Вазар и Альмент не посмеют забрать Ирму, если найдут первыми. Свидетельство о заключении брака и её паспорт готовы?

– Два месяца уже лежат в сейфе.

– Вызови адвоката. Я напишу заявление в милицию о похищении жены. Распорядись размножить её фото и отправить во все регионы страны. В ближнее зарубежье она, думаю, не сунется. Приметна, и там небезопасно для неё. В родной город Ирмы направь пару наших сыщиков на всякий случай, но там она вряд ли не появится. Так, что ещё… Ей нужна кровь, чтобы доходить до срока и родить ребёнка. На убийства людей не решится, но нужно проверять. Вдруг где-то будет похожее на серию, или резко поднимется статистика по криминальным трупам. Вернее, станет питаться кровью животных здесь или в параллельном мире. На последнем месяце начнёт нападать на домашний скот. Обо всех случаях сельские участковые должны незамедлительно докладывать. И о нападении диких зверей – тоже. Что-то кому-то привидится, пройдёт слушок – сообщать незамедлительно. Главное – чтоб какой-нибудь олух её не подстрелил. Вот чего я боюсь.

– Надеюсь, Ваша Светлость, беда Ирму Генриховну обойдёт.

– И я на это надеюсь. Но уповать нам, Михаил Владимирович, нужно на свою расторопность. Напряги всех! На местах службы занимаются своим бизнесом, а не работой. Вымогать взятки да крышевать – в этом они поднаторели, а разыскать человека – так у них и людей не хватает, и времени.

– Помню, как жена ходила беременная. То ей дай одно, то закатит истерику по поводу другого, – сказал Арош.

– А она сейчас одна. Помощи не попросит.

Гортон смотрел на кольцо – камень светился ровно и ярко.

«Знаю, что не попросишь. Мне и не нужно. Лишь обозначь себя. Где-то засветись. Чуть намекни. Сразу приду, позабочусь. Почему ты такая упрямая? Правильно говорят, что женщины нам придуманы в наказание, а я раньше не верил», – мысленно герцог обращался к жене, пристально глядя на камень, будто желая в его глубине увидеть лицо женщины, завладевшей его мыслями, поступками, желаниями. Потом сказал секретарю:

– Пока с ней всё в порядке. Действуй!

Он смотрел и смотрел на кольцо, вспоминая те двое суток, которые провёл в буйном угаре после исчезновения жены.

Вначале, когда Роталл позвонил и доложил герцогу, что Ирма сбежала от охраны на мотоцикле, он подумал:

«Очередная проказа девчонки».

Но вскоре пришло сообщение, что за ней устремился мотоциклист. Гортон вызвал вертолёт для поисков. Он целый час испытывал дикий страх, что его «девочку» могли заманить и похитить Хранители, но вскоре понял – она обманула и предала его, ощущая в своём теле наслаждение, страсть, оргазм. Как Гортон тогда Ирму ненавидел! Как мечтал, чтобы оказалась в его руках. О-о! Он бы её мучил и издевался. Как мог. Как умел. Как хотел. Он желал унижений, слёзных просьб, молений о пощаде на коленях.

«Хотя – нет. Ирма никогда бы не стала просить. Она бы предпочла смерть. Интересно… смог бы её в тот момент убить?»

Трудно сказать – он был дико зол и мертвецки пьян. Герцог изорвал все наряды жены и растоптал все украшения, представляя, что рвёт и топчет тело предательницы. Он жестоко изнасиловал трёх кормилиц, и хорошо, что Роталл с Карагеном увезли остальных, иначе мог даже кого-нибудь убить. Он вёл себя как бешеный зверь, мечущийся в бессилии. Гортон разломал перила лестницы между вторым и третьим этажом, узнав, что кормилиц увезли. Ему хотел крови и страданий всех женщин мира – этих ведьм, дьяволиц в человеческом обличии. От Роталла пьяный герцог потребовал девственниц, «маленьких шлюх, которым только предстоит обманывать мужчин». Ему в помутнённый разум пришла идея поучить уму-разуму «хитрых бестий», преподать им урок на будущее. Выловив на улицах ночной Москвы, пять девчонок двенадцати-тринадцати лет от роду, Роталл исполнил приказание босса. Что он с ними делал, Гортон помнил лишь фрагментами, так как через каждые полчаса его дикой, кровожадной натуре требовалась новая доза спиртного. Опомнился герцог только утром третьего дня. Оглядев спальню и себя похмельным взором, алиус был шокирован: перевёрнутая мебель, разбросанные тут и там клочки одежды, гора пустых бутылок, постель и он сам перемазаны кровью. Первым делом спросил у Роталла: не убил ли кого? Оказалось все девочки живы, но ещё трое суток будут на лечении в закрытой клинике, откуда их выпустят, стерев воспоминания. От сердца герцога немного отлегло. Значит, не удалось ведьме из него сделать совсем уж дикого зверя и убийцу. А в офисе Арош показал ему фотографии со спутника, на которых запечатлелась встреча Ирмы с Альментом. Вскоре поступили распечатки от программистов, из которых Гортон узнал, что Ирма давно общалась с «Одиноким волком», а уж кто скрывался под этим «ником», герцог прекрасно знал. Проведя третью бессонную ночь в раздумьях, алиус осознал глупость своих претензий к Ирме:

«Она воспитывалась в человеческом обществе, где полным ходом идёт сексуальная революция. У неё могли быть друзья и любовники задолго до нашей встречи. Любить меня девочка не обещала, как не обещала быть верной женой, и уж чего греха таить – женой сделал её хитро и неожиданно. Она молодая ведьма, находится в поиске и осознании своих возможностей. Чего я так разъярился? Неужели за несколько дней знакомства, ведьма смогла привить мне, высшему алиусу, уверенному в собственной выдержанности, рациональности поступков и отсутствии сильных чувств, презираемые иррациональные качества низшей расы? Расы людей. Дикая ревность. Никогда даже не думал, что когда-то смогу такое испытывать. До чего я низко пал! В принципе ничего непоправимого не произошло. Знаю, где она находится, у кого. Племяннику Ирму не удержать, слишком молод и неопытен. Сорвётся при первой её проверке. У Вазара ахиллесова пята – первая жена Галла. Значит, нужно выторговать как можно больше времени. Пусть девочка сравнит и поймёт, что только я могу стать заботливым, прощающим её ветреность, понимающим мужем».

Потом два месяца ожиданий, сомнений и холодящей сердце тоски. Тоски по завораживающему голосу, непокорному нраву, магнетическому взгляду.

«Сейчас маленькая вредина где-то рядом, затаилась, хочет ещё помучить. Не сомневаюсь, именно меня обвиняет во всех злоключениях. Типично женская черта. А что же я? Буду вытаскивать девочку из неприятностей, осушать слёзки и терпеть капризы. Куда я денусь!» – вздохнул Гортон.

 

***

 

Мила, перед тем как шагнуть в портал, подумала о южных землях Сибири, о реке, лесе. Когда рассеялся серый туман и окрестности обрели резкость, она увидела зарождающиеся утро. Женщина огляделась. Рядом росли кедры, издали тянуло речной свежестью, на горизонте виднелись горные хребты. Пройдя немного по росной поляне, вышла к дороге, которая вскоре вывела её к первым домам села. На улице не было ни души, а в подворьях кое-где мычали коровы, гоготала гуси. Из-за ближней ограды забрехала собака. Минут через пять лязгнула щеколда, и на высокое крыльцо вышла дородная старуха в цветном фартуке, белом платочке и с подойником. Глянув удивлённо на Милу, спросила:

– Заблудилась, девонька?

– Нет, – ответила Мила. – Хожу, прошу Христа ради.

– Что? – изумилась хозяйка, пристально глядя на молодую женщину. – Как ты к нам попала?

– Люди денег дали – ехала на автобусе. Потом грузовик подвёз. Дальше шла пешком. Да вы, бабушка, не переживайте. Я на лавочке посижу, отдохну и дальше пойду.

– Ну-ну, сиди. Не жалко, – сказала старуха и пошла в хлев. Мила села на лавку. Из-за разницы в часовых поясах её клонило в сон. Собака за оградой не унималась. Тогда Мила зарычала на неё, подражая своему же львиному рыку. Собака залезла в будку и там примолкла. Мила положила сумку на лавку и привалилась спиной к забору, прикрыв глаза и закутавшись в тёплую кофту. Через полчаса со скрипом отворилась калитка, и к ней вышла хозяйка с бидоном молока. Старушка ещё раз оглядела молодую женщину с ног до головы и сжалилась:

– Ладно, девонька. Пойдём-ка в хату. Приляжешь на диван отдохнёшь. Вижу, притомилась больно.

– Спасибо вам, – сказала Мила, поднимаясь и следуя за пожилой женщиной во двор.

– Молочка будешь? – спросила хозяйка в горнице.

– Спасибо, не хочу. Мне бы поспать. Устала…

– Да ты, красавица, на нищенку-то не похожа, – усомнилась хозяйка, положив на небольшой диванчик подушку, которую вынесла из другой комнаты.

У Милы слипались глаза, поэтому вести беседу, оглядывать дом не было ни желания, ни сил. Она сняла кроссовки и легла, поджав под себя ноги и укрывшись кофтой. Минут через десять Мила провалилась в сон и уже не слышала, как хозяйка гремела посудой, готовя завтрак, как проверяла сумку нежданной гостьи, разглядывая вещи и украшения, и как выгоняла на улицу мычащую корову к сельскому пастуху.

Проснулась Мила далеко за полдень, оглядела комнату, в которой спала. Над диваном висел чёрный ковёр с большими алыми розами и зелёными листьями. На полу зеленел разводами палас. Рядом стояли обеденный стол и старинный буфет орехового дерева, напротив – печь, у противоположной стены – сервант. В углу, между сервантом и диваном, примостился небольшой цветной телевизор. По обе стороны от печи располагались дверные проёмы, закрытые цветными занавесками. Тут открылась входная дверь, пропуская в горницу хозяйку дома.

– Проснулась? – спросила она заспанную гостью. Лицо у пожилой женщины было строгим, а серые глаза излучали доброту.

– Спасибо, отдохнула на славу, – улыбаясь, ответила Мила. – Как вас зовут? А то неудобно получается. Выспалась в гостеприимном доме, а имени хозяйки не знаю.

– Меня зовут Мария Ивановна. А тебя как кличут, дочка?

– Мила.

– Ну, сказывай, Мила, как очутилась в наших краях? Что заставило бежать так далеко?

– Правду, или соврать? Если совру – оно спокойнее для вас будет. А скажу правду – подумаете, что сумасшедшая, и со страху меня прогоните.

– Да уж сказывай как есть, Я непужливая, – предложила пожилая женщина, поджав губы, отчего её лицо построжело.

– Расскажу вам полуправду. Не от того, что преступница, и меня разыскивает милиция. Милиция меня разыскивать будет. И не только милиция. Но правда вам покажется невероятной. Если пожалеете меня и оставите временно пожить – сами постепенно узнаете.

– Ну-ну, слушаю. Я пока на стол соберу, а ты сказывай, не бойся. Как-нибудь уж уразумею, – сказала женщина и стала расставлять тарелки на столе, накладывать картошку и вкусно пахнущие, домашние котлеты с подливом.

– Вы, Мария Ивановна, думаю, поняли, что я не нищенка.

– Да уж поняла… – отозвалась та из сенцев, куда ушла, неся в руках пузатый чайник.

– Я беременна, Мария Ивановна. Скрываюсь от мужа и любовника.

– Сразу от обоих? – донёсся голос хозяйки.

Грустно усмехнувшись, Мила уточнила:

– От троих. Двух братьев и сына одного из них.

Через несколько минут вошла хозяйка, неся исходящий паром чайный заварник.

– Как ты умудрилась, девонька, закружить такой хоровод?

– Есть у меня дар – очаровывать мужчин. Сама ему не рада, но ничего поделать не могу. В сущности, это моё проклятие. Беременна я от любовника, брата мужа. Чтобы заполучить меня, он подговорил своего сына имитировать любовную сцену и отдал фото мужу. Их семейство очень богатое, как сейчас говорят, олигархи. Муж продал меня, свою неверную жену, племяннику за очень большие деньги. А тот не хочет отдавать отцу. Ещё есть их конкуренты в бизнесе и политике. Те хотят меня убить, лишь бы не родила ребёнка – наследника огромной империи.

– Ну и вляпалась ты в историю, – покачала головой хозяйка. – Садись, будем обедать, чем бог послал.

Мила подошла к рукомойнику, ополоснула руки, лицо и вытерлась чистым вафельным полотенцем, потом подсела к столу.

– Так вот и вляпалась, – с горечью констатировала она. – Бежала я, прихватив, что сумела. И те и другие будут искать. Одни, чтобы отобрать ребёнка и вновь закрыть в золотой клетке. Другие – чтобы убить.

– Ужель помочь тебе некому? Где твои родители?

– Родители умерли. Были бы живы и – что? Кто они против таких акул капитала? Сейчас у кого деньги – у того власть, – закончила Мила свой рассказ и принялась за еду.

– В этом ты права, – подтвердила Мария Ивановна. – Жуткие времена настали в стране.

Ели молча. Когда Мария Ивановна принялась разливать чай по кружкам, спросила:

– У тебя нет ни документов, ни денег?

– Пока нет, – ответила Мила, пододвигая к себе кружку с чаем и хлеб с вареньем. – Деньги я попытаюсь раздобыть. У меня припрятана банковская карточка, но деньги по ней следует получать в другом городе. Лучше – в другой области. Или продам украшения на рынке. Могу и по своему прежнему паспорту сдать драгоценности в ломбард. Я, Мария Ивановна, родом с Дальнего Востока. Там у меня квартира осталась, деньги, документы на девичью фамилию. Надеюсь, квартиру никто не прихватизировал за три месяца.

– Далековато за деньгами ехать. Как без паспорта добираться-то будешь?

– А это первая страшная тайна, которую нужно будет хранить, если разрешите пожить у вас. Только не думайте, что я какая-то инопланетянка.

– Ты, что же, сквозь стены проходишь? – спросила Мария Ивановна, с интересом уставившись на гостью.

– И сквозь стены, и сквозь огромные пространства, – подтвердила Мила, удивляясь себе за то доверие, которое выказала этой простой, деревенской женщине. – Я к вам прямиком из Англии явилась. Пока мои преследователи не расчухали, наведаюсь к себе домой. Ну, так как, Мария Ивановна? Разрешите у вас пожить?

– Живи, – махнула рукой женщина и улыбнулась. – Ты – интересная. С тобой всё веселее мне будет. Мой старик год как умер, а сынок с семьёй живёт далековато, в Абакане.

– Спасибо! – поблагодарила Мила. Она достала расшитую бисером и алмазами сумочку с украшениями, выбрала колье и браслет, завернула их в платочек и сунула в карман брюк. – Только вы, пожалуйста, не бойтесь. Через пару часов вернусь.

Мила сжала правую руку в кулак, прошептала слова и представила интерьер своей квартиры. Окно, лицом к которому она стояла, размылось в очертаниях. Ведьма шагнула в открывшийся портал.

В её квартире стояла тишина. Все вещи лежали на тех местах, на которых она их оставила.

«Слава Богу! – подумала Мила. – Никто не залез и квартиру не обчистил». Она взяла сумку с банковской картой, документами, ключами от квартиры и вышла из дому. В ближайшем банкомате получила пятнадцать тысяч. Поймала такси и, сунув водиле пару тысяч, объехала ещё четыре банкомата и два ломбарда. Через два с половиной часа Мила была уже в своей квартире. Быстро собрала осенние и зимние вещи, затолкала их в огромный баул, похожий на те, с которыми ездят в Турцию на шопинг, и открыла портал.

