Удивительно подолгу - не по-кошачьи... как человек! – могла смотреть в глаза эта кошка и даже муж иногда говорил:
- Может, глазами кошек за нами наблюдают из других миров?
Как только утром выходила я на кухню, она сразу же прилипала ко мне.
- Ну что, спутник, вышла на орбиту? – шутила, а она уже весь день не отходила.
Кстати, как-то узнала из передачи: сиамские кошки не переносят одиночества и очень привязываются к хозяину.
Светло-бежевая, лапки, хвост, ушки, головка – цвета темного шоколада, грудка белая, а глаза голубые-голубые!
Красоткой была наша Зуза. А шустра! Мало того, что играя, разбила две моих вазочки, но того и гляди могла и еще что-то разгрохать при своих стремительных прыжках, ибо маршрут выбрала такой: с полированного стола – на музыкальный центр и-и… на книжный шкаф! Каждый раз, замечая ее изготовку к прыжку, душа замирала: сейчас мой музыкальный центр!.. Но под Новый год на угол этого книжного шкафа повесили мы пушистую сосновую ветку с шишками, - думали: уж через неё-то не махнет! Но куда там! Только приноравливалась дольше обычного, а потом рывок... взлёт!
А воровка была!.. Несусветная. Как-то принесла я сосисок, положила на стол, отошла переодеться, а она тут же стащила их и уже почти слопала одну. Но нравилось ей хрустеть и кормом «Кити-кэт», и если б давать вволю, то, наверное, по полкило в день схрустывала б!
- Зуза, ну какая ж ты бездуховная! – ворчала иногда, - только жрать бы тебе да жрать, и непременно то, что подороже.
И как-то купила килек, - ведь кошки любят рыбу, - но она даже не попробовла!
- А, между прочим, - стала выговариватьа ей, - французы называют кильки анчоусами, подают в ресторанах и…
Нет, даже не дослушала, повернулась, вышла.
И мойву – тоже есть не стала, а вот сёмгу… Так ведь сёмга нам не по карману.
Как-то моя молодая соседка полька за пять рублей («Почти даром!») купила на базаре сиамского котенка.
- Зуза буду звать, - сказала с милым польским акцентом.
И Зуза резвилась у нее месяца два, а потом Бланка стала все чаще ронять:
- Раздражае меня этот котёнок…
Конечно: бегает, прыгает, лезет все выше и выше… а потом и вовсе как-то бросила: выброшу, мол, её.
- Бланка, ну как можно выбросить такого красивого зверька? - всполошилась я. – Да и вообще: нельзя выбрасывать того, кого приручили, помнишь, что писал французский писатель Сент Экзюпери?
Да помнит, помнит она, но… Но эта противная Зуза всюду «лезе, прыгае», а в их красивой ванной прямо на пол написала… Короче: «раздражае» она её и всё!
Вот и пришлось тогда унести Зузу к себе.
Когда впервые взяли её на дачу, так в домике сразу же нырнула в кладовку и до вечера там просидела. Но ко времени нашего отъезда всё же я вытащила ее оттуда, вынесла на лужайку, - хоть на травке посиди! - а она по-пластунски, на полусогнутых лапах быстренько-быстренько скрылась за углом. Искали её, звали, но безуспешно. Догадалась: нырнула в вентиляционное отверстие, под пол, и звала, звала с полчаса, но…
Ну, что ж, пусть остается там до следующего приезда.
Но сердце-то волновалось всю ночь! - одна, мол, там, моя Зуза… в холодном подполье, голодная! И утром: с троллейбуса - на автобус, с автобуса - по тропинке, через лесок, - побежала за ней. Подошла к домику, заглянула в то отверстие, позвала. Тихо. Не отзывается Зуза! Ну, всё, пропала моя кошка… Но потом все ж засверкали два ее синих глаза! Вызвала, занесла в домик, насыпала в мисочку её любимых хрусток, устроила теплое гнездышко…
И, прожив там с неделю, привыкала и блаженно валялась в траве, лазила по яблонькам…
Хорошо ей там было!
Когда садились завтракать, то всегда вспрыгивала на наш высокий холодильник, я ставила перед ней блюдечко с подогретым молоком, а она лапой начинала его вымакивать.