На улице уже смеркалось. Хозяйки в доме не было. Мила, после путешествия почувствовала слабость, но совладав с собой, вышла на крыльцо. Увидела Марию Ивановну, ковыряющуюся в огороде.

– Я вернулась! – крикнула она пожилой женщине. Та вздрогнула, разогнулась и пошла к Миле, на ходу качая головой.

– Ну, дочка, ты меня действительно перепугала.

Мила улыбнулась:

– Оказывается, баба Маня, вас не моё исчезновение напугало, а крик?

– Ох, дочка! – тяжело по ступенькам поднималась старая женщина. – К исчезновению, ты меня подготовила. Сказала: «Не бойтесь, пожалуйста». А крикнула неожиданно, вот!

Ночью ведьме потребовалось открыть портал в мир второй сущности. Она хотела поохотиться, но сделать это не смогла – открываясь, портал тотчас схлопывался.

«Видимо, потеряла много сил, – решила она, – когда перенесла тяжёлый баул. Значит, следует охотиться в окрестностях».

Мила, стараясь не потревожить хозяйку, тихонько открыла щеколду входной двери и вышла на улицу. Дойдя по дороге до опушки кедрача, разделась и трансформировалась в львицу. В открывшейся из-за деревьев пойме реки, увидела мелькнувший силуэт крупного зверя. В серебристом свете луны он выглядел очень крупным волком, но был более мохнат, и хвост напоминал лисий. Зверь тоже почуял львицу. Она не стала прятаться в траве, а грациозно двинулась ему навстречу. Волк не двигался, только в свете луны поблескивали его зелёным глаза. Мила раньше никогда не видела такого крупного самца.

Когда между ними расстояние сократилось до двадцати метров, она попыталась проникнуть в сознание зверя – увы, не получалось. Хоть её звериная сущность окрепла за два месяца, но способность проникать в сознание людей и животных так и не восстановилась. Тогда она попыталась обострить все чувства. И вскоре поняла, что от волка идут волны непонимания и враждебности. Такого зверя, каким предстала перед ним ламия, волк никогда не видел в этих краях. Тогда львица опустила ниже голову, немного прикрыла светящиеся голубые глаза и стала активно посылать волку мысль, что она друг и нуждается в помощи. Коричневато-рыжий волк гордо приосанился, его широкая грудь стала ещё мощнее выглядеть. Волк тихонько заскулил. Львица постаралась в ответ очень нежно рыкнуть. Получилось почти ласково.

Волк не страшась нападения, видимо, приняв посыл дружелюбия, отвернулся от неё и потрусил к ближним деревьям. Львица, пригибаясь, следовала за ним. Так за деревьями, кустарником и высокой травой они пробежали вдоль реки полкилометра. И тут львица почуяла, что среди запахов леса и реки появился другой запах – запах животного, пищи. Он приятно щекотал ноздри. Её вожак остановился, прислушался, а потом сделал короткий прыжок в её сторону, как бы преграждая путь. Львица остановилась. Тогда волк, забирая круто вправо, в лес, крадучись двинулся вперёд. Львица вся подобралась для прыжка и затаилась. Она поняла, что волк собрался гнать на неё животное, пасущееся где-то неподалеку у реки. Так оно и оказалось.

Вскоре в лунном свете показалось животное по размерам сравнимое со средней собакой. Задние ноги у него были намного длиннее передних. Животное, похожее на маленького оленя, бежало прыжками, отталкиваясь сильными задними ногами. Это помогало ему преодолевать небольшие валуны и кусты, попадающиеся на пути.

Когда оно почти поравнялось с львицей, та одним огромным прыжком преодолела разделяющее их расстояние и сшибла кабаргу с ног. В следующее мгновение львица клыками разорвала ей горло и погрузилась пастью в бьющую струю горячей крови. Недалеко от них появился волк. Львица, не отпуская шею ещё живой кабарги, издающей хриплые стонущие звуки, глянула злым, предупреждающим взглядом на волка. Тот остановился, переминаясь передними лапами, поскуливая, но, не решаясь подойти. Через несколько минут кабарга затихла. Львица, насытившись кровью, отошла от добычи и легла невдалеке, облизываясь. Наступила очередь для пиршества красному волку.

Через полчаса львица встала и двинулась по своим следам обратно. Когда подошла к тому месту, где оставила одежду, увидела, что её нагнал волк. Львица повернулась и грозно рыкнула. Волк остановился и залёг. Ламия нашла свою одежду и трансформировалась в человека. Волк от неё лежал в пяти метрах. Он возбуждённо привстал на передних лапах и активно втягивал в себя воздух, стараясь запомнить, как пахнет это невиданное существо-то ли человек, то ли зверь. Мила, не торопясь, оделась, помахала волку рукой и сказала:

– Пока, волчок!

Волк в ответ тихонько заскулил.

После совместной охоты красный волк почти каждую ночь приходил к их дому, и, прячась за кедрами, подвывал и повизгивал, вызывая подружку на прогулку. Пёс Шарик заливался лаем, хозяйка сердилась и удивлялась:

– Надо же, какой нахальный?

Мила смеялась и отвечала:

– Нет, он хороший. Меня вызывает на прогулку.

Мария Ивановна сокрушённо качала головой:

– Ты странная, дочка. С волками гуляешь, сквозь стены проходишь.

Обычно женщина обнимала старуху за плечи и говорила:

– Не переживайте, баб Мань. Всё будет хорошо.

– Дай-то бог, – отвечала женщина.

А когда Мила уходила в ночь, она тихонько осеняла спину «странной дочки» крестом.

Через три дня после появления Милы в доме у бабы Мани, в криминальных новостях по федеральному каналу телевидения сообщили, что у бизнесмена Игоря Бахметьева похитили жену.

Мила в этот вечер не собиралась на охоту. Предыдущей ночью она выпила достаточно крови кабарги, которой ей хватило бы на трое суток. Она готовилась ко сну, когда из-за занавески услышала своё имя. А потом Мария Ивановна позвала её:

– Иди сюда, дочка! Посмотри! Твоё фото показывают.

Мила вышла, полюбовалась на фотографию.

– Интересно, – сказала она. – Какую цель Игорь преследует этим сообщением?

– Значит, тебя Ирмой кличут?

– Вообще-то меня Людмилой кличут, баба Маня. Ирмой Берг меня назвал этот самый Игорь Бахметьев.

– Отчего так?

– Я и сама бы хотела знать – отчего? Он постоянно мне лгал.

– Полюбуйтесь на моего мужа, – сказала Мила и ткнула пальцем в экран. Там как раз показывали, что репортёры хотели взять у него комментарии по поводу похищения. Их отгоняли Роталл и трое охранников.

– Красивый мужчина, прям киноартист, – сказала Мария Ивановна.

– Вся их семейка – красавчики. Хитрые, подлые, безжалостные. Люди для них – мусор, рабы. – Мила вздохнула и пошла в свою комнату.

Через некоторое время приоткрылась занавеска, и в комнату заглянула Мария Ивановна. Мила лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и беззвучно плакала. Старушка подошла к кровати, присела на край и стала гладить вздрагивающие плечи жилички:

– Ничего, дочка, как-нибудь всё образуется.

– Ах, баба Маня! – Мила повернула к ней заплаканное лицо. – Ничего уже не образуется. Вся жизнь пошла наперекосяк. Был у меня муж – погиб. Был его друг – я его убила… вернее, думала, что убила. Он стал другим. Этот ребёнок от него. Да только купил он меня у нынешнего мужа. Понимаете? Купи-ил! И так грязно купил, боже мой! Ненавижу их всех!

– Выходит – не любит тебя муж, раз согласился продать?

– Выходит так. Хоть клялся, что любит, – Мила горько усмехнулась, вытирая слёзы. – Все они говорили о любви. Но никто из них никого не любил и не полюбит никогда. Их любовь – деньги и власть, абсолютная власть. Ради неё готовы на всё. Я необычная, и ношу в себе необычного ребёнка, поэтому им нужна. Поэтому ищут и перекупают друг у друга.

– Понимаю – это больно. Деньги портят людей, особенно большие деньги, а власть – тем более, – сказала Мария Ивановна, поглаживая плечи жилички. – Вот у нас в деревне. Был Горбушкин председателем сельсовета. За перестройку разбогател, стал фермером. А ему всё мало и мало. Кто пьющий – того споил и выманил земельный надел. Кого припугнул и скупил долю за копейки. Его сын приехал домой после окончания техникума с женой. Девушка – красивая, ладная. Отец им поставил дом. Да что-то у них не сладилось. Стал пить Иван, и жену бить. Она соберётся к родителям уезжать – он в колени падает. Лариса опять останется, пожалеет дурня. Родился сынишка. А этой зимой ушёл он на охоту и сгинул, – старушка вздохнула. – Старший Горбушкин стал Ларисе помогать по хозяйству, деньгами. Всё бы ничего, да стали соседи замечать, что он у неё допоздна засиживается. Пошли сплетни по деревне. Катерина, свекровь Ларисы, однажды пришла, побила у неё окна. Пригрозила Катерина Горбушкину, что подаст на развод и раздел имущества. Тогда он забрал у Ларисы сына, а самой приказал убираться из деревни…

Мила повернулась на бок и слушала невесёлую историю чужой беды, украдкой вздыхая, сочувствуя, качая головой.

– Жаловалась Лариса в милицию, в суд – что толку?! Он взятку дал, и Ларису признали плохой матерью. Лишили, значит, материнского звания. Она уезжать из деревни без сына не хочет, ходит по инстанциям, доказывает своё. Только кто её слушать будет? Горбушкина выбрали депутатом нашего района. А свекровь с дочкой грозятся её вместе с домом сжечь. Так-то, дочка. Нет правды ни наверху, ни внизу.

В это время на улице завыл волк. Жутко завыл, неприятно. Баба Маня стала креститься:

– Свят, свят! Летом только волков не хватало.

Мила встала с кровати, умылась, и начала спешно собираться.

– Ты куда? На ночь глядя? – удивилась старушка. – Волк, слышишь, за оградой балует.

– Всё хорошо, баба Маня, – успокоила её Мила. – Пойду прогуляюсь, у реки посижу. А этот волчок – мой друг. Звери, баба Маня, намного честнее и лучше людей.

Мила вышла в ночь. Рядом с ближним кедром светились два зелёных глаза. Она повернулась и пошла по дороге к реке. Волк тенью следовал за ней на расстоянии около десяти метров. Так они дошли до высокого бережка. Женщина села на самом краю, свесив ноги вниз. Волк улёгся в тени куста. Она смотрела на трепетание лунной дорожки на поверхности струящейся воды, и в душе рождались стихи:

– Одинокая волчица…

В поле холод, в поле ветер…

Одинокая волчица

Громко воет на луну.

Радость ей уже не снится:

По любви печаль и голод.

И срывает из глазницы

Ветер павшую звезду.

И зачем ей лес дремучий,

Небо в россыпи алмазов?

И зачем счастливый случай –

След добычи на снегу?

В её сердце лёд колючий…

Где надежда ветра сказов?

Кровь не станет уж кипучей

От восторга на бегу…

Красный волк лежал под кустом и внимательно вслушивался в грудной тихий голос, чутко поводя мохнатыми ушами. Иногда косил на красавицу вспыхивающими зелёными глазами. Но в основном смотрел, как и женщина, сидящая рядом, на лунную дорожку и дальше, где на горизонте чёрные отроги гор сливались с тёмно-синим бархатом неба, усыпанного блестящими звёздами. Ему очень хотелось взвыть – протяжно, громко, жалуясь притихшему миру и луне на неспокойную долю, ища собрата, пугая потенциальную добычу. Но он боялся своим воем прервать монолог странного существа, сидящего рядом. Существа странного, но почему-то ему близкого неизбывной грустью, яростным желанием жить для детёнышей, страстью охотницы. Он не понимал слов, но своим звериным сердцем разделял её душевную тоску.

 

15

 

Сглазила цыганочка

Паренька того,

Выкрала смугляночка

Сердце у него.

Лишь заснуть пытается –

Перед ним глаза,

Страстные, зовущие,

А с ресниц – слеза.

 

Мила прожила с Марией Ивановной больше недели, когда у хозяйки случились сильные колики в животе. Днём молодая женщина обычно помогала старушке собирать помидоры, поливать грядки, солить овощи, варить варение из малины и смородины. И в этот день женщины готовили банки под варение, перебирали ягоду, очищая от листиков и плодоножек. Вдруг Мария Ивановна присела на табурет и согнулась от боли, пронзившей тело. Мила забеспокоилась:

– Что случилось, баб Мань?

– Ой, резкие боли! Сейчас отлежусь, а потом продолжим.

Мила подвела женщину к дивану.

– У вас такое впервые? – спросила она, когда хозяйка, морщась и охая, прилегла.

– Нет, дочка. Иногда поколет и пройдёт.

– А где болит?

Мария Ивановна показала на правую сторону живота.

– Ох, баб Мань, не аппендицит ли? У моей подружки Ольги так же было, пока не сделали операцию. В деревне есть фельдшер?

– У нас медсестрица Клавдея.

Старушка рассказала, как найти медсестру. Мила до этого дня по деревне не ходила, а Мария Ивановна о своей жиличке лишнего не рассказывала. Говорила всем, что знакомая невестки приехала в отпуск отдохнуть, «чистым воздухом подышать да деревенского молочка попить». Медсестра Клавдия Васильевна подтвердила догадку Милы. Пожилую женщину требовалось срочно везти в районную больницу.

Райцентр находился от деревни в пятидесяти километрах и представлял собой большое село, скорее, похожее на посёлок городского типа. Через полтора часа приехала машина «Скорой помощи», вызванная Клавдией Васильевной. Мила решила больную сопровождать, ведь от неё в хозяйстве Марии Ивановны толку не было. Животные Милу боялись как огня, поэтому за хозяйством Мария Ивановна попросила приглядеть соседку Акиньшину. Мила приправила просьбу парой бриллиантовых серёжек, приведших тридцатипятилетнюю женщину в восторг.

По тряской грунтовой дороге, глотая пыль, доехали до райцентра. В приёмном покое Мила дождалась, пока старушку отправят в хирургическое отделение, потом на почте позвонила по указанному бабой Маней телефону и сообщила семье сына о предстоящей операции. Что дальше делать, она пока слабо представляла. Можно было вернуться в деревню, заплатив частнику, или смотаться за двести километров в Абакан и прикупить кое-что для будущего ребёнка, потому что зимой оказия вряд ли подвернётся.

Женщина вышла на обочину дороги и подняла руку, увидев приближающуюся машину. Иномарка остановилась. Плавно опустилось стекло.

– Вам куда? – просила Милу светловолосая сероглазая женщина-водитель.

– А вы куда едете? – вопросом на вопрос ответила Мила.

– Мы привезли пассажиров и возвращаемся в Абакан.

– Тогда я с вами, – сказала Мила. – За три тысячи довезёте?

– Садитесь, – пригласила таксистка.

После райцентра дорога вышла на более-менее асфальтированное и ровное полотно трассы. Стрелка спидометра колебалась возле цифры сто десять километров в час. Сероглазая водитель спросила:

– Вы домой или в гости?

– Ни то, ни другое, – ответила пассажирка. – Я привезла в больницу знакомую старушку с аппендицитом и размышляла: ехать назад или рвануть в Абакан по случаю. Вы разрешили мои сомнения в пользу Абакана. Совершу шопинг и вернусь назад.

– А ночевать есть где, или в гостиницу завести?

– Абакан совершенно не знаю. И в Хакасии всего неделю.

– Издалека?

– С Дальнего Востока. Приехала к знакомой отдохнуть, а тут с хозяйкой случился приступ.

– Бывает…

– Как вас зовут? – спросила Мила. – Благодарна буду, если покажите город, повозите по магазинам. Мне нужно кое-что для новорождённого купить.

– Меня зовут Валерия, или просто – Лера. А это мой сын Игорь, – кивнула симпатичная таксистка на парня, сидящего рядом.

– Рада познакомиться, – улыбнулась Мила. – Людмила. Ну, так как, Лера? Покажите город?

– Покажем, – ответила Лера. – Можете у нас переночевать.

– Спасибо за гостеприимство.

Игорь, которому на вид было лет семнадцать-восемнадцать, спросил:

– Пить хотите? У нас есть пачка яблочного сока.

– А стаканчик есть?

– Есть. Вот держите, – он вытащил из бардачка одноразовый стакан и налил в него сок. – Может, ещё и пирожка?

– Игорёк, спасибо! – смутилась пассажирка. – Мне, право, неудобно вас объедать.

– У нас их восемь штук, – сказала Лера. – Берите. Не стесняйтесь.

Мила взяла один пирожок. Она действительно чувствовала голод. Обед пришлось пропустить, пока ожидала оформления бабы Мани в приёмном покое.

За разговорами быстро пролетело время и километры дороги. Вскоре показались первые дома Абакана. Попутчики Милы жили почти в центре города, в девятиэтажном доме. Умывшись с дороги, Лера принялась готовить ужин, Мила вызвалась помогать. Когда поужинали, Игорь ушёл к друзьям, а Лера достала оставшуюся с праздников бутылку вина.

– Ну, что? За знакомство? – предложила Лера.

– Давай! – согласилась Мила. – Немного можно.

Она вкратце, пока готовили ужин, поведала Лере сильно урезанную историю про погибшего первого мужа, одиночество и беременность от женатого любовника.

После первого бокала Лера сказала:

– Правильно сделала, что решила рожать. Хороших мужиков сейчас нет. Или разобраны давно. А бывает, что сначала трудно понять: плохой или хороший. Я счастье так и упустила. Думала, гулёна, до чужой постели охотник. Оказалось не так. Знаешь, Людмила, любовник или неожиданный знакомый… Если всё в тебе взметнулось от его взгляда, прикосновения – не отмахивайся сразу, приглядись. Чаше всего, только время может показать – настоящая любовь или привиделось. Судьба толкает двух людей друг к другу, а они, не разобравшись, отворачиваются. Мол, с виду человек – неподходящий, ненадёжный, встретился не вовремя. Со мной так и приключилось.

 

Произошла эта история в начале перестройки. Муж Леры находился в командировке, а у геологов она длится с апреля по ноябрь. Лера проводила нехитрый досуг с лопатой в одной руке, лейкой – в другой, и трёхлетним сынишкой – подмышкой.

День рождения Татьяны и, организованный в честь этого события девичник – столик на четырёх молодушек в ресторане – был настоящим праздником в череде однообразных трудовых будней. Поход в ресторан Татьяна задумала давно, чтобы расшевелить и отвлечь от тяжёлых мыслей подругу Лену, потерявшую в мутных водах Абакана двенадцатилетнюю красавицу-дочь. Кроме Лены и Леры, в их сплочённый женский коллектив входили две разведёнки: виновница торжества и Наташа из бухгалтерии.

Дамы – а этим вечером они были львицами на охоте – весь вечер оживлённо переговаривались, бросая короткие оценивающие взгляды на немногочисленную мужскую публику. Возможно, подругам бы не светило в тот вечер романтического приключения, если бы…

В середине вечера за соседний столик сели два высоких широкоплечих красавца. Их стать и выправку подчёркивали безукоризненно сидящие мундиры морских офицеров. Лера внимательно разглядывала одного из них – голубоглазого блондина, сидящего к ней в профиль, и почувствовала, как сердце стало вздрагивать и сладко замирать в груди. Она ещё мысленно посмеялась над собой:

«Ну, мать, это наследственное».

Дело в том, что первым мужем матери и отцом старшего брата был морской офицер, которого мама любила и о котором вздыхала до самого последнего своего часа.

Блондин, привлечённый пристальным женским взглядом, вскоре пригласил Леру танцевать. Его мягкий голос, бережные прикосновения, ласковый взгляд возродили в Лериной душе уже угасшую мечту о сказочном принце. Это было наваждением, сладким девичьим сном. Пусть даже на один вечер. А Сергей, принц её сердца, оказался умелым сердцеедом. Он не отходил от женщины почти до самого закрытия, вёл простецкие разговоры ни о чём, но таким завораживающе бархатистым баритоном, что загипнотизированная голосом и взглядом, она полетела мотыльком на пламя греха. Перед самым закрытием ресторана Сергей решил окончательно сразить её сердце неожиданным сюрпризом – букетом цветов, намереваясь раздобыть его у старушек, торгующих летними вечерами для влюблённых парочек.

Его визави весь вечер одаривал вниманием разных дам, не пропуская даже официанток. Особенно ему приглянулась одна смугляночка с точёной фигуркой, но не обслуживающая их столик, которую он под разными предлогами останавливал, что-то шепча на ушко, отчего та кривила губки в улыбке и картинно закатывала глаза. Когда Сергей ушёл, он заказал бутылку шампанского и подсел к столику молодушек. Борис, так он представился им, был брюнетом со светло карими глазами. Он предложил выпить за знакомство, а потом стал приглашать на танцы всех сидящих за столом дам. Когда «под занавес» оркестр грянул прощальное танго, очередь дошла до Леры.

Идя между столиками на свободный от танцующих пар пятачок, Борис взял её за руку, и Лера почувствовала покалывание в ладони. От неожиданности она вздрогнула и попыталась отдёрнуть ладонь, но пальцы Бориса сжались ещё крепче. Когда он приобнял её в танце – ощутила лёгкую дрожь во всём теле. Лера смутилась, но не встревожилась странностями в поведении собственного тела, приписывая происходящее излишней дозе алкоголя. Борис спросил:

– Почему дрожишь?

На этот вопрос у неё не нашлось вразумительного ответа. Она лишь неопределённо пожала плечами и вздохнула с облегчением, когда музыка стихла, а в дверях зала показался Сергей с букетом красных георгинов.

После закрытия ресторана Татьяна предложила всем не расходиться, а продолжить междусобойчик у неё дома. Все согласились, в том числе и Лера, предположив, что добрая соседка, не дождавшись её к обещанным десяти часам, уложит Игорька у себя спать.

В то время немногочисленные такси работали до двенадцати часов ночи, но уже после десяти их «днём с огнём» невозможно было найти на улицах города. Они, как и ныне, стояли на приколе под окнами ресторанов и кафе, поджидая пьяненьких и щедрых на переплату клиентов. На призывную жестикуляцию бравых морячков подкатили две «Волги», и весёлая компания понеслась навстречу приключениям.

Мужчины, прихватившие по бутылке водки и вина, явно просчитались – через час спиртное закончилось, а народ ещё «не дошёл до кондиции». Что такое – две бутылки на шестерых человек? Позвав для охраны Сергея, Татьяна отправилась в соседний дом к самогонщице, пользующей зельем круглые сутки окрестных выпивох и припозднившиеся компании. Тогда и произошло всё то, о чём Лера на протяжении многих лет думала, то с гневом и чувством горечи, то со сладким замиранием сердца и краской стыда на лице.

Она была не большой охотницей до выпивок и гулянок. После четырёх-пяти рюмок её начинало мутить и клонить ко сну. Девчата резались с Борисом в «подкидного дурака», и она, выйдя первой из игры, удалилась потихоньку в туалет, где облегчила желудок, а умывшись холодной водой, решила отлежаться на диванчике в тёмной детской.

Очнулась Лера от мурашек, ползающих по коже и сладкой судороги внизу живота. Она лежала на ковре рядом с диваном обнажённая снизу, с широко расставленными бёдрами и головой мужчины между ними. Все мысли и желания в тот вечер были направлены на одного человека – Сергея. Не разобравшись в темноте, кто с ней рядом, она стала принимать волшебные ласки, которыми мужчина самозабвенно одаривал её. Время, казалось, остановилось, оргазм обрушивался чередой волн девятого вала. Сладкая истома переходила в скручивающую тело судорогу, и она, выгибая шею, с силой сжимала кулаки широко раскинутых рук, чтобы боль от длинных ногтей, впивающихся в ладони, ненадолго отвлекала и защищала сознание от полного сумасшествия. Плотно сжав губы, она старалась не издавать сладострастных стонов, рвущихся из груди. А когда последние конвульсии затихали внутри ненасытной плоти, Лера шептала:

– Это сумасшествие, настоящее сумасществие.

Но вот мужчина поднял голову и прошептал:

– Я хочу тебя.

Голос ледяным душем окатил помутнённое сознание женщины. Это был не Сергей, а… Борис! От стыда за легкомысленное поведение, негодования, что её так подло обманули, страха, что Сергей в любую минуту вернётся и отнесётся к ней с презрением, Лера стала с силой отталкивать от себя моряка. Она, вырываясь из-под его тяжёлого тела, панически твердила:

– Нет! Нет! Никогда! Пусти, подлец!

Женщина не слушала его просьб и уговоров и, собравшись с силами, вырвалась, лихорадочно оправляя одежду, шаря в темноте по ковру в поисках трусиков.

Моряк поднялся, тяжело дыша, засунул руки в карманы и зло бросил:

– Не ищи. Взял как сувенир.

Лера подошла и закатила ему звонкую пощечину. Борис, не говоря ни слова, повернулся и вышел, трясущимися руками стараясь достать сигарету.

Через несколько минут из прихожей послышались громкие голоса, возня – пришли с добычей Сергей и Наташа. Отсутствие Леры заметили не сразу. Её нашли в прихожей, вызывающей такси на дом. На недовольный гомон компании она, потупившись, поведала о плохом самочувствии. Сергей вызвался проводить, но Лера отказалась. Вокруг тараторили подвыпившие товарки. Борис стоял в сторонке, засунув руки в карманы, и смотрел тяжёлым, пронзительным взглядом, перекатывая желваки на скулах. В эти мгновения Лере хотелось провалиться сквозь землю от стыда и бессилия.

Она не сомкнула глаз до рассвета, сожалея о своей нескладной судьбе. На следующий день мир не казался таким чёрным, судьба – не такой несчастной, а поступки – не такими постыдными. Лера решила забыть приключение как кошмарный сон. Однако нескладная романтическая история на этом не закончилась.

Через неделю, когда она, придя с работы, гладила бельё, а маленький Игорёк играл с соседским малышом в небольшом палисаднике, в дверь позвонили. На террасе стояли Сергей и Борис. Мужчины в этот раз пришли в гражданской одежде. От неожиданности Лера смешалась и топталась на пороге, не зная, что делать и говорить.

– По-моему, нам не рады, – сказал Сергей. – Даже в дом не хотят пускать.

Лера отступила в сторону, давая незваным гостям пройти. Она проводила их в зал. Сергей поставил на журнальный столик бутылку вина и большущую коробку шоколадных конфет, а Борис достал из-за спины букет красных роз и протянул ей:

– Это тебе. Извини, что без приглашения. Не прогонишь?

Лера ничего не ответила, засуетилась, доставая бокалы и нарезая дольками яблоко.

– Чем обязана? – прервала она затянувшееся молчание. Оглядывая её жилище, они ответили не сразу.

– Понимаешь, Лерочка? – начал Сергей. – Мы через два дня уезжаем. Заканчивается отпуск. К тому же соскучились. Решили придти.

– Оба? – спросила она, глядя на них в упор.

– Оба, – как булыжник под ноги бросил Борис.

– Не понимаю, – сказала Лера и отвернулась к окну.

– А чего непонятно-то? – продолжал он. – Всё яснее ясного. Ты должна выбрать одного из нас.

«Они с ума посходили? Выходит, Борис рассказал приятелю. Какой стыд! Удивительно, что у них хватило остатков порядочности спросить меня о выборе, а не разыграть, как последнюю шалаву, в карты».

– Борис… – Лера медлила с ответом, подбирая нужные слова. – Всё случившиеся той ночью – одно большое недоразумение, сдобренное изрядной долей спиртного. Понимаешь? Такое больше не повторится ни с тобой, – она ткнула пальцем в грудь Бориса, – ни с тобой, – она повернулась и посмотрела Сергею в глаза. – Далее – игра воображения и пустые хлопоты.

– За пустые хлопоты, – поднял Сергей бокал вина и выпил, не дожидаясь никого. Он первым вышел во двор, и Лера услышала, как за ним захлопнулась калитка.

– Подожди, Лерочка! Не выгоняй меня вот так, – попридержал её в сенях Борис. – Ты сейчас вся на нервах. Позволь мне спокойно всё объяснить.

– Зачем? Это ничего не изменит. Прощай, Борис! – Она открыла входную дверь, давая понять, что разговор окончен.

«Боже, как гадко на душе», – с тоской думала Лера, убираясь после незваных гостей.

Но судьба, будто желая больнее наказать за содеянный грех, приготовила для неё в этот вечер ещё один неприятнейший сюрприз. Ближе к одиннадцати часам, когда Игорёк посапывал в кроватке, а Лера, управившись с домашними делами, подсела к телевизору, вновь раздался звонок в дверь. От неожиданности она вздрогнула:

«Кого нелёгкая принесла так поздно?»

На вопрос: «Кто там?» – услышала голос Бориса:

– Прости, но я не мог уйти, ничего не объяснив. Вернее, ушёл, но… вернулся. Позволь войти.

Она, не двигаясь, стояла у двери.

– Лера! – Борис повысил голос, и тут же зашептал:

– Впусти меня. Давай не будем кричать друг другу через дверь. Соседей разбудим.

Поколебавшись, она отодвинула засов и приложила палец к губам:

– Тише, сынок спит.

Моряк на цыпочках прошёл в дом и устроился на предложенном табурете. Лера села напротив.

– Лера… – начал Борис вполголоса и смолк, что-то обдумывая.

– Говори быстрее и уходи, пока соседи не услышали, что у меня ночью посторонний мужчина, – торопила она.

– А я уходить не собираюсь, – спокойно возразил он. – Хочу, чтобы ты поехала со мной. Мы должны быть вместе.

– Что?? – изумлённо уставилась на него женщина.

– Да, милая, да. Мы созданы друг для друга. Неужели этого не поняла? С другими женщина всё не так – обыденно. Провёл вечер-другой – и забыл. Ты сидишь занозой тут, – он приложил руку к левой стороне груди. – Не могу забыть ту ночь и ничего не могу с собой поделать. Пытался, но не получается.

– Пытался с Татьяной? Думаешь, она мне не рассказывала?

– Я этого от тебя не скрываю, а объясняю. Со мной такое впервые.

– Всё сказал? Теперь – уходи.

– Почему?

– От меня тебя тянет к другим, от них – ко мне. И так будет всегда. Я такой тип мужчин знаю. Мне не нужно такого счастья.

– Дорогая, – Борис попытался поймать её руку. Лера отстранилась и, пройдя в сени, открыла входную дверь:

– Уходи, Борис! Ты не сказал ничего нового.

Он пошёл к выходу, но у двери попытался её поцеловать. Лера стала вырываться:

– Пусти! Ты для меня страшный человек.

Он сильнее сжал кольцо рук:

– Почему боишься своих желаний? Будет не так, как тебе кажется. Мы будем счастливы. Вот увидишь.

В этот момент лязгнула щеколда калитки – пришли соседи. Её деверь был в крепком подпитии. Жена Ольга держала его под ручку и пьяненько хихикала. Обозрев открывшуюся картину, Иван, отодвинув жену, спросил у Леры, недобро разглядывая Бориса:

– Кто это?