- Зуза, ну что ты выдумываешь? – улыбалась. – Все кошки лакают, а ты…
А она, даже не взглянув на меня, все так же: лапку – в молоко, оближет, опять в молоко...
Когда приходила домой, всегда встречала у порога.
Стоило мне вечером присесть в свой уголок дивана, как тут же устраивалась на коленях, начинала мурлыкать, а иногда, протягивая свои красивые лапки к моему подбородку, всё смотрела и смотрела в глаза.
Да, удивительно подолгу - не по-кошачьи… как человек! – могла смотреть в глаза эта кошка.
Конечно, не раз и доставала меня, - уж слишком была энергична! Будила рано, играя, сдвигала половики, вспрыгивая всё выше и выше, излохматила когтями обшивку стульев, оставляя на них и на ковре светло-бежевую шерсть, ободрала обои на всех углах и даже над холодильником, и оклеивать углы заново было уже бесполезно, потому что она бы опять…
А потом пришла её пора, - она замурлыкала, валяясь по полу. Муж заворчал: надо, мол, ее выпустить на улицу, а я сопротивлялась: ну, как можно?.. ведь убежит, пропадёт, не вернётся! Тогда дочка посоветовала: надо ее стерилизовать, но я… Ведь так жалко было оскоплять нашу красавицу! А потом, когда всё же решилась и договорилась с ветеринаром, то Зуза, в назначенный к операции день, опять замурлыкала, а оперировать в такие дни нельзя и снова, урча, валялась и валялась по ковру. Муж ворчал:
- Томится кошка… Ну как можно жить в клетке, затворницей! Выпусти ты её во двор, пусть проживёт хотя и опасную, но свободную и полную приключений жизнь.
- Да пойми ты, кошки – домашнее животные, и им хорошо при людях…
Ничего не ответил, а через день…
Проснулась, а Зузы, обычно ожидалающей моего пробуждения под дверью, и нет.
- А где Зуза? – вошла к Платону.
- Выпустил я твою Зузу, - буркнул, не отрываясь от книги, - смотреть на неё было тошно. Пусть живёт вольной жизнью.
И сердце мое оборвалось.
Да нет, понимаю, тоскливо ей было у нас с единственным развлечением - мотаться под ногами.
Да нет, понимаю, там, на улице нарожает она котят и «проживёт хотя и опасную, но свободную и полную приключений жизнь», но…
- Но как же теперь, моя Зуза?.. как бомж?.. - захлюпала, всплакнув.
Потом оделась и пошла искать ее в соседних дворах. Часа два ходила, тихо звала, шарила глазами под кустами, возле подвалов…
Нет, не нашла моей Зузы!
И к вечеру аж заболела, да так, что слегла.
«Это кошачьи боги меня наказали», - всё думалось.
А, может, так оно и было?
В квартире стало тихо, пусто. И половики на месте, и вазочки целы, и на холодильник никто не вспрыгивает, на книжные шкафы…
Ходила и на другой день, на третий…
- Слушай, Платон, а, может, я вовсе не там её ищу? – засомневалась, наконец. - Может, ты куда-то далеко её занес? Поклянись…
Нет, не поклялся, но сказал: да, не в наш, мол, двор выпустил, а в соседний, где беспризорные кошки в подвалах живут и которых женщины подкармливают.
И снова ходила и в соседний двор, и в другие, через дорогу, звала, спрашивала у мальчишек: не видели ль, мол, такую красивую сиамскую кошку? Нет, ребята не видели, а на мой зов выходили другие кошки… и тоже красивые, но не Зуза.
Утешала себя: взял ее кто-нибудь к себе, ведь такая красавица!
Но взял ли?
А, может, забилась моя Зуза в какой-либо подвал и там…
А, может, попала под машину и…
А, может, собаки растерзали…
А, может, может, может…
Прошло уже больше двух месяцев, как нет у нас синеокой красавицы Зузы.
И что-то хрупкое, но такое нужное покинуло меня!.. растаяло, ушло вместе с ней.
Но пытаюсь, пытаюсь возвратить это «что-то», - пойду искать её и сегодня, и завтра…
И, заглядывая в амбразуры подвалов, буду звать: Зуза, Зуза, Зуза!
Дорогой читатель, приглашаю на свой сайт, где кроме публикаций, много и моих фотографий http://galinasafonova-pirus.ru/fotografii1
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/