В первое мгновение она растерянно молчала, отталкивая от себя Бориса, но потом нашлась:

– Помоги, Иван! Это тот тип, который подглядывал в окна.

Эту ложь она придумала удачно. Месяц назад к ней через щели в ставнях стал кто-то подглядывать. Так продолжалось несколько ночей. Приходилось бросать все дела, тушить в доме свет, выключать телевизор, таиться. Лера пожаловалась деверю, и тот сел за забором в ночную стражу. Любителя подглядывать он не схватил – от скрипа калитки тот «дал стрекоча». Но прихваченным дрыном его зацепил. Больше ночной гость не появлялся.

– Выходит – мало попотчевал тебя палкой? – наступал на Бориса Иван.

– Мужик! Я не с тобой разговариваю, – огрызнулся моряк. – Иди, проветри мозги!

Лера едва успела отскочить в сторону, как мужчины схватились драться. Она проклинала себя за глупость и длинный язык. Борис несколько раз ударил Ивана и, схватив за рукав, порвал рубашку. Ольга тоненько заголосила. Иван, оттолкнув моряка, сунул руку в карман со словами:

– Ну, держись, сука!

В его руке блеснуло лезвие ножа.

– Ванечка! Не надо! – закричали обе женщины разом, но – поздно. Иван нанёс удар. Нож вонзился не в грудь, куда метил Иван, а в предплечье – Борис вовремя развернулся, осознав смертельную опасность.

– Убил! Ой, мамочки, убил! – разорвали тишину истеричные причитания Ольги. Этот крик, дойдя до помутнённого алкоголем и злобой сознания Ивана, остановил его руку, занесённую для второго удара. Пальцы разжались, и нож звякнул о камешки под ногами. Постояв в оцепенении ещё мгновение, Иван кинулся бежать со двора.

– Ваня! Ва-аня! – кричала Ольга, заметавшись по двору. – Что делать? Господи, что делать?

– Заткнись! – первой пришла в себя Лера. – Разбудишь всю округу. Сбегутся люди, вызовут милицию.

– Что же делать? Куда этот чумовой побежал? Смотри, кровь хлещет, – испуганно проговорила Ольга, размазывая слёзы вместе с тушью по щекам.

– Беги к «автомату» и вызывай «Скорую», а я постараюсь остановить кровь, – сказала Лера. – Монетка есть?

– Есть, – порывшись в сумке, ответила Ольга.

– Пойдём, – повела Лера в дом зажимающего рану на руке Бориса. Найдя стерильный бинт и вату, наложила повязку. Моряк быстро пришёл в себя, но был бледен.

– Лерочка, не переживай! Про инцидент ничего не расскажу медикам. Скажу, что сам по пьяной лавочке баловался ножичком и случайно напоролся, чтобы они не известили милицию. Помни о нашем разговоре, Лера. Я напишу, и ты приедешь вместе с сыном. Не в гости, навсегда.

– Хватит, Борис! Смотри. Твоя настойчивость довела до беды. Ты коверкаешь мне жизнь. Оставь в покое! Умоляю!

– Хорошо, – он опустил голову. – Буду ждать, когда поймёшь и передумаешь.

– Долго придётся ждать, – грустно улыбнулась Лера.

– Ничего. Сколько нужно – столько и буду. Ты не понимаешь, что между нами произошло.

Они замолчали. Каждый думал о своём. Неожиданно моряк спросил:

– Муж у тебя первый и единственный?

– Да. А что?! – с вызовом ответила она.

– Ничего, – слабо улыбнулся он. – Запиши мой адрес.

– Нет.

– Лера! Прошу, запиши!

Она записала, лишь бы он отстал. Тут подъехала «Скорая». Врач обследовал руку и забрал Бориса в больницу – требовалось зашить рану. После их отъезда Лера сожгла бумажку с адресом. Больше Бориса она не видела, но встреча с ним оказалась роковой для дальнейшей жизни.

Лера не знала, почему такое случилось, но после близости с Борисом интимная жизнь с мужем стала казаться неприятной обязанностью, а потом и вовсе – ненавистной повинностью. Она чувствовала, что куда-то ушёл молодой задор, а лучшие денёчки проходят мимо, просыпаясь песком меж пальцами, и нет им возврата. Лера иногда старалась добрать нежности и любви на стороне, но и там её ждало полное разочарование – Борис, как злой колдун, отнял чудесные чувственные моменты плотской любви, оставив лишь возбуждение от ожидания и полное разочарование в финале. Со временем она оставила все метания в поисках утраченного, на мужа смотрела глазами сестры и перестала замечать других мужчин.

Однако с таким положением не мог смириться муж. Он её ревновал к каждому столбу, раздражаясь от того, что сам полысел и обрюзг, а жена налилась красотой и очарованием. Потом начались пьяные загулы. Его прорабатывало начальство, но недолго – грянули неплатежи, недофинансирование, сокращение штатов. Потеря работы доконала мужа окончательно. Он превратился в бича, вечно хмельного, пробавляющегося временными заработками.

Лера семейный бюджет и воспитание сына взвалила на свои плечи. Когда муж в сильном подпитии замёрз на улице, в жизни семьи ничего не изменилось – он давно считался нахлебником, о котором заботились из жалости. Но беда не приходит одна. Развалилась фирма, в которой работала Лера. Вскоре умерла мать. Долги на шее стали затягиваться удавкой, и она решала, как по-хозяйски распорядиться квартирой, оставшейся от матери.

Игорь подрос и раздался в плечах. От него пахло сигаретами, пивом и духами. Лера беспомощно взирала на углубляющуюся пропасть отчуждения, а с экрана беспокойство подогревали передачи о наркоманах, бандах, убийствах, ранних браках.

И тогда она изменила первоначальную задумку – сдавать квартиру матери внаём. У неё появилась идея извоза, причём, вечернего извоза. Это решало сразу несколько проблем: сын будет с ней до часу ночи работать за небольшой процент от выручки, появится новый автомобиль взамен развалившегося «Москвича», их скромный бюджет будет ежедневно пополняться «живой копейкой». Сын с восторгом принял идею. План Леры был реален ещё и потому, что благодаря настойчивости мужа, она получила водительские права. Но среди суеты по продаже квартиры и покупки машины произошла одна встреча, надолго подкосившая её оптимизм, да так, что Игорь, однажды придя домой из школы, обомлел – мать в одиночку пила вино и плакала. А произошло вот что…

Лера зашла в универмаг, чтобы купить чехлы на сидения автомобиля и столкнулась с Татьяной Гореловой. Женщины не виделись десять лет. После случая с Борисом Лера вскоре перешла на работу в другую организацию и переехала в благоустроенную квартиру, выделенную мужу. Новые заботы и знакомства ослабили старые связи.

Татьяна зазвала к себе Леру в гости. Женщины посудачили о старых знакомых, вспомнили молодость, пожалились друг другу на жизнь. Татьяна принесла фотоальбом, желая похвастаться снимками со свадьбы дочери. Среди них Лера увидела фотографию Бориса.

– Ты с ним встречалась? – спросила она у Татьяны.

– Встречалась? – удивилась та и, усмехнувшись, добавила:

– Он других женщин почти не замечал. Любил тебя до самой смерти.

– Что? Что ты такое говоришь? Да мы виделись-то всего два раза.

– Ох, Лерка! Ничего-то ты не знаешь. Любил он тебя сильно, переживал. Из-за тебя стал пить крепко. Его и попёрли с флота. Со мною связь держал, чтобы новости о твоей жизни передавала. Он ждал, что вот-вот бросишь мужа. Возмущался, что губишь свою жизнь, сохраняя видимость семьи из-за сына. Говорил, принял бы Игоря как родного.

– Постой-постой. Мы не виделись столько лет. Что ты ему могла рассказывать?

– Мне не обязательно было видится с тобой. Знаешь Зинаиду Кораблёву?

– Да, со мной работала в НИИ. Живёт в соседнем подъезде.

– Она-то мне всё о тебе рассказывала. Её муж мне троюродным братом приходится.

– Но она никогда о тебе не заговаривала.

– Я её просила.

– Какой-то ужас! Жила себе жила и не знала, что вокруг заговор французского двора плетётся. Ты – моя подруга. Почему о Борисе никогда не рассказывала, даже не намекала?

– Я любила его, Лерка. А ты стала между нами. Он меня женщиной не воспринимал, понимаешь? Считал рубахой-парнем. Рассказывал, какая ты необыкновенная женщина. Я даже стала думать, что ты – ведьма. Приворожила его. Но что было, то быльём поросло. Погиб Борис в позапрошлом году.

– Как он погиб?

– После увольнения из армии он долго мыкался. Никак не мог найти своё место в жизни. Потом один старый товарищ помог открыть своё дело. Борис пошёл в гору, старался зарабатывать. Копил деньги для будущего вашего гнёздышка. Хотел буквально подарить тебе всё и сразу. А я подушку заливала слезами от злости и тоски… Ты же знаешь, какой сейчас бизнес – дикий капитализм в стране. Подставил кто-то его на крупные бабки. Он стал разбираться. Оказалось – крыса работает в его фирме. Тут его и грохнули. Буквально за две недели до приезда к нам. Мечтал явиться к тебе этаким крутым парнем, попросить руку и сердце. Я ему сообщила, что ты схоронила мужа. Два года боялась сказать, а когда он сам решил тебя проведать – призналась. Но, видно, не судьба вам встретиться.

 

Мила слушала и удивлялась: до чего история сидящей напротив женщины в общих чертах напоминала её историю.

«Грех, конечно, так думать, – глядя на загрустившую хозяйку, разышляла она, – но хорошо, что Лера не встретилась с Борисом. Я встретилась. От встречи одна лишь горечь разочарования. Правильно говорят, что «нельзя в одну и ту же реку войти дважды».

«Ой, врёшь! – вдруг прорезался тихий голос в голове. – Два месяца вместе с любимым мужчиной – разве это не счастье? Разве восхитительных минут близости тебе не хватит на всю оставшуюся жизнь?.. Вспоминать, представлять и чувствовать, что он рядом. Нежный, страстный, необыкновенный… несмотря ни на что. Любит тебя, пусть даже где-то глубоко в сердце, и помнит».

«Ты права», – ответила Милочка.

«А я всегда права», – самонадеянно заявила Матильда. Милочка не стала отвечать, она знала: благоразумней промолчать, чем затевать дискуссию с хитрой, изворотливой, древней ведьмой. Да и тема была очень скользкой. Если Матильда отдельная личность, как охарактеризовать их близость с мужчинами: втроём? групповуха?

«Брр, о таком не только говорить, думать неприятно», – внутренне содрогнулась Мила, и тут же получила насмешку:

«Не корчь из себя целомудренную деву, тебе не идёт».

 

16

 

Может, научила тебя жизнь лихая,

Что не мерят златом преданность души.

Пусть судьба разводит, словно ведьма злая,

Тем ценнее чувство искренней любви.

 

Через два дня на рейсовом автобусе Мила вернулась в село. В автобусе было душно. От райцентра дорога тряская. Хоть и немного подремала, но после пяти часов пути она чувствовала сильную усталость, низ живота побаливал. И в который раз ей снилась больница, палата с белыми кафельными стенами, попискивание аппаратов, отдалённые разговоры медперсонала. Проснувшись, ощутила слабость и тошноту. Она понимала: малышу требовалась кровь, но охотиться в эту ночь не могла. В одиннадцатом часу рядом с оградой завыл волк. Ведьма вышла на улицу и села на лавку. Зверь появился из сумрака ночи. Она печально улыбнулась:

– Здравствуй, волчок! Соскучился?

Волк тихонько заскулил.

– Извини, дорогой! Сегодня на охоту с тобой не пойду – нет сил, – сказала она, отрицательно качая головой в ответ на его зов.

Волк не уходил, чего-то ожидая.

– Волчок, я для тебя неподходящая подружка. Лучше найди себе волчицу. С ней будет веселее. Завидую тебе, волчок. Ты свободен и независим – ни сожалений, ни метаний. Твоя жизнь – ясна, судьба – прямая дорога.

Зверь слушал её, наклоняя голову то в одну, то в другую строну. Потом повернулся и исчез в темноте.

«Надо же – понял», – улыбнулась женщина своим мыслям. Идти в дом не хотелось. Она, привалившись спиной к забору и запрокинув голову, смотрела на звёзды. Вдруг в кустах послышалась возня, писк, и на открытое пространство вышел красный волк, неся в зубах за загривок живого зайца. Женщина от удивления вытаращила глаза.

– Мне? – спросила она волка. Зверь подошёл ближе. Мила медленно протянула руку и взяла косого за уши. Волк выпустил из пасти загривок животного.

– Спасибо, мой хороший! – сказала Мила со слезами на глазах. – Ты мой самый верный друг.

Волк постоял ещё минутку и скрылся за ближайшим кустом. И тут запоздало забрехал Шарик, поднимая спящих в селе собак. Мила занесла верещащий ужин в дом.

Прошла неделя. Мила, в отсутствии хозяйки, сама солила помидоры, варила сливовое повидло, ухаживала за огородом. По ночам ходила с красным волком на охоту. Однако с каждым днём состояние её ухудшалось: слабость и тошнота не проходили. Она приписывала это необычному течению беременности и с опаской смотрела в будущее. Мила понимала, что носит плод, которому, возможно, требуется алийская кровь или что-то другое. Это мог определить врач, но особый врач, алийский. Она решила, что попросит помощи лишь в крайнем случае. У кого просить, пока не знала. Если заявление Игоря Бахметьева через СМИ означало расторжение договорённостей о её продаже Сомерсетам, то просить помощи целесообразно только у него, официального мужа, обручальное кольцо которого ровно светилось на пальце. Или всё наоборот, – это заявление предваряет инсценировку её смерти от рук похитителей, и договор купли-продажи остаётся в силе. Значит, Сомерсеты хотят легализовать её под именем Милли Лазар.

«Как я устала от их политических интриг», – вздыхала Мила, прикидывая и так и этак возможные последствия для себя.

Но следующим вечером сомнения разрешились. В тот день сын Мари Ивановны позвонил медсестре Клавдии Васильевне, сказал, что мать выписали из больницы, но она неделю ещё поживёт в его семье. Медсестра передала Миле это послание. Известие Милу обрадовало. Беременной женщине хватало забот с огородом и домом, а ухаживать за больным пожилым человеком в её состоянии было делом нелёгким. Вечером по федеральному телеканалу после программы новостей Мила увидела интервью мужа, в котором он обратился к «похитителям жены». Он сказал, что готов пойти на любые условия, лишь бы отпустили «женщину с серьёзным заболеванием крови», так как «Ирме нужно лечение и квалифицированная врачебная помощь». Она поняла, что телевизионное обращение адресовано ей. Видимо, по свечению камня в обручальном кольце Игорь определил, что у жены плохое самочувствие, и просил дать о себе знать.

«Выходит, не ошиблась, когда давала своё согласие на брак с тобой? На тебя в любой ситуации можно положиться? Но почему так легко меня уступил Сомерсетам? Не захотел быть «рогатым мужем»? По какой причине решил помочь? Голый алийский расчёт? Власть любой ценой, пусть даже через неродного ребёнка? Дорогой, тебя ждёт большое разочарование. Ребёнка отдам отцу, оставшись твоей женой. Как говорили Хранители: «Нужно сохранять паритет сил». Мне будет очень больно, но иначе, ни мне, ни малышу не выжить. Не дадут», – рассуждала Мила, собираясь на охоту. Сдаваться на милость победителю она пока не собиралась, решив протянуть ещё недельку, а потом открыть портал и уйти в свою квартиру.

«Начнём всё с начала. С того самого места, где появился впервые. Что мне скажешь в этот раз? Как себя поведёшь? Быстро ли найдёшь? Лишь бы мне хватило сил открыть портал».

Обдумывая своё дальнейшее будущее, она была очень рассеянна на охоте и пропустила миг броска на кабаргу. Животное, меняя направление бега под разными углами, ускакало в чащу кедрача. Волк подошёл к львице и недовольно засвистел. Львица, извиняясь, тихо рыкнула и поплелась голодная домой. Рядом с селом он нагнал её с полумёртвым козлёнком в зубах.

«Ну, вот, – недовольно подумала она. – Только мне не хватало проблем с хозяевами домашнего козлёнка».

Она схватила животное в пасть и побежала подальше в лес. Волк трусил рядом. Вскоре львица остановилась, быстро разорвала горло не подающему признаки жизни козлёнку и немного выпила крови, отдав тушку волку. Обретя человеческий облик и возвращаясь в село, Мила уловила неприятный запах горелого, но подумала, что селяне делали пожоги сухой ботвы на огородах. Собираясь спать, глянула в окно и опешила. Неподалеку горел чей-то дом. Пламя быстро охватывало сухую древесину. Мила выбежала на улицу, не зная, что предпринять. В ограде горящего дома рвалась с цепи, лаяла и скулила собака, поднимая гомон по селу. Хлопали двери и калитки, кричали, выбегая, полуодетые люди. Подошла встревоженная соседка:

– Ну, сволочи, Горбушкины! Подожгли-таки Лариску. Всё Макаровна. Она не раз грозилась невестку сжечь.

– Что за дикость в сердцах у людей? – покачала головой Мила и пошла в дом. Она ничем не могла помочь погорелице. Там и без неё сбежалась половина села. Но поднявшись на высокое крыльцо, никак не могла отвести глаз от полыхающего огромным костром дома. И вдруг будто услышала в своём сознании мольбу о помощи. От ужаса происходящей трагедии по коже поползли мурашки – Лариса была в горящем доме. Она может сгореть заживо, как однажды сгорели два ни в чём не повинных человека, обречённых глупостью Милочки Лазаренко на смерть. Лариса, как и она, боролась за своего ребёнка против жестокости и безразличия общества. В эти страшные мгновения женщина вдруг поняла, что никогда не сможет отдать ребёнка Вазару. И ещё – она обязана спасти Ларису, обязана помочь, чтобы исправить ошибку своей юности.

Мила вошла в дом, схватила полотенце, намочив в ведре с водой. Обмотала им голову. Затем вылила на себя остатки воды и, собрав волю в кулак, направила от сердца по руке в перстень. Вылетев из солнечного сплетения, энергетический жгут начал разворачиваться сотней лепестков, открывая портал.

Выйдя из портала, Мила попала в задымлённое помещение. В глазах появилась резь, в горле запершило. Она прикрыла краем полотенца рот. Щурясь и постоянно моргая от набегающих слёз, громко позвала:

– Лариса! Где вы? Отзовитесь!

Откуда-то снизу раздалось:

– Я… – а дальше непрерывный кашель.

Мила наклонилась, пошарила руками и поняла, что стоит рядом с кроватью, и из-под которой слышался кашель бедной женщины. Мила опустилась на четвереньки, стала шарить под кроватью. Наконец рука уткнулась в бок погорелице.

– Держитесь за мою руку, – с трудом выдавила Мила из себя. Сознание мутилось, лёгкие горели, горло разрывали позывы кашля.

Лариса ухватилась за протянутую руку, и ведьма волоком вытянула её из-под кровати. Потом, почти теряя сознание, подняла женщину на ноги, и вместе с ней, кашляя и задыхаясь, двинулась к окну. Окно ещё не охватили языки пламени, но сверху трещал, горящий потолок. Хорошо, что на улице стояло лето, а на Миле были джинсы – сильным ударом ноги она сломала одинарную раму. Посыпались стекла. В следующую минуту, хлебнув глоток свежего воздуха, она несколькими ударами ноги вышибла остатки рамы и оставшиеся торчащие осколки стекла. Собрав последние силы, подтащила обмякшее тело женщины к окну и попробовала перевалить через подоконник, но сделать это уже не смогла. Она вместе с Ларисой перегнулась через подоконник и тяжело дышала, набираясь сил для броска. С улицы к окну подбежал мужчина.

– Давай помогу! – крикнул он и стал вытягивать Ларису за плечи на улицу. Быстро занялось пламя на перегородках и постели, из-за того что в комнату попал свежий воздух. Мужчина, вытянув, положил Ларису на землю и кинулся помогать Миле. Он её уже почти вытащил из окна, когда раздался сильный треск. На ноги ведьмы, ещё находящиеся в горящем доме, обрушился потолок.

Она почувствовала сильную боль в правой ноге. Миле казалось, что обе ступни будто поместили в расплавленный металл – это от жара спекались кроссовки. Наконец её вытащили и положили на землю рядом с Ларисой. Милу вновь окатили водой из ведра. Люди бегали, гомонили вокруг лежащих на земле женщин, никто не знал, что нужно делать. Вскоре появилась медсестра с медицинским сундучком, достала ножницы и стала срезать прожженную ткань с ног пострадавшей. Мила глухо стонала, но терпела. Когда медсестра принялась за спёкшиеся в комок кроссовки, Мила от боли потеряла сознание.

Она не слышала: как её и Ларису занесли в дом к Марии Ивановне, как медсестра ругалась с растерянным Горбушкиным, которого селяне силой приволокли в дом, как искали документы и в сумке нашли паспорт на имя Людмилы Лазаренко, который она прихватила на всякий случай из своей квартиры.

 

***

 

Гортон сидел в кабинете, составляя последнее поручение для секретаря, и вскоре собирался ложиться спать, когда заметил, что камень на обручальном кольце еле светится. Страх и паника охватили герцога. Он поднял на ноги всех, кто чем-то мог помочь в поисках жены и кто не мог. Целых два жутких часа ожидания он носился по дому как разъярённый носорог с налитыми кровью глазами и торчащими клыками, сметая всё и всех на своём пути. Уже был сломан кальян, разлетелись в щепки два стула семнадцатого века, на полу валялись черепки и земля от подвернувшейся под руку пальмы, горничную Анну врач увез зашивать порез от бокала, брошенного в неё взбешённым хозяином, когда Арош де Тюредор сообщил, что Ирма найдена. Она находится в Хакасии. Полтора часа назад в республиканский МЧС звонил депутат из района и просил прислать вертолёт. В их селе произошёл пожар. Пострадали две женщины. Обе находятся без сознания, обгорев и надышавшись угарным газом. Одну из женщин зовут Людмила Георгиевна Лазаренко.

– Она, – тихо вымолвил герцог. Три долгих минуты он стоял, переваривая информацию с надеждой обретения любимой и страхом потери. Затем в нём загорелась жажда деятельности. Он говорил быстро и отрывисто, прекрасно понимая, что Арош уже успел дать нужные указания соответствующим службам:

– Самолёт?

– Заправлен. Лётная бригада готова. Ждут Вас, – отрапортовал секретарь.

– За сколько долетим?

– За три часа двадцать минут.

– Слишком долго!

– Вертолёт за ними отправлен сорок минут назад. В республиканскую больницу женщин доставят через полтора-два часа, – ответил секретарь.

– Кто у нас в Абакане? – спросил герцог.

– Сапир из рода Тремеров, крупный бизнесмен. Я его уже поднял на ноги. У Сапира есть свой врач.

– Хорошо. Обеспечь бесперебойную связь с Хакасией и вертолётом. Пусть Сапир послужат своей кровью короне.

– Я его уже предупредил и сказал, чтобы держал всё под неусыпным контролем.

– Что Лазаренко беременна сказал?

– Да. Они знают, что ей можно колоть только обезболивающие и давать алийскую кровь.

– Ладно, мы сейчас выезжаем.

– Боги милосердны, Ваша Светлость.

– Надеюсь…

Герцог вылетел в Хакасию с большой командой. В её состав входили: врач, три медсестры из клиники, Роталл с шестью охранниками, четыре кормилицы.

 

***

 

Мила открыла глаза и огляделась.

«Боже, опять больница».

К ней склонилась молодая женщина в зелёных брючках и такой же кофточке:

– Пожалуйста, возьмите это в рот.

«Какое знакомое лицо! – удивилась Мила. – Только что его видела во сне – и вот оно наяву. Я брежу или сон продолжается?»

Медсестра, держа тонкую прозрачную трубочку в резиновой перчатке, нервно поглядывала то на пациентку, то куда-то вбок. Мила нерешительно открыла рот и зажала трубку между губами. Через несколько мгновений увидела, что по трубке потекло что-то тёмно-красное. Рот наполнился сладковато-солоноватой жидкостью, и она поняла – кормят алийской кровью. Внутри ещё ворочался страх – не сошла ли она с ума, ведь реальность и сон смешались. Наконец, память решила помочь мятущимуся разуму и явила картинку пожара. Всё сразу стало понятно – она надышалась угарным газом, поэтому и галлюцинации.

Мила проследила взглядом, куда тянется трубочка, и увидела в полутора метрах от её кровати незнакомого алиуса. Он сидел за небольшим стеклянным столиком, на котором лежала его рука. У алиуса были тёмные, тщательно уложенные волосы, линзы под карие глаза и небольшая аккуратная бородка, переходящая в бакенбарды. Он, поймав её взгляд, открыл в улыбке белоснежный ряд крепких зубов и спросил:

– Как себя чувствуете?

Не дождавшись от пострадавшей ответа, подбодрил:

– Скоро станет легче. Начнётся регенерация тканей.

Мила зажала трубку в углу рта и спросила:

– Вы кто?

– А вы? – вопросом на вопрос ответил незнакомец. – Кто вы для герцога?

«Какой любопытный!» – подумала Мила с неприязнью. Ей вдруг показалось, что Гортон прилетел и где-то тут стоит. Она оглядела палату, но Гортона нигде не оказалось. Алиус понял, кого она ищет, успокоил:

– Он скоро прилетит.

Женщина закрыла глаза и открыла вновь, показывая, что поняла. Раз Гортон не сообщил, кем она ему приходится, то и она не станет говорить. Алиус отвёл взгляд и уставился на свою руку. Вскоре медсестра вынула из его вены иглу, и донора с бородкой сменил светловолосый молодой алиус. Медсестра в системе переливания крови заменила иглу, и кровь вновь потекла Миле в рот. Она попробовала пошевелить ногами, так как стала переживать, что их не чувствует. Левая нога чуть согнулась в колене, а правая была очень тяжёлой.

«В гипсе, что ли?» – подумала Мила, а «любопытный» бородатый донор в белом халате, наброшенном на широкие плечи, присел на край функциональной кровати. Он осторожно взял правую ладонь Милы и стал удивлённо разглядывать алийское обручальное кольцо.

– Странно, – задумчиво произнёс он. – Вы не являетесь алийкой. Я чувствую. Но вы и не человек. Кто ваш муж?

Мила опять передвинула трубочку в угол рта и ответила:

– Спросите у Гортона.

Он внимательно вгляделся в глаза женщины. Она поняла, что высший алиус старается сканировать её разум, и только усмехнулась.

– Ха! – воскликнул он, видимо, радуясь своей догадке. – Вы – герцогиня Ирма Берг Остнорская?

Ей ничего не оставалось, как подтвердить его догадку, закрыв на миг глаза. Мужчина легонько ударил себя по лбу рукой.

– Ну, как я раньше-то не догадался? Стал бы герцог меня поднимать среди ночи и сам лететь сюда со свитой из-за кого-то другого. Боль чувствуете?

Мила отрицательно покачала головой. Она перевела взгляд к стеклянному столику, краем глаза заметив там толчею. У столика второй алиус освобождал место для третьего донора. К кровати подошёл мужчина в белом халате и белой шапочке.

– Шеф, пациентке нельзя много говорить, – сказал врач.

– Хорошо, Владимир Николаевич, – ответил «любопытный» алиус и легонько сжал ладонь пострадавшей. – Поправляйтесь, герцогиня. Поеду встречать вашего мужа. Он через полчасика будет здесь.

У неё засосало под ложечкой от волнения.

«Как Гортон ко мне отнесётся? Что скажет? Я обессилена и в полной его власти. Можно ли ему доверять?»

В данный момент женщина была в таком состоянии, что от любого косого взгляда или недоброго слова могла разрыдаться. Выпив пятьсот граммов алийской крови, она опьянела. Герцогиня закрыла глаза, так как комната начала перед глазами качаться. Она решила немного отдохнуть и набраться сил, чтобы бесстрашно встретить взгляд мужа. Мила не привыкла открывать душу и показывать свою слабость даже среди близких людей, не говоря уже о чужом, лживом, жестоком и коварном обществе алиев.

Но открыла она глаза, когда на уши стало давить от гула, переходящего в пронзительный свист. Оказалось, что она находится в самолёте, который идёт на посадку. Только женщина открыла глаза, её рукой кто-то завладел. Герцогиня скосила глаза в бок и встретилась с обеспокоенным взглядом Гортона. Он поцеловал её ладонь и произнёс:

– Маленькая, скоро будем дома. Поспи ещё. Набирайся сил для очередных милых каверз.

– Я не хотела, – тихо ответила она.

– Я так и понял, малыш, – растянув губы в едва заметной грустной улыбке, вымолвил герцог.

– Игорь, мне нельзя домой, там меня убьют.

– Кто?

– Хранители. Они меня доставали в Москве и в Англии.

– Помоги их разгромить. Ты же можешь это сделать, Ирма!

– Ради малыша я готова плюнуть на их «паритет сил».

– Вот и ладушки! Как наберёшься сил, так мы их атакуем.

 

***

 

– Увы, магистр. Сбежала наша ведьма, – сообщил Нофферех, довольный, что провалился план Небмаата. Значит, не только он делает оплошности, но и магистр оказался наивным ребёнком против хитрой и коварной ведьмы.

– Хетепет, была у неё горничной. Она сообщила, что ведьма пропала ночью и прихватила с собой «ключ».

– Прекрасно! – заявил довольный Небмаат. – Молодец, послушная девочка. Деваться-то ей некуда, беременной. Скоро объявится.

Но прошло три дня – известий от ведьмы не поступало. На четвёртый день по центральным СМИ прошло сообщение о похищении жены у бизнесмена Бахметьева. А ещё через пару дней Нофферех принёс неприятную новость: Гортон официально заявил, что его беременную жену похитили люди из ордена «Хранителей ключей», и известие нашло поддержку и подтверждение в кабинете королевы Акаши. Нофферех также сообщил, что некоторые алии, даже монстры из блока Саббат, не хотят теперь с ними контактировать. Магистр грязно выругался и сказал:

– Этот прохвост из любой ситуации способен извлечь выгоду. Случится что-то с ведьмой – скажет, что мы её убили. Хотя может сам её прикончить, лишь бы прослыть борцом за непоколебимость устоев королевства и неизменность традиций. И станем мы для алиев кровными врагами. Ты же знаешь их пунктик насчёт беременных и малолетних детей. А вернётся ведьма к нему – будет перед всеми козырять, что прикрутил хвост террористической организации Хранителей. Он-де, сильная рука и мудрая голова, способен решать трудные задачи не в пример либеральному слюнтяю Вазару.

Ещё через несколько дней, после обращения Гортона через СМИ к мифическим похитителям, Небмаат дал мастеру Ноффереху задание:

– Ведьма скоро вернётся к Гортону – ей нужна кровь алиуса для нормального развития плода. А нам следует разрушить план Гортона, ослабить его позицию. Ведьму нужно убрать руками иных, и сделаем мы вот что. Подошли кого-нибудь к принцессе Галле. Пусть ей разъяснят, что будущий ребёнок ведьмы – ламиак, очень сильный маг. Враг алийского мира, и враг её сына Альмента. Пройдя порталом в далёкое прошлое, мы нашли пророчество, высеченное на камне, что ламиак, взойдя на престол королевства, погубит его. Она должна понять – не быть никогда Альменту принцем, а ей – королевой. Это первое. Второе – принцу Крови через доверенных лиц сообщи, ведьма-де к нему была подослана нами. Якобы с нами заключила договор, пообещав выкрасть перстень и передать нам. Любит она только Гортона, а с Вазаром была исключительно для выполнения задания. Нужно принцу внушить, что она и Гортон задумали хитрую аферу, обведя его вокруг пальца как младенца.

 

***

 

Через неделю у Ирмы не осталось ни шрамов от ожогов, ни боли в ноге от перелома. Когда на четвёртый день начали регенерироваться ткани мышц и кожи, ноги чесались так, что ломило зубы. Гортон отвлекал и успокаивал, как мог. Он не напоминал о побеге, не корил за измену и беременность, но его молчание в Ирме вызывало напряженность. Муж, боясь навредить беременной женщине, восстанавливающейся после перенесённых травм, не пытался навязать своих супружеских претензий. Она, расценивая это по-своему, стремилась к одиночеству, отвечала односложно, не пыталась ни в доме, ни в укладе жизни что-то менять, послушно выполняла все предписания врача. Но муж за её внешней послушностью чувствовал глухую отчуждённость, поэтому был предупредителен, подчёркнуто вежлив, но немногословен и холоден. Однако за бесстрастной маской скрывались и горечь от измены, и злая ревность, и тоска по прежней импульсивной смелой девушке, и грусть, что в их отношениях пропала лёгкая интрига. Герцог старался скрыть настоящую, а не показную любовь, полагая, что неясное, трепетное, глубоко спрятанное чувство отвергнут. Он спал в кабинете, она – в спальне.

Как-то Ирма не могла заснуть, но очень старалась, боясь, что придёт муж, станет успокаивать, но говорить будет высокомерным тоном дежурные фразы, мол, «прошлое пора оставить позади» и «всё хорошо», хотя оба знали – ничего хорошего в их отношениях нет. Она встала и, не желая его тревожить, пошла на цыпочках в библиотеку за книгой. Дверь кабинета оказалась приоткрытой, и Ирма увидела, что алиус кормиться.

«Как же они похожи!» – печально подумала женщина.

О Вазаре-Теймуре она старалась не думать, спрятав любовь и обиду глубоко в душе, отстраняясь от боли, ненужной и вредной для ребёнка. А ведь она его ждала, боялась и ждала каждый день, не желая признаться себе в этом. На любой скрип калитки, лай Шарика, громкие голоса за оградой сердце мячиком подскакивало в груди, колотилось как безумное, разливая жар по всему телу. Он, сильный, умный, решительный мужчина, жёстко правящий миром, должен был понять, найти и прижать её к своей груди, разрешить все проблемы.

«Не искал, хотя для этого у него были все возможности. Обида и оскоблённая гордость? Или сын всё рассказал, и он решил: так будет лучше. Что ж… он прав. Но как же больно! Тем, к кому тянулась безрассудно и безоглядно, оказалась не нужна. Впрочем, чему тут удивляться? Теймуру я и раньше без дара не была нужна. Саша – вот кто любил меня по-настоящему. А я? Даже не знаю, запуталась. Вся жизнь – ложь…»

Сидя с кормилицей на диване, алиус вдруг почувствовал внутри себя сильнейшую тоску и горечь. Он быстро зализал ранки на шее кормилицы и, сказав ей: «Подожди здесь», вышел.

В спальне он увидел такую картину: на ковре сидела жена и глядела на огонь в камине, рядом лежала закрытая книга, плечи женщины вздрагивали.

– Что случилось, мадам? – спросил муж. Ирме в голосе мужа послышалось недовольство. Они теперь друг к другу обращались на «вы», эту границу сразу обозначил Гортон, как только вернулись домой, показывая изменщице место в его жизни, как поняла Ирма.

– Нет, ничего, не беспокойтесь, герцог. Так… женские причуды, – торопливо ответила герцогиня, смахивая слёзы рукой.

– Грустите по Альменту?

– С чего вы взяли? – удивлённо обернулась она.

– Он – отец ребёнка. Вы давно знакомы, какие-то отношения.

– Какие отношения? У меня с Альментом ничего не было. Этот ребёнок от Вазара.

– Погодите, погодите… А как же фотографии, его слова? Подстава братца? Да?! – он схватил её за плечи и поставил на ноги развернув лицом к себе. Она с вызовом глянула в сверкающие гневом волчьи глаза:

– Да. Меня украли с лесной полянки. Я от вас не убегала, но этот факт ничего не меняет. – Ирма отвернулась, передёрнула плечами, освобождаясь из его рук, и пошла к кровати. – Я хочу спать.

– Нет, не хочешь! – ухватив её за руку, воскликнул герцог. – Сколько можно играть в молчанку? Я тебя не продавал, пойми! Лишь согласился на предложенную сделку, чтобы выиграть время. Хотел на церемонии снятия кольца уговорить тебя вернуться. Супругам даётся час для примирения, который проводят наедине.

– Не уговорил – убил бы? – грустно улыбнувшись, спросила она.

– Если бы это произошло в первые три дня после побега – убил, – подтвердил герцог. – А через два с половиной месяца надеялся, что смогу уговорить. Смог бы?

– Смог, – ответила она. Они стояли, пристально глядя друг другу в глаза.

– Вот видишь! Я правильно рассчитал и верил в нас. Идём-ка со мной, – он потянул Ирму за руку.

– Куда? – она начала упираться.

– Герцогиня, вы моя жена, и обязаны повиноваться, – безапелляционным тоном заявил Гортон Вентру Остнорский. Она поплелась за ним, чувствуя, что лихорадит, надеясь, что в голове алиуса не созрел какой-нибудь коварный план. Он завёл Ирму в кабинет, сел рядом с кормилицей, усадив жену к себе на колени. Быстро прокусив кожу на шее кормилицы, сказал:

– Пей! – и наклонил голову Ирмы к кровоточащим ранкам. Она стала сопротивляться, выворачиваясь из стальной хватки мужа, но напрасно. Алиус крепко прижал женщину к себе, удерживая одной рукой за талию, другой – за голову, не желая потакать глупым предубеждениям. Как тычут слепого котёнка в блюдце с молоком, так он тыкал жену в вытекающую из ранок кровь:

– Ну чего ты, как ребёнок? Пей! Я хочу, чтобы ты и малыш были здоровы. Не выкручивайся! Хочешь, чтобы стал деспотом, – стану, Ирма. Прошу тебя, пей!

И она сдалась. Пока женщина делала три больших глотка, муж гладил её бёдра и ласково убеждал:

– Хорошо. Умница. Так и будем питаться. Тебе свежая кровь нужна. Пойми! Физиология, её не переделать.

Зализав ранки на шее кормилицы, он её отпустил:

– Иди спать, Марина.

Девушка разочарованно глянула на хозяина и, вздохнув, вышла, а алиус встал и понёс жену в спальню. На пороге спросил:

– Не прогонишь?

– Не прогоню, – устало ответила она.

– Не бойся, маленькая. Я буду нежен и осторожен, – успокоил герцог, глядя в глаза любимой женщине.

Он положил её на кровать и замер, боясь что-то сделать не так, испугать доверие, навредить беременной женщине, которая в данный момент была девственницей, – вот же парадокс! Он не хотел её боли и агрессивности. Герцог медлил, лихорадочно соображая, как правильно поступить. И в то же время Гортон любовался ею, чудной девочкой, согласившейся стать женой именно ему. Вазар с Альментом ничего не выиграли из хитро спланированного похищения, пусть умоются. В данный момент он хотел доказать: она ошибалась, не веря в его любовь. Это непонятное, щемящее чувство исподволь возникло на фундаменте прагматичности и расчёта. Парадокс, да и только. Кто бы мог предположить, что в нём, трёхсотлетнем властном алиусе, появятся чувства, не заимствованные от кормилиц, а собственные; что будет страдать и мучиться, то ревнуя, готовый убить её за предательство, то испытывая страх за её жизнь, то впадая в тоскливое ожидание; что будет видеть сны о ней, манить к себе, соблазнять и ласкать. Разве не парадокс? Размеренная и распланированная жизнь грозного властителя восточных и северных земель, холодного, коварного интригана вдруг изменилась, стала парадоксальной с появлением маленькой милой бунтарки.

«Моей ведьмочки! – думал герцог, разглядывая покрасневшие от слёз глаза, нахмуренные бровки, вопрошающий взгляд. – Она ещё совсем молоденькая, а перебаламутила всё королевство. А какую бурю чувств я испытал за эти месяцы? Но не жалею. Нет. К дьяволу и всем чертям мнение, что отрицательные эмоции вредны! Лишь полная гамма делает жизнь настоящей».

Теперь он это понял.

А что же Ирма? В её душе затихала горящая костром боль. На месте огня остывающим пеплом рассыпалась невесомая грусть. Та, что легко смывается слезами, дарящими облегчение и открывающими дорогу новой жизни, новой тихой радости. На губах Ирмы несмелым цветком распустилась улыбка, немного смущённая, ободряющая мужа.

Она боролась за будущее малыша и теперь поняла, что избрала правильный путь. Путь, что привёл домой, где встретил властный, но заботливый взгляд, а сильные руки подняли и прижали к груди. Малышу нужно расти в спокойной обстановке, чтобы родители любили его и уважали друг друга, чтобы никто не мог вмешаться, интригами поколебать мир в семье. Она верила: грозный алиус сумеет защитить её и ребёнка от происков и врагов, и собственных родственников. В истории с её куплей-продажей Гортон оказался порядочнее всех.

«Разве этого мало? – уговаривала она себя. – В мужчинах всегда ценила силу, решительность, мудрость и доброту… так что мне ещё нужно? Чего желать?» – И с удивлением вдруг поняла, что ей повезло дважды. Дважды судьба её одаривала выиграшным фантом: Александром и Гордоном. Таким же был её отец, и именно таких мужчин она выбирала себе в мужья.Был и третий мужчина, простивший ей даже своё убийство, но, защищая от недругов, он не мог защитить от собственного сына.

Герцогиня ощутила неожиданный укол страха, видя, что властный, решительный алиус растерян, что-то обдумывая, медлит.

«Неужели грозный герцог не знает, что делать… или не может переступить через себя, настолько ему стала противна?» – тревожно подумала Ирма и протянула к нему руки. Гортон присел на кровать, нежно поцеловал руки жены, наклонился. Его губы, обдавая горячим дыханием и вызывая миллионы мурашек, тихо шепнули ей на ушко:

– С возвращеньем, маленькая!

У неё отлегло от сердца, и, прикрыв глаза, Ирма кончиками пальцев нежно очертила лицо мужа. На ласку мужчина тут же отозвался, заключив в объятия любимую женщину, покрывая поцелуями её волосы, лицо, шею. От волнения губы Ирмы пересохли, и она машинально их облизнула, отчего в глазах алиуса полыхнули зелёные огоньки, но он, пока не предпринимая активных действий, отстранился и, опираясь руками о кровать, навис над женой, напряжённо глядя в лицо. Почувствовав взгляд, Ирма открыла глаза.

– Ты веришь в мою любовь? – спросил мужчина, словно вглядываясь, в самую сердцевину её души. Ирма поняла, что Гортону сейчас очень важно услышать положительный ответ.

– Да, верю, – горячим шёпотом подтвердила она и, говоря это, не кривила душой.

Он никогда не требовал признаний, не ждал проявлений любви, предлагая свою, может быть, странную, вначале – пугающую и непривычную любовь. Ирме очень в это хотелось верить. Герцогиня была готова её принять и предложить в ответ нежность, доброту и уважение. Увы, ничего другого она дать не могла… в данный момент. А что будет завтра, через месяц или год? Любовь такая птица, что порой вьёт гнездо даже там, где её совсем не ждут.

Им обоим хотелось сближения, теплоты и понимания, и эта ночь могла стать краеугольным камнем их семейной жизни. Гортон надеялся, что она затмит сладость ночей, проведённых Ирмой с принцем Крови. Герцог не расспрашивал, почему жена сбежала из замка брата, что за тайна её и Вазара сокрыта в прошлом.

«Она обязательно расскажет. А сейчас не нужно на девочку давить. Главное – хрупкое доверие, что появилось между нами», – решил он.

А герцогиня не собиралась что-либо ещё рассказывать о прошлом. Осложнять себе жизнь, раскрывая чужие тайны и собственные чувства к другим мужчинам, может лишь глупая, недальновидная болтушка. «Правильные» мысли юности об искренности между мужчиной и женщиной, мужем и женой Ирму заставил пересмотреть жизненный опыт.

Пару минут они смотрели друг на друга выжидая. Ирма – полагаясь на мудрость алиуса, прожившего три человеческие жизни, а Гортон – вглядываясь в лицо жены и ловя её ощущения.Наконец муж улыбнулся и выпустил на свободу свою страсть. Он жарко и глубоко целовал её рот, раздевая, оставлял жгучие, страстные отметины по всему телу: поцелуй, легкое прикусывание кожи, а потом зализывание горячим трепетным языком. От этого тело Ирмы словно воспламенилось снаружи и внутри. Желание, которое появлялось у беременной женщины уже не первый день, и которое она всячески сдерживала, вдруг прорвалось неистовым потоком под его умелыми руками и губами.

– Ну, что же ты медлишь? – дрожа как в лихорадке, простонала Ирма.

– Первая сладость для тебя, моя прелесть, – прошептал Гортон, прочертив обжигающую дорожку из поцелуев от груди к животу. Что он вытворял губами, зубами и языком! Её будто опускали в бурлящий огненной лавой кратер вулкана. И это было лишь началом.

Когда Гортон почувствовал, что тело любимой стало абсолютно безвольным, словно из него вынули все кости, лёг рядом, притянул Ирму к себе, поцеловал влажный от пота висок и сказал охрипшим и срывающимся от частого дыхания голосом:

– Это лишь часть того… что могу дать тебе… маленькая… Когда родишь… узнаешь всю глубину… мой любви и страсти.

Ирма, наполненная до краёв усталостью и негой, удивлённая, что зверь даже не пытался вырваться наружу, услышала эти слова на границе сна и бодрствования, но успела подумать со сладким ужасом:

«Боже, что же ждёт меня впереди?»

 

17

 

Через месяц, приехав на обед, Гортон сказал:

– Вазар хочет с тобой поговорить.

– Зачем? – встревожилась герцогиня.

– Он поставил мне ультиматум. Первое – видеться раз в месяц с матерью ребёнка и контролировать, правильно ли она заботится о будущем наследнике. Второе – участвовать в воспитании наследника. Взамен он не станет официально его признавать, но отпишет земли, какие посчитает нужными. По закону он имеет на это право.

– А откажем?

– Будет добиваться через Верховный Суд. Это бросит на тебя тень.

– Ты дал согласие?

– Пока нет. Поговори с ним, а потом решим.

Но Ирма поняла, что Гортон уже принял решение, иначе Верховный Суд лишил бы его возможности стать отцом ламиаку со всеми вытекающими последствиями.

– А вдруг очередная афёра? – спросила она, надеясь, что он передумает.

– Вы встретитесь в нашем доме. Я буду в соседней комнате, – успокоил герцог.

– Ладно, – чувствуя в душе возрастающую тревогу, согласилась Ирма. Она ещё там, в селе, решила, что не станет Гортону открывать тайну брата, вернее, не совсем брата. Она Теймура любила и не хотела предавать, в каком бы теле он ни находился. Странная это была любовь, похожая на болезненную привязанность; страсть и потребность в нём перемешались со слезами, болью, ненавистью и виной за убийство. Своими чувствами она не хотела ни с кем делиться, даже с Вазаром. Герцогиня боялась, что Вазар догадается о её чувствах по лицу, глазам, голосу, ведь он – эмпат, знает её как облупленную, поэтому всячески старалась отдалить встречу.

Через час приехал Вазар. Он поднялся на третий этаж в бывшую комнату кормилиц. Теперь комната служила местом для переговоров. Там не было ничего лишнего; стоял стол и два кресла, стены украшали картины авангардистов, пол устилал мохнатый белый ковёр. Гортон вошёл в соседнюю комнату, проводив жену к брату, а двух охранников оставив в коридоре.

Почтительно поздоровавшись с монархом и склонив голову, как и подобает подданной, Ирма спросила:

– Чем могу служить, принц? Что привело Вас в наши края?

Принц Крови, любезно предложив ей соседнее кресло, ответил:

– Хотел узнать, как Вы себя чувствуете, герцогиня? Как к Вам относится Гортон?

– Хорошо относится. Он меня любит.

– А я не любил? Или Вы лгали о своей любви, а приходили лишь за «ключом»? – глядя мимо женщины, спросил Вазар, нахмурив красивое царственное чело.

– Давайте уточним, Ваше Высочество. Я не приходила – Вы меня украли. Не любила бы, не стала бы заводить общего ребёнка, – бесстрашно глядя в лицо грозному монарху, ответила она.

– Почему сбежала? – загремел его голос, выдавая закипающий гнев в повелителе, решившем отбросить условности этикета.

– Сложный вопрос, – поёжившись, ответила Ирма и замолчала, обдумывая, что ещё сказать, как объяснить, чтоб не пытался вновь выкрасть.

«Как он не понимает? – думала она. – Любить можно и на расстоянии. Достаточно знать, что любимый жив-здоров, дела идут нормально, и быть счастливой… И душа на месте».

– Мне на родине комфортней. Есть романтика, и есть реалии жизни – Вы, как ни кто другой, должны это понимать, – сказала она хмурому принцу Крови первое, что пришло на ум.

– Зачем украла перстень? – допытывался разгневанный принц.

– Хотела открыть портал, скрыться от всех вас.

– Как, вообще, смогла его открыть?

– У меня есть могущественный союзник, но это не имеет значения. Забирайте! – она сняла перстень с руки и отдала алиусу. Он надел его на палец, сжал руку в кулак, что-то прошептал, видимо, слова заклинания, но ничего не произошло.

– Подделка? Отвечай! – почти прорычал алиус, встав и подойдя вплотную к креслу, в котором сидела Ирма. О да! Она вновь увидела во всей красе ярость и властность принца Крови. Перед ней возвышался не влюблённый мужчина, когда-то уговаривающий её точить об него коготки и плакаться в жилетку, а безжалостный повелитель подлунного мира. Ирме стало не по себе от его гневного взгляда и клыков, вылезших из-под верхней губы.

– Нет. Это Ваш перстень, – как можно спокойнее ответила она, почтительно склонив голову.

– Кто произвёл обряд переориентации? Кто этот Хранитель… или пророчица? – допытывался Вазар, нависнув на ней мрачной громадой.

– Нет, не они, – вставая и смело глядя разгневанному монарху в глаза, проговорила Ирма.

– Кто же? Имя! – буравя её пристальным взглядом, настаивал он. – Имя, герцогиня!

– Если оно Вам что-то скажет? Пожалуйста! Йалдабаоф.

– Что? – у Вазара от удивления широко раскрылись глаза. – Сам Демиург?! Кто ты?

– Человек… женщина, – растерялась Ирма.

– Ты не человек, – оглядывая её с ног до головы, будто увидел впервые, констатировал Вазар.

– She is a sly witch. Doyounotsee, YourHighness?* – раздался позади них женский певучий голос. Ирма и Вазар оглянулись. Окно, возле которого стояла черноволосая красавица, ещё хранило размытость очертаний.

– Whyyouarehere, Galla?** – недовольно пророкотал Вазар.

– For this,*** – ответила алийка и, вытащив из-за спины руку с большим пистолетом, произвела несколько выстрелов в ведьму. Последним выстрелом она хотела застрелить своего мужа, но промахнулась, схваченная вбежавшими охранниками. Ирма схватилась за живот – почти все пули попали туда. Вазар, зажав одной рукой своё простреленное плечо, подхватил падающую женщину.

– Детка, детка! – растерянно твердил он.

– Say goodbye to your Hummingbird,**** – сказала Галла, улыбаясь, и добавила:

– And the illegitimate child.*****

ВбежалГортон. Первым делом он выхватил у охранника пистолет из кобуры и выпустил весь магазин в жену брата. Потом повернулся к Ирме, от боли скорчившейся на руках Вазара.

– Сейчас вызову врача…

– Поздно, – прошептала она.

– Нет, не поздно! – взревел Вазар, и уже не обращая внимания на своё плечо и Гортона, протянувшего к нему руки, чтобы забрать жену, понёс Ирму из комнаты к лестнице.

– Отпусти меня, Теймур, – тихо попросила она. – Наш ребёнок погиб. Мне незачем жить. Отпусти… Забирай перстень… уходи пока…

У Ирмы на губах появилась кровавая пена, и она стала задыхаться.

– Мне не нужен перстень! Мне нужна ты! Ты!!! – взмолился мужчина.

– Надень его… мне… я вер… – еле слышно проговорила она – и замолчала на полуслове.

– Понял, – кивнул он, но увидев, что женщина перестала дышать, торопливо стёр кровь с её лица и легонько встряхнул.

– Милочка, детка!

Потом опомнившись, стянул с руки перстень и торопливо надел на палец герцогине, вопрошая:

– Слышишь? Слышишь меня?!

Её рука с перстнем безвольно упала, а он всё тряс тело, не желая смириться с потерей.

– Детка, слышишь меня?! Я буду искать и ждать! Всегда! Верь мне!

_____________________________________________________________

* Она – хитрая ведьма. Разве вы не видите, Выше Высочество?

** Почему вы здесь, Галла?

*** За этим.

**** Скажите до свидания вашей Колибри.

***** И внебрачному ребёнку.

––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

 

***

 

Тимур проснулся сентябрьским дождливым утром. Настроение – подавленное. Во сне Милочка его настойчиво просила отпустить, отпустить навсегда. После аварии прошло четыре месяца. Четыре месяца, как она лежит в коме. Четыре месяца, как он оплачивает её содержание в больнице, надеясь на чудо, которое ему не обещают врачи. Из той майской аварии он выбрался. Выбрался со сломанными рёбрами, раздробленной левой рукой и с сильным сотрясением мозга, а она, его Мышка, – нет. Выписавшись из больницы и сдав экзамены, он забрал документы из местного университета и улетел домой, в Москву. Не мог дольше оставаться в губернском городке, напоминающем ему об умирающей любви. Да-да, – любви, или болезненной привязанности через вину, как считал его отец. Она вошла в его сны и прочно поселилась там, но и днём он иногда слышал, как окликают её голосом. Недавно он услышал песню группы «Ночь». В ней были такие слова:

«Ты в моей голове. Ты там сходишь с ума.

Ты рисуешь свободу, сама как тюрьма.

Ты с желанием жить и надеждой в груди

Есть во всех моих мыслях, на каждом пути».

Да, Милочка была для Тимура именно такой, и четыре прошедших месяца вобрали в себя свет надежды и тьму отчаяния. Но этой ночью она настойчиво попросила:

– Отпусти меня, Тимур!

Он не мог отпустить её из своих мыслей, из памяти и из сердца, и не потому что не хотел, – никак не получалось; но мог вместе с Еленой Николаевной, её матерью, дать согласие на отключение системы жизнеобеспечения. Елена Николаевна уже дважды звонила и просила «не мучить доченьку» – дать согласие на отключение. Она вполне могла бы дать распоряжение сама, ведь она – мать, а он – приятель дочери, любимый, виновный в её смерти. Тимуру не хотелось произносить слово «смерть» даже мысленно – тянущая тоска и холод поселялись в сердце от него. Забава, игра в ухаживание за скромницей вдруг вылилась в страдание и боль, в тоску по наивной, нежной девчонке. Кто бы раньше ему сказал, что так будет – не поверил бы, поднял на смех, вот только от проблемы не спрятаться. Даже уходя в загул и напиваясь в стельку, он помнил о ней, своей Мышке, думал, как бы она отнеслась к тому или иному его поступку.

Он умылся и быстро оделся. В борсетку положил паспорт, сигареты и банковскую карту. Из спальни вышла мать.

– Ты куда так рано, сынок?

– В аэропорт. Надеюсь, будут билеты на сегодняшний рейс.

– Всё-таки решился.

– Она ночью попросила.

Мать с тревогой взглянула на сына.

– Правильно. Нечего девочку так долго держать между жизнью и смертью. Душе нужно вновь возрождаться, Тимур. Что ж поделаешь, раз так случилось. На своём веку ещё встретишь хорошую девушку. Женишься, детишек заведёте.

– Я её буду ждать, – глухо произнес Тимур, спускаясь по лестнице в прихожую.

– У тебя паранойя, сын! – возмутился отец, появляясь на площадке второго этажа, и глядя вниз на сына, одевающего куртку. – Билет мог бы заказать по телефону. Вылет только в шесть часов вечера.

– У меня ещё есть некоторые дела, – ответил Теймур, открывая входную дверь.

Он прилетел в десять часов утра на следующий день и из аэропорта сразу позвонил Елене Николаевне на работу. Та ответила, что отпросится у начальства и приедет в больницу через час. Часа ему вполне хватало, чтобы доехать до микрорайона, в котором находилась больница, и успеть попрощаться с любимой. Тимур «поймал частника» и через тридцать пять минут был у дверей приёмного покоя. Идя по коридору к её боксу, он представлял себе любимую, какой помнил до аварии, – сердитой и обиженной его подарком. У него от волнения подрагивали руки, страшно хотелось курить.

Девушка, лежащая на кровати, закрытая простынёю до подбородка, казалась маленькой и худой, с заострившимися чертами лица и пергаментной кожей. Под глазами темнели большие круги.

Он взял холодную пухленькую бледную ладошку и прижал к своей щеке.

– Здравствуй, Мышка! – прошептал Тимур, целуя её ручку. – Вот я и прилетел. Сделаю, что просишь… и с перстнем тоже. Помни, малыш! Я не откажусь от тебя никогда. Буду искать и ждать… всегда… Верь мне!

Он погладил её свалявшиеся светлые волосы, поцеловал в холодный лоб и посиневшие губки. Сзади скрипнула дверь – вошла Елена Николаевна. Он встал с колен, снял с пальца перстень и передал Елене Николаевне:

– Возьмите. Она просила положить его рядом со своей фотографией.

– Откуда ты знаешь? – удивилась женщина.

– Сегодня ночью Милочка мне сказала.

Перстень передал Тимуру дед Джамлат, которому во время Отечественной войны отдал умирающий солдат. Джамлат даже имени его не успел спросить. Перстень Милочке очень понравился, она говорила, что видит, как поверхность серебристого металла играет золотистыми искорками. Что за металл был впаян в золотой перстень, Тимур не знал, но последнюю просьбу умирающей девушки безоговорочно решил выполнить. Он залез в борсетку и отдал Елене Николаевне толстую пачку денег:

– На похороны и памятник из мрамора. Я буду приезжать на могилу каждый год, но сейчас остаться, простите, не могу. Хочу помнить её живой.

В бокс вошёл лечащий врач с бумагами. Тимур поставил свою подпись в указанных местах и вышел из палаты.

Позвонив в такси «Вояж», заказал машину в аэропорт.

В ожидании рейса на Хабаровск, позвонил Сашке Поспелову.

– Привет!

– Привет! – ответил Поспелов. – Ты откуда?

– Из аэропорта звоню. Через пятьдесят минут вылет на Хабаровск.

– Приезжал проведать.

– Нет, Спелый. Проститься.

– А чего ко мне не зашёл?

– Извини, брат. Не то настроение, чтобы языком чесать. Я что звоню. Помоги Елене Николаевне с похоронами, памятником, ну и прочим. Деньги я оставил.

– Какой разговор? Само собой!

– Приеду на годовщину. Съездим не могилку, помянем. Вот тогда и поболтаем… Будет легче. Пока, брат! Звони.

– Пока.

Тимур закрыл телефон и двинулся к накопителю – дикторша объявила посадку на рейс.

 

Эпилог

 

Моя бушующая ярость,

Мой ослеплённый властелин,

Кострами мести мне досталась

От неоплаченных причин.

Ты, расплавляя мою бренность,

Съедаешь жадно мир любви,

Порабощая сокровенность,

Поёшь и пляшешь на крови.

Палач, мой демон и отрава,

Свирепый зверь лесной глуши,

Вручаешь меч не ради славы,

А для погибели души.

 

Она сидела на берегу озера. Поверхность воды играла, будто шёлк стального цвета набросили на клубок расползающихся змей. По небу быстро проплывали рыже-фиолетовые облака, гонимые суховеем. Жухлая трава торчала повсюду засохшими колкими стебельками. Таким же сухим, жарким, от боли и тоски, было её сердце. Она распрощалась со всеми привязанностями, что держали на Земле, и со всеми нереализованными мечтами, но боль почему-то не отступала. Он подошёл бесшумно, как призрак, но женщина почувствовала, что он рядом, и тихо спросила, почти простонала:

– Почему ты не помог? Я так надеялась! На одного тебя!

Её окутала теплота и мягкость пуха тёмных крыльев. Женщина стала гневно вырываться:

– Не хочу! Слышишь! Не хочу слов утешения!

– Мой ангел, – его голос звучал мягко. – Я не стану тебя утешать. Я лишь хочу объяснить и приласкать мятущуюся душу.

– Ах, оставь! – отрезала она. – Что тебе до моих страданий?

– Ты несправедлива, солнышко! Не я стремился убить твоего сына, а… ты.

– Я?! Как ты можешь такое говорить?! – её возмущению не было предела. – Я его любила, берегла, ждала!

– Ты, как всегда, торопишься с выводами. Послушай меня. – Тёмный ангел сел рядом, взял её за руку, погладил, поцеловал пальчики и спросил:

– Помнишь охотника?

Она хотела вырвать свою ладонь из его сильных рук, но замерла, услышав последнюю фразу.

– Да, – с её губ чуть слышно слетел ответ.

– Он случайно походил на Теймура? Как думаешь? – его голос, ласкающий слух, прозвучал совсем рядом, казалось, прямо в голове.

– Хочешь сказать… это был мой сын?!

Женщине на миг показалось, что это произнесла не она. Кто-то шепнул ей их, а она только озвучила.

«Как же так? Почему сын хотел меня убить?»

– Да, дорогая. Он, – подтвердил тёмный ангел, поглаживая её плечи.

– Но почему сын был очень похож на Теймура, а не Вазара?

– Ты забываешь, что большая часть личности Вазара являлась Теймуром. Кстати, окружающий мир, что ты увидела, стал бы последствием экспериментов твоего сына.

– Как могло случиться, что сын решился убить меня, свою мать? – она сокрушённо покачала белокурой головкой, не до конца веря услышанному.

– Ты оказалась бы последней преградой на его пути к абсолютной власти. Лишь ты могла его сдержать, дать полную свободу действиям или уничтожить. Ты ужаснулась, спряталась, не захотела воспринимать открывшийся сценарий будущего как возможную реальность, и ветвь будущих событий засохла. Пойми, любовь моя! Ты желаешь, а я претворяю твои мысли и желания в реальность.

– Что-что? Ты мои желания осуществляешь? Не ослышалась? – она оглянулась, ошеломлённо уставившись на тёмного ангела, лицо которого под капюшоном поминутно меняло черты.

– Именно, – он погладил её волосы и нежно поцеловал в висок. – Я – Демиург. Я облекаю в материю твои мысли, мечты, идеи, желания и противоречия. Ты чего-то очень хочешь, а потом начинаешь сомневаться и колебаться. И вот результат: мечта не воплощается в жизнь или искажается, принося страдания и разочарования.

Она отвернулась, опустила голову и тихо проговорила:

– Я глупа, знаю. Почему мне не подскажешь, не поможешь? Ты постоянно твердишь о любви. Где же она, твоя любовь?

– Ты опять несправедлива. Когда просила, всегда приходил на помощь. Но ты упорно ненавидела себя и постоянно думала о смерти, поэтому не смогла выйти из комы.

Его голос ласкал слух, завораживал, убеждал, и это настораживало.

– Ты хитришь! – она постаралась отодвинуться от Демиурга. – Морочишь меня! Это ты наградил меня животной сущностью. Это ты навевал мне сны о ведьме Матильде. Даже не знаю, кто я? Откуда пришла?

– Это долгая история.

– Так расскажи. В безвременье мне делать нечего. Некуда стремиться и нечего желать.

Он тихо засмеялся. В воздухе закружились маленькие вихри, поднимая с земли пыль и сухую траву. Облака унеслись прочь. Озеро забурлило кипящим котлом. Демиург придвинулся и плотнее запахнул крылья вокруг поникшей женщины.

– Тебе всегда есть к чему стремиться и что желать, – ласково молвил он. – Ну, хорошо. Если хочешь провести тысячу и одну ночь, слушая мои истории о тебе – начну вот с этой. Жила-была на свете женщина. Будучи молодой девушкой, почти девочкой, она запоем читала книги о странствиях, фантастических приключениях, красивой и преданной любви. И она мечтала о таких странствиях, таких приключениях и такой любви. Но, надо сказать, наша дама не слыла красавицей. Разумеется, она не выглядела отталкивающе безобразной, но мужчины редко обращали на неё внимание. Хоть и есть две поговорки: «нет некрасивых женщин, есть мало водки» и «нет недоступных красавиц, есть мало денег», но дама такой суррогат в отношениях не признавала. Ей очень хотелось, чтобы заметили, выделили, оценили. Однако у неё была «правильная» мама. Она воспитывала дочь в строгих правилах «общепризнанной морали». И дожила наша дама до сорока лет, но не сумела завести: ни мужа, ни детей, ни даже воскресного любовника. Да и как могла завестись подобная живность, когда мать, будто хлорофосом, травила на корню все её устремления наставлениями и вразумлениями, подкрепляя их действие трагическими примерами из жизни соседей и знакомых. Наша дама втайне мечтала о счастье, большом и светлом, не понимая, что счастье – когда тебе все завидуют, а нагадить не могут.

– Что у тебя за шутки? – возмутилась женщина.

– Извини, солнышко! Меня на протяжении тысячелетий считали врагом человечества, вот и привык к чёрному юмору, – парировал тёмный ангел. – Ну, так я продолжаю… Время шло своим чередом. Жизнь проходила сериями чужой мыльной оперы перед глазами. Настал момент, когда осталась она одна. Ей бы предпринять хоть какие-то шаги для воплощения мечты в реальность, пока совсем не состарилась. Но наша героиня продолжала мечтать, привыкнув к этому необременительному занятию. Когда-то, ещё в детстве, она прочитала книжку про ведьму Матильду. Умела та ведьма, превращаясь в зверя, уничтожать своих врагов. Когда с женщиной случались неприятности, она представляла себя такой ведьмой и львицей – могущественной, справедливой, деятельной. В остальное время дама ждала прекрасного принца, который неожиданно «заглянет на огонёк». А на огонёк обычно слетается всякая мелкая гнусь. Услышал страстный ментальный зов неудовлетворённой души один бездомный демон или маг, или гипнотизёр-неформал – на твой вкус, дорогая! Впрочем, он не был бездомным. Жил в воздушном замке, продуваемом ветрами, но хотел тепла и уюта, ибо уставал, бродя целый день по мирам. Действовал наш маг неспешно. Сначала он проверял на женщине свои способности. Позвонит иногда у входной двери – и ждёт. Она откроет, посмотрит туда-сюда – никого. Женщина удивится и закроет дверь. Так он вошёл в её квартиру и остался там жить невидимкой. Вскоре хозяйка начала замечать странности. То часть денег пропадёт из кошелька, то в ванне обнаружится чужое полотенце, то исчезнет из кастрюли половина супу. Стала она советоваться со знакомыми, дескать, появился в моей квартире призрак или домовой. Что делать? Как поступить? Понял маг – добром не кончится, но покидать облюбованное место не хотелось – прижился там. Когда шёл на зов – думал найти распускающийся бутон или хотя бы увядающий цветок, а встретил засыхающий плод. Маг слыл рафинированным эстетом и опасным экспериментатором. Решение проблемы видел в освобождении жилплощади от хозяйки, но провернул дельце с дьявольской выдумкой. Разочаровала хозяйка его, видишь ли, не оправдала надежд. Замутил он, как ныне говорят, одну темку. Ночью проник магическими манипуляциями в её тонкое тело и снял копию.

– Как это, снял? – недоуменно поинтересовалась женщина, округлив и без того большие глаза цвета читой лазури.

– Как снимаешь чулочек с ноги, моя прелесть – улыбнулся Демиург. – Наполнил демон копию своей энергетикой, кровью и мыслеобразами нашей мечтательницы. Получился из копии голем – ведьма Матильда. Отправил демон гулять голема по мирам, и однажды…

Из глаз Демиурга ударили два снопа света, и она увидела страшную голографическую картинку. Картинка являлась выхваченным кусочком реальности.

В помещении, освещённом четырьмя факелами, полыхал огнь в зеве печи. В центре комнаты стоял массивный стол, на котором лежала привязанная цепями женщина. Её одежда была изодрана в лохмотья. На теле виднелись кровавые порезы. Пол камеры возле пыточного стола был присыпан соломой. На низком прокопченном потолке и плохо отёсанных стенах плясали дымные тени. У печи стоял гигант и нагревал в огне металлический прут. Двое священников, сидящих у стены на лавке, под нос бормотали молитвы и поминутно крестились. Палач вынул расколённый прут из огня и шагнул к столу. Привязанная женщина с трудом оторвала взгляд от страшного орудия пытки и крикнула:

– Дай мне силу, Пахад! Крепок дух, но слабо тело! Ты и я – мы одной крови!

Когда палач, осклабившись в рыжие усы, занёс прут над жертвой, ведьма изо всех сил дунула, и неожиданно в помещении закружился настоящий вихрь. С раскалённого стержня полетели искры. Взметнувшаяся с пола солома вспыхнула, разлетаясь десятками язычков пламени и обжигая руки и лица мучителей. Задымились мантии священников, запылали чётки в их руках, вскрикнул и окривел гигант от попавшей в глаз искры. А огонь всё сильнее разгорался, окружая стол плотным кольцом.

Ведьма дико захохотала, выкрикивая проклятия и подвывая:

– Проклинаю вас, мучители! До седьмого колена! И тебя, подлый Хепруамин! Ты разлучил меня с душой. Не будет тебе покоя, пока жив хоть один из твоего рода! Я вернусь, приду-у-у!

Запылали лохмотья несчастной. Задымилась дубовая крышка стола. Вдруг с телом женщины стали происходить жуткие метаморфозы. Шея увеличивалась в объёме, челюсти вытягивались вперёд, обрастая рыжей шерстью. Тело ведьмы, напрягая мускулы, извивалось, стараясь порвать цепи. Палач и священники в страхе отступили к дверям. Загорелись чёрные длинные пряди волос женщины-монстра с головой львицы, треща и рассыпаясь искрами. Она металась и яростно рычала в пляске огненных языков.

Вдруг картинка исчезла, а глаза Демиурга вновь почернели.

– Ужасно! Зачем показал? – спросила встревоженная женщина.

– Чтобы поняла, что произошло с Матильдой, для чего она вернулась.

– А что стало с мечтательницей и магом? И причём здесь я?

– Дух Матильды, пройдя сквозь огненную купель, воплотился в маленькой девочке Ирме. Мечтательницу маг довёл до психиатрической лечебницы, а маг за свои деяния наказан тем, что ищет и ждёт её всегда, влюбляется, хочет соединиться, но это невозможно, проклятие не позволяет.

– Подожди, подожди. Женщина в психиатрической лечебнице, в тело которой попала, была… А маг…

– Мой ангел! – Демиург поцеловал её в макушку. – Всегда знал, что ты – умница. А я стараюсь воплотить в реальность твои желания, даже если это – месть. Ты ею насладилась?

– Месть? Издеваешься? Как можно насладиться местью, погибнув? – сердито заявила она, оттолкнув тёмного ангела и собираясь встать. Гнев, подобно упавшей тени, изменил её облик. Потемнели глаза, волосы и даже насупленные брови, а пухлые губы исказила презрительная усмешка. Он удержал её за локоток:

– Вот и твой голосок прорезался. Я уж думал, ты стала праведницей, Матильда. Больно и трудно жить с душой, правда? Полюби себя такой, какая есть, какой стала.

– И что? – воскликнула она капризно.

– Многое изменится. Пройдёт ожесточение, борьба с собой. Хотя мне твоё сражение с ветряными мельницами по вкусу. Готовься для новых битв – топор наточи, верёвку смажь мылом, на ступеньку брось шкурку от банана.

– Ты – дьявол, Йалдабаоф, и шутки у тебя – дьявольские! – обиделась красавица. – Я всегда готова, но эту мямля ко мне больше не подпускай!

– Уже и пошутить нельзя, – притянув её к себе и зарывшись лицом в тёмные локоны, ответил Демиург. – По сравнению с вашей нетерпимостью друг к другу, девочки, я просто ангел воплоти. Ты же мечтала о душе, а теперь негодуешь.

– Увы, фокус не удался, – криво усмехнувшись, ответила она и отстранилась, задумалась. Её локоны вновь стали светлеть, покрываясь золотым налётом, с лица исчезло недовольство, глаза засияли чистой голубизной. Женщина сказала:

– Не мог Тимур такое сотворить. И я не поняла, откуда взялась легенда о ведьме Матильде.

– И ты не хочешь признать себя единым целым с ней? Что мне делать с вами, девочки? Жаль, жаль. Что ж… скажу одно – от голема и взялась.

– Как – от голема? – удивилась она. Женщине хотелось вновь заглянуть в лицо Йалдабаофу, посмотреть: не шутит ли он? не морочит ли? Но мелькающие черты лица раздражали глаза, и она, глядя в воду, напомнила:

– Ты сказал, что сначала была книга, а потом голем, сотворенный из мыслеформ.

– В разных мирах время течёт по-разному. Невозможно определить, что бывает вначале – курица или яйцо. А Тимур действительно такой гнусности не делал. Это совершил Хепруамин. Он решил отвести проклятие от своего рода, заключив его в перстень. Так посоветовала старая колдунья, когда считала с него информацию о проклятии. И он жил, меняя тела, и его род становился многочисленным. Отличная страховка, правда? Джамлат взял кольцо, не зная, что в нём заключено проклятие рода, передал его внуку. Но ошибка исправлена. В этом и заключалась твоя основная миссия.

– Вот оно что? – горькая усмешка скривила губы женщине. – Выходит, я должна была умереть.

– Не должна. У каждого есть выбор. Ты его сделала. Однако всё намного сложнее, чем тебе кажется. Подлая шутка мага исправлена через воссоединение. Это привело к сильному энергетическому возмущению. Твои действия притянули и уничтожили проклятие. Энергетический всплеск уравновесился. И то и другое привело к изменениям во многих мирах. В каком-то мире Тимур избавился от проклятия, и теперь может найти себе девушку, жениться, завести детей. Пусть не сразу, но его душа примет потерю, смирится с ней. В другом мире Матильда, раз уж ты её от себя отделяешь, отомстила Хепруамину, лишив бессмертия, а расчётливый, холодный и жестокий Гортон понял, что существует любовь, и это его чуточку очеловечило. В третьем – начались изменения в жизни мирового сообщеста. Существа, что прятались в тени, вынуждены были выйти на свет. Твой выбор и даже смерть оказались ненапрасными, – пояснило божественное существо, перебирая золотистые локоны женщины.

Её лицо осветилось, будто яркий луч света озарил его, глаза приобрели золотой оттенок, черты стали более утончёнными и выразительными, а локоны заискрились пламенея, но чтобы он не заметил перемен (уж очень ей нравилась игра в пятки, а он делал вид, что не может найти), женщина опустила голову и спросила:

– Скажи, ты её любил?

Рука тёмного ангела замерла.

– Кого?

– Голема, созданного тобой?

Черты лица под капюшоном стали сменяться ещё быстрее.

– Почему ты решила, что это я?

Она лучезарно улыбнулась:

– А кто же ещё? Лишь извращённое сознание падшего ангела могло создать существо, дарящее смерть и муки за любовь и наслаждение.

Его черты перестали меняться. Божественно красивое лицо засветилось ярче, но он молчал, сдерживая лукавую улыбку. И тогда она вновь спросила:

– Так ты её любил?

Он нежно привлёк женщину к себе и тихо вымолвил:

– Да. И сейчас люблю.

– Неужели ревность подвигла тебя на такое? Или зависть?

Он запустил руку в пламя её кудрей.

– Ошибаешься, моя птичка. Я Ему никогда не завидовал. Просто однажды понял, что неизменность и совершенство – скучный тупик. Мир не должен быть подобен Раю. Движение от созидания до разрушения. Бесконечное количество циклов с различными формами и содержанием. В этом единственный смысл игры, а всё остальное – лишь эпизоды. И хочу сказать: ты, Лилишт, уже давно не голем. Мы с тобой части одного целого, а всё, что происходит между нами, – игра под названием «Жизнь во Вселенной».

– То есть смысл игры – сама игра?

– Да. И мы отлично с ней справляемся, не так ли?

– Нет, не так, – сказала она возмущённо, и яркое свечение разноцветной радугой окутало окрестности озера. – Ты три раза смошенничал, вмешавшись в игру, а говорил, что я мухлюю.

– А разве нет? Кто сделал три подсказки своей фишке? Не ты? А кто нашептал парню идею с перстнем? То же не ты? Ай-я-яй, Лилишт! В чужом глазу соринку увидела, а в своём бревно не заметила.

– Ой, ты меня ещё стыдить будешь? Сам-то всё время заигрываешь с моими фишками.

– Хорошо, не буду. Честное слово. Если перестанешь сбегать. В них частицы тебя, но тебе этого мало. Ты не хочешь ими играть. Ты желаешь ими быть.

Она усмехнулась:

«Честное слово и он – понятия почти противоположные», – но ему ответила:

– Так я чувствую себя живой.

– За это и люблю тебя, моя ненаглядная Лилишт! Ты заставляешь и меня чувствовать себя живым.

Он наклонился и чмокнул её в носик, а потом пододвинул к ней хрустальную доску:

– Раз с перстнем намухлевала, и он не на руке твоей девочки, то надеешься отыграться. Правильно я понимаю?

Она согластно кивнула, и огненные пряди волос взметнулись языками пламени.

– Так и быть, Лилишт, но с условием…

– Ты не будешь вмешиваться, – перебила огненная богиня тёмного ангела.

– И ты тоже, – предупредил он. – Жду нового увлекательного сценария. Триллер, экшен, комедия. Выбирай!

.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/